Между двух огней [Ande] (fb2) читать онлайн

Ande Между двух огней

Глава 1

Снилось, что меня опять забирают в армию. Более тоскливых снов у меня не было. Стылая безнадега и вязкое бессилие заставляли материться изощренно и с фантазией. И будто бы, какой-то голос говорил – ну ты даешь! Чего ты так нервничаешь? Все навыки у тебя уже есть, все два года ты будешь служить дедом. Не служба, а сказка! А я дергался, зависнув в тугом пространстве, и орал что на…уй мне это все не всралось. Что последнее, о чем я вспоминаю в жизни, это статус деда в гребаной бригаде, гребаного прикрытия, гребаной советской армии, гребаного несуществующего государства. Больше мне предложить нечего, вроде бы раздражался голос. Не выделывайся, а бери что дают. А я отвечал, что попав в бригаду первое, что сделаю, поломаю старшину и вскрою ружкомнату. Возьму ствол и исполню замполита. И еще с десяточек говнюков из офицерского состава. А потом и сам застрелюсь, из замполитовского макарыча. Потому что дважды отбывать наказание за то, что родился в СССР, не согласен. Родился в СССР? кажется, оживился голос. Ну хорошо, твой родственник тоже подойдет, он не из СССР. Слышал про внезапную смерть? Это с тобой и случилось. Остановка дыхания во сне. Но круг – не завершен. Это в следующем круге ты будешь котом. А в этом побудь еще человеком. Раз не хочешь в себя, то будешь твоим двоюродным дедом. Живи.

Глава 2

Я открыл глаза. И снова их закрыл. Невыносимо закружилась голова. В мозгу начал всплывать информация о почти незнакомом человеке. Кольцов Иван Никитович. Студент Санкт-Петербургского Императорского Политехнического Института. Прапорщик военного времени в армии Брусилова. Потом у Деникина. У Врангеля. Из Крыма ушел с флотом. В Бизерте нанялся в охрану караванов. Почти десять лет слонялся по Африке. Как не берегся, подхватил дизентерию. Больше года приходил в себя. Оказался в испанской Сеуте. На остатки средств перебрался во Францию. Там даже удалось натурализоваться за взятку, счастливо избежав Нансеновского паспорта.

Снова открыл глаза. Вообще-то я – Кольцов. Но Павел Андреевич. Когда вышел фильм, все очень веселились. Полный тезка Адъютанта Его Превосходительства. Пятьдесят семь лет. Топ менеджер московского холдинга. Разведен, состоятелен, удачлив. Только, кажется, помер. В своей постели, в большой московской квартире на Ходынском поле. Вот и думай теперь про сон, что не сон.

Про Ивана, своего брата, дед не особо рассказывал. Когда мне было лет пять, бабушке принесли письмо. Для кубанского села письмо из США – мега-событие. Что там было написано, я толком не понял. Помню только цветные фото. Похожий на деда мужик в костюме и галстуке. Он же, с нарядной блондинкой, и двумя толстыми мальчиками. Тоже в костюмах и галстуках. На фоне дома и какой-то красивой машины. Бабушка объяснила, что это брат деда со своей семьей. Живет в Америке. Я слушал это в пол уха. Потому что на столе, рядом с конвертом и фото, лежало огромное яблоко. Размером с небольшой арбуз. Я такого не видел ни до, ни после. Я спросил бабушку: – «Это он нам из Америки прислал?». Бабушка засмеялась, и сказала, что это тетя Валя, соседка, нам подарила… Брат деда, если я о нем вспоминал, так и ассоциировался у меня всю жизнь с огромным яблоком.

Итак, что мы имеем? Во сне со мной случилась какая-то хрень. Я не в своей постели, не в своей спальне. Судя по всему, не в своем теле. Руки… руки – ноги шевелятся. Руки ничего такие. Мускулистые, с гладкой кожей и длинными пальцами. Не хуже, чем мои. Сел на койке. На мне трусы ниже колен, и офицерское нижнее белье вместо майки. Судя по всему, я в мансардной комнате. Метров двенадцать. В углу умывальник с зеркалом, столик. В стене, наклонной на сорок пять градусов – окно без стекол, закрытое ставнями. Встал, и распахнул ставни. В глаза ударило солнце. Вдали виднелась Эйфелева башня. Ну вот. Я в Париже.

Подошел к умывальнику, из крана потекла холодная вода. Плеснул в лицо, посмотрел в зеркало. Похож на себя. И на деда. Только с усами. На столике лежат сигареты. Галуаз. Могло быть хуже.

Я неведомым способом, из двадцать первого века, оказался в теле своего двоюродного деда Ивана. В городе Париже, Парижского района, Парижской области. В комнате, которую он снимает на шестом этаже, в доме на рю Ордан. Неплохое место, ващет. Рядом пляс Пигаль, Монмартр и бульвар Клиши. Мне сейчас тридцать шесть. На дворе одна тысяча девятьсот тридцать четвертый год. Пятое февраля.

Я не люблю рефлексировать. Хотя вру. Под хорошую закуску, пропустив рюмочку, очень приятно погрустить о несбывшемся, или упущенном. Но в неясной ситуации предпочитаю шевелиться и двигаться.

Вопреки этому уселся опять на кровать, и принялся упорядочивать всплывающее в голове знание. С удивлением осознал, что Иван Кольцов – это тот человек, которым я бы и хотел быть.

После Белого Исхода из Крыма, несколько лет был проводником в Африке у скучающих богачей, приехавших поохотиться. Не чужд авантюризма. По крайней мере, не стеснялся заниматься контрабандой алмазов, бросая вызов могущественному Де Бирс. Сказочных богатств не снискал. Но когда подхватил дизентерию, в Анголе, год жил не работая. Пока приходил в себя, услышал о том, что Де Бирс внесло некоего Кольцова в списки личных врагов. И при встрече в джунглях не намерено миндальничать. Первым же пароходом, идущим в сторону Европы, покинул негостеприимные места.

Отсидевшись в Сеуте, перебрался в Марсель. Где примкнул к лихой международной команде контрабандистов, прикидывающихся рыбаками. Намеревался заработать и уехать в США. И все шло к тому. Пока однажды ночью шхуну не блокировали катера полиции и таможни. На борту было сто ящиков с оружием, которое собирались перекинуть на пароход, идущий в Африку. Иван оказался единственным, кто не стал сдаваться. Прыгнул в ночное зимнее море. И чудом проплыл восемь миль до берега. Буквально за час до обысков успел забрать свои сбережения и документы. И убрался из Марселя.

Вот уже второй год в Париже. Перебивается случайными заработками, в надеже на то, что подвернется случай всерьез заработать и свалить, наконец, за океан.

Я встал, и прошел в угол. В тумбочке справа от окна стоит шкатулка с документами. Паспорт Гражданина Французской Республики на имя Айвена Колтцофф. Сто франков мелкими купюрами. Рядом с тумбочкой стоит гитара в матерчатом чехле. Иван по вечерам, на неделе, поет романсы в кафе «Тетушка Катрин», на Монмартре. Мсье Роже, хозяин, за это кормит, и платит семьдесят пять франков за вечер. Судя по воспоминаниям Ивана – это очень приличный гонорар. А по выходным тоже самое он делает в кафе la Poste, с другой стороны Монмартрского холма. Хозяин платит меньше, но американские туристки за пение неплохо подкидывают.

Хотел достать гитару, но почувствовал позыв. Натянул ботинки. Что-то типа советских офицерских. Такие же черные. Трудно купить тапочки, что ли? Пошел в туалет. Общий сортир расположен рядом с лестницей. Небольшая будка с дверью. Вместо стульчака два рифленых места для ног. Пожурчал задумчиво. Этот дом подсоединён к городской канализации. Так что грех жаловаться.

В Латинском квартале, да и вообще на левом берегу Сены, большинство домов имеют выгребные ямы. Их раз в неделю опорожняют насосами в огромные желтые бочки, что увозят это из города. Запах в квартале в этот момент стоит – не передать. Да и кабинка сортира – настоящая роскошь. Во многих домах стенки сортиров, если есть, чисто условные. Где-то по пояс. Не стали заморачиваться. Справляющие нужду жильцы сидят по сути на лестнице, у всех на виду. Поднимается эдак жилец вечером домой. Бонжур мсье. На следующем этаже – бонжур, мадам. Уринуары на улицах повсюду. Это такое место, слегка отгороженное от улицы, где можно облегчиться по малому. Пока отливаешь, тебя видно с ног до головы в деталях. Французы, такие французы…

Вернулся в комнату. Мысленно встряхнулся. Еще раз оглядел свое жилище. Слева, в ногах кровати, сундук, в котором лежит барахло, что может пригодиться. Кровать. Рядом стул, на котором аккуратно сложены брюки. На спинке рубашка и пиджак. На брюках лежат наручные часы и галстук. Окно. Если сейчас февраль, то мне повезло с погодой. Градусов семнадцать. С одними ставнями здесь наверное дубак. Память подсказала, что у Ивана вяло текущая война с консьержем за право установить печурку в комнате. Справа от окна тумбочка. Стол, скорее столик. Умывальник. На двери крючки. На них висит шляпа, и пальто. Не густо. На часах восемь утра.

Ну что же. Не дергаюсь. Осмотрюсь, подумаю. Главное не спалиться резко изменив поведение.

Так. Умываться. На полочке под зеркалом зубная щетка и помазок. Гляди ко ты, настоящая щетина. Коробочка с порошком. Почистил зубы. С сомнением глянул на опасную бритву. В кронштейне рядом висит ремень, которым её нужно править. Нет, теорию я знаю. Но рисковать не хочу. Решено, в парикмахерскую!

Широченные штаны с подтяжками. Рубашка. Галстук. Пиджак. Во внутреннем кармане портмоне. В общей сложности пятьдесят франков купюрами и мелочью. Это насовали вчера туристы в Ля Пост. Книжка водительского удостоверения на имя Колтцофф. Все, пошел. Шляпу не забыть!

Двенадцать пролетов вниз, миновав окно консьержа, мадам Клоди, выхожу на улицу. Я знаком с большинством местных обитателей. Поэтому вежливо киваю матроне из соседнего дома, идущей мимо.

Рю Ордан – коротенькая улочка в начале которой кафе, а в конце – публичный дом. За углом, миновав публичный дом – парикмахерская. Парикмахер, мсье Себастьян с энтузиазмом принялся за бритье. Деликатно уточнил, что усы я сбриваю из эстетических соображений, а не вши. Потому что мьсе Айвен, в bains & douches (что-то типа общественных душевых, в которых Иван с омерзением моется раз в неделю), что в соседнем квартале, за бесплатно дают жидкость для избавления от насекомых.

Я в пол уха слушал парикмахера, и продолжал размышлять. Вообще-то жаловаться грех. Парень, в которого я попал, вполне достойный чувак. Знает четыре языка. Кроме родного – английский, немецкий, французский. И в Мировую, и в Гражданскую, труса не праздновал, хотя и не нарывался. Работы не боится, но не хочет размениваться. И ищет случай заработать, или получить приличное место. С год назад почти состоялось назначение мелким чиновником во Французскую Полинезию. Но кризис, политический и финансовый, поломал во Франции планы многим.

Французы вообще-то – жуткие националисты. В кризис опять пошли разговоры о грязных русских свиньях, что занимают места добрых французов. Что не мешает быть милыми и любезными, если русский при деньгах. По крайней мере ко мне местные относятся доброжелательно. Хотя бы потому, что я всегда плачу, и ни разу не брал в кредит ни продукты, ни услуги.

Рассчитавшись с парикмахером, направился в кафе. Кофе и круасан. Вслед за парикмахером, официант Август рассказал, что в публичном доме всю ночь гуляли американцы. Поэтому у девочек сегодня выходной. Мадам Мариз, хозяйке борделя, на глаза лучше не показываться.

В веселом доме Иван постоянный клиент. Понимая всю шаткость своего существования, не хочет обременять собой приличную девушку. И если начинает чесаться ээээ… между большими пальцами ног, запросто идет к Жюли, или Катрин. С которыми подруживает, и которых иногда подкармливает как раз в этом кафе. К полному недоумению всей улицы.

К секс услугам у французов отношение забавное. По субботам, получив на работе расчет за неделю, французы выстраиваются в очереди в публичные дома. И холостые и женатые, и молодые и почтенные старцы, стоят в очереди, чтобы за три франка сунуть и кончить. Час с самой завалящей жрицей стоит от десятки. А вот так, просто сунуть, часто не видя даже лица, всего трешка. Такая экономия! Охранник следит, чтоб каждый клиент не задерживался дольше пяти минут. Одна из животрепещущих тем мужских разговоров в Париже – свою вагину дают проститутки, или подставляют резиновый муляж? Все же до сотни клиентов в день…

Положил монету на столик и вышел из кафе. Прогуляюсь, вспомню город, соотнесу с Ваниными воспоминаниями. Пересек бульвар, и по улице Клиши побрел в сторону Мадлен.

Решительно не понятно, как быть и что делать? Нынешнее существование, так или иначе, скоро закончится. Как-то не верится, что пением можно обеспечить нормальную жизнь. Да и мода на «а ля рюсс» уже считай прошла. Можно устроиться на завод Рено. Я думаю, с удовольствием возьмут. Как-то это… Лучше в Африку вернуться. Де Бирс конечно шутить не будет. Но и куш можно поиметь изрядный. Не соваться в Анголу, а по тихому пробраться в Либерию. Я ващет помню, где там открыли россыпи алмазов. Ясное дело найду жалкие крохи, ибо любитель. Но на жизнь, думаю, хватит.

В середине девяностых, три русских бизнесмена решили заняться инвестициями. Тут им подвернулся бывший сокурсник, африканец по кличке Петруха, заодно и сын вождя одного из африканских племен. Он уговорил их заняться добычей алмазов в Африке. От одного из них я и узнал про это месторождение. И еще в Сьерра-Леоне. Но там кимберлитовая трубка. Захватывающая история ващет. Но применительно ко мне важно лишь то, что я знаю про месторождения, про которые мир узнает через сорок лет. Как бы мне это дело конвертировать?

На улице, если в тени, холодновато. Я пожалел, что не надел пальто. Еще сильно раздражают спички. Да и горлодер Галуаз – не мои сигареты. Показался спуск в метро и церковь Мадлен. Мужчина, поднимающий жалюзи магазина, привлек мое внимание к названию. Американские товары. Решил полюбопытствовать.

Из магазина я вышел в кожаных перчатках и с зажигалкой Зиппо. Новинка, мсье, не тухнет в самый сильный ветер, одной заправки хватает на полгода. Лишь немного поторговавшись, позволил себя уговорить. В соседней табачной лавке, чисто по-французски, обменял свои пол пачки Галуаз, на пачку Житан, лишь с небольшой доплатой. Начал вживаться в шкуру среднего француза. Пять сантимов экономии! Чуть подальше зашел в магазин одежды, и купил шарф, патриотично красно-бело-синий. Обмотал шею. Я теперь настоящий бульвардье. Только сидеть буду не в кафе на бульварах, а поеду на набережные.

Спустился в метро, и закурил. Окружающие с интересом покосились на мою новую Зиппо. Независимо выпустил дым в потолок. Одет я так, что не бросаюсь в глаза. Черная шляпа, перчатки, брюки, ботинки. Белая рубашка, твидовый пиджак. Темный вязаный галстук. Обмотан шарфом. Не отличить от местного. Выйдя из метро на Понт-Неф, за пять сантимов почистил ботинки у тетки-чистильщицы.

Пройдя немного по набережной, свернул в кафе. Официант на улице разводил жаровню для клиентов, решивших сидеть на улице. Но я слегка замерз и прошел в зал. Усевшись у батарей, попросил грог. Закурил ожидая. Принесли стакан, мелкими глотками выпил. В голове вертелась какая-то мысль, которую я никак не мог ухватить. Грог согрел.

В кафе зашла девушка. Очень красивая. Уселась у окна, что-то заказала. Парижанки ваще-то, на первый взгляд – страшненькие. И сейчас и в будущем. Это потом, при личном общении, замечаешь и шарм, и обаяние, и ухоженность и стильность. А эта была красавица. Тонкий профиль, волшебные глаза, стройная и грациозная. И глядя на неё, я вдруг полностью осознал, что я, мать его, в Париже. В тридцать четвертом. И вспомнил.

Одной из семейных легенд были Югославские Сокровища. Мой дед воевал. И закончил войну в Праге. Там, выбивая немцев из предместий он, в одном из домов, наткнулся на умирающего раненого немца. Который оказался вовсе не немцем. А русским. Бывшим белым офицером. Чувствуя смерть, он поделился с дедом тайной. Во время эвакуации Врангелевского золота на пароходе «Самара» был похищен полный ранец сокровищ. Которые и закопали в деревне Прзно, что в Черногории, недалеко от Котора. И найти его очень просто. На острове, что запирает вход в бухту – старая башня. Заброшенная за ненадобностью. Посредине южной стены, у фундамента, не очень глубоко, зарыт ранец. Забирай.

Дед говорил, что сообщив все это, беляк отдал концы. Повзрослев, по некоторым деталям дедова поведения, мне стало ясно, что тайну открыли в обмен на быструю смерть. Видимо, раненый очень мучился. И дед его исполнил, жалко, что ли?

До самой смерти, родня хихикала над дедом, когда он вспоминал что мог бы быть богачом. Но в нулевые племянник неожиданно поведал мне, что отдыхал в Черногории. В музее партизан узнал, что в деревне Прзно, в девяностом, случайно нашли клад времен первой войны. И этот ранец стоит в музее экспонатом. И пачка истлевших фунтов стерлингов.

Когда я очнулся от воспоминаний, девушка уже ушла. Жалко. С удивлением понял, что Иван с женщинами был стеснителен и совершенно не понимал, как себя вести.

Хе-хе. Подошедшему гарсону я сказал, чтоб принес двойную виноградной водки. С удовольствием выпил. Закурил, рассчитался, и отправился домой на такси.

Траффик в Париже уже сейчас очень не детский. Какие-то авто, про которые я даже не слышал. Традиционные такси Рено. Множество Пежо и Ситроенов. Черные Форды. Ездят Роллс-Ройсы. Попадаются БМВ и Мерседесы. Мелькнул Хорьх.

Трясясь в допотопном Рено, я размышлял, что оказался между двух войн как между двух огней. И понятно, что надо валить. И даже ясно когда. А теперь ясно – на что. Куда? Вот над этим еще есть время подумать…

Я вылез из такси на Пигаль. Углубившись в квартал, зашел в магазин продуктов. Купил чай, кофе, сахар и турку. Подумав, купил кусок хамона. У меня хитрый план. В соседней булочной взял два длинных багета. Совсем немного спустя я ступил в парадную дома, в котором проживаю. За стеклом сидит консьержка – мадам Клоди.

В парижской культуре устойчивая традиция нелюбви к консьержам. Они, это нечто среднее между управдомом, швейцаром у ворот, и прислугой за все. В связи с этим у жильцов и консьержей масса взаимных претензий друг к другу.

Иван, по простоте душевной, воспринял поначалу консьержку кем-то типа дворника, что был в Петроградском доме на Литейном, где он перед войной снимал квартиру. Тому было достаточно сказать, что тебе нужно, и все делалось. За небольшие деньги.

Парижские консьержи воспринимают себя заместителем бога в этом доме. И ведут себя соответствующе. Поэтому Ваня был потрясен, когда походя распорядившись застеклить окно, услышал в ответ просьбу идти куда подальше. Потом все только усугублялось. А однажды, когда Иван сказал, что нужна печка, иначе можно помереть от холода, ему рассказали о всех его родственниках начиная от Адама. И все эти голодранцы мечтали лишь об одном – устроить пожар в мансарде прекрасного дома на рю Ордан. Но она, мадам Клоди, служит здесь не для того, чтобы давать всяким сомнительным типам сжигать кварталы.

Так дальше и шло. Мадам Клоди пренебрежительно фыркала на его вежливые «Бонжур мадам». А Ваня мстительно грохотал о входную дверь кулакамина весь квартал, когда за полночь возвращался со своих заработков. Но сегодня я решил это прекратить. И постучался в стекло.

– Бонжур, мадам Клоди!

– Что вы хотели, мсье Колтцофф?

– Мадам Клоди! Наши отношения складываются неправильно!

– У нас нет отношений. Я предпочитаю более солидных мужчин!

– Мадам, я не смею мечтать о том, что вы подумали! Я всего лишь хочу сказать, что у нас больше общего, чем противоречий!

– Что у нас может быть общего?

– Как!? И вы, и я живем в лучшем в Париже доме! В лучшем в Париже районе! И мы оба любим продукцию пекаря Рене. Мадам Клоди! Позвольте в знак искреннего почтения вручить Вам этот багет примирения.

– Мсье Кольтцофф! Я уже сбегала к Рене, и мне не нужно тратиться на еще один багет!

– Вы не поняли, мадам. Это – подарок. И чтобы у вас не было сомнений в моей искренности, позвольте презентовать вам этот чудесный хамон.

Толстенькая брюнетка, с неистребимым гасконским акцентом… Она не смогла устоять.

– Мсье Айвен! – гляди ка ты, знает как меня зовут – Признаюсь, вы меня удивили. Вы не самый плохой жилец, мсье. А если бы перестали водить к себе женщин, то мне было бы даже нечего сказать.

– Увы, мадам. Мне не нравятся мужчины. Здесь я не смогу оправдать ваши ожидания.

– О-ля-ля! Кто бы мог подумать, что вы можете шутить! Вы вечно такой мрачный…

– Это национальная особенность, мадам. У нас, в России, все время идет снег, что задувает в лицо. Приходится хмуриться, чтоб защитить глаза…

– Почему-то мне кажется, что вы опять шутите. Но вы прощены, мсье.

Ну вот, все не сложно. А то Ваня мне тут создал напряженность по все фронтам. Эдак еще чуть чуть, и стекло в окно вставлю. Вечером я выступаю в «Тетушке Катрин». Эх, Ваня-Ваня. Втравил в фигню. С другой стороны – все лучше, чем на полях виноградники возделывать. Высплюсь и пойду.

Засыпая вспомнил, что Голос, что меня сюда затолкал, говорил, что в следующей жизни я буду котом. В следующем круге, так он сказал. А ниче так посмертие. Буду любимым котом у какой-нибудь блондинки. Она меня будет тискать, и прижимать к сиськам. Кормить от пуза, и отпускать гулять по крышам. И никакой кастрации!! Это будет правильная блондинка.

Глава 3

Беда пришла откуда не ждали. Хозяин кафе «Тетушка Катрин», пятидесятилетний мсье Роже, оказался педиком. И черт бы с ним, но он неровно дышал к русскому, что пел у него по вечерам романсы.

Обращаясь к воспоминаниям Ивана о выступлениях в кафе, я чувствовал какую-то неясную тревогу. И не мог понять что же его беспокоило. А теперь все стало ясно. Когда я с гитарой появился в кафе, мьсе Роже просиял, и огладил меня взглядом.

Слава богу, быть открытым геем сейчас в Париже не камильфо. И хозяин кафе ведет жизнь добропорядочного буржуа. Имеет жену и ребенка, живет в приличном районе. Я вспомнил, что по словам ресторанной обслуги, он иногда слетает с катушек, и мчится в турецкие бани на бульваре Осман, где ему за деньги предоставляют мужчину, и возможность побыть с ним наедине.

Так что Ивана он всего лишь иногда поглаживал по спине, и ласкал взглядом. А мне стала понятна причина неприлично большого гонорара.

– Айвен! Без усов ты такой милашка!

– Ах, мсье Роже, я уже в том возрасте, когда хочется выглядеть моложе.

– Называй меня Жан. Сколько можно повторять?

Сама работа несложная. В уголке кафе возвышение, на котором я сижу и пою русские романсы. «Уж давно отцвели…», «Отвори, потихоньку калитку…» и прочие «Сквозь чугунные перила ножку дивную продень…». Оказалось, что Иван знает этих романов множество. Про большинство из них я даже не слышал. Глотка луженая, публике нравится. Публика, пятьдесят на пятьдесят, состоит из туристов и местных художников. Туристы в основном американцы. Пару раз в неделю из Америки приходит пароход, который выгружает толпы праздного народу, ищущего парижских развлечений. Художники в основном русские.

Само кафе расположено на вершине Монмартрского холма. Слева от церкви Сакре-ке-Кер площадь Тарт. Кафе идут подряд. «Кадет де Гасконь», «Тетушка Катрин», «Прилавок», и так по кругу. На площади выставляются художники. Здесь же и рисуют. По вечерам художники идут в кафе отметить продажу своих нетленок, или неудачный день. В «Кадете» под гармошку поют французские песенки. А в «Тетушке» – русские романсы. Так что понятно, куда несут деньги художники. Я заканчиваю около двенадцати ночи. Пою часа два с перерывами. Я никогда не был фанатом романсов, поэтому даже поначалу не сообразил, чем из будущего можно порадовать публику…

В четверг, ближе к полуночи, в кафе появился человек, который меня сюда устроил.

В белой армии Иван служил по автомобильной части. После ускоренных курсов прапорщиков, бывший студент-электромеханик оказался в ЕИВ автомобильном полку, в армии Брусилова. Так дальше и служил при автомобилях. У Врангеля он уже дослужился до штабс-капитана, заместителя командира автомобильной роты.

В середине октября двадцатого года ему повезло. Он, возглавлял колонну из трех грузовиков, доставивших боеприпасы под Каховку. И уехал оттуда рано утром в день катастрофы. Недалеко от переправы их колонну тормознули казаки. И потребовали взять до лазарета раненого вахмистра. Фельдфебель Мещерин, с автомобильным гонором, начал посылать лампасников подальше. Но Ваня, вглядевшись в бледное лицо огромного бородача, пожалел страдальца, и приказал погрузить в машину. И, так вышло, что этого вахмистра они доставили аж в Севастополь. Где сдали в лазарет.

Когда в тридцать втором Иван приехал в Париж, некоторое время работал в сомнительном гараже в Клиши. Пока однажды, в кафе Де Ля Пост, огромный вышибала не сказал ему:

– Здравия желаю, господин штабс-капитан!

Иван честно ответил, что не припоминает.

– А я вас, вашбродь, на всю жизнь запомнил. И каждые выходные вам свечку в церкви ставлю, за здравие.

А потом он напомнил Ивану свою историю, которую Ваня за двенадцать лет напрочь забыл.

– Мою сотню красные в тот день всю порубали. Я один остался. Отлежался в лазарете, а тут – эвакуация. Если б вы тогда не приказали, так бы и сгинул я, под Каховкой.

Познакомились. Савва Игнатьевич Ламанов, из станицы Темижбекская. Уже семь лет работает вышибалой в парижских кафе.

Потом, ночью, они с Ламановым, сидя в гардеробе закрытого кафе, хорошо выпили. Поговорили за жизнь. В углу гардероба стояла гитара, которую Иван взял и спел, от тоски, «Белой акации гроздья душистые…». И бывший вахмистр заявил, что есть место, где можно за эти песни получать деньги. Да и в Ля Пост он составит ему протекцию. Все лучше, чем в бандитском гараже за копейки горбатиться. И вот уже второй год поет в кафешантанах.

Увидев Ламанова, с каким-то незнакомцем, подошел к их столику. Вспомнил Розенбаума. И вдарил «Под зарю вечернюю…». Савва умилился.

– Любая песня, Иван Никитич. Сам сочинил?

– Не, Савва. Это еврей один, из Петербурга. Розенбаум.

– Еврей? Да ладно!

– Вот тебе, Савва, крест. Видишь оно как. Ты под Бердичевым евреев нагайкой гонял, а они вон какие песни сочиняют!

Разговор, кстати, шел на французском. Потому что на русском Савва Игнатович говорит исключительно словами, которыми разворачивают лаву для атаки, или объясняют тонкости спаривания лошадей. Впрочем, он этими словами и думает, и даже смотрит. Помогает в работе вышибалы в модном кафе. Но, так получилось, что круг его общения стал много шире чем простые станишники. И он, чтобы не выражаться, переходит на французский.

– Позвольте, господин полковник, представить вам Кольцова Ивана Никитовича. Я знаком с ним с двадцатого года. Достойный офицер. Иван, прошу знакомиться – полковник Карташев Николай Сергеевич. Проездом из Берлина.

– Николай Сергеевич, рад познакомиться.

– Взаимно, Иван Никитович, присаживайтесь.

Полковник внимательно меня осмотрел и повернулся к Ламанову.

– Погуляйте пока, вахмистр.

Савва ушел к бару.

Бурление белоэмиграции двадцатых годов уже поутихло. Поначалу все сидели на чемоданах, ожидая что в России наведут порядок. Со временем надежды увяли, и все принялись устраиваться. Множество эмигрантов работают на автозаводах в предместьях. Художники вполне сносно существовали вокруг Монмартра. Куча народу работали таксистами, вышибалами, или, типо меня, развлекали публику.

Но еще была масса неустроенных офицеров. Злых и голодных. Когда Иван только появился в Париже, ему несколько раз предлагали поучаствовать в гоп-стопах и натуральных ограблениях.

Эмиграция создала несколько благотворительных организаций для взаимной поддержки. Но всем помочь была не в силах. И бывших вояк подбирал РОВС. Это такое полувоенное, полуполитическое образование, что боролось с советами. Организовывали теракты и нападения. Участвовали во всех заварухах на границах бывшей родины.

– Штабс-капитан, мне о вас крайне лестно отзывались.

– Не знаю, Николай Сергеевич, кто бы это мог быть. Я в Париже веду жизнь достаточно уединенную.

– Не скромничайте. Вас помнят по Ростову, и по Крыму. Да и в эмиграции вы не бездельничаете, а занимаетесь делом.

– Право, вы мне льстите. И чем же обязан?

– Сейчас складывается интересная политическая ситуация. В Берлине, откуда я приехал, канцлер настроен пересмотреть версальские договоренности. А после этого приступить к решению Русского вопроса. У тех, кто покинул Родину, появится шанс поквитаться с большевиками.

– И что требуется от меня?

– Я сейчас направляюсь в Мадрид. Там предстоят серьезные дела. Не хотите ко мне присоединиться? Работа инструктора, по специальности. Я как раз подбираю людей. Чтобы в нужный час испанская армия была готова.

– А при чем здесь русский вопрос?

– Мы должны продемонстрировать германскому канцлеру нашу полезность. Чтобы при вторжении в Россию, учитывались наши интересы. Я слышал, вы некоторое время жили в Сеуте? У вас, наверное, много знакомых среди тамошних офицеров?

Хе. Вот оно что! В Сеуте сейчас сидит Франко. Через пару лет он поднимет мятеж. «Над всей Испанией безоблачное небо!» – сигнал к началу мятежа. И в Испании начнется Гражданская Война. А представитель непримиримого белого офицерства зовет меня в этом поучаствовать. Чтоб потом с немцами прийти в Россию. И как загодя готовятся-то!

Самого Франко Иван видел лишь издали. А вот с его офицерами выпивал, бывало. Пока оказии в Марсель не случилось. Да ну вас нахер, господин полковник!

– Вы знаете, Николай Сергеевич, я красным уже проиграл. В двадцатом. И возвращаться к этому вопросу не собираюсь. Да и в Сеуте я лежал в госпитале. А вылечившись, сразу отплыл в Европу. Толком ни с кем и не общался.

– Не боитесь остаться ни с чем, когда немцы установят в России порядок?

– Гм. Я не верю в победу немцев. Куда им.

– Вы думаете что красные одолеют немецкую армию??

– При чем здесь армия? Я листал книжонки господина Гитлера. Немцы придут туда уничтожать страну. А страна немцам никогда не проиграет. Там и красные перекрасятся, и мужики поднимутся. Нас – просто повесят. А немцам худо придется. Жалко Германию – симпатичная страна. В это ввязываться – безрассудство.

– И что, вы так и будете петь песенки пьяным американцам в кабаках? – эка его разобрало.

– Ну а почему нет? Честные деньги.

Карташев махнул Савве. Тот подошел.

– Мы пойдем, Иван Никитич. Пока будем допивать, спойте нам. Что-нибудь душевное. – И, гадко улыбаясь, сунул мне в нагрудный карман пиджака десять франков.

Я, не вставая, положил гитару на колено и провел рукой по струнам. Бгггг… Ну, лови.

Карташева пробрало. А Савва и вовсе повлажнел взглядом. Художники, затихнув ко второму куплету, устроили овацию. Ничего не понимающие американцы на всякий случай тоже заулюлюкали и зааплодировали.

– Славная песня! – Сказал Ламанов – эту-то, ты сочинил?

– Да нет же, Савва! Это один татарин из Москвы.

– Где ты только этих инородцев слушал?

– Ну какие нахер инородцы? Пушкин тоже что ли? Нет уж. Если родился в России, то все – русский. А сам можешь считать себя кем хочешь.

– До свидания, господин Кольцов. Я в Париже еще неделю. Надумаете, вахмистр знает, где меня найти.

– Всенепременно, господин Карташев. Всего доброго.

В шляпу мне накидали почти сто франков. А неплохо так. Глядишь, и окно все же вставлю.

Глава 4

После встречи с берлинским посланцем прошло больше двух недель. Когда дни похожи один на другой, время летит незаметно. Днем я гулял по Парижу, вечерами пел в кафе. Ловко уклоняясь от мсье Роже, мечтающего погладить меня по заднице. Как бы мне не настучать хозяину по репе. Только, боюсь, после этого придется искать новую подработку. Он, кстати, судя по всему, это чувствует, и не наглеет. А может, не хочет терять доход, что я ему несу. Вечерами кафе полностью забито желающими меня послушать.

Немедленно мчаться в Черногорию я не хочу. Во-первых – холодно. Вполне возможны морские купания, и лучше это делать летом. Во-вторых нужно проконсультироваться про пересечение границ, которых сейчас в Европе дофига и больше. В-третьих я ни разу не был в Черногории. В прошлой жизни предпочитал отдыхать в других местах. В этой жизни Ивана тоже пронесло мимо массового исхода белых войск в Турцию и Черногорию. А еще, нужен напарник, или двое.

Пока что я купил карту Европы, которую повесил на стену. И прикидываю план действий.

В своих блужданиях по городу я, в Латинском квартале, наткнулся на музыкальный магазин Hamm. В магазине было много занятного. Но меня заинтересовали медиаторы. Для банджо, и для гитары. Здесь же я договорился, и мою испанскую гитару слега модернизировали. Ничего особенного. Подточили лады и порожки. Когда я испытывал результат, сыграл фрагмент «Рапсодии в стиле блюз», чем вызвал аплодисменты продавцов и хозяина.

Не собираюсь заявлять себя как великий музыкант. Но вполне сносно владея техникой гитарной игры, что появится лет через сорок-пятьдесят, не вижу смысла отказываться от денег, что заработаю. Заработков мне хватает впритык. Правда, в собственноручно сделанном в подоконнике тайнике у меня припрятаны триста пятьдесят английских фунтов стерлингов. Скопленных нелегким контрабандным трудом. Этих денег хватит уехать из Франции. Но на жизнь после, почти ничего не останется. Ну и смысл дергаться? А вот организовать поход в Черногорию – самое оно. Так что жду тепла.

Гитару протестировал на публике тем же вечером. Был принят благосклонно. В основном туристами. Романсы им не очень. Забежавшему на огонек Ламанову, спел «Ой, да не вечер, да не вечер…».

В уголке сидела в одиночестве удивительная девушка, так что, вообще-то, пел я исключительно ей. Ламанов, похоже знает всю местную эмиграцию. Сообщил, что это княжна Вяземская. Двадцать шесть лет. С отцом, служившим по дипломатической части, уехала маленькой еще до войны. Не бедствует, но, после смерти отца устроилась в модный магазин недалеко от Елисейских полей. Вроде бы, обручена с французиком.

Но вообще Савва зашел узнать, что я отвечу полковнику, который уезжает завтра. Я сказал что нафик-нафик, связываться с такими деятелями. Он неожиданно со мной согласился.

– Меня тоже звал. Я ответил уклончиво. Ну его нахуй, сказал.

Савва, когда говорит на русском – очень дипломатичен.

А я впал в романтическое. Сидящая поодаль княжна делала сказочным все окружающее. Усевшись поудобнее, сыграл Summertime^[1]. А потом, почти без перехода – буги в стиле Томми Эмануэля. Американцы принялись танцевать между столиков. Вот уж не ожидал. У нее были огромные глазища, густые ресницы, плечи для поцелуев, и восхитительня осанка. Ломкая и хрупкая с виду, не казалась изнеженной. Меня понесло. Встал и подойдя к её столику исполнил «Золото на голубом».

Кажется, девушку зацепило. Художники вообще устроили овацию. А к ней за столик уселся худощавый француз, чмокнул её в щеку и извинился за опоздание. Я вернулся в угол. Вечно у меня так.

Они ушли, а я затянул «Ой мороз, мороз, не морозь меня…» Пьяные художники принялись подпевать, и вечер закончился меланхоличным хоровым пением. Ушел я как обычно, заполночь. Махнув на прощание рюмку коньяку, отправился домой.

Выйдя из фуникулера, свернул вправо. Пройдя метров двести, услышал впереди возню и женские крики. Подойдя поближе увидел что два оборванца нагло пытаются лапать какую-то девушку, которая требует оставить её в покое. Ясное дело вмешался.

– Ну-ка, оставили мадемуазель в покое и скрылись!

Оба сластолюбца обернулись и гнусно ухмыляясь направились ко мне.

– Ты был прав, Гастон, – сказал один другому, – на женские крики появился жирный карась. И мы его сейчас освободим от деньжат.

Достали ножи. А мне стало скучно. И я, не рассусоливая, двинулся им на встречу. За миг до взмаха ножиком левого бандюгана – присел, и пробил ему кулаком по яйцам. И разгибаясь в развороте отоварил в челюсть правого. Судя по тому, как они держали ножи – парни тертые. Но я это все тупо проходил на занятиях два года в армии. А потом, в девяностых, еще и много занимался. Поэтому я просто-напросто быстрее. А тело охотника – очень даже готово к таким действиям. Так что, завершив разворот, я вернулся назад и взял прислоненную к стене гитару. Потом обернулся к стоящей у стены девушке.

– С вами все нормально?

Она отошла от стены. Оба-на!!! Княжна Вяземская!

– Да, все нормально. – надо же, а голос-то спокойный.

Я снял шляпу, и перешел на русский.

– Позвольте представиться. Кольцов. Иван Никитович.

Она меня тоже узнала. И даже исполнила нечто вроде книксена.

– Вяземская Наталья Викторовна.

– Мне кажется, Наталья Викторовна, такой красивой девушке гулять ночью – плохая идея.

– Ну, Иван Никитич, по большому счету мне ничего не угрожало – она показала мне дамский браунинг, что держала в руке, а теперь положила обратно в ридикюль.

– Тем не менее, я прошу разрешить проводить вас до дома. Я не знал что вы в безопасности, и честно спасал.

– Извольте.

И мы быстро пошли в сторону Пигаль. Спустя некоторое время заговорили.

– Вы позволите? – она взяла меня под левый локоть.

– Конечно, до завтра эта рука у меня абсолютно свободна.

Отошли уже порядочно, и слегка замедлились.

– А где ваш кавалер, тот, похожий на крысу?

– Анри вовсе не похож на крысу!

– А как вы поняли, что я говорю про Анри?

– Кольцов! Вы дурно воспитаны!

– Ни в коем случае! Просто вы ночью идете по улице одна. Нет ему прощения.

Мы прошли еще несколько минут молча.

– Я с ним рассталась. Вот как ушли из «Тетушки» …

– Зря ушли, нужно было там расставаться. После вашего ухода я пел грустные песни. Вместе у нас вышло бы очень душевно.

– Вы сами сочиняете? Такие песни удивительные…

– Да нет, после эвакуации из Крыма, я много странствовал, пока не оказался в Париже. Всяких песен наслушался.

– Я слышала, вы долго жили в Африке?

Опа! Это она мной интересовалась? Кто это ей про меня рассказывал? Хотя … художники народ болтливый. Может и вправду услышала.

– Да, я там охотился на алмазы.

– Судя по тому, что вы поете в кафе, не очень успешно?

– Это как посмотреть. Во первых я спасся от вероломных термитов. Вы знаете термитов? И не узнавайте. Это такие муравьи, размером – от большой пчелы до мелкого хомяка. Но их много, и я единственный в мире кто пережил их нападение. Ужасно жестокие и свирепые.

– Вы меня уже заинтриговали, рассказывайте.

– Все просто. Они действуют по одной схеме. Сначала появляется небольшой муравей-разведчик. Бросается на вас, и кусает. Это яд подчинения. Он потом тебя направляет туда, куда ему нужно. А там уже раздается нечеловеческий вой. Это спариваются термиты и термитки. Делают это с такой скоростью, что от их трения друг о друга и раздается этот леденящий душу звук. Напрочь лишая вас воли. И вы падаете бездыханным. А эти – заканчивают спаривание, бросаются на вас и откладывают в ваше тело личинки. Которые вас и съедают. А на месте вашего тела вырастает гигантская гора отходов их жизнедеятельности, которую так и называют – термит. Там вся саванна в таких памятниках. Я единственный, кто через них прорвался.

– Ну же! Как вам это удалось?

– Не буду скромничать. Я оказался быстрее. Когда он бросился на меня, я схватил его в полете, и съел!

– Съел!!!???

– Вот! Оказалось, что муравей-разведчик по вкусу как лимон, и содержит допинг, придающий силы и увеличивающий скорость. Я через месяц буду делать об этом доклад на заседании Британского Географического Общества. Неподалеку от места нашей схватки была пустыня Намиб. Туда я и убежал, увлекая за собой всю эту кровожадную толпу. А там они все на раскаленном песке изжарились. Когда я выбирался обратно, это оказалось очень к месту. Есть было нечего, а жареный термит – это почти что минога. Вкусно, питательно, и без костей. Набрал мешок, и так и вышел к людям.

Мы давно прошли Пигаль, вокзал Сен-Лазер, пересекли Елисейский поля, и приближались к её дому на бульваре Мейо, рядом с Булонским лесом. Я был готов гнать пургу и ушкуйничать как угодно. Девчонка за пару часов пережила разрыв с парнем, попытку изнасилования, и уже решилась использовать огнестрел на поражение. Я не верю, что это прошло незаметно для психики. Какой бы парижанкой она не выглядела. Так что трещал не останавливаясь.

– Но главное, Наташа, не это!

– Боже мой!

– Да. Я так разогнался в пустыне, что добежал до оазиса. А это оказалось жилище последнего Атланта на земле. Он уже умирал. Три тыщи лет все же прожил. Он увидел меня, обрадовался. Потому что не мог унести в могилу тайну сокровищ Атлантиды. Это оказалось там, не очень далеко. Так что я здесь готовлю экспедицию. Составлен отличный план. У вас, Наташа, в нем ключевая роль.

– Это какая же?

– Вы должны мне сказать – Кольцов, действуй! И я сразу поеду и привезу золото в цивилизацию.

– Ну нет, Иван. Лишить Париж такого певца? Нет, нет и нет.

– Наташа! Мы с вами купим какую-нибудь французскую провинцию. Скажите хотя бы – Кольцов, отличный план! Я попою еще немного и приступлю. Если вам не нравится Бретань, черт с ним, возьмем Провансом. А на остатки будем жить.

– Мы пришли, Ваня.

– Вы пригласите меня на чашечку чая?

– Конечно нет!

– Да ладно, Наташ, если нет чая, то можно и кофе, а если кофе кончился, коньяк тоже сойдет.

– Не стоит, Иван Никитич. Как мне кажется, вас каждый вечер провожает какая-нибудь поклонница. О которой вызабываете мгновенно.

Она достала из ридикюля блокнот и написала несколько слов.

– Вот мой телефон. Позвоните как-нибудь. Сходим, погуляем. Хотя… можете порвать этот листок, как, наверное, делаете постоянно.

Я расстроился. И сказал прямо:

– Наташа! Ну почему такая замечательная девушка как вы, не воспринимает меня всерьёз?

Она подошла, обняла и поцеловала меня в щеку… Зачем-то потерлась носом… Когда я попробовал поймать её волшебные губы, отстранилась, засмеялась и погрозила пальцем.

– Наташа! Обещайте, что однажды пригласите меня в гости!

– Ни за что!

– Спасибо, что согласились подумать. Я, на всякий случай буду всегда носить с собой запас чая и кофе. Сахар брать?

– До свидания, Ваня.

Постучала в дверь. Консьерж открыл, и внимательно посмотрел на меня. Ушла.

Через дорогу шумел голыми ветками Булонский лес. Париж, ващет, такая дыра!

Глава 5

Я еду развалясь на мягких подушках шикарного Роллс-Ройса отеля «Кларидж», и меня разбирает смех.

Прошедшие дни были неотличимы от предыдущих. За исключением одного. На следующий, после спасения княжны Вяземской день, меня подстерегли. Я вкусно отобедал в кафе на углу дюжиной бискайских устриц, под полбутылки белого, и направился к себе, вкусить послеобеденный отдых.

Навстречу мне двигались трое. Двое из них ночью от меня словили. Сзади, ухмыляясь, шли еще двое. Блин, если на базаре не съеду, придется бежать. Что бы им такое сказать? Но первым начал тот, что получил в челюсть. Я ему челюсть не сломал, а он злобу затаил, неблагодарный.

– Русский! Ты себя не правильно ведешь!

– А вы, собственно кто, мсье?

– Я – Гастон Ожье, главный в этом квартале.

– Очень приятно познакомится, мсье. И в чем проблема?

– Вот сейчас и поймешь, в чем проблема – он достал нож-бабочку. Стильно разложил.

– Позвольте уточнить, мсье. Мы с вами будем разговаривать как мужчины, один на один? Или в одиночку вам не справиться?

Из ворот нашего дома высунулась мадам Клоди. Со второго этажа дома напротив, в окно, с интересом посматривала какая-то толстуха. Официант кафе задумчиво курил прислонившись к стене. И еще какие-то зрители делали вид что им совершенно не интересно увидеть все в подробностях. Гастон Ожье решил сохранить лицо.

– Молись, русский, я сам с тобой разберусь! – и двинулся ко мне. Остальные вроде как не вмешиваются. Что и требовалось.

Я снял пиджак, и принял позу тореадора перед быком. Помахивая пиджаком как мулетой. Если он и растерялся, то не показал виду. Резко шагнул ко мне, и жестко ударил ножом в шею. Удар у него поставлен. Он не тыкал ножиком, а бил быстро и сильно. Этот удар режет сонную артерию, и человек умирает минуты за три-четыре от потери крови. Но это не имело значения. Потому что в момент удара я слегка сместился и оказался справа от ударной руки с ножом. А дальше, несколько театрально, в стиле маэстро Джеки Чана, обмотал эту руку пиджаком, и сильно дернул за рукава. Подставил ногу. Он, ясно дело, рухнул. А я упал коленом на его живот сверху. Встал, отряхнул и надел пиджак. Отряхнул шляпу. Посмотрел на остальных бандитов.

– Ну чего стоим? Взяли парня, и тащим за мной.

Они как-то замялись, но я рыкнул уже совсем озверело:

– Шевелитесь!

Они подхватили Гастона и уставились на меня.

– В кафе!

Зайдя в кафе, показал парням на столик у окна. Подхватил главаря и усадил у стойки.

– Август, напитки господам за мой счет. И два двойных Рикара. Лед не клади.

Взял свой стакан, и махнул одним глотком. Посмотрел на бандита и сказал:

– Пей так же. Отпустит.

Тот кивнул, и махнул перно. Закашлялся. Я достал сигареты и закурил. Официант сходил к столику парней и принес им бутылку кальвадоса. Все ясно. Бывшие крестьяне. А вот главарь – вовсе нет. Я посмотрел на сидящего рядом парня повнимательнее. Живое и чистое лицо, умный взгляд. Лет двадцать пять.

– Меня зовут Айвен. И я на самом деле русский.

– Да знаю я. Я – Гастон, смотрю здесь за порядком. Ловко ты меня.

Парижские апаши – это типа нашей братвы девяностых. Романтизированные уголовники, что тянутся к прекрасному вообще, и красивой жизни в частности. В начале века они были чуть ли не культурным феноменом. Будучи, по сути, простыми гопниками, они не стеснялись бывать в гламурных местах, где много общались с богемой и скучающими рантье. В результате они первые создали образ романтичного уголовника, бандитствующего не по дебильности, а потому что это общество ужасно, и не способно оценить мятущуюся душу. Потом случилась война, и многие из тех, кто был апашем изначально – погибли. Многие стали буржуа. Да и полиция не бездельничала.

Но сама традиция крепко укоренилась. От моды на воротники рубашек поверх пиджака, и кепок восьмиклинок. До правила иметь на каждый квартал или район кого-то типо смотрящего.

Я махнул гарсону повторить. Перно – очень крепкая штука. Даже легкий анастетик. Самое оно.

– Понимаешь, Гастон, это была моя девушка. Я не мог уйти.

– Что, тут цыпочек мало?

– Мне чужого не надо. А свое не отдам.

– А у тебя здесь еще что-нибудь есть?

Мы оба засмеялись.

– Август! – позвал я официанта – я ухожу, все что выпьют господа – за мой счет.

Сунул ему десять франков. Протянул руку Гастону. То пожал её. Проворчал:

– Лучше бы мне отдал, нечего им пить в разгар работы.

Я похлопал его по плечу и пошел к выходу.

– Русский! – я обернулся – ты обращайся, если что.

– Меня зовут Айвен. Обязательно обращусь. Пока господа.

Мадам Клоди зашлась от восторга.

– Мсье Колтцофф! Это было великолепно! Давно пора было уже разобраться с этими хулиганами. Где вы научились так драться?

– Я из России, мадам Клоди. У нас, выходя из дома, нужно победить медведя, что слоняется возле входа. Иначе никуда не пойдешь. Ни в театр, ни в лавку. Так и научился.

– Вы, Айвен, все шутите. А я договорилась со стекольщиком. Он вставит вам окно. Всего за сорок франков.

Боже мой! А жизнь-то налаживается! Эдак еще пару морд набью и печку получу! Однако нужно деньги перепрятать. А то будет вставлять, гадом буду – найдет.

– Мадам Клоди! У меня нет слов. Я теперь, благодаря вам, буду жить, а не существовать. Я сейчас принесу деньги.

Кафе де ля Пост, где я пою по выходным, место более пафосное, чем Тетушка Катрин. Некоторое время я здесь выступал, бродя между столиками. Потом стал на разогреве у небольшого оркестра, что развлекал публику по ночам. А потом ударил кризис. И по выходным оркестр играет в другом месте. Так я оказался хэдлайнером. Небольшая эстрада, с микрофоном и парой допотопных колонок, позволяют мне больше играть чем петь. Я этим охотно пользуюсь, и жгу не по-детски. Основной контингент американские туристы. Им нравится. Тем более что я помню много кантри песенок. По нынешним временам совершенно неприличных.

В субботу все прошло как обычно, а в воскресенье на меня запала американка. Лет сорока, в норковом манто, бриллианты, длинный мундштук, тщательный макияж. Немного подумав, я решил, что помыться в роскошной ванной роскошного отеля – это то, чего мне давно не хватало. И приступил к охмурению. Исполнив попурри^[2], я принялся петь совершенно похабные техасские куплеты. Дама была с компанией, одетой для вечернего выхода. Мужчины в смокингах, цилиндрах, перчатках, и с тростями. Дамы в вечерних нарядах. А я, гладя даме в глаза гнусаво, чисто по-техасски начал обстебывать северян:

У американо-туристо случился разрыв шаблона. Они ехали за неприличными парижскими развлечениями. А им здесь поют американские похабные частушки. Которые они никогда не слышали. По меркам двадцать первого века это был грандиозный успех. Кто-то орал, кто-то свистел, кто-то хохотал.

А я, глядя даме в глаза, закончил второй куплет:

Дальше, собственно, можно уже было ничего не делать, а сразу в постель. И когда я закончил, она подошла и пригласила в гости. Познакомились. Кирстен Хемсворд. Нью-Йорк. Представился Князем Кропоткиным. После чего она затащила меня в авто и мы отбыли. Оставив остальную компанию искать такси. В отеле приступили не добравшись до кровати. Я ставил себе задачу измотать её так, чтоб она уснула и спокойно принять ванну. А она, похоже, решила добрать все, что не получила за всю жизнь. Голос у нее оказался низкий. А с учетом того, что и я поорать во время секса люблю, прислуга, что шастала по коридорам, наверняка решила – педики слиплись.

Она нюхнула кокаина, и стала неутомимой. Чуть не провалив мой чудесный план водных процедур. Мы отрубились одновременно. Но я проснулся раньше, и час плескался в ванной.

Когда я, уже одетый вышел из ванной, она пила кофе, сидя в гостиной. Встала, и деловито достала из ридикюля пятьдесят долларов.

Я думал она будет ещё спать. Но на случай если она проснется, когда я буду уходить, приготовил прочувствованную речь, что мы не можем быть вместе. И эта встреча останется в моем сердце навсегда. А она протянула мне деньги и сказала:

– Князь! Ты был великолепен!

Я растерялся, и на автомате произнес начало заранее заготовленной речи:

– Кирстен! После того, что между нами было…

Она поморщилась, полезла в сумочку и достала еще двадцатку.

– Давай обойдемся без сантиментов.

До меня дошло. Меня подвело сознание почти шестидесятилетнего мужика. Я обольщал ничего себе тетку. А она снимала молодого мальчика. Без усов я не тяну даже на тридцатник. Чтобы не заржать, отвел взгляд и наткнулся глазами на блюдо с пирожными.

– Распорядись, чтобы мне завернули пирожных.

Она кивнула и, снимая трубку спросила:

– У тебя много детей?

– Пятеро, шестой на подходе. Побалую их.

– Портье даст тебе коробку с пирожными и посадит в авто. Отвезет куда скажешь.

И вот я стараюсь не ржать в голос на диване отельного Роллс-Ройса, что везет меня на Пигаль. Это сколько же в формате девяностых мне заплатили? Где-то около семисот баксов. То есть, я не тяну даже на элитную проститутку? Не лакшери, а всего лишь бизнес-класс? Нет, ухожу и платного секса.

Выйдя из авто возле кафе, я столкнулся с Жюли, проституткой из публичного дома на углу. Видно возвращалась от клиента.

– Привет, коллега!

– Вам бы все шутить, мсье Айвен.

– Пойдем, позавтракаем.

– Я и так должна мадам Мариз.

– Пойдем, пойдем. Я угощаю.

В кафе заказал страдалице яичницу из трех яиц с беконом, круассаны и стакан грога. Она с аппетитом принялась это уплетать за обе щеки. Между делом жалуясь, что клиенты скупые, а туристы до нас почти не доходят…

Я смотрел на неё и думал, что сложись по другому, я б и сам за ней приударил. Симпатичная и веселая. Седьмая (!) дочь нормандского рыбака. Добралась до Парижа в надежде на работу прислугой. Попала к мадам Мариз, и считает что ей повезло. Лет через пять, накопит на приданое, выйдет замуж за какого-нибудь стареющего лавочника, и станет почтенной мадам, рассуждающей о приличиях.

И вообще, нужно позвонить Наташе Вяземской. Почему-то я чувствую себя перед ней виноватым. Прошел к стойке.

– Август! Дай телефон, мне нужно позвонить.

Глава 6

В квартире Вяземских к телефону подошла прислуга. Сказала, что хозяева спят, будить не велено. Ну да, рановато. Взял пирожные и, попрощавшись с Жюли и Августом, направился отсыпаться от подвигов продажного мужчины.

Мадам Клоди, получив коробку пирожных окончательно стала моей. Душой и, если я захочу, телом. Хотя у неё муж. Плавает на баржах по Сене. Раз в пару месяцев появляется на пару дней. О чем я ей и сообщил. Как человек чести, не могу разрушать чужое счастье.

Спустившись пообедать, я опять позвонил Вяземской. Прислуга поведала, что мадемуазель ушла на службу. Но, если господин Колтцофф хочет с ней связаться, он может позвонить завтра, около десяти утра. Официант Август, глядя на опустившего трубку меня, заулыбался. На улице было тепло и светило солнце. Воздух был слегка голубоват и чувствовалась весна. Париж был именно таким, каким его воспевали тысячи поэтов и певцов.

Вечером, в «Тетушке Катрин» я порвал зал искрометным мастерством. Исполнив в финале «Русское поле» из «Приключений Неуловимых». И на бис – «Госпожу Удачу». Мсье Роже сказал, что это большое счастье, что такой артист работает у него. Воспользовавшись случаем сообщил ему, что вскоре возможно уеду на некоторое время, для поправки здоровья. Он горячо меня заверил, что мое место будет меня ожидать, потому что равных мне не наблюдается. Художники опять накидали полную шляпу мелочи.

Во вторник, без пяти десять, я уселся за стойку, подвинул телефон, и уставился на часы. Трубку сняли после первого гудка.

– Здравствуйте! Могу я услышать мадемуазель Вяземскую?

– Это я, Кольцов. Не ожидала, что вы позвоните.

– На мне некоторая ответственность, Наташа. Я не мог не узнать как у вас дела.

– Со мной все отлично. Еще что-нибудь?

– Наташ. Пригласите меня в ресторан. Пообедать, а?

– Я вам уже говорила, что вы дурно воспитаны? Воспитанный мужчина сам приглашает даму!

– Но не в нашем случае! Ведь если я вас приглашу и вы откажетесь – это катастрофа! У меня будет тяжелая душевная травма. Я буду вечерами петь песни про смерть и все пропало. Художники начнут рисовать скелеты, могилы и ужас. Туристы покинут Монмартр, а потом и город. Город зачахнет. А если вы пригласите меня, то я ни за что вам не откажу. Наташа! Спасите Париж!

– Вы понимаете, что нарушаете все правила приличий?

– Париж важнее, Наташ.

Она наконец засмеялась. По голосу было слышно, что она улыбается, маскируясь суровым тоном. У неё чудесный смех.

– Ну хорошо. В четверг у меня выходной. Приходите к моему дому в два часа.

– Чай и кофе брать? Или только сахар?

– Нет уж! Будем гулять в Булонском лесу. А там, я посмотрю на ваше поведение.

– Я на всякий случай присмотрю ресторан. Вдруг вы проголодаетесь.

– До свидания – фыркнула она и положила трубку. Мне кажется, повесив трубку, она засмеялась.

Отыграв в кафе, по дороге домой, я опять влип в историю. Перед поворотом за угол я услышал звуки драки. Работал мотор авто, и раздавалось азартное кхеканье. Гастон, что ли народ опять бомбит, блин… Прислонив в тени гитару, явил себя людям. Им было не до меня.

В свете фар работающего авто я увидел, что трое мужчин лупят одного. Еще один стоял чуть поодаль. Диспозиция вырисовывалась следующая. Четверо, судя по издаваемому периодически «бля!» – русские, пытаются захватить пятого. Пятый – судя по всему боксер, умело отмахивался от троих. Тот, что поодаль был со стволом в руке. То, что пистолет не стрелял, говорило о том, что спортсмен нужен живым и целым. Но не любой ценой. Как раз в момент моего появления спортсмен свалил одного из нападавших прямым в челюсть. Терпение нападающих иссякло. Один, отскочив, отстегнул от пояса что-то типа дубинки и вмазал спортсмену сначала по руке, а потом и по башке. Тот начал падать.

Нуууу… мы так не договаривались!

Я включился. Сначала вырубил пистолетчика, а потом по полной отработал сладкую парочку. Контрольно вмазав каждому в челюсть, когда они уже валялись. Не забыл уже отрубленого.

Даже б если бы они ожидали нападения, шансы у меня были. А сейчас мне на руку играли темнота и шум, что они производили. На всякий случай засадил по печени ногой тому, что с пистолетом. То есть наганом. Откинул ногой в сторону наган, и неожиданно тяжелую дубинку.

Подошел к спортсмену. Он прижимал к груди левую руку и, опираясь на правую, пытался встать. Но его вело в сторону, и он опять садился. Судя по всему, молодой, высокий, широкоплечий блондин в ношеном, но опрятном костюме, и ношеных, но сверкающих ботинках. Поодаль валялась шляпа.

– Вы как? Идти можете?

– Кто вы?

Я пожал плечами.

– На данный момент – друг. Давайте я помогу вам убраться отсюда.

Быстрый обыск агрессоров подарил мне еще один наган, и люггер, именуемый в народе парабеллум. В карманах пиджаков, в бумажниках, оказалось достаточно много денег. Пара десятков патронов, для наганов и люггера. Автомобильная книжка на авто Рено Nn1, 1924 г.в.

Свалил пистолеты на переднее сидение. Помог подняться и сесть на заднее сидение пострадавшему. Сходил, принес гитару. Проверил люггер, заряжен. Протянул избитому парню.

– Пользоваться умеете?

Тот выщелкнул и вставил обратно обойму и кивнул. И тут же схватился за голову. Я тронулся.

Слава богу, что навыки Ивана сохранились. Я на этом тракторе ехать бы не смог. Мы выехали на Бульвар Клиши, и я остановился у тротуара. Хотел поинтересоваться, куда мне его отвезти. Но он был без сознания. Похлопал его по щекам. Он открыл мутные глаза.

– Где вы живете? Куда вас везти?

– Я только сегодня приехал, и, с отсутствием средств, хотел остановиться у знакомых. Но они переехали, так что не знаю. Высадите меня здесь – заплетающимся языком сказал он, и попытался открыть дверь авто. Но снова отрубился.

И что делать? Да уж. Снова тронулся и поехал к своему дому.

Мадам Клоди, увидев меня в обнимку с высоким мужчиной, потеряла дар речи.

– Это не то, что вы подумали, мадам. Это мой кузен. Он приехал из провинции меня навестить, но подвергся нападению апашей.

Двенадцать пролетов вверх мы одолели минут за двадцать. Но все когда-нибудь кончается. Свалив парня на кровать, я взял полотенце и вытер лицо. Он слабо пошевелился.

– Разрешите представиться. Барон Мейдель, Яков Карлович. В Париже по делам. Проживаю в Бургундии.

– Хм. Кольцов Иван Никитович. Живу в этом дворце. Барон, у меня есть несколько срочных дел. И я вас покину. Постарайтесь не вставать. А если все же захочется – вот ведро. До свидания.

Я не решил, избавиться мне от авто, или его можно как-то использовать? Когда Иван из Марселя приехал в Париж, то некоторое время подрабатывал в гараже у Батиста, в Клиши, почти на набережной. Батист был партнером контрабандной бригады где трудился Иван. Обеспечивал её заказами. Ивану, не имевшему никаких знакомств, пришлось искать работы у него. Место было так себе. Почти в Сен-Дени, в окружении подозрительных складов, и мастерских, где клепали всяческую фигню выдавая её за импорт. С соответствующим контингентом.

Через некоторое время Иван ушел. Но отношения сохранил нормальные. Насколько это возможно в этой среде. И вот теперь пригнал сюда угнанную тачку. Замолотил кулаками в ворота гаража.

– Давненько не виделись! – проворчал Батист узнав меня. – кой черт тебе нужно?

– Хочу оставить тачку на пару дней. – Батист глянул мне за спину.

– Сто франков. – я кивнул.

Он открыл ворота и показал место на заднем дворе. Загнал, выключил двигатель, протянул ему ключи.

– Только, Батист. Без неожиданностей, ладно? – Он хмыкнул и кивнул.

Меняя работу Иван, по русскому обычаю, проставился работягам. Заодно набил морду кузнецу, что считал себя здесь пупом земли, и задирал молчаливого русского все три месяца. Чем очень впечатлил. Так что грубо кидать Батист не станет.

В моей комнате, я достал из сундука два одеяла и старое пальто. Расстелил на полу одно одеяло, свернул вместо подушки пальто. Накрылся одеялом. Страдалец спал беспокойно, но крепко. Мое появление даже не заметил.

Под утро мой гость попытался встать и куда-то сходить. Но, наступив на меня, упал и снова затих. Когда он пришел в себя, я предоставил ему ведро и настоятельно попросил не экспериментировать хотя бы до дневного света.

При свете дня все оказалось не так уж и страшно. Левое предплечье превратилось в огромный синяк. На голове была шишка с голубиное яйцо. Но ни гематомы, ни перелома не было. Ерунда. Пару дней отлежаться. О чем и поведал своему невольному жильцу.

– Господин Кольцов! Я хочу вас поблагодарить за помощь, что вы мне оказали и оказываете. Будучи в стесненных обстоятельствах, я вряд ли бы смог выйти из ситуации, в которой оказался.

– Пустое, барон. К тому же вы не столь стеснены, как вам думается. Я успел получить контрибуцию с нападавших. В общей сложности полторы тысячи франков. Пятьсот из них ваши. И вот этот пистолет, вы вчера обронили.

Я протянул ему люггер.

– Я конечно не на чем не настаиваю, – он снова проверил обойму, – это грязные деньги. Но почему не поровну? Ведь если бы не было нападения, то не было бы и контрибуции.

– Яков Карлович! Я спал на полу, вы нуждаетесь в уходе. И в момент, когда я подоспел, речь шла не о контрибуции, а о вашем плене и выкупе. Сколько, кстати, за вас бы просили, как вы думаете?

– Увы, выкуп за меня требовать не с кого, я одинок.

– Тогда что это было? На первый взгляд это выглядело похищением с целью выкупа.

– В середине тридцатого года я вступил паем в одно предприятие. По условиям партнерства я могу забрать свой пай в любой момент. Вчера днем, я, на последние деньги, прибыл в Париж с целью уладить этот вопрос. То есть забрать свой пай, и выйти из партнерства. Руководства в конторе не оказалось. Меня попросили быть с утра. Я направился к знакомым, в надежде переночевать. Но они съехали. И вот, когда я шел на вокзал, в надежде переждать там до утра, на меня напали.

– Почему-то мне кажется, что деньги вам не вернут.

– Думаете?

Мы захихикали, но барон опять схватился за голову…

Я спохватился, достал спиртовку и принялся варить кофе. В процессе сказал Мейделю, что ему лучше пару дней не вставать. И не пытаться куда-нибудь переселиться. Потому что деньги ему настолько не хотят отдавать, что могут и найти.

Пока пили кофе, он поведал, что его пай в пятьсот фунтов должен был за это время потолстеть до шестисот тридцати. И что эти деньги ему очень нужны.

Сейчас, в условиях кризиса, это для Франции очень приличные деньги. На них можно купить авто и домик в дальнем пригороде Парижа.

– Понимаете, Иван, кризис. У меня замок неподалеку от Жуаньи. Это в Бургундии, между Сансем и Осером. Ну, какой замок? – груда камней на берегу Йоны. Свои виноградники я сдаю арендаторам. На это можно было прилично жить. Не роскошно, но достойно. Но в прошлом году половина арендаторов обанкротилась. Я нашел новых, но деньги будут только после сбора урожая. И я приехал забрать так необходимые мне средства.

– Вы, смотрю, налегке, барон? Ни вещей, ни прислуги?

– Давайте уже без чинов, а? Мы ровесники, оба воевали, к чему политесы?

– Давай.

– Иван! С кризисом я настолько обеднел, что у меня нет денег на приличный костюм. Какая прислуга?

За разговорами он поведал мне свою историю. Из старинного рода Мейделей. По окончании Михайловского училища, в шестнадцатом году, был представлен ко двору и начал службу в первом ЕИВ лейб-гвардии артиллерийском дивизионе. Сразу же угодив на фронт в Галицию. После революции оказался у Деникина. После разгрома эвакуировался в Турцию, а потом перебрался в Париж. В двадцать девятом году продал большое поместье в Эстляндии, недалеко от Гапсалы, и приобрел имение в Бургундии. Покупка оказалась не самой удачной. Потому что сейчас он совершенно без средств.

– Знаешь, Яков Карлович, похоже, у меня есть для тебя предложение. Как поправить дела, да и размяться. Мне кажется, ты там у себя в Бургундии заскучал.

Глава 7

Наташа опоздала всего на пять минут. Я в панике подумал что может быть я и вправду ей интересен. И это нужно оправдывать. О чем разговаривать с аристократкой из рода Рюриковичей было решительно непонятно.

Она тем временем взяла меня под руку и повела к воротам ограждения Булонского Леса.

– Почему вы молчите, Кольцов?

– Я думал, что прогулка по лесу – это была шутка.

– Никаких шуток. Я здесь с детства гуляю. Думала, что вам будет интересно.

– Мне интересно.

– Конечно, после Африки и всех этих приключений, наша жизнь вам кажется пресной.

– За что вы на меня злитесь?

– Иван, я всего лишь вместо кабака повела вас в парк!

– Понимаете Наташа, мне здесь нечего вам рассказать. Разве что если срубить это столетнее дерево, носороги на водопой – не пройдут.

– Я и так знаю, что вы бесстрашный охотник.

– Но вы даже не подозреваете, какой я рыбак! Как охотник я, себе – рыбаку, в подметки не гожусь.

– Это вы к чему?

– На Ститэ есть прекрасный рыбный кабачок. Великолепная рыба во фритюре под шабли!

– Понятно. Вы хотите меня подпоить и воспользоваться моей беспомощностью!

Я остановился, посмотрел в её смеющиеся глаза и сказал:

– Я очень хочу вас поцеловать.

И поцеловал. Солнечная система замерла, Галактика пропустила удар своих пульсаций. Мы целовались так, как будто больше никогда не доведется. С сожалением отстранился.

– Ну что? Получил что хотел?

– Это одна миллиардная того, что я хочу. К примеру, мне хочется тебя удивлять. Так что мы сейчас не поедем в гостиницу, а будем гулять. Вот.

По парижским, да и не только, правилам, если дама ответила на поцелуй, можно смело ехать в номера и предаваться разврату. Но она засмеялась, уткнувшись мне в плечо.

– Ты меня действительно удивил! Я думала, что ты и номер уже в гостинице оплатил, и не знала, как отказаться не обидев.

– Не стоит думать обо мне плохо. Номер в отеле Крийон нас ждет. Просто мне кажется, что сейчас будет лучше просто немного погулять.

– Гораздо лучше! Вечером мы с мамой приглашены на прием у бразильского посла. Ты очень ловко избежал отказа. Так что немного погуляем, и я пойду. Хорошо?

– Ну да.

– А ты мне пока расскажи про подвиги на войне. Страшно интересно.

– Да чего там интересного? Выпустился с курсов, приехал на фронт. Только организовали нормальную грязь и антисанитарию, бац! – Революция. Все разбежались. Сижу один против полчищ немцев. И со мной десяток водителей грузовиков, что не ездят, потому что нет бензина. Тут от немцев приходит парламентер, говорит давайте перемирие. Я говорю – с вас две бочки бензина, и мир навсегда. Ну, мы и уехали. Так дальше и шло. Пока в Крым не занесло. Тут меня поймал адмирал Кедров, и заставил налаживать радиосвязь на кораблях флота. Ничего не вышло, только, пока возился, линкор Алексеев уже пришел в Бизерту. Я поболтался на берегу, и нанялся к купцам в охрану каравана. Вот и вся война.

– Вань! Тебе кто-нибудь говорил, что ты словно не отсюда? Ведешь себя как будто принц в изгнании. Ай! Перестань!

– У тебя за ухом родинка …

В прошлой жизни я заскучал. Карьерного потолка достиг. Денег заработал. Детей вырастил. Этот неожиданный кульбит мироздания мне нравился все больше и больше. Одного того, что я целовался в Париже с фантастической красавицей было достаточно. Но еще была куча возможностей. Кое что, исходя из послезнания, будет просто глупо не отыграть по полной.

Мы шли по дорожкам Булонского Леса, и Наташа мне рассказывала, что модный магазин, где она работает, это не просто так. Эльза Скиапарелли – это почти тоже, что Коко Шанель, только круче. И ей страшно интересно во всем этом участвовать. Я посмеивался над феминизмом её хозяйки, и рекомендовал посоветовать ей открыть уже модный дом.

– Кольцов! Ну какой мужчина в курсе женской моды? Откуда ты это все знаешь?

– У меня в «Катрин» хозяин извращенец. Сама понимаешь…

– Ты, Ваня, что-то скрываешь!

– Даже не надейся! Мне категорически не нравятся мужчины! И очень нравится одна княжна. И ваще, Наташ, я готовился. И знаю что твой магазин на Рю де ла Пэ. А твоя мама – видная благотворительница. И, кстати, Бразилия – очень даже ничего. Все в белых штанах. Познакомишь с послом?

По аллеям парка гуляли обаятельные старушки с симпатичными собачками. Миловидные гувернантки выгуливали малышей. Благообразные старички читали газеты на скамейках. Солнце грело по-весеннему, и на деревьях уже можно было увидеть робкие листочки. Я держал за руку удивительную девушку…

Возле своего дома Наташа обняла меня и мы сладко поцеловались. Когда она отстранилась, я протянул руку ей за спину и вытащил оттуда букет из ста одной белой розы. Два гавроша с рю Ордан были мной мобилизованы. Один следил за нашими перемещениями. Второй, увидев сигнал что мы направляемся к дому, ринулся в цветочный неподалеку, и принес ранее заказанный букет. Что я, дурак, гулять с девушкой у которой в руках розы? А вдруг букетом по лицу?

– Наташ, я из мелкопоместных. В теории знаю, что нужно дарить одну розу. Но бороться с собой не могу.

Она еще раз меня поцеловала и засмеялась.

– Зато я вижу, что ты русский.

Открывший дверь консьерж слегка обалдел. Мы попрощались.

Это да. Представить себе француза, подарившего сто роз – нереально. С русской точки зрения французы нечеловечески жадные.

Я закурил и пошел к Елисейским полям.

Дом, в котором я живу – обычный парижский дом. Один подъезд, пять этажей и мансарда. На втором-третьем этажах по две квартиры. На четвертом-пятом, по четыре клетушки на этаж. И две мансардные комнаты. Одну снимаю я. Вторую занимал художник, обрусевший болгарин Михайла Тончев. Но с пару месяцев назад съехал.

Я договорился с консьержкой, что опустевшую мансардную комнату на неделю снимет мой кузен. И заселил туда Мейделя. Чувствует он себя лучше, но ходить ему еще не стоит. Поэтому я ангажировал в публичном доме девочек, Жюли и Катрин. Они ухаживают по очереди за раненым и носят ему куриный бульон из кафе Августа. При общении Яков Карлович оказался нормальным парнем. С легкой прибалтийской занудностью, но девочки считают её признаком аристократизма. Узнав, что у них на попечении настоящий барон, они принялись его обольщать. Он отбивался. А у меня была возможность не сидеть у постели раненого героя, а заниматься своими делами.

– Кольцов! Ваша манера вести дела меня изумляет! – приветствовал меня Мейдель. Рядом сидела Катрин, и, кажется, кормила его с ложечки.

– А что вас удивляет, барон?

– Ну почему не нанять нормальную сиделку?

– И что вам не нравится? Катрин, судя по всему, от вас без ума.

– Прекратите! Мне неудобно перед милыми барышнями. Пусть они и падшие женщины.

– Вы уж определитесь, милые или падшие. И вообще, мы договорились, что будем соблюдать максимальное инкогнито. Обратится к медикам – громко объявить, где вас искать.

– Ну, теперь-то нас врасплох не застанут! Мы вооружены, в конце концов.

– И что, устроите перестрелку?

– А что вы предлагаете?

– Приходите в себя. Там посмотрим. Можно съездить к этим вашим компаньонам. Вы их хорошо знаете?

– Ну, вступить паем мне предложил Сергей Иванович Геттинген. Он служил по интендантству, и давно мне знаком. В товариществе он, кажется, в руководстве.

– Боюсь, вы плохо знаете этого господина. Яков Карлович, приходите в себя. А там, я думаю разберемся. Я пойду работать. Очень вас прошу, не уходите никуда.

– Мне здесь надоело!

– А кому легко? – перешел на французский – Катрин! Вверяю тебе барона. Следи чтоб не убежал. Пошел к себе, взял гитару и ушел. Интересно, она его таки изнасилует, или он не так уж и слаб?

На подходе к «Тетушке Катрин» меня перехватил Николай Белов, художник, что здесь тоже работает. Вообще-то, благодаря Тончеву, у меня здесь множество знакомцев. Художники считают меня своим.

– Кольцов. Выслушайте меня!

– Привет, Коль. Ну пойдем, пропустим по рюмке.

– У меня идея. Давай устроим вернисаж под твои песни? И прямо под пение я напишу картину?

– А что, неплохо. Только иди тогда дальше. Нужно устроить представление. Кто-то рисует, кто-то поет. Кто-то – посадит на стул девушку и пострижет её налысо. Очень не плохо было бы разлить на пол краски разных цветов и в них изваляться. Пригласить прессу…

– ГЕНИАЛЬНО!!!! Кольцов! Я поговорю с ребятами. Давай это все устроим.

– И название какое-нибудь этому всему – «даешь концептуализм!» а? А вообще придумаете какую-нибудь помесь карнавала и акта живописи. Только термин «живопись» рассматривайте максимально широко. Рисовать ведь можно не только красками. А и арт-объектами. Тогда я буду выступать изредка. А меня можно будет заменять вон, Эрнаном с гармошкой, из Гасконца… И сделать этот хепенинг постоянным. Чтоб туристы знали, каждый день в пять часов на площади Тарт – начинается. Миманс какой еще подтяните…

– Это… Это бесподобно! Ты гений, Кольцов.

Возбужденный Белов не прощаясь скрылся среди картин. Ну вот. Запущу концептуализм на полную. А то народ пока стесняется…

Глава 8

Эволюция моды приведет к тому, что мужской костюм вообще, и пиджак в частности, станут выполнять странные функции. К примеру, сейчас у меня в пиджаке лежит: пачка сигарет, зажигалка зиппо, носовой платок, портмоне, блокнот, карандаш. В двадцать первом веке максимум, что лежало в пиджаке – плоский смартфон. И то, по выпуклостям ткани, при желании, можно было разглядеть марку гаджета. А сейчас я, запросто, положу в правый карман наган, в левый – десяток патронов, и только внимательный наблюдатель заподозрит, что в карманах что-то лежит.

Когда я вернулся домой ночью в воскресенье, барон заявил что время пришло. Он завтра пойдет и потребует вернуть ему деньги.

За то время, что он приходил в порядок мы с ним успели сдружиться. Я пригласил его поучаствовать в поиске черногорского клада. Он с радостью согласился. И я видел, что дело не в деньгах. Точнее не только в них. Ему было смертельно скучно. И даже получив по башке, он не потерял желания движухи.

– Только, Кольцов! Я уже успел тебя изучить. Поэтому сразу заявляю, делим все – пополам!

– Алчность? Фи…

– Вот не нужно этого. Я по твоим глазам вижу, что ты хочешь мне дать всего тридцать процентов.

– Двадцать пять.

– Кольцов! Это низко.

– Не благодарите. Я всегда знал, что здравомыслие победит жадность.

– Нет позвольте! Я требую, чтобы вы объяснились!

Не зная что нас ждет, я не видел смысла в этих разговорах. И даже не думал делить клад как-нибудь, кроме пополам. Но дразнить Мейделя было очень занимательно.

– Охотно. Я владею информацией, средствами, и у меня есть план. Что вы, барон, вносите в копилку нашей победы?

– Я стребую причитающиеся мне деньги, и приму участие в экспедиции полноправно, а не наемником!

– А что с планом и информацией?

– А вы справитесь один?

– Барон! План – вот основа успешной экспедиции, а вы крайне далеки от планирования! Вот как вы намерены стребовать свои средства с этого господина, как его там?

– Геттинген. Ну… как. Приду и потребую мне немедленно вернуть деньги.

– Вот даже получив по голове, вы все еще надеетесь что-то получить?

– Я точно знаю, что компания господина Геттингена не бедствует! У них прекрасная контора на авеню Ваграм, и вполне успешные импортно-экспортные операции. Я получал ежегодные отчеты!

– Я рекомендую тебе подумать. Ребята, похоже не думают ни с кем рассчитываться.

Честно говоря происходящее сейчас во Франции мне сильно напоминало наши девяностые. Жесткий экономический кризис спровоцировал бурление политических говн. Ежедневно закрывались куча заводиков и предприятий. Безработица зашкаливала. Официальный курс франка отличался от реального процентов на пятьдесят, или даже больше. Точно так же как у нас, возле банков толклись жучки, скупающие валюту дороже официального курса. Купить в банке доллары или фунты по официальному курсу было практически невозможно. От жуткой инфляции, как ни смешно, спасала только дикая безработица. На этом фоне в парламенте большинство было у социалистов и коммунистов. Газеты писали про налог на богатых. Его оказывается вон когда придумали. А в нулевые все же ввели.

Так что мне было очевидно, что Мейделя решили тупо кинуть. И получить деньги он сможет только при моем участии. Да и то не факт.

И вот, он собрался за деньгами.

– Ну, хорошо, барон. Но я заявляю, что принимаю на себя командование всеми мероприятиями по поиску сокровищ. Ваш поход я объявляю подготовительной операцией. И сам приму в нем участие. В среду.

– А завтра?

– А завтра мы посетим твоего поверенного. И все подготовим. И вообще, Яков Карлович, чем лучше подготовка, тем успешней операция.

Рано утром в понедельник я поехал к Батисту в гараж. Он попытался слупить еще денег, но я озадачил его перекраской авто в цвет «бордо», и новыми документами. Предложил ему наган, из трофейных. И попросил вооружить меня чем-нибудь мощным и недорогим.

– Ты, Айвен, на дело собрался? Или просто шпана одолела? Если шпана, то наган зря отдаешь, а если на дело, то просто скажи, – банк, квартира, или заводская касса?

– Я хочу быть готов к неожиданностям. Чтоб эти неожиданности не думали, что меня возьмешь на раз-два.

– Мутно говоришь. Пойдем, сам посмотришь.

Оказывается, соседние мастерские тоже принадлежат Батисту. За время работы у него я, видимо, не понял, с кем имею дело. В большом помещении лежало оружие. Чего здесь только не было! Я залип возле пулемета Браунинга, такого же, каким Сухов решал вопросы с басмачами. Оторвавшись, попускал слюну у станкового Максима. Но цены… Пулемет Браунинга отдавали за двести фунтов. А Максим и вовсе за полторы тысячи долларов. Правда, с внушительным боезапасом, но все равно дорого. Скромно взял четыре гранаты F-1, и патроны к нагану и люггеру. Чем впечатлил Батиста невероятно.

За весь пакет услуг он запросил всего пятьдесят долларов. Заодно предложил убежище – пересидеть розыск, медпомощь – если понадобится, обеспечить алиби, новые документы, совсем как настоящие. И все это за жалкие тридцать процентов от добычи, которую он готов помочь реализовать…

Мэтр Планель, поверенный в делах Мейделя – обычный парижский нотариус. Внешне затрапезный, то есть неброский. Но я хорошо помню, что Портос, из «Трех Мушкетеров», после смерти нотариуса Кокнара, на его деньги купил себе баронство в Нормандии, с огромным замком. Мейдель нас представил друг другу, и на этом его участие в разговоре ограничилось. Всего за пятьдесят франков, через час, мы стали обладателями комплекта документов, в которые оставалось всего лишь вписать имя представителя компании «АфроБалканИмпекс». Что выкупил у г-на Мейделя пай за шестьсот тридцать фунтов.

– Кольцов! Откуда ты знаешь все эти крючкотворские тонкости?

– Я учился в Политехническом Институте. Там не до глупостей. Никому не интересно, какие стати должны быть у полковой лошади. Там для жизни знания дают.

Мы сидим в кафе на площади Бурбон, рядом с МИД Франции на К-д-Орсэ. Барон оказался фантастически дремуч в тонкостях бюрократии. И на простой вопрос, есть ли у него паспорт слегка завис. Заверил, что гражданство получил еще в двадцатых, но паспорт где-то затерялся. Когда я поинтересовался, как он со мной собирается ехать за границу, в поисках сокровищ, он порозовел. Потом сказал, что если вернуться домой в Бургундию, то в префектуре паспорт ему сделают всего за пару недель. Я вздохнул, и прямо от нотариуса протелефонировал мсье Широ, чиновнику французского МИДа. С этим господином Иван собирался выехать во Французскую Полинезию. Мсье Широ планировал быть послом. А Ивана он хотел взять торговым атташе. Всего за триста английских фунтов. Но кризис. И узнав, что у мсье Колтцофф к нему дело, он обрадовался, и попросил быть в кафе к обеду. Где они спокойно все обсудят. И вот мы сидим и лениво пикируемся с Мейделем.

– Вы ненавидите офицерство, Кольцов! Я вообще не понимаю, почему вы не перешли к красным?

– Они хотят меня убить.

– А почему тогда так презираете белых?

– Они тоже хотят меня убить.

– Просто убить?

– Нет, у белых – после сложных ритуалов. Ну, там про Россия гибнет, и защитим родину от вандалов. Но суть одна. По мнению белых я должен умереть. Желательно красиво. Но и так сойдет тоже.

– Ты циник.

– А кто без недостатков?

Мсье Широ, узнав, что нужен паспорт, деловито обозначил таксу в тысячу франков. Завтра паспорт будет готов. Вкусно отобедав за наш счет, получив аванс, и записав данные Якова, он отбыл дальше служить Франции. Мы допивали кофе.

– Простите господа, я услышал русскую речь, и не мог не подойти к соотечественникам. Вы позволите?

Рядом стоял смутно знакомый мне мужчина, дорого и модно одетый. Где я его видел? По виду – ровесник Ивану и барону. Он между тем сел к нам за столик и махнул официанту.

– Позвольте представиться, господа. Григорий Зарецкий, бывший приват-доцент. Сейчас по торговой части, выправляю паспорт, для поездки в Англию.

Посмотрел на Мейделя, потом на меня и обаятельно улыбнулся. И я вспомнил его фото. Толкнул ногой барона, чтоб не представлялся. Мы с ним договорились не особо козырять своими настоящими именами. Потому что захватывали Мейделя всерьез. Поэтому сразу договорились, что его я буду посторонним представлять Николаем Егоровичем. Я закурил.

– Не стоит, Сергей Михайлович. Мы вам не интересны, от слова абсолютно.

Перед нами за столиком сидел Сергей Михайлович Шпигельгласс. Резидент Советской разведки. Он ощутимо напрягся.

– Мы знакомы?

– Упаси бог! Достаточно того, что я вас знаю. Резидент ГПУ, работаете по Германии и Франции, и формируете агентурную сеть. Зря вы к нам сели.

– А зачем он к нам подсел? – поинтересовался барон.

– Ну, а вдруг вербануть получится? Он сейчас любой агентуре рад.

– Господа, кажется вы ошибаетесь.

– Да полно вам, господин Шпигельгласс. Не нужно. Я знаю все, что вы скажете. Да и что дальше будет. В любом из вариантов. Изложить?

Он уже огляделся и пришел в себя. Увидел, что захват вроде не предполагается, и чуть успокоился. И ему стало жгуче интересно, кто это его так хорошо знает. Зря я. Это все подрыгивающая бодрость, что я ощущал с момента попадания.

– Ну, вы можете попробовать нас чем-нибудь купить. Можете как-нибудь напугать. Только я говорю, зря это все. Вам бы о себе побеспокоится.

– Это вы о чем? – он все-таки растерян. По всему, здесь и сейчас никто не может знать его настоящее имя.

– Сергей Михайлович. Вот вы в поте лица своего большевикам головы врагов одну за одной таскаете. Весь РОВС заагентурили. А вас через пару-тройку лет шлепнут свои же. В благодарность.

– Вы не хотите представиться?

– Зовите меня Василий Алибабаевич. А это – Николай Егорович. Я, если честно, раздражен вашей наглостью. В десятке метров от МИД, фи. Мы пойдем. Прощайте. И не ищите нас. А то я буду вынужден принять меры.

И мы ушли. Я был собой страшно недоволен. И чем дальше, тем больше злился. И даже на следующий день.

И в среду, когда мы пришли в контору «АфроБалканИмпекс», я продолжал злиться.

Мы заявились не просто так, а послепредварительного наблюдения. Из кафе на углу мы видели, что господин Геттинген прибыл на работу. Поэтому, когда пишбарышня попыталась нам сказать, что его нет, просто прошли к нему в кабинет. И уселись в кресла возле стола. Представительно – вальяжный господин Геттинген был возмущен.

– Господа! Не стоило врываться ко мне так бесцеремонно!

– Увы, Сергей Иванович, у меня совсем нет времени. Я прошу вас, вернуть мне внесенные в ваше предприятие средства. – заявил Мейдель.

– Яков Карлович! Вы должны с подобными вопросами обращаться в установленном порядке, то есть письменно! Совсем не стоило приезжать в Париж. Здесь такая преступность – ужас. Недавно четверых моих вооруженных сотрудников избили, и отобрали автомобиль, представляете? В связи с этими расходами я остался совершенно без средств.

Гм. Это он намекает, что бери козлина авто, и чеши лесом? А глазками-то все за спину стреляет. А что у нас там? О! А там у нас сейф, замаскированный картиной. И кажется деньги в нем. И что дальше? А дальше стало опять скучно. В кабинет вошел двухметровый горец. Видимо Геттинген нажал скрытую кнопку.

– Ахмет! Господа уже уходят. Проводи их. Вы, господин Мейдель, напишите и пришлите заявление, согласно Устава компании, мы рассмотрим.

Горец положил руку мне на плечо.

– Ыды давай. И ты ыды.

Я сломал горцу указательный палец. А когда он согнулся, добавил локтем в нос.

– Яков! Запомни, втатуируй себе в мозг, как хочешь. Если и как только начнется сшибка – не вмешивайся ни в коем случае. Просто прикрывай мне спину. Больше ничего не делай. – я повторил эту мантру Якову сотню раз, и, кажется, не зря.

Когда горец Ахмет упал возле стола, барон остался сидеть так же безучастно. Молодец. Я повернулся к горе-кидале.

– Господин Геттинген. Вы не понимаете всей степени нашего отчаяния. Я считаю до трех, и вы рассчитаетесь с бароном из сейфа за вот этой картиной.

Потом я положил на стол кулак с гранатой F-1. И выдернул чеку.

– Раз! – я отогнул указательный палец.

Геттинген онемел.

– Два! – я отогнул безымянный.

– Хорошо! Только прекратите это!

– Открывайте сейф. И я вас прошу. Без неожиданностей, пожалуйста.

Он достал из жилетного кармана ключ и открыл сейф. Там лежало несколько пачек. Геттинген попробовал сунуть нам франки. Но я хмыкнул. И он начал отсчитывать десятифунтовки. Очень удивился, когда Мейдель заставил его подписать передаточные документы. Я вставил кольцо обратно. И положил гранату обратно в карман. Сейчас в кармане можно незаметно носить гранатомет, никто не почешется. После этого добавил по челюсти ногой горцу.

И вежливо попрощавшись мы отбыли, поймав такси на углу.

– Кольцов! Я чуть не обделался!

– Ты очень хорошо держался Яков Карлович, я тобой горжусь.

– Это какой-то бандитизм!

– Бандитизм – это брать деньги у наивных соотечественников, и не отдавать. А мои действия – всего лишь наиболее эффективный способ эти деньги вернуть.

– Иван Никитович. Я не верил, что мы вернем деньги. Но ты сделал невозможное. Половина из них по праву – твоя.

– Вот вас, барон, красные ссаным веником уже за моря прогнали, а вы все в благородство играете! Мне достаточно ста фунтов. И я вас беру полноправным членом концессии по добыче сокровищ. Мне, честно, понравилось, как вы себе вели.

– Ну, я не знаю!

– Да ладно тебе. Вот только из города нужно валить. Хотя бы на время. Ладно, еще будет время подумать. Яков! Возвращайся на рю Ордан. Сильно не отмечай. Я буду завтра утром.

Тронул водителя за плечо. Вышел возле метро. Я решил переодеться. И сейчас поеду куплю себе костюм. И пальто. И ваще, почищу перышки. А потом утащу Наташу на ужин. Три дня не виделись.

Глава 9

Она даже слегка упиралась. Но я непреклонно утащил её в отель «Ритц». Поначалу собирался в «Крийон». Ну, куча кинофильмов – «Как украсть миллион» с Одри Хепборн, «Мария Антуанетта»… Но «Ритц», откуда принцесса Диана отправилась в последнюю поездку, тоже ничего, и совсем рядом. Ужинать мы не стали, потому что я совершенно потерял голову.

– Ваня, ты понимаешь, что я приду на работу в той же одежде?

Спустя несколько часов мы принимали ванну под шампанское. В приоткрытую дверь было слышно, как прислуга сервирует поздний ужин. Наташа, поддерживая имидж неземной принцессы, заказала «Fleur de courgette farcie de fromage de chèvre et de citron confit, avec caviar noir»^[3]. Я гнусно похихикал и заказал по два нисуаза^[4], буайбеса^[5] и кокована^[6] в вине. И заявил, что козий сыр с лимонным джемом и икрой мы съедим десертом. Она меня нежно поцеловала и сказала что наконец-то ей встретился мужчина с которым не нужно никого изображать… В общем, когда в дверь постучали, пришлось скрыться в ванной.

Я целовал Наташу в шею, и говорил, что – подумаешь. Они все видели, что ты ушла со своим парнем. И это все объясняет.

– Парнем? Слушай, Кольцов. Что у тебя за лексика? Никто так не говорит!

Я не стал отвечать, а просто унес её в постель.

– Ваня! Ну все же остынет…

Наташа, самый сейчас мне близкий человек, остро чувствует мою инаковость. И, если я правильно понимаю, это её больше всего во мне и привлекает. А у меня только один способ отвлечь девушку от ненужных вопросов. И он мне очень – очень нравится.

– Ты знаешь, Вань, я иногда задумываюсь, что будет дальше, и мне почему-то страшно. Так хорошо как сейчас не может длиться. Такое ощущение, что-то огромное нависает над нами всеми.

– Через пару-тройку, максимум пять лет, мы с тобой будем жить на берегу моря. У нас будет двое детей и смешная большая собака. Так что не грусти, все будет отлично, я договорился.

– Это что, предложение? Иван, кто же делает предложение – так?

– Ничего подобного! Я пока не оборудован для предложения. Просто информационное сообщение. Вот когда кольцо с алмазом, солнце, играет оркестр, и я такой на колене…

К моему удивлению, эта вроде бы прожженная парижанка, в постельных утехах оказалась весьма скромной. И лишилась нафиг этой скромности под моим алкогольно-романтическим напором, получая искреннее удовольствие именно от того, что я рядом. Меня это заводило еще больше.

– Кольцов! Ай! Ты был женат? Ты такой опытный …

– Да, целых два раза. В Африке, и в Марселе.

– Они были красивые?

– Ну как сказать. В Танзании я некоторое время работал царем небольшого племени. И был женат на гареме. Вот гарем меня этому всему и научил. Дикари, что ты хочешь!

– А француженка? Она красивая была?

– Она была рыбачка. Единственный зуб, который у неё остался, очаровательно торчал в левом уголке рта. Ей было семьдесят три года, и она померла от счастья, едва я оформил гражданство. Так что я дважды вдовец.

– А гарем был большой?

– Да нет, по традиции – три дюжины жен и наложниц.

– Ванечка, – она кусала меня за ухо, – я тоже хочу в Африку, заведу себе гарем. Три дюжины шоколадных красавцев.

– Вот кстати! Госпожа Вяземская. Я видел этого жеребца, бразильского посла. И заявляю прямо. Когда этот деятель смотрит на тебя своими похотливыми глазами, он не подозревает, что на самом деле он смотрит в ствол не то что пистолета, а пулемета, которым я разнесу ему бошку! Наточка, не нужно до этого доводить!

– Дурак! Я, если хочешь знать, по настоящему, кроме тебя, была влюблена только в восемь лет. В корнета Салтыкова. Их имение было рядом с нашим, и он приезжал летом к родителям. А посол нравится маме, а не мне. Она думала нас поженить, а я отказалась еще полгода назад. Но она надеется…

– В восемь лет? Наталья Викторовна! Я понимаю, что сейчас не подходящий момент, но я возмущен вашей ветреностью!

– Вань, а ты бы взял меня в гарем? Я бы тебя точно-точно взяла. Ты был бы у меня любимый негр…

– Ну зачем нам гарем? Нет, я понимаю, что не соответствую твоим желаниям, но Наташа, это будет огромная толпа, возьмут, и как сейчас модно, устроят революцию. И свергнут нас с тобой в младшие гаремцы.

– Иван, а ты мне про себя расскажешь? Или так и будешь отшучиваться?

– Ну чего рассказывать-то? Мама с папой сгорели зимой двенадцатого в пожаре, в поместье. Остался только я, и младший брат. Продали поместье. Брата забрала родня в Екатеринодар. А я поступил в Политехнический институт. Потом война. Брат в семнадцатом году поступил в тот же институт. После так и остался у красных. Я его не ищу, у него могут быть неприятности.

– Это родители хотели, чтоб ты был инженером?

– Они хотели, чтобы я пошел в семинарию. И принял постриг. Но, работа по выходным… не для меня это.

Когда я провожал её на работу, она сказала что заметила и оценила мой новый гардероб. А я сообщил, что так сейчас одеваются американские бандиты. Пусть подкинет своей хозяйке термин гангста-стайл. Буржуа должно понравиться.

Еще ночью я предупредил Наташу что намерен украсить Париж своим временным отсутствием. Он расстроилась. Мне было приятно.

Когда я постучавшись вошел в комнату Мейделя, то обнаружил его в постели с Жюли и Катрин. Близился полдень. На полу стояла корзина с полудюжиной пустых бутылок из под шампанского. Для лейб-гвардии все очень скромно, почти аскетично. Заспанная Катрин протерла глаза и сказала:

– Мсье Айвен, вы такой красавчик!

Дорогой костюм-тройка, пальто из тончайшего кашемира, ослепительная рубашка, сверкающие ботинки и мягкая шляпа, ничего кардинально не поменяли. Но взгляды встречных дам исполнились благожелательностью.

– Кольцов! – зашевелился барон – в такую рань?

– То есть, Яков Карлович, ты выпил это все один? И даже не угостил барышень?

– Мсье Айвен, – подала голос Жюли – после кафе нам уже и не хотелось!

– Вы еще и в кафе отметились?

– Мы сидели в кафе, и ушли только заполночь. – доложила Жюли. – Яков такой душка, угощал нас весь вечер!

– Барон! Просыпайся. Через два часа мы выезжаем к тебе в Жуаньи. Когда я подъеду, жди меня в кафе.

– Там не осталось шампанского?

Я вздохнул и отправился за авто. Только сначала заехал в магазин американских товаров на Мадлен и еще раз переоделся. Сменив свой денди-прикид на ботинки, напоминающие берцы, джинсы, свитер, кожанку и кепку. На всякий случай взял еще очки-консервы. Хихикнул, вспомнив, как вчера, покупая костюм, прятал гранаты от взглядов продавцов. И взял еще большой баул, куда решил сложить одежду.

Батист отдавая машину слупил дополнительные деньги. Когда и где, забирая машину из сервиса не требовалась дополнительная оплата? Ведь в самый последний момент выяснилось, что задний мост был на волосок. И всего за пять долларов…

По секрету сообщил Батисту что направляюсь в Бретань, по делам. Он, похоже решил, что я собираюсь таскать из Англии контрабанду. И важно заверил, что всегда готов. Мсье Роже, в Катрин, я, кстати, сказал что еду на воды в Форж, а мадам Клоди, поведал что везу кузена лечиться в Довиль. Не собираюсь облегчать жизнь тем, кто будет меня искать. Я очень ругаю себя за то, что выделывался со Шпигельглассом.

Мейдель сидел в кафе Августа с девочками. Был трезв, подтянут и собран. Хе. Гвардия! У меня даже после бутылки шампанского башка трещит потом пару дней. А тут чувствуется отточенный навык. Нежно попрощавшись с девочками, он уселся рядом со мной, и мы отбыли.

Всего за пол-часа пересекли город, и по бульвару Сен-Жермен выбрались на шоссе Дю Солей. Нам ехать около двухсот километров по дороге, связывающей Париж с Марселем.

Автомобиль без боковых окон, с одним лобовым стеклом и брезентовой крышей, не располагает к разговорам. Весна уже вовсю грела воздух, и Якова разморило. Он перебрался на заднее сиденье и задремал. Я, несмотря на бессонную ночь, чувствовал себя отлично. Иван был в хорошей форме. А я, в армии, научился не спать по двое-трое суток, достаточно легко.

На службу я попал после неудачного романа с однокурсницей. Завалил сессию, и забрили. Часть, в которой я оказался, как я потом узнал, была в общем-то экспериментальной. Командующий армией баловался военной наукой. И в одном из озарений придумал бригаду, которая обеспечивала охрану пусковых установок в полевых выходах. Я занимался несколько лет дзюдо, много читал, и уверенно водил автомобили. Вояки сочли что в такой бригаде мне самое место. Но я оказался дураком. Длинный язык моя беда. На политинформации я сдуру поинтересовался, как немецкий танк Т-3 оказался новейшим, а наш БТ-7 устаревшим? Мол у меня дома книжка для школьников, называется «На земле, в небесах, и на море». Там все это написано.

К чести замполита, он отбрехался про применение и моральное устарение, но это был первый звоночек. Как-то потом, при замполите, вспомнил фразу, что генералы готовятся к прошедшей войне, а новая будет другой. Ну и наконец, во время обычного трепа в курилке рассказал, что вся подготовленная армия была уничтожена, по сути, в сорок первом. Зря командиры над бойцами изгалялись.

Ну и все. В бригаде был взвод разведки. Прибегали первыми, оценивали обстановку и ваще обеспечивали выдвижение. Туда меня и еще нескольких сослали. И никакой дедовщины. Мы служили строго по уставу. Если хочешь сделать жизнь бойца невыносимой – заставь жить по уставу. Боевая подготовка в полном объеме. Возвращаясь после трехдневной пробежки по лесам с оружием, я заступал в какой-нибудь противный наряд. И мне сначала по секрету, потом открыто, а потом почти официально сообщили, что все это легко закончить. Пишешь рапорт, с просьбой о переводе. И все.

И вот, ковыряешь ты лопатой говно. Самое настоящее, солдатское, в гарнизонном сортире. Тут появляется сверкающий и начищеный замполит, и гордо вопрошает:

– Ну что, Кольцов. Понял теперь, что такое служба?

– Да я, товарищ майор, как-то и не сомневался, что защита Родины выглядит именно так. – отвечал я, оперевшись лопатой в кучу дерьма.

После этого, по выходе из наряда мне сообщали, что я назначен гранатаметчиком. Распишись за гранатомет. Весит шесть кг. И дальше бегать по лесам. Уже не только с автоматом, но и с гранатометом. Километров тридцать.

А через недельку пред строем отделения появлялся замполит, и спрашивал:

– Ну как, Кольцов, служба?

– Только отлично, трищь майор! Ведь советская армия без меня не отобьется!

Швейка я перечитал много раз еще до армии. Великая книга.

И мне добавлялся ранец, с двумя гранатами для РПГ. Хотя, ранец был удобный.

Наш командир взвода, точно такой же сосланный. Только лейтенант. Он нам сочувствовал, но приказы исполнял на совесть. Не считая дрыгоножества и рукомашества, которому он нас учил прям с душой.

Поначалу нас было семеро. Кто за что. Двое перевелись. А мы все уперлись. Я конкретно залупился на то, что советской армии честная служба не нужна. Ей нужны холуи и лентяи. Которых есть за что наказывать. А со мной это не работало. Прихватывать было не за что. Здоровья, неожиданно хватило. И замполита откровенно колбасило от одного моего вида. Потому что в курилке я не стеснялся и рассказывал, что пока вот соберешь все для выхода. То ли дело замполитам – рот закрыл, и в походном.

Мимо машины проплывали французские Ле Бретон, Ле Лука, Ле Бренет. Я встряхнулся, нужно заправится. А запасную канистру пока не трогать.

Замок барона Мейделя производил оглушающее впечатление. Было ощущение что какой-то великан отломал и разбросал стены из огромных глыб. Лишь флигель был похож на место где можно укрыться от дождя. Но жить там вряд ли можно. Тем не менее, барон указал мне именно на флигель и мы остановились возле входа в него. Солнце садилось где-то за обломками стены. Рядом несла свои тихие воды река. Вдали виднелись виноградники. Я закурил и сказал:

– Скажите, барон, вам много заплатили, за то, что вы взяли эту недвижимость себе?

Глава 10

Я сижу на улице, в продавленном кресле, которое я вытащил на солнце. Рядом, в таком же кресле, сидит барон Мейдель. Среди хлама в одной из комнат я неожиданно нашел слегка неисправный стационарный зонт. Он раскрыт над нашими головами. Мы пьем бургундское, что стоит на столике между нами, и наблюдаем как копают яму.

Когда Яков назвал свой замок грудой камней, я, помниться, уважительно подумал, что врут всё, про чванливость аристократов. У человека свой замок во Франции, а он скромничает. Но реальность впечатляла. Только неисправимый хвастун назовет каменный сарай так романтично.

На звук подъехавшего авто из дома выскочила женщина. Как выяснилось, что-то типа экономки. Весьма приятная с виду черноглазая брюнетка, радостно зардевшаяся при виде Мейделя. Ничего удивительного. Сухощавый, высокий, широкоплечий, сероглазый блондин. Я бы его назвал просто «смерть бабам». Если бы не прибалтийская меланхоличность во взгляде. Из-за нее мне больше приходил в голову термин «белокурая бестия», и всё такое, про истинных арийцев.

В огромной коробке, сложенной из грандиозных валунов, было всего пять более – менее пригодных для существования помещений, и кухня с дровяной печью. Застекленные окна были только в столовой, в спальне барона, и в помещении, с трудом претендующем на звание кабинета. Отопление осуществляется каминами в каждой комнате, и огромным очагом в столовой. Нас не ждали, поэтому дом был не протоплен. Барон пытался уступить мне свою спальню или кабинет. Но я занял гостевую каменную келью, завесил окно своим пальто, и прекрасно выспался.

Наутро все показалось еще ужаснее. Из признаков цивилизации имелось электричество. И то лампочки были только в гостиной и на кухне, остальные помещения романтично освещались свечами. Рядом со входом – чулан, в котором стояла красивая ночная ваза под стулом с дыркой, и был приделан рукомойник с ведром.

Однако завтрак был подан на неплохой посуде и с неплохими приборами. И омлет был по французски прекрасен, а кофе хорош. Терзало ощущение, что не все так просто.

– Барон, я потрясен вашей латифундией.

– Спасибо, Кольцов. Я тоже считаю, что имение вполне симпатичное. Небольшие вложения, и здесь можно будет достойно встретить старость.

Я с подозрением уставился в его невозмутимую физиономию. Ознакомившись поближе с местом обитания Мейделя, мной овладели нешуточные сомнения. Замок, кроме весьма соблазнительной экономки Сибил Дюбойс, был оборудован пожилым, но крепким садовником Люком, и сыном экономки Эженом. Но чутье подсказывало мне, что это верхушка айсберга. Потому что по двору слонялись курицы, а разбудил меня, вместо петушиного крика, ослиный рев. А в кабинете, кроме стола и стойки с нескольким охотничьими ружьями, одна стена была полностью занята книгами. Монтень, Руссо, Тургенев и Достоевский на русском, Ремарк, Гете и Гейне на немецком. Гюго и Флобер на французском. И еще куча книжек разной степени серьезности. И все это читали.

Меня подвел запах из остатков крепостного рва. Экономка туда опорожняла ночную вазу, и выкидывала мусор. Проснувшись, я вышел на улицу, и сразу зашел обратно. Дышать этим с утра не хотелось. И прежде чем приступить к завтраку, я сообщил Мейделю, что намерен подарить ему нужник. По всем правилам, с выгребной ямой и скворечником. Он пожал плечами, и сообщил, что принимает столь щедрый подарок. В Жуаньи легко нанять рабочих, они все сделают быстро.

А когда мы, немного спустя, приехали в деревню, я понял что совершенно не разбираюсь в людях. Это все вонь изо рва. Как потом выяснилось, ветер в эту сторону дует не чаще раза в пару лет. И я угодил именно в такой момент. И поэтому решил, что Мейделю впарили неликвид, с которым он мается как с чемоданом без ручки. И даже был готов настучать кому-нибудь по репе, за пренебрежительное отношение к моему товарищу.

Но в Жуаньи к барону относились с не просто уважительно, а с почтением. Прямо на въезде нас остановил ажан, и бросился обниматься с бароном. Мы тут же зашли в близлежащее кафе и выпили пастиса^[7] за встречу. Полицейский, не замолкая ни на секунду, вываливал на Мейделя малопонятные мне новости. Так дальше и шло. Каждые сто метров мы останавливали авто, и общались с разными людьми. Я был представлен двум ажанам, трем виноделам, мэру, нескольким хозяевам лавок. В конце концов мне это надоело, и я оставив барона одного, поехал на рынок.

Экономка, что поехала с нами за продуктами, рассказала, что Яков в прошлом году благородно не стал разорять несколько арендаторов, согласившись подождать с оплатой. И сейчас, он с мэром, заняты присвоением местным винам статуса. За деньгами на это барон и ездил в Париж.

В общем, я понял, что заблуждался насчет него. Что он мне и подтвердил во время ужина. Рассказал, что в подвалах под нами у него бочки с вином. Поскольку во Франции кризис, он договорился продавать его в США, где как раз кончился сухой закон. Местные виноделы согласны торговать через него. Вот только нужно подтвердить у местных вин бургундский статус.

Короче этот парень оказался справным помещиком, вполне толково управляющим доставшимся ему имуществом.

А сегодня с утра на повозке приехали нанятые Сибил работяги. Ознакомившись с моими пожеланиями, трое начали копать у обломка крепостной стены поодаль яму. А один уехал за досками и материалами для скворечника. Я вытащил кресла на солнышко и уселся наблюдать. Делать было совершенно нечего. Пришел Яков с Шабли. Разлил по бокалам. Пригубили.

– Барон! Вы не находите, что лопата номер три неплохо идет? Ставлю на то, что он будет первым.

– К чему эти беговые аллюзии?

– Ну как же, Яков Карлович! Я видел вашу коллекцию тараканов. Без сомнения она лучшая во Франции! Нужно будет устроить тараканьи бега, все призы будут наши.

– У меня нет тараканов. Я за этим слежу. Ты язвишь, Кольцов. Зачем?

– Я разочарован. Я думал, что у тебя тут своя деревня. И ты, как опытный феодал, бесчинствуешь и самодурствуешь. Надеялся, что от твоего права первой ночи и мне перепадет. Собирался помогать угонять скот, и изымать продукты за долги. Пороть крестьян, в конце концов! А на деле? Никто, никто, даже на склонился в поясном поклоне!

– Сходи на охоту. Может, подстрелишь нам ужин.

– Яш, а я очень смешно выгляжу с этим нужником?

– Ты не поверишь, но я и сам собирался как-нибудь его построить. Просто руки не доходили.

– До чего же ты не гостеприимен! Нет бы сказать, что если бы не я, то ты бы никогда не додумался…

– Патроны к ружьям в шкафу. И осторожней в лесу. У нас тут кабаны бегают.

– Я съезжу, заправлю машину. Кто же ходит на охоту в полдень?

Жуаньи в России был бы как минимум райцентром. Трехэтажное здание мэрии. Каменные дома. Большой рынок. Множество магазинов, лавок и кафе. Куча народу. Как кузен барона Мейделя я везде принимался с почетом и благоговением. Гарсон ресторана, куда я зашел попить кофе, был почтителен и любезен. Потому что все знают, что барон – родственник русского царя. И я значит тоже. Богачи, приехавшие спасти местное виноделие. И живущие в спартанских условиях, потому что для русских это обычное дело. Теперь мне стали понятны сияющие улыбки всех без исключения встречных молодых женщин. Родственник царя дам страшно интересовал.

Когда я поутру взяв ружье направился в лес, то, несмотря утреннюю рань, встретил по очереди двух пейзанок. Они были мне так рады, что я заподозрил их в мечтах о грубом надругательстве. На мои мысли по этому поводу Мейдель, за обедом, поведал, что я был наверняка прав. После войны деревня так и не оправилась. И мужчин не хватает. Поэтому рекомендовал не стесняться. А я подумал, что сказку о Красной Шапочке писали, похоже, в этих местах. Суть и смысл её, до меня начал доходить только сейчас. Тем не менее я подстрелил на реке пару уток, которые мы съели на ужин. Можно было больше, но без собаки лазить в кустах и на мелководье мне было лень.

Следующим утром я направился в другую сторону. Пройдя подлесок, решил, перевалив холм, выйти к реке. И на поляне в дубовом лесу почти нос к носу столкнулся с кабаном. Меня спасло то, что зверь рыл носом землю. И отличные прыжковые качества. Потому что я одним движением оказался на ветке дуба метрах в трех над землей. Тут я уже выдохнул и перезарядил ружье. Я не очень поверил в кабанов, что шляются вблизи жилья. И поэтому взял всего два патрона с пулями. Да и то, чтоб не обидеть барона, который настаивал.

– Пули диаболо, Кольцов, как раз против таких животных. А с дробью вы пропадете.

Насчет пуль и охоты Иван мог бы рассказать барону много, но решил просто уступить. И не напрасно. Хотя, я думал что обойдется.

В Африке у Ивана основным был карабин под патрон 0,505 Гиббса. Но и он ничего не гарантировал. Хотя ему доводилось с одного выстрела завалить носорога. Лупил в плечо как кувалдой. Но оно того стоило. А здесь была обычная вертикалка двенадцатого калибра… Поэтому я некоторое время терпеливо ждал когда этот урод нажрется и свалит. Но он никуда не торопился. И я постепенно озверел.

А потом спрыгнул с дерева и засадил ему в голову. Первый выстрел лег не очень, и кажется ничего важного не задел, застряв в толстенной шкуре. А вот второй вышел как надо, между ухом и глазом, чуть ниже линии их соединяющей.

Когда я появился в поместье, на меня не обратили внимания. Но просьба послать повозку за кабаном произвела фурор. Барон сказал что слышал всего два выстрела. Я попросил принести бутылку marc. И уселся в кресло. Мы молча выпили, а потом повторили. Осел затащил во двор повозку.

Мейдель обошел по кругу, зачем-то потыкал кабана пальцем в пятак.

– Иван! Ты конечно законченный парижанин. Но раз за разом меня удивляешь. Такие трофеи мне не под силу. Я рад что мы познакомились.

– Ты тоже ничего парень, Яков. Хотя с правом первой ночи я разочарован.

И мы еще выпили. А я дошутился.

Потом все закрутилось и завертелось. Кабан был подвешен на крюк, и с ним принялся колдовать садовник. Работяги, закончившие нужник, оказались наняты бароном для сельхозработ, и тоже активно принимали участие. Все это, ясное дело под бургундское. А вечером состоялся праздник Добычи и в честь Великого Охотника. Присутствовали мэр, префект полиции, трое виноделов, рабочие, и все, кто забредет в гости. Кабана приготовили в ежевичном соусе, с домашней лапшой, и маринованным луком. Кроме этого было еще столько еды, что советский армейский полк питался бы пару дней. Мне был присвоен статус величайшего стрелка.

А ночью меня изнасиловали. Иначе действия женщины, проникнувшей ко мне в постель назвать нельзя. И делала она это с такой страстью и самоотверженностью, что я почти не сопротивлялся. Только убедился на ощупь что все на месте, а то вдруг безногую какую занесло? Поутру убедился что ничего такая, незнакомка. Назвать себя категорически отказалась, и сбежала.

Яков Карлович попросил меня не кочевряжиться. Сибил поведала ему, что я не ведусь на встречи в лесу, и её уговорили организовать доступ к моему ночному телу. И мне ли, страдающему по праву первой ночи, выступать?

Дальше жизнь потекла по сельски неторопливо. Я охотился на уток, ездил в деревню, и читал книжки. От нечего делать научил Сибил готовить чебуреки. Мейдель очень удивился такому русскому национальному блюду. Он был занят.

Рядом с поместьем было поле, на котором выращивали тыквы. Но он, с другими виноделами решил посадить там лозу. И руководил процессом. Наблюдать это все было интересно. И, кажется, мадам Дюбойс начала меня сдавать на ночь за деньги.

Так что однажды утром, я сказал:

– Яков Карлович! Может поехали уже?

– Думаешь пора?

– Думаю, еще пара дней и сотрусь.

– Ну что же, я готов.

На следующий день в Осере, после полудня, двое мужчин сели в поезд Париж-Рим. Вагон второго касса.

Глава 11

Дорожные разговоры не только скрашивают скуку. Яков Мейдель в очередной раз открылся еще одной стороной своей многогранной сущности. Он не приемлел немцев. Наглухо отказавшись раскрыть истоки ненависти. Вместе с немцами он ненавидел нацизм, Вагнера, и Адольфа Гитлера лично. Меня это только порадовало. Единственное, я попросил его вычеркнуть из врагов Моцарта. Он меня успокоил, сказал, что среди немцев тоже есть приличные люди, подтверждающие, что все остальные – козлы. И он рассматривает индивидуально каждого немца, отличного от козла. Потому что – редкость.

Ведь взять историю его захвата. Кидала Геттинген тоже был немцем. Барон надеялся на сотрудничество, потому что сам в тонкостях импорта-экспорта ни ухо, ни рыло. А тут такой кунштюк! Вот она, немецкая сущность!

– Яков, я вообще не понимаю, как ты собираешься торговать, да еще за рубеж. Ты же в бюрократии как свинья в апельсинах.

– Я собираюсь делать вино! А торговать будет компания на паях с мэром Жуаньи. Он как раз в виноделии никто, а в бумагах – редкий специалист. Только нужно что-то делать с Геттингеном. Он может вмешаться и все испортить. Мэр, мсье Марсиль, обещал привлечь парижских знакомых, но как-то это все…

– Барон, я даже не знаю… За небольшие деньги можно, не особо утруждаясь, организовать несколько статей в газетах про гнусного Геттингена, который не только кидает партнеров, но и пьет кровь младенцев. Я думаю, журналисты недорого возьмут. А скандал случится знатный. Можно попросить этого твоего мэра натравить на него фискалов. Можно, наконец, поймать его и сломать ноги, когда еще он вылечится… А можно все одновременно… Ты как ребенок, прямо…

– Кольцов. Я все чаще задаюсь вопросом, кто ты, Господин Певец из Кафе?

– Фи, Яков Карлович. Вы сначала расскажите, почему остзейский барон ненавидит немцев. А потом уже играйте в следователя Порфирия Петровича…

Купе второго класса, это конура с двумя полками друг над другом. Сортир общий. В первом классе купе – на одного пассажира и сортир на два купе. Люкс – побольше, и индивидуальный туалет. Третий класс – сидячие места. Как у Штирлица, едущего в Берн почему-то третьим классом, с соседом-генералом, командиром корпуса.

Но вагон – ресторан по-настоящему хорош. А меню и вовсе прекрасно. Поедая фрикасе с шампиньонами, Мейдель рассказывал, что через пару лет его вина будут нарасхват. Запивая еду бордо, он гордо хвастался, что его вина лучше.

– Понимаешь, Яков, года через три-четыре случится новая война. И твои усилия пойдут прахом. Немцы захватят Францию, и реквизируют все твое вино.

– Франция всерьез готовится! Газеты пишут, что на границе с Германией строятся непроходимые укрепления.

– Значит, нападение будет из Бельгии, там, где нет укреплений, а до Парижа ближе. Все будет кончено за пару месяцев.

– Ты пессимист. А то, что ты говоришь, – фантастика.

– Как угодно. Но я исхожу из того, что в скором времени будет война, которую Франция проиграет. Мне вот интересно. Ты, Яков, в мобилизационных списках проходишь офицером, или рядовым? Лагерь для военнопленных – то еще место.

– Гм. Я не задумывался. Нужно будет уточнить…

Пограничный итальянский офицер вид имел строгий, но был, в общем, равнодушен. Полистав паспорта, он напомнил об обязательном получении визы по месту прибытия. Шлепнул печать и попрощался. Мы сошли в Болонье.

В прошлой жизни мои представления об Италии сформировались под влиянием кино, итальянского неореализма. Впервые я попал на север страны. И был очень впечатлен. Италия оказалась мощным европейским государством с прекрасными дорогами, небедным населением, и очень дорогой недвижимостью. И совершенно не похожей на то, что я видел в кино. Только потом я узнал, что Италия состоит, грубо говоря, из двух частей. Богатого и даже гламурного Севера. И просто нищего Юга. Разделение проходит на широте Рима.

Так что я, в отличие от Якова, не был удивлен деловитостью и собранностью вокзала Болоньи. Он честно сказал, что ожидал экзотики, крикливости, и африканских страстей. Я успокоил его, что он этим еще обожрется.

Когда через три часа мы сели в поезд Болонья-Неаполь-то вкусили в полной мере. Восклицание Мама Мия звучало отовсюду и все размахивали руками. Было ощущение, что если итальянца схватить за руки – он замолчит. Казалось, что обычная итальянская семья, это родители и с десяток детей, один из которых обязательно грудной и все время орет. Когда я ходил в туалет, меня попытались обокрасть, и по дороге туда, и на обратном пути. И никто не говорил ни на французском, ни на английском.

Сойдя с поезда в Бари, я замешкался. Все настолько отличалось от того, что здесь будет через полвека, что я слегка растерялся. Но потом увидел башню собора Николая Чудотворца и пошел к Палас-отелю. Курс лиры к фунту позволял чувствовать себя уверенно, и не скромничать. Я переоделся в свой костюм Индианы Джонса и отбыл на поиски.

Контрабандное прошлое Ивана было мне на руку. Я, оставив Мейделя в отеле, вполне уверено нашел припортовый кабак, где завел беседу с хозяином. Хозяин налил мне граппы, и поведал, что в порту Бари мне ловить нечего. Крупный тоннаж, коммерческий фрахт, дорогая стоянка. И если мне прям очень нужно в Хорватию, то шхуну можно нанять севернее. В местечке Джовинаццио. – Там рыбаки, – внимательный взгляд на меня, – возят туристов на рыбалку.

Джовинаццио оказалось тем что нужно. Рыбачья деревушка с бухтой, забитой лодками разных кондиций. Беглый осмотр дал представление о качестве и возможностях местных рыбаков. Мое внимание привлекла шхуна «Gabbiano di mare». Где-то восьмидесятифутовый кеч, который швартовался тарахтя дизелем. Усевшись на кнехт я закурил и решил понаблюдать издали. По виду лодка была крепкой. Такелаж в порядке. Дизель тарахтел уверенно. Матросы швартовались быстро, но с ленцой, что говорило о хорошем навыке. Приткнувшись кормой к пирсу, команда забегала по судну. Еще час приводила корабль в порядок. Напоследок окатив палубу водой. Только потом трое сошли на берег и побрели в таверну неподалеку. Еще один уселся на корме, греться на солнышке. Вахтенный, надо полагать.

В кабаке все было как ожидалось. Я почувствовал себя на Тортуге, в пиратском вертепе. Визжали девки, стеной стоял дым от курева, воняло разлитым алкоголем. Публика была, соответственно, сплошь пираты. Спросил у стойки команду «Морской ласточки».

– Salve, e il capitano «Gabbiano di mare»? – на этом мои познания в итальянском закончились.

У всех троих рожи отпетых уголовников. Самый свирепый из них затянулся сигарой и сказал:

– Sì. Sono il capitano.

– Вы говорите по-английски?

– Хуже, чем по-итальянски – ответил он вполне уверенно.

– Позвольте угостить вас и вашу команду?

– Присаживайтесь.

В процессе неспешной беседы под граппу, мы постепенно вырулили на интересующую меня тему. Капитан Франческо Галлиани ходит в Черногорию. При погоде и ветре сутки туда, столько же обратно. Свозить пару человек в Котор? Можно подумать. Недешево обойдется. А какой груз? Без груза? Ну не знаю…

– Двести фунтов, мсье Айвен, меньше никак.

– Проветрится, пока остальные таскают сети за меньшие деньги? Сто фунтов в самый раз.

– А если не будет ветра? У меня стоит новый дизельный мотор. Топливо к нему – страшный дефицит.

– Зато ваш мотор жрет топлива вдвое меньше, чем бензиновый!

– Но мне нужно кормить экипаж! Посмотрите на них! Мамма Мия! Каждый жрет за троих, и у каждого не только семья, но и любовница, а у некоторых и не одна. Сто восемьдесят фунтов мое последнее слово.

– Мне нужно не в Котор, а на побережье. Это на тридцать миль ближе. Сто пятьдесят, или я пошел.

– Но пятьдесят – аванс. И послезавтра выходим.

– Договорились. Вот деньги. Только сеньор Франческо. Я страшно обидчивый. Если послезавтра я вас не найду…

– Спокойно мьсе. Мы договорились.

Барон пытался затащить меня в оперу. Едва отбрыкался. Через день мы оставили вещи в отеле, и отбыли, заявив, что деловой тур по городам. Будем дней через пять.

В шесть утра отвалили на Черногорию. Капитан, узнав, что точка доставки деревня Прзно, очень обрадовался. Сказал, что все шансы управиться за три дня. Мы договорились с Мейделем, что я уйду в поиск, а он останется присматривать, чтоб меня не бросили. А то знаем мы этих контрабасов, чуть помани, и планы меняются.

Через пару часов поставили все паруса, и лодка набрала приличный ход, узлов десять. Волна три-четыре балла. Все было прекрасно, кроме одного. Барона укачивало. Его настигла жесточайшая форма морской болезни, и он сидел на палубе, периодически свешиваясь за борт. Я чувствовал себя прекрасно. Пил чай по-адмиральски, только с граппой вместо рома. И читал страдальцу Багрицкого.

Ему стало легче. Но когда я попробовал напоить его чаем, все пошло по-новой. А наутро мы пришли. Капитан уверил, что можно смело высаживаться, не дожидаясь ночи. И спустил ялик на воду. Яков неожиданно взбодрился и заверил, что все будет нормально. С чем я и отбыл.

Спрыгнув на пляж за мысом, скрывающим деревню, накинул рюкзак и быстро ушел в лес на холмах. Скрывшись из виду, вывалил камни из рюкзака. Экипажу незачем думать, что я ушел пустой, а вернулся с чем-то. Потом изменил направление и пошел на мыс. Около трех часов наблюдал за деревней в бинокль. Жизнь там текла в основном около деревенского причала. Мальчишки и собаки почему-то интересовались в основном мысом с другой стороны бухты. Ветер был на меня, поэтому я не суетился. Остров с руинами башни был метрах в сорока от меня. Южная стена была видна целиком. Обычный грунт, присыпанный камнями. Между мысом и островом было метров десять воды. На глаз глубина была серьезной. Я закурил, подумал, посмотрел на окружающее безлюдье, и полез в воду. На улице было градусов двадцать. Вода – градусов десять. Стена, возле которой я собирался копать – нагрелась на солнце.

Я собрал походную лопату, и потыкал в грунт у центра стены. К моему удивлению, на пятый тычок услышал глухой звук. Раскопал. Это была яма, накрытая доской и достаточно небрежно присыпанная сверху. В яме лежал набитый, так что округлились бока, ранец. Даже не очень промокший. Открыл. Сверху лежали пачки фунтов. Что и требовалось доказать. Закрыл ранец, и упаковал его в рюкзак. Переплыл обратно, и по-быстрому ушел в лес на холмах.

Там пользуясь старыми навыками, организовал себе бездымный костерок, и до самой ночи провел время приятно и медитативно. Дождавшись полуночи вышел на берег, и дал в море сигнал фонариком. Где-то через час увидел ответ ратьером на мой сигнал. Ялик ткнулся в гальку практически рядом. Оттолкнул и запрыгнул. На шхуну Яков меня выдернул одной рукой.

– Все нормально?

– Да. Как планировали. Что с твоей морской болезнью?

– Терпимо.

Я перешел на английский:

– Господин капитан! Отваливаем обратно на Бари. – потом повернулся к барону.

– Яков, если они к нам полезут, то в ближайшее время. Будь готов.

Они напали спустя два часа. Матрос на руле так и рулил. Меня взял на мушку капитан. А двое с ножами, напоминающими топоры, пошли на Мейделя. Понятно, что люди заплатили такие деньжищи не за морскую прогулку. И везут что-то, очень ценное. И еще эти двое никто, и их никогда не станут искать. Так заманчиво!

За что и поплатились. Капитан Франческо не хотел портить пулевыми дырками свою шхуну, и думал что я просто испугаюсь. А когда все же стрельнул, было уже поздно. Потому что я резко ушел с линии выстрела и отоварил его по почке справа. А потом просто отобрал пистолет. Гляди ко ты, Беретта. И повернулся узнать что там с Яковом. А тот в этот момент эпично поднял над головой матроса и выкинул его за борт. Второй лежал у его ног, и кажется, он собрался и его выкинуть.

– Яша, бля! Сам что ли карапь вести будешь? Не смей!

Повернулся к рулевому:

– Стоп машина!

Похлопал капитана по лицу. Тот открыл мутные глаза. Такой удар, исполненный как нужно, убивает человека. Он умирает от болевого шока. Но я не собирался управлять этим корытом.

Потом мы час искали в темноте выброшенного за борт. И он таки нашелся. И мы вытащили его из воды и я, для профилактики, зарядил ему в челюсть. А потом сказал им, что они будут жить только если мы вернемся в Бари. Капитан кивнул.

Перед тем как сойти в ялик, я отдал сеньёру Галлиани сто фунтов, и пообещал вырвать яйца, если он недоволен. Тот горячо заверил, что он очень доволен.

В Палас-отеле мы своим видом произвели фурор. Яков был одет в наряд охотника с пробковым шлемом. А я и вовсе выглядел его прислугой.

Запершись в номере, наконец-то открыли ранец. В нем оказалось четыреста шестьдесят тысяч фунтов стерлингов и сорок золотых червонцев россыпью на дне. Я налил себе коньяка и сказал:

– Ну что же, неплохо. Половина ваша, барон.

– Ты обещал двадцать пять процентов.

– У меня приступ щедрости, пользуйся.

– А я соглашусь! Ты, Кольцов, наверняка думал что я откажусь. Но общение с тобой меня многому научило!

– Больше не получишь!

– А если тебя подпоить?

– Ну, это уже чистое иезуитство. Не забывай, что ты человек чести!

– Это если в карты играть. А когда про такие деньги, то я – француз!

– Еще слово, барон, и я вспомню, что ты немец.

– Какой же ты алчный, Иван Никитович. Лучше скажи, что дальше будем делать?

– Для начала, немедленно сваливаем из Бари. А потом поездом едем в Берн.

– Зачем?

– Я спокоен, барон. Вы настолько бестолочь, что то, что у меня коварно вымогли, вернется ко мне быстро. Короче, приводим себя в порядок и на поезд. В Болонье сядем на Цюрихский экспресс.

Глава 12

Охрана не хотела нас пускать. Несмотря на то, что мы оба одеты в новые визитки, сверкаем ботинками и улыбками, рюкзак все портит. Банк Pictet & Cie в Цюрихе к вопросам безопасности относится серьезно. Двое с рюкзаком и саквояжем, пришедшие пешком туда, где тусуются принцы крови, члены королевских семейств и диктаторы в изгнании, выглядят крайне неуместно. А мне просто захотелось подышать воздухом, и пройтись по Фрейгштрассе. Заодно посмотреть, не шляется ли кто за нами. Я небрежно обращался со своей паранойей всю дорогу до Цюриха, и теперь она мне мстит.

Дорога от Бари до Болоньи утомила отсутствием отдельных купе. Темпераментные итальянцы надоели до смерти. Потом мы переоделись в магазине готовой одежды, и первым классом отбыли из Болоньи в Цюрих, а не в Берн. Наверное, это подсознательное, но я стремился подальше от Италии.

Баулы с вещами и рюкзак с деньгами я сдал в багаж. Когда Мейдель понял, что я сделал, он заявил, что видимо скоро на полях Жуаньи появится его собственный раб. Который до самой смерти будет отрабатыватьутерянные сокровища. Я, в Париже, много беседовал со знающими людьми. Они уверили, что единственный более-менее надежный и простой способ протащить из Италии в Швейцарию небольшую по объему контрабанду – в качестве багажа пассажира первого, или люкс класса. Поэтому я почти умертвил паранойю и демонстрировал непробиваемый оптимизм. И довел таки барона практически до обморока. По прибытии я сунул купюру проводнику и распорядился доставить наш багаж в отель Baur au Lac. И налегке пошел на такси. Мейдель злобно сопел рядом.

Мы заняли четырехкомнатный номер с двумя спальнями, и видом на Цюрихское озеро. Яков грустно пил ром, и рассказывал, что он думал прикупить замок в сорока милях от его жилища. Там есть канализация и горячая вода. Как жаль, что жить в комфорте так и останется мечтой.

А я слушал радио. В гостиной приемник «Телефункен». Богато отделанная красным деревом тумба, с таинственно мерцающей зеленым круглой шкалой, и костяными ручками переключения и поиска частот. По Берлинскому радио шло то, что позже назовут художественные чтения. Какой то прекрасный артист читал Ницше. Виртуозно играя голосом, богато модулируя и акцентируя, он рассказывал о сверхчеловеке, и его судьбе. Сука-Гебельс очень талантлив. И работает на перспективу. Немецкие слушатели, даже если ничего не поняли – точно прониклись.

Когда спустя минут сорок багаж доставили, Мейдель, на радостях, сунул бою десять фунтов. И заявил что я чудовище. Я пошел в душ.

Весь следующий день мы посвятили созданию имиджа людей, достойных посещения скромного и неброского банка Pictet & Cie. С утра был приглашен портной, с задачей достойно одеть к следующему утру двух джентльменов. Посыльный унес в типографию заказ на изготовление визитных карточек. С Яковом проблем не было – Барон Мейдель. Винодел. Жуаньи. А я завис. В конце-концов решил, что Айвен Колтцофф, политолог, аналитик – самое оно. Париж, ясное дело. Барону пояснил, что любому при одном лишь взгляде на меня сразу видно незаурядного аналитика и крупного политолога.

И вот охрана нас тормознула на входе. Впрочем, вежливо. Попросила подождать. Клерк, вышедший узнать что нам угодно, завис, когда мы сообщили о размещении по двести тысяч фунтов каждый. Нас немедленно принял сам управляющий Цюрихским отделением, господин Тим Келлер. Был подан кофе, коньяк и сигары. Яков попросил рому. Приседая под тяжестью, клерк унес рюкзак с саквояжем для пересчета.

Банк, в который мы обратились – типичный швейцарский банк. Мое послезнание подсказало только, что он остался независимым банком и в двадцать первом веке. И не был замешан в играх с нацистами. Банк хранения и приумножения. Кажется, так звучит их девиз. Кредитов не дает. Получив средства, гарантирует их сохранность и банковский процент, при максимальной анонимности, которая будет нарушена только в конце двадцатого века. Да и то неохотно.

Яков Карлович вел себя для принявшего нас банкира привычно. И если бы меня не было, он бы барственно заявил, что-то типа, вы любезный примите ка деньги на хранение. И, без всякого сомнения, его бы обслужили в лучшем виде. Он выглядел здесь своим и привычным. Нужно будет ему монокль посоветовать, чтоб уж полностью соответствовал.

Со мной господин Келлер беседовал долго. Я посетовал, что кузен, то есть Мейдель, далек от финансовой сферы, и я вынужден вникать. После этого мы углубились в детали. Банкир был впечатлен. Но, я думаю, любой бизнесмен конца двадцатого века его бы приятно удивил.

Закончив оговаривать детали, и ожидая документы на подписание, Келлер попросил называть его просто Тим, и поинтересовался, в какой области я занимаюсь аналитикой.

– Видите ли, Тим. Я изучаю геополитические процессы применительно к финансовым рынкам. В процессе изучения прихожу к выводам, позволяющим неплохо зарабатывать.

– Например?

– Например, я точно спрогнозировал дату окончания сухого закона в США. Могу вам по дружбе сообщить дату девальвации французского франка. Или дату начала второй мировой войны. Или курсы валют на ближайшее время.

– Да? И когда же во Франции девальвация?

Я помолчал.

– Девальвация будет проведена решением правительства от первого октября тридцать шестого года. Стоимость франка утвердят в 0,65-0,77 от золотого номинала, с отказом от него. В ближайшие два года официальный курс колебаться сильно не будет.

– Вы настолько уверены? Поймите меня правильно, Айвен, ваша информация выглядит несколько… эээ…

– Сомнительно? Не стесняйтесь, Тим, это моя основная проблема – убедить в стопроцентной точности того, что я говорю. Давайте так. Поскольку это у меня сейчас несколько своеобразная презентация, я вам сообщу достоверный и решающий финансовый факт ближайшего будущего. Убедившись – обращайтесь. Я недорого беру. Идет?

– Ну, давайте попробуем.

– Первого июля Германия прекратит все финансовые операции по выполнению долговых обязательств за рубежом. Кстати, имейте ввиду. В ближайшее время умрет Гинденбург. Гитлер, после плебесцита, совместит обе должности. Президента и Канцлера.

– Это невероятно!

– Господин Келлер! Мои средства у вас в банке. Я крайне заинтересован в вашем благополучии. Впрочем, я ни на чем не настаиваю. Способы коммуникаций мы обговорили. Обращайтесь.

Провожая нас к выходу, господин Келлер изо всех сил старался не показать, что его слегка заело. Как же так? Чувак походя сообщил инсайд на котором любой банк вдвое-втрое увеличит свои активы, и не рвет рубашку, ничего не требует. И можно плюнуть и забыть. Но он принес полный рюкзак мокрых денег, между делом поведав о знании даты отмены сухого закона.

– Кассир сказал, что купюры были слегка влажные.

– Где только не приходилось прятать деньги от большевиков, Тим. Вы не представляете.

Чековая книжка выглядит солидно. В кожаном переплете. Самописка с золотым пером в комплекте. Мы сидим в кафе на берегу Цюрихского озера и пьем апперетив.

– И что дальше? – Спросил Яков.

– А что ты там планировал? Прикупи еще виноградников. Замок восстанови. Я не знаю. Ты же что-то планировал? У меня единственное требование, построенный мной сортир – не сносить!

– Ну да. Нужно будет хозяйством заняться… – тоскливо это вышло у барона. Как-то ему не по себе. – А ты, Кольцов? Ты чем займешься?

– У меня девушка в Париже. Поеду, приглашу на Ривьеру.

– Еще не сезон.

– Да? Ну не знаю. Придумаю что-нибудь.

– Кольцов! Я по твоей роже вижу, что ты что-то задумал. Не хочешь посвятить меня?

– Нуууу… прежде всего я хочу купить в Париже дом.

– Точно! Я еду с тобой, Кольцов. Тоже куплю себе жилье.

– Архиверное решение, Яков. А то, как-то даже неприлично. Барон, винодел. И как последний лох без квартирки в Париже! Ютится по Крийонам… фи.

– Ты не хочешь, чтобы я с тобой ехал?

– Ну почему же? Вдвоем всяко веселее. Просто ты вроде бы в Жуаньи хорошее дело затеял, а я получается, тебя сбиваю с правильного пути.

– Ерунда. Я нанял Огюста управляющим, помнишь того винодела? Пусть управляет. Проект восстановления замка у него есть, вот пусть занимается. С мэром свяжусь по телефону. А сам поживу в Париже. Мне тревожно оставлять тебя одного, ты опять займешься контрабандой и сгинешь в пучине.

– Скажи лучше, что ты просто думаешь еще со мной заработать!

– И это тоже. Судя по тому, как ты уклоняешься от разговора, ты явно вынашиваешь очередной план.

– Да. Не буду скрывать, у меня есть мысли, и я их думаю.

– Не забудь мне потом рассказать, что надумал. И хватит сидеть! Пошли в отель, будем собираться.

Из Цюриха в Париж поезд сейчас идет больше суток. За окном проплывают фантастические Швейцарские пейзажи. Мы с Мейделем впервые коснулись происходящего в России.

– Иван, тут пишут про какие-то колхозы, что создают в России на помещичьих землях. – Сообщил Мейдель за завтраком, изучая Неу Цюрих Цайтунг.

– Это все пустое.

– Слушай, если судить по газетам, они там всерьез хотят построить народное государство.

– Мне кажется, уже ничего они не хотят. Там после смерти Ленина непрерывная борьба за власть. И колхозы – это такой способ этой борьбы. А не попытка накормить страну.

– Думаешь, они скоро разваляться?

– Да нет. Россия – богатая. Там нужно много прострать, чтоб она развалилась. Сейчас вот сельское хозяйство прострут. Потом промышленность создадут непонятную за чудовищные деньги. Потом армию сольют в унитаз в начале войны. Так дальше и будет. Страну будет возглавлять главный просиратель. И опираться ему придется не на успешных, а на обхезавшихся. И власть будет у формы, а не у сути. Потому что – колхозы создавать взялись? Пожалуйста – сто тыщ колхозов! Лучше стало с продуктами? А про это мы не договаривались! Мы договаривались создать колхозы. А продовольствие – это другой вопрос. И вообще, господин Сталин – марксист. А Маркс, как известно, призывал уничтожить Россию. Сталин постарается. Правда, как всякая бездарность, и здесь провалится.

Я задумался. Одна из самых унизительных для моей страны фраз, сказанных Черчиллем, это знаменитая фраза о Сталине, что он принял страну с сохой а оставил с атомной бомбой. Как же нужно презирать Россию, чтобы утверждать что русские без этого уголовника ничего не могут…

– Но согласись, Иван, коммунистическая идея в России победила.

– В том-то вся беда.

– А мне коммунизм нравится. Как идея.

– Да перестань, Яков. Мне вот идея про Город-Солнце нравится. Там, где гражданину полагается три молодых рабыни, – беленькая, рыженькая и черненькая. Только я не пойду стрелять людей из-за этого.

– А вдруг у них получится?

– Ну что получиться? Господи, Яков! Любое государство, подобно человеку, проходит все те же стадии развития. Рождается, лежит, ползает, перемещается на четвереньках. Пробует стоять, потом ходить, а потом и бегать. И прыгать. И вот когда Россия только – только начала робко вставать, пришли умные, талантливые, жесткие и крутые ребята. И сказали стране – Волшебное, Прекрасное Парение! Без всей этой грязи и науки ходить. Будем парить в сказке! Обидней всего, что они искренне верили, что можно не учиться ходить. Заново приступать к этой науке для России будет мучительно.

– Что-то мы с тобой Иван все о грустном. Может выпьем?

– В восемь утра? Знаете, барон, есть в этой идее нечто дерзкое. Официант!

* * *

Мы разместились в Отеле Ритц, и я немедленно поперся в магазин Schiap. Эльза Скиапарелли промела нас с Наташей целующимися в примерочной. Примерочные в бутиках это почти отдельная квартира. И если бы не Эльза, как она попросила её называть, то дело бы зашло гораздо дальше. Скиапарелли оказалась славной дамой. И даже не подумала нам выговаривать. А попросила наконец представить ей эту звезду кафешантанов. И пока Наташа приводила себя в порядок, я честно сказал Эльзе, что легкий завтрак, на который я её приглашаю, это минимум из моих извинений. Она неожиданно согласилась. Я взял Наташу за руку и мы пошли в Ритц.

Барон не спал, как я думал, а завтракал кофе и круассаном в зале ресторана.

– Наташа, позволь представить тебе моего друга, барона Мейделя, Якова Карловича.

– Я знакома с Яковом уже сто лет, Вань. Здравствуй, Яша!

Мейдель встал и припал к ручке:

– Княжна! Ты все хорошеешь! Ты и Кольцов? К тебе же сватался Миша Юсупов!

– Яков Карлович! Юсупов просто не знал, что она скоро познакомится со мной!

– Наталья Викторовна, пожалуй я соглашусь. Кольцов лучше. Тебе с ним будет не скучно.

– Знаете, господа, даже для певца кафешантанов и провинциала из деревни в Бургундии, вы удивительно придурки.

– Наташ, это все в прошлом. Я перестаю петь, а Яков переезжает в Париж.

– Иван, Яков! Мне кажется, или нужно начинать волноваться?

– Ну что ты, солнце! Я консультирую барона по импортному бизнесу.

– И все?

– Все!

– Ваня! Барон три раза дрался на дуэли, ты вообще бьешь всем морды не рассуждая. И у вас совместные дела! Успокой меня что ты не втягиваешь Яшу в авантюру.

Наташа! Я же помню, что у тебя в сумочке пистолет! И более мирного занятия, чем виноторговля не могу придумать. А даже если авантюрист Яков, будет меня подбивать на приключения, я сразу тебе расскажу!

– Здравствуйте господа!

Эльза пришла с двумя американками. Американки, попав в общество русских аристократов, стали подчеркнуто холодны и немногословны. Симпатичные дамы, судя по всему не чуждые феминизма, и близкие к интеллектуалам. Мы все продемонстрировали вежливую сердечность, на что американки надулись еще больше.

Это отдельная песня, отношение европейско-американских интеллектуалов, и русской эмигрантской аристократии. Понтярский снобизм постоянно разбивался о русскую сердечность и широкую эрудицию, которыми всегда славилось русское образование. И это бесило интеллектуалов еще больше, потому что со всей остальной аристократией они легко чувствовали свое интеллектуальное превосходство. А с русскими его не то что не было, но они еще и унизительно сочувствовали пробелам в знаниях. И доброжелательно не обращали на эти пробелы внимания. Что бесило еще больше.

Эльза, наблюдая мизансцену со стороны, искренне наслаждалась. Тем не менее дамы были представлены как Джейн из Лос-Анджелеса, и Кларисса из Сан-Диего.

Четыре женщины из модной индустрии это что-то. Тем не менее я все же влез со своими пятью копейками, заявив что основной тренд – это женские брюки. И вообще, в Америке делают для рабочих джинсы – это одежда будущего. К моему удивлению не был освистан. Больше того, по внимательному взгляду Эльзы я понял, что она намерена побеседовать со мной отдельно.

По окончании завтрака нас с Наташей милостиво отпустили до завтра.

Глава 13

Время течет лениво и приятно. Париж весной прекрасен. Только вот, Наташа отказалась немедленно уехать со мной в Бразилию. И я её понимаю. Жизнь вокруг бурлит, она занята интересным делом, а что до войны, которой я её пугал, она же еще не скоро, Ванечка, успеем уехать… Поэтому мы много гуляем и ведем светскую жизнь.

Я посетил «Тетушку Катрин» и уведомил хозяина, что разрываю ангажемент. Пояснил, что получил небольшое наследство, и займусь виноделием. Заодно, путем аккуратных расспросов, выяснил, что меня не искали. Мсье Роже был опечален. Я так и не понял, чего было больше в той печали, сожаления, что он меня не соблазнил, или от потери автора-исполнителя. Художники, вслух осуждая мой отказ от искусства, молчаливо завидовали счастливчику, не нуждающемуся в ежедневном заработке.

Тем не менее, мы весело отпраздновали мой уход с Монмартра. Сразу пятеро живописцев грозили написать Наташин портрет. Я бренчал на гитаре и пел Окуджаву с Визбором. Белов не отходя от кассы начал рисовать Наташу. А подвыпивший Мейдель неожиданно по памяти читал трогательные отрывки из «Разбойников» Шиллера. Среди художников вспыхнула жаркая дискуссия о сюжете Наташиного портрета. Белов настаивал на Леди Годиве, едущей по Елисейским Полям и спасающей бездушную Францию. А Тончев настаивал на Жанне Д’Арк повергающей … ну что-нибудь повергающей, ты, Кольцов, меня понимаешь? Я предлагал сваять монументальное полотно «Принцесса Вяземская приезжает в замок Амбуаз, спасает Леонардо да Винчи и улетает с ним в закат на махалёте». Наташа смеялась и говорила что наиболее правдивой будет картина «Барон Мейдель и Кольцов во главе художников Монмартра избавляют Париж от алкоголя». Иван, я даже не подозревала, что человек может столько выпить. И вообще, я чувствую себя героиней Мюрже, с его «Богемой». Все это происходило в «Тетушке Катрин» и больше всего понравилось американским туристам. Некоторые даже купили у Белова право сделать несколько мазков кистью, рисуя круп лошади Леди Вяземской.

Яков Карлович, на следующий день после прибытия в Париж, арендовал публичный дом мадам Мариз, на рю Ордан. И пропал там на два дня. После этого появился трезвый и деловитый, разбудив меня в восемь утра со словами хватит спать дела не ждут. И утащил к своему поверенному, мэтру Планелю. Тот, выслушав наши пожелания, быстро организовал просмотр выставленной на продажу недвижимости.

Барон определился быстро, и прикупил четырехкомнатную квартиру недалеко от Елисейских полей и набережной. С видом на Эйфелеву башню. А я потащил Вяземскую на осмотр. Потому что – Наташ, мне все равно где жить, а вот тебе место и дом должны нравиться.

Наконец выбрали двухэтажный дом на улице Шапон, в Тампле, на границе третьего и одиннадцатого округа. Больше всех нам понравился дом на бульваре Перферик, возле Булонского леса, и недалеко от квартиры Вяземских. Но я вспомнил, что спустя всего двадцать лет здесь будет плотный трафик, а не тихая улочка. Так что – уютный домик в восемь комнат и комнаты для прислуги в цоколе. Тупиковая улочка. Небольшой садик за домом, и место под парковку во дворе у дома. Прислуга предлагалась в комплекте. Экономка мадам Жаклин Бийо, и садовник, и мастер на все руки, бретонец Жан-Клод Манжу.

Тут же выписал чек. Мсье Планель взбодрился, и заявил, что несмотря на то, что оформление займет пару месяцев, заезжать можно уже хоть сегодня. Прислугу я решил оставить. И сразу поставил их в известность что мадемуазель Вяземская здесь хозяйка, прошу проникнуться.

– Вань, зачем нам дом, если мы уедем?

– Чтоб был! У каждого приличного человека должно быть жилье в Париже! Тем более, Наточка, ты же там не выдержишь, среди индейцев.

– Но почему Бразилия?

– Там все ходят в белых штанах. Тебе, как человеку мира моды, это должно быть интересно. И вообще, сшей себе белые штаны заранее.

– Рано. У нас с Эльзой планы. Сейчас вот готовим осенний показ. Да и на весенний уже есть наметки.

– Правильно, Наташ. Я как раз в Африку сгоняю, навещу свой гарем в Танзании… Эй, Вяземская, убери пистолет! Наташа, убери, люди смотрят. И … не маши руками! Пистолетом по башке тоже больно…

– Ну в кого ты такой дурак, Кольцов?

– Мой отец был исключительной красоты мужчина. Женщины тоже штабелями укладывались от одного на него взгляда.

– Я тебя все же пристрелю когда-нибудь.

– Ты заметила, что я ни разу ничего не сказал по поводу всех этих Юсуповых, Салтыковых, Нарышкиных, и прочий люд, что тусуется у твоей маман на званых вечерах?

Лидия Федоровна Вяземская, в девичестве Нарышкина, овдовела несколько лет назад. Унаследовала с дочерью приличное состояние, и не стала бездельничать, а занялась благотворительностью. Собирала средства на обучение соотечественников в университетах. Поддерживала Русский Балет и прочее и прочее. Насколько мне удалось узнать, к её чести, доходы от всех её лотерей, аукционов и прочих мероприятий, во много раз превышали стоимость самих мероприятий. И студенты, к примеру, имели приличные гранты.

Я был представлен на приеме, данном ею в честь аргентинского посла. Мадам Вяземская меня немедленно аристократически обаяла. И поддерживая светскую беседу ниачем, опытно выпотрошила всю подноготную. Узнав, что я занят покупкой дома в Париже, слегка успокоилась.

Надо сказать, что я пришел не зная, что будет прием. Поэтому был хоть и в приличном, но костюме, а не во фраке или смокинге, как большинство присутствующих. Наташа смеясь, мне пояснила, что она хотела показать матери меня – настоящего. Чуть не поругались.

Но состав приглашенных меня страшно заинтересовал. Дипломаты, русские аристократы, и верхушка белоэмиграции. Между делом меня познакомили с генералом Скоблиным и его женой, певицей Надеждой Плевицкой. Потом с генералом Миллером, которого Скоблин помогал похищать чекистам. Генерал Игнатьев, держатель царских денег. Наташа был со всеми знакома и мило принимала комплименты. На меня смотрели холодно и оценивающе. Я сделал морду кирпичом. Я не ожидал оказаться среди совершенно исторических персонажей. И именно от этого слегка растерялся. Что было воспринято как поведение неотесанного дворянчика в обществе небожителей. Добил меня красавец-мужчина чуть младше меня нынешнего. По свойски припавший к Наташиной ручке. И представленный как господин Быстролетов. Сообразив, что я разговариваю с живым персонажем фильма «Утомленные солнцем», я, к счастью, встряхнулся. Хотя впору было впадать в чернейшие комплексы. Хотя бы потому, что предо мной стоял молодой, но реальный, полиглот и ученый. Двадцать два языка. Две докторские диссертации. По искусствоведению и гинекологии. С защитой в Париже и Берне. Но потом я вспомнил, что большинство его разведуспехов через баб, и собрался. Если он к Наташке клинья подбивает, то я ему быстро прерву череду чекистских побед. Хотя чувака жалко. Через пару лет его отзовут, а потом и посадят. Он выживет. Ну, там всех самых результативных на ноль помножат. Слуцкого, Шпигельгласа, Лаго, Пассова. Да и агентуру зачистят. А потом так и не поймут, когда же война начнется? Гениально напишут резолюцию – «шлите своих информаторов в жопу»…

Так что утащил Наташу подальше. И принялся развлекать её анекдотами. Подошедший Яков громко ржал, привлекая внимание. Ну и сбежали мы, нафиг. Правда потом Наталья меня еще не раз затаскивала на такие тусовки, но шок уже прошел.

А в тот раз я их утащил в кабачок на Елисейских полях. В будущем на этом месте откроют «Крези Хорс», кабаре – конкурент «Мулен Руж», неподалеку от которого я жил на рю Ордан. В кабачке было не протолкнуться, выступала начинающая певица Эдит Пиаф. Некрасивая и немного вульгарная, она производила оглушительное впечатление даже на меня. Мои спутники вообще обалдели.

Так у нас дальше и шло. Наташа и Яков таскали меня по раутам. А я их утаскивал во всякие сомнительные места. В Латинском квартале, в одном из прокуренных кабачков, мы слушали выступление гитариста Джанго Райнхарта. Это человек, превративший гитару из салонной безделушки в эстрадный и соло инструмент. По значимости, как по мне, чуть ли не крупнее чем Джимми Хендрикс. Неожиданно он меня узнал. Оказывается он ходил меня слушать в Ла Пост. И пригласил на сцену, поиграть. Мы уже выпили, поэтому я чувствовал раскованность, и, не заморачиваясь, вылез. Забрал у Джанго гитару, и сыграл Samаtimes. А потом честно объявил, что сам песен не пишу, но вот в Бразилии слушайте, какие песни сочиняют. Антонио Карлос Жабим, «Девушка из Ипанемы»…

После концерта Джанго присел к нам за столик и мы поболтали о гитарах и звукоизвлечении. Он пил неразбавленный абсент, и курил косяк. Я подумал, что люди искусства всегда одинаковые.

А потом мы слегка поссорились. То есть сначала барон уехал на пару недель в Жуаньи, поруководить хозяйством. Я утащил Наташу в купленный дом и возил на работу и с работы. Но однажды меня поймала Эльза Скиапарелии и прямо попросила на некоторое время уменьшить общение с Наташей. Они готовят осенью коллекцию, а она не о том думает. К моему удивлению Вяземская не возражала, а согласилась. И переехала обратно к матери. Если честно, они действительно работали. С раннего утра, и до поздней ночи. А иногда и сутки напролет.

А я, от нечего делать, купил автомобиль Ситроен. Первый переднеприводный французский седан. Смешной конструкции, с КПП расположенной перед передним мостом. Но машинка оказалась на удивление бодрой и устойчивой.

Наведался с целью легкого тюнинга в гараж к Батисту. Заодно выяснил у него, что зафрахтовать корабль лучше всего в Ла Рошели или в Бордо. И если мне нужно будет оружие крупными партиями, то давай список, я все приготовлю.

В Латинском квартале наткнулся на магазин китайских товаров. Пришла в голову мысль устроить у Наташи под окнами салют. Но старый китаец сказал, что фейерверки они привезут только под заказ. Месяца через два. И то со стопроцентной предоплатой. Дал предоплату, и попросил не задерживать.

А потом я решил обидеться. Приехал в Шиап и сообщил дамам, что дела меня зовут в Жуаньи. Наташа просила не обижаться, и терлась носом о мою щеку. Я как-то совершенно раздумал обижаться, и сказал что остаюсь.

– Нет уж, Ванечка. Собрался, так езжай. Нам еще недели две-три нужно.

– Все. Африка ждет меня.

– Только попробуй.

– Стреляй. Чем жить без тебя…

В общем, утащил я её. Пообещав вернуть утром. Эльза фыркала и сардонически улыбалась, но промолчала. Ночью я предупредил Наташу, что дня через три вернусь. А потом мы с Мейделем поедем в Африку ненадолго.

Ситроен оказался действительно славной тачкой. Через четыре часа я добрался до замка барона.

Он сидел в вытащенных еще мной креслах, меланхолично курил сигару и наблюдал за возведением рухнувшей стены. Я запарковал машину рядом с Рено, вышел, уселся в кресло рядом с Яковом, и тоже закурил. Он посмотрел на мои «Зеленые» и спросил:

– Зачем ты куришь этот мусор?

Я затянулся, и налил себе Шабли.

– Барон! Как вы смотрите на добычу алмазов?

Глава 14

– И как ты себе это видишь?

– Что значит – как? Садимся на корабль, приплываем в Монровию. Нанимаем обычный охотничий караван. Маршрут прокладываем через восток Либерии и Сьерра-Леоне. Во Фритауне находим попутный пароход, и через пару недель мы уже в Антверпене. Правда, неплохо бы еще в Бомако заскочить. Но далековато.

– Поправь меня, Кольцов, если я ошибаюсь. Ты предлагаешь съездить в Африку, накопать алмазов, и продать их в Амстердаме. Правильно?

– Можно не продавать. Будет запас на черный день.

– Откуда тогда у меня предчувствие грандиозных неприятностей?

– Дело в том, что тебе придется копать. Нельзя туземцам знать, где водятся алмазы. Здесь ты прав. Копать неприятно.

– А что будешь делать ты?

– Я буду показывать, где копать.

Через час после моего прибытия Сибил подала легкий ланч. Пояснила, что в жару, что установилась, не дело обжираться. Потом поставила на стол плетеную плошку с крупными кусками хлеба, и целыми багетами, что нужно ломать руками. Большое блюдо с кусочками saucisson^[8] и вяленой свинины, крошечными корнишонами, черными оливками и тертой морковью в остром маринаде. Сверху, на сырокопченой колбасе, лежал и таял толстый кусок белого соленого масла. Затем в стеклянных мисках принесли зеленый, залитый оливковой заправкой салат. Потом – овальное блюдо: лапша в томатном соусе и сочные ломти жареной свинины с коричневой луковой подливкой. Интересно, а как Якова здесь кормят в зимнюю стужу?

Визуально больших денег у владельца замка пока не видно, Разве что застеклили окна, и начали восстанавливать стены. По этому поводу Мейдель рассказал, что сосед ему уже предложил купить у него бесхозную триумфальную арку из чистого мрамора. Осталась от старого замка Х века. Высота двенадцать метров. Ширина десять. Весит чуть больше ста тонн. За две недели доставят на волокушах и установят. Как думаешь, Кольцов, брать? Недорого вроде.

– Здесь вам, барон, нужно понять, что арка возможна только в комплекте с древнеримской колесницей. И туникой на голое тело. Сандалии само собой. И предварять ваш выезд будет стайка молодых селянок, выпорхнувшая из этой арки, бегущая перед вашей колесницей. Тоже в туниках и сандалиях на голое тело. И криком вещающая миру и людям о вашем приближении…

Сибил, меняющая мне приборы неожиданно сказала:

– Как здорово вы придумали, мсье Айвен! На праздник Урожая можно было бы устроить такое представление!

Я поперхнулся.

– Ну, раз ты, Кольцов, советуешь – возьму пожалуй. Но роль римского патриция будешь исполнять сам.

– Я понял. Я тебя раздражаю, Яков. Тебе бы хотелось, чтобы я страдал и бедствовал. И умер молодым от сексуального истощения.

Яков перешел на русский.

– Меня раздражает твое легкомысленное отношение к серьезной экспедиции. И еще то, что ты, как всегда, что-то умалчиваешь.

Я тоже заговорил по-русски:

– Ты настаиваешь?

– Да. Мне кажется, ты затеял опасное дело. И я хочу понимать, откуда ждать неприятностей.

– Наверное, ты прав… Ну, слушай тогда.

И я рассказал, что точно знаю два места в Либерии, и одно в Сьерра-Леоне, где возможна промышленная добыча алмазов. Цель экспедиции – даже, не убедится в моем знании. А добыть с каждого месторождения несколько камней, которые будут подтверждением реальности месторождений. Потом продать эти месторождения тому, кто заплатит больше. А без наводки их можно искать до скончания века.

– И много там камней?

– Хе. По моим данным, в трех местах, алмазов больше, чем на двести миллионов карат. В основном технические. Ювелирных – где-то чуть меньше десяти процентов.

– Ты точно уверен?

Я еще раз хмыкнул. Ну не рассказывать же Якову, что я на всех трех месторождениях бывал. Только в две тысячи одиннадцатом. И отлично помню и место и ориентиры.

– Я вполне уверен.

– Тогда я, Яков Мейдель, принимаю на себя командование экспедицией.

– Объяснитесь, барон.

– Хочу уточнить. Ты помнишь, Ваня, что это английская подмандатная территория?

– Область интересов Де Бирс от Анголы и южнее. Наша авантюра в том, что там пока алмазов не ждут. Нет, как и повсюду в Африке, искали и там. Но промышленного потенциала не нашли. А мы найдем.

– Тебя пристрелят, и без твердого руководства экспедиция погибнет.

– Пристреливалки оторву. Там это не здесь. Там по взрослому разговаривать будем.

– Да. Я совершенно правильно взялся руководить экспедицией. Пока ты будешь бегать по саванне, нужен кто-то ответственный. Ты нанимаешься туземцем-проводником.

– Может мне и вовсе не ездить? Вы там сами все раскопаете. А я буду как большевицкий поэт Маяковский –

– Ты не очень расстроишься, если я тебе, Кольцов, скажу что нет в тебе пролетарской силы?

– Вот теперь мне стало обидно. И не только за себя. А за всю русскую аристократию.

– Знаешь, Ваня, не переживай. Ты просто более разборчив, чем этот пиит.

– Ну да. Без меня вы в Африке не справитесь. В конце концов, как вас, барон, без меня съест крокодил?

– Тем не менее, что ты говорил про Бомако?

– Там, почти на поверхности выход алмазов. Совсем недалеко от города. Небольшой. Но есть крупные ювелирные камни. В принципе – плевать. Но жалко, пропадут ведь.

– В тебе, Иван, непостижимым образом уживается купеческая хватка, и чудовищная бесхозяйственность. Как это – плевать? Но можешь быть спокоен, судьба экспедиции в надежных руках, и мы ничего бросать не будем.

Потом Мейдель затребовал ручку, стопку чистой бумаги, и принялся что-то писать. Я, приступив к кофе с шартрезом, опасливо на него покосился.

Я действительно считал поездку плевым делом. Сесть на пароход. Приплыть в Либерию. Нанять десяток негров. Пару автомобилей. Купить на рынке весь охотничий инвентарь. И ехать помолясь.

– Как думаешь, Ваня, три или четыре пулемета брать?

– Ты сдурел, что ли? Зачем в Либерии пулеметы?

– Да, и ящик гранат.

– Яков. Ты что, с боями собрался по Африке идти?

– Уехать в Африку может любой дурак. Даже ты Кольцов. Но вот вернутся можно только если за дело берусь я – Яков Карлович Мейдель. Дело ведь в чем?

– В чем?

– Если я тебя, Кольцов, не привезу в Париж живым и невредимым, Вяземские мне откажут от дома. А у них лучшая во Франции фуа-гра. Точнее повар, который её готовит. Ты меня не волнуешь. Но вот без званых обедов Вяземских жизнь теряет смысл.

– Как это мерзко! Барон, вы раб желудка!

– Отнюдь. Просто во Франции жизнь построена вокруг еды. А с кем поведешься…

Яков, в роли руководителя внушал мне серьезные опасения. Он подошел к делу с невыносимой остзейской основательностью, и только за обедом исписал три листа списком необходимого для экспедиции. Но, с другой стороны, человек ожил. Скучно ему.

По дороге в Париж Мейдель вынес мне весь мозг вопросами про Либерию и Африку. В конце концов заявил, что транспорт нужно покупать здесь, и вообще, Кольцов, займись, нужно три грузовика и крепкая легковушка. Заодно подыщи водителей, надеюсь, ты справишься?

Между делом выяснилось, что нужен еще один человек, которому можно доверять и который не постесняется стрелять, если придется.

– И вот еще что, Иван. Нужно будет на все время экспедиции нанять пароход. Ты справишься?

Я вздохнул. Легкая прогулка на охоту, пусть с небольшими отступлениями, превращалась в эпическую стратегическую операцию фронтового масштаба. Возражать было поздно.

Высадив Якова у его дома, я поехал к себе. Миновала полночь. Но экономка, мадам Жаклин, предложила организовать ужин. Отказался и пошел в душ. Засыпая, я подумал, что постель пахнет Наташей. А глубокой ночью, в полной темноте, ко мне под одеяло проникла голая женщина.

– Барышня, отстаньте, у меня девушка есть.

– Я лучше этой противной Вяземской, Иван.

– Лучше её нет, Наташ.

– Как ты меня узнал?

– Ты удивительно пахнешь, и у тебя родинка вот здесь.

– Ой!

– И вот здесь…

– Ааааа…

– И почему ты не у маман?

– Она решила что ты сбежал. И начала строить планы.

– Мне пугаться?

– Дурак!

На работу Наташа опоздала. Нет, мы проснулись рано. Но то, се… Эльза, увидев меня, закатила глаза. Я заверил её, что скоро перестану препятствовать модным процессам Парижа, методом отъезда в колонии. Она совсем не аристократично засмеялась, и сказала, что я не смогу помешать, как бы не старался.

В мастерской было еще две дамы, которых я уже знал. Госпожа Труханова, бывшая балерина, и заодно жена красного генерала Игнатьева. И госпожа Плевицкая, певица и жена генерала Скоблина. Они пили чай и оживленно болтали. Раскланявшись, отбыл по делам.

Тусуясь в парижском свете, и белые и красные вынуждены соблюдать приличия. В частности, в обязанности генерала Игнатьева, кроме прочего, входили ежемесячные политические обзоры, что он делал для красных. Он их готовил на основании бесед с дипломатической и финансовой элитой. А белоэмигранты, от членов РОВСа, до простых обывателей, зачастую искали банально деньги или политические контакты. Любой скандал мог перечеркнуть светские возможности. Поэтому самые враждебно настроенные оппоненты вполне вежливо раскланивались на раутах, подбавляя, разве что, холодности в свои поклоны. А дамы, как выяснилось, и вовсе не парились из-за ерунды. И вполне мило щебетали.

Кабинет в квартире Мейделя напоминал помещение в каком-нибудь штабе армейского соединения. За полдня он умудрился обвешать все стены картами Африки вообще, и её разных фрагментов.

– Из Конакри в Бомако три раза в неделю летает почтовый самолет. – вместо приветствия сказал Яков. – с одной промежуточной посадкой, шесть часов полета.

– У тебя здесь прямо штаб. Только, Яков Карлович, портянками не воняет.

Горничная модельных кондиций внесла кофе. Расставила все на столике, и, одарив Якова обожающим взглядом, сделала книксен и исчезла. Вот же сатир похотливый! И когда только успевает?

За кофе мы обсудили, кого еще берем в компаньоны. Я предлагал художника Николая Белова, который, вообще-то, воевал на Кубани, до эвакуации. Яков, совершенно для меня неожиданно предложил Ламанова.

– Ты его знаешь? – удивился я.

– Кто же Савву не знает? – удивился Мейдель.

Ну да. Двести тысяч эмигрантов – это только кажется что много. А с учетом того, что многие уже перебрались за океан, а многие осели в провинции, то и вовсе тесен русский мирок в Париже. Решили вечером навестить Савву. Потом барон меня выгнал, сказал – займись оружием. И про пароход не забудь.

В оружейном магазине на Лафайет к своему удивлению увидел винтовку Гиббса. Под мой, то есть Ивана, любимый патрон 0,505. Толстый ствол, тяжеловата. Но вещь. Даже не подозревал, что такие есть. Купил не торгуясь, и пятьсот патронов. И, в качестве оружия последней надежды, взял дульнозарядный штуцер. Калибра двенадцать миллиметров. Ну, может обойдется. Но раз так всерьез готовимся, то путь будет. Договорился, что приду на днях с компаньонами, подберем оружие под них. Ружья, штука индивидуальная.

А потом навестил метра Пленеля. Который стал и моим поверенным. После покупки нами недвижимости он проникся к нам чисто французским уважением. То есть был любезен до приторности. Тем не менее, я попросил его организовать мне и барону рекомендации к серьезным амстердамским ювелирам. С возможностью обсудить широкое сотрудничество. Услышав это метр восторженно округл глаза, пообещал все сделать за неделю, и попросил называть его Огюстеном. И даже просьба подыскать адвоката по уголовным делам, который если что будет заниматься нашими делами, его не смутила. Заодно попросил совета, где можно нанять корабль для поездки в колонии. Здесь он сложил два и два, страшно возбудился, и пообещал завтра дать мне контакты в Сен-Назере. Три пулемета это конечно хорошо. Но мне почему-то кажется, что проблемы появятся в другой области.

В семь вечера я подъехал к Ла Пост. Савва монументом возвышался возле дверей сверкая позументами, аксельбантами, и рядами пуговиц своей ливреи.

– Ваня! Ну еб жеш твою мать! Куда ты, бля, пропал? Ведь самые гадкие слухи ходят, говорили что тебе совсем пиздец, и тебя пристрелили на хер!

– Спокойно вахмистр! Запомни, про меня все врут. Всегда. И я все рано или поздно разъясню. Сам.

– Да я особо и не верил. Но все равно волновался. Ни слуху, ни духу. – это мы перешли на французский. – ты опять ангажемент будешь просить?

– Не, Савва. У нас с бароном Мейделем к тебе предложение. Он сейчас подъедет, и поговорим. Подмениться сможешь?

– С Яковом? А и подменюсь. Пойдем.

По Мейделю сразу было видно что это аристократ с густым фамильным древом, уходящим вглубь веков. Вдобавок ко всему он был с тростью. Я себе тоже купил, но через час забыл в кафе на Монпарнасе. И решил что ну его. А этот как будто с ней родился. Мы с Саввой пили виноградную водку. Он присел к нам за столик и, не чинясь, тоже заказал виноградной. Закурил сигару, посмотрел на Ламанова и сказал:

– Савва Игнатьевич, не составишь нам компанию в одном путешествии? Приличный заработок – гарантирую.

Глава 15

Винтовку я отстрелял в открытом тире недалеко от Медона. Спортсмены и прочие охотники с интересом косились на мою мортиру. Не говорить же им, что карабин, с которым Иван слонялся по Африке, выглядел еще нелепее. Не считая того, что лупил в плечо так, что мог свалить с ног. Винтовка была все же более цивилизованной вещью. Мне понравилась.

Работая проводником у туристов, Иван редко участвовал в охоте. Карабин под патрон Гиббса был своего рода страховкой. Чтобы увлекшийся охотник не стал жертвой дичи. Разошедшиеся американцы, бывало, лупили чуть ли не очередями. И очень удивлялись, когда патроны кончались, а бегемот, к примеру, и не думал умирать, а несется на стрелка. Карабин ни разу не подвел. А с учетом того, что каждому приехавшему в Африку была нужна большая пятерка, что-нибудь менее мощное вызывало сомнения. Хотя штуцер тоже был хорош, но и мне и Ивану нравился меньше.

Карабин и штуцер Иван оставил своему приятелю – проводнику, португальцу Педро Соуза, спешно покидая Луанду.

Где-то в двадцать седьмом году, в Найроби, Иван нанялся в серьезную экспедицию. Богатый американец, мистер Кларк, пригласил поучаствовать в походе из Момбасы в Анголу. То есть пересечь Африку с востока на запад. Переход занял несколько месяцев. И был, в общем-то, не про охоту или исследования. В Луанде Роберт Кларк предложил Ивану стать участником контрабандной цепочки, которую он проинспектировал и отладил. В задачи Ивана входило получение на границе с Анголой алмазов, и передача их в порту морякам с американских пароходов.

Алмазы передавали Ивану разными способами. Изредка прямо в ресторане отеля, в котором он жил. Иногда в саванне, на стоянку выходил какой-нибудь человек. Самый остроумный способ был связан с приманкой для львов. На границе Анголы ехал в туземную деревню, и покупал несколько коз. Блеющая коза, прибитая к колышку, в месте обитания львов, отлично приманивала хищников. Просто вместо одной, Иван покупал двух коз. Ту, на шее которой была веревка, накормили алмазами.

Это только кажется, что южную и восточную границу Анголы трудно контролировать. Но дорог и троп мало. Досмотр мобильными патрулями был вполне эффективен. По крайней мере, регулярно доходили слухи о задержании партий алмазов на границе. Но проводник охотников, открыто едущий с клеткой, в которой блеяла пара коз, не вызывал у патрулей никакого интереса. И хоть копаться в желудке и кишках было противно, за каждую партию Иван получал сто фунтов стерлингов. Очень приличные деньги.

Иван понимал, какие ценности попадают к нему в руки, но точно выполнял свои обязанности. Было так же понятно, что скрыться будет трудно, если не невозможно. Мистер Кларк очевидно серьезный дядя. Связь с ним поддерживалась телеграммами о цене на красное дерево в порту Луанды. И распоряжениями предать документы имярек.

В начале тридцатого года Иван заболел. Неведомая хворь вызвала страшный дрист, и была сочтена дизентерией. И вот через месяц, к шатающемуся от истощения Кольцову, в номер пришли его коллега и приятель Соуза и начальник полиции района. Полицейский поведал, что в полицию доставлена телеграмма, в которой рекомендуется под любым предлогом задержать некоего Айвена Колтцофф. Представитель Де Бирс уже выехал, и хочет с этим господином побеседовать. Но за пятьсот фунтов полиция готова не найти этого Кольцова. И посадить на пароход в сторону Европы. Решать нужно прямо сейчас. Скорее всего, попался штурман, с последней партией.

Через час Иван взошел на борт судна, стоящего под погрузкой у причальной стенки. Повезло, могли и грохнуть в темном переулке. Но оружие и прочий скарб осталось в качестве подарка Педро.

Уже в море выяснилось, что корабль идет в Александрию. Иван решил некоторое время держаться от английских территорий подальше. И сошел в Сеуте, где судно встало на бункеровку. Снял комнату, и несколько месяцев наращивал обратно мясо на кости.

Садясь в машину возле тира, я решил не брать оптику. Едем, все же, не охотится. Хотя, безусловно, будем косить под охотников. Мейдель вполне потянет эту роль.

– Яков! Тебе говорили, что ты зануда?

– Наверное, кто-то и хотел бы это сказать, но боятся. Остальным нравится.

– Слушай, может тебе не ехать никуда? Посмотри на себя. Глаза горят, руки трясутся, мыслями где-то не здесь. Я и сам по быстрому сгоняю.

– Тебя одного там съедят слоны или затопчут крокодилы. А львов ты просто бесишь. Даже мне иногда хочется тебя пристрелить. Что тогда говорить про африканцев?

– Видя ваше, барон, крайне серьезное отношение к организации экспедиции, хочу спросить. Велик ли будет наш походный бордель?

– Я не сомневаюсь, что ты его навербуешь среди местных дружественных африканок. По количеству определимся на месте.

– Тыправ, Яков. Воздержание полезно.

– Ты решил уже с кораблем?

– Да, пятнадцатого он становится под нашу погрузку в Сен-Назере.

Я предлагал Якову не париться, а просто взять мемуары Стенли и Левингстона. И закупить все по списку. Он просил не вмешиваться.

В порту Сен-Назера я арендовал пакгауз. Савва принялся завозить инвентарь и продовольствие. Самое правильнее, что мы сделали – это пригласили Савву. Потому что барон мыслил стратегически. А Ламанов заказывал непромокаемые мешки для продуктов, и продумывал тысячу мелочей. Не говоря о том, что я искренне наслаждался его диалогами с Мейделем.

– Ну ебаный ты в рот, Яша! Только полный мудак рассчитывает только на керогазы. Там его хуй починишь, не считая злоебучего керосина. И каким ты местом думал?

Это было первое, что Савва заявил, ознакомившись со списком Мейделя.

– Но… – открыл рот Яков.

– Ну какое нахуй – но? Я тебе, Яков Карлович, вежливо говорю, что тут, блять, не университеты ваши. Тут думать нужно. Я займусь.

И занялся. Заодно нашел, и нанял трех водителей-французов.

С транспортом все оказалось неожиданно хорошо. Недалеко от Елисейских полей находился автомагазин компании Берлие. Там торговали легковушками. Но желающие могли посмотреть каталоги. Дизельный бортовой грузовик Берлие GDHM-7 привел меня в душный восторг. Он вполне достойно смотрелся бы и в конце двадцатого века. Девяностосильный дизель. Шесть тонн грузоподъемности. Я не поленился, и по дороге в Сен-Назер заехал в Ле Ман, и прокатился за рулем грузовика лично. И получил настоящее удовольствие. Приемистая, тяговитая, простая как лом машина. Насколько я помню, вермахт с удовольствием катался на таких всю войну. Правда, России их было не очень много. Особенности зимней эксплуатации дизелей. Хотя, она мне удивительно напоминала наш МАЗ-200.

С легковушкой, я подумывал о Татре. Я помню восторженные отзывы немецкой экспедиции в Сахару. Где они поют дифирамбы Татре. Но мы не собирались в пустыню. К тому же, мы решили, что рулить легковушкой буду я. Брать еще одного водителя не хотелось. И я, наудачу, зашел в представительство «Мерседес». К моему невероятному счастью, немец-управляющий невозмутимо кивнул, и сказал, что если меня не пугает цена, то через неделю сюда доставят «Мерседес-Бенц Г4». Трехосный кабриолет в камуфляжной раскраске.

Наташа даже немного обиделась. Потому что когда я её утащил вечером гулять, я не мог остановиться, и расписывал прекрасный ништяк, на котором мы скоро будем ездить.

– И вообще, Наталья Викторовна, пора вам уже учиться управлять авто.

– Ты собираешься меня бросить?

– Думаешь, пора?

– Я, Ванечка, тебе сейчас в глаз дам. Зачем мне мужчина, если я сама буду управлять авто?

– Вот так, значит, ты ставишь вопрос? Тогда учиться будешь обязательно. А когда научишься, и будешь ездить, поймешь, что у меня – очень широкая область применения. К примеру, я очень хорошо ношу сумки.

Чтобы госпожа Скиапарелли не сердилась на меня за постоянное мелькание в магазине, я пригласил её на прогулку по Сене на прогулочном пароходике. На носу накрыли стол, и под устрицы с Клико мы провели чудесный вечер. Неясно, что тому виной, то ли прекрасная, почти летняя погода, то ли шампанское. Но я произнес большой монолог о модных тенденциях до конца века. Эльза заинтересовалась, и потребовала деталей. Не мудрствуя лукаво, я, как мог, рассказал, как будут выглядеть и одеваться женщины в двадцать первом веке. Вспоминая в основном Инстаграмм, и москвичек.

Слушая мои косноязычные пояснения, Эльза неожиданно достала блокнот, и принялась рисовать. И что самое поразительное, рисунки оказались очень близки к тому, что я описывал.

– Знаешь, Колтцофф, – задумчиво сказала Скиапарелли, листая заполненный рисунками блокнот, – я думала, что только гомосексуалист может так видеть женщин.

– Что ты, Эльза! Айвен совсем не из этих! – сказала Наташа, и неожиданно покраснела.

От нечего делать я телефонизировал купленный дом. У Якова в квартире стоит телефон. У Ламанова, в съемной квартире, стоит телефон. Один я был дикарем, и это срочно исправил. В обязанности экономки отныне вменялось отвечать на звонки. И записывать сообщения.

Пятого мая мне позвонил судовладелец, и сообщил, что корабль на подходе. В течение недели будет.

План барона был сложен. Мы приходим в Конакри и разгружаемся. На Французской территории. Отходим от города миль на двадцать и становимся лагерем. Оставляем лагерь под присмотром Саввы, и почтовым самолетом летим в Бомако. Где выкапываем алмазы, и ставим в этом месте геодезический знак. Заявив местным властям, что здесь будет построен кирпичный завод. Можно и участок купить, я, Иван, узнавал, это недорого. Возвращаемся в Конакри и, забирая к востоку, направляемся в Сьерра-Леоне. Там всего сто пятьдесят километров. Опять становимся лагерем, и добираемся в точку один. После исследований, снимаемся и перебираемся в Ливию. Там действуем аналогично. Неплохо бы настрелять охотничьих трофеев. Ты, Кольцов, должен постараться. Савва присматривает за французами. И вообще занимается всеми бытовыми вопросами. Ты, Ваня, стараешься как можно меньше показываться белым на глаза. По окончании всех поисков, едем во Фритаун, где на рейде нас ждет корабль. Грузимся и отплываем на Амстердам.

– Хороший, бля, план. Сразу видно, что ты, Яков Карлович, военный а не хуй собачий.

– Савва Игнатьевич! Прекращай уже матерится. Иначе я издам приказ по экспедиции разговаривать только на французском.

– На хуя? Мы же в Африку едем, там без русского сгинем нахер. С французским-то…

– Кольцов! А ты что молчишь?

– А я согласен с Саввой. Без русского нам там пиздец.

– О! ты мне, Иван, сразу, еще под Каховкой глянулся.

Глава 16

Пароход «Амата» сравнительно новый. Построен перед войной, а это для корабля не возраст. Во вторую мировую американцы наклепают похожих корабликов тысячи, даже присвоят им отдельный класс «либерти». Самая большая сложность была в том, чтобы убедить судовладельца сдать нам судно полностью. Я считаю это излишним. Но барон Мейдель составлял план по принципу избыточной надежности. То есть, исходя из мысли что если гадость может случиться – она обязательно случится. И нужно быть готовым. Именно поэтому – никаких попутных фрахтов, отдельный корабль. Именно поэтому один из грузовиков оборудован топливной двухсекционной цистерной, и, по сути, стал заправщиком. Четыре с половиной тонны солярки и тонна бензина.

Весь маршрут – около тысячи километров. Топлива хватит с запасом, даже учитывая прожорливые сейчас двигатели.

Мы будем изображать эксцентричного французского винодела с сопровождающими, прибывшего в Африку поохотится.

Многочисленные исследователи и охотники давно задали некий стандарт путешествия по Африке. Прогресс внес некоторые коррективы, ничего, по сути, не меняя. Просто если раньше все имущество охотника-путешественника несли негры-носильщики, то сейчас это делали автомобили. В свое первое появление в Найроби Иван очень впечатлился отбытию лорда Саксендена на охоту. По саванне, растянувшись километра на полтора, пылил пеший караван, груженый разнообразным скарбом. Возглавляемый повозкой, в которой сидел сам охотник и его камердинер.

Базовый охотничий лагерь вполне комфортабелен. В индивидуальной палатке охотника стоит кровать, портшезы с одеждой, стул, столик, подставка под оружие. Обед подается под навесом и проходит за столом. Зачастую на белой скатерти. Умывание – у походного умывальника. Ну, и прочая и прочая.

Плюс каждому охотнику полагается бой, который носит и заряжает оружие. И три-пять загонщиков-следопытов.

Собственно, до экстренной эвакуации из Луанды, у Ивана была своя палатка, навес, походная кровать и прочие принадлежности для охоты. И все это можно было без труда купить в любом крупном порту. Но Яков весь инвентарь закупил еще в Париже. И забил им один грузовик. В другой грузовик он был намерен грузить охотничьи трофеи. Длина слоновьего бивня два-три метра. А вернутся из Африки без бивней он себе позволить не мог.

Само морское путешествие прошло бессобытийно и приятно. Погода доставляла, и мы захватили всего пару дней в хвосте уходящего шторма. Порадовал Савва, поставивший себе задачу поймать акулу. Выпросил у судового механика арматурину, согнул её крючком, и привязал к канату. Насадил на этот крючок кусок мяса, забросил в море, и стал ждать клева. На третий день клюнуло. Клевало и раньше, но обходилось одной наживкой, которую Савва регулярно обновлял. А тут акула попалась. Ламанова не утащило в море только потому, что веревка была привязана к лееру. Потом он где-то час боролся с хищником. Пока набежавшая, свободная от вахты, команда не додумалась использовать судовую лебедку. Когда почти метровая акула оказалась на палубе, она ожила. И еще полчаса все, кто был вокруг, лупили по ней тяжелыми предметами типо ломов, и багров. Пока наконец не забили. Тут Савва разделся до трусов, взял топор, и приступил. Он вырубил себе на память акулью челюсть.

Мы с Мейделем наблюдали все это сидя в шезлонгах на юте. Меланхолично попивали вино и пытались придумать, чем заняться. Где-то через неделю плавания Яков свыкся с морской болезнью. И даже позволял себе алкоголь. Это радовало. Барон, с лицом зеленоватых оттенков вселял в персонал сомнения в успешности экспедиции.

Водители Жан, Пьер и Марк – обычные французы под сорок. Насколько я смог понять, очень неплохие водители. Кризис позволяет выбирать. Савва отверг предложение поселится в отдельной каюте на верхней палубе. И жил с ними. Говорит, нормальные мужики.

В порт Конакри мы шли две недели. Еще день ожидали очереди под разгрузку, хотя порт не самый большой. Пока суть да дело, я, на портовом катере, сошел на берег и отправился на рынок.

Сам рынок меня не интересовал, но именно вокруг него обычно кучкуются те, кто ищет работу. Мне нужно было нанять десять человек. В идеале, уже работавших с охотниками, и понимающих что к чему. Отдельного офиса по найму, такого, как одно время был в Момбасе, здесь не было. Но мне повезло. В припортовом баре я разговорился с поляком-стивидором. До конца восьмидесятых годов практически в любом порту мира можно было встретить поляка, который знал все про это место. В двадцать первом веке эта роль отошла к украинцам. В любом порту мира можно будет встретить украинца, который тебя проконсультирует.

Поляк за выпивку сообщил мне, что недалеко от летного поля обычно стоят лагерем и ждут найма те, кто ходит вглубь материка с торговцами. То, что надо. На повозке, запряженной ослом, я за пол-часа добрался до местного аэродрома. В ангаре, выполняющем функции аэровокзала выяснил, что самолеты в Бомако летают сейчас каждый день. И вообще, авиажизнь вокруг была оживленной. Самолеты взлетали и садились часто. Некоторые выгружали или загружали пассажиров. И я подумал, что полет за тысячу километров, возможно, не такая уж и авантюра. За южным краем поля виднелись шалаши наемных носильщиков.

Когда мы подъехали к лагерю, вокруг сразу собралась толпа. Все галдели, дергали меня за рукава и требовали немедленно их нанять. Я огляделся, и выбрал взглядом двух наиболее спокойных. Показал на них пальцем, а остальных жестом отогнал.

Тот, который мне понравился больше, искал наем, чтобы со своими родственниками вернутся на север Судана. Неплохо говорил по-французски. Но наниматься на два месяца не захотел. Да и народу их было больше двадцати.

Я подозвал второго.

– Говоришь по-английски?

– Все понимать. Говорить нет мало.

– По французски?

– Все понимаю, говорю не очень хорошо.

– Нужен караван для охоты на – я шесть раз показал открытые ладони.

– Да.

– Сколько вас?

Он показал открытые ладони, и еще два пальца.

– Обустроить лагерь. Выследить зверя. Нести ружья.

– Да. Я ходить – показал открытую ладонь с растопыренными пальцами – с охотник.

– Бон. Завтра жди здесь. Как тебя зовут?

– Мбенге.

– Сколько стоит?

– Две тысячи франков.

– До завтра.

И я уехал. Возвращаться на судно не стал. Переночевал в Палас, ясное дело, отеле. На берегу я разоспался. И появился в порту когда корабль не только пришвартовался, а с него сходили таможенники. Судя по их довольным лицам, они барона обули по полной.

Следующим по трапу спустился Мейдель. Яков Карлович был одет во френч и бриджи защитного цвета. На ногах коричневые ботинки с крагами. Пробковый шлем. Кобура на поясе.

– Яков! Я настаиваю, чтобы ты завел себе монокль.

– Ты, Кольцов, говорил, что ввезти пулеметы будет сложно. Офицеры даже не смотрели наш груз!

– Да? Позвольте полюбопытствовать, барон, сколько денег вы им заплатили?

– Сто фунтов.

– Гм. Знаешь, Яков Карлович. За эти деньги можно было ввезти сюда всю белую армию с артиллерией.

– Не бурчи, главное – к нам нет претензий.

– Вот почему вы, барон, когда покупали в арсенале пулеметы, отказались от пушек? Вам же предлагали! А я теперь, здесь, словно голый. Без пушек-то.

– Ты все сделал, что планировал?

Портовый кран поднял из трюма мой Мерседес. Спустя несколько секунд он оказался на причале, рядом с нами. Я достал ключи, и открыл багажник. Вытащил свою винтовку и зарядил обойму. Положил на сиденье. Открыл капот, накинул и затянул клемму. Подкачал бензин в карбюратор. Повернул ключ. На третьем обороте двигатель схватил. И ровно заурчал. Рядом с моей машиной кран опустил грузовик.

– Да, я нашел людей. А лететь можно завтра.

Барон открыл багажник и достал свою винтовку. Холланд и Холланд. Под триста семьдесят пятый патрон. Вставил обойму. На дичь попроще, он взял вертикалку Беретту двенадцатого калибра. Эстет, блин. Савва, не заморачиваясь, взял маузеровский карабин, и зауэр, тоже двенадцатого калибра.

– Мы чего-то боимся?

– Ну… ты столько заплатил, что могут найтись желающие проверить, сколько у нас денег осталось. Пистолет тоже проверь.

Один за другим завелись грузовики.

– Ну что, Ваня. Можно ехать. – подошел Савва.

Я махнул водителям-французам, чтобы подошли.

– Значит так, господа. Выбираемся из порта и города. Едем за мной. Основная задача – никого не задавить. Савва Игнатьевич. Ты едешь в груженом грузовике, смотришь, чтоб никто не залез. Если что – стреляй не стесняясь.

И мы поехали.

На краю летного поля, возле лагеря носильщиков, но чуть в стороне, на самом солнцепеке, сидела группа негров. Мбенге стоял и тревожно смотрел вдаль. Он единственный был одет не только в штаны, но и что-то типа пончо. Остальные были только в штанах. И босиком, понятно. Когда мы подъехали, он меня узнал и просиял всей своей физиономией. Что-то гаркнул на суахили. Все вскочили на ноги, и в пояс поклонились.

– Вот видите, барон, как нужно работать с людьми? Десять минут общения, и они глубоко кланяются. Не то, что это ваше Жуаньи, прости господи.

Сложнее всего оказалось загнать негров в грузовик. Мбенге мне говорил, что бегом будет лучше. Но я настоял.

Город Конакри, располагается на полуострове. И выехав с него, мы проехали пару миль, и съехали с дороги. Лагерь решили разбить в тени редкой мангровой рощи.

Мы с Яковом уселись в шезлонги, и принялись наблюдать, как негры и французы пытаются наладить взаимодействие. Савва Игнатович руководил.

– Как-то не очень у них получается. Ты кого нам нанял, Кольцов?

– Спокойно. Негр обучается в процессе эксплуатации. А Савва – он природный эксплуататор. Я, думаю, пока будем летать, он все отработает.

Через час лагерь стоял. Горел костер, негры дисциплинированно скрылись из виду. Отдуваясь подошел Ламанов.

– Ничего. Они у меня палатку за пять минут ставить научатся. Так что летите спокойно.

– Ты, Савва особо не зверствуй. Они нам еще как приманка на львов пригодятся. Мы вернемся, самое позднее через неделю. Если нас не будет, не суетись. Просто уезжай обратно. Договорились?

– Посмотрим, Иван Никитович.

– А не выпить ли нам за прибытие?

– Яков, если тебя завтра будет тошнить в полете, я с тобой не знаком.

Глава 17

Самолет Wibault напоминает Юнкерс. Трехмоторный моноплан с грузо-пассажирским салоном. Яков, не летавший до этого ни разу, смотрел на всю эту авиацию с опасливым восторгом школьницы, пред первым сексом. А я похлопал ладонью по фюзеляжу, и понял, что два парня, пившие в ангаре вино перед полетом – это и есть наш экипаж. Из удобств – две скамьи вдоль бортов. В середине салона, видимо, чтобы не нарушать центровку, были тщательно раскреплены какие-то ящики. В хвосте были свалены мешки с почтой. На них, после взлета, я и завалился. Попросил только разбудить перед посадкой.

Вчера мы собирались уснуть пораньше. Вылет в шесть утра. Поэтому не стали особо отмечать прибытие. А среди ночи я проснулся. Вышел из палатки, и наконец почувствовал что я – в Африке. Бескрайний купол неба, усеянный бесчисленными звездами, висел надо мной, обрываясь силуэтами деревьев и кустов в саванне. Где-то выли гиены. Недалеко тявкали шакалы. В ночном пространстве кипела напряженная и непонятная жизнь. С удивлением осознал, что и меня, и Ивана, неосознанно, но сильно, все время тянуло сюда. Простая, понятная жизнь. Не самая легкая, но, по любому, не скучная.

Присмотревшись, и не очень удивившись, разглядел в шезлонгах Савву и Якова. Это я не подумал. Африка оглушает. А уж так, как это организовал я… За несколько часов, с комфортного корабля двадцатого века – в саванну, которой миллион лет… Переполненный впечатлениями, красками, запахами и звуками мозг закипит у любого.

– Ну что, господа, впечатляет? – я уселся в шезлонг, и закурил.

– Жарко. – увильнул Мейдель.

– Чего это жарко? Нормально. – тоже не признался Савва.

– Ты, Савва просто не понимаешь. Яков у нас из Эстляндии. А там, если дождь со снегом – зима. А если без снега – лето. И постоянно ходят слухи про людей, которые видели солнце.

– Бля, Яков, не переживай. К солнцу быстро привыкают.

В общем, не выспались. А развеселый экипаж только добавил мне меланхолии. Засыпая я подумал, что кажется, в этих местах сгинул Антуан де Сент-Экзюпери. Как-то не удивительно. И то, что сгинул, и то, что между полетами писал сказки про добро. Похоже, не верил, что пронесет.

Промежуточная посадка запомнилась только тем, что пилоты подрулили прямо к сортиру. Пояснили, что все равно пассажиры обычно туда бегут. Кроме ангара с конусом на шесте, строений поблизости видно не было. Откуда-то из-за холма припылил бензовоз и принялся заправлять самолет. С ним приехал попутчик. Чиновник колониальной администрации. После взлета он принялся угощать коньяком нас и экипаж. Как и барон он явно трусил. Потому что представить француза, который угощает… Я от выпивки отказался, а барон с чиновником мило посидели. По крайне мере мы получили приглашение к мсье Августину на ужин, в любой день, когда выберем время.

Господин Вежель только производил впечатление добродушного толстячка. Но взгляд имел острый. Очень быстро разглядел и оценил и мою винтовку, и наган в кобуре слева на животе. Барон был признан своим. Судя по всему, версия о представителях банка Креди Свисс, направленных для оценки инвестиционного потенциала, его устроила. По крайне мере несколько моих замечаний по поводу финансового перспектив экономики его впечатлили.

Перед посадкой самолет сделал круг над городом. Барон Осман, перестроив Париж, на этом не успокоился. Под его руководством был создан типовой проект застройки колониальных столиц. И с высоты он отчетливо читался. Расчерченные улицами на квадраты кварталы. Губернаторский дворец. Вокзал. Толерантность еще не праздновала победу. Поэтому белые очевидно несли в эти места цивилизацию. Потому что старая застройка глинобитными лачугами, по окраинам, выглядела особенно убого именно с высоты. С победой освободительных движений в Африке, и здесь в том числе, начнется деградация. Белые уйдут, и поддерживать инфраструктуру будет некому. Глинобитные хижины начнут постепенно наползать на центр.

Пилот перед посадкой все же угостился коньяком. Наверное поэтому мы приземлились почти неощутимо. Господина Вежье ждал автомобиль, на котором он любезно отвез нас в гостиницу.

Сам город расположен на правом берегу Нигера. Он в этих местах разливается и полон крокодилов. С Севера город прикрывает от жарких ветров цепочка холмов. К подножью самого левого из них нам и нужно.

– Паша! – рассказывал мне мой институтский приятель Артур в две тысячи десятом. – Я просто споткнулся и упал! Мы с охоты ехали, и остановились отлить. Им-то похер, а я под дерево отошел. Они орут, поехали уже. Ну я побежал, и споткнулся. Коленку, бля, рассадил. Посмотрел на землю – ЕБАНЫЙ В РОТ!!!!. Алмаз. С грецкий орех. Я пацанам и говорю – щас ваще обоссытесь.

Сток дождевой воды образовал у подножья холма пятно. Которое мужики стремительно обыскали. И нашли пять крупных алмазов. На поверхности. От девяноста до пятнадцати карат. Сели в машины и поехали в гостиницу. Где потребовали встречи с президентом Мали. Как не странно, через два часа президент их принял. Не предлагая сесть, он сообщил русским бизнесменам, что Мали намерена сама развивать алмазодобычу, и в сторонних инвесторах не нуждается.

– Они нас, Пань, отследили. Увидели, что мы три часа по пятну лазим, и решили что русские алмазотобытчики наткнулись на трубу.

Мы сидели в ресторане «Перецъ», на Рублевке, и Толгатыча откровенно перло от этой истории.

– В общем, он дал нам свой самолет, и тот отвез нас обратно в Конакри. А сам решил копать алмазы. Бляяяяяя… знаешь, в чем основной прикол?

– В чем?

– Мы, собрав почти двести карат с грунта, думали предложить ему десятку, и участие в добыче. А он нас даже слушать не стал. Ааааааа…

– Че ржош-то? Рассказывай.

– Короче, он к вопросу подошел по-взрослому. Нагнал туда техники, народу, охраны. Крупно, в общем, потратился. А там – нихера! Ну, то есть, где-то, что-то, там техническое они вырыли. Но даже затраты не окупили. Пусто. Вот не взял у нас десять лямов. И поплатился. А нас – бог уберег. А там потом революция началась, никто не верил, что ничего нет, в общем – мрак.

Артур мне много рассказывал, про свои приключения. Но в данном случае, я просто знаю – левый холм. Пятно от стока.

Гостиница, для разнообразия, называлась Гранд Отель. Обаятельное место с просторными номерами, и вышколенной прислугой. Под потолками крутились вентиляторы. Горячая – холодная вода. Рядом с вокзалом, в европейской части города.

В отеле нам согласились сдать в аренду автомобиль. Даже без водителя. Древний Фиат, на первый взгляд, однако, вполне исправный.

Потом сходили в губернаторский дворец, представились вице-губернатору. Чиновник нас принял и был любезен. А скорее всего ему было просто скучно.

Вечером Яков отправился в гости. А я от нечего делать почистил винтовку и пистолет. На приисках Сьерра-Леоне и Либерии я был. А здесь – только по рассказам. Будет глупо если это все байка. Хотя, я Мейделя честно предупредил, что про Бомако – не совсем достоверная информация.

Утром я обнаружил Якова в постели с двумя чернокожими горничными. Они так сладко спали, что я даже получил удовольствие от суровой побудки.

– А почему ты, Кольцов, пренебрег горничными? – спросил Мейдель зевая, когда мы уже выезжали из города.

– Потому что тебе меня все равно не догнать, Яков. У меня в коллекции есть и индуски, и китайки, и даже, ты не поверишь – настоящая индейка. То есть индеец. То есть, краснокожая из Перу. Лень перечислять. Так что – резвись. Мне это уже не интересно.

– Кажется ты хотел меня унизить. А я не ощущаю к тебе ничего, кроме сочувствия. Потому что у меня впереди столько интересного! В отличие от скучного тебя.

– Это потому, что я, в отличие от тебя, знаю чем это кончится.

– И чем же?

– Мы все умрем.

– И что мы тогда здесь делаем?

– Тут вступает филантропическая составляющая моей натуры. Мне будет больно наблюдать, когда у вас, Яков Карлович, не будет средств затаскивать горничных в постель.

– Ты знаешь, Кольцов, вот эта твоя положительность явно скрывает что-то чудовищное. Что-то запредельное. Ответьте мне, Иван Никитович. Вы мясо запиваете красным вином, или позволяете себе, боюсь сказать – белое!?

– Ну… Я даже, барон не знаю, как после этого, … Можно ведь и перчаткой по мордасам. Все. Дальше не проедем. Но здесь и пешком недалеко.

За разговором мы выехали из города и проехали между двух центральных холмов. Когда город скрылся с глаз, я свернул влево, в саванну. И не торопясь доехал до нужного нам холма. Густой кустарник не позволял доехать до места. Мы вылезли из машины и пошли дальше. Кустарник сменился лесом, а потом мы неожиданно вышли опять в саванну. Вдалеке виднелся город.

Так, ехали они похоже – оттуда. Вот здесь остановились. Самое удобное место. Талгатыч похоже пошел – туда. И бежал обратно вот здесь.

– Яков, посмотри вокруг, чтоб не мешали.

Он молча скинул винтовку, дернул затвором и опять скрылся в лесу. Я пошел от крайнего дерева к предполагаемой остановке. Вот выход породы. Если он об него споткнулся то… Есть! Я узнал его по фото. Почти девяносто карат. После обработки распилят на три части. Дефект.

Самый мелкий, пятнадцатикаратник я так и не нашел. Нашел еще два мелких, где-то по паре карат. Времени это заняло часов пять. Но, по любому – высочайшая производительность.

Когда мы садились в машину, я отпил воды, смочил платок и протер лицо и руки.

– Если смотреть здраво, – сказал я трогаясь – то мы сейчас, Яков, заработали столько же, сколько на Балканах. Можно плюнуть на все, и в Баден-Баден, в казино.

– Ты знаешь, Ваня, я даже не боюсь показаться жадным, предложив продолжить. Потому что ты не успокоишься.

Потом еще два дня мы слонялись по Бомако и изображали изучение быта и – вообще. Я показал Мейделю крокодилов и как они на воле. Он честно сбледнул с лица. Вылет был намечен через два дня, когда под утро ко мне в номер пришел барон.

– Знаешь, Кольцов, давай улетим сегодня утром.

– Причина?

– Её зовут Эжени, она очаровательна, и ангел. Но у неё недостаток.

– Муж?

– И какой! Тот самый вице-губренатор. Он подозревал, но час назад убедился в подозрениях.

– Барон! Я говорил вам, что вы рогатое млекопитающее?

– Еще нет. Но я все приму с терпением. Особенно в самолете.

Экипаж в этот раз был трезв но очевидно с похмелья. Мы взлетели. Пока я размышлял, что лучше с точки зрения безопасности полета, налить им, или таки нет, они разлили по стаканам красное и выпили.

– Знаешь, Яков Карлович, ты нашел остроумный выход в соревновании со мной. У меня не было подружки вице-губернаторши.

– Ну вот же! Ты рано поставил на себе крест, Кольцов! В Конакри можно сходить в гости к губернатору.

– Гм. Знаешь, меня не очень любят на английских территориях. А вот ты, Яков, можешь стать персоной нон-грата у французов. И мне кажется, что тебя будут ловить гораздо азартнее.

Савва Игнатович наблюдал, как ставится лагерь. Негритянско-французский персонал мухой летал туда-сюда, и на глазах у нас, пока мы подъезжали, пейзаж обрел жилой вид.

Ламанов пожал нам руки и спросил:

– Все нормально?

– Это как посмотреть. Так-то мы все что хотели сделали. Завтра снимаемся и уезжаем по маршруту. Но, Савва, ты не знаешь, как нам кастрировать барона?

Глава 18

На первый взгляд двигаться по саванне легко. При планировании маршрута мы рассчитывали проезжать тридцать километров в день. В первый день мы проехали семьдесят. Во второй тридцать. В третий день махнули аж на сто километров. Но это – по прямой. Приходилось объезжать холмы, заболоченные низины, и непролазные рощи. И нужно внимательно следить, чтобы не въехать в какую-нибудь кабанью яму, и не ткнутся в термит. Поэтому скорость не выше двадцати километров. А обычно еще ниже.

Походный быт, как водится, устоялся сам собой. Один из негров исполнял обязанности повара. Мы с Яковом обзавелись персональными ружьеносцами. Мейдель, почти не вылезая из автомобиля, подстреливал нам на ужин, то черных куропаток, то дроф. Его персональный бой чистил ему оружие.

Мбенге на обманул. Они действительно знали что и как делать. Понимали свои обязанности. И на второй день привыкли ездить в кузове грузовика. Савва почему-то называл Мбенге – Михайла. Тот охотно откликался.

Меня негры называли Мастер Ай. Якова – масса Мей. Савву Игнатовича они уважительно называли – сэр. Водителей – французов они, кажется, не различали и называли мсье.

На четвертый день, ближе к полудню, мы встали.

Вообще-то, между Конакри и Фритауном, столицей Сьерра-Леоне, всего сто пятьдесят километров. По неплохой дороге. Но мы проложили маршрут так, чтобы обогнуть горный хребет с востока. И даже не заезжать в страну. Место, что нам нужно, почти на восточной границе Сьерра-Леоне. По карте около трехсот километров.

На пути у нас оказался ручей. Достаточно мелкий. Но его южный берег возвышался над северным метра на три. Слева, в бинокль, можно было разглядеть болотистую низину. Справа, высокий берег переходил в скальный массив. Это начинался горный хребет, который мы и объезжали.

Савва приказал ставить лагерь, а потом выкопать в обрыве спуск. Загнали автомобили в тень деревьев. Негры начали споро ставить палатки, а к нам подошел Мбенге.

– Чего тебе, Михайла? – спросил Савва.

– Мы будем копать завтра весь день. Но три часа идти – деревня. Там можно нанять, они выкопают до захода солнца.

– Что за деревня?

– Я знать. Они согласятся.

– Хорошо. Зови.

Мы с Яковом пошли в саванну. Где-то через час Мейдель подстрелил косулю.

– Мне в Африке нравится, Кольцов. Каждый день свежая дичь.

Я хмыкнул.

– Ты бы, Яков Карлович не расслаблялся. Серьезный зверь так просто не берется.

Когда мы вернулись, спуск уже начали копать. Савва и французы активно руководили большой толпой, размахивающей деревянными лопатами. Мбенге подвел к нам экзотичного старика. Он был в вязаном берете, жилетке на голое тело и юбке, из которой торчали худые ноги. Старик стал что-то энергично говорить.

– Мастер Ай! Вождь говорит, что можно убить бегемота.

Он показал в сторону болот.

– Он вас отведет, сделает место, мимо идти бегемот. Утром.

– О чем речь? – заинтересовался Мейдель.

– Нам предлагают завтра утром завалить бегемота. Хочешь?

– Конечно хочу!

– Хорошо! – сказал я Мбенге, – пусть делает.

Старик степенно кивнул и что-то крикнул в толпу с лопатами. От нее отделилось пара десятков человек и, неспешной рысью, побежали в сторону болот.

Я разбудил Мейделя за три часа до рассвета. Потом мы полчаса ехали в свете луны, не зажигая фар. Еще около часа шли в камышах, хлюпая топкой почвой. Вождь подвел нас к чему-то типа насеста, сделанного из прутьев и тщательно замаскированного тростником. Когда мы на него залезли, то увидели метрах в пятнадцати перед нами натоптанную звериную тропу. По ней бегемоты под утро уходят из саванны в болото, и прячутся там весь день. Вот светать начнет, и пойдут.

Еще с вечера я предупредил Якова, что главное – ни в коем случае не шуметь. Поэтому мы еще больше часа сидели и ждали. А потом услышали что по тропе идет стадо. Немного спустя показался вожак. Он шел осторожно и, кажется, что-то чувствовал. В утренних сумерках было не понять, сколько идет за ним. Когда он почти поравнялся с нами, я кивнул барону. Он вскинул Холланд и выстрелил. Потом второй раз. Зверь постоял и упал на бок.

Мне всегда нравилось, что остальные бегемоты исчезают мгновенно. Только камыш вдали энергично шуршал. А потом появились Мбенге и вождь. Вождь что-то крикнул, и тут же непонятно откуда набежала толпа. Которая накинула зверю на задние ноги веревки. И за эти веревки утащила его на сухое место.

Я сделал несколько снимков барона в героической позе на фоне поверженного монстра. Толпа вокруг все росла. К нам подошел Мбенге.

– Мастер Ай! Люди хотят купить мяса.

– Яков! Ты трофей себе хочешь? Или ну его?

– А что будет трофеем?

– Обычно делают голову. Но это дня на три возни.

– Тогда ну его.

– Мбенге! С тушей поступай как хочешь. А масса Мей нужен клык.

И я ушел за машиной. Когда я подъехал, то наблюдал забавную картину. Негры дисциплинированно выстроились в длиннющую очередь к туше. Возле нее стоял негр с ножом, и Мбенге, с прутиком, в позе патриция. К бегемоту подходил соискатель. Наш главнегр его оглядывал, и потом небрежным движением прутика указывал какой кусок от туши ему нужно отрезать. К нам подошел вождь, и с поклоном отдал завернутый в листья кусок бегемотины. Килограмм десять.

В лагере Савва сказал, что косулю еще не доели, а вы по болотам лазите. Мы уселись за стол, и я налил себе кофе. В сторонке повар принялся нарезать мясо на стейки. Я закурили откинулся на спинку. Вдалеке, видимо там, где разделывали бегемота, кружили стервятники.

Мбенге появился через пару часов. И не один. С ним шла совершенно голая молодая негритянка. Он подошел к столу и положил на него клык бегемота. Потом из кармана штанов достал пригоршню монет и какого-то мусора и тоже положил на стол.

– Что это? – спросил я.

– За мясо.

Я пальцем поковырял кучу. Медные непонятные монеты, какие-то бусы. Опа! Алмаз. Карат пять.

– А это кто? – я кивнул на девицу.

– Вождь отдал за остальное мясо.

– Да? – оживился Мейдель – Как интересно!

– Яков, держи себя в руках.

– Ну почему же, это крайне занятно.

– Мбенге, отведи её обратно в деревню.

– Лучше сам убей. Тебе отдали, а ты не взял. Убьют.

– А почему мне отдали?

– Ты мясо дал. Тебе женщину дали.

– Кольцов! Прекращай ломаться. Отличное имущество!

– Савва Игнатович! Иди к нам!

Из-за палатки появился Савва.

– Это еще что за явление?

– Вот, Савва, Кольцову подарили, а он не знает, что с ней делать. Иван, хочешь, покажу, как их используют? – Мейделя страшно веселила ситуация.

– Барон, вы помните что над вами висит кастрация? Савва! Вот нам её отдали, и обратно не вернуть. Убьют, если бросим. Что делать будем?

– Ну, давай возьмем до Монровии, а там пристроим куда.

Негритянка тем временем, спокойно и с любопытством нас разглядывала. И почесывала ногу ногой. Лет пятнадцать, копна волос. Ничего такие сиськи. Плоский нос, и небольшие глаза. Вокруг столпились французы и остальные носильщики. Всем было интересно.

– Как зовут-то её?

Мбенге спросил.

– Нкендилим – улыбнулась негритянка.

– Тьфу ты! Язык сломаешь. – буркнул Савва – путь будет Аленушка.

– Точно, Савва. Сама черная, нос плоский. Чистый Васнецов.

– Яков, завидуй молча! Не обращай внимания Савва. Аленушка, так Аленушка. Устрой её где-нибудь. Пусть повару помогает.

Я пошел в свою палатку. Вернулся с рубашкой. В рубашках Мейделя, и особенно Ламанова она утонет. Отдал. Она взяла, надела, потом бросилась ко мне и поцеловала руку.

Яков уже откровенно заржал на всю саванну.

– Ваня! Ты скрываешь, что у вас с ней уже что-то было!

Мы уехали в полдень. Я подумал, что успеем еще прилично проехать.

Через пять дней мы наконец-то остановились почти в нужном месте. Оставалось отъехать в сторону километров на пять, и пешком пройти ущельем. Места я с трудом, но узнавал.

На следующий день утром мы с Мейделем уехали вроде как за дичью. Пройдя ущельем вышли на, по сути речной пляж. Задача была простая. Найти несколько пиропов. Это спутник алмаза, указывающий наличие кимберлитовой трубки. Впрочем, как я знал, и алмазы на этом пляже тоже есть. Убиваться я не собрался, но если попадутся, почему нет? За рекой, на холме, в шестидесятых, быстро вырастет дикая деревня алмазодобытчиков. Но кемберлитовая трубка именно здесь. Под этим пляжем. Мы прошли еще с километр вверх по течению. Продрались через заросли и вышли на место. Я достал из рюкзака брезентовый лоток. Собрал.

Потом я шел по течению, и каждые десять метров кидал в лоток грунт. Где-то за час намыл семь пиропов. И три алмаза по семь-десять карат. Можно уходить.

Но я сел на песок и закурил. Я знаю, что где-то подо мной, не очень даже глубоко, лежит третий в мире по величине алмаз. Алмаз Звезда Сьерра-Леоне. Странное ощущение.

Крокодил, что давно и с интересом наблюдал за мной издали, увидев, что я замер, неспешно двинулся в мою сторону. Я докурил, встал, и засадил в него из винтовки. Нефиг тут ползать. Махнул рукой Якову и мы пошли обратно в сторону ущелья.

Еще когда мы выходил на пляж я заметил, что здесь похоже, пасется леопард. На ветках одного из деревьев белели кости и остатки шкуры. Знаем мы, кто так делает. Но леопарды так просто не попадаются. Однако я не учел своего выстрела в крокодила.

Узкая полоска кустов и деревьев между скалой и рекой не оставляла другого прохода. За ней начинался опять пляж. Поэтому я почти прошляпил, когда кусты, почти у воды, зашевелились, и из них, на Мейделя, прыгнула кошка.

Спасло нас то, что я держал ствол в руках. И почти успел его вскинуть. Выстрел отбросил леопарда и кувалдой саданул меня в плечо. Я быстро осмотрелся. Яков стоял в ступоре.

– Добей! – сказал я. Нужно будет плечо посмотреть. Из Гиббса лучше не стрелять навскидку.

Барон как-то заторможено скинул винтовку, и выстрелил в кошку. Она затихла.

Ситуация, видимо, такая. Кошка тихонечко пробиралась кустами вдоль скалы. Но тут я выстрелил. И она благоразумно отошла в лес. А потом мы пошли на неё. Дальше – открытое пространство. Ну она и решила проскочить между нами. А не прыгнула на Якова, как мне сгоряча подумалось.

Тем не менее – редчайший трофей. Леопард. Внезапно. Охуеть.

– Ты же не думаешь, что я струсил? – спросил Мейдель.

– О чем ты? Не знаю как ты, а я так просто обосрался.

– Но ты его убил.

– Да, и поэтому вы, барон его тащите. И кончай уже сантименты. Ты просто не был готов.

Потом мы долго тащили добычу до машины. Но когда приехали, по поведению носильщиков, стало понятно, что наш с Яковом статус поднялся на небывалую высоту. Мне было плевать, а Мейдель морщился. И пил ром. Эка его заколбасило. Он похоже, искренне думал, что охота – это как мы на бегемота сходили…

Глава 19

Африканские дороги это отдельная песня. Хотя бы потому, что попадаются группы пешеходов. Бредущих неизвестно откуда и куда. Дороги, впрочем, тоже зачастую начинаются внезапно, и так же внезапно заканчиваются. Правда, дорогами это можно назвать чисто условно.

С пешеходами все ясно. Они, обычно, идут из засушливых районов в поиске лучшей доли ближе к побережью. Еще нам повстречался торговый караван торговца-индуса направлявшийся вглубь континента. Торговать с дикими племенами. Сейчас, в Африке, такие караваны почему-то водят в основном индусы. Хотя, если вдуматься, особой тайны здесь нет. Если мы, за убитого бегемота, получили камень в пять карат… Вообще-то, самая отработанная и качественная обработка алмазов сейчас – в Индии. С таким караваном Иван ушел из Бизерты. Начиная с середины шестидесятых индусов сменят китайцы. К нулевым они уже плотно будут сидеть в Африке почти всюду.

Встреча двух караванов в саванне – это всегда занятно. Еще сближаясь, обе стороны внимательно разглядывают друг друга. Оценивая прежде всего боевые возможности. Потому что если чьи-то кондиции будут сочтены слабыми, их, без сомнения, попробуют захватить. Если сильными – то попробуют уклониться, или, как минимум, как можно быстрее разойтись. И никто не думает, что все обойдется. Хотя, как правило, все обходится.

Караван встречного индуса, в принципе, неплохо охранялся. Поэтому он некоторое время несколько хозяйски разглядывал наши грузовики. Но потом оценил наше оружие, пистолеты на поясе, и ручной пулемет, якобы случайно показанный Саввой. Тут же попробовал впарить нам рога носорога. Потом мы быстро разошлись.

После встречи с леопардом Мейдель закручинился. Я думаю, все сошлось в одну кучу. И акклиматизация, и жара, и пыль, и насекомые. А тут еще откровенно растерялся в опасности. Поэтому Яков был мрачен, и даже не реагировал на Аленушку, которая ходила по лагерю голышом. Подаренная рубашка бережно хранилась в подаренном сидоре. Надевалась только по торжественным случаям, типо встречного каравана.

Она, в принципе, оказалась удачным приобретением. На глаза не лезла, помогала повару, и, главное, занималась выделкой шкуры леопарда. Мбенге ободрал зверя сразу же. После минимальной обработки шкуру замочили в бочке из под воды. Английские джентльмены, хвастаясь перед дамами шкурами трофеев, вряд ли рассказывают, в чем их замачивали. В условиях саванны. Но и я, и Мейдель, и Савва, тоже поссали в бочку несколько раз. И вот, все свободное время, Аленушка сидела и скребла шкуру. Так что трофей будет знатный.

Я пытался растормошить барона, рассказав, что история с кошкой это, вообще-то, мой косяк. Что я мог сообразить, спрогнозировать и, уж по всякому, не дать расслабиться. А я лопухнулся. Но это не помогало. Уже подумывал стать лагерем, поискать льва и вывести Якова на выстрел. Решиться на это мешало нежелание терять неделю. Хотя, как повезет. Могло случиться и больше. Но ситуация разрешилась сама.

На четвертый день после Сьерра-Леоне, ранним утром, мы свернули лагерь и тронулись. Выехав из редкого леса мы потихоньку потащились по саванне. Справа, вдали, синел горный хребет и расстилалась саванна. Местность слева понижалась и переходила в болото вдали. И вдруг я увидел пять крупных буйволов несущихся нам наперерез. Все понятно, уходят на день из саванны в болота. Огромные, черные, они быстро с нами сближались. Можно было их пропустить и ехать себе дальше. Но у меня сработал рефлекс. Я, даже не размышляя, ткнул вторую. Вдавил газ и заорал:

– Яков, готовься стрелять. Вали первого, как только я остановлюсь.

И мы начали быстро сближаться. Руль колотило словно я ехал по стиральной доске. Подумал, что если сейчас влетим в яму, то экспедиция закончится. Но уходящая добыча не давала углубиться в эти мысли. Над головой неожиданно грохнул выстрел.

– Не сейчас, бля! Я остановлюсь, тогда!

Он конечно промахнулся, но быки на выстрел взяли правее. И мы с ними сначала поравнялись, а потом и обогнали. Я вдавил тормоз и крутнул руль влево. Яков выпрыгнул еще до остановки машины, но не упал, а сделав шаг, утвердился, и вскинул ствол. Банг! Банг! Банг! Первый буйвол запнулся. Банг! Упал, даже немного пропахав грунт. Яков спокойно, но быстро перезарядил винтовку. Метрах в семидесяти от нас лежала гора. Остальные с шумом вломились в кусты и скрылись.

– Контрольный, Яш. За ухом. Вдруг просто оглушен.

Я взял свою винтовку, и мы пошли к зверю. Мейдель выстрелил. А хорош бык! Между рогами – больше метра. Подъехали и остановились грузовики. Из кузова посыпались носильщики, Хлопнулидвери, подошел Савва.

– Ну ты, Яков Карлович, бля, пиздец стрелок!

– Барон! Вы почему остановки машины не дождались? Как вас только пронесло? Я бы точно себе шею свернул.

– Это потому, Кольцов, что ты в бога не веришь.

– Хм. Просто когда я начинал читать библию, по привычке сразу заглянул в конец. Концовка подкачала. Да и в охоте это не мешает.

– То есть ты хочешь сказать, что уже брал таких буйволов?

– Барон! Все ваше преимущество передо мной – это на одну вице-губернаторшу. Слабый гандикап, согласитесь.

– Не знаю. Но эту голову – я хочу.

Ну вот. Прежний Яков. А то – ах я растерялся, ах у меня тряслись руки…

Галдели негры, французы озадаченно ходили вокруг туши. Я сделал несколько фото Якова на фоне. Потом негры быстренько отделили голову от туловища. И водрузили её на багажник, на кабине бензовоза. Грузовик сразу приобрел лихой и африканский вид.

На следующий день Аленушка растянула на багажнике другого грузовика шкуру леопарда на просушку. Караван сразу стал не унылой чередой машин, а колонной серьезных охотников. Никому в голову не пришло бы что эти люди здесь по другому поводу. Однако и Яков и Савва заявили мне, что вернутся домой без бивней слона – себя не уважать.

Мне совершенно не хотелось отвлекаться. У африканских охотников есть поговорка, что слона берут ногами. Поэтому после недолгого, но энергичного обсуждения, был достигнут компромисс. Мбенге идет в какую-нибудь деревню, и там покупает две пары бивней. Больше всего мне нравилось то, что он невозмутимо кивнул, и четверо носильщиков, с ним во главе, после захода солнца скрылись в ночи. На утро, у обеденного стола, лежало две пары бивней. Я было решил что они ночью слонов завалили, и завистливо восхитился. Но, нет мастер Ай, я знаю, три часа ходу деревня. Продать нам клык.

Подозреваю, что если нужно будет раскопать кимберлитовую трубку, Мбенге выслушает, кивнет, и скажет – хорошо, три часа идти, я знать деревня. Можно нанять. Они выкопают.

А вообще, вся эта живность приелась. На глаза постоянно попадались зебры, жирафы, и прочие антилопы. Стоило заехать в более менее густые заросли, начинали визжать обезьяны. Глаз у моих спутников привык, и уже не горел желанием немедленно стрелять.

Новый экшн случился уже почти в Либерии, когда до нужного места оставалось около дня пути. Мы постепенно все дальше удалялись от болотистых низин. Надоевшие мангровые заросли сменились баобабовыми рощами, и бушем. Буш – это такие рощи с низкими кронами, дающие густую тень, но вполне проходимые. Равнина начала холмиться.

Утренние сумерки еще только намекали на солнце, я лениво рулил, стараясь не разгоняться. Мелкие поломки уже тоже поднадоели. От сильнейшего удара справа сзади, тяжелая машина подпрыгнула и встала поперек направления движения. Вдобавок, я саданулся о руль головой. Пока я тер глаза и тряс башкой, услышал выстрел.

На мой Мерседес напал носорог! И останавливаться на этом не собирался, а разгонялся в морду едущего следом за мной грузовика. Я мгновенно озверел и потянул к себе винтовку. Это он, сука, мне автомобиль раскурочил, и сейчас радиатор грузовика ухайдокает? Стрелял Мейдель, и, кажется, промахнулся. Он стоит между Мерседесом и носорогом. Вскинул ствол и таки попал зверю в жопу. Тот развернулся и попер на нас.

Яков как-то даже лениво дозарядил винтовку.

– Ваня! Отошел бы ты, а то затопчет.

Я опустил винтовку. Стало понятно, что барон никогда не простит мне, если я украду у него подвиг. Тем не менее, я прикинул дедлайн, за которым начну валить урода, если у Якова не получится. Метрах в семидесяти носорог тяжело разгонялся на Мейделя. Тонны полторы гад весит.

Он начал стрелять с пятидесяти метров. Первый выстрел пришелся в корпус, без видимых последствий. Второй и третий крошили рог и лоб, но носорог продолжал бежать. Четвертый выстрел попал. Зверь сделал несколько шагов и, за пару метров до моей мысленной линии, упал на правый бок. Я поднял ствол кверху.

Яков дозарядился, подошел к носорогу и сделал контрольный. А потом сел на землю, прислонившись к спине трофея. Я огляделся. Метрах в ста стоял грузовик, за ним остальные. Вдали виднелось облако пыли. Все ясно. Самка носорога и детеныш спокойно паслись на опушке. Мы выскочили из рощи между ними. Детеныш – ничего такой, чуть меньше мамы. Вон с какой скоростью улепетывает.

Я подошел и уселся рядом с Мейделем.

– Дай сигарету, Вань.

Мы закурили.

– Зачем ты, Кольцов, куришь этот мусор?

– Барон, вы в курсе, что на такой охоте часто гибнут люди?

– Это ты к чему?

– Можно я заберу потом твои вещи себе?

– Обойдешься. И вообще, я знал, что ты стоишь сзади и вот-вот начнешь стрелять. Поэтому и мазал.

– Заметь, между мной и зверем был автомобиль, в отличие о некоторых.

– Я возьму себе голову. Я теперь понимаю тех, кто себе их берет.

– Ну, считается, что толченый рог носорога повышает мужскую силу.

– Мне это не интересно.

– Ну да. Поэтому и бери голову. Никто даже ничего и не подумает.

К нам подошел Савва.

– Ну и что у вас опять?

– Да вот, Сава Игнатьевич, барон куропаток хотел настрелять, но промахнулся.

Негры, во главе с Мбенге, подошли к туше, и неожиданно пали перед ней ниц. Потом он нам пояснил, что злой бог сошел на землю и вселился в носорога. Пока голова на месте, нужно проявлять уважение. Оставив Якова и Савву разбираться с трофеем, пошел к своему авто.

Все было неприятно, но не смертельно. Зверь задел правую дверь и порвал правое среднее колесо. Еще сместился мост. Но это все было решаемо. Тем не менее, день, а то и два, будем стоять здесь. Дал команду Марку и Жану приступать потихоньку. Савва скомандовал ставить лагерь.

– Иван! Мясо у носорога съедобное?

– Ну да. Я думаю, Мбенге сейчас опять приведет деревню и расторгуется.

Но все оказалось еще интересней. Мбенге сотоварищи ночью, при свете костра положили голову носорога на носилки и, под ритмичное пение, три раза обнесли ею наш лагерь.

За следующий день мост все же воткнули на место, и привели все в исходное. Только правая задняя дверь была теперь закрыта наглухо. Мбенге продал носорога. Алмазов ему, к сожалению, больше не дали. Я его заранее предупредил, что никаких баб в оплату. И таки обошлось.

Мы въехали в Либерию через долину в горах. В верховьях реки Софа. В будущем здесь будет главная алмазная провинция страны. А пока тишь да гладь, да бездорожье. Вполне, впрочем, проходимое.

На следующее утро мы оставили француза Марка за старшего и, втроем, отправились как бы охотиться. Отъехав немного назад, мы изменили направление, спустились вниз по реке и вброд выехали на огромную отмель. Я вырезал в кустах несколько палок. Вставил в сетку. Получилась рама. Достал складную лопату, и прошел по отмели. В конце двадцатого века здесь будет стоять драга и добывать две-три тысячи карат алмазов каждый день. Но сейчас я вспоминал фото. Коля, Леха, и Артур стоят, и держат в руках камни. Вот здесь. Я кивнул Савве. Он скинул с плеча винтовку и скрылся в перелеске.

Разметил квадрат три на три метра и протянул лопату Якову.

– Приступайте барон.

– То есть ты не будешь копать!?

– Конечно нет. Это привилегия высшей аристократии.

– Будешь просто сидеть?

– Как не жаль, но нет. Ты копай давай.

Я установил наклонно раму с сеткой и показал, как кидать на неё грунт. Собрал брезентовый лоток. Потом за три часа мы намыли крупных, по пятьдесят-семьдесят карат камней. Карат на четыреста. Потом еще час маскировали наши работы. Вроде получилось. А уж через неделю и вовсе будет незаметно.

Возвращаясь обратно, решили попробовать подстрелить куду. Хитрая экзотичная антилопа отлично объяснит наше отсутствие. Мы проезжали солончак. К нему и направились.

Не доезжая километров пять, оставили машину и барона, и осторожно пошли к солончаку. Дикие звери ходят к нему полизать соль. Потом четыре часа, до вечерних сумерек, лежали в лёжке. И уже почти в темноте Савва все-таки подстрелил куду. Считается весьма почетным трофеем.

На следующий день мы проехали еще двадцать километров, и стали лагерем. По той же схеме следующим утром доехали до отмели. Накопали алмазов карат на семьсот. Только никого экзотического подстрелить не удалось.

А вечером я объявил об окончании охоты. И что мы начинаем двигаться к Монровии. Немного отметили.

– Слушай, Иван, может Михайла нам львиную шкуру принесет?

– Ты, Савва, только ему не говори. А то ведь и вправду принесет. Скормит вон, Аленушку, и пока тот её жрать будет, убьет кота ножиком. Оно тебе надо?

– Яков, а ты не хочешь?

– Я-то не прочь, но Иван уперся. Пожалей, говорит, природу.

– Ты Савва про Мертвое Море слышал? На Ближнем Востоке? Это Яков там охотился. Больше там теперь ничего не водится. Нельзя его в саванну выпускать.

– Ты завидуешь, Кольцов. Тебе не к лицу.

На следующий день мы переправились вброд, и вышли на дорогу к побережью. Не сказать, что кругом были люди, но это уже были вполне обжитые места.

Через день нас остановил английский патруль. Особых вопросов у них не было. На багажнике одного грузовика была растянута шкура леопарда, другого – голова буйвола. А на третьем красовалась голова носорога. Любому было ясно, что едут серьезные парни.

Самое смешное, что сержант интересовался всего лишь одним. А льва подстрелили? Яков сдержанно ответил, что ему нужен повод еще раз приехать в Африку. Поэтому пока без льва. Сержант угостился моим коньяком, и просветил, дальше все без неожиданностей. Они здесь выполняют функцию заслона, разворачивая идущих к побережью. Дальше уже закон и порядок.

Мимо каучуковых плантаций, мимо лесных вырубок, мы за два дня доехали до Монровии. Остановились, понятно, в Палас-отеле. Я сразу поехал в порт. Там нас ждала радиограмма – «Амата» на рейде. Дал ответную радиограмму швартоваться под погрузку.

Рассчитался с Мбенге, переплатил вчетверо. Оставил ему все деньги от продажи мяса. Он пытался целовать руки. Остальные носильщики стояли на коленях. Аленушку мы с Саввой отвезли монахиням из миссии Красного Креста. Она плакала и не хотела оставаться.

Через два дня, в полдень, я поднялся на борт корабля. Погрузка закончена.

– Капитан! Отваливаем на Амстердам.

Яков задумчиво сидел в шезлонге на юте, и пил Шабли.

– Иван Никитович, а ты понимаешь, что тебя ждет, если в Париже узнают, что все наше путешествие у тебя была черная рабыня?

– Шантаж? Барон, тогда вся Франция будет знать о нечеловеческом героизме некоего барона, добывающего рог носорога. Который, сами знаете для чего. Так что ваша карта бита!

– Население Жуаньи развеет злые наветы рабовладельцев! И расскажет, что некоторые, похотливые охотники ездят в Африку вовсе не охотиться. Где трофеи, Кольцов? А?

– Вы понимаете, Яков Карлович, что вы в микроскопическом шаге от появления на виноградниках Бордо мощного конкурента? Который лишит Бургундскую виноторговлю каких-либо перспектив? Возглавит Бордосское виноделие видный филантроп, спасший африканских львов от бесчеловечного бургундца из Жуаньи. У которого даже вино – фу!

– Скажи, Иван, ты понимаешь, что это всего лишь слова? Потому что у меня на руках – факты. И вот первый.

Он махнул рукой. И к нам, с новой бутылкой Шабли, подошла Аленушка. Которую мы с таким трудом сплавили добрым монахиням.

– Тебе так важно иметь на меня рычаг давления, Яков?

– Конечно нет, Вань. Просто она сегодня утром пришла ко мне и объяснила что убьется. Если мы её здесь оставим.

– Блин. И че делать?

– Поселю в Жуаньи.

– В опасную игру играешь, Яков Карлович. Не успеешь оглянутся, и вся деревня будет мулатской. Тем более у тебя теперь рог носорога.

– Да ладно, Вань, не бросать же. Убьется еще.

Пароход издал гудок, и отвалил от стенки.

Глава 20

Две недели в море испортят настроение любому. Даже если прекрасная погода. А нас погода не очень баловала. То есть, поначалу все было отлично, но по мере приближения к цивилизации небо темнело. Потом случился дождь и волнение, три-четыре балла. Барон счел это тяжелым штормом.

Всю неделю до этого мы резались в покер. Удобно устроившись на юте, мы слегка выпивали и играли с утра до вечера. К тому моменту, когда я проиграл приблизительно пятнадцать миллионов фунтов Савве, а у барона выиграл почти столько же, мы сделали окончательный расчет. И с изумлением выяснили, что Савва выиграл у меня и Мейделя сто фунтов. Я, соответственно, проиграл сорок фунтов. Остальное Яков. Это привело Якова в неистовство.

– Я понимаю что ты, Кольцов, передергиваешь как дышишь, и поймать тебя невозможно. Но Савва?

– Держите себя в руках, барон. Плохо играть в карты не стыдно. Просто не играйте со взрослыми.

– Савва! Скажи мне честно, вы сговорились? Сколько ты отдашь Кольцову?

– Хуле ты закручинился, Яша? Ну, не везет в карты. Зато у тебя вон, Аленушка. Зубы в пол лица, остальное нос. Красота-то какая! Я бы на твоем месте играть и не садился.

– Кстати, барон! Любая дама, съездив с мужчиной в морской круиз, начинает справедливо видеть себя его спутницей жизни. Вы как, Яков Карлович, намерены передать детям титул по наследству? Согласитесь, эстонские бароны-мулаты, это свежо!

Параллельно нам доставлял капитан нашего линкора. Корабль «Амата», кстати, ходит по морям под латвийским флагом. Экипаж с бору по сосенке, есть даже два китайца-кочегара. Но капитан – латыш. Гунтар Петерс. Еще когда мы шли в Африку меня не оставляло подозрение о легком троллинге со стороны капитана. А сейчас я и вовсе уверен, что наш корабельный бог вовсю над нами потешается.

На сообщение о том, что пассажирами, кроме нас шестерых, будет еще и чернокожая туземка, он флегматично закурил данхилловскую трубку и заявил, что ему все равно.

– Главное, господа, помните – карантинные власти Антверпена потребуют у вас справку о прививке домашнего животного. Ввезти даму без документов будет ээээ… затруднительно.

Мейдель был вынужден долго беседовать с капитаном о способах проникновения африканки в Европу. Это ему не добавляло настроения. Приключившиеся дождь и бортовая качка подкосили Якова окончательно. А больше всего его сразила Аленушка, которой качка была нипочем. Ей, похоже, все было нипочем.

Одетая в мои брюки и рубашку, она носилась по кораблю, выполняя распоряжения боцмана, которому мы её отдали в качестве раб силы. Рассудив что нефиг ей бездельничать. Когда Якова укачало, она за ним ухаживала, приводя того этим почти в истерику.

Боцман отвел ей для жизни клетушку, и она была совершенно довольна, опасаясь только пароходной трубы. Дым из неё она считала знаком божественного гнева. Когда судно добавляло ход, она старалась на палубе не мелькать. Экипаж посматривал на неё с опасливым вожделением. Но связываться с нами не решался. Мы считались чокнутыми. Вдобавок Савва настучал по кумполу парочке особо любопытных, застигнутых за изучением наших грузовиков и трофеев. Я-то, и Яков, с экипажем практически не пересекались. Водители французы с наслаждением отсыпались.

А я предавался меланхолии, терзаясь извечным «что делать?». Нет, ближайшие пара месяцев были понятны. А вот вообще – это вопрос. Не говоря о том, что этим же, пока не очень явно, терзались и мои спутники.

Савва узнал что, по результатам экспедиции, уже сейчас – он богач. А если все получится, станет еще богаче. И не по-детски закручинился. Искренне не понимал, что делать с неожиданно свалившимся состоянием.

Играя в карты у нас было достаточно времени, чтобы все обсудить. Решили, что пока Ламанов поедет к Якову, в Жуаньи. Прикупит там виноградников.

– Ко мне у тебя, Кольцов, личная неприязнь. Но делать гадости Савве ты, Ваня, не станешь. Так что все твои угрозы конкурировать – глупые мечты.

– Ты бля, Яков, не пыли! Если поднасрать, то лучше тебе, чем Ване. Иван Никитич, может, предложишь чего?

– Двигай в Жуаньи, Савва. Если ты там, то мы барона в любой момент за яйца схватим.

– Савва! У меня там население десять тысяч человек, и большинство – бабы. А?

– Да, Савва Игнатич, барон могуч, но столько даже ему не покрыть.

– Это зависть, Кольцов, признайся наконец хотя бы себе.

Мы пересмеивались, а я мучительно думал. Вот – человек. Знает что будет. Что делать?

Потом установилось ненастье. Я взял у капитана брезентовый плащ, удобно устроился в закутке за пассажирской рубкой, куда не доставали брызги, и размышлял.

Человек с высшим советским образованием, если посмотреть реально, для предков слабый источник информации. С другой стороны я знаю то, за что, по настоящему серьезные люди, готовы отдать что угодно. Я знаю НАПРАВЛЕНИЕ развития человечества. Заодно и ключевые события будущего. Но если даты и названия это вопрос, в общем-то тактический, то тенденции – это чистая стратегия. И реально оценить, а, главное, использовать это знание сейчас на планете могут всего трое. Рузвельт, Гитлер, и Сталин.

С фюрером я не буду связываться ни за что. Разве что в голове вертится мысль попробовать исполнить пидора. Шансы есть. Но, боюсь, уже не выйдет. На годик бы раньше – сразу бы взялся. А сейчас охрана уже отработана. И мои шансы в пределах погрешности. Глупо гибнуть? А смысл?

Рузвельт. Он и так использовал ситуацию по максимуму. Все до одного плюсы из унизительнейшего разгрома в Перл-Харбор он извлек, и обеспечил своей стране процветание и благоденствие. Мое русско-патриотическое нутро все время корчится от зависти. Ведь даже ни одного политического противника не грохнул! Без всякой полицейщины мобилизовал страну. И вопреки законам, оппозиции, мафии, и собственным болезням, сумел поставить дело так, что и в двадцать первом веке его страна получает плюшки. И что, мне играть за него? Обойдется.

Ну и Сталин. Он обладал исчерпывающей информацией по нападению Германии на СССР. Это самый простой пример его нежелания слушать хоть что-то, что не совпадает с его представлением о положении дел. Я ведь наизусть помню ту майскую шифровку. «Дора-Директору, через Тейлора. Гитлер окончательно определил двадцать второе июня как день «Д» нападения на СССР». Апокриф, похожий на правду, гласит, что Голиков принес вождю стопку шифровок от надежнейшей агентуры. Не сводку, а вот так, шифровки. А он отмахнулся, раздраженно заявив, что английские шпионы повсюду. Да и Зорге считался английским агентом. В результате – ужасное лето сорок первого.

Ну, и что будет значить для этого деятеля моя информация? А уж если оценить весь комплекс знаний о будущем… Грохнет меня вождь и учитель. Послушает, а скорее, и слушать не станет. Потому что с его же точки зрения за меньшие провалы людей нужно расстреливать. То есть осуждать по первой категории.

Я налил себе рюмку и хмыкнул. Вспомнил, что попаданческая фантастика у нас утвердилась именно в сюжетах о переигранном сорок первом. Болеть будет еще долго. Потому что это не просто поражение. Это слитые в унитаз усилия целой страны. Этот удивительный порыв тридцатых, когда голыми руками строили Днепрогэсы, слился простым приказом, «Ни в коем случае не поддаваться на провокации». И это не говоря о чудовищных людских потерях.

Когда русские патриоты двадцать первого века дрочат на Китай, они почему-то говорят о властях, социализме и прочей ерунде. А всех тайн-то – миллиард работников. Если один работник за год лопатой выкопает ям на тысячу долларов, то даже тогда ВВП Китая будет больше Российского. Вот такая вот простая зависимость. А потом уже сброшенные из Европы технологии, потом уже открытые американские рынки. Сначала – многочисленное население.

Но в России с этим грустно. Именно Сталин взялся его сокращать. Сначала уничтожая любой намек на протест. Потом войной. Потом опять борьбой с населением. Да так, что и в двадцать первом веке никто не знает, насколько сократил. Но патриоты все мечтают о расстрелах.

Это дико, но если я встречусь с Быстролетовым, и расскажу что будущее за ракетами, то, скорее всего, Лангемака расстреляют еще раньше. Ракетами заинтересовались лишь когда пришла информация что немцы что-то там мутят с ФАУ. А Лангемак с Королевым – кто такие? Вот немцы – это для Сталина с Берией авторитет.

По сути, любой человек из СССР, которому я расскажу о будущем, – покойник. Потому что если отбросит шелуху, я расскажу о том, что все принятые вождем решения приведут к провалам.

Но помочь нашим надо. И это не обсуждается. Вот и думай, голова.

Пароход встал на рейде Антверпена двадцать пятого июля. Очередь на разгрузку подходила через сутки. Утром портовый катер доставил нас с Яковом на берег. Два загорелых парня ни таможенников, ни иммиграционные власти не заинтересовали. Мы с комфортом разместились в Century Hotel Antwerpen Centrum, недалеко от вокзала в самом центре. Привели себя в порядок и направились в Diamond Quarter – квартал ювелиров, мастерских по обработке, и небольших ювелирных фабрик.

Метр Планель, пред нашим отъездом, дал нам контакты господина Мойши Тейманиса. Его магазин располагается на Quellinstraat, совсем недалеко от отеля. Меня заверили, что господин Тейманис как ничто отвечает моим требованиям. И с ним можно обсуждать широчайший круг вопросов.

Меня не удивило, что знаменитый алмазный квартал – еврейский. Я здесь бывал в конце двадцатого века. А Мейдель несколько прифигел.

– Ты меня куда привел, Иван?

– Спокойно. Ты что, не знал что лучшие ювелиры – евреи?

– Если бы мне кто-нибудь сказал…

– Ну вот, теперь ты знаешь.

Нужный нам магазинчик мы нашли с трудом. Времена, когда витрины будут пуленепробиваемыми, настанут не скоро. Поэтому сейчас понять, куда тебе занесло, можно только заглянув внутрь. С третьей попытки мы попали куда нужно.

– Господа Колтцофф и Мейдель? – уточнил у нас шкафоподобный охранник. На наш кивок посторонился и пропустил внутрь.

Внутри все было – богато. Не кричаще и аляповато. А строго и неброско. Почти аскетично. Красное дерево. Дорогие ковры. Дубовая отделка стен. Сверкающие витрины с драгоценностями. И совсем нестарый мужчина, который сказал:

– Добрый день господа. Я – ювелир Тейманис. Что привело вас ко мне?

– Здравствуйте. Мы с кузеном нашли несколько необработанных камней и хотели бы обсудить это с вами.

Из боковой двери появилось еще два мужчины. В отличие от самого ювелира, одетого в хороший костюм, они выглядели как настоящие хасиды, с пейсами, шляпами, и веревочками снизу пиджака. Только я сразу увидел, что это охрана. И, в отличие от шкафа на входе – неплохие бойцы. Один, так и вовсе хорош. Правда, не против меня. Я не то чтоб звезда. Но, судя по пластике движений, они галимые рукопашники. Ерунда. Если бы я грабил эту лавку, я бы их уже в штабель всех сложил.

Но тот, что получше, был действительно профессионал. Быстро оценил нас взглядом. Отметил наличие оружия. И сместился так, чтобы в случае начала моего движения между нами был Яков. То есть тоже определил самого опасного. Я слегка сместился так, чтобы ему было меня легче контролировать. Мы обменялись легкими улыбками. Ну, типо – я здесь по делу. Не дергайся. Понял, спасибо.

– Можно будет взглянуть?

Яков поставил на витрину портфель. И достал из него мешок. Не мешочек, а мешок. Полторы тысячи карат крупных алмазов – это триста грамм. Очень нехилый объем. Да и в деньгах. Обработанный бриллиант сейчас стоит около трех тысяч долларов за карат. В розницу еще дороже.

Яков, между тем, начал выкладывать камни по одному. Но на втором камне из Бомако, ювелир воскликнул:

– Постойте! Не угодно ли будет пройти ко мне в кабинет?

В кабинете все было уже по взрослому. Специальный столик со столешницей синего сукна, лупы, весы, горелки, пинцеты и прочее оборудование. Не нарушающее, впрочем, ауру давнего и привычного богатства этого места. Охранники прошли с нами, но стали максимально незаметны. Яков принялся выкладывать камни. По группам. Камни из Бомако. Камни из Либерии-1. Камни из Либерии-2. Отдельно-камешки из Сьерра-Леоне. Рядом с ними пиропы. И кусок синей глины. То есть не глины, а кимберлита.

– Называйте меня Моисей Соломонович, господа. – по-русски сказал ювелир. – вы поясните, что значит эта выставка?

– Все просто, Моисей Соломонович. Эти камни из разных мест. Ну а про пиропы и кимберлит вы и сами все понимаете.

– И что вы хотите?

– В самом простом варианте мы хотим продать большую часть этих камней. А те, что оставим себе – обработать. Но, как вы понимаете – не все так просто.

– Да уж.

– Каждая группа камней – со своего месторождения. Точно разведанного, и оцененного по объему добычи. Ну и кимберлитовая трубка, про которую сейчас никто не знает. Опять же с точно оцененным потенциалом добычи. Это, по сути, готовые прииски. Эта информация продается.

Господин Тейманис хмыкнул.

– У вас здесь камней на несколько миллионов. Информация, как я понимаю, стоит не дешевле?

– Объем добычи предполагается порядка двухсот-трехсот миллионов карат.

– Вы не боитесь, что узнав о вашем предложении, возможный покупатель сам найдет место?

– Абсолютно не боюсь. А вообще, я думал, что вашу общину заинтересует такая покупка. Потому что Де Бирс не лучший партнер для вас.

– Давайте сделаем так. Я, до завтрешнего полудня, оценю ваши камни, и кое с кем переговорю. И потом мы опять с вами встретимся.

– Хорошо. До завтра мы не ищем других партнеров.

– Оставьте эти штучки, господин Кольцов. Агента в этом вопросе лучше чем я вам не найти!

– Так докажите! Пять процентов от сделки – достаточный стимул?

Он поперхнулся. В такого рода сделках посредник получает редко больше процента.

– А почему спешка?

Он все правильно понял. Сидеть и ждать пока созреет покупатель можно долго.

– Я повторю предложение. Мы готовы продать нашу информацию вашей общине. И не будем интересоваться за сколько вы её перепродали.

– Господин Кольцов!

– Называйте меня Иван Никитович. А господина Мейделя – Яков Карлович.

– Иван! А ваша бабушка, она не из наших?

– Гм. Бабушки – точно нет. Но мы с вами из России. Так что за далекую пра-пра-пра-пра бабку никто не поручится. Впрочем, как и за ваших пращуров. Или вы твердо уверены?

– До завтра, господа.

И мы пошли обедать.

– Кольцов. Если принять его слова во внимание, то в твоем поведении многое становится понятным.

– Оставьте барон. Это трудно – сознавать, что кто-то умнее. Но попробуйте.

– Ладно, поехали в порт. Таможенник обещал за пятьдесят фунтов привезти Аленушку на катере.

– Вот, Яков. Как ты до сих пор по миру с протянутой рукой не пошел?

– А теперь-то что не так?

– Эх. Вот посмотри на меня. Бегемота застрелил ты?

– Да!

– Торговал им Мбенге?

– Да!

– А подарили её мне, и, что важнее всего – бесплатно!

– Вот значит как!

– Да-да. Но самое приятное, что вы, барон, вынуждены тратится и прилагать усилия. И, главное – что?

– Что?

– Я ни копейки на это не потратил. И вы, Яков Карлович, собираетесь меня шантажировать?

– Так говоришь прабабушка русская была, Кольцов?

Глава 21

Я понимаю тех, кто тоскует о войне. Простая, понятная жизнь. Приправленная адреналином реальной игры со смертью. Тут – наши. Там – враги. И никаких сложностей гражданского существования. Ни хворающих детей, ни жены мечтающей о шубе. Ни корпоративных интриг, где непонятно где свои, где чужие. Я знавал многих, кто на войну подсаживался. Ну а что? Жрать всегда дадут. Выпить и потрахаться – в наличии. И никаких проблем. А если убьют, то и вовсе не о чем переживать. Ну, не повезло. И статус героичного мужчины, который, пока остальные влачили жалкое прозябание, рисковал жизнью. Не говоря об адреналиновой наркомании, которая человека выжигает нафиг.

Помнится, я про это посмотрел гениальный американский фильм. «Повелитель бури». Сюжет, на первый взгляд, примитивен. Горячая точка. Военное присутствие. Чувак служит сапером. Разминирует. А вокруг смерть, которая косит не разбирая. Но героя раз за разом проносит мимо. И каждый раз – в общем-то случайно. И парень, сначала не отдавая себе отчета, а потом все более осознанно начинает эту игру. Каждый раз угадывая, единственно верное решение. И парня корежит. В отпуске он не находит себе места. Потому что банальный житейский выбор гораздо сложнее, чем судьбоносный военный. И герой впадает во вполне экзистенциальную тоску перед полками супермаркета. Потому что сто сортов кофе. И молока шестьдесят сортов. И десяток сортов сахара. И если ты ошибешься, то все равно попьешь кофе с молоком и сахаром. Не говоря о более существенных вопросах типа, куда ехать загорать? Там хорошо но дороговато, а там отстой но скидки, но можно и вовсе поехать порыбачить. И чувак, вполне искренне проклиная мироздание, войну, которую он ненавидит, общество, считающее его опасным типом, едет опять воевать. Туда, где выбор смертелен, но, в конце концов, максимально прост – красный провод? Или зеленый?

Сидя в кафе на Дамрак, с видом на Королевский дворец, я предаюсь меланхоличным размышлениям. Возвращение из похода в цивилизацию моих спутников дезориентировало. Наш африканский анабазис заставил мобилизоваться. А в Европе выяснилось, что это была всего лишь легкая прогулка. Здесь нужно решать по настоящему сложные вопросы.

– Ваня, бля! – сказал мне, на следующий, после разгрузки, день Савва, – может, ну его нахер? Вернемся обратно, и сами все выкопаем? Казаки, вона, на виноградниках в Бордо, за копейки горбатятся. Любому предложи – с нами поедет. Человек сто наберем, вооружим, и всю эту Африку к ногтю.

– Барон, а вы что скажете?

– Судя по твоей хитрой роже, Кольцов, мне лучше промолчать. Да и ты, Савва Игнатич, не навоевался еще?

– Главное, Яш, пулеметов побольше.

Ювелир Тейманис все же попросил паузу. Серьезные вопросы не терпят суеты, и не торопитесь увеличивать процент, Иван, быстро все равно не выйдет. Камни он оценил. Большую часть мы ему продали. Остальные попросили обработать.

– Моисей Соломонович! Я собираюсь подарить своей девушке кольцо, и серьги-пусеты. Может быть, у вас найдутся уже готовые? Кольцо несколько карат, и по карату-двум гвоздики. Только нужно не аляпавато, а сдержанно.

– Иван, чтобы все было леге артис^[9], неплохо бы видеть девушку.

– Это будет сюрприз!

– Тогда опишите её, как можно точнее.

– Нууууу… Ростом она примерно с ангела…

– Достаточно. Может быть, есть фото?

– Черт! Как-то я не подумал.

Яков, что смаковал коньяк рядом, откровенно заржал.

– Моисей Соломонович! Это княжна Наталья Вяземская – сквозь смех сказал Мейдель – с момента знакомства с ней, Кольцов похож на гимназиста. Такой же скромный и косноязычный.

Ювелир внимательно посмотрел на мня.

– Действительно, Иван Никитович. Мне следовало догадаться, какая женщина может быть с вами рядом. И у меня есть, то, что вам нужно. При встрече предайте Наталье Викторовне поклон.

Блин. Я решительно не понимаю всех этих эмигрантских раскладов. Все всех знают, и у всех уже история взаимоотношений. И тут я, такой красивый, как слон в посудную лавку. То-то Наташа мне все время говорит, что я не здешний. Повезло, что Иван в Африке слонялся почти десять лет. На это что хочешь можно списать. Но внимательный наблюдатель может сделать неприятные выводы.

Мы договорились с Тейманисом, что он проведет закрытый аукцион. За процент, что я ему обещал, он взял на себя всю организацию. По его словам, кроме Еврейской общины Амстердама, будет еще два-три участника. Камни он купил у нас вполне честно. Стоимость обработки договорились оценить по факту.

В процессе всех этих обсуждений, он неожиданно он сообщил, что управляющий Цюрихским отделением банка Pictet просил меня с ним связаться. При первой же возможности. А что вы, Иван, удивляетесь? Конечно я знаком с господином Келлером! И переговорил с ним, прежде чем продолжать наше с вами общение. Меньше всего мне нужно, чтобы в партнерах у меня оказался дикий шлемазл.

– И что же вам, Моисей Соломонович, сказал этот деятель?

– Он, Иван, сказал, что состояние вашего счета не внушает ему опасений! И попросил вас срочно позвонить ему.

При знакомстве с банкиром я, между делом, поведал, что Германия первого июля объявит дефолт по внешним долгам. Еще уезжая из Цюриха мы поспорили с Яковом. Я сказал что Келлер не только проверит мой инсайд, но и поимеет с него прибыль. И даже мне за информацию заплатит. А Мейдель не верил, что моя болтовня может не только что-то стоить, но и за неё что-то можно получить.

А я господина Тима Келлера тупо просчитал. Потому что он по жизни спортсмен. Не бегун, или фехтовальщик. А чувак, искренне включенный в борьбу кто на стену выше писает. И я ему порвал шаблон. Потому что, имея козырь на руках, снисходительно не стал играть. Типа – балуйтесь детишки. Признать, что кто-то настолько круче него, Келлер не может. Поэтому, для начала, сделает равноправным партнером. То есть – заплатит. Интересно только сколько.

Первого июля Гитлер в своей хамской манере порвал с плутократией. Отделение Тима заработало. Не много, но достаточно, чтобы господин Келлер упрочил статус дальновидного и мыслящего финансиста. И у него проблема. Точнее две. Своим успехом он обязан мне. И хочется еще успехов.

Я позвонил в Цюрих из отеля. Ах, эта винтажная прелесть! Снимаешь трубку, и просишь портье связать тебя с Цюрихом, Банк Pictet, господин Келлер. «Сию минуту займусь, господин Кольцов» – отвечает портье, ты наливаешь себе коньяку, и закуриваешь сигарету.

– И чем же мы займемся, Кольцов? – Яков удобно развалился в кресле напротив. Савва задумчиво приканчивал бутылку виноградной.

– Я буду печатать информационный пакет к аукциону. Что, как, сколько, доступность, предполагаемые затраты, минимальная добыча. Руки отсохнут.

– Найми машинистку.

– Дикий ты, Яков. Информацию стоимостью несколько миллионов фунтов не доверяют случайным машинисткам. Так что – готовься.

– К чему?

– Вы, барон, будете сидеть в соседней комнате. И следить, чтобы меня не беспокоили. И рядом будет лежать не голая горничная. А пистолет.

– Я пулемет принесу! – оживился Савва.

– Нет, Савва Игнатович. Ты завтра поедешь в Швейцарию. Открывать счет.

– Один?

– Да!

– Сгину я там нахуй, Ваня. Швейцария это ж не Африка какая. И места дикие, и ебнутые там все.

– Да, пистолет с собой не бери.

Зазвонил телефон. Господин Келлер на проводе. Мы мило побеседовали о том, о сем. Потом Тим сообщил, что моя информация по германским обязательствам позволила банку упрочить положение. Мне полагается премия в размере десяти тысяч фунтов. Честно говоря, я думал что будет штука-две. И готовился делать фи. Но господин Келлер видимо рискнул. И нехило выиграл. Очевидно также, что он недоплачивает. Ну и насрать ващет.

– Господин Келлер!

– Оставьте, Айвен, просто – Тим.

– Тим, у меня личная просьба.

– Все, что смогу!

– Я направил к вам нашего с бароном партнера, господина Ламанова. Он намерен открыть у вас счет.

– Отлично, господин Тейманис со мной в контакте, так что все пройдет без проблем!

– Но тут есть пара нюансов… Дело в том, что господин Ламанов – человек крайне эксцентричный и порывистый. Вы не могли бы, предоставить ему помощника, который будет решать все все неувязки.

– Нет проблем, Айвен! Автомобиль банка с шофером, и личный помощник для господина Ламанофф. Что-нибудь еще?

– Да. Несколько деликатная тема… Господин Ламанов намерен купить какой-либо замок где-нибудь на юге страны.

– Нет проблем, мы подготовим варианты.

– Да, спасибо. Но дело в том, что он – одинок. Было бы неплохо, помочь человеку, мечтающему жениться на аристократке. Как вы на это смотрите?

Савва закашлял. Яков застучал ему по спине. Тим молчал с минуту. Потом осторожно сказал:

– Вы знаете, Айвен, как не странно, но и здесь я смогу помочь вашему партнеру. Два года назад графиня Сакс овдовела. Её муж привел дела в полное расстройство, и покончил с собой. Много играл в карты. Графиня продает замок Мазокко. Это в Граубюндене, на юго-востоке. Она осталась совершенно без средств. И ищет приличную партию. Я думаю, в процессе покупки господин Ламанофф сможет понравиться графине.

– А хороша ли графиня собой?

– О, не беспокойтесь. Приятная женщина, тридцать шесть лет, любит верховую езду…

– То, что нужно, Тим. Вашему секретарю сообщат информацию по отъезду вашего клиента. Я очень благодарю вас, Тим.

Вообще-то, судя по всему, банк Pictet заработал на мне просто неприлично. В принципе, можно даже посчитать сколько. Но лень. И Келлер меня мелко подопустил, сунув всего десятку. В надежде, что я начну торговаться. Но не на того напал! Я его в ответ тоже поделдыкнул, попросив поработать сводней клиенту-миллионеру. Судя по голосу – он все отлично понял, и по новой завелся. И от того, что я не стал торговаться, и от моего способа дать понять, что его поведение – неспортивно. Лучше б в лицо гадость сказал.

В завершение разговора он попросил с любой значимой, по моему мнению, финансовой информацией беспокоить его в любое время. Заверил, что непременно. Кажется, мы будем с этим парнем дружить. Он с юмором. Все понял и не полез в бутылку. Один-Один.

Только теперь вот Савву нужно успокоить. Он и Яков с интересом меня разглядывали.

– Ну что ж, Савва. У меня новость. Ты женишься.

– Въебался? Ты, Ваня, заболел похоже.

– Не хочешь, не женись. Но замок купи.

– А кто у нас невеста, Вань? – спросил Медель.

– Графиня Сакс.

– Это из немецких Саксов, или австрийских?

Надо же, Яков-то, разбирается в вопросе.

– Вот пусть Савва и выяснит.

– Ну, с хуя ли мне жениться-то?

– Дело в том, что ей, наверное, сейчас как раз сообщают, что едет жених. И поэтому, Савва, твоя песенка спета.

– Не поеду я никуда.

– Поздно. Она сама теперь приедет и тебя окружит.

– Нахуй мне это усралось????

– Эх, Савва. Через пару дней вся Европа будет знать, что по ней слоняется совершенно бесхозный и дикий миллионер. Поэтому, Савва Игнатович, я сейчас серьезно, бери графиню. Если понравится, конечно. Но, по любому – походишь с годик женихом. Нам бля, вокруг еще ярмарки невест не хватало.

– Ты не обижайся Савва, но Иван прав. Обручись с ней. Купи замок и обручись. Не понравится – ну, разбежитесь. А пока, к тебе всякая шлупонь лезть не будет. Не злись, но наебут тебя.

– И это все потому, что я теперь богач?

– А кому легко-то?

– И что мне с ней делать?

– Тут я тебе, Савва Игнатович, могу порекомендовать инструктора. Вот он – барон Мейдель. С помощью ручной негритянки показывает, что и как нужно делать с графинями. И сколько раз за ночь.

– Я, Кольцов, не перевариваю твой цинизм. Мне не нужен этот цветок невинности. Могу, Савва, проинструктировать на словах. Что, куда, как выбрать позу.

– Деликатней, барон. Мальчонка только-только входит во взрослую жизнь. Нужно бережно с Саввой. Он такой впечатлительный.

– Ты прав, Иван Никитович. Женюсь. Если что, Яков потом меня заменит, правда Яш?

Глава 22

– Ты ловко маскировался, Кольцов, но тиран в тебе проступил абсолютно выпукло!

Мы неторопливо, колонной, приближаемся к границе между Бельгией и Францией.

После эпохальной новости, что он женится, Савва не стал грузиться, а впал в энергично-деятельное состояние.

– Ты не понимаешь, Ваня, но как не крути, а холостую жизнь нужно правильно закончить. Яков Карлович, на Кольцова нет надежды, но ты-то со мной к девкам пойдешь?

Мы почти час обсуждали Саввину женитьбу. И наши с Мейделем доводы Ламанова убедили. Мы упирали на то, что никто его не заставляет. Но замок в Швейцарии – вещь. И что можно тупо договориться с графиней о фиктивном обручении. За небольшую сумму она охотно согласится. Нам, в конце концов, нужно, чтобы ты, Савва, не считался бесхозным.

После этого Ламановым овладела жажда движухи. И он арендовал публичный дом на Верверсури целиком. Связался я с вами, и теперь вот-вот навсегда перестану быть холостым. Ведь потом я буду, в лучшем случае – соломенный вдовец. А то и просто вдовец. Как вам, Савва Ламанов – вдовец, а?

– Эй, Савва Игнатич, только графинь не убивать! Вот без этого пожалуйста.

Секс-индустрия еще не стала массовым фаст-фудом, и сейчас маскируется, хотя не очень. Веселый квартал в Антверпене располагается между с королевским дворцом и ювелирным кварталом. Сойдя не брег, бывший вахмистр и барон по быстрому туда сбегали. Но теперь они подошли к вопросу основательно.

На следующий день Савва отбыл.

Спустя трое суток ювелир Тейманис пригласил меня к себе. И мы согласовали сделку. Союз Ювелиров Антверпена приобретает пакет данных для перепродажи. Депонируют на моем счету шесть миллионов фунтов. До момента продажи пакета третьей стороне. После продажи деньги разблокируются. Окей.

– Аукцион – дело не быстрое, Иван. Хорошо, если получится провести его через месяц. Но скорее всего – в конце сентября. Но вы понимаете, что конечная цена вашей информации может быть раза в два выше?

– Оставьте, Моисей Соломонович. Я проповедую специализацию. Аукционы должен проводить тот, кто умеет это делать. Я не умею. А ваша цена меня устраивает. Я надеюсь, вы сами удержите процент, что я вам обещал?

– Только я очень прошу вас, Иван Никитович. Помните, что если выяснится, что эта информация ушла куда-либо еще…

– Я взрослый мальчик, Моисей Соломонович. Да и распорядится такого рода знанием быстро, сможет сейчас, наверное, только Де Бирс. А с ними я не хочу иметь дел. Впрочем, это уже ваши проблемы. Сами решайте, кто у вас покупатель.

– Очень надеюсь на ваше благоразумие, Иван.

– Лучше скажите, господин Тейманис, вы следите за тем, что происходит в Германии?

– Конечно! То, что новое правительство наконец навело порядок, не может не радовать. Но в последнее время поведение канцлера внушает опасения.

– Вы знаете, я, кроме всего прочего, занимаюсь анализом рынков. И вполне уверенно прогнозирую на этом основании политические решения. Готов с вами поделиться своими выводами. При условии моей анонимности.

– Вы знаете, Иван, господин Келлер от вас в восторге. Это связано с вашим аналитическим прогнозом?

– Да, мои выводы стопроцентно подтвердились.

– Внимательно вас слушаю.

– Мои прогнозы достаточно обширны. Но вам я хочу сообщить две вещи. Первое. Через несколько лет, года через четыре, в Европе будет война. Её начнет Германия. Второе. В Управлении Имперской Безопасности готовится пакет документов об окончательном решении еврейского вопроса. Он начнет вступать в силу достаточно скоро. Но после начала боевых действий будет задействован в полном объеме. Евреев будут массово уничтожать всей мощью государства.

– Вы с ума сошли? Это невозможно, Кольцов!

– Тем не менее, вот мои рекомендации. Любым способом, дажепойдя на финансовые потери, к началу лета тридцать девятого года покинуть Европу. В крайнем случае, перебраться в Швейцарию. Я ни на чем не настаиваю. Но, Моисей Соломонович, очень серьезно предупреждаю. И не шучу.

– Поэтому господин Ламанов сейчас покупает замок в Грюнингене?

– Уже покупает? Сразу видно кавалериста! Быстрота и натиск!

– Вы меня озадачили, Иван. То, что вы с компаньонами идете на такие расходы, заставляет думать, что вы верите своим прогнозам.

– Я в них уверен. И мне тяжело. Вот на вас эту тяжесть и скинул. Вы – посерьезней человек.

Тейманис встал и ушел из кабинета. Вернулся через пару минут.

– Вот, Иван. Вы просили для своей дамы. – Он положил на стол и открыл черный бархатный футляр. Кольцо с крупным камнем, и серьги – говоздики, тоже с камнями. Все очень … крутое. Не дорогое, не солидное. Легкое и изящное. И страшно, страшно дорогое. Наташке очень пойдет.

– Вычтите из моей доли, Моисей Соломонович.

– Это подарок, Иван.

Я закурил, и с интересом посмотрел на ювелира.

– То есть судьбу всей еврейской общины Бельгии вы, господин Тейманис, оцениваете в жалкие тридцать тысяч фунтов?

– Не в тридцать, а в сорок!

– Я не могу сказать, как я разочарован вашей нечеловеческой жадностью, Моисей Соломонович!

– Нет, вы посмотрите на него! А что вы, Кольцов, хотели? Ключ от кассы центробанка? Машинку для печати фунтов?

– А что, есть?

– Прекратите фиглярствовать, Иван!

Я помолчал. Потом встал и прошел к столику в углу, налил себе коньяку.

– Мне страшно, Моисей Соломонович. А я же русский. Русские, когда страшно, все время шутят. Я точно знаю, что все это – будет. И жить с этим… Так что, господин ювелир, терпите.

Тейманис, кряхтя встал, и снова ушел. Вернувшись, он положил на стол еще один футляр.

– К синим глазам эта вещь очень подойдет – он открыл футляр и достал кулон.

Платиновая цепочка, крупный камень невесомой огранки, почти незаметная оправа. Музейная вещь. Просто пиздец, как круто.

– Сколько я вам должен?

– Это подарок.

– Я не могу это принять!

– Прекрати, блять, уже выделываться, мальчишка! Это – от меня лично. В знак дальнейшего сотрудничества.

– Ну, если вы так ставите вопрос, Моисей Соломонович… Согласитесь, чисто русская лексика очень ускоряет переговоры!

– Пффф… До свидания, Иван Никитович. Связь будем поддерживать через господина Келлера. Если не удастся напрямую.

Готовясь к отъезду, мы с бароном не учли самого сложного. Найти наших французов, которые сойдя на берег, и получив предварительный расчет, пустились во все тяжкие, удалось не сразу. Но, оказалось что, существует целый бизнес частных детективов, которые за небольшие деньги быстро находят загулявших матросов и членов экипажа.

И вот, ранним утром, наша колонна покинула Антверпен, держа направление на границу с Францией. По генеральному маршруту Антверпен-Брюссель-Монс-Валенсьен-Париж. По сути, повторяя маршрут прорыва Вермахта к столице Франции. Всю дорогу я дразнил Якова Аленушкой, от которой он натурально бегал. Она уже с трудом, но понимала французский, и я ей по-быстрому объяснил, что она теперь собственность Якова. Такой подляны Мейдель не ожидал. Особенно когда каждое утро при выходе из номера первое, что видел, это её довольное лицо.

– Хлоса утра, масса Мэй! Что делать?

– Я тебе, Кольцов, этого не прощу.

– Барон, признайтесь, что вы злитесь на себя! Но в жизни ведь как? Дал слабину, а потом расхлебываешь. С другой стороны чорррная баронесса посреди Бургундии… Лучшей рекламы ваших вин – не придумать!

– Ты деспот и тиран, Иван Никитович. Но помни, в конце концов на охоте бывает всякое. И я все больше думаю, что таки – будет. Берегись Ваня!

– Но за что? Подумаешь, Аленушка, Савва вон, вообще на незнакомке практически женился и ничего…

– Вот даже с Саввой. Я согласен, только наличие у него невесты предотвратит балаган и брачный террор. Но к чему эта бесчеловечная спешка? Вернутся в Париж, осмотреться…

– Яков Карлович! Вот нет у тебя зрелости суждений. Ты абсолютно не думаешь о Швейцарии. Похоже, всему миру, кроме меня, плевать на Швейцарию!

– Так, Кольцов. Мы про Савву говорим? При чем здесь Швейцария?

– Там лежат наши деньги! Они должны быть в полной безопасности.

– И что?

– Смотри. Приезжает богач Ламанов в Париж. У меня – дела. У тебя – безоблачное счастье с Аленушкой, в Жуаньи. Всем не до него. Рассказать, что дальше?

– Не нужно мрачно сказал Мейдель – но почему аристократка? И почему из Швейцарии?

– Потому что проблему нужно решать комплексно! Сначала Савва покупает замок. Теперь представь, что будет с тем, кто попробует реквизировать его замок. Ну, или ещё как напасть.

Яков хмыкнул.

– Вот и я говорю! Таким образом, за нейтралитет и независимость Швейцарии можно не переживать. А у нас, если что, будет место, где можно отсидеться. Не Жуаньи твое, богомерзкое. При виде меня никто не становится на колени! Ну как так можно-то, Яков?

– Думаешь, Савва там наведёт свои порядки?

– Без сомнения! Но это не главное. Главное – купив замок у обнищавшей, но привлекательной и умной аристократки, Савва оказывается с ней на некоторое время в одном доме. Он же не выгонит несчастную, беззащитную женщину на улицу?

– Соблазнит она его, полагаешь?

– Я полагаю что это самый оптимальный вариант. Все же с аристократкой Савва будет слегка робеть, непонятно ему все поначалу будет. Он глазом моргнуть не успеет, как она у него в постели окажется.

– Уверен?

– Надеюсь, – вздохнул я, – зато всех этих парижских светских дам, если она его окрутит, разгонять уже будет она. И мне кажется, у неё это вполне получится. А у нас – полный шарман. Швейцария в безопасности. Есть место отсидеться, в случае чего. Не нужно гонять всех этих алчных девок и прятать Савву. Если я правильно понял, предполагаемая невеста не чужда финансовым кругам, это тоже не лишне, согласись. И, главное, на ближайшее время, мы совершенно спокойны за нашего товарища и можем заниматься другими делами. Очень я все ловко придумал, не находишь?

– Знаешь, Кольцов. С прабабушкой у тебя, все-таки дело не чисто…

Пограничникам, с обоих сторон, на нас было совершенно плевать. Даже немного обидно. Всю дорогу мы преодолели за семь часов. В Париже загнали грузовики туда же, где они стаяли до отъезда. Окончательно рассчитались с водителями. Марка мы с Яковом решили оставить нашим работником. Он с радостью согласился.

Потом я завез Мейделя домой, и поехал в магазин Скиапарелли.

Запарковавшись прямо пред входом, я прошел через торговый зал и зашел туда, где вершилось таинство высокой моды. Там как обычно некая тусовка распивала чаи под светскую беседу. Наташа, с этой огромной деревянной линейкой, стояла чуть в стороне и улыбалась. Увидев меня лицо у неё стало растерянное и счастливое. Она бросила линейку, побежала ко мне и повисла на шее. Я и забыл какая она красивая.

– Эффектно! – сказала Эльза.

Я еще раз поцеловал Наташу, и снял наконец шляпу. Забыл снять. Не, а что? В ботинках, джинсах, серой рубахе, кожаной куртке и широкополой шляпе я, конечно, рвал шаблон в этом гламуре. И выглядел крайне брутально.

– Здравствуйте дамы! – сказал я, не отпуская Наташину руку. – Позвольте представиться. Кольцов.

– И все? – хмыкнула Скиапарелли.

– А если нам будет суждено продолжить знакомство, то можно будет расширить! И вообще, подождите, Эльза!

Я достал из кармана куртки кольцо, взял Наташину руку, и надел на безымянный палец.

– Пока я отсутствовал, кто-то мог подумать, что Наталья Викторовна одинока. Так вот, это чтоб не думали.

– Что это? – наконец-то открыла рот Наташа.

– Это бриллиант, из Африки, все как обещал.

– Ванечка, ты страшный пижон – засмеялась Наташа.

– Ты, Кольцов, так поступил специально. Зачем? – все же Эльза умная женщина, уважительно подумал я.

– Если бы я ввалился и похитил Наташу просто так, то ты, Эльза, была бы в досаде, как минимум. А с учетом того, что любая группа женщин это ядовитый клубок неожиданных выводов… Наше с Наташей поведение, вот так, на глазах у всех вызвало бы осуждение! А теперь?

– Что теперь?

– А теперь вам есть что обсудить! Пять карат. А?

– Все, Кольцов, скройтесь с глаз моих.

И мы поехали домой.

Глава 23

Под утро мы проголодались. Наташа накинула мою рубашку и пошла делать сэндвичи. Я включил радио. Весь Париж сейчас слушает Радио Тур Эйфель. Типа Европы Плюс в Москве девяностых. Куда не зайдешь – везде оно. Передавали фокстроты в исполнении джазовых оркестров.

В полутьме спальни Наташа, с подносом и в рубашке на голое тело, выглядела волшебным рисунком из анимешек нулевых. Глазища, шея, высокая грудь, длинные ноги, хрупкая и невесомая.

– Мог бы и помочь девушке!

– Смотреть на тебя интересней.

Она поставила поднос на середину кровати и уселась рядом, поджав ноги. Я разлил вино и протянул ей бокал. На груди у неё висел подаренный мной кулон.

– А теперь скажи мне, Кольцов, в чем ты провинился? Ни за что не поверю, что ты обсыпал меня бриллиантами просто так!

– Не выдумывай. Как только у меня появилась возможность подарить бриллианты своей девушке, я их подарил. И останавливаться не намерен.

– Ой не верится. Ты что-то скрываешь, Ванечка!

– Когда ты меня бросишь, у тебя не будет возможности говорить публике, что я скупой подлец. Обычно ведь как? Бросит она мужчину, и всем втирает, что я ему доверилась, а он даже колечка не подарил. А так – издалека видно, кто благородный и любящий, а кто цинично воспользовался чужой страстью!

– Это почему это я тебя брошу?

– Предлагаешь мне тебя бросить? Нет, не уговаривай.

– Кольцов!!! Сейчас подносом по башке получишь!

– Ты когда мне наконец скажешь – да? Я же нервничаю.

Она забрала у меня из рук бокал, и поставила бокалы на полку возле кровати. Сняла поднос на пол, и скользнула ко мне, прижавшись всем телом. Сладко задышала в мою шею.

– Ну нам же сейчас так хорошо вместе, Ванечка, ну куда торопиться-то?

– Не понимаю я. Вот и маюсь непонятками.

– Ты ведь меня сразу в Бразилию утащишь.

– Не решил еще. Может в Аргентину, вместе подумаем. Да и не сразу. Через пару лет. Нат, у тебя какие-то обязательства? Расскажи уже.

– Какой же ты дурак, Кольцов!

– А я и не скрываю. Поясни наконец.

– Ну боже мой! Ваня, как только я скажу тебе – Да, я тут же начну думать о будущем. О том, какой дом у нас будет, какого цвета отделку нужно будет делать в гостиной, где будут учиться наши дети, где найти хорошего повара и экономку. И садовника конечно. И какие занавески повесить в нашей спальне. И что нужно будет делать, чтобы вернуть фигуру после родов. Нужно ли мне будет работать, и что это будет за работа. Сколько будет ванных комнат в нашем доме. Будет ли жить с нами моя мама, и что будет, когда ты, как обычно голый, пойдешь в спальню и столкнешься с ней в коридоре. И попробуешь спрятаться, но споткнешься и ударишься виском о край столешницы. И мне придется продать подаренное тобой кольцо, чтобы оплатить похороны.

– Жуть-то какая!

– А мне, Ванечка, очень страшно, что ты об этом не будешь думать!

– Конечно не буду! Ведь главное что?

– Что?

– Главное, что ты об этом думаешь. И чтобы ты не придумала, я все сделаю, чтобы это было возможно. Только вот, если мы будем жить в Латинской Америке, твоя мама будет жить в Канаде. Монреаль отличное место, понимают по-французски! Прекрати кусаться! Она конечно хорошая, но когда через океан!

– Чурбан дикий, как же ты меня бесишь!

– Ты тоже офигенная, Наточка, я без ума от тебя…

Наташа дрыхла до часу дня. Могла бы и больше, но я уже изучил всю корреспонденцию. Просмотрел и Суар, и Фигаро, и Паризьен. Пошел и пару часов будил Наташу. Было огромное желание вообще не вылезать из постели. Но она потребовала прогулки. И вообще, Ванечка, нужно заехать к маме, я давно её не видела. Я капризничал, рассказывал что измотан тяжелым путешествием, и вообще, Наташ, я просто хотел покувыркаться с красоткой, а она сразу к маме тащит.

Лидия Федоровна, как не странно, была дома и даже никуда не собиралась. Подали чай с пирожными. Наташка хитро сбежала куда-то в недра квартиры. Я понял, что это заговор. Княгиня, впрочем, разглядела и оценила и кольцо и гвоздики. Кулон Наташа надевать не стала – меня украдут, Ванюш, и ведь даже не в порыве страсти. Но и этого было достаточно. Лидия Федоровна была намерена просить оставить её дочь в покое. А теперь не могла сообразить, что мне предъявить. Поэтому разговор зашел о погоде.

Я поудобней уселся в кресле, вытянул ноги и закурил.

– Лидия Федоровна, я вас со всей искренностью уверяю, что мои намерения по отношению к Наташе самые серьезные!

– Моя дочь вздорная и своевольная особа! Скажу честно, Иван Никитович, вы не тот, с кем я вижу счастье своей дочери. Она была обручена с Анри Перве, солидным и уважаемым банкиром. После гибели её жениха, у меня было появилась надежда…

Я некстати вспомнил, что у Наташи тяжелая грудь с твердыми сосками…

– И чем же этот нищеброд лучше меня? Да и банк, где он всего лишь клерк, на ладан дышит.

Княгиня поперхнулась чаем.

– Кольцов! Выбирайте выражения! Потомственный банкир, это не сомнительные драгоценности, которыми вы по-купечески стараетесь впечатлить девчонку!

– Согласитесь, глупо обижаться на будущую тещу. Моисей Соломонович Тейманис просил вам кланяться. Заодно позвольте, в память об этом разговоре подарить вам, Лидия Федоровна, вот эту безделицу. Она тоже от него.

И я протянул ей синюю бархатную коробочку, в которой лежала изящная бриллиантовая брошь.

– Что касается уважаемого банкира, мое личное состояние на сегодняшний день больше чем в десять раз превышает его. И я пока не намерен останавливаться. В то время как он медленно беднеет.

– А вы, Иван, все выяснили?

– Пусть радуется, что я не стал помогать ему беднеть! Кстати, раз уж зашел разговор о женихах. Если господин бразильский посол не прекратит поползновения, боюсь, Бразилии придется искать нового посла.

– Я знала! Вы бандит, Кольцов!

– Увы мне, Лидия Федоровна. Будь по вашему, я бы давно украл Наташу и мы жили бы на Карибах.

Она встала, подошла к зеркалу и приложила брошь к платью.

– А чем ты занимаешься, Кольцов? Мне говорили, что ты певец кафешантанов, получивший небольшое наследство. И, вроде бы, ты работал проводником в Африке.

– Я занимаюсь многими вопросами в сфере финансов. Подумываю о виноделии.

– Яков Мейдель тоже винодел, но лавров не снискал.

– Барон делает вино из гонора и остзейской занудности. А мое вино будет из любви и солнца! Лучший сорт будет называться «Наташа».

– Я поняла, Иван, как вы вскружили голову девочке.

– Я даже не думал применять на вас свои навыки вскружения.

Княгиня наконец засмеялась. Вошла Наташа и скромно присела с краю стола. Прям пай-девочка. Дальше пошел светский треп, и немного спустя мы собрались уходить. Провожая нас к выходу, княгиня произнесла:

– Иван Никитович! По четвергам и субботам у меня собирается общество. Приходите запросто, без приглашения. Я всегда буду рада вас видеть!

Усевшись в машину, Наташа меня поцеловала и попросила не обижаться. Я пожал плечами. Легко отделался. И переведен из очередного вздыхателя в кавалеры. Фигня. И мы поехали танцевать в кафе Ротонда на Монпарнасе. Негры в смокингах играли латинские ритмы, и мы славно провели вечер. Вернувшись домой глубокой ночью, обнаружили на столике записку от экономки, что звонил некто Мейдель, просил связаться. Решил отложить. Якова в последние месяцы было слишком много.

Наутро Наташа собралась на работу. Уговоры и ссылки на приехавшего героичного меня, за которого ей простят прогул, не подействовали. И я повез её в Шиап. На работу она опоздала. Неосторожно попросила помочь застегнуть платье. Потом пришлось по новой краситься, причесываться, да и платье надевать другое. Опоздала в общем.

В святая святых опять гоняли чаи. А я, в который раз почувствовал себя участником мировой истории. Гостями Эльзы в этот раз были Мися Серт и Ариадна Гидеонова.

– Кольцов! – сказала Эльза – с тех пор как ты появился возле Наташи, она стала часто опаздывать!

– Поклеп! Она часто предпочитает твое общество моему. И это меня печалит! Дамы, позвольте представиться, Кольцов Иван Никитович.

– Мися Серт – протянула руку для поцелуя полноватая круглолицая брюнетка.

Совершенно легендарная черная вдова русско-парижской богемы. Уморила уже двух мужей, унаследовав их весьма приличные состояния. Сейчас разводится с испанцем-художником, но будет жить с ним и его новой женой-натурщицей до самой смерти художника. При этом почти открытая лесбиянка и почти официальная герлфренд Коко Шанель. Лучшая подруга Сергея Дягилева, организатор его похорон. Считалась музой многих сюрреалистов. Её портреты, их кисти, много позже будут продаваться за многие миллионы. Эпичный персонаж!

– Ариадна Гидеонова – надавила обаянием сногсшибательная красавица, так же протягивая руку для поцелуя.

Тоже своего рода легенда. Правда, если Мися Серт вполне тянула на героиню большого и серьезного исторического романа о судьбах искусства и гендерных поисках, то эта барышня была чистой героиней дамского сериала. Недавно приехала в Париж с целью конвертировать внешность в удачное замужество. Через год станет Мисс Россия 36, и победительницей еще пары конкурсов красоты. Поработает манекенщицей и, наконец, познакомится с сыном французского кинопромышленника. Незатейливо задерет юбку и при свидетелях трахнется с ним на заднем сидении авто. И на следующий день объявит о помолвке. С этого места начнется сериал. Мама жениха стала женой кинопромышленника похожим способом. Поэтому воспротивилась браку. И даже заплатила Ариадне тридцать тысяч франков отступных. Та объявила эти деньги свадебным подарком и въехала в квартиру киномагната. Весь парижский свет с неослабевающим вниманием следил за этой историей. В общем, чистый бразильский сериал.

– Мися! – сказал я – ваше присутствие, это акт шпионажа? Или признание поражения?

– Мне много о вас рассказывали, Кольцов – засмеялась Мися. – и, я вижу сильно преуменьшали. Наташа, поздравляю тебя. Именно такой мужчина может с тобой на что-то рассчитывать!

Я вдруг понял, как она оказалась звездой богемы. В секунды меня просчитала, и сказала ровно то, что я и хотел услышать. С одного взгляда! Чисто из вредности принялся дразнить Наташу.

– Увы мне, Мися. Я зову княжну уехать со мной в Бразилию, а она предпочитает мне модную индустрию Парижа.

Ариадна, не скрывая зависти, рассмотрела Наташины гвоздики, и сказала.

– Если вам нужна спутница в Бразилии, то любая с удовольствием составит вам компанию, господин Кольцов.

Нда… на ходу подметки рвет! На мгновение подумал про Якова, и не подложить ли ему свинью. Хотя, он еще за Аленушку дуется.

– Думаете? – я подбавил в голос бархата, чисто из вредности.

– Вяземская! – сказала Эльза – мне кажется, или у тебя уводят мужчину?

Наташа вдруг засмеялась, встала и уселась мне на колени. А потом сладко-сладко поцеловала. И сказала:

– Не выйдет ни у кого. Я ему – п р е д н а з н а ч е н а. И даже мама с этим согласна.

Наташины поцелуи меня срубают на раз. Поэтому, они там что-то пересмеивались, а я выпал из разговора. Пока Эльза не обратилась напрямую ко мне.

– Кольцов, я совсем забыла. Звонил барон Мейдель. Он тебя ждет в кафе Фазан. И хорошо подумай, что я буду иметь за то, что тебя здесь уже ищут знакомые!

– Эльза! Ужин в Рице? Омары, спаржа, мальбек^[10] и мое остроумие. Удивительная Вяземская будет тихо сидеть в уголке, и слушать нашу изысканную беседу!

– Мы поздно освободимся, а наедаться на ночь…

– Укусишь омара, посмотришь на спаржу! Идет?

– Позвони после шести.

Наташа меня проводила и укусила. Нефик пялицца на красоток, совсем совесть потерял. Совершенно довольный, я приехал к дому Якова. В соседнем доме – кафе Фазан. Яков сидел у столика на улице, и меланхолично листал газету.

– Барон! Стоит вас оставить на несколько часов, как вы теряете весь лоск и выглядите типичным Жуаньинцем. Только живота не хватает. Но с этим, думаю, вы не задержитесь.

– Как-то я, Ваня, не пойму, чем заняться. И дел вроде много, и не хочется ничего.

– Ты куда Аленушку дел?

– Фи, эти твои намеки… Она уже в деревне. Сибил ей занимается.

– Ты с американцами-то связался?

– Кольцов? Мейдель? – у нашего столика стоял какой-то крендель. Костюм, сидящий как перчатка, котелок, и лаковые штиблеты.

– Да, – ответил Яков – что вам угодно?

– Вы поедете с нами – ответил мужик, и показал наган за поясом слева. Поблизости стояли еще два деятеля. Судя по всему тоже при оружии. Очень напоминали мужиков, что пытались отвезти Мейделя к Геттингену. Тоже бывшие офицеры. Кому это мы понадобились? Яков посмотрел на меня. Я кивнул.

– Ну что ж, господа. Поехали.

И мы пошли к стоящему неподалеку такси. Мужик в котелке сел спереди, а двое сели на откидные сиденья в салон. Не вынимая рук из карманов пиджаков, они сурово смотрели на нас всю недолгую дорогу. На вопрос куда едем грубо посоветовали заткнуться.

Улица Поль Думер вообще-то дорогое место. Мы вышли из машины и уже под нескрываемым конвоем вошли в дом номер семь. В контору на первом этаже. На входе и в конторе, похоже никого не было. Без задержки были препровождены в кабинет, по-видимому, босса. Большой кабинет. Большой стол, два кресла перед. Диван и три кресла поодаль. Бар. Все выглядит солидно. Как и мужчина за столом. Седовласый подтянутый крепыш лет пятидесяти, в дорогой визитке. Мы уселись в кресла. Сопровождающие стояли сзади.

– Господа! Я – Федор Истомин. Пригласил вас по не терпящему отлагательства делу. Нам стало известно, что вы, побывав в Африке, стали обладателями важной информации. Прошу вас ею поделиться.

Мы с Яковом переглянулись. Он пожал плечами.

– А вы кто, Федор Истомин?

– Я, Кольцов, предприниматель, и очень ценю свое время.

– А мне какое дело? Вы объяснитесь. Хотя бы поясните, с чего я вообще должен с вами разговаривать.

– Ты будешь говорить потому, что если тебя будут спрашивать всерьез, у тебя не останется зубов и будут сломаны ребра. А такое как ты говно, обычно все равно все рассказывает. Так что начинайте с момента высадки в Конакри.

– Пошел нахуй.

Истомин глянул мне за спину. И стоящий там парень ударил меня рукой с пистолетом по голове. Точнее хотел ударить. Но головы в том месте уже не было. А я стоял справа от него, и слегка толкнул дальше его руку с пистолетом. А потом взял за шиворот, и от души впечатал лбом в столешницу. Он начал сползать. А я резко сместился влево и тупо упал, попутно саданув самого крупного в колено. Оно громко хрустнуло. Потом поднялся и выбил у него из руки пистолет. Третий в меня выстрелил! Я сразу прикинул, чтобы линия выстрела шла параллельно столу, и никого не задела. Так и вышло. Там, куда он стрелял, меня, понятно, уже не было. Я, слева от него, от души заехал ему в подбородок. Прихватил руку с пистолетом и, на всякий случай, сломал её об колено. Ногой отбросил пистолеты в угол. И направился к господину Истомину. Тот, глядя на идущего меня, дергал ящик стола, но тот все не вынимался. И я от души засадил ему по ушам. Он закричал. В ящике стола лежал браунинг.

Всю сшибку я на автомате считал про себя двадцать один, двадцать два… Уложился в семь секунд.

Потом посмотрел на Мейделя. Он флегматично раскрыл походный несессер. Достал пилочку и начал полировать ноготь. Ззззараза.

– Яков Карлович! Вы примите участие? Или я так и буду один тут выступать?

– А что такое? Мы договорились, что я прикрываю тебе спину. За спину никто не зашел.

– До чего же вы зануда, барон.

Я взял господина Истомина за шкирку и поволок к двери в углу кабинета. Кажется – санузел. И точно. Ванная. Унитаз. Умывальник. Я засунул голову предпринимателя в унитаз и спустил воду. Он попробовал брыкаться, но я с ноги оформил в печень. Подождал, пока наполнится бачок, а потом опять спустил. Потащил обратно в кабинет. Бросил в кресло за столом.

К чести Мейделя, трое лежали рядком. Лицом вниз. Пистолеты лежали в моем кресле. Я скинул их на пол и уселся.

– Начинайте говорить, Истомин. Если мне что-то будет непонятно, я сломаю вам ноги. По очереди.

Все оказалось занятно. Компания Истомина занимается охраной и сопровождением перевозок. Три дня назад им позвонил партнер из Лихтенштейна и попросил узнать у нас информацию про путешествие в Африку. Заплатил приличный аванс.

Я закурил, и снял трубку телефона, что стоял на тумбе рядом. Набрал заказ международных звонков и по-срочному попросил соединить с Антверпеном.

Через пять минут телефон зазвонил. Я снял трубку.

– Здравствуйте, Моисей Соломонович! Люди, которых вы попросили об услуге, чуть не порвали мне пиджак. Скажите честно, какую задачу вы им ставили? Проверить нас, или все же убрать? Только давайте пропустим глупости! И перейдем к сути. Что это было?

– Иван. Поймите меня правильно. На кону огромные деньги. Я должен был убедиться в вашей благонадежности.

– Тейманис. Вы понимаете, что теперь весь Париж знает, что мы с Яковом носители сверхдорогой информации?

– Иван, я ручаюсь за скромность этих людей.

– Дело в том, что я в затруднении. Потому что – нет человека, нет проблемы. Как мне поступить с исполнителями?

Истомин очевидно дернулся. Я от души заехал ему в глаз. Нервы и у меня есть, Нехер дергаться.

– Я гарантирую, что информация дальше не уйдет.

– Слово сказано, Моисей Соломонович. Все риски на вас.

– Извините меня, Иван. Я не подумал.

– До свидания.

И мы бароном неспешно пошли на выход.

Глава 24

Мы молча вышли на улицу. Яков взмахом трости остановил такси, и мы поехали обратно в Фазан. В кафе сели за тот же столик и заказали виноградной.

– Так на чем мы остановились, барон?

– Я думал, что мне все надоело!

– Женитесь, Яков Карлович. У меня на примете есть подходящая кандидатура.

Мейдель закашлял.

– Самоубийство, Кольцов, осуждается церковью. А я, в отличие от тебя, верующий.

– Вы в сложном положении, барон. С одной стороны – скромный и вдумчивый я. Предлагаю вам выдающийся во всех отношениях экземпляр. Случайно был представлен сегодня. А с другой стороны толпа алчных девок, твердо намеренных утащить вас к алтарю. Ведь уже весь Париж знает, что Мейдель с Кольцовым куда-то уехали, а потом Кольцов осыпал свою девушку алмазами!

– Мне приятно, что вы, Кольцов, вспомнили о товарище. Но она будет думать, что я тоже не дружу с головой, и ждать от меня похожего поведения!

– Но если бы сегодняшний инцидент пошел по-другому, на вашей могилке даже плакать некому! Это нужно решительно менять.

– Как думаешь, Тейманис нас действительно просто проверял? Или устранить решил?

– Только не устранить. Вы не вникали, барон, но пакет с точными координатами, лежит у нотариуса Торговой Палаты Антверпена. Передается победителю аукциона, на основании подписанного нами троими документа.

– Поэтому Савва в Швейцари?

– И поэтому тоже. Хотя Савва – муж графини, я за это на многое готов.

– Постой, нам снова придется тащиться в эту дыру?

– Сойдя с корабля, вы, Яков Карлович, целовали землю Бельгии и плакали от счастья!

– Ладно. Шутки в сторону. Что это было?

– Как я понял, Тейманис опасается, что мы с кем-то договоримся за его спиной. По его логике, если на нас надавить, мы немедленно все расскажем. Жалко, я разозлился. Нужно было посмотреть, как дело пойдет.

– Думаешь, нам не собирались причинять вред?

– Не знаю. Ювелир замутил лихую многоуровневую комбинацию. И при любом раскладе в плюсе. Если мы легко расколемся, то можно увеличить свой процент. Если нет, то организовать наше спасение. И появится в белом, спасителем. И опять же увеличить процент. А еще посмотреть, что и как мы говорим, и делать выводы. Вообще нас проверить, на вшивость. Может, с нами и рассчитываться ни к чему. И еще масса всяких вариантов. Я все же не спец по таким делам.

– И какие выводы он теперь сделает?

– Знаешь, Яш, вот насрать мне. Я надеюсь, только, что он не сольет нас каким-нибудь мудакам. Красным, немцам, или еще каким австралийцам. Правда, мэтр Планель уверял меня, что он фанатично соблюдает договора. На это и надежда.

– А нам что теперь делать?

– А поехали-ка, Яков Карлович, посмотрим, как там Марк на складе разместил технику. Винтовки домой заберем. Не мне вас, господин Мейдель, учить. Гранаты тоже, на всякий случай.

– Все настолько серьезно?

– Вы, барон, лучше меня знаете, какая это страшная сила, парижские дамы, мечтающие о выгодном замужестве. Тут может и про пулемет стоит подумать. Иначе вам несдобровать.

– Вы не знаете жизнь, Кольцов. Я просто добавлю денег консьержу. Французские революции случались лишь потому, что консьержам было не до глупостей. И им никто не приказывал это прекратить.

– Ловкий ход, Яков! Общение со мной не прошло даром. Но Ариадна Гидеонова еще более изящный способ решить проблему. Особенно, на ощупь.

– Кольцов! А ты ведь очень не хочешь, чтобы я стал близок госпоже Гидеоновой. И специально меня против неё настраиваешь!

– Хм. Растешь, Яков Карлович. Я и вправду считаю, что лучше держаться подальше. Хотя, конечно жаль. Такое добро пропадает! Но она прямо при Наташке умудрилась пару раз отдаться мне взглядом.

– Наташке? О мой бог! Княжна Вяземская считается достойной парой принцам крови и лучшим фамилиям России. Но появляется какой-то замухрышка, и, вуаля – Наташка!

– Перестаньте, барон, вы не говорили мне раньше комплиментов, и сейчас не стоило. – я допил merk, и махнул официанту – поехали.

Еще до отъезда Савва снял нам корпус закрытого завода в Сен-Дени. Охрана, отопление, канализация, все вполне прилично. Несмотря на огороженную территорию, Марк загнал грузовики внутрь. И сейчас, судя по всему, делал ТО одному из грузовиков.

Марк мне сразу понравился. Сорок лет, воевал на Сомме. Отделался легким ранением. Для француза удивительно молчалив. И очень неплохой слесарь-механик. В конце прошлого года автопредприятие, где он работал, обанкротилось. Так его занесло к нам. Я с ним на ты и по имени. Яков впрочем, тоже. Ставить на место мост в саванне – сближает.

За два дня после приезда цех приобрел вполне обжитой вид. Аккуратно запаркованные авто. Оружие на стеллажах и непонятно откуда взявшихся оружейных стойках. На длинном железном столе стоят пулеметы. У стены сложены слоновьи бивни Ламанова. Трофеи Мейделя, вместе с Аленушкой, и двумя водителями уехали на следующий день в Жуаньи.

– Привет, мсье! – сказал Марк – все разобрано и уложено. К обеду я закончу с этим грузовиком и возьмусь за следующий. Все в рабочем, хоть сейчас опять в Африку. С Мерседесом ничего критичного, но если хотите вернуть первоначальное состояние – лучше отдать мастерам фирмы.

Я прошел к полкам, и взял свой наган. Глянув мельком, оценил, что все оружие почищено. Накинул на плече свой Гастингс.

– Марк, у тебя пока никто не интересовался, нашим маршрутом?

– Нет, да и я из дому не выходил. Только сюда и обратно.

– Скорее всего, рано или поздно, поинтересуются. Напоминаю. Из Конакри мы поехали на Юго-Восток Судана. С длительными остановками для охоты. Потом собрались и не останавливаясь, через Либерию приехали в Монровию, где погрузились на пароход. Ни в коем случае не упоминать остановки в Либерии и Сьерра-Леоне.

– Я помню.

– Яков! Пьер и Жан должны оставаться в Жуаньи до окончания аукциона.

Марк и барон засмеялись.

– Айвен! Не хочу быть доносчиком, но им можно не платить зарплату. Они сами будут доплачивать за право там пожить.

– Это с чего? – ступил я.

– Местные дамы страшно рады, Кольцов.

– Я бы на вашем месте не веселился. Еще сбегут от баб этих ненасытных. Ты, Яков Карлович, свяжись, и дай команду, чтоб не уморили их там.

Я взял коробки с патронами для нагана и винтовки, и отнес все в машину. Яков принес свою винтовку и сунул за пояс люгер.

– Мы собираемся воевать? – спросил Марк.

– Ты будь осторожен, Марк, мало ли.

Времена, когда человек с оружием будет вызвать в прохожих желание сразу упасть на землю, настанут не скоро. По крайней мере Яков спокойно зашел в свой дом с винтовкой в руках не вызвав никакого интереса у публики.

Бакстер Аллес – представился американским виноторговцем. От Мейделя мы поехали на Риволи, в американскую импортно-экспортную компанию, продавать баронское вино. Покупатель был очевидным гангстером-бутлегером, перековавшим мечи на орала. То есть он с пониманием и уважением оценил наличие у нас оружия, не проявив ни малейшего беспокойства.

Его страшно интересовали большие объемы и низкие цены. Я отдавил Якову обе ноги до колен, чтобы он не брякнул, что если не задаром, то его устраивает. Бутылка бургундского сейчас стоит в Париже три франка. А доллар – двадцать семь франков. И я незатейливо залупил по доллару за литр. Горько сетуя, что если б не кризис… Но Бакстер Аллес – настоящий бандит, потому что не успел я оглянуться, как согласился на пол-доллара в Сен-Назере. Мейдель сидел красный и кашлял.

– Ты видишь, Бакстер, – по американской традиции мы со второй минуты называли друг-друга по именам. – как больно барону отдавать вина за бесценок?

– Не нужно Айвен! Я знаю цены, просто остальные продают шабли в бутылках.

– Дешевле не будет. Уникальные элитные вина делаются только в Жуаньи. Виноград давят специально отобранные красивые француженки. Не младше шестнадцати и не старше восемнадцати лет. Своими голыми, красивыми, загорелыми ногами. Процесс брожения – по тайному семейному рецепту, передаваемому в Эстонии от поколения к поколению. Неповторимейший букет.

В общем договорились. И мне и покупателю было ясно, что мы друг про друга все поняли. Ему нужно вытащить какой-то контрабас, нам продать вина. И мы недорого взяли, тем более что он, если всерьез возьмется, неплохо заработает даже с этой ценой.

Через три часа все было кончено. Пребывающий в прострации барон позвонил мэру Жуаньи. Сообщил мне по-русски, что мэр, узнав цену, в судорогах оргазма.

– Мэр Жуаньи рыдает от горя, Бакстер. – перевел я американцу. – Но я прослежу, чтобы на следующей неделе вино доставили на твой склад.

– Вы понимаете, барон, что водителем у вас сейчас – спаситель французского виноделия? – я вез Якова домой.

– Кольцов! Этот балаган ты называешь торговлей?

– Папка у вас в руках – реальна?

– Да! И это ужаснее всего.

– И чем не доволен?

– Иван! ты опять втравил меня в аферу!

– Конечно. А ты не понял? Ему нужен груз в бочках. Он с ним протащит какую-то свою контрабанду. За это он готов платить.

– Но это же преступление!

– В каком месте? У тебя целая провинция без масла последний член доедает, на ослах пашут. А ты мне про преступления будешь трындеть? Да пусть хоть пол-Лувра утащат, мы здесь не при чем. Мы продали вино. Все.

– А как ты понял, что ему можно давать высокую цену?

– О! Это тайное искусство постигается только на практике. Лучше скажи, сколько ты мне заплатишь за выдающиеся достижения?

– Как!!?? Тебе еще и платить нужно? Брать с меня деньги, Кольцов – безнравственно.

– Хорошо, Яков Карлович. Я отправляюсь в Бордо. Когда господин Аллен объявится в следующем году, я думаю, мне будет что ему предложить.

– Сто франков?

– Еще бы червонец добавить.

– Какая жадность! Я узнаю, если можно будет записать в расходы, то так и быть сто десять.

– Вот ваш дом, барин.

Эльза Скиапарелли и Наташа отправляются на модный показ, но ужин я буду должен. И ты меня не жди, Ванечка, я поздно вернусь. И я поехал домой.

В кабинете плотно поселилась Наташа. Все было завалено и завешано какими-то эскизами, картинками, выкройками, и, почему-то, кусками мела.

Поэтому я занял другую комнату, решив сделать её своим кабинетом. Сварил себе кофе, и сел писать экономический прогноз для господина Келлера. Хотел кратенько, но вышло несколько страниц. Особо заострил его внимание на переориентации в производстве каучука из Африки и Аргентины с Бразилией, на Юго-Восточную Азию. И введение Германией в торговле широчайшего применения клиринга, и бартера. Что позволить им увеличит объемы с Латинской Америкой в четыре раза в тридцать пятом году. Потеснив США и Британию.

Запечатал в конверт, и бросил на столик чтобы экономка отправила с утра. Посмотрим, на реакцию друга Тима. Было уже заполночь и я улегся спать. Поздно ночью ко мне в постель скользнула Наташа и прижалась всем телом. Не просыпаясь прижал к себе. Стало совсем хорошо.

Глава 25

– Айвен, там полицейский у ворот, спрашивает хозяев – Марк приехал на работу позже меня, и у ворот цеха встретился с полицейским.

После дурацкой стычки, организованной бельгийским ювелиром, моя жизнь протекает в полном покое и довольстве. Мейдель уехал к себе в Жуаньи, и я предался безделью. Утром отвозил Наташу на работу, и ехал в цех. Где занялся тюнингом своего Ситроена.

Как всегда, все началось с ерунды. Все эпохальные свершения на планете, как правило, случаются из-за полнейшей фигни. Меня раздражал тонкий трехспицевый руль. Это закончилось тем, что мы с Марком разобрали мой автомобиль практически на запчасти.

Потому что: двигатель слабоват, тормоза странные и не информативные, Ситроен и эргономика друг о друге никогда не слышали, а этими фарами можно светить в сортире, но не на ночных дорогах. И что за сиденья? Что за колеса и резина? Да как люди на этом вообще ездят?

Так я оказался сначала на автозаводе Деляж. Я и не знал, что такая автомобильная марка существует! Тем не менее, они поняли, о чем речь, и согласились сделать руль и сидения. А меня по неумолимой логике управляемой катастрофы, занесло сначала на опытное производство Ситроен, а потом и вовсе в химическую лабораторию Дюпон.

В результате обычное купе Ситроен приобрело двухлитровый двигатель мощностью сил в сто пятьдесят. Что в нынешние времена просто чудовищна мощь. Рулевую рейку. Она уже разработана, и её доводят до серийного выпуска, но мне некогда ждать, и я купил опытный экземпляр. Четырехступенчатую КПП. Дисковые двухконтурные тормоза. Резину 215Х95R19. И соответствующие диски. Удобные, почти анатомические сидения. Финальную сборку проводила компания Деляж. Уже у нас в цеху, мы с Марком переставили на рулевую колонку включение дворников, и переделали рычаг КПП.

Пока суть да дело, я купил такой же Ситроен, только кабриолет. Потому что клевых девушек, летом, нужно конечно же возить в кабриолетах. Ты, Наташа, просто не понимаешь, эта ваша модная одежда, она на сезон-два. А есть вечные ценности. И одна их них – красивая девушка в кабриолете. Парень, что управляет этим кабриолетом – икона стиля, и вершитель моды.

– Ванечка! – в этом месте моего вдохновенного спича Наташин голос стал обманчиво-ласковым, – ты хочешь сказать, что я, для тебя – аксессуар, подчеркивающий твою крутизну?

– Я хочу сказать, твою радость, что у тебя есть такой классный я, должны разделять окружающие! И, ясное дело, они все, тебе в кабриолете, нечеловечески завидуют.

– Убью, Кольцов!

Тем не менее, от поездок в кабриолете мы оба получали огромное удовольствие. Заканчивался июль.

В своей жажде новаторства я дошел до того, что одел Наташу в шорты. Я купил в американском магазине джинсы, обрезал их, и, как-то поутру, одел её в шорты и футболку. Что за время! Прятать такие ноги в угоду этому лицемерному обществу! Она заявила что лучше ходить голой, чем в этом. Я её горячо поддержал. Ясно, чем кончаются такие примерки. Только потом, удобно устроившись на моем плече, она сказала:

– Вань, а у меня ведь теперь против тебя есть абсолютное оружие. Если мне что-то понадобится, мне достаточно надеть эти странные трусики, я ведь видела как ты на меня смотрел!

– Ну уж нет. Я добьюсь международного запрета на применения тобой шорт в агрессивных целях!

Так-то она по дому ходит в домашнем платье. В нулевые я смело пришел бы с ней, в этом платье, куда угодно, и мы бы считались стильной парой, склонной к легкому консерватизму. Я одно время страдал без треников. В Москве нулевых я, дома, ходил в трениках. От Прада, но трениках. А здесь как-то привык к брюкам и рубашке-поло. Они как раз сейчас вошли в моду. Заодно подсадил Наташу на мокасины. Я Ваня, и не спорила никогда, что в ты путешествиях узнал много полезного. Но эти твои шорты – сплошное бесстыдство, и прекрати меня хватать!

Результаты тюнинга мы обкатали в Ле Манне. На легендарной трассе двадцати четырех часовых гонок. Именно с нее пошла слава самых известных автомобильных брендов. Мы с Марком арендовали её на пару часов. Загнали Ситроен в грузовик, и приехали на испытания. Где-то через полчаса после начала моих заездов к питстопу начали подтягиваться любопытствующие. Среди них, к моему удивлению оказался нынешний победитель Ле Манна Филипп Этенселен. Всех страшно интересовало, что за тачка маскируется под Ситроен? А когда я на круге раскочегарил до ста девяносто двух километров час, то у меня и вовсе стали узнавать, что за команда, и в каких гонках мы участвуем.

Зрители были в восторге. Мсье Этенселен выпросил разрешение проехать круг за рулем. И стал задумчив, с интересом на меня посматривая. А я был не то, чтобы доволен. Мне удалось добиться автомобиля немного лучше жигулей девятки. Но и только. Как бы то ни было, я загнал и кабриолет на переделку. После недавней аварии с автомобилем Деляж, в которой погибла известная светская львица, дела у фирмы идут неважно. Поэтому мсье Деляж охотно согласился с моими желаниями, посматривая на меня как на сумасшедшего. Тюнинг мне обошелся в стоимость двух автомобилей. Но на безопасности и комфорте я не намерен был экономить.

Яков Мейдель судя по всему маялся у себя в деревне от тоски. Несколько раз он пытался до меня дозвониться. Но, или звонил слишком рано, либо не заставал меня дома. Вечерами мы с Наташей ведем светскую жизнь, или просто гуляем. Поэтому он наладил связь срочными телеграммами. Выглядит это так:

Срочная телеграмма. Мейдель – Кольцову.

«В Жуаньи установилась на редкость хорошая погода»

Срочная телеграмма. Кольцов – Мейделю.

«Не может быть воскл знак»

Ясно, что Якову там смертельно скучно, и он хочет, чтобы я приехал и скучно было и мне. Но, в отличие от меня, у него скопилось много дел, и он не может примчаться и пить мне кровь в Париже. Так что таких телеграмм было с десяток. Пока не пришло эпичное сообщение:

Срочная телеграмма. Мейдель – Кольцову.

«За выдающуюся помощь виноделию Жуаньи, решением мэрии общины мсьеКолтцофф присвоено звание «Почетный житель Жуаньи» тчк. Праздник намечен на последнюю субботу августа. Тебе необходимо быть. Аленушка предает тебе привет».

Прочитав это, Наташа принялась хохотать.

– Я не отпущу туда тебя одного Кольцов! Как бы Яков не старался нас поссорить!

Ну, интрига барона читалась на раз. По его логике на вопрос кто такая Аленушка, я не смогу дать внятного ответа. Мы поругаемся, и вот он я, один, и в Жуаньи. А я рассказал Наталье про весь наш поход. И про Аленушку тоже. Она конечно пыталась ехидничать, но я заверил её что однолюб и храню верность своему гарему и одной княжне. И больше ни с кем. Позабавило то, что когда я назвал Ламанова, Наташа воскликнула:

– Савва Игнатичь? Хороший человек!

– Нат, ты знаешь Савву?

– Кто же его не знает?

Еще забавней было то, что когда я рассказал, про замок Мезокко, который Савва сейчас покупает у графини Сакс, Наташа сказала, что знакома с ней.

– Шарлотта славная, Вань. Её хорошо моя мама знает, мы были на венчании. У неё муж был такой прям красавец. Только просадил все состояние в казино в Довиле.

– Как думаешь, Савва ей понравится?

– Хи-хи. Кольцов, ты решил Савву женить?

– А чего нет-то? Главное, чтоб она не страшная была.

– Нет, она приятная. Не как эта змея Гидеонова, а такая, светлые волосы, голубые глаза, чуть ниже меня ростом.

– Думаешь, мне стоит к ней присмотреться? Я как раз одинок…

– Вот как дам сейчас!

Тем не менее, мы заявились на вечер к Наташиной маман. Разузнать, что за Шарлотта такая. И, может быть, даже подать этой особе сигнал, чтоб не особо кочевряжилась. Очень порадовало то, что Лидия Федоровна мгновенно въехала в суть интриги. Шарлотта Жене, младшая дочь маркиза Жене, из древнего аристократического рода. Ты правильно, Иван думаешь, что такой женщине нужен приличный мужчина рядом. Савва Игнатович отлично подходит, оба увлекаются лошадьми… Я созвонюсь с ней завтра, узнаю как дела. Приглашу в Париж. Женщины такие матримониальные истории обожают.

Но тут, выяснилась пренеприятнейшая вещь. На носу август месяц, а мы не знаем, где будем отдыхать. Иван, я от тебя не ожидала. Моя дочь любит в августе бывать на море. Все равно в Париже никого не будет. Если ты этим не озаботился, то боюсь, уже не сможешь найти достойное жилье. Я заверил дам, что мы в пятницу уезжаем ненадолго в Довиль. Отдыхать весь месяц, к сожалению не позволят дела.

– И почему мне никто не сказал, что тебе положен отдых?

– Работы много, Вань. Да и Эльзу одну бросать не хочется.

– Значит, на выходные едем в Довиль. Вот только скажи что-нибудь!

– Хи, Вань. Ты жилье не найдешь. Я поэтому и молчала.

– Значит собирайся. Едем. В пятницу утром.

– Вот как же меня бесит твоя эта самоуверенность!

– Пари? Я добываю номер в отеле, а ты шьешь белые штаны для прогулок.

– Чурбан!

– А ты – красивая.

Когда во французских комедиях показывают колонны автомобилей, уезжающих из Парижа в августе – не врут ни на йоту. Август во Франции время сакральное. Никто не работает. Все отдыхают.

Особое положение в местах отдыха у французов занимает Довиль. Лазурный берег, Канны и Ницца считаются отрадой нуворишей, и иностранцев. Не отказываясь посещать иногда эти места, французский свет отдает предпочтение Довилю, как месту высшего шика и солидности. В августе туда переезжает Президент, Премьер и весь высший свет. Любой француз считает необходимым хоть раз в жизни побывать в Довиле. Забавно, что правительство большевиков, в двадцатом, несмотря на разруху и нищету, купило в Довиле здание под посольство Советской России.

Утром я отвез Наташу на работу, и поехал к мэтру Планелю. И поставил ему задачу. Мне нужен хороший номер в отеле Довиля. Если для этого нужно купить отель, значит покупаем отель. В любом случае услуги мэтра оплачиваются по высшему тарифу.

И вот, когда я завел кабриолет, собираясь ехать завтра на нем, пришел Марк. У ворот полицейский. Сказал звать сюда. Оказался обычный районный жандарм. С обычным обходом.

Не мудрствуя, налили ему коньяку. Он был очень впечатлен и бивнями слона, и пулеметами, и вообще мсье, впервые вижу живых путешественников по Африке. Заверил его в совершеннейшем почтении, и уехал.

Всю дорогу до Довиля в машине со мной сидела княжна Вяземская, холодная и неприступная. И только когда портье отеля Barrière Le Normandy, восклинул, мсье Колтцофф, давно ожидаем, она растерянно заморгала. Дальше все пошло как обычно в люксовых отелях. Ключи от машины у меня забрали, чемоданы из неё куда-то сгинули, нас повели в номер. Трехкомнатный люкс на втором этаже. Чемоданы уже лежали на подставке, горничная развешивала в гардеробе нашу одежду. Наташа подошла ко мне и не стесняясь поцеловала.

– Я, Ванечка, думала что мы сейчас жилье искать будем.

Сунул портье десять фунтов и попросил нас оставить…

На вечернем променаде, когда весь цвет Франции гуляет по набережной, публика была расстреляна в упор видом молодой пары. Мужчина был в странных синих грубых штанах, светлой рубашке поло, и мягких, непонятных туфлях на босу ногу. Девушка была одета в чуть тесноватые белые брюки, такие же странные мягкие туфли, тонкий вязаный свитер с аппликацией от Скиапарелли, и синюю косынку. Заподозрить в них случайно забредших люмпенов не позволили крупные бриллианты в ушах девушки.

Я в последний момент струсил, и сказал, черт с ним Нат, давай как обычно. Но она уперлась, типо проспорила, так проспорила. И ты знаешь, Кольцов мне нравятся эти брюки. Значит – Бразилия, подвел итог я. И мы пошли. С учетом того, что наиболее древние дамы здесь ходят чуть ли не в кринолинах, мы порвали шаблон. Наташка, впрочем, искренне наслаждалась всеобщим вниманием. Я теперь понимаю, Ваня, что чувствуют модели на подиуме. Спасибо, что настоял! Я? Настоял?

Строго говоря Довиль – курорт пенсионерский. Народ здесь собирается зрелый. Разве что в казино, да и то, фейсконтроль и дресскод рулят. Основное развлечение – странное. Вдоль пляжа построены кабинки. Сильно напоминающие нужники на шести сотках в дачных кооперативах России. В этих кабинках хранятся шезлонги, в них усаживаются и часами смотрят на море, и проходящих мимо людей. Называется – принимать воздушные ванны. В отлив еще бродят по отмелям в надежде найти устрицы. Нас хватило на час таких развлечений. Хотя вместе с номером я забронировал такую кабинку. Они, кстати, эти кабинки, вместе с местом, стоят фантастических денег. С приличную квартиру.

В общем, я увез Наташку в Порт Устриам. Мы купили у рыбаков ящик устриц, и тут же, сидя у них в баркасе, их употребили, под Вдову Клико. Рыбаки выпивали с нами, и были польщены тем, что настоящая принцесса выпивает с ними. Рассказывали байки и приглашали на завтрашний лов.

В понедельник, в Шиапе, Эльза сообщила, что дела требуют уехать в США на пару недель. Так что отдыхай Наташа, в сентябре увидимся.

– Наташ. Выхода нет. Нужно ехать в Жуаньи. Если Яков узнает, что мы к нему не поехали, Он меня сожрет. Давай, на пару дней, а?

Срочная телеграмма. Кольцов – Мейделю.

«Намерены посетить с кратковременным визитом Жуаньи. Ожидайте в четверг вечером. Княжна Вяземская. Кольцов».

Срочная телеграмма. Мейдель-Кольцову.

«Праздник награждения знаком «Почетный житель Жуаньи» перенесен на эту субботу. Дополнительно сообщаю, что Княжна Вяземская в субботу будет официально провозглашена «Покровительницей земель и виноградников Жуаньи и окрестностей».

Прочитав телеграмму, Наташа фыркнула и, не выдержав, засмеялась. Так и хихикала всю дорогу до замка барона. За три месяца замок стало не узнать. Везде появились окна. Подареный мной нужник белел в темноте.

Яков вышел встречать нас лично.

– Барон! Мы тут едем, и думаем, чей это такой неприступный замок?

Мейдель помог вылезти из машины Наташе. Поцеловал ей руку.

– Кольцов! Ты телеграмму получил?

– А что, есть что-то срочное?

– На, полюбопытствуй.

«Приезжаем пятницу поездом Берн-Париж. Прошу встретить. Графиня Сакс. Ламанов»

– Барон! Это немыслимо! Какая-то распутная дама, окрутила нашу деточку, и теперь едет сюда с недобрыми целями! Боже мой! Он такой наивный и доверчивый!

Наташа засмеялась.

– Как же здорово, что я с вами знакома, мальчики.

– Кольцов, Наталья Викторовна что-то задумала.

– Мне тоже страшно, Яков.

Глава 26

Заметка в разделе светской хроники газеты «Эко де Пари».

«Как обычно в августе, Президент и Премьер-министр удалились на отдых в Довиль. Конечно же весь высший свет и деловая элита поспешили составить им компанию. Вечерами на променаде публика могла лицезреть прогуливающегося министра иностранных дел мсье Барту с супругой. Компанию им составил министр колоний мсье Лаваль с супругой. Так же на променаде и дневных вакациях были замечены члены Совета Банка Франции мсье Нейфлиз и Моллет. В общем, несмотря на не лучшие времена, как всегда представлен цвет нации.

Но Довиль не был бы Довилем, если бы каждый раз там не случались знаковые события, благодаря которым публика долго не перестает вспоминать август на брегу Ла Манша.

Одним из таких, без сомнений, было появление в субботу на променаде княжны (princesse) Вяземской со спутником.

Мадемуазель Вяземская не только представитель древнего аристократического рода, связанного династическими узами со многим домами Европы. Она партнер модного дома Скиапарелли и принимает личное участие в создании его самых известных моделей prêt à porter. Долгое время был обручена с Анри Перве, многообещающим финансистом. Но в начале весны помолвка была расторгнута без объявления и объяснения причин.

В спутнике княжны светские эксперты опознали Айвена Колтцофф. Известного путешественника, знатока охоты, певца и композитора. После возвращения из странствий, мсье Кольцов сам, не доверяя сторонним артистам, исполнял свои песни в кафешантанах на Монмартре. Снискал неизменный не только зрительский, но и финансовый успех. Однако эстрадная жизнь ему быстро наскучила, и он ушел в сферу финансов. Там он добился, по отзывам специалистов, серьезного уважения в некоторых банковских кругах.

Само появление мадемуазель Вяземской в обществе мсье Колтцофф уже тянет на сенсацию. Но их вечерний наряд для прогулок, в котором они вышли на променад Довиля, произвел эффект разорвавшейся бомбы.

На княжне были белые, обтягивающие брюки. Назвать их цирковым трико не позволят дорогая ткань, и принадлежность мадемуазель к дому высокой моды. Зауженые снизу, они плотно обтягивали бедра! Свитер Скиапарелли haute couture, и синяя шелковая косынка. На ногах княжны были легкие туфли, в которых наши специалисты опознали национальную обувь североамериканских туземцев под названием мокасины.

Под стать своей спутнице был одет мсье Колтцофф. Такие же мягкие туфли. Грубые синие хлопковые брюки из магазина рабочей одежды, производства фабрики Леви Страусса. Вошедшая в моду в этом сезоне рубашка-поло. И английская кепка-восьмиклинка!

Наряд мадемуазель Вяземской, при всей эпатажности, в крайне выгодном свете подчеркивал её фигуру. И делал весь образ трогательно изящным и беззащитным. И еще раз доказывал, что княжна Вяземская одна из самых красивых женщин Парижа. В то время как образ ее спутника наглядно подчеркивал его спортивность. Не прибегая ни на йоту к поднадоевшему стилю «апаш», с его приевшимися дорогими костюмами и аксессуарами, мсье Кольцов выглядел опасным и готовым к немедленным действиям.

Пара провела в Довиле лишь несколько дней, не очень интересуясь светскими развлечениями, и больше занятые друг другом. Утром в понедельник они покинули курорт. Оставив публику гадать, что это было – веселый эпатаж молодых людей, или дерзкая акция модного дома Скиапарелли, известного своим новаторством?».

Утром, за завтраком, Яков положил на стол передо мной эту газету.

– Тебе должно быть стыдно, Кольцов. Пока я тружусь не покладая рук, о тебе пишут газеты!

– В чем проблема, барон? Вам завидно? У меня есть рецепт. Её зовут госпожа Гидеонова. Смиритесь наконец, и все газеты будут писать только о вас.

– Наталья Викторовна с нами едет? Поторопи её, а то опоздаем, Савва обидится.

Явление Саввы народу было величественным. Из люкса высунулся наш орел, и расцвел, увидев меня и Якова. Однако не спеша спустился на платформу, и помог спуститься невысокой стройной женщине.

– Ты был прав, Кольцов. Она уже отучила его спрыгивать с поезда на ходу!

– Вот увидишь – он скоро начнет сморкаться не на пол, а в скатерть!

– Да ладно выдумывать!

Савва потискал всех в объятиях, бормоча что вот же бля всего пару недель, а как год в полку отслужил. Наташка и вовсе повисла у него на шее, расцеловав в обе щеки.

Затем мы были представлены графине Сакс.

– Господа! – чинно произнес Ламанов – позвольте представить вам мою невесту, графинную Шарлотту Сакс.

Я, даже по сравнению с Саввой, оказался самым неотесанным. Приложился к ручке, пробормотал что очень рад. И поздравляю. Получил в ответ понимающую улыбку и предложение такому замечательному охотнику не утруждаться условностями. Наташа засмеялась. Ох уж эта аристократия! Все время кажется, что ведешь себя неправильно.

Замок барона уже не так пугает. Видно, что настали лучшие времена и идет ремонт. Яков подошел к вопросу основательно. Появилось шесть спален с сортирами. Уже отделанных и меблированных. Устанавливается отопление. В подвале под котельную отведена специальная секция. Все говорит о том, что скоро это будет удобное, комфортное жилье весьма состоятельного человека.

– Твоя спальня приготовлена, Кольцов. Тебе, Наташа, приготовили спальню рядом.

– О! У Ивана в твоем доме уже есть своя спальня?

– Как бы тебе Наталья сказать… Кольцов, он любит спать на полу у стенки, подстелив пальто, и накрывшись вторым. И чтобы окна без стекол. Но я не могу потакать его дурным наклонностям. Пришлось отвести ему отдельную спальню. Пусть уже привыкает к цивилизации, учится пользоваться ватерклозетом и водопроводом.

– Тогда, Яш, не нужно мне спальни, я с Иваном устроюсь.

– Да, барон, оказавшись в этом ужасном месте, княжна опасается за свою жизнь. Ей кажется, что она в походном лагере отступающего от Москвы Наполеона, а кругом разруха и смерть. И поэтому между дверью и ней лучше положить кого не жалко. Ай! Вяземская прекрати щипаться!

– Хорошо, – невозмутимо кивнул головой Яков – я распоряжусь. Столик с зеркалом и твою одежду перенесут.

Так что устроить Савву с графиней не составило труда. Графиня тоже попросила не утруждаться и разместилась с Ламановым в одной спальне.

– Хорошая она баба! – пока дамы чистили перышки и трепались о своем, мы уселись в вытащенные еще весной на улицу кресла, и приступили к шабли. Савва рассказывал свою историю.

– Её в двадцать выдали за графа. А он из этих. По мужикам. Его семья ради приличий их и поженила. Ну а потом он совсем с ума съехал, и закрутился. Пока все не проиграл и не стрельнул себе в лоб. Ну а я приехал, смотрю – красивая баба, потерянная как жеребенок в степу. Давай говорю, выходи за меня. Не пропадешь.

– Долго думала?

– Минут десять.

– Железная женщина.

– Замок – справный. Лет пять никто не занимался. Но все получше чем у тебя, Яков. Только покрасить, подновить, и устроить канализацию с водопроводом. И отопление. Я там нанял спеца, он работает. Обещал в конце месяца закончить. Место хорошее. Восточный склон, весь день солнце. Никакой промозглости. На возвышенности. Пяток пулеметов, запереть ворота, и хрен ты меня оттуда выковыряешь. Даже с артиллерией. Кстати, Иван, я тут в Женеве был в магазине оружейном. Там видел пулемет, в Цюрихе делают. Эрликон называются. Говорят вроде бы против самолетов. Но, мне кажется и по пехоте неплохо будет. Брать?

– Всенеприеменно! Поверь мне, отличная вещь. Бери сразу десяток на станках и патронов побольше. От кого угодно отобьешься.

– Вот и я подумал, что максимка уже как-то не модно.

Шарлотта Сакс оказалась славной и умной. Симпатичная, голубоглазая шатенка, совсем не похожая на француженку. Глянув мельком, я бы скорее подумал что она полька. Еще меня подкупило то, что они с Наташей немедленно принялись троллить Якова.

– Барон, потомку Генриха Птицелова неприлично не держать лошадей. Вы знаете, Айвен, люди, у которых есть возможность, но нет лошадей, это подозрительные люди.

– Это вы, Шарлотта, еще не знаете, что господин Мейдель настоящий рабовладелец. Он вас стесняется, но у него здесь есть рабыня-негритянка, которую он специально купил на невольничьем рынке Конакри!

– Ну как же с вами душевно! – Воскликнул в этом месте Савва. – Я ведь как из Антверпена уехал, и поговорить не с кем. А сейчас как домой вернулся.

Ужин закончился тем, что дамы напросились с нами на утреннюю охоту. Яков уклонился. А мы с Саввой решили сходить. А тут и дамы сказали что тоже идем. И я пошел подбирать Наташе ружье.

Для начала Наташа лишила дара речи графиню и Ламанова своим нарядом. Резиновые сапожки, джинсы, свитер, легкая куртка, моя шляпа. С моей точки зрения ничего особенного. Но, на Уимблдонском турнире, этим летом, жюри неделю решало, допускать ли ношение спортсменками раздельных юбок от Скиапарелли. (Это такие юбка-шорты, скандал был страшный. Эльза ржала просто неприлично.) Ясное дело, что Шарлотта в простом женском охотничьем костюме была шокирована.

На утренней тяге девушек пробило на азарт. Они лупили во все что в воздухе, веером от бедра, и таки подстрелили пару уток. Расстреляв на двоих пару коробок патронов. Чтоб не отставать, мы с Саввой подстрелили по утке. И отправились в замок.

Нас спасло то, что я по лесам Жуаньи теперь хожу только с ружьем, заряженным патронами диаболо. И настоял, чтоб и Ламанов перезарядился. Дамы подустали, и я легкомысленно решил что два раза в одну воронку… Повел через лес напрямую. Все было почти так же, как в прошлый раз. Кабан увлекся культивацией и нас не услышал. Спас Савва. Почти мгновенно засадил два выстрела один за другим. Потом завизжали женщины и влупили два дуплета дроби шестнадцатого калибра в несчастную свинью. Хорошо, что промахнулись. Остановил Наташку от попытки исполнить еще дуплет. Пояснил что кабан с дробью – не вкусно. Но Савва – красавец!

Слушай, Ванечка, это же настоящая жизнь. Я же теперь понимаю, почему ты столько в Африке был, а ты что, вот так носорога побеждал? И льва? Кольцов, да ты же мужчина мечты! Смотри как Шарлотта на Савву смотрит! В общем, треска и писка было до самого вечернего праздника.

Удачную продажу крупной партии бургундского, мэрия Жуаньи решила отметить праздником. Мэр, мсье Марсиль, имеющий процент со всех продаж, впрочем, как и Яков, искренне считал меня мессией и благодетелем. Поэтому вечером я, в торжественной обстановке, при стечении почти всех местных жителей, под явственное одобрение публики, был удостоен титула «Почетный Житель Жуаньи». С вручением красивой бляхи на ленте французского триколора. А затем, под еще более одобрительные крики, княжна Наталья Вяземская была провозглашена покровительницей и прочее и прочее. В пояснительной речи мэр заявил, что именно такие женщины толкают мужчин на подвиги во славу нашего Жуаньи. И надел наголову Наташе красивый венок. А потом весь банкет уговаривал её уговорить меня купить замок в тридцати милях юго-западнее. Савва с Яковом при этом гнусно хихикали. Обещал подумать.

Праздничный банкет во французской деревне, это отдельная история. Дело в том, что французы, мягко говоря, страшно скупые. И поэтому на банкет принято приходить со своими закусками. Благо вино халявное. Но рачительный француз искренне считает, что остальные еще более жадные, и, скорее всего, придут без еды. И будут клевать у него. В результате все приходят в расчете на себя и на пару тех парней. И столы просто ломятся от изобилия.

К концу воскресенья все решили перебраться обратно в Париж. Бесконечная череда визитов почтения местных жителей, и встряска на охоте, позволяли дамам считать, что они отдохнули по-королевски.

– И подумай, Яков, все же насчет лошадей. Не иметь конюшни, это в конце концов неприлично! – Шарлотта продолжала стебаться над Мейделем.

– Лотта дело говорит, Яков Карлович! – включился Савва – Мы в Париже будем в Отейле. Не играть на скачках, а как раз по поводу покупки лошадей. Хочешь, и тебе прикупим? Вырубишь пару виноградников, будет где пасти…

– Ах, Наташа, Шарлотта! В прошлый мой приезд Якову Карловичу предложили мраморную триумфальную арку. А он – отказался!

– Как? Яша, у тебя нет триумфальной арки? И ты принимаешь здесь графиню Сакс? – Наташка, явно задумала что-то. Интересно, что?

Савва едет в Париж купить квартиру. И представиться родителям Шарлотты. Да и объявить официально о помолвке. Это, оказывается, целое мероприятие, сродни свадьбе, и его долго готовят. Графиня Сакс ненавязчиво, но твердо направляет Ламанова. Мне кажется, она счастлива. Поэтому за Савву я не волнуюсь. Но вот то, что Наташка что-то там думает, глядя на барона, меня тревожит. Надеюсь, она поделится, а то будет неудобно.

Как бы то ни было, но Яков заявил, что тоже едет в Париж, ему нужно. Как по мне, ему нужен был повод свалить из деревни. А отъезд с нами позволяет заявить, что у него с партнерами дела. В понедельник мы уехали. Мы на машине. Остальные поездом. Мы доберемся часа за два. А они будут ехать почти целый день. Железная дорога сейчас – это не очень быстро.

Всю дорогу Наталья трещала про то, как ей понравилось, и – спасибо, Ванечка, что настоял, а то я дальше Фонтенбло, и Довиля с Ниццей и не была нигде. А какой праздник замечательный! Я никогда не думала что французы такие простые и веселые! И почему это та официантка, из ресторана возле мэрии, так на тебя смотрела, Кольцов? Так и знай, в Жуаньи без меня ни ногой!

Дома все было на своих местах. Мне никаких сообщений не было. А вот Наташу настоятельно просили появиться на работе. Всех страшно интересуют белые брюки. Она засмеялась.

– Может мне, Вань, и вправду начать ходить в твоих этих шортах? Смотри какой успех! Нет, не буду, это все распутство, а не модные идеи.

– Да ладно тебе. Я вообще считаю, что красивые девушки должны ходить по улицам в купальниках. А шорты – это скромно.

– Тебе, Кольцов, повезло со мной. Другая бы тебя давно бросила с такими речами.

– Не уйду я. Перестань уже уговаривать. Что? Пистолет в другом ридикюле? Хе-хе. Ничего ты мне не сделаешь.

Жизнь потекла дальше приятно и безсобытийно. Мы посетили маму Наташи, где дамы во главе с Шарлоттой разрабатывали сценарий торжеств. А мы с Ламановым тихо выпивали в углу с итальянским послом, который оказался любителем коньяка.

Магазин Скиапарелли оказался перегружен заказами на белые штаны а-ла княжна Вяземская. В связи с чем я опять стал возить её на работу.

В пятницу я отвез Наташу в Шиап, и поехал на набережную, попить кофе, и подумать, что и как дальше. Уселся на улице, заказал коньяку, и задумался. Не заметил как к моим ботинкам подобрался уличный Гаврош-чистильщик. Я собрался его турнуть, но тут ко мне за стол, не спрашивая уселся мужчина.

– Здравствуйте, господин Кольцов.

– Не имею чести.

Уверенный, спокойный. Дорого одет. Неплохой боец. Именно в моем понимании. Не бокс этот, с джиу-джитсу, прости господи, а хороший рукопашник. Скорее всего жил в Китае или Японии. Ерунда. Уделаю как миленького.

– Да это и не к чему. С вами хотят побеседовать.

– Пусть продолжают хотеть.

– Вы сегодня в шесть часов будете дома. Вам позвонят, и скажут что делать. У нас княжна Вяземская. – он протянул мне Наташин ридикюль.

Сердце пропустило удар. Я вдохнул. А потом мир стал кристально ясным. И я посмотрел на визави.

– Ты – понимаешь. – А он, несмотря на уверенность – бздиловат. Почувствовал, что в миллиметре от смерти.

– Спокойно! Вы встретитесь и побеседуете. А потом вместе с княжной уедете домой.

– Если, хоть как-то.

– Перестаньте. Ждите звонка. Всего доброго.

– Я тебя убью. Готовься.

Он надел шляпу и ушел. Кто-то дергал меня за штанину. Гаврош почистил ботинки.

– Ты видишь этого мьсе? С которым я разговаривал?

– Вижу.

– Вот тебе двадцать фунтов. Проследи куда он пойдет. Будет возможность – все разузнай. Там должны держать молодую красивую женщину. Свой ящик заберешь потом здесь, у официанта. Будет что сказать – позвони по этому номеру. Я сунул ему визитку со своим номером. Получишь в десять раз больше если его выследишь до места. Вот тебе мелкими сто франков на такси. Все понял?

– Да!

– Пошел!

Гаврош стартанул с низкой позиции за мужиком. Тот отошел пока метров на двадцать. Чуть дальше, к Гаврошу присоединился еще один оборванец. И они, переговорив, грамотно повели мужика разойдясь по разные стороны набережной. Я хмыкнул. Ну а вдруг?

Прогнал мысль о том, что девяносто пять процентов заложников насилуют через сутки.

Потом подошел к стойке и попросил телефон.

– Яков, ты срочно нужен. Найди Савву. Встречаемся в гараже в Клиши.

– Что случилось?

– Наташу похитили.

Глава 27

Салют начался ровно без трех минут шесть вечера. Уже стемнело. Господин Вейж У точно выполняет обязательства.

– Господин У! Честно предупреждаю! Тот, кто это устроит, подвергнется уголовному преследованию. Полицию будет очень интересовать, кто оплатил фейерверк.

– Молодой племянник Лю понимает, что лучше один день быть человеком, чем тысячу дней быть тенью. Ради семьи он готов. И он почти не знает французский.

Я сидел в кафе еще полчаса. Позвонил домой и приказал экономке неотрывно быть у телефона. Записывать все сообщения. Прежде чем суетиться, нужно подумать. Эх, в лес бы их всех! Я бы там эту сраную козаностру один, ссаными тряпками, разогнал. В городе я слабоват. Что мы имеем?

Усилием воли запретил себе думать о Наташе. Решаем тактическую задачу «освобождение заложника». Силы, средства, план операции, сроки, состав привлеченных.

Я неплохой рукопашник, здесь и сейчас, наверное, один из лучших. Не потому что крут, а потому что наработаны навыки, которые еще не придуманы. Из пистолета я так себе. С пятнадцати метров поражаю ростовую мишень. В скоротечном контакте чувствую себя уверенно, но стреляю не очень. Не Таманцев, с его стрельбой по-македонски.

Яков стреляет из пистолета чуть получше меня. Не тушуется в сшибках. Готов стрелять на поражение.

Савва. Уверенно пользуется почти всеми видами оружия. Но тоже не звезда, а хороший вояка. Могуч, что облегчает сейчас рукопашную.

Негусто. Нужна еще пара-тройка человек. Как минимум две машины, не имеющие ко мне отношения. Автоматическое оружие. Гранаты? Да. Только с нормальным взрывателем. В общем, нужны деньги. Я встал и поехал в банк Сосьете. Вынул из ячейки две толстые пачки фунтов. Должно хватить.

Из банка позвонил домой. Уже больше часа прошло.

– Айвен, звонил мальчик, назвался Николя Дамур. Просил передать, что он её видел. Будет вас ждать в том же кафе.

Не стал расслабляться. Мало ли что ему привиделось.

За уличным столом кафе Аспект вальяжно сидели два сопливых джентльмена, лет десяти, и пили красное. Весь их вид выражал удовольствие от тяжелой, но хорошо проделанной работы.

– Добрый день мсье! Меня зовут Айвен. Вы, как я понимаю, Николя Дамур. А вас как называть мсье?

– Бруно Анри, – сказал второй гаврош, вытерев сопли рукавом.

Я посмотрел на Николя.

– Мужчина не останавливаясь поехал на рю Трансвааль. Дом тридцать. В дороге несколько раз проверял, не следят ли за ним. Ехал на метро. В доме, в подвале, красивая мадемуазель.

Я вытащил портмоне и достал фото Наташи. После Тейманиса, выцыганил у неё фоту, вдруг понадобится? Понадобилось.

– Она?

– Похожа. Там темно.

– Как попал в дом?

– Экономка приехала с продуктами. Мы помогли занести в кладовку, в подвале.

Он показал монету десять сантимов. Я достал двести фунтов и отдал Николя. Он отсчитал половину, и отдал напарнику. Мне это понравилось. Я кивнул гарсону. Прошел к стойке, и позвонил Батисту, в Клиши.

– Тут тебя какие-то люди ищут, Кольцов.

– Скажи им, путь едут в Сен-Дени. Они знают. А ты – до моего появления, оставайся на месте. У меня для тебя царское предложение.

– Поехали со мной, покажете – сказал я ребятам.

Они деловито вскочили, Николя накинул на плечо ремень обувного ящика, и мы пошли к машине.

Двухэтажный дом с мансардой, невысокая ограда. Возле главного хода седан Симка. На первом этаже огромные арочные окна. Видимо, большой зал на обе стороны. В окнах первого этажа было видно чье-то движение. С одной стороны – такой же особняк, сейчас пустующий из-за отпусков. С другой стороны то ли стройка, то ли перестройка. Строительные леса. С торца с черным ходом – глухая стена соседнего здания. Николя пояснил, что видел несколько мужичин. Судя по всему, до вечера Наташу никуда не повезут.

В цеху обанкротившихся мастерских, пацаны оробели. Савва всех поначалу пугает своим видом. Мы уселись вокруг стола. Все было не очень хорошо, но и не безнадежно. Частный дом на углу улиц Трансвааль и Курон. Трапеция, почти треугольник. Два этажа, мансарда, подвал. На первом этаже прихожая, сортир, лестница в подвал и на второй этаж. Огромная гостиная. За ней коридор. Кабинет и гостевая по сторонам коридора. Потом огромная кухня с черным ходом на улицу и ручным лифтом в подвал. В подвале по два помещения по обе стороны от коридора по центру. Мадемуазель я видел вот в этом, сказал Николя. С его помощью я нарисовал вполне читаемую схему помещений. На первом этаже, в гостиной, четверо мужчин. Трое играли в карты, один читал газеты и курил. Один на главном входе. В подвале один мужчина у двери мадемуазель. Следующая дверь в кладовую.

Я закурил и посмотрел на пацанов.

– Предлагаю работать на меня. Только вам придется пожить сначала в провинции пару месяцев.

– У меня мать, мсье Айвен. И три сестры младше меня.

Я посмотрел на Бруно.

– У меня тоже мать. Тоже проституткой работает. И младший брат.

Я перевел взгляд на Якова. Он кивнул.

– Вот вам мое предложение. В понедельник вы с семьями отправляетесь в провинцию. Там каждой семье дадут дом. Женщинам работу прислуги. Вы, мсье, будете учиться, а в свободное время подрабатывать учениками служащих в мэрии. Дополнительно вам будет выплачиваться небольшой ежемесячный пансион.

– У меня отец пекарем был! – пискнул Николя.

– А у меня механиком!

– Значит учеником пекаря. И с механиком что-нибудь придумаем. Если согласны – в понедельник с вещами быть здесь с утра. А сейчас – исчезните!

Я повернулся к Марку.

– Если придут, организуй все, ладно?

– Я, Айвен, с вами пойду.

– С чего бы это?

– Да мы вроде вместе. И люди вы хорошие. А моя помощь не помешает.

– Какое оружие?

– Я пулеметчик.

– Хм. Это меняет дело!

В голове забрезжил план.

– Яков, едешь в Орли. Что хочешь делай, но в шесть вечера должен быть готов вылет самолета в Женеву. Мест на десять.

– Савва, успокаиваешь Шарлотту. Она должна быть в Орли в шесть. Ты летишь с ними.

– Какого хуя?

– Прекрати пиздеть, вахмистр! Прикажу – побежишь, блять, впереди самолета, птиц разгонять! – взревел я.

– Хули орать-то разу? Лететь так лететь.

– Так. Связь через мою экономку. Марк, ждешь нас здесь. Яков, Савва, встречаемся здесь через два часа.

Дальше я поехал сначала к Батисту, оставив ого озадаченным. Тут мне повезло. Неожиданно на выходе от Батиста столкнулся с Гастоном. Главным гопником на рю Ордан. Он был с напарником. Тем, что тоже словил от меня в морду. Пригласил их на дело. Люди нужны еще по-любому, а этих я хоть знаю. Не совсем вроде подлые. Нужны люди таскать тяжести. Они поехали в Сен-Дени. А я направился в латинский квартал. В китайский магазин господина Вейж У. Давно заказанный и оплаченный мной фейерверк прибыл и ждет. Есть еще три раза по столько, и большие фейерверки. Не интересует? Да, мы можем устроить салют сегодня. Вы хотите взять все?

Осуществление плана началось в пять на Северном Вокзале. Большая группа нетрезвых мсье направилась на посадку на поезд Париж-Брюссель, отправляющийся в семнадцать тридцать. Северный вокзал с интересом послушал громкие песни про «По тундре, по широкой дороге, где мчит курьерский Воркута-Петроград». Дело ясное, двое русских уезжают, их провожают. И это отмечают. Любой любопытствующий мог без труда узнать, что барон Мейдель и Кольцов едут в деловую поездку. Это и вправду были мы. И я лично говорил с проводником, сунув ему полтинник франков, с просьбой не будить до границы. В купе переоделись, и, оставив вместо себя двойников, вернулись к дому, где держали Наташу. Люди Батиста и вправду на нас похожи. В темноте легко спутать.

Без трех шесть ночную темноту над парком Курон, в полукилометре, расцветил грандиозный фейерверк. Мне доводилось присутствовать на пуске межконтинентальных ракет. Над парком гремело на порядок сильнее. Этот грохот растекался по близлежащим улицам и переулкам, отражался от стен, и умноженный, устремлялся дальше. Я стою, пристроив пулемет, на какой-то уступ в подворотне напротив входа. Наша стрельба в этом грохоте точно затеряется.

Дверь главного входа открылась, и вышел мужчина, привлеченный шумом. Уставился на салют над домами. Я усмехнулся, поправил пулемет у плеча, и нажал на курок. Повел слегка стволом справа налево. Охранник упал. А я начал садить по окнам первого этажа и автомобилю. Со всех четырех сторон дома замолотили пулеметы. У меня в подворотне завоняло стреляным порохом и зазвенели гильзы. Как-то разом рухнули все стекла. В воздух взметнулась пыль от кирпичной крошки. Слева от меня из окна частного особняка по окнам херачил Савва. Владелец особняка, как пол-Парижа в августе, на отдыхе. Ламанов дал по башке консьержу. Нежно упаковал и засунул в кладовку. Точка в окне стратегическая. Простреливается весь дом. Поставили там Максим и Савву. С другой стороны дома, тоже из Максима, только со строительных лесов, по окнам лупит Марк. С тыла по дому работает Яков из Мэдсена. Одну минуту, на расплав стволов. У меня Льюис. И я тоже всадил в окна и кажущиеся за ними шевеление целый магазин. Потом перезарядил, и мы с Гастоном побежали к дому. Гастон резво распахнул передо мной калитку.

Савва перенес огонь на второй этаж и мансарду. Марк контролировал лестничный пролет, выделенный высоченной витриной, впрочем, с уже осыпавшимся окном. В свете уличных фонарей и китайского фейерверка, все было видно как днем. Я кинул гранату в прихожую и отошел в сторону. Ожье дисциплинированно держался сзади. После взрыва дал короткую очередь в проем, и вошел в дом. Нестерпимо воняло взрывчаткой. Сзади раздался выстрел. Гастон грамотно проконтролировал охранника. На глазах у нас очки автоконсервы. Рот и нос замотаны платками. Не для зловещести, а просто в воздухе пыль. Из сортира выглянул мужик. В руке у него пистолет. Пистолет, по мобильности, против пулемета как самокат против танкера. Но это если не готов. А я готов. Мужик натолкнулся на мою очередь словно на оглоблю, не успев вскинуть руку. В гостиной угадывалось какое-то шевеление. Достал гранату, выдернул чеку, скоба откинулась. Двадцать один, двадцать два. Нефиг, еще пол провалится на Наташу. Навесом кинул в гостиную, в сторону шевеления. Потолки – больше трех метров, нормально. Закрыл дверь и отскочил. Сзади раздался выстрел. Гастон мужика в сортире добил. Грохнуло, двери распахнулись. Ну да, стекол уже нет, так бы выбило, двери-то. Дал очередь в сторону шевеления. Бля, это шторы. После взрыва в гостиной и Марк теперь бьет только по второму этажу и мансарде. В гостиной, на полу, двое. Гастон проконтролировал. Судя по звукам, Яков энергично прется с черного хода. В области кабинета застучал его Томпсон. И что он в нем нашел? Я ссыпался в подвал. Нужная мне дверь была открыта. В комнате, на стуле, сидела связанная Наташа. Руки за спиной привязаны к стулу. К виску Наташи приставил наган тот самый мужик, что подходил в кафе.

– Брось оружие! Или она умрет! – вот бля, водевилей мне тут еще не хватало!

Пол-года! Два-три раза в неделю я получал по еблищу. А очнувшись, слышал: «Плохо, Кольцов! Заложник убит. Ты тоже». Но откуда этому дебилу знать?

– И он тоже пусть бросит оружие! – помог мне мужик, что держал Наташу на мушке. Обернулся вправо, как бы посмотреть на Гастона. Только моя правая рука продолжила за спиной движение и тяжелый камень ударил по руке с пистолетом у Наташиного виска. Он вскрикнул, да только я – вот он. Завершил разворот впечатав ему в висок приклад со всего маху.

Гребаной альфой по вымпелу и всех по яйцам! Я знал, что не все учту. Но я забыл про нож. Я не очень люблю ножи. Пользоваться умею. Но, не мое. Вот и забыл. Гастон вышел вперед и стильно разложил памятную бабочку. И кто теперь скажет что преступность – абсолютное зло? Разрезал веревки. Я стащил повязку на рту.

– Ну, Ванечка, ты так долго! – и собралась заплакать. – Помогите Моисею Соломоновичу!

Не будет плакать моя Вяземская. Вот еще! Просто пылища вокруг. Посмотрел в темный угол за дверью. Вот же я, победитель террористов хренов. И не заметил. А в углу сидел, привязанный, как и Наташа, господин Тейманис. Изрядно побитый. Но живой. Ну совсем интересно!

В коридоре послышался шум. Я перехватил пулемет.

– Свои! – это Яков.

– Зайди! – не опускаю ствол.

Якова прикрывал Жюль, друг Гастона. Кажется, он не безнадежен. Не поперся за Яковом.

– Все нормально? Давай тогда сваливать!

Я показал на Тейманиса. Мейдель присвистнул. Я показал Якову глазами на мужика. Он кивнул. Подхватил её на руки и пошел на выход.

Возле главного входа стояли две машины. Обычные такси. Только от Батиста. Гастон сгрузил Тейманиса в машину. Подошли Марк с Саввой. Гастон и Жюль схватили канистры и убежали в дом. По нашей договоренности, кроме оплаты, они на три минуты получают дом на разграбление.

Я подошел к Наташе.

– Ты сейчас летишь в Женеву. Поживешь у Саввы. Прости меня. Недели через две можно будет вернуться. Ладно?

Она долго на меня смотрела. Потом кивнула. Поцеловала и сказала:

– Кольцов. Я тебя ненавижу.

Мне стало легче. Примчались бандиты. От дома потянуло гарью. Такси с Наташей, Саввой, и Тейманисом отъехало первым. У Гастона на боку появилась объемная, плотно набитая сумка. Они, с Марком, уселись во второе такси и уехали. Мы с Яковом пошли на рю Де ла Мар. Я там запарковал свой Ситроен. Все оружие мы бросили на месте.

Говорить было невозможно. Салют продолжал греметь за спиной. Вся операция заняла, по часам, четыре минуты. Я с господином У договорился на двадцать. Думаю, на этом фоне наши шалости толком и не услышали.

Когда мы садились в машину салют бахнул напоследок и стих. Навалилась темнота, но вдали разгоралось другое зарево.

– Как думаешь, сгорит целиком?

– Сто литров бензина. Должно. Или Гастон вообще дите.

Я тронул автомобиль. Теперь нужно догнать поезд. Ничего сложного. Судя по расписанию, он отъехал еще километров на двадцать. Через час догоним.

– В кабинете было двое. Оба ранены. Я их добил. Двоих уложил Савва в гостиной. Больше в доме никого не было. – сообщил Яков.

– Хорошо. Теперь главное, чтоб погода позволила им улететь.

– Я расспросил господина в кабинете, и мужика в подвале. Оба назвали одно имя. Густав Ротшильд. Он приказал.

– Надо же! Кто бы мог подумать!

И я врубил вторую, энергично разгоняя авто. И выруливая на Северное Шоссе. До Компьеня семьдесят верст, успею. Если нет, то следующая точка – Вокзал Нуайон. Туда точно успею.

Потом я рулил, а Яков сидел рядом и боялся. С точки зрения двадцать первого века я спокойно ехал. Несчастный барон, услышав что мы едем быстрее ста километров побледнел. Я хмыкнул, не говорить же ему, что я, к себе за город, и двести ездил.

Как не удивительно, но мой план вполне сработал. Не имея никаких спецсредств, и подготовленных людей, выход мне виделся один. Подавляющее огневое превосходство и крайне агрессивный штурм. Нужно было не только Наташу освободить. Но и свалить. Похоже, я перестарался. Времена патриархальные. Они явно не ожидали такого. Плевать. Полиции, в реальности, кроме слухов предъявить нам будет нечего. Яков рядом закашлялся. Бедняга. Протянул ему флягу с водой. Повезло мне с товарищами.

В жизни у меня бывало по всякому. Но с друзьями везло всегда. Да и лейтенант Островский, как оказалось, был прав. Нас было пятеро. Фа-фа, Харя, Портос, Мирза и Я – Цент. Сначала я был Центр. В строю по центру стоял. Но стерлось до цента. Больше не стоит, говорил Харя. Сергей Нерадов. Питерский интеллигент, стрелок-перворазрядник. Родители-артисты мечтали из него сделать, о ужас, хореографа. Отсюда – Харя. Узбекский татарин Агифат «Фа-фа» Исмагилов. Узбек Азат «Мирза» Мирсатов. Невзрачный питерский татарин Арамис «Портос» Дашкин. И я. Интеллектуалы, призирающие нашего замполита, и этого не скрывающие. Пантелеев и Гондю написали рапорта. И отбыли в Канск. Остальные парни быстро втянулись. А я попал с освобождением заложника. Никак не удавалось обхитрить Островского. Пока я, три месяца тренируясь каждый день, не решился кинуть шарик подшипника. А потом и прикладом по лицу. Отрабатывал-то висок. Но сместил и по челюсти. Когда наш прапор вправил Островскому челюсть, тот сказал «Вот можешь же, Кольцов, бля!». И мы побежали дальше.

Вот и сейчас рядом надежный парень. Ему страшно до усрачки. Молчит, сидит, воду хлебает. Повороты, с подтормаживанием ручником, производят на его неокрепшую психику тяжелое впечатление.

Я запарковался через улицу от вокзала Компьени. Что-то типа Пушкино под Москвой, курорт вроде бы.

– Никогда. Никогда больше я не поеду с тобой за рулем. – сказал Яков.

Сели в третий класс. Прошли до нашего вагона и поменялись с двойниками. Потом я нажал кнопку вызова проводника.

– Любезный, распорядитесь, чтоб принесли бутылку виноградной.

– И рому – буркнул Мейдель. После моей езды он, со своим зеленоватым лицом, выглядел как после недельного запоя, – и легких закусок. Побольше!

– Сию минуту.

Мы разлили по полному, и залпом выпили. По молчаливому уговору обсуждение решили отложить до Брюсселя. То есть до завтра. Но, на всякий случай, говорили по-русски.

– Нет, я понимаю, Кольцов, ты собрался жениться, и поэтому ехал так, чтоб мы погибли. Ты делал все, чтоб покончить с собой, и со мной заодно! Но ты при этом еще и курил!!! Это запредельный цинизм.

– Барон, обычная езда по срочному делу, не должна вас так тревожить. Нужно будет как-нибудь вас покатать по-взрослому.

– Низачто!

– О! У меня есть отличная идея. Сейчас появились парашюты. Как вы смотрите, Яков Карлович, на то, чтобы прыгнуть из самолета с высоты один километр? Прекрасное, невесомое, парение. Весь мир у ваших ног!

– Как ты говоришь, зовут госпожу Гидеонову?

– Яков, держи себя в руках. Ариадна идет перед цианидами. А есть ведь и другие способы!

Отель Бель на авеню Леопольд, недалеко от вокзала. Пятикомнатный номер нам откровенно впарили. Мы были еще датые. Я сразу попросил связать меня со Швейцарией. Замок Мезокко. Господин Ламанов.

Через двадцать минут в номере зазвонил телефон. Портье сообщил, что для меня сообщение. Зачитать?

– Айвен! Добрались хорошо. Остановились в Женеве. Все нормально. Звони туда.

Глава 28

Еще через пол часа дозвонился до Женевы. Савва был бодр.

– Мы ночью прилетели. Девчонки спят еще. А Соломоныч сразу своим позвонил. Тут такая толпа набежала! И все в черном, с пейсами, наглые. И прут, Ваня, бля, таким буром прям. Ну, думаю, где ж мне вас складывать, квартира-то не очень большая. Только самым наглым по тыкве настучал, Соломоныч выполз, не калечь их, говорит, Савва Игнатич, это за мной.

– Как он в Париже-то оказался? Его что, из Антверпена привезли?

– Не, он бля, аукцион готовил, с покупателем встречаться приехал. Ну, его на входе и повязали, сердешного. Он просил передать, что завтра вас ждет в Антверпене, у себя на вилле в Миддельхейме. А сегодня просил вас сходить на королевский прием, вам пришлют приглашение.

– Прямо обложил. Ладно. Ближе к обеду еще позвоню. – я повесил трубку.

– Ну как там, добрались? – спросил Яков.

– Тейманиса соотечественники сразу увезли в Бельгию. Он настаивает на нашей встрече.

– Будем встречаться?

– А то! У меня к нему масса вопросов. И лучше бы, для него, чтобы ответы были исчерпывающими.

В дверь постучали, вошел лакей с серебряным подносом, на котором лежал изящный конверт.

– Господам Колтцофф и Мейдель, из королевского дворца!

– Оставьте. Благодарю вас.

А крут ювелир. Сейчас начало одиннадцатого. Если его везли самолетом, то дома он был под утро. И, явно не заморачиваясь, позвонил в секретариат дворца с убедительной просьбой о приглашении двоих господ. Совершенно уверенный, что ему не откажут.

– Что это? – спросил Яков.

– Это, барон, сообщение, что вы, сегодня вечером, отправляетесь на прием в королевский дворец. Тейманис боится, что мы умчимся обратно в Париж, и организует культурную программу.

– Приглашение на нас обоих.

– Я не пойду, если спросят, скажи что у меня глисты.

– Вот мужлан ты, Кольцов. В обществе принято говорить – занедужил.

– Тебе виднее. Только, Яков Карлович. Не тяните свои грязные лапы к королеве! Пока что, вас могут пришибить только в Центральной Африке. И мне совершенно не нужно, чтобы, встреть я на улице короля Дании, он сделал вид, что я ему неприятен. И все из-за того, что мой товарищ трахнул королеву Бельгии за портьерой.

– Хорошо. Ты прав, что там, графинь не будет? Но ты может все же объяснишь, что происходит?

– Нууу… если я правильно понял ситуация следующая. Пару лет назад компания Де Бирс под управлением господина Оппенгеймера добилась полной монополии на алмазном рынке. Причем – не только в добыче. Но, что важнее, в обработке. Но тут ассоциация ювелиров Бельгии проводит аукцион. По продаже трех месторождений.

– А при чем здесь Ротшильд?

– Заметьте, барон, я никому не сказал, что он – серость. Дело в том, что структуры Ротшильдов являются финансовым оператором сделок Central Selling Organisation. Главного мирового продавца алмазов. Проще говоря, все деньги от мировой торговли алмазами идут через Ротшильдов.

– То есть, сэр Энтони приказал уничтожить носителей информации?

– Да нет. На этом уровне так не говорят. Разобраться. Эдак невнятно. Типа – решить вопрос. Ну а исполнители, в меру понимания, принялись решать. Выяснили что организатор Тейманис. Он как раз удачно поперся в Париж из родных стен. Прихватили его и расспросили. Узнали, что некто Кольцов обладает исчерпывающей информацией. Дальше – заложник и шантаж. И, судя по тупости и небрежности действий, в живых решили никого не оставлять. Но наткнулись на нас, четких и дерзких.

– И что теперь? Отменяем сделку?

– Поговорим с ювелиром. Можно и отменить. Проблема всего одна. У нас нет вменяемой альтернативы.

– А что с Ротшильдом? Сразу заявляю. В Англию лучше лететь самолетом. Терпеть не могу пароходы!

– Экий вы, Яков Карлович, кровожадный! Только я не стану уподобляться этим ушлепкам. А буду действовать со стопроцентной уверенностью в успехе. Соберу информацию. Подготовлюсь. Поэтому, барон, что?

– Что?

– Собирайтесь во дворец! А то у вас такой вид, что самая завалящая маркиза задумается, уединяться с вами, или ну его!

Меня очень обрадовало, что Наташа на меня ругалась.

– У всех мужчины как мужчины, один ты, Кольцов, умудрился втравить даму сердца в похищение. Вот что мне прикажешь думать? А что скажет моя мама, если узнает? Вообще мне было так страшно, Ванечка, а когда Моисея Соломоновича увидела, не знала что и думать. А ты все не шел и не шел. Как можно так долго освобождать свою возлюбленную?

Все было просто. Мадам Богарне пригласила к себе, в Ритц, обсудить сценарий наряда на празднике, ради которого она приехала из провинции. На выходе из магазина Наташу и захватили. Сунули в машину и привезли в подвал. Не кормили, пару раз давали пить.

Договорились, что она сейчас позвонит в магазин, и предупредит, что придурок Кольцов её неожиданно увез. – Вот про придурка, Ванечка, у меня особенно хорошо получится.

Господин Тейманис выслал за нами Роллс-Ройс. Несмотря на это, жалкие тридцать километров мы ехали почти час. Мейдель имел вид помятый и мечтательный.

– Барон, успокойте меня. Это была не королева?

– На такие вопросы вы не получите ответа. Но так уж и быть, успокою вас. Нет, это была не она.

– Гора с плеч. Я дорожу своим реноме в глазах августейших особ.

– Тогда вы зря не пошли. Леопольд третий прекрасный парень. Спортсмен, альпинист. Его страшно интересовала наша охота в Африке. И он очень завидовал моим трофеям. С другой стороны, ты-то никаких трофеев не привез. Тебе бы его величеству и сказать было нечего.

Дом Тейманиса расположен в фешенебельном пригороде Антверпена. Повсюду торчала охрана. На подъездах, в парке, и даже в доме, когда настоящий дворецкий принимал у нас шляпы, пара придурков сурово сверлила нас взглядами. Испугался Соломоныч.

Моисей Соломонович принял нас в кабинете на втором этаже. Он был в халате, у него была левая рука на перевязи, и синяки на лице.

– Господин Тейманис! – сказал Яков. – очень странно вас видеть не в окружении привычного оборудования.

– Врач сказал, что рука восстановится.

Я уселся в кресло у стола, и уставился на ювелира.

– Вы ничего не хотите мне сказать, Моисей Соломонович?

Я вдруг понял, что он уже очень пожилой дед. Раньше как-то было незаметно. А сейчас напротив меня сидел седой, старый, усталый еврей.

– Иван, я уже извинился за инцидент с господином Истоминым. Как показали дальнейшие события, не так уж я был и не прав.

– Теряем время, Тейманис!

– Ну что вы хотите услышать? – запричитал ювелир, забегав глазами.

– Как вам пришло в голову, рекомендовать, для давления на меня, захватить княжну Вяземскую?

– Это ты о чем, Вань? – удивился Мейдель, усевшись в кресло рядом.

– Хм. Ну слушай. Когда вопросы к уважаемому ювелиру стали очень болезненными, он понял, что в живых его не оставят. И задумался, как подать сигнал о своем положении? А еще лучше, как спастись? И он вспомнил, что эти двое, походя надрали жопу его доверенным силовикам. И если они займутся его спасением, то есть шанс.

– Хм. И он посоветовал захватить Наталью Викторовну, решив, что ты её будешь спасать несмотря ни на что. Заодно и его вытащишь. – закончил за меня Яков.

– Тейманис. Я жду!

Он вдруг заплакал.

– У меня не было другого выхода! Все случилось так неожиданно! Они были так жестоки…

Я встал.

– Старый гандон! Наше сотрудничество на этом закончено. И радуйтесь, что ваш труп мне сейчас только помешает.

Мы с Яковом молча спустились вниз. Черт, как теперь отсюда уехать.

– Любезный, – обратился я к дворецкому – подайте наши шляпы, и распорядитесь, автомобиль до Антверпена.

– Прошу простить, господа, но господин Тейманис просил вас вернуться.

Настоящий дворецкий! Точно видел, что я его сейчас просто урою. Но ни один мускул. Из углов выдвинулись два охранника. Уложить их всех здесь что ли? Только как потом до города-то добраться? Бля!

Мы так же молча развернулись и поднялись обратно. Ювелир стоял за столом.

– Иван Никитович! Я приношу вам свои глубочайшие извинения за произошедшее. Я обязуюсь сделать все, чтобы подобное не повторилось. И с глубочайшим смирением прошу вас о продолжении сотрудничества.

И он согнулся в поясном поклоне.

Я снова уселся в кресло, и достал сигареты. Закурил и прищурившись уставился на Тейманиса. Из угла ко мне, явно с целью поставить на место, двинулся охранник. Ювелир ему что-то сказал на идиш.

– И скажите, чтобы пепельницу подал – благожелательно посоветовал я. – Ну и расскажите, как вы видите дальнейшее?

– Иван, аукцион отменяется. Союз Ювелиров Бельгии покупает у тебя пакет информации за десять миллионов фунтов стерлингов. Взамен ты не только даешь информацию, но и даешь исчерпывающие консультации по организации дела. Не буду скрывать, в течение пары суток в Либерии и Сьерра-Леоне будут наши юристы, которые займутся оформлением долговременной аренды участков.

– У меня есть одно уточнение – открыл рот Яков. – Вне указанных сумм вы, лично, Моисей Соломонович, выплачиваете Наталье Викторовне пол миллиона фунтов, в качестве компенсации за неудобства.

Мне стало стыдно. Со всех точек зрения.

– Да. Я, так и быть, ничего у вас не попрошу за спасение.

Ювелир кивнул.

Потом мы с ним, душа в душу пол дня работали. Бегали стенографистки, секретари, и курьеры. Трещал телефон. Яков, скотина, пил в это время коньяк и любезничал с самой красивой из стенографисток. Как бы то ни было, но в три часа мы уехали. Договорившись о ежедневной связи, мы собрались обратно в Париж.

– Кольцов, а что такое гандон?

– Так в некоторых местах называют кондомы.

– Это да, можно было догадаться. Но Тейманис-то каков? А?

– Ну, по большому счету он своего добился.

– Когда ты понял?

– Заподозрил почти сразу, как его там увидел.

– А что теперь с Ротшильдом?

– Если бы ваша, барон, вчерашняя партнерша была более горяча, может быть вы бы не отвлекались на стенографисток. И услышали, что Тейманис уже переговорил с сэром Энтони, и сказал ему свое фи.

– То есть все кончилось?

– Эх. Хотелось бы верить. Посмотрим. В общем на вокзале пообедаем. Соломоныч жлоб, даже пожрать не предложил.

– Зверь ты, Кольцов. Ему сейчас жевать больно. Он с деньгами расстался. А ты еще и обед от него хочешь.

– Спасибо тебе, Яков.

– Ты не обижайся, Ваня. Но когда речь заходит о Наталье Викторовне, ты становишься таким идиотом!

– Вы просто любое мое упущение притягиваете, чтоб принизить мой выдающийся ум. Это комплексы, не переживайте. Лет через пятнадцать, вы перестанете мне завидовать.

В Париж мы вернулись на следующее утро. Марк, как мы и договаривались, забрал мою машину из Компьеня и поставил на парковку возле Северного Вокзала. Я отвез Якова домой. И наконец-то вошел в свое жилище. Поприветствовав экономку пошел в душ с одной мыслью – спать. И пошло оно все.

В дверь ванной постучала экономка.

– Мсье Айвен! К вам пришли!

Накинул халат и пошел к выходу. В прихожей стояли два ажана, и какой-то мужик.

– Кольцов? Инспектор Ксантен. Вы поедете с нами!

Глава 29

– Плохо! Плохо, Кольцов, начинается наше знакомство!

Услышав это, я чуть не заржал в голос. Именно с этой фразы началось мое общение с замполитом в армии, сразу решившим от меня избавляться, начальником отдела налоговой полиции, мечтающем слупить с меня мегаоткат, и одним олигархом, решившим, что мой бизнес ему не помешает. Все они были редкими мудаками. Так что присматриваться к комиссару уголовной полиции Журдену не было ни малейшего смысла – мудак патентованный.

Несмотря на драматизм, приехавший ко мне домой инспектор был не то, чтобы добродушен, а скорее индифферентен. Ажаны были для солидности. По крайне мере, я без возражений оделся не под наблюдением. И сделал вывод, что меня, пока, как возможного арестанта не рассматривают, и не ждут, что я выйду из спальни с пулеметом. Уходя, я попросил мадам Жаклин, мою экономку, связаться с мэтром Огюстеном. Сообщить что меня везут на Ка Де Орфевр.

По прибытии я долго сидел в коридоре на лавочке, ожидая, когда обо мне вспомнят. Потом меня провели в, судя по всему, допросную. Зашел и тихо устроился в уголке стенографист. Потом явил себя комиссар Журден. Эдакий Жеглов парижского разлива. Я про себя хмыкнул. Вообще-то, авторы Места Встречи, да и режиссер, много раз говорили, что Жеглов это отрицательный персонаж. Которому удобнее сгноить человека в тюрьме, чем разбираться. И самая искусственная сцена в фильме, это когда Груздева выпускают. Но в России всегда любили душегубов.

Впрочем, здесь это не там. Суд хоть и медленно но работает. И при слабой доказательной базе на свободу выходят даже реальные преступники. А уж я и вовсе, скорее всего, не сяду – стань только наша история достоянием гласности. Кажется, недавно в Париже оправдали жену французского министра, застрелившую журналиста. Журналист много раз оболгал и оскорбил её мужа в своей газете. Она купила в магазине ствол, и грохнула придурка. И была освобождена в зале суда.

Но я не обольщался. И портить отношения не собирался. Не начни он наше общение этой фразой. То есть он сначала представился, конечно. И то хлеб.

– Ты почему ухмыляешься, Кольцов? Думаешь, я здесь шутки шучу?

– Извините комиссар, задумался о своем.

– Тебе действительно стоит подумать. К примеру, о партии вина, что ты продал американским бандитам.

– А что там не так? Я продал, они купили.

– Два месяца назад был ограблен замок в Ле Вал Д’Обьянь. Похищены уникальные полотна. Их вывезли в бочке с партией вина, что ты продал.

– Черт, а я надеялся им еще партию продать. Думаете, теперь не получится?

– Это все что ты можешь сказать?

– Ну, а что еще?

– Тебе знаком Джеймс Ирвинг?

– Нет.

– Недавно, на рю Трансвааль, сгорел особняк.

Ну вот. Пошли настоящие вопросы.

– Надо же, какая неприятность.

– Ты ничего не хочешь сказать?

– Думаю, там дело в этих дурацких форсунках нагревателей. Нужно их запретить!

– При разборе завалов пожарные обнаружили шесть трупов! Один из них – Джеймс Ирвинг, незадолго до пожара ты с ним разговаривал в кафе Аспект на набережной.

– Судя по имени – или англичанин, или американец, комиссар. Я думаю, это ритуальное самоубийство религиозных фанатиков. Эта зараза сюда из-за океана прет. Нужно как-то с этим бороться.

– Прекратить! – комиссар от души долбанул кулаком по столу. – О чем вы говорили с Ирвингом в кафе?

– Не орите на меня. Я пугаюсь. Напомните, когда я с ним говорил. Может вспомню.

– В пятницу, в начале одиннадцатого он сел к вам за столик и вы коротко переговорили.

– А! Смешной американец! Да, вы сделали меня комиссар! Ко мне сел мужчина и поинтересовался, где его лучше всего обслужат проститутки. Исходя из соотношения цена-качество. Я посоветовал ему Пигаль. Там выбор на любой вкус.

– А где вы были во время пожара? – спросил комиссар с самым простецким видом набивая трубку.

Это он меня совсем дебилом считает? Дурацкий какой-то разговор.

– Вчера я был еще в Бельгии. Только сегодня вернулся.

– Пожар был в пятницу.

– Да? Я думал вчера. В пятницу я был в Сен-Дени. А потом уехал на поезде с Северного Вокзала.

Я тоже достал сигареты и закурил. Надоел он мне. Очевидно, что предъявить мне нечего, и он на дурачка разводит.

– Может, комиссар, поясните, что вы от меня хотите?

– Вопросы здесь задаю я!

– Ну так я пойду. А вы задавайте сколько влезет любые вопросы.

– Хочешь посидеть в предвариловке?

Открылась дверь и в помещение величественно вплыл мэтр Огюстэн. Двухметроворостый седой толстяк в дорогом костюме и с тростью в руках. Один из самых успешных ныне адвокатов по уголовным делам в Париже.

– Мы, с моим клиентом уходим! – не стал тянуть он.

– Идет следствие! – вскинулся Журден.

– Не смешите меня, комиссар. Улики, доказательства, опознания? В конце концов – постановление? Вам лучше молчать. Пойдем, Кольцов.

– Я не прощаюсь, Кольцов – процедил мне комиссар.

– Я по женщинам, комиссар. Не надейтесь.

Мэтр Огюстен крякнул.

– Ни слова больше. Мы уходим.

– Минутку! Меня выдернули сюда из ванной. Комиссар, распорядитесь, чтобы меня доставили домой. У меня ни сантима с собой.

Журден постоял несколько мгновений, быстро открыл дверь и поманил молодого парня, что стоял прислонившись к стене в коридоре. Указал на меня и приказал:

– Доставить куда скажет на автомобиле.

Выход из Дворца Правосудия не на набережную, а на улицу Арле. Адвокат попросил парня-сопровождающего немного подождать и отвел меня в сторону.

– Я, Айвен, тут переговорил кое с кем. Поэтому и задержался. Журден пытался тебе притянуть к событиям на Трансвааль. Но есть мнение, закрыть дело как бытовой пожар. – он посмотрел мне в глаза. – все кто нужно в курсе, что произошло, и не намерены давать делу ход.

– Я всегда знал, что на юридическом обеспечении нельзя экономить, мсье Огюстен!

– Ах, Айвен! Откуда только у вас такое взрослое понимание приоритетов? Тем более, что я сдеру с вас за полный день!

– Мэтр! Не только за полный день, но и по высшей ставке! И я вечером пришлю вам тридцатипятилетний коньяк. Просто, чтобы вам было приятно.

– О-ля-ля! Вы чудо, а не клиент!

Парнишка полицейский довез меня быстро. В дороге он поглядывал на меня доброжелательно улыбаясь. Возле дома он вышел вместе со мной из машины, и когда я уже повернулся войти во двор произнес:

– Одну минуту, мсье Кольцов, один вопрос. – и я как-то мгновенно понял, что вот это – полицейский. А Журден был так, для галочки.

– Слушаю вас эээ… простите, не расслышал.

– Мэгре. Младший инспектор Жюль Мэгре, к вашим услугам!

Я не смог совладать с лицом. Потому что Мэгре очевидно занервничал. А я с восторгом уставился на легенду совершенно забыв обо всем. Этот пацан – Мэгре!

– Не подскажете мне, мсье, где в пятницу была мадемуазель Вяземская?

А хорош пацан! Одним вопросом поставил меня раком. С другой стороны зря он что ли – Мэгре?

– Знаете инспектор, можно я буду вас называть Жюль? Пойдемте, опрокинем по рюмочке, у меня есть превосходный коньяк? Заодно отвечу на все вопросы.

– Ведите.

Мы прошли на задний двор. По дороге я распорядился, и пока мы мыли руки, стол был накрыт. Уселись в кресла. Он достал трубку-носогрейку и принялся её набивать. Я с умилением на это смотрел. Разлил рюмки.

– Прежде чем мы выпьем, я вам расскажу одну легенду, что не имеет никакого отношения ни к Парижу, ни к Франции. Несколько друзей, охотясь в Африке, случайно нашли алмазный прииск. Добывать алмазы – дело специалистов, а не охотников. Поэтому, пометив место на карте, они вернулись в Европу. И предложили группе ювелиров эту карту купить. Ювелиры решили подумать. А вот конкурент ювелиров, транснациональная корпорация, думать не стала. Похитила невесту одного из охотников. И предъявила ультиматум. Девушка в обмен на карту.

Вы, Жуль, пока еще не знаете, а вот охотники знали статистику. Девяносто пять процентов заложников насилуют через сутки плена. Девяносто девять процентов заложников гибнут в процессе освобождения. Да и сами представьте действия, к примеру, французской полиции, против вооруженных преступников, держащих заложника. Толстяк с рупором, ажаны с карабинам, сдавайтесь вы окружены…

Мэгре хмыкнул.

– Наши охотники, в прошлом – боевые офицеры. Разработали и осуществили план освобождения. Дом сгорел. Но девушка совершенно не пострадала.

– Да, мсье Кольцов. Какие страсти кипят на свете! Так где вы, говорите княжна?

– Она в Женеве, готовит помолвку графини Сакс. Но вы же понимаете, никто не должен знать. Помолвки готовятся в тайне…

– За знакомство, мсье Кольцов! – им мы выпили.

– Отличный коньяк, мсье. Дело в том, что комиссар Журден через неделю уезжает в Перпеньян, начальником тамошней полиции. И к этому делу уже не имеет отношения. Но полиции важно знать, что в городе не будет стрельбы как в Чикаго.

– Я никогда не стреляю первым мсье Мэгре.

– Называйте меня Жюль.

– Конечно, Жюль. Наташа вернется через две недели. Для надежности.

– Мне было приятно познакомится, мсье.

– Слушайте, в России есть традиция на посошок. Еще по одной, а?

Когда я выспавшийся, поболтавший с Наташей, и наконец-то успокоившийся, ужинал, позвонил Яков.

– Барон! Чем занимались?

– Я спал. Кольцов, ты не знаешь, почему с момента знакомства с тобой у меня вечно не хватает времени на сон?

– Яков Карлович! Это потому что вы много спите. Я вот уже примерил арестантскую робу. Мне совершенно не к лицу.

– Побрить от вшей успели?

– Нет.

– Тогда не считается.

– Тем не менее, если вдруг к вам обратятся из полиции, не тушуйтесь. Сошлитесь на подругу королевы Бельгии.

– Они уже не подруги, королева не простит, что меня увели у неё из под носа.

– Зато королевство стабильно! Я завтра буду в Сен-Дени, приезжайте.

Я приехал раньше всех. Сварил кофе, и огляделся. Были видны следы обыска. Полиция нас всерьез примеряла в преступники. Но по мере того, как вникала в ситуацию, все меньше хотела лезть в это международно-финансовое говнище. Интересно, как там Марк? Нужно будет сюда телефон провести. Вошел Мейдель. Кивнул, налил кофе. Уселся за стол, закурил сигару.

– Кольцов. Давай Марку миллион заплатим? И партнером возьмем?

– С языка снял. Нужно с Саввой посоветоваться.

– Да он не возражает. Я вчера ему звонил.

– Ну и порадуй человека.

– А ты куда?

– А я на Монпарнас, к господину У съезжу. Нужно быть в курсе, сам понимаешь.

– Ваня, а ты знаешь, что Густав Ротштильд сейчас в Париже?

– Ну и что? Нехай живет. Не до него. Полиция просила две недели не отсвечивать. У них там энтузиаст есть, просят дождаться, когда он уедет служить в провинцию.

– Связь как раньше, через экономку?

– Ну да, я поехал.

Господин Вейдж У был мне рад. К сожалению, его племяннику грозит два года тюрьмы, за феерверк, в результате которого сгорел дом на Трансвааль. Но, – Кольцов, ты друг нам, и мы поможем еще, если попросишь. А племянник Ли поменяется в тюрьме с внуком Аном. И в следующем месяце выйдет. Внук Ан убил дядю. И будет сидеть пока не осознает.

Китайцы – такие китайцы. Не удивлюсь если внук Ан сидит уже лет двадцать. Периодически меняясь с другими китайцами.

Следующим утром я, наконец, поехал опять в кафе Аспект. Нужно уже подумать, что дальше. Заказал коньяк, и решил, что вернувшись домой напишу список книг про Бразилию. Или все же Аргентину?

Ко мне за столик уселся мужчина. Только был он не подчеркнуто подтянутый. Но был самым опасным, из всех кого я встречал в Париже. Не боевик. Я убью его двумя пальцами. Это был мастер неприятностей. Типичный такой безликий спецагент.

– Здравствуйте мистер Кольцов.

– Вы знаете, люди Де Бирс меня раздражают. Шли бы вы?

– Я знаю, как опасно вас раздражать. Но я не из Де Бирс.

– Меня не интересует, как это называется.

– Сэр Густав Ротшильд хочет с вами встретится.

– Знаете что, господин не из Де Бирс? Это ни к чему.

– Назовите ваши условия, чтобы эта встреча состоялась.

– День. Центр. Отдельное помещение, или целый ресторан. Не самая оживленная улица. Слово, что не применяется оружие. Сэр Энтони должен позвонить мне лично. Чтоб я был уверен, что это инициатива от него, а не от секретариата.

– Разумно. Когда вас можно застать дома?

– С утра, до десяти.

– До свидания.

– Я совершенно не рад нашему знакомству.

Он давно ушел. А я сидел и тихо злился. Чего он лезет? Ладно. Нужно звонить в Антверпен. Или нет? Черт, нужно думать. И я поехал в Сен-Дени. Яков с Марком там что-то химичили с кабриолетами. Похоже, я с Наташкой в машине производим впечатление.

Подъехав привычно бросил тачку у ворот, и вошел в цех. Эти двое распивали кальвадос и чудесно себя чувствовали.

– Кольцов. Может купим этот цех себе? – приветствовал меня Мейдель.

Я пожал руку Марку, налил себе стакан, и сказал.

– Кажется мы приплыли. Готовься Яков. У нас просит встречи сэр Энтони Густав Ротшильд.

Глава 30

Яков с Марком отнеслись к новости пофигистично. – Ты, Кольцов, не нервничай. Раз позвал говорить, то стрельбы не будет. Давай лучше выпьем за нового винодела. За тебя Марк!

– Марк, вот те руины, что мэр называл мне замком Сент-Обен, покупаешь ты?

– Да, Айвен. Я француз и виноделие – это мое.

– Я в затруднении. С одной стороны – рад, что от меня отстанут с этой покупкой. С другой стороны гнусная сущность господина Мейделя не может не возмущать!

– А в чем это я виноват? Хороший замок. Отопление, канализация, водопровод.

– Вам, барон, нужен собутыльник. И вы не перед чем не останавливаетесь! Задурили голову человеку, растерянному от свалившихся денег!

– Вашей оплаты за экспедицию вполне хватало, Айвен. Яков предложил мне эту покупку еще когда вы из Жуаньи вернулись. Это потом все завертелось с похищением. А уж сейчас я легко могу это себе позволить. Пьер, кстати, тоже выкупил у барона виноградники с домом. Тоже будет виноделом.

– Барон, вы чудовище! Сбрасываете неликвид приличным людям? Марк! Кто я такой, чтобы тебя отговаривать? Но я требую, чтобы ты, в отличие от этого бесхребетного Мейделя, стал настоящим феодалом. Селяне, при виде меня должны сходить с дороги, становится на колени, и кланяться! Потом, мы с тобой, развяжем междуусобную войну и покончим наконец с этим вместилищем ужаса, разврата, и зла. С замком Сези, барона Мейделя! Его самого – продадим крестьянкам. Он им нравится, будут пользоваться по очереди.

– У меня, Айвен, пока в планах только построить такой же деревянный сортир, как ты построил барону. Ты знаешь, что он намерен повесить на нем табличку «Построено попечительством благодетеля Жуаньи Айвена Колтцофф»? Ты приедешь на торжественное открытие?

– Больше не говори ничего, Марк, мне все ясно! Яд уже в твоем сердце. Барон! Когда вы его покусали?

– Ну так что, я звоню мэтру Планелю? Пусть выясняет, что да как с цехом.

– А я пока закажу сюда деревянный сортир, у ограды поставим, чтоб люди видели – серьезно добавил Марк.

– Может, с телефона начнем?

– Я еще в понедельник с РТТ переговорил, телефон будет уже завтра.

– Знаешь, Марк, если б не Мейдель, ты вполне тянул на выдающегося человека. Но все, кто с ним связываются, идут по кривой дорожке. Прямо в Жуаньи, а там уже все. Девки, пляски, прожигание жизни, под видом виноделия. И как тебя угораздило? Там же из техники – одни ослы!

– Не переживай, Кольцов, если там будет мсье Робер, то и техника появится.

– Ты видишь, что тебя уже используют? Одумайся! Я кстати придумал тут одну штуку, давай попробуем построить. Полноприводный автомобиль с короткой базой. Движок, рама и два моста. Займемся, посмотрим, что выйдет?

Потом мы все вместе час обсуждали, что может получиться. Я, не мудрствуя, нарисовал Виллис, он же JP, и пояснил ТТХ. Сказал, что наш Африканский поход заставил меня задуматься. Хотя если всерьез, я думал скорее про Дефендер. По любому, что-то простое как лом, и полноприводное. Хорошо бы дизель, но, не то время. Мужиков неожиданно заинтересовало, и идея сразу начала обрастать деталями.

– Знаешь, Айвен, интересная мысль. Только делать это нужно приватно. Мне тут знакомые рассказали, что Ситроен сделал управление дворниками и КПП как у нас. И делают вид, что сами придумали. Хорошо, что мсье Деляж не до этого, а то уже и сиденья и резину бы выпускали серией.

Оставив их размышлять, я поехал в гараж к Батисту. Мы с ним были в ситуации, когда оба неправильно оценили друг друга, и теперь не очень понимали, как общаться. До меня наконец дошло, что Батист не последний человек в парижской уголовной иерархии. А он подозревал меня, кажется, в принадлежности к спецслужбам. И нам обоим это не нравилось. И мы оба, пока, не могли обойтись друг без друга.

Я рассказал ему, что у него течет как из ведра, и стукачи повсюду. Что полиция почти полностью в курсе произошедшего в пятницу. Он отнесся к новости философски. Пояснил, что главное не то, что полиция знает, а то, что сможет доказать. А здесь к нему претензий быть не может. Но телефон и способы контактов мне все же дал. И я позвонил прямо из гаража. Мне назначили встречу через два часа на бульваре Капуцинов. Я хотел быть готов ко встрече с Ротшильдом. Заехал в банк, и приехал за десять минут до назначенного.

В кафе неподалеку от зала «Олимпия», ко мне подсел мужчина. Я ожидал старичка-одуванчика, а этот был вполне себе крепкий мужик. Типичный рантье, встревоженный кризисом.

– Мсье!

– Мсье!

Он заказал кофе, повернулся ко мне.

– Вы просили о встрече.

Я изложил суть дела. Воспринято это было безучастно. Пока я не назвал имя. Он с уважением посмотрел на меня. Назвал число.

– Это в фунтах, мсье Кольцов. Только начиная с этой суммы может быть какой-то разговор, применительно к таким людям.

Я кивнул и полез в карман. Положил перед ним пять крупных бриллиантов. Он взял тот что поменьше. И посмотрел на свет. Вообще-то, этот буржуа приехал на трех авто. И его сейчас охраняло шесть человек.

– Это, надо полагать, оплата моих услуг?

Дальше мы больше часа уточняли и раздеталивали.

– Я позвоню вам завтра, и передам пакет информации. Его публикацию оставляю на ваше усмотрение, но с максимальной оглаской.

– Вы правильно расставляете приоритеты. Осталось последнее. Назовите имена.

– Княжна Вяземская, независимо от фамилии, которую она будет носить. Барон Мейдель. Савва Игнатович Ламанов.

– А вы?

Я засмеялся.

– Да, мсье. Я иду после княжны. Только помните, даже мертвый, я страшно обидчив.

Рантье открыто и весело засмеялся.

– Я в курсе, мсье Кольцов. Блестящая операция! Не волнуйтесь, мне будет приятно за деньги делать-то, что я и так с удовольствием сделаю.

На этом мы простились, и я поехал в магазин, за пишущей машинкой. Нужно будет много писать.

С Наташей мы страшно разругались. Эта аристократическая фифа, начала мне рассказывать, что Вяземские не бедные, и от бандитов деньги не берут. Я орал так, что в Швейцарии, наверное, слышали без телефона. Она обижалась, я сбавлял тон, чтобы потом начать опять орать.

– Как ты не понимаешь, что единственный способ наказать этих уродов, это стребовать у них деньги? Остальное эти козлы воспринимают как легкие неприятности.

– Мне нет дела до этих тонкостей!

– Так. Вяземская. Предупреждаю. Если ты не примешь деньги как извинение, я буду вынужден к этим парням принимать меры. Чтобы даже мысли ни у кого не возникло, смотреть в твою сторону кроме как с обожанием. Да и с ним – строго дозировано. Наташа! Ты заставляешь меня поступить с ними противоестественно! Ты понимаешь, что мне может понравиться?!

– Ой-ой! Уж на эту – то тему не ври. Я с тобой еще про официантку в Жуаньи разговор не окончила!

– Не уводи разговор в сторону! Езжай в Женеву, банк Пиктет. Там будут тебя ждать.

– Ванечка – не предвещающим ничего доброго тоном сказала Наташа, – кажется, это не я увожу разговор в сторону!

– Господи! – возопил я. – Дай мне сил! Вяземская! Быстро вскочила, села в машину и помчалась в Женеву! Тебя там ждут! Если ты этого не сделаешь, приеду и надеру тебе жопу, так и знай!

– Ой! – промурлыкала она – приезжай. Надери раза три. Но ты мужлан! Как ты разговариваешь? И я не могу сегодня и завтра.

– Почему?

– Мы с Лоттой загораем. Чтоб на нас не пялились, мы забрались на площадку башни, поставили шезлонги и загораем голые. Савва Игнатич тут охраны нагнал. Они на противоположную гору залезли, и сверху из бинокля подсматривают! Я с тобой сейчас из шезлонга разговариваю.

Я закрыл глаза. В голове замелькали загорелые ноги, плечи, шеи и попы. Вот же змея!

– Наталья Викторовна! Если вы послезавтра, не приедете в Женеву, я уезжаю в Жуаньи. И пусть все идет к чертям! Куплю замок. Женюсь на крестьянке, все равно меня никто не понимает! Простая, тихая жизнь, уважение и почитание ближних.

– Я тебя Кольцов сама застрелю. Вот скажи еще что-нибудь, и ты покойник.

– Значит, послезавтра в Женеве?

– Какой же ты, Ванечка, мерзавец!

– Не забывай, на моей машине до Жуаньи – всего два часа.

– Точно убью. Только сначала использую. И убью. Так и знай.

– Наташ, я тоже скучаю. Через неделю я приеду, освобожу тебя из замка этого людоеда.

– Приезжай быстрее.

Савва у себя в замке ввел осадное положение-лайт. Графиня Сакс, даря ему свою благосклонность не понимала, с кем связалась. Он очень быстро нашел десяток отставных казачков, возрастом выше среднего, вооружил их, и организовал патрулирование вокруг замка. Сам, с невестой и Наташей катаются на лошадях, посещают близлежащие деревни и вообще приятно проводит время. Только никого не принимают. – И вообще, Ваня, посторонних, что в долину забредают, мы сначала упаковываем, а потом разбираемся. Денег извиниться хватает. Нехер здесь шляться. Пулеметы на позициях, пристреляны, сектора обозначены и распределены. Девки молодцы. Не мешаются, загорают. Может Марка пришлете? Лифт устроить на башню, а то пока до верху доходят и спускаться пора. И прислуга к ним бегать туда устает. А так, не ссы, Иван, никто твою принцессу не похитит, отвечаю.

Рассказал ему, что мсье Робер теперь тоже винодел. – Может, Ванюш, пристрелим Якова? На ходу, сука, подметки режет. А я здесь с этим тупыми швейцарцами объясняйся. Здесь, Никитич, такая провинция, на всех языках свободно говорят, только на французском плохо. А русский и вовсе не знают, дикари. А Наташу я в Женеву отвезу, все будет в лучшем виде. Не сомневайся. Ничего с этой стрекозой не случится.

Позвонил господину Келлеру. Изложил просьбу.

– Все в порядке, Айвен. Эти пятьсот тысяч задепонированы на вашем счету до распоряжений.

– Тим, послезавтра, не знаю во сколько, в головной офис приедет княжна Вяземская.

– Я все понял, Айвен.

– Извините меня, Тим. Но княжна – особа своевольная. И капризная. Попросите отнестись с пониманием.

– Кажется, Айвен, я нашел ваше слабое место – засмеялся банкир. – Я еще не слышал от вас такого тона. Не переживайте, я все устрою.

– Тогда я хочу вам сказать, что Морганы и Форд в сентябре начнут выводить деньги в штаты. Через Швейцарский Расчетный Банк.

– От немцев? Несмотря на дефолт?

– Германия выкупает пакеты акций. Через Ротшильдов.

– Креди Суисс?

– Да.

– Я забыл сказать, Совет Директоров выкупает ваш предыдущий прогноз за пятьдесят тысяч фунтов. С условием эксклюзивности.

– Мне кажется, Тим, или если бы я не упомянул эту историю, вы бы забыли меня порадовать?

– Не нужно, Айвен. Я был намерен поставить приятную точку в конце разговора. И с досадой признаю, что ерундой вас не удивить. Информация точная?

– Гм. Это – прогноз. А вы знаете, что мои прогнозы в основном сбываются.

Размышляя о предстоящей встрече с Ротшильдом, я пытался вспомнить все, что знал. То что я помнил, во многом, было официальной историей. А значит неправдой. А правда, частично, была в том, что занимая не самое главное положение в финансовой системе Англии, он был ключевой фигурой. Реальным человеком, сделавшим то будущее, в котором я потом жил. По большому счету он был тем, кого потом назовут решальщик. Решал вопросы американских денег в Европе. Исподовль, и незаметно для нанимателей, затаскивающий слегка сдающую, несмотря на кажущееся величие, банковскую систему Англии под американские деньги. И, в конце концов, обеспечивший абсолютно уникальное положение Английскому капиталу. Не один, и во многом случайно. Но он задал тренд. Лечь под амеров, чтобы потом стать с ними равноправным партнером.

В этом раскладе блестящая организация монопольной торговли бриллиантами была почти целиком его заслуга. Идея не его. Но как он все организовал! И вот в эту запущенную и отлаженную машину попал камешек. Новые прииски. Камень не мелкий, чтобы стереться в пыль. Не крупный, чтобы машину остановить. А такой, – при каждом обороте, машину немного заедает. И больше Густава Ротшилда никто не заинтересован, чтобы это все прекратить. Потому что цели, как было сказано – более важные, чем алмазный бизнес. Пусть и очень крупный.

А сам он – ничего такой дядя. Не трус. Воевал по-настоящему. Ходил в атаки. Очень, очень озабочен реноме. Уже сейчас журналисты пишут будущею легенду. Ну, вот на это и будем давить. Что легенды при столкновении с фактами выглядят мерзковато.

В четверг утром меня разбудила экономка. Я пол ночи трепался с Наташей. Глаза у мадам Жаклин были квадратными.

– Мсье Авен! Там какой-то шутник позвонил. Уверяет, что его зовут Энтони Ротшильд, просит вас к аппарату.

Глава 31

У евреев всегда есть, чему поучится. Их способы решения проблем, если отстранится, всегда остроумные, и эффективные. Энтони Густав Ротшильд, потомственный австрийский барон, спокойно пользовался своим титулом в Англии. Не будучи английским аристократом, он именовался «сэр» даже в Виндзорском дворце, не говоря о прочих американцах. На равных общаясь с английской верхушкой, он ни у кого не вызвал даже тени сомнения. А всех дел – инициировать признание австрийского титула всеми Европейскими монархиями. С учетом того, что большинство из них, в той или иной мере было Ротшильдам должно, этот бесплатный, в общем-то бонус, выглядит прикольно.

Улица Рамо – совсем коротенькая улица неподалеку от Вандомской площади. Сравнительно небольшой ресторан Жако был арендован полностью.

– Мсье, ресторан закрыт. – сообщил мужик на входе. Пришлось представиться. В гардеробе нас окружили пятеро охранников и попросили сдать оружие. Заверения не подействовали, и эти скоты все равно охлопали нас по карманам. Детский сад. Я ножи не люблю, но это ничего не значит. А тут хоть весь обклейся, главное в карманах ничего не держать!

К столику в центре ресторана нас подвел тот самый мужик, что подходил ко мне в кафе. И весьма поставленным голосом произнес:

– Барон Мейдель. Мсье Кольцов.

Обошел столик, и стал за спиной сидящего за столом Ротшильда. Надо полагать начальник охраны. Как минимум здесь.

Мужик за столом не впечатлял. Ну да, аура власти и богатства. Но на столе перед ним лежал кисет, в руках он держал трубку, в которой чем-то там ковырялся. На нас он бросил короткий взгляд и опять занялся трубкой. Помолчали.

– Мы знакомы, барон? – наконец открыл рот банкир.

– Да – скучающе произнес Яков – в шестнадцатом году мы были представлены на обеде, данном Великим Князем в честь союзников.

А Мейдель-то каков! Званые обеды Императорской семьи, лейб-гвардия, то, сё, и не подумаешь, что недавно в подворотне по башке настучали! А глянешь – прямо одного поля ягоды. Спина прямая, взгляд рассеянно флегматичный…

Мне надоело стоять, и я прошел к соседнему столику, взял пепельницу и стул. Уселся напротив Ротшильда, и достал сигареты.

– Присаживайтесь, Яков Карлович.

Мы сразу договорились, что Яков будет аристократ, а я буду мельтешить. Из-за спины ко мне подошел охранник и положил руку на плечо. Ну, я ему и вывихнул нафик руку, то есть кисть. Это просто, если уметь. Мог бы и сломать.

– Уберите пожалуйста этих мартышек, сэр – обратился я к банкиру, не оборачиваясь на топот за спиной. – они здесь ни к чему.

Сэр Энтони, с любопытством пронаблюдав сцену, повел головой к начальнику охраны. Тот махнул рукой, и топот, вместе с шипением сквозь зубы травмированного, удалился. Я прикурил сигарету. И посмотрел на Ротшильда.

– Давайте перейдем к делу.

Взгляд сэра Энтани неожиданно стал веселым. Чорт! Кажется он нас видит насквозь. Яков тоже поставил рядом со мной стул, достал кожаный футляр с сигарами, и произнес.

– Да, мне кажется, нам есть что обсудить.

– Господа, – не стал тянуть Ротшильд – я покупаю у вас всю информацию по алмазным залежам в центральной и западной Африке.

– Эта информация продана. – ха! а он думает что в Бомако тоже залежи!

– Я думаю, моя цена не только заинтересует вас, но и позволит покрыть все возможные неустойки, что выставят предыдущие покупатели.

– Не очень понимаю, что вам помешало просто участвовать в аукционе? Сейчас это не имеет смысла. Договор заключен.

– Это не ваше дело, господин Кальцон! Я надеюсь вы понимаете, что у меня есть способы узнать все задаром? – Начальник охраны за его спиной сделал стойку в ожидании команды.

Это он фамилию не расслышал или хамит? А ведь хамит! И пугает. Хм.

– Хорошо, что вы об этом заговорили, Шилди! По этому поводу я как раз и хотел с вами побеседовать.

– Как вы меня назвали? – сказать что банкир был возмущен, ничего не сказать. Ну а чего он?

– Шильди! А что, вас в Хэрроу^[11] называли Ротти? – с невинной улыбкой ответил я.

(Пояснение автора: В высшем свете Англии в это время было принято среди близких, и равных статусом людей обращение без титула. Совсем свойское обращение заключалось в уменьшительно-ласкательном произношении фамилии. Например Плант – Планти, Джонс – Джонси, Коллинз – Линзи, Йоркшир – Ширри и т. д. Но в случае с Ротшильдом получается игра слов. Роот – крыса. Шильд, с немецкого – значок, брошка, табличка. В общем, хамит Кольцов не по-детски. Мало того, что обозначил равный статус. Обозвал Крысиным Знаком. И, кстати, мне говорили, что в Оксфорде его, за спиной, и вправду дразнили Шильди).

Я встал. Начальник охраны напрягся. Я положил перед Ротшильдом самый крупный бриллиант из Бомако, и сел обратно.

– Что это?

– Четыре таких камня у моего доверенного человека. У него широчайшие связи в самых различных кругах. Если со мной, или с моими близкими что-то случится, среди всех заинтересованных станет известно, что тот, кто убьет сэра Густава Ротшильда, получает миллион фунтов. Прелесть ситуации в том, что это будут непрофессионалы. И начнет работать закон больших чисел.

Начальник охраны выглядел совершенно несчастным. Он все быстро понял.

К чести Ротшильда он совсем не испугался. Задумчиво покатал камень по столу.

– Это два камня. А два остальных?

Разбирается, однако!

– А два остальных пойдут в оплату информационной компании в средствах массовой информации. Там подробнейшим образом опишут сотрудничество и транзакции с нацистами. Осветят вашупричастность к уничтожению людей вообще, и евреев в частности. А когда нацисты проиграют войну, то вас из списка победителей посчитают необходимым вычеркнуть. А вашему семейству придется долго отмываться от родства с вами. Но и это не все. Отдельным пунктом стоит нанесение максимального ущерба поместью в Аскотте.

– Кольцов, вы понимаете, что к инциденту с княжной Вяземской я почти не имею отношения?

– Конечно. Но цель этой беседы, в том числе, чтобы отдавая распоряжения, касающиеся меня, вы были максимально точны в выражениях. А лучше, просто забудьте о нас.

– Я предлагаю вам двадцать пять миллионов фунтов за точные координаты приисков на Западе. В Бомако – он перевел взгляд на Якова и улыбнулся – мы и сами все выяснили. И уже купили участок.

– Мне кажется, сэр Энтони, у нас уже пошел конструктивный разговор. В знак этого, я вам признаюсь, что в Бомако – ничего нет. То есть, как повсюду в Африке, что-то найдете. Но в реальности – пусто. Не тратьте время. Мы туда просто так слетали. Вдруг кто следить будет?

Может все же кастрировать Якова? По брошенным бабам нас отслеживают!

– Вы понимаете, господа, что речь идет о монопольной торговле бриллиантами? Я боюсь, моего влияния может не хватить.

– Я не очень понимаю в чем проблема. Господин Тейманис вполне договороспособен. Как пройдут синяки – начнет мыслить здраво, и поймет, что лучше с вами договориться. В его же интересах. Тем более что разрушить монополию можно элементарно.

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что на планете есть еще несколько крупных кимберлитовых трубок.

– Гм. И вы думаете, что теперь отсюда уйдете?

– Не сомневаюсь ни секунды.

– Кроме того, – вмешался Мейдель – Кольцов, конечно самонадеян. Но я предупреждаю, что если мы отсюда не уйдем в течение трех часов, то вас расстреляют из пулеметов.

О как! Это что – это Яков придумал?

– Все окружающие здания и подходы контролируются моими людьми – нервно заявил начальник охраны. – Никто не сможет незаметно занять позицию!

Яков невозмутимо пыхнул сигарой.

– Пулемет Эрликон имеет калибр двадцать миллиметров. Дальность эффективного огня – три километра. Но это не требуется. Просто если вы начнете выходить раньше нас, на улицу с двух сторон въедут два кабриолета. Откинут крыши, и начнут вас обстреливать. Пуля разрывает человека напополам. И пробивает пятерых насквозь.

Начальник охраны выглядел несчастным. Сэр Энтони, к удивлению, развеселился.

– Ну и к чему это, Яков? – я перешел на русский – он и так нас отпустит.

– Вот пока ты, Ваня, языком болтать не начал, – да. А сейчас – лишним не будет.

– Но как ты однако ловко придумал! Это вы эти тачанки с Марком строили?

– Ты, Кольцов, ничего не рассказываешь, и я вынужден сам думать! Я еще и Савву предупредил, куда мы идем. Он сказал, что не дай бог этому банкиру себя неправильно вести. Я ему быстро объясню. Что он до боев в Париже дойдет.

Я хмыкнул и с сочувствием посмотрел на Ротшильда. Убьет его Савва.

– Ты крупно потратился, Кольцов. Я в доле, нечего тебе здесь изображать. Но слишком сложно.

– Да нет. Для него самый раз. И вообще, Яков, не лезь ты. Я тебе скажу, когда выступать!

– Не пытайся меня унизить, Кольцов. Я впереди на одну вице-губернаторшу.

– Джентльмены! – вмешался Ротшильд. О! уже джентльмены. – Ситуацию нужно решать. Я вовсе не горю желанием неприятностей и скандалов. Вы, Кольцов, весьма убедительны.

Я снова закурил.

– Сэр Энтони! Как вы смотрите на покупку информации об алмазоносной провинции с объемом добычи в пятьдесят процентов от мирового? Миллионов за двадцать. Сразу предупреждаю, тяжелые климатические условия и труднодоступность. И непростой политический фон.

– А информация точная?

– Более чем.

То есть, я под ваше слово, плачу деньги?

– Совершенно верно. Кстати. Мы абсолютно забыли вопрос о компенсации, полагающейся княжне Вяземской, за вашу небрежность.

Ротшильд откинулся на спинку и скрестил руки на груди.

– И сколько?

– Я думаю, что если вы заплатите меньше миллиона, это для вас будет унизительно!

– Вы с ума сошли, Кольцов! Это невозможно!

– Я не собираюсь торговаться, мсье Ротшильд. – холодно сказал я. – назовем вещи своими именами. По вашему распоряжению было принято решение об уничтожении молодой девушки, пожилого еврея и меня. И за это вы должны ответить. Если вы считаете иначе, то прощайте. Мы уходим.

– Постойте.

Он долго курил трубку. Пока суть да дело, появился официант, и принес по моей просьбе кофе. Яков попросил воды.

– Ну хорошо! Вы правы. Это было недопустимо. – а силен мужик. Даже извинился. – Я найду способ вручения княжне этих средств.

Гад умный. Если бы он тупо ей скинул деньги – это подпись под признанием о похищении.

– Но вернемся к вашему, Кольцов, предложению. Я знаю, что вы работаете с банком Пиктет. Я готов разместить депозит, до выяснения достоверности.

– Как угодно. Я бы предпочел обязывающий договор, со штрафными санкциями. Мне кажется, что шанс меня разорить вам больше понравится, сэр Эндрю.

– Вам нужны средства?

– Да нет. Но я люблю, чтобы, когда они нужны, они были под рукой.

– Давайте так. Я у себя открою вам счет и там размещу ваш гонорар?

– У меня еще трое компаньонов.

– Значит и им открою счет.

– Я не прекращу сотрудничество с Пиктет.

– В последнее время Пиктет очень удачно играет на биржах. Не знаете в чем дело?

– Келлер, удачливый сукин сын.

– Ладно, я принимаю ваши условия. Двадцать миллионов в моем банке. Теперь говорите.

– Россия. Северо-восточные территории под названием Якутия. Вообще это алмазоносная провинция. Три кимберлитовых трубки, с общим ежегодным выходом тридцать миллионов карат. Вот координаты.

Я взял салфетку, и написал координаты Удачной, Интернациональной, и Мира.

– Советская Россия? – как не странно, банкир не выглядел огорченным. – Очень неплохо.

Это чего он так обрадовался? Я вдруг понял, что устал.

– Я думал Африка. Там про ваш караван уже легенды складывают. Кто из вас застрелил носорога?

Ох, не зря я там тайны разводил. По всему маршруту уже прошли! Только не нашли ничего. Вот в Бомако и поперлись. Решили, что отвлекаем.

А Яков, к моему удивлению уже вовсю трепался с Ротшильдом про охоту, и рассказывал как с двух выстрелов уходил носорога. Я поискал глазами официанта. Собственно, можно заканчивать. Остальное и по телефону можно обсуждать.

Когда мы уходили, эти недоохранники сверлил нас суровыми взглядами, что если б не приказ они бы нас. Даже Мейдель фыркнул.

– Как ты, Кольцов не нарывался, но нас отпустили. И даже с заработком. Не скажешь, Ваня, что дальше?

– Я лечу в Женеву, с кем в Орли поговорить?

Глава 32

Если нет мозгов, то прежде всего, не обижайся на окружающих. Нужно быть редчайшим мудаком, чтобы за месяц ни разу не взглянуть на карту. Это не говоря о том, что можно было просто спросить. Сойдя с самолета в Женеве, я барственно уселся в такси и попросил меня доставить в замок Мезокко. И побыстрее, меня ждут. Таксист стал вкрадчиво осторожен и очень задушевен. Память мне подсказала, что так обычно разговаривают с безнадежно больными. Очень сдержанно и сочувствующе таксист поинтересовался, какой Мезокко имеется в виду. Тот, что в Граубюндене?

– А что у вас здесь повсюду замки Мезокко? – Не без надменности спросил я.

Еще более сдержанно и участливо таксист пояснил, что он с удовольствием отвезет, но ему нужно попрощаться с семьей, потому что туда мы доедем только завтра. Скорее всего, ближе к обеду. Ну и обратно столько же… Вы, мсье, так боитесь летать? Но можно же поездом! Ненамного дольше получится! С видом английского лорда покинул такси. Всем своим существом изображая джентльмена, забывшего в Париже любимую табакерку. Купил в киоске аэропорта карту, и углубился. Меня подвело то, что для оформления покупки замка, Савва поехал в Женеву. И квартира у графини Сакс в Женеве. Ну, я и думал, что это где-то неподалеку.

Думать вредно. Нужно вникать. Замок Мезокко расположен в тридцати километрах от Лугано, это, если по автодорогам, от Женевы, почти семьсот километров. По прямой ближе, но в горах прямых дорог не существует. И вообще, там неподалеку Милан, озеро Комо, и все эти горнолыжные курорты, где так любили (полюбят?) отдыхать россияне в нулевые. Тридцать километров к северу – Давос. А неплохо Савва устроился!

Вздохнул и пошел искать того, кто предоставит мне самолет до Лугано.

С сэром Энтони Густавом мы простились достаточно сердечно. Он стребовал с меня обязательство встретиться через неделю. Приходите запросто на бульвар Курсель, я предупрежу персонал. Согласитесь, нам есть что еще обсудить.

Яков пресек мое желание немедленно ехать в Орли. Ежедневный рейс уже улетал, – не нужно, Ваня, устраивать новый апокалипсис. Они от предыдущего не очухались. Завтра, в полдень, будешь в Женеве. – Интересно, Яков знал, что мне не туда?

– Объясни мне, Кольцов, что это было?

– Твой давний знакомый, решил нас пока не трогать. Вот посмотришь на вас, барон… Вокруг вас с детства какие-то подозрительные люди, все эти великие князья, ротшильды эти, и как вы живы-то до сих пор?

– Ну не всем же крутить коровам хвосты в имении!

– И не поспоришь. У меня и вправду было элитное детство. Без этих всех пажеских корпусов, михайловских училищ и прочего ужаса. Простые, вкусные продукты. Свежий воздух. Сговорчивые селянки с тугой задницей и полной грудью. Мне понятна ваша, барон, взвинченная грусть. Моим прошлым – нельзя не восхищаться!

– Ты, Ваня, не старайся меня уязвить. Господин Фрейд давно доказал, что это все у тебя комплексы.

В цеху мы застали Гастона, он уже уходил. Марк его рекрутировал на вторую тачанку, что должна была поставить точку в нашей беседе с Ротшильдом. Рядом с бензовозом стояло два кабриолета. Только внимательный взгляд мог заметить, что авто непростые. Марк все же замечательный механик.

Гастон начал мне совать какие-то деньги, долю от награбленного в сгоревшем доме. Пояснил ему, что это все его, и вообще, я ему очень благодарен. Если что, обращайся. Помявшись, он попросил передать принцессе его извинения и уверения в преданности. Айвен, я же даже подумать не мог. Скажи, ты меня не убил потому что сразу решил, что я еще пригожусь? Будь уверен, все, кому нужно, знают, что не дай бог с принцессой хоть что-то. Не переживай, Айвен.

Хм. Кажется, даже в криминальных кругах у меня дурная репутация. С другой стороны – чему удивляться? Ввязываясь в крупный финансовый проект, ты должен быть готов к тому, что с некоторого момента твои поступки определяет целесообразность. А не личные пристрастия. Я просто расслабился. Ах, Париж, ах, ламповое ностальжи, да я их всех одной левой. А никто и не спорит. Просто есть куча людей, которые тебе дороги, и они одной левой не справятся.

Надеюсь, теперь до всех дошло, что не дай бог с Наташей хоть что-то. Миндальничать не буду ни секунды. И всякие боевики в курсе. И Ротшильд проникся. Хочется верить, что больше всего ему понравилось посмертие, что я ему пообещал. Комиссия по Ценным бумагам, это не хухры-мухры. Тем более она только недавно создана, ей остро необходимо доказать полезность. И тут такой подарок! Сговор с кидалой! И, виноват не свой, американский, а эти там, в европах. Ну-ка подать их сюда! А уж как будет доволен Оппенгеймер! Лично порвет Ротшильду жопу на британский флаг. Остальное-то сэр Энтони пока может только спрогнозировать. Но если только предположит, что я прав, то неуютно ему сейчас.

– Вот я тебе, Яков, конечно признателен, за кавалерию в засаде. Но зря вы это придумали. Он бы и так был как шелковый.

Мы сидели в цеху и выпивали. Точнее выпивали Яков с Марком. Я пил кофе, и прикидывал, самому поехать в книжный на Елисейских полях? Или все же составить список и поручить мадам Жаклин все это закупить?

– Ты, Кольцов, ничего не понимаешь. Савва Игнатович Ламанов, этот Наполеон современности, вполне ясно сказал – «Бог на стороне больших калибров!».

– Вы бы убрали это дело куда-нибудь. А то, не дай бог, полиция наткнется. То-то обрадуется. Решит что нам понравилось крушить и жечь дома.

– Мы завтра уезжаем в Жуаньи. На этих машинах.

– Как же ты, Яков Карлович, теперь без Аленушки-то?

Я посоветовал Тейманису вполне официально нанять Аленушку. То есть, я рекомендовал найти Мбенге. Он вам, Моисей Соломонович, приведет рабсилы столько, сколько нужно. И на самых выгодных условиях. Заберите у барона рабыню, она будет переводчиком, и вообще, заниматься связями с местными. И Мбенге быстро найдет. Если он еще на ушел куда-нибудь к Кейптауну, быстро объявится.

Соломонычу идея глянулась. И через несколько дней французская гражданка, с паспортом, Нкинделим Жуаньи, была нанята американской компанией Даймонд Тек. Инк. И вместе с водителем Жаном полетела в Сьерра-Леоне. Туда же, как мне сказал Соломоныч, уже отправляется корабль, груженый драгой.

– Ты работорговец, Кольцов. А то, что ты торгуешь чужим имуществом – возмутительно!

– А кому легко, Яков Карлович? Я понимаю, зима близко. Холодная постель – это страшно. Но вам ли бояться трудностей?

– Марк, не слушай его. В Жуаньи многого нет. Но никто никогда не скажет, что там некому согреть постель мужчине!

– Марк! Ты видишь как барон нервничает при малейшем намеке на то, что с Жуаньи не все в порядке? Еще не поздно. Одумайся! Спаси если не тело, то хотя бы душу!

– Мне кажется, Айвен, ты в, глубине сердца, сам мечтаешь там поселиться. Но твой дурацкий гонор мешает в этом сознаться.

– Достаточно! Вы мне плюнули в душу! Я уезжаю. Надеюсь, буду через неделю.

Самолеты в Лугано тоже летают по кругу. Между Женевой и Лугано горный хребет, и пилоты, даже несмотря на обещанный гонорар, не берутся. Да и темнеет уже мсье, вам лучше поездом. Злобно поехал поездом. С пересадкой в Цюрихе. Остановка называется Белинцона. Типичная горная деревня, расположенная в долине. Нет, называется это все – город. Но я не заблуждаюсь. С трудом нашел попутный грузовик. Не сезон мсье, зимой здесь много лыжников, и много такси, а сейчас, попробуйте найти попутный грузовик к перевалу.

Я еще в Женеве понял, что нужно было позвонить из Парижа. Но хотелось сделать сюрприз. Насколько бы жизнь была проще, если бы я не считал себя самым умным!

Водитель грузовика оказался итальянцем. Да, сеньор, довезу до поворота. Там потом по тропе через лес. Нет сеньор, у нас здесь зверья немного. Кабанов нет, так что спокойно дойдете. Разве что медведь объявится. Но это редко. Давно про медведей не слышно.

Я злился на всех. На Савву, который ничего не пояснил. На Наташу, которая явно надо мной потешалась. На Мейделя, который если не знал, то почему? На долбанную Швейцарию, которая только с виду один плевок на карте, а добраться куда-нибудь тот еще гимор.

На тропинке стоял патруль. Я их услышал издали. И ушел вверх по слону. Все подробненько рассмотрел. Тройной пост. Двое стоят открыто, один сидит в секрете на возвышенности, откуда все простреливается. Вернулся на тропу и вышел к ним.

– Здорово, станишники!

Они быстро разошлись в стороны, держа карабины на сгибе локтя.

– И вам не хворать! Куда путь держим?

– Да вот, господин Ламанов звал в гости. А я тут мимо ехал. Дай, думаю, навещу.

Крепенькие такие мужики. В куртках, сапогах и кепках. Смотрят спокойно, карабины на предохранителе. У обоих ножи на поясе. Уползать, если что, будут вон туда. Там у них, кажется, позиция. Ну, для нынешних времен – неплохо.

– Давайте, мы вас проводим, Иван Никитович.

– О! Вы меня знаете?

– Савва Игнатович вчера упредил. Сказал, смотрите там, должен объявиться. Описал. Вы – подходите. Только он говорил, вы злой будете.

Мне стало совершенно очевидно, что все, кроме меня, всё понимали, и надо мной просто глумятся.

– А я, видишь, сама доброта и благость. Ведите, чего уж.

Мы вышли в долину, слева, на горе, возвышается замок. К нему ведет дорога. В начале дороги – флигель. Скорее дом, надо полагать для прислуги и охраны. Ворота заперты.

– Ваня! Скажи честно, ты Мезокко под Женевой искал? – обнял меня Савва. Я открыл рот, чтобы сказать ему все, что о нем думаю, с применением всех отглагольных прилагательных сексуального типа. Но тут во двор вышла Наташа. В легком сарафане, каких-то сандалиях. Глазища. Растрепанная…

– Извини, Савва. У меня срочное сообщение для княжны.

Схватил за руку, и утащил в дом.

– Показывай, где наша комната!

– Что случилось?

– Быстрее!

Изнутри на двери задвижка. Отлично!

– Кольцов, ты порвешь сарафан! Ваня!!! Ну Ванечка, ну милый… ну куда ты так торопишься…

Уже ночью она рассказала, что они очень веселились. Всем было понятно, – я думаю, что замок под Женевой. И Шарлотта с Саввой уговорили меня посмотреть, что получится. Ванечка, ты такой смешной, прям генерал, Так, быстро в Женеву! и чтоб к обеду. Мне было так страшно. И так унизительно, они меня лапали. И разглядывали так, что было просто жутко. А ты все не шел и не шел. Я их предупреждала, что ты разозлишься. А они смеялись, и говорили, что дадут тебе посмотреть. Ты чего Ванечка? А когда наверху загрохотало, этот заскочил, и говорит, что я надеюсь, вы скажете, что с вами обращались нормально?

Я прижимал её к себе, и думал, что легко суки отделались. И успокаивал свою принцессу самым древним способом успокоить женщину. Где-то через сутки Шарлотта прислала горничную. Тонкий она психолог! Если бы пришла сама или Савва, я бы их точно отправил в Женеву. Вылезать из постели нам не хотелось совершенно. Люди любят трахаться еще и потому, что в этот момент у тебя нет проблем. Это потом, когда все заканчивается… Тем не менее, мы пожаловали на ужин.

– Ну, что сказать, графиня. Жалкий походный быт барона Мейделя, не идет ни в какое сравнение с изысканностью вашей здешней жизни!

Да и то. В отличие от Якова, купившего по сути заброшенное здание, здесь устоявшийся быт и традиции. Древняя мебель и ковры. Верная и опытная прислуга, не разбежавшаяся в бедности. Драгоценный фарфор, и серебряные подсвечники. Распорядок, принятый в позапрошлом веке.

– Дворецкий, к сожалению, попросил расчет еще четыре года назад. Мы сейчас ищем, но сам понимаешь, Айвен, дело не простое.

– Завел ли ты, Савва Игнатич, доверенного камердинера?

– Не умничай, Ваня, на-ко вот, мяса еще съешь. А то лица на тебе нет. Всю Швейцарию объехал.

– Я, Савва Игнатович, не только мясо съем. Я еще и припомню вам, издевательства-то.

– Это Наташа придумала!

– Хорошая попытка, Савва. Но – помни. А вообще, мы с Натальей Викторовной возвращаемся в Париж.

– Айвен. Ты наверное не в курсе, но в Париж отсюда можно попасть и не через Женеву. – вид у Шарлоты при этом был самый светский и сердечный. Наташа рядом фыркнула.

– Спасибо, Шарлотта! Кто бы мог подумать! – с энтузиазмом воскликнул я. – Я мучаюсь мыслью, не устроит ли на вашем обручении один из гостей какую-нибудь гадость? Представляете, придет в дневном костюме? Наташа! Не пинайся! Просто скажи, что ты тоже не пойдешь!

– Айвен. В тебе есть потенциал. Ты безошибочно нашел способ прекратить нападки. И даже некоторое время их избежать.

– Не переживай Лотта. Если он еще раз про это заикнется, я к маме уеду!

– Ну да. Я, господа и дамы, намерен посетить Британию. Там сейчас на выданье принцесса Виктория. Мне кажется, у меня есть шансы. Княжна, положите ножик! Не щипайся ты, езжай к мамочке, подумаешь!

– Решено! Мы с Лоттой тоже едем. Вместе веселей. Я только охрану предупрежу. И ты, Лотта, позвони управляющему.

– Да-да, Савва Игнатович. Пора уже обручение устроить, а то смотреть противно как ты увиливаешь.

– Наташ, ну как ты его терпишь-то?

Обратная амбаркация запомнилась только пересадкой в Цюрихе. Господин Келлер прибыл лично засвидетельствовать. И разузнать, не солью я ему еще чего. А мне что, жалко? По секрету рассказал что Де Бирс с русскими мутят алмазный мегапроект. Если выйдет, то сами понимаете. И если не выйдет – тоже. Он сделал лицом мыслеформу «Но как!?». Скромно промолчал. Заверил, что инсайд достовернейший.

Лионский вокзал встретил нас дождем. Лето заканчивается. Добежали до такси и распрощались.

Дома все было на свои местах. Мадам Жаклин сообщила что подаст перекус через час. Жан-Клод немедленно начал грузить меня вопросами отопления, лето кончается. На столе в моем кабинете лежал список звонков. Яков. Мэтр Планель. Тейманис. Секретариат Ротшильда напоминает, что во вторник в одиннадцать, сэр Энтони меня ожидает. Наташка естественно сунула свой нос.

– Для общения с любовницами у меня другая квартира и другой телефон.

– Вот как дам сейчас! Вань, ты знаком с Ротшильдом?

– Да каких только придурков я не встречал.

– Кольцов. Правда все кончилось?

– Да. Сейчас все нормально.

– Сейчас?

– Ну, я же живу. Вокруг столько всего происходит. Кто знает, что там будет завтра?

– Вань, ты, главное, сам не нарывайся.

– Давай завтра в «Тетушку Катрин» сходим?

Но на следующий день мы посетили Наташину маму. Дамы опять трещали про обручение, что уже точно состоится в начале сентября. Я, от нечего делать, наигрывал блюзы на рояле. Как ни странно, больше всего мое бренчание заинтересовало Быстролетова. Поперешучивались с ним. С удивлением понял, что я его интересую. Это с чего бы это? Но пока суть да дело, налил коньяку, и потрепался с ним про медицину. Обаятельный парень. Его интересовали мои африканские приключения. Не последние, а охота. Рассказал несколько баек. Между делом ввернул про свою болезнь, из-за которой я официально уехал из Африки. Посетовал, что Флеминг никак пенициллин не доработает. На его недоумение пояснил, что это и какая от него польза. Не постеснялся посетовать, что в России никому нет дела. А можно ведь так зарабатывать! Потом меня очень вовремя утащил появившийся Савва.

– Ваня! Тут Яков звонил, зовет в гости.

– Не поеду. И Наташу не уговаривай. И вообще, когда уже мероприятие?

– Мы вам приглашение пришлем.

– Много народу планируется?

– Ой, Вань, не спрашивай. Втравил ты меня.

– Савва, не благодари. Лотта классная.

– Дык кто ж спорит? Но в Африке тоже неплохо было. Ты туда не собираешься?

– Нет. Я никак не решу, куда лучше эмигрировать. В Бразилию или Аргентину?

– О! А давай сплаваем? Проедем, посмотрим, что за Бразилия такая. Негров наймем, поохотимся.

– Там индейцы.

– Да? Заодно и посмотрим, что за диво.

– Надо бы.

– Ну что, я Яшке звоню?

– Эй-эй! Ты, Савва Игнатович, куда-либо поедешь теперь только в официальном статусе жениха! А до этого даже не думай.

– Ты когда-то был добрый, Иван.

– Да ладно Савва, это быстро и не больно.

К нам подошли Наташа и Лотта.

– Вань, здесь уже скучно. Поехали на Монмартр, в Тетушку?

Глава 33

Париж в начале осени напоминает алкаша, вынырнувшего из очередного запоя. Весь август парижане прятались на море, на фермах, в провинции, путешествовали, и начисто забывали о любимом городе. А сейчас заново мучительно привыкают к маленьким квартиркам, общественному транспорту, и ежедневной работе.

В конце августа развеселил адвокат, мсье Огюстен. Он позвонил и поинтересовался, не замышляю ли я на ближайшее время какого-нибудь эпичного злодейства? – Нет, Айвен, если контрабанда или махинации на скачках, то развлекайтесь, с этим справится и мой помошник. Но я, тут уеду в Виши, поправить здоровье. Воздержитесь в это время от серьезных дел. Расслабьтесь, мсье Огюстен! Отстрел Дюпонов я планирую на конец сентября, отдыхайте спокойно. Ах, Айвен, как приятно отдыхать, зная, что вернувшись, тебя ждет крупный гонорар!

Чуть позже, с похожими вопросами, позвонил мэтр Планель. Я, мсье Колтцофф, еду отдыхать. Прошу, не затевайте без меня крупных покупок! А если совсем крупные, то вот адрес и телефон, чтобы сообщить, я немедленно приеду.

Мы очень весело сходили в «Тетушку Катрин». Кроме песен и выпивки запомнился Гастон. Увидев Наташу, он подошел и бухнулся перед ней на одно колено.

– Принцесса! Я – Гастон Ожье! Обстоятельства нашего знакомства были чудовищны! Мою вину не искупить, и я вверяю Вам свою судьбу, ожидая решения!

Достал свою Беретту (модник какой!) и вручил Наташе, стволом к себе.

Помедлив секунду, княжна Вяземская взяла пистолет, легонько коснулась стволом сначала головы, а потом левого и правого плеча.

– Встаньте, рыцарь Гастон! Я не сержусь на вас, и верю, что отныне мы будем добрыми друзьями!

Потом подняла Ожье, расцеловала в обе щеки. И пожаловала целовать руку. Затихнувшие художники взревели. Засвистели и заулюлюкали американские туристы. Они вообще решили, что это специальный перфоманс для них. Тончев заявил, что он напишет полотно «Разбойник, сраженный красотой жертвы, вручает ей свой меч, исполнившись смирения». А я в очередной раз подумал, что ой не прост Гастон. Ой не прост.

Потом мсье Роже принес гитару, и заставил выступить. А я не стал стесняться. Вдарил сначала Буги^[12], а потом спел несколько песен Битлз. Yesterday, «Girl», «And I Love Her». Шарлотта не знает русского. Я не могу вспомнить французских песен, что мне прямо вот нравятся. Решил, что на английском – самое то.

Американцы были в восторге. Да и всем понравилось. Тем более что, все равно, закончилось хоровым пением «Госпожи Удачи».

Шарлотта Сакс была переполнена впечатлениями. Её можно понять. Чинная жизнь соломенной вдовы в глуши, сменившейся уже реальным вдовством, помноженным на нищету. Она не застала Париж, осколки которого догорали на Монмартре. Плюс Ламанов, пользующийся у всей местной шпаны нескрываемым пиететом. Я подозреваю, что к сексуальной привлекательности Саввы, в глазах Шарлоты, плюс пятьсот добавляла его работа вышибалой в прошлом.

Объявилась госпожа Скиапарелли. Я поехал с Наташей, и принял удар. Потому что белые штаны, к Эльзе не имеют никакого отношения. Но прочно ассоциируются с её именем. И что прикажешь делать, Кольцов? Эльза, объяви, что выпуск прекращен. Оцени, сколько тебе будут предлагать за эксклюзив. И, заметь, мы с Наташей, ни на что не претендуем.

– Не заговаривай мне зубы, Кольцов! Что дальше? Женщины будут ходить по улицам и без юбок и без штанов?

Наташа потупила глаза, я в очередной раз подумал, что Эльза умная дама.

– Что? Наташа только не говори мне, что уже примеряла уличные трусики!

В общем, с трудом отделался очередной прогулкой на пароходике по Сене, и обещанием Наташи, больше ни на что не спорить с этим эротоманом.

Дом Ротшильда, на улице Курсель сравнительно небольшой. Но если что, его, как на Трансвааль, насквозь не прострелишь. Оглядывая дом, прежде чем войти, я прикинул что здесь, если чо, только гранатами. Пулеметы не решают. Видимо, что-то такое читалось по моему лицу. Не успел я толком присмотреться, как рядом оказалось два охранника. С какой целью, мсье, разглядываем частную собственность? Вырубить их не представляло ни малейшего труда. Они подошли вместе, совсем не страховали друг друга… Они не видели во мне угрозу. Мне всегда нравилось удивлять таких придурков. Но сейчас просто назвался, и пояснил, что мне назначено.

Официально предметом встречи было финальное согласование и подписание документов. Но мы оба имели свой интерес. Я хотел убедится, что до сэра Энтони дошло все, что я ему говорил. А его интересовал я. Да и то. Непонятно откуда взявшийся чувак, судя по всему уверенно прогнозирует экономические процессы. Каким-то образом знает места алмазных месторождений. В курсе деликатных финансовых операций американского капитала, и еще много по мелочи.

Так что, если совсем просто, он хотел посмотреть возможно ли сотрудничество? А я размышлял, может продать ему Австралийские алмазы? Сейчас считается, что крупных месторождений в Австралии нет. Месторождения в Аргайле, Эллендейле и Аштоне откроют только в семидесятые.

Мне было очевидно, что сдав англичанам Якутские алмазы я ступил в зыбкую неопределенность. Достаточно ли такое действие для появления альтернативной реальности? Как будут развиваться дальнейшие события?

А продажа информации по Австралии и вовсе усугубит этот процесс. И люди, что сейчас и не думали заниматься добычей, поедут за бриллиантами. Какие это влечет изменения – поди знай. Я хмыкнул про себя. Ведь может кончится тем, что любимые всем миром AC/DC, Bee Gees и Мэл Гибсон вовсе не появятся! Я посмотрел на Ротшильда. Нет. Ты, сэр Энтони, жидомасонствуй себе на здоровье. Но AC/DC, сука, не тронь!

Африканские алмазы, проданные мной ювелирам, на такой детонатор изменений реальности не тянут. Бельгия, при всей симпатии, не та страна, что определяет мировую историю. А вот подтвержденные алмазные прииски в Австралии, могут изменить очень многое. Вплоть, до течения второй мировой на тихоокеанском театре.

Пока готовились документы, Ротшильд за меня взялся. То есть он думал припереть меня к стенке, и добиться признания о финансовом заговоре против него его конкурентов, и примкнувшего меня. Не меньше. А я хмыкнул, и попросил приказать помощникам доставить нам следующие документы. Журнал «Экономист» за апрель. Проспект эмиссии компании «Форд». Полугодовой баланс Швейцарского расчетного банка. Ну и газету «Неу Цюрих Цайтунг» за первый выходной июля.

Зная будущее, очень легко объяснить свое знание. Ты уже знаешь куда смотреть. Просто здесь и сейчас, посмотреть так никому не приходит в голову. Судя по лицу сэра Энтони, он все сразу понял. И, если бы знал великий и могучий, непременно бы сказал что-нибудь эдакое. И пока секретариат готовил документы, он расспрашивал мня об охоте в Африке. Удивился отсутствию трофеев.

– Сэр Энтони! Я проводник. Я стою за спиной детишек и слежу, чтобы они не заигрались. Ведь лев обычно убегает от загонщиков. Бросается на охотника – только когда у него нет выхода. Мне приходится стрелять в голову. А что это за трофей, без головы?

Потом долго обсуждали охоту на куду. Уел аристократа рассказом, что Савва почти в темноте её достал. Пояснил, что это совсем не то же, что стрелять оленей в Пембрукшире. Там можно подкрасться на выстрел. С куду, – лучше залечь за сутки, а лучше дольше.

Секретариат у Ротшильда толковый. Нужную информацию сгруппировали минут за сорок. Для этих времен – почти мгновенно. Даже несмотря на то, что первый этаж дома – по сути офис крупного банкира. С кучей всяческих архивов. Да и необходимости уже не было. Ротшильд просто убедился, что я не ошибся.

– Я надеюсь вы понимаете, Кольцов, что я покупаю информацию по России, не обязательно для добычи?

– Честно говоря, мне нет дела, сэр Энтони. Речь ведь идет о монополии. И это ваше дело как и за сколько вы её обеспечиваете. Что касается меня, скромность – в моих интересах.

– Я намерен рекомендовать Оппенгеймеру переговоры с Россией по этому вопросу. Он знаком с Орджоникидзе, и Литвиновым. У вас, может быть, есть мысли по этому поводу?

– Если говорить, то со Сталиным. Но очень аккуратно. Он обидчив.

– Что вы имеете ввиду?

В очередной раз про себя хмыкнул. Вспомнилось когда-то читаное. Как в ссылке над ним смеялись. Коба опять не снял носки, Коба спит в носках! Товарищи, у Кобы ноги пахнут, как вонючий французский сыр! Конечно, все, кто тогда, в Туруханске, смеялся, в тридцатые были уничтожены. А тогда рябой и маленький Иосиф молчал и мучился дилеммой, что делать? Снять носки, постирать – значит признать поражение; не снимать носки, вонять – значит превращаться во все большего изгоя. Решил не снимать и вонял с мрачностью и упорством ничтожества. Именно этот человек запустил череду ничтожеств у власти в России. Достаточно посмотреть, кого он продвигал. Все эти Ворошиловы, Лысенко, Мехлисы, Ежовы, несть им числа – это все его креатуры. Как беда случилась – никакой от них пользы. Это премьером Англии должен быть человек яркий и ответственный. А у Сталина, прежде всего – послушный, а в идеале – никакой.

– Знаете сэр Энтони. К Сталину нужно идти с готовым предложением. Желательно, оформленным так, чтобы это выглядело его идеей. Тогда шансы высоки. И упаси вас бог, обращаться к кому-то другому. Хотя, в условиях изоляции, все равно торговать алмазами красные смогут только через вас. Так что вы по-любому в выигрыше. А я и не сообразил. А вы, сэр, это мгновенно поняли. Снимаю шляпу.

К моему удивлению, мой комплимент Ротшильду был приятен. Мы еще поговорили около часа. И расстались вполне друг другом довольные.

Потом я поехал в публичную библиотеку. Где мне подобрали газеты про Аргентину и Бразилию за текущий год. Углубившись в изучение – ничего не понял. В обоих странах недавно случились перевороты. И политический кризис не думал стихать. И там и там к власти, по словам французских газет, пришли профашистские силы. Но, кажется, фашистами они считались из-за подавления красных. Вспомнил, что и Пиночета называли фашистом. А он, подонок, сделал всего лишь одну из самых устойчивых экономик в мире.

Это отдельная песня, как люди ненавидят тех, кто делает им хорошее. И обожают упырей. Взять хоть Россию. Хрущев, взявшийся расселять бараки и коммуналки – тварь. А вот Сталин… Носятся с этой атомной бомбой и ракетами. А какой-нибудь Пакистан с атомной бомбой и без ГУЛАГа – несчитово.

Но если не отвлекаться, то Аргентина конечно выглядит симпатичней. Все же понятные действия. Понятные последствия. Но в Бразилии – Амазонка! А это посильнее всяких там Буэнос-Айрасов!

Решил продолжить изучение вопроса. В конце концов всегда можно купить ферму, разводить быков и не париться. И вообще, у меня девушка есть, пусть выберет, а я буду настаивать на другом варианте. Это будет захватывающе!

Вернувшись домой я позвонил Савве, и напомнил, чтобы он заехал в БНП, его там деньги дожидаются. – Вань, ты фрак уже заказал? Как, тебе Наташа не говорила? Не тяни. Его долго делают. Какой прокат? Ты мне это прекрати. Чтоб как перчатка сидел.

Уселся за экономические справочники, что ж там с Бразилией-то?

Внезапно позвонили из РОВСа. Генерал Меллер просил меня выбрать день когда я смогу к нему приехать. Надо же, вежливо приглашают. Пальцы не гнут. В конце концов РОВС содержит детский дом для детей эмигрантов. Можно и побеседовать.

Когда Наташа вернулась домой, в прихожей зазвонил телефон, и она сняла трубку. Яков её уговорил. – Ванечка, ну и поехали, съездим. Праздник Урожая. Будет весело.

– Нат! Ну ты же понимаешь, что для того чтоб туда нас завлечь, он готов устраивать Праздник Урожая три раза в неделю? И что, нам каждый раз ездить?

– А давай, Вань, что-нибудь придумаем? Чтоб с точной датой? И тогда потом у него не будет повода приставать?

– Гм. А ты не только красивая. Вот не нужно, больно ведь не стукнешь. Слушай, давай у строим День Божоле? Напишем сценарий. Пригласим больших артистов. Пиаф там, Джанго, и прочих негров из Ротонды. Киношников обязательно. И вот прям фильм? Хочешь быть кинозвездой? Слушай, ты вот прям умная. Какой смысл становиться кинозвездой, если у тебя уже есть великолепный я?

– Вань. Для начала, может День Шабли?

– Ну и смысл? Шабли и так любой купит. А вот впарить этот компот – это задача. И ты, Наточка, под моим гениальным руководством эту задачу будешь решать. Эльзу пригласим, Коко. Грандиозный хепенинг под кинокамеру! Киноартистов всяких.

– Кольцов. Ты все это затеял не для того, чтобы увидеться с Гидеоновой?

– А ты её позовешь? Тут я подумывал её на Якова натравить, но не такой уж барон и плохой. Кстати, я все забываю спросить, ты Якову какую-то гадость готовишь. Может не нужно?

– Дурак ты, Кольцов! У Мейделя три года назад было увлечение моей подругой, Ольгой Иваницкой. Но почему-то ничего не получилось. Он уехал в деревню и там сидел два года безвылазно. Ни она, ни он, ничего не говорят. Ольга живет в Биаррице. Мы переписываемся. Как думаешь, может нам её с собой к Якову взять?

– Хороша ли она собой? Может быть и мне, одинокому, стоит присмотреться?

Глава 34

Генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер был в гражданском. Сильно немолодой, усталый человек. Чекисты много говорили, что похитив его, они покончили с организованной антисоветчиной белоэмиграции. Ну не знаю. Так же они говорили и после похищения Кутепова, несколько лет назад. И после терактов против верхушки РОВС. Как по мне, активная деятельность РОВС угасла по естественным причинам. Настоящие вожди или умерли или состарились. А личный состав белой армии уже давно занят другими делами, к примеру – выживанием, и не рвется воевать. Мне кажется, Евгений Карлович исполняет в основном организационно-хозяйственные функции.

Конечно, все не так просто. И какая-то часть бывших офицеров участвует в различного рода движухе против СССР. Но, по моему мнению, это, скорее, своего рода аутсорсинг в пользу различных разведок, чем стратегические усилия. Опять же, сдача личного состава и агентуры в аренду, несет деньги на поддержание функционирования организации. Но идеология – это бич не только коммунистов. Бывшие белые офицеры и генералы, так и не сделали напрашивающийся шаг. Не создали структуру военных наемников. Хотя, все предпосылки для этого были. Но вожди белого движения, зачастую совершенно унизительно выпрашивая подачки у бывших союзников, так и не додумались использовать имеющийся ресурс в полной мере. А своего Боба Денара у русских не было.

А я изо всех сил, стараюсь не проговорится и не подкинуть эту идею Ламанову. Савва, без сомнения, с парой десятков человек захватит какое-нибудь островное государство, те же Коморы. И провозгласит себя Верховным правителем. Только, скорее всего, потом погибнет под огнем английских или французских линкоров, вставших на якорь в столичной бухте.

Назначая время встречи, я был убежден, что речь пойдет о воспомоществовании соотечественникам. В одиннадцать ноль-ноль, я был на улице Колизе, в штабе белого движения. Так, не без пафоса, назвал мне место аудиенции адъютант Миллера.

В нескольких комнатах, занятых РОВС, царило оживление и суета. Звонили телефоны, бегали люди. Подтянутый и ухоженный мужчина, увидев меня, встал из-за стола.

– Господин Кольцов? Вас ждут.

Разговор пошел, как ни странно, об Испании. Генерал уже не пытался убедить меня примкнуть к группе офицеров, туда отправившихся. Ему были нужны контакты в окружении Франко. С чистой совестью назвал ему три фамилии, и подробно описал приятелей Ивана, с которыми он частенько выпивал в Сеуте, под игру в бридж.

– Только, господин генерал, прошло четыре года. Они могут не вспомнить. Хотя, люди вполне приличные. Без этой кастильской спеси.

– Не подключитесь, хотя бы на этом этапе, Иван Никитович?

– Простите, меня, Евгений Карлович, но, со всем уважением, нет. Я не хочу в этом участвовать.

– Вы теперь совсем француз? – грустно спросил он.

– Я ни разу не спросил про деньги. Это, согласитесь, совершенно не по-французски.

Открылась дверь, и вошли генерал Скоблин и адмирал Кедров. Оба в костюмах. Оба слегка навеселе. Одиннадцать часов. А неплохо командование, белых сил в изгнании, живет!

– Кольцов! – воскликнул Кедров – и ты здесь!

Я встал.

– Здравия желаю, Михаил Александрович. Здравия желаю, Николай Владимирович!

С Миллером и Скоблиным я раскланиваюсь на званых вечерах у матушки Натальи. А вот адмирала Кедрова, Иван увидел с момента эвакуации впервые. На его линкоре Иван ушел из Крыма. И почти год жил потом в Бизерте.

– Как у тебя дела, Ваня?

– Все отлично, господин адмирал!

– Я теперь инженер, как и ты.

– Душевно рад за вас, Михаил Александрович.

– Вот, Михаил Александрович, прошу Кольцова съездить в Мадрид, а он отказывается.

– Чего же ты, Ваня?

– Ээээ… не дело русскому немцам помогать, мне кажется.

– Смотри как ты! А что прикажешь делать? Нет, с красными нужно бороться повсюду. А в Испании есть все шансы на успех.

– И без нас справятся. А что делать? Если интересует мое мнение, то договориться с Де Бирс, к примеру, и предоставить им роту корниловцев на год. Для охраны и обеспечения их интересов в Африке. Все больше пользы.

– Да ты красный, штабс-капитан! Предлагаешь от борьбы отказаться?

– Я, Николай Владимирович, состоятельный человек. А они красными не бывают.

Я полез в карман, и достал заранее выписанный чек на пять тысяч фунтов.

– Разрешите, господа, пожертвовать для детского дома в Ле Везене. С совершеннейшим почтением.

Миллер взял чек и посмотрел цифру. Хмыкнул.

– Откупаетесь, господин Кольцов?

– Ни в коем случае. Мне не в чем себя упрекнуть. Просто помогаю соотечественникам.

На улице я закурил, и подумал, что послезнание делает цирком очень многое. Находиться в помещении, которое сдал в аренду РОВСу агент НКВД, и которое прослушивается двадцать четыре на семь… В компании бывшего генерала, бывшего адмирала и действующего агента НКВД – есть в этом что-то театральное.

Приехал в Шиап, и увез Наташу обедать. Почти в Сен-Клу я обнаружил уютный ресторанчик, где хозяин придумал то, что потом будет называться бизнес-ланч. Без меню тебе подают фиксированый набор блюд. Только от двадцать первого века было сильное отличие. Сегодня на обед подавали:

– фуа-гра, мусс из омаров, bœuf en croûte^[13], зеленый салат с оливковым маслом, изысканнейший выбор сыров, десерт неправдоподобной легкости, digestifs^[14] на выбор. Десять франков на двоих.

В небольшом ресторанчике, со сложенными из камня стенами свободных мест не было и мы устроились на улице. Толстяк хозяин сам обслуживал посетителей. Меню он исполнил как оперную арию, а в завершение её поцеловал свои кончики пальцев. Потом столик быстро заполнился, завершившись традиционным «bon appétit».

Французский обед наскоро, длится всего пару часов. И то, в такой спешке питаются обычно иностранцы и мелкие служащие. Менее трех часов на обед тратить нельзя, считает нормальный француз. И все три часа он в основном смотрит в тарелку, не отвлекаясь на глупости, типа разговоров или созерцания окружающих. Поэтому даже хорошо, что мест в зале не было. Там стояла тишина, нарушаемая лишь звяканьем приборов. А мы трепались о всякой ерунде.

Наташа рассказывала, что осенняя коллекция придумана, и дело за малым. Так что можем смело ехать в четверг в гости к Якову. Ольга Иваницкая приезжает завтра утром на Gare de Lyon, ты её встретишь Вань?

– Ты так и не ответила, хорошенькая у тебя подруга или я так и буду с тобой маяться? Ты не находишь безрассудным отправлять меня за ней в одиночку?

– Она красивая, и ты меня, Ваня, не дразни.

– Меня, Нат, тревожит, что ты не реагируешь. Как его зовут?

– Ну почему ты такой дурак?

Выяснилось, что у Якова с ней, оказывается, дело шло к свадьбе. И она до сих пор не передумала. Еёприезд в Жуаньи – это попытка исправить ситуацию.

– То есть, моя девушка, говорит мне, что какой-то Мейдель лучше меня? Ты понимаешь, что это невозможно? Что увидев меня госпожа Иваницкая потеряет голову и начнет меня соблазнять? И я теперь даже не знаю, отвергать ли её поползновения…

– Вань, все такое вкусное. Можно я тебя потом побью?

В качестве digestifs я взял marc, а Наташа шартрез.

– Ты поясни все же. Это у нас операция по соблазнению Якова? Тогда я бы посоветовал Гидеонову. Пусть ему небо с овчину покажется. А сводить барона с нормальной девушкой… Она тебе когда-то сделала гадость?

– Знаешь, Ванечка, ты, когда молчишь, кажешься таким умным. У них дело шло к обручению. А потом он вдруг позвонил ей и сказал, что она может считать себя совершенно свободной. И уехал не встречаясь.

– Боже мой! Здесь какая-то страшная тайна! Но, Наталья Викторовна, можете быть спокойны. Я берусь за дело! Значит, цель операции лишить барона звания холостяка?

– Господи! Ну, началось!

– Я всегда знал, что ты в меня веришь. Сходу могу предложить два плана. Первый, – я, на глазах у Якова, воспылаю к госпоже Иваницкой чувствами. Она будет мне подавать знаки благосклонности. И вот, однажды, Яков накроет меня с ней за портьерой, в недвусмысленной ситуации.

– Знаешь, Кольцов, не так уж я и объелась.

– Фи, Наташ, ножик ведь грязный. Никакой стильности. Так вот, – дуэль! С десяти шагов, мы стреляем одновременно! Я падаю бездыханным, с раной в плече. Иваницкая достается победителю. А ты меня лечишь. Дня три, не вылезая из постели.

– Ты думаешь, Яков будет в тебя стрелять?

– Куда он денется, он такое за портьерой увидит, о! Но патроны будут холостые. Рану мне сделаем заранее гвоздем. В результате у Якова не только невеста на руках, но и чувство вины передо мной. А?! Но и это – не все!

– Господи, еще полгода назад, я была совершенно счастлива! Ну как так вышло-то?

– Да, повезло тебе – невероятно! Потому что это все будут снимать киношники. Это будет часть сюжета фильма про Праздник Молодого Вина. Будешь себя хорошо вести, я дам тебе небольшую роль влюбленной в меня селянки. Без слов. Просто вот как сейчас, будешь смотреть на меня с обожанием. Мсье – рассчитайте нас пожалуйста!

В машине Наташка злобно фыркала и отворачивалась. Но я ей сразу сказал, что это только план номер один. Не бесспорный. А есть ведь и номер два. Этот – вообще… Мейдель не уйдет. Остановившись у магазина, мы долго целовались, пока она просто не надавала мне по рукам и не скрылась на работе.

Поезд Биарриц-Париж прибывает рано утром. Разбудить Наталью в такую рань можно только одним способом, но я бы тогда тоже никуда не поехал. Ольга Леонидовна Иваницкая оказалась красавицей. Всю дорогу до дома я пытался вспомнить, кого же она мне напоминает, пока не сообразил. Синди Кроуфорд. Такая же ладная, обаятельная, и офигенная. А у Якова губа не дура! Дочь царского генерала от интендантства. Живет с матерью в Биаррице. Но и в Париже у них квартира. Не бездельничает, а работает кем-то вроде учителя – воспитательницы в детском пансионате.

Дома нас встретила заспанная Наташа. Это подвиг, проснутся так рано. Потом они пили кофе и трещали о своем. Я даже не считал нужным прислушиваться. А стал собирался. Как-то само собой сложилось, что у Наташи два баула. И один у меня. Госпожа Иваницкая приехала всего с одним, хоть и большим, чемоданом. Поэтому кабриолет пришлось оставить. И ехать на седане. Вроде поместились. Девушки всю дорогу трепались об общих знакомых, учебе в пансионате и Сорбонне. Два понимаешь ли, филолога. Я вставлял редкие реплики.

Въезд в Замок Сези, барона Мейделя, перегораживала огромная триумфальная арка. Стоящая таким образом, что даже подъехать к замку было затруднительно. На звук авто к нам пришел садовник, два каких-то пацана и Савва. Садовник и пацаны потащили наши вещи, а Савва полез обниматься.

– А мы здесь уже заждались. Наташа! Ольга! – всех-то он знает. Со всеми-то у него дела.

Я в очередной раз подивился Ламанову.

– А Яков сейчас в деревне. Готовит праздник. Это от тебя китайцы приехали, Вань?

– А что за арка? Чтоб враг не прошел?

– Хе. Её уже третий день тащат. Завтра обещают установить на въезде.

Девушки ушли в дом, а я уселся в кресло под зонтом, и закурил. Налил шабли, отпил.

– Это Наташа, Ольгу позвала?

– Ну да, Савва Игнатич. Яков будет ругаться?

– Да хер знает. У них вроде к свадьбе шло. А потом – раз и разбежались.

– Ну а нам-то что? Пусть сам разбирается.

– Тоже верно. У нас обручение в следующую субботу. В шесть вечера. Кафе для Пэ.

– А свадьба?

– Через полгода.

– Поздравляю.

– Слушай, может пока суть да дело, и вправду в октябре в Бразилию сплаваем?

– Я, тебя Савва честно предупреждаю, что позову. Но сейчас рановато.

– Как-то делать нечего.

– Поговори с Шарлоттой. Или давай вместе. Устройте у себя в долине горнолыжный курорт.

– Это еще чо за зверь?

– Ну, это место, куда люди приезжают кататься с гор. Построй пару гостиниц. Коттеджей с десяток. Дело хорошее.

– Херня какая-то, Вань. Хочется чем-то серьезным заняться.

– Куда уж серьезней. Там, Савва Игнатович, дел – на целую жизнь! Вырубить склоны, поставить подъемники. Построить гостиницы. Дорогу, опять же, с властей стребовать. А то ведь к тебе приличную девушку не привезешь!

– Это почему это?

– Ну а как ты себе это представляешь? Вот скажу я Наташе, поехали к Савве в гости. Знаешь, что она мне ответит?

– Что? Ей вроде бы нравилось…

– Нравилось? Она скажет – фуууу… Савва опять даст пулемет в руки, и позовет по горе напротив замка стрелять. Ты чему мою девушку учишь, душегуб плюшевый?

– Противный ты, Вань. Девчонке нужно от тебя как-то обороняться. А то и на своем настоять.

– Займись горными лыжами. Тебе понравится. И вообще, я лучше с Лоттой поговорю. А то ты че та ломаешься как девка красная.

– Не, Вань. Не прокатит. Тебе с нами обоими нужно договариваться.

– Дык я по очереди.

Из дома вышли девушки и уселись с нами под зонтом. Налил им шабли. Вдали раздался звук автомобильного двигателя.

Во двор замка вошли Марк и Яков. Яков вгляделся в сидящих под зонтом и сбился с шага.

– Здравствуй, Яков Карлович! Надолго сюда заглянул? – сказал я.

Кажется, он меня не слышал. Художник Тончев наверное сказал бы, что будет писать картину «Барон наповал сражен красотой графини».

Глава 35

Французская кухня имеет множество подвидов. Летняя, зимняя, высокая, повседневная и пр. и пр. Это не считая региональной. Объединяет её одно – она великолепна. Не удивлюсь, если во Франции, на бытовом уровне, еду воспринимают как национальную идею. Если уж кто-то из американцев однажды сказал, что готов отдать жизнь за бигмак, картошку фри и френч-пресс^[15]. То что тогда говорить о французах?.

Наташа, выросшая во Франции, не очень понимала своего счастья. И я об этом ей рассказывал, пока мы собирались в гости.

Явление Ольги Иваницкой, барону Мейделю состоялось, как бы просто и тихо. Лишь на мгновение у Якова дрогнуло лицо. А потом он стал невыносимо учтив и любезен. И дальше говорил только с ней. Обращаясь вроде бы ко всем. Как добрались, я очень рад, Ольга Леонидовна, что вы посетили мой одинокий приют, у меня здесь неустроенность. Я, понимаю, у вас, в Биаррице, гораздо уютнее, но еще пара месяцев, и здесь будет весьма достойно. Госпожа Иваницкая была крайне надменна и сдержанно-суховата. Если бы я не знал, что она сама сюда напросилась, я бы решил, что её сюда привезли силой. Мне, было подумалось, что довыпендривается, с холодностью-то. Потом перевел взгляд на глуповатую улыбку Якова, и подумал что – нет. Все по плану. С ним построже нужно. Умная барышня. Шарлотта с Наташей неприкрыто наслаждались происходящим. Мы с Саввой держали покерфейс.

Только сейчас я обратил внимание на то, как дамы одеты. И понял, что стратегическая операция тщательно продумана. Наташа, в платьице, Лотта, в легкой юбке и блузке. Ольга Иваницкая неброско-великолепна. Красивые босоножки. Скромное черное платье от Шанель, длиной чуть выше колен. Как бы отсутствующий макияж, подчеркивал глаза и чувственный рот. А вот этот простой конский хвост, похоже, дамы сооружали втроем. Чтоб шею можно было оценить правильно, и не думать, что она не волшебная.

Тем временем барон, эта жертва коварных манипуляций, потащил Ольгу показывать замок. Остальные пошли с ними. Я уселся обратно в кресло. Вернулась Наташа.

– А ты чего не пошел?

– Что я там не видел? Понятно же, что песенка Якова спета. Не отвертится. А я боюсь сказать какую-нибудь гадость.

– Ольга так переживает…

Я хмыкнул. Во двор вошел юный джентльмен. Я узнал нашего спасителя, Николя Дамура. Встал и за руку вытащил Наташу из кресла. Николя подошел к нам, снял кепку и сдержанно поклонился.

– Бонжур!

– Наташа, позволь тебе представить Николя Дамура. Это он нам очень помог, когда мы вытаскивали тебя.

– Николя, это моя невеста, Наташа.

Наташка наклонилась и расцеловала мальчишку в обе щеки.

– Огромное спасибо тебе, дружок!

Он слегка покраснел, а потом сказал:

– А я специально к вам. Барон предупредил, что вы сегодня приедете.

– Зачем же мы понадобились?

Николя снова снял кепку, и солидно произнес.

– Мадемуазель принцесса, мсье Колтцоф. Я, от имени моей семьи, имею честь пригласить вас в свой дом, на новоселье. Завтра в три часа. Будут наши соседи, ваш водитель Жан, и еще несколько друзей.

Наташа серьезно его выслушала, а потом сказала.

– Большое спасибо за приглашение. Я и мой жених обязательно придем.

– Будем ждать, – он надел кепку – я дальше побежал!

– Расскажи хоть, как у тебя дела здесь?

– Все завтра, мсье Айвен. Я еще не всех обошел!

Я потащил Наташу к машине.

– Куда ты?

– Мы едем покупать подарки. На новоселье. Я без тебя не справлюсь. И только попробуй мне сказать, что ты не готова. Иваницкую выгодно оттеняла? И меня, прекрасного, подчеркнешь. Все будут завидовать такой замухрышке.

– Вань, а что, так в глаза бросалось?

– Да, Яков вообще ничего не понял. Но меня не проведешь! И прекрати хихикать! Это я тебя соблазнил!

– Конечно-конечно! Как можно по-другому?

– Тебе говорили, что ты ехидна?

– Умные и со вкусом люди, все как один говорят, что я ангел. А дураков я не слушаю.

– Ты, Наточка, безусловно ангел, но ядовитый.

– А теперь поясни мне, милый, что там про замухрышку?

Я запарковался на торговой улочке.

– Вот магазин. Купим набор кастрюль и сковородок!

– Как-то это, Вань… А это прилично? Я думала, мы торт закажем. И миндальных пирожных съедим. С кофе.

– Пирожных обязательно съедим. А торт я бы воздержался, чтобы не жалеть.

– Ты о чем?

– Потом поймешь. Ага, вот и кастрюли!

Не заморачиваясь, взял набор медной посуды – всякие сотейники и прочие кастрюли и кастрюльки. И набор разных сковородок. Попросил нарядно упаковать, и обернулся к Наташе. Она. зависла над умилительно мимимишной кастрюлькой, кругленькой, в цветочек. По размерам, чуть больше кукольной. Вань, очень хороший подарок, а ты как думаешь?

– Там семья – пять человек – пояснил я.

– Ну и что? – не поняла она. Я рассчитался, и попросил положить пакет в машину. Мы пошли в соседний ресторан, пить кофе с пирожными.

– Ната, ангел мой. К сожалению, ты – не умеешь готовить.

– Ну и что? И почему к сожалению?

– Эх! Я бывал в местах, где женщина, которая не умеет готовить борщ, большинством мужчин отвергается.

– А что такое борщ?

– Ну, это такой суп, со свеклой, капустой, помидорами, на мясном бульоне. Много есть рецептов. Кто-то еще картошку добавляет…

– По моему – гадость!

– Чтоб ты понимала! А со сметаной, и с салом… мммм…

– Что такое сало?

– Вот я и говорю, у тамошних мужчин ты бы даже замухрышкой не считалась.

– Мы, Ванечка – здесь. И я – ангел.

– Тогда ответь мне, что сварить в кастрюльке, что чуть больше кофейной чашки, на семью из пяти человек?

Мать Николя, совсем молодая женщина. Представилась мадам Оринн. Мейдель передал её семье в вечное пользование один из коттеджей неподалеку от замка, и взял в замок горничной. Похоже, она никак не могла поверить своему счастью. У Николя еще три сестры. Одна чуть младше него, и близняшки лет трех. Отец и муж погиб при аварии на заводе.

Нас принимали с веселым почтением. Было несколько соседей и Жан, который мне обрадовался.

Нашему появлению предшествовала тяжелая битва, что я выдержал с Наташей. Она собиралась появиться в сельском доме в образе княжны Вяземской. То есть во всем блеске великолепия. С огромным трудом убедил её надеть скромное, но просторное платье, обычные лодочки, плащ и косынку. Мы же не на охоту идем Кольцов, ты с ума сошел, что люди подумают. Просто верь мне, солнце, я о тебе забочусь.

После вручения подарков Николя, исполняющий роль хозяина, принес поднос с напитками. Пастис для мужчин, и охлажденный мускат для дам. Пригубив, гости разом заговорили о погоде и видах на урожай. Проведя в обсуждении несколько мнут перешли к местным сплетням. И Жан поведал, что Пьер полетел в Африку не просто так, а потому что с Аленушкой. Принцесса Вяземская не выдержала и начала громко ржать. Как же ты, Кольцов, упустил свое счастье? У Николя и его семьи все нормально, Он помогает Марку с отоплением в замке барона, и вообще в авторитете у местной шпаны, как столичная штучка и лицо приближенное к местным полубогам. У Бруно тоже все нормально, позавчера его новоселье посетил барон. А у нас сам Кольцов с Принцессой Вяземской, все обзавидуются. В школе нравится, но скучновато. Девчонки еще эти…

Затем всех пригласили к столу. И мы приступили.

Как выяснилось, во Франции делают пиццу. Она в разных местах по разному называется, но – это она. Для начала нам её и подали, целых три. С анчоусами, с грибами и с сыром. Заставили взять по ломтику каждой. Затем сотрапезники тщательно вытерли тарелки кусочками хлеба, оторванными от полутораметровых батонов. Хозяйка внесла следующее блюдо – паштет из кролика, кабана и дроздов. Следом – ароматный террин^[16] из свинины, сдобренный marc. Потом saucissons с крупинками черного перца. И крошечные сладкие луковички, замаринованные в свежем томатном соке. Потом тарелки вытерли еще раз и в столовую внесли утку. Ясное дело – ничего общего с тремя тончайшими ломтиками грудки, которые в «Ритце», в виде веера, выкладывают на тарелке. Испачкав этот веер изящным росчерком соуса. Здесь угощали приличными кусками, щедро политыми густой пряной подливкой, с гарниром из лесных грибов.

Не без труда мы доели утку и устало откинулись на стульях, радуясь, что выступили достойно. И с ужасом увидели, что остальные гости в очередной раз вытирают тарелки хлебом. А мадам Оринн поставила на стол огромную дымящуюся кастрюлю со своим коронным блюдом – густым рагу из кролика. Великолепного, шоколадного цвета. На робкие Наташины мольбы о порции поменьше, ей снисходительно не поверили. Мы съели рагу. А еще зеленый салат с чесночными гренками, поджаренными в оливковом масле. И еще круглые, пухлые крутоны козьего сыра и gâteau^[17] из сливок и миндаля, изготовленный старшей из сестер Николя…

Солнце садилось, мы тяжело брели к замку барона. Наташа плелась вцепившись в мою руку и тихонько причитала что я же сейчас лопну, Ваня, я же просто лопну и умру, как же можно столько есть…

Что бы отвлечь её, пустился в рассуждения о женском коварстве. Вот мне, чтобы отвязаться от приглашений Якова, приходится изобретать всякие праздники, кинофильмы и присматриваться к противной Гидеоновой. А вот одна княжна, просто устроила личную жизнь своей подруги, и – вуаля! Мейдель про меня почти не вспоминает. Да и госпожа Иваницкая, постарается оградить Якова Карловича от тлетворного влияния этого подозрительного авантюриста Кольцова. Ты, Ванечка, ничего не понимаешь, Ольга страдала. А этот Яков засел в деревне как сыч, и ни ответа ни привета. Правильно Наточка, как можно допустить, чтобы любимый мужчина не страдал? Это нужно исправить, чтоб, ему, подлецу, жизнь медом не казалась. И, ты знаешь, мне думается – у неё получится. Боже мой, с кем я связалась? Правильно, Нат, с Яковом нужно безжалостно, иначе как угорь, вывернется.

Еще когда мы уходили в гости, эпопея с установкой арки на въезде в замок вступила в завершающую фазу. Я теперь представляю, как строили египетские пирамиды воочую. Яков согнал всех окрестных селян, и они, веревками, на волокушах, приволокли это монстроидальное к замку. А сегодня и установили. В лучах заходящего солнца Яков царственно обозревал получившееся великолепие. К его руке чувственно прижималась госпожа Иваницкая. Я так понимаю, в ночь по приезде, барон прокрался к ней в спальню, и множество раз надругался над беззащитной жертвой. Хотя, кто же здесь жертва, вопрос дискуссионный. Тем более что Яков выглядел несколько устало, а Ольга чуть ли не за километр просто сшибала с ног ничем не прикрытой сексапильностью. Глядя на них, Наташа спряталась мне за спину и захихикала.

– А неплохо получилось, Яков Карлович! – поприветствовал я барона. – сразу видно, что здесь живет знатный винодел, а не оборванец какой-то.

– После того, как ты установил под стенами нужник, Иван, по этому поводу ни у кого не возникает и тени сомнений – ослепительно улыбнулась мне Ольга Иваницкая. Наташа не выдержала и фыркнула. А она – ничего так, неохотно сказал я себе. Яшке с ней не скучно будет.

– Колесница, Кольцов, будет завтра утром. И девушки, само собой. – Отвлекся от созерцания своей триумфальной арки барон. – можно будет репетировать.

– Это вы о чем? – напряглась Наташа.

– Он разве тебе не рассказал сценарий завтрашнего праздника? – удивился Яков – праздник начнется в три пополудни выездом Кольцова из этой арки, на римской колеснице. В тунике и сандалиях. Он неторопливо проследует в Жуаньи, попутно благословляя дланью окрестные поля и виноградники. По сценарию, вокруг колесницы в это время бегает пятьдесят молодых девушек в сандалиях и туниках на голое тело. Периодически одна из них подбегает к коляске и срывает поцелуй с его надменных губ.

– Вот как. – не предвещающим ничего хорошего тоном сказала Наташа.

– Оля! Я забыл тебе показать, у меня тут вдоль берега реки, удивительно романтичная тропинка – сказал Мейдель. И быстренько увел подругу.

А я, титанически подавляя в себе ржание, потащил злобную Наташу в замок. В спальне мы быстро решим все противоречия.

В замке включили освещение, подсветку стен, и свет во дворе. Выглядело все очень нарядно. Мы вошли во двор.

– Так вот чем ты тут занимаешься, Кольцов! – прошипела Наташа. – пока я там, в Париже!

– Ну, Нат! Яков все врет. Не пятьдесят, а всего двадцать. И целоваться я буду только с пятью самыми быстроногими.

– Ты еще и шуточки шутишь, скотина? – мы стояли посреди двора, но я сгреб её в охапку и, не выдержав, захохотал. Она замолотила кулачками в мою грудь. Во двор замка въехало два автомобиля Симка. Остановились, и из машин вылезло шесть человек. Одного из них я мгновенно узнал. Сергей Иванович Геттинген.

Продолжая прижимать Наташу к себе, я ей прошептал на ухо:

– Слушай внимательно. К Якову приехали бандиты, вымогать деньги. Скажи мне какую-нибудь гадость, и гневно уйди в дом. Потом найди Савву, и предупреди. Давай!

– Пусти урррод! – гневно воскликнула Наташа, а потом неожиданно поцеловала. Развернулась и скрылась в доме. И приехавшие, и я проводили её взглядами пониже спины. Вот же, коза! Специально так пошла. Я обернулся и пошел к гостям. Погано. Вооружены пистолетами. Если начнется стрельба, пойдут рикошеты от брусчатки и стен. Так-то – ничего особенного. Русские. Один, правда, получше – крученый. Пистолет справа за поясом. Левша. И явно еще что-то. Не граната. Нож. Точно.

– Сергей Иванович! Какими судьбами?

– И ты здесь, Кольцов? Мы не закончили наш разговор. И я приехал все прояснить.

– Что же тут можно прояснить? Барон не хочет с вами сотрудничать.

– Где Мейдель?

– Вроде на реке слонялся. Он, Сергей Иванович, такой романтичный, любит наблюдать восход луны, отражающийся в водах Йоны.

За разговорами я непринужденно сместился так, чтобы стоять от них сбоку, а не между ними и домом. Тот, что получше, так же непринужденно сделал пару шагов, перекрыв мне путь к воротам. Хе. Я не собираюсь убегать.

– Ну вот, когда ты без гранаты, мы и поговорим по-простому. Веди нас к барону!

– Где же я вам его найду? Он на реке где-то бродит.

Крупный мужик отделился от остальных подошел ко мне и сказал:

– Хули ты умничаешь? Сказано – веди! – и ударил меня в челюсть. Ну, он так думал. Если уметь, вывихнуть руку – гавно вопрос. Особенно если тебе её протягивают. Можно и сломать. Но треск будет слышно. А они вон какие нервные. Четверо мгновенно достали пушки. Два нагана, браунинг и люгер. А опытный ничего не достал. Откуда же ты такой взялся? Но, по-любому уже не шесть, а пять стволов. Я пихнул согнувшегося, и прижимающего к груди руку, страдальца обратно к группе. Опытный мужик как-то нервно зыркал по сторонам и был очень напряжен. Очень. Гм. Чувствует.

– Вы странно себе представляете обсуждение, Геттинген. Может быть внятно скажете, что вам нужно?

В принципе, если прыгнуть с кувырком, я окажусь среди них. Правда всю спину об брусчатку побью… Мозгов не стрелять у них хватит. Скорее друг друга перестреляют. А я им ручонки-то повыдергаю. Придурки. Даже сейчас не догадались рассредоточиться. Геттинген открыл рот, чтобы что-то сказать, а я уже было совсем собрался прыгать. Но тут одновременно произошло два события. Распахнулось окно в доме, на первом этаже. И в него выглянул пулемет Льюиса. За котором угадывалось лицо Саввы. Из-за дома, задом, выехал кабриолет Ситроен, с пулеметом на турели. По типу арабских пулеметных экипажей. Пулемет повел стволом руками Марка. За что мне нравится Марк? Обычно его не видно и не слышно. Но когда возникает нужда, он оказывается в самом нужном месте.

– Савва Игнатович! А меня-то за что?

– Ты бля, Ваня, подзаебал своими шуточками. Так что если что – не взыщи. Да и стрелять Марк будет. Он из пулемета на лету мухе в правое яйцо попадет. А я для, блять, красоты здесь постою.

Я повернулся к горе-бандитам.

– Давайте мужики, разоружайтесь. А то и мне прилетит. Давайте, давайте, бросайте стволы в машину.

Я указал на заднюю дверь Симки, и отошел еще дальше. Опытный мужик попробовал слегка сдвинуться в сторону ворот. Но от Марка раздалось – «Стой где стоишь. И не шевелись. Я смотрю за тобой».

Я взглянул на Геттингена. Он являл собой монумент отчаяния, готовый воскликнуть – «Но как!?». Во двор вышел Савва с пулеметом.

– Савва Игнатич? – воскликнул Геттинген. Бля, все его знают! Я огляделся. В соседнем окне маячили головы Шарлотты и Наташи. Чуть подальше в окно пялилась Сибил. Из-за угла выглядывал садовник. Экс-бандиты тесной группой стояли посреди двора. Махнул рукой опасному, чтобы подошел. Молча его развернул, и вытащил из-за пояса, сзади, ножик. Ничего такой. Сантиметров тридцать лезвие. Левой рукой бросил, вогнав его в стенку сортира почти на половину. Хорошо просох! Дамы за окном устроили аплодисменты. Раскланялся.

– Потом отдам. – сказал я мужику. Он улыбнулся. Вообще-то – нормальные вроде мужики.

– Ты, Ваня, все не бля наиграешься! Давайте, мужчины – вон туда. Посидите в погребе. Барон придет, пусть с вами разбирается.

В этот момент во двор ступила парочка, совершенно увлеченная друг другом. Они настолько ничего не замечали, что практически уткнулись в Геттингена.

– Сергей Иванович! – воскликнул Яков – какими судьбами?

И протянул агрессору руку.

– Поосторожней, барон. Савва, веди уже их. Господа, вам придется некоторое время подождать, пока мы все обсудим. – Ламанов распахнул дверь погреба, впустил всех шестерых, и повесил на дверь замок.

– Вот вы, Яков Карлович, про меня моей девушке гадости рассказываете. А вы, Ольга Леонидовна язвите напропалую. А я, только что, отстоял замок от захватчиков!

– А чего ты, Ваня, вы… выделывался-то? Че не убежал сразу? Заперли бы дверь, да и постреляли бы их на… совсем.

– Бои во время реставрации зданий? – во двор выбежала Наташа и прижалась ко мне. Вышла Шарлотта.

– У нас тут мужчины по дому с пулеметами бегают, а вы неизвестно где.

– Это что, были бандиты? Правда? – Иваницкая была неожиданно возбуждена. – а я все пропустила!

– Эх, Ольга Леонидовна! Вам повезло с бароном. Он всегда появляется когда я уже все решил. Он обычно девушек успокаивает в этот момент.

– Кольцов, это мелко.

Наташа фыркнула мне в плечо.

– Ребята, какая у вас жизнь здесь захватывающая!

– Решено. Раз госпоже Иваницкой так нравится, я тебя, Айвен, и тебя Наташа, приглашаю. – скзал Марк. – Захватим замок Сези этой зимой.

– Барона и Ольгу будем продавать парой, или разделим?

– Слушайте, а что сейчас-то делать? – Яков как-то никак не мог врубиться в ситуацию.

– Ну, пойдемте, подумаем.

– И вправду. Как раз и поужинаем.

Наташа тихо застонала.

Глава 36

Труднее всего оказалось напоить девушек. Что бы ушли спать и не мешали серьезному разговору. Причем я был настроен достаточно благодушно. А вот Яков, похоже, готовился зверствовать. Савва и Марк подливали девицам, и рассказывали пикантные анекдоты. Ольга Иваницкая, сверкая глазами, требовала публичных пыток. Я подливал ей побольше. Дамам изложили версию-лайт. Нехорошие люди не хотели отдавать Якову его деньги, а когда он все же их забрал – обиделись, и приехали мстить.

С огромным трудом разогнали дам по койкам, да и то, завтра праздник, бал в ратуше, вам нужно блистать, а вы полуночничаете. Отнес и уложил Наташу в постель. На обратном пути зашел на кухню, попросил Сибил приготовить что-нибудь заключенным. В столовой плеснул себе виноградной, и попросил Марка привести Геттингена.

Как в любом бизнес-конфликте, в этой истории козлы – все. Выражаясь языком нулевых, Яков и Геттинген анд Ко. создавали сбытовую контору. Внеся равные доли. Контора работала, что-то там зарабатывала. Потом случился кризис. Яков приехал в Париж, и сообщил, что выходит из бизнеса. А Геттинген, именно в этот момент, получил аванс на партию вина от Якова. Возмущенный Сергей Иванович, потребовал у своих людей этого Мейделя найти и доставить, любым способом. Те энергично попробовали, но случился я. Дальше понятно.

– Но, Сергей Иванович, можно же было поговорить! – растерянно пробормотал Яков.

– Вы ворвались с этим убийцей, и начали размахивать гранатой! Забрали часть аванса и отказались поставить мне вино! – фальцетом закричал Геттинген. В сейфе как раз лежал тот самый аванс.

– Меня били дубинкой по голове! – наливаясь кровью заорал Мейдель!

Дальше они как школьники орали друг на друга не стесняясь в выражениях. Но суть сводилась к извечному да ты козел, да ты сам козел, и ты, бля, кто такой?

Пикантность ситуации придавало то, что выход из бизнеса Яков, благодаря мне, оформил должным образом. А вот договоренность на поставку, между Яковом и Геттингеном, была только на словах. Судебных перспектив у Геттингена никаких. Так и случаются разборки. Все такие лихие и резкие.

– Сергей Иванович – вмешался я – а вот чего вы сегодня-то хотели, от Якова Карловича добиться?

– Я был намерен настоять, чтобы он исполнил договоренность¸ и отправил вино в Марсель! Мы уже почти банкроты, у меня, в случае непоставки, опишут имущество! Вы негодяй, Мейдель!

Савва неодобрительно зашевелился. А Марк, мне кажется, внутренне потешался, на лице его мелькала ехидная улыбка.

– Послушайте, а давайте – все дрова в исходную? Мэр Жуаньи вам продаст вино. Аванс будем считать уплаченным.

– А цена? – встрепенулся Геттинген.

– Вот вам барон Мейдель, с ним и договаривайтесь. – сказал я, и пошел во двор. Марк пошел со мной.

– Как ты думаешь, Айвен, Яков быстро обанкротится?

– Не должен – ответил я, вытаскивая нож из стенки сортира. – ты, Марк – теперь здесь. Присмотришь.

– Если ты перестанешь ему помогать вести торговлю, может и вправду обойдется.

– Нет, позвольте! Я намерен сделать барона мировым монополистом!

– Жалко Жуаньи. Применение здесь тяжелой артиллерии местность не украсит, Айвен.

– Думаешь, виноторговля это не мое?

– Некоторая твоя мечтательность все портит.

Я открыл дверь погреба, и сказал по русски:

– Выходи по одному.

На заднем дворе, возле двери на кухню, Сибил накрыла стол. Повесила над ним керосиновую лампу. Сюда освещение еще не провели. Две деревянные лавки. Большая бутыль вина, приборы на шестерых. Я бы сам так в узилище томился! А Сибил-то, принарядилась!

Это отдельная песня, как и каким образом прислуга заранее знает о решениях хозяев. Ведь не подслушивала же она? Но совершенно очевидно, что Сибил знала, что мы эту козаностру из хацапетовки – отпустим. Я еще сам толком не решил, как с ними поступить, а она уже все знала, и нарядно оделась. С мужчинами в Жуаньи не очень. А тут – целых шестеро. А вдруг?

– Давайте, устраивайтесь, наливайте, чувствуйте себя как дома.

Мы с Марком тоже уселись за стол. Я попросил экономку принести мне виноградной.

– Господа, я Айвен Колтцоф, гость здешнего хозяина. Это – мсье Марк Робер. Тоже гость. Угощайтесь. Мадам Дюбуа готовила специально для вас.

Они вразнобой представились. Николай, Олег, Петр, Александр, Валерий. Тот, которому я вывихнул руку, угрюмо спросил, что с ними будет. Я пояснил, что там сейчас договариваются. Думаю, отпустим мы вас. Я протянул ножик владельцу. Николай Озеров (я хмыкнул). Из Харбина, в Париже год. Сибил принесла pâté de gibier^[18]. Чтоб я так жил! Разбойников сегодня угощали agneau à l'ail^[19] в соусе из томатов с артишоками. И на десерт – взбитые сливки с цукатами. Запивать недурным бургундским. Для заключенных – все очень скромно, почти аскетично.

– Ну и хули было мне руку ломать?

– Давай посмотрю. – я пересел сел рядом и взял его кулак в руки. Да и вправил его внезапно одним движением. – Это был вывих. Ну-ну… все уже. Сейчас мадам Дюбуа тебе бинтом стянет. С неделю никого не бей.

– Это ты Ахметке палец сломал?

Я пожал плечами.

– Хватал. Грубил.

Мужики под пятьдесят. Озеров моложе. Языком нулевых – экспедиторы. Геттинген сказал, что выхода нет, поедем, заберем партию вина. Не будут отдавать – заставим. Успокоил их, что все нормально, что в деревенской гостинице для них готовят комнаты, и вообще все прояснилось.

Дальше пошел обычный треп малознакомых людей. Только вот Сибил так перевязывала Петру запястье, что мне тоже захотелось чтобы она мне что-нибудь перевязала. Пришел Савва. Уселся. Налил себе виноградной.

– А я думаю, куда вы делись? Ну что мужчины, мир?

– И не хотели бы, да деваться нам некуда. – засмеялся кто-то. И мы все выпили. Потом еще. Сибил принесла большую бутыль виноградной. Я смотрел на них и думал, что вот же, эмигранты… вспомнилось:

Пойди все по другому – ведь перестреляли бы друг друга, запросто. Народ уже посмеивался, и наливал Сибил. Савва строго требовал прислугу не трогать, а то руки-то и заново можно поломать. Ему налили, и заверили что только с согласия дамы. И дальше пошла уже обычная русская пьянка. Где-то через час появились Геттинген с бароном. Насколько я понял, тоже уже под шафе. Угнанный мной Рено остается у Якова. Его уже вполне освоил садовник.

– А денег вы каких-нибудь за вино заплатите? – поинтересовался я.

– Месье Марсиль ждет Сергея Ивановича завтра утром в мэрии. Не выйдет у тебя, Кольцов, моим вином торговать!

– Ох, горе-то какое!

Праздник начался в три пополудни. Раздвигая толпу, на главную площадь въехала повозка с бочкой вина. На бочке сидели два одетых херувимами мальца. Николя и Бруно. С шестами, к которым были приделаны кружки. Мэр и Наташа спустились с помоста, и подошли к повозке. Николя и Бруно зачерпнули и налили им в стаканы вина. Они пригубили. У здания мэрии выстрелила старинная бронзовая пушка.

Когда готовилась мизансцена начала праздника, Наташа строго потребовала, чтобы красоту и великолепие ничто не нарушало. Вот этого, страшненького, она показала пальцем на меня, уберите подальше. Да и то. В дворянском платье восемнадцатого века, с корсетом и пышными юбками, она выглядела так, что я с трудом удерживал желание немедленно затащить её куда-нибудь в темный угол. Мэр в камзоле, чулках, башмаках с пряжками, и треуголке ей вполне соответствовал. Наташка дразнилась не просто из вредности.

За завтраком дамы поинтересовались, когда мы приступим к истязанию пленников. Как ты думаешь, Кольцов, у них можно что-нибудь отобрать, поинтересовалась у меня Шарлотта. Ну какая наглость, возмущалась Иваницкая. Ворваться в мирный замок с оружием!

– Вам не стоит беспокоиться, Ольга Леонидовна – намазывая круассан соленым маслом, сказал я – уже все сделано. В полночь, как и положено, мы перерезали им всем глотки.

Ольга поперхнулась и закашляла. Яков невозмутимо постучал ей по спине.

– Вы вот над нужником смеётесь, а это – нужнейшая в сельском быту вещь! Свалили трупы в выгребную яму. А это значит что?

– Что? – кажется, Иваницкая слегка позеленела. Наташа отвернулась. А вот Лотта, похоже, тоже поверила.

– В следующую весну будет чем удобрять поля! И какая экономия, а?

– А солонину делать не стали? – очень серьезно спросил Савва, потом не выдержал и заржал как конь.

Наташа стучала мне по спине и обижалась, что я, когда будил, не рассказал, чем дело кончилось. А мне что, когда я бужу девушку больше заняться нечем? Тем не менее, мне высказали фи, и демонстрировали неприступность.

Тем временем на площади заиграл духовой оркестр, и началось шествие огромных фигур из папье маше, под руководством местного священника. В толпу въехало еще три бочки с вином, из которых наливали всем желающим. Покровительница местных земель и окрестностей сидела на троне, и милостиво улыбалась демонстрантам.

Затем Наталья Викторовна, в сопровождении мэра и прочих гостей, проследовали на футбольное поле на берегу реки. Там проводились конкурсы на корову года, свинью года, сыр года и вообще все, что увидят глаза года. По крайней мере помидоров такого размера я никогда не видел. И цвет у них был – розовый. А рядом шел чемпионат по петанку. Я было собрался поучаствовать. Но посмотрев броски мастеров понял, что даже в полуфинал не попаду.

Дефиле коров мимо жюри впечатлило даже меня. О каждой проходящей сообщались установочные данные. Имя, рост, вес, возраст, происхождение, надой. В это году, капризом покровительницы, надой был не главным критерием. Оценивалась красота буренки. Победительницу княжна увенчала нарядным венком, и изволила целовать в нос. С вручением владельцам диплома и кубка. Хотя я стоял рядом, и пытался пояснить, что корова явно нечистых кровей, и мычит с очевидным португальским акцентом, это же не патриотично. Был проигнорирован.

Когда я, утром, поинтересовался у мэра, будет ли массовость, он заверил, что даже чересчур. Неделю назад объявлено о скидке на рыночные места в эти выходные. Пол цены. Все, в радиусе ста миль будут, Айвен, даже не сомневайтесь. И спасибо за господина Геттингена, это то, что сейчас нужно. На мои попытки перевести стрелки на Якова, мсье Марсиль мягко улыбнулся и заметил, он предпочитает называть вещи своими именами. Оставив меня в глубокой задумчивости. Это что он сказал? Вроде не пили еще…

Что бы остальным девушкам было не обидно, Ольга стала председателем жюри по сыру. А Шарлотта Сакс аристократично оценивала свиней. Бог ты мой! Победительница была размером с небольшой дом. Все время хотелось оттащить Наташу подальше, потому как, а вдруг оно неловко повернется? Барон Мейдель награждал победителей в петанке. Произнеся прочувствованную речь о спорте и победах. Выразил надежду что и женщины займутся этой дивной игрой.

Танцы на площади начались с тура вальса, который мы исполнили с Наташей. Мы с Яковом пригласили три духовых оркестра. Из Санса, Осера, и местный. Поставив задачу непрерывной музыки с трех дня и до десяти вечера. Чуть погодя плясала не только площадь но и все окрестные улицы. А в Ратуше начался Бал. Никаких социальных разделений. Просто зал вмещает на так много народу. Поэтому на бал пускал по пригласительным. Я уговорил сыграть на балу негритянский джаз-бэнд из «Ротонды». Увидев их Наташа меня простила. А ты что, Нат, и вправду бедолаг собиралась пытать? Ты мне не рассказал чем дело кончилось, дурак!

В девять вечера, выпущенный на свободу племянник Лю, запустил фейерверк. Над холмом, за деревней, загрохотало и засияло разноцветье красок и экзотических огней. Полчаса, которые привели население просто в исступление. Потому что когда мы отбывали на автомобилях обратно в замок Сези, было ощущение что публика готова нести машины на руках. Мэр, прощаясь прослезился. Это грандиозно, мсье, это будут помнить века.

Я проснулся как обычно рано. Наташа уютно сопела мне в плечо. Максимально бесшумно встал и пошел на кухню. Выпросил у экономки кофе и уселся в полюбившееся мне кресло. Было прохладно. Лето кончилось. Из дома, с чашкой кофе выполз заспанный Яков. Молча уселся рядом. Помолчали. Я закурил и сделал глоток.

– Ну что, Кольцов. В следующий выходной, можно уже будет устроить настоящий праздник. Как ты хотел, с киношниками и артистами.

– В следующий выходной у Саввы обручение.

– Ну да, я и забыл. Значит мы сегодня едем в Париж. А у тебя когда церемония?

– Хм. Ты же знаешь, мы люди простые. Забежим в префектуру, да распишемся.

– Кто же вам позволит такую низость? Нет уж, извольте соответствовать.

– А ты как, когда сочетаешься?

– Знаешь, Вань, я благодарен тебе, что тогда по дороге в Кампьень, у тебя не вышло убиться.

– Не расслабляйтесь барон, все в наших руках. А уж убиться и вовсе раз плюнуть.

– Ну нет. Я намерен поберечься.

– Не обижайся, Яков Карлович, но в голову сразу пришла старинная русская поговорка. Огласить?

– Изволь.

– Хвалилась старая ворона мерзлое дерьмо не клевать.

Глава 37

Пока мы возвращались в Париж, Наташа пыталась важничать, но все время срывалась и начинала хохотать. Ей все понравилось. И праздник, и преступность, что пыталась нас захватить. Немного расстраивалась тем, что проспала охоту, на которую мы с Саввой сходили утром в воскресение. – Только одно испортило мне весь праздник, Кольцов. Вот этот такой заурядный спутник, что достался мне на выходные. Я рождена блистать и восхищать. А вся деревня судачит про то, что у прекрасной принцессы мужчина – мрачный бурбон. Как же не повезло бедняжке! Хоть и царских кровей, но самый завалящий достался. С чего они взяли, Вань, что ты царский племянник?

– Считается что я кузен Мейделя. А барон, сама понимаешь, кроме как царским племянником по материнской линии, никем быть не может. Не раскрывать же им тайну!

– Тайну?

– Ладно, Нат, теперь можно признаться. Я внебрачный сын Императора Александра Третьего, и принцессы Матильды Баварской, дочери короля Баварии, и внучки королевы Виктории. Когда юная принцесса посещала Петербург, между ней и Императором вспыхнула страсть. И через год родился я. Скандал мог случится неимоверный. Чтобы замять дело, несчастную принцессу по быстрому спихнули замуж за принца Саксен-Кобург-Готского, известного извращенца. А меня-младенца, Император Германии приказал удавить. Но верные казаки выкрали меня и увезли под Воронеж. Где я рос в семье императорского флигель-адъютанта в отставке. И все было бы хорошо если бы не Англия!

– А что не так с Англией?

– Нынешний ихний король увлекся разведенной американкой. И собирается на ней жениться. Второй наследник – заика и вообще не от мира сего. А я в очереди третий. Получается, что кроме меня королем быть некому. Меня еще две недели назад Ротшильд уговаривал. Бросай, говорит, эту страшилу Вяземкую, и приезжай править.

– Ихний? Ваше величество, у вас руки в навозе. Пожалейте Англию. Научитесь хотя бы нормально говорить!

– Вот я и говорю, здесь у меня вредная княжна, что не ценит, а там целая империя, что считает меня лапочкой. Что выбрать? А они вчера подкрались на охоте, подарили уже настрелянных бекасов, и говорят, приедь уже, величество, правь нами. Что тебе в этом Париже?

– Во-первых, Ванечка, никуда ты от меня не денешься. Во-вторых, я неплохо стреляю из пистолета. Вот он. Смотри, какой красивенький.

– Мало того что вы, Наталья Викторовна, цареубийца. Вы еще намерены это убийство унизительно совершить из этой пукалки!

– Вот сначала научись нормально говорить в обществе… а то – пукалка, ихний… деревенщина! Тебя нельзя к людям выпускать, ты опорочишь всю Британию.

– Ну не знаю, я намерен все тщательно взвесить. У меня, в Англии, будут побеждать только чистокровные коровы, а не беговое недоразумение-метис. И вообще, можешь уже завести себе десяток кошек, и набрать лишний вес. Начинай привыкать к одинокой старости. Потому что кроме меня дураков нет.

– Как думаешь, Ванечка, шесть выстрелов в голову, в этот дурацкий, упертый мозг, будет достаточно?

– Для начала поясни, что за слово, вместо «ихний», можно вставить между нынешний и король?

– Нуууу…

– Дело значит не в «ихний»? Как его зовут? Это мсье Марсиль? Какой позор, княжна и грязный крестьянин, хоть и мэр!..

Давно сосчитано, что дождливых дней в Париже чуть меньше половины. Мы вернулись в дождь. Который потом шел еще несколько дней. Это позволило Жанк-Клоду, исполняющему у нас роль прислуги за все, насесть на меня с новой силой. – Отопительный котел требует починки, Айвен, скоро зима, а он почти не работает.

Наташа была занята, а я в общем-то нет. Поэтому полез разбираться с котлом. Я был уверен что мне, понять и починить эту фигню – как два пальца. И я подошел к вопросу серьезно. Купил набор инструментов. И скрылся в подвале.

Возвращение княжны Вяземской домой с работы ознаменовалось грандиозным хлопком, случившимся от воспламенения форсунки в нагревательной системе. Уверен, что этот звук слышали не только в Лувре, но и в Сен-Клу, на другом конце Парижа. Особых разрушений не было. Только слегка треснула кирпичная труба на доме. Но, Айвен, это я уже сам, уверял меня Жан-Клод, негоже такому мастеру такой ерундой заниматься. Почему-то мне все время кажется, что французы надо мной стебутся. Княжна Вяземская сделала мне фи, и попросила поискать другие способы привлечь еёвнимание. Обидней всего то, что она, в отличие от меня, и вправду не испугалась.

Вздохнул и занялся делами. Я не просто так сидел в подвале. Я всеми способами избегал примерки фрачной пары, что заказала мне Наташа у самого модного портного. Так-то дел было достаточно.

Звонил мсье Гастон Ожье. Просил в любое удобное время подъехать в кафе Августа на рю Ордан. У Ситроена гудело справа спереди, и это был дурной знак. Из банка БНП принесли привет от Ротшильда, в виде чековой книжки и прочих документов. Интересно, он собирается с Наташей рассчитываться? Справочники, брошюры и журналы у меня в кабинете, все больше и больше были об Аргентине. А Бразильские переместились на полку. Тому много причин, но основная – язык. Испанский, и мне и Наташе, просто нравился. А португальский – нет. – Ванечка, ты знаешь как по-португальски корма? Попа! Действительно, как это можно выучить?

Тем не менее забрал Наталью с работы и поехал на примерку фрака. Она с мэтром-портным разговаривали на одном птичьем языке портных, а мне было скучно. От нефиг делать потребовал от Наташи той же что и у меня цветовой гаммы. На празднике Лотты и Ламанова. – Ты, Наточка думаешь что символ верности это лебеди? Ерунда. Символ верности это пингивины. И мы с тобой будем два пингвина. Не одному же мне маяться… С учетом того, что Наташа платье изобретает, стороит, и дорабатывается уже почти месяц… Все равно мы не ложимся спать не помирившись.

Отвез Наташу в Шиап. Зашел в Ритц взял коробку пирожных. На рю Ордан все по старому. Мадам Клоди была растрогана до слез. Немного посплетничали. Август, в кафе, сказал что Гастон будет через пять минут, и снял трубку.

Раньше Гастон ходил в сопровождении трех, максимум пяти человек. Теперь он, похоже вырос в иерархии. Приехал на трех машинах. Его быки сурово встали у обоих входов и заняли пару свободных столиков. Прямо встреча двух Capo di Tutti Capi.

– И кто кому должен целовать перстень?

– Ты все шутишь Айвен, но дело, похоже, непростое.

– Давай, говори. – я махнул Августу повторить виноградной.

– Тебя искали.

Я подобрался.

– Меня?

– Да, именно тебя, Айвена Колтцоф. Спрашивали и на Монмартре, и в Ля Пост. И даже к девочкам мадам Мариз заходили.

– Что за люди?

– Это – самое интересное. Испанцы. И не простые. А политические. Анархисты.

– А что спрашивали?

– Как обычно. Кто, что, с кем, на что живет. Где бывает. Наши поначалу решили что легавые. Но – два испанца в полиции? А потом проследили, и выяснили. Они в предместье, у анархистов жили.

– Жили?

– Нет-нет – засмеялся Гастон. – просто уехали. С Вокзала Сен-Лазер. В Брест.

– Все страньше и страньше – пробормотал я на русском.

– Ты, Айвен, если что – обращайся. Нечего каким-то придуркам по городу шляться, приличных людей беспокоить.

– А с кем встречались, не обратили внимания?

– Да в том-то и дело, что вроде ни с кем. Но сам понимаешь, телефон мы не слушаем.

– А пора уже, Гастон, найти какого-нибудь парня, что разбирается. И использовать. А не бегать, по башке всем подряд стучать.

– Гм. Нам бы посидеть, выпить, Айвен. Я бы послушал умного человека. Может еще что-нибудь посоветуешь.

– В другой раз. Но, по-любому, я твой должник Гастон.

– Брось. Ты даже не поинтересовался, что мы взяли в том доме. – засмеялся Ожье – а я об одном жалею, времени было мало. Там, похоже, больше сгорело.

Цех в Сен-Дени мы с Марком оформили на себя. Этот Мейдель – одна суета от него. Оглянутся не успеешь, все бочками с вином заставит, и побежит искать где бы еще поставить. Будет возбухать, расскажем что в Ланжюмо прекрасные склады как раз для вина.

Заехал в цех, загнал вихикл на эсткакаду. Марк курил у стола. На столе стоял бочонок с кальвадосом. Он с видом скульптора рассматривал автомобильную раму. С двумя ведущими мостами, двигателем, рулем, и одним сидением.

– Кальвадос? Марк, тебя подменили? Или после Жуаньи ты на приличный алкоголь смотреть не можешь?

– Это трактор, Айвен. Похож?

Я обошел раму по кругу.

– Нуууу… а зачем?

– Нашу установку управления дворниками, в Ситроене, продают как опцию. Тебе не обидно?

– Мне плевать.

– Русские… вам на все плевать. Это – очень приличные деньги, что у тебя украли.

– Перестань, Марк. В следующем году обкрадут уже Ситроен. Я буду злобно хахатать.

– В общем, пока суть да дело, будем считать, и всем говорить, что строим трактор.

– Мне кажется, на нем можно пахать и боронить. В остальном, не вижу причин для таинственности. И немцы, и американцы, и чехи что-то похожее делают.

– Кольцов! Ты сам себя слушаешь? Ты помнишь, что тогда сказал?

– Что я тогда сказал?

– Максимально дешево и технологично. Одноразовый. Знаешь, сколько вот это стоит?

– А оно ездит?

– Еще как! Но давай, на следующей неделе, в Ле Манн съездим. А стоит это – полторы тысячи франков. Абсолютно рабочий прототип. Только крылья навесить, и оптику. На круг будет две-две с половиной тысячи франков!

Меньше ста долларов. А в серии и вовсе долларов семьдесят. Занятно.

– Ну и занимайся.

– Тут вот какое дело, Айвен. Звонила Наташа. Просила посмотреть ваше отопление.

– С ним все отлично!

– Айвен, я вчера слышал этот взрыв. В Нейи, Айвен!

– Вот надеру я ей задницу!

– Я завтра с утра заеду.

– Это унизительно! Я эксперт по горелкам-форсункам.

– Никто и не спорит. У неумехи так не бабахнет.

– Давайте, топчите меня. Глумитесь. Припомню я тебе, Марк, все припомню.

– Кальвадоса?

– А у тебя-то что случилось, что ты на кальвадос перешел?

– Наташа потребовала, чтобы я завтра поехал на примерку фрака. Потом перезвонила Лотта и повторила все слово в слово.

– Наливай!

Заметка в газете Пари Суар.

«В светской жизни Парижа окончание лета, как правило, знаменуется яркими событиями. И в этот раз начало осени не разочаровало публику.

Вчера, в кафе Де ля Пэ, при большом стечении приглашенных, было объявлено о помолвке вдовствующей графини Сакс и мсье Ламанова.

Париж не одно столетие является законодателем. Мод, общественных отношений, политических веяний. Помолвка графини Сакс и русского эмигранта Ламанова открывает новую страницу в истории европейской аристократии. Еще десять лет назад подобный союз рассматривался бы не просто мезольянсом, а был просто неприличен. Но сейчас главное – это соединение двух любящих сердец, а не давно отжившие свое условности.

Графиня Шарлотта Сакс трагически овдовела больше двух лет назад. Достойно выдержав положенный год траура, она не ринулась в пучину светских развлечений. Уединенно жила у себя в замке, избегая света. Впрочем, трудно ожидать легкомыслия от представительницы одной из древнейших аристократических фамилий Франции. Светские эксперты единственной страстью графини считают разведение лошадей.

Господин Ламанов, безусловно, является человеком новой формации. Прибыв в начале двадцатых годов в Париж без гроша в кармане, он долгое время был занят в ресторанном бизнесе. Известно, что он бывал в Колониях. В последнее время сотрудничает со Швейцарскими банками. По уверениям экспертов, до вчерашнего дня, мсье Ламанова можно было считать одним из самых состоятельных холостяков Франции.

Они случайно познакомились в Белинцонне, недалеко от Лугано. Мсье Ламанов был там с деловым визитом, а графиня проводила летние вакации. Тем не менее, потом они несколько раз встречались в Лугано, Цюрихе, Женеве и Париже. Затем графиня пригласила мсье Ламанова к себе в гости, в замок Мезокко. И с этой минуты они уже не расстаются.

Как бы то ни было, вчера свету была представлена одна из самых обаятельных пар, как минимум, этого сезона.

Знаменуя новые времена состав приглашенных был пестрым, но захватывающим. В зале смешались представители древней аристократии, финансово-промышленных кругов и творческой элиты. Светские и политические эксперты без труда узнали среди гостей Члена Совета Банка Франции мсье Нейфлиза, беседующего с сопредседателем союза ювелиров Бельгии мсье Тейманисом. Несмотря на недавние проблемы со здоровьем, мсье Тейманис не смог не почтить своим присутствием столь яркое событие.

Появление госпожи Иваницкой, в сопровождении барона Мейделя, тянет на сенсацию. В свете много говорили о разрыве в этой паре. К счастью, это оказалось всего лишь сплетней.

Среди гостей были замечены мадам Скиапарелли в компании, внимание, Коко Шанель и мадам Серт. С ними был замечен маэстро Белов, художник, выставляющийся на Монмартре. Он очень эмоционально что-то рассказывал весело смеющимся дамам. А после того, как к ним присоединился маэстро Тончев, известный парижский живописец, стало понятно, что обсуждается какая-то творческая акция.

Княжна Вяземская появилась с опозданием, в сопровождении мсье Колтцофф. Судя по всему, место рядом с княжной отныне занято. Если совместное появление этой пары в Довиле можно было воспринимать как эпатаж, то появление вместе в свете, о многом говорит. Не хочется даже думать о количестве мужских сердец, окончательно разбитых этим появлением.

От внимания наших специалистов не укрылась долгая беседа графини Сакс с господином Келлером, – Членом совета директоров банка Пиктет.

Так же, экспертами, был отмечена длительный разговор мсье Колтцофф с мсье Коркано, послом Аргентины.

В завершение можно сказать одно. Помолвка графини Сакс и мсье Ламанова была грандиозной, запоминающейся, и дарит нам, публике, надежду на ряд еще таких же заметных событий в этом парижском сезоне.»

Глава 38

– Мсье Герен! Это уже знакомая вам история. По сравнению с вакциной от туберкулеза, и вовсе плевое дело!

– Я не понимаю, к чему такая спешка?

– Вы не поверите, но дело в деньгах. Чем раньше запатентуем, тем больше заработаем!

– И ради этого вы открываете мне неограниченное финансирование?

– Ни в коем случае не желаю над вами посмеяться, но вы не знаете, что такое неограниченное финансирование. Я всего лишь гарантирую, что все ваши требования будут выполнены.

– Ну хорошо. Я согласен.

От нечего делать, я решил запатентовать производство пенициллина. Дело было за малым. Это производство изобрести. Из послезнания я помнил, что от открытия свойств плесени, до производства лекарства прошло больше десяти лет. И не из-за трудности процесса. Хотя вроде бы есть тонкости. А из-за того, что всем было не особо интересно, и никто толком не понимал перспектив. Открытие Флеминга проходит по разряду курьезов, из которого, наверное, можно что-то получить, но недосуг, есть дела поважнее. А мне интересно, и я понимаю.

Не рассусоливая, поехал к нотариусу, мэтру Планелю. И рассказал ему про блестящую идею облагодетельствовать человечество. Парижский нотариус, это человек, лишенный фантазии. Рассказ о величественных перспективах, и предполагаемых фантастических доходах его абсолютно не впечатлил. Оживился он только при обсуждении стоимости его услуг. Ну и сам виноват. Мог бы попроситься в долю. И я бы не отказал. Но нет, так нет.

Остановились на том, что он открывает мне фармацевтическую фирму. Получает все лицензии и разрешения. И сводит с учеными. Название я определил как M.G.inc. Когда нотариус поинтересовался, что значат эти буквы, заявил – что Великолепная География (magnifique georafia). В смысле всемирной востребованности конечного продукта. Хотя на самом деле имелась ввиду Moule Grandiose (грандиозная плесень). Особо оговорили патентные вопросы, чтоб – никто кроме меня.

И вот, я встретился с директором института Пастера, мсье Жан-Мари Камилла Герен. В беседе рассказал, что вижу большое будущее за открытием Флеминга, и намерен получить технологию создания универсального противовоспалительного препарата. От вас, мсье Герен, научное руководство, рекомендации по организации процесса исследований и значимый в научном мире результат. У меня есть пара идей и деньги. Результаты исследований патентуются и принадлежат моей компании, M.G.inc. Он, неожиданно, предложил все организовать на базе одной из лабораторий его института. Хотя, я думал о независимой лаборатории. На том и поладили. Не сходя с места, выписал чек, и позвонил мэтру Планелю, с просьбой зафиксировать договоренности.

– Объясните мне, мсье Кольцов, почему вы обратились ко мне? Если я правильно понял, вы вполне представляете что и как нужно делать.

– Мне нужен научно авторитетный результат. Опубликуй я свои идеи и выводы в «British Journal of Experimental Pathology», статью никто не заметит. Да и, скорее всего, просто не возьмут к публикации. А вот ваше исследование…

– Мне кажется, что вы втягиваете меня в какую-то аферу.

– Честно говоря, мсье Герен, на то и расчет. И еще на то, что я вас очевидно раздражаю. И если бы не кризис и необходимость поддерживать институт на плаву, вы бы меня и на порог не пустили. А так, я вполне отчетливо вижу в вас желание поставить этого зажравшегося парвеню на место. Тщательно выполнив все его пожелания, и наглядно продемонстрировав, какое он ничтожество. Меня это устраивает. Потому что мне нужен патент и промышленная технология. И отработанные схемы применения препарата, в чем вам нет равных.

Осень внесла в жизнь странное оживление. Окружающая действительность разительно отличается от читанного и виденного в кино. Париж колбасит митингами и шествиями, разбавленными карнавалами праздниками. Профашистские политики и организации вполне легально выступают в прессе и парламенте. Коммунисты с социалистами имеют в этом парламенте большинство, и готовятся сместить премьера. Что, как водится, только усугубит катастрофу в экономике. Париж полон люмпенов, уголовников и туристов. В Германии разгоняют и вырезают СА, и вручают Гитлеру абсолютную власть. В Штатах недавно избрали Рузвельта, который принялся наводить порядок после социалистов и прочих красноватых. В Англии премьером социалист Макдональд, в результате чего Британию трясет чуть ли не больше Франции. Все это создает какую-то слегка истеричную атмосферу. В результате, на бытовом уровне, на вопрос с чего это чашка кофе подорожала, официант сообщает, ах мсье вы посмотрите что вокруг творится!

Савва, после помолвки, уехал в глубь страны, с визитами к родственникам Шарлотты. Коих столько, что понятно, из-за чего случилась Французская революция. На такое количество аристократов ни хлебных должностей, ни земель не напасешься.

– Скажи мне, Наташ, это и есть твой коварный план? Воссоединить Иваницую с Мейделем, и получить меня в безраздельную эксплуатацию?

– От тебя, Кольцов, людей нужно спасать любым способом. Достаточно того, что я страдаю. А человечество не виновато. Или тебе хочется сделать жизнь Якова совершенно невыносимой?

– Больше всего мне сейчас хочется приложить ухо к твоей попе. Вдруг я услышу шум моря? А насчет невыносимости – Иваницкая справится с блеском, я считаю. И что за упреки в мой адрес? А! я понял! План-то – не сработал. И Мейдель счастлив, и я все время чем-то занят! Не расстраивайся, Нат, научишься.

Как ни странно, спасаясь от безделья, я оказался плотно загружен. Придумав себе историю про пенициллин, я надеялся, что ученые уж разберутся как-нибудь. А они стали устраивать совещания с моим участием по поводу каждого своего чиха. Пока я, наконец, не понял, что они считают меня опасным бандитом, который может, если чо, и по репе настучать. Пришлось приложить почти титанические усилия чтобы убедить ученых, что можно просто работать, никто им ничего не сделает. Заодно распорядился, эдак между делом, стабилизировать препарат способом, известным из будущего. Это ускорит исследования на год-два. Через неделю мсье Герен лично позвонил и странным голосом сообщил, что таки я был прав. Но как!?

– Не забивайте голову ерундой, мсье Герен! Сейчас самый важный этап. Наберите под мостами клошаров, и попробуйте лечить уколами препарата. Вам понравится. А уж против гонореи мы с вами придумали просто смертельное оружие! Обратитесь в полицию, они вам этой публики привезут – сколько попросите.

– Вы явно что-то скрываете, от меня, Кольцов. Опыты на кроликах ошеломляют! Я поверить не могу, что ко мне пришел какой-то плохо воспитанный, нагловатый молодой человек, и рассказал как быстро и безошибочно получить выдающийся результат!

– Вы не тем озабочены, мсье Герен! Предлагаю оставить ненужные вопросы, и продолжить сотрудничество в том же формате. Вы мне говорите – нужно набрать клошаров для экспериментов. Я отвечаю – сколько стоит? И достаю чековую книжку.

– Друг мой, вы позволите мне так вас называть? Передо мной вам не стоит изображать тупицу. У вас и поначалу не очень получалось, а теперь я и вовсе думаю, что вы заслуживаете степень по фармацевтике.

– Только не это! Такие приятные люди как вы, мсье Герен, в научном обществе редкость. А с остальными мне общаться не очень хочется.

Послезнание – такое послезнание. Так приятно жить, точно зная как получить нужный результат. С моей подачи мэтр Планель посадил в лаборатории своего клерка. Он следит, по сути, за секретностью, и соблюдением моих прав. Тщательно штампует каждую бумажку, ведя им строгий учет.

Собственно благодаря этому клерку, нотариус наконец понял, что я делаю. И что ожидается в итоге. К моему удивлению, ничуть не расстроился, что не участник концессии. Я юрист, Айвен, и в этом хорош. А это все – непонятная мне область. Нет, и ладно.

Все свободное от пенициллина время, мы с Марком изобретали джип. Я бы плюнул, и тупо озадачил какое-нибудь конструкторское бюро. Но Марк увлекся, и я следом тоже. Мы решили методом научного тыка попробовать поучить приемлемый автомобиль, а потом его уже оформить. Естественно, сразу столкнулись с трудностями.

В Ле Мане, куда мы приехали испытывать нашу каракатицу, в боксах, всколыхнулся ленивый интерес, который быстро угас. Объяснили, что это скоростной трактор. Новая концепция сельхозработ, трактора носятся туда-сюда. И кризис побежден. На трассе наш прототип вел себя понятно и предсказуемо. Козлил, рыскал, но, в принципе, ездил весьма бодро. А вот на бездорожье сразу оборвал передний кардан. И целую неделю мы пробовали разные варианты. Причем я помню, что похожие проблемы были у создателей Нивы. Если б еще помнить, как они их решили… Мы разобрались просто. В конце-концов перенесли передний мост на семнадцать сантиметров вперед. И жизнь сразу заиграла новыми красками. Езда по бездорожью штука настолько азартная, что Марка приходилось увозить силой. В Сен-Дени мы с ним сели, и я нарисовал как это должно выглядеть. Больше походит все же на Дефендер. Заодно прикинули, как выглядит ручная лебедка. Я собрался заказать на близлежащем заводике. Марк начал орать, что пока он не оформит патент, чтоб даже пукнуть не смел…

Показ весенней коллекции Эльзы Скиапарелли я пропустил. Был в Африке. Но осенний показ я организую так, что весь мир его будет вспоминать еще долго. – Эльза! Ты должна дать мне возможность все организовать. И не слушай Наташу, она думает, что я сбегу с одной из моделей.

Нынешние модные показы напоминают сельскую ярмарку. Посреди толпы появляется модель в платье, и все смотрят. Кое-кто щупает матерьяльчик. Нет, есть и фуршет, и арфистка ублажает слух публики переборами. Рассказал Эльзе и Наташе как я это вижу.

– Эльза! Не заморачивайся стоимостью! Я все беру на себя, и проведу мастер-класс по модным показам. Ты должна просто согласится, и мы порвем всех.

– Хорошо! – сказала Скиапарелли. – Но ты, Айвен, и Наташа, продемонстрируете свой довильский наряд!

Ну а дальше я все организовал. Позже мне Наташа скажет, что такого классного сумасшедшего дома она никогда не видела. А я нанял балетного педика-режиссера. Он заставил моделей ходить. Построил подиум для представления. Договорился с неграми из Ротонды, чтоб они играли. И заказал цветные каталоги. Вешать номерки на моделей счел не камильфо.

Отдельно поработал с прессой. В ресторан, где мы встречались с Ротшильдом, Гастон Ожье настойчиво пригласил пять редакторов. И усадил их за круглый стол. Потом в помещение вошел я. Положил перед каждым из присутствующих по пачке франков. Потом сел за стол и положил на стол свой наган.

– Если вы, суки, допустите хоть одно плохое слово о модном показе Дома Скиапарелли, я лично отрежу и заставлю вас съесть свои яйца. Отзывы должны быть как минимум восторженными. Гениальность модельеров – всячески подчеркивать. Можете идти.

Неожиданно для меня они засмеялись. Я даже слегка растерялся. Редактор Суар, удыбаясь, мне сказал:

– Вы упоительны, Кольцов. Хотя бы потому, что предложили не просто деньги, а приличные деньги. Обычно нам показывают только пистолет. Не волнуйтесь. Мы и так любим Эльзу и Наташу.

Расстались довольные друг другом.

За три дня до мероприятия закрыл магазин, вывесив огромный плакат – «Подготовка к Осеннему Показу». Построили подиум. И отрепетировали. Эльза и Наташа разве что не пищали от восторга. В прессе поползли слухи о том, что готовится нечто грандиозное. По моим прикидкам, желающих попасть на событие было раз в сто больше чем приглашенных.

Строго говоря это был обычный показ для конца века. Но форма подачи, и вообще оформление, которое делал художник Белов с Монмартра. Декорации изображали площадь Тартр. И это тоже всех удивило. Мы с Наташей шли последними. Взявшись за руки продемонстрировали публике её белые штаны. Вызвав просто шквал аплодисментов. Потом вышли Эльза с Наташей и сорвали долго незатихающую овацию.

А на фуршете меня прижали к стенке. Я стоял и трепался с Мисей Серт. Мне было искренне интересно с ней разговаривать. Но тут меня подхватили под руки с двух сторон, и уволокли в угол.

– Кольцов! – сказал барон Мейдель – нам надо поговорить.

– Да, Ваня, – добавил Савва, – давай, бля, объяснись.

– Это вы о чем?

– Для начала, Кольцов, – сказал Яков, – я назову одно имя. Мари Стери.

– Кто это?

– Сибил мне сказала, что она три раза провела ночь с тобой, когда ты впервые был у меня в замке.

– И что? Я их там, в темноте не различал. Что подкладывали, то и ночевало.

– Ты, Ваня, нихера не понимаешь. – вступил Савва – как ты думаешь, что скажет княжна Вяземская, когда узнает, что в Жуаньи у тебя постоянная любовница?

– Ничего. Она знает про эту официантку.

– Вот тут у тебя, Кольцов, проблема. Потому что мадемуазель Стери, не официантка. А другая женщина.

– И что же вы хотите от меня, барон?

– А чем это ты занимаешься в институте Пастера?

– Знаете, господа, я не договорил с мадемуазель Серт, прошу извинить.

– Стоять! Быстро колись. Или я пойду к Наташе.

– А госпожа Иваницкая в курсе, почему вам лучше не бывать в Судане, барон? Работает ли еще ваша горничная в парижской квартире?

– Неплохо, Кольцов. Но Ольга знает про меня даже то, о чем ты не подозреваешь!

– Не может быть! Яков, не расстраивайся, ну нравятся тебе мужчины. Ну бывает.

– Не увиливай Ваня. Не нужно.

– Сожалею, господа. Я забыл сказать одну крайне важную вещь Эльзе.

– Стери, Кольцов. Мари. Начинай говорить.

Ну а что? Рассказал. Жалко что ли?

– Никитич, ну а хуле за секреты-то?

– Понимаете, ребята. Я технологией не только торговать буду. Я задаром её в Россию передам.

Их реакция меня поразила.

– И только? – спросил Яков.

– И правильно! – сказал Савва. – а то там, у комиссаров, народ мрет как мухи. Все получше людям будет.

– Значит так, Кольцов. Мы с Саввой Игнатовичем вступаем в твою компанию равноправными участниками. И только попробуй возражать.

– Ладно. Но я тогда Ольге расскажу про Бомако. Могу конечно слегка смягчить. И рассказать историю несчастной любви. Где возлюбленная пала от выстрела ревнивца мужа.

– Ты позвони завтра мэтру Планелю. Не забудь.

– Интересно, а почему он ничего не боится Савва? Ты не знаешь?

Как бы то ни было, далеко заполночь мы с Наташей поздравили Эльзу с грандиозным успехом, и отбыли домой.

На следующее утро Наташа осталась дрыхнуть, а я поехал в институт Пастера. Выписать чек. То есть меня пригласили на совещание, но я уже не заблуждался. Так и оказалось. Сидя за столом совещаний у мсье Герена, я представил, как сладко спит Наташа, и по-быстрому свернул разговор. Выписал чек, и вышел к своему авто. А потом вдруг все исчезло.

Меня вырвало. Сознание возвращалось медленно и толчками. Через головную боль. Я не могу пошевелиться и меня тошнит. Открыл глаза.

Я лежу на бетонном полу. В луже собственной блевотины. Руки у меня связаны спереди. Зверски болит голова. Вокруг какая-то старая мебель, бутылки, хлам. Ноги свободны. Хм. Что мы имеем?

Возле машины мне дали по голове. Привезли сюда. Это, похоже, подвал. С трудом сел и осмотрел себя. Насколько я слышу, вокруг тихо. Напротив запертая дверь. Хе. Меня конечно обыскали. То есть вытащили все из карманов.

Аккуратно достал из пряжки ремня безопасное лезвие от господина Жилетта. Очень не торопясь перерезал веревку. Растер руки. Потом ощупал голову. Ага. Крови нет. Попробовал встать. Покачивает. Но это сейчас пройдет. Сталкивался я с сотрясениями. Подошел, подергал дверь. заперто. Подождем. Чем дольше, тем в лучшей форме я буду. Но пить хочется зверски. Подобрал разрезанную веревку. Прикинул, как её приладить на руки, чтоб с первого взгляда было незаметно. За дверью раздались голоса и шаги. Трое. Лег обратно в свою блевотину, и претворился. Открылась дверь. Вошли все трое. Один у двери, а двое пошли ко мне.

Опа! А я вас знаю! Мужик у двери – Сергей Михайлович Шпигельгласс. Легенда советской разведки. Личный исполнитель Сталина. Что ж вы, даже связать толком не можете?

Один из мужиков наклонился ко мне и начал поворачивать меня на спину. Ну и пора. Я встал, параллельно ломая ему руку в плечевом суставе. Это трудно, но я озверел. По-настоящему. Потому что я получил по башке за свою болтливость. Шпигельгласс очень заинтересовался мной. Ну, сейчас выясним. Второй только тянул пистолет из кармана, как я ему въехал ногой по яйцам. Ствол такая вещь, дарит ощущение защищенности. Ну а Сергей Михайлович у меня получил по полной. Я даже сбил костяшки на левом кулаке. Когда он упал, выбил ногой у него из руки парабеллум. За поясом застегнутого пиджака носит!!! Свернул одному шею. Двоих в темпе связал. Не как они меня. А по-взрослому. Не развяжутся. Взял парабеллум и выглянул в коридор. Тут меня опять затошнило. Переждал. Потом вышел в коридор. И максимально бесшумно подошел к лестнице наверх. Судя по всему небольшой дом, каких много в предместьях. Если это типичный дом, то наверху три комнаты, и еще пара в мансарде. Сортир возле лестницы. Еще один деятель сидел в гостиной и пил кофе. Через него посмотрел в окно. Там был виден двор, и стена. Так и есть, дом где-то в предместье. Меня опять замутило. Плюнул на осторожность и засадил кофеману в спину. Подбежал и засадил в затылок. Забрал у него наган, и забился в угол. вслушиваясь. Расчет на то, что их здесь не больше шести человек. Если так, то щас прибежит кто-то. Никто не прибежал.

Во дворе стояло авто, Мерседес. В доме, похоже, жили. В одной из комнат был склад оружия. Пулеметы, гранаты, пистолеты. Это куда меня занесло? Наверху, в спальне, в подоконнике, обнаружил тайник. Деньги, вроде как шифроблокнот. Какие-то документы. Думаю если простучать стены, найдется много занятного. Со второго этажа вокруг просматривались почти одинаковые дома. Вдоль улицы. С тылу тоже дом на другой улице. Предместье.

Значит мне дали по голове. Погрузили в авто. Привезли сюда. Судя по посуде, одежде, и вообще, в доме жило три человека. То есть явка. А Шпигельгасс, он же Дуглас, у нас – резидент. Ну пойдем. Поговорим. Судя по наблюдениям мой выстрел не услышали.

На кухне налил себя коньяку. Махнул. Хоть какое-то обезболивающее. Спустился в подвал. Тот, что получил по яйцам, ворочался. Шпигельгласс лежал спокойно. Меня, по большому счету интересует один единственный, но крайне важный вопрос. Ну, начнем.

Из хлама вытащил два стула. Подобрал незнакомца, заткнул рот полотенцем. Привязал к стулу возле стены. Он будет зритель. Так мне преподавали. Что в том варианте допроса, что я затеял, важно наличие зрителя на первом этапе. Взял Шпигельгласса, снял ему штаны с кальсонами. Голой жопой усадил на стул. Он уже пришел в себя.

– Кольцов. Кто ты? – спросил он.

Я совершенно молча привязал его к стулу. И ноги к ножкам тоже. Пошел в угол, оторвал от сломанного осветительного торшера провод с вилкой.

– Кольцов, ты почему молчишь?

Вставил вилку в розетку. Натянул перчатки. Слегка замкнул провода. Заискрило знатно. Лишь бы пробки не выбило, если они есть.

Повернулся к зрителю.

– Сейчас я тебе, дружище, покажу как поступают с теми, кто бьет людей по голове.

– Кольцов. Поговори со мной.

Я подошел к Шпигельглассу и присел на корточки. Повернулся к зрителю.

– Вот смотри, это – член.

Ткнул проводами.

– АААААА – забился Товарищ Дуглас.

– Считается, что разведчики готовы к пыткам. И их даже готовят. Но – прогресс не стоит на месте. И когда в член тыкают электричеством…

– Спрашивай, Кольцов!!! Хули ты молчишь!!!?

А я приложил провода на полминуты. Он забился и потерял сознание. Глаза у зрителя стали больше лица.

Когда он пришел в себя, я курил и смотрел ему в лицо. Кивнул и прижал провода еще на полминуты. Лишь бы сердце у него не остановилось. Он опять отрубился. Я взял стул и уселся напротив. Он опять пришел в себя.

– Ты почему не в Монголии, Дуглас?

– Это операция прикрытия. Я должен попасть в Европу не привлекая к этому внимания в России.

– Маршрут?

– Пекин, Харбин, Сан-Франциско, Нью-Йорк, Лондон. Сейчас здесь. Но собираюсь в Берлин.

Дальше я задавал вопросы о том, что уже знаю, и сверял знание с его ответами. Когда он был неточен тыкал проводами, и он сразу уточнял. Ну, все по книжкам. Коновалец, Троцкий и прочие. Похоже, не зря меня прапорщик Галан уверял, что если не обдолбаться наркотиками, такую пытку никто не перенесет. А у меня еще и знание истории. Я видел что он не врет. Главный свой вопрос я задал между делом. Между уточнением как он меня нашел, и что здесь за явка.

– Разрабатывают меня по заданию центра, или твоя инициатива?

– Я сам решил выяснить, откуда течет. Думал Эйтингон, сука, меня валит.

– То есть, информацию по мне в центр ты не предавал?

– А что передавать? Да и отозвали бы меня сразу.

Я покивал. Подошел и свернул шею зрителю. Потом подошел и свернул шею Шпигельглассу. Нехер. Пусть кто-нибудь другой Меркадера наймет.

Домой я добирался два часа. В чужом пиджаке, шляпе. Держали мня в Фонтенбло, почти рядом с Барбизоном. Долго садился с попутки на попутку. Пока уже в Париже не сел в такси не назвал домашний адрес. Наташа уехала в гости к маме. Если хочу, могу присоединиться как вернусь

Войдя в спальню я рухнул на пол и отрубился.

Глава 39

Я открыл глаза и снова закрыл. В комнате горел яркий свет. Почувствовал что кто-то невесомо, нежно и ласково гладит меня по щеке. Еще немного полежал с закрытыми глазами, внутренне удивляясь – что это? Потом все вспомнил и снова открыл глаза. И встретился взглядом с Наташей.

Сделал попытку встать, но меня повело, и я опять улегся головой к ней на колени. На затылке, чуть правее макушки, пульсировало болью. Слегка подташнивало. Но это понятно.

– Уже ночь, – пробормотал я, прищурившись. Наташины глазища смотрели на меня. И было в них что-то незнакомое, волнующее и тревожащее…

– Тебя били – грустно сказала она, пристально глядя мне в глаза.

– Ты давно вернулась? – собственный голос показался мне жалким и чужим.

– Тебя могли убить – продолжала она.

– Это вряд ли – попробовал улыбнуться я. Но по её лицу понял, что улыбаться мне не стоит.

– Ты хоть помнишь, как вернулся?

Я кивнул. Ощутил, как заломило в затылке, и закрыл глаза. Не оттого, что ослаб. Вдруг стало трудно выдерживать Наташин взгляд. Требовательный, вопрошающий взгляд. А собственная беспомощность стала раздражать. Непривычное ощущение. Даже когда я, шатаясь и останавливаясь, чтобы не свалится в обморок, брел из того дома к дороге, я не чувствовал себя таким беззащитным. Вдруг подумалось, что когда-то очень давно, может быть, когда и говорить-то еще не умел, на меня точно так же кто-то смотрел.

Уперевшись ладонями в пол попробовал встать. Как только затылок оторвался от её колен, меня опять повело.

– Давай, я тебе помогу – она обняла меня за талию и подставила плечо. Кряхтя и поскуливая переместился на кровать, до которой не дошел всего пару метров.

– Ты меня раздела?

– Ты тяжелый, Ваня. С виду никогда и не подумаешь.

– Могла бы пригласить Жан-Клода. Или мадам Жаклин позвать, полюбоваться могучими мускулами…

– Я решила, что не стоит посвящать прислугу.

– А что такого? Обычная ситуация, пьяный муж вернулся из кабака.

– Скажи, Кольцов, теперь так и будет? Иногда, вернувшись домой, я буду находить тебя избитым? В подвале будет пулемет, а ты будешь делать вид что все нормально?

– Прости, Нат.

– Больше нечего сказать?

– Ну… пулемет, он же красивый. Я ведь тоже тянусь к прекрасному. Не тебе же одной…

– Ванечка, ты понимаешь, что я сейчас могу сделать с тобой что угодно? И мне ничего не будет.

– В принципе, в моем завещании так и написано, отдать все тебе. Особо подчеркнуто, что если это ты меня убьешь, отдать немедленно.

– Ты думаешь, это меня остановит?

– Я считаю, что недели траура будет более чем достаточно. Потом самую богатую невесту Парижа окружат красавцы, в поисках её благосклонности. Тебе понравится какой-нибудь жиголо, представившийся, ясное дело, балканским князем. За несколько лет весело, с огоньком, промотаете состояние. Ну а дальше ты знаешь. Вернешься к маме, заведешь десяток кошек, лишний вес, белая роза и скупая слеза на мою могилку.

Наклонилась, и поцеловала меня.

– Слава богу. Ты не умираешь. Ты меня так напугал!

Она собралась устроить у нас в доме настоящий лазерет. Мы молниеносно поругались, и несмотря на слабость, я смог настоять на простом постельном режиме на пару дней. На неделю! Два дня и даже сейчас я тебе надеру задницу чтоб не командовала! Неделю, и я не стану звать врача, и класть тебя в больницу. Три дня и ты ходишь на работу, а не сидишь возле моей постели, и не выносишь мне мозг. Ах вот как ты заговорил, подлец! Я буду кормить тебя с ложечки, и вытирать тебе нос салфеткой! Княжна Вяземская! Утку!

Уже следующим утром я, в общем-то, пришел в себя и смог спокойно обдумать произошедшее. Ушел я чисто. Меня точно никто не видел. Следов в доме я не оставил, подойдя к этому вопросу с тщательностью двадцать первого века. Сориентировавшись, пошел через лес к Барбизону, известному гнезду сюрреалистов. Обойдя деревню по дуге, вышел к шоссе и остановил попутку. Обдолбанные или пьяные богемные деятели в этих местах не редкость. Так что водитель ничуть не удивился невнятной просьбе подбросить за пару франков.

Что касается товарища Дугласа, я уверен, что это частная инициатива. Он явно решил, что имеет дело с внутри энкаведешной подставой. И хотел с ней разобраться так, как умел лучше всех. Правда, иудушка Троцкий вполне может теперь выжить. Бггг… Вспомнилось, как ас разведки Григулевич организовал на него покушение. Толпа бухих художников, во главе с великим Сикейросом, ворвалась в небольшую комнату, и полностью разрядила в Троцкого несколько пистолетов. НИ ОДНОГО РАЗА не попали. С другой стороны там еще Судоплатов этим вопросом занимался… завалят как-нибудь. Забавнее всего то, что Троцкий – настоящий антифашист. А Сталин как раз без перебоя будет гнать Гитлеру зерно и нефть.

А так… на текущий момент, до меня и моих друзей теперь никому, по большом счету, нет дела.

Я разместился на заднем дворе, в кресле. Читать в этом состоянии не очень получалось. И я предался размышлениям. Впрочем, ненадолго. Потому что помяни его, хотя бы мысленно, как он тут. Жаклин привела Мейделя. Он деловито уселся напротив, и полез в карман.

– Мне позвонила Наталья Викторовна. Сказала, что ты выгнал её из дома. – он достал пузырек с таблетками. – по одной каждые два часа. Это приведет тебя в сознание.

– О! Как прекрасен аромат свежих таблеток.

– Это я утром для тебя сорвал.

– Ну что ж. – я закинул таблетку в рот, и запил водой – Я прожил шикарных тридцать шесть лет…

– Вот смотрю я на тебя, Кольцов, и не пойму, что в тебе нашла княжна Вяземская?

– И не поймешь. Она ведь не ты, а умная и красивая.

– Что произошло?

– Ну… Наташа хотела меня сразу в больницу, и сделать операцию на мозге. Чтоб я стал ручным и тихим…

– Кончай, Вань.

– Ответа не будет. Вопрос закрыт. Договорились?

Я закурил свои «зеленые». Помолчали.

– Ладно. Пока ты будешь здесь валяться, я займусь твоей плесенью. С кем там разговаривать?

Дал телефон мсье Герена, и начальника лаборатории. Рассказал, что к чему.

– Мэтр Планель сейчас оформляет тебя, Савву и Марка. Так что смело представляйся совладельцем и моим партнером. Они получают у меня тысячу долларов в неделю. Долларов на триста больше чем нужно. Так и плати. Без разоблачений.

– Эдак они у тебя лет десять захотят исследования вести.

– Не, я им сказал, что если скоро не будет результата, ими займется мой партнер, мсье Ламанов. Ты не знаешь, почему весь Париж знает Савву? В общем, стараются они.

– Может, с ним и приехать?

– Рано. Вдруг они догадаются, что он не ест ученых на завтрак, а только ломает им ноги? Лучше попроси Савву съездить с Марком в Ле Ман. Марк там увлекся ездой по буеракам и оврагам. Как бы шею не свернул. Пусть присмотрит.

– Договорились. Да, когда я покупал тебе в аптеке таблетки, то заказал чудо лекарство, его тебе пришлют. Десять клизм, и ты будешь здоров. Пока.

Наташа разрывалась между желанием взять меня на руки и укачивать с колыбельной, и желанием поделиться новостями. Наш модный показ навел шороху в чинном модном бизнесе. О нем писали все газеты. Те, кто не получил приглашения, перепечатывали материалы очевидцев. Эльза наняла себе второго секретаря, первого завалил вал звонков. «Ревю де Пари» договорился с Наташей об интервью. Мадам Скиапарелли дала большое интервью в «Ревю де Монд». – А ты здесь валяешься, Ваня, вместо того, чтобы наслаждаться успехом. Это ваш успех, я всего лишь его оформил. Знаешь, Кольцов, скромных людей, что ты пытаешься изображать не бьют по голове. У меня не было выхода. Фашисты хотели провести демонстрацию, под лозунгами «Вяземская – страшила», «Вяземская – ночной кошмар». Пришлось объяснять негодяям, что почем. Я просто не рассчитал силы. Триста человек все же многовато. Нужно было их на сотни разбить, и разбираться. А так все же один исхитрился…

Сидя возле телефона я переговорил с кучей народу. Мне звонили и по делу и просто так. В частности Шарлотта Сакс чуть ли не час развлекала меня светской беседой и сплетнями, как-то незаметно получив от меня обещание иметь их с Саввой ввиду, когда мы соберемся с Наташей уехать в Бразилию. Ах в Аргентину! А в чем разница? Я, Айвен, тут встретилась с дальним родственником бывшего мужа, из Германии. Мне очень не понравилась его уверенность, что он будет воевать. Согласись, мне хватит уже потрясений. А в Аргентине разводят лошадей?

Внезапно объявился господин Тейманис. С ним я встретился лично в кафе на бульварах. Внешний вид объяснил случившейся хворью. Почти час обсуждали всякую ерунду, пока он не сообщил:

– Не знаю, как тебе Иван сказать… В общем, мы договорились, что будем отдавать обработанные камни для реализации в Де Бирс. В обмен они помогу членам общины перебраться за океан.

– Не переживайте Моисей Соломонович. В очередной раз снимаю шляпу. Отличная сделка!

– Вас уже не раздражает Де Бирс?

– Хм. Монополии бывают двух типов. Хорошая и плохая. Хорошая – это та, к которой все хотят присоединиться. Плохая – та, которую хотят разрушить. Де Бирс – хорошая. А меня раздражает их манера вести дела. В частности у сэра Энтони.

– Когда я с ним встречался недавно, он отзывался о тебе в исключительно превосходных выражениях.

– Говнюк он. Как понял, что со мной его штучки не проходят, обдристался и теперь – само благодушие.

– Знаешь, Иван, никак не пойму, откуда в тебе такое пренебрежение к условностям?

– Эх, Моисей Соломонович. Не мы такие, а жизнь.

– Я ни в коем случае не навязываюсь, но я буду приглашен на вашу с Натальей Викторовной помолвку?

– Мы еще не определились с датой. Но конечно подарок в виде браслета с парой десятков мелких бриллиантов, в пол-карата, не больше, Наташу порадует.

– Иван, я ведь знаю, что ты не жадный. Но почему именно такой подарок?

– Вы видели её руки? Как можно к синим глазам и этим рукам что-то менее изысканное? Или вы все же не придете на торжество? Без браслета я смысла не вижу…

Он неожиданно засмеялся.

– Прав Мейдель. Нечисто у тебя с бабушкой, Иван.

Расставшись с ним, я некоторое время с недоумением размышлял, с чего это ему так важно попасть на нашу помолвку? Я-то думал он возмутится, и закроем вопрос. Мы с Наташей решили провести камерное мероприятие для своих. Пара десятков человек. А он прямо купил билет.

К концу недели я приехал в институт Пастера и застал там полное благолепие. Яков был строгий, но справедливый руководитель, ученые – прилежные и работящие подчиненные. Мсье Герен – мэтр, с умилением наблюдающий поступь науки. Я был явно лишний.

– Вам ли не знать, мсье Герен, как затирают первооткрывателей. – обратился я к старому ученому. – а ведь всего лишь попросил товарища присмотреть, пока буду хворать…

Директор института засмеялся:

– Не обижайтесь мой друг, но у него получается организовать процесс лучше чем у вас. Пойдемте, угощу вас коньяком, расскажу, как мы далеко продвинулись. А барон к нам присоединится.

Потом он мне рассказал, что они исследуют разные плесени, и вообще способы. И сам препарат поучен, но промышленное производство еще не просматривается. Но скоро уже все будет, обычный процесс внедрения, не переживайте. И отведен флигель в одной из больниц, где будут испытывать препарат на людях. Мне было не очень интересно, но чего уж.

Потом пришел Яков, и мы поехали в Сен Дени. В цеху, совершенно довольные собой Марк и Савва, пили виноградную, и с удовольствием смотрели на настоящий джип. По виду помесь Вранглера и Дефендера. Рядом стояли еще три рамы уже на колесах и с силовой установкой.

– Хорошая, бля, игрушка получилась, Ваня!

– Это потому, что Яков не вмешивался.

Я пожал им руки.

– Для охоты и бездорожья – самое оно. Я Марка едва из Ле Мана увез.

– Ты, чем ехидничать, расскажи, Кольцов, как технологии лекарства красным передашь?

– Перестаньте барон. Тоже мне проблема. Вон, мэтр Планель все организует. А чтоб не привлекать внимание гепеу, давайте директоромM.G.inc. сделаем Аленушку. Нефик твою рабыню Тейманису эксплуатировать. Я думаю, комиссары будут в экстазе. Братские африканские рабы спасают русских.

– Перестань, бля, стесняться, Ваня! Хорошее дело придумал.

– Ты, Савва, не успокаивай его. Кольцов любит страдать.

– Марк, за что?

– Если бы это сказал не я, это сказал бы Яков. От меня тебе не так обидно.

– Мне обидно, что Яков не ведется. Барон! Что происходит?

– Меня мучает один вопрос. Когда ты, Кольцов, отправляешься в Аргентину?

– Это с чего ты так решил?

– Мне Ольга сказала.

– Мне нравится узнавать о моих планах от твоей девушки!

Да ладно тебе, Вань. Еще на помолвке Шарлота с девчонками это все чуть не час обсуждала. Так что к Наташе претензии.

– Вот же манипуляторши! Слушайте, а давайте в Бразилию отправимся, им назло?

– У тебя, Иван Никитич, с княжной странные отношения. Ты уверен, что если настоишь на Бразилии, тебе это сойдет с рук?

– Нуууу…

– Вот и не трепыхайся. Аргентина тож ничего. Кто мы такие, чтобы спорить с дамами?

– Ну хорошо. Давайте тогда планировать, чтоб к Новому Году вернутся?

В Шиап мы приехали с Яковом. В магазин была очередь, и толпа в зале. В мастерской кроме Эльзы и Наташи была Ольга Иваницкая. То-то Яков со мной поперся. Пошли в ресторан.

– Ты не знаешь, Ваня, почему я узнаю о том, что намерена перебраться с тобой в Аргентину – от Ольги? – спросила Наташа уплетая Нисуаз.

– Хм. Я вообще про это впервые слышу. Барон, вы не знаете, кто это такое трепло?

– Перестань, Кольцов. Весь Париж знает, что ты ревнуешь княжну к послу. И из опасений не хочешь в Бразилию.

– Дамы, не слушайте его. Я опасаюсь оставить страну без дипломатии. Не самому же послом Бразилии становится!

Потом я рассказал, в основном Эльзе, что пересидеть, и потренироваться в модных изысках на беззащитных Аргентинцах – отличная мысль. Просто нужно к ней привыкнуть. А уж то, что у Модного Дома Скиапарелли есть такая мощная поддержка как барон Мейдель, и вовсе должно её успокоить.

Ночью Наташа уткнулась мне носом в шею, и сказала:

– Ты же там не долго будешь, Ванечка?

– Куплю дом и вернусь.

– Мне страшно.

– Не переживай, солнце. Все будет отлично!

– Как может быть все отлично, если мой мужчина безответственный, легкомысленный, самонадеянный болван. Еще и бабник.

– Про бабника я еще не слышал.

– А я только что добавила. Что бы ты понял всю глубину моего отчаяния.

– Поехали со мной?

– Ванюш, я же только мешаться буду.

– Поехали вдвоем.

– Я тебе сожру пока мы будем плыть еще только туда. На обратном пути буду глодать кости.

– Подумаешь, зато тебе будет весело.

– Нет. Давай уж через полтора-два года. Уеду в эмиграцию. Все будет интересно и внове. Ты пока без меня сплавай.

– Вернусь с бородой по пояс. В шкуре пумы на голое тело.

Глава 40

В конце двадцатого века русские полюбили Лондон не потому, что прятали там деньги. Для этого есть места и получше. Дело в том, что там можно было жить жизнью обычного человека, не заморачиваясь охраной, и прочим эскортом. Обладатель миллиардного состояния, одиноко едущий в лондонском такси – банальнейшая картина. Жизнь в Лондоне организовалась так, что никому не интересно, кто там бродит по улицам. А преступность низкая. И русские богачи не упускали возможности просто пожить, не в окружении охраны и персонала, а в качестве обывателей. Причем обывателей именно мегаполиса. В Швейцарии, к примеру тоже всем на всех плевать, но – провинциальность и ленивая скука, без яркой ночной жизни, и знаковых культурных событий.

Перед второй мировой ту же роль играет Париж. Любой богач планеты, приехав сюда, совершенно спокойно гуляет по бульварам, и никому до него нет дела. Как я заметил, даже сэр Энтони Ротшильд передвигается по городу в авто с водителем и секретарем. И все. Ни машин сопровождения, ни перекрытия перекрестков. Времена конечно патриархальные, но и местная жизнь утроена так, что нет особых причин для беспокойства. Более-менее серьезная преступность кучкуется вокруг Монмартра с его туристами, и запретными развлечениями, и в предместьях. А в кварталах буржуа и знати, и вовсе покой и благодушие. Понятно, что в острых ситуациях в Париже любой найдет и охрану и специалистовпо защите. Но без повода осложнять себе жизнь нет никакого смысла.

Собираясь надолго уехать, я решил нанять Наташе водителя. – Только, Наталья Викторовна, хозяйка и шофер это настолько банально, что хуже только хозяйка и садовник. Ой-ой. Я и на такси отлично доеду. Все эти эмигранты, Наточка, и так считают что я с тобой только из за твоих денег. А если ты будешь ездить на такси, мне начнут сочувствовать. Скажут, обеднела Вяземская, даже на машину с водителем денег нет, не повезло тебе, Кольцов. То есть ты, Ванечка, не обо мне заботишься? Это называется – имидж. Образ удачливого соблазнителя мне дорог. Вот бросишь ты меня, а все дамы вокруг знают, что против меня не устоять. Значит, Кольцов, водитель должен быть не старше сорока, спортивный, остроумный и галантный. Ну и где же я тебе найду еще одного меня?

Вообще-то, этими разговорами я старался откосить от посещения светского раута у Наташиной мамы. По дороге не работу меня поставили в известность, что мы сегодня вечером идем на прием. Попытка заболтать девушку и съехать на базаре не удалась. Помня о том, что она любит танцевать, я искушал её посещением Ля Куполь, и настоящим джазом из Америки, но не преуспел. Расстались недовольные друг другом. Приехал домой и отключил телефон.

Нужно все обдумать, с этой Аргентиной. Савва, словно боевой конь, закусил удила и принялся готовить экспедицию. Мейдель с ним ругался и ездил в институт Пастера как на работу. Нормально все, Вань. К нашему возвращению, я думаю, они нам родят технологию. Герен уверяет, что есть даже несколько вариантов.

Мы с Марком склепали еще один джип, и своим ходом съездили в Ле Ман и обратно. Нам обоим понравилась получившаяся машинка. Но и с ней все непонятно. Даже с названием. Все с недоумением отнеслись к слову джип. Марк сказал, что авто можно назвать «voiture» – внедорожник. Но ему больше нравится «tout terrain» – вездеход. Назвать модель – Тутти, а? Тут я как-то завис.

Перевел разговор на создание конструкторской документации (КД), и детальной спецификации. И вообще, технологических карт, для конвейера. Решили разведать обстановку. Марка очень впечатлила компания Ситроен, на голубом глазу стырившая нашу идею. Поэтому все нужно правильно оформить, Айвен. Я переговорю тут с конструкторами. Может найду парочку безработных. Я вспомнил, что в Италии недавно создана Carrozzeria Pinin Farina, ставшая в будущем легендарной Панинфарной. Подумал, что будет забавно заказать у них под ключ завод по производству вездеходов. Записал для памяти.

Обо всем этом я размышлял, пытаясь для себя сформулировать цель экспедиции. По большому счету, дом можно купить и отсюда. Но нужно осмотреться на месте. Ехать сразу в Штаты будет не лучшим решением. Очень жесткий рынок, и очень дорогой входной билет. Байки про страну возможностей оставим детишкам. Да, штаты идеальны подниматься из низов. Когда ты по наитию, или божьим попущением находишь новую тему и начинаешь её разрабатывать шаг за шагом, у тебя все шансы. Но когда ты заходишь на штатовский рынок с деньгами и темой… Вспомнился московский приятель из нулевых. Пытался производить совершенно невиданную и очень востребованную в штатах приблуду. Не успел оглянуться, как еще в пяти штатах производят тоже самое. И суды пожимали плечами. А у чувака были и деньги, и юристы, да и сам он был не промах. Не, там нужно не торопясь и постепенно. Богатых и амбициозных в штатах жрут не облизываясь. Примером тому, существенная часть английской аристократии. Ринувшиеся в штаты в двадцатых-тридцатых с деньгами, и разорившихся на этом.

На этом фоне Аргентина – самое оно. Достаточно мягкий, еще не затвердевший госкапитализм, более-менее устойчивая экономика. И огромный внутренний рынок. Там-то я точно не пропаду. Так что поедем, осмотримся. Прикинем чо почем. Загруженый этими мыслями до невозможности приехал за Наташей.

– И чем же ты занимался весь день, Кольцов?

– Вплоть до этого момента я благополучно тебя избегал!

– Едем к маме, она нас ждет.

– Вот видишь! Я был не так уж и не прав. А еще – я не в смокинге.

– Перестань, ты маме нравишься.

– Это пугает больше всего. С тобой все ясно, я нечеловечески притягателен для молодых женщин. Но княгиня Лидия, женщина зрелая. Её симпатия тревожный признак.

– Еще одно слово про мою маму, и я тебя побью.

– Нат, вот смотри. Вечер трудного дня… хм. Неплохая песня может получиться, с таким названием. Но, не будем отвлекаться. Я – многогранная личность. Агностик, аполитичен, гурман и играю на гитаре. Да-да. И у меня свидание с фантастической красавицей. Длинноногая, вся такая офигенная, а глаза!!! Все, о чем я могу думать, это под благовидным предлогом заманить её ко мне домой и затащить в постель. Объясни мне, при чем здесь суарэ?

– Неплохая попытка, Вань. Но мама очень просила.

– Эх, любовь слепа. Но мы-то с тобой знаем, что это не так. Например, моя любовь снижается с каждым званым вечером у твоей мамы.

В общем, я пробовал отвертеться по всякому, но через полчаса мы входили в квартиру Вяземских. А спустя несколько минут я понял, как был не прав. Пока я был занят лечением и прочей фигней, сменился посол Аргентины.

Старый посол, с которым у меня, несмотря на его томные взгляды на Наташу, сложились неплохие отношения, был отозван. Он был из политиков, близких не к тем политическим силам.

Нового временного поверенного мне представила Лидия Федоровна. Это и было причиной её настойчивого приглашения. Новым послом Республики Аргентина во Франции стал бывший Президент Аргентины. Внук верховного диктатора Аргентины, и вождь ведущей политической партии. Сеньор Максимо Марсело Торкуато де Альвеар. Он вообще-то живет в Париже уже давно. После отставки работал в Олимпийском комитете. Но теперь временно призван в дипломаты.

– Массимо! – по свойски обратилась к послу княгиня Вяземская – позволь тебе представить мою дочь Наталью, и её жениха, мсье Айвен Колтцофф.

После пяти минут светского трепа о радости знакомства, погоде и Париж уже не тот, неожиданно выяснилось, что вот этот надменный старикан, в прошлом – чемпион мира по стрельбе из револьвера! И стрелял он не из спортивных пукалок конца двадцатого века. А из настоящего, взрослого Colt New Service сорок пятого калибра! В этом месте мама с дочерью нас покинули, а мы, уже не отвлекаясь, обсудил тонкости и способы стрельбы из этого монстра. Когда он узнал, что у меня основным стволом сейчас винтовка Гиббса, мы преисполнились взаимным уважением, и разговаривали уже запросто, насколько это вообще возможно с аргентинским грандом. После того как я рассказал что десять лет провел в Африке, разговор и вовсе стал дружеским.

И я поведал, что мы с Наташей намерены перебраться и осесть в Буэнос-Айресе. И чтобы не бездельничать, я собираюсь построить пару заводов и электростанцию. Не считая того, что Модный Дом Скиапарелли так и ли иначе тоже обоснуется в Аргентине.

В общем, сошлись на том, что сеньор Массимо ждет меня на рю Симароза, в посольстве, для более предметного разговора.

– В любое удобное время, друг мой, свяжитесь со мной и мы переговорим.

– Непременно! Это редкая удача, познакомится со столь влиятельным и дальновидным политиком, господин Посол.

Когда мы возвращались домой я каялся, и говорил что ну дурак, не понимаю своего счастья, но ты пойми, Наточка, я же долго был одинок как Гренландия. Отвык от заботы, а тут такие подарки…

– Все вы мужчины такие. Яков вот, два года от своего счастья бегал, и почему!?

– И не поспоришь. Как есть полено.

– И все? Нет, он теперь всю жизнь будет заглаживать свою вину.

– Я, Нат, тоже думаю, что мадемуазель Иваницкая провела красивую комбинацию. И все больше влюбляюсь в твое простодушие. Но и я не барон, я и так тебе все отдам.

– Прекрати подозревать Ольгу в меркантильности!

– При чем здесь деньги? Просто в какой-то момент Яков решил, что жизнь кончена. И чего уж теперь? Ну, пусть будет Иваницкая. Хотя, мог бы обратиться ко мне, я бы его просто задушил, ты же знаешь, я люблю людям помогать.

– Ты, Кольцов, уже столько наговорил, что тоже будешь заглаживать вину всю жизнь!

– Само собой, только чтоб умереть в один день.

Все же иногда отчетливо понимаю, что Наташка – совсем еще зеленая. Это ни на что не влияет. Просто я вдруг ощущаю, сколько уже прожил. И вспоминаю, что семейная жизнь, это война длиною в жизнь, в которой мужчинам не выдали оружия. Мужчинам остается ирония и жалость. И любовь, конечно.

– Ваня, бля! – встретил меня в цеху на следующее утро Савва – какой у нас будет пароход?

– А в чем дело?

– Нужно чтоб он был не меньше «Аматы». А лучше – больше. И еще вопрос, мы сможем там нанять негров?

– Не, там индейцы. Но тут нужно будет на месте смотреть. Индейцы, говорят, любят у спящих кожу с волосами с головы срезать.

– Ты меня не пугай, я сам кому хочешь, что хочешь отрежу. Главное, чтобы готовить умели, и палатки ставить.

– Не знаю, я Савва. Мы с тобой в одинаковых непонятках. И вообще, ты в Сен-Назере через день бываешь. Вот тебе телефон, сам договорись с арматором.

Вошел Яков. Я усадил всех за стол, и рассказал, что познакомился с супер крутым дядей, который откроет нам все двери Аргентины. Поэтому просьба ко всем, определиться с пожеланиями. Марк неожиданно сказал, что он тоже с нами едет.

– С вами интересно, и прибыльно. А лишним я не буду.

– Я не пойму, Марк, ты зачем замок в Жуаньи купил? Почему селянки брошены на произвол судьбы?

– Оставь, Айвен. По заводу вездеходов, лучше будет разговаривать мне. У тебя слишком эээ… грандиозный подход.

– Да ладно Марк, я просто вызываю восторг там, где люди должны работать.

– Ты, Ваня, очень точно заметил. Там где ты – никакой работы.

– По любому, готовься Яков Карлович. Завтра пойдем к сеньору де Альвеар. Изложим ему наши планы, послушаем советы, если будут. Мне кажется, ты с ним быстро поладишь.

– Ну, худородные испанцы, осевшие в Аргентине, потомкам крестоносцев не ровня. Но я готов потерпеть.

– Савва, ты не знаешь, новые матерные слова не появились? А то старые уже не отражают.

– А ты просто скажи, Вань, чтоб не выебывался. Неудачная шутка, Яш.

Потом Савва и Марк уехали, а мы с Яковом принялись думать, как бы нам господина посла в партнеры затащить. Такого не купишь. Я вообще мало знаю об Аргентине. А барон и вовсе, мне кажется, не очень понимает где это.

Как-то сам собой разговор вырулился на девушку барона. Он рассказал, что причиной разрыва была ревность с его стороны. Заодно выяснилось, что главный мотор женского комплота за Аргентину именно Ольга Иваницкая. Чем-то ей эта идея понравилась. Именно она убедила остальных девушек что это хорошее дело. Я пошел и принес виноградной. Закурили и обсудили, как к этому относится. – И как ты, Ваня, умудрился их убедить что война все же будет? Это у вас, барон, плохо с интуицией. А женщины только ей и живут. А я просто вижу, что кроме войны у Гитлера выхода нет. Во всех других вариантах он у власти не останется. Экономика рухнет, и ему все припомнят. А мы пересидим в Аргентине. Завод по производству лекарств построим. Не знаю как ты, а я навоевался.

Скрипнула дверь, в цех зашел сторож. С ним пришел какой-то мужчина. Эдакий франт с хризантемой в петлице. Сторож ушел а мужчина представился.

– Здравствуйте, меня зовут Тьерри Жома. Я бы хотел побеседовать с мсье Колтцофф.

– Это я, чем обязан?

– Мы можем поговорить наедине?

– Барон Мейдель мой близкий друг и деловой партнер. У меня нет от него секретов.

– Если вы настаиваете…

– Да, я настаиваю.

– Ну что же. Я сотрудник Сюрте Женераль.

– Хм. И что от нас нужно?

– Вы знаете, несколько дней назад в Фонтенбло в одном из домов, нашли его мертвого владельца. Выстрел в спину и в затылок.

Он внимательно посмотрел на меня, ожидая реакции.

– Какое гнусное самоубийство! – не разочаровал его я.

Вежливо посмеявшись моей немудреной шутке, агент продолжил.

– В подвале дома, при обследовании, обнаружили еще три трупа, со свернутыми шеями. В ходе изучения места преступления был обнаружен склад оружия и несколько тайников. С деньгами и шпионским оборудованием.

– Надо же!

– Установлено, что этот дом был базой группы красных шпионов из России.

– Это же надо! Как обнаглели! Но при чем здесь мы?

– Сейчас поясню. Дело в том, что за этими шпионами мы присматривали. Не знали, где у них база, но наверняка бы выяснили. Но в процессе слежки за этими людьми мы выяснили, что они очень интересовались вами, мсье Колтцофф.

– Это все твои песенки, Айвен. Говорил я тебе, не пой на русском!

– Не думаю, что дело в песнях, барон – заявил мсье Жома – и мне хотелось бы знать ваше мнение на этот счет, мсье Колтцофф.

– Я решительно теряюсь. Интерес красных? С чего? А что вы думаете по этому поводу?

– Мне, мсье Колтцофф, поручено сообщить вам следующее. Нам нет дела до внутрирусских конфликтов. И данное убийство будет расследоваться как попытка ограбления. Но, мсье Колтцофф, мы просим вас, в случае появления на вашем горизонте такого рода людей, связаться с нами. Потому что в этот раз вам просто повезло.

Мсье Жоме, как настоящий француз, не отказался от рюмки халявного merc, и перебросившись парой незначащих фраз откланялся.

– Это был тот парень из кафе возле МИДа?

– Да, Яков. И давай без вопросов. Поверь, я не сбежавший красный. И вообще, не придумывай.

– Но ты хотя бы понимаешь свою ошибку?

– Я, Яков Карлович, очень хочу научиться признавать свои ошибки. Хотя, кого я обманываю, какие у меня могут быть ошибки?

– Кольцов, прекрати уже быть одиноким рыцарем. У тебя есть друзья.

– Спасибо, Яш.

Княжна Вяземская, когда я забирал её из Шиапа, заявила, что раз ты, Кольцов предлагал Ля Куполь – вези! Ну а что? И вправду предлагал. Позвонил Якову.

– Вы, барон утверждали что я забываю о друзьях? Ничего подобного! Монпарнас, кафе Ля Куполь, танцы до утра. Если вы будете не один, я встречу это с пониманием.

– И ни капельки не смешно, Кольцов, – влез вдруг в разговор голос Ольги. – передай Наташе, что мы скоро будем.

Глава 41

«Миллионы в брачной корзине», заметка в газете Монд.

«Волшебство Парижа в том, что он не перестает удивлять и заставляет верить в чудеса. Попав сюда, любой помнит, что здесь реальны самые сказочные сюжеты. Именно так можно начать рассказ о, казалось бы, рядовом событии.

В субботу вечером в Пасси, в кафе Le Claire, в присутствии немногочисленных гостей, было объявлено о помолвке princesse Натальи Вяземской и Айвена Колтцофф.

Называя это рядовым событием, мы всего лишь хотели сказать, что помолвки случаются ежедневно. Но в этом случае была подведена черта под множеством слухов об одной из самых ярких пар парижского света.

Напомним нашим читателям о модном показе prêt à porter Дома Моды Скиапарелли, случившемся недавно. Большинство экспертов уверенно заявляют, что именно мадемуазель Вяземская стоит за этим, без всяких преувеличений, грандиозным успехом. Стоит упомянуть о нескольких предложениях руки и сердца, от, без сомнения, достойнейших представителей мировой элиты, отвергнутых княжной. И общеизвестно, что Вяземские – один из древнейших аристократических родов Европы.

На первый взгляд обручение мадемуазель с мсье Колтцофф выглядит совершенным мезальянсом. Но, присмотревшись к жениху, становится понятно, что все гораздо интереснее. Потомок русских дворян, далеких о придворной жизни, после революции эмигрировал. Однако, появившись в Париже меньше двух лет назад, он прогремел в обществе как автор и исполнитель ставших очень популярными песен. А в деловом мире утвердился как видный финансовый аналитик, и эксперт по вопросам Африканских колоний. И, в довершении всего, завоевал сначала сердце, а потом и руку одной из красивейших женщин Парижа. Стоит так же упомянуть, что по оценкам специалистов, жених весьма состоятелен. Нельзя не признать, что мсье Колтцофф представитель нового поколения людей, идущих на смену отжившим свое наследникам состояний предков и дедовских виноградников.

Состав гостей вполне отражал высокий статус события. Поначалу некоторое недоумение вызывало присутствие временного поверенного Аргентины сеньора де Альвеар.

Но затем на этой, несомненно сенсационной церемонии, случилась еще одна сенсация. Как удалось выяснить, при подготовке торжества, были приглашены несколько давних знакомых матери невесты. Остается только гадать, кто эти люди, не сумевшие попасть в Le Claire. Потому что сэр Энтони Густав Ротшильд на церемонию приехал почти без опоздания. Прибыв в Париж несколько дней назад с деловым визитом, сэр Энтони специально выделил время в своем плотном расписании, для того чтобы поздравить молодых людей.

В короткой поздравительной речи мсье Ротшильд поблагодарил за честь присутствовать. А затем заявил, что род Вяземских давно известен своей широкой благотворительностью. В связи с этим, он просит мадемуазель Наталью принять, в качестве подарка на обручение, должность главы «Благотворительного фонда поддержки и развития образования Аргентины». Добавив, что на счету размещены два миллиона долларов, которым княжна Вяземская, конечно же найдет достойное применение.

Подарок был принят благосклонно и без малейшего удивления, только мсье Колтцофф почему-то долго смеялся.

Состоявшийся затем фуршет прошел весело, под музыку американского джазового квинтета с участием мсье Глена Миллера.

Отметим достаточно продолжительную, для такого рода мероприятий, беседу сэра Энтони, посла Аргентины, и мсье Кольцова. К которой потом присоединился присутствующий на вечере господин Тейманис, глава Союза Ювелиров Бельгии. Беседу прервала княжна Вяземская утащившая своего жениха танцевать.

Это, в самом деле удивительное событие, только еще раз подтвердило статус Парижа как города, где возможны самые сногсшибательные истории, о которых наши читатели узнают на страницах нашей газеты первыми.»

Титул «старый говнюк» у меня носит господин Тейманис. Поэтому сэра Энтони Ротшильда я решил называть «гребаный урод». Способ загладить вину перед княжной Вяземской он выбрал изящный, но гиморойный.

– Айвен, – заявил он – все равно вам нужно будет учить ваших с княжной детей. Никто лучше неё не понимает, что им нужно. Так что пусть она для них построит школу и университет.

– Вы правы, сэр Энтони – ответил я. – на булавки для жены я заработаю не обращаясь к вашим структурам. Буду разрабатывать аргентинскую нефть с помощью швейцарских банков.

– Вряд ли вас допустят, Кольцов. Все квоты расписаны.

– Сэр Энтони! Квоты определены по разведанным месторождениям. Я открою новую нефтяную провинцию, и буду разрабатывать её на паях с государством. Правда, сеньор Посол?

Сеньор Массимо с удовольствием наблюдал, как я делаю его работу, то есть привлекаю в страну инвестиции.

– Безусловно, друг мой. Я официально утверждаю, что лицензию на добычу с новых провинций вам дадут на тридцать лет.

– Ну, вот. Главное – никакой Роял Датч Шелл.

Тейманис засмеялся и сказал:

– Сэр Энтони, у вас последний шанс стать участником этого дела. Я уже изучил Кольцова. Он не только найдет нефть, но еще и посмеётся в прессе, над теми, кто ему не поверил.

– И как вы это видите, Кольцов?

– Ваш, сэр Энтони, Стандарт банк финансирует работы. Там ерунда. И получает треть в добыче. А по факту, реализация все равно пойдет через Роял Датч Шелл. А лет через десять Аргентина нашу компанию национализирует, выплатив нам компенсацию. И оставив вам сбыт.

– Гм. Это требует обсуждения. Но в принципе я согласен, конечно.

Я Наташе сказал, что она заставляет меня вести себя, как будто я красна девица. Но если до моего отъезда мы официально не объявим о намерении пожениться, то я найду себе индейку, в смысле краснокожую. А она сама виновата.

Кто бы мог подумать, но для проведения церемонии все оказалось готово. На мои подозрительные взгляды Наташа важничала, и говорила, что он просто умеет это все организовывать. Это только укрепляло меня в подозрении что я, как и большинство мужчин на планете – жертва женских манипуляций. Помня о нездоровом желании Тейманиса попасть на мероприятие, я предупредил её, чтобы ничему не удивлялась. И оказался прав. Ротшильдовские подарки её не удивили.

Само мероприятие прошло в милой и домашней атмосфере. И даже появление сэра Ротшильда её не смогло нарушить. Хотя долбанный урод не придумал ничего лучше, как подарить Наташе миллион фунтов, что был ей должен. Да, это все оформлено как благотворительный фонд. Но владелец этого фонда – она, и вольна делать все, что захочет. Другой расклад, что Наташка теперь точно начнет строить детские дома и прочее. И по всякому утирать носы аргентинским беспризорным. Но я же – гораздо лучше! И вообще, с чего это какой-то Ротшильд решает, чем заниматься моей Вяземской?

В отместку я начал вредничать, и чуть ли не в хамской манере развел Ротшильда на финансирование разведки и начала добычи нефти в провинции Мендоса. То есть, место я конечно не назвал. Ну а чо? Разведку там начнут после войны, вряд ли это на что-то повлияет.

Так стала ясна формальная цель нашей экспедиции. Доехать туда и вернутся. Это не Африка. Существует дорожная сеть. Так что за месяц более чем управимся.

Барон Мейдель был представлен послу Аргентины только на помолвке. А принял он нас через день. Как и ожидалось, Яков с послом одного поля ягоды, и отлично поладили. Рассказал, что планируем завод вездеходов. И завод по производству лекарств. Основным заказчиком на первом этапе видим государство. И если с пенициллином все было понятно, то на внедорожнике мы приехали. Сеньор Массимо даже на нем проехался за рулем по рю Симороза туда-сюда.

– Я свяжусь с министром обороны, господа. Думаю крупный заказ вам обеспечен.

– Это вы, сеньор Массимо, еще по грязи на нем не ездили. Уверяю, вам страшно понравится.

Я же особо подчеркнул, что в Аргентине мода на национализации, и что мы будем этого избегать методом частичной передачи государству блокпакета на старте.

– Не боитесь, мой друг, что остальное тоже национализируют?

– Нуууу… остальной пакет акций будет принадлежать фонду поддержки сирот и образования. Не знаю, найдется ли политик, согласный отобрать доход у детишек…

– Ты имеешь ввиду фонд твоей невесты?

– Зачем? Создадим отдельную структуру. Чистая благотворительность. Можно будет в него принимать кого-нибудь…

Впервые за время знакомства я был удостоен острого и умного мгновенного взгляда бывшего Президента.

– Я, господа, вернусь на Родину через пол-года. И смогу посвятить вашим проектам все заслуживающее их время.

– Господин Посол. Мы плывем сейчас просто осмотреться, и уточнить залегание нефтяных полей на севере. Только я надеюсь на ваше понимание. Это конфиденциально.

– На севере? Вы серьезно?

– Гм. Сеньор Альвеар. В Аргентине еще две не разведанные нефтеносные провинции. На западе и севере. С участием Ротшильдов мы вполне сможем организовать добычу. Но, сами понимаете, вопрос деликатный…

– Я вполне понимаю, о чем идет речь, Айвен.

– Заниматься нефтью будет у нас барон. Но еще, я прошу вас, порекомендуйте нам какое-нибудь крупное скотоводческое хозяйство. Один из наших партнеров намерен участвовать в скотоводстве.

– Это несложно. Недавно скончался мой друг Эсмельдиньо. У него огромное ранчо под Кордовой. Тридцать тысяч быков. Огромные территории. Его дети думают перебраться в Европу, и продадут недорого. Тысяч за десять долларов.

Обсудив еще массу вопросов мы были отпущены, с обещанием что господин Мейдель приедет еще и завтра.

– А почему ты, Кольцов, решил что мне нужно заняться нефтью?

– Я, барон, – выдающийся виноторговец и фармацевт. Вам где-то обидно присваивать мои заслуги, я же вижу. А вот нефть – это история, которой вы будете заниматься с самого начала. Я вам гарантирую массу впечатлений. Бандиты, стрельба, Савва с пулеметами, Марк на тачанках с артиллерией.

– А чем будешь заниматься ты?

– А я буду помогать своей жене организовывать Модный Дом. Вы же знаете, Яков Карлович, мне претит жестокость.

– Хм. Зная тебя, Ваня, я начинаю подозревать, что в модной индустрии скрыто какое-то запредельное зверство.

– Фи, барон, это грубо.

Савва с Марком, узнав что нам нужно съездить за тыщу километров от Буэнос-Айреса, остались флегматичны. Марк нанял четырех водителей. Мы решили все три джипа (я настоял на названии) обкатать в полевых условиях. Так что три грузовика, и три джипа. Мне надоело спорить с Саввой и Яковом, и я только кивал на их милитарисский угар. Шесть пулеметов, вдруг один сломается? Пистолеты, гранаты, Ваня, может возьмем все же пушку? Такая вещь!

Пароход называется «Марика» почти такой же как и «Амата», но нам – выше крыши. В отличие от поездки в Африку, будет ожидать нас у стенки. Нанятые Марком водители производили хорошее впечатление. Савва проверил как они пользуются оружием, остался удовлетворен. Марк пробурчал, что он с ними воевал, так что получше некоторых из пулемета… Следующий день мы их всех не видели, Они на стрельбище выясняли, кто самый пулеметчик. Марк вне конкуренции. Савва пил виноградную, и уверял что это случайность.

Первого октября пароход «Марика» отвалил от причальной стенки порта Сен-Назер и взял генеральный курс на Буэнос-Айрес. Наташа не поехала меня провожать. – Я буду плакать Ванечка, ты не видел как я плачу, это смертельное оружие. Увидишь и никуда не поедешь.

Бискайский залив мы прошли при полном штиле. Атлантика встретила нас тяжелым штормом.

Эпилог

08 ч.30 мин. 5.02.1937 г.

Zarat, пригород Буэнос Айреса.

Ослепительное февральское солнце не по утреннему прорывается сквозь густую листву, освещая террасу и меня, лениво вкушающего первую чашку кофе. Я жду, когда проснется Наташа. Мы сегодня едем в гости к Савве с Шарлоттой. Три месяца назад я привез Наташу в Буэнос Айрес.

После первого появления нашей шоблы в Аргентине прошло больше двух лет. Не сказать, что все прошло как по маслу, но сейчас я не вижу поводов для беспокойства.

Аргентина оказалась совсем не такой, как выглядела издалека. Отшвартовавшись в порту, мы узнали, что вокруг забастовка. Как выяснилось, в стране активная политическая жизнь, и Аргентину не по-детски трясет политической борьбой. В моде Гитлер с его идеями, и советская Россия. Рабочие бастуют и требуют чтоб было как там. Сейчас я могу смело утверждать, что просто СССР до Аргентины не было дела. При правильных вливаниях и действиях, создать Аргентинскую Советскую Республику можно было запросто. Но, слава богу, руки не дошли. Победили профашисты латиноамериканского пошиба, из военных, совершив переворот. Недавно они подвинулись, допустив к власти, кроме себя, социалистов. Теперь пролетариат, чуть что, требует от правительства счастья, организуя забастовки.

А мы, заселившись в лучший отель, занялись своими делами. Яков с Марком, вооружившись рекомендательными письмами, пошли по визитам. Я, с Саввой, отправились в припортовый кабак, где поляк, говорящий по-русски, за стакан рому просветил нас куда идти, чтобы нанять людей для экспедиции на север и запад страны. Впрочем, сеньоры, за десять песо я сам вас провожу и все покажу. Мы переместились в другой кабак, где нас познакомили с сеньором Диего Ривейра (я хмыкнул). До изумления пьяный огромный латинос. Заплетающимся языком сказал, что за сто песет в месяц он проводит нас в ад и обратно. И это была наша первая удача. Хотя я думал поискать кого другого. Но Савва поднял одной рукой за шкирку этого здоровяка, потряс, и заявил, что завтра в десять утра ждет его в отеле Эксельсиор. Нормальный мужик, Ваня, просто видно жизнь допекла, если придет трезвый – нужно нанимать, не пожалеем. И не пожалели.

Наш вояж был залегендирован испытаниями нового типа автомобилей. Вездеход, он же джип. Перед отправкой в провинцию Мендоса мы были удостоены приема у военного министра. Сеньора Мануэля Родригеса. Ознакомился с машинками, уяснил ТТХ, обрадовался съемной турели, поинтересовался ценой. Я отодвинул Марка и заявил что семьсот семьдесят долларов в розницу, и семьсот оптом. Присутствующий здесь же глава сухопутных сил пришел в возбуждение и заявил что берет. Потом они все покатались на джипе и поинтересовались, можно ли будет приобрети такой ништяк себе на ранчо. Министерство обороны гарантировало всемерную поддержку.

Яков развил нездоровую активность, вылившуюся в статью в проправительственной газете, о том, что скоро МинЗдрав Аргентины победит все болезни с помощью чудо-лекарства, что произведут русские ученые на заводе, что начинает строиться. Организовано все, само собой, лично министром. И господином Президентом.

В результате мы были приглашены на вечерний прием к господину Президенту. Генералу Аугустину Педро Хусто. Были удостоены рукопожатий и благожелательных улыбок. С Саввой, как всегда случился забавный казус. Рассказать кто и что в Аргентине, ни у кого не дошли руки, и поэтому попивая президентское шампанское, я его просветил, по поводу местных военных переворотов. Что военные захватили власть и рулят. Савва проворчал, что тут и захватывать нечего, пара десятков казаков, десяток пулеметов, и хоть наместником бога себя объявляй. И вроде бы никто не прислушивался. Но все присутствующие военные засвидетельствовали Ламанову свое почтение.

Язык общения, по-началу, у нас был английский. Но испанский учился легко. И мы все, уже к возвращению в Париж, вполне бодро изъяснялись по-испански.

Я купил два дома. Один, большой и солидный, на сервере Буэнос-Айреса, на берегу реки, с большим участком и бассейном. А второй в двадцати милях вверх по реке, тоже на берегу. Вроде как дачу. Построенный еще в прошлом веке, он был неуловимо обаятельным, и окружен огромным запущенным садом. Пока не приехала Наташа, я жил в основном здесь. Да и она, хоть и делала поначалу лицо, тоже полюбила наш запущенный сад.

Все два года дела шли с переменным успехом, приводя впрочем, к запланированному результату.

Марк не только построил завод, но и, к моему удивлению, наладил производство двигателей. Четырех цилиндровые двух с половиной литровые, они были вполне надежны. Он сманил с собой нескольких инженеров из компаний Деляж и Берлие. И за полтора года организовал производство. Первую тысячу джипов купила армия. И заказала еще столько же. И вообще на джипы был устойчивый спрос. Марк медитировал с дизелем. Но даже двухтактный четырех цилиндровый получился очень тяжелым. Тогда он озверел и стал строить трактора. Которые у него немедленно стали раскупать как горячие пирожки. Марк первый, кто здесь остался.

Вслед за Марком, справив свадьбу приплыли Савва с Шарлоттой. Купили дом в Бельграно, и ранчо под Кордовой, и гоняли на лошадях по Аргентине совершенно счастливые и довольные. Три месяца назад у Саввы родилась дочь. Назвали Полиной. Мы как раз собираемся на крестины.

Мейдель с Иваницкой умудрились еще раз поссорится навсегда, слава богу ненадолго. По крайней мере Ольга приплыла с нами, немедленно зацелованная на глазах всей страны была схвачена и увезена в дом, что купил Яков в Рикоте.

Я мотался между Парижем и Буэнос-Айресом больше десяти раз. Как-то незаметно для меня, мсье Герен разразился и прогремел статьей о пенициллине и его волшебных кондициях. Фармацевтический завод, построенный рядом с автозаводом как раз выходил на полную мощность. В результате всю продукцию у нас раскупили на три года вперед, и я занимаюсь расширением производства.

Потому что Яков купил самолет ДС-3, и мотается на нефтяные разработки и прочее. Он самый занятой и загруженный среди нас. Не сказать, что все прошло гладко, и, к радости Саввы пришлось и пострелять и покидать гранаты. Зато теперь вся Латинская Америка знает, что с этими придурками из концерна W.P.ltd. лучше не связываться. Название как всегда двусмысленное. Савва заявил, что не дай бог кто полезет. Всем Пиздец. Но посторонних мы уверяем что W.P. - это хорошая нефть, в смысле вел петролиум. Среди местного истеблишмента мы имеем репутацию аполитичных, приятных людей, которые крайне непредсказуемы когда вмешиваются в их бизнес. Что вызывает уважительное одобрение среди военных, которые сейчас здесь рулят.

Управляющий аргентинским банком Стандарт, при нашем первом появлении немедленно принял позу покорности, и заявил, что имеет инструкции всячески содействовать. А потом, однажды, спьяну мне пожаловался что сэр Энтони, строжайше приказал, любым способом влезать в доли нашего бизнеса. И если нет, то его скорее всего уволят. Взяли, чего. Зато Марк без проблем ваяет дизель, и вот увидишь Айвен, это будет вещь.

Так что сижу, курю, и жмурюсь в лучах восходящего солнца. И думаю, что все вроде бы нормально. Пришла совершенно очаровательная после сна Наташа, и молча начала пить кофе. Если не с грязными намерениями, то женщин с утра лучше не трогать. Наша экономка, она же кухарка, это поняла не сразу, но Наталья на неё так однажды рыкнула, что пропала вся говорливость. А садовника я отстоял. Это называется дикий сад Наточка. Новый стиль, и не трож Педро, это я приказал только расчистить тропинки. Теперь ей нравится иногда спрятаться от всех на полянах, среди разросшегося кустарника.

Усевшись в машину, Наташа неодобрительно сопела. Примерно так же, как при первом посещении нашего дома в Nordelta. – Сколько баб ты сюда водил, Кольцов? Кто ж их считал, Нат? И не водил. Они сами, ходют и ходют. Впрочем она не настаивала на моей распущенности. Так, для профилактики. Но сейчас-то что?

– Кому злимся?

– Отстань.

– Видишь ли, жена. Тут тебе не Париж, к маме не сбежишь.

Наша свадьба состоялась четыре месяца назад. Все было крайне торжественно и красиво, с проездом кареты по Елисейским полям и китайским феерверком на пол-часа.

– Какой же ты самодовольный! Смотреть противно.

– Так. Посмотри мне в глаза. Скажи. Чего ты хочешь?

Она слегка покраснела. Подумала. И сказала:

– Хочу, чтобы это был сын. Врач сказал, что уже второй месяц. И волноваться не стоит, я очень хорошо сложена и нет причин для беспокойства. И чтобы он был как ты, сильный и смелый. Только умный. И вообще, пора тебе взрослеть, Ванечка.

Я прижал её к себе и зарылся лицом в волосы. Сглотнул появившийся в горле ком. Откашлялся.

– Рано мне взрослеть, Солнце. Я еще должен научить наших детей курить, ругаться матом, и воровать коньяк из бара в гостиной. Чтоб быть уверенным, что и внуки будут. Ведь без этого – откуда?

– И что, наши дети будут Аргентинцами?

– Нет, конечно. В сорок пятом году мы вернемся в Париж. Отправим твою маму в Монреаль…

– Убью я тебя, Ваня.

– Фиг. Детям нужен отец. И вообще, лучше пусть будет девочка. Хоть кто-то меня будет любить.

– Как есть дурак.

Примечания

1

https://youtu.be/YIqaljK4oA8

(обратно)

2

https://youtu.be/f7AP2LOZnbc

(обратно)

3

(обратно)

4

Знаменитый салат французского города Ниццы из свежих овощей, варёных яиц, анчоусов и оливкового масла.

(обратно)

5

Многокомпонентный рыбный суп, характерный для средиземноморского побережья Франции.

(обратно)

6

Кок-о-вэн – петух в вине.

(обратно)

7

Анисовая настойка, употребляется как аперитив.

(обратно)

8

(обратно)

9

(обратно)

10

Красное вино. Мальбек – технический сорт винограда.

(обратно)

11

Одна из известнейших и старейших британских частных школ для мальчиков, расположенная в лондонском боро Харроу.

(обратно)

12

https://youtu.be/O3q628fIqMc

(обратно)

13

Говяжья вырезка, запечённая в слоёном тесте.

(обратно)

14

Дижестив – общее название напитков, которые подают после еды.

(обратно)

15

Френч-пресс – устройство для заваривания напитков – кофе и кофейных напитков, а также чая и травяных напитков.

(обратно)

16

Террин – блюдо из овощей, мяса или рыбы, нечто среднее между запеканкой и паштетом.

(обратно)

17

Гато – торт, пирожное.

(обратно)

18

(обратно)

19

Баранина с чесноком.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава

37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Эпилог

*** Примечания ***