Право на счастье [Таша Таирова] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Часть 1

Никита Прозоров обвёл взглядом территорию автобазы и кивнул Никифорову, который что-то выговаривал невысокой блондинке. Через минуту девушка откровенно фыркнула и резко развернулась на каблуках, демонстративно закинув за спину толстую косу.

— Извини, Никита Юрьевич, дела, понимаешь, — выдохнул Борис Николаевич, подходя к генеральному.

— Понимаю, дела есть дела. Особенно у таких красивых. Это кто такая, Борис Николаевич?

— Племянница моя, горе луковое! И в кого только пошла такая?

— Какая? — хмыкнул Никита, краем глаза улавливая движение среди большегрузных автомобилей. — Дерзкая? Или красивая?

— Ай, — махнул рукой в его сторону Никифоров, — и то, и другое! Не поверишь, Никита Юрьевич, как пришла сюда на работу, так мне покоя нет совсем. До всего ей дело есть! А сейчас так вообще…

Прозоров резко повернулся и встретился глазами со своим начбезом Павлом Земляным. Когда-то, когда ещё существовала семья Соболевских, он сам отвечал за безопасность. Но после трагических событий, что случились на Рождество три с половиной года назад, он по просьбе выжившей в том кошмаре Анны, нынче мадам Демьяновой, возглавил бизнес Соболевских. Но привычка всё контролировать и за всем следить осталась.

— Добрый день, шеф. — Земляной протянул руку и ощутил крепкое пожатие. — Каким ветром вас занесло сегодня к нам?

— Да вот, решил к Борису Николаевичу наведаться, скоро из южных областей заявки на транспорт пойдут. А ты что тут забыл?

— Да так, — вдруг замялся Павел и скосил глаза в сторону административного корпуса. — За всем, понимаешь, глаз нужен.

— Ну да, — ухмыльнулся Прозоров, — видел я тут один объект. Если об одном и том же говорим, то ты, Паш, прав! Тут не только глаз да глаз нужен. Тут проволоку колючую натягивать придётся!

Мужчины громко рассмеялись, Никита ещё раз осмотрел автомобили и тихо спросил:

— А как вообще, Борис Николаевич?

— Нормально, Никита Юрьевич. Понятно, что и накладки, и ошибки случаются — люди могут ошибаться, но всё работает как часы. В эксплуатационном отделе команда подобралась — одно удовольствие, ей-богу! И мозгам, и глазам праздник.

Прозоров поднял бровь и вопросительно уставился на Никифорова. Тот довольно улыбнулся и склонился ближе к боссу:

— Знаешь, будто специально в отдел кадров девчонки приходят одна краше другой. И порядок навели, как у хорошей хозяйки на кухне! По телефону как Сирены поют! Уж на что я уже старый, и то так и тянет в тот цветник заглянуть, жизни порадоваться.

— Ну, ну. Теперь понятно, что тут служба безопасности проверяет, — закончил разговор Никита и обернулся к Земляному: — Вечером я в «Гусенице» буду. Ты мне охранников покажешь. Всё-таки стрёмное место. Закрыть бы, да только куда ребят девать, что там работают? Ну всё, мужики, по коням. Павел, давай где-то часов в восемь?

Земляной кивнул и скрылся между фурами.

***

«Гусеница» встретила Никиту громкой музыкой, рваным светом дискоболов и плавающим искусственным туманом. На танцполе господствовали молодые гибкие тела, извиваясь под громкие крики диджея. Прозоров кивнул бармену, отрицательно качнул головой на поднятую руку со стаканом и пошёл в боковой коридор. Здесь было значительно тише, только слышались разговоры и смех девчонок-танцовщиц. Павел лично следил за ними, понимая, что молоденькие девчонки вызывают восторг не только своими танцами, но и хрупкими телами. Вот уже три года после смены хозяина интим с посетителями не был обязаловкой. Если кто-то из гостей и заинтересовал любого сотрудника, то все свои личные дела решались вне стен заведения.

Дверь рядом резко распахнулась, и на Никиту налетела невысокая девушка с длинными прямыми волосами в блестящем комбинезоне.

— Ой, Никита Юрьевич! Извините, я вас не заметила.

— Ну да, — пробурчал Прозоров, — слона-то я и не приметила.

— Девчонки, — не обращая внимания на бурчание хозяина, прокричала девушка, — босс пришёл!

Вскоре его окружили танцовщицы кто в одежде, а кто и без, и каждая пыталась обнять, поцеловать, схватить за рукав пиджака, что-то говоря при этом. Никита зажмурился и проревел:

— Паша, спасай!

Девушки разом замолкли, но через секунду опять окружили его.

— Так, я не понял? — раздался насыщенный баритон начбеза. — Это что за вид, Разумовская? А ну оделись быстро!

— Так мы же босса с днём рождения не поздравили! — ответила та самая Разумовская, что выскочила первой и устроила весь этот переполох. — Никита Юрьевич, — торжественно начала она, оглядываясь на других танцовщиц, — вы в последнее время редко к нам заглядываете, вот мы и рады. Чесслово, — она обезоруживающе улыбнулась и тихо добавила: — С днём рождения, босс! Девчонки, ну!

Все опять загалдели, Никита уже не сопротивлялся и обнимал девушек в ответ, благодаря и широко улыбаясь. Через минуту в коридоре уже никого не было, девчонки чётко знали границы дозволенного, да и к номерам надо было готовиться.

— Попал? — Павел закрыл дверь в кабинет управляющего и налил крепкого кофе. Затем сел в кресло и начал рассказывать: — Короче, Никита Юрьевич, новых трое. Все отслужили, на первый взгляд нормальные ребята. У одного из них жена в «Маристрансе» работает, Инга Горелова.

Никита кивнул, но фамилия эта ему ни о чём не говорила. Когда в твоём подчинении тысячи людей, запомнить отдельные фамилии никому не под силу.

— Проработали пока только дневные смены, с завтрашнего дня уходят на полную загрузку, а Горелов уже сегодня в ночь. Теперь по дому. Ты там ничего менять не собираешься? Надо бы камеры проверить, и думаю в саду заменить на инфракрасные, что-то размытое изображение получается.

Никита отхлебнул кофе и опять кивнул. Паша вырос в профессиональном плане стремительно, будто ответственность за людей придала ему сил и знаний. Прозоров знал, что Земляной частый гость в университете — в компании с молодыми физиками он разрабатывал новые методы контроля и слежения. Но в личной жизни оставался одиноким волком, хотя в день свадьбы Серёги Синявина и Оли Кафельниковой напился до беспамятства. Никита хорошо помнил осоловелые глаза и тихий шёпот: «Не тебе, Прозоров, нотации мне читать, ты свою женщину сначала… забудь!» После того случая пьяным Павла никто и никогда не видел. И никогда не видели его с какой-то женщиной. Поэтому тщательно скрываемые взгляды на автобазе Никиту порадовали. Земляной мужик что надо, из него выйдет замечательный муж. Суровый, но справедливый.

— А так всё в норме, — закончил Павел свою речь, которую Никита слушал, одновременно оглядывая своего начбеза и примеряя на него гордое звание «муж».

— Хорошо если так. Тогда так: завтра суббота, Глаша собиралась по магазинам, вы с парнями всё успеете в доме и в саду до её приезда, а то опять строить меня будет — почему ты мальчикам покушать не даёшь? Будто мальчики два года не ели! Ну, бывай! Поехал я домой, посплю хоть немного, задолбался, если честно.

— Девчонки новую программу сегодня показывают, не хочешь глянуть? Видал, шесты заставили поставить. Но сказал, если увижу хоть одну без трусов — по жопе все получат! Хрен с ними, с деньгами, мне тут под носом ещё озабоченных не хватало, а за ними всякая хрень полезет.

— А… Разумовская эта, она кто?

— Хореограф. Не помнишь, что ли? Классная девка, хотя с характером. Но слушают её все, как старшину в казарме. И заметь — замужем, сынишке лет пять. Приходил как-то её муж сюда. Ничего так мужик, спокойно ко всему относится, даже советы давал по креплению этих самых шестов.

— Понятно, ну удачи тогда, а я всё же домой. До завтра. — Прозоров встал и коротко попрощался с Павлом. Покинув кабинет, прошёл до зала, пару минут смотрел на танцующую публику, затем резко развернулся на выход. Парни из охраны молча проводили взглядами огромный внедорожник.

Павел наблюдал за своим шефом через окно. Спать… кого ты хочешь обмануть, Никита? Я-то хорошо помню, что за день сегодня. День рождения Марты. Были два дня в году, когда Прозоров разрешал себе расслабиться: Рождество и день рождения его погибшей женщины. Павел отошёл от окна и опустился в кресло. Вдруг он резко наклонился к столу и отодвинул папки с личными делами охранников в сторону. Две недели. Прошло две недели после дня рождения Оли. А он и не вспомнил. Может, отпустит его эта темноволосая колдунья? И он сможет оглянуться вокруг, не сравнивая её и других женщин? Земляной откинулся на спинку кресла и с улыбкой вспомнил разговор Никифорова и его племянницы. Ох, огонь, а не девчонка! А главное, не за себя просила! Тигрица! С такой никому скучно не будет. Ладно, пора завязывать с лирикой, пора в зал, посмотреть, что там девчонки Разумовской придумали.


Устроившись за боковой колонной, Павел с восторгом смотрел за выступлением девчонок-близнецов. Их летящие движения, вращения, одинаковые ослепительные улыбки и гибкие тела притягивали взгляды, как текущая вода или яростный огонь. Земляной скосил глаза в сторону — между столиками к подиуму с шестами неверными шагами приближался не совсем трезвый мужик. Он пару раз останавливался, хватаясь за спинки стульев, но упорно продолжал свой путь. Земляной поднял голову и кивком показал на пьяного гостя охраннику, тот прикрыл глаза и ловко перехватил любителя молодых девочек в полутьме зала. В этот момент свет ярко вспыхнул, освещая повисших вниз головами танцовщиц. Затем на зрителей обрушилась темнота, а когда через несколько секунд свет опять появился, то сцена уже была пуста. Зал взорвался оглушительными криками, свистом и аплодисментами. Павел отыскал глазами Разумовскую, что стояла за сценой, и показал ей большой палец. Да, расходы себя оправдают. А девчонкам надо будет премии выбить.

Он постоял ещё немного и повернул к себе. Проходя мимо раздевалок, услышал возмущённый вскрик и рванул дверь в одну из комнат. Глаза заволокло пеленой — тоненькая девушка с трудом отбивалась от здорового мужика, что пытался разорвать на ней серебристый комбинезон. Павел сделал шаг вперёд и коротко ударил мужика по шее, тот кулем упал к ногам испуганной танцовщицы, что прижимала кулачки к груди.

— Ну? Как он тут очутился? — строго спросил Земляной.

— Я не знаю, Павел Сергеевич! Я переодевалась после танца, а тут он! Я даже не заметила, как он в комнату вошёл!

— Испугалась? — Увидев короткий кивок, улыбнулся: — Не бойся, только в следующий раз на всякий случай дверь закрывай, хорошо?

Девушка ещё раз молча кивнула, продолжая стоять неподвижно. Павел выглянул в коридор и позвал стоящего неподалеку нового охранника.

— Ты стоял на дверях? Почему посторонний в служебных помещениях? Ты инструкцию забыл? Ещё раз увижу, что вокруг девчонок кто-то из посетителей вьётся, сам будешь у шеста танцевать, ясно?

Охранник кивнул и легко подхватил неподвижное тело, вытаскивая в коридор. Павел выглянул в зал, махнул рукой и вдруг услышал тихое:

— Можно подумать, обломилось бы у неё.

Земляной резко остановился и опасно прищурился, проследил за волочащимися ногами и внимательно посмотрел вслед ворчащему охраннику. Не нравится такой подход. Как его? Горелов. Надо бы присмотреться и решить, так ли нужно его дальнейшее пребывание в «Гусенице». Не хватало опять блядства и наркоты тут!


Часть 2


В доме стояла оглушающая тишина. Никита сидел на диване в кабинете, рядом на столике стояла нетронутая бутылка виски и стакан с благородным напитком. Три года… прошло уже три года, а он до сих пор помнил то Рождество, будто это было вчера. Сначала Аня… а потом Марта. Аня выжила и смогла отомстить, а Марта…

Никита передёрнул плечами. Он видел её обезображенный труп, но почему-то она чаще вспоминалась улыбающейся и живой. Как кружилась по комнате будто маленькая девочка, как заразительно смеялась, когда они летели с горки, как стонала и кричала, когда он любил её. Любил и винил себя в её страшной смерти. Если бы он смог предвидеть, если бы знал, если бы проследил… Может быть, Марта была жива. И пусть они никогда не были бы вместе, пусть их безумная страсть закончилась бы ничем — пусть! Но она бы жила. Возможно. И тогда он не видел бы во сне её окровавленное лицо с открытыми глазами, что с недоумением смотрели на него, обвиняя и осуждая. Не смог, не успел, не уследил. Поэтому после случившегося оберегал и защищал всегда и везде её дочь Анну. Даже когда та была неправа. Никита находил объяснение и оправдание всем её поступкам, словам и планам. Когда Анна пришла к нему сама не своя и тихо попросила взять на себя руководство компанией, Никита удивлённо уставился на неё и попытался доказать, что он человек посторонний, что делами семейного бизнеса должен заниматься кто-то из Соболевских. На что Анна серьёзно посмотрела на него и прошептала: «Ради мамы сделайте это». Прозоров усмехнулся — а девочка откровенно манипулировала им. Но с другой стороны, он был ей благодарен. Разобраться в делах, удержать на плаву такую махину стоило таких сил, нервотрёпки и недосыпа, что помогло ему не впасть в чёрную депрессию, не скатиться в беспробудное пьянство и просто остаться человеком.

И только одинокие вечера возвращали его в тот кошмарный день, когда он метался по городу в поисках своей женщины. С того вечера он ни разу не был ни в старом аэропорту, ни в пустых складах заброшенного завода, пока их компания не сравняла всё с землёй, открыв на их месте торговый центр и конезавод. А на месте лесополосы, где нашли трупы Соболевских, он на свои средства построил трассу для картинга, уничтожив хлипкую посадку, срезав верхний слой почвы и засыпав всё песком, чтобы ничто не могло напомнить о страшном месте, где нашли его женщину.

Он смог уничтожить всё. Кроме памяти. Он так и не смог простить себя даже тогда, когда Анна сказала, что Марта не держит зла, что она отпустила их, и надо жить дальше. Анна будто разговаривала с погибшей мамой, слыша её голос и призывая жить. Только память не отпускала, дразня мимолётными образами, ароматами, смехом и возвращая в прошлое.

Но сегодня, когда девчонки-танцовщицы из «Гусеницы» поздравляли его с днём рождения, Никита вдруг осознал, что в мире существуют люди, которые любят и уважают его, радуются его успехам и огорчаются из-за неприятностей. Что жизнь не закончилась, что она продолжается. И наверное, было бы здорово, если бы сегодня с ним были друзья, приятели, коллеги. А может, и женщина. Невысокая, нежная, стройная с большими голубыми глазами и длинными белокурыми волосами. Но не дерзкая, как Аня, а тихая и молчаливая. Чтобы она сидела рядом, положив свою ладошку ему на бедро, слушала его и давала советы. А потом они бы уложили в постель дочку, а сами…

Прозоров глубоко вздохнул и резко поднялся. «Мечты, мечты, где ваша сладость?», — как писал русский гений. — «Где ты, где ты, ночная радость?»* Он обещал Павлу выспаться, завтра очередной нелёгкий день. Спать… И пусть ему приснится эта нежная женщина, женщина его мечты…

***

С того памятного летнего вечера прошло больше месяца. Жизнь продолжалась, иногда поглаживая по голове, а иногда и отвешивая тяжёлые удары. На конезаводе построили новые стойла, к концу года ожидался большой прирост поголовья. В торговом центре открылась детская комната, куда потребовались новые сотрудники и дополнительная охрана, активно работали фитнес-клубы, гостиницы не стояли пустыми. А из ворот «Маристранс» каждый день отправлялись машины для перевозки огромного количества грузов. Никита опять окунулся с головой в работу, иногда задерживаясь в офисе до поздней ночи. В такие дни он выключал свет в кабинете, подтягивал кресло к большому панорамному окну и смотрел на ночной город, что жил своей жизнью, нимало не заботясь о человеческих чувствах. Но он знал, что его ждут дома. В новом светлом доме на берегу реки с большим и уютным садом, теплом камина и ворчанием Глафиры.

Сегодня вечером Павел остался у них на ужин. Они нахваливали сочное мясо, запивая его прекрасным итальянским вином, когда у Земляного зазвонил телефон. Он выслушал короткое сообщение и выскочил из кухни, дожёвывая на ходу и пытаясь разговаривать по телефону. Глафира его окликнула, но он отмахнулся и едва разборчиво рявкнул:

— Извини! — затем вылетел из дома и в несколько прыжков оказался возле машины. — Никита, я к Никифорову. У нас ЧП, кажется!

С этими словами он сел в машину и умчался в ночь. Прозоров встал, улыбкой поблагодарив домоправительницу, и поднялся в кабинет. Ехать вслед за Павлом он не собирался, зная, что большое количество людей вызывает только панику и неразбериху. Он устроился в кресле, включил ноутбук и вошёл в базу «Маристранс». А вот и ЧП: один из водителей попал в больницу с черепно-мозговой травмой. Нападение произошло ночью на стоянке, прибывшие медики увезли пострадавшего в больницу, машина с грузом осталась на площадке мотеля. Никита быстро проложил маршрут до брошенного автомобиля — придётся ехать, забирать груз и попытаться перевезти водителя. Страховка покроет лечение, но потом надо будет выделить средства на реабилитацию и помощь семье. Интересно, что могло заинтересовать грабителей в их машине-рефрижераторе с фруктами? На этот вопрос сможет ответить Павел, когда обнюхает каждый сантиметр возвращённой фуры. Неужели история трёхлетней давности повторяется? И опять южное направление. Если это так, то кто же получатель? Неужели кто-то остался безнаказанным и молчал три года? Никита быстро набрал сообщение в «Вайбере» и отправил Лунину. Мишка свяжется с Рудаковым и Блохиным, парни до сих пор служат в УБНОН**, пусть пока пробьют информацию по своим каналам. Если хоть кто-то попытается поднять голову, мужики оторвут собственноручно. А пока надо подождать новостей и подумать о раненом водителе и его семье. И позвонить Володе и Анне. Хотя нет, пока только Володе, Серёжка совсем маленький, всего два года карапузу, нечего его маму тревожить.


Экран замерцал, послышался знакомый сигнал вызова. Через несколько гудков картинка задрожала, Никита улыбнулся и прислушался к голосам.

— Привет, Никит! — тепло поприветствовал его Демьянов, появившись перед экраном и бросая взгляд куда-то в сторону. — Извини, Аня в душ ушла, а малой устроил сафари на Кити. Что-то случилось? — серьёзно спросил он.

— Да, Володя. Ты пока Анюте не говори, но у нас нападение на водителя. Всё на том же южном направлении. Ночью на стоянке в мотеле ударили по голове. Подробностей пока не знаю, известно только, что его госпитализировали.

— Тяжело пострадал парень?

— Пашка сорвался сейчас в контору, думаю, что к утру они уже выедут. Так только что-то станет понятно — перезвоню. А как вы?

Демьянов улыбнулся и кивнул:

— Нормально. С появлением Серёжи всё изменилось и продолжает меняться почти каждый день. Анна уже дома работать начала, кстати, ваши эксперименты с маяками пригодились. Да, я завтра посмотрю, может, у нас есть что-то новое по вашему делу. Три года — большой срок, могли начать новые пути сбыта искать. Ты парням звонил?

— Пока нет, только Мишке маякнул, но мысль была. Буду их дёргать после возвращения Павла с машиной. Для чего-то она же им нужна была! Тем более ночью на охраняемой стоянке! Не фруктов же им захотелось, к тому же сам холодильник остался целым, не вскрыли его. Значит, что-то прятали. Вопрос — что? Навряд ли гостайну продавали, да? Значит, посылку отправляли. Смотри, Володь, Серый на стол полез! — вскрикнул Никита, увидев, как за спиной друга ребёнок пытался дотянуться до разложенных на столе документов.

— Ах ты ж поросёнок! — Демьянов вскочил и побежал к сыну, который упрямо тянулся к бумагам. — Судя по всему, тоже ментом будет! — со смехом закончил Владимир и подхватил мальчика на руки. — Ладно, Никит, сам видишь, без мамы мы как без рук. Будут новости — звони. И береги себя, брат!

Никита попрощался с другом кивком, выключил видеосвязь и откинулся на спинку кресла. Он прикрыл глаза, потёр пальцами лоб и услышал переливающий звук полученного сообщения. «Выезжаем немедленно, со мной Гриша и Петруха, никифоровских водителей решили не брать. Прибудем на место — отзвонюсь». Молодец Павел, быстро всё организовал, правильно сделал, что взял водителей из службы охраны, меньше другие знают — лучше спать будут. Ну что ж… Осталось только ждать, утром наведаться в «Маристранс», перетереть тему с Борисом Николаевичем — может, у него мысли какие появятся. И просмотреть все заявки и заказы транспорта. Заодно и на цветник в эксплуатационном отделе глянуть, что так красочно расписывал Никифоров. А пока спать, спать, спать. Хотя бы несколько часов…

***

Прозоров остановился перед зданием и медленно поднял голову. Стекло и бетон. Солнце плещется в широких окнах, жалюзи почти везде опущены, будто люди не хотят видеть последние тёплые деньки и ждут затяжных дождей, грязи и длинных одиноких ночей. Никита вздохнул и ступил на крыльцо. В этот момент дверь офиса резко распахнулась и в руки мужчины почти упала белокурая девушка. При этом она отбросила рукой тяжёлую косу, которая хлёстко прошлась по лицу Прозорова, задевая нежную кожу на веках. Никита отвернулся, удерживая девушку от падения, стараясь часто моргать, чтобы заглушить боль в глазах.

— Ой, больно, да? — девушка с участием смотрела в лицо мужчины и поглаживала его по плечу, совершенно не отдавая себе отчёта в интимности происходящего. — Вы простите меня, просто у меня опять был непростой разговор с… ну, с начальником нашим, — с досадой закончила она.

— Как вас зовут, милая девушка? — Никита разжал руки и потёр пальцами лицо.

— Таня мы, Татьяна Осипова. А вас я видела с дядей. Вы наш главный, да?

— Я не главный, Танюш, я просто генеральный.

— Ну да, — пробормотала Таня, делая шаг назад. — Просто… а потом — бац! — выговор.

— И много у вас выговоров уже?

— А почему вы спрашиваете?

Прозоров усмехнулся, эта девочка так резко переходила от грусти к радости и наоборот.

— Ну у такой красавицы не должно быть много выговоров, должно быть много романов. Я прав?

— Романов немного, жертв много, — не задумываясь ответила Таня и вдруг прикусила губу и почти испуганно уставилась на Никиту. Он внимательно посмотрел на притихшую девушку и расхохотался так громко, как не смеялся уже, наверное, года четыре.

— Не переживайте, — вытирая выступившие слёзы, успокоил он нечаянную знакомую, — и романы будут. А теперь я вынужден попрощаться. Был рад знакомству, Таня.

— А вы к Борису Николаевичу, да? — Прозоров кивнул и вопросительно посмотрел на Татьяну, открывая дверь и входя в здание. — Понимаете, тут такое дело… Вы же, ну… как руководитель… должны помогать своим сотрудникам?

Никита кивнул и остановился. Интересно, какой помощи попросит его эта необыкновенная девушка? Таня переступила с ноги на ногу, опустила взгляд и тихо проговорила:

— А вот если… ну это… в семье непорядок? Вы можете помочь?

Никита покачал головой и с натянутой улыбкой проговорил:

— Но согласитесь, Таня, вмешиваться в чью-то семью последнее дело. Я так понимаю, вы просите помощи для кого-то из ваших подруг, не так ли? А что если после нашего вмешательства мужчина уйдёт из семьи?

— И скатертью дорога! — в сердцах бросила Таня и запальчиво продолжила: — Мужчины как троллейбус — ушёл один, придёт другой.

Никита улыбнулся, в очередной раз удивляясь остроумию и дерзкому язычку своей сотрудницы.

— Таня! — рядом раздался недовольный окрик Бориса Николаевича. — Я тебе сколько раз повторял — не лезь ты со своими вопросами ни ко мне, ни к начальству!

— А к кому мне лезть? — не осталась в долгу Татьяна. — Никто и пальцем не шевельнёт, а между тем человек пострадать может.


Прозоров жестом успокоил Никифорова и примирительно спросил:

— Таня, а что если мы с вами встретимся после работы и вы мне всё расскажете? — Таня вскинула брови и кивнула. — Тогда давайте вечером поужинаем вместе. Выбирайте место.

— А давайте в «Гусенице»?

Никита вопросительно уставился на девушку, пытаясь донести, что известный на весь город ночной клуб не место для спокойного ужина и разговора, но Таня потупила взгляд и тихо проговорила:

— Я там ни разу не была. Сначала маленькая была, потом училась — не до насекомых было. А посмотреть хочется… Знаете, про девочек, что там танцуют, у нас в отделе легенды ходят.

— Ну раз так, то пойдём знакомиться с насекомыми, я вместе с вами танцевальную программу посмотрю. Не прощаюсь и жду вас в семь часов, идёт?

Получив в ответ улыбку и утвердительный кивок, Никита попрощался и пошёл с Борисом Николаевичем в кабинет директора.

_______________________________

*А.С. Пушкин. «Пробуждение»

**УБНОН — Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.



Часть 3


Прозоров оглядел зал с высоты vip-галереи. Он пришёл чуть раньше, успел просмотреть документы бухгалтерии за последние дни — доходы росли, значит, пора подумать о дополнительных выплатах. В первую очередь танцовщицам, потом повару и барменам. Со всеми остальными разберётся администратор. Она женщина с крутыми мозгами, если что — Павел-то всегда в курсе, что и как происходит в «Гусенице».

— Никита Юрьевич, к вам девушка.

Он улыбнулся и встал, приветствуя Татьяну. Красивая. Фигурка что надо. И одета вроде в короткую юбочку, а не выглядит вызывающе. Волосы длинные, густые, лежат мягкими волнами. И это всё прилагается к большим серым глазам и пухлым губам.

— Я не опоздала? Девчонки ещё не танцевали? Там такая пробка — жуть просто, не пройти не проехать, вроде бы как какую-то машину занесло. Ой, добрый вечер, Никита Юрьевич.

— Добрый, Таня. Только давай без отчеств, и на «ты».

— Не-е-ет! — весело протянула Таня. — Меня дядюшка весь день натаскивал, как я должна себя с вами вести, о чём молчать, о чём даже не заикаться! А вы так сразу — бац! — и все его требования коту под хвост.

— А мы ему ничего не скажем, — так же весело ответил Никита.

— Увы, — преувеличено печально вздохнула девушка. — Я не смогу. Всё выложу! У меня ничего за зубами не держится!

— Вот как? А как же чужие тайны, коммерческие секреты?

— Нет, это же совсем другое. Я только про своё! Смотрите, смотрите, началось!

Никита наблюдал за танцем, бросая взгляды на свою спутницу. Татьяна увлечённо следила за акробатическими пируэтами, что демонстрировали хрупкие девушки, не скрывая своего восхищения. Когда номер закончился и в зале погас свет, она вздрогнула и коротко выдохнула, чтобы потом прошептать «это просто вынос мозга» и с улыбкой повернуться к Прозорову.

— Здорово, правда? А вам понравилось? Или вы уже тут не первый раз?

Никита пожал плечами и ответил:

— Ну, программу эту вижу впервые, а так… Таня, этот бар собственность нашей компании, — и тут же пожалел о сказанном.

Таня выпрямила спину, мимолётным движением прижала к себе маленькую сумочку и с кривоватой ухмылкой уставилась на него. Затем чуть отодвинула от себя меню в коричневой папке и тихо спросила:

— И часто вы так ужинаете со своими сотрудницами, господин Прозоров?

Никита открыто посмотрел в серые глаза и честно ответил:

— Первый раз за последние три года, Таня. Причём я дал слово вашему дяде, что не только угощу вас ужином, но и привезу домой. Не позже полуночи.

— И это правда?

В ответ он лишь молча кивнул, замерев в ожидании ответа. Таня несколько секунд смотрела на него, а потом вдруг спросила:

— А что ещё принадлежит вам?

В этот момент к ним подошёл официант, быстро молча поставил тарелки с закуской и выбранное Никитой вино и так же молча удалился.

— Мне принадлежит только небольшой процент акций, Таня, в принципе, как и вашему дяде. Всё остальное — это собственность людей, что доверили мне управление этой махиной.

— Доверили? А они что же, не живут здесь?

Никита помотал головой и потянулся к бутылке с вином. Он плеснул немного рубинового напитка в бокал девушки и вопросительно посмотрел на неё. Таня часто заморгала и аккуратно взяла бокал, втянула носом аромат и блаженно зажмурилась, отпив маленький глоток.

— Таня, а вы давно работаете у вашего дяди?

— А вы же говорили, что мы на «ты», — игриво ответила ему девушка. Никита кивнул, принимая правила игры, и вопросительно поднял брови. — Нет, недавно. Я закончила университет, нет, не наш. Это я так, чтобы вопросов не возникало. Вернулась домой и тут как раз место у дяди освободилось. Мама подсуетилась, а дядюшка никогда своей сестрице отказать не мог. Так я и оказалась в «Маристрансе». И не жалею! Девчонки у нас классные, никто не стучит, все проблемы решаем вместе.

— Проблемы? — Никита с удовольствием ел салат с грибами и внимательно слушал свою гостью.

— Ну да! Мы же тоже можем ошибиться, не то написать, текст набрать нормально, а отправить не в ту папку. Поэтому мы посовещались и ввели двойную проверку. Я вот, к примеру, с Ингой в паре работаю. У неё, правда, ребёнок маленький, болеет иногда, но я довольна нашей работой. Только вот…

Никита вдруг напрягся, будто почувствовал опасность. Таня ничего такого странного не говорила, но Прозоров неожиданно поймал себя на мысли, что с этой минуты в его жизни что-то пойдёт не так. Что-то поменяется, причём круто, и не понятно радоваться ли этому или огорчаться. Внизу грохотала музыка, заглушаемая стеклянными панелями, сверкал разноцветный свет зеркальных шаров, люди танцевали, пили, смеялись, а Никита превратился в комок нервов.

— Понимаете, — Таня положила вилку на салфетку и немного откинулась назад. — Она как-то пришла на работу с синяком. Сказала, что в темноте на дверь напоролась. Но дверь же не хватает тебя за руку! — девушка повысила голос и схватила себя за запястье, как бы показывая Никите, как была травмирована рука у её подруги. — Потом она как-то хромала несколько дней, но опять-таки упала, ударилась, оступилась. А недавно она перестала наш фирменный шарфик носить, говорит, что горло болит, поэтому она водолазки надевает, прикрывая шею. Но я… короче, подглядела я, как она в туалете гепариновой мазью синяки на шее мазала. Понимаете? А её муж, он такой здоровый, бывший мент, между прочим. А они знают как бить! А я дяде говорю, а он отмахивается. А если вдруг несчастье произойдёт?

Никита смотрел на девушку и молчал. Он не знал эту Ингу, он не представлял даже, как она выглядит и кто её муж, но уже задумался, что женщину, что подвергается домашнему насилию, надо спасать. Тем более у неё ребёнок. Завтра же он наведёт справки и постарается разобраться в этом.


— А тут ещё эта ночная история! А ведь это наша машина, понимаете? Как тут не переживать?

— Постойте, Таня, какая история?

— Ну с водителем нашим, Сашей Думуш. И что тем паразитам нужно было? А если травма у него тяжёлая? А у него жена и сынишка.

Никита качнул головой и усмехнулся. Она ничего не просила для себя, но за последние двадцать минут нагрузила его проблемами двух совершенно чужих ей людей, которые просто работали с ней рядом. Таня вздохнула и покрутила вилку, потом вдруг глянула на него и тихо спросила:

— Скажите, а если я это всё Павлу Сергеевичу расскажу, он поможет?

Никита уверенно кивнул и добавил:

— Мы все поможем, Таня. И подруге вашей, и семье Саши. Не тревожьтесь. А сейчас предлагаю попробовать мясо, здесь работает замечательный повар, советую.

Таня открыто улыбнулась и мотнула головой:

— А давайте! Я мясо страх как люблю.

Они ужинали, обсуждали недавно вышедший фильм, пили вино и совершенно не замечали, что за ними внимательно наблюдал мужчина, стоя за колонной и покусывая губу.

***

Никита стоял в стороне, не вмешиваясь в действия Павла и его парней. Машину пригнали ночью, загнали в закрытый бокс и с утра начали осмотр. Прозоров отменил сегодня все встречи, оставив за себя замов и дав указания секретарю, и сейчас наблюдал, как Павел работал на крыше рефрижератора, а Григорий и ещё два молодых парня просматривали дно, шасси и колёса.

— Крыша не тронута, мужики. Смотрите низ, точно там что-то. О, Никита Юрьевич, привет. А ты чего сегодня с утра примчался, мы бы тебе в любом случае доложили.

— Привет, Павел Сергеевич. Да я что-то спать не могу, всё в голове ворочаю, а ответов нет. Решил сделать себе выходной, с вами тут пошаманить. А вот и Борис Николаевич. — Он протянул руку вошедшему директору и крепко пожал шершавую ладонь.

— Доброе утро. Благодарю, Никита Юрьевич, что Таню мою домой доставили.

— Так обещал же! Интересная девушка, умница, красавица, хохотушка каких мало, — Прозоров говорил с Никифоровым и не замечал, как остановился на крыше холодильника Павел, внимательно прислушиваясь к разговору. — Она мне за ужином много важного поведала, кстати. Вы знали, что они на пары разбились? Во-о-от, а девчонки сами себе реформу провели. Теперь вот парами работают, друг друга контролируют, чтобы ошибок меньше было. Ну что, Паша? — развернулся он к спрыгнувшему вниз начбезу. Павел пожал плечами и пошёл вперёд. Никита поднял бровь и зашагал за другом. — Слышь, Земляной, ты чего? Или нашёл что-нибудь?

Они скрылись за открытой дверью в кабину и Земляной резко повернулся к Никите:

— Ты Татьяну в ресторан водил, да? Понятно всё, куда уж нам-то, если сам генеральный внимание обратил.

Мужчины стояли в углу гаража и молча смотрели друг на друга. Никита пожал плечами и развернулся, бросив через плечо:

— Закончите здесь, к Никифорову поднимись. Дело есть.

И широкими шагами вышел из гаража. Павел отвернулся и ударил по стене кулаком, затем постоял ещё немного, упираясь ладонью в окрашенную поверхность, и молча полез на высокую ступеньку.

Через час они собрались у стола, на котором были разложены мелкие предметы, что нашли в машине.

— И что это всё нам даёт? — устало спросил Григорий Порошин. Он вёл машину почти всю ночь, и теперь едва скрывал зевоту и тёр уставшие глаза.

— Да ни хрена нам это не даёт, — в сердцах бросил Павел и пнул ногой колесо фуры. Он глубоко вдохнул и уже спокойнее заметил: — Так, мужики, отдыхать. Если что-то понадобится — позвоню.

Он вышел во двор и прищурился, глядя на здание офиса, где ждали его Никифоров и Прозоров. Павел вздёрнул голову и направился к стеклянным дверям, периодически пиная камешки. Он уже подошёл к лестнице, когда услыхал нежный голосок Тани:

— А может и да? Я вот в одном фильме видела, как чертежи какие-то секретные за границу фурами тоже передавали. И знаете, где они их прятали? В огнетушителях!

Павел остановился, поблагодарив Бога и эту неугомонную девушку, и бегом направился назад в гараж. Огнетушитель был на своём месте — на задней поверхности кабины. Земляной подтянулся на руках и упёрся ногой в какую-то ступеньку. Вот он, с виду совершенно целый, красный, зараза, как одно место у бабуина, будто вся срань от него в этой жизни. Павел аккуратно потянул его из скоб крепления и опешил: огнетушитель был лёгким! Павел, позабыв обо всём, достал телефон из кармана и набрал номер Никиты, бросил в трубку короткое «Никит, кажется, нашёл» и отключился. Через минуту раздался громкий топот мужских ботинок, и Прозоров ворвался в гараж вместе с запыхавшимся Никифоровым.

— Ну? — закричал Никита, подбегая к столу, куда Павел положил снятый огнетушитель.

— Не ори, — прошептал Земляной, будто в руках у него была бомба. — Я пока ничего не делал, только осматриваю. Глянь сюда — краска новая, и под ней будто сварка не заводская. Только боюсь я его тут, в гараже ковырять, надо в отдельном помещении вскрывать. А то как рванёт!

— Я с тобой пойду, — упрямо заговорил Прозоров. — Слышь, Борис Николаевич, ты давай иди отсюда, а то потом все вместе отмываться будем. Паш, на, — и он протянул Земляному молоток и зубило, прикрывая друга и себя пластиковой пластиной. Павел резко выдохнул, мельком глянул на Никиту, приложил инструмент к баллону и ударил. Мужчины вздрогнули в ожидании шипения и пены, но раздался только глухой металлический звук. — Бей сильнее, Паш!

Через несколько минут на столе лежал разбитый огнетушитель, из которого торчал угол пластиковой упаковки.

— Звони Рудакову и Блохину, — прошептал Земляной, сжимая в руках молоток. — Я этого козла, которому посылка отправлялась, своими руками удавлю, сука!

Прозоров уже набирал номер друга и объяснял ему ситуацию. Они говорили тихо, будто перед ними маячила чудовищная опасность. Никита выключил телефон и повернулся к Павлу:

— Ты как догадался?

— Это не я, Никита. Это Таня. Я краем уха услышал, как она фильм рассказывала, вот и рванул обратно, взял его в руки, а он лёгкий, понимаешь? Никит, неужели опять гниды зашевелились?

Прозоров устало опустился на какой-то ящик и провел ладонью по лицу, стараясь отогнать всплывшие картины изуродованных трупов и окровавленной Ани. Они молча сидели в пустом гараже и ждали. Вскоре дверь отворилась и послышался голос Алексея Рудакова:

— И вот на кой хер вы сами туда полезли, а? Я сколько раз вам по голове должен дать, чтобы вы перестали заниматься самодеятельностью? Теперь как доказать, что вы этот долбанный тушитель с машины сняли, а не почтой его получили, а? Говоришь, говоришь, а всё как в одно место, — продолжал бурчать он, внимательно осматривая выпотрошенный огнетушитель. Он аккуратно пальцем отодвинул в сторону кусок пластика и тихо присвистнул: — Если это то, о чём я думаю, мужики, то тут состояние! Знать бы кому… Никит, придётся разрешить нашим парням тут ночью окопаться. Ты как?

— Что хочешь, Алёшка, только вычислите мне эту падаль. Я его собственными руками удавлю.

Алексей кивнул и вытащил телефон. Дальше действовали только офицеры УБНОНа, Никита и Павел вышли из гаража и вместе посмотрели в синее осеннее небо.



Часть 4


Никита уставился на свои сжатые кулаки и тихо спросил:

— Борис Николаевич, у тебя, случаем, выпить не найдётся?

Никифоров коротко кивнул и нырнул под стол, вытащил начатую бутылку водки и маленькие рюмки. Он разлил спиртное, всё так же молча поставил рюмки перед Никитой и Павлом. Те кивнули и синхронно выпили, одинаковым движением поднеся к носу свои кулаки. Павел поставил рюмку на стол и отрицательно мотнул головой. Никита подумал и махнул ладонью, предлагая наполнить рюмки ещё раз. Третью налил уже сам Никифоров, после чего спрятал бутылку под столом.

— Как же теперь-то, Никита Юрьевич? Что мне девчонкам сказать? Они же так за Сашу переживают.

— Правду надо сказать, — проговорил Павел. — Всё равно всё выплывет. Только получатель теперь затаится. А что, если посылка не первая была? Если нашими машинами эту дрянь давно возят? Ведь если бы не Сашкина травма, мы бы и не узнали ничего. И кто из водил, Борис Николаевич, в доле? От кого инфу получают? Кто наши сведения на сторону сливает?

Никита поднял голову и в упор глянул на друга. Затем резким движением повернул к себе монитор и быстро застучал пальцами по клавиатуре. Несколько секунд смотрел на появившуюся таблицу и выдохнул:

— Зови племянницу, Борис Николаевич.

Никифоров кивнул и вышел из кабинета. Павел удивлённо посмотрел на босса и повернулся к мерцающему монитору. Он переводил взгляд с экрана на Никиту и вдруг громко выругался — в этот район уже полгода регулярно уходили фуры. И документы на них оформляли Татьяна Осипова и Инга Горелова.

— Ты девчонок подозреваешь, что ли? Никит, они не могут, понимаешь?

Прозоров ухмыльнулся и тихо ответил:

— В наше время всё возможно. Никому нельзя верить, никому.

В коридоре послышался стук каблучков, дверь распахнулась и в кабинет влетела Татьяна, возмущённо пыхтя и пытаясь испепелить всех окружающих грозным взглядом.

— Доброе утро! Дядя… Ой, простите, Борис Николаевич передал, что вы хотели меня видеть. Я вас внимательно слушаю. — Она остановилась в шаге от стола, за которым сидели мужчины, сутулясь и стараясь не смотреть в лицо разъярённой девушке.

Прозоров посмотрел на Павла, понял, что помощи от друга не дождётся, и перебил воинствующую амазонку в строгом костюме с фирменным шарфиком на шее:

— Где вторая?

Видимо, тон, которым он произнёс свой вопрос, немного остудил возмущение Тани. Она переступила с ноги на ногу и тихо ответила:

— Она сейчас будет. К Инге муж приехал, он с ночной смены. А что…вы нас в чём-то подозреваете?

Павел вздохнул, бросил взгляд на молчащего Никиту и встал:

— Таня, Таня, ну какие подозрения? Просто нам необходимо разобраться в случившемся, а для этого нужно узнать все детали этого дела. Вы не переживайте, присядьте, пожалуйста. — Он отодвинул от стола стул, на котором недавно сидел сам и почти силой усадил растерявшуюся девушку. — Таня, вспомните, пожалуйста, кто-нибудь когда-нибудь интересовался у вас маршрутами машин, данными водителей или чем-то ещё?

Таня вдруг судорожно втянула воздух и мелко затрясла головой:

— Вы думаете, что это из-за нас Сашку… по голове… да?

Павел сжал пальцами девичьи плечи и примирительно сказал:

— Ну что вы, Таня, никто ни в чём вас не обвиняет, просто ответьте на наши вопросы.

Девушка кивнула и посмотрела на обоих мужчин:

— Я вообще ни с кем работу не обсуждаю, дома, если что-то случается, дядя всё сам рассказывает, а друзей у меня близких нет, только вот Инга и всё.

В это время отворилась дверь в кабинет директора и раздался тихий голос:

— Разрешите?

Никита повернул голову и замер — на него смотрела девушка из его снов. Невысокая, стройная, даже худая, со светлыми волосами, собранными в хвост на макушке, она остановилась в проёме двери и с испугом уставилась на сидящего мужчину, потом сделала пару шагов и замерла, опустив голову и нервно поправляя рукава водолазки.

— Татьяна, вы свободны, — глухо проговорил Никита и поднял тяжёлый взгляд на девушку, что вертела головой, не понимая, что происходит.

— А Инга? — пискнула она в ответ, на что Павел приподнял её со стула и повернул в сторону двери. Чутью своего босса он доверял безоговорочно. Когда за Татьяной закрылась дверь, он облокотился на неё спиной и молча смотрел на Прозорова, что угрюмо рассматривал вошедшую женщину.

— Где вы были? Почему вас надо искать, чтобы пригласить в кабинет директора?

Женщина подняла голову, как-то затравленно посмотрела в лицо внешне спокойному Никите и опять опустила глаза:

— Я с мужем разговаривала, простите, — последнее слово она практически прошептала.

— А ваш семейный разговор вписывается в рабочий график?

— Нет, простите. — Горелова мелко задрожала, сильно сцепила пальцы рук, не поднимая головы.

— Почему вы не соблюдаете дресс-код и не носите опознавательные знаки нашей компании?

Вошедшая женщина с тоской посмотрела на Прозорова и молча опустила голову. Никита притянул к себе лист бумаги, написал несколько слов и поманил Павла. Тот прочёл написанное, удивлённо вздёрнулброви, но увидев уверенное лицо генерального, кивнул и вышел из кабинета. Никита встал и медленно подошёл к стоящей женщине. Он остановился рядом, чувствуя, как она напряглась и сжалась, и вдруг глубоко вдохнул. И замер. Она пахла розовой новогодней свечой. Когда-то давно такая была у него дома, её дивный аромат до сих пор будоражил и будил давние воспоминания. А девочка, что стояла перед ним, — именно девочка, язык не поворачивался назвать её женщиной, — сама была как хрупкая свеча, что может вспыхнуть и сгореть. Он успел увидеть её глаза: голубые, с какими-то разводами по краям чёрного зрачка. Такие глаза не умеют лгать, но их хозяйка пыталась если не солгать, то что-то скрыть. Никита прищурился и вдруг резко схватил её за руку, отодвигая вверх рукав лёгкой водолазки. Он услышал вскрик и уставился на уже пожелтевший синяк, после чего, уже не скрывая своих намерений, Прозоров потянул воротник, прикрывающий тонкую шею, и понял, что сейчас может сорваться. На нежной белой коже виднелись сине-зелёные пятна, будто шею сжимали сильными пальцами.

— И много у вас такого богатства? — Девушка упорно молчала, поднимая плечи, стараясь скрыть шею под материей. — Да, я не представился.

— Я знаю, кто вы, простите.

— А вы?

— Что я? — Она вскинула голову и замерла, глядя в серые глаза. — Я… Моё имя Инга. Инга… Горелова. А вы Никита Юрьевич Прозоров, хозяин «Маристранс».

Никита хмыкнул и вытянул руку в приглашающем жесте, предлагая Инге сесть к столу.

— Вы заблуждаетесь, Инга… Не знаю вашего отчества.

Она замотала головой и тихо проговорила:

— Не надо, просто Инга.

— Я не хозяин, Инга, я генеральный директор. И у меня к вам есть разговор. Ваш муж уже уехал? — Она кивнула и аккуратно села на краешек стула. — А зачем он приезжал?

Инга опять молча уставилась на Прозорова, пытаясь прочесть что-то на его лице, но видела только спокойную улыбку.

— Он сегодня работал ночью, и я попросила нашу соседку присмотреть утром за Эри.

— Эри. Это ваш сын?

— Нет, Эрика моя дочь.

Инга слабо улыбнулась, но тут же опять повела плечами, натягивая рукава до кистей. Никита сильнее сжал кулаки и опять улыбнулся:

— А где ваш муж работает?

Горелова удивлённо посмотрела на него и быстро ответила:

— Он охранник в баре «Гусеница». Когда мы только поженились, он работал водителем… — она запнулась, испуганно глянула на Никиту и замолчала.

Никита нахмурился. Они оба работали на компанию, только в разных местах. Охранников подбирал Павел, помнится, даже рассказывал ему о них. Надо поднимать личные дела.

— А кем он работал до этого?

— Он служил в полиции, но ушёл из органов… по семейным обстоятельствам. Никита Юрьевич, простите, вы подозреваете его в чём-то? — она задала вопрос и сжалась.

Никита отрицательно качнул головой и бросил:

— Нет, не подозреваю. Но, поверьте, большого восторга от того, что мужчина, избивающий свою жену, работает в моей компании, не испытываю. — Он замолчал и повернул голову в сторону вибрирующего телефона, прочёл полученное сообщение и поднял глаза на женщину. — А теперь идите, Инга, идите работайте.

Она внимательно посмотрела на него и стремительно поднялась со стула, пробормотала что-то похожее на очередное «простите» и выбежала вон.

Павел вошёл в кабинет и коротко бросил:

— Всё сделал, Никита Юрьевич, только вот… Ты же понимаешь, что это противозаконно?

— Разумеется. А ко всему этому ещё выясни, по какой такой «семейной» причине муженёк этой Гореловой из органов ушёл. И где он до «Гусеницы» работал. А если выяснится, что он лжёт, а я чую, что это так, проследи. С кем, где и когда встречается. И почему именно сегодня на базу заявился, понятно, Паш? И ещё… Хотя не надо, я сам попробую. Что-то в прошлом этой Инги есть, скрывает она что-то…

— Почему ты так думаешь?

— Не знаю, чую я, Паша. Она говорит, говорит, потом пугается и замолкает, будто боится проговориться о чём-то. Я её спросил о ребёнке, а она ответила «Эрика моя дочь», понимаешь — моя! Не наша, а моя. Ну и эти синяки по всему телу.

— Какие синяки? Ты о чём?

— О том, что она насилию подвергается, но молчит об этом. В разговоре она сказала, что Горелов до бара водилой где-то трудился. Паш, копай, вот тебе крест — нечисто тут что-то.

— А знаешь, ты, возможно, прав, Никита Юрьевич! Был за ним один косяк, он одному козлу позволил к девчонкам в раздевалку зайти, хорошо я мимо шёл, услыхал. А то имели бы неприятности. Помню, он ещё что-то сказал, типа ничего бы с ней не случилось.

Прозоров внимательно выслушал начбеза и задумчиво кивнул, тяжело поднялся и пошёл к двери. Затем повернулся и тихо сказал:

— Мне копию записей скинешь, Паша. Я домой, ты в гараж зайди. Понимаю, что никто за товаром не придёт, но там парни Рудакова остались. Всё, давай, до завтра.

Он вышел в коридор и медленно пошёл по замершему офисному коридору. Сегодня никто не смеялся, не носился по кабинетам, все сидели тихо по отделам, перешёптывались, боясь показаться на глаза руководству. Никита уже выходил из здания, когда услышал тихие голоса.

— Ты не должна их бояться, — шептала Таня. — Они обещали помочь, понимаешь? Да наши мужики всем мужикам мужики! Они знаешь какой порядок в городе навели несколько лет назад — никто пикнуть не смел!

— Я знаю, Таня, — устало отвечала ей невидимая Инга, — мы же тогда здесь жили. Только боюсь, что мне помочь они не смогут. Запуталась я, сама иногда не помню, где я, а где другая. А если Эрика пострадает? Я себе этого никогда не прощу. Так что пусть всё остаётся как есть. Не было бы хуже.

Где-то заскрипела дверь, раздались дробные шаги, и наступила тишина. Что же ты скрываешь, Инга Горелова? О чём молчишь? В чём запуталась? И кто такая «другая» Инга?

Никита вышел во двор, повернул к машине, но вспомнил о выпитой водке. Он с тоской посмотрел в серое низкое небо, что затянулось тучами, и вдруг будто наяву увидел Марту. Которая улыбнулась ему и тихо прошептала «Будь осторожен», он хотел ответить, но сильный порыв ветра поднял пыль, заставляя прикрыть глаза. Когда минутное безумие утихло, он с удивлением увидел машину компании, что плавно остановилась рядом.

— Никита Юрьевич, — водитель Никифорова перегнулся и открыл дверь, — Павел Сергеевич распорядился вас домой отвезти, а машину позже Григорий пригонит.

Прозоров ещё раз глянул в небо и сел в прогретый салон автомобиля. Домой. Надо поднять данные трёхлетней давности, что хранились в отдельных папках и файлах, ещё раз всё просмотреть. Может, удастся что-то найти, что-то вспомнить. Что-то, что поможет…



Часть 5

Инга стояла у окна и сквозь слёзы смотрела на капли дождя, стекающие по стеклу. Он не трогал её почти месяц, но вчера пришёл домой явно навеселе и опять ударил. Сегодня она осталась одна, муж ушёл в ночную смену, Инга уложила дочь и теперь стояла в темноте и потерянно смотрела на холодный осенний дождь.

Ей некуда было идти, в этом жестоком мире у неё не осталось ни одного родного человека, кроме обожаемой Эрики, ради которой она готова была на всё — молчать, терпеть унижение и боль, лишь бы у её дочери была крыша над головой. Инга понимала, что девочка растёт, что начинает многое понимать и видит отношение мужа к ней, но изменить что-то в своей жизни не могла.

И она боялась. Боялась, что когда-нибудь кто-то узнает о её прошлом. И тогда ей не жить в этом городе, её уничтожат, а малышку дочь ждёт незавидная судьба сироты.

Инга отошла от окна, зябко кутаясь в шаль, и села к столу, на котором остывала чашка с чаем. Она потёрла пальцами виски и посмотрела на свои руки. Пальцы мелко подрагивали, косточки выпирали, вены просвечивали сквозь тонкую кожу. За месяц, прошедший с того дня, когда их с Таней вызвали к директору, она сильно похудела, хотя, казалось бы, уже некуда, но Инга не могла есть, её постоянно подташнивало, она испуганно вздрагивала, реагировала на каждое громкое слово, рывок двери, смех. Женщина понимала, что так она доведёт себя до нервного срыва, но страх не отпускал и скручивал её тонкое тело в своих тисках, будто проверял на стойкость.

Она знала, что за ними наблюдают, проверяют документы, поэтому старалась молчать, ни с кем ничем не делилась, надеясь, что молчание поможет ей и дочери. Но понимала, что долго скрывать правду не получится, что лучше всё рассказать. И отпустить свой страх. Пойти и просто рассказать. Никите, Никите Юрьевичу, потому что Павла Земляного она боялась до обморока. Когда он смотрел на неё черными глазами, которые будто сканировали её с головы до ног, она терялась, прятала взгляд и готова была бежать за тридевять земель, лишь бы не видеть этого хмурого молодого, но уже седого мужчину. Но как рассказать всё Прозорову? Нельзя же просто подойти к этому человеку и вывернуть душу наизнанку. Да и не станет он её слушать. Кто он, а кто она? И Инга хорошо помнила, благодаря кому он стал угрюмым, замкнутым, не верящим и не доверяющим никому и никогда. В этом была и её вина…

Инга закрыла лицо ладошками и прошептала:

— Мама, милая мама, дай мне сил, защити, помоги, если ты слышишь меня. Прошу помоги, потому что мои силы уже на исходе…

***

— Никита Юрьевич, Владимир Демьянов на второй линии. — Голос секретаря оторвал его от изучения документов конезавода. Конечно, можно было выделить время и самому смотаться, посмотреть на строительство, прокатиться верхом, но Никита понимал, что общения с тренерами и конюхами не избежать, а эти влюблённые до обморока в свою работу и лошадей люди так нагрузят его первоочередными с их точки зрения проблемами, что на всё остальное просто не останется сил.

— Да, Володя, привет! Что такое случилось, что ты вдруг позвонил первым?

Демьянов коротко хохотнул и произнёс первую фразу, от которой у Прозорова зашевелились волосы на затылке:

— Никита, у нас пошла разработка путей сбыта. Они восстанавливают старые связи, будьте внимательны. По данным заокеанских служб — обнаружены новые точки выращивания снотворного мака. По данным наших экспертов, сбор его возрос до десяти тысяч тонн. Граница там, сам знаешь, как решето, так что вполне возможно — всё это опять появится у вас. После той посылки…

— Тихо пока, Володя. Несколько машин с охраной ушли, остальные останавливаются только на охраняемых стоянках. Мы тогда крупного дурака сваляли, затаились наши гады. Но это дело не любит бездействия, скоро зашевелятся. Как только что-то сдвинется с мёртвой точки — сообщу. Как вы?

— Нормально. Аня хочет приехать на Рождество, в этом году не смогу её отговорить. Раньше я Серёжкой аргументировал, маленький совсем был, а сейчас ему уже два с половиной будет к тому времени. Я её не остановлю. А ты как?

— Всё по-старому. Нормально. Работаю, вот отчёты читаю с конезавода, ребята пополнение в табунах ждут как раз к вашему приезду, если что.

— А как личная жизнь, Никит?

— Личная жизнь, Володя, на то она и личная. Нечего об этом. Ну, лады. Спасибо за инфу, если что — звони.

Телефон пикнул, Никита положил трубку и задумался, упершись подбородком на скрещенные руки и глядя на окно, за которым шёл дождь вперемежку со снегом. Личная жизнь… Вся его личная жизнь вот уже почти месяц сосредоточилась на этой худенькой девочке с её неизменным «простите». Она снилась ему, только в его снах эта испуганная девочка смеялась, мягко поправляя маленькой ладошкой локоны белокурых волос, смотрела на него большими глазами и смущённо опускала длинные ресницы. И её имя он шептал, когда обнимал её в снах, ощущая аромат розовой свечи… Хотя знал горькую правду о ней и её прошлом…


…Павел пришёл к нему на третий день после обыска машины, молча сел за стол и положил перед собой тонкую чёрную папку. Никита смотрел на этот кусок пластика и понимал, что в нём находится страшная правда, что сейчас, сию минуту, как только Павел вытащит листы с печатным текстом, он узнает то, что знать совершенно не хочет. Но он оторвал взгляд от лежащей на столе папки и коротко спросил:

— Я правильно понимаю, что мне лучше выслушать тебя без лишних слов и эмоций?

Земляной поднял на него красные от недосыпания глаза и молча кивнул. Затем провёл пальцами по папке и тихо сказал:

— Я виноват перед тобой, Никита Юрьевич, сильно виноват. И пойму, если ты после услышанного сделаешь выводы не в мою пользу. — Прозоров кивнул и сцепил пальцы. Павел открыл папку и спокойно продолжил: — Что до Горелова. Он действительно служил в органах, но пять лет назад уволился. Причина совершенно банальная — его мать тяжело заболела, я справки у Надежды Николаевны, тётушки Володи Демьянова, навёл. Она у него одна осталась, вот он и уволился, потому как перевод ему не светил. Мать умерла через три месяца после его приезда сюда, Горелов устроился водителем в такси.

— Почему не вернулся к работе в полиции?

— Деньги, Никита Юрьевич. Пока мать лечил, в долги влез. Через год с долгами рассчитался, ремонт в квартире родительской сделал. А ещё через год женился. Родилась дочь Эрика. Год назад такси, в котором он числился, перестало существовать, перебивался случайными заработками, перегонял машины из-за границы и из южных портов. До недавнего времени дома сидел без работы, жена работала одна, а три месяца назад охранником в «Гусеницу» устроился. Если честно, Никит, то кроме того косяка, про который я тебе рассказывал, больше ни в чём не замешан. Работает без замечаний, правда, ни с кем особо не сблизился, но мало ли среди людей интровертов. Вот только его жена…

Прозоров поднял тяжёлый взгляд на Земляного и выдохнул:

— Что «жена»?

Павел разгладил лист с печатным текстом и тихо проговорил:

— Никита, может, ты сам прочтёшь? Если будут вопросы или надо будет что-то уточнить — позовёшь, лады?

Прозоров кивнул, и Павел с видимым облегчением протянул ему папку и быстро вышел. Никита зачем-то повертел папку в руках, но потом уверенно раскрыл и начал читать.

«Инга Горелова, в девичестве Инга Бестемьянова-Озола. Двадцать четыре года, родилась в Елгаве, пригород Риги. Окончила с отличием экономический колледж. Работает в компании «Маристранс» последние четыре года, два из которых находилась в декретном отпуске и в отпуске по уходу за ребёнком.

Муж Горелов Дмитрий, охранник в баре «Гусеница».

Дочь Горелова Эрика, три года.

Родители: отец Артур Озолз, погиб в автокатастрофе; мать Илга Озола повторно вышла замуж, умерла при родах.

Девочка воспитывалась в семье отчима Бестемьянова Фёдора Павловича, три года назад скончался от обширного инфаркта.

Проживает по адресу…»

Никита затряс головой. Мать! Твою! Какой адрес? Какой, бля, колледж? Бестемьянов! Её отчим Бестемьянов! БЕСТЕМЬЯНОВ!

Он резко встал, кресло с глухим грохотом откатилось назад и ударилось об стену. Он подошёл к окну и упёрся широкой и влажной ладонью в толстое стекло. Тело как-то сразу налилось противной тяжестью, по спине поползли капельки пота, ноги дрожали, а зубы отбивали дробь, которую он не мог остановить, как ни старался. Он будто перенёсся назад во времени, он опять отталкивал прокурора, что пытался преградить ему дорогу, он опять врывался в морг… чтобы увидеть её, окровавленную и изуродованную. Его Марту.

Никита прикрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул, стараясь успокоиться и унять дрожь. Значит, убийца его женщины брат этой Инги. Брат, пусть и сводный. Но брат! А она работает на него, и работает уже давно. Сестра убийцы и насильника. Он нервно прошёлся по кабинету и вдруг остановился. Что-то ускользало от него, но он не мог понять, что именно. Никита вернулся к столу, перевернул лист с данными о второй семье, чтобы не видеть ненавистную фамилию, и уставился в цифры.

Дочь. Родилась в сентябре. Но Инга стала Гореловой весной. Значит, замуж выходила беременной и уже после трагедии, что потрясла город. Скрывала свою связь с семьёй убийцы? Или сама имеет отношение к тем событиям? Не сходится. И ещё. Он своими глазами видел синяки на её нежной коже. Не бьют из-за большой любви. А если так, то зачем женился? Ведь точно знал, кто она и чья родственница. Значит, был связан с теми подонками. Тогда кто она? Жертва? Соучастница? Почему ни разу её имя не всплыло на суде? Где она была в это время?

Голова гудела от вопросов, на которые у Никиты не было ответов. Но даже зная, что она родственница Беса, он не верил в её виновность. Или не хотел верить? Он не мог представить, как она могла молчать столько времени. А может, поэтому и терпит издевательства своего мужа, потому что боится? Боится, что все узнают кто она? Прозоров отошёл от окна и взял трубку телефона. Павел ответил тут же, будто ждал его звонка:

— Все записи с жучка мне на почту, Паш. И ещё. Достань мне медкарты всех Гореловых. С кем проводит вечера сам Горелов. И меня интересуют его банковские операции в период с января по июнь-июль трёхлетней давности.

— Никита Юрьевич, ты о чём?

— Меня, Паш, интересует факт получения приличной суммы единоразово, понимаешь? И ещё желательно посмотреть его счета после устройства на работу в такси. На какие такие шиши он ремонт сделал в квартире? При этом ещё и долги раздал?

Павел тихо пробормотал «всё сделаю» и сбросил вызов…


Как они живут? Практически не разговаривая? Жучок, утопленный Павлом под подкладку женской сумки в первую их встречу в «Маристрансе», фиксировал разговоры на работе, в транспорте, несколько раз Инга заходила к соседке, но дома она молчала. Или коротко отвечала на вопросы мужа. А он-то как раз интересовался. Первая запись была сделана на следующий день после разговора Прозорова с Таней и Ингой. У Горелова возникло много вопросов. Зачем их с Таней вызывали к директору? Какие вопросы задавали? Чем интересовались? Когда Инга сказала, что генеральный увидел синяки под водолазкой, Горелов вспылил, кричал «он тебя лапал?», но Инга спокойно ответила, что Прозоров случайно увидел цвет кожи, когда протянул руку для знакомства. Это была первая и единственная ложь.

Никита смотрел на размеры записанных ежедневных файлов и автоматически крутил колесом мышки, пролистывая короткие записи, что уже слышал. За этот месяц он не узнал ничего нового, но последняя папка, записанная вчера, его заинтересовала. Он включил микрофон и уже через несколько секунд готов был убить этого Горелова. Тот был явно пьян, чем-то или кем-то разозлён, сначала он угрожал Инге, говорил, что она ему надоела, что он с трудом терпит её саму и рождённого ею ублюдка в своём доме. Что она должна быть ему по гроб жизни благодарна, что он дал ей свою фамилию и спас от позора. Что её отчим своей смертью загнал его в кабалу, но больше он терпеть не намерен. Никита никак не мог понять, о чём же идёт речь, пока Инга не начала тихо отвечать. Она успела сказать только одну фразу, что им с дочерью некуда идти, после чего раздался звук пощечины, женский вскрик и громкий детский плач. По отдельным звукам и крикам он понял, что Инга как могла защищала дочь от обезумевшего мужа, принимая на себя все удары и оскорбления. Послышался грохот и скрежет, видимо упало что-то, на чём лежала женская сумочка, звук стал глуше, некоторые слова пропадали, но отчётливо слышался плач ребёнка и громкие звуки падающей мебели. Вскоре наступила тишина, видимо пьяный Горелов ушёл, а Инга шёпотом успокаивала дочь.


Запись прервалась. Никита посмотрел на экран ноутбука, на котором замерла кривая аудиограммы, и задумался. Он готов был сорваться хоть сейчас и забрать Ингу с дочерью. Но он не имел на это права.

Пальцы зарылись в волосы, сжались в кулаки, а перед его взором появилась мама, закрывавшая собой маленького Никиту, что стоял в углу, пряча голову от ударов пьяного отца. Однажды в один из таких страшных вечеров мама неудачно упала, ударившись головой, и через неделю оставила этот мир, так и не придя в сознание. Отца осудили, а малыш Прозоров попал в детский дом. Где научился защищать не только себя, но и своих друзей. Потом были бокс, борьба, служба в армии, работа в охранном бюро и, наконец, компания Соболевских, где он очень скоро стал начальником службы безопасности. Он был высоким, мощным, широкоплечим мужчиной, но в его душе всегда жил маленький испуганный мальчик, что потерял свою маму. И этот мальчик знал, как тяжело сейчас хрупкой женщине, которая защищала свою дочь.

А ведь точно! Она защищала свою дочь! Свою, к которой её муж не имел никакого отношения. Никита лихорадочно начал искать электронную папку, с которой всё началось, и где, как он надеялся, было доказательство его мысли. Группа крови родителей и ребенка! Вот она. Спокойно, Прозоров. Ты сейчас откроешь этот файл и внимательно всё изучишь, а потом позвонишь доктору Меньшакову, а ещё лучше Надежде Николаевне Демьяновой, и получишь ещё один факт. Факт чего? Лжи? Несовпадения? Тайны, которую до конца не могут разгадать его люди? Но это потом. Никита плавно нажал на значок и впился взглядом в буквы и цифры. Итак, Инга Горелова — первая группа, Дмитрий Горелов — третья группа, Эрика Горелова — вторая группа. Он быстро открыл таблицу и понял, что нашёл ответ: Эрика никогда не была дочерью Горелова. Тогда что скрывал их брак? И чьего ребёнка воспитывает охранник «Гусеницы»?

Никита быстро скопировал текст и таблицу и отправил по почте Меньшакову. Через несколько минут раздался звонок принятого сообщения. Доктор был краток: «Ты абсолютно прав».

Итак. Инга Бестемьянова-Озола заканчивает экономический колледж и возвращается в дом отчима, устраивается на работу. Через несколько месяцев после её приезда на Рождество случается громкая история с убийством бизнесмена Соболевского и его жены. Этой же весной Инга выходит замуж за Дмитрия Горелова, будучи уже беременной. При этом согласно банковскому счёту самого Горелова за месяц до свадьбы он получает приличную сумму. Что это? Плата за услугу? И почему во время скандала он вспомнил отчима Инги? Значит ли это, что именно Фёдор Павлович Бестемьянов устроил таким образом будущее своей падчерицы? Прозоров ещё раз щёлкнул мышкой — скончался летом после первого слушания дела. Причина смерти — обширный инфаркт. Не вынес мужик правды о своём изверге-сыне. А откуда он знал Горелова? Никита уставился на открытые файлы, сопоставляя даты и события. Вот оно! После увольнения из службы такси Дмитрий Горелов иногда подрабатывал водителем в службе доставки «Густо», в том числе возил продукты и спиртное в ту же «Гусеницу». А руководил этой службой никто иной, как Бестемьянов Фёдор Павлович, хотя принадлежала эта служба проклятому сотнями людей Андрею Пантелеевичу Полухану.

Никита покрутился в кресле, закрыв глаза и стараясь сосредоточиться. И что всё это нам даёт? А то, что Горелов мог быть если не в доле — откуда у него появились деньги на ремонт и возвращение долгов? — то вполне мог заниматься транспортировкой не только продуктов, но и наркотиков, особенно когда гнал машины из портов на продажу. Это надо ещё доказать, конечно, только это никак не приблизило его к разгадке тайны Инги Гореловой.

Вдруг тихо прошелестел вибросигнал, Никита схватил трубку и услышал голос Павла:

— Никита Юрьевич, ребята с одной из машин сообщили — везут товар. На этот раз посылка под днищем контейнера. Они смогли снять это на камеру. Если повезёт, через два дня возьмём получателя. Понимаю, что спокойной ночи желать после такого разговора глупо, но я бы до утра не выдержал — разорвало бы меня, ей-богу!

Никита улыбнулся и ответил:

— Спасибо, Паш! Ты бы отдохнул, пока есть время и возможность. Потому как неизвестно, что нас потом ожидает. Ну, бывай!

Два дня… Всего два дня… а пока спать, спать, спать…



Часть 6

В гараже было темно, только несколько дежурных фонарей освещали небольшое пространство возле дверей. Инга сделала шаг и остановилась, пытаясь в темноте увидеть красную полосу на нужном ей контейнере. Она должна его найти и вытащить этот проклятый пакет, иначе Эрика погибнет. Ещё шаг, боль запульсировала в ноге, заставляя женщину остановиться и легко помассировать рану. Она забинтовала её и приняла таблетку, но боль никуда не делась. Где же этот контейнер с красной полосой? Надо найти его как можно быстрее, дружки Горелова прямо сказали, что у неё всего час, потом они убьют дочь.

Инга подошла ближе к огромным фурам и в неярком свете увидела отблеск красного. Вот она, надо подойти сзади и на четвереньках попытаться залезть под машину. Если она помнит правильно, то на днище кузова должна быть пробоина в дереве, там и спрятали посылку. Только бы с дочерью ничего не произошло.

Боль сковала всё тело, Инга опустилась на колени и со страхом заглянула под машину. Когда-то в детстве ей казалось, что под её кроватью живёт кто-то большой и недобрый. Она боялась этого выдуманного монстра, не зная, что жизнь столкнёт её с настоящими чудовищами, перевернёт её судьбу, покроет радость бытия пеплом боли, предательства и ужаса. Но даже боль и страдание подарили ей счастье. Маленькое счастье, что беззубо улыбалось ей, смеялось, плакало, прыгало на одной ножке. Дочь. Эрика. Единственная отрада для исстрадавшейся и испуганной души.

Инга подняла руку и попыталась на ощупь найти прореху в деревянном поддоне. Доски были шершавые, царапали нежную воспалённую кожу, но она упрямо ползла вперёд, подтягивая налившуюся болью ногу. Наконец её рука провалилась куда-то, и Инга поняла, что она добралась до нужного места. Она прислонилась к большому колесу и прикрыла глаза. Только тогда, когда она увидела свою плачущую девочку на руках у незнакомого мужика, она поняла, что совершила самую большую ошибку в своей жизни, так и не решившись всё рассказать Прозорову или Земляному. Пусть бы её уволили, пусть бы она осталась без помощи и крыши над головой, но она бы точно знала, что её девочка с ней. И ей ничего не угрожает. А теперь у неё есть только призрачная надежда на то, что ни ей, ни Эрике не сделают ничего дурного. О себе Инга не думала, в её жизни уже были и насилие, и страдания. Но она не смогла уберечь от этого свою маленькую девочку, которую сделали разменной монетой в грязных делах мужа и его дружков.

Оттолкнувшись плечом от колеса и преодолевая страх перед неизвестностью, Инга протянула руку вверх и несколько раз провела ладошкой по доскам, стараясь нащупать пластиковый пакет. А что будет потом, если ей удастся спастись самой и спасти дочь? Куда ей идти? К кому обратиться за помощью? Ведь стоит людям услышать её фамилию, перед ней захлопнутся все двери. Но для того, чтобы искать помощи, ей надо найти то, что сможет помочь ей навсегда уйти от Горелова. Пакет с наркотиками…


— Что она там замерла? С ней всё хорошо? — с тревогой спросил Никита, стараясь разглядеть на экране женщину под машиной.

— Никита Юрьевич, сядь и не нервируй ни себя, ни окружающих, — недовольно пробурчал подполковник Яворский, нынешний руководитель УБНОН. — Всё под контролем, главное, чтобы девочка не сломалась раньше времени и смогла отдать посылку муженьку своему с подельниками.

— А дочка её точно в безопасности? Её успели отвезти ко мне?

Яворский молча кивнул, потому что в этот момент тень Инги показалась из-под машины. Он щёлкнул пальцами в сторону, и один из офицеров молча вышел из комнаты.

— Есть пакет, — спокойно произнёс Рудаков и развернулся к другому монитору. — Охрана, освободить проход! Женщину не останавливать, дать выйти. Если встречают, не предпринимать никаких действий. Группа захвата, приготовиться! Паш, — он повернул голову и посмотрел на Земляного, — судя по её движениям, с ней что-то не то, врачей поднимай. И на всякий случай Меньшакову позвони, он у нас с токсикологией на «ты».

Прозоров схватился пальцами за спинку стула и тихо переспросил:

— Думаешь, она под кайфом?

— Нет, не думаю, но что-то определённо происходит. Она ногу странно волочит, понимаешь? И останавливается часто — либо болит сильно, либо приняла обезболивающее, но оно не помогает.

— Сука, — прошипел Никита сквозь зубы. — Убью мразоту.

Он сел на стул, облокотившись локтями на колени, и замер. У него в ушах до сих пор звучала последняя запись: крик матери, у которой насильно отбирали ребёнка, хохот мужиков и сальные шуточки, что они отпускали в адрес Инги. Казалось, что она не слышит ничего, кроме плача своей девочки. Даже когда раздался звук ударов, она продолжала умолять не забирать у неё дочь. Она согласилась пойти ночью в гараж и вытащить из прибывшей вчера фуры пакет, лишь бы её девочка осталась жива. Глупая, какая же глупая! Ну почему она не пришла к нему или к Павлу? Почему не рассказала всё? Неужели ей бы не помогли? Сколько ещё она выдержит такое напряжение? Когда внезапно придёт конец её силам? И что тогда будет с её девочкой? Ясно, что Горелову не нужен чужой ребёнок, значит, Эрике светит только детдом. Никита мотнул головой — он не допустит этого. Он заберёт Ингу с дочерью в свой дом, чтобы она пришла в себя, отдохнула, залечила свои раны. И на теле, и в душе. Неизвестно, сможет ли она полюбить его, как неожиданно для себя влюбился сам, но он её не отпустит, пока не убедится, что она в безопасности.

— Внимание всем постам! Женщина покинула здание! Приготовиться группе захвата. Блохин, женщина ранена и, возможно, под действием сильнодействующего препарата. — Рудаков повернулся к мужчинам, что собрались в комнате, и тихо проговорил: — Осталось только ждать. Главное, чтобы она не сорвалась.

— Почему она может сорваться? — Никита поднял голову и внимательно посмотрел на офицеров.

— Она может воспринять действия наших парней как угрозу для жизни её дочери. Но будем надеяться. У кого-то остался кофе, мужики?

Яворский молча наклонился и вытащил из сумки термос. Рудаков улыбнулся, вспомнив милую Таню Яворскую, ныне маму двух карапузов, и в предвкушении налил себе несколько глотков напитка. Мерцали мониторы камер слежения, гудели вентиляторы, откуда-то из коридора потянуло табаком, но все молчали и напряжённо ждали результата. Никита смотрел на экран, на котором отчётливо были видны столбики стоянки, кусок двора перед офисным зданием, тропинка в снегу. По ней должна пройти Инга, но картинка мерцала, а женщина так и не появлялась. Вдруг на экране появилась какая-то тень, что резво бежала по выпавшему снегу.

— Да твою же мать! Откуда там собака? Она сейчас всю операцию сорвёт! — Рудаков лихорадочно переводил взгляд с монитора на монитор, пытаясь вспомнить расположение снайперов. — Алексей, у нас помеха! Блохин, на пути женщины собака, как слышишь?

Внезапно появившийся пёс замер и повернулся — ему навстречу вышла Инга. Она остановилась, а потом медленно двинулась вперёд и замерла. Собака сделала несколько шагов к ней и завиляла хвостом, бегая вокруг и подпрыгивая.

— Если эта дворняга спасёт операцию, я ей лично мешок корма презентую, — мрачно пошутил Павел и потёр лоб широкой ладонью.

Инга пошла вперёд в сопровождении весёлого пса, что отбегал от женщины и опять возвращался, радостно помахивая хвостом.

— Собаку убрать тихо и в крайнем случае, она никаких агрессивных действий не предпринимает. Леха, она рядом с вами. Помни, женщина ранена. Вперёд, — тихо скомандовал Рудаков, Никита напрягся и резко встал. Он знал, что ничем не может помочь ни Инге, ни парням из группы захвата, но сидеть он уже не мог. Он хотел только одного — оказаться рядом с этой глупенькой маленькой женщиной и укрыть её собой от опасности. И слушать, как она плачет от облегчения. Почему-то ему казалось, что она обязательно должна расплакаться. Потому что она молоденькая девочка, на чью долю выпало слишком много.

Раздался треск рации и серьёзный голос Блохина доложил:

— Товар и курьеры у нас. — Затем он кратко ругнулся и выкрикнул куда-то в сторону: — Да убери ты этого ненормального, он же сейчас ему горло перегрызёт! Ну и собаки у вас тут, прямо волки! Будто вместе с нами в засаде сидел. Фу!

Наступила тишина, Яворский уверенно поднялся, натянул перчатки и бросил Рудакову:

— Заканчивай тут, записи со всех камер изъять. Никита Юрьевич, документацию по маршрутам завтра мои ребята заберут. Фуру опечатать, желательно отогнать в отдельный бокс. Ну… всем спасибо! Вы девочкой своей займитесь. Где её укрывать будете?

— У меня в доме, — глухо ответил Прозоров и передёрнул плечами. — Она вам сегодня не нужна, да? Записи разговоров у вас есть. А ей врач нужен. Я забираю её.

Яворский серьёзно кивнул и вышел из комнаты со словами:

— Ей адвокат нужен толковый, Никита Юрьевич, и покой. До встречи!


Они вышли на пустырь, когда парни в камуфляже и с оружием грубо запихивали в автозак последнего мужика. Никита всмотрелся в полутьму и вдруг увидел Ингу, которую с трудом удерживал рослый мужчина. Она наклонилась и со всей силы укусила того за ладонь, парень ругнулся, но Ингу отпустил. Она подбежала к Никите и Павлу, постояла мгновение и упала перед Прозоровым на колени:

— Я прошу вас, умоляю, сделайте что-нибудь! Если этот пакет не попадёт к ним, они убьют мою дочь! Вы же можете, всё можете, помогите, умоляю вас! Я не прошу за себя, только спасите мою девочку!

Никита молча шагнул к ней и рывком поднял плачущую женщину на ноги, крепко прижав к себе и прошептав ей на ухо:

— Успокойся, слышишь? Успокойся, твоя девочка в безопасности, очень скоро ты её увидишь, только не плачь, пожалуйста. Всё закончилось, Инга, всё! Теперь ты свободна, тебе ничего не угрожает. Сейчас мы поедем ко мне, там ты сможешь отдохнуть и успокоиться, там уже ждёт тебя твоя Эрика.

Инга часто заморгала и вдруг обмякла в его руках, уткнувшись лбом ему в грудь.

— Слышь, Никита Юрьевич, холодно вообще-то, а она уже больше часа на морозе в спортивном костюме. Вези её домой, я тут сам всё закончу, — Павел легко подтолкнул Прозорова к воротам базы. — Твоя машина за углом возле кафе.

Никита рывком снял с себя тёплую куртку и укутал едва держащуюся на ногах женщину, поднял её на руки и рванул к своей машине. Он обогнул здание, открыл дверцу, аккуратно посадил Ингу на пассажирское сидение, пристёгивая её ремнём безопасности и всматриваясь в лицо, и вдруг почувствовал удар в ногу. Резко повернувшись, Никита с удивлением увидел сидящего перед ним пса, лихо помахивающего хвостом.

— Вот знаешь, только тебя не хватает! Хотя после сегодняшнего инцидента даже не знаю, как к тебе обращаться. Не то Герой, не то Героин. — Он присел рядом с весёлым псом и внимательно присмотрелся к его морде. — Парень, да ты вовсе не дворняга, как тебя обозвал Пашка. Ты, оказывается, породистая скотинка. Ну так и быть. Давай быстро в машину.

Он открыл заднюю дверь, и пёс одним прыжком устроился позади Инги, принюхиваясь к спасённой им женщине. Никита обошёл машину, сел за руль и завёл мотор. Пока прогревался двигатель, он посмотрел на молчащую пассажирку. Она бездумно смотрела вперёд, судорожно сжимая пальчиками куртку. Прозоров мягко сжал сильными пальцами нежные ладошки и тихо спросил:

— Ну что, поехали? Скоро ты будешь дома и в безопасности, Инга.

Она не помнила ничего с того момента, как этот большой и добрый мужчина укутал её в свою куртку. Она не чувствовала, как замёрзла, пока не ощутила на своих плечах тепло, пахнущее деревом и лимоном. Он нёс её куда-то, усадил в машину, потом с кем-то говорил, что-то спрашивал, но она ничего не понимала. Она услышала только одно: «Всё закончилось, Инга, всё! Теперь ты свободна, тебе ничего не угрожает. Сейчас мы поедем ко мне, там ты сможешь отдохнуть и успокоиться, там уже ждёт тебя твоя Эрика». Где-то там её ждала Эрика.

Он вёз её куда-то, ни о чём не спрашивая и ничего не говоря, а Инга думала только об одном. Скоро он узнает, кто она такая. Что он сделает? И что ожидает Эрику? Он был с ней добр, предупредителен, вежлив. С самой первой их встречи, с того разговора он ни словом, ни делом не обидел её, хотя они и нечасто встречались. Но она помнила его глаза и сжатые зубы, когда он увидел синяки на руках и шее, она знала, она чувствовала, что он может быть жёстким и даже жестоким. И она опять боялась. Нет, ей не было страшно за себя, она до смерти боялась за дочь.

Машина остановилась перед воротами, широкие створки медленно разъехались в стороны и автомобиль плавно въехал во двор. Инга подняла голову и быстро осмотрела светящиеся мягким светом окна. Если он сказал правду, то там, за одним из этих окон находится её девочка. Она подалась вперёд, насколько позволил ремень безопасности, и тихо прошептала:

— Эрика. Где она?

— Наверное, уже спит. Глафира у нас очень строгая, а сейчас ночь.

— Она плохо засыпает, плачет и часто просыпается. Пожалуйста, отведите меня к ней.

— Конечно, ты только не волнуйся, дети очень чувствительны, и твой страх сейчас ничем не поможет, хорошо?

Инга кивнула и молча наблюдала за движениями мужчины. Он выскочил из машины, открыл заднюю дверь и крикнул кому-то в темноту:

— Ребята, займитесь этим парнем. Завтра всё расскажу. Машину загоните?

Кто-то что-то выкрикнул, и Никита удовлетворённо ответил:

— Всех взяли, Аркаш, не будет в нашем городе этой гадости.

Он обошёл машину, щёлкнул замок, тихо прошуршал ремень безопасности, и Инга опять оказалась на руках. Мужчина легко прошагал по двору, поднялся по ступеням и вошёл в полутьму дома. Откуда-то вышла немолодая женщина и ахнула, Никита тихо проговорил:

— Глаш, это Инга. Где девочка?

— Спит наша малышка, как ангелочек спит. Я её в гостевой рядом с твоей спальней уложила.

Инга вдруг уткнулась в шею державшего её на руках мужчины и тихо облегчённо заплакала.

— Ну ты чего? — Никита посмотрел на плачущую Ингу и тихо засмеялся: — И эта плакса сегодня омоновца покусала. Успокойся, ты дома. Идём к твоей девочке?

Инга обняла его за шею и тихо прошелестела:

— Да, спасибо. Простите меня.

Прозоров усмехнулся — опять это её неизменное «простите» — и двинулся к лестнице. Он тихо открыл дверь в комнату, всё так же не выпуская женщину из рук, вошёл и в свете ночника увидел спящую темноволосую девочку. Инга будто стекла вниз, опустилась на колени и бесшумно подползла к спящей дочери, уткнувшись лбом в край кровати. Её девочка была жива, всё остальное её не волновало. Что будет с ней самой, какое будущее ей уготовано, она не знала, но почему-то она была уверена, что мужчина, стоящий за её спиной, никогда не обидит её ребёнка. Она улыбнулась, повернув голову, и потеряла сознание. Её силы иссякли…


Илья Степанович поправил одеяло и молча указал Никите на дверь. Они вышли в коридор и Меньшаков спокойно сказал:

— Ничего страшного, Никита Юрьевич. Банальное переутомление, недоедание и совершенно расшатанная нервная система. Никаких признаков употребления наркотических или сильнодействующих препаратов я не вижу. Понятно, что последнее слово за анализами крови, результаты сообщу завтра. А… м-м-м… короче, ей сейчас нужно есть, пить и отдыхать. На улицу её выводите, пусть снежку порадуется, только тепло одевать надо, её ночные прогулки и переохлаждение ещё могут сказаться. И желательно никаких серьёзных встреч в ближайшие дни, она должна успокоиться и понять, что ей ничего не угрожает. Что до девочки — тут всё в пределах возрастных норм. Телефон педиатра я оставил, но врача вызовешь, когда мама в себя придёт. А рана на ноге заживёт, это просто кожа содрана. Болеть ещё будет, но это некритично. Ну, я поехал.

— Спасибо тебе, Илья Степанович, извини, что ночью сорвали.

— Прекрати, какие счёты? После всего, что произошло, это я должен вас благодарить, наркоманы-то это мой, как говорится, профиль. Но согласен на безработицу, чем на снятие ломки. Звони в любое время. Не провожай, дорогу знаю.

Никита пожал протянутую руку и вернулся в комнату Инги. Меньшаков говорил о переутомлении и нервном расстройстве. Это ему было понятно, но недоедание? Почему она не ела? Тоже на нервной почве? Или она… нет, об этом даже думать не хотелось.

Он присел на краешек кровати, потянулся к ночнику и убавил свет. Затем медленно опустился на постель, закинул руки за голову и уставился в потолок. Инга боится, он это чувствовал. Она не знает, что известно ему о её семье и её прошлом. Она никому не верит, и единственное, что удерживает её в этой жизни и в этой реальности — дочь. Маленькая темноволосая девочка с редким именем Эрика. И Прозоров не знал, как убедить её в том, что он не обидит, защитит, что настоящий мужчина никогда не поднимет руку на женщину. Что угрожать матери убийством ребёнка могут только отбросы и мрази.

Он понимал всё, но как объяснить это ей, женщине, что повернулась во сне лицом к нему и прижалась к его боку, ища тепла и спокойствия, он не знал. Но правы были предки: утро мудренее вечера, ночь всегда заканчивалась и опять приходил день, неся с собой свет, солнце, радость и смех. Так и будет. А пока спать, спать, спать…


Часть 7


Павел остановился, прислушиваясь к разговору за неплотно прикрытой дверью в эксплуатационный отдел:

— Ну одним сексом сыт не будешь!

— Согласна, но и борщом сильно не натрахаешься!

Девушки дружно рассмеялись, а Земляной замер, услышав знакомый голосок:

— Кать, ты уже меню составила? А как ты печень готовишь?

— Я её глажу и предупреждаю, что предстоящие выходные будут более сложными, чем прошедшие.

Раздался взрыв смеха, и Павел тоже невольно улыбнулся. А жизнь продолжалась. Это вчера всё виделось в мрачных тонах, мерцало экранами мониторов, вспоминалось лаем грозной собаки, слезами беззащитной женщины, а сегодня за окнами ярко светит солнце, снег блестит до боли в глазах, люди смеются и радуются последнему рабочему дню недели. А скоро праздник, самый главный праздник года. Когда загадывают желания, пьют шампанское и мечтают рядом с родными и близкими.

— Тань, а чего Инги нет? Опять малышка заболела?

— Не знаю, у неё телефон отключён. А звонить этому мудаку, её мужу, у меня нет ни желания, ни великой радости. Чтоб его блохи покусали! Кто сегодня машины отправляет?

— А Земляной сказал, что до Нового года машины не уходят, только ближние поездки. Вот честно, правильное решение! Мне наших водителей жаль, у всех праздник, а они вечно в дороге. Ни тебе поесть нормально, ни поспать. Да, Танюш, ты копии маршрутных листов сделай, отдать руководству надо.

Где-то зашелестел ксерокс, раздались лёгкие шаги, и Павел постарался сделать вид, что он только появился в коридоре. Дверь резко распахнулась, и в его руки буквально влетела его мечта. Таня, Танечка. Она смущённо улыбнулась, протянула стопку документов и неожиданно спросила:

— Павел Сергеевич, а вы случайно не в курсе, где Инга Горелова?

Земляной слегка опешил, а потом сердито заявил:

— А почему вы меня об этом спрашиваете?

— Ну… вы же всегда всё про всех знаете, не так ли?

— Татьяна, вы слишком… это… хорошего мнения о моей осведомлённости! Это вы с ней дружите, а не я. Наверное, подруги должны больше знать оместоположении своих… ну…

— Подруг, — мило с улыбкой подсказала ему Таня. — Но знаете, дружба дружбой, а безопасность — такое дело.

Земляной внезапно изменился в лице, сцепил зубы, и Таня замолчала. Что-то в лице Павла изменилось, будто ему стало больно. Она отступила назад и испуганно уставилась в лицо мужчине.

— Я редко с кем дружу, Татьяна, а тем более веду разговоры о дружбе и безопасности. — Он замолчал, с какой-то непонятной самому себе болью вспоминая, что Таня ужинала с Прозоровым, рассказывала ему о работе, о себе, смеялась наверняка. С ним, с Никитой, а теперь он с Ингой в своём доме, и Тане, наверное, будет неприятно это услышать. — И я рад, если мы тоже сможем сохранить дружеские отношения.

Он резко повернулся на каблуках и пошёл прочь, но услышал в спину тихое бурчание:

— Ну что ж, друзья так друзья! В понедельник надену юбку покороче, чтобы твоя дружба тебе колом стала!

После чего дверь захлопнулась с диким грохотом, а Павел остановился, с улыбкой понимая, что последние слова относились явно к нему. Нет, это не девчонка, это огонь! Это же надо — «колом стала»! Он тихо рассмеялся и вдруг неожиданно для себя подпрыгнул. После чего уверенной походкой вышел из здания и направился к гаражам. Скоро приедут ребята Яворского, надо проверить бокс с фурой.


Таня понимала, что что-то случилось. Телефон Инги был отключён целый день, на сообщения она не отвечала, домашний телефон тоже был нем. Она проработала целый день, периодически проверяя, не появилась ли подруга в сети, но ближе к вечеру её тревога за Ингу достигла пика. Она понимала, что обращаться повторно с вопросом о подруге к Земляному нелогично, но воображение уже нарисовало картины одна хуже другой. Тем более что по офису поползли странные слухи о какой-то ночной операции с участием омоновцев, в гараже появились незнакомые люди, что заглядывали во все углы и щели, водители ходили как в воду опущенные, только курили и молча пожимали плечами.

К концу рабочего дня Татьяна была готова даже позвонить мужу Гореловой, но перед звонком решила всё-таки ещё раз поговорить с Павлом. Она долго сидела на подоконнике, скрывшись за жалюзи и наблюдая из своего укрытия за мужчинами, которые разговаривали с водителями и что-то записывали. Наконец незнакомцы уехали, Таня легко соскочила на пол, поправила юбку, накинула на плечи дублёнку и сбежала по ступенькам вниз. Но удача сегодня была не на её стороне. То ли морозец усилился, то ли кто-то нечаянно пролил воду, только вышедшая на крыльцо девушка не удержалась на ногах и с громким криком скатилась со ступенек. Ногу обожгло болью, голова гудела от удара о металлические перила, а спина, казалось, раскололась надвое.

Сквозь пелену в глазах и гудение колоколов в голове Таня услышала дикий крик, в котором разобрала своё имя. Кто-то подбежал к ней, аккуратно поднял и опустил на что-то тёплое, но совсем не мягкое.

— Таня, Танечка, ты жива, моя хорошая?

— До смерти ещё дожить надо, — прохрипела она и поняла, что сидит на коленях у Земляного. — Павел Сергеевич, наше крыльцо не лучший вариант сидения в морозный день.

— Господи, ну откуда ты такая взялась на мою голову, а? — Павел вдруг нежно коснулся губами её лба. А губы у него были горячие и твёрдые. Именно твёрдые, почему-то подумалось Татьяне. И он сам как металлический стержень, одни мышцы и кости. — Танечка, я сейчас тебя в больницу отвезу. Не тошнит? Голова сильно болит?

Он встал и понёс её, Таня просто закрыла глаза и наслаждалась моментом, несмотря на боль в спине и гудящую голову. Он вёз её куда-то, тихо ругая водителей, что мешали ему, а она полулежала на мягком сиденье и наслаждалась равномерным гудением мотора и ароматом сандалового дерева. Через несколько минут она провалилась в непонятный сон, где всё было слышно, но глаза она открыть не могла. Таня слышала чужие голоса, прикосновения к лицу, голове, её раздевали, кто-то что-то говорил о какой-то системе, но она старалась вычленить из множества голосов и слов только голос Павла, который иногда появлялся в этой звуковой карусели и тихо звал её по имени. Потом как-то сразу наступила тишина, и только нежное поглаживание её ладони шершавыми пальцами удерживало её от глубокого сна. Ей казалось, что к ней приходила мама, она слышала голос дяди, но рядом с ней постоянно оставался Павел. Таня не могла вспомнить, зачем она бежала к нему, что хотела узнать, но как только она начинала вспоминать, возвращались боль и лёгкая тошнота. Татьяна сжала в кулаке большой палец мужской кисти и провалилась в спасительный сон. Ночью её разбудил тихий звонок, она с облегчением услышала голос Земляного, который рассказывал кому-то о её падении, благодарил и передавал привет, после чего Павел склонился к ней, укрывая мягким одеялом и целуя в лоб. Таня улыбнулась и опять провалилась в сон…


***

Никита подошёл к домику охраны и услышал смех. Он осторожно заглянул за угол и замер. На вытоптанной в снегу площадке небольшими прыжками резвилась собака, а маленькая девочка, одетая в светлую шубку, белые рукавички и шапочку с помпоном заливисто смеялась, прячась за ногами стоящих кругом охранников.

— Эрика, смотри, Герой сейчас опять прыгнет, — произнёс один из парней, псина подпрыгнула и припала головой к земле, скаля зубы и помахивая хвостом. Девочка на секунду замерла, широко раскрыв глаза, и опять громко засмеялась, поглядывая вверх на улыбающихся мужчин. — Иди ко мне, холодно уже. Надо к маме возвращаться.

Девочка что-то спросила, удобно располагаясь на мужских руках, а Никита вдруг вспомнил детский крик, когда её забирали от матери. Она боялась мужчин, которые разлучали её с самым родным для неё человеком, но спокойно чувствовала себя среди незнакомцев, которые смеялись и играли с собакой. Неужели дети, как и животные, ощущают что-то на уровне мыслей и намерений? Он вышел из своего укрытия, охранники невольно замолчали и вытянулись, даже пёс смирно уселся, однако, его хвост продолжал жить своей жизнью.

— Добрый день, Никита Юрьевич, — спокойно поздоровался один из парней. — У нас всё тихо, а мы вот с Героем и Эрикой играем. Еле уговорили Ингу Артуровну позволить девочке побыть с нами на улице ещё немного.

Прозоров кивнул и широко улыбнулся притихшей малышке, она вдруг смутилась и спрятала лицо за воротник куртки охранника, а потом выглянула и что-то пробормотала.

— Она спрашивает кто вы, босс, — серьёзно перевёл детский лепет парень.

Никита протянул руки, малышка несколько мгновений смотрела на него, будто решая что-то для себя, а потом неожиданно потянулась к нему. Прозоров обнял маленькое тельце и тихо сказал:

— Лишь бы мама твоя согласилась, а с тобой мы потом все вопросы порешаем, да? — На что Эрика внимательно посмотрела ему в глаза и совершенно уверенно кивнула. — Как думаете, ребята, Герой тот, за кого себя выдаёт?

— Точно, босс, — Аркадий, что занимался собаками в питомнике и на конезаводе, кивнул. — Хаски. Причём чистый, босс. Нет ни клейма, ни чипа. Не иначе как Провидение его послало к нам на базу. Мужики звонили, говорят, что он на одного бросился, что Инге Артуровне угрожал, едва отцепили от горла. Если бы не шарф, не жилец был бы. А с ребёнком он уживается легко, можно оставить специально для Эрики. Защитника лучше не найдём, этот собой пожертвует, но девочку в обиду не даст.

— Как думаешь, сколько ему?

— Между годом и двумя, босс, полноценный шерстяной покров, зубы все и целые, бугорки на нижних зацепах ещё присутствуют. Молодой здоровый кобель. Привить бы, и пусть бегает рядом с малышкой.

Никита благодарно кивнул и зашагал к дому. Он обошёл крыльцо, рассматривая сверкающие на солнце окна, и вдруг услышал музыку. Никита посмотрел на Эрику, что спокойно сидела у него на руках, и тихо поинтересовался:

— Твоя мама играет на фортепиано?

На что малышка улыбнулась и кивнула, смешно пробормотав:

— Сопен.

Прозоров прижал девочку к себе, покачал головой:

— Ну Сопен так Сопен, — и вошёл в дом.

Музыка лилась по дому, будто чистая вода струилась с гор. Никита представил, как тонкие пальчики перебирают клавиши, и прикрыл глаза, наслаждаясь переливами звуков и мягкостью аккордов. Он опустил Эрику на пол, она тут же сама стянула рукавички, что повисли на резинке, и стала сосредоточенно расстёгивать пуговицы на шубке. Никита присел рядом, чтобы помочь, но был остановлен категоричным «я сама». Он поднялся и снял куртку, поглядывая в сторону гостиной, откуда продолжала литься нежная мелодия. Наконец Эрика справилась с пуговицами, наклонилась и дёрнула молнию на сапожках, затем села на пол, с усилием сняла обувь и аккуратно поставила свои сапожки рядом с ботинками Прозорова. Никита смотрел на эту игрушечную обувь рядом со своей и улыбался. Эта девочка почему-то вызывала у него постоянную радость, и он понимал, почему Инга готова была пожертвовать всем ради дочери.

Они вместе вошли в гостиную и увидели её, сидящую у рояля с прикрытыми глазами. Руки сами порхали над клавишами, извлекая волшебные звуки из немого до сегодняшнего дня инструмента. Эрика сорвалась и побежала к матери, подпрыгивая и зовя её. Инга замерла, резко вскочила, лицо её болезненно скривилось, и она тихо прошептала, прижимая к себе дочь:

— Простите меня, но я так давно не играла. Простите.

Никита сделал несколько шагов и серьёзно ответил:

— Ты не должна извиняться. В этом доме вы с Эрикой не просто гости, привыкай к этому, Инга. Вы останетесь здесь, не знаю на сколько, хотя мне бы хотелось — как можно дольше. Во всяком случае, пока ты полностью не придёшь в себя, пока идёт следствие и пока все дружки твоего мужа не наказаны, вы с дочерью остаётесь в этом доме.

Инга переступила ногами и вдруг смело подняла на него глаза:

— Я не могу, Никита Юрьевич. Мне надо работать, надо думать о своей дочери. Я даже не знаю, где нахожусь. А детский сад? Поликлиника? У меня нет никаких вещей, всё осталось в квартире…

— Я могу выделить тебе машину, ты поедешь и возьмёшь… Хотя ничего не получится. Квартира опечатана, но только скажи, и тебе всё привезут.

Инга смущённо повела плечами и тихо ответила:

— Некоторые вещи женщины приобретают сами. Нельзя же поручить чужому человеку покупку каких-то личных вещей.

Никита усмехнулся и вспомнил, как в своё время Лиза Соболевская писала список покупок и с ехидной гримасой вручала его водителю. Григорий до сих пор с содроганием вспоминает покупку нижнего белья и прокладок с последующими истериками недовольной заказчицы. Инга отвлеклась на Эрику, что полезла к огромному телевизору, а Никита любовался ею. По сравнению с ним она казалась ещё более хрупкой и миниатюрной, но он знал, что несмотря на её нежность и кажущуюся слабость эта женщина может быть сильной и упрямой. Она не сломалась, живя в аду семейной жизни с Гореловым, она смогла защитить свою дочь, она, конечно, наделала ошибок, но и это Никита принимал, потому что сам мало кому верил и доверял. И ему придётся хорошо потрудиться, чтобы и она научилась снова верить.


— Никит, а ты когда пришёл? — на лестнице появилась Глафира Матвеевна и как бы между прочим заявила: — Я так заслушалась, что даже забыла, что Инга завтракать отказалась. — Она поманила пальцем Эрику, показывая ей коробку с разноцветными кубиками. Девочка с радостным визгом помчалась к женщине, в очередной раз удивляя Никиту отсутствием какого-либо страха перед окружающими.

— Простите, — Инга опять опустила глаза, — но мне действительно не хочется кушать. Я очень мало ем.

Прозоров окинул оценивающим взглядом её фигурку, скрытую под мягким костюмом Ани, что остался после переезда в новый дом:

— Заметил, скоро ветер тебя сдувать будет. Пошли, ты, может, и не ешь, только вот меня надо отменно кормить. — Он требовательно мотнул головой в направлении кухни и терпеливо ждал, когда она сделает первый шаг. Инга вздохнула, поняв, что эту битву она проиграла, и медленно, немного прихрамывая на травмированную ногу направилась к выходу. Но вдруг остановилась, резко развернулась и почти с благоговением опустила крышку рояля, проведя по ней тонкими пальчиками. Никите подумалось, что она словно попрощалась с инструментом, и будто нечаянно бросил:

— Я так рад, что наконец-то в доме появился человек, способный оживить этот рояль. Инга, как ты думаешь, он не расстроен? Может, надо вызвать мастера?

— Что вы! Он прекрасен! Не думаю, что нужно кого-то беспокоить, звучание у него просто волшебное.

— Ну хорошо, — ответил Прозоров, отлично помня, что отвозил в консерваторию забытый мастером камертон всего две недели назад. — Та-а-ак, и что у нас на ужин? Я так понимаю, что твой обед постигла та же участь, что и завтрак?

Инга стояла возле стола и осматривала огромную кухню-столовую.

— Наверное, мне надо оторвать Глафиру от Эрики, чтобы она накрыла для нас стол, — бросил Никита и сделал шаг к выходу.

— Нет, не надо. Я сама.

Он сел к столу и наблюдал за суетящейся женщиной, что быстро поставила на стол тёплые тарелки, раскладывая мясо и тушёные овощи. Она одновременно включила кофемашину, микроволновку, достала чашки, и Никита ещё раз мысленно поблагодарил мастеров, что уговорили сделать дверцы кухонных шкафчиков прозрачными. Инга смахнула салфетку с корзинки с нарезанным хлебом и подсела к столу.

— Я не буду ужинать в одиночестве, не хочешь мяса, попробуй овощи. — Он протянул руку к хлебу и замер. Инга перевела взгляд со своей пустой тарелки на его и кивнула. И пусть это была только одна ложка, но это ложка была!

Никита с аппетитом ел, поглядывая на замершую Ингу, которая уставилась на свою уже пустую тарелку. Он отрезал кусочек мяса и совершенно спокойно положил его перед женщиной. Она медленно подняла голову и смущённо усмехнулась, поддевая кусочек вилкой и отправляя его в рот. Они в молчании закончили ужин, Инга загрузила посуду в посудомоечную машину и посмотрела на Никиту:

— Нам необходимо поговорить, Никита Юрьевич.

Кивнув, Прозоров вышел из кухни, слыша, как Инга идёт за ним. Он догадывался, о чём она хочет с ним поговорить, и не знал, как убедить в том, что её прошлое не имеет никакого отношения в настоящему, и тем более к будущему. Их будущему, как он надеялся.



Часть 8


Инга остановилась и посмотрела на широкую спину мужчины, что не спеша поднимался по лестнице.

— Никита Юрьевич, позвольте мне на несколько минут заглянуть к Эрике.

Прозоров пожал плечами и продолжил свой путь. Интересно, почему она именно сейчас попросила его об отсрочке? Набраться сил в общении с дочерью? Или всё же не уверена в исходе их разговора? Но он ей уже говорил, что никто и никогда не отберёт у неё девочку. Но пока она не верит ему, он не будет на неё давить.

Он зашёл в кабинет и опустился в кресло. Уже вечер, а Павел так и не позвонил. Неужели до сих пор парни Яворского на базе? Послышался громкий радостный крик ребёнка, приглушённый смех Глафиры, затем наступила тишина, слегка разбавленная шумом ветра за стенами дома. Никита встал и подошёл к окну, всматриваясь в темноту. Кроны деревьев раскачивались под порывами ветра, закручивая падающий снег в спирали и бросая его на дом. Ему вдруг представилось, что именно в такую погоду Инга могла остаться с дочерью на улице без денег, без зимних вещей, без надежды найти тёплое помещение для отдыха и сна. Он резко повернулся, чтобы пойти и просто увидеть её, как раздался несмелый стук в дверь, и она сама появилась у входа в кабинет.

— Проходи, устраивайся. Ну, о чём ты хотела поговорить?

Она сделала несколько шагов и остановилась, проигнорировав его приглашение. Инга осмотрела кабинет, задержавшись взглядом на фотографии Ани и Володи на фоне Эйфелевой башни. Потом глубоко вдохнула и выпалила:

— Никита Юрьевич, мы с дочерью не можем больше находиться в вашем доме!

Прозоров молча уставился на неё, ожидая объяснений. Инга, понявшая, что вопросов не будет, сжала кулачки и опять шагнула вперёд.

— Вы не всё обо мне знаете и, боюсь, когда узнаете, возненавидите меня. Я… простите меня, пожалуйста, но будет лучше для всех, если я уйду без долгих объяснений. Потому что вы хороший человек, а я…

— А ты?

Инга замолчала, не зная, как подобрать слова, чтобы рассказать о своём прошлом. Но Никита решил эту проблему, задав самый страшный для неё вопрос:

— Инга, а кто отец Эрики?

— Нет, — вылетело раньше, чем она успела о чём-то подумать.

Прозоров вопросительно поднял бровь и как-то снисходительно фыркнул.

— Вы не хотите отвечать на мой вопрос или… — Он вдруг перешёл на «вы»‎, испугав Ингу ещё больше.

— Я не знаю, — прошептала она, стараясь сдержать слёзы и с силой сжимая зубы, чтобы не закричать.

— Не знаете? Не знаете, хотите ли отвечать на мой вопрос?

— Нет, — твёрдо ответила женщина, подняла голову, резким движением вытерла одинокую слезу и ответила: — Я не знаю… кто отец моей дочери. И не хочу знать! Это моя дочь! Слышите, моя!

Она стояла перед ним, вытянувшись в струнку и гордо держа голову, будто сейчас она боролась со всем миром во имя своей малышки. Никита ошарашенно замолк, но постарался ничем не выдать своего удивления. Она не знает? Но это возможно только в одном случае…

— Как это вы не знаете?

— Вам доставляет удовольствие причинять боль другим людям? — вдруг холодно спросила Инга, зрачки её ещё шире распахнулись. Она боялась, страшно боялась, но защищалась из последних сил. Маленький смелый зверёк, что кидался на огромных хищников, ломая кости и зубы, но отгоняя их от своего потомства.

Никита подошёл ближе, их разделял всего один шаг. Он вдохнул аромат розовой свечи, сводящий его с ума, чуть наклонил голову и тихо спросил:

— Сколько их было, девочка?

— Трое. Они напоили меня чем-то, а что было потом, я плохо помню, — с вызовом ответила она, с трудом сглотнула и часто заморгала, губы её искривились, задрожал подбородок и вырвался первый всхлип.

Никита в один миг преодолел расстояние между ними и прижал её к себе, давая возможность выплакаться, заглушая её рыдания, чтобы не беспокоить Глашу и Эрику. Он развернулся к дивану, не выпуская женщину из своих объятий, сел, подтянув её к себе на колени, и терпеливо ждал, когда она успокоится, невесомо гладя её по волосам. Она несколько раз судорожно вздохнула, неуверенно отстранилась и попыталась подняться. Прозоров усадил её на диван, поднялся и подошёл к бару.

— Извини меня, я не хотел делать тебе больно, возвращая в прошлое. — Он налил коньяк в пузатые бокалы и вернулся к всхлипывающей Инге. — Выпей, тебе станет легче.

Она мелко затрясла головой и выдохнула:

— Я не пью. Никогда не пью ничего, что мне предлагают. Простите.

Никита согласно кивнул и одним глотком влил в себя содержимое одного из бокалов, поставив другой на стол за своей спиной. «…что мне предлагают»… Вот и ответ на вопрос, кто и как.

— Поделись. Я клянусь, что никто не узнает, о чём шла речь в этой комнате. Расскажи, чтобы я мог защитить тебя в будущем. И ещё. Девочка моя, я знаю о том, в чьей семье ты воспитывалась. Просто расскажи мне о себе, малышка.

Инга резко подняла голову и опять заморгала, старясь унять текущие слёзы.‎ Она размазала их по лицу, дрожащей рукой провела по волосам и кивнула.

— Я не помню своего отца. Мама вышла замуж за Фёдора Павловича, когда мне было десять лет. Он был очень добр ко мне.

— Так добр, — зло перебил её Никита, — что продал тебя этому чудовищу Горелову?

— Не надо так говорить! — вскрикнула Инга. — Вы не знали его, вы не пережили всё то, что пришлось пережить ему!

— Конечно, — опять сорвался Прозоров. — Я пережил совсем другое! Смерть моей женщины от рук его сыночка-изувера и его дружков!

Инга замолчала, зажмурившись и сжимая кулаки, и прошептала, не открывая глаз:

— Простите. Простите меня, я понимаю, что потеря близкого человека навсегда останется с вами. Простите.

Инга резко встала и пошла к двери. Никита запрокинул голову и невольно скривился — он хотел помочь, а сделал всё ещё хуже. Она-то ни в чём не виновата! Он шагнул вслед за гостьей, обхватывая хрупкое тело руками, и покаянно прошептал:

— Это ты прости меня. Я не имел права всё это вываливать на тебя. Не уходи, хорошо? Можешь ничего не говорить, прошлое не изменить, просто не уходи. Останься со мной.

И она расслабилась, положив свои ладошки на его руки и откидывая голову назад. Никита улыбнулся и качнулся в сторону, удерживая женщину от падения, и вновь опустился на диван, прижимая её к себе.

— Фёдор Павлович после всего случившегося решил уехать из города и забрать меня. Но решил, что мне нужно изменить фамилию, хотя я хотела оставить фамилию мамы. Он нашёл этого… ну, моего будущего мужа, заплатил ему за молчание. Я вышла замуж и жила у него, а Фёдор Павлович в это время продал квартиру, подбирал варианты в других городах. Бизнес их был арестован… Летом после того, как он узнал всё о сыне… он умер, не успев купить новую квартиру, но отдал деньги Горелову. Я осталась с мужем, в сентябре родилась Эрика. Ей было два года, когда мне пришлось выйти на работу…

— Инга, ты плохо ешь, ты… беременная?

Она удивлённо посмотрела на него и отчаянно замотала головой:

— Нет, это невозможно! То, что произошло, было первым и единственным моим… опытом. А Дмитрий он… не мог. Что-то там с сосудами, я не вникала в это дело. Может, поэтому и… бил. Он постоянно запугивал меня, что расскажет всем, что Бестемьяновы моя семья, что я имела к ним отношение. И что возможно Эрика…

— Молчи, ничего не говори.

Они сидели, обнявшись и глядя в окно на разыгравшуюся вьюгу.

— Мне надо уложить дочку, Никита Юрьевич. Что бы ни произошло, что бы ни случилось — моя девочка ни в чём не виновата.

— А ты никогда не хотела узнать правду?

Инга яростно покачала головой:

— Нет! И аборт я отказалась делать, как мне предлагали. Даже Фёдор Павлович предложил это, как только узнал о беременности, несмотря на то, что может быть это его внучка… Только один врач сказал мне, что Эрика не виновата в том, что мир вокруг жесток, что люди хуже зверей. А учитывая, что у меня отрицательный резус, возможно, моя дочь — это единственная возможность для меня стать мамой.

— А как звали того врача?

— Надежда Николаевна. Демьянова. Она наблюдала меня с самого начала и делала мне кесарево сечение, потому что боялась, что я не смогу родить сама.

Никита прикрыл глаза. А ведь никто из них не знал, что тётя Володи лечила не только Аню, но и эту девочку. И что она выносила ребёнка, отцом которого может быть тот, кто изнасиловал и изуродовал её невестку. И отговорила Ингу от прерывания беременности, сохранив жизнь малышке и смысл жизни её маме.

— На той фотографии, — он указал подбородком на полочку с рамкой, — её племянник и его жена Анна Соболевская.

Инга вздрогнула и тихо прошептала:

— Это ещё раз доказывает тот факт, Никита Юрьевич, что нам с Эрикой здесь не место. Не думаю, что ей будет приятно видеть меня и мою дочь.

— А мы об этом скоро узнаем, они прилетают на новогодние праздники.

Инга мягко высвободилась из его рук и встала:

— Позвольте нам остаться ещё на один день, я завтра же найду жильё.

— Можешь даже не стараться. — Никита забросил руки за голову и с хрустом расправил плечи. — Ни ты, ни Эрика из этого дома ни ногой. Я дал слово представителям внутренних органов, что вы останетесь у меня согласно программе защиты свидетелей. Так что тебе придётся смириться и принять этот факт. — Никита с удовольствием нёс чепуху, придумывая на ходу причины отказа и наблюдая, как меняется выражение лица у его девочки — от недоверия через удивление к едва скрываемой радости. — А сейчас пошли к дочери, что-то слишком тихо в доме. Подозрительно всё это.

***

Таня приоткрыла один глаз и поняла, что не знает, где находится. Последнее, что чётко отложилось в её гудящей от тупой боли голове, это голос Павла. А где он сейчас?

— Таня, как ты себя чувствуешь? — раздался рядом голос лучшего из мужчин, Таня распахнула глаза и обвела взглядом комнату, в которой находилась. М-да, минимализм никогда не входил в её приоритеты — кровать, стул, стол, тумба. А вот Паше надо бы отдохнуть. Осунувшееся небритое лицо, красные глаза, мятая рубашка с закатанными по локоть рукавами. А руки у него очень даже ничего: сильные, мускулистые, пальцы длинные, ладони широкие и, помнится, кожа немного шершавая.

Павел склонился к ней, поправляя подушку, Таня прикрыла глаза от удовольствия, вдыхая уже откуда-то знакомый аромат сандалового дерева.

— Павел Сергеевич, а мы где? Голова болит.

Земляной убрал с её лба волосы и тихо проговорил:

— Танюш, ты в больницу попала. Ты не помнишь ничего? Врачи предупреждали, что ты можешь забыть некоторые детали, но потом всё пройдёт. У тебя связки на ноге повреждены и сотрясение мозга. Так что голова ещё будет болеть. Но все говорят, что всё будет хорошо.

— Понятно. И правда ничего не помню, но догадываюсь, что в борьбе за здоровье пациента победили врачи, да?

Павел сдержанно улыбнулся и покачал головой:

— Ты и на том свете будешь смеяться и шутить?

— Вы себе не представляете, Павел Сергеевич, какое это счастье, когда рядом с мужчиной можно смеяться и шутить, а не хлопать ресницами, строя из себя прынцессу. А на том свете я буду токсично молчать.

— Может, тактично?

— Тактично каждый может, — пробурчала Таня и попробовала подтянуться вверх, спину сразу же прострелило резкой болью, девушка ахнула и с обидой посмотрела на Земляного: — А что у меня с кормой?

— Таня! — воскликнул Павел. — Где ты набралась такого? Чую, что с тобой скучно не будет. Кстати, ночью звонил генеральный, передавал тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления.

— А почему он звонил? — серьёзно спросила девушка. — Павел Сергеевич, что вы скрываете? И как долго я ещё буду тут находиться? Боже, скоро же праздник, а я ещё подарки не купила!

— Таня, какие праздники, какие подарки?

— Как какие? Новогодние! А ещё надо Инге подарок… Инга… её не было на работе… Вы сказали… а потом крыльцо. — Таня замолчала, будто вернувшиеся воспоминания усилили головную боль. — Что с ней? И что было ночью?

Павел потёр пальцами уставшие глаза и тихо ответил:

— Таня, Танечка, я всё тебе расскажу, только ты не нервничай, хорошо? Отдыхай.

— Что с Ингой, Паша? — вдруг серьёзно спросила Таня, неожиданно переходя на «‎ты», и внимательно уставилась ему в лицо.

— Таня, я боюсь, что мой ответ может тебя расстроить. Но Инга сейчас с Никитой Юрьевичем у него дома.

Таня облегчённо выдохнула и прикрыла глаза:

— Слава Богу! Я думала, что что-то случилось. А почему ты решил, что меня эта новость расстроит?

Павел пожал плечами, опустил глаза и выпалил:

— Ну, ты с ним в ресторан ходила, мало ли…

— Не в ресторан, а в бар. Это во-первых. А во-вторых, дурак ты, Паша. Всё, я устала, спать хочу. — Она отвернулась к стене и замолчала.

Земляной вспомнил про её угрозу надеть короткую юбку, проглотил «‎дурака» и широко улыбнулся, наклоняясь вперёд и мягко касаясь губами девичьего затылка.

— Отдыхай, девочка моя. Я чуть позже заеду.

— Ананасов хочу… и рябчиков.

И тут Павел громко расхохотался, стараясь сдержать выступившие слёзы, аккуратно повернул девушку на спину и открыто посмотрел ей в лицо:

— Будут тебе и ананасы, и рябчики. И какава с чаем!

Таня облегчённо улыбнулась и тихо пробормотала:

— Иди, я действительно устала, но ты приходи скорее, ладно?

Павел кивнул и покинул больничную палату.


Прошла очередная рабочая неделя, Таня с тоской смотрела в окно, любуясь снегом и ярким солнцем. Ей было скучно, ужасно скучно. Учитывая то, что она не привыкла сидеть на одном месте больше нескольких минут, столь долгое пребывание в больничной палате да ещё и в одиночестве приводило её в ярость. Ещё эта нога! Она бы уже давно вышла на улицу, попробовала бы слепить снежок и запустить его куда подальше, а так приходилось сидеть в палате, ковылять в туалет и обратно, даже в коридор нельзя было выйти, потому что ей не могли пока подобрать костыли. А всё потому, что родилась мелкой!

Таня вздохнула и отвернулась. Она понимала, что у Паши дел и без неё выше крыши, но ей было скучно и одиноко. А ещё она хотела домой… Хотя зачем себя обманывать? Она хотела уйти из больницы, но вовсе не домой. За эту неделю она так привыкла к присутствию в своей жизни Земляного и его нежной заботе, что с трудом переносила тишину и своё унылое вынужденное сиротство. Конечно, и мама, и дядя приходили к ней, привнося в её больничный быт какое-то разнообразие, но больше всех она ждала Пашу.

Он приходил немного смущённый, улыбчивый, но через несколько минут они уже шутили, смеялись, иногда ругались, но тут же мирились. Павел рассказывал ей новости, делился своими мыслями, смеясь, показывал ей фотографии с базы, где девчонки серьёзно взялись за украшение помещений и гаражей, вовсю эксплуатируя водителей и службу охраны. Таня невольно расстраивалась, жалея о том, что она не может принять в этом активное участие, а ещё она очень переживала за Ингу. Земляной как-то в разговоре оговорился о причине отмены рейсов, и Таня постепенно выпытала у него практически всё о ночной операции. Она порадовалась за Ингу, со злорадством потёрла ладошки, предвкушая наказание для Горелова и его дружков, и расстроилась из-за того, что не может встретиться с подругой и пошептаться. А пошептаться, Таня надеялась, у них было о чём. Ведь недаром Никита Юрьевич забрал Ингу и Эрику в свой дом?

Таня в очередной раз вздохнула и огляделась. Нет, ну это просто издевательство какое-то! Через неделю Новый год, а она вынуждена тосковать в четырёх стенах. Вот придёт сегодня Павел и она скажет ему, что пора бы выписываться. Капельницы ей не ставят, голову ей уже просветили два раза, а таблетки она сможет и дома принимать. Или не дома? От перспективы попасть «‎в лапы» мужчине, в которого влюбилась до икоты и тех самых пресловутых бабочек, Татьяна зажмурилась и закрыла ладошками уши, а когда открыла глаза, увидела перед собой женские сапожки на каблучке, за которыми монументально замерла пара мужских грубых ботинок. Таня медленно подняла голову и с удивлением уставилась на улыбающуюся Ингу, за спиной которой стоял никто иной, как генеральный директор Прозоров.

— Ой, — поздоровалась Таня и опешила, когда всегда сдержанная Инга бросилась к ней с объятиями. — Как я рада видеть тебя! Мне тут Павел Сергеевич такого всякого понарассказывал, что я уже чего только не придумала. Никита Юрьевич, спасибо вам за эту встречу.

Прозоров кивнул и тихо удалился, прислушиваясь к женской трескотне. Пусть поговорят, а то Инга каждый день спрашивала, можно ли ей увидеть Осипову. Может, эта совместная поездка и встреча Инги с подругой поможет ему хоть немного растопить тот лёд, что сохранялся между ними, и немного сблизит их. А потом можно будет отвезти Ингу в детский сад и поликлинику, пусть забирает документы, потому что он больше никуда не отпустит Эрику, а тем более её маму. ‎



Часть 9


Таня угрюмо посмотрела на Павла, что скалой стоял перед ней:

— Но объясни мне почему? Я здесь скоро плесенью от скуки покроюсь! Паш, ну пойми меня! — Она широко раскрыла глаза и захлопала ресницами, зная, что он сразу тает от этого нехитрого приёма. — Я же занимаю чьё-то место! Сестрички только время теряют, измеряя мне давление и температуру, ни капельниц, ни процедур. А таблетки я и дома могу принимать, чесслово.

— Таня, дядя твой постоянно на работе, мама тоже, а врачи говорили, что за тобой необходимо понаблюдать.

— Знаю, я всё расспросила! Но это крайне необходимо только в первую неделю, а я тут уже больше недели! Ну, Паш, ну пожалуйста, а ты не можешь наблюдать за мной вместо врачей? Я обещаю, что буду соблюдать режим, я не буду нервничать, я тебе клянусь, что буду очень-очень послушной.

Последний аргумент вызвал у Земляного ироничное фырканье — послушной, как же! Эта девочка вообще незнакома с таким понятием, как послушание. Но она в чём-то права. Как говорится, дома и стены лечат.

— Ладно, я поговорю с врачом. Но учти, — повысил он голос, увидев на послушном несколько секунд назад личике плутовскую улыбку, — если врач скажет «нет», я не берусь его переубеждать!

— А ты попробуй, — тихо сказала Таня и опять замерла, невинно глядя ему в лицо.

— Я когда-нибудь тебя выпорю!

— Согласна, — тут же выпалила его непослушная подопечная, — но только если буду шкодить рядом с тобой!

Павел усмехнулся и провёл ладонью по бледной девичьей щеке — бодрится и старается показать, что она сильная и почти здорова. А сама иногда проводит пальцами по виску, потому что ещё болит голова, кривится от боли в спине и ноге при резких движениях. Но он согласен на всё, только бы видеть эти глубокие глаза и эту шальную улыбку. Он вышел из палаты и резко остановился, прислонившись плечом к стене и закрывая себе рот ладонью, сдерживая смех, потому как за закрытой дверью раздался победный клич индейцев. Неисправима. Но так нежна и так любима…

Через час Татьяна Осипова была вынесена из здания больничного корпуса на руках, отчего была тиха и немного удивлена. Как было ей легко и удобно, как приятно щекотал нос аромат сандалового дерева, и как уверенно обнимали её мужские руки, будто имели на это право. Хотя Таня готова была эти права вручить лично, но мама всегда говорила, что негоже девушке делать первый шаг и бежать впереди паровоза. Но если этот «паровоз» будет ещё думать о чём-то и что-то себе придумывать, ей всё-таки придётся брать власть в свои руки. Шутки шутками, а ей уже двадцать два! Так хочется чего-то своего, личного, родного… любимого…

А Павел обнимал желанную женщину и тоже строил планы. Пока только на окончание этого года и праздничные дни. А там уж он её никуда не отпустит! За ней глаз да глаз нужен, а зима долгая, гололедица опять же. И с Борисом Николаевичем надо это дело перетереть, с будущей тёщей познакомиться… С тёщей? Павел хмыкнул, обогнул машину и сел за руль.

— Таня, начинай слушаться прямо сейчас! Шею шарфом укутай, а ногу вот сюда. Я кресло назад отодвину, а ты ногу чуть вверх подними, чтобы отёков не было. И прекрати бурчать! Я всё прекрасно слышу.

Он завёл мотор и повернул голову к своей прекрасной пассажирке. Попалась! Теперь она от него никуда не денется!

***

Никита закрыл крышку ноутбука и потёр уставшие глаза. Слишком много навалилось на него к концу года. И дела компании, и личные дела. Хотя назвать то, что происходило в его жизни, делами как-то и не получалось. С одной стороны, это какие-то тихие радости, но с другой…


…Сегодня Инга ездила в детсад, куда ходила Эрика, чтобы решить вопрос о переводе. Недалеко от его дома, каких-то минут двадцать на машине, в посёлке был свой детский сад. Прозоров сам ездил туда, переговорил с заведующей, и его заверили, что Эрика Горелова, пока Горелова, как он надеялся, может быть записана в среднюю группу. Но для этого нужны её медицинская карта и заявление матери. И он решил, что сама Инга сможет поехать с водителем и всё забрать. Но к обеду, когда Григорий отзвонился и ждал её, Никита вдруг неожиданно для себя сорвался и вскоре въехал в старый двор. Дурак! Надо было сразу выяснить, что детский сад находился в соседнем дворе от бывшего места её проживания.

Когда он появился из-за угла, его слуха коснулся скрипучий женский голос:

— Видала, ЗинаидАлексевна, какая стала? Мужа в застенки, а сама на крутых машинах разъезжает. Тьфу, негодница!

Никита подошёл ближе и через невысокий металлический заборчик посмотрел на пустынную территорию с качелями, деревянными домиками и горками. Сегодня было довольно морозно, вряд ли детей выведут гулять.

— Ну а что ей делать? Только и остаётся, МарьВасильна, что искать мужиков. Сама-то ноль без Димитрия.

Прозоров повернулся и внимательно посмотрел на сидящих на лавочке женщин. Он покачал головой — сколько ж таких «камер наблюдения»‎ в каждом дворе? И оделись по-зимнему, видимо надолго засели в засаде.

— Извините, не подскажете — нельзя ли здесь квартиру снять? — Никита подошёл ближе и с улыбкой посмотрел на сплетниц. — Мне, наверное, по ошибке указали на этот дом. Я звоню, звоню, а там пусто.

— А ты в какую квартиру звонил?

— В сороковую, что на четвёртом этаже.

Женщины поджали губы и быстро переглянулись.

— Не живёт там пока никто, хозяев нет.

— Да? Жаль, мне двор ваш очень понравился. А когда они появятся, хозяева-то?

— Ах, кабы знать. Хозяйка-то вон, в садике сейчас, только, видать, не до квартиры ей. На такой машине приехала!

Никита обернулся и увидел Григория, что стоял рядом с автомобилем и крутил ключи на пальце.

— Да, хорошая машина. Сразу видно, что хозяйка хорошо зарабатывает.


Женщины опять переглянулись и одновременно хмыкнули.

— Зарабатывает, как же! Всю дорогу её Димочка на себе тянул, а она, неблагодарная, хоть словом бы с кем обмолвилась! Проскочит по двору, что та кошка, и молчит. И девчонку свою приучила «драсти» и всё.

— Так работает, наверное, устаёт.

— Да прям, устаёт! Как сыр в масле каталась, Димочка вон на ночную работу устроился, всё ей мало, всё мало! Сама целыми днями где-то свой зад просиживала, а он и ребёнка к соседке устраивал, и в магазины, и на работу. А сейчас его арестовали, а она ходит тут, хвостом крутит. Самой уже неделю как не видно, дома не появляется, значит, у любовника! И давно она Димитрия обманывает, потому как сразу исчезла, сразу! Видать, только и ждала, а может, сама и навела, и обвинила!

— В чём? — Никита нахмурил брови и уставился на говорливую даму.

— Да кто его знает? Говорят, что она что-то на своей работе проворачивала, а на мужа всё свалила. А ведь она ему по гроб жизни благодарна должна быть. Без рода, без племени, приезжая, ребёночка нагуляла, а он не посмотрел — в жёны взял! Ну, понятно, сердился иногда, ну так у всех бывает — заслужила если, получи. Он на многое жаловался, совета спрашивал.

В это время распахнулась дверь и на крыльцо корпуса, украшенного яркими портретами мультяшных героев, вышла Инга и, видимо, заведующая в накинутом на плечи пальто. Они тепло попрощались, о чём-то ещё переговорили, и Инга быстро спустилась по ступеням.

Никита повернулся к сплетницам, что уже в предвкушении новой порции грязи стянули губы в ехидных улыбках, и уверенно сказал:

— А фамилия Димитрия не Горелов случайно? — и увидев кивок в ответ, продолжил: — Димитрий ваш скотина и сволочь последняя был. Он наркотиками торговал, людей убивал! И жену свою заставлял, но она отказывалась, за что её и наказывали. И ребёнка он со своими дружками у матери отобрал и грозился убить, если она не согласится наркотики по городу возить.

Он говорил и видел, как открылись рты, а в глазах уже плескались новые порции сплетен и выдумок.

— А Инга Артуровна помогла следствию, смогла банду душегубов на чистую воду вывести, чуть не погибла, но спасла и себя, и дочь. Ей скоро орден вручат за героический поступок! Потому и машину выделили.

Инга вышла из калитки и оглянулась по сторонам. Вдруг её лицо украсила искренняя улыбка и она радостно кивнула Никите, затем повернула голову, скупо произнеся:

— Добрый день, — и чуть склонила голову, здороваясь с сидящими женщинами.

— Ингочка, как давно тебя видно не было, что же ты не появляешься дома?

Инга глубоко вздохнула и, глядя в глаза Никите, тихо ответила:

— Я тут больше не живу. Прощайте. — Она шагнула в сторону от лавочки, будто не желала иметь ничего общего с лицемерками, что были для неё олицетворением прошлого.

Никита развернулся и протянул ей руку, она чуть помедлила и вложила свои пальчики в его ладонь.

— Надо же! А с виду и не скажешь, что бандит! Бедная девочка, каково это, с убийцей под одной крышей жить? Небось деньжищами какими ворочал? — раздалось им вслед, Никита покачал головой и усмехнулся: сейчас эти две такого напридумают, что к вечеру каждый с содроганием будет считать, что едва выжил в соседстве с бандой убийц. И это потом аукнется Горелову, когда с соседями ребята из органов говорить будут. А пока отправить Ингу домой, а ему ещё на работу. Хотя так хочется бросить всё и поехать с ней, сидеть рядом, сжимая в ладони её пальчики и вдыхать аромат розовой свечи…


…Никита поднял глаза — полночь, завтра он позволил себе взять выходной: днём прилетают Володя с Аней и маленьким Серёжкой. Если говорить честно, то Никита не представлял, как отнесётся Аня к тому, что ей придётся несколько дней находиться рядом с сестрой убийцы её матери. Да, Инга не родная дочь Бестемьянова, она тоже пострадала от рук этого наркомана и убийцы. Но одно дело понимать это, а другое — принять. Да ещё и маленькая Эрика, что вполне может быть дочерью этого ублюдка. Скрывать правду от друзей Никита не собирался, но что из этого получится, представить не мог. Хотя бороться за любимую девочку и её дочку он собирался до конца.

За окном опять шумела метель — зима в этом году была морозной и снежной. И Никита в который раз представил, как Инга и Эрика остаются без крова над головой и без денег. Он передёрнул плечами, будто увидел эту хрупкую женщину где-то в дешёвой холодной гостинице, замерзшую и голодную. Нет, никогда ни она, ни Эрика не будут нуждаться! Он потёр ладонями лицо и встал. Надо отдохнуть, хотя спать особо не хотелось.

Он сделал несколько резких рывков руками, снимая усталость и скованность в мышцах, понаклонял голову в стороны, разминая затёкшую шею, и вышел в полутьму коридора. Дверь в комнату Эрики была приоткрыта — Инга согласилась, что у дочери должна быть своя территория, где она будет хозяйкой, но всё равно старалась каждую свободную минуту проводить с дочерью. Никита заглянул в комнату и улыбнулся — тёмные волосы разбросаны по подушке, девочка крепко спала в обнимку с плюшевым медведем. Он тихо прикрыл дверь и остановился перед входом в комнату Инги.

***

Она устала, смертельно устала. И она понимала, что на этот раз ей не спастись. Инга помнила, как попрощалась с Никитой, потом попросила Григория отвезти её в торговый центр, а что было потом, она вспомнить не могла. Как она оказалась в этом тёмном переулке, в старом дворе, где гулял жуткий сквозняк, ослепляя её пригоршнями снега и склеивая намокшие ресницы? И ещё она знала, что где-то там, в темноте за ней без устали идёт какой-то мужчина.

Инга побежала вперёд, разглядев сквозь снежную пелену яркий свет празднично украшенной улицы. Надо выбраться из этих каменных джунглей, выйти на освещённые улицы, там люди, работающие магазины, там будет возможность позвонить. Она не помнила номер Никиты, но она помнила телефон Тани Осиповой. Она поможет, она сообщит Павлу. Но для этого надо выйти из этой снежной темноты.


Где-то раздался тихий щелчок. Что это? Кто-тозакрыл окно или так звучит взведённый курок? Нет, надо бежать, бежать вперёд, даже если ноги уже двигаются с трудом. Инга чувствовала, что ноги промокли в замшевых сапожках. Зачем она надела их? Хотела казаться выше и женственнее, а теперь расплачивается за своё легкомыслие. Она сделала ещё шаг, но вдруг поскользнулась и упала в грязный снег, что моментально набился в сапоги, в рукава шубки, попал за воротник, обжигая ледяным холодом и заставляя сжаться от боли в замёрзших мышцах. Инга поднялась, цепляясь поломанными ногтями за шершавую стену дома. Ей показалось, что кто-то тихо кашлянул за её спиной, она рванулась вперёд, оглядываясь по сторонам. Аптека, внутри светло, но через стёкла витрин никого не видно, магазины закрыты, окна и двери затянуты ролетами. Надо найти открытую дверь в подъезд, но они все заперты, у людей теперь ключи, домофоны.

Инга наступила на маленький камушек и ощутила, как ногу свело судорогой. Холодно, как же холодно… Она с трудом переставляла ноги, почти не чувствуя ступней. Перчатки она где-то уронила, и теперь пальцы, сколько на них ни дыши, не могли согреться, невольно сжимаясь в кулаки. Инга попыталась спрятать руки в рукава, но потом просто обняла себя, стараясь хоть как-то согреть ладони в мокром и застывшем на морозе меху. Она опустила голову, борясь со встречным ветром, что задувал снег за воротник, но больше всего её беспокоило другое. Человек, что шёл за ней, всё равно её догонит. А что будет с Эрикой? Ведь она осталась в доме Прозорова. И она ему никто. А если её отберут? Как она останется одна, без мамы? Ингу качнуло в сторону, и она поняла, что силы скоро закончатся. Она беспомощно оглянулась, всматриваясь в беснующуюся вьюгу, затем подняла лицо вверх и позвала того, кому в последнее время верила больше, чем себе:

— Никита! Помоги, спаси меня, Никита!

И вдруг её ноги оказались в тёплом коконе, плечи и руки укутало нежное тепло с едва уловимыми лимонными нотками. Она расслабилась и выдохнула. Теперь она знала, что с ней ничего не случится. Инга развернулась и открыла глаза. Она моргнула несколько раз, прогоняя кошмар. Рядом с ней сидел тот, кого она звала в своём страшном сне, он завернул её холодные ноги в одеяло, накрыл плечи и держал её окоченевшие пальцы в своих горячих ладонях.

— Проснись, Инга, проснись, девочка. Ты дома, тебе никто не угрожает. Тихо, тихо, всё хорошо. Ты не одна, я рядом с тобой. Слышишь?

Инга сжала кулаки и задыхаясь спросила:

— Где Эрика?

Никита улыбнулся, укрыл её одеялом и провёл ладонью по щеке:

— Она спит. Всё хорошо.

Инга прикрыла глаза и вспомнила свои страхи. Она убегала от своего прошлого, но так и не смогла убежать. Пока сама не поняла, что оттуда, из того кошмара её может вытащить только один человек. Инга высвободила руку и протянула её Никите.

— Помоги мне, Никита. Помоги мне забыть всё, что со мной было… Поцелуй меня.

Прозоров на миг замер, прищурившись глядя в испуганные глаза, медленно склонился и едва прикоснулся к приоткрытым женским губам. Он услышал тихий вздох облегчения, улыбнулся и сгрёб свою девочку в объятия вместе с одеялом. Она замерла на секунду, но потом обмякла в его руках, стараясь ответить на первый в своей жизни поцелуй.

Инга не успевала за своими ощущениями и эмоциями, она чувствовала его руки на своём теле, губы на шее и ключицах. Ей вдруг показалось, что кости стали мягче, что спина изгибается под его пальцами и становится пластичной, как пластилин, в животе её что-то щекотало и пыталось вырваться наружу, а ноги вдруг напряглись, защищая от чего-то неведомого, но желанного. Ей было жарко, захотелось освободиться от одежды, прижаться к мужчине так сильно, чтобы кожей ощутить его силу и власть. Она открыла глаза и увидела его лицо совсем рядом, Никита замер на мгновение и прошептал:

— Я люблю тебя, девочка. Ты моя, самая любимая, самая желанная.

Инга почувствовала, как немного прогнулась постель под тяжестью мужского тела, и сдавленно застонала, когда горячие губы обхватили сосок. Она зарылась пальцами в коротко стриженные волосы и тихо простонала:

— Я прошу тебя… пожалуйста…



Часть 10


Никита прикрыл глаза, всё также прижимая худенькое тело к себе. Почему эта нежная девочка не встретилась ему раньше? Хотя его тоска по Марте была довольно сильной, может быть, и не обратил бы на неё внимания. Тоска… а может, просто вина?

Мужчина вздохнул, но тут же прервал вдох, чтобы не разбудить Ингу. Вину за случившееся почти четыре года назад он чувствовал до сих пор. И когда ездил на кладбище, и когда разговаривал с Аней, и когда заходил в «Гусеницу». Даже сейчас, когда бар превратился в классный центр досуга без наркоты и льющегося нескончаемым потоком алкоголя, ему иногда приходила мысль закрыть всё к чёртовой матери и забыть об этом месте насовсем. Но руководство компанией перевернуло что-то в его голове. Никита думал теперь не только о доходах, но и о работающих людях, их семьях, детях. Он отвечал за своих работников, где бы они ни трудились — в баре, в фитнес-клубах, автобазах, конезаводе. А небольшой картинг с визжащими от восторга мальчишками, их криками, битыми коленками и улыбками радовал его как ничто другое. Они серьёзно здоровались с ним за руку, шмыгали носами и еле сдерживались, когда рассказывали о победах и крутых виражах. Прозоров слушал их и представлял, что его сын тоже мог радостно скакать вокруг него и делиться своими достижениями.

Сын… Пока у него появилась только дочь. Сомнений по поводу удочерения Эрики у Никиты не возникало. И сегодняшняя ночь укрепила в нём это решение. Он повернул голову к окну. Скоро рассвет, хотя сейчас солнце встаёт поздно, но это хорошо. Зимние ночи длинные, холодные, заставляют искать тепла, а Инга мёрзнет, даже кошмары снятся на эту тему. Как она шептала «согрей меня,‎ не дай замёрзнуть». Не даст, и не отдаст. Никому. Пусть подаёт на развод, чем быстрее, тем лучше. И для неё, и для Эрики. И для него.‎

Внутри опять зашевелился червячок вины. Вины перед Мартой и Анной. Его счастье, его женщина и дочь. Их дочь, его дочь… Примет ли её Аня? Но Никита уже всё решил — он будет бороться за свою будущую семью до конца. Он не позволит прошлому разрушить его будущее.

Никита сильно сжал руки, услышал недовольный стон Инги и усмехнулся. А ведь она даже целоваться не умеет! Не говоря уже о чём-то другом. Как она шептала ему «‎Нет… что ты… не надо… как можно?» А ведь он просто целовал её, желая узнать её вкус и аромат. А она плакала и всё спрашивала «Почему?‎ Где же ты был раньше?» Раньше… А ведь он всё время был где-то рядом, рядом с её братцем-изувером и его дружками, рядом с её мужем, рядом с ней. И возможно, они ходили по одним улицам, здоровались, сталкиваясь в коридорах, когда он приезжал на базу к Борису Николаевичу. И если бы не проклятые наркотики, они, быть может, и не узнали никогда друг о друге. Хотя… Никита совсем забыл о Татьяне. Эта егоза всё равно бы добилась своего и вывела на чистую воду Горелова с его садистскими замашками.

Инга задышала чаще, дёрнула во сне рукой и вдруг резко села.

— Ты чего? — тихо спросил Никита, поднимаясь вслед за ней. — Приснилось что-то?

— Где Эрика? — прошептала Инга.

— Спит. И ты ложись, иди сюда, спи, малышка, спи.

Инга прижалась к нему и как-то облегчённо выдохнула.

За окном розовело небо. Сегодня будет ясный морозный день. Значит, самолёт из Парижа прибудет вовремя, не забыть только про машину. Григорий, конечно, уже всё начистил и подготовил — как-никак любимая маленькая хозяйка приезжает. Прошло три года, как Аня уехала сначала в академию, а потом к Володе во Францию, вышла замуж и родила Сергея, а мужики из охраны, что работали на Соболевских ещё в то время, до сих пор относятся к ней как к маленькой. Глаша перевернула весь дом вверх дном, что-то намывая, переставляя, украшая, чтобы её детям было удобно и комфортно. Инга пару раз заикнулась об отъезде, на что получила нагоняй и немного успокоилась. Но одно дело, когда ты живёшь в доме с согласия и по приглашению хозяина, и совсем другое, когда в этот дом приезжают люди, чья жизнь так или иначе исковеркана членами твоей семьи. Даже если ты сама при этом пострадала. Хотя Инга относится в прошлому несколько иначе, может, потому что, возможно, не помнит самого страшного, в отличие от Ани? И не знает, кто биологический отец её дочери… Только как это объяснить Ане?

Прозоров прикрыл глаза, все вопросы не решить за одну ночь. Надо хотя бы немного поспать, впереди суматошный день. Спать, спать, спать…

***

В аэропорту было шумно и людно, кто-то протискивался к стойкам регистрации, кто-то лихорадочно оглядывался в поисках своих родных, прилетевших на родину. Григорий с высоты своего роста внимательно смотрел на стеклянную дверь терминала, пытаясь увидеть в толпе Аню. Он понимал, что они не виделись три года, его маленькая Анечка стала мамой, что она изменилась, но надеялся, что всё равно узнает её. И вдруг он увидел эти знакомые глаза и расплылся в улыбке.

Анна с каждым шагом шла всё быстрее и быстрее, а последние несколько метров уже бежала. Она впечаталась в его тело и крепко обняла, выдохнув «Гришка» и замерев на пару секунд. Затем подняла голову и мягко провела ладошкой по виску, где выделялся шрам от пули, что принял на себя преданный водитель, спасая свою маленькую хозяйку.‎ Следом за Анной подошёл Владимир с сидящим поверх чемоданов сыном. Григорий, обнимая Аню одной рукой, протянул ладонь Демьянову. Владимир крепко пожал руку, они несколько мгновений смотрели друг на друга, Аня высвободилась из объятий Григория, и мужчины обнялись, с силой хлопая друг друга по плечам. Маленький Серёжа внимательно посмотрел на незнакомого человека, а затем тоже протянул руку, Григорий серьёзно пожал протянутую ладошку.

— А Никита где? — тихо просила Аня, всё ещё держась на руку Григория.

— О! У нас дома перемены, ребята! Дай бог, Никита Юрьевич не будет бобылём куковать. — Но тут же осёкся, вспомнив, что в своё время мать Анны, Марта Соболевская и Никита были вместе.

— Как здорово! — выдохнула Аня. — Наконец-то он встретил свою женщину! А она кто? А как её зовут? А сколько ей лет?

— Аня, Аня, остановись! — усмехнулся Владимир. — Ты сама всё узнаешь, когда приедешь.

— Володя, ну как ты не понимаешь? Да меня разорвёт от любопытства!

— Не разорвёт, — успокоил её муж, протягивая ей рюкзак. — Поехали, сегодня холодно, я лично скоро околею, отвык от русских зим.

Они погрузили вещи в багажник, долго и основательно усаживались в тёплом салоне, с удовольствием вдыхая прогретый воздух, и вскоре мчались по широкому шоссе в сторону загородного посёлка. Анна играла с Серёжей на заднем сиденье, а Григорий тихо говорил что-то Демьянову, который внимательно слушал, бросая иногда взгляды на жену и сына.

— Гриш, а как всё-таки зовут девушку Никиты?

— Инга Артуровна, — ответил Григорий. — И у неё есть дочь Эрика.

— Дочь? — удивлённо воскликнула Анна. — Вот повезло Прозорову — и жену, и дочь сразу себе оторвал, а Демьянову самому пришлось трудиться.

— Ты договоришься скоро, я ещё одного тебе сделаю, — с широкой улыбкой ответил Владимир.

Анна закатила глаза и показала мужу язык, обнимая сына и поправляя ему шапочку. Она была рада. Очень рада за Никиту. За то, что он смог отпустить маму и попытаться жить дальше. А то, что у его избранницы была дочь, радовало её ещё больше. Из Прозорова получится хороший отец, достаточно вспомнить, как он возился с ней и Лизой, терпел их девичьи закидоны и капризы. Анна обняла маленького Сержа и широко улыбнулась в предвкушении знакомства.

***

Таня аккуратно стала на землю, стараясь не наступать на больную ногу, подняла глаза и с восхищением уставилась на дом, куда её и Бориса Николаевича привёз Павел. Идея о встрече Нового года у Прозорова возникла совершенно случайно после того, как мама, краснея и бледнея, заикаясь и пряча глаза, объявила им с дядей, что её пригласили в гости. Учитывая, что мама никогда не стеснялась в выражениях и не утруждала себя какими бы то ни было объяснениями, Таня поняла, что у неё, возможно (и даже очень!), может появиться папа. Или как там всё это называется? Павел, присутствующий при разговоре, сдержанно усмехнулся, потому как отъезд старшей Осиповой, его будущей тёщи, как он надеялся, был ему на руку! Он приехал, чтобы уговорить Таниных родных отпустить девушку с ним, а тут такое!

Борис Николаевич как-то сник после заявления сестры, Таня потирала ладошки от радости, а Павел разговаривал по телефону. Прозоров сообщал о приезде Демьяновых и желании Ани встретиться, а потому Никита по принципу «мы посовещались, и я решил» обзванивал друзей с приглашением встретить Новый год у него дома. Павел немного подумал и согласился. Тем более что Таня всё равно будет с ним. А оставлять Никифорова одного никто не собирался, поэтому было принято решение забрать дядю с собой. Таня даже ножкой топнула, заахав и заохав от боли, после чего дядя согласился на всё, лишь бы племянница не нервничала.

— Паша, а кто ещё будет? — Таня терпеливо ждала, когда мужчины выгрузят пакеты с едой, одеждой и обувью.

— Тань, верни шарф на место, холодно! — Павел строго следил за ней, руководя парнями из охраны, что споро перетаскивали привезённые вещи в дом. — На ногу не наступай, я тебя сейчас в дом занесу.

— Так кто будет ещё, Паш? — капризно повторила Таня. Стоять на одной ноге удовольствия ей не доставляло, а предвкушение новых встреч и весёлых праздничных дней заставляло едва не подпрыгивать на месте.

— Инга твоя точно будет, — пробурчал Земляной, прижимая её к себе и одним резким движением поднимая на руки. — Есть тебе надо нормально, лёгонькая как пушинка.

— Ты что! — наигранно возмутилась довольная Таня, похудевшая за время болезни на три килограмма. — Я и так толстая!

— Получишь у меня по заднице, будешь знать! Борис Николаевич, вы с нами? — Павел увидел, как Никифоров махнул рукой и бодро направился к домику охраны.

Земляной зашёл в дом, опустил Таню на ноги, помог ей снять шубку и присел, стараясь снять сапожки, не причиняя боли.

— Ой, Инга! — вдруг взвизгнула Таня, рванувшись вперёд и хватаясь рукой за плечо сидящего мужчины.

— Таня! — закричал Павел. — Стой спокойно, опять же грохнешься. Инга, иди сюда, а то она мне сейчас волосы повыдёргивает.

Инга с Эрикой на руках медленно вышла в прихожую, застенчиво улыбаясь. Таня внимательно посмотрела на подругу и вдруг широко распахнула глаза — на шее у той красовался небольшой синяк.

— Ух ты, а что это у тебя, а? — проказливо произнесла она, с улыбкой глядя на смущённую женщину. — Завидую, у меня такого нет.

Павел встал, с высоты своего роста посмотрел на любимую, улыбнулся и покачал головой, тем самым обещая ей такую же отметину в будущем. Он опять поднял девушку на руки и понёс её в гостиную. Инга остановилась в дверях, Эрика высвободилась из материнских рук и подбежала к Тане, которую Павел усадил на диван, а затем унеслась куда-то.

— Павел Сергеевич, Никита сказал, что будет в кабинете. Ой, простите, Никита Юрьевич.

Земляной выпрямился и спокойно сказал:

— Давай договоримся, ты Инга, я Павел, идёт?

Он поймал беспомощный взгляд и широко улыбнулся. Эта испуганная девочка ещё долго будет как колючий ёжик, ей надо научиться верить людям, а это возможно только при полном доверии с её стороны. Инга будто прочла его мысли и несмело улыбнулась, Павел кивнул и направился в кабинет к Прозорову.

— Инга, — прошептала Таня, — а вы с Никитой… ну… вместе, да?

На что подруга опустила глаза и коротко кивнула.

— Только знаешь, Таня, — вдруг зашептала Инга, — Никита ждёт своих друзей из Парижа, все ребята из охраны бегают во двор и за ворота в ожидании, а я боюсь, что всё то, что произошло с нами в последние дни, останется в прошлом.

Таня похлопала по дивану рядом с собой и серьёзно посмотрела на присевшую рядом женщину.

— Если я что-то понимаю, то ты в этом доме уже за хозяйку, Инга, тебе и гостей привечать. А насколько я слышала о Демьяновых, то это нормальные люди, простые и без закидонов. А они когда приезжают?

Инга глянула на часы и брови её резко взлетели вверх:

— Так они уже дома должны быть!

Она резко поднялась и почти выбежала из гостиной, послышался тихий разговор и голос неизвестной Тане женщины успокаивающе произнёс: «Не волнуйся, с ними Григорий, он никого в обиду не даст, а при случае сообщит». Пока женщины шептались, Таня осмотрела комнату, где неожиданно оказалась в одиночестве. Большая и светлая, с высокими потолками, красивой люстрой, у окна стояла высокая ёлка, украшенная бантами, разноцветными шарами и светящимися гирляндами. Татьяна поднялась и прихрамывая подошла к зелёной красавице. М-да, голову можно дать на отсечение, что ёлку Инга украшала. И конфеты, и маленькие печенья тоже её рук дело. А за окном медленно падал снежок, покрывая расчищенные дорожки белым покрывалом. Где-то раздался шум мотора, хлопанье дверей, и по дому разнёсся крик:

— Анечка, девочка моя! — и мимо Тани пронеслась немолодая полная женщина в цветастом фартуке. Дом как-то сразу ожил, со двора слышались голоса множества мужчин, смех, женский громкий голосок, что радостно что-то говорил, постепенно приближаясь к дому. Таня увидела Никиту Юрьевича и Павла, которые спустились с лестницы и быстро прошли к входной двери. Павел обернулся и подмигнул Тане, потом до него дошло, что она стоит у окна, и он сердито покачал головой.

В прихожей кто-то громко потопал ногами, стряхивая снег, и раздался глубокий мужской голос:

— Здорово, мужики! Ну и холод у вас тут. Никит, полцарства за виски. Глафира Матвеевна, Ане чаю, ладно? Только недавно кашляла, у нас самый крепкий Серёжка, тьфу-тьфу.

В гостиную вошёл высокий темноволосый мужчина и с улыбкой уставился на Таню. Она мельком глянула в сторону двери, куда убежала Инга, и выдохнула:

— Здравствуйте, я Таня.

Молодой человек вздёрнул брови, немного повернув голову в сторону Никиты. Тот усмехнулся и широко шагнул куда-то, через секунду появившись в обнимку с хрупкой белокурой женщиной. Она смущённо улыбалась, стараясь спрятаться в мужских объятиях. В комнату вошла улыбающаяся Анна, держа за руку маленького сына. Она посмотрела на Таню, перевела взгляд на Ингу и бодро заявила:

— Наконец-то в этой компании я буду не одна! Глаша, — крикнула она куда-то за спину, — а нам куда вещи нести? Девчонки, мы сейчас быстро вещи кинем, а потом предлагаю на кухне у Глафиры обосноваться! Дверь забаррикадировать, все вкусности слопать, чтобы им, — она пальчиком указала на удивлённых мужчин, — ничего не досталось!

В эту минуту в гостиную с визгом забежала Эрика, следом за ней влетел Герой, тормозя лапами. Он ткнулся носом в ковёр и жизнерадостно замахал хвостом.

— Никита, — Анна повернулась к Прозорову и улыбнулась, — у тебя собака в доме?

— Это, Анют, не просто собака, это Герой. Серёжа, не бойся, собачка не кусается.

Сергей подошёл к замершему псу и мягко ткнул того пальцем в нос, Герой чихнул и опять замахал хвостом. Эрика же склонила голову чуть набок и внимательно рассматривала гостей, потом приблизилась к приехавшим и зачаровано посмотрела на Анну:

— Ты касивая, — тихо прошептала она.

Анна замерла и резко опустилась перед девочкой на колени, провела ладошкой по мягким волосам и прижала малышку к себе:

— Ты тоже, моя хорошая, редкая красавица. Особенно глазки.

Она посмотрела на светловолосую Ингу, потом опять глянула на темноволосую Эрику, и в этот момент Никита шагнул к ним, поднял малышку на руки и обратился к гостям:

— Пошли, я вас по комнатам разведу. Паш, ты Таню тоже бери, встречаемся минут через тридцать, согласны? А Борис Николаевич где? Гриш, — обратился он к другу, что сегодня стал водителем для любимой маленькой хозяйки и занёс последний чемодан в дом. — Никифорову скажи, что я его жду через полчаса. И ты не задерживайся, посидим по-мужски, пока эти диверсантки баррикады на кухне строить будут. Ну что, Эрика, пойдём покажем нашим гостям, где они жить будут?

Эрика крепко обняла его за шею и улыбнулась:

— Посли! А потом кафеты кусать будем!

Все засмеялись и пошли вглубь дома. Никита прижал Эрику к себе и прикрыл глаза. Он прочёл вопрос в глазах Ани, но смог немного отдалить разговор. Мужчина прекрасно понимал, что избежать его не удастся, но решил оттягивать его как можно дальше.



Часть 11


— Аня, перестань бегать туда-сюда! Сядь и поешь нормально, ничего с малым не случится, с ними Герой, а лучше няньки, поверь, не сыскать.

Анна оторвалась от дверного косяка и села к столу:

— Просто я всегда с Серёжей, не привыкла, что за ним кто-то другой присмотреть может. Инга, а ты совсем не боишься Эрику с собакой оставлять?

Инга смущённо улыбнулась и молча качнула головой.

— Герой ей жизнь спас, — заметила Таня, заканчивая нарезать копчёный окорок. — Глафира Матвеевна, мясо готово. Что дальше?

— Передохни, девка, держи чаёк. Булочки бери. И нос свой не морщи — морщины будут.

— Я же только похудела к празднику, а вы про булочки.

Глафира хмыкнула и медленно обвела взглядом сидящих за столом молодых женщин.

— Мужики не собаки, на кости не бросаются, понятно?

— Но с лишним весом-то как-то бороться надо, — Таня отстаивала своё право на похудение, с грустью глядя на румяные булочки, обильно посыпанные маком.

— Лишний, как же! Не бывает у женщин лишнего веса! Это всё дополнительные места для поцелуев!

Инга вдруг подавилась чаем и закашлялась. Глафира прищурила один глаз и удовлетворённо кивнула:

— Что такое? Научную экспедицию вспомнила?

Инга часто заморгала и непонимающе уставилась на улыбающуюся домоправительницу:

— Какую экспедицию, Глаша?

— Слышала я, как Никитка-то наш тебя приручал. Аж завидно стало! — Глаша по-доброму усмехнулась и отвернулась к плите, помешивая булькающий соус. Инга густо покраснела и опустила голову. — И не смущайся, ведь понравилось, да? И правильно сделала, что отдалась нашему Никите. Если стоит выбор между «‎‎да‎‎» или «‎‎нет‎‎», выбирай всегда «да‎‎»! Сделай это, попробуй. Поцелуй, обними, догони, скажи. И пусть выйдет ерунда, зато хоть попыталась. И ты, Татьяна, держи Пашку двумя руками. Такого мужика поискать надо, а тебе сам собой свалился.

— Ага, свалился! Это я свалилась. Для того, чтобы он хоть что-то делать начал, пришлось крыльцо на базе головой разбить! И ногу вывихнуть!

Женщины заулыбались, Анна опять выглянула из кухни, но Сергей и Эрика строили башню из кубиков, что-то обсуждая на детском языке, Герой лежал рядом и поглядывал на детей из-под прикрытых век.

— Так, Инга, давай отнеси мужикам закуски, а то они там сейчас так наговорятся, что к новогоднему столу на четвереньках приползут.

— А может, лучше Анна? Там всё-таки её муж.

— Нет, ты здесь хозяйка, тебе и идти.

— Да какая я хозяйка? — опять смутилась женщина.

— Слушай, Инга, а как ты его терпишь, Прозорова? — спросила Анна и отпила глоток ароматного чая.

— Он удивительный, — тихо сказала Инга.

— Скажешь тоже! — Анна улыбнулась и начала загибать пальцы: — Он же зануда, педант, буквоед, правда, честный и очень сильный.

Инга подняла на Анну огромные глаза и задумалась, затем провела ладонью по ноге, будто поглаживая зажившую рану, и уверенно проговорила:

— Мужчины принесли мне мало радости. Знаете, есть мужчины, с которыми мы живем. Наверное, есть мужчины, ради которых женщины живут. А есть те мужчины, оказавшись рядом с которыми, понимаешь, что сама начинаешь жить. По-настоящему. Я только сейчас поняла, что значит жить. Мне страшно иногда, что пройдёт всё это, вернётся та жизнь. И тогда я умру, — вдруг закончила она, уставившись на свои ладони, бессильно лежащие на столе.

Таня протянула к подруге руку и сжала её пальцы:

— Всё будет хорошо.

— Ты сказала «та жизнь», — Аня внимательно посмотрела на Ингу и чуть склонила голову набок. — А что с тобой было в той жизни?

— Так, хорош разговоры разговаривать. Инга, бери поднос, иди к мужикам и проследи, чтобы они там не очень-то горячительным заливались. Иди, — Глафира мягко шлёпнула её пониже талии, придав ускорения. — А мы, дамы и девушки, сейчас бутербродами займёмся. Кстати, Тань, а дядюшка твой чего один-то?

— Так он один и есть. Никогда его с женщинами не видала. Всегда один, только меня и маму мою в свою жизнь пускает, всем остальным входа нет.

— Да? Ну это мы ещё посмотрим, — тихо закончила расспросы Глафира, разворачивая упаковки с сыром и тонко нарезанным балыком.

***

— Слышь, Демьянов, а тётушка твоя где?

— Дежурит она, собственно, как всегда. Она уже который Новый год в больнице отмечает. Но в разговоре с Анной она что-то такое про нового реаниматолога говорила, так что надеемся, что нескучно ей будет. Думаю, что завтра к вечеру или послезавтра заедем. Паш, ты про Героя начал рассказывать, а не договорил.

— Да понимаешь, у нас на базе несколько собак прижились, если честно, я этого пса и не замечал никогда. Потом мне Таня сказала, что он всё время около офиса крутился, девчонки его подкармливали. Поэтому он и Ингу ночью признал, и на защиту бросился.

— Погодите, я так и не понял всего. Подробнее давайте.

Прозоров и Земляной переглянулись, Никита вздохнул и с улыбкой начал говорить:

— Торкнула она меня, Володь, сильно. Не знаю чем, но когда её увидел, думал сдохну. А потом синяки увидел. Ладно бы на руках, а они и на шее были. Меня чуть не порвало там! А она глаза опустила, всё о ребёнке говорила. Тогда я и… короче, Павел в её сумочку жучок кинул. Потом-то, конечно, поумнели, закон-то нарушили. Но если бы мы её не «слушали», хрен бы мы товар взяли.

— А как она согласилась на это? Ну, чтобы наркоту вытащить?

— А как ты бы поступил? — взвился Никита. — Они сначала над ней обещали надругаться, а когда поняли, что её этим не взять, девочку забрали. Она так кричала, просила их. А эта сука, муженёк её, ржал, падла! Избил её, она ж на таких обезболивающих была, не представляю как соображала вообще что делать! За одно это рыло отрихтовать нужно. Когда перед нами на колени упала, помощи просила… Ведь не за себя, за Эрику просила. Тогда я и решил, что нехрен ей с ублюдками дело иметь. Я, конечно, тоже не подарок, но никому её не отдам. И обидеть не позволю. Никому. Следствие началось, она пока с адвокатами не встречалась, только я беседу с ними имел.


— С вашими?

— Нет, муженька её. Они тоже за Эрику взялись.

Демьянов внимательно посмотрел на друга, задумался на несколько секунд и спросил:

— А что не так с этой девочкой?

Земляной кашлянул, Никита сцепил пальцы в кулаки:

— Тут, понимаешь, такое дело…

— Никита Юрьевич, Павел Сергеевич, у нас гостья, — раздался приглушённый голос сквозь потрескивание рации. — Представилась Елизаветой Соболевской.

Мужчины быстро переглянулись, слушая недовольный женский голос, кричавший что-то о неуважении и унижении. Григорий встал и уверенно произнёс:

— Отдыхайте, если надо будет — позову. Никита Юрьевич, её куда?

— Так осталась одна свободная комната, тут рядом с кабинетом. Я иногда там отдыхал раньше. Кажется, Глаша везде убрала, вот пусть там и селится. Какого она припёрлась? Ведь три года ни слуху ни духу, а тут явилась!

В этот момент тихо постучали, Никита резко встал и распахнул дверь — на него немного испуганно смотрела Инга с подносом в руках. Он перехватил тяжесть и аккуратно поставил его на тумбу:

— Ты не устала? Может, отдохнёшь? Ты же ночью почти не спала, — с улыбкой добавил он. — Пока только восемь вечера, есть время. Или с Глашей и девчонками побудешь?

Инга мотнула головой и прошептала:

— Всё хорошо, не волнуйся. Глафира попросила вас не пить много, боится, что уснёте за столом.

Григорий вышел в коридор и громко хмыкнул:

— Глафире лишь бы наяривали за столом в три рта! А поговорить, а? — Он вдруг щёлкнул замершую женщину по носу и стремительно пошёл к выходу. Инга несмело протянула руку и провела пальчиками по плечу Никиты, затем прошептала «я пойду‎‎» и так улыбнулась, что Прозоров прикрыл глаза и дёрнул головой; если бы не гости, он бы её сейчас никуда не отпустил.

Григорий же вышел на крыльцо и молча уставился на возмущённую гостью. Лиза надменно посмотрела на бывшего своего водителя и прошипела:

— Вещи мои возьми в машине и комнату мне покажи.

Подняв брови и небрежно кивнув одному из парней, Григорий вновь посмотрел на Елизавету. Охранник не спеша пошёл к воротам, где терпеливо дожидалось такси, вытащил багаж, о чём-то поговорил с таксистом, достал из кармана деньги, расплачиваясь за поездку, выдвинул ручку объёмного чемодана и потащил его по расчищенной дорожке.

— Осторожнее! — визгливо выкрикнула прибывшая женщина. — Это тебе не сундук, это брендовые вещи! И если хотите тут работать, советую меня слушать! Это ко всем относится!

— Ты тут не очень-то ори, — спокойно сказал Григорий, — не маленькая уже и не у себя дома. Ты парней на работу не брала, не тебе их увольнять, понятно?

Лиза удивлённо замолчала, рассматривая стоящего перед ней мужчину:

— Не хватало, чтобы мне слуги указывали что и как говорить. Лучше возьми чемодан у этого идиота и отнеси в комнату. Господи, надеюсь, что в этом доме найдётся нормальное помещение для меня.

— Как для всех, так и для тебя. Кстати, тут слуг нет, сама попрёшь свои бренды, если не захлопнешь рот сейчас же. Тут всё изменилось со дня твоего отъезда. Это не твой дом, ты тут не хозяйка. Этот дом принадлежит господину Прозорову, а свою часть от продажи отцовского дома ты получила, так что нет тут твоего ничего. А не нравится — такси ждёт, можешь в город вернуться. Ещё вопросы есть?

Лиза, понимая его правоту, фыркнула, перехватила ручку чемодана у открыто улыбающегося охранника и вошла в дом. Григорий помог ей поднять багаж по лестнице и открыл дверь в небольшую комнату:

— Вот тут устраивайся.

Он повернулся и увидел, как Лиза с интересом оглядывала уходящую по коридору Ингу.

— Господи, что за тяга у вас всех к невзрачным особям женского рода? Что сестрица моя, что эта деревенщина. Ни рожи, ни кожи, и жопа с кулачок! Хотя бы занялись своим телом, курицы.

— Если душой не зацепила, телом долго не удержишь, — раздался тихий голос Никиты. — Чем обязан?

Лиза внимательно посмотрела на бывшего безопасника и растянула губы в улыбке — а он ничего! За эти три года лоск появился, держится уверенно, изменился, смотрит спокойно. Да, если мама его таким увидела, то её можно понять, ничего так мужик, для романа на стороне сгодится.

— Вот приехала на родину, а что, проблемы какие-то?

Никита пожал плечами, чуть скривив губы:

— Нет, никаких проблем. Только хочу предупредить, Лиза, ты хоть и член дорогой мне семьи, но не у себя дома. Язык держи в узде, а пока устраивайся, вещи сама разложишь, мы горничных отпустили, сегодня у всех праздник, в доме только гости и я с Глафирой.

— Вот пусть Глаша…

— Я тебя предупредил? Забудь о своих «‎хотелках»‎, Глаша с гостями на кухне, захочешь, сама их найдёшь, только постарайся никому настроение не испортить. Иначе вышвырну вон в гостиницу.

Лиза сжала губы и повернулась спиной, с грохотом закатывая свой чемодан в комнату.

— Пошли, Гриш, только её нам не хватало, — с тоской проговорил Никита, чувствуя, что приезд Соболевской-младшей нарушит все их планы и принесёт неприятности и скандалы.

Они вошли в кабинет, Никита со злостью хлопнул дверью и сел за стол:

— И чего явилась? Ты куда, Борис Николаевич?

— Да я тут подумал, Никита Юрьевич, поеду я домой. Здесь семья собирается, а я кто?

— А я? — вдруг выкрикнул Земляной. — А Гриша? А Танюша ваша?

— Правильно, Паш! Здесь действительно семья собирается. — Никита положил кулаки на стол и посмотрел на Никифорова. — Моя семья, Борис Николаевич. А вы все мне ближе, чем родственники. Сколько пережили вместе, сколько ещё будет. Так что сядь и выкинь всю чушь из головы. Лиза такая же гостья в моём доме, как и все остальные. А теперь я должен кое-что вам сказать. Павел и Григорий знают, считаю, что и Володя должен узнать. А Борис Николаевич может подскажет что, всё-таки старше нас, опытнее. Короче, Владимир, Инга моя… в доме Беса росла. Она ему сводная сестра. И Эрика… неизвестно от кого рождённая. Бес и Демон ещё с дружком каким-то изнасиловали её. Правда, Инга в отличие от Ани вроде не помнит ничего, они её опоили чем-то. Она и Новый год никогда не отмечала, потому что именно в этот праздник всё случилось. А потом оказалось, что забеременела. Надежда Николаевна от аборта её отговорила, оказывается, она тогда на полторы ставки трудилась — и в роддоме работала, и в больнице Аню лечила. Убедила девочку родить, не виноват же ребёнок в том, что на свет появился. А Инга так и не захотела генетическую экспертизу делать, говорит — мой ребёнок и ничей больше. — Он поднял глаза на Демьянова и развёл руки в стороны. — А если Аня об этом узнает, как поведёт себя? Ведь как ни крути и Бес, и Демон ей горе принесли. Один мать убил, другой…


— Но ты сам сказал, что ребёнок не виновен. Да и вины Инги нет ни в чём, и Аня за эти годы изменилась. — Владимир потёр переносицу по привычке. — Ладно, мужики, скоро десять, надо бы чуть в себя прийти, переодеться. Что-то наших девушек не слыхать, Серёжку уложить сегодня не удастся, они с Эрикой общий язык быстро нашли, капризничать будут.

Все согласно закивали и поднялись, складывая на поднос тарелки и рюмки, не замечая чуть приоткрытую дверь в коридор, за которой стояла неподвижная женская фигура.



Часть 12


Никита провёл ладонью по запотевшему зеркалу, потрогал подбородок. Ни щетинки — у его любимой девочки очень нежная кожа, сразу краснеет, стоит чуть поцарапать. С того дня, когда Инга стала принадлежать ему, бритьё два раза в день было самым неудобным для него событием, но оно стоило этого. Он обмотал бёдра полотенцем и вернулся в комнату.

Инга стояла к нему спиной, чуть выгнув спинку, что-то поправляя на лифе лежащего на кровати праздничного платья. Он видел только фиолетовые трусики с нежными кружевами. Тёмные чулки отсвечивали прозрачными змейками рядом с платьем. Никита перевёл взгляд на часы в углу комнаты, мирно отсчитывающие убегающее время. Начало одиннадцатого. В доме стояла тишина, Эрика скорее всего с Глафирой на кухне. Значит, у них есть время, минимум полчаса.

Никита шагнул вперёд и обхватил хрупкое тело одной рукой, другой с силой провёл вдоль позвоночника. Инга вздрогнула, замерла и задержала дыхание. Эта её покорность возбуждала его с первого раза. Сначала он думал, что это обычный страх, но потом понял, что она замирает, получая удовольствие от его прикосновений. И он сам кайфует от того, что его руки гладят, возбуждают женское тело, приглашают к продолжению, к путешествию в рай, известный им одним.

Он медленно опустил руку вниз, нырнул в трусики, пальцами поглаживая влажные складочки женского лона, и провёл языком вдоль позвоночника, целуя нежную шею. Инга собрала свои длинные волосы в высокую прическу, освободив шею и оставив несколько прядей у лица, что подчёркивали её красоту. Никита несколько раз ударил подушечкой пальца по клитору, услышал тихий стон и своё имя.

— Ты хочешь меня? — прошептал он, посасывая мочку уха и продолжая ласкать свою женщину пальцами, ощущая мелкую дрожь в её теле. — Скажи, ты хочешь меня? Не молчи, скажи мне, малышка.

Инга чуть согнула ногу в колене и отвела бедро в сторону, открываясь ещё больше. Никита развернул её немного и с удовлетворением увидел удивлённый взгляд в огромном зеркале шкафа-купе. Он одним движением освободил бёдра от полотенца и чуть спустил женские трусики вниз.

— Скажи, чего ты хочешь?

— Никита, мы же не одни, — простонала Инга. Мужчина поймал поплывший взгляд и сильнее надавил пальцами. — В доме гости, а вдруг нас услышат? — Инга часто дышала, чуть извиваясь от движений мужчины.

— Пусть слышат, ты моя. Обопрись руками, маленькая, выгни спинку, — он наклонил любимую вперёд и резко вошёл в неё. Инга ещё больше прогнулась, двигаясь навстречу его резким вторжениям. Никита первый раз брал её так — сзади и довольно жёстко. Но она не сопротивлялась и не роптала, стараясь сильнее прогнуться, подтягиваясь вверх на носочках, чтобы он проникал ещё глубже и сильнее. Никита почувствовал, как она задрожала, хрипло застонав, скользя ладошкой по зеркалу. Он обхватил её одной рукой, поднимая беспомощное тело вверх, и задвигался ещё быстрее, пока его не накрыла волна удовольствия, рваными толчками освобождая его и заполняя мужским семенем горячее женское лоно.

Никита отдышался и присел, стягивая фиолетовые трусики вниз.

— Что ты делаешь? — тихо спросила его Инга.

— Хочу отнести тебя в ванную и помыть, иначе следы наших игр могут появиться на твоём праздничном платье, — он резко поднял женщину на руки и понёс в ванную, поставил в душевую кабинку и включил воду. Он стал у неё за спиной, поддерживая её и поглаживая кожу пальцами, переключил смеситель и направил тугую тёплую струю между ног любимой женщины.

— Никита-а-а, — прошипела Инга и постаралась свести бёдра, но мужчина резко согнул ногу и толкнулся вперёд, разведя её колени в стороны. Водная игла ударила Ингу, лаская и щекоча, выбивая из неё сдавленный крик. Ладонь сжалась в кулак, женщина прижалась к сильному мужскому телу и содрогнулась в повторном оргазме. Она обессиленно выдохнула и тихо проговорила: — Ты удивительный.

Никита усмехнулся, выключил воду и схватил полотенце, укутывая свою женщину и вынося из ванной комнаты. Он поставил её на пол и несколько раз промокнул женское тело:

— Я нормальный, девочка, я просто тебя люблю. И хочу, чтобы ты была со мной. Желательно женой. А теперь пора к столу. Тебе помочь или ты сама оденешься?

Инга смотрела на него с недоумением, придерживая полотенце у груди. Женой? Но она замужем. Мало того, у неё есть ребёнок. Немного найдётся мужчин, что согласны связать свою жизнь с женщиной, у которой есть малыш. Тем более, если этот малыш рождён неизвестно от кого.

— Как женой, Никита? Я же замужем, и Эрика…

— Я уже дал задание нашим адвокатам, они готовят документы для развода, а с Эрикой мы поладили ещё в первый день. Осталось дело за тобой, малышка.

Инга улыбнулась и тихо прошептала:

— А ты всегда будешь называть меня малышкой?

Никита накинул рубашку на плечи и шагнул к ней. На нём были незастёгнутые брюки, пряжка ремня тихо позвякивая в такт его движениям, полы белоснежной рубахи разошлись в стороны, открывая взгляду сильное тело. Инга подняла глаза и выронила полотенце на пол.

— С обнажённой женщиной очень трудно говорить, а уж тем более спорить. — Мужчина широко улыбнулся и игриво поднял одну бровь. — Она же не для этого разделась, да?

— Я не успею привести себя в порядок, — выдохнула Инга, зачарованно глядя в глаза своему мужчине.

— А ты меня не дразни, а то вообще не попадёшь к столу, поняла?

Инга кивнула и отвернулась, стараясь собраться с силами и мыслями, затем нагнулась за трусиками, лежащими перед шкафом, и услышала сдержанный мужской рык, после чего резво выпрямилась и бросилась обратно в ванную, решив, что тонкая гигиеническая прокладка не помешает. Через минуту она выглянула в комнату, убедившись, что Никита вышел, посмотрела на постель, усмехнулась и быстро натянула кружевные чулки. Следом скользнуло шёлковое платье. Инга провела руками по телу, приглаживая мягкий материал, и обула туфельки на небольшом каблучке. Ещё раз посмотрелась в зеркало, покрутившись вокруг и отбрасывая локоны назад, улыбнулась себе и вышла в коридор. Впереди праздник!


***

— Володя, помоги, пожалуйста. — Анна стояла у зеркала, подняв волосы одной рукой, освобождая длинную молнию на спине. Владимир приблизился к жене и медленно потянул бегунок молнии вверх, прижимая Анну к себе другой рукой. Она опустила волосы и откинула голову назад, упираясь затылком в крепкое плечо. — Спасибо. Ты сегодня справился с моим платьем ни разу не остановившись. Стареешь? — хихикнула она, поворачивая лицо к мужу.

— Я не могу позволить, чтобы такое прекрасное платье измялось, но я заметил, что у него очень смелый разрез на ноге. Кто тебе разрешал так рискованно показывать самые красивые в мире ноги, а?

Владимир медленно отвёл кусок материи в сторону и сглотнул, проводя ладонью по стройной ножке. Анна потянулась к нему и слегка коснулась губами подбородка.

— А Серёжа где? — тихо спросил Демьянов, прижимая жену к себе и мягко сдавливая упругую ягодицу.

Анна качнула головой и в следующий момент оказалась сидящей на подоконнике. Владимир вопросительно глянул на Анну и увидел блестящие глаза, чуть прикрытые пушистыми ресницами. Он опустился на колени и широко развёл женские ножки, отодвинул тонкую полоску трусиков и мягко провёл языком по розовым губкам. Через минуту Анна закусила ладошку, чтобы её громкие стоны не привлекли внимание всего дома, другой рукой вцепившись в густые волосы мужа. Но вскоре Владимир сменил свой язык и губы на возбуждённый член, неистово целуя жену и стараясь, чтобы она первой пришла к замечательному финалу. Он на секунду оторвался от любимой и прошептал ей на ушко:

— Давай, милая, отпусти себя, — и был награждён протяжным стоном, после чего и сам взорвался подобно фейерверку. Он прикрыл глаза, успокаивая дыхание и стараясь смирить дрожащие руки.

— Я благодарю Провидение, что ты есть у меня, — вдруг тихо прошептала Анна. Она почувствовала, как Владимир вышел из неё, приподнимая её вверх и подкладывая под ягодицы что-то мягкое и тёплое. — Я не знаю, как бы я жила, если бы не было тебя.

— Я всегда был с тобой, и всегда буду с тобой. И Серёжка тоже будет рядом. И, даст Бог, ещё кто-то будет. Я люблю тебя, Аня, и горжусь, что ты со мной. Я всегда это тебе говорил, говорю и буду повторять тысячу раз. А сейчас беги в ванную, полотенце уже под тобой, — с улыбкой закончил он. — А после праздника пощады не жди, мелкая хулиганка!

— Я всегда говорила, — Анна соскочила с подоконника, разведя платье в стороны, — что ты, Демьянов, великий бухтила! И твои угрозы меня давно не пугают, а заставляют пожалеть, что нам обязательно нужно присутствовать за столом.

Через несколько минут супруги Демьяновы вышли из отведённой им комнаты и не спеша вошли в большую столовую, где на диване сидел Борис Николаевич в окружении детей и под их громкий смех скармливал Герою маленькие кусочки мяса. Анна улыбнулась Владимиру — впереди праздник!

***

Земляной поправил воротник рубашки, обернулся и с улыбкой посмотрел на Таню, что пыталась, балансируя на одной ноге, прикрепить к голубым брюкам декоративный поясок.

— Остановись, я помогу, хромоножка ты моя, — совздохом сказал он и одним движением застегнул сложный замок.

— Фу, пока оделась — упарилась, а что дальше будет?

— Дальше ты будешь смирно сидеть за столом, а потом я уложу тебя спать.

Таня медленно подняла на него глаза, потом опустила голову, чтобы Павел не прочёл её желания.

— Я сейчас уйду минут на двадцать, надо проверить охрану на объектах, а ты немного отдышись.

— Безопасность превыше всего, — грустно проворчала Таня и аккуратно села в кресло.

Павел подошёл ближе, присел на корточки и серьёзно ответил:

— Тань, это моя работа. От этого никуда не деться. Так будет и потом.

Девушка посмотрела в серые глаза и прошептала:

— Скажи, я тебе совсем-совсем неинтересна?

Павел усмехнулся и взял её ладони в свои руки:

— Таня, я понимаю откуда у тебя такие мысли, но поверь… я очень хочу, чтобы ты была со мной, была моей, понимаешь? Но я не хочу, чтобы мы любили друг друга в чужом доме, на чужой постели. Я хочу, чтобы ты стала моей у меня, понимаешь? Сегодняшний праздник в доме шефа случился неожиданно. И есть один нюанс, о котором вам ещё неизвестно, поэтому хорошо, что мы тут все оказались.

— Какой нюанс? — Деятельная натура Татьяны тут же переключилась на новую загадку. — Это как-то связано с тем, о чём вы в кабинете разговаривали, да?

— Таня, Таня! От тебя ничего скрыть нельзя. Таня, когда вы с Глафирой Матвеевной были на кухне, приехала сестра Анны Лиза Соболевская, одна из хозяек нашей компании.

— И что? — недоуменно спросила Татьяна.

Павел встал и глубоко вздохнул:

— Да ничего, собственно, просто человек она так себе. Я прошу тебя — не слушай её, не принимай близко к сердцу, помни, что тебе нервничать нельзя, ты у меня ещё не совсем здорова.

— Обещаю, конечно, — спокойно ответила Таня, но тут же взвилась: — Но ты же меня знаешь, я гадости не потерплю! Полезет — получит, и не посмотрю, что хозяйка заезжая, а могу и в глаз запузырить!

Земляной вдруг громко рассмеялся, вытер выступившие слёзы и весело закончил:

— Ну до этого, я надеюсь, не дойдёт. А пока давай я свет приглушу, чтобы глаза отдохнули, просто посиди в тишине. Я вернусь и помогу тебе в столовую дойти. А утром… Тань, давай я утром такси вызову?

— Ты меня домой хочешь отвезти?

— Да, но только к себе домой, Тань…

— А зачем ждать утра? Давай уедем сразу после застолья, а? Только машину сейчас трудно найти…

— Найдём, — тихо проговорил Павел, резко наклонился и поцеловал Таню, едва коснувшись её губ.

Девушка облизала их и опустила глаза. Она согласна на всё, лишь ещё раз почувствовать эти твёрдые и горячие губы. Она прикрыла глаза и резко вздёрнула голову:


— Иди посты проверяй, а то разбаловались тут все у меня!

Павел бросил «не скучай, я быстро‎‎» и вышел из комнаты. Он прошёл по коридору, слыша приглушённый смех, детские голоса, рычание собаки, и не заметил, как отступила в сторону женская фигура.

***

Лиза нуждалась, очень нуждалась… в деньгах. Она знала и понимала, что получала достаточно, но последние две операции полностью опустошили её счета. Да, это было обидно, но зато теперь она с довольной улыбкой смотрела на свою грудь и тонкую талию. И всё это ради того, чтобы назваться Достопочтенная. И она добьётся этого, когда сможет всё-таки устроить свой брак с баронетом Лейтоном. Но несмотря на громкое имя, Майкл Лейтон был нищим, о чём Лиза узнала слишком поздно. Она уже растрезвонила всем своим друзьям и знакомым, что её брак с британским аристократом дело решённое. Но этот с позволения сказать «аристократ‎‎» довольно нагло заявил, что его не интересуют такие понятия как любовь, семья и прочее, что принято называть «семейными ценностями‎‎», его интересуют только деньги. Взамен он предоставит Лизе своё имя и титул, а также семейный замок, продуваемое всеми ветрами каменное строение в маленьком городке Бромтон.

Осталось дело за малым, а именно получить значительную сумму денег. Конечно, теперь, когда у неё появилась надежда на хорошую оплату работы в архивах дома герцога Бредфорда, недаром она была знатоком жизни и творчества Шекспира, можно было и подождать. Но ждать придётся до осени! Но а вдруг не хватит? Значит, надо было взять деньги из семейного капитала. А для этого ей необходимо было встретиться с родственниками, точнее с сестрицей, что полностью погрузилась в семью и работу, и Никитой Прозоровым. Господином Прозоровым, как теперь называли его их партнёры. Одно радовало, что все интересующие её лица собирались на новогодние праздники в когда-то родном городе. На последние деньги Лиза заказала себе билеты, промучилась почти четыре часа в эконом-классе, что для неё было за гранью реального, притащилась в загородный посёлок, где Прозоров купил себе новую избу — большое невзрачное строение в три этажа с кучей комнат для своих друзей и их семей. И кстати, не скажешь ничего — дом купил на свои кровно заработанные. Хорошо, что охрана и этот тюфяк Гришка догадались расплатиться с таксистом, хамом и подонком, что не хотел даже чемоданы погрузить в багажник. И что сразу бросилось в глаза — это отношение к ней не как к хозяйке, а как к нежеланной гостье. Комнату, что ей выделили, можно смело сравнить с её гардеробной в лондонской квартире. Тут даже не было нормального столика и зеркала, перед которым Лиза смогла бы заняться макияжем и увидеть себя в полный рост в новом золотом платье от Valentino. Оно, конечно, было не из новой коллекции, но для гостей в доме бывшего начальника безопасности и это сойдёт.

Однако её возмущение комнатой обернулось неслыханной удачей, потому что ей удалось услышать то, что вовсе не предназначалось для её ушей. Оказывается, в доме, где с большой радостью встретили её сестрицу с мужем и маленьким проглотом Демьяновым, жила дочь одного из убийц и насильников, что четыре года назад убили мать и изуродовали саму Аню. Ни то, ни другое для Лизы не имело ровно никакого значения — мать, как она считала, сама виновата, а Аньке надо было головой думать. Отца жаль, он был единственным, кто хоть как-то любил Лизу, но он тоже своё получил — мог бы и позаботиться о своей родной дочери, чтобы она не побиралась после его смерти. Вот на этом она и сыграет, чтобы раскрутить Никиту на нужную ей сумму. А не согласится, как говорится, сам виноват, тогда праздник она им испортит. Чтобы запомнили её так, как надо, и в следующий раз выполняли всё, что бы она ни сказала, всё равно её никто и никогда не любил в этой семье.

Лиза надела тёмную пижаму и прошлась по дому. Что-что, а подслушивать и следить за всеми она умела с детства! Однако тут её ожидал провал. После того, как мужики ушли из кабинета, в и комнате Прозорова (эту мышь по имени Инга она в расчёт не брала, тем более что после известия о гипотетическом папаше её дочери она в доме надолго не задержится), и в спальне Демьяновых происходило то, что не нуждалось в расшифровке. Эти звуки, стоны и приглушённые крики люди издают только в одном случае. Правда, знала об этом Лиза только теоретически. Чего-чего, а желающих залезть к ней в постель было хоть отбавляй, только вот Лиза несмотря на не самую лучшую репутацию не стремилась отдаваться телесным удовольствиям. Может, из-за брезгливости, а может, где-то далеко внутри, где жила ещё неиспорченная завистью маленькая девочка Лиза, таилась надежда на встречу с настоящим мужчиной.

В комнате нынешнего безопасника Земляного о чём-то говорили, несколько раз слышался мужской смех и возмущённый голос этой хромой девки. На кухне Глаша вовсю охмуряла деревенского увальня Никифорова, что даже на праздник в дом своего начальника заявился в свитере и джинсах. Правда, как она успела заметить, свитер был из тончайшего кашемира, а джинсы выпустил всемирно известный бренд, но это не мешало выглядеть одному из директоров мужиком! Сама Глаша как всегда была в бесформенном платье, опоясанная цветастым фартуком. Рассматривать племянника и дочь уголовника Лиза сочла неразумной тратой своего времени — ей просто необходимо было выглядеть королевой среди мелких подданных, а потому она так же тихо вернулась к себе в комнату и приступила к священнодействию. Природа наградила её необычной красотой, но не мешало подчеркнуть отдельные детали — увеличить глаза, удлинить пушистые ресницы, которые, кстати, скоро будут нуждаться в коррекции, подправить брови и, наконец, покрыть бархатной помадой свои новые губы, которые ей делали в испанской клинике Текнон, где оперировались звезды шоу-бизнеса, спортсмены и политики со всего мира — например, певица Шакира, футболист Андрес Иньеста, чемпион Олимпийских игр Томас Рёлер. И она, Лиза Соболевская. И окружающим необязательно знать, сколько ей это стоило.


Ближе к одиннадцати Лиза последний раз посмотрела на своё отражение в большом окне, отбросила назад густые светлые волосы, оголяя длинную шею, украшенную драгоценными камнями, и вышла в коридор. Впереди мелькнуло нечто фиолетовое, послышались одобрительные голоса, детские крики и смех, негромкий лай собаки. Лиза поняла, что сейчас лучший момент для её появления, она сделала несколько шагов и остановилась, готовясь насладиться произведенным эффектом. Но собравшиеся мужчины скользнули по ней равнодушными взглядами, занятые детьми и своими женщинами, Глафира молча кивнула ей, будто она только вчера покинула родной город, а её сестрица ехидно скривила свои пухлые губы — не забыла последнюю их встречу в Париже. Ну что ж, проиграть бой не значит проиграть сражение, и Лиза плавно подошла к столу.

— Может быть, мы уже сядем за стол? — громко спросила она, высоко держа голову.

— Нет, — одновременно ответили ей Никита и белобрысая девчонка в голубом брючном костюме. — Сейчас Павел вернётся, он по телефону говорит, тогда и начнём праздновать.

И они вернулись к своим занятиям — женщины о чём-то шептались, а мужчины окружили Никифорова и детей. М-да, семейный праздник… Баронет Майкл Лейтон был прав — никаких придуманных ценностей, только деньги!



Часть 13


Анна провела ладонью по тёмным мягким волосикам сына и склонила к нему голову:

— Давай ляжем спать, Серёжа? И Эрика с тобой пойдёт, и Герой тоже.

Сын прижался к маме, прикрыл глаза, но упрямо мотнул головой. Анна просительно глянула на мужа, приподняв бровь. Владимир мягко забрал у неё сына и с улыбкой указал ей на стул у праздничного стола:

— Давайте начинать, а то этот новый год мы не встретим, честное слово!

Лиза недовольно поджала губы и довольно громко хмыкнула.

— Паш, наливай. — Никита одним движением провернул пробку в бутылке шампанского и придержал её, чтобы напиток не выплеснулся наружу. — Девочки, вам шампанское, нам что-то покрепче.

— А шампанское какое? — Лиза плавно повела головой, осматривая праздничный стол. — Я пью только французское, всё остальное это не шампанское, а просто газированные напитки.

— Боюсь тебя огорчить, но нам дороги интересы отечественной промышленности, так что сегодня у нас «Мысхако». Кстати, одно из лучших вин в стране.

Лиза застыла, с удивлением смотря на тёмную бутылку в руках Прозорова, потом перевела взгляд на сестру и Владимира, что вдвоём склонились к сыну:

— Вы живете во Франции уже столько лет, неужели можете пить что-то, что является подделкой благородного вина?

— Лизавета, если мнение «Роскачества» для тебя пустой звук, могу предложить водочки. Уж её-то не подделаешь! — со смешком ответил Григорий, разливая прозрачную как слеза жидкость по маленьким рюмочкам.

— Ты предлагаешь мне? Мне водку? — Девушка скривила свой носик и со злостью уставилась на бывшего водителя, что так вольно общался с ней, сидя за хозяйским столом.

— Хотел бы я ответить, как в знаменитой книге, но увы, не смогу!

— Какой ещё книге?

Все сидящие за столом замерли, Григорий недоуменно посмотрел на бутылку в своих руках, Анна вздёрнула брови вверх, Владимир переглянулся с Никитой, Глафира тихо хихикнула, бросив взгляд на Никифорова, который тихо сидел и вертел в руках вилку, испытывая неловкость от возникшей перепалки. И только Таня и Павел стойко сохраняли серьёзное выражение лица. Лиза поняла, что сваляла дурака, на секунду забыв классику любимой мировой литературы, и ещё больше разозлилась. Маленький Сергей тихо захныкал, Анна быстро встала и вышла из столовой с сыном на руках, прошептав мужу, что скоро вернётся, только уложит спать малыша. Эрика, что уже тоже тёрла глаза, привалилась к боку Инги и замерла. Никита чуть отодвинул стул, но Инга часто замахала ладошкой, подхватила дочь на руки и вышла вслед за Анной. Последним из празднично украшенной комнаты вышел Герой.

— Детей можно было уложить спать гораздо раньше, — недовольно пробурчала Лиза.

— Да, наверное, ты права. Только дети сегодня хорошо выспались днём, да и праздничное возбуждение ничуть не способствовало тому, чтобы они угомонились. Так что получилось, как получилось. — Демьянов спокойно накладывал себе в тарелку салат.

— Сейчас мы опять будем сидеть и ждать, когда вернутся… мамы? — Лиза всё так же сидела, поджав губы и с неудовольствием поглядывая на гостей, что не спеша наполняли свои тарелки закусками.

— Ну пока Аня и Инга вышли, ты, может быть, озвучишь нам причину своего приезда. Да, — Никита поднял тяжёлый взгляд на девушку, — необязательно врать о родственных чувствах. Я тебя слушаю.

Соболевская удивлённо уставилась на Прозорова и с ехидной улыбкой произнесла:

— А ничего, что тут за столом сидят совершенно посторонние люди, которым знать это необязательно?

— Кого ты считаешь совершенно посторонним? — Никита аккуратно положил в рот кусочек хрустящего грибка и ритмично заработал челюстями, глядя Лизе в глаза.

Соболевская вздохнула, нервно поправила столовые приборы около пустой тарелки и с видимым спокойствием произнесла:

— Мне нужны деньги.

Фраза, которая по мнению Лизы должна была взорвать всё и всех, не произвела никакого впечатления. Сидящие за столом не торопясь заполняли тарелки закусками.

— Деньги в наше время никому не помешают. Правда, если ничего сверхъестественного не покупать, то большие деньги не нужны, — тихо проговорил Владимир.

— Я надеюсь, что ваша просьба никак не связана с тем, что в последнее время вы часто появляетесь на светских мероприятиях в обществе некого Майкла Лейтона? — Павел смотрел Лизе в глаза, не опуская взгляд.

— Вы следите за моей жизнью?

— Нет, — пожал плечами Земляной. — Я даже не подписан на ваш «Инстаграм». Но периодически знакомлюсь со светскими новостями, мало ли что может вылезти. Если я не ошибаюсь, то этот Лейтон кроме громкого титула не имеет за душой ни гроша? Не с этим ли связана ваша просьба?

— Просьба? — Лиза надменно вскинула голову. — Это не просьба! Это констатация факта — мне нужны деньги, и я их получу!

— Потише можно? Пусть дети уснут. — Никита поднял голову и посмотрел в сторону спален. — Лиза, ты получила все выплаты в срок, плюс тебе досталась огромная сумма от продажи родительского дома, машин и коллекции драгоценностей. Тем более сейчас, в конце года каждая копейка на счету. И я понимаю, что жизнь в Европе достаточно дорогая, но Володя с Аней как-то же живут. И заметь, у них семья, расходы больше.

Лиза усмехнулась и ехидно произнесла:

— Если бы моя сестрица хотя бы немного следила за собой, то их зарплаты растаяли, как пух, — театрально выдохнула она, взмахнул ладонями.

— Выбирай выражения, когда говоришь об Анне в моём присутствии. — Демьянов сжал пальцы в кулак, комкая цветную салфетку. — Думаешь, не видно, что ты себя накачала силиконом по самое горло? Это и есть в твоём понимании «следить за собой»?

— Лиза, если для того, чтобы захомутать этого Лейтона, тебе нужны новое тело и деньги, может, стоит задуматься? Нужна ли тебе такая любовь? — Прозоров вопросительно поднял брови, всё ещё надеясь избежать скандала.

— Да что вы понимаете в любви? Кому она нужна? Где вы её видели? — смеясь, ответила Соболевская. — Можно подумать, Демьянов, что ты женился на Аньке по большой любви? Ты просто купился на её состояние, кому она нужна была после того, что с ней сделали?

— Замолчи! — Владимир резко поднялся и наклонился к ней через стол. Лиза испуганно вздрогнула и отшатнулась, не ожидая, что её фраза вызовет такую реакцию. — Если ты ещё раз позволишь себе открыть рот и оскорбить мою жену, я не посмотрю, что ты женщина, понятно?

Таня положила свою ладошку на ногу Павла, он немного повернул голову и ободряюще улыбнулся. Глафира встала и кивком позвала Татьяну с собой на кухню, Никифоров тоже попытался встать, но Никита твёрдо сказал:

— Борис Николаевич, вы член совета директоров, так что останьтесь. А теперь, Лизавета, когда остались самые близкие и заинтересованные, говори. Решила титул прикупить, Павел прав?

— А что? Предлагаете мне всю жизнь со своим пролетарским происхождением мыкаться?

— Вот уж не скажи. И отец твой, и мама были далеки от рабочего народа. Как видишь, и мы тоже работаем, как-то справляемся со своими проблемами.

— Ну да, это ты на свои кровные такую домину купил?

— Да, — Прозоров почему-то улыбнулся, — мало того, потратил на это почти всё заработанное. Зато этот дом помог мне найти своё счастье. И начать жить.

— Что, уже забыл о моей маме? Быстро! А совесть не мучает? За то, что ты виноват в её смерти! Ты меня оставил сиротой! Лишил меня отца! И теперь я должна выпрашивать у тебя, бывшего слуги, деньги!

Никита встал и вцепился пальцами в спинку стула:

— Я ни на минуту не забывал о том, что произошло тогда. И вину свою чувствую, не переживай, всё помню. И Марту помню, и Аню! Знаешь, иногда я думаю, хорошо, что Марта… не дожила до этого дня, не слышит тебя и не видит, во что превратилась её дочь.

— Правда? — Лиза тоже плавно поднялась, бросила взгляд в сторону и вдруг спокойно спросила: — А как… поведёт себя твоя распрекрасная Аня, когда узнает, что гостит в доме, где живёт сестра убийцы её матери? Мало того, с ней спит хозяин дома, её друг и спаситель! К тому же здесь ещё бегает малолетняя дрянь, рождённая от мужика, что, возможно, отымел нашу Анюту во все дыры! — закончила она и резко сделала шаг назад, потому что молчавший до этого мгновения Владимир перегнулся через стол, пытаясь схватить её за шею. — Убери руки! — взвизгнула Лиза и попыталась спрятаться за широкой спиной Павла.

Никита перехватил руку Демьянова и с силой опустил её вниз:

— Володь, не тронь говно, вонять не будет.

Лиза раздула ноздри от возмущения, но промолчала, следя за разъярённым мужчиной. Они сверлили друг друга взглядом, не замечая двух женщин, что стояли в проёмах дверей, ведущих в столовую с двух противоположных сторон.



…Анна медленно поднялась и тихо прошептала лежащему у приоткрытой двери Герою:

— Ты присмотришь за Серёжей, правда? Знаешь, я ведь никогда не оставляла его одного, но меня ждут за столом, надо идти, хотя… — Она вздохнула и с тоской посмотрела в окно, за которым медленно падал снег. — …Я не хочу туда возвращаться. Это, наверное, очень плохо, но я не хочу видеть Лизу. Хм, я даже её сестрой назвать не могу. Скажи, разве сёстры так относятся друг к другу? А ещё… мне кажется, что Никита что-то скрывает от меня. И эта девочка, Инга, она так смотрит на меня, будто знает что-то такое, от чего мне будет плохо. Как ты думаешь?

Герой чуть поднял голову и зевнул, широко раскрыв пасть с острыми зубами.

— Таня сказала, что ты спас ей жизнь. Ты, наверное, очень сильный и смелый, раз тебя Никита взял в дом, он не очень жалует живность в помещении. Жаль, что ты не можешь говорить. — Герой положил широкую морду на передние лапы и уставился голубыми глазами на говорящую женщину. Анна встала и медленно подошла к окну. — Скоро Рождество. Если бы ты знал, как я не люблю этот день… И скучаю по маме.

Она помолчала, потом обернулась и посмотрела на спящего сына:

— А ведь мне говорили, что у меня не будет детей. Но я так люблю Володю, что смогла порадовать его сыном. А ты заметил, как они похожи? Вот ничего моего нет, только папа, — с улыбкой закончила она, обращаясь к лежащему псу. — И волосы, и ямочки на щеках, глаза, правда, пока то серые, то голубые. И головой качает как Володя. Я бы, наверное, умерла, если бы он не появился в моей жизни. Ведь я всё помню. Всё. Иногда по ночам смотрю в потолок и стараюсь не плакать, чтобы не разбудить Володю, но всё равно я думаю, что он знает об этом. А мне страшно, я боюсь приезжать сюда, мне всё чудится, что он жив, что я его не застрелила, что он смеётся и обещает убить меня, Сергея и Володю. И слышу, как умирающий Серёжа кричит «отдай пистолет, девочка». Он спас меня от кошмаров, взял на себя вину за убийство, поэтому я назвала сына в его честь. — Она присела на корточки, стараясь не измять платье, провела пальцами по лбу прикрывшей глаза собаки и вздохнула: — Пошла я, Герой. Ты громко-громко лай в случае чего, ладно?

Анна резко встала, гордо подняла голову и вышла в коридор, прошла к двери в столовую и замерла, услышав окончание разговора. Инга сестра Беса, убийцы мамы? И Эрика может быть дочерью убитого ею Демона?


…Инга молча сидела на кровати возле спящей дочери, сжав пальцы в кулаки и вспоминая взгляд Никиты, когда она отодвинула от себя бокал с шампанским. Ей на миг показалось, что в его глазах мелькнула обида. Но она не может переступить через свой страх. Никто не знает, что она помнит почти всё. И ненавидит себя и этот так называемый «семейный» праздник.

Семья… Инга смутно помнила светловолосого мужчину, что поднимал её высоко-высоко, чтобы маленькая девочка могла надеть звезду на верхушку ёлки. И мама, красивая, улыбающаяся, хлопающая в ладоши. И в один день всё это закончилось… после того, как папа не вернулся с работы, а мама тихо плакала. Потом они уехали из того маленького городка, долго летели на самолёте, а после этого была комната с узкой кроватью и старым скрипящим шкафом, запах каши и молока. И чужой мужчина, что приходил к маме, целовал её руку и приносил Инге апельсины.

Эрика захныкала во сне, Инга склонилась к дочери и поправила лёгкое одеяло, прикрывая хрупкое плечико. Дочь, единственный родной после мамы и отца человечек, что появился в её жизни.

И одинокие новогодние праздники. И день, когда она потеряла веру в человечность и перестала доверять всем без исключения. Воспоминания о том проклятом праздничном дне вспыхивали в её сознании урывками, кусками, иногда ей казалось, что она помнит всё, но чаще она слышала только громкий смех мужчин и музыку. Она больше никогда не слышала ту песню и боялась услышать, зная, что тогда память вернёт ей всё. Всё, что она пыталась похоронить. А ведь она знала, что Юрий никогда не любил и презирал её, не упускал случая подчеркнуть, что она никто, что её оставили в семье Бестемьяновых из жалости. Но когда Инге исполнилось шестнадцать, в их доме появился странный человек с внешностью доброго дядюшки, что приносил девушке вкусные пирожные, но однажды безразличным голосом заявил «да, красивая сучка выросла, жаль брезгую‎‎». После этого заявления Инга уговорила отчима и уехала учиться в другой город, чтобы не видеть похотливых взглядов, не слышать скабрезных шуток, не сжиматься от страха, ожидая мерзкого ощущения чужих рук на своём теле. И она смогла жить и радоваться жизни, пока… Пока не вернулась обратно.

…Они смеялись и кричали «пей до дна, пей до дна», а потом хохотали, глядя на неё, цепляющуюся руками за стол и стены. Она падала, ползла куда-то, чтобы укрыться от этого смеха, от грубых мужских рук, что срывали с неё одежду, держали её, прижав к холодным простыням. И боль. Страшная, разрывающая пополам. И кровь, много крови. Она пыталась кричать, но не могла произнести ни звука, язык не слушался, слёзы текли по щекам. А вокруг смеялись… смеялись… они смеялись над её болью, над её растерзанным телом… смеялись…

…Инга открыла глаза и посмотрела на свои ладошки, на которых отпечатались полулунные следы от ноготков. Четыре года она старалась не думать о случившемся, молча терпела сначала недовольные разговоры, потом удары, помня слова своего врача Надежды Николаевны: «‎Твоя девочка будет только твоим ребёнком; она маленькая, беззащитная, она ни в чём не виновата; она будет любить тебя, потому что ты её мама». И она поверила в это — Эрика её дочь, только её. Любимая, родная. И Инга была готова на всё, лишь бы с её девочкой ничего не случилось. Хотя Никита, наверное, был прав, когда говорил, что отчим продал её Горелову.

Никита… Единственный, кому она позволила прикоснуться к себе. Единственный, кого она не боялась, потому что поверила. Впервые за четыре года поверила и сдалась. Сама попросила о ласке и нежности, доверила себя. И свою девочку. Даже стала привыкать к тому, что есть мужчина, который поможет, решит все проблемы, спросит её мнение и успокоит. Но всё закончилось с приездом этой Лизы. А она красивая. Талия тонкая, грудь высокая, походка королевы. Когда она вошла в столовую, Инга даже сжалась под её взглядом, будто Лизе известно что-то такое, что может разрушить её жизнь. Поэтому и возвращаться не хочется. Но надо. Надо вернуться и заставить себя сделать хотя бы один глоток вина, чтобы Никита забыл, как она отодвинула от себя бокал с шампанским.

Инга включила «радионяню» и вышла из комнаты, погасила яркий свет в коридоре и направилась в столовую через другую дверь. Она не слышала, что сказала Лиза, но она видела глаза Анны, стоящей напротив, и ужас пополам с ненавистью, что застыл в её взгляде. И Инга поняла, что всё закончилось. Её сказка подошла к концу. ‎

***

Таня замерла и посмотрела на Павла. Они возвращались в столовую, когда услыхали голос Соболевской. Глафира Матвеевна резко остановилась, вцепившись пальцами в Танину руку, и тихо проговорила:

— Вот же дрянь малолетняя! И откуда это всё берётся, где взялась-то на нашу голову?

Лиза же выпрямилась, переводя взгляд с Анны на Ингу, но из-за спины сидящего Земляного не вышла, опасаясь Владимира. Павел же спокойно встал, помогая Татьяне занять место за столом.

— Правы люди, мозг не брови, если нет — не нарисуешь, — тихо пробурчала Таня, разглаживая салфетку на коленях.

— А ты кто такая, чтобы так со мной разговаривать? Насколько я поняла, тебя за этим столом терпят только потому, что тебя Земляной трахает!

Таня фыркнула и медленно повернула голову в сторону Лизы, успокаивающе положив ладонь на пальцы Павла, что коснулся её плеча:

— Должна заметить, что не все мужчины ходят с распахнутой калиткой. Или вы с такими не знакомы? Хотя, конечно, чего тянуть-то кота за причиндалы? Ведь быстрый перепихон не повод для знакомства, не так ли? И да, к вашему сведению, в этом доме я нахожусь как племянница члена совета директоров. Конечно, количество наших акций несравнимо с вашим, но это не значит, что я буду терпеть ваше хамство. Из вас, пардон, такая же аристократка получится, как варенье в знаменитом анекдоте.

— Каком анекдоте? — машинально переспросил Никита, уверенно направляясь к замершей Инге.

— Первый закон химии: если смешать килограмм дерьма и килограмм варенья, то получится два килограмма дерьма. Второй закон химии: если взять килограмм дерьма и сто килограмм варенья, получится сто один килограмм варенья… дерьмового варенья.

Все сидящие за столом заулыбались, Владимир посмотрел на Аню и спросил:

— Что Серёжа?

— Он спит. — Анна обошла стол и молча села рядом с мужем. Она смотрела на скатерть с нарисованными свечами, елочными венками и чашечками кофе и старалась понять, почему вдруг вспыхнувшее неприятное чувство как-то сразу улетучилось, когда она увидела огромные испуганные глаза Инги. И улыбку Никиты, что сейчас обнимал её и что-то шептал на ухо. Инга порывалась уйти, но Прозоров крепко держал её в объятиях, не отпуская.

— И что? Все так и будут изображать всемирную любовь? — Лиза подошла к столу и склонилась к сестре. — А ты будешь и дальше терпеть её присутствие?

— Чьё, Лиза? — Анна подняла глаза и спокойно посмотрела сестре в глаза.

— Ты странная, — удивлённо ответила Лиза. — Брат этой шалавы убил нашу мать!

Она не успела договорить фразу, как Никита в два прыжка оказался рядом и схватил Соболевскую за шею. Он наклонился к ней и тихо прошипел:

— Закрой рот, иначе я сверну тебе шею! А потом прикопаю в лесочке!

— Никита! — Павел бросился к Прозорову, но был остановлен одним коротким ударом.

— Если ты ещё раз хоть слово скажешь в адрес моей жены, я тебя урою, сука! Ты только и умеешь, что сталкивать всех лбами, сосать из всех соки, как пиявка. Ты ленива и спесива как принцесса, у которой прекрасный маникюр для ковыряния в носу. И конечно, за твоей спиной ох…нные деньги и налоги, уплаченные в государственную казну, о которых ты даже ничего не знаешь! Что ты возомнила о себе? Думаешь, что ты тут кому-то интересна после стольких лет издевательств и грубости? Да ты… никто! И тебя никто и никогда не то что не полюбит, ты никогда уважения не добьёшься, потому что безмозглой дурой выросла… Демьянов, отстань, не то и ты получишь! — Никита резко обернулся и встретился взглядом с Аней, что мягко держала его за плечо. Она покачала головой, Прозоров разжал пальцы и оттолкнул от себя посиневшую и задыхающуюся Лизу. — Григорий, скажи парням, пусть вызовут такси и отвезут её в нашу гостиницу, чтобы духу её не было в моём доме. И впредь я не желаю тебя здесь видеть. Никогда, понятно? Это мой дом, к тебе он никакого отношения не имеет, так что пошла вон! У тебя десять минут на сборы. Время пошло! Да, забыл — денег ты не получишь!

— Я продам свою долю, — с трудом прошептала Лиза.

— Ничего ты не продашь, потому что ты ничего не умеешь делать самостоятельно и спустишь все деньги за несколько месяцев. Потом что? Побираться пойдёшь? Или к своему дворянину подашься? Хотя кому ты нужна без своих капиталов, стервозное ничто.

Никита стоял рядом с разом притихшей Лизой подобно скале и с презрением смотрел на неё. Соболевская молча повернулась и медленно пошла к выходу. И вдруг раздался тихий всхлип, Никита вздрогнул и посмотрел на Ингу, что стояла у окна и закрывала себе рот ладошкой:

— Простите меня, я не хотела испортить всем праздник. Простите.

И она выбежала из комнаты, сдерживая рыдания. Через несколько секунд послышался глухой удар, женский визг и громкий лай собаки. Никита с Владимиром сорвались с места и кинулись вслед за выбежавшей Ингой. Преодолев лестницу, они увидели сидящую на полу Ингу, а рядом с ней припавшего к полу Героя, что оскалившись собирался броситься на Лизу, которая поддерживала руками разорванное платье.

— Фу, Герой, фу! — Никита подбежал к Инге, уворачиваясь от разъярённого пса, что продолжал рычать на всех. — Что произошло, девочка моя? Что у тебя… Она ударила тебя?

Инга вцепилась в рукав мужской рубашки, стараясь остановить его, но в этот момент раздался громкий плач проснувшейся Эрики. Инга вскочила и побежала к дочери. Вслед за девочкой послышался громкий плач Серёжи, Анна рванулась из столовой, оставив за столом Глафиру и Бориса Николаевича. Павел сидел в кресле, держа у пострадавшей от удара щеки запотевшую бутылку водки.

— Ну вот и встретили новый год, — пробурчал Григорий, вернувшийся с поста охраны. — А так всё хорошо начиналось.

Через полчаса машина такси скрылась за стеной падающего снега, увозя Лизу Соболевскую, которая ещё не знала, что совсем скоро люди, которых, как ей казалось, она ненавидела и презирала, спасут ей жизнь. Павел посмотрел на Таню и пожал плечами, на что прихрамывающая девушка тихо сказала:

— Давай никуда не поедем? Останемся, ладно? Что-то мне неспокойно за Ингу. Да и Анна не в себе. Только надо со стола убрать. М-да, весёлый праздник получился.



Часть 14

Мужчины сидели полукругом и молчали, чтобы не проснулись еле успокоившиеся дети. На полу лежал Герой, широко зевая и периодически поднимая голову, прислушиваясь к звукам дома.

— Слышь, псина. — Герой повернул голову к Никите, что сидел в кресле и удерживал широкой ладонью уснувшую на его груди Эрику. Пёс открыл один глаз и уставился на человека. — Ты хоть приблизительно представляешь, сколько стоит то платье, что ты порвал? Если она мне счёт выставит, я его на тебя перепишу, понял?

— И откуда ты так в платьях хорошо разбираешься, — пробормотал Павел, поглаживая наливающийся синяк на скуле.

— Болит? — Никита виновато посмотрел на друга и вдохнул, поднял плечи, будто говоря «ну бывает,‎ что поделаешь». — А в платьях я недавно стал разбираться. — Он огляделся по сторонам, чуть склонился вперёд и прошептал: — Вы в курсе, сколько это стоит? Это ж охереть — не жить! За тряпочку с громким именем до десяти тысяч!

— Кого?

— Денег европейских! Кого! Некоторые только к бабушке на огород надевать можно, пугалом подрабатывать, а туда же — тысячи!

Владимир и Павел переглянулись и прислушались: из кабинета, где минут двадцать назад закрылись их девочки, не доносилось ни звука. Никита поднял брови, Павел скривил губы и пожал плечами. Мужчины опять замолчали, только Герой устало зевнул во всю пасть, демонстрируя острые зубы.

Часы отсчитывали минуты, за окном началась вьюга. Никита прищурился и посмотрел в окно. Почему-то в такие минуты к нему всегда возвращались мысли о том, что Инга и Эрика могли остаться без крова и средств к существованию, хотя он уже решил, что они, его девочки, останутся с ним, независимо от того, чем и как закончится женский разговор. В полной тишине раздался тихий сигнал принятого сообщения. Павел быстро вытащил телефон, путаясь в ткани брючного кармана, и недоумевающе посмотрел на светящийся экран.

— Что там, Паш? По работе что?

— «У нас есть мартини?» — тихо прочёл он и молча уставился на друзей. Владимир и Никита переглянулись, и Прозоров кивнул:

— В баре есть две бутылки «Rossi» с карамелью. Только Инга не пьёт. Да и Таня, когда мы с ней в «Гусеницу» ходили, глоток сделала и всё. Я понял, что она к спиртному совершенно равнодушна.‎

— Аня тоже, — Владимир провёл рукой по голове спящего на его коленях сына.‎

Павел что-то пробормотал и вышел, чтобы появиться через минуту с двумя бутылками вермута. Он постоял под дверью, затем тихо постучал и молча вложил принесенные ёмкости в протянутую руку. Дверь закрылась, Павел насмешливо поклонился и шаркнул ногой со словами «спасибо большое, Павел Сергеевич», после чего вернулся к сидящим мужчинам и сел в кресло.‎

Прошло больше часа, иногда слышались какие-то звуки, отдельные восклицания, даже плач, но потом опять всё стихало и наступала тишина.

— Так, мужики, скоро два часа ночи. Новый год мы уже того, проеб… Но хотя бы первый день нового года можно будет отметить. А потому, Володя, давай детей здесь уложим, Герой останется с ними, если что. А девчонок пора разгонять по спальням. Вы как?

— Кто пойдёт? — Павел оглядел мужчин. — Я, конечно, занимаюсь безопасностью, но встретиться лицом к лицу с ними, — он кивнул в сторону закрытой двери, — большого желания не испытываю.

Никита встал, аккуратно уложил спящую Эрику в постель, укрыл одеялом и выпрямился:

— Я пойду. Надеюсь, что меня, как хозяина дома, не выпрут. — Он медленно открыл дверь, заглянул внутрь кабинета и тихо присвистнул: — Так, мужики, разбираем дрова.

Владимир уложил Серёжу рядом с Эрикой, кивнул Герою и подошёл к Никите:

— Да, дела… Как говорится, какое горе в семье, когда жена пьяница. — Он покачал головой и с улыбкой посмотрел в сторону дивана, на котором свернувшись калачиком спала Инга, на коленях у неё лежала голова уснувшей Анны, Татьяна скрутилась в кресле, поджав ноги под себя. На полу валялись пустые бутылки от мартини, на столе стояли полупустые бокалы. — Ладно, разбираем своих, хоть поспят нормально. Представляю, что меня ждёт утром, — проговорил Демьянов, поднимая Аню на руки.

Она что-то пробормотала во сне, уткнувшись носом в грудь мужа. Никита легко подхватил Ингу, в очередной раз поражаясь её худобе. Павел постоял перед креслом, покачал головой и присел на корточки, всматриваясь в лицо спящей Тани. Какие длинные ресницы у неё, тонкие косточки, коса немного растрепалась, блузка примялась. Хрупкая, милая, любимая… Долгожданная. Моя. Таня…

***

Утро принесло с собой головную боль, тошноту и яркое солнце, что слепило Анну, не позволяя открыть глаза. Она повернулась на бок, голова закружилась, как будто Анна проваливалась в глубокую чёрную яму. Она застонала и тут же почувствовала на лбу что-то холодное и мокрое.

— Тш-ш-ш, лежи спокойно, тихий алкоголик, — с улыбкой произнёс Владимир. — Что ж вы так напились-то вчера, а? Ты же никогда не пила столько, конечно плохо сегодня.

— Демьянов, помолчи ради бога, и без твоих нотаций плохо, — прошипела Анна, поднося руку ко лбу и снимая влажное полотенце. — Где Серёжка? С ним всё хорошо?

— Всё нормально, спи. Я позже тебе крепкий чай принесу. — Владимир медленно, чтобы не создавать громких звуков, потянул шторы, защищая жену от ярких солнечных лучей, Анна прикрыла глаза и обессиленно откинулась на подушку. Демьянов покачал головой и вышел из комнаты. Навстречу ему быстро прошагал Павел, бросил на ходу приветствие и спустился на кухню.

— Глафира Матвеевна, спасай! Тошнит, говорит, и голова раскалывается.

Глафира охнула и быстро начала готовить небольшой поднос с пузатой чашкой чая, рядом положила таблетки и набрала чистую воду в стакан.

— Глаша, давай два комплекта, Аня тоже в себя прийти не может. А Никита где?

— Как Эрику утром принёс, так и не видела. А дети в гостиной с Борисом, вы девчонками занимайтесь, а малышей мы сами отвлечём.

— Спасительница, — выдохнул Демьянов и схватил второй поднос с напитками и лекарством. Они с Павлом разошлись по комнатам и в доме наступила тишина.

А Никита сидел на постели и смотрел на спящую Ингу. Она вскочила на рассвете, пыталась встать, отбивалась от его рук, плакала и просила не трогать её. Прозоров понял, что память вернула её в тот страшный день, когда она осталась наедине с насильниками. Тогда она тоже что-то пила, а потом потеряла возможность двигаться. Никите стоило больших трудов немного успокоить её, она сквозь слёзы лихорадочно оглядывалась, чтобы понять, где находится, несколько раз порывалась встать, а потом как-то разом затихла, осмысленно посмотрела на Никиту и тихо спросила «‎Где моя дочь?», выслушала ответ и мгновенно провалилась в глубокий сон, прижавшись к мужчине и уткнувшись носом куда-то ему в подмышку. Никита лежал и боялся пошевелиться, чтобы не разбудить, и тихо шалел от последних произнесенных ею слов: «какое счастье, что ты нас нашёл, я так долго тебя ждала» и тихо прошептала его имя. Его имя! «Никита». Она даже во сне обращалась только к нему, верила и благодарила за подаренный покой. Инга ещё несколько раз просыпалась, тихо звала дочь, но услыхав его голос, успокаивалась и засыпала.

Прозоров встал и подошёл к окну. За ночь прибавилось снега, парни-охранники ночной смены со смехом бросались снежками, вокруг прыгали собаки. Героя видно не было — этот добросовестный сторож попросился утром на улицу, обежал вокруг дома, сделал все свои дела и вернулся в дом, улёгшись в коридоре и наблюдая за дверьми в спальни. Когда проснулись дети, Герой стоически перенёс радостный визг и тисканье маленькими ручками, после чего лёг на пушистый ковёр, прикрыл глаза и, казалось, глубоко уснул, но стоило Эрике побежать в сторону входной двери, как пёс резко поднялся и начал прыгать вокруг, отвлекая внимание девочки на себя. После чего Никита спокойно вернулся в спальню.

Инга спала, повернувшись на бок и смешно подложив кулачок под щёку. Итак, теперь, когда Никита знал, что она доверилась ему, в мужской голове созревал план, как полностью завоевать любимую женщину. Хотя какой план? Осталось только поторопить адвокатов с разводом и тут же окольцевать птичку, чтобы уже никуда не делась. И узнать, что нужно для удочерения Эрики. У девочки должен быть настоящий отец, который будет любить, беречь и баловать. А в случае чего и шею намылить обидчикам.

За дверью раздался топот детских ножек и цокот когтей — Герой играл с детьми. Никита медленно вышел и спустился в гостиную. Борис Николаевич, Владимир и Павел обедали на кухне, Прозоров попросил у Глафиры крепкий кофе, подсел к столу и с улыбкой сказал:

— С новым годом, мужики! С новым счастьем. Правда, моё счастье спит без задних ног, но зато у меня в доме.

— Хм, этот дом в табор превратился за пару дней. — Павел с аппетитом жевал тушёное мясо. — Глафира Матвеевна, внуснотища небывалая!

Никифоров поднял голову и благодарно улыбнулся смущённой женщине. Они проговорили до поздней ночи, попрощались, когда девчонок по спальням разнесли. А утром Борис Николаевич пригласил Глафиру на свидание, точнее в кинотеатр, но они оба знали, что это будет не последняя их встреча.

— Доброе утро, — раздался хриплый голос Анны. — Ты чего меня не разбудил, скоро полдень.

Она подсела к мужу, сильнее укуталась в плед и положила голову ему на плечо.

— Глаш, сделай мне ещё чаю, пожалуйста. Боже, чтобы я ещё раз когда-нибудь столько выпила… Да никогда, — прошептала она, теряя силы с каждым сказанным словом. — И где девчонки?

— Тут я, — Таня в тёплом спортивном костюме прихрамывая прошлёпала босыми ногами к Павлу и внимательно оглядела его тарелку, затем отобрала у него вилку и аккуратно поддела маринованный огурец. — М-м-м, божественно!

— Ты чего босиком, а? Не хватало ещё год с простуды начать!

— Ой, Паш, не кричи, а то у меня голова сейчас расколется пополам.

В эту минуту раздался тихий вскрик, и Ингин голос хрипло произнёс:

— Чёрт возьми этот ковёр, чуть не упала.

Никита с улыбкой смотрел на дверь, ожидая, когда в проёме появится его женщина. Вдруг раздался громкий лай и детский крик, затем послышался смех, и Серёжа, лохматый, одетый в пижаму и тёплые носочки, влетел на кухню с криком «‎Папа, папа!», бросился к Владимиру и в мгновение ока оказался у него на руках. Вслед за мальчиком на кухню вбежала Эрика и тоже крикнула «‎Папа!», бросаясь к застывшему Никите. Он поймал девочку, прижал к себе и тут увидел огромные удивлённые глаза Инги, что появилась в дверях. Они смотрели друг на друга, умолкнувшие друзья переглядывались между собой, и только Глаша тихо прошептала «Господи, наконец-то». И Никита понял, что Эрика сейчас помогла взрослым понять, что их жизнь вступила в фазу «после», что всё, что было «‎до», перестало существовать.

— Папа, — тихо повторила Эрика, во все глаза глядя на Никиту, — а мы пойдём гуять?

— Обязательно, малышка. И маму с собой возьмём, и Серёжку с тётей Аней и дядей Володей, да? И Героя. А вот тёте Тане придётся дома сидеть — у неё ножка болит.

Эрика сползла с мужских рук и подошла к Анне, прижалась к её боку и посмотрела женщине в лицо:

— ТётяАня, а мозно мы с Сеёжей снезную бабу лепить будем?

Анна мягко погладила девочку по голове и уверенно сказала:

— Конечно, можно, а мы помогать будем, хорошо? — Эрика кивнула и быстро подошла к Инге, обняла её за колени и прошептала «‎мамочка». Инга покачала головой, закусив губы, и счастливо улыбнулась Никите. А ведь правду говорят, Новый год — семейный праздник.

***

Почему-то этим рождественским утром Никита ощущал необъяснимое самому себе беспокойство. Он понимал, что память не сотрёшь, что всего четыре года назад он потерял Марту и нашёл измученную изуродованную Аню, но к этому всему примешивалось ещё что-то. Он до позднего вечера задержался вчера на работе, праздники праздниками, но даже отлично работающий коллектив нуждался в руководителе. Прозоров постоянно возвращался мыслями домой. Паша с утра умчался к Тане, заодно и Глафиру привезёт — она провела у Никифорова весь вчерашний день и даже ночь, Татьяна ни в какую не хотела отпускать её. Но сегодня Никита хотел бы, чтобы Глаша была дома. На всякий случай… Они собирались на кладбище, а Анна легче переносит возвращение домой, когда рядом ворчит строгая домоправительница.

Инга с Эрикой играли во дворе, недалеко на горке резвился Серёжа, вокруг бегал Герой, громко лая и припадая к земле, дразня Анну. Владимир в гостиной о чём-то говорил по скайпу, легко переходя с русского на французский. Что же не так? Почему так тревожно? Прозоров отошёл от окна и попытался сосредоточиться на бумагах, что лежали на столе.

— Никита Юрьевич, машины готовы, парни ждут команду. Мне с тобой ехать или как? — Григорий заглянул в кабинет и внимательно посмотрел на хозяина дома.

— Знаешь, Гриш, останься ты дома, а? Что-то мне не нравится сегодняшний день, хоть убей! Чую, произойдёт нынче что-то. Ты за Ингой и детьми проследи, хорошо? Думаю, что через час-полтора мы дома будем.

Он поднялся, хлопнул Григория по плечу и быстро спустился вниз. Владимир закончил разговор, закрыл крышку ноутбука, проверил наличие документов и телефона в карманах и молча кивнул другу. Они вышли из дома, Никита коротко попрощался с Ингой, улыбнулся Эрике и сел в машину, Демьяновы устраивались в другом автомобиле, аккуратно укладывая цветы. Прозоров усмехнулся — Марта никогда не принимала от него букетов, говоря, что это пустая трата денег. Но всегда горячо благодарила Аню, когда та приносила ей сорванные полевые травинки. Так и повелось: дочь дарила матери цветы, а он любил её без оглядки. Но не смог уберечь от злобы и ненависти.


Он встал с колен и провёл ладонью по фотографии. А Анна оказалась права — она отпустила его. Нет, Никита не забыл ни Марту, ни то, что с ней произошло, но он смог поверить, что сможет жить дальше. А с появлением в его жизни Инги и Эрики он понял, что смог и полюбить. И надеялся, что когда-нибудь любимая женщина будет испытывать к нему не только чувство благодарности за спасение и заботу, но и полюбит его так же сильно.

Аня молча положила на мраморное надгробье букет цветов и вздохнула. Владимир с тёплым пледом в руках стоял неподалёку. Он уже побывал в другом конце городского кладбища, навестил могилу Демьяновых-старших и вернулся назад. Как раз в тот момент, когда Анна, уставшая и побледневшая, обернулась в поисках мужа и облегчённо выдохнула, увидев любимого мужчину.

— Ну что, домой? — глухо спросил Никита.

— Да, пора, холодно сегодня, да и как бы Серёжка дома скандал Глаше не учинил.

— Там не только Глаша, — откликнулся Никита.

— Нет, Инге сегодня что-то нездоровится, а Серёжа шустрый малый, кого хочешь умотает.

Они медленно шли к выходу, где их ждали машины. Никита посмотрел на Анин профиль и тихо спросил:

— У тебя всё хорошо?

— Да, Никит, знаешь, присутствие твоей Инги, её непростая история помогли мне понять, что я не единственная, кого жизнь обидела. И что можно и нужно жить, радоваться детям, смеяться и, наверное, ждать чуда.

— А Эрика?

— А что Эрика? Чудная девочка, просто прелесть! Да и в чём можно обвинить ребёнка? В том, что он на свет белый появился? Нет, это ведь тоже одно из чудес. Как и у нас. А теперь домой, чаю напьёмся, Глашенька что-то вкусненькое привезёт. Паша с Татьяной приедут, поболтаем.

— Выпьем, — как бы невзначай дополнил её Владимир. Анна резко остановилась и вдруг рассмеялась, качая головой. И почему-то её смех в таком месте не показался неуместным, Никита широко улыбнулся, приобняв её за плечи, и выдохнул в серое небо. Будто полностью отпустил своё прошлое под звонкий смех выжившей девушки.

Домой, к любимой.


Часть 15

Эту машину Никита заметил сразу — она выделялась из общей массы движущегося железа своим вроде бы неспешным ходом, аккуратностью водителя, но в то же время она не стояла долго у светофора, срывалась с места и вливалась в общий поток. Её чёрный цвет и граффити кошачьих вертикальных зрачков на запасном колесе постоянно попадались Никите на глаза. И раздражали его, потому что он знал, он чувствовал, что человек в этой машине появился у него на пути не просто так, он принесёт в его жизнь перемены. Только вот какими они окажутся, Прозоров никак не мог угадать.

Звонок мобильного отвлёк его и заставил нахмуриться:

— Никита Юрьевич, звонили из юридического отдела, адвокат Горелова настаивает на встрече с Ингой Артуровной. Сказали, во избежание скандала не препятствовать.

— Хорошо, — недовольно ответил Никита. — Что ещё?

— Встреча назначена через полчаса. Она позвонила, уже в дороге.

— Она?

— Да, эта адвокатша.

— Адвокатесса, — машинально поправил парня Никита. — Имя назвала? Почему юристы со мной не связались?

— Звонили, но вы были вне зоны.

Прозоров скривился — всё верно, он отключил телефон на кладбище. Он перехватил аппарат другой рукой и открыл планшет.

— Воробьёва Елена Николаевна. Работает у нас в городе уже четвёртый год. Наши говорят, что очень хваткий и грамотный специалист.

— Что ещё?

— Если судить по скорости её передвижения, а звонила она нам с Пролетарской, то у нас она будет минут через двадцать. Что делать?

— Звоните Земляному, может, он ближе, мы…Твою мать! Это что? Куда?

Прямо перед ними резко тормозил большой внедорожник, который крутило и бросало на скользкой дороге. Водитель Прозорова вывернул руль вправо, не сбавляя скорости кинул машину в боковой проулок, за ним будто приклеенный проследовал автомобиль с Демьяновыми. Никита молча смотрел в зеркало заднего вида, боясь увидеть картину из прошлого: застывший автомобиль, открытые настежь двери, окровавленная голова на руле. Но парни уверенно уходили переулками от места несостоявшейся аварии, коротко переговариваясь по рации. Вскоре они выскочили в старый двор и заглушили моторы.

— Никита Юрьевич, тут у нас квартира есть. Переждём или поедем? Судя по всему, мужик просто с управлением не справился.

— А вы часто так хвостиком друг за другом?

— Так нас Григорий Павлович специально учил, как от внезапной погони уходить. Он говорит, что всегда надо ждать неприятностей, тогда и радостей будет больше.

Прозоров набрал номер Владимира.

— Вы как?

— Нормально, Никит. За нами никого, я всю дорогу следил, похоже, что просто совпадение. Едем домой. Тем более что тут недалеко. Сумеем уйти по шоссе. Да и Анне спокойнее будет.

Они выехали на пустынную дорогу, водители синхронно повернули и с ходу набрали высокую скорость, отчитываясь по рации перед охраной. Через пятнадцать минут они подъезжали к открытым воротам. Первое, что увидел Никита, это были вертикальные кошачьи зрачки на запаске стоящего во дворе автомобиля. Он сплюнул и быстро пошёл в дом.

Григорий подскочил к нему и быстро зашептал:

— Я её к Инге не пустил, сказал, что ты приедешь — всё решишь. Спокойно села и молчит, ждёт.

— Инга с Эрикой где?

— У вас с Героем, я их сразу отправил.

— Всё верно, спасибо, Гриш! И за водителей тоже спасибо. Они сегодня если не жизни нам спасли, то здоровье сохранили точно.

Порошин кивнул и взглядом показал в сторону гостиной. Никита тихо вошёл в комнату и внимательно осмотрел нежданную гостью. Она сидела с прямой спиной, что-то читала в телефоне. Красивая, видимо высокая, стройная. Волосы тёмные, цвета шоколада, длинные, собранные в хвост. Лицо бледное, губы красивой формы, покрыты розовым блеском.

— Как долго вы ещё будете меня рассматривать? — Она повернула к Никите голову и встала. — Воробьёва. Елена Николаевна, адвокат. Мне предложили защищать Дмитрия Горелова. В этом деле для меня очень много непонятного, поэтому я бы хотела поговорить с его женой Ингой Гореловой.

— Они в процессе развода.

— Я знаю. Но этот факт никоим образом на повлияет на ход нашего разговора.

— А почему вы хотите говорить с Ингой? Мне это не нравится, я бы хотел, чтобы при вашем разговоре присутствовал наш юрист.

— Нет проблем — я подожду.

— Елена Николаевна, — Никита прошёл в комнату и замер в шаге от женщины. Она действительно оказалась высокой, и этот её взгляд твёрдый и уверенный, и смотрит прямо в глаза. — Вы прекрасно знаете, что сегодня праздник, поэтому все сейчас с семьями.

— Я не праздную этот день, он такой же рабочий, как и все остальные. Вас же я никак не задержу, думаю, что я займу у вашей гостьи не более часа.

— Инга не гостья. Она моя будущая жена и хозяйка этого дома.

Воробьёва подняла брови и кивнула. Затем подняла с кресла, на котором сидела, папку и вопросительно уставилась на Прозорова. Он вздохнул и согласно кивнул.

— Где бы мы могли поговорить с Ингой Артуровной?

— Прошу за мной, мой кабинет к вашим услугам. — Он показал рукой в сторону лестницы и пошёл вперёд, указывая дорогу. Приоткрыл дверь и пригласил адвоката внутрь. — Я скажу Инге… Подождите, пожалуйста.

Он в несколько шагов преодолел расстояние между кабинетом и спальней, стремительно вошёл в комнату и остановился. Инга с Эрикой сидели на ковре и строили высокую башню из разноцветных кубиков.

— Привет, — с улыбкой сказал Никита и опустился рядом с ними. — Что вы тут строите? Не развалится? Эрика, а Герой помогает вам? — Он задавал вопросы, а сам смотрел в распахнутые и чуть испуганные глаза любимой. — Инга, малышка, с тобой хочет переговорить адвокат Горелова. Она ждёт тебя в кабинете. Запомни, ты можешь не говорить с ней. Это вполне объяснимо, просто скажешь, что будешь беседовать с ней только в присутствии нашего юриста.

— Нет, Никита, мне нечего скрывать. Да и не могу я всё время прятаться, всё равно мне необходимо будет давать показания. И на суде, наверное, что-то говорить.

— Хорошо, только помни — ты в любой момент можешь прекратить это всё.

Инга кивнула и поднялась, успокоила дочь, сказав, что скоро вернётся, и вышла. Никита сел рядом с девочкой и крепко прижал её к себе.

Через несколько минут дверь отворилась и в комнату влетел Земляной.

— Где Инга? Ты разрешил ей встретиться с этой Воробьёвой?

Никита медленно поднялся и тяжело посмотрел на Павла:

— Итак, чего я не знаю? Эрика, пойди к тёте Анне с Серёжей, хорошо? — Девочка выскочила из комнаты и понеслась вприпрыжку в сторону комнаты Демьяновых.

— Никит, тебя её фамилия не смущает никак? И то, что она в нашем городе появилась четыре года назад? Знаешь, по какому адресу она проживает? Кузнечная, 10.

Прозоров внимательно посмотрел на Павла и прикрыл глаза. Он так и не успел ознакомиться с её досье из-за той ситуации на дороге. Сестра Демона! Воробьёва Елена! Что проживает в бывшей квартире Бестемьянова! Вот кому продал свою недвижимость отчим Инги.

— Никита, говорят, что она очень умная, пока ни одного дела не проиграла. У неё доступ к материалам дела есть! Ты понимаешь, что она может Инге сказать? И Эрика тут.

Никита поднялся на ноги и замер, прикрыв глаза. Это ошибка может стоить ему будущего. И некого обвинить — всё сам, своими же руками!



— Спасибо вам, Инга. Мне многое стало ясно теперь. Если честно, то что-то такое я и предполагала. И ещё вопрос, не возражаете?

Инга улыбнулась и пожала плечами — она с самого начала разговора испытывала непонятное ей самой доверие к этой молодой женщине.

— Вы знали, что ваша жизнь, скажем так, контролируется со стороны?

— Вы имеете в виду подслушивающее устройство у меня в сумке?

Воробьёва удивлённо подняла брови и кивнула.

— Да, я знала. Случайно обнаружила под подкладкой, когда искала ключи. Поэтому и пыталась не говорить ни с кем, всё больше молчала, чтобы не навлечь на своих коллег и единственную подругу каких-то неприятностей.

— А вы знаете, кто следил за вами таким образом?

Инга пожала плечами и тихо ответила:

— Догадываюсь, но точно не знаю.

— А ведь этот жучок вам в сумку положил Павел Земляной. Вы знаете об этом?

Инга замерла, затем подняла на адвоката взгляд и тихо прошептала:

— Вы уверены? Павел… Значит, Никита… Простите, мне надо выйти. Срочно. Простите меня.

Она сорвалась с дивана, выскочила из кабинета и бегом направилась в комнату, где оставались Никита и дочь. Инга толкнула дверь и почти уткнулась носом в широкую спину Земляного.

— Никита, мне нужно задать тебе несколько вопросов. Паш, можно мы одни побудем?

Земляной криво ухмыльнулся и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Прозоров стоял посреди комнаты, держа руки в карманах и широко расставив ноги. Вот и появились вопросы у любимой женщины. Что там по законам жанра будет следующим? Расставание? Скандал? Глухая ненависть?

— Скажи мне, ты знал, что у меня в сумочке был «жучок»?

Никита сжал зубы и посмотрел в лицо взволнованной женщине. Инга смотрела ему в глаза и жадно ловила все эмоции, что появлялись у него на лице. Он дёрнул уголком рта и молча кивнул.

Инга подошла ближе и уставилась на него снизу вверх:

— Тогда, на базе, когда я этот пакет вытащила… Ты всё знал, да? И Эрика… она уже тогда у тебя была. Вы подслушали весь разговор в квартире, да? И когда мою девочку забрали… вы же знали, где её прячут, правда?

— Да, Инга, я всё знал. Мы слушали тебя почти месяц.

— С того самого дня, когда ты вызвал нас с Таней? Ты тогда увидел у меня на шее синяки… Ты всё знал…

Она вдруг всхлипнула и прикрыла ладошкой рот. Потом рванулась к Никите и сильно обняла его, тихо шепча:

— Спасибо тебе! Спасибо за то, что помог спасти Эрику! Если бы ты знал, если бы ты только знал, как я тогда испугалась за неё. Я умирала тогда там, под машиной, когда думала, что ей сделают больно, что её могут убить. А она уже тогда была у тебя дома. Спасибо!

Никита облегчённо закрыл глаза, сжал хрупкое женское тело до хруста, уткнувшись в белокурую макушку носом. Инга застонала, он ослабил хватку, поднял одной рукой ей лицо вверх и всмотрелся в наполненные слезами глаза.

— Ты не сердишься? Сможешь простить?

— Что ты! Я так благодарна вам за это! Ведь если бы тогда вы этого не сделали, то неизвестно, как бы сложилась наша с Эрикой судьба. Я так благодарна тебе, что даже не знаю, как это выразить словами.

— Тихо, малышка, тихо, не надо никаких слов, просто останься со мной, в этом доме, вместе с дочерью. Хорошо? И может быть, когда-нибудь ты ответишь на мои чувства.

— Ты… не веришь, что я могу… что я люблю тебя?

— Любишь? — выдохнул Никита.

— Очень, — прошептала счастливая женщина, — я просто не умею говорить об этом, но я… я люблю, всей душой, на разрыв. И я буду с тобой кем угодно, лишь бы рядом, лишь бы вместе.

Никита накрыл её дрожащие губы своим ртом, прерывая такие важные и долгожданные слова, но он больше не мог терпеть эту пытку — сжимать в руках свою мечту и не целовать. Инга сдавленно хихикнула и чуть отстранилась:

— А знаешь, я вспомнила! Я же видела эту девушку, Елену… Мы с Эрикой лежали в больнице, она заходила к нам в палату… а потом сразу ушла…

— Пойдём, Эрика у Анны с Володей, наверное, надо уже к праздничному обеду готовиться, а я провожу нашу гостью.

Прозоров нагнал её уже на выходе, она стояла рядом с Порошиным и что-то мягко говорила ему, держа свою шубку в руках.

— Елена Николаевна, задержитесь, пожалуйста. — Григорий с улыбкой кивнул и оставил Никиту наедине с адвокатом. — Скажите, а вы ведь приходили сегодня не только с Ингой поговорить, да?

Воробьёва вопросительно посмотрела на него, не произнеся ни звука.

— Вы приходили, чтобы удостовериться, что с вашей… племянницей всё в порядке, не так ли?

Елена опустила взгляд, а затем тихо сказала:

— Да, меня предупреждали, что вы очень умны.

— Меня радует, что мои умственные способности оценены по достоинству. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Да, вы правы. Я слежу за судьбой Инги и Эрики. И я рада, что у них появилась возможность счастливого будущего. Я не потревожу вас больше, прощайте.

— Лена, а как вы узнали, что Эрика дочь вашего брата?

Воробьёва отвернулась, переступила с ноги на ногу и потёрла пальцами мочку уха.

— Я приехала сразу после его гибели, к тому времени я закончила университет. И слава богу, что наши родители-юристы не дожили до того дня и не узнали, что вышло в итоге из их старшего сына, которого они боготворили. Я ведь даже человеком его не могу назвать… Мне известно, что он сделал вам и вашим друзьям, потому что следила за процессом. Мне помогли устроиться на работу в адвокатуру, хотя было известно, что я сестра убийцы.

— Кто вам помог? Кто-то из наркоотдела?

Воробьёва мотнула головой:

— Нет, я попросила помощи у Александра Александровича Фингарета. Мы с его дочерью Леной дружны ещё со школы, танцевали с одной студии.

— У прокурора?

— Да, он хлопотал за меня, а ещё Поляковы Николай Константинович и Саша, в итоге я была принята на работу. Да и моя стажировка за границей очень помогла в процессе трудоустройства.

— А Эрика? Как вы всё выяснили?

— Я узнала их историю от бывшего хозяина квартиры, которую купила. Следила за их жизнью, помочь, правда, ничем не могла. Однажды узнала, что Инга с дочерью лежат в больнице, прошла в палату, Инга тогда к выписке готовилась и выходила за документами… А я… украла. Украла соску. Сделала генетическую экспертизу — совпадение в маркерах у нас больше восьмидесяти процентов. А это значит, что Эрика моя племянница, дочь моего брата. Но об этом до данного момента знали только два человека — я и врач, который сделал анализ. Теперь об этом знаете вы.

Никита кивнул и задумался. Елена молча надела шубку и сжала телефон в ладошке:

— Мне пора. Да, я хочу сказать вам, что я отказала Горелову в защите. Знаю только, что документы о разводе он подписал. Прощайте, Никита Юрьевич, берегите Ингу и Эрику. Всего доброго.

Она направилась к двери, и вдруг перед ней неожиданно появился Герой. Он прижался боком к женским ногам, поднял голову и тихо заскулил.

— А наш Герой не хочет отпускать вас, Лена. Оставайтесь с нами.

Елена покачала головой:

— Нет, спасибо, мне нет места рядом с… Анной Соболевской. И вашей Ингой. Простите меня. Прощайте. — Она вышла на крыльцо и выдохнула.

Вскоре её машина с рисунком кошачьих зрачков на запаске покинула двор, ворота закрылись. Никита поднял голову и всмотрелся в серое облачное небо.

— Красивая она, — раздался рядом голос Порошина, — и порядочная. Хотя иди знай, как бы Аня на неё отреагировала.

— А ты ничего не теряешь, если попробуешь найти её. Хотя чего искать? Всё известно — где живёт, где работает. Ты, Гриш, попробуй. И если твоя — при любом раскладе твоей будет! А это знаешь как здорово? Хотя… пока сам не узнаешь, не поймёшь. Пошли за стол, может, хоть сегодня всё обойдётся.



Часть 16

Никита откинулся на спинку кресла. Рубашка прилипла к телу, рукава, закатанные по локоть, раздражали кожу, а всё потому, что в его кабинете именно сегодня, в самый пик жары сломался кондиционер, чтобы его разорвало совсем. ‎

— Никита Юрьевич, представители «Климат-техники» прибыли.

— Пусть поднимаются ко мне, я к юристам пойду. И скажи этим климатическим работникам, что я злой и страшный, час от силы могу выделить!

Секретарь заверила шефа, что всё передаст, хотя напоследок, кажется, хихикнула. Разбаловались, надо к Лене зайти, успокоиться.

— Лен, я к тебе, можно?

Юрист компании Порошина Елена Николаевна, в девичестве Воробьёва, оторвалась от бумаг, привычным жестом поправила очки и махнула рукой, мол, заходи, всё равно уже пришёл.

— Ты как? — Никита мельком глянул на бумаги на столе и внимательно посмотрел в лицо Гришкиной жене. Этот немногословный бугай так лихо закрутил молниеносный роман, что в данный момент, через полгода после зимних событий, Лена уже носила под сердцем маленького Порошина, а Григорий каждые полчаса звонил и интересовался, как она себя чувствует и не надо ли ей привезти что-нибудь. Что именно хотел Григорий привезти, никто не знал, но по его звонкам можно было проверять часы.

— Нормально, только не могу понять, откуда у нас на почте взялся какой-то брачный договор. Ты что-то об этом знаешь? И кто такой Майкл Лейтон? Имя Елизавета Соболевская мне хотя бы знакомо.

— Не понял, — протянул Прозоров и, быстро подвинув стул, уселся на него верхом, протягивая руку. Он вчитывался в напечатанные строки, сверяя оригинал со сделанным уже переводом, и постепенно краснел. — Вот же бля… Прости, Лен. Всё-таки решила выйти замуж на этого аристократишку, чёрт его побери совсем. Понимаешь, нашей Лизе вожжа под хвост попала — дворянского титула ей не хватает. Интересно, она этот занятный документ читала? Или он со своими адвокатами решил всё за её спиной провернуть?

В этот момент зазвонил телефон и напряжённый голос секретаря уведомил их, что в приёмной генерального неожиданно появились представители юридической компании «‎Аеterna Law».

— «Вечное право», — тут же перевела название Елена и вопросительно посмотрела на Никиту. — Тебе это о чём-то говорит? Ой, подожди, мозги уже не варят к концу недели. Вот, смотри, на этом самом брачном договоре стоит их название и адрес. Тра-та-та, графство Сомерсет, Гластонбери, улица — язык сломаешь. Никита, что происходит? Они каким боком к нам?

— Самым прямым, Порошина. Они сейчас у нас деньги отбирать будут. Точнее, попытаются. Промариновать их у себя, что ли, пока ребята кондёр устанавливают?

— Давай сюда, я подустала что-то, жратеньки хочу, я им сейчас устрою.

Через несколько минут в кабинет юриста вошли двое мужчин, строгих и подтянутых. Один из них бросил короткий взгляд на Елену и с гаденькой улыбочкой кивнул. Никита поднял бровь и подумал, что лучше бы он этого не делал. Лучший его юрист не терпела неуважения к себе ни как женщина, ни как профессионал. В чём нежданные гости убедились в течении первых минут разговора. Видимо, младший Порошин разошёлся на полную, а его маме эти двое попались под горячую руку.

После двадцати минут разговора Никита понял, что так они ни до чего не договорятся, а Лена уже завелась не на шутку, и жестом остановил дискуссию.

— Вы позволите вопрос, господа?

Господа приободрились, наивно полагая, что мужчинам с мужчиной будет легче договориться. Никита же просто вытащил телефон и с улыбкой обратился к прибывшим юристам:

— Я могу позвонить? Чтобы не терять времени, так сказать. — Он набрал номер Лизы, дождался недовольного ответа и откровенно заявил: — Лиза, добрый день, тут юристы твоего жениха прибыли. Ты в курсе? — Оценив молчание в трубке, Никита усмехнулся и продолжил: — Согласно брачному договору, что лежит перед нами, всё твоё имущество, движимое и недвижимое, со дня вашей свадьбы будет принадлежать твоему мужу, баронету Майклу Лейтону. Тебе же будет выделяться некая небольшая сумма, которой ты вольна распоряжаться по своему разумению. Да, акции твои тоже принадлежат нынче ему.

— То есть как принадлежат? — взвизгнула Лиза. — Я ничего не подписывала!

— Ясно, так что нам делать с представителями Лейтона? — он быстро нажал на значок громкой связи и с удовлетворением смотрел на лица гостей:

— Пусть убираются в задницу! Вместе со своим зачуханным нищим! Я не собираюсь отдавать свои деньги никому, пусть пойдёт поработает, как я, тогда и поговорим! Так и передай!

— Что ты, они сами всё услыхали. Из первых уст. Будь здорова. — И быстро выключил гаджет, чтобы не объяснять потом прибывшим иностранцам высоту их семейных отношений. — Ну вот, собственно, и всё, не так ли, господа?

Дверь в кабинет резко распахнулась, являя взглядам гостей и хозяев высокого мужчину, что легко пересёк небольшое помещение и твёрдо заявил:

— Всё, конец рабочей недели! И не смотри на меня так! Я слышал, как Никита Юрьевич произнёс «всё», значит всё. Тем более что нас уже ждут.

Он помог подняться сидящей женщине, схватил её сумочку и, мягко придерживая за талию, вывел из кабинета. Никита развёл руки в стороны и улыбнулся, давая понять, что аудиенция закончена. Мужчины молча покинули кабинет, а Никита облегчённо выдохнул — хорошо, что Лизе хватило мозгов отказаться, а то бы ещё пришлось в недалёком будущем продавать кусок компании неизвестно кому! Интересно, о какой работе говорила младшая Соболевская? Но об этом после, а сейчас быстро собираемся — и за город, где на эти выходные он забронировал небольшую базу отдыха, потому что такого количества гостей его дом просто не выдержит.


***

Никита нажал на кнопку брелока, включая сигнализацию, и сразу присел, ловя несущуюся в его сторону Эрику.

— Папа приехал! Пап, а Митька в бассейн свалился, а тётя Наташа ему по попе дала, — уже шёпотом закончила малышка. — А я же тоже там ходила, меня тоже надо по попе?

— Нет, тебя не надо. Просто тётя Наташа испугалась, вот и получилось, что Митька схлопотал. Что потом тётя Наташа сказала?

— Плакала она, — тихо вздохнула Эрика. — Я не буду там гулять. Ты не будешь меня бить?

Никита покачал головой, обнял Эрику сильнее и твёрдо ответил:

— Никогда.

— А маму?

— И маму никогда.

Он поднялся и медленно пошёл в сторону домиков, обнимая девочку, что доверчиво прильнула к нему, обхватив шею тонкими ручками. Вот уже почти полгода Инга и Эрика живут в его доме, уже пять месяцев Инга его жена, а малышка Эрика его дочь, а она всё ещё не может привыкнуть к тому, что никто и никогда не поднимет на неё руку, не сделает больно.

— Папа, — хихикнула Эрика, показывая пальчиком на Алёшку Рудакова, что со смехом и гиканьем скатился с высокой горки, обдав брызгами стоящих вокруг бассейна гостей. За ним в бассейн попрыгали Миша Лунин и Лёха Блохин.

— Наташ, давай Митьку сюда, — голос Миши еле различался среди визга и смеха. — Мить, давай ко мне, мама больше ругаться не будет — ты же со мной. Эй, малышня, куда? А ну все на ту сторону, там неглубоко.

Никита не спеша шёл с Эрикой на руках и улыбался. За четыре года, прошедших с их знакомства, они не только несколько раз работали вместе, но и сдружились. Появились семьи, дети; не всегда, конечно, им удавалось встретиться и поговорить по душам, вспомнить, задуматься, но недавно Никита решил сделать своим друзьям подарок, и сегодня, 26 июня, в их почти «профессиональный праздник» — Международный день борьбы с наркоманией — собрал всех вместе, чтобы отвлечься и отдохнуть вдали от дел, душных кабинетов и раскалённого асфальта.

— Никитушка, привет, — сидящая на шезлонге тётя Володи Демьянова, нестареющая Надежда Николаевна подняла очки и с улыбкой глянула на мужчину с девочкой на руках. — Спасибо тебе за приглашение, сто лет уже не выбиралась за город.

— Так сами виноваты, Надежда Николаевна, сколько раз мы вас к себе звали, а вы «не могу, работа у меня». Так у всех работа, но отдыхать-то надо. А вы как? Одна или…

— Или, Никитушка, или. Моё «‎или» в бассейне резвится. Молодость вспоминает, — хихикнула Демьянова, будто и сама превратилась в молоденькую беззаботную девушку.

— А вы что же?

— Нет, я к воде равнодушна, лучше косточки свои на солнышке погрею. Эрика, а ты почему не с ребятами?

Девочка крепче прижалась к Никите и гордо ответила:

— Я с папой. Мы потом вместе, да, папа?

— Да, доча, и маму с собой возьмём.

Эрика запрокинула голову назад и громко рассмеялась. Демьянова глубоко вздохнула и опустила взгляд.

— Спасибо вам, Надежда Николаевна, за то, что убедили мою Ингу родить эту козявку. Да, Эрика? Скажем «спасибо» тёте Наде, она деток лечит, мамам помогает. Вот и нашу маму спасла.

Демьянова внимательно посмотрела на Никиту и молча кивнула — она тогда спасала двух девочек: опустошённую Ингу и изуродованную Аню. Инга часто звонила, делилась своими успехами, а зимой просто захлёбывалась от счастья, когда рассказывала о Никите и его предложении. Анна же не любила вспоминать и рассказывать что-то, но этой зимой тихо прошептала «‎я так счастлива, тётя Надя», и это было лучшей наградой за всё, что сделала Демьянова четыре года назад.

— А Володя ещё не звонил?

— Пока нет, но уже скоро должны быть, если самолёт нигде не задержат. Григорий их встретит.

— Это хорошо, соскучилась я. Зимой только один вечер вместе провели, даже не наболтались как следует. Никит, — Надежда внимательно посмотрела на Прозорова, — вы с Аней не говорили о Лене Порошиной? Понимаешь, Лене сейчас волноваться нельзя, что-то её беременность протекает не слишком гладко. Как бы чего не вышло.

— Одно могу сказать, Надежда Николаевна, всё от Ани зависит. Кто такая Елена Порошина, кем и кому она приходится, Аня знает. Осталось дождаться их приезда. А Лена здесь?

Демьянова коротко кивнула и показала головой на небольшой домик вдали от шумной компании:

— Отдыхает, приехала заведённая, давление скакануло.

— Эрика, беги к маме, скажи, что я скоро приду. — Они дождались, пока бегущая вприпрыжку девочка скроется за кустами, Никита присел на соседний шезлонг и посмотрел на Надежду: — Приходили сегодня юристы от Лизиного жениха, требовали кусок компании, при этом наша несостоявшаяся прынцесса совершенно не в курсе дела оказалась. Мало того, один из этих джентльменов позволил усомниться в способностях Лены. Ну и получил и он, и его компаньон.

— Я так понимаю из всего сказанного, что ключевое слово «несостоявшаяся»?

— Да, вы правы.

— Это хорошо. Я что-то Пашу с Таней не вижу.

— Они на выходные с Глашей и Борисом Николаевичем к Таниной матери поехали, будущим внуком хвастаться.

— А как Инга? Как себя чувствует? Я как-то закрутилась и поздравить вас не успела.

Никита кивнул и легко поднялся, прикоснулся губами к пальцам с коротко остриженными ноготками и тихо сказал:

— Отдыхайте, представьте, что вы в отпуске, — на что Демьянова медленно надела очки, грациозно опустилась на спину и выдохнула, повернув голову чуть вбок.



Григорий поправил подушку под спиной жены и легонько дотронулся пальцем до кончика её носа. Инга усмехнулась, глядя в спину уходящего мужчины. Они с девочками уединились в небольшой беседке, от души насмеявшись, обсуждая детей, мужей, новости моды и новые рецепты. Мужчины же сегодня подарили жёнам выходной и занимались детьми, а заодно шашлыками и напитками, одновременно обсуждая работу, автомобили и предвкушали вечерний бильярд, когда дети улягутся спать.

Наташа Лунина с жёнами Рудакова и Блохина ближе к вечеру перебрались поближе к бассейну, и там в компании Надежды Николаевны тихо перешёптывались о чём-то, иногда посмеивались, Инга с Аней и Леной Порошиной молча сидели в беседке, любуясь заходящим солнцем.

— Наверное, надо уложить детей. — Инга медленно встала.

— Останься, Инга. Мне надо вам кое-что сказать. — Аня тяжело вздохнула и мельком посмотрела на Лену, что прикрыла глаза и откинулась на мягкую подушку. — Лена…

— Не надо, Ань. Если ты сейчас начнёшь извиняться, я не выдержу. Если я начну оправдываться, ты расстроишься. Поверь, я всё понимаю и мне очень неуютно оттого, что ты видишь во мне не меня, а… другого человека. И если честно, я не знаю, как нам быть. Но просто надо как-то жить дальше, рядом, ты же понимаешь, что Володя и Гриша не виноваты в том, что у нас с тобой разное прошлое, разные воспоминания. Прости меня за резкость. Пожалуйста.

Анна опустила голову и тихо сказала:

— Я знаю, мне Надежда Николаевна сказала, что ты не очень хорошо переносишь беременность, но… я не смогу промолчать. Лен, я…

— Я изучала материалы дела, Ань, и знаю, что произошло в подвале дома Полухана. И я очень хорошо знакома с Серёжей Синявиным. Если ты об этом… Ведь маленький ваш в его честь назван, да?

Анна молчала, опустив голову, вспоминая окровавленного мужчину у своих ног и тихий шёпот: «‎Отдай пистолет, девочка, и запомни — это я стрелял». Краем глаза она увидела, как Лена приподнялась и протянула руку в её сторону.

— Аня, не думай об этом. Не дай Бог кому-то испытать то, что выпало на вашу с Ингой долю. И то, что сделала ты… Я не считаю тебя виноватой, Аня. Ты имела право на этот поступок, и этим ты сберегла своё право на будущее счастье. Знаешь, я вот сейчас это сказала и мне немного легче стало, будто отпустила какую-то вину перед тобой и Ингой.

— Да ты что! — воскликнула Инга и быстро села рядом с Леной. — Ну какая вина? Ты столько сделала для моего Никиты, он так тепло отзывается о тебе!

— Да? — Анна подняла бровь и оглядела сидящих напротив удивлённых женщин. — Смотри, Ингуль, а то передерутся Гришка и Никитой от ревности, а там такие весовые категории, что без разрушений местного масштаба не обойдётся! Представляешь это месилово? А там ещё мой Демьянов присоединится, а за ним в драку полезут Лунин со товарищи. Эх, хотела бы я посмотреть на эту эпическую битву, — тихо выдохнула Анна.

Три женщины несколько мгновений смотрели друг на друга, и вдруг тихий вечер взорвался дружным женским смехом. Никита резко повернулся и с удивлением уставился на свою жену, что согнулась пополам, придерживая живот руками, и от души хохотала впервые за то время, что он с ней был знаком. Анна смахнула выступившие слёзы, села рядом с Леной и обняла её, после чего они замерли на несколько секунд, вытирая катившиеся от смеха слезинки. Тут же рядом появился Григорий, суетливо пытаясь напоить женщин водой.

— Порошин! — возмущённо воскликнула Лена. — Я с тобой разведусь! Ну что ты меня пасёшь, как овцу!

— Не овцу, а овечку! — тут же отрезал Григорий. — А развестись со мной затруднительно, никуда ты не денешься, поняла?

— Тиран и деспот, — бурчала Лена, позволяя поправить подушку и держа стакан с водой в вытянутой руке. — Ань, а Володя тоже с тобой так возился?

— Хуже, — буркнула Демьянова. Они с улыбками переглядывались, не замечая грустный взгляд Инги. Она тихо вышла из беседки, призывно махнула рукой и схватила в объятия подбежавшую Эрику. Мама с дочерью медленно пошли по дорожке в сторону их домика, о чём-то разговаривая и не замечая внимательного взгляда прищуренных глаз им вслед.


Никита тихо вошёл в домик, прикрыл дверь и прислонился плечом к стене — Инга сидела перед окном и медленно расчёсывала волосы. Она плавно водила щёткой по белокурым локонам, отчего волосы переливались в лунном свете и казались прозрачными, как драгоценный бриллиант. Женщина тихо вздохнула и замерла, уставившись в тёмное стекло, о чём-то напряжённо думая.

— Что тебя беспокоит, Инга? — Вопрос мужа застал её врасплох, Инга вздрогнула, резко поднялась, схватившись за спинку стула, стараясь усмирить вдруг возникшее головокружение. Никита подскочил к ней и крепко прижал любимую женщину к себе. — Ты чего вскакиваешь? Испугалась?

— Нет, — тихо ответила она и подняла голову, всматриваясь в полутьме в лицо мужчины, спасшего ей жизнь. — Никита, я должна тебе сказать кое-что, но не знаю, как ты к этому отнесёшься. Я… знаешь, Лена с Аней сегодня так бурчали, говоря о заботе Гриши и Володи во время беременности. А мне-то и вспомнить нечего, кроме грубости.

— Глупая ты моя, да я на руках тебя носить буду, лишь бы ты забыла о всех неприятностях. Забудь, Инга, забудь всё плохое, что было с тобой. Мы вместе навсегда. Слышишь? — Никита нежно касался носом женских щёк, поцеловал уголок рта и выдохнул: — Люблю, слышишь? Как же я тебя люблю, девочка. Хм, я раньше никогда не думал, что смогу так легко говорить о своих чувствах. Что-то ты во мне сломала, наверное, если я готов говорить тебе об этом постоянно. Инга, я видел, как ты ушла, почему? Что тебя так зацепило?

— Нет, нет, что ты! Просто я… я, — она улыбнулась и пожала плечами, — Никит, я позавидовала, понимаешь? Но не чёрной завистью, а радостной. Хотя…

— Так, давай всё честно и прямо скажи, не увиливай. Эрика спит?

— Да. — Инга удобно устроилась на коленях севшего в глубокое кресло мужа и скрутилась, подтянув ноги к подбородку. — Какой ты большой и уютный, так хорошо-о-о. Никита, ты правда будешь рад, если у нас будет ещё один ребёнок?

Никита замер, чуть отстранился от прильнувшей к нему женщины и внимательно посмотрел ей в лицо. Она подняла брови и кривовато улыбнулась.

— Ты… Это ты… тут уже кто-то есть? — неверяще спросил Прозоров, опуская взгляд на животик жены, прикрытый коленками. — Инга, у нас будет ещё одна девочка? Или, может, мальчик?

— А ты кого хочешь больше? — хитро сощурившись и обняв мужа на шею, прошептала Инга.

— Да какая разница! — воскликнул Никита и тут же сомкнул губы, прислушиваясь к тишине, боясь разбудить дочь. — Какая разница, лишь был и был здоров! Та-а-ак, подожди, то есть меня Надежда Николаевна сегодня с этим поздравляла? Ты когда узнала?

— Сегодня утром, я на приёме у неё была.

— Почему промолчала? Но это же опять резать тебя надо? Фу-у-у-у, аж жарко стало!

Инга с улыбкой наблюдала за немного побледневшим мужем и едва сдерживала смех. Никита прижал её к себе и задумался, затем вдохнул и очень серьёзно заявил:

— Значит так. С понедельника пишешь заявление и увольняешься с работы, потом…

— И не подумаю! — перебила его Инга.

— То есть как? — удивлённо спросил Никита.

— Очень просто! Никит, я не брошу работу! Я буду работать, если надо будет — отпрашиваться в поликлинику, буду лежать в больнице, оформлять больничный, потом в декрет уйду, но работу не брошу!

— Но ты же беременная!

— А Лена? А Таня? Вон Аня в Интерполе служила — и ничего! А ты меня дома запереть хочешь, — её лицо искривилось и глаза наполнились слезами.

— Тихо, тихо! Работай, только не плачь. А может, тебе перейти в другое место?

— Какое? В главный офис? Под твоё крылышко? Я тогда вообще в другую компанию уйду, понятно?

Прозоров расплылся в широкой улыбке и тихо прошептал:

— Понятно. Сколько ему, нашему малышу?

— Месяц. Мне через месяц на первое УЗИ надо будет идти. Пойдёшь со мной?

— Ты ещё сомневаешься? — опять повысил голос Никита. Потом выдохнул через сложенные трубочкой губы и замотал головой: — Это просто вынос мозга! Как ты смогла промолчать? Меня сейчас разорвёт, ей-богу! — он крепко прижал Ингу к себе и тихо задышал ей в макушку. Ему вдруг стало страшно, он знал, что Инга не сможет родить сама, он представил её бледную, под наркозом и вздрогнул. Он хотел, страстно желал маленького гнома, но он мог потерять любимую женщину. Нет, он не позволит ей умереть! Всё возможное и невозможное сделает, но они будут жить! Они так долго шли к своему счастью, они имеют право быть счастливыми. И они ими будут!

…— Никита, поставь меня на землю! Меня же отвезут или я вполне могу дойти до операционной сама!

— Нет! Хватит командовать, теперь только так!

— Надежда Николаевна, ну скажите ему. Ой, опять возмущается. Весь в своего отца, такой же непослушный, меня будто и не существует, только с мужиками разговаривает.

— И правильно, настоящий парень растёт. Не то что девчонки.

— Я тебе сейчас… нос откушу! Никита, ты только за Эрикой проследи, ладно? И ещё… — Никита плавно опустил жену на широкую каталку и поцеловал в выступающий живот. — Я хочу тебе сказать. Я люблю тебя, Никита, очень. И я счастлива. Ну, пока, ждите нас с Олегом, мы скоро вернёмся.

Высокие стеклянные двери закрылись, Никита с силой провёл по ёжику волос и тут почувствовал на своей руке чьи-то пальцы. Он резко обернулся и встретился взглядом с Надеждой Николаевной.

— Ты не волнуйся, всё будет хорошо. Сына Олегом решили назвать? Хорошее имя, сильное. А теперь иди, я тебе позвоню. Счастливый ты, Прозоров, всё у тебя есть, а теперь ещё больше будет.

Она быстро зашла в операционную, а Никита так и остался стоять посреди коридора в голубом бесформенном халате и бахилах. Чуть больше года прошло с того дня, когда его будущая жена впервые посмотрела на него и тут же опустила взгляд. А он вдруг подумал, что именно она снилась ему по ночам, и решил, что она будет не только сниться, она станет его. Женой, подругой, любовницей, но никогда не думал, что она станет матерью его сына, а он будет счастливым отцом двух прекрасных детей — дочери Эрики и сына Олега. Он просто будет счастливым! И сделает счастливой свою любимую женщину.


Оглавление

  • Часть 1
  • Часть 2
  • Часть 3
  • Часть 4
  • Часть 5
  • Часть 6
  • Часть 7
  • Часть 8
  • Часть 9
  • Часть 10
  • Часть 11
  • Часть 12
  • Часть 13
  • Часть 14
  • Часть 15
  • Часть 16