Мышка для Котова [Екатерина Котлярова] (fb2) читать онлайн

Мышка для Котова Екатерина Котлярова

Пролог

Котов впечатывает меня в стену и нависает сверху скалой. Сжимает запястья над головой, когда я пытаюсь вывернуться и залепить ему пощёчину.

— Тебе совсем не стыдно каждый день смотреть в глаза моей матери и в это время спать с моим отцом? — выплёвывает презрительно мне в лицо, с силой вдавливая меня в стену.

— Ты совсем что ли? С ума сошёл? — выкрикиваю, лягая его ногой по икре, на что парень шипит, но не отстраняется ни на миллиметр. — Тебе нужно прекращать пить! Последние мозги растерял, если они в твоей голове были когда-то!

— Ответь мне! Совсем не стыдно? — пальцы левой руки сжимают мои щёки, а полыхающие яростью и презрением карие глаза, впиваются в мои, широко распахнутые от страха.

Таким я Котова не видела ещё никогда. Кажется, что ещё мгновение, и он раздерет меня на части. Либо придушит, либо скинет с лестницы.

Но я не собираюсь перед ним оправдываться. Не собираюсь отвергать его бредовые, абсурдные предположения. Поэтому выгибаюсь, пользуясь своим положением, и трусь грудью о его часто вздымающуюся грудную клетку. Тело парня напрягается. Чувствую, как его пресс напрягается. Становится каменным. А пальцы на запястьях сжимаются сильнее, точно оставляя синяки.

Марк быстро облизывает губы и склоняется чуть вперёд. А я довольная полученным откликом с его стороны, приподнимаюсь на носочки и, практически прикасаясь губами к его рту, выдыхаю интимно:

— Чего ты так взбесился, котик мой? Неужели на его месте хотел оказаться?

Марк вздрагивает и выдыхает, сцепив с силой зубы. Кажется, я даже слышу их скрип. Замечаю, как на лице парня ходят желваки. Пальцы сильнее сжимают мои щёки, а карие глаза останавливаются на моих губах. Ну же, Котов! Поцелуй меня! Ты же сам этого хочешь!

— Представлял меня в своей постели, Котов? — у меня будто сорвали стоп-кран. — Представлял?

— Оставь свои игры для лошков, Мышкина, — свирепо бросает он, мотнув головой, будто пёс. — Только такой ботаник, как твой Алёша, может повестись на твои дешёвые уловки. Ты мне омерзительна, — слова болью отзываются в груди. — Кроме желания больше не видеть тебя и придушить, я не испытываю ничего.

Я закрываю на миг глаза, в которых закипают предательские слёзы. Хочется, как всегда, спрятаться в свою скорлупу, скрыться от пронизывающего до костей взгляда карих глаз, и зализать свои раны.

Но переборов себя, лукаво улыбаюсь, потираясь о напряжённое до предела тело Марка.

— Увидел в Лешеньке соперника? — вскидываю брови.

— Заткнись, Мышкина, пока я тебя не придушил, — рычит Марк. — Ненавижу тебя, — вопреки его словам, большой палец сжимающей мои щёки руки, проходится по губам, оттягивая их.

Не ожидая от самой себя, обхватываю палец парня губами и всасываю в рот, выводя узоры на подушечке. Смотрю прямо в потемневшие глаза. Наслаждаюсь тем, что чувствую, как Марк вздрагивает. Чувствую, как, казалось бы, надёжный пол уходит из-под ног. От чувств кружится голова.

— Ненавижу тебя, — шепчет вновь тихо, будто пытаясь убедить самого себя. — Ненавижу…

Завороженно смотрит на мои губы, который обхватывают его палец. Убирает руку с моего лица, закрывается пальцами в растрепанные после перепалки рыжие волосы на затылке и шепчет в самые губы, практически целуя:

— Рыжая ведьма. Сжечь тебя нужно. Ненавижу…

Больше терпеть такого накала эмоций не могу. Закрываю глаза и отдаюсь на волю своим чувствам. Ты снова проиграла, Аня. Снова не смогла устоять рядом с ним. И снова останешься с разбитым сердцем, как два года назад.

Глава 1

Аня

Этот день не задался с самого утра. Я чуть не проспала свой вылет, которого ждала больше месяца. А кто бы не ждал переезда из маленького городка в столицу? Поступление, студенческая жизнь, новые знакомства и перспективы.

Это ж нужно было так переволноваться накануне, чтобы не услышать сигнала будильника. Ни единого раза из восьми…

Если бы не мой наглый котяря, который истошно орал мне на ухо и тыкался в ухо мокрым носом на протяжение десяти минут, я бы так и продолжила сладко спать, благополучно проспав свой автобус, который должен был меня доставить в аэропорт.

В аэропорт я приехала за пять минут до конца регистрации, умудрившись порвать джинсы практически на самой попе, зацепившись за какой-то гвоздь, когда вставала с сиденья в старом, разваливающемся на ходу автобусе.

Мысленно ругаясь, на чём свет стоит, и старательно прикрываясь сумкой сзади, подлетела к регистрационной стойке. Пытаясь отдышаться, я, сбиваясь, заикаясь и путаясь в словах, пыталась объяснить женщине ситуацию, уже готовясь к тому, что меня не пустят на борт самолёта. Что придётся покупать новый билет на последние деньги, которые мама мне дала на месяц проживания.

Но к счастью, женщина за стойкой мягко улыбнулась и забрала из моих рук паспорт. Я успела пройти регистрацию за три минуты до её окончания. Горячо поблагодарив женщину и чуть не расцеловав её в щёки, забрала с благоговением из её рук билет. В мою новую жизнь. Сдав багаж и прикрывая стратегически важное место, по которому я часто получала от мамы в детстве, поковыляла в туалет переодеваться.

И тут же разочарованно застонала. Чёрт. В рюкзаке, который проходил, как ручная кладь, было только приталенное платье с рукавами три четверти. Все остальные мои вещи были в багаже. Почему я раньше об этом не подумала? Сидеть в платье всю дорогу жутко неудобно. Но за неимением лучшего, пришлось переодеваться из удобных джинсов и футболки, в платье.

Но и на этом череда моих неудач на этот день решила не заканчиваться.

В самолёте меня посадили между двумя огромными мужиками, которые практически задавили меня своими мускулами. Такое ощущения, что они попали сюда прямиком из девяностых.

Сидя с идеально ровно спиной и боясь дышать, чтобы случайно не зацепить ни одного из них, старалась не обращать внимания на пошлые шуточки, которыми они обменивались, не обращая внимания на сидящую между ними меня. Хотя глаза так и норовили уйти под веки, когда я слышала их обсуждения, которые касались всего, что находится ниже пояса. Детский сад, трусы на лямках. Мои бывшие одноклассники даже не были такими тупоголовыми.

Когда ладонь лысого придурка в футболке, которая прямо-таки трещала по швам, сжала мою ногу, я со всей силы ударила его открытой ладошкой по лбу.

Пока этот придурок был в прострации, вскочила с места и пошла искать стюардессу, с просьбой поменять место. Но и тут мне не повезло. Свободных мест не оказалось. Стюардесса сочувственно посмотрела на меня и пообещала, что до конца полёта будет держать ухо востро. Горячо поблагодарила девушку и втиснулась обратно на своё место, не обращая внимания на бубнёж обиженного на меня до глубины души лысика.

До конца полёта терпела свирепые взгляды качка, боясь, что после полёта он не оставит меня в покое. Выловит ещё в толпе и стырит средь бела дня.

Когда самолёт, наконец, приземлился, я смогла выбраться на улицу из здания аэропорта, счастливо подставила лицо ярким солнечным лучам, жмурясь от счастья. Какой же кайф!

— Я добралась, мам, — позвонила своей родительнице, когда немного отдышалась. — Сейчас вызову такси. Скинь только адрес тёти Оли.

— Ой, Анечка, забыла тебе сказать, что Оля попросила Марка тебя встретить. Он уже в аэропорту. Ждёт тебя на выходе.

— Мама! Я же говорила, что не хочу с ним сталкиваться, — шиплю в трубку, панически озираясь по сторонам, боясь увидеть Котова.

— Он только подвезет тебя до дома Оли.

— А потом ещё окажется, что он там живёт? — фыркаю я.

— Нет, он живёт отдельно, — быстро убеждает меня мама.

— Но это не отменяет того факта, что мне всё равно придётся с ним встретиться, — возмущаюсь я. — Ладно, мамуль, я потом тебе перезвоню, когда уже приеду к тёте Оле. Пока. Люблю. Целую, — сбрасываю вызов, возвращаясь обратно в аэропорт, чтобы привести себя в порядок.

После того, как два года назад Марк растоптал мои чувства, высмеял мою влюбленность, я не хотела видеться с ним вообще. Надеялась, что наши пути больше никогда не пересекутся.

Но волею судьбы, мне придётся временно жить в квартире с его мамой. И сейчас, когда я вновь встречу его спустя два года, чтобы он видел меня в таком виде — уставшую и растрёпанную.

Я хочу сделать так, чтобы Марк увидел во мне девушку. Красивую девушку. Чтобы влюбился в меня так, как некогда была в него влюблена я.

Захожу в туалет и, достав из рюкзака косметичку, быстро подкрашиваю глаза и губы. Мне как-то сказали, что у меня настолько серая и непримечательная внешность, что увидев меня раз, никогда не вспомнишь несколько минут спустя, как я выгляжу. У меня "дар" быть невидимкой.

Невидимка. Серая мышь. Будто фамилию мне специально выбирали.

Однако, при желании, если выгодно подчеркнуть глаза и губы, я могу сойти за красавицу. В повседневной жизни я предпочитала не выделяться из толпы. Ходила в джинсах и широких футболках, скрывая свою фигуру под одеждой. Только рыжие волосы были моей гордостью. Густые, вьющиеся, практически достигающие поясницы. Но их я всегда собирала в гульку на макушке, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.

Распустила волосы, позволяя волосам густой волной упасть на плечи. Кинула на себя взгляд в зеркало и удовлетворенно выдохнула. Превосходно. Посмотрим на твою реакцию, Котов. Я больше не тот прыщавый подросток с нескладной фигурой, который пытался, заикаясь и бледнея, признаться тебе в своих чувствах. Робких. И несмелых. Только зарождающихся в душе шестнадцатилетней девчонки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я выкинула тебя из своей головы и из своего сердца, Котов. Ты больше не имеешь на меня никакого влияния.

Зато я приложу все усилия, чтобы ты влюбился в меня. Чтобы почувствовал на собственной шкуре, каково это, когда тебе смотрят в глаза и ехидно отвечают, что заучками не интересуются.

Тряхнула головой, избавляясь от невесёлых мыслей, которые нахлынули волной, и вышла из туалета.

Встала возле выхода, озираясь в поисках Марка. Но вокруг сновали только незнакомые мне люди.

— Не меня ищешь? — голос за моей спиной вызвал волну электрического тока по спине.

Глава 2

Застыла, прикусывая губу до боли. Было страшно оборачиваться. Вроде готовила себя к встрече с ним, но когда наступил момент истины, я поняла, что не могу. Не могу повернуться к нему и вновь увидеть пренебрежение и насмешку в его глазах, которые я видела в день нашей последней встречи. Его кривую ухмылку.

— Неужели не узнала меня, Мышкина? — спрашивает насмешливо парень, обходя меня по дуге и останавливаясь передо мной. — Я бросил свои дела, приехал её встречать, а она нос воротит, будто не знает меня.

Вскидываю глаза на Марка и сталкиваюсь взглядом с карими глазами. Гордо задираю подборок, с вызовом смотря на него.

— Здравствуй, Марк. Спасибо, что согласился встретить. Я очень тебе признательна, — говорю ровно, прекрасно справляясь с тем, чтобы не показать своих чувств.

Беру чемоданы и качу на выход, пыхтя от тяжести.

— Машина в другой стороне, Мышкина, — хватает меня за локоть.

От места, где горячие пальцы касаются кожи, бегут горячие мурашки вверх по спине и концентрируются на макушке. Заправляю волосы за уши, вырвав руку из его хватки.

— Хорошо. И прекрати меня называть по фамилии. У меня имя есть, — цежу сквозь зубы, позволяя парню забрать у меня рюкзак и чемодан.

— Хорошо, Мышкина. Как скажешь, Мышкина, — ухмыляется нагло и идёт на выход. — Пойдём.

— Спасибо, Котов, — выплёвыю ему в спину, следуя следом за ним на улицу. — Как скажешь, Котов.

Парень загружает чемоданы в багажник и открывает передо мной переднюю дверь. Игнорирую его выжидающий взгляд и сажусь на заднее сиденье. Не стану я сидеть рядом с ним.

Потому что оказывается, что мои чувства не прошли. Наоборот. Стали сильнее. Осознаннее и глубже. Чёрт. Ну, я и влипла!

Котов недовольно поджимает губы и с силой хлопает дверцей машины, кинув на меня уничтожающий взгляд.

— Приехала в надежде покорить столицу? — спрашивает пять минут спустя, когда мы выехали на платную трассу.

— Приехала поступать, — откидываю голову на мягкую спинку сиденья. — На бюджет, — не могу не удержаться, зная, что он, в отличие от меня, никогда не был отличником.

— Небось филологом будешь, с твоей нездоровой любовью к книгам, — хмыкает себе под нос. — Как вспомню твои очки на половину лица и увесистый том в руках, так в дрожь бросает.

— Факультет авиастроения, — с гордостью отвечаю я. — Меня приняли на бюджет. И очень жаль, что ни одним томом я тебя не огрела, — тише добавляю я.

Вижу, как в удивлении вздёргивает брови, кидая на меня быстрый взгляд в зеркало. Выкуси. С трудом удержалась от желания показать ему язык.

Поправляю волосы и облизываю быстро губы, замечая взгляд парня, который вдруг приковывается к моему рту. Взволнованно выдыхаю, приоткрыв губы. Потому что воздуха катастрофически перестаёт хватать, а в горле пересыхает. И в машине вдруг становится до ужаса душно.

Открываю окно и высовываю голову наружу, подставляя лицо тёплым солнечным лучам. Улыбаюсь, наслаждаясь тем, как прохладный воздух ласково оглаживает лицо. Вот оно счастье. Свобода.

Рукой ловлю воздух, не обращая внимания на то, что волосы растрепались и спутались за спиной. И смеюсь тихо, от переполнявших меня эмоций.

Когда кидаю случайный взгляд на зеркало дальнего видения, ловлю странный взгляд Марка. Парень резко отводит взгляд на дорогу, нахмурив брови, когда замечает, что его поймали за разглядыванием.

— Закрой окно. Дует.

Хорошее настроение мгновенно пропадает. Поджав губы, закрываю окно и, сложив руки на груди, сверлю его профиль недовольным взглядом.

За те два года, что я его не видела, он стал ещё выше и шире в плечах. Черты лица стали более резкими и волевыми. Наблюдаю за тем, как сильные руки с длинными пальцами, уверенно переключают коробку передач, как держат руль.

В горле становится сухо, будто в пустыне. Чёрт! Снова я залипаю на нём. Кусаю щёку изнутри до боли, чтобы отвлечься. Но это не помогло.

Взгляд снова вернулся к его профилю. К загнутым кверху черным густым ресницам. К ровному носу и пухлым губам. Блин блинский. Приди в себя, Мышкина. Ты выглядишь, как дура. Ты не должна слюни на него пускать, а должна делать всё, чтобы он в тебя втюрился.

Не ты в него! А он в тебя!

Подаюсь резко вперёд между передними сиденьями и кладу руку на крепкое предплечье. Веду кончиками пальцев практически до самого запястья, с удовольствием наблюдая за тем, как вздрагивает парень.

— Мы скоро приедем? — спрашиваю с придыханием, наклоняя голову так, чтобы волосы скользнули по его руке.

— Через десять минут будем на месте, — цедит сквозь зубы. — Сядь нормально, не высовывай свою веснушчатую мордашку вперёд. Не загораживай мне обзор.

Вот же козёл! Чтоб тебе икалось долго!

Не подаю виду, что меня хоть как-то задели его слова. Улыбаюсь ослепительно, демонстрируя ему свои брекеты, и наклоняюсь к его уху, на миг потерявшись в его запахе. Густом. Насыщенном. Поистине мужском.

— Как скажешь… мой котик, — хмыкаю я и, откинувшись на сидении, с безразличным видом уставилась в окно, на мелькающую вдалеке столицу.

— Вот же ж… козявка мелкая, — слышу, как цедит сквозь зубы Марк.

Улыбаюсь про себя довольно. Это только начало, дорогой мой. Только начало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 3

Котов довез меня до дома, но, вопреки моим ожиданиям, уезжать никуда не спешил. Напротив, отодвинул меня от багажника, когда я с пыхтением пыталась вытащить свой тяжелый чемодан, и с лёгкостью выдернув мой скромный багаж одной рукой. Закинул рюкзак на плечо, закрыл машину и двинулся в подъезд.

— Ты куда? — недовольно спросила в его спину.

— К маме, — даже не обернулся.

— А зачем? Ты разве тут живёшь? — нагнала Марка и глянула искоса.

— Нет, — слышу раздражение в его голосе.

— А как же срочные дела?

— Сам разберусь со своими делами, без твоего вмешательства.

Звонит в дверь, и наконец-то поворачивается ко мне лицом, окинув меня пренебрежительным взглядом с головы до ног. Что-то на миг проскальзывает в его взгляде. Вспыхивает и мигом гаснет. Скрывается за длинными густыми ресницами.

Вытираю влажные ладошки о ткань платья и отвожу взгляд в сторону, делая вид, что меня интересует вид за маленьким грязным подъездным окном. Смущение накрывает с головой. Потому что на один миг кажется, что в его взгляде промелькнула заинтересованность. И какая-то жадность.

Прикусила нижнюю губу, наблюдая за тем, как нервно дёргается кадык на его шее. Щурю глаза. Мне кажется? Или Котов действительно нервничает?

Дверь открывается. На пороге стоит невероятно красивая стройная женщина, которой на вид не дашь больше тридцати лет.

Она улыбается широко, из-за чего её лицо мигом светлеет.

— Привет, — я крепко обнимаю свою крестную, когда она распахивает для меня объятия. — Я точно тебе не буду мешать? Ещё не поздно меня выставить за дверь.

— Точно не будешь, Анюта. Мне даже будет веселее, — женщина пропускает меня в квартиру. — Марк, а ты что здесь делаешь? — спрашивает удивленно. — Ты же вроде должен быть…

— Петрович заболел, — прерывает свою мать парень на полуслове, вкатывая чемодан в квартиру.

— Ладно, — с подозрением тянет она, закрывая входную дверь и смотря в затылок сына. Вижу недоумение на её лице. — Пойдём, Анютка, я покажу тебе твою комнату, — женщина поставила передо мной домашние тапочки. — Я почти всё там разобрала, только на балконе остался всякий ненужный хлам. Извини.

— Ничего страшного, — скинула кроссовки и посеменила следом, чувствуя пронизывающий взгляд парня, направленный мне в спину. — Мне главное, чтобы место для сна было. И небольшое местечко для того, чтобы можно было учиться.

— Кто бы сомневался, — слышу смешок за спиной.

Сжимаю кулаки и оборачиваюсь к нему, сжав зубы. Вот ведь… Кинула на него испепеляющий взгляд на его смеющуюся физиономию и закрыла дверь в комнату, прямо перед его носом.

— Тут два шкафа. Все полки свободны. Все в твоём распоряжении, — рукой указывает на шкаф. — Тут стол, кровать. Впрочем, сама всё видишь, — тётя Оля оборачивается ко мне. — Комната полностью в твоём распоряжении. Можешь двигать, менять всё так, как тебе захочется. Надеюсь, что тебе будет тут уютно, — улыбается, но вижу в её глазах печаль.

Полтора месяца назад она позвонила моей маме, своей лучшей подруге со школы, и в слезах сообщила, что подаёт на развод. Сказать, что мама была в шоке, ничего не сказать. Не было пары крепче и красивее, чем тётя Оля и дядя Глеб. Для меня их пара была примером искренней и чистой любви, о которой только можно мечтать.

Дядя Глеб смотрел на тётю Олю с таким восхищение, с такой любовью и нежностью, что даже не верилось, что такие чувства действительно существуют.

— Ты располагайся, а я пойду на кухню. Ты что-нибудь хочешь? Чай? Кофе?

— Кофе, если можно, — улыбаюсь стеснительно. — Спасибо большое, тёть Оль.

— Просто Оля, — напоминает мне.

— Спасибо, Оля, — повторяю я, широко улыбаясь.

Женщина кивает и оставляет меня одну. Забираю чемодан из коридора и раскладываю свои вещи на полках. Когда чемоданы разобраны и отправлены на балкон, сажусь на край кровати и выдыхаю, чувствуя волнение в груди. Вот и всё. С сегодняшнего дня у меня начинается совершенно другая жизнь. Осталось отдать оригиналы документов в институт, и следующие четыре года предопределены.

Волнительно до дрожи. Здесь я не знаю никого, кроме семьи Котовых. Уезжать от мамы, с которой я жила все восемнадцать лет своей скучной жизни, не разлучаясь ни на день, было тяжело и грустно. Особенно больно было осознавать, что мама осталась там совершенно одна. Ведь кроме меня у мамы не было никого.

Своего отца я не видела никогда. Мама говорила, что он погиб, когда мне было полгода, оступившись на десятом этаже на стройке. Единственное, что у меня осталось в память об отце — потертые фотографии и рассказы матери. Мама так и не смогла никого полюбить. В её сердце навсегда остался одни единственный мужчина.

Все восемнадцать лет она вкладывала в меня душу и силы. Работала на двух работах, чтобы я ни в чём не нуждалась. Водила на различные кружки. Хотя порой я уставала от всей этой беготни. Я просто-напросто хотела посидеть с ней на кухне за чашкой чая и поговорить обо всём на свете.

Поговорив с мамой и убедив её, что я добралась спокойно и без происшествий, пошла на кухню, надеясь на то, что Марк уже уехал. Но к моему огорчению, Котов сидел на кухне, потягивая чай из кружки и смотря в экран телефона. Тёти Оли не было. Хотела развернуться и уйти, но голос парня меня остановил:

— Кофе на столе.

Развернулась нехотя, поймав взгляд Котова, направленный на мои ноги. Я переоделась в привычную для себя одежду — широкую футболку и шорты.

И сейчас чувствовала себя ещё более некомфортно, чем когда была в том платье.

Кашлянула, избавляясь от кома в горле, и подошла к рабочему столу, отвернувшись к парню спиной. Чёрт. Я думала, что смогу применять всяческие уловки для того, чтобы соблазнить его. Завлечь. Всецело завладеть его вниманием.

Но… опять это чёртово "но"!

Но моя влюбленность не прошла. Я трясусь как шестиклашка, которая увидела своего краша в коридоре. Ноги подкашиваются, когда Марк смотрит в мою сторону, а руки начинают мелко дрожать и совершенно меня не слушаются. Что за напасть такая?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Эй, Мышкина, ты там уснула? — раздался насмешливый голос на ухо. — Или решила погадать на кофейной гуще?

Тёплое дыхание Марка коснулось моей шеи и ушной раковины. Я вздрогнула от неожиданности и от нахлынувших толпой мурашек, которые скопом ринулись бегать по телу.

Глава 4

Обернулась настолько резко, что горячий кофе оказался на груди и торсе парня.

— Бл*, — шипит он, тут же сдергивая футболку через голову. — Ты совсем сдурела?

— Извини, я не хотела, — в растерянности пролепетала я, смотря на его торс, с идеальными кубиками пресса. Ох, мать моя женщина, роди меня обратно! В голове зашумело, будто рой пчёл решил посетить мои мысли. Уши заложило похлеще, чем несколько часов назад в самолёте. А сердце застучало настолько быстро, что стало страшно, что хватит инфаркт.

Разве законно обладать таким идеальным телом. Сглотнуло тяжело, и с огромным усилием перевела взгляд от пресса парня, на его лицо, которое сейчас было перекошено от гнева. Упс, кажется Котов просто в бешенстве. Навострила уши, прислушиваясь к тому, что орёт этот… бабуин неотесанный.

— Курица тупоголовая. Мне в клуб ехать, а ты мне испортила футболку. Как я, мать твою за ногу поеду с таким пятном?

— Маму мою не трожь, — ощетинилась я, тут же забывая о том, что только что восхищалась телом парня. — И вообще, чё ты так разорался? Переоденься!

— Где я по-твоему должен взять одежду? — цедит он, моча полотенце под холодной водой и прикладывая его к груди, при этом шипя сквозь зубы.

Взгляд невольно следует за его рукой, которая прикладывает мокрую ткань к покрасневшей коже. Капли воды медленно скользят по торсу, теряясь в резинке выглядывающих из-под джинсов боксерах.

Так, Аня! Подобрала слюни и отвела взгляд. Сейчас же!

— Ты вроде бы дома у своей мамы, — совладав с собой, снова посмотрела ему в лицо. — Не найдётся одежды?

— Мама здесь живёт всего месяц. Моей одежды здесь нет, — откладывает полотенце в сторону.

— Так домой съездить можно, — дёрнула плечом. — Не понимаю в чём проблема.

— Поступим иначе, — вдруг ухмыляется он, окидывая меня взглядом с ног до головы. — Снимай футболку.

— Что? Ты сдурел? — для надёжности пальцами вцепилась в край футболки.

— Тебе она велика, а мне будет в самый раз.

— Пф… конечно. Качок недоделанный. Ещё скажи, что по швам на твоём могучем теле треснет, — хмыкнула я, по стеночке пробираясь на выход с кухни.

Котов рыкнул зло и дёрнул меня на себя за талию. Впечатал в грудь, руками ухватился за край футболки и резко дёрнул наверх, каким-то хитроумным способом задрав мои руки.

— Пусти меня, придурок! — взвыла я, когда ткань футболки закрыла весь обзор. — Пусти! Я тебе глаза выцарапаю!

Марк подозрительно молчал, никак не реагируя на мои выпады. Присела немного, окончательно избавляясь от футболки, и свирепым взглядом впилась в лицо этого бабуина. Котов смотрел на мою грудь, которая практически была открыта его жадному взгляду. Кружевной чёрный лифчик больше открывал, чем что-то прятал. Я дёрнулась, вырвав руки из железной хватки парня, и тут же прикрылась руками.

— Ты идиот, Котов, — всхлипнула я. — Как был полным придурком, так и остался, — ударила кулаком его в плечо, заставив попятиться. — Вали уже. И футболку забирай.

Развернулась на пятках и рванула в комнату, в коридоре столкнувшись с удивленной тётей Олей.

Закрыла дверь в комнату с осторожностью, потому что помнила, что нахожусь в чужом доме, хотя хотелось шандарахнуть с такой силой, чтобы стёкла повылетали.

Хорошо хоть, что я надела нижнее бельё, хотя обычно по дому хожу без него. Идиот. Это же нужно было до такого додуматься. В его тупую головеху даже мысли не закралось, что я могла быть голой под футболкой? Небось, привык к тому, что все девушки к нему в постель по щелчку пальцев прыгают и снимают одежду при первой возможности. Тряхнула головой, понимая, что начинаю его ревновать ко всем тем, кто побывал в его постели. Дура. Какая же ты дура, Аня. Ничего за эти два года не изменилось. Он как смотрел на тебя с пренебрежением и насмешкой, будто разглядывал мошку под микроскопом, так и продолжает смотреть. А ты… как глупый мотылёк летишь на огонь, зная, что опалишь крылья.

— Ань, — раздался голос за дверью, — я могу войти?

— Нет! — подскочила с кровати и обмоталась простыней. — Вали в свой клуб.

— Мышкина, ты сейчас как ревнивая женушка говоришь, — фыркает он с пренебрежением, но я слышу напряжение в его голосе.

— Я не одета, Марк. И не хочу с тобой разговаривать.

— Раз не одета… — низкий голос будто стал осязаем, и окутал меня шёлковым покрывалом. — Тогда поговорим в другой раз.

Слышу удаляющиеся шаги. Выдыхаю облегчённо и вдруг осознаю, что улыбаюсь, как дура. Широко. От уха до уха. Влюблённая дурочка.

Опускаюсь на кровать и воскрешаю в памяти события двухлетней давности.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 5

Аня

2 года назад

Наслаждаясь тем, как волны нежно ласкают ноги, брела вдоль песчаного берега с фотоаппаратом в руках и жмурилась от ярких солнечных бликов, которые били в глаза.

Постелив полотенце на прогретый солнцем песок, опустилась на него. Сделала пару фотографий моря, виднеющихся в дали гор. Красота!

В объектив камеры увидела парня, который выходил из моря, пальцами откидывая мокрые волосы назад. По худощавому, но рельефному телу стекали и переливались в лучах летнего солнца капли морской воды. Впервые в жизни у меня сердце чуть не выскочило из груди. Странное, совершенно незнакомое чувство медленно начало растекается в моей груди. Будто что-то пузырилось в груди. Щекотало. И несмотря на палящее солнце и невыносимую жару, меня вдруг стало морозить. Ладошки стали холодными и задрожали. Широко распахнутыми глазами следила за незнакомцем. Парень тряхнул головой и двинулся в мою сторону. О Боже мой! Моё сердце стучало в горле. Громко билось в ушах. Фотоаппарат выскользнул из вспотевших ладоней. Заправила волосы за уши и поправила очки на носу. Оказалось, что парень шёл к своим вещам, которые лежали на песке недалеко от меня. Взял полотенце и быстро начал вытирать волосы, от чего они встали дыбом, придавая ему шкодный вид. Выдохнула со странным всхлипом. Мамочка родненькая! Сглотнула с трудом и попыталась отвести взгляд. Но не прошло и пяти секунд, как мой взгляд, будто приклеенный вернулся обратно. Я вспыхнула. Залилась жаркой краской, когда наткнулась на взгляд карих глаз, которые неотрывно следили за мной. В панике зашарила глазами по пляжу. Пресвятые макароны! Что делать? Нас засекли!

Опустила глаза в землю. И дрожащими руками взяла фотоаппарат. Хотела подняться с полотенца, когда на меня упала тень. Испуганно вскинула глаза на парня, который с усмешкой смотрел в моё лицо.

— Привет, — голос низкий, уже совсем взрослый, не как у моих одноклассников-подростков.

Я даже ответить ничего не смогла. Только булькнула что-то невразумительное, поправляя соскальзывающие с носа очки.

— Чего мышонок на меня так смотрит? — спрашивает насмешливо он, кривя губы в улыбке.

— Прости?

— Прощаю. Так чего смотришь так? Неужели понравился? — играет бровями.

Я настолько сильно растерялась, что не нашла что ответить.

Взяла фотоаппарат и полотенце и сбежала с пляжа, подальше от насмешливого взгляда парня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 6

Аня

До самого дворика, где мы с мамой расположились на ближайшие две недели, я шла, нервно оглядываясь. Постоянно казалось, что тот парень идёт следом и смотрит на меня с той же насмешкой и снисходительностью. Это же нужно было так пялиться на этого парнишку, что он заметил мой заинтересованный взгляд? Дура! С трудом удержалась от того, чтобы ладонью ударить себя по лбу.

Зашла в небольшой домик, который располагался совсем недалеко от моря, громко хлопнув дверью и хмуро глянув на маму, которая тут же встала с плетённого кресла.

— Анютка, Оленька и Глеб уже приехали. И с ними Марк. Помнишь, я тебе про него рассказывала? Он на год старше тебя. Надеюсь, что вы найдёте с ним общий язык.

— Не помню, — буркнула я, чувствуя, что моё настроение опустилось ниже плинтуса, после той встречи на пляже.

Я никогда не считала себя красоткой и прекрасно знала, что не из тех, на кого обращают внимание парни.

Плохое зрение и необходимость носить очки практически не снимая, всегда была поводом для насмешек со стороны одноклассников. А ещё прибавить к этому прыщи, которые стали появляться на моём лице в подростковом возрасте, как грибы после дождя, так картина была вовсе печальной. Денег на хорошего дерматолога у мамы не было. А в городской больнице мне выписали лечебные лекарства на такую сумму, что глаза на лоб полезли. Я потом долго плакала, думая, что всю жизнь придётся ходить с этим ужасом на лице. Сейчас на моём лице красовались уродливые следы от постакне, которые не придавали мне красоты.

— Анютка, ты чего? — мама была удивлена моим поведением.

— Ничего, мамуль. Прости, родная. Я просто дико устала. Хочу помыть голову и смыть с себя соль, — улыбнулась натянуто и скрылась за хлипкой дверью крохотной ванной комнаты.

Сняла очки и положила их на край раковины. Кинула взгляд в зеркало, с трудом различая черты своего лица. Всё так размыто. И вообще ничего не видно. Поджала губы и нервным движением нацепила оправу обратно, поцарапав щёку ногтем. Мир снова приобрёл чёткость.

— Совсем не веришь в себя, Аня, — горько прошептала я, глядя на своё отражение в зеркале. — Даже на минутку не можешь поверить, что такой парень может посмотреть в твою сторону.

Рыжие волосы после морской воды и палящего солнца стали сухими и торчали в разные стороны, создавая рыжий пушок вокруг головы. Попыталась пригладить, но волосы упорно продолжили топорщиться в разные стороны. Сморщила нос, который был покрыт ненавистными мне веснушками. Одна сплошная несуразица.

Улыбнулась грустно своему отражению, тут же закрывая, по привычке заведенной с детства, ладошкой. Щелка между передними зубами была моим комплексом. Я ненавидела её. Я бы никогда и не обратила внимание на этот дефект своей внешности, если бы мне об этом любезно не сообщил мой одноклассник.

Вздохнула тяжело и отвернулась от зеркала, понимая, что в очередной раз чувствую, как на меня накатывает ненависть к своей несуразной внешности. Ну почему я не могла родиться блондинкой с чистой кожей без изъянов? Без этих прыщей и веснушек. Но я — это я, как не крути. И я себя люблю, несмотря ни на что.

Со внешностью, конечно, мне не повезло. Угораздило родиться таким гадким утенком. Но, как известно, гадкий утёнок в конце станет прекрасным лебедем, а это значит, что всё у меня впереди.

На этой радостной ноте, залезла под струи тёплой воды, чтобы привести свои волосы в порядок.

Вдруг я еще раз встречу того парня с пляжа…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 7

Вышла из ванной комнаты двадцать минут спустя, в приподнятом настроении и с полотенцем на голове. Мамы в домике не было, зато с улицы раздавались голоса. Сердце ёкнуло в странном предчувствии, когда до уха донесся тихий смутно знакомый голос. Поправив привычным движением руки очки на носу, распустила волосы, промокнув их полотенцем, и, надев на ноги в шлепки, вышла на улицу. Первым делом увидела широкую спину дяди Глеба, которой он загораживал весь обзор. Этот мужчина с самого детства казался мне великаном. И сейчас практически ничего не изменилось. Дядя Глеб по-прежнему кажется мне невероятно высоким, статным и сильным.

Стеснительно стояла в сторонке, пока меня не заметила тётя Оля, которая с радостным возгласом подошла ко мне и заключила меня в крепкие объятия.

— Как же давно я тебя не видела, Анечка, — женщина заглянула мне в лицо, ласково улыбаясь. — Семь лет прошло с нашей последней встречи, — качает головой. — Вон какая невероятная красавица выросла. Так сильно на Петю похожа, — улыбнулась немного грустно моей маме она. — Только глаза твои.

— Похожа, — мама мигом погрустнела, когда вспомнила об отце. — Очень похожа…

— А это Марк, — тётя Оля рукой махнула в сторону ещё одного гостя, которого я вначале не заметила. — Ты его, наверное, уже не помнишь.

Перевожу взгляд, внутренне замирая. Чувствуя каждой фиброй своей души, каждой клеточкой тела, что там стоит тот самый парень с пляжа. Классика жанра. Как может быть иначе? И моя интуиция меня не подвела. Я тут же сталкиваюсь взглядом с внимательным и каким-то пронизывающим взглядом Марка. Вздрагиваю отчего-то, что не скрывается от тёти Оли.

— Не помню, — говорю тихо, с трудом разлепив вмиг пересохшие губы.

— Приятно познакомиться, — широко улыбается Марк, протягивая мне руку.

— И мне, — осторожно вкладываю пальчики в его ладонь и улыбаюсь в ответ, отчего-то не стесняясь своей щели между зубами. Своей неидеальной кожи. Своих веснушек. Открыто и искренне.

Парень с какой-то осторожностью сжимает мои чуть подрагивающие пальчики. Пальцем большой руки скользит по запястью. Дрожь идёт по телу. Его пальцы сухие, немного шершавые, скорее всего из-за морской воды. И надёжные. Тепло. От того места, где он ко мне прикасается, распространяется тепло по всему телу. Эмоции незнакомые. Даже пугающие. Поэтому я осторожно высвобождая руку из его пальцев, неосознанно прижимая её к груди. Туда, где быстро-быстро бьётся пойманное в сети любви сердце. Будто желая, чтобы тепло его ладони проникло через грудную клетку в самую душу. В самое сердце.

Марк не отводит взгляд. Продолжает смотреть на меня своими пронизывающими до глубины души карими глазами. И я осознаю, что отвести взгляда не могу. Смотрю в его глаза, замечая маленькие крапинки, замечая, что ближе к зрачку радужка имеет зелёный оттенок, подмечая, что с каждой секундой зрачок расширяется.

Оглушительный крик чайки заставляет испуганно выдохнуть и вскинуть голову к небу, где потихоньку собираются тучи.

— Пойдём в беседку, — бодро щебечет тётя Оля, кидая взгляды то на меня, то на Марка и лукаво улыбаясь. — Сегодня дождь обещали. Море будет неспокойно.

— Хорошо, что искупаться успели, — качает головой мама, первой направляясь в сторону беседки.

Дядя Глеб приобнимает тётю Олю за талию и целует в висок, носом уткнувшись в её волосы. Женщина ниже его на две головы. Макушкой еле достаёт до подмышки. И то, как мужчина склоняется к ней, то, как ласково отводит волосы с лица, которые треплет ветер, заставляет улыбаться. И мечтать, что и на меня однажды кто-то будет так смотреть. Ласково. Нежно. И с безграничной любовью. Будто весь твой мир, весь смысл существования в одном человеке.

Почувствовала прикосновение к своей спине. Едва заметное, почти неосязаемое. Обернулась. Волосы, подхваченные ветром, тут же закрыли весь обзор.

— Твои волосы похожи на языки пламени, — отводя пряди волос с моего лица, полушепотом говорит Марк.

— Спасибо, — шепчу я, мигом смутившись. Отчего-то уверенна, что это замысловатый комплимент.

Парень кладёт ладонь между лопатками и подталкивает в сторону беседки, где мама уже разливает свежезаваренный чай по кружкам, ведя оживлённую беседу с тётей Олей. И снова я ловлю полный чувств взгляд дяди Глеба, который направлен на жену.

Я сажусь в красивое плетенное кресло и беру в руки чашку с мятным чаем. Втягиваю любимый запах мяты и делаю первый глоток, даже прикрывая глаза.

Именно в этот момент крупные капли начинают падать на землю. Воздух тут же наполняется неповторимым запахом дождя. Свежий. Восхитительный.

И этот момент навсегда врезался в мою память. Запах мяты, свежего морского воздуха и дождя. И парень, в которого я влюбилась без памяти, увидев в объектив своей камеры, который сидел напротив меня, через дубовый крепкий стол, и улыбался мне открыто, разделяя со мной радость этого момента.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 8

На берегу моря воздух прохладный и свежий. Лёгкий ветерок треплет волосы, путая их. Но собирать их в хвост нет никакого желания. Мне нравится чувствовать себя свободной и счастливой. Чувствовать неповторимое единение с природой.

Босые ноги приятно утопают во влажном, холодящем кожу песке. Наплевав на то, что песок забьется в одежду и останется в волосах, опустилась на землю, вытянув ноги так, чтобы их касались тёплые волны. Оперлась о локти, запрокинула голову назад, любуясь звёздным небом. Вдали от искусственного света города, звёзды сияли на тёмно-синем, практически чёрном полотнище бескрайнего неба. Что бы человек не создал, всё равно нет ничего прекраснее того, что создано самой природой.

— Я тоже был приятно поражён, — раздаётся голос над головой, и я замечаю Марка, который совершенно не слышно подошёл ко мне. — В Москве никогда не увидишь столько звёзд. Смотри, — парень опустился на корточки рядом и указал на россыпь мелких звёзд на небе, — это Млечный Путь. По древнегреческой легенде, Гера, жена Зевса, увидела, что кормит молоком не своего ребёнка и оттолкнула его. И брызнувшее из её груди молоко осталось на небе, превратившись в млечный путь.

— А я слышала, что его называют мучным, — говорю тихо, улыбаясь уголком губ. — Якобы рассыпанная мука из мешка, который свалился с телеги. Люди всегда любят придумывать легенды, чтобы найти объяснение природным явлениям.

— Ну, а на самом деле, в Млечном Пути на настоящий момент учёные насчитывают около четырёхсот миллиардов звёзд. Вон там, видно Юпитер, — парень указывает пальцем. — Видишь?

— Не вижу, — качаю головой, не совсем понимая, куда нужно смотреть. Слишком много звёзд.

Марк встаёт на колени за моей спиной, кладёт подбородок на плечо, берёт мою правую руку в свою и указывает в нужном направлении.

— Сейчас видишь? — спрашивает шёпотом.

— Да, — выдыхаю тихо, замирая внутренне.

Тёплое дыхание Марка согревает мою кожу, которая покрылась мурашками от резкого контраста температур. Горячее тело парня прижимается ко мне со спины, согревая и защищая от ветра. Размеренный шум волн, накатывающих на берег и ласкающих мои стопы, звёздное небо над головой и луна, которая стеснительно прячется за небольшой тучкой. Всё это заставляет меня дрожать от восторга.

Поворачиваю чуть голову, чтобы увидеть лицо Марка. Парень будто почувствовал моё напряжение и внимательно вглядывался в мои глаза. Мне бы отвести взгляд, смутиться, сбежать с пляжа, но нет сил. Нет желания этого делать. Потому что мне нравится этот момент. Волшебный. И наполненный робостью и нежностью.

Марк вдруг подаётся вперёд и осторожно прикасается губами к моей щеке. Отстраняется, проверяя мою реакцию на это прикосновение. И не встретив никаких сопротивлений с моей стороны, прижимается на миг к уголку моих губ лёгким поцелуем.

Выдыхаю взволнованно. Прикрываю глаза. Если Марк меня сейчас поцелует в губы, то это будет мой первый поцелуй.

Но парень не спешит. Целует в кончик покрытого веснушками носа и отстраняется.

Падает на песок на спину и тянет меня на себя, уложив мою голову себе на левую руку, накрывает сверху своей ветровкой.

— Знаешь, где находится Полярная Звезда? — интересуется парень, сжимая в правой руке мою ладошку. — Сможешь показать?

— Да, — пальцем указываю в нужном направлении.

— Молодец, — Марк довольно улыбается и кивает. — А Большая Медведица?

— Вон там, — с гордостью указываю я.

Сколько времени нужно для того, чтобы полюбить человека? День, два, месяц или год? Мне хватило одной тёплой летней ночи на берегу моря, разговоров обо всём на свете почти до самого рассвета и стеснительных, случайных и робких прикосновений.

— Анюта, — тихо шепнул Марк, когда мои глаза, независимо от моего желания начали закрываться. Парень рассказывал мне легенду об Орионе. Тихий размеренный голос Марка меня убаюкивал.

— Чего? — я разлепила с огромным трудом глаза и посмотрела в серьёзное лицо парня.

— Знаешь, я хотел… — Марк начал говорить неуверенно, чуть нервно.

— Аня! Марк! Вот вы где! — громкий голос мамы заставил меня подскочить и испуганно уставиться на бегущую в нашу сторону навсех парах маму. Блин блинский! Я совсем забыла её предупредить, что пошла гулять на берег. Зная маму, уверенна, что она напридумывала в своей голове сотни кошмаров, в которых меня уже везут связанную и обездвиженную в другую страну.

Вжала голову в плечи, готовясь к нагоняю от мамы. Парень сел ровно и приобнял меня за плечо, прижимая к своему боку и молчаливо поддерживая.

— Анна Петровна! Я уже собиралась в полицию звонить! Да ты знаешь, что я пережила? — по голосу слышу, что мама в ярости.

— Тётя Оксана, — Марк поднялся и встал передо мной, пряча меня от её разгневанного взгляда, — это я виноват. Заболтал Аню, а она уснула. Не ругайтесь.

Голос Марка был уверенным и спокойным, от чего мама тут же растеряла весь свой запал.

— Извините, в следующий раз обязательно предупредим.

А будет следующий раз?

Я поднялась с земли, стряхнув песок, и выглянула из-за спины Марка. Мама уже улыбалась Марку и, кажется, больше не злилась. По её лицу видела, что он её очаровал.

— Пойдём спать, Аня, — выдохнула она устало, заметив мой перепуганный вид.

Я понуро поплелась следом, когда горячая ладонь перехватила меня за запястье. Обернулась на Марка, замирая и ожидая чего-то, что окажется не менее волшебным, чем вся эта ночь.

— Спасибо, Ань, — улыбнулся широко и чуть шкодливо. — До завтра.

— А ты не пойдешь спать? — тихо спросила я.

— Я хочу искупаться.

— Ночью? Не боишься?

— В том-то и дело, что ночью. В этом вся прелесть, — Марк улыбается снисходительно.

— А я ещё не купалась ночью никогда, — говорю торопливо, оглядываясь на маму, которая остановилась и выжидающе смотрела на меня.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Чёрт, — мне так не хотелось уходить. — Я…

— Завтра, — шепнул Марк мне на ухо. — Буду ждать тебя завтра. Обязательно узнаешь, каково это, — подмигнул он и подтолкнул в стороны мамы. — Пока, мышка. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — прошептала я и посеменила в сторону мамы.

Глава 9

Утром я проснулась от тихого стука в окошко. Разлепила с трудом глаза, скинув с себя оковы сна, в котором меня сладко целовал Марк. Поднялась с жесткой кровати и подошла к окну, выглянув наружу. Но там никого не было. Только на подоконнике лежал маленький букетик полевых цветов, неумело обвязанный белой ленточкой. Улыбнулась. Поднесла цветы к лицу и чихнула от яркого запаха. Нацепила на нос очки и, надев лёгкий летний сарафан белого цвета, выскочила во двор. Увидела широкую спину Марка, который медленно шёл в сторону пляжа. Парень был в одних ярко-красных шортах, который низко сидели на его бёдрах. Побежала следом за ним, не обращая внимания на острые камушки, которые впивались в нежные стопы. С трудом нагнала его и остановилась в трёх шагах за его спиной. Ну, догнала ты его! А дальше что? Что говорить?

Заправила волосы за уши и замедлила шаг, следуя за Марком и вглядываясь в его спину с выступающими лопатками. Россыпь родинок на спине вызывает нежность и желание коснуться каждой, сначала пальцами, а затем и губами. Прикусила губу до боли, прокусив до крови. Я влюбилась в парня по уши. Втрескалась по самые помидоры. Впервые в своей жизни. И судя по вчерашнему вечеру и букетику полевых цветов на подоконнике, симпатия взаимна.

Отбросив всякие сомнения и страхи, догоняю Марка. С осторожностью касаюсь ладошкой его руки. Марк на мгновение испуганно вздрагивает и оборачивается на меня. По всей видимости, он был глубоко погружён в свои мысли.

— Привет, — улыбаюсь немного смущенно, но счастливо. — Спасибо огромное за цветы, — Марк сжимает мою ладошку.

— Не за что, — большой палец руки проводит по запястью. — Рад, что они тебе понравились.

— А ещё спасибо за невероятный вчерашний вечер. И за душевную беседу.

— Мама ругалась? — спрашивает, лукаво улыбаясь.

— Совсем чуть-чуть, — пожимаю плечами. — Мне кажется, что мне даже сорок когда будет, она будет следить за каждым моим шагом, — закатываю глаза. — Честно говоря, иногда эта гиперопека утомляет, — признаюсь я.

— Она просто тебя любит, — говорит мне, как неразумному ребёнку. — И ты вызываешь желание защищать.

— В смысле? Почему? — я даже остановилась.

— У тебя вид испуганного мышонка, — мягкая улыбка.

Закатываю глаза. И обиженно хмурюсь. Какой мышонок? Из-за фамилии что ли?

— Не дуйся, — говорит со смешком, сжимая мою ладошку. — Мороженое хочешь?

— Хочу, — чуть смутившись, согласно кивнула я.

Марк кивает и идёт к небольшому ларьку и, велев мне подождать на улице, скрывается внутри. Послушно жду, рассматривая пыльные пальчики на своих ногах.

— Держи, — парень протягивает мне шоколадное мороженое.

— Спасибо, — забираю вафельный стаканчик из его рук.

— На здоровье, мышонок, — улыбается. — Купаться хочешь? Сегодня волн нет.

— У меня купальника нет с собой сейчас, — откусывая мороженое, отвечаю я. — Нужно возвращаться, чтобы переодеться.

— А ночью? Помнишь наш уговор? Пойдёшь купаться? — искушающе шепчет.

— Я не знаю, — говорю тихо. — Боюсь, что мама меня не отпустит.

— Подожди пока твоя мама уснет и выберись через окно, — играет бровями.

— Шутишь? Я в жизни никогда не сбегала. И не делала ничего подобного, — я ужасаюсь.

— Может, стоит хоть раз рискнуть? — снова улыбается шкодно.

— Учишь меня плохому? — грожу пальчиком.

— Учу тебя наслаждаться жизнью, — мороженым тыкает мне в нос.

— Эй! — вскрикиваю в возмущении, наставляя палец на парня.

Марк склоняется вперёд и как вчера, целует в кончик носа, губами собирая растаявшее мороженое. Широко распахиваю глаза, смотря в лицо парня снизу вверх.

— Мммм… люблю… пломбир, — хмыкает парень и отстраняется.

Я хлопаю глазами, не до конца понимая, что только что произошло. Последняя фраза была будто с подтекстом. Марк подмигивает и откусывает кусок пломбира.

Дальнейшие мои действия, будто принадлежат другому человеку. Провожу своим мороженым по губам парня. И пока он никак не успел среагировать, привстаю на носочки и прикасаюсь ртом к его губам. Языком собираю сладость. Чувствую, как начинают дрожать ноги.

Марк рукой ныряет в мои волосы. И отвечает на поцелуй. Нежно и трепетно. Изучая. Даря фейерверк эмоций.

Роняю мороженое на землю и пальчиками зарываюсь в светлые волосы на его затылке. Притягиваю голову ближе. Неумело отвечаю на поцелуй.

— Какой смелый мышонок, — тихо смеется Марк, разрывая поцелуй, когда дыхания перестаёт хватать.

Я мигом вспыхиваю и заливаюсь краской стыда. Божечки кошечки. Я его поцеловала. Первая. И он мне ответил.

Прячу взгляд. Пытаюсь скрыть лицо за завесой волос.

— Эх, мороженому кранты, — хмыкает парень, смотря на землю, где лежат два стаканчика с мороженым. — Придётся идти за новым.

— Может не нужно? — осмеливаюсь поднять взгляд на его лицо, чтобы тут же столкнуться с горящими лаской глазами.

— Как скажешь, — пожимает плечами. — Тогда на пляж?

Киваю и иду следом, не веря, что этот красивый парень только что целовал меня, а сейчас сжимает мою ладошку в своей руке и ведёт себя за собой на пляж.

Да с ним куда угодно пойду. Главное, чтобы продолжал смотреть так. Нежно и чуть снисходительно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 10

Чуть сама не уснула крепким сном, пока ждала, когда, наконец, ляжет спать мама. Через тонкие стены домика, слышала, как она ходит по своей комнате и тихо вздыхает. Прикрыв глаза, представила её фигуру, с ссутуленными плечами и печалью на лице. Порой на неё особенно сильно накатывала тоска по отцу. И в такие моменты она брала в руки его фотографию и молча сидела за столом, либо нервно ходила из угла в угол.

Наконец-то всё стихло. Подождала для надёжности пять минут, нервно ерзая на кровати и откинула лёгкую простынь. Стянула ночнушку, переоделась в купальник и сверху надела сарафан, потому что идти в одном купальном костюме на пляж я стеснялась. И показывать свою худощавую фигуру парню я тоже не горела желанием.

На носочках прокралась к окну, стараясь не скрипеть. Выглянула во двор и увидела Марка, который стоял у домика, прислонившись спиной к деревянной стене. Открыла окно и залезла на подоконник, свесив ноги на улицу.

— Привет, — Марк мигом расплылся в широкой улыбке.

— Привет, — прошептала я, прикладывая палец к губам.

— Прыгай, — Марк выжидающе смотрел на меня, засунув руки в карманы.

— Я боюсь, — пришлось признаться мне.

Марк на это ничего не ответил. Подошёл ближе, схватил за руку и дёрнул на себя. С трудом подавила вскрик, который готов был вырваться из груди, и в следующее мгновение оказалась в его кольце рук. Выдохнула облегчённо и вдруг осознала, что стою, вжавшись в тело парня. Что стою настолько близко, что чувствую не только каждую мышцу его тела, но и лёгкий запах мужского шампуня и тела парня. Носом уткнулась в его футболку на груди, втягивая запах, чтобы запечатлеть его. Чтобы надолго запомнить этот момент. И прокручивать его потом раз за разом в своей голове.

Одна рука Марка скользнула вверх по спине и зарылась в мои распущенные волосы. Пальцы помассировали кожу головы, пуская приятные мурашки по телу. Проехавшись носом по его груди, подняла глаза на Марка. Мне безумно нравится, что он такой высокий. Что макушкой я с трудом достаю до его плеча. Рядом с ним я чувствую себя… хрупкой и защищённой.

Тёмные глаза смотрели на меня внимательно и изучающе. Я затаила дыхание и неосознанно приоткрыла губы. Марк склонился и губами прижался к моим в ласковом поцелуе.

— Здравствуй, мышонок, — шепчет в губы, и я чувствую, что он улыбается.

— У меня есть имя, Марк, — отвечаю тихо, чтобы меня услышал только парень.

— Я знаю, Анют. Пойдём купаться, мышонок, — хмыкает тихонько, когда я кулачком ударяю его по плечу.

— Как скажешь… котик, — говорю ехидно.

— Вредина, — Марк смеётся в голос, и я тут же на него шикаю:

— Тише! Маму не разбуди!

— Как скажешь, — парень позволяет мне увлечь его прочь со дворика на узкую дорогу, ведущую к морю. — Надеюсь, ты на этот раз купальник взяла?

— Да, — киваю я.

— Интересно… — тихо отвечает Марк, перехватывая удобнее мою руку и теперь ведя меня за собой сторону пляжа.

Идём мы долго, уходя в самый конец берега, где на песке расстелено одеяло, на котором стоит фонарь, корзина и какая-то коробка.

— Что это, Марк? — я останавливаюсь.

— Подожди, — парень поднимает правую руку и смотрит на часы. — Подожди одну минуточку.

— Марк, я не понимаю, — я хмурюсь.

— Какая же ты нетерпеливая, — парень оборачивается ко мне и руками обхватывает моё лицо. — С днём рождения, мышонок, — снова целует в губы, на этот раз с какой-то жадностью, языком врываясь внутрь.

Ноги подкашиваются. И я вот-вот осяду на песок от остроты чувств. Боже! Никогда в жизни не испытывала таких эмоций. Пальцами впилась в его плечи. Марк подхватил меня за талию и приподнял так, чтобы наши лица оказались на одном уровне.

Совсем неумело ответила на его поцелуй. Мне хотелось, чтобы он почувствовал те же эмоции, что и я.

Марк разорвал поцелуй и отстранился. Отошёл к покрывалу и снял крышку с коробки.

— Заглянешь? — улыбается, и я вдруг понимаю, что Марк смущен.

В тусклом свете лампы вижу, что у него покраснели щёки.

Приходя в себя после поцелуя, опускаюсь на колени у коробки и достаю огромную мягкую игрушку.

— Когда увидел её, сразу подумал, что она похожа на тебя.

— Спасибо, — я улыбнулась, прижимая к себе белого мышонка в очаровательном платье и с бантиком на ушке. Боже мой, как это мило! — Откуда ты узнал про мой день рождения?

— Мама сказала, — Марк треплет волосы на макушке, явно смущаясь. — Ну что? Пойдём купаться?

— Пойдём, — под внимательным взглядом снимаю платье и очки и иду в море.

Спиной чувствую его внимательный, пронизывающий взгляд Марка. С трудом сдерживаю желание прикрыться. Стесняюсь своих выпирающих косточек. Своих чересчур тонких ног.

Но продолжаю решительно идти вперёд. Останавливаюсь только тогда, когда вода касается коленей. Привыкаю к температуре воды, когда чувствую, как горячие руки скользят от запястий к плечам. Парень обнимает меня за талию, и кладёт подбородок на плечо.

— Марк… скажи, что всё это значит? Это ведь непросто поздравление с днём рождения?

— Непросто, — соглашается легко.

— А что же тогда?

Марк ничего не отвечает. Отстраняется и ныряет с разбега в воду с головой. И что это значит?

Переминаюсь с ноги на ногу и, набрав в грудь воздуха, ныряю в воду с головой. Вода приятно ласкает тело. Лунный свет слабо освещает морское дно. Мимо проплывает несколько маленьких рыбок.

Какая красота! Просто невероятная!

Когда воздуха перестаёт хватать, выныриваю на поверхность, успеваю сделать глоток воздуха, как солёные от морской воды губы набрасываются на мои. Я ногами не достаю до дна, поэтому висну на Марке, обхватив руками за крепкую шею.

— Задержи дыхание, — говорит Марк, отстранившись и дав возможность глотнуть воздуха.

— Зачем?

— Просто доверься, — улыбается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И я доверяюсь. Делаю глубокий вдох. Марк снова целует и вместе со мной погружается под воду.

Это что-то за гранью реальности, за гранью чувств, которые можно испытывать.

Нежно. Остро. Невероятно. Я повторяю движения его губ, чувствуя, как морская вода медленно попадает в рот. И в этом есть своя прелесть. Своё волшебство.

Марк снова встаёт ногами на дно и выныривает вместе со мной.

— Я же говорил, что ночью купаться классно? — улыбается хитро, рукой убирая прилипшие к моему лицу пряди волос.

— Говорил. И я с тобой полностью согласна, — шепчу я, поглаживая Марка по голове.

— Мы завтра уезжаем, — говорит с сожалением, не выпуская меня из своих объятий и двигаясь в сторону берега.

— Так рано? — я хмурюсь.

— У бати работа. Он и так с трудом вырвался. Билеты уже куплены, — ставит меня на песок на берегу.

— И что же будет… с нами? — спрашиваю тихо, не решаясь смотреть в глаза Марку.

Глава 11

— Анюта… — у парня на руке светятся часы. — Чёрт. Бл***. Какого х**?

Вижу, что часы извещают о входящем вызове. Но из-за плохого зрения не могу рассмотреть, кто именно звонит.

— Прости, — голос стал напряжённым и грубым, — мне нужно отойти.

Парень идёт к вещам, достаёт телефон и отвечает.

У меня всегда был очень тонкий слух, и поэтому я слышу реплики Марка.

— Я прекрасно об этом помню. Мог бы не напоминать… Что? Какого хрена? Ты говорил, что только после двадцати… Я ничего не нарушал!.. Что? Ты следишь за мной? — вижу, как Марк яростно крутит головой, сжимая в руке телефон. — Ты муд*к. Убл*док. Отзови своих шавок и дай мне жить спокойно… — не слышу, что говорит собеседник, но Марк просто звереет. Ногой пинает лампу, от чего та влетает в камень и разбивается. Переворачивает корзину, в которой, оказывается, лежали фрукты. Рычит. Он рычит, как зверь, которого загнали в клетку. Мечется. Сжимает кулаки. — Пошёл ты нах*ер. Гореть тебе в аду, муд*к ср***, — и разбивает телефон о камень. — Ненавижу. Падла. Когда ты уже сдохнешь?

Я замираю. Боюсь подойти к парню, потому что не знаю, как он себя поведет. Слишком зол он. Не просто зол. Он в ярости.

Марк разворачивается и смотрит мне в лицо. Я отшатываюсь испуганно, когда вижу холод и насмешку в глазах. Это совершенно другой человек, которого я не знаю. Подходит ко мне и останавливается в трёх шагах.

— Ты хотела знать, что будет? — я киваю. — А ничего не будет, Аня. Ничего. Я уеду в Москву, уже в самолёте забыв о наивной заучке с ужасными очками на прыщавом личике, — я отшатываюсь. Слова бьют хлестко. До кровоточащих ссадин на сердце. — Завтра же найду там себе ухоженную красавицу в клубе и проведу с ней хорошую ночку. А ты, — небрежно окидывает взглядом с ног до головы, — вернешься к своим обожаемым книгам и будешь грызть гранит наук, пока щель между зубами не станет размером с Галактику, — подмигивает и улыбается едко.

— Марк… что ты… — могу только шептать потерянно.

— Малыш, — строит грустное лицо, оттопырив губу и сделав вид, что расплачется, — мне стало скучно и я просто решил развлечься. Завести курортный роман, так сказать. Было весело, — очередной раз подмигивает.

— Марк, — я пытаюсь коснуться его, но парень быстро отпрыгивает, а на лице на миг промелькивает растерянность.

Парень ухмыляется гнусно и разворачивается, быстрым шагом уходя с пляжа. Ноги подкашиваются, и я падаю на мокрый песок. Из груди вырываются всхлипы. Глаза печёт, но ни одна слезинка не срывается с ресниц. Мне до ужаса плохо. Даже, кажется, что сейчас вырвет на песок. Лбом упираюсь в ладони и с хрипом пытаюсь дышать. Но камень в груди давит так, что я, кажется, задыхаюсь. Переворачиваюсь на спину и смотрю в небо. Ртом жадно хватаю воздух. Ничего. Всё пройдёт. Всё когда-нибудь пройдёт.

В ту ночь я не плакала. Не проронила ни одной слезинки.

И в ту ночь я возненавидела море и звёздное небо.

В ту ночь я возненавидела Марка Котова. И пообещала, что однажды отомщу.

И сейчас лежу в доме его матери, смотрю в потолок и пытаюсь привести свои чувства в порядок. Разлюбить его оказалось не так просто. А точнее, задача оказалась невыполнимой.

Но я всё равно намереваюсь влюбить его в себя. Потому что очки я сменила на линзы. На коже не осталось ни одного следа от юношеских прыщей. Идеально ровная кожа, которую даже не портят веснушки на носу. Совсем скоро снимут брекеты, и щели между моими зубами уже не будет.

Всё изменилось, Марк. Я изменилась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 12

Ночью проснулась от того, что услышала, что кто-то вошёл в комнату нетвёрдой походкой, достаточно громко топая. Сон как рукой сняло, а по спине прокатился холодок. Села на кровати, вглядываясь в темноту и пытаясь всеми силами разглядеть силуэт вошедшего. Знакомый разворот плеч в проёме сначала заставил облегчённо выдохнуть. Хвала небесам, что это не воры ворвались в дом. А потом я замерла испуганной птичкой, сжимая в руках махровую простыню и подслеповато щурясь. Линзы на ночь сняла, а очки лежали в футляре на столе, до которого не дотянуться. Марк явно пьян. Настолько пьян, что с огромным трудом стоит на ногах. Пошатывается из стороны в сторону, руками цепляясь за стены. Надо же! Заявился в мою комнату в таком состоянии!

— Что ты здесь забыл, Котов? — шиплю я, вскакивая с кровати и складывая руки на груди.

— Тише! Маму не разбуди! — говорит парень, а вздрагиваю. Потому что точно такую же фразу я говорила два года назад, когда поддавшись его уговорам, сбежала с ним на пляж.

— Это моя комната, Котов. Проваливай, — я говорю тихо, но твёрдо, в темноте пытаясь рассмотреть его лицо.

— Я пришёл вернуть тебе футболку, — парень делает шаг ко мне, а я пячусь назад, не желая находиться рядом с ним сейчас. Потому что знаю, что поплыву, стоит только почувствовать тепло его тела и запах, который преследует меня везде все эти чёртовы годы, пока я пыталась выкинуть Котова из головы. Знаю, что растеряю все мысли. И сдамся на волю эмоциям. Стоит только ему прикоснуться ко мне, и я побегу за ним хоть на край света.

— Отдавай, раз пришёл, и проваливай, — цежу сквозь зубы, продолжая медленно пятиться от наступающего Марка.

Глаза полностью привыкли к темноте. В свете фонаря, который светит прямо в окно комнаты, вижу, как Марк медленно снимает футболку через голову. Вижу, как под кожей перекатываются мышцы при каждом ленивом движении. И готова заскулить от крышесносного желания почувствовать его кожу на вкус. Даже рот наполняется слюной, отчего я тяжело сглатываю.

Ладошки становятся влажными. Я вытираю их о просторную футболку в которой спала, в это время пытаясь отвести взгляд от идеального пресса и ровной дорожки тёмных волос, которая терялась под кромкой джинсов. Футболка приземлилась на спинку стула, стоящего у стола, а Котов сделал стремительный шаг на меня. Я совершенно забыла, что за моей спиной находится кровать, на которую я плюхнулась, не сводя испуганного взгляда с Марка. Попыталась отползти к изголовью, но Котов поймал меня за ногу. Дёрнул резко на себя и закинул мою ногу себе на бедро. Упёрся ширинкой в мою промежность. Боже мой! Он возбуждён.

— Марк, что ты…

— Тшшш, — пальцы с нажимом легли на губы, вынуждая замолчать.

Парень опускается сверху, придавливает к кровати весом своего далеко не маленького тела. Моя футболка задирается практически до груди. Сквозь обычные хлопковые трусики с весёлыми мышатами я чувствую напряжение парня. Его каменную плоть. Его желание.

Ерзаю, чтобы избежать соприкосновения тел, но только вызываю глухой стон из груди парня. Котов скользнул правой рукой мне в волосы. Сжал пальцы на затылке и оттянул мою голову назад, открывая доступ к шее.

Безропотно подчинилась. Потому что тепло и запах Котова окутали со всех сторон. Кинули в нирвану. В пучину наслаждения, из которой невозможно выбраться. Только приложив титанические усилия.

Но на грани сознания, какая-то частичка меня кричит. Орёт. Вопит во всю глотку, что Марк пьян. Что он снова поиграет с моим чувствами и бросит. Только если в прошлый раз дальше невинных поцелуев ничего не заходило и даже намёка не было, то сейчас. Сейчас я чувствую, что Марк явно не намеревается ограничиться поцелуями в губы.

Положила руки на плечи Марка, чтобы оттолкнуть, но горячая кожа под пальцами с выступившей на ней испариной, вышибла все разумные мысли из головы. Осталась только одна — касаться. Касаться его кожи, жадно сжимать и мять. Чтобы чувствовать тепло тела. Сокращение мышц. Собирать пальцами выступившие капли пота.

— Марк, — срывается с губ шёпот, когда язык парня проходится по шее.

А парню будто крышу сорвало. Начал целовать шею, жадно втягивая кожу и оставляя засосы. Почти до боли. Но эта лёгкая боль приносила только наслаждение. Заставляла выгибаться на кровати. Жаться грудью в его грудную клетку. Неосознанно, на уровне инстинктов, прижиматься развилкой между бёдер к его напряжённой плоти. Чтобы быть ближе. Ещё ближе. Потеряться. Раствориться. Умереть и вознестись к небесам.

— Маленькая моя… хорошая… хочу тебя, девочка моя… хочу… — пробормотал в кожу, прежде чем снова прикусить как раз там, где пульсирует тоненькая венка, отчитывающая каждый удар моего сердца.

Марк поцеловал ключицу, рукой оттягивая ворот футболки. И кто бы мог подумать, что это место окажется особенно чувствительным. Что меня подбросит на кровати и затрясет. Что громкий бесстыдный стон вырвется из груди, тут же пойманный губами Марка. И я не знаю, что пьянит больше — жадный поцелуй парня или привкус алкоголя и сигарет. Я нетерпеливо, потеряв всякое стеснение, трусь влажными трусиками о ширинку парня. Мечтаю, чтобы разделяющая наши тела ткань испарилась волшебным образом. Чтобы напряжённая и горячая плоть оказалась во мне.

Марк жадно исследует поцелуем мой рот. Языком раздвигает зубы, переплетает свой язык с моим, оглаживает нежное нёбо, что снова вызывает томление внизу живота. Практически взрыв.

Треск ткани и моя футболку безжалостно разрывается на две части рукой Марка. Горячая ладонь накрывает грудь и сжимает напряжённую горошинку соска.

— Марк, — хнычу я, когда пальцы сменяются ненасытными губами.

Пальцами зарываюсь в волосы на его затылке и притягиваю голову как можно ближе.

— Моя чувствительная девочка, — поцелуями спускается по животику, языком обводит пупок и двигается всё ниже, к самой кромке трусиков. Я замираю. Жду того, что вот-вот он коснётся губами меня там, где никто и никогда прежде ко мне не прикасался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но Марк целует бедро и спускается ниже по ноге. Целует коленку, а потом выводит на ней узоры языком. Оставляя след, который холодит приятно кожу. По икрам, ещё ниже, пока губы не замирают на маленькой косточке на щиколотке.

Горячие руки обхватывают стопу, и большие пальцы медленно ведут по изгибу. Язык продолжает выводит узоры на косточке.

— Марк, — тянущее чувство между ног терпеть больше нет сил.

Слишком много чувственного наслаждения. Слишком сладко. И слишком запретно. Поэтому я чувствую сладкую судорогу, которая охватывает всё тело. С ног до головы. Горячую волну, которая плещет мне на бёдра. Сжимаю с силой ноги. Тихонько хнычу и головой мечусь по подушке. Боже. Как остро. Как ярко.

Губы парня в это время продолжают свой путь обратно. По другой ножке вверх, по бедрам, минуя трусики, по поджавшемуся животику, по груди, захватив в плен губ и языка напряженные соски. Наконец-то, желанные губы прижимаются к моему рту. Ловят быстрое дыхание.

— Самая нежная, — хрипит.

Марк вдруг падает на подушку, придавив меня наполовину своим телом и затихает. Я кое-как поворачиваюсь и смотрю в его лицо. Спит. Он уснул.

Смеюсь хрипло и истерично, понимая, что парень довёл меня до оргазма, может, даже не осознавая, кто под ним сейчас лежит.

Сажусь на кровати и прижимаю колени к груди. Смотрю на широкую спину Марка. Касаюсь пальцами каждой родинки. Парень даже не шевелится. Спит, как убитый.

Встаю с кровати, нахожу на полу свою порванную футболку и прячу её далеко в шкаф, чтобы ничто в комнате не напомнило Котову о сегодняшней ночи. Надеваю майку и шорты и иду на кухню, закрыв за собой дверь в комнату. Не хочу спать с ним в одной кровати. Ведь на утро он, скорее всего, обо всём забудет. Снова будет насмехаться.

Не хочу быть его трофеем. Не хочу.

Смаргиваю слёзы и ставлю греться чайник. Часы показывают четыре утра, а за окном уже небо начинает светлеть. Можно выйти на утреннюю пробежку, чтобы не сидеть в четырёх стенах, которые давят на меня. Где через стенку спит Марк, которого я чувствую всем своим естеством. К которому тянутся душа, тело и сердце.

Но разум и обида оказываются сильнее. И они помогают мне справляться с собой. Выпив чашку зелёного чая, взяла ключи и тихо покинула квартиру, в которой больше не могла находиться в настоящий момент.

Глава 13

Больше часа бесцельно брожу по району, изучая близлежащие магазины. В душе царит полный раздирай. Все мысли крутятся вокруг Марка и его странного поведения. Анализируя события той ночи, вспоминаю, что поведение Котова изменилось после звонка от неизвестного абонента. Именно в тот момент, когда парень увидел имя звонящего. Но что бы там ему не сказали, он не имел права говорить мне такие отвратительные вещи. Ведь он надавил на самое больное. Причинил мне словами столько боли, что я больше года собирала себя по кусочкам. День за днём пыталась избавиться от комплексов.

Прикусываю губу до боли.

Из-за угла вылетает огромный доберман и начинает громко лаять, скаля зубы и пригибаясь к земле. Я замираю от сковывающего до костей страха. Собак я любила всегда, но этот огромный и опасный зверь пугал до дрожи. Ведь в любой момент она может на меня наброситься и покусать.

— Дорри, ко мне! — раздался громкий крик.

Перевела глаза на парня, который со всех спешил в нашу сторону. Пёс послушно бежит к своему хозяину. Меня ещё потряхивает от пережитого стресса, но страх отступает, и я облегчённо выдыхаю. Сердце колотится где-то в левой пятке.

— Извини, — парень пристегивает поводок к ошейнику, — в это время здесь, как правило, никого нет, и мы гуляем без поводка. Прости, не хотел напугать.

— Ничего страшного, — машу рукой, слабо улыбаясь. — Всё в порядке.

— А так и не скажешь, — парень внимательно вглядывается в моё лицо. — У тебя что-то случилось?

— Извините, но душу изливать я не собираюсь, — говорю чересчур резко, но я не намерена любезничать. Слишком расстроена. Слишком зла на Марка и на себя.

Парень вдруг делает непонятный жест рукой вокруг моей головы.

— Опа! А что это тут у нас тут? — ослепительная улыбка. Парень открывает ладонь, на которой лежит маленькая ромашка.

Я рассмеялась, чувствуя как настроение резко поднимается.

— Я вижу, что прекрасная дама загрустила. Как я могу поднять её настроение? — незнакомец прикладывает ладонь к своей груди, спрашивая меня проникновенным голосом.

— Ты уже его поднял, — улыбаюсь я, склоняя голову к плечу. — Спасибо! Аня, — протягиваю ему руку.

— Лёша, — парень галантно сжимает мою ладошку и подносит к губам. — Так что случилось, Аня? Кто тебя обидел? Родители? Учёба? Несчастная любовь?

— С чего ты взял, что у меня что-то случилось? — вскидываю брови.

— Просто предположил, — дёргает плечом.

Я молчу. Тогда парень садится на лавочку и вскидывает глаза в небо.

— Можно тогда я начну с откровения? — дёргает уголком губ.

— Можно, если ты этого хочешь, — киваю.

— Почему-то все думают, что если ты парень, то ты не должен проявлять эмоций. Ты должен быть непоколебимым, вечно спокойным, молчаливым и сдержанным… — парень лохматит волосы и грустно улыбается. — А если ты полюбил и хочешь заботиться о своей любимой девушке, то ты подкаблучник. Слабак, — замолкает. Смотрит в землю и молчит, кусая губы.

— А она тоже так считает? Что ты слабак? — спрашиваю тихо, присаживаясь рядом. — Ту, о которой ты хочешь заботиться?

— А она не знает о моих чувствах, — дёргает плечом.

— Почему? У неё есть парень? — задаю вопросы один за другим.

— Нет. Но я ей не подхожу.

— Она так сказала? Она решила? — кладу руку на плечо, сжимая в знак поддержки.

— Нет. Я слишком беден для неё. Мы из разных сословий, — по лицу вижу, что ему больно. — Нам с ней не по пути.

— Лёша, — качаю головой, — нам девочкам неважно, сколько денег ты зарабатываешь и кем работаешь. Нормальным и порядочным девушкам, имею ввиду, — уточняю я. — Самое главное, как ты относишься к ней. Ты пробовал с ней поговорить, Лёша? Просто поговорить, чтобы узнать её получше? Её характер, привычки?

— Я знаю о ней всё, — улыбается грустно. — Я её сосед.

— Это уже интересно, — я с ногами забираюсь на лавочку. — Ты общаешься с ней?

— Она любит готовить и часто приносит мне еду, когда я прихожу с работы. Щебечет, рассказывает что-то, а я… Я бл*ть пошевелиться не могу. И рта открыть не могу, чтобы хоть что-то ей ответить. Молчу как истукан и смотрю на неё. Любуюсь и глаз не могу отвести, — парень говорит с такой нежностью, что нет сомнения, что Леша её любит. Вот прям любит. До безумия.

— Глупый ты, Лёша, — улыбаюсь ему. — Стала бы она носить тебе еду, если бы ты ей был неинтересен? Тратить своё время на приготовление? Стала бы щебетать, как ты говоришь? Нашла бы себе кого-нибудь из своего сословия.

Парень пожимает плечами. Вижу, как в его голове медленно всё встаёт на полочки.

— Просто не бойся, Лёша. Если она такой же божий одуванчик, как я, — шутливо закатываю глаза, — то ждёт от тебя первого шага. А ты, как последний дурак, тупишь. Не боишься прошлёпать своё счастье? Отбрось все сомнения и действуй. Позови на свидание. Поцелуй, когда она придёт к тебе. Оставь в своей квартире и не отпускай, пока не узнаешь о её чувствах. И потом обязательно расскажи мне, как всё прошло. А то я умру от любопытства, — улыбаюсь я.

— Ну, а что испортило настроение тебя? — смотрит мне в глаза, всем видом показывая, что готов слушать.

Сбивчиво и путанно, рассказываю свою историю, избегая деталей.

— Вот мудак, — качает головой. — Я бы ему морду начистил.

— Мудак, — соглашаюсь я. — И я понятия не имею, как реагировать. А что если он ночью думал, что это не я? Что если представлял на моём месте другую? Боже, — руками закрываю лицо, — это так странно. Я рассказываю совершенно незнакомому парню, которого встретила всего десять минут назад о том, как меня отшил другой.

— Ну, мы уже знакомы. Плюс к этому, я рассказал тебе свою. Ты ведь знаешь, что порой проще излить душу тому, кого видишь впервые в жизни, — Лёша улыбается. — Тем более такой очаровательной улыбчивой даме.

Я тихо смеюсь. Уверена, что его соседка влюблена в него по уши. Как иначе? Он чудесный парень с открытой душой и поразительной улыбкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Распрощалась с ним, обменявшись номерами телефонов, и с улыбкой пошла домой.

Глава 14

Тётя Оля гремит чем-то на кухне. Захожу, постучав пальцами по косяку двери, чтобы не напугать, и сажусь за стол.

— Привет, Анютка. Ты уже проснулась?

— Давно, — улыбаюсь. — Я ходила прогуляться по району.

— Так рано? — ставит на стол тарелку с оладьями и сметану.

— Захотелось подышать свежим воздухом, пока жары нет, — увиливаю от ответа.

— И правильно, — женщина мне улыбается. — Кушай, Анечка. Приятного аппетита.

— Спасибо, — я беру горячую оладью и отправляю в рот. — Очень вкусно, — хвалю её, откусываю кусочек.

В этот момент на кухню заходит потрепанный Марк, держась за голову. По одному ему виду, заметно, что ему крайне плохо.

— Марк? — тётя Оля подскакивает из-за стола. — Ты что здесь делаешь?

— Чёрт, мамуль, не кричи, — морщится парень, хватаясь рукам за голову. — Я сам не помню, как сюда пришёл.

— Так, сын! По какому поводу пьянка? — строго спрашивает женщина, уперев руки в бока.

— Да брось, ма. Посидел с друзьями, выпил. У Темы мальчишник был. Они, между прочим, с Соней женится, — парень набирает стакан воды и залпом его выпивает.

— Скажи ещё, что от неразделённой любви так напился, — фыркает тётя Оля.

— От любви, ма, — парень кидает на меня взгляд, а я хмурюсь.

Что за Соня? Что если он меня вчера принял за эту самую Соню, которая замуж выходит. Казалось, что больнее быть не может. Но я ошибалась. Чертовски сильно ошибалась. От ревности внутри всё медленно начинает выкручивать.

— Марк, ты ведёшь себя неподобающим образом. Завалился ночью домой, в комнату к Анечке, из-за чего девочка ушла из дома, — строго говорит она.

— Ты серьезно? — Марк хмурится и смотрит на меня, сдвинув грозно брови.

Я дергаю неопределённо плечом.

— Настолько противно? — спрашивает с грустью и с какой-то тоской.

— А ты думал, что после тех слов я с радостью распахну объятия и будут спать с тобой в одной кровати? — спрашиваю тихо, на миг забыв, что тётя Оля стала свидетельницей нашего разговора.

Женщина переводит не понимающий взгляд с меня на Марка. Я опускаю глаза в тарелку, без всякого аппетита продолжая свой завтрак.

— Марк, если ещё раз такое повториться, то я буду вынуждена сказать всё папе, — строго говорит женщина.

— Да, мам, неплохо было бы, чтобы ты с ним поговорила, — раздражённо говорит парень. — Х*й знает, что у вас там произошло, но меня за*бало видеть, как батя убивается и бухает каждый вечер.

— Я тебе говорила, чтобы ты не лез в отношения родителей, — бледнеет женщина и отворачивается.

— А что я могу сделать, если вы ведёте себя, как два подростка? Прячешься от него уже месяц, а он знает прекрасно где ты, но делает вид, что находится в неведении, — Марк морщится от головной боли. — Так что звони. Буду только рад, если вы поговорите, наконец, — разворачивается и собирается уйти. — Прости, Ань, я вчера перебрал. Больше такого не повторится, — сердце ухает вниз. Он что? Всё помнит?

— Чего не повторится? — шепчу растерянно.

— Больше не буду заваливаться к тебе среди ночи, — поясняет он, хмурясь. — И досаждать.

— Ладно, — обида накатывает. Хоть и ожидала этого, но в глубине души хотелось верить, что он вспомнит эту ночь.

Я больше не смотрю в его сторону. Молча жую завтрак, пока не остаюсь на кухне одна. Достаю телефон и пишу сообщение Лёше, предлагая вечером сходить в клуб. Через пару минут получаю положительный ответ. Отлично. Сегодня вечером я забуду обо всех своих проблемах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 15

Долго сидела на кухне, надеясь, что, когда я завершу свой затянувшийся на несколько часов завтрак, Марка в квартире уже не будет. Но мои надежды разлетелись с громким звоном, когда в комнате на своей кровати я обнаружила Марка, который с довольным видом растянулся на простынях и что-то смотрел в телефоне.

— Тебе домой не пора, Котов? — скрестила руки на груди и недовольно поджала губы.

— Нет, — кидает, не отрывая взгляда от телефона.

— Прости меня, конечно, но это моя комната. И ты нарушаешь моё личное пространство, Котов, — я стараюсь держать себя в руках.

— Приду в себя после ночи и уеду. У меня машина под окном, а в таком виде за руль садиться я не стану, — Марк откладывает телефон на покрывало и смотрит на меня пронизывающим до костей взглядом. — Потерпи несколько часов моё присутствие и я свалю.

Передергиваю плечами и ничего не отвечаю. Хочет надоедать мне своим присутствием, пусть. Я буду его игнорировать. Никак не буду реагировать на его выпады, которые, я не сомневаюсь, последуют в скором времени.

Разворачиваю широкое кресло спинкой к кровати, на которой лежит Котов. Беру книгу в руки, забираюсь с ногами в кресло и погружаюсь в мир ярких чувств и эмоций. Где герои переступают преграду за преградой, чтобы прийти к своему счастью в конце. Но печаль заключалась в том, что книга — это книга, а в жизни такого не бывает. Заправляю волосы за уши и взволнованно прикусываю губу на особо остром моменте. Внизу живота разливается томление, потому что на месте главных героев я представляю себя и Марка.

— И что там такого интересного, мышонок, что ты так взволнованно кусаешь губы и сводишь ножки вместе? — насмешливый и чуть хрипловатый голос на самое ушко.

Я вздрогнула от неожиданности и со злостью посмотрела на парня. Он улыбался, наблюдая за моей реакцией. Заблокировала электронную книгу и спрятала за спину.

— Чего тебе, Котов? Чего ты ко мне прицепился? Никого не трахнул вчера в клубе? Яйца жмут? — говорю насмешливо, вскидывая глаза и улыбаясь ехидно.

— Ммм… мышонок мой… хочешь мне помочь с этой проблемой? — руками упирается в спинку кресла за моей спиной и шепчет тихо на ухо, носом проезжаясь по виску и зарываясь в волосы. От его жаркого шёпота по телу бежит электрический разряд. Соски мигом напрягаются, что становится заметно через ткань майки и спортивного топа. Руки покрываются мурашками.

— Иди к чёрту, Котов, — шиплю я, когда до затуманенного от его близости сознания доходят сказанные слова.

Щёки мигом покрываются румянцем дикого смущения. Я вспоминаю сегодняшнюю ночь. Жадные прикосновения и полный желания шёпот. Пытаюсь подняться, но сильная рука давит на плечи, не давая возможности пошевелиться. Ныряет за спину, ладонью оглаживая лопатки и каждый позвонок, а потом выхватывает книгу и включает экран.

— Мужчина довольно рыкает и подхватывает меня под попу… — читает он момент, на котором я остановилась. — Ммм… А я думал, что ты читаешь что-то научное, заумное. А ты любовные романы почитываешь. Мило… очень мило… представляешь нас на их месте? — тянет он.

— Как же я тебя ненавижу, — шиплю я, руками ударяя ему в грудь. — Ненавижу! Почему ты просто не можешь оставить меня в покое?

Марк никак не реагирует на мой выпад.

— Знаешь, мышонок, раньше таких рыжих сжигали на костре, — пальцами цепляет прядь моих волос и подносит к лицу, втягивая глубоко мой запах, — считая ведьмами.

Он склонился ко мне настолько близко, что я вновь чувствую запах его тела и быстрое дыхание. Борюсь с диким желанием прижаться к нему и уткнуться носом в широкую грудь. Чтобы почувствовать тепло его тела. Как сегодня ночью. Ведь мне было мало. Чертовски мало.

— Может тебе стоит держаться от меня подальше, Котов? Вдруг прокляну? Импотенцию нашлю. Может не стоит играть с огнём, Марк? — шепчу ему в губы, ладошками поглаживая по широкой груди.

— А мне нравится играть с огнём, мышонок, — от низкого голоса каждая клеточка моего тела начинает пылать.

Обхватывает руками моё лицо и приближается практически вплотную. Сердце на время перестаёт биться. Задерживаю дыхание, когда горячее дыхание касается губ. Каждая секунда тянется мучительно медленно, заставляя меня трепетать в ожидании поцелуя.

— Да, я прекрасно заметила, что ты любишь играть с чужими чувствами, — хриплю я. — Особенно с моими.

— Ань, — Марк начинает поглаживать мои щёки большими пальцами, — посмотри на меня.

— Не хочу я на тебя смотреть, Котов. И слушать я тебя не хочу. У тебя своя жизнь, у меня своя. Ты мне всё сказал чётко и кристально ясно два года назад, — убираю его руки со своего лица и отхожу к шкафу. — Раз ты не хочешь уходить и оставлять меня в покое, то это сделаю я.

Распахиваю шкаф, достаю кожаные шорты с высокой посадкой и белую футболку. Наплевав на всё, отворачиваюсь к Марку спиной и снимаю майку и топ. Из-за спины слышу рваный вздох. Тихие шаги за спиной и горячие пальцы касаются спины.

— Убери руки, — бросаю сердито, дергая плечом. Если скажу, что его прикосновения мне неприятны, то солгу. Приятны. Ещё как приятны. Даже больше.

Застегиваю бюстгальтер и надеваю футболку, завязав узел на животе.

— Анюта, — кладёт руку на живот и прижимается к спине грудью.

Впечатывает в себя, пальцами лаская пупок.

— Ань, перестань злиться.

— Да, конечно. Я не злюсь. Совсем не злюсь. С чего бы мне злиться? Да, Марк? Сама себе обиды напридумывала.

— Ань, — шепчет на ухо виновато.

— Я уже восемнадцать лет Аня, Котов. Отпусти меня, я одеваюсь, если ты не заметил.

— Заметил. И меня интересует, куда ты собралась в таком виде? — рычание.

— Туда, где нет тебя, — локтем ударяю его в живот. Марк стонет и сгибается вдвое. Забираю шорты и электронную книгу и ухожу в ванную переодеваться до конца. Собираю волосы в высокий хвост, вставляю линзы и подкрашиваю глаза. Надеваю шорты и окидываю себя взглядом в зеркале. Самое то для клуба. Только что делать ещё пять часов? Ведь с Лешей я договорилась встретиться только в шесть. Ладно, посижу в какой-нибудь кафешке. Видел несколько пока прогуливалась.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Выхожу из ванной и тут же вижу злого как чёрт Марка. Парень стоит у двери, скрестив руки на груди и сверлит меня взглядом. Молча застегиваю босоножки на каблуке.

— Отойди от двери, Котов, — говорю терпеливо, когда вижу, что отходить Марк никуда не собирается. Стоит, загораживая выход.

— Ты в таком виде никуда не пойдёшь, Аня! — яростно шипит, раздувая ноздри.

— Что не так с моим видом, Марк?

— Ты одета как шлюха, — выплевывает презрительно.

— Не тебе решать, как мне одеваться, Марк. Ты мне никто.

— Переоденься, — будто не слышит моих слов.

Закатываю глаза и бесцеремонно отпихиваю его, покидая квартиру.

Тоже мне командир нашёлся! Идиот! Если бы не те слова, то подумала бы, что он меня ревнует. Это ведь смешно!

Глава 16

— Я с утра не разглядел, какая ты красавица, — говорит с широкой улыбкой Лёша, опускаясь на стул напротив меня. — Прекрасно выглядишь, Аня. Прости, что опоздал, Дорри нужно было выгулять. Давно здесь сидишь?

— Хм… уже больше пяти часов, — допиваю чай из белой чашки. — Тебя ждала.

Вижу, что парень растерялся.

— Шучу. Просто решила развеяться и вкусно покушать, а тут меня пока не выгнали, — не стала я посвящать его в свои проблемы. — А почему твоего пса зовут Дорри? — перевожу тему. — Как рыбку из мультика.

— Маша его нашла, когда он был совсем маленьким, — улыбается ласково. — У неё кот дома, поэтому она решила сплавить щенка мне, — хмыкает, пальцами забирая оливку из моей тарелки.

— Эй! Это грабёж средь бела дня! — возмутилась я, ударяя его по руке. — Так почему Дорри?

— Маша так его назвала, я не спрашивал почему, — снова протягивает руку и тырит в наглую оливку с моей тарелки.

— Маша значит, — улыбаюсь я, подаваясь ближе. — А почему ты не позвал её с нами в клуб? — интересуюсь я, ставя локоть на стол и подставляя руку под щёку. — Снова струсил?

— Я не струсил, — буркает, снова протягивая руку к моей тарелке. Закатываю глаза и подвигаю тарелку ближе к нему. Пусть кушает парень, всё равно я оливки не люблю.

— Не струсил, хорошо. А что же тогда, Леш? — интересуюсь я. — Ты не зовёшь её по какой причине? До сих пор считаешь, что не достоин её?

— Ань, я вырос в детдоме. Никогда не видел своих родителей и даже не пытался их найти. Я смог купить эту несчастную однушку, где отклеиваются обои и протекают краны. Зарабатываю тридцать тысяч в месяц и пытаюсь в это время получить высшее образование. С трудом закончил третий курс. Меня чуть не выперли за прогулы.

— И что? — я откидываюсь на спинку стула. — И что с того, что ты мало зарабатываешь? Ты ведь знаешь, что с милым и рай в шалаше. И если она любит тебя, а я почему-то уверена на все двести процентов, что она тебя любит, то Маша будет с тобой несмотря не на что. Она видела твою квартиру и не заблуждается по поводу твоего заработка. Леша, — сжала его запястье, — мудрая женщина сможет помочь своему мужчине добиться многого в жизни. Ведь прелесть в том, что женщина проходит весь путь вместе с мужчиной. Вот ты сегодня студент с копейкой в кармане, а через десять лет успешный бизнесмен.

— Её родители будут против наших отношений. Ань, — выдыхает с какой-то обреченностью, — она цитирует Шекспира и Гомера и ест вилкой и ножом. А я…

— Лёша! Стоп! — поднимаю руку, призывая к молчанию. — Это всё отмазки, Лёша. Глупые и надуманные. Ты сидишь на жопе ровно и ждёшь чего-то. Будешь наблюдать за тем, как кто-то более смелый осмелится подойти к ней? Или как её родители найдут ей жениха? А потом что? Она уедет, а ты останешься один. Найдёшь такую же девчонку из детдома или из бедной семьи, которая полюбит тебя до беспамятства, но которую не сможешь полюбить ты? Потому что всю жизнь потом будешь жалеть, что не осмелился сделать первый шаг? Потому что не сказал главных слов той, что любишь? Этого ты хочешь, Лёша?

Парень молчит, сосредоточено смотря в стол. Поправляет очки на носу, пальцами сжимая переносицу.

— Прости, может я резка, но это правда. На то мы и живём, чтобы рисковать. Что будет, если ты признаешься, но не получишь ответа?

— Я потеряю возможность видеть её, — качает головой.

— А если рискнешь, то получишь возможность просыпаться и видеть, как она спит на соседней подушке. Как она ходит в твоей футболке по квартире.

Лёша молчит. Сжимает с силой кулаки и смотрит в стол.

— Лёша, — я подняла руку и разгладила морщинки на его лбу, — я знаю тебя всего несколько часов, но вижу, что ты чудесный человек. Добрый и хороший. И ты должен почувствовать любовь. Почувствовать, что тебя любят бескорыстно. Если тебя однажды оставили родители, не значит, что оставит Маша, — последние слова попадают прямо в точку, потому что парень вздрагивает всем телом, а на лице промелькивает беззащитное выражение. — Просто нужно переступить через этот страх. Знаю, что может рано это говорить, но знай, что я готова тебя выслушать. И помочь, если чем-то смогу.

— Спасибо, Анюта. Спасибо за такие слова, — улыбается Лёша.

— Позвони ей. Позвони прямо сейчас, — говорю настойчиво. Лёша разблокировал телефон. Замер, с занесённым пальцем. — Звони и ничего не бойся, — повторила настойчиво. — Один раз живём.

Парень нажал на кнопку вызова и поднес телефон к уху. По лицу видела, что он волнуется. По чуть подрагивающим рукам и блестящим за стёклами очков глазам.

— Не смей! — прошептала я, когда увидела, что Лёша собирается убрать телефон от уха.

— Машуль, — хрипло сказал парень, постукивая нервно пальцами по столу. — Ты сейчас дома?

— Нет, я сейчас в парке, — слышу звонкий голосок из трубки. — Всё хорошо, Лёша? Ты какой-то расстроенный.

— Да. Да, Машуль. Я просто. Просто хотел поговорить с тобой. Я в кафе на углу улицы. Можешь подождать меня в парке, Машуль? — комкает несчастную салфетку в пальцах.

— Точно всё хорошо? Ты какой-то взволнованный.

— Да. Я сейчас приду, — парень встаёт резко из-за стола, чуть не перевернув стол. — Ань, я… Я обещал с тобой… но…

— Я всё понимаю, Лёша. Беги к своей Машуле. Она тебя ждёт. А я пойду домой. Нечего по клубам таскаться, — улыбаюсь я. — И написать не забудь потом. Пожалуйста, — склоняю голову к плечу.

— Обязательно, — парень снова галантно целует мою руку и срывается с места.

В окно вижу, как он перебегает дорогу и скрывается в парке. Улыбаюсь. Верю, что у этого парня всё будет хорошо.

— И что это за задрот, Мышкина? Для него ты так вырядилась?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 17

— И что это за задрот, Мышкина? Для него ты так вырядилась? — голос Марка за спиной заставляет закатить глаза.

— А тебе то что, котик мой сладкий? Неужели ты за мной следишь? — кидаю взгляд из-под ресниц, повернувшись к Марку лицом.

— Нет, — говорит слишком быстро, что выдаёт его ложь. — Мимо шёл, увидел, как ты с этим… ботаником, — цедит сквозь зубы, — очень мило общалась.

— Ммм… — я встаю из-за стола и кладу руки на грудь Марку, чувствуя, как быстро бьётся его сердце. — Неужели мой котик ревнует меня? Очень мило, — приподнимаюсь на носочки и выдыхаю ему практически в губы.

Марк тяжело сглатывает. Опускает взгляд на мои губы, по которым я неосознанно быстро провожу языком, увлажняя. Склоняет голову ниже, и я вижу, как загорается огонёк желания в его глазах. С трепетом замечаю, как расширяются зрачки в карих глазах. И от этого кружится голова. От того, что парень так реагирует на мою близость.

Привстаю на носочки и прижимаюсь в поцелуе к уголку его губ на несколько секунд. Хочется сместиться левее, поцеловать нормально. Когда он в трезвом уме. Когда я знаю, что он осознаёт, что перед ним я, а не другая девчонка. Быстро отстраняюсь, выскальзывая из его рук. Вот так вот, Марк. Вот так.

— Можно счёт, пожалуйста, — прошу пробегающую мимо официантку, собирая вещи в небольшую сумку, отвернувшись от Марка, показывая всем видом, что наш разговор завершён. Я намереваюсь давать ему по капельке. По крошке. Соблазнять. Маячить перед глазами. Быть секунду в его руках, а потом ускользать. Оставлять ни с чем. Стать наваждением. Всем, о чём он может думать.

На плечи опускается лёгкая ткань.

— На твою задницу смотрит каждый мужик в этом зале, мышонок. Даже тот дедок, у которого импотенция уже лет десять, похотливо блещет глазами. Надела бы что-нибудь поприличнее, — говорит Марк, выдвигая стул и опускаясь на него. — Ты раньше оливки и капусту терпеть не могла, — парень накалывает моей вилкой оливку и отправляет в рот.

А мне становится больно. В груди сдавливает. Потому что он помнит. Помнит то, что я ему сказала вскользь два года назад. Невзначай. Но он запомнил. И это что-то значит.

— Кто тебе позвонил в ту ночь, Марк? — срывается с языка, прежде чем я обдумываю вопрос.

Парень мигом становится мрачным. Напрягается и перестаёт жевать. Переводит на меня тяжёлый взгляд.

— Мой дед, — отвечает он, когда я уже не ждала ответа.

Кусаю губу, потому что понятнее мне не становится. Что он мог ему сказать, что Марк так отреагировал?

— Ваш счёт, — возникает официантка, прерывая мои невесёлые мысли.

Только я тяну руку, чтобы расплатиться, как Марк цыкает громко и накрывает мои пальцы рукой:

— Я оплачу.

— Я сама в состоянии за себя заплатить, Котов. Мне не нужны твои подачки, — тут же ощетинилась я.

— Малыш, не спорь, — от ласково обращения и нежной, просто обезоруживающей улыбки, я сдуваюсь. Не нахожу, что ответить.

Пожимаю безразлично плечами.

Молча закидываю на плечо сумку и иду на улицу. Даже не сомневаюсь, что Марк последует за мной. И как назло в этот момент на улице начинается ливень. До дома идти минут двадцать, а при таком дожде я дойду полностью мокрая и промерзшая. Ещё не хватало заболеть летом.

Марк хватает меня за руку и тянет на улицу.

— Что ты?… Куда?…

Но из-за шума дождя парень меня не слышит. Бежит в сторону белого автомобиля, марку которого я даже назвать не смогу. Открывает переднюю дверь и подталкивает в спину, намекая, чтобы я села внутрь. Долго морозиться не стала и опустилась на кожаное сиденье.

— Замёрзла? — спрашивает парень, захлопывая водительскую дверь и оставляя шум дождя на улице.

— Немного, — признаюсь, растирая пальцы, которые сейчас жутко холодные.

— Дай сюда, — обхватывает мои руки ладонями и начинает согревать горячим дыханием онемевшие пальчики. Ему невдомек, что они такие холодные от волнения. От его близости. — Маленькая мерзлячка, — улыбается Марк, поднимая на меня глаза и целуя поочерёдно ладошки.

А у меня заканчивается всё ехидство, весь яд, будто дождём смыло. Даже колючки трусливо спрятались, будто поняли, что в этот момент они совершенно не к месту.

— Анютка, — хрипло говорит Марк, опуская ладонь мне на щёку. — Малышка, — гладит пальцами скулу, стирает потеки туши, проводит по носу и губам. — Знала бы ты… бл*ть, малыш, — вижу, что Марк борется с собой. Вижу, что он боится сказать что-то лишнее.

Перегибается через коробку передач и прижимается лбом к моему. Смотрит болезненно в моё лицо. Шарит взглядом, будто запоминает и впитывает каждую черточку. Я смущаюсь. По привычке прячу взгляд, вспоминая о своём несовершенстве.

— Прости, — надломлено просить Марк, стирая с моей щеки слезу, которая сорвалась с ресниц. — Прости, малыш. Прости… я не мог иначе… прости, — губами касается кончика холодного носа. — Совсем замёрзла, — бормочет. — Иди ко мне.

Отстраняется. Отодвигает водительское сиденье резко назад и, подсунув одну руку под колени, другую под спину, поднимает меня и пересаживает к себе на колени. Закутывает в куртку. И, не обращая внимания на слабое сопротивление, расстегивает босоножки, сбрасывает на пол и руками обхватывает мои ноги. Его ладонь такая большая, что практически полностью обхватывает обе мои стопы.

Мне хорошо. Мне настолько хорошо, что я тихо начинаю плакать. Кладу голову на широкую грудь, слушаю стук любимого сердца, чувствую его дыхание в своих волосах. Прошли сутки, Ань, а ты сдалась. Ну и пусть. Плевать на всё! Плевать!

Чувствую поцелуи в волосы. И хочу, чтобы этот момент не заканчивался никогда.

Нашу идиллию прервал телефон Марка, который начал вибрировать у меня под бедром. Парень выругался и достал его с трудом. В этот раз я увидела имя звонившего. Да и видеть не обязательно было, чтобы понять, кто именно звонил. Марк мигом окаменел. Пересадил меня на соседнее кресло, лишая тепла своего тела, включил печку и вышел на улицу, хлопнув дверцей. Сквозь лобовой стекло наблюдала за тем, как он ходит туда-сюда, уже насквозь промокнув. Видела, как сжимает челюсти и ерошит волосы на затылке. И мне хотелось его успокоить. Сказать, что всё будет хорошо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк вернулся в машину. Сел за руль и уставился в одну точку. Спина прямая, будто кол проглотил. Но руки дрожат.

— Бл*ть, — с силой ударяет по рулю ладонью. — Бл*ть!

— Маркуша, — ласково говорю я, нежно проводя ладошкой по его затылку.

Парень переводит на меня влажные глаза. Вижу, что новости ему причинили боль. Вывели его из равновесия.

— Родители разводятся, а этот старый хер сказал, что уже нашёл для бати новую невесту. Бл*ть, когда он уже сдохнет? — дьявольская усмешка. — Он ломает жизни только для того, чтобы получить побольше бабла. Ему срать… на всех срать, — совершенно неловко, попав пару раз по клаксону, перебралась к Марку обратно на колени. Прижала его голову к плечу и начала мягко поглаживать.

— Всё наладится. Всё будет хорошо, Маркуша. Всё будет хорошо, — целую мокрые волосы.

— А самое поганое, что я не могу делать того, чего хочу. Не могу любить, кого хочу. Потому что знаю, что правда причинит потом боль. А я не могу, не могу… лучше сразу, чем потом… — я с трудом понимаю о чём он говорит.

Вынуждаю его поднять лицо. Целую правую бровь, отстраняюсь, смотрю ему в глаза. Марк улыбается уголком губ. Целую левую бровь. А потом лёгкой рябью поцелуев покрываю всё его лицо. Ладошками глажу скулы, влажные волосы, уши. Марк почти не дышит. Закрыл глаза. Уперся затылком в сиденье. Только руки на бедрах сжимает, будто боится, что я уйду.

Сейчас не могу, Марк. Только не сейчас. Сейчас обиды куда-то испарились. Всё ушло. Пропало. Остался ты. Такой уязвимый. Родной. Нуждающийся в поддержке. В моей поддержке.

— Малыш, нужно ехать к бате, — говорит Марк, целуя меня в лоб.

— Я тогда пойду, — пытаюсь открыть водительскую дверь и выйти на улицу, но парень блокирует двери.

— Дождь не закончился. Да и батя будет рад тебя видеть, — ссаживает меня на соседнее кресло.

— Котов, — пытаюсь возразить.

— Анют, давай не сейчас, — просит парень. — Давай отложим наши перепалки и ссоры на другое время. Ты нужна мне сейчас.

— Хорошо, — тихо соглашаюсь я, прижимаясь щекой к спинке кресла и разглядывая профиль Марка, пока мы ехали в неизвестном направлении.

Отложим. Сейчас совсем не время.

Глава 18

Едем мы долго, и я почти засыпаю по дороге, пока Марк не спрашивает с хитрой улыбкой:

— Скорость любишь, Ань?

— Да, — не сомневаясь ни минуты, отвечаю я.

— Тогда пристегивай ремень, мышонок, и держись покрепче, — Марк кладёт руку мне на колено и ведёт по ноге вверх, пока не натыкается на преграду в виде чёрных кожаных шортиков.

Прикосновение жаром отзывается внизу живота, и я свожу ноги вместе, чтобы не дать проворной руке пробраться дальше. Тело до сих пор помнит его жадные ласки сегодняшней ночью. Но я пока не готова пойти дальше.

— Что ты задумал, Котов? — с подозрением спрашиваю я, смотря на его довольное лицо, на котором сияет улыбка.

— Прокатиться с ветерком, — Марк подмигивает.

Внутри вдруг всё сжимается от предвкушения. Я послушно пристёгиваю ремень и поворачиваю лицо к Котову, вопросительно вскинув брови.

— Погнали, — выкрикивает парень, вжимая в пол педаль газа.

Меня откинуло, вжало в спинку сиденья. Пальцами вцепилась в ремень безопасности, широко распахнутыми глазами смотря перед собой. За окном в одну сплошную полосу смешался пейзаж. В лобовое стекло видела только дорогу, на которое, к счастью, не было других машин. Адреналин бушует в крови. Нервы напряжены до предела. И я не могу понять, страшно ли мне, либо от накрывшего кайфа, хочется орать во всю глотку.

Краем глаза вижу, что стрелка спидометра уже зашла за отметку двести.

На лице Марка улыбка. Счастливая. Будто чувство полёта над дорогой приносит ему невообразимый кайф. Он вдавливает педаль газа в пол, крепко держит руль обеими руками, на которых от напряжения выступают вены. Резкие поворот и у меня всё ухает в груди. Чуть не заваливаюсь на бок, вовремя успев ухватиться за дверцу.

— Мамочки! — я пищу, когда Марк снова делает резкий поворот на серпантине, и я вижу всего в нескольких сантиметрах от своей двери дорожный знак.

Судорожно выдыхаю, понимая, что чувство эйфории и полёта, сменяется страхом за наши жизни. Ведь одно неверное движение и мы можем разбиться.

— Мне страшно, Марк, — выкрикиваю я, не отрывая взгляда от дороги. — Сбавь скорость!

Марк начинает сбавлять скорость, кидая на меня тревожные взгляды. Пока я пытаюсь прийти в себя, мы въезжаем во двор небольшого, но очень уютного двухэтажного домика. Как только машина тормозит, я отстегиваю ремень и на негнущихся ногах вываливаюсь на улицу. Меня тошнит от пережитого стресса. Руками упираюсь в колени и начинаю глубоко дышать.

— Мышонок, — вижу белые кроссовки парня, а затем горячие пальцы касаются лица.

— Ты… — хриплю. — Ты идиот, Котов! Кретин! Придурок! Ты понимаешь, что мы могли убиться? Ты это осознаёшь, своим крошечным мозгом?

— Я всё держал под контролем, — усмехается самодовольно, пропуская оскорбления мимо ушей.

— Один неверный поворот, и мы бы разбились всмятку, — ору я, кулаком ударяя ему в грудь.

— Я бы этого не допустил, — Марк подходит ближе. Перехватывает мои кулаки, которыми я грозно размахиваю перед его лицом.

— Ты ненормальный, Котов! — я уже не могу кричать, только шепчу. — Я так испугалась. Я думала, что мы разобьёмся.

— Прости, малыш, — шепчет покаянно. — Прости, маленькая, — губами прижимается к моему лбу.

— Хватит меня так называть! Я тебе не малыш, не мышонок и не маленькая! Разве тебе было мало моего унижения два года назад? Найди себе другую дуру, Марк! — веду себя как истеричка, но я пережила стресс.

— Мне не нужна другая, — вдруг взбешённо рычит он, подхватывая меня за талию и усаживая на капот машины.

Впивается поцелуем в губы, властно раздвигая их языком. Я стону от облегчения, что вновь чувствую его поцелуй. Его жадные губы. Его нетерпеливые руки, которые шарят по телу.

Марк целует с напором. Страстно. Жадно. Предъявляя на меня права. И будто оставляя своё клеймо. И я отвечаю тем же. Стону в его губы, кусаю его нижнюю губу до крови, оттягиваю, зализываю языком. Сжимаю до боли светлые волосы на затылке, ногтями царапая кожу. Ногами и руками оплетаю его. Развилкой между бёдер чувствую его напряжённую плоть. Потираюсь нетерпеливо, с удовольствием слыша его рык.

Пальцы до боли сжимают мои ягодицы. Марк фиксирует меня. Вжимается пахом меж моих ножек.

— Как же я хочу тебя, мышонок. Пиздецки сильно. Аж яйца сводит.

— Так возьми, — ошалев от его близости, шепчу в губы парня. Ловлю его безумный почерневший взгляд, полный такого желания, что перехватывает дыхание.

— Не могу, — Марк руками скользит по спине вверх, по шее и накрывает щёки. — Не могу, — шепчет болезненно, с вожделением смотря на мои губы. — Не могу, малыш, — с нежностью гладит щёки, вглядывается в моё лицо. — Не могу… — снова накрывает поцелуем губы. На этот раз нежным.

— Расскажи мне обо всём, Маркуша, — прошу я. — Расскажи, перестань мучать.

Парень молчит. Молчит долго, положив подбородок мне на плечо и мягко поглаживая по спине.

— Я не могу сказать сейчас, Анютка. Я… Проведи со мной остаток этого дня, а потом я всё тебе расскажу.

— И я снова тебя возненавижу? — шепчу в его висок, чувствуя, как слишком быстро бьётся его сердце.

Маркуша кивает, сильнее сжимая меня в своих руках. Я улыбаюсь грустно и поднимаю глаза, замечая дядю Глеба на балконе второго этажа.

— Там твой папа стоит, — говорю тихо.

— Я поговорю с ним и вернусь, — обещает Марк, даря мне очередной тягуче нежный поцелуй. — Хочешь сад посмотреть? Или можешь на кухню пойти?

— По саду погуляю, — улыбаюсь я, сползая с капота машины. — Только босоножки мне верни, — рассматриваю свои босые ноги.

— Туда, куда мы пойдём, босоножки не подойдут. Я принесу тебе мамины кроссовки. Я помню, что ты любишь чувствовать землю ногами, — Марк снова носом зарывается в мои волосы. — Кстати, на заднем дворе есть бассейн.

— Я разберусь, Маркуша, — со смешком говорю я. — Иди к отцу, — подталкиваю парня в сторону дома.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Марк целует вновь, а потом, будто боясь передумать, срывается на бег и скрывается в доме.

А я, последовав совету Марка, босиком иду на задний двор, где расположен небольшой бассейн с прозрачной голубой водой.

Глава 19

Ногами болтаю в воде, пальцами касаясь припухших губ, которые ещё горят после жадных поцелуев Марка. В голове полный сумбур, мысли путаются, и я гоню их прочь. Не хочу думать. Решила, что до конца этого дня не буду думать ни о чём. Просто хочу наслаждаться близостью парня, разговорами с ним, позволить себе верить, что у нас с ним что-то есть.

— Нравится тут? — тихий шёпот на ухо и сильные руки сжимают мои плечи.

— Очень, — шёпотом отвечаю я, откидывая голову на плечо Марка, наслаждаясь тем, как его запах окутывает меня со всех сторон, будто в кокон. Руки парня поглаживают мой живот, заставляя меня хихикать от щекотки. Накрываю его руки ладошками, переплетая наши пальцы.

— Мама выбирала этот дом, — говорит на ухо, цепочкой поцелуев проходясь по моей шее. — Батя говорил, что она знатно потрепала ему нервы. Она была беременна мной, и они искали новое место жительства. Когда увидели этот дома, влюбились сразу. Кругом лес, свежий воздух и даже небольшое озеро.

— Ты провёл здесь всё своё детство? — поворачиваю голову и носиком трусь о безумно вкусно пахнущую шею Марка. Запах Котова кружит голову.

— Угу, — парень вздрагивает, когда я целую ласково кадык. — Восемнадцать лет своей жизни.

— А последние два года? — интересуюсь я.

— Живу отдельно. Снимаю квартиру недалеко от уника и от работы. Несолидно взрослому пацану сидеть на шее у родителей. Тем более, моим родителям стоит… стоило побыть наедине, — Марк потирает пальцами переносицу. — Надоело мне громко топать по лестнице и в коридоре, чтобы они перестали обжиматься до того, как я войду, — парень ухмыляется. — Реально чувствовал себя лишним, когда видел их взгляды.

— А почему же сейчас они собираются разводиться? Из-за твоего деда? — наблюдаю за полётом птицы в небе и чувствую, как Марк начал выводить узоры на моих запястьях.

— Не думаю, что дед к этому причастен, — задумчиво говорит Марк. — Сколько себя помню, батя и ма с ним никогда не общались. И батя ненавидел, когда я спрашивал о деде. Батя вообще ненавидел своего отца. Люто. Знаю только, что он отказался от наследства, рассорился со всей семьёй вдрызг и уехал с ма в другой город.

— Почему?

— Дед был против моей мамы. До сих пор против и пытается вразумить отца. Моя ма сирота. У неё нет родственников вообще. И дед был против таких родственных связей. Ему нужна выгодная сделка, чтобы бабла побольше срубить. А что с моей мамы взять? Двушку, которая ей досталась от женщины, за которой ма ухаживала?

— Но ты же сказал в машине, что твоему отцу невесту нашёл дед, — я хмурюсь.

— Нап*здел он мне, — Марк усмехается. — Вернее говоря, надеется, что его план сработает. Кстати говоря, батя не знал, что ма подала на развод. Мои слова стали для него сюрпризом. Я ему ещё наплел, что вокруг мамы вьются парочка мужиков. И он уже мчит на всех парах к ней.

— Зачем ты наврал? — непонимающе нахмурилась.

— Ревность заставляет совершать поступки, а не сидеть в кабинете и бухать, жалея себя. Батя изменил маме, — говорит чуть помедлив.

— Что? — я ахаю.

— Батя изменил маме, — повторяет терпеливо. — Два месяца назад.

— Ты так спокойно об этом говоришь? — спрашиваю удивлённо.

— Ну, как спокойно, я врезал ему разок. Или пять, — замечаю вдруг, что у парня сбиты костяшки рук.

— Но он же твой отец! Разве можно бить своего папу?

— Он заслужил, — цедит Марк сквозь зубы. — Они прожили вместе больше двадцати лет, а он свой член в штанах не смог удержать.

— Может… может быть он был пьян? Я не знаю… ну должно же быть оправдание.

— Измене нет оправдания, — обрубает Марк. — Но не мне судить. Если мама сможет его простить, то это её решение.

— А ты не думаешь, что это могла быть подстава от твоего деда? — хмурюсь я.

— Я ничего не знаю, малыш, — целует в висок. — Он может пойти на всё, чтобы добиться своей цели. На любой шантаж. На любой обман. Он паук, который плетет паутину.

— А бабушка твоя? Она как на всё это реагирует? — неосознанно поглаживаю его руку.

— У меня нет бабушки. Она умерла при родах отца.

— Погоди, а почему ты с ним общался, если родители были против?

Марк не отвечает. Разворачивает мою голову к себе и целует в губы, вышибая все мысли. Не могу не ответить на его поцелуй. Обвиваю его шею руками и поворачиваюсь к нему лицом, устроившись на его коленях. Поцелуй пьянит и заставляет желать большего.

— Малышка, — Марк отрывается от моих губ, тяжело дыша, — не ерзая так.

— А то что? — улыбаюсь, совершая круговое движение бёдрами, чувствуя его твёрдость. Явственное подтверждение его желания.

— Бл*ть, — жмурится. — Прекрати, Ань. А то я тебя трахну. Прямо здесь. Разложу на плитке и трахну.

— Ммм, — с Котовым моё стеснение куда-то испаряется, — звучит очень заманчиво. И что же мешает тебе это сделать?

— То, что у меня скоро свадьба, — как ушат холодной воды.

На подкорке сознания, я ожидала этих слов, но моё сердце разлетается на куски. Моя страсть, любовь и нежность мигом трансформируются в ненависть к Марку. Я залепляю ему пощечину, с радостью замечая, как на его щеке расползается красное пятно.

— Ненавижу тебя, Котов. Каждой фиброй души ненавижу. Ты знал прекрасно. Знал об этом, но… Боже, — я барахтаюсь, пытаясь встать с него, но Марк крепко прижимает к себе. — Пусти. Вызови мне такси. Я хочу домой.

— Анюта, послушай…

— Я не хочу слушать, Марк. Не хочу. Дай мне встать, мне нужен телефон.

— Ань, — встряхивает за плечи. — Послушай меня. Я не стану оправдываться, но не будь эгоисткой! Прошу, дай моим родакам возможность помириться. Переночуй здесь.

— Я не стану спать с тобой в одном доме.

— Ты будешь спать в отдельной комнате. С ключем. Я не буду тебя трогать. А завтра вызову такси.

— Хорошо! Только перестань меня лапать, — Марк послушно разжимает руки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я вскакиваю с его бёдер и складываю руки на груди. Марк смотрит на меня взглядом побитой собаки, а потом направляется в дом. Иду следом, пылая от злости и желания швырнуть что-нибудь тяжёлое ему в спину.

— Вот твоя комната, — открывает передо мной дверь. — Ванная и туалет в конце коридора. Всё нужное бельё в шкафу, — Марк уходит, оставив меня одну в просторной комнате, которая, несомненно, некогда принадлежа парню.

Опускаюсь на кровать и даю волю слезам. Марк женится. Он скоро женится. На другой.

Глава 20

Марк

Пью виски прямо из бутылки, развалившись в кресле на веранде. Но обжигающая жидкость не помогает заглушить душевную боль. Мне херово. Мне настолько херово, что я позволяю себе заорать в голос. Затягиваю уже пятой сигаретой за вечер. В горле печёт, глаза слезятся от едкого дыма. Но мне хочется хоть на сотую часть выжечь из груди вину, злость и бессилие, которые бушуют внутри. И самое говняное, что я не вижу выхода из ситуации.

Наверху, в моей комнате, на моей кровати спит Анюта. Моя маленькая смешная девочка, которая старательно показывает свои колючки, пряча свою ранимую душу. Мой маленький мышонок, в которого я влюбился до помутнения сознания два года назад, разбив ей сердце, не видя иного выхода. И сейчас, когда увидел её в аэропорту, понял, что убеждения и все попытки выкинуть из головы, забыть и отпустить девчонку с треском провалились. Я не смог держаться от неё на расстоянии. Тянуло к ней как магнитом. Будто весь мир сузился до района, где жила ма. Только туда вели все дороги.

И я снова причинил ей боль. Снова. Я конченный мудак, но ничего не могу с собой поделать. Не могу не касаться её. Не могу не целовать её охр*нительно сладкие губы. И кто бы знал скольких усилий мне стоит не сорвать все преграды и не погрузиться в неё на всю длину члена. Почувствовать тесноту её тела. Идеального тела. И с каждым разом становится всё сложнее. Потому что она отвечает на мои поцелуи. Так искренне. Так сладко. Ох, бл*тство. Как же я хочу её. Каждую минуту. Каждое мгновение. Чтобы заклеймить. Пропитать запахом. Пометить её. Сделать своей до каждой клеточки тела.

Но не могу бл*ть. Не могу. Потому что знаю, что я бл*ть должен жениться. Обязан. На девке, которую не видел ни разу в своей жизни. На девке, свадьбу с которой отложили два года назад из-за того, что она наркоманка и лечилась в больничке после передоза. Оху*ть бл*ть! Хорошенькую партию мне дед подогнал. Старый маразматик, чьей кончины я ждал всеми фибрами души.

Разговоров о предках родители не заводили никогда. Знал только, что мама сирота, а у бати есть отец, о котором батя говорил, что-то типа — живёт далеко, общаемся плохо, подрастешь расскажу. Но рассказывать не пришлось.

Три года назад

Шёл на остановку, когда дорогу преградил здоровый бугай.

— День добрый, Марк Глебович. Прошу пройти со мной.

— Что? Ты кто? — сказать, что я наложил кирпичей в штаны, ничего не сказать.

У бати бизнес был легальным, и вроде как конкурентов, которые решат пришить его семью, у него не было. Но этот мужик бандитской наружности, с золотым вставным зубом и кобурой не внушал доверия и желания куда-либо идти. Кинул быстро взгляд в сторону, прикидывая пути отхода. На дороге, распахнув двери, стоял чёрный джип с тонированными стёклами. За спиной услышал тяжёлые шаги, которые заставили напрячься ещё сильнее. Здраво оценивая свои силы понимаю, что даже с этим бритоголовым мужиком шестнадцатилетний пацан справиться не сможет, не смотря на ежедневные тренировки по боксу. Но выиграть время и, возможно, скрыться смогу. Увидел, что к остановке подъезжает автобус.

Я был уже на низком старте, когда меня долбанули по башке, и я провалился в темноту.

Пришёл в себя в машине, со связанными руками и повязкой на глазах. Полный треш.

— Ты совсем, Бес, с катушек слетел? Босс тебя грохнет. Ты хоть знаешь, что это за пацан? — манерный голосок, который вызывает желание поморщиться и промыть уши, чтобы забыть его звучание.

— Мне срать, Юлик, — знакомый голос бугая с золотым зубом. — Мне сказали доставить сегодня этого мальца, я доставлю.

— А если ты его грохнул? — чувствую, что машина останавливается.

— Не грохнул. Выгружай тело, доставили мальца на место, — слышу, как дверь возле головы открывается. Меня выволакивают из машины и, не обращая внимания на пинки, маты и попытки вырваться тащат в неизвестном направлении. Когда я уже мысленно распрощался с жизнью, меня усадили на какой-то стул и сдернули повязку, заставив недовольно поморщиться от яркого света, бьющего в глаза.

— Ну, здравствуй, внучек, — говорит седой мужик с прозрачными рыбьими глазами. Мерзкий тип. От одного взгляда передергивает.

Дергаю руками и обнаруживаю, что они свободны. Чудесно. В кабинете кроме меня и этого старого хрыча никого нет. На столе замечаю увесистую статуэтку. В случае чего, подойдёт для защиты.

— И Вам не хворать, — цежу сквозь зубы, продолжая взглядом исследовать кабинет на наличие тяжёлых и острых предметов.

— Я так рад тебя видеть, внук мой, — старый хрен двинулся в мою сторону. Я напрягся.

— Я Вас не знаю, — выставил руку в защитном жесте. — Какого хера меня похитили средь бела дня? И кто ты такой, чёрт возьми?

— Поганый характер отца, — холодно говорит мужик и возвращается за стол, опускаясь в кресло с величественным видом. — Такой же вспыльчивый. Ну, ничего. Это поправимо. Всю спесь собьем.

— Ответь на мой вопрос, — сверлю требовательным взглядом его морщинистое лицо.

— Я твой дедушка. Виктор Иванович. Знаешь о таком? — ставит локти на стол и сцепляет пальцы.

— Мне срать. Что от меня хочешь?

— Решил познакомиться со своим внуком, — змеиная ухмылка на лице.

— Здрасте. Я Марк. Твой внук. Приятно познакомиться, — нацепляю счастливую улыбку. — Всё. На этом знакомство можно завершить? — складываю руки на груди.

— Ну что же ты так, внучек мой родной. Дед к тебе со всей душой. Захотел узнать поближе.

— Что-то шестнадцать лет моя жизнь тебя не интересовала. Так что тебе нужно?

— Ладно. Умный мальчик, весь в деда. Ты должен жениться.

— А больше я тебе ничего не должен? Может внуков тебе ещё сделать?

— И внуков тоже. Но попозже.

— До свидания, — я встал с кресла и направился на выход.

— Сядь или Вадик прострелит тебе ногу, — холодный голос деда. Оборачиваюсь и вижу того лысого бугая, которого секунду назад в комнате не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Бл*ть. Возвращаюсь в кресло. Вадик по мановению руки исчезает за деревянной дверью без ручек, которую я принял за панель.

— Я нашёл тебе подходящую кандидатуру. Девчонка. Твоя одногодка. Через два года ты на ней женишься.

— Назови хоть одну причину по которой я должен это сделать. Не считая Вадика, который как шавка готов выскочить и прострелить мне башку.

— Не выполнишь моих условий, твоя драгоценная мама умрёт, а мой любимый сынок отправиться за решётку. Ты ведь знаешь прекрасно, что твоя мать болеет раком и завтра её кладут на операцию, — довольно потирает руки. — И может случиться так, что её сердце совершенно случайно не выдержит наркоза. Совершенно случайно она умрёт на операционном столе. А в нескольких отелях твоего отца, по наводке добропорядочного гражданина найдут на складе несколько килограммов кокаина. А ещё нож со следами крови некого Потапова Сергея, майора полиции, убийцу которого разыскивают уже месяц. Ах да, — старый хер каркает, смеясь, — догадайся, чьи отпечатки пальцев найдут на том ноже…

— Старый мудак, — я вскочил с кресла и схватил статуэтку, в ярости собираясь нанести удар по его голове, но за его спиной скалой возник Вадик, с направленным на меня пистолетом.

— Не глупи внучек и соглашайся на мои условия. Ты женишься на девушке, на которую я укажу и будешь купаться в деньгах, как сыр в масле. У тебя будет всё, чего не может тебе дать твой отец, который по собственной глупости лишился наследства.

— Он отказался от твоего предложения жить всю жизнь с нелюбимой женщиной. Он выбрал мою маму! — цежу я.

— Ничего, он скоро одумается и приползет ко мне, когда бедная сиротка выпрет его из дома. Любовь это блажь, дорогой внук. Любит нужно то, что кормит тебя, одевает и даёт возможность жить в роскоши. А твоя блаженная любовь кроме дыры в кармане и страсти на три года ничего не даст.

— Ближе к делу, — перебиваю его. Чувства родителей я уважал всегда. Ценил то, что у меня полноценная семья, где никогда не бывает скандалов и всегда царит уважение. Потому что видел и слышал, как бывает в других семьях. — Когда свадьба? — блять, даже думать об этом тошно.

— Пока мы не решили этот вопрос, — довольно тянет дед. — Но в ближайшее время я тебе сообщу об этом, внучек.

— Я могу идти?

— Да, — кивает. — И ещё, — кидает в спину, — об этом разговоре никто не должен знать. И если ты вдруг решил, что я блефую и решишь увильнуть, то позвони своему другу… как там его? Серёжа, кажется. Хотя нет, ему сейчас не до тебя, — у меня всё обрывается в груди.

— Что ты с ним сделал? — спрашиваю хрипло, понимая, что полностью беспомощен.

— Я? — удивляется притворно. — Да ты посмотри на меня! Что я могу сделать в свои годы, внучек? Я пожилой человек, с трудом хожу. Это всё местные гопники.

Я больше не слушаю. Выхожу из кабинета, за дверью натыкаясь на очередного качка.

— Я отвезу Вас домой, следуйте за мной.

Засовываю желание возразить в задницу. Здравый смысл побеждает. Я не знаю, где я нахожусь и не знаю, как выбраться из этого дома.

— В больницу, — сипло прошу я, сжимая рукой горло, когда мы выезжаем за ворота.

— Я не могу, у меня приказ, — говорит мужик, кидая на меня взгляд через зеркало. Берёт с соседнего кресла воду и молча протягивает. На пол падает лист бумаги. Поднимаю его.

"В машине прослушка. На твоей одежде тоже. Избавься от неё сегодня же. Все камеры слежения в доме родителей просматриваются охраной твоего деда. Отцу ничего дома не говори. Будь осторожен и не задавай лишних вопросов. Остановлюсь на светофоре, беги".

Смотрю на мужчину внимательно, засовывая бумагу в карман. Кто он? Коп? Или подосланный дедом "добрый человек, желающий помочь"?

Но лучше последую его совету. Набираю номер Серого. Механический голос сообщает, что телефон выключен.

— Вы знаете, в какой больнице мой друг?

— Нет. В это дело меня не посвящали.

Сука. Полный пиздец. Звоню Нику, нашему общему с Серегой другу.

— Марк, мать твою, где тебя носит? Я пытаюсь дозвониться до тебя целый день. Серёгу пырнули три раза в живот ножом. Он в реанимации. Бл*ть, Марк. Приезжай скорее.

— Какая больница?

— Сорок третья.

— Скоро буду, — сбрасываю вызов, замечая, что мы остановились на светофоре возле тротуара. Кидаю взгляд на охранника через зеркало. Он кивает. До того, как загорится зелёный остаётся семь секунд. Открываю дверь, вываливаюсь на улицу и бегу со всех ног в сторону остановки. Вижу автобус, который уже закрывает двери и успеваю в него запрыгнуть.

И когда я увидел лицо своего лучшего друга, которое всё было опухшее и в кровоподтеках, я понял, что этот хер не шутит. Что то же самое он сотворит с моей семьёй. С мамой, которая ложится на операцию. И с батей, у которого только начал процветать бизнес. Схватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, я рыдал от отчаяния. Я не видел выхода из этой ситуации.

Глава 21

Родителям я тогда ничего не сказал. До сих пор не сказал. Продолжал делать вид, что всё в полном порядке. Мама восстанавливалась после операции, а я не имел права заставить её волноваться лишний раз.

А ещё я боялся за свою семью. За эти три года я старался не привязываться к людям, не показывать свой интерес, чтобы больше никто не попал во внимание этого старого хера.

Первые две недели после похищения и нападения на Серёгу я ходил нервно оглядываясь. Ждал, что родственничек снова даст о себе знать.

Полгода от него не было никаких вестей. Только позвонил один раз, через три месяца, и сообщил, что моя невеста была отправлена в Германию на лечение на несколько лет. Свадьбу отложили на два года. Эту новость я принял спокойно. Смирился как-то с тем, что у меня будет жена. Жена и жена, что с того? Верность ей я хранить не обязан. К тому же развод никто не отменял.

Я продолжил жить спокойно. Пока летом мы не поехали отдыхать в Крым.

Я не горел желанием туда ехать, но надеялся, что хоть там за мной не будут наблюдать шавки деда. Но ожидания не оправдались. Даже там он умудрялся держать меня за яйца. А я расслабился. Дал слабину. Потерял бдительность и продемонстрировал, что эта девчонка мне небезразлична.

Два года назад

Рыжеволосую девчонку с фотоаппаратом в руках и очками на носу я заметил сразу, когда вышел из моря. Что-то незнакомо ухнуло в груди, стоило взгляду скользнуть по худощавой фигурке малышки. Я просто безразличным взглядом скользил по пляжу, с внутренним раздражением замечая заинтересованные, с похотливой дымкой взгляды девушек. От такой раскрепощённости меня воротило. Приелось. Надоело, что чуть ли не каждая вторая готова раздвинуть ноги едва узнав имя.

Я бы и не заметил её. Взгляд скользнул дальше. Но что-то заставило перевести его обратно. Малышка сидела на песке рядом с моими вещами и смотрела на меня широко распахнутыми глазами, которые из-за очков казались ещё больше. Взглядом залип на её тонких руках, которыми она нервно поправляла растрёпанные рыжие волосы. Длинные тонкие пальчики чуть подрагивали, будто она замёрзла или сильно волновалась. А перед глазами совершенно некстати возникла картинка, как эти пальцы зарываются в мои волосы. Как, так же подрагивая, касаются моего лица.

Заметив мой заинтересованный взгляд, девчонка вспыхнула и мигом отвернулась, торопливо собирая вещи. Бледные щечки залились очаровательной краской смущения, что не укрылось от моего взгляда, которым я жадно впитывал каждую деталь, каждую эмоцию на лице девчонки. И мне нравилось абсолютно всё. Её волосы, которые были всколочены, очки на вздёрнутом носике, которые она постоянно нервно поправляла, пухлые губки и сведённые к носу тёмные бровки.

Улыбнулся и двинулся в её сторону с намерением познакомиться.

— Привет, — улыбнулся ей широко и как можно дружелюбнее.

Девчонка, которая походила на Гайку из всеми любимого мультфильма «Чип и Дейл», вздрогнула и уставилась на меня испуганно, будто я её бить собрался. Она что-то тихо ответила. Настолько тихо, что я ничего не смог разобрать. Желая разрядить обстановку и вызвать на её лице улыбку, шутливо сказал:

— Чего мышонок на меня так смотрит?

— Прости? — девчонка насупилась. Забавная и милая.

— Прощаю, — великодушно махнул рукой. — Так чего смотришь так? Неужели понравился? — поиграл бровями, думая, что девушка сейчас отшутится. Скажет что-то колкое в ответ.

Но юмора моего она не поняла. Посмотрела хмуро исподлобья, пальчикомпоправляя очки на носу, и, собрав свои вещи, мышонок сбежала с пляжа, так и не сказав мне своего имени.

А я стоял с дебильной улыбкой и смотрел ей вслед, на её длинные волосы, худенькую спинку и тонкие ноги.

И совершенно не ожидал, что увижу её полчаса спустя. Малышка вышла из домика, в широкой футболке, которая доходила ей до колен и с распущенными влажными волосами. На этот раз взгляд останавливается на икрах. Настолько тонких, что мне кажется, что я их смогу обхватить пальцами. Малышка была настолько хрупкой и тонкой на первый взгляд, что её хотелось защитить. Убедиться, что никто не причинит ей вреда. Не обидит.

Я чётко знаю, что влюбился в Аню Мышкину в тот момент, когда она мне улыбнулась, вложив ладошку в мою руку. В её ослепительную улыбку, в её сияющие зеленью глаза и в ямочку на правой щеке. А ещё в веснушки. Милые веснушки, которые почему-то были только на носу.

Порыв ветра ерошит её волосы, которые самыми кончиками проезжаются по моему лицу. Мягкие и шелковистые. В них хочется зарыться носом, чтобы узнать запах Анютки. Уверен, что он такой же нежный и невесомый, как и его хозяйка.

Она не была похожа на всех тех девчонок, которых я знал и с которыми я встречался. Она не хихикала глупо по любому поводу, не кокетничала и не пыталась выглядеть умнее, чем есть. Она была собой. Открытой, чуть наивной и стеснительной. Стыдливо прикрывающей рот ладошкой, когда смеялась. Глупышка. Думает, что небольшая щель между передними зубами портит её улыбку. Ни капельки. Наоборот. Она придавала ей очарования.

Мне нравилось, как она внимательно слушала мои рассказы про звёзды. Как прикусывала губы, следя за моими пальцами. Как делилась тем, что знала сама. Одни боги знают, как я хотел поцеловать её взволновано приоткрытые губы в тот момент. Когда видел её лицо так близко. Её завораживающие зелёные глаза. Когда чувствовал запах её шампуня и тепло хрупкого тела. Но я совершенно не хотел спешить.

С этой девчонкой я хотел быть осторожным. Хотел видеть счастье в её глазах, как тогда, когда мы оба измазались мороженым.

Наш первый поцелуй был со вкусом шоколадного мороженого. Её трепещущие рыжие реснички и быстрое дыхание. Маленькие ладошки на груди, которые прожигают кожу до самого сердца.

Но самое яркое воспоминание, которое навсегда врезалось в мою память — это её фигурка в позе эмбриона на берегу после моих резких и злых слов.

Уговорил Аню пойти купаться ночью. Прекрасно знал, что если об этом кто-то узнает, то влетит обоим. Но у малышки был день рождения. И мне хотелось, чтобы она запомнила эту ночь на всю жизнь. Запомнила бл*ть…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— И что же будет с нами? — спрашивает Аня припухшими от моих поцелуев.

Без очков её взгляд кажется мне беззащитным и наивным. Она настолько красивая, что у меня перехватывает дыхание. С каждой минутой я влюблялся в неё всё сильнее и сильнее.

Я был готов ей ответить, но позвонил дед. Плохое предчувствие тут же накатило на меня. Он не звонил мне уже несколько месяцев. Что ему могло понадобиться?

— Здравствуй, мой единственный и любимый внучёк. Скажи мне, мой хороший, ты помнишь, что у тебя скоро свадьба с чудесной девушкой, которая принесёт нашей семье хорошую прибыль?

— Я прекрасно об этом помню. Мог бы не напоминать, — цежу сквозь зубы.

— Звоню сообщить, что в январе состоится свадьба.

— Что? Какого хрена? Ты говорил, что только после двадцати, — шиплю я.

— Обстоятельства изменились. Ты нарушил наш договор, — елейным голосом говорит он.

— Я ничего не нарушал! — мне хочется придушить этого мудака.

— Тогда какого чёрта ты обжимаешься с этой прыщавой рыжей девчонкой и суёшь свой язык ей в глотку? — тут же сменил свой тон этот ублюдок.

— Что? Ты следишь за мной? — яростно кручу головой, выискивая фигуры верных псов деда. Но в темноте рассмотреть ничего не получается. — Ты мудак. Ублюдок. Отзови своих шавок и дай мне жить спокойно.

— Женишься, тогда дам. И не забывайся, внучок. А то совершенно случайно ещё кто-то может пострадать. Например, твоя милая девчонка.

— Пошел ты нахер. Гореть тебе в аду, мудак сраный, — разбиваю телефон о камень. — Ненавижу. Падла. Когда ты уже сдохнешь?

Я должен был уйти сразу же, как позвонил дед. Потому что знал, что наблюдают его шавки. За каждым моим движением. Но я не мог. Сжимал кулаки и с трудом оставался стоять на месте, чтобы не вернуться обратно и не попросить прощения. Но так было нужно. Едкие слова должны были заставить Анютку меня возненавидеть. Я не заслуживал её чистой любви, которую я видел в её глазах. Не заслуживал.

Я не мог давать ей ложную надежду, чтобы потом жениться на другой. Не мог сделать её своей любовницей. Только не Анютку. Не мою искреннюю девочку, которая заслуживает крепкой семьи и любящего мужа.

Я наступил на горло своим чувствам. Только забрал с пляжа мышонка, который остался сиротливо лежать у камня на песке. Аня его так и не забрала.

Вернулся в Москву, где без разбора спал с готовыми отдаться мне девушками и женщинами постарше. Какая разница с кем спать? Главное забыть зелёные глаза, которые были полны боли и осуждения. Забыть хрупкую фигурку. Первые месяцы это казалось невозможным. Я чувствовал её запах везде. Слышал её голос. Видел её фигуру в толпе. Я сходил с ума.

Через полгода мне казалось, что я её забыл. Что моя болезненная одержимость ушла.

Пока в класс не пришла новенькая.

Светловолосая девчонка, увидев которую я вспомнил Анютку. Зеленоглазая, миниатюрная, со стеснительной улыбкой. Мне казалось, что я влюбился. Я пытался добиться её ответных чувств, чтобы увидеть в её глазах любовь, которую когда-то видел в глазах Ани.

Но потом дошло, что я просто пытаюсь перекрыть образ Анюты образом Сонечки. Осознал, что говорю с Соней, а перед собой вижу другую. И мысленно вымаливаю у неё прощения.

Меня бесил Артём. Я видел в нём соперника. Я видел, что Соня его любит. Искренне. Настолько чистой и светлой любовью, что мне было завидно. Я мечтал получить хоть частичку той любви, которая светилась в её глазах, когда она видела Левашова. Я искренне хотел её защитить от него. От боли, которую он ей принесёт. Потому что слышал его разговор с сестрой Сони. И желал защитить её от боли, потому что Анютку никто не смог защитить от меня.

Но понял, что защищать Соню не нужно, когда Артём с безумным видом, с остервенением набросился на меня с кулаками после нашего с Соней поцелуя. В его глазах я увидел не просто любовь к этой хрупкой и светлой девчонке, похожей на ангела. Он просто дышал ей. И никогда не сможет надышаться.

За полтора года я почти забыл Аню. Точнее врал самому себе об этом. Мышонок, который сидел на подоконнике в моей квартире каждый день напоминал мне о ней. А во сне я видел полные слёз зелёные глаза.

— Маркуша, завтра Анюта прилетает, встретишь её в аэропорту? — звонок ма застал меня врасплох, когда я сидел на кухне у Сони и Тёмы.

Здравый смысл твердил, что нужно отказаться, что увижу её и не смогу отпустить уже, но я ответил согласием. Иначе не мог.

— Аня приезжает? — спросила Сонечка, внимательно смотря за эмоциями на моём лице.

— Да, — я ерошу волосы, наблюдая за тем, как Тёма целует Соню в висок, перебирая её волосы.

— Марк, ты же понимаешь, что ты не можешь больше с ней так поступить? — Соня отодвигает Артёма, который начал целовать её шею. — Тёмочка, я разговариваю с Марком, — улыбается нежно Левашову, а тот мигом плывёт от её улыбки.

Меня всегда прикалывает то, как этот вечно хмурый и молчаливый парень становится ласковым щеночком рядом со светловолосым ангелом.

— Я понимаю, Сонь. Два года прошло. Мои чувства прошли. Да и она, наверное, кого-то себе нашла, — от этого предположения сводит скулы.

— Не прошли чувства, Марк, — Соня качает головой. — Я же вижу, что ты любишь её, Марк. Тебе пора что-то придумать. Ты не можешь всю жизнь бояться за свою семью, за своих друзей и за свою любимую.

— Я снова готов начистить тебе морду, — Тёма отвлекается от исследования пальчиков Сонечки поцелуями. — Ты подвергал опасности Мою Бэмби. Мою будущую жену.

— Насчёт Сони дед вообще не парился, — говорю в своё оправдание. — Видел, что ты как индюк скачешь вокруг неё, распушив перья, — хмыкаю я.

— А в рожу ты давно получал? — лениво тянет Тема.

На кухне раздаётся взрыв хохота.

Как дебил приехал за несколько часов до посадки самолёта. Выискивал взглядом в толпе её миниатюрную фигурку. Пока не увидел её рыжие волосы в толпе.

Бл*ть. У меня сердце в желудок провалилось. Я боялся к ней подойти. Я стоял в ступоре и смотрел на её спину, тонкую талию и идеально длинные ноги. И моё сознание услужливо подбрасывало картинки, где я закидываю одну её ножку себе на плечо, погружаясь в её тело на всю длину члена. Как наматываю её волосы на руку, оттягивая её головку назад и поцелуями клеймя её. Оставляя засосы на бледной коже.

И я сразу понял, что для меня это станет пыткой. Я изначально знал, что проиграл бой со своим разумом. Чувства одержали победу.

Она изменилась. Стала увереннее в себе и ещё красивее. Острой на язычок, ехидной и колючей. И это заводило ещё больше. Слушая её подколки, я не испытывал такой острой вины. И радовался в тайне, что она отвечает, а не игнорирует меня.

За эти два дня рядом с ней я пережил такую бурю чувств, сколько не переживал за эти два года.

И сейчас она спит наверху. Я снова испортил всё то светлое, что было между нами. Испортил. Но лучше сейчас, чем потом. Я не могу ей врать. Просто не могу. Слишком сильно люблю. Пусть она меня возненавидит до того, как окончательно отдаст мне своё сердце. Лучше так.

Встаю с кресла и нетвердой походкой иду в дом. Я просто хочу посмотреть на неё. Хоть раз увидеть, как она спит.

Глава 22

Дверь в комнату была не заперта, что меня удивило. Анютка спала на животе, просунув между ногами одеяло и оттопырив ладную попку. Сжал руки до побеления костяшек, борясь с диким желанием положить руки ей на ягодицы и сжать. Почувствовать шелковистую кожу. Мягкость. А потом прижаться губами, вызвав из её груди изумлённый вздох. Уверен, что она тут же стеснительно попытается меня от себя отстранить. Фантазия разыгрывается. Представляю в красках, как позже прижмусь напряжённым членом к её ладной попке.

Опустился на пол рядом с кроватью, вгляделся в любимое лицо. Плакала. Моя девочка плакала из-за меня. Плакала долго, потому что носик покраснел, а губы припухли. Пальцем очертил абрис.

Не могу её поцеловать, как бы страстно этого не хотел. Пока не решу всё с дедом, пообещал себе, что буду держаться от неё подальше. По крайне мере постараюсь.

Аня завозилась немного и всхлипнула во сне. Её рука соскользнула с кровати.

Маленькая ладошка оказалась возле моего лица. Подался вперёд и носом уткнулся в неё. В самый центр. Втянул её нежный запах. Как-то Тёма сказал, что сходит с ума от запаха своей Бэмби. Что стоит только почувствовать его, как он готов сделать ради неё всё, что угодно.

И я его понимаю.

Мне только взгляда зелёных глаз хватит, чтобы я рванул за Аней на край света. И знаю, что стоит ей попросить, и я откажусь от свадьбы. От всего откажусь, если только она будет смотреть с той любовью, как пару часов назад. Касаться так же нежно и ласково.

Поцеловал ладошку и прижался к ней щекой, вглядываясь в лицо спящей девушки. Любимой девушки. Самого любимого человека, как бы громко это не звучало. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы защитить мою девочку. Всё. Если потребуется, то я исчезну из её жизни. Пока не решу всё с дедом. С этим старым хером. С этим меркантильным мудаком.

Ресницы дрогнули, и Аня открыла зелёные глаза. Посмотрела на меня внимательно и тяжело вздохнула. Приготовился к тому, что она меня сейчас выпрет из комнаты с криками, но малышка снова меня удивила. Скользнула рукой на щёку и спросила сиплым от слёз голосом:

— Снова напился? Снова всё забудешь на утро?

Кивнул, не смея открыть рта и нарушить это мгновение. Боялся, что малышка выставит меня за дверь. Только плечом пожал.

— Ты ведь не помнишь, как вернулся домой в ту ночь, Маркуша? Когда я только приехала? — скользит пальчиками по скуле.

— Что не помню? — спрашиваю, нахмурившись.

— Не важно, — качает головой. — Уже неважно. Завтра ты снова всё забудешь.

— Ты такая красивая, Ань… — тяну тихо я, с болезненной нежностью разглядывая любимое лицо. Не лгу, что не видел никогда девушки красивее. Нежнее.

— Почему, Марк? Почему ты женишься? Ты любишь её? — шепчет срывающимся голосом, а я вижу слёзы в её глазах. Чёрт. Сердце сжимается будто стальной рукой схватили. Сжали. Расплющили.

— Не плачь, — прошу, собирая слезинки пальцами. — Прошу, Анюта. Я не люблю её. И никогда даже не видел. Я люблю только одну девушку… — алкоголь развязывает мне язык. — И ты знаешь, кто она.

— Тогда зачем? Зачем ты женишься? Опять твой дед в этом замешан, Марк? Дед? — садится на кровати, скрестив ноги и воинственно сверкая глазами. Мой сладкий мышонок.

Киваю головой, любуясь своей воинственной девочкой. Какая же она у меня красавица!

— Так почему ты не окажешься, Марк? — кулачком бьёт по кровати. — Твой отец отказался ради твоей мамы от всего? Разве… разве… — тушуется и прячет взгляд.

— Он подставит отца. А если узнает про тебя, — сжимаю зубы, представляя на миг, что с моей девочкой может сделать этот старый хрен.

— Как? Как он может подставить собственного сына? И что он сделает мне? — скрещивает руки на груди. — Убьёт?

Подумав минуту, выкладываю всё. Алкоголь развязывает мне язык. Малышка хмуро слушает меня, не перебивая и никак не комментируя мои слова. На некоторых моментах не выдерживает и ругается сквозь зубы.

— Я знаю, что ты меня не простишь, — шепчу, головой падая на кровать, — но я не могу иначе. Прости, Ань. Я хочу, чтобы ты была в безопасности.

— А что же любовницей своей не сделаешь? Совести у тебя ведь совсем нет, — говорит ядовито, но слышу, что голос звенит от обиды.

— Потому что ты не заслуживаешь такого, Анютка.

— А чего я заслуживаю, Марк? Разве не неделю свиданий под луной, жарких поцелуев на пляже, а потом красивых «комплиментов» по поводу моей внешности?

— Я не мог иначе, — повторяю и получаю кулачком удар в плечо. — Прости за те слова. Прости…

— Так же как и не мог держаться от меня в стороне, когда я приехала? Что мешало тебе не появляться мне на глаза? Молча жить своей жизнью в стороне? Не лезть со своими поцелуями? — с каждым словом говорит всё громче и громче.

— Потому что я не мог… не мог держаться в стороне.

— И почему же? Ответь мне Котов, — пихает в плечо. — Не смей спать. Отвечай мне!

— Потому что люблю тебя, малышка. Люблю, — уже проваливаясь в сон, шепчу я.

— Идиот, — хлюпает носом моя девочка. — Какой же ты идиот, Маркуша. Мой идиот.

Глава 23

Аня

Котов засыпает, а я снова реву. Ну как можно быть таким дурачком? Поглаживаю его растрепанные волосы, с нежностью вглядываясь в любимое лицо.

Марк красивый. Очень красивый. Тёмные брови, ровный нос и пухлые губы, которые он приоткрыл во сне. Такой милый. Такой родной.

Склоняюсь ближе и целую чуть колючую щёку. Трусь носом, втягиваю его запах с примесью свежести улицы, дорогого коньяка и сигарет. Поцелуями покрываю лоб, брови, ровный нос и замираю на миг, прежде чем прильнуть в поцелуе к его приоткрытым во сне губам. Вдруг проснётся? Но Марк даже не шевелится. Сопит, подложив руку под щёку.

Прижимаюсь в его губам в невесомом поцелуе. Даже запах алкоголя и сигарет меня не отталкивает. Ловлю его дыхание. Размеренное. Спокойное.

— Ты такой дурачок, — улыбаюсь в поцелуй, зная, что он меня не услышит, и тихо всхлипывая. — Мой самый любимый дурачок! Самый-самый. Ты только мой, Марк. Навсегда. И я никому и никогда тебя не отдам.

Шепчу ему в губы.

Парень вздыхает во сне и пытается перевернуться на другой бок, свалившись на ковёр. Свешиваюсь с кровати, боясь, что он ушибся. Но Марк снова подкладывает обе руки под щёку и продолжает сопеть. Хмыкаю. Кое-как перетаскиваю его бренную тушку на кровать. Уверена, что завтра он даже не вспомнит наш разговор. Он не просто пьян, он языком еле воротил и мысли в кучу собирал, когда рассказал про деда. Дуралей. Чуть что, так сразу пить.

Накрыла Марка одеялом и поцеловала в висок.

А потом пришло время мести. Не думаешь же ты, Котов, что я так просто уйду и не отомщу тебе за то, что ты играл с моими чувствами? Ооо, дорогой мой, ты глубоко ошибаешься! Я буду мстить и, мстя моя будет страшна. Я объявляю тебе войну до тех пор, пока ты не решишь вопрос со своим дедом. Как бы сильно я тебя не любила и не хотела быть с тобой, я никогда не соглашусь стать любовницей.

Вышла из комнаты и направилась в ванную комнату. В голове созрел коварный план.

В аптечке нашла зелёнку и фукорцин, а на полке бальзам для волос. В двух разных ёмкость намешала средства для своей будущей мести.

Вернувшись в комнату на миг задумалась, не слишком ли жестока будет моя месть? А потом вспомнила его слова, которые он сказал мне два года назад. Он ведь меня не жалел.

Вздохнув и высунув от усердия кончик языка, начала наносить смесь на волосы парня. Розовая прядка, зелёная, розовая, зелёная. Удовлетворённо выдохнула, окидывая взглядом свою работу. На светлые волосы Марка, моя импровизированная краска легла идеально. Может и брови покрасить? Одну розовым, другую зелёным.

Но стало слишком жалко парня. А вот сделать роспись зелёнкой на его теле, я не отказалась. Макнула ватную палочку в зелёнку и начала рисовать цветочки и сердечки на груди и спине парня, хихикая, из-за чего руки тряслись.

Ну, красавчик ведь! Выбросила следы своего преступления в мусорку, отнесла все по местам и вернулась в комнату. На часах три ночи. Ехать домой не стану. Не хочу я тётю Олю и дядю Глеба тревожить. Вдруг у них всё там наладилось? А я своим появлением испорчу всю их романтику.

Легла на кровать рядом с парнем. Хихикнула в кулак, уверенная, что завтра он будет рвать и метать, когда увидит своё отражение в зеркале.

Снова прижимаюсь поцелуе. Толкаю его аккуратно в плечо, и парень оказывается лежащим на спине. Кладу голову ему на грудь и слушаю размеренный стук его сердца. Пальчиками провожу по его рукам и плечам.

Вдруг рука Марка скользнула на моё талию и с силой прижала к телу.

— Анютка моя, — шепчет хрипло мне в висок, шевеля дыханием мелкие волоски. — Моя…

— Твоя, — отвечаю тихо, устраиваясь поудобнее и мигом проваливаясь в сон.

Глава 24

Марк

Проснулся я от громкого грохота, который набатом отозвался в голове. Вскочил с кровати, толком ничего не понимая и озираясь по сторонам. Чёрт возьми! Я снова набухался вчера и поперся в комнату, где спала Нюта. Бл*ть. Это какой-то неконтролируемый процесс. Меня тянет к ней вопреки всем доводам разума. С силой потёр лицо руками. Грохот повторился, а я поморщился от дикой головной боли. Я вчера перебрал. Конкретно перебрал. И так всегда были нелады с алкоголем, и меня уносило с одного бокала, так я вчера почти всю бутылку вискаря выпил. Бл*. Как же сейчас хреново.

Анютки в комнате ожидаемо не было. В надежде, что гремит внизу чем-то она, выполз из своей комнаты, едва передвигая ноги. Организм услужливо напомнил мне о том, что во мне больше полу литра жидкости, и я свернул в ванную комнату. Плеснув в лицо ледяной водой и отфыркиваясь, кинул на себя взгляд в зеркало и ошалел. Застыл с занесённой над полотенцем рукой. Это что за херня такая у меня на голове произошла?

Пряди волос от челки до самой макушки были выкрашены в розовый и непонятный голубой цвет. Еб*чий случай! Это же полный пиздец! Врубил воду и попытался смыть это безобразие с волос, но те только потемнели и унылыми сосульками упали на лоб.

— Аня! Вот паршивка маленькая! — прорычал я, замечая в мусорном баке перепачканные одноразовые перчатки и ватные палочки. — Маленькая козявочка… моя мстительная девочка, — злиться на неё не могу. Расплываюсь в улыбке, смотря на свой нелепый вид. Понимая, что меня больше радует то, что Аня мне мстит, чем, если бы она включила полный игнор. Хочет мстить? Пусть мстит! Я этого заслужил, признаюсь. Может, она отведет душу и простит меня.

В ящике беру машинку для стрижки волос и состригаю волосы под ноль, не тратя на размышления ни минуты. С короткой стрижкой не выгляжу уж полным уродом, что радует.

Снимаю футболку, чтобы стряхнуть волосы и отправить её в стирку и замечаю живописные и аккуратно выведенные сердечки и цветочки на всей своей груди и спине. И старалась ведь, когда рисовала. Даже представил себе её лицо в этот момент. Как она нахмурила свои бровки и высунула кончик языка от усердия. Тут же захотелось её найти и воплотить в жизнь все те картинки, которые мелькали в моей голове. Но тут же себя одёрнул. Напомнил себе, что нужно держать свои руки и свои желания при себе. Пока не решу всё с дедом, со свадьбой и со своей будущей невестой.

После душа, сумев смыть зелёнку до побледнения оной, протрезвел и чувствовал себя бодрячком.

Спустился на первый этаж и понял, что стало источником такого грохота. Вся кухня была разгромлена, а на полу, прислонившись спиной к стене сидел батя, опустив голову на грудь.

— Бать? — переступая через осколки, осторожно позвал я. Родитель никак не отреагировал. — Батя! — уже громче позвал я, тряхнув его за плечо.

Отец перевёл на меня мутный взгляд. На его лице читались боль и вина.

— Бать, ты нахрена кухню разгромил? — я присел рядом с ним на корточки. Никогда не видел отца таким.

Он качает головой и сжимает в руке стакан с тёмной жидкостью, раздавливая его. Вижу, что осколок глубоко впился в ладонь. Дотягиваюсь до полотенца и, аккуратно вытащив и отшвырнув осколок в сторону, туго обматываю руку отца. Батя смотрит на меня долгим взглядом, а потом хрипло говорит:

— Ты так похож на неё. Особенно цвет глаз.

Я сразу понимаю, что он говорит о маме. С детства все поражались нашему с ней сходству. Меня всегда это бесило, потому что мне не по приколу было иметь миловидные черты лица. Спасибо хоть ростом в батю пошёл. И шириной плеч.

— Вы не помирились, бать? — спрашиваю тихо, чувствуя горечь во рту. Я слишком сильно люблю своих родителей. И я не могу представить их порознь. — Ты же всю ночь был у неё.

Батя качает отрицательно головой.

— Бать, скажи мне одну вещь… нахрена ты налево пошёл? Какого х*я, а? Ты же любишь маму. Я вижу и знаю это! Так почему ты свой член в штанах не удержал? — я снова злюсь на батю, сгорая от желания снова врезать ему по лицу.

Отец кидает на меня тяжёлый взгляд и ничего не отвечает. Он не любит оправдываться. Ненавидит кому-то что-то доказывать.

— Ладно, — хлопаю руками по коленям и поднимаюсь с пола, — докапываться до сути я не стану. Главное, чтобы вы с мамой сами разобрались и помирились, накоенц! Взрослые люди уже. Я погнал.

— Куда? — стальной голос. Я стискиваю челюсти. Бл*. Меня бесит, когда батя пытается контролировать меня. — Куда собрался?

— Бать, — я скрещиваю руки на груди, — тебе не кажется, что уже пора перестать контролировать мою жизнь. Как вижу, ты потерял контроль над своей.

— Марк, — рычит, смотрит исподлобья.

— Бать, мне через три месяца двадцать будет. Я живу отдельно и сам зарабатываю себе на жизнь. Если тебе так хочется кого-то контролировать, то родите с мамой ещё одного ребёнка и его контролируйте. Я не буду против сестры или братик.

— Пошёл вон, — вдруг взревел отец, вскакивая с пола и швыряя в стену уцелевшую посуду. — Вон, я сказал!

Таким взбешённым я не видел батю никогда. В тот момент мне показалось, что он может меня убить. Без шуток. Только я бл*ть понятия не имею, что я такого сказал. От греха подальше покидаю родительский дом. Выхожу во двор и замираю, смотря с ужасом на свою ласточку. До хруста сжимаю кулаки и набираю телефон Ани. Девчонка отвечает почти сразу, будто ждала моего звонка.

— Да, мой сладкий котик, — елейным голоском приветствует меня эта паршивка.

— Когда я до тебя доберусь, мышонок, я тебя оттрахаю так, что ты неделю не сможешь сидеть, — шиплю я в трубку. — Так, что ты охрипнешь.

— Ммм… — сладко тянет она. — Значит, ты обнаружил все мои маленькие подарочки себе. Надеюсь, что они тебе понравилось, — выдыхает в трубку, а у меня от её голоска, тихого и интимного, яйца начинают звенеть от напряжения. Я хочу её настолько сильно, что в глазах мутнеет, и сердце стучит с перебоями. И если бы малышка была здесь, я бы занялся с ней любовью. Именно любовью, а не сексом. Чтобы ловить губами каждый её выдох. Чтобы сцеловывать её стоны. Чтобы ловить бурю эмоций в её глазах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Понравилось. Очень понравилось, — хриплым голосом говорю я, кусаю костяшку пальцев на руке. — Но больше мне нравятся картинки в моей голове Красочные. Порочные. Страстные. Где я уложу тебя на заднем сидении своей тачки и вылижу тебя с головы до ног. А потом зацелую. Не пропуская ни одного даже самого малюсенького участка, пока ты не будешь кричать на всю округу, кончая раз за разом от моих пальцев и моего языка, — закрыв глаза и красочно это представляя, шепчу в трубку, слыша сиплые всхлипы своей малышки. — Знаю, что ты будешь прикрывать рот ладошкой, чтобы заглушить свои сладкие стоны. Но я свяжу твои ручки над головой. Ты будешь умолять меня взять тебя. Будешь сгорать от желания почувствовать мой член в себя. Будешь просить меня войти в тебя. И возможно я дам тебе то, что тебе так нужно… Но сначала ты кончишь от моего языка… А потом… — жмурюсь до звёзд перед глазами, понимая, что желая возбудить малышку, сам чертовски сильно завёлся. — Скажи, моя маленькая, ты уже мокренькая? Или может ты сейчас ласкаешь себя пальчиками, слушая мой голос и представляя, что я рядом? — от этой картинки, которая на всю порочность ситуации, казалась мне всё равно невинной, потому что Анютка была слишком неискушенной и стеснительной, я вжался пылающим лбом в стену дома. Казалось, что если я дотронусь до члена сквозь ткань боксёров и белых бридж, то кончу мгновенно. Как сопливый подросток, который только узнал о том, что такое секс. — Скажи, малыш…

— Придурок, — пытается, чтобы голос звучал возмущенно, но я слышу нотки желания. — Ты такой придурок, Марк. Решил подразнить меня? Значит, любишь секс по телефону? Ладно! — и сбросила вызов.

Дрожащими руками снова набираю её номер телефона, но малышка не отвечает. Обреченно смотрю на свою машину, которая полностью исписана красками.

"Везу рогатый скот, главный и самый рогатый козёл сидит за рулём" — размашистым почерком написано со стороны водительского сиденья и нарисован козёл с огромными рогами. Усмехаюсь. Обхожу машину, по кругу. С другой стороны выведено:

"Люблю больших, люблю попастых,

Люблю больших, и коренастых.

Люблю толстух, ух, чтоб всё на складках.

Они мой голос, считают сладким!"

И нарисован бегемот из Мадагаскара. Сегодня фантазия у моей девочки разыгралась во всю. Уверен, что это не все мелкие пакости, которые она для меня приберегла. И я этому рад.

Беру шланг и, прежде сделав пару фотографий творчества своего мышонка на память, приступаю к помывке машины. Я собираюсь ехать к деду и не горю желанием, чтобы он о чем-то догадался. Мне необходимо узнать всю информацию о своей будущей невесте и попытаться с ней поговорить. В голове созревает план того, что и как нужно сделать, чтобы избавиться от старого хрена в своей жизни. Ну а потом… Потом я сотворю с Анюткой всё то, что говорил ей по телефону. И докажу, что тот ботаник Лёша, с которым она так мило беседовала вчера в кафе, и рядом со мной не стоял. Она моя. И всегда будет только моей.

Глава 25

— Привет, дедуля, — плюхаюсь на стул напротив старика, закидывая ногу на ногу и откидываюсь на спинку. Наблюдаю за дедом, который нехотя отрывает взгляд от изучаемых им бумаг, и смотрит на меня с подозрением. — Как твоё здоровье? Сердце не шалит?

— Ты что здесь делаешь? — недовольно поджимает губы, снимая с носа очки и потирая переносицу. — Я тебя не звал, насколько я помню.

— Приехал повидать своего единственного дедулю. Нельзя? — улыбаюсь, надеясь, что улыбка не походит на оскал. — Или нужно время назначить, чтобы ты меня принял?

— Не строй из себя ангелочка, Марк, — говорит раздражённо, ударяя кулаком по столу. — Зачем приехал? Какова цель твоего визита?

— Я тут подумал, дедуля, — перегибаюсь через стол и беру в руки ручку, начиная вертеть её между пальцами, — совсем скоро свадьба… Кстати, когда свадьба? — решил уточнить я, потому что данное событие постоянно переносилось. — Ты мне так и не сказал точной даты, — прикусываю щёку изнутри. Боюсь ляпнуть что-то лишнее.

— В конце сентября. Двадцать пятого где-то, — по лицу старого хрыча, вижу, что он крайне доволен.

Очень доволен. Отлично. Значит, я двигаюсь в нужном направлении. Главная задача — узнать всю информацию о своей невесте. Найти и поговорить. Узнать её мнения насчёт свадьбы. Ведь если девчонка против свадьбы, как и я, то мы сможем найти выход. Придумаем, как избежать данной церемонии.

— В конце сентября? Серьёзно? — вскидываю брови. — А я даже невесту свою ни разу не видел. Совершенно ничего о ней не знаю, — говорю чистую правду.

— К чему ты клонишь? — спрашивает он, хмуря куцые брови. Дед протягивает руку и достаёт из глобуса, который стоит рядом со столом, бутылку коньяка и граненный стакан. Плещет жидкость сосуд.

— Я не клоню, а прямым текстом говорю, что не знаю ничего о своей невесте. Как-то… странно, не находишь? — тщательно подбираю каждое слово.

— А что тебе знать нужно? На свадьбе её увидишь и заодно познакомишься, — щурится с подозрением.

Чёрт. Старый хрен что-то просек. Надо срочно выкручиваться.

— Знаешь ли, люди, как правило, до свадьбы узнаёт друг друга. Там… увлечения, характер, — чёрт возьми, что за бред я несу?

— И я, и мой отец познакомились со своими жёнами только на свадьбе, — с невозмутимым видом отвечает он.

— Кстати говоря, почему ты не женился второй раз? Так сильно любил свою жену? — подаюсь ближе.

Старик вздрагивает и сухощавой рукой сминает бумаги на столе. Судя по его реакции, мой вопрос застал старика врасплох. Неужели? Неужели он любил свою умершую жену? Но разве стал бы некогда любивший человек рушить чужие судьбы? Я как-то в этом сильно сомневаюсь.

— Это тебя не касается, — говорит резко. — Так что ты хотел узнать о своей невесте? — переводит тему разговора.

— Она хоть красивая, моя невеста? Фигурка, надеюсь, у неё зачетная? — играю бровями, в воздухе обрисовывая формы.

— Уверен, что тебе понравится. Милена гораздо расивее той конопатой рыжей девки, которой ты увлёкся два года назад. И что ты только в ней нашёл? — откидывается в кресле, беря в руки граненный стакан с янтарной жидкостью и делает глоток, а я от всей души желаю, чтобы он подавился. Ещё лучше, если бы в напитке был яд. — У тебя дурной вкус на девушек, мой дорогой и любимый внук. Женщина должна быть утонченной, но с аппетитными формами. Вот как твоя невеста. У девчонки всё есть. И мордашка красивая. И фигурка. И умная, — умом понимаю, что он меня провоцирует. Пытается узнать, остались ли у меня чувства к моему Мышонку.

— Не могу судить, я её не видел, — с невозмутимым видом отвечаю я, хотя внутри всё бушует. Хотя хочется ему врезать. Увидеть, как мерзкая ухмылка сходит с его морщинистого лица.

Старик смеется каркающе и достаёт из ящика стола папку с какими-то документами. Кидает на стол передо мной, довольно скалясь.

— Вот досье на твою будущую невесту. Раз ты уж так в ней заинтересован, то не вижу смысла скрывать. Породистая кобылка эта девчонка, — кажется, меня перекосило на этих словах. — Да ещё и преданное у неё хорошее, — мне становится настолько мерзко находиться в одном помещении с ним, что я с трудом остаюсь сидеть на месте, улыбаясь, будто поддерживаю его шутку. — Двойной приз, так сказать.

Протягиваю руку и со скучающим видом начинаю изучать бумаги, которые он кинул на стол передо мной.

Милена Тектова. Двадцать лет. С фотографии на меня смотрит красивая брюнетка с пронзительными голубыми глазами. Вот только глаза её… Девушка смотрит с обреченностью и тоской, что мне мигом стало её жалко. На удивление, девчонка вызывает симпатию, а не отвращение, как я полагал. Она хорошенькая. Я бы сказал красивая. Больше похожая на фарфоровую статуэтку. Они совершенно не схожи с Анюткой. Ни капельки. Но эта девчонка не вызывает во мне и сотой доли тех чувств, той симпатии и влечения, которые вызывает во мне мой Мышонок. Мой нежный и строптивый Мышонок, ради которого я готов пойти на всё, чтобы видеть её лукавую улыбку, подёрнутый дымкой желания зелёный взгляд. Ради того, чтобы Анютка была счастлива. И, как бы громко это не звучало, счастлива будет она рядом со мной. Я в этом уверен.

Просматриваю бумаги дальше, натыкаясь взглядом на адрес клиники, где держат Милену. Германия. Мюнхен. Чёрт. Как выехать из страны, чтобы об этом не узнал дед? Кидаю документы обратно на стол. Но судя по всему, дед перестал следить за мной в последнее время так пристально. Ослабил контроль. Потому что ничего не знает про Анютку.

— Понравилась девка? — скалится старый хрыч, показывая неестественно белые зубы.

— Да. Хорошенькая, — отвечаю сдержанно, дёргая плечом.

— И что же, никаких возражений не последует? Зацепила эта девчонка? — подаётся вперёд, впиваясь взглядом в моё лицо.

— Какие могут быть возражения? — хмыкаю я, скрещивая руки на груди. — Ведь ты торгуешь наркотой, — щурюсь, замечая, как дед мигом напрягается.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— К чему ты клонишь, дорогой внук? Наша компания специализируется на продаже, изготовлении и сборке мебели. Ничего криминального, — качает головой, хмыкая.

— Не хочу как-нибудь очнуться в лечебнице, накаченным под завязку наркотой, — так же любезно улыбаюсь ему. — Или случайно умереть в подворотне от передоза. Ведь все средства хорошо, когда хочешь достигнуть своей цели, не так ли?

— Ну что ты, Марк, — елейно улыбается. — Разве могу я так поступить с собственным внуком. Есть гораздо больше способов заставить поступить тебя так, как мне нужно, — меня начинает трясти от ярости. Мне кажется, что я потеряю контроль.

— Ты был готов подставить моего отца, что же мешает тебе поступить так со мной? — усмехаюсь я, понимая, что снова встаю на скользкую дорожку.

— Мой милый внучек, — поднимается из-за стола и встает за моей спиной, положив руку мне на плечо, — ты же у меня умный парень и не стал расстраивать старика. Пошёл ему навстречу, хорошо подумав. И видишь, как складно всё вышло, — всплеснул руками. — У твоего отца бизнес процветает, мать твоя жива и здорова, ты скоро женишься на красавице. Все рады и счастливы. А в особенности старик. Тебе красивая жена, а мне выгодная сделка с партнёрами.

— Как сказать, — цежу я, сбрасывая его руку с плеча. — Я не добровольно на это подписался. Думаешь, человек, которого насильно заставляют делать то, чего он не хочет, может быть доволен?

— Ты решил снова поспорить со мной, внучок? — костлявые пальцы сильнее сжимаются на плече. — Напомню, что улики до сих пор хранятся в надёжном месте. Ждут своего часа. Стоит мне пальцами щелкнуть, и они окажутся в нужном месте, в нужное время. Как и господин полицейский, который давеча изволил распивать вино в моём кабинете. В том самом кресле, где ты сейчас сидишь. Так что, не играй с огнём, внучек, — меня передергивает от отвращения. — Я не в игры с тобой играю, пойми, — шепчет на ухо, с силой сжимая моё плечо. — На кону серьёзная сделка, которую я не позволю тебе сорвать. И знаешь, совершенно случайно, твой друг Артём и его красавица Сонечка могут забыть выключить ночью газ… Либо на них нападут отморозки в подворотне, как на твоего друга Серёжу три года назад. Мальчишка ведь до сих пор хромой, какая досада! — вот ведь мудак конченный! Когда? Когда он сдохнет? — Я всегда добиваюсь того, чего хочу, Марк, — отходит от меня, снова опускаясь в кресло. — Твой отец такой же упрямый как ты, но даже на него я нашёл рычаг давления.

— Это ты, — шиплю я, когда в моей голове всё становится на место. — Ты всё подстроил! Не было измены. Батя даже в невменяемом состоянии никогда бы не изменил маме.

— Его любовь в этой сиротке, конечно, вызывает уважение, — снова циничная ухмылка на мерзком лице. — Удивительно, на что мать готова пойти, чтобы спасти собственного ребёнка, когда его жизнь висит на волоске. Врождённый порок сердца страшный диагноз. И даже за полмиллиона можно продать свою дружбу, когда на чаше весов с одной стороны здоровье сына, а с другой — двадцать пять лет дружбы.

— Какой же ты мудак, — хриплю я. — Мерзкий слизняк.

— Вижу, мой рассказ тебя впечатлил, мой любимый внук. Иногда нужно выждать удобный момент, даже если для этого придётся ждать очень долго, — поднимает стакан, рассматривая жидкость на свету. — И тогда ты получишь то, чего так долго ждал.

— Они не разведутся, — уверенным тоном говорю я. — Твои махинации не способны разрушить нашу семью.

— Посмотрим, — хмыкает он, залпом допивая коньяк. — Ты слишком сильно веришь в силу любви, мой дорогой внук.

— А ты слишком веришь в силу денег. Не всё возможно купить в этой жизни, старый ты хрен. Однажды ты будешь не в состоянии встать в кровати. Мне интересно узнать, кто же тогда окажется рядом с тобой в этот момент? Ты никому не нужен. И твои деньги не помогут. Не спасут от одиночества. Ведь ты уже чувствуешь своё одиночество, не так ли? — встаю со стула и нависаю над ним, рукой упираясь о стол. — Чувствуешь, что ты никому не нужен? Поэтому решил напомнить нам о себе?

— Закрой рот, щенок, — хватает костлявыми пальцами меня за горло.

Сжимает с силой, из-за чего из груди вырывается сиплое дыхание.

— Закрой свой поганый рот, пока я тебя не придушил, — брызжет слюной.

— Правда глаза колет? — спрашиваю с ухмылкой, пытаясь расцепить пальцы, которые сжимаются всё сильнее на моей шее. — Печально осознавать свою никчемность? Осознавать, что ничего не можешь исправить? Не можешь купить?

— Пошёл вон из моего дома, щенок, — убирает руку с моей шеи.

— Как же так, дедуля? Я больше не твой любимый внучок? Какая досада! — потираю кожу шеи, чувствуя удовлетворение от того, что смог вывести этого мудака из себя. Вижу, как подрагивает его двойной подбородок от ярости.

Старик отворачивается ко мне спиной. Забираю бумаги со стола и покидаю кабинет старика, на последок кинув ему через плечо:

— Пока, дедуля. Не хворай.

— Щенок! — слышу, прежде чем закрыть дверь.

С довольной улыбкой на губах, покидаю дом деда и сажусь в машину. Достаю из кармана пиджака телефон и останавливаю запись нашего с дедом разговора. Включаю, проверяя насколько чётко слышен наш разговор. Отлично. Пока всё идёт по плану.

Отключаю режим полёта. Тут же приходит десяток сообщений о пропущенных вызовах с незнакомых номеров. И будто кто-то ждал, когда я включу телефон, позвонили.

— Да? — заводя машину, принял входящий звонок.

— Привет мой сладкий, — раздался низкий мужской голос. Отодвинул трубку от уха, с подозрением покосившись на телефон.

— Какой я тебе сладкий? — рявкнул я. — Ты кто такой?

— Эээ… — абонент на том конце растерялся. — Это секс по телефону?

— Какой нахрен секс по телефону? Ты ох*ел?

— Простите, ошибся номером, — вызов сбросили.

Хмыкнув, кинул телефон на соседнее сиденье, выезжая со двора, кидая взгляд на окна кабинета деда и замечая его фигуру в окне.

Не успел далеко отъехать от дома, как снова позвонили.

— Да?

— Это секс по телефону? — дрожащий голос какого-то пацана на том конце.

— Я тебе сейчас такой секс устрою, что на всю жизнь запомнишь! — громко рявкнул я. — Я тебе дубину в задницу вставлю.

— Вообще я предпочитаю, чтобы не меня брали сзади, а я, — пискнул пацан, а у меня красная пелена перед глазами встала.

— Фу! Избавь меня от мерзких подробностей. Скажи лучше, где ты мой номер телефона взял, — стараясь сохранить остатки самообладания.

— Так на сайте, — пацан, кажется, начал понимать, что позвонил не туда.

— Скинь мне этот сайт сообщением, — попросил я, сбрасывая вызов.

Через минуту пришло сообщение со ссылкой на сайт.

«Доступный секс по телефону для одиноких геев. Позвонив по этому номеру телефона, ты уже никогда не забудешь пережитого наслаждения от голоса его обладателя. Расскажите о своих самых сокровенных фантазиях, и наш оператор одними только словами сможет вознести вас на вершину удовольствия».

Вот паршивка моя любимая. Это же нужно было до этого додуматься! Ничего, моя сладкая, я тебе покажу истинное наслаждение, но чуть позже, когда всё решу со свадьбой и со своей невестой. Уверен, что старый хрен снова усилит за мной контроль. Нельзя чтобы он знал о моей самой сильной слабости.

Глава 26

Подъезжаю к дому мамы, намереваясь поговорить с ней. Я должен сказать ей о том, что узнал. Насколько я понял, дед говорил о тёте Алине. С ней мама общалась реже, чем с матерью Мышонка. О ней я знаю мало. Единственное, что знаю, что они втроём общались с первого курса университета. Не могу даже представить, каково было ма. Пережить предательство двух родных ему людей. По привычке хочу взъерошить волосы на затылке, но провожу только по короткому ёжику волос на затылке. Совершенно забыл об этом.

Вскидываю глаза и тут же замечаю знакомую фигурку своей девочки у подъезда. Моё приподнятое настроение мигом испарилось, когда я увидел Анютку, которая что-то щебетала на ухо этому длинному ботанику. Мигом захотелось оказаться рядом с ней, задвинуть малышку за спину, заявить на неё свои права. Показать, что эта девчонка моя. И никто не смеет приближаться к ней настолько близко, кроме меня.

То, как этот пацан склонился над ней, практически касаясь её лобика лбом меня бесило ещё больше. Создавалось ощущение, что ещё мгновение, и он её поцелует. От ярости начали трястись руки, а здравый рассудок покинул меня. Сейчас я понимал, что могу натворить дерьма. Сорваться. Набить морду этому очкастому придурку, на шею которому бросилась Аня. Сделала три шага вперёд и обвила его шею тонкими ручками. Прижалась хрупким тельцем к нему.

Бл*ть. Как же хреново. Это пытка. Настоящая, мучительнаяпытка.

Вышел из машины, громко хлопнув дверью. Направился в подъезд, проходя мимо сладкой парочки, до боли сжимая кулаки и скрипя зубами. Не смотря в их сторону, чтобы не сорваться. Чтобы не начистить морду этому Лёше, с которым Аня вчера так мило ворковала в кафе. С которым держалась за ручки, счастливо улыбаясь.

Именно сейчас я понимаю Тему. Понимаю его состояние, когда Соня поцеловала меня. Это больно. Чертовски больно видеть, как кто-то другой касается твоей любимой девушки. Как чьи-то ладони сжимают её тонкую талию. Что уж говорить о том, что кто-то касается её нежных сладких губ.

Потому что я считал Аню своей. Своей девочкой.

Я был на грани безумия от ревности. Сжигающей до тла, до самых костей ревности. Это чувство злости, ярости и желания крушить всё вокруг было слишком сильным. Не поддающимся разуму. Никаким уговорам успокоиться. Я понимал, что если не скроюсь в подъезде, ещё секунда, и я взорвусь. Выплесну всё то дерьмо, всю ярость, которые накопились во мне за этот день. Краска на волосах, разрисованное тело, исписанная машина, номер телефона на сайте для геев — это я терпел. Ну злится на меня девчонка, пакостит, пусть пакостит. Хотя совру, если последнее меня не выбесило. Задело меня. Ещё как задело. Будто призрачный намёк. Потом дед с его угрозами и самоуверенностью, что всё будет так, как он скажет. Но точкой кипения стали её обнимашки с этим пацаном.

Чёрт возьми! Я же бл*ть ни разу не спросил её о чувствах ко мне. Да, поцеловались пару раз, не более. Это я признался ей вчера в своих чувствах. Малышка наивно думала, что я всё забуду. Хрена с два. Воспоминания сохранились. Хоть и обрывками, но сохранились.

"Ненавижу тебя, Котов. Каждой фиброй души ненавижу", — всплывают в голове её колкие, злые слова.

— Марк, — слышу Анютин голос за спиной, когда захожу в подъезд.

Не оборачиваюсь. До крови кусаю щёку изнутри. Не могу её сейчас видеть. Не хочу с ней разговаривать. Не сейчас.

— Марк! — снова зовёт меня. По голосу слышу, что она подошла ближе.

Огромных усилий мне стоит, чтобы не обернуться к ней. Знаю, что не сдержусь. Впечатаю в стену. Поцелую. Докажу на неё свои права.

— Да, подожди ты! — кричит на весь подъезд, из-за чего голос эхом отражается от стен. — Марк, я с тобой разговариваю, а не с твоей спиной!

— Что? — разворачиваюсь резко, из-за чего девчонка впечатывается в мою грудь. Налетает с ходу. И покачнувшись, начинает пятиться, грозясь свалиться с лестницы. Неосознанно кладу руку ей на талию, помогая ей сохранить равновесие. Провожу неосознанно по спине вверх, коснувшись выпирающих лопаток. Прошибает от такого простого прикосновения.

Тут же убираю руку, будто обжегся.

— Марк! — пытается положить руки мне на грудь, но я отступаю на две ступени наверх. — Марк… ты причёску сменил, — улыбается заискивающе. Кажется, она осознаёт из-за чего я могу на неё злиться.

— Твоими стараниями сменил, — цежу сквозь зубы. — Довольна?

— Марк, — в её голосе уже звенят слёзы, — я не хотела тебя обидеть. Я же просто пошутила, Марк… я…

— Так же, как и не хотела обидеть меня тем, что выложила мой номер на сайте для геев? — рявкаю громко я. — Это по-твоему смешно, Аня? Смешно? Ты выставила меня идиотом!

— Смешно! Нечего было устраивать мне секс по телефону! Какая тебе разница, кого соблазнять? — вздернула высоко подбородок. — А за те слова, что ты сказал мне на пляже, ты заслуживаешь большего наказания!

— Я уже извинялся, Аня! Извинялся не один раз! У меня тогда не было другого выхода! Ты же знаешь! Но продолжаешь строить из себя обиженную!

Аня молчит. Смотрит на меня влажными глазами. По щекам текут слёзы, оставляя дорожки. А я чувствую странное удовлетворение от того, что ей сейчас так же плохо, как и мне.

— Только вчера целовалась со мной, а сегодня уже обжимаешься с этим очкариком, — ударяю рукой по стене, сбивая костяшки пальцев в кровь. Больно. Но так лучше. Внешняя боль заглушает внутреннюю. — Ты мне просто отвратительна сейчас, Ань, — выплевываю я, смотря в покрасневшие зелёные глаза.

Аня вздрагивает всем телом. Спускается на пару ступеней ниже.

— Что, прости? — растерянность на лице.

— Ты всё прекрасно слышала, Мышкина, — намеренно обращаюсь к ней по фамилии. — Слышала каждое слово, которое я тебе сказал. Как и вчера, когда я признавался тебе в любви, — у Ани из рук выпадают ключи на бетонный пол, но никто из нас даже не обращает на это внимания. — Я не всё забываю, Ань. У меня плохая переносимость алкоголя и случаются провалы в памяти, когда я напьюсь, но я помню, что говорил тебе этой ночью. Вчера целовалась со мной, слушала мои откровения, а сегодня уже обжимаешься с другим. Вот мне интересно: ты уже успела с ним переспать? Ведь он не я, верно? — хлесткая пощёчина опускается на щёку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Какое ты имеешь права мне это говорить, если сам женишься скоро? Какое право имеешь меня ревновать? Как ты смеешь? — слабым голосом спрашивает она. — Как ты смеешь? — истеричный всхлип, который она пытается заглушить руками.

— Ты у меня спрашиваешь, как я смею? — рука ныряет ей в волосы, сжимая пряди на затылке и оттягивая голову назад. Чтобы видеть глаза. Чтобы шипеть злые слова ей в лицо. Выплевывать со злостью, с яростью и ревностью. — Я смею, потому что всеми силами борюсь за эти грёбанный чувства, на которые не имею права. Потому что каждую чёртову секунду продумываю план действий, чтобы не жениться, чтобы не подвергнуть опасности всех тех, кого люблю. Чтобы бл*тство такое, быть с тобой! Каждую минуту быть с тобой! А ты до сих пор не можешь простить мне те слова? Те глупые, тупые слова, которые ничего не значили? Ведь знаешь причину, по которой я тебе их сказал. Разве не видела, как я к тебе относился? Нет? Не видела, я тебя спрашиваю? Ты ведёшь себя как дура! — вижу, что Аня еле дышит. Всхлипывает, открывая широко рот и хватая жадно воздух. — А я сейчас одного хочу, Ань. Избавиться от этих тупых чувств! От этой херни, которая поселилась в моей груди, когда я только тебя увидел! Все два года… каждый день вспоминал тебя. Два года, — Аня холодными пальцами цепляется за мои запястья, смотря на меня с мольбой. — Я не могу позволить себе любить тебя! Не могу! И это меня ломает, Ань! Ломает! Каждый чёртов день. Потому что знаю, что подвергаю тебя опасности. Потому что я бл*ть боюсь за тебя больше всех. Боюсь, что с тобой что-то может случиться. Поэтому я не могу быть с тобой. И не могу без тебя, Ань! Не могу, слышишь меня? — странный вой из груди. Нечеловеческий. Отражающий всё то, что кипит в моей душе.

— Маркуша, — Аня ревет в голос, комкая в руках мою футболку. — Маркуша, — девушка захлёбывается собственными рыданиями и слезами. Её нос уже опух. И я касаюсь его кончиком пальцев. Провожу по переносице.

Вижу, что ей не хватает дыхания. Вижу, что слёзы душат. Не дают дышать.

Обнимаю её, вжимаю её лицо в своё плечо, как ненормальный целую её волосы, лоб, виски. Всё, до чего могу дотянуться. Обхватываю её лицо обеими ладонями и целую солёные губы.

С напором. Проникая языком в рот. Скорее всего причиняя боль. Но Аня не отстраняется. Наоборот. Подаётся ближе. Кусает губы.

Поцелуй выходит горьким. Болезненным. Полным отчаяния, горечи. Выворачивающим наизнанку. Оголяющим каждую эмоцию. Даже ту, что невозможно описать словами.

— Маркуша, — кладёт ладошки на мои скулы, гладит холодными пальчиками.

Отстраняюсь от девчонки с огромным усилием воли. Отхожу. Убираю её руки со своего лица.

— Марк, — тянет ко мне руки, продолжая всхлипывать. — Марк, прошу тебя… Я…

— Не нужно, Ань. Так будет лучше для тебя. Береги себя, малышка, — понимаю, что не могу появиться в таком взвинченном, разбитом состоянии перед мамой. Разговор придётся отложить.

Сбегаю по ступенькам, оставив за спиной всхлипывающую Аню. Душу рвёт на части. И я не уверен, что прав. Не уверен, что прав, поссорившись с ней перед отъездом в Мюнхен.

Мне хреново настолько, что я готов зарыдать, как пацан. Как маленький мальчик, у которого отобрали любимую игрушку.

Сажусь в машину. Ищу билет на ближайший рейс до Мюнхена. Покупаю на завтра на ранее утро. Кидаю последний взгляд на подъезд и выезжаю со двора. Единственный человек, с которым я могу поделиться своими чувствами — Сонечка. Уверен, что девушка сможет дать мне совет. Сможет разделить со мной чувства, которые раздирают меня на части.

Глава 27

— Привет, — Сонечка крепко меня обнимает, ладошками поглаживая по напряжённым плечам и спине.

— Привет, — сиплым, сорванным голосом отвечаю я, сжимая её в объятиях и приподнимая над полом.

Соня пахнет блинчиками и домашним уютом, а я вспоминаю, что не ел со вчерашнего дня. Живот урчит, но во рту странная горечь, которая никак не желает проходить.

— Мой руки и проходи на кухню, Маркуша, — улыбается, поправляя небрежный пучок на голове. — Чай будешь? Или кофе? У меня блинчики есть. И супчик гороховый.

— Буду только чай, — слабо улыбаюсь. — Спасибо, Сонечка.

— Тебе, кстати, идёт твоя новая причёска, — говорит Соня уже с кухни. — Ты стал выглядеть старше на пару лет. И как-то серьёзнее, что ли. Мне нравится. С чего решил сменить имидж?

— Аня постаралась, — хмыкаю я, почесывая макушку, на которой непривычно было мало волос.

— Побрила тебя? — восклицает удивлённо.

— Покрасила волосы пока я спал. Пришлось сбриватью

— Слушай! Я просто сгораю от нетерпения с ней познакомиться, — слышу мелодичный смех Сони с кухни. — Она просто чудо! Не даёт тебе расслабиться.

— Ни на минуту, — шепчу я, кидая взгляд на короткий ёжик волос на своей голове.

— Что у вас случилось, Марк? — спрашивает девушка, когда я захожу на кухню. — Я слышала, что ты был на взводе, когда позвонил. Вы снова поссорились? Раз приехал, думаю, что ты хочешь этим поделиться. Я готова тебя выслушать, — Соня застывает посреди кухни, внимательным взглядом впиваясь в моё лицо.

Я тяжело опускаюсь на стул и выкладываю всё как на духу. Под чистую. Не таясь. Не боясь, что девушка меня осудит.

— Думаешь, я был неправ? — интересуюсь её мнением, когда на кухне повисает тишина.

— Я не могу сказать, что кто-то из вас прав, а кто-то виноват. Оба дров наломали. Таких. Крохотных, но мешающихся под ногами. Аня держит на тебя обиду. И я её понимаю, Марк. Слова из уст любимого человека ранят больше всего. И ты её тогда больно ранил. Ты должен был сначала с ней поговорить, прежде чем целоваться лезть. Извиниться, Марк. Но вы с Темой этого делать не умеете, — Соня улыбается. — И Тёма говорил мне глупости, Марк, — девушка ставит передо мной чашку с чаем. — Но я его люблю, и поэтому простила ему всё. И я счастлива с ним! Безумно счастлива! Каждый день, каждую минуту и даже секунду, — мечтательная улыбка на губах. Невольно улыбаюсь в ответ. — И ты, Маркуша, будешь счастлив с Аней. Я уверена, что она прекрасная девушка.

— Осталось поговорить со своей невестой, прижать деда и послать его куда подальше. И…

— Заявить права на Анютку, — подмигивает Соня, заканчивая фразу за меня.

Киваю, залпом выпивая чай. Заявить права. Сделать её своей. Раз и навсегда. Душой и телом. Узнать какова её кожа на вкус. Нежно целовать, погружаясь в неё, в её хрупкое тело. Слушать её стоны. Чувствовать, как её ноготки впиваются в плечи. Царапают спину, оставляя царапины. Целовать её безымянный пальчик, который обязательно будет обхватывать обручальное кольцо. Целовать её губы, которыми она будет шептать мне о своей любви.

Тряхнул головой, выбрасывая разыгравшуюся не на шутку фантазию.

— У тебя всё получится, Марк, — Соня одобрительно улыбается. — Мы с Тёмочкой рядом и в любую минуту готовы помочь.

— Принцесса, тут такое дело… — я мнусь, не зная как подобрать слова. — У меня завтра с утра самолёт в Мюнхен. И я не уверен, что вернусь до выходных. Мне так неловко, но я пропущу вашу свадьбу…

— Не переживай, Маркуша. Самое главное, чтобы у тебя всё вышло. Всё, что ты задумал. Лети, Марк. Мы с Темочкой не обидимся.

— Точно?

— Уверяю тебя, — Соня вскакивает из-за стола и выбегает из кухни с радостной улыбкой, когда раздаётся звонок в дверь.

В коридоре устанавливается гробовая тишина.

Не сдержав любопытства, выглянул в коридор. Артём двумя руками удерживает Соню на весу, сжимая бёдра девушки и целуя её страстно в губы. Девушка льнет к нему всем телом, руками поглаживая по голове и шее. Чёрт. Стало неловко, потому что я видел нечто интимное. Будто подглядывал в замочную скважину.

Подошёл к окну, рассматривая двор.

— Привет Марк, — слышу голос Темы за спиной. — Что делаешь здесь? — снова ревнует. И имеет на это полное право. Особенно учитывая тот факт, что я когда-то пытался ухаживать за Сонечкой.

— Пришёл поговорить с Соней, — спокойно говорю я, не обращая внимания на недовольство Артёма.

— О чём? — вскидывает брови, прижимая Соню к своему боку.

— Спросить её женского совета хотел, — пожимаю плечами. — Перестань ревновать, Тёма. Дальше поцелуев у нас не зашло. Шучу, шучу, — поднимаю руки, когда замечаю яростный взгляд парня. — Прости, неудачная шутка вышла. Мы просто болтали.

— Посмотрю на тебя, когда рядом с твоей Аней будет хлыш какой-то виться, — мигом расслабляется Артём, приподнимая уголок губ в улыбке.

Я мигом мрачнею. Вспоминаю, как Аня обнималась с тем ботаником у подъезда. Сжимаю с силой кулаки. Настроение падает ниже плинтуса.

— Я пойду, ребята. Спасибо за чай, Сонечка. Пока, Тёма, — пожимаю другу руку.

— Уже уходишь? — друг хмурится. — Футбол не хочешь посмотреть?

— Завтра самолёт рано с утра. Нужно хоть какие-то вещи собрать, — извиняющая улыбка.

— А на свадьбе тебя ждать? — Тёма склоняет голову к девушке, приподнимает её лицо за подбородок и заглядывает с нежностью в лицо. Соня вспыхивает. Стеснительно прикусывает губу и опускает взгляд, чтобы пять секунд спустя вновь вскинуть его на Артёма. Парень сглатывает тяжело. И начинает дышать реже. Зрачки в его глазах мигом расширяются.

Чёрт. Я снова чувствую себя лишним.

— Я пойду, ребят. Сам за собой дверь закрою.

Но ребята меня уже не слышат. Они полностью погружаются в свой мир любви и безграничного счастья, где места больше нет ни для кого.

Покидаю квартиру, плотно закрыв за собой дверь. Затылком прислоняюсь к двери, плотно зажмурив глаза. Впервые мне стало завидно. Впервые в жизни я завидовал своим друзьям. Тому, как они были безгранично счастливы. Тому, как сияли их глаза. Тому, что в конце недели они уже станут семьёй. И им никто не смеет мешать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И тут же одергиваю себя. Ребята шли к своему счастью долго. Упертая Сонечка смогла пробить броню Артёма. Смогла показать, что он жить без неё не может.

Поигрывая ключами, начал спускаться по лестнице, сбрасывая очередной звонок от желающего заняться сексом по телефону.

Совсем скоро всё наладится и у нас с моей малышкой. И тогда я ей отомщу за все её шалости. Отшлепаю по нежной попке. А потом дам волю своей фантазии. Сотворю с ней всё то, что я так часто вижу в своих снах. Перед своим внутренним взором.

Глава 28

Мюнхен встретил меня дождём и сильным порывистым ветром.

Ещё вчера вечером нашёл отели, которые находятся недалеко от клиники, где лежит Милена. По приезде вызвал такси и направился в самый дешевый отель, цены которого показались мне приемлемыми и где можно было расплатиться наличкой, не засветив свои данные.

Сняв номер, оставил вещи и, закупив фруктов, направился в клинику. На ресепшене молодая улыбчивая девушка любезно предоставила мне информацию о том, где находится Милена, предварительно поинтересовавшись, кем я ей прихожусь. Заверив её на ломаном немецком, что прихожусь Милене женихом, попросил проводить меня до палаты.

Медсестра указала мне путь и, раскланявшись, скрылась, оставив меня стоять у палаты.

Костяшками пальцев постучал в белую дверь. Подождав пару минут и не услышав ответа, надавил на ручку, заглядывая внутрь. Дверь оказалась не заперта. На койке, закутавшись до самого подбородка в одеяло, спиной к двери лежала темноволосая девушка. Её курчавые волосы в беспорядке разметались по подушке.

Зашёл в палату, закрыв за собой дверь и поставив пакет с гостинцами на тумбочку возле кровати.

— Здравствуй, Милена. Как ты себя чувствуешь? — столкнувшись взглядом с широко распахнутыми голубыми глазами, осторожно поинтересовался я.

— Здравствуйте, а Вы кто? — настороженный голос.

Девушка садится на постели, кутаясь в одеяло, и смотрит на меня со страхом.

— Марк, — беру стул, стоящий в дальнем углу комнаты, и, придвинув его вплотную к койке, опускаюсь на него.

— Мне это мало о чём говорит, — девушка сползает с койки и встаёт с другой стороны, чтобы постель разделяла нас. — Кто Вы такой?

— Вроде как твой жених, — пожимаю плечами, наблюдая за быстро сменяющимися эмоциями на её лице.

— Зачем ты пришёл? — Милена забывается в угол и выставляет руки вперёд в защитном жесте, когда я резко поднимаюсь со стула. — Не подходи ко мне! — девушка бледнеет и начинает дрожать. — Не смей подходить ко мне!

— Тише, — поднимаю руки вверх, показывая, что не причиню вреда, и отхожу назад, увеличивая между нами расстояние. — Тише, Милена! Всё в порядке. Я тебе не причиню вреда, — я понятия не имею, что могло вызвать такую реакцию. Что-то заставляет её бояться даже собственной тени.

— Чего ты хочешь от меня? — девушка продолжает вжиматься в угол, смотря на меня испуганным и загнанным взглядом.

Я чётко понимаю, что всё будет намного сложнее, чем я думал. Чёрт возьми. Что произошло с этой девчонкой, что она так сильно меня боится? Что она так сильно всего боится? Что с ней делали? Кто довёл её до такого состояния?

— Я хотел с тобой поговорить насчёт свадьбы, Милена, — отхожу к окну, чтобы увеличить между нами расстояние. Только тогда девушка немного расслабляется. Настороженность из взгляда исчезает.

— Я не хочу! — выкрикивает вдруг громко, вскакивая и комкая в руках одеяло. И я боюсь, что сейчас кто-то войдёт в палату, услышав её крик, и меня выпрут из клиники, не дав поговорить толком. — Не хочу я о свадьбе разговаривать. Не хочу я никакую свадьбу. Ничего не хочу! Оставь! Оставь меня, — всхлипывает девушка, сползая по стене на пол и прижимая колени к груди.

— Тише, — я нахожусь в растерянности. Не знаю, что делать. Не знаю, как успокоить девушку, которая сотрясается в рыданиях.

Я осторожно, крошечными шажками подхожу к ней. Опускаюсь на колени рядом с плачущей навзрыд девушкой и осторожно прикасаюсь рукой к её плечу. Милена вскрикивает и руками прикрывает голову. Острая жалость пронзает меня.

— Не трогай меня, прошу. Не трогай. Я ничего не сделала. Я хорошо себя вела, — сердце сжимается. Тут всё не так просто. И мне предстоит узнать о будущей невесте многое.

— Милена, посмотри на меня, — прошу тихо, не спеша убрать руку с её плеча. — Посмотри на меня, — твёрдо прошу, видя, как девушка закрывается в себе, смотря пустым взглядом мимо меня. — Милена, прошу.

Она вскидывает на меня красные глаза, которые блестят от ужаса и страха. Не разрывая зрительного контакта, мягко, как ребёнку говорю:

— Я тебя не обижу, клянусь. Я не собираюсь тебя наказывать. Не собираюсь тебя бить или причинять вред.

Милена молчит. Только истеричные всхлипы разрезают тишину палаты. Постепенно из её взгляда исчезает страх и появляется осмысленность.

— Я просто хочу помочь. Ты ведь тоже не хочешь этой свадьбы? — спрашиваю я, рукой поглаживая хрупкие плечи девушки.

Отчего-то девчонка медленно расслабляется от этих прикосновений. Перестаёт всхлипывать и будто сама тянется к ним навстречу.

— Не хотела. Но сейчас вижу, что ты не худший вариант, который мне могли подобрать, — шепчет девушка, кусая и без того искусанные до крови губы. — Но ты не хочешь на мне жениться, раз приехал сюда? Приехал меня отговорить от свадьбы? Наркоманка тебя не привлекает? — она пытается улыбнуться, но тоска, страх и смертельная усталость в глазах выдают её внутреннее состояние. — Не привлекает?

— Я, как и ты, жертва обстоятельств. Я вынужден жениться. И у меня нет возможности отказаться от этого брака, — мягко пытаюсь объяснить я.

— Шантаж? — улыбается грустно, прислоняясь виском к стене.

— Он самый, — киваю головой, смещая руку на голову девчонке и поглаживая её по тёмным волосам. Первую минуту она замирает как зверёк, а потом сама начинает подставлять голову к прикосновениям. Тянуться, точно ласковый котёнок.

— А я чем могу помочь, Марк? — смотрит пустым взглядом в окно. — Меня держат тут уже два года. Колют лекарствами, которые превращают меня в безвольный овощ. Выводят гулять один раз в день. Кормят по расписанию и пичкают лекарствами.

Я замираю. Не могу до конца переварить полученную информацию.

— И при всём желании, я не могу отсюда сбежать. Кругом охрана моего… отчима, — последнее слово она произносит со страхом, срывающимся голосом. — Каждый мой шаг отслеживают и докладывают о нём ему. Каждый шаг. На окнах решётки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— А сейчас нас слушают? — я быстрым взглядом окидываю комнату, выискивая камеры слежения.

— Нет. Здесь нет камер. Это единственное место, где я могу чувствовать себя в безопасности. Марк, — вдруг вцепляется с силой в мои плечи. Сжимает их так, что я удивляюсь, откуда в таком хрупком теле столько силы. — Марк, — шепчет, — забери меня отсюда, молю тебя. Я больше не могу здесь находиться. Не могу, — слышу истеричные нотки в её голосе. — Ещё хоть один день и я не смогу больше…

Приподнимаюсь и притягиваю её к своей груди. Аккуратно, чтобы не напугать резкими движениями. Глажу по волосам. Покачиваюсь вместе с ней из стороны в сторону.

— Я знаю, что я тебе никто. Знаю, что ты не обязан мне помогать. Но… — девушка пытается отстраниться от меня, напрягаясь всем телом.

— Я помогу. Я попытаюсь помочь, чем могу, Милена. Я тебе обещаю, — тихо говорю я, не позволяя девушке отстраниться. Отчего-то кажется, что если я позволю ей отодвинуться, то потеряю тот хрупкий контакт с ней, который смог установить.

— Даже если придётся жениться на мне? — вскидывает резко голову и впивается цепким взглядом мне в лицо.

Я замираю. Понимаю, что загоняю себя в ловушку. Я ехал сюда с одной целью — договориться с ней о том, чтобы всеми путями не дать свадьбе состояться. Вернуться в Москву с твёрдым намерением жениться на Анютке.

Но перед собой я вижу потерянную, растоптанную девушку, которая находится на грани срыва. В каждой эмоции отчаяние и обреченность. Ни проблеска улыбки или счастья. И я чувствую, что обязан о ней заботиться. Просто обязан и всё. Как заботится брат о своей младшей сестре.

— Даже если придется жениться, — выдыхаю я, смотря в голубые глаза, которые мигом наполняются слезами.

— Правда? — жалобно, с неверием. — Ты действительно готов сделать это для меня? Ты ведь можешь уйти, оставить меня здесь и жить спокойно собственной жизнью, — шепчет, пальцами цепляясь за мои плечи и бегая глазами по моему лицу, выискивая признаки лжи. — Ты, правда, готов всем пожертвовать ради меня?

— Правда, — я отвожу волосы с её бледного лица, улыбаясь грустно. — Не знаю, во что это мне выльется, но я готов. Как-никак ты должна стать моей женой. А что там супруги обещают? И в горе, и в радости? — подмигиваю и улыбаюсь, хотя на душе жутко погано. Я чувствую, что предаю Аню. Слышу, как рвутся те тонкие ниточки, которые соединяли нас. Окончательно. Но я не могу оставить эту девушку здесь. Весь её вид кричит о том, что ей нужна помощь. Каждая минута на счету. И я могу ей помочь.

— Значит, твой отчим уже знает о моём прибытии в Германию, как и мой дед, скорее всего, — задумчиво говорю я, понимая, что с минуты на минуту может нагрянуть охрана.

Милена кивает, сжимаясь в комочек.

— Одевайся и собирай только необходимые вещи, — велю я, поднимаясь с пола и помогая девушке встать.

— Зачем? — в глазах ловлю первый проблеск радости.

— Ты же просила меня тебя отсюда забрать. Собирайся.

— У меня нет вещей здесь. Только сорочка. Все вещи у меня забрали и выдают только тогда, когда на прогулку выводят.

— Когда прогулка сегодня будет? — спрашиваю я, прикидывая в голове.

— С четырёх до пяти вечера. Если ты думаешь, что на прогулке я смогу сбежать, то не получится, — качает головой, кусая в отчаянии губы. — Со мной гуляют два охранника. Ты думаешь, я уже не пыталась сбежать? Пыталась и не раз. Меня ловили и потом месяц никуда не пускали, вкалывая постоянно какую-то херню, — с каждым словом голос становится громче.

— Не кричи, пока нас не услышали, — говорю я спокойно. — Нужно осмотреть территорию.

— Боже, я никогда отсюда не выберусь, — девушка отпускается на кровать и начинает плакать.

— Милена, не время для слёз, — касаюсь её плеча, но девушка дёргает плечом, скидывая мою руку.

— Проваливай отсюда! Уходи отсюда! Проваливай! — у девушки снова случается истерика. — Оставь меня в покое! Ты мне ничем не поможешь!

Она зарывается лицом в подушку, плача навзрыд. Стискиваю зубы, понимая, что не могу с ней справиться. У девушки явно слабые нервы и сломанная психика. И я ей не помогу в этом. Остаётся только ждать, когда она успокоится сама. Накрываю её одеялом, которое валялось в углу комнаты, и вышел в коридор, плотно закрыв за собой дверь. Здесь, хвала небесам, её всхлипов не слышно. В коридоре ходит улыбчивый персонал, который не обращает на меня никакого внимания. Подхожу к автомату с кофе и пока в белую чашку наливается ароматная жидкость, смотрю, как можно незаметнее, где стоят камеры и изучаю план здания, висящий на стене.

— Эй, ты, чего здесь ошиваешься? — слышу знакомую русскую речь, а на плечо опускается тяжёлая рука.

Оборачиваюсь неторопливо, переводя взгляд с одного мужчины одетого полностью в чёрное, на другого. Оба мужика на пол головы выше меня и гораздо шире в плечах. Шансов уложить обоих у меня мало. Остаётся надеяться, что три года занятия боксом мне помогут в этом нелёгком деле. Как говорится — "Чем больше шкаф — тем громче он падает".

— Какие-то проблемы возникли? — невозмутимо спрашиваю я, делая глоток кофе.

— У тебя сейчас появятся, — мордоворот выбивает чашку из моих рук. — Что тебе нужно было в пятнадцатой палате? Какого хрена ты там крутился?

Слежу за тем, как тёмное пятно медленно расплывается по моей футболке, а потом перевожу взгляд на мужика, который начинает терять терпение.

— В какой палате? — беру другую чашку и снова включаю автомат, как ни в чём не бывало.

— Слышь, — мне заламывают правую руку, лицом впечатывая в стол, — ты лучше не беси меня. Что в пятнадцатой палате забыл? Отвечай или я руку тебе сломаю.

Автомат извещает о том, что кофе готов. Протягиваю левую руку и выплескиваю содержимое чашки себе через голову.

Небольшое количество обжигающего кофе попадает мне на спину, но это пустяки по сравнению с тем, как сейчас невесело охраннику Милены. Матерясь, он отпускает мою руку и хватается за лицо. Удар от второго мордоворота приходится в печень, а затем в голову. Но благодаря адреналину, бушующему в крови, я не чувствую боли. Делаю подсечку и шкаф с грохотом валится на пол и затихает. Кажется, он ударился головой и потерял сознание. Переступаю через него и бегу в палату к Милене. Распахиваю дверь пинком ноги. Девушка испуганно вскрикивает и садится ровно на кровати, уставившись на меня безумным взглядом. Снова дикий страх, как у загнанного в ловушку зверька.

— Пойдём. Быстро! — прикрикиваю я, видя, что Милена не шевелится. И это работает. Девушка вскакивает, засовывает ноги в тапки и мчится ко мне.

Хватаю её за руку и бегу на выход, в голове прокручивая план здания. Но, увы, моя память не настолько идеальная, чтобы я смог запомнить его за полминуты созерцания.

— Нам налево, — говорит Милена, когда я застываю в очередном длинном коридоре. — Я знаю, где выход. За два года выучить успела.

И теперь девушка бежит впереди, спотыкаясь, задыхаясь от нехватки воздуха. Но продолжает упрямо бежать вперёд. Слишком хочет быть свободной. Слишком сильно устала быть заложницей.

К удивлению, нас никто не пытается остановить, когда мы выбегаем во двор здания. Только медсестра, которую мы сбиваем с ног, что кричит нам вслед на немецком.

— Куда дальше? — спрашиваю я, когда мы останавливаемся у забора за деревьями, чтобы отдышаться. — Ворота открыты с другой стороны здания. Времени мало. Мы не успеем добежать. Твои охранники нас поймают. И тогда п*зда обоим.

— Лезем через забор, — решительно говорит она, поджимая губы.

— Ты уверена? Ты сможешь? — я с сомнением окидываю её худую фигурку взглядом.

— Смогу! Подсади меня, пожалуйста, — приподнимаю девушку и она, на удивление ловко, перемахивает через забор. — Чёрт! Они вышли из здания! Быстрее давай, пока они тебя не заметили! — Милена смотрит мне за спину.

Перемахиваю через забор и оказываюсь рядом с Миленой. Девушка будто преобразилась. На лице сейчас нет того испуга и дикого страха. Губы решительно поджаты, а в глазах твёрдое намерение идти до конца. Вскидывает руку, останавливая такси, и буквально впихивает меня туда.

Что быстро сказала водителю и откинулась без сил на сиденье, закрыв глаза.

— Заплатишь? У меня денег нет, — просит стеснительно, когда мы останавливаемся у отеля.

— Ты уверена, что это надёжное место для остановки? Нас вычислят за две минуты, — говорю я.

— У тебя есть предложение получше? — складывает руки на груди.

— У меня есть снятый номер в отеле, — улыбаюсь я, диктуя адрес водителю, который кидает на нас недовольный взгляд в зеркало, но молча везёт.

— И чем же твой отель лучше? — спрашивает девушка, хмурясь.

— Не вносят паспортные данные. При всём желании долго придётся искать, — поясняю я. — Почему ты доверилась мне? Мало ли кто я? — задаю вопрос, который не даёт мне покоя. — Вдруг я маньяк или убийца?

— Мне уже нечего терять, Марк. После того, что я пережила, я с радостью готова умереть, — в глазах снова пустота. — Я грязная и просто омерзительна сама себе. Я сама во всём виновата. Такое ничтожество, как я, только такого и заслуживает, — начинает шептать она.

Кладу руку её на плечо, но девушка начинает плакать, пытаясь вывернуться.

— Я грязная, не трогай.

Прижимая её голову к груди, шепча слова успокоения на ухо. Милена затихает, а я смотрю в окно, размышляя о том, как бы вернуться в Россию. Понятия не имею, как это сделать, чтобы в аэропорту в Москве нас не перехватили. Выход один — обратиться за помощью к бате.

Глава 29

Оставив Милену в номере отеля, пошёл в ближайший торговый центр, чтобы купить девушке хоть какую-то одежду. Милена ни в какую не хотела оставаться одна в номере. Цеплялась ледяными пальцами за мои предплечья и просила взять её с собой, глядя на меня таким просящим и умоляющим взглядом, что я с трудом сдерживал себя, чтобы плюнуть на все доводы рассудка и поддаться её уговорам. Убеждения в том, что она будет выглядеть дико, разгуливая в белой сорочке по городу, и привлечёт этим ненужное нам сейчас внимание, на Милену не действовали. Девушка панически боялась, что если я её оставлю хоть на пять минут, то за ней тут же придут. Всучив ей чашку ромашкового чая и плитку чёрного шоколада, оставил девушку смотреть фильм. Кинув взгляд на увлечённую просмотром романтической комедии девушку, убедил её, что очень скоро вернусь и покинул номер, закрыв его не ключ. Мало ли что ей в голову взбредёт. Ищи потом по всему городу.

Пробежав по магазинам ближайшего торгового центра, купил несколько белых футболок, джинсы, толстовку и кроссовки.

Уже покидая торговый центр, свернул в винный магазин и купил бутылку красного вина. Хоть я и пытался себя убедить, что всё в порядке, странное предчувствие назойливо свербело в груди. И оно меня не подвело.

Открыв дверь в номер, я напрягся всем телом. В груди всё оборвалось и похолодело.

В номере царил полный бедлам. Вся мебель была перевернута. На полу лежат осколки разбитой посуды и разбитой лампы.

— Милена, — осторожно позвал я, заглядывая в единственную комнату. — Милена! — уже громче зову я, потому что девушки нет. Распахиваю рывком дверь ванной комнаты. Пусто. Руками вцепился в волосы. Бл*ть. Нашли. Забрали. Чёрт возьми. Что мне бля*ть делать? Куда идти? Где искать?

Вдруг до слуха доносится тихий всхлип, который явно глушат руками. Замираю, прислушиваясь, откуда идёт звук. Глухие всхлипы доносятся из-под кровати, которая придвинута к стене. Выдыхаю облегчённо. Чувствую, будто каменная глыба с плеч упала.

Становлюсь на колени на грязный и покрытый осколками пол и заглядываю под кровать. Милена лежит на спине, руками зажимая рот и дрожа всем телом. Смотрит на меня огромными глазищами и, кажется, не узнаёт.

— Что ты там делаешь, Милена? — спрашиваю мягко, но девушка пугается и вскрикивает, ударяясь лбом о деревянное дно кровати. — Это я. Марк. Тебе нечего бояться. Я вернулся из магазина.

Девушка отползает подальше от меня. Вжимается в стену, дрожит крупной дрожью. Руками закрывает уши и крепко жмурит глаза. Выдыхаю обречённо. Не знаю, как с ней себя вести. Не понимаю, почему она так всего боится.

Не придумав ничего лучше, заползаю к ней под кровать, с трудом помещаясь в узкое пространство. Плечом касаюсь её вздрагивающего от рыданий плеча и перестаю шевелиться. Замираю, пережидая, когда дрожь страха отступит, и Милена хоть немного успокоится.

— Что случилось, Милена? — интересуюсь я, когда девушка перестаёт закрывать уши и распахивает глаза.

— Они приходили. Приходили за мной! — всхлипывает она. — Хотели меня забрать.

Нашариваю её ледяную руку и сжимаю, передавая своё тепло. Молчаливо показывая, что не дам её в обиду.

— Кто приходил?

— Они приходили, чтобы забрать меня! Чтобы снова колоть лекарствами. Чтобы снова мучать меня.

— Никто больше не посмеет тебя тронуть, слышишь? Это была горничная, скорее всего. Она просто хотела убрать номер. А ты испугалась, глупышка.

— Нет. Нет. Я знаю, что это они. Они нашли меня. А я просила тебя не уходить. Просила остаться со мной. А ты ушёл. Оставил меня. Все вы уходите.

— Я здесь. С тобой. Всё хорошо. Если кто-то и приходил, то он уже ушёл. В коридоре было пусто. Всё хорошо, — повторяю я, как заведённый.

Милена затихает. Только пальцами до боли сжимает мою руку, короткими ногтями протыкая кожу. Шиплю. И морщусь. Но руку не отдёргиваю.

— Давай уже вылезем отсюда, а? Тут пыльно и сыростью воняет. Хорошо? — поворачиваю голову к девушке, ловя её взгляд, в котором пляшут проблески страха.

— Ладно, — шепчет она с тревогой в голосе.

Выбираюсь из-под кровати, собрав всю пыль и грязь.

— Прости, я тут бардак устроила, — улыбается виновато Милена, кидая настороженный взгляд. Будто боится, что я начну ругаться.

— Ничего страшного. Я всё уберу. В пакете одежда твоя новая, — рукой машу в сторону двери, возле которой стоят пакеты с покупками.

— Спасибо, Марк. Можно мне в душ? Хочу смыть с себя запах больницы, — руками обхватывает себя за плечи.

— Конечно, — пожимаю плечами, радуясь, что страх исчез из её глаз. — Я пока тут всё уберу и закажу ужин в номер.

— Прости. Мне так неловко. Давай я сама уберу, — оставляет пакет с одеждой, к которому потянулась и начинает ладошками собирать осколки с пола.

— Иди в душ, — твёрдо говорю я, поднимая её с пола под локти. — Я сам справлюсь. Я буду здесь, пока ты будешь мыться. Никуда больше не уйду.

— Хорошо, — девушка делает шаг ко мне.

Замирает. Заламывает руки и сбегает в ванную комнату.

Провожу её недоумённым взглядом и приступаю к уборке.

Перевёл номер в надлежащий вид, решил позвонить бате, пока девушка находится в душе. Вставил сим-карту, которую успел купить возле отеля и набрал отца.

— Я Вас слушаю, — спокойный голос бати греет душу. Вселяет уверенность, что всё будет хорошо.

— Привет, па, — здороваюсь я.

— Марк! — рык в трубку. — Какого чёрта мы с мамой не можем до тебя дозвониться второй день? Ты где?

— В Мюнхене, — ожидаю взрыва со стороны бати. И он тут же последовал.

— Какого чёрта ты там забыл? Ты знаешь, что твоя мама вся извелась? Собиралась подавать в розыск, — рявкает отец громко. Я прямо вижу, как от гнева трепещут крылья его носа.

— Мог бы позвонить Теме или Соне. Они знают, где я, — пытаюсь оправдаться.

— Нормально, Марк! Твои друзья знают, что ты уехал из страны, а родители узнают об этом через сутки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Бать, прости. Это связано с дедом. Я не мог рассказать тебе всё, потому что… чёрт. Это не телефонный разговор.

— Я же просил тебя с ним не связываться, Марк! Ты сказал мне, что вас с ним ничего не связывает. Ты мне солгал, — батя больше всего ненавидит ложь.

— Солгал, потому что не видел иного выхода. Короче, это не телефонный разговор, бать. Обсудим это, когда я смогу выбраться отсюда.

— Смогу выбраться? В какое дерьмо ты вляпался? — голос отца становится уставшим.

— Коротко говоря, я помог сбежать своей невесте из клиники, где делали вид, что её лечили от наркозависимости, — тишина в трубке. — Невесту мне выбрал дед. Я хотел просто с ней поговорить, чтобы отменить свадьбу. Мне казалось это хорошей идеей. Я знаю, бать, что самонадеянный дебил, но я теперь отвечаю не только за себя, но и за эту девушку. Она… у неё сломанная психика. Я не знаю, что с ней произошло, но мне, кажется, что её регулярно били. Она боится всего. Я немного помял охранников, которые её охраняли, и мы сбежали из клиники. Сейчас мы в отеле.

— Платил наличкой, надеюсь?

— Да. Если куплю билет, боюсь, нас быстро найдут. Пап, я должен вернуть Милену в Россию. И прошу тебя мне помочь, — провожу рукой по ёжику волос.

— Данные паспорта девчонки есть? — спрашивает деловито батя.

— Сейчас, — бросаюсь к маленькой сумочке, которая валяется под столом. Девушка её ни на минуту не выпускала из рук, пока мы убегали. Уверен, что в ней её документы. — Есть.

— Скинешь сообщением, узнаю всё об этой девчонке. Постараюсь организовать частный самолёт. Встречу в аэропорту с Андреем.

— Бать, прости. Я знаю, что тебя разочаровал.

— Я просто никак не могу привыкнуть, что ты вырос, — голос отца становится тёплым. — Позвони маме, она волнуется, сынок, — и отключился.

Набираю номер ма. Она отвечает после первого гудка.

— Привет, ма, — виноватым тоном говорю я.

— Марк! Как ты мог? Ты хоть представляешь, что я надумала? — голос мамы звенит от слёз.

— Прости, ма, — извиняюсь я. — Прости. Я, правда, не подумал, что вы будете так волноваться. Сутки всего прошли. Вы раньше панику такую не поднимали. Я и на большее время пропадал.

— Анечка очень переживала за тебя.

— Аня? — голос мигом садится.

— Да. Не могла до тебя дозвониться, — мама что-то продолжает говорить, а у меня в ушах стоит шум.

Не слышу больше ни одного слова. В голове бьётся набатом только одна мысль. Аня пыталась до меня дозвониться. Моя маленькая девочка. Я уже скучаю. Хочу увидеть бездонные зелёные глаза. Рыжие волосы, в которых я до безумия люблю зарываться рукой. Её сводящую меня с ума улыбку. С ямочкой на щеке. Хочу почувствовать нежный запах.

— Алло, — любимый робкий голосок вдруг льётся на ухо из трубки.

— Анютка, — выдыхаю я, жмуря глаза до белых пятен, прижимаясь лбом к стеклу, надеясь, что оно заберёт жар.

— Марк, я… — запинается. Дышит тяжело. — Марк, я хотела перед тобой… я была… Я скучаю, Марк, — слова приходят электрическим разрядом по телу. Ударяют в макушку. Давят на грудную клетку, перехватывая дыхание.

— Малышка, — отчаянно выдыхаю я в трубку, — ну, зачем? Зачем сердце мне рвешь своими словами? Зачем?

— Потому что устала, Марк. Устала противостоять самой себе. Своим чувствам. Врать тебе и себе.

— Анютка, я не могу… я не хочу мучать тебя, малышка. Не хочу. Ты ведь знаешь, что я должен жениться.

— Мы что-нибудь придумаем, Марк, — шепчет в трубку, всхлипывая. — Придумаем, я тебе обещаю. Где ты, Марк? Я целый день тебе пытаюсь дозвониться. Мы вчера не закончили наш разговор.

— Я в Мюнхене, Анюта. Со своей невестой, — кусаю кулак до крови, вслушиваясь в тихие всхлипы Ани. — Малыш, прости меня. Прости за всё. За те слова на пляже, за мою ревность, на которую я не имею право, за то, что оказался слабаком, неспособным решить проблемы. За всё прости, — нарушаю тишину.

— Хрена с два, Марк! Не прощу я тебя!

— Не простишь… — глухо вторю ей я.

— Не прощу до тех пор, пока у нас с тобой не родится сын. Такой же упрямый баран, как ты. Такой же обаятельный до одури. И любимый, — я не верю в то, что слышу. — Ты мой, Марк Котов! Только мой! И хрена с два я тебя кому-то отдам!

Сбрасывает вызов. Смеюсь тихо, чувствуя распирающее грудину счастье. Заполняющее меня до самых краёв. До макушки. Твой, Анютка. С потрохами. Душой и телом. Только твой. Дурак. Кретин безмозглый. Но твой.

— Не поделишься со мной, Марк, с кем ты разговаривал только что? — ехидный голос Милены заставляет вскинуть брови.

Такие интонации я слышу впервые. Оборачиваюсь и вижу, как девушка, скрестив руки на груди и притоптывая ногой, смотрит на меня с напускным негодованием. Вот только глаза выдают веселье. Клянусь, я вижу в глазах девчонки не страх и пустоту, а смешинки. Икрящееся веселье. Впервые.

— Как ты смотришь на то, чтобы обсудить это за бокалом вина? — предлагаю я, доставая из пакета бутылку.

Глава 30

— Так кто это был? — девушка сидит на кровати, поджав под себя ноги и с интересом взирая на меня.

— Аня. Девушка, которую я люблю, — не стал ходить вокруг да около.

— Вопросов больше нет, — улыбается широко.

— Есть. У меня есть вопрос. Что нам с тобой делать со свадьбой, Милена? Дед от меня так просто не отстанет. По какой-то причине ему просто необходимо, чтобы мы женились. Полагаю, что и твоим родственникам это тоже выгодно.

— Я тут бессильна, Марк. Я марионетка в чужих руках. В руках своего отчима. Что он мне скажет делать, то я и делаю. С тринадцати лет. Знаешь? — девушка немного опьянела, судя по её блестящим глазам, и стала разговорчивее. — Меня тщательно готовили к тому, что после восемнадцати явыйду замуж. Отчим контролировал и продолжает контролировать каждый мой шаг. Где я гуляю, с кем нахожусь, что ела и сколько раз чихнула. Запрещал встречаться. А всех тех парней, кто проявлял хоть малейший интерес в мою сторону, я больше никогда не видела. Они исчезали из поля моего зрения. Надеюсь, что они все живы, — нервный смешок. — Мой папа умер, когда мне было всего десять. Он был майором полиции.

Они были друзьями со старшей школы — мама, папа и мой отчим. Оба были влюблен в мою маму ещё со школьных лет. Но она выбрала моего отца. Оболтуса и шалопая Мишку, а не отличника Олега, который задаривал её подарками. Казалось, что он смирился с тем, что мама любит моего отца. Продолжил общаться, как ни в чём не бывало. Каждые выходные приходил к нам в гости.

После гибели моего отца на задании, мама нашла утешение в объятиях его друга. Помню, он каждый день приходил, приносил подарки, цветы, успокаивал, сочувствовал. Через два года мама согласилась стать его женой. Свадьба, медовый месяц и два года семейной жизни. А потом выяснилось, что у него любовница на стороне. И не одна. Мама тогда закатила скандал, требовала развод, кричала что-то про то, что расскажет миру о том, чем на самом деле занимается прокурор города. А на следующий день мама села в машину и подорвалась. Машину взорвали. Стоило завести её и всё. Нет больше мамы, — улыбается, а по щекам струятся слёзы. — Посадили какого-то мужика, который когда-то точил зуб на моего отчима за несправедливо вынесенный приговор. Нашли его отпечатки на месте преступления, а дома следы взрывчатки, идентичной той, что обнаружили на месте преступления. Но я знаю, что это сделал этот урод. Знаю, что он убил маму, чтобы она не рассказала, что он торгует наркотиками и промышляет оружием. И женщинами. Поставляет девушек в сексуальное рабство больным ублюдкам. А так сыграл убитым горем вдовца. Хорошо играл. Больше года траур носил и скорбное выражение лица. Он взял надо мной опеку.

И начался настоящий ад. Я проживала каждый день по расписанию. По минутам. С утра учёба, спасибо, что в обычной школе, а не на домашнем обучении. Потом изнурительные тренировки в спортзале. Товар должен иметь красивую оболочку. Не только милую мордашку, но и фигурку, — циничная улыбка. — Мне высчитывали каждую калорию. Каждый грамм еды. А если я позволяла съесть что-то лишнее, купить шоколадку после школы, этот больной ублюдок избивал меня. Ремнём. Кожаным. С тяжёлой пряжкой. Чтобы синяки долго не сходили. Чтобы я сидеть нормально от боли не могла. Чтобы помнила, что провинилась. И так за каждую провинность, за всё, что я делала наперекор. Мало позанималась — лупил. Пробежала меньше на километр — сломал руку. И все видели это. Вся прислуга. Весь персонал. И все молчали. Опускали глаза, но молчали. Ведь деньги решают всё. Постоянно водил к гинекологу, чтобы не дай Бог я не лишилась девственности раньше времени. Он планировал продать меня своему постоянному клиенту. Наркобарону, который до безумия обожал девственниц. Которому мой отчим постоянно поставлял молоденьких девушек и которых потом находили мёртвыми. От передозировки. Но тот мудак к счастью сдох. Пристрелили его. Отец одной девушки не поверил, что его дочь умерла от передозировки наркотиками. Начал копать. Искать того, кто убил его дочь. И нашёл этот притон. Вышел на этого старого извращенца. И на моего отчима. Но ему никто не поверил. Кто поверит сантехнику с завода, убитого горем после смерти единственной дочери? Прокурор города ведь святой! Деньги в детдом переводит. Приют для бездомных построил. Как можно поверить в то, что такой святой человек занимается торговлей людьми.

Решив, что ничего не дождётся от полиции, отец убитой девушки решил вершить закон сам. Его убили при задержании. И все доказательства ушли в могилу вместе с ним. Отчим тогда очень бесился. Потерял такого клиента. Чуть не прокололся.

А потом пришёл довольный. Рожа сияет. Нашёл мне жениха. Думала, что очередной старый извращенец, а оказалось, что тебя, — Милена хватает бутылку и делает глоток прямо из горла. — Мне было плевать. Я уже смирилась с тем, что стану игрушкой в чужих руках. Мне шестнадцать всего было тогда. А я уже понимала, что не смогу выбраться из этого дерьма. Слишком много связей у него. Слишком многие готовы лизать ему жопу, чтобы не оказаться в какой-нибудь канаве, — замолкает на пару минут, делая пару глотков вина. — В день своего совершеннолетия он решил закатить праздник. Такой, чтобы все видели как он "любит", — в воздухе показывает кавычки, — свою падчерицу. А я сбежала в разгар праздника из ресторана, — усмехается. — Поехала в клуб, где лишилась девственности. Я впервые почувствовала себя любимой с момента, как погибла мама. Любимой. Необходимой. И сбежала. Боялась, что с НИМ что-то сделают. Потому что утонула в его глазах, растворилась в нём, влюбилась до безумия. С первого взгляда.

Ну а потом… Потом я пыталась скрыться. Не хотела возвращаться домой. Сняла квартиру, где меня нашли уже через пару часов. Он… — руки начинают дрожать. Девушка делает огромный глоток вина и тут же начинает кашлять, поперхнувшись. — Он изнасиловал меня, — говорит обычным ровным тоном, будто рассказывает о том, что ела сегодня на завтрак. — Думал, что я ещё девочка и взял в задницу, — меня передёргивает от того, с какой иронией она говорит. — Всё ещё надеялся продать мою девственность подороже, — отрешенный голос. — Сама во всём виновата. Не должна была сбегать. Не должна была показывать свой характер, — пальцами хватается за горло. — Раньше думала, что такого со мной никогда не случится. Что смогу вырваться. Смогу себя защитить. Но сначала будто оцепенела. Не могла пошевелиться. Ни одним мускулом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍А потом будто щёлкнуло что-то в голове. Жить захотелось. Я пока вырывалась, ударилась виском об острый угол и потеряла сознание. Он думал, что я умру, потому что потеряла много крови. И решил помочь уйти на тот свет. Накачал наркотиками и бросил подыхать за мусорными баками, как собаку. И подал тем же вечером в розыск. Подал в розыск, понимаешь? Скорбел. Просил людей помочь найти любимую падчерицу, которая стала роднее дочери. Пока я лежала в снегу, в крови, с порванной задницей, он развешивал по городу объявления. Меня нашли. Отвезли в городскую больницу. И тут же сообщили ему, как только опознали.

Я так орала, когда он зашёл, так громко выла… Меня накачали успокоительными. А очнулась уже здесь. Запертая в клинике.

Замолкает. Смотрит стеклянным, пугающе пустым взглядом сквозь меня. А я не могу сказать и слова. Ни единого слова. Меня будто парализовало. Придавило тяжестью её жизни к стулу. Эта девушка. Эта хрупкая девушка столько пережила. Через столько бед прошла.

— Только не нужно меня жалеть, хорошо? — зло говорит она. — Мне не нужна ничья жалость!

Я молчу. Отвожу виновато взгляд. И не нахожу что сказать.

— Я не хочу тебя обременять, Марк. Ты не должен на мне жениться. Ты должен жениться на той, которую любишь. А по твоему голосу и твоей позе я видела, что ты любишь ту девушку, с которой разговаривал по телефону.

— А что будешь делать ты, когда мы вернёмся? Тебя твой отчим не оставит в покое. Такой ублюдок должен сидеть за решёткой. До конца жизни.

— Из-за своей сломанной жизни, я не хочу портить чужие, — обхватывает себя руками за плечи. — Так несчастна только я. А я поломаю две чужие жизни, если не больше. Вы женитесь с Аней, родите детей. А я никогда не смогу забеременеть. Я бесплодна после сильного переохлаждения. Ты понимаешь, что я просто ничтожество. Пустышка. Никому не нужная пустышка.

— Ну что за глупости ты говоришь? — я вскакиваю со стула, сгребаю девушку с кровати и вжимаю в себя. Глажу по растрёпанным волосам, по вздрагивающей спине, целую лоб и укачиваю в своих руках. — Тише, Мила. Тише. Ты не обуза. Мы придумаем, как защитить тебя от твоего отчима. Слышишь? Защитим. Посадим этого чёртова ублюдка за решетку. Отрежем ему яйца и в глотку засунем.

— Марк, не стоит в это впутываться.

— Я уже в это впутался. Впутал в это свою семью и свою Любимую девочку. Мила, мой дед шантажирует. И я понимаю, что раз он связался с твоим отчимом, то его бизнес связан не только с производством мебели. Нам остаётся только держаться вместе. Делать вид, что мы покорно согласны играть свадьбу.

— Хорошо, — соглашается покорно, опуская голову мне на плечо. — Хорошо, Марк. И спасибо тебе.

Мила засыпает на моём плече, щекоча дыханием шею. Совершенно разные ощущения. Стоит только дыханию Анютки коснуться моей шеи, как тело тут же реагирует на её близости. Стоит только коснуться, даже посмотреть взглядом своих зелёных глаз, как член твердеет. Я её ревную к каждому столбу. Стоит только представить, как кто-то её касается, как из груди рвётся звериный рык. Её хочется спрятать от всех. От всего мира. Присвоить себе. Заклеймить. Оставить на шее, на груди, на бёдрах засосы. Следы своей страсти. А ещё лучше надеть на тонкий пальчик обручальное кольцо.

А Мила… её дыхание только щекочет шею. Девушка вызывает только жалость и желание защитить. Сделать всё, что в моих силах, чтобы Милена стала счастливой.

Кладу девушку на кровать, накрывая одеялом. Погладил по голове. На телефон позвонили. Боясь разбудить Милену, схватил телефон и выскочил в коридор.

— Да, бать, — принял вызов.

— Самолёт завтра в пять утра вылетает. В аэропорту на входе в четыре вас будет ждать мужчина, фотографию отправлю. До завтра, сынок.

— Пока, бать. Спасибо!

Завёл будильник на три утра и кинув подушку на пол, лёг спать.

Глава 31

Как батя и говорил, у входа в аэропорт нас встречал мужчина с суровым выражением лица, которого сложно было не заметить в толпе. Он на голову возвышался над толпой снующих туристов.

Милена, которая до этого с сонным видом плелась следом за мной и путалась в ногах, вдруг пискнула и спряталась за моей спиной, ногтями вцепившись мне в руку.

— Что такое? — зашипел я от боли, оборачиваясь к ней.

Милена смотрела мне за плечо расширенными глазами, в которых плескалась паника вперемешку с радостью и волнением. — Мила, что случилось?

Девушка только мотнула головой, прячась за мной, приглаживая волосы на голове и прикусывая губы. Дернув плечом, понял, что от неё я не добьюсь никакого ответа. Ещё не тот уровень доверия, чтобы она рассказывала мне обо всём. Я видел, что сегодня она уже жалела о том, что рассказала вчера вечером. Видел по глазам, которые она отводила, по напряжённой позе, по резким движениям и задумчивой молчаливости. Она была пьяна. Вино развязало ей язык. Она держала в себе это два года, не смея никому рассказать. Боясь, что осудят, что посчитают виноватой во всём, как саму себя считала она. И я оказался просто рядом в тот момент, когда ей нужно было излить душу.

Перехватил её тонкое запястье и направился к мужчине, который внимательным взглядом сканировал толпу, выискивая нас.

— Привет, — крепкое рукопожатие. — Демьян. Глеб попросил помочь, я доставлю вас в Москву. Самолёт уже готов. Можем отправляться.

— Привет. Большое спасибо, — отвечаю на рукопожатие. — Марк. А это Милена, — делаю шаг в сторону, открывая мужчине вид на Милу.

Не смотрел бы в лицо мужчины, не заметил бы лёгкую, едва заметную рябь эмоций на его лице. Чуть дрогнувшие уголки губ, расширившиеся зрачки и затрепетавшие крылья носа.

— Приятно познакомиться… Милена, — выделяет её имя. Прожигает взглядом съежившуюся девушку.

Делает шаг вперёд, берёт левую руку девушки и подносит к губам. Я хмурюсь в недоумении. Милена не боится его. Не шарахается. Замирает пойманной птичкой, наблюдая широко распахнув глаза за тем, как Демьян ртом прижимается к её запястью. Интимный жест.

Я по-прежнему держу правое запястье Милы. И поэтому отчетливо чувствую, как ускорился её пульс.

Я вижу её лицо в профиль, но этого достаточно, чтобы заметить, как взволнованно она приоткрыла губы, ловя воздух ртом. Мне знакомы эти эмоции. Я видел их не раз на лице мамы, когда батя просто прикасался к ней. На лице Сони, стоило оказаться Теме рядом. Что-то глубокое, неуемное. Выходящее за рамки простого слова "любовь".

Тактично отвёл взгляд, рассматривая людей вокруг. Сердце на миг дрогнуло и сжалось, когда увидел, как рыжеволосая девушка бежит навстречу светловолосому парню и запрыгивает на него, обвивая руками и ногами. На какой-то миг представляю, что Анютка встретит меня в аэропорту. Запрыгнет с разбегу. Обовьёт тонкими ручками. Прижмётся стройным телом. Я соскучился по Ане. Так соскучился, что в груди всё ноет от необходимости увидеть её. Прямо сейчас. Даже если не коснуться, не почувствовать её запах, просто увидеть. Лукавый взгляд глаз. И улыбку. Предназначенную исключительно мне.

— Пойдём, — голос Демьяна вырывает меня из мыслей.

Мужчина направляется вглубь аэропорта, рассекая толпу как ледокол.

— Мила, — легонько встряхнул девушку за плечи, видя, что двигаться она никуда не собирается и смотрит затуманенным взглядом в пространство перед собой. — Пойдём. Пока сюда не нагрянули шавки твоего отчима.

Милена встрепенулась и перевела взгляд на широкую спину Демьяна, улыбнувшись уголком губ. В глазах мелькает мечтательность.

— У меня сотни вопросов к тебе, но я пока придержу их при себе, — шепнул ей на ухо, быстрым шагом следуя за мужчиной, которого начал терять из поля зрения в толпе людей.

— Я позже расскажу. Наверное…

— Это твоё дело, Милена. Лезть и допытываться я не стану.

Девушка не отвечает. Молчит до тех пор, пока мы не размещаемся в креслах на борту самолёта и не взлетаем.

— Это он, — отворачивается от иллюминатора и смотрит прямо мне в глаза. — Мужчина из клуба, — шёпотом. Боится, что мужчина, который сидит чуть поодаль услышит наш разговор.

— Это хорошо или плохо для тебя?

— Не знаю, — пожимает плечами. — Я по-прежнему боюсь за него.

— Ты понимаешь, что если мой батя отправил его сюда, то за него тебе бояться не стоит?

— Нет, Марк, — качает головой. — Мой отчим слишком опасен. Я не могу втягивать в это ещё людей. Я потеряла всех, кого любила. У меня не осталось никого. И я больше не хочу терять. Я просто этого не переживу, — встаёт резко из кресла. — Я в туалет.

Провожу взглядом худую спину и тянусь к столику за водой. Замечаю краем глаза, как Демьян встаёт со своего место и плавной походкой двигается за девушкой. Усмехаюсь. Отчего-то уверен, что мужчина с ледяным и цепким взглядом не отпустит девушку. Он смотрит на Милену взглядом собственника. Уже считает её своей.

Я делаю пару глотков воды, когда слышу грохот и вскрик Милены. Пытаюсь вскочить с места, забыв, что пристегнут. Ремень безопасности больно врезается в живот. Матерясь, расстегиваю его и мчу в сторону туалета. Дверь распахивается и оттуда вываливается на меня Демьян с залитыми кровью губами и подбородком. Мужчина матерится тихо, руками удерживаю тонкие запястья Милены. Девушка извивается, брыкается и глазами мечет молнии.

— Отпусти её, — говорю я Демьяну, который пытается притянуть девушку к себе. Но тот будто не слышит, дёргает с силой девчонку на себя, когда та лягает его в ногу и сцепляет обе руку у неё за спиной своей лапищей. Милена тяжело дышит. Её подбородок начинает дрожать, как вчера, перед тем, как у неё случилась истерика. Этого только не хватало!

— Отпусти девушку, Демьян, — взбешённо говорю я, видя, что мужчина не собирается выпускать Милену из своей хватки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Уйди, щенок, — вдруг взбешённо бросает он ледяным тоном, кидая на меня уничтожающий взгляд.

Сцепляю в бешенстве зубы. Пелена ярости застилает глаза, и я впечатываю кулак ему в лицо. Раздаётся хруст. Кажется, я сломал ему нос. Демьян отпускает Милену. Аккуратно подталкивает её в туалет и закрывает дверь. Неуловимым движением заламывает мне руку и с яростью шипит на ухо:

— От того, чтобы переломать тебе кости меня останавливает то, что я должен твоему отцу. И то, что ты защищал её.

Мужчина отпускает меня. Разворачиваюсь к нему лицом, разминая саднящее плечо.

— Оно моя невеста, — хрен знает, зачем я это говорю. Хочу вывести его на эмоции? Пробить броню невозмутимости, которую он снова нацепил на лицо? Убедиться, что Милена будет под защитой рядом с ним?

— Мне срать. Она моя, — невозмутимый тон.

Мужчина уходит на своё место.

Открываю дверь и ловлю плачущую девушку, которая вываливается из кабинки прямо мне в руки. Она с тревогой ощупывает меня взглядом и облегчённо всхлипывает.

— Зачем ты полез? Он мог тебя покалечить, — утирает рукавом толстовки слёзы.

— Спасибо, Миленочка, за веру в меня, — говорю ехидно ей на ухо, кидая взгляд на сжимающего руками подлокотники кресла Демьяна. Интересно, я тоже выгляжу настолько безумным, когда ревную Аню? "Да", — подсказывает внутренний голос. Даже хуже. Демьян хоть эмоции скрывать умеет, в отличие от меня. Я что думаю, то на лице и отражается.

— Марк, не обижайся на меня. Ты видел его телосложение и своё?

— Не такой уж я и дрышара, — обиженно буркнул я. — Чего у него вся рожа в крови? — наблюдаю за нервничающей девушкой, которая заправляет волосы за уши дрожащими пальцами.

— Я его за губу укусила, — заливается краской. — Я испугалась. Он так резко вошёл.

Хмыкаю, бросая очередной взгляд на Демьяна. Понимаю, что мужчине придётся тяжело с Миленой. Очень тяжело. Помимо внешних факторов, ему придётся пробиваться сквозь стену страха.

— Умойся, у тебя кровь запеклась. И постарайся в этот раз никого больше не бить.

— Да иди ты! — возмущается, но улыбается уголком губ.

Опускаюсь в кресло. Беру в руки телефон и, сняв блокировку, захожу в галерею. Открываю фотографию двухгодичной давности. Я прижимаю Анютку к себе, приобняв за плечи и улыбаюсь широко в камеру. Нос малышки испачкан мороженым, и она недовольно хмурится. Смотрит сердито в камеру из-за стёкол очков. Улыбаюсь нежно, пальцем обвожу овал её лица. Забавная и до тянущей нежности в груди родная. Моя.

— А она очень милая, — голос Милены заставляет испуганно вздрогнуть.

— Тебе не говорили, что подглядывать в чужой телефон некрасиво? — бурчу я, блокируя экран.

— Так я одним глазком, — девушка плюхается на сиденье, сбрасывая кроссовки и поджимая под себя ноги. — Ты просто с таким дурацким выражением лица сидел. Вот с таким, — скорчила забавную рожицу. — Это ведь твоя Аня? Та, с которой ты вчера разговаривал по телефону?

— Да. Да. И как много ты услышала вчера?

— Весь ваш диалог, — виновато пожимает плечами. — Прости, — делает бровки домиком. — Я просто… я давно не слышала таких открытых разговоров. Без фальши и лести. Я будто коснулась чужой любви, которая согрела меня. И я ведь девочка, и мне всегда интересны все романтические истории, не забывай.

— Твоя романтическая история сидит с тобой в одном салоне самолёта и прикладывает лёд к прокушенной губе. Только не надо говорить мне, что это другое, — вскидываю руку.

— Расскажи мне об Ане, — переводит ловко тему. — Какая она? Опиши её.

— Она самая лучшая, — говорю, как само собой разумеющееся. — Добрая, умная и красивая. Любит читать и смотреть детективы. Пишет стихи, но боится кому-то показывать. У неё восхитительные рыжие волосы и зелёные глаза.

— Ты любишь её, — не вопрос, а утверждение. Милена щекой прижимается к мягкой спинке кресла и улыбается мечтательно и грустно.

— Люблю, — не вижу смысла этого отрицать. — Только, как понимаешь, пока вместе быть мы не можем. Как и ты, я не хочу подвергать её опасности. Дед знает про неё. Я стараюсь держаться подальше, но это у меня не выходит. Это как наваждение какое-то. Тянет к ней. Неконтролируемо. Вопреки доводам разума.

— Я верю, что всё будет хорошо, — девушка кладёт руку мне на плечо. — Как можно не любить такого доброго и чудесного парня как ты? Уверенна, что она любит тебя так же сильно, как и ты её.

К горлу снова подкатывает горечь.

Я прикрываю глаза и откидываю спинку кресла. В сон клонит нещадно. И я проваливаюсь в царство Морфея, чтобы проснуться уже в Москве.

Глава 32

Аня

— Дядя Глеб, пожалуйста, — прижимаю руки к груди и умоляющим взглядом смотрю на отца своего любимого. — Возьмите меня с собой! Я буду тихой, как мышка!

— Нет, Аня! Я уже сказал тебе! — мужчина даже не смотрит в мою сторону.

— Ну, пожалуйста, — я чуть не плачу, семеня следом за ним. — Я не причиню неудобства.

— Нет. И чтобы носа не высовывали из дома, пока я не вернусь, — твердый ответ, и дядя Глеб, поправив кобуру и поцеловав тётю Олю в лоб, выходит из кабинета, закрыв дверь прямо перед моим носом.

Тоскливым взглядом посмотрела в окно. Я так хотела поехать встречать Марка, но дядя Глеб не собирался менять своего решения. Как бы я его не уговаривала.

— Анюта, не переживай, — тётя Оля кладёт руку мне на плечо и легонько сжимает.

— Я с ним так и не поговорила нормально, — прижимаюсь виском к её плоскому животу и вздыхаю тяжело.

— Успеете ещё поговорить, — слышу улыбку в её голосе. — Ты сама понимаешь, что сейчас лучше сидеть и не высовываться. Отец Глеба ужасный человек, и он не остановится не перед чем.

Я киваю, больше не имея желания сейчас разговаривать.

Мне стыдно перед Марком. Стыдно, что тогда я повела себя как глупая мстительная девчонка тогда. Сбежала на утро трусливо. От Марка. От чувств, которых боялась, потому что помнила ту раздирающую боль после слов на пляже. Пусть мне было всего шестнадцать, но я уже тогда любила Марка. Взрослой, осознанной любовью.

Да, Марк рассказал мне всё ночью, признался в любви и объяснил причины своих поступков. Но я слишком была ошеломлена. Я не переварила до конца всё то, что он мне сказал.

Злилась на него за то, что он сразу не сказал, что скоро женится. Это было несправедливо с его стороны. Прийти ночью, подарить бесстыдные ласки, а потом забыть на утро, что было. А на следующий день ревновать меня к Лёше, повезти в дом родителей и целовать столь жадно и нежно. Лишая дыхания. Лишая разума. Я была готова подарить ему свою первую ночь там, возле бассейна.

Когда Марк позвонил мне, я ожидала, что он начнёт ругаться, ожидала чего угодно, но уж точно не интимного низкого шепота, который вогнал меня в краску смущения.

— Да, мой сладкий котик, — хмыкаю в трубку, улыбаясь от уха до уха и с трудом сдерживаясь от того, чтобы захохотать.

Я так старалась нарисовать бегемота, столько времени потратила вырисовывая тени и мордочку, надеясь, что парень оценит мои старания.

— Когда я до тебя доберусь, мышонок, я тебя оттрахаю так, что ты неделю не сможешь сидеть, — дыхание перехватывает, а глаза в изумлении расширяются. — Так, что ты охрипнешь, — голос Марка такой низкий и искушающий, что я начинаю дрожать. Я понимаю, что ничего прекраснее этого хриплого шёпота не слышала. Он ласкает слух, проходит сквозь каждую клеточку моего тела. Закрываю глаза и представляю, что Марк стоит сзади. Что его горячее дыхание опаляет моё ухо и шею.

— Ммм… — с трудом поборов свои чувства, тяну я. — Значит, ты обнаружил все мои маленькие подарочки себе. Надеюсь, что они тебе понравились.

— Понравились. Очень понравились. Но больше мне нравятся картинки в моей голове Красочные. Порочные. Страстные. Где я уложу тебя на заднем сидении своей тачки и вылижу тебя с головы до ног. А потом зацелую. Не пропуская ни одного даже самого малюсенького участка, пока ты не будешь кричать на всю округу, кончая раз за разом от моих пальцев и моего языка, — я жмурюсь, закрываю плотно глаза. Под веками воображение рисует красочные картинки всего того, о чём шепчет хриплым голосом Марк. И против воли из груди вырываются всхлипы отчаяния. Отчаяния от того, что Марк далеко. Потому что осознаю чётко, что если бы он был рядом, я бы позволила себе сделать всё то, о чём он говорил. Отдала бы не только своё сердце и душу в его полное распоряжение, но и тело, которое всегда предавало свою хозяйку, стоило только Марку оказаться рядом. — Знаю, что ты будешь прикрывать рот ладошкой, чтобы заглушить свои сладкие стоны. Но я свяжу твои ручки над головой. Ты будешь умолять меня взять тебя. Будешь сгорать от желания почувствовать мой член в себя. Будешь просить меня войти в тебя. И возможно я дам тебе то, что тебе так нужно… Но сначала ты кончишь от моего языка… А потом… — Боже мой. Боже! Всё моё тело пылает в странном огне. Низ живота тянет. Горит. Печёт. Грудь наливается, и меня трясёт. Трясёт мелкой дрожью. Я даже представить не могла, что Марк может желать меня настолько сильно. Не смотря на то, что слова были порочными, каждое из них было пропитано… любовью и нежностью. Ко мне. К нелепой рыжеволосой девчонке. — Скажи, моя маленькая, ты уже мокренькая? Или может ты сейчас ласкаешь себя пальчиками, слушая мой голос и представляя, что я рядом? Скажи, малыш…

— Придурок, — разве можно такое предположить? Это ведь так грязно и порочно! Такими вещами нужно заниматься только с любимым человеком. — Ты такой придурок, Марк. Решил подразнить меня? Значит, любишь секс по телефону? Ладно!

Сбрасываю вызов, разозлившись на него и на себя. У него там невеста, а он мне секс по телефону устраивает. Вбиваю в поисковике сайты, которые предоставляют подобные услуги и размещаю номер Марка на одном из них, даже не заметив, что сайт был… с подвохом. Такое я бы делать не стала. Это слишком подло.

Выполнив очередную мелкую пакость, которая заставила меня хихикать и потирать руки в предвкушении реакции Марка, пошла в магазин за продуктами по просьбе тёти Оли. Женщина была сегодня расстроена и прятала от меня покрасневшие от слёз глаза. Я с трудом сдерживала себя от того, чтобы спросить её о сегодняшней ночи. Удалось ли им помириться с дядей Глебом или нет? Ведь измену прощать тяжело. И я понятия не имею, смогла бы я простить Марка, если бы после двадцати лет совместной жизни он переспал с другой.

У подъезда столкнулась с Лешей, который, как оказалось, жил двумя этажами выше.

— Поговорил со своей недоступной принцессой? — с улыбкой спросила я, опуская пакеты с продуктами на скамейку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да, — Лёша улыбается, сверкая ямочкой на щеке. — Я сделал ей предложение. Через месяца два свадьба. Пока точно не определили дату.

— А-а-а, — взвизгнула я и бросилась к нему в порыве радости на шею. — Я так рада за вас! Вы такие молодцы! Поздравляю! Видишь, как всё сложилось, а ты боялся. Неизвестно сколько бы ты еще топтался на месте…

— Долго, — парень аккуратно стискивает меня в объятиях.

Я смеюсь, чувствуя радость за парня. Как же чудесно, когда люди становятся счастливыми не смотря ни на что — не смотря на возраст, социальное положение, рост, вес и цвет волос. Краем глаза вижу знакомую фигуру. Думаю, что мерещится. Но нет. Марк, напряжённый, злой и сосредоточенный идёт в подъезд, даже не смотря в нашу сторону. Отстраняюсь от Леши и бегу в подъезд, окликая Марка. Но он не слышит. Или не хочет слышать. Продолжает подниматься по ступенькам. Только спина напрягается сильнее. И кулаки сжимаются.

— Марк! — отчаяннее зову я, перепрыгивая через две ступеньки. — Да, подожди ты! — терпение пропадает, и я кричу на весь подъезд, не заботясь, что могу кому-то помешать. — Марк, я с тобой разговариваю, а не с твоей спиной! — приближаюсь к нему практически вплотную и совершенно не ожидаю, что Марк резко затормозит. Влетаю в него, носом ударяясь в его грудь. Парень рукой придерживает меня за талию. Всего на мгновение, а потом убирает резко. Будто ему неприятно. Будто не может ко мне прикасаться.

— Что? — голос грубый и злой. А в глазах бушует ураган бешенных и яростных эмоций. Он ревнует меня. Снова ревнует. Просто дико.

— Марк! — я хочу положить руки ему на грудь, чтобы почувствовать стук его сердце. Чтобы чувствовать его сердцебиение. Чтобы чувствовать его. Но парень делает несколько шагов назад. Отступает от меня. Увеличивает между нами расстояние. И это причиняет мне боль. Душевную муку. — Марк… ты причёску сменил, — цепляюсь взглядом за короткий ёжик волос. Я виновата в том, что он подстригся. Ему идёт, но непривычно. Я безумно сильно любила пальчиками зарываться в его волосы. Чувствовать их гладкость и мягкость. Я думала, что он перекрасится. Но не думала, что так кардинально сменит прическу.

— Твоими стараниями сменил. Довольна? — грубый голос, который возвращает меня в ту ночь на пляже.

— Марк, — ещё мгновение и я разрыдаюсь. Разревусь, как сопливая девчонка. И я понимаю его негодование. Его злость. Но молюсь мысленно, чтобы он сменил тон. Чтобы из его глаз ушли злость и ярость. Я не хотела тебя обидеть. Я же просто пошутила, Марк… я… — не нахожу слов, чтобы себя оправдать. Мне стыдно.

— Так же, как и не хотела обидеть меня тем, что выложила мой номер на сайте для геев? — я хлопаю глазами, до конца не осознавая о чём он говорит. — Это по-твоему смешно, Аня? Смешно? Ты выставила меня идиотом!

— Смешно! Нечего было устраивать мне секс по телефону! Какая тебе разница, кого соблазнять? — вздернула высоко подбородок, начиная злиться, что Марк повышает на меня голос. — А за те слова, что ты сказал мне на пляже, ты заслуживаешь большего наказания!

— Я уже извинялся, Аня! Извинялся не один раз! У меня тогда не было другого выхода! Ты же знаешь! Но продолжаешь строить из себя обиженную!

Молчу. Снова проглатываю слова, потому что Марк прав.

— Только вчера целовалась со мной, а сегодня уже обжимаешься с этим очкариком. Ты мне просто отвратительна сейчас, Ань.

Лучше бы он ударил кулаком не в стену, а меня. Так было бы менее больно.

— Вчера целовалась со мной, слушала мои откровения, а сегодня уже обжимаешься с другим. Вот мне интересно: ты уже успела с ним переспать? Ведь он не я, верно? — я ударяю его быстрее, чем успеваю подумать о последствиях. Как Марк мог только предположить такое? — А я сейчас одного хочу, Ань. Избавиться от этих тупых чувств! От этой херни, которая поселилась в моей груди, когда я только тебя увидел! Все два года… каждый день вспоминал тебя. Два года. Я не могу позволить себе любить тебя! Не могу! И это меня ломает, Ань! Ломает! Каждый чёртов день. Потому что знаю, что подвергаю тебя опасности. Потому что я бл*ть боюсь за тебя больше всех. Боюсь, что с тобой что-то может случиться. Поэтому я не могу быть с тобой. И не могу без тебя, Ань! Не могу, слышишь меня?

Я слышу его и просто умираю, задыхаюсь от эмоций. Марк целует меня и, развернувшись, покидает подъезд. Без сил опускаюсь на ступеньки. Рыдаю, размазывая слёзы по лицу. Прижимаю ноги к груди, давлю коленями на грудную клетку, надеясь, что боль притупится.

— Ань, — передо мной с пакетами в руках присаживается на корточки Лёша, — вставай. Пойдём домой.

Машу отрицательно головой. Я не хочу двигаться. Не хочу дышать. Не хочу совершенно ничего. Только свернуться клубочком на холодных ступеньках и уснуть до тех пор, пока всё не наладится.

— Пойдём, Анечка, — подхватывает меня за талию и поднимает со ступенек.

Я ничего не соображаю. Покорно плетусь за ним. Все мои мысли крутятся вокруг Марка. Я так и не сказала ему, что люблю. Что люблю его так же сильно. Что готова ждать сколько угодно, только бы быть с ним.

— Лёш, спасибо, дальше я сама, — останавливаюсь возле двери, дрожащими руками пытаясь вставить ключ в замочную скважину. Из-за слёз всё расплывается.

— Дай сюда, — забирает ключ из моих рук и с первого раза попадает в замок, открывая дверь.

— Спасибо, Лёш, — бесцветным голосом говорю я, заходя в квартиру. — Пока, — знаю, что не совсем вежливо, но сил на то, чтобы любезничать у меня нет.

Лёша ставит пакеты на пол и молча уходит. Хочется опуститься на пол прямо в коридоре, но я не хочу, чтобы тётя Оля заметила моё состояние. Захожу в комнату и достаю из ящика стола фотографии. В тот день на пляже я сфотографировала Марка, выходящего из воды. Я заметила это только тогда, когда скидывала фотографии на компьютер, вернувшись домой. Мой восхитительный и самый привлекательный. Распечатала его фотографию, где создаётся ощущение, что он смотрит прямо на меня. Глубокий карий взгляд. Пухлые губы.

— И я без тебя не могу, мой хороший, — пальцами провожу по фотографии, не замечая, как слёзы катятся по щекам. — Не представляю своей жизни без тебя. Ни дня. Ты так и не дослушал меня. Так и не узнал, что я люблю тебя. Упрямец. Мою любимый упрямец.

Глава 33

Успокоиться я смогла только спустя несколько часов. Когда беспрерывный поток слёз прекратился, я взяла телефон в руки и набрала номер Марка. Но парень не отвечал. Я упорно продолжала звонить, пока телефон парня полностью не отключился. Ну нет, Марк! Мы закончим наш разговор. Решительно поднялась с кровати. Чёрт. Уже полночь. Тётя Оля спит, а адреса Марка я не знаю. Поняв, что до утра исправить уже ничего не смогу, забылась тревожным сном, где раз за разом видела, как Марк уходит от меня, бросая мне в лицо ранящие слова. Утром, узнав адрес парня у тёти Оли, поехала к нему. Но дверь мне никто не открыл. Телефон Марка был отключён. А меня накрыла паника. И страх за любимого парня.

— Тёть Оль, я не могу до Марка дозвониться со вчерашнего вечера. И дома его нет. Вы не знаете, где он? — спрашиваю осторожно у женщины, которая снова над чем-то колдует на кухне.

— Не знаю, Анютка. Маркуша уже не мальчик. Порой на неделю может пропасть, — женщина вытаскивает из духовки противень.

— Я просто… волнуюсь, — устало опускаюсь за стол, налив в чашку воды. — Просто…у Марка проблемы с дедушкой.

— Что? — у женщины из рук выпала лопатка. — Дедушкой?

Разворачивается резко, смотря на меня беспомощно и с диким страхом во взгляде.

— Марк просил меня не говорить, — тут же пошла на попятную я. — Я ему обещала, что никому не расскажу.

— Быстро рассказывай! Немедленно! Я его мать! И я должна знать, что происходит с моим ребёнком! — ударяет ладонью по столу, заставив меня испуганно вздрогнуть. — Я этого старого хрыча голыми руками скручу!

— Он вынуждает Марка жениться. Шантажировал твоим, тёть Оль, здоровьем и уликами, из-за которых дядю Глеба посадят. Это всё, что я знаю, — развожу руками.

— Мудак. Никак не может оставить нашу семью в покое! — я в шоке от того, что женщина, вечно тихая и собранная, может так ругаться. — Чёрт! Глеб не отвечает. Опять на совещании, — пытается дозвониться женщина супругу. По её лицу градом катятся слёзы.

Опускается за стол, руками закрывая лицо и тихо плача.

— Тёть Оль, извини меня, может я рано панику подняла? — я встаю из-за стола и наливаю стакан воды, протягивая его женщине. — Он действительно уже взрослый парень, может он куда-то поехал. Может в клубе? Или с девушкой какой-нибудь?

— Марк не любит клубы. Он пьёт крайне редко. А влюблён он в одну девушку. Уже несколько лет, — я оторопела. — А я всё гадала, почему вы до сих пор не вместе.

— Откуда, теть Оль?…

— Девочка моя, мы не слепые. Мы взрослые люди и прекрасно знаем такие взгляды. Сами через такое проходили когда-то.

— Моя мама тоже…

— Она прекрасно знала, что ты в ту ночь сбежала на пляж с Марком, — женщина улыбается сквозь слёзы. — Такие забавные. Он тебя чем-то обидел, Анют?

— Он просто хотел меня защитить, — я думала, что все слёзы выплакала ещё вчера, но ошибаюсь, они новым поток хлынули по щекам. — У тебя чудесный сын, тёть Оль.

— Я знаю, Анюта. Я знаю… Иди ко мне, — распахивает объятия, в которые я тут же ныряю. — Всё наладится, девочка моя. Всё наладится. Ещё на вашей с Марком свадьбе танцевать будем и шампанское пить.

— Угу, — угрюмо шмыгаю носом. — На нашей с ним? Или на свадьбе Марка с девушкой, которую ему выбрал дедушка?

— Мы этого не допустим, Ань. Это наш сын. И никто не смеет распоряжаться его судьбой. Я тебе кое-что расскажу, о чём не знает Марк. Отец Глеба в таком же возрасте, как и вы сейчас, полюбил девушку. Круглую сироту, как я. Он встречался от неё втайне от семьи, скрывал отношения и прятался. Девушка забеременела, а ему пришло время продолжать семейный бизнес. И перед ним встал выбор — жениться на любимой, которая носит под его сердцем ребёнка, либо жениться на дочери именитого профессора. Он выбрал второй вариант. Когда девушка родила, ей сказали, что ребёнок родился мёртвым. Отец Глеба забрал ребёнка, а тельце показали другого ребёночка.

— Это был дядя Глеб? Ребёнок, который родился?

— Да. Отец Глеба женился на дочери профессора. В газетах писали, что женились они из-за беременности невесты, которая должна скоро родить. Она носила накладной живот, чтобы потом сделать вид, что родила, и усыновить Глеба. Но она умерла от бронхиальной астмы, но написали, как ты можешь догадаться, что она умерла при родах. Деньги решают всё.

— А как вы это всё узнали? — я не могу поверить в такую человеческую жестокость и расчётливость.

— Отец Глеба действительно любил Ксению. Больной одержимой любовью, но любил. Он не смог её отпустить. Срывался и приезжал к ней постоянно. А она не могла его прогнать. Слишком сильно любила. Не знала тогда, что её сын жив и воспитывается нянечками. Она забеременела во второй раз. Двойней. И во время беременности в неё влюбился врач-гинеколог. Чудесный заботливый мужчина, который смог влюбить в себя разбитую и несчастную женщину. Смог избавить её от этой больной зависимости. Мужчина увёз её на юг, ближе к морю и солнцу, чтобы дети родились здоровыми. Павел чудесный мужчина, который полюбил мальчишек ещё до их рождения. Ксения и Павел вернулись в Москву семнадцать лет спустя, вслед за своими детьми, которые уехали покорять столицу. А узнала обо всём этом я совершенно случайно. Обняла со спины одного мужчину. Перепутала с Глебом. Они были похожи как две капли воды. Голос, жесты, мимика. Понимаешь? Я знаю Глеба досконально, но перепутала их со спины. Я смотрела и не могла поверить своим глазам. В тот день Глеб встретил свою биологическую маму. Веришь или нет, но мой сдержанный и суровый Глебка плакал, когда увидел ту, что его родила.

Я сижу будто громом поражённая. Всё это не укладывается в голове.

— А почему вы утаиваете это от Марка?

— Это произошло всего полгода назад. Мы не знаем, как преподнести Марку эту информацию. Потом всё перевернулось вверх дном. Я… — женщина резко встаёт из-за стола и обхватывает себя руками за плечи. Я понимаю, что она снова думает об измене мужа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Раздаётся звонок сотового и женщина хватает его, принимая вызов.

— Глеб, я не могу дозвониться до Марка. Он не приезжал к тебе? — я не слышу ответа мужчины. — Хорошо, буду ждать.

— Что там? — спрашиваю я нетерпеливо.

— Домой едет. Перезвонит позже.

— Ты простишь его? — шёпотом спрашиваю я и прикусываю тут же губу. Как же бестактно лезть в чужую жизнь.

— Что?

— Ничего, прости. Я так… — выдыхаю облегчённо. Не услышала моего бестактного вопроса.

— Да. Прощу, — вдруг отвечает женщина, не поворачиваясь ко мне лицом. — Сначала я была слишком зла, даже слушать не хотела. И действительно собиралась подать на развод. Но потом вспомнила все годы, которые мы были вместе. Я люблю его настолько сильно, что даже готова простить измену. Не знаю, проявление это слабости или же наоборот. Но я не живу без него, а существую. Тем более, я не могу его винить. У нас был тяжёлый период. Очень тяжёлый. Мы не справлялись.

И снова раздаётся звонок сотового. Женщина тут же отвечает.

— Марк! Как ты мог? Ты хоть представляешь, что я надумала? — голос женщины звенит от слёз.

Я вскакиваю тут же и оказываюсь возле неё.

— Анечка очень переживала за тебя. Да. Не могла до тебя дозвониться. ТЫ хоть представляешь, что мы надумали. И почему ты мне не сказал, что общаешься с дедушкой? Почему ты вообще ничего не рассказал про свадьбу? — переводит взгляд на взволнованную меня и качает головой. — Я сейчас тебе Аню дам. Но мы с тобой ещё поговорим, Марк! Ты мне всё объяснишь!

Тётя Оля протягивает мне телефон, который я принимаю из её рук дрожащими руками.

— Алло, — говорю в тишину в трубке.

— Анютка, — мурашками по телу любимый голос. Облегчение. Я чувствую облегчение, когда слышу его голос.

— Марк, я… Марк, я хотела перед тобой… я была… Я скучаю, Марк, — жмурясь, выпалила я. За эти сутки я истосковалась по нему.

— Малышка, ну, зачем? Зачем сердце мне рвешь своими словами? Зачем? — болезненно.

— Потому что устала, Марк. Устала противостоять самой себе. Своим чувствам. Врать тебе и себе, — я снова готова расплакаться.

— Анютка, я не могу… я не хочу мучать тебя, малышка. Не хочу. Ты ведь знаешь, что я должен жениться, — напоминание об этом режет сердце.

— Мы что-нибудь придумаем, Марк, — сжимаю трубку. — Придумаем, я тебе обещаю. Где ты, Марк? Я целый день тебе пытаюсь дозвониться. Мы вчера не закончили наш разговор.

— Я в Мюнхене, Анюта. Со своей невестой, — я всё же расплакалась, услышав это. Он со своей невестой. — Малыш, прости меня. Прости за всё. За те слова на пляже, за мою ревность, на которую я не имею право, за то, что оказался слабаком, неспособным решить проблемы. За всё прости, — раскаяние в каждом слове. И всё та же нежность и любовь. Предназначенная только мне, а не какой-то там невесте. Мне!

— Хрена с два, Марк! Не прощу я тебя!

— Не простишь…

— Не прощу до тех пор, пока у нас с тобой не родится сын. Такой же упрямый баран, как ты. Такой же обаятельный до одури. И любимый, — тётя Оля тихо смеётся и одобрительно поднимает большой палец вверх. — Ты мой, Марк Котов! Только мой! И хрена с два я тебя кому-то отдам!

Отключаю телефон и лбом утыкаюсь в плечо тёти Оли.

— Ну, теперь он точно твой. Полностью, — женщина целует меня в лоб, как это делала всегда моя мама.

А потом приехал дядя Глеб и забрал нас в свой дом. И вот сейчас, я не знаю, куда себя деть. Изнываю от необходимости увидеть своего Марка.

— Анютка, прекрати мельтешить перед глазами, — одёргивает меня тётя Оля. — Сядь, выпей чай. От того, что ты ходишь, они быстрее не приедут.

Послушно беру чашку с чаем и залпом выпиваю, не чувствуя вкуса. Время тянется мучительно медленно. И когда дверь открывается, я вскакиваю взволнованно, но в кабинет заходит только дядя Глеб.

— Где Марк? — тётя Оля так же как и я, смотрит выжидающе в проём.

— Поехал к деду.

— Как? Ты его отпустил? — вскрикивает женщина.

— Такнужно, бельчонок. Мы всё решили.

— А где девушка? Невеста Марка? — подаю голос я.

— В квартире Марка, — я отшатываюсь. Как так? Почему? Я думала, что их пути разойдутся.

— Оль, нам нужно поговорить, — дядя Глеб раскрывает ладонь, на которой лежит флешка. — Это очень важно.

Я молча покидаю кабинет в расстроенных чувствах. Я устала думать, устала анализировать и размышлять. Я исчерпала все свои силы за эти два дня. Сейчас я просто хочу спать.

Глава 34

Проснулась на удивление рано, хорошо выспавшись. Потянулась к тумбочке за телефоном, чтобы проверить сообщения и пропущенные вызовы, но его там не оказалось. Чёрт. Я ведь не видела телефон со вчерашнего вечера. Кусая губы, проверила всё карманы сумки. Где я могла его посеять? Вчера точно помню, что заходила в дом с телефоном в руках. Точно! В кресле в кабинете дяди Глеба. Высунув голову за дверь и убедившись, что в коридоре никого нет, побежала на носочках в кабинет, который к моему облегчению был пуст.

Прикрыв дверь, бросилась к креслу, но телефона там не было, как и на всех поверхностях в кабинете. Может, завалился куда-то? Проползла на коленях по всему периметру кабинета, но своего телефона нигде не нашла. Вернулась к креслу. Пыхтя, засунула пальцы в щель между сидушкой и спинкой кресла, пытаясь нащупать гаджет. Когда пальцы коснулись холодного корпуса телефона, я радостно вскрикнула. Осталось только выудить его отсюда, что у меня никак не получалось.

— Ну, давай же! — простонала я, чувствуя, как от усердий у меня покатился пот по спине. — О да! — воскликнула радостно, целуя телефон, когда всё же смогла вытащить его.

Разблокировала экран и увидела три пропущенных от Марка. Сердце тут же подскочило к горлу и забилось быстрее. Поднялась с пола и, на ходу набирая номер Маркуши, направилась в его комнату, плотно закрыв за собой дверь в кабинет.

— Я до последнего верил, что дед мне врёт, — услышала голос парня, сначала не понимая, что он раздаётся не из трубки, а за моей спиной.

— Что? — разворачиваюсь резко и смотрю в покрытые коркой льда любимые карие глаза. Отшатываюсь. Марк никогда не смотрел на меня с такой ненавистью. С таким презрением.

Карие глаза окидывают меня с ног до головы. Взгляд задерживается на растрепанных волосах, на капельках пота в глубоком вырезе маечки, на коленях, которые я стёрла от ползания по полу.

— Я думал, что ты особенная, а ты оказалась обычной шлюхой, которая ищет толстый х*й для своей грязной дырки, — презрение.

В каждом слове. В каждой букве. Проедающий душу яд. Отравляющий организм. С каждым словом я теряю дыхание. Теряю способность дышать. Мне больно настолько от этих слов, что даже те ощущения на пляжи не могут сравниться с этим чувством.

— Иди ты в задницу, Марк, — я вскидываю подбородок так высоко, чтобы предательские слёзы не полились по моим щекам.

Разворачиваюсь и бегу в комнату, чтобы не разрыдаться прямо здесь. Перед глазами того, кто в очередной раз размазывает меня по стенке своими словами.

— Стоять! Я не закончил с тобой разговор, Мышкина! — рявкает громко, грозясь разбудить всех в доме. Показываю ему неприличный жест через плечо, даже не думая притормозить. Пусть валит ко всем чертям. Мне надоело это всё. Надоело бороться за отношения, у которых даже нет будущего.

На интуитивном уровне чувствую его приближение. В следующее мгновение Котов впечатывает меня в стену, разворачивает рывком к себе лицом и нависает сверху скалой. Сжимает запястья над головой, когда я пытаюсь вывернуться и залепить ему пощёчину.

— Отпусти меня, урод! Убери от меня свои грязные лапы! Проваливай к своей невесте! — голос звенит от слёз. Ещё мгновение и я разрыдаюсь прямо перед ним. Снова покажу ему свою слабость. Свою никчемность.

— Тебе совсем не стыдно смотреть в глаза моей матери и в это время спать с моим отцом? — выплевывает презрительно мне в лицо, с силой вдавливая меня в стену. Нос улавливает запах алкоголя. Снова пил.

— Ты совсем что ли? — выкрикиваю, лягая его ногой по икре. — Тебе нужно прекращать пить!

— Отвечай мне, Аня, — пальцы левой руки сжимают мои щёки, а полыхающие яростью и презрением карие глаза, впиваются в мои. Таким я Котова не видела никогда. Кажется, что ещё мгновение, и он раздерет меня на части. Но я не собираюсь перед ним оправдываться. Поэтому выгибаюсь, пользуясь своим положением, и трусь грудью о его часто вздымающуюся грудную клетку. Марк быстро облизывает губы. А я довольная полученным откликом с его стороны, приподнимаюсь на носочки и, практически прикасаясь губами к его рту, выдыхаю:

— Чего ты так взбесился, котик мой? Неужели на его месте хотел оказаться?

Марк вздрагивает и выдыхает, сцепив с силой зубы. Кажется, я даже слышу их скрип. Замечаю, как на лице парня ходят желваки. Пальцы сильнее сжимают мои щёки, а карие глаза останавливаются на моих губах. Ну же, Котов! Поцелуй меня! Ты же сам этого хочешь! Я знаю, что ты соскучился. Вижу по твоим глазам, в которых мелькают эмоции. Вижу по кадыку, который дёргается, когда ты тяжело сглатываешь. По длинным ресницам, которые трепещут, когда ты плотно закрываешь глаза, чтобы не видеть холмики грудей, которые виднеются в вырезе маечки.

— Оставь свои игры для лошков, Мышкина, — свирепо бросает он, справившись со своими эмоциями. — Только такой ботан, как твой Алёша, может повестись на твои дешёвые уловки. Ты мне омерзительна, — слова болью отзываются в груди.

Хочется, как всегда, спрятаться в свою скорлупу, скрыться от пронизывающего до костей взгляда карих глаз, и зализать свои раны. Я не понимаю, чем заслужила такие слова. Не понимаю, что могло измениться, что парень, который недавно шептал слова любви, обвиняет меня в связи со своим отцом.

Но переборов себя, лукаво улыбаюсь.

— Увидел в Лешеньке соперника? — вскидываю брови, высвобождая руку из крепкой хватки, и провожу пальцами по шее. Наблюдаю за тем, как черный бездонный взгляд прослеживает путь руки. Как дыхание становится хриплым.

— Заткнись, Мышкина, — рычит Марк. — Ненавижу тебя, — вопреки его словам, большой палец сжимающей мои щёки руки, проходится по губам, оттягивая их.

Не ожидая от самой себя, обхватываю палец парня губами и всасываю, выводя узоры на подушечке. Смотрю в потемневшие глаза. Чувствую, как пол уходит из-под ног.

— Ненавижу тебя, — шепчет вновь тихо, будто пытаясь убедить самого себя. — Ненавижу за то, как сильно бл*ть люблю тебя. Несмотря ни на что.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Завороженно смотрит на мои губы. Убирает руку с моего лица, закрывается пальцами в растрепанные после перепалки рыжие волосы на затылке и шепчет в самые губы, практически целуя:

— Рыжая ведьма. Сжечь тебя нужно. Я же бл*ть подыхаю без тебя. Без твоих глаз колдовских. А ты за моей спиной… с батей…

Больше терпеть не могу. Закрываю глаза и отдаюсь на волю своим чувствам. Всхлипываю и начинаю реветь в голос. От обиды, от облегчения, что с Марком всё в порядке, от его долгожданной близости.

— Чёрт, — бормочет беспомощно. — Не реви.

— Не спала я с твоим отцом. Ни с кем я не спала, — упираюсь ладонями в напряжённую грудь.

— Ань, — совсем растерянно.

— Ты каждый раз будешь говорить мне столько гадостей, когда будешь ревновать? Ты назвал меня шлюхой! — я залепляю ему пощечину. От силы удара немеет рука, а на его щеке остаётся яркий красный след. — Как ты вообще мог предположить такой бред? — вскрикиваю истерично. Дверь рядом с кабинетом открывается и выглядывает дядя Глеб.

— Чего шумим, молодёжь? — по его виду не трудно догадаться от какого занятия своими криками мы его отвлекли.

— Ничего, — говорит зло Марк, двумя руками обвив мою талию и внося в комнату.

Спиной оперся о дверь, не выпуская меня из кольца рук. Блуждает непонятным взглядом по опухшему от слёз лицу.

— Ударь меня еще раз. Хорошенько. Пока душу не отведешь. Пока не простишь, — сипло просит он, виновато отводя глаза. И я ударяю. Отвешиваю новую хлесткую пощёчину.

— За что, Марк? За что ты так думаешь обо мне? Разве я давала повод подумать, что я прыгаю из постели в постель?

Парень молчит. Кусает щёку изнутри и отводит виновато взгляд.

— Ответь мне! — я кричу, потеряв терпение. — Кто тебе дал право разбрасываться такими словами в мой адрес? Кто дал право думать так о своём отце? Кто вообще поселил в твоей бестолковой голове такие мысли?

— Дед, — я скриплю зубами. Снова этот старый крендель. — Фотографии в кармане.

Зло глянув на Марка, начинаю шарить ладонями по всем карманам, пока не натыкаюсь на фотокарточки. Достаю их и, кинув на них взгляд, начинаю истерично хохотать.

— Ты дебил, Марк. Как можно было в это поверить? Сейчас за пять минут можно склепать такую подделку.

— Не поверил я! Не поверил! — не позволяя мне отстраниться. — Я не знал, что ты здесь. Думал, что ты у мамы. Поехал к бате, чтобы поржать над этой фальшивкой. Солгу, что ни разу не мелькнула мысль, что это правда. Да, я ревнивый дебил. Но я бл*ть так сильно тебя люблю, что не могу не ревновать! Я боюсь тебя потерять. Мне кажется, что каждый хочет тебя у меня увести. Что ты найдёшь кого-то лучше. Кто не будет *бать тебе мозги. У кого не будет проблемного деда. А потом я услышал стоны и голос твой. Кабинет рядом с комнатой, а я не разобрал… И вышла ты из кабинета бати. Растрепанная, взмокшая и счастливая. Что я мог подумать, Ань? Почему у тебя колени красные и губы припухшие? — ревностный рявк.

— Потому что я вчера рыдала полдня и ночи, волновалась за одного безмозглого придурка. А сегодня с утра поняла, что забыла телефон в кабинете твоего отца, где сидела с твоей мамой и ждала ТВОЕГО возвращения. Я искала телефон, чтобы позвонить тебе.

Выдыхаю, теряя последние силы. Вот двадцать лет скоро парню, а ведёт себя…

— Боже, — качаю головой. — Марк, — поднимаю глаза и смотрю в виноватые карие глаза, — как ты мог такое предположить даже?

— Ань…

Замолкает, снова отводит взгляд.

— Это последний раз, когда я прощаю тебя за такие похабные слова. С твоей ревностью я смирюсь, но не с оскорблениями.

— Прости… Я знаю, что этого недостаточно. И я даже не стану оправдываться. Я виноват. Очень. И я могу уйти, если ты не хочешь меня видеть. Я пойму.

— Так быстро сдаёшься? — хмыкаю я.

— Я настолько паршиво себя чувствую, что не знаю, что тебе говорить, Ань. Мне хочется отмотать время назад и всё исправить, — лбом упирается в мой.

— Ты пил? — спрашиваю сердито, нахмурив брови, когда снова чувствую лёгкий запах алкоголя.

— Нет, — теряется от резкой смены темы.

— Тогда почему от тебя пахнет алкоголем? — привстаю на носочки и нюхаю его губы. Марк целует кончик моего носа, нежно улыбаясь.

— Дед пытался напоить, я опрокинул стакан, — обхватывает руками моё лицо.

— Тогда скажи мне, когда ты не пьян, — прошу тихо, боясь, что он не поймёт меня.

— Я люблю тебя, Аня. П*здецки сильно люблю, — проникновенный шепот. — Я полный кретин. Ревнивый придурок. Засранец. Но я люблю тебя.

— А я тебя, — улыбаюсь счастливо, хлюпая носом.

— Простишь меня? — опускается вдруг на колени и лицом вжимается в оголившийся живот. — Простишь? — целует кожу, заставляя мои мысли скакать в другом направлении.

— Простила, — я опускаюсь на колени рядом с ним, ладошками обхватываю лицо, глажу скулы.

Смотрю в глаза и понимаю, что всё прощу. Потому что мой мир сосредоточен в нём. Весь мир. Вся Вселенная. Я просто не могу жить без него.

Не понятно, кто подаётся вперёд первым. Просто в следующий миг губы сливаются в страстном поцелуе. Язык Марка по-хозяйски ныряет мне в рот, а жадные руки сжимают ягодицы. Парень тянет меня на себя. Заставляет сесть к нему на бёдра, чтобы вжаться напряженной плотью мне меж бёдер.

— Маркуша, — я всхлипываю от остроты чувств. От смущения.

— Анечка моя, — парень смотрит на меня затуманенным взглядом. — Люблю. Чертовски сильно люблю, — выдыхает в новый поцелуй, резко поднимаясь с пола и щёлкая замком.

Этот звук заставляет что-то внутри дрогнуть и затрепетать от нетерпения. От предвкушения.

Глава 35

Марк двигается в сторону кровати, не выпуская меня из рук и продолжая покрывать моё лицо нежными, сводящими меня с ума поцелуями. Его руки сжимают ягодицы, а напряжённая плоть давит на чувствительное местечко между ног. Я всхлипываю и непроизвольно начинаю ерзать, стараясь прижаться к нему как можно ближе. Марк шипит, сильнее сжимая пальцы на моей попе, фиксируя меня и не давая возможности шевельнуться.

— Малышка, — тянет хрипло, втягивая в рот кожу на шее и оставляя засос. — Я же не дойду до кровати. Не сдержусь, малыш, — прикусывает мочку зубами. — Не хочу, чтобы наш первый раз был на полу.

Меня выгибает дугой от этой ласки. Грудью вжимаюсь в его грудную клетку. Напряжёнными сосками чувствую жар его тела. Меня прошибает. Он так близко. И так мне необходим. До дрожи.

— Люби меня, Марк, — шепчу ему в губы, жмурясь и ловя ртом его рваное дыхание. — Люби…

Парень с осторожностью опускает меня на кровать. И нависает сверху, упираясь коленями в матрац, взглядом окидывая с ног до головы. И столько чувств в одном только взгляде, что у меня перехватывает дыхание. Марк смотрит так, будто не хочет видеть никого и ничего, кроме меня. Будто увидел нечто столь прекрасное, что всё остальное кажется серым и безликим.

— Моя девочка… Анечка моя… любимая, нежная, чувственная, — руками медленно начинает оглаживать ногу. От стопы вверх, по икрам, чуть массируя. Я вздрагиваю от каждого прикосновения. От каждой ласки.

Марк резко наклоняется и целует коленку, смотря мне в лицо. Жадно впитывая, пожирая глазами каждую эмоцию, каждый вдох и выдох. Каждый стон. Поцелуй в другую коленку. А руки продолжают свой путь, пока не замирают на резинке шортиков. Неосознанно свожу колени вместе. Чтобы унять тянущее чувство между ног.

— Не закрывайся, — просит тихо, целуя чуть выше левой коленки. И я подчиняюсь. Отбрасываю смущение в сторону. Позволяю проворным горячим пальцам подцепить резинку, стащить ткань с бёдер и отбросить куда-то в угол комнаты.

Марк со свистом выдыхает. Чёрные глаза полыхают огнём. Стонем в унисон, когда пальцы парня ныряют между складочек. Я пытаюсь свести колени вместе. Веду бёдрами, пытаясь уйти от столь сводящего в ума прикосновения. Но получается, что сама насаживаюсь на пальцы парня. Подаюсь ближе.

Палец нащупывает маленький бугорок между складочками и надавливает. Растирает влажность.

— Марк, — руки взвились вверх, чтобы обхватить парня за шею, впиться пальцами в горячую влажную кожу. — Маркуша…

Парень резко подаётся вперёд. Накрывает губы поцелуем, языком повторяя движения пальцев внизу. Парень таранит меня со всех сторон.

От этого кружится голова. И я готова потерять сознания от остроты незнакомых мне ранее чувств. Они пугают и восхищают одновременно. Мне кажется, что ещё мгновение, и я разлечусь на миллионы крохотных осколков. Тяжело дыша, со свистом выпуская воздух, Марк разорвал поцелуй. Губами прижался к шее, цепочкой поцелуев исследуя кожу на плечах и груди. Зубами подцепил лямки майки и стянул их, оголяя грудь с напрягшимися сосками. Втянул горошинку в рот, языком ударяя по соску. Бог мой! Это какое-то безумие. Огненная лава течёт по спине, когда парень дует на влажный сосок.

— Как же ты одуряюще пахнешь, малыш, — просипел Марк, носом выводя узоры на моей груди. Шумно дыша. Закатывая чуть глаза, будто один только запах моего тела возносил его на вершину блаженства. — Вкусная. Маленькая. Мояяя…

И так хрипло протянул он последнее слово, одновременно продолжая погружаться пальцами в моё лоно и втягивая ртом кожу на груди, что меня подбросило, выгнуло дугой так, что на задворках сознания я испугалась, что сломаю себе позвоночник. Но все мысли вылетели из головы, когда волна обжигающего удовольствия накрыла от пальчиков ног до кончиков ушей. Мелкая дрожь прошла по каждому участку моего тела. Заставляя стонать и вскрикивать, царапая спину Марка и кусая его плечи. Ломая ногти. Срывая голос.

Не видела, как Марк избавился от одежды. Просто в следующий миг влажная головка коснулась входа в моё лоно. Я неосознанно распахнула широко глаза. Сжалась, ожидая дикой, разрывающей на части боли. Но Марк был нежен и аккуратен. Нежная головка с предельной осторожностью раздвигала тугие стеночки лона.

— Ты моя! — вдруг замер он, пальцами вцепляясь в мой подбородок и заставляя смотреть ему в глаза. — Моя! — рыкнул, погружаясь в меня на всю длину.

— Твоя! — всхлипнула я, переживая лёгкую боль. — Только твоя! — царапаю влажные плечи.

Ногами обвила его бёдра, чтобы почувствовать, как его плоть проникает как можно глубже в меня. Чтобы почувствовать его всего. Тело к телу. Быстрый стук сердца своей грудью.

Марк замер, давая возможность привыкнуть к новым ощущениям, встревоженно вглядываясь в моё лицо, ища отголоски боли, но я пятками надавила на ягодицы, требуя:

— Ещё! Хочу ещё!

Марк рыкнул и двинулся размашисто, пальцами сминая кожу на моих бедрах. Насаживая меня на себя.

— Какая же ты! Невероятная! Мояяя, — будто пьяный тянул он, глазами блуждая по моему лицу.

Сознание начало уплывать. Весь мир сосредоточился на ощущениях. На сносящих крышу чувствах, которые грозились свести меня с ума. Я захныкала, понимая, что больше не могу терпеть. Что ещё мгновение и мой мир снова разлетится на осколки.

— Марк, я сейчас… О Боже! Марк… — я расцарапала парню плечи в кровь от переизбытка эмоций. — Я сейчас…

— Давай, моя маленькая. Давай, девочка моя. Люблю тебя. Как же сильно я тебя люблю, — эти слова, сказанные в самые губы вознесли меня на вершину удовольствия.

Почувствовала, как Марк следует за мной. Со звериным рыком, вбивая меня в кровать. Оставляя синяки и засосы на моей коже.

Упал рядом на кровать, тяжело дыша и перетягивая меня к себе на грудь. Целуя лениво влажные виски. Выводя дрожащими пальцами узоры на моей влажной спине.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Спасибо, малыш. Спасибо, маленькая моя, — Марк поднес мою руку ко рту и поцеловал ладошку. — Ты. Моё. Дыхание.

Я всхлипнула вдруг и заплакала, пряча лицо у него на груди.

— Ну чего ты? — ласковый шёпот на ухо. — Разве я был настолько плох? — смешок шевелящий влажные пряди на висках. — Я вроде старался не опозориться.

— Дурак, — всхлипнула я, кулачком ударяя его в плечо. — Что с нами будет теперь? И со своей невестой.

— Мы посадим моего деда и отчима Милены, а потом женимся с тобой, — говорит как само собой разумеющееся.

— Ишь какой… женимся. Ты мне даже предложения не сделал, — стараюсь сделать невозмутимый вид, хотя сердце рвётся прочь из груди.

— Сделаю, когда придёт время, — шепчет Марк, целуя меня за ушком. — Когда никакие обстоятельства не будут связывать меня.

— И что вы собираетесь делать, чтобы деда посадить? — спрашиваю тихо, пальчиками выводя узоры на его груди.

— Мы выяснили, что в день свадьбы на склад деда будет поставлено несколько килограммов нового очень сильного синтетического наркотика.

— Как я понимаю, свадьба должна состояться, — обречено говорю я.

— Да, но работник ЗАГСа будет знакомым отца и все бумажки, которые мы подпишем, будут недействительными. Нужно, чтобы был зафиксирован момент передачи наркотиков. Чтобы были веские причины получить ордер на обыск дома и складов. У меня есть запись разговора с дедом, с угрозами, но батя сказал, что этого будет недостаточно.

— А потом? — тороплю его я.

— А потом, когда деда и отчима Милены арестуют, мы порвем все бумажки и будем жить дальше, без страха, что кого-то пристрелят, покалечат или убьют.

— Я боюсь, — я приподнимаюсь на локте и заглядываю в лицо любимому. — Боюсь, что что-то пойдёт не так. Что мы снова расстанемся. Что кто-то заберёт тебя у меня, — я глажу ладошкой его щёку.

— Никто меня не заберёт, — ласково шепчет, отзеркаливая мои прикосновения. — Я весь твой. Ты ведь знаешь, что человек не может жить без сердца? — дожидается моего кивка. — А у тебя теперь два сердца, малыш. Твоё и моё.

— Врёшь, — шепчу ему в губы. — Моё уже два года живёт в твоих руках. И ближайшие… отведённые мне годы жизни обратно возвращаться не собирается.

— Анютка моя, — Марк резко разворачивается и нависает надо мной, опрокинув на спину. — Я снова хочу тебя, — тыкается в бедро доказательством своего желания.

Я краснею и прячу лицо в подушку.

— Моя стесняшка, — фыркает на ухо, всасывая мочку уха в рот. — Сводишь с ума своим румянцем.

— А ты сводишь меня с ума своими прикосновениями, — буркаю я недовольно. — У меня там между прочим всё тянет, — краснею.

— Чёрт, малыш, — Марк подрывается с кровати, хватает меня на руки и тащит в ванную комнату. — Почему сразу не сказала?

Отрегулировав температуру воды, ставит меня под струи воды.

— Марк, что ты… — замолкаю, когда пальцы парня ныряют в мои волосы и начинают вспенивать шампунь, массируя кожу головы. Это настолько приятно, что у меня подгибаются коленки и в глазах всё плывёт. Поэтому я спиной облокачиваюсь на сильное тело парня позади, отдаваясь на волю его волшебных рук.

— Я с ума схожу от твоих волос, — расслышала сквозь шум воды. — И от твоей улыбки, — говорит, когда я смущенно улыбаюсь. — От всей тебя. И мне нравилась щелочка между твоими передними зубами, — прижавшись губами к мокрому уху, прошептал он.

— А мне она не нравилась никогда, — дергаю плечом. — Она портила улыбку.

— Твою улыбку невозможно ничем испортить, — Марк осторожно смывает пену с моих волос.

А затем ладони парня начинают намыливать моё тело мужским гелем для душа.

— Марк, я буду пахнуть мужчиной, — повела носом я.

— Ты будешь пахнуть мной, — улыбается довольно, рукой проводя по чувствительной груди. — Ты будешь полностью моя.

— В кого я влюбилась, — притворно ужасаюсь я. — В ужасного собственника и ревнивца.

— Это у нас семейное, — ладонь Марка намыливает спину, явно направляясь к ягодицам. — Мы однолюбы. Твоя попочка помещается в моей ладони, — вдруг хмыкает он, сжимая мои ягодицы. — Такая маленькая у меня.

От нежности в голосе я плыву. В носу знакомо щекочет от чувств, и я закрываю глаза.

— Люблю, — прижимаясь губами к груди, где бьётся любимое сердце, прошептала очередное признание за этот вечер.

— Люблю, — эхом отзывается Марк, замирая и оплетая меня руками.

Люблю.

Люблю тебя.

Люблю.

В каждом вдохе. В каждом движении. В каждом взгляде. Кажется, что даже капли падающие на дно душевой кабинке вторили музыке сердца и шепоту душ. Люблю. Дышу тобой.

Глава 36

Марк

Анютка тихо сопит на моей груди, горячим дыханием щекоча шею.

Как ненормальный глажу её плечи, спину, охр*нительную попку, зарываюсь пальцами во влажные волосы, которые самолично тщательно промывал в душе. Я не могу ей насытиться. Не могу оторваться.

Когда я узнал её кожу на вкус, когда узнал, какая она в момент оргазма, моя зависимость от неё стала ещё глубже. Мне хотелось ещё и ещё. До дрожи. Понимаю, что ещё пара минут, и я снова разбужу малышку. Снова начну покрывать её тело жадными поцелуями.

Аккуратно перекладываю голову малышки на подушку и, одевшись, выхожу из комнаты. Спускаюсь во двор, достаю фотографии и поджигаю их зажигалкой, наблюдая за тем, как ложь сгорает на глазах. Я снова чувствую вину за те слова, что сказал своей девочке. Снова хочу вернуться и попросить у неё прощения.

— Помирились? — голос бати за спиной заставляет вздрогнуть и вынырнуть из невесёлых мыслей.

— Да, — я бросаю последнюю фотографию в мангал и оборачиваюсь к отцу. — Бать, это ху*вое чувство ревности и желание скрыть её от чужих глаз когда-нибудь пройдёт? — обречено спрашиваю я.

— Нет, — батя садится на деревянную лавку. — Я до сих пор ревную её к каждому столбу. К каждому мужику. Начиная с шестнадцати лет и заканчивая семьюдесятью. Мне кажется, что каждый раздевает её взглядом. Потому что я не представляю, что кто-то может видеть её в другом свете. Не такой, как вижу её я, — самое длинное откровение от отца. — Подожди, когда Аня забеременеет, — успокаивает меня батя, — тогда крышу снесет окончательно. Поверь мне.

Перед взором вдруг предстаёт картинка. Моя малышка с круглым животиком. Нежная. Хрупкая. И беременная. Носящая под сердцем нашего ребёнка.

Ох, чёрт. С трудом удержался от того, чтобы подскочить и броситься к ней наверх, чтобы начать заниматься зачатием маленького карапуза.

— Дед был доволен моей поездкой и тем, что я познакомился с Миленой. Он думает, что я в неё влюблён.

***

Оставив Милену с Демьяном в своей квартире и выслушав наставления бати, поехал к деду. Он встречал меня на пороге дома, довольно скалясь и опираясь о трость. Брезгливо пожав ему руку и с трудом удержавшись от того, чтобы вытереть руку о джинсы, направился следом за ним в кабинет.

— Ну что, мой дорогой внучек, как поездка? Понравился Мюнхен? — змеиная усмешка на губах.

— Прекрасный город. Красивый, — сажусь в кресло так, чтобы микрокамера была направлена на него.

— Как твоя невеста? Олег негодовал, что его любимую дочку вырвали из клиники без его ведома, — качает головой.

— Милена захотела прогуляться по городу, — пожал плечами я, как можно беззаботнее, — а я не мог ей отказать в такой невинной просьбе. Только не ожидал, что её охранники окажутся такими агрессивными и нападут на меня в коридоре.

— Одного из них с сильными ожогами отправили в больницу.

— Я просто защищался. Посмотри на камеры слежения. Я не нападал первым.

— Ладно. Но девчонку ты зачем забрал из клиники? Она должна была ещё месяц лечиться, — постукивает пальцами по подбородку.

— Милена здорова. И она хотела поскорее оказаться дома. В России. Я не мог отказать своей невесте, — скрещиваю руки на груди.

— Где она сейчас?

— У меня. Она будет жить со мной. Чего ждать до свадьбы? — пожимаю плечами.

— Я смотрю, девчонка тебе понравилась, — снова это ехидная ухмылка.

— Да. Красивая. Породистая, — стараюсь не скривиться при этих словах. — Я доволен.

— А как же твоя рыжая? — щурится.

— Мне всегда было на неё наплевать. Так, временное увлечение, не более. Весёлый курортный роман на берегу моря, — надеюсь, что моя девочка никогда не узнает об этих словах

— Она живёт у тебя под боком. Мелькает постоянно перед глазами. Соблазн велик.

— Да, — я морщусь. — Но она живёт у моей матери.

— Хорошо. А то я переживал, что тебя расстроит то, что я собираюсь показать. Полюбуйся, — кидает на стол конверт. Беру его в руки, достаю фотографии и кривлюсь. Девушка в объятиях мужчины. Моя Аня в объятиях моего отца.

— Что это? — вскидываю брови.

— Доказательства того, что твой отец не хранит верность твоей матери.

— И? — поторапливаю его.

Дед не отвечает. Плещет в стакан виски и ставит на стол передо мной.

— Что мне это знание даст? — спрашиваю небрежно, вцепившись в стакан и расплескав дрожащими от злости и ярости руками жидкость себе на джинсы и рубашку.

— Покажет, что любовь это только блажь. Глупое наваждение, которое легко вытравить из души. Верных не бывает. Мужик по своей природе мужик. Ему не важно кого иметь, главное, чтобы девка симпатичной была, — протягивает салфетку, которой я промокаю футболку. — А уж тем более после двадцати лет совместной жизни… всё это приедается. Чувства угасают, а хочется новых ощущений. Особенно, когда под боком молоденькое тело.

Я молчу, чтобы не брякнуть ничего лишнего. Чтобы не вмазать по мерзкому морщинистому лицу, выбивая зубы. Моя ненависть к этому человеку крепнет с каждым днём. И я сгораю от нетерпения увидеть, как он сгниет за решёткой.

— Я тебя понял, — улыбаюсь, надеясь, что улыбка не походит на оскал. — Хотел уточнить, на когда назначена свадьба. Точная дата.

— Пятнадцатое августа, — дед впивается взглядом в моё лицо. Ждёт, что я начну возмущаться. Но я расплываюсь в неподдельной счастливой улыбке. Значит, совсем скоро это всё закончится. Неделя. И я буду свободен.

— Да ты никак влюбился в девчонку, — неправильно истолковал он мою реакцию, улыбаясь довольно.

— По уши, — складно лгу я, засовывая фотографии в карман.

— Скоро она станет твоей, — ухмыляется. — Двойной куш для нас с тобой, внучек. Тебе хорошенькая жена, а мне выгодная сделка.

Поднимает стакан вверх, отсалютовав мне, и опрокидывает в себя. М-да. И не боится в таком возрасте пить столько.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Кстати, отчим Милены будет присутствовать на свадьбе? А то моя зайка соскучилась давно его не видела, — интересуюсь между прочим.

— Будет. Ещё как будет, — каркающе смеётся он.

— Босс, там привезли… — знакомый мне Вадик замолкает на полуслове, когда замечает меня.

— Хорошо, Вадик. Я сейчас спущусь. Тебе пора, Марк. У старика свои дела. Некогда ему с тобой разглагольствовать, — поднимается с кресла, опираясь на трость. — Тебя отвезут.

— Не нужно, — я поднимаюсь с кресла. — Я на машине.

Покидая дом, надеялся увидеть, что именно привезли, но во дворе никого не было. Только парочка охранников смотрели пристально за каждым моим шагом.

Вытащив камеру слежения, которая была замаскирована под пуговицу, поехал домой, чтобы переодеться, а потом поехать к бате. Возможно, последние слова чем-то помогут.

В моей квартире было тихо. Если бы не обувь, стоящая на пороге, подумал бы, что никого нет. Заглянул в комнату и тихо хмыкнул. Милена спала на спине, раскинув руки и ноги в разные стороны. Только одна её ладонь покоилась в руке Демьяна, который сидел на полу и, кажется, тоже спал. Не желая тревожить ребят, решил переодеться позже. Но Демьян резко распахнул глаза, и в следующее мгновение на меня было направлено дуло пистолета. Ого. Вот это реакция. Спасибо, что не пристрелил. Демьян расслабился и перевёл взгляд на лицо Милены, которая начала всхлипывать и метаться по кровати.

— Тише, девочка, — донесся до уха его голос.

Понял, что пора сваливать. Завалился на диван в соседней комнате и провалился в сон мгновенно, будто кто-то выключил окружающий мир.

Глава 37

Когда одевался утром, из кармана выпали фотографии. В самом сердце кольнуло ревностью. Но я тут же отогнал от себя эти мысли. Мой батя любит маму. Я не верю, что моя малышка смогла бы крутить с моим отцом за спиной. Она не такая. Тем более, я знаю деда. Знаю, что он лжёт, чтобы добиться поставленной цели.

Но все доводы разума мигом испарились, когда я услышал стоны, а затем голос своего мышонка.

— Ну, давай же! — а затем блаженное: — О да!

Красная пелена встала перед глазами. Я плечом уперся в стену, понимая, что ноги не держат. Я будто оглох, онемел и потерял способность двигаться. От рености.

А через пару минут Аня вышла из кабинета, с улыбкой на лице. Рыжие волосы всколочены, будто в них зарывались пальцами, нежные губы припухли, и воображение тут же подбросило картинки, как батя их целовал. Но больше всего меня добили красные колени. Я озверел. Захотел вцепиться зубами в глотку своему бате, который трахал мою девочку со спины.

— Я до последнего верил, что дед мне врёт, — срываются с языка мои мысли.

Разворачивается резко. И я вижу капельки пота на её шее и груди.

Грязные слова льются изо рта.

Неконтролируемо.

Чтобы причинить ей боль. Такую же, как причинила мне она, переспав в моим батей.

Но я вижу слёзы в её глазах и полное непонимание на лице. На миг мелькает мысль, что я ошибся. Что вновь не верно всё истолковал.

Аня сбегает, как трусливая мышь в нору. Уходит от разговора, будто чувствует за собой вину.

А потом злость сменяется оглушающей виной. Из меня просто будто вытащили все силы. Все чувство, оставив только желание упасть к её ногам и молить о прощении. Я назвал свою девочку шлюхой. Свою нежную светлую девочку, которая вздрагивает от каждого прикосновения и краснеет до кончиков ушей.

Следом наступает сладкое безумие. Я боюсь опозориться, кончить в штаны раньше, чем окажусь в своей девочке. Но я не хочу торопиться. Мне нравится слушать её стоны, любоваться хрупким телом, ласкать, сминать влажную кожу. Возносить её на вершину удовольствия.

— Бать, — поворачиваю голову к отцу, который затягивает сигаретой, щуря от дыма глаза, — помогла запись тебе? Помирился с мамой?

— Да, — улыбается счастливо. Сыто. — Никогда не нравилась мне эта Вера. Всегда пыталась мне в штаны залезть, особенно, когда узнала, что у меня богатый отец. Я даже внимания на неё не обращал, — усмехается уголком губ. — Кроме Бельчонка своего никого не видел. Смеялся, когда она ревновала. Когда замечала взгляды, направленные на меня. Зато самому не до шуток, когда возле неё кто-то вьется. Бельчонок просит не винить Веру. Мол, ради ребёнка можно пойти на всё. Но ты понимаешь, Марк, она могла попросить денег у нас. Полмиллиона. Мы бы дали даром. Лишь бы ребёнок жив был. Тут дело в другом. В зависти. В чёрной зависти, с самого университета. Ей принесло удовольствие видеть, как Оля страдает. Вера знала, что кроме меня и тебя, у Бельчонка никого нет. Но даже в пьяном, в невменяемом состоянии, я не смог изменить Бельчонку. Не встал элементарно, — батя хмыкает и замолкает, снова затягивая.

— Бать, — я взял у него сигарету и опустился рядом, — почему вы мне не сказали, что мама была беременна?

Отец дёргается и давится дымом. Глаза наполняются болью. Дикой болью.

— Откуда ты знаешь? — надломленный голос.

— Случайно увидел мамину медицинскую карточку у тебя в машине. Почему аборт, бать?

— Потому что при лечении от онкологии нет практически шансов, что ребенок родится здоровым и без патологий. Врач сказал, что у Оли слишком слабое сердце после лекарств. Она могла не выжить при родах, — закуривает новую сигарету. Вижу, как дрожат его руки. Вижу, как ему тяжело рассказывать. — Она заупрямилась. Сказала, что бросит лечение, но родит ребёнка. Мы ждали её беременности шестнадцать лет. Шестнадцать чёртовых лет мы хотели второго ребёнка, пока Оля не заболела. Не до этого было, как понимаешь. А тут, будто в насмешку. Беременность. Как обухом по голове. Минутное счастье, которое сменяется пониманием того, что при лечении это опасно. Я заставил её пойти на аборт. Я заставил избавиться от нашего ребёнка, — батя сжимает переносицу. — Потому что не мог её потерять, Марк. Не мог.

— Я бы поступил так же, — подаю голос. — Бать, не факт, что ребёнок родился бы здоровым. Если бы вообще родился. Не вини себя.

— А потом началась херня в отношениях. Оля ничего не говорила, но я видел, что она винит меня. Видел, что она почти ненавидит меня. И я сорвался. Набухался в хлам, когда ко мне подсела Вера в баре. Я ей всё рассказал в пьяном угаре. А на утро проснулся в её кровати. Голый. Сомнений не было, что произошло ночью. Я не стал ничего скрывать от Бельчонка. Зачем? Ждать, что в любой момент она об этом узнает? Бояться? Лгать? Я никогда ей не врал. Ни разу. Рассказал с порога всё. Не раздумывая долго. Она собрала вещи и съехала. В тот же день.

— Но всё обошлось, — улыбаюсь я, выкидывая окурок.

— Обошлось. Не без твоей помощи. Хоть есть плюс в том, что ты вляпался в это дерьмо.

— Плюс будет в том, если мы засадим Тектова за решётку за всё то, что он сделал с молодыми девчонками. С Миленой. Такие люди должны сидеть всю жизнь. Гнить за решёткой.

— Такие люди имеют связи и найдут любой способ, чтобы выкрутиться. Здесь нужна огласка, чтобы прокуратура не замяла дело. Бабла получить хотят все. Не каждый готов работать честно.

— А деда тебе не жалко? Он ведь твой отец.

— Нет, — бескомпромиссный ответ. — Моё детство было настоящим адом. Лучше гнить в детском доме, чем жить с таким ублюдком, как он. Ты много о нём не знаешь.

— Так может, стоит рассказать, чтобы корни жалости завяли? Потому что меня гложут сомнения.

— Когда тебе было четыре, он тебя забрал с детской площадки. Прямо из-под носа у Оли. Сказал, что хочет видеться с внуком. Мне хватило сорока двух минут, чтобы найти его на одном из складов. Я не знаю, чего он добивался. Только на твоих глазах они убили человека. Я опоздал на семь минут.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И у меня вдруг что-то щёлкает в мозгу. Мои сны, которые снятся почти каждую ночь. Странное помещение. Выстрел. Громкий. Оглушающий. Испуганное лицо молодого парня. Кровь. И детский крик. Мой крик, как оказалось.

— Ты не разговаривал после этого полгода. И знаешь, что самое забавное? Знаешь, кто заставил тебя заговорить? — батя смотрит лукаво. И я догадываюсь, чьё имя он назовёт. — Аня.

Стою с лопаткой в руках и рассматриваю девчонку с рыжими косичками и в белом платье, которое испачкано грязью. Она, высунув язык лепит из песка замок, ладошками формируя башню. Но еле влажный песок не формируется, и замок разваливается на глазах. Девчонка всхлипывает и начинает громко реветь, кулачками потирая глаза. И я в тот момент почувствовал себя таким важным и взрослым. Знающим чётко, что делать. И решил помочь этой нелепой девчонке, как правильно нужно строить замок.

— Не так нужно делать, — говорю ей, подходя с ведерком воды и своей лопаткой. — Я тебя сейчас научу.

Опускаюсь на колени рядом и выливаю воду на песок. Огромные зелёные глазища начинают блестеть от радости. Девочка улыбается, показывая острые клычки. А я стараюсь не улыбнуться в ответ, ведь настоящие мужчины должны быть суровыми и помогать леди. Даже если эта леди измазана с ног до головы.

— Анютка моя, — улыбаюсь я, как ненормальный.

— Уже тогда Бельчонок сказала, что вы женитесь. Ты уже тогда глаз на девчонку положил.

Я улыбаюсь. Женимся. Ещё как женимся. И карапузов на неё похожих родим. Чтобы девчонка с бантиками белыми и в перепачканном платье. Чтобы пацан серьёзный, но со щеками пухлыми, за которые хочется потрепать.

— О чём мои любимые мальчики тут разговаривают? — родная ладошка мамы проводит по короткому ёжику волос на моей голове.

— Любимые? — батя перехватывает маму за талию и усаживает к себе на колени.

— Любимые, — мама ладошками гладит отца по лицу, а тот млеет. Вот был суровый мужик, а тут лужицей растекается. В улыбке расплывается.

Встаю, понимая, что сейчас происходит последний акт примирения, и возвращаюсь в свою комнату. Чтобы поцеловать приоткрытые губки своей девочки, толкнуться в нежное, ещё сонное, но податливое тело, заставив застонать и ноготками расцарапать мне спину в кровь. Моя девочка. Мой нежный мышонок. Моя страстная ведьмочка, укравшая моё сердце, кажется, раньше, чем я узнал, что вообще значит любовь.

Глава 38

Звонок сотового заставил меня отвлечься от изучения спины Анютки губами.

Нехотя потянулся к телефону и тут же сел, когда услышал надрывный плачь в трубке.

— Он уехал. Демьян уехал, — Милена плачет навзрыд.

— Тихо! — с трудом рабирая, что она говорит, прикрикнул я. — Прекрати рыдать в трубку и скажи нормально. Почему уехал? Что случилось?

Но девушка сбрасывает трубку. Выругавшись, набираю её номер телефона, но аппарат абонента выключен. Меня медленно начинает накрывать страх за девчонку. Она осталась одна. Наедине со своими страхами. Что бл*ть если она что-то с собой сделает? И что вообще за херня? Куда свалил Демьян?

— Маркуша, что случилось? — Аня натягивает майку на обнажённое тело и подходит ко мне со спины. Кладёт ладошки на напряжённую спину и начинает поглаживать. Губами касается поочерёдно лопаток. Щекочет дыханием кожу. И меня немного начинает отпускать.

— Парень, который за Миленой должен присматривать куда-то свинтил. Она боится оставаться одна. Я когда в Мюнхене её в номере на полчаса одну оставил, она его разгромила.

— Поехали тогда скорее, — Аня быстро натягивает джинсы и ветровку. — Чего стоишь?

— Ты со мной? — я удивленно вскидываю брови.

— Угу, — Анютка кидает мне чистую футболку из шкафа. — Заодно расскажешь мне о ней и о своей поездке. А то нормально мне так и ничего не рассказал. Мало ли чем вы там занимались, пока я слёзы в России лила.

— Ревнуешь? — натянув футболку, интересуюсь я, расплываясь в довольной улыбке.

— Ага. Сейчас. Просто интересуюсь, — складывает руки на груди и вскидывает подбородок, но вижу, что уголки губ подрагивают. — Должна же я знать свою соперницу в лицо, — подмигивает малышка. — На самом деле, мне кажется, что мне будет проще её успокоить. Девочке проще подобрать слова.

— Ты уверена, что…

— Уверена, Марк. Да! — пихает меня в спину на выход.

По дороге рассказываю историю Милены, встревоженно наблюдая за тем, как в глазах Ани блестят слёзы.

— Боже, — девушка трёт с силой глаза. — Это даже представить невозможно. Она же такая как мы… А столько пережила… И всё из-за одного человека. Я бы убила голыми руками этого ублюдка! Он точно будет гореть в Аду!

Сжимаю её руку, переплетая наши пальцы. Это невообразимый кайф, ехать с ней по вечернему городу, смотреть на её профиль и чувствовать, как её запах медленно заполняет салон машины. Я повернулся на ней окончательно. Бесповоротно.

Добираемся мы за пятнадцать минут. Я с удивлением смотрю, как Аня идёт в нужный подъезд, набирает код домофона и вызывает лифт. Молчу. Только брови вскидываю, когда малышка нажимает седьмой этаж.

— Ты за мной шпионила? — шепчу на ушко, не упуская возможности оттянуть мочку зубами, чтобы услышать взволнованный вздох.

— В смысле? — хмурится, чуть отстраняясь, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты знаешь код от домофона, подъезд, этаж. Признавайся, следила за мной?

— А… Ты про это. После того… в подъезде, мы с тобой не договорили. Ты уехал, а мне паршиво было. Я хотела закончить разговор, но ты не отвечал на звонки. Тётя Оля сказала твой адрес, — вижу, что снова начинает дуться.

— Прости, Ань, — целую её в висок. — Я не хотел давать тебе надежду на наше совместное будущее раньше времени. Я не знал о Милене ничего. Я хотел поговорить с ней. Договориться. Надеялся, что она такая же жертва обстоятельств и предков. Конечно, я не думал, что жениться всё же придётся, но сама видишь как вышло…

В этот момент двери лифта открылись. И я тут же увидел бледную и заплаканную Милену, курящую на лестничнойклетке.

— Выбрось эту дрянь, — забрал из её рук сигарету, и потушил о ступени. — У тебя ослаблен иммунитет и лёгкие ни к черту.

— Отстань, папочка, — огрызается, доставая новую сигарету из пачки. Выхватываю её, ломая пальцами, и сминаю пачку сигарет, засунув себе в задний карман джинсов. — Отдай! — возмутилась она.

— Нет! Иди в квартиру. Тебе сказали носа не высовывать, пока всё не закончится.

— Я и не высовывала, — бурчит недовольно, заходя в квартиру.

— Да. А сигареты сами приплыли к тебе? — трясу смятой пачкой перед её носом. — Демьян бы не дал тебе курить.

— Какой умный, — фыркнула Мила, сбрасывая кроссовки. — Ты Аня? — резко разворачивается к моей малышке.

— Да, — девушка улыбается чуть стеснительно.

— Приятно познакомиться. Этот чудесный, без преувеличения, парень мне все уши про тебя прожужжал. Рассказывал, что жить не может без тебя, что стихи тебе пишет и ночью под окнами стоит, вздыхает, — кивает головой, с серьёзным видом привирая. — А потом ещё плакал в подушку, что ты такая наземная и он не знает, как к тебе подойти.

— Угу, — Аня с задумчивым видом кивает головой. — Думаю, ещё он рассказывал, как на единороге кружил вокруг моего дома и пел мне дифирамбы во всё горло, пока десять причесанных котиков мяукали с земли.

Девчонки взрываются хохотом. Улыбаюсь, радуясь, что с порога они нашли общий язык. Осталось с Соней их познакомить.

Прохожу на кухню, открываю холодильник и вижу, что там мышь повесилась. На полках пусто. Только сиротливо стоит бутылка молока.

— Мила, есть что пожрать? — кричу с кухни, слыша щебетание из коридора.

— Нету. Я всё съела.

— Ты? — я выпучил глаза, выглянув в коридор. — Вчера был полный холодильник еды был.

— Я когда нервничаю, много ем, — пожала плечами.

Н*хрена себе. Много. Это п*здецки много. Я столько за три дня не съем. А она за полдня. Учитывая её худобу. Ещё говорят, что мужчины едят больше. П*здят!

— Кстати, о нервах. Где Демьян?

Молчание. Милена заходит на кухню и открывает шкафчик, где у меня стоит бутылка с вином, если вдруг придут друзья. Молча наливает в чашку. И только подносит к губам, как я забираю, качая головой. Выливаю в раковину.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Он сорвался и свалил, хлопнув дверью, — оборачиваюсь и вижу, как Аня пытается вырвать бутылку у девушки из рук.

— Милена! Харе! — рявкаю и вижу, как она испуганно вжимает голову в плечи, выпустив из рук бутылку. Аня закупоривает её и ставит обратно в шкаф. — Что ты сделала, что он свалил? Демьян бы не ушёл без веской причины.

— Он поинтересовался, почему я плачу во сне, — опускается за стол, закинув на него ноги.

— И? — я теряю терпение от того, что каждое слово из неё нужно вытаскивать.

— И я рассказала, — улыбается болезненно. — В подробностях. Как после того, как он меня лишил девственности, меня вы*бал в жопу мой отчим. Он сразу сбежал. Испугался, что может испачкаться!

— Миленочка, — Аня крепко обнимает девушку, целуя её волосы. — Не говори так, солнышко. Ты не грязная, слышишь? — пальцами стирает слёзы со щёк Милы. — Ты чудесная, потрясающая, весёлая и красивая. Ты ни в чём не виновата, слышишь? Этот урод получит по заслугам. Его в тюрьме и не так иметь будут.

Милена машет головой. Хлюпает носом. Рукавом стирает слёзы.

— Демьян просто боялся, что не справится со своими эмоциями. Что разгромит всё и тебя напугает. Он вернётся скоро, — Аня ласково улыбается, пальцами гладит девушку по бровям.

Милена слабо улыбается и стискивает Анютку в объятиях с такой силой, что та хрипит.

— Спасибо, — разбираю с трудом её шёпот. — Спасибо…

Улыбаюсь и наливаю чай, опуская чашки на стол перед девчонками. Обе смотрят на меня покрасневшими глазами и шмыгают носом.

— Вы тут поболтайте, а я в магазин сгоняю за едой. А то один троглодит всё съел, — сбегаю, не дожидаясь ответа.

Две рыдающие девушки, это полный песец.

Побродив по району, чтобы потянуть время, закупился в супермаркете продуктами и вернулся домой.

С кухни доносился хохот. Кинув взгляд на часы, понадеялся, что соседи не вызвали полицию.

— Я не понял, — шёпотом рявкнул я. — Какого х*я вы набухались? Я же сказал не пить!

— Маркуша, мы чуть-чуть, — вскочила Анютка из-за стола, и её тут же повело. С трудом успел подхватить её, прежде чем она встретилась с полом. — Полчашечки только.

— А развезло, как от бутылки, — встряхнул её за плечи.

— Так я первый раз пробовала, — хихикает, скашивая глаза на нос. — Знаешь, а я раньше не замечала, какой у меня большой нос. Надо сделать пластическую операцию, — поднимает палец вверх.

— Нормальный у тебя нос, — не удержавшись, целую самый кончик курносого носика. — Прекращай выдумывать, — подхватил её на руки и понёс в комнату, чтобы уложить спать.

— Нет. Я хочу другой нос. Мой некрасивый, — захныкала она. — Видишь, тут горбинка? — пальцем пытается показать, но промахивается и чуть не попадает себе в глаз.

— Всё там красиво. Ты красивая, — опускаю девчонку на кровать и закутываю её в одеяло по самые уши. Собираюсь уйти, но в спину летит обиженное:

— А поцеловать перед сном.

Закатываю глаза и чмокаю малышку в лоб.

— Спи, пьянь моя любимая. Завтра по попке получишь.

Вернулся на кухню. Милена икая, полулежала на столе на своей руке.

Подхватил её подмышки, поражаясь тому, насколько она лёгкая. Даже легче моего мышонка. Совсем девчонку заморили в больнице.

— Она у тебя чудесная, ты был прав, — Милена говорит почти трезвым голосом. В отличие от Анютки, её так не развезло от алкоголя. — Береги её, Марк. И не обижай больше. Слова ранят очень больно.

— Буду беречь, — обещаю я, опуская девушку на кровать. — А ты себя береги, Мила. Тебе нужно здоровье восстанавливать, а ты куришь и пьёшь.

— Зачем мне нужно здоровье, если я никому не нужна? — сворачивается на кровати в позе эмбриона.

— За тем, чтобы жить дольше. Видеть, как растут твои внуки.

— У меня не будет внуков, — из глаз текут слёзы. — И детей не будет. Никто не захочет жениться на пустышке.

— Ребёнка можно усыновить. Это не проблема.

— А что если Дёма не захочет? — бормочет, носом зарываясь в одеяло.

Улыбаюсь украдкой. Дёма. Она уже представляет их общее будущее.

— Это решать вам. Я тут не советчик. В голову к нему не залезу.

Молчит. Понимаю, что девушка уснула с мечтательной улыбкой на губах.

Выключил свет в комнате и вернулся к своей девочке, которая сбросила с себя одеяло и оттопырила попку. Хмыкнул. Решил пошалить, отомстить Ане за её мелкие пакости. Взял в руки фломастер и написал на ягодицах.

Собственность Марка Котова. Руками не трогать.

Перевернул девушку на спину и на животе вывел.

Домик на девять месяцев для чудесного карапуза.

Довольный своей работой, скинул одежду и выключил свет в комнате.

Пристроился рядом, прижимаясь телом к её спине и целуя волосы на затылке. Аня завозилась, почувствовав моё тепло и развернувшись ко мне лицом, закинула на меня ногу и руку и затихла, вжавшись губами в шею.

Так будет всегда. Каждый день. Её дыхание на моей шее. Руки и ноги оплетающие тело. Рыжие волосы на подушке. И тихое дыхание, которое дарит успокоение и делает меня счастливым. Запредельно счастливым.

И снова в груди начинает давить с такой силой. Распирать. От любви. От нежности. От счастья.

От нахлынувших чувств захотелось разбудить девчонку. Зацеловать. Показать всю силу своей любви. Но сон малышки было жалко тревожить. Поэтому я просто отвёл волосы с её лица, в темноте исследуя нежные черты лица пальцами, и губами прижался к гладкому лобику, медленно погружаясь в сон.

Глава 39

Аня

— Куда ты? — зевая, спросил Марк, наблюдая за тем, как я быстро натягиваю джинсы.

— Позвонили из приёмной комиссии университета, сказали, что я что-то не так заполнила. Я возьму твою футболку? А то в майке как-то неприлично ехать.

— Только если поцелуешь, — тянет Марк, закинув руки за голову, отчего его мышцы заиграли.

Дыхание перехватило от восторга. Какой же он у меня красивый. Просто невероятно красивый. Улыбаюсь и медленно подхожу к парню. Склоняюсь, руками надавливая на его руки над головой и замираю в миллиметре от его губ. Пара минут сбитого дыхания. Марк резко подаётся вперёд и целует жадно, без труда высвобождая руку и ныряя ей в мои волосы.

— Маркуша, мне нужно идти. Сказали к десяти подъехать, — с сожалением шепчу я. — А потом я вся твоя.

Марк нехотя отрывается и позволяет выскользнуть из его рук. Отвернувшись к нему спиной, стянула майку и быстро надела футболку, пока парень не решил, что ему нравится больше, когда я вообще без одежды. А то я и до завтра не доберусь в университет.

— Тебя подбросить? — парень встаёт за моей спиной, в зеркало, наблюдая за тем, как я собираю волосы в высокий хвост.

— Нет. Тут ведь пешком недолго. Пять минут всего, — пожимаю плечами.

— Может с тобой? — пальцами проводит сзади по шее.

— Маркуша, — разворачиваюсь к нему лицом, обвиваю шею руками, — Демьян ещё не вернулся. Милена ещё спит. Побудь с ней. Я быстро. Туда и назад.

Кратко целую парня в губы и убегаю.

Только вот дойти до здания университета я не успеваю. Когда собираюсь зайти в ворота, дорогу преграждает высокий мужчина в чёрных очках, а сзади раздаётся визг машин. В следующее мгновение, дезориентированную меня запихивают в салон машины и блокируют все двери.

Разверчиваюсь и вижу седого мужчину, который смотрит на меня недобрым взглядом. Дядя Глеб отдалённо похож на него. Не раздумывая о последствиях, набрасываюсь на него с кулаками.

— Выпусти меня, чёрт старый. Выпусти меня, — колочу по седой голове, по плечам, пока машина не останавливается и охранник не вытаскивает меня из машины. Дед Марка сидит, сжимая голову руками, а я укусив охранника за руку до крови, вырываюсь и бегу со всех ног во дворы. Но далеко уйти не удаётся. Меня больно хватают за хвост и наматывают с силой на кулак.

— Маленькая сучка. Я буду первым, кто тебя трахнет, когда босс даст красный свет.

— Чтоб х*й у тебя отсох, — выплевываю я, смаргивая выступившие слёзы.

Ни о чём не заботясь, бугай за хвост тащит меня к джипу.

— Ну что же ты, Вадик, так не вежлив с дамой? Мы её позвали вежливо поговорить. А ты за хвост, — старый пень быстро оправился после моих ударов. — Присаживайся, Анечка. Мы с тобой побеседуем.

— Беседуйте со своими шавками. У меня нет никакого желания с вами разговаривать, — потерев затылок, который саднило, процедила сквозь зубы я.

— Ну что же вы так грубо, юная леди? — улыбается змеиной улыбкой.

Сцепляю с силой зубы, чтобы не начать хамить. Из-за этого человека пострадало столько людей. А он строит из себя добренького дедушку.

— Что нужно? — поняв, что я не смогу уйти, пока он не скажет мне нечто важное, в его понимании.

— Вы не можете с Марком быть вместе, — грустно улыбается он, качая головой. — Мне очень жаль, но Марк твой брат.

Я начинаю хохотать. Истерично. Громко. Запрокинув голову назад.

— Дедуля, с возрастом ума у тебя не прибавляется, как я посмотрю. Ты интриги плетешь круче, чем злобные бабы в сериалах. Брат? Неужели кровный?

— Да, — его никак не вывел из себя мой смех и мои слова.

— И как же это случилось? — в притворном изумлении расширяю глаза и прикрываю рот ладошкой. — В ночи мама спутала моего отца с отцом Марка? Или они в тайне любили друг друга долго, а злобная Ольга встала между ними? Разлучила их.

— Глеб никогда не был однолюбом. Он любил секс. И если ты думаешь, что после свадьбы он был верен, то ошибаешься. Твоя мать забеременела от него и пришла ко мне, чтобы требовать деньги на аборт.

— Как складно ты, дедуля, лжешь, — улыбаюсь я. — Только есть одна маленькая загвоздка. Я вылитая копия своего отца. Увы, не дяди Глеба.

— Вот тест ДНК, — в бессильной ярости бросает мне на колени бумажки.

— Я тебе, дедуля, тоже могу бумажки распечатать и принести. Ты ведь это прекрасно умеешь. Фотографии фотошопить, свидетельство от смерти подделывать. Я поняла уже, что вы искусный лжец. Смотреть в лицо любимой женщине, которая думает, что ребёнок мёртв, видеть её страдания… — сухие пальцы сжимают моё горло.

— Откуда? — шипит в лицо в яростном безумии.

Я хриплю, пытаясь разжать пальцы и втянуть воздух ртом. Чёрт. Он же меня сейчас придушит.

— Я больше сюсюкаться с тобой не намерен, — наконец убрав руку с моей шеи, говорит он. — Ты исчезнешь из жизни моего внука.

— Нас с ним ничего кроме дружбы не связывает.

— Мне плевать. Чтобы уже сегодня вечером тебя не было рядом с ним. Исчезнешь. Если не хочешь, чтобы твоя мать пострадала.

— Вы не посмеете! — страх волной прокатывается по спине.

— Ещё как посмею! Вот! — показывает фотографию, взглянув на которую, понимаю, что это не фальшивка. Только вчера мама перекрасилась в блондинку.

— Не исчезнешь, твою мать найдут мёртвой уже завтра в собственной квартире. Может и не завтра. Может тогда, когда соседи почувствуют запах разлагающегося тела. А пока, ей просто пришло увольнительное письмо с приказом немедленно покинуть место работы.

— Мудак… — я шепчу побелевшими губами. — Когда же ты сдохнешь уже?

— В ближайшее время не собираюсь, конфетка моя, — улыбается, а меня передергивает от отвращения к этому человеку.

— Я могу идти? — спрашиваю слабым голосом.

— Куда?

— Съезжать с квартиры, — выплёвываю.

— Конечно иди. Я тебя больше не задерживаю, — машет рукой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Полностью разбитая и подавленная вывалилась из машины. Джип уехал, а я опустилась на тротуар. Этот ублюдок давил на самое больное.

Мамочка. Мама безумно дорожила своей работой. И я даже представить не могу, что с ней случится, когда она увидит письмо.

Когда же это всё закончится?

Через шесть дней свадьба. Целых шесть долгих дней. И мне нужно куда-то деться, чтобы Марк не нашёл.

Услышала крик пролетающей чайки надо головой. И меня осенило. Крым. Я поеду туда, где у нас всё началось с Марком. Сниму домик. Отдохну.

К счастью в Крым самолёты летали каждые два часа. Купила билет на самолёт на четыре часа. Успею взять вещи и доехать до аэропорта. Вызвав такси, направилась в дом дяди Глеба и тёти Оли.

В такси я не выдержала и начала тихо плакать, пряча лицо от молодого водителя, который с интересом на меня поглядывал.

— Вы меня подождете, пожалуйста, — обратилась к нему, когда мы остановились у дома. — Мне в аэропорт нужно.

— Хорошо, — парень мне улыбнулся дружелюбно.

Горячо поблагодарив его, поспешила в дом. Машины дяди Глеба во дворе не было. Значит, что он уехал. И хорошо. Не будет лишних вопросов. Чемоданы ещё не были разобраны, после скорого переезда с квартиры тёти Оли, поэтому я запихнула туда зубную щётку, зарядку для телефона и электронную книгу, и вернулась в такси.

— Далеко едете? — спрашивает парень, заинтересовано поблескивая глазами.

— Нет, — я отворачиваюсь к окну, не горя особым желанием разговаривать.

Водитель уловил моё настроение и с вопросами больше не лез.

Сидя в зале ожидания, написала Марку сообщение:

"Люблю тебя безумно, Маркуша. Ты моё всё".

И отключила телефон. Потому что Марк обязательно позвонит. А услышав его голос, я не смогу сдержать слёз. Расплачусь. А он приедет. Примчит ко мне и не отпустит никуда.

Глава 40

Сижу на песке, прижав колени к груди и смотря на спокойное море. На душе тоскливо и хочется выть. Хочется к Марку. В его объятия. Почувствовать его тепло. Любимый запах.

Вчера, когда я добралась до места, заметила на своём животе надпись, которая практически стерлась по дороге. С трудом прочитав, что там написано, разрыдалась, опустившись на дно душевой. Марк самый романтичный мужчина, которого я когда-либо встречала. Что может быть прекраснее, когда любимый парень хочет от тебя ребёнка?

На глазах снова наворачиваются слёзы. Мой любимый скорее всего рвёт и мечет. Ищет меня. Только мама знала, где я. Я не могла маме врать.

Когда горячие руки накрывают мои озябшие плечи, я подпрыгиваю и взвизгиваю громко от неожиданности.

Не успеваю развернуться, как меня спеленали в объятия и прижали к горячей груди, которая часто вздымалась.

— Маркуша, — заплакала я, озябшими пальцами цепляясь за руки парня.

— Малышка моя, — целует затылок. Зарывается носом в волосы. Сильнее сжимает руки на моей талии. — Я тебя отшлепаю ремнем хорошенько, за то, что сбежала. Ты знаешь хоть, как я извелся?

— Прости, — шепчу виновато.

— Если бы не твоя мама, так бы и искал тебя по всему городу. Это сообщение, а потом пропала. Ты хоть представить можешь, что я себе надумал? Я думал, что и до тебя дед добрался.

— А он и добрался, — шепчу тихо. — Угрожал жизнью мамы.

— Сука, — Марк усаживает меня к себе на колени и, наконец, я могу посмотреть ему в лицо. — Что он наговорил?

— Что мы с тобой брат и сестра. И анализы ДНК подсовывал. Что маму уже уволили. И если я не исчезну, то её убьют. Марк, — я вдруг испугалась. — Ты почему здесь? У тебя же свадьба скоро!

— Свадьбы не будет. Тектова убили. Задержали деда. На месте преступления были его отпечатки пальцев.

Я открываю рот как рыба. Такого развития событий я совершенно не ожидала. Чего угодно, но не этого.

— Сейчас, — Марк достал телефон и открыл статью, протягивая мне.

"С особой жестокостью сегодня ночью был убит прокурор Тектов Олег Владимирович. Уже холодное и обескровленное от множественных ранений тело обнаружила домработница. По предварительным данным, прокурора лишили всех пальцев рук и прострелили гениталии. Многие граждане города скорбят по благодетелю, который столько сделал для нашего города.

Но так ли был чист наш прокурор? Ведь наш корреспондент смог сделать фотографии измученных девушек, которых выводили из подвала шикарного особняка, где жил прокурор. Нам удалось связаться с отцом одной из девушек, которую держали в подвале несколько недель…"

Я перевожу ошарашенный взгляд на Марка.

— Демьян?

— Уверен, что он, — кивает парень.

— Как он это всё провернул? В одиночку.

— Он бывший спецназовец. Малыш, я бы тоже за тебя убил. Даже если бы посадили.

Я стискиваю Марка в объятиях.

— Не нужно никого убивать, — качаю головой. — А что с дедом теперь будет?

— На его складах нашли наркотики, спрятанные в подкладку диванов. Там полный треш. Уже второй день в новостях об этом только и говорят. Уже выяснили, что Тектов торговал людьми, наркотиками и оружием. Но его не посадят. Если только на том свете. А вот деду срок до конца жизни точно светит.

— И поделом, — буркнула, потирая шею, на которой оставили синяки его пальцы.

— Что это? — Марка накрывает бешенством, когда он видит следы. — Это он сделал?

— Да, — пищу, когда парень укладывает меня на спину и начинает поцелуями покрывать шею. Будто желая стереть синяки.

— Убью, мудака, — рычит, но его губы и руки очень нежные. Исследуют с осторожностью тело, задирают футболку, с которой я не смогла расстаться, ведь она пахнет им.

— Мне понравилась надпись, — говорю я, пальцами лаская его скулы.

— Обе видела? — улыбается, нависая надо мной и заглядывая в глаза.

— Нет, — хмурюсь. — Только на животе.

— Хммм… Тогда нужно будет заново написать.

— Что написать?

— Собственность Марка Котова. Руками не трогать, — сжал мои ягодицы руками.

— Твоя, — блаженно выдыхаю я, позволяя ему стянуть с ног шортики. — Твоя, — стону я, когда он толкается на всё длину в меня, удерживая лицо в своих ладонях и вглядываясь в мои глаза. — Только твоя, — кричу на весь пляж, разлетаясь на сотни мелких осколков. — А ты только мой.

— Твой, — Марк опускается рядом на холодный песок.

— Люблю тебя безумно, — носом утыкаюсь ему куда-то в подмышку.

— Выходи за меня.

— Что? — я сажусь и смотрю на Марка с неверием.

— Выходи ща меня замуж. Стань моей женой, Ань. Я хочу просыпаться и рядом тебя видеть. Хочу, чтобы ты полностью была моей. Чтобы фамилию мою носила. И футболки. Чтобы…

— Я поняла, — пальчиками накрываю его губы. — Я согласна, Маркуша.

Парень выдыхает облегченно и достаёт из джинсов бархатную коробочку. Открывает её и одевает на палец колечко. Целует пальцы. Прижимает руку к своей щеке.

— Это просто невероятно прекрасно знать, что ты только моя. Что только для меня. Что ты единственная. Моя.

Снова ласками спускается по телу вниз. Не позволяет коснуться его. В этот раз он дарит удовольствие только мне. Будто хочет вознаградить за то, что я дала согласие. Душа поёт. Возносится до самых небес.

Теперь у нас точно всё будет прекрасно. Теперь никто не помешает нам быть счастливыми.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эпилог

— У Вас пять минут.

Пожилая женщина заходит в помещении, тут же встречаясь взглядом с карими глазами некогда любимого мужчины.

— Ксюша… — выдыхает поражённо седовласый мужчина.

— Здравствуй, Витя, — женщина смотрит пронизывающим взглядом. — Не забыл, значит.

— Не забыл… — сам не ожидает, что сердце зайдётся в бешенном ритме. Ведь не видел сорок лет. Казалось, что забыл.

— Однажды ты отнял у меня нечто большее, чем любовь. Ты отнял у меня самое дорогое, что может быть у женщины. Моего ребёнка. Чудесного сына, который вырос достойным человеком.

Мужчина уныло опускает голову. Он проиграл. По всем фронтам. Старый. Одинокий. Никому не нужный старик. И даже деньги не способны вытащить его отсюда. Каждое слово сердце бьёт в сердце. Забивает последний гвоздь в крышку гроба.

— Это Лёша и Миша, — на стол женщина опускает две фотографии. — И отцом они всегда называли другого человека. Достойного и честного человека, который вылечил моё сердце и научил снова любить.

— Ксюша, — дрожащими руками мужчина берёт фотографию, на которой запечатлены два подростка, стоящие у дома. Оба как две капли воды похожи на Глеба. На него самого в молодости.

— Прощай. Всё в жизни возвращается, Витя. Как бы ты не старался от кармы скрыться.

Женщина покидает помещение. А пожилой мужчина кидает взгляд на другую фотографию и хватается за сердце.

По морщинистым щекам текут слёзы. С фотографии на него смотрит семья. Большая семья. Счастливая семья, в которой ему нет места. И на этой фотографии стоят три его сына. Три настоящих мужчины, которые смогли сберечь самое дорогое, что даётся человеку свыше. Любовь. Любовь к своей женщине.

Виктор Иванович Котов умер той же ночью от сердечного приступа, сжимая в руке фотографии.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Аня

Потягиваю апельсиновый сок через трубочку, наблюдая за разыгравшимся представлением. Милка, тряхнув волосами и гордо вскинув подбородок, встала из-за стола, где расположилась наша компания.

Демьян, который до этого момента упрямо сжав губы в одну линию, смотрел на танцпол, подавился коньяком и закашлялся, заметив откровенный наряд девушки. Чёрный топ на бретельках открывал впалый живот, клетчатые шорты подчеркивали округлые ягодицы и длинные стройные ноги в массивных чёрных ботинках. Медленно, ясно для кого устраивая представление, девушка сбросила с точеных плеч кожаную курточку и запустила руки в волосы, взлохмачивая их. Мне стало жалко Демьяна, который зверел на глазах. Встав из-за стола с невозмутимым видом, мужчина отодвинул его с легкостью одной рукой, выбросил резко руку вперёд и дёрнул девушку на себя.

— Во что ты вырядилась? — старается говорить обычным голосом, но я слышу, как он звенит от ярости.

— Тебе какое дело, — Милка ладошками упирается в грудь мужчины, отодвигая его от себя. — Я пришла в клуб, а не в библиотеку.

— Домой, — яростный рык.

— Что? — возмутилась Милена. — Я только пришла.

— Ты едешь домой, — Демьян снимает со своих плеч рубашку и накидывает на плечи девушки, полностью скрывая её от наших насмешливых взглядов. — Сейчас же.

— Да что ты себе позволяешь? — Милка упрямится. — Ты мне никто, чтобы мной распоряжаться!

— Демьян, чего ты начинаешь? — подаю голос я, боясь, что подруга сделает очередной финт ушами. — Нас же никто здесь не видит. Посидим, а потом по домам разъедемся. Маркуша не пьёт, мы подбросим Милу до дома.

Демьян переводит на меня тяжёлый взгляд. Мне тут же становится неловко и даже страшновато. Этот мужчина пугал своей силой и энергетикой. Вот вроде ничего не делает, просто посмотрит без эмоций, а кажется, что в душу заглянул и все мысли прочитал. Особенно страшно становится, если вспомнить, что именно он сделал с отчимом Милы.

Я тут же потупила взгляд и замолчала.

— Ладно. Чтобы ни ногой из ВИП-ложа, — последние слова обращены к Милене.

— Задрал уже, — бурчит подруга, когда мужчина уходит. — Туда не ходи, то не делай, сё не делай.

— Ты сама его провоцируешь, — говорю я. — И у него ангельское терпение. Безграничное, честно говоря. Я бы тебя давно уже прихлопнула.

— А нефиг заявляться ко мне и говорить, что я его жена, — в помещении воцаряется гробовая тишина. — Что? — Мила так и не донесла кусок пиццы до рта. — Я сама была в шоке, — пожимает плечами.

Мы с Соней переглядываемся. Уже два месяца мы наблюдаем за тем, как Милена потихоньку ложкой выедает мозг Демьяну. Провоцирует. Крутится вокруг, доводит до точки кипения и сбегает. Нам с Соней откровенно жаль мужчину. Но мы молча наблюдаем за спектаклем, ожидая, когда же увидим счастливый финал. Когда девушка сдастся. Позволит себе быть счастливой.

— И давно вы с ним женаты? — осторожно интересуюсь я, наблюдая, как Мила съедает очередной кусок пиццы.

Узнав её достаточно хорошо за два месяца, понимаю, что девушка жутко нервничает. Явно не хотела, чтобы Демьян уходил.

— Не знаю. Я как-то не поинтересовалась. Не до этого было. Пришлось убегать, пока с его лица макароны не сползи.

Артём и Марк взрываются хохотом, а Сонечка ручкой прикрывает рот, округляя глаза. Если бы меня спросили, как выглядит нежность и чистота, я бы без промедления указала на эту девушку. В каждом движении, в каждом взгляде женственность и мягкость. Они настолько разные с Артёмом. И настолько прекрасно смотрятся вместе. Но больше всего мне нравится взгляд Артёма направленный на свою жену. Любовь оказывается можно увидеть.

И именно такой взгляд я вижу каждое утро, когда открываю глаза и Маркуша хриплым голосом шепчет:

— Доброе утро, жена.

Мы не стали устраивать пышную церемонию. Тихо расписались в ЗАГСе девятнадцатого августа, пригласив только самых близких людей. И сейчас я сижу в компании прекрасных ребят, которые стали мне близкими друзьями. Прижимаюсь спиной к груди Марка и наслаждаюсь тем, как его рука гладит мой пока ещё плоский живот.

— А мы беременны, — говорю я новость, которой мне не терпелось поделиться с ребятами.

— Боже! Я так за вас рада, — Сонечка тут же встаёт из-за стола и аккуратно обнимает меня.

— Милка, — обращаюсь к подруге, которая улыбается искренне, но в глубине её взгляда вижу боль, — ты станешь крёстной нашего малыша?

— Я? — растерянно.

— Мы хотим, чтобы ты была его крёстной, — подтверждает Марк.

Милена бросается к нам, заключая обоих в объятия.

— Спасибо вам. Я вас обожаю. Спасибо!

— Тихо, тихо, не задави мою беременную жену, — ворчит шутливо Марк, целуя Милку в макушку.

— Простите, просто я за вас так рада, — всхлипывает она. — Просто безумно рада.

Уже дома, лёжа под одеялом, под боком своего мужа, прошепчу тихо, проваливаясь в сон.

— Вот и поймал ты свою мышку Котов.

— Поймал, окольцевал и никуда не собираюсь отпускать, — лёгкий поцелуй в губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Конец

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 3

Глава 4

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 5

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 6

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 7

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 8

Глава 9

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 10

Глава 11

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 12

Глава 13

Глава 14

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 15

Глава 16

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Эпилог