История Феникса. Часть I [Вейла Лили] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава 1. Успеть вовремя

Он чувствовал, как кровь хлещет из ран, нанесенных ему Нагини. «Нет, — лихорадочно думал он, — только не сейчас, Поттер должен знать…». Внезапно, словно в ответ на его мольбу, посреди комнаты возник Гарри Поттер. Он подошел и наклонился к Снейпу.

Забыв про свои раны, он притянул мальчишку к себе — кажется, это будет последним, на что хватит его, Северуса, сил.

— Возьми это… — прохрипел Снейп, — возьми.

Воспоминания лились из него, и он видел, что Поттеру удалось собрать их. Теперь все. Теперь можно…

Сейчас ему хотелось только одного: в последний раз увидеть то, ради чего он жил последние семнадцать лет — единственную частичку Лили Эванс, оставшуюся на этой земле.

— Посмотри на меня — прохрипел он, Гарри повернулся к нему. Это лицо, в котором так причудливо переплелись самые ненавистные и самые дорогие ему черты, будет последним, что он увидит. И эти глаза. Изумрудные глаза Лили Эванс.

*** Он все еще видел перед собой лицо Гарри, падая в темноту. Внезапно лицо изменилось, изумрудные глаза стали карими. Полет прекратился, он больше не чувствовал боли, вокруг был яркий свет. Северус осознал, что стоит лицом к лицу с Джеймсом Поттером.

Они молча смотрели друг на друга. Возможно, это длилось всего несколько секунд, возможно, целую вечность. Наконец, Джеймс заговорил:

— Северус, я очень виноват перед тобой. Если бы только я мог что-то исправить… — он замолчал и посмотрел на Снейпа. Взгляд Джеймса был полон тревоги.

Снейп с удивлением обнаружил, что его ненависть к Поттеру осталась где-то далеко, там же, где осталась боль от укусов Нагини. Здесь, в этом состоящем из света мире, он больше не ненавидел Джеймса Поттера, он чувствовал свою вину перед ним, и это чувство было настолько огромным, что казалось, он взорвется, если немедленно не заговорит об этом.

— Нет, это я виноват перед тобой, — выпалил он, — я виноват в твоей смерти! Если бы не я, ты был бы жив! Лили была бы жива…

— В том, что случилось, есть и моя вина, Северус! — с горечью в голосе прервал его Джеймс. — Разве не я сделал все, для того чтобы ты меня ненавидел? Разве не мои жестокие выходки подтолкнули тебя к Темным искусствам?

— Я все равно увлекся бы ими, Джеймс! — перебил Снейп. — Зло уже было во мне, ты это знаешь, иначе, почему, — он почти прокричал это, — почему я оказался в Слизерине?

— Слизерин вовсе не означает зло, уж ты-то должен это понимать, — спокойно сказал Джеймс. — Это не более чем образ мыслей. Лили долгие годы считала тебя своим другом, лучшим другом, это ли не доказательство того, что в тебе не было зла?

— Лили была моим другом, но я выбрал других друзей, Джеймс, — Снейп тяжело вздохнул. — Лили ненавидела Мальсибера, Эйвери и всех остальных моих «приятелей», сколько раз она говорила, что эти люди отвратительны, разве я слушал ее? Я трус, понимаешь, трус который предал друга только чтобы оказаться в крутой компании!

— Именно за это я чувствую себя виноватым, Северус! — крикнул Джеймс. — Тебе не понадобились бы эти сильные друзья, если бы я не нападал на тебя при каждом удобном случае! Я ревновал Лили, я убедил себя, что ты — зло, я оправдывал этим свои издевательства, но самое страшное, я убедил в этом тебя! — он замолчал, перевел дыхание, приложил ладонь ко лбу и продолжил. — Я хотел, чтобы Лили тебя возненавидела, и я этого добился! Это после моей выходки она прекратила общаться с тобой!

— Она все равно прекратила бы, Джеймс, — с болью в голосе тихо ответил Снейп, — возможно чуть позже, но это все равно было неизбежно. Лили никогда не стала бы другом Пожирателя смерти, а я присоединился бы к ним в любом случае…

— Нет, — Джеймс покачал головой. — Если бы я не издевался над тобой, тебе не нужна была бы защита Малфоя и Мальсибера. Лили имела бы на тебя больше влияния, чем весь Слизерин вместе взятый, и тогда, кто знает, каким бы ты стал? Все эти годы, Северус, — Джеймс нахмурился, было видно, что ему стало трудно говорить, — все время с того момента, как я оказался здесь, как увидел свою жизнь целиком, это мучает меня. Я причинил тебе столько боли, а ты, Северус, ты снова и снова спасал жизнь моему сыну. Моему сыну — живому доказательству любви Лили ко мне, ты должен был ненавидеть его, но именно благодаря тебе он жив.

— Я и ненавидел его, Джеймс! — выкрикнул Снейп. — Я не мог спокойно смотреть на него — глаза Лили на лице, которое вызывало у меня самые ужасные воспоминания! Каждый взгляд на Гарри Поттера разрывал мне сердце. Он ничего не знал, он даже не мог ничего перенять от тебя, и, несмотря на это, я пытался отравить его существование при любой возможности! — он замолчал на несколько секунд, затем продолжил еле слышно, глухим, обращенным куда-то внутрь себя голосом. — Вся моя жизнь — бесконечная череда ошибок! Я оттолкнул Лили, потом она погибла из-за меня, а я продолжал мстить за свои детские обиды ребенку, который не имел к ним никакого отношения. Я не могу винить в этом никого, кроме себя. И я не могу ничего исправить, Джеймс, я даже не могу сказать тебе, что с твоим сыном все будет в порядке! Я все провалил, я не нашел, что возразить Дамблдору, и теперь… Ты даже не представляешь, что должно случится.

— Я знаю, Северус, — сказал Джеймс спокойно, словно объясняя что-то маленькому ребенку. — Я знаю, о чем думал Дамблдор, знаю, что должно случится, и я знаю, что с Гарри — благодаря тебе! — все будет в порядке. Сейчас меня гораздо больше волнует, другое: сможешь ли ты простить меня?

Воцарилось молчание. Перед Северусом за одно мгновение пронеслись воспоминания об издевательствах над ним четверки мародеров. Когда-то это казалось чудовищным. Сейчас это не имело значения. Никакого. Боль и унижение остались в прошлом. Джеймс, который смотрел на него взглядом, полным раскаяния, Джеймс, который умер по его вине, казался почти родным человеком. Человеком из того мира, в который Северус всегда хотел попасть, но так и не был допущен за всю свою жизнь — мира счастья, тепла и любви. Теперь они оба здесь, на другой стороне. Больше нет причин ненавидеть Джеймса Поттера. Во всяком случае, Снейп их не видел.

— Смогу, Джеймс, — нарушил тишину Снейп. — Уже простил, — снова молчание. — А ты? Ты можешь простить меня за то, что я передал пророчество? За то, что из-за меня он пришел в Годрикову лощину?

— Я давно простил, Северус, — ответил Джеймс, его лицо сияло от радости. — Я прожил, возможно, не очень длинную, но прекрасную жизнь. Я был счастлив. И я очень благодарен тебе за жизнь Гарри! Может быть, просто забудем все, что было между нами?

Они сделали шаг друг к другу, пожали руки, затем обнялись как братья, встретившиеся после долгой разлуки. Северус подумал, что впервые понимает, как это важно, когда у тебя есть настоящий друг. Он отступил на шаг.

Человек, стоявший перед ним, уже не был Джеймсом. Перед Снейпом стоял Сириус Блэк. Сириус выглядел молодым и беззаботным, таким, каким Снейп помнил его в старших классах.

Северус почти задохнулся от эмоций, захлестнувших его в этот момент. Он снова чувствовал свою вину, а вместе с ней горечь и страх.

— Я не хотел… Я не думал, что ты… — он не мог связно выразить то, что хотел сказать. — Я не должен был говорить…

— Да успокойся, Сев! — небрежным тоном прервал Сириус, хлопая Снейпа по плечу так, что тот едва устоял на ногах. — Я бы все равно там оказался! Никогда не мог долго усидеть на одном месте, ты же знаешь. Даже если бы ты поселился на площади Гриммо вместе со мной и читал мне на ночь сказки, уговаривая не выходить за порог, — (Северус привычно саркастически усмехнулся, представив себе эту картину), — это бы все равно не помогло. Я сумел улизнуть из Азкабана, а это уже о многом говорит.

— Тебе не пришлось бы… — Снейп лихорадочно пытался собраться с мыслями. — Если бы я сумел научить Поттера окклюменции, если бы я нашел подход…

— Подход? Сев, старина, речь идет о моем крестнике, — Сириус усмехнулся и поднял брови, — о моем крестнике, с которым у меня, заметь, немало общего. Ты помнишь, чтобы учителя могли найти ко мне подход, если я сам этого не хотел? Кроме того, я не особо поощрял Гарри учиться у тебя, напротив, я радовался твоим неудачам, хотел передать Дамблдору, что ты прекратил давать Гарри уроки, потому, что хотел посмотреть, как ты получишь нагоняй. Не могу сказать, что особо этим горжусь, — Сириус опустил глаза и задумчиво почесал в затылке. — Мне никогда не хватало спокойствия, Сев. Мне следовало бы поучиться этому у тебя. Следовало подумать об этом еще в школе. Я никогда не мог понять, как ты умудряешься с такой холодностью реагировать почти на все наши идиотские шутки над тобой, меня это дико бесило… Как ты вообще нас терпел, — Сириус удивленно пожал плечами, — мы же были просто ужас! Мне следовало как взрослому человеку извиниться за все это еще тогда, в больничном крыле после Турнира Трех Волшебников, когда Дамблдор заставил нас пожать руки. Я должен был доверять ему, должен был понять, что ты на нашей стороне. Я должен был увидеть, как дорога тебе жизнь Гарри, еще тогда, в Воющей хижине, когда ты пришел в очередной раз спасать моего крестника. Но я предпочел хранить детские предубеждения. Я так и не смог оценить тебя, хотя у меня был шанс.

— Не больно-то я давал тебе такой шанс! — снова усмехнулся Северус. Он вдруг почувствовал себя на много лет моложе. — Мои замечания по поводу очистки довольно успешно поднимали твой боевой дух! Слишком успешно, пожалуй, — помрачнев, закончил он. — Я на самом деле жалею обо всем, что говорил тогда, на площади Гриммо.

— Ладно. Принято. Будем считать, мы квиты, — Сириус дружески подмигнул ему. — И больше не думай об этом, идет? Я погиб так, как всегда мечтал — в бою. Я смотрел, как рядом со мной храбро сражается мой крестник, похожий как две капли воды на моего лучшего друга. Я был счастлив в этот момент, — Сириус протянул ему руку. — Что было, то было, не жалей ни о чем!

Снейп протянул руку в ответ, и это рукопожатие было полной противоположностью того, что заставил их когда-то сделать Дамблдор. На секунду опустив глаза, Снейп увидел, что ладонь, которую он сжимает в своей руке, изменилась. От неожиданности он отдернул руку. Перед ним стоял Римус Люпин. Снейп замер от удивления.

— Как?! — с трудом выговорил он. — И ты тоже?! Здесь? Как это могло случиться?

— Ну, видишь ли, — с печальной улыбкой ответил Люпин, который, как и Блэк, сейчас выглядел моложе, — я участвовал в бою с самого начала. Ты же понимаешь, я не мог бросить Гарри и Хогвартс.

— Но как же Тонкс… — Снейп снова не мог найти подходящих слов. — Она любит тебя, ее новый патронус…

— Тонкс тоже здесь, Северус. Я думал, что оставил ее, но она не оставила меня, — он снова грустно улыбнулся.

— Мне очень жаль, — мрачно проговорил Северус.

— Но мы не исчезли совсем, — улыбка Люпина перестала быть грустной. — Остался наш сын, и пока он жив — мы живы. А что касается нас с Тонкс, главное, что мы вместе. Теперь я понимаю это, — он помолчал, затем продолжил. — Но я здесь по другому поводу, Северус. Я хотел поблагодарить тебя, я так и не успел сделать этого при жизни…

— Меня? За что?

— Ты не выдал меня тогда, пока мы учились. Ты чуть было не погиб из-за меня и моих друзей, но ты никому не рассказывал об этом. Даже Джеймс, признаться, слегка проговорился, чтобы до Лили дошли слухи о его героизме, но ты молчал.

— Но я выдал тебя позже. Я ведь хотел получить твою должность, если помнишь. Я был зол на тебя из-за побега Сириуса и хотел отомстить за все, что было между нами в школе.

— Я бы все равно ушел. Не вини себя ни в чем, забудь. Я давно забыл. Но я помню, что ты сохранил мне здоровье в тот год. Это помогло мне. Помогло дожить до того момента, когда я встретил Тонкс. Я ни о чем не жалею, Северус, я был счастлив.

С этими словами Люпин посмотрел за спину Снейпа так, словно увидел там кого-то. Снейп обернулся — никого не было. Повернувшись обратно, он понял, что Люпин исчез. Вместо него напротив Снейпа стояла стройная рыжеволосая девушка, ее изумрудные глаза излучали теплоту и нежность…

Он смотрел на Лили Эванс, и чувствовал, как текут слезы по его лицу. Он не мог произнести ни слова.

— Ты помнишь, — тихо спросила она, — что я говорила тебе, каждый раз, когда ты подсказывал мне на Зельях?

Он кивнул.

— Я могу только повторить это: ты лучший, Сев, я никогда не справилась бы без тебя.

— Я не смог… — сквозь слезы проговорил он. — Не сумел защитить тебя.

— Ты пытался, Северус. Неужели ты не понимаешь, что это именно благодаря тебе Гарри остался жив? Если бы ты не просил Вольдеморта пощадить меня, он убил бы нас всех, сразу. Но у меня был выбор, и я добровольно отдала свою жизнь, именно поэтому Вольдеморт не смог убить Гарри.

— Если бы не я, он вообще не пришел бы туда… — медленно ответил Северус, каждое слово давалось ему с огромным трудом. — Это я во всем виноват. Я всегда был недостоин тебя.

— Нет, Северус, это не так, — она легонько погладила его по плечу. — Я любила тебя, ты это знаешь.

— И я тебя любил. Всегда, — он притянул ее к себе, положил голову ей на плечо, его слезы капали на ее мантию. — И сейчас люблю. Всегда буду любить. Только тебя.

Она обняла его, и он прижал ее к себе так крепко, как только мог, желая раствориться в ней, стать с ней одним целым. Возможно, это длилось целую вечность, возможно, всего несколько секунд, но, в какой-то момент он почувствовал, что теперь он весь наполнен ее любовью, и может отпустить ее.

Он разжал объятья и увидел, что стал таким, каким был, когда впервые заговорил с ней — маленьким мальчиком в странной одежде. Он посмотрел на нее. Маленькая Лили Эванс улыбнулась в ответ. Они стояли в лесу, где играли детьми, где он когда-то рассказывал ей о волшебном мире, Хогвартсе, совиной почте и дементорах. Но сейчас они поменялись ролями, теперь она должна была рассказать ему о другом, загадочном мире, в который он попал.

— Ты останешься здесь со мной? — с надеждой спросил маленький Снейп.

— Нет, Северус, — она с грустной улыбкой покачала головой. — Я не могу. Ты же слышал, что сказал Римус о Тонкс: «Главное, что мы вместе». Лили Эванс стала Лили Поттер, которая любила своего мужа, когда выходила за него замуж, и будет любить его всегда, даже смерть не изменила этого. Нет, Северус, тебе нужен кто-то, кто действительно останется с тобой навсегда. Кто-то кто будет ждать тебя здесь, или кого ты будешь ждать, или вы придете сюда вместе, когда настанет ваш час.

— Но я не понимаю… Разве я не умер?

— Сейчас ты мертв, Северус, это так, — спокойно сказала маленькая Лили Эванс. — Но проблема в том, что ты никогда не жил в полную силу. Твои светлые воспоминания омрачены сознанием того, как скверно все закончилось. Ты не можешь подумать ни о чем, что не причинило бы тебе боли. Ты никогда не был по-настоящему счастлив. Даже воспоминание об этом лесе и о нашем детстве не могут быть для тебя абсолютно счастливыми. У тебя было много горя и мало радости. Тебе не с чем здесь оставаться.

— Но что же мне делать?

— А чего бы тебе хотелось? Подумай! Сейчас ты ребенок, вся твоя жизнь впереди. Чего бы ты пожелал себе в будущем?

Он задумался, вспоминая тех, кого увидел в этом странном мире. Каждый из них сказал, что был счастлив. Почему?

— Я могу спросить их? — сказал он, словно Лили могла прочитать его мысли.

— Конечно, — с улыбкой ответила она.

Они снова стали взрослыми и снова очутились в странном месте, состоящем из света. Он огляделся и увидел, что Лили и Джеймс Поттеры теперь стоят рука об руку, но это больше не раздражало его. К ним присоединились Сириус Блэк и Римус Люпин. Но кроме тех, с кем он говорил раньше, рядом оказалось еще двое людей.

— Ты хотел что-то спросить, Северус? — Дамблдор посмотрел на него поверх своих очков-половинок.

— Да, профессор, я… — он осекся, посмотрев на рыжеволосого парня, стоящего рядом с Дамблдором.

— Ты?! Этого не может быть! Какого гоблина?! Тебе здесь не место, ты должен был жить!

— Я достаточно повеселился за всю свою жизнь, профессор! — ответил Фред Уизли. — Уж мне-то совершенно точно есть, что вспомнить. Мне жаль Джорджа, ему без меня придется туго, но я надеюсь на вас, сэр.

— Что?!

— Нет, я, конечно, не жду, что вы, профессор, пойдете вместе с моим братом взрывать школьные туалеты, чтобы смягчить для него боль утраты, — ухмыльнулся Фред, — но мне хотелось бы, чтобы вы кое-что передали Джорджу.

— Что именно?

— Скажите ему, что теперь он просто обязан жить за нас двоих! Пусть не вздумает замыкаться в себе и оплакивать меня долгие годы. Пусть у него будет вдвое больше веселья и хорошеньких француженок, и что я всегда буду присматривать за ним отсюда, и если он вздумает запустить дела в магазине и впасть в меланхолию, стану являться ему в кошмарах. Да, и пусть устроит себе нормальную свадьбу, а не выставку крахмальных воротничков, как Билл. Запомните?

— Да, конечно, — Снейп ошарашено кивал головой, — я запомню, я передам.

— Вот и отлично! — улыбнулся Фред. — А теперь, чего мы ждем? Время, как говорится, деньги, кнаты, сикли, галлеоны! Давайте-ка, поможем нашему другу Северусу понять, чего ему не доставало в его прежней жизни!

Они собрались вокруг Снейпа. Это было странно, странно до безумия — куда бы он ни посмотрел, он встречал одобряющую улыбку и теплый взгляд. Ему показалось, что он слышит откуда-то сверху странный шум, похожий на тиканье бешеных, сорвавшихся с катушек часов и понял, что приближается его время.

— Что значит быть счастливым? — обратился он к Джеймсу.

— Счастье — это когда у тебя есть верные друзья! — воскликнул Джеймс.

Снейп повернулся к Сириусу. Шум, который раньше был еле слышен, усилился.

— Провести теплый рождественский вечер, с теми, кто тебе дорог! — сказал Сириус.

Мерный стук стал еще громче. Снейп посмотрел на Люпина.

— Держать на руках свое дитя, — сказал Римус.

Звук, доносившийся сверху, теперь, казалось, заполнил все пространство. Снейп встретился взглядом с Дамблдором.

— Чувствовать, как знания, которые ты передаешь, делают мир вокруг тебя лучше и светлее, — мягко сказал Дамблдор.

Громкий стук превратился в грохот.

— Веселиться! — крикнул Фред, за секунду до того, как Снейп повернулся к нему.

Грохот стал почти невыносимым, и Снейп чувствовал, что этот грохот зовет его. Он посмотрел в изумрудные глаза Лили Поттер.

— Любить того, кто любит тебя, — сказала она.

Все вокруг затряслось от громких ударов, доносившихся сверху. Северус почувствовал, как что-то обжигающее влилось в его горло и растеклось по телу. Люди, стоявшие вокруг Снейпа, подошли к нему вплотную, уперлись в него руками и вытолкнули вверх.

Он летел из света во тьму. Из этой тьмы, сначала едва различимо, а затем все отчетливее сверкали, глядя на него, огромные синие глаза. Глаза, видевшие его насквозь. Он знает этот взгляд. Он вспомнил его. Это было так давно, должно быть, тысячу лет назад… Вот о чем говорила Лили!

— Лили, — слабо простонал он.

— Эй! — послышался голос откуда-то сверху. — Он тебя зовет, похоже.

Снейп с трудом приоткрыл глаза и постарался сосредоточиться. Смутные пятна вверху превратились в лица — на него смотрели двое людей — мужчина в очках с толстыми стеклами и молодая девушка с ярко-голубыми, почти синими глазами. Девушка наклонилась над ним, ее длинные золотистые волосы упали с плеча, словно отгораживая Северуса от окна, из которого лился свет. Свет проходил через эту преграду, рассеивался и тоже становился золотистым. Это придавало происходящему ощущение ирреальности, хотя боль во всем теле, а особенно в шее, Северус теперь находил весьма ощутимой.

— Нет, — девушка покачала головой, — меня он не знает.

Снейп почувствовал, что у него больше нет сил держать глаза открытыми. Он снова погрузился в темноту.

— Правильно, — прозвучал откуда-то издалека голос девушки, — лучше ему сейчас спать.

Глава 2. Девушка-фестрал

«Почему именно я? Почему именно мне пришлось это сделать? Почему он позволил себе эту слабость — умереть, и почему я не могу себе этого позволить?».

После всего, что случилось, из-за того, что должно было случиться, жизнь казалась ему наказанием. «Я смертельно устал», — с этими мыслями Северус Снейп шел вдоль череды заброшенных обшарпанных домов. Еще один поворот, и он покинет Паучий тупик — ненавистное место, которое он когда-то надеялся оставить навсегда. Тупик — вот что такое его жизнь. И именно паучий, учитывая с кем теперь приходилось иметь дело.

Он остановился и посмотрел на дорогу, пытаясь сосредоточиться. Но он не видел ни дороги, ни домов вокруг, он снова и снова видел глаза Дамблдора, слышал его голос «Северус, пожалуйста…». Он не должен вспоминать об этом. Не должен показывать своих слабых сторон. Никому. Даже самому себе. В первую очередь самому себе.

В этот промозглый, несмотря на начало июля, день только этого ей и не хватало — потеряться. Она совершенно заблудилась в лабиринте пустующих заколоченных развалюх. Паучий тупик, Паучий тупик — где это проклятое место? Она повернула за угол и чуть было не столкнулась с очень странно одетым мужчиной. В ее мозгу мелькнуло: «Регентство — на следующей неделе!», но когда она увидела взгляд этого человека, мысли о работе улетучились. Его взгляд выражал одновременно ужас и страдание, целую секунду она была уверена, что, повернув голову на дорогу, увидит там разбитые машины и окровавленные человеческие тела. Она перевела взгляд на мостовую — дорога была пуста. Она снова посмотрела на странного незнакомца. Теперь взгляд его выражал укор и обиду. «Интересно, — подумала девушка, — чем провинились эти булыжники, чтобы ТАК смотреть на них?». Но в этот момент он повернул голову в ее сторону. Их взгляды встретились.

Он поднял голову и увидел ярко-голубые глаза, пристально смотрящие на него. В ту же секунду ему показалось, что воздух стал плотнее и жарче. Пространство перед ним будто наполнилось маленькими иголочками, и, если бы Северус Снейп когда-либо всерьез имел дело с электричеством, он мог бы сравнить чувство, которое его охватило, с небольшим разрядом тока. Но Северус Снейп не изучал маггловедение и презирал своего отца-маггла, поэтому не смог бы как следует объяснить и другое чувство — взгляд голубых глаз просвечивал его, словно рентген. Казалось, от этого взгляда ничто не может укрыться. «Она читает мои мысли! Видит меня насквозь!» — с ужасом подумал он.

«Он видит меня насквозь! — в ту же секунду подумала обладательница голубых глаз, встретившись с черными, похожими на прорубь в ночной реке, глазами Снейпа. — Он знает, что я чувствую!».

Это длилось не долее пяти секунд. Затем в начале улицы за спиной у девушки послышался грохот, который исходил от внушительных размеров грузовика. Она на секунду обернулась на звук, но, повернувшись обратно, увидела, что рядом нет ни души. Она заглянула за угол — улица была пуста, окна и двери в домах забиты досками. Она замерла от удивления.

«Куда он пропал?!» — подумала она, рассеянно накручивая на палец кончик длинной угольно-черной пряди. — «Я могла не слышать, как он ушел — грузовик ревел мотором, грохотал кузов, у них, очевидно, проблемы с выхлопной трубой… Но ему просто некуда было деться, ближайшая доступная дверь у меня за спиной, я стою посредине узкого тротуара, нужно было либо, сбить меня с ног, либо пройти прямо передо мной, чтобы исчезнуть. Ни того, ни другого я бы не пропустила…»

Заинтригованная, она повернула за угол. Грузовик тем временем тоже повернул, с трудом пройдя в узкое пространство между заброшенными лачугами, и остановился. Из кабины вылезли трое парней, которые радостно помахали девушке. Она ответила тем же, но слишком близко подходить не стала, по опыту знала — сейчас им лучше не мешать. Парни принялись разгружать кузов и расставлять в Паучьем тупике фотооборудование и электрогенераторы. До начала фотосессии оставалось полтора часа.

***
Северус Снейп из окна своего дома наблюдал за превращением невзрачной улицы в съемочную площадку. Смысла куда-либо идти уже не было. Он узнал ее — девушку с голубыми глазами. Ее фотография была в журнале. В маггловском журнале, который он купил, потому что там писали о премьер-министре. Снейпу очень нужно было оказаться рядом с премьер-министром так, чтобы ни один маг не узнал об этом, а голубоглазая девушка, которую в журнале называли Барби, как раз была приглашена на благотворительное мероприятие, где планировалось присутствие главы правительства. В голове Северуса Снейпа возник довольно простой, на первый взгляд, план. Снейп не любил действовать в спешке, но сейчас обстоятельства загнали его в угол, помощи ждать было неоткуда.

Рядом с грузовиком остановился синий Кадиллак. Из него вышел тощий мужчина в огромных квадратных темных очках, синих узких джинсах и чем-то вроде костюма канарейки вместо свитера.

«Где он только берет эту дрянь?!» — морщась от отвращения, подумала голубоглазая девушка. Но секунду спустя она растянула губы в приторной, неискренней улыбке. Она ненавидела это, но она знала — это именно то, чего от нее ждут.

— Зигги, дорогуша! Ты не устаешь удивлять меня своими нарядами! — воскликнула она сладким голосом, от которого самой стало тошно.

— Ба-арби, радость моя! — ответил ей Зигги, манерно размахивая руками, — ты же знаешь, мода и стиль — это моя жизнь! Перья — вот что будет в каждой модной коллекции завтра, но я готов к этому уже сегодня. Я надеюсь, ты оценила цвет? В эти хмурые туманные дни Я заменю вам солнце! Да, именно так! В этом мрачном тупике, среди заброшенных домов, мы снимем шедевр в стиле Трэш-энд-Глэм, и все журналы мира встанут в очередь, чтобы разместить на своих страницах эту рекламу!

От Зигги зависели ее контракты на работу, поэтому ей приходилось восхищаться каждым его чихом, и держать свое мнение при себе. Она ненавидела и эту работу, и людей, подобных Зигги, прекрасно понимая, что и то, и другое насквозь фальшиво, но ей хорошо платили, и она продолжала играть по их правилам, презирая себя каждую минуту.

Наблюдая из окна эту сцену, Снейп скривился от отвращения. Ему показалось, когда он смотрел в ее глаза, что девушка, по крайней мере, не глупа. Теперь он видел, что ошибся. Она была отвратительно манерна, приторно улыбчива, ее речь и смех звучали неестественно высоко и фальшиво. «Мерзкое глупое создание с глупым кукольным именем», — подумал он.

***
Прошло полчаса с момента появления Зигги, стулья были расставлены, свет почти подключен. Девушка по имени Барби, начала волноваться: макияж займет не меньше часа, а стилиста до сих пор нет. Она поднялась со стула, на котором просидела эти полчаса, скрючившись от желудочной колики (через несколько дней ее ждало контрольное взвешивание в агентстве, а она определенно набрала пару килограммов сверх нормы). Выпрямившись, она огляделась. Возле кабины грузовика стояло несколько человек, среди них она увидела пухленькую девушку с ярко-зеленой шевелюрой.

«Хороша же ты, Агнес! — подумала Барби. — Извольте радоваться: болтает с техниками вместо того, чтобы принести мне костюм! Идиотка, не может даже…» — но продолжить мысль она не успела, потому что в этот момент разглядела лица людей, стоявших у кабины.

Это было ужасно, ноги у Барби подкосились, и она рухнула обратно на стул, лихорадочно соображая, что может значить увиденное. Лица, которые так поразили ее, казались мертвыми, застывшими, люди словно спали с открытыми глазами. Можно было предположить, что парни из технической бригады хотели пошутить, притворившись зомби, но очень сомнительно, чтобы Агнес была на это способна. Смешливая сверх меры, вечно хихикающая и корчащая рожицы, с живым подвижным лицом эта девушка не смогла бы удержать подобный остекленевший взгляд и секунды — тут же расхохоталась бы на всю улицу. Барби снова посмотрела в сторону грузовика, но теперь заметила какое-то движение с другой стороны от кабины. Страх и любопытство заставили ее забыть о боли — нужно было выяснить, что происходит. Прячась за уже расставленными декорациями, она обошла грузовик.

Незнакомец в странном черном наряде, похожем на одеяния эпохи Регентства, прятался за открытой дверцей кабины. Он стоял спиной к Барби, вытянув вперед руку, в которой держал нечто похожее на очень гладкую ветку. «Забвение!» — процедил он сквозь зубы и направил палочку в сторону стоявшего рядом человека. «Стив, берегись!» — чуть было не крикнула девушка, но, прижав руку ко рту, вовремя заглушила возглас. Ассистент фотографа Стив, который еще секунду назад, весело насвистывая, прикручивал лампу к штативу, замер, выпрямился, и на лице его появилось уже знакомое Барби безучастное выражение.

«А я еще считала, что "Люди в черном" — это пародия на дурацкую фантастику! — вспомнила Барби фильм, на предпоказ которого недавно ходила. — Одно совершенно точно — это не Уилл Смит!»

Прячась за кузовом грузовика, она прикинула, не оглушить ли ей непонятного субъекта хорошим ударом по голове (благо рядом стояло довольно много тяжелых металлических штативов), однако у нее было нехорошее чувство, что этот человек может видеть затылком.

Улица перед ней была свободна, субъект в черном, похоже, вышел из укрытия и выводил из строя последних членов съемочной группы, можно скрыться, можно пролезть в щель между досками и спрятаться в одном из пустующих домов… Можно даже добраться до полицейского участка, но как описать дежурному сержанту, то, что здесь происходит? На это уйдет куча времени, а что случится с остальными? Если бы речь шла только о Зигги, она покинула бы это проклятое место в считанные секунды, но здесь было много нормальных хороших людей — ребята из технической службы, фотограф и его ассистенты, даже глупышка Агнес — Барби не могла бросить их, беззащитных, пораженных какой-то неведомой напастью. Что если за то время, пока она будет добираться до полиции, этот человек, как крысолов из страшной сказки, уведет людей неведомо куда. Мысли пронеслись в ее голове за доли секунды. Она осторожно выглянула из-за грузовика. Человек в черном, как она назвала его про себя, уже не прячась, спокойно пересекал пространство съемочной площадки, приближаясь к Зигги, а тот продолжал разглагольствовать о своих великих замыслах в области журнальной рекламы, не замечая, что его уже некому слушать.

Барби очень не хотелось этого делать, но в данной ситуации она не видела другого выхода — нужно было сначала разобраться в том, что происходит, а потом звать полицию. Она подошла к группе техников, окружавших Агнес, и замерла рядом с ними, расфокусировав взгляд насколько это было возможно.

Обычно ей легко давался этот прием — даже на горячем как огонь песке в полуденную жару на берегу Средиземного моря. В нем можно было варить кофе в этом песке, но фотографу нужен был именно полуденный свет, и она терпела и «держала лицо». Она могла стоять столько, сколько было нужно с таким же рассредоточенным, устремленным в никуда взглядом, не двигаясь, почти не дыша. Но тогда, на Средиземном море, она совершенно точно знала, как все пройдет и когда закончится. Она могла в любой момент остановить съемку и дать себе минутную передышку. Сейчас же она была в полном неведении, как долго придется продолжать игру и чем это может закончиться.

Она услышала его приближающиеся шаги. Это было так трудно, так безумно трудно продолжать стоять спокойно, в то время как ей хотелось бежать отсюда со всех ног, хотелось во весь голос кричать от ужаса. Он остановился где-то рядом, и она почувствовала на себе его взгляд. Только бы не обернуться! Только бы не посмотреть на него, не выдать, что она, в отличие от остальных, осознает все, что происходит вокруг… Барби казалось, ее сердце бьется слишком громко, и он непременно услышит это, обман раскроется. Она чувствовала, что он продолжает смотреть на нее. «Должно быть, стояла рядом», — проворчал он себе по нос, а затем заговорил в полный голос.

— Вы остановили работу, потому что пошел дождь. Через двадцать секунд вы очнетесь и покинете Паучий тупик так быстро, как только сможете. Вы не будете искать вашу, — он с трудом вспомнил это мало подходящее человеческому существу название — модель, — Барбару, поскольку она уже отправилась на благотворительный ужин.

Барби похолодела от ужаса. Ему не нужны были все эти люди, нужна была только она! Ей следовало скрыться, пока она была вне его поля зрения, а кто знает, что делать теперь? Она не успела бы убежать, даже если бы он стоял достаточно далеко — из-за травмы ноги она уже никогда не сможет бегать достаточно быстро. Она почувствовала, его руку на своем локте, этот человек определенно намеревался увести ее отсюда. Она боялась перестать притворяться и послушно последовала за ним.

Он завел ее внутрь стоявшего в самом конце улицы дома, и, повернувшись к ней спиной, окинул взглядом Паучий тупик. «Вот он, мой шанс!» — подумала она. С быстротой молнии Барби выхватила торчавшую из его кармана палочку, и отскочила назад, в середину маленькой темной комнатушки.

*** Как можно было быть таким идиотом! Северус Снейп не прощал ошибок никому и в первую очередь самому себе. Ведь он не помнил, как накладывал заклятие Забвения на эту глупую девчонку, но, увидев ее с остекленевшим взглядом, решил, что она попала под одно из множества заклятий, которые он выпустил в самом начале, еще только подходя к съемочной площадке. Теперь она стояла в его доме, с его волшебной палочкой в руках и во взгляде ее не было ничего даже отдаленно похожего на забвение. Напротив, эти глаза ясно давали понять — их обладательница старается запомнить как можно больше из того, что сейчас увидела. Он был вне себя от ярости, но нашел силы сказать спокойным ровным голосом:

— Отдайте это мне. Вам эта вещь все равно ничем не поможет.

— Да неужели? — она криво усмехнулась, и в этой усмешке не было и тени той фальшивой приторной улыбки, что он видел на ее лице полчаса назад. В этот момент девушка по имени Барби меньше всего походила на куклу-глупышку, которой пыталась предстать перед коллегами по работе. Сейчас в ее глазах горел недобрый огонь, ясно говоривший о том, что под копной иссиня-черных волос, в ее голове зреет какая-то дьявольская комбинация.

— Вы все равно не сможете этим воспользоваться, — прошипел он, еле сдерживаясь, чтобы не перейти на крик.

— Да? Правда? Почему-то мне кажется, что я смогу использовать эту вещицу себе во благо. Я вообще очень сообразительна и догадлива. Как вам, например, такая догадка — вы очень дорожите этой деревянной штуковиной. Вы пытаетесь казаться спокойным, но вы в бешенстве, я читаю в ваших глазах пожелание мне долгой и мучительной смерти. Но вы не подходите, не пытаетесь отнять у меня вашу вещь, очевидно, вы боитесь, ее сломать! — она снова зло усмехнулась. — А как вам такая идея, я положу это, — она поняла волшебную палочку до уровня его глаз, — себе под ноги и наступлю посильнее вот сюда, — она показала на середину палочки своим маленьким пальчиком с идеальным маникюром.

— Какая наглость! — воскликнул висевший на стене портрет за спиной у Барби, девушка вскрикнула от неожиданности, резко развернулась и выронила палочку.

Это был не плоский плазменный экран или какая-то другая техническая новинка. Это был самый настоящий портрет маслом, и он разговаривал! Ее лицо исказилось от отчаянья и ужаса. Она так старалась скрыть свой страх под маской иронии, но теперь все потеряно. Отвратительный субъект с крючковатым носом и этими гипнотизирующе-пустыми черными глазами уже поднял с пола свою драгоценную палочку. Барби отступила в глубь комнаты, бежать было некуда. Отчаянье придало ей смелости. «По крайней мере, я попытаюсь вырваться», — подумала она и наперерез противнику бросилась к двери. Резкая боль пронзила некогда травмированную щиколотку, нога подвернулась, и Барби рухнула к ногам Северуса Снейпа.

— Спи! — приказал он, направив на нее волшебную палочку. Несколько секунд Барби отчаянно пыталась сопротивляться навалившейся на нее сонливости, но это было выше ее сил. Минуту спустя она уже глубоко спала.

***
Северус Снейп тяжело вздохнул. Портрет Финеаса Найджелуса оказался полезен не только в области слежки за площадью Гриммо и директорским кабинетом в Хогвартсе.

— Благодарю вас, сэр, — кивнул он портрету. Блэк кивнул в ответ и удалился за раму. Теперь нужно было действовать быстро. Он подхватил девушку на руки, она оказалась легкой, даже чересчур. Несмотря на то, что на ней был толстый свитер, Снейп чувствовал, как ее ребра упираются ему в предплечье. Он положил ее на потертый диван и как следует пригляделся.

— И почему магглы сходят с ума из-за этих мешков с костями, — поморщился он. Взмахнув волшебной палочкой, он открыл потайную дверь за книжными полками и вышел.

Несколько минут спустя в комнату вплыл котел полный неприятной на вид жидкости болотного цвета, следом вошел Снейп. Он сделал движение палочкой, и котел плавно опустился на пол в дальнем углу комнаты. Снейп наполнил стакан Оборотным зельем, затем подошел к Барби и срезал кончики с пряди ее длинных черных волос. Волосы упали в стакан, но ничего не произошло. Снейп нахмурился. Он все больше жалел, что именно эту девушку выбрал для претворения в жизнь своего плана, однако менять что-либо было уже поздно. Он взмахнул палочкой, очищая стакан, снова наполнил его и задумался. Потом поднял руку девушки и пристально осмотрел ее. Он не сразу увидел то, что искал — волоски на руках у Барби были тонкие светлые, он выдернул один. Ему казалось, что даже в этом волоске есть что-то неправильное, но объяснить, что именно, он не мог. На этот раз Оборотное зелье повело себя как должно — вспенилось, задымилось и переменило цвет, став ярко-красным. У Снейпа возникло неприятное ощущение, как если бы ему предложили выпить стакан крови. Он повернулся к дивану, взмахнул палочкой, и в его руках оказались свитер и джинсы девушки. Мельком взглянув на нее, он скривился от отвращения — кости торчат как у фестрала! — и бросил на диван большой клетчатый плед. Затем взял стакан и залпом выпил его содержимое.

Ощущения от трансформации как всегда были малоприятны, он был готов к этому. Однако когда превращение завершилось, он почувствовал сильную боль в животе и в щиколотке правой ноги, внезапно закружилась голова, Снейп упал. Он, казалось, никогда еще не чувствовал себя так отвратительно (разве что в те минуты, когда разозленный Темный Лорд вспоминал о заклятии «Круциатус»): его мутило, болела голова, саднила нога, а руки словно налились свинцом.

Около получаса понадобилось ему, чтобы собраться с силами и встать. На лицо ему падали длинные пряди пепельно-серых волос. Предчувствуя недоброе, он шагнул к зеркалу. Увиденное заставило его задохнуться от ужаса, слабое тело в котором он очутился, не выдержало такого потрясения, и Северус Снейп упал снова. Почти теряя сознание он сделал единственное, на что еще был способен — с трудом поднял волшебную палочку и направил ее на спящую Барби.

***
Ее словно что-то толкнуло, будто та же неведомая сила, что раньше заставила погрузиться в сон, теперь принуждала ее очнуться и бодрствовать. Она приподнялась, опираясь на локоть, затем села, отмечая про себя, что из одежды на ней осталось только нижнее белье и что она накрыта старым колючим клетчатым пледом. Она с удовольствием скинула бы его, потому что ненавидела колючие вещи, а реклама купальников приучила ее разгуливать в любом месте в любом виде, не стесняясь, однако в комнате было довольно прохладно. Минут десять Барби вспоминала, как оказалась здесь. Как только ей это удалось, она в ужасе вскочила, намереваясь бежать, куда глаза глядят, однако у нее закружилась голова, и она тут же села обратно. Сделав глубокий вдох, осмотрелась по сторонам.

На первый взгляд комната показалась ей пустой, но, приглядевшись, она уловила какое-то движение за одним из кресел. Поднявшись на этот раз медленно и кутаясь в плед, она подошла к креслу поближе. На полу лежала девушка с длинными серыми волосами в какой-то странной мешковатой черной одежде. «Это у них униформа такая?», — подумалось ей, но девушка, была в таком плачевном состоянии, что это заставило Барби на время забыть о своих проблемах. «Не исключено, — подумала она, — что это еще одна пленница того странного человека. Нужно поставить ее на ноги и как можно скорее выбираться отсюда».

— Что с вами? — спросила Барби, наклоняясь к девушке.

— В желудке… — неожиданно хриплым для такой юной особы голосом[1] простонала та, — все сжимается, и голова кружится…

«А дальше все страньше и страньше!» — подумала Барби, вспоминая Алису в стране чудес.

Она еще раз осмотрелась и теперь заметила свою одежду на соседнем кресле. Вывернув карман свитера, она достала большую белую таблетку, которую дала незнакомке.

— Это лекарство, оно поможет, не надо глотать, пусть растает во рту как леденец, — уговаривала она больную, поддерживая ей голову. Минут через десять «пациентке» стало лучше, и Барби смогла усадить ее на одно из кресел.

Поскольку в комнате по-прежнему было холодно, Барби сочла за лучшее одеться. Натянув свитер и джинсы, она повернулась к сидящей в кресле девушке и присмотрелась к ней внимательнее. Лицо было странно знакомо. Серые глаза, серые брови, тусклые пепельно-серые волосы, казалось, в этом лице нет ничего примечательного, кроме, пожалуй, носа, который довольно ощутимо выдавался вперед, заставляя Барби вспомнить гравюры с профилями французских аристократов. «Впрочем, — подумала Барби, — этот нос придает ее блеклому лицу некоторую оригинальность… Да, пожалуй, при такой бесцветной внешности из этой девушки вышла бы хорошая модель». Все это она отметила мимоходом и чисто автоматически. «Возможно, она уже работала моделью, — осенило Барби, — поэтому ее лицо кажется мне знакомым и поэтому она страдает теми же болезнями, что и я! Возможно этот странный человек, который притащил меня сюда, — сумасшедший, помешанный на моделях, есть ведь и такие». Вспомнив о человеке, который заставил ее оказаться здесь, Барби вскочила, полная решимости действовать немедленно.

— Послушай, — обратилась она к незнакомке, — нам надо выбираться отсюда. Ты очень слаба и не сможешь быстро уйти, но я пойду и приведу помощь. Я очень быстро вернусь, и мы вытащим тебя отсюда еще до того, как этот ужасный человек успеет что-либо понять.

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет. Ты никуда не пойдешь, — сказал весьма уверенно знакомый ровный голос. Барби отпрянула, в ужасе глядя в глаза девушки, и в ту же секунду осознала, какую ошибку совершила. Хотя теперь эти глаза и были серого цвета, в нихсохранилось выражение бездонности, холодности и пустоты, которое она так хорошо запомнила за сегодняшний день. Это было просто невозможно, но сейчас Барби ясно понимала, что человек, притащивший ее в эту лачугу, и девушка, которой она помогала, — одно и то же лицо.

Снейп выхватил палочку и, направив ее на Барби, произнес: «Империо!». «Давно надо было это сделать», — с досадой подумал он.

Барби стало невероятно легко. Казалось, все проблемы, мучившие ее когда-либо, исчезли, потеряли всякое значение. В голове была приятная пустота, чувство, что никогда ни о чем не придется заботиться, переполняло ее. Но внезапно в мозгу вспыхнула картинка: красивая кареглазая женщина, сидящая на краешке стола.

— Отказ нести за себя ответственность, — строго говорила она, — основа рабской психологии, одна из самых опасных ловушек, в которую может попасть человек.

Воспоминание померкло, по телу Барби пробежала легкая дрожь. Новая картинка: ее мама держит ее за руку, они идут домой из школы.

— Не всему, что тебе там рассказывают нужно верить, — говорит мама, — ты должна думать и решать сама, понимаешь, сама!

На этот раз Барби задрожала сильнее.

— Сядь, — проговорил знакомый голос так громко, будто звучал в ее голове, и, хотя этот приказ не мог причинить ей вреда, Барби поняла, что она должна сопротивляться. «Сяду, когда захочу», — подумала она, ее тело снова задрожало, и теперь эта дрожь не проходила, а только усиливалась.

— Сядь! — рявкнул голос в голове.

— НЕТ! — закричала она и рухнула на пол. Ей было плохо, она тяжело дышала, но туман в ее сознании рассеялся, и она поняла, что победила. Он хотел сломать ее, подчинить себе ее волю, но у него это не получилось. Барби уже полностью владела собой. Медленно, но уверенно она подняла голову и посмотрела в черные глаза напротив. Что бы этот человек с собой ни сделал, очевидно, это проходило, Барби увидела, как длинные волосы словно втягиваются в голову и темнеют. Его лицо тем временем выражало сильнейшее удивление, он даже не замечал, что с ним происходит.

— Это было подло, — сказала она очень спокойно и твердо. — Я осталась здесь, чтобы помочь несчастному, страдающему созданию, в которое вы превратились, в награду за это вы хотели сделать из меня раба, вашу марионетку. Это подло и низко.

— Вам не пришлось бы спасать меня, если бы вы не разрушили себя перед этим, — бросил он с презрением.

— Простите? — нахмурилась она.

Он поднялся с кресла и наклонился к ней. Она инстинктивно отшатнулась, натолкнувшись спиной на книжные полки. Он схватил ее за плечи, поднял с пола, посадил в ближайшее кресло и вернулся на прежнее место.

— Ради всего святого, что вы сделали с собой?! — воскликнул он после нескольких секунд молчания. — Как можно было довести свое тело до такого ужасного состояния?!

— Мое тело в отличном состоянии, — сказала она с преувеличенным достоинством в голосе, — вы не можете судить об этом, я…

— Могу! — рявкнул он, снова вскочил с кресла и принялся расхаживать из стороны в сторону. — Это в вас я пытался превратиться, это вашу боль я испытывал, и я не понимаю, как вы можете спокойно сидеть и разговаривать, когда в вашем организме происходит такое! Что у вас с желудком?

— Ничего. Все в порядке… — смущенно пролепетала Барби. Он резко развернулся и посмотрел ей в глаза. На сей раз, непонятно почему, она почувствовала, что обязана дать честный ответ, хотя никто ее к этому не принуждал. — Ну, такое иногда происходит, если…

— Если что? — он подошел к ее креслу и наклонился к ней так близко, словно собирался проткнуть ее насквозь своим длинным носом. Его глаза гневно сверкали.

— Если я сажусь на диету, — сказала она, и опустила глаза, чувствуя себя очень виноватой непонятно за что.

— ДИЕТА?! — прошипел он возмущенно, затем отвернулся от Барби и снова принялся раздраженно мерить шагами маленькую гостиную. — Что значит диета? По вам можно изучать строение костей, неправильное, кстати!

— Мои кости в абсолютном порядке!

— Тогда это единственное, что у вас в порядке, в чем, впрочем, может убедиться каждый, увидев вас… — он замялся.

— Ну?

— Увидев вас в менее просторной одежде! — уверенно закончил он фразу.

— Не смейте оскорблять меня! — Барби тоже вскочила и встала прямо перед ним.

Он зло усмехнулся, и тихим голосом полным сарказма заметил:

— И это говорит женщина, которая ненавидит себя настолько, что готова превратиться в ходячую мумию, лишь бы…

— Лишь бы что? — ее глаза метали молнии, казалось еще секунда, и она вцепится ему в лицо своими длинными ногтями.

— Откуда мне знать, зачем вы это делаете? Зачем вы так изуродовали себя?

— Ничего подобного! Я — образец красоты для многих, но если я разожрусь, как свинья, — в ее высоком, переходящем на крик голосе послышались жалобные истерические нотки, — в два счета потеряю этот титул. У меня два лишних килограмма. Мне надо сбросить их до вторника…

— Сбросить?! Вы собрались грабить банк и хотите пролезть в дверную щель или в замочную скважину? Выражение ее лица резко изменилось: сильнейшая ярость уступила место крайнему изумлению. Гневная морщинка между бровей пропала, а глаза округлились.

— Откуда вы? — почти прошептала она удивленно — Я думала, я чужая в этой стране, но вы, похоже, еще более иностранец, чем я. Или… После всего, что случилось, я готова поверить даже в это — вы из прошлого? Путешествуете во времени?

— Что?! — его лицо исказила презрительная гримаса. — Какая чушь! С чего вы…

— Банки уже давно не запираются на замки с замочной скважиной, там не может быть никаких дверных щелей! Магнитный кодовый замок, бронированная дверь, я не знаю что еще, но не замочная скважина!

— Значит в оконную щель, и вообще это была метафора…

— У банковских окон не бывает щелей, — закричала она, — и не смейте менять тему! КТО ВЫ ТАКОЙ?! И зачем вам понадобилось… — она замолчала и рассеянно посмотрела в сторону, внезапная догадка озарила ее, и Барби принялась хохотать. Она не могла остановиться — это был истерический смех, вызванный сегодняшними переживаниями, но помимо сильных эмоций, у нее была реальная, вполне весомая причина для веселья.

Снейп, очевидно понял это, поскольку увидел в ее глазах уже знакомый недобрый огонек — именно так она смотрела, в тот момент, когда чуть не сломала его палочку.

— В чем причина столь бурного веселья? — презрительно спросил он, в то время как Барби, изнемогая от смеха, рухнула на потертый диван. Она постаралась успокоиться, глубоко вздохнула и перестала смеяться, хотя злорадная улыбка так и не сошла с ее лица.

— Вы хотели превратиться в меня, до меня только что дошло это!

— Быстрота вашей реакции просто поразительна, возможно, вы могли бы даже составить конкуренцию горному троллю, но позвольте поинтересоваться, — его голосом можно было производить лед в промышленных масштабах, — что вы нашли в этом смешного? — на последних словах в его тоне послышалась угроза. Сейчас поведение Барби ничем не отличалось от поведения школьницы-подростка, и Снейп почувствовал себя в привычной роли гения, среди идиотов.

— Вам не обойтись без меня! — в ее голосе звучало нескрываемое торжество. — Вы хотели превратиться в меня, но у вас ничего не выйдет, если я вам не помогу, — она снова злорадно усмехнулась. — Вам не справиться с моим телом без меня, вы зависите от моей доброй воли — помогать вам или нет! По-моему, это очень забавно!

— Если я того пожелаю, — медленно и зло проговорил он, — ваша воля может быть не такой доброй. Вы понимаете, что я могу заставить вас сотрудничать?

— Нет, не можете. Вы уже пытались сделать что-то с моим разумом, но это не сработало тогда, и тем более не сработает теперь, когда я готова к тому, что вы можете попытаться это повторить.

— Я могу причинить вам страшную боль! Вы не представляете, на что я способен.

— Думаю, что представляю! Но и этого вы не станете делать.

— Почему же?

— Причините вред моему хрупкому здоровью. Во-первых, как мы уже выяснили, это дурно отразиться на вас; во-вторых, лишенная сил, я буду не в состоянии сделать то, что необходимо сделать, чтобы превратить вас в меня, а это будет нелегко.

— Физическая боль — не единственное, что может напугать. Я могу найти ваших близких…

— Нет, не можете. Они живут далеко отсюда, так далеко, что вы, с вашими мизерными знаниями о мире вряд ли даже знаете название моей небольшой страны. Чтобы найти их, нужно время, которого, как мне показалось, у вас нет, иначе, вы продумали бы это похищение более тщательно, — она продолжала злорадно ухмыляться.

— Но вы остались в Паучьем тупике и притворились, будто попали под заклятие Забвения, очевидно, чтобы помочь своим коллегам, хотя, как я теперь понимаю, вы могли скрыться. Отсюда вы могли убежать сразу, как только очнулись, но снова остались, теперь чтобы помочь, как вы выразились «несчастному, страдающему созданию», которым оказался я, и я снова получил возможность пленить вас. Это говорит о том, что вам не безразличны люди, не только знакомые вам люди, но люди вообще. Вы из породы сентиментальных дураков, которые не способны удержаться от ненужных, но красивых поступков, и это дает вам возможность чувствовать себя благородными. Если я причиню боль любому живому существу на ваших глазах, вы немедленно откроете мне все свои секреты. Вы не позволите, чтобы на ваших глазах страдал человек.

Повисла напряженная пауза. Барби тяжело вздохнула. На этот раз, казалось, он загнал ее в угол, но некое необъяснимое чувство говорило ей, что сдаваться рано. Она встала и подошла к нему, почему-то вспомнив выражение его черных глаз, глядевших на мостовую с ужасом и страданием тысячу лет назад — сегодня утром.

Они снова смотрели друг на друга. То же чувство тепла, что возникло между ними до того, как послышался рев грузовика, охватило их, и внезапно Барби все поняла. «Да ведь ты совсем не страшный! — подумала она. — Ты как большая овчарка, которая может покусать только того, кто боится ее и кидает в нее камни. Но большая овчарка уважает силу, и если не угрожать ей и вести себя уверенно, никогда не причинит вреда. Так же, как и ты». Эта мысль заставила ее улыбнуться.

— Чему вы улыбаетесь?! — в ужасе отпрянул он — ей угрожают пыткой невинных людей на ее глазах, а она улыбается! Да что она за монстр?!

— Вы этого не сделаете, — спокойно ответила Барби, — то есть, я не отрицаю, что вы можете так поступить. Но, во-первых, уйдет много времени — эта часть города, похоже, грешит отсутствием каких-либо, кроме нас с вами, живых существ на километры вокруг. Во-вторых, и это важнее, вам это причинит гораздо большую боль, чем кому-либо. Вы можете скрывать это, можете не признаваться даже самому себе, но, причиняя боль живому существу, вы наносите ущерб в первую очередь себе.

Он замер, побледнел, казалось, даже перестал дышать.

— Как вы … С чего вы решили?!

— По-моему, это очевидно. Если бы вам было все равно, если бы вы могли причинить мне вред, вы бы сделали это с самого начала вместо того, чтобы погружать в дурацкий сон. И вы опять уходите от ответа. Прежде чем продолжать беседу, я хочу знать, кто вы такой? — она настойчиво смотрела ему в глаза.

Однако Снейп уже взял себя в руки, на его лице появилась привычная кривая усмешка. Он явно не собирался отвечать.

— Нет, послушайте, — уверенно продолжала Барби, читая в его глазах нескрываемое презрение. — Я понимаю, что сейчас не та ситуация, в которой я могу диктовать условия, но и у вас без моей помощи ничего не получится. Мне очень не нравится все это, но для меня главное — выбраться отсюда живой и здоровой, поэтому я готова сотрудничать. Давайте, объясните мне, зачем вам понадобилось… превратиться в меня, и, возможно, я помогу вам.

Он вздохнул, сел в кресло, жестом предлагая ей сделать то же самое. Она села напротив и снова взглянула ему в глаза. Он отвел взгляд, и принялся внимательно изучать вид за окном — на редкость уродливую лачугу, к слову сказать. Наконец он заговорил небрежным тоном, словно речь шла о пустяке:

— Мне нужно увидеть маггл… мне нужно увидеть премьер-министра.

— Зачем?

— Не ваше дело.

— Тогда я не могу вам помочь, — она откинулась на спинку кресла, продолжая пристально смотреть на Снейпа. Он повернулся к ней.

— А мне казалось, — с ложным удивлением в голосе проговорил он, — вы готовы сотрудничать.

— Я не поставлю под удар премьер-министра. Эта страна дала мне хорошую работу и крышу над головой, и как, по-вашему, должна я отплатить за гостеприимство? Привести вас к премьер-министру, чтобы вы сделали с ним то, что пытались сделать со мной, заставив его подчиняться вашей воле? Или еще того хуже, убили бы его? Вы только что сказали — вы способны на нечто подобное.

— Вы же сами заметили, что мне это принесет больший ущерб, — вполголоса возразил Северус, теперь для разнообразия разглядывая старую скатерть на столе, с таким вниманием, словно никогда ее видел. Скатерть, как отметила про себя Барби, по уродству могла соперничать с соседским домом.

— Возможно, — отозвалась девушка, — но кто знает, какие идеи движут вами. Может, вы фанатик и готовы на все ради некоего высшего блага?

— Я похож на фанатика? — с сарказмом в голосе усмехнулся он.

— Нет, но вдруг у вас сложное психическое расстройство. Большинство шизофреников, знаете ли, при первом приближении кажутся разумными рассудительными людьми.

— С какой уверенностью вы это говорите! — заметил Снейп с издевкой в голосе, поднимая глаза на собеседницу. — Часто приходилось общаться с ненормальными?

— Бывало, и не меняйте тему.

В очередной раз в разговоре наступила пауза, во время которой они сверлили друг друга взглядами, словно снова и снова спрашивая: «Можно ли тебе доверять?». Наконец заговорил Снейп:

— Итак, — учительским тоном начал он, — вы не хотите, чтобы премьер-министр оказался под действием заклятия Империус?

— Чего-чего я не хочу? — нахмурилась она.

— Заклятие Империус, — в его голосе послышалось раздражение, — призвано подчинить себе волю того, на кого оно наложено. Очень немногие способны сопротивляться ему. Лично я не понимаю, как вам это удалось, — последнюю фразу он произнес так, будто способность Барби сопротивляться заклятию, была серьезным недостатком.

— Думаю, дело в длительных тренировках и хорошей наследственности, — ухмыльнулась она.

— Вы раньше сталкивались с этим заклятием? — теперь он выглядел обеспокоенным.

— Нет, я вообще-то ни с какими заклятиями не сталкивалась, но если смысл этого заклятия — сделать из человека раба, то против этого у меня есть определенный иммунитет.

— Как это? — он явно был озадачен, и Барби это нравилось. Она позволила себе улыбнуться. Ей определенно доставляло удовольствие ставить на место Мистера Всезнайку.

— Вам нелегко будет понять, — покачала она головой. — Что вы знаете о других странах? Вы понимаете, что далеко не везде люди могут позволить себе открыто высказывать свои мысли и идеи? Есть государства, в которых существуют специальные организации, нацеленные на выслеживание и наказание любого, кто посмеет критиковать существующую власть.

— Можете мне не верить, но я прекрасно понимаю, о чем идет речь. Однако, как мне кажется, если вы выросли в таком обществе, это должно было напротив, приучить вас подчиняться.

— Мне повезло. Когда я родилась, система, долгие годы державшая в страхе огромное количество людей, начала рушиться. Несколько стран, одна за другой восставали против рабского существования. В то время, когда я была ребенком, в начальной школе нам еще пытались вдолбить в мозги, скажем так, официальную точку зрения. Но дома все уже было по-другому, мои родители учили меня думать и принимать решения самостоятельно.

Потом произошел переворот, моя страна стала свободной. Не буду вдаваться в детали, но одной из основных идей первых лет было не допустить повторения старых ошибок, научиться ценить свободу. В школе, на уроках истории, наша преподавательница часто говорила об этом — как важно самому нести ответственность за себя. Как легко люди становятся рабами, и как тяжело потом бороться с этим. Все детство меня учили вырабатывать свою точку зрения, все школьные годы — ценить и беречь свободу.

Потом, — продолжала она, с усмешкой, — как я уже сказала, у меня неплохая наследственность. На протяжении многих поколений мои предки стремились сохранить хотя бы внутреннюю независимость — один из моих прадедов даже переселился в дикий и заброшенный край, лишь бы никому не подчиняться. Череда жестоких правителей, сотни лет рабства не смогли сделать безвольными ни мою семью, ни меня, неужели вы думали, ваше, как вы его называете, заклятие, сможет сделать это за секунды. Это ведь просто смешно!

— Что ж, теперь, когда вы это говорите… — он замолчал на полуслове, что-то обдумывая, затем продолжил: — От вас я такого не ожидал.

— Конечно, куда вам! Для вас я просто очередная хорошенькая мордашка из Восточной Европы.

— Не такая уж хорошенькая, — скривился он. — Лично я не в восторге от ввалившихся от голода глаз и щек. К слову, давно хочу задать этот вопрос, когда вы ели последний раз?

— Утром.

— Утром. И что вы ели?

— Йогурт.

— Йогурт, — он понимающе кивнул головой и продолжил полным сарказма голосом, — йогурт теперь приравнивается к еде. Отлично.

Он встал, махнув палочкой в сторону книжных полок, они отъехали, открыв потайной проход на лестницу.

— Наружная дверь закрыта, не пытайтесь ее открыть. Не советую выбираться в окно, оно тоже… скажем так, охраняется. Я вернусь через несколько минут, будьте любезны, не разнесите мою гостиную в щепки, пока меня не будет.

— С чего вы взяли, что я на это способна?

— Вы, чуть было, не сломали мою палочку.

— Все-таки кто вы?

— Вы могли уже сами догадаться, — сказал он, направляясь к потайной лестнице. — Я хочу это услышать от вас.

Он обернулся, стоя в дверном проеме, и внимательно посмотрел на нее. Она заметила, что сейчас в этом взгляде не было ни злости, ни сарказма, ни издевки, которые она уже привыкла видеть за время разговора. В его взгляде читалась обреченность.

— Я — волшебник, — ответил он, после нескольких секунд молчания. Барби кивнула, давая понять, что именно так она и думала. Он сделал несколько шагов вглубь потайного коридора, затем развернулся и, в который раз за день посмотрел в ее большие голубые глаза.

— И я не желаю зла вашему премьер-министру, если вы об этом подумали. Моя задача защитить его.

— От кого? — спросила она, однако он уже отвернулся и удалился вглубь коридора.

***
Барби поглубже забралась в кресло, положив подбородок на колени и обхватив ноги руками. К своему удивлению, она чувствовала себя очень спокойно.

«Это ненормально, — рассуждала она про себя. — Этот человек — кстати, я даже не знаю его имени! — утверждает, что он волшебник, и, очевидно, это правда. Но он вовсе не добрый волшебник из детской сказки, он совершает ужасные вещи — лишает людей памяти, заставляет меня погрузиться в сон, применят ко мне заклятие, чтобы подчинить себе мою волю… Я должна быть напугана, я должна дрожать от страха и ненавидеть этого субъекта. Я должна пытаться бежать отсюда, но мне этого совсем не хочется!»

Оставшись наедине со своими мыслями, раскладывая по полочкам недавние события, Барби не могла не признать, что с момента утренней встречи на перекрестке она надеялась снова встретить этого человека. Что, несмотря на страх, который охватил ее в тот момент, когда незнакомец повел ее прочь от съемочной группы, она шла добровольно. Она позволила ему привести ее в этот странный дом. Если бы она действительно хотела убежать, могла бы хоть попытаться, как попыталась позже, увидев и услышав, говорящий портрет. «Либо я сошла с ума, — подытожила свои мысли Барби, — либо он обладает силой подчинять чужую волю без всяких заклинаний, либо…» — на этом мысли ее оборвались, она рассеянно уставилась в пространство, неспособная даже сама себе ответить на вопрос, о чем она сейчас думает.

Северус Снейп, оказавшись наедине с собой, предавался тем же размышлениям. Трезво оценив все произошедшее, он пришел к выводу, что действовал так, словно на него наложили заклинание Конфундус. Как будто после встречи с этой девушкой утром на перекрестке у него помутился рассудок. Да, он благоразумно трансгрессировал при первой возможности, чтобы не смотреть в эти странные, ярко-голубые глаза, которые, казалось, видят его насквозь. Но что он натворил после этого?! Он мог проследить за ней, выждать момент, когда рядом не будет людей. Но нет, какая-то неведомая сила заставила его как можно скорее привести ее сюда, в его собственный дом. И теперь… Что теперь? Каждое свое слово или действие он привык продумывать заранее, но сейчас в его гостиной сидела абсолютно непредсказуемая особа, которая к тому же, как это ни странно, вела себя так, словно действительно могла читать его мысли. И еще, это казалось совсем уже невероятным, она не боялась ни его, ни его магии. Весь его опыт общения с магглами показывал, что волшебство — не та вещь, которую они готовы воспринимать спокойно и без отвращения.

Она дала понять, что готова сотрудничать, при условии, что будет посвящена в детали его плана. Автоматически произнося необходимые заклинания и делая привычные движения палочкой, он думал об этом предложении. Немного было на свете людей, которых он готов был с легкостью посвятить в свои планы. «А теперь, — он почувствовал укол в области сердца при этой мысли, — таких людей совсем не осталось». Это было против логики, против планов, вопреки его привычкам и убеждениям, но он уже понимал, как именно поступит. Он боялся себе в этом признаться, но в глубине души он знал, что с того момента, как увидел эти голубые глаза, что-то в нем изменилось. Как будто эта девушка на него наложила заклятие Империус, и он готов был подчиняться ее воле.

Он был уверен, что не влюблен в нее. Он уже любил однажды, он знал, как это бывает. То, что происходило сейчас, ни капли не походило на чувство, которое — он не сомневался — он будет нести в своем сердце до конца жизни. Ни одна женщина не затмит образ Лили Эванс. Никогда. Тем более это не удастся непонятному существу, похожему на недокормленного фестрала, и как фестрал, приносящему неприятности. И все же, какое бы отвращение ни вызывала у него ее внешность и глупое имя, Барби имела определенную власть над ним, и он сам не понимал, на чем эта власть основана.

*** Из забытья, в которое она погрузилась, предаваясь неясным мыслям, ее вывел запах еды. Все ее внутренности сжались, а желудок издал совершенно отчетливое ворчание. До этой минуты она даже не представляла, насколько голодна. Перед ней на стол опустилась тарелка с овсянкой. Барби сглотнула. «Нет! — подумала она. — Нельзя! Подумай, сколько здесь калорий! Подумай, что скажет противная Мэри, когда подойдет к тебе со своим дурацким сантиметром. Как обрадуется Виржини, если получит твой контракт на рекламу купальников!».

— Ешьте! — приказал Снейп, движением палочки закрывая потайной проход.

— Я же сказала, я не могу! — чуть не плача ответила она. — У меня два лишних килограмма, если во вторник я в таком виде появлюсь в агентстве, Мэри Браун немедленно побежит к руководству, и меня вышвырнут!

— Кто такая Мэри Браун? — нехотя спросил он, прекрасно понимая, что это не имеет никакого значения.

— Жирная стерва, которая контролирует наши размеры в агентстве, — голосом обиженного ребенка ответила Барби. — У меня сейчас есть несколько выгодных контрактов, но я могу запросто потерять их, если выйду из формы.

— Какие контракты, вы больны! Вы валитесь с ног! Сколько раз вы упали, за то время пока были здесь? Да и я, признаться, свалился пару раз по вашей милости.

— Это не из-за еды, это из-за травмы ноги.

— С вашей ногой мы разберемся потом. Сейчас, будьте любезны, ешьте! Мне нужно, чтобы ваше тело стало здоровым, иначе я не смогу вечером в вас превратиться.

— Я еще ни на что не согласилась, — ответила она уже без всякой плаксивости в голосе, отодвигая от себя тарелку.

— Я же сказал, я не причиню зла вашему премьер-министру! — раздраженно сказал он, садясь в кресло напротив Барби. — Ешьте, мы теряем время!

— Почему я должна вам верить? Я даже не знаю, зачем вам это все.

Он поднял глаза к небу. Ему хотелось поступить с ней так же, как он поступал со своими студентами — пригрозить лишением очков, наказанием или еще чем-то в том же духе. Но сейчас речь шла о гораздо более сложных вещах. Слишком многое зависело от этого плана. Все же он не без удовольствия представил себе, что заставил ее перебирать флоббер-червей. Никаких перчаток из драконьей кожи, разумеется.

— Ладно, слушайте, — процедил он, — я буду отвечать на ваши вопросы, а вы возьмете на себя труд съесть это. Одна ложка — один ответ на вопрос. Идет?

— А что я буду делать с Мэри Браун?

— Я отравлю вашу Мэри Браун!

— А в жабу превратить можете? — в ее голосе звучала неподдельная надежда.

— Могу, — сухо ответил он, но в его глазах появилось нечто, похожее на веселые искорки.

— Ладно, — вздохнула она удовлетворенно, взяла ложку и отправила в рот большую порцию овсянки. — М-м! А вы умеете готовить.

— Считаю это первым вопросом.

— Это не вопрос, это утверждение! — она чуть было не подавилась от такой наглости. — Если только у вас на кухне не сидит несчастная кухарка, привязанная к батарее. Нет, нет, это тоже не вопрос, это я шучу. Первый вопрос: как вас зовут? Не желаю общаться, с человеком, имени которого не знаю.

— Джонсон. Тобиас Джонсон.

— Ну, да, разумеется! А я — королева английская! Если вы еще не поняли, я прекрасно умею отличать правду от лжи.

— Не льстите себе, полностью отделять правду от лжи не могут даже очень сильные маги.

— Они, может быть, и не могут, но я постараюсь. Итак, настоящее имя пожалуйста, — что-то было в ее глазах, что-то такое, что заставляло говорить правду без всякого веритасерума.

— Снейп, — коротко ответил он, она нахмурилась.

— Учтите, если вы собираетесь давать только половину ответа, я буду есть по половине ложки, а другую половину выплевывать на ваш ковер.

— Это у вас на родине приняты такие дикие нравы?

— Нет. Это способ общения с вами, который я только что изобрела. Полное имя, пожалуйста.

— Северус Снейп. А у вас, хотел бы я знать, полное имя имеется?

— Меня называют Барби. Для глупенькой модели этого достаточно.

— Если вы так противитесь рабскому существованию, почему соглашаетесь на это унизительное отношение к вам? Почему играете роль глупенькой куклы?

— Потому, что это я делаю сознательно. Я только играю роль, как вы верно заметили. Когда я заработаю достаточно, я брошу это дурацкое занятие, и примусь за то, о чем всю жизнь мечтала. Но сейчас я задаю вопросы. Если только вы не хотите, чтобы я прекратила есть.

— Продолжайте, — лениво махнул он рукой, напоминая себе, что ему не должно быть дела ни до ее работы, ни до ее будущего, после того, как она поможет ему выполнить задуманное. Однако про себя отметил, что при таком образе жизни она может покинуть этот мир до той счастливой минуты, когда, по ее мнению, «заработает достаточно».

— Зачем вам нужен премьер-министр?

— Я хочу защитить его.

— От кого?

— От других волшебников.

— Их много? И что же, все как один хотят извести премьер-министра, а вы единственный рыцарь в белых доспехах, встаете на его защиту?

— Да, — он поморщился, — примерно так.

— Это не ответ. Я хочу видеть картину целиком. Почему все магическое сообщество, если оно есть, ополчилось на главу правительства?

— Не все, и не ополчилось.

— Если не все, тогда почему вам никто не помогает? Хватит односложных ответов! Объясните, почему вы один это планируете?

Он вздохнул, и снова принялся изучать скатерть. После минутной паузы он заговорил.

— Это мое дело и только мое. Я должен сделать это один. Просто поверьте мне.

— Нет уж. Давайте-ка сделаем так, вы, без всяких моих вопросов рассказываете все с самого начала, а я подумаю, чем смогу помочь.

— Эта информация очень опасна. Если кто-то узнает, что вы ею обладаете, он может попытаться вытянуть ее из вас, и, уверяю, это будет, по меньшей мере, очень неприятно. Не говоря о том, что после того, как вы все расскажете, от вас просто избавятся, как от ненужного свидетеля, — он говорил серьезно и жестко, по его взгляду она поняла, что он не шутит.

— Незнание не спасет меня от опасности, — так же серьезно ответила она, отставляя тарелку, — даже если я не буду знать, почему вы это делаете, наверняка найдутся люди, которые захотят узнать, что именно вы делали. Если то, что вы говорите, — правда, моя жизнь в любом случае будет в опасности. И я имею право знать, из-за чего.

Она была права. Снейп только теперь осознал, что до этого момента не задумывался об опасности, которая может грозить ей, даже если его план удастся. Он так привык рисковать своей жизнью ради одного единственного человека, что, не задумываясь, готов был подвергнуть тому же риску чужую жизнь.

— Вам не надоедает, что вы очень часто оказываетесь правы? — с претензией спросил он.

— А вы считаете, это исключительно ваша привилегия? — в тон ему ответила Барби.

Он поморщился в ответ, встал с кресла и, меряя по привычке комнату шагами, начал рассказывать.

— Не все волшебники одинаковы, — заговорил он так, словно читал лекцию, тихим вкрадчивым голосом, который, однако, заставил Барби замереть и не двигаться. — Есть среди нас те, кто из всех магических искусств предпочитает темную магию — самую сильную и могущественную. Среди темных волшебников есть один, обладающий немыслимо великой силой, чьи деяния настолько ужасны, что остальные волшебники боятся уже самого его имени, называя его «Тот-Кого-Нельзя-Называть» или Темным Лордом.

Шестнадцать лет назад этот волшебник исчез. Многие думали, что он мертв, однако, как я уже сказал, Темный Лорд обладает невероятной силой. Два года назад он возродился. С тех пор произошло немало ужасных событий, о которых даже вы, магглы — немагическое сообщество, я имею в виду, — несомненно, слышали. Обрушившийся год назад Брокдейлский мост, загадочные убийства и исчезновения — все это дело рук Темного Лорда и его сторонников, называющих себя Пожирателями смерти. Мало кто знает об этом, но война, которую вело Министерство магии против Темного Лорда, почти проиграна. Скоро Темный Лорд получит полный контроль над волшебным сообществом, и, следовательно, магглы также окажутся в опасности. Убийство магглов и раньше считалось для Пожирателей смерти развлечением, неудивительно, если в скором времени мы будем видеть по нападению, а то и больше, в день. Однако абсолютно открытые действия темных сил вряд ли возможны — переворот в Министерстве должен пройти незаметно для магического сообщества. В этих условиях крайне нежелательно чтобы премьер-министр магглов оказался под действием заклятия Империус, о котором вы уже имеете определенное представление.

Несколько последних месяцев я работал над новым зельем. Оно имеет невероятно сложный состав, антидот подобрать практически невозможно. Это зелье позволяет выпившему его сопротивляться заклятию Империус, дает защиту на длительное время. Последнее условие было самым трудновыполнимым, — обычные зелья нужно пить регулярно, их действие длится не более часа. Но мне удалось создать нечто новое, и теперь необходимо сделать так, чтобы ваш премьер-министр выпил это. Волшебное сообщество находится на пороге того, что вы так ярко описывали мне, говоря о системе, существовавшей в вашей стране. Я пытаюсь по мере возможностей противостоять этому в своем мире. Вам все ясно? — он резко повернулся к ней.

— Не совсем, — Барби покачала головой, словно очнувшись ото сна. На протяжении всей его речи она сидела завороженная, не шевелясь и почти не дыша. — У меня есть еще несколько вопросов.

— Не отвечу ни на один, пока не закончите есть! — резко ответил он. — Мне казалось, мы договорились!

— Простите, — поспешно ответила она, схватила тарелку и принялась с невероятной скоростью поглощать пищу. — Прошто мне покажалошь не ошень вежливо, — объяснила она, одновременно жуя, — ешть, когда вы говорише.

— В любой другой ситуации — да, но сейчас время дорого. Что именно вам не ясно?

— Кое-што, — она проглотила то, что было у нее во рту, и продолжила нормальным голосом, — но можно я сначала доем, раз вы готовы отвечать на мои вопросы. Ведь вы готовы?

— Хорошо. По крайней мере, меня радует, что вы едите без принуждения.

Несколько минут прошли в молчании, прерываемом только редкими звуками стука ложки о тарелку. Наконец Барби закончила есть. Она ощутила себя не просто сытой, ей казалось, что она впервые за долгое время почувствовала свое тело, как если бы только-только вселилась в него. Это было неожиданно странно и приятно.

— Мистер… Снейп, раз уж вы так заинтересованы в моем здоровье, можно мне выпить чаю? — набравшись смелости, спросила Барби.

— Ну, надо же! — усмехнулся он. — Неужели вы готовы выпить чаю по собственной воле? Я находился под впечатлением, что мне придется залить его вам в горло через воронку.

Через несколько минут перед Барби стояла чашка горячего чая. Она с удовольствием взяла ее в руки — в комнате по-прежнему было холодно, и греть пальцы о теплый фарфор было приятно. Не замечая, как изменились ее руки, она во все глаза смотрела на Снейпа, желая как можно скорее задать волновавшие ее вопросы.

— Если вы знаете, что темные силы готовы захватить Министерство, — начала она, как только Снейп опустился в кресло напротив нее, — почему не предупредите тех, кто там работает?

— Их предупреждали и не раз. Те, кто это делал, либо мертвы, либо в бегах, меня не привлекает ни то, ни другое.

— Откуда у вас эта информация — о планах, как вы его называете, Темного Лорда? С чего вы решили, что он скоро одержит победу?

— А как вы думаете? — мрачно отозвался он, и Барби заметила, как тень глубокой печали скользнула по его лицу. — Считайте, что я знаю это из первоисточника. Этого вам достаточно?

— Вы двойной агент? — почти шепотом спросила она.

— Что-то вроде того, — кивнул Снейп в ответ.

— Но почему тогда никто из тех, кто борется с этим вашим лордом, не помогает вам? Ведь есть же еще кто-то?

— Есть, но даже они уверены в моей преданности Лорду, иначе я потеряю его доверие. Я очень сожалею, что мне приходится говорить это вам. Надеюсь только на то, что презрение Пожирателей смерти к магглам окажется достаточно сильным, чтобы они не обратили на вас никакого внимания.

То, что он говорил, заставляло Барби сжиматься от ужаса, но у нее были еще вопросы, на которые ей хотелось получить ответы, поэтому она продолжала.

— Вы сказали, что темная магия — самая сильная и могущественная, почему?

— Потому, что темный маг может позволить себе то, что никогда не позволит себе обычный волшебник. Темная магия оставляет следы, которые невозможно стереть, шрамы, которые невозможно залечить, наносит ущерб, который нельзя исправить.

— Это понятно, но, по-вашему, выходит, что нет ничего сильнее этого.

— По-вашему что-то может быть сильнее?

— Не знаю… — она замялась, боясь сморозить глупость, но все же решилась. — Любовь, например. Я понимаю, вы можете делать невероятные вещи с помощью этой своей магии, но, на мой непросвещенный взгляд, даже самая темная магия не может быть сильнее, чем любовь, — она говорила уже уверенно. — Ничто не может быть сильнее!

Снейп улыбнулся. Это было так же неожиданно, как если бы Зигги вдруг начал ходить в элегантном костюме-тройке. Это была не та кривая, издевательская усмешка, к которой Барби уже привыкла. Это была самая обычная, теплая дружеская улыбка, и это поразило Барби в самое сердце.

— Вы считаете, эту мысль смешной? — мягко спросила она.

— Нет, — тихо ответил он, вставая и отворачиваясь от девушки, очевидно не желая показывать, что и он способен на простые человеческие эмоции. — Просто вы напомнили мне одного человека. Великого волшебника. Он всегда говорил, что самая сильная магия — это любовь.

— Что ж, по крайней мере, не одна я так думаю.

— Пейте свой чай, — сказал он довольно сухо, и она поняла, что сейчас он снова спрячется за привычной маской саркастичного гения.

— Теперь вы все знаете, — он повернулся к ней, его лицо приняло безразличное, непроницаемое выражение. — Вы можете согласиться помогать мне, или можете уйти, я не стану держать вас. Единственное, что мне придется сделать, если вы решите уйти, — наложить на вас заклятие Забвения.

— Вы предлагаете мне выбор, угрожая при этом, в случае если я не стану вам помогать, лишить меня части моей памяти, влезть в мои мозги? Прелестный выбор!

— Я не угрожаю, это лишь необходимая мера…

— И вы знаете, как я отношусь к перспективе чьего-либо вмешательства в мое сознание!

— Отлично. Хотите уйти — уходите без всяких условий!

— Серьезно? — она встала с кресла.

— Серьезно, — он сделал движение палочкой, и наружная дверь открылась.

— Тогда я, пожалуй, пойду, — сказала Барби самым обычным тоном, словно говорила о погоде, а не о том, что собирается бросить человека, только что доверившего ей свой секрет.

Он удивленно посмотрел на нее, затем медленно опустился в кресло.

— Я должен был это предвидеть, — холодно и презрительно сказал он. — Я знал, что все ваши слова о борьбе за свободу не более чем красивые речи. Вы слишком трусливы, чтобы совершить что-то по-настоящему важное. Прощайте.

Он отвернулся. Ее обдало ледяным холодом. Она чувствовала, что в эту минуту он не ненавидел ее, нет, он глубоко ее презирал, и от этого ей почему-то было больно. Она прошла мимо его кресла, стараясь не смотреть Снейпу в лицо.

— Прощайте, — холодно, в тон ему сказала она, стоя на пороге, — было приятно познакомиться.

Барби вышла и закрыла за собой дверь. Отошла на несколько шагов. Медленно, заставляя себя глубоко дышать, досчитала до ста. Потом снова подошла к двери и потянула за ручку. Дверь не открывалась. Барби тихонько постучала — ответа не было. Тогда она забарабанила со всей силы, с удивлением замечая, что сил у нее словно в десять раз больше, чем обычно. Она долбила несчастную дверь достаточно долго, наконец, по другую сторону послышались шаги.

— Что-то забыли? — зло спросил Снейп, распахивая дверь так резко, что Барби чуть не свалилась на него.

— А как же! — насмешливо ответила она, слегка подталкивая его, чтобы он дал ей пройти. — Понравилось ваше угощение. Пришла взять рецепт!

Он ошеломленно смотрел на нее.

— Может, закроете дверь? — продолжая усмехаться, предложила она. — У вас и так в доме нежарко, желаете, чтоб совсем морозильник был? И учтите, я легко простужаюсь, так что если не хотите превратиться в сопливую девицу, которая не пошла на встречу с премьер-министром, потому что чихала и кашляла, налейте мне еще чаю!

Все это она произнесла довольным командирским тоном, сияя как именинница. Снейп потерял дар речи.

Он повернулся и без всякого волшебства закрыл дверь. Затем, опомнившись, достал палочку, наложил на дверь заклинание и снова повернулся к Барби, не сумев, однако справиться с выражением крайнего удивления на лице.

— Что, во имя Мерлина, это значит?

— Я должна была убедиться, что вы действительно дадите мне уйти, если я захочу — объяснила она, падая в кресло, и явно чувствуя себя как дома. — Что не станете меня преследовать, пытаться изменить память, ну и все тому подобное. Я убедилась — вы свое слово держите. Теперь перейдем к делу. Я предлагаю…

— Вы! — закричал он. — Вы! Раздери вас горгулья тысячу раз! Вы хоть представляете, что я передумал за то время, пока считал, что вы ушли!?

— Ого! А вы, оказывается, способны на сильные эмоции, как я погляжу, — довольная улыбка не сходила с ее лица.

— Вы, по-моему, видели за сегодняшний день достаточно моих вспышек гнева, чтобы понять это, — уже более спокойно сказал он, садясь в кресло напротив и бросая на нее убийственный взгляд.

— Ну, это было сразу после того, как вы были мной. Мало ли, чего вы могли нахвататься от моего тела! Но сейчас я вижу — гнев целиком и полностью ваш. Это меня радует.

— С какой стати? Вам нравится, когда на вас кричат? Могу предоставить этого удовольствия в избытке!

— Мне нравится общаться с живыми людьми, а не с каменными истуканами у которых на все про все один ответ — кривая усмешка и фунт презрения. Итак, вы готовы обсуждать план, или мне все-таки уйти?

— Прекратите издеваться! — прошипел он. — Выкладывайте, что у вас там на уме.

— Я, кажется, попросила чаю, — голосом невинного ангелочка пропела Барби. — И не могли бы вы сделать так, чтобы в этой комнате стало немного теплее? Пожалуйста?

Он злобно нахмурился, Барби увидела, как его рука сжалась на волшебной палочке. Однако он использовал магию только для того, чтобы открыть потайной проход, ведущий на лестницу.

— Здесь много книг, — небрежно бросил он, как будто, этого можно было не заметить — комната, словно состояла из книжных полок, забитых до отказа. — Я не считаю разумным разводить здесь огонь. Пойдемте наверх, там есть комната с камином, вам там будет теплее.

Без возражений Барби встала с кресла и поднялась по потайной лестнице.

Глава 3. Непривычные роли

Через два часа план был почти готов.

— Только вот не знаю, — с сомнением качая головой, заметила девушка, — что мы будем делать с вечерними платьями. Сейчас уже нет времени идти за новыми, а я совсем не уверена, что в таком виде, — она окинула себя взглядом, — смогу натянуть, то, что приготовила!

— Пусть это вас не заботит, при необходимости я их увеличу, — раздраженно возразил Снейп. Он все еще не мог простить Барби истерику, которую она закатила, увидев себя в зеркале над камином, и ее желание испортить внешность, которую он, по его мнению, сильно улучшил.

— Я толстая!!! — в отчаянии кричала она, прижимая пополневшие кисти рук к появившимся щекам. — Я кошмарно ужасно толстая! Что вы со мной сделали!? Как вы смели?! Это незаконно, это против норм человеческой морали, я же лишусь работы!!!

— Невероятно, — протянул он с наигранным удивлением, — я пытался применить к вам заклятие Забвения, заклятие Империус, я насильно погрузил вас в сон, но единственное, что заслужило эпитет «незаконно» — это жалкая попытка исправить вашу убогую внешность.

Он едва успел взмахнуть палочкой, чтобы разбить в воздухе полетевшую в его голову вазу.

— Прекратите немедленно! Не смейте трогать мои вещи! — закричал он,потеряв последние остатки своего обычного хладнокровия.

— Не сметь трогать ваши вещи?! — заорала она так, что не будь дом защищен звукоизолирующими заклятиями, ее услышали бы в соседнем округе. — Не сметь трогать ваши вещи?! Я всего лишь разбила дурацкую вазу, а вы изменили мое тело! Вы можете позаимствовать мою внешность, я не возражаю, но менять ее вы не имели никакого права! Это мое личное…

— В самом деле, — он уже взял себя в руки и заговорил обычным холодным тоном, — когда вы калечите себя, чтобы войти в какие-то глупые стандарты — это называется свобода воли, а когда я пытаюсь вернуть вам здоровый вид — это преступление. Скажите, отсутствие логики — национальная черта или ваша личная тупость?

Вторая ваза разделила участь первой. После этого Снейп решил, что проще будет не вмешиваться (в конце концов, он ненавидел этот дом со всем его содержимым), и спокойно молча продолжал разбивать в воздухе, все, что в него летело. В какой-то момент это даже начало его веселить — Барби, метавшаяся в гневе по комнате, где до недавнего времени обитал Хвост, была похожа на забавное животное. Он смотрел на нее, как смотрят на кошку, гоняющуюся за мухой.

Через полчаса комната лежала в руинах, бить больше было нечего. Тогда Барби замахнулась на зеркало, но Снейп вовремя поймал ее руку.

— Только не вздумайте порезаться! — спокойно произнес он, держа ее за запястье. — Некогда заниматься заживлением новых ран, нужно разобраться со старыми. Что, все-таки с вашей щиколоткой?

— Все в порядке! — ядовито прошипела она, наступая со всей теперь немалой силы ему на ногу.

Только многолетняя тренировка выдержки помогла ему не завыть от боли в этот момент. Он крепко сжал ее запястье, в какую-то секунду желая сломать его, но тут же отпустил.

— Так, все! Хватит! Желаете снова превратиться в скелет — пожалуйста, я вам это организую! Но не раньше, чем выполню то, что собирался.

— Вернете мне мою внешность? Точно? — она сразу успокоилась, хотя все еще смотрела на него с подозрением.

— Клянусь! И сделаю это безо всяких сожалений! Буду надеяться, вы умрете от голода со своей диетой раньше, чем Темный Лорд захватит Министерство. Очень удобно, когда ненужные свидетели сами избавляют мир от своего существования.

Несколько минут прошли в полном молчании.

— Но это может помешать плану — непонятно что делать с платьем, — наконец произнесла совершенно спокойным тоном Барби, садясь на коврик перед камином, — и разожгите огонь! Сколько можно мерзнуть?

— Я бы с удовольствием сделал это раньше, но, к сожалению, опасался, что в меня полетят горящие угли. Не слишком удобно разжигать камин, когда кто-то так и норовит попасть в твою голову предметами меблировки, вы не находите?

— Ну, вы же знали, что я могу это сделать, — оглядывая окружающий ее разгром, пожала плечами Барби.

— Простите?

— Там внизу. Вы просили, чтобы я не разносила в щепки вашу гостиную. Вы знали, что я на это способна.

— А вы все же не удержались от искушения! — ядовито процедил он, легким движением палочки заставляя огонь в камине загореться.

— Ну, знаете ли! Я не потерплю необоснованных обвинений! — возмутилась Барби, теперь уже притворно.

— Необоснованных? — Снейп удивленно поднял бровь, окидывая взглядом разгромленную комнату.

— Я имею в виду, это — не гостиная! — ответила Барби с самым невинным видом, на который она была способна.

— О, да! Это вас, разумеется, извиняет! — Снейп постарался вложить эту фразу всю язвительность, на которую он был способен. Затем он взмахнул палочкой, и широкое плетеное кресло, лежавшее на полу в плачевном состоянии, приобрело свой первоначальный вид. Снейп придвинул его ближе к огню и, с удовольствием вытягиваясь, сел.

— А я? — удивленно спросила Барби.

— А вы, мисс, в следующий раз хорошенько подумаете, прежде чем громить чужую мебель, — сказал Снейп с нескрываемым злорадством в голосе.

Барби понимала, что он прав, но ей не хотелось, сидя на коврике, доставить ему удовольствие смотреть на нее сверху вниз.

— А вы не услышите мой план, который, между прочим, намного проще и легче вашего! — поднимаясь сказала она, задрав нос и скрестив руки на груди.

— Маленькая мисс Шантаж, считает, я настолько глуп, чтобы поверить, что она придумала нечто стоящее?

— Мистер Знаю-все-лучше-вас-всех научился ходить на каблуках, я полагаю? И может спокойно сам себе сделать макияж?

Если бы взглядом можно было убивать, Барби тут же пала бы замертво. Не говоря ни слова, Снейп взмахнул палочкой, и рядом с Барби появился красивый, но жесткий деревянный стул.

— И это все, на что вы способны? — презрительно фыркнула Барби. — Не слишком удобно.

— Это все, на что я способен ради наглого создания, не умеющего держать себя в руках.

— Что если я возражаю против такого неравенства?

— Что если я возражаю против двух разбитых ваз времен Ульрика Странного?

— Вы можете их восстановить.

— Не могу. Это было первое заклятие, которое пришло мне в голову, после него невозможно ничего восстановить.

— Вазы были ужасные.

Он и сам так считал, но предпочел не говорить об этом и перевел разговор на другую тему.

— Теперь я выполнил все ваши условия? Мы можем приступить к делу?

— Еще я просила чай, — как бы между прочим заметила Барби, сбрасывая туфли и забираясь на стул с ногами, — но, ладно, так и быть, начну без него. Будете моей сестрой.

— Извините? — скривился Снейп. — В каком смысле?

— В самом прямом. Это очевидно, разве нет? Ваша цель — напоить премьер- министра этим вашим уникальным зельем. Поэтому ваша главная задача оказаться на приеме так, чтобы вас не узнали, но вовсе не обязательно для этого быть мной. Приглашение мы подделаем без проблем, поскольку у меня есть образец, а для всех вокруг вы будете моей сестрой, приехавшей неизвестно откуда и почти не говорящей по-английски.

— Почему не говорящей по-английски? — с подозрением в голосе спросил Снейп первое, что пришло в голову. Он все еще не мог оценить план целиком.

— Потому, что это позволит избежать ненужных расспросов — вам нельзя вступать в беседу со всеми вашими замочными скважинами и оконными щелями в банках. Вы выдадите себя в первые пять минут разговора, так что лучше вам молчать. К тому же, образ моей сестры дает определенный преимущества: не нужно будет красить волосы и брови, наращивать ресницы и ногти…

— У вас хоть что-нибудь свое имеется? — не удержался от колкости Снейп.

— Между прочим, по сравнению с другими моделями у меня почти все свое! — гордо заявила Барби.

— Даже боюсь представить, из чего состоят остальные… — скривился Снейп с неподдельным отвращением.

— Ничего смешного. Красота требует жертв, — с достоинством возразила Барби.

— Видимо, человеческих, — услужливо дополнил Снейп.

— Вы злой! — обиделась модель.

— Сказало существо, которое регулярно морит себя голодом и может устроить погром в чужом доме! — издевательски заметил профессор.

— Будете насмехаться надо мной, не стану вам помогать!

— Не станете мне помогать, запру вас в этом доме навечно!

— Попрощайтесь с домом! — усмехнулась Барби, сопровождая реплику широким жестом и показывая на руины вокруг.

Снейп с трудом подавил смешок, и постарался отклониться в тень, чтобы Барби не увидела веселья в его взгляде.

— Хорошо. Прошу прощения, что отвлек вас, — он постарался сказать это как можно более холодно. — Это действительно абсолютно неважно, какие способы вы магглы находите, чтобы изуродовать себя. Меня это совершенно не интересует.

— Рада за вас.

— Что же касается вашего плана, в целом он не так уж плох. Возможно, даже приемлем. Остались только некоторые детали…

— И одна из них — это ваше зелье. Я хочу его попробовать.

— Что?!

— Ну, вы же не рассчитываете, что я поведу вас на встречу с главой правительства, не испытав при этом на себе то, что вы собираетесь подлить в его бокал.

— Ваше право, хотя я не представляю, зачем вам это. Тем более, что вы, скорее всего, не почувствуете разницы. С вашими способностями, — последнее слово он произнес с подчеркнутым презрением, — сопротивляться заклятию Империус это будет бесполезной тратой эликсира.

— Тем не менее.

— На здоровье!

После того, как Барби выпила Эликсир Сопротивляемости, как называл его зельевар (эликсир оказался прозрачной темно-синей жидкостью без вкуса и запаха), и заставила Снейпа несколько раз, совершенно безуспешно, попытаться подвергнуть ее заклятию Империус, они обсудили детали использования оборотного зелья.

— Мне нужны будут частички вас. Не надо делать такое лицо! Я имею в виду волосы или ногти.

— Приятно слышать, — она выдала свою фирменную откровенно фальшивую улыбку, затем горделиво провела рукой по затылку. — Ну, волос могу отрезать сколько угодно, хоть целую прядь!

— Не выйдет. Не знаю, что не так с вашими волосами, но они не вступают в должную реакцию с зельем. Вы уверены, что они ваши? — последнюю фразу он добавил только чтобы в очередной раз подколоть Барби, однако, к его удивлению, она серьезно задумалась.

— Мои ли? — она, нахмурившись, запустила руки в свою шевелюру и принялась усиленно расчесывать длинные волосы пальцами. — Не помню. Помню точно, что на прошлой неделе мне предлагали их нарастить, чтобы были погуще, а вот согласилась ли я, или нет, не помню.

— Как можно такое забыть? — Снейп в очередной раз потерял свою холодность, представив наращивание волос маггловскими способами. — Что значит нарастить? Приклеить клеем? — издевательски усмехнулся он.

— Вроде того, — рассеянно ответила Барби, массирую кожу головы. — Нет, вроде все мои. А в зелье, наверное, не действуют потому, что крашенные. Много раз.

— Чем нужно их красить, чтобы полностью вытравить человеческую составляющую?!

— Химия какая-то, откуда я знаю, чем именно? Но, я так скажу, химических веществ там настолько много, что не принимай я специальные таблетки, волосы давно бы выпали. Все. Так что, видимо, вы правы — нет уже в них человеческой составляющей. Придется брать волосок с руки.

— Я так и… Разумеется! Я должен был догадаться, что черный — не настоящий цвет ваших волос.

Волосок на руке был таким светлым, что я с трудом нашел его!

— Это ни о чем не говорит, волосы на руке могли бы быть обесцвечены.

Он простонал.

— Зачем вам все это? Все эти ваши химические средства?

— Затем, что они очень эффективно исправляют внешность к лучшему. Например, позволяют волосам надолго оставаться свежими, и не выглядеть так, словно их моют раз в две недели.

— Придержите язык! — прошипел он.

— Не нравится ваше собственное лекарство? — радостно ухмыльнулась Барби.

— Мне понадобится не один волос, — Снейп сделал вид, что не слышал вопроса.

— Вам повезло, как раз собиралась делать депиляцию. Мед найдется?

— Что? — не поверил он своим ушам. Казалось, эта девушка целью своей жизнью поставила заводить его в тупик своими идеями.

— Мне нужен мед, а лучше медовый воск, горячий, и полоска хлопчатобумажной ткани. — Он смотрел на нее, очевидно решая про себя, не сошла ли она с ума. — Можете порвать простынь, если не жалко, — спокойно закончила Барби.

— Зачем вам это все? — сделал он еще одну попытку прояснить ее намерения.

— Хочу подготовить все заранее, — с достоинством ответила Барби.

Он решил ничему не удивляться и просто посмотреть, что из этого выйдет. В любом случае, можно пожертвовать старой простыней и некоторым количеством ингредиентов для зелий, только чтобы выяснить, на что еще способно это странное создание. В конце концов, он всегда может взять ситуацию под контроль, недаром он волшебник.

Через несколько минут перед Барби стояло, все, о чем она просила. Снейп не без любопытства наблюдал, как она закатала штанину на джинсах, ложкой намазала небольшое количество горячего медового воска на участок кожи на ноге, приложила тканевую полоску и хорошенько ее разгладила…

— Черт! — это было так неожиданно, что он не сумел удержать возглас.

— Вы-то чего кричите? — повернулась она к нему с совершенно спокойным лицом, после того, как резко сдернула ткань с ноги.

— Это цель вашей жизни — причинять себе как можно больше боли? — ядовито поинтересовался он. — Теперь я не удивляюсь, что не смог вас напугать угрозой пытки, ваша жизнь итак одна сплошная пытка!

— Ничего подобного, — равнодушно возразила Барби.

— Да неужели? — поинтересовался он с сарказмом. — Зачем вы это сделали? Если желаете остаться без кожи, могу предложить очень эффективное заклинание.

— Кожа осталась на месте, а вот волосы теперь здесь, — она показала ему полоску ткани, к которой штрихами приклеились маленькие светлые волоски. — Совсем, правда, мало, я же давно их выдергиваю — уже почти не растут, так что считайте, вам повезло, что хоть что-то осталось.

— И впрямь, сказочное везение! — трагедийно разводя руками, отозвался Снейп. — Почему вы не могли просто вырвать их с руки?

— У моего вечернего платья нет рукавов, если я вырву воском волоски на руке, на коже останется раздражение, которое нечем будет закрыть. Это обязательно нужно было сделать воском — не хочу, чтобы в разгар операции вы начали ронять их где попало и искать меня по всему залу чтобы достать новые. Особенно это будет нежелательно, если на ходу вы начнете превращаться в себя. А так вот они — приклеены и никуда не денутся.

— Вы говорили, что на входе сумочку могут обыскать. Что я скажу, если у меня найдут… — он скривился, — это?

— Ничего вы не скажете, — чеканя слова, отозвалась Барби, — потому что говорить по-английски не умеете, забыли? Я буду говорить и как-нибудь выкручусь.

— Не нравится мне это ваше «как-нибудь»…

— Может, они просто подумают, что имеют дело со слегка ненормальной девушкой, но вам-то какая разница? — с довольной усмешкой предположила Барби. — Не пропустить вас они не имеют права — это не оружие и не взрывчатка. Но если мы хотим успеть спрятать это ваше оборотное зелье в женском туалете до того, как здание возьмут под усиленную охрану, надо торопиться. Нам ведь нужно попасть туда после того, как все проверят и до того, как вокруг будет куча полицейских. И вы уверены, что эти ваши дез. дез..

— Дезиллюминационные чары, — нехотя подсказал он.

— Да, они. Вы уверены, что это сработает так, что никто…

— Никто не увидит бутылку с зельем, если не будет приглядываться и искать конкретно ее, будьте спокойны, — раздраженно прервал он Барби. — Теперь мне хотелось бы понять, что все-таки у вас с ногой. Если мы оба будем хромать, это может показаться несколько странным, не находите?

— Я не буду. Я спокойно могу ходить, когда не приходится бегать, — безмятежно заметила Барби.

— Хорошо, — его раздражение усиливалось, — но я не хочу…

— Выглядеть по-идиотски? — подсказала девушка с издевательской ухмылкой.

— О, неужели я наконец-то наблюдаю проблески трезвой самооценки с вашей стороны? — елейным голосом пропел Снейп, чувствуя, как внутри него все клокочет от бешенства. Он подался вперед и стал рассматривать Барби как редкое насекомое. — Неужели вы все-таки осознали, какое это убожество — превратиться в хилую хромающую девицу, которая, к тому же, может при определенных условиях похвастать младенческой лысиной?

— О да, конечно! Особенно если до этого вы были крючконосым типом с дурной кожей и сальными волосами! В самом деле, какое несчастье! — в тон ему ответила Барби, и продолжила уже совершенно серьезно. — Мы слишком много времени тратим на пустые разговоры, хватит отвлекаться. Поговорим об одежде…

Она даже не представляла, насколько близка была в этот момент к тому, чтобы превратиться в ящерицу, но Снейп, призвав на помощь всю свою волю, сумел удержать себя в руках. И пока Барби разглагольствовала о вечерних платьях, которых теперь понадобится два, он сидел, плотно сжав челюсти и схватившись за подлокотники кресла так, что пальцы побелели от напряжения. Решив не уступать ей в умении не обращать внимания на очевидные издевки, он по-деловому принялся допытываться, что все-таки произошло с ее ногой. Наконец она раскололась.

— Это очень старое растяжение. Не представляю, как вы можете это исправить. Это было три года назад. Мне предложили сделать несколько проходов в дефиле известного дизайнера. Я ведь на самом деле фотомодель, то есть не участвую в показах — мне не хватает семи сантиметров роста, но этому модельеру я очень понравилась на фотосессии, и он предложил мне выйти на подиум. Это была невероятная удача, собственно, после этого я стала получать стоящие контракты и приехала в Англию. Естественно, мне пришлось надеть туфли на самом высоком каблуке, какой только бывает. Ну и на первой же репетиции я свалилась с подиума и подвернула ногу — честно сказать, легко отделалась, могла ведь и сотрясение мозга получить, и кости сломать. Врач сказал, что у меня растяжение, нельзя напрягать мышцы. Но я не могла упустить такую возможность. В общем, пропустила только две репетиции, а затем вышла на работу. Конечно, поначалу жутко болело, но потом я привыкла.

— Вы — чудовище, свихнувшееся на деньгах! — воскликнул Снейп, не скрывая своего потрясения.

— Я просто ответственно подхожу к своей работе! — спокойно возразила Барби. — И потом, посмотрела бы я, как бы вы себя повели, если бы у вас был выбор: вести обыденную, скучную жизнь или сделать головокружительную карьеру и обеспечить себе и своей семье безбедное существование на долгие годы!

— Как ваша семья это допускает?!

— Ну, я не особенно стремлюсь ставить родителей в известность о своих трудностях. Конечно, десять лет назад, когда я только начинала, это было не так просто, в меня постоянно пытались впихнуть какую-то еду, удержаться фигуру было почти невозможно.

— Вы работаете десять лет? А мне-то казалось, вы недавно вышли из подросткового возраста. Сколько вам сейчас?

— Не слишком прилично задавать такие вопросы девушке.

Он посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.

— Двадцать три.

— Не может быть! — он уже потерял счет тому, сколько раз за время их разговора она приводила его в ужас своими ответами. За свою жизнь он привык и к жестокости, и несправедливости, и к ужасам, которые могут случиться с человеком, но сейчас перед ним сидела молодая девушка, которая самостоятельно, без какого-либо принуждения превращала свою жизнь в ад, делая вид при этом, что ничего страшного не происходит. Это было чудовищно. — Вы варитесь в этом болоте с тринадцати лет? Тогда меня не удивляет полное отсутствие здравого смысла вашей голове. Чудо, что там вообще что-то имеется!

— Конечно! — не выдержала она, начиная терять самообладание, в ее голосе послышались плаксивые нотки. — Только полное отсутствие здравого смысла могло заставить меня помогать вам, придумать план, чтобы избежать множества трудностей, о которых вы не имели понятия! Именно моя пустая голова, додумалась до того, чтобы делать что-то для такого самодовольного типа, как вы! Да, взглянув на ситуацию с этой точки зрения, я признаю — я полная идиотка. Довольны? — она почти плакала.

— Простите, — ему впервые стало по-настоящему стыдно, за то, что он ей наговорил. В конце концов, без ее помощи он действительно мог попасть в очень неприятную ситуацию. — Я не это хотел сказать.

— А что вы хотели сказать? — горячо воскликнула она, продолжая всхлипывать. — Вы оскорбляете меня с первой минуты нашего общения. Возможно, я не очень бережно отношусь к своему здоровью, но знаете, что я вам скажу, многие люди готовы пожертвовать не только телом, но и душой ради вещей гораздо менее значимых, чем благосостояние своей семьи! Хотя, вам, — в ее тоне появилась ирония, — рыцарь в сверкающих доспехах, идеальный герой, спасающий страну от волшебника-монстра, вам этого не понять. Хотите, чтобы все вокруг были так же идеально умны и логичны, как вы? Но мир несовершенен! — она замолчала на несколько секунд, затем продолжила. — Если я и причиняю вред, то причиняю его только себе! Я никого не предаю, никого не обманываю! Так что, мистер Супер Совершенство, приберегите свои нравоучения для кого-нибудь другого, если не хотите остаться без моей помощи.

— Я не считаю себя совершенным, — сухо сказал он, отворачиваясь от нее. Барби поняла, что ее последние фразы задели его, и задели глубоко.

Он пытался скрыть нечто, что ее слова пробудили в нем. Что это значит? Разве он предавал кого-то? Он обманывал? Разумеется, он обманывает этих «плохих ребят», против которых работает как двойной агент, но это же во благо, так что, не считается. Что скрывается за этими черными, гипнотизирующими глазами? Почему он с такой болью смотрел на мостовую сегодня утром, что мучает его? Она продолжала задаваться этими вопросами, в то время, как он встал, вышел из комнаты и вернулся несколько минут спустя, держа в руках нечто вроде плотного бинта и пузырек с темной жидкостью.

— Сядьте на пол, пожалуйста, — сказал он безразличным ровным, голосом, — и вытяните вперед вашу травмированную ногу. Надеюсь, пары часов хватит, чтобы привести ее в порядок.

— Пары часов? — Барби с сомнением скривила губы, но все же подчинилась и села на каминный коврик, вытянув вперед больную ногу.

Он опустился на колени рядом с ней, взялся за ее щиколотку и положил ее ступню себе на колено. Участок кожи, откуда недавно Барби выдернула волосы, покраснел и выглядел ужасно, но в остальном кожа на ноге была гладкая и тонкая, волоски, там, где они остались, маленькие и золотистые.

— Часто вы это делаете? — поинтересовался он как бы между прочим. — Я имею в виду этот ваш варварский способ избавляться от волос?

— Не реже чем два раза в месяц, — ответила она рассеянно, чувствуя, как тепло, никоим образом не связанное с камином, заполнило все ее существо, в момент, когда Северус прикоснулся к ее коже.

— Все же зачем? Ведь их не видно совсем.

— Так принято. Это стандартные требования при моей работе.

Он только покачал головой, и принялся разматывать странный широкий и плотный бинт. Обернув им ее щиколотку один раз, он открыл стоящий рядом пузырек и вылил немного густой темно-зеленой жидкости на ткань. Барби почувствовала, как по ее ноге, там, куда попало зелье, словно побежали мелкие муравьи, которые принялись вгрызаться в нее.

— Ай! — воскликнула она. — Ваше лекарство кусается!

— Вы могли терпеть адскую боль, чтобы заработать себе эту травму, и не можете чуть-чуть потерпеть, чтобы вылечиться? — криво усмехнулся он.

— Могу. Просто это было очень неожиданно.

Он ничего не сказал, продолжая обертывать ее ногу бинтом и наносить зелье. Сделав три слоя с исцеляющей жидкостью, он крепко замотал остаток бинта на ее ноге, так, чтобы ни капли не пролилось из-под повязки.

Затем, потянувшись за ее штаниной, завернутой до колена, он провел ладонью по ее коже. Мгновенная дрожь пробежала по его телу. Вспышкой в его мозгу пронеслось желание, притянуть Барби к себе и… Но это длилось не долее миллисекунды. Он прекрасно умел владеть собой, и взял себя в руки раньше, чем коснулся края джинсовой ткани.

Он медленно потянул штанину, закрывая щиколотку и повязку на ней, и бережно переложил ногу девушки на ковер. Затем поднял глаза на Барби, на секунду встретился с ней взглядом и тут же в испуге отвел его — в глазах Барби он прочитал то же желание, что только что испытал сам. Вторую вспышку подавить было гораздо сложнее, он понял, что маленький взрыв в камине был вызван вовсе не особенностями сгоравшей древесины, а его собственным пристальным взглядом на огонь. Он быстро поднялся на ноги.

— Вы, кажется, просили чаю, — сказал он, разворачиваясь так резко, что край его плаща накрыл Барби с головой и скользнул по ее лицу. Быстрыми шагами Снейп прошел к двери и скрылся на лестнице. Ей хотелось схватиться за эту черную ткань и не отпустить его. Хотелось заставить его вернуться, заставить снова встать на колени перед ней, хотелось… Она сама не понимала, вернее, не допускала до своего сознания, то, что с ней происходило. Как только он вышел, она вытянулась на полу, глядя в потолок, затем закрыла лицо руками.

— Что это, что это, что это? — еле слышно повторяла она. Затем глубоко вдохнула и приложила все силы к тому, чтобы успокоиться.

Внизу, на кухне, Снейпу понадобилось несколько минут, чтобы окончательно прийти в себя. «Это ничего не значит, — думал он. — Глупый человеческий инстинкт. Она же просто уродливая, откровенно страшная. Я забуду о ее существовании сразу, как только план будет приведен в исполнение. Сразу же!».

Он очень боялся признаться себе, что теперь, когда девушка перестала быть тощей и вызывать ассоциации с фестралом, она стала вполне недурна собой, даже красива. Он старательно напоминал себе о ее проблемах с волосами, искусственных ногтях и ресницах… Но, в глубине души он понимал, что тому, кто несколько минут назад хотел прижать Барби к себе, было абсолютно безразлично, как она выглядит. Существо, которое проснулось в нем, когда он прикоснулся к коже девушки, не интересовала ни ее внешность, ни происхождение, ни другие характеристики, которые он мог дать ей. Это существо стремилось к Барби, к тому теплу, которое она излучала, к ее огромным синим глазам. Он чувствовал, как это новорожденное существо изнутри разрывает его, чувствовал боль в груди, ему становилось трудно дышать. Он остановился, вцепившись руками в спинку стула.

— Что бы ты сказал на это, Дамблдор? Что бы ты сказал? Ты сказал бы, все это трогательно, Северус, но ты должен помнить, что тебе предстоит сделать, а потому не позволяй взять верх эмоциям, которые могут ослабить твою защиту от Темного Лорда.

Воспоминание о том, что ему предстоит сделать, о том, ради чего он живет, заставило его окончательно прийти в себя. Он взмахнул палочкой, и поднос с двумя чашками и чайником поплыл по воздуху к лестнице.

Наверху Барби тоже взяла себя в руки.

Последние полчаса обсуждения они провели, общаясь друг с другом подчеркнуто корректно, вежливо и прохладно. План был доведен до совершенства, пришло время покинуть Паучий тупик.

*** Шампанское! Какого черта глупая девчонка не предупредила его об этом?! Наблюдая из темного коридора за бальным залом, в котором были расставлены фуршетные столики, Северус Снейп все больше приходил в ярость. Как можно подлить темно-синюю жидкость в бокал главе правительства, если Кингсли ни на секунду не отходит от премьер-министра, а премьер-министр проявляет поразительное безразличие к соку, налегая на шампанское!? И куда подевалось это безмозглое создание, которое обещало помогать? Сейчас он был зол на Барби даже больше, чем в тот момент, когда она у себя в квартире выдавала ему одежду для приема. В конце концов, ему удалось ее убедить, что нижнее белье с рисунком в виде розовых сердечек не предел его мечтаний, даже если никто этого не увидит.

«Нужно сосредоточиться!» — говорил он себе, но сосредоточиться не получалось. Ноги начали болеть, как только он надел эти ужасные туфли. Хоть Барби и сказала, что это «са-амые удобные ее туфли на са-амом низком каблуке», Снейп все еще не мог понять, как в этом можно передвигаться. Голова чесалась и болела — волосы были стянуты в высокую прическу, закрепленную для верности лаком. Снейп начинал подозревать, что этот самый лак может вызывать аллергию и удушье, во всяком случае, при воспоминании о насыщенно-химическом запахе этого средства хотелось дышать через раз. Кожа на лице тоже чесалась под толстым слоем макияжа, Северус еле сдерживался, чтобы не начать соскребать его новыми накладными ногтями. Серебристо-серое вечернее платье длиной до пола было удобным, его шелковая ткань ласково струилась по телу, но было одно «но» — невероятных размеров декольте, на которое с восхищением заглядывались все проходящие мимо особи мужского пола и с завистью — женские. Северус Снейп находил это очень неприятным. Сам он едва взглянул, переодеваясь дома у Барби, на то, что представляет собой его новое тело и тут же, зажмурившись на всякий случай, натянул одежду. Воспоминание об этом и теперь заставило его вздрогнуть. Удивительно, но человек, не привыкший стесняться в выборе средств для достижения своей цели, он в глубине души находил это нечестным по отношению к Барби пялиться на копию ее тела, даже учитывая обстоятельства.

Снейп старался игнорировать ноющую боль в ступнях, раздражение на коже головы, некоторые неудобные детали нижнего белья, особенно его верхней части, и пытался сосредоточить взгляд на премьер-министре, когда внезапно ощутил сильный толчок в спину. В следующую секунду у него на шее повисла Барби.

— Спасибо! Спасибо! Спасибо! Спасибо! — она прыгала от радости, не выпуская при этом Северуса из объятий. С трудом отстраняясь и едва удерживая равновесие на каблуках он отступил для большей безопасности на два шага и раздраженно прошипел:

— Я знал, что вы ненормальная, но не представлял, что вы желаете это афишировать! Что вы вытворяете?!

Барби глубоко вздохнула, и, сияя радостью, принялась объяснять. — Я получила контракт! Лучший контракт, контракт о котором только можно мечтать! И все благодаря вам!

— Простите? Вы ничего не напутали? Я не имею склонности рядиться в канарейку, так что вряд ли мог бы быть полезен в вашей работе.

— Эй, не пытайтесь казаться таким суровым! Вы мне здорово помогли. Видите этого коротышку, там, справа? — она махнула рукой, указывая направление, и Снейп заметил за одним из столиков веселого джентльмена в смокинге, сильно напоминавшего своей комплекцией Слагхорна.

— Это, — продолжала Барби, — владелец всемирно известной сети отелей. Они собираются проводить новую рекламную кампанию, используя стиль эпохи Регентства. Я мечтала попасть к ним на съемки, даже не из-за денег, а просто потому, что мне очень нравится идея. Неделю назад, когда мне сообщили, что возьмут меня в массовку, для одной из больших фотографии, я была на седьмом небе от счастья. И вот сейчас меня представили этому супер-боссу, а он говорит: «Модель? Но это же прекрасно! Мы никак не можем найти лицо рекламной кампании, а вы как раз подойдете!»…

— При чем здесь я? — холодно прервал Снейп.

— Дослушайте! «…а вы как раз подойдете!» — говорит он мне, а потом поворачивается к своему помощнику и добавляет: — «Вы мне кого предлагали? Высушенных мумий каких-то! Вот, посмотрите на девушку — у нее все в порядке с фигурой. Вы представьте, дорогая Барби, он мне приносил фотографии каких-то больных девиц! Люди посмотрят, и подумают, что в моем отеле можно с голоду помереть! Я очень рад, что среди моделей наконец-то нашлась девушка, у которой кости не торчат во все стороны! Завтра же мои представители свяжутся с вами по поводу контракта!». Вот! Теперь Мэри Браун может повеситься на своем сантиметре! Я со своими нестандартными размерами принесу агентству столько денег, что ее заставят встречать меня поклонами и осыпать мою дорогу лепестками роз. И самое главное, я получу работу, которую мечтала сделать, и все благодаря вам. Спасибо! — она предприняла новую попытку заключить его в объятия, но Снейп вовремя выставил руки вперед.

— Не стоит благодарности! — прошипел он. — Рад, что до вас, наконец, дошло, то, что я пытался вам объяснить в течение нескольких часов, и, раз уж вы так мне благодарны, не будете ли вы столь любезны помочь мне осуществить план, из-за которого я здесь?

— Конечно! — она подпрыгивала на месте от переполнявшей ее радости и желания помочь. — Что нужно сделать?

— Для начала придумайте, как заставить вашего министра выпить что-нибудь кроме этой прозрачной жидкости! Или, по-вашему, он настолько глуп, что не заметит разницы? — он поднял флакон с темно-синим зельем до уровня ее глаз. — Не говоря о том, что я не могу так вот запросто подойти к главе правительства, не будучи представлен!

— А что, собственно мешает вам на несколько секунд наложить на него этот ваш Империус? Он выпьет, и заклятие спадет, смотрите, рядом с ним почти никого нет!

— Ключевое слово — почти! Человек, который не отходит от министра — один из лучших сотрудников Министерства магии. Он почувствует волшебство, даже если я, стоя здесь, превращу спичку в иголку. Если бы я мог использовать магию в этом здании, мне не нужна была бы ваша помощь!

— Кингсли?! Кингсли волшебник? Никогда бы не подумала, мы столько раз встречались на подобных мероприятиях. Что ж, во всяком случае, он достаточно образован, чтобы не рассказывать байки об оконных щелях! Пойдемте. Попрошу его, наконец, представить меня премьер-министру.

Она решительно схватила Снейпа за руку и потащила через весь зал.

— Барби! — Кнгсли радостно улыбнулся, когда они приблизились к столику премьер-министра. — Кто твоя спутница, тоже модель?

— Здравствуй, Кингсли! Нет, это моя сестра. Она совсем не говорит по-английски.

— Жаль, как ее зовут? — Сев… — Барби похолодела. Как можно было упустить этот, один из самых важных моментов плана!? — Сивилла! — быстро нашлась она. Теперь похолодел Снейп. Если бы они не были так близки к цели, он придушил бы Барби в ту же секунду. Сивилла! Надо же такое придумать!

— Добро пожаловать, Сивилла! — радостно протянул ему руку Кингсли. Снейп, пытаясь улыбаться как ни в чем не бывало, протянул руку в ответ. Оставалось только молиться, чтобы Кингсли НИКОГДА не узнал правду.

Несколько минут Барби потратила на бесполезную светскую болтовню, затем перешла к сути и была успешно представлена премьер-министру. Еще некоторое время понадобилось ей, чтобы завязать разговор с главой правительства. Наконец, речь зашла об организации приема.

— Безобразие! — воскликнул премьер-министр, поднимая бокал с шампанским. — Я понимаю, что благотворительные организации должны экономить средства, но не до такой же степени. Это просто скандал! У них всего три вида сока, на каждый из которых у меня аллергия, приходится пить шампанское, а я его не слишком люблю.

— И вы совершенно правы! — подхватила Барби. — Тем более что оно вредно для здоровья. Я бы с большим удовольствием выпила красного вина, но, похоже, бессмысленно просить официантов об этом…

— Почему же, давайте попытаемся! — премьер-министр выглядел воодушевленным — как подумала Барби, не в последнюю очередь благодаря присутствию рядом двух хорошеньких девушек, даром, что одна из них не произносила ни слова. — Простите, — обратился премьер-министр к проходящему мимо официанту, — не могли бы вы принести красного вина?

Официант побледнел от страха, затем покраснел от смущения, пробормотал нечто невразумительное о том, что немедленно постарается и, запинаясь, побрел в сторону, повторяя про себя марку вина, названную министром.

Барби не знала, затевая этот разговор, чего именно ожидать, но рассчитывала на нечто подобное: пока премьер-министр выражал свое согласие по поводу полезности красного вина для пищеварения, Кингсли слегка повернувшись в сторону и пристально глядя на официанта, сделал очень странное движение рукой. Раньше она не придала бы этому значения, а, скорее всего, и вовсе бы не заметила, но сейчас, она отчетливо увидела кончик волшебной палочки, торчащей из рукава Кингсли. Не прерывая разговора с министром, она посмотрела на официанта, официант замер, стоя к ним спиной. Однако через минуту он повернулся и подошел к их столику с подносом, полным бокалов с красным вином. «Ага, — подумала про себя Барби, — Кингсли и вправду не дремлет! Видать, боится, как бы министра не отравили. Не бойся, не отравим…».

— Вот видите! — премьер-министр сиял, как рождественская елка. — Стоило только попросить! Сразу бы так! — последние слова явно были адресованы официанту, но тот лишь кивнул, глядя в пространство мутным, так хорошо знакомым Барби взглядом. Довольный собой премьер ничего не заметил, а Барби старалась отвлечь его и Кингсли беседой, чтобы дать возможность Снейпу подмешать зелье в бокал. Судя по тому, с какой радостной улыбкой новоявленная Сивилла протянула бокал премьер-министру, цель была достигнута. Министр сделал первый глоток медленно, как это полагается, и Барби стоило больших усилий не заглядывать ему в рот, пока он пробовал вино на вкус.

— Отличное вино! — воскликнул министр, наконец проглотив напиток, и сделал следующий глоток, согласно правилам дегустации, быстро. — Просто великолепное!

Половина бокала главы правительства уже была пуста, и Барби, оглядевшись вокруг, приняла решение ретироваться. Она с улыбкой пролепетала подходящую светскую чушь, и потянула за собой Снейпа, который, к счастью, не посмел на людях сильно сопротивляться такому поспешному отступлению. Оказавшись наедине с Барби в коридоре, он высказал все, что думал на этот счет.

— Что вы себе позволяете!? Мы должны были проконтролировать…

— Я знаю, что делаю! — прервала его Барби. — Видите, к ним подошла женщина? Это жена премьер-министра. Она, конечно, женщина красивая и не станет чувствовать себя ущемленной даже рядом с нами, — Барби с гордостью окинула взглядом сначала себя, потом Снейпа, — однако то, с каким выражением премьер-министр пялился в ваше декольте, да, да, в ваше, у меня платье скромнее! Так вот, это выражение могло ей сильно не понравиться, что непременно заметили бы журналисты таблоидов, которые ошиваются здесь повсюду, доставая приглашения всеми правдами и неправдами, только что на люстре не висят. Надеюсь, вы не желаете, чтобы ваша фотография, пусть даже в облике «моей сестры», появилась на первой странице какого-нибудь скандального издания с заголовком: «Новые ориентиры нашей политики!», или что-нибудь в этом роде.

— Да, но теперь я не могу быть уверен…

— Можете, пока вы тут с ума сходите от ярости и бешено вращаете глазами, я смотрю за нашим высокопоставленным другом. Он все выпил, можете успокоиться.

Снейп посмотрел на нее недоверчиво.

— Я должен проверить. Уходите отсюда.

— Что значит, «уходите»?

— Как только я попытаюсь применить заклятие, Кингсли почувствует это и прямиком направится сюда. Я смогу исчезнуть за секунды, но у меня нет никакого желания тащить вас вместе с собой!

— Исчезнете?! — она была возмущена таким поворотом событий. Она-то думала, что они еще обсудят, как все замечательно вышло, рассчитывала услышать хоть какие-то слова благодарности за то, что она для него сделала… Рассчитывала… Но вот именно то последнее, на что она рассчитывала, Барби предпочитала не конкретизировать даже для самой себя. Ей просто хотелось задержать его любой ценой.

— А как же мое платье? Мои туфли? Собираетесь раздеться прямо здесь и появиться там, куда вы направляетесь в голом виде? Оригинальная идея, но, боюсь, успех вам обеспечен только до той поры, пока вы остаетесь мной. Не думаю, что вид вашего тела без одежды вызовет большую радость окружающих.

— Это не ваше дело! — прошипел он сквозь зубы так зло, что Барби стало страшно, в его глазах в эту минуту читалась откровенная ненависть. «Не надо было этого говорить, — сразу же подумала она. — Как обычно, сорвалось с языка, но ему теперь этого не объяснишь. Смотрит на меня, моими же глазами, как на слизняка. Ну почему мне обязательно язвить, где надо и где не надо?!». Похоже, мысли отразились на ее лице, потому что ненависть в его глазах сменилась презрением.

— Считаете это очень остроумным? — ядовито поинтересовался он, однако уже без ярости в голосе.

— Нет, — тихо ответила Барби, опуская глаза, — простите.

— Неужели? Не может быть! Женщина, которая чуть не разнесла мой дом в щепки за то, что я превратил ее ужасную внешность в нечто приемлемое для взгляда окружающих, эта женщина просит у меня прощения! Большой прогресс!

— Ну, знаете ли! — ее сожаления мигом улетучились. — Я могла вообще вам не помогать. Посмотрела бы я на вас, как вы появились бы здесь в платье, надетом задом наперед, с растрепанными волосами и без понятия, что следует говорить в приличном обществе. Что, не могло такого быть?

— Ладно. Возможно, в чем-то вы правы, — его голос звучал крайне недовольно. — Спасибо, я вам благодарен! — процедил Снейп сквозь зубы, чеканя каждый слог. — Теперь вы счастливы?

— Почти. Осталось только прояснить судьбу моих единственных туфель на низком каблуке и моего чудесного платья от гениального дизайнера. Все это в данный момент надето на вас. Вашу одежду, если вы ей не дорожите, могу спалить в камине, как опасную улику.

— В этом нет никакой необходимости, хотя меня радует наличие в ваших мозгах хоть какого-то понимания той опасности, которую мои вещи представляют, находясь в вашем доме. Идите в дамскую комнату. В третьей от входа кабинке, за мусорным ведром вы найдете сосуд с оборотным зельем. Заберите его и отправляйтесь домой. Как только это будет возможно, я трансгрессирую прямо в вашу квартиру, и вы получите свои вещи обратно. Вам все ясно?

— Ладно. Хорошо. Не скажу, что мне это очень нравится, но так и быть, сделаю все, как вы сказали. До скорой встречи!

Она развернулась и пошла в другой конец зала. Он понаблюдал за ней несколько секунд, она действительно была очень красива в этот момент: ее прямая осанка и гордо поднятая голова с высоко уложенными волосами, выделяли ее из толпы. Шелковое (Северус только сейчас осознал, что оно ярко-красного цвета) платье, подол которого красиво развевался при каждом шаге девушки, подчеркивало идеальную теперь фигуру.

Он тряхнул головой, напоминая себе, что смотреть, конечно же, не на что, направил палочку на премьер-министра, произнес: «Империо», но не почувствовал никакой связи между своей палочкой и мозгом министра. Значит, сработало. Кингсли уже пересекал зал быстрыми шагами, но путь ему преграждало множество столиков и люди, стоящие за ними. Снейп повернулся на месте и исчез из темного коридора.

*** Оказавшись дома Барби сложила оставленную Снейпом черную одежду на спинку кресла, сама села в кресло напротив, перед этим правда разожгла камин, не снимая вечернего платья, затем, зажав в руке бутылку с оборотным зельем, принялась ждать. Минуты тянулись одна за другой, Барби и не заметила, как ее голова опустилась на подлокотник, как она, свернувшись в кресле и прижимая к себе сосуд с зельем, закрыла глаза…

Она проснулась от громкого звука, похожего на машинный выхлоп. Она знала этот звук, именно он прозвучал, когда Снейп вместе с ней трансгрессировал (тогда она поняла, как ему удалось так быстро и незаметно исчезнуть при их первой встрече) к ней в квартиру днем. То есть — накануне днем.

Она огляделась вокруг и застонала от разочарования. То самое серое вечернее платье, что она давала Снейпу вчера, лежало на спинке кресла напротив, любимые туфли на низком каблуке стояли на ковре. Одежда мага иего оборотное зелье исчезли, очевидно, вместе с ним, секунду назад… *** «Все равно найду тебя, мерзавец! — думала Барби, автоматически повторяя давно заученные движения танца. — Я знаю, где ты живешь, прекрасно помню адрес, и если не откроешь, клянусь, раздобуду взрывчатку и подорву твою чертову дверь! Думает, если за две недели я к нему не сунулась, значит, забыла, ничего подобного! Вот найду дыру в графике съемок и навещу твой Паучий тупик, подожди у меня!».

Она была зла на Снейпа, за то, что он исчез, не попрощавшись. Зла на себя, за то, что все время думала о нем, вспоминая те несколько секунд, когда Северус крепко прижимал ее к себе во время трансгрессии — неприятные ощущения от этого странного способа путешествия компенсировались для девушки удовольствием, которое доставляли объятия волшебника. В отличие от Снейпа, Барби не могла долго скрывать своих чувств от себя самой. Она почти сразу согласилась с внутренним голосом, который язвительно заявил: «Поздравляю, дорогуша! Ты влюбилась в этого мерзкого типа!». «Не смей называть его мерзким» — все, что сказала она себе в ответ, и, успокоившись на этом, принялась строить планы на будущее.

Как встретиться с Северусом снова? Казалось бы, ничего нет проще — сесть в машину и доехать до Паучьего тупика, однако плотный график съемок рекламы отеля и почти еженощные вечеринки, на которых необходимо было присутствовать, представляя агентство, не позволяли ей вырваться за пределы центра Лондона. Ей очень хотелось, чтобы в один прекрасный день съемки закончились пораньше, но это явно не могло случиться сегодня.

Съемки, правда, закончились в этот день к обеду, но произошло это только потому, что появился учитель танцев, отвечавший за постановку фотографий «На балу». Барби была безумно зла на партнеров по съемкам, которые вот уже в который раз не могли запомнить простейший рисунок танца. «Зачем вообще танцевать, — думала она, — это же фотография, а не кино!». Но фотограф явно был маньяком-трудоголиком, и, не будь Барби так заинтересована в том, чтобы слинять с работы пораньше, она непременно радовалась бы возможности выучить танец любимой эпохи. Но не сегодня. И не вчера. И не последние две недели. С тех самых пор, как Северус таким возмутительным образом исчез из ее апартаментов, не сказав ни «здравствуй», ни «до свидания», она проявляла поразительное даже для самой себя безразличие к работе, о которой совсем недавно мечтала, как о чуде.

Снейп смотрел из угла зала за танцующими парами. Никуда не годится, так перерыва придется ждать до возвращения короля Артура с Мерлином наперевес! Идиоты, это же просто, как шахматные ходы — только-то и нужно запомнить, сколько шагов вперед, сколько назад. Сегодня он впервые увидел этот танец, но готов был поклясться, что мог бы исполнить его лучше, чем стадо бездельников, которые, похоже, репетировали его не первый день. Одна Барби, ради которой он оказался здесь, дала себе труд запомнить простейшие па и, похоже, выполняла их автоматически. Вот скучающе смотрит по сторонам, вот ее взгляд задерживается на вазе рядом с ним, а теперь… Черт! Смотрит прямо на него! Конечно, поняла, что он здесь — откуда еще взяться этой ехидной ухмылке на ее милом личике. Милое личико, разумеется в кавычках. Никаких сантиментов. Непонятно, как она умудряется видеть сквозь дезиллюминационные чары, особенно учитывая, что его учил этим чарам сам Дамблдор. Кошмарная женщина! Может, уйти пока не поздно? Ну, нет, он не трусил в гораздо более страшных ситуациях, тем более не испугается глупой девчонки. Маленькой глупой девчонки. Наглой настолько, что даже Поттер нашел бы, чему поучиться у нее в этом вопросе. Близнецы Уизли по сравнению с ней просто ангелы.

Нужно успокоиться и подождать, потом всего-навсего выяснить, не имело ли появление ее «сестры» нежелательных последствий. Конечно, на протяжении последних двух недель он пролистывал все известные ему таблоиды, но Северус Снейп был достаточно умен, чтобы, по крайней мере, самому себе признаться — он не слишком хорошо ориентируется в современной маггловской жизни и легко может что-то пропустить. Правда, тихий, но настойчивый голос внутри его головы твердил ему на протяжении всех двух недель, что теперь опасаться нечего — Пожиратели Смерти маггловских газет обычно не читают, так что можно считать операцию завершенной и забыть про девушку.

Но забыть не получалось. Естественно, самому себе он объяснил это как элементарную заботу о живом существе, которое он подверг опасности. Такую же заботу он проявил бы о любом другом — даже если бы речь шла об идиоте Лонгботтоме. «Только вот, — опять заговорил тихий настойчивый голос, — глядя на Лонгботтома, ты не увидишь прекрасных синих глаз, длинных черных кос, стройной талии и многих других достоинств, так что вряд ли ты за ним наблюдал бы столь же внимательно!».

— Глупости! — скрипя зубами, процедил Северус себе под нос.

Учитель танцев, очевидно уставший от тупости окружавших его моделей, объявил перерыв. Фотограф, присутствовавший здесь же, предупредил, что следующей остановки в работе не будет до тех пор, пока танец не выучат ВСЕ, потому что невозможно каждый день отрывать по половине рабочего времени на обучение, что из-за этого они задерживают другие фотографии, и что снимок с бала должен поступить в типографию в начале следующей недели. Все облегченно вздохнули и поспешили покинуть зал, в котором было довольно душно. Одна лишь Барби не двинулась с места. Она подождала, пока комната опустеет совсем, и прямиком направилась к старинному огромному камину.

— Так, так! Неужели я имею удовольствие снова видеть вас? — ехидно, но с радостной улыбкой на лице прошептала она.

— Не имеете вы такого удовольствия, — ответил раздраженный голос откуда-то из угла между камином и стенкой, — насколько я помню, на мне все еще превосходные дезиллюминационные чары!

— Действительно, вы правы. Прекращайте это безобразие немедленно! Стою и разговариваю с воздухом, и чувствую себя полной идиоткой!

— Неужели с вами это впервые? Сложно поверить, учитывая, что вам не пришел в голову простой факт — внезапное появление чужого человека непонятно откуда может показаться вашим коллегам несколько странным!

— Вовсе нет! Тут крутится столько народу, что одним больше, одним меньше — никакой разницы. Что же до вашего костюма… Вы видели, во что одеты остальные. Давайте, появляйтесь, сойдете за провинциального пастора!

— Прекрасная перспектива! — саркастично ответил Снейп со своей традиционной издевательской ухмылкой, появляясь, наконец, перед Барби. — Чтобы люди принимали меня за одного из этих недоумков, не способных запомнить элементарные движения простейшего танца!

— Считаете, у вас получилось бы намного лучше? Желаете это доказать? — наивно улыбнулась Барби. Снейп скривился. — Итак, чему я обязана такой чести?

— Прежде всего, скажите мне, как вам удалось понять, что я здесь.

— Легко. Я почувствовала на себе ваш пристальный взгляд. Точнее, чей-то пристальный взгляд. Огляделась и не увидела никого, кто бы смотрел на меня. Кто может смотреть и быть невидимым? Сложив два и два, я отмела вероятность попадания в этот зал Чеширского кота и путем логических умозаключений пришла к выводу, что это волшебник, то есть вы.

— Вы прекрасно знаете, что я далеко не единственный волшебник в этой стране!

— Зачем другим понадобилось бы наблюдать за мной? — беззаботно осведомилась Барби.

— Похитить вас и пытать, например? — в тон ей беззаботно предположил Северус с притворно-ласковой улыбкой, быстро сменившейся привычной, искренне-презрительной усмешкой.

— Хотели бы похитить, не ждали бы кучу времени. Не отпирайтесь, вы сверлили меня взглядом не меньше получаса. Если ваши милые друзья обрушили Брокдейлский мост, что им стоило обрушить потолок в этом здании, прихватив меня за секунду до этого? Чистая работа — никаких свидетелей, жертва схвачена, все быстро и четко, по-моему, они именно так бы и сделали.

— Они мне не милые друзья!

— Ваши милые враги больше подойдет?

— Знаете, я с трудом подавляю желание показать вам, насколько они милые! Если бы от этого не зависела моя безопасность, я непременно это сделал бы только для того, чтобы впихнуть в вашу голову хоть немного понимания всей серьезности ситуации!

— Раз ситуация так серьезна, повторяю вопрос: чем обязана встрече с вами, особенно после такого поспешного бегства две недели назад? Сомневаюсь, что вы просто зашли снова одолжить у меня платье на вечеринку. Эли Сааб, конечно гениальный модельер, уверена, его ждет великое будущее, но не думаю, чтобы вам настолько понравились его творения чтобы…

— Заткнитесь! Сюда идут!

Снейп предпринял попытку снова стать невидимым, но Барби оказалась проворнее. Она схватила его за руку, не давая возможности взмахнуть палочкой.

— Это всего лишь техник, он не знает всех моделей в лицо, а нам нужно поговорить.

— Нам нужно поговорить, так чтобы нас не услышали!

— Прекрасно! Если мне не изменяет память, кое-кто здесь утверждал, что нет ничего легче, чем запомнить, как это, подождите… ага, «элементарные движения простейшего танца»! — последнюю фразу она продекламировала заунывно-торжественным голосом. — Давайте, докажите, что не бросаете слов на ветер!

— Я… Что? Нет! Ни в коем случае! — Снейп был шокирован предположением, что он может танцевать, и не заметил, как Барби отпустила его руку и направилась к магнитофону.

— Привет, Марк! — кивнула девушка вошедшему технику. — Ты не против, если мы тут порепетируем пока?

— На здоровье! — отозвался Марк. — Я вообще только лампочку заменить пришел. Честно признаться, вы, похоже, одни остались с этими танцами. Бравые работники подиумов и обложек дали деру во все закусочные в округе, даром, что на диетах! Не снимая костюмов, разбежались! Фотограф в ярости, костюмер с ума сходит от страха за одежду, учителя танцев отпаивают успокоительным, а ассистенты фотографа с остервенением бегают по всему зданию обыскивая каждый угол. Я минут пятнадцать повожусь и, пожалуй, уберусь из этого сумасшедшего дома.

Барби кивнула, и включила музыку. Из магнитофона послышались звуки скрипки, полилась медленная и торжественная мелодия[2]. Барби подошла к Снейпу.

— Ну! Я должна вас пригласить, что ли?

— Вы же слышали, — к ее удивлению он замялся и смотрел в пол, весь его боевой дух куда-то пропал. Это было невероятно, но волшебник выглядел напуганным как школьник-первогодок. — Если все разбежались, мы можем просто подождать, пока этот ваш Марк уйдет. Или найдем другое место для спокойного разговора…

— Другого места мы не найдем, потому, что вы сами слышали — ассистенты бегают по всему зданию, а ждать, пока Марк уйдет, мы не можем. Остальные все равно вернутся. Им не нужны проблемы с агентством. Опоздание на пятнадцать минут после нескольких часов напряженной работы еще куда ни шло, но дольше этого — солидный штраф и контракт под вопросом. Между прочим, меньше ста лет назад танец считался одной из самых удобных возможностей поговорить наедине.

Видя, что Снейп все еще колеблется, она осторожно провела рукой по его плечу, вкладывая в свой голос как можно больше нежности.

— Давайте! Боюсь, эти пятнадцать минут, все, что у нас есть, если только вы не собираетесь навестить меня вечером дома. Впрочем, я редко бываю дома вечерами…

— Я заметил, — скривился Снейп, неохотно кивнул головой, следуя традиции приглашения и, довольно грубо схватив Барби за руку, вытащил девушку на середину зала. В углу комнаты Марк, стоя на огромной лестнице, возился под потолком, не обращая никакого внимания на людей внизу. За последние три дня на старинные танцы он насмотрелся на всю оставшуюся жизнь.

Барби и Снейп замерли друг напротив друга посреди зала, сделали поклон. «Спокойно! — думал Северус. — Это просто. По крайней мере, мозгов у меня больше, чем у тех идиотов, что толпились здесь с утра, главное вспомнить, с чего начать… Все равно никто, кроме нее об этом не узнает. И зачем я пообещал не накладывать чары Забвения на эту глупую девчонку? Некоторые обещания все же стоит нарушать…».

К его удивлению, все оказалось не так сложно. Пройдя один раз весь рисунок танца, и начиная его заново, Северус почувствовал в себе силы заговорить.

— Итак, к делу, — заявил он жестким, не терпящим возражения тоном.

— Как вам будет угодно, — так же сухо отозвалась Барби, глядя Снейпу прямо в глаза и протягивая свою правую руку в белой перчатке к его правой руке. Они как раз выполняли одну из самых любимых ею фигур танца — поворот сначала правым потом левым плечом друг к другу, близко, но соприкасаясь лишь ладонями. — Стало быть, вы следили за мной?

— Я не понимаю, с чего вы это взяли! — прошипел он со все возрастающим напряжением в голосе, разворачиваясь к Барби левым плечом и чувствуя в своей руке ее маленькую ладонь. — В любом случае, это не имеет к делу никакого отношения!

— Если вы не успели заметить, я отличаюсь незаурядной наблюдательностью, — спокойно ответила девушка, делая несколько шагов в диагональ по отношению к Снейпу, обходя несуществующих (к счастью, ибо плащ мага развевался на ползалы) соседей по танцу. — В частности, — продолжала Барби, — от меня не ускользнуло ваше замечание, о том, что меня не бывает дома вечерами. Вы пришли искать меня во время съемок вместо того, чтобы ждать в моей квартире, когда я вернусь, значит, вы осведомлены о моем графике, — развернувшись лицом друг к другу, они сделали два шага вперед и шаг вправо, обходя партнера с таким расчетом, чтобы оказаться спиной к спине. — Следовательно, вы следили за мной, и знаете, что я возвращаюсь поздно и настолько уставшая, что разговаривать со мной бесполезно. Я права? — они синхронно развернулись лицом по направлению к выходу из зала, делая шаги вперед и поднимаясь на цыпочки.

— Быть правой — это единственное, что вас заботит? — с иронией в голосе поинтересовался Снейп.

Они сделали несколько шагов спиной назад и снова развернулись друг к другу.

— Считаю этот ответ за «да», — сказала Барби, снова подавая Снейпу правую руку.

— Лучше считайте шаги, — бесстрастно ответил он, глядя на Барби через плечо.

— С каких пор вы стали поборником чистоты искусства танца? — она протянула левую руку.

— С тех пор, как раз восемь подряд посмотрел как стадо баранов, которые топтались здесь с обеда, пыталось запомнить эти простейшие па.

— И впрямь, великая жертва!

— Пусть она не будет напрасной, будьте любезны начать отвечать на мои вопросы! — движения танца получались у него уже абсолютно автоматически. Недаром он все же выпил ложку «Феликс Фелицис» отправляясь сюда.

— Извольте!

— Внезапное появление и столь же внезапное исчезновение вашей сестры не вызвало никаких нежелательных вопросов? Сплетен?

— Нет.

— Дайте более полный ответ, мисс! — его слова были полны яда. Барби почувствовала себя ученицей на уроке.

— Я вас не понимаю, — ответила она ледяным тоном, наслаждаясь тем фактом, что Снейп вновь держит ее ладонь в своей, пусть даже на его лице в этот момент читалось крайнее раздражение.

— Ваши друзья ни о чем вас не спрашивали?

— Они такие же друзья мне, как ваши милые, Как-Вы-Их-Там-Зовете Пожиратели вам.

— Хорошо, ваши знакомые, — его злобный шепот напоминал урчание закипающего чайника, — они не интересовались вашей родственницей?

— Еще бы они не интересовались! Такое декольте, такой надменный взгляд царицы Египта, — Барби почувствовала, как Снейп сжал ее руку с такой силой, что на пальцах наверняка появился синяк, — конечно про нее спрашивали. Я сказала, что она была здесь проездом из Нью-Йорка и направилась к нашим друзьям в Ганновер.

— Ни у кого не возникло желания ее искать?

— Искать? — Барби удивленно подняла брови. — Вы, конечно, были очаровательны в образе моей сестры, даже более чем! — она отчетливо услышала, как он скрипит зубами от злости. — Но, поверьте мне, в этом городе достаточно хорошеньких девушек, к тому же более разговорчивых, чем моя так называемая «сестра»! Тем более, что люди, которые окружают меня, гораздо больше заняты собой, чем другими.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю! Журналисты, таблоиды, их интерес к вашей личной жизни!

— Ах это… Нет, ко мне они с этим не подходили. Даже если они проводили какое-то «частное расследование», вряд ли до сих пор тратят на это время. Ничего интересного они найти не могли, а такие издания занимаются только тем, что гарантированно будет продаваться. Я еще не настолько известна, чтобы они бросали все ради призрачной надежды найти на меня компромат.

— То есть, вы уверены, что проблем не будет? — с беспокойством, но уже без злости в голосе уточнил Снейп.

— Уверена, — спокойно ответила Барби.

— Что, ж спасибо, — сказал он, отходя на шаг и делая поклон — музыка смолкла, танец подошел к концу.

— За ответ, — спросила Барби, отвечая на его поклон реверансом, — или за танец?

В его взгляде сейчас не было ни злости, ни ненависти, ни отвращения столь привычных для Барби. Он смотрел на нее со странной смесью тревоги и обреченности в глазах.

— За то и за другое.

Завороженная, в который раз, его взглядом она не успела понять, что происходит, когда он, повернувшись на месте, с громким хлопком исчез. Она бросила быстрый взгляд на Марка, но его не было на приставной лестнице. Секунду спустя техник вошел в зал из коридора.

— Позабыл совсем, — сказал он, показывая какой-то инструмент, который держал в руке, — пришлось спуститься до первого этажа. Вы уже закончили репетицию? А то остальные, похоже, скоро появятся. Босс заявил, что вычтет у всех из зарплаты не просто по времени, сколько они гуляли, а за весь день, так что вот-вот набегут, голубчики.

— Да закончили, — растерянно ответила Барби. К счастью для нее Марк был слишком занят своей работой, чтобы увидеть, какое расстроенное выражение было в этот момент на лице девушки.

Рабочий полез обратно по лестнице к потолку, а Барби поспешно вышла, надеясь, против разумного, найти какой-нибудь тихий уголок, чтобы хоть пять минут побыть в одиночестве и прийти в себя.

Глава 4. Расследование Барби

Черт.

Черт, черт, черт! Почему «Феликс Фелицис» почти не работал? Почему из всей удачи, положенной ему согласно рецепту, единственное, в чем повезло — это не перепутать шаги во время танца! Глупость какая-то невероятная и сплошное НЕвезение. Ну почему именно сегодня они репетировали этот чертов бал, почему так долго не могли выучить танец, который на поверку оказался простейшим, почему, наконец, модели разбежались по закусочным, хотя им это в принципе не свойственно?! Да еще приперся этот рабочий, чтобы сделать ситуацию полностью абсурдной! Одно хорошо, вышел этот Марк вовремя, чтобы дать Снейпу возможность трансгрессировать до того, как… До того как что? До того, как появился кто-то еще, конечно же!

Северусу начинало казаться, что все это неспроста, что «Феликс» испортился и начал действовать в каком-то обратном режиме, хотя зельевар не представлял как это возможно, учитывая, что варил он его сам. Внутренний голос предложил рассмотреть все произошедшее как большую удачу — в конце концов, это был первый настоящий парный танец за всю его жизнь, однако Снейпу проще было поверить в то, что он ошибся в зелье, чем в то, что танец можно считать удачей. Тем более танец с эти кошмарным созданием. У которого даже ногти на руках не свои!

Ногтей он не помнил, он помнил только прикосновение шелковой перчатки к коже его ладони и тепло маленькой ручки под этой перчаткой. И точеные плечи, обрамленные белыми кружевами. И изящный поворот ее головы, когда, глядя друг на друга, они с Барби, делали поворот, взявшись за руки. И ее сияющие глаза, и причудливую, делавшую ее похожей на греческую статую, прическу из темных кос.

И обо всем этом нужно было забыть. Срочно. Немедленно. Если бы он мог попросить кого-нибудь наложить чары Забвения на Северуса Снейпа!

Все было очевидно, но он никогда не признался бы в этом никому, даже самому себе. В первую очередь, самому себе.

***
Это произошло так, как должно было произойти — внезапно. Она просто решила с пользой провести перерыв, вызванный необходимостью привезти октобоксы на съемочную площадку. Правда, перед этим пришлось выслушать ругань фотографа и его главного ассистента на новенького техника, который по ошибке осчастливил съемочную группу партией софтбоксов — штуковин в форме призм, надевавшихся на фотолампочки и дававших мягкий рассеянный свет. Однако, чтобы осветить толпу народа, которая была необходима постановщикам фотографии, дабы подчеркнуть масштабы главного холла, нужны были более мощные приборы — октобоксы, похожие вообще невесть на что. Судя по тому, как раскраснелся от крика главный ассистент и как побелел от страха незадачливый техник, времени у Барби было не так уж много — скорее всего, не больше чем полтора часа, необходимых несчастному новенькому, чтобы на дежурном грузовике съездить туда-обратно и исправить свою ошибку.

Добраться за это время до Паучьего тупика было немыслимо, и девушка решила использовать короткую передышку, чтобы купить несколько музыкальных дисков и пару книг, о которых давно мечтала. К счастью, она знала неплохое местечко в самом центре Лондона, где впритык друг к другу стояли маленький музыкальный магазинчик и большой книжный. Припарковав свою малютку-Пежо на тротуаре, Барби осторожно выбралась из машины, старательно расправила складки кремовых кружев своего длинного платья и, секунду подумав, вытащила с заднего сиденья оранжевый летний плащ. Он был совсем легкий, шелковый, но нынешним промозглым летом выходя на улицу хотелось закутаться хоть во что-нибудь.

После достопамятной прогулки стайки моделей в старинных костюмах по прилегающим к отелю улицам, костюмер хотел, было, выдавать платья и сюртуки только в обмен на паспорт или другой документ, однако появление странно одетых людей вызвало неожиданный эффект — прохожие заинтересовались тем, что происходит в отеле. Владелец отеля, своей привычкой всюду совать нос, каждый раз вводившей большую часть профессиональных рекламщиков в состояние шока, и в этот раз проявил себя во всей красе. Услышав, как байки о его гостинице распространяются по городу благодаря народной молве, он счел это хорошим знаком (пусть говорят, что хотят, лишь бы говорили) и с сияющим видом заявил, что модели теперь обязаны весь рабочий день ходить в костюмах, даже если уезжают на перерыв, нравится это им, или нет, ведь это отличный рекламный трюк! Модели не особенно протестовали — переодевание отнимало половину перерыва, а расходы на чистку одежды теперь брал на себя заказчик. Только костюмер чуть не сошел с ума от такого святотатства и расточительства, и частенько стал тихо как мантру, повторять себе под нос: «желание клиента — закон, желание клиента — закон….».

Именно поэтому в среду, тридцать первого июля Барби вышла на лондонскую улицу одетая как героиня романа Джейн Остен. Взгляды прохожих девушку не смущали, из-за ее профессии Барби вообще трудно было чем-либо смутить. Первым делом она подошла к банкомату. Мысли ее, как обычно, витали где-то далеко, поэтому, когда автомат начал в буквальном смысле сорить деньгами, она не сразу поняла, что происходит. Купюры лились потоком, и первым желанием Барби было засунуть их обратно в банкомат, что, разумеется, сделать не удалось. Придя в себя и внимательно посмотрев на распечатку счета, Барби пришла в ужас — она набрала лишний ноль и выгребла почти все деньги с карточки. Конечно, у нее были и другие кредитки, но их она предпочитала хранить и не трогать, а именно на эту карточку каждый месяц перечисляла необходимую сумму. Этой кредиткой она пользовалась каждый день. Как не повезло! Будь на карточке меньше денег, банкомат просто прекратил бы операцию, но нет — попала почти в яблочко, оставив на счету жалкие крохи. Кое-как спихав купюры в маленькую сумочку, Барби вернулась к машине, чтобы спокойно обдумать ситуацию. Но обдумать не получилось.

Она даже не поняла, кто именно это сказал, просто среагировала на знакомые слова: «Тот-Кого-Нельзя-Называть», сказанные тихим шепотом и как бы между делом. Она обернулась, мимо нее прошли и почти сразу исчезли два незнакомца, однако, будучи, при желании, довольно наблюдательной девушкой, Барби увидела ветхую дверь, за которой скрылись интересовавшие ее личности. Надо же! Барби почти вскрикнула от удивления — ей всегда казалось, что книжный магазин стоит впритык к музыкальному, но теперь она отчетливо видела между ними маленький неприметный бар, даже его вывеска — «Дырявый котел» была с трудом различима над входом. Не раздумывая, Барби ринулась внутрь.

Внутри было темно и обшарпанно. Народ сидел довольно странный, но никто не обращал на Барби внимания, и она порадовалась тому, что пришла сюда в костюме для съемок — благодаря своему длинному плащу девушка почти не выделялась среди этих мрачных субъектов с их мантиями, разве что выглядела немного наряднее. Ее персиково-оранжевая накидка ниспадала красивыми широкими складками, большой капюшон закрывал пол-лица. Единственным, что отличало Барби от окружающих, и она очень боялась, что кто-нибудь это заметит, было отсутствие волшебной палочки. Палочки держали в руках, палочки торчали из карманов, откуда их беспрестанно доставали, чтобы сотворить какое-нибудь мелкое волшебство (после трюков Северуса, простое «Акцио кубок» девушку нисколько не впечатляло), палочки лежали рядом с тарелками, когда их хозяева садились за стол…

Барби огляделась и увидела одного из тех незнакомцев, за которым вошла в эту дверь. Это был пожилой человек, с пушистыми седыми волосами и странными отметинами на лице, будто он перенес тяжелейшую оспу. Выражение темных глаз-бусинок чем-то напомнило Барби взгляд Северуса в тот момент, когда она впервые увидела его — то же отчаянье и безысходность. Вообще, настроение вокруг царило похоронное. Она пригляделась к незнакомцу повнимательнее — он производил впечатление человека милого и доброго, но, в то же время, раздавленного горем. Барби уже решила заговорить с ним, однако для приличия сначала подошла к барной стойке. Перед ней стояло несколько человек, и когда они расплачивались, Барби увидела, что деньги здесь другие. «Что ж, — подумала она, — придется немного доработать легенду, только и всего». Она развернулась и прямиком направилась к столику заинтересовавшего ее незнакомца.

— Простите, — с сильным французским акцентом сказала она, откидывая капюшон, — не могли бы вы мне помочь?

Пожилой джентльмен рассеянно взглянул на нее, очевидно не сразу собравшись с мыслями, затем сосредоточился и сделал приглашающий жест. Барби села за столик.

— Чем я могу вам помочь, дитя мое? — спросил незнакомец высоким хриплым голосом.

— Простите, что беспокою вас, но я совершенно не представляю… Это так сложно, я впервые в вашей стране…

— Вы из Франции? — заинтересовался собеседник, и по его виду она поняла, что он может начать расспрашивать об общих французских знакомых.

— Нет… Швейцария.

— Ах, — рассеянно протянул он, — стало быть, вы не с Делакурами приехали….

— Нет, я сама по себе, к жениху. Но он, понимаете, он, — она нарочно повторялась, растягивая звуки, словно подбирая подходящее слово, — он не хочет отпускать меня бродить одну, а мне так интересно! Я так хотела попасть… Посмотреть в Англии на… — она жестом показала на все вокруг, словно это был самый приятный в мире вид.

— Косую аллею, — услужливо подсказал джентльмен.

— Косую аллею, — согласно кивнула Барби, не имея представления, о чем идет речь. — Но он меня привел один раз, и больше у него нет времени, такой занятой, такой занятой! — она сделала большие глаза, и, прижав ладони к щекам, покачала головой. — Но столько всего интересного! Так хочу посмотреть, но ничего не знаю, даже не могу сама обменять деньги!

С наивной улыбкой она достала несколько купюр из сумочки, держа их веером в руке, всем своим видом давая понять — не знаю, что с этим делать.

— У меня много маггловских денег — жених говорит, ходи в маггловские магазины, а в волшебные опасно.

— Вообще-то он прав, опасно сейчас иностранцам в волшебном мире, — со вздохом назидательно произнес ее собеседник и добавил, — не сразу разберешься, что к чему… Он не в Министерстве Магии работает, ваш жених?

— Да! Он нея… незна… — она хотела показать, что не знает, как произнести правильно название профессии, однако пожилой джентльмен понял ее по-своему.

— Невыразимец.

— Да! — согласилась Барби, решив не спорить.

— Возможно, я с ним знаком, как его зовут?

— Кей, — ляпнула Барби первое, что пришло в голову — так звали героя «Людей в черном», с которым у нее прочно ассоциировался Северус. И поняв, что имени у этого персонажа не было вовсе, добавила наобум — Эдвард Кей. Но недавно работает.

Ее новый знакомый только покачал головой.

— Определенно не слышал. Кстати, меня зовут Додж, Эльфиас Додж, — Эльфиас Додж протянул ей руку.

— Женевьева Бене, — ответила Барби, протягивая руку в ответ. Собственное «имя» она изобрела по ассоциации со столицей Швейцарии.

— Очень приятно! — кивнул мистер Додж. — Итак, Женевьева, ваш жених мистер Кей действительно прав, предупреждая вас об опасностях, которыми наполнена сегодня Косая аллея, что же касается Лютного переулка, так рядом с ним лучше даже не проходить. Однако если вы твердо намерены пройтись по магическим магазинам сегодня, я советую вам обменять деньги у Тома, — Додж указал на бармена за стойкой. — «Дырявый котел» имеет право принимать к оплате маггловские деньги, поскольку обслуживает также родителей волшебников из маггловских семей. Им, понимаете ли, довольно сложно привыкнуть тут ко всему, обычно трудно дается первый визит в «Гринготтс»… Теперь-то, правду сказать, всем сложновато туда попасть, — Додж недовольно хмыкнул. — С тех пор как усилили меры безопасности, я предпочитаю обменивать деньги у Тома. Курс, конечно, не такой выгодный, но тратить полдня на общение с гоблинами еще хуже.

Услышав про гоблинов Барби вздрогнула, но на словах «тратить полдня» снова собралась — и так уже ясно, что опоздает на съемку, нужно постараться, чтобы это опоздание не было уж слишком вызывающим.

— Вы так добры! — она расплылась в искренней улыбке, ей не нужно было притворяться, чтобы поблагодарить этого милого джентльмена. — Это очень хороший совет, что вы мне дали, спасибо!

— Ну что вы, — Эльфиас Додж смущенно опустил глаза, и Барби в который раз с благодарностью подумала о своем природном обаянии, — мне ничего не стоит помочь, тем более гостье. Я, кстати, собираюсь на Косую аллею прямо сейчас, не желаете пройти вместе со мной, вам, возможно, с непривычки будет трудно.

Барби опять мило улыбнулась в ответ, однако внутренне вся сжалась. Что значит «пройти»? Пройти куда? И почему это должно быть трудно? Все с той же милой улыбкой она предоставила мистеру Доджу уладить вопрос с деньгами, обменяв почти две трети того, что выгребла сегодня из банкомата, и проследовала за волшебником на крошечный задний двор — каменные стены и урна. Барби все еще внутренне дрожала от страха, а Эльфиас Додж тем временем вынул волшебную палочку, что-то считая про себя, постучал по одному из кирпичей, и на глазах у изумленной девушки в стене появился проход. Ее спутник галантно отступил, позволив Барби первой пройти под каменной аркой и ступить на мостовую. *** «Возможно, когда-то Косая аллея действительно была интереснейшим местом, — подумала Барби, глядя на ряды магазинчиков с заколоченными дверьми и пыльными витринами. — Но ее лучшие дни явно в прошлом».

Эльфиас Додж распрощался с ней почти сразу после того, как они вышли на Косую аллею — к нему подошел знакомый, явно не желавший разговаривать на открытом пространстве. Старый джентльмен, несколько раз повторив, как ему жаль лишиться общества такой милой девушки и желая ей приятного дня, раскланялся со всей учтивостью, которую Барби только могла представить. Наконец ее оставили одну, и девушку это очень порадовало. Ей было приятно пообщаться с Доджем, но в его присутствии она все время боялась сделать что-то не так и раскрыть себя. Теперь можно было немного расслабиться. Еще раз оглядевшись по сторонам, Барби уверенно двинулась вперед — искать то место, где она была уверена, найдется немало интересного — Лютный переулок.

Во-первых, Додж строго-настрого запретил туда ходить, а самым верное средством заставить Барби сделать что-нибудь, было запретить ей это делать. Во-вторых, оказавшись в мире волшебников, Барби осознала настоятельную необходимость обзавестись волшебной палочкой. Пусть она не сможет ею пользоваться, всегда можно наврать, что болит рука, или что-то в этом духе, но с первого взгляда на публику в Дырявом котле девушка поняла, что совсем без палочки будет выглядеть подозрительно. Здраво рассудив, что в обычном магазине ее чуждость волшебному миру может стать очевидной, она решила найти лавочку такого сорта, где дела клиентов не особо интересовали бы продавцов (обычно, в обмен на отсутствие интереса клиентов к происхождению товара, который запросто мог оказаться краденым).

Лютный переулок нашелся довольно быстро, правда Барби вряд ли смогла бы увидеть его без посторонней помощи. Однако к счастью пока девушка стояла на Косой аллее, глазея по сторонам, к ней подошла неопрятного вида старуха, несущая поднос со странными, довольно уродливыми побрякушками.

— Амулеты, мисс! Покупайте, пока не поздно! Остались последние! Этот простенький камушек защитит вас от оборотня и василиска… — дребезжал голос старой ведьмы. Барби не верила ни единому слову, но все же приобрела какую-то безвкусную вещицу только для того, чтобы спросить дорогу. Старуха, довольная тем, что ей заплатили не торгуясь, проводила Барби до самого Гринготтса, за которым начинался Лютный переулок. Барби недоверчиво покосилась на существо, стоящее у входа в здание белоснежного мрамора, однако, прочитав «Банк Гринготтс» и сопоставив это с тем, о чем говорил Додж, она поняла, что видит гоблина. «Надо же! — подумала девушка, накидывая капюшон, чтобы скрыть лицо, — Вот уж не думала, что увижу в своей жизни такое!».

Лютный переулок оказался узким настолько, что дневной свет не проникал сюда дальше крыш мрачных зданий, оставляя в тени выщербленную мостовую. Полумрак, сырость, витрины с товаром, при одном взгляде на который хотелось с криком бежать подальше — вот что представляла собой эта «волшебная» улочка. Как и на Косой аллее поражало полное отсутствие прохожих. Зловещая тишина сгущалась вокруг Барби, казалось, в воздухе витает предчувствие чего-то страшного, что должно в скором времени произойти.

Барби остановилась около большой лавки «Горбин и Беркс», в витрине которой красовались кости разных размеров, по некоторым признакам человеческие (во всяком случае, так показалось девушке). Посмотрев напротив, она увидела выставленные за стеклом засушенные головы. «Интересное у них представление о том, как привлечь покупателей!», — хмыкнула про себя Барби и продолжила свой путь. Наконец она увидела то, что ее на самом деле заинтересовало — маленькая лавчонка, с криво висящей дверью и покосившейся вывеской «Товар из вторых рук для вашей выгоды». То, что нужно!

Внутри было так темно и грязно, что Барби сперва не могла толком разглядеть, где оказалась. Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела деревянный прилавок, накрытый засаленной зеленоватой тряпкой. За прилавком виднелись ряды стеллажей уставленных самыми разными предметами совершенно непонятного назначения. Продавца нигде не было видно. Барби громко кашлянула, из проема между стеллажами показался совершено невзрачный тощий субъект в серой мешковатой одежде и коричневом заляпанном переднике. Когда продавец попытался изобразить угодливую улыбку покупательнице, выяснилось, что его рот грешит отсутствием зубов, точнее зуб виднелся всего один — он криво поблескивал в тусклом свете, едва проникавшем через открытую дверь.

— Што угоно милой баышне пгиобгешти в моем савенении? — проскрипел хозяин лавки.

— Мне нужна волшебная палочка, — спокойно уверенно и с достоинством проговорила Барби, после нескольких секунд молчания, которые потребовались на то, чтобы разобрать адресованный ей вопрос.

Обладая способностью видеть людей насквозь, легко выявлять их слабые стороны, она поняла, что этот человек принимает ее за особу наделенную властью, прежде всего из-за ее дорогого костюма. Барби не стала разочаровывать владельца магазина и продолжала вести себя так, словно она по меньшей мере родственница королевы, излучала надменность и бесстрашие.

Продавец почтительно кивнул, прошел в дальний конец прилавка, что-то поискал на нижней полке стеллажа и наконец вернулся к Барби с большой плоской картонной коробкой, в которой беспорядочно валялись несколько деревянных палочек, таких же гладких, как у Северуса, но разных размеров и цветов.

— Так, — тоном знатока спросила Барби, — что у нас здесь?

— Ива, — промямлил продавец, доставая из коробки первую попавшуюся палочку, — шерце гакона.

— Сердце дракона? — спокойно повторила Барби, как бы уточняя, и беря палочку в руки. Палочка ей не понравилась. Девушка сама не знала, чего ждала, особенно вспоминая слова Северуса: «Вам эта вещь все равно ничем не поможет», но она не забыла едва ощутимое тепло, которое почувствовала от палочки волшебника за те несколько секунд, что держала ее перед его носом, дразня Снейпа. «Возможно, — думала девушка, — так было потому, что тогда он только что колдовал», но она решила перепробовать все имеющиеся в этом магазине палочки, просто из интереса.

— Нет, — сказала она, возвращая палочку продавцу, — это не то.

Он пожал плечами и предложил ей следующую — бук и перо феникса, однако и она не приглянулась Барби, равно как и остролист с шерстью единорога. Не подошла ей и тонкая палочка из клена с волосом вейлы (если бы Барби еще знала — что это такое). Когда дело дошло до последней палочки — остролист с сердцем дракона, которую Барби также крутила без всякого интереса, понимая, однако, что надо на что-то согласиться, продавец вдруг поднял вверх указательный палец и со значением вскинул брови.

— Ешть, — промямлил он, — еще огна. Но пшеупшежаю ваш, это ошшень горого!

— Очень дорого? — губы Барби искривились в презрительной высокомерной усмешке. — Надо было с нее и начинать. Мне не нужна дешевка.

Продавец кивнул и скрылся в темном проеме между стеллажами. Через пару минут он вышел обратно, бережно сжимая в руках продолговатую коробочку, обитую черным бархатом, с отделкой из золотистого металла по краям. Это было невероятно — в такой замызганной лавке увидеть нечто настолько красивое и, как показалось Барби, величественное. Девушка почувствовала, как ее сердце забилось сильнее при одном взгляде на эту вещь. Наконец продавец поставил коробочку на прилавок и открыл ее. На красном бархате лежала тонкая желто-золотистая палочка. Ее поверхность не была ровной, как у тех, что Барби видела прежде. Эта палочка была вырезана в форме спирали и оттого походила на большой деревянный шуруп с острым концом и изящной рукояткой. Барби медленно взяла палочку в правую руку, и тут же в пальцах почувствовалось легкое покалывание и тепло. Это тепло было намного сильнее того, что исходило от палочки Северуса. Барби казалось, что витая палочка соединилась с ее кистью, стала с ней одним целым. По руке пробежала дрожь, захотелось немедленно взмахнуть и сделать нечто такое…

Подчиняясь этому порыву, Барби резко подняла руку и со свистом разрезая воздух сделала непонятное даже ей самой движение — палочка потеплела еще сильнее, ее кончик засветился, а в следующую секунду помещение наполнил нестерпимо яркий золотистый свет. Огненный шар, размером с обычный воздушный шарик, поднялся к потолку, осветил убогое неприглядное помещение, завис на несколько секунд под кривой люстрой и рассыпался золотистым дождем на мириады частичек, осевших на пыльных стеллажах. Старье, что лежало на полках перестало казаться старьем. Каждая вещь засияла внутренним светом, словно наконец-то получив возможность показать — я не просто забытое, никому ненужное барахло, а волшебный предмет! Барби огляделась по сторонам — сколько же здесь было всего! И как это все было интересно!

Не обращая внимания на изумленного хозяина лавки, она подошла к стоящему в дальнем углу шкафу, который прежде невозможно было заметить. За дверцами шкафа было что-то, что звало девушку, ее руки сами собой распахнули дверцы и потянулись к странной материи. Вытащив интересующую ее вещь на свет, Барби обнаружила, что ткань в ее руках переливалась, принимая цвет того, на фоне чего оказывалась. «Дезилюминационные чары!» — подумала девушка и сама поразилась тому, что наконец-то выучила это странное слово.

— Мантия-невижимка, — наконец обрел голос продавец.

— Без вас вижу, что невидимка, — презрительно фыркнула Барби. Голос продавца вернул ее к реальности, она вспомнила, что должна вернуться на съемочную площадку, а ведь есть еще кое-что, что ей хотелось бы приобрести. — Я беру ее, и, разумеется, палочку. Продавец назвал цену. Барби, которая, еще наблюдая за обменом денег, успела немного разобраться в здешней системе, выудила из кошелька больше половины того, что обменяла в «Дырявом котле» и небрежно бросила монеты (бумажных денег в волшебном мире, похоже, не наблюдалось) на прилавок, который, благодаря ее волшебству уже не казался таким мрачным и засаленным. Продавец отсчитал причитающуюся ему сумму, под пристальным взглядом Барби отодвинул несколько монет в сторону, возвращая их владелице, и подобострастно поклонился. Барби уже начала собирать оставшиеся на прилавке деньги, когда из дальнего угла что-то словно подмигнуло ей. Девушка присмотрелась и увидела странную книгу. Древняя на вид, светло-бежевая потрескавшаяся кожаная оболочка была покрыта параллельными горизонтальными рядами черной бахромы, а на корешке виднелось нечто похожее на маленькие брюссельские капусточки, с той только разницей, что были они из того же материала, что и сама обложка — светло-бежевая кожа.

— Пожалуй, — лениво протянула она, — я захвачу еще и это, — она указала на книгу.

— Гешять шиклей, — кланяясь ответил продавец. Насколько Барби успела запомнить, сиклями назывались серебряные монетки. Барби добавила еще две к тем восьми, что уже лежали на прилавке и ей вручили книгу.

— Так, атеперь живо придумай мне что-нибудь, чтобы я могла это донести, или в твоем магазине покупатели должны сами об этом заботиться? — надменно проговорила девушка, прекрасно понимая, что только игра в высокомерную гордячку может оправдать то, что она не наколдовала себе сумку. Продавец вытащил из-под прилавка оберточную бумагу не самого лучшего вида, но довольно прочную, упаковал в нее коробочку для волшебной палочки (саму палочку Барби уже упрятала в просторный карман плаща), завернул мантию-невидимку и книгу, положив одно на другое, связал все в узел, и протянул покупательнице. Барби взяла свертки и направилась к выходу, но уже у двери развернулась и спросила:

— Да, а что за палочку ты мне продал? Ты так и не сказал из чего она.

— О, мэм! Это осина и огненная птиша.

— Осина и огненная птица? Ты хочешь сказать — феникс?

Продавец покачал головой.

— Огненная птиша. Вы можете пжочитать в книге, мэм, — прошамкал продавец, указывая на сверток в руках Барби, — это вше от ожного,… хм,… клиента: и палошка, и книга.

— Благодарю, — все так же надменно отозвалась Барби, — прощайте.

Она развернулась и, наконец, покинула лавочку, опасаясь, что незнание о разнице между фениксом и огненной птицей может выдать ее.

Пройдя быстрым шагом по Лютному переулку и почти выбежав на Косую аллею, Барби остановилась позади сияющего белым мрамором банка, и устало привалилась к стене стоящей рядом заколоченной лавочки. Только сейчас она начала понимать, что случилось. Она колдовала! Она взмахнула волшебной палочкой, и из-за этого что-то произошло! Там, в магазине все казалось таким естественным, таким нормальным, но теперь…

Барби глубоко вздохнула и заставила себя не обдумывать произошедшее. Для этого будет время потом, сейчас есть более важные дела. Почему-то она не была уверенна, что сможет еще раз так же легко оказаться здесь, а своей интуиции девушка всегда доверяла. Она огляделась по сторонам — на улице по-прежнему никого не было. Барби пошла вдоль череды домов, выискивая что-нибудь похожее на книжную лавку. Наконец таковая нашлась — «Флориш и Блоттс» напомнил Барби гостиную в доме Северуса, казалось, магазин состоял из книг. Девушка не удивилась бы, узнай она, что и крыша здесь держится не на стенах, а на стопках фолиантов.

Зайдя внутрь, Барби легко нашла продавца — он занимался тем, что распаковывал большие пачки книг, очевидно недавно к нему поступивших, и расставлял товар по полкам. Барби уже успела присмотреться к ценам и поняла, что оставшихся у нее денег вполне хватит, чтобы купить по меньшей мере метровую стопку книг.

— Простите, — обратилась к продавцу Барби, решив вновь прибегнуть к своему французскому акценту, не могли бы вы… мне нужно…

— Да мадам?

Барби на ломанном английском объяснила, что хочет сделать подарок своему племяннику, который в этом году идет в школу. Нет, не только учебники для первого курса, но и те, что понадобятся потом. Продавец заметил, что когда меняются преподаватели в Хогвартсе (Барби поняла, что это название школы), они могут изменить и список рекомендованной литературы, но есть предметы, по которым годами покупают одни и те же учебники, их он и рекомендует приобрести. Барби согласно кивала головой, пока продавец с помощью волшебной палочки откладывал для нее «Пособие по трансфигурации для начинающих», «Теорию магии», «Учебник по волшебству» и другую учебную литературу. Она не протестовала, когда ей предложили кое-что для дополнительного чтения, и ее стопка пополнилась «Историей Хогвартса», «Развитием и упадком Темных искусств» и «Величайшими событиями волшебного мира в двадцатом веке».

Нагруженная покупками девушка снова вышла на улицу и поспешила к тому месту, откуда, как она помнила, можно было попасть в «Дырявый котел». Барби искренне надеялась, что для выхода не требуется никакого волшебства — в конце концов, с этой стороны проход выглядел обычной аркой. Благополучно добравшись до бара, девушка, наконец, посмотрела на часы и глазам своим не поверила — у нее было еще полчаса до начала съемок. Это казалось невероятным, но все путешествие по Косой аллее заняло не больше часа. Очень надеясь, что не ошиблась в расчетах, Барби села за тот самый столик, за которым до этого сидела с Эльфиасом Доджем и, заказав тыквенный сок (просто услышала это название от посетителя рядом), принялась подсчитывать время. Так, минут десять на разговор с Доджем и обмен денег, потом они вышли на Косую аллею. Еще минут десять на дорогу до магазинчика в Лютном переулке…

От подсчетов ее отвлек шум за соседним столиком. Она оглянулась и увидела двух рыжих, похожих друг на друга как две капли воды парней в костюмах из какого-то странного блестящего материала, скорее всего, из кожи. Они резко контрастировали с окружающей обстановкой — в «Дырявом котле», как и на Косой аллее, по-прежнему царило мрачное, похоронное настроение, но близнецы, казалось, не замечали этого. Они смеялись, шутили, подкалывали друг друга. Барби вслушалась в их речь и поняла, что они говорят о чьем-то дне рождения, о том, понравятся ли их подарки, и о том, что это наверняка будет приятнее, чем предстоящая назавтра свадьба некого Билла. Вдруг комната огласилась приветственными криками — на скамейку рядом с близнецами уселся чернокожий парень, которого братья по очереди похлопывая по плечу называли «старина Ли». Ли очевидно собирался рассказать близнецам, куда он ездил в этом месяце, потому что речь зашла о путешествии, но тут произошло нечто ужасное — один из братьев потянул руку к волосам, очевидно собираясь убрать их за ухо, но уже подняв прядь, раздраженно бросил руку вниз, однако Ли и сидящая за соседним столом Барби, успели увидеть маленькую дырочку там, где должно было быть ухо. Но уха не было. Барби вздрогнула, и быстро отвернулась, чтобы близнецы с их другом не успели увидеть, как она смотрела на них. Но людям за соседним столом не было дела до Барби. Она услышала как Ли вскрикнул: «Джордж, что с тобой?» и сдавленные ругательства самого Джорджа. Второй близнец шепотом одернул Ли:

— Тихо, нечего об этом орать!

— Фред, хоть ты объясни…

— Объясню, только не ори! — Фред мрачно огляделся по сторонам, Барби делала вид, что погружена в чтение «Истории Хогвартса». Убедившись, что все вокруг заняты своими делами, Фред продолжил. — Работа Снейпа.

Барби похолодела. Этого не может быть, не должно быть… Он не мог этого сделать… Фред тем временем продолжал:

— Понимаешь Ли, когда мы охраняли сегодняшнего именинника — ты понимаешь о ком я, — на пути из его бывших апартаментов в новое укрытие, Джорджу встретился один старый знакомый, которого давно следовало бы упрятать в Азкабан за один только внешний вид — этот червяк с сальными патлами, наш бывший профессор. Видимо, после того как прикончил Дамблдора, вошел во вкус, — голос Фреда был мрачным, ушла та веселость и легкость, которая привлекла внимание Барби несколько минут назад. В тоне молодого человека слышалась откровенная ненависть, впрочем, как и в тоне его брата, когда он заговорил.

— Я еще расквитаюсь с ним за это. И за Дамблдора. Ему бы уже теперь досталось, но этот трус напал со спины, а ситуация была не та чтобы… Слушай Ли, давай-ка лучше зайдем к нам в магазин, там будет спокойнее.

Братья и их друг встали и покинули «Дырявый котел» через дверь, ведущую к проходу на Косую аллею, а Барби все сидела, судорожно сжимая в руках «Историю Хогвартса», не в силах поверить в то, что услышала…

Ее сил еще хватило на то, чтобы спросить Тома, хозяина бара, есть ли у него газеты за прошлую неделю, мотивируя это интересом иностранки к жизни современного английского магического сообщества. Том не только отдал ей стопку газет за прошлый месяц, но и помог донести покупки до машины, не переставая удивляться, как хрупкая девушка управляется с этим хитроумным маггловским транспортным средством.

Барби с трудом разбирала дорогу и чудом не попала в аварию по пути к отелю. Но подъехать к зданию ей так и не удалось — улицу перегораживали пожарные машины. Еще никогда пожар на съемках не случался так кстати, пришло в голову Барби, но она тут же одернула себя: какое «кстати», ведь люди могли пострадать. Она вылезла из машины и направилась к группе, стоящей за пожарным ограждением.

Первым обнимать ее кинулся костюмер, затем фотограф, затем вся съемочная бригада и все модели. Оказалось, что треклятые октобоксы пострадали при скоростной перевозке, и один из них в итоге загорелся. Когда все выбежали на улицу, не было только Барби, за нее страшно переволновались, а сейчас костюмер безумно ей благодарен за то, что она так вовремя уехала — ведь ее костюм единственный не пострадал от пены и воды, выпущенных пожарными…

Барби вяло поблагодарила коллег за беспокойство о ней, затем зашла через черный ход в отель — пожар был пустяковым и затронул лишь холл, что, впрочем, откладывало продолжение съемок на несколько недель, переоделась в свою повседневную одежду, не забыв вынуть волшебную палочку из кармана плаща и положить ее в футляр, и отправилась домой. Девушке необходимо было остаться одной и подумать. *** Следующие сутки Барби провела, запершись у себя дома. Вернувшись с покалеченной пожаром съемочной площадки, она отключила все телефоны — и обычный городской, и недавно появившееся чудо техники — мобильный. Она с остервенением набросилась на толстенную «Историю магии», однако, осознав, что последние события в этой книге датированы концом девятнадцатого века, переключилась на «Величайшие события волшебного мира в двадцатом веке». Она искала темного волшебника, которого боялись настолько, что даже не произносили вслух его имени. Сперва она решила — речь идет о Гриндевальде, но потом прочитала, что этот темный маг был побежден Альбусом Персивалем Ульфриком Брайаном Дамблдором еще в сорок пятом году. Было нечто знакомое в этом имени, но Барби не могла понять, что именно. Она определенно не видела раньше изображенного на портрете волшебника с длинными седыми волосами, не менее длинной бородой и пронзительно-синими глазами, глядящими на девушку сквозь очки-половинки. Это лицо излучало тепло и доброту, даже будучи нарисованным, хотя, надо отдать должное магическим книгам, картинки здесь были действительно живыми, что сильно напугало бы Барби, не познакомься она прежде с говорящим портретом. Книжные иллюстрации, к большому сожалению Барби, не разговаривали. Она была уверена, что этот самый Альбус Персиваль и как его там еще, многое мог бы объяснить ей. Надпись под портретом гласила: «В настоящее время директор Школы чародейства и волшебства ”Хогвартс”».

— Интересно было бы встретиться с ним, — подумала Барби, не замечая, что вместо поиска информации о темном волшебнике увлеклась историей Дамблдора. Проникаясь все большим уважением к этому человеку, Барби, наконец, дошла до описания его борьбы с новым темным волшебником, начавшим наступление на магическое сообщество примерно через двадцать лет после падения Гриндевальда. Его имя упоминалось лишь однажды — Вольдеморт, дальше даже книга, которая не могла произнести это имя вслух, именовала его «Вы-Знаете-Кто» и «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Барби этот страх перед именем показался по-детски смешным, и она с радостью прочитала, что одним из немногих, кто никогда не опасался называть монстра по имени, был тот самый Дамблдор, как писали о нем в этой книге «…единственный, кого всегда боялся ”Сами-Знаете-Кто”». Ну, что ж, раз он до сих пор кого-то боится, значит, не так уж плохи дела у светлой стороны, как говорил об этом Северус (что-то такое с ним связано неприятное — не важно, не сейчас…).

Кстати, почему книга говорит о Вольдеморте, как о побежденном? Действительно Северус упоминал, что это чудовище вроде одно время как будто умерло. Барби переключилась на «Развитие и упадок Темных искусств» и надолго зачиталась историей восхождения Вольдеморта к власти и его сокрушительного поражения нанесенного годовалым мальчиком. Мальчиком по имени Гарри Джеймс Поттер. Который родился тридцвть первого июля тысяча девятьсот восьмидесятого года…

— Тридцать первое июля — что-то знакомое… Да, ведь это же сегодня! Точнее, — Барби посмотрела на часы, — уже вчера…

«Вчера у этого мальчика был день рожденья, — с улыбкой подумала Барби, глядя на книжную страницу с портретом годовалого темноволосого карапуза с удивительными зелеными миндалевидными глазами, — ему теперь семнадцать. Интересно, как поздравляют героя магического мира? Да ведь там написано, что его родители погибли в ту ночь, когда он победил Вольдеморта… Но наверняка у него есть кто-то кто его опекает, наверняка они устроили ему праздник, подарили кучу подарков… Подарки?… Что-то связано с этим, что-то очень важное…».

Барби подскочила на месте, словно очнувшись ото сна, и огляделась вокруг. Она лежала на коврике перед почти погасшим камином, вокруг валялись новые магические книги. Она совершенно отчетливо вспомнила, почему начала читать их и удивилась, как могла настолько отвлечься — видимо, книги действительно волшебные, но все же… Как можно было зачитаться и забыть, что подозреваешь человека, в которого влюблена, в ужасном преступлении, возможно даже не одном. Что-то там они говорили… прикончил, вошел во вкус? «После того как прикончил Дамблдора, вошел во вкус» — отчетливо прозвучал у нее в голове голос того из рыжих братьев, которого звали Фредом. Нет, только не это…

Она вскочила, перевернув стоящую на ковре чайную чашку, к счастью уже пустую. Этого не может быть, ведь в книге сказано, что Дамблдор директор волшебной школы сейчас. «Да, но там и мальчику годик, а сейчас семнадцать, — возразил внутренний голос. — Мальчик, которому сейчас семнадцать, которому должны дарить подарки» — забравшись обеими руками в свою густую шевелюру, Барби нервно массировала голову, заставляя себя думать. Она вспомнила про слова близнецов именно после того, как подумала о подарках. Потому, что братья говорили о ком-то, у кого был день рожденья. Потому что этого кого-то пришлось охранять на пути из одного места в другое. И их преследовали, и нанесли рану этому веселому парню — Джорджу. И они говорят, что это сделал Снейп. Но, возможно, это всего лишь совпадения, чудовищные совпадения, или есть кто-то с такой же фамилией. Северус не мог… просто не мог покалечить этого Джорджа, тем более не мог убить такого человека, как Дамблдор.

От всего этого можно было сойти с ума. Барби посмотрела на часы и поняла, что уже полдень: «Наступил последний месяц лета» — автоматически отметила девушка. Она читала всю ночь и все утро, голова раскалывалась, хотелось спать, мысли путались, но ей казалось жизненно необходимым прояснить дело до конца. Она взяла с журнального столика ручку и бумагу и принялась чертить схемы того, что ей известно. На одном листе она записала основное, что запомнила о Дамблдоре, включая его смерть, поставив это под вопросом. На втором листе — все, что ей удалось выудить из книг о Гарри Джеймсе Поттере, а также ее собственные догадки по поводу его путешествия незадолго до дня рождения и участия в этом рыжих близнецов. На третьем — все, что она знала о Северусе, его принадлежность к сопротивлению, его тайная миссия…

Но говорил ли он правду? Точнее, что было большей правдой — то, что он хочет помешать этому, как он его называл, Темному Лорду, или то, что он может быть очень жестоким, пытать или даже убивать людей. Конечно, она предположила, что это заставит его страдать, но что если она ошиблась? Что если в душе он давно переступил черту, за которой перестаешь чувствовать боль других? Барби похолодела от этой мысли. Что если она помогала преступнику, что если, несмотря на все благие намерения, она подставила под удар ни в чем не повинного премьер-министра? Барби уже готова была сорваться с места и со всех ног броситься разыскивать Кингсли, но ее взгляд упал на газеты. Есть еще один источник информации, почему бы им не воспользоваться? Несмотря на головокружение и ноющую боль в глазах Барби снова села на пушистый персидский ковер, подбросив дров, разожгла огонь в камине и придвинула к себе пачку газет.

«Ежедневный пророк», выпуски которого лежали сейчас перед Барби, подтвердил худшие ее опасения — Дамблдор действительно был мертв. Но обстоятельства его смерти оказались настолько туманны, что это вселило в Барби крошечную надежду — что, если журналисты правы? В конце- концов, Барби не знала Гарри Поттера настолько, чтобы быть уверенной — он не совершал убийства. Ну, мало ли что герой, с героем в процессе взросления тоже многое может случиться… Что если она просто перепутала — кто здесь на темной стороне, кто на светлой.

Вскоре ее сомнениям суждено было развеяться. Она наткнулась на большую посвященную Альбусу Дамблдору статью, озаглавленную «В память…», подписанную не кем иным, как Эльфиасом Доджем. Она говорила с этим человеком, видела его и теперь, читая строки, которые он написал о директоре волшебной школы и своем близком друге, девушка буквально слышала интонации автора, видела перед собой его печальные, полные душевной муки глаза.

Несколько номеров спустя Барби обнаружила другую статью, также полностью посвященную директору Хогвартса. «Дамблдор — наконец-то правда?» — гласил заголовок. То, с каким пренебрежением автор статьи и героиня интервью — некая Рита Скитер отзывались о Додже, как легко эта Скитер рассуждала о жизни великого волшебника Дамблдора — словно речь шла не о судьбе человека, а о занятной задачке в учебнике, вызвало у Барби острый приступ отвращения. Она сразу поняла истинную цену газеты, которая позволяла себе публиковать подобное, поняла, что версию «возможно Дамблдору помог умереть Мальчик-Который-Выжил» придумала или сама Скитер, или ей подобные. Поняла, что к этой газете нужно применить те правила, которые она обычно применяла при чтении таблоидов, красочно описывающих ее мифического третьего мужа.

После того, как Барби поделила информацию на подтвержденные факты и неумные домыслы Скитер, ей оставалось только одно — признать, что Северуса обвинили не только близнецы Джордж и Фред, но и сам Гарри Поттер, который Снейпа, похоже, сильно недолюбливал. Конечно, у Северуса скверный характер, но это вряд ли может служить причиной, чтобы необоснованно обвинить человека в убийстве. Сам Гарри Поттер, похоже, в это верит.

Голова Барби все больше раскалывалась, она вытянулась на ковре, еще пытаясь читать «Пророк», но сама не заметила, как газета выпала из ее рук, глаза закрылись. Девушка погрузилась в сон. Она проснулась поздно вечером, ближе к ночи. Головная боль по-прежнему не отступала. Барби глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Впрочем, единственный разумный в данной ситуации выход, как ей казалось, она нашла еще днем — нужно разыскать Кингсли и во всем ему признаться. Возможно, то, что она натворила, еще не поздно исправить. Она снова взяла в руки «Развитие и упадок Темных искусств».

— Значит, вот кому ты служишь… — нахмурившись, чтобы не расплакаться от боли, никак не связанной с головой, но поселившейся где-то в области сердца, проговорила Барби, подбрасывая дрова в камин. — Вольдеморт. Ты настолько труслив, что, даже выставляя себя сторонником этого Дамблдора, боялся последовать его примеру и назвать это чудовище по имени… Вольдеморт — полет смерти… Какая глупость…

Сидя на ковре, она откинулась на кресло, продолжая смотреть на огонь и размышляя, как лучше всего связаться с Кингсли. Внезапно пламя в камине полыхнуло зеленым, от него полетели искры. Барби закрыла лицо руками, защищаясь от огня, но, услышав странный звук, вскочила на ноги, перестав прятать лицо. Она на секунду задохнулась от ужаса — перед ней из камина появился Северус Снейп.

Глава 5. Прощание с прошлым (часть 1)

Несмотря на шок, Барби про себя отметила, что Северус, с момента их последней встречи, сильно изменился. Сейчас он выглядел так ужасно, словно провел лет двадцать в наглухо закрытой каменной темнице. Его и прежде резкие черты стали невероятно жесткими, глаза, взгляд которых раньше пугал темной пустотой, смотрели так, словно уже не рассчитывали увидеть в мире нечто радостное и светлое. Все его тело — ссутулившаяся спина, сжатые ладони, сдвинутые брови — каждая деталь внешности кричала: «Жизнь — это слишком больно для меня». Обвинения, которые Барби хотелось бросить ему в лицо еще несколько минут назад, застряли в горле. Она не шелохнулась в то время, как появившийся из огня Северус первым делом огляделся вокруг и с невероятной точностью направил в одну из красивейших ваз эпохи Мин зеленый луч. «Авада Кедавра!» — погремел его голос. Это заставило Барби прийти в себя. И дело было не в вазе, тем более, что Снейп лишь повторил ее «подвиги» в его доме. Дело было в том, что Барби вспомнила слова «Авада Кедавра» — заклятие, которым монстр по имени Вольдеморт пытался убить Гарри Джеймса Поттера, заклятие, которым сам Снейп, если верить все тому же Поттеру, убил Альбуса Дамблдора. Упреки и сомнения, копившиеся на протяжении последних суток, хлынули как прорвавшая плотину река.

— Если это предназначалось мне, — медленно проговорила Барби с холодной яростью в голосе, — то вы, малость, промахнулись, профессор Снейп. Ведь вы профессор, не так ли? Или за убийство директора школы вас все же удосужились уволить?

Северус отвернулся от осколков вазы и посмотрел девушке в лицо. Она невольно отшатнулась — его глаза безжизненные и пустые затягивали рвущимся из них отчаянием в кошмарное «никуда». Ей захотелось сбежать на край света, лишь бы не встречаться с ним взглядом.

— Как вы посмели произнести это имя, — его голос поднимался от яростного шипения до крика, — откуда вы узнали его?! Или здесь есть еще кто-то?

— Можете не волноваться, свидетелей не будет, я здесь одна! — Барби тоже сорвалась на крик. — Можете прикончить меня как вашего старика-директора, только сначала ответьте на вопрос, на кой черт на самом деле вам понадобился премьер-министр?! Во что вы впутали меня?! Я хочу знать, за что именно вашими стараниями отправлюсь в ад, как только вы примените на мне эту иллюминацию! Давайте, чего вы ждете?! Вперед!

Лицо Снейпа было непроницаемо, но что-то дрогнуло в его глазах при упоминании о Дамблдоре. Если бы Барби не была так увлечена своей речью, она могла бы заметить, что причинила Северусу невыносимую боль. Словно провели острой бритвой по успевшей лишь немного затянуться ране. Снова видеть яростные, полные праведного гнева глаза, слышать горячие и до боли знакомые выкрики «Давай же! Если ты убил его, убей и меня!» — как будто Северусу было мало собственных упреков. Как будто он не просыпался каждый день, вспоминая всех их — тех, кто погиб по его вине, а тем более от его руки, — и думая: «Лучше бы я умер!».

— Сейчас у меня нет времени разбираться с тем, откуда вы взяли информацию, которая вас совершенно не касается, но я этим еще займусь. Если бы я хотел убить вас, не обольщайтесь, вы бы не заметили, как были уже мертвы, — холодно заметил он, автоматически отмечая валяющиеся повсюду учебники и газеты с движущимися рисунками и фотографиями явно лишние в маггловской квартире. — Сейчас вы должны быстро сообразить, есть ли у вас в этой стране друзья достаточно преданные, чтобы доверить им свою жизнь, и достаточно далекие от того скопища уродов, которое вы называете своей работой.

— Зачем? Хотите устроить массовое убийство? Или повесить на них мою смерть?

— Прекратите болтать глупости! Думайте быстрее!

Она не собиралась ничего ему говорить, но сама собой в ее сознании всплыла картинка — уединенный домик горах, ее друзья — Кирстен и Клаус, немецкая пара, с которой она познакомилась во время своих первых поездок за границу, оба безумно влюбленные в природу Шотландии и друг в друга. Настолько, что весь остальной мир им просто был не нужен. Барби не поняла, что происходит, как вдруг все поплыло перед глазами, домик Кирстен и Клауса вырисовывался все отчетливее, как и путь к нему. Девушка осознала, что картинки сменяются в мозгу против ее воли, и это сильно ей не понравилось.

— Прекратите! — вскричала она, одним прыжком назад — так что позавидовали бы начинающие каскадеры — увеличивая расстояние между собой и Северусом. — Не смейте копаться в моем сознании!

— Не собираюсь. Все, что мне нужно я уже увидел. Вы немедленно отправляетесь к ним.

Он в два шага оказался рядом с Барби, очевидно собираясь трансгрессировать вместе с ней в Шотландию.

— Нет! — отступая на шаг, выкрикнула Барби первое, что пришло ей в голову. — Имею я право хотя бы вещи собрать?

— Вы не имеете права вообще ни на что, после своих идиотских выходок, но так и быть — у вас пять минут. Возьмите все, что вам необходимо, чтобы не показываться на людях ближайшие несколько месяцев.

Барби без возражений поспешила воспользоваться этим, и почти бегом направилась в сторону своей спальни — именно там она кинула вчера большую холщовую сумку, в которой хранилось кое-что, о чем Снейпу знать не полагалось — футляр с витой волшебной палочкой.

Оказавшись в своей комнате, Барби мысленно поблагодарила себя за то, что не до конца распаковала принесенные из Лютного переулка свертки — мантия-невидимка и книга с черной бахромой на обложке по-прежнему лежали на кровати, куда кинула их Барби. Однако, она не хотела показывать интереса к сверткам — не хватало еще чтобы этот негодяй, как она теперь называла про себя Северуса, заинтересовался их содержимым. Оглянувшись на стоящего в дверях волшебника, она надменно заявила.

— Неужели и на минуту нельзя оставить меня наедине с моими вещами? Или вы боитесь, что я открою платяной шкаф и исчезну в волшебной стране?

Брови Северуса взметнулись вверх.

— Откуда вам известно про Исчезательный шкаф?! — хриплым и яростным шепотом-шипением осведомился он, и по его лицу Барби поняла, что ее слова если не напугали мага, то сильно выбили его из колеи. — Вы что, в сговоре с Драко Малфоем? Вы…

— С ума вы сошли!!! — заорала Барби, не выдержав нервного напряжения. — Какой, к черту, Исчезательный шкаф?! Я по-шу-ти-ла! Вы что в детстве, сказок не читали?!

Он ответил ей взглядом, ясно говорившим, что понятие сказки есть не только незнакомое, но еще и оскорбительное, применительно к его детству. Барби лишь тихо зарычала себе под нос и, закатив глаза, приступила к сборам. В ее большую холщовую сумку полетело нижнее белье, были утрамбованы теплый свитер и любимые джинсы. Из коридора, куда Барби направилась так стремительно, что чуть не сбила с ног Северуса, были принесены высокие замшевые сапоги с удобной пружинистой подошвой.

В поисках подходящей упаковки для сапог Барби вытряхнула широким жестом содержимое верхнего ящика своего огромного платяного шкафа. В результате кровать оказалась завалена грудой картона с этикетками «Paco Raban», «Christian Lacroix» и тому подобных фирменных упаковок. Среди этого всего различить неприметные свертки из Лютного переулка стало невозможно. Делая вид, что запихивает в приглянувшийся пакет свои драгоценные сапоги, девушка постаралась уместить на дне большой фирменной сумки, которая для разнообразия была не картонной, а пластиковой, мантию-невидимку и книгу. Прикрытые сверху сапогами и брошенной сюда же холщовой сумкой покупки были почти незаметны. Глубоко вздохнув, Барби повернулась к Северусу, искренне надеясь, что он не станет инспектировать ее вещи. Он стоял в дверях: скрещенные на груди руки, пронзительный взгляд, не упускающий ни одной мелочи… Заметил или не заметил?

— Назовите мне хоть одну причину, — прищурилась Барби держа в руках пакет и желая отвлечь внимание мага от ее сборов, — по которой я должна покидать собственный дом в компании человека, подозреваемого в убийстве?

— Охотно, — пренебрежительно скривившись, бросил Северус, — если вы откажетесь, я просто обездвижу вас и трансгрессирую с вашим бесчувственным телом, куда мне заблагорассудится. Желаете проверить, сделаю ли я это, или в кои-то веки поступите разумно? Хватить тратить время на бесполезные разговоры, идите сюда, пока на дом не наложены антитрансгрессионные чары.

— С какой стати кому-то понабилось бы делать нечто подобное с моим домом?

— Еще один вопрос, — Северус взмахнул палочкой, наставив ее на Барби, — и я привожу свою угрозу в исполнение. Считаю до трех, — левой рукой он откинул край своего плаща, показывая Барби, что она должна подойти ближе для трансгрессии, — раз, два…

Нехотя, почти зажмурившись и сжав в левой ладони ручки пакета, Барби сделала шаг вперед. Волшебник тут же оказался рядом, жестко обхватив девушку за плечи и прижимая ее к себе так сильно, что она еле могла дышать. Барби это не нравилось. Не нравилось, потому что его прикосновения все еще заставляли ее трепетать, заставляли желать, чтобы это никогда не кончилось, и в то же время она понимала, что Снейп должен быть ей отвратителен. Нет, он уже ей отвратителен!

Тогда почему же чувствовать его руку на своем плече так приятно…

— Для вашего же блага, — как часто она слышала от него эти слова, и как слепо верила, что он действительно не желает ей зла, какой она была дурой, — постарайтесь как можно точнее представить себе пункт нашего назначения. Я, разумеется, трансгрессирую туда без всяких проблем, но учтите, что ваша помощь существенно облегчит дело — вы в меньшей степени будете рисковать расщеплением.

Барби было наплевать на какое-то дурацкое расщепление, слова о помощи подействовали на нее как красная тряпка на быка:

— Моя помощь?! — задыхаясь в кольце его рук, выдохнула она яростно и надменно. — Я уже достаточно вам помогала, если вы считаете, что ваш грубый шантаж заставит меня повторить эту ошибку, вы сильно ошибаетесь!

— Что ж, ваше право, — устало и свысока усмехнулся Северус. — Попрощайтесь с вашими чудесными апартаментами, сюда вы больше не вернетесь.

И, не дав девушке даже повернуть головы, чтобы бросить своей великолепной квартире прощальный взгляд, он повернулся на месте, и Барби почувствовала уже знакомое ощущение сдавливания со всех сторон.

Секунду спустя они стояли на живописной поляне — яркий, придававший мистический вид пейзажу свет луны падал на аккуратно подстриженную траву, высокую живую изгородь, симметричные клумбы с цветами и маленький каменный дом. Окна дома были темны, хозяева давно легли спать.

— Здесь я вас покину, — холодно произнес Северус, отходя от Барби. — Не думаю, что вас огорчит отсутствие моего общества.

— Правильно думаете, но если вы считаете, что я могу просто так принять это все, вы ошибаетесь! Вы врываетесь ко мне в дом, заставляете собраться и тащиться через полстраны, а теперь без объяснений хотите исчезнуть?! На здоровье, только учтите, что завтра же, вернее, уже сегодня утром я первым поездом отправлюсь обратно в Лондон, где найду Кингсли и уверена, в обмен на мою информацию, он будет не в пример разговорчивее! Может, наконец объяснит мне, какого черта я натворила вместе с вами, и что с этого получил ваш Во…

Северус одним шагом преодолел расстояние между ними и крепко зажал ей рот рукой.

— Запомните, — прошипел он, глядя в ее полные страха и возмущения глаза, — не смейте больше произносить это имя, иначе мне придется применить к вам заклятие немоты. Неужели вы так и не поняли, глупое создание, из-за чего я оказался сегодня у вас? И вам еще крупно повезло — будь на моем месте тот, кто верно служит Темному Лорду, вас не было бы в живых в следующую секунду после того, как вы произнесли это имя. Имя — знак. Благодаря ему выслеживают непокорных, тех, кого считают опасными элементами, вам ясно? — она кивнула, и Северус, наконец, отпустил ее. Барби порывисто вдохнула, почти согнувшись пополам и, глядя исподлобья на Северуса, подобно ему ядовито прошипела:

— Так этот самый Альбус Дамблдор, директор школы, был опасным элементом, так? И тот мальчик, которого вы ненавидите — Гарри Поттер, он тоже?

— Поттер — несомненно, что касается Дамблдора — не вам с вашими куриными мозгами судить об этом человеке. Сейчас я удалюсь, скажу вам лишь одно — то, о чем я уже говорил вам ранее — захват Министерства — это произошло сегодня. Теперь, если вам приспичит произносить запрещенное имя, вам не на что рассчитывать, кроме моей помощи, а она не всегда будет такой успешной, как сегодня, поэтому возьмите на себя труд молчать!

— Я должна поверить убийце? — она не верила, что скажет это, но слова, мучившие ее с того момента, как она узнала об обстоятельствах гибели Альбуса Дамблдора, сами вырвались наружу.

— Так вот каково ваше мнение обо мне? — прошипел Северус. — Что ж, если вы так уверены в моей виновности, давайте, пренебрегайте моими советами, начинайте вопить во все горло, призывая Темного Лорда по имени, чего вы ждете?

Барби молчала, глядя на Северуса с ненавистью и презрением. Этот взгляд бил больнее, чем самая хлесткая пощечина, сильнее, чем самые оскорбительные слова.

— Завтра, — нехотя, словно против своей воли проговорил Северус, — завтра я приду и сообщу вам те факты, которые вы так желаете знать. А до тех пор, будьте любезны — молчите и делайте, что я скажу.

— Хорошо, — сощурившись, ответила Барби, — я жду до завтра, потом начинаю искать Кингсли.

— Даже если он все еще жив, не думаю, что его легко будет найти, впрочем, вам ведь очевидно нечем заняться, кроме как подставлять под удар свою никчемную жизнь… Я вас предупредил — остальное решайте сами. Прощайте.

Снова повернувшись на месте, он исчез. Барби еще несколько секунд смотрела на то место, где мгновение назад стоял Северус, затем повернулась и зашагала к дому. Интересно, как он считает, она должна объяснить Кирстен и Клаусу свое появление у них на пороге поздней ночью, в домашней одежде и с минимум вещей, не говоря о том, что ни один поезд из Лондона не приходит сюда в это время… *** С момента расставания с Барби и до наступления утра Северус успел очень многое. Первым делом он вернулся в министерство, откуда попал в камин к Барби. Девушка даже не подозревала, насколько сказочно ей повезло. Находясь во время переворота вместе с несколькими Пожирателями в отделе контроля каминной сети, Северус был свидетелем того, как в хорошо знакомой ему квартире в центре Лондона было отмечено произнесение имени Темного Лорда. Северус заявил: он готов немедленно отправиться по указанному адресу, поскольку в легилименции и добывании информации он несравненно полезнее, чем в боевых действиях, которые хоть и вяло, но продолжали идти где-то ближе к кабинету Министра. Скримджер так просто не сдавался, и у Северуса оставалась крошечная надежда, что тот выживет, хотя предпринять что-либо было не во власти Снейпа.

Доставив Барби в Шотландию, Снейп вернулся в Министерство. Скримджер был уже мертв, зато Кингсли скрылся в неизвестном направлении — это радовало. В комнате, служившей штабом наблюдателям за каминной сетью, сидел Яксли.

— Что там? — лениво бросил он вошедшему Снейпу.

— Глупость, — спокойно и ровно ответил Северус, садясь напротив Яксли. — Обыкновенная человеческая глупость, — он замолчал на секунду и, дождавшись заинтересованности во взгляде собеседника, продолжил. — Не поверишь, это была любовница Бруствера.

— Кто?! — сощурился Яксли, не веря своим ушам. — Любовница Бруствера? В маггловском квартале?

— Почему ты так удивлен, — Северус не терял спокойствия ни на секунду, глядя за спину Яксли ничего не выражающим взглядом. — Магглы, видишь ли, обычно селятся в маггловских кварталах…

— Любовница Бруствера — маггл?! — казалось, изумлению Яксли не будет предела. Сам того не желая, он начинал выпытывать у Снейпа подробности, давая Северусу возможность скормить ему сочиненную несколько минут назад легенду.

— Была магглом, — подчеркнул Северус и продолжил с легкой иронией, — я надеюсь, засечь применение смертельного заклятия в приделах Лондона мы в состоянии?

Яксли лишь слабо кивнул, весь обратившись в слух — после того, как Снейп оказался прав относительно транспортировки Поттера, профессор был у Темного Лорда на хорошем счету. Хотя перехватить мальчишку не удалось, вины Снейпа в этом Темный Лорд не усмотрел, Северус был едва ли не единственным, кто не испытал на себе гнева Лорда от очередного неудавшегося покушения на жизнь Поттера. Теперь Яксли считал за лучшее принимать всерьез все, что говорил этот любимчик Хозяина. Увидев, что его слушают, Северус продолжил.

— Ты же знаешь, какую именно работу выполнял Бруствер в Министерстве — охранял маггловского премьер-министра. Тесное общение с этим отребьем принесло ожидаемые плоды… Эта девица, кажется была довольно известной — не то певица, не то актриса… В общем некто, чьи фото вешают у себя в спальнях недоразвитые подростки.

Яксли присвистнул:

— Лишний шум нам ни к чему! Все должно пройти так, чтобы это выглядело как изменение политики самого Министерства, а не переворот.

— Разумеется, я уже начал об этом заботиться. Отправил бренные останки возлюбленной Бруствера в Шотландию — в виде разбитой вазы… Пусть ищет, если сам останется жив. А сейчас как раз займусь тем, чтобы эта смерть ни у кого не вызвала подозрений. Если, конечно, я не нужен? Ты что-нибудь слышал?

— Скримджера прикончили, а вот Бруствер сумел убежать. И, похоже, он умудрился предупредить чертова Поттера — нам стало известно его убежище — Нора, если ты прежде не слышал, — дом голодранцев Уизли. Однако, когда наши люди прибыли туда, они застали лишь толпу пьяных идиотов, празднующих свадьбу одного из выродков этих предателей крови, никаких следов Поттера. Теперь вот снова ищем, но, думаю, найдем довольно скоро…

Северус коротко кивнул, резко вставая:

— В таком случае, мне лучше поторопиться. Не хочу пропустить… Никаких важных событий, — усмешка Снейпа заставила Яксли на секунду задуматься, уж не ненавидит ли профессор своего бывшего ученика сильнее, чем сам Темный Лорд? Так или иначе, от написанного на лице Северуса желания присутствовать при торжественном моменте обнаружения Поттера, от откровенно жестокой ухмылки профессора, передернуло даже Яксли. Он не посмел возразить, когда Северус прошел через камин в маггловскую теперь уже бесхозную квартиру.

Оказавшись в квартире Барби, Северус прошелся по всем комнатам, и, наконец, в коридоре обнаружил то, чему сама Барби не придавала значения — сваленную на пол почту за вчерашний день, в которой, среди прочего, отыскалась газета с заметкой о пожаре на съемках рекламы. *** Закутавшись в прихваченную впопыхах шаль, Барби просидела во дворе еще час, устроившись на ступеньках парадной лестницы, придумывая объяснения своему странному появлению для Кирстен и Клауса. Она не заметила, как в окне первого этаже дома появился неяркий свет телевизора.

Решившись, наконец, войти, и будь что будет, Барби поднялась со ступенек и позвонила в дверь. Несколькими секундами позже на пороге появился одетый в пижаму и теплый темно-синий халат Клаус. Увидев Барби, он с каким-то сдавленным криком отшатнулся и привалился к стенке.

— Ты… ты… — лепетал он. — Как возможно? Только что говорили по телевизору — ты погибла!

— Да? — удивилась Барби. — Вот уж чего не знала… Тогда почему я замерзла? Привидениям, вроде как, холод не страшен, — она протянула вперед окоченевшую руку. Клаус неуверенно пожал ее, приходя в ужас от того, что пальцы такие холодные и все больше убеждаясь, что перед ним выходец с того света, как вдруг почувствовал под тонкой кожей бьющийся ровный пульс девушки.

— Она живая! — заголосил Клаус. — Кирстен, дорогая, иди сюда, она живая, она здесь!

Из комнаты выскочила Кирстен и кинулась на шею Барби, лепеча что-то на смеси английского и немецкого о том, как она рада видеть ее в добром здравии. «Дежа вю» — подумала Барби, вспоминая сцену в отеле после пожара.

— Спокойно, Кирстен, — Барби погладила плачущую у нее на плече подругу по спине, — я в полном порядке. СМИ должно быть что-то перепутали, ничего страшного — в моей стране это очень хорошая примета — значит, буду долго жить.

Кирстен, все еще всхлипывая, закрыла, наконец, наружную дверь, из которой немилосердно дуло, и, не выпуская Барби из объятий, потянула девушку в гостиную. Задумчиво потиравший лоб Клаус последовал за ними. *** Так продолжаться не могло, и Северус прекрасно это понимал — из-за глупой девчонки он упустил момент обнаружения Пожирателями Поттера на Тотнем-Корт-роуд. К счастью, щенку удалось исчезнуть до того, как Темный Лорд оказался поблизости, а что касается Долохова и Роули, судя по тому, в каком состоянии их обнаружили, или сам Поттер, или кто-то из его друзей (впрочем, почему кто-то, ясно же, что не Уизли) поработал над памятью этих остолопов. Северус очень надеялся, что хотя бы мисс Грейнджер взяла на себя труд немного заняться легилименцией и, покопавшись в мозгах Пожирателей, вычислить причину, по которой ее бесценного друга, неспособного держать язык за зубами, обнаружили так быстро. Впрочем, сильно рассчитывать на это не приходилось, легилименция — наука, требующая несколько больших усилий, нежели сидение над книгой. Как и полетам на метле, искусству проникновения в чужое сознание нельзя научиться лишь по учебникам.

— Если ты хотел защитить их, Альбус, — ворчал Северус себе под нос, листая записную книжку Барби, — тебе следовало больше внимания уделять образованию мисс Грейнджер. Она, возможно, не самая талантливая, зато самая старательная, хоть какой-то толк был бы. Поттер даже при всех своих немалых способностях сопротивляться — ведь ему это удалось на первом же занятии — оказался слишком слаб, чтобы закрывать свой мозг от меня, и, судя по всему, от Темного Лорда тоже.

Северус снова находился в Министерстве, куда трансгрессировал сразу, как почувствовал жжение в метке — то самое, которое было вызвано сообщением Долохова и Роули. Выяснив, что эти шуты гороховые к счастью для Северуса оказались ни на что не способны, он отпустил в их сторону парочку язвительных комментариев (мысленно отвесив при этом себе парочку «комплиментов», из которых «безмозглый кретин» было самым мягким), вернулся в кабинет управления каминной сетью и занялся тем, что стал заметать следы. В легенду о любовнице Кингсли все поверили, тем более, что из газет, валявшихся у камина Барби, Северус извлек старый номер с фотографией фотомодели рядом с Бруствером — снимок был сделан на достопамятном приеме, где Северусу «посчастливилось» присутствовать, и он очень радовался, что не попал в кадр пусть даже и в измененном облике.

Теперь, когда суть его работы — замести следы исчезновения модели — соответствовали целям Пожирателей, он, не таясь, занимался созданием легенды для магглов.Пролистав телефонную книжку, он нашел одного из тех, кто был на пожаре вместе с Барби. Стивен Уоррен — ассистент фотографа, у которого журналист взял интервью.

Отыскав адрес Уоррена всего за полчаса, Северус отправился к нему и, благодаря его памяти, выявил всех, кто мог знать, что Барби после пожара осталась жива. Еще полчаса ушло на то, чтобы изменить всем им память, но тут уже Северус действовал не один, после переворота Министерстве помощников было хоть отбавляй — Тикнесс был заинтересован в том, чтобы замести любые следы произошедшего. Если Бруствер успел не только обучить свою подружку произносить имя Темного Лорда, но и познакомил ее с кем-то из магов, внезапная смерть модели от, как это писали магглы в своих отчетах, «неустановленных причин», могла вызвать ненужные разговоры. Журналисту и пожарным Северус изменил память лично, в результате весть о трагической смерти известной модели на пожаре разлетелась по телеэкранам мгновенно. Доложив Темному Лорду о возникшей проблеме, как и о том, что она уже решена, Северус получил разрешение ненадолго отлучиться домой.

… - Почему ты сразу не доложил мне, Северус? — все еще звучал у Снейпа в ушах холодный голос Темного Лорда.

— Потому, мой господин, что необходимо было действовать немедленно, — вспомнил Северус свой ответ. — Я надеялся, что оставшиеся в Министерстве доложат вам о произошедшем.

— Почему же ты не приказал им сделать этого, Северус?

— Какое право, мой Лорд, я имею приказывать вашим слугам? Таким же слугам, как и я? Я не считаю себя в праве отдавать подобные приказания, в том случае, если только вы сами не отдали в мое распоряжение кого-либо, как это было с Хвостом.

…Молчание. Леденящее душу молчание Темного Лорда, которое напугало бы до глубины души, если бы в этот момент Северус чувствовал, что у него есть душа.

Но, как всегда, в присутствии этого монстра, Северус словно лишался чего-то внутри себя. Словно в его сердце не было места ничему, кроме тлеющих угольков злобы и мести по отношению к тем, кто был когда-то несправедлив к нему. После смерти Лили в нем самом что-то умерло, и особенно отчетливо это ощущалось в минуты общения с ее убийцей — ни страха, ни боли, ни ненависти — он не чувствовал ничего в присутствии Темного Лорда, словно сам умер тогда, в Годриковой впадине.

Конечно, чувства возвращались позже, когда он оставался наедине с собой, когда он мог их себе позволить. В эти минуты одиночества они накатывали на него все разом: острая, колющая сердце боль, глухое, туманящее разум отчаяние, тяжелая, сдавливавшая легкие и не дававшая дышать, безнадежность — словно он застыл в попытке трансгрессировать и никак не найдет путь в пространстве.

Именно это и случилось, как только Северус вернулся к себе домой, выдержав молчание Темного Лорда, затем его пренебрежительное одобрение: «Что-ж, очевидно, ты выбрал единственно правильное решение, но в будущем, Северус, не скромничай. Ты прекрасно знаешь, что я ставлю тебя выше многих моих слуг, и ты вполне можешь приказать им в том случае, когда дело касается моей информированности. Можешь идти, мне нужно, чтобы ты был в силах осуществлять то, что я вскоре, как ты сам догадываешься, поручу тебе»…

Теперь Северус сидел у себя в комнате, за окнами, должно быть, уже светило утреннее солнце — его лучики робко пробивались сквозь плотно закрытые ставни. Раннее утро — единственное время, когда в этот перекошенный домишко мог добраться солнечный свет, со всех остальных точек он просто не попадал в Паучий тупик. Северус прикрыл глаза ладонями и на пятнадцать минут провалился в глубокий и темный сон без сновидений. Однако многолетняя привычка быть начеку, не позволять себе расслабиться до тех пор, пока не наступит хотя бы относительная стабильность, вернула его к реальности.

Перед ним была проблема, и проблема эта требовала решения, и имя этой проблеме было Барби. Собравшись с мыслями, Северус наколдовал себе перо, чернильницу, бумагу и принялся писать. Он хмурился, комкал листы, отбрасывал их и брал чистые, принимаясь что-то ожесточенно строчить.

Через час и без того неприглядная гостиная, единственным украшением которой с натяжкой можно было назвать книжные полки, утопала в мусоре, как оставленная без присмотра дворника в разгар дня оживленная парижская улица. Исписанная мелким почерком и смятая бумага валялась повсюду. Словно не замечая этого беспорядка, Северус встал с кресла, глядя на единственный, уцелевший в бойне лист, и, в который раз перечитывая написанное, вышел из дома. Автоматически проверив улицу на наличие чужих — если верить хоменум ревилио поблизости никого не было. Профессор запечатал дверь дома заклинанием и, бросив быстрый взгляд вокруг, трансгрессировал.

***
Финеас Найджелус Блэк, а точнее его портрет, висевший в единственном обитаемом доме Паучьего тупика, был разбужен около полудня второго августа непривычными звуками — он мог бы поклясться, что слышит бульканье кипящего котла. Такое случалось довольно редко — обычно профессор Снейп варил зелья на кухне, служившей ему лабораторией. Если он с котлом расположился в гостиной, значит ему необходимо сразу несколько литературных источников, чтобы сварить зелье, а такое на памяти нахождения здесь Финеаса Найджелуса случилось лишь однажды — тогда профессор Снейп изобретал новое восстанавливающее зелье, которое дало прежнему директору Хогвартса несколько месяцев отсрочки от смерти, приближавшейся к Дамблдору все стремительнее из-за проклятия, заключенного в ныне разбитом кольце.

Зелья, составляемые нынешним деканом его факультета, не только удивляли профессора Блэка, но и наполняли его непрорисованное, но от этого не менее честолюбивое сердце гордостью за гений главы Слизерина. Однако, не смотря на распиравшее его любопытство — что нового придумал его необыкновенный последователь, Финеас не показал ни на секунду своей заинтересованности. Кашлянув, чтобы обозначить свое присутствие, он появился из-за портретной рамы, и, поправив белоснежный манжет, вежливо произнес:

— Доброе утро, профессор Снейп.

— Доброе утро, профессор Блэк, — в тон ему ответил Северус, однако от занятия своего не отвлекся, продолжая сосредоточенно смотреть на кипящую в котле жидкость. Вместо разбросанных утром тут и там смятых обрывков бумаги, теперь по комнате были разложены открытые старинные фолианты. В одной руке Северус держал длинный свиток пергамента, другой, делал над котлом плавные круговые движения, заставляя зелье перемешиваться.

Финеас Найджелус, видя, что его появление не произвело никакого эффекта, снова кашлянув, продолжил разговор:

— Не хочу показаться вам навязчивым, сэр, но, возможно я могу быть чем-то полезен? В конце концов, мой Орден Мерлина во многом заслужен благодаря моим успехам в области Зельеварения… — он слегка поднял подбородок, откидывая кружевной манжет и разглядывая свои безупречные ногти.

— Благодарю вас, сэр, — вежливо, но как-то устало отозвался Северус, не отрывая взгляда от котла и переводя палочку на огнь, чтобы уменьшить его, — но я уже восстановил рецепт, да и зелье практически готово. Осталось максимум пятнадцать минут.

— Восстановили? Я думал речь идет о чем-то новом… Разве не удобнее было бы заняться этим в Хогвартсе? Ведь после событий этой ночи, я полагаю, назначение вас директором не за горами. Разумеется, ваша библиотека более подробна и специализирована, однако, я полагал, что теперь вам остается лишь дождаться первого сентября, чтобы перевезти свои вещи в Хогвартс.

Северус задумчиво приподнял бровь.

— Видите ли, профессор Блэк, — он, наконец, оторвался от зелья, — во-первых, перевозить свои книги в Хогвартс я не собираюсь вовсе — как говорил профессор Дамблдор, я предпочитаю не хранить все яйца в одной корзине, а во-вторых, мне нет никакой нужды в том, чтобы в Хогвартсе кто-нибудь узнал о том, что это за зелье. В замке прекрасная лаборатория, вы правы, однако, у этого замка также есть глаза и уши повсюду, что для меня крайне нежелательно.

— Но в таком случае вы рискуете даже сейчас — ведь я вижу, как вы варите это зелье.

— Вы совершенно правы, профессор, но вам я доверяю.

Финеас Найджелус неприязненно скривился.

— Доверяете? Что-то я не узнаю вас, профессор Снейп. Неужели неразумный ученик факультета Годрика пробрался в ваш дом, приняв Оборотное зелье? Разве не является одним из неоспоримых достоинств студентов факультета Слизерин умение не доверять целиком и полностью никому?

— Возможно, вы правы, однако сейчас все настолько туманно, что ориентироваться на прошлое было бы глупо. Люди меняются…

— Но не портреты!

— Именно поэтому я вам и доверяю.

Финеас Найджелус лишь удивленно поднял брови и принялся снова разглядывать свои ногти.

— Если же вы действительно хотите помочь, — медленно и задумчиво обратился к нему Северус, скрестив руки на груди и подходя ближе к портрету, — я во всем уверен, но дополнительная информация никогда не бывает лишней. Что вы знаете о зелье Выбора Сердца?

***
Барби снова уставилась в монитор компьютера Кирстен, прокручивая колесико мышки и приближая к себе строчки, написанные мелким, убористым почерком. «Хорошо, — в очередной раз подумала она, — что я догадалась отсканировать листок, прежде, чем он сгорел. Как предполагалось, что я должна была разобраться в такой мешанине за те полчаса, что этот лист пергамента был у меня в руках?!». «Уважаемая мисс, — бежали перед ее глазами строчки, — этим письмом я не имею намерения искать оправдания в ваших глазах, если вам дорого дурное мнение обо мне — можете при нем оставаться. Вы также, без сомнения, в праве действовать, как вам заблагорассудится в отношении выяснения обстоятельств через мистера Бруствера. Однако должен вас предупредить, что в этом случае и я буду действовать, так, как сочту нужным для общего блага. Надеюсь, все же, что своим поведением по отношению к вам я заслуживаю, по меньшей мере, того, чтобы вы прочли это письмо — оно сообщит вам истинные причины смерти Альбуса Дамблдора, а также объяснит мотивы моих поступков по отношению к упомянутым вами мистеру Поттеру и мистеру Джорджу Уизли — о чьем здоровье, судя по найденным у вас в квартире записям, вы так беспокоитесь. Но разберемся по порядку.

Первым и самым тяжким вашим обвинением было обвинение в убийстве Альбуса Дамблдора, директора школы чародейства и волшебства Хогвартс. Не стану скрывать, его кончина действительно наступила в результате смертельного заклятия, произнесенного мною. К сожалению, я не мог отказаться произнести заклятие, ибо дал обещание сделать это. Возможно, я отказался бы от своего слова, возможно, предпочел бы умереть сам, вместо того, чтобы исполнить данное обещание, однако, не в моей власти на тот момент, было решать, кому из нас жить, а кому умереть. Смерть директора была заранее отрежиссирована и поставлена не кем иным, как Альбусом Персивалем Ульфриком Брайаном Дамблдором.

Около года назад я был срочно вызван в кабинет директора. Дамблдор находился в весьма плачевном состоянии, он был на грани смерти — по его правой руке с невероятной скоростью распространялось проклятие, которое должно было убить директора, не знай я нескольких контрзаклятий, на время остановивших поражение. На вопрос директора о том, сколько еще ему остается прожить, я счел нужным ответить правду, поскольку понимал, что Альбус Дамблдор сведущ в подобных вещах более чем я. Тогда я не увидел смысла лгать, сейчас я далеко не так уверен в правильности своего поступка. Не знаю, изменилось бы что-то, произнеси я вместо «около года» другое число — два, три года… Возможно, это заставило бы директора более тщательно относиться к собственной безопасности. Если вы сочтете, по прочтении письма, что это так — можете называть меня убийцей Альбуса Дамблдора, но в таком случае, убийство состоялось намного раньше — в тот момент, когда я честно сообщил директору интересующую его информацию о количестве оставшегося ему времени жизни. Должен заметить, что эту новость Дамблдор воспринял так, словно она идеально укладывалась в его план, словно эта смерть, должная наступить в скором времени, есть не что иное, как последняя деталь собираемой им головоломки.

Дело в том, что директор знал, вернее, подозревал, и мне пришлось подтвердить эти подозрения, о готовящемся на него покушении. В качестве убийцы Темный Лорд избрал наследника одного из древнейших магических родов Великобритании, студента моего факультета. Разумеется, Темный Лорд не рассчитывал на успех шестнадцатилетнего мальчишки — это было всего лишь наказанием для родителей, точнее, провинившегося перед Лордом отца подростка. Однако, Дамблдор, осведомленный об этом плане, посчитал необходимым получить гарантии того, что студент, несмотря на его дурное поведение, скверный нрав и неоспоримую склонность к насилию, этот студент получит защиту. Как выразился директор, его душа не должна пострадать, что, несомненно, произойдет, если подросток все же совершит убийство.

В ту ночь директор предвидел то, что случилось позже — его предполагаемый убийца совершил несколько неудавшихся попыток покушения, едва не закончившихся смертью некоторых его сокурсников. Дамблдор просил меня выяснить планы мальчишки, однако, несмотря на то, что я возглавлял факультет, на котором учится этот молодой человек, несмотря на все мое к нему расположение в течение многих лет, он отказался поделиться со мною своими идеями, таким образом планомерно приближаясь к тому, чтобы стать убийцей, предпринимая одну за другой попытки разделаться с директором, сколь далекие от цели, столь же и разрушительные.

Однако в решающий момент, когда безоружный директор оказался в его власти, мальчишка отступил. Он не смог сделать того, о чем так долго грезил. Стоя на грани совершения убийства, он остановился. Но, если бы по его вине директор остался жив, этого бы не простили ни моему студенту, ни мне. Именно поэтому мне пришлось выполнить обещание, данное мною Альбусу Дамблдору в ночь, когда директор узнал о своей скорой кончине — он взял с меня слово, что я не только не допущу того, чтобы душа ребенка была осквернена совершением убийства, но что я сам должен буду убить его, когда наступит решающий момент.

Я согласился, искренне надеясь, что мне удастся разоблачить моего ученика до того, как произойдет нечто непоправимое. Я пытался уклониться от своего обещания, когда понял, что исход, при котором мне придется исполнить его, весьма вероятен. Думаю, нет нужды говорить о том, что я потерпел неудачу — клятву мне пришлось сдержать, и я мало о чем сожалею так сильно, как о том, что не смог нарушить данное директору обещание.

Взглянув на ситуацию отстранено, следует признать, что Дамблдор поступил мудро, взяв с меня эту клятву. Во-первых, мальчишка, которого он спас от совершения убийства, возможно не столь безнадежен, сколь тщится предстать перед самим собой. Во-вторых, убийство Альбуса Дамблдора, моего главного защитника перед официальными властями волшебного мира, целиком и полностью убедило в моей преданности Темного Лорда. В-третьих, это избавило директора от возможного плена, пыток Пожирателей смерти, и, наконец, от долгой мучительной кончины, которая, несомненно, последовала бы в скором времени — распространение проклятия убивало Дамблдора с каждым днем. Однако что касается меня лично, я бы с большей радостью и тогда, и сейчас оказался бы на месте директора, но моя смерть, к сожалению, сильно нарушила бы заранее выстроенный им план, всей сути которого не знаю даже я. Верить или не верить этому — ваше право, я излагаю события такими, какими они были для меня.

Следующим вашим обвинением была моя ненависть к мистеру Поттеру, и, судя по вашим записям, именно это, вы полагаете, послужило причиной того, что я нанес рану Джорджу Уизли. Если в чем-то вы и правы, то только в том, что я действительно не пылаю добрыми чувствами по отношению к Гарри Поттеру, однако, моя неприязнь к нему ничто, по сравнению с ненавистью, которую я питал к его отцу, и которая, верьте мне, была глубоко и искренне взаимным чувством.

Для того, чтобы точнее обрисовать вам картину, я скажу, что ваши неприятности в агентстве ничто, по сравнению с жестокостями, которые Джеймс Поттер и его компания называли шутками. Объектом этих шуток, как вы, должно быть, догадываетесь, чаще всего становился ваш покорный слуга. Я не оставался в долгу ТОГДА, поэтому подозревать меня ТЕПЕРЬ в мстительной предвзятости по отношению к Гарри Поттеру — бессмысленно. Своим поведением я лишь хотел предотвратить пагубное влияние, которое, безусловно, оказала на него дурная наследственность.

Даже не помня своего отца, мальчишка умудрился стать точной его копией не только внешне, что, разумеется, от него не зависело, но и внутренне — всеми своими необдуманными действиями, хулиганскими поступками, непомерной гордыней, которая заставляет его закрывать глаза на очевидные вещи, он не раз ставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь своих друзей. Я, как мог, старался внушить ему хоть сколько-нибудь разумное отношение к жизни, умение видеть дальше своего носа, обращать внимание на кажущиеся незначительными, но имеющие серьезные последствия детали, однако все мои старания были тщетны. Чем сильнее я пытался привить ему хоть что-то полезное, тем больше он ненавидел меня, чем тщательнее я относился к задаче научить его чему-нибудь дельному, тем яростнее он восставал, не желая трудиться над собой вовсе.

Все это, однако, не значит, что я желаю смерти Гарри Поттеру. В упомянутую в ваших записях ночь, когда некий "Именинник-31-Июля" перемещался из одной точки в другую при помощи своих многочисленных друзей, в число которых входит и Джордж Уизли, я пытался заклинанием избавить упомянутого мистера Уизли от одного из преследователей. К сожалению, в воздухе, во время полета, я промахнулся, и заклинание попало в Джорджа Уизли. Естественно, я не мог остановиться и хоть как-то исправить содеянное — во-первых, это испортило бы так тщательно созданное перед Темным Лордом алиби, ради которого, в том числе, Альбус Дамблдор пожертвовал своей жизнью. Во-вторых, друзья мистера Уизли и мистера Поттера убили бы меня еще до того, как я успел бы открыть рот, ибо им, в отличие от вас, я не могу объяснить причину, побудившую меня направить смертельное заклятие в грудь директору Хогвартса — о моей преданности Дамблдору не должен знать в магическом мире никто. Все, что я мог сделать — это преследовать раненного дальше, следя за тем, чтобы к этому преследованию не подключились другие Пожиратели Смерти, и, по мере возможностей, делать вид, что этот человек под контролем, и нет нужды кому-то, кроме меня, нападать на него.

Насколько мне известно, в настоящий момент Джордж Уизли здоров настолько, насколько это вообще возможно после попавшего в него заклятия. Можете считать это цинизмом, но, участвуя в подобной операции, он знал, на что шел, и должен поблагодарить судьбу за то, что остался жив — если бы заклятие метнул летевший рядом со мной верный слуга Темного Лорда, вряд ли вы имели бы возможность увидеть мистера Джорджа Уизли (с тем, как вам это удалось, я разберусь позже).

На этом я закончу свое письмо, прибавив лишь, что ради вашей безопасности я уничтожил все магические книги и газеты, найденные мною в вашей квартире — не представляю, как вы их раздобыли, однако добра они вам не принесли. Я также надеюсь, что вы осознаете, какая вам угрожает опасность, и какую пользу вашему благополучию принесет тот факт, что вас сочтут погибшей. Измените внешность, имя и при первой же возможности покиньте Великобританию — вы достаточно изобретательны, чтобы у вас это получилось.

Рассчитываю на ваше благоразумие. Северус Снейп».

— Идиотка! — проворчала себе под нос Барби, нахмурившись и закусив губу. — Что я ему наговорила?! Ладно, перечитаем этот опус еще раз и попытаемся выделить главное… «Возможно, я отказался бы от своего слова, возможно, предпочел бы умереть сам, вместо того, чтобы исполнить данное обещание, однако, не в моей власти на тот момент, было решать, кому из нас жить, а кому умереть. Смерть директора была заранее отрежиссирована и поставлена не кем иным, как Альбусом Персивалем Ульфриком Брайаном Дамблдором»…

Хорош милый старичок! То есть он решил, что нельзя ранить душу подростка, а ранить душу его учителя — это, стало быть, нормально! Чем он тогда отличается от тех, кто продолжал считать Северуса предателем? Однажды оступился, теперь всю жизнь выполняй грязную работу? Покончил бы с собой, раз так хотел умереть… Даже если Северус умом понимал, что это необходимо, это не значит, что убийство единственного, кто доверял ему, не ранило его самого… Ранило, еще как, уж теперь-то я понимаю, что с самого начала не ошиблась в нем…

Барби неприязненно поморщилась и, закрыв лицо руками, выдохнула:

— Беспросветно тупая кретинка… Как я могла сомневаться, ведь я же по глазам его видела, какой он на самом деле! «…я бы с большей радостью и тогда, и сейчас оказался бы на месте директора, но моя смерть, к сожалению, сильно нарушила бы заранее выстроенный им план, всей сути которого не знаю даже я…». Старый интриган, как ты мог его оставить?! Как ты мог их всех оставить, когда был им так нужен?!

Злость на известного ей лишь по книгам Дамблдора была огромной, но девушка вспомнила, как совсем недавно точно так же, не зная всех фактов, злилась на Северуса, и это заставило ее повременить с выводами относительно директора, тем более, что следовало подумать о более важных вещах… Только теперь Барби начинала понемногу понимать, в каком аду жил Снейп с тех пор, как убил, нет, с тех пор как ему ПРИШЛОСЬ убить директора. И судя по тому, как резко и горячо он бросил «…что касается Дамблдора — не вам с вашими куриными мозгами судить об этом человеке…», Северус действительно раздавлен тем, что рядом с ним больше нет его «главного защитника перед официальными властями волшебного мира». Точнее, единственного, ведь судя по всему, теперь Северус остался совершенно один в стане противника, не имея возможности ни с кем разделить тяжесть ответственности.

— Ну почему, почему ты не сказал мне об этом раньше?! — с упреком обратилась к компьютеру девушка. — Хотя, разумеется, ты идеальный шпион, ты не должен выдавать лишней информации никому. Если бы не твоя боязнь, что я пойду к Кингсли, ты бы и теперь не потрудился просветить меня. Неужели это так необходимо — все время нести эту ношу одному?…

Несколько минут она просидела, смотря невидящим взглядом в монитор, затем продолжила разбираться с фактами, изложенными в письме.

«Следующим вашим обвинением была моя ненависть к мистеру Поттеру…», «моя неприязнь к нему ничто, по сравнению с ненавистью, которую я питал к его отцу, и которая, верьте мне, была глубоко и искренне взаимным чувством»…

— Так, так, Северус, а вот здесь, друг мой, вы, пожалуй, не совсем честны: «подозревать меня в мстительной предвзятости по отношению к Гарри Поттеру бессмысленно». О да, конечно, если мальчик пережил хотя бы половину той язвительности, что ты способен выдать за день, он уже герой, а я сомневаюсь, что ты ограничился половиной… «Даже не помня своего отца, мальчишка умудрился стать точной его копией» — интересно, с чего бы это! — «не только внешне, что, разумеется, от него не зависело,» — только ты, судя по всему, об этом не особо помнил… «но и внутренне — всеми своими необдуманными действиями, хулиганскими поступками, непомерной гордыней,» — да, да, да…

Очевидно, именно поэтому друзья Гарри Поттера подвергли себя смертельной опасности, чтобы перевезти его в безопасное место… А если судить по тому, что ты сам написал: «он не раз ставил под угрозу не только свою жизнь, но и жизнь своих друзей»… Как же это так получилось, что парень к семнадцати годам уже «не раз ставил под угрозу… свою жизнь»? Что это были за угрозы, если ни ты, ни сам великий и ужасный Альбус Дамблдор не смогли защитить ребенка? Вряд ли он просто по крышам лазил. И почему-то мне кажется, что друзья пошли с ним не потому, что их кто-то заставлял, особенно, если учитывать, что это друзья вроде близнецов… как их там… ах, да, Уизли.

Барби снова задумчиво посмотрела в монитор, не замечая, что уже до грифеля разгрызла карандаш Кирстен, который та беспечно оставила на своем рабочем столе.

— Итак, будем рассуждать логически. Если верить тебе, ты ненавидел Джеймса Поттера., который по твоим словам был свиньей и скотиной. Допустим на минуточку, что это так. Но если ты, как утверждаешь, не отставал от него, если на каждый его выпад отвечал своим, то теперь ты не чувствовал бы себя таким… обиженным на него. А ты обижен до сих пор, даже зная, что твой школьный враг мертв.

Да и потом, такая школьная вражда, если она была на равных, обычно вспоминается как нечто… веселое, как неотъемлемая деталь школьных лет. Ты, похоже, просто закипаешь от злости, при одном воспоминании о Джеймсе Поттере, не можешь и подумать о нем спокойно, значит, он сделал нечто более страшное, чем школьная обида, раз ты помнишь это до сих пор. И ты защищаешь его сына. Несмотря на то, что ненавидишь и его тоже. Это как-то нелогично — если он тебе так отвратителен, зачем же ты, как пишешь: «старался внушить ему хоть сколько-нибудь разумное отношение к жизни, умение видеть дальше своего носа, обращать внимание на кажущиеся незначительными, но имеющие серьезные последствия детали…». Если он так безнадежен, оставил бы усиленную заботу о нем другим, зачем самому-то ввязываться. Тем более, что директор, несомненно, зная о твоем школьном противостоянии с отцом мальчика, должен был понять твое нежелание иметь к его воспитанию какое-либо отношение. Нет, это все очень странно…

Зачем пытаться исправить эту пресловутую дурную наследственность? Если этот ребенок таков, каков он есть — тебе-то что за дело? Нет, за чужих детей, тем более за детей врагов, пусть и бывших, но все еще ненавидимых, так не переживают… Что-то здесь не то! Вообще-то логический вывод лично у меня напрашивается только один — но у меня слишком мало фактов, чтобы делать такие предположения… Хотя я ведь не на уроке же геометрии сижу, могу позволить себе сколько угодно допущений, главное не начать в них свято верить.

Итак, факт номер один — ты ненавидел Джеймса Поттера, факт номер два, ты ненавидишь и его сына, за то, что он похож на отца, факт номер три, ты всеми силами стараешься защитить этого ребенка… Потому, что он избавил тебя от этого Ввв… черт, чуть не проболталась, от этого монстра? Не похоже, что так, ведь это означало бы признать в ребенке некую силу, а ты определенно делать этого не собираешься. Если ты ненавидел его отца, но защищаешь его самого, не потому ли, что ты любил его мать? Знаю, пока притянуто за уши, но давай хорошенько разберемся, ведь эта мысль неспроста пришла мне в голову, правда?

Компьютер, к которому была обращена эта тирада, переключился в режим ожидания, и перед Барби замелькали звездочки, если смотреть на них долго, кажется, что улетаешь в космическую даль. Барби почему-то сочла это хорошим знаком и продолжила рассуждения.

— Итак, — кивнула она монитору, — ты не просто стремишься защищать Гарри Поттера, что еще было бы понятно, ведь ты учитель, но и пытаешься переделать его, обучить чему-то, что присуще тебе, а ему не дано, в силу пресловутой наследственности. Ты злишься на него, за то, что он так сильно похож на отца и совсем не похож на тебя, потому что ты хотел бы, чтобы он был твоим сыном, но он со всей очевидностью сын Джеймса Поттера, недаром ты акцентируешь внимание на его абсолютном внешнем сходстве с твоим злейшим врагом.

Эта теория объяснила бы и тот факт, что ты до сих пор ненавидишь Джеймса Поттера — спустя столько лет все еще есть и всегда будет нечто, что он отнял у тебя навеки. Нечто за что ты никогда не возьмешь реванш. И в то же время, если ты действительно любил мать Гарри Поттера, неудивительно, что ты стремишься защитить его. Да, я думаю, моя теория имеет право на существование, ведь это очень странно: ты пишешь о наследственности мальчика, пишешь о его отце и ни словом не упоминаешь мать… Но если я права… Это значит, что ты служил этому монстру, который убил ее. Пошел ли ты к нему на службу, чтобы отомстить, и только после ее смерти понял, что это не то, к чему стоило стремиться? Или осознал ошибку раньше… Или с самого начала поступил на службу к этом Лорду по просьбе Дамблдора? В любом случае, то через что ты прошел просто ужасно…

Впрочем, возможно я все это только выдумала, неплохо бы перепроверить события шестнадцатилетней давности по датам… Черт, как же мне пригодились бы сейчас те волшебные учебники!

Барби отбросила изгрызенный почти до половины карандаш, закашлялась, достала из кармана бумажный платок, выплюнула опилки, выбросила платок в корзину для бумаг и принялась ходить по комнате из стороны в сторону.

— Насколько проще мне было бы разобраться во всем, если бы у меня были с собой те книги! Какое право он имел их уничтожить!!! У-у-у, просто зла не хватает! Сиди тут в бездействии! Хотя нет, о чем это я, по его плану я вообще должна была уехать из страны! И за кого он меня принимает?! Неужели правда считает, что я останусь в стороне, узнав про все это?! Ладно, тех книг нет, и забудем о них. Я ведь так и не посмотрела, что это за фолиант с черной бахромой…

Барби резко развернулась на месте и кинулась в соседнюю комнату — спальню, что ей отвели Кирстен и Клаус. Не слишком церемонясь со своими вещами, она перевернула большой пакет и потрясла его — книга, спрятанная почти на самом дне, теперь оказалась на самом верху кучи. Барби накинулась на фолиант, быстро содрала магазинную обертку и рывком раскрыла книгу на середине. И сразу же села на ковер, лихорадочно листая толстенный том — пергаментные страницы были пусты. Ни надписей, ни рисунков, ни каких-либо знаков — ничего. Лишь желтые кожаные листы. Барби с досадой захлопнула книгу.

— Ха! Просто отлично! Из всех книг, что я могла бы взять с собой, я прихватила самую ненужную, самую бесполезную! Вот взяла бы ту книгу про Темные искусства, глядишь и… — договорить Барби не успела, ибо в стоило ей произнести «книгу про Темные искусства», как бахрома на старинном фолианте задрожала, сам он завибрировал в руках у Барби, а дальше произошло такое, что заставило девушку в брезгливом испуге отбросить книгу со своих колен — бахрома взметнулась вверх, оказавшись вовсе не бахромой а ресницами. Под этими ресницами прятались самые настоящие глаза — одни смотрели на Барби с неподдельным интересом, другие — с некоторой обидой, очевидно, им не понравилось, что книгу так резко бросили.

На светло-бежевой коже переплета, как теперь Барби понимала, очень похожей на человеческую, эти глаза смотрелись словно на лице, вот только для лица их было многовато. Барби насчитала двадцать четыре глаза — пять пар ярко-голубых, как и у нее, три пары желто-зеленых, две пары светло-карих и еще две — мрачно-черных. Не успела девушка прийти в себя, как послышались тихие чпокающие звуки, и на корешке книги что-то зашевелилось. Присмотревшись, Барби увидела, что то, что когда-то казалось украшением в виде мелких брюссельских капусточек, теперь с негромкими «чпок» разворачивалось и превращалось в маленькие ушки. Как и глаз их было двадцать четыре.

Книга тем временем завращала глазами в разных направлениях, зашевелила ушами, словно выслеживая что-то. Так продолжалось около минуты, все это время Барби сидела на ковре, не смея двинуться. Наконец, взгляды всех глаз остановились на Барби и уставились на нее, явно чего-то ожидая. Они так таращились на девушку, что ей захотелось немедленно убрать книгу подальше и никогда не вспоминать о ней, но любопытство победило. «В конце концов, — подумала Барби, — не похоже, чтобы у нее были руки или зубы, вряд ли она сможет причинить мне вред». И, преодолевая брезгливость (все же не каждый день приходиться общаться с многоглазыми существами, особенно учитывая, что глаза явно человеческие), Барби двумя пальцам подцепила обложку и открыла книгу. Все ее недовольство немедленно испарилось — перед ней была титульная страница уже хорошо знакомого труда: «Развитие и упадок Темных искусств».

Глава 6. Прощание с прошлым (часть 2)

— То есть, как я и полагал, — Северус развернулся от портрета Финеаса Найджелуса к столу, соединив кончики пальцев и задумчиво перебирая ими, — при условии, что один из объектов, между которыми должен быть произведен выбор, более зрим, вероятность предвзятости к этому объекту возрастает во много раз?

— Совершенно верно, — кивнул Финеас Найджелус. — Именно поэтому так важна равноудаленность волшебника от обоих объектов, между которыми предстоит сделать выбор.

— При условии, что волшебнику нужен именно выбор, — уточнил Северус, подняв вверх указательный палец левой руки. — Если же нужен определенный результат…

— Но… — в голосе Финеаса Найджелуса послышалась не свойственная ему растерянность, — речь идет о чувствах, если точнее, о любви, здесь вряд ли возможно что-то определить заранее. Разумеется, если сразу после принятия зелья волшебник встретится, либо получит какое-либо напоминание об одном из объектов, влияние этого объекта окажется непреодолимым. Чувства к упомянутому объекту перекроют чувства к его конкуренту, — слушая это, Северус удовлетворенно кивал, пока не услышал последнюю фразу профессора Блэка, — однако это лишь верхний слой информации.

— О чем вы? — нахмурился зельевар, резко оборачиваясь к портрету.

— О глубинном смысле зелья, разумеется. Так или иначе, оно призвано заставить человека следовать своим истинным чувствам, выбрать именно того, кто дорог сердцу, а не разуму. Следовать не чувству долга или вины, не каким-либо обязательствам, но истинным душевным устремлениям. Лично я допускаю вероятность того, что при определенных условиях зелье заставит проявить непредвзятость, даже если перед этим чувства были намеренно настроены на другой объект.

— Какого рода условия вы имеете в виду? — брови Северуса сошлись в одну линию, он в сомнении кусал губы.

— О, профессор Снейп, я уверен, такой тонкий и проницательный ученый, как вы, должен догадаться…

— И все же?

— Я считаю, как вы наверняка догадываетесь, что встреча с объектом истинных чувств, общение с тем, в пользу кого на самом деле должен был произойти выбор, даже попавшее в подходящий момент упоминание — все это может привести к тому, что зелье заставит принявшего его волшебника действовать в соответствии с выбором сердца. Но, нужно честно признать, этот вопрос не был досконально изучен — подобные случаи в истории Зельеварения не известны.

Услышав это объяснение, Северус слегка расслабился и постарался вернуть своему лицу непринужденное выражение.

— И это все? То есть, если полностью избегать контактов с нежелательным объектом влияния, то и нежелательных чувств можно избежать? — он поднял подбородок и сложил руки на груди. Вся его поза говорила о том, что он готов спорить с установленным влиянием зелья и победить его.

— Кхм, при таком раскладе… Возможно, возможно… Однако, повторюсь, ранее ничего подобного не случалось, ибо это зелье считается не только очень редким, но и очень опасным.

— Опасным? — в голосе Северуса послышалась ирония.

— Именно так, будучи правильно принятым, оно заставляет волшебника в дальнейшем в первую очередь слушать голос своего сердца во всем, чего бы это ни касалось. Честно признавать свои симпатии и антипатии, даже в том случае, если они изменятся. Уже в мои времена зелье считалось пережитком прошлого — далеко не каждый рискнет стать рабом этого неразумного органа, стучащего в грудной клетке.

— Но никто никогда не осмеливался попытаться управлять зельем?

— Если такие попытки имели место, они не были документально зафиксированы.

— Достаточно ли зримого образа одного из объектов, чтобы вызвать необходимую предвзятость?

— Некоторые источники утверждают, что достаточно даже воспоминания — это вторая причина, по которой зелье оказалось столь непопулярно — далеко не каждый способен настолько контролировать свои мысли, чтобы в момент принятия зелья отвлечься от предметов выбора. Визуальный образ должен быть еще более эффективен, если мы вообще можем говорить об эффективности, при условии, что речь идет о нарушении условий…

— Благодарю вас, профессор Блэк, — тон Северуса был вежлив, но в то же время достаточно резок, чтобы прервать любые дальнейшие рассуждения Финеаса Найджелуса на тему следования правилам, — теперь я знаю достаточно.

Профессор Блэк лишь пожал плечами и, делая вид, что крайне обеспокоен состоянием своих ногтей, стал молча наблюдать за Северусом. Северус подошел к столу, на котором уже стоял кубок с недавно сваренным зельем. Сел в одно из кресел, взял со стола и поднял до уровня глаз кусочек плотной бумаги, одна из сторон которого была неровной, словно оторванной. Несколько минут Снейп молча смотрел на этот обрывок, взгляд его становился все более расфокусированным, мысли, очевидно, витали где-то далеко. Наконец зрачки снова остановились на кусочке картона, зажатом в пальцах правой руки, левой Северус потянулся за кубком и, не отрывая взгляда от картона, залпом выпил зелье.

 ***
— Дорогая! Пришел юрист! — крик Кирстен оторвал Барби от чтения чудесной книги. Только сейчас девушка поняла, что за два часа сидения на жестком полу у нее затекли ноги, заныла спина и от неудобного наклона заболела шея. Барби медленно встала, осторожно откладывая в сторону глазастый фолиант, за изучением которого упомянутые два часа пробежали совершенно незаметно. За это время она успела заказать книге «Историю магии», «Трансфигурацию сегодня», «Историю Хогвартса» и даже последний выпуск «Пророка» — соответствующий текст появлялся на пергаментных страницах, стоило книге услышать пожелание и немного повращать глазами и ушами.

Барби бегло просмотрела первополосный материал пророка «Кадровые перестановки в Министерстве магии», который не только сообщал о смене Министра, но и как бы между делом упоминал о грядущих изменениях в политике Министерства, и, перевернув страницу, углубилась в чтение большой статьи «Можно ли считать магглорожденных полноценными волшебниками?». Именно от этого «увлекательного» чтения, живо напомнившего ей «научные» рассуждения нацистов о необходимости очистить великое общество от неполноценных граждан, девушку оторвал визит юриста.

Барби спустилась вниз. В гостиной, сидя в кресле, ее ждал маленький человечек в черном деловом костюме и с большим дипломатом в руках. Его серо-седые волосы были коротко подстрижены, на макушке имелась широкая лысина. При виде Барби он сильно побледнел, схватился за горло, вытаращил глаза в немом изумлении и как-то странно замер над креслом, подскочив с него, но, очевидно, не находя сил окончательно выпрямиться.

— Добрый день, — с милой улыбкой поздоровалась Барби. Юрист в ответ издал какой-то странный звук — не то икнул, не нервно сглотнул.

— Все в порядке, я не привидение, — спокойно продолжила разговор девушка, садясь на диван напротив собеседника. — Желаете чаю?

Гость, подняв брови и, словно сгоняя недавний сон, мотнув головой, опустился обратно в кресло, потер ладонью вспотевший лоб и после минутной паузы ошалело произнес:

— Было бы неплохо…

Барби снова улыбнулась и, пододвинув к себе заботливо расставленные Кирстен заварник и чашки, налила чаю себе и гостю.

— Итак, — начала она, протягивая собеседнику чашку, — мистер Хаммерсмитт, если не ошибаюсь? — юрист рассеянно кивнул, Барби продолжала. — Мистер Хаммерсмитт, я понимаю, какое удивление вызывает у вас мое… появление. Но дело в том, что слухи о моей безвременной кончине сильно преувеличены — я, как видите, живу и здравствую, однако, по некоторым причинам, я хотела бы сохранить сей факт в тайне.

— Вы скрываетесь от налогов или кредиторов? — недовольно нахмурился юрист, почувствовав себя в родной стихии.

— Нет, что вы, — обиженно надула губки Барби и доверительным тоном продолжила, — просто я на самом деле имею основания опасаться за свое здоровье и даже жизнь. Видите ли, некоторое время назад я стала получать настойчивые предложения о встрече от одного… поклонника. Вскоре предложения превратились в требования, а требования — в угрозы. Как выяснилось, этим поклонником оказался один высокопоставленный чиновник. Увы, не в моих интересах было предавать дело огласке — этот человек настоящий психопат! Но, к несчастью, достаточно влиятельный, чтобы не дать мне возможности избавиться от его приставаний легально.

— Мисс, вы не правы! — тут же возразил юрист. — Я вел множество подобных дел, и должен вам со всей ответственностью заявить — кем бы ни был этот человек, все подданные Великобритании равны перед законом!

— Но вы забываете, — мягко возразила Барби, — что я не британская подданная. Он все устроит так, что меня вышлют из страны раньше, чем я успею письменно изложить свои претензии. Стараниями этого человека я могла лишиться не только работы, которой уже не дорожу, но и репутации, и даже честно заработанных капиталов.

— И потому вы решили инсценировать свою смерть? — уточнил юрист, наконец отхлебывая уже остывающий чай.

— Ну, не то чтобы решила. На самом деле я это не планировала, иначе подготовилась бы лучше. Видите ли, не знаю, к каким выводам придет следствие, но лично у меня большие подозрения, что пожар был устроен как раз для того, чтобы припугнуть меня, — Барби грустно опустила глаза вниз. Она врала так вдохновенно, что и сама уже поверила в придуманную только утром историю. — И это ужасно, могли ведь и другие люди пострадать! Так что пусть теперь этот бандит мучается угрызениями совести, от того, что его люди «перестарались». Если конечно у него вообще есть совесть… — она трагически замолчала.

Хаммерсмитт, последние двадцать лет посвятивший скучнейшей бумажной работе, слушал историю модели затаив дыхание.

— Так или иначе, — продолжала Барби уже более бодрым голосом, — обстоятельства обернулись в мою пользу — мое имя теперь стало даже более известным, с моих последних съемок агентство снимет тройную порцию сливок. Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы заработанные мною деньги попали ко мне, а не осели у мошенников, считающих, что заключив однажды со мной контракт, они купили меня на всю жизнь. Мои прямые наследники живут слишком далеко от Британии, кроме того, не думаю, что у них получится легко разобраться во всех юридических хитросплетениях.

— Но вы собираетесь поставить их в известность освоем чудесном спасении? — уточнил юрист.

— Разумеется! — воскликнула Барби с неподдельной горячностью. — Я уже это сделала! Не думаете же вы, что я буду ждать, пока до моих родителей дойдет эта «радостная» новость! Счастье еще, что я не мировая знаменитость, и они вряд ли увидят этот пожар в выпуске новостей. Так или иначе, я им уже позвонила. Но вернемся к юридическим тонкостям, — Хаммерсмитт согласно кивнул.

— Мне хотелось бы, — продолжала Барби, — получить возможность распоряжаться своими деньгами так быстро, как это возможно. Поэтому, как мне кажется, проще всего будет поступить следующим образом: составить завещание, датированное, скажем, шестью-семью месяцами назад, по которому все мое имущество переходит во владение моих друзей Кирстен и Клауса. Как только они получат наследство, они мне его передадут.

— Вы настолько им доверяете? — удивился юрист.

— Как самой себе, — ответила Барби.

— Что ж, в таком случае для меня остается лишь один вопрос к вам — я должен удостовериться в вашей личности.

— Разумеется, — кивнула Барби. — Во-первых, составляя упомянутое завещание, я должна буду поставить свою подпись и не сомневаюсь, юристы агентства сделают все, чтобы оспорить ее подлинность. Но если еще до начала процесса вы желаете удостовериться, что именно со мной имеете дело, — она встала, прошла к небольшому бару в дальнем конце комнаты, достала оттуда стеклянный стакан для виски, крепко обхватила его обеими ладонями и аккуратно положила в пластиковый пакет, найденный в одном из отделений бара.

— Я надеюсь, у вас найдется надежное детективное агентство, с которым вы работаете постоянно? Передайте им это и, — Барби протянула юристу завернутый в пакет бокал и достала из кармана тяжелый металлический ключ, — это. Ключи от моей квартиры. Там они найдут кучу моих отпечатков, я думаю, достаточно для того, чтобы вы были уверены, что имеете дело именно со мной. Вы также можете, как юрист, работающий с моим завещанием, официально связаться с моими наследниками и получить их подтверждение, что они не собираются оспаривать завещание.

— Вы не боитесь, что это может показаться странным? Ваше наследство с момента, вы уж простите, вашей гибели, неуклонно растет, а ваши прямые наследники на него не претендуют?

— Да, вы правы, — задумалась Барби. — Тогда вот что, включите пункт, по которому моя младшая сестра получит треть всего нынешнего состояния, и треть доходов с любых произведений, на которые распространяются мои авторские права. Если из моего образа сделают торговую марку, что сейчас и пытается провернуть агентство, то права на эту марку должны принадлежать мне и моим наследникам, не так ли?

— Совершенно верно, — согласно кивнул Хаммерсмитт, доставая из дипломата большой блокнот. — Теперь давайте обсудим детали.

Когда через час юрист откланялся, Барби была уверена, что получит свои деньги довольно скоро.

— И зачем ты ему столько наплела? — недовольно спросила правдолюбивая Кирстен, выходя из соседней комнаты, откуда по просьбе Барби слушала этот разговор.

— А что я должна была ему сказать? — развела руками модель, теперь уже бывшая. — Что я по неосторожности сболтнула имя страшного темного волшебника, пытающегося захватить мир, и по этой причине вынуждена прятаться?

Барби не считала нужным скрывать от Кирстен и Клауса причины своих неприятностей и, надо сказать, друзья довольно легко ей поверили. Во-первых, потому что ее явление посреди ночи после того, как телевидение сообщило о ее кончине, уже было чудом, во-вторых, потому что она продемонстрировала им волшебную палочку и даже сумела выпустить из нее сноп искр, в-третьих, потому, что Кирстен и Клаус по натуре были людьми довольно спокойного нрава, в меру флегматичными, не особо возражающими, когда привычная картина мироздания становилась с ног на голову.

— Могла ничего не объяснять, — все еще с упреком настаивала Кирстен, — сказать, что это твое личное дело! Врать-то зачем? Теперь будет подозревать какого-нибудь ни в чем не повинного политика!

— Пусть подозревает, на здоровье, Кирсти, политиков всегда все подозревают, одним подозрением больше, одним меньше — большая разница! — отмахнулась Барби. — Важно другое. Этот Хаммерсмитт — человек, который изо дня в день возится со скучнейшими бумажками, и тут сталкивается с такой тайной! Конечно, как бы он ни пытался это скрыть, ему все любопытно. Разумеется, я могла бы сказать, что это мое личное дело — зачем мне нужна инсценировка смерти, но подумай сама — для него это было бы как щелчок по носу — не суйтесь, не ваше дело! Конечно, я не сомневаюсь, что его профессиональная поддержка от этого ничуть бы не ухудшилась, но отношение ко мне могло испортиться. А сейчас, посмотри на него! Он ушел с мыслью, что он рыцарь, спасающий прекрасную даму от чудовища. И ведь на самом деле, это не так уж далеко от истины, просто всей правды ему знать не полагается. Но, он совершает благородный поступок и имеет право это осознавать.

— За этот, как ты выражаешься, благородный поступок он получит свои деньги, — напомнила Кирстен.

— Да, но это не значит, что он не должен получать удовольствие от работы. А раз я ему плачу — тем более имею право нести любую чушь! — фыркнула Барби. — И потом, не отрицай — затеять историю с подменой сроков завещания — это требует мужества!

Подруга в ответ лишь пожала плечами, показывая, что она сдается и дальше спорить не намерена.

— Кстати, — перевела разговор на другую тему Кирстен, — почему ты все же не хочешь уехать в более безопасное место? Нам твое общество всегда в радость, и если хочешь, мы поедем с тобой, но не было бы разумнее скрыться подальше от всего этого безобразия?

Барби с минуту помолчала, думая, как ответить на вопрос Кирстен. Затем в голову девушки пришла идея. Она еще не показывала Кирстен и Клаусу глазастую книгу, поскольку попросила их с утра пораньше съездить в город и заодно заняться поисками юриста. Она объяснила, что доставивший ее сюда волшебник имеет нехорошую привычку стирать память попавшимся ему на пути НЕволшебникам, как их называли в магическом мире, магглам.

К счастью для ее друзей, да и для самой Барби, Северус с его письмом появился почти сразу, после того, как пара уехала. Он был немногословен, в очередной раз напомнил Барби, что произнесение имени Темного Лорда до добра не доведет, передал ей лист пергамента исписанный мелким убористым почерком, предупредил, что лист сгорит через полчаса, так как содержит сведения, не подлежащие разглашению, и посмотрев на нее странным, затравленным взглядом, исчез.

Удача, что Барби пришла в голову мысль отсканировать листок, иначе она вряд ли смогла бы понять за отведенные полчаса, о чем шла речь в послании Северуса. Вернувшаяся Кирстен, оставившая Клауса заниматься покупками и поисками юриста, также, по просьбе Барби, пробежала текст глазами, но единственное, что смогла вынести — как ей жаль этого несчастного парня, автора письма, несладко же ему пришлось. После этого Кирстен принялась за какие-то свои домашние дела, и книги с глазами не видела.

— Как умер твой дедушка? — спросила Барби, желая объяснить Кирстен причину, по которой не собирается пока покидать Британию.

— Ты прекрасно знаешь, — недовольно нахмурилась Кирстен, которой эта тема была не по душе, — он погиб в Берлинском метро, когда по приказу Гитлера там открыли речные шлюзы, чтобы утопить немцев, прятавшихся от советских бомбежек. Когда этот старый маразматик, — лицо Кирстен стало каменным, — решил, что немецкий народ недостоин своего великого гребанного фюрера. Только я не понимаю, при чем здесь это?

— Пойдем наверх, покажу тебе кое-что, — Барби быстрым шагом направилась в свою спальню.

Войдя в комнату, она сразу же подняла с пола фолиант и быстро проговорила:

— «Ежедневный пророк», статья о магглорожденных волшебниках, — книга по своему обыкновению начала шевелить глазам и ушами, у вошедшей Кирстен, еще не видевшей этого волшебного издания, вырвался брезгливый вскрик:

— Что это?! — с выражением крайнего отвращения на лице она застыла за спиной у Барби, глядя на неведомое чудище через плечо подруги.

— Еще не разобралась, но, похоже, какой-то волшебный аналог Интернета. Через него я прочитала сегодняшнюю магическую газету — первый номер, после произошедшего ночью переворота.

Книга замерла и всеми глазами уставилась на девушек, Барби открыла ее и протянула подруге.

— Читай, — сказала она Кирстен, которая, усевшись на кровать Барби, взяла фолиант в руки крайне неохотно.

Через пять минут, когда суть статьи стала ей ясна, она с видимым облегчением отложила многоглазое чудо в сторону.

— Ну, что это тебе напоминает? — строго спросила Барби, стоя напротив сидящей Кирстен и сложив руки на груди.

— Да ты права, — вздохнула в ответ хозяйка дома, — это действительно очень похоже на раннюю нацистскую пропаганду… А может даже, не очень раннюю. Но, посмотри, если они так относятся даже к родившимся в семье, как это… простецов, волшебникам, как тогда они относятся к нам? Барби, это ведь значит, что сейчас в Британии просто опасно находиться!

— Ничего подобного! — горячо воскликнула Барби, и принялась расхаживать по комнате, сопровождая свою речь яростной жестикуляцией. — Вспомни, что ты мне говорила, Кирсти, вспомни, что ты говорила про своего дедушку — что бы ни происходило в Германии, что бы ни творил этот мелкий уродец, твой дед лишь говорил — это не наше дело, нас это не касается! И чем все обернулось?! Между прочим, я еще не до конца разобралась в этом, но похоже в истории нацистской диктатуры волшебники тоже сыграли свою роль, — Барби снова взяла в руки книгу, — «Развитие и упадок Темных искусств», — потребовала она. Уже показывавшая сегодня этот текст книга снова нашла его почти немедленно.

— На Г, Грюн, нет… как-то по-другому, — бормотала про себя Барби, быстро листая страницы, — ага, вот он — Геллерт Гриндевальд. Почитай, на досуге, Кирсти, тебе будет интересно, я думаю. Это предыдущий претендент на звание властелина мира, — Барби протянула подруге фолиант. Та начала было читать текст, но Барби прервала ее:

— Пойми главное, мы ничего не знаем об этой войне, которая против нас же ведется, разве это не бардак?! Разве мы не должны, зная об этом, помочь защитить самих себя?

— Интересно знать, — нахмурилась Кирстен, — как ты собираешься защищаться? Кроме искр из твоей палочки я пока что ничего путного не видела. Это, конечно, впечатляет таких, как это у них называется, простецов, как мы с Клаусом, но вот убийцу-монстра впечатлит вряд ли. Разве что от смеха скончается на месте.

— Тоже вариант, — улыбнулась Барби, — нет, я о другом думаю. Я думаю, что если в магическом мире будет очень трудно разыскать Кингсли Бруствера, то через маггловские каналы можно попробовать. А тогда уже… Ну, скажи, какое сопротивление, а я не сомневаюсь, что он в этом сопротивлении участвует, не нуждается в деньгах? Их у меня, надеюсь, в скором времени будет более чем достаточно.

— Ну, хорошо, предположим, ты наймешь людей для его поиска — ведь не сама же искать будешь, так? Так. Через юристов, через банкиров передашь ему сколько захочешь денег, но для этого вовсе не обязательно оставаться в Британии! Тем более, что тебе опасность грозит больше, чем остальным! Или дело не только в благотворительности? Признайся честно, ты хочешь остаться из-за этого парня, из-за автора письма, так?

— Ну-у… — задумчиво протянула Барби, глядя в потолок. — Одно я могу сказать тебе точно — парнем его можно назвать только с большой натяжкой. Нет, дело не в возрасте, просто он для этого слишком серьезен… Северус, он…

— Стоп, стоп, дальше не надо. Выражение твоего лица, когда ты произносишь его имя, говорит достаточно красноречиво, чтобы не спрашивать о твоем к нему отношении.

— Но дело не только в нем, правда, Кирсти! Просто я действительно не хочу оставаться в стороне!

— А хочешь сунуться в самое пекло?

— Не знаю, но у меня такое чувство, что я еще понадоблюсь здесь. А ты же знаешь — я доверяю своей интуиции.

— Ладно, — сдалась Кирстен, — мне надоело держать в руках эту мерзость, не отвлекай меня, я хочу быстро прочитать, что ты мне подсунула, и убраться подальше от этого глазастого чтива.

— Хорошо, — Барби подняла руки, сдаваясь, — пойду посуду помою.

Когда через полчаса Кирстен спустилась вниз, выражение ее лица поразило Барби до глубины души. Никогда еще она не видела свою подругу такой сосредоточенной, такой суровой и решительной.

— Ты права. Мы никуда не уедем.

— Почему, позволь полюбопытствовать, ты изменила свое мнение? — Барби выключила воду и принялась вытирать вымытые тарелки.

— Понимаешь, когда ты говорила, это было как-то в общем, как-то абстрактно, а сейчас, я читала и… Кельн, Аахен, Мюнхен, Ганновер, это все конкретные места, я там была, я их видела, и теперь, когда я знаю, что там случилось, — она закусила губу, напряженно подыскивая слова. — Не понимаю, как это объяснить, но…

— Ты не хочешь бежать, как крыса с корабля, так?

— Что-то вроде того. Ты правда думаешь, что здесь может начаться то же самое?

— Думаю, это не сразу будет так ужасно. Если повезет, его, этого британского монстра, все же остановят до того, как он развернется как следует.

— Хотелось бы верить… — задумчиво произнесла Кирстен, отбирая у Барби тарелку и ставя ее в соседний шкаф. — Это для микроволновки. В смысле посуда для микроволновки в этом шкафу, — Кирстен улыбнулась, — привыкай, ты у нас надолго застряла, подруга.

— Похоже, что так, — улыбнулась Барби в ответ. Послышался шум у двери, и через несколько секунд на кухне появился Клаус, нагруженный пакетами из супермаркета.

— Вот, — гордо сообщил он, — можем хоть на месяц здесь закрыться и никуда не высовываться, если для тебя Барби так будет лучше. Кстати, я нашел юриста, он уже приходил?

— Приходил, — согласно кивнули девушки.

— А что у вас с лицами? Как будто на парад выступать собираетесь или трагедию Шекспира играть. Я что-то пропустил?

***
Месяц спустя дела с наследством были улажены. Мистер Хаммерсмитт покинул дом Кирстен и Клауса с новым заданием — по всем возможным каналам искать Кингсли Бруствера. Поскольку Кингсли, как чиновник администрации премьер-министра был ему известен, Хаммерсмитт удовлетворился объяснением о том, что и с этим человеком высокопоставленный враг девушки обошелся несправедливо, и потому ей хотелось бы заручиться поддержкой Бруствера, если все же когда-либо придется иметь дело с якобы атаковавшим ее негодяем.

За прошедший месяц Барби уже привыкла каждый день пролистывать через свою чудесную книгу «Ежедневный пророк», а также начала практиковаться в исполнении кое-каких легких заклинаний, поэтому фолиант, который она про себя назвала «Глазастик», всегда был у нее под рукой.

Второго сентября Барби как обычно потянулась за книжкой, чтобы почитать трансфигурацию, которая казалось ей самым сложным предметом, но обнаружила нечто странное. Книга без всякой ее просьбы отчаянно вращала всеми глазами.

Барби секунду поколебавшись, открыла ее и была сильно удивлена. Вместо текста она увидела портрет. Тот самый портрет, что когда-то так напугал ее в квартире Северуса. Краем глаза девушка успела заметить, что под портретом была подпись — «Финеас Найджелус Блэк, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс…», но дат директорства Барби уже не увидела, ибо портрет начал отчаянно жестикулировать. Книжные портреты не разговаривали, но по мимике профессора Блэка, по выражению паники на его лице, по тому, как отчаянно он махал кулаками перед собой, словно пытаясь вырваться со страницы наружу, Барби поняла: происходит нечто очень неприятное.

— Паучий тупик? — спросила она у портрета. — Вы хотите, чтобы я пришла в Паучий тупик? Там что-то пошло не так?

Финеас Найджелус отчаянно закивал. *** Дым, казалось, заполнил все пространство тесной улочки. Не только дышать — разглядеть что-либо перед собой на расстоянии вытянутой руки уже было невозможно. «Чудесно, — думала Барби, — избежала одного пожара, чтобы вляпаться в другой… И что, черт побери, все это значит?!».

Она прилетела в Лондон так быстро, как только смогла, наняв маленький частный самолет в Глазго и в очередной раз порадовавшись тому, что у нее есть на это деньги. Во время полета она периодически заглядывала в книгу и уверяла Финеаса Найджелуса, жестикулировавшего все отчаянней, что она вот-вот будет. Каким чудом удалось избежать пробок, по дороге от аэропорта до Паучьего тупика, до сих пор было загадкой. Однако, у моста, ведущего к кварталу лачуг, взятую напрокат машину пришлось оставить — ветхие домишки горели, и горели, похоже, не первый час.

Оценив обстановку, Барби первым делом достала из кармана большой носовой платок, купленный вчера Клаусом и немедленно отобранный Барби — мужские платки она всегда находила удобнее женских, по крайней мере, ее выдающемуся носу именно так казалось. С этим платком она спустилась к реке и окунула его в воду. Вода была далека от совершенства, и в другой ситуации Барби десять раз подумала бы, прежде чем приближаться к ней, но сейчас выбирать не приходилось. Закрыв нос и рот мокрым платком, девушка отправилась на поиски Паучьего тупика.

Все исчезало в дыму, и Барби с трудом узнавала дорогу. Наконец, видневшаяся вдалеке башня завода показалась под правильным углом, и Барби поняла, что она на верном пути. Пройдя вперед еще несколько шагов, она увидела знакомую дверь, ту самую, о которую едва не сломала кисти рук, когда долбилась к Северусу, поверившему в ее предательство.

Дверь, разумеется, была закрыта. Снова оставалось надеяться только на чудо — Барби прекрасно помнила, как Северус предупреждал ее — из дома просто так не выйдешь, значит, теперь просто так не войдешь. Из вчерашнего номера «Пророка» она знала, что Северуса назначили главой Хогвартса, следовательно, он должен был покинуть этот дом и, без сомнения, зачаровать вход каким-нибудь суперсложным способом. Барби подумала, что заклинания из книги для первоклассников школы чародейства и волшебства вряд ли окажутся эффективными, но другого выхода не было, дым наступал со всех сторон, так почему бы не попытаться?

— Алохомора! — почти не надеясь на удачу, произнесла девушка, взмахивая палочкой, как этому учила «Стандартная книга заклинаний». — И, конечно же, ничего! — не увидев никакого эффекта, Барби со злости откинула от лица мокрый носовой платок и тут же закашлялась. — А чего ты собственно…

Но в этот момент подул легкий ветер, немного разогнавший дым, и это позволило Барби увидеть, что дверь чуть-чуть приоткрылась. Не так эффектно, как тогда, когда она тренировалась дома (Кирстен и Клаус уже почти перестали нервно вздрагивать от грохочущих тут и там дверей), но это было не важно. Главное — появилась возможность попасть внутрь. Навалившись посильнее на тяжелую преграду, Барби наконец вошла в дом Северуса.

Не успела она закрыть дверь за собой, как услышала недовольные крики Финеаса Найджелуса:

— Несносная девчонка! Где вы пропадали все это время!

— Простите, — деланно вежливым тоном ответила Барби, закрыв вход, повернувшись к портрету и упираясь ладонями в талию, — а вам не кажется, что это не самое вежливое приветствие для человека, прилетевшего с другого конца страны чтобы вытащить вас из пожара?!

— Не время для реверансов, мисс! За то время, что вы тащились сюда, можно было десять раз трансгрессировать, создать портал, или, в конце концов…

— Простите, что? Вы, кажется, не совсем понимаете, с кем имеете дело — я маггл!

— Маггл, который только что заклинанием открыл дверь — я бы умер от смеха, если был бы жив! Повторяю, мисс, сейчас не время для шуток! Не знаю, что вы там о себе возомнили, но без магии отсюда все равно не выбраться, так что заканчивайте ваше идиотское позерство!

— Но это не позерство, сэр! — в отчаянии всплеснула руками Барби. — Я на самом деле знаю пару простейших заклинаний — и все! Разве вы забыли — я про магию впервые услышала в этом доме, в то время как вы, очевидно, прятались за рамой, или где вы там ходите. В любом случае, вы прекрасно знаете — я не умею колдовать!

— Мерлин Великий! — выдохнул Финеас Найджелус, казалось его холст побледнел от волнения. — Я думал, вы притворялись! Что же теперь делать…

— По-моему это очевидно — мне вполне по силам унести… ваш портрет, сэр. Недалеко отсюда стоит моя машина, пока огонь сюда не добрался, мы еще успеем скрыться.

— Глупое создание! Разве я только о себе беспокоюсь?!

— А о ком же еще? Профессор Снейп, насколько я понимаю, в ближайшее время сюда возвращаться не собирается…

— Вот именно, не собирается! Оглянитесь вокруг — его книги, его библиотека!!!

Барби оглянулась. Действительно, как она могла забыть — ведь в этой комнате полно книг. Огромных и маленьких, тонких и объемных, старинных и темных фолиантов. Многие из них выглядели так, словно вполне могли быть единственными оставшимися в мире экземплярами, или, по крайней мере, одними из последних. Барби снова повернулась к портрету.

— Черт! Я не знаю! — ее лицо выражало полнейшее отчаяние. — Что делать?! Вы же волшебник, вы были директором школы, ну придумайте же что-нибудь!

Финеас Найджелус посмотрел на нее с отвращением и пренебрежением. Взгляд профессора Снейпа на Гарри Поттера рядом с этим взглядом показался бы радушным приветствием, но Барби об этом не знала. Ей сейчас было все равно — в нескольких десятках метров от них бушевал огонь, дым проникал в дом все сильнее, и не на кого было рассчитывать, кроме как на этот считающий себя центром вселенной портрет.

— Пожалуйста! — попросила Барби. — Вы правы, я глупая девчонка, которая почему-то решила, что у нее получится пользоваться магией, я ничего не умею, но, подумайте сами — от кого вам еще ждать помощи — кроме меня здесь никого нет!

— Как это ни печально, но вы правы, — смилостивился Финеас Найджелус. — Бегом на кухню…

Барби непонимающе взглянула на портрет. Финеас Найджелус тяжело вздохнул, возвел глаза к небу, сделал странное движение челюстью — будь он человеком, Барби несомненно услышала бы скрежет зубов, и медленно, словно самому тупому созданию на свете, стал объяснять.

— Направьте вашу палочку на эту стену. Произнесите то же заклинание, что вы произнесли, чтобы войти сюда.

Барби следовала этим указаниям, и перед ней открылся проход на тайную лестницу. Под лестницей начинался темный коридор. Финеас Найджелус не мог сказать точнее, что именно там находится, однако дом был столь мал, что Барби вряд ли могла заблудиться. Она уже направилась к потайному проходу, как была остановлена окриком портрета.

— У вас совсем нет мозгов, юная леди? Не сомневаюсь, доведись вам оказаться в Хогвартсе, непременно были бы на Гриффиндоре! Сунуть голову в пекло — это пожалуйста, а подумать хоть немного этой самой головой — уже проблема! Что вы собрались там делать, если я еще не сказал вам, что именно искать?!

Барби резко развернулась. Больше всего на свете ей хотелось сейчас взять большую бутылку ацетона или скипидара, облить проклятый портрет и как следует размазать этого мерзкого старикашку. Но черт его побери, он был прав. Девушка сжала кулаки, изо всех сил стараясь не выйти из себя.

— Я вас внимательно слушаю, — проговорила она со всей учтивостью, на которую была способна. Звучало это так, словно она прошипела портрету пожелание скорейшей гибели. Финеас Найджелус вздернул брови, отметив про себя, что такая манера речи скорее характерна для студентов его факультета, но вслух этого не сказал — не собирался дарить нахальной девчонке такой комплимент. Вместо этого он сосредоточился на указаниях.

— Пройдите на кухню и обыщите все шкафы. Вы будете искать емкость с золотисто-перламутровой жидкостью. Это Феликс Фелицис — зелье удачи, если точнее — жидкая удача. Как только найдете, немедленно возвращайтесь.

В кухне дым уже стоял почти такой же, как на улице — эта часть здания была ближе к той стороне, откуда шел пожар. Барби собралась с мыслями, сосредоточилась на своей задаче и стала действовать очень быстро. В результате ее поисков воцарился невообразимый бардак, и она искренне порадовалась тому, что хозяин дома не видит ее бурной деятельности. Нужный, как показалось Барби, пузырек размером с маленький стаканчик отыскался в одном из верхних шкафов. Схватив его и порушив при этом полку — к счастью ничего не разбилось — Барби метнулась обратно в гостиную, едва не споткнувшись о валявшуюся на полу бутыль.

— Оно? — спросила девушка, едва войдя в комнату и протягивая руку с пузырьком к портрету.

— Совершенно верно, — кивнул Финеас Найджелус. — Разумеется, если директор Снейп не придумал что-то очень похожее по виду. Но сейчас времени на сомнения нет. Пейте.

— Сколько? — опасливо спросила Барби, стараясь не думать о том, что будет, если это на самом деле какое-то новое экспериментальное зелье Северуса. Финеас Найджелус одарил ее скептически-оценивающим взглядом.

— Все.

— А если это не оно? — все же высказала свои опасения Барби. — Учтите, если со мной что-то случится, вытащить вас отсюда точно будет некому!

— Хватит терять время! — сердито прервал ее рассуждения Финеас Найджелус. — Я все же кое-что смыслю в зельеварении, знаете ли! Я уверен, что это Феликс Фелицис! Пейте и принимайтесь за работу!

Барби открыла пузырек, крепко зажмурилась, выдохнула, словно собираясь пить крепкий алкоголь, и, запрокинув голову назад, вылила содержимое пузырька себе в рот. На секунду она замерла, пытаясь осознать, что с ней происходит, затем опустила голову, открыла глаза и громко и радостно закричала: «Вау!» сопровождая этот крик сильным взмахом палочки, отчего дым в комнате немедленно исчез.

— Вау! — еще раз повторила девушка. — Круто! Сама не поняла, как я это сделала, но ведь классно вышло, верно? — ее чересчур радостный, слегка сумасшедший взгляд встревожил профессора Блэка.

— Спокойно! — скомандовал он тихим, но повелительным тоном. — У вас передозировка, вы не способны мыслить здраво. Не будете слушаться меня — нам обоим отсюда не выбраться.

— Нет, что вы! — радостно откликнулась Барби, тихо хихикая. — Что-то внутри меня говорит, что я должна следовать вашим указаниям, значит, так тому и быть.

Финеас Найджелус облегченно вздохнул и начал отдавать распоряжения.

— Вам придется применять чары изменения пространства. Уменьшать одни предметы и делать другие более вместительными. Это очень сложные чары, не всякий выпускник Хогвартса способен как следует их выполнить, но, будем надеяться на вашу удачу и мои знания. Направьте палочку на вашу сумку…

— У меня нет с собой сумки, — растерянно возразила Барби, но тут же просияла. — Но я знаю, что делать! — она побежала к лестнице и, перепрыгивая через ступеньку, понеслась на второй этаж. Там девушка не раздумывая зашла в комнату Северуса и, вытащив третий сверху ящик комода, извлекла оттуда небольшую черную кожаную торбу — нечто среднее между дорожной сумкой и кошельком. Заглянув внутрь, девушка обнаружила там какие-то бумаги, которые почему-то решила не выбрасывать. Бросив взгляд за окно на улицу, она поняла, что дом полностью окутан дымом, и если бы не ее заклинание, она давно бы задохнулась — надо было торопиться, и она бегом вернулась в гостиную к портрету профессора Блэка. Финеас Найджелус нервно прохаживался от одной стороны рамы к другой и, стоило Барби появиться на пороге, как портрет тут же засыпал ее новыми указаниями.

Следуя наставлениям профессора, девушка произносила незнакомые заклинания и делала странные пассы палочкой. Она призывала книги кипами, и они почему-то аккуратно влетали в торбу, в которую по определению не могли войти не то что все, но и каждая по отдельности. Затем она таким же манером собрала все бутыльки и коробочки на кухне и даже умудрилась прихватить содержимое гардероба и комода. Вообще-то сперва ей ужасно хотелось проверить — войдет ли комод в сумочку. Точнее, она не сомневалась, что войдет — с ее-то волшебством! С ее-то способностями! Но внутренний голос подсказал, что сейчас не время для подобных экспериментов, и Барби послушалась. Наконец, сняв со стены портрет Финеаса Найджелуса и погрузив его все в ту же торбу, девушка вышла на улицу.

Воздух снаружи почернел от дыма. Дышать было абсолютно нечем, но Барби это почему-то не смущало. Словно что-то вело ее, когда она сделала несколько шагов вперед, и тут же сильный порыв ветра отогнал дым от ее лица, а в следующую секунду с неба хлынул дождь. Барби, сама не зная почему, решила попытаться обойти дом с другой стороны, и ей это удалось. За задней стеной дома начинался глубокий овраг, однако девушке легко удалось спуститься по крутому склону. По дну оврага тек тоненький ручеек, следуя за которым Барби быстро выбралась к реке. Подъем к мосту также не вызвал никаких проблем, и вскоре Барби оказалась рядом со своей машиной. Бросив торбу на заднее сидение, она приоткрыла ее и аккуратно достала портрет Финеаса Найджелуса. Открыв окно, она поставила портрет перед ним, так чтобы профессор Блэк мог смотреть, не опасаясь попасть под струи дождя.

— Ну, как зрелище? — спросила она, выглядывая из-за портрета и созерцая картину пожара. Не смотря на сильный дождь, дым все еще стоял стеной, его клубы почти полностью скрывали заброшенный квартал, создавая впечатление, что это огромное черное облако прилегло отдохнуть рядом с рекой.

— Как мы оттуда выбрались?! — обычно холодный и сдержанный Финеас Найджелус не смог скрыть своего потрясения.

— Если честно — без понятия, — фыркнула Барби. — Главное, что выбрались! — и помолчав, добавила: — Видимо, директору Снейпу очень нужна его библиотека… Или кому-то нужно, чтобы она у него была…

— Или у вас… — задумчиво заметил Финеас Найджелус.

— Или у меня, — согласилась Барби. — Так или иначе, пора нам уезжать отсюда. Здесь больше делать нечего. Хотите посмотреть в окно, или предпочитаете внутренность сумки?

В другое время профессор Блэк ни за что не согласился бы добровольно созерцать маггловские улицы, глядя в окно маггловского изобретения — автомобиля. Но за последние полтора дня вид из его портрета, некогда висевшего на площади Гриммо, уже дал ему представление о том, как неуютно бывает внутри увеличенной заклинаниями пространства и наполненной всякой всячиной сумки. Впрочем, следует признать — именно позаимствовав идею Гермионы Грейнджер, он придумал, как можно спасти библиотеку Северуса, однако, это не увеличило его желания наслаждаться видом кучи беспорядочно сваленных вещей вокруг.

— Я бы предпочел находиться снаружи, — церемонно произнес профессор Блэк. Барби довольно усмехнулась, но портрет, развернутый от нее этого не видел.

— Как скажете, — ответила девушка, вылезая с заднего сидения и пересаживаясь на водительское место, — только мне придется поднять стекло, не волнуйтесь, оно чистое, вы все увидите, и прикрепить вас… Ага, секунду, — она развернулась и посильнее вдавила раму между сидениями. Пошевелив ее и убедившись, что картина втиснута надежно, Барби завела мотор и пристегнулась.

— Только будьте любезны, ведите себя как добропорядочный портрет, старайтесь не особенно шевелиться. Если мы остановимся на перекрестке, а вы начнете перемигиваться с пассажирами соседних машин, думаю, это может привлечь нежелательное внимание со стороны общественности.

— Я вообще не имею дурной привычки, как вы изволили выразиться, перемигиваться! — оскорбленно заявил Финеас Найджелус. — И я не хуже вас знаю, как важно соблюдать дистанцию с магглами!

— Вот и прекрасно! — весело отозвалась Барби, выруливая на дорогу. — Кстати, профессор, я правильно понимаю, что этот Феликс-как-его-там, должен подсказывать мне верные решения?

— Феликс Фелицис, — нудным тоном поправил бывший директор Хогвартса. — Пока он действует — да, в этом его суть.

— В таком случае сейчас он подсказывает мне, чтобы я сказала вам, что директор Снейп не должен ничего знать об этом пожаре и моем участии в вашем спасении. Что скажете?

— Скажу только, что это по какой-то причине выгодно вам. Насколько в этом заинтересован директор, я не знаю…

— В таком случае, пожалуйста, не говорите ему хотя бы пока. Я ведь все-таки спасла вас!

— В данный момент, к вашему счастью, это вообще невозможно — директор Снейп слишком занят. Кажется, что-то случилось в Министерстве, иначе я с самого начала вызвал бы его на помощь…

— Но он в порядке? — встревожилась девушка.

— Судя по моим сведениям, да. Проблемы касаются его лишь косвенно… — Финеас Найджелус многозначительно замолчал, и Барби сочла за лучшее не продолжать разговор. Чтобы дорога была веселее, она включила радио. Разумеется, Финеас Найджелус потом не раз припоминал ей вульгарность маггловских песен — как мотивов, так и содержания, но во время поездки Барби могла поклясться, что слышит со стороны портрета тихие звуки, подозрительно похожие на стук пальцев о край рамы в такт мелодиям.

Глава 7. Новые знания (часть 1)

Птица была великолепна. Огромная — размером с хорошо откормленного гуся, с цветным оранжево-красным оперением, длинным, словно у павлина хвостом и умными внимательными глазами-бусинками. Барби сказала, что ради одной этой птицы готова купить дом. Агент по продаже недвижимости заметил, что птица в контракте не упомянута и вообще он, агент, за птицу ответственности не несет, не представляет, откуда эта птица взялась и что здесь делает. И если уж на то пошло, мисс может сама приручать эту птицу хоть сейчас, но прежде пусть подпишет контракт. Девушка согласно кивнула.

— Можете связаться с моим поверенным и уладить все финансовые вопросы с ним. Я беру этот дом.

— Прекрасно, мисс Мелифлуа. В таком случае мы можем возвращаться в город.

— Вы поезжайте, а я еще немного побуду здесь. В конце концов, ведь это почти что мой дом.

— Вы уверены, что доберетесь до города сами? Мы ехали сюда почти час, да и дорога все время петляет…

— Благодарю вас за заботу, но я запомнила дорогу, думаю, не потеряюсь.

— Что ж, как пожелаете. В таком случае, до встречи, мисс, — агент по недвижимости кивнул и быстро пошел к выходу.

Барби дождалась, пока его машина с шумом отъедет, огляделась вокруг, хотя прекрасно знала, что никого рядом нет. Раскрыв свою любимую холщовую сумку, она извлекла оттуда черную сумочку-торбу, прихваченную в доме Северуса — заклинания расширения пространства все еще работали прекрасно — и уже из этой торбы достала портрет Финеаса Найджелуса.

— Мелифлуа?! — первым делом возмутился портрет, еще не будучи до конца извлеченным из сумки. — Мелифлуа? Да как вы посмели использовать это одно из древнейших имен волшебных семейств Британии?! Вы, вы…

— Кто — я?! Только посмейте еще раз назвать меня грязнокровкой, пойдете на растопку камина! — услышав эти слова, портрет заметно притих, и вместо крика перешел на язвительный шепот.

— С чего вы взяли, мисс, что я собираюсь говорить нечто подобное? Если таково ваше мнение о себе, я тут не при чем, хотя оспаривать его не собираюсь, в отличие от ваших нелепых претензий на имя, которое вам не принадлежит!

— А что, по-вашему, было бы намного лучше купить дом на имя погибшей и оплаканной звезды? — не менее ядовито, чем портрет поинтересовалась Барби. — У меня были документы на это имя, так уж получилось, и я решила ими воспользоваться. Сами же не раз говорили, что учеников вашего славного факультета отличает счастливая способность правильно использовать любую ситуацию. Считайте, я приближаюсь к идеалу, если таковым считать ваш факультет!

— И не надейтесь, — презрительно фыркнул Финеас Найджелус. — Такой чести вам не видать как магглу дементоров! А теперь будьте любезны все-таки объяснить, почему вы решили, что можете воспользоваться этим…

— Этим древним благородным именем, — сердито закончила предложение собеседница, возводя очи горе. — Потому что нашла в сумке директора Снейпа бумаги, содержащие это имя, в том числе, бумаги, позволившие мне сделать маггловские документы на имя Веспертильоны Мелиссы Мелифлуа. Можете теперь так меня и называть, профессор Блэк! Кстати, вы в курсе, что между Блэками и Мелифлуа браки заключались довольно часто?

— Разумеется, мне об этом известно, а вот как об этом могли узнать вы, мне совершенно непонятно!

— Информация за информацию — кто такие Нарцисса Малфой, урожденная Блэк, и ее сын Драко? Почему она имела основания беспокоиться за жизнь своего сына?

— Откуда вы… Неужели, вы и вправду думаете, что я стану отвечать на ваши вопросы прежде, чем услышу ответы на свои?

— Станете. По одной простой причине — вам информация нужна, а у меня она есть почти полностью. Кое-что — пока лишь догадки, однако, я проживу и без вашего подтверждения, а вот вам без меня никак не разобраться.

Финеас Найджелус смерил недовольным взглядом новоявленную Веспертильону Мелиссу Мелифлуа и нехотя заговорил. Девушка слушала его, понимая, что все похвалы славным семействам стоит делить надвое, если не больше. Пояснив причины беспокойства миссис Малфой за сына, Финеас Найджелус замолк, и вопросительно посмотрел на собеседницу. Выдержав напряженную паузу, он все же решился:

— Итак, я по-прежнему жду объяснений…

— Я дам их вам, как только разберусь с этой птицей — не хочу, чтобы она улетала, как выдумаете, можно ее приручить?

— Какая еще птица? — недовольно поморщился бывший директор Хогвартса.

— Да вот эта, — Барби развернула портрет, прислонив его к стене, и Финеас увидел сидящий на камине предмет обсуждения.

— Фоукс?! — тон профессора Блэка напугал Барби.

— Что, простите? Эта птица опасна?

— Нет, если только не обложить ее сухими ветками и не разместить на деревянном полу. — Финеас Найджелус вернулся к своему обычному слегка раздраженному тону. — Это Фоукс, феникс Дамблдора.

— Феникс? — переспросила Барби, все еще не веря в такое чудо.

— Всегда знал, что магглы не способны адекватно воспринимать информацию, — не удержался от колкости Финеас, — сколько раз мне повторить, чтобы вы смогли осознать смысл моего ответа? Проговорить по слогам?

— Благодарю вас, увольте от такого удовольствия. Как вы вообще умудрились стать профессором? Ведь преподавание — это бесконечное повторение!

— Видите ли, студенты школы чародейства и волшебства Хогвартс отличаются несколько большими умственными способностями, чем то скудоумие, которое я имею удовольствие наблюдать последний месяц в вашем лице!

— Я вам уже предлагала переехать на чердак в доме моих друзей, там нет ни меня, ни других глупых магглов — соглашаетесь, и будете избавлены от необходимости терпеть нескончаемую тупость!

— Я уже ответил вам, что не собираюсь ослаблять контроль — у вас библиотека директора Снейпа, личные вещи директора Снейпа и Мерлин знает, что вы можете выкинуть!

— Ага, особенно если учесть, что вы не сообщили директору Снейпу о случившемся сразу, а теперь вряд ли сможете объяснить, как так получилось, что он все еще не в курсе, — лукаво усмехнулась Барби. — Оставим эту тему, лучше скажите, как приручить птицу.

— Эту птицу, — лицо профессора Блэка выражало крайнее презрение, равно как и тон его голоса, — невозможно приручить. Эта птица сама выбирает себе хозяина!

Презрение было потрачено впустую, собеседница на тон профессора Блэка никак не отреагировала, сосредоточив все свое внимание на фениксе. Она протянула вперед правую руку, медленно подходя к камину. Казалось, птица только этого и ждала — один взмах крыльев, и Фоукс устроился на плече новой хозяйки, покалывая это плечо коготками. Барби слегка охнула от неожиданной тяжести, но тут же улыбнулась и медленно погладила феникса свободной рукой, птица издала приятный воркующий звук и прижалась головой к щеке девушки. От феникса исходила такая нежность, его присутствие давало такое сильное чувство защищенности и уверенности, что на несколько мгновений реальность с ее страхами и проблемами перестала существовать, была только теплая тяжесть на плече и нежное прикосновение перьев.

— Прошу прощения, что прерываю идиллию, — нет, за этот мерзкий голос она точно когда-нибудь спалит проклятый портрет в камине! — Но мне хотелось бы узнать, с какой стати вы, мисс Барбара…

— Очень хорошо, — резко прервала она поток язвительных фраз, феникс на плече примирительно заворковал, словно говоря: «не обращай внимания, он того не стоит», — я прекрасно помню, что именно вас интересует. Заткнитесь и слушайте, — Барби достала из кармана сложенный вчетверо лист пергамента, развернула его и принялась читать вслух.

— Северус, при нашей последней встрече я собиралась сказать тебе намного больше, однако за мной увязалась Беллатрикс, а обсуждать некоторые свои планы в присутствии дражайшей сестры я не могу, поэтому пишу тебе письмо, содержание которого ты, надеюсь, сохранишь в тайне.

Прими это как комплимент, Северус — ты всегда умел выживать в любой ситуации и при любой власти, впрочем, как и Люциус, хотя после его ареста, я гораздо меньше верю в его способности приспосабливаться, чем в твои. К сожалению, Драко не перенял и капли подобной живучести ни у отца, ни у тебя, а потому я прошу тебя позаботиться о нем, если что-то случится со мной и Люциусом. Я говорю уже не о том, что беспокоило меня неделю назад, но о том, что случится, если успех изменит нам вовсе. Давай будем откровенными, Северус, без вдохновенных сентенций Беллатрикс мы вполне можем себе это позволить — я уверена, что при любом раскладе, для тебя (в отличие от моего «героического» супруга) камера в Азкабане — не предел мечтаний, ты всегда сможешь оправдаться, а потому я предлагаю сделку.

Если успех будет на стороне наших противников, а мы с Люциусом окажемся неспособны защищать Драко, я прошу тебя позаботиться о нем. Разумеется, ты возразишь мне, что Драко — совершеннолетний и может делать все, что ему заблагорассудится. Именно это и пугает меня больше всего — он ведь только мальчишка, и совершенно не понимает, во что ввязывается. Если случится так, что единственным способом защитить Драко будет признание его недееспособным — сделай это.

К письму прилагаются бумаги на имя Веспертильоны Мелиссы Мелифлуа — это кузина Драко, дочь двоюродной сестры Люциуса. Она также состоит в родстве с Блэками, поскольку Мелифлуа часто вступали в браки с нашим семейством, однако степень этого родства я, увы, не в состоянии точно вспомнить. Эта девушка абсолютно безумна — все-такибольшое число браков внутри семьи иногда дурно сказывается на потомстве. Но, кроме того, она — сквиб, поэтому о ее существовании знают немногие. Она помещена в маггловскую больницу для буйнопомешанных — я прилагаю полную историю ее болезни. Пользуясь этими документами, ты можешь доказать, что случаи безумства в нашей семье — не редкость.

Если будет необходимо — наложи на Драко «Империус», опои зельем — делай все, что сочтешь нужным, но докажи его невменяемость при совершении всего, во что бы мой сын ни ввязался. Разумеется, в случае признания его недееспособности, опеку над Драко поручат только родственнику. Для этого я прилагаю еще пакет документов — свидетельства того, что мать Люциуса носила в девичестве фамилию Принс и была сестрой твоей матери. В семье Малфой, равно как и в семье Принс, об этом помалкивали, после того, как твоя мать вышла замуж за маггла. Ее вычеркнули из жизни семьи, и когда Люциус узнал причины, по которым ты носишь прозвище «принц-полукровка», он постарался запрятать эту информацию подальше от твоих глаз — ты же его знаешь, вечно опасается, что кто-то покусится на его несметные богатства! Я не оправдываю его, но и не осуждаю, он — Малфой, этим все сказано, и таким я его и люблю. Это не значит, что я считаю поступок его семьи в отношении тебя справедливым.

Я не думаю, что ты будешь нуждаться в деньгах если все произойдет так, как задумано, но поскольку темой этого письма является предположение, что все может случиться совсем наоборот, я передаю тебе документы, которые позволят тебе получить как опеку над Драко, так и опеку над упомянутой Весперильоной Мелифлуа. Это создание никогда не покинет пределов своей клиники, деньги (а состояние весьма солидное) ей не понадобятся, тем более, что они по праву твои.

Северус, я полностью доверяю тебе судьбу своего сына, так как ты не раз доказал, что жизнь Драко тебе дорога (иногда я очень жалею, что во времена выбора его крестного мы не были достаточно знакомы с тобой — это решило бы многие проблемы, особенно если учесть, что в итоге мы выбрали покойного ныне мужа Беллатрикс от которого и при жизни было мало толку). Это письмо — не свидетельство моей слабой веры в нашего господина, однако, я в первую очередь мать, я хочу предвидеть любую опасность, грозящую моему сыну, в том числе и такую невероятную, как эта.

Если же, выяснится, что я напрасно доверяю тебе, учти — это письмо защищено определенными чарам, известными только в семье Малфоев. Если ты не согласен с моим предложением, лучше просто сожги пергамент, предупреждаю ради твоей же безопасности, искренне надеясь, что это предупреждение ни к чему, и ты примешь мое предложение.

Твоя должница, Нарцисса Малфой (урожденная Блэк). Барби свернула пергамент и посмотрела на Финеаса Найджелуса.

— Теперь вам все ясно?

— Благодарю, — скривился профессор Блэк. — Ясно вполне. Но это ни в коей мере не оправдывает вашего поведения.

— И что вы сделаете? Нажалуетесь директору Снейпу?

— Мне кажется, этот вопрос мы уже не раз обсуждали!

— В таком случае — закроем тему правильности моего поведения. Лучше скажите, вас устраивает дом? Место над камином вам подойдет? — Барби приподняла портрет (Фоукс при этом ненадолго взлетел с ее плеча, но тут же пересел на другое) и переставила картину на каминную полку. — Вот так, примерно, потом, разумеется, будет выше.

— Я надеюсь, гораздо выше, — с нажимом ответил Финеас. — Во всяком случае, здешние потолки позволяют дать моему портрету соответстующее рангу положение.

— Ну, разумеется, — хитро улыбнулась Барби, — два с половиной метра над полом в центральной гостиной гораздо лучше прихожей в старой развалюхе, не так ли?

— В доме профессора Снейпа я сочту за честь находиться в любом случае! — вскипел Финеас. — Каким бы этот дом ни был!

— Вот интересно, — задумчиво протянула девушка, — были бы вы к нему столь же благосклонны, если бы познакомились в те годы, когда он еще был не деканом вашего обожаемого Слизерина, а мальчишкой-полукровкой с незавидной внешностью? Вы бы так же отличали его? Ценили его таланты и ум? Что-то в письме вашей родственницы миссис Малфой подсказывает мне, что вы бы в его сторону и не смотрели, а если и смотрели бы, то как на грязь на своих ботинках — сына маггла, непонятно как затесавшегося на ваш факультет. Разве я не права?

— Что заставляет вас рассуждать подобным образом? — напыщенно и обиженно спросил профессор Блэк.

— Давайте подумаем… — Барби картинно изобразила глубокую задумчивость. — Может быть то, что несмотря на мою вам помощь — без меня вы бы сгорели в том пожаре, — вы обращаетесь со мной, как с существом низшего порядка, будто я домашнее животное, неохотно обучающееся командам. Я привыкла — мне все равно, в каком тоне вы со мной разговариваете, но не могу не отметить подобное отношение как факт — это во-первых. Во-вторых, стиль, тон, а главное содержание письма миссис Малфой, в той части, где речь идет о родителях Северуса, дают мне весьма четкую картину о представлениях вашей семьи на тему что такое «хорошо» и что такое «плохо». Думаю, что отказ от маггловских родственников является скорее традицией волшебных семей, чем новшеством, стало быть, в ваши времена это деление проявлялось еще сильнее. А если вспомнить все, что я прочитала в своей замечательной книге о Салазаре Слизерине и его взглядах на волшебников из маггловских семей…

— Директор Снейп лишь наполовину маггл! — не выдержал Финеас.

— И? Это делает его несколько лучше совсем магглов, или волшебников из полностью маггловских семей, но все же, даже для своих чистокровных родственников он был человеком второго сорта. Иначе, почему его мать, выйдя замуж за маггла, потеряла контакты со своей семьей? — вопрос Барби повис в воздухе. Профессор Блэк отвернулся от собеседницы и, горделиво подняв подбородок, принялся изучать свои отполированные ногти, всем видом показывая — не суйся туда, где тебе ничего не понять.

— Молчите? — торжествующе бросила Барби, скрестив руки на груди. — Вот и молчите. Обдумайте мои слова, может, если вы перестанете размышлять о том, что они произносятся, как вы изволите выражаться, грязнокровкой, и наконец вдумаетесь в суть сказанного, они не покажутся вам такими абсурдными, — в ответ послышалось недовольное фырканье, но Барби уже сменила тон на покровительственно-шутливый. — Да, если будете хорошо себя вести — сменю вам раму. Ваша совершенно истрепалась, облупилась и кое-где поедена жуками.

— Моя рама?! — взвизгнул Финеас, вмиг забыв игнорировать нахальную девчонку. — Моя рама поедена жуками?! Немедленно, слышите, немедленно пошлите за новой! Я настаиваю, нет, я требую! Это полное безобразие!

— Я же сказала, — мило улыбаясь профессору Блэку, Барби подошла к портрету и сняла его с каминной полки, — посмотрим, как себя вести будете. Можете начинать исправляться к лучшему прямо сейчас — спокойно и молча лежать в сумке.

— Лично я, в отсутствии посторонней челяди, предпочел бы путешествие на сидении, как подобает благородному человеку с моей фамилией. Хотя вы и в этом, вероятно, усмотрите оскорбление.

— Посторонняя челядь — это, я так понимаю, агент по недвижимости, который в считанные дни нашел для меня столь необходимый мне дом? Этот милый человек, взявший на себя хлопоты с документацией на покупку?

— Да, кто бы он ни был, какая разница…

— Я закреплю ваш портрет так, чтобы вы могли смотреть в окно, а вы, пока мы едем, будете размышлять о том, что неплохо бы уважать людей, которые на вас работают, иначе однажды можно остаться вовсе без помощников… И приходится просить помощи у первой попавшейся магглы…

— У магглорожденной волшебницы, между прочим! — нашел чем себя оправдать Финеас.

— О! Надо же, меня повысили до ранга волшебницы, пусть и магглорожденной! Уже прогресс, профессор Блэк, не думайте, что я дам вам об этом забыть!

Финеас лишь что-то невнятно пробурчал в ответ, и Барби было очень интересно, зол ли он больше на нее, или на себя, сболтнувшего по случайности такой расточительный комплимент. Она подхватила портрет, свою сумку и, с фениксом на плече, пошла к своей машине.

***
И почему преподавание показалось ему когда-то заманчивой идеей? Какого, как выражался на собраниях Ордена Феникса Артур Уизли, обвислого Мерлина, он не послал Альбуса подальше, когда тот предложил ему место декана Слизерина? Впрочем, тогда у Северуса особого выбора не было — даже гриффиндорская тупость на его уроках была вполне сносна, стоило вспомнить о том, что вместо нее он мог оценивать умственные способности азкабанских дементоров, или они — его, это с какой стороны посмотреть. От должности преподавателя по защите от темных искусств, некогда столь желанной, его воротило вовсе — при одном воспоминании, чем закончился прошлый год. Да и переносить директорство было не легче.

Во-первых, до зубовного скрежета раздражал дуэт Кэрроу, которые вели себя с ним как давние собутыльники — когда Амикус на виду у всего зала заправски похлопал Северуса по плечу, директору захотелось послать подальше все планы старика- Дамблдора и прикончить Темного Лорда самолично именно за это — за навязанную ему компанию недоумков, по сравнению с которыми Лонгботтом казался гением, а это, как ни крути, показатель.

Во-вторых, от одного взгляда Минервы МакГонагалл можно было сойти с ума, а ведь были еще и Флитвик, и Слагхорн, и Спраут, и все остальные, кто винил его в смерти Дамблдора. Как будто собственных мучений ему было мало, как будто он не проклинал каждый день, когда просыпался в покоях, рядом с директорским кабинетом (где, разместился по настоянию портрета Альбуса), думая о том, что каждая вещь здесь хранит отпечаток прежнего директора. Минерва наверняка думает, что ему это доставляет огромное удовольствие — видеть себя главой Хогвартса. Ее бы саму на это место!

Каждое утро видеть вокруг себя мир вещей, созданный твоим единственным за последние почти двадцать лет близким человеком, и понимать, что этот человек — именно человек, а не его копия на холсте, — больше никогда не будет рядом. Завтракать в Большом зале, рядом с людьми, каждый взгляд которых пропитан такой ненавистью, что поднося ложку ко рту, чувствуешь, как они искренне желают тебе подавиться. И в качестве приправы к взглядам преподавателей — взгляды гриффиндорцев. Иногда Северус задавался вопросом, не приказать ли домовикам добавлять безоар в его тарелку? Или предложить поставить его в вазочке прямо посреди стола? Может быть, тогда он сможет нормально есть, не опасаясь, что выражение лица МакГонагалл сведет его в могилу.

Ему вспоминался пятый курс Гарри Поттера, уроки окклюменции, собрания Ордена Феникса и стенания запертого в доме своей мамаши Блэка. Оба этих гриффиндорских недоумка — и Блэк, и Поттер — считали себя безмерно одинокими, всеми забытыми и покинутыми. Жалкие ничтожные создания, что они знали об одиночестве? Что они знали об этом звере, который вот он — воет в твоей душе похуже банши, пока ты с непроницаемым выражением лица пьешь утреннюю чашку кофе, глядя как младшая Уизли заговорщицки перешептывается с Лонгботтомом, и оба они смотрят тебе в глаза, гордо, надменно, не отводя взгляда, чтобы ты как можно сильнее чувствовал — ты дрянь, Северус Снейп, и мы не боимся тебе об этом сказать. Хотя, постойте-ка… Сегодня что-то новое — не смотрят!

Только теперь Северус понял, что у нескольких студентов, сидящих за гриффиндорским столом, потрясающе невинный вид. Джиневра Уизли так и вовсе выглядела ангелом во плоти. И все те, кто еще вчера как один вызывающе испепеляли его взглядами, сегодня не смотрели в сторону преподавательского стола вовсе. Плохо дело! Совершенно очевидно — что-то задумали. Ну, разумеется — Уизли переглядывается со столом Рейвенкло, а там эта ненормальная Лавгуд, от которой вообще непонятно чего ожидать. Нет, пожалуйста, Мерлин, нет! Только не новая затея в духе безмозглого Годрика!

И это после того, как он, Северус, выдержал раундов десять переписки с Люциусом Малфоем на тему: «Почему безмозглая орясина Хагрид, все еще находится в школе?!». И действительно, как логически объяснить Малфою, Амбридж, да и самому Темному Лорду, не питающему уважения к великанам, почему в силах Снейпа уволить тупого лесничего, но это все еще не сделано? Дамблдор мог сколько угодно разглагольствовать по поводу слишком быстрого распределения по факультетам, но если бы не слизеринская хитрость, с которой Северус изворачивался, чтобы сохранить место за этим тупицей, Рубеус Хагрид давно составил бы компанию Олливандеру, если не Дамблдору…

Так или иначе, но были срочные дела — Северус и не подозревал, сколько всего свалится на него после вступления в должность, а Дамблдор, разумеется не удосужился предупредить, что директорство — это не только защита школьников от сил зла, но и благоустройство школьной территории, контроль за популяцией привидений (а что поделаешь, было и такое) и бесконечный Филч, который без Дамблдора в своих планах по расправе над ученикам становился едва ли не кровожаднее Темного Лорда. Вот и сегодня Северусу предстоял разговор с Плаксой Миртл: очевидно кто-то из членов собранного Поттером еще два года назад ОД сумел найти общий язык с этим привидением. В результате в туалетах слизеринских подземелий взорвалось сразу несколько навозных бомб, предусмотрительно защищенных не пропускающим влагу заклинанием. Надо ли говорить, что в подземельях, в отличие от башен, проблемы с канализацией в прямом смысле слова выливались в большие неприятности. И вот опять гриффиндорцы, со всей очевидностью, что-то задумали…

…День был невыносимо тяжелым. Он тянулся и тянулся, и, казалось, не собирался заканчиваться. Разобраться с канализацией слизеринских подземелий, проконтролировать лекарства, поставляемые в больничное крыло (даже Слагхорн не настолько умен, чтобы оставить его работу без проверки, что уж говорить о мадам Помфри), снабдить кухонных домовиков некоторыми зельями его собственного производства — иначе ученики могут и не пережить очередной урок Кэрроу… А ведь приходилось еще и варить эти самые зелья — по ночам, превратив покои Дамблдора в свою секретную лабораторию. Поднимаясь к директорской башне, Северус чувствовал себя так, словно часа три прогуливал нюхлера по Гринготтсу. Он устало выдохнул горгулье пароль — «Салазар» — никто не должен был усомниться в его преданности Темному Лорду, пароли должны были соответствовать образу хладнокровного убийцы предыдущего директора. Впрочем, нельзя сказать, что Северус этим был сильно недоволен — напротив, если что и поднимало ему настроение в те минуты, когда Минерва МакГонагалл была абсолютно невыносима, так это мысль о том, что всякий раз перед входом в директорский кабинет она вынуждена с почтением произносить очередное связанное со Слизерином слово или имя.

Горгулья медленно отъехала, открыв проход.

Северус встал на нижнюю ступеньку, и лестница, медленно вращаясь, понесла его вверх. Еще несколько секунд, и можно будет расслабиться. Ненадолго, всего лишь на несколько часов, но избавиться от этой давящей атмосферы всеобщей ненависти. Вдруг сверху послышался странный шум, Северус немедленно выхватил палочку и весь сжался, как зверь приготовившийся к прыжку. Послышался оглушительный звон, и сверху, подпрыгивая на ступеньках, слетел меч Гриффиндора, вернее, его копия, но Северус надеялся, что кроме него о подмене никто не знал. Сильное невербальное протего, и его превосходный щит отбросил кого-то наверху лестницы — Северус услышал сдавленный стон, шепот, срывающийся на панический крик. Лестница продолжала двигаться, угрожая впечатать его в собственный щит, поэтому Северус убрал его, тем более, что уже понял — похитители меча опасности не представляют. Под самой дверью его кабинета стоял, загораживая кого-то Невилл Лонгботтом с палочкой наизготовку.

— Так-так, мистер Логботтом, — медленно заговорил Северус, все еще сжимая свою палочку, но скрестив руки на груди, — я вижу, вам недостаточно попытки похищения школьной собственности, вы желаете усугубить свое положение нападением на директора… — Лонгботтом молча сверлил профессора взглядом полным ненависти и праведного гнева. Ох уж этот праведный гнев истинных гриффиндорцев, Северус начинал думать, что такие взгляды студентов факультета Годрика — его персональное наказание. Прижизненный ад, на тот случай, если хитрец Дамблдор выторгует ему место в раю.

— Опустите вашу палочку, Лонгботтом. Немедленно. Иначе мне придется задаться вопросом, достаточно ли хорошо ваша бабушка понимает, что значит воспитать достойного внука, или ей следует это разъяснить… — в глазах Лонгботтома полыхнули отчаянье, гнев и презрение. Он нервно сглотнул и медленно, словно делая над собой величайшее усилие, опустил палочку.

— Уже лучше, — издевательски усмехнулся Северус, — рад, что несмотря на очевидное пренебрежение к своим благородным корням вас хотя бы беспокоит благополучие ваших близких, — Северус взмахнул палочкой, дверь за спиной Лонгботтома открылась. — Вы, и те, кто прячется за вашей спиной — в мой кабинет.

Лонгботтом высоко поднял подбородок, сжав зубы и сузив глаза снова смерил профессора гневным взглядом и медленно развернувшись прошел в кабинет. За ним, опустив голову, последовала Луна Лавгуд. Лишь один человек теперь стоял напротив Северуса Снейпа. В какой-то момент — когда Лонгботтом только развернулся, дав возможность увидеть тех, кого закрывал собой, — Северус чуть было не вскрикнул. Он с трудом подавил едва не вырвавшееся восклицание, лишь нервно вдохнул воздух — на доли секунды ему показалось, что за спиной Лонгботтома стоит Лили Эванс. Длинные рыжие волосы, гордо поднятый подбородок, решительность во взгляде и позе, все это было настолько знакомо, что не владей Северус так хорошо своими чувствами, непременно слетел бы кувырком с лестницы. К счастью для себя он вовремя обратил внимание на глаза девушки — не те зеленые, миндалевидные глаза, что он пытался забыть столько лет, но никак не мог отказать себе в неком мазохистском удовольствии снова и снова видеть их на лице ненавистного Поттера, — но карие, более круглые, чем у Лили Эванс, глаза Джиневры Уизли.

— Мисс Уизли, я вижу, вам требуется особое приглашение?

— Вовсе нет, профессор, — медленно проговорила Джинни, — я отлично вас слышала с первого раза. Мне повезло, что никто пока не лишил меня возможности слушать и слышать!

Северус презрительно усмехнулся в ответ на это:

— В таком случае воспользуйтесь этой счастливой возможностью, и соблаговолите разобрать мое требование с первого раза. В кабинет. Немедленно.

Одарив его очередным гневным взглядом Джиневра Уизли резко развернулась и прошла за дверь директорского кабинета. Невербальным акцио Северус призвал поддельный меч и вошел в свой кабинет, закрыв дверь заклинанием. Все трое вломившихся в его покои студента молча стояли посреди комнаты напротив директорского стола, Лонгботтом в середине между Лавгуд и Уизли. Они были похожи на сбившихся в кучу птенцов, предчувствующих нападение хищной птицы. Что ж, его нападение не заставит себя долго ждать — пусть лучше они распускают легенды о его жестокости, чем узнают, что такое жестокость на самом деле.

— Для начала, — шелковым голосом протянул Северус, садясь в директорское кресло и кладя перед собой на стол поддельный меч Гриффиндора, — потрудитесь объяснить, откуда вам стал известен пароль моего кабинета. Я сообщаю его только преподавателям и до недавнего времени смел надеяться, что они способны сохранять эту информацию в тайне, однако, похоже, я ошибался. Поскольку я вижу здесь представителей двух факультетов, я хотел бы прояснить, кому именно я обязан…

— Никто из преподавателей не говорил нам пароль, если вы об этом! — прервал неспешную речь Северуса резкий выпад Лонгботтома. Северуса это взбесило — он и так чувствовал себя полуживым от усталости, а тут еще этот гриффиндорский щенок вздумал дерзить, не имея понятия, в какую серьезную игру он ввязался.

— Лонгботтом, не смейте прерывать меня! Вы уже находитесь в очень неприятном положении, не усугубляйте его! Как вы смеете обращаться в таком тоне к директору? Как вы смеете вмешиваться, когда никто не давал вам слова?! И, наконец, как вы смеете считать меня тупицей, который поверит вашим россказням?! Никто, кроме преподавателей не мог сказать вам пароль!

— Не больно-то нужно было! — все так же вызывающе ответил Лонгботтом. — Моя хорошая подруга Гермиона Грейнджер, которая в настоящий момент, к сожалению, не имеет возможности находиться в школе, так вот, она научила меня тому, что волшебники очень часто попадают в беду, если не умеют пользоваться такой простой вещью, как логика. Я умею. Вычислить пароль к вашему кабинету было легче, чем удрать от трехголового пса Хагрида, а уж с этим я справлялся и на первом курсе. Впрочем не спорю, не каждому это под силу.

Северуса захлестнула волна ярости — чертов мальчишка Поттер не только оставил после себя в школе ораву обученных им остолопов, но растрезвонил еще на первом курсе, о его Северуса неудачной попытке пообщаться с этой дрянью, которую чертов Хагрид прозвал Пушком. В какой-то момент Северусу захотелось плюнуть на все и вынести вопрос о наказании этим заносчивым кретинам на открытое обсуждение с участием близнецов Кэрроу. Лишь невероятным усилием воли ему удалось сдержаться и не проклясть наглеца на месте. Заставив себя быть более хладнокровным, профессор вспомнил, о чем говорил мальчишка с самого начала — Гермиона Грейнджер, логика. Да, он помнил, что именно эта гриффиндорская выскочка смогла когда-то решить его задачу с зельями, последнюю преграду к философскому камню. Гермиона Грейнджер, которая путешествует где-то вместе с Гарри Поттером, этим ненавистным мальчишкой, которому он еще так много должен передать и объяснить.

— Хорошая подруга, говорите? — насмешливо переспросил Северус. — Да, уж воистину, хорошая подруга, бросившая вас в одиночку сражаться с процессом получения новых знаний. Она сама наверняка сейчас далека от проблем и опасностей, в отличие от вас… Действительно, к чему придерживаться тупой гриффиндорской смелости, когда можно было просто сбежать.

— Гермиона не сбегала!

— Неужели? Что-то я не заметил ее среди учеников Хогвартса в этом году, что обычно довольно сложно, ведь она выше любого студента по крайней мере на длину своей вечно поднятой руки.

Казалось, Невилл сейчас взорвется гневной тирадой, но его опередила Джинни, заговорившая с холодной яростью:

— И желание знать, где именно находится эта вечно поднятая рука вместе с ее обладательницей настолько сильно, что вы забыли даже назначить нам наказание? Неужели это потому, что вы соскучились по ее правильным ответам, а не потому, что желаете через нее найти Гарри Поттера?

— Молчать! — Северус перешел на крик. Он резко откинулся на спинку кресла, соединив кончики пальцев и сверля студентов гневным взглядом. Впрочем, их ответные взгляды составляли ему достойную конкуренцию. Даже вечно витающая в облаках Лавгуд сейчас зло смотрела на него своими пугающе большими глазищами, в упор, не мигая. Это заставило Северуса взять себя в руки — в конце- концов, идиот Лонгботтом впервые на его памяти говорил нечто членораздельное, разумное. Даже додумался сам вычислить пароль в его кабинет. Значит, хоть чему-то он их научил, пусть и не самым приятным для них образом.

— За ваше отвратительное поведение я снимаю по сто баллов с каждого из вас, не уверен, что у Гриффиндора найдется столько очков, — усмехнулся он, — но стоит подстраховаться. А вот студенты Рейвенкло, мисс Лавгуд, без сомнения найдут занимательной информацию о том, кто именно лишил факультет возможности претендовать на кубок школы…

— Что ж, — мечтательно протянула Луна, — возможно кубок наконец-то достанется Хаффлпаффу. Хорошие ребята, они давно это заслужили.

— Думаю, вероятность такого исхода столь же мала, сколь и вероятность, того, что ваши соученики согласятся с вами. Единственное, на что вы можете рассчитывать — благодарность студентов факультета Слизерин, даже не знаю, стоит ли после ваших действий ждать до конца года с присуждением кубка школы, по-моему, все уже очевидно.

— Да уж, действительно, — прошипела вполголоса Джинни, — к чему стесняться — отдайте им прямо сейчас все школьные награды, и дело с концом.

— Что же касается наказания… — Северус продолжил, не обращая внимания на реплику Джинни, и думая — как извернуться в вопросе наказания таким образом, чтобы оно с одной стороны казалось действительно суровым, с другой таковым не было. Хоть эти трое и были порядочными паршивцами, профессор понимал, зачем они пытались стащить меч, и более того, знай он, что у них есть возможность безопасно и правильно передать его Поттеру, он, возможно, не стал бы удерживать их от кражи. Наказание необходимо было придумать так, чтобы ввести в заблуждение всех, так же эффективно, как это удалось с сохранением должности за Хагридом… Стоп! Хагрид — это отличная мысль. — Что же касается наказания, — повторил Северус, — оно будет заключаться в том, чтобы выполнять определенные работы в Запретом лесу под надзором нашего лесничего.

Он позволил себе самодовольно ухмыльнуться, всем видом давая понять, что перспектива прогулки в Запретный лес должна сильно напугать любого здравомыслящего человека. Ответом ему были лишь недоуменные в первые секунды взгляды и стремительное переглядывание: «Вот уж чего никогда не боялись!». Н-да, скверно… Полоумная эта вообще всегда на краю леса ошивается — ищет своих мозгошмыгов, или кого там еще. Необходимо было усилить эффект.

— Конкретнее, — продолжил он елейным голосом, — я считаю, наш зоолог-лесничий обязан, после того, как притащил в школу эту мерзость, разобраться со своими акромантулами. Если не ошибаюсь, общение с мистером Поттером и мистером Рональдом Уизли должно было дать вам некоторое представление, о том, кто это такие, я прав? — и на этот раз ответом ему было молчание, сопровождаемое лишь многозначительными взглядами, но теперь в этих взглядах сквозил страх — как раз то, что нужно. Уж если в его присутствии они не могут сдержать испуг, значит на самом деле находятся в панике. Теперь можно и отпустить их. Главное, не забыть запретить Хагриду приближаться к убежищу акромантулов на пушечный выстрел.

Из того, что Северусу удалось узнать от Слагхорна — единственный подконтрольный лесничему гигантский паук сдох в прошлом году. Хотелось бы верить, что эта безмозглая гора мускулов додумается держать студентов подальше от своих крошек-зверушек.

— На этом все, — сказал Северус, поднимаясь с кресла, — если только вы не желаете принести извинения за свое неописуемо безобразное поведение.

Невилл Лонгботтом снова сжал челюсти, явно сдерживаясь, чтобы не выпалить в адрес профессора оскорбления или проклятия. Джинни Уизли однако молчать не стала. С напускной вежливость, столь ядовитой, что яд василиска показался бы легким тонизирующим по сравнению с издевательством, сквозившем в ее тоне, она заявила:

— Конечно, мы должны принести свои извинения, директор. Простите, что побеспокоили вас, устроили столько шума и ненужной канители. Уверяю вас, это больше не повториться — в следующий раз вы ничего подобного не увидите и не услышите.

— Следующий раз, мисс Уизли? — Северус поднял бровь. — Не уверен, что после общения со зверушками Хагрида вы будете способны думать о будущем… Впрочем, вы, разумеется, можете передать свой опыт проникновения в чужие покои своим однокурсникам — акромантулы любят регулярное питание. Как я уже дал понять, разговор окончен, отправляйтесь по своим гостиным, дата и время взыскания будут высланы вам в письменной форме.

Лонгботтом резко развернулся гордо прошествовал к выходу. За ним, понурив голову шла Луна Лавгуд. Джиневра Уизли не двинулась с места, продолжая испепелять профессора гневным взглядом.

— Знаете, профессор, — медленно произнесла она, — в такое время дня обычно люди желают друг другу доброй ночи. Поэтому, как вежливый и хорошо воспитанный человек, я желаю вам снов настолько приятных и светлых, насколько вы сами добры и справедливы, насколько чиста ваша совесть, — и, коротко кивнув, Джинни последовала за Лонгботтомом и Лавгуд.

Северус хотел было по привычке снять баллы за дерзость, но вовремя оценил построение фразы — оштрафовать Джинни сейчас, значило признать ее слова оскорбительными. Собственно, такими они и были по сути, но не по форме. Ну не мог же он в самом деле заявить: «да, мисс Уизли, такому скользкому мерзавцу, как я, только кошмары и могут сниться». Кроме того, Северус всегда ценил сильных противников, умеющих играть по его правилам. «Похоже, — подумал он, — под моим славным руководством и в гриффиндорцах просыпается нечто слизеринское». Словно подумав о том же, Дамблдор на портрете недовольно хмурил брови.

— Благодарю, мисс Уизли, надеюсь ваш сон будет столь же приятным, сколь справедливы были ваши упреки, — пробормотал Северус себе под нос, но Джинни, возможно, услышала его, поскольку немного задержалась в дверном проеме. Однако, если она и разобрала, что именно сказал директор, девушка не подала виду и быстрым шагом начала спускаться по лестнице.

Подождав немного, Северус встал и сам спустился в коридор — нужно было убедиться, что маленькие паршивцы не придумали какой-нибудь неприятный сюрприз, доставивший бы ему хлопоты на выходе из кабинета утром. Директор Снейп предпочитал сразу смотреть опасности в лицо, а не ворочаться полночи думая, в какую западню угодит, спускаясь по винтовой лестнице. Западни, как ни странно, не было. Единственное, что троица неудачливых похитителей успела сделать — написать на стене прямо напротив горгульи «Отряд Дамблдор — мобилизация продолжается!». Северус покачал головой — Кэрроу давно предлагали отправить щенка Лонгботтома в Азкабан — в конце концов, он уже совершеннолетний и должен отвечать за такие поступки. Конечно, Снейп умело заговаривал им зубы болтовней о необходимости беречь чистокровных волшебников, но из-за таких вот неумелых шалостей…

А с другой стороны — черт побери, он сам нередко жалел, что не может присоединиться к этому, набиравшему все большие обороты подпольному безумию — уж он-то нашел бы, что написать поинтереснее, чем эти объявления. Уж от него Кэрроу узнали бы, кто они есть на самом деле. Порой его так и подмывало усовершенствовать надписи Лонгботтома комментариями вроде: «Даже самый великий легилимент не способен проникнуть в мозг Кэрроу в связи с полным отсутствием оного». Н-да… К сожалению, он был лишен такой возможности — во-первых, лишние обвинения учеников ему были ни к чему — и так частенько приходилось всеми правдами и неправдами выцарапывать их из цепких лап Кэрроу, во-вторых, даже при всей тупости Кэрроу, для них его стиль был слишком узнаваем — а подстраиваться под плакатные фразочки Лонгботтома как-то не хотелось.

Северус вздохнул, взмахнул было палочкой чтобы убрать надпись, но медлил произносить заклинание. Несколько секунд внутренней борьбы — заранее, впрочем проигранной, и надпись на стене, вместо того, чтобы исчезнуть, была исправлена:

— «Отряд Дамблдора», тупицы! — процедил Северус сквозь зубы, изменяя почерк надписи и снабжая ее таким полезным свойством, как несмываемость — теперь убрать призыв можно было только вместе со стеной. — Вот она и старость, — поморщился он, еще раз оглядывая «шедевр» и поворачиваясь к горгулье, — скоро начну раздавать лимонные дольки, — добавил он, поднимаясь по винтовой лестнице. — «Засахаренный мармелад, ваше Лордство?» — интересно, сразу убьет меня после такого, или скажет — Нагини, не угодно ли — засахаренный Зельевар… Я спятил… Спать, спать, спать…

На следующее утро Северус был крайне удивлен. Конечно, он помнил, что есть колдовство, для которого не нужна волшебная палочка, что яркие переживания могут вызвать у мага всплеск волшебства такой силы, что без всяких заклинаний оно сработает в соответствии с пожеланиями этого мага. Он также понимал — Джиневра Уизли находилась вчера именно в том состоянии, в котором подобный всплеск возможен. Удивлен Северус был тем, что, согласно пожеланию Джинни, его сон должен был отразить его справедливость, доброту, совесть…

Сон был настолько спокойным, настолько умиротворяющим, что Северусу совсем не хотелось просыпаться. Он не помнил, что именно ему снилось, но казалось, впервые за долгое время отдохнул во сне, вместо того, чтобы без конца смотреть, как падает от его заклятия Альбус, как бесчувственное тело Дамблдора, взвившись в зеленой вспышке проклятия, летит с вершины Астрономической башни.

Сегодня кошмары впервые за долгое время оставили его, и он был благодарен за это Джинни Уизли и ее «проклятию», хоть и подумал малодушно, не назначать ли ей каждый вечер по взысканию, чтобы нарываться на такие вот непроизвольные заклятия этой маленькой, но очень могущественной ведьмы.

А бедняжку Джинни всю ночь мучили кошмары.

Глава 8. Новые знания (часть 2)

Дни летели с невероятной скоростью. Сначала много времени отнимал ремонт нового дома, затем — обустройство в этом доме фотостудии, ну а после — собственно работа, о которой Барби давно мечтала, и которая теперь тем более шла легче, ведь сейчас она не просто придумывала, она знала, что такое волшебство. Но фотографии удавалось отдавать лишь половину дня, вторую половину занимали уроки магии. Финеас Найджелус оказался хорошим учителем, особенно, когда Барби совершенно перестала реагировать на его колкости и издевательский тон. Финеас регулярно приносил новости о Северусе, интересного в них было мало, но зато Барби была уверена — он жив, и это главное.

Передать деньги Кингсли оказалось довольно просто — указать строчку в завещании. Скрывающийся по преимуществу в маггловском мире Кингсли очень удивился, но принял причитавшуюся ему сумму. Через несколько дней после этого в эфир вышла подпольная радиостанция, и Барби даже смогла слушать ее — видевший, как это делает Снейп, Финеас заставил Барби найти нужную программу на стареньком приемнике, прихваченном среди других вещей из дома Северуса. Это было весело, и Барби искренне радовалась, что нашла такое отличное применение своим деньгам.

Самой интересной частью обучения для Барби оказалось Зельеварение. Во-первых, потому что этим занимался Северус, во-вторых — для этого нужно было минимум магии, в-третьих — книг по Зельеварению в спасенной от пожара библиотеке Снейпа было хоть отбавляй. Однажды ноябрьским вечером Барби нашла среди книг Северуса кое-что совершенно необычное.

— Надо же! — воскликнула она, открыв огромный фолиант в черной кожаной обложке. — Вот уж не думала, что у мистера Снейпа найдется нечто подобное!

— Что там такое? — небрежно бросил Финеас Найджелус, лениво придвигаясь к тому краю портрета, что был ближе к сидевшей на полу у камина Барби. — Неужели вы наконец сообразили, что книги предназначены не для разглядывания, а для чтения? Так поздравляю вас с этим.

— Да отстаньте от меня со своими колкостями. Тут есть кое-что поинтереснее — похоже, я нашла книгу о зельях, которую ваш обожаемый директор Снейп так и не смог прочитать. Хотя, если судить по карандашным пометкам, прочитать ее пытались еще задолго до него, безуспешно правда.

— Почем вам это знать? — профессор Блэк уже не мог скрыть своей заинтересованности.

— Потому, что карандашом здесь написан перевод слов и он не закончен.

— Перевод? То есть книга не на английском? Впрочем да, я что-то вспоминаю… Профессор Снейп показывал мне эту редкую книгу — она досталась ему от матери. Миссис Снейп всегда увлекалась Зельеварением, насколько я понимаю, собирала редкие книги по этой теме, в том числе зарубежные…

— Вот видимо это и есть одна из ее книг — она написана на старославянском. — Простите?

— Старославянский. Язык, который лег в основу славянских языков — польского, чешского, русского, украинского, белорусского… Да много их, на самом деле. Так что я могу понять текст. С трудом, конечно, но могу.

— Не слишком ли большое у вас самомнение? Если бы это так легко было понять, уж наверное Эйлин Снейп смогла бы это перевести.

— А вот и нет. Насколько я понимаю по ее записям, она использовала только один словарь — болгарский, кажется. Но этого явно было недостаточно.

— А вы, стало быть, считаете, что вам под силу расшифровать эти рецепты? — теперь Финеас Найджелус совершенно явно показывал, что ему содержание книги крайне интересно. — Придется потрудиться, но думаю, что смогу. В конце концов, у меня если что Интернет под рукой.

— Чем вам поможет глупая маггловская техника, когда речь идет о волшебных зельях! — разъярился Блэк. Похоже, идея перевести неизвестные ранее рецепты захватила его с головой.

— Наличием множества словарей она мне поможет, сэр! Неужели не понятно — если даже здесь встретятся слова мне не знакомые из родного языка, я всегда смогу найти ответ, потому что примерно представляю — в каком языке можно поискать.

— Что ж, в таком случае… — Финеас Найджелус скрестил руки на груди, в нетерпении постукивая пальцами по плечу. — С какого зелья хотите начать?

— Да вот с этого, — Барби встала и развернула книгу текстом к портрету. — Тут уже переведена часть, хотя…

— Вода жизни и вода смерти? — заинтересовался Блэк.

— Название переведено неточно, поэтому, я думаю, предстоит как следует перепроверить весь перевод. И полагаю, это будет интересное зелье.

— Что значит, неправильно, откуда вам знать, если вы ни разу в жизни не слышали об этом зелье?

— С чего вы взяли? — Барби хитро улыбнулась.

— Да вы без меня вообще про зелья ничего не знали бы, а раз уж я никогда о нем не слышал…

— Это не значит, что не слышала я. Видите ли, эта пара зелий очень хорошо известна каждому ребенку, который читал славянские сказки. Впрочем, она и в западно-европейских сказках упоминается, как мне казалось. Это не вода жизни или смерти, это живая и мертвая вода.

— Какая разница? Суть передана верно!

— Ну, видите ли, услышь я про воду жизни, это мне ничего не дало бы, а вот живая вода — о ней я хотя бы знаю, как она действует.

— И как же?

— Воскрешает умерших.

— Это невозможно! Ни одно волшебство на это не способно! Есть, конечно, различные истории, но полноценное возвращение личности… Я в это не верю. И потом, если эта, как вы выражаетесь, живая вода, способна вернуть к жизни, то что делает мертвая? Убивает? На это способен любой яд!

— Нет, вовсе она не убивает. Она помогает соединить разорванную плоть.

— Что? — Финеас Найджелус поморщился от отвращения.

— Проще говоря, если герой был порван на кусочки, его полагалось сперва полить мертвой водой — заживить все раны, а потом живой — она возвращала его к жизни.

— Интересное действие. Если, конечно, они на самом деле так эффективны, как вы говорите. Но, я уверен, что у нас возникнут трудности с ингредиентами — такие составы, такая сильная магия как правило требует… серьезной платы за совершение колдовства. Если бы они были легко доступны, эти зелья практиковались бы повсюду. Наверняка в рецептах есть какая-то западня…

— Переведем и проверим! — постановила Барби, и едва ли не впервые ее решение не вызвало язвительных нареканий.

От идеи приготовить зелье мертвой воды отказаться пришлось в самом начале — в состав ингредиентов входила «кровь невинного младенца», и Барби заявила, что такую гадость она готовить не будет. Удивительно, но даже настроенный на проведение серьезного эксперимента профессор Блэк спорить не стал. Состав живой воды не внушал таких опасений, правда был невероятно сложным. Благо Барби научилась пользоваться совиной почтой. Рискнув еще раз выбраться на Косую аллею — теперь полную попрошаек (обвиненных в краже магии магглорожденных волшебников), она купила в магазине Илопса черную сову с вечно недовольным выражением желтых глаз. Возможно, будь у девушки время, она выбрала бы птицу посимпатичнее, но, стремясь покинуть волшебную улочку как можно быстрее, она взяла первую попавшуюся достаточно крупную для переноски грузов крылатую почтальоншу, сделав вид, что именно такой тип сов ей больше всего по душе. Теперь можно было делать заказы, в основном, как посоветовал профессор Блэк, в заграничных магазинах. Девушка также смогла обменять по почте деньги — основные отделения Гринготтса на континенте были не в восторге от засилья в английском банке волшебников, а потому с большим удовольствием соглашались вести дела с клиентами напрямую, чем через предавших, по их мнению, доверие гоблинов-коллег.

Барби прочитала список ингредиентов на несколько раз, равно как и способ приготовления — ничто не вызывало у нее подозрений, и разговоры Финеаса Найджелуса о якобы существующей большой плате за использование этого зелья показались ей пустяком. Она увлеченно готовила зелье, следуя указаниям книги, а Финеас Найджелус, периодически проверял ее работу, требуя поднести к портрету ложку с зельем и отпуская комментарии вроде: «в этой стадии оно могло бы быть и погуще, ну да ладно…». Он вообще в последнее время вел себя странно, все чаще исчезал с портрета и пропадал невесть где часами, объясняя это «секретным заданием директора Снейпа». Как ни пыталась Барби узнать, о чем речь, в ответ она получала лишь очередную порцию колкостей о длине своего носа, который сует куда не надо. В конце концов ей надоело это слушать. Северус жив, это главное. А раз так, рано или поздно она доберется до него и узнает, в чем дело.

***
— Как плохо, что патронусу нельзя изменить голос! — в очередной раз подумал Северус, кутаясь в мантию. Холод стоял пронизывающий, а отправленной к Поттеру серебристой лани все не было видно. Он уже собирался обыскать лес с применением хоменум ревилио, хотя и знал, что это выдаст его присутствие, но тут вдалеке появилось слабое мерцание, которое, приближаясь, становилось все сильнее — его патронус, его радость и боль, единственное, что ему, лично ему осталось от Лили Эванс. Серебряная лань вела за собой ее сына.

Все было уже готово — и меч на дне озера, и дерево, за которым так удобно будет прятаться, но Северус медлил — как бы он ни ненавидел мальчишку, он знал, что дни Гарри Поттера на земле сочтены, более того, что именно он, Северус, должен будет однажды рассказать об этом. Ужас при мысли о предстоящем разговоре заставлял сердце Северуса замирать и биться глухо и резко — одно дело ненавидеть и презирать наглогоневоспитанного сына Поттера, и совсем другое — сказать сыну Лили Эванс, что тот должен пойти на смерть. Сам. Добровольно. С полным пониманием того, что он делает. Глядя сейчас на худого, измученного долгими странствиями подростка, Северус сам не понимал, почему так стремится оставаться поблизости, готовый в любую минуту кинуться на помощь — что бы там ни было, это не его ребенок. Однако сознание того, что в отличие от всех остальных людей, существование именно этого человека имело совершенно определенные рамки, и рамки эти зависели в том числе от него, что-то меняло. Заставляло ценить любую возможность видеть Гарри Поттера живым.

Поттер подошел к краю озера, и Северус медленно и тихо, как он это умел, скрылся за заранее выбранным деревом. Он продолжал смотреть на Поттера и думать — было бы ему легче, если бы это не был сын Лили Эванс? То есть, в таком случае, Дамблдор, разумеется, кому-то другому поручил бы эту своеобразную опеку над ним с самого начала, но сейчас профессора скорее занимал вопрос этический — легче ли было бы отправить на смерть человека, с которым ничто не связано.

Тем временем Гарри Поттер очевидно осознал, как именно он должен достать меч из озера, и медленно, оттягивая неприятный момент, принялся раздеваться, затем взорвал лед на озере и окунулся в воду. Вот он нырнул, и Северус затаил дыхание, рассчитывая через несколько секунд облегченно выдохнуть увидев меч в руках мальчишки, однако время каким-то непостижимым образом растянулось… секунда, две, три… На какой-то момент Северус почти перестал дышать ибо понял — что-то пошло не так, Поттер не может выбраться сам: подтверждением тому были круги, пошедшие по воде — очевидно, в глубине шло сражение. Северус похолодевшей рукой схватился за палочку и кинулся было к озеру — и что там могло произойти, ведь он же обследовал эту лужу заклинаниями насколько мог?! Вдруг краем глаза он заметил, как что-то рыжее метнулось в стороне от него, он замер как раз вовремя, чтобы не выскочить на свет перед неизвестно откуда взявшимся Рональдом Уизли — а ведь старик Блэк говорил, что верный друг Гарри Поттера давно оставил неразлучную когда-то компанию.

Северус отступил в тень и, вернувшись на прежнее место, наблюдал, как Уизли не раздеваясь бросился в воду, вытащил почти задохнувшегося Поттера, на шее которого остался красный след — похоже, будто кто-то схватился за цепочку висевшего на шее мальчишки медальона и пытался задушить его этим. Затем произошло нечто, что едва не заставило Северуса громко выругаться вслух — Уизли, оставив на берегу Поттера, кинулся в озеро и сам достал оттуда меч. Черт! Ведь он так хорошо все продумал, но теперь получается, что указания Дамблдора нарушены — меч ценой отваги достал не герой магического мира Гарри Поттер, но его ничем не выдающийся, трусливо сбежавший друг. Северус не знал, как это все отразится на столь тщательно выстроенном плане Альбуса, а потому остался и продолжил смотреть и слушать.

— Ты… это… совсем спятил?! — обратился Уизли к Поттеру. — Какого черта ты не снял эту пакость прежде, чем соваться в воду?

Северус пригляделся внимательнее к тому, что дергалось в руке Уизли — странно, висевший до того на шее Поттера медальон, теперь подпрыгивал на цепочке в руках Рона словно живой. Это становилось все интереснее — стало быть, это не неизвестная опасность в глубине озера, это висевшее на шее украшение чуть не прикончило мальчишку. Друзья заговорили о серебряной лани, и Северусу вдруг пришла мысль — что если Уизли был здесь раньше и видел, откуда появился патронус? Тем более, что Поттер вскочил и направился прямиком к укрытию Северуса. Пользуясь шумом, который производил своим топотом народный герой и невербальным муффлиато Северусу удалось трансгрессировать немного подальше — в лес, но так, чтобы двое гриффиндорцев оставались в поле его зрения. Когда обследовав место укрытия профессора и ничего там не найдя Поттер вернулся к своему другу, Северус снова подошел ближе, на этот раз не забыв о дезиллюминационных чарах.

— … Ты достал меч из озера, значит он твой, — донеслось до Снейпа. Ага, значит мальчишка осведомлен о магии меча, это хорошо. В общем, теперь можно было уходить, но Северус не мог отказать себе в простом желании разобраться — зачем этот меч нужен. Он приблизился к камню, рядом с которым стояли друзья как раз вовремя, чтобы расслышать неприятный шипящий звук. Северуса передернуло. Еще тогда, когда он впервые услышал это шипение, направленное на змею, выпущенную Малфоем-младшим, он похолодел от страха.

Было время, когда, несмотря на все мрачные прогнозы Дамблдора, он верил, что никогда, НИКОГДА больше не услышит мерзкое шуршание, приводившее его сперва в трепет, а затем в ужас. И вот мальчишка, второкурсник, тот, кто казалось бы должен быть противоположностью всему, что связано с этим страшным шипением, сам начал издавать звуки, ранее слышанные Северусом лишь из уст Темного Лорда. И хотя сейчас он понимал, почему мальчишка может говорить на змеином языке, животный ужас того момента в дуэльном клубе напомнил о себе неприятными мурашками.

Рядом с камнем, на котором теперь лежал медальон, тем временем разворачивались события — из медальона послышался знакомый голос, и на этот раз Северус вздрогнул — так неожиданно и невероятно это было. Все, что происходило потом, потрясло его еще больше, хотя, в то же время, он подивился своей глупости. Ведь он был достаточно сведущ в темной магии, чтобы сообразить, как именно достигается бессмертие, и что такое крестражи, а ему и в голову не пришло связать это знание с историей Темного Лорда. Но ругать себя он мог и потом — разворачивавшаяся на его глазах схватка Уизли с медальоном не давала отвлечься на посторонние мысли. Мерлин, что если он струсит?! Что если не удержит эту рвущуюся наружу дрянь, и она овладеет им?! Что бы он там ни говорил про Гарри Поттера, но в его способность сопротивляться влиянию Темного Лорда он верил гораздо больше, чем в способности Уизли. Он уже готов был вмешаться, сделать что угодно, хоть и понимал, как это бесполезно, как вдруг — резкий взмах, и меч обрушился на медальон. Северус тяжело вздохнул — невероятно, но ему — этому остолопу, троечнику, вечной тени своих братьев и знаменитого друга удалось уничтожить… Как ни крути, удалось уничтожить частичку души Темного Лорда. Северус удивился сам себе — он понял, что невольно начал проникаться уважением к этому безалаберному и всегда раздражавшему его своей явной принадлежностью к Гриффиндору мальчишке.

Друзья, одолевшие крестраж, обнялись, а Северус понял, что наконец-то может нормально дышать. Поттер с рюкзаком Уизли и Уизли, все еще сжимая меч и расколотый медальон, отправились в сторону палатки. Северус бросил взгляд им вслед.

Он был рад, что сейчас может отпустить их, что то время, когда он должен будет исполнить данное Дамблдору обещание, еще не пришло, и ему не придется говорить Поттеру все те страшные вещи, которые он когда-нибудь должен будет ему сказать. Кинув последний взгляд на озеро, снова постепенно затягивавшееся льдом, он вдруг со всей отчетливостью понял, что знает ответ на вопрос, который еще недавно задавал сам себе, знает с того момента, как ему показалось, что он уже не увидит Гарри Поттера над поверхностью озера. Может быть когда-то, много лет назад дело было только в ней — в Лили, и именно это он прокричал тогда Дамблдору, пустив по его кабинету серебряную лань. Но сейчас — и теперь это было ясно — дело было в самом Гарри Поттере. Как бы Северус ни презирал его, как бы ни ненавидел его отца, он все же учил его на протяжении шести лет, более того, заботился о нем, защищал как мог. Это он, увидев летящего над хогвартсовским озером оленя, отогнавшего дементоров от Блэка, сказал, что такого патронуса мог создать только очень могущественный волшебник. Сколько раз позже он хотел бы взять эти слова обратно, узнав кому принадлежит патронус, и подивившись своей глупости — ну чьим еще защитником мог стать «сохатый».

Каким бы ни был Гарри Поттер — упрямым себялюбивым глупцом, эгоистом, не желающим прислушиваться к тому, что ему говорят старшие, — это был живой человек, более того, его жизнь последние годы шла на глазах у Северуса и им была спасена не один раз. И именно он должен был положить конец этой жизни, пусть и не делом, но словом. Это было даже хуже чем убийство — это было перекладывание ответственности, чего Северус так не любил — ты, парень должен умереть, иначе не жить всем остальным, я не давлю, но ты сам выбирай…

Северус взмахнул палочкой и трансгрессировал на окраину Хогсмида. Все же хорошо, что время решающего разговора еще не настало. Потому что Северус был совершенно не уверен, что сможет сказать то что должен, а даже если скажет, не превратит ли после этого кусок пола под ногами Поттера в портал ведущий куда-нибудь в американские прерии, или еще лучше — в Австралию. *** Барби досыпала листья мандрагоры в котел и помешала. Еще пятнадцать минут и — каким бы невероятным это ни казалось — труд последних двух месяцев будет завершен. Она была очень благодарна рецепту живой воды — перечисленные в нем ингредиенты оказались столь разнообразны, что пока зелье готовилось, Барби значительно пополнила свой запас знаний не только по зельеварению, но и о флоре и фауне волшебного мира в целом. Также она, наконец, узнала, что за сердцевина у ее волшебной палочки.

Когда она только купила свою палочку, Барби очень хотелось узнать о загадочной огненной птице поподробнее — все-таки непонятно было, чем она отличается от феникса, но потом события стали развиваться с такой скоростью, что стало совсем не до того. И вот, в качестве одного из ингредиентов живой воды было упомянуто «пылающее перо жар-птицы». Про сказочную жар-птицу ей, разумеется, читать доводилось не раз, но только не пришло в голову сопоставить это с названием «огненная птица». Обратившись к Глазастику, она узнала, что жар-птица, известная также как птица огня, есть родственница феникса, однако в отличие от него она не сгорает, когда приходит время умирать, но состоит из пламени. Точнее, пламенным было лишь ее оперение, способное рассеять любую тьму, воспламенить любое вещество. Обитало это создание в снегах Гималайских гор, но в древние времена нередко пролетала через Сибирские просторы, долетая до самого Киева в поисках прохлады. В 19 веке в связи с варварской охотой Жар-птица была почти истреблена, но ее популяцию удалось воссоздать, однако с тех пор она водится лишь в специальных питомниках.

Огненные перья жар-птицы имели оригинальное свойство — используемые в зельях для возрождения жизни, они придавали невероятную силу, уверенность и отвагу, если же их добавляли в яды, даже самые простенькие, — придавали зелью чудовищную разрушительность. Выпивший такое зелье мог либо физически сгорать изнутри, либо, если зелье было составлено более сложно, оно иссушало душу, заставляло гореть мозг. Как узнала Барби, подобными зельями нередко пользовались средневековые алхимики, дабы избавиться от неугодных коллег — со стороны это выглядело так, будто ученый мучался от неразрешимой проблемы, хотя на самом деле ответ был прост и лежал под самым носом.

По совету Финеаса Найджелуса, Барби заказала перо жар-птицы в одном из французских питомников редких зверей. Ей прислали металлическую коробочку, внутри которой пылало, переливаясь от ярко-желтого до насыщенно оранжевого и совсем красного, небольшое перышко — с мизинец длиной. Следуя инструкции, Барби кинула перышко в котел и тут же отшатнулась — зелье вспыхнуло, огонь поднялся на полметра над стенками посудины, затем улегся и долго еще расходился по булькавшей жидкости маленькими огонечками. После этого зелье стало абсолютно прозрачным и далее, что бы Барби ни добавляла в котел, вода мутнела лишь на время, затем снова возвращаясь к кристальной чистоте.

Наконец, был добавлен последний компонент — листья мандрагоры. Барби взмахом палочки уменьшила огонь под котлом — этому она научилась в первую очередь, иначе даже простейшие зелья готовить было проблематично. Продолжая помешивать, она засекла время — пять минут, десять, пятнадцать — все! Она загасила огонь и замерла глядя на остывающее варево. Надо же, похоже у нее получилось это легендарное зелье! Надо бы проверить — подумала она. В сказках живая вода могла оживить даже обычные предметы, и Барби хотела было полить растущий в горшке на подоконнике цветок, однако затем решила не рисковать в одиночку и дождаться хотя бы Финеаса Найджелуса. Непонятно, чем мог помочь портрет, но его присутствие как-то успокаивало.

Решив отложить эксперимент, Барби вернулась к книге, которая последние два месяца пролежала раскрытая на странице с рецептом живой воды, и, от нечего делать, перевернула лист. То, что она увидела вверху следующей страницы заставило девушку похолодеть — оказывается, рецепт не заканчивался на предыдущем развороте, было еще несколько строчек в дополнение. От волнения Барби не сразу смогла совладать с собой и понять смысл древних слов. Однако заставив себя успокоиться и вчитаться она немного пришла в себя. Речь шла не про рецепт, но про способ применения зелья. Впрочем, надолго расслабиться не получилось — оказалось, плата за использование живой воды существует.

— Как поживает наше зелье? — поинтересовался хорошо знакомый голос у нее за спиной.

— Отлично, — бодро ответила Барби, — оно уже готово. Более того, я обнаружила к нему инструкцию по применению. Честно говоря, это ставит под сомнение наши возможности в экспериментах — лично я не хочу рисковать жизнью из-за пустяка.

— Рисковать жизнью? Значит оно все же не такое безопасное, как вам казалось? — в голосе Финеаса послышались нотки торжества.

— Да, если это вас так беспокоит, вы оказались правы. Сейчас я вам переведу.

— Извольте, — кивнул портрет и уселся, приготовившись слушать.

Глава 9. Считанные секунды (часть 1)

Метку на руке обожгло огнем — значит, это правда. Значит, Темный Лорд не даром отправил дуру Алекто дежурить в гостиную Рейвенкло. Северус мысленно выругался и стремглав понесся из коридора, ведущего к Грифиндорской башне, к башне факультета Орла. Почему, почему он решил, что Поттер непременно захочет навестить свою гостиную, если все же вопреки разуму объявится в Хогвартсе? Северус не понимал, с какой стати Поттер должен был вдруг оказаться в школе, более того, как он мог здесь оказаться. Требование Темного Лорда походило на бред сумасшедшего — что может искать Гарри Поттер в Хогвартсе, если учитывать, что ищет он, по всей видимости, крестражи.

Северус начал понимать хитроумный план Дамблдора, особенно после того, как, вернувшись из леса Дин и входя в свой кабинет, он вспомнил, так ярко, будто видел это пред собой сейчас, как пришел к полумертвому Дамблдору, вернувшемуся невесть откуда с кошмарным проклятием на руке. Рядом лежали меч и кольцо с расколотым камнем. Уже зная назначение меча, Северус догадался, чем было это кольцо. И теперь Гарри Поттер должен был появиться в Хогвартсе. Гарри Поттер, который ищет крестражи, а самого его ищет Темный Лорд. Впрочем, после сигнала Алекто ему не придется искать, теперь он знает, что не ошибся.

— Тупой болван! — ругал себя Северус. — Какого черта тебя понесло в Гриффиндорскую башню?! Нужно было оглушить эту дуру и самому сидеть в гостиной Рейвенкло…

Он понимал, однако, что если бы он поступил подобным образом, а Поттера там не оказалось, то потеря доверия Кэрроу была бы потрачена зря.

— Значит, нужно было сразу опоить ее чем-нибудь, тоже мне Зельевар, — продолжал он ворчать про себя, следуя знакомыми с детства коридорами. Расстояние между башнями было приличное, а Кэрроу, хоть и получили приказ Поттера не убивать, вряд ли удержатся от других непростительных заклятий.

Наконец вдалеке послышался шум. Навстречу шла Минерва МакГонагалл. «Сейчас» — вдруг понял Северус со всей ясностью. Уже нельзя ждать до того момента, когда станет известно — охраняет ли Темный Лорд свою змею с особой тщательностью, или нет. Если Гарри Поттер здесь, и Темный Лорд идет за ним, — пришло время сказать всю правду. Он медлил — столько времени собираться, и так и не приготовить заранее решающих слов. По хорошему, как он сказал себе позже, пролетая над территорией Хогвартса, нужно было сказать Минерве, что он на ее стороне, на стороне Дамблдора и чертова Поттера — по тому, что им предстоял открытый бой, в котором шпионы уже не нужны, он понимал это. Но привычка скрывать свою истинную принадлежность и горячее нежелание говорить то, что он должен был сказать, подвели его.

Он не прокричал во весь голос — «У меня для вас послание от Дамблдора, мистер Поттер!» — как сам Гарри сделал бы наверняка в минуту опасности. Как он сделал это ради Сириуса тогда, в кабинете Амбридж. Северус начал в своей манере — «Я должен настаивать…». Все, что последовало за этим — нападение Минервы и остальных преподавателей — хоть и было неожиданно, но с другой стороны, предсказуемо. Так почему же, почему он не нашел выхода, не обдумал заранее свои слова?!…

Он опустился на землю лишь перед Воющей Хижиной. Внутри, как и ожидалось, был Темный Лорд в сопровождении нескольких Пожирателей смерти. Он отдавал приказы о наступлении на Хогвартс, а у Северуса потемнело в глазах — змея, Нагини, вращалась в круглой защитной оболочке рядом с плечом Темного Лорда. Вот оно! Теперь уже нельзя отговориться глупостями вроде "еще не настало то время, о котором говорил Дамблдор". Оно настало. А он, Северус, только что был в нескольких шагах от Гарри Поттера и не смог даже заговорить с ним! Проклятие! Теперь он должен был во что бы то ни стало вернуться в замок и отыскать Гарри. Чего бы ему, Северусу Снейпу, это ни стоило. *** — Мисс!!! Барбара!!! Мерлиновы подштанники, где вас черти носят?! Вы оглохли что ли?!

— Мерлиновы подштанники? — искренне изумилась Барби, завязывая тонкий красный поясок своего шелкового ночного халата. Она проснулась от диких криков (хорошо еще, в эту ночь никто из работников студии не остался в доме) и теперь была в шоке от выражений, какими изъяснялся портрет. Включив свет и глянув на выражение лица Финеаса Найджелуса, она сразу поняла — это не очередной глупый каприз своенравного полотна, случилось что-то действительно серьезное.

— Северус?! — она подбежала к камину и вскочила на выступ перед очагом, будто близость к картине могла помочь ей быть ближе к Снейпу.

— Да, мисс, — в голосе профессора Блэка не было и намека на привычный презрительный тон, слышалось лишь сильное волнение. — У него неприятности, и большие. В Хогвартсе объявился Гарри Поттер, за которым охотится Темный Лорд. Насколько я знаю от других портретов, директор Снейп не успел объявить о своей истиной принадлежности и был выброшен в стан врага.

— Нет!

— Все не так плохо — по крайней мере, Темный Лорд, насколько я мог судить по происходящему, еще доверяет ему, но у меня очень плохие предчувствия, мисс. Профессор Снейп настолько хорошо скрывал свою преданность директору Дамблдору, что теперь об этом, из находящихся в замке, не знает никто, кроме меня и портрета самого Дамблдора, а нас, к сожалению, вряд ли спросят. С другой стороны, если в критической ситуации профессору Снейпу придется действовать открыто против Темного Лорда… вы понимаете, чем ему это грозит? Вы единственная, кто хотя бы приблизительно в курсе, того, как на самом деле обстоят дела, меня не слишком это радует, но кроме вас рассчитывать Северусу, по-моему, не на кого. Однако, я должен предупредить, в Хогвартсе сейчас очень небезопасно, а там, куда отправился Северус — опаснее в десять раз, так что решайте сами…

Барби кивала, стараясь одновременно просчитать свои дальнейшие действия. То, что профессор Блэк назвал Снейпа по имени, означало, что портрет действительно очень взволнован. Опасности не испугали ее — скорее всего потому, что она на самом деле не представляла, что именно может ей угрожать, но желание помочь Северусу заставляло ее мозг работать четко и быстро.

— Профессор Блэк, — заговорила она спокойно, спрыгивая с камина и направляясь в свою комнату, — сейчас я пойду и возьму все, что может мне пригодиться, а вы пока подумайте — как мне добраться до Хогвартса, потому, что с Трансгрессией у меня, сами знаете, неважно.

Не дожидаясь ответа Финеаса Найджелуса, она выскочила в коридор и взлетела по лестнице вверх — ее спальня находилась прямо над гостиной. Первое, что Барби сделала — переоделась в черную бархатную мантию, которую месяц назад заказала совиной почтой во французском каталоге.

Вообще-то она ненавидела бархат, но, увидев эту мантию, подумала, что в такой, при случае, будет легко скрыться в ночи. Одевшись, она достала мантию-невидимку — местами, правда потрепанную настолько, что виднелась ее серая ткань. Палочка всегда была у Барби при себе, «Но что я могу сделать? — подумала девушка, вертя ее в руках. — Хорошо, что одним из первых я сварила Феликс Фелицис, и хорошо, что профессор Блэк так отлично помнит его рецепт». Бросив своей комнате прощальный взгляд, она побежала обратно в гостиную.

— Я готова профессор, думаю, мне стоит снова выпить Зелье удачи и попытаться создать портал.

— Зелье, безусловно, выпить стоит, и не только выпить, но и взять с собой, но что касается портала, думаю, здесь вам больше пригодится ваша драгоценная птичка.

— Фоукс? — удивилась Барби. — Я помню, вы говорили о том, что фениксы могут переносить любые тяжести, но боюсь, я не выдержу долгого перелета…

— Глупая девчонка! Времени мало, слушайте и не перебивайте! Не знаю, как, но Дамблдор мог исчезать с помощью этой птицы. Однажды одурачил таким образом кучку министерских чинуш во главе с Министром магии. Если феникс действительно выбрал вас как свою хозяйку, я думаю, он поможет.

— Фоукс! — крикнула Барби, растерянно глядя по сторонам — она не стала заводить клетку для феникса — держать взаперти такую птицу ей показалось бессмысленным. У Фоукса было несколько жердочек с подносами в разных частях дома, а иногда он и вовсе улетал куда-то на пару дней. Барби испугалась, что потеряет много времени, пока найдет птицу, но Фоукс, словно предчувствуя, что его помощь будет необходима, мягко шелестя крыльями слетел с гардины под самым потолком и сел на каминную полку.

— Все? — неуверенно спросила она у Финеаса Найджелуса. — Теперь можно выпить Феликс Филицис и отправляться?

— Да, думаю, что да, — кивнул портрет, и нахмурился, словно желая, но не решаясь сказать что-то. Барби было не до его колебаний — каждую секунду она боялась, что будет слишком поздно. Она подошла к шкафчику с зельями — черт! Осталась только одна малюсенькая бутылочка Феликса.

— Что делать? — повернулась она к портрету. — Я слишком часто использовала его, на Косой аллее, и с совиной почтой…

— Возьмите с собой, выпьете в нужный момент, если потребуется, оно ведь быстродействующее, — нашелся Финеас Найджелус.

— Правильно, — кивнула Барби, кладя флакончик в карман, и тут взгляд ее упал на бутыль с живой водой. Барби достала зелье и вернулась к портрету Финеачса Найджелуса.

— Что вы скажете, если я и его возьму с собой? — спросила она неуверенно. — Как думаете, оно сработает?

— Я… Я надеялся, что вы решитесь на это, но… Я не мог сам предложить вам такое. Это очень рискованно, вспомните, что я говорил вам про Зелье Выбора Сердца, которое выпил профессор Снейп…

— Но ведь это в любом случае спасет его, если что-то пойдет не так?

— Да, его да, но мисс… — Финеас Найджелус замер на полуслове, глядя Барби в глаза со страхом и уважением, какого она прежде у него на лице никогда ни видела. Девушка лишь грустно улыбнулась в ответ — они оба знали, чем все это может закончиться. Барби вытянула руку, и Фоукс сел ей на плечо.

— Мисс! — крикнул профессор Блэк, хмурясь и кусая губы. — Позвольте мне сказать: впервые я рад, что вы так не похожи на студентов моего факультета. Если я что-то в чем-то понимаю, вы истинная дочь факультета Гриффиндор, даже если никогда там не были. И… Я очень надеюсь увидеть вас снова.

— Профессор, — покачала головой Барби, — это было большой честью и удачей — учиться у вас. Я не променяла бы это ни на какой другой факультет. Я тоже буду надеяться, что вернусь, но если… Вы скажете Северусу?..

— Да, конечно.

— Я оставила ясные распоряжения на случай… Вы понимаете. Моя сестра должна будет приехать, ей передадут конверт с основными объяснениями, а вы, если это понадобится, расскажете все подробно.

Профессор Блэк коротко кивнул.

— В таком случае не будем больше терять время, — решительно заявила Барби, поворачивая голову к сидящему на ее плече фениксу. — Фоукс? Птица взмахнула крыльями, вцепившись когтями в черный бархат мантии, вспышка света ослепила Финеаса Найджелуса, и Барби исчезла.

— Бедное дитя, — вздохнул портрет. — Помоги ей Мерлин!

И, не медля дольше ни секунды, Финеас Найджелус отправился в Хогвартс.

***
 Вспышка света, огненный вихрь — и Барби оказалась посреди очень странной комнаты. Все вокруг было покрыто пылью, обои на стенах — оборваны и висели как попало. Повсюду виднелись следы чудовищных когтей — Барби сразу вспомнилась любимая с детства «Собака Баскервилей».

Девушка поежилась — одно дело, читать захватывающую книгу сидя дома в уютном кресле, совсем другое — оказаться где-то, где на самом деле обитает что-то ужасное. Но мурашки, вызванные устрашающей обстановкой комнаты, были ничем по сравнению с ледяным ужасом, почти лишившим ее возможности двигаться, когда она услышала этот голос. Он послышался откуда-то снизу. Барби осторожно опустилась на пол — сквозь щели в досках пробивался свет. Она прижалась глазом к одной из таких щелей и разглядела внизу нечто настолько мерзкое, что ее едва не стошнило — высокое, неестественно бледное лысое существо, сжимавшее в длинных пальцах волшебную палочку. Когда это нечто немного повернулось, Барби едва удержалась от крика — вместо носа у пугающего уродца было что-то приплюснуто-змеиное, а глаза оказались красными.

— Я в затруднении, Северус, — услышала она мерзкий голос, вздрогнув, перевела взгляд, и ее сердце забилось так часто, что она едва могла дышать — Северус, еще более мрачный и истощенный чем прежде, был совсем рядом с гнусным чудовищем. И чудовище называло его по имени. Барби снова вздрогнула, теперь уже окончательно осознав, кого она видит в комнате внизу. Видимо, Фоукс прекрасно поняв, что именно ей нужно, перенес ее в самую ближнюю к Северусу безопасную точку. Теперь оставалось только ждать, чем все обернется.

Она не слишком понимала, о чем идет речь, и что не так с волшебной палочкой, но на обращенных к Северусу словах: «Ты был мне очень полезен», Барби осознала — участь профессора Снейпа решена, а он вместо того, чтобы искать спасения, несет какую-то чушь о Гарри Поттере. Не представляя, что она может сделать, но не в силах долее оставаться в бездействии, она поднялась, накинула на себя мантию невидимку и медленно пошла к выходу на лестницу.

Страшный крик, донесшийся из комнаты, в которой был Северус, застал Барби на середины лестничного марша. Она с трудом подавила желание со всех ног броситься вниз — ступени были слишком стары, а девушке вовсе не хотелось бесславно окончить свой жизненный путь, сломав шею из-за подломившейся доски, в то время как Северусу нужна была ее помощь, а не красивые жесты.

«Он смог однажды спасти тебя потому, что он рассудителен и холоден. Будь так же холодна и рассудительна» — твердила она себе, шаг за шагом, спускаясь все ниже.

— Мне жаль, — услышала она высокий голос, и в следующую секунду вжалась в стену — по коридору в нескольких метрах от нее шел уродливый монстр. Девушка старалась не дышать, прекрасно понимая, что одно неверное движение — и даже в темноте этого странного дома ее могут заметить под потрепанной мантией-невидимкой. Мерзкий урод прошел мимо — повезло. Стараясь не вдумываться в смысл услышанного, движимая лишь слепой верой в то, что с Северусом обязательно все будет хорошо, она, наконец, добралась до порога комнаты.

Глазам ее предстала странная картина — трое подростков, худых, в потрепанной одежде, со ссадинами и царапинами на лицах и руках смотрели на что-то темное, лежавшее на полу. Один из них склонился к этому темному предмету, двое других стояли рядом почти неподвижно, затем один из них — это оказалась молодая девушка — взмахнула волшебной палочкой, и протянула что-то стоявшему на коленях юноше. Когда тот немного обернулся, чтобы взять наколдованный его подругой флакон, Барби смогла разглядеть, что нечто темное на полу — это Северус. Он лежал в луже крови, которая продолжала литься потоками из его горла. Барби вцепилась рукой в дверной косяк, еле держась на ногах. «Они волшебники, — думала она, — они настоящие волшебники, не то, что я! Они спасут его, ведь им лучше знать, как это сделать, особенно теперь, когда они видят, что Северус пал от руки этой твари, а значит, был на их стороне…». Каково же было ее удивление, когда, собрав какое-то серебристо-облачное сияние во флакон, юноша лишь повернулся к Северусу и просто смотрел на него, смотрел, как тот умирает.

Парализованная страхом, непониманием и боязнью выдать себя, Барби застыла на месте. От стука, с которым рука Северуса упала на пол, девушка очнулась — она-то знала, что не все еще потеряно! Она уже хотела кинуться вперед, как вдруг за спиной у нее раздался знакомый уже ледяной высокий голос, обращавшийся к защитникам Хогвартса. Не особо вдаваясь в смысл, она судорожно оглядывалась по сторонам, пытаясь точнее определить, откуда доносятся слова, но, наконец, поняла, что голос, видимо, проникал повсюду каким-то волшебным способом, чтобы его мог услышать каждый в округе.

К счастью подростки, стоявшие в центре комнаты, были слишком поглощены речью своего врага, чтобы обратить внимание на незначительную возню в дверях. Когда слова стихли, троица, отрывисто переговариваясь, исчезла в темной дыре в противоположной стене комнаты. Последним, бросив взгляд на неподвижное тело Северуса, ушел темноволосый подросток в круглых очках. Барби довольно часто пролистывала через свою волшебную книгу «Ежедневный Пророк», но с трудом узнала в изможденном лице героя плаката: «Нежелательный № 1». Когда-то история этого мальчика сильно интересовала ее, теперь ей не было никакого дела до Гарри Поттера. Все, что она могла сейчас — это корить себя за то, что так и не решилась сварить зелье Мертвой воды. Никакая цена не казалась ей слишком высокой, когда она смотрела на израненного Северуса. Она не знала, как залечить его разорванное горло и в отчаянии упала на колени рядом с неподвижным, смотрящим остекленевшим взглядом в потолок Снейпом.

Что-то тяжелое пролетело мимо — не успела Барби как следует отчаяться, как рядом с ней опустился Фоукс. Птица понимающе посмотрела на девушку, затем склонила голову к разорванному горлу профессора, и Барби увидела, как из глаз феникса полились крупные слезы. Пока Фоукс лечил Северуса, она наклонилась к недвижному телу и прижалась к нему со всей силой, на которую была способна — ее сердце бешено колотилось, выскакивая из груди, и Барби хотелось хоть часть этой энергии передать Снейпу, заставить его сердце стучать в ответ.

Вскоре от чудовищных ран не осталось и следа. Северус был все так же мертв и неподвижен, но он был цел — для Барби сейчас это было главное. Она быстро открыла свою сумочку, достала оттуда Живую воду и разжала сведенные судорогой челюсти Северуса. Кристально-прозрачная жидкость, попадая в рот Снейпа, слегка дымилась. Наконец, все содержимое флакона было вылито. Несколько секунд, длившихся для Барби около трех сотен лет, ничего не происходило. Затем Северус резко вздрогнул, его позвоночник выгнулся вверх аркой, словно кто-то потянул за ниточку, привязанную к самому сердцу. В помутневших глазах проснулась жизнь.

— Северус? — не веря себе, прошептала Барби, склоняясь над ним, зажав его голову ладонями, прижимаясь своим лбом к его лбу. Жизнь возвращалась к профессору Снейпу, а все остальное не имело значения. Даже если у нее всего несколько секунд, они того стоят. Впрочем, вдруг Финеас Найджелус был прав, и у нее есть шанс. — Северус! Пожалуйста… — она и сама не знала, о чем просила его — не умирать ли снова, или не дать умереть ей.

Ее мысли были прерваны шумом снаружи. Знакомый холодный голос отдавал распоряжения. Сейчас он не был усилен чарами и раздавался то тише, то громче, но было ясно, что он приближается. — Вот значит как… — прошептала Барби, отстраняясь от Северуса. — Значит, отдать жизнь — вовсе не значит немедленно пасть замертво. У меня ведь все еще есть выбор, не так ли? Действительно хитрое зелье…

У нее и правда был выбор: мантия-невидимка, спрятаться под которой мог только один человек, старая и потертая настолько, что необходимо было большое везение, чтобы остаться под ней незамеченным. И везение было: жидкое перламутрово-золотистое, в небольшом флакончике. Она могла бы поделить его пополам, но слишком хорошо понимала — применив зелье Живой воды, она словно подписала с ним контракт. Свою часть зелье исполнило. Барби не собиралась увиливать или хитрить.

Она влила в едва шевелящиеся губы Северуса весь свой запас Феликс Фелициса, накрыла мага мантией-невидимкой, встала, выпрямилась и пошла к двери. Что суждено, того не избежать… Она даже не осознавала до конца, на что именно решилась, в мозгу билась лишь одна мысль — быть подальше от Северуса, отвлечь их от этого места любой ценой, тогда никто из врагов его не обнаружит до тех пор, пока действует Феликс. В дверях, видя что коридор еще пуст, она обернулась. «Прощайте, сэр, — подумала она, довольная тем, что не видит ничего, кроме грязного пола — Северус не будет обнаружен. — Фоукс сможет унести вас отсюда. Надеюсь вы будете счастливы. Может быть, с моей сестрой вы будете более любезны, во всяком случае, ее имя не покажется вам таким уж глупым».

Где-то у входа слышались шаги. Она сделала шаг вперед по коридору, резко дернулась, увидев что-то слева, как оказалось — всего лишь свое отражение в старом мутном зеркале. «Прощай, Барби!» — помахала она ему рукой и продолжила путь. *** Северус не понимал ничего: сознание то приходило к нему, то исчезало вновь. Сны снились странные, странные для него, во всяком случае — горы, покрытые зеленой травой — такой сочной на вид, что хотелось попробовать ее на вкус, безбрежное море — светло-голубое, покрытое сеткой волн, их неспешное колыхание походило на дыхание огромного зверя… Где бы ни оказался Северус в своем сне, это место давало ощущение мира, покоя и защищенности, что для профессора Снейпа оказалось крайне непривычно. Реальность, в которую он временами возвращался, была не менее, но, возможно, более странной.

Здесь все время была светловолосая девушка, которую все называли Лили, хотя на Лили она вовсе не была похожа. Она была похожа на Барби, но Барби здесь не было. Еще был здесь мужчина в очках с толстыми стеклами — Клаус, его бритая голова могла бы стать превосходным зеркалом, если бы не была такой круглой. Вообще же он походил на Артура Уизли, и не только из-за очков, какие временами надевал Уизли- старший, но и манерой поведения, мягкостью обращения и умением относиться к проблемам легко.

Золотоволосая девушка, судя по разговорам, сильно переживала за Северуса. Клаус ее успокаивал, что-то говорил про некую Кирстен, которая тоже с удовольствием приехала бы, но не в ее теперешнем положении совершать такие переезды, и советовал довериться мистеру Вану. Мистера Вана Северус начинал чувствовать еще до того, как открывал глаза, ведь мистер Ван ставил Северусу иголки — это сложно было пропустить.

Около десятка, а иногда, казалось, и больше тонких иголочек втыкали в его тело одну за другой, но если это и была пытка, то какая-то странная — боль от укола длилась не дольше секунды, затем исчезала, испарялась, так что можно было опять спокойно заснуть. Собственно, это лучшее, что можно было сделать — стоило пошевелиться, и иголка впивалась так, что в глазах темнело от боли. Сперва эта странная процедура длилась около часа каждый день, затем постепенно время «трансфигурации в ежа ручной работы», как называл это про себя Северус, стало уменьшаться. Вместе с этим профессор стал чувствовать себя намного лучше, однако, старался этого не показывать — на всякий случай.

Сиделкой при нем состоял в основном Клаус, светловолосая девушка появлялась редко, но, насколько профессор мог судить, она все время находилась где-то поблизости, скорее всего, в этом же помещении.

Наконец, настал день, когда мистер Ван закончил процедуру за двадцать минут, снял свои иголки и удалился. Северус чувствовал себя отлично, в комнате никого не было, и он решил, что ему представилась отличная возможность сбежать. Беспокоило отсутствие волшебной палочки и нормальной одежды — на нем была лишь длинная ночная рубашка из хлопка, такая белая, какой он никогда на себе не видел, — но желание выбраться из этого непонятного места перевешивало все разумные доводы. Здесь было как-то слишком хорошо и спокойно, а это, на взгляд Северуса, было крайне подозрительно.

Он поднялся с кровати, осмотрелся по сторонам и насколько мог быстро направился к двери. Босыми ногами он чувствовал приятный мягкий ворс ковра, но мысленно уже готовился к тому, чтобы идти босиком по земле — конечно, сперва нужно предпринять попытку отыскать волшебную палочку, но Северус готов был уйти и без нее — лишь бы вырваться на свободу. Он вышел в длинный коридор в дальнем конце которого виднелась открытая дверь, оттуда доносились голоса. Северус внимательно прислушался и чуть не упал на месте — все же здоровье его сейчас было не настолько хорошо, чтобы слушать такое.

— Руби ему голову, я говорю! Вот здесь, прямо по линии бровей! — уверенно командовал знакомый женский голос. — Да вот так! Теперь запятнай его лицо как следует… ага, правильно. Ну, и немного размажь его — то что надо. Отлично!

Северус разрывался между желанием убраться подальше и необходимостью разобраться в ситуации. Поколебавшись немного, он все же пошел вперед, надеясь в случае опасности скрыться в одной из ниш этого широкого и темного коридора.

— А руку? — не унималась девушка. — Руку ты ему переставил? Как зачем, она же обрезанная у него здесь, давай переставляй ее вместе со стеной…

Профессор добрался до открытой двери и осторожно заглянул внутрь. В комнате действительно находилась светловолосая девушка, чей голос он узнал. Она склонилась к столу, на котором стояло что-то похожее на маггловский телевизор, перед этим телевизором сидел долговязый юнец внимательно что-то на экране рассматривая и двигая по столу правой рукой, в которой, похоже, было что-то зажато. Северус отпрянул от двери и прислонился к стене. В стоящем на столе приборе он узнал то, что магглы именовали «компьютером» — не то чтобы он сталкивался с этим часто, но в течение нескольких последних лет ему приходилось регулярно общаться с Артуром Уизли, и это не прошло даром. О чем он жалел, так это о том, что слушал Артура в пол-уха, старался вообще не обращать внимания на ту ерунду, что нес Уизли, а как пригодились бы ему сейчас сведения о магглах, очевидно же — окружающие его люди не волшебники.

— Северус! — этот восторженный шепот напугал его так, что Снейп едва не грохнулся в обморок — все же он был еще очень слаб, а потому недостаточно бдителен. Расстеленные по всему дому ковры скрадывали звук шагов, и светловолосая девушка умудрилась подкрасться так, что он не заметил ее, пока она не заговорила. Девушка тем временем ужаснулась, увидев, как побледнел профессор. — Зачем вы встали?! С ума вы сошли, сэр? Вы же еще в себя толком не пришли, пойдемте вам нужно немедленно лечь!

— А иначе что? — прошипел Северус. Ему совсем не нравилась эта навязчивая опека, особенно то, что юное создание, похоже, считало себя вправе так вот запросто взять его под руку и увести, куда ей заблагорассудится. — Тоже отрубите мне голову?! Или отпилите руку, или что вы там вытворяете?! — отчаяние придавало ему смелости. Девушка же повела себя крайне странно: сначала непонимающе нахмурилась, потом лицо ее просветлело, озаренное догадкой, и она начала хохотать. В этот момент Северус окончательно уверился в мысли, что он спятил, ибо смех девушки походил на смех Барби как две капли воды.

— Ты в порядке, Лил? — донеслось из комнаты.

— Да, Том, в порядке, просто вспомнила кое-что. Кстати, ты не мог бы пойти поискать тот диск, помнишь, я еще вчера просила тебя?

— Нет проблем, хорошо, что напомнила, — последовал ответ из комнаты и некто, чье имя вызывало у Северуса столь неприятные ассоциации, похоже, покинул помещение через другую дверь.

— Пойдемте, — потянула Лил Северуса за рукав. — Покажу вам это «Отрубание головы», если вам так интересно.

Честно говоря, Северусу было совсем не интересно смотреть на нечто подобное — гадостей он в своей жизни видел предостаточно, но разобраться в ситуации следовало.

— Смотрите, — девушка села на стул перед так называемым «компьютером», на экране которого было в данный момент изображение какого-то человека, по-маггловски неподвижное, разумеется. Девушка двинула рукой небольшой предмет справа от себя, а на экране задвигалась стрелка. — Вот, я выделяю область фотографии, которая мне нужна, — внутри снимка появился большой прямоугольник слегка не доходящий до краев фотографии. Края потемнели. — Теперь я говорю ему — о’к, и он делает фотографию меньше, обрезает ее, понимаете? А теперь пойдемте, пока Том не вернулся. Не хочу пока, чтобы вас видели, это может вызвать слишком много вопросов.

Не в силах возражать Северус поплелся за этой Лил по коридору, обратно к своей комнате. Чертовы маггловские изобретения! И кто, в конце- концов эта девица? И вообще, что он делает здесь, если должен… Что же он должен? У Северуса всегда были обязанности, его жизнь была подчинена определенной цели и проникнута особым смыслом — Дамблдор еще много лет назад указал ему путь, по которому стоит идти… Дамблдор… путь… сын Лили… Гарри Поттер! Черт!

— Что..?! То есть, как…?! То есть, кто вы и что обо мне знаете! — нашелся, наконец, Северус, остановившись посреди коридора и скрестив руки на груди. Привычная поза придала ему уверенности в себе. — Объяснитесь немедленно!

— Хорошо, хорошо, непременно, — успокаивающе запричитала девушка, не отпуская его локоть и примирительно поглаживая Северуса по плечу. — Только, пожалуйста, умоляю вас — не будем выяснять отношения посреди коридора! Я не думаю, что за углом притаился старина- Вольдеморт…

— Вы! —задохнулся от ужаса Северус, всплеснув руками в попытке выхватить так необходимую сейчас палочку. Увы, палочки не было. Целую секунду Северус беспокойно оглядывался по сторонам, пока до него не дошел смысл того, что говорила девушка.

— Спокойно. Он мертв.

Северус, нахмурившись, повернулся к ней. Он не понимал. Не мог осознать, охватить умом эту новость.

— Он мертв, — повторила девушка. — Том Риддл, Темный Лорд, Вольдеморт — мертв и похоронен так, чтобы ни одна живая душа не знала, где его могила — так написал «Пророк», во всяком случае. Чтобы там не возникло место сбора его… поклонников. Могут ведь опять появиться со временем. А теперь прошу вас, пойдемте.

До двери оставалось всего несколько метров, но коридор показался Северусу невероятно длинным. Он и сам не мог объяснить, почему из всех вопросов в мире — а вопросов было много, особенно о местонахождении его палочки, да и о его собственном местонахождении, — его волновало только одно.

— Гарри Поттер, — произнес он, как только девушка закрыла за ними дверь комнаты. — Он… Что с ним?

— Жив, здоров. То есть, был ранен, конечно, но не настолько, чтобы лежать пластом. Вместе со своими друзьями — Рональдом Уизли и Гермионой Грейнджер помогает новому Министру магии восстанавливать Министерство. По слухам, собирается жениться… Что еще вас интересует? Ах, да — всех достал сообщением о том, что вы никакой не предатель на самом деле, а герой, принимает активное участие в поисках вашего тела, и вообще, похоже, если мог бы — канонизировал вас. Такие дела.

— Моего тела? — переспросил Северус первое, что пришло на ум — во всей этой галиматье и так не было ни капли здравого смысла, а тут еще Гарри Поттеру зачем-то понадобилось его тело.

— Так ведь вас же считают умершим. Гарри Поттер видел, как вы умерли на его глазах. Даже на руках, практически. Очень переживает по этому поводу, как и из-за всех остальных, впрочем. Да ведь вы и вправду умерли, только в отличие от остальных… Ну, им, в общем, меньше повезло… Ничего не вспоминаете?

И тут Северус вспомнил. Все — и холодное «Мне жаль», и нестерпимую жгучую боль укусов, и неизвестно откуда материализовавшегося Поттера… И Джеймса. И всех остальных… Лили, он видел Лили! Но эта мысль, почему-то, не вызвала того волнения, какое прежде вызывал образ Лили. Этот образ словно побледнел, потускнел, как старая фотография. Он помнил Лили — отчетливо и ясно, так, будто видел вчера — как помнил ее все эти годы, но теперь это воспоминание не причиняло больше боли. Это было просто воспоминание. Одно в ряду многих. Казалось невероятным, что когда-то такое безумное отчаяние охватывало его при мысли об этой женщине. Да, он любил ее. Да, он был виноват. И да — он расплатился сполна за все, что когда-либо совершил.

Он словно достиг предела душевной боли, перешел некую грань и теперь перестал чувствовать — в его душе было пусто.

Он устало привалился к стене. Стоящая рядом девушка снова осторожно взяла его под локоть и повела к постели. Он вяло подчинился, сел, затем вытянулся на кровати. Девушка села на краешек постели, все еще сжимая в своей ладони его левую руку.

— Я думаю, он будет рад видеть вас, — продолжала она. — Будет рад, что все-таки хоть кто-то уцелел на этой бойне.

На этой бойне. Фред Уизли. Римус. Тонкс. Но ведь это было так ирреально — может, это всего лишь сон?

— Люпин? Списки погибших… Где-нибудь…? — он вопросительно посмотрел на собеседницу.

— Да, они были и огромные. Я принесу позже, если захотите. И Римус Люпин там был — помню, потому что про него писали как про одного из руководителей обороны замка. Кажется, погиб вместе с женой — она тоже где-то рядом сражалась.

Правда. Значит, это правда.

— Уизли. Фред.

— Да.

Значит, это не было просто сном. Черт!!! Зачем только он остался? Точнее, зачем вернулся? Сейчас боль не чувствовалась, но это, несомненно, было влиянием шока — он слишком давно жил на этой земле и понимал, что боль непременно придет. Только теперь будет в тысячу раз больнее — потому что на этот раз, кроме горечи от потери людей, которых ты знал — а это всегда больно, даже если речь идет о преподавательнице маггловедения, с которой ты и парой слов-то за всю жизнь вряд ли перебросился, но все же едва сдержался, чтобы не разнести поместье Малфоев к черту, когда ее убивали прямо на твоих глазах, — так вот теперь ты будешь чувствовать еще и свою вину за то, что непостижимым образом оказался жив.

— Как? — наконец поинтересовался Северус. — Как получилось, что я выжил?

— Вы не выжили, — мягко поправила девушка. — Вы на самом деле умерли. Просто есть одно зелье…

— Ни одно зелье не может воскресить человека из мертвых. Я знаю.

— Значит, вы знаете не все. Это называется Живая вода. Рецепт был в вашей книге, в старинной славянской книге из вашей библиотеки… Поэтому вы и не могли прочитать — просто не знали языка.

— Моей библиотеки? — нахмурился Северус. — Откуда вам известно, что хранится в моей библиотеке?

— Э-э… — протянула девушка, внимательно изучая потолок. — Придется пойти с самого начала. *** — И целебные зелья, конечно, помогали, но как-то не очень быстро — все-таки, видимо, чтобы они как следует действовали, нужно умение колдовать. Поэтому, чтобы вы быстрее поправлялись, пришлось воспользоваться маггловским способом — пригласить китайского доктора. Хотя лично по мне, так китайская медицина сродни волшебству, хотя вам такое предположение, разумеется, покажется… неразумным.

— Естественно, — хмыкнул Северус больше по привычке, чем действительно задумываясь о преимуществах китайского врача. За последние полчаса он услышал столько всего невероятного, что, по правде сказать, готов был бы поверить не то что в китайскую медицину, но даже в то, что Лонгботтом способен стать профессором. — Где моя волшебная палочка?

— Но сэр, — девушка строго сдвинула брови и стала чем-то неуловимо похожа на МакГонагалл, — вы еще слишком слабы, чтобы колдовать!

— Я не спрашивал у вас о состоянии своего здоровья, — холодно ответил профессор, глядя в потолок. — Я спросил — где моя волшебная палочка. Поскольку эта вещь является моей собственностью, я не считаю, что вы в праве скрывать от меня ее местонахождение, если, конечно, вы не были настолько глупы, что потеряли ее.

— О, вижу, вы приходите в себя, — удовлетворенно кивнула собеседница. — Ладно, так и быть, — он достала из рукава светлую витую палочку. — Акцио палочка профессора!

На камине в углу комнаты началось какое-то шевеление, затем с каминной полки резко поднялась волшебная палочка Северуса и быстро полетела по направлению к кровати, чуть не выбив Снейпу глаз.

— У меня пока небольшие проблемы с координацией, — пожала плечами девушка.

— А когда у вас их не было, — презрительно усмехнулся Северус, садясь на кровати и удобнее устраивая подушки у себя за спиной. — Вы, мисс Барби, вообще…

— Неужели, — не дав ему договорить, перебила девушка, — вы думали я оставлю себе это кукольное имя?

— Прекрасное имя, единственное, что его портило — ваша кукольная внешность.

— Ах, стало быть, прекрасное? А я-то была под впечатлением, что вам мое имя не нравилось. Ну да ладно, так или иначе, но это никогда не было моим настоящим именем, и, коль скоро вашей милостью модель по имени Барби окончила свой земной путь, я решила вернуться к своему настоящему имени. Лили.

— Что?! — вот это уже действительно вывело его из себя — девчонка просто издевалась, хотя откуда она могла знать…

— Да, я понимаю — вам это имя понравится еще меньше. Я… — тут она неожиданно смущенно опустила глаза. — После того, как эта мерзкая образина — Вольдеморт, я имею в виду, — прошел мимо, как это называлось? Да, Воющей Хижины, я вернулась к вам, и рядом с вами сидел Фоукс — ну, об этом я уже говорила. Так вот. Он не сразу отнес меня домой. Сначала он переместил меня в комнату, полную портретов пожилых людей, и там еще было множество всяких интересных штуковин, но у меня не было времени их рассмотреть, потому что Финеас Найджелус — он тоже был среди портретов, посоветовал мне заглянуть в такую большую каменную чашу… И я заглянула.

Повисло неловкое молчание.

— Значит, Поттер не удосужился даже убрать мои мысли подальше? Или уничтожить их? В конце концов, это мое, личное…

— Ну, знаете! После того, что он там увидел — я удивляюсь, как он вообще смог что-то сделать! Я бы просто сбежала! Он ведь шел умирать, и был уверен, что умрет. Тем более, он не мог уничтожать ваши воспоминания, или что это было — это же единственное объяснение произошедшего — что если бы он действительно, как сам в это верил, умер? И это было доказательство вашей невиновности. Хотя не думаю, что за полчаса до собственной предполагаемой смерти он об этом думал — вообще не представляю, о чем в такой момент можно думать. Скорее всего, только с ума можно сойти.

— Да, пожалуй, — неуверенно согласился профессор. Над этим стоило поразмыслить, но сейчас было не до размышлений.

— В общем, я понимаю, что мое имя не вызывает у вас приятных ассоциаций, но меня зовут так как зовут. Я слишком долго отказывалась сама от себя, притворялась, играла на публику — больше этого делать не собираюсь. Так что придется вам смириться с моим новым именем.

— С какой это стати?

— С такой, что я не поменяю его ради ваших прекрасных глаз.

— С какой стати я должен смириться? Я прекрасно себя чувствую, и, поверьте мне, с легкостью избавлю вас от своего общества, как только получу в распоряжение свою мантию.

— Вы… что? Вы хотите уйти? — она не могла поверить в то, что слышит.

— Да, и намерен сделать это так быстро, как только смогу.

— Но… — она вдруг начала понимать, что у нее нет никакой возможности задерживать его. Есть только уловки, чтобы удержать на время. — Но я же сказала — ваш дом сгорел. Подождите хотя бы до тех пор, пока не свяжетесь с кем-нибудь из Министерства — с тем же Гарри Поттером. Уверена, они будут рады выплатить вам… Я не знаю, как это назвать, но, в общем — они многим вам обязаны. Тогда, по крайней мере, вам будет куда идти.

— Я никогда не был на побегушках у Министерства и не жил на его подачки. Я привык зарабатывать честным трудом.

— Но то, что вы сделали для победы над Вольдемортом, — при упоминании этого имени Северус привычно поморщился, но Лил продолжала, не обращая внимания на его недовольство, — разве это не был честный труд?

— Это было служение идее. Оно закончилось. Что же касается Гарри Поттера, не думаю, что его обрадует мое возвращение, в то время, как он оплакивает гораздо более близких людей, которых не сможет вернуть. Так или иначе, мои планы на будущее вас не касаются. Прошу вас вернуть мне мою одежду.

— Зачем?! Вам нельзя никуда идти — вы все еще больны!

— Это мне решать. Не желаете исполнить мою просьбу? Не надо. Акцио мантия!

Мантия до неприличия банально вылетела из стенного шкафа в дальнем углу комнаты.

— Надеюсь, я имею право переодеться без вашего присутствия? — шелковым голосом язвительно поинтересовался Снейп, вставая с кровати и беря в руки мантию. — Впрочем, если будете упорствовать, я могу трансгрессировать и в таком виде — меня это совершенно не смущает, я не собираюсь появляться на людной площади в час-пик.

— Вы… — губы девушки задрожали. Дрожал и ее голос. Она почти плакала. — У вас просто каменное сердце! Неужели вы не видите, что я… Что мне не все равно, что с вами будет?!

— Не знаю, по какой причине вы вбили себе в голову, что в ваши обязанности входит забота обо мне, но уверяю вас — без вашей жалости я прекрасно обойдусь. Вы вытащили меня с того света — зачем, я не знаю, очевидно, это был ваш каприз. Возможно, вы в связи с этим ожидали, что я стану вашим домашним зверьком, исполняющим прочие ваши капризы — вынужден вас разочаровать — это не так. Каковы бы ни были ваши мотивы, это не повод ограничивать мою свободу. И я намереваюсь этой свободой воспользоваться, устраивает это вас или нет.

— Прекрасно! — заорала Лил, вскакивая с кровати. — Отлично! Замечательно! Только в таком случае сами упаковывайте вашу дурацкую библиотеку! И катитесь отсюда ко всем чертям!!!

— Что касается библиотеки, — невозмутимо ответил Северус, — я не намерен забирать ее сейчас. Возможно, приду за ней позже.

— Не надейтесь! Если вы решили уйти — не задерживаю, но вы больше не переступите порог этого дома, уж поверьте мне!

— Я не собираюсь переступать порог этого дома ни в ту, ни в другую сторону, коль скоро я могу трансгрессировать. Если же мое присутствие стало для вас таким невыносимым, в связи с тем, надо полагать, что я отказался быть вашей милой игрушкой, я могу прислать за моими вещами кого-либо, кто не будет вам столь неприятен. В крайнем случае, найму домового эльфа. Единственное, что я заберу — это портрет директора Блэка. Соблаговолите отдать его добровольно, или мне использовать заклинание? Поймите, я ведь все рано заберу его, так или иначе.

— Заберете?! Для вас это не больше чем портрет, а для меня — для меня он стал близким другом, и теперь, мало того, что вы вот так уходите, вы хотите лишить меня еще и человека, который мне дорог?!

— Это не человек, дорогуша, это картина. Портрет, который принадлежит мне. Итак?

— Первый этаж. Зал справа от лестницы. Над камином, — ее голос стал внезапно холоден и бесстрастен.

Она осознала, что ничего не может противопоставить ему. Что он действительно вправе распоряжаться собой — он свободный человек, теперь, даже более чем прежде, ибо исполнил все свои обещания. И она не в силах изменить что-либо — он решил уйти, значит, так и будет.

— Благодарю, — его лицо вновь исказила привычная кривая усмешка.

— Постарайтесь хотя бы уйти так, чтобы работники моей студии вас не заметили, — высокомерно, с преувеличенным достоинством в тоне бросила Лил.

— О, непременно. Совершенно нет никакого желания объясняться с полчищами диких магглов. Всего хорошего мисс… Как-бы-вас-там-не-звали, — роняя слова, Северус дошел до двери, и, повернувшись у порога, сделал небольшой издевательский поклон. Но стоило ему распрямиться, как его взгляд пересекся со столь знакомым взглядом голубых глаз.

— Меня зовут Лили, — твердо сказала девушка. — И вы запомните это на всю жизнь. Где бы и кто бы ни произнес это имя, вы будете думать в первую очередь обо мне. И вы не сможете этого изменить. Прощайте.

Северус был загипнотизирован этим взглядом и этой внезапной репликой настолько, что не смог ничего ответить. Лишь привычно усмехнулся, развернулся и вышел, накладывая на себя дезиллюминационные чары. Но до того, как закрылась дверь, он услышал, как за спиной у него раздались всхлипы и шум — он понял, что девушка просто повалилась на его, теперь уже бывшую постель, и плачет. Он спускался по лестнице, и слышал, как рыдания вопреки тому, что он удалялся от комнаты, становились все громче. Он оглянулся, что было вообще-то не в его характере, резко втянул воздух.

«Это все для твоего же блага, — подумал он, глядя вверх на дверь, из которой только что вышел. — Так для тебя лучше. Потому что мне нечего делать рядом с тобой, потому что ты и так уже подвергла свою жизнь опасности из-за меня, а опасности для профессора Снейпа на этом не кончатся — за мной будут охотиться, если только узнают, что я жив. Непременно захотят отомстить те, кто был предан Темному Лорду. Ты слишком молода, чтобы связываться с таким как я. Ты еще будешь счастлива. Когда-нибудь потом. И да, ты права. Ты единственная останешься для меня Лили. Моей Лил. Но тебе об этом знать незачем».

Он сжал кулаки, в одной руке стискивая палочку, в другой свою черную мантию — идеально чистую, без единой царапины, и быстро, как только мог, спустился до первого этажа. Зал, о котором шла речь, был довольно большим, Северус нашел его сразу же. Он накинул мантию поверх ночной рубашки — не хотел тратить ни секунды на переодевание, лишь бы скорее убраться подальше от этой чертовой девчонки, к которой его так сильно тянуло. Финеас Найджелус мирно дремал за своей рамой. Спал так крепко, что не проснулся даже, когда Северус уменьшил портрет и положил его в карман. Он сосредоточился на направлении, повернулся на месте и через мгновение оказался на мосту, ведущем к Паучьему тупику.

— Вот ты и снова здесь, — горько усмехнулся Снейп. — Снова дома, — добавил он, вкладывая в последнее слово всю иронию, на какую был способен. Ирония всегда помогала. Или почти всегда. Но почему-то не теперь. Он снова чувствовал боль в сердце — словно старая заноза, к которой давно привык, и которую вынули на время, но нет — вернули на место. Но помимо привычной боли он чувствовал кое-что, что казалось, осталось в далеком прошлом — он чувствовал себя предателем. И хотя продолжал говорить себе, что все делается во благо этой глупой девчонки, не мог отделаться от ощущения — он предал, предал что-то очень чистое и святое. И вряд ли теперь найдется человек, который укажет ему путь.

Глава 10. Считанные секунды (часть 2)

За полдня интенсивной работы Северусу удалось почти полностью восстановить обгоревшие стены своей кухни. На первое время этого хватит, а дальше… Qui vivra — verra![3] Северус не представлял, что ему теперь делать. То, что было смыслом его жизни столько лет, закончилось, ничего нового для себя он не видел. Он сидел в кресле — единственном, что удалось восстановить из мебели, рядом с камином — прочный кирпичный очаг, к счастью, выдержал натиск пламени, и смотрел на волшебный синий огонь.

Когда-то Гермиона Грейнджер подпалила его мантию точно таким же огоньком — он узнал это позже, когда матч закончился, Драко Малфой любезно сообщил ему, что видел «эту грязнокровку», которая пробиралась к профессорской трибуне. Он не мог наказать за это Грейнджер — доказательств не было, даже то, что весь учительский состав знал: маленькие волшебные огоньки — конек Гермионы Грейнджер (как же раздувался от гордости Флитвик, когда говорил об этом!), вряд ли помогло бы. Скорее всего, как обычно, он услышал бы в ответ строгое: «Северус вы предвзяты к студентам моего факультета» и умиротворяющее: «Брось, Северус, уверен, мы гораздо быстрее во всем разберемся, если будем спокойны». Не мог он наказать и Драко Малфоя за безобразную манеру выражаться — а как хотелось влепить пощечину за это «гриффиндорская грязнокровка». Хотя, признаться честно, пощечину тогда хотелось влепить себе, за это же слово, брошенное по глупости много лет назад.

Он вдруг понял, что впервые в жизни, наконец, остался совершенно один — ни обязанностей, ни ответственности, ни забот. Черт возьми, это было приятно — наконец-то почувствовать, что принадлежишь лишь сам себе. Он осторожно, чтобы не разрушить единственный оставшийся предмет мебели, потянулся в кресле. Вдруг откуда-то послышались странные вопли. Северус беспокойно огляделся по сторонам, затем вспомнил про портрет в кармане мантии. Он прихватил его на всякий случай — никогда не будет лишним знать, что происходит в Хогвартсе. Конечно, существовал риск, что портрет мог бы выдать его новому директору школы, но Северус был уверен в симпатии со стороны профессора Блэка — вряд ли ему придет в голову сообщать кому-либо, что профессор Снейп жив, если только не будет задан прямой вопрос, в вероятности чего Северус сомневался.

Он вытащил картину из кармана, увеличил полотно и движением палочки водворил его на самую крепкую из стен.

— Мисс вы сошли с ума, вы… О! Маб и Моргана, профессор Снейп! Рад, что вы, наконец, поднялись с постели, мне говорили, что вы еще слишком слабы для этого. Но… простите, где мы?

— На кухне моего дома, профессор Блэк, — ответил Северус бесстрастно.

— Но… Ах, понимаю — чары мнимого восстановления. Но, сэр — это не поможет надолго, тем более, не спасет от уличного холода.

— К холоду я привык, — Северус снова уставился на огонь в камине.

— Неужели юная мисс оказалась настолько негостеприимна?

— Напротив, юная мисс оказалась слишком гостеприимна. Скажите, как вам пришло в голову отправить ее мне на помощь? Вы ведь понимали, как там опасно.

— Именно поэтому я и попросил ее помочь — ваша жизнь была под угрозой.

— Да, но о ее жизни, вы, похоже, не слишком в тот момент думали.

— Отчего же, я честно предупредил ее об опасности. Она добровольно на это пошла.

— О, да. Только вы при этом, наверняка заметили, какую… странную склонность питает ко мне эта юная леди, и не замедлили этим воспользоваться. Что ж, воистину по-слизерински.

— Отчего же странную склонность? Вполне обычную, когда речь идет о мужчине и женщине, — последние слова профессор Блэк промурлыкал, поглаживая свою ухоженную бородку.

— Когда речь идет о мужчине и женщине подходящих друг другу, а не о молодой и красивой девушке и… обо мне.

— Так по этой причине, стало быть, вы решили удалиться? Потому, что боитесь — ее чувства к вам исчезнут, если она вдруг посмотрит на ситуацию вашими глазами?

— Я не боюсь, этого, я констатирую как факт, что так и будет. Ее глупая девическая влюбленность пройдет, а мне что прикажете делать? Спасибо, но я достаточно пережил, чтобы снова позволить себе эту глупость — влюбиться.

— Не думаю, что у вас есть выбор — зелье Выбора Сердца его, как правило, не оставляет. Хотя, с другой стороны, оно действует лишь до тех пор, пока человек жив. Если же вы, как описала юная мисс, технически умерли… Да, вам действительно нечего опасаться. Теперь я могу поздравить вас с истинно слизеринским решением — вы сбросили ненужный балласт чувств, вы свободны, а девушка — какая разница, что с ней будет, — Финеас Найджелус сказал это как-то слишком равнодушно. Деланно равнодушно. И по привычке стал разглядывать свои ногти.

— Все с ней будет в порядке! — раздраженно бросил Северус, прекрасно понимая, что в данный момент с ней далеко не все в порядке. — Опомнится, найдет себе кого-нибудь… более подходящего.

— Сэр? — Финеас Найджелус прекратил рассматривать ногти и повернулся к Северусу, удивленно подняв брови. — Простите, мою назойливость, но в какой степени вы ознакомились с принципами действия зелья под названием «Живая вода»?

— В какой степени? — нахмурился Северус. — Мне просто было сказано, что это старинное зелье, которое может вернуть только что умершего человека к жизни.

— И вы, такой опытный зельевар, поверили, что все так просто? Неужели вы думаете, если бы такое зелье существовало — его бы не применяли каждый день тут и там?

Северуса вопрос поставил в тупик. А действительно — с какой стати он так легко поверил девчонке, ничего в зельеварении не смыслящей?

— И в чем же подвох, профессор Блэк?

— В том, профессор Снейп, что зелье является лишь помощником, проводником древнего магического обряда разделения души…

— Что?! — Северус резко вскочил, его кресло отлетело в сторону и развалилось-таки на части, но он, не обращая на это внимания, подскочил к портрету. — Вы же не имеете в виду…

— Крестраж? — спокойно переспросил профессор Блэк и учительским тоном продолжил. — Ну, нечто похожее… Понимаете, насколько мне удалось установить, из того, что читала мне мисс, действует зелье следующим образом: человек, желающий оживить другого человека должен испытывать к оживляемому сильное чувство привязанности, тогда если оживляющий вольет зелье в рот оживляемому, оно «позовет» душу назад.

Но чтобы эта душа удержалась в теле, чтобы не ускользнула туда, где ей место, оживляющий должен «привязать» ее к себе, оставить якорь. Если человек делает это правильно — приносит жертву с полным осознанием ответственности, тогда в момент, когда душа оживляемого откликнется, оживляющий пожертвует частью своей души — именно она и станет якорем, будет удерживать вернувшегося.

Таким образом, оживленный становится чем-то вроде крестража оживляющего, но я недаром говорю — чем-то вроде. Это не темная магия, но и не светлая, это добровольная жертва. И если тот, в кого вложена часть души, умрет, оживляющий останется жить. Якорь просто возвратится к своему хозяину, или, в данном случае, хозяйке. Но — в чем самая большая опасность этого зелья! — оно построено на взаимности. Если оживляемый, который не испытывал ответных чувств к оживляющему, выживет и будет жить, то оживляющий пожертвует не только частью души, но и своей жизнью.

Проще говоря, зелье заключает с использовавшим его магом контракт, если выяснится, что он, или она напрасно взывали к душе, вызвали ее к кому-то, к кому она никогда не стремилась, то оживленный будет жить, а оживляющий погибнет. Если же любовь была, но стала угасать со временем — это будет убивать оживившего медленно. Чем меньше будет вас беспокоить юная мисс, тем меньше останется у нее жизненных сил, и в, конце-концов, она умрет.

Но, насколько я понимаю, — здесь тон Финеаса Найджелуса стал просто ледяным, — вам до этого нет никакого дела. Действительно, очень разумно, тем более, что вы останетесь жить при любом раскладе.

— Но не в том случае, если я решу вернуть ей ее «подарок», — мрачно возразил Северус. — Я не просил этой жертвы, не нуждался в ней. Если я умру — ее часть души, этот якорь, вернется к ней, и она сможет спокойно продолжать жить.

С Финеаса Найджелуса в момент слетела вся холодность, по правде говоря, на памяти Северуса это был первый раз, когда профессор Блэк так запальчиво кричал.

— Надеюсь, я вас неправильно понял, и вы не собираетесь покончить с собой?! И это после всего, что пережила ради вас эта девушка?! Северус, да опомнитесь же вы, наконец!!! Вы ее любите, иначе она не осталась бы жива после этого обряда! Она вас любит, потому что иначе вы бы не вернулись! Быть вместе — это все, что вам нужно, тем более вы уже точно знаете — она не оставит вас и не разлюбит. Теперь просто не сможет полюбить кого-то другого, и она сама сделала этот выбор! Неужели вы думаете, что ее порадует возвращение ее души такой ценой? Так почему, ради каких призрачных целей и идеалов вы собираетесь лишить ее и себя счастья?

Счастье — это слово вихрем пронеслось у Северуса в голове. Счастье — друзья, дети, умение дарить знание, веселье и самое главное: «…Любить того, кто любит тебя!..». Лили Эванс сказала, что он должен вернуться потому, что ему не с чем и не с кем оставаться там. Многим ли выпадает шанс, осознав, что жизнь упущена, потрачена впустую, изменить это?

Северус вдруг понял, каким глупцом он был, когда так холодно, так жестоко оставил девушку. Он любил ее и думал, что, уходя, совершает правильный поступок — доказывает свою любовь тем, что отпускает ее. Но кто сказал, что все правильные и хорошие поступки в этом мире должны непременно причинять боль? Кто сказал, что лишь заставив себя страдать, осчастливишь других?

Сердце у Северуса забилось так сильно, что ему стало тяжело дышать — его сознание с трудом переваривало эту новую, открывшуюся ему истину — он не должен умирать ради любимой, он должен ради нее научиться жить. Он развернулся, собираясь трансгрессировать, но услышал за спиной голос Финеаса Найджелуса:

— Надеюсь, вы не забудете взять меня с собой? Парадная зала в том поместье нравится мне гораздо больше, чем, ваше сгоревшее дотла жилище. Обещаю, я уйду из портрета на время вашего разговора — в конце концов, не думаю, что услышу что-то новое, наша мисс, когда волнуется, не способна связно говорить, а неясное бормотание и влюбленные вздохи — это как-то…

Северус молча уменьшил портрет, не дав тому закончить фразу, бросил прощальный взгляд своей кухне, одним взмахом разрушил то, что так кропотливо создавал здесь сегодня, затушил огонь и покинул обгоревшие развалины. *** В поместье стояла гнетущая тишина. Солнце уже село, полутемная зала, где прежде висел портрет Финеаса Найджелуса и откуда Северус трансгрессировал сегодня днем, освещалась лишь слабым огнем камина, почти потухшего к этому часу. Северус осмотрелся — никого не было. Он достал из кармана портрет и возвратил его на прежнее место.

— Благодарю вас, так намного лучше, — церемонно сообщил профессор Блэк, расправляя свой кружевной воротничок.

— Не стоит благодарности, — кивнул Снейп, не глядя на портрет и размышляя о том, где может быть Барби, точнее, Лили, как она себя называла теперь. Если честно ему не было никакого дела до имени — он любил личность, как бы ее ни звали.

Северус прошелся по просторной гостиной и нахмурился — судя по размерам комнат, поместье было немаленькое. Решив, что так будет разумнее, хотя это и выдавало немедленно его присутствие, он применил хоменум ревилио, благодаря которому узнал, что кроме него и девушки других людей в здании нет, а также, что Лил стоит искать где-то на этом же этаже, на другом конце длинного коридора, куда выходили двери гостиной. Немедленно Северус направился туда.

Комната, где сидела Лил, оказалась столовой, причем довольно просторной — длинный стол, в полированной поверхности которого отражалась огромная хрустальная люстра, стоял в самом центре обеденной залы, он начинался прямо напротив входа в комнату и заканчивался ближе к противоположной стене и камину. Лил сидела как раз на другом конце стола, отсветы горящего в очаге огня плясали на ручках ее высокого кресла темного дерева. Перед девушкой лежали столовые приборы, стояла тарелка и высокий бокал с чем-то оранжевым. Северус сделал несколько шагов вперед и остановился — хоть его опыт общения с магглами и был весьма ограничен, но эту вещь он узнал сразу — ему в грудь целилось темное дуло пистолета.

— Убирайтесь, — от ее голоса Северус вздрогнул — он никогда прежде не слышал ни от кого другого, ни тем более от нее самой такого ледяного тона. По сравнению с этим его беседы с гриффиндорцами можно было назвать любезным и деликатным обращением. — Не имею понятия, — продолжила девушка, — что за заклинание вы произвели несколько минут назад, но если вы пришли лишить меня памяти — не надейтесь, я вам этого не позволю!

— Интересно, — усмехнулся Северус, — как вы мне помешаете? Неужели, наплевав на свои героические усилия по моему спасению, попытаетесь убить меня этой маггловской штуковиной? Простите, как-то не верится.

— Не верится? Тогда подойдите поближе, загляните мне в глаза, и смотрите, как легко я прикончу вас. Давайте, идите сюда — во всяком случае у вас будет шанс умереть быстро — а то с такого расстояния я могу пару раз промазать — мучиться долго будете.

Не переставая ухмыляться в своей обычной манере, Северус медленно направился к девушке. Как только он оказался достаточно близко, чтобы разглядеть выражение ее лица, он вздрогнул, и вся его напускная небрежность покатилась к черту — взгляд у Лил не был отрешенным, как могло показаться сперва, нет — это был взгляд человека крайне сосредоточенного на своей цели, отражавший, в то же время, совершенно опустошенную, заледеневшую душу. Такого выражения глаз Северус не видел с тех пор как… как последний раз смотрелся в зеркало.

Эти глаза, похожие на бездонные колодцы, пугали в сотню раз сильнее чем маггловское оружие — страшно Северусу было не за себя. «Так нельзя! — пронеслось в его голове. — Человек не должен жить с такой черной дырой в душе… Но ты-то жил! — немедленно возразил насмешливый голос. — Вот, полюбуйся, ты создал копию себя — поздравляю! Снял бы шляпу, если б она у меня была. И что ты теперь сделаешь? Вспомни себя такого же: разве могло что-либо заставить тебя измениться? Стал бы ты кого-то слушать?».

Замороженный этими мыслями он продолжал стоять не двигаясь, однако изменившееся выражение его лица видимо подсказало Лил, что ее принимают всерьез. Правда страх, отразившийся на лице профессора, она истолковала по-своему:

— Значит, — спокойно и как-то устало произнесла она, — не так уж безразлична вам ваша жизнь, как вы пытались утверждать. Рада, что хоть она для вас имеет цену… — ее голос был бесцветен, в глазах теперь не светилась даже ненависть — они потухли, стали похожи на две большие серые стеклянные пуговицы. Она опустила пистолет, швырнула его на стол — гулкий стук разнесся по всему дому, и разом, как упавший мешок с картошкой, опустилась на стул.

— Делайте что хотите, — проговорила она голосом более подходящим машине нежели живому человеку, — хотите садитесь, хотите уходите, хотите изображайте из себя величайшего мага современности — мне наплевать, — она уронила голову на ладони и замерла, созерцая тарелку, стоявшую между ее локтями.

Северус медленно встал на одно колено, достал свою палочку и положил ее на колени Лил.

— Мне тоже все равно, что со мной будет, — его голос почему-то звучал глухо, в горле пересохло от волнения, — если тебе на меня наплевать. Я знаю, я сам во всем виноват, и я знаю, что вряд ли можно представить себе нечто худшее чем то, что я сделал. И, хотя я прежде уже совершил подобную ошибку, это ничему меня не научило. Я ненавидел себя последние двадцать лет сказав однажды то, что на самом деле не думал — мне слишком хорошо знакомы муки раскаяния за произнесенную в пылу спора необдуманную глупость, поэтому, если мне суждено провести остаток жизни сожалея о том бреде, который я нес сегодня утром, лучше убей меня прямо сейчас.

Он смотрел на ее профиль, спрятанный в ладонях. Наконец, она убрала руки от лица и повернулась к нему. Северус увидел, что теперь в ее глазах отражалась душевная боль, и хотя с обычной точки зрения ничего хорошего в этом не было, после безучастного, бездушного взгляда, который он видел в этих глазах несколько секунд назад, это новое выражение ее лица вызвало у профессора вздох облегчения. Он понял, что она собирается с силами, чтобы сказать что-то, и постарался сосредоточиться — сейчас нельзя было позволить себе наигранности, язвительности и всего того, что обычно слетало у него с языка еще до того, как он успевал хорошенько подумать. Чтобы она ни спросила — он должен найти верный для этой ситуации ответ.

— Почему… — наконец произнесла Лил, ее голос дрожал, — почему вы вернулись?

Северус облегченно вздохнул и улыбнулся — на этот вопрос было ответить легче всего.

— Потому же, почему утром ушел — я люблю тебя и хочу для тебя только самого лучшего. Но мне и в голову не могло прийти, что под самым лучшим можно понимать…

Но тут его первые слова, похоже, дошли до сознания девушки, она издала какой-то полузадушенный то ли визг, то ли всхлип, съехала со стула, упав на колени перед Северусом и прижимаясь к нему, повисла у него на шее.

— … можно понимать меня… — тихо закончил Северус, но его слова потонули в потоке отборной брани, которой осыпала его девушка. Слезы хлынули ручьем, в несколько секунд превратив ее глаза в два красных опухших пятна, каждую свою реплику она сопровождала сильным ударом кулаков по плечам и спине Северуса, не выпуская его из объятий.

— Чертов! Долбанный! Эгоист! Как! Ты! Мог! Так! Со мной! Поступить! Уйти! Неблагодарное чудовище, ненавижу тебя! Ненавижу! Никуда больше от меня не уйдешь! — она всхлипывала, неэстетично хлюпала носом изредка вытирая его рукавом, ее удары наверняка оставляли на теле Северуса синяки, но это был один из лучших моментов его жизни.

Обнимая Лил левой рукой, правой он дотянулся до упавшей с колен Лил его палочки и в следующую секунду, не выдержав натиска, а, возможно, просто поддаваясь, повалился навзничь на пушистый ковер. Лил теперь сидела на нем сверху, продолжая молотить его по плечам со всей силы.

— Экспекто патронум! — из палочки Северуса вырвалась серебристая дымка, которая несколько секунд спустя взвилась под потолок призрачным фениксом. Лил, не ожидавшая этого испуганно замерла.

— Что это? — спросила она, искаженным из-за заложенного от плача носа голосом.

— Это патронус, — учительским тоном заговорил Северус, сложив руки на гуди так, словно вел очередной урок защиты от темных искусств, а не валялся на ковре. — Патронус — положительная энергия, он аккумулирует все то светлое и прекрасное, что есть в душе волшебника, и создает щит между магом и определенным видом темных сил. Как правило, он отражает либо сущность самого волшебника, либо того, кого этот волшебник глубоко и сильно — примерно как я тебя — любит. Так что этот феникс — это ты.

— Постой, я вспомнила — что-то похожее ты посылал на встречу Гарри Поттеру в каком-то лесу? Только тогда это была…

— Лань. Чудесная серебряная лань. Но ее время прошло. Патронус может измениться если изменилось душевное состояние мага, и что касается меня — ты, уже слышала, но я могу повторить это еще добрую сотню раз, как самой тупой студентке, — не удержался от колкости Снейп, — я люблю тебя, поэтому…

— Ну, он может отражать и твою сущность, ведь ты на самом деле феникс, — она перевела взгляд с исчезнувшей под потолком серебристой птицы на Северуса, на котором все еще сидела. — Ты же восстал из пепла!

— С твоей помощью. И вообще, ты, маленькое нахальное создание, давай-ка не учи профессора Школы чародейства и волшебства, что должен означать мой патронус. Обойдемся без сопливых, — тут он медленно поднялся на локтях, затем сел притянув девушку ближе к себе, достал из кармана платок и вытер Лил нос. — Только посмотри на себя! Глаза красные, нос распух, волосы всклокочены — это называется леди?!

— Ну, глаза не красные, а покрасневшие, потому что красные — это у монстра вашего сдохшего. Видела я его, когда он мимо этой хижины проходил, где на тебя напал — вот уж где рожа так рожа! Так что по сравнению с ним я сейчас просто красавица!

— По сравнению возможно, — строго заметил Северус, подняв бровь, — но я никогда не имел относительно Темного Лорда тех мыслей, которые в данный момент у меня рождаются относительно тебя.

— Очень надеюсь, что на старину Тома ты так не реагировал, — в тон Северусу ответила девушка, поглаживая его кисти рук, лежавшие на ее талии. — А теперь, если ты хочешь, чтобы я привела себя в порядок, неплохо было бы мне очутиться в моей ванной, которая, кстати, по счастливой случайности расположена прямо рядом с моей спальней. Я бы не возражала против трансгрессии… если ты будешь держать меня крепко.

— Можешь не сомневаться, сама напросилась — из моих объятий теперь не вырваться, ты же понимаешь? — дьявольски ухмыляясь, Северус прижал к себе Лил и трансгрессировал в спальню, о которой девушка в этот момент усиленно думала.

***
— Северус…

— Что?

— Я люблю тебя. Я просто этого еще не сказала, а мне так хотелось… Теперь буду говорить это все время.

— Вообще-то ты это уже не раз сказала.

— Когда это?

— Ну… недавно, — он улыбнулся, проводя пальцами по ее руке, лежавшей поверх одеяла. Лил плотнее прижалась к Северусу и потерлась носом о его плечо.

— Понятно, — выдохнула она. — Но это не считается — я же не помню… мне было слишком хорошо, чтобы что-то соображать…

— Ах не считается?! А я-то, наивный, полагал, что в такие минуты люди склонны говорить правду. А ты, стало быть бредила. И что же я услышу от тебя в «бессознательном» состоянии в следующий раз? Секретные коды доступа в твое чертово агентство?

— Нет никаких секретных кодов доступа в мое агентство! И не называй агентство чертовым — если бы не оно, мы бы с тобой никогда не встретились. Так что возблагодари небо за то, что Зиги пришла в голову идея снимать рекламу в Паучьем тупике. А вот по поводу достоверности моих слов… Неужели ты все еще сомневаешься?

— Как сказать, как сказать… — Северус принялся увлеченно разглядывать потолок. — Доказательства никогда не бывают лишними.

— Ах доказательства? — подняла брови Лил. — Доказательства? Сейчас я тебе покажу доказательства! — и она с головой исчезла под одеялом.

«…Нужно… будет… отблагодарить… этого…ряженого…придурка…» подумал Северус, как только Лил начала предъявлять ему свои «доказательства». *** Третьего сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года Гермиона Грейнджер с раздражением отбросила пульт от телевизора и выругалась так, что из соседней комнаты появилась миссис Грейнджер, упрекая дочь в несдержанности.

— А что я еще могу сказать мам?! Я должна продумать свой подвенечный наряд, а в моде сейчас какой-то ужас! Нет ты посмотри!

Девушка щелкнула пультом от телевизора, и на экране вновь появился подиум, по которому шагали длинноногие модели.

— Да, действительно… Знаешь, доченька, по-моему Рональд прав — не стоит зацикливаться на маггловской моде — тебе очень к лицу мантии.

— Но я хотела что-то необычное!

— Э-э… — миссис Грейнджер выразительно посмотрела на экран, где в завершении показа на сцену выходили все модели.

— Нет, мама! Не настолько необычное! Кому вообще в голову пришел этот дикий курятник! — взвизгнула Гермиона: все платья, представленные в коллекции, включая свадебное, были покрыты перьями сверху донизу. Камера крупным планом показала кого-то совершенно нелепого в первом ряду зрителей — человека в квадратных очках и в свитере, состоящем из перьев цвета фуксии. Голос за кадром радостно сообщил:

— Зигмунд Вонг — опередил моду более чем на год, хотя не исключено, что именно он ее и ввел — его наряды начиная еще с прошлого сезона изобиловали перьями. Теперь нам всем остается только учиться у него в этом вопросе! Наши поздравления, Зиги!

Гермиона простонала и выключила телевизор.

P.S. А соревнование факультетов в год победы на Вольдемортом, как и предсказывала Луна, выиграл-таки Хаффлпафф.

Примечания

1

"…неожиданно хриплым для такой юной особы голосом простонала та…" — в книге Оборотное зелье меняло и внешность, и голос, но в фильме у героев после превращения оставались их голоса, этот вариант мне показался более интересным.

(обратно)

2

Мелодия, под которую танцуют герои — танец "Прихоть мистера Бевериджа". Именно его танцуют Лиззи и мистер Дарси в сериале Би-Би-Си "Гордость и предубеждение" 1995 года, однако, оригинальная (историческая) схема танца несколько отличается от той, что показана в фильме.

(обратно)

3

Qui vivra — verra! (франц.) — кто доживет — увидит!

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1. Успеть вовремя
  • Глава 2. Девушка-фестрал
  • Глава 3. Непривычные роли
  • Глава 4. Расследование Барби
  • Глава 5. Прощание с прошлым (часть 1)
  • Глава 6. Прощание с прошлым (часть 2)
  • Глава 7. Новые знания (часть 1)
  • Глава 8. Новые знания (часть 2)
  • Глава 9. Считанные секунды (часть 1)
  • Глава 10. Считанные секунды (часть 2)
  • *** Примечания ***