Первая Русская национальная армия против СССР [Борис Алексеевич Хольмстон-Смысловский] (fb2) читать онлайн

Б. А. Хольмстон-Смысловский Первая Русская национальная армия против СССР

Избранные статьи и речи

Личные воспоминания о генерале Власове

2 августа 1946 года по приговору московского суда был казнен генерал Власов и его ближайшие помощники. Очередная трагедия российского народа. Трагедия, по своим размерам уступающая трагедии гибели Белого движения, но по своему историческому значению она, вероятно, займет одно из первых мест в истории русской революции и в борьбе против советской власти. Русское освободительное движение и генерал Власов ждут еще своего беспристрастного историка, ибо все, что было написано до сих пор, было написано главным образом его злейшими врагами, которые искажали не только историческую правду, размеры и цели, но, что намного хуже, — саму истину, то есть идею этого великого и многострадального движения.

Искажение это, доходя до границ преступления, вылилось в конце концов в очень модный лозунг нашего времени, то есть времени «военных преступников», в неистовый крик: «Распни их!» И распяли. Культурный Запад, который так кичится превосходством своей цивилизации над нашей русской, византийско-восточной, эти представители западно-христианской культуры, всевозможных демократических свобод и прав человека, считающие всю нашу тысячелетнюю историю проявлением одного только варварства — от великих князей, царей, императоров до последнего революционного периода, — действительно показали нам и всему миру, что называется гуманностью, священным правом убежища, демократической свободой слова, мнения и выбора места жительства.

Генерал Власов и десятки тысяч его офицеров и солдат были выданы в руки его противников, и он вместе с ними пошел по тернистому пути к Голгофе революции. Крови генерала Власова, его офицеров и солдат, а также всех ужасов лагерей Платтлинга и других Россия, какой бы она ни была, никогда забыть не сможет. Забыть не имеет права, ибо иначе мы недостойны быть великим и державным народом.

Другая часть, значительно меньшая, пытающаяся писать историю движения генерала Власова, — это оставшиеся в живых и чудом спасшиеся его сослуживцы или яростные поклонники его идеи. Понятно, что после всего пережитого они не могут во всем прошлом разбираться объективно даже тогда, когда хотят это сделать честно. А потому все их повествование является субъективным восхвалением всего того, что было, и часто даже того, чего не было, а им только казалось, что так должно быть. Это, вернее всего, вопль измученных душ: «Неправда, неправда! Мы не изменники, а русские патриоты! Нас не поняли. Ни нашей идеологии, ни наших целей, ни нашей тактики. А главное — не поняли, почему мы шли вместе с немцами».

Этот крик вырывается, главным образом, из груди молодежи, ибо старые вожаки почти все расстреляны, а новые, пришедшие к власовцам теперь, во время войны, ничего с ними общего не имели — нив каком из освободительных движений никакого участия не принимали.

Тыловые герои, пытающиеся теперь строить свое материальное благополучие на светлой памяти власовских героев!

Поневоле хочется задать вопрос: где были вы раньше и что вы делали, когда мы дрались и работали?

А молодежи, жертвенной, высокопатриотической русской молодежи надо сказать: «Голову выше и тверже шаг! Вы не преступники, а герои. Вы — славные потомки тех, которые в течение тысячи лет построили величайшую империю мира. Потомки — наследники не европейской, а нашей, чисто русской культуры со всеми ее гениями в деле государственного строительства, безропотной верности и воинской доблести. Потомки тех, чья литература, музыка, живопись и театр прошли торжественным маршем через все страны мира». Нам учиться не у кого и нечему.

Голову выше, власовцы! Ваш час еще не пришел, но он уже грядет. Это так же верно, как и то, что после каждой ночи восходит солнце и наступает рассвет.

Солнце русской правды взойдет, и вы, молодежь, а не кто иной, будете первыми вестниками этого грядущего свежего утра. Вы — это утро русской весны, а потому, верные заветам нашего великого Суворова — вперед! Вперед и только вперед! Вы — русские, и с вами Бог!

Я не собираюсь писать историю Русского освободительного движения. Во-первых, в маленьком «Суворовце» нет для этого достаточно места, а, во-вторых, у меня под рукой не имеется исчерпывающего материала. Я хочу только набросать несколько штрихов из характеристики самого генерала Власова и его мыслей, так сильно влиявших на руководимое им движение. Хочу рассказать совершенно объективно о наших встречах и о наших разговорах. Льщу себя надеждой, что это небольшое повествование поможет будущему историку лучше разобраться в личности генерала и идеи РОА.

Станет, быть может, ясно, почему я, идя с ним, так сказать, параллельно, стремясь к одной и той же цели, и действуя в одно и то же время, и в одной и той же обстановке, не соединился с ним, а пошел отдельно, своей собственной дорогой.

Наши дороги привели генерала Власова к назначению 11 февраля 1945 года Главнокомандующим вооруженными силами РОА, а меня — к назначению 22 февраля 1945 года на должность командующего 1-й Русской национальной армией. Вверенная мне армия ничем не была связана с генералом Власовым ни в политическом, ни в оперативном отношении. Первая русская национальная армия входила в состав немецкого вермахта и подчинялась непосредственно немецкой Главной квартире. Я не был ни поклонником, ни сотрудником, ни подчиненным покойного генерала. Больше этого — я не разделял ни его политической идеологии, ни его, если можно так выразиться, оперативного плана. Мы виделись всего четыре раза, из которых только два раза, вернее две ночи, чрезвычайно сердечно поговорили. И нас связала та невидимая нить взаимного доверия и уважения, которая при благоприятных условиях и времени могла бы перейти в так называемую политическую дружбу. Кроме того, я знаю закулисную сторону политического рождения генерала Власова, когда он из героя Советского Союза, пройдя через проволоку лагеря военнопленных, пришел к славе нового жертвенного служения той же многострадальной родине. По многим причинам я предпочитаю пока умолчать и не рассказывать всех деталей техники зарождения РОА и выхода генерала Власова на свободу. Пока этого не нужно. Официальная биография генерала Власова и история РОА хорошо известны, и об этом, как уже сказано, я не собираюсь писать, но думаю, что, рассказывая объективно о наших встречах и разговорах, я тем самым помогу истории осветить беспристрастно внутреннюю сторону личности генерала Власова.

Первый раз я встретился с генералом Власовым по поручению немецкой Равной квартиры (ОКН), и мы поговорили около двух часов. Разговор, как принято говорить, совершенно не клеился. Власов — он был тогда в форме советского генерала и, если память мне не изменяет, в лампасах, но без погон. Я же — в форме немецкого полковника. Власов говорил со мной с тем хорошо укрытым недоверием, с каким привыкли говорить «подсоветские» люди, прошедшие полную школу революционного коммунизма. Старался больше слушать, чем высказывать свое собственное мнение. В моей манере говорить, как он мне потом сказал, была сдержанность и обдуманность каждого слова, воспитанная суровой дисциплиной германского Генерального штаба. Я приехал слушать Власова, а не говорить сам. Он же не хотел говорить, а только слушал, а потому, как я уже сказал, в течение нашего первого двухчасового свидания мы так и не смогли найти общего языка. Власов сухо, очень сухо относился к возможности говорить с кем-нибудь, кто носил германскую форму и, конечно, с особенным подозрением, если носящий эту форму был по происхождению русским.

У генерала Власова во всем еще сказывалась привычка на многое смотреть сквозь очки советского воспитания, а на немцев, как на исторических врагов России. Мне чрезвычайно трудно было перейти Рубикон не столько русско-немецкий, сколько бело-красный. Мысль, что я говорю с крупным советским генералом, в молодости воевавшим против нас, белых, сыгравшим большую или меньшую роль в причине нашего великого исхода и 22-летний эмиграции, а потом долго и успешно строившим Советскую армию, — мысль эта камнем стояла поперек горла, и мне было очень трудно взять себя в руки и скользить по той объективной политической плоскости, по которой мне было приказано. Мы оба пробовали и хотели, но нам это ни в какой мере не удалось. Мы расстались еще суше, чем встретились, и несколько месяцев об этом свидании не думали, тем более что носило оно исключительно секретный и военный характер. Власов, прощаясь со мной очень вежливо, думал: что же, в конце концов, хотел от него узнать этот полковник и где же кончается его германский мундир и начинается русское сердце? А я унес с собой горечь неудавшегося выполнения задачи и неразрешенную проблему: как глубоко сидит во Власове пройденная им коммунистическая школа и где же начинается его русская душа?

Это было в конце 1942 года в охотничьем домике, вблизи города Н. в Восточной Пруссии. Свидание это определило до известной степени взаимоотношения генерала Власова с вермахтом. Впоследствии генерал Власов, установив контакт с политическими кругами Германии, начал строить свое освободительное движение, непосредственно опираясь на германское правительство.

Второй раз я виделся с ним, кажется, в апреле или мае 1943 года, во время его объезда участка северного фронта, то есть Пскова и Риги.

В этот раз, после хорошего ужина, мы проговорили до четырех часов утра. Разговор с официального тона сорвался следующим эпизодом. Власов долго и интересно рассказывал мне о некоторых своих боевых операциях против немцев и, увлекшись, показывая на карте ход боя, воскликнул:

— Вот здесь мы вам здорово наклали!

— Кому вам? — спросил я холодно.

— Ну, конечно, немцам, — ответил генерал.

— Ах так?! Значит, вы — коммунисты — разбили здесь кровавых фашистов?

Андрей Андреевич спохватился и рассмеялся.

— «Нет, я думаю иначе, — сказал он. — Здесь русские разбили немцев».

— Русские всегда были непобедимы! — возразил я.

— Ну, ясно! — сказал Власов, и мы, оставив фашистско-коммунистическую тему, перешли на чисто русскую и, таким образом, нашли язык, который позволили нам весьма интересно проговорить всю ночь.

Власов говорил некрасиво, но удивительно просто и, я бы сказал, очень ясно. Много было логики и веры в то, о чем он говорил. Власов не любил пустословить и говорить вот так зря, на любые темы.

Он брал жизнь и относился к исполнению своего долга весьма серьезно. Рассказывал только то, что, по его мнению, заслуживало внимания, и задерживался только на тех темах, которые его интересовали или в которых, по его личному убеждению, он хорошо разбирался.

Там, где он не чувствовал себя компетентным, он избегал задерживаться и переходил на другую тему. Зато там, где он считал себя специалистом, он говорил весьма интересно, авторитетно и с большим знанием дела. Чувствовалась хорошая военная и политическая школа, а также навык разбираться в крупных вопросах, в особенности в вопросах организационного характера.

Он был, безусловно, прекрасным организатором и отлично знал военное дело. Ему, конечно, трудно было разобраться во всей сложности немецкого государственного аппарата, да и в общей политической обстановке.

Взаимоотношения между отдельными западными державами были ему неизвестны и малопонятны. В этом отношении сидение «за чертополохом» сказывалось на каждом шагу. Многое, о чем я говорил ему, его искренне удивляло, а многому он просто не поверил.

В его отношении к Германии просвечивало на каждом шагу недоверие. Зато по отношению к западным демократиям он обнаруживал иногда наивно-детскую доверчивость. Чувствовалось, однако, что он все больше и больше сбрасывает с себя «премудрости» политграмоты и начинает вставать во весь свой большой русский рост.

Одной из характерных черт Власова была чисто русская способность глубокого анализа. Власов был русским, насквозь русским — плоть и кровь русского хлебопашца, а потому он не только знал, но понимал и чувствовал чаяния и нужды русского народа удивительно ясно, больше того — резко.

Революция и партия, конечно, наложили на него сильный отпечаток. Он плохо разбирался в вопросах государственной стратегии и исторической политики.

История тысячелетий динамики российского народа была совершенно чужда ему, и ему, безусловно, нужно было бы побывать в Европе, чтобы на многое взглянуть иначе, значительно шире, глубже и с иной точки зрения. Проще — он не знал жизни по ту сторону «чертополоха», то есть политических, военных, социальных и исторических взаимоотношений, а также техники и метода западной дипломатии.

В военном отношении он был превосходный тактик, но не глубокий стратег. Ему нужно было бы еще поучиться, чтобы проникнуть в «тайну магии» вышеупомянутых наук и вопросов, а также русских исторических задач, геополитических законов и доктрин государственной стратегии.

Зато, повторяю, во всех иных вопросах, касающихся тактики военного дела, организации, политической сноровки, понимания психологии народов России, их быта и стремлений — Власов, безусловно, стоял на высоте того исторического задания, которое ему пришлось выполнять.

Психологически он «разгрызал» людей замечательно и, например, мне он указал на целый ряд моих личных недочетов, которых я сам в себе не замечал. В этом отношении я был ему очень благодарен, ибо впоследствии, когда мне пришлось формировать 1-ю Русскую армию, и ко мне пришло приблизительно 20 % старых и 80 % новых эмигрантов, критика генерала Власова моей психологии мне пригодилась.

— Вы, полковник, широко охватываете стратегические и государственные вопросы, — говорил генерал Власов. — Но вы слишком узко сидите в казарме. Я верю вам, что вы любите Россию, вернее, вы влюблены в ее историю, но вам слишком импонирует германская сила и германский удар. Вы не хотите понять, что «русского вопроса» нельзя разрешить войною или ударом даже 50 прекрасных броневых дивизий. Его можно разрешить только продолжением народной революции, то есть тем, чего вы так не любите, и мысль о чем приводит вас в содрогание.

Вы мечтаете о возрождении России, но, прежде всего, вы думаете о возрождении Марсова поля, красивых полков, крепкой казармы и славы старых знамен. А потом уже вы думаете о воле народа, о государственном образе правления, о парламенте и о проведении всех тех хозяйственных и социальных реформ, которые так необходимы нашему измученному народу.

Вы — солдат не только по профессии, но и по натуре, да еще развращенный прусским милитаризмом. Я тоже солдат, но только по профессии, а не по натуре, и не вышел, как вы, из сугубо военной касты. Я не оторвался от поля и от фабрики, и все это для меня живое тело, а для вас — это только изучаемая абстракция.

Я не хочу утомлять читателя его дальнейшими, чрезвычайно для меня интересными выводами. Но, повторяю, этот ночной разговор на нас обоих произвел большое впечатление. Я не остался в долгу и говорил ему о его недостатках:

— Вы не были вне Советской России и вам непонятна европейская обстановка и западные методы работы. Революция России не нужна. Она от всех этих социалистических экспериментов устала. Партизанщиной и восстанием вы ничего не сделаете. На Запад также мало надежды, как и на розенбергов-скую политику.

Победа германских армий должна привести нас в Москву и постепенно передать власть в наши руки. Немцам, даже после частичного разгрома Советской России, долго придется воевать против англосаксонского мира. Время будет работать в нашу пользу, и им будет не до нас. Наше значение, как союзника, будет возрастать, и мы получим полную свободу политического действия.

Генерал Власов не соглашался со мной. Он считал, что РОА — это только точка опоры для национально-революционного пожара, для организации крупнейшего партизанского движения, саботажа и новой гражданской войны. Нельзя допускать немцев слишком глубоко в Россию.

— Вы поймите, — говорил он, — что мы живем в эпоху не профессиональных войн, а революционных движений. Народ — это не статист, а активный участник исторических событий.

Я не соглашался с ним. И пробовал доказать ему, что личности делают историю. Толпа остается всегда толпою и, в конце концов, идет за победителем.

Андрей Андреевич возмущался.

— Позвольте, — говорил он, — ведь вот, большевики победили, однако русский народ не воспринял коммунизма.

— Воспринял или не воспринял, а потом изжил — все это не играет никакой роли. Исторический факт налицо, что в Москве сидит коммунистическое правительство и управляет двухсотмиллионной массой, — возражал я.

— Вы слишком заражены германским «фюрер-принципом», — нападал Власов.

— А вы, генерал, слишком тонете в доктринах революции, — парировал я.

В конце концов, мы оба решили, что без водки этого дела не разберешь, и, уходя от Власова под утро, я чувствовал, как говорят моряки, что слишком ложусь на борт, но что Андрей Андреевич Власов, безусловно, большой и умный человек.

Часто потом, вспоминая наш интересный разговор, я думал, прав ли Власов, что Белое движение захлебнулось от того, что не сумело продолжить революции Керенского против активно выступившего большевизма. Или был прав я, когда доказывал ему, что Белое движение проиграло, ибо в критический момент на решающем Орловском операционном направлении генералу Деникину не хватило десяти хороших дивизий?

Ведь были в Советской России потом всевозможные восстания и народные движения? Все они также окончились полной неудачей.

Вопрос — живем ли мы в эпоху, когда надо вести войну при поддержке политики или политику при поддержке бронированного кулака — этот вопрос разрешила сама жизнь. Над ним теперь нечего философствовать. Я должен откровенно признаться, что генерал Власов был во многом прав.

«Русский вопрос» атомной бомбой сегодня, конечно, разрешить нельзя. Мы не имеем права допустить этого. Это не будет война против коммунистической идеологии, а, по всей вероятности, против нашей исторической государственности. Финансировали же за границей тридцать лет русскую революцию, так почему же не хотят теперь финансировать русское возрождение?

Русская революция — это русское дело, и надо помочь и дать возможность разрешить этот вопрос самим русским, а не грозить многострадальному и ни в чем не повинному народу атомным пожаром. Оружие, как бы оно ни было сильно, должно быть только оружием боя, а не средством уничтожения мирных городов, сел и деревень. Средством уничтожения стариков, женщин, детей и гражданского населения.

Пусть тень Нюрнбергского процесса пройдет через кабинеты западных политиков. Русским надо быть очень острожными при столкновении с западной антисоветской, вернее, антикоммунистической пропагандой, и стараться глубоко проникнуть во всю ее сущность и правду. Надо хорошо проанализировать, где кончается антикоммунистическая пропаганда и где начинается столкновение экономических интересов и ненависть к русскому народу.

Во время Второй мировой войны положение было иное. Расчет на тотальную победу Германии был равен нулю. Временные победы Германии на Востоке и Западе не изменили бы общего хода военных действий. Немцы победить не могли. Силы были слишком неравны. Германия не могла успешно воевать одна против целого мира.

Расчет Власова на революцию правилен. Обескровленная Германия и западные державы, победители и побежденные не смогли бы полностью заняться «русским вопросом», и начавшееся движение РОА, обрастая партизанщиной, всевозможными восстаниями, могло бы вылиться в широкое революционное движение.

На опыте Германии мы видим, что оккупация России немыслима, и значение русского союзника, частично сидящего в городах, а главным образом в лесах, постепенно возрастая, приобрело бы полноценное политическое значение.

При Третьей мировой положение резко изменится. Советская Россия, а, может быть, и всякая Россия является сейчас противником англосаксонского капиталистического света.

После уничтожения германского и японского могущества (силы Франции и Италии были сломлены раньше) англосаксонская раса стоит перед великим историческим соблазном уничтожения русского могущества, то есть не коммунистической власти, а самой России.

На примере Германии мы видим, как пропаганда мира неудержимо обманывает народы.

В Первую мировую она говорила, что война ведется против императора Вильгельма II, но не германского народа, а окончилась Версальским миром, по которому от Германии были отобраны все колонии и всё, что можно было, по тогдашнему времени, отобрать на Западе — в пользу Франции, а на Востоке — в пользу новообразованной Польши. Во время Второй мировой та же пропаганда уверяла, что война ведется только против Гитлера и его партии, но не против германского народа, а окончилась полным уничтожением самостоятельного государственного существования Германии.

В Третьей мировой войне русский народ окажется один лицом к лицу с англосаксонцами.

Надо было бы в данном случае вспомнить слова, сказанные маршалом Пилсудским социалистам в ответ на обвинение его в измене партии. Он сказал: «Я был социалистом и ехал с вами в одном международном поезде, но я слез на той станции, которая называется Польша».

Мы, русские националисты, не имеем права сесть в тот международный поезд, который не захочет остановиться на станции, имя которой — Великая Россия.

Мы должны проникать во всевозможные учреждения Запада, разъяснять, пропагандировать и требовать соответствующих гарантий. Мы должны стоять на страже интересов российского государства. Западу нужно разъяснить, что война против русских и аморальна, и безнадежна.

Русская военная история знает много блестящих побед и страшных поражений, но русская психология не знает окончательного исторического поражения.

Татарское иго кончилось уничтожением монгольской империи.

За взятие Москвы поляками мы ответили штурмом Варшавы. За поражение под Нарвой — разгромом шведов под Полтавой. За взятие Москвы Наполеоном — торжественным вступлением в Париж. За уничтожение Сталинграда — руинами Берлина.

Протяните русскому народу руку, памятуя о том, что по московским заколдованным путям безнаказанно не ходят!

Мое третье свидание с Власовым состоялось в одной из пригородных вилл Берлина в конце 1944 года.

Мы не виделись больше года, и взаимоотношения испортились, как принято говорить, вконец. Мы были разные люди и по характеру, и по воспитанию. Военное образование получили в диаметрально противоположных школах, а потому вполне понятно, что нашим врагам, вернее, «друзьям», легко было начать грязнейшую интригу и вырыть между нами, как потом оказалось, непроходимую пропасть.

Свидание это тщательно подготовлялось начальником штаба Власова генералом Трухиным и командиром третьей формирующейся дивизии генералом Шаповаловым.

С Федором Ивановичем Трухиным меня связывало старое знакомство. Я был первым офицером, который допрашивал его в штабе немецкого Северного фронта (группы) после того, как он был взят в плен, будучи в Советской армии начальником штаба Прибово^[1]. Мне удалось значительно облегчить его участь и помочь ему в тех условиях, которые помогли ему выйти на свободу. Этого он не забыл.

С генералом Шаповаловым судьба нас столкнула в бытность мою командиром дивизии специального назначения — «Р» (Зондердивизион — «Р»). «Р» обозначало «Руссланд». Штаб находился тогда в Варшаве, а разбросанные школьные батальоны, идущие на формирование дивизии, стягивались в Пул-туск. Он, тогда еще полковник, был моим начальником штаба. Впоследствии штаб был распущен и начавшееся формирование приостановлено. Я лично подвергся шестимесячному домашнему аресту за сношение с партизанами-националистами, за отказ выдать приехавшего к нам для переговоров украинского национального атамана «Тараса Бульбу», и за отказ подписать воззвание, призывающее русских бороться вместе с немцами не только на Востоке против коммунистов, но и на Западе против англосаксонских капиталистов. Я заявил, что мы, русские, заинтересованы только в войне, ведущейся на Восточном фронте, и что война Германии против Англии, Америки, Польши др. держав является чисто немецким делом, в котором мы ни в коей мере участвовать не можем.

По расформировании Зондерштаба «Р» Шаповалов перешел, после долгих переговоров, в РОА и на некоторое время сделался моим ярым противником, однако год спустя, когда я начал формировать Первую национальную армию, он переложил гнев на милость и стал упорно проситься ко мне обратно, засыпая меня «политически-любовными» письмами, которые до сих пор сохранились у меня.

В конце концов, работа Трухина и Шаповалова увенчалась успехом, и, больше чем после годового перерыва, Власов согласился на встречу со мной.

Разговор продолжался около четырех часов. В это время освободительное движение достигло своего апогея, а Власов был в зените своей славы.

Вопрос шел о слиянии формирующейся 1-й армии с РОА и о назначении меня на должность начальника штаба русских освободительных армий. Первая русская армия, переформировываясь в первый корпус, перешла бы в командование генерала Трухина. Второй корпус должны были составить первая и вторая дивизии РОА. Третий корпус предполагалось развернуть из Русского охранного корпуса (Шутцкор) и третьей дивизии генерала Шаповалова.

Мы не сговорились.

Сегодня, когда я пишу эти заметки для истории, я считаю своим долгом передать чистую правду, даже тогда, когда она сможет сделаться обвинительным актом против покойного Власова или, вернее, против меня самого. Я знаю, что всем не угодишь.

Поклонники Власова в обиде на меня за то, что я слишком мало воспеваю его и созданное им движение, а его враги, наоборот, не могут мне простить того, что я, говоря историческую правду, часто хвалю Власова, подчеркиваю его таланты и бесспорную значительность Русского освободительного движения.

Конечно, разговор мой с Власовым — это только эпизод, но ведь вся жизнь и вся история — это ряд больших или малых, важных или неважных эпизодов. И часто то, что мы считаем незначительным, оказывается впоследствии для беспристрастного историка материалом большого значения. Мы не сговорились и расстались очень сухо с оттенком неприязненности. Не сговорились мы по трем следующим вопросам.

По вопросу политическому — я не разделял его взглядов и выдвинутой им программы в так называемом Пражском манифесте. Мне казалось, что с этим идти в Россию нельзя. Она сильно устала от всяких социалистических экспериментов, и что лучше всего вести исключительно военную акцию, не предрешая никаких политических вопросов и не навязывая народу приготовленных в эмиграции программ и форм.

Второе. Я считал, что мы должны воевать только на Востоке. Беречь русскую кровь. Поэтому я был против того, чтобы генерал Власов написал воззвание, призывающее русских солдат бороться не только против коммунистического, но и против западно-капиталистического мира. Я считал, что этим он сжигал мосты к будущим разговорам с англосаксонцами.

Третий вопрос, на котором мы кардинально расходились, — это было отношение РОА к Германии. Конечно, германская восточная политика была самоубийством. Это историческая правда, благодаря чему Германия проиграла войну. Наряду с этим я считал, что германская армия была нашим союзником, снабжавшим нас оружием, деньгами и военным снаряжением.

Мне казалось, и я твердо стоял на той точке зрения, что мы, русские офицеры, должны быть лояльными по отношению к германской армии до конца. И вот тут наш разговор перешел в ту драматическую стадию, которая, как оказалось потом, сделалась «началом всех начал», то есть привела генерала к тем оперативным решениям, эпилогом которых был удар — совместно с чешскими партизанами — по отступающим немецким дивизиям и результат — освобождение Праги.

Победоносная Советская армия находилась в это время в двух переходах от власовских полков.

Доведенный моим упорством почти до бешенства, Андрей Андреевич воскликнул:

— Это преступление — русскому думать так, как думаете вы!

В ответ на это я встал и холодно заметил, что осуждению подлежат не мысли, а совершенные действия. Я отдаю на суд истории этот трагический финал нашего третьего свидания.

Больше мы с Власовым не встретились, и в четвертый раз я говорил с ним только по прямому проводу из немецкой Главной квартиры.

Апрель 1945 года. Трагические дни германской Ставки. Я приехал получать последние распоряжения.

Это было мое последнее посещение мозга германской армии. Трудно было узнать еще так недавно гордый и полный строгого порядка немецкий Генеральный штаб. Страшная подавленность и гробовое уныние царили теперь в его стенах. Работа шла по инерции, как хорошо заведенная машина, но я не узнавал моих товарищей по оружию, еще вчера полных энергии генштабистов. Атмосфера смерти и исторической катастрофы висела в воздухе. Чувствовалось, как будто вы присутствуете на своем собственном погребении.

Я получил приказы о передаче в мою армию Русского корпуса (Шутцкора) и 3-й дивизии РОА генерала Шаповалова. Надо было спасать все, что еще можно было спасти. Положение было критическое.

Я принял решение пробиваться на Запад и уходить в нейтральную Швейцарию.

Выполняя мои директивы, мой начальник штаба, Генерального штаба полковник Ряснянский, повел кадры Первой русской национальной армии в направлении на Мемминген. Туда же я решил направить и переданный мне Русский корпус.

Установить телефонную связь с немецким штабом того района, где находился Русский корпус, не было никакой возможности, а поэтому я, по совету Ставки, выслал нарочного курьера. Капитан С. выехал, снабженный приказом и специальным предписанием немецким штабам не препятствовать движению корпуса и дать ему возможность выйти из боя, если он находится на линии огня.

Генерал Штейфон унес с собой в могилу тайну: получил он или не получил этот приказ, который, если бы был выполнен, то, конечно, судьба этого доблестного офицерства решилась бы совершенно иначе.

В Энгентритте, в районе города Мемминген, мы ждали подхода корпуса 10 дней и 26 апреля, вследствие сложившейся обстановки, двинулись в направлении Фельдкирха. Кадры моей армии под общим руководством полковника Ряснянского, имея во главе полковника Соболева, в полном порядке перешли Альпы и, миновав заградительные отряды СС, вышли в долину Боденского озера.

30 апреля полковник Ряснянский вошел в Фельдкирх.

Я, ночью обогнав двигающиеся колонны, прибыл в город утром и в тот же день вступил в непосредственное командование вверенной мне армии.

Приехав, я получил сведения о трагедии, разыгравшейся с дивизией генерала Шаповалова. Он получил два совершенно противоположных приказа.

Первый от Власова — двигаться из района Ван гена, где он тогда находился, через Фюссен в направлении на восток, то есть в Чехословакию, и второй от меня, приказывающий ему немедленно идти на юг, в Фельдкирх, на соединение с колоннами полковника Ряснянского.

Шаповалов оказался в тяжелом положении. Письменного приказа о переходе в мое подчинение он ждал, но получил только радиограмму, а потому, продолжая выполнять директиву Власова, пошел на восток, то есть к своему трагическому концу.

В районе Кемптена произошла встреча его колонн, двигавшихся на восток, с нашими, двигавшимися на запад.

Здесь я должен отметить исторический факт совершенно противоположного характера, а именно — спасения кадров РОВС, около 2500 человек. Вся честь спасения этих кадров принадлежит их тогдашнему возглавителю — генерального штаба генерал[-лейтенанту] фон Лампе.

В конце марта, когда части моей армии находились еще в Вольхаузене, ко мне приехал фон Лампе и после коротких переговоров, желая спасти кадры, предоставил их в мое распоряжение, а сам решил подчиниться мне, несмотря на свое старшинство. Я понял его и принял его предложение.

Чинам РОВС был указан маршрут и выданы соответствующие проездные бумаги.

Мне было легко сделать это, ибо в это время я был командующим отдельной армии, непосредственно подчиненной немецкой Главной квартире, но генерал проявил полное понимание обстановки, большое гражданское мужество и отсутствие всякого эгоизма.

Сегодня я не знаю почему, но и по этому поводу началась полемика. Во всяком случае, я заявляю, что никогда не собирался и не собираюсь из этого высокопатриотического поступка большого русского человека черпать какие-либо выгоды для себя теперь или в будущем.

Я отклонился от непосредственной передачи моего последнего разговора с генералом Власовым, но я хотел осветить для будущего историка и эту страницу минувших дней.

По понятным причинам об этих событиях до сих пор было очень скупо написано.

Перейдем теперь снова к концу апреля и к моей предпоследней поездке в Главную немецкую квартиру.

На основании записок я точно воспроизвожу последний, поистине трагический разговор со Ставкой генерала Власова.

— У аппарата ген. X. Хочу спешно говорить с ген. В.

— Здесь ген. Т. Я вас слушаю. Здравствуйте. Ген. В. подойти к аппарату не может. У него важное совещание.

— Здравствуйте. Скажите, вам известна обстановка? Если известна, то что вы намерены делать?

— Да. Мы двигаемся, согласно приказу Главнокомандующего, в Чехословакию. Предполагаем совместно с чехами организовать фронт и ждать подхода американцев.

— Это безрассудно! Вспомните Колчака! Вы должны знать, что на Западном фронте были взяты тысячи пленных в форме РОА.

— Хорошо. А что вы предполагаете делать?

— Я иду на юго-запад, к нейтральной границе. Буду пытаться перейти швейцарскую границу. Мне переданы Русский корпус и Шаповалов.

— Шаповалову приказано идти на соединение с нами.

— Моя директива прямо противоположна.

— Подождите, я доложу Главнокомандующему.

— У аппарата ген. В. Т. передал мне разговор с вами. Кто отдал приказ о передаче вам 3-й дивизии?

— Германская Главная квартира.

— Поздно. Я командую сейчас всеми русскими частями, и в этот исторический момент они должны исполнять только мои приказы.

— Разрешите доложить, что обстановка требует изменения ваших директив. Идти на восток — это безумие. Я, во всяком случае, иду на запад.

— Вы генерал вермахта и можете делать, что вам угодно. До свидания.

Власов отошел от аппарата. Колонны РОА двинулись на восток.

30 апреля на военном совещании в Фельдкирхе я дал для разработки моему штабу идею операции перехода швейцарской границы.

1 мая я перевел армию в Нофельс, где она и заняла исходное положение.

На главные дороги были высланы роты для демонстрации.

Момент неожиданности был решающим в этой операции, а потому я использовал для перехода труднопроходимый горный путь.

К армии присоединился Великий князь Владимир Кириллович со свитой, эрцгерцог Альбрехт, г-н Войцеховский, председатель Русского комитета в Варшаве с небольшой группой беженцев и разрозненные венгерские части. В ночь на 3 мая, при огромной снежной буре, сняв германскую пограничную стражу и оттеснив не ожидавших нас швейцарцев, мы перешли границу.

Жизнь моих офицеров и солдат, а также честь русского имени были спасены.

На рассвете кадры Первой русской национальной армии расположились бивуаком в долине Рейна в тех деревнях, где почти 150 лет тому назад после Альпийского похода отдыхали чудо-богатыри генерал-фельдмаршала Суворова.

На территории маленького княжества Лихтенштейн гордо взвился русский трехцветный национальный флаг…

Резюмируя все, что было сказано в моих личных воспоминаниях о генерале Власове, мне хочется подчеркнуть нижеследующую историческую правду.

Борьба против советской власти в 1941–1945 годах по своей форме была мало похожа на эпопею Белой борьбы, однако не подлежит никакому сомнению, что по своей идее это было в полном смысле слова продолжение белого дела, начатого адмиралом Колчаком и генералами Деникиным, Юденичем и Врангелем. Первые белые дрались на своей государственной территории, формировались среди своего народа и были политически почти самостоятельны, если не считать некоторой зависимости от держав-покровительниц.

В распоряжении командующих генералов находился нетронутый и неразложенный офицерский состав, а потому борьба и велась почти исключительно в форме военной акции. Специальные качества русского офицера — храбрость, доблесть, верность и самопожертвование — являлись характерной чертой этой боевой, недавно минувшей эпохи.

Во второй период Белого движения, то есть в 1941–1945 годах, борьба велась почти исключительно в виде военно-политической акции. Ряд внешних и внутренних причин предопределили вышеуказанное положение.

Армии формировались на территории «союзной» Германии и среди чуждого русскому Белому делу населения.

Полная военная и политическая зависимость от германского правительства была решающим фактором всех четырех разворачивающихся военно-политических движений.

В распоряжении командующих генералов была масса новой эмиграции, добровольно или принужденно оказавшейся на территории Германии или ее сателлитов. Психология этого бойца резко отличалась от психологии старого белого. Вышеуказанные факторы и дали поэтому в эпоху Второй мировой войны преемственность идеи в борьбе за национальную Россию, но реализация ее вылилась в совершенно иные формы.

Основной мыслью было не столько воевать, сколько собирать и готовиться. Ждать соответствующего исторического момента.

Эта эпоха создала четыре очага военно-политических движений: Русское освободительное движение (РОА), Первую русскую национальную армию, Русский корпус и казачьи формирования, из которых РОА, руководимое генералом Власовым, бесспорно, заняло первое место и по своему пропагандистскому значению, и по количеству бойцов. Личная психология каждого из командующих значительно отразилась на возглавляемых ими движениях.

Русский корпус и казачьи формирования, то есть генералы Штейфон и Краснов, были прямыми наследниками минувшей белой эпопеи. Оба вышли из ее рядов уже зрелыми полководцами (в генеральских чинах), а потому и движения их выражали наиболее ортодоксально белую идею.

Первая русская национальная армия и ее командующий, то есть пишущий эти строки, вышел из эпохи первого Белого движения юным гвардии капитаном, прошел потом сквозь суровую перековку в Потсдаме, созревал в рядах вермахта, что и отразилось в высшей степени на руководимом им движении.

Совсем иначе прошла жизнь главнокомандующего РОА, генерала Власова. Он вышел из русской крестьянской среды, ковался в коммунистической партии, образовывался в Советской армии и пришел возглавить вторую эпоху Белого движения готовым человеком, глубоко знающим новую Россию, психологию советского солдата и чаяния всех народов, живущих на территории СССР.

Он был чужд и свободен от всех кастовых военно-белых и военно-немецких влияний, а потому мог подойти к возглавляемому им делу наиболее просто, по-современному, чисто по новорусскому.

В этом преимущественно и заключался его личный авторитет и сила его движения.

Советская пропаганда сравнительно легко разделалась с генералами Штейфоном и Красновым, как с типичными представителями «мрачного царского режима», «контрреволюции» и «белобандитов»; меня же почти не удостоила своим вниманием, считая просто «национал-социалистической дрянью», но была принуждена резко остановиться перед лицом генерала Власова.

Тут она ничего сказать не могла, а потому просто замолчала. Власов был свой, по плоти и крови, и такими же своими были пришедшие к нему генералы, офицеры и бойцы.

Власов, герой Советского Союза, явился продолжателем белой идеи в борьбе за национальную Россию! Это было страшное явление, и в этом была смертельная опасность. Сложись политическая обстановка иначе, и пойми немцы Власова, РОА одним только своим появлением, одной пропагандой, без боя, могла потрясти до самых основ всю сложную систему советского государственного аппарата. Его борьба и его кровь, а потом кровь его многострадальных бойцов во всех лагерях Германии открыли глаза западному миру на то, что в Советской России далеко не все благополучно.

Восстали и вместе с немцами начали борьбу, а теперь, не желая возвращаться на родину, кончают жизнь самоубийством. И кто же? Не контрреволюционные «золотопогонники», а коммунистические генералы, советские офицеры и колхозники.

Это была песнь без слов, ясная и понятная каждому честному иностранцу.

Этим было сказано все, и в этом главным образом и заключалось все историческое величие второй эпохи белой борьбы за национальную Россию.

Генерал Власов — большой русский человек, прекрасный солдат и организатор, патриот и человек воли.

Он в полном сознании, как было сказано, пошел по тернистой дороге к Голгофе русской революции и отдал жизнь и кровь на благо и величие своей родины.

Перед лицом такой жертвы простятся все его личные недочеты и ошибки. Он встает во весь свой могучий рост национального героя.

Русское свободное зарубежное воинство, оказывая его памяти воинские почести, скажет: «И ты был одним из них — русский суворовский чудо-богатырь!»

Андрею Андреевичу Власову — вечная память! Главнокомандующему РОА — вечная слава!

В мировом огне

1

Современная война — чрезвычайно сложное явление. Она тесно связана не только с чисто военным искусством, но и с целым рядом иных причин и глубоко на нее влияющих факторов. Прежде всего — политикой. Чистой политикой, то есть тем, что мы обыкновенно называем работой дипломатии. Затем политикой финансовой, торговой, промышленной, социальной, и не на последнем месте политика идеологическая или пропагандистская.

Все эти фронты человеческой жизни играют решающую роль в современной жизни народов и создают еще в так называемое мирное время целый ряд конфликтов, которые приводят нации в состояние непрерывной борьбы между собой — финансовой, торговой, пропагандистской или, выражаясь современным языком, «холодной войны». Напряжение этих «мирных войн», между прочим поглощающих огромные жертвы, указывается обыкновенно стрелкой барометра международных вооружений, икогда эти вооружения доходят до той стадии напряжения, когда пушки начинают сами стрелять, по образному выражению германского канцлера Бисмарка, тогда стрелка барометра, катастрофически падая, останавливается на слове «буря». И тогда все эти финансовые, экономические, идеологические и другие «холодные войны» переходят в открытую фазу войны, которую мы называем огневой, и тогда дипломатические фраки прячутся за военные рубашки.

Однако напрасно думать, что все эти факторы перестают действовать и начинается период чистого военного искусства. Нет, это не так. Сегодня мы видим чистоту военного дела только на низших ступенях военного искусства, то есть в тактике и в оператике. Высшая ступень военной науки, то есть государственная стратегия, наступательная или оборонительная, на всем протяжении своей работы находится под постоянным влиянием всех вышеуказанных видов политики. И часто, как мы видим из опыта последней войны, высшему военному командованию приходится принимать решения, прямо противоположные военной науке, нести за это ответственность и платить за это кровью своих солдат, поражениями, а иногда и проигрышем всей кампании. Во всяком случае, сегодня нет войны по старым рецептам и методам, не только Первой, но даже и Второй мировой. Стратегия сама по себе, как самодовлеющая чисто абстрактная военная доктрина, больше не существует, и ей приходится на каждом шагу считаться и принимать во внимание требования всех вышеуказанных факторов. Сегодня нет войны без участия войны политической, идеологической, пропагандистской, технической и финансовой. Деньги, промышленность, техника, пропаганда, идеология могут не только помочь или не помочь, но просто решить участь всего вооруженного столкновения.

В то время, когда солдат ведет бой в поле, а Генеральный штаб вкладывает всю свою душу в тот или иной оперативно-стратегический план, в это время храбрость первого и искусство второго находятся в полной зависимости от инженеров, мастеров и рабочих, работающих по десять человек на одного солдата. Техника в современной войне играет решающую роль. Механизация боя — вот лозунг сегодняшнего дня, хотя дух солдата и народа, на фронте или в тылу, продолжают быть явлением первого порядка.

Размеры техники и механизации велики, и влияние их огромно. Однако мы не должны забывать, что машина, как бы совершенна она ни была, двигается и стреляет рукой человека, а потому состояние этого работающего и стреляющего человека, состояние его духа и психологии, было и есть решающим фактором каждого деяния, каждой борьбы и каждого сражения. Для приведения этого духа в соответствующее состояние необходимы не только хорошо выученная армия, организация и вооружение, то есть техника, но нужно, кроме того, дать в бой идущему солдату соответствующую идею — цель, то есть идеологию, и подкрепить ее хорошо проведенной пропагандой. Для этого нужна выработка этой идеологии и метод пропаганды еще в «мирное время» и умелое действие их совместно со стратегией во время войны огневой.

Таким образом, современная война — это война народов и наций на всех полях сражений и во всех видах, то есть огневая, промышленная, идеологическая и пропагандистская. Война, прежде всего, человека и его воли, а потом техники и финансов. Разделить эти факторы невозможно. Они переплетаются и влияют один на другой. В разное время и в разной степени, однако всегда и неизменно сильно.

Посмотрим теперь, в какой степени обе стороны приготовлены для будущей войны во всех ее многократных видах.

Прежде всего, война была и есть столкновение двух воль, из которых каждая старается подчинить себе волю противника. Поэтому каждая из сторон должна твердо знать, чего она хочет и к какой цели стремится. В этом отношении, если так называемый восточный блок во главе с СССР определенно знает, что он хочет и какова его главная цель, а именно стремление к мировому господству через всемирную революцию, то западный блок никакой ясной идеи не имеет, и цели его бродят в туманной политической мгле.

В идеологическом отношении, если на Востоке все ясно и понятно, а потому для постановки цели и деяния воли нет никаких препятствий, то на Западе, наоборот, все совсем неясно и совсем непонятно. А потому, не имея никакой определенной цели, и воля успешно действовать не может.

Знаменитый немецкий военный философ, генерал Клаузевиц, сказал: «Война является продолжением политики». Расширяя теперь это определение, мы должны сказать, что война и политика тесно и неразрывно связаны между собой. Если война является продолжением всякой политики, то политика сейчас же по окончании военных действий и отчасти во время них является источником, а определенно и следствием положения, создающегося во время войны и сейчас же после подписания перемирия.

Жизнь есть вечное движение, а значит, вечное преодоление сопротивления или вечная борьба. А потому взаимоотношения между нациями есть вечное состояние всякого вида холодных войн, переходящих от времени до времени в войны открытые, а потому политика не есть продолжение войны или война политики, а просто разные виды одной и той же борьбы — войны, то есть жизни. Это «холодная» или «горячая», все равно какая, но вечная война, только в разных видах и разным оружием. Оба вида так тесно связаны между собой и так влияют друг на друга, что можно выиграть огневую войну сейчас и сейчас же проиграть политическую. Англосаксонцы выиграли при помощи своей техники и русской крови императорской армии Первую мировую войну и проиграли заключенный в Версале мир. Те же англосаксонцы при помощи той же своей техники и обильно пролитой русской крови, на этот раз Советской армии, выиграли Вторую мировую войну и торжественно проиграли второй мир. Можно смело утверждать, что при теперешнем состоянии умов и взглядов англосаксонцы, может быть, при своей технике, то есть атомной бомбы, выиграют в третий раз вооруженное столкновение, но ни в каком случае, ведя борьбу так односторонне, не могут выиграть будущего мира.

Взгляд, что можно выиграть войну и будущий мир только при помощи военных средств, да еще так узко понимаемый, то есть только при помощи воздушно-стратегического и тактического флота, должен быть, безусловно, отброшен современной военной наукой как совершенно несостоятельный, что мы увидим ниже при подробном военном разборе стратегических возможностей обоих сторон. Советы имеют много шансов, чтобы выиграть будущую огневую войну, и почти все шансы, чтобы даже при проигранной военной акции, выиграть будущую политическую или, как это уже было сказано, будущий мир. Первый этап «холодной войны» Советами выигран блестяще.

Союзники завоевали дипломатически Люксембург, а Советы — Китай. План Маршалла торжественно провалился. Западный блок своим Атлантическим пактом пытается занять и обеспечить свои предмостные укрепления и стратегическую свободу передвижения, то есть маневра. Англосаксы пытаются провести стратегическое окружение Советов, но делают это еще неудачнее, чем немцы. На вопрос решающий, будет или не будет в Третьей мировой воевать русский солдат, надо сказать, что англосаксы сделали все и продолжают делать, как мы увидим ниже, почти все, чтобы заставить Советскую армию воевать за свое Отечество, а зарубежье в лучшем случае — держать «вооруженный нейтралитет».

2

Русские, по всей вероятности, воевать будут. Прежде всего, они скованы железной дисциплиной коммунистической партии. Они исторически не любят и презирают Европу, а после германского опыта сумасшедшего Розенберга они ей не верят. Англосаксы, выдачей Власова и десятков тысяч его офицеров, и солдат, а потом принудительной высылкой «остарбайте-ров», не только не рассеяли недоверие русских к Западу, но, наоборот, показали ему ясно и определенно, что все они врут одинаково, и что никакой разницы между ними нет.

История со сдачей в плен 4 миллионов больше не повторится, и драться будут не только привилегированные войска, но и рядовые красноармейские дивизионы. Кроме того, инстинкт советского зарубежного русского будет показывать ему, что войну вести англосаксы предполагают так же, как раньше немцы, не против советской власти, а против русской государственности и народа. Пропаганда на Западе ничего не говорит в этом отношении, и никаких ответственных заявлений до сих пор никакими ответственными государственными деятелями сделано не было. Наоборот, создание и поддержка всевозможных антирусских комитетов может только утвердить его в этом отношении. Создаются комитеты всех существующих и несуществующих народов и племен, живущих на территории СССР, и работа их направлена не только против коммунистической идеологии, но против идеи единого и неделимого в том или ином виде государства российского. При этих условиях русский солдат во время холодной войны и после, в эпоху будущей огневой войны, воевать за свое 1000-летнее государственное образование и за свою национальную культуру, безусловно, будет.

У русского солдата нет никаких оснований верить Западу. На германском примере он видит, как западная пропаганда умеет обманывать. Во время Первой мировой эта пропаганда кричала, что война ведется не против немецкого народа, а только против правительства и самого императора Вильгельма II. Немцы сложили оружие и получили Версаль, то есть от них отняли все их колонии и все что можно было отнять по тому времени: на Западе — в пользу Франции, а на Востоке — в пользу восстановленной Польши. Во время Второй мировой та же пропаганда говорила о войне исключительно против Гитлера и национал-социалистического правительства. Война кончилась полным уничтожением немецкой государственности и небывалым оккупационным режимом. Сейчас весь западный мир ведет антикоммунистическую пропаганду, но одновременно кричит о русском империализме и восточноазиатской опасности.

Повторяем: нигде, никем и ни в какой форме не дается русским гарантий, что возможная, будущая война — это вопрос перемены в Москве формы правления, а не разгрома и порабощения русского народа по демократическому рецепту, только что проверенному на территории побежденной Германии.

С точки зрения стратегии, обе стороны понимают, что стоят друг против друга два лагеря, восточный — русско-славянский блок, и западный — англосаксонский, с его латинскими и колониальными сателлитами. Промежуточных сил и нейтралитета в этой Третьей мировой нет и не будет. Война разыграется в полном смысле этого слова в мировом масштабе. Стратегия, поэтому, примет размеры стратегии планетарной и будет решать вопросы в до сих пор невиданных размерах. Будущее вооруженное столкновение будет, как мы уже сказали, войной во всех видах и во всех отраслях человеческой деятельности. Война огневая будет на каждом шагу переплетаться с войной политической, идеологически-пропагандистской, финансовой, промышленно-технической и социально-гражданской. Это не будет война национальная или только гражданско-классовая. Нет, это будет смесь войн всех вышеуказанных видов и форм, а главное — смесь войны национально-классовой.

Действие всевозможных «пятых-шестых колонн» будет сильно развиваться в актах всевозможных саботажей и диверсий. Террор и шпионаж дойдут до максимума своих возможностей. «Малая война», то есть партизанщина, с переходом через частичные восстания в прямую революцию будет явлением дня, и представит в своих действиях не отдельные тактические, ни с чем не связанные действия, а глубоко обдуманную оперативную концепцию, широко распространенную и связанную в одно целое с общим наступательным или временнооборонительным стратегическим планом. Командные посты, правительственные учреждения, железнодорожные станции и мосты, электрические и газовые станции, фабрики и склады, транспортные средства и отдельные нужные люди — все это полетит в воздух, и будет уничтожено не только атомной бомбой западного блока, но и организационной бомбой всевозможных колонн тоталитарной и знающей, что она хочет, восточной федерацией от Берлина до Кантона.

Некоторые доказывают старую военную истину, что никакая армия не может воевать без соответствующих баз и путей сообщения. Да, эта историческая истина была абсолютной правдой до войны 1914 года.

Уже русская Гражданская война ее неоспоримость сильно поколебала. Мы часто воевали и маневрировали, не имея никаких тылов, а на путях нашего снабжения гуляли предтечи будущих «пятых колонн», всевозможные батьки Махно и Ря-боловы. Партизанское движение во время Второй мировой на Восточном фронте приняло такие грандиозные размеры, что носило оно уже явно стратегический характер. В тылу 4-миллионной регулярной германской армии, действовавшей в 1944 году на Востоке, на фронте протяжением около 1000 километров, гуляло приблизительно 200 тысяч регулярных и иррегулярных советско-партизанских «банд», которые не давали ни проезда, ни прохода германскому снабжению не только в тылу, но часто даже в непосредственной близости прифронтовой полосы. Отряды эти снабжались и держали связь со своим управлением за сотни, иногда за тысячи километров. Радио, аэроплан, заранее подготовленные склады, запасы, принадлежащие местному населению, добровольцы и парашютисты, мобилизованные и остатки разбитых частей — все это будет питать и строить в тылу продвигающихся армий уже не второй, а третий, четвертый и неизвестно какой по счету фронт. Ни прохода, ни проезда. При таких условиях война долго не сможет кончиться, а о мирной оккупации СССР вообще не может быть и речи. Огневая война никогда не перейдет в «холодную», и даже разгром атомными бомбами фронта и центра сопротивления еще никак не решает вопроса о покрытии американским стратегическим воздушным флотом всего пространства, занимаемого противником от Берлина до Кантона, а может быть, как мы увидим ниже, и Парижа. Против технической бомбы выйдет в бой организационная, а за ней вслед и идеологически-пропагандистская.

Коммунизм — это не партия, а новая материалистическая религия. Ясно выработанная идеология и программа. Высоко стоящие коммунисты, да и много рядовых, это глубоко убежденные в правоте своего дела «жрецы» новой истины. «Внушение и принуждение заставит человечество идти с нами», — сказал «апостол» коммунизма товарищ Пенин. Это же твердит маршал Сталин. Товарищ Молотов недавно сказал: «Хотите ли вы этого или нет, но все пути современного прогресса ведут к коммунизму». В будущей Третьей мировой, со стороны восточного блока, будет выдвинута одна мировая идеология, единый план и полная программная координация действий.

Интересно, с какой идеологической программой будет маршировать на Восток западная демократия? Какую высокую цель и задачу выдвинут вожди капиталистического и буржуазного мира? Сумеют ли они вообще определить, что такое демократия? Пока это только понятие, понимаемое не только в каждой стране, но и в каждой партии, совершенно по-разному. Будет ли это война за идеалы?

Пойдут ли под видом красивых слов на Восток за рынки, за сытый желудок и за уничтожение, после германской и японской, еще и великорусской конкуренции? «Природа не терпит пустоты» не только в физическом мире, но и в психическом. И если англосаксы, как немцы, будут маршировать по заколдованным дорогам, имея в ранце идеологическую пустоту, то в нее сейчас же вольется коммунистическая «правда», и атомизированным войскам англосаксов придется идти назад, как пришлось это сделать механизированным немцам, а еще раньше — пехоте шведов, кавалерии поляков и конным полчищам монголов. Ведь величайший военный гений Наполеон прошел через огонь московского пожара, но после парижского погрома ему пришлось навсегда попрощаться и с императорской короной, и с идеалами свободы, равенства и братства. На поле идеологической брани так же, как на поле организационно-революционном, западный блок, не вылезший еще из демократической мглы, будет иметь дело с противником, хорошо знающим, чего он хочет, и прекрасно подготовленным. На этом фоне война будет проиграна одновременно с падением первой атомной бомбы.

С началом войны Советы на Западе, несмотря на всю видимость наступления, будут стратегически только активно обороняться. Они попробуют, только в большем масштабе, повторить блицкриг германцев. Будет предпринята грандиозная попытка, прорвав Рейнскую линию обороны фельдмаршала Монтгомери, продвинуться на юг и одновременно через Финляндию на север, с целью занятия норвежского побережья, Дании, Голландии, Бельгии и, по крайней мере, Франции. Одновременно, конечно, пойдет наступление в Италию и на Балканский полуостров. Захват этих позиций Советам нужен по двум причинам. Первая: по причине чисто военного характера, чтобы занять выгодные тактическо-оборонительные позиции. Эти позиции сильно сокращают общую линию обороны европейского полуострова и дают возможность очень активно, сравнительно небольшими силами, оборонять и не допустить будущей высадки крупных десантных сил англосаксов. Это будет повторение немецкого маневра, только без повторения той ошибки, которую сделали немцы оставлением неоккупированной части Франции, предоставлением свободы действия Италии, также Турции и Испании. Советы будут стремиться выйти к берегам Атлантического океана и к северным берегам Средиземного моря. Фронт обороны, вероятно, пройдет вдоль этих побережий, и будут предприняты серьезные попытки, овладев Гибралтаром и Суэцем, закрыть герметически вход в средиземные воды. Занятие этих позиций даст возможность не опасаться диверсий на своих собственных тылах и обеспечит большую свободу маневра по внутренним операционным линиям.

Вторая причина, которая, по всей вероятности, заставит Советскую армию, повторяем, в границах активной обороны, продвинуться на Запад до указанных пределов, — это чисто экономическая. Мы говорили уже в свое время, что техника и промышленность в современной войне играет решающую роль. Краткий взгляд на состояние и соотношение сил этих двух соревнующихся блоков откроет нам глаза на многое. Главным стратегическим сырьем, питающим технику и промышленность современной войны, является уголь, железо, вернее, сталь и нефть. Последнее слово военной техники — уран — пока не подлежит точному расчету. Все это каждая из сторон на своих территориях имеет в достаточном количестве или на территориях, входящих в орбиту их влияний. В производстве же вооружения и транспортных средств имеется налицо большая разница. Над производством и сырьем второстепенного или, вернее, вспомогательного значения, мы, для упрощения задачи, не будем вообще останавливаться. Перед Второй мировой и во время нее на первом месте в деле производства стали-угля, этого решающего фактора военной промышленности, находились США с их производством около 100 миллионов тонн в год. Великобританское производство, которое будет работать совместно с американским, равняется приблизительно 15 миллионов тонн годовой пропускной способности. 115 миллионов тонн стали — вот то количество, на которое, бесспорно, может рассчитывать западный блок.

Под знаком вопроса находится европейская промышленность с ее потенциалом 40 миллионов тонн в год, ибо все будет зависеть от того, для кого будет работать промышленность, то есть будет во время войны оккупировать эту часть Европы. 40-миллионный европейский потенциал складывается из промышленных комбинатов Германии (западная часть), Бельгии, Люксембурга и Франции.

Советская промышленность, по имеющимся в западной разведке данным, производит 30 миллионов тонн стали в год. К этому надо прибавить чехословацкую и польскую промышленность с их 5 миллионами тонн в год и нейтральную шведскую 1,5 млн тонн в год, которая будет, вследствие общего военного положения, по всей вероятности, работать для союза восточных держав. Таким образом, мы видим, что против 115 миллионов тонн англосаксонского военно-промышленного потенциала стоит восточнославянский блок с его 35 миллионами тонн годовой продукции стали. Прибавив к этой продукции нейтральную шведскую и находящуюся в распоряжении Москвы маньчжурскую промышленность, мы получим 40 миллионов тонн стали в год. Ясно становится огромное значение для успешного ведения военных действий, в особенности при затяжной войне, присоединения к своим 40 млн тонн продукции стали еще и европейской, с ее 40-миллионной продукцией. Занятие этих промышленных областей, доведя цифру годовой переработки стали до 80 миллионов тонн, дает советскому блоку более или менее в хозяйственном отношении свои шансы ведения войны с промышленными возможностями англосаксонского мира.

Геополитика и экономика заставят советскую стратегию, в границах активной обороны, предпринять попытку молниеносной войной занять Западную Европу и выйти к берегам Атлантического океана и Средиземного моря. Дальше они временно не пойдут, а тут, обороняясь, будут ждать дальнейших активных действий противника. Главный же оперативный удар, то есть стратегическое советское наступление, пойдет, как мы увидим дальше, к берегам Персидского залива и к воротам мира. Тегеран и Кабул — там будет решаться шекспировский вопрос: «Быть или не быть?» Восторжествует ли мировая революция или наша старая планета, идя за победителями англосаксами, получит единое мировое правительство и под их господством установится на некоторое время «мировое равновесие».

3

В предыдущих двух главах, как мне кажется, была ясно показана вся сложность механизма современных военных действий. Мы видели, что сегодня нет войны огневой без войны политической, финансовой, промышленно-технической и идеологически-пропагандистской. Что современная техническая насыщенность армии требует организации огромной военной промышленности, а последняя невозможна без колоссального финансового напряжения. Это понимает почти каждый среднеобразованный гражданин мало-мальски приличного государственного образования. Поэтому подготовка огневой войны еще в мирное время идет рука об руку с подготовкой промышленно-финансовой. Много хуже дело обстоит с политической подготовкой войны. Этого многие еще до сих пор хорошо не понимают. Германия, например, имея первоклассную армию, два раза проиграла огневую войну, ибо ее политика не сумела подготовить эту войну, а потом во время кампании использовать блестящие победы своих вооруженных сил. Германская политика должна была развернуться в общеевропейском масштабе, а она не смогла перешагнуть тесных границ королевства Пруссии.

Посмотрим, доросла ли теперь политика США до всемирно-планетарных размеров.

В военной академии учили, что плохая политика исправляется хорошей стратегией. Плохая стратегия — хорошей тактикой, а скверная тактика — доблестью, то есть кровью действующей армии. История последних войн слишком часто подтверждает это положение. Возвращаясь теперь к последней составной части современной войны, а именно к организации идеологического и пропагандистского фронта, мы, к великому сожалению, должны констатировать факт, что ни одно из государств, кроме СССР, не понимает и недооценивает этого огромного, порой решающего фактора современного боя. В мирное время в этом отношении не делается ничего, и никакой Генеральный штаб не думает и не осознает необходимости создать около себя, рядом со штабом промышленно-финансовым, штаб, разрабатывающий идеологическую базу для будущего огневого столкновения и соответствующую ей организацию пропаганды.

Забывают чрезвычайно важную истину, что пропагандой можно закалить и высоко поднять дух офицерско-солдатской массы, но и то, что той же пропагандой, без огневого боя, можно разложить всякую армию.

Знаменитый немецкий стратег генерал фон Сект сказал: «Каждая будущая война начинается так, как кончилась предыдущая». Это означает, что первые тактические бои ведутся так, как велись последние, с той лишь разницей, что вводимая техника намного богаче техники последних сражений, предыдущей кампании. Это великая истина, так как на основании высказанного положения мы можем воспроизвести новый тактический план предстоящих столкновений, ибо он будет построен с расширенными техническими возможностями, по опыту последних боев предшествовавшего вооруженного столкновения.

История военного искусства приписывает гениальному Наполеону следующий военный афоризм: «Успех сражения зависит непосредственно от занимаемой позиции». Здесь мы видим формулировку в суженном виде, то есть в области опе-ратики, которую в расширенном масштабе наука о геополитике преподает по отношению ко всей государственной стратегии. На основании этих двух военных истин мы и начнем разбор сегодняшнего общего геополитического и стратегического положения.

Прежде всего, мы устанавливаем, что будущая огневая война в этот раз будет в полном смысле этого слова великой мировой войной в грандиозных планетарных размерах. Это будет война, теоретически, между капиталистическим и коммунистическим миром, а практически между англосаксонской расой с ее западными и колониальными союзниками и русской с ее европейскими и азиатскими сателлитами. С чисто военной точки зрения, будущее столкновение будет огневой войной смешанного характера, а именно — оно будет одновременно национальной и классовой войной. Поэтому стратегия предстоящей кампании будет иметь двойное лицо, то есть будет состоять из большой стратегии, или классико-национальной, и из стратегии так называемой малой войны, или акций всевозможных «пято-шестых колонн», партизанских движений, революций и восстаний. Ввиду того, что стратегия второго вида на Западе почти неизвестна, ибо преподавалась она только в советской академии, и только отчасти в германской, для удобства и сокращения будем употреблять для их обозначения советскую терминологию, то есть стратегии малой войны.

Классическая стратегия Третьей мировой будет весьма тождественна стратегии Второй мировой, с той лишь разницей, что маневренное пространство колоссально расширится. В Первую и во Вторую мировые Германия, по отношению к своим противникам, занимала, так сказать, геополитически центральное положение и потому действовала, выражаясь военным языком, по внутренним операционным линиям, имея на своем стратегическом фланге висящую на недоступных островах Великобританию. В Третьей мировой геополитическое положение центральной континентальной державы, вместо Германии, займет Советская Россия. На ее стратегическом фланге вместо Англии повиснут на отдаленном, а потому труднодоступном материке США. Советская Россия, как центрально-континентальная держава, попадет, как в предыдущих войнах Германия, в положение стратегического окружения и будет действовать также по внутренним операционным линиям. Англосаксы, как державы исключительно морского характера и геополитически находящиеся в сфере внешнего пояса стратегического фронта, будут стараться провести стратегическое окружение и вынуждены будут действовать по внешним операционным линиям. Стратегия малой войны мало повлияет на классическую стратегию, но сильно отразится на общих оперативных планах и даст совершенно новую картину тактики не только отдельного боя, но и целых операций. Это новое положение сможет не только парализовать превосходство техники и атомной бомбы западников, но и вообще, при удачных действиях в стратегических масштабах, перевесить чашу весов в пользу восточного блока. С точки зрения классической стратегии, характеристикой первого периода войны со стороны англосаксов будет борьба за пути сообщения и за сохранение свободы маневра. Ввиду огромного превосходства в морских и воздушных силах, надо предполагать, что западные державы сами сохранят полную свободу действий. Начнется проба введения полного стратегического окружения СССР в грандиозном планетарном масштабе и вслед за этим — жестокая экономическая блокада. Этот период обозначится небывалыми воздушными боями и морскими сражениями против советских подводных лодок. Одним словом, борьбой за господство в воздухе и на океанах.

Англосаксы будут пробовать, главным образом при помощи своего стратегического воздушного флота и атомной бомбы, парализовать весь военный потенциал, пути сообщения, транспорт, центры управления и концентраций своего противника. На водах — ликвидировать подводную угрозу и возможность каких-либо десантных операций и диверсий со стороны Советов. В пропагандистском отношении, вероятно, начнется от сообщения на весь мир, что война ведется против безбожного коммунизма в защиту культуры и цивилизации старой белой расы. Не имея своей идеологии, кроме идеи сытого желудка, пропаганда эта, вероятно, будет базироваться на этике западного христианства, преддверием чему, по-видимому, служат последние очень резкие выступления Рима против СССР. Советы, находясь, как мы уже сказали, в положении центрально-континентальной державы и действуя по внутренним операционным линиям, защищаясь в воздухе и на море, будут стараться использовать все выгоды, какие им дает это положение, и с первых же дней войны занять те оперативно-ключевые позиции, которые дадут им возможность предпринять активно-оборонительное наступление с целью прорыва блокады и намечающегося стратегического окружения, а на Востоке — начать главное стратегическое наступление, которое только одно может дать им в руки все шансы окончательной победы. Поэтому надо считать, что в Европе с первых дней начнется молниеносная война для захвата западноевропейской промышленности и, как мы уже говорили, выхода к берегам Атлантики и Средиземного моря.

Несмотря на атомную, а может быть, и не только атомную бомбардировку, Советская Россия все-таки сохранит известную степень свободы передвижения и маневра. В тотальное могущество атомной бомбы верить не приходится. На всякое техническое действие есть и техническое противодействие. Новым фактором войны, то есть малой войной, действие бомбы может быть также парализовано тактически, вернее, оперативно. В воздухе Советы при помощи своего тактического воздушного флота будут пробовать противодействовать нападению стратегического воздушного флота англосаксов, а при содействии усовершенствованной немецкой ракетной артиллерии — стараться самим перейти от пассивной обороны к активной и нанести сокрушающий удар по великобританским островам. Прорывая этим отчасти блокаду и лишая американскую армию чрезвычайно важных баз, на стратегическом фланге, предположительно наступление в глубь Западной Европы Советской армии.

Во всяком случае, положение англичан под огнем ракетной артиллерии, с насыщенными бактериями снарядами, не будет многим лучше положения русского населения в огне атомного пожара. На океанах и морях вопрос прорыва англосаксонской блокады будет зависеть от того, как далеко овладели Советы техникой немецких подводных лодок, которые являются последним словом науки; обучат ли и приготовят соответствующий персонал и как глубоко опустится радиус подводного боя, то есть в какой степени нейтрализуется действие радара. В пропагандистском отношении от этих мастеров своего дела надо ожидать новых методов эфирной войны, как в нападении, так и в обороне. Положение их тем легче, что они имеют выработанную, с железной логикой, систему идеологической обработки противника, на основании коммунистического «евангелия» Карла Маркса, переложенного на всем понятный, а если это надо, то и на чрезвычайно притягательный язык.

По понятным причинам я не могу слишком углубляться в новые технические возможности будущего вооруженного столкновения, а хочу здесь только резюмировать, что свобода маневра и действия в стратегии являются основным элементом успеха, а потому за эти «свободы», в этот раз неполитические, будут упорно сражаться в грядущей Третьей мировой. Исходным оперативным ключом к будущей активно-оборонительной стратегической операции в Европе является Германия. Вот почему политический или военный захват ее будет первой задачей Советов на Западном театре военных действий. На Востоке Китай является исходным стратегическим ключом к общему стратегическому наступлению, способному дать решение всей будущей кампании. Фон Мольтке сказал: «Кто владеет Германией, тот владеет всей Европой». Действительно, во время Второй мировой немецкие дивизии, выходя из германского предполья, сравнительно легко овладели почти всей Европой, но это не дало им власти над всем миром. Геополитика учит, что судьба мира не решается на полях Европы, а только в безбрежных степях далекой Азии. Вот почему борьба за Берлин есть оперативное вступление к будущему вооруженному столкновению, а война в Китае — стратегическая прелюдия к владычеству над миром. Геополитика учит, что надо географически занять такое положение, которое самой своей тяжестью предопределит участь всей грядущей кампании. Оперативное искусство учит, что на решающем участке, в решительный момент, надо нанести главный удар и этим решить исход боя или комплекса сражений. Государственная стратегия говорит, что нужно вести стратегическое наступление на главном театре военных действий и против сильнейшего противника. Все победы, какими бы блестящими они ни были, одержанные на второстепенном в стратегическом и геополитическом значении фронте, над более слабым противником, никогда не принесут решения участи всей кампании, а только ненужные жертвы и потерю времени. Ярким примером служит немецкое наступление против Советов во время Второй мировой, когда стратегия под влиянием политики оказалась от ведения наступления против главного противника, то есть Англии, и на главном театре военных действий, не использовав успеха Дюнкерка, перебросилась против второстепенного противника, каким, бесспорно, тогда для Германии была Советская Россия. Восточный поход стоил Германии много крови и, несмотря на блестящие победы, не мог дать решения войны, ибо дрались на стратегически второстепенном фронте и против второстепенного противника. Германия потеряла кровь и время. В войну вмешалась Америка, сделалась главной базой будущего сопротивления и исходным пунктом удара.

Разгром Англии морально потряс бы Америку и, занятая Японией, она не решилась бы сама на войну на два фронта. Вероятно, и Советы искали бы возможности заключения сепаратного мира. Третья мировая война будет всемирной кампанией, а судьба планетарной войны не может быть решена взятием Берлина, Европы или даже разгромом великобританских островов. Задача, поставленная классической стратегией, а именно господство над миром, может быть решена только прорывом главного стратегического фронта на решающем оперативном направлении. Фронт этот, центр которого находится несколько южнее г. Дели (Индия), а фланги — первый в районе Порт-Саида, а левый — упирается в морскую крепость Гонконг. Дорога туда идет через «мировые ворота» — Тегеран и Кабул. Пройдя (на правом фланге) через первые кольца тактической обороны, то есть смяв предмостное укрепление, Грецию, и выйдя через Константинополь, с одной стороны, а с другой, из-за Кавказских гор, в Тегеран, может быть начато то оперативное движение, которое может привести через Малую Азию и Афганистан на линию Порт-Саида — Кабул. Тактическим и фланкирующим ключом вышеуказанного продвижения будет оборона в районе Герата.

На левом стратегическом фланге своего главного наступления Советы, заняв Пекин, должны продвинуться в район Гонконга и тем обеспечить центральный прорыв Кабул-Дели. Достигнув стратегической линии обороны англосаксов — Порт-Саид-Дели-Гонконг Советы займут то геополитическое положение, которое, как мы говорили, своей позиционной тяжестью даст шансы нанести тот решающий оперативный удар, который может решить исход всей Третьей мировой войны и привести их к мировому владычеству. Этот прорыв на главном, стратегическом, решающем театре действий и является основной задачей, как уже было сказано, советской классической стратегии.

Удар на этом фронте в этих трудно проходимых горах, лесах, джунглях и степях, будет наносить, прежде всего, советско-китайская масса пехоты, поддержанная русско-монгольской конницей, танками и воздушным флотом. Сколько атомных бомб надо будет сбросить на этих необъятных пространствах и решится ли на это американский Генеральный штаб? А если решится, то война пойдет на уничтожение, и что же после огневой войны будет делать американское золото и колоссальная англосаксонская промышленность? С кем торговать и от кого покупать? Это будет проблема последующей «холодной» войны, когда избитые, изнуренные и обнищавшие народы Востока, а может быть, и не только Востока, начнут искать спасения в новой правде. В этом состоянии обыкновенно глаза устремляют на небо, ибо злоба и ожесточение даст им, по всей вероятности, иное направление. Англосаксы понимают стратегическое значение занимаемой ими сейчас позиции, и вот от чего сравнительно легко, уступая Советам на иных направлениях, здесь проявляют невероятное упорство. Предмостные укрепления, Триест и Греция, стоят очень дорого, но Запад не выпускает их из своих рук, понимая, что это первый шаг к прорыву в направлении Константинополь — Суэц. Попытки Советов продвинуться в Персии в направлении нефти и Персидского залива были ликвидированы англичанами при полной поддержке США. На далеком Востоке Америка упорно защищает свою фланговую позицию в Японии, а Англия — в Гонконге. В Китае англосаксы игру, видимо, проиграли. И плохо обстоит дело в Корее: 80 провинций этой страны подпало под коммунистическое влияние. На границах всех остальных индокитайских государственных образований идут авангардные бои, пока что с переменным успехом. В Европе Атлантическим пактом англосаксы связали в одну оборонительную цепь ряд предмостных укреплений и их оперативные тылы. Начиная с севера — Норвегия, Дания, Голландия, Бельгия, Люксембург с оперативным тылом — Франция, Швейцария и Италия. Главная же линия стратегической обороны и одновременно окружения идет по северным берегам Африки, где, как мы уже говорили, Турция, Греция и отчасти Италия с Испанией и Португалией играют роль оперативных форпостов. Все эти государства в военном отношении не представляют пока что большой по количеству и техническому качеству силы, и без солидной поддержки США и Англии не смогут, конечно, выдержать удара советских сил, предназначенных к действиям на европейском театре.

Рассмотрев в общих чертах задачи так называемой классической стратегии, мы постараемся рассмотреть дальше, что будет делать на полях нашей старой Европы и таинственной Азии стратегия малой войны.

4

Трудно в границах газетной статьи говорить о стратегии малой войны — эта тема читается в течение года на курсах современной военной академии. В трех предыдущих главах мне пришлось несколько раз касаться этого вопроса. Я постараюсь здесь изложить самую, так сказать, сущность стратегии этой войны и ее оперативные задачи и возможности.

Классические Канны являются редко достигаемым образцом военного искусства. В немецкой академии Генерального штаба специально «натаскивали» в этом направлении, и этот метод тактического боя был излюбленным приемом германского оперативного искусства. Глубокий охват обоих флангов противника в Первую мировую войну пехотной массой при поддержке наступающей кавалерии, а во Вторую мировую — танковых армий с моторизованной пехотой доминирующей нитью проходит в маневренный период обоих великих войн. Результатом сжатия охватывающих клещей была цель тактических и оперативных «котлов» на Западном и в особенности на Восточном фронте, которая дала германскому военному командованию целый ряд блестящих побед во время «блитцфельдцугов»^[2].

Опыт войны показал, что проведение этой операции, если противник недостаточно расстроен предыдущими боями, требует больших жертв и что даже при полной удаче не позволяет продержаться на занятой территории долгое время, то есть не дает желанного тактического углубления предела тактического или оперативного прорыва-охвата. В стратегическом значении воздушные десанты своих войск во вражеской стране вообще не представляют никакой ценности. В стратегии глубина прорыва-охвата разыгрывается на огромных пространствах и, по самой своей сущности, требует долгого времени, а потому не поддержанные населением десантные части будут всегда уничтожены подошедшими резервами. Для расширения предела стратегического наступления необходимо создать в тылу противника солидно организованное восстание, революцию или партизанское движение, поддержанное сбрасываемым десантом своих же регулярных войск, обученных этому делу отрядов, а на введение в бой на глубоких тылах противника — отдельных регулярных частей, чуждых местному населению неприятельских сил. Совершенно правильное понимание этой военной истины и зародило в советской академии Генерального штаба науку о стратегии малой войны. Каждый строевой офицер — командир роты, батальона или полка, и каждый генерал, будь то командир дивизии или корпуса, — знает, что каждое тактическое наступление, даже очень удачно проведенное и поддержанное резервами, постепенно выдыхаясь и захлебываясь, в конце концов останавливается, и требуется много времени и новой подготовки для его продолжения или, вернее, для организации последующего.

Ту же военную истину знает каждый генерал, командующий армией или главнокомандующий фронтом. Верховный главнокомандующий и Ставка часто переживают тот стратегический кризис, который современная военная наука называет кризисом «стратегического предела». По понятным причинам, имея дело с читателем главным образом невоенным, я не могу здесь развернуть современную доктрину предела стратегического наступления. Я надеюсь примером дать читателю почувствовать и практически понять, что Генеральные штабы понимают сегодня под стратегическим пределом. Каждое наступление и каждая кампания имеет свой исторический стратегический предел. Стратегическим пределом всей военной карьеры Наполеона была Москва, и после нее звезда его неудержимо покатилась вниз. Стратегическим пределом военного успеха немцев в Первой мировой войне была река Марна, и все, что было потом — это только попытка во времени выиграть то, что было окончательно проиграно на полях сражений. Стратегическим пределом германского наступления во Второй мировой войне были Сталинград и Эль-Аламейн в Африке.Дальнейшее положение могло спасти только новое решающее оружие, но продукция его не успела развернуться до весны 1945 года.

С большим военным талантом разработанная Советами теория, а главное — практика стратегии «малой войны», служит главным образом средством углубления стратегического прорыва-охвата, а при ведении этой войны в огромных масштабах — средством расширения так называемого стратегического предела всей кампании.

Действительно, как мы уже видели, воздушные десанты даже первоклассно обученных и специально для этого отобранных войск не играют в стратегии никакой роли, ибо эти части, сброшенные в чужую страну и не поддержанные местным населением, не могут держаться месяцами в ожидании подхода своих армий, а потому их работа ограничивается тактическими ударами или сравнительно неглубокими оперативными прорывами.

Совсем иначе пошла мысль Красной армии. При отступлении своих войск в глубь государственной территории разрозненные и разбитые части собираются в лесах, болотах и горах, и вообще в подходящей для этих действий местности, и там при помощи сброшенных воздушных десантов образуется костяк будущего партизанского движения. Кадры растут за счет притока добровольцев из местного населения, дезертиров, отсталых, бежавших пленных и, достигнув известной силы, выделяет органы управления данной местности и приступает к мобилизации. Отряды устанавливают связь по радио с центрами, и при помощи воздушного флота начинается регулярное снабжение их оружием, деньгами, медикаментами, а если это нужно, то и питанием. Нормально партизаны питаются за счет «благодарного населения». Налаживается связь с соседними партизанскими отрядами, и, постепенно покрывая целой сетью пространство в сотни верст и получая из единого центра оперативные директивы, создается в тылу противника новый фронт, часто, как было на Востоке во время Второй мировой войны, фронт на протяжении тысячи верст и силой около 200 тысяч бойцов, то есть создается фактор уже не тактического, а стратегического значения.

Это на своей территории. Таким же образом строится партизанщина в тылах действующего противника, на его собственной территории. Сбрасываются десантные части, как хребет для будущих добровольцев и мобилизованных, но разница между нормальными парашютными командами и этими заключается в том, что этот хребет составляется из специальных партизанских бригад, выученных в соответствующих советских школах и состоящих из коммунистов той же национальности, где предполагается организация данного партизанского движения. Такой хребет не является чуждым органом в тылу данной нации, а, наоборот, зародышем или ядром всего недовольного и ферментирующего в теле собственного народа. Этот способ организации саботажей, диверсий, отдельных восстаний, большого или малого партизанского движения дает все шансы на подготовку грандиозной операции общестратегического значения, на огромных пространствах и во времени мало ограниченной. Партизанщина данного характера служит фундаментом к вспышкам, при благоприятных условиях, общей всенародной революции. Современная партизанщина является не чем иным, как новым видом передвижных, полевых крепостей в тылу сражающегося противника. Партизан сравнительно легко разогнать, но их очень трудно разбить. Прекрасно организованные и очень подвижные, вооруженные специальным автоматическим оружием и созданные для непрерывной активной работы, но не для упорных боев за рубежи, партизаны обыкновенно внезапно появляются и так же внезапно исчезают, распыляются, чтобы вновь соединиться в другом месте, то есть непрерывно строят в тылу противника сеть непроходимых рубежей, фортов или местностей, и этим стесняют его свободу передвижения и маневра. Другими словами, в современной войне к этим подвижным крепостям перешла роль тяжелых и постоянных крепостей эпохи прошлого столетия и начала нашего.

Крепости загораживали дороги, стесняли передвижение, связывали часть войск, вылазки беспокоили тылы неприятеля. Могущество современного огня разбило железобетон. Роль постоянных крепостей стала крайне ограниченной, и их заменили после Первой мировой войны так называемыми «укрепленными линиями». Классическим примером была линия Мажино. Вторая мировая война доказала их несостоятельность. Теперь, в современном партизанском движении, мы имеем последнее слово военной техники, передвижную полевую крепость, которая так же, как ее предшественница, загораживает дороги, делая их непроходимыми, стесняет гарнизоны. Горы, лес, болота, острова, руины городов — все это теперь форты или, вернее, точки опоры партизан, а легкость их организации и маневра делает их малоуязвимыми и нейтрализует перевес огня наступающего противника. Раньше пробивались через валы, потом через бетон крепостей, много позже — через укрепленную полосу, теперь будем пробиваться, как показал опыт последней войны, через пространства, кишащие партизанами, саботажниками, через очаги сопротивления, восстания и революции.

На помощь партизанам приходит автоматическое легкое оружие и тактика современного боя. Огонь заставил царицу полей из сомкнутого строя рассыпаться в цепь. Цепь перешла в отдельные звенья, пока не появилась на полях боя артиллерия, непосредственно идущая в атаку. Современный танковый и моторизованный бой, поддержанный огнем воздушного, сопровождающего флота, — это уже не артиллерийская подготовка или сопровождение огнем атакующей пехоты, нет, это уже сама артиллерия наряду с пехотой ведет непосредственный бой.

Это положение заставило переменить тактику боя, и сегодня, на опустевших полях, он фактически ведется позиционными перебежками, то есть от рубежа к рубежу.

Введение в бой дальнобойной артиллерии, то есть ракетной, а также, кроме сопровождающего, тактического воздушного флота, флота далекого радиуса или стратегического, да еще вооруженного атомной или бактериологической бомбой, аппаратом космических лучей, — все это заставит изменить не только тактику боя, но и саму оператику. Опустеет не только поле непосредственного боя и его ближайшие тылы, но и все оперативное предполье с путями сообщения, пунктами концентрации и глубокого тыла. Последние американские маневры потому и провалились, что командование и войска к этому новому способу передвижения, сосредоточения, развертывания и боя были совершенно не подготовлены. Как раньше в тактике, так и теперь в оператике, передвижение и бой будут идти на, так сказать, оперативных рубежах, при огромной видимой пустоте. Чувство физического плеча отходит в область предания. Вот тут-то разбросанные очаги партизанского движения по всему фронту и тылу, задерживающие, фланкирующие, расстраивающие, и будут давить всей своей тяжестью на работу нормальной так называемой классической стратегии. Удары пойдут против командных постов, органов связи, транспортных колонн, железных дорог, амуниционных и других складов военного или гражданского снабжения.

С огнем и взрывом полетят в воздух военные фабрики, железнодорожные станции, мосты, электрические, газовые, телефонные станции. Будут всюду и везде заложены на огромных пространствах минные поля и организованы акты террора и саботажа.

На помощь партизанам пришли два фактора: легкость, а вместе с тем чрезвычайная сила огня современного автоматического оружия и пустота тактического поля боя. Кроме того, средства связи и снабжения, радио — дают возможность держать связь за сотни и тысячи верст со своим командным центром, а аэроплан, как показал опыт последней войны, а в мирное время блокада Берлина, разрешил вопрос путей сообщения, баз и питания. Максима, что армия не может продвигаться, не имея обеспеченных путей сообщения, транспорта, баз, средств питания и так далее, продолжает быть правдой, но уже в сильно ограниченных размерах. Склады могут быть при этом способе войны заранее подготовлены на своей или на вражеской территории, связь держится через радио и аэропланы. Дальнейшее снабжение дает «благодарное население» или очаги пятых и шестых колонн или, для обороны, по трудно досягаемым небесным путям, воздушный флот. В «Демянском котле» три немецких корпуса сидели почти девять месяцев. Польское подпольное движение в занятом немцами городе Варшаве организовалось и снабжалось, и подготовлялось к удару из Лондона. В соответствующий момент оно его нанесло. О силе его можно судить уже по тому, что продолжалось оно 6 недель, и со стороны немцев были двинуты танки и штурмовики люфтваффе.

Я взял только эти два наиболее ярких примера «малой войны», ибо первая велась в почти открытом поле, а вторая — в европейской столице. Другие примеры, начиная от Тито, советских партизан, французских «маки» и т. д., можно приводить без конца, ибо вся последняя война была полна примерами, где классическая стратегия перемешивалась со стратегией малой войны и была грандиозным историческим вступлением в эпоху новых войн, в эпоху соединения войны национальной с войной классовой.

Этим, и главным образом только этим, будет сильно отличаться от всех предыдущих Третья мировая война. Это хорошо понимают только Советы. Стратегия «малой войны» будет на каждом шагу влиять на классическую стратегию, ибо первая является стратегией классовой войны, а вторая, классическая, представляет собой стратегию войн национальных, и весь вопрос в том, какая из войн будет преобладать в будущем международном вооруженном конфликте.

Атомная бомба (когда я начал писать эти статьи, еще официально не было объявлено, что Советы ее также имеют), ракетный снаряд, стратегический и тактический воздушный флот — все это могущественные виды современной артиллерии, но, как бы сильно ни было их действие, это все-таки только артиллерийский огонь, а артиллерийским огнем можно только подготовить тактическую атаку, оперативное наступление, даже всю стратегическую кампанию, но нельзя ничего решить, ибо одним огнем невозможно продвигаться вперед и занимать нужные рубежи, местности или государственные территории. Окончательный удар будет все-таки наноситься старой царицей полей, многострадальной и доблестной пехотой. Бронированной или механизированной, с газовыми или космическими аппаратами в руках — это все равно, но человеческими силами, организованной массой, то есть пехотой. Машина, какой бы она ни была совершенной, двигается человеческими руками и на основании оперативных планов, выработанных теми же людьми, то есть Генеральным штабом и полководцами. Командование, вооруженное знаниями обеих стратегий и умеющее балансировать между необходимостью малой стратегии и классической стратегии, поддержанное соответствующей идеологией и пропагандой, может рассчитывать на успех в будущем вооруженном столкновении.

Техника в современной войне — великая вещь, но это далеко не все, и слепая вера только в свое техническое превосходство ни к чему, как только к поражению, привести не может. Каждый солдат должен понимать свой маневр, а в политической войне — чувствовать и свое морально-идеологическое превосходство. Все должно быть ясно и понятно, только тогда можно воевать. Нельзя требовать человеческой жизни и крови за непонятные и ненужные идеалы. В Первую мировую войну немцы верили в свое техническое превосходство, главным образом, в свою 44-летнюю подготовку и тяжелую артиллерию, ибо ее союзники почти не имели. Верили и торжественно проиграли. Во Вторую мировую войну французы верили в техническую непроходимость своей укрепленной линии Мажино. Немцы прошли ее почти парадным маршем. В ту же Вторую мировую немцы верили в свое техническое превосходство на Востоке. Главным образом — в свою организацию, в танковые дивизии и моторизованную пехоту. Верили в непобедимость люфтваффе. Восточная военная прогулка кончилась под Сталинградом, а непобедимым полкам пришлось сложить оружие в Берлине. Теперь англосаксы слепо верят в непобедимость и превосходство своего стратегического воздушного флота, вооруженного атомной бомбой. Сталин же верит в гениальность своей пропаганды и в историческую непобедимость русского солдата.

Я должен завершить мою первую серию статей уже столько раз мной сказанными словами. Русская империя — это не государство, а континент, и расширилась она теперь фактически от Берлина до Кантона. Можно ли все это пространство безнаказанно покрыть «ковром» атомных бомб? Русская армия на протяжении всей своей военной истории знала много блестящих побед, правда, и тяжких поражений, но психология русского народа никогда не знала и не переживала исторического окончательного поражения. В течение последних двух столетий мы вели 26 войн, которые продолжались 130 лет. Много непрошеных гостей ходило по широким, заколдованным московским дорогам. Шли полчища монголов, гуляла кавалерия поляков, маршировала пехота шведов, старая гвардия Наполеона и моторизованные гренадеры Адольфа Гитлера. Все они шли с глубокой верой в свое военно-техническое превосходство и в свою окончательную победу.

Все эти военные «прогулки» кончились волной обратного шествия, и русский трехгранный штык и остро отточенная сабля не раз потрясали над Варшавой, Берлином и Парижем. Правда, существуют еще столицы некоторых европейских государств, которые русских не видели, но мало их осталось. Нельзя изучать историю мира и вместе с тем ничему не научиться. За этот государственный грех и платится обыкновенно исторической смертью. Вот в этом и заключается главная тайна широких и заколдованных дорог, ведущих в снегом занесенную Московию.

5

Подводя итог всему тому, что было сказано в предыдущих четырех главах, сделаем вывод из тех военных истин и доктрин, которые были предложены вниманию читателя.

Прежде всего, было установлено, что современная война — это чрезвычайно сложное явление, и сегодня человеческий ум не может полностью охватить все отрасли военного дела, да и не только военного, которые необходимо знать, чтобы вести с успехом огневую войну. Жизнь потребовала специализации, то есть разделения теории и практики боевых действий современных вооруженных сил. Не только тактика и отчасти оператика, в зависимости от родов оружия, но даже наивысшая ступень военного искусства, то есть теория и практика государственной стратегии, будет делиться сегодня, как мы видели, на классическую стратегию, выразительницу национальной войны, и на стратегию «малой войны», отвечающей понятию гражданской или классовой борьбы с ее специальным видом партизанского движения в грандиозных стратегических масштабах.

Однако та же жизнь потребовала от полководца, то есть офицера Генерального штаба (иной сегодня немыслим), и от его штаба проведения в жизнь принципа идеи связи. Другими словами, изучение каждого отдельного вопроса военного дела должно непременно вестись совместно и параллельно с изучением всех остальных факторов войны, в той или иной степени на нее влияющих.

Мы уже говорили в предыдущих статьях, что сегодняшняя огневая война находится в полной зависимости от политики, которая ее готовит, во время хода военных действий на нее влияет, а после окончания огневой войны является решающим элементом будущего мира или будущей «холодной» войны. Генерал Сект, создатель после Версаля германских вооруженных сил и германской военной академии, говорил, что сущность войны, или так называемая философия военного искусства, и является связью всего многогранного военного дела и выражает собой единство военной науки или военной доктрины, в частном случае, для данной военной эпохи. «Бой — это часть войны, а война — это часть нашей жизни!» — восклицает в своих записках знаменитый американский генерал Ли, а потому принципы, которые являются основами борьбы во время огневого столкновения, с точки зрения философии, являются теми же принципами, на которых основывается жизненная борьба при преодолении всех тех препятствий и сопротивлений, которые встречаются на нашем вечном пути стремления к прогрессу и к завтрашнему лучшему утру. Борьба в областях чистой политики, а также политики промышленно-финансовой или социально идеологически-пропагандистской базируется на тех же философских принципах, на которых основывается сущность борьбы двух воль, двух противников в истории военного искусства.

Могущество техники играет огромную роль в современном вооруженном столкновении народов. Однако нельзя забывать самой основы, то есть сущности войны, а именно, что солдат в бою, рабочий на фабрике, ученый в лаборатории, хирург в госпитале и пропагандист за газетой — это все люди, что именно эти люди и приводят в движение все сложные машины нашей современной цивилизации, и от вопроса, будет ли эта могущественная машина работать без перебоя, исправно, или нет, зависит жизнь миллионов людей, выигрыш или проигрыш огневой войны и судьба многих наций.

Вот почему дух или, вернее, психологическое состояние бойца в наш век огневой и механизированной войны продолжает играть решающую роль, и от него, от этого духа, или от психики бойца, зависит окончательное решение боя. Зависит, будет ли армия организованной вооруженной силой, или только «собранной толпой». Все это чрезвычайно важно не только для классической стратегии, но и для учета стратегии малой войны.

Современный бой намного сложнее предыдущих сражений минувшей исторической эпохи, и сегодня во время боя в душе бойца непрерывно разыгрывается колоссальная душевная драма. Идет непрерывная борьба между положительной частью его натуры, чисто мужественного характера, и другой частью, выражающейся в отрицательном явлении, так называемом инстинкте самосохранения. Победоносный американский главнокомандующий генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях говорит: «Нельзя проиграть бой на поле сражения в физическом плане прежде, чем проиграть его в высшем плане, то есть в области чистой психики». Сначала наступает кризис психологически-морального значения и только постепенно, распространяясь от одного очага боя к другому, переходит в общий кризис чисто физического характера, который и выражается в том, что одна из сторон признает себя морально побежденной, отказываясь от дальнейшей борьбы. Дивизии тогда превращаются из организованных воинских частей в беспорядочную толпу, и начинается общее отступление, часто переходящее в панику. Толпа имеет собственную психологию и, в зависимости от разных обстоятельств, она способна или на величайшее геройство, или на грандиозную гадость.

Вспомним бои времен революции Керенского, когда корниловские полки в тяжелых условиях полной изоляции шли вперед, а другие в это время — «самые свободные» — бежали от первых выстрелов всегда нами битых австрийцев. Вот почему нельзя заражаться болезнью нашего материального века и, отбросив духовно-психологическую подготовку войны, погрязнуть исключительно в вере в непобедимость машины. Слепая вера в механику боя ни к чему иному, как только к грандиозному поражению, привести не может. Духовно-психологические качества армии — это тот фундамент, на котором строятся все остальные факторы военного дела, ведущие армии к блестящим победам или к тотальным поражениям. И вот почему идеологически-пропагандистская обработка является чрезвычайно важной и неотъемлемой частью по подготовке к войне не только армии, но и всей нации. Основные законы стратегии требуют свободы воли и маневра, а потому инициатива должна быть захвачена и удержана на протяжении всей кампании. Война, как мы уже говорили, — это борьба двух воль, где каждая сторона желает господствовать над противником, но господство дается только решающим ударом и смелым наступлением. Оно достигается армиями, воспитанными в наступательном духе.

Оборона является исключительно вспомогательным действием и служит только для выигрыша времени. Наступление и только наступление сможет решить участь боя, сражения и всей войны. Для наступления, кроме материальных возможностей, необходимо, прежде всего, чтобы дух господствовал в рядах войск и наша воля — над волей противника. Необходимо ясно знать и в области принципа, и в области стратегии, какова моя главная задача, а уже только потом думать над тем, как сможет противник покорить мою волю и помешать мне в моих государственно-стратегических или оперативно-тактических планах. Смертельной ошибкой является привычка, распространенная во многих армиях, сначала решать задачу за противника, то есть залезать в стратегически оперативные дебри, часто на основании неверных разведывательных сведений, чтобы составить себе предвзятое мнение о планах, силе и возможностях неприятеля, и на основании этой предвзятости ковать свое собственное решение. Это прямая дорога к поражению. К победе идут иными путями. Сначала надо ясно и определенно выразить свою волю, искать господства над противником, а потом уже думать, чем может он помешать мне. Дух, воля, план, разведка и расчет, то есть подготовка своего сокрушающего удара, а потом резервы, меры противодействия или, вернее, обеспечения свободы своей воли и своего маневра. Армии должны натаскиваться и воспитываться только в исключительно активном духе, а если иногда и приходится переходить к обороне, то никогда не к пассивной, а всегда к активной, с глубокой верой, что это только временно для выигрыша известных возможностей, концентрации или ожидания результатов активных ударов на иных участках огневого фронта.

«Атакуйте, атакуйте и только атакуйте», — говорил великий французский тактик времен Первой мировой войны, маршал Фош. «Если не можете идти вперед, то, стоя на месте, готовьте наступление», — учил великий германский стратег времен Второй мировой войны, генерал-фельдмаршал фон Браухич.

Огонь должен дать перевес, и этого надо искать в современном бою, но окончательного решения сражения нельзя добиться без маневра. Координация огня и маневра, то есть механики и человека — вот тот путь военного равновесия, по которому сегодня должна идти мысль военной науки. Сегодня, после всех предварительных фаз боя, огонь и пехота идут вперед, наносят последний удар, занимают, закрепляют и удерживают в тактике позиционные рубежи, в оператике — поля сражений, а в стратегии — государственные территории. Самый могущественный огонь, хотя бы даже атомного воздушного флота, будет требовать маневра и продвижения. Изменились виды огня, формы борьбы, тактика боя, отчасти оператика и некоторые принципы стратегии, но самая сущность войны осталась непоколебимой — это неизменный принцип суворовской науки побеждать, а именно — вперед, пуля — дура, а штык — молодец!

Нужно глубоко задуматься над этими словами, ибо в них кроется глубочайшая военная истина. Это не презрение к огню или к технике, а только поиски в краткой формулировке дать почувствовать сущность боя, понять, что после каждой подготовки, будь то стрельба из луков, самострелов, кремневых ружей, пулеметов, легкой или тяжелой артиллерии, тактического или стратегического воздушного флота, ракет, насыщенных бактериями или газами, — все равно нужно идти всегда вперед и штыком, вернее, маневром и движением, довершить начатое. Суворовская истина осталась вечной и неизменной. Современный огонь, дав сильное средство в руки наступающего, одновременно также усилил и оборону, потребовал выработки самостоятельности и инициативы у младших и средних начальников. Но вместе с тем, как никогда, во всей своей силе и ответственности выдвинул вопрос создания жестокой идеологической дисциплины и строжайшей всеобъемлющей единой военно-политической доктрины, без которой сегодня воевать нельзя, ибо без нее нельзя координировать все разнородные части современной машины, сегодняшнего вооруженного столкновения, тем более если оно должно разразиться в мировом масштабе. Время старых школ, привычек и шаблонов прошло безвозвратно.

Мы, русские, великая нация. Мы верим, что наша Родина, искупленная тяжестью невероятных страданий и омытая морями невинной крови и слез, встанет скоро во весь свой исторический рост и во всей своей славе. Мы верим, что дни тяжелых испытаний подходят к концу и что час воскресения близок. Верим, что мировое горе, выражающееся в трех несправедливостях — моральной, политической и социальной — будет преодолено, и свет нашей русской правды и нашего государственного возрождения изойдет над измученными народами. Мы верим, что наша мировая миссия будет выполнена до конца. Мы ничего не требуем от народов Запада, как только справедливого отношения к нам. Мерьте ценность нашей жизни той же мерой, какой вы измеряете ценность своей крови. Не готовьте многострадальному русскому народу атомного избиения и не собирайтесь в поход со стопроцентной программой Розенберга. Не повторяйте ошибок Германии. Не повторяйте хирургической операции над государственным телом России, ибо нам хирургов не надо. Атомного избиения мы не заслужили. Слишком много мы страдали, и, будьте справедливы, слишком много и часто лилась русская кровь во имя вашего, Запада, спасения и благополучия. Если не знаете, что делать, спросите нас, но будьте моральны, а если и этого не хотите, то, по крайней мере, будьте умно эгоистичны. История последних столетий должна была вас научить, что без великой, единой и неделимой России нет, и не может быть справедливого и прочного мира, не может быть политического равновесия и экономического благополучия. Россия — не государство, а континент. Здоровая и счастливая, она принесет пользу и вам. Больная — она заразит и вас. Падая в пропасть, она потянет и вас за собой.

Война и политика

I

Мы живем в удивительное время, в чрезвычайно трагическое, но вместе с тем исторически небывало активное и интересное. Рушится, и окончательно рушится все то, что веками строилось предыдущими поколениями и во что они твердо и несокрушимо верили.

Кончилось время незыблемых устоев, преемственности власти, непоколебимых традиций, принятых верований, моральных, политических и социальных кодексов. Мы перешли в эпоху глубочайшей переоценки всех ценностей, в эпоху грандиозного революционного исторического периода жизни, когда все, что еще вчера было правильным и принятым, сегодня подлежит жестокому осуждению и суровому наказанию.

Революционная буря смела с лица земли не только целый ряд государственных и социальных форм, но, что еще важнее, потрясла до основания наши внутренние устои жизни, то есть решительно сбила с дороги, вернее, с исторической попытки построить культуру белой расы на базисах если не превосходства, то, по крайней мере, равенства духовного развития человечества со стремительным материальным прогрессом нашей цивилизации.

Сегодня бешеное движение технической цивилизации далеко опередило ползущее черепашьим шагом развитие нашей моральной культуры.

Этим и было нарушено мировое равновесие.

Отсутствие этого мирового равновесия, то есть равенства между техникой и моралью, и является главной, может быть, единственной причиной всех наших бед в настоящем и грядущей катастрофы в ближайшем будущем.

Все остальное — это только цепь второстепенных причин или просто следствий, вытекающих из вышеуказанного первоисточника.

Сегодня дух не управляет материей, и мораль не идет в ногу с наукой.

Сила правды не может прорвать фронта лжи.

Свет солнца культуры поглощается тенями цивилизации луны.

В мир брошен целый ряд новых идей, часто весьма глубоких и правильных, но еще чаще совершенно ложных и преступно абсурдных. Все эти идеи, доктрины и программы — что интереснее всего — совершенно противоположны по своему содержанию, взаимно себя исключают и логически выводятся из источников, находящихся в войне между собой.

Таким образом, силы эти — а идеи, идущие в мир, заключают в себе силу-энергию по своим результатам не меньшую, если не большую, чем сила атомной бомбы — слепо обрушиваются на головы своих повелителей, то есть современного человечества и, начиная действовать, вызывают «холодной» войной целый ряд таких финансовых и экономических бурь, разрушений государственных, политических и социальных структур в современной жизни народов, создают такой моральный хаос понятий и представлений, вызывают еще в мирное время такие потрясения и погружают народы на дно таких бедствий и несчастий, с результатами которых ни одна «горячая», то есть открытая огневая война, даже в своей наиболее тотальной форме, сравниться никогда не сможет.

Если современная история Вселенной в ближайшем будущем не найдет капитального выхода из положения и не повернет колесо радикальными мерами на путь ненайденного равновесия, а будет продолжать мчаться вперед, погруженная в слепоту своих узко-национальных, экономических и идейных эгоизмов, то, несмотря на весь «атомный прогресс», а вернее, благодаря ему, мы подойдем к концу нашей исторической цивилизации и неизбежно очутимся перед грандиозным планетарным кладбищем, на воротах которого рукой всемирного правосудия будет написано: «Sic transit gloria mundi» — Так проходит мирская слава.

Германский военный философ генерал Клаузевиц высказал следующую доктрину: война является продолжением политики, вернее, той же политикой, только проводимой в жизнь иными средствами и способами. Современная жизнь значительно расширила это положение, ибо в «форму» политики вошел целый ряд деяний, характеризующих своими действиями поведение отдельных личностей, сложных общественных организаций, государственных или международных организмов. Мы наблюдаем теперь политику человека в его повседневной жизни, политику финансовых, торговых, промышленных и социальных учреждений, классическую политику дипломатии и, наконец, о чем будет специально говориться ниже, мы вошли в новый период истории военного искусства, когда на необъятных просторах вооруженных столкновений появляется новый вид политики — политика государственной стратегии.

Последнее слово политической науки — это политика идеологий, которая, победоносно вытесняя с поля битвы политику религий, подчинив себе современную технику, делается кумиром нашего времени и пытается играть первую скрипку в общем собрании политического Вавилона.

Все эти разнообразные виды политики тесно переплетаются между собой, одна влияет на другую, и каждая из них старается подчинить или использовать в своих целях параллельно с ней работающие иные виды политики.

Современная жизнь — это чрезвычайно сложное явление, и сегодня человеческий ум не может полностью охватить все отрасли политического дела. Жизнь потребовала специализации, и вот почему я, будучи только военным специалистом, в этой работе коснусь только одной политической доктрины, а именно той квинтэссенции всех политических положений, которая непосредственно связана с ведением войны и которую я позволил себе назвать в моей книге «Война и политика» — политика государственной стратегии.

Я здесь делюсь моими мыслями, главным образом со своими товарищами по оружию, ибо это они на своих плечах вынесли всю тяжесть трех кровавых войн — двух мировых и одной гражданской. Они слышали модный лозунг — «армия вне политики». Они со скрежетом зубов переносили поражение за поражением и видели проигрыши целых кампаний, и только потому, что командовали армиями политически безграмотные генералы. Плохая политика исправляется хорошей стратегией. Слабая стратегия нейтрализуется умелой тактикой, а скверная тактика искупается только обильно пролитой кровью. Наоборот, блестящая тактика сохраняет живую силу. Тактику можно корректировать стратегическим талантом, а последнему должна прийти на помощь дальновидная и мудрая политика.

Политика не значит политиканство, и, как мы увидим ниже, понятие политики как государственной стратегии заключает в себе целый ряд политических дисциплин, взятых из иных политических доктрин. Политическая и государственная стратегия — это квинтэссенция знания, преподаваемого политикам классической школы дипломатии, идеологически-пропагандистской, промышленно-торговой, финансовой и общественно-социальной. Все это отчасти надо знать современному командующему, и во всем этом он должен разбираться, если он не хочет рисковать проигрышем войны со всеми ее последствиями. «Каждый солдат должен понимать свой маневр», — сказал великий фельдмаршал Суворов, а теперь, во времена национально-гражданских войн, это особенно нужно знать каждому офицеру, то есть понимать военно-политическое положение в бою и еще раньше — в мирное время. Быть ко всему подготовленным и не дать вырвать из своих рук власть и победу, когда по самым строгим расчетам имеются налицо все данные, чтобы их получить.

Сегодня, как никогда, в момент крушения всех духовных, моральных и политических ценностей, на твои плечи, русский национальный офицер, ляжет вся тяжесть спасения Родины, а потом и остального мира.

II

Современный военный механизм — это чрезвычайно сложная машина. Он требует весьма тщательной и очень серьезной подготовки перед тем, как исторической судьбе бывает угодно привести его в движение.

Война подготавливается Генеральным штабом. Это чисто военная работа. В связи с ней начинает действовать аппарат политики государственной стратегии.

Одновременно еще в мирное время, а потом и во время войны разворачивается деятельность и политика классической дипломатии, финансов, военной промышленности и связанной с ней торговли, психолого-социальной и идеологически-пропагандистской мобилизации и целого ряда иных вспомогательных мер и действий.

От правильно ведущейся политики и работы всего этого комплекса человеческой деятельности зависит вопрос не только победы или поражения, но просто самого государственного существования. Шекспировское «То be or not to be», то есть быть или не быть, полностью зависит от соответствующей координации действий вышеупомянутой политики.

Жизнь показала, что весь этот комплекс в мирное и в военное время влияет на работу политики государственной стратегии, а что еще важнее — часто вообще ставит стратегию в зависимость от себя, и этим предопределяет весь дальнейших ход военных событий. И наоборот, неправильно понятая политика государственной стратегии выражается в ошибочных оперативных планах и этим на долгое время лишает свою дипломатию естественных государственных базисов и заставляет ее подписывать нездоровые или просто преступные договоры.

Первым классическим примером может служить самоубийственная государственная политика Германии во время Первой и, в особенности, Второй мировой войн. Благодаря полному отсутствию помощи со стороны дипломатии, а часто под ее преступным влиянием, блестящая германская стратегия, опиравшаяся на первоклассную армию, шедшую от одной победы к другой, в конце концов должна была проиграть кампанию, и еще вчера несокрушимые полки складывали оружие и сдавались на милость победителя.

Прекрасным примером второго случая является военная политика генерала Маршалла, начальника американского Генерального штаба во время последней войны, заставившего союзников предпринять стратегическое наступление в Нормандии вместо высадки на Балканах. Эта стратегия лишила англосаксонскую дипломатию здоровых основ в дальнейшей работе и этим привела ее к Ялтинскому и Потсдамскому договорам.

«Благодаря исключительно правильному пониманию доктрины Клаузевица, — пишет английский военный историк генерал Фуллер, — Советская Россия, ведя военные действия, ни на одну минуту не забывала о своих политических целях и все время старалась работу политики согласовать с оперативным ходом кампании. Сегодня Советы могут считаться единственной страной, выигравшей Вторую мировую войну».

Советы координировали, так сказать, штатскую политику с военной или, вернее, первыми вышли на путь, быть может, несознательного понимания существования квинтэссенции всех политик, то есть политики государственной стратегии, позволив ей действовать согласно непреложным законам, и могут похвастать успехами поистине в планетарных масштабах.

Из этих исторических примеров мы видим, как важно знать не только то, что такое политика вообще и военная в частности, не только то, что о ней говорят или пишут, а то, что она, эта таинственная политика, действительно существует, развивается и действует согласно своим и только ей присущим законам. Сегодня она решает судьбы народов, а завтра будет, по всей вероятности, решать судьбы мира.

Нам, военным, людям дела, а не слова, нужно твердо знать не только то, что хочет и как хочет политика, но и весь механизм ее действия. Другими словами — мы должны уметь делать политику.

III

Современному офицеру Генштаба необходимо, хотя бы в общих чертах, знать и уверенно ориентироваться в политике, то есть во всех возможностях следующих отраслей государственного аппарата: он должен разбираться в финансовой политике страны и в ее промышленно-торговом потенциале; он должен знать, что они могут дать, чтобы быть в курсе, какие им можно предъявить требования; он должен понимать и чувствовать идеологическую, пропагандистскую и социальную политику своего правительства; он точно должен уметь взвешивать морально мобилизационную силу своего народа, его психологию и биологическую мощь.

Политика является прямой функцией каждого из указанных видов деятельности человека и, разбираясь в ней, он будет разбираться в общем ходе государственной машины, и благодаря этому не будет вслепую, опираясь только на количество дивизий, калькулировать и строить стратегические и оперативные планы.

Эти виды политики надо знать в общих чертах.

Иначе обстоит дело с так называемой классической политикой, которая до сих пор считалась исключительно монополией государственной дипломатии.

Только что было формулировано понятие политической деятельности, а потому, продолжая его, констатируем следующее правило: государственная политика, являясь функцией работы ее дипломатии, находится в прямой зависимости от потенциальной и динамической силы данного народа, с принятием некоторой поправки относительно его геополитического положения.

Выразителем государственной мощи народа является его армия, а потому ее сила и динамика — плюс географическое положение — дают тот фундамент, на котором должны строиться цели и задачи государственной дипломатии.

Каждая нация так же индивидуальна, как отдельно живущий человек.

Человек рождается, растет, развивается и, достигнув максимума своих возможностей, постепенно сходит вниз и умирает. Тоже явление мы наблюдаем и в жизни наций. Они рождаются, играют свою историческую роль и, дойдя до своего зенита, постепенно дегенерируют и сходят с международной сцены.

Человек индивидуален, и нет равенства в природе. Один рождается сильным и способным, другой — слабым и бездарным. Один долго живет и плодотворно работает, другой — умирает еще в раннем детстве или всю жизнь остается ни к чему не пригодным.

Также обстоит дело и с нациями.

Есть нации, которые сходят с исторической сцены, едва на ней появившись, другие развиваются в средние государственные организмы, но есть и третьи, которые, выявляя чрезвычайную биологическую и динамическую силу, идут вперед, покоряя и всасывая организмы слабого соседа, и, разрастаясь в великие империи, дают миру свою культуру и цивилизацию.

Сегодня эту национальную динамику клеймят модным словом «империализм», не понимая, что, согласно железному закону природы, сильный господствует над слабым, и что никакая сила не может ограничить саму себя.

Божественное иерархическое начало, построенное на абсолютном неравенстве, не является земным, человеческим изобретением — оно продиктовано нам с высоты небес.

На основании вышеизложенного выводим следующее правило: нации индивидуальны и каждой из них предназначена свыше какая-то историческая роль, а потому задачи государственной политики должны быть строго согласованы с исторической миссией данного народа.

Преследование дипломатией целей, не отвечающих духу нации или находящихся в прямой противоположности к ее исторической роли, приводят, в конце концов, государство к полному военному и дипломатическому поражению, а в окончательном счете — и к государственно-политической смерти.

Мудрая и острожная политика, умеющая сочетать историческую миссию нации, ее силу и геополитическое положение, ставящая соответствующие этому политико-стратегические задачи, может рассчитывать на полный успех в своей работе.

Вот почему сегодня политика дипломатии так тесно связана с политикой стратегии и нахождение динамического равновесия между ними, а также метода совместной работы, является одной из задач моей книги «Война и политика».

IV

Какие же причины заставляли до сих пор столь важные отрасли политики, как политику государственной дипломатии и стратегии, маршировать отдельно, независимо друг от друга, а что еще хуже — часто вступать в войну, совершенно не согласовав свои возможности и цели?

Результаты такой нескоординированной работы этих основных элементов политики государственного аппарата, как показывает история, приводили к следующему. В первом случае дипломатия ставила стратегии, то есть своим вооруженным силам, задачу, явно превышающую их возможности в данный исторический момент жизни нации. Во втором случае дипломатия или не умела использовать побед своих армий или, будучи неправильно ориентированной в их еще неисчерпаемых силах, заключала слишком поспешно договоры, явно противоречащие достоинству и мощи нации.

Третий, теперь очень модный вид дипломатии — это конструировать трактаты, совершенно нежизненные и неприемлемые для какой-нибудь из сторон.

Договоры эти противоречат всякому здравому смыслу, нормальному духу истории, развитию, промышленноторговому и политико-социальному биологическому положению, а в большинстве случае они абсолютно аморальны.

Эти договоры, заключенные, вернее, умышленно проведенные по принципу «Горе побежденным!», оскорбляя до крайности национальные чувства проигравшего, являлись до сих пор, и будут являться впоследствии исключительно материалом для разжигания шовинистических страстей и подготовки почвы для будущего, еще более кровавого вооруженного конфликта.

Историческим примером первогослучая являются цели, указанные германской дипломатией своей стратегией во время Первой и Второй мировых войн.

Задачи в 1914 году — разбить англо-франко-русский блок, предварительно сбросив со счетов бельгийские части и установить гегемонию в Европе.

Одновременно захватить и получить политико-экономическое преобладание на Ближнем Востоке, выйдя к берегам Персидского залива.

В 1939–1941 гг. основной целью было дано сломать англо-французское, с их европейскими сателлитами, сопротивление и, организовав под прикрытием штыков новую Европу, двинуться на Восток с задачей отбросить Россию — СССР — за Урал, захватить политическое и экономическое обладание территорией Западной и Южной России, а также кавказскими нефтяными источниками.

Оба раза поставленные политикой-стратегией задачи, и без вмешательства Америки, были не под силу германскому вермахту.

Знаменитый Берлинский конгресс является характерным примером для второго случая, когда русская дипломатия не сумела отстоять интересов своего государства и использовать блестящие победы русских войск над турецкими армиями.

Вторым примером будет позорный Портсмутский договор, заключенный в тот момент, когда Япония исчерпала все свои военные возможности, а Россия, оправившись от первых неожиданно-предательских ударов на своем колониальном театре военных действий, провела мобилизацию внутри империи и начала сосредотачивать превосходящие силы на Дальнем Востоке, готовясь к решительному наступлению.

Исторический миф японской победы правилен, но только не над русской армией, а над нашей дипломатией, ибо готовившийся разгром японских армий был сорван бездарной политической работой графа Витте.

Классическим примером третьего разряда деятельности дипломатии является сделавшийся пресловутым Версальский договор, составленный по всем правилам теперешнего дипломатического искусства. Как показала жизнь — так договоры составлять нельзя, больше того, заключать так договоры нельзя, — это значит совершать преступление по отношению к человечеству.

Версальский трактат в недрах своих таил кровь грядущей Второй мировой войны и стал прародителем Атлантической хартии, Ялтинских и Потсдамских соглашений. Он настежь распахнул исторические ворота в Европу для победоносно теперь марширующей всемирной революции.

V

В предыдущей главе мы задали вопрос: какие же причины разделяют столь трагическую по своим результатам работу дипломатии и стратегии?

Прежде всего, сам исторический процесс формирования политических истин. Политика, как и каждая наука, расширялась, но и осложнялась в своей работе, по мере того, как разворачивалась наша теперешняя техническая цивилизация. Из элементарных, несложных положений политики первых примитивных государственных образований она, проделав долгий путь, перешла в работу современной дипломатии, зависящей не так, как раньше, только от геополитического положения страны, количества населения и напряжения силы динамики данного народа, но зависящей теперь от целого ряда функций сложного государственного аппарата и от давящих на него в процессе исторического развития промышленности, торговли, финансов, форм государственного строя, а также от высоты достигнутого морального, политического и социального прогресса.

Прежде всего, вышеуказанные отрасли политико-хозяйственной жизни нации не имели своей историко-государственной деятельности явно выраженной и только им присущей политики. За них говорила и их интересы представляла государственная дипломатия, державшая в своих руках монополию политики целого.

Ход истории и все больший нажим на политику дипломатии новых политико-хозяйственных требований заставил ее в поисках денег, сырья, развития собственной промышленности, торговли, закрепления за собой колоний и новых рынков, указывать своей стратегии все новые и новые цели. И очень часто не считаться с ее возможностями или, вернее, с реальной военной мощью. Часто, не понимая основных законов военного искусства, политика их нарушала, за что народам приходилось впоследствии дорого расплачиваться.

Прикрываясь авторитетом верховной власти, дипломатия пытается подчинить себе стратегию или влиять на нее в полном смысле этого слова. Она начинает ставить стратегии совершенно невыполнимые военно-исторические задачи или указывать на недостижимо фантастические цели. Больше того, она пытается вмешиваться в чисто военную область стратегии, менять порядок задач, распределение средств или способов их выполнения. Однако тот же исторический процесс, расширив задачу и работу дипломатии, под влиянием грандиозного технического прогресса развернул до небывалых размеров тактические возможности вооруженных сил и, этим увлекая полет стратегической фантазии, чрезвычайно осложнил ее оперативную работу.

Стратегическая подготовка войны потребовала не только разработки сложных оперативных планов, но и мобилизации почти всей государственной промышленности, торговли, а также морально-психологической мобилизации всего народа.

Идя по линии обеспечения «свободы маневра», стратегии пришлось заняться организацией средств связи и передвижения, и не только в границах своего государства, но и далеко за его пределами. Вопрос свободы коммуникации по внутренним или внешним операционным линиям, в связи с возможностью хозяйственной блокады, сделался решающим фактором в условиях современной войны. Тактический афоризм гения войны Наполеона, что успех сражения зависит от занимаемых позиций, расширенный стратегически немецким генералом Хаусхофером в науке о геополитике, заставил государственную стратегию искать новых возможностей, чтобы еще задолго до начала военных действий занять соответствующие исходные стратегические позиции или опорные оперативные пункты. Выход стратегии за границы собственного государственного образования для проведения подготовки будущей кампании, а также контакт ее с политикой промышленной, хозяйственной и социальной, плюс учет психологически-мобилизационного фактора жизни страны, заставил стратегию в поисках лучшего решения, поставленных ей исторических задач, искать новые методы своей работы или нового выхода из положения.

Сама жизнь подсказала решение вопроса и дала ей нового союзника. Родилась революционная доктрина военной политики и, таким образом, прежде чем быть научно установленной, начала действовать политика государственной стратегии.

Совершенно ясно, что новая и только что рожденная политика, как и каждая иная, начав действовать, стремилась в силу уже самой своей военно-тоталитарной сущности влиять или просто командовать всеми иными видами государственной политики, с которыми она приходила в соприкосновение во время своей работы, а потому трагический конфликт между обоими видами политики, то есть между работой дипломатии и стратегии, был с этого момента неотвратим. Но понадобился опыт двух последних войн со всеми их ужасами, чтобы этот конфликт понять, вывести его на чистую воду, разобраться в нем с научной точки зрения, и прийти к решению — искать то государственное равновесие, которое, создав в их работе гармонию, дало бы возможность нациям в мирное и военное время благополучно выходить из исторических бурь и кровавых испытаний.

Таковы вкратце исторические причины конфликта между дипломатией и стратегией.

Разбираясь в этом вопросе дальше и анализируя его глубже, мы увидим между ними вражду чисто морального характера, заставившую министерства иностранных дел относиться с большим подозрением к военной касте, а последнюю смотреть с огромным презрением на деятелей своей дипломатии.

Политики не шли навстречу военной политике. Офицерство в массе своей сторонилось и не понимало чуждой штатской среды. Военное дело, готовя армии еще в мирное время к победам, воспитывает своих солдат быть готовыми душу свою отдать «за други своя». Здесь надо резко подчеркнуть, что дух казармы закаляет солдата физически, а военное воспитание — облагораживает его, ибо действует на самые лучшие боевые, рыцарские качества его человеческой натуры. Дух же современной дипломатии, как раз наоборот, — это игра на самых низких инстинктах души человека.

Лозунг одной из могущественных организаций Западной Европы — цель оправдывает средства — сделался господствующим в канцеляриях современных министерств. Некогда гордый девиз старой английской дипломатии: «Honesty is the best Policy» — «Честь — это самая лучшая политика», — вот уже больше столетия как выброшен за борт дипломатии всего мира, и заменен следующим лозунгом: «Politik und Moral sind unvereinbar» — «Политика с моралью не уживаются».

Вот почему мы можем утверждать, что все несчастья, переживаемые теперь Европой, являются не столько результатом войн, как следствием всех заключенных политических трактатов и договоров. Принцип брать все, что плохо лежит, или «грабь, но и мне не мешай грабить», всецело теперь поглощает политику наших «гениальных» государственных мужей и дипломатов. Теперешнее равновесие мира, вернее, неравновесие, основано на вопиющем бесправии, а потому договоры его не имеют никакого смысла и не могут быть долговечны. В их основах уже вложены все элементы грядущего кровопролития.

До тех пор, пока наша дипломатия не начнет вести политику чистых рук и не займется разрешением основного вопроса мировой скорби, мы не увидим на земле прочного и справедливого мира. Мировая скорбь заключается в трех мировых несправедливостях, а именно: в несправедливости моральной, политической и социальной. Разрешение этих основных вопросов жизни разрешит и атомный вопрос.

Только освящая свою работу лучами мировой совести и поняв, что «bilge hat kiirze Веіпе» — то есть в переводе на русский язык: «На лжи ничего не построишь», политика наших дней сможет восстановить утерянное равновесие и дать мир всему миру.

Иначе в Богом проклятом лозунге — «кровь за кровь» — захлебнется цивилизация белой расы.

VI

Самое тяжелое в наше время — это писать правду. Мы живем в период заходящей эпохи, когда люди, разменявшись на мелкую монету, не хотят слышать правду или попробовать плыть против течения.

История времен упадка не приносит силы, в какой бы форме эта сила ни проявлялась. Правда является силой слова, а потому и она нетерпима, так же нетерпима, как сила и действие.

Извивающаяся в безмолвии культура жаждет мира, но она забыла изречение апостола коммунизма Ленина: «В борьбе обретешь ты право свое». Это изречение является лозунгом сегодняшнего политического дня. Генерал Гальдер, бывший начальник немецкого Генштаба, в своей книге о Гитлере пишет почти то же, что я написал два года назад в моей книге «На заколдованных путях». Генерал пишет: «Война была проиграна, ибо политика не поддерживала стратегию. Мобилизация финансов, промышленности и торговли не была проведена тотально. Военные решения не были согласованы с политическими». Другими словами, он в общих чертах, на основании опыта проигранной кампании, подходит к тому же вопросу, который я разбираю в моей теперешней работе — «Война и политика».

Германская военная мысль установила два принципиальных вида стратегии, принятые теперь и англосаксонским военным миром. Это стратегия тотального погрома — Wieder-werfungsstrategie — и стратегия полного истощения — Ermattungsstrategie — противника. Первая стратегическая идея требует ведения войны способом молниеносных ударов, то есть блицкриг-маневров, а вторая — затяжной кампании, при предварительном проведении еще в мирное время полного стратегического окружения и изоляции будущего противника.

Политика блицкриг-стратегии требует тотального напряжения всех сил нации и подчинения во время войны стратегии всех ресурсов народного хозяйства, а также согласования с ней всех остальных видов политики.

Вторая форма стратегии, кроме своей нормальной деятельности, требует еще специальной политико-дипломатической подготовки соответствующих союзников в целях проведения в будущем комплектной стратегической блокады или, в обратном случае, подготовки к ее прорыву. Здесь дипломатия должна перейти в подчинение стратегии и целым рядом соглашений помочь своим вооруженным силам занять нужное оперативно исходное положение. В этом случае во весь рост встают чисто стратегические требования дипломатии, и это будет классическим примером военной политики или, как было уже сформулировано, и деятельностью политики государственной стратегии. В данном случае стратегия, стоя на страже государственных интересов, вмешивается во внешнюю политику своего правительства. Стратегия через дипломатию ищет и занимает оперативно-опорные пункты, военные, морские и воздушные базы или обеспечивает нужное ей для ведения войны хозяйственное сырье и торговые рынки. Прекрасный пример, когда военная политика должна была бы вмешиваться в деятельность своего правительства — это теперешний бельгийский вопрос. В Бельгии демократия, а это означает, что воля народа суверенна. Суверенность выражается народным голосованием, которое в рассматриваемом нами случае, то есть по делу своего короля, большинством голосов в 58 % высказалось за его возвращение. Кто же возражает против этого? Восстали социалисты, которые, казалось бы, первыми должны были склонить свои головы перед результатом народной воли, но они бунтуют и устраивают «страйки». К сожалению, не нашлось в Бельгии генерала, который, двинув танковые части, заставил бы их уважать суверенность и традиции демократии. Здесь, стоя на страже внутреннего государственного порядка и конституции, военная политика должна была бы действовать смело и решительно.

Мы ищем великих людей, но они ведь рождаются и действуют только в имперских нациях и в исторических эпохах, им подходящих. Мы видим, что политику теперь ведут люди без воли и лица, а между тем смелая и согласованная внешняя и внутренняя политика усиливают государственную мощь стратегии и высоко поднимают престиж своего народа. Англосаксы разработали очень интересную психологическую теорию (Wishfulthinking and Doublethinking) о том, как люди болеют раздвоением личности или живут одновременно в двух мирах — в мире реальности и в мире фантазии. Во время войны так жил германский Генеральный штаб. Он не верил в победу, но работал так, как будто бы в ней не сомневался, а немецкая политика на каждом шагу принимала свои личные пожелания — мечты — за реальную действительность. Теперь эта роль, по-видимому, перешла к западным демократиям. Они проиграли Китай, но завоевали Люксембург. Кричат о своей победе. Объявляется «священная война» против коммунизма в Европе и подписывается Атлантический пакт. В него никто не верит, и Англия в то же время признает советский Китай и всеми силами пытается его внести в управление ООН.

Соединенный Генштаб понимает, что без германских вооруженных сил им Европы не отстоять, а политика дальше ведет работу демонтажей. Франция ищет соглашения с Германией, но занимает Саар. Хотя отлично знает, что спор из-за этих пограничных областей два раза привел ее к войне с немцами. Польша жаждет мира и боится русско-германского союза против нее, но в то же время претендует на западе удержать границу Нейссы, а на востоке продвинуть ее на линию Вильно — Киев. Чем болеет современная демократия, так это раздвоением личности, или живет в политических миражах, принимая область чистой фантазии за реальную действительность.

История нас часто обгоняет: мы, видимо, боремся за то, что давно уже и по форме, и по существу подлежит сдаче в государственный архив. Наши желания и стремления остаются далеко позади истории, а она марширует вперед, послушная только своим железным законам природы.

VII

Бой — это часть войны, а война — это часть нашей исторической жизни. Политика, будучи одной из функций человеческой деятельности, тесно связана с ведением войны, и если мы проследим ее теоретическую и практическую стороны, то увидим, что она разворачивается, подчиняясь тем же законам, которые управляют ведением отдельного боя или всей кампании.

Это значит, что форма работы и деятельности политики по существу своему подобна форме работы тактики и стратегии.

В политической войне побеждает тот, кто лучше сумеет использовать ошибки противника. Стратегическая доктрина Клаузевица гласит: «Ведение войны строится на строгой логической связи между оперативным мышлением и решительным исполнением», а также то, что «во время акции надо все время оставаться верным принятому плану».

Эта чисто военная доктрина может служить фундаментом для военно-политической деятельности.

Офицеры Генерального штаба оперативной разведки знают, что одной из главных задач такой является установление идеи стратегической операции противника. Разгадав идею, мы можем расшифровать все отдельные детали построенного на ней плана.

То же самое и в политике: надо, прежде всего, разгадать и расшифровать генеральную линию противника и установить, остается ли он верен ей в принципе при дальнейшем ее выполнении. Здесь нужно подчеркнуть поразительную откровенность вождей так называемых тоталитарных режимов.

На Западе и среди русской эмиграции почему-то установилось мнение, что Советы, а раньше и Третий рейх являлись главными очагами политического лукавства и лжи. Думаю, что, разбираясь научно в этом вопросе, надо анализировать совершенно объективно при установлении исторической правды, что политической мглы и недоговоренности на Западе гораздо больше, чем на Востоке.

Возьмем, например, пробу установки генеральных линий — германской и советской тоталитарной политик.

В 1939 году англосаксонская дипломатия гадала на кофейной гуще, что предпримет Гитлер, а в 1950 году спрашивает: «Что же, собственно говоря, хочет Сталин?»

А между тем никто из государственных деятелей в своих книгах и речах так ясно и откровенно не написал и не сказал об этом, как эти оба вышеприведенные государственные деятели.

С солдатской откровенностью Гитлер раскрыл в «Майн Кампф» планы германской внешней политики, а Сталин в своих книгах и речах с революционным дерзновением говорит об исторических задачах коммунистической революции.

Говорят и пишут просто и открыто о своих целях и задачах, а Запад, заблудившись в трех соснах, ищет решения уравнения со всеми неизвестными. Западная политика не блещет мужеством и откровенностью и меняет свои исторические вехи, как перчатки.

Часть русской эмиграции совершила величайший грех, заразившись советским патриотизмом, но кто же, как не англосаксонская политика и пропаганда толкнули ее в объятья советских посольств? В период 1941–1945 гг. западной демократии нужна была русская кровь, и «великие мира сего», Рузвельт и Черчилль, объяснялись на каждом шагу в политической любви «гениальному» Сталину и доказывали на весь мир, что революция в России безвозвратно провалилась, что СССР выходит на старый, исконный русский исторический путь. Пелись восторженные гимны маршалу Сталину и его «христолюбивому» воинству, и доказывались глубоко-демократические устои, на которых строятся теперь «новые», советские формы жизни.

За «великими мира сего» поплелись и малые серые эмигранты.

Теперь кровью своей они искупают «мораль» западной политики. Сейчас все переменилось. Мы живем в 1950 году. Мистер Рузвельт, правда, умер, но послушайте речи мистера Черчилля! Русская кровь больше не нужна, и великий народ, спасший Запад от ненавистного им фашизма, предан теперь забвению. Больше того, его обвиняют во всех политических преступлениях, совершаемых на полях Европы и Азии мировой революции.

Многострадальный русский народ отождествляется с коммунистической властью. В борьбе против мировой революции готовится удар по единству, мощи и историческому быту русской государственности.

«Права или не права моя страна» — Wrong or right my country, — все средства хороши для моего Отечества.

Нам, русским национальным офицерам, надо хорошо помнить эту англосаксонскую пословицу.

Мы, русские, должны не только знать, но и чувствовать, что мы — сыны великой нации. Гордо поднять свою голову и работать. Работать всюду и везде, разъясняя англосаксонскому миру, что мы ждем от них ясной и определенной декларации о целях их политики в отношении «русского вопроса».

Мы должны и хотим знать, против кого она будет направлена: против мировой революции или против нашего великого народа?

ѴIII

Рассмотрим теперь несколько основных геополитических и стратегических положений, влияющих на жизнь народов.

Я привожу здесь только несколько принципиальных примеров из моей книги «Война и политика».

1) Историческое существование нации зависит главным образом от ее биологической силы и психического динамизма. (Оба эти фактора должны быть выражены намного сильнее у нации, чем у ее непосредственных государственных соседей или возможных противников, находящихся на линии стратегически-исторического продвижения данной нации.)

2) Нация не должна заключать военно-политических договоров с иными народами, если этот договор вовлечет ее в ненужную для нее войну или, как результат победы, увеличит не ее государственную мощь, а силу союзника.

3) Нельзя подписывать военные союзы с государствами, которых политические и хозяйственные интересы прямо противоположны данной нации.

4) В сегодняшнее время, время национально-гражданских войн, каждая из сторон должна иметь свою явно выраженную моральную идеологию, и не только для себя, но и для пропаганды на экспорт.

5) Пассивное состояние в идеологической войне, как и в огневой, равняется полному проигрышу всей кампании, ибо победить в планетарном масштабе может только тот, чья идея, как моральная атомная бомба, при помощи «пятых» и «шестых колонн» в грандиозных размерах, приготовит для этого почву.

Сегодня легкая и тяжелая артиллерия совместно с воздушным флотом радиуса ближнего действия проводят тактическую подготовку боя. Ракетная артиллерия, стратегический воздушный флот и атомно-водородное оружие готовят цепь намечающихся оперативных ударов, которые, расширяясь и углубляясь, приобретают значение стратегического исхода всей кампании. Совершенно так же действуют политические методы боя, то есть диверсия «пятых» и «шестых колонн», партизанские движения, массовые восстания или революции. При правильной политике идеологическая пропаганда сегодня служит могущественным стратегическим оружием, и вместе с атомным оружием дает главному командованию возможность привести тылы противника в полное расстройство, а при более энергичном воздействии — к их тотальному уничтожению.

6] Нет оружия боя, которое самостоятельно могло бы решить участь всей кампании. Только совместные действия и координация усилий всех родов огневого и политического оружия может привести нацию к тотальной победе, а что еще важнее, в нашу теперешнюю эпоху национально-гражданских войн, к полному выигрышу мира. Среди тактических усилий пехоты, танковых частей, кавалерии, технических войск и всякого вида воздушных и морских флотов, усилия противника, идеологии и пропаганды, в будущих вооруженных столкновениях будут играть первенствующую роль.

Жизнь Великобритании на изолированном острове, отделяющем ее веками от Европы, создала специальную английскую психологию, мало интересующуюся моральной жизнью иных народов, а потому английская нация менее других приспособлена вести современные «крестовые походы».

Молодая американская демократия также до сих пор не родила в идеологически-пропагандистском смысле для наступления ничего конкретного, и находится сейчас в стадии дипломатической победы к другой.

Сто лет тому назад либерализм разложил монархический принцип власти, и она скатилась вместе с коронами к ногам финансово-промышленного класса. Сейчас намного сильнее и заманчивее звучит пропаганда «евангелия» материалистической религии, и ближайшие годы нашей исторической эпохи должны будут решить, победит военно-техническая мощь при поддержке пассивной политики или победит активная политика идеологии при помощи более слабых огневых средств.

Мы чувствуем инстинктом, что идет борьба за какую-то новую грандиозную историческую эпоху, но не видим пока ее конструктивного начала. Вернее, не можем определить, где, когда и кто остановит процесс революций и повернет колесо истории назад.

Назад не в смысле реакции или контрреволюции, а в смысле пробы выхода на дорогу равновесия между техникой и моралью.

Мир жаждет мира и стабилизации. Он хочет, чтобы хоть на некоторое время завтра было бы, как сегодня, а сегодня осталось бы тем, чем было вчера.

Все это не так просто.

Трудно задержать бешеный темп технического прогресса. Трудно бороться против динамической идеологии революций без идеологии контрреволюции.

В предстоящем вооруженном столкновении каждый из противников имеет свои плюсы и свои минусы. Следуя за идеологией разрушения, они смогут ввергнуть человечество в Третью мировую войну. Но смогут ли они понять дух грядущей исторической эпохи, и после окончания Третьей огневой дать мир всему миру?

Мы, военные, всегда стремимся к прямому разрешению каждого вопроса, как бы он ни был сложен и запутан. Гордиев узел рубится мечом. Сегодня военная политика, скорее, может идти с совестью мира, чем политика дипломатии, то проповедующая торговлю даже с людоедами, то призывающая мир к «крестовому походу» против тех же людоедов.

Планета, видимо, беременна Третьей огневой, и гроза должна разразиться.

Igue Natura Renovator Integra — «Огнем очищается Вселенная».

IX–X

Как бы ни была плоха русская эмиграция и как бы она ни импровизировала свою работу, она все-таки во всех своих действиях будет выявлять силу и размах своего великого народа, из которого она вышла.

Этим-то и отличаются друг от друга все эмиграции. Последняя война доказала, что коммунистическому воспитанию не удалось глубоко изменить психологию русского человека и перековать его на международный индивидуум, которому были бы чужды государственные интересы России. Четыре миллиона военнопленных во время Второй мировой войны, миллион восемьдесят тысяч добровольцев в рядах германской армии — это, с одной стороны, а с другой — апеллирование к русскому патриотизму Советской Власти показало, что бесклассовое государство построить можно, но интернациональное нельзя. Советская политика это поняла и круто изменила курс государственного корабля.

Гениальность советской политики заключается в ее чрезвычайно эластичной тактике при полном сохранении чистоты главной стратегической ее идеи. Цель всемирной революции железной волей проводится твердо и неуклонно, вот уже больше четверти века, но это не мешает революционной тактике, проявляя огромную гибкость, находить все новые и новые методы работы в ликвидации сопротивления и воли к борьбе в рядах своих противников. Глубоко анализируя ход мировых событий, мир начинает понимать, что коммунизм — это не политическая партия вроде английских консерваторов или социалистов, это не американские республиканцы или демократы, и не парижский или римский политический Вавилон.

Приятно ли это нам или неприятно, но, рассуждая исторически, а не бульварно ругаясь, мы должны признать и понять, что за спиной коммунистической партии стоит какая-то намагниченная сила, и что они, коммунисты, в отличие от иных партийных организаций, связаны какой-то могучей психической целью, которая их заставляет везде и всегда оставаться, прежде всего, коммунистами.

Нет на свете коммунизма американского, английского, немецкого, французского или итальянского, но есть зато коммунизм в Америке, в Англии, в Германии, во Франции и в Италии.

Коммунизм един и во всех народах проявляется только пропущенное сквозь их национальную психологию отражение этой центральной, коммунистической единой идеи. Коммунист во время работы и на службе, дома или в дороге всегда чувствует себя членом партии и действует исключительно согласно ее инструкциям.

В моей книге «На заколдованных путях» я сказал, что коммунизм — это современная материалистическая религия. Критика, выходящая из церковных кругов, набросилась на меня за это определение, но я и теперь, в «Войне и политике», остаюсь верен этому определению, и не вижу ничего оскорбительного в этом для церкви, определяя коммунизм религией материи в отличие от церкви, исповедующей религию духа.

Мы, русские, углубляясь в историческую сущность коммунизма, начинаем понимать, что одна из его тайн заключается в тайне русского миссионизма, который, исстрадавшись и очистившись, пройдя через миссию разрушения, выйдет первым на дорогу миссии строительства новой правды. Русской правды. Великой истины мирового равновесия. Разрешения тайны биномов: Азия и Европа — Запад и Восток. По неоткрытым еще законам жизни с Востока всегда текут истины — идеи, а с Запада истины — законы материи. Россия — грандиозный мост, на котором встречаются оба течения. Здесь идея превращается в материю, а материя дает точку опоры идеям. Это приведет русский народ, как уже было сказано выше, первым к открытию утерянной истины, то есть права международного равновесия. Равновесия между культурой и цивилизацией. Между религией и наукой. Между техникой и моралью. Между свободой индивидуализма и тоталитарным принуждением коллективизма. Между национальным эгоизмом и интернациональной абстракцией.

В это мы должны твердо верить и понимать, что наша великая русская миссия и является причиной ненависти к нам остальных народов.

На свете сейчас существует три основных национальных ненависти: антисемитизм, антигерманизм и русофобство. Все эти три нации выявляют небывалую динамическую силу.

Немцы и мы — в национально-государственных формах при огромной тенденции разлиться в планетарном масштабе. Еврейство в международно-интернациональной форме при грандиозной тенденции в области духа перейти трансцендентальные границы, а в области материи — установить планетарное господство.

Историческая сила этих народов веками динамизируется обильно пролитой ими кровью.

Нас ненавидят. Одни не терпят евреев, но благоволят к немцам, другие наоборот, а третьи, склоняясь перед первыми и предпочитая вторых, являются нашими лютыми врагами.

Зависть и страх перед силой динамики этих народов и являются главными элементами исторической к нам ненависти.

Надо стараться слушать, искать и понимать правду. Нельзя закапываться в узкопартийной программе, перестать наблюдать жизнь, изучать иные вопросы и все свои силы тратить исключительно на доказательство правоты и непогрешимости своей партийной программы.

Давно пора перестать ходить в шорах. Надо помнить хорошую пословицу англосаксов: «The future belongs to a thing, that can grow» — «Будущее принадлежит тому, что может расти».

Вскоре настанет время сказать слово о связи с русской исторической миссией, то есть о тайне Третьей России.

Нет в мире тысячелетних рейхов. Россия пережила великокняжеский период киевский, царский период — московский и императорский — санкт-петербургский. Теперь переживет период четвертый — советский.

В императорское время она духом своим стремилась ввысь и блуждала в поисках организации мира на исключительно духовных началах. Советский период, ликвидировав оторванную от народа и беспочвенную интеллигенцию, бросил ее государственное мировоззрение на самое дно реального материализма. Россия начала искать реорганизацию и строительство всего мира не на базисах религии духа, а религии материи. Пройдя на своем историческом пути и первое, и второе испытание, Россия выйдет на дорогу мирового равновесия между духом и материей. Между стремлением к идеалу и силой реализации. По формуле Geist und Tat — дух и деяние, она, найдя первой свою историческую правду и динамизируя ее морем пролитой крови, понесет ее в мир и тем выполнит свою великую историческую миссию. Миссия Третьей России, России мировой совести и мирового равновесия.

Быть или не быть?

На Дальнем Востоке пожар разгорелся. Корея в огне гражданской войны. Американский воздушный «блицкриг» не удался, и военные операции начинают принимать затяжной характер. Корейский полуостров в Азии, как перед Второй мировой войной испанский в Европе, делается маневренным плацдармом пробы военно-политических сил, новой тактики боя, сопротивления противника и качества современного оружия.

Одним словом, ведется боевая разведка, глубоко проникающая в политико-военную систему противника, готовящая нанесение новых воздушных ударов на последующих участках грандиозного мирового фронта. Морально-юридическое столкновение разворачивается на сцене союза народов, где американские атаки чередуются с советскими контратаками.

С уверенностью можно сказать, что вскоре наступил момент, когда перед американской Главной квартирой, как некогда перед германской, встанет во весь свой исторический рост вопрос: «Что дальше делать?» Искать каких-то еще не испробованных дипломатических путей для предотвращения грядущей Третьей мировой войны или ради спасения своего престижа, да и не только престижа, а много-много большего, бросить все и вся на карту истории? Прекратить политическое жонглирование, признать, что «холодная» война бесповоротно проиграна, и, бросив войну полумерами в Корее, выступить в поход с открытым забралом?

В моих статьях «Война и политика» я писал, что, прежде всего, надо согласовать действия политики со стратегией. Стратегия является той же политикой, но только проводимой в жизнь иными методами. Она требует полного уважения к тем законам, которые управляют ней. За нарушение их платится обыкновенно морем невинной и ненужно пролитой крови, а в теперешнее время — и потерей самого государственного существования.

Законы стратегии требуют, прежде всего, ведения войны на главном театре военных действий и решительных оперативных ударов против главного противника. В противном случае кампания всегда затягивается и можно, идя от победы к победе, очутиться у государственного разбитого корыта. Одного немецкого исторического примера вполне достаточно.

Нельзя вести то политику эвакуации Южной Кореи, без предварительного ее вооружения и организации, то решения ее защищать при помощи своих войск, не будучи к этому достаточно подготовленным.

Если принять решение воевать, то надо воевать по всем правилам военного искусства, а не игнорировать их и воевать полумерами, не пуская в ход решающего оружия, подавляющей техники, достаточных сил или бросать все это по частям без предварительной концентрации. Корейский противник — это прекрасно обученный и вооруженный большим опытом солдат, только что снятый с фронта гражданской войны в Китае. Старая военная истина, о которой я писал в моих книгах, говорит, что нет решающего оружия, и что атомную бомбу по многим моральным техническим и экономическим соображениям не везде и не всегда можно будет применять.

На корейском примере эта истина блестяще оправдалась. Только координация всех способов ведения современной войны, то есть политических, технических и оперативных — сможет дать необходимые результаты. Нужно хорошо понимать, что современная война — это одновременно большая и малая, и она требует одновременного применения классической стратегии и стратегии политико-партизанской войны.

Неприятие этой истины может дорого стоить командованию англосаксов.

В войне 1941–1945 гг. германская восточная политика связала руки немецкому Генеральному штабу и этим привела вермахт к разгрому в войне против СССР. Теперь на далеких полях Азии, кажется, снова повторяется эта роковая ошибка. Политика Вашингтона связывает по рукам и ногам американскую Главную квартиру в Японии. Она предопределяет линию продвижения, указывает средства действия и ограничивает технические и военные возможности.

При таких обстоятельствах воевать трудно, и не приходится удивляться американскому отступлению. Потерей драгоценного времени и кровью придется потом командованию исправлять отсутствие достаточной техники, бросания сил по частям, предвзятости оперативного решения и связывания Вашингтоном воли своего командования.

Я не собираюсь здесь заниматься военным образованием — это каждый читающий сможет сделать сам, да и в еженедельнике нельзя успеть следить за ходом разворачивающихся событий. Я хочу только снова и снова сказать западному миру старую истину — истину о невозможности разрешить «корейский вопрос» без предварительного разрешения нашего, чисто «русского национального вопроса». От разрешения его зависит все остальное. Чем скорее, тем лучше, и тем дешевле. История и время работают на нас, и все равно рано или поздно, но вам, западному миру, придется заняться разрешением этого кровью залитого вопроса, вот уже 33 года опьяняющего мировую совесть.

Третья мировая война, огневая война, еще не началась, но в других видах она уже давно ведется и, как прелюдия к ней, то есть огневой, началась, о чем уже сказано, глубокая военная разведка с боем на полях далекой Кореи. По всей вероятности, недолго придется ждать, когда подобный пожар вспыхнет на иных пробных участках мирового фронта. Америка уже собственными силами втягивается в прелюдию Третьей мировой войны, но Советы пока что ведут войну исключительно силами своих сателлитов, и в этом заключается их грандиозное преимущество в создавшемся положении. Они сохраняют до сих пор свободу воли и свободу решения. Сохраняют свободу политического и оперативного маневра. Конечно, англосаксы имеют огромные возможности и только начинают объединять свою политическую и военную структуру, но, во всяком случае, американская военная интервенция в Корее — это начало новой страницы, и резко новой, в истории международных отношений.

Сегодня становится ясно, что каждая новая попытка зажечь пожар, будь то в Индии, Бирме, Персии или Турции, а также каждое восстание «пятой» или «шестой» колонны в Италии, Франции или странах Южной Америки будут рассматриваться англосаксонским миром совершенно так же, как были ими приняты события в Корее.

Однако правительство всемирной революции, действуя всегда строго продуманно и с железной логикой, по всей вероятности, желает избежать Третьей мировой войны, а потому предварительно будет проводить целый ряд политико-оперативных разведок с боем. Сегодня в широком масштабе такая разворачивается в Корее. Год тому назад, в размерах значительно более скромных, она была произведена в Берлине.

Москва является поклонницей и последовательницей военной философии генерала Клаузевица и германской стратегической доктрины — Ermattungsstrategie, — стратегии полного истощения противника. А потому будет пытаться, ведя войну исключительно силами своих сателлитов, заставлять втянуться в нее все больше и больше англосаксонские вооруженные силы, втянуть их в бесконечные бои на безбрежных полях, джунглях и в тяжело проходимых горах и пустынях необъятной Азии.

Вслед за корейским авангардом двинется, по всей вероятности, уже неплохо вооруженная и организованная масса китайских и маньчжурских дивизий. А за ними вспыхнут многочисленные очаги национально-коммунистических партизанских движений и восстаний азиатских народов, разогретых коммунистической пропагандой до белого каления, жаждущих создания своих собственных государственных образований и мнимого освобождения от политического и экономического господства белой расы.

Горючего материала много, а при огромном революционном опыте Москвы, в случае удачи ее замысла, представителям белой цивилизации может быть дана работа на многие-многие годы до полного их морального и физического истощения.

Здесь захлебнулась, после долгих лет вооруженной интервенции, японская экспансия. Так почему же не попробовать этот политико-стратегический маневр еще раз в отношении американской технической вооруженной силы в планетарном масштабе?

Три основных фактора войны — пространство, масса и время — смогут измотать англосаксонскую военную машину, как измотали они победоносные германские дивизии на заколдованных путях к Москве или, увязшие на восточных подступах к ним, дивизии Империи восходящего солнца.

Если мировой дипломатии не удается перейти рубикон мира по лезвию бритвы, а план изматывания начнет действовать, то тогда уже не вопрос престижа, а шекспировское «быть или не быть» заставит американское военное командование освободиться от слишком нежной опеки — своей собственной штатской политики — и начать войну согласно законам стратегии.

Тогда придется пустить в ход всю силу своего огромного военно-технического аппарата, порвать с принципом пассивно-оборонительного парирования ударов противника, а самим взять на себя инициативу решения и действий и, не оглядываясь на тень Нюрнберга, перейти в наступление против главного противника и на главном театре военных действий.

Тогда, отбросив все юридические, моральные и экономические преграды, война примет должный характер, и если она неотвратима, то наши материки запылают атомным пожаром.

Несмотря на весь его ужас, разумная часть человечества примет это решение с большим облегчением, ибо много лучше физическая смерть, чем позорное растление самой его духовной сущности, или субстанции нашей цивилизации и культуры.

Слащавый пацифизм, в который никто не верит, как политика страуса, нас все равно не спасет, и если Всевышнему угодно будет дать нашему поколению третий раз испить чашу сию, то мы должны это сделать мужественно и порядочно, как присуще расе, давшей планете одну из величайших цивилизаций в истории.

Спускаясь с общечеловеческих высот в долины и степи нашей русской реальной действительности, мы должны сказать западному миру, что корейский маневр неразрывно связан с нами, с нашей историей и с нашим русским существованием.

Профессор Милюков в своих воспоминаниях написал, что Россия за 30 лет перед Первой мировой войной уже была беременна революцией. Я не знаю, была ли моя дорогая Родина беременна или нет, но знаю, что в течение этих 30 лет Запад финансировал эту революцию. Мое поколение, сравнительно еще молодое, прошло через огонь двух мировых войн, одной гражданской и «великойбескровной» революции, стоившей нам около 50 миллионов убиенных. Кровавый опыт у нас колоссален, и вот этот опыт и заставляет нас спросить Запад: почему вы так долго и щедро финансировали ее, эту «великую и бескровную», и почему не хотите теперь разыграть от обратного?

Намного было бы проще и намного дешевле, чем все эти изнурительные «холодные» и «полугорячие» войны.

Почему не поддержите голоса, раздающиеся в известном американском журнале «Лайф», и мнение вашего эксперта по психологической войне, талантливого мистера Уэллса Кароля?

Технологическая атомная бомба стоит очень дорого, и не всегда ее возможно употребить. Правительство всемирной революции, видимо, не боится ее, ибо, по всей вероятности, уже имеет в своем арсенале равное ей противоядие. Приняв решение отбросить раз и навсегда политику «больших и малых Розенбергов», и заняв искренне дружественную позицию в отношении русского народа, вы сможете приобрести самую разрушительную и самую страшную для Советов моральную атомную бомбу.

Разрешить мировой вопрос можно только русскими руками, ибо ключом к нему является «русский вопрос».

Мы — сыны великой нации, и в течение тысячелетней нашей славной истории мы не раз переживали смутное время, не один государственный кризис, и бесконечное количество раз смотрели в лицо смерти.

Мы переживем и эту эпоху, эпоху ига сил мировой революции.

Мы привыкли страдать, и страдать умеем, но сможете ли вы — вот вопрос! А потому не проще ли будет с нами честно договориться, договориться хорошо и, быть может, навсегда.

Мы, эмиграция за рубежом, представляем свободное мнение и чаяния нашего народа.

Нас обвиняют в разложении и в размене себя на мелкую монету. Посмотрите, однако, на все новые, только что пришедшие в эмиграцию народы. Все они в течение нескольких лет разложились много больше, чем мы за 33 года ужасного морального и материального существования.

Какой народ был бы способен после всего того, что он пережил, выйти из-за немецкой проволоки и создать национальное освободительное движение? Это сделала новая эмиграция — она дала Власова. Старая эмиграция, бросив все и вся, с винтовкой в руках, с первых же дней войны Германии против Советов, пошла в военные формирования, часть в Южную группу, в Сербии, в так называемый Русский корпус, а другая часть — в «Северную группу», в Прибалтике, в кадры будущей 1-й Русской национальной армии.

В награду за это власовцам пришлось тысячами пролить свою кровь в лагерях Платллинга и Дахау, а доблестным корпусникам ИРО отказало в помощи, и вот сейчас, пять лет после войны, они еще сидят за проволокой.

Подайте руку нам и не помогайте в борьбе против нас советской «пятой» колонне, и вы увидите чудо! Чудо великого русского национального согласия от монархистов до социалистов.

Много плохих людей есть среди нас. Но где их нет?

Есть монархисты, которым нельзя подавать руки, но много есть среди них «апостолов» своей идеи. Есть социалисты, которым близки все интересы, кроме русских, но есть и честнейшие среди них — вроде С. П. Мельгунова, которому каждый национальный офицер за его любовь к Родине скомандует: «Слу-шай, на караул!»

Мы все легко объединяемся по одному лишь признаку, по признаку принадлежности к единому, великому народу российскому и горячо нами любимой Родине.

Дайте нам моральную, политическую и финансовую поддержку, ивы увидите чудо.

Восстанут русские национальные вооруженные силы за рубежом после их 30-летней военно-политической смерти.

Социалистическая лига под руководством А. Ф. Керенского выпустила воззвание, в котором, обращаясь к свободным народам, сказала: «Помогите нам, ибо мы боремся под старым революционным лозунгом: "За нашу и вашу свободу!”»

Я лично, завершая мой краткий военный анализ международного положения, хочу сказать национально-свободным народам мира:

ПОМОГИТЕ НАМ, ИБО МЫ БОРЕМСЯ ЗА ВАШУ И НАШУ ЖИЗНЬ!

Промедление времени — смерти подобно.

Что нам делать?

Почти десять лет тому назад под небом прекрасно-суровой Эстонии с трехцветным национальным флагом был выстроен первый сформированный во время Второй мировой войны русский батальон, и мной была брошена ему идея и приказ — после почти двадцатидвухлетнего перерыва — начать снова, с оружием в руках, борьбу за освобождение и восстановление великой национальной Третьей России.

Это было началом формирования так называемой «Северной группы», которая, пройдя сквозь знаменитый 1001-й гренадерский полк, потом Русскую дивизию специального назначения, вылилась по приказу германской Главной квартиры в историческую дату — 22 февраля 1945 года, в организацию 1-й Русской национальной армии.

Вскоре началась трагическая агония германских вооруженных сил, тяжелый поход-прорыв формирующихся кадров армии через австрийские Альпы к нейтральной швейцарской границе, переход ее и ужасы более чем двухлетнего лихтенштейнского интернирования.

Началась борьба против советской репатриационной комиссии за жизнь почти тысячи офицеров и солдат кадров армии.

1947 год был годом нашего выхода из тактического кольца политического окружения. В этом году демобилизованные кадры армии переплыли Атлантический океан и благополучно высадились на территории прекрасной Аргентины. Кадры армии, найдя в лице Аргентины вторую родину, ни на одно мгновение не забыли, что они — сыны великой и многострадальной российской нации, и приступили с разрешения правительства к организации Суворовского союза, под флагом которого и началось военно-национальное русское движение борьбы за освобождение Матери-Родины от власти сил международной революции.

Суворовцы поняли, что они не имеют права спать спокойно, пока не будут восстановлены попранные права народов России и не наступит возрождение, единственно интересующее их возрождение — великого и неделимого государства российского.

Моральная сила Суворовского союза заключается, говоря военным языком, в совершенно правильном политико-стратегическом развертывании.

Оперативное искусство учит, что главный удар должен всегда наноситься в решительный момент боя на решающем направлении. Стратегия говорит, что все победы, одержанные на второстепенном театре военных действий против слабейшего противника, иногда не смогут дать решения всей кампании.

Можно идти от победы к победе, иметь целый ряд оперативных и тактических успехов, и все-таки в конце концов проиграть общее вооруженное столкновение.

Германский пример Второй мировой войны чрезвычайно показателен. Немцы набросились на СССР, который, бесспорно, в то историческое время не был их главным противником, а его территория, с точки зрения чистой стратегии, не являлась тогда главным театром военных действий.

Вот почему целый ряд блестящих «оперативно-тактических Канн» не дал им возможности выиграть общую кампанию, ибо в то время и при тогдашней стратегической обстановке Англия была их естественно главным противником, а ее острова и Атлантический океан являлись главным театром военных действий.

Основной ошибкой всех наших так называемых белых организаций и является неправильное политико-стратегическое развертывание.

Большинство из них, по причинам исключительно личного или партийного характера, воюют не на главном фронте и не против главного противника, то есть против коммунистической идеологии, а между собой или, точнее, на внутреннем эмигрантском театре военных действий, и против своего соседа, такого же белого национального, но только в той или иной степени иначе думающего.

Суворовский союз ведет борьбу исключительно против сил Третьего Интернационала и никогда не опозорил себя борьбой против параллельно с ним идущего союзника, хотя очень часто идеология и тактика этого «союзника» принципиально отличается от доктрин и форм борьбы Суворовского союза.

Этим правильным стратегическим развертыванием и обязан союз своему высокому моральному духу.

Поэтому он сохраняет свои силы и динамику, не позволяя увлечь себя, как иные организации, в долгую и бесплодную борьбу на холостом ходу в процессе тактического изматывания. Являясь, однако, движением военно-национальным, союз после выработки своей тотальной военно-национальной идеологии и доктрины твердо стал на ту точку зрения, что сегодня, в наше историческое время идеологически-политических войн, каждый генерал и офицер должны быть высоко политически образованы, а солдат — понимать свои задачи и свой идеологически-политический маневр.

Это не значит, что союз считает нужным военным делать штатскую политику или вырабатывать партийные программы. Нет, армия должна только с винтовкой у ноги стоять на страже своей исторической государственности, а если ее пока нет, то на страже ее государственной идеи, и быть готовой во всякое время не допустить новых экспериментов интернационального характера над измученным телом Родины.

Армия не имеет права вмешиваться во внутреннюю политическую жизнь страны, за рубежом заниматься политиканством, поддерживая штыками, пусть даже сейчас символически, ту или иную политическую идеологию или партийную программу.

Кардинальная ошибка большинства наших белых генералов на всем протяжении политической жизни зарубежья заключается в том, что они хотят объединить лебедя, рака и щуку. Вмешиваются в так называемую партийную политику, ничего общего с государственной политикой не имеющей, и хотят, став во главе, втиснуть свободную и разнообразную жизнь всевозможных политических и общественных организаций в условия наиболее для них понятные и приемлемые, то есть загнать их всех командой на казарменный плац. Не приходится удивляться, что штатские партийные люди команды не понимают, слушать ее не хотят и начинают сопротивляться.

В результате таких окриков создается хаос сопротивления, борьбы за личную и организационную свободу, дальнейший процесе раскола, деления и разложения. В этой борьбе всех против каждого и каждого против всех гибнут все организационные попытки и самые лучшие стремления.

Для нас намного хуже, когда бывшие военные, в полном смысле этого слова забывшие не только азбуку военного дела, но и сам дух его, пробуют создать так называемые военные организации, сводящиеся в конце концов в общества «чашек чая, взаимного обожания», и в которых распыляется динамика русского национального офицера.

Все они потом плетутся безличной вереницей в массе русского зарубежья.

В заключение всего вышеизложенного, у нас за рубежом нет ни одного, хотя бы сколько-нибудь авторитетного центра, ни одной большой национальной газеты или серьезного периодического органа.

Нет и ни одной мало-мальски сильной военной организации.

Процесс нашей политической жизни — на радость врагу — пошел по линии не интегрального, а дифференциального исчисления.

Этот ужаснейший процесс совершенно дезинформировал Запад, и не приходится удивляться нам, русским, ведущим борьбу один против другого, не брезгуя никакими средствами, что нас там не понимают, нас не слушают и нас сторонятся. Мы виноваты в том, что Запад не знает и не понимает «русского вопроса», не отличает задач мировой революции от русских исторических задач, и смешивает два диаметрально противоположных понятия — СССР и Россия.

Погрязнув во всевозможных политико-демократических программах, часто слепо скопированных по западному образцу, мы забыли оглянуться назад, на нашу чисто русскую историческую правду и на политическую работу наших предков. А между тем люди, которые забывают своих предков, не могут ожидать признания со стороны своих наследников, и работа их в перспективе истории не даст нужного результата, даже если она временно имела целый ряд тактических побед. Во всех наших действиях и начинаниях должна проходить красной нитью, как в классической стратегии, идея операции, а эта идея при различной политической тактике и методах боя должна заключать в себе единую сущность и единую волю, а именно — благо государства российского и населяющего его народа.

Мы должны твердо помнить и хорошо понять, что судьба человечества не решается только одним арифметическим подсчетом материальных сил, что дух нации и личности играл и будет играть главенствующую роль во всех исторических процессах.

Из этого мы можем черпать веру и видеть надежду на наше спасение.

Без единства стратегической идеи борьбы мы не сможем найти правильной национальной дороги и спасти мир, указав Западу правильный путь к разрешению мирового кризиса, который в конечном итоге сводится к разрешению нашего национально-русского морально-политического кризиса, поставленного теперь во весь свой рост перед лицом всего мира бушующими силами мировой революции.

В глубоком стратегическом тылу, но не на фронте, Германия является сейчас политической прифронтовой полосой, а Франция в лучшем случае — линией оперативных резервов. Повторяю: в глубоком военно-политическом тылу, то есть в Северной или Южной Америке, мы должны попробовать добиться разрешения провести съезд всех главных представителей русских религиозных, политических и бытовых организаций, имея в виду главной задачей этого съезда не организацию какой-то новой «говорильни», а солидные выборы с постоянным местопребыванием и работой Русского зарубежного парламента.

Этот политически-бытовой парламент должен выделить из себя постоянное центральное представительство, нечто вроде Русского зарубежного правительства, распространяющего свои властные полномочия на всю старую и новую русскую эмиграцию.

Центральный комитет выбирает председателя-президента, который и будет на основании демократических, парламентарных началах главой русской эмиграции, представляя, таким образом, национальные интересы России за рубежом.

Председатель этого зарубежного русского правительства может быть временно выбираемым лицом или постоянным, если по воле зарубежья во главе комитета-правительства встанет законный претендент на исторический престол государства Российского.

Одновременно, но обязательно, отдельно создается главное управление всех существующих за рубежом русских воинских организаций, но не путем договора или федерации, а путем полного слияния их в единую и единой волей управляемую воинскую силу русского зарубежья.

Она выделяет из себя в центральный комитет своего представителя — военного министра, а на месте имеет командующего кадрами будущих вооруженных сил русского зарубежья.

Как это ни кажется трудным, на первый взгляд, но это вполне осуществимо, даже при наших крайне ограниченных средствах. За историческим примером далеко ходить не приходится — это поляки: они имеют в эмиграции свой народ, парламент, правительство и президента.

В правительстве находится военный министр генерал Бур-Комаровский, а кадры армии возглавляет генерал Андерс.

Мы знаем, что сейчас мы идем против течения, и что сильные мира сего против нас. Нам трудно надеяться получить от них поддержку для нашей работы и пробудить в них желание понимать русский вопрос.

Однако время работает на нас.

Народы пробуждаются и начинают понимать то, чего не хотят еще понять некоторые представители власть имущих.

Недалеко то время, когда начнут выигрывать те, которые шли и идут во имя правды, против течения.

Сильные мира сего могут оказаться при «особом мнении».

Как не стремятся некоторые правительства Запада, а, быть может, и часть членов Политбюро в Москве, сохранить мир, это совершенно невозможно, ибо является работой против исторического процесса.

Сила не может ограничить саму себя. Революция всегда движима яростью разрушения, и ее машина не может долго оставаться в бездействии, так как иначе она заржавеет и, постепенно теряя динамику своей сущности, начинает эволюционным порядком разваливаться, поглощая саму себя и своих руководителей.

Не для того строили они ее 32 года, чтобы теперь, с точки зрения революции, найти для себя бесславный конец.

Революция, по существу своему, динамична и должна непрерывно и во всех видах вести борьбу, и только вопросом времени является, когда же наконец все эти «холодные» формы войны с отдельными огневыми вспышками перейдут во всемирный атомный пожар.

Идеология революции должна поглощать все новые и новые нации и государственные территории. Для ее победоносного шествия ей необходимо беспрерывно считаться с нефтью.

Но нефть — это великая, но страшная вещь. Это кровь сатаны, и она значительно дороже человеческой крови.

Многое может мир отдать и со многим примириться, но с потерей нефти — никогда! От сильных мира сего зависит многое, но далеко не все, ибо есть сильнейшие, много глубже понимающие исторические мировые процессы, и от них, этих сильнейших, зависит разрешение вопроса, о котором я писал: «Быть или не быть?»

Знаки времени на небе указывают, как некогда звезда, ведшая волхвов, что мы неуклонно идем к процессу строительства единого мира, и не путем федерации или объединяющего сговора, а путем организации такового единой политической силы, во власти которой окажется орудие современной магии — технология планетарного разрушения. Сильнейшие мира сего, по-видимому, поняли сущность коммунизма. Они начинают чувствовать, что он является тормозом в проведении исторических процессов. Они его осудили и этим самым обрекли. Они готовы будут поддержать силы национальной революции, если им будут даны принципиальные гарантии того, что грядущая Россия будет символом мира и всеобщего благополучия, а не источником новых драм и политико-социальных и национальных трагедий.

Эти принципиальные гарантии будущая Третья Россия может дать со спокойной совестью, ибо она предполагает строить на фундаменте трех справедливостей: моральной, политической и социальной. Она не собирается повторить некоторых ошибок дореволюционного времени или пролить океан крови, как это сделала революция Третьего Интернационала. Не собирается она упасть на дно той пропасти, куда упала Германия, ведомая правительством Третьего рейха.

Третья Россия — это не Третий рейх, и народы свободного мира должны понять, поверить ей и, поверив, оказать полную поддержку в ее восстановлении.

Силы мировой революции почти неограниченны, но также неограниченны некогда были и силы планетарного хаоса. Но вот было сказано: «Да будет свет!» И с тех пор свет надежды нас не оставляет.

Мы боялись бы ложиться спать, если бы не надеялись проснуться.

Дрожали бы при заходе солнца, если бы не знали, что после каждой ночи приходит день. Боялись бы жить и не видели бы смысла в жизни, если бы не веровали во всеобщее воскресение.

Мировая революция подходит к роковой цифре — 33. Это великое и каббалистическое число.

Тридцать три года страдал, пребывая в человеческом образе, Спаситель мира.

Тридцать три года, как говорит легенда, продолжалось первое столкновение на земле белой и черной расы под предводительством праотца религии — легендарного Рамы.

На высотах таинственных Гималаев считают, что человек должен пройти на своем пути тридцать три реинкарнации (перевоплощения) для достижения вечной нирваны.

Тридцать три ступени имела лестница Иакова, ведшая к небу и виденная в его пророческом сне.

Тридцать три степени посвящения имеет правоверное франкмасонство, и тридцать три света зажигали в старогерманских ложах, подготовляя к борьбе с христианством новую религию — религию солнца.

После тридцати трех, как говорит мистика, жизнь побеждает смерть. Свет побеждает тьму. Приходит хаос падения в бездну отрицания и небытия или наступает великое возрождение и восходит свет славы и победы.

«На Бога надейся, а сам не плошай!» Мы должны искать, и упорно искать, путь к нашему национальному возрождению и единству. Искать, веруя и уповая, памятуя великие слова: «Ищите и найдете. Стучите — и отворят вам. Просите — и дано будет вам».

Слово имеет великую и магическую силу, а при концентрации и повторении само реализуется и переходит в дело.

Надо только уметь претворить идею в слово, а слово в факт.

Надо бросить фронт лжи и провокации и начать говорить всюду и везде, всем и каждому великое слово русской правды, и мы увидим тогда, как оно претворится в чистое белое дело. Белое по существу, а не по форме.

Скажем же миру как можно скорее это великое слово, ибо оно принесет нам наше национальное возрождение.

Нас ждут.

Но мы не готовы. Мы, погрязнув в детски-смешных распрях, заблудились в трех соснах, а имя им — ложь, эгоизм и бесконечная глупость.

Императорская гвардия

Сегодня мы празднуем твой 250-летний юбилей, и тем самым хотим вспомнить, хотя бы в кратких словах, историю твоей славы.

Ты прошла красивой сказкой сквозь доблестный путь Русской императорской армии.

Пышность и блеск твоих золотом или серебром расшитых мундиров, гордый вид касок или киверов с традиционными Андреевскими звездами — «за Веру и Верность» — магически действовали на юное воображение кадетов и юнкеров. И все мы стремились в твои ряды — «для прикомандирования и испытания по службе и перевода впоследствии», как гласила трафаретно-казенная формула, обуславливавшая выход в ряды войск императорской гвардии.

Однако мало кто удостаивался этой чести.

Происхождение, средства, а главное — баллы, ибо нужно было иметь по крайней мере портупей-юнкерские нашивки, чтобы начать службу в твоих славных рядах.

Летопись гвардии ждет еще своего беспристрастного историка, и здесь, конечно, на страницах скромного «Суворовца», нет возможности, да и нет исчерпывающего материала, чтобы хоть вкратце описать славу твоих походов и боевых трудов.

Трудно вспомнить, даже старым бойцам, все те тяжелые и кровавые битвы, «где вместе рубились они», где лилась их горячая кровь и где гибли они во славу русского оружия. За Веру, Царя и Отечество.

Твоя история от первых «потешных полков» неразрывно связана с историей императоров и их величием, и собирание было источником твоей славы и красоты. Слабость или переходные моменты их царствований отражались непосредственно на тебе, и ты знала Шубиных, искавших выхода из создавшегося положения, и тогда ты переживала дворцовые перевороты, выходила на Марсово поле, чтобы снова, однако, оставшись верной и честной, стать на историческую дорогу нашей национальной гордости и могущества.

Ты инстинктом понимала, что исконный русский монархический образ как нельзя лучше обеспечивал счастье и постоянство великого государства Российского, гарантировал процветание нашей самобытной и глубокой русской культуры.

От Белого моря до жарких степей, до безводных пустынь Туркестана, растянулась великая сухопутная Российская империя, на страже государственных границ которой стояла и ты в рядах одной из самых могущественных армий мира. Империя обеспечивала постоянство исторического движения, непрерывность государственной жизни и истинную свободу ее граждан.

Мы знаем разные периоды царствований. Видели императорскую революцию Петра Великого, имперскую динамику национальных завоеваний Екатерины Великой, пережили период императорских увлечений иноземщиной Павла I, императорскую реакцию Николая I, императорский либерализм Александра 11, императорскую стабилизацию мирового равновесия Александра III и, наконец, мы прошли сквозь небывалый расцвет в период царствования последнего императора-мученика.

Все это знала наша история. И по всем этим путям она прошла, но, несмотря на все эти, казалось бы, разнообразные по существу, а не по форме образы правления, все они имели одну общую идею, связывавшую из них одну могучую цепь — непрерывного и славного национально-исторического существования государства Российского, благо народов, входящих в состав его.

Служение и строительство российской национальной культуры и государственной власти покоились на незыблемом фундаменте прав истории и на истинных национальных стремлениях и целях.

Вот почему, несмотря на все внешнее разнообразие императорских правлений, мы всегда твердо знали, что вчера было тем же, по существу, что сегодня, а завтра будет выходить из тех же непоколебимых начал сегодняшнего дня.

В это историческое время мы не знали «срывов» на наших национальных путях и бешеных скачков в бездонную пропасть интернациональных революционных экспериментов — экспериментов, ничего общего не имеющих с историческими стремлениями и благом народов российских.

С заходом солнца императорской национальной России зашло и твое солнце, императорская гвардия!

В последний раз в военной истории государства Российского ты сверкнула ярким лучом догорающего пламени национальной России. Ты вспыхнула там, на болотистых берегах и водах мутного Стохода.

Это было летом 1916 года, когда «неизвестно зачем, и кому это надо было» бросить тебя в его топкие и вязкие объятия, и приказать «сделать прорыв» на явно пассивном и совершенно неудобоваримом участке нашего тысячеверстного фронта.

Кто-то хотел и кому-то это было нужно снять тебя с северного, близкого к Петрограду фронта, и загнать, против лучших и превосходных по силе германских полков, в тяжело проходимые воды Стохода, чтобы там, далеко на юге, ты не смогла бы встать, и, хотя и залитая кровью, но, как всегда верная и готовая, пойти спасать то, что ты так часто спасала на протяжении своей славной 250-летней истории.

В этот решающий исторический момент ты была далеко, и тебя не позвали.

Петербургские запасные батальоны, ничего общего, кроме имени, с тобой не имевшие, постарались и его опорочить.

Там, на Стоходе, близорукое высшее командование совершило над тобой историческую казнь, в надежде, что уже никогда больше не встанешь и не подымешь народа.

Но палачи ошиблись.

Растерзанная и обескровленная, но как всегда доблестная, ты снова поднялась, и в рядах Белого движения совместно с другими бессмертными полками Российской армии искала решения нашего исторического вопроса в боевом счастье.

«Безумству храбрых поем мы славу!» Так можно сказать о твоих последних боях на юге России, в этот трагический период нашей национальной истории.

Прошло много-много лет. Была эвакуация, но не был всажен трехгранный штык в землю! Гвардейские казаки храброго полковника Рогожина были ядром развернувшегося в Сербии Русского корпуса.

Много твоих сынов и воспитанников пришло и ко мне, в 1-ю Русскую национальную армию. Ты приняла посильное участие в войне 1941–1945 гг.

Гвардия! Ты рассеялась по всему миру.

Ряды твои сильно поредели, ты устала, измучалась и постарела, но дух твой остался тем же, каким он был на протяжении 250 лет.

Ты не имеешь права сойти с поста, пока не пришла к тебе новая смена.

Ее ты должна научить и воспитать. Научить веровать так, как веруешь ты, и молиться тому Богу, которому молишься ты.

Ты должна передать грядущему поколению все те славные традиции Русской армии, офицерской чести и глубокого национального блага, те традиции, которые 250 лет выковывали славу твоих знамен и штандартов. Только тогда, передав, научив и воспитав, ты сможешь, идя за старым девизом, сказать: «Свой долг исполнили, а теперь, Господи, отпусти грешных раб Твоих с миром».

Я вышел из рядов императорской гвардии, а потому сегодня с чувством особого волнения поздравляю императорскую гвардию, гвардейскую группу Суворовского союза от своего имени и от имени союза.

Дай Бог вам еще долгих лет жизни, и дай Бог вам счастья увидеть восстановление национальной России и возрождение наших славных полков.

Боже, спаси Россию!

Демократия в военно-политическом лабиринте

I

Чтобы лучше понять настоящее положение, углубимся сначала, как говорил германский генерал фон Сект, в военно-политическую философию.

Первая мировая война 1914–1918 гг. была последней чисто национальной войной, разыгранной по старым рецептам классической стратегии. Война велась в духе рыцарских методов боя: уважения к противнику и соблюдения, в пределах возможного, всех правил международных договоров.

Ей предшествовали маневры «версальской» дипломатии, т. е. ноты, ультиматумы, мобилизации и «предлоги». Сараевский выстрел-«предлог» открыл военные действия 1914 года и стал началом конца старой монархическо-феодальной эпохи. Вслед за ними началась кровавая мясорубка народов Европы, акты крушения монархий, аристократических аграрных правящих классов, политики «белых перчаток» и кастового офицерского корпуса с его многовековыми традициями и воспитанием.

Одним словом, начало отходить в область предания все то, что англосаксонский мир так красиво выражает словами — fair play (благородство взаимоотношений].

Этот роковой выстрел открыл двери новому историческому периоду времени, периоду великих потрясений, переоценке всех ценностей, целому ряду государственно-политических и социальных революций, и ввел нас, потрясая всей нашей тысячелетней культурой, всеми моральными и государственно-жизненными устоями, через Вторую мировую войну, в совершенно новую эпоху, которую надо было бы назвать грандиозной попыткой объединения человечества под скипетром центрального мирового правительства.

Небывалый технический процесс разрушил существовавшие государственные границы, покрыл время и пространство, и сблизил жизнь отдельных наций между собой. Экономический прогресс разбил принцип самодовлеющего государственного существования, поставив народы в хозяйственную зависимость друг от друга. Мы вступили в новый век, век атомной техники, который, разбив атом, дал в руки человечества небывалое оружие самоистребления и тем самым заставил также искать политические круги для спасения существующей культуры и цивилизации.

Исторический процесс, стремящийся привести человечество к объединению, начал разворачиваться по двум диаметрально противоположным дорогам. По первому пути завоевания «свободных» народов пошло правительство СССР, правительство, ставшее во главе всемирной динамической интернациональной революции, а по второму пути — эволюционно-экономическому, на каких-то федеративных демократических началах «добровольного» сговора, на тех или иных сценах международных институций и организаций, пошло правительство США при поддержке англосаксонской нации. Один и тот же исторический процесс, одна и та же цель, но совершенно противоположные дороги и методы — вот почему мы наблюдаем теперь такой политический хаос, контрданс и неразбериху.

С одной стороны, приготовление к Третьей мировой войне и лихорадочное вооружение, а с другой — неослабевающие попытки договориться и привести разницу военно-политической тактики этого исторического процесса к одному знаменателю.

Делается колоссальная попытка примирить две стихии: огонь и воду, не желая понять того, что или холодная вода (пусть даже тепленькая) зальет все-таки огонь или он ее, в конце концов, иссушит.

«Все мое», — сказало злато. «Все мое», — сказал булат.

«Все куплю», — сказало американское золото. «Все возьму», — сказал советский булат.

Вот этот исторический спор эволюционно-демократических капиталистических сил с бушующими, динамическими силами всемирной революции и является характеристикой нашей эпохи.

Время неограниченной самостоятельности личности, а также неограниченного суверенитета национального государства проходит безвозвратно, несмотря на всю видимость хаотической реакции.

Рождение мира вышло из хаоса.

Без боли, терпения и крушения ничего нового не создается, но все искусство заключается в том, чтобы перейти эту грань с наименьшими потерями, и чтобы историческая болезнь принесла нам рождение нового, красивого и сильного, а не повергла бы нас в бездну небытия, разложивши старый организм.

Без воды нет жизни, но если она выходит из берегов, то несет человеческую смерть, заливая его всемирным потопом Атлантиды.

Огонь — это главный элемент нашей жизни, ибо жизнь — это горение, и отсутствие его покрывает нас холодным саваном смерти, но огонь, перешедший границы своего напряжения-силы, продиктованной ему законами природы, сжигает нас и обращает в пепел Содома и Гоморры.

Между Первой мировой войной и грядущей Третьей мировой прошла Вторая мировая — 1939–1945 гг., которая, в сущности, была не чем иным, как только грандиозной попыткой задержать и повернуть колесо истории с интернациональных путей на пути национальных революций.

Была предпринята попытка сорвать англосаксонскую эволюцию и советско-коммунистическую революционную пробу объединения народов под властью центрального правительства, заменив его германским «махт-порядком».

Отсутствие международно-национальных элементов в немецкой национал-социалистической революции, а также в итальянско-фашистской и было их принципиальной и фундаментальной слабостью на аренах международной истории.

Нельзя проповедовать идеологию национальной революции только у себя дома и одновременно идти в поход против соединенных сил демократическо-капиталистических и коммунистических, борясь по дороге и уничтожая все национальные силы и элементы, и не только своих врагов, но и явных потенциальных союзников. Природа жестоко мстит за нарушение ее законов, законов логики и естественного хода событий.

«Апостолы» коммунизма не грешат этими основными недостатками в своей политике.

Немецкая полицейская машина, шедшая вслед за войсками вермахта, не столько боролась против «пятых» колон III Интернационала, сколько уничтожала все попытки организации национальных сил и государственного порядка на оккупированной территории только что разбитого противника, или на территории своих политических сателлитов.

Советское НКВД с железной логикой работает по прямо противоположным методам, и имеет полное основание похвастаться большими политическими успехами.

Синтез политического анализа Второй мировой войны говорит нам, что германская национальная революция так и не вышла из тесных рамок своей расовой государственности и не сумела принять размеров широкого, мирового характера, а потому и попала не только в стратегически-политическое окружение, но и в положение полной идейной изоляции, и тем самым обрекла себя в планетарном масштабе на постепенное идейное сжатие и, как следствие этого, — уничтожение своей физической базы, то есть государства Третьего рейха.

Совсем иной была коммунистическая политика, имеющая базой территорию СССР. Она, искусно используя все ошибки своих врагов и вчерашних союзников, пропагандируя свои доктрины в мировом масштабе, прорвала созданный против нее «санитарный кордон» и начала заливать своими идеями все пять континентов нашей планеты.

Вполне понятно поэтому, что Вторая мировая война, будучи уже детищем революционной эпохи, не смогла начаться так, как Первая мировая, — в «белых перчатках», и вестись, как было сказано, по всем правилам международных конвенций.

Форма и тактика ее борьбы выразились в небывалом истреблении и не столько в национально-расовом смысле, сколько в идеологическом. Появились новые, чисто революционные методы войны в виде разложения духа противника идеологической обработкой, действием всевозможных «пятых» колонн, саботажа, восстаний, партизанского движения и, наконец, революционная политика, доминируя над стратегией, ввела в нее новую оперативную доктрину — доктрину малой войны.

Эта война окончательно разрушила все остатки наших прежних верований и образа жизни, вконец исчерпала моральные и экономические силы Европы, и, создав в самом сердце ее, вместо прекрасно организованной Германии, огромный политический вакуум, привела нас к трем суперверсальским трактатам.

Тегеран, Ялта и Потсдам настежь открыли двери в самую цитадель капиталистического мира, и коммунистическая динамическая идеология, опрокидывая последние предмостные укрепления, начинает всемирным потопом заливать нашу планету.

II

Попытка срыва разворачивающегося исторического процесса объединения народов державами Оси не удалась, и базы национальных революций были уничтожены.

Вместе с ними были стерты с политической сцены и лишены самостоятельности их сателлиты, главным образом государства, входящие в так называемый Пакт Антикоминтерна.

Влиятельные круги правительственных аппаратов западного мира стремятся теперь довершить начатое дело, веря, и, по всей вероятности, искренне, что только монопольная власть единого мирового правительства сможет исключить войну их человеческих взаимоотношений, и этим спасти мир и цивилизацию от грозящего им атомного пожара.

Лига Наций и ООН были первыми этапами на этой дороге, а президенты Вильсон и Рузвельт — их первыми зодчими. Правда, Вильсон, создав первый этап, сам фактически не принял участия в его работе. «Новое дело» Ф. Рузвельта и связанная с ним политика его демократической партии проводилась 16 лет специально для этого созданным административным аппаратом. Этот аппарат и является теперь главным тормозом для американских военных кругов, стремящихся мечом разрубить гордиев узел теперешнего политического лабиринта.

Трудно требовать от людей, долгие годы воспитанных на идеях дружбы и уважения к СССР, чтобы они в течение 16 месяцев круто повернули кругом и пошли в ногу с военной политикой, считая сегодня вчерашнего сердечного друга своим заклятым врагом.

Трудно заставить их, представителей чисто штатской политики и коммерции, понять, что военная политика или, вернее, политика государственной стратегии, ничего общего с политикой золота, торговых сделок, международных кредитов и продажной прибылью, не имеет.

Военная политика — это политика подготовки вооруженной силы, заблаговременных военных баз, аэродромов, предмостных укреплений, занятия тех исходных оперативных позиций, которые одной своей геополитической тяжестью смогли бы давить и предрешить в пользу своей стратегии весь ход дальнейшей кампании.

Шестнадцать лет — это не шестнадцать месяцев. И уступка политических или коммерческих концессий СССР или коммунистическому Китаю, что, быть может, и можно потом исправить изворотливостью своей дипломатии или весом своего золота-кредита, не может сравниться с уступкой авиационных или морских баз, или стратегических плацдармов будущих высадок и развертываний, так необходимых для обеспечения свободы оперативного маневра.

Ошибки штатской политики в известной мере исправляются нарушением подписанных договоров, тяжестью золота или переживанием нацией хозяйственного кризиса.

Иногда расплатой бывает государственная революция. Ошибки военной политики очень трудно исправить хорошей стратегией, ибо именно эти-то ошибки и делают ее скверной, и искупаются они обыкновенно не столько оперативным искусством, как морем пролитой крови, крови лучших сынов своей нации.

В моих статьях «Война и политика» я писал не раз, что нам, военным, изучая современное военное искусство, необходимо прилежно учиться искусству делать политику.

Штатская политика должна быть принципиально отделена от военной. Она не имеет права влиять и связывать руки государственной стратегии. Азбукой современного военного дела должна быть следующая доктрина: плохую государственную политику всегда приходится исправлять стратегией, а если она будет еще пытаться управлять последней, то никакое оперативное искусство и никакая блестящая тактика не выведет без страшных кровавых потерь армии на дорогу побед и славы.

Исторический германский пример двух последних мировых войн и тяжелое политическое положение генерала Макартура в Корее полностью подтверждают выдвинутую мной военную доктрину.

Мы живем в эпоху небывалого технического прогресса.

Никакой человеческий ум сегодня не в состоянии «объять необъятное», то есть охватить индивидуально все отрасли современной науки. Жизнь потребовала разделения труда и специальностей.

Политика сегодняшнего дня расширила поле своей деятельности и, вытянув радиус своего влияния в пространстве планетарного масштаба, требует настойчиво своей организации.

Она должна делиться на две части: на так называемую чистую политику, которая будет являться предметом действия государственной дипломатии или министерства иностранных дел, и на политику государственной стратегии, неотъемлемо находящуюся в компетенции большого штаба.

Обе политики должны координировать свои действия и взаимно дополнять друг друга, а не находиться во враждебных отношениях или, что еще хуже, забыв противника, вести войну между собой на так называемом внутреннем фронте.

Эта внутренняя политическая война и привела фактически демократический блок к военно-политическому тупику сегодняшнего дня.

Перейдя от чисто теоретических рассуждений к разбору существующего военно-политического положения, мы увидим ниже, какие непростительные ошибки были допущены политикой западного блока и как сейчас политическая стратегия старается их исправить.

В виде надвигающегося исторического процесса, вызванного грандиозным развитием техники, мир, из-за принципиально противоположных методов тактики, разделился на две части и готовится к действительно последнему и решительному бою.

Кто победит в этом планетарном столкновении?

Процесс ли эволюционно-демократического свободного сговора или коммунистическая мировая революция путем завоевания и покорения — это вопрос ближайшего будущего.

Будет ли он разрешен какой-то экономическо-дипломатической «холодной» войной или будут правы военные, пока что стоящие в стороне, которые говорят, что язык так различен, а методы противника так неприемлемо опасны, что только кровавым столкновением в грядущей Третьей огневой можно найти выход из создавшегося международного положения.

Быть пророком в политике никому не рекомендуется, но на основании современных военных знаний можно смело сказать, что только правильное и глубокое понимание исторических прав политики и государственной стратегии перевесит в решающий момент чашу весов судьбы в пользу видящего и действующего.

Так было до первого выстрела в Корее.

Он, как мы увидим ниже, кардинально изменил общее военно-политическое положение.

Народам надо помнить, что за ошибки правящих и сильных мира сего они обыкновеннорасплачиваются своим государственным существованием, а цвет нации уходит в долговременное или вечное изгнание.

III

Корейский выстрел, как уже было сказано, резко изменил военно-политическую обстановку, к разбору которой я перейду в следующих статьях.

Немецкий философ генерал Клаузевиц говорил, что война — это та же политика, только проводимая в жизнь иными средствами. Другими словами, военные действия являются прямой функцией политики данного государства или более сложного организма — государственных коалиций.

Генерал фон Сект, организатор германского рейхсвера, учил, что каждая новая война начинается теми огневыми средствами и тактикой, которыми кончилась предыдущая, с той разницей, что техника будет значительно усилена, а тактика более усовершенствована.

Выше было сказано, что Вторая мировая война была детищем революционной эпохи, а потому она развивалась по чисто революционным методам боя и морали.

Проводя исторические параллели между временем Второй мировой войны и настоящим военно-политическим положением, мы легко можем убедиться, что слово «война» до сих пор еще не было произнесено, но фактически Третья огневая война началась с первым выстрелом в Корее, и только вопросом времени является, когда она развернется в планетарном масштабе.

«Ничего нет нового под луной», — говорит старая арабская пословица. Будем проводить параллели.

Английские концентрационные лагеря во время Бурской кампании были предтечей теперешних советско-германских.

Советской блокаде Берлина предшествовала экономическая блокада Италии накануне Второй мировой войны, по требованию Англии, во время абиссинско-итальянской кампании, советская «холодная» экономическая война и военное продвижение экономических нажимов и военных маневров периода 1937–1939 гг.

В этот период в виде прелюдии ко Второй мировой войне Германия заняла земли на Рейне, отобранные от нее Версальским трактатом, присоединила Австрию, Судеты, Мемель и, наконец, оккупировала Чехословакию. Это были акты перед началом Второй мировой войны, германского военно-дипломатического продвижения, которые поразительно напоминают советские военно-политические «холодные» аннексии, проведенные до корейского выстрела, то есть, как мы увидим ниже, до начала Третьей мировой огневой войны.

В Европе советы аннексируют Албанию, Болгарию, Румынию, Венгрию, Польшу и прибалтийские земли, а в Азии — китайский Туркестан и весь Китай при помощи организованной там ими гражданской войны.

Разница, как мы видим, только в масштабе. Быть может, с точки зрения международного права поглощение советской революцией вышеуказанных государств и выглядит несколько иначе, чем немецкая военно-аннексионная политика, но с фактической точки зрения, то есть с точки зрения реальной, военно-политической, никакой разницы между ними нет.

Германское «холодное» продвижение было вступлением ко Второй мировой войне, а теперешнее советское — введение в Третью мировую войну.

Первый выстрел в Корее был сигнальным выстрелом выступления в огневую фазу Третьей мировой кампании.

Продолжая дальше наше расследование, мы увидим, что и огневые фазы начавшейся Третьей мировой войны разворачиваются совершенно аналогично с тем, как разворачивались они в первый период огневых действий Второй мировой войны. Приступим к аналогии — сравнению.

В 1939 году с первым выстрелом на польской границе началась Вторая мировая война в открытом огневом виде. Германская трехнедельная военная «прогулка» в Польшу была первым и как бы отдельным оперативно-тактическим звеном в начавшихся вооруженных действиях.

Таких отдельных оперативно-тактических звеньев разного масштаба было несколько в общестратегической цепи только что минувшей войны.

Польша, Дания, Норвегия, Франция с английским экспедиционным корпусом, Югославия и Греция — все это были оперативно-тактические цепи, которые германская военная машина «разгрызала» по частям, с передышкой и в разные промежутки времени. Ведь нельзя считать происходившие во время польской кампании поиски разведчиков на линии Мажино или разведывательные полеты над Англией во время скандинавского похода военными действиями оперативно-тактического характера. Даже разгром Франции и английского экспедиционного корпуса прошел при полном «огневом молчании» двух самых могущественных ее союзников: США и СССР.

Германский восточный поход прервал цепь военного «жонглерства», и только с этого момента, то есть с момента вторжения немцев в СССР, отдельные звенья оперативно-тактических акций начинают соединяться в одну сплошную стратегическую цепь тесно связанных между собой действий по всему многотысячному километровому фронту. От Полярного круга, через весь СССР, Европу, Африку, с вступлением Японии, Индии, Малайи и Китая начались кровавые тактические бои на широком фронте, связанные оперативной идеей в единое стратегическое целое.

Выстрелом в Польше началась Вторая мировая война, которая, пройдя через вышеуказанные этапы, названные французами Drole de querre — «комическая война», что только подтверждает мои слова, только много позже, с открытием вооруженных действий против СССР разлилась по всем континентам нашего света и приняла тот характер огневого пожара, который вошел в историю под именем Второй мировой войны.

Выстрелом в Корее началась Третья мировая война, и разворачивается она, как и предыдущая, вступительными отдельными огневыми вспышками оперативно-тактических звеньев единой огневой стратегической цепи. Операции, как и во время первого периода Второй мировой, ведутся пока что на ограниченном пространстве фронта, зажигая огонь, смотря по обстоятельствам, то в Корее, то в Индокитае, то в Тибете или Малайских островах.

Вопросом времени является только то, когда же огневое напряжение всех этих отдельных боевых очагов достигнет той силы, при которой они сольются в один общий пожар по всей стратегической цепи планетарного фронта.

Таким образом, хотя политики ООН избегают произнести слово «война», она, как мы видим, в своей первоначальной фазе уже началась. Это чрезвычайно важно знать и понять, чтобы иметь возможность лучше разбираться во всех грядущих военно-политических событиях.

Мне могут возразить, что, хотя все это и звучит очень убедительно, но все-таки пока главный возможный противник, СССР, не втянулся сам в вооруженные действия, можно иметь надежду, локализовав, не допустить третьего мирового пожара. На это приходится ответить следующей военной доктриной: общие военные действия начинаются тогда, когда один из главных противников в той или иной степени начинает втягиваться в вооруженное столкновение.

Вернемся опять к историческим примерам недавнего прошлого. Ко времени Второй мировой войны фактическими главными противниками были Германия и англосаксонский мир, то есть Англия с ее могущественным заплечьем — США.

Пока воевали сателлиты Германии и даже самый крупный из них — Италия в Абиссинии, — Второй мировой войны не было. Она началась в Польше, в тот момент, когда в вооруженный конфликт вошла Германия, как главный партнер одной из враждующих сторон. Америка, главный противник Германии, долго воевала силами своих сателлитов, выдвигая их на военно-политическую арену и пробуя ими измотать германские вооруженные силы.

Польша, Норвегия, Франция (Англия в этот период принимает только второстепенное участие в виде небольшого экспедиционного корпуса), Балканы и, наконец, СССР, даже последний, несмотря на всю свою видимую силу, был в то историческое время военным сателлитом англосаксов. Все они долго старались растрепать вермахт, но все-таки наступил тот стратегический момент, когда англичанам полностью и американцам самим пришлось открыть вооруженные действия и этим историческим фактом начать Вторую мировую войну.

«Ничего нет нового под луной». И сегодня СССР повторяет историю недавно пройденного.

Сателлиты пока что ведут войну, но с момента корейского выстрела в вооруженный конфликт с другой стороны вошел уже не сателлит, а один из главных противников, то есть США. И с этого момента, на основании вышеприведенной доктрины, Третья мировая война началась, и только вопросом времени является, когда и с другой стороны, поддерживая своих сателлитов, втянется в конфликт СССР.

В тактике это называется оторваться от противника, чтобы получить свободу маневра. В оператике мы называем это выходом из линии боевого огня в целях перегруппировки, сокращения фронта или занятия более выгодных позиций.

Стратегия знает только одно понятие окончания войны: победа или поражение. Прекратить же в стратегическом масштабе борьбу, вот так, в огне и среди поля, как говорят по-русски, «здорово живешь», ни классическая, ни революционная стратегия сделать этого не сможет без полной потери всего своего политически-государственного престижа.

В Корее могут быть два решения: или будут тотально разбиты советские сателлиты и американские войска выйдут к маньчжурским границам, или они будут раздавлены многомиллионной китайско-корейской массой. Американская военная машина так могущественна, что об уничтожении ее в Корее не может быть и речи. Эта задача сателлитам Советов не под силу.

Трудно предполагать, что после потери 50 тысяч своих лучших солдат американцы позволят сбросить себя в море или под командованием столь талантливого полководца, каким, бесспорно, является генерал Маккартур, будут долго топтаться на 38-й параллели.

Разгром китайско-корейской массы может быть достигнут не численным превосходством американцев, которого у них далеко нет, а исключительно военно-техническими преимуществами, то есть стратегической авиационной бомбардировкой маньчжурского заплечья, и, быть может, применением атомного оружия.

Вышеуказанное заставит СССР, для уравновешивания своих технических возможностей, начать поход в Европу с целью присоединения к своему военному потенциалу германо-французской и бельгийской промышленности.

Не сможет СССР допустить тотального разгрома Китая, ибо это было бы началом его азиатской политики.

Совершенно в той же ситуации находится Америка. Маккартур сегодня не может уйти из Кореи, так как этот уход был бы провалом в его дальневосточной стратегической линии обороны. Эйзенхауэр не может сложить чемоданы и, покинув Париж, смотреть спокойно на присоединение европейского военного потенциала к хозяйственному могуществу СССР.

В Европе «межокопное пространство» от сателлитов очищено, и вооруженные силы двух главных противников стоят непосредственно одна против другой.

В корейском огне время и политический хаос заставят вскоре американцев, во избежание поражения, применить решительное оружие, и оно приведет их дивизии к маньчжурской границе. Таким образом, и там произойдет непосредственное соприкосновение двух главных контрпартнеров.

В 1939 году немцы, разгромив Польшу, вышли к границам СССР, и с винтовкой у ноги стали против армий всемирной революции. Долго стоять им не пришлось. Две армии, вооруженные с ног до головы, стоять продолжительно в бездействии, одна против другой, не могут. Мобилизованные войска или начинают вооруженные действия, или от бездействия деморализуются.

Другого выхода из этого положения военная наука не знает.

IV

Народы белой расы, оберегайте ваши священные права!

С того момента, когда США, главный партнер одной из враждующих сторон, вмешались в вооруженные действия, начался период Третьей мировой войны, как мы это видели из предыдущего военно-политического обзора.

Время национальных, классических войн уходит в область преданий, и мы, через идеологическую форму борьбы, входим в эпоху расовых, революционно-партизанских конфликтов. Этот процесс с особенной силой разворачивается на безбрежных пространствах Азии. Кардинальной ошибкой политики демократических государств является политика, преследующая цели только сегодняшнего дня.

Эта политика дипломатии под давлением политических финансов, торговли, промышленности и «клубных» чаяний забывает, что основанием каждой подлинной политики должны быть следующие два фактора: история и геополитическое стратегическое положение.

Политика наций, стоящая на этом фундаменте, дает возможность избегать государству смертельных для него ошибок и планировать свою работу на долгие годы вперед. Принцип политики сочетания положения дня с историческими идеалами и стремлениями наций должен соблюдаться полностью.

Это сочетание и является тем динамизмом, который приводит нации к их историческому могуществу.

Выстрелом в Польше началась Вторая мировая война, а открытием огня на 38-й параллели — те исторические события, которые будут названы Третьей мировой войной.

Под прикрытием военно-политической демонстрации (блокада Берлина) Советы провели коммунистическую революцию в Китае и этим полностью обеспечили на широком фронте заплечье будущего театра военных действий. События снова подтвердили старую военную истину: слабое государство, расположенное геополитически между двумя могущественными соседями и загораживающее дорогу их военно-политической экспансии, не может рассчитывать на долгое самостоятельное государственное существование.

Приступая теперь к военно-политическому разбору кровавых корейских маневров, я постараюсь постольку, поскольку это возможно сделать в газете, осветить самую сущность происходящих исторических событий.

Геополитическое положение Кореи — это стратегические ворота — ворота, дающие тому, кто держит их в своих руках, господство над выходом в Маньчжурию или в северные провинции Китая. Господство над ними создает непосредственную угрозу Приамурью и ставит под удар весь укрепленный район Владивостока, а также и порт-артурскую крепость. Так обстоят, в двух словах, стратегические возможности «морской державы», захватившей в свои руки этот геополитический ключ Дальнего Востока.

По этим операционным путям шла в свое время морская экспансия Японии, а теперь пробиваются танки великой морской державы — США.

Для континентальных вооруженных сил, спускающихся с севера, захват корейских ворот дает возможность создать оперативный плацдарм для развертывания десантных операций против японских островов. «Трамплин» для прыжка в Империю восходящего солнца.

Этой дорогой шли маньчжуры и китайцы. Шли и мы — сыны величайшей континентальной империи. Теперь идут пехотные массы — полчища всемирной революции. Они спускаются с севера на юг, выходя из своих коммунистических баз — Китая и СССР. Вход в Корею несравненно более легок с севера, чем с юга.

Горные хребты, идущие севернее столицы — Сеула, тянутся вдоль восточного побережья, а выходящие на 100 километров южнее его, — спускаясь к западному берегу и, таким образом, столица лежит в долине, защищаемой горами, проходы через которые открываются с севера на юг. Приблизительно третья часть населения живет в Северной Корее и работает там, в созданной японцами военной и гражданской промышленности.

Остальное население сжато на юге и занимается, почти без исключения, земледелием. После разгрома Японии по 38-й параллели прошла политическая граница между советской, северной, и американской, южной, оккупационными зонами.

Вашингтонская политика в Корее полна роковых ошибок. Совершенно не зная и не понимая азиатской психологии, американцы решили в течение трех лет перевоспитать южных корейцев. Отбрасывая их тысячелетнюю культуру, мировоззрение и традиции, они начали перерабатывать их по рецептам и образцам западной демократии. В ответ пошло глухое брожение, готовое каждый момент вылиться в открытую революцию. О его силе можно судить уже по тому, что за несколько месяцев перед войной было арестовано около 20 тысяч офицеров и солдат в небольшой, только что формирующейся южнокорейской армии.

Консервативных, неподготовленных, неграмотных и политически необразованных азиатских крестьян захотели путем нового эксперимента в кратчайший срок приобщить ко всем благам белой цивилизации.

Операция не удалась, и ничего, кроме ненависти, не успели посеять вчерашние победители. Много хуже обстояло дело с вооружением своего потенциального союзника.

К моменту ухода американцев вооруженные силы юга Кореи состояли приблизительно из шести пехотных дивизий и одного танкового полка. Пехота была слабо обучена, плохо вооружена, а благодаря вышеуказанному процессу находилась в подавленном моральном состоянии.

Не было, что так важно в современной войне, никакой идеологической обработки, и к моменту вооруженного конфликта южнокорейский солдат стоял перед неразрешимым вопросом: «За что и против кого?»

Его противник, то есть Северная Корея, располагала десятью прекрасно обученными в китайской гражданской войне, обстрелянными и коммунистической доктриной пропитанными, пехотными дивизиями.

Одна моторизованная и шесть танковых бригад были их ударными частями. Великий фон Мольтке говорил, что за одну обстрелянную трех необстрелянных дают. Поэтому вполне понятно, что при первом же массовом ударе северных танковых бригад южная армия была разгромлена, деморализована и обращена в бегство.

После первых нескольких недель боев вооруженные силы юга Кореи, фактически и ООН, вернее, американцы, вынуждены были восстанавливать несуществующий фронт. В результате долгих и пустословных дебатов в международном парламенте были отправлены английская бригада и несколько отдельных батальонов различных национальностей. Позже подошла турецкая бригада, геройски сражавшаяся, в огромном проценте состоявшая из наших соотечественников.

Таким образом, вся тяжесть дальневосточной войны легла на плечи американских дивизий генерала Маккартура.

V

Политически, оперативно, да отчасти тактически надо было бы первую фазу Третьей мировой войны к настоящему моменту разделить на пять отдельных периодов.

Первый период — это неожиданный удар (военная разведка давно предупреждала о нем), удар северокорейской армии по находящимся еще в стадии формирования южнокорейским дивизиям. Это не был полностью по немецкому образцу глубокий, чисто танковый прорыв 38-й параллели, тот броневой, оперативный прорыв, в который потом бросается кулак моторизованной пехоты. Это был сильный тактический удар, предпринятый одновременно на нескольких участках фронта, удар массированной пехоты, при поддержке приданных ей крупных танковых соединений. Взаимодействие между механизированными и пешими частями было организовано вполне удовлетворительно.

Это период внезапности обнаружил со стороны северян неплохую военную подготовку, понимание элементарной тактики боя, взаимодействия всех родов оружия, хорошее советское вооружение, сильную насыщенность артиллерийскими огневыми средствами и почти отсутствие воздушных сил.

Оперативное управление советской школы со всеми его плюсами и минусами, о которых я буду говорить ниже, в специальном оперативном разборе, обнаружилось на стороне северян также с полной очевидностью.

В этот период боев командование северян сдало экзамен. Южане, окончательно несформированные, слабо обученные, необстрелянные, не проявили необходимой стойкости, а полное отсутствие оперативной, временами даже тактической, идеи боя со стороны их командования решило участь дивизий сеульского правительства, и после нескольких недель гражданской войны корейский фронт перестал существовать.

Начался второй период, период постепенного накапливания вооруженных сил ООН, вернее, американских, и война из гражданско-корейской перешла в международную.

С приходом американских дивизий темп наступления северян замедляется, и на ходу, в бою, организуется пассивная оборона. Этот период показал полную военно-политическую неподготовленность западных демократий и преступное вмешательство штатской политики в оперативные и мобилизационные планы верховного командования.

Результат — бросание прибывающих дивизий в бой по частям, без предварительной концентрации их в оперативном и тактическом тылу, потери, дальнейший отход, отсутствие необходимых резервов для парирования инициативы противника, технические недостатки в вооружении. (Противотанковое американское оружие не пробивало брони советских танков, которыми была снабжена армия северян.] Обнаружилась частичная деморализация офицерского состава и солдат, разложенных долгим военным бездействием и жизнью в Японии в условиях полного комфорта.

В связи с этим проявляется нерешительность, а также отсутствие единства операционной идеи со стороны американского командования.

Все это вызывает решительные политические выступления генерала Маккартура и его выезд на фронт.

Откатывающиеся части берутся в руки, и из корейского военно-политического хаоса начинают постепенно вырисовываться контуры будущих планов военных действий.

Третий период — это блестяще организованная генералом Маккартуром пассивная оборона с целью выигрыша времени.

Политический нажим генерала на Вашингтон. Прибытие первых резервов и возможность концентрации тактического кулака. Усовершенствование противотанковой обороны. Введение в бой тактического воздушного флота и накапливание военно-морских сил. Флоты переходят к активной тактике и, поддерживая сухопутные войска, помогают стабилизировать фронт. Отступление завершается. Чувствуется единое управление и появление в американских частях, а также в реорганизованных южнокорейских — веры в себя и в свое техническое превосходство над уже порядочно растянувшимся и изрядно потрепанным противником.

Четвертый период — это переход от пассивной обороны к активной, окончившийся блестящим контрударом генерала Маккартура по всему фронту. Оперативная характеристика его — это смелая, по существу, идея операции и очень удачное, волевое и решительное ее выполнение. Прекрасная координация действия всех родов оружия. Красивое сочетание танкового прорыва фронта с проведением одновременно десантно-морской операции, охватившей сначала фланги, а потом, по мере развития, и тыл противника.

Дальнейший энергичный нажим расширяет тактические победы прорыва и обхода и переходит в общий оперативный успех.

Идет преследование дрогнувшего, а потом и побежденного коммунистического врага.

Контрнаступление Маккартура привело к полному разгрому северокорейской армии, и американцы начали, очищая территорию Северной Кореи, подходить к маньчжурской границе.

В свое время английский военный историк, генерал Фуллер, скорбел, что во время Итальянской кампании англосаксы забыли, что они являются самыми сильными морскими державами мира.

В то время, когда сухопутные армии, обливаясь кровью, рвали фронт фельдмаршала Кессельринга под Монте-Кассино, флот западных демократий бездействовал. Маккартур показал себя выдающимся полководцем. Его контрудар, повторяю, был блестящим примером смелой оперативной идеи и координирования действий всех войск: пехоты, танков, воздушных и морских флотов.

Генералу обеспечено почетное место в истории военного искусства.

Не будь вмешательства полумиллионной китайской пехотной массы, война в Корее, как думали простые смертные, была бы кончена. Но она не кончилась, и коммунистические азиатские полчища вмешались. Они и не могли не вмешаться. Железная логика войны, о которой я говорил выше, заставила мир, произнеся «а», сказать и «б», и китайцы пришли на помощь северянам, раздувать пламя Третьей мировой войны.

Американцы выступили в защиту атакованных южан. Китайцы — в защиту своих хозяйственных интересов. Слова и предлоги всегда найдутся, когда приходит время действовать, а все сводится, в конце концов, к тому историческому процессу, о котором я много писал выше: право жизни и право борьбы.

Бой — это часть войны. А война — это часть нашей жизни.

Цикл исторических цивилизаций требует восхода и захода. Рождения и смерти. Мы кончаем один исторический период жизни и стоим у порога нового.

Он будет рожден в муках боевого огня, ибо мир, вооружившись и разделившись на два враждебных лагеря, будет искать историческое решение на полях смерти и военной славы.

Теперь начался пятый период. Вмешалось ООН, и опять штатская политика.

Началось ограничение оперативной воли политическими соображениями. Результат — военная «кадриль», и армии обеих сторон топчутся на месте. Ведутся тактические бои без всякого воєнного смысла. При существующем соотношении сил пришло подвижное равновесие. Равновесие между живой силой и техникой.

Нарушать это равновесие можно бросанием в огонь новых миллионов азиатских масс или введением американцами в бой нового решающего технологического оружия.

Китайцы, по-видимому, к этому еще организационно не готовы, а американцам не позволяет этого сделать их политика.

Началась новая форма позиционной войны, и военные сообщения о продвижении вперед на один километр живо напоминают нам, участникам Первой мировой войны, знаменитые реляции окопной эпохи: «На Западном фронте без перемен».

Тогда наступило боевое равновесие между введением в акцию с обеих сторон пехотными массами, а также между техникой наступления и обороны. Мы зарылись в землю и застыли в деморализующем безволии. Из этого оцепенения нас вывела революция. Теперь, по-видимому, определяется какой-то новый военный закон. Закон равновесия между брошенными в бой каким-то количеством человеческой массы и, с другой стороны, каким-то насыщением фронта технологическими средствами.

Какими и какого?

На этот чрезвычайно важный вопрос должен дать ответ боевой корейский опыт. Чем скорее, тем лучше. Во всяком случае, в пятом периоде Корейской кампании американское железо, по-видимому, увязло в теле азиатской массы, и последние военные сообщения с корейского фронта могут читаться так: «На Дальнем Востоке без перемен».

Так было в феврале и марте 1951 года.

VI

Приступая к краткому общему оперативно-тактическому заключению вышеупомянутых пяти периодов первой фазы Третьей мировой войны, надо сказать следующее: североко-рейцы и китайцы в боях на Дальнем Востоке показали себя верными учениками военного искусства СССР. Они выявили все плюсы и минусы своих учителей. Тактически корейско-китайский солдат оказался прекрасным и недорогим военным материалом. Он стоит, как показывает американская статистика, в восемнадцать раз дешевле североамериканского. Сравнительно хорошее военное обучение. Опыт и обстрелян-ность в китайской гражданской войне. Вооружение и организация, с небольшими изменениями, советские. Численность дивизии около 10–11 тысяч человек, при большой насыщенности артиллерией. Эта насыщенность почти уравнивает их огневую мощь с американской дивизией, хотя последняя насчитывает 18–20 тысяч человек.

Примитивность и в связи с этим малая требовательность азиатского солдата значительно сокращает организацию этапной службы, как в количественном, так и в техническом отношении.

Слабо разработанная служба связи, что, при врожденной азиатской косности, ослабляет взаимодействие разных родов оружия и отдельно действующих частей между собой. Это качество делает соединения малоподвижными и не способными к сложному маневру. Недостаток той же связи уменьшает действительность артиллерийского огня и более глубокую поддержку — сопровождение наступающей пехоты.

Проба ввести в игру крупные кавалерийские массы не удалась. Отсутствие у бойца и младшего командного состава инициативы, гибкости и поворотливости заставляет оперативно предпринимать главным образом фронтовые лобовые атаки, стараясь потом расширить тактические прорывы в оперативные, ценой огромных человеческих жертв.

Бои, как общее правило, велись при численном соотношении 1 к 8 в пользу коммунистических армий. Громоздкость в концентрации и медлительность в продвижении не позволяли северокитайцам искать решения операций на флангах, охватыванием и зажимом противника в клещи.

Фронтовой прорыв знаменитым советским методом «яростного наступления» является излюбленной формой корейско-китайского военного искусства. Вследствие отсутствия «воздушной крыши», то есть прикрытия воздушным флотом своих действующих танковых частей, мы не видим глубоких характерных танковых прорывов, которые, по самым скромным германским расчетам, должны доходить до 400 километров в первом танковом прорыве.

Растяжка маневра не давала корейцам и китайцам возможности закрывать «мешки» или заходить тактическим плечом за фланг отступающего противника, и вот почему не могло быть и речи не только о классических Каннах, но и о каком-либо ином мало-мальски искусно проведенном окружении. Американцы уходили из намечавшихся «котлов», и процесс тактического отрыва от противника, при их подвижной способности, не представлял для них никакого затруднения.

Система «яростного прорыва» фронта, да еще одновременно в нескольких местах, требует огромных пехотных масс, что, однако, ввиду грандиозного человеческого материала, имеющегося в распоряжении красного командования, являлось и будет являться легко выполнимым.

Американцы начинают кампанию без предварительной оперативной подготовки, мобилизации, концентрации количественного и технического превосходства. Младший командный состав и солдаты не обстреляны и отчасти деморализованы условиями стоянки в Японии и у себя дома. Первоначально применявшееся противотанковое оружие не пробивает брони.

Воздушный «блицкриг» не удается.

Война идет на затяжку. Части вливаются постепенно и в недостаточном количестве в бегущий фронт корейского «союзника». Политика Вашингтона связывает по рукам и ногам свободу оперативного решения, что инстинктивно воспринимается фронтом.

«Решение, решение!» — учили в германской академии Генерального штаба. «Плохое решение всегда лучше никакого или принятого слишком поздно».

Но этого решения не было, да и быть не могло. Децентрализация власти вообще, и политики в частности, при полном отсутствии ясно выраженной генеральной линии, является основными и принципиальными чертами слабости современного демократического государственного строя.

Болезнь сверху бьет по низам. В дальнейшем только благодаря большому военному таланту генерала Маккартура и его гражданскому мужеству (свидание с президентом Трумэном) американцы начинают оправляться. Подходят резервы, и численное взаимоотношение становится уже не столь трагическим. Вводится в бой целый ряд образцов нового и более усовершенствованного оружия. Советская танковая броня начинает пробиваться. Сбрасываются новые бомбы типа напалма, и зажигательная жидкость с большим коэффициентом полезного действия.

Американский воздушный флот полностью начинает господствовать в воздухе, а морская блокада затягивает горло узкого полуострова. Одним словом, американская техника начинает уравновешивать азиатскую массу.

Нетронутым остается только огромный резервуар маньчжурского заплечья. Военные решения и их выполнение приводят к полному погрому противника, и Маккартур подходит к Ялу. Но здесь лежит недоступный ему маньчжурский оперативный плацдарм красных. Политическая интервенция. Болтовня в международном парламенте.

Лебедь, рак и щука…

Много слов. Пустых и лживых слов, а на фронте продолжает литься невинная кровь. Во славу кого и чего?

В этом заплечье, как в неуязвимой крепости, происходит накапливание вражеских сил, техники и снабжения. Туда отходят и там прячутся разбитые полки красных азиатов. Там пополняются и приводят себя в порядок. Оттуда выходят снова они, и оттуда же вылетает из своих неуязвимых баз китайский флот на советских аппаратах для нанесения коротких ударов продвигающимся на север американским колоннам.

Создается обстановка борьбы «с завязанными руками»: бой на фронте, но полная неприкосновенность ближайшего тыла. В то же время коммунистический противник, верный своей революционной тактике, с военной точки зрения совершенно правильной, ведет борьбу не по старым рецептам классической стратегии, а вводит в свое оперативное искусство приемы «малой войны».

Партизаны просачиваются, сбрасываются, мобилизуются из податливого местного элемента — и начинают «гулять».

Я два раза в жизни, в своем боевом опыте, сталкивался с этими «прогулками».

Первый раз я видел их в тактических размерах — это были Махно, Ряболов, Тютюнник и др. в эпоху Гражданской войны, а второй раз — уже в более усовершенствованной форме — в оперативных размерах, в тылу германского фронта.

«Гуляли», и ни проезда, ни прохода.

Поезда, транспорты, отдельные машины шли под откос. Снабжение фронта давало перебой, а иногда вообще останавливалось. Мосты, бензин, электрические, телефонные и железнодорожные и интендантские склады летели в воздух. Штабы и связь работали под террором. Враг был всюду, везде и в любое время.

Его не было видно, но он чувствовался. Атмосфера была заражена неуверенностью. Оперативная калькуляция требовала в своих расчетах какого-то коэффициента на поправку. Но какого?

Теперь американцы сами увидели в Корее все то, что привело немцев к гибели на Востоке.

На почве полного отсутствия идеологической пропаганды создается моральный вакуум, который по законам природы должен чем-то наполниться, и он наполняется коммунистической военной доктриной в национально-азиатском издании: идут бить белых не по идее, а по цвету кожи. Тень Нюрнберга нависла над американским военным командованием, ибо ему теперь приходится принимать против партизан те меры, за которые еще не так давно судили немецких генералов.

Таким образом, в то время, когда корейско-китайское командование бьет по тылам и путям сообщения армий генерала Маккартура, их собственный тыл остается нетронутым и неуязвимым. Это преступное, с военной точки зрения, положение заставило американцев отойти от Ялу и полностью изменить тактику боя. Война приняла тот характер, который я определил пятым периодом — периодом топтания на месте.

Эта тактика продвижения вперед со скоростью черепахи не может со стороны американцев продолжаться бесконечно, ибо она им ничего, кроме проигрыша, принести не может.

Печать кричит об огромных китайско-корейских потерях и утешает общественное мнение тем, что на каждого погибающего американского солдата приходится 12 азиатов. Но… тут большое «но».

Во-первых, кто, когда и где считал эти неприятельские потери? А, во-вторых, что чрезвычайно важно, со стороны американцев гибнет лучший человеческий материал в то время, когда против них стоит восьмисотмиллионный блок коммунистического мира.

Остальные народы пока что с реальной военной помощью не спешат.

Американская техника на полях Кореи стирается сейчас, войдя в соприкосновение с непроходимой азиатской массой, а что еще хуже — охлаждается боевой порыв молодого и недостаточно идеологически обработанного американского солдата.

Так долго продолжаться не может.

Политика Вашингтона должна дать разрешение своему военному командованию ввести в бой все могущество американской технологии в целях преодоления трех решающих факторов войны: массы, пространства и времени.

Тактически корейские маневры показали, что для войны против крупных пехотных масс, сильно поддержанных танковыми соединениями, даже без «воздушной крыши», воевать одними только флотами, технологией и пехотой нельзя.

Царица полей не сходит со своего боевого пьедестала. Это она, славная, многострадальная пехота, идет вперед, пробивается и закрепляет за собой то, что подготовил ей огонь. Все равно, какой огонь — автоматов, пулеметов, артиллерии, воздушных бомб, «Фау-2» или «Фау-1», или даже бактериологической или атомной бомбы. Во всех случаях нужна сильная пехота. Разве только будет сброшена водородная бомба — тогда пехота не будет нужна, но тогда, быть может, никто не будет нужен.

Тогда прекратятся все революционные эксперименты, все вопросы, и в принципе, и по существу. Жизнь остановится на нашей планете, и мы, отойдя в межпланетное пространство, сможем там строить свои воздушные замки.

Оперативно корейская кампания показала, что при большом численном перевесе противника пассивная оборона является самоубийством. Приходится сочетанием активного маневра с превосходством в огне искать подвижного равновесия.

Необходимо отметить следующее. Корея является узким полуостровом, почти насквозь простреливаемым господствующими морскими и воздушными флотами западных демократий. Здесь трудно было массе азиатской пехоты искать успеха на флангах, но совсем иначе может случиться, если механизированные войска англосаксов выйдут на простор азиатских или российских полей. Тогда, прикрываясь камуфляжем, лесами, болотами, ночными маневрами, просачиванием партизан и сбрасыванием парашютистов, красному командованию представится возможность розыгрыша тактических или оперативных Канн.

Стратегически подтверждается старая военная истина, что решающий оперативный удар нужно, прежде всего, наносить на главном театре военных действий против главного противника.

Все победы, как бы блестящи они ни были, одержанные над второстепенным противником, как теперь говорят, сателлитом, не могут принести стратегического решения всей кампании.

Германский пример Второй мировой войны слишком ярок. Англосаксы были главным противником немцев, а великобританский остров — главной базой их развертывания. Там происходило накапливание технологической и живой силы, и оттуда был нанесен последний и решительный удар, в то время, когда германская армия, после целого ряда блестящих побед, увязла, истекая кровью, на Восточном фронте.

Германская политика во время Второй мировой войны связывала руки германскому военному командованию, и на протяжении всего времени вмешивалась в стратегические решения Ставки.

Исторический результат налицо: Германия заплатила за это своим государственным существованием.

Сейчас Вашингтон повторяет недавнее прошлое. Связывает своей политикой непосредственно или через ООН руки генералу Макартуру. Вмешивается в его оперативные действия, и этим затягивает ход исторических событий.

Теряется время, пространство и кровь.

И, быть может, эти действия роковым образом исказят в ближайшем будущем весь человеческий облик нашей планеты.

VII

Мы живем в революционную эпоху, а потому, чтобы ее понять, надо революционизировать систему нашего мышления.

Революция прошла насквозь все наши понятия и формы жизни, а также чрезвычайно сильно отразилась на способах ведения политики и войны. Разворачивающаяся Третья мировая война — это, прежде всего, идеологическое столкновение двух миров, двух грандиозных политических блоков.

Рассматривая эти блоки с точки зрения геополитики, мы видим, что это, собственно говоря, конфликт между блоком континентальных держав и могуществом колониально-морского блока. Это положение и дает нам ключ к пониманию задач политики государственной стратегии каждой из враждующих сторон.

Морская держава не может считать себя обеспеченной, если она не владеет полностью морскими путями, ведущими к ее берегам. Как правило, в борьбе против континентального противника она неизбежно должна искать континентального союзника, чтобы иметь возможность перенести сухопутную войну ближе к сердцу своего врага.

На этом базисе долго строилась традиционная политика Англии.

Главной задачей военной политики морских держав должна быть организация стратегически-экономического окружения и недопущения континентальной державы к противоположным морским берегам или ведущим к ним коммуникациям.

Континентальная держава, готовясь к прорыву возможной блокады, должна искать морского союзника или занять то исходное стратегическое положение, которое привело бы ее по кратчайшему оперативному направлению к нервным центрам морской державы. Этим была бы разбита или нарушена вся цепь экономической блокады или морской обороны.

Владеть морями — раньше значило владеть берегами, но с появлением «третьей силы», то есть воздушного флота, это военно-техническое равновесие оказалось нарушенным, и вот почему сегодня морские державы в своей военной политике не смеют забывать о необходимости иметь превосходство в воздухе над континентальным противником. Последний должен помнить, что в войне против морского блока надо иметь воздушный флот в два раза сильнее флота противника.

Во-первых, чтобы нейтрализовать его воздушные силы, а во-вторых, чтобы парализовать действия морского флота. Это ближайшие цели военной политики враждующих сторон, без выполнения которых их стратегия не должна приступать к открытию военных действий.

При современном взаимоотношении политики и стратегии никакие расчеты Генерального штаба не могут дать веры в окончательную победу. Вмешательство политики в чисто оперативную часть военного дела связывает руки верховному командованию, влияет на его волю, на его решения и ограничивает свободу маневра.

При таких условиях в победу можно только верить, но одной веры мало для разгрома первоклассного противника. Потоками фальшивых теорий и доктрин лавина лжи заливает современное человечество. Мы судорожно цепляемся за когда-то установленные формы и образ действий, забывая в своем слепом идолопоклонстве, что все, что было когда-то относительной правдой во времена классических войн, сегодня совершенно устарело и сделалось абсолютно неприемлемым в эпоху глубоких идеологически-революционных конфликтов.

Военным поражением нельзя уничтожить субстанцию идеологии противника — ее можно повалить только введением в бой новой, красивой жизненной правды. Но этой правды против коммунистических доктрин пока что никем не выявлено.

Надо понять, что раньше стратегия знала два военных потенциальных состояния: подготовку к войне за свое национальное существование и подготовку к борьбе в целях покорения, захвата или просто экономического грабежа. Теперь мы получили третий вид стратегической подготовки — это подготовка к войне за идеологическоегосподство.

Во всех трех случаях военные действия начинаются тогда, когда один из более агрессивных противников докатился до своих исторических, геополитических естественных границ или занял то исходное положение, при котором ему обеспечивается стратегическое развертывание. Каждый период истории имеет свою военную характеристику, в зависимости от того, какие войны ведутся: религиозные, национальные, экономические, колониальные или классовые. Все зависит от того, во что веруют в данную эпоху массы и чем они динамизируются!

Сегодня прочный мир может быть достигнут только правильно понятой и проведенной политической войной.

Англосаксонский блок не должен позволить СССР перейти стратегическую линию: Тегеран — Кабул — Гонконг — Ялу.

Прорыв этой линии ставит под угрозу Индию, а с потерей Индии защита морскими державами всего Дальнего и Ближнего Востока против континентального блока становится весьма проблематичной. На островах Японии, Формозы, Индонезии и Австралии можно долго обороняться, но это не те геополитические позиции и плацдармы, находясь на которых возможно мечтать о сухопутном движении в глубь Китая или СССР. Оттуда не поддержишь стратегического заплечья Европы — Африканского континента.

Демократия вошла в военно-политический лабиринт, ибо нарушила один из принципов военной политики, заключив военный союз с государством, которое геополитически является потенциальным противником.

После окончания совместных военных действий общая победа приводит вчерашнего союзника — потенциального врага к усилению его военно-стратегического положения. Конечно, пока англосаксонский блок владеет морскими путями и господствует в воздухе, он может пассивно обороняться против наступающих сил всемирной революции.

Но пассивной обороной никто и никогда войн не выигрывал.

Консервативный способ мышления западной политики и стратегии привел к полному непониманию современного военно-политического положения.

Германия выиграла, правда, на полях Польши и Франции первую фазу Второй мировой войны не количественным превосходством пехоты, а исключительно техническими преимуществами своего воздушного флота и быстротой танковых маневров.

Выиграла, но она проиграла на необъятных полях России вторую фазу войны, не поняв стратегического соотношения между пространством и скоростью продвижения. Она не стала искать помощи в политике для своей стратегии, и, проиграв войну в политических канцеляриях, потерпела военное фиаско на полях сражений.

Сегодня, после опыта Второй мировой войны, нужно считать окончательно ошибочной теорию итальянского генерала Доухнета, гласившую, что вооруженный конфликт можно выиграть без политики, без сухопутных военных действий, одной только стратегической воздушной бомбардировкой. Должна быть политика и должна быть сухопутная акция.

Советская военная политика связала уже руки американскому военному командованию в Корее, на Формозе, на Филиппинах, в Индокитае, на Малайском архипелаге и отчасти в Европе.

Связала и подготавливает себе политическую дорогу на Ближнем Востоке к сердцу нефтяной промышленности.

Таким образом, мы видим, как советская политика помогает своей стратегии.

Современный военный конфликт разворачивается сейчас на Дальнем Востоке. Интересно будет здесь привести краткую выписку из науки о политике и стратегии древнего Китая.

За 500 лет до Рождества Христова китайцем Сунь-Цзы было написано следующее поучение:

«1. Не штука побеждать противника в кровавых боях, а штука еще перед боем политикой сломать его волю и желание к борьбе.

2. Победит тот, кто выберет сам день войны. Тогда он знает, как и когда надо воевать.

3. Победит тот, чей дух и воля к борьбе будут сильнее.

4. Кто будет тщательнее приготовлен.

5. Чей солдат будет терпеливее.

6. Кто будет знать противника, как самого себя.

7. Кто будет занимать позиции несокрушимой местности» (цит. по: Геополитика, генерал Хольмстон).

Дальше идет нравоучение для полководца: «Храбрость — это грех вождя. Она, как и трусость, ведет к поражению. Стыд и самолюбие не должны перерастать друг друга. Забота о солдате хороша до известных границ — дальше идет его развращение».

Так говорит древняя китайская мудрость. Как видим, американцы имеют дело с противником, воспитанным в старых военных традициях. Возвращаясь к современному военно-политическому положению, надо сказать так, как говорили средневековые алхимики: «Чтобы делать золото, надо иметь золото». Или, переводя на наш язык — чтобы воевать, надо хотеть воевать. Сегодня все нации можно разделить на три категории. К первой категории принадлежат те нации, которые хотят воевать и будут воевать. Ко второй категории принадлежат те, которые не хотят воевать, но будут воевать, если этого потребует их правительство. Третья категория — это те, которые не хотят воевать и воевать ни при каких обстоятельствах не будут.

Не желая обижать отдельные народы, воздержимся пока что от перечисления их по именам и по принадлежности к той или иной из указанных категорий. Времени осталось очень мало. Быть может, еще передумают. Одно можно сказать с полной уверенностью: русская национальная эмиграция занимает первое место в первой категории.

Она за освобождение своей Родины воевать будет везде, во всякое время и при всяких обстоятельствах. Воевать за свое национальное существование под трехцветным национальным флагом. Но наемниками, легионерами или колониальными войсками русские не будут.

В такие формирования при современных политических обстоятельствах русский национальный офицер и солдат не пойдет, и идти не имеет права.

Звать его отдать свою кровь за чуждое ему дело является преступлением.

Западные демократии должны понять во всей глубине и широте русский вопрос, если желают получить лучшую в мире пехоту. Получить такого солдата, тысячелетняя военная история которого полна небывалой славы.

Хочу еще раз напомнить то, что было мной уже не раз сказано: русская армия на протяжении своей многовековой истории знала много блестящих побед, правда, пила не раз горечь поражения, но она никогда не знала окончательного или тотального погрома, который привел бы ее к потере своей государственности. Она падала, но всегда вставала.

Будущий восточный поход должен быть только походом против существующего правительства.

Он должен быть без мести и без уничтожения. Без Нюрнберга и аннексий. Без хирургической операции над телом измученной России. Иначе увязнут все политические, атомные и технологические попытки в массе, пространстве и времени. Они разобьются о несокрушимую мощь нации, которой в силу законов истории принадлежит ближайшее будущее. Будущее духовного миссионизма и реорганизации на основе высокой правды, угасающей культуры и цивилизации народов белой расы.

История последних двухсот лет в своем прошлом — это история русской славы. В настоящем — это история русской муки, а в будущем — это история русской справедливости.

Речь генерала Хольмстона на юбилейном торжестве Суворовского союза

Когда мы праздновали нашу первую годовщину со дня основания Суворовского союза, я обратился к суворовцам, требуя от них работы над собой, пополнения и расширения военно-политического образования и подготовки к тому, чтобы во всеоружии встретить грядущие исторические события. Во вторую нашу годовщину я сказал, что грядущий год будет годом решающих событий. Под этим я понимал, что западный мир в этом году осознает во всей полноте значение и сущность «русского вопроса». В этом году мир разделился на два лагеря: на национальный и на интернациональный. Празднуя сегодня третью нашу годовщину, я, не желая быть плохим пророком, не могу, однако, не заметить, что опасаюсь, что 1952 год будет годом страшным и кровавым.

Обращаясь к суворовцам, я говорю так, как может говорить солдат с солдатом, говорю просто и откровенно, ставя точки над «і», и еще раз подчеркиваю, что язык солдата весьма отличается от языка дипломатии. Я прошу присутствующих здесь представителей иностранной информационной службы передать мои слова во всей их точности, чтобы потом не было надобности вносить коррективы для исправления неверного впечатления, вызванного неправильной интерпретацией моих слов, а отсюда и кривотолков моего политического кредо.

Суворовский союз теперь уже настолько окреп и расширился, что время потребовать от него, а, следовательно, и от нас, чтобы мы ясно указали нашу цель, нашу задачу и ту форму, в которой мы хотим реализовать наши действия. В какую бы красивую форму Суворовский союз ни облекался, как бы ни звучали слова его идеологии, мы помним, что идеология подобна знамени, что она является прекрасным символом. Но всякий символ остается лишь пустым звуком, если за ним не стоит реальная сила. Поэтому нашей ближайшей задачей будет именно создание этой реальной силы.

Мы молоды, полны энергии и сил. Мы не можем быть пенсионерами прожитой эпохи, но обязаны действовать.

Перед тем, как приступить к обозрению нашей иностранной и внутренней политики, я хочу сказать несколько слов относительно обвинений, которые предъявляют Суворовскому союзу. Справа нам говорят, что мы революционеры; слева нас обвиняют в том, что мы консервативны. Отвечая этим обвинениям, я скажу, что наше положение можно охарактеризовать так.

Когда речь идет о славном прошлом истории нашей великой Родины, о завоеваниях ее культуры в области литературы, музыки, живописи, об особенностях нашего исторически сложившегося русского быта, мы являемся консерваторами. Когда же речь идет о политическом решении будущего, то мы оказываемся глубоко революционными, ибо мы исчерпывающе понимаем современную эпоху и считаем, что против сил интернациональной революции нужно бороться лишь методами национальной революции. Если кому-то хочется обязательно приклеить нам какой-то ярлык, то наиболее соответствовал бы термин, определяющий нас, националистов-революционеров.

Рассуждая об отношении русских людей к иностранному миру, надо отметить, что наше несчастье, несчастье всех русских состоит в том, что мы, «некультурные русские», как правило, хорошо знаем их иностранную культуру, знаем их языки и обычаи. В то же время культурный мир нас не знает. Поэтому он нас и не понимает. Это так, поскольку речь идет о широких массах. Что же касается правящих кругов, то не подлежит сомнению, что они не то что бы нас не понимали, но не желают нас понять.

Желая добиться от иностранцев понимания нашего вопроса, многие русские совершают роковую ошибку. Желая быть лучше понятыми, русские зачастую отказываются от своей русской сущности и пытаются представиться западному миру более европейцами, чем сами европейцы. Но чем больше мы отказываемся от нашей национальной сущности, тем больше нас не понимают иностранцы, тем больше они нас презирают. Мы, суворовцы, этой ошибки делать не желаем. При всех наших встречах с иностранными кругами мы гордо стоим, как русские, и не просим от них, но требуем от них внимания к русскому вопросу.

А требовать мы право имеем. В течение 34 лет для спасения мира от ужасов интернационального коммунизма было пролито море крови. Это была русская кровь. Теперь пришло время, чтобы Запад пролил свою кровь во имя спасения нашей Родины.

Отмечаю наше отношение к некоторым иностранным державам.

Наше отношение к США чрезвычайно просто: мы считаем, что Америка с ее колоссальными и неисчерпаемыми материальными средствами является единственной мощной силой, способной оказать нам реальную помощь в борьбе против сил III Интернационала. Для этого Америка должна, прежде всего, понять всю глубину русского вопроса, чтобы не совершить политических ошибок Третьего рейха, ошибок, которые стоили жизни Германии, а в будущем смогут стоить жизни Соединенным Штатам Северной Америки.

Америка должна помочь нам создать Русскую национальную освободительную армию. Создание этой армии — важнейшая необходимость для США, ибо по заколдованным путям, которые ведут к Москве, не может пройти ни одна иностранная армия. По этим путям не прошли монголы, на них погибли и конница Польши, и пехота шведов, и гренадеры Наполеона, и танки Гитлера. Не пройти по ним и атомным войскам современного Запада.

Единственная армия, которая может по этим дорогам пройти, единственная армия, которая будет принята народом, как армия освободительная, — это Русская национальная армия. Это Америка должна понять.

Весьма большое значение имеет и наше отношение к Англии. Не так давно несколько агентств указало, что газета русского военно-национального движения «Суворовец» проводит англофобскую кампанию. В ответ на это мы должны сказать, что англофобами мы в принципе не были. В нашей газете в самом деле имели место выступления против Англии, однако они не были направлены против Англии как таковой, но против ее социалистического правительства мистера Эттли. Да и как могли мы не выступить против мистера Эттли, если он со сжатым кулаком и поднятой рукой (коммунистическое приветствие) торжественно встречал коммунистические войска в Мадриде в 1936 году!

Наше отношение к сэру Черчиллю резко отличается. Мы возлагаем на него большие надежды. Мы считаем его мудрым представителем классической политики Англии. Мы помним, что сэр Черчилль был единственным членом английского кабинета, до конца поддерживавшим Белое движение. Сэр Черчилль был единственным политиком, который и в прошедшую войну понимал сущность коммунистической опасности и требовал, чтобы высадка в Европе была произведена на Балканах. Высадка вооруженных сил западных демократий на Балканы перерезала бы путь распространению коммунистической армии в Центральную Европу. Нам известно, что план высадки на Балканы был отклонен по настоянию президента Рузвельта, по его плану высадка была сделана в Нормандии, а не на Балканах, как хотел сэр Черчилль, и поэтому красная волна захлестнула половину Европы.

Однако мы очень хотели бы, чтобы Англия, которая в состоянии и тоже должна нам помочь, помогая нам, не вмешивалась бы в наши внутренние дела. Ведь мы во внутренние дела Англии не вмешиваемся и не указываем, как должны относиться друг к другу разные части британской колониальной державы. Пусть же и Англия не вмешивается в решение наших национальных вопросов, которые с колониальными ничего общего не имеют. Англия может доказать свою готовность сотрудничать с нами, распустив все те сепаратистские группы (вроде АБН), которые пребывают на территории английской оккупационной зоны Германии.

Здесь уместно будет сказать и о нашем отношении к Германии. Меня упрекают в том, что я германофил. В ответ на это я со всей решительностью подчеркиваю, что я, прежде всего и до самого конца, только русофил.

Мы надеемся, что Германия после страшного исторического урока прошлой войны, оказавшись у разбитого государственного корыта, хорошо поняла причины, которые ее к этому привели. Если Германия в своей политике и по существу решительно и навсегда откажется от политического «Drang nach Osten», то мы готовы к самому тесному сотрудничеству с дружественной германской армией и с Германией.

Франция: с французами нам делить нечего. Мы всегда готовы вернуться на старый традиционный путь русско-французской дружбы.

Вопрос наших отношений к малым странам, как страны Балтики или Финляндии, не представляет никакого затруднения в будущем при дружественном нашем отношении к этим малым странам. Идя вдоль западной границы нашей Родины, мы, однако, должны остановиться на наших отношениях с Польшей.

Мы не собираемся ни делить, ни оккупировать Польшу. Мы политически заинтересованы в том, чтобы существовала самостоятельная Польша. Мы готовы к совместным действиям с армией генерала Андерса против общего врага.

Западная граница Польши представляет собой предмет, решение которого зависит от Польши и Германии. Что же касается решения вопроса о восточной границе Польши, то нам казалось бы, что она должна пройти там, где проходит раздел между православным и католическим населением.

Особо стоит вопрос о том крае, где православное население перестало быть православным, но еще не стало католическим. Речь идет об униатской Галиции. Нам доставило бы большое удовольствие видеть Галицию в составе Польши, ибо у нас нет ни малейшего желания видеть в своей среде это гнездо всех и всяческих сепаратистских тенденций.

Что же касается сепаратистов, то я воспользуюсь присутствием здесь многочисленной казачьей делегации и обращусь к казакам с несколькими словами.

Казаки! Вы помните ту роль, которую ваши деды и отцы сыграли в создании великого государства Российского. Вы помните, как они принесли к ногам русского царя царство Сибирское, как они для величия России покоряли Терек, Крым, как они храбро дрались под Очаковом. Вы помните, что казачество всегда было оплотом крепости центральной российской власти, помните и то почетное место, которое вы занимали за широким столом земли русской. Неужели вы допустите теперь, чтобы вы были отторгнуты от России? Вспомните слова Троцкого, которые записаны им в книге его воспоминаний: «Мы не боялись, — пишет он, — распропагандированных гвардейских полков, но мы боялись казачества. Но когда мы увидели, что толпа революционных манифестантов просачивается сквозь казачий строй, мы тогда поняли, что революция победила. Революция проползла под брюхом казачьей лошади». Победила та революция, которая приготовила чашу горьких страданий для всего народа нашей Родины и, в первую очередь, кто пил эту чашу, — это были казаки.

Казаки, неужели и теперь вы допустите, чтобы под брюхом казачьей лошади проползла идея расчленения России, в создание которой положено так много казачьих сил, героизма и славы?

(В этот момент из группы казаков послышались возгласы: «Никогда!»)

Необходимо остановиться и на характеристике международного положения. Оно стоит под знаком бесконечных переговоров о мире, но переговоры эти в одинаковой мере и бесконечны и бесплодны.

В Корее происходит жесточайший фарс войны, где люди гибнут, не имея никакой цели, и где пролитая кровь не подвигает войну ни на шаг к победе.

Но как бы ни велись переговоры о мире, военные бюджеты договаривающихся о разоружении стран наглядно показывают, что гонка вооружений продолжается, и что пушки, которых становится слишком много, должны будут начать стрелять.

Говоря о Суворовском союзе, я должен указать, что нашим принципом в работе является выдвижение молодежи. Наш лозунг: «Молодежь, вперед!» Мы выдвигаем на посты людей не по их чинам или по числу звездочек, но по их знаниям и способностям.

Переходя к рассмотрению внутриэмигрантской жизни, мы полагаем, что нужно отметить следующий факт: конечно, эмиграция разделена и разъединена. Это печальное явление. Однако оно далеко не так глубоко и не так сильно, чтобы наши противники могли ему радоваться. Разделение формально, мы все-таки едины, и когда нужны действия, требующие объединенного выступления, мы такие действия осуществляем единым фронтом. Так было, когда, почувствовав опасность для русского дела, двенадцать русских национальных организаций объединено выступили с заявлением по поводу недемократических и, с нашей точки зрения, антинациональных действий так называемого СОНРа. Заметим здесь же вскользь, что во всем этом событии мы имели весьма неудачный урок демократии, который нам хотели преподать некоторые американские группы, именующие себя демократическими. Они собрали пять организаций, из которых четыре насчитывают каждая от 8 до 10 человек, если не считать НТС, и провозгласили их полномочными решать вопросы о судьбах России.

Говоря о СОНРе, приходится, собственно, говорить лично о Керенском или об НТС, как об организации, ибо СОНР — это, в сущности, НТС под флагом Керенского.

Мы категорически протестуем против лозунга, выдвигаемого некоторыми общественными деятелями: «Не мешайте Керенскому. Он что-то делает!» Этот лозунг мы уже слышали. Наши отцы также считали, что не надо мешать Керенскому углублять революцию. Это углубление привело Россию к коммунизму. На своем первом историческом экзамене Керенский провалился с треском. Совершенно очевидно, что к переэкзаменовке он допущен быть не может.

Что касается его пропагандистской и диверсионной акции, вернее акции партии НТС, то мы считаем ее в корне неправильной, как в отношении к силам национальной русской эмиграции, а также русского народа, находящегося по ту сторону, постольку, поскольку эта акция проводится в условиях мирного времени и нынешнего политического положения.

Чего можно достигнуть посылкой на ту сторону агитационной литературы и активной молодежи для подрывной работы? Кому это может быть полезно?

Каждый из нас знает блестяще поставленную контрразведывательную работу НКВД и понимает, что посланные за железный занавес группы не смогут продержаться в конспирации более нескольких недель. Они заранее обречены на то, чтобы попасть в руки советской полиции и потянуть за собой ту часть антикоммунистического актива, с которым они установят контакт на территории СССР. Посылая на советскую сторону агитационно-диверсионные группы, организация, которая это делает, выдает в руки советской разведки лучшую национально настроенную молодежь, а также всех тех, кто, находясь за железным занавесом, готовы в будущем активно выступить против советской власти.

Акция НТС имеет и другую большую опасность. Она обнаруживает перед НКВД методы диверсионной работы. Не надо быть военным, чтобы понимать, что успех работы в чрезвычайно большой степени зависит от двух элементов: от глубины конспирации и от внезапности действия.

Пропаганда. Надо ли агитировать советских граждан или, точнее выражаясь, антисоветски настроенный русский народ против власти коммунизма? Стоит ли с опасностью для стольких жизней забрасывать безграмотные листовки, посылаемые СОНРом? Не кажется ли вам, что каждый советский гражданин лучше нас с вами знает об ужасах советского режима, и что он не нуждается в дополнительных иллюстрациях?..

Пока вся эта деятельность СОНР-НТС проводится лишь в восточной части Берлина, большой опасности нет. Эта акция остается лишь вредным очковтирательством. Однако будет много хуже, если этим господам действительно удастся проникнуть глубже на Восток. Тогда уже польется кровь, польется бесцельно кровь лучших сынов России. Эту кровь нужно беречь, ибо она будет нужна в час исторического решительного боя.

Вот почему мы категорически восстаем против диверсионной работы СОНРа. Мы ее считаем не только бесполезной, но и просто вредной.

Между прочим, в последнее время НТС начал против нас вести ожесточенную травлю, приписывая нам действия, нами никогда не совершенные. Он старается нас выставить как группу профессиональных разведчиков. Мы не отрицаем того, что Первая русская национальная армия вышла из кадров знаменитого 1001-го гренадерского разведывательного полка германского вермахта, и вот благодаря тому, что мы действительно разведчики, я и предлагаю господам из НТС быть осторожными.

Ведь мы — старые знакомые. Мы встречались не раз с господином Байдалаковым в Берлине. Около 200 членов партии НТС служили в Зондердивизионе «Р» (Sonderdivision «R») под моей командой. Об их деятельности мы информированы лучше, чем кто-либо другой.

Обратимся в иную сторону. Меня обвиняют в германофильстве. Говорят о том, что я, забыв заветы великого Суворова, собираюсь вести войну по теории германского генерала Клаузевица. Надо знать, что Суворов был гениальным тактиком и во всю жизнь не проиграл ни одного сражения. Генерал Клаузевиц вообще не выиграл ни одного сражения, ибо, будучи штабным офицером, никогда самостоятельно не командовал ни одним воинским соединением. Но генерал Клаузевиц был отцом научной дисциплины, трактующей о том, что война — это есть продолжение политики, и что мало выиграть войну — надо уметь выиграть мир. Суворов был гениальным полководцем, а Клаузевиц — первым военным философом, занявшимся разрешением сложных государственных проблем взаимоотношения между политикой и войной. Клаузевица признавать отнюдь не значит быть германофилом. Его знают и его изучают не только немцы и Советы. На нем базируется современная мысль и в Америке, и в Англии.

А поэтому в будущем, если Всевышнему будет угодно дать мне возможность командовать какими-то воинскими соединениями, я буду стараться тактически воевать по бессмертному Суворову, а военно-политически — оперировать по принципам Клаузевица, углубляя его выводы применительно к условиям, которые откроются перед нами в борьбе за освобождение нашей Родины — России.

Одна из ошибок нашей национальной эмиграции состоит в том, что мы как бы хотим заранее установить будущие судьбы Родины по программам и рецептам разных партий. Таким образом, мы начинаем дело не с начала, а с конца. Прежде всего, мы должны объединить наши усилия для освобождения России, а для этого необходимо создание Русской национальной освободительной армии. Только после освобождения России можно будет допустить споры и борьбу между всевозможными партиями.

Некоторые говорят, что русская армия будет партийной, и что ей поэтому нужен иностранный опекун, ибо армия может посягнуть на суверенные права народов России. Мы категорически протестуем против суждений такого порядка. Мы указываем на тот факт, что только Русская освободительная армия сможет освободить Россию и защитить народ и все его национально-исторические права, как от внутренних, так и от внешних посягательств. Только Русская национальная освободительная армия обеспечит будущему Учредительному собранию возможность абсолютно свободно выявить подлинную волю народов России.

Поскольку вышеуказанные суждения исходят от иностранцев, я считаю необходимым обратиться к ним со своей формулой о наших взаимоотношениях: помогите нам — но не мешайте, то есть помогите нам морально, политически и материально освободить народа России, но не мешайте, то есть не вмешивайтесь в наши внутренние российские дела. Всякое вмешательство во внутренние дела российских народов может быть чревато опасными последствиями для иностранных держав, ибо всякое вмешательство может быть использовано нашим общим врагом в свою пользу.

Будущее России должно находиться в руках народа России.

Наблюдая знамения развивающихся исторических событий, мы верим, что Всевышнему угодно положить конец страданиям народа России. Мы видим, что ход событий неуклонно идет к роковой развязке. Грядет великая и кровавая война. Мы, русские национальные воины, обнажили наши мечи и не вложим их обратно до тех пор, пока не отсечем последнюю голову гидры III Интернационала.

С верой в Бога и в правоту своего национального дела мы идем вперед. Жертв и крови мы не испугаемся. Мы верим, что из пожарищ великой схватки снова восстанет великая Россия на славу всех народов, исторически объединенных на нашей родной земле.

Так хочет Бог великой русской земли!

Непримиримость армии (ко Дню непримиримости 1951 года) Углубление доктрин Клаузевица

1

За долгий и тяжелый период нашей жизни в эмиграции было сказано, в этот день, много слов. Часто слов сильных и красивых, но еще чаще шаблонно-пустых и трафаретных.

Непримиримость требует в своем философском анализе, доведенном до отказа, — ненависти. Ненависть требует действия. Религия учит любви и всепрощению. Мы, русские военные националисты, идем по третьей дороге. По дороге борьбы без ненависти. Мы знаем, что там, за «чертополохом», живет 200-миллионный российский народ. Наш народ. Наша нация от плоти и от крови. Мы не можем ее ненавидеть. Мы желаем ее освобождения и национального восстановления ее исторических прав.

В этой борьбе мы не хотим допустить ее политического или экономического уничтожения. Вот почему мы против атомного пожара. Консерватизм всегда пассивен. Революция — динамична, а потому в борьбе против сил интернациональной революции мы маршируем по дороге революции национальной.

Армия не имеет права предрешать национальной судьбы и образа правления народов России. Армия борется за их освобождение, чтобы потом своими штыками защитить завоеванную свободу. Мы не собираемся здесь, в эмиграции, драться за политические программы, ибо это дело будущего. Дело народа России сказать в свободном волеизъявлении свое историческое слово. Голос его должен быть услышан. Он заслужил морем крови и слез право самому решать свою государственную судьбу. Задача армии помочь, а не навязывать новые политические диктатуры или программные эксперименты. 35 лет тянется международное издевательство над Россией. Мир не понимает, что сегодня он платит цену за это издевательство. Довольно нашей скорби!

Отцы и деды проспали февраль, а профессорская интеллигенция, идя в народ, подняла его и, бросив в бездну страданий, бежала. Она не защитила свой февраль. Мы не желаем реставрации ни справа, ни слева. Мы желаем подлинного национально-демократического освобождения и восстановления всех наших исторических государственных прав.

Мы не против каких-либо программ или политических течений, но мы против людей, персонально не имеющих никакого морального права снова выходить на русскую политическую арену.

Предоставим Церкви проповедовать науку любви Христа, а мы, профессиональные военные, должны морально и технически готовить себя и кадры будущих национальных вооруженных сил к выполнению нашего священного долга перед Родиной во время войны и после нее.

Правда постоянна, она не изменяется. Меняется только с течением веков отношение к ней человечества. Отсюда происходит разное влияние ее на исторический процесс жизни.

Вера без дел мертва есть. Политика без стоящей за ее спиной силы — армии, является не государственным реализмом, а опасной фантазией. Действия силы, то есть армии без политики — бесплодны. Это особенно важно знать в нашу историческую эпоху, когда нет права без силы, а сила является источником каждого права. Тесно связанные между собой политика и армия должны маршировать вместе, по одной дороге, по дороге государственной миссии нации. Должны дополнять друг друга. Сила армии дает исторический размах политике и расширяет ее масштаб. Правильное понимание исторических задач нации политикой, ее гибкость, дальновидность и логическое упорство расширяют стратегические «пределы-возможности» армии, а во время вооруженных столкновений сберегают ее кровь. Армия ведет войну тоталитарно, то есть ищет возможностей полного уничтожения противника, но политика не должна заключать тоталитарного мира, то есть вбивать кол в государственное тело поверженного врага. Разбитый противник после проигранной кампании должен продолжать свое государственное существование. Нельзя безнаказанно нарушать геополитические и исторические законы. Нарушение их вызывает немедленный процесс реакции, то есть стремление к реваншу для восстановления искусственно нарушенного исторического равновесия. Ужасом нашей эпохи были не тоталитарные войны, а тоталитарные диктанты мирных договоров. За кол Версальского трактата мы заплатили Второй мировой войной, а за колья Тегерана, Ялты и Потсдама — платим теперешней «холодной», а в ближайшем будущем заплатим избиением человечества.

Никакие политические системы, философские доктрины или религии не смогли и не смогут устранить навсегда огневые войны. Война диктуется законами самой жизни. Жизнь — это не статистика, а грандиозный динамический многогранный процесс. Процесс непрерывного движения, рождения и смерти. Он вызывает борьбу за существование во всех трех планах. В плане духовном идет непрерывная борьба религий, верований и идей. В плане психическом — стремлений, эмоций, чувств и характеров. В плане физическом — форм, организаций, коллективов и индивидуумов. Законы этих «столкновений-разниц» и вызывают те исторические явления, которые мы называем экономическими или огневыми войнами. Сильный побеждает слабого. В лесах заглушается рост деревьев. В животном мире идет уничтожение и выбор сильнейшего. На всем своем историческом пути человечество не дало доказательств, что подчиняется иным законам природы. Совершенствовалась техника и богатели цивилизации. Рождались разные культуры и нации, в разное историческое время и по-разному высказывали свое «я». Приходили и уходили религии, верования и идеологии, но ни одна из них не разрешила этого коренного вопроса. Человек развивался, богател, делался более интеллигентным, но не стал лучше. Было рабство на заре нашего исторического существования, было оно и во время высокой античной культуры. Терзали человечество и в Средневековье. Безжалостно эксплуатировали человека в дни просвещенного абсолютизма, так же, как и в дни расцвета гуманного капитализма. Торговля людьми и демократия в Ялте. Рабский труд в СССР и рабское положение Ди-Пи^[3] на Западе. Менялись внешние формы жизни, но человек, по своему существу, оставался тем же.

Война — это борьба двух воль. В физическом плане мы видим огневой бой, в психическом — психологическую войну, в духовном — бой пропаганды, верований и идей. Война — это часть нашей жизни, и к ней надо готовиться. Мир или нейтралитет нельзя купить, его можно только завоевать силой. Разоруженное и слабое государство может рассчитывать только на милость победителя, и «блаженны верующие идеалисты», которые, подобно страусу, прячут голову под политические акты международных институций и этим надеются спасти себя и представляемые ими народы. Каждая нация услышит свой роковой звонок и принуждена будет сойти со сцены мировой истории.

Пацифизм — это болезнь народа или отдельного класса. Это ослабление воли к борьбе за свое личное классовое или национальное существование. Пропаганда пацифизма или строго оборонительной войны, с военной точки зрения, так же противоестественна, как пропаганда искусственного ограничения деторождения. Эта пропаганда является прямой дорогой к тоталитарному поражению или к историческому самоубийству.

В грядущей Третьей мировой войне нейтральных или «тепленьких» не будет. Всем придется ясно сказать свое горячее или холодное историческое слово. Где, кто и за кого?

Недавно умерший французский социалист Леон Блюм сказал, что любовь к своему Отечеству так же естественна, как любовь матери к своему ребенку. Кто же, кроме малой группы искренних идеалистов-интернационалистов, может спокойно смотреть и безразлично относиться к страданиям своего народа, к процессу его постепенного биологического уничтожения? Все идеологические, политические и экономические конфликты до сих пор разрешались силой железа, и иного способа пока что человечество не нашло. Не война страшна народам, а полное непонимание людьми, стоящими наверху, основных исторических, государственных и экономических законов, которые двигают современную цивилизацию. Мы изучаем историю, но мы от нее ничему не учимся. Мы неизменно повторяем одни и те же ошибки. Правители говорят слова и принимают решения без всякой исторической ответственности за свои действия.

Успех работы армии зависит от правильного понимания сущности современных военно-политических столкновений. Прежде всего, армия должна быть политически и государственно воспитана. А не политиканствующе-партийно образована. Военное искусство сегодняшнего дня состоит, главным образом, из знания истории войн, военной политики, стратегии, оператики, тактики, доктрины малой войны, военной технологии и задач военно-промышленного хозяйства. История войн, стратегия, оперативное искусство, тактика, а также военная технология преподаются на всех курсах высших военных школ армий всего мира. Доктрина малой войны, идеально разработанная в советском Генеральном штабе, читалась также в германской военной академии, а теперь те же профессора преподают ее англосаксам. Задачи военно-промышленному хозяйству страны ставит обыкновенно большой Генеральный штаб. Они очень сложны и зависят в каждом государстве от его общего технического развития. Это арифметика, а не алгебра. Они точно разрабатываются военно-секретными, промышленно-мобилизационными планами и проводятся в жизнь всякого рода хозяйственными министерствами и разными экономическими учреждениями данной страны.

Здесь я хочу дать русскому национальному офицеру некоторые понятия о связи военной государственной политики с доктринами современной стратегии.

Политика так же, как и стратегия, должна быть активна и агрессивна. Пассивная политика, как и чисто оборонительная стратегия, заранее обречена на неудачу. Вопрос агрессии или подготовки к нападению, в современном юридическом освещении, является ненужной пустой игрой слов, пытающихся изменить понятия вековых законов военного искусства. Теория борьбы физической так же, как теория отдельного боя или операцией цепи сражений, входящей в систему государственной стратегии, это теория войны и политики, для достижения успеха и победы, требует решительных, активных, заранее подготовленных и по плану проведенных наступательных действий. Требует атаки, внезапности и смелости. Требует инициативы в свои руки и перехода в наступление, не дожидаясь подготовки или агрессии со стороны противника. Так было и так будет. Законы войны стоят вне и выше всех мещанских прав морали, построенных на чрезвычайно шатких предпосылках юридической параграфной справедливости. Юридическим кодексом не повернешь колеса истории, движимого забронированным кулаком.

Армия, стоящая на страже своей страны, не может быть воспитана на основах толстовской философии. Абсолютная справедливость на Земле могла бы быть основана только на абсолютно правильном понимании ее истины, что совершенно невозможно по ограниченности и несовершенству человеческой натуры, воспринимающей здесь, на Земле, права морали и справедливости.

Разделяй и властвуй — фундаментальный принцип политики — ставит сегодня каждого гражданина в положение личной моральной ответственности за грядущую судьбу мира.

Для правильного понимания политики надо подходить к решению политических задач нации, исходя из кругозора общего, планетарного, геополитического положения и исторических стремлений союзных нам или враждебных наций. Нельзя зарываться в провинциальный шовинизм своей губернии и из-за одного слагаемого не видеть всей политической суммы — комплекса развивающихся исторических событий.

Сегодня на мировой сцене действуют три грандиозные силы — это США, СССР и Израиль с его широким политико-финансовым разветвлением влияния в мировом масштабе. Все остальные — крупные или мелкие сателлиты. Надо хорошо понимать это положение, желая вести реальную, а не фантастическую российскую военно-национальную политику.

Два из этих моіуществ заинтересованы в уничтожении третьего — коммунистического. Императорская Россия упорно блуждала в абстрактных стремлениях духа. Народ-богоносец искал правды Божьей. Советская революция научила его решать исторические задачи исключительно на Земле. Она погрузила нацию в самую толщу реальной материи: Христа заменили Карлом Марксом.

Мы боремся за Третью Россию. Третья Россия будет твердо искать равновесия между небом и землей. По формуле «Geist und Tat», то есть дух и действие, она будет строить свою будущую государственную национальную жизнь.

2

Отбрасывая положение, что политика с моралью не уживается, мы должны, однако, помнить, что государственная этика с личной этикой ничего общего не имеет. «На внушении и принуждении мы будем строить наше коммунистическое будущее», — сказал «апостол» мировой революции Ленин. Мы видим, что с разницей лишь в степени и по форме, однако по той же формуле — пропагандистского внушения и государственно-полицейского принуждения, строится жизнь и так называемого «свободного мира».

В хаосе анархии нет жизни, и каждая организация, более совершенная, политико-государственная, в своем принципе требует пропаганды, то есть внушения и силы, то есть принуждения к выполнению гражданами возлагаемых на них государственных обязанностей.

На этих психологических началах строится военно-казарменная жизнь. Пропагандируется и внушается сознательная дисциплина, которая берется во внешние формы принудительной подтянутости. Без глубокого понимания своего маневра и хорошего «цак»^[4] — нет порядочной армии. Приказ № 1 Керенского был прекрасным историческим доказательством всего выше сказанного.

Вопрос перехода к высшим формам человеческих международных отношений, то есть к созданию всемирного правительства, намного сложнее, чем это кажется с первого взгляда. Правительство, по своему существу, должно быть реальной силой, а не политической фикцией. Оно не может создаваться на основании каких-то добровольных, политических, межгосударственных соглашений. Всемирное правительство, как и каждое правительство каждой нации, может возникнуть только в естественном историческом процессе, как результат действий международной или сверхнациональной завоевательной силы. Оно должно иметь не только право, но и силу издавать законы и требовать их выполнения. Должно иметь свои суды, войско и полицию. Должно быть суверенно в полном значении этого слова.

История не знает процессов добровольного исторического объединения. Франция и Испания объединились путем кровавого усиления центральной королевской власти. Италия — после долгих революционных брожений и междоусобных войн. Германия — после целого ряда прусских победоносных кампаний, закончившихся разгромом Австро-Венгрии и Франции. Великобритания веками проливала кровь, создавая свою величайшую морскую империю. За наше всероссийское объединение и за создание континентальной империи — государства-континента, центральная московская власть и великороссы заплатили морем крови и прошли сквозь двухсотлетнее татарское иго. Даже своевременное и наиболее демократическое объединение Америки произошло в результате войны Севера против Юга.

Международный процесс объединения может быть результатом тотальной победы атомной технологии англосак-сонцев над миром коммунистической идеологии или наоборот: последователи «евангелия»Карла Маркса покорят к его подножию англосаксонские демократии с их сателлитами.

Третье решение может быть найдено только по линии мистического переустройства мира. Но для этого нет предпосылок сейчас, говорить об этом в этой статье.

Для этого объединения в процессе духовного завоевания надо было бы сказать какое-то новое слово. Это слово, придя из трансцендентального мира, должно бы зажечь во всех трех планах сердца и совесть человечества.

Человек в своей частной жизни или нация в исторической, добровольно не откажутся от присущего им стремления — устройства таковой в условиях наибольшей свободы. Кровью была полна история древнего мира. Кровью залили тогдашний свет римские легионы. В потоках крови извивалось Средневековье. Море крови пролили европейские нации за свое государственное существование, и на штыках несли они в Азию, Африку и Америку своей европейскую, христианскую, белую цивилизацию. Только те же потоки крови могут привести человечество к всемирному правительству. Но и тогда история местных войн и конфликтов не кончится. Человек сошел на землю, вынув меч, и сложит его, только прекратив в человеческом образе свое существование.

«Wrong or wright my Country» — все средства хороши для моей страны. Этот старый английский политический лозунг должен быть хорошо понят нашей русской действующей политикой. Эгоизм нам дан сверху, как некоторая самозащита против чрезмерной эксплуатации.

Наука политической стратегии должна быть динамической доктриной и базироваться на строго национальном, историческом фундаменте стремлений наций. Она меняет с ходом истории свои формы, но, по существу своему, должна оставаться верной генеральной, исторической линии, отражая только в своих методах ту эпоху, в которой действует. Во время готики она была политикой рыцарских орденов. Во времена Версаля она носила красивый парик маркизов и туфли с бантиками. До Первой мировой войны ходила в прекрасно сшитом лондонском фраке, а сегодня она дерзка и размашиста, как просторная русская рубаха.

Управлять — это значит предвидеть, а потому надо ясно понимать, что 35-летний процесс коммунистической революции невозможно сбросить со счетов истории, как никогда не удалось Священному союзу сбросить с версальских ковров пыль сапог наполеоновских гренадер. Только революционизируя наше мышление и то глубоко, мы сможем понять эпоху и, отряхнув с наших символических форм пыль кубанских степей, воспринять идею, что современное военное искусство переживает принципиальную революцию, и что армия сегодняшнего дня отличается от армии Первой мировой, да и Второй мировой, не только техникой своего вооружения, формой организации или боевого порядка развертывания, но и чем-то гораздо большим; намного глубже она отличается психологией боя.

Казарма больше не изолированный монастырь, а офицер — не сын дворянской касты. Генерал — не «Ваше превосходительство». Военная политика, психологическая война, идеологически-пропагандистская обработка, доктрина малой войны, акты саботажа и террора, классовая ненависть и национальный шовинизм народов — все это, смешавшись с принципами старой, классической стратегии, революционизировало армию и ее душу и по существу, и по форме.

Все это изменило облик сегодняшнего солдата и офицера, а перед полководцем поставило целый ряд новых и до сих пор невиданных задач: задач, не понятых военной наукой на Западе почти до конца Второй мировой войны.

Политика должна глубоко понимать и чувствовать приближение новой эпохи и находить новые исторические возможности динамизирования целей ведомой ней нации, координируя таковые с реальным потенциалом силы стоящей за ее спиной армии. Каждая эпоха, сказал наш противник Карл Маркс, имеет свое собственное отношение к истории, а потому современная политика должна прекрасно разбираться в перспективах грядущих событий. Петр Великий пил за здоровье своих учителей, разбитых им на полях Полтавы. Глупо считать, что по отношению противника достаточно одной брани, и ничему от него учиться не следует. В моей книге «На заколдованных путях», разбирая ход Второй мировой войны, я сказал, что тактика Сталина была гениальна. Это вызывало вопль некоторых русских групп, ничего не понявших и до сих пор ничему не научившихся. Пришло ли им, однако, в голову, что если бы тактика Сталина не была гениальной, то он не владел бы сегодня половиной мира, а в России не бушевала бы революция, и мы не сидели бы за океаном у разбитого корыта.

Климат определяет динамику и психологию нации. Он влияет на ее религиозное миросозерцание, а в политике диктует исторические цели, связанные с миссионизмом данной нации. Он влияет на психологию правящего класса и народного актива. В чисто бесклассовом государстве политика является прямой функцией стремлений нации, не заглушаемой психологическим влиянием правящих каст или сословий.

Активная политика еще в мирное время помогает своей стратегии занять те исходные позиции, которые самой своей геополитической тяжестью предрешали бы и влияли бы на дальнейший ход развития военных операций. Политика дает армии время подготовить себя и страну к будущим вооруженным действиям. Она, по мере возможности, обеспечивает стратегические фланги и тыл будущих театров военных действий. Она подготавливает союзников и нейтрализует возможных врагов. Политика помогает вооруженным силам во время войны сохранить свободу маневра. Обеспечивает коммуникацию и необходимое для военной промышленности сырье, путем соответствующих политических актов и изысканием подходящих союзников. Она еще в мирное время ставит цели и задачи своей стратегии, но во время войны ни в коем случае не вмешивается в чисто оперативные решения. Государственная политика не может связывать рук государственной стратегии и не смеет влиять на способ подготовки к войне, мобилизацию, выбор мест оперативных концентраций, направлений нанесения ударов, а также на тактику предполагаемых или проводимых военных акций.

Язык дипломатии, конечно, чужд военному языку. Военные говорят приказами. Дипломаты-политики — нотами. Искусство составлять приказ — это уметь в ясной и категорической форме, по возможности в нескольких словах, изложить идею операции. Его качества — определенность, ясность, краткость и категоричность. Иные требования ставит политика языку дипломатов. Здесь надо говорить согласно принятому изречению: язык дан тебе для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. Ноты пишутся так, что даже тогда, когда объявляется война, противник не должен обидеться. Одним словом, как говорили в старом Санкт-Петербурге — пишется трамвай, а читается конка. Профессиональным военным, работающим совместно с дипломатией, надо хорошо понимать эту психологическую разницу языков. Надо помнить, что одно — это линия боевого фронта, а совсем другое — линия государственно-политической обороны.

Политики часто позволяют себе блуждать и жить в идеологических иллюзиях, за что нам, военным, приходится непосредственно и наглядно, тут же на полях сражений, расплачиваться кровью наших солдат. Вот почему, несмотря на всю неясность и вежливость языка дипломатов, мы вправе требовать от них государственного реализма. Политика должна быть логична и последовательна. Примером железной логики может служить политика СССР. Геополитика, с одной стороны, а стремление к осуществлению всемирной революции, с другой, диктуют ей двойную линию политики, то есть как задачу — сохранение и расширение территории России — этой базы мировой революции, а как цель — риск всех военных, политических, революционных акций, входящих в программу коммунистического стремления в приведении всего мира к одному политическому знаменателю.

Надо хорошо помнить современную военную истину, что огневую кампанию невозможно выиграть ведением исключительно военных действий. Ее можно победоносно окончить только координацией огневой оператики с действиями государственной политики. Формула Клаузевица «война — это продолжение политики» — должна быть фундаментом современного военного мышления, и всегда стоять перед глазами каждого главнокомандующего. В политике, как и в стратегии, инициатива берется в свои руки. Советы сейчас взяли в «холодной» войне инициативу в свои руки и до сих пор ее не выпускают. Они совершенно ясно и правильно рассматривают ее как вступление, вернее, как подготовку к будущим военным действиям. Советы навязали свою волю дипломатии западных демократий, которые все время работают в психологической атмосфере полного мира, не желая понять, что мира уже давно нет, и что противником ведется наступательно-подготовительная политическая, экономическая, временами огневая война вместе с планомерной подрывной работой всех «пятых» и «шестых» колонн по всем правилам военного искусства. Политика Советов, по-видимому, ясно отдает себе отчет в том, что можно выиграть огневую войну и проиграть дипломатический мир, а потому, выиграв Вторую мировую на полях Германии, а последующий мир в Тегеране, Ялте и Потсдаме, они хотят сочетанием всех выше указанных способов и действий приготовить для себя военно-политические базы для выигрыша Третьей мировой войны.

Они имеют много шансов победить в предстоящем столкновении, несмотря на колоссальное техническое превосходство западных демократий. Техника — это великая вещь, но ведь стреляют солдаты. Они продвигаются и закрепляют. Полчища советской и китайской пехоты, поддержанные наплывом массы 60 000 танков, при тактической воздушной крыше, при правильно проведенной акции саботажа, малой войны и пропагандистско-психологического боя, при всех этих условиях они могут рисковать на Третью мировую войну даже при отсутствии стратегического воздушного господства и атомного равновесия. Ведь мы знаем, что в Европе против 280 дивизий «новой демократии» в распоряжении генерала Эйзенхауэра находится только 16. Вопрос германского вооружения до сих пор еще висит в воздухе и не принял реальной формы благодаря близорукому противодействию французской провинциальной, шовинистической политики. Английский саботаж до сих пор мешал американской военной политике обеспечить стратегический тыл рейнских позиций, то есть включить Испанию генерала Франко в Атлантический пакт.

На самом главном направлении и для Советов наиболее уязвимом, то есть в «русском вопросе», до сих пор не сделано ничего положительного, а, наоборот, сейчас проводится — созданием комитета Керенского — акция глубоко отрицательного характера. Эта политика в будущем будет Западу стоить еще дороже, чем пресловутая политика Розенберга обошлась Германии.

По-видимому, появления русских национальных вооруженных сил наши будущие некоторые «союзники» боятся не меньше наших врагов. Сам Керенский и его комитет против создания армии. Они считают, что пропагандой по радио, листовками и тридцатью тысячами несуществующих курьеров смогут освободить Россию. Диверсионная акция и посылка на ту сторону для подрывной работы в условиях мирного времени является вреднейшим действием в отношении оставшейся в живых русской национальной эмиграции. Каждый, кто знает советскую действительность и блестящую работу НКВД, понимает, что этим свергнуть советскую власть невозможно, а выдать и зарегистрировать весь национальный актив вышеупомянутой акцией очень легко.

Несмотря на всю нездоровую атмосферу сегодняшнего политического момента и на связанные с ним темно-спекулятивные тенденции, Российская национальная армия будет создана. Сама жизнь и непреложные военные законы заставят западные демократии обратиться к нам, как обратились они уже к Германии, Японии и Испании.

На страх врагам и «друзьям» на будущих полях сражений появятся железные дивизии Российский национальной армии.

Она, эта армия, возьмет судьбу России в свои руки и скажет миру свое историческое, русское, твердое, солдатское слово — довольно нашей скорби, наших мук и нашей крови. Мы ничего от вас не хотим. Помогите нам, и мы поможем вам. Мы честные союзники, и до конца исполним свой солдатский долг. Но от России, от ее единства и от ее национальных прав — руки прочь!

3

Советская военная политика подводит сейчас итог своих достижений. В военную систему включены на Западе — Восточная Германия, Польша, Чехословакия и Венгрия. На Балканском полуострове — Болгария и Албания. На Севере прочно укрепляется Прибалтийский край и Финляндия. На Ближнем Востоке из английских рук выбита персидская нефть. Организованы политические волнения в арабских странах и протягивается сеть к Суэцу. На Дальнем Востоке в военно-политический союз включен Китай вместе с «автономным» Тибетом. В Индокитае вот уже несколько лет истекает кровью французская колониальная армия и, если бы не присутствие североамериканских военных баз, то та же участь постигла бы французов в Марокко, Тунисе и Алжире. На Корейском полуострове проведены довольно удачно военные маневры, давшие в руки советскому главному командованию большой опытный материал. Одним словом, есть чем похвастаться. Военная политика подготовила часть стратегических плацдармов для будущих исходных положений.

Западная политика топчется в передней Тито. Спорит о линии обороны Рейна или Пиренеев. Старается верить, что в скором времени возродится великая французская армия. Сегодня она имеет готовых 5 дивизий и обещает к 1954 году — 20, хотя сами французы знают, что в будущем году будут иметь только 3 боеспособных дивизии. Швеция борется за свой нейтралитет. Старая Европа докатилась до такого позорного, что сейчас самой сильной европейской армией считается швейцарская милиция, и в руках победоносного американского генерала, если не считать чисто англосаксонских войск, находится только 12 дивизий и 4 дивизии «сомнительного качества» побежденной Италии.

Из пустого ничего не нальешь, а потому вполне понятно, что в главной квартире генерала Эйзенхауэра поговаривают об обороне Нормандского полуострова, как о базе для будущих контрнаступательных развертываний.

Англия, боясь усовершенствованного Фау-2, пока что везет стратегическое сырье в порты противника. Это отчасти понятно, если принять во внимание, что в Лондоне сосредоточено 25 процентов всего населения острова, почти вся торговля и весь правительственный аппарат огромной морской империи.

Три года тому назад в статье «В мировом огне» я писал о военно-политической ситуации и о предполагаемом военно-политическом продвижении СССР, о том, что Советы ограничатся в Европе военно-политической подрывной работой. Что главный удар пойдет в направлении Дальнего Востока, и что зажжется пожар на Ближнем Востоке. Я писал: «СССР займет Китай и Тибет, начнет партизанскую войну в Индокитае и будет сильно нажимать на Корею и Персию. Цель — Индия. Удары будут наноситься массой китайской пехоты, поддержанной монгольской конницей и под командой красных, интернациональных военных инструкторов». Прошло три года, и события точно развернулись по Хольмстону.

Однако есть и утешительные данные. Линия Мажино в принципе не восстанавливается — это значит, что западная военная мысль отказывается от пассивной обороны. Совершенно правильно, ибо ней еще никто и никогда никакой войны не выиграл.

На основании последнего корейского опыта на Западе принимается доктрина, что количество надо уравновешивать качеством огня, который является сегодня решающим фактором на полях сражений. Маневр, то есть быстрота передвижений, эластичность, решение полководца, перевес в технике, а в особенности преобладание в воздухе — вот те тезисы, на которых строится оператика американского главного командования. Наконец-то генералы отдохнули и начинают возвращаться к лучшим традициям войн. Генерал Паттон говорил, что на войне всегда больше усталых генералов, чем дивизий. Современная тактика как никогда требует сочетания быстрого и решительного маневра, смелости со стороны полководца в использовании создающегося положения, а потом железного упорства в достижении поставленной цели. Смотри войну генерала Макартура в Корее. Сейчас эта война, потеряв всякий смысл, превратилась в военный фарс топтания на месте, под аккомпанемент китайской музыки мирных переговоров.

Запад не может позволить себе вести войну «большой кровью». Вот почему западные армии учатся маневрировать огнем, стараясь выносить его на фланги противника, ибо, как показал опыт Второй мировой, фланговый огонь в три раза действеннее фронтового. Новая дисциплина должна войти в тело и кровь солдата. Она должна быть выше всех его нервов и страха, так как фланговый огневой марш требует стальной выдержки и глубокой учебы. Нельзя забывать, что обходящий всегда будет обойденным. Здесь очень важен личный пример командного состава, в особенности в первое время, пока войска не взяты в руки. Потом, с первыми победами, явится вера в самих себя и в своего полководца.

Американским главным командованием совершенно правильно понято, что для проведения глубоких стратегических операций и поддержки танковых, огневой — атомной подготовки, необходимо иметь полное стратегическое и тактическое господство в воздухе. Над созданием будущей стратегической и тактической крыши и проводится сейчас грандиозная работа. Только имея непроницаемую «воздушную крышу», можно думать о глубоких, активных оперативных, наземно-танковых операциях. Армия должна воспитываться в этом сугубо наступательном духе. Думать о пассивной обороне и зарываться в бетон при вероятном дивизионном соотношении один к пяти, даже при решительном перевесе в огневой технике, является оперативным самоубийством. Последний опыт показал, что даже на строго пассивных участках фронта, если нет возможности наступать, то надо наступление демонстрировать. Стоять на месте — это значит идти прямой дорогой в «котел», под давлением с фронта и фланга наступающей пехотно-танковой массы, а в тылу — выброшенных партизанских и парашютных десантов.

В эпоху координации действий классической стратегии с действиями стратегии малой войны единственный выход в обороне — это искать не статики на полях сражений, а динамично-активного, подвижного равновесия. При обеспеченной стратегической воздушной крыше и при поддержке тактического воздушного флота, при сильно подвижных наземных огневых средствах, даже при очень тяжелом не в свою пользу численном соотношении дивизий, высококвалифицированное командование всегда сможет не выпустить инициативы из своих рук и навязать маневрами свою волю малоподвижным и неповоротливым массам оперирующего противника.

В современной войне чрезвычайно важна психологическая подготовка солдата и его политико-идеологическая обработка. Он должен хорошо понимать не только свой маневр, но и ту политическую цель, которую этот маневр преследует. Солдат должен знать, с кем и почему он воюет. За какие идеалы и цели он идет в огонь.

Сознательный боец, высококвалифицированный и самоотверженный офицер и всесторонне глубоко образованный, решительный генерал — вот ведущие элементы маневренного высокого, насыщенного техникой, современного боя. Времена «а ну, кто враг внутренний», времена серой бессознательной, безымянной солдатской массы миновали бесповоротно.

Полководец должен помнить великую военную истину, что одно — это оперативный математический расчет, а другое — стратегическая интуиция. Он должен работать над собой, учась первому и вырабатывая в себе другое.

Под влиянием техники изменилась форма боя, но философская сущность войны осталась незыблемой. Разрешая стратегические задачи и выбирая оперативные средства, полководец должен неизменно помнить ту главную политическую цель, которую ему указала его государственная политика. От него требуется не только владение современными военными знаниями, умение оперативно думать, но и глубокое понимание общеполитической обстановки, привычка разбираться и знать, какие влияния на ход его операции могут оказать изменения, протекающие и совершающиеся во время кампании в политике, в технике, в методах психологической войны и в способах ведения малой войны. Он должен точно понимать и знать, на какой коэффициент поправок он может и должен рассчитывать. Эластичность управления, эластичность смелая и решительная, глубоко профессионально и организационно проведенная, должна быть путеводной звездой современного командования. Импровизации и дилетантства надо бояться больше, чем врага. Это они ставят командованию невыполнимые требования и выматывают армию до отказа. «Стратегия невозможностей» Гитлера во время Второй мировой показала, к чему можно привести свою нацию и блестящую армию.

С другой стороны, нельзя слишком увлекаться планировкой и суперорганизацией. Все хорошо в меру. Вера в исключительную силу заранее разработанного плана и боязнь потом внести в него какие-либо изменения, хотя обстановка и требовала бы их, создает то болезненное явление, которое германский вермахт прекрасно охарактеризовал словом «планглаубихкайт» (Planglaubichkeit) — в переводе на русский язык — слепой верой в план. От наполеоновского: сначала завязать бой, а потом посмотреть и действовать, в зависимости от обстановки, — все-таки «кое-что» осталось.

Полководец должен твердо понимать, что сегодня армия не может быть государством в государстве. Он должен старательно военно образовывать и политически воспитывать своих подчиненных. Надо постоянно подвергать армию соответствующей национально-идеологической обработке и разъяснять ей не только общие политико-стратегические цели войны, но часто даже ближайшие оперативные задачи. Солдат воспитывается политически, не в каких-либо партийных программах, а в общих, хотя бы элементарных понятиях государственной идеи страны. В историко-политических целях и стремлениях нации. Он изучает историю, его вводят в понимание основных положений геополитики и ему объясняется необходимость всех будущих вооруженных действий для блага его государства и его нации. Одним словом, он пропагандистским внушением и глубоко национальным воспитанием должен быть застрахован от контрпропаганды противника и, в связи с этим, от возможного морального разложения. Внушение — это одно, но казарма не может жить без принуждения. Военный «дрилль»^[5] и внешняя подтянутость армии — это необходимая форма ее жизни. Должно быть воспитано здоровое физическое тело армии, ибо только в такое может быть влит здоровый моральный дух. Фридриховское изречение: «Солдат должен бояться палки капрала больше, чем неприятеля», — конечно, по своей форме устарело, но, по существу, заменяя физическую палку палкой моральной, то есть национально-психологическим воспитанием, оно остается неизменным на веки веков.

Внезапность удара всегда играла первенствующую роль в технике военного дела. Мы знаем момент непосредственной внезапности, внезапности тактической, когда противнику наносятся удары там, где он их меньше всего ожидал. Оперативные операции растягиваются во времени и в пространстве; а потому в оперативном искусстве под внезапностью мы понимаем те маневры, которые предприняты полководцем и которые по каким-либо соображениям не входили в расчет противоположной стороны. Стратегическая внезапность обыкновенно выражается неожиданным раскрытием таланта полководца или первоклассной работой «сыгранного» Генерального штаба. Она обыкновенно связана с применением новых тактических методов борьбы, невиданных до сих пор способов оперативного развертывания или маневра: применением усовершенствованной техники или яркой пропагандистской агитацией. Устранить выше данные факторы внезапности могут талант полководца, указанная стойкость армии и прекрасно организованная вездесущая разведка.

В германской военной академии высокоталантливый генерал фон Сект говорил: «Я учу вас быть офицерами Генерального штаба, но полководцами сделать вас не могу». Полководцы рождаются. Это «искра Божья». Они, как и все другие таланты, как показывает военная история, появляются редко. Отсутствие «искры Божьей» должно быть уравновешено безукоризненной координационной работой Генерального штаба. Армия — это тело. Генеральный штаб — это мозг. Но самое сильное тело и блестящий интеллект бессильны, если у них нет глаз и ушей. Глазами и ушами армии является военная разведка, и в современной войне она играет первенствующую роль.

Весь мир тратит на нее безумные суммы. Сегодня без военной разведки немыслима подготовка войны. Действовать вслепую никакой военный организм не в состоянии. Самое сильное тело — армия, высокоинтеллигентный ум — Генеральный штаб — не могут успешно работать, если нет глаз и ушей, то есть всеведущей и всеобъемлющей разведки. В этом духе надо воспитывать армию. Каждый офицер и солдат должны быть разведчиками. Время только «профессиональных шпионов» и высылки патрулей кануло в вечность. На передовой линии, в штабе, в бою, в тылу, на фабрике, в бюро, в лаборатории, на аэродроме, в поезде и в ресторане, на улице и дома каждый солдат должен уметь видеть и слышать то, что нужно его стране, его нации в борьбе за идеалы и свое существование. Он должен всюду и всегда проникать во всю оборонительную линию врага. Сегодня эта линия не ограничивается окопами, она там, где мы ее только что перечислили. Надо воспитывать армию в современных принципах разведки. В этом третьем разведывательном элементе, который вместе с двумя другими, — талантом полководца и работой Генерального штаба составляет фундамент современного военного искусства, и надо натаскивать офицера и солдата. Надо внушать и учить, что сегодня разведчик — это не «презренный шпион», а верный идейный солдат и офицер, стоящий на страже своего государства, своей нации и своей исторической национальной миссии.

Война имеет свою собственную мораль и оправдывает многое недопустимое в нормальное мирное время.

В борьбе за великие, национально чистые идеалы офицер и солдат должны твердо помнить два основных положения: «горе побежденным» и «победителя не судят».

4

Полководец, будучи глубоко политически образованным человеком, должен уметь не только наступать, но и выводить свои войска из оперативных «котлов» или безнадежного стратегического положения.

Нельзя из-за сомнительных временных тактических выгод рисковать потерей живой силой армии или проигрышем всей кампании. В Варшавском безумном восстании поляки, несмотря на все свое геройство, не могли достигнуть оперативно-тактических результатов, зато разрушили свою прекрасную столицу и уничтожили цвет своей молодежи, потеряв, как результат, политико-государственную независимость. Это пример оперативно-тактического упорства. Примером стратегического упорства или, вернее, безумства, является продолжение Гитлером безнадежной проигранной войны до полной потери Германией своей государственной самостоятельности. Полководец, имеющий перед глазами политические цели, обязан понимать, когда стратегия, подчиняясь политике, должна будет огневую войну заменить дипломатическими переговорами.

Война, как общее правило, ведется военным искусством и техникой, а не кровью своих солдат. Для нас, русских, девизом будущей Третьей мировой должно быть не столько воевать, как собираться, организовываться и готовиться к защите российских национальных прав, в грядущих исторических «мирных» переговорах. Польский маршал Пилсудский на упрек социалистов, что он вышел из партии, ответил: «Я долго ехал вместе с вами в интернациональном поезде, но я вылез на станции, имя которой Польша». Будущий главнокомандующий российских вооруженных сил должен хорошо знать имя станции, на которой ему придется выйти из межсоюзного поезда.

Для подготовки будущей Третьей мировой кампании старательно изучается и перерабатывается опыт стратегической бомбардировки Германии и Японии в период Второй мировой войны. Разработана новая оператика в связи с техническим усовершенствованием атакующих бомбардировщиков и противовоздушной, наземной защиты. Особенное внимание обращено на тактическое сопровождение воздушным флотом оперирующих танково-механизированных частей, так удачно проведенных в свое время, во время прорыва из Нормандии в глубину Франции, трагически погибшим генералом Паттоном. Генерал Паттон не только создал над своими танковомеханизированными дивизиями непроницаемую «воздушную крышу», но и прикрывал охваты своих флангов тактическим воздушным флотом.

Ввиду вышеуказанного следует сказать несколько слов о самой технике обеих враждующих сторон.

СССР сейчас располагает около двенадцати тысяч боевых аппаратов, сведенных в двенадцать воздушных армий, и десятью тысячами на складе, приготовленным резервом. США в первой боевой линии насчитывает 25 000 аппаратов и на штапелях лежит в резерве 35 000.

Против советской выпущенной шестидесятитысячной массы танков американцами подготавливаются, как показал опыт, самое страшное противотанковое оружие — ракетное орудие, вмонтированное в аэроплан.

В продукции находится, пройдя сквозь лабораторный и полигонный опыт, тактическая атомная артиллерия. Разрабатывается совершенно новая радарная сеть защиты от воздушных стратегических налетов. Вводятся без летчиков электромагнитными волнами управляемые аэропланы, а также так называемые аппараты-«близнецы». Создаются: межконтинентальная ракетная артиллерия, водородная бомба, космические лучи и новые виды газовой и бактериологической войны. Опыты уже закончены, и они установили высокий боевой коэффициент полезного действия этого новейшего оружия.

Для всего вышеуказанного нужна промышленность. Для промышленности нужны деньги, электрическая энергия, нефть, уголь и сталь.

Снова обратимся к цифрам. СССР с сателлитами добывают 430 миллионов тонн угля в год. Демократический блок — 1360 миллионов тонн. Советская (вместе с сателлитами] продукция стали равняется 25,4 миллионов тонн в год, в то время как продукция западного блока доходит до 130 миллионов тонн. Советы со своими союзниками располагают электрической энергией около 80 миллиардов киловатт-час, против 700 миллиардов киловатт-час западных демократий. Самое больное советское место — это нефть, которой они добывают почти в девять раз меньше, чем англосаксонцы. Не нужно комментариев. Эти цифры в современной глубоко насыщенной техникой войне являются решающим фактором и говорят сами за себя.

Во время Второй мировой войны, как показала статистика, на каждого стоящего на фронте солдата в тылу работало в военной промышленности 10 рабочих. Высококвалифицированный рабочий сегодня для ведения войны так же важен, как высокообразованный офицер. Нет армии без ее костяка — офицерства. Нет промышленности без ее хребта — высококвалифицированного рабочего. Недостаток вышеуказанного рабочего кадра и является причиной технической отсталости СССР. По данным западной разведки, американская промышленность поглощает около 62 миллионов рабочих, в то время как советская, несмотря на все свои попытки, не может мобилизовать больше 35 миллионов.

Отсутствие необходимых квалифицированных рабочих сил и является одной из причин, заставляющих Советы, несмотря на всю их динамику, довольствоваться пока что отдельными огневыми вспышками и затяжной «холодной» политической войной. Советы понимают, что будущая Третья мировая не может быть блицкригом. Для долгой и затяжной войны нужны не только армейские массы, но и могучая военная промышленность. Пока в этом направлении не будет достигнуто какое-то равновесие, Советы не могут рисковать для целей мировой революции всемирным огневым пожаром.

Советская годовая продукция сегодня достигает 12 тысяч аэропланов, из которых 1500 тяжелых и средних бомбардировщиков, 4500 легких и 6000 истребителей. Американская военная продукция аэропланов, еще в конце прошлой войны, доходила до 96 000 аппаратов в год.

Хуже представляется положение демократий в отношении танковых, артиллерийских и пехотных войск. Сегодня, по имеющимся сведениям, «новые демократы» держат на Западе около 175 дивизий, из которых 35 танковых и 58 артиллерийских. По мобилизационному плану советские вооруженные силы разворачивают в течение трех месяцев 300 дивизий, а к концу 6-го месяца должны достигнуть количества 500 полевых дивизий. Кроме того, в их распоряжении будет находиться около 60 дивизий сателлитов, правда, сомнительной преданности, и неисчерпаемый людской материал Китая. О наземных войсках западных демократий, не желая быть обвиненным в излишнем пессимизме, я пока что говорить не буду. Они находятся в мобилизационном проекте.

Для утешения рассмотрим неизмеримое техническое превосходство американских воздушных аппаратов над советскими.

Принятый Советами тип тяжелого бомбардировщика, а он решает стратегическую воздушную войну, ТУ-70, является почти точной копией престарелого американского бомбардировщика типа Б-29. ТУ-70 с более слабыми моторами качественно намного хуже и технически слабее сегодняшнего американского серийного бомбардировщика Б-50. Без глубокой стратегической воздушной подготовки никакая иностранная армия не может себе позволить безнаказанные «прогулки» по «московским заколдованным путям». Америка к этому готовится. Например, аппарат дальней дистанции «Конвер-36Д» с шестью поршневыми моторами, каждый силой в 3500 лошадиных сил и с четырьмя добавочными турбинами, может из любого пункта Америки достичь все стратегические цели в СССР и, без промежуточной посадки, вернуться обратно. Он может оторваться от земли с боевым грузом, равным 38 000 кг бомб. Нормальная скорость его полета — 500 км в час, а при пуске в ход всех 10 его моторов она повышается до 700 км в час. Его вооружение: 16 орудий 2-сантиметрового калибра, орудие с управляемым снарядом дальнего радиуса действия, дальнобойное — 3,7 см, а также делаются пробы монтажа двух ракетных катапультов, направляемых при помощи радара. Артиллерия размещена в 8 пунктах, и этим достигнуто полное отсутствие «мертвого пространства». Вышеуказанный бомбардировщик при уменьшенной боевой нагрузке может взять к себе на борт реактивный истребитель, который после выполнения своих боевых задач, возвращаясь обратно и снизившись, садится на бомбардировщик. Самое главное преимущество этого чуда современной техники в том, что аппарат поднимается на высоту 15 000 метров и, таким образом, практически делается неуязвимым для вражеских истребителей. Опыт последних маневров и Корейской войны показал, что, несмотря на грандиозную скорость истребителя, последний, на высоте свыше 11 000 метров, уступает в маневренной способности бомбардировщику и, таким образом, перестает быть для последнего страшным противником. Для защиты от управляемой радаром противовоздушной артиллерии и от ракетных орудий на истребителях, бомбардировщик имеет специальную радарную противодействующую установку.

Я нарочно дольше остановился на технических особенностях этого аппарата, чтобы открыть хотя бы «форточку» мало знакомому с этими вопросами читателю. Кроме того, сегодня в состав стратегического американского воздушного флота входят: Б-47А, Б-49, Б-50, Б-52. Все указанные типы аппаратов могут увеличить радиус своего полета почти без ограничения. До этого времени он не превышал 9600 км. Вооруженный атомными бомбами американский стратегический воздушный флот представляет собой грандиозную разрушительную силу. Бомбардировщик, вооруженный только одной атомной бомбой, может сжечь и уничтожить объекты, для разрушения которых раньше требовалось 200 таких же бомбардировщиков, нагруженных обыкновенными и зажигательными бомбами. Практически для американского воздушного флота нет границ. Нефть — это кровь современной, насыщенной техникой армии. Без нефти нет войны. Ее недостаток был одной из главных причин гибели германского вермахта. В настоящее время все нефтяные базы СССР — в Румынии, на Кавказе, между Волгой и Уралом, и на Сахалине — могут быть достигнуты и уничтожены. Кровь вооруженных сил международной революции может быть иссушена американским атомным огнем.

Вот почему Советы с небывалой энергией работают над всеми техническими изысканиями и, главным образом, над атомом. Благодаря их блестящей военной разведке им удалось достичь многого. Профессор Капица, работавший раньше в Рэсерфорде — в Англии, достиг больших успехов в этом направлении, вместе с профессором Иоффе. Кроме того, после войны были захвачены и теперь работают на СССР немецкий ученый Герц, получивший в свое время премию Нобеля, со своими ассистентами Позе, Шмидтом и Ние. Находятся в советской России профессор фон Ардене, бывший руководитель пробной станции люфтваффе в Пенемюнде. Герц погиб недавно во время пробных опытов. Общий контроль над всеми научными изысканиями находится в руках Берии. Организованы отделы при институтах и открыты новые институты: в Ленинграде — под управлением профессора Латышева; на Памире — институт космических лучей, институт Лебедева в Москве — под управлением Вернова. Изыскания проводят ученые Скобельцын, Хлонин, Зайцев, Субботин, Доеппель из Лейпцига и Бевилога из Берлина. По приказу самого Сталина, вся вышеуказанная работа децентрализована.

В Карело-Финской республике проводятся поиски урана. То же самое и в Армении, на севере от Эривани. Те же поиски ведутся на реке Фергана в Азии. В Танну Тува, в Монголии, производятся поиски плутония. Около Ташкента в долине Сыр-Дарьи — тория. По предположениям западной разведки, организована атомная продукция в Стерлитамаке на реке Белой, где производится монтаж атомных бомб. Сильно помогли советским изысканиям перешедшие к коммунистам западные ученые Фукс и Понтекорво.

Таким образом, мы видим из того, что знает западная разведка (а знает она сравнительно мало), что в СССР разворачивается грандиозная работа в целях достижения технического уровня западных демократий. С обеих сторон тратятся безумные средства. Американский военный бюджет достиг астрономической цифры 90 миллиардов долларов. Под ружье ставится миллионная человеческая масса. На складах магани-зируются атомные бомбы, аэропланы, танки, ракеты, артиллерия, оружие, газовые и бактериологические бомбы. Весь мир, разделившись на два враждебных лагеря, лихорадочно вооружается. Дипломаты, правда, продолжают говорить высокопарные речи на тему сохранения мира, а международные организации, правительства и отдельные представители всевозможных политических течений вносят различные предложения о разоружении и нахождении мирного выхода из создавшегося положения. Ищут общего языка. Но язык этот потерян. Чем больше говорят, тем меньше понимают друг друга. Видимо, в богатом человеческом лексиконе не хватает живого слова, которое могло бы привести все моральные, национальные, политические, экономические и социальные различия к одному знаменателю. Они будут приведены. Их приведет мертвый, но горячий язык дальнобойных и скорострельных пушек. Мир к этому готовится. Должны готовиться и мы. Это будет в полном смысле этого слова «последний решительный бой». Бой за нашу национальную Россию. Мы должны понять, а вместе с нами и весь мир, что существуют только два принципиальных решения: восстановление национальной России и этим спасение всего мира на долгий исторический период времени или ее окончательная гибель, которая потянет за собой и всю белую цивилизацию.

Без национальной России нет мирового равновесия. Закат России — это торжество всемирной коммунистической революции или уничтожение в Третьей мировой атомно-огневой войне всего человечества. Простая и очевидная истина… Но дойдет ли она до сознания сильных мира сего? Чем скорее дойдет, тем лучше для них, для нас и для всей Вселенной.

Непонимание этой правды и промедление в принятии соответствующих мер и решений — «смерти подобно». Имеющие уши, да услышат!

Германский генеральный штаб

В городе Франкфурте-на-Майне был издан большой исторический труд. Вальтер Герлиц «Германский Генеральный штаб. История и структура 1657–1945 гг.». Книга написана в 1950 году на 707 страницах. Почти вся иностранная военная критика посвятила много внимания разбору этого большого исторического труда. К сожалению, наша русская печать, по незнанию или по недооценке, обошла этот труд гробовым молчанием. А между тем это единственная такого характера книга, даже среди очень богатой немецкой военной литературы, и вот почему я на страницах «Суворовца» спешу в какой-то степени восполнить этот литературно-критический пробел. Пробел русской военной мысли за рубежом. Из лагеря недавних немецких врагов пишут: «Все государства, содержавшие хотя бы скромные вооруженные силы, имели свои генеральные штабы. Мы знаем разные виды генеральных штабов. Штабы с блестящей военной историей и огромным военно-научным багажом. С большим боевым опытом, старой традицией и прекрасной организацией. Эти штабы были полны динамики и воли. Но наряду с ними были штабы и молодые, работавшие неравномерно и постоянно оглядывавшиеся на чужие военные авторитеты. Были гибкие или консервативно-тяжелые. Были агрессивные или проникнутые духом пассивной обороны. Но германский генеральный штаб, — пишут они, — был синонимом блестящей организации, школой коллективной воли и динамики, продуктивной и точной работы, высококвалифицированных специалистов и старой военной традиции.

Одновременно был он сгустком бездушных полководцев, для которых человеческая кровь не представляла никакой ценности. Он служил военным образцом для многих штабов мира, и на скамьях его академии сидело много иностранных офицеров. Он также высылал большие военные миссии, которые в качестве инструкторов обучали не одну европейскую, южноамериканскую или азиатскую армию.

Однако он был воплощением небывалой военной агрессии, политической реакции и безграничной военной гордости. Это была школа касты военных "полубогов”. Немецкие генштабисты считали себя таковыми, и сквозь эту призму военно-кастовой непогрешимости с пренебрежением смотрели на окружающий их гражданский мир».

Я начал с того, что привел выдержки из мнения, царящего за границей, ибо это, так сказать, квинтэссенция того, как думает и как представляет себе средний военный или глубоко гражданский человек тип немецкого офицера Генерального штаба.

Пропаганда демократического мира, не понимающая самой сущности духа германской (да и не только германской,но каждой армии), не понимающая необходимости железной, по ее словам, прусской дисциплины, и будучи насквозь проникнутой пацифизмом, была, конечно, враждебна каждой активной военной касте. И, конечно, в первую очередь немецкой, как наиболее резко выражающей характеристику так называемой военщины и агрессивного милитаризма.

Однако эта «военщина» из маленькой Пруссии создала могущественную Германию, для победы над которой в двух мировых войнах западным демократиям пришлось мобилизовать половину мира, и оба раза, выставляя грандиозную технику, отсиживаться в окопах или за каналом, дожидаясь, когда эта первоклассная германская машина будет стерта морем крови непобедимых полков российских.

Книга написана прекрасным немецким языком и базируется на очень богатой военно-исторической литературе, на множестве документов и целой галерее личных воспоминаний о ряде выдающихся государственных деятелей и крупных генералов. Заполняя многие пробелы в германской военно-исторической литературе, написанной после Второй мировой войны, эта книга является, бесспорно, большим историческим трудом не только среди немецких, но и среди других выдающихся работ западно-демократической военной мысли.

К недостаткам книги относятся перегрузка ее излишними персональными подробностями, не всегда исторически верными, анекдотами и рассказами из жизни государственных и военно-политических деятелей. Главным же и бесспорным минусом книги является то, что сам автор, не будучи военным профессионалом, не всегда правильно понимает и оценивает описываемые им события. Часто он просто не владеет темой, вследствие отсутствия необходимых военных знаний, и освещает поэтому то или иное военное решение крайне субъективно, несправедливо или просто исторически неправильно. Роковая ошибка подходить к анализу стратегических планов и оперативно-тактических решений не с чисто военно-технической точки зрения, а исключительно в освещении государственной политики. Политика, часто партийная политика, красной нитью проходит через весь этот серьезный военно-исторический труд, а она должна была бы быть ассистентом, а не главным «хирургом» во время исторической «операции», проведенной над жизнью немецкого Генерального штаба. Человек с улицы просто не понимает духа немецкого Генштаба, и часто в типе молодого, гордого прусского лейтенанта видит серьезного работника «красного здания»… А между тем эти «надменные полубоги» были скромными тружениками, и в качестве высококвалифицированных военспецов, не покладая рук, день и ночь работали для своей армии и своего государства. Работали согласно девизу великого фон Мольтке: «Офицер Генерального штаба имени не имеет и от него требуется "мэр зейн альс шейн"», что в вольном переводе на русский язык означает — надо быть кем-то, а не блистать пустотой.

Все-таки, чтобы понять эту большую школу глубоких военных знаний, целеустремленной и полной метода работы, школу, воспитывающую волю и решение в духе лучших военных традиций, надо было самому посидеть на ее скамьях и поработать в ее штабах, чтобы понять и почувствовать всю красоту той военной атмосферы, в которой ковался тип «ген-штаблера», знающего всегда, чего он хочет и к чему он стремится.

История германского Генерального штаба началась со времени организации прусского Генерального штаба. С момента открытия этой первой в мире школы возникло систематическое высшее военное обучение, и появился центр разработки, с научной точки зрения, целого ряда военных доктрин и военно-политических и государственных дисциплин. Профессор Клаузевиц становится основоположником современной военной философии. На этой философии строится не только германская, но и целый ряд европейских и американских армий. Сегодня она является настольной книгой главы Советской армии и непременным спутником каждого образованного генерала из Пентагона.

Высшая военная школа основывается генералом Шарнхор-стом и его ближайшими помощниками, сотрудниками и учениками; перед нами проходят такие исторические имена, как генералы Гнейзенау, Бойен, Клаузевиц, Грольман и Рюле фон Лилиенстерн. Это был период реорганизации старой прусской армии и перековки ее с фридриховских, устаревших методов обучения на новую тактику боя. Приобщение прусской армии к новым веяниям гениального стратега Наполеона и переход с организации армии профессионалов на армию народного ополчения.

Французская революция, бросив лозунг «свобода, равенство, братство», подняла французскую нацию на смертный бой во имя этих освободительных лозунгов. Ее штыки всколыхнули почти всю Европу и отразились сильным эхом на обоих континентах Америки. Они несли политические и социальные реформы, а в военное дело — революционное требование пересмотра целого ряда боевых и организационного порядка положений. Разбитая Наполеоном классовая и профессиональная армия Пруссии перестраивалась на мобилизационную. Нация впервые призывалась под ружье. При этой работе мы видим методичного Шарнхорста, полного динамизма Гнейзе-нау, гениального военного философа Клаузевица, национал-революционера Бойена и железного Грольмана.

Германский Генштаб продолжает работать в тиши. Проходят годы, и яркой звездой восходит эпоха великого фон Мольтке старшего с его реформами, реорганизацией и преподаванием научно-стратегических положений.

Это был цикл истории железного канцлера князя Бисмарка, построившего Германскую империю на фундаменте стратегического таланта генерал-фельдмаршала фон Мольтке и на его блестящих военных победах. Разгром Дании, Австро-Венгрии и Франции — вот те основные камни, на которых создавалась империя великого канцлера. Во всяком случае, если его не было бы, то его надо было бы создать. Я позволяю себе высказать положение, что большая политика строится на большой стратегии. С приходом генерала Рона приходит стабилизация Генштаба и усиливается его влияние на ход германской государственной политики. Стратегия получает голос. Она еще больше усиливается с появлением первого, так называемого политического генерала Вальдерзее, не раз спасавшего монархию от целого рада внутренних потрясений. Теперь приближаемся к периоду, который непосредственно связывает нас с событиями Первой мировой войны.

В германском Генштабе доминирует высокоталантливый генерал фон Шлиффен с его знаменитым оперативным планом войны на Западном фронте. Умирая, он завещает своему наследнику: помнить о правом, заходящем фланге. «Усиливайте правый фланг, усиливайте его! От этого зависит судьба Германии». Но его преемник фон Мольтке младший не выполнил «священного завета» и, проиграв маневренную кампанию 1914 года, предрешил этим участь всего первого мирового столкновения в пользу противника. Его сменяет генерал Фалькенхейм, образцовый военный техник, но без «искры Божией», той искры, которая из очень хорошего генерала рождает полководца. И для выхода из критической стратегической ситуации, бразды верховного военного управления передаются в руки генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга с его неразлучным начальником штаба генералом Людендорфом. Германия проигрывает, несмотря на их бесспорные таланты, Первую мировую войну и становится Веймарской республикой. Кажется, что ее историческое солнце закатывается окончательно, и она из великой державы, без колоний и с отобранными землями на Востоке, будет погружена в политический хаос и осуждена на долгие годы государственного бессилия.

Однако формально распущенный, но фактически существующий немецкий Генеральный штаб спасает кадры армии, водворяет внутренний порядок, укрепляет политико-государственную власть и этим в положительном смысле предрешает будущую историческую судьбу Германии.

Генерал Тренер и, в особенности генерал фон Сект, — это люди большой воли, глубоких военных знаний, разбирающиеся в политическом положении, и они, эти талантливые организаторы, проводят всю вышеуказанную государственную работу. Рождается рейхсвер, в котором сосредоточилось все самое лучшее, талантливое и динамичное из остатков вооруженных сил империи. Наступает тяжелая политическая борьба с союзной контрольной комиссией. Закамуфлированный в «Труппенамте» Генеральный штаб создает первоклассную профессиональную армию, которая в будущем даст те замечательные кадры, из которых правительство Третьего рейха развернуло вермахт.

Рейсхвер в Веймарской республике, а потом в Третьем рейхе ведет политику полного нейтралитета, учит и собирает, разрабатывает совершенно новую и до сих пор нигде не виданную военную организацию. Создает кадры прекрасного офицерского и унтер-офицерского состава. Изучает опыт минувшей войны и готовит оперативные планы обороны республики. Агрессивных военных намерений стотысячный рейхсвер, конечно, не имел.

В это время в его военной академии училось много иностранных офицеров, выдвинувшихся во время Второй мировой войны в рядах своих войск или, как редкое исключение, в рядах вермахта. Большое количество немецких военспецов в качестве инструкторов отправилось за границу. В эпоху Третьего рейха мы видим во главе большой военный авторитет острожного генерала Бека, политиканствующего генерала Шлейхера, смелого и полного энергии, погибшего потом под Варшавой, генерала Фритча, бесславно сошедшего с поста военного министра, вследствие партийных интриг, фельдмаршала Бломберга. Позднее, уже в вермахте, выдвигается высокообразованный генерал Гальдер и неутомимый, всегда лояльный своему фюреру генерал Йодель, а к моменту заката солнца боевой славы, танковый специалист, одержавший целую цепь блестящих побед, генерал Гудериан.

Нет возможности, конечно, перечислить здесь всю славную плеяду германских полководцев времен Второй мировой войны и нарисовать их отчаянную борьбу на два фронта. Борьбу против внешнего врага и одновременно против стратегии своего фюрера. Против стратегии фантастически невыполнимых планов, основанных не на строгом оперативном расчете, а на мистических предчувствиях или на том, что скажут звезды. Вот почему эта могучая военная машина работала все время с большими перебоями. Вот почему наряду с цепью блестящих военных операций мы видим такие «тактические скандалы», как Сталинград и Крым. Мы видим линейную оборону Атлантического вала, разбрасывание оперативных резервов и попытки зацепиться за каждый метр земли на Востоке во время стратегического отхода. Видим непрерывное связывание свободы маневра командования и постоянное вмешательство политики в область чистой стратегии.

Лучшие из генерал-фельдмаршалов немецкой армии приходят и уходят. Манштейну приказывают линейной тактикой оборонять каждую пядь украинской земли. Кессельрингу — зарыться в Италии. Рунштету — из-за чисто политических соображений — наступать к концу войны в Арденнах. Одним словом, Растенбург, Главная квартира фюрера в Восточной Пруссии, ведет войну большой кровью, и не на двух, а на нескольких фронтах одновременно, хотя еще не так давно в своей книге «Майн Кампф» Адольф Гитлер выступил с резкой критикой германского правительства и командования времен Первой мировой войны, за их войну на два фронта. Он гордо заявил, что Германия под его предводительством этих роковых ошибок никогда не повторит. Но новый лозунг гласил: «Я отвечаю перед историей за дела, а Генеральный штаб — только за предложенный совет». Но его Адольф Гитлер очень часто не слушал. Штаб, воспитанный в традициях классических Канн и на военно-политической философии Клаузевица, должен был подчиняться политическому управлению, провозгласившему девиз: восстановление божественных качеств силы, чтобы она снова сделалась источником величия и порядка. Так пишет партиец Раушнинг. Sic transit gloria mundi — так проходит мирская слава.

Германские полководцы предстали перед Нюрнбергским судом. Но даже этот незаконный и пристрастный суд должен был оправдать германский Генеральный штаб от коллективного обвинения в «военной преступности». Теперь началась большая подготовка к восстановлению германских вооруженных сил. Старая ненависть как будто начинает забываться, но на создание Генерального штаба Германия разрешения не получила. Опять происходит один из тех абсурдов, которыми полна послевоенная политика западных демократий. Не может существовать человеческое тело с чужим мозгом. Точно так же не может существовать какая-либо армия в мире без своего собственного мозга, то есть Генерального штаба. Ни одна уважающая себя армия не позволит долгое время управлять собой чуждому ей по духу, традициям, воспитанию и психологии Генштабу. Сама жизнь заставит союзников изменить и это решение, как изменили они уже не одно. Надо верить, что в ближайшем будущем германский Генеральный штаб будет восстановлен и снова начнет свою высококвалифицированную военную работу. На этот раз не только на пользу своей родины, но и для спасения всего человечества. «Gotterdammerung» — «сумерки богов» останутся только словами.

Я, как солдат, родился в рядах российской императорской гвардии, но созревал в германском генеральном штабе. Этому штабу я благодарен за большую военную школу, которую мне пришлось пройти в моей жизни. В Первую мировую войну я в рядах российских императорских войск шел с Востока на Запад. Во Вторую мировую в рядах вермахта — с Запада на Восток. Теперь мне хочется верить, что если по воле Всевышнего судьба мира будет снова разрешаться на полях сражений, то Российская национальная освободительная армия и германские национальные вооруженные силы будут драться плечом к плечу, за одни и те же идеалы. За одну и ту же свободу. В это грядущее решающее историческое время мы пойдем по одним и тем же операционным дорогам.

От тактических побед — к стратегическому поражению

Я принимал непосредственное участие в трех кровопролитных войнах. В двух мировых и одной гражданской. Четырнадцать лет боевого опыта. Опыта строевой, фронтовой службы и работы в штабах. Штабной стаж я начал в дивизии и, пройдя сквозь штабы армии и группы, кончил таковой службой в Генеральном штабе германской главной квартиры. В течение этих долгих лет, работая также в разведывательном отделении германского Генерального штаба, мне пришлось по долгу службы глубоко ознакомиться с духом и организацией многих иностранных армий. Все вышеуказанное дает мне право и, больше, накладывает на меня обязанность, высказать мое собственное скромное мнение о сущности разворачивающихся военно-политических событий, и мне очень тяжело, что меня не хочет или не может понять старшее поколение нашей русской военной эмиграции. Еще хуже: мне часто приходится читать и слушать противоположное мнение многих англосаксонских и французских военных авторитетов. Я сильно скорблю, что по этому поводу нахожусь в резкой оппозиции к моему бывшему начальнику, одному из талантливейших германских полководцев недавно минувшей кампании.

Кратко суммируя их точки зрения, мы видим, что они считают, что война — для одних победоносно, для других с проигрышем — полностью закончилась, и что мы сейчас живем в сугубо мирное время, игрой слов господ-политиков названное — эпохой «холодной» войны.

Они искренне верят, что вся эта пропаганда и психологическая «брехня», быть может, и действительна до некоторой степени, но только сейчас, в это распропагандированное, партийно-демократическое мирное время. Но вот с того момента, когда начнут говорить пушки и инициатива военных действий перейдет в их руки, то вся эта словесная «стряпня» отойдет совершенно на задний план. Все эти громкие слова о революции, партизанской войне, об акции «пятых» колонн, о диверсии и саботаже, о подрывной работе пропагандистской печати или на волнах эфира, не будут играть никакой решающей роли, ибо будущее вооруженное, мировое столкновение разыграется, как и раньше, согласно военным традициям. Разыграется по всем правилам военного искусства на полях сражений исключительно силой огневого оружия. «Смешно, — говорят они, — переоценивать всю эту политико-психологическую галиматью в эпоху атомной техники, стратегической воздушной бомбардировки, ракетной артиллерии и газо-бактериологических бомб».

Снова приходится повторить — sic transit gloria mundi — так проходит мирская слава. «Мы все заметили и все талантливо, оперативно рассчитали». Одного только генералы не заметили и одного только не рассчитали — это хода мировой истории и того психологического процесса в человеческих массах, который приведет или не приведет всю эту могущественную технику и бездушную военную машину в решающее движение. Будет ли эта машина работать идеально и безропотно, согласно оперативным планам Генерального штаба или, как мы это уже не раз видели, начнет постепенно засоряться революционным песком и давать перебои из-за партизанских спиц, вставленных в ее колеса. Эти перебои, как учит нас история, становятся все чаще и чаще, машина засоряется все глубже и глубже, пока окончательно не остановится, к ужасу главного командования, находящегося всегда в некоторой изоляции от полей непосредственных сражений.

Талантливый ответ И. Солоневича безграмотному «Коллиере» в статье «Третья мировая война в три месяца» является, конечно, фантазией, но ведь и фантазией были в свое время техническое романы Жюля Верна. Его предсказания сбылись, и я склонен предполагать, что война может развернуться, скорее, по фантастической статье И. Солоневича, чем по весьма «реальным расчетам» американского «Коллиере».

Мне лично пришлось два раза воевать против коммунистической идеологии. Первую — Гражданскую войну, я закончил молодым гвардии капитаном, исполняя должность начальника штаба Сводно-гвардейского отряда. Этим отрядом, состоявшим из трех родов оружия, командовал мой первый учитель «науке побеждать» — гвардии полковник Сакс. Действительно талантливый командир и действительно доблестный. Второй раз я воевал против правительства мировой революции в рядах германского вермахта и завершил войну на Востоке генералом, на должности командующего формирующейся Первой русской национальной армии.

Что же мы видели и чему мы были свидетелями во время этой десятилетней эпохи вооруженной борьбы — сначала против красных, а потом против советских армий? В Гражданскую войну со стороны белых была проявлена высокая офицерская доблесть и большое умение воевать. Мы шли от одной тактической победы к другой. Врангели, Кутеповы, Туркулы, Дроздовские и Саксы рвали из рук красных инициативу действия и талантливо ковали ту непрерывную цепь тактических побед, которая и привела дивизии генерала Деникина из кубанских степей к оперативному предполью Москвы. Кавалерия подошла к Туле — а потом?

Потом, благодаря полному непониманию главным командованием духа времени, процесса революции, психологии воюющей российской нации, государственно-стратегических целей войны и политических задач, начался оперативный отход, который привел нас к полному стратегическому поражению. Мы стали рыбку Азовско-Черного морей кормить добровольцами. Офицерско-казачья армия, при большом боевом опыте и проявленном мужестве, воевала без стратегического тыла, то есть она шла вперед без идеологии, пропаганды и явно выраженной политической программы. Шла без конкретных социальных реформ. Без ясно сказанного: что я хочу и что на своих штыках несу. Шла вперед без понимания психологии времени, революционных методов войны; характера и значения пропаганды, без учета силы удара диверсионно-партизанских действий, разворачивающихся в нашем тылу, на наших коммуникационных линиях, на оперативно-решающих направлениях. Армия шла без политико-идеологической души, а главное командование воевало без конкретной формулировки государственно-стратегических целей войны. Забыт был масштаб всеобъемлющей государственной стратегии. Был оперативный расчет на количество полков и дивизий, орудий и пулеметов. Был разработан план операций. Была идея маневра. Была военная подготовка, но не было расчета на психологию бойца, пробивающегося к Москве сквозь революционную гущу красноармейских масс своего же народа. Не было расчета на усталость на фронте офицера, на пропаганду по разложению казаков и мобилизованного солдата. На шпионаж, диверсию, партизанщину, а главное — не были приняты во внимание законы бушующей революции.

Генерал Деникин не понял духа времени и, выиграв целую цепь блестящих тактических сражений, привел свои армии в окончательном расчете к полному стратегическому поражению. Армия заплатила за это своей кровью и пошла в изгнание.

В то же время вожди революции — Ленин и Сталин — глубоко поняли все вышеуказанные законы и исторические процессы. Правильно определили революционно-государственную стратегическую цель борьбы и, поставив Красной армии ясные военно-политические задачи, остановили продвижение вперед «белой волны», а потом, несмотря на целый ряд крупных тактических поражений, привели Красную армию к окончательной стратегической победе.

Прошло двадцать два года, и по тем же «заколдованным путям» двинулись на Восток победоносные германские армии. Вместо легкой казачьей конницы шли тяжелые танковые дивизии немцев. Редкие цепи пехоты заменили механизированные колонны, сильно насыщенные огневыми средствами только что завоевавших Европу дивизий Третьего рейха. На Восток шел сознательный, прекрасно обученный и в военном отношении глубоко понимающий свой маневр германский солдат. Его вел высокообразованный и с большим боевым опытом офицер. Армии были скованы железной прусской дисциплиной, и командовали ими лучшие генералы мира. Овеянные славой недавних блестящих побед, немцы шли по московским «заколдованным» дорогам, глубоко веря в несокрушимость своей военной машины, в превосходство своего железа, в свое умение воевать и в «непогрешимость» своего фюрера. И что же?.. Произошло повторение прошлого. Браухичи, Рундштеты, Леебы, фон Боки и Манштейны взяли оперативную инициативу в свои руки. Открылась цепь блестящих тактических и оперативных побед. Германская механизированная техника шла быстрее «белой лошади». А потому не через два года, а через четыре месяца она подошла вплотную к тому же московскому оперативному предполью, и после ожесточенных боев с советскими армиями, пространством и морозом она начала то великое оперативное отступление, которое привело ее от стен Белокаменной к Бранденбургским воротам.

Верховное главное командование, то есть Адольф Гитлер, не понял законов интернациональной революции. Не понял связанных с ними целей и задач государственной стратегии. Их не поняли. И армиям, идущим впереди них, не указали. Опять шла исключительно военная акция без поддержки политики. Шли на Восток по приказу фюрера: без идеи, без программы и положительного плана разрешения «русского вопроса», без правильной пропаганды, без понимания и учета силы удара — партизанского движения, диверсии, саботажа, шпионажа и пропаганды по разложению. Шли без расчета на психологические факторы войны и ее революционные методы. Без калькуляции и без введения в свою государственную стратегию коэффициента на поправку оперативного расчета, расчета, тонущего на Востоке в этих великих революционных неизвестных.

Германский фюрер вел свои войска, исключительно опираясь на огневую силу своей великолепной военной машины. Он не хотел принять во внимание силу моральной справедливости и психологии российской нации. Исходя из глубокого презрения к неприятелю и пренебрегая его духовно-национальными качествами, он преследовал, как единственную цель своей государственной стратегии, — это покорение народов России, ее расчленение и завоевание ее национальных богатств. И вот почему, несмотря на все военные таланты германских полководцев и железную дисциплину германских армий, несмотря на бесконечное количество крупнейших оперативно-тактических побед, германские армии пришли в конечном итоге к полному и тотальному стратегическому поражению. Фюрер ушел в царство теней, а германская нация за это стратегическое поражение заплатила государственной смертью.

Наоборот, глава Советской России — Сталин — с большим талантом понял весь принцип или, вернее сказать, всю сущность германо-российской борьбы, и рядом глубоких революционно-государственных мер повернул колесо истории с дороги тактических поражений на путь грандиозной стратегической победы. Народам России была дана ясная государственная цель войны в широких стратегических размерах. Эти цели и задачи были подкреплены грандиозной психологической войной, блестящей пропагандой и оперативным партизанским движением, то есть малой войной на протяжении тысячи верст. Революционные методы войны, которыми немцы пренебрегали, разрушили их тыл. Они сковали их волю и парализовали свободу оперативного маневра. Новая тактика разрушила многие расчеты, и началась для германского Генерального штаба война в условиях решения оперативного уравнения со многими неизвестными.

Надо понять, что доктрины старых военных традиций ушли в область предания. Теперь началось сочетание принципов классической кампании с действиями малой войны. Все политические и психологические ошибки немцев были с большим талантом учтены и обращены против них же. Я не собираюсь здесь превозносить государственные таланты главы правительства международной революции, но в объективном историко-военном обзоре надо говорить правду, вернее, надо иметь мужество посмотреть правде в глаза. Довольно лозунга: «шапками закидаем!» До сих пор мы умели одерживать тактические победы, но нам пора учиться науке стратегически побеждать.

Сегодня, когда история мира неуклонно ведет нас к Третьей мировой войне, находятся генералы, и то хорошие генералы, которые, не понимая эпохи, упорно продолжают отстаивать традиционную точку зрения на способ ведения огневой войны. Психологическая война, саботаж, диверсия, партизанское движение, даже сама революция — страшны для них только тогда, когда их оперативный расчет неправилен, расчет на количество дивизий, танков, орудий, ракет, аэропланов, военных судов, атомных или газо-бактериологических бомб. При правильном же оперативном расчете, при предвиденном огневом насыщении, при обеспечении коммуникационных линий и военной продукции, — все эти «советские выдумки» будут немедленно, по их мнению, уничтожены или подавлены превосходством западной технологии и превосходством производства военной промышленности. Они хорошо знают историю военного искусства, которое на протяжении веков учило тактике и преподавало доктрины стратегии в двух измерениях: наземные войска и морские эскадры. Так воевали от Александра Македонского, Юлия Цезаря и Ганнибала до времен Наполеона, Суворова и Фридриха Великого. Последним аккордом классической войны в двух измерениях была эпоха великого Мольтке.

Первая мировая война ввела в бой третье измерение, то есть воздушный флот, и полководцам того времени — Гинденбургу, Фошу и Алексееву — пришлось остановить свое стратегическое внимание на открывшихся перед ними новых технических возможностях. Вторая мировая война, со стороны старой традиционной немецкой школы, дала глубокую координацию на полях сражений войны в трех измерениях, то есть боевых действий армий, морских и воздушных сил. Со стороны советского правительства, как правительства революции, можно было ожидать чего-то нового, каких-то новых, чисто революционных методов боя, и они пришли в виде четвертого измерения. Война из трех измерений перешла в четыре. В четвертое измерение вошли все те факторы современного революционного боя, о которых мы говорили уже несколько раз, после ряда блестящих тактических побед, к тотальному стратегическому поражению.

Мне могут возразить, что ведь все это не ново. О четвертом измерении, как о силе духа, говорили все великие полководцы.

Партизанское движение в принципе видели не раз русские поля сражений. Действительно, арабская пословица, что «нет ничего нового под луной», до некоторой степени правильна. Но говорить о четвертом измерении в историческом прошлом и сравнивать силу его удара с современным, — это все равно, что сопоставить тактическое могущество танковых дивизий Роммеля со слонами Ганнибала, бывшими предтечами современных танков и действовавших на тех же самых африканских полях сражений. Четвертое измерение, введенное в бой революционной стратегией Советов, является боевым фактором глубоко осознанным, научно разработанным, в государственном масштабе организованным и в оперативно стратегических размерах развернутым. Товарищ Сталин при помощи глубокого понимания современной войны в этих четырех измерениях два раза сдал свой исторический экзамен. И почему бы ему не выдержать его в третий раз?

Верить исключительно в военную технику, даже американскую, как показал боевой опыт в Корее, является непростительным легкомыслием. На корейских полях сражений американская «технология» увязла в «теле» азиатской массы. Наступило боевое равновесие, так хорошо известное еще со времен Первой мировой. Тогда это было «окопное» равновесие, а сейчас это равновесие между человеческой массой и военной машиной. Однако ни одна из сторон не решается взять инициативу в свои руки и двинуться с места. При таком статическом положении на фронте четвертое измерение может получить решающий голос. Оно укрепит или разложит. Армия или пойдет вперед, или побежит назад.

Сейчас мир готовится к войне в планетарных масштабах и, конечно, будущая огневая будет вестись во всех четырех измерениях. Горе тому, кто не поймет это вовремя. Побежденные предстанут перед новым грандиозным Нюрнбергским процессом. Политиков будут судить за то, что они не поняли хода истории, а военных за то, что проиграли войну, недооценивая силы четвертого военного измерения. Не нашли к нему дороги. А между тем этот «великий ларчик», как и все великие проблемы, законы и дела, открывается очень просто. Тайна четвертого измерения в будущем мировом столкновении — это «русский вопрос».

От правильного его разрешения зависит — быть или не быть, а ключом к нему, к этому великому ларчику истории — есть немедленное создание Российской национальной освободительной армии. Эта армия, как я уже сто раз говорил, только она одна сможет победоносно пройти с вашей западной помощью по «заколдованным московским дорогам». Понять это — значит, победить, а за нежелание понять придется расплатиться физической и национально-государственной смертью. Вспомним слова поэта:

Увы, законы непреложны И дни назад не побегут. Ошибки и поступки ложны Себе возврата не найдут.

Эти роковые исторические ошибки смогут в третий раз привести от блестящих тактических побед и оперативных успехов к окончательному и тотальному стратегическому поражению. Надо не только изучать историю, но и от нее учиться.

История говорит, что оба раза белые и немцы проиграли войну, ибо воевали против воли народов России. Белые не поняли психологию революции, а немцы не считались с психологией великой нации. А вот сейчас, по-видимому, правительство США собирается с поистине американским размахом повторить обе ошибки сразу, ошибки белых и германцев. Вашингтон предполагает воевать одновременно и против советской власти, и против народов России. До такого решения «русского вопроса» могла додуматься только «атомная технология».

Разбор трагического маневра

В мире рядом с международным правом должна существовать и международная мораль. Мораль, указывающая сильным мира сего, правильный путь к разрешению многих международных, политических и социально-экономических задач. Голос этой морали должен звучать особенно громко тогда, когда сила права уступает место силе огня. В свете этой морали должен рассматриваться и так называемый русский вопрос. История, как наука, плохо разбирается в настоящем. Она повествует о прошлом и дает некоторые выводы на будущее. Надо постоянно учиться, если мы не хотим повторить ошибок прошлого и снова оказаться у исторического разбитого корыта. Так было после Первой и Второй мировых войн. Войны выиграли оперативно, но проиграли политически. Выиграли ряд огневых сражений, но проиграли параграфы мирных конгрессов. Теперь, читая тома исторических воспоминаний государственных деятелей и солдат, мы видим, что все они говорят об ошибках вчерашнего дня, но большинство из них готово повторить те же ошибки завтра. Эти ошибки могут нас привести в еще худший лабиринт политических, социально-экономических и государственных отношений.

Классическая государственная мудрость англосаксов гласит, что политика с моралью не уживается, но генералы должны действовать много осторожнее, ибо за их ошибки будут расплачиваться морем крови их же солдаты, непосредственно на полях сражений.

Генерал Фуллер, английский военный историк, в своем труде «Вторая мировая война» долго и пространно говорит об ошибках союзной дипломатии, которая потребовала от Германии «сдачи на милость победителя». Это, говорит он, заставило германскую нацию сплотиться около своего фюрера и продолжило войну на целых два года. Стоило, продолжает Фуллер, огромных человеческих жертв, и разорило нас экономически. Наша политическая безграмотность, говорит генерал, открыла ворота в Европу Советам.

А дальше, через несколько лет, тот же генерал требует войны до полного уничтожения России, требует ее раздела, самоопределения и отделения. Одним словом, хочет повторить ошибки своей дипломатии по отношению к Германии и германские ошибки по отношению к СССР. Кто-кто, а генерал Фуллер должен знать, что эта политика союзников заставила немцев драться до Бранденбургских ворот, а германская политика на Востоке привела победоносную армию Третьего рейха от Сталинграда к рейхсканцелярии. Совершенно ясно, что такая политика заставит российскую нацию идти вместе с советским правительством, как заставила она в минувшую кампанию немцев броситься в объятья фюрера. И так думают лучшие из англичан. А что же худшие?

Американское общественное мнение, то есть мнение того народа, от морали которого зависит, быть или не быть, — обрабатывается так называемым Американским комитетом освобождения народов СССР. Этот ультрадемократический комитет тоталитарными методами диктует российской эмиграции способы и форму спасения их Родины, и, прикрываясь демократическими принципами, хочет заставить русскую эмиграцию уже сейчас, еще здесь, за рубежом, согласиться на принцип самоопределения и раздела единства российской государственности. Силой доллара они жмут на часть российской эмиграции и заставляют ее помогать им в этой трагической работе, и выпускать целый ряд лжепатриотических деклараций. Оба — и комитет, и координационный центр — играют с огнем, с огнем жизни народов нашей планеты. Справедливый, но не милостивый суд истории их осудит, но американскому и русскому народам сейчас от этого не легче. К сожалению, этот комитет выражает, по-видимому, политическое мнение американского департамента, во всяком случае, бывшего департамента, а это уже историческая драма.

Сейчас, после опыта Гитлера, не приходится говорить, что американские политики не понимают «русского вопроса» или в нем ошибаются, как ошиблись они в Ялте, Тегеране, Потсдаме, Китае и Корее. Так говорить и так думать — более чем наивно. Американцы отлично понимают, что они делают. И разрешение этой политической загадки надо искать, как мы увидим ниже, не в наивности или в непонимании, а в том трагическом маневре их дипломатии, с которым она с полной сознательностью готовят историческое вооруженное столкновение не против коммунистической партии и СССР, а против России и ее исторической государственности.

Недавно генерал Эйзенхауэр говорил на тему восточной политики. Затрагивая в ней отчасти и русский вопрос, будущий президент обещал американскому народу сделать все возможное, чтобы на долгие-долгие годы сохранить мир. Одновременно, однако, он сказал, что американское общественное мнение не успокоится до тех пор, пока все народы, находящиеся сейчас за «железным занавесом», не будут свободны. «Я понимаю те народы, — продолжил он, — которые до 1939 года имели свою политическую самостоятельность и лишились ее благодаря…» Дальше шли слова о наказании восточного агрессора.

Не будем углубляться в дальнейший разбор. Для нас важна выдвинутая формула — сохранение мира при одновременном освобождении, формула, которая при практической реализации заставит генерала от дипломатического давления, холодного воздействия, перейти к открытой форме огневой борьбы. Слово «война» будет сказано, сказано дальнейшим развитием исторического хода событий. Трудно предполагать, что Советы добровольно уйдут из Восточной Германии, Польши, Австрии, Венгрии, Болгарии и Румынии. Едва ли согласятся они потерять свое влияние в Монголии, Китае и Северной Корее. Значит, для удовлетворения совести американского народа придется от слов перейти к действиям и начать великую, Третью мировую войну. Ясно, что кампания, раз начатая, не сможет остановиться на искусственных рубежах, обозначенных западным Генеральным штабом, или на параллелях, указанных дипломатией союзников. Русский Рубикон придется перейти и начать маршировать по заколдованным дорогам, и вот тут встанет во всем своем трагизме русский вопрос.

С чем пойдут на Восток армии западных союзников? Пойдут ли они с программой освобождения России или с полным арсеналом восточной политики «золотых фазанов» Третьего рейха?

За свою государственность и тысячелетнюю культуру Россия, и всякая Россия, воевать, конечно, будет. К границам Московии русские себя отбросить не позволят, и такого характера пробы будут, конечно, Западу стоить океанов крови и астрономических цифр военных расходов.

Теперь, в тиши аргентинских ночей, за изучением тысяч и тысяч страниц, написанных о минувшей военной кампании, и за чтением воспоминаний германских генералов, разворачивается перед нами огромная трагедия последних лет, трагедия совести. Эти блестящие полководцы давно уже видели и знали, что Вторая мировая война Германией была проиграна. Они знали, что никакого стратегически решающего оружия у Германии не было. Понимали, что каждый лишний день войны на Западе — это новый шанс вторжения Советской армии в глубь их страны. Они предвидели на Востоке потерю территории со всеми отсюда вытекающими государственными и экономическими последствиями. Они искали выхода из безвыходного положения. Готовы были пожертвовать главой государства с целью спасения нации. Пробовали говорить с союзниками. Ответ был один, и ответ жестокий — сдача на милость победителя.

Это, как пишет генерал Фуллер, заставило германскую армию остаться верной фюреру и драться до последних улиц Берлина. Спросим вместе с ним: кому и зачем это было нужно?

В начале 1945 года Япония стояла на коленях. Просила мира и готова была принять его на весьма тяжелых условиях. Атомные бомбы тогда еще не были готовы, и Японии в мире отказали. Несколько месяцев спустя атомный огонь получил свое первое историческое, боевое крещение. На Дальнем Востоке была тотально сломлена Япония, а на Западе была тотально уничтожена военная мощь Германии. Разгром Германии выдал Европу в руки правительства международной революции, а атомный пожар над Японскими островами создал ту политическую атмосферу, которая дала возможность Советам зажечь национальный огонь восстаний на всем огромном пространстве азиатского материка. Выход Японии из строя развязал советам руки, и они приобрели Китай. Отсутствие в Европе германского вермахта нарушило военно-политическое равновесие.

Оба вышеуказанные примеры показывают, что западные демократии в войне против Германии и Японии преследовали цель тотального уничтожения национальных сил обоих держав. Сегодня Гарри Трумэн сознается в своих ошибках и, кажется, глубоко скорбит о них. Но американской нации за эти политические маневры придется расплачиваться огромной ценой.

Прошло несколько лет, и мир готовится к новой мировой войне. Потенциальным противником является СССР. Западные демократии, по-видимому, не хотят воевать против сил международной революции, а преследуют ту же политическую цель, как в предыдущей военной кампании: тотальный разгром российской нации. Только этим и объясняется их политика на протяжении последних лет. Они не желают рассматривать «русский вопрос» во всей его глубине и объеме. Не хотят помочь российской эмиграции создать авторитетное центральное представительство. Собрать кадры будущей Российской освободительной армии. Они не стараются приобрести могучего союзника в лице российской нации. Вместо этого они флиртуют с якутами и бурятами. За кулисами шепчутся и создают никому не нужные комитеты и всевозможные координационные центры. Они не хотят завершить войну по И. Солоневичу — в три месяца, а в своих политических маневрах делают все возможное и невозможное для объединения российской нации с советским правительством. Для этого они ведут пропаганду против «русского империализма», диктуют русской эмиграции, а через ее голову и русскому народу — политику уничтожения российской исторической государственности. Ведь они понимают, что этими мерами они по германо-японскому образцу заставят русский народ бороться до конца, но этим они получат моральное право пустить в ход всю свою водородно-атомную машину. При ее помощи они надеются тотально выиграть войну, но не против коммунистической власти, а против российской нации.

После уничтожения Германии и Японии Франция и Италия сами себя уничтожили. Англосаксы стоят перед великим историческим соблазном уничтожить Россию. Если этот разбор правилен, тогда становится понятным весь тот политико-пропагандистский фарс, который разыгрывается сейчас по «русскому вопросу» под прикрытием великих слов о свободе и демократии.

Приходится сказать: «Сами не знаете, что творите! Плывете против законов геополитики, войны и истории, не говоря уже о том, что идете против международного права и морали!»

В моей книге «На заколдованных путях» я писал о новых выводимых из опыта войн стратегических положениях, которые сейчас были приняты и англосаксонской военной печатью. Новая военная дисциплина гласит, что каждый поход, как бы ни был гениален стратегический план и как бы ни были велики военные возможности, имеет свой стратегический предел.

Вместо сложных теоретических рассуждений ирасчетов поясню лучше читателю историческими примерами. Стратегическим пределом гениального Наполеона была Москва, после которой начался закат его блестящей карьеры. Германским стратегическим пределом Первой мировой войны была Марна, после которой вопрос проигрыша вооруженного столкновения был только вопросом времени. Стратегическим пределом Второй мировой войны для Германии был Сталинград. Так гласит закон стратегии.

В то же время законы геополитики определяют территорию теперешней России, как «сердце мира». Тот, кто владеет этим «сердцем», имеет все основания подчинить своей политической власти весь остальной мир. Законы подчеркивают, что все военные экспансии задерживались или захлебывались на территории «сердца мира», то есть в пределах государственных границ современной России. Тут завязло величайшее военно-историческое движение монголов, докатившееся до сожженной ими Москвы. На южных рубежах его сломали свой военно-организационный хребет храбрые шведы. В самой Москве нашли свой политический гроб поляки, этот авангард западно-католической цивилизации Европы. Таинственные стены Московского Кремля осадили на долгие годы; порыв французской революции решил и участь «бога войны». В тех же снегах и на тех же широких московских дорогах стерлось железо танковых армий победоносного вермахта.

Каждый оперативный прорыв имеет предел своей глубины. Цепь оперативных прорывов выдыхается на границах стратегического предела войны. На неглубоких пространствах Польши и Франции железные армии Третьего рейха смогли рядом оперативных ударов решить стратегически участь войны раньше, чем, следуя указанному закону, они достигли своего стратегического предела. Но этого они не смогли сделать на необъятных просторах России. На оперативных путях — от Восточной Германии до Северной Кореи — каждое наземное продвижение, каким бы атомным огнем и воздушным флотом оно ни было прикрыто, подчиняясь велениям прав стратегии и геополитики, должно будет захлебнуться и увязнуть, потерять свое сердце перед стратегическим пределом своего продвижения. Раньше, чем спортсмен дойдет до финиша, ему откажет в работе его собственное сердце. Все равно, откуда начнется этот великий поход — с Запада через Варшаву или с Дальнего Востока через Владивосток. Откроют ли союзные морские силы проливы в Черное море или рискнут предпринять десантные операции в северных фиордах и шхерах. Где бы ни сбросил свои армии стратегический воздушный флот, всегда, с момента перехода из сферы воздуха или стихии воды, на твердую почву земли, война из второго и третьего измерений перейдет в первое. И, подчиняясь законам наземной оператики, вынуждена будет найти свой стратегический предел. Прорыв не терпит перерыва. Остановка на стратегическом пределе всегда обозначает проигрыш в войне.

Американский генерал Коллинз сказал, что существует принципиальная разница между офицером Генерального штаба и полководцем. Первый не отвечает за сделанные предложения, последний всегда отвечает за принятые решения. Эта истина не нова. Другими словами, ее давно уже высказал великий фон Мольтке: «Офицер Генерального штаба имени не имеет». Для нас важно не то, что говорят те или иные военные мыслители, а через какую школу прошел новый президент Северной Америки. Он, как старый и опытный солдат, отлично понимает, что можно тактически выиграть бой, но это не решает судьбы кампании. Можно выиграть оперативно целую цепь сражений, но это может только предрешить стратегическую участь войны. Выигранная война не обеспечивает желаемого мира. Чтобы побеждать на полях сражений, нужно хорошо знать оперативный расчет и иметь глубокую стратегическую интуицию. Чтобы закрепить мир, надо быть большим политиком и базировать свою работу на знании истории мира. Ведь армия — это только политический инструмент нации, но не партии, и опираясь на ее силу, надо решать международные проблемы. Однако связывать это решение с действующим международным правом и с существующей международной моралью.

Мы надеемся, выражаясь солдатским языком, что президент США получит свободу воли и решения в будущих военно-политических маневрах по «русскому вопросу» и преодолеет чрезвычайно опасный оперативно-политический кризис, способный вместо освобождения России и связанного с ним великого благополучия Америки и всего мира принести сначала моральный, а потом и материальный разгром западных демократий. Результатом этого будет на долгие столетия технологическое и социально-политическое рабство.

Что можно сказать тем русским, которые вместо того, чтобы помочь Америке разобраться глубоко в «русском вопросе», в погоне за долларом продают свою политику, продают национальное будущее России и ставят под вопрос само существование западно-демократического свободного мира? Во главе их теперь стоит социалист профессор Мелыунов. Я лично не знаю господина Мельгунова. На основании его книг и его прежних слов я относился к нему с уважением. Об этом я писал и говорил. Господин Мельгунов ответил одному из моих офицеров: «Быть может, Хольмстон и талантливый солдат, но он не герой моего романа». Это, конечно, правда, ибо в герои социалистического романа я меньше всего подхожу. Но мы оба русские. Мельгунов — политик, я — солдат, и каждый, идя своей дорогой, могли бы совместно работать во имя освобождения и восстановления великой национальной России. По понятным мне причинам, господин Мельгунов вместо того, чтобы идти по широким национальным русским дорогам, свернул на извилистые пути интернациональных, политических комбинаций. Этим он нанес ущерб всему русскому национальному делу. Что же, скажем ему словами великого Столыпина, изменяя их по форме времени: Вам, господин профессор Мельгунов, нужны великие политические партии, а нам нужна великая Россия. Вам нужны программы, а нам нужна освободительная армия.

Целеустремленность и железная воля — вот качества современного национального русского офицера. Он должен правильно понимать идею государственной операции, которой он служит и за которую будет воевать. С этой дороги он не смеет сойти, не смеют его соблазнить русские лжепророки или американские доллары.

Современная война ведется в четырех измерениях: на земле, в воде, в воздухе и в душах наших солдат. За их души мы будем бороться до конца. Перед вами, господа, не генералы 1917 года. За нами опыт революции, вашего «священного Февраля», двух мировых войн и одной гражданской. В этот раз вы смертельно ошибаетесь, если думаете, что вам позволят разбазаривать Россию так, как разбазарили вы ее во время «великой и бескровной».

Грядущая мировая война должна быть выиграна во всех трех измерениях, а еще перед ее началом — в четвертом. Америка, желая выиграть это четвертое измерение, должна не словами, а делами помочь нам.

Дела эти — первое: политическая подготовка к войне, священной и освободительной, а не экономическо-колониальной или лжесоциальной. К войне с русскими против коммунизма, а не атомной технологией против России. Второе — немедленная помощь в деле создания кадров Российской национальной освободительной армии. Всего этого требуют законы истории, геополитики и стратегии. Требует современная психологическая война. Другого решения в прошлом не было, в настоящем нет и в будущем — никогда не будет.

Война и политика

«Государства, прибегающие к народной, партизанской войне, будут иметь огромный перевес над противником, который решит пренебречь данными методами борьбы».

Генерал фон Клаузевиц

«Разница в политических мнениях не должна быть разницей в применении военных доктрин».

Маршал Фош

«Искусство ведения революционной войны заключается в умении перевода — внешней, национальной, военно-политической борьбы во внутреннюю, чисто классовую».

Лев Троцкий

«Советы сильны не силою военного оружия, а силою своей пропаганды. Политическими методами революционной борьбы».

Маршал Пилсудский

«Партизанская борьба — это страшное оружие боя. И с ним нельзя бороться методами слепой репрессии».

Генерал-фельдмаршал Роммель

То же мнение о мощи и ужасах партизанской войны мы находим почти во всех воспоминаниях выдающихся полководцев Второй мировой войны, как союзных, так и германских армий.

Вступление

Принципы военно-политических доктрин «малой войны» не изменит и наша атомная эпоха. Будущая атомная война, конечно, не будет технологической войной нажатия лабораторных кнопок. Кнопок в канцеляриях военных штабов.

Разбитие атома, как показали все послевоенные маневры, потребует, прежде всего, разбитие военного консерватизма.

Глубокой и широкой реорганизации войсковых соединений. Перестановки самой психологии боя. Изменения в работе тыла, Генеральных штабов и, прежде всего, самой тактики боя.

Атомный огонь отразится, конечно, и на оперативном искусстве.

Опустеют поля огневых сражений… Но вечные принципы войны, чистая стратегия — останутся неизменными.

И на этих опустевших тактических полях, на разряженном оперативном заплечье, в условиях отсутствия видимости противника и своих войск, а также чувства боевого локтя, партизанское движение получит новые и чрезвычайно выгодные возможности своего боевого развития.

Разбирая ниже этот принципиальный вопрос, мы увидим, что именно условия атомной войны с ее политическими и техническими последствиями и создадут ту новую историческую обстановку, которая поведет к усовершенствованию и развитию до максимума военно-политических доктрин и практики партизанского боя.

На основании исторического опыта трех кровавых войн, двух мировых и одной российско-гражданской, то есть на основании двенадцатилетнего боевого опыта, я беру на себя смелость заметить: партизанские действия были в прошлом только акциями местного тактического значения. Во время Второй мировой войны на германо-советском Восточном фронте «малая война», как мы увидим ниже, перешла уже в область оперативного искусства.

Партизанщина вышла на простор оперативных полей.

Поэтому можно с полной уверенностью предполагать, что в эвентуальной Третьей мировой войне партизанское движение своими могущественными военно-политическими акциями на необъятных восточных просторах, в горах, болотах, лесах и джунглях и при специфической политической обстановке сможет легко стать могучим оружием стратегического воздействия на волю противника.

На волю западного противника, не подготовленного к партизанскому способу борьбы и не умеющему отражать партизанские военно-политические удары.

Партизанское движение — это военно-политическое оружие будущего.

Генерал Хольмстон

Глава І. Стратегия и политика

Идеи рождают психику, а психика создает бойца и форму боя, а потому с выходом на историко-мировую сцену коммунистического движения появились новые общественно-экономические, социально-политические и, прежде всего, моральные взаимоотношения. Эти взаимоотношения и поставили перед военным искусством новые, чисто революционные задачи и потребовали нового, специального метода их разрешения.

Коммунистическая революция бросила в мир свою идеологию. Новое «евангелие» материалистической религии. Учение Карла Маркса потрясло Вселенную. Коммунизируя душу, психику и мышление человечества, оно провело глубокую переоценку всех ценностей. Изменило в корне всю форму жизни и, конечно, должно было отразиться на догмах военного дела.

Советская военная наука, выходя из недр Революционно-политического движения, должна была, конечно, революционизировать свое военное мышление, свои доктрины и методы своего боя. Политика начала полностью доминировать над стратегией.

Дисциплина германского военного философа генерала фон Клаузевица, что «война является продолжением политики», приняла форму нового, расширенного и измененного догмата: что в государстве военная стратегия определяется, прежде всего, внутренней, а потом уже внешней политикой. Таким образом, стратегия стала окончательно слугой политики.

Здесь, в самом начале моего скромного труда, я считаю необходимым хотя бы в кратких словах разъяснить здоровые взаимоотношения, которые должны быть между государственной стратегией и государственной политикой.

Политика, конечно, является функцией жизненной воли и динамики нации. На протяжении всей истории нации политика указывает цели и задачи своей стратегии. Но, указывая вышеуказанные исторические цели и ставя задачи своей стратегии, политика не должна вмешиваться и непосредственно влиять на ход военных операций.

Оперативное искусство — эта «святая святых» военного дела — должно быть свободно в выборе средств, возможностей и плана при осуществлении поставленных ему военных задач.

Политика должна понимать принципиальную разницу между целью войны и задачами операций. В первом случае государственная политика не только имеет право, но и обязана указывать стратегии государственные цели войны и этим диктовать ей свою государственно-национальную волю. Во втором случае стратегия должна быть совершенно свободна. Трезвый профессиональный учет оперативных возможностей каждой кампании должен быть совершенно свободным в своих чисто военных решениях. Стратегия в своей оперативной части не может быть предметом политических спекуляций.

Государственная политика не должна переходить естественных границ, предназначенных ей законом истории, и размениваться на партийное политиканство.

История Второй мировой войны дает нам горький опыт, когда политика, переходя вышеуказанные границы, вмешивалась в непосредственное управление стратегии. Генерал-фельдмаршал фон Мольтке Старший учил, что ошибки, допущенные в первоначальном стратегическом плане развертывания, не могут быть потом исправлены в течение всей дальнейшей кампании.

Надо помнить, что научный методизм и профессиональное искусство — это два брата в оператике. Это тяжелая работа профессионалов. Конечно, научным методизмом нельзя заменить искусства, но ведь и искусство без методизма подобно рычагу без точки приложения силы.

Государственная политика должна понимать историческую правду, что, хотя политика и определяет возможности своей стратегии, но и обратно, как часто стратегическая обстановка на полях сражений отражается на ведении государственной политики.

Подчеркиваем еще раз, что организация вооружения и воспитания армии, подготовка мобилизации, концентрация и оперативные планы; марш, операция и сама цепь тактических сражений — вот те основные элементы военного дела, которые не могут находиться под влиянием штатской политики. Это исключительное поле действия профессионального солдата.

За нарушение вышеуказанных принципов войны обыкновенно жестоко мстят законы истории.

Выдающийся германский стратег генерал фон Шлиффен говорит, что оперативные и психологические условия сражений веками разворачиваются согласно одним им присущим законам, и что за нарушение этих законов войны армии обыкновенно расплачиваются кровью своих солдат. Он упорно твердит о чистых и неизменных принципах военной науки и не допускает вторжения политики в оперативную работу большого Генерального штаба.

Современная война, конечно, находится под сильным влиянием международной политики и военно-технологической машины. Политика и технология пробуют оседлать стратегию. Оседлать идею войны. Однако война продолжает оставаться, как и в былые века, прямой функцией идеи, которая еще перед войной или во время войны динамизирует воюющие нации.

Идея, которая динамизирует в данное историческое время движение всего человечества.

Выясним глубже вышеуказанное положение. Война может быть религиозной, прежде — династической, расовой, национальной, политической, экономической или колониальной. Она может быть чисто идеологической, социальным брожением или открыто революционной. Война может начаться под тем или иным предлогом. Но, смею утверждать, что, если ее техническая форма будет зависеть от вышедшей в поле военной технологии, то ее боевая сущность, вернее, ее военная мораль, с которой будут вестись боевые операции, полностью зависит от той идеи, которая динамизирует данную эпоху истории человечества.

Эта доминирующая историческая идея и будет влиять, не трогая профессиональных принципов войны, не только на политику, но и на психику воюющих сторон. Как показывает жизнь, она будет диктовать кодекс моральной чести, взаимоотношения противников, дисциплину боя, политику оккупации и, если хотите, то до известной степени и количество пролитой крови, как и меру жестокости сражений. Психологию политики, командования и солдатских масс. Вышеуказанные психологические предпосылки будут требовать от тыла для своего фронта соответствующих форм борьбы и соответствующего оружия.

Так создаются исторически новые методы войны.

Повторяєм: идеи рождают психику, а психика создает бойца и новую форму боя.

Коммунистическая революция, взрывая в планетарном масштабе все старые устои жизни и потрясая всеми моральными, политическими, экономическими и социальными формами, как старого демократического, так и нового света, — эта коммунистическая революция вывела нас в новую историческую эпоху жизни. Сегодня, желаем мы этого или не желаем, но идея коммунизма динамизирует движение истории. И совершенно понятно поэтому, что эта динамическая революция своей революционной политикой заставила свою стратегию разработать и развернуть до небывалых размеров новые, чисто революционные методы борьбы.

Главные из них получили название «холодной» или психологической войны и военно-революционной тактики партизанских движений.

Самым интересным для нас, с военной точки зрения, и потрясающим по своим боевым возможностям оказались военно-политические акции партизанских движений. Поэтому военному анализу этих новых революционных доктрин я и посвящаю страницы этой скромной работы.

Посвящаю еще потому, что партизанское движение, расширяя и углубляя по фронту свои действия, централизуя свое военное руководство, организуя политическое управление занятых им областей в тылу противника, механизируя свои боевые акции и вводя в действие одновременно — и бой, и политику, — партизанское движение достигло таких размеров и такого влияния, что из чисто тактического оружия прошлого времени оно сделалось теперь могущественным оперативно-политическим воздействием на неприятеля. Воздействием на его стратегию в течение всего времени военной кампании.

Война перешла из трех измерений в четыре.

Войну на суше, на воде, в воздухе и за душу солдата. Вернее, за душу воюющих наций. Революция открыла тайну четвертого измерения. Четвертого военного измерения.

Советский Генеральный штаб, который является автором современной военно-политической доктрины партизанского дела, назвал эту доктрину — «малой войной».

Поэтому и я во всем моем последующем разборе буду придерживаться военной терминологии советского Генерального штаба. Научной терминологии этих мастеров военно-политических и военно-психологических акций.

Глава II. Революционная обстановка, родившая «малую войну»

Прежде чем приступить к дальнейшему изучению доктрины «малой войны», будет чрезвычайно важно ознакомиться, хотя бы кратко, с той идеологической и психолого-революционной обстановкой, в атмосфере которой начала рождаться эта новая военно-революционная доктрина.

Посмотрим, что говорили о принципах революционной войны вожди коммунистической революции. И почему революция заставила советский Генеральный штаб приступить к разработке этого нового метода борьбы и этой новой формы политико-огневого боя.

Первый «апостол» марксизма Ленин писал: «Марксизм признает самые различные формы борьбы, причем он их не выдумывает, а лишь обобщает, организует, придает сознательность тем формам борьбы революционных классов, которые возникают сами собой в ходе истории движения. Безусловно, враждебный всяким отвлеченным формулам, всяким доктринерским рецептам, марксизм требует внимательного отношения к грядущей борьбе, которая с развитием движения, с ростом сознательности масс, с обострением экономических и политических кризисов продолжает все новые и все более разнообразные способы обороны и нападения. Марксизм ни в коем случае не ограничивается возможными и существующими только в данный момент формами борьбы с изменением данной социальной конъюнктуры. Марксизм в этом отношении учится, если можно так выразиться, у массовой практики, далекий от претензий учить массы, выдумываемыми кабинетными систематиками, формам борьбы…»^[6].

Уже из этой краткой выдержки мы видим, что марксизм в принципе готовился вывести в поле совершенно новые и неведомые способы революционной массовой борьбы.

«Способы ведения войны, формы войны», — говорил Сталин, — не всегда одинаковы. Они меняются в зависимости от условий развития, прежде всего, в зависимости от развития производства. При Чингисхане война велась иначе, чем при Наполеоне III. В ХХ-м веке ведется иначе, чем в ХІХ-м»^[7].

Дальше тот же Сталин в томе X на странице 240 говорит: «Победа Октябрьской революции означает коренной перелом в истории человечества, коренной перелом в исторических судьбах мирового капитализма, коренной перелом в освободительном движении мирового пролетариата, коренной перелом способа борьбы и в формах организации, в быту и традициях, в культуре и идеологии эксплуатируемых масс всего мира» (выделено автором).

«Опыт Великой Отечественной войны подтвердил полное превосходство советской военной науки над буржуазной военной наукой», — читаем мы в книге Н. А. Булганина «Тридцать лет Советских Вооруженных Сил»^[8].

Дальше советский военный министр приходит к следующему заключению: что последняя мировая война была победой советской военной науки над военной наукой гитлеровской Германии.

И, наконец, прямой наследник Сталина и один из первых вождей современной военной политики СССР заявляет: «Могут ли быть какие-либо сомнения в том, что если империалисты развяжут Третью мировую войну, то эта война явится могилой уже не для отдельных капиталистических государств, а для всего мирового капитализма»^[9].

Это наиболее ясное и совершенно откровенное заявление из современного наиболее авторитетного коммунистического источника. И эта песнь борьбы должна быть ясна без дальнейших слов. Мне кажется, что комментарии излишни. Можно было бы цитировать очень долго и речи, и книги современных советских вождей, политиков и полководцев, желая доказать, что именно эта новая революционная, коммунистическая атмосфера и заставила советский Генеральный штаб приступить к разработке этих новых психологических методов борьбы и этой новой, глубоко революционной тактики боя.

Невежество буржуазных идеологов борьбы, говорят товарищи-марксисты, и заключается в том, что они отрывают цели внешней политики от задач внутренней политики.

Однако мне кажется, что, провозглашая данный военно-политический догмат, в виде обвинения буржуазного мира, товарищи-марксисты исторически не правы.

Более чем сто лет тому назад не только буржуазный, но и прусско-королевский генерал фон Клаузевиц высказал положение, что война является продолжением внешней государственной политики, но что вспыхивает она обыкновенно под давлением внутреннего состояния вражеских сторон.

Состояния духовного, психического, политического или социального.

Углубимся в историю. Духовное состояние европейского средневекового рыцарства ввергло его в военную авантюру, исторически называемую Крестовыми походами. То же внутреннее духовное состояние вызвало «священную тридцатилетнюю войну». Как часто, исторически часто, внутренняя «национальная динамика» заставляла династии предпринимать завоевательные походы.

То же внутреннее экономическое или социальное состояние страны было, обыкновенно, двигающим мотором капитализма во всех его колониальных экспансиях.

Внутреннее революционное поражение французской нации создало эпоху Наполеона.

Послеверсальское внутреннее политическое положение Германии привело к власти Адольфа Гитлера и, как результат, открыло страницу истории Второй мировой войны.

Будем объективны, на страницах той же советской печати часто приходится читать, что капиталистические державы, не имея возможности справиться с состоянием внутреннего государственного рынка, провоцируют империалистические и захватнические войны.

Итак, в данном случае, историческая логика против коммунистического обвинения буржуазной философии.

Однако в одном коммунисты правы, и это в том, что никто с такой точностью, с такой ясностью и с такой железной логикой не указал на вышеуказанное политическое положение и не создал новую военно-политическую доктрину, которая с огромной динамикой проводится сейчас в историческую жизнь.

В этом отношении историческая пальма первенства принадлежит правительству международной революции.

При глубоком военно-политическом анализе вышеуказанной доктрины мы увидим, что вся современная политическая экспансия и военная динамика коммунизма и базируется на этой воинствующей идеологии и на этом военно-политическом заключении. Демократическому и свободному миру должно быть ясно, что, выходя из своих военно-политических доктрин, советская политика и стратегия будут вести великую политическую игру, с одной стороны, на внутреннем социальном движении пролетариата, а с другой стороны — на освободительно-национальных чувствах в колониях. Этим Советы поставят западный мир перед лицом совершенно новых, чисто революционных методов идеологически-политической борьбы и перед новой формой революционного военного искусства.

Западный мир должен глубоко проанализировать вышеупомянутый революционный подход к военному делу.

В своей книге «Крестовый поход в Европу» генерал Эйзенхауэр восклицает, что «война ведется, скорее, в сфере предположительного и невозможного, чем в калькуляциях известного и реального». Другими словами, американский полководец говорит о том, что классическая стратегия называет элементом внезапности (Юберрашунг).

Военная наука поучает нас о разных видах внезапностей. Мы знаем внезапность тактическую, оперативную и стратегическую. Первоклассная профессиональная военная разведка должна являться главным элементом страховки против всех вышеуказанных факторов огневой внезапности.

Изучение советской военной революционной формы боя будет великой военной и политической страховкой, будет той положительной силой, которая постольку, поскольку это будет возможно, уменьшит в оперативной калькуляции, указанной генералом Эйзенхауэром, коэффициент невозможного и предположительного в пользу определенного и известного.

Ведь закон жизни гласит, что только наиболее приспособленные биологически выживают.

Глава III. О новом оружии

Планетарная жизнь человечества — это исторический процесс смены цивилизации.

Военное искусство всегда находилось в прямой зависимости от степени развития данной цивилизации. Каждая цивилизация, не нарушая философской сущности принципов войны, богатством своей культуры и своей техники влияла на стратегический размах военных действий, на методы опера-тики и на тактические способы боя. Но ни одна из известных нам предыдущих исторических цивилизаций не развернула таких технических возможностей, как наша теперешняя эпоха, называемая историей цивилизацией белой расы.

Огонь на дедовских полях сражений был шуткой по сравнению с боевым огнем наших отцов. Игрушкой была для нас техника наших родителей. А сыновья наши и внуки, вероятно, со снисходительной улыбкой будут читать о танковых атаках и воздушном терроре Второй мировой войны.

С грандиозным размахом растут оперативно-технические возможности оружия нападения. С тем же размахом развивается техника и техника пассивной обороны.

Во время Второй мировой войны военное искусство каждой из сторон ввело в бой новые факторы военных действий.

Советы — «малую войну», сыгравшую решающую роль на Восточном и Балканском фронтах военных действий.

Англо-американцы — воздушный террор, оружие большого психологического эффекта и атомную бомбу, сброшенную на Японские острова. Степень технического совершенства этой бомбы в 1945 году делала ее тогда исключительно оружием тактики, нанесшим, однако, японцам большие потери и вызвавшим в свете огромную сенсацию.

Германия в начале войны вывела в поле новый метод танкового тактического боя, который своим оперативным размахом сразу же дал решающие стратегические результаты. Глубокие оперативные прорывы массированными танковыми дивизиями при глубокой координации их действий с действиями тактического воздушного флота создали новую маневренную эпоху Второй мировой войны, перешедшую в историю под именем германских блицкригов.

Много позже появилась германская ракетная — «Фау-1» и «Фау-2».

Замечательное техническое изобретение. Тактическое оружие, однако, пришедшее слишком поздно, чтобы сыграть оперативную роль. Генерал Эйзенхауэр в своих воспоминаниях говорит: «Германская ракетная артиллерия — это большое огневое могущество. Начни она действовать на 6 месяцев раньше своего срока, и вся наша десантная операция в Нормандии могла бы быть сорвана. Во всяком случае, мы понесли бы огромные потери».

Заводы производства этих ракет и установки — базы — были несколько раз разгромлены союзным воздушным флотом. Поэтому ракетная артиллерия опоздала, и участь сражений от Нормандии до Берлина была решена. Решена огромным техническим и воздушным превосходством западных демократий.

Поэтому мы отмечаем следующий чрезвычайно интересный военно-исторический факт: сенсационная атомная бомба, психологический воздушный террор и германская ракетная артиллерия во время Второй мировой войны так и не успели, вернее, не смогли выйти из рамок тактического оружия и приобрести тот оперативный размах, который их сделал бы средством решающего боевого воздействия.

Наоборот, советская военно-политическая доктрина «малой войны» решительно перешагнула границы тактических возможностей и вышла на простор оперативных полей. Теоретически разработанная и практически подготовленная «малая война» советского Генерального штаба явилась в большой степени военно-политической внезапностью, и своим оперативным действием сделалась новым, решающим военно-политическим оружием революционного военного искусства.

Никто из воюющих сторон, кроме СССР, не подумал и не решил еще в мирное время заняться изучением и приготовлением как теории, так и практики вышеуказанной военно-политической доктрины. Поэтому всем Генеральным штабам пришлось во время вооруженных действий импровизировать организацию контрпартизанских мер и партизанские военные акции.

Советская политическая наука ошиблась, утверждая, что каждая национальная и классическая война должна обязательно с течением развития военно-политических операций перейти в революционное брожение и окончиться открытой гражданской войной. Этого Советам не удалось сделать ни в войне против Польши, ни в войне против маленькой Финляндии, ни в последней Второй мировой войне против могущественных вооруженных сил Третьего рейха.

Однако организация национального сопротивления оккупационной власти в Польше, в Югославии и в Греции вместе с организацией на протяжении тысячи верст 200-тысячной партизанской массы создало на Восточном и Юго-Восточном фронтах регулярных военных действий новую военно-политическую ситуацию и ввело в бой новый революционный фактор военных и политических действий. Фактор оперативного значения. За классическим фронтом регулярных войск открылся новый, глубоко в тылу противника эшелонированный, фронт иррегулярных бойцов. Бойцов «зеленой армии», поставивших свою жизнь вне «нормального закона».

Борьба с этим новым революционным методом внутреннего воздействия не входила в оперативные расчеты германского Генерального штаба, и ему пришлось начать импровизировать. Пришлось решать оперативное уравнение с партизанскими неизвестными.

В наш исторический век, век великих социальных сдвигов и политических потрясений, надо с особым вниманием проанализировать вопрос: можно ли во время нормального вооруженного конфликта, при благоприятных военно-политических условиях, перевести национально-классическую войну в гражданско-революционную? А если можно, то при каких политических обстоятельствах, и в каких оперативных размерах, вышеуказанный фактор военных действий может быть одной из составных частей нормальной калькуляции общего стратегического плана?

Приступая к изучению советской военной доктрины о «малой войне», мы должны, прежде всего, полностью отбросить все политические эмоции и профессиональные предубеждения. Мы должны подойти к работе с полным научным объективизмом. Вышеуказанную доктрину придется рассматривать во всех ее военно-политических аспектах. В аспектах теории и в аспектах практики.

Рассмотреть хотя бы вкратце со следующих точек зрения: истории, психологии, тактики, оперативного искусства, стратегии и политики.

Надо хорошо помнить, что критерием каждой военной доктрины является ее боевая практика, и что только на полях сражения сдают государственные экзамены командование, армии и их военно-национальные дисциплины.

Советское партизанское движение сдало свой исторический экзамен.

Сдало во время Второй мировой войны от Балтийского моря до Балканских гор.

Поэтому оно заслужило глубокое изучение его теории и его революционной практики.

Государственным политикам надлежит знать, какую революционную бурю может родить малая война, а профессиональным военным — какое страшное оперативное оружие укрывается за «презренной акцией» иррегулярных банд.

Незаслуженное презрение к врагу часто ведет нас к военным катастрофам.

Глава IV. Краткий исторический очерк

Современная советская «малая война» является оперативным расширение исторических акций партизанского движения прошлых веков. В своей принципиальной сущности малая война так же стара, как стара история военного искусства.

Древняя история повествует нам, что уже во время похода гениального полководца Александра Македонского партизаны нападали на его тылы и прерывали линии его сообщений. Позже той же участи были подвержены войска Юлия Цезаря. Гордым римским легионам приходилось сражаться с партизанами и в горах Малой Азии, и в долинах рек Балканского полуострова.

При покорении Центральной и Южной Америки мы видим четкую партизанскую войну. «Малую войну» между белыми и индейцами. Кортес действовал тогда по всем правилам партизанского искусства.

Средние века открывают перед нами эпоху крестьянских партизанских войн против рыцарских соединений. Робин Гуд в Шервудском лесу действует в стиле «малой войны».

Аграрные восстания в Европе партизанскими акциями потрясли феодальный строй.

Переходя к истории экспансий белой расы, мы входим в эпоху колониальных войн. По тактике малой войны разворачивается агрессия белых, и на принципах той же тактики строится оборона туземцев. География диктует эту тактику. Бои в горах, лесах, в джунглях и болотах должны развернуться по принципам партизанского дела.

Новая история отмечает партизанскую войну русских и испанцев против великого императора Франции. Причем, в России малочисленные партизанские отряды решительным образом изматывают прогрессивно разлагающуюся массу французских войск. В Испании же многочисленные партизаны парализуют свободу действий небольших, но дисциплинированных французских корпусов. «Малая война» русских и испанцев против Наполеона приводит нас к следующему выводу: тактику малой войны можно с успехом применять против превосходящих сил противника, если неприятель уже психологически надломлен и потерял волю к победе. Ту же тактику можно с тем же успехом применять против более слабого по численности противника, противника дисциплинированного и психически не разложенного, если он из-за военно-политической обстановки вынужден был разбросать свои войска по вражеской территории.

Буры часто тактикой «малой войны» изматывали многочисленные и хорошо организованные английские войска. Войска, разбросанные по всей территории африканской колонии.

Русско-японская война 1904–1905 гг. не была богата примерами партизанских действий. Кавалерийский рейд генерала Мищенко был рейдом русской регулярной конницы и казачьих частей. Во время этой войны одна и другая воюющая сторона пробовали пользоваться наемными шайками хунхузов, организовывая при их помощи нападения на тылы противника. Этот «коммерческий» партизанский опыт не дал существенных военных результатов. Бой остается боем. Самоотверженного партизана наемником не заменишь.

Эпоха Первой мировой войны чрезвычайно бедна историей партизанских акций. В Пинских болотах действовало несколько небольших русских отрядов. Работали они очень слабо. Кадры этих партизанских отрядов, как общее правило, организовывались из частей регулярной или казачьей конницы. Партизанские действия этих соединений даже с тактической точки зрения не представляют большого интереса. Они ничего нового не внесли в историю партизанского искусства.

Попытка Австрии и Германии во время Первой мировой войны организовать малую войну, подымая поляков против России и зажигая ирландцев против Англии, потерпела полное военно-политическое фиаско.

Иначе развивались партизанские акции в Азии во время той же кампании.

России удалось поднять крупное восстание армян против Турции. Революция перечеркнула расчеты русского Генерального штаба. Кавказский фронт развалился. Восставшие армяне были брошены на произвол судьбы. Турция воспользовалась сложившейся военно-политической обстановкой и жестоко подавила армянскую малую войну. Армянские партизаны были вырезаны. В ту же историческую эпоху Турция ответила России организацией малой войны в Туркестане. Восстание сартов было тотально погашено силой русского оружия.

В 1918 году англо-французское командование на Салоникийском фронте для организации партизанских акций перебросило в тыл действующей германской армии сербского воеводу Печанца. Это был первый случай в истории партизанских действий переброски вождя на самолете в тыл противника для подготовки национального восстания.

1917–1921 были годы Гражданской войны в России. Эти годы чрезвычайно богаты примерами всевозможных партизанских акций и глубоких кавалерийских рейдов. Тактические удары по тылам, как общее правило, наносила у белых конница, а у красных — партизаны. Из наиболее крупных операций были кавалерийские рейды белого генерала Мамонтова и партизанские действия красного атамана Махно.

Однако, с точки зрения военной науки, надо очень осторожно относиться к боевому опыту Гражданской войны. Ведь в конце концов это была иррегулярная война. Война полурегу-лярных белых армий против таких же импровизированных красных войск. То, что очень часто допустимо на фронтах гражданской войны, бывает совершенно неприемлемо в условиях нормальной классической кампании.

Психология гражданского фронта отличается от психологии государственно-национальной войны. В первом случае свой воюет против своего, во втором — чужой против чужого.

Советская военная наука, как наука, находящаяся в прямой зависимости от политических доктрин правительства международной революции, сразу же после революции приступила к изучению военного и политического опыта сначала гражданских войн в России и Китае, а потом в Испании. Изучая, она пришла к выводу, что вопрос идеологии является коренным вопросом каждого вооруженного столкновения. Советы первыми определили, что без политической идеи нельзя выходить в поле.

Как помощь идеологической войне должны служить, по советским доктринам, нижеследующие военно-политические акции и революционные методы борьбы: психологическая война, пропаганда, политический террор, глубокий шпионаж, экономический саботаж, диверсионная работа и военно-политические партизанские действия. Все вышеуказанные элементы и факторы революционной борьбы и должны были войти в склад новой военной доктрины, так называемой малой войны, и под единым центральным руководством, в рамках специально для этого созданной военно-политической организации с полной целеустремленностью, эти элементы и факторы и должны были расширить расчеты новой революционной стратегии Советов.

Совершенствуя организацию, вооружение и тактику партизанского дела, советский Генеральный штаб создает во время Второй мировой войны на восточных полях сражений новый оперативный фактор огневого и одновременно политического воздействия.

Не преувеличивая, надо сказать, что Вторая мировая война на Восточном фронте открыла новую эру в военно-революционном искусстве. На этих полях сражений германская классическая стратегия впервые столкнулась с советской революционной стратегией, и германским вооруженным силам пришлось втянуться в войну на два фронта. Войну против многомиллионной советской регулярной армии и против несколько сот тысячной массы «лесных солдат».

Новое советское оружие — «малая война» — разрушила тыл германской армии, срывала все мероприятия оккупационной администрации и ставила жизнь транспорта, связи и сообщения под знак рокового вопроса — «быть или не быть».

«Зеленая армия» начала перечеркивать оперативные классические расчеты германского Генерального штаба.

«Малая война» завоевала надлежащее место в истории военного искусства.

Глава V. «О психологии малой войны»

Генерал фон Сект, организаторгерманского рейхсвера, в своих «Записках солдата» одним из первых пытается, с научной точки зрения, подойти к вопросам военной психологии. Он, прежде всего, углубляет теорию генерала фон Клаузевица «О моральных факторах на войне» и разрабатывает психолого-боевой опыт прошлых кампаний. Генерал утверждает, что в основе каждой войны лежит, прежде всего, человеческая психика. Он говорит, что на полях сражений «материя» так и не смогла победить человека. Военная машина может влиять, утверждает фон Сект, но не повелевать тактикой боя.

Война — это весьма сложное явление психически-массовой жизни человека. Однако ей, как и всякому другому психическому явлению общественной жизни, свойственны определенные права закономерности.

Надо принять за аксиому следующее психологическое положение: психические переживания человека преломляются сквозь призму его идеологического мировоззрения.

На этой психологической истине и построена вся современная политическая система жизни наций.

Модная «холодная» и психологическая война, ведь это советское вождение масс, базирующееся на изречении Ленина, что массами надо управлять «убеждением и принуждением».

Современная демократическая, парламентарная, выборная и агитационная «свобода», «свобода волеизъявления народной воли» также предварительно обрабатывается и ведется гипнозом пропаганды и мерами психологического воздействия.

На тех же психологических принципах основано и наше военное воспитание. Хорошая унтер-офицерская казарма перерабатывает сырой мирный элемент, взятый от сохи или рабочего станка, перерабатывает в прекрасный дисциплинированный солдатский кадр.

Кадетские корпуса, военные училища и военные академии ковали по той же системе моральный хребет армии, то есть ее самоотверженный офицерский корпус.

На войне угроза физической гибели непосредственна. Поэтому воспитанию военной психики предъявляются высокие духовные и моральные требования.

Ведь солдата, в конце концов, готовят к смерти, вернее, умению, если это понадобится, ее воспринять.

Высокий бинер — победа или поражение — для простого солдата очень часто преломляется в упрощенный альтернатив — выйти из боя целым и невредимым, погибнуть или быть в какой-то степени искалеченным. И вот почему казарма должна развивать, и старается развить у солдата следующие качества в его характере: самообладание, стойкость, способность к самопожертвованию и, как венец воспитания, — дисциплинированную сознательную храбрость.

Психология как наука сравнительно поздно занялась изучением психики масс.

Военная психология еще и сейчас не вышла из своего младенческого возраста. Это наука ближайшего будущего.

Партизанская психика была до сих пор и, к сожалению, продолжает быть военно-психологическим уравнением с многими неизвестными. Вот почему, анализируя психологию движения, мне не приходится опираться на авторитет каких-либо научных трудов. Писать, имея под рукой уже готовые методы исследования. Я не нашел их ни в одном из источников серьезной военной литературы. Их нет и у мастеров партизанского дела, то есть в пособиях советского Генерального штаба; их нет в инструкциях Пентагона, Сандхэрста и Сен-Сир'а, и их также нет в записках возрождающегося германского института военных знаний. Попадаются, конечно, военно-психологические очерки, но нет ничего, буквально ничего, о психологии партизанских движений.

Поэтому, предпринимая попытку составления данного очерка о психологии «малой войны», мне пришлось в моей работе базироваться на личных наблюдениях и анализах опыта русской Гражданской войны и Второй мировой кампании. На докладных записках полковника, впоследствии генерал-майора Российской Освободительной Армии Шаповалова, бывшего начальника штаба Зондердивизион «Р». Это была русская дивизия специального назначения, входившая в состав германского вермахта, которой я командовал в 1942–1943 гг. на Восточном фронте. В задачу работы штаба дивизии входило: военно-оперативная разведка на Восточном фронте, освещение диверсионной деятельности советских партизанских соединений и организация, по директивам германской Главной квартиры, антисоветского партизанского движения в тылу советских иррегулярных армий. На основании штабных работ Генерального штаба полковника Месснера и полковника Истомина, начальников — первый оперативного, а второй — разведывательного отдела штаба Первой русской национальной армии, командующим которой я был в 1945 году, и в задачу которой, по приказу германского вермахта, входила организация малой войны в глубоком оперативном тылу действующих советских вооруженных сил. Подполковника Каширина, командира одного из школьных русских батальонов, вверенной мне «Северной группы», группы русских национальных соединений, боровшихся в рядах германского вермахта на северном участке Восточного фронта против советских армий. Капитана Клименко, одного из командиров русских национальных отрядов, действовавших в эпоху той же Второй мировой войны в составе германского вермахта на Восточном фронте против белорусских партизанских «банд», и оперативно входившего в состав вышеуказанного Зондер-дивизиона «Р».

Всем вышеуказанным господам офицерам за оказанную мне помощь приношу мою глубокую солдатскую благодарность.

* * *

Прежде всего, установим следующее положение. Психология «малой войны» — это сумма психологий толпы, политических движений и войсковых масс.

Из этого мы видим, как сложна ее психология. Партизанский солдат — это вооруженный гражданский доброволец. Доброволец — это означает, что он является членом толпы. Гражданин— значит, принимает участие в политическом движении. Вооруженный или, как говорят немцы, ваффентрегер — «оруженосец» — значит, в какой-то степени солдат, член какого-то войскового соединения. Отсюда и вытекает троичность психологических взаимоотношений, что так затрудняет психологический анализ бойцов малой войны.

Не подлежит сомнению, что человечество, населяющее наш земной шар, имеет свою универсальную общечеловеческую психологию. Психологические явления этой интернациональной психологии могут быть свойственны каждой нации и каждой массе.

Эти психические явления могут выявляться в той или иной форме в каждое историческое время. Однако не приходится отрицать того факта, что каждая нация имеет свои, только ей одной присущие национальные психологические особенности. Во время войны, когда общность национальных интересов сливается особенно сильно, тогда каждая нация, вставая во весь свой исторический рост, с особенной яркостью и массово демонстрирует свои национально-психологические свойства и свои национальные возможности. Из этого теоретического заключения и на основании опыта последних войн, войн в Европе и других частях света, можно прийти к следующему военно-психологическому выводу, что не каждая нация по своим психологическим свойствам может быть годна и психически подготовлена к ведению «малой войны» во всех ее политических и военных аспектах. Это положение чрезвычайно важно знать высшему военному командованию. Военная разведка должна еще в мирное время установить все национально-психические свойства, как возможных противников, так и эвентуальных союзников. Надо знать, до какой политически-военной степени можно нагреть данную нацию, и на какую высоту жертв можно ее поднять.

Приведу ниже степени военно-психологического состояния и военно-психических возможностей индивидуальных наций.

Опыт войны показал, что нации можно довести до пассивного политического и экономического сопротивления, подпольного террора, активных диверсий, явного партизанского движения с переходом потом в открытое национальное восстание или кровавую гражданскую войну.

Возьму для лучшего пояснения следующие исторические примеры.

Российская нация во время Второй мировой войны под советским водительством создала грандиозное партизанское движение. Зато акции пассивного политического сопротивления, террора, саботажа или открытого восстания были сравнительно редки и сравнительно слабы.

Поляки, исторически непревзойденные мастера подпольной работы, классически выявили почти все факторы малой войны. Сначала ими было создано пассивное политическое сопротивление германской оккупационной власти и промышленный саботаж. Постепенно они перешли к подпольному террору и к целому ряду отдельных очень активных диверсий. Все время не переставала блестяще работать польская разведка — по линии военной, политической и экономической. В конце концов, после организации в подполье полурегулярной армии, поляки начали открытую партизанскую войну, окончившуюся общенациональным Варшавским восстанием.

Французы ограничились пассивным сопротивлением и некоторой, очень слабой партизанской деятельностью. Правда, в своих воспоминаниях генерал Эйзенхауэр хвалит разведывательно-саботажную работу французских «маки», но мне кажется, что делает он это из-за союзной вежливости и по специальным политическим соображениям. Ведь германские военные источники полны исторических данных о деятельности советской партизанщины, польской диверсии и сербских четников, но упорно молчат о фактах большой партизанско-диверсионной работы французских подпольных «национальных героев».

Чешская нация оказалась вообще не способной ни к одной из вышеприведенных акций военно-политической работы. Во время германской оккупации чешская нация очень прибыльно работала и торговала, как с германской военной промышленностью, так и с германским торговым рынком.

Таких политических примеров различной национальной психологии и различной национально-психической реакции я бы мог привести очень много, среди всевозможных народов и даже рас нашего земного шара, но я ограничусь только некоторыми, хорошо нам известными европейскими нациями.

Однако, изучая военную психику национальных масс, надо всегда считаться со следующим историческим фактом, что во время войны в совершенно ненормальных психологических условиях нации могут быть способны к исключительным действиям, которые в мирных условиях жизни будут совершенно несвойственны их национальной психике.

Надо хорошо знать психологию данного народа, чтобы уметь ней командовать, ее поднимать и вести к тем или иным военным действиям.

Смею утверждать, что все ошибки каждой оккупационной власти вытекают, прежде всего, из того, что иностранцы не знают, не понимают и не стараются постичь психологию побежденной вражеской нации. Не умеют подойти к чуждой психике. К психике народа, которым им приходится управлять.

Отсюда вытекает чрезвычайно важный военно-психологический вывод: для организации партизанского движения, «малой войны» на вражеской территории во всей ее многогранности, необходимо пользоваться специалистами данной страны, то есть сынами той нации, в государстве которой собираются зажечь пламя национального активного сопротивления или гражданской войны.

* * *

Надо отметить на основании опыта истории войн и военной оккупации, что есть нации, которые вообще не способны или очень тяжело понимают психологию иных народов. Это чрезвычайно важно знать, чтобы не повторить ошибок прошлого. И как бы мне ни было неприятно, но я должен сказать, что в первую голову к этим нациям принадлежат Германия и США.

Германия много совершила политических ошибок в прошлом. США, по-видимому, хотят повторить эти ошибки в ближайшем будущем. Германия в свое время не сумела понять России, изучить ее военную историю и ознакомиться с ее военной психикой. Как результат — Германия проиграла войну. Проиграла войну политически. Проиграла блестяще начатую оперативную кампанию. Проиграла, хотя имела все шансы, при правильной политике, довести ее до победного конца. Германия не сумела создать на своем Восточном фронте Российскую Освободительную Армию и этим перевести, хотя бы отчасти, классически-национальную войну в войну чисто русскую, то есть гражданскую. Вышеупомянутым политическим актом Германия смогла бы облегчить военное положение своих армий на Восточном фронте и избежать борьбы на два фронта, то есть войны на фронте против регулярных советских армий и войны в тылу против партизанских «банд».

А ведь при правильной восточной политике Германия смогла бы в решающее время снять с Восточного фронта несколько десятков дивизий и перебросить их на Запад, против высадившихся в Нормандии англосаксонских войск. Это разрешило бы, по всей вероятности, ход военных событий в пользу Третьего рейха. Власова выпустили на политическую арену слишком поздно и со слишком большими военно-политическими ограничениями. Все остальные русские национальные воинские соединения, формировавшиеся в рамках вермахта, были военными частями исключительно оперативного характера, и поэтому никакой политической роли сыграть не смогли.

Североамериканцы, самоуверенно влюбленные в свой американский способ жизни, в свою американскую мораль, в свои демократически-политические и экономические формы быта, не хотят понять и допустить, что жизнь иных наций имеет право строиться на совершенно ином, только им исторически присущем государственно-национальном фундаменте. Американцам чужда иностранная психология, вытекающая из острой разницы исторических, геополитических, биологических и экономических особенностей развития каждой нации. И вот почему американцы, оказывая помощь иным народам, навязывают им силой или экономическим давлением свое — американское — кредо жизни, и поэтому очень часто вместо чувства благодарности вызывают к себе чувство открытой ненависти и даже борьбы. Чувство, которое при соответствующей психологической обработке может легко перейти в открытое политическое сопротивление. Надо быть очень осторожным в обращении с иностранной психикой. От любви до ненависти — один шаг.

Переходя от общих психологических рассуждений к реальной частности, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что поэтому организация малой войны должна всегда находиться в руках командования той нации, на территории которой эту войну собираются организовывать. Ибо только свое национальное командование может знать все психологические тонкости своей нации, среди которой предполагают разжечь партизанский пожар.

Надо твердо помнить, что «малая война» — это, прежде всего, психологическая война. И вот почему так важно осветить ее с психологической точки зрения, осветить военные и психологические фазы боевых акций партизанского дела.

На основании моего военно-политического опыта и опыта моего штаба борьбы против партизан за своим регулярным фронтом и организации партизанского движения за фронтом противника, не вдаваясь глубоко в подробности, я считаю нужным указать на нижеследующие бесспорные положения.

1. Массы трудно воодушевить и поднять к бою слишком старыми, уже отброшенными историей идеями. Также трудно зажечь массы идеями слишком новыми, еще ими не понятыми и которые они политически еще не успели переварить. Возьмем исторические наиболее четкие примеры: восстановление монархии Габсбургов в Австрии была идея, уже засыпанная историческим нафталином, и вот почему. Она не зажгла австрийцев к сопротивлению Германии во время военно-политической акции аншлюса. Другой пример — германская идея строительства «Новой Европы» была слишком нова и неожиданна. Она не успела проникнуть в национальные массы народов Европы, и потому она не воодушевила к борьбе даже национальный европейский лагерь. На стороне Германии было только несколько слабых легионов. Европейские нации предпочли защищать идеи старой демократии и коммунизма.

Говоря здесь о иностранных легионах, я имею в виду российские национальные формирования. Иностранные СС-легионы — это французы, фламандцы, датчане и норвежцы, только отдельными батальонами дравшиеся за идею «Новой Европы», которым Россия, конечно, была чужда, и они дрались вместе с немцами не за вышеуказанную идею, а за освобождение своей нации от коммунизма.

2. Вышеуказанное положение учит нас, что для масс смена идей должна проводиться постепенно, без резких политических скачков, без неожиданных поворотов в ту или иную сторону, а с постепенной солидной политической подготовкой. Нельзя поэтому только что завоеванному народу бросать идею немедленного восстания против оккупационного врага. Для этого нацию надо подготовить. Надо провести сквозь целую серию предварительных стадий обработки. Фазы малой войны надо развертывать очень осторожно. Психика завоеванной нации не терпит «рубашного» обращения. Душа нации остается душой. И гнуть ее танковыми дивизиями, полицейским террором или экономическим давлением было бы непростительной и трудно исправимой политической, а может быть, и моральной ошибкой.

3. Психика масс очень склонна к подражательности. История знает примеры возникновения «ураганного» мнения, когда целеустремленной и целесообразной пропагандой можно в короткий срок зажечь массы. Зажечь на некоторый период жизни. Массы тогда слепо и некритично пойдут за брошенными им политическими лозунгами. Например, в 1917 году — «мир без аннексий и контрибуций», и этим лозунгом развалили в течение нескольких месяцев стоявшую на фронте Императорскую армию. Война была проиграна. Несколько месяцев спустя во время Гражданской войны коммунистическая агитация «за мир хижинам и войну дворцам» была популярно понята Красной армией и рабоче-крестьянской массой, как «грабь награбленное». И эта пропаганда зажгла миллионные массы, и белые армии были сброшены в море совместными действиями Красной армии, партизанских отрядов и поголовным восстанием рабочих и крестьян.

Надо с большой осторожностью следить за модными лозунгами и агитационной пропагандой. Ибо каждый пропагандой можно зажечь, но и можно развалить национальную армию и вооруженные силы коалиции.

4. Военные и политические неудачи чрезвычайно быстро перестраивают психологию массы. Из психоза смелой активной массы легко переходят в полную политическую депрессию. Военный принцип гласит: «Порыв не терпит перерыва». То же самое и в политике: после военно-политического поражения очень трудно снова поднять массы в жертвенный национальный или революционный бой. Реорганизация партизанского движения всегда намного труднее, чем первоначальная организация тех же революционно-партизанских действий, даже при самой благоприятной стратегической ситуации. Возьмем исторический пример из русской Гражданской войны. Погашенную активность казаков, после разгрома Советами белых войск генерала Деникина, так и не удалось воскресить генералу Врангелю (несмотря на высадку из Крыма в 1920 году (белого плацдарма) сравнительно сильных военных десантов в казачьи — Кубанскую и Донскую — области).

Поэтому, как правило, в своей пропаганде нельзя слишком преувеличивать успехи своих войск или уменьшать достижения противника. Резкое выявление истинного положения может вызвать глубокий моральный и политический кризис. Кризис на всем фронте. С «правдой» в пропаганде надо обходиться чрезвычайно осторожно. Ее нельзя насиловать для пользы сегодняшнего дня.

5. Массы, как общее правило, не так сильно реагируют на сущность брошенных им идей, как на ту форму и слова, в которую или, вернее, в которые идеи были облечены. Это значит, что в принципе массы не увлекаются величием души, а увлекаются красотой физического тела, в которое данная душа воплощается. Опять обратимся к историческим примерам из периода русской революции. Белая идея восстановления национальной России по формуле генерала Деникина «Единая и Неделимая» в то историческое время была чужда и непонятна для народов России, находящихся в процессе революционного брожения. Наоборот, красная идея «свободы, равенства, братства» была вполне ясна и приемлема в ту историческую эпоху для революционно бушующих масс народов России.

6. Высокие идеи могут быть нациями не поняты и не приняты, если одновременно власть, которая их бросила, проводит целый ряд непопулярных моральных, политических или экономических реформ. В той же вышеупомянутой Гражданской войне политика белого генерала Деникина — сначала победа, а потом законодательство — оказалась трагической. Массы ждали не абстрактных формул, а непосредственных реальных политических и социальных мероприятий.

7. Командованию, организующему или ведущему борьбу против партизан, надо твердо помнить нижеследующее психологическое правило, непосредственно переходящее в тактику: партизан всегда легче разогнать, чем разбить, а разогнанные, они снова собираются.

* * *

По поводу политической «троичности» партизанского движения, в частности, и «малой войны», в общем, приходится сказать нижеследующее.

Военная психология изучает психику регулярных армий. Эти регулярные армии соответственно воспитываются. Они имеют свою, только им одним присущую, национальную организацию. Свою государственную историческую традицию. Свой собственный армейский уклад жизни, свою моральную этику, национальную дисциплину и судебный кодекс.

Психология участников «малой войны» не может быть взята в рамки психологии регулярной армии. Это ведь не строго обдуманная, десятками лет строящаяся, организация и регулярной военной дисциплиной связанная солдатская масса. Это, скорее всего, военно-политической обстановкой продиктованная полувоенная и полуполитическая импровизация. Вернее, это — политическая организация в военной импровизации.

Поэтому существует принципиальная разница в психологии между законно мобилизованным солдатом и добровольно перешедшим или террором завербованным партизаном. Совершенно ясно, что все вышеуказанные факты создают специальную психологическую атмосферу, которую даже самая жестокая дисциплина не в состоянии изменить, и не в состоянии привести гражданского бойца партизанского движения к одному знаменателю с регулярным солдатским элементом. Душа партизана резко отличается от души солдата, и это отличие приводит нас к следующему выводу: партизанские войсковые соединения не способны к упорному бою. Партизаны психически не переносят высокого процента потерь. Вышеуказанный психический вывод и создает специальное психологическое правило, непосредственно влияющее на тактику партизанского боя. Эта партизанская психология требует скоротечности боевого столкновения. Каждая затяжная партизанская операция несет в себе элементы боевого поражения. Быстрота, глазомер и натиск, как учил в своей тактике великий Суворов, перекладывается на язык современной партизанской психологической тактики, заставляет партизан действовать внезапным подходом, решительным и накоротке боевым ударом и быстрым отскоком от противника. В этом, конечно, не сказано все, но сказано очень многое.

* * *

Партизанские отряды, как общее правило, состоят из местных боевых соединений. Они сбрасываются на парашютах или просачиваются через фронт. Собственно говоря, сбрасывается или просачивается только костяк будущего партизанского отряда. В системе регулярной организации создаются исключительно партизанские кадры. Сам же отряд организуется процессом нарастания на сброшенный или просочившийся хребет добровольцев или террором мобилизованных граждан и крестьян местного населения.

По психологически-тактическим соображениям, оторванные партизанские отряды или парашютные десанты не могут по времени долго, а по местности глубоко и широко, вести военно-политические партизанские акции. Для этого им не хватает знания данной местности, во всех ее географических и топографических подробностях, знание местного быта и полной поддержки местного населения.

Суммируя вышесказанное, мы видим, что для решительного успеха в партизанском деле надо быть «своим». «Своим» по психике местных деревень, по языку-говору, обычаям и по родственным связям. По знанию во всех подробностях деревень, лесов, болот, дорог, психических настроений и биологических возможностей данной местности и данного населения.

Никакие приданные проводники к «чуждым» партизанским бригадам или к иностранным воздушным десантам заменить вышеуказанные элементы организации партизанского дела не смогут.

Вот почему мы видим, что советское центральное управление по партизанским делам устанавливает партизанскую традицию, что широкое партизанское движение организуется исключительно при массовой поддержке местного населения.

Вышеуказанный принцип, как элемент партизанской силы, носит в себе одновременно и источник партизанской слабости. А именно: партизанские бригады, за редким исключением, не переносят глубоких оперативных перебросок. Они органически связаны с населением данной области. Дух данных партизанских бригад находится в прямой зависимости от духа населения, которое их морально поддерживает, физически питает, пополняет и очень часто укрывает. Поэтому в партизанских бригадах, как общее правило, царит так называемое общественное мнение. Регулярная армия знает это психологическое явление только в периоды революционных брожений.

Партизанскому командованию приходится считаться с этим «общественным мнением». Оно часто имеет решающее значение во всех политических и боевых акциях партизанских войск. Это «общественное мнение» может родить партизанское движение, но оно может также распустить по домам собравшихся партизан.

Партизаны, как общее правило, много чувствительнее реагируют на военно-политические неудачи, чем солдаты регулярных армий. Особенное значение имеют первые бои. Первые крупные неудачи могут так снизить боевой дух партизан, что бригады на долгое время теряют свою боеспособность. В худшем случае, партизаны разбегутся, а в лучшем — придется начатую организацию перестраивать заново. Наоборот, первоначальные успехи партизан смогут воодушевить «зеленых» бойцов, и тогда их можно «подымать» на большие и ответственные дела. Однако надо крепко держать партизан «на поводу», ибо после первых успехов они склонны действовать слишком смело и часто рискованно, а такая тактика всегда принесет больше вреда, чем пользы общему политическому и боевому делу партизанского движения. Командование должно непрерывно следить за боевым пульсом партизан все время, имея в виду крайне неуравновешенную психику партизанского бойца.

Партизанам нельзя давать непосильных задач, ибо они не имеют, как сказано было выше, нормальной боевой выдержки войсковых частей.

Проводя анатомическое сравнение между регулярной армией и партизанскими бригадами, скажем, что партизанский военно-политический организм — это организм неврастеника, если сравнить его с нормальным боевым организмом здоровой регулярной национальной армии. Организм «неврастеника-партизана» резко реагирует на все внешние восприятия и на каждое внутреннее состояние.

Поэтому соответствующими должны быть и методы партизанского воспитания, обучения, организации и обращения командного состава с этими «гражданскими» солдатами. Нормальные методы воспитания классической армии с ее офицерскими и унтер-офицерскими кадрами в данном случае абсолютно не годятся. Прежде всего, в партизанских бригадах этого прекрасного офицерского и унтер-офицерского кадра нет или количество их крайне ограничено. В партизанских бригадах военное знание и «дрилль» заменяются обыкновенно глубокой политической пропагандой. Пропаганда в партизанском деле имеет огромное значение. Идеологическая обработка будет часто заменять профессиональное знание. Партизан в полном смысле этого слова должен быть сознательным политическим бойцом. Он должен точно знать и ясно отдавать себе отчет, почему он ушел в лес и за кого, и за что он сражается.

Однако, ведя так называемую политическую обработку, нельзя забывать и чисто военную психологическую работу, ибо надо все время стараться перевести гражданскую психику партизанского бойца на психику профессионально-военную. Вернее, надо всеми силами и всеми мерами постараться сделать из добровольца-партизана если не кадрового солдата, то, по крайней мере, военнообязанного.

Партизанскую формулу «захотел и пошел — захотел и уйду», надо заменить сознанием, что войну вести партизан обязан и, если не по праву закона мобилизации, то, по крайней мере, по праву моральных обязанностей, как член своей нации. Каждый командир из своего личного опыта знает, чем является в армии принцип элемента добровольчества. Это — конец армии. Это — первый шаг к разложению каждой регулярной части. Мне лично в течение моей 36-летней профессиональной военной практики приходилось наблюдать и переживать это явление неоднократно, особенно резко — в тяжелые дни Гражданской войны в рядах добровольческих частей армии генерала Деникина на юге России, во время их исторической борьбы против коммунистической власти.

В партизанских частях, как ни в каких регулярных частях, авторитет личности, то есть командира, играет первенствующую роль. В партизанских бригадах психологически имя вождя, атамана, командира всегда сильно возвеличивается создаваемой легендой и представляет из себя огромную моральную силу, часто стоящую много больше, чем подчиненные ему некоторые партизанские отряды. Легенда строится ползущими слухами и шумом идущей молвы. Вождю приписывается исключительная храбрость, необыкновенное умение, дерзание, а главное, не покидающее его боевое счастье. Ему удаются все его партизанские набеги. Он в боевых столкновениях непобедим. Он — народный герой, защитник слабых и угнетенных. Он — грядущая народная месть…

Из наиболее ярких исторических примеров — это атаман Махно, крупнейший красный партизан, наводивший в 1919 году ужас в тылах белых дивизий во время гражданской войны на юге России.

Второй партизанский вождь, овеянный легендой, — это выдающийся советский партизанский командир генерал Ковпак, потрясший в 1944–1945 гг. всю германскую тыловую систему Белорусского фронта.

Об обоих партизанских атаманах говорят и пишут до сегодняшнего дня. Их партизанская тактика служит предметом изучения каждой серьезной военной школы.

О партизанском морально-психологическом климате надо также было бы сказать несколько слов. Он чрезвычайно тяжел. Это специальный военно-политический климат, насыщенный боевой и сырой атмосферой непрерывного пребывания в лесу. В глубоком дремучем лесу, в топких болотах или в узких ущельях тяжело проходимых гор. Тут партизаны живут. Тут они организуются и отсюда предпринимают свои боевые набеги. В случае неудачи туда же они отходят. При решающем поражении там они прячутся, ища на лоне суровой природы временного спасения и покровительства. Партизан — дитя этой природы. Он дик так же, как дика его мать. Поэтому-то и кровава его партизанская тактика.

Партизаны, как общее правило, действуют всегда в тылу своего противника. Они отрезаны от своих главных боевых сил и, как традиция, всегда находятся в оперативном, а очень часто и в тактическом окружении.

С точки зрения психологии, поэтому чрезвычайно важна каждая связь с Родиной. Каждая забота о нем, каждый голос, присылка действует исключительно ободряюще и возбуждает у партизана веру, что Отечество их не забыло, что оно о них думает, и оно о них заботится. Каждый транспортный самолет — это живой представитель «Большой земли». Каждая радиопередача — это голос «оттуда», голос своей нации. Партизаны должны как можно чаще видеть этих крылатых представителей и слышать голос по эфиру своего народа. Здесь для читателя, не знакомого с советской военно-партизанской терминологией, я должен сделать соответствующее разъяснение. По советской партизанской терминологии, «Большой землей» называется территория своего государства, на которой находится центральное руководство и базы питания партизанского движения. «Малая земля» — это территория, на которой действует данная партизанская бригада, или та область, которая находится под ее оперативным или политическим контролем.

Дух решает победу над материей. Это старо и верно для каждой регулярной армии и, как никогда, важно для партизанских войск. Моральное состояние партизан является ключом к решительным партизанским действиям. Оно является источником той силы, которая несет огонь, разорение и смерть неприятельскому тылу. Моральное состояние, а не количество лесных солдат и даже не их вооружение решает, прежде всего, участь каждой «малой войны».

«Малая война» ведется на территории «малой земли», но жизнь партизан в большей степени зависит от «Большой земли». Там находится центральное управление партизанского движения. Оттуда идут приказы, руководство, оперативные задачи, пополнение кадров, вооружение, идеологически-политические инструкции и некоторые виды снабжения. Поэтому вполне понятно, что психика «Большой земли» непосредственно отражается на психике «малой земли». Успехи «Большой земли» — радость «малой». И наоборот — каждая неудача «Большой земли» гасит дух партизан «малой земли».

Отсюда вывод: боеспособность «малой земли» является прямой функцией безопасности «Большой земли».

«Как в Москве аукнется, так в лесу откликнется», — говорили советские партизаны, действовавшие в глубоком гермайском тылу во время исторической эпопеи Второй мировой войны.

Этот краткий психологический очерк, конечно, не исчерпывает всю психологическую сторону военно-политической доктрины малой войны. Об этом надо было бы написать целую книгу. Если время и средства мне позволят, то я собираюсь это сделать, вернее, льщу себя надеждой, что я это сделаю, ибо я вполне сознаю все те тяжести, которые надо будет преодолеть, желая выполнить то, что фактически для военной науки выполнить надо.

В заключение считаю своим долгом еще раз подчеркнуть, что тяжесть командования и управления в «малой войне» лежит в большей мере на политически-психологическом фронте борьбы, чем на фронте формальном, традиционном оперативно-тактическом.

Глава VI. О тактике

Приступая к изучению чисто военной стороны «малой войны» или партизанского дела, то есть начиная разбор партизанских акций с точки зрения тактики, оператики и даже стратегии, я считаю нужным, прежде всего, привести точные определения вышеуказанных военных дисциплин, чтобы каждый читатель, недостаточно квалифицированный солдат или даже невоенный, смог бы хорошо ориентироваться в дальнейшем, понимая совершенно ясно, что кроется в военных доктринах под выше цитированными словами профессиональной терминологии.

Согласно классическим определениям такой высокопрофессиональной школы, какой являлась германская военная академия, под понятиями тактика, оператика и стратегия надо понимать в свободном переводе и по поучениям фон Мольтке нижеследующее.

Тактика — это вся совокупность деятельности войск в бою. А также все действия тех же войск в предбоевые и послебоевые периоды времени. Тактика, как научная дисциплина, исследует все свойства войск и все элементы боевых факторов, влияющих в какой-либо форме на тактические действия войск.

Оператика — это военное искусство, которое учит, как нужно маневрировать армейскими массами, чтобы подвести их к бою и поставить их для боя в наиболее выгодное положение. Как часть военной науки, оператика исследует свойства армейских масс, когда они в полной боевой готовности стоят на месте, во время их движения и во время самой боевой операции. Она также изучает возможности, которые могут иметь влияние на ход оперативных действий.

Здесь я считаю нужным отметить, что понятие «операция» и «оперативное искусство» было впервые введено в военную науку генерал-фельдмаршалом фон Мольтке Старшим. Свою новую военную дисциплину он развернул во время своих победоносных кампаний против Дании и Австро-Венгрии. В боях под Кеннигрэц фон Мольтке в своих диспозициях большому Генеральному штабу уже совершенно ясно отделяет тактические действия от оперативных маневров. Причем он говорит о маневрах не в смысле высказываний генерала фон Клаузевица, а как о новой и совершенно самостоятельной форме боевых действий. Эти высшие военные действия он называет операциями. Таким образом, на полях Кеннигрэца родилось оперативное искусство.

Германские военные дисциплины и германская военная терминология были восприняты многими европейскими и азиатскими передовыми армиями, в частности, русско-советскими. Но военная мысль англосаксонского мира все еще блуждает в устаревших и расплывчатых понятиях всевозможного вида тактики и стратегии. В англосаксонских приказах, как и в инструкциях, мы видим только тактические задачи и стратегические цели и наблюдаем непосредственные переходы от тактики к стратегии. Читая и слушая англосаксонские военные коммюнике, мы сталкиваемся с непонятными для нашего профессионального глаза и уха сообщениями вроде того, как отдельные американские роты занимают стратегически важные позиции: леса, села, реки и горы. Мы часто видим, как англосаксонская наука смешивает тактический боевой марш полка с операционными маневрами армий. Последнее же часто англосаксонцы из области тактики переводят непосредственно в область стратегии, хотя эти армейские маневры, при всей их количественной и качественной силе, еще далеко не являются стратегическим развертыванием войсковых масс.

Стратегия — наивысшая степень военной науки.

Это, во-первых, совокупность военных действий всех вооруженных сил государства — коалиции как на земле, так и на воде, и в воздухе.

Во-вторых, это планирование и ведение войны во всем ее многообразии, то есть в наше историческое время — планирование и ведение войны классической, малой, политической, психологической, экономической, идеологически-пропагандистской и социальной.

Стратегия, как научная дисциплина, изучает войну во всей ее философской сущности, во всей ее многосложности и во всех к ней причастных отраслях и формах.

Дав классическое разъяснение вышеуказанных военных дисциплин и военной терминологии, приступим к рассмотрению каждого из данных положений в отдельности и в применении его к военно-политическим доктринам малой войны.

* * *

С точки зрения современной тактики, «малая война» начала разворачиваться в эпоху Гражданской войны в России.

На территории юга России и Сибири в 1917–1921 гг. впервые появляются партизанские действия в решающих тактических размерах. Партизанские действия, военно-политически организованные и руководимые центральным управлением. Это уже не партизанские самостийные крестьянские восстания прошлых столетий.

При штабе главного красного командования организуется вышеуказанное центральное управление для руководства и координации партизанских действий в тылу противника.

Партизаны в принципе делились в то время на две труппы: первая труппа — это группа так называемых организованных партизан, то есть бойцов, прошедших хотя бы элементарную военно-политическую подготовку. Эти партизаны действуют планомерно и согласно общим директивам центрального управления.

Вышеуказанная труппа, в свою очередь, делилась на две основные подгруппы: на подгруппу стационарных партизан, то есть партизанских отрядов, действующих привязано в данных районах определенной местности, и на подгруппу оперативных или подвижных партизан, перебрасываемых, по мере надобности, в любые участки фронта.

Вторая группа, вернее, была передвижным партизанским кадром, который, после соответствующей переброски, уже на новом месте, обрастая населением, превращался в соответствующий партизанский отряд.

Вторая группа — это так называемые дикие партизаны. Это отряды, которые организовывались по собственному политическому почину в связи с той или иной военно-политической обстановкой, и действовали часто совершенно самостоятельно, даже не держа связи, а в Гражданскую войну даже не подчиняясь центральному управлению партизанского движения. С прогрессом революционного военного искусства, ко времени Второй мировой войны, партизанские отряды второй группы почти не существовали. Были партизанские бригады, которые имели широкую внутреннюю автономию, но и они все-таки в большей степени зависели от центрального руководства, от его политических директив и отчасти от его снабжения.

Во всяком случае, во время Второй мировой войны германскому главному командованию на Восточном фронте пришлось столкнуться с полностью централизованной и координированной военно-политической акцией советских партизан.

Будущие руководители и кадры партизанских бригад обыкновенно готовились и обрабатывались в глубоком советском тылу. Кадр проходил сквозь школьное обучение, в котором ему преподавались: коммунистическая идеология, пропагандистско-политический инструктаж, разведывательно-диверсионное дело, подрывное искусство, техника связи, технология партизанского оружия и тактика партизанского боя.

Кадры и инструкторы, после соответствующего сколачивания и вооружения, сбрасывались или перебрасывались в тыл противника.

Сама переброска проводилась многообразными способами и путями: путем сброски на парашютах, просачиванием сквозь слабые места фронта противника или путем оставления на местах небольших кадровых групп во время общего отхода своих регулярных армий.

Теперь начинается процесс, собственно говоря, фактической организации партизанских бригад.

Кадры бригад готовы. Командиры, инструкторы и радисты переброшены в соответствующие топографические местности. В горах, глубоких лесах, в тяжело проходимых болотах, в мало населенных и бездорожных областях, и в руинах бомбами разбитых селений начинают оседать, организовываться и действовать кадры — хребет будущих партизанских бригад.

Прежде всего, устанавливается связь со всеми агентами «пятой колонны». Агентами, заранее оставленными или разбросанными на данном участке, в тылу у противника. Ведется глубокая военно-политическая и экономико-социальная разведка. Организуется четкая политическая пропаганда. Идет регистрация и вербовка всего «недовольного» среди местного населения, политически-социально подходящего элемента. Разворачивается пропаганда. Расклеиваются призывы к населению. Агитация делается все смелее и смелее. Сначала призывается местное население к пассивному сопротивлению. К невыполнению приказов и распоряжений оккупационной власти. Потом кэкономическому саботажу. Саботируются доставки (зерна, леса, мяса, фуража и т. д.) в интендантские склады и сборные пункты вражеской администрации. Портятся машины на фабриках. Отравляется вода в колодцах. Начинаются пожары. Каждый, кто сражался на Востоке, видел эту «выжженную землю». Море лесного и степного огня, сквозь который и днем, и ночью приходилось маршировать германским походным колоннам.

Горят запасы сырья, амуниционные и интендантские склады, запасы горючего, леса, отдельные хутора и целые селенья.

Рвется телеграфная и телефонная связь. Терроризируются вражеские местные органы управления. И у населения начинает постепенно создаваться впечатление принципиальной слабости неприятеля и глубокой силы «Большой земли» и своих партизанских отрядов. Постепенно начинается психологический перелом. Растет вера в непобедимость своих армий. Теряется страх к противнику и к его террору. Население подымает голову. Оккупационная вражеская власть начинает «нервничать» и принимает целый ряд ошибочных, возбуждающих еще больше против себя контрмер и репрессий.

Атмосфера «малой войны» повисла в воздухе.

И тогда начинают проводить «добровольную» мобилизацию местного населения.

Кадры обрастают «перьями». Партизанские бригады созданы…

* * *

Готовые партизанские бригады приступают к своей военно-политической акции. Вернее, к открытой боевой деятельности. Политическая прелюдия сыграна. Начинает греметь военный марш.

Первые тактические удары идут по путям сообщения. Взрываются железнодорожные и речные мосты. Подрываются полотна железных дорог. Портятся шоссейные пути сообщения. Летят в воздух железнодорожные, электрические и газовые станции. Закладываются минные поля, стесняющие всякое передвижение и маневры войсковых частей. Нормальное сообщение прервано. Кровообращение военного организма — снабжение — начинает давать перебои.

Постепенно партизанская тактика начинает переходить в явную агрессию.

Организуются открытые нападения на идущие небольшие колонны, на поезда, автомашины, штабы, транспортные средства, всевозможные тыловые учреждения и аэродромы. Боевые акции, как общее правило, расширяются под влиянием первых успехов. Партизаны начинают действовать все решительнее и смелее. Вспыхивают стычки с этапными командами, местной полицией, а при благоприятных условиях партизаны начинают бои против небольших регулярных войсковых соединений оккупационных войск. Постепенно партизаны, тесня местные гарнизоны, начинают занимать соответствующие базы и районы.

Организуется территория «малой земли». Малая война начинает тактически разворачиваться. На занятой территории идет психологическая обработка местного населения. Сбрасываются новые пополнения. Организуются партизанские аэродромы. Устанавливается твердая связь и «воздушный мост» с «Большой землей». Организуется регулярное снабжение.

К созданному партизанскому костяку присоединяются просачивающиеся из иных местностей пополнения, разрозненные и разбитые части, вышедшие из окружения войсковые соединения, отсталые, бежавшие военнопленные, дезертиры, идейные добровольцы, мобилизованные на занятой территории, все недовольные оккупационной вражеской властью и, наконец, просто преступный элемент.

В занятых местностях, то есть на территории «малой земли», партизанами устанавливаются административные органы власти. Организуется связь с соседними очагами партизанского сопротивления. И, наконец, организованные и мобилизацией пополненные партизанские бригады, выходя из своих территориальных баз, начинают открытые военные действия в глубоком тылу неприятеля.

Создается второй, внутренний, фронт. «Зеленая армия» объявляет войну «мести» неприятельским оккупационным властям.

Земля начинает гореть под ногами вражеских армий.

* * *

В отличие от регулярных войск, боевая деятельность партизан, не имеющих своего тыла, ни нормальных коммуникаций и ведущих борьбу в глубоком, часто оперативном тылу противника, протекает в специальной боевой обстановке и поэтому имеет целый ряд характерных черт, чисто партизанских особенностей.

Специальные боевые задачи и вышеуказанные огневые условия боя требуют, конечно, и специальной тактики. Партизанской тактики боя. Мы знаем, что оружие и техника влияют на тактику, но и обратно: требование тактики рождает соответствующее оружие. Специальная партизанская тактика вызывает необходимость и специального партизанского вооружения. И эта тактика, и это оружие вместе диктуют организацию партизанских войсковых соединений.

Опыт «малой войны» показал, что слишком большое подразделение и крупные тактические соединения являются мало боеспособными и тяжелыми в управлении. Подчиненные воле вышестоящих штабов, боевые части таких соединений обыкновенно связаны в своих решениях и не имеют возможности полностью, в постоянно меняющейся боевой обстановке, проявлять свою инициативу и принимать на смете спешные боевые решения. Решения, диктуемые огнем на полях сражений.

В тяжелых топографических условиях партизанского боя в лесу, в болотах, в горах и городских руинах, партизанские большие соединения делаются маломаневренными и крайне неповоротливыми в тактическом управлении. А между тем партизанская война намного больше, чем какая-либо иная, полная всевозможных боевых неожиданностей. В этих условиях, в условиях партизанского боя, связывать частную инициативу, инициативу на местах — это значит вести партизанские части к поражению. Это значит лишить боевую линию огня необходимой ей маневренной эластичности.

Сама сущность «малой войны» подсказала принцип партизанской организации. Организации легких, чрезвычайно маневренных, решительных, инициативных и с большим огневым мужеством войсковых соединений. Способных легко и скрытно подойти к противнику, наброситься на него с боем, если надо — в бою переменить направление, в случае неуспеха — оторваться от противника, а в крайней необходимости — провести искусный отход и занять новое боевое расположение.

Поэтому боевой опыт партизанской войны привел партизан к следующим организационным формам: партизанское отделение состоит обыкновенно из 8-10 человек. Три отделения, то есть 30 бойцов составляют партизанский взвод. Рота силой в три взвода представляет уже сильное огневое подразделение. Ее огневая волна равняется ста автоматам.

Как высшее, уже тактическое соединение, — мы имеем партизанскую бригаду. Бригада состоит из трех боевых и одной штабной роты. Последняя складывается из команды связи, охраны, взвода разведки, минного и снайперского отделения и конного обоза бригады. Общая численность бригады доходит до 400–500 бойцов. Реже, для выполнения специальных задач, к партизанским бригадам придают небольшие танковые и моторизованные части.

Командир бригады, как общее правило, совершенно самостоятельно решает поставленные ему тактические задачи. Очень часто он сам ставит их перед собой. И в таких случаях он только уведомляет высшие штабы, по мере возможности и необходимости, о боевой деятельности своей бригады, о ее передвижениях и о ее состоянии.

В высшие оперативные соединения партизанские бригады сводятся очень редко. В случаях исключительной необходимости, и то только номинально и на время выполнения указанной операции. По окончании этой операции высшие партизанские соединения, как правило, распускаются.

Постоянные высшие партизанские соединения во время Второй мировой войны нам пришлось видеть только тогда, когда оперативный район был слишком велик или представлял из себя совершенно ясно выраженный, целый топографический одноликий и геополитический нераздельный боевой комплекс. В таком случае количество бригад в этом высшем сводно-оперативном соединении диктуется произвольно и обыкновенно зависит от общей боевой обстановки и от вышеуказанных условий данной местности.

* * *

Боевая деятельность партизанских групп почти всегда протекает в условиях труднопроходимой и пересеченной местности. Как выше уже говорилось, горы, леса, болота и руины — вот оперативное поле партизанских акций.

Партизанская тактика в своем принципе характеризуется скоротечностью огневого боя. Эти специальные условия партизанского театра военных действий требуют наличия очень легкого скорострельного и чрезвычайно эффективного оружия. Тяжелое оружие — артиллерия, тяжелые минометы, станковые пулеметы и бомбометы — связывает маневренность партизанских групп и приводит, как показал опыт, к весьма нежелательным боевым результатам.

Основные элементы партизанской тактики — это боевая внезапность и удар массированным огнем с короткой дистанции. Поэтому современная партизанская тактика требует от партизанского оружия высокого напряжения первой огневой волны. Переводя вышеуказанное тактическое требование на технический язык, мы видим, что партизанское вооружение должно быть сильно насыщено скорострельным автоматическим оружием. Однако это оружие вызывает огромную потребность в боеприпасах. Это автоматически ведет к чрезмерному увеличению партизанского транспорта и партизанских обозов. А ведь обозы — это враг каждой армии. Это смерть маневра. Это уязвимая цель для неприятельского огня. И вот почему на практике пришлось держаться «здоровой середины». Пришлось искать равнодействующую между требованиями тактики и возможностями техники. Между силой огня и тяжестью маневра.

Принцип остается принципом, но боевые идеалы обыкновенно трудно достигаемы в жизни. Поэтому партизанское вооружение явилось компромиссом между скорострельностью и весом.

Специальную роль в тактике «малой войны» играет минное дело. В партизанских боевых акциях мина — это оружие и нападения, и защиты. «Мины, мины и еще раз мины», — взывало по радио советское командование к партизанским бригадам, действовавшим во время Второй мировой войны в оперативном тылу германского фронта. Совершенно ясно, ведь мины, как оружие нападения, свяжут тактическую деятельность неприятеля и свободу его маневра. Разрушат его пути сообщения. Нанесут смертельный удар по вражескому транспорту. Парализуют его снабжение. Мины отравят жизнь неприятельского тыла.

В пассивной защите партизанских очагов мины преградят путь к партизанскому лагерю. Обеспечат слабые места партизанской обороны. Мины — это бессменные часовые, стоящие на страже жизни, отдыха и сна партизанского леса. Они без слов предупреждают о продвижении наступающего противника.

Вот почему, по приказу советского Генерального штаба, партизанами были разбросаны миллионы мин в оперативном тылу германских действующих армий.

Послевоенная статистика доказала правоту советской минной тактики. Цифры, ужасные цифры потерь являются историческим свидетельством боевого результата партизанской минной работы. Мины делаются страшным врагом каждой тыловой организации армии в руках опытных партизан. И вот почему сегодня мина — это одно из главных оружий современного партизанского вооружения. Мина стала решающим тактическим оружием «малой войны».

Переправочные средства для устройства мостов через реки, пропасти и болота партизаны, как общее правило, ищут и обеспечивают на местах. Часто пользуются материалом, захваченным у противника.

Подрывные средства партизаны обыкновенно получают из руководящего центра.

Питание и снабжение приходит со складов, заранее приготовленных и хорошо замаскированных в районах предполагаемых будущих партизанских операций. Часто за счет местного населения. Последний способ не всегда удобен из-за психологических обстоятельств. Население любит получать, но не любит давать. Эта психологическая истина хорошо известна еще со времени древней истории. «Хлеба и зрелищ!» — рычала римская толпа.

Важнейшие виды запасов перебрасываются при помощи авиации. «Большая земля» до некоторой степени снабжает «малую землю». Конечно, когда можно и где можно, добываются с боем у неприятеля все виды вооружения, снабжения и запасов. Отсюда старая партизанская традиция, так метко выразившаяся в известном партизанском лозунге, «тыловые склады противника — это наша лучшая интендантура».

Партизанская сеть боевой связи. Связь проволочная, как показал боевой опыт, возможна в очень редких боевых случаях. Обыкновенно только тогда, когда между действующими партизанскими бригадами или их штабами не расположены неприятельские опорные пункты или не оперируют контрпартизанские части.

Нормальная связная сеть работает по следующему правилу: между взводами и ротами — пеше-посыльные. Между ротами и бригадами — конно-посыльные. С высшими штабами — по радио. Широкое применение находят все средства всевозможных видов сигнализации.

Трудно, конечно, в этой конспективной работе подробно останавливаться на всех технических подробностях организации и вооружении партизанских войск. Да это и не входит в программу этой книги.

Однако для большей ясности я считаю необходимым, говоря о тактике «малой войны», несколько расширить уже вышесказанное и специально остановить внимание читателя на некоторых специфических особенностях тактических положений «малой войны».

«Малая война», как принцип, ведется в тылу неприятеля. Вышеуказанная аксиома означает, что военные действия партизан происходят на территории, находящейся под контролем вражеских вооруженных сил. Как общее правило, театр военных действий партизан — это неприятельское оперативно-тактическое заплечье, а потому циркульные засечки очагов, как общее правило, пересекают оперативные направления неприятельских армий.

Вышеуказанные положения и предопределяют принципиальные тактические задачи партизанских войск.

Сделаем небольшой перечень главных военно-политических задач партизанского дела, о которых, в сущности, приходилось уже не раз говорить выше.

Главные задачи:

1) Нарушение нормальной работы администрации тыла и штабов противника.

2) Разрушение коммуникационных линий.

3) Уничтожение сети связи.

4) Уничтожение и глубокая порча транспорта, аэродромов, складов, военных баз, железнодорожных, электрических, газовых станций.

5) Ведение глубокой разведки: войсковой, политической и экономической.

6) Политический террор.

7) Экономический саботаж.

8) Идеологически-пропагандистская обработка населения (местная «холодная» война).

9) Вербовочно-организационная работа.

10) Уничтожение и тактическое изматывание живой силы противника.

11) Террористические акты против высокопоставленных лиц неприятельского лагеря.

12) Координация партизанских тактических действий с оперативными действиями своих наступающих или отступающих регулярных войск.

Таким образом, на основании вышесказанного, мы видим, что основные операции партизан делятся на действия политически-диверсионные, разведывательные и тактические.

Психологически партизаны должны вести бой с политическим лозунгом: «Партизан — защитник населения, а не грабитель». Ибо психологически и политически партизаны должны расположить к себе местное население, то население, которое их поддерживает, укрывает и питает. Без поддержки местного населения вся военно-политическая деятельность партизан повиснет в воздухе.

Основное положение партизанской тактики — это добиться малой кровью больших потерь у противника. Поэтому, как уже было сказано выше, маневры и бои ведутся небольшими партизанскими соединениями. Партизанский успех зависит от элемента боевой внезапности и решительности тактического удара. Партизаны должны быть мастерами применения к местности и искусственной маскировки. Маскировки в полном смысле этого слова. Партизан сливается с красками природы. Он умеет перед боем, во время боя и после боя искусно пользоваться топографией данной местности. И это искусство должно быть «альфой» и «омегой» партизанской тактики.

Тактика партизанского сражения: скрытый подход к месту боя, внезапность завязки, чрезвычайная интенсивность первого огня, стремительность атаки, заменяющая малочисленность, упорное тяготение к решительному удару холодным оружием, создание непрерывным маневром угрозы обхода флангов или выхода в тыл неприятеля, а после морального расстройства противника — упорное преследование разбитых частей, с целью их полного уничтожения.

В случае упорного сопротивления неприятеля или обнаружившегося численного его превосходства, партизаны прекращают бой, искусным маневром отрываются от противника, часто рассыпаются и уходят, стремясь затереть за собой все свои следы.

В случае поражения и отхода чрезвычайно важно не оставлять раненых и не дать пленных. Противник не должен получить «партизанского языка».

Тактический афоризм партизан: «Нас можно разогнать, но не разбить».

Ночной бой является душой партизанского тактического искусства. Ведение сражения управляется ракетами. Концентрация огня по указанию цветных трассирующих пуль.

Упорная оборона в бою тактических рубежей, населенных пунктов, гор и даже лесов не должна входить в практику партизанской тактики. Скоротечность боя — вот тактический принцип партизанского сражения. Успех сражения достигается, прежде всего, правильной оценкой боевой обстановки, потом марш-маневром, маневром огня и постоянным стремлением к выходу в тыл и деморализации противника. Партизан, как зверь, набрасывается на неприятеля. Внезапно, решительно, коротко и жестоко. Бьет и уходит. Уходит, чтобы снова неожиданно появиться и больно ударить. Ударив, уйти, уйти в новое и неизвестное место. Как скоро партизаны появляются, так скоро они исчезают. Они терроризируют нервы противника. Днем и ночью. Всегда и везде.

Партизан должен быть всевидящим, всезнающим, всеслу-шающим, жестоким и неуловимым врагом.

Страх «зеленой смерти» должен осенить жизнь вторгнувшегося оккупанта.

Разведка — это глаза и уши каждой воинской части, но она еще важнее для партизанских бригад. Это жизнь партизан. Поэтому каждый солдат «зеленой армии» должен быть, прежде всего, разведчиком и каждый разведчик должен уметь быть солдатом партизанской бригады.

Сведения добываются: путем боевых действий, воздушной, наземной и агентурной разведкой. Службой подслушивания. Опросом пленных, перебежчиков и населения. Изучением захваченных документов. Партизан постоянно наблюдает, слушает и ощущает. Предварительным воспитанием в школе в партизане должны быть разбужены все природные рефлексы разведчика.

В партизанских бригадах разведка ведется постоянно. Днем и ночью. Во время постоев. Перед боем, во время боя и после боя. Разведка, как я уже сказал, это принцип жизни партизан. Это фундамент его успеха.

Из нашего боевого опыта мы знаем, что правильно поставленная разведка со стороны оккупационной власти — это уже наполовину ликвидация партизанского движения.

Партизаны больше всего должны опасаться вражеской разведки.

Бой в лесу принадлежит к одному из самых тяжелых тактико-психологических сражений. Далеко не каждая регулярная армия умеет драться в тяжело проходимых лесах. Такой первоклассной армией, какой, бесспорно, была армия германского вермахта, понадобилось долгое время, чтобы научиться входить с огнем против огня в российские лесные трущобы. А ведь каждый русский солдат легко может превратиться в партизана. Лес — это его природная стихия. И это надо хорошо помнить всем любителям легких танковых или атомных военных «прогулок» по необъятным просторам, лесам, болотам и горам российской территории. Военных «прогулок» против всякой России, будь то Россия национальная или советская. Ведь нация остается нацией. Характер ее не меняется. И так, как было во времена походов монголов, поляков, шведов и французов, то тоже повторилось в Гражданскую войну и во время германского «блицкрига», когда российская нация развернула до небывалых пределов эту национальную форму своей борьбы, так было на заре российской истории, так было в течение всего ее исторического периода жизни, и нет оснований предполагать, что революция в корне изменила психологию российской нации. Русский остался русским.

И если, как сказано выше, любители новых военных «прогулок», уповая на свое атомное оружие, захотят воевать против этой великой нации, то можно с уверенностью сказать, и то с исторической уверенностью, что «зеленая смерть», ужасная лесная смерть повиснет над душами войсковых соединений вторгшегося неприятеля на тысячеверстных пространствах российской континентальной империи.

Эта «зеленая смерть» должна быть принята во внимание оперативной калькуляцией Генеральных штабов западных демократий.

Глава VII. Об оперативном искусстве

Приходится снова просить читателя несколько углубиться в теорию военных доктрин: в тактику, в оперативное искусство и стратегию.

Генерал-фельдмаршал фон Мольтке Старший, определяя основы оперативного искусства, между многими своими положениями сказал: «Сначала надо все взвесить, а потом оперативно решиться».

Это очень важное оперативное обучение, ибо оно, по существу, требует сначала провести с математической точностью оперативный расчет, а потом уже разрешить действовать своей стратегической фантазии. Это значит, что надо свои намерения взвешивать тяжестью своих возможностей, а не решаться на рискованные действия полетом легкомысленной фантазии. Полет фантазии, как бы ни была эта фантазия талантлива, без фундамента оперативного расчета, не может быть основанием для предлагаемых военных действий.

О сущности стратегических принципов придется говорить ниже. О тактике, то есть, в частности, о тактике партизанских войск, мы говорили в предыдущей главе. В той же главе были даны общие понятия об упоминаемых сейчас военных доктринах. Теперь придется сказать несколько слов об оперативном искусстве и показать его взаимную связь как с тактикой, так и со стратегией. В частности, надо рассмотреть, как во время Второй мировой войны на германском Восточном фронте советская партизанская тактика, углубляя свои боевые задачи и расширяя веер своих политических акций, перешла границу тактических действий и вышла на простор оперативных полей.

Советское партизанское военное искусство — впервые в истории военного искусства — начало действовать оперативно.

Мы видели, что тактика является областью исключительно военной деятельности. Она в узком смысле охватывает все необходимые взаимодействия различных родов войск. Тактика добивается победы или в отдельных сражениях, или «частной победы» в общей цепи развивающейся военной операции.

В цепи операции. Что это означает? История показывает нам, что совершенно самостоятельных — вне общего хода войны — сражений не происходит. Мы видим, что каждое тактическое сражение, отдельное или «частное» в цепи операции, своим результатом (положительным или отрицательным) всегда дает толчок, вернее, служит причиной новых планирований, новых передвижений, концентраций и новых сражений.

Таким образом, из тактики рождаются операции.

Операции являются, конечно, прежде всего, маневрами армейских масс. Передвижением на предназначенной территории или маневром на ограниченном оперативном пространстве.

Операции, в силу самой своей сущности, управляют принципами отдельных сражений и являются ведущей мыслью и ведущим планом в цепи разворачивающихся маршей и боев. Поэтому оперативное искусство является также исключительным полем деятельности профессиональных военных.

Однако оперативные маневры и цепь оперативных сражений не являются еще ни стратегическим продвижением, ни стратегическим генеральным сражением.

Здесь, чтобы не перегружать внимание читателя излишними профессиональными рассуждениями, не относящимися непосредственно к рассматриваемой нами доктрине малой войны, я постараюсь на характерных исторических примерах показать читателю практическую, жизненную разницу между оперативным маневром и стратегическим продвижением. К сожалению, я должен отягчить внимание читателя этими примерами, ибо без понимания вышеуказанной сущности военных доктрин трудно будет читателю понять разницу между тактикой и оператикой партизанской деятельности, и понять, как эта тактика перешла и в оперативное искусство, и как она начала исторически влиять на планы классической стратегии.

Исторические примеры: в 1866 году, во время Прусско-австрийской кампании, предпринятые меры прусского большого Генерального штаба против австро-венгерских армий не носили характера стратегических мероприятий, а были только ясно выраженными оперативными операциями.

В последующей войне той же Пруссии против Франции в 1870 году все концентрации и маневры, проведенные прусской армией, в целях окружения и уничтожения французских корпусов, носили исключительно тот же оперативный характер и ни в коей мере не могут быть причислены к так называемым большим стратегическим движениям. И в первом, и во втором случаях все маневры и сражения были только маневрами и боями в одной цепи общей операции, стремящейся подвести войска к генеральному сражению и этим сражением разрешить участь всей военной кампании. В первом историческом случае результатом оперативных маневров был Кеннигрэц, а во втором — знаменитый Седан.

Во время Первой и Второй мировых войн германские военные походы, как на Западе, так и на Востоке, были также оперативными операциями, вытекающими, однако, уже из одной стратегической концепции и входившими в единый комплекс общевойскового стратегического продвижения.

Здесь будет уместным высказать следующее поучение, что командир полка или дивизии, выполняя возложенную на них тактическую задачу, должны всегда уметь связывать свое тактическое сражение с общим оперативным ходом армейской операции. Иначе говоря, командир полка или командир дивизии, действуя тактически, должен уметь оперативно мыслить.

Командующий армией или главнокомандующий армейской группой, во время проводимых ими оперативных операций, должны стратегически думать, ибо ведь каждая оперативная операция несет в себе зародыш общего стратегического плана. От правильного понимания вышеуказанных положений будет часто зависеть судьба общего успеха.

Заканчивая общее рассуждение о военных доктринах, мне хочется привести военный афоризм: как лучи солнца, преломляясь в воздушной атмосфере, реализуются на земле тепловой энергией, так и стратегическая мысль, преломляясь в планах оперативного искусства, реализуется на полях сражений боевыми тактическими действиями.

Теперь перейдем к непосредственному рассмотрению всех тех военно-политических мер советского Генерального штаба, которые привели тактику партизанского дела во время последней мировой войны в историю оперативного искусства.

* * *

Уже в эпоху Гражданской войны на юге России генералу Деникину, главнокомандующему белых армий, пришлось снять с фронта, в разгар самых тяжелых боев, конный корпус генерала Шкуро и бросить его в бой против красных партизан, действующих под командой атамана Махно. В это историческое время партизаны полностью прервали сообщение белых дивизий, действовавших на Харьковском направлении с их глубоким армейским тылом. Полуостров Крым был отрезан. Это были первые исторические партизанские акции широких тактических размеров.

Учитывая боевой опыт партизанской войны, советское командование приступило к систематической разработке доктрины «малой войны».

Теоретически и оперативно она началась преподаваться в советских военных школах, а практически перерабатываться в организационном штабе особого назначения.

В задачу штаба входило: подготовка командного состава для ведения партизанской войны. Были открыты школы обучения кадров партизанских бригад. Школы специалистов органов связи, воздушной радиотехнической. Изучалась организация снабжения. Создавались солдатские лагеря.

Партизан учили дополнительно общевойсковому делу — тактике «малой войны», то есть боя в лесу, в горах, в трудно проходимых болотах и в населенных пунктах. Тактике ночного боя. Специально учили разведке и контрразведке. Агитации и саботажу. Обращалось огромное внимание на минное и подрывное дело.

Во время Второй мировой войны советское командование систематически готовило организацию партизанских очагов, ведя для этого психологическую обработку населения, закладывая склады оружия и боеприпасов, некоторые виды снабжения и регистрируя будущую агентуру.

Впоследствии, уходя под нажимом наступающей германской армии, советское командование, под верховным руководством маршала Ворошилова и при непосредственной поддержке органов государственной безопасности, приступило во всеоружии к грандиозной организации «малой войны» в тылу победоносного противника.

Приступило к организации партизанского движения, но уже не в виде отдельных акций, а в огромном оперативном масштабе.

И вскоре на протяжении около 1500 км в длину и в полосе от 50 до 300 км в глубину, от берегов северного Балтийского моря до берегов южного Азовского, то есть от Нарвы до Таганрога, начала действовать, хозяйничать и «гулять» 200-тысячная масса советских партизан.

Постепенно вся деятельность германского тыла, управление, снабжение и передвижение была парализована солдатами «зеленой армии».

Сделаем краткий исторической обзор партизанских успехов во время последней мировой кампании, как на Восточном фронте, так и на Балканском полуострове. Посмотрим, что начало происходить в тылу германской оккупационной армии.

Польша покрывается густой сетью террористических «пятерок». Они срывают всю работу германской оккупационной администрации. Под их прикрытием организовывалась превосходная работа польской разведки и контрразведки. За ее плечами оседает английский интеллидженс^[10]. Начинается проникновение с широким размахом советской агентуры. Организуются акты саботажа и диверсии. Идет подготовка и организация единственной в военной истории, так называемой подземной армии. Армии, которая, три года спустя, открыто выступила в Варшаве. Восстание, почти без всякой внешней поддержки, продолжалось несколько недель, и германскому командованию для подавления польской «подземной армии» понадобилось двинуть в бой несколько германских пехотных дивизий, вспомогательные полицейские и украинские войсковые соединения, танковые части и тактическую авиацию.

На Балканах несколько германских регулярных корпусов, при поддержке русских казачьих дивизий и Охранного Корпуса, в течение долгих лет вели тяжелую борьбу против балканских партизанских бригад товарища Тито.

Уходящая из Греции германская армия, с большим трудом пробивалась сквозь эту югославскую партизанскую преграду.

Вспомним также о том, что во Франции работа «маки» нанесла известный вред германской оккупационной администрации.

Но глубже всего и шире всего развернулось, конечно, советское партизанское дело на Восточном фронте.

Как уже было выше сказано, в разгар партизанского движения на Востоке в 1944 году двухсоттысячная масса партизанских бригад, поддержанная миллионами местного населения, воевала против германской администрации, против германского тыла и против германских войск.

Целые области с десятками мелких городов и с сотнями селений находились под непосредственным политическим контролем партизанской власти.

Военная литература на Западе до времен Второй мировой войны, да, к сожалению, и сейчас еще, мало уделяет внимания советским доктринам малой войны.

Германский Генеральный штаб долгое время считал эту войну тактической аномалией, и с большим презрением относился к боям против «зеленых банд».

Немецкая военная мысль считала, что слабо вооруженные и плохо обученные партизанские части могли с успехом действовать против таких же полурегулярных белых войск во время Гражданской войны в России, но что партизаны будут бессильны против современных регулярных армий, закованных в «панцирь» и «железо» и насыщенных огромным количеством тяжелых огневых средств.

Германский Генеральный штаб со снисходительной улыбкой относился к доктринам «малой войны», считая их чисто революционной фантазией и не веря, что партизанские бригады смогут оказать серьезное влияние на нормальный ход стратегических операций.

Сила регулярных армий и тяжелое оружие оказалось в борьбе против партизан их слабостью. Казарменное обучение и «дрилль» не справились с «лесной тактикой». Железо и сталь военных машин увязли в топких болотах. Традиционный лозунг «армия вне политики» повел за собой на Восток, вслед за наступающими германскими дивизиями, безграмотную партийную администрацию, которая своими бессмысленно жестокими методами управления, восстановила против Германии покоренные нации. Народы восстали. И германскому Генеральному штабу пришлось расплачиваться за свое пренебрежение к советским революционно-военным доктринам и за свое традиционное воспитание со времен генерала фон Секта — рейхсвер — «это государство в государстве». Политически необразованной армии пришлось вести за собой «политически образованных комиссаров».

Обратимся лучше всего к цифрам. Сухие цифры — это безмолвные, объективные свидетели военной истории. В данном случае, это свидетели цены крови. Крови, которую заплатила германская армия на безбрежных восточных пространствах — в лесах, в болотах и горах — за свое пренебрежение к новым факторам революционного боя.

Послевоенная германская статистика говорит, что в 1944 году германским вооруженным силам на Востоке и Юго-востоке для борьбы против лесных, болотных и горных партизан пришлось бросить в бой следующие силы: около 20 пехотных дивизий вермахта, поддержанных сильными танковыми соединениями. От 6 до 10 дивизий СС, полиции, множество наскоро сколоченных и импровизированных тыловых команд.

Кроме того, к борьбе против партизан были притянуты следующие негерманские части, но входившие, однако, в состав или германского вермахта, или Ваффен-СС, или были частями союзных Германии армий.

Против партизан сражалось около 8 дивизий венгров, 4 дивизий румын, 4 дивизий хорватов, казачий кавалерийский корпус генерала фон Паннвица, Русский Охранный Корпус генерала Штейфона, отдельные батальоны РОА — Русской Освободительной Армии генерала Власова, отдельные батальоны Зондердивизиона «Р» — Русской дивизии специального назначения, командиром которой был автор этой книги, а также целый ряд украинских, литовских и эстонских батальонов Ваффен-СС.

Из этого краткого и неполного перечня мы видим, что вышеуказанная борьба против партизанского движения не была стычками полицейских частей с какими-то там «зелеными бандами». Нет, это была регулярная война от Финляндии до Греции, в которой со стороны германских оккупационных властей участвовали десятки пехотных регулярных дивизий, десятки кавалерийских полков, артиллерия, танковые части и даже была брошена тактическая авиация люфтваффе.

И в первый раз в истории военного искусства партизанские бригады начали с оперативным размахом стеснять стратегическую свободу противника.

* * *

На помощь партизанскому делу пришла, прежде всего, современная военная техника.

Во-первых, легкость автоматического оружия, высокое напряжение и сила огня.

Во-вторых, совершенство связи — радио и «воздушные мосты».

В-третьих, усовершенствованное подрывное дело — возможность закладывания в небывалых размерах минных полей.

В-четвертых, новые революционные методы психологической и политической агитации.

Большой оперативной новостью, партизанской новостью, было создание «подвижных крепостей», о которых подробно буду говорить ниже, и четкая оперативная координация фронтовых военных действий с тыловыми акциями партизанских бригад.

Организационным шагом вперед была полная централизация управления малой войной.

Опыт последней мировой кампании дал нам ряд примеров координации оперативной деятельности партизанских бригад.

Мы видим, как вышеуказанные бригады, в глубоком неприятельском тылу, готовят благоприятные условия для фронтового прорыва советских армий.

Подготовка шла с лозунгом: «Ни прохода, ни проезда». И партизанские очаги парализовали всю коммуникацию, связь, транспорт и снабжение противника. Но что является революционной новостью — это то, что партизаны готовили для будущего наступления своих войск дороги, мосты, пункты опора и ожидающую, на прорывающуюся массу танковых дивизий, сопровождающую пехоту.

При глубоких оперативных прорывах танковых масс очень часто даже моторизованная пехота не в состоянии поспеть за своими стремительно идущими в оперативном прорыве вперед танковыми армиями. Тем более, если глубоко пересеченная местность является театром военных действий.

А между тем только пехота может закреплять за собой свежезанятые позиции.

Советский Генеральный штаб с большим талантом разработал оперативные возможности использования готовой партизанской пехоты.

Предварительно координируя организации партизанских очагов со своими оперативными планами, фронтовые штабы назначали своим продвигающимся танковым дивизиям оперативные рубежи в наступлении на линиях партизанских очагов, заранее организованных и для этой цели подготовленных. Таким образом, прорвавшиеся танки, дойдя до указанных рубежей, согласно разработанному оперативному плану, находили там подготовленную для них и ожидающую их пехоту. Эта партизанская пехота закрепляла за танками пройденное ими пространство.

Итак, идя вперед, от партизанского очага до партизанского очага, танковые дивизии получали пехоту, пехоту ожидающую, в бою их сопровождающую и закрепляющую за ними завоеванные позиции оперативных рубежей.

Это было первой оперативной, революционной новостью и первой партизанской оперативной внезапностью.

Второй оперативной неожиданностью было создание так называемых партизанских полевых подвижных крепостей.

Эта оперативная возможность создавалась из оперативного размаха партизанской тактики. Из глубокого понимания советским командованием самой сущности партизанского дела.

История военного искусства учит, что в задачу как долговременных крепостей, так и полевых укреплений входило прикрытие мобилизации первоначального развертывания и последующих за ним маневров своих войск.

А также создание мощной преграды, огневой и фортификационной, в помощь полевым войскам, если они вследствие тех или иных политических причин или стратегических планов временно должны будут отказаться от активных действий и перейти к стратегической обороне своих национально-государственных границ.

Что делали крепости? Каковы были их тактические и оперативные задачи?

Крепости и укрепления прикрывали фронт, чаще фланги, иногда и тылы обороняющейся стороны. Они преграждали пути сообщения, стесняли тактическое продвижение неприятеля, связывали живую силу наступающего, который должен был выделять осадные корпуса. Своими вылазками беспокоили тылы прорвавшегося противника, а главное — всем своим принципиальным оперативно-топографическим существованием влияли на оперативную свободу маневра противника, а всей своей фортификационной тяжестью давили на технический потенциал вражеских армий.

С появлением первой огнестрельной артиллерии рухнули кирпичные стены. Артиллерия разметала и земляные валы. Средневековые крепости отошли в область предания.

Могущество современного огня разбило железобетон. Роль постоянных крепостей, долговременных и полевых укреплений стала весьма ограниченной.

Классическим примером «непобедимых» железобетонных фортификационных сооружений была знаменитая французская линия Мажино.

Вторая мировая война доказала ее несостоятельность. Германские танковые армии при поддержке артиллерии, саперов и штурмовой авиации сравнительно легко прорвали фронт вышеуказанной укрепленной линии и вышли на простор оперативных полей. Дух линии Мажино, дух «отсиживания» за железобетоном, сильно подорвал мораль французских армий, и они не смогли оказать наступающей германской армии должного сопротивления. Французы линии Мажино не были французами 1914 года.

Еще во время военных действий военно-инженерное искусство начало заменять фортификационную железобетонную линию на укрепленную полосу, глубоко эшелонированную в глубь оборонительной территории.

Фортификационное инженерное искусство пережило исторический кризис, как некогда пережила его линейная тактика. Линейной силе — железа и огня на смену пришла новая сила, сила «вязкости глубины» и «огневого изматывания».

Генерал-фельдмаршал фон Шлиффен говорил: «Битвы не выигрываются занятием позиции. Они достигаются исключительно движением». К этому оперативному поучению в принципе можно отнести и оперативное положение о фортификациях.

Основной слабостью постоянных фортификаций является их постоянная привязанность к определенному месту. Их неподвижность. Это их уязвимое место. Это дает ключ к их прорыву. К их обходу. К их уничтожению. Огнем или покорению осадой.

Современная высокоманевренная армия с небывалой мощью огня, насыщенная грандиозной военной техникой, всегда сможет бой с крепостью предрешить в свою пользу. Ведь это будет бой между активным, маневренным огнем и пассивным железобетоном.

Современный атомный огонь только усиливает вышеуказанное положение.

Железобетонные бункера — это надгробный памятник над духом, моралью, маневром и живым телом каждой армии, которая будет искать спасения и победу в глубине этих «непобедимых» и «непроходимых» фортификаций.

Советский Генеральный штаб в организации партизанских очагов нашел последнее слово современной крепостной техники.

Советы создали подвижную и маневренную крепость.

Создали оперативные запоры для оперативных маневров.

Вместо неподвижного железа и бетона мы видим теперь подвижные партизанские очаги. Эти очаги организуются согласно оперативному плану. Перебрасываются с места на место. То появляются перед фронтом наступающего противника, потом, рассыпавшись, начинают висеть над флангами оперирующих дивизий, стесняя их тактическое продвижение, и часто «окончательноразбитые» партизанские очаги снова организуются в глубоком тылу противника, чтобы снова начать парализовать как жизнь тыла, так и свободу оперативного решения и оперативного маневра неприятеля.

Сегодня партизанские очаги, благодаря своей исключительной подвижности, неуязвимости, эластичности и чрезвычайной силе боевого огня, а также гибкости водительства, координируя свою тактику с оперативными планами своих войск, могут с большим успехом выполнять боевые задачи укрепленных позиций.

Для ясности, повторим роль партизанских очагов в тактике «малой войны». Эти очаги, как некогда крепости или укрепленные районы, теперь загораживают противнику дороги, а часто делают их и совершенно непроходимыми. Партизанские очаги стесняют маневр наступающего или расстраивают порядки отступающего. Парализуют работу тыла неприятеля, вражескую коммуникацию, его снабжение, его транспорт и его управление. Отвлекают резервы противника и часто связывают его фронтовые войска. Таким образом, мы ясно видим, что роль старых крепостей или отчасти современных укреплений постепенно переходит по тактике малой войны в руки гибких и подвижных партизанских бригад.

Горы, леса, болота и руины городов — все это будет в будущей войне против революционных армий пунктами их опоры и пунктами организации партизанских очагов.

Организации будущих фронтов этой новой подвижной системы полевых укреплений.

Партизанские очаги лягут тяжелым бременем на классическую оперативную калькуляцию Генеральных штабов западных демократий.

Ведь, в сущности, партизанская организация, легкость, эластичность, неуязвимость и внезапность удара, при сохранении огромной силы боевого огня, может в будущем часто нейтрализовать огневое превосходство регулярной армии. Из нашего опыта мы видели как танковые части и тяжелая пехота вязли в лесах и болотах. Они с трудом шли через занятые партизанами горы и пробивались сквозь руины. Воздушные силы были очень часто бессильны проникнуть в маскировку партизанских бригад.

Итак, на заре военной истории мы пробивались через изгороди и земляные валы. Потом лезли на кирпично-каменные стеньг. Остановились временно перед железом и бетоном. Перед окопами, окутанными колючей проволокой. Остановились и начали терять маневр и забывать военное искусство.

Тактика и шаблонный расчет начали заменять талант полководца.

Но та же победоносная техника пришла на помощь тому же полководцу.

Тяжелая артиллерия, минометы, подрывное дело и штурмовая авиация — разбили железо и бетон и разметали колючую проволоку. Танковые массы решили участь окопной войны. Ломая недобитое и стирая с лица земли систему фортификаций и укреплений, они вывели наступающие армии через укрепленную полосу на простор оперативных маневренных полей. Железо и бетон, окопы и проволока не спасли пассивную оборону от наступательного порыва современных полевых войск.

Поэтому Вторая мировая война не позволила армии зарыться в землю.

Преимущества наступления явно доминировали над техникой обороны.

Тогда инженерное искусство начало выдвигать новую организацию, организацию глубоко эшелонированной железобетонной системы фортификационных укреплений целых полос и даже районов. Однако опыт «Атлантического вала» и линии «Зигфрида» являются наилучшими историческими примерами. Примерами решительного и окончательного прорыва укрепленных полос. Примерами массированного огня артиллерии, воздушной бомбежки, танковых прорывных ударов и парашютных тыловых десантов. Эти методы боя решили участь и укрепленных полос.

Теперь советский Генеральный штаб предлагает систему подвижных партизанских очагов. Предлагает в будущей мировой войне регулярным армиям пробиваться сквозь пространства гор, лесов, болот и руин, охваченных огневым и политическим пожаром «малой войны».

Советский Генеральный штаб предлагает ввести в бой новую, чисто революционную организацию подвижных военно-политических крепостей.

* * *

Захочет ли консервативный Запад учиться?

После Первой мировой войны германский Генеральный штаб старательно изучал недавний исторический опыт.

Анализируя ход военных действий, немцы пришли к убеждению, что «мотор» не является исключительно слугой тактического оружия. Этот «мотор» может дать в руки военного искусства и оперативные возможности.

Победители почили на лаврах. Побежденные искали причины поражения и средства победы в будущем вооруженном столкновении.

В сентябре 1939 года на полях западной Польши «мотор» сдал свой оперативный экзамен.

Координации действий танковых моторов с действиями моторов воздушного флота обязана Германия сравнительно легкой победе над польской армией. Армией, сидевшей на конях и маневрировавшей пехотными ногами.

Военная мысль западных демократий, а вместе с ними и польской армии, упорно придерживалась методов и форм Первой мировой траншейной кампании. После польского опыта, переработки его и совершенства, немцы во всеоружии в 1940 году выступили против западных союзников.

Германский Генеральный штаб ожидал, что французы и англичане не повторят польских ошибок. Но Генеральные штабы западных демократий проспали боевой опыт трехнедельной германо-польской кампании. За свой военный консерватизм Запад заплатил небывалым военным погромом. В течение 6 недель германские армии тотально разгромили вооруженные силы западных демократий. Немцы не ожидали такого легкомыслия со стороны западных союзников.

Выдающий стратег, начальник германского Генерального штаба генерал-полковник Гальдер в своем дневнике от 29.ІХ.39 писал: «Французы и англичане, конечно, усилят защиту против танковых дивизий и штурмовиков люфтваффе. Польский поход ни в коем случае не сможет быть рецептом для войны на Западе».

Но Запад не захотел учиться и повторил ошибку как Первой мировой войны, так и Польского похода. Что было простительно полякам, атакованным первыми и техническими бедным, то совершенно было непонятно в действиях технически богатого Запада, и имевшего несколько месяцев времени использовать опыт германского «блиц-фельдцуга» на полях Польши.

Захочет ли теперь технически и экономически богатый, но консервативный Запад изучить, понять, а главное, принять к сведению и исполнению жестокий и кровавый опыт германо-советской войны?

Совершенная военная техника непосредственно и косвенно пришла на помощь партизанскому делу. О непосредственном влиянии техники на партизанскую тактику и на партизанские возможности было уже сказано выше. Теперь я коснусь той «косвенной» помощи, которую оказала современная техника «малой войне».

Современный огонь является страшным и могучим. Огнем пулеметов и автоматов пехоты, минометов и бомбометов, тяжелой и легкой артиллерии, танковых соединений и штурмовой авиации. Этот огонь заставил современную тактику боя очистить поля огневых сражений. Исторически из сомкнутого строя, то есть из каре, пехота перешла в линейное построение с тем, чтобы, несколько десятков лет спустя, рассыпаться в цепь. Последнюю огневую кампанию начали боями отдельным звеном, перебежкой от рубежа к рубежу, и техническое поле опустело. Наступление и оборона ведутся огнем. Бои вспыхивают на тактических рубежах. Процесс боя — это, в сущности, маневр огнем. В предыдущую мировую кампанию пехотное наступление готовилось артиллерийским огнем, а во Вторую мировую войну сам «огонь» повел наступление. Концентрация войсковых масс для тактического удара по старым, добрым рецептам перестала существовать. Вслед за тактическим полем боя опустело и тактическое предполье.

Надо предполагать, что дальнейшее развитие военной тактики, то есть авиации, ракетной артиллерии, напалма, то есть всякого рода живого огня, а главное, атомной огневой техники, заставит опустеть уже не только поле боя с тактическим предпольем, но и целые театры военных действий. Резко изменится оптическая картина оперативного предполья. Старые методы марша, концентрации, маневра и ввода армий или армейских групп в цепь оперативных сражений потребуют принципиальной реорганизации, нового всестороннего технического прикрытия и новых методов оперативного управления. Новых построений «воздушных крыш». Нового оперативного искусства.

Предварительная подготовка и работа тыла должны будут пройти сквозь принципиальную глубокую оперативную и военно-техническую реорганизацию. Ведь последние американские маневры и показали полную неподготовленность командного состава к разрешению поставленных им военной техникой новых оперативных задач. Неподготовленность к маневру в сфере действенного действия атомного огня.

Физически чувство локтя отошло в область исторического предания.

И вот, в эту разряжающуюся тактическую и оперативную пустоту, по естественным законам природы и согласно военно-политическим директивам советского командования, начнут организационно вливаться партизанские очаги. В «пустоту» тяжело проходимых гор, топких болот, закамуфлированных лесов, брошенных городских руин начнут входить прекрасно организованные партизанские бригады. Оттуда пойдут партизанские тактические удары, задерживающие, фланкирующие, расстраивающие и вносящие дезорганизацию во всю тыловую работу противника. Ведь эту «пустоту», занятую партизанскими очагами, будет трудно расстреливать артиллерийским огнем или бомбить авиационными бомбами. Не зажечь ее и атомным огнем. Ибо никакая военная техника не сможет иметь боевых возможностей прострелять, пробомбить и прожечь на протяжении тысячекилометрового фронта всю оперативную пустоту тяжело проходимых гор, топких болот, дремучих лесов и тысяч разбитых городов и селений, по которым потом придется продвигаться своим войскам. И эти новые методы революционно-партизанской тактики с оперативным размахом и будут всей своей военно-политической тяжестью давить на оперативные расчеты нормальной калькуляции классической стратегии.

* * *

Конечно, как это уже было сказано выше, советское правительство готовилось встретить партизанскими мерами своего врага. Готовилось и административно, и психологически. Еще в мирное время о партизанской войне говорилось, писалось, и шла пропагандистская обработка. Были даже соответствующие пьесы — «Бронепоезд № 1469» Всеволода Иванова, отразившего на театральной сцене партизанское движение. Возвеличивались старые партизанские атаманы времен Гражданской войны: Махно, Тютюнник, Ангел и другие.

В военной литературе о партизанском движении говорилось совершенно ясно и совершенно определенно. Этой форме революционной борьбы советский Генеральный штаб придавал особое значение. В официальной истории Гражданской войны, изданной еще в 1928 году академией Фрунзе, говорится, что партизанская война в грядущих европейских, гражданских и национально-освободительных войнах народов Востока будет равноправным партнером «большой войны».

Уже 3 июля 1941 года Сталин обратился к народам России, отдав приказ: отступая, уничтожать весь тыл за собой. Создавать конные и пешие партизанские отряды и диверсионные группы борьбы. Подрывать мосты, дороги, нарушать телефонную и телеграфную связь и поджигать склады и обозы.

И вслед за этим вышеуказанным приказом остались на местах или пошли за линию фронта партийные и комсомольские работники. Как инструкторы, бывшие партизаны Гражданской войны, и были созданы базы материального обеспечения партизанского движения и разработаны связи для будущих действующих отрядов.

В Москве был сформирован Центральный штаб диверсионной работы в тылу у немцев. Этот штаб при помощи партийного аппарата НКВД, Генерального штаба и прифронтовых штабов приступил к организации «малой войны».

Общее руководство было сосредоточено в руках маршала Ворошилова, как лица, пользующегося полным доверием Сталина. Начальником штаба был назначен П. Пономаренко. В штабе работали такие крупные партийные работники, как генерал войск НКВД Осипов с помощниками Подольским и Абакумовым.

На участке северного фронта партизанское дело возглавил товарищ Жданов. В Белоруссии — Козлов. На Кавказе — впоследствии — Селезнев.

Для проведения всей этой поистине грандиозной военно-политической работы центральный штаб состоял из следующих 18 отделов: 1) политический, 2) персональный, 3) строевой, 4) оперативный, 5) мобилизационный, 6) разведывательный, 7) особый, 8) административный, 9) хозяйственный, 10) инженерный, 11) связи, 12) пропагандистский, 13) топографический, 14) химический, 15) санитарный, 16) юридический, 17) германского тыла и 18) тыла западных союзных держав.

Кроме прямой организации партизанского движения в германском тылу, штабом диверсий была создана грандиозная сеть подпольных организаций в городах.

Кроме того, при помощи 4-го отдела Генерального штаба (отделения шпионажа и разведки), а также специального иностранного отделения была организована диверсионная работа в государствах Средней и Западной Европы. Эта работа шла через территорию, оккупированную румынскими вооруженными силами, а также через государства Прибалтики и Польшу.

Для более четкой организации вышеуказанной военно-политической диверсионной работы потребовалась организация, которая и была во время войны проведена более 20 специальных военно-разведывательных диверсионных школ.

Начальником этих школ, то есть партизанского кадра, был назначен генерал Глазунов. Подготовкой кадров радистов и связи заведовал генерал Волк. Главные школы, по сведениям германской разведки, находились в Москве, Звенигороде и Куйбышеве.

Школы были 3 разрядов: для высшего командного состава с полуторагодичным курсом, для среднего — шестимесячным и низшего — с трехмесячным курсом. В школах проводили обучение командиров, связистов, минеров, террористов, оружейных мастеров и специалистов-разведчиков.

В программу наук входило: обучение тактике партизанского и антипартизанского боя, боя в лесу, горах, городах и ночью. Все виды диверсионной техники. Сигнализация, связь, радио и шифр. Обращение с немецким оружием. Немецкий язык. Немецкая психология. Знакомили с методами германского Абвера. Оккупационной администрацией. Полицией. Антипартизанских национальных формирований. Давали физическое воспитание и проводили тренинг — форсированные марши по трудно проходимой местности. Ночные передвижения. Учили плаванию, хождению зимой на лыжах, конспирации и вообще жизни в германском тылу и тяжелых климатических и политических условиях.

Так готовилась эта чрезвычайно трудная и огромная военно-политическая работа.

Из этого мы видим, как политически серьезно и, с военной точки зрения, высоко квалифицированно было поставлено партизанское дело в рядах наших противников.

Вторая мировая война на Восточном фронте дала целый ряд политических и военных результатов диверсионной акции партизанских бригад. Ниже я приведу таблицу этой боевой деятельности. Была организована 200-тысячная партизанская масса, которая выдвинула целый ряд партизанских вождей, из которых наиболее отличившимися являются следующие: Ковпак, Сабуров, Федоров, Клещев, Медведев, Гришин, Антонов, Кудря, Науменко, «Батя, Гриненко, «Тарас Бульба, Куделис и Рубенис.

Этим партизанским вождям и обязан германский тыл своими огромными военными потерями. Презренные бандиты оказались реальной боевой силой.

Перейдем теперь к разбору конкретных исторических примеров из эпохи Второй мировой войны, когда массовые партизанские действия оказывали тяжелое влияние на оперативные решения германского командования.

По сведениям германской военной разведки — Абвера, общие директивы, относящиеся к ведению малой войны на Востоке, исходили от самого Сталина — главы СССР. Непосредственное руководство «зеленой армией», как сказано выше, лежало в руках генерала Пономаренко, который стоял во главе Центрального штаба партизанского движения. Маршал Ворошилов — доверенное лицо Сталина — был связью между генералом Пономаренко и главным военным фронтовым командованием.

Генералу Пономаренко подчинялись белорусский, украинский и другие краевые и областные штабы партизанского движения. В его обязанность входило ежедневное представление самому Сталину общей сводки партизанских военно-политических акций.

Во время отхода советских вооруженных сил из Белоруссии и Украины была проведена колоссальная подготовительная военно-политическая и административная работа. Согласно приказу советской Ставки, было начато уничтожение промышленных центров, орудий производства, железных дорог, электрически-газовых станций, плотин и мостов. В тылу германской армии были оставлены при отступлении партийные ячейки, как нелегальные организации будущих кадров партизан, пропаганды и саботажа. Были заложены будущие центры партизанского снабжения, приемные пункты для отбора отставших солдат или бежавших из германского плена красноармейцев, в целях отправки их через действующий фронт в советскую армию или же в лес в «зеленые» партизанские бригады.

В октябре 1941 года Адольф Гитлер по политическим соображениям приказал: несмотря на приближающуюся зиму, непроходимую грязь на дорогах, германские потери, расстройство транспорта, износившуюся и требующую замены воєнную технику и отсутствие оперативных резервов, наступать против советских армий, остановившихся на границе Великороссии.

Приказ был отдан против общего мнения германского Генерального штаба и группы покрытой славой полководцев.

Погруженный в визионерство своей «мистической стратегии», он считал, не желая слушать голосов Абвера (германской военной оперативной разведки], что советская армия психически надломлена, ее обученные резервы исчерпаны, военная техника разгромлена, правительственная власть коммунистической партии расшатана, а сама российская нация потеряла сердце и волю к дальнейшей борьбе.

Идя за фантастическим полетом своей стратегической мысли, германский фюрер блуждал в мечтах еще в 1942 году победоносно окончить Восточную кампанию.

2 октября 1941 года, выполняя приказ своего фюрера, германские армии перешли в наступление. Оперативное направление было Москва.

Целым рядом блестящих ударов германские полководцы создают два колоссальных оперативных «котла»: под Брянском и Вязьмой. Немцы берут в плен около 1 миллиона советских солдат. Германские стальные танковые клинья, вытягиваясь, начинают смыкаться, готовя советским вооруженным силам небывалые Канны. Московские Канны. На левом, северном фланге, генерал-полковник Геппнер подошел к Калинину. На правом, южном фланге, знаменитый танковый полководец — генерал-полковник Гудериан, пройдя Орел, начинает спускаться к Туле. 18 октября центральная армейская группа генерал-фельдмаршала фон Клюге взяла Можайск и подошла вплотную к внутреннему поясу обороны города Москвы. Казалось, что историческая участь революции в Советской России была решена. Казалось…

Но тут произошло то, что уже предчувствовало германское командование, но чего упорно не хотело понять и признать германское государственное руководство. Руководство, подчинившее себе полностью германскую стратегию.

На историческую сцену вышли традиционные, не советские, а русские генералы.

Три генерала: зима, пространство и время.

Первый генерал — пространство — подготовил выход на историческую сцену второго генерала — время. Время спасло от разгрома советские армии. Оно дало возможность проведения реорганизации. Подтянуть из Сибири оперативные резервы, где, к счастью для Советов, японская армия, стоявшая в Маньчжурии против них, преступно бездействовала. И то же время привело германские армии к стенам Белокаменной Москвы только к началу наступления третьего генерала — русской суровой зимы, зимы в 40 градусов мороза.

Этот генерал — зима, вышедший на боевую арену, сковал морозом, после ужаснейших осенних дождей и непогоды, все «проходимые» и «непроходимые» дороги, и покрыл их, после тяжелых снежных бурь, глубоким снежным саваном.

Дороги практически перестали существовать. Все было предварительно размыто, потом занесено глубокими сугробами и, в окончательном расчете, сжато в ледяные тиски.

Ни прохода, ни проезда.

Все движение в течение одной ночи, как по мановению волшебной палочки, мгновенно приостановилось. Бензин и смазочные масла замерзли. Авиация опустилась на занесенные снегом аэродромы без возможности снова взвиться в небесную высь. Танковые и механизированные дивизии увязли на полдороге. Снабжение зарылось в снежных сугробах. Горючее, то есть кровь современной механизированной армии, перестало циркулировать.

Три вышеуказанных генерала спасли Советскую армию от окончательного погрома.

К советскому фронту начало подходить сибирское пополнение, военная техника, боеприпасы, снабжение и теплая одежда. Все на приспособленном к зиме моторе, а пополнение — в меху и валенках.

Германская армия в своих «ветром подбитых» шинелях начала замерзать. Десятки тысяч отмороженных солдат увозили поезда на родину. Неприспособленная техника была выведена из строя. Транспорт, как уже было сказано выше, зарылся в российских снегах. Снабжение покрывало только 10 процентов требования фронта.

Германская армия начала выбиваться из сил. И в это критическое время в тылу германского фронта начала разворачиваться по всем правилам революционного искусства «малая война».

Для усиления партизанских действий сквозь тонкий германский фронт, вернее, только обозначенный фронт, прорвался конный корпус генерала Белова. Партизаны организовались и перешли в энергичное наступление. И через несколько недель, вся территория на сотни километров в тылу германского центрального и отчасти северного, замерзших фронтов, оказалась под полным контролем советских партизан. Хорошо знакомая картина. Все полетело в воздух. Ни прохода, ни проезда. Запылали амуниционное депо, склады снабжения, средства транспорта, и разбивались связь и коммуникации.

Положение германских центральных армий стало критическим.

Без нормального оперативного тыла, без нормальной коммуникации и снабжения германская армия не только не могла продолжать наступление, но и, больше того, она не могла оставаться — замерзать на месте. И под решительным давлением командующих генералов германская Ставка должна была, скрепя сердце, отдать свой первый приказ об отступлении.

Не знавшая до сих пор поражения, германская армия начала свой первый оперативный отход на презираемом ими до сих пор Восточном фронте.

Это была первая оперативная победа советского оружия, выигранная при действительной помощи партизанских военно-политических акций.

Партизаны торжествовали. Партизанское дело перешло в историю военного искусства. Вводилось новое оперативное положение, что в огне партизанских пожаров «малой земли» и при одновременном давлении регулярных армий «Большой земли» неприятельский фронт держаться не может.

* * *

Политика германской оккупационной власти «пахала борозды», по которым организационно шли партизанские бригады. Несколько подробнее об этом я буду говорить ниже — в главе о политике.

Под искусным центральным руководством советского командования партизанское движение на Востоке, в тылу германских войск, начало расти подобно снежному кому.

От тактических акций 1941 года оно перешло в оперативные действия 1944 года.

Непрерывно в лес сбрасывались парашютисты, просачивались или прорывались отдельные отряды, бежали военнопленные, уходили недовольные, шли патриоты и скрывались уголовные преступники. Ширилась партизанская политическая акция, и свирепствовал дикий лесной террор. Потом началась поголовная мобилизация в партизанскую «зеленую армию». Мобилизация в тылу неприятельских войск. И к 1944 году был построен, как уже было выше сказано, второй партизанский внутренний фронт. Фронт на протяжении около 1500 км и в глубину полосой от 200–300 км. На этом фронте «гуляла» 200-тысячная партизанская масса.

К этому историческому времени немцы с большим трудом удерживали небольшую, глубиной в 50 км, прифронтовую полосу, а дальше, как уже было сказано, километров 200 (иногда и много глубже) были партизаны. Была власть «малой земли», которая полностью зависела от центрального управления «Большой земли».

Для большей ясности вышеуказанной партизанской активности разберем еще один исторический пример блестящей координации партизанских акций с действиями регулярных советских войск. Это пример великолепного оперативного взаимодействия.

Рассматривая первый исторический пример, мы видели прекрасное оперативное взаимодействие партизанских бригад с советскими войсками во время грандиозного коммунистического отступления. Оперативное взаимодействие во время тяжелого стратегического отхода.

Второй исторический пример, ниже нами рассматриваемый, относится к координации партизанских акций с боевыми действиями советских армий во время их наступления. Во время оперативного фронтового прорыва.

22 июня 1944 года грандиозная советская масса, силой около 130 пехотных дивизий, 17 моторизованных бригад, 6 кавалерийских дивизий и 35 танковых бригад при поддержке могущественной тактической авиации обрушилась на один из участков германского центрального фронта, между реками Двиной и Припятью, участка, обороняемого слабыми германскими силами — около 30 пехотных дивизий, при поддержке небольших танковых соединений и при почти полном отсутствии тактической авиации.

Тактический удар был всесокрушающим. Германские дивизии были сметены наступающей советской военной лавиной. На центральном участке германского фронта обозначился грандиозный оперативный прорыв. В течение 4 недель победоносные советские вооруженные силы на протяжении в 400 км прошли в оперативном прорыве 50 км в глубину, и германский участок Восточного фронта физически и оперативно перестал существовать.

И в это чрезвычайной тяжелое боевое время для германских фронтовых дивизий партизанские бригады прервали сообщение истекающего кровью германского фронта с его оперативным тылом. Тыл горел. Пути сообщения, транспорт, склады боеприпасов и связь оказались в руках партизанских бригад. «Зеленые солдаты» добивали все то, что не успела раздавить двигавшаяся вперед советская лавина. Связь не действовала вплоть до радиосвязи. Германское радио глушилось партизанами специально для этого приготовленными радиоаппаратами. Германское командование выпустило управление из своих рук. На угрожаемом участке фронта отступающие германские дивизии остались без боеприпасов и снабжения. Все погрузилось в море огня, и через это море приходилось уходить на Запад недобитым частям германских дивизий.

Оперативная координация действий партизанских бригад с регулярными советскими армиями была идеальная.

Когда советская танковая масса прорвала редкий германский фронт и советские танки устремились вперед, то шли они от партизанского рубежа к рубежу. На этих рубежах ждала их пехота. В данном случае оперативные рубежи советских танковых бригад назначались на заранее приготовленных рубежах партизанских бригад. На этих рубежах партизанская пехота ожидала прихода советских танков. В дальнейшем она прикрывала их продвижение. Закрепляла за ними захваченные пространства. И сопровождала советские танки вперед до подхода к ним советской моторизованной регулярной пехоты. Партизанские бригады чинили, строили и сторожили для наступающей советской армии все виды путей сообщения.

Вышеуказанная партизанская акция была историческим, классическим примером нового советского революционного оружия и нового оперативного фактора, то есть координации действий между наступающими регулярными армиями и партизанскими бригадами, оперирующими в тылу противника.

Город Минск — центр германских властей, как гражданских, так и военных — еще накануне подхода регулярных советских войск был полностью партизанскими отрядами отрезан от германского стратегического тыла.

Разбитые германские дивизии уходили на Запад, пробиваясь сквозь тесное огненное кольцо партизанского движения.

«Зеленая армия» жестоко расправлялась со всеми отсталыми немцами и брошенными ими ранеными.

Германскому Генеральному штабу пришлось заплатить за пренебрежение «лесным противником» и за отсутствие в своих оперативных расчетах поправки на время концентрации войск, переброски резервов, подхода к полю боя и ухода в условиях тотальной порчи партизанскими бригадами путей сообщения, транспорта и всех видов связи.

Пришлось заплатить за отсутствие поправки на заготовку запасов военной техники, боеприпасов, снабжения и горячего материала. Заплатить за отсутствие поправки на расчет дивизий для прикрытия своих флангов и тыла во время фронтовых действий от нажимающих на них партизанских бригад.

В будущем, каждому западному Генеральному штабу, в грядущих военных кампаниях, в своих стратегических расчетах, придется считаться с некоторыми коэффициентами оперативных поправок. Поправок, как уже было сказано выше, на «малую войну».

Придется считаться с коэффициентом оперативных поправок. Но каким коэффициентом? На этот вопрос должна дать ответ история стратегии последней кампании. Дать ответ, изучая советское революционное военное искусство.

Иначе грядущая Третья мировая война сможет привести армии западных демократий к военной ситуации, аналогичной той, в которой оказались германские победоносные армии в 1944 году на Восточном фронте.

А ведь в будущей Третьей мировой огневой кампании русский Восточный фронт будет всюду и везде.

Ведь война предстоит с революционным противником.

Глава VIII. О стратегии

«Бог войны» — Наполеон — говорил: «Большие стратегические планы всегда содержат глубокие государственные или политические идеи».

Старая королевская французская школа болела отсутствием движения в военном интеллекте. Великий полководец дал ей революционную реорганизацию, и французская армия пошла к победам.

Первая мировая война в самый разгар своих кровавых действий зарыла армию в землю. Начался декаданс военного искусства. После окончания кампании победители погрузились в самодовольную военно-консервативную статику. Германия же, проигравшая Первую мировую войну, вследствие своего полного разоружения и невозможности искать военного реванша на полях сражений старыми классическими методами, заставила свою военную мысль искать в тиши законспирированных военных кабинетов новые методы боя и новую организацию вооруженных сил. Германская военная мысль, переработав боевой опыт прошлой кампании, пошла за революцией техники. Она силой мотора поборола косность земли. Танковые дивизии и люфтваффе стали главным оперативным оружием маневренной кампании. Воскресший германский Генеральный штаб поразил западные демократии этой оперативной внезапностью, революционной тактикой танковых войск и глубокой оперативной координацией между ними и штурмовой авиацией. Началась эпоха «блицкригов». Западные демократии дорого заплатили за свою военно-консервативную статику и за свою психологию тогдашней кампании. За линию Мажино. И, прежде всего, за упорное нежелание революционно учиться.

Правда, передовые умы западной военной мысли предсказывали грядущие события. Английский генерал Фуллер, английский военный писатель Лиддел Гарт и французский генерал де Галль взывали к своим правительствам и к своим парламентам. Требовали реорганизации армии. Но их не хотели слушать. Западным демократиям за ошибки своих политиков и генералов пришлось расплачиваться кровью своих солдат.

И хочется мне снова задать вопрос, исторический вопрос: будет ли теперь учиться военно-консервативная демократия или она проспит, как некогда проспала германскую, теперь военно-революционную работу советского Генерального штаба?

Конечно, мне могут сказать, что Германия и Россия — это континентально думающие народы. И что в войне на земле, на море и в воздухе их военная мысль не смогла охватывать в прошлом и не охватит в будущем общей и генеральной координации стратегического взаимодействия всех родов войск и во всех трех стратегических измерениях. На это я отвечу, что сегодня в советском Генеральном штабе отлично понимают и учитывают, что в обеих мировых прошедших кампаниях оба раза морские державы поставили на колени континентальные нации. Поэтому теперешняя морская программа советского правительства может рассматриваться как ответ опыту истории.

Ведь еще знаменитый американский адмирал Махан сказал, что господство на морях базируется не только на силе морского флота, но и на динамизме нации, географическом положении, профиле берегов, величине территории и на характере правительства.

И в этом случае, мне кажется, что динамизм нации и характер правительства сыграют первенствующую роль. А в силе первого и второго, как показывает нам советская история, сомневаться не приходится. Морской же флот строится за золото. А этого ископаемого достаточно в горах Уральского хребта.

Я позволил себе малое отступление, чтобы глубже ввести читателя в понятие темы, темы о новых технологических и революционных оружиях боя.

Времена, когда война велась профессионалами, военными кастами, оторванными от своих наций, ушли безвозвратно в историческое прошлое. Сегодня единство фронта, технологии и тыла имеет исключительное значение.

Значение внешнее, политическое, экономическое и социальное. Без прочного национального тыла — нет сильного самоотверженного фронта. Моральное состояние нации непосредственно отражается на психике действующей армии. Надо глубоко понять, что тыл снабжает армию не только техникой, боеприпасами, одеждой и снабжением, — нет, но и дает действующей армии живое пополнение. Живых, мыслящих и действующих солдат.

Поэтому современная стратегия не может основываться исключительно на учете количества дивизий и мобилизационного военного потенциала. Современный оперативный расчет должен знать, что его военный потенциал находится в прямой зависимости от моральных, политических и социальных сил нации, а также от естественных богатств страны. От ее промышленности, технологии и военных изобретений. Отрыв чисто военного потенциала от всех вышеуказанных факторов лишает оперативный расчет всякого практического военного значения.

В эпоху тотальных войн действующая армия, ее военная машина и ее тыл должны быть непосредственно связаны в одно нераздельное целое.

Но не так было на германском Восточном фронте во время Второй мировой войны.

Германский оперативный и стратегический тыл был расстроен и отделен от действующей армии оперирующими массами советских партизан.

Оперативный принцип фон Мольтке Старшего «врозь идти, вместе драться» — теперь стоит перед новой дилеммой: как врозь пройти, чтобы потом вместе драться, пройти сквозь районы и зоны, оккупированные солдатами «зеленых армий» и находящиеся под политическим контролем жестокого противника?

Как провести оперативную концентрацию, когда горят пути сообщения, а все боевые склады и запасы горючего летят в воздух? А ведь современная война — это война бензинного мотора.

Пассивная оборона рубежей, при такой же интенсивности огня, требует также глубокой эшелонированной системы обороны.

Какими же боевыми методами можно будет сегодня добиться свободы оперативного решения и свободы маневра в обоих указанных положениях, если на операционных линиях и в глубоком тылу жестоко «гуляют» партизанские бригады?

На все вышеуказанные вопросы, если не ответит политика, то должна ответить классическая стратегия. Другого выхода нет, и быть не может.

Советская военная наука утверждает, что Вторая мировая война была грандиозным историческим вступлением в эпоху новых революционных войн, когда классическая стратегия будет перемешиваться со стратегией «малой войны».

Что будущая мировая война будет войной и национальной, и классовой.

Регулярные сражения будут чередоваться революционными восстаниями. Проволока и мины траншей переплетутся с баррикадами гражданского населения. И здесь чрезвычайно важно отметить, что старый военный тезис, что действующие регулярные армии не могут свободно маневрировать, не имея обеспеченных коммуникаций, является истиной, и то только относительной истиной для регулярных армий. Но «зеленые армии», партизанские бригады могут воевать без обеспеченных коммуникаций, без твердого и постоянного тыла.

Правда, история знает некоторые исключения, но ведь поговорка гласит, что именно исключения и доказывают правду истины.

И тут встает вопрос во всей его исторической глубине. Права ли советская военная доктрина, которая говорит, что сегодня можно воевать без стабилизированного тыла?

Опыт последней мировой войны показал, что регулярные армии, во всяком случае, могут некоторое время «висеть в воздухе». Держать связь, получать пополнение, технику и снабжение по сравнительно малоуязвимым «небесным путям». Конечно, для этого должно быть завоевано, хотя бы временно, местное, тактическое воздушное пространство.

В «Демянском котле» почти три германских корпуса проседали около 9 месяцев, будучи полностью отрезанными от своих оперативных баз.

Польская национальная подземная армия (АК — Армия Крайова) организовывалась, снабжалась, а потом восстала в Варшаве, в городе, не только отрезанном от своих оперативных баз, но и больше того — оккупированном неприятелем. Все вооружение и снабжение шло почти исключительно из Лондона по «воздушному мосту».

Последним грандиозным организационным опытом было снабжение по воздуху столицы Германии, блокированного советскими войсками Берлина. Англо-американский воздушный флот прорвал эту наземную советскую блокаду.

Аэроплан и парашют — это, конечно, новая связь и новый вид транспорта. Но в какой мере эта связь и этот транспорт окажутся действительными в боевой обстановке, на этот чрезвычайно жизненный вопрос сможет дать исчерпывающий ответ только всесторонний боевой опыт. Корейские «огневые маневры» не могут быть полностью приняты во внимание, ибо они проходили при тотальном воздушном превосходстве одной из воюющих сторон.

Не надо забывать и обратного опыта, что в осажденном Сталинграде германским дивизиям пришлось сдаться, ибо люфтваффе не смогла победоносно разрешить поставленную ей вермахтом тактическую задачу.

Поэтому на поставленный в заглавии вопрос, носит ли уже, при теперешних технических возможностях, «малая война» потенциальные зародыши стратегии, ответить окончательно не представляется возможным.

Партизанское движение товарища Тито оттянуло на себя несколько германских и итальянских корпусов. Оно подарило союзникам огромную территорию. Территорию чрезвычайно важную в оперативном отношении. Это, уже, конечно, зародыш стратегии.

Польское восстание в Варшаве не было поддержано союзниками. Поэтому исторически оно оказалось тактическим эпизодом. Однако и этот тактический эпизод в течение 6 недель связывал оперативно германское фронтовое командование и, конечно, при иных политических обстоятельствах это восстание могло бы сыграть роль оперативного, а, может быть, и стратегического характера.

О советском партизанском движении исчерпывающе говорилось в отделе «О тактике» и «Об оператике», и мы видели, как из тактического фактора гражданской войны, оно, на Восточном фронте, в эпоху последней кампании, стало оружием оперативного влияния. И нет оснований не считать, что при благоприятных геополитических, военных и социальных условиях, а также при четкой организации и достаточном насыщении сил, «малая война» может перейти в область решающих элементов классической стратегии.

На основании всего вышеизложенного и нашего боевого опыта, я разрешаю себе прийти к нижеследующим дисциплинам стратегического характера.

1. «Малая война», достигшая большой численности бойцов и высоко национального и политического напряжения, может выполнять боевые задачи не только тактического значения или оперативного характера, но даже покушаться на решение таковых и в области стратегии.

Партизанское движение. Национальное восстание. Гражданская война. Под влиянием политической агитации или социальной революции, выход из коалиции одного из союзников или переход его во вражеский лагерь, — все вышеуказанные факторы являются, конечно, уже элементами стратегического характера.

2. «Малая война» может вестись на пространстве от прифронтовой тактической полосы до оперативного предполья, а при благоприятном развитии даже до стратегического тыла вражеских столиц или оккупированных стран.

3. Разнообразие условий — национальных, военных, политических, экономико-социальных, психологических и географически-топографических — требует совершенно разных методов и форм подготовки и ведения малой войны. В зависимости от этих условий «малая война» может носить характер тактических, оперативных или даже стратегических действий.

4. Саботаж, террор, диверсия, партизанское движение, открытое восстание или революция — все это только степени развития «малой войны», степени тактические, оперативные или даже стратегические.

5. Современная военная техника, пустота тактического и оперативного предполья, национальные шовинизмы, национальные революции в колониях, политические и социальные брожения в капиталистических государствах являются, конечно, факторами, благоприятствующими развитию «малой войны» от тактики через оператику до стратегии.

6. Дальнейшее развитие воздушной техники и техники связи даст неограниченные возможности централизации, расширения, углубления и гибкости управления «малой войной».

Координация действий воздушных десантов, регулярных войск с военно-политическими акциями партизанских движе-ний может также привести «малую войну» к разряду факторов стратегического значения.

Но об этом положении я буду говорить несколько ниже.

* * *

Уже вышеуказанный английский военный мыслитель Лиддел Гарт в своих воспоминаниях пишет: «Ведя войну, надо думать о будущем мире. Нельзя тотально уничтожать неприятеля. Надо думать о его торговле, о нашем будущем рынке экспорта. Надо сохранить покупную силу побежденного неприятеля». Это характерноемышление англосаксонца. Но ведь сохранение рынка — это сохранение хозяйственных объектов. Сохранение промышленности внутреннего рынка, а быть может, и экспортного потенциала. Но ведь в каждую промышленность входит и сугубо военная промышленность. Тяжелый экономический совет Генеральному штабу. Какие же объекты подлежат бомбардировке?

И то, что трудно решить сверху, при падении воздушных бомб, то с большой точностью может быть указано в наземных партизанских боевых задачах.

Посмотрим же, как велась партизанская борьба в процессе их боевых акций против экономики и хозяйства оккупанта или в глубине территории неприятеля.

Статистика Второй мировой войны еще полностью не составлена. Поэтому трудно еще определить, где нанесла и на каком фронте свой главный удар «малая война». В сфере ли военных операций или в сфере военно-национального хозяйства. Своими ли акциями саботажа и диверсии или своими открытыми боевыми налетами.

Во всяком случае, наш боевой опыт говорит, что во время Второй мировой войны партизанские бригады наносили удары по экономической стратегии противника так же жестко, как и по оперативным тылам действующих армий. Тем более, что обстановка им благоприятствовала, ибо вследствие союзных воздушных бомбардировок большая часть германской военной промышленности была перенесена в оккупированную зону на восточные земли. Кроме того, многие центры стратегической промышленности, связанные на месте с восточным сырьем, в принципе находилось на Востоке.

Военные акции против экономики начались почти что с первыми выстрелами партизанских бригад.

Партизаны мешали уборке зерна. Статистика показала, что на Украине и в Белоруссии около 40 процентов было уничтожено. Лесоразработки почти прекратили свою рабочую деятельность.

Политический террор партизанских бригад заставил полностью крестьян прекратить свои доставки. Как, например, по плану 1943–1944 гг. из намеченных 500 000 тонн зерна была доставлена немцам только одна четвертая часть.

В Польше из-за саботажа и диверсии военная промышленность работала с невероятными перебоями. До 60 процентов сырья и готовых изделий портилось или исчезало по дороге. Нефтяные поля юго-восточнее Кракова находились под постоянным ударом партизанских террористических набегов. Продукция нефти снижалась катастрофически. Рабочие на фабриках и в поле работали под непрестанной угрозой террора диверсионных партизанских бригад, а потому количество и качество их работы постоянно ухудшалось и непрерывно шло на убыль. В конце концов, рабочие и крестьяне начали разбегаться. Боясь репрессий со стороны германской оккупационной власти, они, естественно, бежали в лес, и этим пополняли действующие партизанские бригады. Очень часто партизаны открыто нападали и жгли активно работающие заводы.

Из отчета польской секретной информационной службы мы видим, что в районе только одной Ченстоховы было сожжено 32 крупных завода и уничтожено 400 более мелких.

Не лучше обстояло дело и в «союзной» Словакии.

Туда, в долины и ущелья, была перенесена сравнительно большая часть военной германской промышленности, уходившей от воздушного террора англо-американской авиации. Невероятно интенсивная «малая война» в «союзной» Словакии заставила германскую хозяйственную администрацию уйти обратно в Германию, предпочитая террор «Эр-форса», чем наземные террористические акции советских партизан.

«Малая война» оказалась страшнее воздушного оружия.

В Судетах «зеленая армия» сожгла и уничтожила до 60 процентов фабрик и заводов, работавших на германскую военную промышленность.

Приблизительно та же тяжелая картина разворачивалась на Балканском полуострове.

Вот краткий исторический обзор, поверхностный обзор советских партизанских акций на Восточном фронте, направленный против германского национального хозяйства.

Углубляясь в этот вопрос, можно было бы привести большое количество статистических данных, но это перегрузило бы внимание читателя вопросами военной экономики, что не является, конечно, целью этой книги.

Но уже из этих выдержек, кратких статистических данных, совершенно ясно вырисовывается картина партизанских военных действий против вражеской военной экономики.

Картина могущества «малой войны».

Развитие в будущей огневой кампании вышеуказанных партизанских действий, против национального экономического потенциала воюющего противника, конечно, будет относиться к области военно-политических акций и потерь государственной стратегии.

Старая военная истина, гласящая, что партизанское оружие является оружием слабейшего, не выдерживает, в свете новейшей истории, военной критики.

В 1943–1944 гг. Советская армия на Восточном фронте не была слабейшим союзником среди воюющей демократии и, конечно, в данное историческое время сильно превосходила германский вермахт как по количеству дивизий, так и по качеству военной техники.

И все-таки эта могущественная армия, сумевшая отступить до Сталинграда с тем, чтобы потом пойти вперед и, пройдя тысячи километров, войти во вражескую столицу, эта армия не пренебрегала ни организацией «малой войны», ни развитием этой революционной военной доктрины, а на полях сражений доказала, что в будущем классическая стратегия должна будет сочетать свои действия с действиями революционной стратегии.

Советская военная наука подтвердила на опыте, что рядом с национальной войной можно вызвать к бою элементы идеологической деморализации, политического брожения, экономического саботажа и социальных беспорядков. И что, если представится благоприятная возможность, то, суммируя все вышеуказанные элементы, можно будет раздуть бурю гражданской войны и этим создать новые глубокие факторы политического и стратегического значения.

Перейдем теперь к краткому обзору современных партизанских действий на основании последнего боевого опыта, проведенного во время так называемой освободительной войны в Корее.

Передо мной лежат советские газеты. Посмотрим, что говорят эти мастера партизанского дела о «зеленых» корейско-китайских акциях на Дальнем Востоке.

Москва пишет: «На юге оккупированной Кореи нет ни одного уезда, ни одного малого селения, ни леса, ни гор, где бы американские интервенты чувствовали себя совершенно спокойно. Земля горит под ногами западных империалистов и их пособников. Вся северная и южная Челла, Кенсан и северная часть Чунчена являются сегодня огромными очагами партизанского движения.

Организован второй фронт, фронт зеленой армии, против которой брошено в бой четыре североамериканских дивизий, одна канадская сводная бригада и многочисленные полицейские части Лисынмана.

Недавно южнокорейское национальное собрание в письменной форме обратилось к генералу Ван Флиту, главнокомандующему союзных войск в Корее с просьбой усилить карательную армию, сражающуюся против партизанских войск, и генералу пришлось снять с фронта пятую дивизию и отправить ее в горы».

Московская «Правда» отмечает, что за последнее время полностью захвачены следующие области — Наивен, Ченын, Хасун, Коксен, Чанхын, Курэ, Сачем и Сакчен.

Мне кажется, что к этому сообщению добавить нечего. Все дальнейшие комментарии будут излишними.

Дальше советская информация повествует о некоторых подробностях партизанской акции. В боях против войск УНО, как говорят Советы, за последнее время было уничтожению несколько десятков вражеских полков и спущено под откос сотни транспортных поездов, военных эшелонов, автоколонн и взорвано множество военных складов. Советские газеты пишут: во многих южнокорейских губерниях и областях, в тылу оперирующих американских войск, восстановлена власть Северокорейского правительства, как, например, в губерниях Кваньян, Тянхич, Хамян и даже в самом Цусане взрываются американские военные арсеналы и поджигаются склады боевого снабжения.

Для нас, прошедших Вторую мировую войну на Восточном фронте в рядах германского вермахта, выше нарисованная партизанская картина хорошо знакома. Она указывает на то, что в тылу американских войск организована власть «малой земли», и что «зеленая армия» координирует свои военно-политические акции с оперативными действиями регулярных китайских масс. Масс медленно, но верно «всплывающих» с северо-корейских высот на простор полей Южно-Корейской Республики.

Генерал Эдвард М. Альменд в своих воспоминаниях по поводу корейской кампании пишет: «Не будем себя обманывать — опасность Корее вырисовывается совершенно ясно. Мой боевой опыт меня убедил в том, что наш будущий эвентуальный противник является врагом наиболее коварным, бессердечным и наименее поддающимся угрызениям совести. Он чрезвычайно жесток, даже в отношении своих собственных людей. Это наиболее страшный противник, которого знает наша новейшая история. А цена, за которую мы сражаемся, является высокой ценою, ибо это — наша Родина, наши дома, наши семьи и наша форма современной культурной жизни».

Вот свидетельство фронтового солдата. Солдата, перенесшего на своих плечах всю тяжесть Корейской кампании.

Смело можно повторить исторические слова германского императора Вильгельма II: «Народы Европы, оберегайте ваши священные права!»

Несколько изменяя, скажем: «Народы западных демократий, оберегайте вашу свободу, иначе в модном лозунге "кровь за кровь” захлебнутся ваши нации и ваша христианская цивилизация. Азия просыпается. Азия, зажженная коммунизмом, встает. Время политических и экономических колоний сдается в архив».

Был бы не полон краткий послевоенный обзор современных партизанских движений, если бы не вспомнить о том, сколько труда и крови стоила регулярной английской армии борьба с партизанскими войсками на Малайском полуострове.

И в заключение скажем откровенно, что ведь в Индокитае французская регулярная армия проиграла колониальную войну исключительно потому, что не понимала и не умела воевать против тактики малой войны, согласно которой, в принципе, воевали не только туземные иррегулярные силы, но и пришедшие к ним на помощь китайские «добровольцы».

* * *

Трудно, конечно, уже сегодня говорить о чисто стратегических возможностях «малой войны». Однако, изучая советскую партизанскую тактику, тактику как в обороне, так и при наступлении, и просматривая наш боевой опыт — опыт Второй мировой войны на Востоке, где партизанские действия разворачивались в широких оперативных масштабах, не только можно, но и должно предположить, что «малая война», достигшая известного количественного и качественного напряжения, начнет влиять на планирование и развертывание классической стратегии.

Уже сейчас следовало бы подчеркнуть заслуживающие внимания нижеследующие военные положения.

1. Углубление координации между оперативными действиями фронтовых войск и боевыми акциями партизанских бригад, при соответствующих боевых масштабах, сможет стать фактором стратегического значения.

2. С точки зрения стратегии, заслуживает внимания вопрос совместных боевых действий партизанских бригад с регулярными тыловыми десантами воздушных войск.

Но об этом подробнее я буду говорить ниже.

3. Блокирование подвижными крепостями, то есть партизанскими очагами целых областей и районов в тылу у противника и этим нарушение коммуникации или уничтожение путей оперативного сообщения является, конечно, предметом специального изучения. Развернутый до широких размеров, этот боевой фактор может нарушить все нормальные оперативные расчеты и калькуляцию классической стратегии.

4. Военная разведка должна внимательно следить за подготовкой противником будущего театра военных действий. Размеры подготовки этого внутреннего фронта могут ответить нароковой вопрос: быть или не быть гражданской войне? А ведь гражданская война или поголовное национальное восстание являются, несомненно, элементами стратегического характера.

5. Факторы психологического и организационного вида партизанского движения, а также усовершенствование партизанского вооружения при дальнейшем развитии военно-политических доктрин партизанского дела, должны явиться военно-политическими положениями большого значения. Все вопросы, связанные с принятием контрпартизанских мер или, вернее, методов борьбы против малой войны, должны быть предметом старательного их изучения. Изучению их должно быть посвящено достаточно времени, ибо, как показал боевой опыт, в особенности на азиатских лесных и горных «просторах», они смогут сыграть решающую оперативную роль и глубоко потрясти все стратегические планы военных кампаний.

Конечно, вышеприведенный краткий перечень не исчерпывает всей разносторонности партизанской проблемы. И я повторяю, что от глубокого изучения их не имеет права уклоняться ни один Генеральный штаб западных держав.

Так как ни одно правительство и ни одно военное командование не смеет пренебречь теми военно-политическими преимуществами, какие не может дать организация «малой войны» против каждого потенциального противника. А потом нельзя не понимать ту огромную опасность, которую сможет создать полный динамики революционный неприятель, вооружая в тылу воюющих демократий весь ненадежный для них государственно-политический элемент.

Здесь я должен еще сказать и подчеркнуть, что при изучении всех вышеуказанных дисциплин партизанского движения, с точки зрения государственной стратегии, надо помнить, что «малая война» является, прежде всего, национальным фактором борьбы, и только потом уже эвентуально революционным. Вернее, это национально-революционный продукт новой техники боя. Партизаны в принципе вырастают на родной земле. Партизанский боец — это, прежде всего, боец внутреннего отечественного фронта. И вот почему партизанский вопрос является вопросом, непосредственно связанным с политикой каждого государства. Он является вопросом государственной стратегии. Решением этого вопроса должна заниматься та часть Генерального штаба, в ведении которой находятся вопросы так называемой военной политики. Об этой военной политике несколько подробнее будем говорить ниже. Но уже сейчас я считаю нужным заметить, что партизанский вопрос, вернее, огонь партизанских восстаний, нельзя тушить ведением исключительно военной акции. Военные действия против партизан должны идти совместно и параллельно с соответствующей политикой оккупационной власти. Соответствующими мерами оккупанта. Мерами моральных, политических, экономических и социальных реформ. В ходе «малой войны» надо много глубже усматривать, чем в нормальной классической кампании, теснейшую связь между войной и политикой, о которой впервые сказал германский военный философ генерал фон Клаузевиц.

Припомним основные требования классической стратегии. Вот их краткий перечень:

а) цель (военно-политическая цель войн, поставленная политикой своей стратегии);

б) идея операции;

в) план;

г) координация управления;

д) маневр;

е) концентрация;

ж) экономия сил (выделение резервов);

з) элементы внезапности;

и) обеспечение свободы своего решения и свободы своих действий;

к) бой или успех сражений;

л) преследование противника с целью полного использования достигнутой победы или победа;

м) эвентуальная организация отхода.

Все вышеуказанные элементы классической военной науки являются и принципом успеха партизанского дела. Успеха тактического, оперативного или политико-стратегического.

Ведение классической войны, как известно, строится на строгой философско-логической связи между стратегической интуицией, оперативным мышлением и решительным волевым исполнением.

В партизанском деле, в переводе на меньший масштаб, успех базируется на боевой интуиции, глазомерном расчете и на решительности внезапного удара.

Мы живем в век грандиозной механизации военных действий. Однако, как бы ни была совершенна, технологически совершенна, современная военная машина, победа достигается исключительно совокупными действиями: искусной стратегией, опирающейся на все роды войск и виды оружия, и на все оперативные и тактические факторы маневра и огневого шока. Решающего, стратегически решающего войну оружия не было и, по всей вероятности, никогда не будет. Только координация всех вышеуказанных элементов может дать конечную победу.

Конечно, надлежит понимать, что военная машина, как и каждая машина, приводится в движение человеческими руками, и что от морального состояния этого человека, то есть бойца, приводящего военную машину в движение, зависит боевое совершенство этой машины. Будет ли ее механизм работать дисциплинированно, без перебоев и остановок, или она постепенно, засоряясь «саботажным» и «деморализационным» песком, начнет давать перебои и, в конце концов, отказываясь действовать, постепенно замирая, решительно и бесповоротно остановится.

Партизанское движение в тылу у противника — это песок, песок в механизме военной машины каждой регулярной армии. И надо знать, как ему противодействовать. А для этого надо старательно изучать военно-политические доктрины малой войны.

Корейская кампания показала, что при известном насыщении одной стороны (в данном случае, американского фронта) техникой, а с другой стороны, то есть коммунистического фронта корейско-китайской человеческой массой, наступает момент «подвижного боевого равновесия». Равновесия между машиной и человеческой массой.

Это динамично-боевое равновесие может быть опрокинуто введением в акцию партизанского движения. А наш прошлый боевой опыт показывает, что непонимание вышеуказанного положения и военно-консервативный способ мышления не раз приводили регулярные армии в борьбе против иррегулярных сил к проигрышам не только отдельных сражений, но и целых оперативных кампаний.

Западная военная мысль любит верить в военные «монополии».

В Первую мировую войну классическая стратегия безнадежно влезла в «позиционный тупик» и после этого уверовала в монополь «непроходимых линий».

Во Вторую мировую войну немцы прошли церемониальным маршем не только «непроходимые линии», но и железобетон укрепленных полос линии Мажино.

Великобританская империя веками веровала в «морскую монополь» и в свою связанную с ним неуязвимость.

Германские люфтваффе нарушили и этот «морской монополь», и неуязвимость Великобританских островов. Этот же великобританский «морской монополь» не помешал вырастить первоклассные морские державы и Соединенным Штатам Америки, и Японии. В результате Великобритания потеряла целый ряд своих колоний и свое монопольное военно-политическое положение.

Германский «монопольный танковый блицкриг» с его блестящим тактическим воздушным прикрытием выдохся где-то на российских необозримых просторах между Москвой и Сталинградом.

И надо смело подчеркнуть, что не «воздушный монополь» или «морской» во время Второй мировой войны дал англо-американскому миру окончательную победу над Германией.

Эта победа была получена только координацией действий всех элементов войны и всех родов войск: войны моральной, политической, психологической и действием наземных морских и воздушных войск и, конечно, морем пролитой крови советских, читай русских, армий.

В Корее американский воздушный стратегический и тактический монополь повис в воздухе. Грандиозное воздушно-американское превосходство не дало войскам УНО желательную и решительную стратегическую победу.

И вот теперь западные демократии желают упорно верить в новый монополь. В монополь атомно-водородных бомб.

Американская военная мысль заболела новым «блицкригом». Заболела атомным воздушным «блицкригом». Американцы забывают, что желаемое далеко еще не является действительностью. Первоклассные германские армии заплатили государственной смертью за веру в желаемое без твердых к тому и реальных оснований.

Вера — великий и важный принцип военного дела. Но она должна быть построена на твердо обоснованном оперативном расчете. «Вера без дел — мертва есть»^[11]. И вера в победу, без достаточного к этому приготовленной армии, является политической фантазией.

Военная история учит нас, как часто ход революционных движений изменял процесс военного мышления и вводил в методы борьбы новые формы огневого боя. Формы часто совершенно неожиданные и глубоко революционные. Вспомним хотя бы, в качестве анекдота, как австрийский военный совет возмущался стратегией Наполеона, уверяя, что генерал Бонапарт не воюет по классическим правилам военного искусства. Эти претензии не помешали, однако, Наполеону разгромить Австрию, а потом и всю коалицию, и сделаться на долгие годы властителем Европы.

Военные профессионалы должны, как общее правило, изучать войну во всей ее многогранности и совокупности. Малая война подлежит глубокому изучению. Она сделалась одним из решающих факторов современной военной и политической кампании. Можно рискнуть, высказать положение, что малая война — это современный ответ революции на психологическое взаимоотношение между человеком и техникой. Она ищет равновесия между военной технологией и человеческой массой, и возвращает нас к старому виду чистого пехотного боя.

Ее кровь учит нас и подтверждает принцип, что современная война является, прежде всего, общевойсковой кампанией, где гармоничное развитие операций, операций всех родов войск и всякого вида военной техники, при целеустремленном взаимодействии стратегии с политикой, как внешней, так и внутренней, сможет дать сознательно воюющей стороне полный и окончательный успех.

«Малая война» является как бы звеном, связывающим на полях сражений боевую акцию с акцией чисто политического характера.

Поэтому надо помнить и рассматривать современную советскую военно-политическую доктрину «малой войны» доктриной военно-политической и социальной, глубоко научной и исторически сдавшей свой военно-политический кровавый экзамен.

Глава IX. О возможностях координации действий оперативно-воздушных десантов с элементами малой войны

Продолжая дальнейший анализ стратегических возможностей «малой войны», мы должны прийти к совершенно ясному заключению, что сегодня мы не живем в эпоху профессиональных войн, а в те исторические времена, когда грандиозные войны сливаются с колоссальными интернациональными движениями.

Народы перестали быть историческими статистами. Они сделались активными участниками разворачивающихся событий. И только в этом аспекте делается глубоко понятной советская доктрина о «малой войне».

Будущая Третья мировая война, конечно, не будет войной исключительно классически-огневого характера. Это будет, прежде всего, грандиозное идеологическое, политическое и экономическое столкновение при поддержке целого ряда операций. Первую скрипку будет играть государственная политика. И только ей в помощь будут разворачиваться соответствующие стратегические акции. Война не является теперь только продолжением политики, как некогда сказал об этом генерал фон Клаузевиц. Политика сама теперь ведет войну и в разных видах. Мы видим идеологическую войну, чисто политическую, «холодную», экономическую, социальную и, наконец, открыто огневую. И вот почему современным профессиональным солдатам надо уметь глубоко разбираться в государственной политике. Знать экономику и понимать современные социальные задачи.

Будущая Третья мировая кампания потребует от воюющих сторон также знания национальной психологии противника. Знания более глубокого, чем, как это ни странно, требовали все предыдущие классические национальные войны.

Поэтому чрезвычайно важно отметить следующую военно-психологическую истину, истину, относящуюся к психологии российской нации. Эта нация на протяжении всей своей истории знала много блестящих побед и выигранных кампаний, правда, пила она, и часто пила, чашу горечи великих поражений, но она никогда не знала и никогда не переживала исторического факта полного национального или государственного разгрома. Разгрома, так хорошо известного многим другим нациям мира.

Чтобы хорошо понять военную психологию каждой нации и ее психологические и боевые возможности, надо старательно изучать военной уставы этой нации. Ведь уставы армии — это зеркало ее души. Через военные уставы можно не только почувствовать, но и полностью понять военно-психологическую доктрину каждой армии. Продолжая наше рассуждение дальше, мы приходим к следующему выводу: чтобы понять военно-революционные идеи, инспирирующие новые доктрины, надо хотя бы теоретически революционизировать наше мышление. Теоретически, а быть может, и практически. Как часто мы упорно держимся старых военных доктрин и консервативных политических идей, которые жизнь давно уже сдала в исторический архив.

Выше говорилось, что уже в Корее выявились новые закономерности войны. Новый вид боевого равновесия. Равновесия между военной машиной и человеческой массой. И перед классической стратегией стал вопрос: техника ли сметет стоящую перед ней человеческую массу или эта коммунистическая масса раздавит слабое пехотное прикрытие военной техники западных демократий?

Ни одна из сторон для разрешения вопроса не решалась вести в бой атомную энергию, как во Вторую мировую войну удушливые газы, и этим настежь открыть ворота к тоталитарной планетарной смерти.

Таким образом, классическая стратегия не разрешила главного вопроса: как выйти из статики «подвижного равновесия» и маневром и огнем побороть роковое стратегическое соотношение между «инертной силой» азиатского пространства, человеческой массы и свободного оперативного марша вперед смертоносной военной технологии.

В Первую мировую войну стратегический вопрос, как побороть «окопное равновесие», был разрешен появлением на полях сражений танковой машины. И во Вторую мировую кампанию, в эпоху германских «блицкригов», гении стратегии и военной технологии сдали экзамен. Танки победили инертность пространства и сокрушили человеческую массу.

Однако законы противодействия каждому действию сделали свое дело. Германские танковые дивизии постепенно потеряли и силу своего удара, и скорость продвижения. Инерция пространства и массы взяла реванш.

Вышеуказанный вопрос должен быть решен военной наукой, ибо от разрешения этого стратегического взаимоотношения и зависит разрешение шекспировского вопроса — «быть или не быть?»

Быть победительницей на безбрежных полях азиатского и российского континента западноевропейской военной технологии или она увязнет в глубине необъятных пространств, и человеческая масса в грандиозном контрнаступлении начнет заливать оборонительные позиции свободного мира.

* * *

Классические Канны являются редко достигаемым образцом военного искусства. В германской военной академии специально натаскивали в этом направлении, и оперативный охват флангов противника был излюбленным методом германской тактики и германского оперативного искусства.

В Первую мировую войну пробовалось достичь оперативных Канн охватывающими маневрами пехотных масс, при поддержке кавалерийских соединений, идущих впереди и освещающих общую боевую обстановку или преследующих уже разгромленного и отступающего противника.

Во Вторую мировую войну, во время германских блестящих «блицфельдцугов», танковые армии были охватывающими клещами всех германских тактических «котлов» и оперативных окружений.

Во время той же мировой войны военное искусство ввело в бой новое оружие — воздушные десанты, как средство для углубления тактических и оперативных прорывов, для удлинения или, вернее, растяжения вперед, охватывающих щупальцев или просто для опущения тылового замыкающего занавеса.

Опыт войны, однако, показал, что для удачного проведения вышеуказанной операции, то есть для сброски в тыл десанта, необходимо, чтобы противник был измотан предыдущими боями и психологически расстроен. В противном случае приходится рассчитывать посадку десантов на небольшую глубину, то есть непосредственно за укрепленной полосой или фронтом противника.

Планирование глубоких тыловых операций возможно было только при психологической деморализации противника, ибо иначе воздушные десанты, предоставленные своей собственной участи, сжимаются подошедшими резервами и, истекая кровью, постепенно, но тотально ими ликвидируются.

Итак, боевой опыт учит, что парашютные или воздушные десантные операции могут иметь большое будущее, при благоприятной боевой обстановке, как в тактических боях, так и в цепи оперативных сражений.

В стратегии, где глубина прорывов и охватов разыгрываются на огромных пространствах и в течение затяжного времени, сброшенные десанты в глубокий тыл неприятеля, в среду вражеского населения, не могут держаться неделями, а быть может, и месяцами в ожидании прихода своих наступающих армий. В этих политических и оперативных условиях сброшенные десанты, по теории вероятности, будут уничтожены намного раньше, чем к ним подойдет продвигающийся фронт. Таким образом, для действий в тактически не расстроенном и психологически не деморализованном тылу противника, для расширения стратегических прорывов, фланговых обходов или запирания тыла, последним «железным занавесом» необходимо было бы изменить по существу общее положение о воздушных операциях. И в этом отношении теория малой войны открывает перед нами эти новые и резко революционные методы военной доктрины о парашютных и воздушно-десантных войсках.

Парашютный или воздушный десант специально для этого отобранных и первоклассно обученных войск, сброшенный, как мы видели, в стратегический тыл неприятеля, глубоко на вражескую территорию, среди враждебного ему населения, не сможет долгими неделями или месяцами удерживать занятые им позиции или еще больше — расширять захваченную территорию. Не сможет проводить вышеуказанную операцию в ожидании прихода идущих с ним на сближение наземных армий. Ведь вражеское население с ним не сотрудничает. На помощь ему не приходит ни оперативно, ни политически, ни мобилизационно и ни хозяйственно. Десант находится в полной изоляции. Единственная связь — это радио. При полном господстве в воздухе — «воздушный мост». Но ведь военная история учит нас, что «воздушными мостами» не спасешь даже в «малых войнах» «стратегически затерянную позицию», изолированную крепость или «повисшую в воздухе» военную базу. Это только вопрос времени, когда все эти затерянные позиции и изолированные очаги сопротивления будут окончательно окружены и уничтожены осаждающими их войсками или подошедшими полевыми резервами. И этой печальной участи в принципе обречены на всех театрах военных действий сброшенные и изолированные среди вражеского населения регулярные воздушные десанты.

В растянутости стратегического времени и в глубине стратегического пространства тонут «забытые», вследствие изменившейся военной и политической обстановки, несчастные сталинградцы, целые полуострова — Крым и геройские Диен-Биен-Фуи.

Здесь, конечно, не говорится о воздушных десантах, сброшенных под конец войны при абсолютном воздушном превосходстве, могущественным противником в тыл окончательно психологически деморализованного противника. Этот пример-исключение только подтверждает правоту вышевы-сказанных общих положений.

Также не приходится разбирать и военно-десантные возможности, скажем, «карательных походов» при невероятной диспропорции, как, например, СССР против Финляндии или США против Панамы.

Все вышеизложенное приводит к следующему чрезвычайно интересному и важному выводу: чтобы воздушно-десантная операция, сбрасываемая в стратегический тыл неприятеля, имела шансы успешного развития, необходимо, чтобы сбрасываемые войска национально принадлежали к той нации, на территории которой проводится данная воздушная или парашютная операция. Тогда сброшенные с воздуха войска получат помощь от местного населения во всех планах и во всех видах и формах, о которых говорилось выше. В военный организм десантных войск начнет вливаться живая кровь своей нации, то есть местного населения.

Вышеуказанные воздушно-десантные операции в этом случае должны проводиться или сбрасыванием специальных регулярных национальных дивизий, или специально для этого обученных национально-партизанских бригад.

Эти части могут месяцы держаться и действовать на оперативных направлениях противника, ожидая подхода главных сил своих армий. И этим они могут выполнить стратегическую задачу по углублению и расширению прорывов, обходов, охватов и рейдов наступающих войск, согласно заранее разработанному оперативному или даже стратегическому плану.

Сброшенные, в данном случае, в глубокий тыл противника специальные национальные дивизии или партизанские бригады будут являться будущим костяком для организации в тылу противника десантного сопротивления, вернее, организации «зеленой армии» и второго внутреннего фронта. И в этом случае сброшенные десанты будут действовать по всем принципам военной и политической техники «малой войны».

Итак, повторяю: принципиальная разница между воздушным десантом нормальной регулярной армии и революционным национальным десантом партизанских бригад — это их национальный состав, отвечающий национально той территории, на которой предполагается сбросить данный десант. Этот национальный десант готовится заранее в лагере противника. Например, в войне УНО против Северной Кореи сбрасываемый в стратегический тыл воздушный десант войск УНО не должен состоять из солдат североамериканской национальности, а только из добровольческих бригад корейской нации. Наоборот, в войне Китая против французской колониальной армии, скажем, на какой-либо из территорий, оккупированной французами, сбрасываемый стратегический воздушный десант китайским командованием должен состоять из коммунистических бригад не французов, этой национальности, на территории которой разыгрывается указанная кампания. Конечно, если бы китайская «освободительная» армия воевала бы не на территории Индокитая, а стояла бы на границах Франции, то в этом случае сбрасываемые воздушные десанты партизанских бригад должны были бы состоять из французских коммунистических кадров. Ибо только они одни, эти французские коммунистические кадры, смогли бы, мобилизуя в тылу Франции все политически и социально недовольное, разжечь огонь гражданской войны и вести эту кампанию долгие месяцы, выжидая подхода с фронта союзной «освободительной» китайской армии.

Десантные операции вышеуказанного характера, конечно, являлись бы в будущих войнах фактором крупного стратегического значения.

* * *

Продолжая развивать глубже теорию координации оперативных действий регулярных войск со сбрасываемыми в стратегическом тылу неприятеля десантами специальных воздушных войск или партизанских бригад, мы увидим некоторые новые интересные военные положения. Сброшенные десанты, в случае удачи, должны будут разжигать национальное восстание или гражданскую классовую войну. Должны будут организовывать ряд огневых партизанских очагов, которые впоследствии сольются с наступающими регулярными наземными армиями. Углубляя вышеуказанное положение и рассматривая его не только в военных, но и политических аспектах, мы увидим, как развитие этой координации сможет глубоко отразиться на правах закономерности войны, изменить раскачивание боевого маятника и нарушить нормальный ход операций классической стратегии.

В данном случае я имею в виду право стратегического предела наступления. Но, прежде чем приступить к разбору вышеуказанного влияния, вышеуказанный координации на вышеуказанное право, я считаю нужным коротко объяснить читателю, что надо понимать под правом стратегического предела наступления армии.

Какие действующие силы устанавливает это право? И каким боевым роком предопределяются его границы?

Каждый офицер — командир роты, батальона или полка, каждый младший генерал — командир дивизии или корпуса знают из своего личного опыта и прекрасно понимают старую военную истину, что прорыв не терпит перерыва.

Каждое тактическое наступательное сражение, натолкнувшись на жестокую и упорную оборону противника, не поддержанное вовремя тактическими резервами или маневром соседа, сначала психологически, а потом и физически выдыхается, слабеет в своей динамике, и постепенно указанное продвижение окончательно останавливается. Профессиональные солдаты обыкновенно говорят: «Наступление захлебнулось». Тогда войска, как общее правило, зарываются в землю.

В данном случае пространство, пройденное от исходного положения войск до новой занятой позиции, военная терминология определяет как тактический предел боевого успеха данного сражения. Тактический предел не является окончательным пределом, ибо он может быть перейден в цепи последующих сражений. Новый бой даст новые тактические границы.

Каждый старший генерал, командующий армией или главнокомандующий армейской группой из того же боевого опыта хорошо знает действие той же боевой закономерности в цепи развивающихся сражений во время проводимой операции. В оператике мы говорим об оперативных армейских направлениях и о занятых оперативных рубежах. Мы говорим о глубине оперативного прорыва или о размахе оперативного продвижения. Предел наступления оперативного прорыва определяется дистанцией, которую прошли оперирующие армии от места первоначальной концентрации до последнего занятого ими оперативного рубежа. Оперативный предел также не является последним пределом военного счастья. Он может быть перейден в последующих операциях при успешном развитии общего стратегического плана.

Теперь перейдем к наиболее трудному понятию, к «мистическому» понятию стратегического предела, предела наступления всех вооруженных сил воюющей державы во время данной огневой кампании.

Здесь я хочу дать небольшое добавочное разъяснение. Стратегический предел наступления армии можно также понимать и как исторический предел военной экспансии воюющей нации во время той или иной войны.

Чтобы не перегружать читателя, и часто невоенного, лишними рассуждениями из области военной философии, некоторыми военными дисциплинами, мной вводимыми, я перейду лучше на исторические примеры, из которых сам читатель почувствует, а почувствовав, легко поймет предлагаемую мной вышеуказанную военную дисциплину. Для краткости и для большей ясности буду приводить наиболее характерные исторические примеры из истории недавнего прошлого.

Москва была в 1812 году стратегическим пределом наступления французских революционных армий. Она же была историческим пределом, как я уже сказал выше, экспансии французской национальной революции. После Москвы в принципе начало заходить «солнце Аустерлица» и выдыхаться динамика идеи — свободы, равенства и братства. Таким образом, Москва, как мы легко видим на историческом примере, была стратегическим пределом военного гения войны, всех французских наступлений и национальной французской экспансии в данную историческую эпоху. Все, что было после Москвы — это был только закат боевого счастья.

Река Марна в Первую мировую войну была стратегическим пределом наступления вооруженных сил германской императорской армии. Она также была началом конца германской империи, созданной великим канцлером — графом фон Бисмарком. И то, что было потом, после сражения на Марне, было только желание отчаянными попытками тактическими местными победами, игрой дипломатии и политическими спекуляциями спасти страну от приближающегося Версаля, спасти то, что уже было проиграно на полях огневых сражений. Занавес стратегического предела наступления для германских армий опустился на реке Марне.

Во время Второй мировой войны Сталинград и Эль-Аламейн были стратегическим пределом для победоносных армий Третьего рейха. Перед воротами этих городов кончилась историческая экспансия национал-социалистической революции. И снова скажем, что все, что было потом, на полях сражений, это было только упорное нежелание со стороны политически правящих кругов понять историческую роковую правду. Понять то, что было уже понято германским высшим командованием, что германские наступающие армии уже нашли свой стратегический предел в данной исторической кампании, и что германская нация не имеет больше сил — ни моральных, ни психических, ни материальных, чтобы расширить стоящий перед ней роковой предел.

Мудрая политика может расширить стратегические возможности действующих армий. Бездарную политику не исправит даже гениальная стратегия. А если эта политика начнет через голову своей стратегии вмешиваться в оперативное искусство и командовать тактикой, то вооруженные силы погружаются в кровь, и нациям приходится расплачиваться своей государственной смертью.

Многим полководцам и Генеральным штабам жестокая судьба давала испить эту горькую чашу, когда после целого ряда блестящих побед их армии приходили к своему стратегическому пределу. Чувство исторической трагедии. Стратегическая динамика начинает выдыхаться. Военная машина — давать перебои. Дисциплина — падать. Офицерский состав начинает терять сердце. Генералы ищут выхода из безвыходного положения. Правда, мозг армии — Генеральный штаб — еще по инерции работает. Армия продолжает отдавать свою кровь и даже в частых боях достигать побед, но в стратегическом масштабе продвижение вооруженных сил захлебывается по всему фронту и еще недавно победоносные армии останавливаются перед границами своих исторических стратегических пределов. Дальнейшая война становится бесцельной. И вот в этот роковой исторический момент надо искать новых путей спасения. Путей военных или политических. Спрашивается: могут ли быть элементы «малой войны» одним из этих новых революционных способов, которые смогли бы развернуть и расширить в глубь истории создание перед армией роком стратегического предела?

Национальное восстание, гражданская война или партизанское движение — могут ли эти революционные факторы прийти на помощь своей классической стратегией и вывести ее из заколдованных границ этого рокового права закона стратегических пределов?

Этими вопросами должна занятьсясовременная военная наука. Надо глубоко проанализировать все факторы стратегических возможностей «малой войны», как политического, так и стратегического характера.

Однако уже сейчас можно сказать, что «опущенная на парашютах малая война» в глубоком тылу неприятеля сможет, безусловно, расширить и углубить «боевые возможности» каждого стратегического прорыва или наступления.

«Малая война» в ее философском размышлении говорит нам, что сможет изменить в пользу классической стратегии закон взаимоотношения между скоростью оперативного продвижения вперед и расчетом времени, необходимого для преодоления силы инерции проходимого стратегического пространства. «Малая война» может отодвинуть далеко в глубь вражеской территории роковую границу стратегического предела, искусно балансируя между военно-техническими возможностями действующей армии и ее оперативным размахом.

«Малая война» увеличивает динамизм каждого национального напряжения. Этим она увеличивает возможности национальной экспансии. И, наконец, она уменьшает влияние так называемых «мистерий» войны или фреквенций, как их называл генерал фон Клаузевиц. Проще говоря, «малая война» может непосредственно влиять на коэффициент неизвестного и неопределенного в пользу известного и определенного. А это тот таинственный коэффициент каждого военного предприятия, о котором так часто говорит в своей книге генерал Эйзенхауэр.

Заканчивая философские рассуждения о пределах, то есть о «кризисах наступления», мы видим, что это они заставляют полководцев и Генеральные штабы часто решать оперативные уравнения с большим политическим неизвестным, а потому здесь я считаю нужным разъяснить читателю еще положение о так называемых «кризисах». Не следует смешивать двух разных военных понятий, а именно: классическое понятие о военном кризисе, то есть о «кризисе боя», и предлагаемого мной читателю положение кризиса, как кризиса пределов.

Кризис пределов, как мы уже видели выше, является роковым кризисом истории. Само слово, обозначающее это положение — «предел», показывает, что его устранить нормальными, то есть классически-военными мерами, является невозможным. Надо искать новых средств по углублению и расширению или перенесению его границ, то есть границ-пределов за нормальные скобки классической стратегической калькуляции. Следует искать новых путей, путей для преломления мистических прав закономерности войны. Военное счастье часто будет зависеть от того, удастся ли или нет разрешить вышеуказанную дилемму — проблему кризиса о пределах наступления.

В классическом случае положения о кризисе боя мы имеем дело с нормальным и возможным явлением хода каждой операции или каждого частного сражения. Кризис боя может вспыхнуть. Но может и не выявить своей сущности. Он может не появиться на полях сражений. Этот кризис можно до известной степени предвидеть, и это хорошо знает каждый строевой командир.

Кризис боя бывает разного вида и разного характера: тактического, маневренного или психологического. А может быть и просто, как было сказано раньше, роковым его величеством случаем. С ним приходится бороться, и бороться с ним можно, вводя в ход сражения новые меры психологического воздействия, оперативные и тактические резервы, или предпринимая в связи со сложившейся обстановкой новые контрманевры или новые контратаки. Иногда локализовать. Нормально не допустить его влияния талантом командования, правильным оперативным расчетом, красивым маневром или смелыми тактическими контрмерами, используя тактические промахи или ошибки своих противников.

Офицер Генерального штаба, работавший в высших штабах, прекрасно знает, что каждый правильный оперативный расчет, прилагаемый к оперативному плану, предвидит и учитывает возможность появления вышеуказанного боевого кризиса в такое-то время, на таких-то оперативных рубежах или во время тех или иных тактических действий.

Заранее предвидя и учитывая, штабы разрабатывают соответствующие оперативные методы противодействия. Суммируя все вышесказанное, мы видим, что описываемый нами боевой кризис не является постоянным, сопровождающим элементом каждого сражения или каждого комплекса операций.

Кризис, как показывает само слово, есть кризис. Он может внезапно появиться и исчезнуть. Его можно «органически» переболеть и бороться с ним нормальными боевыми методами.

Совершенно ясно, что кризису стратегических пределов, этому роковому историческому кризису, должна предшествовать сложная цепь военных и психологических кризисов. Кризисов в бою, в операциях, во времени и в пространстве. Цепь кризисов, пропорционально увеличивающихся, потрясающих общий стратегический план и постепенно переходящих в единый хронический кризис — в кризис государственной стратегии.

И в это критическое историческое время государственная политика должна прийти на помощь своей стратегии. Должна мудрыми политическими мерами и дипломатическим искусством вывести военную машину из исторической безвыходности. Но как часто история раскрывает перед нами совершенно противоположную картину, когда государственная политика своими политическими мерами и дипломатическими ошибками не только не помогает действующим армиям, но, наоборот, суживает их стратегические возможности и их оперативный размах, на дно ужаснейшей национальной, государственной, а часто — исторической смерти.

Политика и стратегия должны совместно маршировать и совместно стремиться к одной цели — к цели национального величия своего государства и его исторического благополучия.

Глава X. О политических аспектах

Современная война — это чрезвычайно сложное явление. Сегодня она не является простой функцией военного искусства и не зависит непосредственно от государственной политики, как это предполагал раньше германский военный философ генерал фон Клаузевиц, говоривший, что «война — это продолжение политики».

Ряд факторов человеческой жизни — государственная политика, политика партий, финансов, торговли и промышленности, а теперь политика идеологий и социальная — решительно предопределяют возникновение войны и непрерывно, во время хода военных действий, оказывают глубокое и решающее влияние.

Взгляд прошлого века, что современную войну можно выиграть и этим предопределить силу мирных договоров исключительно при помощи военных средств, то есть военной машины, надо считать совершенно несостоятельным, с точки зрения современной военной науки.

Поэтому подготовка огневой войны должна идти рука об руку не только с подготовкой финансовой и промышленной, но и, прежде всего, с подготовкой глубоко психологической и политической.

В военной академии учили, что слабая стратегия исправляется блестящей тактикой; плохая тактика — доблестью войск. Но заметим, что плохую государственную политику очень трудно исправить даже первоклассной стратегией.

Военная история приписывает Наполеону следующий афоризм, что успех сражения зависит от занимаемой позиции. Это относится к тактической позиции. Но в еще большей степени геополитика влияет на общие планы стратегического развертывания.

Исходные стратегические позиции, вернее, геополитический плацдарм развертывания, должна подготовить мудрая государственная политика. Ибо геополитическая стратегия учит нас, что действующие армии должны занять такое географическое положение, которое само, своей «географической тяжестью» предрешило бы ход и участь грядущей кампании. Это тем более важно в наше историческое время, когда будущие войны будут войнами, где классическая стратегия будет непрерывно перемешиваться с революционной стратегией «малой войны». История войн показывает нам, как одним геополитическим положением можно заставить иные державы сохранить дружественный нейтралитет и этим обеспечить фланги, тыл или просто необходимое сырье, стратегическую экономию сил. Рассмотрим наиболее яркие примеры из недавнего прошлого, хотя бы из истории Второй мировой войны. Занятие Германией Норвегии (геополитическая стратегическая позиция) обеспечило нейтралитет Швеции и необходимую Германии на время войны шведскую железную руду. И, наоборот, та же позиция, то есть нейтралитет Испании, обеспечила союзникам крепость Гибралтар и этим весь стратегический фланг будущей африканской высадки. Политическая революция в Югославии втянула Германию из-за геополитического положения Югославии в ненужную для Германии, или во всяком случае преждевременную, войну на Балканах и этим задержала на несколько недель германский восточный поход. Быть может, весь ход исторических событий Второй мировой войны принял бы совершенно иной характер, если бы германские танковые дивизии не зимой, а летом оказались бы под стенами революционной столицы.

Из этого поверхностного анализа становится ясным, какое глубокое, не только военное, но и историческое влияние может иметь политика на стратегию и как органически она, то есть политика, связана со всеми стратегическими планами и геополитическими положениями.

Английский военный историк генерал Фуллер, говоря о влиянии политики на стратегию, вернее, об их связи, пишет: «СССР, ведя военные действия, ни на одно мгновение не забывал о своих политических целях. Советская политика все время согласовала свои политические акции с действиями своей стратегии. Сегодня Советы могут считаться единственной страной, выигравшей Вторую мировую войну».

В наше историческое время, как мы видим, государственная политика находится под непрерывным давлением политики политических партий, могущества финансов, тяжелой промышленности, торговых рынков и социальных требований, и эти давления заставляют очень часто чистую политику, то есть государственную политику, ставить своей стратегии задачи, превышающие возможности ее военной машины.

А между тем основным фундаментом каждой национальной политики должны быть следующие факторы: историческая динамика нации, ее геополитическое положение и сочетание исторических стремлений нации с ее реальной вооруженной силой. Вот базы, из которых должна исходить государственная политика, указывая цель и ставя задачи своему большому Генеральному штабу.

Политика указывает цели и ставит задачи, но не ограничивает и не влияет на оперативную волю своей стратегии. При ином взаимоотношении политики и стратегии никакие расчеты Генерального штаба не смогут дать веры в окончательную и решительную победу.

Раньше стратегия знала два потенциальных состояния: подготовку к войне за свое национальное существование и подготовку к военной агрессии — покорению, захвату, колониальной кампании или просто экономическому грабежу. Сегодня, в эпоху мировой революции, с появлением элементов малой войны мы получили новую подготовку к войне, к войне за идеологическое господство — идеологическая агрессия.

К этому последнему виду войны стратегия должна быть сама подготовлена политически. Ибо в нашу историческую эпоху, как было уже сказано выше, война может быть выиграна и прочный мир достигнут только правильной понятой и политически проведенной огневой кампанией.

Но чтобы воевать, надо хотеть воевать, а для этого необходима глубокая идеологическая и политическая обработка вооруженных сил. Пропаганда в том виде, как это понимают и проводят революционные идеологи «малой войны».

Ведь исторически совершенно ясно, что каждый консерватизм всегда пассивен, а каждая революция динамична, а потому воевать со старыми методами традиционной дипломатии или классической стратегии против коммунизма, новой религии, исторически невозможно. Вера без дел — мертва есть. Также и историческая жизнь нации. Политика без стоящей за ее спиной могучей армии лишена реализма, а действия самой блестящей военной машины без ясно выраженной политической цели бывают обыкновенно бесплодны.

Грядущая война, а ее предтечей являются вспыхивающие теперь локальные войны, по методам «малой войны» на азиатских безбрежных пространствах, будет резко отличаться от всех предыдущих войн, как исторически великих, так и малых. Отличаться не только техникой своего вооружения, технологией боя, организацией соединений, тактикой и, быть может, даже оператикой, нет, она будет отличаться намного глубже, не по форме, а по существу, она будет отличаться своей новой психологией.

«Каждая эпоха, — сказал Карл Маркс, — имеет свое собственное отношение к истории». Расширяя это положение Карла Маркса, я смею утверждать, что каждая историческая эпоха имеет свое собственное отношение и к делу военного искусства.

Поэтому, углубляя доктрины генерала фон Клаузевица, мы скажем сегодня, что политика является функцией национальной динамики, геополитического положения нации, исторических целеустремлений и ее экономической мощи.

Здесь надо сказать, что, координируя действия государственной политики и стратегии, надо четко отличать принципиальную разницу между линией стратегического фронта и политическим рубежом государственной обороны. Задача политики — подготовить для своей стратегии этот будущий театр военных действий, стратегический фронт, то есть военные базы, торговые пути, сырье для военной промышленности, эвентуальных союзников или обеспечить эвентуальный нейтралитет. Подготовить опорные морские и воздушные пункты, изоляцию политическую и хозяйственную потенциального противника, и не допустить возможности в будущем блокады своей страны. Соответствующими дипломатическими мерами воздействия государственная политика должна дать своей стратегии возможность занять наиболее выгодное геополитическое исходное положение.

Для подготовки «малой войны» политика должна обеспечить командованию все идеологические, политические, пропагандистские и социальные аспекты ведения этой революционной огневой кампании. Без выполнения государственной политикой своего национального дипломатического долга нельзя рассчитывать, что вооруженное столкновение, даже успешное, не будет куплено ценой большой крови.

Далеко за историческими примерами ходить не приходится. Первоклассные германские армии, под командой блестящих полководцев, и имевшие высококвалифицированный Генеральный штаб, идя от победы к победе, проиграли, в конце концов, мировую кампанию, благодаря полному отсутствию помощи со стороны государственной политики своей стратегии. В своих ценных воспоминаниях генерал-полковник Гальдер, бывший начальник генерального штаба Главной германской квартиры, пишет: «Война была проиграна, ибо политика не поддержала стратегию. Мобилизация финансов, промышленности и торговли не была проведена тотально. Военные решения не были согласованы с политическими». Более авторитетного мнения искать не приходится.

Каждая война — это, конечно, трагедия человечества. Но мы живем в историческую эпоху, когда сила является историческим правом. Ужасом нашего времени не являются тотальные войны, а тотальные «мирные трактаты». История учит нас, что мир или нейтралитет нельзя купить тяжестью злата, а его можно только завоевать силой своего меча. Все национальные, экономические и иные исторические конфликты до сих пор разрешались силой огня и железа, и иного пути до сего дня мечущееся человечество не нашло. Война требует от каждой нации напряжения всех ее моральных, психических, материальных и физических сил. Во время войны нация, отдавая все самое наилучшее, если хочет жить, должна встать во весь свой национальный и исторический рост.

Это отлично поняли представители интернациональной революции и, проповедуя для других в планетарном масштабе пацифистские лозунги, сами готовясь к войне, четко апеллируют к национальным чувствам подчиненных им рас и других народов. В то время, когда западные демократии больше говорят о пацифизме, о разоружении, о сохранении мира, о правах солдата, а не его обязанностях; когда восстают против так называемого прусского милитаризма, против принципа агрессии, аннексии и колониализма, а, в конце концов, против всякого национализма — в это время в столице интернациональной планетарной революции вожди и полководцы зовут, пишут и пропагандируют так, как мы это увидим из нижеприводимых выдержек их статей и речей.

Нельзя, говорят они, вести войну без чувства национального единства и национальной гордости. Для возникновения вышеуказанных чувств необходимо проводить соответствующие общественные и политические условия жизни. Марксизм, продолжают коммунистические вожди, является мировоззрением революционного пролетариата и одновременно его сильнейшим оружием. Марксизм, говорят они, это, конечно, метод познания мира и одновременно орудие его революционного преобразования. Армия состоит, пишут коммунистические лидеры, не только из потребляющих, но и мыслящих людей, имеющих свои политические воззрения. Победа в боях достигается этими людьми, а потому, наряду с материальными силами, решающее значение приобретает моральный фактор, и об этих моральных факторах войны и о советском патриотизме во время последней мировой кампании верховный вождь СССР — товарищ Сталин говорил: «Сила советского патриотизма состоит в том, что он имеет своей основой не расовые или националистические предрассудки, а глубокую преданность и верность советской Родине, братское содружество трудящихся всех наций нашей страны. В советском патриотизме гармонически сочетаются национальные традиции народов и общие жизненные интересы трудящихся Советского Союза. Советский патриотизм не разъединяет, а, наоборот, сплачивает все нации и народности нашей страны в единую братскую семью. В этом надо видеть основы нерушимой и все более крепнущей дружбы народов Советского Союза»^[12].

О русской нации — главной базе международной революции — в официальных советских изданиях пишут: «Великий русский народ — самый выдающийся народ в братской семье народов Советского Союза, народ, который внес огромный вклад в сокровищницу мировой культуры, народ, который выступил руководящей силой социалистической революции и построения коммунистического общества».

Не мешало бы с этими заявлениями ознакомиться всем новоиспеченным политическим «Розенбергам», строящим свою политику на разделе России, а также всем любителям «легких военных прогулок» по необъятным просторам России.

Далее еще интереснее, ибо мы увидим, как советская государственная политика защищает «душу своих вооруженных сил» от тлетворного влияния космополитической пропаганды.

«Космополитизм — теория империалистов. Как и расизм, космополитизм проистекает из экономического бытия буржуазии. Подлинный патриотизм буржуазии, писал Маркс, выродился в чистое притворство с тех пор, как ее финансовая, торговая и промышленная деятельность приобрела космополитический характер. Космополитизм американских реакционеров сочетался с лозунгом американского века, то есть с проповедью устарелости понятий о национальном суверенитете для всех народов, кроме США. Можно ли придумать что-либо более фарисейски лживое? Космополитическая демократия — это отравленное оружие. С ее помощью американские империалисты стремятся духовно разоружить народы, чтобы тем легче осуществить порабощение» (выделено мной).

Интересно знать, сколько подлинных националистов даст свою подпись под вышеприведенное советское изречение?

Еще совсем недавно советский министр иностранных дел товарищ Молотов сказал: «Капитализм стал тормозом прогресса человечества, а продолжение авантюристической политики империализма, приведшего уже к двум мировым войнам, является главной опасностью для миролюбивых народов. Великая Октябрьская социалистическая революция раскрыла глаза народам, что век капитализма приходит к концу и что открыты надежные пути ко всеобщему миру и к великому прогрессу народов. Судорожные усилия империалистов, под ногами которых колеблется почва, не спасут капитализм от приближающейся гибели. Мы живем в такой век, когда все дороги ведут к коммунизму».

Можно было бы долго цитировать изречения советских вождей и их методы политического воспитания нации, но и сказанного вполне достаточно, чтобы увидеть, что советская политика является прямым следствием их идеологического вероисповедания, которое гласит, что внешняя государственная политика диктует свою волю стратегии, а сама внешняя политика полностью зависит от внутренней государственной идеологии.

Советы перестраивают военно-политические доктрины, и под их аспектами рождаются новые революционные методы боя. Формы «малой войны».

17 мая 1938 года недавно умерший советский диктатор поставил точку над «і», сказав: «Я приветствую процветание науки, той науки, люди которой, понимая силу и значение устоявшихся в науке традиций и умело используя их в интересах науки, все же не хотят быть рабами этих традиций, которая имеет смелость, решимость ломать старые традиции, нормы, установки, когда они становятся устарелыми, когда они превращаются в тормоз для движения вперед, и которая умеет создать новые традиции, новые нормы, новые установки».

Вышеуказанные советские дисциплины совершенно ясно подчеркивают те исторические истины, которые не раз высказывались многими государственными вождями и полководцами, то есть железные права необходимости глубокой координации действия стратегии с внешней государственной политикой, а теперь, как мы видим, и с политикой внутренней.

Ибо результаты нескоординированной работы этих основных элементов государственного аппарата, как показывает история, приводили к государственной катастрофе во всех тех случаях, когда под давлением политики государственной, финансовой, промышленной, торговой, социальной, а раньше и колониальной, теперь же идеологической — дипломатия ставила своей стратегии задачи явно превышающие, в данный исторический момент, возможности вооруженных сил нации.

Во втором случае, когда дипломатия не сумела использовать побед своих армий, или будучи неправильно ориентированной в ее боевых возможностях, дипломатия заключала слишком поспешно договоры и трактаты, явно противоречащие мощи, достоинству и интересам своей нации.

Третий случай — очень частый и теперь очень модный — это работа дипломатии по созданию трактатов и договоров, совершенно нежизненных и для побежденного неприемлемых, а для победителя — приносящих уже в самом своем потенциале будущие угрозы вечного брожения, вечной борьбы против параграфов и вечные происки со стороны побежденного, новых возможностей проведения тотального военного реванша.

Перейдем теперь к рассмотрению нескольких исторических примеров, практически иллюстрирующих вышеприведенные положения.

* * *

Историческим примером первого случая является указание германской дипломатии своей стратегии целей и задач во время Первой и Второй мировых войн.

В 1914 году германская политика предложила своей стратегии разбить англо-французский блок, предварительно сбрасывая со счетов бельгийский запор, и установить в Европе германскую политическую гегемонию. Дальше, надламывая великобританское могущество, разрешить в германскую пользу колониальный вопрос. Получить политическое и экономическое преобладание на Ближнем Востоке до Персидского залива включительно. Сломать на Востоке, в союзе с Австро-Венгрией, русское военное могущество и установить, как на Балканах, так и в районе Балтийского моря, германское и австро-венгерское преобладание, и заставить Россию пойти на специальные экономические концессии в пользу германского блока на Украине.

В 1939 году политикой было приказано германской стратегии уничтожить англо-французскую политическую гегемонию в Европе, разбив предварительно сателлитов. Под давлением германских штыков германская политика предполагала организовать новую германскую Европу и тотально разрешить в свою пользу как колониальный вопрос, так и политико-экономический Ближнего Востока.

На Востоке германская политика потребовала от своей стратегии уничтожения российской государственности, сокрушая вооруженные силы СССР и доходя до линии АА, то есть Архангельск — Астрахань. Политика поставила, как и цель и задачу, присоединить к германской империи Третьего рейха балтийские земли, Польшу, Белоруссию и Украину. Захватить кавказские нефтяные источники. И установить на всей оставшейся территории СССР германское господство.

Совершенно ясно, что оба раза поставленные исторические задачи политикой стратегии были не под силу германскому вермахту.

Ни германскому искусству, ни ударной силе его танковых армий не удалось преодолеть сопротивление человеческой массы, инерции пространства и взаимоотношения между скоростью оперативного продвижения вперед и необходимым временем для достижения тотальной стратегической победы еще перед подходом к роковому историческому пределу — пределу стратегического продвижения.

Знаменитый Берлинский конгресс является характерным политическим примером второго случая, когда русской императорской дипломатии не удалось отстоять государственных интересов России и использовать блестящие победы русских вооруженных сил над турецкими армиями и флотом.

Портсмутский договор будет следующим примером, ярким примером того же случая. Он был заключен в тот исторический момент, когда Япония полностью исчерпала свои силы и не была в состоянии продолжать военную кампанию. Россия же, наоборот, оправившись от первых неожиданных ударов, начала сосредотачивать на своем фактически колониальном театре военных действий превосходящие силы, и к моменту заключения договора была готова перейти в решительное наступление и полностью разгромить неприятеля.

Это поистине классический исторический пример победы Японии не над русскими вооруженными силами, а над бездарностью русской дипломатии.

Классическим и историческим примером третьего случая «блестящей» работы дипломатии будет пресловутый Версальский договор. Договор, составленный по всем правилам современного дипломатического искусства. История и жизнь показали, что составление подобных договоров является преступлением по отношению к человечеству. Версальский трактат в своих недрах затаил кровь, кровь Второй мировой войны, и стал прародителем никогда не выполненной атлантической карты и роковых Тегерана, Ялты и Потсдама, то есть вопиющих актов мировой несправедливости. Несправедливости моральной, политической и юридической. Эти договоры настежь распахнули ворота для победно марширующей мировой революции.

Говоря о политических аспектах войны, вернее, о формах связи и влиянии всех видов политики и стратегии, надо принципиально отметить, что ведение малой войны еще более тесно связано со многими формами государственной политики. Но в отличие от классической стратегии, которая, ведя войну, должна в первую очередь координировать свои действия с целями и задачами внешней политики нации, «малая война», будучи в своей сущности революционной борьбой, базирующейся на элементах глубокого недовольства и имеющая своим главным оружием идеологию, пропаганду и методы диверсии, является, конечно, формой военных действий, которые самым тесным образом связаны с внутренней политикой, а потому, прежде всего, с этой внутренней политикой, и должна координировать свои военно-политические акции.

Военные профессионалы должны понимать, что государственные вооруженные силы являются, прежде всего, политическим инструментом нации. Нации, но не партии. Армии служат своей государственной политике, а не партийному политиканству.

Опираясь на свои вооруженные силы, нация разрешает все политические и экономические проблемы на протяжении всей истории своей жизни.

Глава XI. О юридической морали

Партизаны говорят про себя, что они являются людьми, стоящими вне человеческих законов. В партизанских очагах царствует «право леса».

Однако, разбирая военную доктрину «малой войны», следовало бы исследовать, с точки зрения международного права, юридическую законность партизанских действий. Ведь сегодня «зеленая армия» завоевала свое место в истории военного искусства.

Лозунг дня, что политика с моралью не уживается, не должен быть моральной базой для эвентуальных будущих Нюрнбергских процессов.

Конечно, государственная этика и политическая этика мало что имеют общего с моралью и этикой индивидуального человека. А философия войны и ход революции показали, что законы войны и практика жизни стоят до сих пор вне этики и морали буржуазно-мещанского света.

«Будущее, — сказал "апостол” коммунизма товарищ Ленин, — мы будем строить на внушении и принуждении».

Однако если наш культурный мир хочет продолжать свое существование, то он должен разрешить, практически разрешить, вопросы человеческой морали и этики. Ибо в мире должно существовать не только сухое юридическое международное право, но и международная мораль. Мораль, связывающая все человечество в одно общее культурное целое, и защищая права отдельного человека тогда, когда кончаются нормальные дипломатические взаимоотношения и на полях начинают говорить пушки. Тогда, когда нормальное право уступает место огневой силе.

Партизанский солдат, сражающийся в тылу неприятеля, должен знать свое право и свои обязанности. Знать свое место в юридическом кодексе международного права. Он должен ясно понимать, как далеко распространяется его «лесная вольность», а где начинаются его человеческие отношения к своему политическому и огневому противнику. Без разрешения вышеуказанного вопроса мы встанем перед двойной политической опасностью. Перед опасностью, что действующие партизанские бригады с лозунгом «я хочу» легко смогут обратиться в примитивные криминальные банды. И тогда понесут на своих штыках огонь и смерть. Понесут везде и всюду, там, где это надо, и там, где этого не надо. Будет тяжелая участь мирного населения, участь взятого в плен противника, но еще страшнее будет будущее разбитых «вольных» партизанских солдат. Ведь они будут тогда обречены на милость победителя в полном смысле этого слова. А «милость победителя», как показывает нам человеческая история, всегда являлась самым ужасным видом человеческого правосудия. Так было в глубокой древности. Ничто не изменилось в Средневековье. И нет никаких оснований предполагать, наблюдая историю наших последних дней, что вышеуказанное морально-юридическое положение сможет измениться в ближайшем будущем.

Прогрессирует наша мировая «технологическая» цивилизация, но ее этика и современная мораль мало чем отличаются от звериной этики и морали доисторического человечества.

Человек остается человеком. И как бы ни была высока мораль его индивидуальной психической личности, в толпе эта мораль растворяется, полностью преобразовывается и подпадает под тотальное влияние звериной психики массы.

В регулярной европейской армии эта звериная психика сковывается железной воинской дисциплиной, но в иррегулярной армии, в партизанских бригадах, в атмосфере вольности лесов и «вне закона», спрашивается: до каких психических границ дойдут напряжение и жажда человеческой крови?

Этот вопрос является большим психологическим неизвестным и подлежит, конечно, специальному и тщательному изучению военной психологии.

Опыт психологии истории войн показывает, что во время огневых акций, во время напряжения боя, да еще революционного боя, можно каждую нацию привести в специальное психологическое состояние, обуздать которое потом нормальными психическими или военными мерами бывает чрезвычайно трудно, а часто и почти совсем невозможно.

Страх превращает человека в зверя, но в зверя вооруженного современной техникой со всеми ее культурными и цивилизованными последствиями.

Поэтому надо спешно воссоздать высокую человеческую мораль. Воссоздать этику войны и ее международную юридическую правозаконность.

Надо приступить к разработке международного права «малой войны».

Так как мы переходим в новую историческую эпоху, в эпоху великих идеологических войн и грандиозных революционных потрясений.

Мы живем в то историческое время, когда на полях огневых сражений, наряду с классической стратегией, начинают завоевывать свое право и место методы борьбы «малой войны».

Глава XII. Антипартизанская война

Мой скромный труд был бы неполным, если бы я не коснулся (хотя бы в общих чертах) главных военно-политических мер, которыми нужно бороться против «малой войны». Бороться, вернее, стараться не допустить ее возникновения в тылу своих армий.

Считаю еще раз нужным напомнить читателю, что «малая война» является, прежде всего, политической войной, и ее боевые акции, по существу, преследуют политические цели.

Это политико-социальный бой с огневым оружием в руках.

В своем философском принципе «малая война» потенциально стремится внешнюю, национальную, классическую войну перевести на рельсы внутренней, политической, гражданской кампании, и ее боевые действия не выполняют чисто оперативных, стратегических задач, а, скорее, акциями и, прежде всего, реализуют политические цели и социальные проблемы.

И вот почему борьба против диверсий «малой войны» должна, прежде всего, относиться к работе государственной политики. К политике оккупационной администрации.

Эта политика, рядом внешних национальных мер и внутренних административных распоряжений, должна не допустить возникновения на занятой вражеской территории военно-политических акций «малой войны».

Надо помнить, что за исключением кадров партизанского движения, сбрасываемых, просачивающихся или оставляемых в тылу при отступлении, все остальное, то есть сама гуща партизанских бригад, формируется из местного населения, из всего недовольного, из элементов, политически преследуемых или социально обиженных.

Поэтому надо уметь, входя на территорию неприятеля, разрешать все административные вопросы, связанные с политикой или с распоряжениями экономического и социального характера.

Не желая допустить ошибок в дальнейшем управлении областями вражеской территории, командный состав (или будущая оккупационная администрация) должны предварительно изучить государственную историю своего противника, его национальную психологию, его экономический потенциал и разобраться в его политических и социальных взаимоотношениях. Надо четко понимать население оккупированной земли.

С приходом на вражескую оккупированную территорию необходимо, прежде всего, приступить к организации разведывательного аппарата. Разведка должна освещать администрации расстановку национальных, политических и социальных сил, а также их стремления и пожелания. И только тогда оккупационная администрация, будучи в курсе всех национальных, политических и социальных дел, сможет избежать роковых ошибок и справедливо управлять побежденными народами. Сможет не допустить появления чувств беспокойства и брожения.

Политическими мерами в принципе задержится развитие каждого партизанского движения, ибо появившиеся кадры движения не смогут провести мобилизацию.

Не смогут получить «добровольной» партизанской массы.

Ибо совершенно ясно, что спокойное и удовлетворенное население партизан не поддержит. В лес не пойдет. А без поддержки местного населения сброшенные, просочившиеся или оставленные кадры не смогут развить своей «зеленой» деятельности, и их партизанский организм, как каждый организм, без прилива соответствующего пополнения, то есть человеческого питания, начнет постепенно, болея, умирать, и его военно-политические диверсии будут уже в самом корне легко парализованы. Надо помнить, что всегда легче не допустить возникновения партизанщины, чем потом, после вспышки «малой войны», с ней бороться жестокими полицейскими мерами или открытыми военными действиями. Вспыхнувшее партизанское движение потушить очень трудно. И его «зеленый» огонь с небывалой скоростью и силой начинает обыкновенно распространяться по всему фронту. И вот партизанские «зеленые» бригады перестают быть «презренными бандитами», а начинают становиться грозной силой военно-политического характера.

В 1941 году, на северном участке Восточного фронта, автору пришлось, потеряв дорогу, со своим шофером заночевать в одной из глухих деревень северного Полесья. Крестьяне не только приютили и накормили двух одиноких «германцев», но и вывели их на настоящую дорогу.

В 1943 году, даже с танками, нельзя было пробиться сквозь вышеуказанный район.

Пришедшая на вражескую территорию оккупационная власть должна разрешить (или, по крайней мере, не испортить) существующие взаимоотношения среди населения, политических партий или социальных классов. Если это возможно, то надо немедленно, рядом новых политических распоряжений и социальных реформ, расположить к себе население, завоевать его доверие и уважение. Сильная, но справедливая оккупационная администрация сможет не только восстановить утерянное равновесие, вследствие военных действий, но и водворить, по окончанию военного поединка, мир, порядок и относительное материальное благополучие.

На местах должна быть немедленно организована твердая власть. Справедливые суды. Неподкупная полиция. И должны быть, конечно, искоренены все виды бандитизма, будь то политического или криминального характера. Бандитизм, появившийся в переходное время, вследствие временного безвластия, должен быть уничтожен. Населению должны быть полностью обеспечены возможно нормальные условия жизни, питание, работа и ремонт разрушенных жилищ, возможность передвижения. Должна быть организована подача света, газа, топлива и воды. Открыты церкви, госпитали, школы и эвентуально увеселительные учреждения. Особенное внимание надо уделить организации пропаганды и печатного слова. Надо, как огня, избегать пропаганды лжи, самохвальства, фальшивых победоносных фронтовых сообщений и, вообще всего того, что могло бы в какой-то мере оскорбить национальные чувства побежденного неприятеля. Нельзя вести пропаганду по образцу германского Восточного министерства. Эта пропаганда своей бездарностью восстановила против германских оккупационных властей все народы Востока и этим нанесла непоправимое зло германскому вермахту.

Мудрой оккупационной политикой, справедливыми национальными и социальными распоряжениями, необходимыми реформами оккупационная власть всегда сможет водворить на занятых территориях мир и порядок и не допустить возобновления вражеских акций: поголовного шпионажа, саботажа, диверсий, политического террора и партизанского движения в тылу своих действующих регулярных армий.

И даже при обнаружившейся неприятельской диверсии надо все-таки сначала всеми вышеуказанными политическими мерами стараться исправить эвентуальные ошибки и только тогда, когда все политические шаги не приведут к желаемым результатам, можно приступить к открытию военных действий против партизан.

Еще раз подчеркиваю, что надо открыть не столько военные действия, как военно-политические, ибо даже при дальнейшем ведении огневых, антипартизанских акций надо непрерывно таковые согласовывать и вести параллельно с предпринимаемыми соответствующими мерами политического и социального характера.

Ибо война против партизанских бригад — это, прежде всего, политика, а потом уже огневые действия.

* * *

Приступив к военным действиям против партизан, надо таковые вести чрезвычайно смело и очень энергично. Вести войну по принципу двойного действия: против огневой акции партизан — вооруженную борьбу, а против их политических тенденций предпринимать соответствующие политические и социальные контрмеры.

Для успешных огневых действий против партизан нужна, прежде всего, идеально организованная разведка. Каждая разведка — это глаза и уши армии, но в военно-политической кампании против партизан разведка является залогом каждого будущего успеха. Разведка ведется кругом партизан, в самом партизанском очаге, куда засылается секретная агентура; ведется днем, ведется ночью, ибо, как правило, ни одно мгновение партизанские очаги, их жизнь и их боевое передвижение не выпускаются из поля зрения зоркого наблюдателя.

Партизанская революционная система боя — провокация и диверсия — должна быть встречена той же контрсистемой. Просачивая в партизанские кадры свою агентуру, надо стараться захватить ключевые, ведущие позиции, чтобы потом, совместно с контртеррором, политической агитацией и антипартизанской пропагандой, пытаться деморализовать партизанскую гущу, подрывая в ней веру в свою непобедимость и в революционную правоту вождей. Надо сеять в мобилизационной партизанской среде страх, панику и отчаяние. Расшатанную дисциплину партизаны будут стараться восстановить мерами жестокости, а жестокость — вызовет утечку. Дезертирство домой или, как мы увидим ниже, в свои национальные противопартизанские войсковые соединения.

Переходящие партизанские части или отдельные «зеленые» солдаты не должны подвергаться репрессиям: ни военным, ни политическим, даже тогда, когда ими совершены небольшие, но простительные преступления. При преступлениях явного характера наказание должно быть публичным и каждый раз, как правило, только после открытого справедливого суда. Населению должно быть ясно и до четкости понятно, за какие политические или криминальные проступки виновные партизаны были наказаны.

Массовые репрессии, расстрелы заложников, сжигание целых деревень, даже за оказание помощи партизанам, надо, как общее правило, всегда избегать. Могут быть наказаны только отдельные доказанные преступники, но не может быть в принципе поголовной ответственности и, как сказано выше, массовых репрессий.

Массовая, поголовная, несправедливая репрессия — это дыхание политической мести, которая способна при неблагоприятных обстоятельствах раздуть партизанский пожар по всему необъятному пространству покрытого лесами и джунглями европейско-азиатского восточного пространства.

Командиры, коменданты и администраторы, применяющие в оккупационных мерах управления принцип поголовной ответственности или массового террора, должны немедленно сниматься с занимаемых ими должностей, а при совершении явных и доказанных преступлений вотношении местного населения, должны быть судимы по законам военного времени за превышение своей власти.

Чисто огневые противопартизанские акции надо в принципе стараться проводить руками войсковых соединений, сформированных из национальных элементов той страны, на территории которой оккупационная власть ведет борьбу с партизанским движением.

Отряды должны состоять из тщательно проверенного командного состава, а по возможности также и кадров унтер-офицерского корпуса.

Солдаты вышеуказанных национальных войсковых соединений должны быть охвачены чувством патриотизма, высокой дисциплины, четко обучены и первоклассно вооружены. В этих национальных отрядах должна царствовать высокая мораль, ибо нельзя допустить, чтобы эти отряды обратились со временем в иррегулярные части лесных партизан, то есть солдат вне права и вне закона.

Надо помнить, что гражданская лесная война, как никакая другая, развращает не только солдатскую массу, но даже и офицерский высший командный состав.

Отряды должны быть обучены вести бой в самых тяжелых атмосферных условиях, в каждой географической местности, специально ночью и при постоянном психологическом давлении со стороны революционного противника, и почти всегда без обеспеченных флангов и своего оперативного тыла.

Противопартизанские национальные войсковые соединения не могут быть жалкими полицейскими частями, боевыми пасынками, ведущими свою тяжелую службу в условиях войск низшего, второго разряда, рядом с регулярными дивизиями блестящей оккупационной армии. Этого быть не может. Противопартизанские отряды, обученные, вооруженные, снабженные и одетые, должны служить в качестве привилегированных войск в составе иностранных оккупационных армий. «Наши новые политические союзники!» — вот девиз, с которым должно приступить к формированию местных национальных дивизий иностранное высшее командование. Иначе с политическим лозунгом «Бей изменников! Иностранных наемников!» партизанское командование легко разложит только что сформированные антипартизанские национальные части.

Ведь надо твердо помнить, что было уже не раз сказано, что борьба против партизан — это, прежде всего, психологическая, агитационная борьба, а для этой борьбы необходимо, чтобы идущие в бой новые национальные противопартизанские отряды чувствовали бы себя в рядах иностранных армий полноправным военным союзником, а не временным полицейским карательным отрядом.

И только тогда национальные дивизии будут сражаться. Будут сражаться, как мы это знаем из личного опыта Второй мировой войны, не хуже, а часто и много лучше своего иностранного союзника.

Так как война против партизанских бригад в своем глубочайшем принципе является войной против всемирной коммунистической идеологии, то поэтому, совершенно ясно и логично, что первые противопартизанские соединения будут состоять из офицеров и солдат той же нации, что и партизанские бригады, но в отличие от них глубоко исповедующих национальный «символ веры». Антипартизанские отряды должны видеть в этой борьбе как бы прелюдию к общей освободительной войне от коммунистического ига. Должны видеть возможность исторического освобождения своей Родины из-под оккупации тоталитарного советского правительства.

Ведь со временем именно из этих отрядов, как из военных кадров, сдавших свой боевой и политический экзамен, и будет сформирована Национальная освободительная армия. Эта армия, идя в глубь страны, совместно с иностранными вооруженными силами и будет гарантировать своими штыками, пусть вначале даже символическими, своей нации политическое освобождение, а не покорение или завоевание со стороны продвигающихся иностранных армий.

Впоследствии эта Национальная освободительная армия станет тем ядром, вокруг которого начнет собираться все национальное, здоровое, ждущее освобождения своей Родины от политического и экономического рабства, и желающее восстановления поистине свободной и демократической жизни на освобожденных землях.

Только при вышеуказанных политических условиях за «железным занавесом» уверуют, что свободные демократии действительно являются их будущими союзниками, а не новым военным интервентом. Интервентом, несущим им новое закабаление вместо моральной и политической свободы.

Итак, повторяю, еще раз повторяю, что борьба против партизан должна, как правило, вестись местными, национальными воинскими соединениями. Это требование чрезвычайно важно по психологическим и политическим соображениям. Иностранные дивизии могут быть бросаемы против партизанского движения только тогда, если вышеуказанные воинские части еще не сформированы или для их временной поддержки, когда боевые задачи будут не под силу местным национальным воинским отрядам. Однако при первой возможности иностранные войска должны сниматься с партизанского фронта и заменяться сформированными национальными местными частями.

Здесь нет возможности более подробно останавливаться на организации, вооружении и тактике боя противопартизанских частей, но в общих чертах я считаю своим долгом заметить нижеследующее: противопартизанские отряды по своей организационной сущности, численному составу и управлению будут резко отличаться от классических дивизий нормальной регулярной армии.

Напомню читателю в общих чертах: партизаны до крайности подвижны, оснащены сильными огневыми средствами, их вооружение характеризуется легкостью и скорострельностью, а их тактика — внезапностью, непрерывностью маневра, скрытностью, эластичностью и интенсивностью боя накоротке. Боя ночью, в каждой труднопроходимой местности и при каждой погоде.

А потому противопартизанские отряды должны быть чрезвычайно гибко организованы, без перегрузки их штабами или обозами, сравнительно малочисленны (не количество, а качество), прекрасно вооружены, но без тяжелого оружия, с сильными разведывательным аппаратом. Должны иметь четкую связь и специальную организацию для пропаганды и агитации. Артиллерия и танки будут придаваться в исключительных случаях. Воздушная разведка и воздушная связь крайнє желательна при помощи аппаратов системы гелиокоптер-вертолет.

Солдатский состав противопартизанских дивизий, вернее, как говорят американцы, «комбатгим», в свободном переводе — ударное дивизионное соединение, должен быть старательно обучен индивидуальном бою. Командный состав — личной инициативе. В бою с партизанами надлежит идеально ориентироваться на местности и уметь быстро схватывать боевую обстановку. На месте решаться, ибо у командного состава не будет времени на ожидание приказа свыше.

Знание психологии партизанского боя, психологических настроений местного населения, основных положений пропаганды и агитации должно входить в состав обучения противопартизанских дивизий.

Эти дивизии действуют, применяясь к местности, широко пользуясь камуфляжем, скрытым, но интенсивным маневром; главные переходы, как принцип, совершают ночью; атакуют внезапно; свои фланги и тыл обеспечивают дозорами, а очень часто только минами, и наносят удары накоротке, крайне интенсивной концентрацией огня и смелостью предпринятого маневра. В случае неудачи противопартизанские отряды немедленно прекращают бой. Решительно отрываются от противника и форсированным маршем выводятся на линию своих войск.

Вышеуказанные войсковые соединения исповедуют чрезвычайную активность, но не безрассудную смелость; решительность удара, но не затяжку боя. Подвижность, а не стабилизацию позиций. Твердость, но не жестокость. И, прежде всего и после всего, разведку и разведку. Разведку перед боем, во время боя и после боя. Разведку, как говорилось выше, и днем, и ночью. Вокруг неприятеля и вокруг себя. В лагере противника и в своих рядах. Разведка — основное оружие в борьбе против партизанского движения.

И, конечно, надо помнить о политике. Каждый командир противопартизанской дивизии от высшего до низшего командного состава, разрешая поставленную ему боевую задачу, должен тактически действовать, но обязан не забывать, что, тактически действуя, он должен постоянно политически думать. Ибо, как уже было сказано несколько раз, противопартизанская тактика неразрывно связана с противопартизанской политикой.

Вот в сжатых словах главная сущность противопартизан-ских акций.

При мудрой оккупационной политике, социальной справедливости и хорошо организованных антипартизанских дивизиях из национально настроенного элемента местного населения западным демократиям не придется бояться новых, чисто революционных военно-политических методов малой войны. Противника не следует бояться, но им нельзя и пренебрегать. Германское презрительное отношение к малой войне, как к войне против «зеленых бандитов», роковым образом отразилось на Восточном фронте и не раз ставило эту блестящую победоносную армию в чрезвычайно тяжелое тактическое, а иногда и оперативное положение.

Партизан страшен, но он, конечно, победим.

Это мы знаем из нашего боевого опыта, опыта на Восточном северном фронте со времен Второй мировой войны. Мы знаем, как часто сравнительно небольшие противопарти-занские российские национальные части, действуя по вышеуказанным образцам, имели полный боевой успех, нанося партизанам смертоносные удары, и часто там, где застревали или вязли, а потом уходили в полном недоумении сильные, но тяжелые дивизии германской пехоты.

Ниже я считаю уместным привести два наиболее характерных примера из нашего личного опыта противопартизанской борьбы. Эти примеры полностью подтверждают все вышесказанные военно-политические положения и подчеркивают, «как надо и как не надо» вести войну против диверсий партизанских бригад.

* * *

Поздняя осень 1941 года. Первые «партизанские шалости» в тылу германского Восточного фронта. Мы формируемся на далеком севере, в тылу германской северной группы армейских войск. Партизаны начали организовываться в глубоких лесах Эстонии, Латвии и Белоруссии. И в то время, когда они начали выходить из своих тактических очагов, напряжение боев германских армий на всем Восточном фронте начало доходить до зенита. От Балтийского до Черного морей динамика германского стратегического наступления поглощает все оперативные и тактические резервы. В расположении тыловых комендатур находятся только слабые части этапных команд, полиция и полевая жандармерия.

Партизаны начинают наносить удары. Загорается тыл. Портятся дороги. Идут первые нападения на текущие к фронту боевые снабжения.

И вот оперативная разведка германского Генерального штаба северной группы армейских войск обращается к нам с осторожным вопросом: нельзя ли использовать против партизан формирующиеся русские национальные батальоны?

Вопрос в исторической перспективе совершенно ясен.

От того, как сдадут боевой экзамен русские батальоны, будет зависеть их будущая организационная судьба. Быть может, судьба будущей Российской национальной освободительной армии, а вместе с ней, как нам тогда казалось, и вопрос освобождения российской нации от революционной коммунистической идеологии.

Долго раздумывать не приходилось.

1-й русский национальный батальон был выдвинут на линию партизанского огня.

По понятным читателю причинам я рвался в расположение моих батальонов. Но Генеральный штаб армейской группы задержал меня в Пскове чрезвычайно важной и спешной работой. Вызванный мной по прямому проводу капитан, командир батальона, старый ветеран Гражданской войны, доложил, что политически опасаться нечего. Батальон, как офицерский, так и солдатский состав, глубоко охвачен национальным духом, хотя и состоит на 80 процентов из бойцов Советской армии. Батальон прекрасно вооружен и в совершенстве подготовлен. Командир батальона опасается только большого численного превосходства партизан, засевших в местных лесах.

В слегка морозную ночь северной осени батальон силой 400 штыков вышел из своих казарм и потянулся к месту боевой операции.

На рассвете, развернувшись в боевой порядок двумя ротами, оставляя третью в резерве, батальон начал входить в высокий лес.

Итак, первый бой. Первое огневое крещение русских национальных воинских соединений.

Пусть не говорят пацифисты об ужасах огневой войны. Каждый профессиональный солдат знает и другую сторону боя. Знает его красоту и величие. Величие любви, кто душу свою полагает за други своя — за идею, за жизнь своей нации и за ее государственную и историческую славу.

Солдат знает жгучую красоту, выходящую за сферу линии трансцендентального бинома — добра и зла.

Красоту напряжения до отказа психических сил, когда ритм человеческого сердца сливается с дыханием природы, когда все чувства обострены до предельной, болезненной крайности, когда между небом и землей рушатся все границы видимого и невидимого, и солдат, идя в бой, душой осязает то, что до сих пор было недоступно его физическим чувствам.

Солдат переходит границы индивидуального и растворяется в сферах сверхчеловеческого долга.

Утренний туман начал рассеиваться, когда батальон почти бесшумно, пройдя холмами пересеченное предполье, начал втягиваться в лес.

Запах сырого осеннего рассвета, леса, коры, мха и солдатских мокрых сапог. Изредка голос одинокой команды. Лязг оружия. Осторожные, но смелые шаги…

С командного наблюдательного пункта уже не видно втянувшихся рот.

По всем нервам проходит ток напряжения. Напряжения близости огневого боя, так хорошо знакомого всем профессиональным солдатам. Жуткая тишина. Последняя тишина перед неизвестным. Для парадокса чирикают птички. Поднимается шум просыпающейся природы. Сейчас будет бой, бой в болотистом лесу. Политический экзамен. На чью сторону склонится чаша боевого счастья?

Командир батальона поднял глаза к небу.

Напряжение доходит до максимума. И наконец, наконец, раздались первые, как бы робкие, ружейные выстрелы. Застучала назойливая пулеметная лента, и вдруг, как бы сконфузившись, неожиданно, почему-то оборвалась. Пулемет замолчал. Снова наступила роковая тишина. Для солдата ясно: наше передовое охранение наскочило на неприятельскую заставу. Проходят минуты, долгие минуты, которые кажутся теперь годами. И вдруг, на левом фланге, неожиданно, басом рявкнула неприятельская тяжелая мина. Ей ответили тонким дискантом ручные автоматы. По всему лесу вспыхнул ружейный огонь. Затрещали пулеметы. Послышались команды. Резервная рота начала уступом свой правофланговый обход. Интенсивность боевого огня разгоралась. Взрывались ручные гранаты. Лес загудел. Наконец, послышались крики — «ура!»

Командир батальона, прихрамывая от раны 1-го Кубанского похода, скрылся со своим штабом.

Чаша весов боевого счастья начала маячить в сфере великого и для нас не познаваемого.

Через 40 минут огонь резко оборвался. В лесу неожиданно стихло. Так же неожиданно, как и началось. И началось то ми-тельное ожидание. Ожидание — что же принесет та лесная гробовая тишина?

А потом из лесу начали выходить первые, отдельные солдаты. Появилась голова выходящей колонны. Смешанной колонны национальных русских добровольческих солдат с их «зелеными лесными пленниками».

400 солдат северного батальона, потеряв двух убитыми и четырнадцать ранеными, маршировали в свои казармы, ведя, вернее, идя, совместно с 844 партизанами.

Боевой, вернее, политический, экзамен был выдержан блестяще. В лесу, через линию боевого огня, русские сговорились с русскими. Воевать им было нечего. Впереди их ждало общероссийское национальное освободительное дело.

Так была проведена первая национальная боевая и политическая операция, когда германский военный союзник не мешал, а вернее, помогал русским национальным воинским соединениям.

Таких исторических примеров, вышеуказанного характера, можно было бы приводить десятками из нашего прошлого боевого опыта, но я не буду на них задерживать внимание читателя, а перейду сразу к другому, также наиболее характерному военно-политическому эпизоду, но диаметрально противоположному первому, и по ходу своей акции, и по своим политическим результатам.

Летом 1943 года одному из полков, входящих в состав Русской дивизии специального назначения, удалось войти в непосредственный политический контакт с командованием партизанских бригад, действовавших в тылу германских войск южной армейской группы.

К этому историческому времени партизанское движение на Восточном германском фронте разрослось в многочисленные соединения, насчитывающие десятки тысяч бойцов и действовавшие чрезвычайно энергично в германском армейском тылу, нанося тяжелые удары не только тактического, но и оперативно-политического характера.

В это время русский полк силой около 100 штыков оперировал в лесном районе Киевской области против смешанных русско-украинских партизанских бригад, общей силой доходящих до 6 тыс. бойцов.

Русские националисты в германских «фельдграу» быстро сговорились с русско-украинскими националистами в советских мундирах.

Язык и политические цели оказались общими.

Партизаны решили выйти из своих очагов, чтобы, соединившись с националистами, продолжить свою вооруженную борьбу против общего врага, то есть коммунистического ига.

Это был сравнительно крупный военно-политический успех, а потому решено, в полном согласии с германским командованием, организовать местное национальное торжество.

Впоследствии германская пропаганда смогла бы полностью использовать вышеуказанный факт и этим добиться, мирным путем, решающих военно-политических успехов на тяжелом антипартизанском фронте.

В день самого перехода для торжественной встречи партизан полк выслал оркестр музыки. Были приготовлены полевые кухни, праздничное угощение, квартиры и даже вечером предполагался полевой театр.

Так как это был первый случай добровольного массового перехода партизан, то из германской Главной квартиры специально прилетел генерал, ведающий делами восточных войск, чтобы своим высоким присутствием подчеркнуть важность и торжественность вышеуказанного события.

Все было готово — и в лес для встречи и препровождения партизанских бригад вышла от национального полка русско-украинская делегация.

Но тут произошло нечто совершенно непредусмотренное и никакими оперативными расчетами непредвиденное. Вмешалась штатская высшая политика. Кого-то или чего-то испугавшись, по совершенно непонятным для нас причинам, политическое управление Третьего рейха спешно вызвало батальоны Ваффен-СС, которые и сосредоточились в тылу нашего полка.

Партизанская разведка через агентуру местных жителей, конечно, обнаружила концентрацию батальонов Ваффен-СС и, подозревая возможность провокации, партизаны отказались выйти из своих лесных очагов.

К чести партизанского командования будет сказано, что оно поверило в невинность своих национальных товарищей и без всяких разговоров выпустило находящуюся у них в лесу русско-украинскую полковую делегацию.

Политической конфуз получился полный. Военный результат, конечно, трагический. Национальные русские и украинские воинские соединения «потеряли сердце» к борьбе против партизан, и их пришлось снять с данного участка фронта, а партизаны вскоре разрослись в 30-тысячную массу и стали уже не тактическим, а оперативным фактором военно-политической диверсии в тылу данного участка германского фронта.

Вот один из наиболее ярких примеров, как не должно и как нельзя воевать против партизан. Как сумасбродная, фальшивая политика может привести к двойной сумме нежелательных и тяжелых результатов.

Партизанские бригады получили мобилизационное пополнение. Антипартизанские отряды, потеряв веру в своих политических, то есть германских союзников, пережили долгий моральный, психологический и организационный кризис.

Пишущему эти строки пришлось самому заплатить на некоторое время личной карьерой за вышеуказанную пробу военно-политического эксперимента.

Так как штаб дивизии, ведший переговоры с партизанами, находился в городе Варшаве, то смелый партизанский украинский атаман, охраняемый специальными грамотами вермахта, приехал для ведения переговоров в город Варшаву.

Гестапо потребовало выдачи партизанского атамана.

Командир дивизии, то есть автор этого скромного труда, опираясь на политический авторитет адмирала Канариса, начальника германской военной разведки, а также шефа отдела «Иностранные армии Востока» Генерального штаба германской Главной квартиры, наотрез отказался выполнить требование германской политической полиции. Разгорелась борьба за голову украинского атамана. В конце концов, по личному приказу адмирала Канариса, офицерам вермахта удалось вывезти из несчастной Варшавы украинского атамана, но автор был отрешен от командования дивизии и арестован домашним арестом, впредь до выяснения обстоятельств.

Следствие велось 4 месяца. Автор сидел в Торнской крепости, и его участь должен был решать сам шеф ОКВ — генерал-фельдмаршал Кейтель.

Благодаря энергичной интервенции германского Генерального штаба следствие было проведено юридически лояльно, была доказана полная невинность автора, и он был, после реабилитации, восстановлен во всех своих правах.

Вот один их наиболее ярких примеров непонимания политикой самой сущности партизанского дела и принципов огневой борьбы против военно-политических доктрин малой войны.

Непонимание веяния времени, то есть техники перевода войны, классической войны внешнего фронта во внутреннюю национальную гражданскую кампанию.

* * *

Заканчивая главу, я не могу не подчеркнуть вторично, что воевать на Востоке против партизан с политическими программами господ розенбергов, даже при атомной технике, не представляется политически возможным.

Если вооруженные силы демократий пойдут на Дальний Восток не в виде союзника, а в качестве военного интервента, то тогда они должны быть готовы к тому, что все необъятное пространство от Карпатских гор и Пинских болот до лесов Центральной России, Кавказа, Урала и непроходимой тайги Сибири — покроется кишащей массой партизан. То же явление возникает в пустынях, горах и степях жаркой Монголии и необозримого Китая.

Союзники очутятся перед лицом многомиллионной массы «зеленых» солдат. Перед революционным коммунистическим фронтом малой войны.

«Война и политика» — так я позволил себе озаглавить мой скромный труд. Два бинома одного целого, от решения которого будет зависеть будущее политическое лицо нашей планеты и ее географическая карта.

Сегодня, в атомную эпоху, каждый государственный деятель, преследующий известные политические цели, должен тщательно их соизмерять с возможностями своей стратегии. Разбитие атома привело нас к новому оперативному расчету. К специальному боевому порядку. К распылению военной машины и к глубокой деконцентрации пехотных масс.

Опустевшее от боев огненное тактическое поле, вместе с поредевшим оперативным его предпольем, как никогда создают новые глубокие возможности для акции малой войны и дают ее диверсиям небывалую широту диверсионного размаха.

Мы, профессиональные военные, воспитаны в рамках суровой дисциплины. Мы привыкли признавать только законные авторитеты и не заниматься политикой, в особенности, когда она несет революционную идеологию. Больше того, профессиональные солдаты не любят политической атмосферы, а потому крайне неохотно вступают в общение со всякими политическими, революционными движениями, даже если этого настоятельно требует складывающаяся новая боевая обстановка.

А между тем сегодня каждый военный, от солдата до полководца, офицер Генерального штаба и строевой командир должны глубокого ознакомиться с общими принципами политики и научиться государственно и политически думать.

Полководцы и командиры, преследуя свои стратегические, оперативные и тактические цели, должны, планируя и выполняя вышеуказанные задачи, уметь государственно думать и не забывать, к каким политическим целям могут привести задуманные или проводимые ими боевые операции.

Нашим лозунгом должно быть: стратегически планировать, оперативно рассчитывать и тактически действовать, не переставая пребывать в реальной сфере государственной политики.

Генерал фон Клаузевиц говорил: «Война — это продолжение политики. Это та же политика, но проводимая иными средствами». Я разрешаю себе эту дисциплину расширить, в наш атомный век, высказанное положение, вернее, его несколько изменить: сегодня война и политика перестали быть взаимным продолжением. Они слились в одно нераздельное целое. Причем в период главенства политики над стратегией вид нашей жизни — это «холодная» война. С момента перевеса чаши исторических весов в пользу стратегии, жизнь принимает форму огневой войны. Война и политика — это две части одного исторического целого.

Это формы сегодняшнего процесса человеческой жизни.

Глава XIII. Партизаны и атомный огонь

Атомная эпоха. Не подлежит никакому сомнению, что разбитие атома является, с точки зрения философии современной технологии, грозным шагом в нечто новое, неизмеримое, и в своих технических последствиях неизвестное.

По формуле средневековых алхимиков материя трансму-тируется в энергию. Материя, то есть бог атеистов, перестает существовать. Человечество, эксплуатируя атомную энергию, конечно, настежь открывает двери новым неограниченным возможностям технологии. Однако не будем переоценивать «ценностей». История Вселенной пережила много разных эпох. Начиная от доисторического времени и переходя постепенно к современной истории, мы прошли сквозь эпохи камня, бронзы, железа, угля, пара и электричества. Пройдем благополучно и сквозь «апокалипсис» атомного огня.

Ни одна из предыдущих исторических эпох не знала резких переходов. И появление огнестрельного пороха на европейских полях сражений не сразу смогло вывести из строя закованные в панцирь и железо рыцарские конные соединения.

Нас, солдат, в первую очередь, интересует, что принесет с собой атомный огонь с военно-философской точки зрения. Произойдет ли на полях сражений принципиальная революция военного искусства или история огневых войн и дальше, хотя и резкими толчками, будет разворачиваться по линии старых, освященных традицией эволюционных форм огневого боя и оперативного искусства, вытекающего из суровых требований геополитики.

Философия войны твердо учит, что нам, профессиональным солдатам, нельзя увлекаться современным жюльвернизмом. Предполагать, что мы перешли в эпоху войны нажатия кнопок. Нажатия кнопок в военно-политических кабинетах.

История военного искусства человечества не знает боевого оружия, способного одним ударом решить участь всей кампании. Быть может, будет когда-нибудь изобретено это «абсолютное оружие» тотального уничтожения нашей планеты. Но кто же тогда сможет воспользоваться этим фантастическим оружием? Оружием абсолютного уничтожения жизни. Ведь при этом новом политическом положении вопрос первого удара не будет относиться к вопросу боевой внезапности. Не к внезапности стратегической, не, конечно, к внезапности оперативной или тактической. Кто первый нанесет удар, не разрешит вопроса победы или поражения, если от этого удара погибнет не только противник, но и свои нации. Кто возьмет на себя ответственность за гибель Вселенной?

Современная война — это слишком сложное явление. И она будет разыгрываться в планетарном масштабе, на пространстве миллионов квадратных километров, втягивая в борьбу сотни миллионов населения.

Война — это продолжение политики. Но политический выигрыш войны сводится, прежде всего, к выигрышу последующего за войной мира. К выигрышу будущего мирного переустройства планеты на новых справедливых началах, началах морального, политического и социального характера. А потому совершенно ясно, что целью стратегии не может быть уничтожение не только жизни нашей планеты, но даже жизни сотни миллионов людей на пространстве сотни миллионов квадратных километров. Война ведется за господство идей, за политические цели, за экономические блага или хозяйственные преимущества, но война не может быть борьбой за вакуум.

Стратегическая огневая подготовка не может оставить после себя атомную воронку «торичеллиевой пустоты».

Сама жизнь, политика и финансы ограничат стратегические стремления атомной технологии. А потому только в этих боевых аспектах можно и должно рассматривать все будущие огневые конфликты, как бы тяжелы, как бы кровавы и страшны они ни были бы.

Будущая кампания может быть выиграна только всеми современными методами боя. Всеми средствами «холодной войны» на полях моральной, политической, психологической и экономической борьбы.

Разведкой, диверсией, «малой войной» и рядом социальных революций. Огневыми сражениями во всех четырех измерениях: на суше, на воде, в воздухе и за душу непосредственно сражающегося солдата.

Во Вторую мировую войну мы летали со скоростью сотен километров в час. Боевой радиус подводных лодок растягивался в тысячи километров. Германская ракетная артиллерия громила с надбережных атлантических установок столицу Великобритании. Быть может, в Третью мировую войну аэропланы будут летать со скоростью звука. Вместо «ковра» тысячи бомб достаточно будет сбросить одну атомную бомбу или выстрелить один дальнобойный атомный ракетный снаряд. Подводный флот, по всей вероятности, теоретически неограниченно расширит возможности своих боевых рейсов. Появятся новые страшные виды газа, бацилл и смертоносных лучей. Но все эти виды новой боевой техники останутся и в ближайшем будущем, как были в недалеком прошлом, только видами современной тактической или оперативной огневой подготовки. Подготовки боя, целой цепи операций или даже всего стратегического похода кампании. Останутся огнем тактического, оперативного и стратегического, морального и боевого воздействия.

Самой своей философской сущностью, война, как и раньше, остается принципом борьбы двух человеческих воль, где каждая из сторон будет стремиться всеми возможными мерами воздействовать на волю противника. Действовать на его мораль. На его психологию, новым, быть может, страшным в своих смертоносных действиях оружием, данным ей современной техникой, оружием чрезвычайного огневого могущества, но всегда ограниченным законом права жизни. Инстинктом самосохранения.

Человечество, не способное стремиться к своей тотальной гибели, не позволит технократии сбросить водородно-атомную бомбу, фантастическую бомбу «абсолютного оружия».

Политика, стремящаяся управлять жизнью, и финансы с экономикой, стремящиеся к расширению своих торговых возможностей и влияний, всегда найдут пути и средства к ограничению тотальных стремлений современной или будущей военной машины.

От зари веков и на протяжении всей человеческой истории стратегия всегда была и всегда останется слугой политики.

Политики, все равно какой, будь то государственной или интернациональной.

* * *

Перейдем теперь к краткому рассмотрению возможностей ведения «малой войны» в новых условиях, в условиях атомного огня.

Набросаем схему атомного боя в нижеследующих аспектах, в аспектах современной военной техники, новой тактики и частично видоизмененной оператики.

С технологической точки зрения, атомный огонь следовало бы резко разделить на огонь современной атомной артиллерии и на атомный огонь, вернее, атомную воздушную бомбардировку.

Первый огонь, то есть атомная артиллерийская подготовка, носит явно тактический характер и служит прямой поддержкой в наступлении или обороне своим наземным войскам, то есть танковым, пехотным и кавалерийским соединениям.

Второй вид атомного огня, то есть воздушная бомбардировка тыла, тыла оперативного или стратегического, должна быть отнесена к оружию боя, служащего оперативным или стратегическим целям кампании.

Тактика. Ней придется, главным образом, и заняться в этой небольшой главе, ибо, какой бы характер операция ни носила, оперативного ли размера или даже стратегического воздействия, все-таки и всегда каждая непосредственная политическая или боевая акция партизан будет протекать в условиях сближения с противником, а потому будет входить в состав тактических боевых или тактико-диверсионных политических акций.

Технология. Современная атомная артиллерия стреляет снарядами, равными по силе 20 000 кг.

Сила действия этого снаряда обыкновенно определяется по радиусу удаления от нулевого пункта попадания, то есть места взрыва.

Современные огневые опыты и маневры показали:

Взрывом одного атомного снаряда может быть полностью уничтожен один батальон, занимающий нормальную фронтовую позицию от 2-х до 3-х км по новой атомной разверстке.

На расстоянии немного больше одного километра от нулевого пункта взрыва находящиеся пехотные части, в соответствующих укрытиях, не теряют своей боеспособности. Эти части смогут проходить «зараженное место» через 60 минут от момента взрыва без специальных масок и защитной одежды.

На той же дистанции пехотные части, находящиеся в открытом поле, потеряют 50 процентов своего личного состава.

Нормальные (небронированные) автомашины на расстоянии 2-х км от нулевого пункта несут сравнительно небольшие потери. А уже на расстоянии 3 км от точки взрыва эти части могут чувствовать себя в сравнительной безопасности. Части на небронированных машинах могут проходить «зараженные места» после получаса от момента атомного взрыва.

Танковые соединения и бронированный автомобильный транспорт на дистанции от 3 км и больше почти не несут потерь, а потому сохраняют свою полную боеспособность. Вышеуказанные части могут проходить «зараженную местность» непосредственно после атомного взрыва.

Из этого более чем скоромного перечня уже ясно вырисовывается сравнительная неуязвимость танковых и бронированных частей и этим подчеркиваются их новые боевые возможности в будущих сражениях нашей так называемой атомной эпохи.

Не подлежит никакому сомнению, что тяжесть наземного боя ляжет еще больше, чем во Вторую мировую войну, на плечи танковых дивизий.

Теперь, после всего вышесказанного, логически вытекает вопрос: какое же влияние сможет оказать современная атомная техника как на тактику наземного боя, так и на действия партизанских бригад?

Тактику наземного боя на полях атомных сражений я более подробно рассматриваю во второй части моей книги «Мысли солдата», а здесь я только ограничусь общим освещением атомной обстановки боя и в связи с этим его влияния на эвентуальные новые возможности военно-политических партизанских действий.

Прежде всего, надо заметать, что фактором большого значения является огромная стоимость атомного производства. Производства атомных бомб и атомных снарядов. Вышеуказанный фактор потребует чрезвычайно большой экономии в расходе как атомных бомб, так и атомных снарядов.

Американские военные нормы сегодняшнего дня предвидят штаб корпуса, как самую низшую инстанцию, имеющую право распоряжаться атомной амуницией, и определяют 6 атомных снарядов на каждый атомный бой. На каждую атомную подготовку.

Из этой нормы мы видим, что стрелять придется только по тем целям и по тем объектам, которые будут представлять из себя достаточную ценность для атомного огня. Все остальные боевые цели и военные объекты будут, как и раньше, подвергаться обстрелу или бомбардировке нормального, или как теперь принято говорить, конвенционального оружия.

Таким образом, мы видим, что атомное оружие не сбросило со счетов боевой калькуляции все остальные виды родов оружия.

Прежде всего, как результат появления атомного оружия, мы увидим еще большее, чем раньше, разрежение боевых полей.

Атомная тактика потребует в наивысшей форме огромной маневренности, быстроты передвижения, крайней эластичности, глубокого камуфляжа, преимущественно ночного марша, коротких во времени концентраций, умения непосредственно из походной колонны переходить в боевую, чрезвычайной быстроты в ориентировке, молниеносных решений, внезапных и решительных ударов и умения быстрого отрыва от противника.

Уже из этих кратких тактических положений мы видим, как они по своему характеру тождественны тактическим требованиям партизанской борьбы. Та же атомная тактика переносит, как было уже сказано выше, тяжесть огневого сражения на плечи танковых соединений. Первоначальной задачей новой тактики будет: заставить маневрами своих войск противника провести соответствующую концентрацию, чтобы сделаться достойной целью атомного огня. Давя маневром на противника, надо загнать его в так называемый «атомный мешок».

По окончании вышеуказанного тактического маневра атомная артиллерия открывает огонь и громит сидящего в «мешке» противника. Однако маневрирующая сторона должна проявлять большое искусство, чтобы самой, избегая соответствующей явности и концентрации, не сделаться, хотя бы на время, той же «достойной целью» для атомного огня противника.

Вышеуказанные требования, поставленные сегодня современной тактикой, заставят войска продвигаться закамуфлировано, главным образом по ночам, небольшими колоннами, на растянутых дистанциях и на глубоко разомкнутых интервалах.

Опустеет поэтому не только тактическое поле сражения, но и его предполье. Эти новые боевые условия создадут еще большие возможности, чем в эпоху Второй мировой войны, для всевозможных внезапных диверсионных и боевых акций партизанских бригад.

Удар кулаком, который мы привыкли видеть при прорыве укрепленных позиций во время Первой мировой войны, и массовая концентрация танковых дивизий из исторической эпохи германских блестящих блицкригов на будущих полях сражений отойдут в область исторических преданий.

Принципы генерал-фельдмаршала фон Мольтке Старшего — отдельно маршировать, но совместно наносить удары — этот принцип найдет полное применение в современном оперативном искусстве.

Место тактического удара будет «завтра», по всей вероятности, выбираться не по принципу концентрации масс, а на основании создания возможностей подвергнуть противника атомной бомбардировке.

Итак, закамуфлировано, предпочтительно ночью, по опустевшим оперативным путям и маршевым дорогам, через до крайних пределов разряженное оперативное заплечье и тактическое предполье будут разрозненно маршировать, вернее, стекаться к месту сражения, войсковые соединения всех родов оружия, чтобы в последний момент, перейдя непосредственно из походного марша в тактическое боевое построение, нанести противнику внезапный, решительный и сокрушающий удар, удар стремительным маневром со всеми видами его сопровождающего огня.

Оперативную пустоту и тактическую атомную разряжен-ность начнут, конечно, заполнять, просачиваясь, партизанские бригады.

Последние маневры с атомным огнем показали, что дивизия нормального европейского состава будет занимать фронт шириной от 10 до 25 км.

Современный расчет европейских Генеральных штабов считает, что вышеупомянутая дивизия сможет оборонять вышеуказанный фронт, если будет принято во внимание нормальное превосходство, то есть трех- или четырехкратное, наступающего противника.

Придется перейти, еще более чем во время Второй мировой войны, к тактике глубокого эшелонирования сил, как при эластичной обороне, так и при атомном наступлении. Решающие удары будут наноситься из глубины, маневром резервов, главным образом — танкового резерва с моторизованной пехотой, посаженной на бронированные машины.

Германская тактика, примененная на Восточном фронте с таким большим успехом во время Второй мировой войны, остается в полной силе и в эвентуально грядущей Третьей планетарной огневой кампании.

Хотя атомная эпоха и переносит тяжесть тактического боя, равно как и оперативного маневра, на танковые войска, пехота моторизованная (по немецкой терминологии — «панцер-гренадеры»), подведенная (не подвезенная) к месту боя (ибо современный пехотный бой будет протекать в забронированных автомашинах и только в редких случаях — в спешенном виде, то есть спешенной с машины пехотой), — эта пехота и в атомных сражениях остается одним из главных родов оружия, хотя, быть может, и потеряет свой старый титул — царицы полей.

Теперь невольно встает вопрос: будет ли масса современных танковых дивизий с сопровождающей их забронированной моторизованной пехотой при их быстроте передвижения, будет ли эта масса так же уязвима для ударов партизанских бригад, как были уязвимы в прошлых войнах все войсковые переброски и марши по железным дорогам, нормальным грузовым машинам, конной тягой или просто в пешем походном строю?

Каждый из способов передвижения и каждый вид войскового транспорта имеет свои, только ему одному присущие, «ахиллесовы пяты».

Конечно, стрельба из засады по конному транспорту или пешей колонне много легче для возможностей партизанского огня, чем стрельба по забронированным, не говоря уже по танковым, машинам.

Партизанские мины будут главным врагом бронированного транспорта. Современный транспорт чрезвычайно уязвим и чувствителен к качеству путей сообщения, к состоянию железнодорожного полотна, насыпи, мостов, стрелок, да и просто грунтовых дорог.

В огне партизанских пожаров могут быть легко уничтожены склады запасных частей, починочные мастерские и, главным образом, баки с бензином и горючими маслами. Нефть — это кровь современной моторизованной армии. Без нефти эта армия не может продвигаться вперед. Без нефти она не в состоянии маневрировать. Совершенно ясно, что вышеуказанный перечень является только небольшой частью тех уязвимых «ахиллесовых пят» современной военно-технической машины, которые будут подвержены ударам смело действующих партизанских бригад.

Оператика. Здесь мне хочется сказать несколько слов о тех возможностях, которые представляет современная оператика тыловым действиям партизанских войск. Здесь я разрешаю себе сказать несколько слов о «фантастической картине» грядущих огневых сражений. (Читателя, интересующегося более подробно этим вопросом, отсылаю ко второй части моей книги «Война и политика», то есть к части «Мысли солдата»].

Восстановим перед нашими глазами картину огневогобоя двух предыдущих мировых кампаний.

В Первой мировой войне «царица полей», то есть многострадальная и доблестная пехота, наносила «кулаком» главный удар по живой силе неприятеля или его укрепленным позициям при мощной поддержке артиллерийского огня. Уничтожение живой силы врага было главной целью и принципиальной задачей всех наземных операций.

Во Второй мировой войне рвущиеся вперед танковые «клинья» помогали идущей за ними «царице полей» разбить противника, то есть уничтожить его живую силу, занять и закрепить за собой тактические позиции, оперативные рубежи или стратегически-политические центры.

Кампания разыгрывалась в схеме общего стратегического плана рядом последующих операций в цепи отдельных тактических сражений. Вышеуказанными огневыми мерами и достигалась окончательная тоталитарная победа над противником. Тоталитарная победа приводила нас к желанному политическому результату.

В будущей, грядущей Третьей мировой, в общем стратегическом плане войны, в цепи предполагаемых операций — первые тактические сокрушительные удары будут, по всей вероятности, наноситься воздушным флотом, так называемым стратегическим воздушным флотом.

Для подготовки, вернее, для создания такой стратегической обстановки, при которой смогут начаться наземные операции, придется, прежде всего, бороться за свое воздушное превосходство, за будущую «воздушную крышу» для своих наземных войск, чтобы этим обеспечить все их последующие эвентуальные наземные продвижения. Придется пробовать внезапным тотальным атомным ударом разгромить, сжечь или уничтожить, прежде всего, атомные базы своего противника, установки дальнобойной ракетной артиллерии, продукцию, магазины, политические центры, важные военно-промышленные сообщения, радарную систему, крупные оперативные концентрации войск и т. д.

В этот общий «вступительный» период военных действий роль всех наземных войск, главным образом, сведется к тактической обороне (активной или пассивной) театра военных действий, эвентуального плацдарма развертывания своих наземных войск для будущего решительного наземного наступления, ибо, как бы ни были сильны атомные бомбы и ракетные снаряды, как ни была могущественна атомная бомбардировка стратегического воздушного флота, окончательная победа может быть достигнута и закреплена только продвижением вперед наземных войск. Только то может считаться окончательно взятым или занятым, где твердо стоит нога пехотинца.

Поэтому в первый период роль наземных войск сведется, как было указано выше, к защите своих оперативных, воздушных и морских баз, стратегических аэродромов, атомно-ракетных позиций, своей или союзной военно-технологической промышленности, важных политических центров, путей сообщения и прикрытия своей мобилизации, своих предварительных оперативных концентраций, воздушных и морских перебросок, перевозок и т. д.

Разбросанные по сети вышеуказанных стратегических или оперативных объектов, наземные войска всех видов оружия должны будут обеспечивать все вышеуказанные военно-политические цели и объекты от прямого или косвенного вторжения наземных сил неприятеля, от его воздушных десантов, всякого рода диверсий, саботажа и, конечно, прежде всего, от удара партизанских бригад.

Обеспечить, действуя пассивно-оборонительно или наступательно, то есть местными короткими контрударами, прикрывая все вышеуказанные объекты и плацдармы эвентуальных развертываний в общем ходе всех операций, входящих в состав генерального стратегического плана. Прикрывая до тех пор, пока атомная дальнобойная бомбардировка не надломит живые силы противника, его психологию, военный потенциал и экономику. Пока вышеуказанная бомбардировка не разгромит военную технику врага и не вызовет у противника соответствующий «боевой кризис». Тогда наземные силы, под прикрытием продолжающегося своего атомного стратегического бомбардирования и при поддержке оперативного и тактического огня, непосредственно сопровождающего продвижение наземных сил, — эти наземные силы переходят в общее наступление, чтобы уже энергично проведенными мощными тактическими ударами добиться в цепи оперативных сражений окончательной стратегической победы.

Совершенно ясно, что со стороны противника и, главным образом, при посредстве партизанских бригад будут предприняты грандиозные попытки проникнуть в глубину обороны и инфильтрировать всю сеть стратегической завесы, опущенной наземными вооруженными силами перед неприятелем в целях обороны своих позиций и плацдармов.

И здесь партизанские бригады, выходящие из своих очагов, прекрасно закамуфлированные, разбросанные широким оперативным веером в тылу фронта неприятеля или сбрасываемые в виде воздушных десантов в оперативное предполье и стратегический тыл врага, — эти партизанские бригады смогут развить огромную деятельность. Деятельность в районе неприятельских баз, важных политических, военных или промышленных центров. Смогут действовать в охват оперативных флангов и тыла на территории предполагаемого неприятельского стратегического развертывания.

Партизанские бригады, не будучи сами объектом, то есть «достойной целью» атомного огня, вследствие своего камуфляжа, чрезвычайной подвижности и эластичности, а с тактической точки зрения, вследствие малочисленности своей концентрации, смогут наносить решительные тактические и оперативные удары. Эти войска, то есть партизаны, воспитанные в тактике ночных маршей, широкого, вернее, глубокого, эластичного маневра, огромной подвижности в методах нанесения внезапных ударов и скоротечности боя, умения резко отрываться от противника, чтобы снова, произведя соответствующую концентрацию, напасть. Эти войска, имея в своем распоряжении современные средства передвижения и автоматическое оружие с могущественной огневой волной, энергично действуя в неприятельском тылу, смогут быть колоссальным неизвестным в общем уравнении оперативных планов Генеральных штабов западных держав.

Неприятельские базы, аэродромы, порты, склады, промышленные объекты, пути сообщения, всякого вида транспорты, отдельные колонны, лазареты, лагеря военнопленных, тыловая администрация, полиция, сеть связи и штабы будут целями и объектами диверсионной деятельности партизанских бригад.

Все вышеуказанные военно-политические акции партизанских бригад при благоприятных политических и географических условиях на необъятных просторах Восточной Европы и Азии смогут, разжигая расовые, колониальные, национальные и социальные конфликты, потрясти всей системой, всеми планами и всей организацией войны со всеми ее политическими, государственными, экономическими целями и стратегическими расчетами ведения кампании.

Из этого краткого очерка, а также из всего предыдущего вышесказанного на страницах этого скромного труда, читателю, вероятно, становится ясно, какое могущественное боевое оружие военно-политического воздействия на волю своего противника создано военно-революционной мыслью в СССР.

Создано революционное боевое оружие, принципом которого и его военно-политические возможности на будущих огневых полях сражений нисколько не уменьшила, а скорее, сильно увеличила наша так называемая атомная эпоха.

Атомный огонь, заставивший опустеть поля тактического боя, оперативные пространства маневра и всю стратегическую глубину эвентуальных концентраций, развертываний и маршей, — этот атомный огонь предоставляет все возможности для инфильтрации позиций и плацдармов, как равно и тыла для смело и решительно действующих партизанских бригад.

Поэтому мне хочется еще и еще раз предостеречь Генеральные штабы западных держав, чтобы они в своих оперативных расчетах не пренебрегали военно-политическими акциями «презренных зеленых банд». Сегодня партизанские бригады не являются больше презренными бандами, как показал опыт германо-советской войны, а могущественным военно-политическим оружием тактического боя, оперативного решения и стратегически-политического воздействия.

Заключение

Американский генерал Коллинз в одной из своих речей сказал: «Существует принципиальная разница между офицером Генштаба и полководцем. Первый ответственен за сделанные им предложения, а последний — за принятые им решения».

Мы, русские национальные солдаты, находясь в политической эмиграции, не имеем реальной власти, а потому не ответственны за принятые народами исторические решения, но на нас возлагается обязанность делать свои предложения, за которые мы, конечно, ответственны перед историей нашей нации и перед историей всего человечества.

Предлагая свой скромный труд благосклонному вниманию как профессионального, так и невоенного читателя, я льщу себя надеждой, что мой голос, старого солдата, будет услышан. Солдата, имеющего четырнадцатилетний боевой опыт. Опыт двух мировых войн и одной гражданской.

Я знаю, что в наше историческое время трудно говорить правду, ибо ее меньше всего любят слушать. Одновременно мы здесь, на Западе, чрезвычайно консервативны. Военная про-фессия, быть может, много консервативнее других. Континентальный консерватизм германского военного мышления привел эту выдающуюся армию, после целого ряда блестящих побед, к тотальному проигрышу двух мировых огневых кампаний. Сейчас, на далеком Западе, военная мысль, упоенная своим технологическим могуществом, пробует идти по тем же консервативным путям. Старается искать военного решения исключительно методами старой, испробованной, классической школы. И мне кажется, что, если свободная демократия не обратит должного внимания на будущую рядом великую революцию и на ее новые специальные, революционные методы борьбы, то консервативные силы будут разбиты надвигающимся динамизмом мировой революции. Ведь в исторической перспективе революция всегда побеждала консерватизм. Новое — старое. Воинствующий революционный пыл — пацифистскую пассивность.

Внимательно наблюдая ход современной истории, мы можем предполагать, что человечество стремится к каким-то новым, быть может, высшим формам международных взаимоотношений. По-видимому, стремится к международному объединению и к единому гармоничному управлению. К всемирному правительству.

Но ведь всемирное правительство, как каждое национальное правительство, должно иметь не только абстрактное право, но и реальную политическую силу. Силу, гарантирующую свободу и ограничивающую возможный произвол отдельных национальных шовинизмов.

В нормальном государстве на страже индивидуальной свободы граждан стоит полиция, которая и защищает их от всякой политической или криминальной анархии.

Поэтому всемирное правительство, если человечество придет к нему, должно быть «суверенно» в полном значении этого государственного слова. Оно должно не только иметь право издавать законы, но и требовать их исполнения. Должно иметь свою всемирную человеческую мораль, суды, авторитетную администрацию, полицию и войско.

Изучая, однако, историю человеческих взаимоотношений, мы видим, что эта история не знает добровольных процессов человеческих объединений. Ни религиозных, ни национальных, ни политических, ни даже классово-социальных.

Возьмем несколько самых ярких и близких нам исторических примеров.

Испания и Франция объединились в национальные государственные образования путем кровавого усилия центральной королевской власти.

Германия после ряда победоносных войн — разгрома Дании, Австро-Венгрии и Франции, после политического разбора Польши.

Великобритания веками проливала кровь, создавая величайшую морскую и колониальную империю.

За наше всероссийское объединение, то есть за создание колоссальной континентальной империи, великороссы усеяли своими трупами все пути от финских хладных шхер до безводных пустынь Туркестана и от стен гордой Варшавы до стен тогда еще безмолвного Китая.

Даже современное «демократическое» объединение и строительство могущества Северной Америки произошло в результате кровавой войны Севера против Юга.

Поэтому, на основании всего вышесказанного, мы должны прийти к трагическому историческому убеждению, что человечество не найдет своего международного политического объединения в историческом процессе всевозможных пацифистских конференций. Нации добровольно не сложат оружия и не откажутся от своих индивидуальных национальных эгоизмов, даже в пользу высших и, быть может, более справедливых форм человеческого быта.

Вышеуказанное великое планетарное объединение, как учит нас история, сможет быть достигнуто только страдным путем, путем жестокой и кровавой борьбы в результате грандиозной всемирной огневой кампании.

Огнем очищается Вселенная. И через великий огонь проходят все исторические испытания человечества.

И вот трагизм мирового вопроса. Атомная ли технология англосаксонского мира, после Третьей мировой войны, построит Вселенную под властью единого суверенитета и на принципах демократических свобод и прав, или последователи «евангелия» Карла Маркса, разгромив западный демократический мир, приведут человечество к одному политическому, коммунистическому знаменателю. Или, как результат этой войны, в мир войдет третья, какая-то новая политически-социальная сила.

В военной профессии нельзя быть ни оптимистом, ни пессимистом. Надо быть сугубым реалистом.

И вот этот сугубый реализм и требует от нас, чтобы, наряду со знанием старых испытанных классических форм огневой войны, мы приступили к изучению новых, чисто революционных методов политического и огневого боя.

Профессиональные солдаты хорошо знают, что на огонь надо отвечать огнем, а на предпринятый маневр — контрманевром.

Мы должны приступить к исследованию военно-политических доктрин малой войны, ибо классическая военная наука должна найти принципиальные способы политических противодействий или радикальных методов огневой борьбы против политики, стратегии, оператики и тактики малой войны.

Надо твердо помнить, что профессиональному солдату мало знать технику боя. Надо еще и глубоко понимать философию войны.

Ибо от этого понимания и знания будет зависеть будущая политическая судьба и национальная карта Вселенной.

Приложение

Родители Б. А. Смысловского — Алексей Константинович и Елена Николаевна. Начало XX в.

Борис Смысловский — кадет 1-го Московского Императрицы Екатерины II кадетского корпуса. 1908 г.

Б. А. Смысловский с женой и дочерью. Польша. 1920-е гг.

На восточном фронте 1943 г.

Смысловский со своими коллегами по абверу. 1942 г.

Временное удостоверение личности генерал-майора Б. А. Смысловского

Схема Зондерштаба «Р», составленная сотрудниками Смерша

Иностранный паспорт Б. А. Смысловского

Слева направо: Г. Неронов, И. Смысловская, Б. Смысловский, В. Бюхель, А. Рогожников, Г. Клименко, А. Руссов. Лихтенштейн, пансион «Вальдек». 1945 г.

Б. А. Смысловский со своими адъютантами Г. П. Нероновым (слева) и А. И. Рогожниковым (справа). Руггель, май 1945 г.

Сотрудник Зондерштаба «Р», личный водитель Смысловского Г. Клименко

Слева направо: Г. Неронов, сотрудник лихтенштейнской полиции, Г. Клименко, И. Смысловская, Б. Смысловский, А. Рогожников, А. Руссов. Гемпин, Лихтенштейн, 3 мая 1945 г.

Генерал Б. А. Смысловский в Лихтенштейне. 1945 г.

Военнослужащие 1-й РНА в Лихтенштейне. Май 1945 г.

В наряде по кухне

Военнослужащие 1-й РНА после интернирования

Во время интернирования.

На переднем плане — подполковник Н. Кондярев с супругой

Шелленберг, май 1945 года. С сигарой — подполковник Н. Бобриков

Генерал Смысловский и чины 1-й РНА перед богослужением

Смысловский в Буэнос-Айресе. Конец 1940-х гг.

Президент Аргентинской Республики Хуан Доминго Перрон

Военнослужащие 1-й РНА. Шелленберг, май 1945 г.

Соратники Суворовского союза. Буэнос-Айрес, 1950 г.

Б. А. Смысловский со своей супругой

Могила Б. А. Смысловского и его супруги. Вадуц, Лихтенштейн

Монумент бойцам 1-й РНА в Лихтенштейне

Примечания

1

Прибово — Прибалтийской Особый военный округ.

(обратно)

2

Blitzfeldzugen [нем.) — молниеносные полевые походы.

(обратно)

3

Ди-Пи — аббревиатура от английского displaced person: русский аналог — перемещенное лицо.

(обратно)

4

«Zacke» (нем.) — зубец.

(обратно)

5

Drill (нем.) — муштра, автоматизация навыков путем повторных упражнений; тренировка, натаскивание.

(обратно)

6

См.: Ленин В. И. Соч. Т. II. С. 186.

(обратно)

7

См.: Сталин И. В. Соч. Т. II. С. 168.

(обратно)

8

М.: Госполитиздат, 1948. С. 11–12.

(обратно)

9

См.: Маленков М. Г. 32-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. М.: Госполитиздат, 1949. С. 21–22.

(обратно)

10

Интеллидженс Сервис — (англ. Intelligence Service) общее наименование разведывательных и контрразведывательных служб Великобритании.

(обратно)

11

Слова из Соборного послания апостола Иакова (Иак. 2,26).

(обратно)

12

Сталин И. В. О Великой Отечественной войне. С. 160–161. Выделено мной.

(обратно)

Оглавление

Избранные статьи и речи

  Личные воспоминания о генерале Власове

  В мировом огне

    1

    2

    3

    4

    5

  Война и политика

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

    ѴIII

    IX–X

  Быть или не быть?

  Что нам делать?

  Императорская гвардия

  Демократия в военно-политическом лабиринте

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

  Речь генерала Хольмстона на юбилейном торжестве Суворовского союза

  Непримиримость армии (ко Дню непримиримости 1951 года) Углубление доктрин Клаузевица

    1

    2

    3

    4

  Германский генеральный штаб

  От тактических побед — к стратегическому поражению

  Разбор трагического маневра

Война и политика

  Вступление

  Глава І. Стратегия и политика

  Глава II. Революционная обстановка, родившая «малую войну»

  Глава III. О новом оружии

  Глава IV. Краткий исторический очерк

  Глава V. «О психологии малой войны»

  Глава VI. О тактике

  Глава VII. Об оперативном искусстве

  Глава VIII. О стратегии

  Глава IX. О возможностях координации действий оперативно-воздушных десантов с элементами малой войны

  Глава X. О политических аспектах

  Глава XI. О юридической морали

  Глава XII. Антипартизанская война

  Глава XIII. Партизаны и атомный огонь

  Заключение

Приложение

*** Примечания ***