Серия Киллмастер автора Джона Мессманна [Ник Картер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Картер Ник
Серия Киллмастер автора Джона Мессманна



Амазонка . Джон Мессманн переводчик Л Гильманова

Морская ловушка . Джон Мессманн переводчик Андрей К Сорвачев

Живая смерть . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский

Операция Че Гевара . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский

Операция Змея . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский

Палачи . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский

Смертельный штамм Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский.



Агент N-3 - типичный американский герой, человек, который не боится идти навстречу опасности и способен справиться с любым противником. У Ника Картера худощавое лицо. Его волосы обычно темно-коричневого цвета, густые и блестящие с «слегка сатанинским» вдовьим пиком. У него высокий лоб без морщин над прямым носом. Его глаза широко расставлены над высокими скулами; говорят, что это «странные глаза, которые почти никогда не остаются неподвижными и меняют цвет так же часто, как море». Его рот твердый и красивой формы, обычно сдержанный, но иногда с оттенком чувственности. В соответствии с его многолетней напряженной деятельностью его тело находится на пике физической подготовки. Его плечи массивные. У него узкая и узкая талия, а его ноги описываются как «загорелые столпы гладких мышц». Его мускулы не были слишком очевидными, но, тем не менее, были похожи на стальные тросы. У неутомимого Ника Картера есть несколько интересных моментов. На самом деле так много людей, что трудно понять, какой из них следует начать. В соответствии со своей ролью суперсекретного агента американского правительственного агентства AX, Ник Картер имеет небольшую татуировку с топором на внутренней стороне правого локтя. Это один из способов остаться незамеченным. Еще один факт - оружие Ника, которое он везде берет с собой. Вот его пистолет, люгер, которого он называет Вильгельмина, в плечевой кобуре слева. Хьюго - это имя его стилета, обтянутого куском замши над его правым запястьем и подпружиненного, чтобы лететь в его захват одним касанием ... И, наконец, он несет газовую гранулу, которая носит имя Пьер, размером с мяч для гольфа, но где именно спрятана гранула, неизвестно. Прикрытием для штаб-квартиры AX в Вашингтоне является Amalgamated Press and Wire Service, расположенная на Дюпон-Серкл. Ответственный - Дэвид Хок. Он суровый человек, которого описывают как более пожилого человека, но все еще называют «худым, жилистым и жестким, как кожа». Он обожает сигары и сильно жует их, когда возникает напряжение. Хотя он, как известно, не любит покидать свой офис, ему часто приходится это делать при выполнении своей работы. Он поддерживает связь с большинством правительственных лидеров высшего уровня, но отвечает только «шефу», также известному как президент.


======================


======================


======================



Амазонка . Джон Мессманн переводчик Л Гильманова



I.

Человек неподвижно сидел на берегу небольшого пруда и, затаив дыхание, наблюдал. Это был крупный мужчина со слегка располневшей талией, коротко стриженными волосами и тяжелым, покрытым морщинами лицом. Но как любой из индейцев, живущих в джунглях, он мог часами сидеть терпеливо и тихо. Жили и двигались только его глаза, мгновенно фиксирующие любое колебание в зарослях болотной травы и камыша. Гигантские кузнечики перепрыгивали со стебелька на стебелек, оводы и личинки роились на поверхности воды. Но человек следил за другим замершим существом, приготовившимся к прыжку с листа водяного гиацинта: тяжелые черные крылья его были плотно сложены за спиной, мощные клешнеобразные челюсти венчали восьмидюймовое тело. Человек уже видел этих гигантских жуков в действии, видел, как они легко переламывали карандаш своими сильными челюстями, способными до кости прокусить человеческий палец. Неудивительно, что их называли жуками-титанами; они и были титанами в мире насекомых, уничтожающими жертвы, намного превосходящие их по размерам.

Испарина струйкой сбежала по толстой шее человека, но он не пошевелился. «Вечное пекло, — проворчал он про себя, — вечный проклятый давящий зной, вечный липкий пот». Он так и не привык жаре, хотя уже почти двадцать лет торчал в этом преддверии ада.

Внезапно глаза его сузились: огромная зеленая лягушка с белесым брюхом, пересекая пруд, приближалась к водному гиацинту. Она двигалась короткими рывками, выныривая на поверхность, чтобы ухватить стрекозу или водяную личинку.

Человек наблюдал, как лягушка подплывает все ближе и ближе, жирная, с набитым брюхом, вся поглощенная своим занятием. Она уже достигла водяного гиацинта, на мгновение ушла под воду, затем вынырнула вновь на поверхность и медленно поплыла в зарослях слабо колышущихся листьев. Жук-титан молнией промелькнул в воздухе, словно выстрелив сильными задними ногами. Острые клешнеобразные челюсти вонзились в тело лягушки чуть ниже шеи. Лягушка, почти в три раза превосходящая жука, рванулась было назад. Ее мягкая плоть все еще содрогалась от удара. Погрузившись в воду, она метнулась несколько раз, вновь выпрыгнула из воды, но ей не удалось сбросить с себя противника. От боли лягушка вновь взвилась в воздух, почти преодолев в прыжке расстояние до берега, но похожие на кусачки челюсти гигантского жука вонзились в нее еще глубже.

Все было кончено в одно мгновение; тело лягушки, еще живое, судорожно подергивалось, а жук уже начал кромсать свою жертву.

Мужчина шлепнул себя по колену, издав то ли клич, то ли смех, и сдвинул маленькую шляпу из пальмового листа на затылок. Вот как это будет, — сказал он себе, поднимаясь на ноги и улыбаясь тяжелой жестокой улыбкой. Да, именно так все и будет, повторил он, смахивая испарину с шеи. Как этот жук-титан, он будет только тихо сидеть и ждать. Они обязательно придут, у него есть все основания быть уверенным в этом. Если ЭТО так важно, как он думает, американцы должны появиться с минуты на минуту. Ему остается только ждать, ждать, пока они сами не свалятся ему под ноги. А если они не придут… тогда все теряет смысл, не стоит дней, а может недель ожидания в этих проклятых богом, алчных, всеядных джунглях.

По пути домой, когда он брел, возвращаясь в деревню, на тропинку скользнула ядовитая черно-желтая коралловая змейка. Он плюнул в нее, и она исчезла в спутанных зарослях. Он растер ладонью испарину на лбу, хлопнул на шее мошку, привлеченную запахом пота. Чертова жара, злобно ворчал он. Нигде не было от нее избавления, днем и ночью, в дождливый и сухой сезон — она была всегда. Конечно не следовало бы ударяться в запои, но с другой стороны, пил он чтобы хоть немного забыться от этого угнетающего зноя.

В деревне человек миновал низкие стены старых зданий католической миссии, добрел до маленькой хижины и опустился на верхнюю ступеньку деревянной веранды. Почти мгновенно в полумрак дверного проема возникла женщина с висящими плоскими грудями ниже пояса обернутая в нечто, напоминающее юбку.

— Гин, черт тебя побери, — злобно зарычал мужчина, поднимая тяжелую толстую руку, — ты что, до сих пор не научилась?!

Женщина отпрянула, скрылась в полумраке, в следующе мгновение возникла вновь с бутылкой, заполненной прозрачно жидкостью. Мужчина взял бутылку, следя взглядом, как она возвращается в дом.

…Он купил ее пять лет назад в одном индейском племени. Сейчас он подумывал, не вернуть ли ее обратно. Она стала для него ничем, пустым местом. Он овладел ею прошлой ночью, облегчил себя, но она осталась ничем, бесчувственным телом. Ему не доставляло теперь удовольствия даже бить ее.

Он сделал длинный глоток джина и откинулся назад, лениво думая, не узнал ли об ЭТОМ кто-нибудь еще и не появятся ли другие. Впрочем, это не имело значения, кроме того, что лишний раз подчеркивало всю важность происшедшего. Все они будут беспомощны, как младенцы, здесь, в стране Амапа, они будут брести наощупь как слепые, будут дергаться, словно рыба на крючке. Даже он, Колбен, не мог бы сказать с уверенностью, что он знает джунгли, но он знал их лучше кого бы то ни было, за исключением тех племен, которые каким-то образом умудрялись жить в этих глухих местах, не обозначенных ни на одной карте.

Он облизнул толстые отвисшие губы в предвкушении близкого мига торжества. В конце концов это его единственный шанс, возможность выбраться из этой смердящей адской дыры, иметь деньги, а значит, и все остальное. Он вновь засмеялся грубым резким смехом, вспомнив о жуке-титане и лягушке. Да, ему остается только ждать.

Они придут, и он, Колбен, будет готов к встрече.

В это же время, почти за пять тысяч миль от Колбена, в центре Вашингтона, с таким же волнением ждал другой человек, нетерпеливо глядя в окно на хитросплетение машин и автобусов, мчащихся по площади Дюпона.

«Он должен быть уже здесь, — пробормотал человек, кинув взгляд на большие настенные часы, — где его черти носят».

Человек наклонил угловатое худое тело вперед, всматриваясь в мчащиеся по кольцу автомобили. Его глаза были затемнены стеклами очков в металлической оправе. Сколько часов он уже потерял, пытаясь найти своего главного агента… Дэвид Хоук нетерпеливо перебрасывал незажженную сигару во рту. Он почти застонал, вспомнив, как все произошло. Исчезновение выявилось уже через несколько минут после обычного 12-часового звонка агента в штаб-квартиру. Они сразу же попытались засечь его, перезвонив на квартиру, но там никого не было. Несколько более поздних звонков не внесли никакой ясности, поэтому оставалось только ждать, пока он сам не свяжется с ними. Как бы то ни было, очевидным было только то, что агент Номер 3 находится в Вирджинии, неподалеку от штаб-квартиры. Он выполнял задание, которое на профессиональном жаргоне называлось «охотой на лис». Если он действительно все еще охотился на лис. Хоук простонал снова и тряхнул головой. Его вечно настороженные глаза впились в маленький голубой «триумф», вынырнувший из потока машин. Он увидел высокого красивого мужчину, вышедшего из автомобиля, белокурую головку, потянувшуюся к нему для поцелуя, тонкую руку, машущую вслед. Фигура мужчины с перекинутым через руку твидовым пиджаком удалилась большими уверенными шагами. Хоук провожал ее взглядом до тех пор, пока она не исчезла из его поля зрения. Тогда он вернулся на свое место за столом и стал ждать.

Через минуту мужчина был уже в офисе. В следующее мгновение его ладная мускулистая фигура уже комфортно расположилась в кресле.

— Она настояла, чтобы подвезти меня, — сказал Ник Картер, — кроме того, это ее машина.

— То, что это ее собственность, не вызывает сомнений, — вежливо откликнулся Хоук.

— Верно, — согласился Ник.

— И ее лошадки.

— Тоже верно.

— Возможно, и лисы тоже ее?

— Возможно.

— Как охота? — Серые стальные глаза были непроницаемы.

— Неудачно, — ответил Ник так же бесстрастно, — если Вы говорите о лисе.

— Естественно.

Хоук откинулся назад и впился острым изучающим взглядом в своего главного агента, Ника Картера, официально Номер 3, одного из самых непостижимых людей среди всех, носящих звание «убийца-профессионал». Парадоксально, но это звание давалось тем, кто знает не только, как и когда убивать, но и во имя чего. Номер 3 мог все. Боже правый, он всякий раз доказывал это. Но в то же время это был человек, готовый в любую минуту выкинуть самый немыслимый фокус, и Хоук спрашивал себя, почему все это проявилось не в ком-то другом, а в таком опытном и цивилизованном агенте, как Ник Картер.

Димрест, проведший годы в Замбези, мог бы, конечно, помочь, но он был болен, а все вокруг словно сошли с ума, прося немедленно сделать что-нибудь: армия, ВВС, лаборатория по разработке нового оружия… теперь к этому присоединилась еще и НАСА. Все они навалились разом, не считая тех, кто еще только собирается.

Он посмотрел на Ника, терпеливо ожидающего продолжения разговора.

— Мы кое-что потеряли, — начал он. — И мы знаем, где. Тебе необходимо только найти потерянное и привезти сюда.

Ник улыбнулся. Он уже знал, что когда Хоук выбрасывает шар так небрежно, как бы невзначай, то это значит, что положение крайне неприятное и щекотливое.

— Звучит просто, — откликнулся Ник. — Почему бы не привлечь Главное управление по доставке?

Хоук двинул незажженной сигарой и пропустил эти слова мимо ушей.

— Я хочу сказать, что это не такое уж сложное задание, Номер 3, — начал он снова. — Все просто и непросто, в зависимости от того, как к нему подойти.

— Расскажите мне о той его части, которую Вы назвали «непросто», — улыбаясь, ответил Ник. — Это как раз то, что всегда меня очаровывает больше всего.

Хоук кашлянул, прочищая горло.

— Начну с начала, — произнес он. — Лаборатория по разработке нового оружия создала нечто, имеющее исключительно важное значение для Америки, — электронный мозг, весящий всего два фунта. Его можно приспосабливать почти везде, можно легко перемещать и проделывать с его помощью работу, требующую усилий нескольких громоздких компьютеров. В данный момент он может перевернуть весь принцип противоракетной обороны. Как ты знаешь, такая защита сейчас основывается, в первую очередь, на принципе теплочувствительности; при этом система противоракетной обороны улавливает тепло от ракеты противника. Этот же электронный мозг будет более действенным и эффективным, более гибким: он не будет зависеть от теплочувствительности, которую можно замаскировать или исказить помехами, так как основан на молниеносном расчете курса вторгшейся ракеты противника.

Ник вздернул бровь, давая понять, что оценил устройство.

— Такую вещь вряд ли можно потерять, — прокомментировал он.

— Вряд ли, — согласился Хоук. — Она и не была потеряна. Электронный мозг находился на борту самолета, где проходил испытания на влияние разницы температур в различных точках планеты. После завершения первой серии испытаний самолет взял курс на Антарктиду и полетел над Южной Америкой. В это время и поступил этот бредовый сигнал бедствия от пилота. Что-то вдруг случилось, мы точно не знаем, что именно. Пилоту удалось только передать, что он бросил электронный мозг на парашюте, и дать точные координаты места падения. Затем самолет взорвался, и на этом все. Он сбросил электронный мозг над бразильской территорией Амапа.

Ник нахмурился на мгновение, вспоминая.

— Амапа, — произнес он задумчиво. — Это к северу от дельты Амазонки. Вполне вероятно, что это одно из самых влажных мест в мире, территория, совершенно не исследованная и нигде не обозначенная.

— Верно, — отозвался Хоук. — По грубой прикидке это сотня миль к северу от экватора. — Он встал, потянул из ящика вниз большую карту, и она бесшумно опустилась, как экран в кинотеатре.

— Это где-то здесь, — сказал он, обводя маленький квадратный участок на карте. — Ближайший населенный пункт — Серра-ду-Навиу, городок, обозначающий начало участка. Вокруг него джунгли, куда отважились зайти только несколько человек, но никто из них не вернулся обратно.

— Я улавливаю суть, — ответил Ник. — Но имеет смысл все-таки провести тщательные поиски, даже в самых влажных непроходимых джунглях, тем более, что есть довольно точные координаты места падения.

— О да, с этим все в порядке, — сказал Хоук, возвращая карту, на место.

— Но у нас есть еще кое-что. Как ты знаешь, в этой игре несколько действительно важных секретов. Русские знают, что мы проводим какие-то таинственные испытания, и догадываются о том, что бы это могло быть. То, что они «вели» наш самолет и то, что они слышали переданную пилотом информацию, сомнений не вызывает. Можешь быть уверен, они пошлют команду на поиски электронного мозга. По нашим данным, наш самолет могли «вести» также и китайцы. Тебе предстоит не только найти его, но при этом и опередить всех. И конечно, не дать ему попасть в чужие руки. С помощью этой штуки мы вырвемся лет на десять вперед.

— Похоже на охоту за падалью, к тому же в компании с настоящими падальщиками, — подумал вслух Ник. — Если эти джунгли не убьют нас, мы убьем друг друга.

— У нас есть для тебя сюрприз, Номер 3, — сказал Хоук. — У нас есть проводник, знающий эти джунгли. Такого не будет ни у кого. Тебе надо встретиться с отцом Остином в католической миссии Серра-ду-Навиу. Несколько лет назад вождь одного индейского племени принес в миссию свою маленькую дочь. Она была при смерти, но отец Остин вылечил ее пенициллином и другими современными чудодейственными препаратами. Через отца Остина мы договорились, что дочь вождя будет твоим проводником. Старый вождь, очевидно, все эти годы ждал момента, чтобы вернуть долг отцу Остину.

— Спасибо, но лучше опустить этот вопрос, — ответил Ник.

— Почему? — ощетинился Хоук. — У нас есть возможность создать определенное преимущество для тебя!

— Преимущество?! — Ник начал перечислять: — Играть в сопливую няньку с какой-то грязной чучелообразной туземкой, у которой дырка в губе, на птичьем английском?! Или, еще лучше, на языке жестов?! Это дополнительная обуза, а не преимущество! Я просто сплю и вижу, как мне придется ждать ее, пока она вызывает дух джунглей, чтобы посоветоваться с ним, или как она бежит при звуке выстрела моей «Вильгельмины», а я пытаюсь ее вернуть. Нет уж, спасибо, но я сам найду себе проводника.

— Я советую тебе, Номер 3, все-таки связаться с отцом Остином и действовать по плану, — холодно отчеканил Хоук. Ник ухмыльнулся, представив, что может означать «совет», данный таким тоном.

— Да, сэр, — сказал он. — Все будет так, как Вы хотите, всяком случае, сначала.

— Я связался с Лабораторией спецэкипировки, — произнес Хоук, вставая. — Конечно, у Стюарта было немного времени, чтобы подготовить все для тебя. Но я хочу убедиться, что хотя бы в плане экипировки с тобой не возникнет сложностей.

Ник проследовал за шефом мимо закрытых дверей по длинному коридору, в конце которого была комната, где их уже ждал начальник Лаборатории спецэкипировки. Он кивнул Нику с серьезной миной. Конечно, особые устройства, поставляемые лабораторией, много раз уже помогали Нику в экстремальных ситуациях, но он никогда не мог удержаться, чтобы не поддразнить коллег, особенно Стюарта: уж слишком они были непреклонны и чертовски серьезны.

— У нас действительно мало что есть для тебя, старина, — начал Стюарт. — Мы не знаем, с чем ты столкнешься. Это не тот случай, когда надо подготовить для тебя эффектный выход из игры.

— Сойдемся на склянке с противомоскитной жидкостью, — весело сказал Ник, — или на средстве от паразитной гнили на случай, если я вдруг решу остаться в джунглях.

Хоук бросил на него суровый взгляд, и Ник осекся. Стюарт протянул Нику красивый белый сафари-жакет.

— Специального назначения, — с гордостью произнес он, — водонепроницаемый, к тому же почти невесомый. В левом его кармане несколько предметов, похожих на хлопушки. Это очень сильные вещества. Если их взорвать в воздухе, насекомые получат сильнейшее раздражение и предпочтут тотчас же убраться подальше. С правой стороны лежит пакет для оказания первой помощи. Это в основном противоядия и иголки для инъекций. Ну и, конечно, у нас есть для тебя первоклассные ружья и веревки… и, боюсь, на этом все.

— Давай перейдем быстрее к действительно важному, Стюарт, жестко бросил Хоук, — я думаю, Ник уже знаком с системой возвращения Фултона?

Ник кивнул. Первоначально система Фултона использовалась ВВС для спасения приземлившихся в джунглях или в лесистой местности людей. В основном она практиковалась во Вьетнаме. Затем ее приспособили для подъема сброшенных тюков и оборудования. У приземлившегося пилота или уже был, или же ему дополнительно сбрасывался особый шар с длинными шнурами, наполняемый гелием. Шар поднимал его вверх, где его подбирал самолет-спасатель НС-130. Самолет НС-130 имел особый, похожий на ножницы нос, состоящий из двух стрел, которые расходились, когда надо было зацепить шнуры, прикрепленные к объекту. Как только шнуры зацеплялись, стрелы соединялись и, вращаясь, наматывали объект. Стюарт протянул Нику небольшой квадратный пластиковый пакет с петлей на конце.

— Здесь самонадувной гелиевый шар со шнурами, — объяснил он, — а также маленький транзисторный передатчик. Он настроен на необходимую частоту, так что ты сможешь передать нам сообщение тотчас же, как найдешь электронный мозг.

Хоук вмешался, говоря быстро, жестко, подчеркивая каждую деталь спецснаряжения, включая и систему Фултона. Ник улыбнулся. «Неплохо», — подумал он. Если на финише придется действительно так туго, то в конце концов он сможет спасти хотя бы электронный мозг. Ему самому в этом случае система пользы уже не принесет, и тогда — Ник это осознавал — он не сможет вернуться никогда. Он так и останется там, высоко ценимым, признанным, но — увы — навсегда вне игры.

Как только Ник уложил ружья в ручные кейсы, Хоук закончил небольшой инструктаж.

— Собери все необходимое, — сказал он, — самолет ВВС доставит тебя на небольшой аэродром близ Макапы. Оттуда ты доберешься на джипе до Серра-ду-Навиу. А дальше — сам. Удачи тебе, Номер 3.

— Спасибо, сэр, — ответил было Ник и тут же решил воспользоваться искренней теплотой этой минуты. — Дочь старого вождя остается в плане?

— Свяжись с отцом Остином, как запланировано, — взгляд Хоука тут же стал ледяным. Когда он становится таким, с ним бесполезно спорить — Ник знал это. И отступил вновь.

— Будет сделано, сэр, — сказал он, уже направляясь к лифту.

II

Было уже позднее утро, когда Ник добрался до Серра-ду-Навиу, а солнце еще не прожгло плотный туман, тяжелой белой пеленой накрывший джунгли сверху. Сам городишко, по которому Ник медленно шел, напоминал насыщенный влагой оазис, вырубленный в джунглях, последний аванпост на дороге в никуда: это был не столько городишко, но более всего вызов, брошенный тропикам. Главная улица была широкой и немощеной, по обеим сторонам ее громоздилась целая коллекция деревянных строений различной степени обветшалости. Свиньи, гуси, полуголые амазонские индейцы и орды голых ребятишек образовали беспорядочно движущуюся вдоль улицы массу. Ник рассматривал все строения, пытаясь найти среди них гостиницу. К его удивлению, на ней была вывеска. И тут же он увидел, что является далеко не единственным гостем, прибывшим в Серра-ду-Навиу. В глубине облезлого, линялого холла стояла группа — Ник быстро сосчитал — из шести человек. Плотные, квадратные мужчины, стриженые «под ежик», в белых рубашках и широких брюках — все они несли печать матушки-России. Ник снова пересчитал их и улыбнулся про себя. Обычный экспедиционный корпус. Они завязнут в первом же болоте со всеми своими продовольственными припасами, подумал он.

Портье за стойкой оказался пожилым мужчиной с усталыми глазами, со следами когда-то прямой горделивой выправки.

Экс-колонизатор, резюмировал про себя Ник, доживающий здесь остаток жизни в вечном страхе столкнуться лицом к лицу с новым, чуждым ему миром.

— Много работы? — спросил Ник, регистрируясь.

— Точно так, — ответил клерк. — Группа минералогов. Кажется, русские. И еще группа китайских геологов, прибывшая ночью накануне. Удивительно.

— Минералоги и геологи? — Ник уже не мог сдержать широкой улыбки. — Что бы это могло означать?

— А Вы, сэр? — осмелился, наконец, старик.

— Я? Я только заберу посылку отсюда, — ответил Ник и заметил, что сбитый с толку старик неодобрительно смотрит ему вслед.

…Он медленно шел по улице, стараясь отыскать здание католической миссии и вдруг почувствовал, что за ним следят. Звериное чутье, составляющее одно целое со всеми остальными его чувствами, заставило сразу насторожиться. Он обернулся, пытаясь определить источник этой тревоги, и увидел мужчину, стоящего на ступеньках деревянной хижины, а точнее, жалкой лачуги. В ответ на пронзительный взгляд мужчины Ник окинул его холодным взглядом. Это был крупный сильный мужчина, его руки напоминали низкорослые деревья, лицо от постоянного потребления джина навсегда приобрело красный оттенок, а маленькие глазки были холодны и пронзительны. Они удивительно сочетались с неподвижным жестким ртом. Ник заметил едва различимую вывеску на лачуге позади мужчины:

ШКУРЫ — ПРОВОДНИК — ТОРГОВЛЯ

Х. КОЛБЕН

Жадный взгляд мужчины означал более чем любопытство по отношению к пришельцу. Нику доводилось встречаться с таким типом людей: в основном это были дезертиры, беглецы, скрывающиеся от всего мира, люди, живущие только там, где никто не задает вопросов и не ждет ответов.

Ник продолжал идти, всеми чувствами ощущая присутствие опасности, необъяснимой, непонятной и безотчетной, но — несомненной. Вновь в нем заговорил этот инстинкт, эта способность увидеть опасность до того, как она проявит себя, чутье, выручавшее его не раз в прошлом. Он остановился перед индианкой, толстой и приземистой; ее висячие груди подрагивали всякий раз, как она усаживалась за уличный лоток для фруктов. Полуобернувшись, он снова быстро посмотрел на мужчину по имени Колбен и увидел, что к нему уже присоединился другой, черноволосый, темнокожий, с огромным носом. Этот второй тоже наблюдал за Ником, в то время как Колбен что-то тихо говорил ему. Ник отвернулся и пошел дальше — живой предмет обсуждения — вдоль длинной низкой стены, окружающей здания миссии. В конце оштукатуренной стены оказалась крошечная калитка под аркой; Ник толкнул ее и очутился в маленьком прохладном саду.

Перед ним за выложенной гравием аллеей возвышалось главное здание миссии, затем дорожка круто сворачивала и исчезала позади дома, где был разбит небольшой цветник. Помимо этого большого дома здесь находилось еще и деревянное строение поменьше, на площадке перед которым играли ребятишки. Два одетых в белые рясы священника стояли среди детей, наблюдая за ними, а седоволосая женщина сверялась с именами по списку. Очевидно, при миссии была также и школа, в которой работали миссионеры.

По гравиевой аллейке Ник подошел к дверям главного здания. Внутри его оказался большой прохладный вестибюль, конец которого занимала старинная тяжелая деревянная кафедра. На кафедре сидела, взгромоздившись на нее сверху, девушка и лениво просматривала журнал. Она подняла глаза, приветствуя вошедшего, и Ник остолбенел, как при виде чего-то неожиданно прекрасного. Его поразили ее глаза: глубокие, темные озерца, ласковые и зовущие. Кожа девушки нежного рыжевато-коричневого цвета имела слегка розовый оттенок, придававший ей особую теплоту и трепетность. На ней было короткое платье-блузон нежно-розового цвета, и Ник окинул быстрым взглядом ее ноги, длинные, с тонко очерченными икрами. Она соскользнула с кафедры, и он смог теперь разглядеть ее всю, стройную, с узкой талией, высокой грудью, упруго натягивающей розовое платье. Волосы девушки, струящиеся блестящим черным потоком, были закручены на затылке и открывали длинную грациозную шейку. Чертовски хороша, заключил Ник. Здесь, в Серра-ду-Навиу, она казалась бриллиантом в луже грязи.

— Могу ли я Вам чем-нибудь помочь? — произнесла она живым и звонким голосом с милой отрывистой интонацией английской школьницы. «Возможно, она одна из учительниц в миссионерской школе», — подумал Ник и ощутил горячее желание стать снова учеником.

— Мне надо увидеть отца Остина, — сказал он. Глубокие жидкие озерца тепло засветились.

— Могу ли я спросить, кто вы? — вежливо откликнулась она.

— Ник Картер, — ответил он, и ему показалось, что ее взгляд стал жестче.

— Первая дверь вниз по коридору, — ответила она своим чудным голоском.

Ник пошел в указанном направлении и, дойдя до открытой двери, оглянулся: она как ни в чем не бывало сидела на своем месте и продолжала лениво листать журнал.

— Войдите, мистер Картер, — позвал чей-то голос, и Ник вошел в маленькую комнатку, чуть больше кельи. Но его натренированный взгляд сразу отметил книжный шкаф, небольшой рабочий столик, стул и книги, в беспорядке разбросанные повсюду, даже поверх койки, стоящей у стены. Его приветствовал священник в белой рясе.

— Никакого чуда, мистер Картер, — произнес он. — Просто здесь хорошо слышны все голоса в вестибюле. Я ждал вас. Ваши соперники уже прибыли и с минуты на минуту отправятся в джунгли.

— Знаю, я их видел, — ответил Ник. — Во всяком случае я видел русскую команду. Слишком много и их самих, и багажа. Я же хочу идти налегке — один.

— И ваш проводник, — сказал отец Остин. — Она будет вашим главным преимуществом над соперниками, но даже с ней это рискованное дело. Вы можете не выбраться, еще меньше шансов у вас найти электронное устройство.

— Я вижу, мой шеф уже был на связи с вами, — проворчал Ник. Вот и доверяй старой лисе. Хоук всегда исходил из убеждения, что Ник сможет очаровать и заворожить даже кобру, и не оставил ему ни малейшего шанса.

— Да, — продолжал отец Остин. — Он изложил мне ваши взгляды и попросил напомнить вам инструкции.

— В таком случае у меня нет возможности отделаться от нее, уныло произнес Ник. — Но если она убежит от меня, когда мы двинемся в джунгли, то я за нее не отвечаю. Я полагаю, с ней можно общаться? Хотя бы на птичьем английском?

— Она не убежит, — ответил священник. — Она согласилась на это только из чувства долга перед своим отцом и соплеменниками. Но мне кажется странным, что вы сомневаетесь в ее знании английского, ведь вы уже общались с ней.

Священник тонко, многозначительно улыбнулся, а в его глазах заплясал смешок. Ник почувствовал, что у него отваливается челюсть.

— Вы смеетесь надо мной, — сказал он.

— Вовсе нет, — ответил отец Остин, — поднимаясь и направляясь к двери. — Тарита, — позвал он, — зайди сюда, пожалуйста.

Вошла девушка, красиво выгибая длинные ноги, скользя гибко, как ивовый прутик. У Ника вырвался глубокий вздох, когда отец Остин представил ее.

— Знакомьтесь, это Тарита, — произнес священник. Ник глянул в ее бездонные карие глаза, в которых теперь плескался огонь. Она улыбнулась, но в ее безупречном выговоре сквозил лед:

— Глубоко сожалею, что так разочаровала вас, мистер Картер.

Ник нахмурился:

— Я не уверен, что понимаю вас.

— Я имею ввиду, что не обладаю дыркой в губе, комками грязи, очаровательным птичьим английским.

— Теперь понял, — Ник поморщился.

— Возможно, с птичьим английским у меня что-нибудь получится, — ласково сказала она. — Ты, большой малый, джунгли долга-долга уходить. Уже лучше, мистер Картер?

— Думаю, я действительно большой глупый малый, — усмехнулся Ник. Огонь в бездонных глазах выплеснулся, и она разразилась смехом, который, казалось, осветил всю комнату.

— Приношу свои извинения, — сказал Ник. — По правде говоря, вы совершенно не соответствуете тому образу, который мне нарисовали.

— Ник прав, — вмешался отец Остин. — Было бы нечестно не накачать его сполна. Но, конечно же, Тарита вряд ли является обыкновенной рядовой дочерью вождя племени. Возможно, она и не была бы таковой никогда. Видите ли, после своего выздоровления она показала такие способности и ум, что мы отправили ее учиться в Швейцарию, где она получила образование и воспитание. Сюда же она возвращается только чтобы провести каникулы со своими соплеменниками.

Слушая священника, Ник все время ощущал на себе пристальный взгляд девушки. Он посмотрел на нее. Их взгляды встретились, и он прочел удовлетворение в ее глазах.

— Продукт двух миров, — сказал он. — Тарита. Прекрасное имя.

— Спасибо, — она таинственно улыбнулась. — Это только одно из моих имен. Добрые сестры из школы Сент-Мишель в Лозанне дали мне сразу по прибытии христианское имя Тереза. Теперь меня нигде, кроме Амазонки, не называют по имени Тарита. Но я люблю их оба.

— Я буду называть вас Таритой, — сказал Ник. — По крайней мере, здесь это имя более уместно.

— Вы, конечно, останетесь с нами ужинать и спать, — произнес отец Остин. — Здесь вы сможете без помех поговорить с Таритой и обсудить ваши дальнейшие действия.

— Я не хочу причинять вам беспокойства, — пояснил Ник. — Кроме того, я уже снял комнату в отеле.

— Этой хибаре? — фыркнул отец Остин. — Выпишитесь из нее. У нас много комнат. — Он коротко вздохнул и пояснил:

— Комнаты, как видите, небольшие, но превосходно оснащенные; кроме того, у нас вы найдете одно значительное преимущество, — он указал на длинный сифон с сельтерской водой. — Такая бутылка стоит и каждой комнате. В этой сумасшедшей жаре может взбодрить только вода с газом. К тому же она безопасна, в ней нет примесей, загрязняющих всю здешнюю воду. И, конечно же, ее всегда можно с чем-нибудь смешать.

— Вы убедили меня, отец, — ответил Ник. — Я вернусь в отель и соберу вещи — их не так много.

Тарита кивнула ему в ответ, и он вышел на пышущую зноем улицу. Несколько часов пребывания в здешнем климате уже научили Ника ходить медленно. Он прошел мимо деревянной хижины, рядом с которой по-прежнему стоял давний здоровяк. Черноволосый обладатель огромного носа сидел на ступеньках, разговаривая с двумя мелкими низкорослыми мужчинами. Судя по их оголенным по пояс фигурам и отрезанным снизу грубым штанам и остриженным кружком волосам, это были индейцы. Они обменялись взглядами, когда Ник проходил мимо.

В холле было тихо, большой вентилятор лениво вращался, почти не разгоняя горячий воздух. Ник заметил, что один из русских подсел к столу, на котором были расставлены шахматы. Ник медленно подошел к нему. Это была не та ситуация, которая требует особой секретности. Фактически, небольшая доза психологического противостояния может даже помочь.

— Здравствуйте, — по-русски произнес Ник. — Я — Картер, Ник Картер.

Глаза русского широко раскрылись, он был удивлен и сбит с толку откровенностью Ника. Наконец он кивнул и улыбнулся:

— Яснович, — ответил он. — Полковник Яснович.

Русский сидел со стороны черных фигур. Ник сел со стороны белых.

— Великая игра шахматы, — изрек он, выдвигая пешку короля на две клетки вперед. Русский тоже двинул пешку короля на две клетки.

— Как я догадываюсь, минералогическая экспедиция? — произнес Ник. — Надеетесь найти редкий самоцвет? — Он двинул коня на королевского слона.

— Да, — проворчал русский, выдвигая ферзя на две клетки.

— А возможно, и нет, — сказал Ник, съев королевскую пешку конем. Русский предпринял ответную акцию, взяв королевскую пешку Ника пешкой ферзя.

— Это мы еще посмотрим, не так ли? — парировал он. Нику пришлось выставить пешку коня на помощь своему слону.

— Еще встретимся, — бросил он и поднялся. Когда несколькими минутами позднее он покидал отель, то заметил, что к полковнику Ясновичу присоединился его напарник, и они с головой ушли в игру. Ник торопливо пересек холл, неся в руках дорожную сумку и зачехленные ружья, но в дверях столкнулся с двумя входящими китайцами. Китайцы и виду не подали, что заметили его, но обменялись быстрыми взглядами.

Молодой священник уже поджидал Ника в миссии и проводил его в маленькую чистую комнатку с окном во всю стену, выходящим в сад. Из окна была видна и другая стена главного здания миссии. Ник поставил зачехленные ружья в угол комнаты. Лаборатория спецэкипировки снабдила его пистолетом «Магнум-375», изготовленным по заказу фирмой «Гриффин и Хоу», и винтовкой «Ремингтон-721» с оптическим прицелом «Уивер К-4». Оба были превосходными образцами стрелкового оружия, и Ник даже пожалел, что он не на охоте.

Он повесил свой сафари-жилет на крючок. Система Фултона была прикреплена к ремню рядом с 9-миллиметровым «Люгером», любовно прозванным «Вильгельминой». «Хьюго», тонкий стилет в ножнах, был пристегнут к правому предплечью. Ник помылся, сменил рубашку на светлый полотняный жакет.

Перед ужином им подали два очень сухих и холодных мартини, приготовленных отцом Остином. Сам он появился к ужину в официальном белом костюме с римским воротничком. Ник порадовался про себя, что решил надеть жакет.

— Раньше, до своего приезда в эти края, я никак не мог понять, почему жители колоний именно так одеваются к трапезе. Сейчас я знаю, — произнес отец Остин.

— Знак принадлежности к цивилизации, — подхватил Ник.

— Да, и немного более того, — продолжал священник. — Это своего рода вызов тропикам, их давящему зною, всем этим насекомым, джунглям, общей атмосфере лености и апатии. Это как бы ответный удар цивилизованного человека, признак его непоколебимости.

Их разговор был прерван появлением Тариты, которая в своем ярко-желтом шелковом платье с бледно-голубой накидкой типа сари показалась Нику переливающимся золотым солнечным лучиком. Черные струящиеся волосы, собранные на затылке, длинная грациозная шейка придавали ей почти неземное очарование. Нежные холмики, (легка вздымающиеся под шелком платья, напомнили Нику, что это не видение, — они и глубокие влажно-карие глаза, в которых был виден отблеск скрытой страсти. Во время ужина, сидя за одним концом длинного обеденного стола, рассчитанного на гораздо большее количество людей, Ник упомянул о мужчине, увиденном им у порога хижины.

— Колбен, — сказал отец Остин, и Ник заметил гримасу отвращения на лице Тариты. — Жестокий человек, на редкость неприятный характер. Он живет тем, что на досуге ловит животных и снимает с них шкуры, иногда нанимается проводником в экспедиции. Это безжалостный и бессовестный человек. Я видел, как он обманывает индейцев, выменивая у них ценные шкуры на безделушки. Ходят слухи, что раз по случаю он сбыл какие-то сомнительные продукты одному индейскому племени, и они все отравились. А почему вы спрашиваете о нем?

— Он слишком пристально наблюдал за мной, — ответил Ник.

— Скорее всего, он знает, для чего вы здесь, — произнес отец Остин, и брови Ника поползли вверх от удивления.

— Кроме нашей миссии, единственным человеком в Серра-ду-Навиу, имеющим высокочастотный приемник, является именно Колбен. Более года назад в джунглях заболел и умер один молодой инженер. Колбену же каким-то образом удалось вернуться со всем его снаряжением.

— В таком случае, он мог слышать информацию об аварии самолета-испытателя, — Ник начал размышлять вслух. — Это значит, что в игру вступают четыре стороны: русские, китайцы, Колбен и мы.

Ник быстро оценил эту новую расстановку сил. Конечно, все они были одинаково опасны, но Ник понял, что самым опасным из них будет Колбен. Они не остановятся перед физическим уничтожением Ника, но и здесь самым коварным и изощренным будет Колбен. Если ему удастся найти электронный мозг, то — без сомнения — он затребует умопомрачительную сумму или продаст его с молотка тому, кто больше всех заплатит.

Искомый предмет имел для каждого из них разное значение. Для Ника, для Америки он был жизненно важен. Для русских и китайцев это была просто неожиданная возможность, которой они отчаянно хотели воспользоваться. Для Колбена же это был последний шанс, последняя попытка вырваться из этого ада. Он не остановится ни перед чем.

Ник смотрел на Тариту и думал, что она, возможно, сама не осознает, в какое дело ввязалась.

Ужин завершился рюмкой превосходного коньяка. Ник и Тарита остались, чтобы обсудить план отправки. Было решено, что они не будут жить в джунглях, а возьмут туда только самое необходимое. Тарита оказалась приятной собеседницей, утонченной, остроумной, информированной. Изучая ее, Ник сомневался, сумеет ли она теперь вступить в схватку с джунглями. Не зашла ли она уже слишком далеко в другой, чуждый для нее мир?

Возможно, ввиду разных причин его первоначальная неприязнь и оправдается, кто знает? Что ж, скоро все станет на свои места.

Когда она в конце концов пожелала ему спокойной ночи, то ее бездонные карие глаза улыбнулись ему так интимно, словно она с самого начала знала, о чем он думает. Он смотрел, как она идет по коридору, нежная и округлая сзади, с горделиво возвышающейся головкой. Ник прошел в свою комнату, разделся до трусов и налил стакан сельтерской. Звук булькающей струи из сифона охлаждал сам по себе, и он нашел, что газированная вода действительно утоляет жажду. Он поставил сифон на столик за койкой и подошел к окну.

Наискосок от его комнаты за чернотой дворика светилось другое окно. Он мог видеть только часть комнаты и на стене тень фигурки, снимающей платье. Свет выключили, а вместе с ним исчезла и тень; Ник отошел от окна. Зной был таким тяжелым и давящим, что, казалось, тело кричит о своем облегчении. Он лег на койку и попытался уснуть, но сон ускользал от него в этой липкой обессиливающей атмосфере.

Он предпринял еще одну попытку уснуть, теперь уже с помощью йоги: мысленно расслабил мускулы и погрузил тело в полутранс. Он лежал тихо в темноте, чувствуя, как его тело полностью расслабляется, когда вдруг услышал едва различимый звук шагов по гравию.

Один миг — и Ник превратился в дикую кошку: молниеносно вспрыгнул на низкий подоконник, пригнулся, как перед прыжком, глаза его сузились, вглядываясь в темноту. Он успел только мельком увидеть, как чья-то темная фигура скользнула в комнату Тариты. Ник перескочил через подоконник, быстро преодолел пространство, легкой тенью мелькнув в темноте. Неожиданно силуэт мужчины вновь вырос в окне; тот ловко спрыгнул вниз, и Ник очутился с ним нос к носу. Он рванулся, чтобы схватить чернеющую перед ним фигуру, но мужчина увернулся. Его рука взметнулась, выдернув какой-то предмет, и Ник скорее почувствовал, чем увидел лезвие ножа. Он резко присел, перехватил руку с ножом, когда она уже опускалась на его голову, и с силой ее согнул.

Мужчина упал, и Ник услышал, как он глухо ударился о гравий на дорожке. Он довольно улыбнулся при мысли, что острые маленькие камушки с силой впились в лицо противника. Тот перекувырнулся и вскочил на ноги, но Ник теперь уже был готов к отражению очередного удара ножа. Вместо этого человек побежал к низкой стене, окружающей миссию, и перепрыгнул через нее.

Все происшедшее заняло не более нескольких секунд, еще секунду Ник колебался, догонять ли ему незваного гостя или же проведать Тариту. Мужчина быстро ушел из комнаты девушки — слишком быстро. Ник отказался от идеи преследования, мягко запрыгнул на подоконник комнаты Тариты и очутился в темной тишине, ступая бесшумно голыми ногами. Он молча постоял, тяжело дыша, пока его глаза не привыкли к темноте.

Тарита лежала на постели лицом вниз, ее длинная узкая спина была оголена, ниже пояса она была прикрыта легкой простыней. Ник тщательно осмотрел комнату, недоумевая, почему ночной визитер покинул ее так быстро. В комнате не было ничего необычного, поэтому, обшарив ее глазами, Ник снова остановился на спящей девушке.

…Он не сразу увидел его длинный уродливый силуэт, скрючившийся на спине Тариты, две изогнутые отвратительные клешни, многоярусный хвост, загнутый дугой вверх над телом — безошибочный облик скорпиона. Ясно, что ядовитое насекомое было подкинуто. Пока оно лежало неподвижно, но в любую секунду могло пошевелиться: тогда задвигается и девушка, сделает какой-то, пусть даже самый незначительный, легкий поворот, — и этого будет достаточно, чтобы смертоносное жало вонзилосьей в спину. Яд, почти во всех случаях смертельный, подействует даже быстрее, чем обычно, дойдя по спинному мозгу до головы. И ее смерть будет расценена как еще одна нелепая случайность.

Мысли Ника торопливо заскакали. Попытка разбудить девушку будет смертельной для нее. Она пошевелится — а именно этого скорпиону и достаточно. Если он попытается схватить насекомое, то рискует сам быть укушенным в руку, или разбуженный скорпион все же успеет уколоть Тариту. Ник знал, что насекомое атакует при малейшем признаке опасности, повинуясь первому же сигналу своих чувствительных усиков. В отчаянии Ник оглядел комнату: каждый миг приближал девушку к смерти. Внезапно он увидел, как скорпион поднимает передние лапы. Сейчас он двинется с места. Ник неистово искал хоть какое-то оружие, хоть что-нибудь подходящее под рукой! Возможно, ему удастся смахнуть маленького убийцу платьем девушки? Он отбросил эту мысль почти сразу, зная, что ядовитое жало ударит прежде, чем он сможет приблизить руку достаточно близко.

Вдруг его глаза остановились на длинном сифоне с газированной водой, стоящем на прикроватном столике. Рука медленно, осторожно протянулась и коснулась бутыли. Это был шанс! — единственный! Струя газированной воды ударит достаточно сильно с близкого расстояния. Только насколько точно?

Ник коротко помолился, и его сильная рука крепко обхватила рычаг сифона. Он присел, оказавшись вровень с кроватью и спиной спящей девушки. У него будет только одна попытка — Ник осознавал это. Струя воды должна ударить в скорпиона, смыть его одним точным сильным импульсом. Конечно, когда в спину ударит холодна водяная струя, Тарита тут же вскочит; поэтому насекомое необходимо смыть за одно-единственное мгновение перед ее пробуждением.

Ник почувствовал, что его тело стало липким от пота. Он приблизил носик сифона, насколько это было возможным, удерживая тяжелую бутыль в неподвижном состоянии. Тарита пошевелилась. Ник увидел, что хвост скорпиона тотчас же загнулся вперед для удара. Он нажал на рычаг.

Как из миниатюрного огнетушителя, струя заряженной воды ударила в насекомое, поразив его как мишень. Скорпион кувыркнулся в воздухе, а девушка вскрикнула и перевернулась на постели. Ник успел мельком заметить круглую упругую грудь. Он быстро обогнул кровать, обшаривая глазами пол, и обнаружил насекомое у противоположной стены, слегка ошарашенное, с поднятым жалом, и с силой опустил дно сифона на ядовитого убийцу.

Когда он поднял глаза, оказалось, что Тарита выскользнула из накидки, которая за ужином была на ней. Она стояла на коленях на кровати, похожая на развертку из «Плейбоя». Только безотчетный страх в глазах вносил диссонанс в эту картину. Ник быстро объяснил, что произошло, и девушка упала на постель, испустив глубокий вздох. Ник подошел к окну, уронив при этом какой-то небольшой пузырек, и поднял его.

— Ваш нежданный гость прибыл в нем, — мрачно прокомментировал он, посмотрев на Тариту. Простыня опутала ее ноги, шелковая накидка закрывала ее всю, длинная шея опиралась о стену — она сидела как если бы позировала для портрета. Только глубокое прерывистое дыхание выдавало смятение за внешним спокойствием. Она посмотрела расширенными глазами на Ника. В почти кромешной темноте он почувствовал ее пристальный взгляд.

— Ты спас мне жизнь, — сказала она просто и искренне. — Теперь у меня два неоплаченных долга.

— Хочешь отступить? — спросил спокойно Ник. — Я пойму тебя. Все будет гораздо серьезнее, чем я думал. Ты не предназначена для такого.

Девушка встала с постели перед ним, полностью закутанная в накидку. Только теперь ему пришло в голову, что он стоит перед ней к одних трусах. Ник почувствовал на груди прикосновение ее руки, гладкой и теплой.

— Только необыкновенный мужчина мог спасти мне сегодня жизнь, — тихо произнесла девушка, — необыкновенно находчивый и необыкновенно одаренный. Я покажу тебе свою находчивость и одаренность. Мы первыми найдем это твое электронное устройство. Вот мой ответ на твое предложение.

Ник не смог удержать улыбки. Он перекинул длинную ногу через подоконник наружу и спрыгнул с него. Когда он большими шагами пересекал двор, то чувствовал, каким взглядом она провожает его высокую крепкую фигуру.

Очутившись в своей комнате, Ник понял, что не сможет быстро заснуть. Его голову будоражили мысли о человеке, подсунувшем скорпиона в комнату Тариты. Очевидно, по городку уже распространились слухи, что она собирается помогать американцу.

Он натянул брюки, выскользнул в пустой вестибюль миссии, а из него — в ночь.

Главная улица городка была темна и тиха, если не считать жужжания полчищ различных насекомых и лая бездомных собак, роющихся в кучах мусора вдоль улицы. Вдруг впереди Ник увидел полоску света, с трудом пробивающуюся сквозь завешенное окно. Подойдя поближе, он понял, что находится у хижины Колбена, и свет проникает через разбитую оконную ставню. Внутри лачуги Ник увидел такую сцену.

На табурете посреди комнатки сидел черноволосый мужчина с огромным носом; перед ним стояла полуголая индианка и прикладывала мокрую тряпку к его лицу, с той стороны, по которой из десятка царапин сочились капельки крови. Колбен стоял здесь же, рядом с двумя низкорослыми стриженными мужчинами и наблюдал. При виде этих ран Ник почувствовал, как внутри него закипает ярость. Без сомнения, такие раны могли быть только от гравия.

Одним прыжком Ник очутился на ступеньках лачуги, сильным ударом ноги вышиб дверь, сорвав ее с ржавых петель. Колбен и другие удивленно повернулись. Человек с разбитым лицом подскочил на своем табурете.

…В этот удар Ник вложил всю силу своих мускулов и злость; мужчина попытался уклониться, и ему это почти удалось. Если бы по нему пришлась вся сила удара, ему наверняка раздробило бы челюсть. Как бы то ни было, удар сбил его с ног, опрокинул назад и впечатал в дальнюю стену с такой силой, что маленькая хижина вся затряслась, а одна доска с громким треском разлетелась на куски.

Ник встал в стойку, приготовившись к отражению ответной атаки со стороны Колбена и двоих других. Но здоровяк и не пошевелился, только переводя взгляд с неподвижного тела длинноносого на Ника и обратно. Наконец, его губы медленно раздвинулись в злобной ядовитой улыбке;

— Не сейчас, американец, — как-нибудь в другой раз, уже скоро.

— Я буду ждать, — съязвил Ник.

Он повернулся и вышел… Когда он засыпал, то чувствовал себя намного лучше.

III

Только Ник закончил проверку своего «Магнума-375», как в комнату, ступая неслышно, как лесная кошка, вошла Тарита, босоногая, гладко причесанная, изящная, в оранжево-зеленом саронге. Ее округлая крепкая грудь крест-накрест была обтянута тканью, оставлявшей живот открытым. Черные волосы девушки были непривычно туго стянуты узлом на затылке, и Ник едва узнал ее. В ней чувствовалось не просто желание поразить его своим видом, но и нечто другое, какое-то более глубокое потаенное стремление.

Ник ошарашенно смотрел, почти потеряв дар речи от такой красоты, знакомой и незнакомой одновременно.

— Я так шокирую? — спросила девушка, увидев его изумление.

— Извини, — Ник натянуто улыбнулся. — Не думал, что у меня все написано на лице. Но ты действительно продукт двух миров.

— Да, — ответила Тарита; ее глаза вдруг посерьезнели. — И я стану более дикой, как только войду в джунгли. Я предупреждаю тебя. Это всегда происходит со мной, когда я возвращаюсь, как сейчас, домой. Я не знаю, что это; просто это со мной происходит и все. Конечно, жить в двух мирах забавно, но и по-своему тяжело. Чувствуешь себя как бы разделенной на две половинки — два разных человека в одном теле. Подозреваю, что так оно и есть: мое «Я» — это действительно два разных человека.

— И оба они чертовски красивы, — честно признался Ник.

Бездонные глаза сверкнули.

— Я отлучался, чтобы разведать обстановку, — продолжат он. —Русские уже ушли со всем своим снаряжением и всего на трех каноэ, взятых, как я подозреваю, напрокат. Скорее всего они запланировали забраться как можно дальше по воде.

— Пусть себе, — Тарита засмеялась. — Сезон дождей закончился что-то около недели назад. Все реки, даже мельчайшие протоки, настолько быстры и вздуты, что после дня плавания им понадобится еще два дня, чтобы прийти в себя.

— Я слышал, что китайцы ждут наступления ночи для отправки, продолжил Ник. Тарита снова рассмеялась:

— Они думают, что ночь — более подходящее время, нежели дневная жара. Но они только зря теряют день. Джунгли настолько густы, что солнце в них не может стать серьезной проблемой, а ночь ненамного прохладней. Но я видела, как уходил Колбен со своим человеком и двумя местными индейцами — всего их четверо.

— Тогда нам тоже надо трогаться, — произнес Ник. — Я готов.

На нем был сафари-жилет на голое тело со всем спец снаряжением, прикрепленным к поясу. Тарита указала на ружья.

— И их тоже возьмешь?

— Они специально предназначены для такого рода экспедиций, пояснил Ник. — Если мы будем жить в джунглях, у нас должно быть оружие для охоты и, если понадобится, для защиты.

— А также для того, чтобы все на много миль вокруг догадались по их звуку, где мы находимся, — подхватила Тарита, и в ее голосе прозвучали упрек и скрытое превосходство. Она вышла из комнаты и вернулась с двумя охотничьими луками, один из которых протянула Нику. Он сразу увидел, что это большие луки с прямыми концами и 65-футовой натяжкой.

— Это оружие не только эффективное, но и бесшумное, — произнесла девушка. — Если, конечно, владеешь им.

— Я могу стрелять, — сказал Ник. — Однако я стрелял только из спортивных луков.

— Они слишком чувствительны для охоты, — ответила Тарита. Малейшая ошибка — и промах. Эти же луки намного устойчивее.

Девушка вышла во дворик, выдернула из колчана, лежащего на земле, стрелу со стальным наконечником и протянула ее Нику, одновременно указав на ствол чахлого баньяна с нарисованной красной меткой.

— Мы с отцом Остином любим пострелять здесь, — пояснила девушка.

Ник вложил стрелу в тетиву, поднял лук и выстрелил — стрела вонзилась в верхний конец крошечной красной черточки. Он остался доволен выстрелом: в этом деле была необходима постоянная практика, а ее-то как раз у него и не было вот уже много лет.

Тарита подняла свой лук, и Ник поразился силе ее прекрасных тонких рук, когда она без видимого усилия оттянула тетиву назад. Ее стрела попала прямо в центр метки.

— Ненавижу хвастливых проводников, — Ник одобрительно улыбнулся, В ответ девушка засветилась одной из своих ослепительных улыбок.

— О’кей, все ясно, — сказал он. — Оставляю свои ружья на попечение отца Остина.

Тарита весело кивнула:

— К тому же луки намного легче.

Ник повесил лук на плечо, взял колчан и вышел. В случае необходимости у него под рукой всегда есть «Вильгельмина». А 9-миллиметровый «Люгер» может проделать отличную дыру в любом предмете, успокоительно сказал он себе. Тарита прикрепила короткий мачете к его поясному ремню, объяснив, что во влажном лесу нет необходимости в длинных лезвиях.

Отец Остин уже поджидал их за калиткой, чтобы проститься и пожелать удачи.

— Благословляю вас, дети мои, — произнес он, осенив их крестом. — Я буду молиться за ваше благополучное возвращение.

Ник в ответ помахал ему и поспешил за девушкой, заметно ускорившей шаг, через городишко, затем по узкой тропинке мимо маленького пруда и, наконец, вдоль опушки джунглей. Тарита двигалась как кошка, в плавном чувственном ритме, выводя его этим из душевного равновесия. Ник был рад появлению высоких деревьев, которые отвлекли его внимание.

…Не успели они вступить в джунгли, как Ник тотчас почувствовал себя поглощенным ими, словно гигантская переплетенная дверь захлопнулась за спиной, полностью отрезав от остального мира. Их встретил первобытный мир — мир, возвращающий назад, к истокам времени, когда человек был всего лишь незваным гостем на прекрасной цветущей земле. По мере того, как они углублялись все дальше и дальше, Ник отчетливее испытывал устрашающее чувство, что ничего другого в мире уже не существует. Он вернулся к реальности, лишь нащупав под сафари-жилетом свою «Вильгельмину».

Самым же неожиданным образом поразило его удивительное ощущение нереальности, отсутствие материальности этого странного мира. Он ожидал услышать какофонию звуков, а вместо этого — безбрежное молчание, изредка нарушаемое только резким криком макао или тукана. Иногда тишину разрывала трескотня обезьян, но все же большую часть времени они шли сквозь молчаливый сумеречный мир. Но вскоре Ник почувствовал, что вокруг них кипит жизнь — затаившаяся, наблюдающая жизнь — миллионы пар глаз, следящих за их продвижением. Нику пришлось потратить время, чтобы вникнуть в замысловатые формы природного камуфляжа, и ближе к полудню он уже мог отличать огромных углокрылых кузнечиков от листьев, на которых они сидели; их конечности с полфута длиной с окрашенными и красный цвет шипами — от подобных им колючек; зеленых древесных мушек — от листьев, в пышной зелени которых они устроили себе гнезда.

Они изрядно углубились в джунгли, прокладывая себе путь среди переплетающихся, карабкающихся, свисающих и извивающихся деревьев, тянущихся к небу в вечной борьбе за животворный лучик солнца. Лианы, ползучие древесные стебли которых по толщине напоминали торс взрослого человека, свисали вниз живыми канатами. Корни пандануса переплетались с корнями душительницы фиги и баньяна. Колючий капок со своими толстыми торчащими отростками, острые шипы, защищающие ствол амазонской пальмы, контрастировали с плоской блестящей гладкой корой ареки. Нику встречались фиалки размером с небольшую яблоню, молочаи, цветущие на высоте ста футов от земли, великолепные бледно-лиловые огромные орхидеи, украшающие верхние ветви деревьев.

Огромные цветы с плотно прилегающими лепестками, живые четырехквартовые хранилища для отстоявшейся воды, служили превосходными природными резервуарами. Они укоренялись на ветках деревьев. Все было огромных размеров, большее, чем обычно, и казалось, что именно это и есть жизнь, и она существует только здесь, перед глазами. Эта жизнь была окутана в тяжелый сладкий аромат бесчисленных цветов и в зной, влажный, давящий зной, делающий непосильной ношей даже легкий лук. Таков был этот странный призрачный мир, эта переплетенная нить жизни, эта страна, где каждую минуту ощущалось дыхание смерти рядом с ликованием жизни.

После полудня Ник заметил, что Тарита начала часто оглядываться, бросая на него озабоченные взгляды. Наконец она остановилась и уселась на широкий крепкий корень гигантского баньянового дерева.

— Ты в превосходной форме, Ник Картер, — с восхищением произнесла она. — Я не думала, что ты сможешь продержаться со мной в таком месте столь длительное время.

— То же самое могу сказать и о тебе, — ответил Ник, скользнув глазами по ее длинным ногам, глубоко дышащей узкой голой талии Она оперлась своей гибкой шеей о корень; ее карие глаза были печальны.

— Нет, со мной дело обстоит иначе, — сказала Тарита. — Эти джунгли — частица меня самой, моей души. Я знаю, во всех учебниках Сен-Мишеля сказано, что такого не бывает. Все ученые: Мендель, Дарвин и им подобные — они поведали людям, что может передаваться по наследству, почему и когда. Я все это хорошо изучила. И все же я утверждаю, что они не знают очень многого. Быть рожденным в джунглях — это значит быть частью этих джунглей.

Ник улыбнулся, взглянув на девушку сверху. У него не было аргументов в пользу ее слов, кроме этой естественности, с которой она вписывалась в окружающий мир. И все же она была не более естественной, чем ранее, когда обедала и вела приятную светскую беседу. Неожиданно она вскочила:

— Посиди здесь и отдохни немного. Сейчас поужинаем. Я скоро вернусь.

Ник проводил глазами ее тонкую фигуру, исчезнувшую в зарослях стеблей бамбука. А через несколько минут она появилась вновь, неся в руках связки бананов, персики и нечто похожее на плоды манго. Из маленького холодного родничка, почти скрытого с глаз, они начерпали питьевой воды. Ник наблюдал за Таритой, как она ложится на землю, чтобы напиться из него: ее грудь — два нежных холмика — поднялась и наполовину выскользнула из выреза платья.

— По-настоящему мы поужинаем с наступлением темноты, перед сном, — просто сказала девушка, поднимаясь на ноги. Ник приблизился к ней сзади почти вплотную, и они двинулись дальше, прокладывая путь в зеленом лабиринте.

По неуловимым природным часам, по точности не уступающим созданным человеком, стало вдруг ясно, что солнце уже заходит. Внезапно угнетающее молчание джунглей раскололось. Сначала стая пестро раскрашенных попугаев вспорхнула с деревьев и устремилась вниз, хрипло крича и яростно хлопая крыльями. За ними последовали длиннохвостые попугаи, и их более пронзительный визгливый крик присоединился к хриплому облигато. Затем вдруг разом заверещали обезьяны, и вскоре Ник отчаялся установить всех участников этого гвалта, окружившего со всех сторон: обезьяны-ревуны в блестящем отливающем металлом и всеми оттенками меди одеянии, черноголовые капуцины, мертвенно-бледный уакарис, беличьи обезьяны и бесчисленные орды других. Все они устремились вниз с деревьев, раскачиваясь, перелетая и прыгая с ветки на ветку. Несколько позже в этот скрипучий визжащий хор влились голоса углокрылых кузнечиков, лягушек, жаб и гигантских насекомых: все это слилось в своеобразной гармонии. Тарита предостерегающе подняла руку, прислушиваясь с улыбкой на лице. В ее карих глазах было разлито блаженство, как у людей, слушающих любимую песню. Ник подошел поближе и взглянул на нее.

— А ты действительно становишься более дикой, не так ли? —улыбаясь, спросил он.

— Я предупреждала тебя, — ответила девушка. — Это только начало… Скоро стемнеет окончательно. Надо расчистить место для костра, а затем найти на ужин какую-нибудь дичь.

Вдруг оба услышали другой звук, совершенно не вписывающийся в голоса джунглей, — крик человека, отчаянный предсмертный крик боли. Не сговариваясь, они побежали вперед, на этот крик, различая уже и хруст кустарника, и шорох листьев.

…Ник первым увидел маленькую беспомощную фигурку, почти полностью обвитую огромными кольцами темно-коричневой анаконды, змеи-удава, живущей в дебрях Южной Америки. Гигантская змея — двадцать футов сжимающихся мышц — тремя кольцами обвилась вокруг человека. Это был очень маленький индеец, и каждое такое змеиное кольцо было толще обеих его рук.

Швырнув лук на землю, Ник устремился вперед, ловко увертываясь от выпадов змеи, продолжающей все так же сворачиваться вокруг своей беспомощной жертвы. Человечек в отчаянии вцепился обеими руками в верхнее кольцо, тщетно пытаясь выкарабкаться, но его пальцы лишь соскальзывали с гладкой змеиной кожи. На ноге человека, насколько можно было разглядеть, зияла кровавая рана — след мощных челюстей. Ник знал, что вопреки распространенному мнению, анаконды не сразу душат свои жертвы, а сначала хватают их широко разведенными челюстями, а уж затем обвиваются вокруг.

Ник бросился к голове анаконды, сознавая, что единственный шанс человека на спасение зависит от его способности отвлечь змею от намерения удушить жертву. Вдруг близко от себя Ник увидел огромные зубы — змея сделала молниеносный выпад. Он услышал предостерегающий крик Тариты, уголком глаза успев заметить, что она опустила лук, не уверенная в точности попадания стрелы. Анаконда вновь подалась назад, и пульсирующая и вибрирующая мускулатура ее колец возобновила свое зловещее движение. Ник рванулся было вперед, и снова змея набросилась на него с широко раскрытой пастью, но Ник оказался вне досягаемости ее челюстей. Несколько раз он заставлял анаконду атаковать, и это задерживало дальнейшее сужение ее колец. В один момент, когда Ник бросился на змею, ответный выпад ее полоснул по его плечу; он едва успел увернуться.

Ник не решился применить короткий мачете: одного удара ножа явно не будет достаточно для такого монстра, а малейшее промедление приведет к тому, что первая же молниеносная атака анаконды завершится ее победой.

Ник предпринял еще один бросок, вовлекая своего огромного противника в контратаку. Но на этот раз, когда змея подалась назад. Ник прыгнул и перехватил ее в самом узком месте ниже головы. Но даже там он с трудом смог сомкнуть обе руки вокруг нее. Ник почувствовал, как отрывается и летит вперед: змея резко взвилась в воздух. Он повис, крепче стиснув руками тело змеи, и напрягая все мускулы. Анаконда, окончательно впав в ярость, ослабила кольца вокруг маленького индейца, полностью перенеся свой вес и всю злость на новоявленного врага: извиваясь и встряхиваясь, она оторвала его от земли, затем швырнула оземь. Огромная змея повторила свой прием несколько раз, подмяв под себя человека и пытаясь обвиться вокруг его ног.

Ник почувствовал, как цепенеют его пальцы, одеревенев от боли, и руки сводит судорогой, но не ослабил хватки. Пойти на это означало дать тотчас же захватить себя этой зияющей свистящей пасти. Он поймал быстрые взгляды Тариты, с мачете в руках обходящей противников вокруг поля боя в надежде нанести точный удар по массе извивающихся и закручивающихся колец. Внезапно Ник понял, что одно из этих толстых колец начинает обвиваться вокруг ноги, и собрав всю свою силу, о которой даже не подозревал, он вдавил колени в землю и, навалившись всей тяжестью тела, пригнул голову змеи книзу.

Кольца продолжали закручиваться вокруг него спиралью с ошеломляющей скоростью; Ник чувствовал, что пульсирующее тело начало сжиматься. Собрав остатки сил, он вновь надавил на голову змеи. Тарита теперь оказалась позади него, и когда змея метнулась, распластав в воздухе свое закрученное в спираль тело, рубанула мачете по голове анаконды. Силы Ника иссякли окончательно, но и огромные кольца вокруг него постепенно стали разваливаться. Мачете в последний раз опустился на плотные неподатливые мышцы шеи, и отрубленная голова отвалилась.

Ник остался лежать, ловя воздух ртом; мускулы рук и плеч так свело, что, казалось, они никогда не расправятся. Но постепенно жизнь начала возвращаться к нему, и натянутые до предела, напряженные сухожилия расслабились.

Вернулась Тарита с одним из живых водохранилищ в руках и опорожнила его полностью над сведенной судорогой спиной и плечами. Затем, пока Ник приходил в себя рядом с еще подрагивающей анакондой, она принесла охапку больших листьев индейцу, и тот быстро обернул их вокруг своей пораненной ноги.

— Они являются прекрасной повязкой, — пояснила девушка. — Рана остается чистой и не нагревается благодаря ее сочной мякоти.

Ник медленно поднялся на ноги и шатаясь подошел к маленькому человечку в набедренной повязке. Он приложил руку к тихо вздымающейся груди и начал ощупывать, осторожно надавливая пальцами.

— Ничего не сломано, — подтвердил, наконец, Ник.

— Ты — хороший малый, — неожиданно произнес индеец. — Я буду делать много-много счастья тебе. Ты, малый, увидишь.

Тарита обратилась к нему на языке местных индейцев, и человечек с готовностью разговорился с ней, обматывая гибкими побегами листья, наложенные на рану.

— Он из племени гуаика, — пояснила Тарита Нику. — Они не пигмеи, но близки к ним. Он сказал, что выучил английский, работая проводником у инженеров, судя по тому, что у них были какие-то приборы. Я рассказала ему, что ты ищешь кое-что, и он захотел нам помочь. Он благодарит тебя за спасение.

— Мы возьмем его с собой? — спросил Ник. — Я думаю, он нам пригодится.

— Да, — Тарита рассмеялась. — Кроме того, он пойдет с нами в любом случае, независимо от того, что ты ему скажешь. Ты спас ему жизнь. И его долг теперь попытаться помочь тебе.

Джунгли стали почти черными — Ник и Тарита неожиданно заметили, что настала ночь.

— Возвращайся назад и сделай костер там, где мы остановились, обратилась Тарита к Нику. — Индеец пойдет с тобой. Кстати, его зовут Атуту. Я вернусь через несколько минут.

— Подожди, — окликнул Ник. — Куда ты идешь сейчас?

Но Тарита не обернулась и скрылась в чаще с луком в руках. Ник знал, что она прекрасно его слышит; его глаза сузились. Конечно, Тарита очень скоро показала свою ценность как помощник, но ее эмансипированность проявилась в том, что она стала просто игнорировать его. Он сделал для себя заметку на будущее, пообещав еще припомнить ей тот случай, и пошел обратно на то место, которое они выбрали для костра. Счастливый Атуту шел за ним, передвигаясь на своих разодранных перевязанных ногах, как будто с ним ничего не произошло.

Вскоре Ник услышал хруст кустарника и автоматически схватился за свою «Вильгельмину», но появилась Тарита с большой лесной птицей в руке. Она кинула тушку маленькому индейцу, который тотчас же сгреб ее и начал ловко разделывать, срывая кожу и перья и разрубая на большие куски белое мясо. Тарита встала около Ника:

— Когда-нибудь, когда у нас будет больше времени, я сама ощиплю и приготовлю такую птицу специально для тебя. Она очень вкусная — лучше, чем цыпленок.

Из маленьких длинных кусков дерева Атуту соорудил импровизированные вертела и поворачивал мясо над огнем. Когда оно окончательно прожарилось, он протянул первый кусок своему спасителю. Ник вгрызся в него и обнаружил, что Тарита права. Мясо было вкусное, и напоминало одновременно и утку, и цыпленка. На десерт они выпили нектар из нежного фрукта, выжатый в большие листья в форме чаши.

Костер уже догорел, и Ник потянулся, ощущая последствия своего сражения с гигантской анакондой. Он закрыл глаза, но вдруг ощутил прикосновение к своим плечам нежных пальчиков, скользнувших вниз по спине, растирая, массируя, осторожно надавливая на его уставшие мышцы.

Когда девушка закончила массаж, он пробормотал слова благодарности и мгновенно провалился в глубокий сон. Ночью он пробуждался дважды от лесных звуков и всякий раз видел спящую Тариту на расстоянии вытянутой руки, свернувшуюся, как щенок. Он еле различил, маленький комочек с противоположной стороны от костра: это был индеец. Ник вновь провалился в сон с мыслью, что все вокруг них в темноте ночных джунглей — это вечная драма жизни и смерти, охотника и его жертвы, разыгрывающаяся на тысячи миль вокруг.

IV

Ника разбудил одинокий луч солнца, каким-то образом умудрившийся пробиться сквозь плотную пелену тумана, лианы и густые кроны деревьев. Джунгли снова погрузились в свою почти жуткую тишину. Ник рывком сел и сразу встретился взглядом с маленьким индейцем, сидящим на корточках. Лицо человечка растянулось в широкой улыбке, когда Ник потянулся и приветственно махнул ему рукой. Тариты нигде не было видно. Атуту махнул в сторону джунглей:

— Вода делай добрый малый чистый.

Ник встал, хлопнул его по узенькому плечику, дав знать, что понял его. Очевидно, где-то поблизости протекал лесной ручей. Ник оставил свой сафари-жакет около Атуту и углубился в джунгли в указанном направлении. Ему хотелось спросить о Тарите, но он передумал, решив, что она или у ручья, или собирает фрукты. Частокол из гигантского бамбука высотой почти шесть футов сомкнулся за ним легко всколыхнувшейся стеной.

Он замедлил шаг, увидев фигуру с персиками в руках, появившуюся из-за высоких тонких стеблей. Ник почувствовал, что непроизвольно втягивает в себя воздух и чуть не поперхнулся. Виной тому были не ее волосы, распущенные и рассыпавшиеся по плечам блестящими черными струйками, а ее груди — обнаженные и налитые, свободные от стесняющего их одеяния. Она молча стояла перед ним в одном саронге, подняв голову и глядя ему в глаза: прямая, гордая, неподвижная. Ник не мог отвести взгляда от нежных розовато-коричневых сосков, лишь на полтона отличающихся по цвету от ее кожи. Ее обнаженные плечи оказались намного шире, чем он думал. Весь вид девушки показался Нику естественным, правильным и уместным. И конце концов она действительно была дитя джунглей. Тем не менее, и взглянув на Тариту, Ник сразу почувствовал, что это не вся правда: в ее мелких жестах, плавных движениях, томной грации ее головки проявлялось нечто большее, что составляло с ней одно целое и страшно волновало.

Девушка стала так близко от Ника, что ее соски почти задевали его голую грудь. Он почувствовал, как задрожали пальцы рук и напряглись мышцы от неудержимого желания поднять ладони и погладить эти два теплых бугорка.

— Я предупреждала тебя, — спокойно произнесла девушка.

— Я и не жалуюсь, — ответил он.

— В Лозанне, Лондоне или Нью-Йорке я сочла бы себя оскорбленной, представ перед тобой в таком виде, — продолжала Тарита. — А здесь мне необходимо поступить именно так. Если на мне много одежды, я чувствую себя не в своей тарелке, как будто скрываю правду о себе самой. Я ведь говорила, что во мне два человека.

— И я подтвердил, что они оба красивы, — подхватил Ник. — Их красота превзошла все мои ожидания.

Она повернулась и, тихо ступая, пошла вместе с ним обратно к ручью. Ник снял брюки, вымылся в прохладной воде, и влага мгновенно испарилась с его тела в этом знойном воздухе. Как только он надел брюки, девушка снова подошла к нему.

— Ты тоже красив, — нежно проговорила она. — Тебя не смущает это слово? Не должно, во всяком случае на твое тело приятно смотреть: оно такое сильное, гладкое, великолепное.

По дороге к месту ночлега, где оставался маленький индеец, она взяла Ника за руку чуть ниже локтя.

— Ты заснул так быстро прошлой ночью, — сказала Тарита. — Я хотела тебе сказать, что ты совершил неимоверно мужественный поступок, спасая, жизнь Атуту. Я слышала, что ты международный агент экстра-класса, то есть человек, всегда достигающий поставленной цели, не останавливающийся даже перед убийством во имя служения родине. Но я думаю, что ты больше спасаешь, чем убиваешь, Ник Картер. Возможно, эти две вещи несравнимы, но мне кажется, это правда.

Ник громко рассмеялся. Он подумал про себя о еще большем несоответствии — этой величественно красивой туземке с безупречной лаконичной интонацией швейцарской пансионерки, полуобнаженной богине, употребляющей слова типа «несравнимы».

Атуту радостно приветствовал их на маленькой полянке, и они сели завтракать собранными Таритой фруктами.

— Как ты думаешь, где сейчас твои противники? — спросила девушка.

— Если ты сказала правду о вздутых, переполненных реках, то русские для нас не представляют опасности. В этих джунглях даже полдня кажутся дюжиной. Но их шестеро человек, и они могут продвигаться в заданном темпе. Они у китайцев «на хвосте».

Китайцы же, видимо, идут ускоренным шагом, осознав свою ошибку на старте и один потерянный день. Что же касается Колбена, то я не знаю.

— Он недалеко ушел вперед, — подхватила Тарита. — Возможно даже, что он немного заплутал. Но те два индейца, которые с ним, не дадут ему заблудиться основательно.

Пока Ник собирался, Атуту о чем-то говорил с девушкой.

— Он хочет нести оба наших лука, — перевела она. Ник улыбнулся, кивнул Атуту, который со светящимися от счастья глазами уже прилаживал оба лука у себя за плечом, спеша вдогонку за ними.

Ник шел вплотную за Таритой размеренным шагом и, несмотря на все усилия, не мог оторвать взгляда от ее величественной, невероятно красивой фигуры. Когда девушка поворачивалась, перелезала через дерево или перепрыгивала, ее грудь удивительно грациозно поворачивала розовые бутоны сосков из стороны в сторону, то провисая, то выравниваясь, становясь то упругой и твердой, то вдруг мягкой и округлой.

Дожди повалили огромное дерево, и его скользкий ствол и спутанные ветви образовали почти непреодолимое препятствие на их пути. Перебираясь через него, Тарита поскользнулась и полетела назад. Ник едва успел поймать ее обеими руками за талию, одна грудь девушки, гладкая и шелковая, как крыло бабочки, прижалась к нему.

Ее бездонные глаза, темные и непроницаемые, глянули на Ника, и оба застыли в неподвижности — неожиданная живописная картинка среди ветвей поваленного дерева.

Это короткое мгновение показалось вечностью, затем девушка отпрянула, повернув голову в сторону. Но она не убрала ладонь, а скользнула ею вниз по его руке до кончиков пальцев, а затем бессильно уронила, как бы с неохотой прерывая их прикосновение. А может, все это просто игра воображения, подумал Ник: эти проклятые джунгли с жутким раскаленным воздухом оказывают странное действие на мужчин…

А Тарита уже шла дальше, перебравшись через макушку поваленного дерева, и он поспешил за ней вдогонку.

Они уже прошли довольно длинный путь, когда Тарита внезапно остановилась, нахмурившись, и начала изучать почву. Налево уходила узкая гладкая полоска земли, похожая на лесную тропу. Подошел Атуту, присел на корточки и тоже стал шарить глазами по земле.

Тарита указала на небольшое пятно в зарослях, и, проследив за направлением ее руки, Ник действительно увидел охапку слегка примятых листьев. Атуту нашел еще одно пятно, где слой листвы был примят и вдавлен в землю чуть глубже.

— Здесь спали люди, — произнесла Тарита, — трое или четверо, трудно сказать, сколько. Но не меньше двоих.

— Колбен? — Ник был озадачен.

— Возможно, — ответила девушка. — Его индейцы скорее всего спали, свернувшись на камнях где-нибудь поблизости. Такую тропинку обычно прокладывают к реке местные индейцы и, возможно, мы скоро выйдем к ней. Если нам удастся пересечь эту реку, мы выиграем время. Но неужели мы идем по следам Колбена…

Она не закончила, но Ник знал, что девушка имела в виду.

— Что ж, надо принять это к сведению, — решил Ник. — Теперь надо держать ухо востро — вот и все. Мы будем продвигаться очень осторожно, на всякий случай я пойду первым.

Прелестная грудь поднялась и опустилась, когда девушка пожала и плечами. Ник двинулся, за ним след в след шла Тарита и замыкал маленький отряд Атуту. Несмотря на то, что тропинка была уже плеч Ника, он все равно радовался ее гладкой и ровной поверхности. Никто не спотыкался о случайные камни, не поскальзывался на островках мха, не путался в корнях деревьев. Если бы не осторожный шаг Ника, идти по ней было бы одно удовольствие.

Раз Колбен действительно так близко, как думал Ник, один из его индейцев мог заметить их костер прошлой ночью, а это уже было опасно.

Ник остановился так внезапно, что Тарита налетела на него сзади: чьи-то тяжелые тела ломали кустарник слева. Ник замер, а появившийся в ту же секунду позади него Атуту быстро сунул лук« ему в руки. Кустарник раздвинулся, и из него вперед выкатились два толстых темно-коричневых тапира. Они тоже замерли, глядя маленькими поросячьими глазками на трех пришельцев, осмелившихся вторгнуться в их родные джунгли.

— Стреляй! — крикнула Тарита, и в ее руках в тот же миг оказался второй лук. — Мы будем обеспечены мясом на много дней!

Тапиры, у которых почти полностью отсутствуют зрение и обоняние, на мгновение встали как вкопанные, затем рванулись в разные стороны. Один из них скакнул на тропинку и опрометью кинулся по ней — Тарита понеслась вдогонку.

— Стой! — завопил Ник. — Не беги за ним!

Тарита бросила на него раздраженный взгляд, обернувшись на бегу, и натянула тетиву. Ник кинулся за ней.

— Проклятье! — прорывал он. — Остановись!

Но коротконогий тапир, бегущий вприпрыжку и накренясь, уже набрал хорошую скорость. Теперь Тарита бежала на пределе своих возможностей, стараясь подобраться к нему как можно ближе и поразить его стрелой, готовой вылететь из натянутой тетивы.

…Нику показалось, что земля взорвалась, взметнув вверх фонтан листьев. Он увидел, как Тарита упала на спину, ее тело изогнулось и скрючилось от боли, а сверху на него посыпались земля и листья. Толстое тело тапира тоже взлетело вверх; пронзительный визг животного внезапно оборвался, когда здоровенная ветка с треском обломилась об его спину.

Ник глазами проследил дугу, которую тело животного с огромной скоростью описало, прежде чем напоследок удариться о дерево. Теперь тапир висел головой вниз, с вытянутой вперед одной ногой, а вокруг его лодыжки была крепко затянута петля. Длинный тонкий отводок образующий пружинный капкан, все еще раскачивался, надежно удерживая в воздухе свою добычу. Скользнув по нему взглядом, Ник сразу понял, что произошло. Кем-то на тропинке был установлен пружинный капкан — мощный двойной узел, один отводок которого был протянут поперек тропы, а к нему была прикреплена петля, прикрытая листьями. Малейшее давление на отводок отпускает пружину такого капкана, петля мгновенно захлестывается вокруг ноги жертвы и подбрасывает ее вверх с небывалой силой.

Ник рухнул на колени около дрожащего тела Тариты, все еще лежащей на земле. Она привстала, опершись на его руку, затем с трудом поднялась, покачиваясь, на ноги. Ник угадал ход мыслей, отразившихся в ее глазах. Тапир привел в действие этот злонамеренный капкан, в который рано или поздно кто-нибудь бы попался. Опять смерть коснулась ее своей костлявой рукой, и только случайность спасла ее.

— Колбен? — высказал догадку Ник. Она вяло кивнула. Подошел Атуту и встал рядом, молча глядя на раскачивающуюся тушу тапира.

— А может, все же охотники-индейцы? — спросил Ник.

— Они действительно ставят такие капканы, но только в зарослях, ответила Тарита. — Они никогда бы не поставили такой капкан на тропинке.

Ник жестко сжал губы. Он был более чем уверен в этом и спросил только ради того, чтобы подтвердить свою догадку. Уже дважды этот безжалостный негодяй с колючим взглядом был реально близок к тому, чтобы убить девушку. Ник сжимал и разжимал кулаки. После обнаружения электронного мозга надо позаботиться о том, чтобы открыть счет и сполна по нему расплатиться, решил про себя Ник.

Атуту жестом показал, что следует сбросить тапира.

— Оставь его, — сказала Тарита, вставая на ноги при поддержке Ника, — мы найдем что-нибудь другое. У меня кусок в горло не пойдет, я сразу буду вспоминать о близости смерти.

Ник с пониманием кивнул, протянул Атуту луки и снова двинулся вперед, молча исследуя каждый дюйм земли. Он уже знал, что в отличие от лесов умеренного пояса, которые редеют на подступах к опушке или поляне, джунгли обрываются всегда неожиданно и резко. Поэтому Ник не удивился, когда вдруг увидел перед собой коричневатые воды довольно широкой реки, оба берега которой являли собой узкие полоски суши. Тарита из-за его плеча тоже разглядывала открывшуюся реку.

— Если пересечь ее в этом месте, мы укоротим себе дорогу на несколько миль, — сказала она. — Примерно в четырех милях отсюда вверх по реке должна быть переправа по камням. Мы как раз смогли бы срезать это расстояние.

— Что же нас тогда останавливает? — спросил Ник. Тарита молча указала на индейца, присевшего на корточки у самой кромки, всматриваясь в воду. Атуту неопределенно пожал плечами, поднялся и коричневой тенью исчез в джунглях. Через мгновение он появился снова, держа в руках хвостатого маленького зверька, похожего на суслика.

— Тукотуко, — пояснила Тарита, — один из грызунов, живущих вдоль рек.

Атуту убил его, и тоненькая красная струйка сбежала по его груди. Маленький индеец сунул грызуна в воду, и Ник, глядя на подхваченную рекой тушку, осознал, что под застывшей, казалось, поверхностью воды кроется очень сильное течение.

Пока он смотрел, вода вокруг зверька забурлила, ожив кишащими в ее глубине извивающимися скользкими телами, хватающими и теребящими грызуна. Почти так же неожиданно бурлящая вода успокоилась, и на поверхности мелькнул маленький белый скелет дочиста обглоданного животного, тут же ушедший ко дну. Прошло всего лишь 25–30 секунд. Ник уже понял, что произошло, и его губы выдавили лишь одно слово — «пиранья».

— Теперь не надо беспокоиться о переправе, — произнесла Тарита.

Ник осмотрел противоположный берег, поросший деревьями почти до самой воды, и положил ладонь на веревку, прикрепленную к поясу.

— Если бы мне удалось переплыть реку с веревкой, мы смогли бы привязать ее к деревьям по обеим сторонам и по ней перебраться над водой.

— Ты видел, что с тобой случится, если ты сунешься в воду, — раздраженно воскликнула Тарита.

— Колбен — он наверняка переберется через реку по переправе? — спросил Ник.

— Несомненно, — ответила она.

— Неужели ты думаешь, что Колбен оставит переправу в целости после себя! — воскликнул Ник.

Девушка ничего не ответила, но Ник знал, что попал в точку. Если камни можно убрать, то Колбен, конечно, сделает это.

— Мы переберемся здесь, — твердо произнес он.

— Это невозможно, — воспротивилась Тарита, вновь бросив на него раздраженный взгляд. — Надо идти назад. Вниз по реке, примерно в пяти милях отсюда, будет другое подходящее место.

— Это займет у нас целый день! — вскинулся Ник. — Ни за что в жизни! Видишь ли, я кое-что знаю о пираньях. Если бросить им освежеванную тушу, то все пираньи вокруг нападут на нее и не оставят до тех пор, пока не обглодают до конца. Я буду в безопасности все то время, пока они пожирают тушу.

Он повернулся к Атуту и более жестами, чем словами, попросил его сходить и освободить тушу из пружинной петли. Когда индеец скрылся из виду, Ник повернулся к Тарите, которая стояла, сложив руки, отчего ее грудь поднялась еще выше, а соски розовели над скрещенными руками. Всем своим видом девушка являла упрямство. «Спокойно, юноша», — скомандовал Ник себе и, обратившись к ней, сказал:

— Я смогу это сделать. Пока пираньи будут заняты тапиром, я с одним концом веревки переплыву реку и закреплю ее на том берегу. Ты будешь держать другой конец и натянешь его здесь на дерево.

— Невозможно, — резко оборвала девушка, посмотрев на него заносчиво и раздраженно. — Они покончат с тапиром раньше, чем ты поплывешь до середины. Ты никогда не достигнешь другого берега. Мы больше времени потеряем, ожидая Атуту с тушей тапира.

Ник промолчал, глядя на противоположный берег, и увидел проплывающую мимо ветку: это укрепило его в догадке о быстром течении посередине реки, обманчиво спокойной. Он прикинул ширину реки относительно скорости течения и попытался вычислить, как долго пираньи будут раздирать тапира. Эту цепочку из столь разных понятий очень трудно было тщательно рассчитать. Тут в голову Ника пришла мысль о Колбене, который в дополнение к уже имеющемуся преимуществу получит еще один день форы.

— Я сделаю это, — мрачно произнес он, и эта фраза прозвучала самоувереннее, чем было на самом деле. Вдруг он почувствовал взгляд Тариты: ее глаза зажглись глубоким яростным огнем. Появился Атуту, волоча за собой тяжелую тушу; доплетшись до них, он в изнеможении бросил ее на землю.

— Хороший парень, — обратился Ник к маленькому индейцу, ты сильный малый.

Едва переводя дыхание, туземец заулыбался. Ник протянул ему один конец веревки. Атуту кивнул в ответ: он понял его намерение.

— Я возьму другой конец, — отрезала Тарита, спускаясь вслед за Ником к воде.

— Эта работенка для меня,— ответил Ник. — Я переплыву реку.

Девушка встала перед ним, загородив дорогу, и быстрым кошачьим движением выхватила конец веревки у него из рук. Остановившись, чтобы подоткнуть повыше саронг, сделав из него тем самым что-то вроде плотных трусиков, она припустилась к реке. Она снова игнорировала его. Глаза Ника сузились: он вспомнил ее снисходительный тон, которым она говорила о ружьях, ее демонстративный уход в джунгли, несмотря на его зов, раздраженный взгляд, обращенный на него, когда он попытался отговорить ее от преследования тапира. А теперь она снова отвергала его, выказывая свою эмансипированность, делая это слишком презрительно и надменно. Было время, когда он не обратил бы внимания на такой пустяк. Сейчас же все изменилось. Он не побежал за Таритой. Вместо этого он схватил веревку, сильным рывком дернув ее так, что конец вылетел из рук девушки.

Он стоял, небрежно сворачивая веревку и наблюдая, как она бежит обратно с разъяренным, искаженным от злости лицом, побелевшими губами.

— Отдай мне веревку, — потребовала она, обдавая его пылающим взглядом.

— Черта с два, — ответил Ник, ласково улыбаясь ей в лицо.

— Значит, ты настаиваешь на своем, — заключила девушка. — Я дала слово сопровождать тебя. Поэтому поплыву я.

— Ты останешься здесь, — отчеканил Ник холодно. — И я не нуждаюсь в твоих услугах. Ты поступаешь так, чтобы просто настоять на своем, ведь я не слушаюсь твоих советов. Ты — не проводник, а просто самодовольная, капризная европейская школярка.

Ник смотрел прямо в ее горящие от бешенства глаза.

— А ты — просто полный идиот, — парировала она. — Я сказала, что ты не сможешь этого сделать, и теперь ты из кожи лезешь, готов на самоубийство, лишь бы доказать, что я не права, только потому что задето твое мужское «я».

— Мое мужское «я» вовсе не задето, золотко, — произнес Ник. — Но ты точно сваляешь дурака, если не выбросишь свою идею и головы.

Краем глаза он увидел Атуту, наблюдающего за ними широко раскрытыми глазами: он не мог понять слов, но тем не менее, видимо, догадывался о том, что происходит. Тарита снова выхватила конец веревки, повернулась к Нику спиной и быстрыми шагами пошла к реке, крикнув что-то Атуту. Тот сразу поспешил к тапиру, затем заколебался, остановился и глянул на Ника, который, нагнав, прижал девушку к самому краю воды.

— Хорошо, ты продукт двух миров, — произнес он. — И ты вобрала в себя порочное упрямство их обоих.

Он схватил ее, рывком притянул к себе, чтобы удар не причинил вреда этим прелестным белым зубкам. Удар пришелся по ее подбородку и она мгновенно сжалась. Нику удалось поймать девушку, когда она уже согнулась, готовая упасть, и бережно положил ее на землю. Глаза Атуту выразили одобрение, Ник подошел к нему, и они вместе стащили тяжелую тушу к реке, бросили ее в воду, отталкивая как можно дальше от берега.

Ник снял свой сафари-жилет и брюки, положил «Люгер» поверх одежды и встал у воды, наблюдая, как течение подхватывает тяжелую тушу и, медленно переворачивая, несет вниз по реке. Ник обвязал конец веревки вокруг пояса, а Атуту встал позади него, чтобы травить веревку. Пока они смотрели на реку, вода вокруг тапира внезапно закипела и забурлила: пираньи начали «пристреливаться» к туше.

Ник с разбегу нырнул как можно дальше от берега в реку, не погружаясь глубоко, и сразу стал сильно грести, разрезая телом, как ножом, теплую воду. Он бросил взгляд назад на тушу, которая неистово сотрясалась от вгрызающихся в нее тысяч терзающих челюстей. Неожиданно оказалось, что берег уже далеко. По мере того, как он отплывал все дальше и дальше, его затягивало сильное глубинное течение, стаскивающее вниз по реке к осатаневшим пираньям. Нику это придало новые силы в борьбе с течением, крадущим у него драгоценное время и усилия, столь необходимые для осуществления туманного.

Ник услышал пронзительный крик Атуту.

— Большой парень, иди! — вопил человечек. — Большой парень, иди!

Ник понял, что означает этот крик, и снова оглянулся на тапира. Пираньи безумствовали: набрасываясь и разрывая тушу, они вертели и переворачивали ее в воде, стараясь достать верхнюю мясистую часть. Теперь от большой части животного оставался только свежеобглоданный белый скелет. Пираньи быстро заканчивали свое пиршество. Скоро у них по случаю может быть и десерт. Ник почувствовал, как мышцы ноги начинает сводить судорога, и вытянулся, пытаясь избежать ее; иначе — неминуемая смерть. Будь это соревнования по плаванию, то рекорд был бы ему обеспечен.

Три четверти пути остались уже позади, и течение заметно ослабло. Ощущение было такое, словно якорь, привязанный к его ногам, неожиданно исчез, и это освобождение придало ему новые силы. Ник понял, что этот импульс ему очень пригодится, когда, оглянувшись в очередной раз, увидел только воду и идущий ко дну обглоданный начисто остов животного. А тысячи зубастых тварей уже шныряли в воде неподалеку, привлеченные каким-то посторонним существом в их родных водах.

Он не мог видеть, но инстинктивно почувствовал движение воды у себя за спиной, неожиданное бурление и неистовство, вызванное полчищами рвущихся вперед, спешащих пираний. Вдруг ноги Ника коснулись дна, и он побежал, спотыкаясь, к берегу. Острый, почти безболезненный щипок пришелся по икре ноги, и Ник прыгнул вперед, поджав под себя ноги и выкатываясь в таком положении на берег.

Позади него осталась вода, потемневшая от черных скользких теней.

…Ник лежал на берегу, тяжело дыша, и чувствовал, как сочится кровь из ноги. Смерть подобралась к нему близко — так близко, что только удача, а не его расчеты, спасла его. Когда дыхание восстановилось, он откинулся назад и вытащил из воды веревку. На противоположном берегу Атуту уже обвязал свой конец веревки вокруг толстого дерева и теперь стоял, радостно приплясывая у воды. К нему присоединилась Тарита и, найдя на том берегу Ника, смотрела, как тот медленно поднимается на ноги. Ник затянул веревку вокруг ствола] добротным двойным узлом и махнул Атуту, дав знак перебираться.

Очевидно, Тарита попросила индейца идти первым, тот обхватил веревку обеими руками, поднял ноги и тоже перекинул их и начал толчками продвигаться вперед. На нем были сафари-жакет, оба лука через плечо и брюки Ника в зубах. На середине реки веревка опасно провисла, почти коснувшись поверхности воды, но все же удержалась. Когда Атуту благополучно спрыгнул перед Ником на берег, Номер 3 радостно сжал его узенькое плечико. Тарита уже карабкалась по веревке. Когда она очутилась перед Ником, он увидел темную ярость в ее глазах.

— Ну что, угадала, — широко ухмыльнулся он ей. — Я сделал это. Или ты ничего не видела?

Она налетела на него с кулаками, пытаясь выместить все свое бешенство, вложив его в удар. Ник легко уклонился, поймав ее за запястье. Она дрожала от злости, и ему захотелось успокоить ее, прижав к себе и погладив ладонями ее прелестные холмики. Если бы не присутствие Атуту, он непременно так бы и поступил. Но вместо этого он крепко держал ее за запястье.

— Спокойно, успокойся, — сказал Ник девушке, ухмыльнувшись про себя, когда вспомнил, что в ней два человека. И действительно, ярости в ней хватало на двоих.

— Тебя взбесило, что я доказал тебе твою неправоту… Черта женщины, присущая ей в любом мире.

— Не пытайся повторить свой подвиг, — процедила Тарита сквозь стиснутые зубы.

— А ты не заставляй меня, — парировал Ник, разжимая ей запястье.

Она стояла, растирая руку, и смотрела на него.

— Мы пойдем дальше? — холодно спросила девушка, усилием воли пытаясь подавить свой гнев, обратив его в лед.

— Без сомнения, — улыбнулся Ник, чуть не добавив: «Теперь, когда ясно, кто главный». Но решил благоразумно не делать этого. Во-первых, это будет звучать как новое оскорбление. Во-вторых, он не был до конца уверен, что эта информация будет полностью принята к сведению.

Тарита шла возбужденной подпрыгивающей походкой, несмотря на то, что они вступили в сильно заросший, опутанный лианами участок джунглей, прорубая себе каждый шаг с помощью мачете. Они остановились, когда дневной свет стал уходить и джунгли снова ожили какофонией звуков.

Появился Атуту с убитой маленькой косулей, которую незамедлительно разделал и поджарил на импровизированном вертеле. Мясо оказалось очень вкусным.

Подчистив остатки и забросив их в заросли для ночных падальщиков, Ник лег и задумался о людях-хищниках, также бродящих по лесу. Переправа через реку, вероятно, вывела их в лидеры, поставив впереди Колбена. Это было важно. Он знал, что китайцы будут со свойственной им настойчивостью и самопожертвованием нагонять, да и русские, возможно, каким-то образом проложат себе дорогу. Так как они все стремились к одному, относительно маленькому участку, преимущество должен был получить тот, кто достигнет его первым, у него и будут самые большие шансы выиграть приз.

Он отдавал себе отчет, что по мере приближения к цели пути будут сходиться все ближе друг к другу и попытки Колбена устранить соперников станут все более настойчивыми и многочисленными. Вероятно, Колбен считал, что главную опасность для него представляет Ник, возможно, из-за помощи Тариты. Ник был уверен, что Колбен предпримет еще не одну попытку, чувствуя, что если ему удастся брать Ника, он легко разделается и с другими участниками этой гонки. Ник задумчиво улыбался себе. Он не мог отказать себе в удовольствии сконцентрировать все внимание на Колбене, представляя именно таким все дальнейшее развитие событий. И это было опасно. И русские, и китайцы также без колебаний уберут соперников, и недооценивать их было бы серьезной ошибкой.

Ник лежал вытянувшись, лениво размышляя, когда вдруг рядом с ним мелькнула тень. Это была девушка, неулыбающаяся, серьезная, которая опустилась на колени возле него.

— Сегодня на реке ты совершил невозможное, — произнесла она. — Но ты сделал это. Однако тебе следовало бы послушаться меня. Тебе просто везет. Не пытайся никогда повторить подобное. Пожалуйста, послушай меня.

— Не волнуйся, золотко, — ответил Ник. — Я не исполняю дважды одно и то же «на бис».

Он сознавал, что она права. Очень это смахивало на самоубийство. Но девушка, конечно, не могла знать, сколько таких самоубийственных поступков совершил он в своей жизни.

— Я… извини меня, я так разозлилась на тебя, — тихо произнесла девушка. — Я… я не хочу увидеть тебя убитым.

…Костер уже потух, и вокруг них сгустилась темнота. Даже глаза Ника, зоркие, как у сокола, не могли проникнуть в чернильную черноту ночи: единственное, что он видел, — это смутные очертания ее фигуры. Она казалась прекрасным бестелесым существом, говорящим из темноты. Черт бы побрал это место, выругался Ник про себя, представив себе луну и купающуюся в ее нежном сиянии прекрасную грудь.

Он услышал, как Тарита укладывается с ним рядом и откинулся назад, уставясь в темноту.

…Ник скривился в усмешке, вспомнив, как часто проклинал, он лунный свет, когда ему необходимо было пересечь незамеченным какую-либо открытую местность. Он представил себе ее тело, лежащее рядом на расстоянии вытянутой руки, ее полную округлую грудь со слегка торчащими кверху сосками, манящую, томящуюся в ожидании.

Он свернул свое воображение, пока оно не завело его слишком далеко.

V

Земля затряслась, и от этого грохота и тряски Ник проснулся и сел, вытянувшись в струнку. Вновь настал рассвет — серый, едва различимый среди деревьев свет раннего утра, но земля продолжала трястись. Ник увидел Атуту, вскарабкавшегося до середины ствола колючего капока. Тарита тоже проснулась и села, в ее глазах, когда Атуту обратился к ней, появился страх.

— Нам надо бежать, — сказала она. — Отсюда начинается крутой подъем, горный кряж, ведущий к возвышенности. Нам надо на него взобраться.

— Подожди минутку. Объясни, от кого или чего мы должны бежать? — спросил Ник.

— Пекари, — ответила Тарита. — Дикие вепри, как их называют в Европе и Америке, только пекари еще хуже. А эти — белогубые пекари — худшие из худших.

Ник покопался в своей превосходной памяти, хранящей самые различные сведения, и попытался вспомнить об этих животных все, что знал: что это ближайшие родственники техасского полосатого кабана и европейского вепря, обладают свирепым нравом, жесткой толстой шкурой и длинными, искривленными как турецкий ятаган клыками, способными вспороть противника, как банку консервов. Их хватка — он слышал — была сильнее, чем у больших лесных кошек. Судя по ужасу, исказившему лица Атуту и Тариты, они полнее чем Ник осознавали размеры грозящей опасности.

— Они передвигаются стадом. Это же стадо — огромных размеров, — сказала девушка. — Они уже окружили нас. Обычно они вытягиваются и бегут друг за другом. В таком огромном стаде с ними невозможно сражаться. Видимо, они каким-то образом общаются между собой, так как действуют очень дружно и согласованно.

Последние два слова Тарита договаривала уже на бегу, и Ник бросился за ней вдогонку. Вокруг стоял сплошной треск кустарника: эти толстые квадратные тела продирались с дробным топотом, храпением и хрюканьем сквозь растительность. Гул от этого грохота начал эхом раскатываться по джунглям.

Нику доводилось слышать топот бегущего стада баранов, но тот не имел ничего общего с этим зловещим громом. В этом была какая-то мучительная угнетающая зловещесть. Топот бегущего овечьего стада как бы предупреждал: не стой на дороге, и ты будешь в безопасности. Этот же гул, казалось, говорил, что пути к спасению отрезаны, как и нет средств избежать смерти. Теперь уже стало видно, как колышется кустарник, как раскачиваются длинные стебли бамбука. Тарита неслась через кусты на пределе своих возможностей. Атуту следовал за ними по пятам.

— Они вытопчут здесь все, — крикнула девушка, переводя дыхание. — Они выдернут с корнем и съедят все растения, фрукты, орехи, всех змей, грызунов, насекомых — всех, кто попадется на их пути. Саму почву они взрыхлят, вырвав из нее все съедобное.

Неожиданно девушка встала как вкопанная, и Ник увидел темно-серые с седоватыми подпалинами силуэты, два из которых злобно высунули рыла из кустарника с одной стороны, а третий — с другой. Затем к ним присоединились другие, и теперь они образовали свирепый хрюкающий строй по обеим сторонам узкой тропинки.

— Горный хребет как раз впереди нас, — шепнула Тарита, пытаясь сдержать бурное дыхание.

Внезапно в воздухе повисла какая-те гнетущая зловещая атмосфера сгущающегося ужаса. Ник понял, что этим тварям нет числа. Все вокруг закишело ими: деревья, кусты, высокая трава. Один ближайший к ним кабан фыркнул, заскреб копытом землю и склонил голову. Другой, с маленькими горящими глазками, высунул голову и издал скребущий гортанный звук.

— До него еще надо добежать, — сказал Ник. — Воспользуйтесь мачете. И не пытайтесь вступать с ними в схватку, просто в случае необходимости рубите с силой.

И прежде чем он продолжил, маленькая коричневая фигурка вылетела вперед и помчалась, подпрыгивая, сквозь выстроившуюся шеренгу. Пока пекари опомнились и пришли в себя, индеец как огонь проскочил мимо них. Через минуту он уже карабкался по крутом склону, цепляясь за лианы и переплетающиеся лозы.

— Вперед, — скомандовал Ник девушке. — Беги рядом!

Он сильно оттолкнулся и в два прыжка достиг первых кабанов. Один из них угрожающе наклонил голову, рыкнул и прыгнул. Не останавливаясь, Ник обрушил на него страшной силы удар мачете и почувствовал, как острое лезвие разрубило толстую пятнистую шкуру животного. Кровь брызнула из головы пекаря, он было зарычал, но тут же пронзительно завизжал от боли.

В следующий момент другой дикий вепрь атаковал Ника справа, и снова Ник полоснул острым лезвием. Этого оказалось достаточно чтобы животное остановилось, замотало окровавленной головой и на мгновение отпрянуло. Еще три свирепых кабана выскочили на дорогу преградив путь Нику, и ему пришлось остановиться. Стоящий впереди зверь злобно оскалился, показав длинные желтые клыки. Все трое одновременно клацали устрашающе челюстями, издавая рявкающий звук — предупреждение перед атакой. Два окровавленных пекари приближались сзади — Ник увидел их, кинув быстрый взгляд через плечо.

— Приготовься, — бросил он Тарите. — Нам придется прорубать через них.

Больше он не успел ничего сказать, так как увидел, что первый кабан из трио, преградившего им дорогу, рухнул на землю. Только когда он завалился вперед мордой, Ник увидел стрелу, торчащую из шеи животного. Тут же второй зверь закрутился от боли волчком: в его боку тоже торчала стрела. Стрелы одна за другой полетели в пекари: это был Атуту, пучком посылающий их из своего убежища на дереве.

Пекари отступили. Ник схватил Тариту за руку, и они начали сумасшедший марафон, зная, что у них в запасе только несколько мгновений, прежде чем дикие вепри придут в себя и лавиной перейдут в наступление. Но град стрел оказался достаточным для подавления животных, и Ник с Таритой выиграли несколько секунд, чтобы добраться до крутого склона. Ник полез по лианам и корням вверх, цепляясь за них одной рукой, другой же рукой он поддерживал Тариту, помогая ей забираться, в спешке поскальзываясь и съезжая вниз, и все же умудряясь удержаться на почти вертикальном склоне. Атуту карабкался впереди них, но по мере приближения к вершине узкого кряжа иногда спускался, чтобы протянуть им на помощь руку. Внизу оставались джунгли, наполненные злобным хрюканьем и фырканьем.

Дойдя до вершины подъема, они повалились навзничь, едва переводя дух, и замерли в неподвижности. Отлежавшись, Ник встал и глянул вниз на темные силуэты, разрушающие и вырывающие все на своем пути через джунгли с громким и свирепым фырканьем, хрюканьем и топотом, сливающимся в один громоподобный звук.

Когда он вернулся, Тарита сидела. Ее грудь была перепачкана грязью и пылью вперемежку с кусочками мокрых листьев и травы. Но все так же великолепна, отметил Ник про себя. Позади нее вздымался горный кряж, уходящий сквозь покрывающую его растительность куда-то вверх, и только в этот миг Ник осознал, что они достигли самого нижнего выступа высокогорья.

— Сколько мы здесь пробудем? — спросил он.

— По крайней мере, полдня, — ответила Тарита.

Ник тяжело вздохнул:

— Мы потеряем все то время, что выиграли, переправившись через реку.

Тарита мрачно посмотрела на него и беспомощно пожала плечами:

— Они станут еще свирепее, когда перекопают всю эту местность. Нам надо оставаться здесь, пока они не двинутся дальше. Возможно, нам придется ждать целый день. Только время покажет, сколько.

Атуту сидел на корточках на краю выступа и вглядывался в джунгли, расстилающиеся внизу.

— Я смотреть видеть, добрый малый, — проговорил он, тем самым питаясь дать понять Нику, что он будет продолжать наблюдение до тех пор, пока пекари не уйдут. Ник потрепал маленького человечка за плечо. Он уже давно для себя сделал вывод, что в этом крошечном индейце намного больше мужества и отваги, чем в трех мужчинах обычного роста, вместе взятых.

Ник лег на спину и вытянулся на выступе, мечтая заткнуть эти глотки внизу, издающие свирепые разрушительные звуки. Он поискал глазами Тариту, и увидел, что та движется по едва заметной тропинке, ведущей вверх в густой лес, покрывающий кряж. Она остановилась, глянула на него глубоким пылающим взглядом и затем исчезла в листве. Ник продолжал тихо и неподвижно лежать, пытаясь отгадать смысл ее темного непонятного взгляда.

Прошло пятнадцать минут, но девушка все не возвращалась, и Ник встал и двинулся в густые заросли, за которыми она исчезла. Там оказалась крутая, узкая, затененная со всех сторон листьями петляющая тропинка, с каждым шагом становящаяся все круче. Ник быстро покрылся липким холодным потом, и шел чертыхаясь про себя по этому поводу.

Джунгли прятали то, что внезапно открылось перед Ником: целую гряду плоских камней, ступенчато поднимающихся вверх, и водопад, мягко низвергающийся по ним каскадом. Проследив глазами весь путь этой холодной освежающей воды, падающей по этой природной лестнице, Ник вдруг увидел Тариту, сидящую на широком плоском камне под струящейся водой.

Она обернулась на звук его шагов, и прежде чем он заметил смятый саронг на земле, встала, гордо раскрывшись во всем великолепии своей обнаженной красоты. Ее глаза впились в него пылающим взглядом, значение которого теперь нельзя было спутать. Она была ослепительно красива: ее тело блестело и переливалось. Ник медленно приближался к ней, наслаждаясь видом ее гладкого плоского живота с мягким округлым бугорком внизу, ее бедрами, широкими и, абсолютно женственными. У девушки были потрясающие ноги, слегка сужающиеся книзу, длинные и округлые — все в радужных капельках воды.

Ник остановился перед ней, глядя снизу вверх на ее фигуру, молчаливо возвышающуюся на скале в ореоле радужных брызг. Не отрывая глаз, он снял сафари-жилет, отстегнул кобуру вместе со стилетом с руки, скинув, отшвырнул брюки. Груди Тариты поднялись в глубоком длинном вздохе, и она протянула ему одну руку. Ник принял ее, вскочил на скалу рядом с девушкой и очутился под влажной интимной сенью водопада.

Нежные струи воды сыпались возбуждающими прикосновениями, освежая одновременно, и Ник стоял, завороженно гладя на ручейки воды, сбегающие по груди девушки, потеряв неожиданно для себя дар речи. Он положил свою ладонь ниже ее груди и ощутил гладкую нежную кожу, отшлифованную струями водопада. Ее губы раскрылись, и в их глубине мелькнул кончик языка, манящий, зовущий, ищущий.

Ник поцеловал их, не в силах устоять перед этим признаком любви; он уже понял, что ни один из них не сможет оторваться от другого, не дойдя до конца.

Тарита вскрикнула — короткое чувственное выражение удовольствия — и прижалась к его груди, одной ногой обвив его бедра. Ник почувствовал, как она медленно выскальзывает из его рук и опускается на колени, прижавшись лицом к его телу, обвив его руками. Губы девушки тоже скользнули вниз — по его груди, ниже, по мышцам живота… и все ниже и ниже, лаская, покусывая его охваченное трепетными волнами желания тело.

— Сюда, — торопливо выдохнула она, скользя все дальше вниз, лаская руками его спину, твердые ягодицы, мышцы бедер. Девушка легла на спину у его ног прямо на скале, и брызги воды стали попадать на ее тело, ее грудь, жаждущую прикосновений и ласк. Он упал на колени возле нее и прижался губами к ее губам, почувствовав, как ее рот широко раскрылся, призывно отвечая языком на его настойчивую ласку — гибкий ласкающий танец двух людей, томимых одним и тем же желанием. Ник начал нежно гладить пальцами ее высокую грудь, большим пальцем очерчивая кружочки вокруг плоских сосков до тех пор, пока они не отвердели, разбухнув, в жгучем ожидании. Тогда он наклонил голову и начал целовать грудь девушки, в то время как она стиснула его со стоном, вырвавшимся, казалось, из самых недр ее тела. Ее ноги поднялись в каком-то исступленном экстазе…

…А вода все сыпалась и сыпалась на них, и маленькие капельки попадали с ее груди ему на губы.

Ник начал ласкать ее гладкий влажный живот, продвигаясь все дальше вниз, и девушка развела бедра, пропуская его голову. Он снова пошел вверх, навстречу ее изголодавшимся губам, но она вырвала голову и упала на него, повалив навзничь на прохладную влагу камня, и начала губами изучать его тело, то прижимаясь к нему грудью, то поворачиваясь лицом к ногам и вскрикивая от наслаждения. Когда она снова скользнула вверх по его телу, он протянул руку и взял ее грудь, и Тарита упала навзничь с ним рядом, подняв и разведя ноги, выгибаясь всем телом назад.

— Боже мой, — простонала она, обхватив его и пытаясь втащить на себя. — Пожалуйста… сейчас, о, сейчас же.

Он лег на нее, медленно взял ее руку, и она повела его за собой, почти крича в экстазе. Ник уже едва сдерживался у двери в храм, а она стонала, вся охваченная восторгом и предвкушением.

…А вода все так же сыпалась на них сверху.

Каждое его прикосновение заставляло ее тело теперь содрогаться, и он продвигался очень медленно, дразня и мучая ее, постепенно сливаясь с ее телом. Девушка судорожно глотнула воздух. Ее длинные точеные ноги сомкнулись вокруг его тела, и она начала ритмично двигаться, сопровождая каждый толчок то криком восторга, то стоном. Он почувствовал ее силу. Он понял ее мощь. Он почувствовал ее жажду.

…А вода продолжала падать сверху на их тела.

Ник уже находился в недоступном для всего окружающего мире — мире, замкнувшемся на себе самом, где ничего не имело уже значения, кроме этого прелестного существа под ним и вкуса ее губ, ощущения ее ароматного тела и конечной цели их любовной страсти.

Она закричала, призывая его, умоляя, любя, изгибая дугой свои великолепные широкие бедра; все ее тело было охвачено сладостной чувственной дрожью.

Теперь настал черед Ника звать, выкрикивая ее имя. Наконец, с неистовством восторга, Тарита достигла цели первозданного наслаждения. Она упала навзничь, Ник упал на нее в сладостном изнеможении, зарывшись лицом в нежные округлости грудей.

…Где-то прокричал макао, его пронзительный крик донесся откуда-то с деревьев, затем снова наступила тишина. Лишь журчание воды, льющейся на их тела…

Ник откинулся, растянувшись на камне, и почувствовал нежные, ласкающие пальцы Тариты у себя на теле. Ее прикосновения были красноречивее слов: они как бы говорили ему, как много удовольствия доставляет ей дарить наслаждение другому. Он тихо лежал, наслаждаясь ласками этого ослепительного создания; его пальцы медленно скользили по гладкой влажной спине девушки. Водопад стучал по его коже, и он снова почувствовал, что его охватывает желание любить ее, как будто они даже не дотрагивались друг до друга. Он нашел ее, но она увернулась и вскочила на ноги, увлекая его за собой.

— Теперь сюда, — произнесла Тарита, спрыгивая со скалы в мягкую траву, и пошла вперед, не выпуская руки Ника из своей.

Она нашла небольшую полянку среди деревьев и ничком упала в ковер из пушистых, похожих на клевер листьев, потянув Ника. Здесь, среди густых листьев и мягкого мшистого покрова, было темно и прохладно. Тарита вновь потянулась к нему: ее трепещущее тело почти мгновенно высохло от вновь вспыхнувшей страсти. Он обхватил ее руками, вдавив в траву, и они вновь слились в любовном порыве, прерываемом стонами и шепотом.

— Да, да, мой дорогой… да, — бормотала она ему на ухо, а ее волшебные руки погружали его в мир неизведанного до сих пор блаженства. Его жажда оказалась под стать ее, и Ник вдруг обнаружил, что тоже может кричать в экстазе на первобытных путях наслаждения.

…Джунгли откликнулись эхом, повторив полукрик-полустон блаженства, и Ник упал набок, уткнувшись губами в грудь девушки.

Сладкая истома растаяла: девушка поднялась на ноги — обнаженная лесная нимфа, выбежавшая из своего уединенного убежища — ускользающий миг первозданной незапятнанной красоты.

Ник последовал вслед за ее точеной фигуркой, которая прыгнула под струи низвергающейся воды с высоко поднятыми руками и развернутыми ладонями.

Ее груди вновь стали упругими и зазывающими, и он обнял ее, ступив следом за ней под водяные струи. Они прижались друг к другу обнаженными телами и стояли под прохладными, освежающими каплями. Наконец она отстранилась, взяла его руку и присела на близлежащий камень у края водопада. Теперь на них попадали только легкие брызги воды. Когда Ник сел рядом с ней на валун, опершись спиной, Тарита скользнула к нему в руки, просунув его ладони себе под грудь, и прислонилась головкой к его плечу.

— Я никогда не думала, что может быть так чудесно, Ник, — нежно произнесла она. — Никогда и ни с кем у меня такое не повторится.

Ник был склонен согласиться с ней, хотя и из других соображений: она любила с такой первобытной силой, естественной страстью, полностью выкладываясь в чистом и неприкрытом желании. A сейчас она сидела в его объятьях, нежась под восхищенным взглядом. Но, несмотря на все это, девушка не была простым порождением джунглей, она была мягкой, мудрой, искушенной — единственным в своем роде сочетанием. Да, согласился он про себя, такое действительно ни с кем не повторится, потому что таких, как она, несущих в себе это странное и редкое соединение страстей, больше нет.

— Тебе понравились мои джунгли, Ник? — спросила она. — Я хотела показать тебе, как они могут быть прекрасны.

— Тебе это удалось, — ответил Ник. — Твои джунгли красивы, но и смертоносны. Таков твой мир.

— Не так красив и не так смертелен, — возразила она с ноткой грусти в голосе. И он вновь в душе согласился с ней.

— Если уж говорить об ужасах, то меня удивляет одно. То, что мы еще ни разу не встретили ягуара, — подхватил Ник.

— Эльтигро, — воскликнула она, употребив южно-американское название этой огромной пятнистой кошки. — У индейцев есть одна старая и мудрая поговорка о тигре. Они говорят, что с ягуаром встречаешься тогда, когда он сам этого захочет, и об этой встрече всегда потом сожалеют.

Ник засмеялся вместе с ней, неохотно наблюдая, как она выбирается из его объятий. Ловко обернув саронг вокруг своей талии, Тарита подождала, пока он облачится в свою одежду. Казалось, время для них остановилось, но вдруг оказалось, что уже давно не утро. Они спустились вниз по крутой тропинке к тому месту, где все еще сидел на корточках в ожидании Атуту. На вопрос Тариты индеец ответил, что стадо пекари только что начало уходить, двигаясь, однако в одном направлении с ними. Тарита кусала губу.

— Надо идти обратно и двигаться вдоль берега реки, — сказал она. — Это недалеко отсюда, потому что река делает петлю, и мы легко до нее доберемся.

— Мы потеряли больше половины дня, — прикинул Ник злостью в голосе. — Черт побери, у нас был реальный шанс подобраться вплотную к Колбену.

Он успокоил себя мыслью, что они, возможно, не так далеко отстали от Колбена.

Когда маленький отряд спустился с хребта и тронулся в обратный путь, перед их взором открылся участок джунглей, опустошенный стадом диких вепрей, и Ник понял, насколько тщательно те поработали над местностью. Земля была перепахана, как будто по ней прошлись отряды бульдозеров, а в воздухе висел запах смерти и разрушения. Ник даже порадовался, что им не придется идти вслед за стадом, а предстоит вернуться назад, срезав путь.

Шагая вслед за грациозно движущейся Таритой, он мыслено унесся в воспоминаниях к утренним часам, проведенным вместе с ней и понял одну вещь: прежде чем они покинут эти богом проклятые джунгли, он должен еще раз остаться с ней наедине. Судя по коротким быстрым взглядам ее влажных карих глаз, девушка хотела его так же страстно, и, вероятно, также горела желанием взять все от этого мира, чтобы эти джунгли понесли как на крыльях, возвращая в мир первозданных чувств.

Ник знал, что по возвращении в тот, другой мир, она тоже изменится. Конечно, она будет любить его, но эта любовь тоже станет другой. Ник начал размышлять, как было бы весело и приятно изучит эту разницу.

Река открылась перед ними так же внезапно, как и все в этих джунглях. Одну минуту они стояли под прикрытием плотной листвы, потом вышли на берег. Тарита вела их вверх по реке вдоль берега, обходя стороной склоняющиеся до самой воды деревья, и возвращаясь назад, когда невозможно было пройти по берегу. Они уже прошли довольно большое расстояние, когда девушка внезапно остановилась у излучины, подняв палец к губам. Ник присел рядом с ней и осторожно оглядел излучину: три каноэ, наполовину вытащенные на берег, слегка покачивались на воде.

— Русские, — прошептал Ник, увидев мужчину, вытаскивающего из каноэ какие-то тюки, очевидно, спальники и провиант. Вдоль берег у места их швартовки, были разбросаны небольшие углубления в камнях, похожие на пещеры.

— Похоже, это дело рук человека, — шепотом сказал Ник, указывая на них. Тарита пожала плечами:

— Вполне возможно. Индейцы населяли эти джунгли более тысячи лет назад.

— Мы можем обойти их стороной, — добавила она, кивнув в строну русских.

Они тронулись было в путь, когда Ник заметил, как один из русских перекинул тяжелый узел со спальниками из каноэ в высокую траву, растущую под деревом. В то же мгновение воздух ожил злобным устрашающим жужжанием полчищ насекомых, вылетевших из ствола дерева.

— Осы! — вскрикнула Тарита, впившись пальцами в руку Ника. — Гигантские дорожные осы.

— Посмотри на их размеры! — почти задохнулся Ник, глядя, как они вылетают из дупла. Размах крыльев их достигал 4-6 дюймов, и осы больше напоминали миниатюрные реактивные истребители, нежели насекомых. В одно мгновение осы яростно обрушились на русских: их кроваво-красные крылья и сине-черные брюшки замелькали в воздухе, превратившись в злобные орудия мести. Ярость роя обычных ос — зрелище устрашающее; эти же гигантские осы с острыми ядовитыми жалами в полдюйма длиной — настоящие убийцы.

Шестеро русских пытались бежать, но сделать это было невозможно. Они пытались сражаться, но огромные насекомые повели себя, как и положено осам: они напали со всех сторон. Ник увидел, как глава группы, Яснович, отчаянно замолотил руками, отмахиваясь от атакующих чудовищ, но в конце концов упал на землю, катаясь и извиваясь от боли, а полчища ос накидывались на него снова и снова.

Туземцы, пояснила Тарита, содрогнувшись всем телом, прозвали огромных ос «паучьими ястребами», отчасти потому что они охотятся на ядовитых тарантулов, а отчасти из-за их размеров. Нику доводилось видеть, что может сотворить атакующий рой с человеком: вместо лица — неузнаваемое месиво, всякое прикосновение к распухшему телу приносит нестерпимую боль, а иногда и смерть. Здесь же смерть была неизбежна. Яд от укусов даже 2–3 насекомых составит смертельную дозу. Русские вскрикивали, все еще стараясь спрятаться в похожих на пещеры углублениях, но осы были неумолимы. Один из русских с головой, раздувшейся в бесформенный шар, побежал к реке, но рой не отставал от него, продолжая жалить до тех пор, пока тот не нырнул.

Обратно он уже не появился.

— Проклятье! — выругался Ник, вскакивая на ноги. — Кажется, я становлюсь сентиментальным.

Он побежал вперед, несмотря на умоляющий возглас Тариты, и на бегу доставая из кармана два похожих на хлопушки баллончика, положенных Стюартом. Ник выдернул запалы, зашвырнул баллончики в гущу пикирующих ос и припал к земле, готовый бежать, если эти чертовы штуки не сработают. Осы взвились было со свистом и шипением; но вдруг начали кружить, налетая друг на друга в беспорядочном зигзагообразном полете. Через десять секунд они уже разлетались во всех направлениях, забыв в бездумной спешке и про атаку, и про свое гнездо, и про четкий строй полета, которым отличаются осы. «Будь я проклят», — произнес Ник, глядя, как они исчезают, рассеиваясь в джунглях.

Русские продолжали неподвижно лежать, тихо постанывая. Ник побежал к ним; Атуту и Тарита присоединились. Он уже успел вскрыть пакет для неотложной помощи и протянул Тарите шприцы для подкожных инъекций и ампулу со змеиным противоядием.

— Ты знаешь, как с ними обращаться? — спросил он, держа ампулу и шприц.

Тарита кивнула.

— Тогда коли. Дорога каждая минута.

Ник уже был около Ясновича, которого с трудом можно было узнать: глаза заплыли и опухли, а лицо, руки и грудь были покрыт все еще вздувающимися волдырями. Невозможно было отыскать на его теле хоть одну вену, но Ник нащупал в конце концов пульс на запястье. Он действовал быстро, ловко, переходя от одного к другому. Тарита чувствовала себя менее уверенно и оказала помощь лишь одному, второму ее подопечному помог Ник, закончивший инъекцию вместо нее. Русские перестали стонать и лежали, тяжело дыша. С помощью Атуту Ник перетащил их с солнца в маленькие углубления, похожие на пещеры.

На месте трагедии осталось несколько убитых ос, и Ник подобрал одну из них, чтобы рассмотреть прозрачные красные крылышки, частично прикрывающие смертоносное жало. Даже мертвая она пугала. Он с отвращением бросил ее в реку и, обернувшись, увидел рядом собой Тариту.

— Ты не становишься сентиментальным, — сказала она, глядя на Ника, и тот в ответ ухмыльнулся, вспомнив свои слова, брошенные перед тем как бежать на помощь русским. Конечно, Тарита права он знал это. Ему много раз приходилось быть свидетелем смерти людей: иногда он наблюдал ее с горечью, иногда испытывая удовольствие. Иногда враги попадали в его сети, иногда сами попадали в свою же яму. Но всегда смерть была результатом борьбы одного человека с другим.

Когда в эту борьбу вмешивалась природа, она всегда казалась просто продолжением этой жестокости человека к человеку. Но в данном случае, глядя на этих неумолимо атакующих гигантских насекомых, казалось, что само человечество окружено страшным противником. Ник ощутил долг человека прийти на помощь человеку и почти рассмеялся про себя, подумав, что когда-нибудь человечество сможет объединить одно: необходимость всех людей противостоять сообща какому-то ужасному бедствию. Ник очнулся от этих мыслей, увидел изучающий взгляд девушки и улыбнулся ей, погладив по полосам:

— Никогда не любил насекомых. А в этих проклятых богом джунглях их слишком много.

Он поднялся и пошел обратно к каменным убежищам, чтобы еще раз взглянуть на русских. Все они дышали, но с большим трудом.

Ник знал, что использованные противоядия были самыми современными и сильными, естественные антитоксины в них были подкреплены научными знаниями людей. Подействуют ли они — он это скоро узнает. Конечно, срываться в такое время и оставлять русских было невозможно. Единственное, что беспокоило новоявленного доброго самаритянина — большое количество преследующих одну и ту же цель. Ник пошел обратно к Тарите и обнаружил, что она уже распотрошила багаж русских и нашла несколько банок консервов из цыплят и тунца. Атуту зачарованно наблюдал, как она достает консервооткрывалку и готовит нехитрую еду из этих продуктов. Но его лицо расплылось в счастливой улыбке, когда он попробовал приготовленное.

— Еще один приобщенный к цивилизации, — сказал Ник, обращаясь к Тарите, и увидел на ее губах мелькнувшую лукавую улыбку.

Ночь уже опускала свое черное бархатное покрывало, и они решили остаться на берегу реки со своими беспомощными подопечными. Прежде чем темнота сгустилась, Ник пошел проведать людей еще раз. Его обнадежило то, что они живы и дышат, хотя и с трудом — но все же ровнее. Однако отеки на их головах и конечностях мало изменились, и, возвращаясь обратно к Тарите, Ник не был уверен, сумеют ли они выкарабкаться.

Когда стало совсем темно, он улегся и почувствовал мягкое нежное тело у своего бока. Тогда он поднял руку, и Тарита скользнула под нее, заснув почти мгновенно, тихо дыша вровень с его плечом и опершись холмиками грудей в его грудную клетку.

…Она лежала в этой же позе, когда он проснулся утром, разбуженный ярким светом солнца, на открытом берегу реки.

Атуту уже сидел на корточках поблизости и тыкал пальцем в каменные пещеры. Ник поспешил туда. Полковник Яснович полусидел, опершись на локоть, его лицо все еще напоминало фантастическую маску, но глаза уже немного открывались и он мог видеть. Другие еще спали, а один возился, пытаясь устроиться. Ник увидел, что отеки на их вздутых лицах и руках немного опали и теперь уже не сомневался, что они будут жить. Тогда он заговорил, обращаясь к Ясновичу, быстро перечисляя, что было сделано. Человек с трудом сел, скривившись от боли, но Ник увидел благодарность в его глазах.

— Спасибо, Картер, — пробормотал он сквозь распухшие губы. — Спасибо за всех нас.

—Насколько я могу судить о подобного рода вещах, отеки сейчас быстро пойдут на спад, — сказал Ник. — Организм быстро рассосет остатки. Все будет в порядке.

Он оставил русских и вернулся к Тарите.

— Я зашел слишком далеко с этой братской помощью, — тихо сказал он девушке. — Мы идем, как я понимаю, на север вдоль по реке, верно?

Она кивнула.

— Не быстрее ли будет, если мы воспользуемся каноэ? Или реки все еще переполнены?

— Нет, отсюда уже хорошо добираться на каноэ, — ответила девушка.

— Тогда надо выкинуть все оттуда и взять первую лодку. А две другие продырявить, — сказал Ник.

Быстро и ловко они выгрузили все снаряжение и провиант на берег. Пока Атуту дырявил два оставшихся каноэ, Ник нашел ружья русских и приказал Атуту залезть на высокое дерево и повесить их на самый верхний сук.

— Я не хочу, чтобы они остались без средств защиты, — пояснил Ник. — Но им понадобится минут пятнадцать, чтобы достать их, а мы за это время уйдем далеко. Они уже усаживались в каноэ, когда на тропке, ведущей к пещерам, появился Яснович; шел он немного пошатываясь. Он позвал слабым голосом; слова глухо прорывались сквозь его обезображенные губы:

— Картер, что ты делаешь?

Ник улыбнулся. Глаза русского без сомнения увидели и продырявленные каноэ, и ружья, висящие высоко на деревьях.

— Остановись, Картер, — звал Яснович.

— Все как в игре, — отозвался Ник, столкнув каноэ в воду. — Думай об этом, как если бы ты потерял обоих коней, полковник.

Он жестом указал на каменные пещеры:

— Но у тебя все еще есть ладьи.

Тарита, не будучи шахматисткой и поэтому не понимая ничего, нахмурилась.

— Полковник поймет, — улыбнулся ей Ник. — Невозможно выиграть все шахматные партии подряд.

VI

Ник и Атуту гребли. Тарита взяла длинную гибкую лозу, заострила ее с одного конца и насадила на нее толстого земляного червя. Ник догадался, что это вроде ловли на блесну по-амазонски, и тем не менее Тарита ухитрилась вытащить прекрасную большую рыбину с оранжевой спинкой, амазонский вид речной форели, как пояснила девушка.

Они быстро продвигались вперед, лавируя между попадавшимися на пути полузатонувшими бревнами. Ник был ошарашен в первый раз, когда одно из таких бревен вдруг раскрыло огромную пасть, показав два ряда блестящих зубов. Только тут он понял, что вся река кишит аллигаторами, лениво отдыхающими в воде с высунутыми мордами; а их торчащие кверху глазные бугры делали их еще больше похожими на шишковатые бревна. Ник почувствовал облегчение, когда миновал их.

Когда начало смеркаться, они пристали к берегу, и Атуту развел костер неподалеку от берега. Ник показал ему, как пользоваться маленькой бензиновой зажигалкой, которая все еще безотказно работала. На всякий случай у Ника был в запасе полный пакет спичек в специальной водонепроницаемой упаковке. Пока Атуту готовил рыбу, Ник изучал окрестности в сопровождении Тариты.

Отойдя на какую-нибудь сотню ярдов, они наткнулись на смятый блестящий целлофановый пакет, кончик которого выглядывал из-под куста. Ник присел и вытащил его, обнаружив там еще один такой же. На передней части были китайские иероглифы, и Ник открыл его, чтобы попытаться узнать содержимое. Он принюхался.

— Пакеты из-под риса, — заключил он. — Что ж, теперь мы знаем, что этой же дорогой прошли китайцы.

Он поднялся, помрачнев, и не в силах сдержать злость,сказал:

— Удивительно, как им удалось забраться так быстро в такую даль без знания джунглей и без проводника… Я-то думал, что они либо остались далеко позади, либо безнадежно потерялись где-то.

— Может быть, они напали на след Колбена, — предположила Тарита. Ник посмотрел на нее, просчитал в уме все «за» и «против». Это предположение имело смысл, но более вероятным было другое.

— Проклятье! — воскликнул он громко.

— Что такое, Ник? — встревожилась девушка.

— Им удалось больше, чем напасть на след, — произнес он. — Они не стали дожидаться ночи в Серра-ду-Навиу. Мы только предположили это, а надо было установить все наверняка. Они же подождали нашего отправления и пошли следом, держась к нам поближе. Без сомнения, они подобрались и к русским, и к Колбену, и висели у нас «на хвосте», выбирая, за кем идти, когда наши пути пересекались. А сейчас они поняли, что дальше могут передвигаться сами. Мы очень близки к полному провалу.

— Да, — ответила Тарита. — Участок, отмеченный тобой как вероятное место падения, лежит как раз впереди, через земли канахари.

— По-моему, канахари — это индейское племя?

— Охотники за головами, — подтвердила Тарита и рассмеялась. — Во всяком случае были таковыми. В последнее время они стали более миролюбивы и перестали заниматься охотой на людей.

— А у тебя есть гарантии, что это так?

— Я знаю об этом только понаслышке, от племен, которые теперь могут жить спокойно и мирно. Но, конечно, я уверена, что канахари в любой момент могут восстать.

Они вернулись к Атуту, разделывавшему форель с помощью мачете столь ловко, что ему мог позавидовать метрдотель самого высококлассного ресторана. Мысли Ника все еще были заняты на ходкой. Русские теперь не представляли опасности, а китайцы были где-то впереди. Участок — место падения — относительно маленький, находился как раз выше, и «падальщики» начали стягиваться к этому месту. Раньше он надеялся прийти туда первым, найти бесценное устройство и отбыть с ним, не подвергая больше риску ни Тариту, ни маленького индейца. Возможно и удастся еще осуществить свой план, подумал Ник.

К тому времени, когда они покончили с рыбой и маленький костер догорел, чернильная темень уже опустилась на них, но Ник еще мог разглядеть на противоположной стороне их пристанища свернувшуюся клубком Тариту и индейца, прикорнувшего рядом с ней.

Он вытянулся, все еще обуреваемый злостью на себя за то, что недооценил хитрости китайцев. Тело Ника жаждало сна и отдыха он быстро погрузился в глубокий сон, уже привычный к ночным звукам.

Дневной свет еще не просочился сквозь деревья и в воздухе была разлита чернота, когда он сквозь сон услышал, как его зовут ми имени.

— Американец, — произнес кто-то. — Ты… как там тебя, Картер, кажется?

Ник мгновенно сел, но голос быстро заговорил вновь откуда-то из темноты:

— Оставайся на месте. Мое ружье приставлено к голове твоей девки.

Ник узнал голос Колбена.

— Он говорит правду, Ник. Дуло действительно у моей голову. — Это уже был голос Тариты.

— Не двигайся, — угрожающе предупредил голос из темноты. — Через десять минут рассветет. Тогда ты выкинешь ваши мачете, себя и своего лилипута со всем вашим оружием на середину. Одно неверное движение — и она умрет.

Ник застыл в молчании. В кромешной темноте, постепенно рассеивающейся, он вытащил «Люгер» из кобуры, тихонько положил его на землю позади себя, отведя руку за спину, и медленно подтолкнул его к траве. Когда свет, наконец, просочился и дошел до земли, Ник уже сидел прямо и неподвижно, глядя, как все вокруг обретает очертания, материализуясь, как на сцене, освещенной светом рампы. Колбен стоял позади Тариты, и ствол его ружья был действительно направлен к голове девушки. Его большеносый помощник держал на мушке Атуту, а двое местных индейцев стояли как молчаливые неподвижные статуи неподалеку. По приказанию Колбена Ник и Атуту швырнули свои мачете на середину. Здоровяк уже вытащил у Тариты ее мачете. В то время, как Ник беспомощно наблюдал за этой сценой, вперед выступили индейцы и разломали их луки.

— Твое оружие, Картер, — потребовал Колбен.

Ник показал пустую кобуру:

— Я потерял его где-то по дороге.

Колбен сказал что-то индейцам, и один из них мгновенно обыскал Ника. Колбен, вполне удовлетворенный безоружным состоянием противника, оставил Тариту под присмотром двух индейцев и вышел вперед, чтобы взглянуть на водонепроницаемый пакет с системой Фултона и крошечный передатчик. Грубо вскрыв его, он уставился внутрь, но увидел лишь сердечник с тонким проводом на обмотке. Убедившись в том, что это не оружие, Колбен вернулся на место.

— Не сомневаюсь, что это какое-то особое устройство, которое должно быть использовано при обнаружении электронного мозга, — прокомментировал он довольно тоном. — А если ты не найдешь его, то эта штука останется тебе в утешение.

Он рассмеялся, запрокинув голову в коротком приступе отрывистого и грубого смеха. Ник смерил расстояние до этого грузного здоровяка с руками, похожими на мощные низкорослые деревья. Одним ударом кулака его не возьмешь, а все остальное означало неминуемую смерть для Тариты и Атуту. Ник решил пока ничего не предпринимать. Колбен повернулся, приказал индейцам присмотреть за Атуту, а большеносому держать на прицеле Ника, и тот с готовностью ткнул ему в ребра револьвер тридцать восьмого калибра с вздернутым дулом.

Колбен подошел к Тарите, схватил ее за обе груди и засмеялся. Вдруг его смех обратился в дикий вопль: Тарита вонзила зубы в его руку и вцепилась ногтями в лицо, исполосовав его глубоким бороздами. Здоровяк рванулся и тыльной стороной ладони обрушил на девушку хорошо отработанный боковой удар. Этот удар пришелся по голове Тариты, и Ник увидел, что она упала на колено. Он непроизвольно рванулся, но тотчас же почувствовал, как уперся в ребра револьвер; в следующий момент раздался звук еще одного удара. На этот раз Колбен бил со всего размаха, вложив в него и вес свое грузного тела, и силу мышц. Тарита растянулась, упав на спину, ее грудь высоко подпрыгнула, когда она ударилась о влажную землю. Колбен с ревом прыгнул на нее, но девушка сжалась в комок, пытая подняться на ноги. Вдруг Колбен издал вопль и отвалился на бок с искаженным от боли лицом, держась за пах.

Один из индейцев рванулся к Тарите, преградил дорогу и заломил ей руки за спину.

Колбен сидел, не в силах вымолвить слова от боли, затем, все еще тяжело дыша, поднялся на ноги. Индеец продолжал держать руки девушки, а здоровяк медленно двинулся к ней, и все так же, держась одной рукой за пах, другой ударил ее по лицу.

— Я мог бы убить вас прямо сейчас, — произнес он, бросая колючий взгляд, горящий ненавистью на Ника и Атуту. — Теперь вместо меня это сделают джунгли.

Он подал знак индейцам, и они тычками погнали Ника через джунгли. По дороге большеносый все так же продолжал упирать свой револьвер ему в позвоночник. Один из индейцев крепко держал руки Тариты за спиной; другой конвоировал Атуту. Шествие замыкал Колбен с ружьем в руке, пристально следя за всеми идущими впереди.

Наконец они вышли на открытое пространство, посередине, которого было небольшое круглое озерцо. При их появлении из вод выскочил тукотуко и исчез в зарослях.

Колбен приказал Атуту лечь лицом вниз на землю, толкнул к нему Тариту, оставив Ника стоять под неусыпным надзором большеносого. Он сказал что-то индейцам, и те скрылись в джунглях, ловко орудуя своими мачете. Через некоторое время они появились вновь с тремя колами, обстругивая их на ходу. С помощью плоского камня они с трудом, но тщательно и глубоко, вогнали все три кола в землю. Следуя указаниям Колбена, индейцы расположили колья примерно на расстоянии 25 футов друг от друга и в пятнадцати футах от края воды. Ник наблюдал все это с возрастающим недоумением.

Колбен жестом отдал приказ большеносому, и тот ткнул Ника, подталкивая к колу. С помощью прочных как шпагат лоз он крепко связал ему руки в запястьях, заведя их за спину, затем продел сквозь них сплетенные жгутом длинные лозы и тщательно привязал веревку к колу, и таким образом Ник оказался на двадцатифутовой привязи. Ему оставили свободными ноги. Ник, нахмурившись, смотрел, как то же самое делают и с Таритой, и с Атуту; и вскоре все трое оказались на длинных привязях, концами прикрепленных к кольям.

Колбен подошел к Тарите и погладил ее груди; она стояла, уставившись куда-то поверх его головы неподвижным взглядом, ее лицо было бесстрастно. Колбен разразился грубым жестоким хохотом.

— Будь у меня время… будь у меня время, я бы не слез с тебя до тех пор, пока ты сама не запросила бы пощады. Но когда я вернусь обратно, у меня будет столько денег и времени, что я смогу купить любую из таких как ты.

Он проверил путы на ее запястьях, отступил назад и, размахнувшись, ударил ее. Удар был так силен, что девушка отлетела и осталась лежать на земле, едва слышно вскрикнув от боли.

Затем Колбен подошел к Нику с искаженным в злобном бешенстве лицом.

— Надеюсь, она будет первой, американец, — произнес он, — я хочу, чтобы тебе довелось увидеть, как она умрет.

С этими словами он отошел от Ника, скомандовал своей шайке и они быстро растворились в зарослях. Ник стоял не двигаясь, прислушиваясь к хрусту кустарника под уходящими. Поднялась Тарита; ее глаза были широко раскрыты, по щекам текли слезы. Она дошла до конца своей веревки, Ник двинулся к ней навстречу. Их разделяли какие-то шесть футов.

— Честно говоря, мне все это кажется ерундой, — сказал Ник. — Через некоторое время я освобожусь от этой чертовой веревки.

— У тебя не будет времени, — ответила Тарита, и голос ее показался Нику каким-то бесцветным и покорным. — Колбен точно знал, что делал. Поэтому он и выбрал эту поляну с озерцом. Скоро мы увидим ягуара, Ник… и пожалеем об этом.

Конечно! Ник выругался про себя. Это озерцо и есть то место, куда эти огромные кошки ходят на водопой. Теперь он все понял! Хотя нет, пока не все.

— Тогда какого черта он не привязал нас к дереву? — спросил со злостью Ник. — Что означает весь этот балаган с привязью? Я что-то не понимаю.

— Он действовал по давней поговорке индейцев. В ней говорится, что никто не в силах устоять перед искушением убежать, встретившись лицом к лицу с ягуаром, и тогда ягуар прыгает и сбивает тебя с ног. Видишь ли, ему всегда хочется поиграть со своей жертвой, повалив ее. Он как бы забавляется с тобой, прежде чем убить. Если бы мы были крепко привязаны к дереву и стояли неподвижно, то, возможно, он прошел бы мимо.

— Но тогда, согласно этой же старой поговорке, мы сможем избежать смерти. — Ник размышлял. Его глаза сузились: «Что, если мы переплюнем Колбена и поговорку? Вдруг нам удастся простоять неподвижно?»

В глазах Тариты он увидел только сочувствие и грусть:

— Ты никогда не видел, как ягуар подходит. Ни у кого не хватит мужества смотреть на него и стоять без движения, разве только у мертвого или очень крепко связанного. Колбен это знает. Он сделал так, чтобы мы сами приблизили свою смерть.

Чистая работа. Ник ругнулся. Девушка покорно поплелась обратно, волоча за собой привязь. Ник попробовал освободить запястье, дергая веревку и упираясь в землю ногами, напрягая мышцы рук и плеч. Но переплетенные лозы не поддавались. Он попытался пнуть несколько раз глубоко загнанный в землю кол, но с каждым разом земля на поверхности проваливалась, уплотняясь вокруг шеста. Ник попытался ослабить путы на запястьях, напрягая руки до тех пор, пока на них не выступили капельки крови. Он сразу прекратил это занятие, зная, что запах крови может привлечь непрошеных гостей.

Ник был уверен, что будь у него время, он так или иначе ухитрился бы освободиться. А для того, чтобы остаться в живых, им надо было тем временем подготовиться к встрече с ягуаром. Он посмотрел на Тариту и индейца. Оба стояли понурые и подавленные, возможно потому, что знали лучше него, что с ними неминуемо должно было случиться. Но чем черт не шутит? Надо попытаться в любом случае.

Ник решил попробовать применить первое правило йоги, заученное много лет назад, о полном отрешении от окружающего и подавлении физических чувств с помощью полного расслабления.

Естественно, он не собирался готовить йогов из двоих своих спутников за считанные часы, но все же решил попробовать подготовить их к неминуемому испытанию.

— Тарита, слушай меня, — решительно скомандовал он девушке. Она обернулась и посмотрела на него широко открытыми глазами. — Мы должны попытаться, поняла? Я что-нибудь придумаю позднее, чтобы освободиться. А для этого нам надо приготовиться к приходу ягуара. И я думаю, что смогу помочь вам обоим. Нам надо научиться стоять в полной неподвижности. Скорее всего ягуар придет после полудня. Если мы сможем простоять таким образом три часа, то мы спасены! Это наш единственный шанс, Тарита. Ты попытайся сделать это… для меня.

Тарита пожала плечами; взгляд все еще выражал подавленность и растерянность, но она кивнула в знак согласия. Она поговорила с Атуту, объяснив ему, что хочет Ник, и маленький индеец согласился тоже.

— Вы оба должны повторять все за мной, — сказал Ник, подойдя к колу и опустившись на землю. Не закрывая глаз, он начал медленно говорить Тарите, которая в свою очередь переводила его слова Атуту.

— То, что я скажу, не погрузит тебя в сон. Ты будешь продолжать бодрствовать, но внутренне успокоишься, полностью расслабившись душой и телом. Дыши глубже… медленнее… повтори еще раз. Тебе никуда не надо идти… Ты не собираешься двигаться… дыши глубоко… расслабься… пусть твое тело отдыхает.

Ник продолжал медленно и настойчиво повторять, наблюдая, как постепенно оба — и Тарита, и Атуту — начинают расслабляться, как их позы становятся менее напряженными. Вскоре он перестал говорить и оставил их в полудремотном состоянии. Теперь Ник сконцентрировался на себе и, полузакрыв глаза, смотрел, как потихонечку оживает поляна с озером.

Вначале появились два молодых оленя и маленькая коричнево- красная косуля, которые долго не решались вступить на поляну и стояли, готовые в любую минуту бежать. Они попили с жадностью и быстро удалились. Затем появился, неуклюже переставляя ноги, тапир и погрузил свою длинную морду в воду. Затем на поляну вышла серая капибара, самый большой грызун в мире, весящий до 2 тысяч фунтов и доходящий до четырех футов в ширину. По проторенным тропинкам к водопою потянулись кролики, маленькие лесные зверьки и броненосцы. Тарита и Атуту все еще ни на что не реагировали — Ник это отметил про себя, и очень обрадовался: он начал надеяться по-настоящему. Но уже в следующее мгновение надежда улетучилась, уступив; место дурному предчувствию при появлении звука — зловещего полушипения-полурычания, бросающего в дрожь.

Ник увидел, что руки девушки мгновенно напряглись, в округлившихся глазах появился страх. «Черт побери, расслабься». — заклинал Ник про себя, беззвучно чертыхаясь. Как будто по законам телепатии она перевела взгляд на Ника: он мысленно посылал ей слова поддержки и ободрения, как бы глазами приказывая ее телу расслабиться и взять себя в руки.

Рычание раздалось позади Ника снова, но теперь уже более близко и громко. Не оборачиваясь он увидел огромную пятнистою лесную кошку — почти четыреста фунтов силы, мышц, скорости и неукротимой ярости, — которая легко и грациозно прошла мимо.

Ягуар во всем мире считается убийцей, не имеющим себе равных. В отличие от большинства других лесных кошек, ягуар выслеживает человека, находя в этом для себя какую-то радость.

Золотистый силуэт остановился на краю пруда, вытянув передние лапы с огромными когтями, один удар которых мог выпустить кишки из человека. Ягуар поднял морду и начал принюхиваться, уже уловив странный и незнакомый запах человека. Затем он с жадностью напился и, отступив назад, начал разглядывать людей.

Темные глаза огромной кошки скользнули по лицу Ника, но тот сидел неподвижно, зная, что запах человеческого тела уже щекочет ноздри ягуара.

Тарита оказалась к нему ближе всех. Ник с ужасом видел, что ягуар медленно двинулся по направлению к девушке. Глаза Тариты округлились от ужаса, но она не двигалась. Немного не доходя до нее, ягуар было отвлекся, увидев какого-то маленького зверька, протрещавшего в кустах. Когда он вновь повернулся и уставил холодные зрачки на Тариту, ее плечи подались вперед и вся она, казалось, внутренне сжалась.

Ягуар остановился, выгнув передние лапы и припал к земле, подкрадываясь, не отводя от девушки немигающего взгляда. Бога ради; стой смирно! Ник взывал про себя, подавляя желание крикнуть. Но было поздно. Передвигаясь с лапы на лапу, все так же глядя на свою жертву у кола, ягуар медленно подбирался, теперь уже оскалив огромные клыки. Шаг за шагом, он подкрадывался ближе и ближе.

Вдруг Тарита вскрикнула и вскочила на ноги, так внезапно, что Ник вздрогнул. Она заметалась на привязи, то падая, то снова вскакивая на ноги. Ягуар в первую секунду тоже, видимо, оторопи и присел, отпрянув, но тут же прыгнул с громким рыком. Тарита уже почти добежала до конца своей привязи, и ягуар промахнулся в прыжке, попав в середину между двумя шестами. Когда золотая тень промелькнула мимо, Ник бросился вперед, сильно ударив ягуара плечом по заду. Сбитый с прыжка ягуар завертелся, злобно рыча, и увидел второго противника.

Ник был на ногах и наблюдал, как, достигнув границ привязи, Тарита начала бегать по большому кругу как сумасшедшая, спотыкаясь, падая и вскакивая. Ягуар секунду колебался. Как большая кошка, вначале он сел, мгновенно вычислил траекторию ее движения, затем огромными прыжками кинулся за ней вдогонку. Все мышцы Ника напряглись до предела: ягуар прыгнул — одним длинным прыжком — чтобы сбить жертву.

В воздухе сухо треснул выстрел, и огромное кошачье тело кувыркнулось. Второй выстрел, раздавшийся сразу же вслед за первым, поразил ягуара в голову. Золотистое тело рухнуло, не долетев до Тариты шести дюймов. Обрадовавшийся было Ник увидел, что Тарита потеряла сознание и упала возле неподвижного ягуара; в следующее мгновение из-за деревьев с ружьем в руке появился Яснович, за которым вышли все остальные члены его группы. Русский полковник подошел и осмотрел убитого ягуара.

— Жаль, что у нас нет возможности взять его с собой, — заметил он. — Красивый экземпляр. Получился бы великолепный ковер.

Он повернулся к Нику. Тот глубоко вздохнул.

— Спасибо, полковник, — произнес Ник. — Спасибо тебе за всех нас.

Двое русских помогли Тарите прийти в себя и подняться на ноги. Яснович весь сиял от удовольствия и радости.

— Мы двигались вдоль реки и вдруг наткнулись на каноэ, — объяснил он свое появление. — После этого найти вас труда не составило. Мы быстро обнаружили ваш лагерь и брошенные мачете. Кто вас связал, китайцы?

Брови полковника Ясновича поползли вверх от удивления, когда Ник рассказал все, что случилось с ними.

— Я думал, что в этом деле участвуют только китайцы, вы и мы, — задумчиво произнес он, переваривая эту новую для него информацию. — Это значит, нам надо трогаться и немедленно.

Он скомандовал своим принести длинные веревки и связал всех троих спинами друг к другу. Ник заметил, что у некоторых русских до сих пор лица сохраняли некоторую одутловатость. Полковник крепко обмотал всех троих гибкими лозами, оставив свободными запястья, а сами руки привязав к бокам.

— Я уверен, что вам придется потрудиться, чтобы освободиться, — произнес Яснович. — Возможно, на это уйдет час, а может и все три. За это время мы уйдем далеко вперед, а без мачете, которыми вы прорубаете себе дорогу в джунглях, вы отстанете еще больше.

Он вытащил «Люгер» и положил его на землю в двадцати футах от них.

— «Вильгельмина»! — воскликнул Ник.

— Мы нашли его в вашем лагере, когда изучали стоянку, — ответил полковник. — У меня тоже есть чувство сострадания, и я не хочу оставлять вас полностью безоружными. Вы подберете его, когда освободитесь.

Русский прощально махнул Нику рукой:

— Мы отдали тебе наш долг. И вместе с тем я объявляю тебе шах.

Ник поморщился. Да, это был шах. Русские исчезли в джунглях, и он сразу начал освобождать руки. Русские крепко привязали их друг к другу, но они могли шевелить телами и тихонько двигаться. Ник предпринял целый ряд коллективных наклонов, прежде чем путы ослабли. Но прошло еще более двух часов до того момента, когда он смог выдернуть, освободив, одну руку. Остальное все было довольно легко, и через несколько минут все трое уже стояли, растирая руки и те места, куда веревки особенно глубоко врезались.

Ник поднял «Вильгельмину», сунул ее в кобуру. Русские настолько точно рассчитали, сколько времени займет у них собственное освобождение, что это вызвало у Ника сильное раздражение. Близилась ночь. Времени у них оставалось только на то, чтобы вернуться по своим следам от озера к тому месту, где Колбен устроил на них засаду. Они расположились на ночлег прямо в джунглях на крошечной лужайке меж трех раскидистых деревьев. Время от времени Ник ощущал прижимающееся тело Тариты, ее руки, охватившие его, и гладкую грудь, наполовину зарывшуюся в него.

— Извини, что я подвела тебя там, у озера, — сказала девушка тихим сокрушенным голосом. — Я пыталась стоять смирно, но когда он направился ко мне… я просто не смогла.

Она снова задрожала всем телом, вспомнив тот момент, и Ник крепко сжал ее, пытаясь удержать судорожно бьющееся тело девушки.

— Я понимаю тебя, — успокоил он Тариту. — Больше не думай об этом. Забудь все.

Конечно, он знал, что всю свою жизнь она будет помнить об этих часах, проведенных на грани жизни и смерти. Как можно забыть о единственной секунде, спасшей от рвущей на части смерти?

Как можно забыть ее взгляд, холодный и безжалостный? Конечно, если видеть смерть так часто, как он, можно привыкнуть не обращать на нее внимания, загнав страх куда-то в самые отдаленные уголки сознания. Но забыть о ней навсегда невозможно.

Ник тронул ее тело, погладил ее теплую гладкую грудь и почувствовал, как заволновались его чресла. Он обрадовался, услышав звук ее мерного дыхания. Она уснула.

VII

Ник проснулся злой: мало того, что эти чертовы джунгли сами по себе делали все для того, чтобы расстроить все его планы, так теперь еще и Колбен, и русские, и китайцы были впереди, а он плелся в хвосте. Ник же не терпел этого никогда, ни при каких обстоятельствах. Между Ником и местом падения вожделенного устройства оставалась последняя полоса совершенно непроходимых джунглей, а у них не было мачете, один только «Люгер» и семь пуль к нему. Был, конечно, и маленький стилет «Хьюго», применимый против самых слабых зверей и людей, но в борьбе с существами, обитающими в джунглях, он становился не более чем зубочисткой. Но, как обычно, чем больше было случайностей, тем больше возрастала решимость Ника их преодолеть, чем больше возникало препятствий перед ним, тем яростнее становилась его злость.

— Я вырвусь вперед, — сказал он Тарите. — Ты должна находиться непосредственно позади меня и показывать мне направление.

Девушка посмотрела на него, и в ее бездонных глазах мелькнуло удивление: это был новый для нее тон, суровый и непреклонный. Ник тронулся в путь, чуть подпрыгивая на ходу, раздвигая переплетающиеся лозы, разрывая могучими плечами спутанные узлы ветвей, хватая их, ломая и дергая. Вскоре его руки покраснели от крови из-за тысяч шиловидных стеблей и утыканных колючками вьюнков. Однако он продолжал идти впереди Тариты и Атуту, которые отнюдь не испытывали неудобств, следуя за ним — как будто они шли с мачете и руках. Когда, наконец, Ник остановился, то не смог разогнуть сведенных от напряжения судорогой рук. Девушка поспешила к нему с каким-то белым клейким веществом, которое она соскребла с листьев растения. Оно было прохладным и успокаивающе подействовало на его израненные руки. Атуту присел рядом с Ником, глядя на него с восхищением и удивлением.

— Ты один такой, великий друг, — произнес он, тряся головой: Ник в буквальном смысле слова, зубами прогрызал им путь в джунглях.

— Теперь мы ступили на территорию племени канахари, — сказала Тарита.

— Ты боишься, — жестко бросил Ник.

— Я всегда боюсь возле канахари, — ответила она. — Их так легко превратить во врагов.

— Тогда какого черта мы затягиваем наш переход? — Ник вскочил на ноги.

— А твои руки! — воскликнула девушка. — Тебе следовало бы дать им отдохнуть еще немного.

— Только после того, как достигнем цели, за которой пришли сюда, — жестко ответил он и большими шагами двинулся вперед.

Но все же Ник обрадовался, когда перепутанные лозы поредели, уступив место низко свисающим моткам лиан, под которые им теперь приходилось подныривать. Природное обезболивающее средство, которым Тарита намазала его ладони, все так же успокаивало его растерзанную кровоточащую плоть. Продолжая лихорадочно идти, он первым выскочил на маленькую ложбинку — место чьей-то стоянки.

Ник споткнулся обо что-то мягкое на земле, и ему пришлось перепрыгнуть через этот предмет, чтобы не упасть. И только тогда он разглядел, что это было.

Ник попытался остановить Тариту, но она была слишком близко от него, и тотчас подошла сзади, глядя себе под ноги. Тело, о которое Ник споткнулся, было не единственным: по маленькой лощине было раскидано еще три. В том месте, где должна была быть голова, зияло свежее, с зазубренными краями, все еще сочащееся отверстие, из которого на траву продолжала изливаться кровь. Если бы не кровь, то тела можно было бы принять за обыкновенные безголовые манекены, украшающие отделы универмагов. Тарита, зажмурившаяся при виде этой сцены, многозначительно посмотрела на Ника.

— О, боже мой, — произнесла она, схватив его за руку. — Китайцы?

Ник кивнул, заметив китайские иероглифы на пустом походном ящике около ближайшего тела. Атуту исследовал тела с невозмутимым любопытством, как если бы изучал мастерство охотников за головами. Из состояния трупов Ник сделал вывод, что убийство произошло не так давно. Он повел Тариту, увлекая ее дальше из лощины в джунгли. Наконец они остановились, и девушка опустилась на полусгнившее бревно.

— Видимо, что-то спровоцировало их, — сказала она. — Что-то их ужасно разозлило. Это настоящая военная акция с их стороны.

Она глянула на Ника, заметив жесткую складку у его рта.

— Что ты думаешь об этом?

— Я думаю, что количество участников сократилось на одну треть, — бесстрастно ответил Ник. Глаза Тариты выразили неодобрение его черствости. По мере того, как она ближе узнавала этого сильного яростного человека, она начинала сомневаться в правильности поговорки насчет ягуара, решив, что в таком состоянии, как сейчас, он мог опровергнуть ее: встретиться с ягуаром лицом к лицу и не бежать.

— Пойдем, — скомандовал Ник, не удостоив ответом ее вопрос.

— Подожди, — произнесла Тарита, и что-то в ее голосе заставило его обернуться. Глаза девушки смотрели куда-то поверх его плеча.

— Я думаю, что количество участников гонки скоро сократится наполовину, — тихо произнесла она. Ник крутанулся на месте и увидел высокую коричневую фигуру, стоящую между двумя деревьям: копье в руке, плоские высокие скулы разукрашены красной краской, белые полосы нарисованы на длинном гибком теле. На туземце была набедренная повязка и небольшой головной убор из перьев попугая. И кустах послышался какой-то треск, и, повернув голову влево, Ник увидел еще две такие же разукрашенные фигуры, появившиеся из джунглей. К поясу одного из них была привязана голова китайца с остекленевшими глазами и открытым ртом. Голова была еще свежей, необработанной и мокрой.

Один из стоящих между деревьями поднял копье. Ник остановил руку, потянувшуюся было к «Люгеру». Эти примитивные люди без сомнения никогда не видели оружия. И даже если они схватят его, то вряд ли догадаются отнять у него «Люгер». Если же он воспользуется им сейчас, он, конечно, уложит нескольких, но они возьмут своей численностью. Ник был уверен, что их вокруг значительно больше. Как бы в подтверждение его мыслей в густой листве возникли еще две фигуры. Ник решил спасти свою «Вильгельмину». Если его поймают, то сможет воспользоваться ею позже. Однако, стоять и ждать, пока его поймают, он тоже не собирался. Услышав свист копья позади себя, Ник отклонился влево.

Девушка и индеец были, как он и предполагал, уже схвачены. Но если бы ему удалось бежать, он бы, конечно, вернулся за ними. Ник метнулся стрелой вправо, но увидел прямо перед собой возникшую фигуру. Еще двое быстро вышли из зарослей, и один из них бросился к нему, ухватив за лодыжку. В это время другие индейцы уже продирались сквозь кусты. Ник был более чем прав: все заросли были буквально наводнены дикарями.

Ник освободил лодыжку, но индеец снова бросился на него с удивительной скоростью. В схватку вступили еще двое. Они были не очень крупные, но обладали какой-то кошачьей силой. Ник достал одного в глотку приемом каратэ, и тот упал, с бульканьем ловя воздух ртом. На втором он продемонстрировал преимущества китайской защиты, и человек с воем упал на бок. Но тут же на Ника навалилась еще дюжина туземцев.

Нику удалось вскочить на ноги, он уклонился от удара копья, уложив охотника апперкотом, отбросившим его на головы двух соплеменников. На Ника прыгнул еще один; Ник отступил в сторону и отослал атакующего на острые шипы амазонской пальмы. Человек вскрикнул от боли. В следующую секунду на него накинулись сзади и уложили на спину. Но Ник сбросил нападающего сокрушительным ударом справа в челюсть. А на него уже наваливались другие туземцы, и им, наконец, удалось свалить Ника. Он почувствовал, что сверху на него наваливается все больше и больше тел. Он бил, сражался и пинался, но они как мухи наседали на него, и внезапно что-то острое ткнулось ему в горло. Ник затих, посмотрел вверх и увидел высокого человека, разрисованного белыми полосами, держащего копье у его горла. На острие копья дрожала маленькая капелька крови. Ника подняли, заломили ему руки за спину и повели, удерживая со всех сторон.

Его доставили туда, где уже стояли Тарита и Атуту. Копьями подталкивая каждого захваченного, охотники за головами пошли по узкой тропинке. Ник с удовлетворением заметил, то шестеро из дикарей прихрамывают и еле ползут, помогая друг другу, в конце колонны.

— Я частично понимаю их диалект, — сказала Тарита. — Атуту знает его лучше. Их спровоцировали на убийство, как мы и предполагали. Китайцы ворвались в их деревню, убив несколько мужчин, женщин и детей. Но что хуже всего, так это то, что они сокрушили тотемы самых главных богов и подожгли священную хижину их колдуна. Ник нахмурился:

— Какого черта эти китайцы так поступили?

— Я не знаю, — ответила Тарита. — Но канахари уверены, что это были китайцы. Они говорят об узких глазах, восточных лицах и желтой коже.

— Я не понимаю ничего, — хмуро пробормотал Ник, поравнявшись с Таритой и Атуту.

— Единственное, что мне приходит в голову, это что они съели какой-нибудь лесной корень, наводящий безумие, — ответила девушка.

— Это не так трудно. В джунглях много разных растительных средств.

Ник мысленно прокручивал ситуацию. Вероятность, конечно, была. Большинство современных галлюциногенных средств готовится на растительной основе. Пример тому — так называемый мексиканский табак. Если китайцы по неосторожности съели что-нибудь подобное, у них должны были возникнуть самые дикие фантазии. Да, вероятность существовала, но что-то мешало принять ему эту версию до конца. Китайцы должны были быть предельно осторожными — это их отличительная черта. Кроме того, у них было достаточно риса и сухих концентратов; продукты остались рядом с их обезглавленными телами. У них не было необходимости выкапывать корни. Ник отвлекся от своих размышлений, увидев, что тропинка расширяется.

— Тогда канахари знают о ружьях? — спросил он девушку.

— Нет, — ответила она, — это их первая встреча со «звуками, подобными грому», как они назвали выстрелы. Сначала они испугались. А возможно, боятся до сих пор.

— Удивительно, что наши головы до сих пор целы, — сказал Ник, — Я, правда, не жалуюсь.

— Это ненадолго, — ответила Тарита. — Атуту сказал мне, что они собираются принести нас в жертву на церемонии. Богов надо ублажить. Только человеческие жертвы и особая церемония помогут им в этом. А насчет меня у них другие планы.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Ник.

— Шестеро юношей прошли инициацию охотников, — ответила она. — Сегодня вечером в награду каждый из них получит меня.

Тропинка пошла слегка вверх и еще больше расширилась. Сквозь деревья Ник различил примитивные деревенские хижины, крытые листьями. Копье все еще кололо ему спину, но настал момент действовать. Он тихо заговорил с Таритой:

— Я попробую сбежать, но вернусь за вами. Не сомневайтесь и положитесь на меня.

Ник нащупал «Люгер», незаметно достал его из кобуры и стал не торопясь заводить руку за спину, так что через несколько секунд оружие оказалось направленным назад. Ник нажал на курок, и владелец копья кувыркнулся назад. Другие бросились на землю, толкнув туда же Тариту и Атуту. Ник рванул в джунгли, сделав еще один выстрел не целясь, по шести преследующим его фигурам. Он бежал, продираясь сквозь кустарник, понимая, что они вот-вот догонят его.

К тому времени он отбежал уже примерно на сотню ярдов от деревни и решил применить другой прием. Ник запрыгнул на одну из лиан. Быстро отталкиваясь ногами от бетелевой пальмы, он с ловкостью воздушного гимнаста на трапеции перепрыгнул с лианы на ветви другого дерева, затем на третье. Тарзан, ни больше, ни меньше, усмехнулся про себя Ник. Он взобрался насколько мог высоко на самые верхние ветви фигового дерева, крона которого была закрыта гирляндами густых листьев, переплетающихся с лианами.

Он спрятался среди листьев, припав к толстым веткам и распластав большое тело поверх толстой изогнутой лианы. Из своего укрытия он не мог видеть землю, но был уверен, что охотники за головами не заметят его. Ник тихо выжидал, слушая доносящиеся снизу звуки шагов своих преследователей, прочесывающих джунгли во всех направлениях. Они искали очень тщательно: Ник слышал, как они возвращаются вновь и вновь.

Наконец, через несколько часов, показавшихся ему вечностью, внизу все стихло, кроме обычных лесных звуков. Однако, для большей уверенности Ник остался неподвижным. Охотники тоже знали законы тишины; у них было достаточно терпения, чтобы переиграть его. Ноги начали затекать, руки, вцепившиеся в непрочную кривую ветку, тоже заболели. Однако Ник не шевелился, уверенный в том, что если внизу тоже выжидают, то будут высматривать каждое движение в кустах или на дереве, привлекающее внимание.

И когда ярко-зеленая лоза на соседней ветке вдруг задвигалась, скользнув по направлению к его руке, Ник лишь широко открыл глаза, продолжая цепляться за ветку дерева. По маленьким отверстиям в голове между ноздрями и глазами он сразу же опознал в змее представительницу семейства гадюк, смертельно ядовитую рябую гадюку. Ник замер, положив голову на руку и стараясь подавить желание шевельнуться, когда змея поползла по его голове, чуть не сведя с ума своей медлительностью. Он почувствовал ее у себя на спине и, зная повадки змей, молился, чтобы она вдруг не вздумала свернуться.

Ник вздохнул с облегчением, когда она сползла с его ноги на ветку, продолжая медленно скользить вниз по дереву. Тогда Ник поблагодарил бога за то, что смог сохранить неподвижность. Это его и спасло.

Темнота уже начинала окутывать джунгли, и Ник вновь услышал внизу звуки людских шагов, продирающихся сквозь кусты, и редкие обрывки фраз. Оказывается, все это время они находились здесь, молчаливо выжидая, а теперь, с наступлением темноты, возвращались в деревню. Ник подождал, пока сумерки не сгустились окончательно, и спустился из своего убежища. Он знал, где находится, и запомнил дорогу к деревне.

Тихо пробираясь между деревьями, он, наконец, достиг опушки и застыл, вглядываясь в открывшееся перед ним пространство с разбросанными на нем хижинами. На поляну проникал слабый свет луны, позволяя кое-что различить в темноте. Глаза Ника остановились на длинной низкой хижине, большей, чем другие, у входа в которую сидела группа женщин, монотонно распевая песню и обмахиваясь пальмовыми листами. «Хижина для брачных церемоний», — определил про себя Ник. Видимо, молодые самцы еще не получили обещанную награду.

Ник стал тихо пробираться по периметру джунглей, чтобы подобраться к этой крытой листьями хижине сзади. Внезапно он наткнулся на какой-то мягкий резиновый сверток. Дотронувшись до незнакомого предмета, Ник инстинктивно отдернул руку, но потом, вглядевшись, вытащил один из лежащих там свертков, чуть не задохнувшись от нахлынувших эмоций.

— Будь я проклят! — воскликнул он, поднимая свою находку. Затем Ник быстро вытащил все остальные — четыре резиновые маски, которые обычно можно купить в магазине игрушек или по почтовому заказу. Засунув руку внутрь одной и растянув ее, Ник понял, что это была маска индейца. Рассматривать все оставшиеся теперь не было надобности: он уже знал, что они одинаковые, как догадывался, что произошло. Снова Колбен! Ник с ненавистью выплюнул это имя. Когда Колбен узнал о близости китайцев, он и его люди надели маски и напали на деревню канахари.

Он сразу должен был догадаться об этом. Если бы даже китайцы и впали в неистовство, им все равно не пришло бы в голову напасть на идолов или поджечь священную хижину колдуна. Только Колбен мог знать о том, что приведет в ярость охотников за головами и заставит их отомстить. Ник размышлял об этих масках: скорее всего Колбен купил их несколько лет назад, одному богу известно, как, и мгновенно оценил их возможное значение для себя, увидев прибывших и Серра-ду-Навиу китайцев. Ник швырнул маски обратно в кусты. Все нашло свое объяснение, и теперь ему стало легче: он всегда чувствовал раздражение, когда что-то оставалось для него неясным.

Прокравшись таким образом до дальнего конца деревни, Ник увидел высоких, вырезанных из дерева идолов, которых он не мог разглядеть раньше из-за длинной хижины. А теперь Ник разглядел жалкую маленькую фигурку, привязанную к основанию одного из тотемов. Теперь он находился позади длинной хижины, и быстро бросившись на живот, пополз как змея, дюйм за дюймом через открытое пространство к хижине. У туземцев не было обычая выставлять караул, Ник знал это, но они могли оставить часового. Поэтому, подобравшись с тылу к крытому листьями строению, Ник прислушался. Изнутри не доносилось ни звука, возможно, кроме Тариты там никого не было. Выждав еще немного, он начал осторожно обрывать толстые свисающие листья, из которых была сплетена стена хижины. Наконец, когда в отверстие уже можно было просунуть тело, он залез внутрь по пояс и увидел Тариту, сидящую на бамбуковой циновке. Ник дал знак ей молчать, и только он успел запрыгнуть в хижину, как услышал снаружи голоса, обращающиеся к поющим женщинам. Ник толкнул Тариту обратно на бамбуковую циновку, сам же быстро отпрыгнул и занял место у входа в хижину. Только он успел это сделать, как у входа раздался шорох, и в проеме возникла высокая фигура молодого самца, который при виде прелестного создания на циновке, оскалил рот в предвкушении удовольствия. Но оскал тут же исчез, когда Ник опустил рукоятку «Люгера» на его затылок.

— Не сегодня, Жозефина, — пробормотал он, опуская индейца на пол. — Кричи, — шепнул Ник Тарите.

Мгновение она глядела на него непонимающе, затем бросилась обратно на циновку и завизжала. Она добросовестно стонала, кричала и визжала, бросаясь на пол и молотя по нему ногами. Наконец, по знаку Ника, девушка затихла. Ник оттащил первого туземца в самый темный угол хижины, и снова занял место сбоку от входа. Через секунду вошел второй. Он сделал два шага к девушке, но Ник с силой опустил на него оружие.

— Она не для тебя, юноша, — буркнул Ник.

Тарита снова начала стонать, на сей раз не так громко и не так пронзительно визжа. Она могла бы произвести переворот в школе, актерского мастерства, решил про себя Ник. Когда она кончила стонать, сразу же появился третий, чуть не застав его врасплох. Ник треснул его по голове, наставительно сказав:

— Вожделение до добра не доводит.

Один за другим к трио лежащих в углу индейцев присоединились еще трое. Ник знаком приказал девушке выползти через дыру в задней стене хижины. Прежде чем последовать за ней, он бросил последний взгляд на уложенные штабелем бесчувственные тела молодых индейцев.

«Как-нибудь в другой раз… С другой девушкой», — сочувственно промурлыкал он, заметив, однако, что никто его не слушает.

Они быстро доползли до опушки джунглей.

— Мне надо вернуться назад, за Атуту, — сказал Ник. — Ты жди здесь. Если со мной что-нибудь случится — убегай, как можно дальше, и никогда больше не ходи проводником в джунгли.

Он пошел было обратно, но руки девушки обвились вокруг его головы, а губы прижались к его губам.

— Я сделаю это, — прошептала она. — Но я никогда больше не встречу такого, как ты.

Они расстались, и Ник побежал, пригибаясь к земле, мимо длинной хижины, обогнул ее и другую, крытую листьями, ветхую хибару. Он притаился за ее углом, услышав движение, и увидел туземца, выползшего из хижины, чтобы подышать свежим воздухом.

Ник потянулся к стилету, тронув длинное тонкое лезвие. Интересно, услышал ли его индеец. Однако, оказалось, что туземец вглядывается в маленькую привязанную к идолу фигурку. Удовлетворенный тем, что пленник на месте, он повернулся и заполз обратно. Все произошло очень быстро и в пугающей близости от Ника. Еще секунда — и его бы засекли.

Теперь он быстро пересек открытое пространство, хотя его могли увидеть еще из четырех-пяти хижин, стоящих возле идолов. Разрезав стилетом путы, он освободил маленького индейца. Удача им сопутствовала, и они благополучно добрались до края леса, где их ожидала Тарита.

— Мы не сможем убежать, — сказал Ник. — Они могут обнаружить исчезновение любого из вас через две минуты и броситься в погоню. И мне не надо говорить вам, что в этом случае с нами будет.

— Нет, — сказала девушка. — Они нас поймают.

— Нам надо выиграть время в самом начале. А для этого надо отвлечь их чем-нибудь, — он сжал плечо Атуту.

— Придумал! — воскликнул Ник, выуживая из кармана маленькую зажигалку. — Мы устроим пожар. Ты и Атуту воспользуетесь моей зажигалкой, а я — спичками. Зажгите несколько факелов, швырните их в хижины, так, чтобы огонь пошел в сторону идолов. Я сделаю то же самое на дальнем краю деревни.

Ник указал на верхушку высокого дерева, чернеющую на фоне темно-синего неба.

— Бегите от этого дерева, — произнес он. — По пути мы встретимся, если будем ориентироваться по нему и если нас никто не остановит.

Он проследил, пока девушка и Атуту не исчезли, затем побежал, пригибаясь, по самому краю густых зарослей. Когда он уже на другомконце деревни поджигал бамбуковые палки, то увидел языки пламени и брошенный к основанию деревянного идола горящий факел. Ник швырнул два бамбуковых факела в крышу ближайшей хижины, выждал момент, пока зеленые листья не затлели, затем повернулся и побежал.

Он был уже в джунглях, ориентируясь на высокую верхушку дерева, когда услышал возбужденные громкие крики и звуки тревоги, несшиеся из деревни. Ник продолжал бежать, натыкаясь в темноте, как слепой, на деревья и толстые лианы, выставив руки перед лицом, но все же бежал. Наконец он остановился, и его чуткие уши уловили звуки других тел, ломающих на бегу кустарник. Так прокладывать себе дорогу могли только Тарита и Атуту. Он крикнул, и облегченно вздохнул, услышав ответ. Кое-как им удалось найти друг друга в чернильной темноте джунглей, затем они побежали вместе.

…Они бежали до тех пор, пока сквозь деревья вниз не начал просачиваться рассвет. Только тогда измученные и задыхающиеся путники рухнули на землю. Легкие жгло; девушка была на грани обморока. Атуту, вероятно, был даже выносливее Ника, но Тарита давно истощила все свои запасы сил. Обессилевшая девушка тут же заснула, а Ник уселся у дерева.

— Я наблюдать, сильный малый, — произнес Атуту, и Ник кивнул, позволив индейцу встать на страже. Через два часа Ник проснулся и велел Атуту лечь спать, а сам принял его вахту. Когда индеец проснулся, они разбудили девушку.

— Привет, красавица, — улыбнулся Ник. — Знаешь, где мы находимся?

Тарита села, тряхнув густой гривой волос, и мысленно попыталась проследить весь их путь за последние дни.

— Как раз то самое место, — наконец произнесла она. — Это тот самый участок, куда упал электронный мозг.

VIII

Ник вытащил небольшую сложенную карту и вместе они выяснили, что находятся в правом нижнем углу квадрата. Ник прикинул, что другие, Колбен и русские, не так далеко от них. Тарита склонилась над картой вместе с ним, и ее грудь, все такая же прекрасная и волнующая, низко опустилась. Что касается Ника, то он был даже благодарен постоянно возникающим перед ним новым проблемам, которые их отвлекали. Каждый раз, когда он взглядывал на девушку, он вспоминал нежные струи водопада и желание вспыхивало в нем снова.

— Мы пойдем прямо к центру, — произнес Ник. — Это на тот случай, если эта чертова штука упала прямо в середину. Затем мы срежем нижний правый угол до верхнего правого и пойдем наискосок по букве «Х». Если я правильно все рассчитал, мы охватим таким образом довольно большую часть этой территории.

— Да, — согласилась девушка, подняв кверху глаза и откинув голову, как бы принюхиваясь. Она сказала что-то Атуту — тот немедленно ей ответил.

— А сейчас нам надо соорудить навес, — сказала Тарита. — Что-нибудь вроде домика на сваях.

— Что?! — воскликнул Ник. — Чепуха! За все это врем нам еще ни разу не понадобилось ничего подобного. Я не собираюсь тратить время на строительство дома, в то время как Колбен и другие будут разыскивать электронный мозг, а, может, даже найдут его.

— Колбен не будет искать, — сказала она. — Он тоже будет занят постройкой убежища. Русские, может, и не будут, но позже пожалеют об этом.

— Но почему? — взорвался Ник. — Какого черта нам понадобится мог навес?

— Собирается дождь, очень сильный ливень, — ответила Тарита. — Я его чувствую. Атуту тоже со мной согласен. Я знаю признаки такого ливня: это тяжелая давящая атмосфера, свернувшиеся листья, слишком сильный запах цветов. Чтобы дойти до центра, нам, я думаю, понадобится еще шесть часов. Нельзя тратить зря время.

— Как бы не так, — запротестовал Ник. — Во-первых, сейчас не сезон дождей. Во-вторых, что еще плохого может сделать нам этот дождь, кроме как промочить до нитки?

— Что ж, довольно верно, — ответила Тарита. — Сейчас не сезон дождей, но даже во время сухого сезона влажные тропики иногда подвергаются сильным ливням, особенно бушующим во внутренних районах, таких, как наш. Единственное, что мой народ знает, — это то, что дожди нужны, чтобы омыть джунгли. Иногда они верят, что дожди идут от богов в наказание, поэтому они не забывают, что живут во влажных лесах никогда. В вашем мире я узнала, что дожди притягиваются самыми высокими из деревьев, так что в этом смысле влажные леса сами на себя навлекают дожди. Но исхожу из знаний обоих миров и вижу, насколько ливни длительны и опустошительны. Каждое насекомое, каждый гад, каждая змея выбирается на поверхность. Индейские племена прячутся в полые деревья и хижины и сидят в них до тех пор, пока земля не впитает дождь и не приспособится к человеку снова. Без укрытия сила дождя и полчища вымываемых им насекомых могут свести человека с ума.

Их разговор был прерван появлением Атуту с длинными бамбуковыми шестами. Что до Ника, то ему этот давящий зной просто казался немного другим, но оба — и маленький индеец, и Тарита — не могли ошибаться, и этого ему было достаточно. Следуя указаниям Тариты, он помог ей соорудить пол из связанных бамбуковых жердей, скрепленных для верности еще и наискось, а затем подвесить его на нижние ветки двух толстых баньяновых деревьев. Они продели несколько тонких лиан через концы перекрещенных бамбуковых жердей, чтобы придать им дополнительную крепость и удержать в подвешенном состоянии. Атуту тем временем сооружал крышу из широко расставленных бамбуковых палок, на которые настилал широкие листья. На листья он положил другие бамбуковые палки и связал с нижними жердями. Сверху индеец положил еще листьев, соорудив нечто вроде сверхпрочного потолка.

Они уже почти заканчивали, и Ник, посмотрев на часы, понял, что прошло немало времени. Он отступил назад, осматривая укрытие, поднятое на шесть футов от земли и открытое с четырех сторон: только крыша, пол — и ничего больше. Ему вспомнились укрытия на деревьях, которые он сооружал, будучи еще мальчиком: он взобрался на дерево и ступил на пол укрытия, удивляясь его устойчивости и прочности. Тарита бросила ему какой-то плод, и он положил его в угол. Она сходила, принесла еще несколько фруктов и побросала их ему.

— Это поможет нам скоротать время, пока дождь не перестанет, — сказала она.

— Сколько, ты думаешь, все это протянется? — спросил Ник.

— Я не знаю, — девушка пожала плечами. — В любом случае от четырех часов до четырех дней.

— И это все ради четырех часов! — взорвался Ник. Тарита усмехнулась:

— За эти четыре часа земля в джунглях полностью потеряет свой теперешний облик. Ты увидишь.

Он хотел еще что-то сказать, но хлынул дождь, неожиданный и неистовый, как будто кто-то повернул гигантский водопроводный кран. Ник спрыгнул и помог Тарите взобраться в укрытие. Атуту спустился с одной из веток дерева. Ливень падал прямо, с нарастающей силой, и звук его струй, стучащих по толстой лесной растительности, внушал благоговейный ужас, как будто усердно трудились миллионы крошечных бойлерных. Тарита легла на пол укрытия и протянула руку, коснувшись Ника. Он вытянулся возле нее.

— Сейчас надо только ждать, — сказала она. — Джунгли учат терпению всякого.

Ник взглянул на нее, и прочел глубинный подтекст ее слов в темных, нежных, глубоких озерцах. Ее грудь, казалось, была способна выражать чувства и желания своим языком.

— Это скоро произойдет вновь, — пробормотала девушка, надавив пальцами на его ладонь.

— Что произойдет, — терпение лопнет? — спросил Ник, не в силах не задать этот вопрос.

— Нет, — ответила Тарита, подняв брови и серьезно, глубоко заглянув в его глаза: — Я имею в виду другое.

Она снова откинулась, а Ник, заинтригованный ее фразой, начал размышлять. Он понял, то переспросить нельзя. Она сама разъяснит ему, когда сочтет нужным.

Он тихо лежал и слушал шум дождя, падающего непрерывно, ни на минуту не ослабевая. Час шел за часом, а бесконечный, безжалостный ливень не прекращался. Спустились сумерки, настала ночь, а ливень все продолжался, не меняя ритма, без перерыва, без молнии или порыва ветра, стуча дико и неумолимо.

Настало утро, а ливень все не прекращался, и его безжалостный стук помог Нику понять, как люди сходят с ума. Он не взрывался, как грозовой ливень, не выл и шумел, как норд-ост, не посылал и взвихряющиеся ветра, как тропический циклон. Он просто лил с неба, непрерывно и неумолимо.

Ник стоял на краю своего убежища, когда вдруг наступила тишина, которую, казалось, после того как ливень перестал, можно было просто услышать.

— Кончился, — сказала Тарита, поднимаясь вслед за Ником. Она еще что-то хотела сказать, когда тишину прорезал дикий вопль, бросающий в дрожь предсмертный крик. Кусты раздвинулись, и из них, падая и спотыкаясь, появился один из русских, все еще пытаясь бежать по разжиженной земле. Он дико кричал, бросался на деревья, спотыкался и колотил руками по стволу баньяна. Когда он выбрался из зарослей, Тарита судорожно сжала руку Ника. Проследив ее остановившийся взгляд, он увидел коралловую змею, пестро разукрашенную красными, желтыми и черными кольцами. Очевидно, когда русский продирался сквозь кусты, он чуть не наступил на нее, и змея молниеносно ужалила его. Человек снова вскрикнул, схватился за ногу и повалился вперед на землю. Через мгновение он лежал, подрагивая, все еще пытаясь ползти по жиже.

— Коралловая змея. Одного укуса бывает достаточно, а этот человек получил три — и надежды спасти его нет.

Ник посмотрел вниз на человека, все еще пытающегося конвульсивно ползти по грязи.

— Посмотри на землю, — сказала Тарита, и Ник перевел взгляд. Дождь перестал, и теперь повсюду, куда ни кинь взгляд, в грязи копошились странные извивающиеся существа — земляные черви размером со змею, многоножки, тысяченожки и огромные личинки, всевозможные виды змей и другие ползущие, извивающиеся и склизкие существа, никогда ранее не виданные и не вызывающие желания увидеть снова. Вдруг земля зашевелилась, и Ник увидел, что по земле живым ковром шествуют полчища огромных черных муравьев, поглощая все на своем пути.

— Это самые большие в мире муравьи, — сказала Тарита. — Они живут только в Южной Америке. Индейцы называют их «муравьиной лихорадкой» или же «четырьмя укусами». Говорят, что четыре укуса этих муравьев приводят к смерти.

Пока Ник смотрел, движущийся ковер взобрался на извивающееся в агонии тело человека. Ник выдернул «Люгер». В нем еще было шесть пуль. Он использовал одну, чтобы прекратить эти страдания.

— Когда все это кончится? — спросил он.

— На удивление быстро, — был ответ. — Эта влажная земля впитывает самые сильные осадки очень быстро и высыхает до своего обычного состояния почти мгновенно.

Они дождались, пока это не случилось, и подземная живность не убралась восвояси; затем Ник и Атуту похоронили русского. Мириады подземных существ исчезли с глаз, земля снова вернулась в свое прежнее состояние, и Ник решил выступить, чтобы тщательно обследовать местность. Они образовали настоящий военный строй с Ником в центре и Таритой с Атуту чуть сзади и по бокам.

Они двигались медленно, так медленно, что заболели спины и заломило поясницы. Ник возблагодарил бога за то, что большая поверхность влажных джунглей имеет мало растительности. Они искали до темноты, поспали и продолжали поиски уже утром. К полудню следующего дня они, наконец, достигли того места, которое, по их мнению, было внешней границей участка падения. Ник развернулся и пошел назад, образовав угол по букве «X», как он мысленно себе представил. Снова эти трудоемкие, медленные, изнурительные поиски. Вскоре это стало распорядком их дня: поиск внаклонку, всматривание, которые ничего не принесли. Дважды им приходилось нырять в густые заросли при звуке чьих-то шагов, и Ник гадал, кто бы это мог быть: русские или Колбен. Время, казалось, потеряло всякий смысл, а поиск все продолжался. Дважды они возвращались в джунгли и искали в них, умудряясь каким-то образом избежать тысячи смертей, подкарауливающих на каждом шагу. Наконец, они достигли нижнего угла квадрата и встали, глядя друг на друга. Они прочесали всю местность, тщательно, усердно, но — тщетно! Никаких следов электронного мозга.

Все бессилие и вся злость выплеснулись в Нике тысячей вопросов. Они облазили все джунгли, эту топь, этот приют для сатаны, придуманный для всех темных сил. Может, они просто не заметили его? Это не так уж и невозможно. Он стукнул кулаком по ладони; его челюсти сжались. Устройство в пластиковой упаковке, белое и яркое, все еще привязанное к парашюту, нетрудно было заметить среди бесконечного океана зелено-коричневой лесной растительности. Однако, возможно, устройство упало в грязь и испачкалось наполовину в мягкой болотистой почве.

— Надо снова тщательно все просмотреть, — решительно произнес Ник. — Но сначала, Атуту, залезь на самое высокое дерево и посмотри, не видно ли поблизости признаков наших друзей. Если они уже нашли его, я не буду тратить время на поиски.

Атуту полез наверх, а Тарита подошла к Нику, и он почувствовал легкое прикосновение ее груди к руке.

— Сегодня, — сказала она, — мы пойдем в темноте вместе, ты и я.

Он понял ее слова и улыбнулся:

— На страсть у тебя не хватит сил. Ты, конечно, хочешь, чтобы это меня отвлекло и я почувствовал бы себя лучше. Конечно, может это и помогло бы, но ты недостаточно хорошо меняя знаешь. Я нахожусь здесь с заданием, и я его выполню, независимо от того, сколько от меня потребуется жестокости и твердости для его выполнения. Так было всегда, и то, что я сплю с тобой, не изменит ничего. Вся загвоздка в том, что я не уверен, существует ли мое задание до сих пор.

Он хотел продолжить, но Атуту, молниеносно спустившийся с дерева, обратился к нему:

— Большие парни здесь стоят, — подняв два пальца, обозначающих два лагеря или две группы преследователей.

— Хорошо, тогда пройдемся в обратную сторону по каждому проклятому дюйму снова, — сказал Ник. — Не думаю, чтобы эта работенка удалась им лучше, чем нам — это должно нас утешить.

Тарита взяла его за руку и развернув к себе, взглянула глубокими серьезными глазами, повторив те же слова, что и в предыдущую ночь:

— Скоро это должно случиться.

— По каким-то причинам, о которых ты умолчала? — спросил он.

Она кивнула, и Нику показалось, что в ее бездонных темных озерцах блеснул страх. Он двинулся большими шагами, Тарита последовала за ним. И вновь начался поиск, медленное исследование каждого фута. Так прошло несколько дней, и бессильная ярость Ника только возросла. Наконец, они достигли противоположного края квадрата. Ник был в бешенстве. Он решил вернуться к своему навесу и стряхнуть с себя ту навязчивую идею, в которую превратился их поиск. По пути к навесу они снова исследовали каждый фут земли, это вошло уже в привычку, теперь они не делали и шагу без поиска.

Маленький навес все еще был цел и невредим. Они подошли к нему уже в сумерках, быстро съели испеченную птицу и попытались уснуть. Ник не спал, перебирая, что же они могли упустить и как наверстать упущенное. Он услышал, как навес слегка пошатнулся и, подняв глаза, увидел темный силуэт Тариты, спускающейся из укрытия. Ник немного подождал, затем последовал за ней. Девушка стояла неподалеку, прислонясь к толстому стволу вербены.

— Что это значит? — тихо спросил он, дотронувшись до ее плеча. — Почему ты пошла сюда?

— Чтобы ты пошел за мной следом, — призналась она.

— Для чего тебе это понадобилось, маленькая лиса? — начал было Ник, но она не дала договорить, зажав ладонью его рот.

— Мы не можем больше ждать, — ответила она. — Я хочу тебя еще.

Он все еще держал ее плечи, чувствуя, как она дрожит, обнимая его за талию, крепко прижимая к нему грудь.

— Что случилось, Тарита? — спросил Ник. — Поему ты вся дрожишь?

— Я боюсь, — прошептала девушка. — На меня вдруг напал страх… какое-то ужасное предчувствие, что одному из нас не суждено вернуться отсюда.

Она еще теснее сжала его:

— Я должна отдаться тебе еще раз, пока этого не произошло.

— Ничего не случится, Тарита, — успокаивал ее Ник. — Почему ты думаешь о таких вещах?

— Я это чувствую, — продолжала она. — Не могу объяснить тебе почему. Просто это чувство существует во мне.

В чернильной темноте он почувствовал, как она подалась назад и легла на листья, укрывающие землю. Он опустился к ней, нашел ее губы, вновь ощутил горячий поток любви, передающийся с кончика ее языка, как тогда, под струями водопада. Он ласкал ее грудь, чувствуя, как она все больше наливается и твердеет от каждого его прикосновения, затем легко скользнул рукой вниз по ее телу. Девушка оказалась уже обнаженной, успев развязать саронг, и легонько подалась бедрами ему навстречу. Никогда еще он не занимался любовью в такой кромешной темноте; и когда она нашла его своим телом и начала гладить и ласкать, то он почувствовал, что их любовь происходит в каком-то совершенно ином измерении, в высшей степени обострив все чувства, оставив только прикосновение, ощущение удовольствия. Мрак обострил их физическое удовольствие друг от друга, отрезав их от всего мира, и Ник начал бурно отвечать на каждое прикосновение Тариты.

Позднее он часто размышлял над этим и решил, что ему не хватало тогда ее красоты и того визуального возбуждения, столь для нею необходимого; но когда пальцы девушки начали нежно ласкать его, он ощутил восторг окружающей их темноты и ответил ему. Только прикосновение двух существ: кожа, дотрагивания, ласки, руки, возбуждающие и успокаивающие, и — темнота. Он подмял ее тело под себя — и только влажный теплый восторженный экстаз, дрожащий трепетный огонь, сгущение удовольствия.

Тело Тариты выворачивалось, корчилось и извивалось под ним, она отвечала ему отчаянно и страстно. Она достигла пика, издав длинный стон, и застыла, взлетев в нереальном мире чистого экстаза, затем упала снова на листья,

— Спасибо тебе, мой дорогой. Это должно было случиться, еще хотя бы раз.

— Перестань говорить на эту тему, — голос Ника был суров. — Раз мы так далеко с тобой зашли, нам ничего уже не помешает.

Она держала его в объятиях и молчала, и это молчание означало, что Тариту продолжают одолевать дурные предчувствия. Ник взял ее руку и повел обратно к навесу. Она свернулась под его рукой и уснула.

IX

Полковник Яснович с тремя оставшимися в живых товарищами сидели полукругом и вытирали пот с лица и шеи.

— Нет, — произнес полковник. — Нам еще рано собираться домой. Мы знаем, что этот американец и еще другой, Колбен, тоже пока ищут. Они еще не нашли его.

— Но полковник, — запротестовали было другие. — Вы же сами сказали, что эта штуковина, возможно, и не здесь. Сколько еще нам оставаться в этой жуткой вонючей дыре?

— Совсем немного, — ответил полковник Яснович. — Я сказал, что, возможно, информация, поступившая от пилота, была неверна. Если так, то американец тоже не найдет это устройство. Когда уйдет он и другие, тогда уйдем и мы.

Члены его группы, ворча, вытащили свои сухие пайки. С полковником было бесполезно спорить, когда он «зацикливался» на чем-нибудь, они это уже знали.

Не так далеко от лагеря русских, где-то в двух часах ходу по непроходимым джунглям, сидели, отдыхая под грубым навесом, еще четверо участников этой гонки. Двое индейцев сидели неподвижно. Третий, большеносый, смотрел на Колбена.

— Я уверен, что он не здесь, — произнес он. — И не может быть здесь. Где-то в чем-то произошла ошибка.

— Не уверен в этом, — буркнул Колбен. Он мысленно вернулся в тот день, когда, сидя у пруда и наблюдая за жуком-титаном и лягушкой, он решил дождаться прибытия американца, и тот приехал. А сейчас снова придется ждать. Им нужно прекратить поиск и ждать, следя за американцем. Если он найдет устройство, они узнают об этом и нападут неожиданно, устранив соперника раз и навсегда, как тот жук лягушку. Колбен подозвал одного из индейцев и коротко проинструктировал его. Существо в набедренной повязке молча выслушало и тихо растворилось в зарослях.

В то время как русские и Колбен строили планы, Ник праздно играл одним из нежных плодов, катая его по полу своего укрытия, и вдруг услышал вопрос Тариты, который никто не решался произнести вслух:

— Что, если информация пилота была неверной? Возможно, он полностью ошибся в определении своего местоположения?

— Тогда, я думаю, стоит поблагодарить тебя за увлекательное путешествие, — ответил Ник. — Но мне кажется, эта чертова штуковина где-то здесь. Я это чувствую, хотя и не могу объяснить, и мне кажется, что она где-то у нас под самым носом.

Но только где? Ник вытянулся на полу, прокручивая мысленно все, что было сделано ими, каждый предпринятый шаг, все аспекты их поиска. Пока он так лежал с открытыми глазами и взбудораженным умом, вдруг успел краем глаза уловить справа какое-то движение. Ник перевел взгляд и увидел тонкую мохнатую лапу, протянувшуюся с крыши их укрытия. За ней появилась озорная маленькая мордочка. Одним молниеносным движением обезьянка схватила персик и тут же вскарабкалась на дерево. Ник рассмеялся и привстал, всматриваясь в дерево: маленький черноголовый капуцин легко прыгал с ветки на ветку с добычей в руках. И пока Ник смотрел на удирающую маленькую бестию, в голове возникла неожиданная догадка.

— Проклятье! Вот в чем дело! — вскрикнул он, и Тарита и индеец вздрогнули от удивления и повернулись к нему.

— Мы не там искали! — возбужденно заговорил Ник. — Мы осмотрели всю землю, а что, если одно из этих любопытных существ подобрало устройство и затащило его куда-то на деревья?

Тарита объяснила сказанное Атуту, и маленький человечек вскочил на ноги, согласно закивав головой, и выразил желание немедленно начать действовать.

— Пошли, — скомандовал Ник. — Только на этот раз надо смотреть не вниз, а вверх.

Поиск был такой же тщательный, трудный и изнурительный, шея быстро затекла от постоянно запрокинутой вверх головы; к тому же охватившее их волнение и возбуждение добавило больше напряжения. Они пошли по той же Х-образной дороге. Все утро ушло на поиски; вдруг Ник остановился и указал вверх на ветви высокого фигового дерева: оттуда свисали свернутые стропы парашюта, почти незаметные среди лоз и лиан. Атуту уже карабкался по стволу финиковой пальмы, росшей вплотную к высокому фиговому дереву. Маленькое тело почти исчезло у самой макушки фиги; затем висящие стропы задвигались — это индеец начал вытягивать их.

Атуту спустился с трудом, держа маленький квадратный сверток, упакованный в пластиковый пакет. Все были слишком возбуждены, и не заметили похожую на тень фигуру, скользнувшую от них прочь.

Ник потрогал маленький транзисторный передатчик у себя на поясе и устройство, приводящее в действие систему Фултона, но решил не применять: электронный мозг благополучно находился теперь в их руках. Ник улыбнулся Тарите:

— Как нам теперь возвращаться домой?

— Думаю, лучше идти окружным путем в обход племени канахари, — ответила Тарита. — Я уверена, что они все еще преследуют и ищут нас. Удивительно, что они еще не добрались до нас и здесь.

— Мне кажется, большинство племен привязаны только к своей и территории, — возразил Ник.

— Обычно это так и есть, — ответила девушка. — Но мы привели их в необычайную ярость. Сначала нападение Колбена и его людей в масках, затем пожар, который мы устроили в деревне. Но хуже всего то, что мы лишили их священных жертв, необходимых для ублажения их божеств.

— Как бы то ни было, а мы теперь персоны нон-грата, — проворчал Ник. — Поэтому пойдем в обход длинной дорогой.

Они проворно двинулись в путь, теперь, когда в руках был электронный мозг, джунгли казались не такими уж мрачными, жара не такой утомительной.

Эйфория длилась недолго — до того момента, пока две краснокожие обнаженные фигуры не прыгнули из кустов с двух сторон на Ника и не сбили его с ног. Квадратный сверток откатился в сторону; Ник рванулся к нему, но один из индейцев ткнул ему в руку своим начете. Ник умудрился успеть отдернуть пальцы, и острие скользнуло мимо.

Другой индеец бросился ему на спину, рывком заламывая голову назад. Ник сильно выгнулся, рванулся и индеец отлетел в сторону. Сокрушительный удар, который первый индеец направил ему в лицо, прошел в миллиметре от его головы: Ник едва успел отвернуть ее. Нападение было таким неожиданным, что полностью застало Ника врасплох и без защиты. Обычный мужчина был бы сразу сломлен, он же почувствовал, как быстро концентрируются внутри злость, сила и опыт. Он обхватил одного из индейцев, сделал «подсечку» и повалил его назад.

Вместо того, чтобы избавиться от первого противника, все еще висящего на нем и пытающегося вытащить нож. Ник прыгнул всем телом на его живот. Индеец закричал от боли и непроизвольно поднял ноги. Ник знал, что остановил его на несколько секунд; он перекувырнулся быстро на спину, одновременно отбив прыжок другого противника жестким ударом в грудную клетку. Эта попытка индейца, отбитая с такой силой, провалилась, и тот пролетел в сторону.

Но противники Ника были настойчивы, гибки и сильны. Не успел Ник отбить нападение одного, как второй уже снова прыгнул на него, на этот раз с мачете в руках. И вновь Нику удалось избежать удара мачете, вонзившегося в землю в сантиметре от его головы. Он схватил было индейца за запястье, но тот действовал очень быстро: он бросился на Ника, зажав мачете обеими руками, как меч палача, Ник едва успел выставить левую руку и схватиться за середину лезвия. Он почувствовал, как острие вошло в его ладонь; и сразу же по ней заструилась теплая кровь.

Индеец навалился на него всем телом, все еще удерживая мачете обеими руками. Ник понял, что через мгновение, когда лезвие войдет глубже в его ладонь, боль заставит его уменьшить сопротивление, и тогда — лезвие вонзится ему в горло. Правой рукой он нащупал кобуру, вытащил «Люгер» и упер его в живот индейцу. Он надавил курок; противник, задыхаясь, поднял голову в беззвучном крике и отвалился в сторону. Освободившись от одного индейца, Ник тотчас же за ним увидел второго, который со всего маху готовился вонзить в него свои нож. Ник дважды выстрелил; индеец пошатнулся, выронив мачете из рук, и повалился, как мешок, на землю.

Казалось, прошла вечность; на самом деле все произошло очень быстро. Когда Ник приподнялся на локте, он увидел стоящих рядом Тариту и Атуту с одной стороны и Колбена с поднятым ружьем; он понял, что уже умер в их глазах. Это чувство было ему уже знакомо, как знакома и та безнадежность, когда палец противника почти спускает курок.

— Тебя трудно убить, Картер, — сказал Колбен. — Но на этот раз я убью тебя.

В следующее мгновение Ник увидел чиркнувшую вспышку в нескольких футах от своего лица и услышал звук выстрела. Щуплое тело Атуту содрогнулось и упало на землю, как подбитая птица. Ник выстрелил. Колбену удалось увернуться. В пистолете Ника осталась последняя пуля; он выстрелил снова. Выстрел поразил бы Колбена в грудь насмерть, если бы он не поднял в этот момент ружье. Пуля попала в патронник, раздробив его в щепы, и ружье выскочило из рук Колбена.

Тарита стояла рядом с неподвижным телом Атуту; и пока Ник поднимался на ноги, он ощутил яростный гнев, придавший ему силы. В два прыжка он одолел несколько футов, отделявших его от противника, и обрушил на Колбена мощнейший удар правой, но тот увернулся и отступил. Ник последовал за ним, согнувшись в стойке и раскаиваясь. Тяжелые мускулистые руки Колбена согнулись, обороняясь, и Ник сделал ложный выпад слева, из чего понял, что Колбен, хотя и обладает силой, не обладает быстротой реакции. Он снова ударил, на этот раз по-настоящему, и шея Колбена, похожая на бычью, хрустнула, подавшись назад. Колбен пока еще не нападал, не ударив ни разу.

Ник смотрел на отступающего противника, который пятился к широкому толстому стволу баньяна. Баньян с бесчисленным множеством свисающих ветвей был больше похож на группу деревьев, чем на одно. Ник про себя улыбнулся. Он был теперь в форме; и когда Колбен, пятясь, углубился дальше дерева, Ник последовал за ним, слегка раскачивая тело из стороны в сторону и припадая на колено. Бросок большеносого прошел где-то над его головой, к тому же в этот момент Ник пригнулся.

Человек упал на землю, и Ник увидел в его руке охотничий нож с коротким лезвием. Он быстро пнул ногой его руку, и нож вылетел из рук большеносого. И прежде чем противник вновь поднялся на ноги, Ник ребром ладони ударил его сзади по шее, одновременно нанеся другой рукой жесткий удар поддых. Человек откинулся и головой упал на переплетенные корни баньяна. Ник услышал, как раздробились скулы большеносого, затем шея хрустнула у основания. Он так и остался лежать там, безжизненно повиснув на корнях огромного дерева.

— Я пока еще умею считать, — усмехнулся Ник, глядя на Колбена; тот подобрал охотничий нож и двинулся ему навстречу.

— Ты живуч, как кошка, — прорычал Колбен.

Нажав на кнопку, Ник выбросил лезвие стилета, ощутив узкое, как карандаш, острие у себя в ладони. Уголком глаза он заметил Тариту, все еще склоненную над скорченным на земле телом, и его обуяла всепоглощающая ненависть. «Хьюго» был, конечно, в первую очередь метательным оружием или же мог быть использован для быстрого удара с близкого расстояния. Он не был предназначен для поединка «на ножах», приемами которого Колбен, видимо, хорошо владел. Он сделал ложный выпад, затем резко ударил в живот, и Ник едва успел отпрыгнуть назад.

Колбен снова сделал обманное движение, на этот раз сбоку, и Ник почувствовал, как острие ножа задело его руку. Колбен умело пользовался тяжелым лезвием охотничьего ножа как для нападения, так и для обороны. Хотя стилет Ника и был изготовлен из прекрасной стали, все же он опасался прямых ударов ножа противника. Теперь уже Ник отступал по мере того, как приближался Колбен, делая выпады и сверху, и снизу, и с боков. Ник искал момента, чтобы метнуть стилет, но Колбен был стишком близко: для сильного броска надо было хорошо размахнуться с некоторого расстояния от врага. Но все время отступать было тоже рискованно: спутанные гибкие лозы могли стать последней ловушкой для него в любой момент. К тому же он уходил с открытого пространства.

Колбен сделал выпад справа. Ник увернулся. Тогда Колбен зашел с левой стороны. Ник снова увернулся. Тогда, взревев от злости, Колбен прыгнул вперед, нацелив свой нож в низ живота ненавистного врага; Ник отпрыгнул и упал назад; одна его штанина все же оказалась вспоротой. Но бросок был слишком силен, и Колбен едва смог удержаться на ногах, балансируя на носках, и на мгновение открылся перед своим врагом. Размахнувшись почти от земли, Ник, не вставая, метнул стилет, быстро и сильно. Тонкое лезвие вонзилось в мощную шею Колбена, проткнув ему горло и застряв в гортани.

Пока Ник поднимался, Колбен уже выдернул лезвие из горла, и теперь пытался остановить фонтан крови, бьющий из раны. Он шагнул к Нику, поднял нож, сделал еще один шаг, ловя ртом воздух, и, рухнул ничком, содрогаясь в конвульсиях; а кровь все продолжала хлестать, быстро окрашивая траву в красный цвет. Ник поднял стилет, вытер его и вложил обратно в ножны; затем вернулся к Тарите и Атуту… Он сразу понял, что маленький человечек уже не жилец. Атуту слабо улыбнулся Нику, когда тот сжал рукой его плечо.

— Атуту такой великий друг, — с искренностью, идущей от самого сердца, сказал Ник. — Атуту такой чертовски великий друг.

Улыбка застыла на лице Атуту: он умер. Ник посмотрел на Тариту. Ее страхи оправдывались, — не совсем так, как она предсказывала, но оправдывались. И это был еще не конец.

— Я похороню его позже, — произнес Ник, отстегивая пластиковый пакет с пояса. — Выстрелы навели на нас русских, — добавил он. — Не сомневаюсь, что они слышали звуки выстрелов, и у них хватит сообразительности сложить два и два. Они уже торопятся сюда.

Он выдернул из упаковки маленькое передающее устройство и встряхнул его. Не меняя настройки, Ник сразу заговорил, повторяя позывные самолета: «НС-130-НС-130. Вызываю из дельты Амапы».

В приемном устройстве нужды не было, самолет НС-130 был где-то неподалеку, кружа над районом в различных направлениях в ожидании условленного сигнала. Ник вспомнил, как Хоук инструктировал его по этой части. Прозорливый оказался шеф; Ник был бесконечно благодарен ему за предусмотрительность. Хорошая получилась из них эстафетная команда — Хоук все тщательно замышлял, а Ник импровизировал на месте.

— Позиция, НС-130 — позиция НС-130, — вызывал он, — место падения, координаты те же, плюс-минус несколько сот ярдов. Буду следить за вашим прибытием до пуска устройства.

Ник спрятал передатчик и подошел к маленькому телу Атуту.

— Не надо его хоронить, — сказала Тарита. — Его племя не погребает своих умерших. Только прикрой его листьями, и положи несколько орхидей. Джунгли сами похоронят его.

Они вдвоем надежно упрятали тело, укрыв его листьями. После того Ник присел на корточки и вытащил передатчик снова. Он передал ту же информацию, повторяя ее через каждые пятнадцать минут, на случай, если известие не было по какой-то причине принято сразу.

— Еще вопрос, кто подоспеет сюда первым, — мрачно проговорил Ник, — русские или НС-130. Честно говоря, я начинаю беспокоиться. Русские слишком близко.

Он взял электронный мозг и понес его к большому цветущему растению, огромные листья которого свисали до земли как занавес. Подойдя, Ник быстро сунул под него мозг и систему Фултона.

— Это должно отвлечь их на некоторое время, — жестко заметил он.

Неожиданно его чуткие, как у оленя уши уловили звук — низкий рокочущий гул самолета. Ник побежал снова к растению, вытащил электронный мозг и рванул самонадувную гелиевую тубу, прикрепленную к шару. Шар моментально раздулся, расправив длинные шнуры, свисающие с его нижней части. Ник привязал электронный мозг двум шнурам, скрепив все узлами, как в свое время его учил Стюарт.

Теперь рокот низко летящего самолета был хорошо слышен, и Ник стоял, вглядываясь в небо и прикидывая размер относительно небольшого пространства, открывающегося среди верхушек деревьев. Он крепко удерживал шар; затем с легким хлопком выпустил его. Звук хлопка эхом отозвался в треске ломающихся кустов, и на поляну тяжело выкатились, отдуваясь, полковник Яснович и его команда. Полковник замер, взглянув на шар, быстро поднимающийся в небо с электронным мозгом. И тут же все увидели, как скользнул вниз самолет; его длинный сдвоенный, как у ножниц, нос раскрылся, захватив шнуры, свисающие с шара, и быстро захлопнулся. В следующее мгновение самолет начал наматывать свою бесценную добычу, парившую в небе.

— Это называется системой Фултона, — вежливо пояснил Ник. — Или ее называют также «помощник».

Русский пожал плечами и тряхнул головой. Он вздохнул; его глаза встретились с глазами Ника, и тот прочел в них вынужденное признание.

— Да, — подтвердил он. — Это, действительно, помощник.

Он присел на бревно и взглянул на Ника:

— Иногда, Картер, нам полезно играть в шахматы вместе.

— С удовольствием, к вашим услугам, — ответил Ник.

Он улыбнулся, взглянув на Тариту, но его улыбка быстр погасла. Ее глаза расширились от страха и смотрели куда-то за него.

— Мы влипли, — прошептала она.

Ник повернулся, за ним обернулись Яснович и остальные русские. Все участники оказались в центре, окруженные со всех сторон раскрашенными и вооруженными копьями воинами канахари. Тихо, но быстро воины встали с обеих сторон каждого, легонько вдавив наконечники копий.

Тарита до этого наложила широкие прохладные листья папоротника на глубокий порез в ладони Ника — след лезвия мачете. Пока он стоял, решил сорвать листья, но увидел, что рука еще не зажила. Вот бы пришлось поломать шефу и его команде головы над тем, как выпутаться из этой ситуации. Но рана на руке являлась серьезной помехой. Он едва мог сжать руку в кулак: любое движение ладони было очень болезненным, а удар кулаком причинил бы невыносимую боль. И потом, заключил он про себя бесстрастно, как обычно, — «Потерявши голову, по волосам не плачут».

Его размышления прервал русский.

— Что все это значит? — спросил Яснович. — Кто эти дикари?

— Индейцы канахари, — ответил Ник, но это название ни о чем не говорило полковнику. — Охотники за головами, — пояснил он, усмехнувшись. Глаза полковника расширились.

— К тому же они очень злы на нас, — добавил Ник.

— Но не на нас же, — не выдержал русский. — Мы им ничего не сделали.

Коротко Ник рассказал Ясновичу о Колбене и его нападении и о том, каким образом им удалось освободиться.

— Но это же нечестно, — возмутился русский. — Мы же в этом не участвовали!

— Не думаю, чтобы они особо различали нас, — вежливо ответил Ник. — Но, похоже, что тот индеец их вождь. Подойди и скажи ему об этом.

— Объясни ему ты, Картер, — сказал русский. — Скажи, что он должен освободить нас. Это абсолютно нечестно.

— Они настоящие марксисты, полковник, — ответил Ник. — Мы все равны перед ними.

Русский нахмурился, а Ник оглянулся вокруг. Затевать потасовку было бессмысленно: это означало быстрый конец всем. Индейцев было бессчетное количество; их же была горстка, да еще в невыгодной позиции. Вождь приказал поставить Ника на середину и пальцем чиркнул поперек его горла — жест яснее некуда. Ник совсем не к месту вспомнил Хоука, его наставления.

«Используйте воображение, — говаривал он не раз. — Используйте воображение нарду со всем остальным, чем мы вас обеспечиваем. Импровизируйте!» Ник взглянул на Тариту и на вождя.

— Скажи ему, — произнес он, — что я хочу поговорить с ним.

Тарита исполнила его просьбу, и глаза индейца блеснули, не изменив своего выражения, что означало его согласие.

— Он понимает тебя? — спросил девушку Ник.

— Да, — ответила она. — Диалект канахари очень прост.

Ник набрал побольше воздуха. Теперь все будет зависеть от заинтересованности вождя и от того, что он замыслил. Но попытаться все же следовало, хотя бы по той простой причине, что это был единственный шанс.

Ник повернулся лицом к самому высокому из охотников, и пристально и прямо глянул в его глаза. Он заговорил; Тарита переводила его слова индейцу.

— Скажи вождю, что он ошибается. Боги не хотят нас в жертву. Он разгневает богов еще больше этим.

Тарита перевела, затем выслушала ответ вождя канахари.

— Он говорит, ты лжешь. Ты ничего не знаешь.

— Скажи ему, — продолжил Ник, — что это он ничего не знает, а я могу говорить с богами.

По мере того, как Тарита переводила, глаза индейца на мгновение расширились от удивления, смешанного со страхом. Неужели этот незнакомец действительно может говорить с богами? Ник почувствовал его колебания и быстро решил использовать возникшее преимущество.

— Скажи ему, я попрошу богов подать какой-нибудь знак прямо здесь, перед ними.

Вдруг возбужденно заговорил Яснович:

— Этот дурацкий разговор нам не поможет. Ты только приближаешь нашу смерть.

— Считай, что ты уже мертв, приятель, — ответил Ник. — Но возможно, мне удастся тебя вытащить.

— Я предпочитаю сражение, — сказал русский.

Ник поглядел вокруг.

— Будь моим гостем, — мягко ответил он.

Яснович вздохнул и сдался.

— Продолжай, Картер, — сказал он. — Я надеюсь, ты знаешь что делаешь.

— Вождь говорит, — произнесла Тарита, — ты должен показать ему, как умеешь разговаривать с богами.

Ник повернулся к Тарите и привлек ее к себе. Из кармана он незаметно вытащил третий похожий на хлопушку пакет со средством от насекомых. Взяв ее руки в свои, он вложил его прямо в ладони девушке.

— Выдернешь запал и подбросишь его в воздух, — объяснил он. — Они не будут смотреть на тебя, так как основное представление разыграю я. Но сначала скажи его величеству, что мы все должны встать кружком на колени.

Тарита перевела, и Ник начал действо, опустившись на колени и воздев ладони в мольбе. Все канахари последовали за ним. Судя по выражению глаз вождя, он был все еще весьма скептически настроен.

— Сделайте вид, что вы молитесь, — приказал Ник русским. — Это нечто новенькое для вас.

Яснович стрельнул в него мрачным взглядом, но опустился на колени. Ник выждал момент, пока Тарита не отодвинулась назад.

— Переведи, — обратился он к девушке. — О, могущественные боги канахари, подайте знак великому вождю. Пошлите ему знак, чтобы но убедился в том, что вам не нужны наши головы.

Ник обернулся к Тарите, пока она переводила, глазами подсказывая: «Не сейчас».

Когда она кончила переводить, Ник пригнул голову к земле и другие последовали его примеру. Он немного подождал, затем поднял голову и посмотрел, как бы ожидая, вверх. Вождь самодовольно ухмыльнулся.

— Подайте знак, о могучие боги, — воззвал Ник снова. — Знак, который бы уверил великого вождя, что вам не нужны наши головы.

На этот раз, прежде чем пригнуть голову к земле, он едва заметно кивнул Тарите. Прикасаясь лбом к земле, он услышал характерный свист хлопушки, взвившейся в воздух. Ник поднял голову и увидел охотников, в благоговейном трепете и страхе глядящих, как легкое беловатое облако разливается в воздухе. Русским, которые уже поняли, что произошло, удалось все же сохранить благоговейный страх на лицах. Канахари о чем-то возбужденно переговаривались между собой, бросая пораженные взгляды на Ника. Наконец, вождь поднял руку, указал в сторону джунглей и вымолвил только одно слово: «Идите!»

Они сейчас же тронулись вперед, держась все вместе, и так и прошли весь путь через джунгли.

В Серра-ду-Навиу полковник Яснович прощально помахал рукой Нику и Тарите.

— Мне кажется, мы все еще перед тобой а долгу, Картер, — произнес он. — Я надеюсь, мы еще встретимся, и я верну его тебе.

— Спасибо, — по-русски ответил Ник. — Прощайте.

Когда русские ушли, Ник глянул с улыбкой на Тариту.

— Другой мир уже берет свое, — бросил Ник.

— Думаю, да, — ответила она и в ее голосе он уловил грусть.

— Тебе жаль? — нежно спросил он.

— Да, но не потому, что я не люблю цивилизацию, — задумчиво сказала она. — Всегда немного грустно, когда позади оставляешь частицу самое себя.

— Ты вернешься обратно в Лозанну после отъезда из городка?

Она кивнула, и Ник продолжил:

— Еще там, в джунглях, я обещал встретиться с тобой хотя бы на один день в другом мире. Мне необходимо отдохнуть, хотя бы несколько дней. Я думаю, что рабовладелец, на которого я работаю, пойдет мне навстречу. Мы можем встретиться с тобой у меня в Нью-Йорке, а затем самолетом перелететь в Лозанну.

Тарита взглянула на него и улыбнулась.

— Почему бы нет? — произнесла она. — Увидимся в Нью-Йорке.


Прилетев в Нью-Йорк, Ник сразу же позвонил Хоуку, чтобы попросить несколько дней отдыха, прежде чем явиться с докладом.

— Хорошо сработал, Номер 3, — сухой, бесстрастный голос Хоука протрещал в телефонной трубке. — Все было не так уж сложно, не правда ли?

— Нет, вовсе не сложно — просто слегка смертельно, — ответил Ник. — Сделайте мне одолжение. Скажите им, чтобы впредь были осторожнее и знали, где ронять вещи.

— А как тебе дочь вождя? — спросил Хоук. — Держу пари, тебе чертовски хотелось бы взять ее с собой.

Общаясь с шефом на протяжении уже многих лет и научившисьпонимать скрытые намеки в его словах, Ник неожиданно осознал, что старик ничегошеньки не знает об истории с Таритой.

— Она была красива, — ответил Ник голосом, окрашенным воспоминаниями.

— Неужели? — бесцветно прозвучал голос в трубке.

— Действительно, — продолжал Ник, — вы можете с полным основанием сказать, что я почти потерял из-за нее голову.

— Ты? — хмыкнул Хоук. — В это чертовски трудно поверить, Номер 3. Я думал, ты совершенно невосприимчив в этом плане.

— Это еще раз доказывает, что ничего нельзя предсказать, — подтрунивающе засмеялся Ник.

— Зная тебя, Номер 3, можно предсказать, то эти несколько дней ты проведешь, конечно, в женских объятьях, — продолжал Хоук. — Завтра вечером будет идти хороший фильм в центральном зале Уолдорфа. Завтра я прикажу доставить тебе два билета на него. Поможет скоротать вечер.

— Грандиозно, — сказал Ник. — Буду их ждать.

На следующий день Ник проснулся поздно и повалялся, наслаждаясь комфортом широкой двухспальной кровати и чистого красивого белья. Его разбудил посыльный от Хоука, доставивший обещанные билеты. Положив запечатанный пакет на столик в прихожей, Ник сел завтракать, быстро пробежав глазами газетные столбики, затем побрился. Наконец он оделся. Только он успел навести на себя последний лоск, как зазвонил телефон.

— Хэлло, Ник! — произнес приглушенно прелестный женский голос. — Это я, Тереза.

Он чуть не переспросил: «Кто?», но вовремя сдержался.

— Я внизу, — сказала она. — Я только хотела убедиться, что ты дома, прежде чем подняться.

— Я дома и жду тебя, любимая, — ответил он.

Ник открыл дверь, услышав звук остановившегося лифта, и из него вышла она, в платье кремового цвета с оранжевым шарфиком на шее и чемоданом в руках. Черные волосы девушки были закручены и уложены на затылке. Длинные ноги в тонких нейлоновых чулках казались еще прекраснее и длиннее, а полная грудь крепко натягивала лиф платья. Девушка являла собой образец утонченной красоты.

— Я еще не была в отеле, — произнесла она.

— Ты сейчас там, где надо, — ответил он, беря чемодан у нее из рук. Ее взгляд, ярко вспыхнувший было, все же был слегка высокомерен.

— Мы позже поговорим об этом, — сказала она, обходя вокруг Ника, грациозная и вызывающая.

— Как тебе нравится другая я? — девушка хитро улыбнулась, заранее уверенная в ответе.

Конечно, это не напоминало превращение кокона в бабочку, просто в ней была изначально заложена способность быть красивой в двух обличьях.

Ник вытащил вино, они выпили и разговорились. Она позвонила по его телефону своей подруге, и Ник заметил, что девушка назвала себя Терезой. С его стороны требовалось большое усилие, чтобы произнести это имя. Они вышли пообедать, и Ник машинально сунул конверт с двумя билетами в карман жилета. Во время обеда девушка была мягкой, остроумной и очаровательной. Она спросила Ника о работе, и когда тот рассказал о приглашении босса на специальный просмотр, перевела разговор на Хоука. Ник рассказал ей о всевозможных запомнившихся ему пустяках, относящихся к его профессии, особо смакуя анекдоты о Хоуке.

— Он очаровательный мужчина, что бы ни говорили про него.

Девушка засмеялась, и Ник вдруг вынужден был признать, что большинство женщин, встречавших Хоука, действительно находили его очаровательным и интересным.

После обеда они пошли в Уолдорф. Ник протянул конверт билетеру у входа в центральный зал. Они нашли два пустых кресла и сели. Через несколько минут свет погас, а на сцене осветился большой экран и появилась надпись:

«НАЦИОНАЛЬНОЕ ГЕОГРАФИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО»

ПРЕДСТАВЛЯЕТ ДОКУМЕНТАЛЬНЫЙ ФИЛЬМ

«ИССЛЕДОВАНИЕ ДЕЛЬТЫ АМАЗОНКИ».

Ник взглянул на девушку; та тоже повернула к нему голову.

— Этот старый сукин сын… — проворчал Ник, и оба взорвались от смеха. Вокруг на них зашикали. Ник взял Тариту за руку.

— Пойдем отсюда, — произнес он, давясь от смеха. Выйдя улицу, они перевели дух.

— Теперь я просто уверена, что он очаровательный мужчина, — сказала она.

— Я хочу выпить, пойдем.

Они бродили по городу, не торопясь, заходя во все попадающиеся на пути знакомые забегаловки. Наконец спустился вечер и они вернулись домой к Нику.

— Ты, надеюсь, не собираешься возвращаться в отель, а? — спросил он.

— Все зависит… — ответила она, и вновь взгляд ее глубоких карих глаз стал бездонным и непонятным.

— Понял, — ответил Ник, поджав губы. — Наверное, это означает что в зависимости от моего поведения Тереза остается или уходит.

— Совершенно верно, — ответила она. — Где у тебя ванная?

Он показал ей, куда идти, а сам тем временем выключил верхний свет, оставив только два ночника. Ник решил было развлечься в ее отсутствие порцией великолепного коньяка, но дверь ванной распахнулась, и в проеме возникла девушка с обвязанными полотенцем наподобие саронга, бедрами. Ник чуть не выронил стакан. — Если ты сейчас же не займешься Терезой, она уйдет в отель, — объявила девушка. Ник встретил бегущую к нему фигурку, стоя посередине комнаты. Полотенце свалилось, и они упали на толстый ворсистый ковер, и Ник понял, что существуют вещи, которые остаются неизменными для всех миров.


======================


======================


======================



Морская ловушка . Джон Мессманн переводчик Андрей К Сорвачев



Морская ловушка

Глава первая

Резкий женский крик насторожил мужчину, и он прислушался.

Женщина снова закричала — пронзительно и испуганно.

Мужчина удовлетворенно ухмыльнулся.

Но вместо улыбки его лицо, обезображенное шрамом, исказил кривой оскал. Достав из левого кармана пачку, мужчина зажал сигарету между стальными пальцами, обтянутыми кожей, и с удовольствием закурил. Миниатюрный пистолет, стволом которого служила фаланга протеза, уже не смущал его, как поначалу, пока он еще не привык к нему. Он даже гордился своей механической рукой, такой же неотъемлемой частью его организма, как и наполовину парализованное лицо и позвоночник, скрепленный стальными болтами. Светило хирургии сделал все, что мог…

Иуда давно смирился со своим уродливым телом. В конце концов, лишь благодаря своей компактности и выносливости, он умудрялся выбираться живым из переделок, смертельных для крупных и здоровых мужчин. Однажды он поклялся, что заставит этот жестокий мир, насмехающийся над его искалеченным телом, преклоняться перед его гениальным мозгом. И почти добился поставленной цели, не раз демонстрируя свое превосходство над простыми смертными.

И все же окончательный успех предательски ускользал от Иуды. «Но на сей раз, — подумал он, — этого не случится, желанный триумф практически у меня в руках». Гарольд, его новый партнер, раскрыл перед ним поразительные возможности, дающие безграничную власть над всем миром. Иуда усмехнулся, вспомнив, что их сблизило. Впрочем, тотчас же решил он, сейчас, на пороге победы, уже не важно, как они нашли друг друга. Зло всегда находит каким-то таинственным образом другое зло. Главное, что они объединили свои усилия, благодаря чему Иуда сможет наконец вернуть все старые долги.

Девушка снова вскрикнула. Иуда догадался, что Гарольд еще только разминается, разогревая ее. Он понял это по тону ее криков: в них слышался пока лишь испуг, но не настоящий ужас, который тоже прозвучит, но немного позже. Гарольд был мастером своего дела. Должно быть, сейчас он забавлялся с новой малышкой из Панамы. Она работала официанткой в дешевом ночном клубе, и ее кандидатура вызывала у Иуды серьезные сомнения. Он был чрезвычайно осторожен в подборе женщин, разработал сложнейшую программу прикрытия их вербовки, изучал самым тщательнейшим образом каждую новенькую и все ее окружение. Но Гарольд настаивал, и он уступил ему, хотя знал наперед, что девчонка не оправдает надежд партнера. Она явно не из пугливых и вряд ли сможет удовлетворить тщеславие Гарольда. Но она уже здесь, менять что-либо поздно. Впрочем, на днях ожидается прибытие новой партии…

Раздался еще один крик — долгий и пронзительный. Видимо, Гарольд забыл закрыть дверь своей комнаты. Стены специальных камер внизу, обитые звуконепроницаемым материалом, не пропустили бы даже самого отчаянного вопля подопытной. Иуда вскочил на ноги и быстрой вихляющей походкой подошел к стене. Отодвинув в сторону одну из деревянных панелей, он нажал на кнопку телемонитора. На экране возникла жилая комната Гарольда.

В углу, прижав руки к груди, дрожала обнаженная девушка. Рядом с ней, держа сорванную с нее одежду, стоял Тартар. Видимо, девушка кричала, когда он срывал с нее белье. Мощное тело Тартара наверняка заняло бы весь маленький экран монитора, не встань он несколько поодаль от своей жертвы. Гарольд медленно приближался к ней, и Иуда мысленно отметил, что у девушки довольно большая для ее миниатюрной фигурки грудь и кругленький животик. Ноги у нее, к сожалению, были слегка коротковаты, но этот недостаток компенсировался ее молодостью. «Лет эдак через десять она превратится в толстую дурнушку, — подумал Иуда и усмехнулся, — но ей это уже не грозит. Она должна быть им благодарна за то, что они избавят ее от этих неприятностей». Тем временем Гарольд приблизился к девушке вплотную.

— Подожди пока снаружи, Тартар! — приказал Гарольд помощнику хорошо поставленным голосом, четко выговаривая каждое слово. Великан, по имени Тартар, даже не пошевелился, впившись плотоядным взглядом в голую девицу.

— Подожди снаружи, Тартар! — раздельно повторил Гарольд.

Тряхнув своими черными и густыми, как львиная грива, волосами, ниспадающими на могучие плечи, великан оторвал свой взгляд от девушки и посмотрел на Гарольда. Высокие скулы и кожа цвета охры, обтягивающая его узкоглазое лицо, выдавали в Тартаре уроженца Монголии. Его предками и в самом деле были дикие соплеменники грозного Кублай-хана, чьи орды наводили ужас и на друзей, и на врагов, сея повсюду разрушение и смерть.

Иуда нашел этого человека в Монголии и привез его сюда, обучил английскому языку и приучил к роскоши и наслаждениям, о которых сын степей даже не мечтал. Он стал для монгола не просто повелителем, а Богом, и своим ограниченным крестьянским умом Тартар понимал, что без Иуды он так и остался бы ничтожеством у себя на родине. Иуда приказал ему исполнять все указания своего партнера Гарольда, выше которого был только он сам. И сейчас, увидев, что Тартар наконец повернулся и направился вон из комнаты, Иуда удовлетворенно улыбнулся и кивнул в знак одобрения головой: хоть и неохотно, великан все-таки подчинился, не задавая лишних вопросов.

Иуда, конечно же, отдавал себе отчет в том, что Тартар обладает мозгом ребенка и навсегда обречен существовать в полусумрачном состоянии человека с силой Геркулеса и сознанием подростка, но это его вполне устраивало. Он вновь взглянул на экран: едва Тартар вышел, Гарольд взял девушку за запястье и потянул ее к себе. Со слезами в расширившихся от ужаса глазах она повиновалась.

— Я не сделаю тебе больно, глупышка, — говорил Гарольд. — Только не упрямься и делай то, что я скажу. Ты все поняла, моя милочка?

Он толкнул ее на длинный диван и встал над ней, высокий и стройный, со строгим сосредоточенным лицом, которое, при определенных обстоятельствах, возможно, могло бы понравиться некоторым женщинам, но только не этой, многоопытной в любовных утехах, девице из ночного клуба. Он не относился к ее типу мужчин. Гарольд швырнул ее на диван и сам сел рядом, явно намереваясь заняться с ней любовью. Иуда почувствовал, что у него течет по подбородку слюна, и, сообразив, что улыбается, наблюдая за бесплодными попытками Гарольда овладеть девушкой, обтер подбородок здоровой рукой. Гарольд все еще не терял надежду, что когда-нибудь чудо все-таки свершится и он на самом деле сможет сделать это. Сжимая грудь девушки, он тихо говорил ровным голосом:

— Я понравлюсь тебе, малышка! Со мной тебе будет лучше, чем с этим диким монголом. Будь ласковой со мной, и он тебя не тронет.

Гарольд стал целовать ее грудь, и она покорно обняла его за плечи. На лице девушки Иуда прочел полнейшее безразличие опытной проститутки, знавшей ласки многих мужчин. Напрасно она вела себя так с Гарольдом, его трудно было обмануть. Он любил мучить женщин, доводя их до исступленного ужаса, из которого иногда возникала необычайная страсть, а чаще — полнейшая покорность затравленного животного. Девушка пока еще не догадывалась, что ее ждет, и терпеливо сносила все его безобидные ласки. И лишь когда Гарольд швырнул ее на ковер, в глазах промелькнула догадка, но она, видимо, откинула эту мысль и, закрыв глаза, расслабилась, пока Гарольд терся своим животом о ее обнаженное тело, пытаясь возбудить невозбудимое.

Иуда вновь ухмыльнулся: уж он-то знал, до каких невиданных высот научной эротики возвел Гарольд садизм. Сам не чуждый садистским наслаждениям, Иуда поражался изощренным сексуальным фантазиям Гарольда, неустанно выдумывавшего все новые и новые забавы. И хотя Иуда мог позволить себе не только подглядывать за другими, он предпочитал сексу игру воображения и тренировку ума. Наблюдая за Гарольдом, он пришел к заключению, что его увлечение садизмом обусловлено импотенцией. Он считал, что в его недуге повинна какая-то женщина и, скорее всего, на то имелись веские основания. Так или иначе, физическая несостоятельность в сексе Гарольда и его маниакальный садизм были тесно связаны. Сделав это открытие, Иуда понял, что отныне Гарольд в его руках и он сможет использовать его ум и знания в собственных интересах. Ведь чтобы завладеть человеком, нужно лишь понять, ради чего тот живет, и дать ему все необходимое. Резкий крик девушки заставил Иуду вновь посмотреть на экран монитора: Гарольд выкручивал ей руку за спину, приговаривая:

— Будешь знать, как бездельничать!

— Но я стараюсь! — всхлипывала она. — Я действительно стараюсь! Отпусти руку, мне больно!

Гарольд отпустил ее руку, и девушка упала на него, отчаянно пытаясь поднять то, что не поднималось. Наконец до нее дошло, что все попытки удовлетворить этого импотента ни к чему не приведут. И осознав это, она вся покрылась испариной. Гарольд оттолкнул ее в угол, и она ударилась затылком о стол. Он подбежал к ней и стал бить рукой по лицу, злобно хрипя при этом:

— Ты плохо стараешься! Старайся лучше!

— Нет, я стараюсь изо всех сил, клянусь! — рыдала девушка.

Гарольд вдруг снова выкрутил ей запястье. Вскрикнув от пронизывающей боли, девушка упала на спину. Гарольд опустился возле нее на колени и влепил ей затрещину. Встряхнув головой, девушка вскочила на ноги и схватила со стола тяжелую стеклянную пепельницу. Держа ее в правой руке, она решительно двинулась на обидчика, который тоже поднялся с пола и пятился от нее в угол.

— Подонок! — с яростью выдохнула она. — Жалкий похотливый ублюдок! Я убью тебя!

Иуда похолодел: произошло именно то, чего он опасался. Девушка не испугалась до смерти, а решила дать Гарольду отпор. Ее глаза сверкали обидой и гневом. Вот к чему приводит пренебрежение его инструкциями!

А ведь Иуда предусмотрел в подборе девиц каждую мелочь! Он уже хотел нажать на кнопку вызова на помощь Тартара, когда увидел, что Гарольд быстро забежал в чулан и вернулся оттуда с кнутом в руке. Кнут рассек нежную девичью кожу с треском китайской хлопушки. Она закричала и выронила пепельницу. Гарольд дернул на себя кнут, обвивший колени девушки, и она упала лицом на ковер. Гарольд принялся хлестать ее кнутом по самым уязвимым местам, приходя в возбуждение от вида кровавых полос на ее теле. Он умел орудовать плеткой и кнутом, нанося удары именно туда, куда ему хотелось. Девушка каталась по полу, извиваясь и вопя, умоляя его пощадить ее. Внезапно Гарольд опустил руку с кнутом и, наклонившись над ней, с улыбкой проговорил:

— Это лишь первый урок тебе, малышка! Я многому научу тебя, очень многому… Это лишь начало!

Он знал, насколько мучительно ожидание пытки, как противен холодный страх, разъедающий душу жертвы. Он был ужаснее самого акта истязания плоти, страшнее всех его садистских упражнений. Гарольд наглядно продемонстрировал Иуде, как с помощью приемов, разработанных русским ученым Павловым, можно превратить любую строптивую девицу в дрожащую покорную тварь и лишить ее остатков разума и воли.

— Тартар! — крикнул он, и огромный монгол вошел в комнату. — Можешь забрать ее вниз. Но сперва поиграй с ней немного прямо здесь, а я посмотрю…

Тартар поднял одной рукой девчонку за шею и швырнул на стол, словно куклу, скаля гнилые зубы.

— 

— Но ведь ты же обещал мне! — крикнула она.

— Тартар закончит то, что я не смог для тебя сделать, — с ухмылкой сказал Гарольд, опускаясь на диван. Ты заслужила удовлетворение, крошка моя. Приступай, Тартар!

Не обращая внимания на плач девчонки, монгол раздвинул ей ноги и, стоя у края стола, резко вонзил в нее свою мужскую плоть. Девушка пронзительно закричала, но бесцеремонный потомок Кублай-хана снова и снова терзал ее с чудовищной силой, пока ее крики не перешли в хриплый стон.

— Молодец, Тартар! — похвалил его Гарольд. — Пока достаточно.

Ему, однако, пришлось повторить это дважды и даже хлопнуть кнутом в воздухе, прежде чем монгол отпрянул от девушки, улыбаясь идиотской улыбкой. Она сползла со стола, Тартар подхватил ее под мышку и вышел вместе с ней из комнаты, предвкушая продолжение удовольствия.

Гарольд сел за письменный стол, вынул из ящика бумагу, карандаш, логарифмическую линейку и стал что-то писать. Вскоре лист покрылся цифрами и уравнениями: Гарольд торопился закончить последние расчеты, необходимые для успешного завершения их эксперимента.

Иуда выключил монитор и облегченно вздохнул. На этот раз все обошлось, но впредь он не потерпит никаких нарушений заведенного порядка. Нужно будет усилить контроль за подбором девушек. Иуда не мог допустить, чтобы все его титанические усилия рухнули из-за простой небрежности. Он всегда разрабатывал свои операции с большой тщательностью, но эта операция была вершиной его творческой мысли. К несчастью, Иуда не знал, что написал Роберт Бернс о самых продуманных планах мышей и людей.

Глава вторая

В подземном гараже небоскреба, в котором обосновалась вашингтонская штаб-квартира специальной разведывательной службы США, из своего автомобиля вышел высокий мужчина плотного телосложения и быстрым шагом направился к лифту. Его осанка и решительная походка выдавали в нем человека, больше привыкшего действовать, чем созерцать. Войдя в кабину лифта, Ник Картер нажал на кнопку верхнего этажа и взглянул на вспыхивающие на табло над дверью цифры. Хоук редко вызывал его непосредственно в свой кабинет, предпочитая встречаться на конспиративных квартирах. И уж если он позволил себе сделать исключение из правил, значит, назревала какая-то важная и срочная операция.

Лифт наконец остановился, дверь открылась, и Ник очутился в небольшой приемной. За столом секретарши сидела незнакомая ему особа, которая, впрочем, вполне могла работать здесь уже год, и он все равно бы не узнал об этом. По обе стороны от девицы с невозмутимым видом почитывали газеты и журналы дюжие охранники, удобно устроившись в мягких креслах. Сдержав улыбку, Ник сделал вид, что не замечает их внимательных взглядов, и посмотрел исподлобья в дальний верхний угол, где под самым потолком чернели вентиляционные отверстия. Стоило только секретарше нажать ногой на потайной рычаг под ее столом, и вошедший тотчас же рухнул бы на пол, изрешеченный градом пуль из специальных пулеметов.

Ник улыбнулся и предъявил удостоверение. Скользнув по нему взглядом, девушка расплылась в любезной улыбке и, забрав у него документ, сунула его в небольшое контрольное устройство. Убедившись, что фотография и отпечатки пальцев в удостоверении соответствуют данным, заложенным в память компьютера, которые тотчас же высветились на экране дисплея, она вернула ему карточку и, кивнув охранникам, нажала на кнопку звонка. Ник улыбнулся ей в ответ и прошел мимо нее к двери соседнего кабинета. Все это происходило без слов, но участники этой немой сцены и так прекрасно поняли друг друга.

Взглянув на экран, очаровательная секретарша Хоука узнала, что симпатичный мужчина атлетического телосложения, стоящий перед ней, и есть знаменитый Агент номер три Ник Картер: глаза голубые, рост — шесть футов и два дюйма, осколок гранаты в левом бедре, шрам на груди с правой стороны. Имеет ранг магистра убийств, лицензию на пилотирование всех видов самолетов, прекрасно плавает с аквалангом под водой, свободно говорит на десяти языках. Кроме того, он отличный автогонщик, победитель множества спортивных состязаний и член гастрономического общества. Короче говоря, настоящий супермен.

Ощущая у себя между лопатками сверлящий взгляд секретарши, Ник Картер вошел в кабинет Хоука. Шеф поднялся из-за стола ему навстречу. Вид у него был измученный, но стальные глаза все так же пронизывали собеседника насквозь, а голос звучал четко и властно. Кроме него, в комнате находились еще три человека, они тоже встали, и Хоук представил их Нику.

— Жак Деболь, французская разведка; Арон Кул, израильская служба безопасности; капитан Хотчкинс — ВМФ США.

Хоук достал из коробки новую сигару.

Ник сел на свободный стул и приготовился слушать.

— Эти господа здесь потому, — начал рассказывать Хоук, — что за сравнительно короткий срок наши страны претерпели схожие морские трагедии. Вы, конечно же, знаете, о чем идет речь, Агент номер три?

Ник кивнул: он слышал об этих странных происшествиях.

Хоук имел в виду, несомненно, таинственное исчезновение сперва израильской, а затем французской и американской подводных лодок в океане, наделавшее много шума в мировой прессе.

— Любопытно, что ни одна из исчезнувших лодок не подала никакого тревожного сигнала перед тем, как пропасть бесследно. Все подводные лодки просто растворились в толще воды или же испарились при всплытии. И с тех пор о них ни слуху ни духу.

— И вот, наконец, мы получили ответ на эту загадку, — после многозначительной паузы, продолжал Хоук, — президент Соединенных Штатов подвергся наглому шантажу: злоумышленник потребовал сто миллионов долларов за возвращение нашей новейшей субмарины «Х-88». Вы уже догадались, как зовут этого шантажиста?

— Иуда! — воскликнул Ник не задумываясь. На подобную операцию способен был только он. Да, лишь один человек в мире, настоящий дьявол в человеческом обличье, подлинное олицетворение зла, по имени Иуда, мог сделать это! Ник почувствовал, как в нем закипает гнев.

— В своем послании президенту, — продолжал Хоук, — Иуда утверждает, что и остальные подводные лодки исчезли в ходе испытания разработанного им секретного оружия. Похищенная им лодка «Х-88» является новейшим достижением американской военной технологии, флагманом нашего военно-морского флота. Я уже не говорю об экипаже.

— Если мы не заплатим ему, — сказал Ник, — он продаст ее противнику. А если заплатим, где гарантии, что этим дело закончится?

— Абсолютно верно, — кивнул Хоук. — Именно поэтому мы все и собрались здесь на совещание.

— Нет никаких оснований надеяться, — вступил в разговор представитель Израиля, — что этот маньяк не поступит подобным же образом и с другими государствами. Ведь аппетит приходит, как известно, во время еды. Он хочет поставить на колени весь мир. Мы предоставили в распоряжение вашего шефа всю имеющуюся у нас по этому вопросу информацию. Может быть, нам по крупицам удастся воссоздать более-менее ясную картину.

— А пока что ясно лишь одно, — заметил Хоук, — если мы не заплатим в ближайшие пять дней, Иуда захватит новые подводные лодки и потребует еще больше денег за них.

— Но как ему удается это делать, черт побери? — воскликнул Ник. — Ведь нельзя же просто взять субмарину под мышку и уплыть вместе с ней! Подводные лодки оборудованы радарами, гидролокаторами, системами раннего предупреждения и прочими сложнейшими защитными устройствами. Что же происходит со всем этим оборудованием? Почему оно не срабатывает?

— Иуда каким-то образом нейтрализует его, — пожал плечами Хоук. — Он применяет нечто такое, что полностью отключает все системы обнаружения и предупреждения лодки. Мы не имеем ни малейшего представления, какой именно объект следует искать, но ясно, что это нечто мощное и массивное и, несомненно, оно где-то базируется. Там сейчас удерживается и подлодка «Х-88» вместе с экипажем. У вас есть пять дней на то, чтобы обнаружить эту базу и сорвать очередную операцию Иуды. И конечно же, спасти нашу лодку и ее команду.

Ник широко улыбнулся и сделал большие наивные глаза.

— Считайте, что ваш приказ уже выполнен, сэр! — бодро воскликнул он, окинув насмешливым взглядом всех присутствующих. Судя по их серьезным лицам, они были склонны в это поверить.

Хоук, насупив брови, метнул на Ника укоризненный взгляд и продолжал как ни в чем не бывало:

— Рассмотрим теперь всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию, джентльмены!

Француз с тоской закатил глаза к потолку при этих словах: очевидно, информации было не слишком много.

— Итак, вот что имеется у нас в распоряжении, Агент номер три, — сказал невозмутимым тоном Хоук. — Во-первых, нам известно, что, при всей своей изобретательности на подобные трюки, Иуда не обладает достаточными техническими и научными знаниями, чтобы создать подобное супероружие. По этому поводу несколько слов хотел бы сказать месье Деболь, — кивнул он в сторону француза.

— Вы, конечно же, слышали о французском биологе Франсуа Санге и его нашумевшем открытии в области подводных исследований и способности человека жить на морском дне. Приблизительно года полтора тому назад к этому профессору обратился один его знакомый, который заявил, что может создать подводное устройство, способное контролировать весь мир. Он не был французом, звали его Гарольд Фратке. Профессор Санге знал его как гениального специалиста по биологии моря, но одновременно был наслышан о его вздорном характере и странных причудах. Дело заключается в том, что этот ученый прослыл сексуальным маньяком среди своих коллег. Более того, он даже подвергался аресту за совращение молоденьких девушек и использование в низменных целях наркотических средств. Из Сорбонны его выгнали за то, что он насильно удерживал в своей комнате студентку. Профессор Санге не стал связываться со столь гнусным типом и выставил его за дверь, а о его странном предложении сообщил в службу безопасности. Мы пытались разыскать Гарольда Фратке, но он словно в воду канул…

Хоук сделал знак продолжать Арону Кулу, представителю Израиля.

— Примерно год назад, — начал тот, — на границе с Иорданией был убит торговец живым товаром. Этот человек занимался поставкой девушек богатым покупателям, главным образом арабам и японцам. В списке клиентов убитого мы нашли имя Гарольда Фратке. Несколько подозрительно, не правда ли?

— Все это весьма любопытно, — заметил Ник. — Прослеживается очень интересная цепочка: торговец живым товаром — ученый, склонный к сексуальным извращениям — злодей Иуда. Но как мне найти этого злодея? Признаться, я даже не представляю себе, с чего можно было бы начать…

— Мы заложили в наш новейший компьютер некоторые дополнительные данные по этому вопросу. — сказал Хоук. — В частности, результаты лабораторного анализа состава чернил и бумаги письма Иуды президенту, отправленного из Вашингтона три дня назад, данные о составе воды и воздуха в районе исчезновения подводной лодки, а также в шести других районах мира, где имеется наибольшее количество крохотных островов и атоллов, не отмеченных на картах.

— Разумеется, принимались во внимание исключительно глубоководные районы, — заметил капитан Хотчкинс, — поскольку все пропавшие подводные лодки совершали рейды на значительной глубине.

— Перед компьютером была поставлена задача определить вероятный район исчезновения лодок и, соответственно, поиска, — пояснил Хоук.

— На мой взгляд, — задумчиво произнес Ник, — искать следует в Карибском море, возле Малых Антильских и Подветренных островов вдоль побережья Венесуэлы.

Хоук поджал губы, выразительно взглянув на зарубежных коллег. У всех троих отвисла нижняя челюсть. Первым пришел в себя от изумления француз:

— Невероятно! — воскликнул он. — Это выше всяких похвал!

— Вам не нужен никакой компьютер с такими сотрудниками, — сказал израильтянин. — Это феноменально!

— Я просто угадал, — скромно потупился Ник. — Это чистая случайность.

Перед его мысленным взором вспыхнула карта Карибского моря, в восточной части которого полумесяцем вытянулись Малые Антильские острова. Глубоководные районы начинались за островами Лос-Рокес. Крупные острова, такие, как Аруба, Кюрасао и Бонайре, в западной части этой цепи можно было смело исключить, учитывая оживленное судоходство между ними. Скорее, следовало обратить внимание на малые острова за рифом Кюрасао и те, что к востоку от него. Голос Хоука прервал размышления Ника.

— Тебе потребуется прикрытие для твоих поисков, — говорил он. — Как раз сейчас там работает океанографическая экспедиция, возглавляемая доктором Фразером. Это большая удача для нас. Доктор Фразер весьма обрадовался, получив от нас необходимое для исследований оборудование. А ты, Ник, будешь работать в составе группы как представитель военно-морского флота США: это было главным условием нашей помощи экспедиции.

— Значит, руководитель экспедиции не знает, кто я на самом деле? — уточнил Ник.

— Именно так, — кивнул Хоук.

— Но имели ли мы моральное право вводить его в заблуждение, шеф? — нахмурился Ник. — Вы уверены, что он принял бы от нас помощь, если бы знал подлинную цель моей миссии? Ведь мы подставляем океанографов под удар! С Иудой шутки плохи…

— Никакой опасности нет, — улыбнулся Хоук. — Экспедиция проводится вполне легально, так что не стоит паниковать, Ник.

Картер лишь тяжело вздохнул: всегда может случиться нечто непредвиденное. Но Хоук оставался верным своему принципу — использовать любую возможность для достижения своей цели, порой даже рискуя чужими жизнями. Если все пройдет гладко, наивный ученый даже не догадается, какой опасности он подвергался, принимая от военных помощь. Но если нет, ему придется пожалеть об этом.

— Теперь у вас уже на час меньше времени, чтобы найти Иуду и пропавшую «Х-88»! — Хоук встал, давая тем самым понять, что инструктаж закончен.

— Извините, сэр, что я немного заболтался, — желчно заметил Ник.

— Все в порядке, Агент номер три, — улыбнулся уголками губ Хоук. — Загляните в отдел специальных эффектов, там приготовили для вас новое снаряжение для подводного плавания. Стьюарт вам все объяснит подробнее. Вы свободны.

Трое других присутствующих на совещании тоже встали, и Ник помахал им на прощание рукой. Они посмотрели на него, как на покойника на похоронах. «Что ж, возможно, они и правы», — подумал Ник. У него оставалось чуть менее пяти дней, чтобы найти то, что Иуда прятал уже более года. Не слишком светлая перспектива!

Направляясь в отдел специальных эффектов, Ник попытался еще раз проанализировать услышанное в кабинете шефа. Итак, на борту исчезнувших подводных лодок находилось не менее трехсот человек. Скорее всего, они погибли. Теперь Иуда удерживает, еще сто моряков. Ник скрипнул зубами: уж на этот раз негодяю от него не удастся уйти! Это будет их последний поединок.

Стьюарт встретил Ника радостной улыбкой ребенка, получившего новую игрушку. Ник внимательно выслушал инструкции начальника технического отдела по эксплуатации снаряжения для подводного плавания, отлично понимая, что во время предстоящей ему экскурсии в неведомое от этого снаряжения будет зависеть его жизнь.

— До Пуэрто-Рико вы долетите на пассажирском самолете, — сказал в заключение Стьюарт. — Доставку вас на судно обеспечит руководитель местного отделения воздушной службы. Ученые ни о чем не должны догадаться, вас представят им как капитана Картера из управления океанографии военно-морского флота. Надеюсь, вы все поняли. Желаю вам удачи!

Ник кивнул, взял специальное снаряжение и вышел из кабинета. Теперь дорога была каждая секунда. Долетев без особых проблем до Нью-Йорка, он пересел на самолет, который должен был доставить его в Пуэрто-Рико. Салон был полон веселых туристов, бизнесменов и отпускников, решивших проведать своих родственников. Напротив Ника сидела милая девушка, уже пристегнувшая пояс безопасности. Она излучала жизнерадостность, задор и энергию, свойственную большинству сельских девушек. У нее были каштановые волосы, румяные, как яблоки, щечки и полная грудь под пиджаком оранжевого цвета поверх синей юбки. У нее были чуточку полноватые ноги, но это компенсировалось их стройностью и аппетитной нежной кожей. Девушка была без чулок и в туфлях на плоской подошве.

— Не волнуйтесь, — заметив смятение на ее открытом лице, негромко сказал Ник. — Самолет взлетит.

— Неужели это настолько заметно? — расхохоталась она. — Знаете, у меня ведь совершенно нет опыта полетов, в отличие от вас…

— А почему вы решили, что у меня он есть? — с улыбкой спросил Ник.

— Сама не знаю, — ответила она. — У вас вид человека, который имеет большой опыт вообще во всем.

Ник расплылся в улыбке: путешествие обещало быть приятным. Эта простодушная девушка все больше нравилась ему. Когда самолет наконец поднялся в воздух и лег на заданный курс, они заказали коктейль и разговорились. Бетти-Лу Роулингз охотно рассказывала своему попутчику о себе. Она родилась среди кукурузных полей Небраски, а в большой город перебралась только год назад. На новом месте ее ожидали не только радости и приятные впечатления, но и заботы и огорчения. Ей пришлось столкнуться с большими трудностями. Ник представился ей исследователем океанских глубин по имени Тед Малоун, направляющимся в очередную командировку. Предосторожности в переполненном самолете были далеко не излишне: как знать, кто прислушивается к их безобидной болтовне? |

— Вы собираетесь провести в Пуэрто-Рико отпуск? — поинтересовался Ник у своей повеселевшей собеседницы, наивная любознательность и непосредственность которой все больше умиляли и забавляли его.

— Ах, нет! — громко воскликнула она, приходя вдруг в странное возбуждение. — Меня должны там встретить и отвезти на место моей новой работы. Признаться, я очень волнуюсь, даже слегка побаиваюсь… Ведь компания пришлет за мной специальный самолет!

— Что же это за работа? — насторожился Ник.

— Я буду секретарем богатого пожилого бизнесмена, сумасбродного отшельника, живущего на острове. Меня предупредили, что штат его сотрудников весьма ограничен — помощник и несколько слуг. Представляете, в моем распоряжении будет целый остров! Как мне сказали, мои обязанности будут не слишком обременительными.

— И как же вы нашли такую работу? — спросил Ник, заинтригованный услышанным.

— Прочитала объявление в газете! — ответила Бетти-Лу. — Набор производит компания по трудоустройству «Уолтон имплоймент эдженси». Боже мой, вы не представляете, какую они устроили мне проверку! Эти собеседования и тесты совершенно измучили меня! Мне пришлось выложить им всю подноготную, их интересовала буквально каждая мелочь: есть ли у меня любовники, с кем я дружу, где мои родители и все такое прочее. Они сказали, что мне предстоит месяцами жить в полнейшей изоляции от всего мира на этом острове, так что лучше мне сразу отказаться, если я плохо переношу разлуку с родными и близкими. Но я живу сама по себе уже с восемнадцати лет, а мои родители давно умерли. Когда год назад скончалась моя тетя, я решила перебраться в Нью-Йорк. Так что проверку я прошла, и меня приняли на эту работу.

Ник на всякий случай мысленно повторил и запомнил название компании по трудоустройству, даже не зная, пригодится ли это ему, но повинуясь какому-то внутреннему тревожному чувству. Что ж, время, как обычно, все расставит на свои места…

Из динамика бортовой радиосвязи раздался громкий и чистый голос пилота:

— Леди и джентльмены, над Пуэрто-Рико завис густой туман, поэтому наш самолет наверняка станет последним, который спустя несколько минут приземлится в этом районе. Пожалуйста, пристегните свои ремни безопасности. Мы рады были видеть вас на борту нашего самолета. Желаем приятного отдыха!

Ник ободряюще подмигнул побледневшей Бетти-Лу, и она ответила ему благодарной улыбкой. Самолет нырнул в плотную завесу тумана, заходя на посадку. По тому, как плавно снижалась тяжелая машина, Ник понял, что штурвал в надежных и опытных руках. Внешне расслабленный, словно избалованный домашний кот, Ник был внутренне собран и напряжен. Внезапный туман мог расстроить все его планы.

Колеса авиалайнера коснулись посадочной полосы, и сквозь клочья тумана замерцали огни аэровокзала. Вскоре они с Бетти-Лу уже были внутри терминала, где в первую очередь навели справки о прибытии частных самолетов, посланных за ними. Увы, предсказание командира экипажа их авиалайнера оправдалось: для маленьких самолетов аэропорт был уже давно закрыт. В метеослужбе Нику сказали, что туман рассеется только утром, поэтому не оставалось ничего другого, кроме как устроиться на ночь в ближайшей гостинице.

Ник взглянул на Бетти-Лу и понял по выражению ее лица, что она разочарована. Физиономия самого Ника светилась полнейшим благодушием, хотя внутри у него все кипело, как в адском котле. Не хватало только ему потерять целых двенадцать часов! Иуда пока бесспорно лидировал. Он снова посмотрел на огорченную девушку и проникся к ней жалостью.

— Не вешайте носа, — сказал он. — Я весь вечер буду развлекать вас!

Она взяла его под руку, и от прикосновения к его плечу ее упругой груди Ник ощутил сладкую дрожь.

— Спасибо, Тед! — воскликнула она. — Ненавижу ждать, для меня это хуже смерти. Я так долго ждала этого часа — и вот вам, пожалуйста! Снова томительное ожидание!

— Не расстраивайся, малышка, — перешел на фамильярный тон Ник, решив, что настал самый подходящий для этого момент. — Нужно зарегистрироваться в отеле и хорошенько поужинать. Раз уж нам все равно торчать здесь всю ночь, лучше получить от этого удовольствие. Ты согласна со мной, крошка?

Девушка радостно кивнула и, припав к его плечу, позволила ему отвести себя в фойе гостиницы, стараясь идти с Ником в ногу. Ресторан оказался довольно уютным, они пили коктейль, танцевали, ели, снова танцевали и снова пили коктейль. Бетси постепенно успокаивалась, и когда они наконец оказались возле двери ее номера, он обнял ее и мягко спросил:

— Тебя ничего не беспокоит? Мне показалось, что тебе немного грустно. Почему? Расскажи мне, как своему духовнику.

— Мне вдруг совершенно расхотелось ехать на этот остров! — призналась она. — У меня давно не было такого приятного вечера, как сегодня. Я буду скучать без тебя, Тед!

Она вполне серьезно посмотрела ему глаза, он улыбнулся и шутливо коснулся пальцем кончика ее носа.

— Я тоже думал, каково тебе будет одной на этом острове, — сказал он. — Но люди воспринимают мир по-разному. Ты хорошенько подумала, давая согласие на такую работу?

— Да, и решила, что она мне подходит, — сказала девушка. — Но теперь, когда я познакомилась с тобой, я уже не уверена в этом. И если бы я знала, что мы снова встретимся, пусть даже спустя много месяцев…

— А почему бы и нет? — спросил Ник, входя следом за ней в номер. Эта искренняя девушка понравилась ему. Внезапно она обняла его и прошептала:

— Помоги мне, Тед! Укрепи мой дух! Поддержи меня!

Он поцеловал ее в губы, и она захлопнула за его спиной дверь. Высвободившись из его объятий, она сбросила с себя свой апельсиновый пиджак на кресло, скинула блузку и стянула синюю юбку и трусики. В ее действиях не было ничего вульгарного и неприличного, она сделала это очень просто и естественно. Ник подошел к ней, и она прильнула к его бронзовой мускулистой фигуре всем своим молочно-белым телом.

— Не думал, что мне предстоит такая чудесная ночь, — выдохнул ей на ухо Ник.

— И я тоже этого не ожидала, Тед, — прошептала она. — Но я ни о чем не жалею, и мне не стыдно в этом тебе признаться. Знаешь, я совсем не такая, как эти городские притворщицы. Живя в деревне, иначе смотришь на мир. Если мне хочется чего-то, я радуюсь этому и говорю об этом прямо.

— Тогда замолчи и используй свой ротик для чего-нибудь еще, — с ухмылкой сказал Ник, сжимая ее упругую грудь с торчащими розовыми сосками.

Неопытная в любви, Бетти-Лу с лихвой возмещала этот недостаток своей непринужденностью и страстью, отдаваясь ему. У нее были сильные руки, и они лучше всяких слов говорили ему, насколько он желанен ей. Ее тело содрогалось и изгибалось, ее бедра ходили ходуном под его мощным торсом, а из горла вырывались восторженные крики и вздохи.

— Еще, еще! — хрипела она. — Не останавливайся, прошу тебя!

Впившись ногтями в его плечи, она стонала и рыдала под ним, прижимаясь к нему все крепче и крепче, пока наконец вдруг не вытянулась в струну и не закричала в экстазе. Потом она бессильно откинулась рядом с ним на подушку, обвив его ноги правой ногой, как лиана обвивает ствол могучего дерева, и прошептала:

— Теперь я больше не боюсь одиночества на этом острове! Я буду вспоминать эту ночь, Тед!

Она взяла обеими руками его голову и заглянула ему в глаза.

— Я хотела бы написать тебе письмо! Я не могу дать свой адрес, потому что еще не знаю его. Дай мне свой, и я напишу тебе с этого острова, как только у меня появится такая возможность.

Ник улыбнулся ей и дал свой адрес в Нью-Йорке, сказав, что в квартире пока живет его приятель по фамилии Картер.

Бетти-Лу записала его в свой блокнот и спустя минуту уснула сном младенца, свернувшись калачиком. Выждав еще немного, Ник встал, оделся и на цыпочках вышел из комнаты.

У себя в номере он еще раз проверил все снаряжение и продумал свои дальнейшие шаги. Ни сто моряков, томящихся в неизвестном пока ему месте, ни весь мир, над которым нависла страшная угроза, не могли ждать, пока он приступит наконец к выполнению задания. За эти двенадцать часов вынужденного безделья ему придется расплачиваться потом и кровью. Но проклятый туман все еще проплывал мимо окон рваными клочьями, и Ник с тяжелым вздохом прилег на диван и закрыл глаза.

Глава третья

Разбуженный ярким и жарким солнцем, Ник сорвался с дивана, словно бегун со старта, услышавший выстрел стартового пистолета. Умывшись и побрившись, он направился быстрым шагом в номер Бетти-Лу, чтобы попрощаться с ней. Но комната, к его удивлению, оказалось пустой. Толкнув приоткрытую дверь, Ник позвал ее по имени. Вместо Бетти-Лу на него обернулся и уставился узкоглазый азиат с крупной головой монгола и массивной фигурой. Скользнув оценивающим взглядом по его широким плечам и длинным рукам, Ник подумал, что это достойный противник. Великан держал в руке записку, возле его ног на полу валялся пустой конверт. Ник заметилнадпись — Теду Малоуну. Незнакомец явно читал записку, адресованную ему, Нику Картеру.

— Эй, приятель, — с угрозой произнес он. — Эта записка предназначена мне. Где Бетти-Лу?

— Девчонка уехала, — низким гортанным голосом ответил монстр. — Ты ее знаешь?

— Познакомился только вчера в самолете. Но тебя это не касается.

— Забудь девчонку, — сказал монгол категорическим тоном.

— Отдай мне записку, — сказал Ник. — Иначе будет страшный треск.

— Какой еще треск? — тупо взглянул на него своими глазами-бусинками монгол.

— Треск от удара твоей башки об пол, — сказал Ник и, выхватив листок из ручищ гиганта, быстро пробежал его.

«Дорогой Тед! За мной уже приехали. Не хочу тебя будить. Я никогда не забуду минувшую ночь и непременно напишу по адресу, который ты мне дал. Жди моего письма. Целую. Бетти-Лу».

Удара Ник не ожидал, лишь ощутил взрыв в животе, от которого у него почернело в глазах и перехватило дыхание, и рухнул, стукнувшись лбом о ночной столик. На мгновение он отключился, растянувшись на полу, а очнувшись, отчаянно затряс головой. Наконец его зрение сфокусировалось, он отпихнул в сторону опрокинувшийся на него столик и, покачиваясь, встал на ноги. Дверь была распахнута настежь, комната пуста. Любой нормальный человек вряд ли бы скоро поднялся после такого сокрушительного удара. Ник не решился в подобном состоянии преследовать монстра: голова раскалывалась от боли, перед глазами все плыло, кровь пульсировала в висках. Он доковылял до окна и посмотрел вниз на улицу. Бетти-Лу, одетая в свой оранжевый пиджак, мужчина в кожаной куртке и гигантский монгол садились в такси.

Ник зашел в душевую комнату и ополоснулся холодной водой. Голова прояснилась, и он криво усмехнулся: Бетти-Лу влипла в гнусную историю, подумалось ему. Старый развратник, купивший эту провинциальную простачку, не собирался ее ни с кем делить. Но так ли уж банальна эта история, как может показаться на первый взгляд? Не кроется ли здесь нечто большее? Что ж, решил Ник, если обстоятельства позволят ему, он еще вернется к ней. Но теперь нужно спешить, нельзя больше откладывать собственные дела. Он вернулся в свой номер, забрал багаж и на такси поехал на маленький аэродром, где его давно уже ждали. Самолет-амфибию он увидел еще издали: на его ярко-желтом фюзеляже с красной окантовкой большими черными буквами было написано: океанографическая экспедиция. Ник ускорил шаг, и ему навстречу устремился высокий блондин в маскировочных штанах военного образца, голый по пояс.

— Капитан Картер? — весело спросил он. — Я, Билл Хедвин, прилетел за вами. Добро пожаловать! Самолет вас ждет.

— Привет, Билл! — ответил Ник, разглядывая молодого человека. У него были фигура пловца и приятное улыбчивое лицо. — Я не доставлю вам особых хлопот. Надеюсь, что мне удастся быстро выполнить свое задание.

— Мы наслышаны о вас, капитан, — сказал Билл Хедвин, когда они вскарабкались в самолет. — У вас слава отличного специалиста по подводным течениям. Доктор Фразер тоже интересуется этой проблемой.

— Вот и замечательно, — сказал Ник, надеясь, что Хоук не перестарался, расхваливая его ученым. Билл плавно поднял самолет в небо и лег на нужный курс над Карибским морем.

— Сколько человек в команде? — поинтересовался Ник.

— Мы с Цинтией, — сказал молодой человек. — Цинтия — это моя жена, мы поженились с ней лишь месяц назад, но работаем с доктором Фразер больше года. Потом еще Рэй Андерс, лаборант, Хови Томпсон, механик, и Консуэла, наш повар. Она местная, с острова Барбадос. И конечно же, доктор Фразер.

— Разумеется, — кивнул Ник, глядя на голубую поверхность моря. Вскоре впереди показался корабль, с такой же надписью на борту, как и на фюзеляже амфибии, а также названием — «Тритон». Это была крупная шхуна с корпусом, выкрашенным белой краской, с широкой палубой, на которой Ник разглядел женщину в розовом купальнике, машущую им рукой. Ему тотчас же вдруг вспомнилась Бетти-Лу Роулингз. Вся эта сомнительная история крепко засела у него в голове и действовала ему на нервы. Он злился, что не может сейчас распутать ее. Билл Хедвин выключил мотор и, сев на воду, подрулил к корме судна.

— Это Цинтия, — пояснил он, кивая в сторону выбежавшей им навстречу девушки.

— Я так сразу же и подумал, — сухо отозвался Ник, занятый неприятными размышлениями о Бетти-Лу. Его так и подмывало самому сесть за штурвал и отправиться на поиски загадочного острова. Цинтия перегнулась через поручень и пристегнула трос к специальной скобе на носу самолета. Спустя минуту Ник уже перелез на палубу судна и знакомился с его командой. Консуэла оказалась молодой полной брюнеткой в ярком открытом платье, со светло-шоколадной кожей и аккуратно подстриженными волосами до плеч. Нику подумалось, что ее присутствие на борту не может не радовать лаборанта и механика.

— Доктор Фразер в лаборатории, — сказала Цинтия. — Пойдемте, я провожу вас в вашу каюту, капитан.

Ник прошел следом за ней в маленькую каюту. Первое, что бросилось ему в глаза, был портативный радиопередатчик на столике в углу. Хоук уже наверняка заждался весточки от него. Цинтия вышла, а Ник, переодевшись в плавки, тоже пошел на палубу, захватив с собой гидрокостюм и акваланг, чтобы поместить все это в кабине амфибии. Судовой механик уже заканчивал дозаправку бака самолета, подготавливая его к полету.

Свой стилет Ник спрятал в специальный водонепроницаемый чехол, а пистолет — во внутренний карман гидрокостюма. Консуэла, загоравшая на палубе, приподнялась на локте, когда он проходил мимо нее, и проводила восхищенным взглядом его божественную фигуру.

Едва Ник разместил в кабине самолета баллоны с воздухом, стоя одной ногой на понтоне, а другой — на краю дверного отверстия кабины, как на корму «Тритона» вышла высокая блондинка с затянутыми в пучок волосами. Она была в шортах и майке. Ник невольно отметил, что у нее красивые длинные ноги. Странно, подумалось ему, что Билл ничего не сказал ему о ней. Ник перепрыгнул на корму шхуны и как следует разглядел ее лицо. У незнакомки были изящные чувственные губки, маленький прямой носик и ярко-голубые глаза.

— Здравствуйте, — приветствовала она его, одарив холодной натянутой улыбкой. — Я доктор Фразер.

От неожиданности Ник оторопел и заморгал глазами. Этот старый сукин сын Хоук даже не намекнул ему, что начальник экспедиции — женщина. Впрочем, возможно, он и сам этого не знал, мысленно усмехнулся Ник, беря себя в руки. Нетрудно представить, что с ним будет, когда он узнает об этом. Нет, старик ничего не имел против слабого пола, просто у него на сердце было спокойнее, когда во время выполнения задания Ника ничто не отвлекало.

— Надеюсь, наше судно произвело на вас хорошее впечатление, капитан, — строгим тоном сказала доктор Фразер.

— Да, я вполне всем удовлетворен, — ответил он, впившись взглядом в ее волнующую грудь.

— Я получила инструкции оказывать вам всяческое содействие в вашей работе и предоставлять в ваше распоряжение амфибию. У меня сложилось впечатление, что теперь мы все должны работать исключительно на вас, отложив на неопределенное время наши исследования.

— Это вас раздражает? — поинтересовался Ник.

— Нисколько, — холодно ответила она.

— Я благодарна за помощь нашей экспедиции, оказанную военно-морским флотом, и готова доказать это на деле. Однако мы хотели бы иметь возможность выполнить и свою программу, иначе эта экспедиция теряет всякий смысл.

Голубые глаза блондинки смотрели на Ника надменно и безразлично, вызывая у него острое желание сбить спесь с этой холодной куклы и низвергнуть ее с пьедестала, на который она сама себя вознесла.

— Я долго у вас не задержусь, — улыбнулся он ей. — После моего отбытия весь океан будет в твоем распоряжении, милочка.

— Милочка? — сверкнула она глазами. — Я не привыкла к подобному обращению, капитан Картер.

— Что ж, готов сделать в данном конкретном случае исключение и не называть больше тебя милочкой, — ухмыльнулся Ник. — Может, напомнишь, как тебя зовут? Я постараюсь запомнить.

— Все называют меня по фамилии, — подавив ярость, ответила она. — К тому же, я действительно доктор биологии. Поэтому попрошу обращаться ко мне исключительно так, как предписывает моя должность руководителя этой экспедиции, — доктор Фразер.

— Рад за тебя, но я не такой, как все.

Блондинка окинула его взглядом с головы до пят и с усмешкой согласилась:

— Пожалуй, в этом вы правы: вы действительно не такой, как все. Допускаю, что вы прекрасный специалист в своей области, и не сомневаюсь, что вы весьма преуспели в роли донжуана.

— На это у меня просто не хватает времени, — резко оборвал ее Ник.

— Как, у вас не остается времени ухаживать за девушками? — вскинула она брови.

— Нет, — хмыкнул он. — Я предпочитаю женщин, дорогуша.

— Если я понадоблюсь вам, капитан, вы найдете меня в моей каюте, — поджав губы, бросила она ему на прощание и поспешно ретировалась, покраснев под его ироничным взглядом.

Ник вернулся к самолету, открепил трос и, включив мотор, задним ходом отогнал амфибию подальше от шхуны. Затем он прибавил оборотов и плавно взлетел, чувствуя, как за ним с одобрением наблюдает с палубы Билл Хедвин. Свой первый полет Ник намеревался совершить над тремя ближайшими островами в этом районе, а затем обследовать и другие островки Лос-Рокес, не отмеченные на карте. Облетев их на приличной высоте, он снизился и промчался над самыми верхушками деревьев, внимательно вглядываясь в воду и в сушу. К шхуне Ник возвратился, лишь когда в баке кончилось горючее.

Консуэла сделала ему сандвич и попыталась завязать разговор. Он молча выслушал ее болтовню, жуя сандвич и ощупывая взглядом ее сексуальную фигуру с типичным для островитянок высоким плотным задом, и снова поднял амфибию в воздух. На этот раз он выбрал другую группу островков и один за другим облетел их все. По большей части, они оказались необитаемыми, лишь на некоторых ему удалось заметить несколько соломенных хижин, нисколько не похожих на объекты военной базы.

До вечера он совершил еще два вылета и вернулся окончательно к «Тритону», уже когда на небе появились звезды, усталый и раздосадованный. Успокаивало его лишь одно: он убедился, что в данном районе ничего подозрительного нет. Правда, он все-таки трижды садился на воду и, надев гидрокостюм, совершал погружение с аквалангом, но всякий раз выяснялось, что его ввели в заблуждение огромные колонии кораллов или скопления водорослей.

Вернувшись на «Тритон», Ник поужинал и почувствовал себя значительно лучше, хотя в подсознании продолжали отсчитывать секунды невидимые часы, напоминая о стремительном беге драгоценного времени. Ночь не принесла желанной прохлады: на палубе было жарко, дул горячий ветер. Решив остаться в плавках, Ник немного постоял на корме, затем решительно постучался в дверь каюты доктора Фразер.

— Войдите, — раздался строгий голос.

Доктор Фразер переоделась в новые — темно-синие — шорты и сменила майку на светло-голубую блузу с короткими рукавами, плотно облегающую грудь, округлую и полную, какая бывает у зрелых женщин.

— Да? — она холодно взглянула на него, оторвавшись от микроскопа, стоящего на круглом столике.

— Мне нужно, чтобы до утра шхуна переместилась на восток не менее чем на пятьдесят миль, — сказал бесстрастным тоном Ник. — Иначе я не смогу завтра облететь всю намеченную территорию, так как придется часто возвращаться для заправки топливом.

— Но мы не можем вдруг сняться с якоря и оставить этот район! — возмутилась доктор Фразер. — Мы проводим важный эксперимент, делаем пробы воды и расставляем ловушки. Это нарушит все наши планы!

— Весьма сожалею, но не в силах ничего с этим поделать, — развел руками Ник.

— Вы можете взять с собой запасные баки с горючим, — предложила доктор Фразер. — Вот и решение вашей проблемы.

— Хорошо, — улыбнулся Ник. — Ты меня уговорила. Видишь, какой я покладистый, милочка.

— Я полагала, что мы раз и навсегда покончили с этим, капитан Картер, — сверкнула глазами доктор Фразер. — Прошу не называть меня больше «милочкой» и «крошкой».

— А мне не нравится обращаться к тебе этим дурацким «доктор Фразер», — ухмыльнулся Ник. — И раз уж ты не хочешь мне сказать, как тебя зовут, то я стану называть тебя «крошка доктор Фразер», а еще лучше — «доктор Фразер душка».

— Меня зовут Даниелла, — едва сдерживая ярость, сказала она.

— Чудесное имя, — отметил Ник. — Почему ты редко пользуешься им, Даниелла?

— Похоже, нам пора все расставить по местам, капитан Картер, — закидывая ногу на ногу, прищурилась она. Ник ощупал взглядом ее колени, медленно поднял глаза на бедра, потом на живот и причмокнул губами.

— Капитан Картер! — опуская ногу, строго воскликнула Даниелла. — Я с вами серьезно разговариваю. Так вот, что я вам должна сказать, капитан: я вижу вас насквозь, вы человек действия, а не рассудка. Вы — самодовольный самец, привыкший, чтобы все женщины падали к вашим стопам. Вы просто не способны по своей натуре смотреть на женщину и не укладывать ее мысленно в свою постель, что характерно для сексуально комплексующего индивидуума мужского пола вашего типа, постоянно нуждающегося в самоутверждении. Вы меня понимаете?

— Продолжайте, доктор, я заинтригован, — расплылся в улыбке Ник.

— Я не осуждаю вас за это, — с печальным вздохом продолжала она. — И не сомневаюсь в вашем добром отношении ко мне. Тем не менее я отдаю себе отчет в том, капитан Картер, что вы не осознаете, что не все женщины — примитивные самки, готовые моментально откликнуться на вашу животную чувственность. Поэтому я полагаю, что чем скорее вы поймете это, тем легче нам будет вместе работать. Я ясно выразила свою мысль?

— Вот о чем я сейчас подумал, Даниелла, — задумчиво произнес Ник. — Твоя беда в том, что, прекрасно разбираясь в рыбах, ты совершенно не разбираешься в людях. Ты опираешься не на жизненный опыт, а на сведения, которые почерпнула из книг или из лекций. Тебе следует больше набираться практического опыта. Иначе ты навсегда останешься подавленной, испуганной и робкой девчонкой.

— Ко мне это никак не относится! — спокойно заявила она. — Вы говорите так лишь потому, что я не растаяла под взглядом ваших серо-голубых глаз. Что ж, это тоже характерный симптом. Вы не можете понять женщину, обладающую тренированным умом ученого человека, полностью владеющую своими эмоциями.

— Это ты о себе говоришь? — расхохотался Ник. — Готов сейчас же разубедить тебя в этом, крошка.

— Ничего подобного у вас со мной не выйдет, — вспыхнула Даниелла. — Здравый рассудок тренированной личности способен подавить любой всплеск эмоций, вызванный внешними раздражителями.

— А не провести ли нам научный эксперимент? — предложил Ник.

— А почему бы и нет? В себе я абсолютно уверена.

— Вот и отлично! — ухмыльнулся Ник. — И я в тебе уверен. Остается лишь договориться о правилах. Даю слово не прибегать к грубой силе, а ты обещай, что не будешь от меня убегать.

— Я никуда не убегу, капитан Картер, — улыбнулась уголками губ Даниелла Фразер. — Мне и не нужно будет этого делать. Любопытно, однако, понаблюдать, как поубавится у вас спеси.

Ник встал в полный рост и приблизился к ней почти вплотную, едва ли не касаясь своей мускулистой бронзовой грудью ее лба.

— Со мной ничего такого не случится, малышка, — улыбнулся он ей, когда она взглянула на него снизу вверх. — Потому что я наверняка выиграю этот спор.

— Почему? — севшим голосом спросила она.

— Хотя бы потому, что ты в душе уже готова его проиграть, ответил спокойно он и, усмехнувшись, молча вышел из каюты.

Ник отправился к себе спать, размышляя о том, какие разные встречаются все-таки женщины, пусть даже только внешне. Бетти-Лу, например, и не пыталась скрыть свои естественные чувства, а вот Даниелла совершенно другая, скрытная и холодная. Конечно же, если копнуть поглубже, то окажется, что между ними нет большой разницы. Он в этом ничуть не сомневался. Просто уж слишком большого мнения о себе эта надменная ученая дама. Что ж, забавно будет укротить ее, жаль только, что на это совершенно нет времени. Нужно искать, искать скорее базу Иуды…

С этой мыслью Ник и уснул в эту душную ночь.

Глава четвертая

Под крылом крохотного моноплана скользнула лазурная полоска теплого Карибского моря, и Ник резко взял штурвал на себя, заходя: на второй круг над цепью маленьких островков, с их рыбацкими лачугами и сетями, развешанными для просушки на берегу.

На рассвете, перед вылетом, он отправил Хоуку сообщение, состоящее из одного слова: «Нет». Подобные послания в равной степени неприятно как отправлять, так и получать, у Ника от огорчения даже свело скулы. Но теперь, пролетая над волнами, он немного расслабился, вспомнив о забавном эпизоде, случившемся этим утром, когда он принимал душ, и улыбнулся.

Общее душевое отделение располагалось в средней части плавучей лаборатории. Выходя из своей кабинки, он с удивлением услышал шум воды и обернулся, кто-то еще мылся в этот ранний час. Гидрокостюм Ника остался в самолете, на нем были только плавки. Подкравшись на цыпочках к кабинке с задернутой клеенчатой занавеской, он тихонько стянул с перекладины полотенце и прочитал в углу имя владельца — «Д-р Фразер», вышитое красными нитками. Ник замер и стал ждать. Вскоре из-под занавески высунулась милая женская ручка и растопыренные пальчики начали ощупывать мокрый пол.

— Позволь мне тебе помочь, — произнес Ник, вешая полотенце Даниелле на обнаженное плечо, но не выпуская один конец из своей руки. Задернув занавеску поплотнее, она потянула полотенце на себя, но Ник не отпускал его. Погладив левой рукой по ее вытянутой правой руке, он нащупал подмышку и провел ладонью по ее бархатистой коже. Даниелла замерла, затаив дыхание. Ник отдернул руку, отпустив полотенце, и стремительно направился к выходу. За спиной у него зашуршала клеенка, Даниелла выскочила из кабинки, сверля его взглядом, но Ник не обернулся.

Мотор чихнул, захлебываясь, взревел и снова чихнул. Ник посмотрел на приборы: все было в норме. Внизу зеленела буйная растительность островка, не отмеченного на карте, вдоль берега тянулся узкий атолл. Вдруг среди бескрайней лазурной глади Ник заметил двухмачтовую шхуну: потемневшая от времени, с облупившейся краской, она дрейфовала со спущенными парусами. Ник трижды пролетел совсем низко над ней, однако не заметил ни одной живой души на палубе. Это насторожило его, и он уже собрался было совершить посадку, но мотор снова начал давать сбои, перегревшись от чрезмерной эксплуатации, и Ник взял курс на «Тритон», предусмотрительно уменьшив обороты: не хватало только очутиться на волнах посередине Карибского моря и потерять впустую Бог знает сколько драгоценного времени!

Благополучно долетев до базового судна, он привязал амфибию к корме «Тритона» и, подозвав механика, попросил его заняться мотором. Томпсон сказал, что где-то сгорела изоляция провода и на устранение неполадки ему потребуется не меньше двух часов. Тяжело вздохнув, Ник вылез из кабины и, перебравшись на шхуну, подошел к ученым, столпившимся возле поручня левого борта.

Билл Хедвин сосредоточенно возился с деррик-краном, нависшим над качающимся на волнах большим стальным шаром, пытаясь поднять из его чрева через раскрытый люк магнитофон, не зацепившись при этом тросом за торчащие из боков шара, словно щупальца спрута, длинные цилиндрические придатки. Даниелла в открытом купальном костюме стояла одной ногой на шаре, а другой — на бортике корабля.

— Откуда взялась эта штуковина? — спросил Ник.

— Поднялась со дна моря, — с улыбкой сказал Билл Хедвин. — Она трое суток находилась в погруженном состоянии, записывая поступающую информацию на ленту. Сейчас доктор Фразер вновь опустится на дно, чтобы взять пробы грунта и другие образцы подводного мира. Наш «Спрут» позволяет нам добывать уникальнейшие материалы для исследования.

— Ты долго пробудешь под водой? — спросил у Даниеллы Ник.

— Час, может быть, два, — окинув его недружелюбным взглядом, холодно ответила она, явно не простив ему его утренней шутки в душевой.

— Я тоже хочу погрузиться на дно, — сказал он с подкупающей улыбкой. — Военно-морской флот очень заинтересован в таких вещах.

В глазах Даниеллы промелькнула тень сомнения: ей не хотелось брать Ника с собой, но отказать ему в этом в присутствии других она не осмелилась, тем более что в батискафе имелось достаточно места для двоих.

— Хорошо, спускайтесь внутрь следом за мной, — наконец сказала она. — Только осторожнее, не повредите оборудование.

Ник любезно кивнул, проводил взглядом ее ладную фигурку, исчезнувшую в люке, и последовал за ней.

«Спрут» был устроен таким образом, что внутри можно было только лежать в специальных креслах, наблюдая подводный мир через узкое изогнутое окно из специального стекла. Даниелла взялась за рычаги управления, послышался металлический лязг закрывающейся крышки люка, и стальной шар стал погружаться в море. За окном закипела и забурлила вода, зашипел кислород, поступающий внутрь батискафа для уравнения давления, и вскоре мягкий толчок в днище подсказал Нику, что они достигли дна.

Даниелла нажала на кнопку, тихо заурчал мотор, и стальной шар плавно двинулся вперед на своих паучьих ногах. Стайка любопытных полосатых рыбок заглянула в окошко и, вполне удовлетворенная увиденным, исчезла в водорослях. Вот неторопливо проплыла желто-голубая каталинета, за ней следом — огромный серебристый снук, горделиво шевеля лимонными плавниками и хвостом. «Спрут» ловко подхватывал своими щупальцами мелкие частицы со дна и крохотные коралловые веточки, складывая их в стальные канистры, укрепленные на стенках шара.

— Проклятие! — взорвалась Даниелла. — Щуп заело!

И действительно, одна из тяг выскочила из рельса. Ник потянулся к ней, согнувшись в неудобной позе, но проклятая тяга не желала вставать на место, и ему пришлось продвинуться еще дальше, упершись головой в бедро Даниеллы. Стараясь не отвлекаться на изучение прочих частей ее горячего тела, он нащупал стержень и, вставив его в направляющую, начал выпрямляться. Иначе, как прижавшись всем телом к Даниелле, сделать это в тесном батискафе не представлялось возможным, и Ник, приподнявшись на руках, на мгновение навис над ней, лицом к ее раскрасневшемуся лицу.

— Спасибо, — хрипло выдохнула она, касаясь вздымающейся грудью его могучей груди и тщетно пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица. Но учащенное дыхание, стиснутые зубы и напрягшиеся мышцы выдавали ее нарастающее желание прильнуть к нему и подставить губы для жаркого поцелуя. Ее голубые глаза были полуприкрыты, она закинула голову назад, теряя над собой контроль, но Ник перевалился через нее и вновь занял прежнее положение в своем кресле. Даниелла с облегчением перевела дух и расслабилась, и Ник с трудом сдержал торжествующую ухмылку.

Даниелла вновь нажала на кнопку, и батискаф начал подниматься на поверхность.

Выбравшись на палубу «Тритона», Ник с подчеркнутым восхищением воскликнул:

— Это было просто великолепно! Я получил массу новых впечатлений. А ты? — он пристально взглянул на Даниеллу.

Ни слова не говоря, доктор Фразер повернулась к нему спиной и величественно удалилась. Ник лишь усмехнулся ей вслед: его первый опыт по выведению эмоций самонадеянной ученой дамы из-под контроля ее тренированного рассудка прошел весьма удачно.

Механик сообщил ему, что неполадки устранены и самолет готов к полету. Поблагодарив его, Ник тотчас же сел в кабину и поднял амфибию в воздух. Он опять пролетел над странной шхуной, надеясь на этот раз увидеть кого-нибудь на ней, но снова безрезультатно. Решив возобновить обследование подозрительного судна утром, он вернулся к «Тритону».

Войдя в свою каюту, Ник первым делом отправил сообщение Хоуку. Оно состояло из того же ужасного слова: «Нет». Потом он упал на койку и закрыл глаза, размышляя о том, что, видимо, ему все же придется испить горькую чашу поражения. Во рту уже явственно ощущался неприятный привкус. Ник вскоре задремал, а когда проснулся, то почувствовал себя бодрым, отдохнувшим и голодным. Надев брюки и рубашку, он сходил в камбуз, сделал себе бутерброд и пошел обратно в каюту по узкому проходу. Из-под двери каюты Даниеллы выбивался свет. Постучавшись, Ник толкнул дверь — она распахнулась, и он увидел, что каюта пуста. Ник поднялся на палубу, там тоже не было ни души. Шхуна лениво скользила по водной глади, освещаемая светом ярких звезд. Ник с наслаждением вдохнул теплый солоноватый воздух, потянулся и прислушался: снизу, из кают-компании, слышались оживленные голоса Хови, Рэя Андерса и Консуэлы, играющих в карты. Свет в каюте Билла и Цинтии был потушен, что нисколько не удивило Ника, а лишь вызвало у него улыбку. Батискаф неохотно плыл рядом с левым бортом, люк его был задраен. «Но где же тогда Даниелла, — с тревогой подумал Ник и взглянул на свои часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого. — Когда же она покинула шхуну? И куда она могла подеваться посередине Карибского моря?»

Ник присел на бухту каната рядом со спасательной шлюпкой и затаился. Наконец его тонкий слух уловил за бортом негромкий всплеск. Привстав, он всмотрелся в темноту и увидел прорезиненный плотик, приближающийся к кораблю. На нем сидела Даниелла Фразер в купальнике, с волосами, забранными в пучок, и уверенно работала веслом. Спрятавшись в тени, Ник наблюдал, как она вскарабкалась по веревочной лестнице на палубу «Тритона» и вытянула из воды плотик. Потом она выпустила из него воздух, свернула и, зажав рулон под мышкой, торопливо спустилась по трапу в свою каюту.

Ник задумчиво поскреб ногтями щетину на подбородке. Он уже давно усвоил, что порой невозможное становится возможным, а сомнения сделал главным мерилом в оценке окружающего мира. Неужели Хоук угодил в хитроумные сети, расставленные Иудой? Ведь этот гений злодейства несомненно предвидел, что рано или поздно столкнется с агентом специальной службы США, и не мог не продумать, как опытный шахматист, ответную комбинацию. Он наверняка предчувствовал, что его станут искать именно в этом районе Карибского моря, и в качестве приманки подставил доктора Фразер. А Хоук проглотил эту наживку! Слишком уж много подозрительных фактов подметил Ник за минувшие дни! Совпадение? Вряд ли. «В любом случае, следует не спускать с Даниеллы глаз и выяснить, куда она исчезает по ночам», — решил Ник Картер.

Следующий день не развеял его мрачные подозрения. Он облетел один сектор — и снова безрезультатно. Но на этот раз он вернулся на «Тритон» до захода солнца. Отправив Хоуку неутешительное донесение, Ник выключил в каюте свет, лег на койку и стал ждать наступления темноты. Когда мрак окончательно окутал шхуну, он потихоньку выбрался из каюты и спрятался за трапом, ведущим в моторное отделение.

Ждать ему пришлось недолго. Оставив в своей кабине свет, Даниелла, одетая в купальник, вышла в коридор с резиновым плотом под мышкой и поднялась на палубу. Ник быстро зашел к себе в каюту, натянул гидрокостюм, предусмотрительно перенесенный им из амфибии, и выбежал наверх как раз в тот момент, когда белокурая головка Даниеллы готова была раствориться среди волн.

Из-за облаков выглянула полная луна, и Ник, затянув ремни акваланга, спиной упал в воду. Плывя под водой, он вскоре догнал плотик, бесшумно скользящий по поверхности. Луна посеребрила море длинной дорожкой призрачного света, и фигурка Даниеллы четко вырисовывалась на ее фоне. Ник не любил плавать по ночам в кишащем акулами море, они могли подобраться к своей жертве абсолютно внезапно и в мгновение ока растерзать ее, не оставив шансов на спасение.

Ник догадался, что Даниелла направляется к маленькому атоллу, выступающему из морских глубин, и сильнее заработал ластами. Вскоре Даниелла спрыгнула на песок и вытянула на него свой плотик. Высунув голову из воды, Ник ждал, что она выроет из-под чахлой пальмы портативный радиопередатчик и начнет передавать секретное сообщение. Но вместо этого Даниелла расстегнула заколку и, встряхнув головой, рассыпала свои шикарные волосы по плечам. Затем она сняла с себя купальник и вошла по щиколотку в воду, прекрасная в своей наготе, как дочь Нептуна с картины великого Боттичелли «Рождение Венеры».

У Ника перехватило дыхание при виде ее округлых полных грудей и широких манящих бедер, великолепных в своей классической пропорциональности. Она вошла в воду по пояс и принялась весело плескаться, возбуждая в его чреслах желание. Наконец она погрузилась по розовые, словно спелые персики, сосцы и, оттолкнувшись от дна, стремительно поплыла, резвясь и извиваясь, словно русалка — хозяйка водяного царства. Прекрасная пловчиха, Даниелла наслаждалась долгожданной возможностью расслабиться в одиночестве с изысканностью нимфы, сбросив маску строгой ученой и смыв все мирские заботы.

Но чем дольше Ник наблюдал за ней, тем острее ощущал нарастающую досаду и тревогу: эти игры при луне в серебристой воде Карибского моря были чреваты серьезной опасностью. Внезапный спазм мышц или судорога, равно как и любая другая непредвиденная напасть, и Даниелла могла погибнуть, ведь здесь некому прийти к ней на помощь! Возле атолла рыскали в поисках добычи самые разнообразные морские хищники, знающие, что мелкие рыбешки кормятся здесь креветками, рачками и червячками.

Внезапно Даниелла нырнула и слишком надолго задержалась под водой. Ник обвел встревоженным взглядом весь пляж, но ее нигде не было видно. Тогда он тоже погрузился в воду, просвечиваемую лунным светом, и поплыл вдоль рифа. За одним из его причудливых выступов он разглядел светлые волосы Даниеллы, напоминающие странные водоросли, и нечто лентообразное, вцепившееся в ее ногу повыше щиколотки. Это была гигантская мурена, засевшая в своей норе, одна из самых хищных тварей, обитающих в этом районе. Ее сильные челюсти и острые, как иглы, зубы оставляли жертве мало шансов на спасение.

Вытащив из чехла длинный нож, Ник резанул им мурену. Острое лезвие рассекло толстую зеленую кожу гадины, и мурена разжала пасть, выпустив ногу Даниеллы. Та стала быстро подниматься из глубины на поверхность. Ник снова ударил ножом хищницу, стремясь упредить ее молниеносную ответную атаку, затем схватил обеими руками ее чуть ниже головы. Мурена извернулась и, выскользнув у него из рук, спряталась в норе, повинуясь инстинкту самосохранения. Не теряя ни секунды, Ник тоже вынырнул из воды, окрасившейся кровью, и увидел, что Даниелла уже почти выбралась ползком на берег. Он подплыл к ней и помог преодолеть последние метры, уложил на песок, затем стянул с себя гидрокостюм и, присев рядом с ней на корточки, стал осматривать ее лодыжку. Нужно было остановить кровь, бьющую из ранок, и Ник, не раздумывая, перетянул ей щиколотку верхней частью купальника.

Бледное лицо Даниеллы слегка порозовело, она смущенно взглянула на Ника и потянулась было к трусикам, но он остановил ее:

— Забудь об этом, сейчас не время. Ты вела себя глупо, нельзя быть такой самонадеянной. Разумно ли купаться в море ночью в одиночестве?

— Спасибо за помощь, — сказала она. — Ты спас мне жизнь. И все же я должна заметить, что мне не нравится, когда за мной шпионят.

— Придется тебе простить мне эту вольность, — укладывая ее снова на песок, сказал Ник. Наклонившись над ней, он одной рукой завел ей руки за голову.

— Обыкновенной женщине не устоять перед тобой, — прошептала она, учащенно дыша.

— Но ведь ты не такая, как все, — сказал Ник, любуясь ее обнаженным телом и набухающей от неукротимой страсти грудью. Ее голубые глаза подернулись поволокой, он нежно коснулся ее сосков губами и стал покрывать ее всю быстрыми поцелуями. Раскрыв сладострастно рот, Даниелла закрыла глаза, и по ее телу пробежала легкая дрожь. Бедра сами собой пришли в движение.

— Ну, как себя чувствует твой тренированный мозг ученой? — тихо спросил Ник. — Контролирует эмоции?

— Да, да! — выдохнула она, не раскрывая глаз.

— Замечательно! — откатываясь в сторону и садясь на песок, воскликнул Ник. — Пора проверить, что там с лодыжкой.

Он потуже затянул повязку и с насмешкой взглянул на ее искаженное досадой лицо.

— Тебе нравится демонстрировать свое превосходство над другими, — заметила она. — Ты наслаждаешься своей силой.

— Чрезвычайно, — признался он. — Однако вынужден отметить, что и у тебя очень сильная воля. Это просто удивительно!

— Избавь меня от своих насмешек, — фыркнула она, натягивая трусики.

— Клянусь, я говорю серьезно! — сделал он большие глаза.

— Нам пора возвращаться, — холодно сказала она.

— Согласен, — кивнул он. — На этот раз я тоже поплыву с тобой на плоту. С акулами шутки плохи.

— Но как же я появлюсь на шхуне в таком виде? — спросила Даниелла.

— Все спят, так что тебе нечего бояться, — успокоил он ее. — К тому же я заслужил право полюбоваться твоей красотой.

На протяжении всего обратного пути Даниелла хмурилась, прикрывая грудь ладонями, хотя проку от этого было мало. На «Тритоне» все замерло в этот поздний час, и они прошмыгнули вниз, никем не замеченные.

— Еще раз огромное тебе спасибо, — тихо сказала Даниелла, обернувшись к нему возле двери своей каюты. — Я очень признательна тебе.

— У тебя еще будет возможность выразить мне свою благодарность, — беря ее за руку, улыбнулся Ник.

Ее глаза сверкнули, и он едва успел перехватить другую ее руку, занесенную для пощечины ему.

— Не хорошо, доктор Фразер! — покачал укоризненно головой Ник. — Физическое насилие — явно эмоциональный акт! А как же наш уговор?

— Вы заблуждаетесь, капитан Картер! — огрызнулась она, высвобождая руки. — Это продуманное решение!

И Даниелла захлопнула у него перед самым носом дверь. Ник расхохотался и пошел в свою каюту. Он был рад, что его подозрения не оправдались. Утром нужно было еще раз осмотреть ту странную шхуну. Возможно, она интересовала его лишь потому, что за все три дня поисков ничего больше обнаружить ему так и не удалось. Складывалось впечатление, что его секретная миссия обернется позорным провалом.

Глава пятая

Наступило еще одно ясное, безоблачное утро, и самолетик Картера вновь взлетел над Карибским морем. Быстро набрав максимальную скорость, он помчался прямо к старой одинокой шхуне, все еще покачивающейся на прежнем месте на волнах, без признаков жизни на борту.

Сев на воду рядом со шхуной, Ник привязал канат к якорной цепи и, выбравшись из кабины пилота, вплавь добрался до судна. Прохладная вода приятно бодрила его разгоряченное тело, он немного поплавал вокруг шхуны, громко выкликая ее обитателей. Не получив ответа, Ник начал карабкаться на планшир, подтягиваясь на руках, и почти уже взобрался на палубу, когда вдруг услышал чей-то голос. Он доносился из темного люка с трапа, ведущего в трюм.

— Не двигаться! — решительно произнес невидимка. — Стоять на месте!

Из люка высунулась рука, сжимающая полицейский револьвер 38-го калибра, а следом возникла женская головка. Незнакомка медленно выбралась на палубу, прихрамывая на левую ногу. Ник выпрямился в полный рост.

— Спокойно! — предупредила женщина. — Мне не хотелось бы проделывать дырку в таком прекрасном теле.

На ней были желтые шорты и желтый бюстгальтер от купальника. На вид ей было лет двадцать восемь. Высокая, с карими глазами и каштановыми волосами, она производила приятное впечатление. Ник отметил ее высокие скулы, аккуратный прямой носик и невольно задержал взгляд на острых грудях, распирающих лифчик.

— Что тебе нужно? — спросила женщина.

— Хотел узнать, не требуется ли моя помощь, — улыбнулся Ник. — Может, опустишь эту штуку? — кивнул он на револьвер. — Или он не заряжен?

— Заряжен, — мрачно сказала женщина.

— Ты кто такой?

Ник кивнул в сторону амфибии. Незнакомка окинула быстрым взглядом надпись на борту, но промолчала.

— Что с ногой? — поинтересовался Ник.

— Все нормально, — ответила женщина. — Неделю назад я наступила на морского ежа, но сейчас ступня почти совсем зажила.

Нику стало ее искренне жаль: в тропических морях морские ежи отличаются не только очень длинными и острыми, но и ядовитыми иглами, укол которых крайне болезнен и опасен.

— И вы сами себя лечили здесь? — спросил Ник.

— Да, — кивнула женщина. — У меня есть аптечка для оказания первой помощи. Мне было так плохо, что я не могла даже подняться с койки. А сейчас только наступать больно.

— Может быть, вы все-таки уберете револьвер? — озабоченно заметил Ник. — Но что вы делаете одна на этой шхуне? Откуда вы?

— Сперва расскажите о себе, — сказала женщина, не опуская ствол револьвера.

— Я капитан Картер из океанографической экспедиции, — сказал Ник. — Мы проводим специальное исследование в этом районе на научном судне.

— Это правда? — недоверчиво переспросила незнакомка.

— Клянусь, — улыбнулся Ник.

Женщина еще раз прочитала надпись на борту самолета, сделанную большими черными буквами, смерила Ника внимательным взглядом и засунула револьвер за пояс своих шорт.

— Боже, если бы я только знала, что мне делать! — она устало потерла ладонью лоб. — Может быть, вы мне поможете?

Она села на козырек рулевой рубки и молча уставилась на Ника, бессильно уронив руки на колени. Ник сел рядом с ней, отчего она сразу же как-то съежилась, и спросил:

— А какие проблемы? Кстати, как вас зовут? Откуда вы?

— Меня зовут Джойс Таннер, — со вздохом ответила женщина. — Я из Майами.

— И вы проделали весь путь оттуда на этой старой посудине в одиночку? — удивленно воскликнул Ник. — Да она ведь того гляди развалится! — Он обвел взглядом растрескавшуюся обшивку палубы и изъеденную морскими точильщиками оснастку.

— Шхуна не моя, — сказала Джойс Таннер. — Я взяла ее напрокат, на лучшее судно у меня не хватило денег. Я шла под парусами вдоль островов и внимательно следила за метеосводками. На этой старой посудине отлично оборудована радиорубка! Ее хозяин увлекается радиоделом и натаскал на свою шхуну столько всякого оборудования, что ему позавидовал бы любой владелец самой шикарной яхты! Люди из агентства, в котором я оформляла договор аренды, научили меня, как им правильно пользоваться.

— Но вы так и не объяснили мне, — перебил ее Ник, — что вас привлекло в этих местах?

— Я ищу свою пропавшую сестру, — уныло сказала Джойс. — Я надеялась, что мне повезет, но теперь пришла в полное отчаяние.

Она смущенно улыбнулась виноватой улыбкой и, тяжело вздохнув, продолжала:

— Будет лучше, если я начну рассказывать вам все с самого начала. Я работаю управляющей магазином в Майами, развелась с мужем и теперь живу в приличной квартире со своей младшей сестрой, недавно приехавшей погостить у меня из Мичигана. Джун девятнадцать лет, она закончила курсы секретарей и полна энергии и энтузиазма. Как-то она прочла в газете объявление, что одному богатому человеку, живущему где-то на острове в Карибском море, требуется секретарша. Джун обратилась в агентство по найму, и там ей предложили заполнить анкету. Ее долго и тщательно проверяли, и ей пришлось наврать им, что у нее вообще нет близких родственников, иначе ее не приняли бы на эту работу. Люди из этого бюро даже не поленились приехать к нам домой и проверить, кто я такая, но я представилась владелицей квартиры, и все обошлось.

Ник даже похолодел, слушая рассказ Джойс Таннер.

— А как называется это агентство? — спросил он у нее.

— Агентство Хаммера, — ответила она.

Ник вспомнил, что Бетти-Лу говорила о другом агентстве — Уолтона, но это мало его успокоило.

— Продолжайте, — сказал он Джойс.

— Сестра обещала написать мне письмо. Но прошло уже полгода, а я так и не получила от нее никакой весточки. Знаете, это совсем не похоже на Джун. Раньше она мне всегда писала письма, часто и регулярно, ведь я у нее единственная живая родная душа. Я заволновалась, попыталась навести о ней справки, но мне никто толком ничего не мог сказать. Я обратилась в полицию, но там мне ответили, что пока не будет серьезных оснований для ее розысков, они и пальцем не пошевельнут. А какие у меня есть основания? На кого, к примеру, я могу пожаловаться? Я подумала и решила взять в аренду вот эту шхуну и отправиться на поиски сестры. Когда-то в юности я занималась парусным спортом на озере Мичиган. Так вот, я исследовала все Карибское море, но кого бы я ни спрашивала, никто не слышал ни о каком богатом человеке, живущем в одиночестве на собственном острове!

— И вам так ничего и не удалось самой обнаружить?

— Нет, — покачала головой Джойс. — Хотя, возможно, следовало бы проверить одно подозрительное местечко. Но я наступила на этого проклятого морского ежа, заболела и слегла. И вот теперь торчу вторую неделю здесь.

— А где находится это подозрительное местечко? — спросил Ник, чувствуя, как учащается у него пульс.

— Знаете, там довольно-таки жутковато, на этом островке. На карте он не значится, а находится между островами Кайо Норесте и Бланкилла.

— Но я пролетал над ним, — нахмурился Ник. — Мне еще запомнился атолл справа от него. Ничего, кроме деревьев и кустарника, я не заметил.

— С высоты ничего заметить не возможно, — сказала Джойс. — Однако в скале есть дом, его совершенно не видно за деревьями и песком. Я увидела его случайно, проплывая мимо самого входа в бухту, потому что рассматривала берег в бинокль. Говорю вам, ничего подобного я раньше не видела! Впрочем, у этих старых отшельников могут быть странные вкусы… Теперь я не знаю, как мне поступить дальше. А вдруг у сестры все в порядке, просто она не имела возможности написать мне или отправить письмо? Если я без предупреждения вторгнусь во владения этого чудака, у сестры могут возникнуть неприятности. Но, если случилась беда, я сама могу влипнуть в скверную историю…

Ник слушал рассказ Джойс, и в голове его уже созревал план дальнейших действий. Многолетний опыт подсказывал ему, что нужно непременно изучить этот странный островок получше. Дело это, естественно, рискованное, и может обернуться самым неожиданным образом: старый отшельник, вполне возможно, всего лишь легенда, прикрытие для западни, в которую заманивают наивных девиц. И не исключено, что там кроется нечто похуже…

Ник почувствовал, что наконец-то напал на след. Ведь недаром Хоук в шутку называл его ищейкой. Шеф был не так уж и далек от истины: стоило только Нику учуять след, как с ним происходили удивительные метаморфозы. Он изменялся в лице, напрягался: готовый вцепиться в свою жертву мертвой хваткой, все его чувства обострялись, мозг лихорадочно прокручивал сотни различных вариантов дальнейших событий. Именно это свойство моментально мобилизоваться и спасало его во многих крутых переделках, благодаря ему Ник Картер и стал не просто хорошим, а лучшим агентом в своем подразделении секретной службы.

Никвзглянул на серьезное лицо Джойс и улыбнулся.

— Так что вы об этом думаете? — спросила она. — Вы сможете мне помочь?

— Я попытаюсь, — сказал он, беря ее за плечи и заглядывая ей в глаза. Она выпрямилась в полный рост и не отвела глаз.

— Возможно, что ты очень помогла мне, сама того не зная, Джойс, — перешел на доверительный тон Ник. — Не стану пока ничего тебе рассказывать, но если этот островок тот, что я ищу, многие люди будут признательны тебе. Но сперва я должен сам все хорошенько проверить.

— А чем я могу быть полезна? — спросила она, сжимая его мускулистую руку.

— Жди меня здесь, я вернусь, — ответил он.

Но Джойс не отпускала его руку, пытливо глядя ему в глаза.

Ник скользнул заинтересованным взглядом по ее лифу, сквозь ткань которого просвечивали острые груди с торчащими сосками, и успокаивающе похлопал ее по спине:

— Я непременно вернусь, можешь не сомневаться.

Перебравшись через поручень, он прыгнул в воду и быстро поплыл к амфибии. Вскоре самолет взмыл в небо и взял курс на крохотный островок у южного окончания гряды Лос-Рокес. Нику хотелось надеяться, что и наивная сестра Джойс, и доверчивая Бетти-Лу находятся на этом острове в полной безопасности, однако холодок в груди подсказывал ему, что это лишь его пустые мечты. История с вербовкой девушек для работы у богатого пожилого затворника выглядела чрезвычайно странно. Ник почуял неладное уже тогда, когда впервые услышал ее от Бетти-Лу. Разрозненные факты еще не сложились в мозаику в его голове, но уже пришли в движение. Так или иначе, Ник взял след и не собирался отказываться от столь заманчивого шанса. Но что ожидает его в логове зверя?

Едва на горизонте возникла нужная ему точка, Ник начал постепенно снижаться. Быстро приближаться к острову было рискованно, его могли заметить. Ник взял бинокль и положил его рядом с собой на сиденье. Островок и маленький атолл вдоль него уже можно было разглядеть сверху и невооруженным глазом. Ник пролетел над ними, но не увидел ничего, кроме песка, пальм и кустарника. Островок был холмистый, но с довольно ровной каймой пляжа по берегу и маленькой бухточкой в северной его части — ее-то и выбрал Ник для посадки.

Он выключил мотор, снова включил и тотчас же выключил. Мотор чихнул и умолк, Ник снова включил его, и двигатель недовольно загудел, словно предупреждая, что не потерпит подобного обращения с собой. Ник сделал круг над бухтой и, выбрав подходящее место на водной глади, резко выключил мотор. Тот громко чихнул, захлебываясь, и стих. Самолет плавно опустился точно в намеченном месте — как раз напротив узкого входа в залив, о котором рассказывала Нику Джойс.

Ник открыл дверцу кабины, вылез на понтон и осторожно пробрался вперед вдоль корпуса амфибии. Наклонившись над мотором, он откинул капот и сделал вид, что пытается найти неполадку. Ник знал, что за ним наблюдают. Оставив капот открытым, он вернулся в кабину и осторожно стал рассматривать берег в бинокль. Амфибия между тем медленно подплывала к подозрительному склону холма все ближе и ближе, увлекаемая течением, и у Ника оставались в распоряжении считанные секунды. Наконец он увидел то, о чем говорила Джойс: длинное приземистое бетонное сооружение, напоминающее больше не дом, а подземное укрепление, со стальными плитами над ним, покоящимися на стальных арках и покрытыми толстым слоем почвы и песка, из которого произрастали кусты и деревья.

— Изумительная маскировка, — присвистнул от удивления Ник. Со стороны моря объект можно заметить, лишь проплывая мимо узенького прохода в бухточку, а сверху его и вовсе не видно! Возле здания стояли четверо мужчин с какими-то длинными предметами в руках. «Охрана, — ухмыльнулся Ник. — Неужели это и есть логово Иуды? Или же здесь обосновался какой-то другой сумасбродный отшельник? Что ж, он скоро это узнает».

Ник отложил в сторону бинокль и выбрался из кабины, на сей раз уже с гаечным ключом в руке. Покопавшись немного в моторе для отвода глаз, он захлопнул капот и, снова сев за штурвал, взлетел над бухтой. Сделав круг над островом, он взял курс на шхуну, весьма довольный увиденным.

А увидел он вполне достаточно для первого раза: замаскированный дом, вооруженную охрану, расположение пролива. Оставалось только запросить кое-какие дополнительные сведения из центра, сопоставить их с имеющимися у него данными и решить, стоит ли продолжать обследование этого подозрительного острова. Ведь драгоценного времени у него осталось совсем мало…

Подлетая к шхуне, Ник вспомнил о прекрасной радиорубке на ней, о которой ему говорила Джойс. «Если там действительно хорошее оборудование, — подумал он, — можно будет сейчас же связаться с Хоуком, сэкономив время, необходимое, чтобы добраться до «Тритона»!»

— Я была права? — воскликнула Джойс, выбежав ему навстречу.

— Абсолютно! — сказал Ник. — Отведи меня в радиорубку, которую ты так расхваливала.

С первого же взгляда на аппаратуру Нику стало ясно, что Джойс не преувеличивала ее достоинства: мощные радиопередатчики позволяли передать сообщение Хоуку. Шифровальное устройство Ник решил заменить простым кодом: для одного выхода в эфир такое допускалось инструкцией. Включив передатчик, Ник настроил его на нужную волну и, выразив свое главное сообщение одним лишь словом «возможно», запросил у центра сведения об агентствах по трудоустройству Уолтона и Хаммера. Затем он отключил передатчик, включил приемник на полную мощность и вернулся на палубу. Он знал, что шеф уже задействовал весь аппарат и всю агентурную сеть секретной службы, так что ему теперь оставалось только терпеливо ждать результатов.

Джойс лежала на палубе, одетая в обтягивающие шорты. Она сдвинула бретельки лифчика, и он едва прикрывал ей грудь. Ник знал, что она слышала, как он выходил в эфир, и присел рядом с ней, чтобы выяснить, что она думает об этом.

— Почему вы так стараетесь ради меня, капитан? — серьезно спросила она.

— Дело в том, — задумчиво ответил он, — что одна моя знакомая влипла в очень похожую историю, и я хочу в ней до конца разобраться. Подождем, что ответят мне мои друзья, к которым я обратился за помощью. Ты не возражаешь, если я задержусь здесь еще немного?

— Ну что вы, капитан! — с жаром воскликнула Джойс. — Я бесконечно признательна вам за заботу! Вы мне совсем не мешаете.

Ник улыбнулся ей в ответ и лег на спину, закрыв глаза.

— Знаете, капитан, — помолчав, сказала Джойс, — обо мне еще никто так не заботился. Нет, это правда, — поспешно добавила она, заметив на его губах ироническую улыбку.

— Даже твой бывший муж? — вскинул брови Ник.

— Муж? — фыркнула она. — Ему было на меня наплевать. Он всегда говорил, что я слишком много от него хочу. Похоже, что он был прав, он ничего не мог мне дать. Жаль, что я поздновато поняла это.

— Зачем же ты вышла за него замуж? — спросил Ник.

— Это старая и банальная история. Я просто была молоденькой дурочкой, вот и все. В то время я совершенно не разбиралась еще в мужчинах и не способна была разглядеть их подлинную сущность под маской притворства, верила любой их хвастливой болтовне и легко поддавалась на лживые комплименты.

— Но теперь-то ты не повторишь прежних ошибок, — заметил Ник, уловив напряжение в голосе Джойс, когда она говорила о мужчинах, и кожей ощущая ее жадный взгляд на своем теле. — Ты стала опытной женщиной, не так ли?

— Да, — вяло согласилась она, — я многое повидала в этой жизни. Нельзя верить ни одному их слову, порой даже поступкам! Нужно доверять исключительно собственным чувствам. Женская интуиция никогда не подведет! Сердце женщины сразу же скажет, достойный это мужчина или нет. Как в случае с вами, например…

— Как это понимать? — спросил Ник.

— В вас есть нечто такое, что безошибочно угадает любая женщина, — сказала Джойс. — Вам не требуется много говорить. И даже не нужно ничего делать. Достаточно женщине лишь взглянуть на вас, и ей все становится ясно…

Голос Джойс внезапно осел, и Ник почувствовал прикосновение ее руки к своей груди, горячей от жаркого солнца. Шхуна ритмично покачивалась на волнах, навевая воспоминания о другом ритмичном движении. Ник открыл глаза: Джойс смотрела на него, слегка раскрыв рот и едва не касаясь грудью его мускулистого тела.

— И что же тебе ясно? — тихо спросил он, хотя заранее знал ответ.

Перед ним была женщина, истомленная ощущением опустошенности, женщина, увидевшая в нем мужчину, который способен заполнить ее пустоту.

Укрощение строптивой Даниеллы не прошло для Ника бесследно. Он остро ощущал потребность в расслаблении после опасного флирта с ней, его тело тоже переполняли неудовлетворенные желания. Близость знойной женщины, жаркое солнце и прохладный морской ветерок обострили неутоленный голод плоти, и Ник повернулся на бок, обняв ее за плечи.

Она тотчас же прильнула к нему и жадно впилась в его губы своим чувственным ртом, посылая языком сигналы страсти. Лифчик упал, и Ник увидел ее большие грушевидные груди с торчащими коричневатыми сосками. «Джойс не может похвастаться божественной красотой Даниеллы, но ведь она дарована немногим, — подумалось Нику. — Зато у нее стройные ноги, изящная талия и плоский живот».

Джойс прижалась к нему грудью, и он почувствовал, как напрягаются его чресла. Он осторожно взял в рот ее сосок и стал нежно обводить его языком. Она сжала его в объятиях и застонала от удовольствия, дрожа от нетерпения. Продолжая ласкать языком ее грудь, Ник погладил рукой ее спину и ягодицы, приводя Джойс в лихорадочное возбуждение своими умелыми прикосновениями к чувствительным точкам. Она уже изнемогала от страсти, и тогда он лег на нее и стал работать торсом в такт волнам, раскачивающим судно. Джойс испытала оргазм совершенно внезапно и быстро, но не отпускала его.

— Еще! — прошептала хрипло она. — Еще, сейчас же! Умоляю!

Ник не обманул надежд Джойс, легко доведя ее до нового экстаза, но на этот раз не удовлетворился достигнутым, а продолжал с удвоенной энергией швырять все новые и новые поленья в пылающий очаг невиданного сладострастия, сопровождаемого ее дикими выкриками и стонами.

Ее широко раскрытые глаза подернулись поволокой, и лишь когда он ослабил свои объятия, перекатившись на бок, они вновь обрели ясность и посмотрели на него с нескрываемым восхищением.

— Такого я никогда еще не испытывала, — тихо сказала Джойс. — Даже ничего похожего.

Ник улыбнулся и вновь обнял ее. Убаюканные качкой и солнцем, они задремали, но их сон вскоре нарушило громкое потрескивание радиоприемника. Ник вскочил на ноги и побежал в радиорубку. Сообщение из центра поступило закодированным упрощенным кодом. Записав его, Ник отключил аппаратуру и быстро раскодировал текст. Хоук доводил до его сведения следующее:

«Агентство по трудоустройству Уолтона, зарегистрированное на основании лицензии в Нью-Йорке, закрылось, профункционировав всего один месяц. То же самое и в отношении бюро Хаммера в Майами. Ни одно из крупных предприятий не приняло на работу при их содействии ни одну женщину. Ведется проверка всех подобных агентств во всех городах восточного побережья».

Ник хмыкнул, но тотчас же нахмурился, дочитав сообщение до конца. В последних строках говорилось:

«Нами получены инструкции по уплате выкупа за лодку. Время на исходе. Если имеются хоть какие-то основания, действуйте немедленно».

Ник разорвал листок на мелкие кусочки и сжег его. В памяти всплыли слова офицера французской разведки о чудаковатом ученом по имени Гарольд Фратке. Какое имел он отношение к убийству араба-торговца живым товаром? Не связано ли это каким-то образом с набором секретарш для богатого затворника на острове? Почему к кандидаткам предъявлялись столь строгие требования? Ведь шанс получить место имели только те из них, у кого нет близких родственников.

Однако Джойс во время своего путешествия ни разу не слышала ни о каком отшельнике на островах Карибского моря! Случайные совпадения? Но почему-то от этой цепочки фактов попахивает знакомым запахом Иуды! Ник хорошо знал этого гения злодейства. «Этот маленький монстр преступного мира притягивал к себе, словно магнит, все окружающее зло. Он не оставлял без внимания ни одну возможность расширить свое влияние и приумножить свое богатство и могущество. И если ему встретился гений-извращенец, Иуда наверняка заставил его работать на себя, создав все условия для удовлетворения его болезненных, фантазий. Несомненно, он проделал все это с присущей ему осмотрительностью, — думал Ник. — Что ж, самое время спутать этой злодейской парочке все их коварные планы», — решил он и, стараясь не вспоминать о судьбе сестры Джойс и крошки Бетти-Лу Роулингз, вернулся на палубу.

— Ну, что новенького? — спросила Джойс. — Удалось твоим друзьям что-нибудь узнать?

— Нужно получше осмотреть этот загадочный остров, — сказал Ник. — Как это ни опасно, мне просто необходимо там побывать.

— Могу я быть тебе полезна? — спросила Джойс.

— Да, оставшись здесь, на этой шхуне, — сказал Ник. — Обещаю, что вернусь завтра, как только хоть что-то выясню.

Он чмокнул ее в щеку и, не дожидаясь, пока она начнет возражать, прыгнул за борт. Ему нужно было обязательно вернуться на «Тритон», взять специальное снаряжение, полученное в отделе технического обеспечения секретных операций, заправиться и только потом вылететь на остров. По его прикидкам, он мог попасть туда лишь после захода солнца. «Что ж, — подумал Ник, — так будет даже лучше». Джойс махала ему с палубы рукой, становясь все меньше и меньше по мере того, как самолет набирал высоту, удаляясь от шхуны. Она наконец-то встретила настоящего мужчину. Конечно, на палубу их швырнула всего лишь страсть, неутоленный голод истомленной плоти и смятение чувств. Но эта случайная близость доставила им обоим глубокое удовлетворение, и они не жалели о ней. Ник чувствовал себя бодрым и полным сил. Он слишком долго ждал схватки с Иудой и теперь готов был раз и навсегда покончить с этим сатанинским отродьем.

Глава шестая

Вернувшись на «Тритон», Ник тотчас же спустился в свою каюту и разложил на койке специальный гидрокостюм, выданный ему в отделе технического обеспечения, снабженный потайными карманами. В них находились: миниатюрные взрывные заряды в виде капсул с желатином, маленький фонарик, размером с сигарету, моток покрытой резиной проволоки, специальная подводная зажигалка, особый детонатор для подводных взрывных устройств, а также плоский футляр, толщиной в спичечный коробок, в который был встроен передатчик для связи со штаб-квартирой секретной службы в Вашингтоне.

Стьюарт, руководитель отдела специальных эффектов, предупредил, что химический взрыватель срабатывает через пятьдесят пять секунд, а взрывное устройство способно разнести в куски корпус линкора. Передатчик же рассчитан лишь на одно экстренное сообщение, после чего становится непригодным.

Едва Ник аккуратно сложил гидрокостюм, внешне ничем не отличающийся от обыкновенного, как в каюту вошел Билл Хедвин. Он сообщил, что Даниелла вернулась из погружения в батискафе на дно моря и ждет Ника у себя в каюте. Ник тотчас же отправился к ней.

Даниелла открыла дверь на его стук, и он невольно замер в проходе, зачарованный ее красотой: волосы, стянутые в пучок, вишневый купальник…

— Прекрасно выглядишь! — воскликнул Ник, не в силах оторвать взгляд от ее пышного бюста, распирающего верхнюю часть бикини.

— Так легче работать в батискафе, — холодно сказала она. — Ты сегодня рано вернулся.

— Я сейчас снова улетаю и на ночь не вернусь, — сказал он, переводя взгляд на нижнюю часть купальника.

— А когда же ты вернешься? — спокойно поинтересовалась она.

— Утром, если все пройдет нормально, — ответил Ник.

— Как это понимать — «если все пройдет нормально»? — вспыхнула она, пронзая его взглядом своих лучистых голубых глаз.

— Не будем углубляться в этот вопрос, — усмехнулся Ник, закрывая за собой дверь.

Она попятилась к стене, но он подошел к ней почти вплотную.

— Жаль, у меня нет времени, чтобы завершить наш спор, — сказал он, глядя на ее вздымающуюся грудь, столь очаровательную при свете луны. — А ведь я мог бы уже давно сделать это, как тебе известно, не правда ли?

— Ничего подобного мне не известно, — пробормотала она, опуская глаза.

— Разве? — улыбнулся Ник, прижимаясь к ней животом и раздвигая коленом ей ноги. Левой рукой он взял ее за подбородок и, подняв ей голову, спросил:

— Ну, как обстоят у нас дела с контролем своих эмоций? — Его колено в этот момент уперлось в низ ее живота.

— Черт бы тебя подрал, — прошептала Даниелла чуть слышно, обнимая его дрожащими руками и крепко прижимая к себе. Ее полураскрытые губы коснулись его губ, но в это мгновение знойный полуденный воздух потряс выстрел, нарушив тишину и очарование момента. Даниелла отпрянула от него, и Ник подбежал к иллюминатору.

— Какой-то военный катер, — сказал он. — Под флагом венесуэльской береговой охраны. Приближается на большой скорости, видимо, пограничники хотят осмотреть судно и проверить документы. Лучше заранее приготовить их, — добавил он, оборачиваясь к Даниелле.

Вновь приняв серьезный и неприступный вид, она пошла на палубу. Ник же забежал в свою каюту и стал через иллюминатор наблюдать за подошедшим к «Тритону» с левого борта катером. На его палубе стояло шестеро мужчин, один из которых был в форме офицера, остальные — в матросских робах. Одного взгляда на великана, прислонившегося спиной к стенке рулевой рубки, Нику было достаточно, чтобы понять, кто пожаловал к ихтиологам в гости. Пограничникам нечего было здесь делать, «Тритон» находился за сотни миль от венесуэльских территориальных вод. Катер пришел с таинственного острова.

От катера отвалила шлюпка с «офицером» и двумя его сподручными и стала приближаться к «Тритону». У долговязого «офицера» был несколько подозрительный, нарочито чопорный вид. Ник выскочил из каюты, пробежал по узкому коридору и, осторожно приподняв крышку кормового люка, выбрался наружу, стараясь не высовываться из-за бортика. Затем он потихоньку перелез через низенькие перила правого борта и, повиснув на руках, медленно погрузился в воду.

Очутившись в воде, Ник прижался к корпусу «Тритона» и стал слушать разговор между «офицером», уже ступившим на палубу судна, Даниеллой и Биллом Хедвином.

— Я хотел бы осмотреть весь корабль, — заявил незваный гость тоном, не терпящим возражений.

Сжав зубы, Ник замер, охваченный недобрым предчувствием.

Происходило то, чего он больше всего опасался. Если сейчас все пройдет гладко и любопытные гости ничего не заподозрят, тогда у него останется шанс выполнить порученное задание. Но если они что-нибудь учуют, все пропало: крупнокалиберный пулемет катера изрешетит научно-исследовательскую шхуну, а четырехдюймовая пушка пустит ее на дно.

Все оборудование «Тритона» предназначалось исключительно для научных целей и не могло вызвать подозрения. Но разве можно предсказать, что взбредет этим типам в голову? Нику вдруг стало стыдно перед учеными за то, что он подверг их смертельному риску, даже не предупредив о грозящей им опасности. Сейчас их жизнь висела на волоске. Голоса на палубе стихли, видимо, самозваные инспектора спустились вниз. Спустя некоторое время они снова поднялись на палубу, сели в шлюпку и отчалили. Ник облегченно вздохнул.

Как только взревел мощный мотор, он подплыл к веревочной лестнице, спущенной с борта «Тритона» посередине судна, и, вскарабкавшись по ней, прошмыгнул вниз, пока все остальные провожали встревоженными взглядами удаляющийся сторожевой корабль, сгрудившись на левом борту.

«Итак, — мысленно подытожил Ник. — Хоук оказался прав: легенда выдержала испытание, поскольку прикрытие было вполне законным». Ник обтерся полотенцем, сменил мокрые плавки на сухие и, усевшись за рацию, передал в центр короткое сообщение: «Иду по следу. Начинаю активно действовать. Тяните время».

Внезапно он спиной почувствовал чей-то пристальный взгляд и резко обернулся. На него испытующе смотрела Даниелла, неслышно вошедшая в каюту.

— Нужно стучать в дверь, — нахмурившись, заметил Ник. — Иначе возможны неприятные последствия.

— Кто ты на самом деле? — серьезно спросила его она. — Ты не тот, за кого себя выдаешь, теперь я в этом уже не сомневаюсь. И никакой ты не капитан военно-морского флота, а самозванец. Почему ты спрятался от венесуэльских пограничников? Где ты был во время осмотра?

В ее глазах Ник прочитал не гнев, а скорее досаду и разочарование обманутой женщины. «Пора внести ясность», — решил Ник.

— Никакой я не самозванец, — со вздохом произнес он. — А эти люди с военного катера — не пограничники. Я — агент специальной службы США. А теперь слушай меня внимательно, я расскажу тебе правду. Могу позволить себе это сделать, потому что теперь уже нет смысла скрывать ее от тебя: так или иначе, эта фантастическая история должна скоро разрешиться.

Выслушав его рассказ, Даниелла, сверкая изумленными голубыми глазами, воскликнула:

— Невероятно! Ты надеешься найти нечто такое, о чем даже не имеешь пока ни малейшего представления! Допустим, что злодей по имени Иуда действительно находится на этом таинственном острове. Но ведь его немыслимое устройство может быть где угодно! Что тебе известно о нем?

— Только то, что оно способно захватывать и удерживать современную подводную лодку, — развел руками Ник.

— Так, выходит, эта штуковина просто заглатывает подводные лодки, как гигантский моллюск? — насмешливо прищурилась она.

— Что ты сказала? — встрепенулся Ник. — Гигантский моллюск? Почему именно моллюск?

— Потому, что моллюск является наиболее приспособленным к подводной жизни простейшим морским существом, — рассмеялась Даниелла. — Гигантский моллюск легко мог бы проглотить даже целую субмарину. Между прочим, отдельные вицы моллюсков, обитающие в Тихом океане, весят пятьсот фунтов. Вот, полюбуйся-ка!

Она сняла с полки книгу и, раскрыв ее, показала Нику иллюстрацию.

— Этот двустворчатый моллюск обладает столь мощным петлеобразным мускулом, что удерживаемые им створки невозможно раскрыть. Когда моллюск расслаблен, створки раскрываются, и клапаны, подобно сифонам, обеспечивают поступление в мускул кислорода и пищи, а также выброс продуктов распада этого организма.

— Значит, если изготовить действующую модель гигантского моллюска, — развил ее мысль Ник, — то она будет функционировать без всяких мощных моторов, просто по принципу двух сифонов или клапанов: впускающего и выпускающего. Верно?

— Теоретически это вполне вероятно, — кивнула Даниелла. — Но практически потребуется разработать устройство для управления работой сифонов и створок модели.

— Мне не совсем понятно, — продолжал рассуждать вслух Ник, — как сможет медлительный моллюск схватить быстроходную подводную лодку.

— Все очень просто, — улыбнулась Даниелла. — Дело в том, что не все моллюски медлительны. Например, моллюск-гребешок использует для передвижения принцип реактивного двигателя, а проще говоря, выстреливает струей воды, закрывая створки, и сам стремительно летит вперед.

— Так вот оно что! — задумчиво почесал затылок Ник. — Значит, если какой-то злой гений сумел совместить принципы функционирования моллюска и гребешка, он в результате получил быстро передвигающееся под водой гигантское устройство, способное захватывать своими створками подводную лодку и перемещаться вместе с ней.

Обернувшись к Даниелле, он сжал ладонями ее голову и взглянул ей в глаза, вновь подернувшиеся томной поволокой.

— Ты просто умница, — с улыбкой воскликнул он. — Ты подала мне великолепную идею! Надеюсь, что мне удастся ознакомить тебя с результатами проверки нашей фантастической теории.

— Но это ведь практически не осуществимо! — с испугом воскликнула она. — У тебя нет никаких реальных шансов в одиночку справиться с армией Иуды! Ты погибнешь, Ник!

— Напротив, лишь в одиночку и можно проникнуть на их секретный объект, — возразил Ник. — Ты плохо меня знаешь.

Он поцеловал ее в щечку и пружинистой походкой вышел из каюты, помахивая ластами, которые держал в руке.

Проводив его задумчивым взглядом, Даниелла Фразер нахмурилась и позвала Билла Хедвина.

— Нам нужно серьезно поговорить, — сказала она ему. — Садись и слушай меня внимательно. Речь пойдет об одном крохотном островке к востоку от Кайо-Норесте…

Глава седьмая

Ник летел низко над морем, держа курс на шхуну Джойс. В голове у него созрело несколько возможных планов дальнейших действий, но он остановился на одном: оставить амфибию привязанной к шхуне, а самому добираться до острова на резиновом плоту, чтобы высадиться на берег в темноте. Вновь и вновь он мысленно возвращался к разговору с Даниеллой. Гигантский моллюск, судя по всему, должен быть не столько широким, сколько вытянутым в глубину, вертикальным. Это следовало учесть при поисках.

Солнце уже начало опускаться к горизонту, когда Ник увидел шхуну. Подняв понтонами веер брызг, амфибия села рядом с ней на воду. Ник ждал, когда на палубе появится Джойс, однако она не выбежала, радостно улыбаясь, к нему навстречу. Ник сам привязал трос к крепительной утке, перебрался на палубу и, весьма обеспокоенный, спустился вниз, чтобы осмотреть судно. Джойс нигде не было, на его зов откликались зловещим скрипом лишь мачты да старые доски трюма. Спасательный плотик стоял на прежнем месте, прислоненный к носовым шпангоутам. Ник терялся в догадках. «Видимо, Джойс увезли с собой на катере люди с острова либо силой, либо обманным путем», — подумал в конце концов он.

Ник тотчас же изменил свой план, решив добраться до острова не на резиновом плоту в темноте, а на этой шхуне на закате, причем открыто, не таясь. Потребуется не менее пяти часов, чтобы достичь цели, но все равно у него останется шанс спасти Джойс, если, конечно, к этому времени она еще будет жива.

Отвязав трос от крепительной утки, он привязал его к якорю и отвалил на шхуне от амфибии, подняв грот. Сильный ветер тотчас же понес судно по волнам, словно быстроходную яхту, направляемую опытной рукой бывалого шкипера. Розовато-серые сумерки уже начинали сгущаться, когда впереди показался островок с атоллом вдоль него. Ник усмехнулся и направил шхуну точно в узкий проход в бухту. Заранее подготовив веревки для закрепления румпеля, он выжидал нужный момент, чтобы быстро осуществить задуманное.

Из окна дома на острове за шхуной с изумлением наблюдал маленький человечек. Сперва он подумал, что это какая-то причудливая игра сумеречного света, но, приглядевшись, понял, что и парус, и судно вовсе не призрачные, а настоящие, и затрясся от гнева, издав пронзительный визг. Карлик нажал на красную кнопку срочного вызова Гарольда, Тартара или телохранителей. Разъяренный мозг злого гения лихорадочно анализировал ситуацию. Кто виноват в случившемся? Он сам, позволивший Гарольду участвовать в осмотре научного судна? Или эти болваны, захватившие на обратном пути девицу со старой шхуны? Иуда вспомнил, какое бешенство охватило его, когда он только увидел, что они возвращаются с добычей. Гарольд радовался, словно ребенок, заполучивший новую игрушку, а Тартар довольно ухмылялся, потому что успел дважды надругаться над девицей, пока катер достиг острова. Они волоком втащили ее в его кабинет и швырнули на пол ему под ноги, как кошка кидает мышку к ногам хозяина, гордая своей добычей. Они уверяли его, что на этой шхуне никого не осталось, что девчонка была там одна. И вот теперь…

Гарольд вошел первым, за ним появился огромный монгол.

— Вы видели это? — закричал Иуда, указывая пальцем на окно. — Вы это видели, спрашиваю я вас, проклятые идиоты?! Вы обманули меня, похотливые дураки! Так, значит, на шхуне никого больше не было, так? — Иуда обтер ладонью мокрый от слюны подбородок.

— Клянусь, что там действительно больше не было ни одной живой души! — дико вращая глазами, закричал Гарольд. — Спросите у Тартара или у других! — Все трое охранников, прибежавшие по вызову хозяина, закивали головами.

— Мы обыскали все судно! — продолжал Гарольд. — Никого не было ни на палубе, ни в трюме, ни за бортом в тот момент. Это чистая правда!

Иуда заметил страх в глазах охранников, виноватое выражение на лице Тартара и обиженное — на хмурой физиономии Гарольда и несколько смягчился. Возможно, они просто плохо обыскали эту посудину, а может быть, кто-то из знакомых девицы очутился на ней уже позже и забеспокоился, не найдя ее. Так или иначе, это уже не имело никакого значения, главное, что они нарушили его инструкции.

— Я приказал вам осмотреть научное судно и тотчас же вернуться, — строго заметил он. — А вы не только остановились возле неизвестной шхуны, но и забрали с собой, девчонку. Мало тебе других девиц, Гарольд? Разве я плохо снабжал тебя ими? Зачем же нужно было притаскивать сюда еще и эту? Ты просто безмозглый кретин, Гарольд!

Гарольд, не привыкший к подобному обращению, обиженно надулся. «Ничего, — подумал Иуда. — Довольно с тобой нянчиться, в конце концов, пора тебе понять, кто здесь хозяин».

— Послушай, старина, — миролюбиво воскликнул Гарольд. — У нас уже почти все готово, дело сделано, так чего же бояться?

Иуда тяжело вздохнул и уставился в окно. Шхуна быстро приближалась. Его так и подмывало всадить в Гарольда пулю из встроенного в протез пистолета, но он сдержался: этот болван был пока нужен для завершения операции.

— Ты понимаешь, что одна ошибка может погубить всю нашу гигантскую работу, Гарольд? — обернувшись к провинившемуся партнеру, скрипучим высоким голосом спросил Иуда. — Нам противостоят опасные и опытные люди. Есть один субъект, который… — он запнулся, решив пока воздержаться от излишних словопрений. — Ваша жадность может разрушить все мои тщательно продуманные планы! И заруби у себя на носу, Гарольд, что мы не заканчиваем работу, а только начинаем ее. Тебе все понятно?

Иуда отвернулся от потупившихся сподручных и вновь взглянул в окно.

— Кто на борту шхуны? — спросил он озабоченно. — Может быть, ее любовник? Тартар, немедленно возьми людей и уничтожь эту шхуну. Я хочу, чтобы вы разнесли ее в щепки! Убейте всех, кто находится на ней! От нее не должно остаться никаких следов! Ясно? Тогда действуйте, живо!

Гарольд двинулся было следом за остальными выполнять приказ, но Иуда остановил его:

— Только не ты, Гарольд! — приказал он. — Ты останешься на острове, от тебя одни неприятности.

Бросив на Иуду обиженный взгляд, Гарольд молча вышел из кабинета. Карлик догадался, что всю злость он сорвет на новенькой девице, и не ошибся: спустя минуту раздался отчаянный крик ужаса. Иуда включил монитор системы наблюдения за помещением для проведения опытов и увидел, что несчастная женщина стоит в одном из неглубоких бассейнов со связанными руками, прикованными наручниками у нее над головой к стойке. Гарольд стоял перед ней, а из обнаженного тела его жертвы, торчали два длинных извивающихся морских существа — это были хищные миноги. Лишенные челюстей, морские миноги присасывались к жертве и поедали ее плоть. В руках у Гарольда Иуда заметил третью миногу. Не долго думая, изувер прилепил ее к щеке орущей девицы и дико расхохотался, наблюдая, как извивающаяся тварь с омерзительным чавканьем впивается в кожу обезумевшей Джойс. Иуда брезгливо поморщился и выключил монитор: сейчас его больше волновало совсем другое. Он обернулся к окну и стал следить за сторожевым катером, выходящим из потайного дока навстречу шхуне.

Не выпуская из рук румпель, Ник Картер тоже смотрел на военный корабль, с ревом несущийся по заливу. Выждав еще минуту, он заложил руль направо, закрепил румпель веревками и пополз, словно тюлень, по палубе, неуклюже отталкиваясь ластами и локтями. Высокий бортик надежно прикрывал его от наблюдения с катера и с берега. Достигнув носа шхуны, он перевалился за борт, повис на мгновение на руках и плюхнулся в воду. Его отбросило волной в сторону и перевернуло, но Ник отчаянно заработал руками и ногами и ушел в глубину. Уши закладывало от шума винтов катера. Ник подождал еще минуту и вынырнул на поверхность как раз в тот момент, когда воздух сотрясся от пушечного выстрела. Снаряд угодил точно в середину кормы, разметав обломки обшивки, словно щепки. Вторым снарядом снесло мачту, и старый парус медленно стал падать набок, трепыхаясь, как подстреленная чайка. Третий снаряд срезал транец и оторвал корму, в пролом хлынула вода, спеша овладеть очередной испорченной игрушкой странного существа, называемого человеком.

Ник погрузился на небольшую глубину и поплыл к острову. Он знал, что шхуна вот-вот пойдет ко дну, однако те, кто ее потопил, не успокоятся на этом и станут искать рулевого. Они будут стрелять во все плавающие предметы, чтобы подстраховаться и не дать ему спастись в темноте.

Внезапно Ник заметил слева от себя нечто огромное и темное, быстро всплывающее из глубины моря. Сперва он подумал, что это либо остов какого-то затонувшего судна, поднимающийся со дна после взрывов, либо маленькая подводная лодка. Но странный объект приблизился, и он смог различить большой спинной плавник и толстые боковые плавники китовой акулы. К счастью, морское чудовище проплыло мимо, но настолько близко от него, что были видны характерные пятна на ее коже. Ник усмехнулся, мысленно благодаря Бога за то, что он не послал ему в попутчики морскую лисицу, тигровую или же большую белую акулу: эти хищники наверняка не пощадили бы его. Тень китовой акулы растворилась во мраке, и Ник вновь остался в бухте один, если не считать мелких рыбешек, которыми кишит Карибское море — подлинный рай для рыбаков.

Оглядевшись по сторонам, Ник понял, что чуточку отклонился от курса и, исправив ошибку, поплыл, не погружаясь в воду. Вскоре он увидел каменное сооружение, напоминающее дот, устроенный в чреве скалы и защищенный для большей надежности сверху стальными плитами и толстым слоем грунта. В неверном свете восходящей луны это мрачное строение казалось логовом морского дьявола. Его хитрый хозяин позаботился о том, чтобы жилище имело со стороны моря невинный вид склона холма, поросшего пальмами и кустарником, у подножья которого тянулась узкая полоса песчаного берега.

Услышав за спиной шум, Ник обернулся и увидел надвигающиеся на него сигнальные огни катера: он возвращался на базу. Ник сильнее заработал руками и ногами, уходя вправо. Люди на катере наверняка были уверены, что уничтожили его, и ему не хотелось разочаровывать их. Погрузившись в воду напротив берега, Ник случайно заметил чернеющее неподалеку отверстие большой канализационной трубы. Чуть дальше виднелась еще одна труба, за ней — другая. Трубы, скрытые под водой, торчали из берега через каждые сто футов. Ник подплыл поближе и заглянул внутрь одной из них. «Обыкновенная дренажная или сточная труба, — подумал он. — Только вот почему она здесь не одна? Даже для острова с населением численностью в сотни тысяч жителей не требуется столько канализационных труб, а здесь всего лишь один домик». Ник осмотрел еще несколько труб, но ничего подозрительного не обнаружил. Разочарованный, он повернулся и поплыл к проливу, решив осмотреть дно на глубине.

Течение вскоре увлекло его вдоль атолла, торчащего из воды всего в сотне футов от острова, и он очутился в своеобразном подводном коридоре, глубоководном котловане с вертикальными стенками. Ника охватило тревожное предчувствие. Он включил специальный фонарик и стал погружаться все глубже и глубже. Внезапно он увидел огромный овальный предмет, стоящий торчком, высотой с трехэтажный дом. Значит, Даниелла попала в самую точку, подумал Ник. Это и есть гигантский стальной моллюск.

Ник приблизился к нему и осмотрел со всех сторон. В нижней части одной из створок он заметил маленькие отверстия, видимо, для выброса струй воды, Даниелла и здесь оказалась права: конструкторы позаимствовали принцип передвижения для своего искусственного моллюска у морского гребешка. Насколько мощным был искусственный мускул, раскрывающий и закрывающий стальные створки, Нику оставалось лишь догадываться.

Ник попытался раздвинуть гигантские створки скорее импульсивно, чем осознанно, охваченный невольным трепетом от прикосновения к этому шедевру конструкторской мысли, и невообразимо сложному, и чрезвычайно простому одновременно. Его усилия, естественно, остались безрезультатными. Чтобы раздвинуть створки потребовались бы, вероятно, соответствующего размера нож и рука великана. Можно было бы, конечно, воспользоваться взрывчаткой, но Ник сперва решил узнать, находится ли внутри стального моллюска подводная лодка. Нужно было действовать наверняка и спасти, а не уничтожить лодку вместе с экипажем.

Ник начал подниматься на поверхность, удаляясь от хитроумной морской ловушки, но внезапно увидел приближающиеся к нему по тоннелю темные фигуры. Заметив луч его фонарика, они замерли, словно натолкнувшись на прозрачную стену. Ник подумал, что это какие-то рыбы, но тонкий и длинный предмет, промчавшийся возле его руки, разрушил эти иллюзии. Второй гарпун, выскочивший из темноты, едва не задел его голову. Выключив фонарик, Ник нырнул, уходя вправо, но четыре темные фигуры начали снова приближаться к нему. Он не был готов к серьезному подводному бою с противником, вооруженным смертельным оружием. Бросаясь из стороны в сторону, Ник попытался оторваться от преследователей. Пущенный ему вдогонку гарпун прошел возле уха. Ник чертыхнулся, проклиная себя за утрату бдительности. Подводные телекамеры засекли его, едва он приблизился к морской ловушке, но он настолько увлекся своим открытием, что даже не подумал о них. И вот теперь за ним гнались аквалангисты из береговой охраны, настроенные весьма решительно.

Очередной гарпун, вылетевший из мрака, задел трезубцем его плечо. В кармашке на рукаве гидрокостюма Ника лежал стилет, любовно называемый его хозяином Хуго, но вряд ли аквалангисты подпустят его к себе слишком близко, прежде они сделают из него подводный шашлык. Медлить было нельзя. Ник перекувырнулся и, просунув руку во внутренний карман куртки, вытащил оттуда небольшой флакончик. Вручая его ему, Стьюарт с гордостью сказал: «Мы заимствуем у природы все, что может быть нам полезно. Вот это — подарок от гигантского кальмара».

Ник сжал горлышко флакона и ощутил легкое сотрясение — струя чернильно-темной жидкости вырвалась наружу, обволакивая его спасительным облаком. Мысленно поблагодарив Стьюарта, Ник стал быстро подниматься на поверхность.

Вынырнув из воды, он огляделся и обнаружил, что находится возле берега напротив атолла. Не теряя времени, Ник выбрался на песок, стащил с себя гидрокостюм и, вынув все содержимое карманов, зарыл под корнями пальмы взрывное устройство и передатчик, прихватив на всякий случай с собой лишь пистолет-зажигалку с одним патроном и две капсулы со студенистой взрывчаткой. Затем он низко пригнулся и побежал к мысу у входа в гавань.

В это время маленький неуклюжий человечек, наблюдавший сцену подводной охоты на экране монитора, в ярости прыгал по комнате бункера, визжа перекошенным ртом:

— Они упустили его! Они его упустили! Эти проклятые дураки дали ему уйти! Теперь он уже наверняка на берегу! Немедленно схватить его! Объявить общую тревогу! Включить прожектора! Пошевеливайтесь, неповоротливые бездельники! Быстрее ловите его, ленивые дармоеды! Поймайте или уничтожьте на месте!

В ночное небо с громким шипением взвились осветительные ракеты, распарывая спасительный покров, и весь остров залился ярким голубоватым светом. Пуля царапнула камешек возле ног Ника, и он упал плашмя на песок, тотчас же перекатившись под пальму. На склоне холма показалась цепочка вооруженных людей, они открыли по нему беглый огонь. Ник тихо выругался. Скрючившись за стволом дерева, он взглянул на узенькую каменную дорожку, которая тянулась вдоль воды по берегу, прикинул расстояние до нее и, выхватив свой «люгер», трижды выстрелил по приближающимся охранникам. Все пули попали точно в цель. Ник сделал еще три выстрела, вынудив наступающих лечь на землю, и побежал к дорожке, ведущей к причалу.

Вскоре он увидел причал и пришвартованный к нему катер. В несколько отчаянных прыжков одолев оставшееся до него расстояние, Ник перепрыгнул на борт судна и бросился в оружейный кубрик. Он нашел там два автомата и пулемет. Громоздкий тяжелый пулемет Ник оставил, а с двумя автоматами в руках снова выбежал на палубу, выпустив на бегу длинную очередь по приборной доске в рулевой рубке.

Его преследователи уже появились на причале. Ник открыл по ним огонь — и трое из них с криками попадали в воду. Остальные попытались спастись бегством, но пули Ника оказались быстрее, и лишь нескольким счастливчикам удалось спастись. Ник отшвырнул автомат с пустым магазином и, перепрыгнув с катера на причал, побежал к дому. Открыв ногой дверь, он прыгнул, вытянув руки вперед, в первую комнату, перекатился по полу и, спрятавшись за угол, огляделся.

Перед ним был маленький вестибюль, справа — узкая каменная лестница, слева — еще одна дверь. Раздался громкий топот ног, дверь распахнулась, и Ник выпустил в проем очередь из автомата. Охранники отшатнулись, Ник снова нажал на спусковой крючок, но автомат заклинило, и двое громил бросились вперед. Ник с силой швырнул автомат им в лицо и побежал вверх по лестнице. Внезапно на площадке возникла громадная фигура свирепого монгола. За спиной у Ника слышался топот преследователей. Он оказался в ловушке. Вытянув руки вперед, монгол ждал его, готовый к схватке. Ник молниеносным движением выхватил стилет и метнул его в великана. Стилет вонзился ему в плечо, но монгол выдернул его рукой, зловеще оскалив зубы. Ник прыгнул и обхватил колени монгола, но тот даже не пошатнулся. В следующее мгновение на шею Ника обрушился сокрушительный удар. Другой удар пришелся ему в висок, и Ник провалился в безмолвную черноту, потеряв сознание.

Глава восьмая

Очнулся Ник на холодном кафельном полу. Он сел и встряхнул головой. Раздался чей-то гнусный смешок, Ник раскрыл глаза и увидел перед собой хорошо знакомую ему фигуру маленького уродца. Рядом с Иудой стояли монгол с перебинтованной рукой и еще один человек, в котором Ник узнал «офицера», осматривавшего научное судно. Это был высокий и худой субъект в очках.

— Познакомься с моим старинным приятелем, Гарольд, — скрипучим голосом сказал ему Иуда, когда Ник поднялся на ноги.

Они находились в просторном помещении, в центре которого стояла длинная приборная панель со множеством кнопок, рычажков и циферблатов.

— Это знаменитый Ник Картер, Агент номер три секретной службы США, — с кривой улыбкой объявил Иуда, делая шаг вперед. — Наша встреча вызывает у меня смешанные чувства, — продолжал он, обращаясь к Нику. — Как это ни странно, но мне хотелось, чтобы сюдапослали именно тебя, мой друг.

— Рад это слышать, — усмехнулся Ник. — Я перед тобой, полный сил и вдвойне опасный.

— Да, ты опасен, Картер, — помрачнев, признался Иуда. — Но на этот раз ты допустил роковую ошибку. С этого острова тебе не уйти. Гарольд об этом позаботился заранее, и подсказала ему верное решение сама природа. Он многому научился у нее, должен тебе сказать, мой друг.

— Например, позаимствовал идею создания гигантского моллюска, — заметил Ник.

— Ты прав, — кивнул Иуда. — Тебе, насколько я понимаю, любопытно узнать побольше об этой хитроумной ловушке. Я готов удовлетворить твое любопытство, Картер. Сейчас, когда я предвкушаю свой триумф, а ты стоишь на пороге смерти, я буду великодушен. Хочу сообщить тебе, мой друг, что именно в этот момент помощники президента твоей страны готовятся к передаче мне ста миллионов долларов. На этот раз ты опоздал, Ник Картер.

— Значит, подводная лодка «Х-88» действительно у тебя? — спросил Ник.

— Ты хочешь знать, где я ее спрятал, мой друг? — осклабился Иуда.

— В своем моллюске? — спросил Ник.

— Ты снова угадал, — рассмеялся Иуда, пуская по подбородку слюну.

— Значит, моряки погибли, — помрачнел Ник. — Ты обманул мое правительство.

— А вот здесь ты заблуждаешься, — надменно вскинул голову Иуда. — Все они живы и здоровы и находятся внутри своей лодки, вполне обеспеченные воздухом и продуктами. Они, естественно, понимают, что с ними произошло нечто необычное, только вот не знают, что именно. Взгляни-ка вон туда! — Иуда нажал кнопку на пульте, и одна из панелей стены отошла в сторону. На экране телевизора вспыхнуло изображение гигантского моллюска.

— Раскрой створки, Гарольд! — приказал Иуда.

Гарольд подошел к пульту в дальнем углу зала и стал щелкать переключателями и нажимать на кнопки. Гигантская морская ловушка медленно раскрылась, и Ник увидел внутри целую и невредимую подводную лодку. Приглядевшись, Ник заметил в нижней части моллюска толстый резиновый трос, выполняющий роль искусственного мускула, закрывающего и открывающего стальные створки.

— Ты, кажется, хочешь спросить, почему команда подводной лодки не пытается вырваться из ловушки? — угадал мысли Ника Иуда. — Все дело в том, мой друг, что Гарольд придумал способ нейтрализации всей системы электропитания лодки. Но сейчас не время вдаваться в детали, к тому же, это не моя область.

— Наш искусственный моллюск оборудован системами дистанционного управления и наблюдения, что позволяет нам круглосуточно контролировать его, не выходя из этого зала, — с гордостью произнес Гарольд, улыбаясь застенчивой улыбкой скромного гения. — Нам не требуется охранять его, поэтому большинство вооруженной охраны даже и не догадывается о его существовании.

— Я позаботился о существенном сокращении ваших расходов на содержание охраны острова, — с мрачной ухмылкой заметил Ник.

— Это верно, — задумчиво произнес Иуда. — Но я легко смогу нанять новых людей, если потребуется.

— А что случилось с двумя другими подводными лодками? — спросил у него Ник, пытаясь выиграть время.

— Они погибли, зажатые створками моллюска, — со вздохом ответил Иуда. — В то время мы только экспериментировали с системой дистанционного управления. Что ж, такое, к сожалению, случается во время испытаний.

— Почему бы вам просто не продать свое устройство Соединенным Штатам? — спросил Ник. — Вы могли бы получить крупное вознаграждение за свое изобретение.

— У нас на сей счет свои планы, — ухмыльнулся Иуда. — А когда мы заработаем достаточно денег, то сможем продолжить и другие исследования. Верно, Гарольд?

— Да, дело только за финансированием, — улыбнулся ему в ответ партнер.

Гарольд пустился в пространные рассуждения о имеющихся проектах, а Ник стал лихорадочно соображать, как бы половчее уничтожить систему дистанционного контроля. Взорвав ее, он убил бы сразу двух зайцев: вывел бы из строя управление искусственным моллюском и нарушил бы блокировку электропитания подводной лодки. Нетрудно было представить себе, в каком отчаянии пребывают сейчас моряки, ошеломленные случившимся и удрученные собственным бессилием.

— Ты не слушаешь Гарольда, — заметил вдруг Иуда. — Видимо, мечтаешь о побеге. Напрасно, из этого ничего не выйдет. Послушай, Гарольд, а не развлечь ли нам нашего дорогого гостя нашими девочками? Я слышал, что он прославился не только как великолепный агент, но и как сексуальный гигант. Ты только взгляни!

— Снимай плавки, — сказал Гарольд, скользнув взглядом по атлетической фигуре Ника.

— Попробуй снять их с меня сам, — ухмыльнулся Ник.

Гарольд приблизился к нему, нервно хихикая и облизывая языком пересохшие губы. Но едва он схватился за плавки Ника двумя руками, как мощнейший удар снизу по его безвольному подбородку отбросил его в дальний угол. Тартар бросился было вперед, но Иуда остановил его жестом руки. Гарольд стонал, лежа на полу, и тер подбородок.

— Боже, он, кажется, сломал мне челюсть! Да, он мне сломал челюсть!

— Нет, я плохо размахнулся, — ухмыльнулся Ник.

По знаку Иуды монгол помог Гарольду встать на ноги.

— Ты меня забавляешь, Картер, — сказал Иуда. — Ты не потерял свойственной тебе самоуверенности. Обыкновенный человек не рискнул бы на подобную дерзость в твоем положении.

— Считайте, что я умственно отсталый, — ухмыльнулся Ник.

Гарольд молча сверлил его яростным взглядом, не зная, что ему лучше предпринять. Начало эксперимента с мужчиной явно не вдохновило его на продолжение опыта.

Наконец он робко шагнул снова к Нику, но Иуда поднял руку в знак предупреждения:

— Не приближайся к нему! Пусть он и умственно отсталый, но все же крайне опасный тип. Лучше покажем ему, на что способен твой фантастически изобретательный ум! Тартар, проводи гостя!

Гигантский монгол с силой втолкнул Ника в дверь, которую распахнул Иуда, и Ник очутился в большом зале, вдоль стен которого тянулись клетки. В каждой из них находилось существо женского пола, совершенно голое и полностью потерявшее рассудок. Ника едва не стошнило от жуткого внешнего вида и душераздирающих воплей этих несчастных. Кто-то из девушек хохотал, кто-то рыдал, некоторые выли на разные голоса. Лишь от одной этой какофонии легко было сойти с ума. Тела несчастных пленниц сексуального маньяка были сплошь в синяках, кровавых рубцах и свежих ранах, у некоторых сломаны конечности, изуродованы груди и вырваны ногти. Они уже мало походили на людей, лохматые, искалеченные, обезумевшие. Ник подумал, что страшнее всех самых изуверских пыток для них стало осознание безысходности, предчувствие неминуемой гибели в полном забвении. Нику доводилось видеть немало жутких сцен в своей жизни, но ничего подобного он даже не мог представить себе. Это был настоящий ад.

Ник отвел взгляд от клеток с живыми трупами и посмотрел на середину зала, где находилось четыре маленьких бассейна. В одном из них, в окровавленной воде, лишь на фут покрывающей дно, извивалась девушка со следами ужасных ран на теле, а вокруг нее плавали сытые морские миноги. Ее открытые глаза смотрели в потолок, с одной щеки была содрана кожа, на шее и плечах темнели сгустки крови. Ник пригляделся к ней повнимательнее и остолбенел от ужаса. Это была Джойс! Покосившись на него, Иуда приказал двоим охранникам перетащить девушку в свободную клетку.

Гарольд с невозмутимым видом созерцал отвратительную сцену, происходящую в соседнем бассейне, тоже лишь слегка заполненном багровой от крови водой. С трудом придя в себя, Ник взглянул туда и содрогнулся: тело находившейся в бассейне девушки было покрыто какой-то коричневой шевелящейся массой.

— Пиявки, — обернувшись к нему, с застенчивой улыбкой пояснил садист. Лицо его светилось самодовольством и блаженством.

— Гарольд заказывает их специально на Дальнем Востоке, в Карибском море такие крупные особи не водятся.

Девушка попыталась оторвать от себя одну из пиявок, но ее рука бессильно упала. Ник заметил, что свободные участки ее кожи чрезвычайно бледны. Кровожадные твари высосали из бедняжки почти всю кровь.

— Не пора ли снять их, Гарольд? — спросил Иуда. — Гарольд вовремя снимает пиявок и вливает подопытной свежую кровь и плазму. Когда она несколько приходит в норму, он снова помещает ее в бассейн. Он добился того, что лишь при одном виде ящика с пиявками девица начинает жутко визжать, забившись в угол. Забавно, не правда ли?

Ник смерил внимательным взглядом обоих мерзавцев и тяжело вздохнул: сам дьявол благословил этот союз законченного негодяя и богомерзкого извращенца, подумалось ему.

Они пошли вдоль радов клеток, и Ник опустил глаза, зная, что в одной из них находится Бетти-Лу Роулингз. Сейчас ему не хотелось ее видеть, нервы его и так уже были перенапряжены. У него возникло ощущение, что здесь царствует не только безумие, но и ненависть. Она переполняла помещение, сконцентрированная до осязаемости. Девушки с дикими, криками трясли прутья клеток, скалили зубы и рычали, пытались дотянуться до них руками. Даже те, кто мог лишь стоять на коленях или только лежать, тянулись к ненавистным мучителям. Да, подумалось Нику, эти бедные создания безумны, но способны еще ненавидеть своих палачей.

— Не приближайся к клеткам, — словно бы прочитав его мысли, предупредил Иуда. — Эти обезумевшие самки очень опасны.

Наконец они подошли к последней, свободной, клетке, и охранник отпер дверь, кивком головы приглашая Ника войти внутрь. Ника подмывало наброситься на Иуду и Гарольда и разорвать их на куски, уничтожить этих монстров, пусть даже погибнув при этом. Его переполняло желание отомстить за Джойс, ее сестру и Бетти-Лу, но внутренний голос тотчас же напомнил ему, что он здесь с особой миссией и должен выполнить сперва ее, а лишь потом воздать должное Иуде и Гарольду за все их злодеяния. Ник разжал кулаки и спокойно вошел в клетку, услышав, как захлопнулась за ним дверь. Гарольд тотчас же подскочил к ней и, срывающимся от ненависти голосом, крикнул:

— Я придумаю для тебя нечто особенное!

— Не сомневаюсь, — спокойно ответил Ник. — И это тебя вдохновит! — Он просунул руки между стальными прутьями и, схватив Гарольда за глотку, изо всех сил ударил его лбом о клетку. Стекла очков Гарольда разбились вдребезги, осколки впились ему в лицо. Гарольд завизжал от боли: как и все садисты, сам он не переносил ее. Ник оттолкнул его и отступил в угол, чтобы охранники не смогли ударить его прикладами. Закрыв окровавленное лицо ладонями, Гарольд стонал и ругался. Монгол поспешно увел его прочь из комнаты.

— Ты умрешь медленной и мучительной смертью, — прошипел Иуда. — Я позабочусь об этом. Если Гарольд ослепнет… — он не договорил свою угрозу, задохнувшись от ярости.

— Я просто умру от жалости, — едко заметил Ник.

Иуда повернулся и заковылял к выходу. Ник облегченно вздохнул и сел в углу клетки на корточки. Он старался не думать об увиденном и не слышать душераздирающих воплей, сконцентрировавшись на разработке плана своих дальнейших действий.

Итак, мысленно подытожил он, ему уже многое удалось узнать. Во-первых, Иуда проболтался, что его армии нанесен существенный урон. Ник подсчитал количество выведенных из строя охранников и пришел к выводу, что их осталось не более восьми человек. Сейчас один из охранников прогуливался между клетками. Ник с недоумением задался вопросом, как он выдерживает этот кошмарный вой. Приглядевшись к часовому, он заметил у него в ушах затычки. Охранник скользнул по нему взглядом и спокойно удалился в дальний конец помещения. До рассвета оставалось не более двух часов, Иуда вот-вот должен был получить от правительства США колоссальный выкуп. Следовательно, нужно во что бы то ни стало выбраться из клетки и высвободить из морской ловушки подводную лодку. После этого Ник решил вернуться в логово Иуды, чтобы разделаться с ним и его сподручными и освободить несчастных девушек. Но для этого необходимо как-то отвлечь охрану…

Мысли Ника путались, искалеченные девушки не выходили у него из головы, их дикие крики и всхлипы никого не оставили бы равнодушным. Они, конечно же, должны обрести свободу, но вот только нужна ли она им теперь, после всего случившегося с ними? Страшная и горькая правда открылась Нику во всей своей неприглядной наготе. Ведь остаток жизни им придется провести в психиатрических лечебницах, их здоровье совершенно подорвано пытками и издевательствами, им не найти себя вновь в мире здоровых и полноценных людей. Даже те, кто еще сохранил остатки разума, будут содрогаться, вспоминая все, что выпало на их долю на этом острове. Одного взгляда на себя в зеркало им будет достаточно, чтобы вновь окунуться в жуткие воспоминания. Да, тяжело вздохнул Ник, уже никто и ничто не восполнит урон, нанесенный этим бедняжкам Иудой и Гарольдом.

Сердце подсказывало Нику, что и сами девушки понимают это. Никакой хирург не восстановит изуродованное лицо искалеченной Джойс. И наверняка она предпочтет смерть жизни и свободе. Более того, этот садист не только изувечил свои жертвы, он лишил их женственности, отнял у них смысл дальнейшего существования, их красоту и привлекательность, вызвал отвращение к сексу своими садистскими опытами. И если им и нужна еще свобода, то лишь ради одного — возможности отомстить этому извергу за все унижения и муки.

На острове томилось примерно пятьдесят пленниц, охраняли же их восемь охранников, Иуда, Гарольд и монгол. Даже вооруженные, они не в силах справиться с толпой разъяренных женщин, подумал Ник. И если бы ему удалось выпустить их из клеток, они устроили бы здесь такой хаос, что он смог бы под шумок добраться до подводной лодки.

Ник нащупал в карманчике плавок капсулы со взрывчаткой. Одной вполне хватило бы, чтобы открыть дверь клетки, но как быть с охраной? Значит, нужно сперва обезвредить охранника, выждав подходящий для этого момент. Ник достал две заветные капсулы и маленькую зажигалку. Жуткие вопли обезумевших пленниц мешали ему сосредоточиться для внезапного нападения. Но вот наконец он услышал звук шагов часового и, вскочив на ноги, приблизился к двери. Охранник задержался возле его клетки, скользнул по нему безразличным взглядом и пошел обратно.

Ник поджег фитилек капсулы со взрывчаткой, теперь у него в распоряжении оставалось ровно пятнадцать секунд. Просунув руку между стальными прутьями, он кинул капсулу под ноги удаляющемуся охраннику. В следующее мгновение блеснула ослепительная вспышка, и взрывной волной охранника отшвырнуло в один из бассейнов с морскими миногами. Хищницы тотчас же впились в новую жертву.

Ник поджег вторую капсулу, сунул ее в замок и отбежал в дальний угол. Взрывом дверь сорвало с петель, и Ник тотчас же выбежал наружу. Он прыгнул в бассейн, отшвырнув ногой миногу, вытащил из кармана охранника связку ключей и, выскочив из воды, побежал по проходу от клетки к клетке, на бегу отпирая их. Возле Джойс он задержался, она посмотрела на него, но даже если и узнала, то не подала виду. Взгляд ее был ужасен, страшнее обезображенного лица и искалеченного тела. Он открыл наконец все двери, вернулся назад, распахнул некоторые из них настежь и бегом бросился вон из зала, пока обезумевшие женщины не растерзали под горячую руку и его. Воздух сотряс общий ликующий крик, и пленницы стали выбираться из клеток — прихрамывая, ковыляя и даже на четвереньках. Вся эта разъяренная толпа устремилась по проходу к выходу, издавая воинственные возгласы и жаждая немедленной мести.

Винтовка дремавшего за дверью часового стояла прислоненной к стене коридора, и Ник успел пробежать мимо него и выскочить во двор прежде, чем он проснулся и схватил ее. Позади раздалось два выстрела, потом ревущая толпа смяла часового, и Ник захлопнул за собой дверь.

Ник огляделся: розовая заря уже осветила землю. Из дома доносились крики и автоматные очереди, охранникам теперь стало не до него. Не теряя ни секунды, Ник побежал вниз по склону холма на берег, к пальме, под которой он спрятал снаряжение и оружие.

До пальмы оставалось всего несколько шагов, когда он услышал за спиной громкие голоса и крики. Он упал на песок и оглянулся: из дома выбежали обнаженные женщины, преследующие высокого худого мужчину в разорванной рубашке. Растрепанные и окровавленные, с перекошенными ртами и обезумевшими глазами, эти фурии, казалось, сошли с картины Иеронима Босха.

— Не туда! — раздался из громкоговорителя голос Иуды. — Беги во двор, там тебя прикроют огнем охранники!

Гарольд споткнулся от неожиданности, подвернул ногу и упал. Голые женщины навалились на него, одна из них впилась зубами ему в лицо, другая — в ухо, третья — в ягодицу. Гарольд завизжал, но тотчас же умолк, оглушенный ударами десятков кулаков. Женщины кусачи его, рвали на части ногтями, в буквальном смысле отрывали ему ноги и руки. Это уже были не люди, а озверевшие раненые самки, дикие существа, настигшие ненавистного врага. Ник не чувствовал к Гарольду ни малейшей жалости. Ему лишь было до тошноты противно наблюдать, как из-под личины человека пробуждается хищный зверь.

— Спасите его! — надрывался громкоговоритель. — На помощь!

Выбежавшие из-за угла дома двое охранников не осмелились стрелять, опасаясь убить самого Гарольда, едва различимого под грудой обнаженных женских тел.

Ник поморщился: ему, в отличие от охранников, было хорошо видно, что Гарольд уже не нуждается в помощи. От него остался полуобглоданный остов. Откуда-то появился монгол Тартар. Женщины бросили изуродованный труп Гарольда и обратили свои взоры на аппетитного толстяка. Великан остановился в растерянности и стал пятиться назад. Женщины кинулись ловить его, и Тартар побежал от них вверх по склону к дому. Женщины бросились за ним. Охранники переглянулись и тоже поспешили укрыться в бункере, где уже надежно укрылся в бронированной комнате Иуда.

Ник быстро вырыл из-под корней пальмы снаряжение, оставив возле ствола только передатчик, обмотался специальным шнуром для подводных подрывных работ и вошел в воду. Со стороны бункера неслись звуки выстрелов и отчаянные крики. Осада логова Иуды вступала в новую фазу. Ник нырнул и ушел в глубину.

Глава девятая

Он мог рассчитывать теперь только на свои тренированные легкие, потому что люди Иуды забрали с пляжа его акваланг. Морская ловушка находилась на большой глубине, и даже с его объемом легких, он не способен был сделать за одно погружение всю необходимую работу. Следовательно, ему предстояло погружаться несколько раз, выполняя ее поэтапно. Энергично работая ногами, Ник старался экономно расходовать драгоценный воздух, чувствуя, как вода все сильнее сдавливает ему грудь.

Вот наконец впереди показались очертания гигантской морской ловушки. Ник намеревался закрепить подрывной шнур вдоль стыка стальных створок, чтобы они раскрылись от взрыва, но, к своему огорчению, он обнаружил, что створки настолько плотно сжаты, что нет никакой возможности прикрепить к ним шнур. Из последних сил он подплыл к основанию ловушки, ощущая страшную боль в груди, и, обмотав его шнуром, стал подниматься на поверхность.

Вынырнув из воды, он жадно вдохнул воздух, выждал, пока стихнет боль в груди, и снова нырнул. На этот раз он плыл под водой еще быстрее, чтобы выиграть время на завершение работы. Каково же было его изумление, когда он не обнаружил подрывной шнур на прежнем месте! Ник ощупал дно возле основания ловушки, еще раз осмотрел шарниры — шнура нигде не было. Воздух в легких был на исходе. Ник сделал круг, внимательно вглядываясь в поверхность дна возле гигантского моллюска, но так ничего и не нашел. Шнур бесследно исчез! Наконец Ник сообразил, что его могла утащить акула, готовая проглотить что угодно, если она изголодалась. Ощущая нестерпимую боль в груди, Ник стал подниматься на поверхность. Внезапно он почувствовал сильнейший толчок снизу, вода забурлила, смешиваясь с песком, камнями и грязью, и Ника затянуло в водоворот.

Мозг Ника подсказал ему единственное возможное объяснение: акула перекусила шнур, последовала химическая реакция, и взрывное устройство сработало. Гигантский моллюск накренился и упал на коралловый риф, застыв под углом в сорок пять градусов.

Водоворот крутил и вертел Ника, словно стиральная машина, и он невольно наглотался соленой воды, прежде чем его вытолкнуло на поверхность. Ударившись лицом о песок, он судорожно вздохнул и на четвереньках выбрался на берег атолла.

Его долго рвало, но наконец ему удалось отдышаться и оглядеться. С острова все еще доносились отчаянные крики и выстрелы, значит, Иуда и его немногочисленные охранники пока живы. «Наверняка они засели в бронированной комнате с аппаратурой и контролируют ситуацию», — подумал Ник. Так что же делать?

Можно попытаться прорваться в эту комнату. Но как поведут себя женщины, окружившие дом? Он содрогнулся, вспомнив, что случилось с Гарольдом. Ник решительно встал на ноги и шагнул к все еще бурлящей после взрыва воде. Внезапно его осенило: а что, если взрывом повреждена и система дистанционного контроля моллюска? Если это так, тогда больше нет электрического поля, нейтрализующего подводную лодку, и ее собственная электросистема снова функционирует нормально. Нужно только дать знать об этом экипажу, отчаявшемуся привести механизмы и пусковые установки в рабочее состояние после многих бесплодных попыток. Ник поднял камень: створки ловушки изготовлены из стали, так что, если постучать по ним, моряки наверняка услышат стук, сообразил он.

Подплыв к гигантскому искусственному моллюску, еще больше похожему на настоящий в наклонном положении, Ник припал к его оболочке и принялся отстукивать камнем сообщение кодом Морзе: «Слушайте, слушайте, слушайте!»

Воздух в легких кончился, он вынырнул на поверхность, сделал глубокий вдох и снова нырнул, уверенный, что моряки в конце концов услышат его.

Внезапное сотрясение лодки и последующий крен заставили команду повскакивать с коек, но наступившая затем гробовая тишина вновь уложила отчаявшихся моряков по своим местам. Первым среагировал на странный звук молодой оператор торпедной установки. Он сообщил об этом радисту, а тот доложил капитану.

— Это код Морзе, — записав услышанное, сказал он.

Лодка притихла, ожидая нового сообщения.

«Вы можете спастись, — отстукивал кто-то снаружи по металлу. — Вы можете спастись. Попробуйте включить механизмы».

Едва радист передал неожиданное послание остальным, все члены экипажа бросились к своим рабочим местам. Ожили и загудели моторы, словно бы радуясь вместе с моряками счастливому возвращению к жизни.

— Приготовиться к залпу из носовой торпедной установки! — скомандовал капитан.

В это время Ник снова нырнул в глубину, на этот раз на приличном расстоянии от гигантского моллюска. Услышали ли подводники его сообщение? Выведена ли из строя электросистема морской ловушки? Ответа ему долго ждать не пришлось.

Моллюск содрогнулся, и четыре торпеды, распоров по месту стыка стальные створки, вырвались наружу. От сотрясения верхняя часть ловушки развалилась, и подводная лодка медленно вышла на свободу. Ник тотчас же поднялся на поверхность и выбрался на берег острова. Командир экипажа наверняка уже отдал радисту приказ выйти в эфир и сообщить в центр о случившемся. Нику же предстояло еще разделаться с Иудой, на сей раз — навсегда. Он подполз к пальме и извлек из тайника свой передатчик.

«Уничтожьте остров, — передал он в эфир. — Долгота 65.5, широта 12.4. Нанесите массированный удар. Сотрите его с лица земли».

Отбросив в сторону бесполезный теперь передатчик одноразового пользования, Ник встал и направился к дому. В его распоряжении оставалось не более часа, после этого посланные Хоуком самолеты сбросят на островок мощнейшие бомбы. Нужно было успеть за оставшееся время не только покончить с Иудой, но и спастись самому.

Над островом повисла кладбищенская тишина.

— Я тебя вижу, Картер! — прохрипел вдруг громкоговоритель. — Не волнуйся, я не могу тебя убить из своей комнаты, но слежу за твоими действиями по монитору, — рассмеялся Иуда, когда Ник упал на землю, ожидая выстрелов. — И ты не можешь убить меня. В мой бункер никто не может проникнуть. Между прочим, в живых остались только мы с тобой, все остальные погибли.

Оглядевшись по сторонам, Ник заметил на ветке пальмы телекамеру и, швырнув в нее камнем, разбил ее.

— Это глупо с твоей стороны, Картер, — снова раздался голос Иуды. — Оттого, что я тебя не вижу, ничего не меняется.

Ник осторожно двинулся вперед, обходя груды трупов женщин и охранников. Войдя в дом, он перешагнул через бездыханные голые тела застреленных часовым женщин и подумал, что поступил правильно, вызвав бомбардировщиков. Это логово дьявола во плоти следовало в любом случае уничтожить.

— Ты меня слышишь, Картер? — донесся из динамика знакомый голос. — Ты вошел в дом, но не сможешь проникнуть в мою комнату. Так что даже и не пытайся, дверь сделана из толстой брони, а в окнах — пуленепробиваемые стекла.

Бронированная комната, насколько помнил Ник, находилась рядом с залом с клетками. Быстро пройдя через него, он дернул ручку толстой двери. Иуда не лгал, ее можно было открыть лишь мощным взрывом. Он толкнул соседнюю дверь и очутился в помещении для охраны. В нем стояло несколько кресел, три стола и два дивана.

— Это уже лучше, Картер, — ожил громкоговоритель. — Теперь я снова вижу тебя. Предлагаю тебе не суетиться и хорошенько обдумать мое предложение. Можешь разговаривать со мной прямо из этой комнаты, система внутренней связи включена.

Ник поморщился и сел на диван, думая лишь о том, как ему добраться до этого гадкого урода. А может быть, лучше попытаться выманить его оттуда?

— Слушай меня внимательно, Картер, — сказал Иуда. — Нас осталось здесь только двое, ты и я. И нам придется договориться. В обмен на свою свободу я дам тебе возможность покинуть остров.

— Я не уполномочен идти с тобой на сделку, — рявкнул Ник. — С тобой покончено. А если ты захочешь помешать мне уплыть от этой чертовой дыры, тебе придется выйти из своей берлоги.

— Тебе не удастся покинуть остров живым, — пригрозил Иуда. — Я позабочусь об этом.

— Тогда выходи и попробуй остановить меня, — прищурившись, усмехнулся Ник.

Иуда ничего не сказал в ответ, и в комнате повисла тревожная тишина.

Вдруг Ник почувствовал, как по спине у него пробежал холодок, и упал ничком на пол. Что-то со свистом пролетело у него над головой, и в стену вонзился большой охотничий нож. Он вскочил на ноги и увидел стремительно надвигающегося на него монгола. Ник решил принять вызов и ударил его кулаком в подбородок. Голова Тартара дернулась, но туша продолжала двигаться вперед, словно локомотив, вынуждая Ника пятиться в угол. Тартар навалился на него всей своей массой, но Ник сумел извернуться и двинуть ему локтем по горлу. Монгол захрипел, и Ник вырвался из его стальных объятий. С поразительной быстротой великан тоже вскочил на ноги и обрушил на Ника серию сокрушительных ударов. Ловко увернувшись от огромных кулаков, Ник сам нанес ему парочку ударов страшной силы. Монгол застыл на месте, встряхнул головой и снова пошел в атаку. Ник отступил в сторону и сделан еще два удачных удара. Тартар яростно заревел и ответил прямым в голову. Ник ловко уклонился и попытался применить прием дзюдо, но неожиданно сам оказался на полу, перелетев через спинку дивана: Тартар зашвырнул его туда, словно игрушку. Не дожидаясь, пока монгол прикончит его, Ник перекатился по полу на спину и что было сил ударил великана в грудь ногами.

Грудная клетка хрустнула, не выдержав столкновения разогнавшейся туши с неожиданным препятствием, и монгол грузно повалился на бок, издав крик боли. На губах у него выступила кровавая пена. Не дав Тартару перевести дух, Ник вскочил и ударил его ногой по подбородку. Монгол захрипел, встал на четвереньки и вдруг прыгнул на Ника, протягивая руки к его горлу. На этот раз стальные пальцы дотянулись до шеи Ника и вцепились в нее мертвой хваткой. У Ника глаза вылезли из орбит, он задыхался, но из последних сил все-таки ухитрился ткнуть кулаками по треснувшей грудной клетке великана. Взревев от боли, тот упал на колени, ослабив хватку. Ник тотчас же освободился от захвата и ребром ладони рубанул монгола по основанию затылка. Тартар стукнулся лбом об пол, раскинув руки, но тотчас же стал подниматься, мотая головой, словно взбешенный слон. Кровь лилась у него по подбородку ручьем, он хрипло и тяжело дышал, словно загнанная лошадь, однако снова занес кулак для удара. Ник поднырнул под вытянутую руку, схватил сжатую в кулак кисть и, вывернув ее, перебросил монгола, словно тяжелый куль, через плечо. Тартар грузно шмякнулся на пол, отключившись на мгновение, но тотчас же открыл глаза и попытался вскочить на ноги. Пронизывающая боль в груди пригвоздила его к месту, он схватился руками за больное место и заревел, как умирающий зверь. Его тело содрогнулось в конвульсии, и Тартар испустил дух. Ник пнул его ногой, убедился, что монгол мертв, и, перешагнув через него, направился к выходу.

— Стой, Картер! — пролаял громкоговоритель.

Иуда, конечно же, наблюдал по монитору всю их схватку. Ник продолжал идти к двери, не, обращая на его окрик ни малейшего внимания.

— Все равно я не дам тебе уйти с острова живым! — пригрозил Иуда,

— Тогда попробуй остановить меня! — выходя из комнаты, воскликнул Ник.

Самолеты были уже совсем близко от цели. Нужно было успеть подальше отплыть от острова за оставшиеся минуты. Выскочив из дома, он побежал вниз по склону к берегу, но из громкоговорителя вновь раздался окрик Иуды.

— Ты в ловушке, Картер! — прохрипел он. — Тебе все-таки придется заключить со мной сделку! Взгляни на воду, Картер!

Ник посмотрел на море и увидел расплывающееся по поверхности воды пятно крови. Рядом стало расползаться другое красное пятно, дальше — еще и еще. Пятна соединялись, образуя сплошную кровавую пленку.

— Я сбросил в залив около тонны изрубленного мяса! — услышал он за спиной голос маленького уродца и обернулся: Иуда стоял возле дома и махал ему рукой.

— Ты прекрасно понимаешь, какие рыбки приплывут на запах крови, — рассмеялся он.

Словно завороженный, Ник молча уставился на красное пятно.

Теперь ему стало ясно, для чего предназначались дренажные трубы. Да, он знал, какие рыбки спустя несколько минут соберутся в бухте, но все же не терял надежду спастись.

Глава десятая

Бросив презрительный взгляд на уродца, стоящего на холме, Ник решительно прыгнул в воду, словно ножом разрезая вытянутыми вперед руками кровавую пленку. Брезгливо отгребая куски мяса и внутренностей, он поплыл на небольшой глубине, мысленно проклиная коварного Иуду и его хитроумного помощника Гарольда. На их приманку вот-вот должны были собраться морские хищники, и тогда уже ему не удастся прорваться сквозь кольцо из тысяч зубастых тварей, готовых разорвать все, что попадется им на глаза. Почуявшая кровь акула приходит в неистовство, и ее уже ничто не может остановить. Ник имел шанс уцелеть лишь в том случае, если бы вовремя выплыл за пределы кровавого пятна.

Он уже почти уверовал в благополучный исход своего отчаянного прорыва, когда впереди увидел темные очертания приближающихся к нему акул. Они окружали его со всех сторон, предвкушая легкую добычу. Ник вынырнул из воды, чтобы набрать в легкие новую порцию воздуха, и ужаснулся: вокруг него повсюду торчали акульи спинные плавники. Он снова нырнул и поплыл обратно к острову. Совсем рядом с ним огромная акула вцепилась зубами в большой кусок мяса. Другие акулы тоже начали хватать кровавые шматки и кишки, проносясь в нескольких футах от него. Ник узнал среди хищниц тигровую акулу, белую акулу, молот-рыбу и морскую лисицу. Рыба-меч и барракуды тоже не теряли времени даром.

Наконец он почувствовал под ногами прибрежный песок и, выбравшись из воды, упал на берег. Вода в бухте пенилась и бурлила, багровая от крови, акулы уже поедали друг друга. В этом безумном пиршестве участвовало несколько сотен огромных рыбин, бухта кишела плавниками и хвостами. Голос Иуды, раздавшийся снова из громкоговорителя, отвлек Ника от этого редкого зрелища.

— Рад снова приветствовать тебя на своем острове, Картер! — злорадствовал он. — Теперь мы можем спокойно побеседовать.

Следующее мгновение воздух потряс рев самолетных моторов. Ник взглянул на небо и увидел, что первое звено бомбардировщиков уже заходит на бомбометание. Первая бомба угодила в дальний конец острова, вторая — неподалеку. Слава Богу, подумал Ник, что они не атомные: Хоук проявил благоразумие.

— От нас обоих не останется даже мокрого места! — завопил Иуда. — Не будь идиотом, Картер! Останови бомбардировку!

Ник громко расхохотался в ответ. По иронии судьбы, их затянувшееся противостояние должно было закончиться ничьей: их обоих ждала неминуемая гибель. Ничто уже не могло прекратить бомбардировку острова. Оставалось лишь выбрать, как лучше умереть — от бомбы или же от зубов акул. Отдав предпочтение первому варианту, Ник прислонился спиной к пальме и стал ждать, пока его разнесет взрывом на куски.

Внезапно из густых кустов выскочила голая женщина с развевающейся на ветру копной каштановых волос и, спотыкаясь и падая, побежала к нему. Лицо ее было изуродовано до неузнаваемости, лишь карие глаза блестели со страшной маски с безумным отчаянием во взгляде, устремленном на него. Женщина упала перед Ником на колени, обхватив руками его ноги, и попыталась что-то сказать ему, но изо рта у нее вырывалось лишь невнятное мычание. Ник понял, что у нее вырван язык. Взгляд его скользнул по ее изуродованному лицу и покрытому шрамами и язвами телу и задержался на стройных сильных ногах. У Ника вдруг подкатил ком к горлу: в рыдающей у его коленей женщине он наконец узнал Бетти-Лу!

— Это ты? — сдавленным голосом спросил он. — Бетти-Лу?

Девушка кивнула, вскочила на ноги и, одарив его прощальным печальным взглядом, бросилась к воде. Ник побежал было следом за ней, но Бетти-Лу нырнула с разбега в море и поплыла в самую гущу кровожадных хищников. Ее рука в последний раз махнула ему, и голова Бетти-Лу исчезла в бурлящем месиве. Ник оперся о ствол пальмы, не в силах справиться со спазмами в желудке, и в этот момент раздался отвратительный голос из громкоговорителя. Ник даже похолодел от ненависти к Иуде.

— Ты победил, Картер! — услышал он. — Отзывай самолеты! Можешь воспользоваться моим передатчиком! Они послушаются тебя! Скорее беги сюда, я отопру тебе дверь!

Ник побежал к дому, сгорая от желания собственными руками уничтожить этого дьявола. На этот раз он не должен уйти от него. С ним пора покончить раз и навсегда. Вбежав в комнату, Ник увидел, что Иуда прячется от него за длинным столом, забившись в угол. Дом сотрясался от взрывов бомб, на стенах появлялись все новые и новые глубокие трещины, с потолка сыпалась штукатурка.

— Передатчик вон там! — высоким визгливым голосом крикнул злодей, указывая своей искусственной рукой на центр приборной доски. Поколебавшись секунду-другую, Ник решил воспользоваться передатчиком, но его насторожил безумный блеск глаз карлика и едва заметное движение влево обтянутого черной кожей протеза. Ник присел, и пуля врезалась в панель в дюйме от его макушки. Ник налег плечом на стол и припечатал им Иуду к стене. В этот момент комнату потряс мощный удар, и одна из стен обрушилась. Ник упал на спину от взрывной волны, на миг потеряв сознание, а когда очнулся, то увидел, что Иуда ползет к нему по столу, целясь из миниатюрного пистолета ему в лоб. Ник успел ударить ногой по стальной руке, и пуля ушла в потолок. В другой руке злодея мелькнуло лезвие кинжала, Иуда прыгнул на Ника, и лишь исключительная реакция спасла Нику жизнь. Лезвие слегка задело кожу на горле оставив порез, из которого потекла тонкой струйкой кровь.

Размахивая ножом, Иуда наступал на Ника, кривя рот и скаля зубы. Увернувшись от удара, Ник угодил ногой в трещину в полу, споткнулся и присел на одно колено. Лезвие ножа просвистело у него над головой. Ник ловко вывернул Иуде руку, и тот выронил нож, закричав от резкой боли. Ник уселся на него верхом и с размаху двинул ему кулаком по физиономии, расплющив нос. Живучий мерзавец вцепился ему в ладонь зубами, словно крыса, но Ник отшвырнул его в дальний угол. Карлик стукнулся головой об угол приборной доски, та треснула, в отличие от его на удивление крепкой башки, Ник подбежал к нему и принялся колотить его лбом о стол — за Бетти-Лу, за Джойс, за всех замученных женщин.

Еще одно прямое попадание бомбы в бункер, потрясшее его до основания, вернуло Ника к действительности, погасив его неистовый гнев. Отбросив в сторону Иуду, не подающего признаков жизни, он успел нырнуть под приборную панель прежде, чем стальная опорная балка, пробив потолок, словно гигантский мифический молот, пришлепнула скрючившегося уродца и провалилась вместе с ним в трещину в полу, как в преисподнюю.

Выбравшись из-под развалин, Ник отыскал передатчик и попытался оживить его. Увы, он был мертв, как и его хозяин. Тогда Ник огляделся по сторонам и стал медленно пробираться к выходу. Разбитое стекло жалобно позвякивало в такт гулкому уханью взрывов, в стенах зияли отверстия, над головой что-то угрожающе потрескивало и скрипело. Внезапно дом вспыхнул ярким пламенем. Ник вышел через дверной проем и стал спокойно спускаться по склону холма к берегу.

С островом было покончено, он знал это. Самолеты с ревом заходили на бомбометание со всех сторон, звено за звеном, методично уничтожая его, как им и было приказано. Ступив на песчаный пляж, Ник поднял голову и, прикрыв ладонью глаза, стал с восхищением наблюдать за их разрушительной работой. Скоро от этого островка останутся лишь подводные камни и рифы, думал он. Взгляд его скользнул по воде — она еще бурлила и пенилась кровью, пиршество морских хищников продолжалось. Любая случайно раненная акула тотчас же превращалась в жертву всех остальных участников кровавой тризны, и так до тех пор, пока не случится одно из двух: либо кончится мясо, а с ним исчезнет и запах крови, либо все подводные убийцы полностью выбьются из сил. Но пока их спинные плавники все так же резво бороздили залив, а на его поверхности появлялись все новые и новые багровые пятна.

Бомбы сыпались на оставшуюся целой половину острова, выгрызая огромные куски земли. Ник подумал, что ему осталось жить не более пяти минут, от силы — десять.

Он в последний раз взглянул на море, прощаясь с ним, и вдруг увидел ярко-желтый шар, качающийся на волнах в тридцати ярдах от берега. Он протер глаза, подумав, что ему померещилось со страху, но крышка люка батискафа открылась, и прекрасная блондинка помахала ему рукой. Ник в отчаянии подпрыгнул на месте: от спасения его отделяло всего каких-то тридцать шагов. Что делать? Ведь акулы в мгновение ока разорвут его на части, съедят и не поперхнутся! Но рев самолетов не оставлял ему времени для сомнений: нужно было идти ва-банк! Подплыть поближе к берегу Даниелла уже не успевала, в любой момент их обоих могла уничтожить бомба.

Ник вошел в воду, нырнул и сразу же резко пошел в глубину, подальше от безумной оргии хищников, резвящихся на поверхности. Если они не обратят на него внимания, он сумеет за несколько секунд доплыть до батискафа. Иначе — мучительная смерть. Ник плыл мощными ровными гребками, переворачиваясь на спину, чтобы не пропустить момент, когда какая-нибудь темная тень устремится в погоню за ним. Наконец он увидел вверху слева дно батискафа и начал всплывать. Наперерез ему метнулась огромная тигровая акула, видимо, уловив незнакомый запах. Противостоять ей было невозможно, в лучшем случае, ему удалось бы увернуться от первого ее броска. Ник продолжал быстро плыть прежним курсом, пока не увидел акулью пасть прямо перед собой. Он резко ушел в сторону и ухватился за хвост акулы двумя руками. Рыбина задергалась, пытаясь избавиться от нахального существа, болтающегося у нее на хвостовом плавнике, словно на оперении воздушного змея. Нырнув сперва в глубину, акула резко пошла вверх, надеясь сбросить ненужный груз. Ник отпустил плавник и вынырнул на поверхность рядом с батискафом. Даниелла заметила его и бросила ему канат. Ухватившись за него, Ник выкарабкался на желтый стальной шар, чудом увернувшись от страшных зубов выскочившей из воды морской хищницы, и проскользнул в открытый люк. Даниелла тотчас же захлопнула крышку, и Ник в изнеможении упал на сиденье, переводя дух и прислушиваясь к взрывам на острове. Даниелла тотчас же заработала рычагами, и батискаф стал погружаться в воду, сотрясаясь от ударов атакующих его акул. Лишь когда «Спрут» достиг дна, оставив далеко позади и кровавую бойню, затеянную людьми, и неистовство дикой природы, наступила полнейшая тишина. Даниелла выключила мотор, и «Спрут» замер, слегка покачиваясь на своих паучьих ногах.

Закрыв глаза, Ник попытался подытожить события минувших двенадцати часов. Ему не раз доводилось смотреть смерти в глаза, но ни с чем подобным пережитому за эти полсуток он еще не сталкивался. Все случившееся в этот короткий промежуток времени походило на злую шутку коварной Парки, держащей в руках ниточки его судьбы. Никогда раньше не чувствовал себя Ник таким беспомощным и одиноким, как сейчас, после того, как окунулся в смрадную атмосферу извращенности и бесчеловечной жестокости, царившей на острове Иуды. И поэтому бомбардировщики, стирающие этот рассадник зла и порока с лица земли, выполняли воистину богоугодную миссию карающего небесного меча.

Ник открыл глаза и взглянул на Даниеллу, одетую в вишневый купальник. Она мягко улыбнулась ему, и он снова закрыл глаза, наслаждаясь тишиной и покоем и набираясь сил.

Глава одиннадцатая

Он открыл глаза, почувствовав прикосновение чего-то холодного к своей коже. Склонившись над ним, Даниелла обтирала его влажной салфеткой.

— У меня просто нет слов, чтобы выразить тебе свою благодарность, — сказал с улыбкой Ник. — Ты даже не можешь себе представить, как я удивился и обрадовался твоему появлению.

— Я не могла поступить иначе, — криво усмехнулась Даниелла. — Когда ты улетел, рассказав мне в общих чертах о своем задании, я поняла, что нужно что-то предпринять, чтобы помочь тебе. Мы подошли ночью на «Тритоне» к острову, а на рассвете я решила проникнуть в бухту на «Спруте», даже не представляя себе, чем смогу быть тебе полезна. Это был безумный шаг, как я теперь понимаю.

— Но именно он и спас мне жизнь, — расплылся в улыбке Ник. — Я не знал, что это автономное подводное судно, мне казалось, что это обыкновенная батисфера.

— Нет, на тросе мы опускаем «Спрут», только когда исследуем дно рядом с кораблем, — пояснила Даниелла.

— И как долго мы сможем оставаться в нем под водой? — Ник уже чувствовал, что снова полон сил и готов действовать.

— Еще несколько часов, до вечера, — сказала Даниелла.

— Ты рассказаласвоим коллегам о моей миссии? — спросил Ник. — Они знают, куда ты отправилась на «Спруте»? Им известно, что происходит на острове?

— Я никому ничего не объясняла, — ответила она. — Все считают, что я изучаю глубоководные течения возле атолла.

Ник ухмыльнулся, представив, как сейчас кипит от бешенства Хоук: ведь он не знает, удалось его лучшему агенту спастись или нет. Экипаж «Тритона», с которым он наверняка уже связался по рации, тоже ничем не может ему помочь. Вот и замечательно! Пусть шеф помучается, решил Ник и обернулся к Даниелле.

— О чем ты думаешь? — спросила она, заметив странное выражение его лица.

— О том, что сейчас самое время завершить наш спор, — потянулся он к ней. — Признайся, ведь я оказался прав!

— Нет! — отпрянула она от него. — Я не для этого спешила к тебе на помощь! Я действовала осмысленно и хладнокровно.

— Разве? Это мы можем легко проверить, — обнял он ее за плечи.

— Только попробуй! — прошипела Даниелла, пытаясь оттолкнуть его.

Ник ловко расстегнул застежку бюстгальтера и стал теребить пальцами упругие соски, набухшие от первого же прикосновения к ним мужчины. Сердце Даниеллы учащенно забилось, она порывисто задышала, теряя контроль над собой под напором его плоти, и, сжав зубы, выгнулась дугой, закрыв глаза и закинув голову, рассыпая по плечам золотистые волосы.

— Расслабься, — прошептал ей на ухо Ник. — И ничего не бойся. Он поцеловал ее в губы и ощутил нежное прикосновение ее языка. Даниелла обмякла, полностью капитулируя, и тоже обняла его, повинуясь порыву страсти.

— О Ник! Ник! — низким грудным голосом воскликнула она, прижимая его голову к своей вздымающейся груди. — Люби меня! Умоляю, сделай это сейчас же!

Он медленно провел ладонью по ее спине и стянул с нее трусики. Выгнув спину, Даниелла торопила его, но он нарочито медленно целовал ей грудь, наслаждаясь ее божественной красотой, как выдержанным коньяком, который смакуют по каплям, отдавая должное неповторимому вкусу и аромату. Наконец он сделал то, о чем она умоляла его, и она закричала, приходя в неистовое возбуждение и сжимая его в объятиях. Постепенно убыстряя телодвижения, Ник вознес ее на пик блаженства и воспарил вместе с ней, почувствовав себя на мгновение Богом. Даниелла уронила руки, сотрясаясь в рыданиях от упоительного счастья.

— Ты проиграла спор, — отдышавшись, произнес Ник, вытягиваясь в изнеможении рядом с ней на специальном кресле. — Я победил.

Даниелла улыбнулась ему в ответ и положила голову ему на грудь. Он сжал ее розовую ягодицу, вновь разжигая в ней огонь желания, и сказал:

— Ну, ты признаешь свое поражение?

— Я целиком в твоей власти, мой победитель, — промурлыкала она и встала на колени, прекрасная, как нимфа.

Ник затаил дыхание, боясь спугнуть это божественное создание, вновь давшее волю естественным чувствам, которые она так долго и упорно скрывала. Она плавно села между его чреслами, переполняемыми мужской силой, и принялась исполнять танец живота, постепенно убыстряя темп и сопровождая свои движения легкими стонами. Ник лишь громко дышал, охваченный волшебством чарующего действа, за которым с любопытством наблюдали в иллюминатор пестрые рыбки. Потом они долго лежали рядом, не произнося ни слова, пока Даниелла наконец не пришла в себя и не сказала с грустью в голосе:

— Пора подниматься на поверхность. Наше время истекло. «Тритон» легко найдет нас.

Она включила мотор, батискаф вздрогнул и стал всплывать.

А Ник с сожалением подумал, что Даниелла гораздо лучше смотрится обнаженной, чем в купальнике.

— У меня будет возможность взять отпуск на несколько дней, — обнимая ее сзади за плечи, сказал он. — Приглашаю тебя в Нью-Йорк. Придумай какой-нибудь предлог.

— Я подумаю над твоим предложением, — строгим тоном ответила она, сверкнув голубыми глазами.

Наконец они всплыли на поверхность моря, открыли люк и выглянули наружу.

— Так и быть, — выдохнула Даниелла, прижавшись к Нику. — Я полечу вместе с тобой.

Довольно ухмыльнувшись, Ник огляделся по сторонам.

Притихшее море вновь обрело изумрудный оттенок.

Остров и атолл исчезли под водой.

В полумиле от батискафа Ник заметил «Тритон».

Ярко-желтый «Спрут» тоже наверняка уже привлек внимание экипажа научного судна.

Они улыбнулись — сперва солнцу, потом друг другу — и поцеловались.

Ник подумал, что в этот момент сотни влюбленных парочек делают примерно то же самое, и на душе у него стало легко и приятно.

Глава двенадцатая

В кабинет Хоука Ник и Даниелла вошли вместе.

Ее темный загар прекрасно дополнял элегантное белое открытое платье с нескромным вырезом.

Ник мысленно ухмыльнулся, заметив, как блеснули стальные глаза шефа: он явно одобрял его выбор.

— Позвольте вам представить доктора Фразер, — проговорил Ник подчеркнуто официальным тоном, исподтишка поглядывая на оторопевшего босса.

— Я уже и сам догадался, — быстро взял себя в руки он. — Признаться, сомнения возникли у меня после того, как я прочитал твою телеграмму. Вряд ли ты стал бы заказывать билет для бородатого профессора.

— Рада познакомиться с вами, — с улыбкой сказала Даниелла. — Именно таким я себе и представляла начальника Ника.

В глазах Хоука заплясали веселые чертики.

— Я заказал для вас ужин на двоих в ресторане, — сказал он. — Выбор вин я оставил Нику, он разбирается в них лучше меня. Желаю вам приятного отдыха, вы славно поработали, должен я вам обоим сказать. Правительство США выносит вам свою благодарность. — На прощание шеф одарил Ника очаровательной улыбкой.

Однако сомнения и подозрения не покидали Ника даже тогда, когда они уселись за столик в ресторане.

— Ты слишком мнительный, — заметила Даниелла. — Мне кажется, что твой шеф — очень милый джентльмен. Так любезно с его стороны было заказать для нас столик.

— Именно его любезность и настораживает меня, — хмыкнул Ник. — На него это совсем не похоже. Он не может мне простить, что я так долго не давал о себе знать, и непременно отомстит мне. Ты в этом и сама скоро убедишься. Мне ли не знать своего босса!

— Чепуха! — отмахнулась Даниелла. — Лучше закажи вина!

Ник уткнулся носом в карту вин и не поднял головы, даже когда официант поставил на стол большое блюдо. Даниелла сначала тихонько захихикала, потом откровенно расхохоталась. Ник взглянул на блюдо и раскрыл рот: его изумленному взору предстала гора дымящихся моллюсков.

Ник глубоко вздохнул, широко улыбнулся и воскликнул:

— Ну, что я тебе говорил? Вот видишь, я всегда оказываюсь в конце концов прав. Разве не так? Да ты и сама это знаешь.

— А как ты угадал, что я это знаю? — прищурилась Даниелла. — Уж не считаешь ли ты, что я нарочно подыгрывала тебе тогда, в батискафе, изображая неприступную ученую даму?

— Этот номер у тебя не пройдет, моя дорогая! — шутливо погрозил ей пальцем Ник. — Я вижу тебя насквозь, ты не можешь никак смириться со своим поражением. И вот что я еще хочу тебе сказать, Даниелла: ты, возможно, дока в биологии моря, но артистка ты никудышная, заруби это у себя на носу.

Он потрепал ее по щеке, и они оба рассмеялись.

А ночью, лежа в объятиях этого сильного и удивительного во всех отношениях мужчины, Даниелла вдруг снова залилась счастливым смехом и прошептала Нику на ухо:

— А знаешь, любимый, ведь тогда, в моей каюте на «Тритоне», ты был абсолютно прав! Я и в самом деле не хотела победить тебя в нашем споре…

Невинно осужденный

Чудный сентябрьский день подходил к концу. Лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев и рассыпались бесчисленными искрами по листве, окрашивая ее всеми цветами радуги.

Ник Картер, только что поужинавший, смотрел из окна своей виллы, расположенной недалеко от Центрального парка, на расстилавшийся перед ним осенний ландшафт, уже говоривший о приближении зимы.

Легкий шум заставил Картера обернуться…

— Вас желает видеть какой-то господин, — сказала экономка, подавая сыщику визитную карточку.

Бегло взглянув на нее, Картер проговорил:

— Проводите этого господина в приемную, я сейчас к нему выйду.

Когда спустя несколько минут сыщик вышел в приемную, ему навстречу поднялся молодой человек лет тридцати, одетый по последней моде.

— Филипп Шервуд, — мягким баритоном представился посетитель. — Я имею честь видеть перед собой знаменитого сыщика Ника Картера?

— Да, — ответил сыщик. — Чем могу служить? Садитесь, пожалуйста.

Сев у письменного стола, молодой человек после некоторого колебания обратился к Нику:

— Я пришел, мистер Картер, чтобы попросить вашей помощи в раскрытии одного дела, которое возбудит в вас, несомненно, живейший интерес. Надо доказать невиновность молодой девушки, обвиненной в воровстве.

— Кто же эта особа, которую обвиняют в таком преступлении? — задал вопрос Ник.

— Некая Лилиан Товэр, — ответил посетитель. — В настоящее время она находится, даже страшно сказать, в одной из камер главного полицейского управления.

Картер многозначительно покачал головой.

— В похищении чего обвиняют мисс Товэр?

— В краже бриллиантового ожерелья стоимостью до десяти тысяч долларов, — уныло произнес молодой человек и затем рассказал приблизительно следующее.

Арестованная, невеста молодого Шервуда, была обвинена по заявлению крупной ювелирной фирмы Бабкок и К° в Бродвее в краже ожерелья, состоящего из бриллиантов, жемчугов и рубинов, причем полиция отказалась выпустить ее под залог, который соглашался внести за нее дядя.

Последнее обстоятельство было особенно печально.

— Кто этот дядя? — вставил Картер.

— Некто Дуррелль Вестон. Он живет в Лонг-Айленде.

— Значит, вы пришли по поручению мистера Вестона? — осведомился сыщик.

— О, совсем нет! — заволновался Шервуд. — Я с ним не в ладах.

— Расскажите мне, — начал медленно Ник, пытливо смотря в лицо молодого человека, — все, что знаете о мисс Товэр и ее дяде.

— Я, собственно говоря, могу рассказать очень немного, — пожал плечами Шервуд. — Лилиан — сирота, которая после смерти отца кормила себя и свою мать уроками языков и музыки. Я сам брал у нее уроки французского языка и при этом научился любить и уважать эту девушку. Два месяца назад умерла мать мисс Товэр. В то время, когда старушка лежала на смертном одре, из далекого путешествия вернулся ее брат, Дуррелль Вестон, обещавший заботится о ее дочери. После смерти старушки Дуррелль действительно перевез Лилиан в свою виллу на Лонг-Айленд, которую построил и обставил еще до своего путешествия. Вчера Лилиан была в городе и, между прочим, посетила ювелирный магазин Бабкок и К°. Приказчик по фамилии Эванс показывал ей всевозможные украшения и, между прочим, то самое ожерелье, о котором идет речь. Хотя ожерелье это очень понравилось Лилиан, но она не сторговалась и ушла из магазина, ничего не купив. Во время пребывания Лилиан в магазине, приказчик, ни в чем не подозревавший хорошо известную ему покупательницу, несколько раз поворачивался к ней спиной. После ухода мисс Товэр Эванс бросил беглый взгляд на витрину и убедился, что все вещи на месте. Однако, когда он начал раскладывать их более тщательно, то, к удивлению своему, заметил, что настоящее ожерелье исчезло и было подменено очень на него похожей, но ничего не стоящей имитацией. Быстро выскочив из магазина, приказчик крикнул полисмена, и им удалось задержать экипаж, в котором сидела Лилиан. Она сначала побледнела, увидев полисмена, но не сопротивлялась. Эванс и полисмен сели рядом с девушкой, второй полисмен поместился на козлах и коляска покатила в полицейское управление. Ожерелье, если бы оно действительно находилось у Лилиан, невозможно было выбросить во время пути. В полицейском управлении ее немедленно обыскала одна из приставленных для этого женщин, но драгоценности найдено не было. Как ни убедительно говорило подобное обстоятельство в пользу Лилиан, ее заключили в камеру, а всех, кто стремился облегчить участь девушки, даже и не слушали.

Сыщик внимательно выслушал молодого Шервуда и задумался. После небольшой паузы он спросил:

— Что же говорит сама мисс Лилиан по этому поводу?

— Ничего, — вздохнул Шервуд. — В полицейском управлении она несколько раз заявляла: «Вы видите, что ожерелья не было ни при мне, ни в экипаже; делайте со мной, что хотите, я только беззащитная девушка».

— Ну, а что мисс Лилиан говорила вам? — осведомился Картер.

Шервуд опустил голову, как бы под влиянием тяжелого горя и, наконец, произнес:

— Ничего, мистер Картер. Она даже отказалась принять меня. Впрочем, это весьма понятно. Она не хочет видеться со мной в тюремной камере, в роли преступницы. Это, действительно, ужасно!

— Вы сами считаете вашу невесту невиновной? — строго спросил сыщик.

— Лилиан невиновна, ручаюсь головой! — горячо воскликнул молодой человек.

— Ну да, вы ведь любите мисс Лилиан! Любовь, как известно, слепа.

— Между моей любовью и верой в ее невиновность нет ничего общего! — резко произнес Шервуд. — Я ее знаю уже два года, хотя достаточно нескольких месяцев, чтобы оценить всю чистоту ее души.

— Что же должен я делать? — спросил Картер. — Ведь, если обвинение останется недоказанным, девушку все равно отпустят.

— Это-то так, — заметил молодой человек, — но до тех пор, пока не объяснится исчезновение ожерелья, пока не найдут настоящего вора, подозрение в краже будет тяготить Лилиан и совершенно убьет ее. Нет, мистер Картер, речь идет не об одной лишь свободе, а главным образом о честном имени девушки. С нее должно быть снято даже самое малейшее пятнышко. Фирма Бабкок и Кс не может остаться безнаказанной, она должна понести заслуженную кару за опрометчивый образ действий. Займитесь этим делом, мистер Картер, я принимаю на себя все расходы, не говоря уже о том, как будем вам благодарны мы оба.

— Боюсь, что вы слишком оптимистично смотрите на дело, мистер Шервуд, — серьезно произнес сыщик. — Во всяком случае, я постараюсь выяснить, каким образом исчезло ожерелье и куда оно девалось? Но предупреждаю, не делайте мне потом упреков, если мое расследование принесет не совсем приятные для вас результаты.

— То есть как это? — изумленно спросил Шервуд.

— Очень просто, — спокойно ответил Картер. — Вы не приняли во внимание обстоятельства, что инспектор Мак-Глусски, обыкновенно, далеко не суров с арестованными из интеллигентного класса. По какой же причине он так жестоко обошелся с вашей невестой? Так же и фирма Бабкок и К°. Ведь арестовать девушку из порядочного общества и засадить ее в тюрьму — дело далеко не шуточное и если все-таки доверенный этой фирмы не остановился перед таким шагом, то, очевидно, у него есть на это серьезные основания. Что вы скажете, если мисс Лилиан, невиновная в самой краже, причастна к ней в качестве сообщницы вора?

Шервуд энергично потряс головой.

— Нет, нет и нет, мистер Картер! — вскричал он. — Вы никогда не убедите меня в справедливости вашего предположения.

— Вы не так слепо верили бы в невиновность мисс Лилиан, если бы знали, что мистер Мак-Глусски уже обратился к помощи одного сыщика, который выяснил обстоятельства, говорящие как раз за обвинение.

— Но это невозможно, — замялся Шервуд. — Что мог выяснить этот сыщик? Совершенно невозможно, чтобы ожерелье…

— Что касается ожерелья, — медленно продолжал Картер, — то сыщик по поводу его, действительно, ничего не выяснил, или, верней, пока еще не выяснил, зато с достаточной ясностью доказал факт, что из очень многих магазинов пропадали дорогие вещи, непосредственно после посещения данного магазина вашей невестой.

— Это невозможно! Этого не может быть! Здесь ошибка! — простонал Шервуд.

— Возможность ошибки совершенно исключена! — резко проговорил Картер. — Сыщик, занимавшийся этим делом, не так легко делает ошибки.

— Кто же этот сыщик? — быстро спросил Шервуд.

— Ник Картер, — прозвучал холодный ответ.

Молодой человек на несколько минут как бы лишился языка и неподвижно сидел на своем месте. Страшный ответ Ника Картера, казалось, совершенно убил в нем всякую жизнь. Только после большой паузы он мог произнести дрожащим от волнения голосом:

— Да… я… вы думаете… вы считаете ее действительно, виновной?

— Во всяком случае, — смягчил свой приговор Картер, — я уверен, что мисс Товэр знает, где находится ожерелье.

— Значит, по вашему мнению, она виновна?

— Да! — решительно произнес Ник. — Она, по меньшей мере, — орудие в руках какого-то негодяя.

— Признаюсь, — вздохнул Шервуд, — я никогда не считал Лилиан способной, даже под угрозой смерти, пойти на преступление. Смею вас уверить и вы думали бы так же, как я, если бы знали эту девушку.

— Все это так, — задумчиво произнес Картер, — но женщины часто способны на очень странные поступки. Итак, вы желаете, чтобы я пролил свет на это дело?

— Конечно, очень прошу, потому что убежден, что Лилиан с честью выйдет из этого испытания!

— Прекрасно, — сухо произнес Ник. — Прежде всего, я навещу мисс Товэр в ее камере, затем поговорю с ее дядей и, наконец, примусь за кучера, знакомство с которым меня особенно интересует.

— Знакомство с кучером? — удивился Шервуд. — Это почему?

— Очень просто, — спокойно заявил сыщик. — Кучер кажется мне лицом, игравшим довольно видную роль во всей этой истории. Эти легкомысленные полисмены перерыли весь экипаж, тщательнейшим образом обыскали мисс Лилиан и в то же время не осмотрели хотя бы карманов кучера. Этакие идиоты!

Шервуд, очевидно, все еще не понимал, на что намекал Картер, потому что воскликнул с видом крайнего изумления.

— Но при чем же здесь все-таки кучер, мистер Картер? Ведь он же не мог украсть ожерелья?

— Я про это и не говорю, — усмехнулся Ник, — но готов пожертвовать своим реноме недурного сыщика, если ошибаюсь в том отношении, что ожерелье было бы найдено у кучера, если бы его обыскали.

Шервуд хотел что-то ответить, но Картер сделал жест рукой и продолжал:

— В настоящее время я должен отправиться по делу. Если вы мне доверяете, то предоставьте событиям идти своим порядком и потерпите, пока я не сочту нужным сообщить вам о могущих обнаружиться новых деталях дела.

— Согласен, согласен! — с энтузиазмом вскричал Шервуд. — Я так вам верю!

— Где могу я вас найти, если вы мне понадобитесь? — спросил Картер.

Шервуд дал сыщику свой подробный адрес и удалился, а Ник вернулся в столовую, где и рассказал своей кузине Иде обо всех деталях странного случая.

— Это дело меня страшно интересует, — добавил он, — и я очень бы желал, чтобы здесь был Дик, способный очень помочь мне в данную минуту.

— А где, в самом деле, Дик? — спросила Ида.

— Ты помнишь Блэк-Барта? — вопросом на вопрос ответил сыщик.

— Как же! Это тот преступник, которого ты арестовал в Чикаго при расследовании дела Пульмана и привез сюда?

— Да. Ты, вероятно, помнишь, что он сознался и был приговорен к заключению на три года в Синг-Синг! Вчера я получил известие, что несколько дней назад он бежал, и вот я поручил Дику справиться на месте, каким образом ускользнул молодчик и куда он направился. Во что бы то ни стало негодяя следует схватить снова и меня удивляет, что Дика до сих пор…

В это самое мгновение дверь отворилась, и на пороге показался молодой сыщик.

— А! Легок на помине! Вот и ты! — вскричал Картер, сердечно пожимая руку своему кузену. — А мы только что о тебе говорили. Ну, добился ты успеха?

— До некоторой степени, — заявил Дик, подвязывая салфетку. — Блэк-Барт бежал не один, с ним вместе скрылся некто Джордж Товэр, осужденный за убийство на пожизненное заключение.

— Фью! — свистнул Картер.

— Что это значит, Ник?

— Фью и только, — шутливо ответил Ник. — Я просто вспомнил, что мне нужно навестить в полицейском управлении человека, носящего эту же фамилию. Подожди, пока я не вернусь, Дик! Ты мне должен будешь дать подробный отчет.

«Джордж Товэр? Беглый преступник? — размышлял по дороге сыщик. — Товарищ Блэка-Барта. Гм… интересно мне теперь знать, какое отношение имеет этот Джордж к мисс Лилиан и что, вообще, за история с этим ожерельем?»

Через полчаса Ник Картер был уже в полицейском управлении на Мельбэри-стрит.

* * *

Когда Ник Картер вошел в камеру арестованной, мисс Лилиан сидела на табуретке и читала при свете газового рожка какую-то книгу. Онатак погрузилась в свое занятие, что даже не заметила присутствия постороннего, так что сыщик слегка кашлянул, чтобы обратить на себя внимание узницы.

Мисс Товэр отложила книгу в сторону, поднялась со своего места и взглянула на вошедшего. Она была в буквальном смысле слова красавицей, так что Картер несколькомгновений с удовольствием смотрел на нее.

— Если не ошибаюсь, мисс Товэр? — начал он.

— Да, — последовал короткий ответ.

— Мое имя Ник Картер, сыщик.

— Что же вам угодно, мистер? — спросила девушка.

— Я пришел сюда по поручению мистера Филип-Шервуда.

— Мистер Шервуд очень добр. Вы принесли мне от него известие?

— Нет, — поклонился Картер, но он поручил мне сделать все возможное, чтобы открыть истинного вора ожерелья и, таким образом, вернуть вам свободу и доброе имя.

— Очень благодарна вам и мистеру Шервуду, — любезно произнесла Лилиан, — но боюсь, что ваши старания будут напрасны.

— Как? — очень ловко разыгрывая изумление, произнес Картер. — Неужели вы не хотите даже заявить, что совершенно невиновны?

— Нет, — пожала плечами Товэр. — К чему? Какой в этом смысл? Ведь этим я не докажу невиновности.

— Но ведь вы не крали ожерелья?

— Однако, люди утверждают, что я его украла, меня арестовали и засадили сюда.

— Я вам хочу помочь, — не отставал Ник. — Разрешите мне выступить в вашу защиту.

— Нет! Я вовсе не хочу причинять вам неприятности, — прозвучал ответ странной арестантки.

— Расскажите мне, по крайней мере, об этом случае, — подошел сыщик с другого конца.

— Мне нечего рассказывать, — пожала девушка плечами.

Такое безразличное отношение к своему положению Картер еще впервые наблюдал за всю свою практику.

Он с изумлением посмотрел на девушку, которая тем временем уже снова раскрыла книгу и погрузилась в чтение.

— Вы, значит, мне совершенно отказываете? — спросил Ник.

На этот вопрос он даже не поучил ответа.

— Вы мне не доверяете, миссис Товэр, сделал Ник последнюю попытку.

Лилиан со вздохом опустила книгу на колени и печально проговорила:

— Ах, нет, я верю, что вы желаете мне добра, но пожалуйста, уйдите, оставьте меня в покое.

Сыщик поклонился и вышел их комнаты.

В кабинете своего друга Мак-Глусски он набросал несколько строк следующего содержания:

«Отпусти завтра в час дня Лилиан Товэр на свободу, так как за ней будет наблюдать мой помощник Дик».

Прибыв домой, Картер позвал к себе Дика.

— Ну, Дик, — произнес он, — теперь расскажи мне подробно о бегстве Блэк-Барта.

Оба сыщика уселись в кабинете Ника и спрошенный начал свой рассказ.

— Бегство было задумано не Блэк-Бартом, а его товарищем по камере, этим самым Джорджем Товэром. Блэк только не мог устоять от искушения вернуть себе свободу. Он и Товэр получили поручение исправить, под надзором часовых, испортившуюся водопроводную трубу, проложенную в дальнем углу тюремного двора. В трубе образовалась течь и отложить исправление до утра не представлялось возможным. Так как Товэр по профессии слесарь, то исправление было поручено ему, а Блэк-Барт служил товарищу в качестве помощника. За все время своего пребывания в Синг-Синге Товэр считался спокойным и послушным арестантом, а потому часовой не предполагал, что Джордж бросится на него сзади и сильным ударом по голове едва не отправит на тот свет.

— А ты уверен, — вставил Картер, — что удар нанес Товэр, а не его товарищ?

— Это уже установлено, — заявил Дик. — Именно Товэр собирал камни, чтобы заткнуть повреждения. Найдя поблизости подходящий, он отошел на несколько шагов в сторону. Часовой следил за ним глазами, пока он не поднял камня и не начал возвращаться. В это время Барт что-то крикнул и часовой невольно обернулся в его сторону. В то же мгновение он получил страшный удар по затылку и без чувств свалился на землю. Придя в себя, он увидел, что лежит связанным с заткнутым ртом. Беглецы не только сняли с него платье, но и отобрали сапоги, кепи и два револьвера.

— Идиоты, — спокойно вставил Ник. — Каким образом они, однако, перелезли через стену?

— Разорвав одно из своих арестантских платьев, устроили род лестницы, по которой и выбрались на свободу. Та часть стены, где перелезли преступники, выходит непосредственно к Гудзону. На берегу лежала и лодка, но они не воспользовались ей, очевидно, боясь шума от весел. Зато в двухстах шагах от тюрьмы обнаружена была кража шлюпки, оторванной от причала. Благодаря «победе» над часовым, беглецы выиграли около пяти часов времени и когда, наконец, исчезновение их открылось и заработал телеграф, преступников и след простыл.

— Товэр, кажется, был приговорен к пожизненному заключению? — осведомился Картер.

— Да. Двадцать пять лет назад он был переведен из Бруклина в Синг-Синг.

— Значит, это было в 1882 году. Сейчас узнаем.

С этими словами он открыл один из шкафов, стоявших в кабинете и снял с полки толстую книгу, на которой красовалось — 1882.

Отыскав в этой книге отдел под буквой Т., Картер наткнулся на фамилию Товэр, сел поближе к лампе и погрузился в чтение, во время которого Дик сидел совершенно неподвижно. Книг, подобных снятой с полки, было у сыщика много; на первой из них красовалось число 1850, а на последней — 1907, на чистые листы которых были наклеены вырезки из газет.

Картер называл эти книги памятными: в них заключались вырезки газетных статей, сообщавших о всех, совершившихся в течение данного года преступлениях, собирать которые начал еще отец сыщика, Симон Картер.

Наконец, после получасового чтения. Ник Картер с довольным видом кивнул головой и поставил книгу на место.

— Товэр обвинен в убийстве, — произнес он, — но ему дано снисхождение. Он убил через два месяца после своей свадьбы одного молодого человека, которого сильно ревновал к своей жене. Прямых доказательств против него не было, но все же свидетельские показания оказались настолько сильны, что его обвинили. Главную роль сыграл один свидетель, должно быть очень почетное лицо данного города.

— Кто же был этот сильный свидетель? — осведомился Дик.

— Зять Товэра, Дуррелль Вестон, — последовал ответ.

— Вот так штука! — вскочил Дик. — Товэр… Дуррелль Вестон… Да ведь это имена девушки, сидящей в тюрьме по обвинению в краже ожерелья, и ее дяди!

— Именно так оно и есть, дорогой мой, — с легкой ноткой насмешки заметил Ник. — Я и то уже удивлялся, что фамилия одного из беглецов из Синг-Синга не навела тебя на мысль о сидящей в тюрьме девушке.

— Какая же между ними связь? — с любопытством спросил Дик.

— Это его дочь, — ответил сыщик. — О существовании ее как дочери преступник, однако, не знает, так как она появилась на свет уже в то время, когда он начал отбывать наказание.

— По какому же следу прикажете идти?

— Пока что мы оставим в покое обоих, — распорядился Картер. — Я, вообще, думаю на этот раз изменить свою обычную тактику. Завтра утром я нанесу визит мистеру Вестону и очень удивлюсь, если после этого визита мы не окажем маленькой услуги государству! Главным же образом мне хочется поближе познакомиться с кучером Вестона. У меня предчувствие, что дело гораздо запутаннее, чем кажется на первый взгляд. Ну, однако, поживем — увидим.

* * *

Так называемая «летняя резиденция» Дуррелля Вестона в округе Флатбум на лесистом острове Лонг-Айленд совершенно не походила на роскошное строение, и с прилежащими к ней двумя акрами земли, годными только под постройку, не могла называться дорогим имением. Сам дом был невелик и прост, причем выглядел так, словно в нем по целым годам никто не жил. Прежде всего, он настойчиво требовал новой окраски. Конюшня, отстоявшая футах в трехстах от дома и выходившая на другую улицу так же, как и сам дом, сильно нуждалась в ремонте.

Было часов одиннадцать утра, когда у подъезда «летней резиденции» Вестона позвонил какой-то молодой человек.

Управляющий, коренастый мускулистый мужчина средних лет открыл двери и пытливо вгляделся в пришельца.

Последний был типичный фат, казалось, только что сошедший с картинки модного или юмористического журнала.

На госте был надет кургузый, сшитый по последней моде, пиджак, комически-миниатюрный цилиндр и красно-желтые перчатки. Все, вплоть до щегольских ботинок, было, как говорят, «с иголочки».

В одной руке он держал трость с нелепым крюком вместо ручки, в другой — дымящуюся сигару. В левом глазу торчал монокль в широкой черной оправе и на длиннейшей шелковой ленте. Словом, стоявший теперь перед пожилым управляющим молодой человек, был самая настоящая «модная картинка».

— Э-э-э… — по обыкновению шутов, сюсюкая и растягивая слова, начал он, — послушайте, мистер Вестон дома? Мне… э-э-э было бы очень приятно…

Управляющий, чихнув от попавшего ему в нос сигарного дыма, повел посетителя в приемную, находившуюся на первом этаже, из прихожей направо. Подпрыгивая на носках, фат вошел в комнату, гримасничая, протянул управляющему свою визитную карточку и с комической важностью опустился на один из стульев.

Минут через десять в глубине комнаты внезапно распахнулась портьера, и на пороге появился Дуррелль Вестон так неожиданно, что, казалось, он рассчитывал на эффект своего появления.

Шут тотчас же вскочил с места и произнес:

— Я… э-э-э имею честь видеть… мистера Вестона?

— Да, — отозвался вошедший.

Перед смехотворным молодым человеком стоял крепкий широкоплечий мужчина с гладковыбритым лицом и коротко остриженными волосами. В общем, он производил не особенно симпатичное впечатление. Его серые глаза блестели под очками, как глаза хищного зверя, готового броситься на добычу.

— Очень приятно, — по-прежнему сюсюкая, поклонился шут.

Мистер Вестон молча смотрел на него.

— Что же вам угодно? — наконец проговорил он.

— Неужели моя карточка… э-э-э… которую я послал вам…

— Я получил ее, вот она.

— Она ничего вам не сказала? — поинтересовался шут.

— Ровно ничего, кроме того, что ее владельца зовут Альджерном Грюйтер Смис.

— Не правда ли… э-э-э поэтическое имя? — перебил говорившего молодой визитер.

— Не нахожу, — усмехнулся Вестон.

— Ну, конечно… э-э-э… это дело вкуса, — пожал плечами мистер Смис. — Позвольте представиться, я сыщик из Нью-Йорка, — расшаркался он.

Вестон широко открыл глаза, очевидно, не веря, что перед ним сыщик, а не ходячая реклама какого-нибудь портного.

— Вы сыщик? — удивился он.

— Да!.. Вам это кажется странным?

— Даже очень! Судя по наружности… — начал Вестон, окидывая сыщика ироническим взглядом с головы до ног.

— Никогда, милейший… э-э-э не судите по наружности, она чрезвычайно обманчива. Говорю это по опыту. Мне не раз приходилось под весьма почтенной наружностью… э-э-э вроде вашей… конечно, я говорю только так, к примеру, открывать отъявленных негодяев!..

Вестон вздрогнул.

— Я явился к вам по приказанию инспектора Мак-Глусски, чтобы посмотреть, что можно сделать с этой неприятной историей, случившейся с вашей очаровательной племянницей, которая так ужасно скомпрометирована. Я имел удовольствие видеть ее в главном полицейском управлении. Великолепный жучок… а, pardon, я хотел сказать мисс; я ею очарован. Во всяком случае, пренеприятная история, ужасно неприятная!

— Вы сыщик по призванию? — спросил Вестон, глядя поверх очков на сидевшего перед ним шута.

— Гм!.. как вам сказать… э-э-э… конечно, призвание великая вещь, но… Я никогда и не мечтал стать сыщиком… Мамаша предполагала видеть во мне юриста, так сказать… э-э-э… светило адвокатуры, однако, судьба перевернула всю мою карьеру вверх тормашками! И если я стал волей-неволей сыщиком, то больше по протекции, чем по призванию! Хотя не раскаиваюсь… э-э-э… профессия сыщика поразительно интересна! При этом должен вам сказать, что инспектор Мак-Глусски и мой начальник большие друзья и инспектор, собственно говоря, э-э-э… пляшет под мою дудочку!.. Хе, хе, хе!.. — весело рассмеялся мистер Смис.

Вестон терпеливо выслушал монолог «сыщика по протекции».

— Ну-с, и что же дальше? — спросил он.

— Дальше вот что, — многозначительно объявил мистер Смис. — Как только я увидел вашу племянницу, то сейчас же убедился, что она невиновна и упросил инспектора поручить это дело мне. Инспектор очень любезно согласился и даже обещал не подпускать к этому делу других сыщиков, чтобы, таким образом, я один имел счастье даровать золотую свободу вашей очаровательной племяннице.

— Инспектор Мак-Глусски поступил очень умно, — с трудом подавляя готовый вырваться смех, заметил Вестон.

— Не правда ли? Лучшего он сделать ничего не мог. Вы, конечно, мне поможете? Я построил себе одну теорию, блестящую теорию, поразительную теорию! Вы сами согласитесь с этим, когда услышите.

— Теорию? — переспросил Вестон уже серьезно. — Нельзя ли узнать, какую?

— Конечно, можно! Ведь вы же дядя этой очаровательной мисс. Моя теория проста, но убийственно верна. Все эти господа в полицейском управлении идиоты. Они обыскивали совершенно неподходящих лиц. Удивительно глупо!

Шут-сыщик сделал несколько затяжек сигарой, которую продолжал курить, не спросив разрешения.

Вестон становился все внимательнее и внимательнее и теперь уже не сводил взгляда с сидевшего перед ним посетителя.

— Обыскивали неподходящих лиц? Я не совсем понимаю, что вы хотите этим сказать.

— Охотно верю, — согласился Смис. — Я всегда стараюсь говорить таким образом, чтобы сразу нельзя было понять… Э-э-э… что, собственно, я подразумеваю… Но, имея дело со мной, необходимо уметь читать между строк. Каково придумано? Гениально, не правда ли?

— Но, позвольте… — начал Вестон.

— Pardon!.. — остановил его «сыщик по протекции», — я еще не кончил. Если бы я ставил точки над i, это было бы уж слишком просто! Нет, я всегда стараюсь поставить своего собеседника… э-э-э… в тупик, как вас, например.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо проговорил Вестон, — но мы теряем понапрасну время, а оно мне дорого.

— Вполне согласен с вами, — поклонился мистер Смис. — «Время — деньги», как сказал… э-э-э… кажется Генрих IV. Итак, возвращаюсь к моей гениальной мысли. Полицейские, которых я считаю… э-э-э… кретинами, обыскивали вашу очаровательную племянницу и, разумеется, не нашли ожерелья. Эти носороги, конечно, не могли додуматься до того, до чего додумался я!

Здесь сыщик-фат приостановился и еще раз затянулся сигарой, которая подходила уже к концу.

Вестон, до сих пор относившийся к сидевшему перед ним чудаку с видимым пренебрежением, совершенно переменился. Он со вниманием прислушивался к словам посетителя и, наконец, спросил нетерпеливо:

— Скажите, кого же нужно было, по-вашему, обыскать?

— Э! кучера, мистер, кучера! Очень просто, — прогнусавил шут.

При этих словах Вестон вздрогнул, провел рукой по глазам и заметно побледнел.

— Кучера? — проворчал он. — Бункера? Ну, здесь вы сильно ошибаетесь. Бункер, во-первых, не был в лавке, во-вторых, он не покидал козел. Каким же образом Бункер мог похитить ожерелье?

— Pardon! — осклабился шут. — Я разве сказал, что ваш кучер Бункер украл ожерелье? Нет, я этого не говорил, но имею полное основание предполагать, что он его получил от того, кто похитил украшенье. Это так просто, так замечательно просто!

— Не хотите ли вы сказать, что моя… — вскипел Вестон.

— Не волнуйтесь так, мистер, — запел Смис.

— Значит, вы полагаете, что Лилиан украла ожерелье и потом подсунула его кучеру, который был с ней заодно?

— Вы положительно угадали мои мысли, — обрадовался мистер Смис, пытливо глядя на Вестона. — Не правда ли, гениальное предположение?.. Мисс Лилиан похищает ожерелье, кучер прячет его и дело в шляпе! Что вы скажете? Какова идея?

— Довольно глупая, — насмешливо произнес Вестон.

— Э-э-э… нет! — запротестовал сыщик. — Вы, значит, не достаточно просмаковали ее!.. Она логически вытекает из всех обстоятельств дела. Разберем по порядку. Ожерелье похищено? Похищено! Кто мог его похитить? Мисс Лилиан! Нашли его при ней? Нет, не нашли! Куда же оно девалось? Имейте в виду, что выбросить его она не могла и в экипаже, который тщательно перерыли, его не оказалось. Остается кучер…

— Перестаньте городить вздор! — не выдержал, наконец, Вестон. — Мысль, что моя племянница воровка, имеющая сообщника в лице кучера, буквально нелепа!

— Э, почему? — глубоко оскорбился фат. — Вы просто не хотите констатировать факт, что я сделал поразительное открытие.

— Но, послушайте, вы видели когда-нибудь Бункера?

— А ведь вы правы, — согласился Смис, — я никогда не видел этого человека.

— Ну, так вот, — начал Вестон, — кучер выглядит отвратительно, тогда как моя племянница Лилиан очень красива, с чем, как мне кажется, согласны и вы.

— О, да! Но это ничего не значит! Это я знаю из собственного опыта. Я изучал женщин и должен сознаться, что все они крайне загадочные существа. Недаром говорится, что для них мужчина, немножко получше черта — красавец! Наконец, вспомните «Человека, который смеется» Гюго. Страшней его трудно что-нибудь и придумать, а между тем, им увлеклась… э-э-э… первейшая красавица! А Титания, влюбившаяся в осла? Правда, это было местью со стороны Оберона; Титания действовала под чужим влиянием, но ведь и в данном случае…

— Вы, однако невыносимы! — закричал Вестон.

— Я? — удивился шут. — Я считаю вашу племянницу просто-напросто пособницей, может быть, и невольной, это все ужасно просто, знаете. Моя теории такова: очаровательная мисс Лилиан Товэр попала под влияние известных лиц, которые, может быть, гипнотическим путем, заставляют ее им помогать. Э? Что вы на это скажете? Замечательная идея!

— Значит, по вашей замечательной идее выходит, что Бункер — истинный преступник?

— Один из них, один. Просто ужасно…

Конец фразы прозвучал неразборчиво, благодаря зевку, который сыщик-шут тщетно стремился подавить.

— Что же это значит — один из них? — приставал Вестон.

— Знаете, — прогнусавил сыщик, — мы убеждены, что Бункер действовал не один.

Вестон делался все более и более сердитым.

— Вздор! — гневно закричал он.

— Скажите, э…, милейший, — внезапно спросил Смис, — давно ли вы знаете этого Бункера?

— С месяц, или нет, недель шесть, — неуверенно ответил Вестон.

— Гм… а откуда он явился?

— Из Филадельфии. — У него были отличные рекомендации.

— Я с удовольствием посмотрел бы на этого Бункера.

— Позвать его сюда? — проворчал хозяин.

— Пожалуйста, — попросил Смис.

— Конечно, вы хотите говорить с ним наедине?

— О, нет! Как раз наоборот, милейший! Предпочитаю вести с ним беседу в вашем присутствии.

— По моему мнению, лучше, если меня здесь не будет, — попытался возражать Вестон.

— Извините, — упорствовал Смис. — У меня совершенно другое мнение.

— Хорошо, я его позову, — произнес Вестон, нажимая кнопку звонка.

Едва успел он сделать это, как на пороге появился тот самый управляющий, который впускал сыщика-шута в дом.

— Петр, — обратился к нему хозяин, — скажи Бункеру, чтобы он немедленно явился сюда, я хочу с ним поговорить.

Управляющий поклонился и исчез за той портьерой, из-за которой появился так странно сам хозяин.

— Ваша теория абсурдна, мистер Смис! — резко заметил Вестон. — Вам никто не поверит.

— Посмотрим, посмотрим, — возразил сыщик. — Подождем самого Бункера.

— Но моя племянница сама невинность и чистота.

— Да, но дети часто наследуют пороки родителей.

— Что это значит? — грозно спросил Вестон.

— Но ведь отец мисс Товэр, как мне известно, приговорен к пожизненному заключению, — спокойно произнес Смис.

— Ну, зачем поднимать старую историю, которая давно уже забыта? Товэр умрет в заключении и никто не будет знать, что отец Лилиан был убийцей!

— Не думаю, дражайший, — небрежно отозвался Смис. — Товэр не умер в заключении, потому что он оттуда… бежал.

— Невозможно! — изумился Вестон.

— И все-таки, — потирая руки, продолжал шут, — этот Товэр и некий Блэк-Барт несколько дней назад хитростью бежали из Синг-Синга и, представьте себе, до сих пор не отысканы.

Казалось, что Смис совершенно не наблюдает за лицом хозяина, на самом же деле он не только заметил выражение удивления, но и узнал, что своим рассказом о бегстве двух преступников сообщил Вестону довольно неприятную новость. Прежде чем хозяин опомнился от изумления, в комнату вошел Петр.

— Бункера, — начал управляющий, — нигде нет, а конюх Комп утверждает, что Бункер не ночевал дома и прошлой ночью.

— Хорошо, Петр, можешь идти, — кивнул головой хозяин. Затем он повернулся к сыщику и проговорил взволнованным голосом:

— Кажется, придется сознаться, что вы правы, мистер Смис. Не понимаю, каким образом он мог приобрести на нее такое влияние?

— Гм, — осклабился шут, — это очень, очень просто. Он, вероятно, ее возлюбленный?

— А, подите вы, — махнул рукой Вестон. — Как может такая красивая девушка, как моя племянница, полюбить Бункера? Да скорее луна сойдет с неба.

— Э… я подразумеваю, что возлюбленный увлек ее не в настоящем своем виде, а переодетый, загримированный.

Этот ответ, казалось, сильно обеспокоил Вестона. Он вскочил со стула и закричал:

— Загримированный? Кучер загримированный? Да это просто чепуха!

— Вы находите? — как-то странно спросил шут. — А моя мысль великолепна, как, впрочем, все мои собственные мысли. Ставлю мою бриллиантовую запонку против пуговицы от ваших брюк, что Бункер не тот, кто изображал кучера в последний раз. Посмотрим, не найдем ли мы этого человека, если его вообще еще можно найти. Однако, благодарю вас за сведения! До свиданья, мистер Вестон.

С этими словами Альджернон Грюйтер Смис, сыщик по протекции и любимец Мак-Глусски, удалился своей танцующей походкой из комнаты.

Вестон насмешливо расхохотался.

Правда, некоторые открытия шута покоробили его, но, все-таки…

— Слепой петух вряд ли найдет маленькое зернышко, — насмешливо произнес он. — До тех пор, пока полицейское управление будет посылать подобных идиотов, скрываться очень нетрудно!

Он, наверно, держался бы несколько иного мнения, если бы слышал, что шептал, выходя от него «шут», который, как читатели, вероятно, догадались, был не кто иной, как сам знаменитый сыщик Ник Картер.

— Прекрасно! Вот мы и открыли целое гнездо преступников. Этот Вестон знает про ожерелье столько же, сколько Бункер, с которым я так жажду познакомится. Управляющий, конечно, один из сообщников. Вначале мне нужно разыскать этого Бункера, если таковой вообще существует; затем я примусь и за хозяина с управляющим. Вероятно, этот Комп член шайки, надо будет заняться и им. Как, однако, обрадуется мой друг Мак-Глусски, когда я доставлю ему для заселения камер сразу полдюжины преступников.

Сыщик ужепрошел весь остров Лонг-Айленд и находился в Нью-Йорке. Он спокойно шел по Бродвею, где ввиду обеденного времени взад и вперед сновали пешеходы. Непосредственно мимо сыщика прошло несколько японцев, которые, оживленно жестикулируя, о чем-то, очевидно, спорили.

Невольно при виде их Картер вспомнил о своем молодом помощнике Тен-Итси, пребывавшем в далекой Японии.

В это время взгляд его упал на бумажку, лежавшую у его ног. Картер был убежден, что раньше этой бумажки здесь не было, так как в таком случае она была бы запачкана ногами прохожих, чего на самом деле не оказалось. Очевидно, ее могли потерять проходившие мимо японцы.

Картер намеревался было вернуть ее по принадлежности, когда взгляд его упал на штемпель главного военного управления в Чикаго. В нем пробудился профессиональный интерес. С быстротой молнии он спрятал бумагу в карман своего пиджака, боясь, что кто-нибудь из японцев обернется.

В следующую затем минуту он стоял уже в подъезде одного из домов и осматривал со всех сторон находку. Развернув бумажку, Картер чуть не вскрикнул от изумления: перед ним был великолепно исполненный план одного из фортов на Тихом океане.

Сыщик узнал достаточно. Большими шагами он бросился догонять опередивших его японцев.

Потеря ими, очевидно, еще не была замечена и сыщику ничего не стоило проследить их до 14-й улицы, где они вошли в один из роскошных ресторанов.

Ник Картер остался стоять на тротуаре и через стекла наблюдал за дальнейшим. Японцы (их было шестеро), сели за один из столиков и подозвали к себе официанта; последний, к большому удовольствию Картера, оказался его старым знакомым, которому сыщик когда-то оказал небольшую услугу. В голове Картера мигом созрел план. Через черный ход он проскользнул в буфетную и застал там своего знакомого официанта, собиравшего какую-то посуду.

— Чарлси, — обратился к нему Картер, — вы можете уделить мне несколько минут?

Официант смерил с ног до головы стоявшего перед ним шута.

— Как видите, я занят, — недовольным тоном произнес он, — что вам угодно?

— На несколько минут поменяться с вами платьем, спокойно произнес фат, как будто подобный обмен был самым обыкновенным делом.

— Если вы пришли сюда, чтобы неудачно острить, то напрасно беспокоились.

Сыщик усмехнулся и шепнул на ухо официанту несколько слов. Слова оказались магическими. Через пять минут Картер стоял в одной из комнат ресторана в виде безукоризненно одетого официанта. Он приблизился к столу, за которым сидели японцы.

— Что будет угодно господам? — спросил сыщик.

— Мы уже заказали другому официанту, — произнес один из японцев.

— Мой товарищ получил неожиданное приказание и просил меня заменить его, — проговорил сыщик.

Таким образом, он принял на себя обязанности официанта.

Никто из сидевших за столом японцев и не подозревал, что «официант», бравший уроки у своего помощника Тен-Итси, великолепно понимал японский язык. Во время еды, японцы нисколько не стесняясь, говорили между собой и, таким образом, сыщик узнал все их тайны. Сидевшие перед ним переодетые японские офицеры, все поголовно, были политическими шпионами, за большие деньги скупавшими государственные тайны.

Из беседы офицеров Картер узнал, что они через час должны присутствовать на каком-то собрании. К сожалению, место собрания не было названо, и сыщику оставалось одно — не выпускать из вида подозрительных японцев. Получив «на чай», «официант» скрылся из комнаты, а через 10 минут перед дверями ресторана стоял шут, незадолго до того побывавший в доме Вестона.

Выйдя из ресторана, компания разделилась. Двое японцев повернули на Бродвей, а остальные четверо направились по 14-й улице и затем свернули на 3-ю Авеню.

Картер отправился за этими четырьмя, так как был уверен, что остальных увидит на собрании. Японцы, очевидно, хорошо знали Нью-Йорк: ни разу не сбившись с дороги, они дошли до Терри-Стрита, одной из глухих улиц близ гавани. Сыщик спокойно шагал в некотором расстоянии от преследуемых, как вдруг получил сильный удар по голове, так что его шляпа упала в грязь. Картер быстро обернулся и увидел совершенно пьяного матроса, который, очевидно, был очень доволен, что поколотил франта. В следующий затем момент сыщик схватил матроса за шиворот и встряхнул его так сильно, что у бедняги затрещали кости.

— Я тебя научу вежливому обращению! Сейчас же подними мою шляпу и хорошенько вычисти ее.

— Я… я, — залепетал совершенно пьяный матрос. — Я нечаянно свалился на вас.

— Пусть тебе поверит кто-нибудь другой. Теперь же подними шляпу, иначе тебе придется плохо.

Матрос наклонился, чтобы исполнить приказание, но при этом потерял равновесие и упал всем своим телом на головное украшение Ника. Надо было торопиться, поэтому Картер оттащил матроса со шляпы, поднял ее, вычистил, насколько это было возможно и не без отвращения надел снова на голову. Хотя и мало времени заняло это приключение, тем не менее след преследуемых оказался потерянным. Картера это нисколько не остановило. Он деятельно принялся отыскивать затерянные следы. И на этот раз, вошедшее в поговорку счастье сыщика, ему не изменило. В одном месте улицы неловкий носильщик уронил бочку с индиго и весь тротуар был окрашен в яркий синий цвет. Уличные мальчишки, которых в Америке называют «воронами», устроили себе забаву, раскрашивая друг другу пролитой краской физиономии, так что походили на каких-то индейских вождей. Прохожие, невольно попадая в пролитую краску, оставляли на тротуаре следы, лучше которых, в смысле четкости, трудно было себе представить.

Картер, заметивший, что один из четырех японцев несколько волочил правую ногу, очень скоро напал на следы шпионов, приведших его к зданию, казавшемуся необитаемым. Картер осторожно нажал дверную ручку, но, как и предполагал, дверь оказалась запертой. Это, впрочем, не остановило сыщика. Своей отмычкой он в две минуты открыл замок, так что многочисленные прохожие даже не заметили этого, войдя в здание, Картер оказался в длинном коридоре, спертый воздух которого показывал, что в доме жильцов, действительно, не было. Осторожно ощупывая стены, сыщик медленно продвигался вперед. При нем, правда, был его электрический фонарь, но пользоваться им Ник не решался, боясь привлечь к себе внимание. Наконец, нога Картера нащупала ступеньку лестницы. Ник стоял перед дилеммой: в котором из восьми этажей дома находились преследуемые? Оставалось одно: поднимаясь по лестнице, прислушиваться, на каком из этажей раздастся подозрительный шум.

Осторожно начал он подниматься по лестнице и, таким образом, добрался до шестого этажа. Коридор, ведший с площадки, тут особенно расширялся, и сыщик решил, что именно здесь находятся японские офицеры.

Едва успел он проскользнуть в одну из дверей, выходивших в коридор, как услышал за собой быстро приближавшиеся шаги. Оглядев комнату, Картер заметил стоявший в одном из углов ящик, прыгнул в него и захлопнул у себя над головой крышку.

В эту минуту в комнату вошло несколько человек.

— Отнесите этот ящик в комнату совещаний, — проговорил кто-то по-японски.

Затем сыщик почувствовал, как ящик подняли и понесли.

Минуты через три несшие сыщика остановились и опустили ящик на пол.

— Удивительное дело, — проворчал один из них, — книг в нем очень немного, а он такой тяжелый.

Картер в своей засаде едва дышал и держал револьвер все время наготове. Крышку, однако, не поднимали и Ник мог спокойно слышать все, что говорилось в комнате.

На совещании присутствовало, вероятно, человек двенадцать; все разговоры велись на японском языке.

Картер, прекрасно понимавший этот язык, с ужасом убедился, что его прекрасная родина кишит японскими соглядатаями.

Кроме того, он узнал, что все добытые шпионами документы хранятся в том самом ящике, в котором он сидел в настоящее время.

«Вот так штука! — подумал Ник. — Я, значит, обладатель всех этих милых вещей! Подождите, я вам подсыплю сольцы!»

В это время кто-то поднял крышку.

— Измена! Измена! — закричали вокруг и некоторые из присутствующих кинулись было на сыщика, но Картер уже перешел в нападение.

— Кто двинется с места, тот будет трупом! — загремел он. — Я сыщик Ник Картер, вы видите, что я прекрасно говорю на вашем языке и, значит, понимаете, что все ваши тайны мне известны. К сожалению, в Соединенных Штатах нет такого закона, по которому можно было бы арестовать шпиона. Даю вам минуту времени на то, чтобы покинуть эту комнату и дом. В запоздавших стреляю! Поверьте, в таких случаях я не даю промаха и каждый из замешкавшихся получит довольно неприятную отметину. Книги, рисунки, документы остаются в моем владении!

Японцы увидели, что их дело проиграно, и поспешили удалиться.

Как только скрылся последний, Ник Картер подбежал к окну, открыл его и пронзительно свистнул. Через несколько минут в комнату вбежало около дюжины полисменов.

Ящик с драгоценным содержанием был препровожден в полицейское управление, а сам сыщик, самодовольно посмеиваясь, отправился домой.

* * *

Едва Картер вошел в кабинет, как к нему подошла экономка.

— Вас в библиотеке ожидает кто-то, мистер Картер, — произнесла она.

Не спрашивая даже о том, — мужчина это или женщина, сыщик, как был в костюме шута, вошел в библиотеку.

Там он увидел мужчину, по виду лет шестидесяти, причем опытный глаз Картера угадал, что состарило этого мужчину не время, а забота и страдание. Коротко остриженные волосы были белы как снег, в то время как глаза сверкали таким огнем, что невольно приходило на ум, как должен опасаться человек, навлекший на себя ненависть этого старика.

Одежда его была далеко не первой свежести, и Картеру сделалось понятно, почему экономка назвала посетителя полупрезрительным «кто-то».

При виде вошедшего сыщика на лице старика промелькнуло выражение разочарования. Было видно, что он ожидал увидеть совсем не то, что предстало его глазам.

— Вы желали говорить с Ником Картером? Это я, конечно, переодетый. Настоящая маска мне нужна была для одного дела.

— Я ожидал увидеть более пожилого человека, — несмело произнес посетитель.

— Значит, — смеясь, возразил Картер, — вы мало обо мне слышали.

— Я услышал о вас всего три дня назад.

— Несомненно, вы не постоянный житель Нью-Йорка?

— Двадцать пять лет я в нем не был, — последовал спокойный ответ.

— Могу я спросить, где вы все это время были?

— В таком месте, где о сыщиках много не говорят, — тихо засмеялся незнакомец, — куда, вообще, не долетают звуки жизни.

— Вы говорите о Синг-Синге! — вскричал Картер. — Теперь я знаю, кто вы такой. Вы Джордж Товэр, бежавший вместе с Блэк-Бартом.

— Да, да, — спокойно произнес посетитель. — По тому, как вы угадали, кто перед вами, я узнаю знаменитого сыщика.

— Но, очевидно, что человек, от которого вы узнали мое имя и положение, не тот, который послал вас ко мне?

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому, — объяснил Ник, — что я знаю, кто рассказывал вам про меня. Блэк-Барт?

— Угадали, — послышался спокойный ответ.

— Ну, он вам, наверно, меня не порекомендовал, — иронически заметил сыщик.

— Блэк предупреждал меня не иметь с вами ничего общего. «Это настоящий сатана, — говорил он мне, его ни за что не подкупишь! А если он поставил себе какую-нибудь цель, то никакие силы не помешают ему достичь ее». Услышав об этом, я и подумал: это как раз такой человек, какой мне нужен. Вот я и явился к вам.

— Видите ли, — задумчиво произнес Картер после небольшой паузы, — во всей моей практике еще не было случая, чтобы осужденный на пожизненное заключение и бежавший из Синг-Синга преступник добровольно являлся ко мне.

— Охотно верю, — ответил Товэр спокойно. — Особенно, если преступник виноват. Предприняв бегство, я преследовал двоякую цель: во-первых, я хотел навестить мою жену и отыскать ребенка; этого мне сделать не удалось: жена умерла, а дочь бесследно пропала; а во-вторых, я решил отыскать человека, который бы заинтересовался моей судьбой, который бы убедился, что я страдаю за преступление другого, который бы взялся за неблагодарный труд доказать мою невиновность, который, наконец, пустился бы на поиски истинного виновника, в то время, как я сам добровольно возвращусь в Синг-Синг. Этого человека я нашел! Это — вы, мистер Картер. На вас вся моя надежда! Но, конечно, прежде всего, вам нужны доказательства, что я действительно невиновен.

— А разве вы можете мне дать их? — участливо спросил Картер, чувствовавший, что он проникается симпатией к этому откровенному человеку.

— Я взываю исключительно к вашему знанию людей, — начал Товэр. — Скажите, зачем же бы я, беглый арестант, явился к тому самому сыщику, который известен как заклятый враг всех преступников? Зачем же бы я выдал сам себя и дал бы снова заключить себя в тюрьму, если бы при этом у меня не было строго определенной цели?

— Но ведь, предпринимая бегство, вы, конечно, не планировали визита ко мне? — спросить Картер.

— Конечно, главное мое желание было повидать жену и дочь, но жена, как я вам уже сказал, умерла, а дочь исчезла с тем самым человеком, который прекрасно знает, кто именно совершил преступление, за которое расплачиваюсь я.

— Вы подразумеваете Дуррелля Вестона? — вставил Ник.

— Да, именно этого негодяя, — подтвердил Товэр.

— Вы знаете, где он сейчас находится?

— Нет, — покачал головой старик. — Я боялся собирать о нем сведения, чтобы не быть при этом схваченным. Кроме того, я не хотел терять времени и спешил, чтобы быстрее зайти к вам.

— Вы не потеряли времени, потому что Вестона и вашу дочь вы очень скоро увидите. Я сделаю вам очную ставку, а затем, — тепло добавил Картер, — употреблю все силы, чтобы навсегда освободить вас от тюрьмы.

— Значит, вы верите в мою невиновность? — дрожащим от радости голосом, спросил Товэр.

— Да, верю, — серьезно произнес сыщик. — И притом не только на основании ваших слов, но и потому, что познакомился с Вестоном и твердо убежден, что на свете нет большего негодяя, чем этот помещик из Лонг-Айленд. Кроме того, я читал ваше дело и знаю, что главным свидетелем обвинения был этот Вестон, а его словам я верю гораздо меньше, чем вашим. Теперь я понимаю, почему вы ко мне явились.

Товэр молча схватил обеими руками правую руку сыщика и крепко пожал ее. Говорить он не мог, будучи слишком взволнован. Из груди его вылетали нечленораздельные звуки, а в глазах стояли слезы.

Сыщик видел, что это не было притворством и поэтому решил открыться несчастному старику.

— Я настолько верю вам, мистер Товэр, что, рискуя своей репутацией, берусь за ваше дело и дам вам возможность спокойно ходить по улицам, как полноправному гражданину, а не прятаться от каждого полисмена, как куропатке от охотника.

— Этого я не понимаю, мистер Картер. Каким образом вы это устроите?

— Ну, — улыбнулся сыщик, — волшебства в этом нет. Может быть, вам известно, что мы, сыщики недурные актеры и умеем неплохо гримироваться. Иногда нам приходится переряжаться и изменять свою внешность, смею вас уверить, несколько тщательнее, чем жрецам искусства.

— Мне рассказывал Блэк-Барт, что в этом вы не имеете соперников.

— В самом деле? Ну, постараюсь оправдать это лестное обо мне мнение тем, что так изменю вас, что вы сами себя не узнаете.

— Да каким же образом? — изумился Товэр.

— Пожалуйте в мое ателье, — торжественно проговорил Картер, — где я докажу вам справедливость моих слов.

Все еще сомневаясь, Товэр последовал за сыщиком в комнату, которую Картер тотчас же запер на ключ.

Здесь Ник пробыл с своим посетителем около получаса, возясь над лицом Товэра и в то же время незаметно выспрашивая обо всем, что считал нужным узнать.

Наконец, дело было кончено. Ник велел старику одеться в предложенное ему платье и подвел к громадному зеркалу.

Широко раскрытыми глазами смотрел беглец в зеркало, не веря, что там отражается именно он. Перед ним стоял строгого вида полисмен, ни одной черточкой не напоминавший беглого преступника.

Из приговоренного к пожизненному заключению убийцы получился охранитель закона.

— Ну, удалось! — с удовлетворением проговорил Ник. — Если вы теперь несколько измените голос и попробуете отвыкнуть ходить мелкими шажками, к которым привыкли, находясь в Синг-Синге, тогда моя затея удалась.

— Я прошел хорошую школу, мистер Картер, — горько усмехнулся Товэр, — и сумею сделать все, что вы потребуете.

— Не представляйте себе этого дела таким легким, — серьезно произнес сыщик. — Малейшая неосторожность — и вы повредите как себе, так и мне. Очень скоро ваше уменье владеть собой подвергнется тяжелому испытанию.

— А именно? — напряженно спросил Товэр.

— Вы увидите вашу дочь, — с ударением на каждом слове произнес Картер.

Товэр то краснел, то бледнел. Наконец, он оправился и спросил глухим голосом:

— Где сейчас моя дочь?

— Несколько минут назад она находилась в тюрьме, куда попала по вине того же самого Вестона; в настоящее время она по дороге к моему дому. Пойдемте в библиотеку, я вам расскажу всю историю.

В библиотеке оба закурили по сигаре, Картер рассказал об истории с ожерельем и закончил свою речь словами:

— Я преследую определенную цель, пригласив вашу дочь сюда, и из моего разговора с ней вы узнаете эту цель.

— А я должен быть при этом? — спросил Товэр.

— Да, но ваша дочь не будет знать о вашем присутствии. Вы сядете вот за эту портьеру и будете все видеть и все слышать. Затем наступит время испытать ваше хладнокровие и силу воли. Вы сами проводите вашу дочь в дом Дуррелля Вестона.

— Ради Бога, мистер Картер. Вы, должно быть, действительно хотите сделать из меня убийцу?

— И не думаю даже, — спокойно дал ответ Картер. — Вы должны только помочь мне доказать вашу невиновность. Если вы не беретесь выполнить моих указаний, то лучше откажитесь заранее, чтобы потом не испортить дела и себе и мне.

Товэр помолчал с минуту и затем твердо произнес:

— Я чувствую в себе силы, мистер Картер! Я исполню все, что вы требуете!

В этот момент на улице послышался шум колес, сыщик выглянул в окно и обратился к Товэру:

— Спрячьтесь за портьеру! — отрывисто произнес он. — Ваша дочь может войти сюда с минуты на минуту. Возьмите себя в руки, тогда все будет хорошо! Помните, насколько все это важно для вас!

Старик скрылся в складках бархатной портьеры.

Картер широко распахнул дверь и в следующую минуту на пороге показался Дик с Лилиан Товэр.

Сыщик попросил девушку сесть.

Глаза мисс Товэр ничего не выражали.

— Вы меня, конечно, помните, мисс Товэр? — начал Картер.

Девушка покачала головой, не сводя, однако, взора с лица говорившего.

— Неужели вы так быстро забыли мой вчерашний визит к вам в главном полицейском управлении?

— Вчера? В полиции? — медленно произнесла Лилиан. — При всем моем желании не могу этого припомнить. Мне кажется, я вас никогда не видела.

При этом она провела рукой по лбу, как бы желая прояснить свои мысли.

Сыщик не сводил с нее взгляда и вдруг, как бы решившись на что-то, придвинул свой стул почти вплотную к стулу девушки, так что теперь они почти соприкасались коленями.

— Мисс Товэр, — начал он, делая ударение на каждом слоге, — вы отпущены из тюрьмы благодаря моему заступничеству.

— Покорно вас благодарю, — механически ответила Лилиан.

— Я считаю вас невиновной в том преступлении, в котором вас обвиняют.

— Очень рада, что вы обо мне такого хорошего мнения, — по-прежнему безучастно проговорила девушка.

— Скажите, я прав, предполагая, что вы невиновны?

— Нет! — не задумываясь, не медля, произнесла Товэр.

— Могу я узнать причину? — не отставал сыщик.

— Я сама не знаю.

— Но ведь вы же знаете — украли вы ожерелье или нет? — быстро вставил Ник.

— Право, не знаю, — пожала плечами Лилиан. — Говорят, что украла я.

Картера, казалось, нисколько не удивляли странные ответы арестантки и он после небольшой паузы снова обратился к ней.

— Скажите, вы очень любите вашего дядю, Дуррелля Вестона?

Девушка вздрогнула, услышав это имя и тихо произнесла:

— Я не знаю.

— А как обстоит дело с кучером? Его зовут, кажется. Бункером?

— Не говорите мне про этого человека! — закричала она.

— Значит, вы были бы счастливы, — медленно проговорил Картер, — если бы могли жить подальше от дома вашего дяди.

Этот вопрос, казалось, несколько встряхнул Лилиан.

— Где же я могла бы жить? — горько спросила она.

— Как? — изумился сыщик. — Разве у вас, кроме дяди, нет других родственников?

— Нет! — покачала головой Товэр. — По крайней мере, никого, к кому я могла бы обратиться.

— У вас разве нет отца?

— Отца? А что вы про него знаете?

— Знаю только то, что он невиновен и страдает за других.

— Ах, да! — припомнила Лилиан. — Моя мать часто рассказывала об этом. Каким образом может он оправдаться? Отец приговорен к тюремному заключению в Синг-Синге.

— Но вы-то убеждены в его невиновности? — возразил Картер.

— Да, мать меня учила видеть в отце мученика, а не преступника. Я верила в него до тех пор, пока не попала к дяде.

— А дядя вас, конечно, учил другому? — быстро заметил Ник.

— Нет, этого не было! Дядя Дуррелль никогда не называл мне имени отца и, все-таки…

— Вы постепенно изменили ваше мнение? — продолжал сыщик. — Хорошо, я убежден, что вы сейчас же разрешите свои сомнения, как только получите возможность увидеть вашего отца. Мисс Товэр, — продолжал он торжественным голосом, — посмотрите на человека, стоящего сзади вас и скажите, похож ли он на преступника?

В этот момент Дик, по знаку своего кузена, отдернул портьеру в сторону.

Лилиан медленно повернула голову и ее взгляд упал на полисмена, под маской которого скрывался никогда не виденный ею доселе отец. Вслед за этим щеки ее побледнели и по телу пробежала дрожь. Было ясно, что в душе девушки происходила сильная борьба.

Товэр робко протянул руки вперед и вскоре в этих руках очутились руки молодой девушки.

Словно электрическая искра пробежала по телу Лилиан и на щеках снова заиграл румянец.

— Отец, — прошептала девушка.

— Дорогое дитя! — Товэр нежно привлек девушку к себе на грудь и по лицу его потекли, первые после 25 лет, слезы, которые он не старался даже удержать.

Старик был потрясен свиданием с дочерью, распустившейся в чудный цветок в то время, как сам он сидел за стенами тюрьмы, заживо погребенный.

Ник со своим помощником скромно отошли в угол комнаты, чтобы не смущать их.

Сложив руки на груди, сыщик с выражением истинного торжества на лице наблюдал трогательную сцену. Правда, его призвание заставляло его причинять людям страдания, отправляя их в заключение или даже на эшафот, но зато порой помогало осушать и горькие слезы, как в данном случае, невинно осужденным.

Через несколько минут Картер медленно подошел к двум счастливцам, посадил их около себя и вернулся к прерванному разговору.

— Теперь вы не сомневаетесь в невиновности своего отца? — смеясь, спросил он.

— Нет, не сомневаюсь! — весело ответила девушка.

— И вы не сомневаетесь, что это именно ваш отец?

— Нет, нисколько! — удивилась Лилиан.

— Почему же вы в этом так уверены? — заметил сыщик.

Девушка некоторое время молчала, затем пожала плечами.

— Этого я вам не могу объяснить, но только чувствую, что не ошибаюсь.

— Значит, вы вполне уверены, что перед вами ваш отец и не кто иной?

— Да! — твердо ответила Товэр. — Так же уверена, как в том, что сижу перед вами.

Сыщик облегченно вздохнул.

— Очень рад слышать это от вас, — весело произнес он. — Этот факт убеждает меня, что отец влияет на вас сильнее, чем дядя, Дуррелль Вестон.

При этом имени девушка снова вздрогнула и лихорадочно проговорила:

— Не упоминайте этого имени! Я ненавижу этого человека!

— Откуда в вас это чувство? — осведомился Ник.

— Не знаю, — несмело произнесла мисс Товэр, хватая руку своего отца, как бы ища у него защиты. — Чувствую только, что я его ненавижу!

— Значит, вы не желаете вернуться в дом дяди?

— Нет, нет, нет! — замахала руками Лилиан.

— Если бы даже я вас попросил об этом? — приставал Ник.

— Ради Бога, все, что вам угодно, только не это!

— Даже и в сопровождении вашего отца? — улыбнулся Картер.

Выражение лица девушки сейчас же изменилось. Из груди ее вырвался вздох облегчения и она нежно прижалась к старику Товэру.

— Значит, вы не побоялись бы отправиться туда с вашим отцом?

— Нисколько! — произнесла твердо Лилиан.

— Ну, теперь дайте мне точное объяснение, — переменил тон Картер, — почему вы так не любите дядю и его кучера?

Некоторое время девушка молчала, наконец дала стереотипный ответ:

— Не знаю.

— Тогда я вам скажу причину, — возвысил голос Ник.

— Пожалуйста, хотя сильно сомневаюсь, чтобы вы могли сделать это.

— Хорошо, попытаюсь. Вас лишили воли, иными словами, вас загипнотизировал дядя.

Лилиан вздрогнула.

— Этот негодяй, — продолжал Картер, — сделал из вас послушное орудие своих преступных замыслов.

— Что это значит? — испугалась девушка.

— Вы украли, сами того не зная, в магазине Бабкок и К° бриллиантовое ожерелье.

— Господи! — простонала Товэр, прижимаясь к отцу.

— Точно также совершили вы и остальные кражи в магазинах и притом так ловко, что на вас не пало ни малейшего подозрения.

— Значит, я воровка? — разрыдалась Лилиан.

— Успокойтесь, мисс Товэр, — ласково произнес сыщик. — На вас не падает ни малейшей тени. Вы совершали преступления, находясь в трансе. Вы не могли освободиться от влияния негодяя. К счастью, его власть над вами окончилась, так как теперь рядом с вами стоит человек, имеющий на вас большее влияние. Пока он около вас, вы можете не опасаться; поэтому-то я и хочу, чтобы к Вестону вы явились не одна, а вместе с отцом. Я уже заранее радуюсь, что дядя потерял вас окончательно. С большим нетерпением жду того момента, когда увижу его вытянувшуюся физиономию.

— Но каким же образом вы будете при этом присутствовать? — изумился Товэр.

— Не беспокойтесь, я буду там также, как и вы, — усмехнулся Картер. — А теперь обсудим план наших будущих действий.

Затем все уселись вокруг стола и принялись обдумывать каждую мелочь предстоящего предприятия — вывести на чистую воду негодяя, который не задумываясь, хотел погубить для своих низменных целей родную племянницу.

Лилиан, принимавшая в дебатах деятельное участие, заявила, между прочим, что у нее впервые за два месяца совершенно свежая голова.

— Ну, на сегодня довольно, — весело произнес Картер. — Надеюсь, что с вашей помощью я доведу дело до благополучного конца.

* * *

Через несколько часов после только что описанных событий дядя Лилиан, Дуррелль Вестон, сидевший в столовой своего дома и куривший сигару, услышал шум приближавшегося экипажа, вслед затем остановившегося у подъезда.

В то же мгновение раздался звонок. Петр открыл дверь и начал с кем-то разговор.

Вестон услышал звонкий женский голос, к которому примешивался глубокий бас мужчины.

Вестон не выдержал, вскочил со стула и хотел выйти, чтобы осведомится о причине шума, когда дверь отворилась и на пороге появилась Лилиан, за спиной которой стоял нью-йоркский полисмен. Голубое сукно и блестящие пуговицы полисмена настолько произвели впечатление на негодяя, что ноги его начали дрожать.

Быстрыми шагами Лилиан подошла к дяде, а полисмен последовал за ней, предварительно захлопнув дверь перед самым носом Петра.

Камердинер, как Петр величал себя сам, попробовал снова вторгнуться в комнату, но получил сильный удар в бок и отлетел на другой конец коридора.

Полисмен тщательно запер дверь на замок и встал рядом с девушкой.

— Что это значит? — прошипел Вестон.

— Это значит, — спокойно произнесла Лилиан, — что меня проводил сюда один из полисменов, получивший строгий приказ не спускать с меня глаз ни на минуту.

Вестон попытался загипнотизировать девушку взглядом, но в это время полисмен положил ей на плечо руку.

Влияние этого жеста оказалось прямо-таки поразительным: девушка твердо выдержала взгляд негодяя и в ее глазах ясно читалась твердая воля и жажда борьбы.

Вестон, заметив перемену, невольно почувствовал какое-то беспокойство.

— Зачем тебя привели сюда? — спросил он с дрожью в голосе.

— Я хотела у тебя потребовать ответа на кое-какие вопросы!

— Ты?.. Ты?.. — заикаясь, произнес Вестон. — Ты, у меня?

— Прежде всего, — спокойно проговорила девушка, — ты мне должен ответить: украла я ожерелье или нет?

— Ну конечно, нет, — тоном оскорбленной невинности выпалил Вестон. — К чему эти вопросы? Ты прекрасно знаешь, что ты его не брала!

— К сожалению, я совершенно не помню об этом эпизоде, — холодно возразила Товэр.

— Послушай, дитя, — всплеснув руками, воскликнул «добрый дядя», — что с тобой? Ты говоришь так, что я опасаюсь за твой рассудок!

— Наоборот, я сейчас более здорова, чем когда-либо. Где, между прочим, кучер Бункер?

— Он ушел от меня, — последовал ответ.

— Кем был он на самом деле? — строго спросила Лилиан.

— Кем он был? — насмешливо проговорил Вестон. — Бункер был Бункер, это все, что я могу тебе сказать!

— Ты лжешь! — сверкнула глазами девушка.

Этот возглас был до того неожиданным для Вестона, что он даже отступил на несколько шагов.

— Как ты смеешь говорить так своему дяде! — покраснев от досады, резко крикнул он.

— Да, могу, потому что в настоящее время я нахожусь под защитой вот этого человека. Мало того, я требую, чтобы ты завтра явился в полицейское управление и правдиво рассказал всю историю похищения ожерелья.

— Нет, ты действительно потеряла рассудок! — только и нашелся сказать Вестон.

— Кроме того, — продолжала девушка, сверкая глазами, — ты, может быть, потрудишься назвать имя того негодяя, из-за которого так долго страдал мой отец?

— Ну к чему поднимать старую грязь? — замялся Вестон. — Я ведь уже несколько раз говорил тебе, что Товэр понес заслуженное наказание.

— Это наглая ложь! — произнес молчавший до сего времени полисмен.

Невольно Вестон взглянул на говорившего. Их взгляды встретились.

— Черт возьми! Кто вы на самом деле? — проворчал Вестон.

— Я тот, — спокойно произнес полисмен, — кто думает, что преступление совершил Дуррелль Вестон, по вине которого страдал Товэр.

— Ага! — вне себя от ярости закричал Вестон. — Теперь я узнаю вас! Вы — Товэр. Вы, как мне известно, бежали из Синг-Синга.

— Значит, вы меня узнали?

— На этот счет у меня теперь нет ни малейших сомнений.

— Разве я так мало изменился за эти годы? — насмешливо спросил полисмен.

— Во всяком случае, вы изменились не настолько, чтобы я вас не узнал.

— Ну, а я не могу сказать того же самого про вас. Вы изменились удивительно. Вы так же похожи на Дуррелля Вестона, как я на Джорджа Товэра. Я нахожусь в более выгодном, чем вы, положении, потому что знаю Товэра и Вестона, а вы сейчас выдали себя с головой. Потому что, будь вы Вестоном, вы не приняли бы меня за Товэра.

Вестон вздрогнул как бы под влиянием электрической искры.

— Кто вы такой, если не Товэр? — все более и более выдавал себя преступник, который дорого бы дал, чтобы вернуть сорвавшиеся слова.

— Кто я такой? — загремел полисмен. — Я тот, кто дождется того времени, когда вы очутитесь там, откуда только что бежал Джордж Товэр.

С этими словами он схватил Лилиан за руку, быстро повернул ключ и затем широко распахнул дверь.

Петр, подслушивавший у дверей, потерял равновесие и упал прямо в комнату. Прежде чем Вестон успел опомниться, дверь снаружи заперли и девушка с полисменом скрылись.

Петр поднялся с пола и потирая затылок, ничего не понимая, смотрел по сторонам.

— Петр, — закричал Вестон, — этот человек не должен добраться до полицейского управления. Я дал себя провести и принял его, было, за Товэра, но это не Товэр, а Ник Картер. Только этот сатана в человеческом образе может так хорошо знать все наши тайны и не побоится угрожать мне в моем же доме. За ним! — заорал он, устремляясь к двери. — Они не должны возвратиться в Нью-Йорк! Натрави на них Блэк-Барта! Затем нам нужно подготовиться, чтобы смыться отсюда.

— Что же это с дверью? Она заперта! — закричал Петр.

В это время за дверью послышались шаги. Вестон подумал, что это вернулась племянница со своим спутником, но затем услышал стук отъезжающего экипажа. За дверью раздались голоса, ключ повернулся и дверь отворилась.

За дверью стояло двое мужчин, из которых один был Блэк-Барт, переодетый конюхом, а другой… кто же был другой?

Другой был самый настоящий Петр.

Вестон повернулся, чтобы посмотреть на отошедшего от двери другого Петра, но того уже не было. Он, по-видимому, выскочил в распахнутое настежь окно.

Вестон бросился к окну, но никого не увидел. Мнимый Петр, очевидно, успел удрать далеко.

Обстоятельства не предвещали ничего хорошего. Необходимо было принять меры, но растерявшийся Вестон первое время никак не мог собраться с мыслями. Неожиданное появление Лилиан в сопровождении таинственного полисмена до такой степени поразило Вестона, что он совершенно потерял голову. Каким образом «воровка» оказалась на свободе? Кто этот полисмен, так смело бросивший ему в лицо обвинение? Если это действительно Товэр, бежавший из Синг-Синга, как мог он встретиться с Лилиан, заключенной в тюрьму? И почему он в форме полисмена?

Все эти вопросы, на которые Вестон тщетно искал ответов, сводили его с ума.

— Уже не галлюцинирую ли я? — невольно подумал он. — Наконец, если под видом полисмена явился Ник Картер, кто же был мнимым Петром? Это кошмар! Я брежу наяву!

Вестон в отчаянии упал в кресло.

Петр и Блэк-Барт в недоумении переглянулись.

— Что это с ним? — спросил последний.

— Надо думать, — ответил камердинер, — в наше отсутствие тут произошло что-то интересное. Я никогда не видел его в таком состоянии.

В этот момент Вестон открыл глаза и уставился на говоривших. Сознание постепенно возвращалось к нему. Вдруг он вскочил и застонал от бешенства.

— Где ты был? — набросился он на Петра.

— Я имел маленькую неприятность, — меня схватили.

— Схватили?

— Да, но теперь дело повернулось в другую сторону. И тот, кто связал меня, лежит сам связанный в комнате около кухни. Меня спас Барт, пришедший как раз вовремя, чтобы застать меня еще в живых.

— Когда это было? После того, как ты впустил девчонку с полисменом?

— Я никого не впускал, — удивился Петр.

— Черт возьми! — закричал Вестон, побагровев от бешенства. — Значит, меня провели. Мы должны удирать отсюда скорее! Где тот человек, которого вы поймали?

— В комнате около кухни, — угрюмо ответил Петр. — Он от нас не уйдет.

— Да, вы хитрее меня. Мой молодчик ускользнул между пальцев. Вот, в это окно и выскочил.

Коротко Вестон познакомил с положением дел своих сообщников.

— Кто же, однако, это мог быть? — спросил настоящий Петр.

— Ну, конечно, не кто иной, как этот проклятый Картер.

— А тот, кто сопровождал девчонку?

— Один из его помощников, — ответил Блэк-Барт. — Другого мы поймали.

— Что же мы с ним сделаем? — нерешительно спросил Вестон.

— Как, что сделаем? — удивился Петр. — Конечно, уничтожим, чтобы он не мог нам вредить в дальнейшем!

— Если не самого проклятого Картера, так хоть его помощника отправим ко всем чертям! — с злорадной улыбкой добавил Блэк-Барт. — Хоть это будет козырем в нашей игре!

— Уж я вижу, что у тебя, — обратился Петр к сообщнику, — есть какая-то идея.

— Скорее, скорее! — заговорил Вестон. — Мы должны спешить, иначе нам не сдобровать! Ну, говори, что ты намереваешься сделать с ним?

Блэк-Барт хитро подмигнул.

— А вот что, — начал он, — только уговор дороже денег: не трусить!

— Нашел трусов! — жестко засмеялся Петр, — Если будет нужно я, не поморщившись, собственноручно посажу на кол родного отца!

— Так в чем же дело? — торопил Вестон.

— Мы взорвем дом! — совершенно хладнокровно объяснил Блэк-Барт. — На кухне стоит бочка керосина и фунтов тридцать пороха, а все вместе взятое даст неплохой фейерверк. Я уверен, что когда дело дойдет до пороха и керосина, то от помощника Картера останется настолько мало, что похоронное бюро вряд ли заработает хотя бы один доллар на погребении.

Остальные вполне согласились с мнением достойного товарища.

Затем все спустились с лестницы и вошли в комнату; там, связанный по рукам и ногам, сидел кузен великого сыщика Дик Картер.

— Ну, молодчик, — обратился к нему Блэк-Барт, — настал твой последний час!

— Я этого не думаю, — спокойно отозвался Дик.

— Думай не думай, а твое дело дрянь! — вставил Петр. — Тебе предстоит маленькое воздушное путешествие.

— И притом совершенно бесплатное, — прибавил Блэк-Барт.

Вестон стоял, скрестив руки на груди у дверей, не говоря ни слова.

— Видишь ли ты вот этот бочонок? — снова обратился к Дику Петр.

Помощник сыщика взглянул на указываемый предмет.

— В нем около тридцати фунтов пороху, — продолжал камердинер. — Надеюсь, что этого окажется совершенно достаточно, чтобы отправить тебя туда, откуда еще никто не возвращался! — расхохотался он.

Дик вздрогнул, но постарался сохранить все свое хладнокровие.

— Поживем — увидим! — сказал он.

В это время Блэк-Барт достал из-за бочонка клубок зажигательного шнура.

— А теперь посмотри сюда, — обратился он к сыщику. — Один конец этой «веревочки» я вставлю в бочонок, а другой протяну к двери… Вот так. Следи, следи за мной… Право, это очень интересно! Нет ли, Петр, у тебя спички?..

— Получай, приятель! — ответил тот, подавая коробок. — Для такого случая ничего не пожалею! — усмехнулся он.

— Торопитесь, торопитесь! — наконец вскричал Вестон.

— Сейчас, сейчас! — ответил Блэк-Барт. — Надо делать все как следует: с чувством, с толком, с расстановкой. Поспешишь — людей насмешишь.

Дик чувствовал, как у него по спине забегали мурашки. Если его не спасет чудо, он неминуемо погиб. Но откуда ждать спасения? Он всецело во власти негодяев.

— Что, молодчик? — насмешливо спросил палач. — Не все коту масленица! Отольются волку овечьи слезки! Вот что, — обратился он к своим сообщникам, — уходите, я сейчас подожгу шнур. Мы встретимся на Гестер-стрит.

Вестон и Петр не заставили повторять себе этого дважды и быстро исчезли.

Блэк-Барт чиркнул спичкой, и она потухла.

— Черт побери! — выругался он и зажег вторую. — Ну, до приятного свидания, мистер соглядатай. Не забывайте нас, пишите почаще, — издевался он над Диком, поджигая фитиль. — Наконец-то, загорелся.

С этими словами негодяй расхохотался и юркнул за двери.

Дик остался один и со страхом наблюдал за синеватым огоньком, медленно ползущим по шнуру.

Вестон и Петр бежали изо всех сил; вскоре к ним присоединился и Блэк-Барт и все втроем спрятались за зданием конюшен.

Однако, как ни напрягали они свой слух, ничего не было слышно.

— Что же, этот проклятый шнурок погас? — не выдержал Вестон.

— Не думаю, — ответил Блэк.

Прошло еще минут двадцать.

— Проклятый шнурок! — ворчал Вестон. — Он, очевидно, потух, и мы должны рискнуть снова…

— Ни с места! — положил ему руку на плечо Барт. — Я не вернулся бы туда и за все богатства, что накрал. Эти шнуры, правда, горят медленно, но зато уж верно. Ага!

Раздался страшный взрыв. Стоявших за конюшней отбросило на землю, и к небу взлетели горящие головни взорванного дома.

На том месте, где недавно стояло здание, горел громадный костер, напоминая собой действующий вулкан.

Со всех сторон сбегались на пожар люди.

Трое преступников быстро побежали по дороге и скрылись в темноте.

В это время из-за кустов поднялась фигура какого-то мужчины.

— Что мне делать? — пробормотала фигура. — Следовать за ними, или осмотреть место взрыва?

В следующее мгновение фигура побежала следом за тремя негодяями.

* * *

Мы должны вернуться несколько назад, чтоб объяснить, каким образом попал Дик в неприятное положение.

Побывавший утром под видом шута Ник хорошо запомнил черты лица Петра. За час перед выступлением в «поход», сыщик удалился в свое «ателье» и вскоре вышел оттуда превращенным в управляющего Вестона. Около семи часов вечера Картер вышел из дома в сопровождении двух своих помощников — Дика и Патеи. Вслед за ними вышли Товэр в одежде полисмена, которая, однако была покрыта длинным плащом, и Лилиан.

Ник Картер с помощниками прибыли первыми. Дик и Патси остановились в метрах тридцати от здания, спрятавшись за высоким забором, в то время как сам Ник подошел к двери конюшни и постучал.

Тотчас же дверь немного приоткрылась, на сыщика упал свет потайного фонаря и чей-то грубый голос произнес:

— Чего ты шляешься, черт бы тебя подрал!

— Отвори дверь, нужно поговорить с тобой, — проговорил Картер, копируя Петра.

Человек, находившийся в конюшне, был убежден, что видит перед собой Петра, поэтому отодвинул тяжелый засов, впустил Картера и, желая снова запереть дверь, повернулся к нему спиной.

— Ну, говори, что тебе нужно? — все еще возясь над засовом, проговорил он.

— Мне нужно видеть Бункера, — произнес Ник. Мужчина хотел, было, обернуться к говорившему, но в это время почувствовал, что его сзади обхватили чьи-то сильные руки. В то же время щелкнули стальные оковы, и хорошо знакомый негодяю голос произнес.

— Добрый вечер, Блэк-Барт. Вот мы и встретились! Я не думал, чтобы вы снизошли до должности конюха.

— Будь ты проклят, Ник Картер! — прошипел Блэк.

— Покорнейше вас благодарю, — поклонился сыщик, связывая крепкой веревкой ноги пленника. — Так, мой милый. Я думаю, что это будет довольно прочно.

Затем Картер приотворил дверь и тихо свистнул. Стоявшие во дворе помощники услышали сигнал и Дик прошептал Патси:

— Смотри в оба, Патси! Я прокрадусь к двери, чтобы узнать, что нужно Нику.

Когда Дик вошел в конюшню, он сильно изумился, увидев связанного негодяя.

— Я хочу снять железные наручники и связать ему руки веревкой, — произнес сыщик. — Наручники нам могут понадобиться еще и в доме. Помоги мне.

Сняв наручники, Картер вместе с Диком обыскали конюшню, после чего Ник обратился к помощнику:

— Я думаю самое лучшее — положить Блэк-Барта за соломенные снопы и заткнуть ему рот, а потом пойдем с ревизией в дом.

Через несколько минут преступник с заткнутым ртом лежал уже крепко связанный.

Если бы сыщики видели, какой довольной улыбкой осветилось лицо Барта, они, несомненно, приняли бы другие меры для его обезвреживания.

Но они уже не обращали на пленника никакого внимания и направились к дому. Дойдя до двери, Картер сильно дернул ручку звонка.

— Кто там? — раздался голос за дверью.

— Открывай дверь, дурак! — замечательно верно подражая голосу Блэк-Барта, крикнул Ник.

Стоявший у двери был убежден, что его окрикнул сообщник, поэтому повернул ключ и впустил сыщиков.

Прежде чем негодяй смог что-либо сообразить, Картер схватил его за горло, а Дик заткнул ему рот.

Через минуту жертва уже лежала на полу, связанная по рукам и ногам. Затем сыщикиотнесли своего пленника в ванную, расположенную рядом с кухней и заперли за собой двери.

В этот момент раздался электрический звонок у подъезда.

— Это Товэр и Лилиан, — заметил Ник. — Они пунктуальны. Теперь мы посмотрим, не выдаст ли себя Вестон. Ты, Дик, спрячься где-нибудь и наблюдай, что произойдет, но прежде запри заднюю дверь, которую мы только прикрыли.

Ник пошел к подъезду, в то время, как его кузен направился по коридору, чтобы запереть дверь, выходившую во двор. Едва он коснулся дверной ручки, как получил страшный удар по затылку и без чувств упал на пол. Из-за двери выскочил мужчина, схватил Дика за ноги и потащил на кухню. Здесь, убедившись, что его жертва жива и находится только в глубоком обмороке, он начал осматриваться кругом, ища какой-нибудь веревки. При этом он обратил внимание, что дверь в ванную заперта, открыл ее и нашел связанного Петра.

Негодяй быстро приступил к делу и через несколько минут Дик лежал около бочонка с порохом, связанный по рукам и ногам.

Когда Дик пришел в себя, он услышал следующий разговор.

— Каким же образом ты освободился?

— Ха, ха! — расхохотался Барт. — Дело в том, что Картер не знал, что под снопами лежала машина для резки соломы и положил меня как раз около нее. Как только эти собаки покинули конюшню, я ногами сбросил снопы, положил ноги на резак и, хотя с большим трудом, но перерезал веревки. Конечно, не обошлось без того, что в двух-трех местах я содрал себе кожу. Ну, а затем я уже мог подойти к резаку и перерезать на руках веревки как следует. Потом я побежал через двор к дому и, по счастью, нашел дверь только прикрытой. В тот момент, когда я подходил, я слышал как Картер приказывал этому щенку запереть дверь. Все остальное было детской игрой. Теперь мы запрем на ключ эту ищейку и поспешим наверх, чтобы захватить Картера.

— А может быть, у этого сыщика поблизости есть еще помощники?

— Ну, этому я не верю, — возразил Блэк-Барт. — У Ника Картера есть еще помощник, Патси, но не думаю, чтобы он взял и его с собой.

Внезапно Петр вспомнил, что незадолго до того у подъезда звонили.

— Черт возьми! Как я мог забыть об этом! — нахмурился негодяй. — Теперь, вероятно, дверь уже открыта, и посетитель впущен.

— Да, это большая неприятность. Если это Патси, тогда мы должны быть начеку.

На цыпочках они пошли к лестнице, но в это время из столовой вышли Товэр с Лилиан, заперли дверь и поспешили на улицу. Оба преступника до того опешили, что опомнились только тогда, когда Товэр с дочерью уже скрылись.

Внезапно Барт сообразил всю опасность положения и закричал:

— Картер и Вестон заперты в столовой! Надо посмотреть, что это значит!

Эти-то слова и услышал Картер.

По звуку голоса он убедился, что это не Дик, значит, и другой был не Патси. Что-то было не так. Впрочем, медлить не приходилось. Воспользовавшись моментом, когда Вестон, кинувшись к двери, повернулся к нему спиной, он неслышно проскользнул к окну, открыл его, но вместо того, чтобы выпрыгнуть на улицу, спрятался за широкий кожаный диван.

Остальное читателям известно.

Когда три негодяя направились в кухню, сыщик вышел из своей засады и последовал за ними. Он видел, как преступники протянули зажигательный шнур, видел и то, как Блэк-Барт зажигал его. Как только негодяи скрылись, сыщик кинулся к горевшему концу шнура и затоптал огонь ногой. Через несколько минут помощник Ника был уже снова на свободе.

— Черт возьми! — произнес Дик, вытирая со лба холодный пот. — Я, однако, был на волоске от смерти.

— Опасность еще не миновала, мой милый, — быстро произнес Картер. — Этот взрыв должен произойти. Уходи скорей отсюда! Оставь подъезд открытым и беги по улице. Я снова зажгу шнур и последую за тобой, причем, можешь быть уверен, побегу во все лопатки.

Не спрашивая ничего больше, Дик побежал к подъезду. Вслед за ним стремительно, как бомба, вылетел и сам Картер.

— Убирайся вон! — закричал он. — Беги, как только можешь!

Оба они в это время находились на веранде и не успели еще сбежать со ступенек, как раздался взрыв. Оба сыщика волной воздуха были отброшены на тротуар.

— О, это не беда, — прошептал Ник Картер, поднимаясь с земли. — Пока все идет хорошо. Скоро мы уже схватим голубчиков. Тебя уж они окончательно не опасаются, предполагая, что ты представляешь из себя только груду костей. Постараемся им доказать, что борьба с Картером не так проста, как они думают! От нас им не уйти, так как Патси, наверно, проследил негодяев! Я уверен, что солнце не успеет взойти на небе, как негодяй и его сообщники будут сидеть в тюрьме! А теперь — за дело!

* * *

Отойдя уже довольно далеко от дома, сыщики увидели вдали два огонька.

— Это они! — закричал сыщик своему кузену.

Скоро бежавшие остановились перед каретой, фонари которой и были теми огоньками, которые заметил Ник. Это была карета Товэра, ожидавшего, согласно условию, своего спасителя на этом месте, так как было предположено Лилиан с отцом оставить на время в флатбуше, а в карете доставить в полицию пойманных преступников.

— Наш план потерпел маленькое крушение, — быстро сообщил Картер. — Негодяи ускользнули от нас, так что мне придется их ловить в Нью-Йорке.

Проговорив эти слова, он шепнул несколько слов кучеру, затем открыл дверцу кареты и коротко сказал:

— Садитесь! Все садитесь!

Товэр сел рядом с дочерью, Картер с Диком против них, и карета покатила по направлению к Нью-Йорку.

— Я вам должен еще рассказать, что открыл во время моего посещения, — начал Товэр.

— Открыли? — протянул Ник Картер. — Я знаю, что именно вы открыли.

— Откуда вы можете это знать?

— Ну, это не так уж трудно. Вы мне хотите рассказать, что это просто обманщик, а не настоящий Дуррелль Вестон, которого вы знали двадцать пять лет назад.

— Да, вы правы, — изумился Товэр. — Это не настоящий Дуррелль Вестон, но откуда вы это узнали?

— Я предполагал нечто подобное, потому что настоящий Вестон был довольно состоятелен и у него не было нужды объединяться с шайкой грабителей, чтобы добывать себе средства к существованию. Этот негодяй не решился даже взять деньги Вестона из банка, опасаясь, что его раскроют.

— Это правда, об этом я не подумал, — согласился Товэр.

— Но, если вы так быстро раскрыли обман, то каким же образом негодяй не был узнан мисс Лилиан и ее матерью?

— Вы должны помнить, мистер Картер, — вступила в разговор Лилиан, — что я никогда не видела дяди; мать же моя лежала на смертном одре и уже почти потеряла зрение.

— Кроме того, он приготовился к тому визиту, — добавил старик, — мой же приход был для него полной неожиданностью. Если бы он только мог предположить, кто я, то постарался изменить хотя бы голос.

— Ну, кто бы он ни был, — закончил Ник, — важно то, что он знает, где находится настоящий Дуррелль Вестон и все его тайны.

— Послушай, Ник, — раздался голос молодого сыщика, — я могу тебе помочь. Я прекрасно видел этого мерзавца в то время, когда негодяи занялись приготовлением моего путешествия на небо. Он явился в своем настоящем виде, так как считал меня уже погибшим и нисколько не церемонился.

— Я его знаю?

— О, да! — засмеялся Дик. — Но, кажется, ты его до сегодняшнего дня не видел! Может быть, ты помнишь шайку грабителей в Чикаго, когда один мерзавец ускользнул?

— А! Вагамец, испанец?

— Да, — кивнул головой Дик. — Это и есть Вестон.

— И Барт снова у него правая рука! — мрачно произнес Картер. — Этакий негодяй! Я не успокоюсь до тех пор, пока не засажу их в тюрьму. Ну, посмотрим, что нам скажет Патси!

Прибыв в Нью-Йорк, Картер высадил у подъезда своей квартиры Товэра и Лилиан, а сам с Диком отправился в одну из запасных квартир в Парке Pay.

Когда они снова вышли на улицу, Дик превратился уже в кучера. Настоящий кучер куда-то исчез. Сам Ник сел в экипаж, а Дик влез на козлы, привязал к кнуту пеструю ленточку и карета покатила.

Было одиннадцать часов вечера, когда карета завернула на Гестер-Стрит.

Во время пути Дик выделывал кнутом странные штуки; он выставлял привязанную ленточку вперед так, чтобы на нее падал свет фонарей и время от времени как-то особенно щелкал по воздуху.

Проехав всю улицу, карета повернула обратно, и тут вдруг с тротуара послышался голос:

— Вы имеете пассажира?

— Нет! — послышался ответ. — Вам угодно?

— Да. Вест-Стрит, 49.

— Садитесь.

Молодой человек подошел к дверцам, открыл их и впрыгнул в экипаж.

— Здравствуйте, начальник! — сказал пассажир, очутившись внутри.

— Ну, вот и ты! Значит, трюк Дика удался.

— А откуда же вы знали, — спросил Патси, — что найдете меня именно здесь?

— Потому что Дик слышал, как этот лже-Вестон говорил о встрече в Гестер-Стрит, — пояснил Картер. — Предполагая, что ты следуешь за ним по пятам, я и решил прокатиться по этой улице.

— И вы были совершенно правы, начальник!

— Ты узнал, где их логовище?

— Ну, конечно! — засмеялся Патси. — Негодяи попались, как лисица в капкан.

— Чем скорее мы схватим их, тем лучше!

В этот момент экипаж остановился. Сыщики, оставив карету на безлюдной улице, отправились на Гестер-Стрит.

Пробило ровно полночь, когда Патси, шедший впереди, вдруг остановился и указал на старый деревянный дом, в нижнем этаже которого помешалась пивная низшего разряда.

Патси сообщил, что три негодяя вошли в дом минут за пять до того, как он узнал в кучере Дика.

— Ну, значит, и мы отправимся туда, — прошептал Картер. — Вначале, детки, отправлюсь я один. Постой, нужно несколько преобразиться, а то в виде двойника Петра являться неудобно.

Едва успел он произнести эти слова, как случилось нечто такое, что заставило его изменить свое намерение. Из пивной вышел мужчина, который зорко осмотревшись вокруг, побежал по направлению улицы Бовэри. Это был управляющий Петр.

— Вот это превосходно, — прошептал Ник. — Теперь я могу войти вместо него. Вы же оба следуйте за негодяем, схватите его и доставьте в полицию. Затем возьмите отряд полисменов и окружите пивную. Когда все будет готово, дайте мне сигнал, а уж я позабочусь, чтобы вы попали внутрь.

* * *

Дик и Патси помчались за скрывшимся из вида Петром, а Картер пересек улицу и спокойно спустился вниз. В буфетной комнате, кроме буфетчика, он увидел еще двоих: один был Вагамец, другого Картер не знал. Блэк-Барта не было.

Вагамец стоял у прилавка и, увидев вошедшего, с изумлением произнес:

— Что случилось?

— Я боюсь, что нас выследили, — ответил сыщик. — Я видел на улице несколько подозрительных людей.

— Черт возьми! Это неприятно, — ответил Вагамец. Мы должны сообщить об этом и другим. Идем!

С этими словами негодяй направился к другому концу буфетной комнаты. Картер последовал за ним. Так как испанец ни разу не повернул головы, чтобы посмотреть, идет ли Петр следом, то сыщик заключил, что его приход не возбудил ни малейшего подозрения. Вагамец открыл дверь и вступил в скудно освещенный коридор. В конце коридора были две ступеньки, которые вели к массивной двери. Вагамец постучал в нее особенным образом, дверь открылась и оба вступили в большую, наполненную дымом и винными испарениями, комнату.

Стоявший у двери колоссального роста мужчина тотчас же запер ее на замок.

Картер заподозрил неладное и сильно упрекал себя за то, что бросился в опасность очертя голову.

В комнате находилось около десяти человек, к которым Вагамец обратился со следующей речью:

— Детки, Петр принес известие, что нас выследили. Перед домом стоят полисмены. Поэтому мы должны как можно скорее скрыться через задний выход. Перед тем, однако, как скрыться, накажем хорошенько этого молодца за его дерзость. Никто, кроме Ника Картера, не решился бы на такое рискованное предприятие.

Ник Картер сразу понял, что его заманили в ловушку. Петра, очевидно, выслали в надежде на то, что сыщик соблазнится возможностью вторично сыграть его роль и, таким образом, получит доступ в притон шайки.

Нисколько не испугавшись, сыщик прислонился к стене и равнодушно спросил:

— Ну-с, синьор Вагамец, что же вы предполагаете делать?

— Мы позаботимся, — дал ответ испанец, — чтобы великий сыщик Ник Картер не мог вредить никому из нас. Прежде чем твои друзья поймают настоящего Петра, ты будешь лежать уже связанным. Ага, — продолжал он, злобно усмехаясь, — ты ищешь глазами моего кучера? Вряд ли ты его найдешь. Бункер исчез так же надежно, как скоро исчезнем и мы.

— Да вы, прямо-таки, чтец мыслей, — отозвался Картер.

— О, нет! Я новичок в этом деле, — глумился испанец. — Перед тем, как оставить тебя здесь, я расскажу тебе некоторые секреты, потому что вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся.

— Благодарю, — лаконично произнес Ник.

— Не стоит благодарности. Прежде всего, ты, наверно, сгораешь от нетерпения узнать, каким образом я превратился в Вестона.

— Это очень интересно, — произнес Картер, в то же время зорко наблюдая за каждым движением Вагамеца.

— В общем, это очень простая вещь, дорогой мой, — начал свой рассказ Вагамец. — Избежав твоего общества в Чикаго, я в Сан-Франциско встретил некоего Вестона, который возвращался в Нью-Йорк из Японии и часы которого были сочтены. Его единственное желание было вновь увидеть свою родину, где он не был уже двадцать пять лет и где совершил проступок, в котором давно раскаялся.

— Это то преступление, — вставил сыщик, — за которое пострадал невинный Товэр?

— Так оно и есть. Я втерся к нему в доверие и он передал мне написанное признание и завещание, по которому оставлял все свое имущество и полмиллиона долларов жене этого самого Джорджа Товэра. Перед смертью он рассказал мне многое из своей жизни и, так как мой возраст, рост и внешность подходили к этому Вестону, то мне и пришло в голову выдать себя за него, что и удалось, тем более, что его умирающая сестра уже никого не узнавала. Моим первым намерением было завладеть деньгами Вестона, но так как это было сопряжено с большими трудностями, я отбросил эту мысль, а просто поселился в домике на Лонг-Айленде, откуда с товарищами и предпринимал набеги на Нью-Йорк. В Лилиан Товэр я открыл великолепного медиума, гипнотизировал девушку и с помощью Бункера мы совершили много великолепных дел, пока эта история с Бабкоком и К° не положила конец всему.

— Для чего вы мне рассказываете все это? — насмешливо спросил Картер.

— А вот для чего, — усмехнулся Вагамец, — мы оставим тебя здесь связанным, а твои товарищи освободят тебя, конечно. Письменное признание и завещание Вестона имеют большое значение для Товэра и его дочери. Когда ты решишь основательно заплатить за это, то помести объявление в «Герольд» и я, за приличное вознаграждение, выдам документ.

— Значит, бумаги не погибли сегодня во время пожара?

— Нет, — подтвердил Вагамец. — Зато при взрыве погиб твой любимец Дик, который в Чикаго доставил мне столько хлопот.

— Это, конечно, очень печально, — спокойно заметил Ник, — если только Дик действительно погиб. Однако, скажите милый Вагамец, эти документы теперь при вас?

— А если бы и так?

— Тогда вы можете спокойно их уничтожить, потому что их никто не купит.

— Что? — заревел Вагамец. — Ну, это мы еще посмотрим. Схватите его!

Многие из шайки кинулись на сыщика, но внезапно остановились, увидев перед собой дула двух револьверов.

— Это безумие, Картер! — закричал Вагамец. — Не ухудшай своего положения. Мы хотим тебя только связать на несколько часов, если же ты будешь сопротивляться, тебя убьют.

— Но прежде я пристрелю нескольких твоих сообщников и тебя вместе с ними! Ты, вообще, совершенно напрасно надеялся, что я сдамся тебе без борьбы! Нет, Вагамец, сыщик Ник Картер не из тех, которые сдаются! Я бывал в положениях гораздо худших, чем теперешнее и мысль о сдаче даже не приходила мне в голову. Я, например, глубоко убежден, что побежденный не я, а ты!

— Ха-ха-ха! — расхохотался Вагамец. — Интересно посмотреть, как ты докажешь справедливость своей болтовни.

— Это докажет всесильное время, Вагамец, — спокойно сказал Ник. — Знаю только, что я так же мало думаю о поражении, как ты о скором путешествии в камеру Синг-Синга. Согласен, что я попался, но ведь это не более, как минутная опасность. Хорош бы я был, если бы опускал руки при каждой неудаче. В моей работе положения, подобные сегодняшнему, далеко не редкость. Такое положение есть не более, как опасный момент борьбы, но далеко не ее окончание. Ты должен пасть — и падешь!

— Что-о-о-о?! — заревел Вагамец. — Я должен пасть?! Эй, вы, хватайте этого проклятого пса!

— Ни с места! — загремел Ник, направляя дула револьверов в кинувшихся к нему преступников. — Первому, кто сделает хотя бы шаг, я всажу в голову пулю! Вам, вероятно, известно, что промахов я не даю? Итак, Вагамец, — как ни в чем не бывало, продолжал Картер, — ты сядешь за решетку Синг-Синга! Твоего признания достаточно для того, чтобы предоставить тебе на довольно долгое время бесплатную квартиру! Поэтому я предлагаю тебе иное: ты немедленно дашь надеть на себя наручники, а затем вы все, гуськом, выйдете отсюда и вас отведут в полицию!

— Очень мило с твоей стороны, — комически раскланялся Вагамец. — Я несколько иного мнения о положении вещей, а потому и не соглашаюсь на твои заманчивые условия. Однако, довольно толковать! — серьезно начал негодяй. — Не желая подвергать опасности себя и друзей, я придумал способ, как можно обезоружить тебя! Иди сюда, Джан!

Он подозвал к себе одного из преступников, и что-то прошептал ему на ухо.

Негодяй ухмыльнулся и направился в угол, где были сложены веревки, поленья, какие-то железные палки и тому подобный хлам.

В это время Картер заметил лестницу, ведшую к потолку и понял, что там-то и был потайной выход.

В голове сыщика мелькнула смелая мысль — спастись через этот выход, так как путь к двери был отрезан. Кроме того, Картер приметил, что свет давала одна электрическая лампочка, спускавшаяся с потолка.

Внезапно Ник поднял правую руку кверху, раздался выстрел и комната погрузилась во тьму.

Картер разбил лампочку одним из своих мастерских выстрелов.

Поднялась суматоха, раздались проклятья, крики, словом — настоящее столпотворение.

После выстрела Ник отскочил в сторону, пробрался по стене до лестницы и быстро вбежал по ступеням вверх. Открыв задвижку, он тщетно пытался приподнять дверь; только когда он попробовал отодвинуть ее в сторону, старания его увенчались успехом. Как раз в эту минуту над головой его раздались шаги, кто-то, не заметив образовавшегося отверстия, свалился вниз и вслед за этим раздались стоны и проклятия.

Сыщик быстро выскочил в люк и при свете зажженного кем-то из шайки фонаря увидел, что на полу лежал… настоящий Петр.

Очевидно, он прошел потайным ходом и не заметив в темноте, что люк открыт, свалился и сильно расшибся.

Большинство из шайки, приняв упавшего за Ника Картера, кинулись на него и, несомненно, добили бы несчастного, если бы с потолка не донесся до них хохот сыщика.

Негодяи подняли головы кверху и впились глазами в направленные на них дула револьверов.

— Первый, кто поднимет руку или ступит хоть один шаг, будет застрелен! — прогремел Картер.

Никто не решился ослушаться, так как все хорошо знали, что Картер не шутит.

Внезапно за спиной сыщика раздались шаги, на полу промелькнули «зайчики» потайного фонаря и хорошо знакомый голос спросил:

— Ник, где Петр?

— Там, внизу, — ответил Картер. — Ты его загнал в его собственную берлогу.

— Очень жаль, — заметил Дик. — Мы хотели исполнить твое приказание и арестовать его, но это оказалось невозможным и мы ограничились тем, что не спускали с него глаз. Как мы и предполагали, он вернулся туда, откуда вышел. Где мы сейчас? В заднем помещении пивной?

— Ты угадал, — дал ответ сыщик. — А там, внизу, вся шайка, за исключением двух, А где же Патси?

— А он обходит кругом здание вместе с отрядом полисменов. А, да вот и они!

Дик был прав, среди «мраморных статуй», как он в насмешку назвал преступников, начался переполох. Открылась дверь и в комнату ворвался Патси с полисменами. Через четверть часа вся шайка была уже повязана и отправлена в полицию, где и размещена в одиночных камерах.

* * *

На следующий день Картер зашел к своему другу Мак-Глусски.

— А, Ник! — радостно встретил его инспектор полиции. — Ты уже опять покрыл себя славой?

— Я недоволен собой, — ответил Ник Картер, — потому что все-таки не выяснил одного обстоятельства.

— Да, — усмехнулся Мак-Глусски, — это с тобой редко случается. Можешь взять сигару, если расскажешь, в чем дело.

— Давай, — коротко произнес Картер и, выпустив несколько клубов дыма, начал:

— Я не могу понять, куда делся кучер Бункер? Знаю только, что между членами арестованной шайки его нет.

— А, кстати, — перебил своего друга Мак-Глусски, — я теперь вспомнил, что один из моих сыщиков сделал снимок мисс Товэр при ее аресте в экипаже, при этом на фотографию попал, кажется, и кучер. Вот, посмотри!

Сыщик долго разглядывал фотографию в увеличительное стекло и наконец радостно произнес:

— Я его нашел.

— Кого? — удивился Мак-Глусски.

— Бункера, кучера, — ответил Картер.

— Да где же? — нетерпеливо спросил Мак-Глусски.

— Здесь, на фотографии. — Надо тебе сказать, что я раньше никогда не видел кучера, но теперь я его узнал, несмотря на переодеванье. Вагамец, он же Вестон, был своим собственным кучером.

Мак-Глусски до того изумился, что вставил себе сигару горящим концом в рот.

— Теперь мне все ясно, — продолжал после паузы Ник. — Сидя на козлах, Вагамец мог гипнотизировать девушку все время и только ее отцу удалось освободить ее от власти негодяя.

— А что теперь с ним и дочерью? — спросил инспектор, закуривая новую сигару.

— На будущей неделе мисс Лилиан выходит замуж за Филиппа Шервуда, а затем они все вместе уезжают в Калифорнию; денег у них теперь достаточно.

С этими словами сыщик вышел из полицейского управления и направился в ювелирный магазин Тифани, чтобы купить дочери бывшего арестанта свадебный подарок. Собственно говоря, это было лишнее, потому что Картер подарил девушке гораздо большее: свободу, честь, отца, жениха и состояние!


======================


======================


======================



Берлин . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский



Ник Картер





Берлин ;




Глава 1




Я никогда не мог так долго ждать. Говорят, это характерно для людей, ориентированных на действия. Я часами ждал, когда появится агент коммунистического Китая или, когда возьму в свои руки конкретного садиста. Но это другой вид ожидания. Я даже не знаю, ожидание это или тихая форма действия. Но то ожидание, которое я сейчас совершал, определенно не для меня.


Центральная часть Рейнской области, несомненно, является красивой, пышной зоной. Холмы зеленые. Фиолетовые, розовые и золотые цветы украшают горные склоны до берега реки. Дороги извилистые и увлекательные на каждом шагу. Неожиданно появляются маленькие сказочные фермы и фахверковые дома. Большие замки на обоих берегах, крепости средневековых рыцарей-разбойников, действительно очень романтичны и поражают воображение. Девочки крепкого телосложения и пугающе дружелюбны, почти нетерпеливы. У большинства из них есть недостаток - слишком много колбасы, чтобы быть моим идеалом, но я все же хотел бы, чтобы у меня было время, чтобы правильно узнать людей и ландшафт. Возможно, потому, что все настолько великолепно и захватывающе, это бросает вам вызов еще больше, когда вы спешите поймать лодку, а арендованный вами Opel подводит вас. Вы хотите все это видеть, вы хотите наслаждаться этим, вы хотите быть поглощенными этим, но вы не можете. Все, что вы можете сделать, это подождать, проявить нетерпение, разочароваться и подумать, насколько еще несчастнее вы почувствуете себя, когда начальник узнает, что вы не явились.


Мой немецкий более чем сносный, и я остановил проезжавшего мимо автомобилиста и попросил его помочь. С того места, где мой арендованный автомобиль сломался, я мог видеть внизу Рейн, а на севере - крыши и церковную башню Браубаха. Впереди, вне поля зрения, был Кобленц, где я должен был поймать рейнскую лодку. Мне не оставалось ничего другого, как ждать, я открыл дверцу машины, впустил немного свежего воздуха и вспомнил веселье, которое я получил сегодня утром в Люцерне.


После моей относительно небольшой доли участия в деле Мартиника-Монреаль я поехал в Швейцарию, чтобы навестить Чарли Тредуэлла в его лыжном и солнечном шале недалеко от Люцерна. Это была грандиозная встреча старых друзей, наполненная напитками и воспоминаниями. Чарли познакомил меня с Анн-Мари. Швейцарская француженка с долей немецкого, открытая и приятная.


Среднего роста, с короткими волосами и танцующими карими глазами, ужас на лыжных трассах и мечта в постели.


Конечно, как и любому агенту AX, мне приходилось регулярно звонить в штаб-квартиру и сообщать Хоуку, где со мной можно связаться. Это было частью сети мгновенных действий AX, и Хоук мог указать пальцем на своих людей в любое время и в любом месте. Как я уже давно обнаружил, это был надежный способ испортить приятный отпуск. Я снова осознал это в Люцерне с Анн-Мари. Было шесть утра, когда в моей комнате зазвонил телефон, и я услышал плоский сухой голос Хоука. Очаровательная рука Анн-Мари небрежно лежала на моей груди, ее груди образовывали мягкое одеяло, которое прижималось ко мне.


«С United News Agency», - действительно прозвучал голос Хоука. Конечно, это была открытая линия, и он применил обычный камуфляж. "Это ты, Ник?"


«Я слушаю», - сказал я. "Приятно слышать тебя."


«Вы не одиноки», - сразу сказал он. Старая лиса знала меня как открытую книгу пословиц. Слишком хорошо, часто думал я. Он спросил. - "Она очень близко?" «Довольно».


Я видел его серые глаза, похожие на сталь, за очками без оправы, в то время как он попытался выяснить, насколько это было близко.

"Достаточно близко, чтобы нас слышать?" пришел следующий вопрос.


«Да, но она спит».


«Мы не можем позволить конкурентам завладеть этой историей», - продолжал Хоук под маскировкой. У одного из наших фотографов, Теда Деннисона, большие дела. Думаю, вы уже работали над историей с Тедом?


«Да, я его знаю», - ответил я. Тед Деннисон был одним из лучших агентов AX в Европе, и много лет назад мы вместе выполнили задание. Я вспомнил, что он очень хорошо разбирался в информации.


«Вы увидите Теда на рейнской лодке в Кобленце в 3:30», - прозвучал голос Хоука. «У него есть кое-что очень важное, поэтому, если вы пропустите лодку в Кобленце, продолжайте движение к следующему причалу и садитесь там. Это в Майнце в пять часов.


Щелкнул телефон, я вздохнул и оторвалась от Анн-Мари. Она даже не двинулась с места. Это было одно из первых, что я заметил в ней за наши четыре славных дня. Когда она каталась на лыжах, она каталась на лыжах. Когда она пила, она пила. Когда она занималась любовью, она занималась любовью, а когда она спала, она спала. Девушка не знала модерации. Она все делала на высшем уровне. Я оделся, оставил ей записку, в которой говорилось, что меня вызвал мой босс, и скользнул в ранний утренний Люцерн, который все еще был холодным и тихим. Я знал, что если бы у нее был синдром разбитого сердца, в чем я сомневался, Чарли Тредвелл похлопал бы ее по голове и держал бы за руку. Я вылетел на самолете во Франкфорт и знаменитый Рейн.


И вот я был в том же районе, где Цезарь, Аттила, Карл Великий, Наполеон и многие современные завоеватели шли со своими легионами, и я был в сломанном арендованном «Опеле». Я старался не допустить, чтобы это слишком сильно ударило мне в голову. Я уже собирался выйти и задержать другого водителя, когда увидел охранника Штрассена с небольшим ящиком на спине. У молодого механика было круглое лицо, темные волосы и он был очень вежлив. Он нырнул в машину с тевтонской тщательностью, за что я был благодарен, но также и с тевтонской медлительностью, за что я был менее благодарен. Он быстро понял по крою моей одежды, что я не немец, и «когда я сказал, что я американец, он настоял на объяснении каждой процедуры, которую он делал.


Наконец, мне удалось убедить его, что я неплохо владею немецким и что ему не нужно объяснять все термины, связанные с автомобилем. Он обнаружил, что проблема в Vergaser, карбюраторе, и пока он вставлял новый, я видел, как Рейнская лодка прошла под нами, скрипя зубами.


Когда он закончил, лодка скрылась из виду. Я заплатил ему долларами, что вызвало у него счастливую улыбку, прыгнул в маленькую машину и снова попытался представить, что это Феррари. К его чести, я должен признать, что машина постаралась. Мы промчались по извилистой дороге, промчались мимо живописных домов и мрачных руин, и подошли к границе в опасной близости, где вес и скорость расходились.


Дорога спускалась в несколько поворотов и поворотов и приближалась к Рейну, и впереди меня время от времени мелькал прогулочный катер, безмятежно скользящий. Наконец я догнал его в том месте, где дорога выровнялась, и продолжил путь вдоль реки. Я оказался на одном уровне с лодкой и сбавил скорость. Я доберусь до Кобленца вовремя. Я вздохнул с облегчением. Я думал о Деннисоне на лодке. По крайней мере, он мог расслабиться и насладиться солнцем, когда я весь день пытался его догнать. Я взглянул на длинное низкое прогулочное судно с маленькой каютой посередине и открытыми палубами, чтобы туристы могли перевеситься через перила, когда это случилось, прямо у меня на глазах. Это было сюрреалистично, самая безумная вещь, которую я когда-либо видел, почти как просмотр замедленного фильма. Сначала были взрывы, два из них, небольшой взрыв, а затем громадный грохот, когда котлы взлетели в воздух. Но меня потрясли не взрывы. Это был вид вздымающейся и распадающейся на куски кабины. Наряду с кабиной, я видел другие части лодки, разлетающиеся в разные стороны. Тела взлетели в небо, как ракеты, во время фейерверка.


Я резко затормозил, и «Опель» резко остановился. Когда я вышел из машины, обломки все еще падали в реку, а прогулочный катер "Рейнская лодка" почти полностью исчез. Только нос и корма все еще находились над водой и скользили навстречу друг другу.


Меня поразила любопытная тишина после взрывов. За исключением нескольких криков и мягкого шипения пара на воде, повсюду стояла тишина. Я разделся, кроме трусов, положил Вильгельмину, свой Люгер и Хьюго, тонкую, как карандаш, стилет, привязанный к предплечью, под одежду, нырнул в Рейн и поплыл к месту бедствия. Я понимал, что очень немногие люди выжили бы в катастрофе, но оставались шансы, что кого-то еще можно спасти. Я также понял, что в полицию и близлежащие больницы уже позвонили из домов, расположенных вдоль реки, и впереди я увидел небольшой буксир, который повернул, чтобы вернуться.


Мимо проплыли куски дерева, острые, расколотые куски корпуса, перил и настила. А также тела, некоторые из которых были полностью расчленены. Чуть дальше я увидел руку, медленно поднимающуюся из воды, пытаясь сделать плавательный гребок. Я подплыл к белокурой голове, принадлежавшей руке. Подойдя к девушке, я увидел круглое красивое лицо с красивыми правильными чертами и глазами, как синее стекло, растерянное и застывшее. Я поплыл за ней, обнял ее за шею и поплыл к берегу. Ее тело немедленно расслабилось, и она позволила мне взять на себя ответственность, положив голову на воду. Я снова посмотрел ей в глаза. Она почти потеряла сознание.


В этом месте на Рейне все еще были мощные пороги, недалеко от быстрого и опасного Гебиргсштреке. Мы были уже в нескольких сотнях ярдов ниже по течению от того места, где я оставил машину, когда я наконец вытащил девушку на берег. Розовое хлопковое платье плотно прилегало к мокрой коже, обнажая особенно красивую полную фигуру с большой грудью, в которой было что-то величественное. У ее длинного круглого туловища было достаточно талии, чтобы быть пухлым, и достаточно живота, чтобы быть чувственным. У типичного немца были широкие скулы, светлая кожа и маленький заостренный нос. Голубые глаза смотрели в другой мир, хотя я думал, что чувствую, что она начала поправляться. Я слышал крики сирен и голоса людей, толпившихся на берегу. Полные груди девушки поднимались и опускались в восхитительном ритме, когда она глубоко вздохнула. Маленькие лодки искали выживших. Мне казалось, что это будет бесплодный поиск. Это был огромный взрыв. Я все еще видел, как эта кабина летит в небо, как ракета, запущенная с мыса Кеннеди.


Девушка двинулась, и я усадил ее, мокрое платье прилипло к ее коже, обнажая все изгибы ее еще молодого тела. Стеклянный взгляд исчез и сменился выражением воспоминаний, внезапным возвращением ужаса, который овладел ее сознанием. Я увидел страх и панику в ее глазах и протянул руки. Она упала в мои объятия, и ее тело дернулось от душераздирающих рыданий.


«Нет, Фройлейн», - пробормотал я. «Битте, не плачьте . Все в порядке ».


Я позволил ей прижаться ко мне, пока ее рыдания не прекратились, и она успокоилась, пока ее голубые глаза не изучали мое лицо.


'Вы спасли мою жизнь. Спасибо, - сказала она.


«Вы бы, наверное, сами достигли берега», - сказал я. Я имел в виду это. Это могло бы быть.


"Вы были на лодке?" спросила она.


«Нет, дорогая», - ответил я. «Я ехал вдоль реки, когда произошел взрыв. Я ехал в Кобленц, чтобы сесть на борт, чтобы встретить друга. Я нырнул в воду, нашел тебя и доставил на берег ».


Она огляделась, и страх все еще был очевиден на ее лице, когда она смотрела на реку и берег. Она дрожала в мокром платье, когда дул ветер, и липкое платье обнажало крошечные пуговицы на ее сосках. Она повернула голову и обнаружила, что смотрю на нее, и я увидел, как на мгновение загорелись ее синие зрачки.


«Меня зовут Хельга, - сказала она. «Хельга Руттен».


«И меня зовут Ник Картер», - сказал я.


"Разве ты не немец?" - удивленно спросила она. «У вас отличный немецкий».


«Американец», - сказал я. "У тебя была компания на борту, Хельга?"


«Нет, я была одна», - сказала она. «Это был прекрасный день, и я хотела отправиться в путешествие».


Теперь ее глаза смотрели на меня, скользя по моей груди и плечам. У нее было почти шесть футов плоти для изучения, и она не торопилась. Теперь настала моя очередь видеть признательность в ее глазах. Она не обращала внимания на место гибели на реке и очень быстро оправилась. Глаза блестели, голос собран. Она вздрогнула, но это было из-за холодной мокрой одежды.


"Вы сказали, что у вас здесь есть машина?" - спросила она, я кивнул и указал на машину дальше.


«У меня здесь живет дядя», - сказала она. «Я просто смотрела на это, когда это случилось. Я знаю, где ключ. Мы можем пойти туда, чтобы обсохнуть ».


«Превосходно», - сказал я, помогая ей подняться. Она пошатнулась, упала на меня, ее груди мягко и горячо прижались к моей коже. «Стоящая женщина», - решил я. Я проводил ее до машины, бросил свои вещи на заднее сиденье и бросил последний взгляд на спасателей, которые теперь бросались через реку. Однако их основные занятия будут относиться к идентификации и восстановлению. Я думал о Теде Деннисоне. Он мог выжить, но это было маловероятно. Мне казалось, что Хельга должна быть чуть ли не единственной выжившей. Я бы позвонил в полицию и больницы, если бы смог найти телефон и связаться с Хоуком позже. Бедный Тед, всю свою жизнь он жил в опасностях и смерти, а теперь он погиб, потому что котел прогулочного судна взорвался.


Теперь Хельгу трясло от сырости и холода. Она указала на старую крепость, величественно возвышавшуюся недалеко от нас.


«На первом перекрестке поверните направо и сверните на узкую дорогу в конце… Zaubergasschen», - сказала она.


«Маленькая волшебная улочка», - повторил я. 'Красивое имя.'


«Это отдельная дорога, - продолжила она, - которая ведет к воротам замка моего дяди. Территория замка спускается к реке. У дяди док там есть, но он там только по выходным. Он не из бедных дворян, которым приходится превращать свои дома в туристические курорты или музеи. Он промышленник.


Я нашел узкую дорогу под названием Magic Lane, прошел по ней через густой лесной массив. Вдоль круто поднимающейся дороги я мельком увидел широко открытые лужайки, окруженные кустами. Хельга дрожала почти непрерывно, и когда мы поднялись выше, я заметил, что воздух изменился, мне стало холодно. Я был рад видеть подъемный мост большого замка, окруженный глубоким рвом, каким бы мрачным и суровым он ни казался. Хельга сказала, что я могу проехать по мосту, и я остановилась перед огромными деревянными воротами. Она выскочила из машины и нащупала несколько больших каменных блоков в углу высокой стены, окружавшей замок. Она вышла с связкой больших тяжелых железных ключей, вставила один из них в замок, и большие ворота медленно распахнулись, прежде чем я смог выбраться и помочь ей. Она запрыгнула обратно в машину и сказала: «Въезжайте во двор, и мы прекратим этот мокрый беспорядок».


«Хорошо», - ответил я, когда маленький «Опель» въехал в огромный пустой двор, где когда-то двигались рыцари и пажи.


"У вашего дяди есть телефон?" - спросил я Хельгу.


«Да, конечно», - сказала она, проведя обеими руками по своим светлым волосам и качая головой, чтобы удалить влагу. «Телефоны есть везде».


«Хорошо», - сказал я. «Я уже сказал вам, что ехал на вашу лодку, чтобы встретиться со старым другом по бизнесу. Я хочу узнать, что с ним случилось ».


В большом замке стояла жуткая тишина, когда я стоял во дворе и смотрел на стены и бойницы.


"Нет ли здесь слуг?" - спросил я Хельгу.


«Дядя разрешает им приходить только по выходным, когда он там», - сказала она. «Там живут садовник и старый погребок, но это все. Давай, я отведу тебя в комнату, где тебе станет лучше ».


Она провела меня через большой холл, где я увидел два длинных дубовых стола, средневековые знамена, свисающие с потолка, и огромный камин. В конце концов я оказался в просторной комнате с поистине королевской кроватью с балдахином, роскошными шторами и гобеленами, а также прочными деревянными стульями с высокими спинками и толстыми парчовыми подушками. У стены стоял высокий шкаф в стиле ренессанс, из которого Хельга взяла полотенце и бросила меня.


«Это как комната для гостей», - сказала она. «Я сама там спала. Я иду по коридору, чтобы переодеться. Увидимся через пять минут.


Я смотрела на нее, мокрое платье все еще плотно прилегало к круглой, слегка пухлой попке. Я подумал, что Хельга была здоровенной женщиной с солидным телосложением, но она все выдержала. Я высох, а затем лег на кровать. Я только что пришел к выводу, что живу не в том веке, когда Хельга вернулась в обтягивающих коричневых джинсах и темно-коричневой блузке, которую она завязала спереди так, чтобы ее живот был обнажен. Я был сбит с толку ее внешностью. я


знал женщин, которые пролежали бы в постели с лихорадкой в ​​течение недели после того, что она только что пережила. Хельга, которая причесала свои светлые волосы блестящими волнами и посмотрела на меня покалывающими глазами, не заметила никаких следов прошедшего испытания.


«О, я совсем забыла, что ты хочешь воспользоваться телефоном», - сказала она, тепло улыбаясь. Телефон под кроватью. Я буду ждать тебя в коридоре. Приходи, когда закончишь. Я смотрел, как она выходит из комнаты, брюки облегают ее зад. Она шла медленными плавными движениями. Я быстро пришел к выводу, что этот век был для меня достаточно удачным, и полез под кровать за телефоном.





Глава 2






Мрачно и мучительно медленно я искал. Я обзвонил все больницы и все станции Красного Креста в этом районе. Я был почти в конце списка, когда услышал новости, которые не хотел слышать. Тело Теда Деннисона было найдено и опознано. Помимо Хельги, выживших оказалось всего четверо: двое мужчин, женщина и ребенок. Неохотно я попросил Хоука позвонить за границу и необычно быстро связался с ним. После того, как я рассказал ему о трагическом происшествии, была долгая пауза, затем его голос был ровным и ледяным.


Это не было случайностью », - сказал он. Это все. Он просто швырнул его в меня и на этом остановился, зная, что теперь я пойму жестокую реальную сделку.


'Ты уверен?' - спросил я немного грубо.


«Если вы ссылаетесь на доказательства, вам виднее», - ответил Хоук. - Если вы имеете в виду, если я уверен. да, я чертовски уверен.


Пока он говорил, я снова увидел лодку рядом со мной и снова услышал взрывы. Очевидно, их было двое, сразу друг за другом, но, тем не менее, двое, самый маленький первый, сразу же за ним последовал громадный удар, когда взорвались котлы. Два взрыва. Я услышал их снова, но на этот раз в более правильном свете.


«Они убили всех этих людей, чтобы достать Теда», - сказал я, впечатленный чудовищностью этой мысли.


«Чтобы он не разговаривал с вами», - сказал Хоук. Кроме того, что для некоторых людей значат несколько сотен невинных жизней? Господи, Ник, не говори мне, что после всех этих лет работы что-то подобное все еще шокирует тебя ».


Босс, конечно, был прав. Я не должен был быть шокирован. Я испытал это раньше, позорное отрицание жизни, убийство невинных, цель, оправдывающая средства. Я давно понял, что те, кто считал себя избранными по жребию, всегда, казалось, исходили из ужасного безразличия к интересам человечества. Нет, в прямом смысле слова я не был шокирован. Возможно, лучше было сказать «встревоженный и сердитый».


«Что бы ни узнал Тед, - сказал я Хоуку, - это было важно. Кажется, они не рискуют ».


«Что означает, что это важно и для нас», - сказал Хоук. «Я хочу видеть вас завтра в Западном Берлине, на нашем вокзале. Вы знаете, как обстоят дела сейчас. Я лечу на самолет сегодня вечером и прилетаю завтра утром. Тогда я расскажу вам то, что мы знаем.


Я повесил трубку и почувствовал внезапный приступ гнева во мне. Хотя судьба Теда Деннисона произвела на меня естественное впечатление, на меня сильно повлияли другие жертвы. Тед был профессионалом, как и я. Мы просто жили смертью. Мы смеялись, ели и спали со смертью. Охота на нас была очевидна. Однако, если они хотели поймать Теда, им следовало найти способ ударить только его. Но они сделали это легко и жестко. А до этого они пригласили меня, Ника Картера, в качестве агента N3, но также и в качестве человека. Кем бы они ни были, им было бы жаль. Я мог бы дать им это на заметку.


Я встал с широкой кровати, открыл массивную дверь и вышел в мрачный, сырой, грубый каменный коридор. Внезапно я почувствовал, что я не один. Я почувствовал, как глаза пронзают мою спину. Я быстро обернулся, но увидел лишь слабые тени. Тем не менее я чувствовал, что там кто-то был. Затем я обнаружил мужчину в конце зала: высокого, хорошо сложенного, с волосами цвета льна, маленькими голубыми глазами и узким ртом. Он не выглядел там садовником. не более чем старый сомелье. Он посмотрел на меня на мгновение и исчез в одном из бесчисленных арочных коридоров, ведущих от коридора. Я: повернулся и пошел в холл, где Хельга сидела на одном из длинныхдубовых столов с бесстыдно скрюченными ногами. «Я только что кого-то видел», - сказал я. «Там в зале».


«О, это Курт». Она улыбнулась. 'Охрана.


Я забыла о нем. В настоящее время вам нужен кто-то здесь, чтобы следить за происходящим ».


Она встала, подошла ко мне и схватила меня за руки. Я понял, что она видела, как мой взгляд скользнул по этим восхитительно пухлым грудям, которые прижимались к тонкой ткани блузки. Я сказал ей, что слышал, что мой друг погиб при взрыве, и она извинилась. Когда я сказал, что на следующее утро буду в Западном Берлине, Хельга тепло и многозначительно улыбнулась мне.


«Это здорово», - воскликнула она, сжимая мои руки. «Я живу в Западном Берлине. Мы можем остаться здесь в замке сегодня вечером и уехать утром. Уже почти вечер, а зачем ехать в темноте? Кроме того, я бы хотела приготовить тебе угощение. Пожалуйста, можно?


«Я не хочу доставлять вам неудобства», - сказал я, боюсь, не особенно убедительно. Мне очень понравилась идея провести ночь с этой исключительно гладкой девушкой. Я всегда больше ценил такую ​​приятную компанию, но я понял, что никогда не знаешь, когда появится такая возможность. И если бы Хельга предложила это сейчас, было бы стыдно не действовать.


«Это совсем не сложно», - сказала она. «Ты спас мне жизнь, помнишь? Вы заработали намного больше, чем еду. Но давайте начнем сначала с этого ».


Я быстро обнаружил, что Хельга была одной из тех женщин, которые говорят вещи, которые можно интерпретировать шестью различными способами, но затем сразу же переключаются на что-то другое, так что у вас больше не будет подсказок относительно единственно правильной интерпретации.


«Давай, - сказала она, взяв меня за руку. «Пойди и посиди на кухне, пока я готовлю ужин. Тогда мы сможем немного поговорить ».


Кухня оказалась огромным, хорошо функционирующим пространством с большими котлами из меди и нержавеющей стали, свисающими с потолка на длинных крючках. Стеллажи с кастрюлями, сковородками и полки у одной из стен с посудой и столовыми приборами. Дядя, очевидно, любил устраивать по выходным впечатляющие вечеринки. На одной из стен находилась большая каменная печь старомодного типа, а морозильная камера была в этом контексте отрезвляющей современности. Хельга достала хороший бифштекс, взяла большой нож и стала ловко его резать. В мгновение ока появилось несколько кастрюль и сковородок: на огне и еще горела большая печь. Пока она занималась этим, а я сидел в широком удобном кресле, она рассказала мне, что работает секретарем в Западном Берлине, что она родом из Ганновера и ей нравится хорошая жизнь.


Когда она смогла отойти от своих кастрюль, она отвела меня в небольшой бар у холла и спросила, не хочу ли я что-нибудь налить. Затем, с нашими напитками в руке, она повела меня по замку, идя вот так, держа мою руку в моей, поглаживая мою бедром с каждым шагом, она оказалась чрезвычайно провокационным проводником. Замок состоял из нескольких небольших комнат на первом и втором этажах главного здания. На стенах висели всевозможные средневековые предметы, а без перил были только примитивные винтовые лестницы. Я увидел большую модернизированную комнату на первом этаже с рядами книжных полок и письменным столом. Она назвала его кабинетом своего дяди. Хельга весело болтала, и мне стало интересно, делает ли она это, чтобы не дать мне знать, что она держится подальше от всей левой половины первого этажа, где я увидел три запертые двери. Если это действительно было ее намерением, она потерпела неудачу. Эти три двери резко контрастировали с остальной частью замка. Внизу я сказал, что все еще хотел бы посмотреть винный погреб, и подумал, что заметил, что она на мгновение заколебалась. Это было едва заметно, и я не был в этом уверен, но подумал.


«О, конечно, винный погреб», - улыбнулась она и пошла вверх по узкой лестнице. Большие круглые бочки стояли длинными рядами, каждая с деревянным краном и табличкой с указанием даты и типа вина. Это был обширный винный погреб. Когда мы поднимались обратно, меня что-то беспокоило, но я понятия не имел, что это было. Мой мозг всегда функционировал таким необычным образом, подавая сигналы, которые прояснялись только позже. Но они служили серией потенциальных клиентов, которые обычно оказывались очень полезными в нужный момент. Это был прекрасный пример! Винный погреб выглядел совершенно нормально, и все же что-то меня беспокоило. Я отбросил эту мысль, потому что сейчас не было смысла об этом думать. Вернувшись на кухню, я наблюдал, как Хельга заканчивает ужин.


«Знаешь, Ник, ты первый американец, которого я встретила», - сказала она. «Конечно, я много встречала американских туристов, но они не в счет.


И никто из них не был похож на тебя. Я думаю, что вы очень красивый мужчина.


Пришлось улыбнуться. Мне не нравилась ложная скромность. Хельга потянулась.


"Ты тоже находишь меня привлекательной?" - откровенно спросила она. Я видел, как ее груди торчали, когда она закидывала руки за голову. «Это слово непривлекательно, дорогая, - сказал я. Она улыбнулась и взяла несколько тарелок.


«Ужин почти готов», - сказала она. «Дайте нам еще раз, пока я накрою стол и переоденусь».


После второго напитка мы ели за одной стороной длинного стола при свечах и костре в большом камине. Хельга была одета в черное бархатное платье с пуговицами и петлями спереди до талии. Петли были широкими, и под каждой петлей не было ничего, кроме Хельги. Платье с V-образным вырезом очень старалось держать грудь Хельги под контролем.


К счастью, это была не очень удачная попытка. Она принесла две бутылки превосходного деревенского вина, которое, по ее словам, не было из виноградника замка, потому что ее дядя разливал очень мало бутылок, а в основном доставлял вино в бочках торговцам. Еда была отличной на вкус, и благодаря напиткам и вину между мной и Хельгой возникла приятная атмосфера. Она налила хорошего арманьяка, когда мы сели на удобный диван перед огнем. Вечер выдался прохладным, а в замке сыро, поэтому огонь был желанным оазисом тепла.


«Это правда, - спросила Хельга, - что в Америке все еще очень пуритански относятся к сексу?»


Я спросил. - «По пуритански?» 'Что ты имеешь в виду?'


Она играла со своим бокалом с бренди, глядя на меня через край. «Я слышала, что американские девушки чувствуют, что им нужно найти оправдание, чтобы переспать с мужчиной», - продолжила она. «Они думают, что должны сказать, что любят его, или слишком много выпили, или пожалели его, и тому подобное. И американские мужчины, по-видимому, все еще ждут подобных оправданий, иначе они поверят, что девушка - шлюха ».


Пришлось улыбнуться. В ее словах было много правды.


Хельга продолжила. - «Вы бы подумали, что девушка была шлюхой, если бы она не окутывала свои чувства такими нелепыми предлогами?»


"Нет", - ответил я. «Но я также не из тех, кто средний американец».


«Нет, это так», - пробормотала она, пробегая глазами по моему лицу. «Я не верю, что вы в любом случае посредственны. В тебе есть что-то такое, чего я никогда не видела ни в одном мужчине. Это как если бы ты мог быть ужасно милым, но в то же время ужасно жестоким ».


«Вы говорите о притворствах и оправданиях американских девушек, Хельга. Могу ли я предположить, что средней немецкой девушке не нужны извинения?


Вряд ли, - сказала Хельга, полностью повернувшись ко мне, ее груди вздымались над бархатом, словно белые холмы. «Мы не отказались от таких оправданий. Мы сталкиваемся с реальностью наших человеческих потребностей и желаний. Может быть, это результат всех тех войн и страданий, но сегодня мы больше не обманываем себя. Мы признаем власть как власть, жадность как жадность, слабость как слабость, силу как силу, секс как секс. Здесь девушка не ожидает, что мужчина скажет, что любит вас, когда он имеет в виду, что хочет с вами переспать. И мужчина не ожидает, что девушка будет прятать свои желания за глупыми притворствами ".


Очень просвещенный и достойный похвалы, - сказал я. Глаза Хельги теперь стали тускло-синего цвета, и они постоянно скользили с моего лица на мое тело и наоборот. Ее губы были влажными от медленно пробежавшего по ним языка.


Ее неприкрашенное желание сработало как электрический ток, который поджег мое тело. Я положил руку ей на шею сзади, сжал ее и медленно потянул к себе.


«А если ты чувствуешь желание, Хельга, - сказал я очень мягко, - что ты скажешь?» Ее губы еще больше раздвинулись, и она подошла ко мне. Я почувствовал, как ее руки скользят по моей шее.


«Тогда я говорю, что хочу тебя», - хрипло пробормотала она, едва слышно. 'Я хочу тебя.'


Ее влажные губы нежно и нетерпеливо прижались к моим. Я почувствовал, как ее рот открылся, а ее язык высунулся и трепетал взад и вперед. Я опустила руку, петли платья тут же разошлись, и грудь Хельги мягко легла в мою ладонь.


Она на мгновение откинула голову, оторвала свои губы от моих, и ее тело внезапно вытянулось, ноги двинулись вперед.

Ее мягкие груди были сильными и полными, белыми с крошечными розовыми сосками, которые выскакивали на ощупь. Все петли ее платья были открыты, и Хельга полностью соскользнула. На ней были только черные шорты, и когда я прижался губами к ее упругой груди, она невольно приподняла ноги. Она толкнулась вперед, прижимая грудь ко мне, руки дрожали и хватали меня. Она ахнула и издала непонятные звуки удовольствия, когда ее руки снова сжались и расслабились.


Я встал и разделся. Это было очень медленно и приятно, когда Хельга цеплялась за меня, когда я раздевался, ее руки двигались вверх и вниз по моему торсу, а ее лицо прижималось к моему животу. Я взял в руки две полные груди и медленно повернул их круговыми движениями. Хельга опустила свою белокурую голову и тихо застонала. Я проследил своим языком медленный, сочащийся след удовольствия по ее верхней части тела, пока ее стоны не превратились в крики экстаза. Хельга вся дрожала, она выгнула спину, приподнялась, умоляя бедрами о моменте, которого она страстно желала. И это действительно была капитуляция, но странного рода. Это была не столько безудержная свобода и экстатический восторг, чистое удовольствие от полного подчинения себя чувствам, сколько сдача, которая, казалось, вырвалась из какого-то внутреннего побуждения, из огромной потребности.


Бедра Хельги были широкими и массивными. Я думал, что удобно прижаться к нему. В ее теле и ее страсти было что-то божественное. Если бы я ответил на ее желание своим телом. она напряглась на мгновение, затем подтолкнула себя вверх и вниз, обвив ногами мою спину. Я чувствовал, что меня уносит валькирия на небеса. Хельга стонала и рыдала, плакала и вздыхала, ее груди катались и поворачивались под моими руками, ее губы не целовали меня, а втягивались в мое плечо, скользили к моей груди. Ее непреодолимое желание было непреодолимым, я чувствовал себя увлеченным им, отвечая на каждое движение собственным телом, пока не задрожала широкая тяжелая скамья. Затем, так внезапно, что это застало меня врасплох, она прижалась ко мне, ее руки прижались к моей спине, и долгое, дрожащее рыдание пробежало по ее телу. «Боже мой», - сказала она, как будто слова были вырваны из ее души, а затем она упала и легла там, ее ноги все еще обнимали меня, ее полные груди покачивались вверх и вниз. Она взяла меня за руку и положила на одну из своих грудей, когда ее живот, мягкий и округлый, начал медленно расслабляться.


Наконец я лег рядом с ней и понял, что очень любопытно отреагировал на случившееся. Это было несомненно захватывающе. И очень приятно. Я наслаждался каждым моментом, но почему-то чувствовал себя неудовлетворенным. Каким-то образом я чувствовал, что не занимался любовью с Хельгой и не приводил ее к беспрецедентным вершинам чувственной радости, но что я был всего лишь объектом, чем-то, что она использовала, чтобы доставить себе удовольствие. Когда я лежал там, глядя на полный контур ее тела, я чувствовал, что хотел бы снова лечь с ней в постель, чтобы увидеть, будет ли у меня такая же странная реакция. Само по себе оно того стоило, но это добавило мне аппетита. Конечно, я знала, что, несмотря на качества первого часа, первый раз никогда не был самым удовлетворительным для любой женщины. Чтобы вызвать у женщины максимум удовольствия, нужно узнать, как реагируют ее сенсорный и психический центры, а это требует времени. Хельга пошевелилась, села, вытянула руки, подняв руки, так что ее непревзойденная полная грудь поднялась.


«Я иду в свою комнату, я хочу спать».


Я спросил. - 'Одна?'


«Одна», - сказала она, к моему удивлению, ровно и по-деловому. «Я терпеть не могу спать ни с кем. Спокойной ночи, Ник.


Она встала передо мной, на мгновение прижалась грудью к моему лицу, затем поспешно исчезла из комнаты, как призрачная белая фигура в темных тенях. Я остался на некоторое время и посмотрел на огонь, а затем пошел в свою комнату. Лежа в большой кровати, я понял, что Хельга была очень необычной девушкой. Я чувствовал, что она далеко не типична для средней фройлейн.


Проснулся рано утром. В огромном замке было тихо, как в склепе.


Ночью я был поражен, потому что мне показалось, что я услышал крик боли. Я сел и некоторое время прислушивался


тишина. Наверное, мне это просто приснилось, и я снова заснул. Меня никто не беспокоил, и всю оставшуюся ночь я спал как младенец. Я наполовину оделся и спустился вниз, чтобы взять из машины бритвенные принадлежности. Дверь в комнату Хельги была приоткрыта, и я заглянул внутрь. Она все еще спала, ее груди были похожи на две заснеженные горные вершины, а ее светлые волосы образовывали золотой круг на подушке. Я снова понял, что она поразительное существо. Яркое и необычное, завораживающее сочетание для каждого мужчины. Но после того, как я побрился, я понял, что день будет слишком напряженным, чтобы много думать о Хельге. Я шел в комнату Хельги, чтобы разбудить ее, когда обнаружил в коридоре перо, длинное коричневое перо с черными пятнами. Я видел такие источники раньше и пытался вспомнить, где и когда. Я смотрел это, когда появилась Хельга, снова одетая в уже высохшее платье, в котором она выглядела смело. Я показал ей перо.


«О, здесь летают самые разные птицы», - сказала она, подходя ко мне и прижимаясь ко мне, чтобы мягко и тепло прижаться своими губами к моим. Ее руки скользнули по моим бедрам. «Я бы хотела, чтобы мы остались здесь», - пробормотала она. Я уронил перо и крепко держал его.


«Я тоже», - сказал я. - А теперь остановись. Вы только усложняете задачу ». Хельга улыбнулась и отступила. Ее рука нашла мою, и мы вошли во двор к маленькому «Опелю». Когда мы ехали обратно по извилистой дороге к главной дороге, я заметил, что на ее лице была улыбка, которая выражала не столько удовольствие, сколько удовлетворение. «Очень необычная девушка, эта Хельга Руттен, - снова подумал я, и пока мы ехали в Западный Берлин, мои мысли все время возвращались к прошлой ночи. Это была первая ночь, которую я провел в качестве гостя в замке, и когда я задумался, я внезапно понял, что, несмотря на все, что Хельга говорила о своем дяде, я на самом деле ничего не знал об этом человеке. Я хотел спросить его имя, но решил не делать этого. Это была чудесная задержка. Что еще мне было до этого? Через несколько часов я увижу Хоука, который придет отдать мне бог знает какой приказ. Хельга будет приятным воспоминанием. И если бы я встретил ее снова, у меня было бы достаточно времени, чтобы вдаваться в подробности.


Мы добрались до Хельмштедта, контрольно-пропускного пункта для всего дневного движения из Западной Германии и обратно по автобану. Мои документы были проверены и возвращены. Хельга показала вид на жительство в Западном Берлине. От Хельмштедта до Западного Берлина оставалось еще сто пятьдесят километров по довольно плохой дороге. Я пришел к выводу, что автобан остро нуждается в ремонте. Но единственное, что там хорошо, - это неограниченная скорость. Маленькая машина ехала так быстро, как могла, и после последней проверки Фольксполицией мы наконец достигли Западного Берлина, оазиса свободы, окруженного коммунистическим миром Восточной Германии. Хельга указала мне в сторону своего дома, недалеко от аэропорта Темпельхоф. Она вытащила свои молодые крепкие ноги из машины, вынула ключ из связки ключей и протянула мне.


«Если вы остановитесь в Западном Берлине, - сказала она с бесстрастным взглядом в своих голубых глазах, - это дешевле, чем в отеле».


«Если я останусь, ты можешь на это рассчитывать», - сказал я, сунув ключ в карман. Она повернулась и пошла прочь, качая бедрами. Я видел, как она въехала на Ульмер-штрассе 27, ускорилась и уехала, прежде чем у меня возникло искушение последовать за ней. Ключ в моем кармане горел восхитительной тоской, которая, как я прекрасно знал, будет потушена моей встречей с Ястребом. Я направился на Курфюрстендамм и в штаб-квартиру AX в Западном Берлине.





Глава 3





Моему арендованному автомобилю пришлось многое пережить, и когда я ехал на Курфюрстендамм, он все больше напоминал кофемолку. Я выбросил Хельгу из головы и теперь стал совершенно другим человеком. Деловитый, внимательный и напряженный. Так было со мной всегда. Всегда был момент, когда агент N3 полностью контролировал ситуацию. Отчасти это было связано с практикой, а отчасти это был внутренний механизм, который, казалось, включался автоматически. Возможно, это было вызвано запахом опасности, видом битвы или азартом охоты. Я действительно не знаю, я просто знаю, что это произошло в обязательном порядке, и я тоже мог видеть разницу в себе. Была ли это повышенная бдительность или обычное дело, я не знаю, но когда я посмотрел в зеркало заднего вида, я внезапно понял, что за мной следят. Движение было плотным, и я проехал по переулкам, чтобы оглядеться,

и каждый раз, когда я смотрел в зеркало, я видел автомобиль Lancia через две или три машины позади меня. Это была мощная машина серого цвета, предположительно 1950 года выпуска, которая могла легко разогнаться до 150 километров в час, автомобиль, характеристики которого не намного превосходили последние модели пятнадцати лет назад. Я повернул еще несколько углов. Мое подозрение было правильным. Lancia все еще была там, как хороший агент, который держался подальше, через несколько машин, чтобы не вызывать подозрений. Они не знали, но я был хорошо подготовлен к чему-то, к тому же, естественно, подозрительному.


Сначала мне было интересно, как они так быстро выследили меня. Однако, когда я подумал об этом более глубоко, я понял, что они могли встретить меня в самых разных местах: когда я въезжал в Восточную Германию, на КПП в Западном Берлине или даже когда я арендовал Opel во Франкфурте. Меня это не удивит. Я начал испытывать мрачное уважение к этой группе, кем бы они ни были. У них была отличная сеть, и они показали себя безжалостными и эффективными. И теперь они наблюдали за мной, ожидая, что я проведу их в штаб-квартиру AX в Западном Берлине. - Забудьте, ребята, - сердито сказал я им. Со мной такого никогда не случилось бы, даже если бы это означало, что я не приду вовремя.


Я выехал на маленьком «Опеле» на перекресток, дважды объехал его и свернул на узкую улочку. Я был рад видеть, что Lancia пришлось быстро сбавить скорость и с трудом доехала до поворота. Я сделал крутой поворот на следующем повороте и затем пошел налево. Я слышал, как шины Lancia визжат в крутых поворотах. Если эти узкие извилистые улочки продолжатся, я могу их потерять. Но, проклиная себя, я оказался на широкой улице со складами и грузовыми депо. В зеркале я увидел, как Lancia набирает обороты. Теперь они знали, что я понял, что они позади меня, и они не только следовали за мной, но теперь все это было на мне, резко проезжая мимо грузовиков и начиная меня обгонять. Тяжелое шасси Lancia с большими крыльями и мощными бамперами могло расколоть маленький Opel, как яичную скорлупу. Я слишком хорошо знал игру. Столкновение, авария, и они сразу исчезли. Тогда Полиция стала бы разбираться с останками.


«Опелю» приходилось нелегко: он производил больше шума и двигался медленнее, и эти проклятые склады вдоль улицы казались бесконечными. Поворачиваться было негде, и «ланчия» быстро приближалась. Вдруг я увидел узкий проход между двумя складами. Я вытащил туда машину и услышал протестующий визг шин при наклоне машины! Один бампер ударился об угол погрузочной платформы одного из депо и образовал глубокий проход перед ним, но я был в коридоре, провисая на волосок с обеих сторон. Я не слышал, чтобы Lancia остановилась, и это меня беспокоило. Я обнаружил причину, когда увидел, как серо-стальной фургон повернул за угол в двух кварталах в конце коридора. Я увидел, что у них было второе преимущество перед мной. Они знали Западный Берлин лучше меня ...


Я снова оказался на широкой улице и снова увидел, как мне навстречу мчится Lancia. Я направился в переулок, но внезапно понял, что у меня нет места для маневра. Lancia на полной скорости ударила меня в бок. Я дернул руль, когда ко мне подошла более тяжелая машина. Она ударила меня в задний бампер, и маленький «Опель» завертелся. Lancia промахнулась, пришлось сбавить скорость и немного вернуться назад. Я вытащил «Опель» из поворота и через широкую улицу мчался в одну из узких улочек. Несколько мгновений спустя я услышал рев двигателя Lancia, когда они возвращались позади меня. У меня не было возможности наблюдать за пассажирами «лансии», но я увидел, что в ней было по крайней мере трое, но, скорее всего, четыре человека.


Я свернул с переулка и оказался в районе складов и большого рынка под открытым небом. Люди и машины проезжали мимо рынка, и я перемещался по нему, мельком увидев Lancia, выходящую из переулка. Опять же, у меня была фору в этой суматохе людей и улиц, но я знал, что все закончится, как только Lancia протиснется сквозь эту мешанину. Я подъехал к большому квадратному зданию без вывески с заколоченными окнами и остановился перед двумя широкими грузовыми дверями, которые были закрыты. Я оглянулся и увидел, что Lancia приближается ко мне с нарастающей скоростью. Я выскочил из двери, приземлился на землю и откатился немного дальше, как только услышал столкновение. Я поднял глаза и увидел, что капот моего «Опеля» разбился о тяжелые стальные складские двери. Еще я видел, что Lancia, когда


она ехала задним ходом, была не только тяжелее, но и имела усиленный бампер, который практически не пострадал.


Я увидел вход поменьше рядом с тяжелыми стальными дверями, и мое плечо ударилось о него, когда они сделали первый выстрел по мне. Дверь распахнулась, я на мгновение остановился и оглянулся. Я был прав, четверо мужчин вылетели из Lancia. Я решил задержать их на время с помощью Вильгельмины. Я сделал это одним выстрелом, и они разлетелись, как листья, от внезапного порыва ветра, когда я вбежал в здание. Это было больше похоже на склад, чем на магазин, тусклое, похожее на пещеру здание с бесчисленными рядами ящиков, тюков и коробок, сложенных друг на друга. Сеть стальных лестниц и проходов вела на открытые полы из стальных пластин, где были сложены новые ящики и ящики.


Мой план состоял в том, чтобы пробежать через здание и исчезнуть через черный ход. Это была хорошая идея, если не считать неудачи. Все было заперто и заколочено. Я услышал голоса и шаги и прижался к ряду ящиков. Они разошлись искать меня. Стратегия из книги, но довольно тупая и может не оправдать себя. Я слышал, как один из них быстро и очень неосторожно шел по дорожке. Я мог бы выключить его быстро, бесшумно и легко с помощью удара Вильгельмины, но доска скрипнула под моей ногой, когда он была близко ко мне. Он быстро повернулся, и я выглядел удивленным. Я ожидал хорошего немца или крутого русского.


Однако это был невысокий мужчина с черными волосами, смуглой кожей и ярко выраженным крючковатым носом. Я увидел, как его правая рука поднялась, поднимая пистолет, и я ударил его в челюсть. Он рухнул, но пистолет уже выстрелил, и стены склада отозвались эхом выстрела.


Сразу после этого я услышал другие шаги в моем направлении и нырнул в один из проходов между ящиками, пробежал через второй проход и прыгнул за груду ящиков. Я слышал, как они помогли человечку встать, а затем рассредоточились по коридорам, чтобы двигаться навстречу друг другу. Я оглянулся и увидел, что еще могу пойти этим путем, но это будет означать только отсрочку. Тогда я буду стоять спиной к герметично закрытой задней стене, и у меня не будет ни укрытия, ни места для маневра. Ящики передо мной складывались поэтапно. Я подтянулся, залез на верхний ряд, лежал ровно, дополз до краев, держа в поле зрения проходы между штабелями ящиков. Они медленно двинулись вперед, осторожно оглядывая углы каждой дорожки. Двое из них были блондинами и имели такое телосложение, как я ожидал. Другая пара была меньше, имела черные волосы и смуглую кожу.


Если бы я хотел выбраться отсюда, не было бы фейерверков. В перестрелке шансы четыре к одному, и меня легко загнать в угол. Склад оказался мышеловкой, и мне пришлось как можно быстрее выбраться отсюда. Неожиданно одна из ящиков начала скользить подо мной. Я отшатнулся и посмотрел на ищущих людей. Один из блондинов был чуть ниже меня. Я быстро подсчитал расстояние между рядами ящиков. Чуть больше метра. Стоило попробовать, и это их удивило. Это был именно тот элемент, который мне нужен, чтобы дать мне преимущество на несколько секунд.


Я сильно толкнул верхнюю коробку. Он рванул вперед, отлично сфокусировавшись. Но скрежет коробки дал мужчине возможность поднять глаза и тут же нырнуть туда. Тем не менее его ударили по плечу, и он упал на землю. Я перепрыгнул через проход и приземлился на противоположный ряд ящиков. Я пытался перестать работать тихо, переезжая коробки и тюки. Теперь скорость была важна. Следующий прыжок я прикинул без остановки, и на этот раз приземлился на четвереньки. Я упал на землю по бокам ящиков и побежал ко входу. Я слышал, как они идут за мной, но несколько секунд, в которые я их удивил, дали мне столь необходимое преимущество. Мгновение спустя я был вне сарая и уже бежал по булыжникам, прежде чем они даже добрались до двери. Группа любопытных людей собралась вокруг сильно поврежденного «Опеля», без сомнения ожидая прибытия полиции. Lancia, мрачный, устрашающий символ, ждала ...


Я оглянулся через плечо и увидел, что ко мне подходят трое мужчин. Я бежал к рынку, надеясь спрятаться в толпе между прилавками, когда увидел девушку с охапкой покупок, подходящую к Mercedes 250 Coupé.


п. Мне просто это было нужно. Машина, конечно, не девочка. Я знал, что Mercedes быстрее Lancia. В мгновение ока я увидел, что девушка была высокой, красивой и гибкой, в серых брюках и свитере более светлого оттенка. Я подошел к ее машине, когда она открыла дверь и собиралась сесть в нее. Она повернулась с испуганным взглядом в карих глазах, когда я плюхнулся рядом с ней и оттолкнул ее от руля. «Расслабься», - пробормотал я. «Я не причиню тебе вреда». Я понял, что говорю по-английски, и начал переводить это на немецкий, когда она меня перебила.


«Я знаю английский», - огрызнулась она. "Что это должно значить?"


Я завел двигатель и услышал сладкое, но очень эффективное урчание Mercedes.


«Ничего», - сказал я, послав «мерседес» прямо к троим мужчинам. Они нырнули под защиту Lancia, когда я проезжал мимо них. Девушка оглянулась и увидела, что Lancia сразу ожила и последовала за нами.


«Немедленно прекратите это», - энергично приказала она.


«Извини», - сказал я, вытаскивая «мерседес» за угол на двух колесах.


«Вы не немец», - сказала она. «Вы американец. От чего ты бежишь? Вы дезертир?


«Нет», - сказал я, снова повернув на двух колесах за угол. «Но сейчас не время вопросов, дорогая. Еще немного терпения.


Я видел, как она оглянулась на Lancia. Я вышел на открытую площадку и еще больше ускорился. «Мерседес» рванулся вперед, и я с облегчением улыбнулся. Я рада, что ты так счастлив, - резко сказала девушка. Но куда ты идешь? А что вы со мной планируете делать?


«Ничего», - сказал я. "Не принимайте это близко к сердцу."


«И оставьте управление автомобилем», - добавила она. Я бросил на нее быстрый взгляд. Она была очень хорошенькой, и ее открытое лицо было необычайно крутым и уверенным. Ее груди легко заполняли свитер. Я как раз собирался спросить ее о чем-то, когда пуля срикошетила от крыши.


Вниз! ' Я крикнул на нее, и она тут же упала на пол и посмотрела на меня.


«Я не чувствую себя спокойной», - сказала она.


«Я тоже», - ответил я, поворачивая за другой угол. Она оказалась очень хладнокровной. Она смотрела на меня из своего укрытия со спокойствием, как если бы она сидела в гостиной. Еще одна пуля задела крышу «мерседеса». Они, наверное, понимали, что у них мало шансов догнать меня. Теперь у них был единственный шанс остановить меня. Теперь мы шли параллельно нескольким железнодорожным путям. В обратном направлении прошел скоростной пассажирский поезд. У меня была хорошая идея. Я начал понимать, что, пока я останусь в городе, даже не с «мерседесом», мне будет трудно избавиться от преследователей. Было слишком много поворотов и транспортных препятствий. Мне нужна была автострада, чтобы сойти с них, а поблизости ее явно не было. Но я мог сделать кое-что еще, и первым делом я увеличил расстояние между Lancia и Mercedes. Я ускорился и наблюдал, как девушка, сидящая на дне, застыла, пока мы ускорялись, рубя другие машины с опасно малым люфтом и избегая столкновений в самую последнюю минуту.


"Почему бы тебе не сдаться?" спросила она. «Это всегда лучше, чем смерть. Таким образом, вы позволите нам обоим умереть ».


«Если вы сделаете, как вам говорят, ничего не произойдет», - ответил я. Я догонял скоростной поезд и уже мог прочитать табличку на бортах вагонов: SCHNELLZUG-BERLIN-HAMBURG. Чтобы наверстать упущенное, мне пришлось ехать быстрее ста пятидесяти километров. Lancia скрылась из виду, но я прекрасно знал, что они все еще следуют. Я видел, как девушка покосилась на меня. Это было особенно смелое предприятие ... Когда наконец появился переезд, я дал максимальную педаль газа и увидел, как стрелка скорости поднялась до 170. Мы были почти на перекрестке. Я снова посмотрел на поезд.


«Сядь в кресло», - проревел я девушке, и она поднялась. «Когда я так говорю, вы ныряете из машины и бежите прямо по трассе, понимаете? И, дорогая, ты можешь очень быстро бегать, иначе ты не сможешь задать мне больше вопросов ».


Она не ответила. В этом не было необходимости. Она видела позади нас мчащийся скоростной поезд и впереди переход. Мои руки были влажными от пота, пальцы сжались. Я протянул правую руку, затем левую и поменял хватку на рулевом колесе. Мы добрались до перехода. Я свернул на мерседесе, затормозил ровно настолько, чтобы не перевернуться, и остановил его на трассе. Поезд находился менее чем в тридцати ярдах от него, огромный монстр, у которого не было шансов остановиться.


' Я крикнул на девушку и увидел, что она уже занята открыванием двери.


Когда я сразу последовал за ней, я увидел, как ее красивая задница исчезла за дверью. Я сделал большое сальто и снова встал на ноги раньше нее. Я схватил ее за руку, поднял и побежал с ней. Едва выехав на рельсы, локомотив врезался в «мерседес». Огненный шар поднялся, опалил мою спину и толкнул вперед. Звук треска металла эхом разнесся по взрыву. Девушка отпустила руку и остановилась, чтобы посмотреть на согнутую горящую массу, которую нес на сотни метров экспресс.


Она кричала - 'Моя машина!'


«Я куплю тебе новую», - сказал я, схватив ее за руку и потянув за собой. Я понял, что Lancia теперь задерживается на другой стороне трассы. Обитатели наверняка убедятся в том, что я просчитался и оказался в развалинах машины и теперь на пути к превращению в обугленный пепел. Я удовлетворенно улыбнулся и наконец остановился, когда мы дошли до перекрестка и чуть дальше.


Я посмотрел на девушку, которая стояла рядом со мной, тяжело дыша и пытаясь отдышаться. Ее лицо было измазано падением на плечо рядом с дорожкой. Теперь у меня была возможность рассмотреть ее как следует, и я почувствовал признательность за красивую высокую линию ее груди и ее длинные гибкие ноги в серых брюках. Она сохраняла свою хладнокровную самоуверенность, но теперь смотрела на меня задумчиво и с любопытством.


«Ты не дезертир», - убежденно сказала она. «Я не знаю, кто вы, но определенно нет».


«Десять с ручкой», - сказал я.


"Что ты на самом деле?" спросила она. "Какой-то идиот?"


Я пожал плечами. «Если вы сообщите мне свое имя и адрес, я позабочусь о возмещении расходов за вашу машину», - сказал я. Она посмотрела на меня, как будто она видела очень особенный объект под микроскопом. Хотел бы я побыть с ней. Она была не только необычайно красива, но и обладала очаровательными качествами, невозмутимой самоуверенностью, которую я никогда раньше не обнаруживал в европейских женщинах.


«Я не могу понять это», - сказала она, качая головой. «Я очень хорошо знаю, что только что произошло, но не могу понять это своим умом. А теперь вы предлагаете оплатить мою машину. Почему бы тебе не сказать мне, кто ты и что все это значит?


«Во-первых, потому что у меня нет на это времени, дорогая. Просто сообщите мне свое имя и адрес, и я позабочусь о возмещении расходов на вашу машину ». Она снова недоверчиво покачала головой. «Понятия не имею, почему, но почему-то я тебе доверяю», - сказала она.


«У меня красивое лицо», - усмехнулся я. «Нет, у тебя очаровательное лицо», - сказала она. «Но ты мог бы быть кем угодно, ангелом мести, но также очень хорошим членом мафии».


«Ты стараешься, дорогая, - сказал я. «Ну давай, как тебя зовут? У меня действительно мало времени ».


«Меня зовут Лиза, - сказала она. Лиза Хаффманн. Машина принадлежала моей тете. Я остаюсь здесь, но если вы хотите выписать чек на мое имя, я заберу для нее сумму. Итак, Лиза Хаффманн, Кайзерслаутерн штрассе 300 ».


«Тогда это почти круглый», - сказал я, глядя на ее пухлую нижнюю губу и мягкую привлекательную линию ее рта. Она по-прежнему сохраняла хладнокровие и уверенность в себе.


«Двадцать две тысячи семьсот пятьдесят марок», - тихо сказала она. «Это была совершенно новая машина».


Я усмехнулся. Я понял, что хочу однажды встретить это крутое невозмутимое создание. Ее прощальное замечание привело меня к твердому решению:


«Плюс тридцать восемь марок и сорок пенни на все мои покупки», - добавила она.


«Дорогая Лиза, - засмеялся я, - если возможно, доставлю ее лично тебе». Я поймал такси и оставил ее на углу. Когда такси уехало, я махнул рукой в ​​окно. Она не помахала в ответ. Она стояла, скрестив руки, и смотрела, как я исчезаю. Я бы разочаровался в ней, если бы она помахала.







Глава 4






Штаб-квартира AX в Западном Берлине всегда была скрыта за законным камуфляжем, который функционировал нормально во всех отношениях, и никогда более двух человек не знали, чему он на самом деле служит. В качестве дополнительной меры предосторожности меняли весь камуфляж не реже одного раза в год. Все ведущие агенты AX были проинформированы об этих изменениях, а также о применимых кодах и процедурах идентификации. Пока я платил за такси, я смотрел на это


скромное офисное здание с коллекцией шильдиков на стене. Мой взгляд остановился на названии внизу: BERLINER BALLETTSCHULE. Ниже мелкими буквами было написано: Директор - Др. Прельгауз.


Я улыбнулся. Конечно, это должен был быть Хауи Прайлер. Хоуи отвечал за создание и поддержание всего камуфляжа AX в Европе. У него была особая группа контактов. Мы встречались несколько раз. Я спустился на лифте и вошел в большую прохладную комнату, где внезапно оказался среди пятнадцати девушек в возрасте от двенадцати до двадцати лет, тренирующихся на барре. Я увидел четырех молодых людей и трех учителей - двух мужчин и женщину. Все были одеты в трико или пачки, и все были поглощены своей работой. Мое появление заметила только маленькая брюнетка, сидящая сбоку за столом. Она поманила меня, и я подошел к ней.


У меня назначена встреча с герром доктором, - сказал я. «Это отчет о школе».


Женщина сняла трубку с телефона, нажала кнопку, что-то кому-то сказала, потом улыбнулась мне.


«Пожалуйста, войдите, - сказала она. «Джентльмен из фотостудии уже там. Там по коридору, вторая дверь».


Я проследил за ее взглядом через студию и увидел узкий коридор с другой стороны. Я прошел через строящиеся балетки, нашел вторую дверь в коридоре и вошел в небольшой кабинет. Беглый взгляд на дверь и материал потолка показал мне, что комната звукоизолирована. Хоук сидел в глубоком кожаном кресле, а Хоуи Прайлер - за небольшом простом письменном столе. Непосредственный вопрос Хоука был характерен для его многолетнего опыта, но он также отражал его озабоченность.


Он спросил. 'Что случилось?' Я кивнул Хоуи, который быстро мне улыбнулся. Его глаза тоже были обеспокоены.


«У меня была компания», - сказал я Хоуку.


"Так рано?" - спросил он, глядя на меня серыми глазами за очками без оправы. Только его голос выдавал его удивление.


«То, что я сам об этом думал», - согласился я.


«Конечно, ты стряхнул их, прежде чем пришел сюда».


- Нет, они наверно хотели встретиться с вами. ».


Хоук проигнорировал меня. Его обычная реакция, когда он понял, что я остаюсь с ним крутым.


"Как ты их стряхнул?" - прямо спросил он.


«Они считают, что я специально проиграл матч с« Берлин-Гамбург »». Он внимательно слушал, пока я коротко и лаконично рассказывал, что именно произошло.


«Это было как раз вовремя, N3», - сказал он, когда я остановился. «Слишком уж вовремя», - признал я. «Хотел бы я знать, откуда они начали преследовать меня».


«Я тоже», - сказал Хоук. «Я думаю, они поймали Теда Деннисона , но не то, чтобы они заметили тебя. По крайней мере, пока. Это очень тревожно, N3.


«Я тоже не очень хорошо себя чувствовал», - сказал я. Я видел, как Хауи Прайлер пытался подавить ухмылку. Глаза Ястреба из бронзы смотрели невозмутимо ...


«Сядь, Ник, - сказал он. «Я скажу вам то, что мы знаем. Каждый раз, когда я смотрю на футляр, он мне не нравится. Имя Генрих Дрейссиг для вас что-нибудь значит?


Я кое-что знал об этом человеке, но на самом деле не намного больше, чем средний читатель газет. «Он председатель этой новой немецкой политической партии», - ответил я. «Я считаю, что они называют это NDHP».


«Правильно, Neue Deutsche Herrenvolkpartei. И, конечно, вы знаете, что это значит ».


Я знал это. Кто бы не знал? Один только Херренволк пах Гитлером, хотя они и не высказались прямо, и в этом была полезная доля политики.


«Я расскажу вам о предыстории», - продолжил Хоук. «NDHP и Генрих Дрейссиг уже довольно давно работают в подполье. Но месяцев семь или восемь назад они внезапно появились среди бела дня. Они перестали быть незначительной группой, они развернули впечатляющую кампанию на последних выборах. Настолько впечатляюще, что они получили 40 мест в Бундестаге. Мне это не кажется большим, но всего сорок мест из пятисот - это почти десять процентов. Для партии, которая раньше имела всего три места, это был особенно резкий скачок. А с вашим знанием политики в нашей стране вы знаете, что для этого нужно ».


Я кивнул. «Для этого нужны деньги. Деньги и, конечно же, много ».


«Совершенно верно, - продолжил Хоук. И с тех пор они утроили свое партийное руководство, систематически расширили свою пропаганду и получили в пять раз больше новых членов. Дрейссиг посвятил свое время фанатическим выступлениям и политическим махинациям.


Мы боимся Дрейссига и его NDHP по ряду причин. Мы знаем, что у них есть явно неонацистские идеи. Что они крайне шовинистичны. Что они достаточно умны, чтобы их сдержать и запретить ... пока они не будут готовы предпринять дальнейшие шаги. Мы также знаем, что они могут нарушить особенно хрупкое равновесие между русскими и Америкой, между Востоком и Западом. На данный момент этот баланс очень нестабилен. Возрождение сильной неонацистской партии может вызвать неслыханные последствия, вызванные страхом, подозрениями или непониманием. Мы не можем этого допустить. Но мы знаем, что NDHP и Dreissig что-то замышляют. И что это нам нужно знать. Вот почему чрезвычайно важно выяснить, откуда они берут все эти деньги. Если нам это удастся, это может чертовски много рассказать нам о том, чем они занимаются ».


«И это то, что Тед узнал и должен был передать мне», - сказал я задумчиво.


«Действительно N3», - ответил Хоук. И они позаботились о том, чтобы он не смог передать это дальше. Но есть еще кое-кто, кто, я думаю, знает. На самом деле, держу пари, он передал информацию Теду. Но он наш агент в Восточной Германии. Спящий. Мы не можем рискнуть забрать его. Тебе нужно пойти к нему ".


Я понимаю, что русские очень осторожны с тем, кто приезжает в Восточный Берлин и из него, - сказал я. 'Именно так. Сначала нам нужно решить эту проблему », - сказал Хоук. Как мы можем доставить вас в Восточный Берлин. Но все произошло так внезапно, что мы даже не знаем как. Я подумал, может быть, твой плодородный мозг может придумать несколько идей. Хауи может достать тебе практически любую фальшивую бумагу. Это вообще не проблема. Сложность состоит в том, чтобы сделать ваше пребывание там настолько правдоподобным, чтобы вас не наблюдали у Бранденбургских ворот, а также чтобы за вами не наблюдали постоянно, когда вы сидите там. Хауи найдет решение. Вы двое обсудите это завтра утром. Я должен вернуться сегодня вечером. Я уезжаю из Темпельхофа в шесть часов ».


Хоук встал. «С этого момента это ваша работа, N3», - сказал он. «Итак, нам сначала нужно знать, откуда Дрейссиг берет деньги. Тогда мы узнаем, что он задумал ».


«Прежде, чем ты уйдешь, - сказал я, - мне нужен чек на машину той девушки».


«Я пошлю тебе один из Штатов», - грубо сказал Хоук. «Конечно, я должен выпустить купон; Я не могу просто выписать чек на 7000 долларов ».


«Ты чертовски хорошо знаешь, что можешь», - сказал я с приятной улыбкой. - И не пытайся меня обмануть. Я знаю лучше. Я действительно знал лучше, у AX есть средства по всему миру на все возможные чрезвычайные ситуации, деньги на замалчивание, деньги на взятки и так далее. Но также и на непредвиденные расходы, как в моем случае. У Чрезвычайного фонда для Европы был счет в швейцарском банке. Поэтому его рассказ о нехватке денег не нашел у меня отклика, хотя он продолжал попытки. Возможно, это была одна из основных причин того, что мы с ним так хорошо ладили на работе. Оба, каждый по-своему, мы всегда старались. Между двумя людьми, глубоко уважавшими друг друга, было постоянное тонкое чувство духа и хитрости. Я знал, что Хоук всегда боялся платить деньги AX за то, что он любил называть «небрежным и неосторожным» поведением своей команды. Это никогда не должно было быть личным. Он знал, что его агенты не были небрежными. Предположительно, это был пережиток строгого старомодного воспитания.


Почему ты не взял девушку с«фольксвагеном»? - проворчал он, доставая чековую книжку. «Тебе действительно стоит что-нибудь сделать с твоим дорогим вкусом, N3».


Обещаю. Как только перестану жить, - ответил я. Когда я напомнил ему не забывать о ее деньгах на продукты, он бросил на меня сокрушительный взгляд своими жесткими серо-стальными глазами.


«Нам повезло», - сказал я, пожав плечами. 'Почему ты так думаешь?' - медленно и резко спросил он.


"Конечно, она могла сделать покупки в берлинском эквиваленте Тиффани?"


Хоук с угрюмым лицом сунул мне чек. «Я должен радоваться, что ты все еще жив», - грубо сказал он. «Постарайся быть немного осторожнее в следующий раз, N3».


Для Хоука это было почти сентиментальное заявление. Я кивнул. У старого ворчуна был чуткий нрав. Вам просто нужно было вникнуть в это. Я помахал Хоуи Прайлеру, снова прошел мимо подающих надежды балерин и вышел на улицу. Когда я кладу чек в карман, ч


Когда я прикоснулся к ключу и подумал о Хельге. Я получил неожиданный бонус - дополнительную ночь в Западном Берлине с Хельгой. Конечно, от меня ожидалось, что я сам попытаюсь найти хороший способ добраться до Восточного Берлина, но, возможно, Хельга могла мне в этом помочь. Казалось, она знала свои факты. Но сначала у нас была Лиза Хаффманн. Лиза вызывала совершенно другие мысли. Даже в те сатанинские часы, которые я проводил с ней, она выдыхала редкую изысканность, которая обращалась как к интеллекту, так и к телу. Хельга же была чисто чувственной. Меня заинтриговал странный аспект нашего сексуального опыта, но он тоже был чисто физическим.


Я обратил пристальное внимание, когда прошел немного. Убедив себя, что за мной не следят, я остановил такси и откинулся на диване. Я посмотрел на эксклюзивные, роскошные магазины «Кудамм», которые не уступали аналогичным заведениям в Лондоне и Париже. Здесь действительно было фантастическое представление. В конце Второй мировой войны 90 процентов этой магистрали были разрушены, сильно повреждены. Сгорел практически весь город. Мало того, что все было перестроено, но построено двести тысяч совершенно новых домов. Каждый кусок мусора, который можно было использовать, предназначался для восстановления. Город действительно был фениксом, воскресшим из пепла. Я подумал о Генрихе Дрейссиге и его неонацистской партии. Разве было немыслимо, чтобы сегодняшние немцы позволили этому фениксу ненависти подняться из прошлого? Тем не менее, это прошлое для многих было столь же невообразимо. Но это случилось. Мы доехали до Кайзерслаутерн-штрассе 300, и я вышел перед скромным жилым домом среднего класса. Я посмотрел на почтовые ящики в холле. К одному из автобусов скотчем была прикреплена карточка.


Л. Хаффманн и Детвайнер. Я позвонил, и к двери вошла Л. Хаффманн в очень элегантном кремово-белом платье, подчеркивающем ее прекрасные формы. Платье также хорошо служило ее великолепной груди, раскрывая грациозную восходящую линию ее бюста. Я увидел, как ее глаза расширились, когда она посмотрела на меня. Удивлена? - спросил я со смешком.


«Да ... и нет», - ответила она. «Я определенно не ожидала тебя так скоро».


У меня мало времени, - сказал я, протягивая ей чек. «Еще раз спасибо за использование машины». Лиза Хоффманн изучала чек, хмуря гладкий белый лоб. Это был нумерованный чек на нумерованном счете в швейцарском банке. Вы не могли сказать.


«Он прикрыт», - сказал я.


«Спасибо», - ответила она, глядя на меня долгим задумчивым взглядом. И ты по-прежнему таинственный человек. Я даже не знаю твоего имени. Это все еще секрет?


Я смеялся. "Нет я сказал. «Меня зовут Ник ... Ник Картер». Я просто хотел кое-что сказать. Я хотел остаться, но оставаться здесь означало еще больше отвлечься. На этом Хельги было достаточно. Кроме того, мне предстояла особенно рискованная работа. Но в любом случае мне хотелось снова увидеть это чрезвычайно привлекательное создание. Ее хладнокровие самообладания было одновременно сложным и освежающим.


«Вы видите, что к нему добавлены деньги на продукты», - тихо сказал я.


«Я видела это», - ответила она.


«Кроме этого, я хотел бы объяснить все, как только смогу», - сказал я. "Неужели мы все забудем до тех пор?"


"До каких пор?"


«Я не могу сказать этого сейчас, но я свяжусь с вами. Ты собираешься остаться с тетей надолго?


«Еще неделю или около того», - холодно сказала она. «Хотя я бы хотела остаться еще на полгода, чтобы услышать, как ты все это объяснишь».


Ее мозг лихорадочно отклонял одно возможное объяснение за другим. Я прочитал это в ее глазах, и мне пришлось рассмеяться. «Вы очень необычная женщина, Лиза Хаффманн, - сказал я. «Я никогда не встречал такую ​​женщину».


«И я никогда не встречала такого человека, как ты», - сказала она. Я улыбнулся и вышел. Я сделал два шага, но снова повернулся, протянул руку и потянул ее к себе. Я поцеловал ее, и ее мягкие влажные губы остались неподвижными и без какой-либо реакции. Затем, внезапно, они расстались достаточно, чтобы предположить страсть.


«Я не хотел, чтобы ты меня забыл», - сказал я, отступая. Ее глаза были холодными и насмешливыми.


«Я не верю, что это возможно», - сказала она. Даже без последнего. Ты все равно произвел смелое впечатление ».


На этот раз я пошел дальше; Я усмехнулся и снова посмотрел на нее. На этот раз она помахала рукой, но это было не что иное, как контролируемое движение руки.


Я почувствовал облегчение, идя по Кайзерслаутерн-штрассе, как чувствуешь облегчение, когда заплатил долг. Меня всегда беспокоит, когда мне приходится вовлекать в эту темную игру кого-то невиновного. Часто это было неизбежно, но меня это беспокоило. Это была старомодная позиция, я это очень хорошо знал. Хок часто говорил об этом. «Нет больше невинных людей, - говорил он. «В наши дни все заняты. Многие знают об этом, другие не осознают, но все равно они есть ». По иронии судьбы именно здесь, в Германии, Адольф Гитлер заявил, что отчужденных граждан больше нет. Все были более или менее солдатами, включая заводских рабочих, домохозяек и даже детей. Это была точка зрения, которую русские и китайские коммунисты с радостью сделали своей собственной. Это сделало моральные решения ненужными. Это был ход мыслей, в котором стало приемлемым взорвать толпу, чтобы схватить одного человека. Хоук всегда настаивал на том, что мы должны учитывать это, чтобы понять врага и его действия.




Мои мысли все еще были с русскими и китайцами, когда я решил пройтись до квартиры Хельги. Мне было интересно, кто из них мог бы поддержать Дрейссига и его NDHP. Мне казалось маловероятным, что это будут русские, если только они не будут хитро использовать его в своих собственных действиях. Возможно, в конце концов, их политика была чисто макиавеллистской. Однако китайцы были более подходящими. Они привели целую батарею агентов, чтобы усложнить задачу русским и нам. Они действовали согласно старой анархистской теории: чем больше хаоса, тем лучше. И, конечно же, существовала также возможность заговора старых немецких промышленников, которые поддерживали Дрессига в интересах Отечества и своих личных интересов, людей, которые все еще были полны старого милитаристского национализма. Лично я придерживался этой теории. Сегодня в мире больше национализма, чем когда-либо прежде.


Появились десяток новых стран, полных духа национализма. Почему это не повлияет на немцев? Учитывая менталитет среднего немца, это было не только естественно, но и подготовлено. Любопытно, как две основные грани немецкого национального характера могут быть изображены в двух жанрах музыки: марше и вальсе. Немцы одинаково страстно и страстно относятся к обоим продуктам «световой музы». После Третьей мировой войны вальс стал самым популярным, но теперь Дрейссиг вернулся с маршем. И если он сыграет достаточно усердно, они снова начнут марш.


Я добрался до адреса Хельги и обнаружил, что она живет на четвертом этаже, а лифта нет. Я решил позвонить в звонок. Ключ был скорее жестом.







Глава 5






Все в Берлине были удивлены, увидев меня. Полное изумление в глазах Хельги, когда она открыла дверь, уменьшило изящное удивление Лизы почти до нуля. Но прежде чем я успел что-то сказать, Хельга вскрикнула от радости и обняла меня, прижавшись грудью к моей груди. Но когда она отступила, ее глаза все еще были изумлены.


"Ты дал мне ключ, не так ли?" Я сказал, боюсь, немного раздраженно.


«Да, но я не думала, что увижу тебя снова», - ответила она, затаскивая меня в квартиру. 'Почему нет?' - проворчал я.


«У вас, американцев, есть поговорка: с глаз долой, с ума. Я просто не ожидал, что ты когда-нибудь снова придешь, вот и все.


«Вы себя недооцениваете», - сказал я. «Кроме того, не стоит полагаться на такие старые высказывания».


Голубые глаза Хельги блеснули, она подошла и прижалась головой к моему плечу. «Я рада, что ты здесь», - сказала она. "В самом деле."


Пока она стояла напротив меня, я через ее плечо смотрел на квартиру. Он был маленьким и очень обыкновенным, почти лишенным характера. Все так сильно указывало на сдаваемую меблированную квартиру, что меня это очень удивило.


"Как долго ты сможешь остаться?" - спросила Хельга, снова обращая мое внимание на ее круглые, полные груди, которые мягко прижимались ко мне, и на ее слегка надутые губы.


«Только сегодня вечером», - сказал я.


«Тогда мы должны извлечь из этого максимум пользы», - ответила она, и ее глаза снова стали стекловидно-синими, как будто на нее нанесен слой лака. Ее руки перешли от моих рук к моей груди, по которой она двигалась медленными полукруглыми формами.


движения начали тереться.


«Я как раз собиралась поесть, у меня есть братвурст», - пробормотала она. «На двоих хватит. Тогда мы сможем утолить наш второй голод ». Она вышла из комнаты, и я последовал за ней в маленькую кухню с круглым столом. Пока мы ели, она говорила о том, чтобы пойти на работу, и спросила, что я сделал. Я сказал, что побывал у ряда деловых партнеров. У меня есть бутылка пива и стакан шнапса. Когда я смотрел, как она пьет свой шнапс, я заметил, что верхние пуговицы блузки были расстегнуты. Ее грудь, сдерживаемая натянутым бюстгальтером, выделялась во всей красе. Она допила свой стакан, встала и подошла ко мне. «Я весь день думала о прошлой ночи», - сказала она, ее грудь была в нескольких дюймах от моего лица. Она взяла меня за голову и посмотрела на меня. «Вы были очень особенными», - продолжила она. «Никому никогда не удавалось вынести это со мной, никогда».


«Я сразу верю в это», - сказал я себе. Я протянул руку, снял бюстгальтер, положил одну руку ей под левую грудь и пощупал мягкую, но твердую плоть. Хельга застонала от удовольствия и пожал мне руку.


«Я думала, что это было разовое событие и что мне следует забыть об этом», - сказала она, затаив дыхание. «Но теперь, когда ты здесь, все возвращается. Я хочу тебя снова как можно чаще за одну ночь


Я снова осознал невероятную животную чувственность этой девушки, ее едва сдерживаемое желание. Но на этот раз мне было интересно, будет ли все по-другому, если бы я мог спать с ней, не чувствуя себя объектом. Я нежно сжал ее, и руки Хельги заскользили взад и вперед по моей груди, и ее тело задрожало. Она отошла назад, положила на меня руки, плотно прижалась грудью к моей руке и повела в маленькую спальню. Свет из гостиной освещал кровать желтым светом. Хельга сняла блузку, и я почувствовал, как ее юбка упала к моим ногам. Ее язык проник в мой рот, полный диких страстей и лихорадочных движений. Ее ужасное внутреннее побуждение снова было здесь, неуправляемость, которая руководила всем перед собой. Я думал, что она занимается любовью, как будто другого дня действительно не будет.


Обычно это означало бы ощущение восхитительной сдачи, но Хельге не хватало этой сдачи. Было выражено только безумие. Меня это беспокоило, но ее руки, скользящие в мои штаны, беспокоили еще больше. «К черту все эти размышления», - подумал я. Я всегда мог подумать об этом позже.


Я осторожно толкнул ее, и она упала на кровать. Я отступил, быстро разделся и смотрел, как она смотрит на меня. Ее глаза были закрыты, а груди поднимались и опускались. Я спрятала Вильгельмину и Хьюго в своей одежде и легла рядом с ней. Когда моя рука ласкала ее, она закричала и, все еще закрывая глаза, прижалась ко мне, и ее круглый кремово-белый живот дико скрутился. Она повернулась, села на меня и позволила своей груди прикрыть мой рот, как сочные спелые груши. Я попробовал их сладость, и она опустилась, тихо стонала и тяжело дышала. Она потянулась ко мне, лихорадочная от желания. Я перевернул ее и подошел к ней, на этот раз не мягкой, а почти животной, чтобы отреагировать на дикие движения ее тела. Внезапно она застыла, и крик вырвался из глубины ее души. Она безвольно упала, и я остановился, но тут же снова схватил меня.


«Опять, снова», - позвала она. "Приготовь меня сейчас!" Я снова потянулся, и ее глаза оставались закрытыми, пока я выводил ее на новые вершины. Она раскачивала свою белокурую голову взад и вперед, наполовину смеясь и наполовину рыдая от радости, с которой, очевидно, не могла справиться. С любой другой женщиной я чувствовал бы себя садистом, но с Хельгой я все еще не мог избавиться от ощущения, что она, а не я, была в центре всего этого. Я услышал ее крики страсти к тому, что я делал, а потом почувствовал, что есть что-то, чего я никогда не достигну с ней. Каким-то образом, несмотря на все ее стоны восторга и мольбы о большем, я не мог избавиться от этого странного ощущения себя объектом, как будто ее физическое наслаждение не имело ничего общего с человеком Хельгой Руттен. Это было несовершенство, которое вызвало чувство неудовлетворенности, от которого я не мог избавиться. Это был хрестоматийный пример теории о том, что физическое никогда не бывает полным без эмоционального. Однако внутреннее побуждение Хельги было настолько велико, что почти заполнило психическую пустоту. Почти. Она тяжело дышала, ее пресс работал на полную мощность, ее руки обхватили мою шею, а затем она снова закричала долгим, бредовым криком, затем ее тело расслабилось. На этот раз она закрыла глаза и почти сразу упала и занула



Я лег рядом с ней и тоже заснул. Когда я наконец проснулся и увидел, что Хельга выходит из кухни с яблоком в руке, ее круглая полная фигура выделялась на фоне света соседней комнаты. Она напоминала Еву, Вечную Еву, которая теперь начала кусать яблоко.


«Оставайся здесь завтра», - сказала она. «Я работаю только полдня, а потом возвращаюсь».


«Я не могу», - сказал я.


"Тогда что тебе делать завтра?" - спросила она надутым голосом. Я подтянул ногу, чтобы она могла опереться на нее, что она тут же и сделала.


«Мне нужно завтра ехать в Восточный Берлин», - сказал я. "Ты хоть представляешь, как это сделать?"


"Вы хотите поехать в Восточный Берлин?" - спросила она, одновременно жуя яблоко. 'Зачем?'


«Мне нужно поговорить с одним человеком о бизнесе, сугубо личных вопросах. Но я слышал, что русские очень строго относятся к тому, кого они впускают в эти дни ».


«Да», - сказала она, снова откусывая яблоко. «Я мог бы доставить вас в Восточный Берлин».


Я очень старался казаться более впечатленным, чем с радостью принял ее предложение.


«Мой двоюродный каждый день ездит в Восточный Берлин с грузовиком продуктов», - продолжала она. «Я мог бы позвонить ему и попросить отвезти вас вместо его шофера. Русские знают, что с ним каждый день бывает шофер. У него есть определенные обязательства передо мной ».


«Было бы здорово, Хельга», - сказал я, и на этот раз мой энтузиазм был очень искренним. Это была абсолютно идеальная установка. Она встала и прошла в гостиную.


«Я позвоню ему», - сказала она.


"В этот час?" - воскликнул я. "Уже почти четыре утра!"


«Гюго встает рано», - ответила она, и я увидел ее круглую задницу на фоне света. Я улыбнулся имени. У меня был собственный Хьюго, и я мог держать пари, что мой Хьюго был стройнее и опаснее ее. Я не думал, что проиграю эту ставку.


«Я должна дать ему время, чтобы отказаться от своего шофера», - сказала она. Я пожал плечами. Это был ее кузен. Если она хотела разбудить того бедного мальчика, мне было все равно. Я снова лег, слушал ее набор и слышал ее голос.


"Привет, с Хьюго?" спросила она. «Вы говорите с Хельгой… Хельгой Руттен. Хорошо, я подожду. Хьюго, наверное, хотел надеть халат. Центральное отопление все еще было редкостью в Германии. «Да, Хьюго», - услышал я ее ответ. «Я в порядке, но хочу попросить вас об одолжении. У меня есть друг, который хочет завтра поехать в Восточный Берлин. Да ... точно ... он сейчас здесь со мной. Мы это уже обсуждали. Я сказал ему, что ты можешь взять его с собой в качестве шофера на своей машине ».


Последовала долгая пауза, она прислушалась к словам Хьюго. «Это может быть очень просто», - перебила я ее. «Я сказал ему, что вы и ваш шофер каждый день едете в Восточный Берлин. Да ... Я скажу ему поискать грузовик с Хуго Шмидтом. Да ... ну, я понял. Он будет там. Все ясно? Просто отвези его в Восточный Берлин. Оказавшись там, он позаботится о себе, понимаете? Спасибо, Хьюго. Auf wiedersehen ».


Щелкнул телефон, и Хельга снова оказалась рядом со мной. «Вы должны пообещать прийти прямо сюда, когда вернетесь завтра», - сказала она, с пламенным взглядом в глазах. Я обещал. Это было легкое обещание. Я был ей искренне благодарен. «Вы найдете Хьюго недалеко от контрольно-пропускного пункта Бранденбургских ворот. Хьюго Шмидт в грузовике. Наденьте старые брюки и спортивную рубашку или комбинезон, если он у вас есть. Десять часов утра. Вы можете встретиться с Хьюго, когда вернетесь. Он поедет обратно днем.


Я притянул ее к себе и лег на нее. Тут же ее ноги раздвинулись. «Спасибо, дорогая», - сказал я. «Вы не представляете, какую услугу вы мне только что оказали. Когда я вернусь, я возьму тебя, как будто тебя никогда раньше не брали.


Внезапно в ее глазах появилось что-то странное, зрачки внезапно сузились, и она выскользнула из-под меня.


«Я собираюсь спать в гостиной», - сказала она. "Есть диван". Ее глаза изучали мое тело, а рот был сжат, почти угрюм.


«Жаль, - сказала она.


'Что?'


«Тебе нужно идти», - сказала она, поворачиваясь и закрывая за собой дверь. «Она была странным существом, - снова сказал я себе. Неугомонный человек,


бурная вода. Как будто она состояла из двух частей: чувственно управляемой женщины с дикими телесными желаниями и женщины, которая была холодной и отстраненной, к которой я еще не мог приблизиться.

Я повернулся и заснул.


Я ожидал, что Хельга разбудит меня, но меня разбудил громкий звонок будильника в соседней комнате. Я подошел, чтобы высадить его, и обнаружил, что в квартире я один. Записка на столе гласила: «Иду на работу. Хельга. Это было коротко, безлично. Я побрился, позвонил Хоуи Прайлеру и рассказал ему о моем счастливом шансе. Он был так же счастлив, как и я, и дал мне все детали, которые мне нужно было знать.


«Ваш мужчина живет на Warschauer Strasse, под домом 79. Его зовут Клаус Юнгманн. Ваш код прост. Я внимательно слушал, как он упомянул код, и запомнил его. «Я дам знать Хоуку», - заключил Хоуи. «Это пойдет на пользу старому браконьеру».


Я положил пиджак в маленький чемодан, который купил по дороге, и быстро направился к Бранденбургским воротам. На мне были обычные брюки и рубашка с закатанными рукавами. Это была не великая маскировка, но я мог бы сойти за водителя грузовика. Некоторое время я ждал, чувствуя благодарность Хельге, и, гадая, какой она была, холодное, сдержанное лицо Лизы Хаффманн внезапно пришло мне в голову, как освежающий ветерок. Наконец я увидел, как из-за угла приближается черный грузовик. По бокам были нарисованы слова HUGO SCHMIDT - ПРОДУКТЫ. Немецкая пунктуальность: было ровно десять часов. Когда я подошел к грузовику, двоюродный брат Хельги изменил свое положение и открыл мне дверь. Это был мужчина средних лет с грубым морщинистым лицом. На нем была кепка и синяя джинсовая рабочая одежда.


«Я очень вам благодарен», - сказал я в качестве вступления. Хьюго Шмидт только кивнул и кивнул. «Эта Хельга, - сказал он, - всегда чем-то занимается. Я никогда ничего не прошу, не обращаю внимания на ее дела ».


На блокпосту стояла длинная очередь из легковых и грузовых автомобилей. Там была почти вся торговля, и Вопо проверяли каждую машину, как только она приближалась к дереву запуска. Когда мы сами подошли к заграждению, я прочитал на большом знаке: Ахтунг! Sie verlassen jetzt West-Berlin! » Я чувствовал, что мы попадаем в другой мир, которым мы и были. Когда подошла очередь нашего грузовика, Хьюго высунулся из двери и помахал полицейским. Они помахали в ответ, барьер поднялся, и мы поехали дальше. Все было так просто, что я чуть не рассмеялся.


«У вас есть преимущество, если вы ходите туда каждый день», - пренебрежительно сказал Шмидт. Он продолжал идти, пока мы не скрылись из виду за преграду, затем остановился где-то на тротуаре.


"Где я увижу тебя, когда ты вернешься?" Я спросил. Пустое выражение его глаз показало, что он даже не думал об этом.


«Я вернусь в четыре», - сказал он наконец. «Жди меня здесь, на углу, в четыре часа».


'Согласовано.' Я попрощался с ним. 'Спасибо еще раз.'


Я оставил грузовик и перешел на среднюю полосу Унтер-ден-Линден. Когда-то красивая аллея выглядела потрепанной и грустной с огромными руинами так долго после войны. Я увидел, что вся Восточная зона Берлина была охарактеризована грязью, как у знатная женщина, одетая в потрепанную, изношенную одежду. По сравнению с искрометной энергией Западного Берлина атмосфера здесь была мрачной и унылой. Я поймал такси и упомянул Warschauer Strasse, одну из многих улиц Восточного Берлина, которую русские переименовали. Когда мы добрались до не, я вышел и прошел мимо рядов грязных, унылых многоквартирных домов. Я нашел номер 79 и имя Клаус Юнгманн на двери первого этажа. Под названием было: Photo Retoucheur.


Я позвонил в звонок и стал ждать. Я слышал шарканье внутри. Хоук назвал Юнгманна «спящим», агентом, которого часто годами не трогают и нанимают только для определенных заданий. В отличие от таких международных агентов, как я, спящие были ценны своей абсолютной анонимностью. Когда дверь наконец открылась, я увидел высокого, худого, печального вида мужчину с темно-карими глазами. На нем был бледно-голубой пиджак, а в руке он держал тонкую кисть для ретуши. Позади него я увидел комнату, полную ламп, стол для рисования, канистры с красками и книгами, сбоку электрический распылитель.


«Добрый день», - сказал мужчина. 'Могу ли я сделать что-то для тебя?'


«Я так думаю, - ответил я. "Вы Клаус Юнгманн, не так ли?"


Он кивнул, и его глубоко посаженные глаза посмотрели настороженно.


«Я хотел бы отретушировать фотографию очень важного человека», - сказал я, используя код, который дал мне Хауи Прайлер. - Его зовут Дрейссиг. Вы когда-нибудь слышали о нем?


"Генрих Дрейссиг?" - осторожно спросил Юнгманн. «Драйссиг, Драйссиг, Драйссиг», - сказал я. «В три раза страннее всех».


Клаус Юнгманн вздохнул. Его опущенные плечи придавали ему унылый вид. Он сел на высокий стул перед чертежной доской. 'Кто ты?' он спросил. Когда я сказал ему, его глаза расширились. «Это большая честь», - искренне сказал он. «Но приход сюда может означать только то, что что-то случилось с Деннисоном».


«Они поймали его, прежде чем я смог подойти к нему», - ответил я. "Вы знаете, что он должен был передать мне?"


Юнгманн кивнул, когда мы услышали звук автомобиля, за которым следовали вторая и третья машины. Мы слышали, как хлопают двери и приближаются шаги.


Широко открытые глаза Юнгмана были устремлены на меня. Я пожал плечами и побежал к окну. Когда я выглянул через жалюзи, я увидел двух мужчин в штатском, один из которых держал автомат, идущих к входной двери.


Я взорвался. «Как, черт возьми, они это делают? Эти ребята, должно быть, ясновидящие! Очевидно, они были друзьями Дрейссига, и я прервал свои проклятия, чтобы спросить Юнгманна: «Есть ли другой выход?»


«Вот, через черный ход». Я распахнул дверь, оглянулся, чтобы убедиться, что он идет за мной, и побежал по длинному коридору к задней части многоквартирного дома. Когда я подошел к задней двери, она открылась. Было двое мужчин, каждый с автоматом. Я упал на пол и потащил за собой Юнгманна, когда они открыли огонь. Вильгельмина сразу оказалась у меня в руке, и я открыл ответный огонь. Я видел, как один из них согнулся вдвое, когда в него попала большая 9-миллиметровая пуля. Другой нырнул за дверь, но я знал, что он будет снаружи и будет ждать нас, как только мы выйдем. Я повернулся и снова побежал по длинному коридору.


«На крышу», - позвал я Юнгманна, который следовал за мной. Мы были почти у лестницы, прямо напротив квартиры Юнгманна, когда вошла пара людей с автоматом Томми и начала дико стрелять. Я нырнул боком обратно в квартиру, толкая Юнгманна впереди себя. Я пнул дверь и услышал, как хлопнул автоматический замок. Они откроют дверь за секунды, но несколько секунд могут иметь значение. Я обернулся, когда услышал звон стекла и увидел, как в окне торчит черный ствол автоматической винтовки. Я крикнул Юнгманну, чтобы он бросил меня, но он заколебался, широко открыв глаза. Винтовка загрохотала и послала смертоносный сигнал широкой дугой. Я видел, как Юнгманн пошатнулся, повернулся и поднес руку к горлу, где стала видна красная волна крови. Когда он упал на землю, я выстрелил в окно, прямо над дулом пистолета. Я услышал крик боли, грохот пистолета на тротуаре. Замок на двери теперь был разбит градом пуль, но я был готов, когда они ворвались внутрь. Я произвел два выстрела, похожих на один. Они упали вперед и легли в комнату лицом вниз. Я подождал и прислушался, но ничего не было слышно. Я знал, что у черного хода есть еще один. Я не забыл его, но я также понял, что стрельба поднимет полицию. Все было сделано молниеносно, оглушительно и совершенно беспощадно. В полицию Восточной Германии уже, вероятно, звонили пятьдесят раз.


Я подошел к Юнгманну. Его горло было прострелено, но в нем все еще была жизнь. Я схватил полотенце со спинки стула и прижал к его горлу. Он сразу покраснел. Он больше не мог говорить, но его глаза были открыты, и у него все еще могла быть сила кивнуть. Я наклонился к нему ближе.


"Ты меня слышишь, Клаус?" Я спросил. Он моргнул в ответ.


"Кто обеспечивает Дрейссига деньгами?" Я спросил. "Это русские?"


Он на мгновение покачал головой, движение было едва заметным, но явно не было.

согласием.

"Китайцы ... Они его поддерживают?"


Еще одно неопределенное отрицательное движение его головы. Полотенце стало почти полностью красным. Это почти случилось с Клаусом Юнгманном. "Кто-то из Германии?" - с тревогой спросил я. «Заговор богатых националистов? Старая военная клика?


Его глаза снова сказали «нет». Я увидел, как его рука дрожит. Он ткнул пальцем в угол комнаты, где на полу стояло ведро с песком. Я снова проследил за жестом пальцев. Он ясно указал на ведро с песком. Я нахмурился.


Я спросил. - "Пожарное ведро?"


он кивнул, и при этом его голова упала на бок. Клаус Юнгманн больше не смог ответить. Я услышал приближение сирен. Пора было исчезнуть. Я вышел за дверь, перешагнув через двух мужчин. Это были высокие немцы, светловолосые, прямые. Казалось, что в холке повсюду есть глаза и уши.


Я побежал на крышу, толкнул пожарную дверь и услышал, как внизу замолчали сирены. Впереди снова послышались сирены. Как и большинство крыш, эта тоже была покрыта смолой и углями, а по краям были желоба. Я выглянул из-за края и увидел, что мужчина ушел от задней двери, держа пистолет. Возможно, это был глупый жест, но я должен был это сделать. Ублюдки преследовали меня только так, как никогда раньше со мной не случалось. Я не собирался позволять ему сбежать, потребовался всего один выстрел. Я видел, как он споткнулся и упал, затем он сжался и лежал неподвижно. Я понял, что полиция немедленно отреагирует на выстрел, и быстро побежал по соседним крышам, пока я не пробежал около десятка домов. Затем я остановился, проскользнул через одну из дверей на крыше и спустился по лестнице, пока не вернулся на улицу. В общем, метод, который использовали бесчисленные гангстеры в Нью-Йорке, а теперь она служил мне в Восточном Берлине. Тихо прогуливаясь по улице, я оглянулся на огромную суматоху на улице. Я пошел в небольшой парк неподалеку и сел на скамейку. Мне все равно пришлось подождать, и я хотел попытаться выяснить, что мне хотел сказать Клаус Юнгманн.


Парк был оазисом тишины и покоя. С помощью метода йоги я увеличил свои умственные способности за счет полного физического расслабления. Пожарное ведро с песком меня озадачило. Юнгманн отрицательно отреагировал на русских, китайцев и немцев. И все же Дрейссиг не мог вытащить деньги из песка. Это не имело смысла. Может быть, у того, кто торговал песком? На самом деле это не имело никакого смысла, но это была возможность. Возможно, это соответствовало теории немецких промышленников. Но Юнгманн также отреагировал на это отрицательно. Мое шестое чувство шептало мне, что я ошибался. Итак, я начал снова.


Пожарное ведро с песком. Может, я ошибся. Подсказка относится к ведру с огнем или к песку? Я думал о ведре, но для меня это не имело смысла. Так что мне все равно пришлось держаться за песок, но что, черт возьми, он имел в виду? Рассмотрел много вариантов. Я уперся головой в спинку дивана и сосредоточился на свободном объединении мыслей. Дрейд и песок ... он получил деньги от кого-то с песком ... кто-то или что-то или где-то? Внезапно загорелся свет. Не с песком, а откуда-то, где был песок. Свет стал ярче. Песок ... пустыня ... арабские страны. Конечно, это так, и я сел. Арабские нефтяные шейхи, Юнгманн, хотел дать мне понять ... песок ... арабы! Внезапно все стало совершенно ясно и логично. Потребовался только один богатый арабский шейх. Возможно, Дрейссиг составил план и продал его своим благодетелям. Было совершенно очевидно, что игра велась в обе стороны. Они предоставили ему деньги для поддержки его планов, и эти планы должны были означать что-то важное для Ближнего Востока. Что бы это ни было, я понял, что это не было предназначено для того, чтобы принести мир и спокойствие на взрывоопасный Ближний Восток. Вы можете отказаться от этого. У меня было особенно неприятное ощущение, что, если Дрейссига не обезвредить сразу же в начале его опасной деятельности, его вообще нельзя будет остановить. Всегда наступает момент, когда события и движения настолько выходят из-под контроля, что их можно остановить только в результате столкновения.


Мне даже не нужно было слышать слова Хоука. Я знал, что он скажет. Пойдите туда и узнайте, чем они заняты. Первым шагом было возвращение в Западный Берлин. Второй шаг был менее ясным. Я склонился к мысли о встрече с самим Дрейссигом. Я мог бы притвориться поклонником, богатым американским поклонником. Может, я смогу завоевать его доверие. Я бы обсудил это с Хоуком, идея была привлекательной. Я встал и пошел обратно к Хьюго Шмидту. Деятельность Дрейссига оказалась совсем не незначительной и дилетантской. Это было доказано тем, как его мальчики следовали за мной, куда бы я ни пошел. Они определенно были самой умной группой, с которой мне приходилось иметь дело за последние годы, или им просто повезло? Возможно, было и то, и другое. Я купил газету и наклонился


против фонарного столба ждать фургон.


Дневное движение в Западный Берлин стало более загруженным. Хьюго Шмидт был не так пунктуален, как в то утро. Было четыре часа четверть пятого. В четыре тридцать я развернул газету, в пять, выбросил ее и стал ходить взад и вперед, пристально наблюдая за каждым фургоном, приближающимся из-за угла. В шесть часов я промок. Грузовик не подъехал, потому что не было причин появляться. В 4 часа меня там совсем не ждали. Я должен был быть мертв, как и Клаус Юнгманн ...


Это была угнетающая мысль, но показательная. Внезапно многие части карты для укладки подошли друг к другу, и некоторые до сих пор несогласованные проблемы стали очевидны. Ребята из Дрейссига, например. Они не были ни лучшими, ни особенно эффективными. Они видели меня с самого начала, но человек, который сообщил им обо мне, был ... Хельга Руттен! Напористая, светлая блондинка Хельга. В конце концов, она была единственной, кто знал, что я собираюсь сегодня утром в Восточный Берлин, где и как. Все это она устроила для меня. А вчера, когда они пытались последовать за мной в штаб-квартиру AX, Хельга была единственной, кто знал, что я прибыл в город. Очевидно, она позвонила из замка и убедилась, что они меня ждут, когда я отвел ее в ее квартиру. Неудивительно, что они так легко меня заметили. И сегодня они ждали, что я свяжусь с Юнгманном, а затем ворвались, чтобы убить двух зайцев. Но эта муха была жива-здорова и теперь очень разозлилась. Вне себя от гнева.


Внезапно все стало настолько ясно, что мне захотелось ударить себя ногой. Этим также объяснялось недоумение в ее глазах, когда я пришел к ней вчера вечером. Они, несомненно, позвонили ей и сказали, что я умер под Берлином-Гамбургом. Телефонный звонок ее двоюродному брату Шмидту, конечно же, был телефонным звонком людям Дрейссига, чтобы продать меня прямо передо мной. Для этого потребовалась доза смелости и смелости, которую я решил расплатиться той же монетой. Но одна вещь, одна очень ясная вещь витала в моей голове. Хельга и взрыв на рейнской лодке; это нельзя сводить к одному знаменателю. Если она принадлежала к организации Дрейссига, как случилось, что она оказалась на борту и чуть не погибла в результате взрыва? Она определенно не играла комедию, когда я вытащил ее из Рейна. Ее шок и последовавшие за ней слезы были настоящими, такими же реальными, как те часы, проведенные с ней в постели. Катастрофа на прогулочном судне оставалась тревожной нотой. Единственный способ узнать абсолютную правду - это пойти к Хельге. Она также могла быть указателем в направлении Драйссига, если бы она была такой, как я думал.


Я подошел к высокой серой бетонной стене. Это было достаточно зловещим образом, но русские также украсили его токоведущими проводами и колючей проволокой. Он непрерывно шел в обоих направлениях, как будто это действительно был железный занавес, как его называли берлинцы.


Ник Картер, я сказал себе, у тебя действительно проблема ...







Глава 6






Ночь опустилась на Восточный Берлин, и фары машин, выстроившихся перед блокпостом, осветили Парижскую площадь. Я шел вдоль Берлинской стены и думал о том, чтобы перелезть через нее, несмотря на колючую проволоку и электрический забор. Я видел несколько мест, где я думал, что могу избежать нити. Но эта идея улетучилась, когда я увидел, как с наступлением темноты загорелся прожектор. Они осветили нижнюю половину стены. Любой, кто попытается перелезть через него, выделится, как муха на рожке мороженого. Я подошел к точке, где Шпрее текла с Востока на Западный Берлин. Это оказалось невозможным. Пограничники патрулировали берега с очень большими и высокоэффективными немецкими овчарками. Кроме того, река тоже была освещена прожекторами, так что у того, кто попытается спастись во время купания, вряд ли будет шанс.


Я вернулся на угол Парижской площади, посмотрел, как машины выстроились в пробке, и вспомнил, что русские и полиция Восточной Германии не жалели сил, чтобы остановить постоянный поток беженцев из народной республики. Я воочию убедился, что они действительно проделали тщательную работу. Мое возвращение к Хельге начало перерастать в серьезную проблему, которой я не ожидал. Из того, что я видел вокруг, я мог сделать только один вывод. Единственный выход - пойти по той же дороге, что и все


кто угодно, через КПП и шлагбаум. Это было короткое расстояние, и, если мне повезет, я смогу туда добраться. Но сначала мне нужно было найти автомобиль.


Вскоре я обнаружил, что улицы Восточного Берлина по ночам пустынны. Ночная жизнь ограничена Stalinallee в восточной части сектора, и даже это ничего не значит. Людей и еще меньше машин, кроме тех, что ехали на КПП. Наконец я увидел один, маленький Mini-Cooper, стоящий перед рестораном. Он был переоборудован в служебный автомобиль с набором сумок для инструментов, ацетиленовых горелок и кусков труб на багажной полке. Клемпнер был четко обозначен на задней двери. Когда я посмотрел в окно ресторана, то увидел, что там сидит сантехник и пьет кофе. Я ждал в тени, когда он выйдет. Он просто открыл дверь кабины, когда я подкралась к нему сзади. Это нужно было сделать быстро и бесшумно. Он попытался повернуться, когда я ударил его по горлу одной рукой. Я почувствовал, как он расслабился. Это был опасный захват, который приводил к смертельному исходу при слишком сильном давлении. Он поправится примерно через пятнадцать минут. Я затащил его в портал и похлопал по щеке. «Извини, приятель», - пробормотал я. «Но это по уважительной причине. Ты не узнаешь об этом, но ты принадлежишь к отряду безмолвных героев ».


Mini-Cooper вряд ли был средством преодоления преграды. Когда я ехал по соседним улицам, ожидая пробки перед шлагбаумом, мне казалось, что я на трехколесном велосипеде. Мне нужен был старт, со всей скоростью, с которой я смог выбраться из этой маленькой машины. Я сбавил скорость, когда два автобуса проехали мимо КПП. Шлагбаум был открыт, и фургоны не стояли в очереди. Я развернулся, дал полный газ и направился прямо к деревянным воротам на восточной стороне Бранденбургских ворот. Но были некоторые ужасные подробности, которых я не ожидал. Прежде всего, тот факт, что было предпринято столько попыток проехать через заграждение, что была направлена ​​специальная группа охраны, чтобы следить за машинами, которые подъехали подозрительно быстро.


Как только я появился на площади, зазвонили сигнальные колокола и раздался хриплый гудок. Прямо перед собой я увидел толстые заостренные стержни, поднимающиеся из-под земли. Слишком поздно я вспомнил, что несколько предприимчивых немцев пытались прорваться через заграждение с помощью танков, и поэтому русские установили специальные заграждения для танков, чтобы разорвать гусеницы в клочья. Заостренные стальные стержни просверлили бы Mini-Cooper, как штык пугало. Маленькая тележка свернула на двух колесах, и я услышал треск, когда борт ударился о прутья. Мне удалось удержать машину от опрокидывания, и я направился к четырем сидящим на корточках Вопо, нацеленным на меня. Они подскочили, когда я подошел к ним.


Теперь я был параллельно стене и слышал, как пули попали в задние крылья. Я снова повернулся и направился к одной из улиц, ведущих от площади. Когда я добрался до него, я увидел, как в переулке передо мной подъехал большой броневик, который остановился, чтобы перекрыть улицу. Четверо в броневике выскочили, нацелили на меня свои ружья, ожидая, что я либо столкнусь с их тяжелой машиной, либо поступлю разумно, чтобы остановиться.


Я отверг оба варианта. Между задней частью броневика и рядом домов было достаточно места. Я отправил Mini-Cooper на тротуар и пролетел мимо них. Я резко свернул и свернул в переулок, когда на охоту въехала полицейская машина с визгом сирены. Я понимал, что если останусь в Mini-Cooper, то сейчас проиграю битву. Я прошел первый поворот на двух колесах и остановился за поворотом. Я вылез и побежал. Преследующая полицейская машина сделала именно то, что я ожидал. Она повернула за угол и стукнула по «мини-куперу». Я слышал взрыв, что обе машины загорелись. Люди будут пока этим заниматься.


Я пробежал через пустой дом, повернул назад и смешался с уже собравшейся толпой. Подъехали новые армейские джипы и машины, и я почти беспечно зашагал прочь. Стоило попробовать, но, конечно, этого было недостаточно. Я все еще был в Восточном Берлине, и эта проклятая стена выглядела еще более неприкосновенной, если возможно ...


Теперь я понял, почему в жизни жителей Восточного Берлина царила атмосфера смирения и уныния. Когда толпа рассеялась, я снова спрятался на крыльце, откуда


мог следить за входом у ворот. Я ломал голову, но ничего не мог придумать, кроме того, что не осмелился повторить тот же трюк снова. Теперь они были встревожены и ввели дополнительную охрану. По прошествии нескольких часов я увидел, что поздним вечером в Западный Берлин ехали в основном тяжелые грузовики. Я начал чувствовать себя все более и более разочарованным, и была почти полночь, когда я увидел, что четыре тяжелых трейлера остановились на блокпосту. Последний остановился почти на том месте, где я стоял в темном крыльце. Я видел, что Vopos тщательно проверяли каждый грузовик. Сначала они просмотрели документы водителя, а затем заставили его открыть дверцы грузового отсека. Конечно, это была рутинная работа, но она была проделана очень тщательно, и пока я наблюдал, меня осенила слабая идея.


Мой взгляд упал на два маленьких колеса под передней частью грузовой платформы. Два колеса, которые использовались только тогда, когда прицеп был отсоединен от кабины, поддерживались двумя поперечинами под осью. Я смотрел, как полицнйские возвращаются к своему посту у заграждения, и слышал, как ожила первая машина небольшой колонны. Один за другим заработали другие двигатели, а первый трейлер начал проезжать мимо преграды. Я нырнул под последний вагон, подъехал на колесиках и схватился за поперечины, засовывая ноги между осью и днищем прицепа. Я прижался к дну и задержал дыхание, когда машина тронулась. Я увидел ноги в форме и чуть дальше черно-белые полосы на заборе. Мы прошли. Я задержался в своем неловком положении, пока грузовик наконец не остановился на светофоре. Я подтянул ноги, упал на землю и откатился из-под грузовика как раз перед тем, как большие колеса снова начали вращаться. Мои ноги немного окоченели, но это быстро прошло, когда я спешил по вечерним улицам.


В отличие от унылой и грустной атмосферы восточного сектора, Западный Берлин был очень оживленным и ярко освещенным, и я быстро нашел такси. По пути к квартире Хельги я перезарядил Вильгельмину и затолкал «люгер» обратно в наплечную кобуру под рубашкой. В моем кармане был ключ, который дала мне Хельга. На этот раз я воспользуюсь им.


Луч света, пробившийся из-под двери, сказал мне, что Хельга все еще не спала. Я быстрым движением открыл дверь. Она была в спальне, дверь была открыта, и она быстро обернулась, когда услышала, как я вошел. В словах не было необходимости. Ее глаза расширились, и она стояла парализованная. На ней была темная юбка и светло-зеленая блузка без рукавов. Ее недоумение было преодолено, когда она вдруг погрузилась в высокий шкаф, прислоненный к стене. Она открыла ящик и полезла в него. Она почти взяла пистолет, когда я хлопнул ящиком по ее запястью. Она закричала от боли. Я взял ее за руку, перевернул и снова открыл ящик. Ее пальцы расслабились, и пистолет снова упал в ящик. Я снова закрыл ее и бросил Хельгу на кровать. Небольшойчемодан, который она, по-видимому, собирала, упал на пол. Она все еще подпрыгивала на кровати, когда я схватил ее светлые волосы и повернул ей голову. Она застонала от боли и обняла меня за талию, пытаясь встать на одно колено.


«Пожалуйста, не делай мне больно», - умоляла она. «Я ... я рада, что ты жив. Доверьтесь мне. '


«Конечно», - сказал я. «Вы в восторге. Я мог ясно видеть это по тому, как вы нырнули за пистолетом. Это был действительно трогательный жест ».


«Я боялась, что ты меня убьешь», - сказала она. «Ты ... ты выглядел таким рассерженным».


«Не бойтесь этого», - сказал я. «Можете быть уверены, если ответите мне очень быстро».


Я пнул чемодан об пол. "Вы были на пути к своим друзьям, не так ли?" - спросил я, но это больше походило на установление факта. «Может быть, вы ехали к Дрейссигу».


«Я ехала из города», - сказала она, все еще цепляясь за мою талию. «Я действительно не принадлежу к ним». Ее глаза были широко раскрыты и умоляли. «Я помогала им, потому что мне были нужны деньги».


"Попробуй снова!" - огрызнулся я. «Я не куплюсь на это. Я знаю, что Dreissig финансируется арабскими деньгами. И ты расскажешь мне подробности. Кто за этим стоит?


«Я действительно ничего не знаю», - сказала она. «Только поверь мне».


«Да, конечно, я лучше сразу пойду к психиатру».


«Ты не понимаешь», - начала она, но я прервал ее. «Ты права», - сказал я.


«Я многого не понимаю, но ты мне все объяснишь. Я не понимаю, как девушка может переспать с мужчиной, а через несколько мгновений застрелить его. И я тоже не понимаю, как вы оказались на той лодке по Рейну.


«Я могу все это объяснить», - быстро сказала она.


«Хорошо, но позже. Сначала вы расскажете мне, что знаете о Дрейссиге.


Она провела рукой по моей ноге. «Я действительно ничего не знаю, поверьте мне, - сказала она.


Я сильно откинул ее голову, и она снова застонала от боли. «Мы начинаем сначала», - отрезал я. «Как Дрейссиг получает деньги и где они хранятся в банке?»


Должно быть, она прочитала сообщение в моих глазах, сообщение о том, что я не шучу и не буду привередничать. В свою очередь, меня предупредили внезапное сужение ее зрачков, холодные вспышки в глазах. Вбок я увидел, как ее сжатый кулак поднялся по короткой дуге вверх, и сразу понял, к чему она стремится. Мне удалось повернуть бедро и поймать удар по твердым мышцам бедра. Я ударил ее по лицу тыльной стороной ладони и услышал, как она скрежетала зубами, когда она приземлилась на пол с другой стороны кровати. Я потянулся через кровать, потянул ее за волосы, прижал ее голову к подушке и одной рукой прижал одну точку наверху ее спины. Хотя ее крик был заглушен подушкой, ее крик был действительно душераздирающим. Я потянул ее к себе, и она снова закричала. Ее красивое личико исказила боль, а левая сторона ее тела изогнулась. Я поднял руку, и она заползла друг в друга, плача.


«О, Боже, помоги мне», - рыдала она. «Мой левый бок ... так сильно болит. Я чувствую только боль ».


Я знал, что боль продлится какое-то время. Мне это тоже не понравилось. Но я все время думал, что лодке, полной людей, не хотелось бы, чтобы ее просто так взорвали. Я схватил ее за шею и надавил. Ее руки беспомощно схватили мои.


«Давай, Хельга, - сказал я. "Кто финансирует Дрейссига?"


«Клянусь Беном Муссафом», - выдохнула она. Я ослабил хватку и позволил ей упасть на кровать. Бен Муссаф, Шейх Абдул Бен Муссаф. Он был одним из правителей пустыни, которые долгое время возражали против выдающегося положения Насера ​​в арабском мире. Он зарабатывал на нефти миллиарды, был лучшим другом шейхов и, очевидно, имел другие устремления. Это было прекрасное сочетание. Как он переводит деньги и куда? » Я спросил. Она заколебалась. Я протянул руку, и это немедленно вступило в силу.


«Золото», - тут же выпалила она.


Я свистнул. Но это было там. Золото - самое стабильное платежное средство. Дрейссиг мог торговать им на свободном рынке, если хотел, или обменять на марки, доллары, франки или что-то еще, что ему было нужно. И это также устранило проблему привлекательных депозитов в местных банках. Это годилось для всего, в любом месте и в любое время. Но была одна проблема. Большое количество золота нельзя было перевозить в копилке. "Где хранится золото?" Я спросил дальше. Она приподнялась на локте, ее руки в блузке без рукавов задрожали от боли и страха.


«Это ... Я тебе скажу», - сказала она, глядя в мои жалящие глаза. «Но сначала мне нужна сигарета. Пожалуйста, только один.


Я кивнул. Теперь она поняла, что это серьезно. Сигарета может успокоить ее и понять, что ей лучше полностью сотрудничать с ней. На столе рядом с кроватью стояла настольная лампа, тяжелая стеклянная пепельница и пачка сигарет. Хельга потянулась за сигаретами и пепельницей. Когда она наклонилась вперед, чтобы достать пепельницу, на мгновение она повернулась ко мне спиной. Благодаря блузке без рукавов я увидел, как сокращаются мышцы ее плеча, и сразу отреагировал. Иначе у меня бы в голове дырка, потому что Хельга с кошачьей скоростью швырнула тяжелую пепельницу в мою сторону. Мне удалось так повернуть голову, что пепельница задела только часть моего черепа. Но я все еще видел звезды и больше слышал, чем видел, как мимо меня промчалась Хельга. Я попытался схватить ее, качая головой, чтобы прийти в себя. Она без особых усилий уклонилась от моей руки, и когда я обернулся, она прижалась к шкафу с револьвером в руке.


Свинья! она плюнула. «Вам будет жаль. Вы так сильно хотите все знать? Я сейчас подробно расскажу. И это последнее, что вы услышите. Вы хотели узнать о лодке по Рейну? Я тебе это скажу. Я применила бомбу. Да, я сделала. Только эта чертова штука взорвалась слишком рано.


Если бы я просто не взобралась на перила, чтобы нырнуть в реку, я бы погибла вместе с остальными. А теперь меня просто унесло в воду ».


Я посмотрел на голубой образец ее глаз. Я раньше видел, как она выглядела остро, но никогда с невозмутимым холодом, который она исходила сейчас. Я вспомнил нетерпеливое, лихорадочное существо, которое оставалось таким странно безличным в своей необузданной страсти. Она действительно состояла из двух частей, и одна из них была фальшивой, хладнокровной, извращенной сучкой.


"Довольны ли вы сейчас лодкой по Рейну?" она продолжила. Бен Муссаф прибудет на встречу завтра вечером. Он приносит тонны золота. Жаль, что тебя там не будет, чтобы увидеть.


Она все еще кричала на меня, а я не сводил с нее глаз. Теперь мне было нечего терять, и я хотел сэкономить время. Я знал, что есть еще одна Хельга, Хельга, которая так сильно жаждала меня, что ничего не может с этим поделать. Если бы я мог вызвать Хельгу хотя бы на мгновение, у меня был бы еще один шанс. Я видел, как шнур идет от лампы рядом с кроватью к розетке в стене рядом с тем местом, где я стоял.


«Ты собирался сказать мне еще кое-что», - сказал я, незаметно двигаясь вправо. «О нашем сексуальном опыте. Я не верю, что это была чисто комедия ».


Пистолет по-прежнему был нацелен на меня, но ее взгляд на мгновение смягчился. «Это не была комедия», - сказала она. «Я уже знала, кто ты был в ту первую ночь в замке. Слушал ваш интересный телефонный разговор на втором устройстве. Но вы невероятно неотразимы. Ты что-то во мне разбудил ».


"А прошлой ночью?" - спросила я, снова немного отодвинувшись. «Не говори мне, что ты уже забыл об этом. Я не верю этому.'


«Я не забыла», - сказала она. «Это только что закончилось, вот и все».


"Но это было хорошо, не так ли, Хельга?" Я усмехнулся ей. Моя ступня была всего в дюймах от розетки. «Разве ты не хочешь переспать со мной еще раз, Хельга? ... Сейчас же? Ты помнишь мой рот на твоей груди? Ты помнишь, как я тебя трахал?


Груди Хельги покачивались от глубоких, быстрых вдохов. "Сволочь!" - сказала она, шипя от ярости. Я услышал щелчок молотка, когда она выстрелила из пистолета. Я поднял ногу и вытащил вилку из розетки. Свет погас, и я упал в сторону, когда пуля просвистела над моей головой. Я опустил руку по широкой дуге и попал Хельге в заднюю часть колена, заставив ее споткнуться и угодить второй пулей в потолок. Я уже был на ней сверху и попытался схватить пистолет. Она все еще была слишком быстрой для меня, отпустив, и я упал с пистолетом в руке, когда она выскользнула из моей головы и убежала из комнаты. Я смотрел, как она исчезает из гостиной в коридоре, бросил пистолет и последовал за ней. Я слышал, как она поднималась по лестнице двумя ступенями за раз, направляясь на крышу. Поднявшись по лестнице, я почти догнал ее, но ей удалось хлопнуть дверью на крышу, и мне пришлось отступить, чтобы не получить дверью в лицо.


На крыше было кромешно темно, но я заметил ее примерно в трех футах от края крыши. Ближайшая крыша находилась на расстоянии не менее шести футов.


'Нет!' Я кричал. "Вы никогда не сделаете это". Она проигнорировала меня, побежала и прыгнула. Я почувствовал, что у меня застыла кровь, когда она дотянулась руками до крыши, на мгновение повисла на водосточном желобе, а затем упала назад с длинным, раздирающим ночь предсмертным криком. Я обернулся. Я хотел ее пожалеть, но не мог. Я просто сожалел, что не получил от нее больше информации. Внезапно для меня все стало невыносимо. У меня был тяжелый день. Я поспешил вниз по лестнице и вышел на улицу. Недалеко я снял номер в гостинице второго класса и был рад, что у меня есть место, где можно спокойно переночевать.


Я закрыл глаза, понимая, что на следующее утро мне нужно узнать, где встретятся Абдул бен Муссаф и Дрейссиг. Конечно, это была важная конференция, на которую я очень хотел попасть. У меня было отрезвляющее и непреодолимое ощущение, что от этого зависят вчерашние жертвы и завтрашние результаты.







Глава 7






Я нашел эспрессо-бар, который открылся рано, и пытался разобраться в своих смущенных мыслях за чашкой крепкого немецкого кофе. Несмотря на ее отрицание, было ясно, что Хельга была важным членом группы, которую я изначально считал столь неэффективной.


Теперь, когда я знал, как идут дела, я подумал, что они наделали глупостей. Мне было приятно думать, что теперь, когда они, несомненно, узнали, что случилось с Хельгой, они будут очень нервничать и постепенно поймут, с кем имеют дело. Они предприняли против меня три попытки убийства, помимо того, что заманили меня в ловушку в Восточном Берлине, и все, что это принесло им, было по крайней мере шесть мертвых мужчин плюс Хельга. И я все еще был на ногах. Они, должно быть, сейчас очень нервничают.


Я понял кое-что еще. Несмотря на то, что я был озабочен этим человеком, Дрейссигом, я никогда не видел его фотографии, и мне было интересно, как он выглядит. Высокий, маленький, спокойный, нервный? Был ли он хорош, когда дело доходило до боя, или он был из тех, кто потерял сознание? Эти вещи важны для того, чего можно было ожидать и что нужно было сделать. Я знал о нем только одно. У него были большие амбициозные планы, которые мне еще предстояло разгадать от А до Я. Комментарий Хельги об Абдуле бен Муссафе я запомнил. Он должен был прибыть сегодня вечером с большим грузом золота, и Хельга собрала свой портфель, чтобы присутствовать на встрече. Чемоданчик. Это что-то значило. Она шла в место, которое было неблизко, но достаточно далеко.


Она использовала технику вымысла, основанного на реальности. Был грузовик, который отвез меня в Восточный Берлин, но кузен Хьюго не был настоящим кузеном. Был замок, в котором она знала свой путь, но теперь я понял, что ее «дядя» тоже ненастоящий. Дядя, скорее всего, был не кто иной, как Дрейссиг. Что может быть лучше для тайной встречи, чем старый замок? Что может быть лучше, чем старый замок, чтобы спрятать золото? Это было совершенно очевидно, и я вспомнил закрытые двери в левом крыле, когда она показывала мне все вокруг. Конечно, это был старый замок с видом на Рейн. Она выбрала как раз подходящее место, чтобы взорвать прогулочный катер, так что она была близко к замку, чтобы там высохнуть ...


Я быстро подумал. Поездка по автобану, задержка на различных контрольно-пропускных пунктах и ​​расстояние до Рейна в Кобленце означали как минимум четырехчасовую поездку. Мне нужна была быстрая машина, и я не хотел идти в компанию по аренде автомобилей. Они могут быть достаточно умны, чтобы следить за этими вещами, подозревая, что я попробую арендовать машину. Но я знал, где его взять. Я просто надеялся, что она уже купила новый. Я не мог удержаться от смеха, выходя из эспрессо. Я уже мог представить себе лицо Лизы Хаффманн.


Дверь она открыла сама, одетая в обтягивающий красный свитер из джерси и синие клетчатые брюки, которые тоже идеально ей сидели. Было легко увидеть восходящую линию ее груди, но я не сводил глаз с ее лица и видел слегка скрытую осторожность в ее взгляде, слегка веселую улыбку на ее красивых губах.


«Вы действительно появляетесь в самые неожиданные моменты», - сказала она.


«Моя очень плохая привычка», - улыбнулся я. «Как новая машина? Он у тебя уже есть?


«У меня такое чувство, что я должна сказать нет», - ответила она, и ее взгляд стал еще теплее. Но ответ - да. С прошлой ночи. Как и другие кремовые.


«Хорошо», - сказал я, чувствуя себя несколько виноватым. «Я бы хотел его одолжить».


Неверие теперь поселилось рядом с осторожностью в ее глазах.


«Не глупи», - наконец сказала она.


«Я никогда не был таким серьезным», - сказал я, разразившись неудержимым смехом. Эта в высшей степени абсурдная ситуация оказалась слишком сложной задачей для моего так часто подавляемого чувства юмора. Лиза Хаффманн посмотрела на меня, а затем тоже начала смеяться, и через несколько секунд мы оба уже громко смеялись.


«Это слишком весело», - сказала она между приступами смеха. "У вас есть с собой чековая книжка?"


«На этот раз мне это не нужно», - сказал я, собираясь с силами. 'На самом деле, нет.'


"Без поездов?" - спросила она серьезно.


«Никаких поездов», - повторил я.


"Никто не будет стрелять в нас?"


«Некому стрелять в нас».


«В прошлый раз это была очень дорогая поездка», - серьезно сказала она. "Разве вам не было бы дешевле, если бы вы просто арендовали машину?"


Я хотел что-то сказать, но она меня перебила. «Я уже знаю», - сказала она. «Вы пока не можете на это ответить».


«Ты сообразительная», - сказал я со смешком. Внезапно меня охватила мысль. Мне просто нужен был Мерседес, чтобы добраться туда.


После этого я снова встал бы на ноги и ожидал бесчисленных непредвиденных событий.


Я спросил. - "Вы хотели бы поехать со мной?" «Когда мы приедем, я выйду, и ты сможешь ехать обратно. А еще вы узнаете, что ваша машина в хорошем состоянии ».


Она задумалась об этом на мгновение. «Это привлекательная идея», - сказала она. «Тетя Анна хотела пойти со мной по магазинам завтра днем».


«Хорошо», - сказал я. «Тогда завтра ты вернешь свою машину сюда вовремя».


Она исчезла в квартире и вернулась с сумочкой и ключами. Мы получили Mercedes 250 Coupé из небольшого гаража за углом и отправились в путь. Я остался доволен своей идеей. У Лизы были особенности, которые сделали поездку намного более приятной, чем если бы я был один. Никогда не зная, что меня ждет впереди, я давно разработал философию наслаждаться вещами, пока еще могу. Сама поездка была бы скучной. С красивой женщиной в машине было бы, конечно, приятнее. И она была красивой. Когда через некоторое время мы проехали по автобану, она оказалась теплым и остроумным собеседником с высоким IQ, а также очень сексуально аппетитной. Брюки не скрывали длинной тонкой линии бедер и узкой талии. У нее не было большой груди, но у нее была смелая восходящая линия, которая соответствовала вызывающему ее подбородку. Ее карие глаза быстро улыбнулись, а холодная собранная манера поведения по существу отражала сильное позитивное отношение к жизни.


Я заинтересованно спросил Лизу. "Где ты выучила английский?"


«В школе», - быстро ответила она.


«Значит, у вас, должно быть, был хороший учитель», - заметил я.


"Верно", - ответила она. «И не забывайте свои американские фильмы».


Мне было жаль, когда мы достигли зеленых берегов Рейна. У нас было необычно большое количество задержек практически на всех контрольно-пропускных пунктах, и движение по автобану также было чрезвычайно загруженным. Был поздний вечер, когда мы ехали вдоль реки. Она пыталась разговорить меня во время поездки, но я проигнорировал ее попытки. Но я снова остро ощутил холодный, проницательный взгляд, которым она смотрела на меня.


«Вы уже выбрали между ангелом мести и членом мафии?» - спросил я со смешком.


"В некотором смысле", - сказала она. «Я считаю, что у вас есть что-то от обоих, и эти двое входят в совершенно разную упаковку. Как насчет этого, Ник Картер?


Пришлось смеяться. Это было неплохое описание. Мои глаза скользили по Рейну, скользящему по контурам замков и руин на холмах. Я не хотел упускать из виду замок, когда мы подходили к нему с другой стороны.


Затем я внезапно увидел, что он поднимается перед нами, и выехал на первую второстепенную дорогу. Я притормозил и вскоре нашел зеленую дорогу, которая вела к замку. Я проехал так, чтобы Лиза могла уехать сразу после того, как я выйду. Я не хотел забирать ее дальше.


Я как раз собирался с ней попрощаться, когда из подлеска вышли трое мужчин. На них были белые спортивные рубашки и серые брюки, заправленные в сапоги. На нагрудном кармане рубашек виднелась эмблема в виде двух скрещенных мечей. Это была не форма, но и не гражданская одежда. Это соответствовало политической изощренности Дрейссига. Сказать что-то, не сказав этого.


«Это отдельная дорога», - сказал один из них вежливо, но решительно. Это были довольно молодые, симпатичные и крепкие мальчики.


«Извините, я не знал», - извинился я, собираясь ехать обратно. Мой натренированный глаз обнаружил среди деревьев еще две такие закрытые белые рубашки. Итак, «дядя» Дрейссиг был там. Тихий старый замок превратился в центр деятельности. Я поехал обратно на второстепенную дорогу, остановился за углом, где я был вне поля зрения стражи замка.


«Спасибо, дорогая», - сказал я и вышел. «Здесь я оставляю тебя в покое. Видите ли, я сказал вам, что поездка будет безобидной и приятной. Берегите себя и машину. Он мне может понадобиться снова ».


Она села за руль и посмотрела мне в глаза. "Что ты собираешься здесь делать?" - спросила она прямо, без улыбки и с беспокойством в мягких карих глазах.


«Еще не время для вопросов», - мягко сказал я. 'Иди домой. Спасибо еще раз.'


На этот раз была моя очередь изумляться. Она высунулась из окна, и ее влажные губы искали мои. Это был почти нежный поцелуй. «Будьте осторожны», - серьезно сказала она.


Ты сумасшедший, но ты мне все еще нравишься. И мне все еще любопытно, что ты собираешься делать здесь самостоятельно. Это как-то связано с замком, не так ли?


Я усмехнулся и похлопал ее по щеке. «Едь домой», - сказал я. «Я приду и увижу тебя».


Я пошел обратно по дороге и смотрел, как она медленно отъезжает, затем протиснулся в подлесок и осторожно и бесшумно пополз к подъездной дорожке. Подлесок вскоре превратился в довольно густой лес, и когда я приблизился к переулку, я поднялся на холм среди деревьев, параллельных ему. Время от времени я слышал голоса и звук машин. Я вспомнил, что подъездная дорожка вела прямо к воротам, но заросли заканчивались ярдах в тридцати от ворот. Моя память не подвела и на этот раз. Как я и думал, открытое пространство было слишком широким, чтобы подойти незамеченным, если не считать охранников, одетых, как остальные, у подъемного моста и сторожки. Было одно счастливое обстоятельство. Поскольку замок стоял на вершине холма, это не могло быть ровом с водой, но, как я видел в прошлый раз, он был окружен широким сухим рвом.


Я прошел по опушке леса к задней части замка. Там не было никакой активности, и я решил попробовать. Я выбежал из укрытия и спустился в канаву, где увидел цепной мост, ведущий к двум толстым дубовым дверям. Я залез на нее и нажал на одну из дверей. К моему удивлению, она сдалась, даже если скрипела и неохотно. Я проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и оказался в винном погребе. Когда я пробирался между рядами больших выпуклых винных бочек, внутри меня внезапно загорелся свет, напомнивший, что что-то в этом погребе беспокоило меня во время моего тура с Хельгой. Я огляделся и почувствовал то же беспокойство. Я не мог определить это, это было где-то вне моего сознания, этот любопытный умственный механизм, который может одновременно раздражать и помогать. Я надеялся, что это разгадывает загадку в моем мозгу. Поднявшись по каменным ступеням и дойдя до большого коридора, я услышал непрерывный шум, исходящий из кухни и столовой, где, по-видимому, перемещались стулья и накрывались столы.


Я пошел другой дорогой и поднялся по широкой каменной лестнице на второй этаж. В задней части небольшого квадратного пространства рядом с лестницей я увидел три двери, которые теперь тоже были закрыты. Я двинулся очень осторожно, проверил каждую нишу и сумел открыть первую дверь. Я был уверен, что найду золото, возможно, в слитках, возможно, в мешках. Может быть, оружие и боеприпасы тоже. Просчет оказался. Я нашел не золото, а перья. Перья настоящих живых птиц в огромных клетках, выстроенных рядами. Крупные золотисто-коричневые птицы с черными пятнами, с длинными ложными когтями и острыми пронзительными глазами. Гордые, жестокие умы. Это были беркуты, самые опасные и быстрые из всех хищных птиц. У каждой птицы была своя клетка, некоторые с капюшоном, но в каждой клетке находился лихой крылатый убийца. Я прокрался на улицу и нашел орлов в двух других комнатах, а также различное оборудование, такое как перчатки, ремни, капюшоны и тому подобное. Я вернулся в первую комнату и посмотрел на свирепых птиц. Большинство из них были взрослыми особями, и на дне их просторной клетки оставалось немного мяса. Г-н Дрейссиг, по-видимому, был поклонником старого спорта королей - соколиной охоты. Но это были не соколы или сапсаны, а все золотые орлы. По-видимому, он разработал вариант обыкновенной соколиной охоты. Однажды я слышал, что после некоторой тренировки беркут может охотиться так же, как и сокол. Несомненно, это хобби было как-то связано с контактом между ним и арабскими шейхами, но здесь, в центре Рейнской области, это была загадочная и не очень очевидная нота.


Проходя через комнату, я заметил, что один из орлов смотрит на меня с необычайным интересом. Я видел соколов в действии и знал, что их когти могут сделать с плотью и костями.


Эти огромные орлы, приравнивавшие твердость к красоте, могли растерзать человека, и их леденящие кровь глаза заставляли меня дрожать. Я молча закрыл за собой дверь и остановился в коридоре, чтобы подумать, где искать дальше. Мои первые подозрения не оправдались. Мне не пришлось долго думать, потому что внезапно каменный коридор эхом отозвался эхом, идущим в мою сторону. Я спрятался где-то позади в небольшой нише и оттуда увидел сбрую на платформе по другую сторону корридора.


Один из приспешников Драйссига появился с арабом в традиционной восточной одежде и в головном уборе. Мужчина заговорил с ним по-английски. Г-н Драйссиг спрашивает Бен Кема, достопочтенного представителя Его Превосходительства Абдула бен Муссафа, не проявит ли он любезность подождать здесь. Он будет с вами через несколько минут.


Араб склонил голову, охранник хлопнул каблуками и скрылся в холле. У араба была довольно светлая кожа и два острых глубоко посаженных глаза. Судя по моему выводу из только что подслушанного разговора, что Дрейссиг и эта фигура не знали друг друга, я решил сделать смелый шаг. Я был довольно загорелым. В одежде араба я определенно смог бы выстоять среди неарабов. Я бы не смог это в палатке, полной шейхов, но здесь у меня был хороший шанс. Если бы Бен Кемат был здесь, чтобы уладить все дела к приезду своего господина и хозяина, это было бы прекрасной возможностью не только добраться до Дрейссига, но и выслушать его. Возможно, это даже идеальная возможность разобраться со всем за один присест. Я опустил Хьюго, и тонкое, как карандаш, лезвие стилета остыло в моей ладони. Мне не нравилось внезапное скрытое нападение, но я имел дело с группой парней, у которых был патент на него. К тому же надо было работать быстро и решительно. Было бы не так хорошо, если бы Бен Кемат проснулся посреди моего разговора. Я вышел из ниши, швырнул Гюго в араба, увидел, как он пошатнулся, а затем медленно опустился на пол. Он лежал, как куча тряпок.


Я поспешил, надел его одежду и потащил тело по каменному полу. Я думал о достойном и безопасном месте для него, но не понимал, как трудно втиснуть тело в броню. Это заняло слишком много времени, и когда я, наконец, закончил и закрыл козырек ремня безопасности, по моему лицу потек пот. У меня были для этого все основания, потому что я только что вернул эту чертову штуку на платформу, когда услышал шаги и увидел приближающегося высокого человека в сером костюме. Холодные голубые глаза, тщательно причесанные серо-русые волосы, стройная спортивная фигура. Лицо, слишком властное, чтобы быть красивым, тем не менее имело некоторую привлекательность. Он протянул руку и удивил меня, обнаружив, что это железо. Наверное, он тоже занимался бодибилдингом. Да, его улыбка была обезоруживающей, но немного натянутой. Но, конечно, я был критичен и понимал, что он произведет хорошее впечатление на кафедре. «Добро пожаловать, Бен Кемат, - сказал Генрих Дрейссиг на прекрасном английском. «Могу ли я предположить, что мы с вами будем следовать той же процедуре, что и его превосходительство, и я?»


Он увидел, как я нахмурился. «Я имею в виду, что мы будем использовать английский в качестве основного языка», - отметил он. «Его превосходительство не интересовали разговоры на немецком языке, а мои знания арабского, к сожалению, очень ограничены. Но мы оба говорим по-английски ».


«О, конечно», - сказал я с полуулыбкой. "Я был бы признателен". Он привел Картера в комнату, которая оказалась его кабинетом. Большая карта Израиля и окружающих его арабских стран занимала почти половину стены. По знаку Дрейссига я сел напротив. Он одарил меня очаровательной улыбкой, которая не могла скрыть хитрый расчетливый взгляд.


«Вы не похожи на типичного араба», - заметил он как бы небрежно.


«Мой отец был англичанином», - неохотно ответил я. «Моя мать вырастила меня в Северной Африке и дала мне арабское имя».


«График визита Его Превосходительства очень скромный, - сказал Дрейссиг, улыбаясь. Очевидно, он остался доволен моими ответами. «Я так понимаю, он прибудет сегодня около полуночи.


Обычные приготовления к приему золота уже согласованы, и оно прибывает незадолго до рассвета. Мои люди его разгрузят и благополучно уберут. Вы, конечно, понимаете, что только мои самые доверенные люди участвуют в наших операциях здесь, в этом доме, простите ... замке. Завтра будет возможность заняться спортом и отдохнуть. Я слышал, что его превосходительство везет двух своих лучших птиц ».


Я кивнул. Казалось, подходящее время для мудрого кивка.


«После обеда, - продолжил Дрейссиг, - мы обсудим планы наших первоначальных совместных действий».


Это было не то, что я искал. Я попытался сладкой леской посмотреть, укусит ли он.


«Его превосходительство намерено получить большую долю оперативной части», - начал я. 'Но, может быть, я не смогу


вечером участвовать в вашем обсуждении. Поэтому Его Превосходительство спросил меня, не хотите ли вы сейчас вместе со мной обсудить детали вашего плана. Он сказал, что только вы, герр Дрейссиг, можете передать вдохновляющие элементы, которые просто необходимы ».


Я похвалил себя. Это звучало неплохо для того, кто все еще оставался в полной темноте. Дрейссиг преисполнился гордости и направился прямо к цели, как один из своих орлов на откормленного цыпленка.


«С удовольствием, Бен Кемат», - сказал он, указывая длинным тонким пальцем на карту Израиля. «Вот наш враг, ваш и мой, по разным причинам. Израиль - естественный враг арабских народов, каким он был на протяжении тысячелетий. Евреи хотят править и сделать арабов своими рабами. Сегодня евреи в Германии больше не играют важной роли, но они полны решимости бороться с нами извне. Израиль - это эмоциональное сердце иудаизма. Когда это сердце пронзено, враг мертв ».


Он сделал паузу, чтобы отпить глоток воды.


«Евреи замышляют заговор извне против объединенной Германии. Они также замышляют заговоры изнутри Израиля против единого арабского фронта. Мир познает мир только тогда, когда евреи откажутся от Израиля и своих интриг против Германии. Но, и это то, что Его Превосходительство видел, евреи должны испытать свою неправильную политику на собственном опыте. Русские не будут рады помочь вам, в лучшем случае при некоторой материальной поддержке. Российская армия никогда особо не стоила за пределами России. Она не приспособлена для сражений в жару и пустынях Ближнего Востока. И американцы не помогут вам победить евреев. Они напичканы всевозможной еврейской пропагандой ».


После второго перерыва он продолжил свои планы.


«Арабскому народу нужны обученные немцами вооруженные силы, оснащенные немецким штабом. Отряд преданных арабских воинов во главе с немецкими военными гениями уничтожит Израиль раз и навсегда. Мои военные советники уже составили оперативный план. Мы применяем технологию, разработанную Роммелем, дополненную некоторыми полезными нововведениями. Мы разрезаем Израиль на три части, а затем идем против них войной. Мы скатываем эти три части одновременно и тем самым навсегда обезвреживаем их Землю Обетованную. Имя Лоуренса Аравийского исчезнет, ​​когда мои планы осуществятся. И они будут знать только о неком Генрихе Аравийском ».


Я с трудом сдерживал смех. Все это звучало ужасно серьезно. Для всех остальных это было совершенно комично, слишком комично, чтобы воспринимать всерьез. Но было ли это правильно? Я внезапно подумал о другом персонаже со странным именем Адольф Шикльгрубер, который прошел долгий путь. Слишком далекий. А потом этот Генрих Аравийский был совсем не таким уж смешным.


Дрейссиг был особенно на верном пути, и я снова внимательно его выслушал. Его глаза блестели, его голос был фанатичным. Это снова были те же лицемерные слова, которые не так давно подожгли мир. На этот раз он был замаскирован более умно, с менее острыми краями и, следовательно, вдвое опаснее. Слушая его, я отчетливо узнал старые припевы, которые были немного изменены, но все еще имели ту же мелодию. Новое вино в старых бутылках.


«Вы должны понять, - продолжал Дрейссиг, - что наше несогласие с евреями не имеет какой-либо расовой принадлежности, а проистекает из их политических устремлений, из их политической идеологии по отношению к арабским народам, а также направлено против воссоединения Германии. Поэтому мы будем двигаться по двум направлениям - здесь, под моим руководством, в политическом плане, и вы в форме военной акции против Израиля. И однажды наступит день, когда мир со священным трепетом произнесет имена Генриха Дрейссига и Абдулы бен Муссафа ».


Старое вино в новых мешках. Все свелось к этому. Я увидел через арочное окно позади меня, что на улице темнеет, и мне хотелось вытащить Дрейссига из его кресла, потому что впереди у меня было несколько важных вопросов.


«Великолепное видение, герр Дрейссиг», - прервал я. «Разве вы не говорили, что партия золота прибудет сегодня вечером обычным способом?»


«Да, на Рейджнакене, которые приходят к моему частному причалу», - сказал он.


«Отлично», - улыбнулся я. Это был очень информативный разговор, намного больше, чем мог вообразить мой ведущий-неонацист. Я подумал, как подойти к последнему вопросу, а именно: где он спрятал все это золото, когда раздался громкий звук.


Влетели трое охранников с женщиной в обтягивающей красной блузке и синих клетчатых брюках ...


Я медленно закрыл глаза и подумал о галлюцинации. Я на мгновение засомневался в себе, быстро открыл глаза, но ... красная блузка все еще была на месте.


«Мы нашли ее снаружи, она пыталась добраться до ворот и пробраться внутрь», - сказал один из охранников. Я был почти уверен, что Лиза не узнала меня в моей новой роли. Она даже не посмотрела на меня, но холодно и строго посмотрела на Дрейссига.


«Я заблудилась, и эти хулиганы схватили меня», - сказала она ледяным тоном. Грустно ей улыбнулся.


«Она могла работать с этим американским агентом», - сказал он охранникам. Отведите ее вниз в комнату пыток. Скоро мы поговорим с ней. Он повернулся ко мне. «Эти старые замки еще могут доказать свою ценность», - сказал он. «Старая средневековая камера пыток в подвале очень эффективна».


Охранник начал тянуть Лизу, но она стряхнула его и вышла сама. Я смотрел, как она исчезла с прямой спиной и высоко поднятой головой.


Лиза Хаффманн, сказал я мысленно, если они не убьют тебя, я дам тебе такую порку для твоей прелестной маленькой задницы, что ты не можешь сидеть месяц.







Глава 8






Дрейссиг попросил меня перекусить с ним перед полуночной трапезой, приготовленной в честь Бен Муссафа. Я мог думать только о Лизе, с одной стороны, я был в ярости из-за ее проклятого любопытства, но с другой стороны, я был глубоко обеспокоен ее жизнью. Дрейссиг был серьезен, несмотря на все свои нацистские стилизации и мелодраматические идеи. За всей этой гладкой риторикой и проницательной пропагандой скрывалась душа опасного диктатора. Я думал о том, чтобы вытащить Вильгельмину и выстрелить ему в голову на месте, но я боялся этого сделать. Я не знал, сколько странных взглядов он перенял от своего тайного кумира Адольфа Гитлера. Если бы его последователи были наполнены подобной философией Götterdcimmerung, смерть их лидера могла бы развязать оргию самоуничтожения и диких расправ. Лиза этого точно не переживет. И на свои шансы я тоже особо не отдал.


Нет, я бы подождал. Дрейссиг был опасен, но сначала я хотел посмотреть, насколько Бен Муссаф будет играть. Я подозревал, что араб имел в виду только одно: шанс захватить Израиль. Я был уверен, что он принял чрезвычайно привлекательные военные аспекты плана Дрейссига, но не его стойкий антисемитизм. Арабы - материалистические реалисты. Даже их ненависть к Израилю вторична по сравнению с реалистичным подходом к фактам. Даже на этом этапе были определенные группы, которые реалистично смотрели на существование Израиля. Это были непримиримые мальчики, такие как Бен Муссаф, и политические активисты, такие как Насер, поддерживали огонь. Но я очень хорошо понимал, что, когда его новый наставник будет устранен, Бен Муссаф соберет вещи и вскоре все забудет перед лицом реальности. В любом случае, попробовать стоило. Кроме того, у меня фактически не было выбора, пока я не освободил Лизу Хаффманн как можно скорее.


Я отклонил приглашение Дрейссига пообедать с ним и сказал, что лучше пойду в средневековую камеру пыток, чтобы увидеть все воочию. Он приказал одному из охранников подняться по темной зловещей винтовой лестнице. Я обнаружил, что идем мимо входа в винный погреб в еще более низкий погреб. Мы прошли ряды старых деревянных ящиков. Я с содроганием обнаружил, что это древние гробы, сложенные рядом с камерой пыток. Сама комната была освещена факелами. «Мы не используем его так часто», - пояснил охранник. Г-н Дрейссиг не считал необходимым проводить здесь электричество. Кроме того, это очень романтично, не правда ли?


"Определенно", - признал я. Вид совершенно обнаженного мужчины, прикованного цепями к стенным железам, усиливал романтический облик ...


«Он пытался ограбить герра Драйссига», - сказал охранник. «Я так понимаю, что его приговор будет приведен в исполнение завтра».


Мужчина показал следы жестокого насилия. Его грудь и руки были покрыты красными рубцами, а на животе я увидел клеймо. К настоящему времени мы достигли самой камеры пыток, и я увидел впечатляющую коллекцию орудий пыток на стенах и в центре комнаты. Помимо множества бич и кандалов, здесь были стеллажи, колеса, светящиеся печи для клеймения и выколачивания глаз, а также множество зловещих предметов.


устройства, о назначении которых я мог только догадываться.


Трое охранников отвели Лизу в центр комнаты, где в мерцающем свете факелов один из них держал ее руки за спиной, а двое других раздели ее. Я только что вошел, когда один из них снял с не черные, розовые трусики с кружевной отделкой. Глаза Лизы были полны слез, щеки были влажными и красными. Ее грудь, как я подозревал, была направлена ​​вверх и имела красивую линию с привлекательными выступающими сосками. У нее были длинные ноги, красивые бедра и гибкие икры, стройное тело и гладкий плоский живот. Идеальное дополнение для мужского тела. Я оставался в тени и смотрел, как один из охранников трогал ее сочную грудь. Лиза вырвала руку, и ногти царапали его, где могли. Охранник отпрянул, почувствовал кровь на шее и ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Она упала на колесо, двое других схватили ее и привязали к нему. Это было очень просто. Лизу привязали к колесу кожаными ремнями вокруг бедер, живота и обоих предплечий. С каждым поворотом колеса ремни натягивались, так что циркуляция прекращалась, и жертва грозила смертью.


У некоторых людей, как объяснил охранник, «почки и другие органы лопаются от давления, но все же они держатся довольно долго».


«Очаровательно», - заметил я. Они круто повернули колесо, три полных оборота. Я видел, как ремни затягиваются и разрезают восхитительный живот Лизы. Долгий вздох боли вырвался из ее рта, и я увидел дикий страх в ее глазах.


"Кто послал вас сюда?" спросил охранник. Он снова повернул колесо, и я увидел, что ремень туго натянут на ее животе. «Никто», - крикнула она. "Стоп ... о, Боже, стой!"


Он заставил колесо совершить еще один полный оборот. Красивое тело Лизы растянулось на ремнях, и она издала громкий жалобный крик, который эхом разнесся по комнате. Охранники теперь полностью сдались своим садистским наклонностям, и один из них снова повернул колесо. Крик Лизы теперь превратился в один длинный, тяжелый, всхлипывающий звук, и я видел, как ее живот дрожал от боли и сокращался, когда мышцы реагировали на сильное давление. Теперь она все время плакала душераздирающими, грубыми рыданиями. Я прятался на заднем плане, надеясь, что они остановятся и уйдут сами по себе, и у меня будет возможность вернуться позже и развязать ее. Но когда я увидел, что один из мужчин собирается снова крутить колесо, я понял, что надежда напрасна.


Прямо рядом со мной я увидел толстый железный прут, прислоненный к стойке. Я схватил его, срубил ближайшего человека и бросил его на второго охранника. Двое других были поражены тем, что они сделали так скоро. Я вонзил стержень в живот первому. Другой тоже не попал. Я ударил его по челюсти концом перекладины, и он плюхнулся на вершину своего удара. Какая мне разница. Я быстро развязал Лизу, спустил ее на землю, чтобы дать ей отдохнуть.


«Сиди спокойно», - сказал я, натягивая блузку через ее голову. Она посмотрела на меня, и в ее глазах вспыхнуло узнавание.


'Ник!' - ахнула она и тут же прижала блузку к груди.


«Не будь таким брезгливым, - хрипло сказал я. «Кроме того, нам нужно спешить. Надень свои вещи ». Она старательно одевалась, а я снимал арабскую одежду и головной убор. С меня хватит, я не мог свободно передвигаться в нем. Я взял Лизу за руку и поднялся по лестнице, но остановился у входа в винный погреб.


«Садись, - сказал я. Казалось, хорошее место, чтобы спрятаться. Я понял, что они скоро начнут нас искать. Мы заползли в темный тенистый угол, где нас окружали огромные бочки с вином.


«Мой живот», - простонала Лиза. «Это никогда не пройдет».


«Конечно, знаешь», - прорычал я. Они только начались. Я вмешался, потому что увидел, что большего вы не вынесете. Знаешь, если я вытащу тебя отсюда живым, я буду бить тебя всю дорогу по Кайзерслаутерн штрассе. Это было чертовски глупо с твоей стороны. Что, черт возьми, на тебя нашло?


«Мне очень жаль», - сказала она с сожалением. «Я только что усложнила тебе задачу, не так ли? Я хотел посмотреть, смогу ли я чем-нибудь вам помочь. У меня было ощущение, что происходит что-то опасное ».


Она всхлипнула, и я обнял ее. Она подползла ко мне. "Сможете ли вы меня простить?" - смиренно спросила она.


«Возможно, в этом нет необходимости», - ответил я. «Если я не могу придумать способ вытащить тебя отсюда, может, мне стоит оставить тебя, пока я не доберусь до подмоги.


Мы сидели здесь только потому, что поблизости была дверь, через которую я вошел в замок. Я снова взял Лизу за руку и помчался мимо бочек с вином к двум дубовым дверям. Я был рад, что моя обычная осторожность полностью не ослабла и я только приоткрыл дверь. Этого было достаточно, чтобы увидеть, что в задней части замка стояло множество стражников, некоторые из них были с ручными тележками, а другие опирались на четырехколесные плоские тележки. Они, видимо, чего-то ждали и закрыли для нас этот выход. Мы вернулись в винный погреб и заползли обратно в свой угол. Она немедленно прижалась ко мне, и ее тело было мягким и сладким в моих руках. Мои глаза скользили мимо рядов бочек, когда я пытался придумать другой способ вытащить Лизу. Внезапно меня озарил свет. Теперь я знал, что беспокоило меня в этом проклятом винном погребе.


«Это не настоящий винный погреб, Лиза, - тихо сказал я. 'Ты уверен?' - спросила она, вставая на ноги и глядя в темноту.


«Я готов много поспорить, - сказал я. «Я знал, что что-то не так, но не мог понять, что на самом деле не так. Но теперь я знаю. Взгляните на верхнюю часть бочек. Потом вы видите, что наверху бочек есть пробки ».


Лиза кивнула. «В настоящем винном погребе, - продолжил я, - часть вина разливается в чистых сернистых бочках. Это случается трижды. В третий раз бочку кладут набок так, чтобы резьбовое отверстие с внутренней стороны оказалось в вине. Это предотвращает попадание воздуха в сосуд. И ни одной из этих бочек нет на стойках стопором сбоку! »


Я подошел к ближайшему ряду. Я похлопал по бочкам со всех сторон. Вскоре мои пальцы нашли тонкий выступ в дереве и пошли по нему, и оказалось, что выступ образовал квадрат размером примерно два на два фута. Я нажал на квадрат, который уступал место одной стороне, и упал, затем просунул руку в отверстие, где не выливалось вино, и наткнулся на твердый прямоугольный предмет, покрытый мешковиной. Я нашел склад золота. В каждом бочке была такая секретная золотая камера.


Я только что вернул деревянный квадрат на место, когда мы услышали голоса и нервные шаги. Они обнаружили избитых охранников и исчезновение Лизы. Арабские бурусы, которые я оставил, естественно, давали им пищу для размышлений. Я надеялся, что они задержат обыск винногопогреба до последнего или, может быть, вообще не доберутся до него, но, к сожалению, они ворвались почти сразу. Фонари пронзили тьму и устремились к углу, где мы прятались. Пришло время: сражаться или сдаться. Поскольку последнее никогда не привлекало меня, не попробовав первое, я дважды выстрелил в фонари, услышал проклятия и увидел лучи света, сияющие вверх по беспорядочным кривым. «Будь рядом со мной, дорогая», - крикнула я Лизе. «Нам нужно спешить».


Мы достигли винтовой лестницы как раз в тот момент, когда спустились двое охранников. Вильгельмина дважды залаяла, и они оба упали с лестницы. Теперь мы были наверху, и я тянул Лизу за угол, когда прибежали шесть белых рубашек, конечно, чтобы рассыпаться по замку. Я выждал мгновение, затем побежал к главным воротам. Все, что я хотел, это чтобы Лиза шла к машине. Мы не сможем этого сделать. Снаружи прибежала целая орда. Я положил еще двух мальчиков, повернулся, и мы побежали обратно в замок.


Стены главного коридора были увешаны всевозможным средневековым оружием. Я вскочил и снял страшный предмет, который носил вызывающее воспоминания имя «Morgenstern». Он состоял из палицы с железным острием на конце длинной цепи, прикрепленной к палке. Лиза прижалась к стене, когда ко мне подошла орда. Я изо всех сил размахивал средневековым оружием. Грозная булава развернулась по широкой дуге, и я увидел, как по крайней мере четверо из приспешников Дрейссига упали с зияющими ранами, из которых хлынула кровь. Я продолжал держать оружие, когда подошел к ним. Еще три упали. Это было очень эффективное оружие. На меня напали сзади. Другие схватили меня за ноги. Я споткнулся, но был полон решимости и дальше помахать им в добрый день. Теперь их было больше, но они держались на почтительном расстоянии. Я повернул дубинку в их сторону и сразу же сосредоточился на троице, держащем меня. Я сбил одного из них резким ударом правой руки и работал над вторым, схватившись за ноги, когда что-то твердое взорвалось у меня в затылке. В


каменные стены превратились в резину. Второй удар попал мне в висок, и я все еще чувствовал себя падающим. Потом я потерял сознание.


Когда я очнулся, я увидел вокруг себя много света и услышал шумный шепот голосов. Мои запястья стали тяжелыми, и когда я посмотрел на них, то увидел, что они обернуты стальными лентами. Меня грубо подтянули. Тусклая дымка рассеялась, и первое, что я увидел, это Лиза, которая стояла рядом со мной, тоже закованная. Затем я обнаружил Дрейссига, все еще безупречно одетого, рядом с мужчиной поменьше в драгоценном халате. Бен Муссаф прибыл, и его свита шла за ним. Дрейссиг с гордостью объяснил, как они нас поймали. Рядом с Бен Муссафом стоял араб с двумя клетками, в каждой из которых сидел беркут в капюшоне.


«Завтра они станут для нас прекрасной мишенью, вам не кажется, ваше превосходительство?» - сказал Дрейссиг арабу. Бен Муссаф кивнул с серьезным лицом, но его глаза были такими же острыми и проницательными, как и глаза его орлов. У меня сложилось впечатление, что Бен Муссаф был далеко не счастлив, заметив, что посторонние проникли в убежище Дрейссига.


"Это единственные двое?" - спросил он, пристально глядя на Дрейссига.


«Мы тщательно обыскали это», - ответил Дрейссиг. «Американец был для нас занозой в течение нескольких дней. Он печально известный агент их организации AX.


Бен Муссаф хмыкнул, и Дрейссиг приказал охранникам нас увести. Пока нас уводили, я услышал, как Бен Муссаф говорил Дрейссигу, что его люди останутся с золотом на баржах, пока оно не будет благополучно выгружено. Лизу и меня заперли в стенах комнаты пыток и оставили на произвол судьбы. Я посмотрел на нее.


Я сказал.- "Вы знаете, во что я верю?" «Не думаю, что тетя Анна сегодня сходит за покупками».


Она закусила губы, и ее глаза потемнели от беспокойства.


"Что они собираются с нами делать?" спросила она.


«Я действительно не знаю», - ответил я. «Что бы это ни было, можете поспорить, что вам это не понравится. Иди немного поспи.


'Спать?' - недоверчиво воскликнула она. «Не будь глупым. Как я мог? '


'Легко. Часы.' Я закрыл глаза, прислонился головой к стене и через несколько мгновений заснул. Много лет назад и при самых разных обстоятельствах я узнал, что есть время спать и время бороться.


Оба были одинаково важны, и я научился максимально использовать их при любых обстоятельствах. Я проснулся на рассвете и улыбнулся. Рядом со мной спала Лиза. Как я и ожидал, все эти эмоции привели ее в состояние истощения. Прошло утро, а к нам никто не пришел. Был почти полдень, когда Лиза проснулась. Другой заключенный все еще был на цепи, прямо напротив нас. Он то и дело двигался, но не сказал ни слова. Помимо мягкого доброго утра, Лиза также молчала, и в ее глазах был страх. Время от времени она смотрела на меня, пытаясь пробудить в себе спокойствие и уверенность в себе, но не могла.


Был полдень, а никто не пришел. Я начал надеяться, что что-то пошло не так, но через некоторое время я услышал приближение стражников. Сначала они развязали Лизу, потом меня и голого человечка на другом конце комнаты. Нас подняли по лестнице и вывели на улицу под вечерним солнцем. К нам присоединились полдюжины мужчин, и мы оказались на холмах и, наконец, по лесной тропинке достигли широкой, пологой, безукоризненно ухоженной лужайки. Я увидел группу мужчин, стоящих на вершине склона. Был Дрейссиг в бриджах для верховой езды и Бен Муссаф в своем широком пальто. Позади него стояли трое арабов, у каждого на запястье был золотой орел. Мне стало очень неуютно. Я прекрасно понимал, что нас привезли сюда не для мирного птичьего шоу, и вскоре это стало ясно.


«Мне жаль, что мы заставили вас ждать так долго», - сказал Дрейссиг с садистским лицемерием в улыбке. «Но его превосходительство и я изменили расписание и провели встречу днем, а не сегодня вечером».


«Я думал, ты очень занят пересчетом золота», - ласково ответил я. Дрейссиг снова показал свою злую, но очаровательную улыбку.


«Нет, не будет до сегодняшнего вечера», - сказал он. «Баржи прибыли незадолго до рассвета, и, поскольку разгрузка занимает довольно много времени, мы решили подождать до сегодняшнего вечера, чтобы убедиться, что поток транспорта на реке нас не заметит».


«И я боюсь, что вы этого не увидите», - сказал Бен Муссаф, приказывая одному из сокольников повесить орла на запястье. Этим великолепным охотникам уготован очень интересный эксперимент. Они специально обучены охотиться на людей. Я пробудил интерес к этому виду спорта у господина Дрейссига, и он завоевал мое восхищение своим разнообразием: беркуты, способные выслеживать и уничтожать курьеров и легко убегать от погони. Это фантастическое изобретение. Беркут, как известно, прирожденный охотник и убийца. Он часто нападает на все, что движется, поэтому дело было не в развитии их инстинктов, а в том, чтобы их специализировать.


«Поскольку мы спортсмены, - добавил Дрейссиг, - мы даем всем троим спортивную возможность вновь обрести свободу». Он указал на группу деревьев у подножия зеленого склона, ярдах в пятистах от них. «Если вы доберетесь до тех деревьев живыми, - сказал он, - вы будете освобождены». Я улыбался, как фермер с зубной болью. Я видел как соколов, так и орлов в действии, и знал, какую возможность он нам предоставил. Бен Муссаф поднял руку, орел в капюшоне двинулся и был готов к действию. Маленького, все еще совершенно обнаженного мужчину толкнули вперед. Я увидел жалость и беспокойство в глазах Лизы.


"Давай, свинья!" Дрейссиг закричал и встряхнул маленького обнаженного мужчину. Мужчина оглянулся, его глаза внезапно ожили, и он побежал вниз с отчаянной скоростью.


"Снимите капюшон!" Бен Муссаф приказал сокольничему, и тот немедленно развязал шнуры сзади капюшона. Быстрым движением Бен Муссаф снял капюшон с головы орла, поднял руку, и орел взлетел в воздух. Я видел, как он сначала медленно парил в воздухе, описывал большой круг, а затем начинал нырять. Маленький человечек был уже на полпути по склону, и я почувствовал, как Лиза сжала мою руку. "Он сделает это!" - взволнованно прошептала она. Я ничего не сказал. Ужасная правда откроется ей в считанные секунды. Я видел, как орел упал, как бомба. Когда огромные золотые крылья приблизились к человеку, они распространились, чтобы замедлить инерцию, и животное приземлилось с вытянутыми когтями. Я видел, как когти скользили по голове человека, из которого хлынула струя крови. Мы могли слышать его крик боли, когда он схватился за голову обеими руками, споткнулся и упал. Он поднялся на ноги и снова побежал, но орел развернулся в конце своего полета и снова приближался к своей жертве, на этот раз его когти зарылись глубоко в его руки. Когда огромная птица на мгновение поднялась, она потянула за собой одну руку, даже немного приподняв человека над землей. В следующий момент когти попали в лицо и шею. Громко закричав от боли, человечек упал на землю. Орел снова упал в вихре крыльев и перьев и теперь разорвал плоть на животе. Это было отвратительное, отвратительное зрелище, как кровожадный орел продолжал ощипывать обнаженное тело, пока оно не превратилось в безжизненную массу разорванной и разорванной плоти. Наконец Бен Муссаф издал пронзительный свисток, орел навострил уши, посмотрел вверх, полетел назад и, наконец, приземлился с окровавленными когтями и клювом на запястье. Я посмотрел на Лизу. Она закрыла лицо руками. Сокольничий немедленно прикрыл орла капюшоном и вернулся в замок.


«Прекрасное зрелище, - восхищенно сказал Дрейссиг. - Теперь очередь девушки. Снимай с нее одежду ». Лиза стояла спокойно и смирилась, поскольку она была так унижена. Я знал, что произойдет. У нее не было больше шансов, чем у маленького человечка. Через несколько минут это прекрасное тело превратилось бы в кровавую разорванную тушу. Этого можно было избежать, только устранив орлов, а шансов я не видел. Но когда эта мысль промелькнула у меня в голове, я понял, что, хотя я не мог выключить орлов, они могли выключить друг друга. Они были в капюшонах до того момента, как их выпустили, потому что они рвали друг друга на части при первой же возможности. Теперь Лиза была полностью обнажена, и Драйссиг, Бен Муссаф и все остальные были заняты ее красотой.


«Обидно», - предположил араб.


«Да, но она должна заплатить за смерть Хельги», - сказал Дрейссиг. «Око за око и зуб за зуб, ваше превосходительство».


Никто не взглянул на меня, и я украдкой проскользнул за сокольничниками вместе с двумя оставшимися орлами. Я видел, как Дрейссиг схватил Лизу и толкнул ее. «Беги, - позвал он, - беги, маленькая сука». Лиза побежала и ее прекрасная


гибкая фигура восхитительно смотрелась на траве. Бен Муссаф приготовился со вторым орлом, когда я одним движением снял две крышки и издал громкий крик. Махнув крыльями, обе птицы взлетели, описали широкий круг и полетели навстречу друг другу. Они сталкиваются в воздухе с потоком перьев и крови. Они на мгновение расстались, снова атаковали, и когти и клювы яростно рвали друг друга. Они поднялись и упали одновременно, на мгновение расстались и вернулись в атаку. Кровь брызнула в воздух. Это была битва не на жизнь, а на смерть, которая происходила быстрее, чем кажется на первый взгляд. Внезапно высоко в воздухе произошло особенно сильное столкновение, и это был конец. Они упали на землю, победитель был чуть более сознательным, чем проигравший. Дрейссиг и Бен Муссаф были очарованы зрелищем не меньше меня, но теперь они смотрели на меня с яростью. Я посмотрел мимо них. Лиза исчезла из поля зрения в лесу.


«Идите за ней», - приказал Дрейссиг нескольким своим людям. "И верните ее".


«Вы обещали ей свободу, если она сможет добраться до леса», - возразил я. "У тебя вообще нет приличия и чести, не так ли?"


Ужасно ударил меня по лицу искаженным гневом лицом. Это был удар открытой ладони, но голова у меня закружилась. . Если он ожидал, что я отреагирую с трепетом и страхом, он ошибался. Я сильно ударил его в живот. Он согнулся пополам, обхватил руками живот и упал на колени. Четверо охранников схватили меня прежде, чем я успел ударить его ногой по голове.


«Уведите его, - приказал Бен Муссаф охранникам, помогая Дрейссигу подняться на ноги. Я спокойно шел с ними. Они забрали меня обратно в темницу и снова заперли запястья оковами. Час спустя было темно, а я все еще был один. Со временем я стал немного оптимистичнее. Очевидно, они не нашли Лизу. Так что, возможно, она все-таки сбежала. Наконец я начал расслабляться. Все, что мне нужно было сделать сейчас, - это задуматься, как мне самому выбраться отсюда, как я могу заполучить Дрейссига и как я могу испортить его планы. Это все ... вот только это еще не все!







Глава 9







Я внимательно следил за тем, как люди Дрейссига несли золотой груз в винный погреб. Им пришлось использовать черный вход, а винный погреб находился недалеко от камеры пыток. Я должен это слышать. Но, видимо, над этим еще не работали. По крайней мере, мои настороженные уши еще ничего не уловили - в пустоте стояла мертвая тишина. Внезапно во мне послышались звуки тихих шагов. Я вгляделся в тусклое отражение света факела и внезапно увидел красную фигуру.


"О, пожалуйста!" - воскликнул я. "Какого черта ты снова здесь делаешь?"


«Я не могла уйти одна, - сказала Лиза. «Они полностью оцепили участок патрулями, поэтому я вернулась. Ты оставил меня здесь, так что вытащи и меня сейчас же.


«Давай, - запротестовала я. "Ты пошла за мной и получила это в наказвние!"


Она улыбнулась. "Небольшое недоразумение", - ответила она. Она освободила меня от наручников. Ее глаза больше не были испуганными и апатичными, но снова холодными и самоуверенными. Я прокомментировал это.


«Я была напугана и оскорблена, а также чувствовала себя виноватой», - сказала она. «Теперь я просто в ярости».


"Где ты нашла свою одежду?"


«На траве, где они их оставили», - ответила она. Потом я увидела, что не могу пройти мимо охранников, спряталась в лесу, чуть не замерзла насмерть, а затем вернулся на лужайку, где лежала моя одежда. Я просто надела блузку и брюки ».


Она не должна была мне этого говорить. Я уже видел великолепные изгибы ее груди, прижимающиеся к узкой блузке, обнажая маленькие заостренные соски. Они были решающим стимулом вывести нас отсюда живыми и невредимыми.


«Я прошла пристань», - сказала она, вставая. «Они еще не начали переводить золото. Люди Бен Муссафа все еще охраняют лодки ».


'Сколько?' Я спросил. "Или вы не заметили эту деталь?"


«Я насчитала шесть, - резко сказала она, - по трое на каждой барже».


«Ты хороший ребенок», - сказал я. «Может быть мы сделаем вас шпионом».


«Вы понимаете, что я все еще не понимаю, что все это значит?» спросила она


когда она последовала за мной по лестнице. «Помимо того, что я открыла для себя, ты не сказал мне ничего».


«Я вам все расскажу, когда мы выберемся отсюда», - сказал я. 'Обещаю. Если мы не можем этого понять, не беспокойтесь об этом ».


Инцидент с орлами заставил меня задуматься о том, чтобы направить уловки Дрейссига против него. Так что баржи с золотом все еще стояли на пристани; Я был уверен, что золото было скрыто за обманчивым камуфляжем. И я хотел не только преследовать этих ублюдков, но и сделать добычу золота невозможной. Я остановился, когда мы дошли до большого коридора, и схватил со стены еще одно средневековое оружие, на этот раз тяжелый топор с двумя острыми лезвиями. Мне нужно было что-то бесшумное и эффективное, а именно этими качествами обладал боевой топор по преимуществу. Благодаря моему опыту обращения с гутентагом, я начал уважать и отдавать предпочтение этому средневековому оружию. На этот раз мы прокрались к входной двери, вспомнив, что задние ворота у винного погреба кишат стражниками, ожидающими золота. Несомненно, они все еще были там. У главных ворот стояла только одна белая рубашка. Я подкрался к нему и ударил его по голове плоской стороной топора. Мы бросили его в канаву после того, как я забрал у него красивый кинжал.


Когда мы поспешили к пристани, я понял, что силы Дрейссига уже значительно уменьшены мною. Я всегда гордился хорошо выполненной работой. Теперь у него было меньше мужчин, и, очевидно, он решил разместить большинство из них на границах своей собственности, чтобы не дать Лизе сбежать. Тем не менее я действовал с особой осторожностью. Я почти чувствовал успех и не хотел, чтобы он проходил мимо меня. Баржи были пришвартованы сцепленными друг с другом на плоской пристани. Я видел четырех арабов, которые ходили туда-сюда по баржам. Двое других, вероятно, спали где-то в лодках.


«Подползем на животе», - сказал я Лизе. «Мы должны подойти к ним как можно ближе, прежде чем нанести удар». Это была темная ночь, за которую я был благодарен. С Лизой позади меня, мы медленно и осторожно продвигались вперед дюйм за дюймом. Когда мы были всего в нескольких ярдах от пристани, я вручил ей топор.


«Этим вы перерезаете веревки, которыми баржи пришвартованы к причалу. Не обращай внимания на то, что я делаю. Так что разрежьте эти причалы, чтобы баржи оторвались ».


Я подождал, пока ближайший араб отвернется от меня и направится к корме баржи. Я сделал один большой прыжок и бесшумно приземлился на подушечки ног. Кинжал, который я взял у стражника, был у меня в руке, когда я приземлился на палубу баржи. Я быстро расправился с первым арабом и спустил его на палубу. Второй только что обернулся и обнаружил меня в тот момент, когда кинжал пролетел по воздуху и вонзился ему в грудь. Он пошатнулся и попытался обеими руками вытащить лезвие из груди. Я стоял рядом с ним до того, как он упал, а также опустил его на палубу, вытаскивая кинжал из его тела. Третий, как я и ожидал, крепко спал в рубке баржи. Я проследил, чтобы он не проснулся ... Я слышал, как топор ударил по натянутой веревке, и почувствовал, как баржа начала двигаться, когда веревка порвалась. Трое арабов на следующей барже тоже услышали это и обернулись. Мой кинжал снова попал в араба. Я видел, как он упал. Двое других спрыгнули с баржи и побежали по берегу в сторону замка. Я не пытался их остановить; Я спрыгнул с баржи как раз в тот момент, когда оборвалась вторая веревка, и лодку тут же снесло с дока. Лиза уже перерезала первую линию второй баржи, когда я взял у нее топор и позаботился о втором.


«Поплыли», - сказала она. Я ухмыльнулся, и мы наблюдали, как вторая баржа тоже уплыла и присоединилась к первой, медленно плывя по реке.


"Что с ними происходит?" - спросила Лиза.


«Их несет течение, и рано или поздно они попадут в мыс, пирс или, может быть, даже на корабль. Но можно поспорить, что какой-нибудь порядочный гражданин вызовет речную полицию. Если они пойдут исследовать груз и выяснят, что это на самом деле, у них в руках будет чертова куча золота, может быть, на миллион долларов. Ни Дрейссиг, ни Бен Муссаф не могут на это претендовать. Тогда им придется ответить на множество сложных вопросов ».


Лиза хихикнула. «Очень мило», - сказала она.


«Вернемся в замок», - сказал я. «Мне еще есть чем заняться.


Я обнаружил это позже, но замок уже был в полном беспорядке


р. Два арабских охранника лодок побежали к Бен-Муссафу и рассказали о случившемся. Бен Муссаф посетил Дрейссига.


«Тупица», - крикнул он здоровяку. «Вы жалкий дилетант. Я принесу тебе больше миллиона золотом, а ты выбросишь его. Как вы могли позволить этому случиться? Двух офицеров, мужчины и девушки, достаточно, чтобы убить всю вашу организацию ».


«Этот человек - очень опасный полицейский, - защищался Дрейссиг.


«Но у него нет сообщников», - прогремел Бен Муссаф. «Вы хотели вести кампанию против израильтян? Вы хотели объединить арабский мир? Вы думали, что войдете в историю как политический и военный гений? Это смешно после того, что произошло. Если вы не можете лучше руководить даже этой частью битвы, вы не тот человек, который приведет арабский мир к победе над евреями ».


«У вас нет права так со мной разговаривать, - воскликнул Дрейссиг.


«Я отказываюсь от этого дела», - сказал Бен Муссаф. 'Я


не верю больше в свои способности ».


«Вы не можете отступить сейчас», - пригрозил Дрейссиг. «У тебя намного больше золота».


«И я приберегу это для кого-нибудь более эффективного», - ответил араб. Ужасно протиснулся мимо Бен Муссафа и позвал его охрану.


«Арестуйте его», - сказал он, указывая на Бена Муссафа. «Отведите его в башню, он будет там заперт до дальнейшего уведомления».


«Ты сумасшедший», - крикнул араб, когда охранники схватили его.


«А ты заложник - мой заложник», - сказал Дрейссиг. «Я буду держать тебя в заложниках, пока не получу все необходимое мне золото. У вас есть сыновья в вашей стране. Им придется за вас заплатить. И ваши подданные тоже. Забери его. '


Когда мы с Лизой добрались до замка, мы прокрались через ров в темноте и нашли вход в подвал. Новости о случившемся распространились со скоростью лесного пожара. Охранники говорили об этом открыто и взволнованно, и, пока мы с Лизой прятались за перилами, мы все подробно слышали.


«Проблемы в Эдемском саду», - сказал я. Лиза подавила приступ смеха. Мы выскользнули из укрытия и помчались по коридору. Я хотел схватить Дрейссига, но сначала спрятал Лизу в комнате. Это не сработало из-за крысы, настоящей крысы на четырех лапах. Он был высокой и седой, и внезапно выбежала прямо перед нами. Лиза отреагировала, как и все женщины на крыс. Она громко вскрикнула и сразу поняла, что натворила. Я сразу услышал приближающиеся шаги. Нас обоих снова не поймали. Я выскочил из ближайшего окна, схватился за карниз и прижался к нему. Я слышал, как они забрали Лизу. Я подождал, пока мои пальцы перестанут сжимать его, затем подтянулся и бросился в коридор.


Я пошел Дрейссигом. Я был полон решимости сделать это, так как услышал, что он заключал в тюрьму Бен Муссафа и убил двух других арабов. Он был не только опасен, но и все более нестабилен. Я займусь Лизой позже. Но оказалось, что я найду ее с Дрейссигом. Я уже был возле его кабинета, когда услышал крики Лизы за закрытой дверью. Я бросился к двери и, когда она распахнулась, увидел, что Дрейссиг толкнул девушку на диван. Он сорвал с ее тела одежду и беспомощно держал ее под собой, держа ее обе руки длинными мускулистыми пальцами. Когда я ворвался внутрь, он встал, схватил Лизу и держал ее перед собой, как щит.


Едва дойдя до стола, он взял открывалку для писем и направился к центру комнаты. Я ожидал его следующего шага и готовился к нему. Внезапным движением он бросил Лизу в свою сторону, надеясь, что я автоматически попытаюсь поймать ее и потерять равновесие. Вместо этого я отошел в сторону, схватил Лизу за руку и толкнул ее обратно на диван, используя принцип центробежной силы. Когда Дрейссиг напал с ножом для вскрытия писем, я уже был на позиции. Я нырнул под нее, схватил его за руку и перевернул. Он закричал и уронил оружие, врезавшись в стену. Когда он отскочил от стены, я резко его поймал. Это заставило его споткнуться и столкнуться в коридоре. Я сразу же побежал за ним, но он сумел подняться и отпрянул к стене, у которой стояло несколько длинных алебард. Я увидел, что он задумал, подошел к нему и обнял его за колени. Он позволил обеим рукам сильно ударить меня по затылку, и на мгновение у меня закружилась голова. Он освободился, когда я упал лицом вниз, и я услышал


что он снял с крюка одну из алебард. Я быстро перевернулся, когда он направил шип в мою сторону. Я вскочил на ноги и увернулся от еще одного опасного выпада. Теперь он зажал длинную палку под мышкой и ждал возможности перекрестить меня. Я прижался к стене и позволил ему думать, что он контролирует меня. Он выпал, и я повернулся на бок так, что алебарда только разорвала мою рубашку. На этот раз я схватил длинную палку, отскакивающую от стены, и вырвал ее из хватки Дрейссига. Оружие было слишком тяжелым и очень неуклюжим. Я уронил его и перепрыгнул к Дрейссигу.


Его губы были сжаты и мрачны, когда он резко ударил меня прямо. Я заблокировал удар, попытался нанести удар слева и обнаружил, что он тоже хороший боксер. Но меньше всего я хотел, чтобы поединок по боксу был бесполезным. Я был удивлен, что некоторые из его мальчиков все еще не прибежали. Я повернулся и оказался под его прикрытием, резко повернув налево к его грудной клетке. Я видел, как он съежился и задел левый бок. Я взял его левую руку, увернулся от ложного правого и бросил его на землю. Он лежал неподвижно. Я повернул его голову взад и вперед. Ничего не было сломано, но он был без сознания. Я поднял глаза и увидел Лизу, стоящую в дверях. Она быстро оделась. Когда я посмотрел на нее, я увидел, как она открыла глаза, я увидел предупреждение, формирующееся на ее губах. Я знал, что возможности развернуться нет. Я упал вперед и сел на корточки, когда удар Дрейссига пронесся над моей головой. Сила атаки приземлила его на меня, и я упал еще дальше, но при падении повернулся и приземлился на спину. Я заметил, что Дрейссиг был совсем не без сознания. Ублюдок обманул меня. Он прыгнул на меня, но я нанес сильный удар. Я почувствовал, как его грудина треснула, когда моя нога коснулась его, и он упал назад. Я встал и пошел за ним. На этот раз уловок больше не будет. Я ударил его тем, что ему не понравилось. Он пытался прикрыться, но после удара


левой мужчина опустил руки, а правой я ударил его в челюсть. Я услышал треск костей. Он упал и лежал, его лицо искажалось болью и пеной на губах. Я протянул руку и потянул его за рубашку. Показалась длинная алебарда, и я увидел, что произошло. Он упал на острую верхушку алебарды. Пик практически пронзил его тело между лопатками. Генрих Драйссиг был мертв. Феникса нацизма больше не было ...


Я все еще задавался вопросом, почему ни один из охранников Дрейссига не явился, чтобы помочь ему, когда я почувствовал резкий запах гари. Я посмотрел на Лизу. Ее глаза были широко открыты. По коридору клубился черный дым. Я побежал к лестнице и увидел пламя, бушующее в большом зале. Старые столы, стулья и прочая мебель были сложены для разведения огня. Гобелены и транспаранты на стенах загорелись. В мгновение ока строительный стиль старого замка вызовет огромное тягу вверх. Жар и дым достигали всех коридоров и альковов. Теперь я понял, почему никто из его друзей не появился. Он приказал им поджечь его.


Я был прав в своем предположении, что он будет подражать своему кумиру в своей шумихе Götterdämmerung. Я отверг это и, к сожалению, забыл. Как-то не укладывалось в ход событий. Он решил взять Бен Муссафа в заложники для получения новых партий золота. Зачем ему бросать все это в бессмысленном море пламени? Я вернулся к Лизе.


«Дрейссиг сказал вам что-нибудь, когда привел вас сюда?» Я спросил. "Что-нибудь, что может быть интересно?"


«Он сказал, что изнасилует меня перед отъездом», - ответила она.


«Перед тем, как он ушел отсюда», - повторил я. Это не похоже на то, что он намеревался сам погибнуть в огне. Было что-нибудь еще?


"Ну, когда он ... когда он ..."


«Прекрати эту штуку», - крикнул я.


«Когда он лег на меня, - выпалила она, - он сказал, что возьмет меня с собой, но я буду мешать ему. Он сказал, что у него будет достаточно проблем с арабом и его драгоценными птицами ».


Теперь это стало похоже на что-то. Дрейссигу пришла в голову мысль, что все это было передержано. Слишком много ошибок, слишком много его хулиганов, знающих свои тонкости, слишком много возможностей, чтобы оказаться в опасности со стороны приятелей Бен Муссафа. Он бы все это отпустил


Сжечь его, чтобы создать впечатление, что он тоже умер. Но на самом деле он намеревался исчезнуть с Беном Муссафом в качестве заложника, чтобы начать все сначала. Я услышал кашель Лизы и почувствовал, как резкий дым проникает в мои легкие. Замок задыхался от рокового дыма. Скоро поднимется палящий дым. Если Дрейссиг планировал сбежать, у него наверняка был выход.


«Останься здесь и закрой дверь», - сказал я Лизе. «Я собираюсь отпусить Бен Муссафа».


Я привязал платок к лицу и нащупал путь сквозь дым к лестнице. Там было ужасно душно, и я почувствовал, как мои легкие расширяются. Когда я поднимался по лестнице, жара была невыносимой. Дым в башне был не очень густым, но это был лишь вопрос времени. Я нашел дверь в камеру и заглянул в замочную скважину. Бен Муссаф сидел в тюрьме и выглядел глубоко обеспокоенным. Я открыл затвор, и он выбежал.


«Драйссиг мертв, и замок вот-вот превратится в гигантскую печь», - сказал я. «Если я не найду выход, мы все сгорим заживо. Следуй за мной. '


Бен Муссаф кивнул, в его глазах появилась смесь благодарности и напряжения. Буквально через несколько мгновений дым уже сгустился, и стало жарко. Я с трудом спустился по лестнице и наощупь пошел по коридору к комнате, где ждала Лиза. Она держала дверь закрытой, и воздух внутри, хотя дым уже просачивался сквозь дверные щели, все еще был относительно хорошим. Мы могли дышать и разговаривать. Но с каждым мгновением смерть приближалась.


«Дрейссиг намеревался исчезнуть», - сказал я. «Где-то должен быть секретный выход».


"Это могло быть где угодно!" - воскликнула Лиза. «В этом дыме его невозможно найти. Кроме того, с чего нам начать?


«Ты прав, это может быть где угодно, но это маловероятно», - сказал я, кашляя. «Вы сказали, что он намеревался забрать Бен Муссафа и его драгоценных птиц. Это означает, что он, вероятно, планировал забрать их по дороге. Давай ... у нас есть один шанс, и нам нечего терять, воспользовавшись им ». Я пошел впереди и упал на колени, чтобы ползти по земле. Это не было большим улучшением, но имело значение, потому что дым имеет тенденцию подниматься. Но даже каменный пол стал горячим. Мне показалось, что у нас есть минуты три, чтобы найти выход. Мне удалось найти первую комнату, где обитало большинство орлов, и я почувствовал ободрение, когда увидел, что дверь закрыта. Мы открыли его и вдохнули относительно свежий воздух закрытой комнаты. Обе боковые стены были скрыты за старыми клетками и оборудованием, но задняя стена оказалась чистой. Стену покрывали несколько прекрасных деревянных панелей под сводом свода. «Нажмите на все панели», - приказал я.


Бен Муссаф и Лиза выполнили мой приказ и прижались к панелям. Вдруг, когда Лиза нажала где-то внизу, в стене появился проем. Я пошел по узкому коридору. Даже в этой круто спускающейся винтовой и частично винтовой лестнице стены уже были горячими. Наконец он подошел к узкой двери. Я сначала прикоснулся к нему, чтобы проверить температуру. Я напомнил остальным, что Дрейссиг хотел уйти намного раньше; но к счастью дверь оказалась на ощупь относительно прохладной. Я толкнул, и мы оказались в длинном коридоре. Я увидел в его конце другую дверь и, толкнув ее, почувствовал прохладный вечерний воздух. Мы быстро вышли наружу, и я увидел, что коридор увел нас под землю ярдов в ста от замка.


Я почувствовал руку Лизы в моей, когда мы повернулись, чтобы посмотреть на горящий замок. Пламя просачивалось из крестовых окон повсюду, вплоть до бойниц на крышах башен. Казалось, что средневековая армия осадила замок, и в некотором смысле так оно и было. Армия средневековых идей осаждала его, дискредитировала идеи о высших людях и расистские мифы, о первородном грехе и предполагаемых врагах человечества.


"Где ты припарковала машину?" - спросил я Лизу. Я не мог сдержать смех сейчас. Это звучало так, будто мы только что вышли из кино.


«По дороге», - сказала она. 'Пойдем со мной.'


Теперь я обратился к Бену Муссафу. Свирепые глаза араба были пронзительными, но неуверенными.


«Я благодарю вас за свою жизнь», - сказал он. «Я бесконечно благодарен тебе, хотя, конечно, понимаю, что я твой пленник».


Я ожидал этого


этот момент должен был наступить, и я долго думал об этом. На самом деле не было никаких мотивов для задержания Бена Муссафа, хотя я был уверен, что смогу придумать что-то, основанное на заговоре, возможно, даже на соучастии в убийстве. Но это уже не имело значения. Я решил позволить ему бежать. Это продемонстрировало бы щедрость Запада и готовность прощать и забывать. И, прежде всего, это будет урок, который он не скоро забудет.


«Можете идти, - сказал я. Я увидел удивление в его глазах. «Я только советую вам с этого момента выбирать друзей более тщательно и для лучших целей. Вы делаете ставку не на того коня. В вашем районе живут гораздо более симпатичные еврейские мальчики. Проверьте это, и вы станете хорошими соседями ».


Бен Муссаф ничего не сказал, но понял. Он поклонился, повернулся и ушел. Я взял Лизу за руку, и мы пошли к машине. Все приспешники Дрейссига исчезли. Не стоило их подбирать. Всегда найдутся другие, готовые служить любому господину ...







Глава 10






Когда мы вернулись во временный дом Лизы, на столе лежала записка от ее тети.




Дорогая Лиза,


Миссис Беккер попросила меня приехать и остаться с ней на несколько дней. Хотя ты не вернулся вчера вечером, я все равно решил уйти. Я вернусь поздно вечером в пятницу.


Тетя Анна ».




"У вас есть где-нибудь убежище?" - застенчиво спросила Лиза. «Да», - сказал я. 'Вот.'


Ее спокойный, уверенный взгляд изучал меня. «У меня есть предчувствия на этот счет», - сказала она. «Не волнуйся», - усмехнулся я ей. «Ты в безопасности, насколько это возможно».


Она подумала на мгновение и приняла предложение.


«Я собираюсь принять душ и переодеться», - сказала она. «Я чувствую себя копченой ветчиной».


- Тогда моя очередь. Пока ты принимаешь душ, я позвоню своему боссу в Штаты. Он платит ... так что не паникуйте.


Я смотрел, как она вошла в спальню. Ее груди восхитительно двигались под красной блузкой, которую едва сдерживал бюстгальтер. Я сел и попросил встретиться с Хоуком. Я позвонил ему только после того, как принял душ и освежился. Лиза застилала мне постель и сама спала на диване. Мы просто спорили о том, кто сядет на диван, когда зазвонил телефон. Это был Хоук.


«Арабы финансировали Дрейссига», - сообщил я ему. «Особенно некий Абдул бен Муссаф».


"Финансирование?" - раздался голос Хоука. Для тех, кто имел привычку говорить монотонно, он уделял много внимания последнему слогу.


«Финансировано», - повторил я. «Драйссиг мертв, а Бен Муссаф собрал чемоданы и вернулся домой. О, еще кое-что, - сказал я. «Западная Германия обогащена золотыми слитками на миллион долларов, которые были найдены на двух баржах в Рейне».


«Хорошая работа, N3», - сказал Хоук. «Вы превзошли самого себя. Теперь у тебя может быть перерыв. Возьми завтра выходной. А потом возвращайся послезавтра ».


"Только завтра?" - воскликнул я. «Не балуй меня так. Трех-четырех часов более чем достаточно ».


Молчание Хоука говорило о многом. «Хорошо», - сказал он. «Когда ты хочешь вернуться? Как вы думаете, когда она вам надоела?


«В эти выходные и никогда в таком порядке», - сказал я.


«Хорошо, но убедитесь, что вы приедете в субботу. Или домой, если это удобно. Тогда у меня может быть что-то важное для тебя.


Он повесил трубку, и я повернулся к Лизе. «У меня передышка до субботы. Потом я вернусь в Штаты, - объявил я.


«Вы исчезнете здесь самое позднее в пятницу днем», - сказала она. «До того, как вернется тетя Анна».


На Лизе был голубой халат и больше ничего, насколько я мог судить. С большинством женщин я бы уже знал, где я стою. Лизу, однако, понять было невозможно. Она была очень красивой и очень желанной. Она также была очень сочувствующей, и, если это было неправильное решение, было трогательно, что она пришла за мной. Я не хотел безрассудно разрушать чертовски приятные отношения. Поэтому я решил вести себя хорошо и в любом случае не рисковать причинить ей боль.


«Вы ложитесь на кровать, а я на диван, и больше никакой ерунды», - сказал я. Она встала и пошла в спальню. Она остановилась у двери, и халат распахнулся настолько, что обнажила длинную красивую ногу. Я подумал о ее нагой красоте,



когда она бежала по лужайке. «Спокойной ночи, Ник», - последовал ответ.


«Спи спокойно, милая», - ответил я. Она выключила свет, и в комнате стало почти темно. Мебель отражала свет уличных фонарей на углу. Я как раз потянулся, когда услышал, как открылась дверь, и она опустилась на колени передо мной. Даже в полумраке я мог сказать, что она выглядела серьезной.


"Кто ты на самом деле, Ник?" - мягко спросила она. «Ты все еще не сказал мне об этом».


Я протянул руку и притянул ее к себе. «Я тот, кто хотел бы поцеловать тебя», - сказал я. 'И кто ты?'


«Тот, кто хотел бы, чтобы ты его поцеловал», - сказала она. Ее руки обвились вокруг моей шеи, и халат распахнулся. Мои руки нашли ее устремленную вверх, молодую и энергичную грудь. Розовые соски тут же выскочили, когда мои пальцы ласкали их, и ее губы были той же медовой мягкости, которую я пробовал раньше. Только вот на мою давили страстно. Ее плечи были обнажены, когда халат соскользнул с нее, и она прижалась грудью ко мне, все еще стоя на коленях рядом с диваном. Я поднял ее и уступил место ее длинному гибкому телу, которое соответствовало ямкам и изгибам моего тела. Сначала она колебалась в любовной игре, но когда я исследовал ее тело, ее красивые длинные ноги раздвинулись и повернулись ко мне, чтобы получить еще. Ее руки теперь тоже ласкали, а ее груди прижимались к моим рукам, чтобы их можно было коснуться.


«О, Ник, Ник, - пробормотала она. «Никогда не останавливайся ... ни сегодня, ни завтра ... пока тебе не придется уходить». Я взял ее, и она ответила с восхитительным нежным рвением юноши. Во второй раз она была так же готова, нежна и восхитительна.


Мы встали только для того, чтобы поесть, но большую часть этих двух с половиной дней провели в постели. Восхитительное чувство юмора Лизы приправило наши занятия любовью.


В пятницу днем ​​было слишком быстро. Я оделся и ушел до того, как тетя Анна вернулась домой. Мне было жаль оставлять ее. Ухаживать за девушкой, которая ценит вас и как человека, и как соседа по постели, - просто приятное занятие.


"На каком самолете вы вылетаете завтра?" - спросила она у двери.


«В десять часов от Темпельхофа», - ответил я.


«Я буду там», - пообещала она.


«Необязательно, - сказал я.


«Да», - сказала она, ее глаза плясали.


Я вышел из дома, снял номер в отеле на ночь и пожалел, что не смогу придумать способ снова увидеть Лизу. Я проснулся рано и добрался до аэропорта. Он был занят, и незадолго до моего отъезда я увидел, как она идет ко мне сквозь толпу. На ней был элегантный костюм бирюзового цвета, и она снова отличалась беззаботностью.


'Что происходит?' - спросил я немного грубо. «Мне нужно сесть сейчас».


«Меня задержали в пути», - сказала она, идя рядом со мной. Я отдал свой билет кассирше и выглядел удивленным, когда она тоже вытащила билет.


'Что ты задумал?' Я спросил.


«Я лечу домой», - сказала она, взяв меня за руку и направившись к самолету. Я остановился.


"Как это домой?" - подозрительно спросил я.


«В Милуоки», - холодно сказала она. «Давай, ты задерживаешь людей».


Я последовал за ее гибкой высокой фигурой вверх по лестнице и сел в самолет. Она немедленно села и похлопала по стулу рядом с собой.


«Подожди минутку», - сказал я. Как насчет Милуоки? Ты сказала мне, что ты немка ».


«Я никогда этого не говорила», - ответила она с разочарованным взглядом, когда я обвинил ее в чем-то подобном. Действительно, когда я подумал, я не мог вспомнить, чтобы она когда-либо говорила это так многословно.


«Я немецкого происхождения», - сказала она. «И я навестила свою тетю здесь. Вы просто предположили, что я из Гамбурга или Дюссельдорфа или еще чего-нибудь.


«Я спросил вас, где вы узнали все эти американские выражения», - сказал я.


- И я вам это сказала. Я смотрю много американских фильмов ».


"В Милуоки?"


"В Милуоки!"


«Вы сказали, что выучили английский в школе».


«Верно», - сказала она, удовлетворенно улыбаясь.


Я присел. «Если бы в этом самолете не было так много людей, я бы тебя забыл», - сказал я ей.


«Ты сможешь сделать это, когда мы будем в Нью-Йорке», - сказала она, и ее глаза снова стали танцевать. «Обещаю, что помогу. Вы можете обращаться ко мне, как хотите ».


Я чувствовал, что я снова с ней


и усмехнулся. Это был бы отличный полет назад. Выходные неожиданно показались очень радужными.






* * *






О книге:





Неонацисты в Западной Германии внезапно добиваются больших успехов на выборах. Их лидер представляет себя новым фюрером. О нем мало что известно, но одно можно сказать наверняка: у самих неонацистов не было денег, чтобы сделать возможной свою тотальную избирательную кампанию.


Кого интересует новая нацистская эпоха?


Кто таинственный финансист, стоящий за кандидатом в фюрер?

Во время своих поисков Ник Картер впервые встречает соблазнительную блондинку, которая делает стриптиз в старом замке на Рейне.


======================


======================


======================



Живая смерть . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский


Ник Картер


Живая Смерть


Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки.



I


Букингемский дворец и «птицы», мини-юбки и величие, традиции и Твигги, Карнаби-стрит и Кингс-Роу. Это то, что я видел, та странная cмесь, которой является Лондон сегодня. Я гулял по улицам «Колосса на Темзе» и пришел к одному выводу. Мини-юбка родом из Лондона не случайно, не случайно, это не блуждающий ветер моды. У английских девушек для этого есть ноги и бедра, а главное - походка. Я знаю; Я наблюдал за ними весь день, с тех пор как прибыл в аэропорт тем утром и обнаружил, что Денни нет дома. Еще не время убивать, так что я убивал время.

У английских девушек есть походка, способ поразить. Они разговаривают ногами. Они говорят; «Эти прекрасные ноги, они мои, и они могут быть твоими, если я захочу, чтобы они были». В некотором смысле, я невольно подумал, эти ноги и бедра были физическим подтверждением Великой хартии вольностей двадцатого века. «Я англичанин, я свободная душа и я сам себе хозяин», - как бы говорили они. «У меня есть право носить короткую юбку, ходить куда хочу, спать с кем угодно, будь проклят король, корона и простолюдины». Я обменялся взглядами с одной свободно раскачивающейся, длинноногой красавицей, ее мини только прикрывал низ ее раскачивающейся маленькой задницы.

«Было бы хорошо, - сказал я себе, - если бы я хоть раз смог провести неделю в Лондоне, не будучи на задании для AX». Просто старый я, Ник Картер, а не агент N3, работаю. И эта поездка должна была заставить меня с тоской смотреть на всех открытых, прямых молодых людей. В этой поездке я чувствовал себя уткой в ​​тире. Вот почему я потратил лишний день, чтобы увидеть Денни, но обнаружил, что ее нет дома. Конечно, согласно Хоуку, мне не следует так себя чувствовать, и, честно говоря, нельзя игнорировать шестое чувство старого лиса. У меня чертовски хорошие антенны, нопо сравнению с Ястребом они строго кристально чистые. За этими стальными голубыми глазами, за спокойной невозмутимой внешностью скрывается набор антенн, звуковых плат и сенсибилизированных реакторов, которым позавидовал бы межзвездный пост подслушивания. Посмотрим правде в глаза, вот что делает Хока лучшим руководителем AX. Он проницательный, сообразительный, находчивый и сверхъестественный. Прогуливаясь по Трафальгарской площади, я снова увидел эту сцену в офисе Хока в штаб-квартире AX в Вашингтоне. Это было всего день назад, но вряд ли я это забуду.

Хоук запомнил меня своим мягким, небрежным выражением лица, своим мягким подходом. Мы работали вместе столько лет, что ему было сложно найти тактику, которую я не мог распознать.

«Послание неоднозначное, я признаю, Ник, - сказал он. «Женщина позвонила нашему источнику и сказала, что у нее есть что-то чрезвычайно важное, и она будет говорить только с главным агентом AX. Она организовала сложную процедуру встречи, которую я вам описал».

«Очевидно, она чувствует, что находится под наблюдением», - продолжил я. «Но вы понятия не имеете, что это могло быть. Это могло быть даже мистификацией».

Хоук снисходительно улыбнулся, его улыбка говорила мне, что я по-детски думал, что он не подумал об этом. Я улыбнулся в ответ. Я не был ребенком, и он это знал.

«Она могла бы быть предварительным агентом для кого-то, кто хочет сбежать, возможно, ее мужа, известного человека», - продолжил он. «Или, возможно, она сама. Может быть, у нее есть ценная информация, которую можно продать. Она может даже быть тем, кто хочет работать на нас, кем-то в деликатном положении. Или, честно говоря, это может касаться любого количества вещей».

Вот тогда я и бросил свою точку зрения, признаюсь, с некоторым сомнением.

«Что, если это хитрая установка, чтобы убить лучших агентов AX, в частности меня?» Я спросил. Хоук долго молчал. Наконец, он разжал губы и прокомментировал. Отдайте ему должное за его бескомпромиссную честность в Новой Англии, даже когда это было больно.

«Это возможно. Я должен это признать», - сказал он. «Но я не думаю, что это вероятно. Наш источник всегда был самым надежным. Мы должны исходить из предположения, что женщина может дать нам что-то очень ценное и попросила о встрече».

Я ждал, что он подбросит мне мяч. Он сделал.

«Но если то, что ты подумал, правдоа, Ник, - сказал он, - тогда еще важнее, чтобы ты немедленно положил конец подобному».

Он улыбнулся, чертовски довольный собой, что мне пришлось расплыться в улыбке вместе с ним. Итак, я оказался в веселом лондонском городке на том, что могло быть мистификацией, очень важной встречей для Америки или смертельной ловушкой. Я все еще склонялся к последнему и ждал, что ошибаюсь в этом случае. Однако удача мне не мешала. Отсутствие Денни на весь день после того, как мне удалось приехать на целый день раньше, было более чем разочаровывающим. Денни Робертсон была больше, чем воспоминание. Она была особенной страницей из прошлого. Мы познакомились несколько лет назад, когда она была намного моложе, чем я думал. Сразу стало очевидно, что она не из тех кто

встретится и превратится в воспоминание. Я не из тех, к кому легко добраться женщинам. Я всегда был твердо убежден, что девушкам, девушкам, любящим настоящую любовь, ожидающим у ограды, не место в жизни международного агента. Девочки, если не считать этого, занимали чертовски большое место. Они были лучшим проклятым способом стереть все уродства, вкус смерти, проблески ада, из которых состояло это дело. Но Денни Робертсон отличалась от всех остальных. Не то чтобы она могла заставить меня изменить свое мнение о месте девочек в моей жизни или что она пыталась, но она достигла меня так, как никакая другая девушка никогда не могла. Как я уже сказал, она была намного моложе, чем я думал. Я обнаружил это в ту ночь, когда мы занимались любовью. Я также узнал, насколько она талантлива от природы. Через день меня отозвали, и после короткого перерыва мы оба остались как двое меломанов, услышавших только половину симфонии. Они оба отчаянно хотят услышать вторую половину.

Список девушек, которые мне нравились и которые я оставил по той или иной причине, составлял целую милю. Краткие перерывы были неотъемлемой частью моей жизни. И некоторые, конечно, оставались в памяти дольше, чем другие, каждый по своим причинам. Но только с Денни Робертсоном я ощутил синдром незавершенной симфонии, чувство необходимости вернуться. Не то чтобы у нас были идиллические отношения. Пару раз она называла меня всевозможными именами, и ее характер и ревность совпадали. В письмах, которые она писала мне с тех пор два или три раза в год, она никогда не была сентиментальной, никогда не была никем, кроме подруги. Но она выразила словами отголосок того, что я чувствовал. Она никогда не могла забыть ту ночь или меня. Все, что с тех пор для нее было второстепенным, она написала в одном письме. Я мысленно видел ее тонкий, тонкий почерк.

Когда ты собираешься зайти ко мне снова, Ник? Почему такие незабываемые абсолютные гнили, как ты? Пожалуйста, попробуй. Я знаю, что это будет только мимоходом, и я, без сомнения, ужасно разозлюсь на тебя из-за чего-то другого, но попробуй. Кто знает, может, ты исправился и стал очень симпатичным парнем.

Я пытался несколько раз, и мы всегда теряли связи. Денни не из тех, кто сидит и смотрит в пространство. Она была типичной англичанкой, выросла на больших деньгах и всм, что можно было купить. Закрытые школы, балетные курсы, академии верховой езды и лучшие британские джентльмены в качестве эскорта. Но у нее также были вещи, которые нельзя купить за деньги - воспитание, честность, интеллект. Денни чувствовала себя как дома в мини-юбке, джодхпурах или вечернем платье - подвиг, с которым могут справиться немногие девушки. Откровенные, открытые британские девушки, которые беззастенчиво проявили ко мне интерес, когда я проезжал мимо, не могли знать, что их шансы были еще меньше из-за этих воспоминаний. Я увидел телефонную будку и снова позвонил Денни. Мне оставалось до двух часов ночи ждать телефонного звонка, первый шаг в процедуре связи. Было бы намного приятнее, если бы я ждал с Денни. На этот раз к телефону ответил голос, который открыл шлюзы памяти.

"Я не верю в это!" она ахнула по телефону.

«Поверьте, - сказал я. «Я нахожусь в отеле« Гор », правда только прохожу туда. Я думал, мы сможем встретиться через несколько часов».

"Пошло все к черту!" она выругалась. Денни могла выругаться, как гренадерский гвардеец, и заставить это звучать ужасно правильно. «У меня танцевальный ужин, который я должна посетить - в школе, где я преподаю».

"Ты теперь школьный учитель?"

«Это школа верховой езды, - быстро сказала она, - но я ускользну пораньше - как можно ближе к десяти».

«Замечательно», - сказал я. «Я буду ждать в своей комнате».

"Ник!" - спросила она, поспешно добавив: «Как дела?

«Я изменился», - засмеялся я. «Я старше, более зрелый. Я тот самый симпатичный парень, о котором вы писали. Разве вы не этого хотите?»

«Я не уверена», - сказала она с задумчивостью в голосе. «Кроме того, я не верю тебе. О, Ник, будет так здорово увидеть тебя снова. Сегодня вечером -в десять».

Я вышел из телефонной будки и увидел только высокую, царственную девушку с темно-рыжими волосами, каштановыми, как она всегда это называла, с кремово-персиковым цветом лица. Я пошел прямо на ужин в хороший ресторан, и хотя мне не очень нравится есть в одиночестве, я полностью наслаждался едой. Возможно, потому что я был не один. Денни и воспоминания о ней были почти физическим присутствием. Ужин тоже был чертовски хороший: петушок-порей, жареные говяжьи ребрышки с йоркширским пудингом и хороший бренди. Я вернулся в свою комнату, растянулся на кровати и вкратце ознакомился с процедурами контакта, которых нужно придерживаться позже ночью.

Женщина должна была позвонить мне в два часа ночи и использовать идентификационный код, который она сама придумала. Как только это будет выяснено, она даст мне дальнейшие инструкции о том, где с ней встретиться. Бренди все еще был со мной, и я закрыл глаза. Думаю, в течение дня я ходил больше, чем предполагал, потому что заснул почти мгновенно. Меня разбудил звонок телефона. Мгновенно взглянув на часы, я увидел, что было ровно десять часов.


Я ответил, ожидая голоса Денни. Это была девушка, но точно не Денни. Фактически, для того, кто ожидал точного, безупречного английского Денни, голос был грубым шоком для уха - плоский, несколько гнусавый, характерный диалект, который я узнал как ливерпульский акцент. Часто говорят, что акцент англичанина показывает гораздо больше, чем ту часть страны, из которой он родом; это довольно точное руководство по его образованию, социальному и экономическому образованию. В полудюжине слов моя звонившая представилась тем, что англичане называют девушкой из рабочего класса, или, возможно, кем-то еще.

"Мистер Картер?" - нерешительно сказал голос. «Можете ли вы пройти в вестибюль? Планы изменились».

"Какие планы?" - спросил я, моя от природы подозрительная натура вышла на первый план.

«Планы на вашу встречу», - сказала она. «Я здесь, в вестибюле. Вы можете спуститься? Время важно».

"Кто ты?" - спросил я.

« Не важно», - сказала она. «Меня зовут Вики. Меня послали отвезти вас в новое место встречи. Пожалуйста, спуститесь».

Я согласился спуститься вниз и обнаружил, что она все еще стоит возле телефона, маленькая фигурка с круглой грудью, искусственная блондинка, сексуальной формы под слишком узким красным платьем. У нее было круглое молодое лицо, и я предположил, что ей не больше двадцати одного года. Ее круглая грудь была сделана еще выше и округлее благодаря бюстгальтеру на платформе, который натянул платье почти до предела. Под макияжем и краской чувствовалась скрытая щепетильность, которую нельзя было скрыть. Ее руки нервно теребили маленькую блестящую кожаную сумочку. Я не считал ее вульгарной. Она просто выглядела неплохо, что не редкость для многих девочек. Я видел, как ее глаза, голубые, смотрели на меня, невольное одобрение в ее взгляде.

"Что все это значит, Вики?" Я улыбнулся ей.

«Я ничего не знаю», - сказала она. «Я знаю только, что отвезу тебя куда-нибудь, и мне сказали сказать, что планы изменились. Мне сказали, что ты поймешь».

Я прокрутил это в уме и пришел к одному выводу. Все это с самого начала было странным, окутанным тайной и неуверенностью. Никто не знал, что, почему и кто. Изменение планов вписалось в картину. Чтобы еще раз проверить ее, я бросил ей еще одну.

"Вас послала женщина?" - резко спросил я.

«Мужчина», - нерешительно ответила она. Я пронзил ее задумчивым взглядом, на который она равнодушно ответила.

«Это все, что я знаю, дорогой», - сказала она с оттенком вызывающего тона. Я ей поверил. Она была посыльной. Тот, кто стоял за этим, не сказал ей ничего, кроме непосредственных инструкций.

«Хорошо, кукла», - сказал я, взяв ее за руку. «Я пойду с тобой. Я просто хочу на секунду остановиться у стола».

Я собиралась оставить записку для Денни, но прежде, чем мы подошли к стойке регистрации, я увидела, что Дэнни вошла, сияюще красивый в белом атласном вечернем платье и богатой красной бархатной накидке. Она увидела меня в тот момент, когда я увидел ее, и я увидел, как ее карие глаза смотрели на Вики, стоявшую рядом со мной. Ее губы с тонкими краями сжались, а глаза сузились. Я видел, как ее гнев взлетел до небес. Это всегда происходило мгновенно, и я должен был признать, что это выглядело так, как будто я собирался на свидание с Вики.

«Я могу объяснить», - сказал я, пытаясь предотвратить взрыв. «Я позвоню тебе завтра и объясню тебе все».

Она остановилась прямо перед нами, и ее глаза вспыхнули, когда она посмотрела на меня. Я видел, что за гневом была боль.

«Я уверена, что к тому времени вы придумаете что-то абсолютно гениальное», - сказала она, ее слова были покрыты льдом. Она всегда выглядела такой великолепной, когда злилась. «Но не звони, потому что я не буду слушать. Я вижу, ты нисколько не изменился. Ты все еще тот кот на двух ногах».

"Денни, подожди!" Я крикнул ей вслед, но она уже выходила за дверь после того, как бросила на меня один из тех взглядов, которые я мог знать. Я взглянул на Вики и мысленно выругался. Не было вопросов, что я хочу делать, и не было вопросов, что мне делать. Я толкнул маленькую блондинку в дверь, заметив мимолетное выражение лукавого, стервозного удовольствия, которое отразилось на ее лице. Хотя на самом деле она не имела к этому никакого отношения, ей нравилась роль превосходства над другой женщиной. Это было рефлекторное действие, встроенная в женский организм.

"Она твоя птичка?" - прокомментировала она с нарочитой мягкостью. «Мне кажется, объяснить ей это немного проблематично».

«Она не моя птичка», - грубо сказал я. «Она старый друг. Где твоя машина?»

Она указала на маленькую машину, стоящую у обочины, и я проскользнул рядом с ней, чувствуя, что могу раздавить ее.

«Господи», - воскликнула Вики, взглянув на меня. «Вы занимаете так много места». В ее взгляде снова был намек на интерес, взгляд, который говорил, что при других условиях, в другое время, в другом месте она была бы более чем дружелюбной. Я сидел тихо, глядя, как проходит Лондон. Она ехала по набережной Виктории, через центр города, мимо рынка Биллингсгейт и старой башни.


Я сидел мрачный и неприступный. Она не обратила внимания на свое платье, которое сидело у нее на коленях. Ее ноги, немного короче икры и толстые бедра, через пять или больше лет станут короткими и коренастыми. Прямо сейчас у них было достаточно молодости и твердости, чтобы источать грубую сексуальность. Пока мы ехали, я задал ей еще несколько вопросов, просто чтобы посмотреть, что они могут вызвать.

"Я еду на встречу сейчас?" - небрежно спросил я.

«Господи, ты настойчивый», - с жаром воскликнула она. «Я же сказала вам, что вообще ничего не знаю, и в этом вся суть».

"Ты немного нервничаешь, не так ли, Вики?" Я усмехнулся.

"Что, если да?" - возразила она. «Я просто делаю свою работу, вот и все. Задавая мне чертовски много вопросов, это ничему не поможет».

Она повернула «Солнечный луч», когда мы подошли к большой табличке с надписью «Королевские доки Альберта». Она направила маленькую машинку на узкие улочки первой из секций дока, улицы, которые вели мимо складов, ряды ящиков, тюков и судов, горящих огнями, освещающими ночную разгрузку. Лондонские доки, в отличие от других в мире, не выступали из Темзы, а состояли из пяти огромных искусственных территорий, удаленных от реки и к которым можно было добраться по узким проходам. В этих огромных комплексах Лондон мог одновременно принимать более сотни океанских лайнеров и грузовых судов. Вики пропустила машину через участки, наполненные светом и деятельностью, заехав в темную, пустынную и тихую местность. Суда, пришвартованные там, были одинаково тихими и темными, очевидно вышедшими из строя. Я почувствовал, как меня охватил предупреждающий озноб, волосы на затылке начали подниматься. Это был верный знак неприятностей и опасности. Этому не было объяснения. Назовите это экстрасенсорным восприятием, шестым чувством, опытом, назовите как хотите, но это была внутренняя часть меня, которая не поддалась рациональному объяснению. Я был чертовски рад этому, поймите меня правильно, но время от времени даже я задавался вопросом, почему он работает так безотказно. Прямо сейчас, например, не было причин, чтобы он начал тикать. Было логично, что запланированная встреча состоится в каком-нибудь темном, глухом месте. Весь бизнес по самой своей природе был темным и секретным. Этого следовало ожидать, и все же я чувствовал это чувство надвигающейся опасности, предчувствие того, что сейчас двенадцать часов и все не так хорошо. Я нащупал Вильгельмину, мой «Люгер», надежно укрытый в наплечной кобуре. Это было обнадеживающе. Вдоль моего правого предплечья, в кожаных ножнах, тонкий стилет «Хьюго» добавлял уверенности.

Вики остановила машину, выглянула в окно, и в темноте я увидел, как она нервно жевала губы.

«Это то место», - сказала она. «Пирс 77». С одной стороны вырисовывался темный корпус грузового судна, он гигантски вздымался в ночи. На противоположной стороне дока выстроился низкий плоский склад. Полдюжины ящиков и ящиков стояли на краю у корпуса корабля.

«Ты первая», - сказал я. «Я выйду за тобой».

"Я?" - сказала она одновременно пугающим и вызывающим голосом. «Нет, дорогой. Я сделала свою работу. Я не выберусь потом отсюда, из этого жуткого места».

«Ты выуходишь», - сказал я, кладя руку ей за спину. Она посмотрела на меня, и я увидел, что ее глаза округлились и расширились от страха. То, что она увидела в моем, испугало ее больше. Она распахнула дверь и вышла из машины. Я был прямо за ней, и я просто выпрямился рядом с ней, когда раздались выстрелы, два, может, три. Они просвистели мимо моего уха и с глухим стуком ударидись в машину. Вики закричала, и я бросил ее на землю вместе с собой. Несмотря на ее ужас, я видел, как она протискивалась под машину. Я лежал спокойно лицом вниз. Это произошло слишком быстро, чтобы я мог видеть, откуда стреляли, за исключением того, что отмечу, что они летели с разных сторон. Только тот факт, что я вышел из машины рядом с Вики и слился с темным силуэтом машины, помешал им попасть прямо в цель. Они и так были далеко от нее. Если я попытаюсь встать и бежать, меня прострелят за секунды. Я продолжал лежать неподвижно, как мертвец.

Через минуту я услышал приближающиеся шаги, одну пару шагов. Они были осторожны и компетентны. Я мысленно воссоздавал то немногое, что смог уловить из пятна. Темный корпус торгового судна был ближе всего ко мне, сразу за рядом упаковочных ящиков. Шаги прекратились, и рука наклонилась, чтобы перевернуть меня. Конечно, в другой руке будет пистолет, я позволил ему безвольно перевернуть меня наполовину, а затем, прижавшись пятками к булыжнику пристани, я бросился в перекат, схватив его за лодыжки всем весом моего тела. Его ноги подкосились, и он повалился на меня. Я услышал выстрел пистолета и пронзительный вой пули, отлетевшей от тротуара с близкого расстояния. Прежде чем он успел встать на колени, я добрался до ряда упаковочных ящиков и нырнул за них.


Я услышал, как в ящики попали еще две пули, и теперь я увидел, что на противоположных концах дока стояли еще два человека, всего трое. Я низко пригнулся за ящиками и побежал вдоль дока, пока не оказался рядом с трапом, спускавшимся в сторону торгового судна.

Я запрыгнул на него и помчался вверх, темное пятно на фоне черной массы корпуса. Им потребовалось полминуты, чтобы разобраться со мной, и тогда я стал паршивой целью. Их выстрелы были безумными, и я прыгнул на палубу. Они будут преследовать меня, я тоже это знал. Я был на затемненном судне. Я мог спуститься в трюм и спрятаться от них. Может, они и не найдут меня там, но это может быть и верная смертельная ловушка. Я предпочел оставаться на открытом воздухе, где я мог маневрировать. Я подбежал к мостику и лег на живот. Мне не пришлось долго ждать, пока три темных фигуры не поднялись по трапу и вышли на палубу. Они сразу же разошлись, и мои мысли о том, чтобы застрелить их, положили конец их выстрелам. Я наблюдал за одной головой на корме, другой на носу. Третий начал подниматься по трапу к мосту. Я позволил Хьюго упасть мне на ладонь и лечь. Как только его голова появилась над верхней ступенькой, он увидел меня и начал поднимать руку с пистолетом. Но я ждал его, и Хьюго полетел со смертельной скоростью. Я слышал, как он споткнулся, когда стилет глубоко вонзился ему в шею. Он начал падать назад, но я был на ногах, поймал его и потащил на мост. Я взял Хьюго и спустился по ступенькам на главную палубу. Присев, я пошел вперед. Второй обыскивал каждую стрелу, каждую палубную лебедку и вентилятор. Мне удалось подойти к нему достаточно близко, так что, когда он увидел меня, между нами было не больше шести футов. Я нырнул, поймав его в ловушку, но моя цель тишины не удалась. Он произвел один выстрел, который, хотя и промахнулся, оглушительно разорвался на бесшумном судне. Удар отбросил его назад к шипу палубы, и я услышал кряхтение от боли. Он был больше, чем другой, тяжелее. Я схватился за пистолет, и когда он соскользнул с шипа, мы столкнулись.

Он прижался ко мне, его рука прижалась к моему лицу. Я повернулся и коротко ударил вправо, только задев его челюсть. Он попытался откатиться, но я остался с ним. Я слышал приближающиеся шаги. Я схватил руку и повернулся, чтобы обнаружить, что он был силен как бык. Ему удалось оторваться от меня, и я почувствовала его руки на моем горле. Я ударил его коленом в пах, и он, задыхаясь, отпустил меня. Другой подошел, но, как я надеялся, не сможет выстрелить в две темные фигуры, борющиеся на палубе. Я почувствовал, как его руки хватают мою куртку, чтобы оторвать меня от своего друга. Я позволил ему, и когда он поднял меня, я поймал другого ударом, который попал прямо в его челюсть. Я чувствовал, как поджимается челюсть, а он лег неподвижно. Повернувшись назад и потянувшись в сторону, я ударил бедром, и он растянулся. Он подошел с пистолетом в руке, но Вильгельмина была готова. Она залаяла один раз, и он упал боком через чурку.

Я не стал их искать. Я знал, что они ничего не раскроют. Они были профессионалами. Их молчаливая и эффективная манера поведения подсказывала это. Все было кончено, и это все, что я знал. Кто их послал, кто они такие, были ли они причастны к исходному сообщению AX, остались без ответа на вопросы. Произведено достаточно выстрелов, чтобы привлечь лондонских бобби или Темзу из Скотленд-Ярда, которые патрулируют набережную и доки. Я начал спускаться по трапу, когда увидел маленькую фигурку, выходящую из-под солнечного луча. Я забыл о маленькой Вики в суматохе событий. Когда я подъехал к ней, у нее загорелся двигатель, и машина включила передачу, когда я вмешался и выключил зажигание. Я почувствовал, как ее зубы впились мне в запястье. Было больно, но вместо того, чтобы оторваться, я прижался к ее рту, откинув ее голову назад. Она отпустила с криком боли, и я схватил ее окрашенные светлые волосы и толкнул ее через сиденье. Я держал ее за горло одной рукой, и ее глаза начали выпучиваться больше, чем от страха.

«Не убивай меня», - умоляла она. «О, Господи, пожалуйста! Я не знала об этом, я не знала!»

"Кто они?"

«Черт побери, я не знаю», - выдохнула она. "Это правда."

Я увеличил давление. Она бы закричала, если бы могла. Все, что она могла сделать, это наполовину прошептать слова.

«Я делала только то, за что мне платили», - сказала она. «Я говорю тебе правду, Янк». Я вспомнил ее крик ужаса и удивления, когда первые выстрелы чуть не убили меня. Я расслабился, чтобы она могла говорить, и слова вырвались из нее.

"Они никогда не говорили, что что-то подобное произойдет. Боже, клянусь тебе, дорогая. Они просто дали мне деньги и сказали, что тебе сказать и куда тебя отвести. Это было намного больше, чем я мог заработать. в год. Вот, смотрите, я вам покажу ".

Она потянулась к своей сумочке, но застыла, когда моя рука сжала ее руку.


«Я пойму», - прорычал я. Я больше не рисковал. В маленьком кошельке не было оружия, но была пачка банкнот. Я протянул ей сумочку. Она почти рыдала.

«Я не могла отказаться от этого», - сказала она. «Я не могла. Но я бы сделала, если бы знала, что они задумали что-то вроде этого».

Я не был уверен в этом последнем, но это было неважно. Она искренне боялась, и не только меня. От всего этого ее трясло. Я видел много хороших актрис, но вы можете сказать настоящие вещи. По сути, она была тем, что я пришел к выводу ранее, обманщицей, пешкой, хитрой маленькой птичкой, способной быстро нанести удар, не задавая лишних вопросов. Но с ней каким-то образом связались, и она еще не рассказала мне об этом. Я снова положил большую руку ей на шею, и ее глаза тут же расширились от страха.

"Как вы познакомились с этими людьми?" - прорычал я. «Никаких разговоров, куколка. Ты на очень тонком льду».

«Меня познакомил мой парень», - быстро сказала она. «Я работаю в пабе Jolly Good Pub, и он много там тусуется. Он сказал мне, что я могу заработать много денег, сделав одолжение некоторым мужчинам, которых он знал».

«Как его зовут? Твой парень».

«Тедди. Тедди Ренвелл».

«Тогда мы собираемся навестить твоего парня Тедди», - сказала я, взглянув на часы. Был только час. У меня было время вернуться в отель. «Но сначала мне нужно кое-что сделать. Я буду вести машину».

Я хотел быть в своей комнате и ждать, когда наступит два часа. Если телефонный звонок не состоялся, это могло означать, что я все время был прав в том, что все это было ловушкой. Или это могло означать, что кем бы они ни были, они добрались до женщины, которая изначально звонила. Но если оно пришло, было чертовски важно, чтобы я его получил.


II


Вики тихонько сидела рядом со мной, пока я ехал на маленькой машине по улицам Лондона. Я заметил, что ее взгляды на меня были смесью опасения и некоторого рода сдержанного восхищения. Через некоторое время она стала открываться.

"Вы немного не в порядке в крайнем случае, не так ли?" - прокомментировала она. Я оставил замечание, не отвечая.

Она снова замолчала еще на долгое мгновение.

"Что ты собираешься со мной делать?" - спросила она чуть позже.

«Ничего, если ты говоришь правду», - ответил я. «И мы узнаем это, когда мы навестим твоего парня. Но пока я не буду в этом уверен, я буду уберегать тебя от неприятностей».

Последовала тишина. Я чувствовал, как она пытается решить, идти ли ей спокойно или попытаться сорваться. Она продолжала поглядывать на меня, и у нее было более чем достаточно уличной мудрости, чтобы правильно прочитать партитуру. Кроме того, в ней было достаточно слизи, чтобы использовать все, что можно для самозащиты.

«Держу пари, что и в остальном ты неплох», - сказала она, бросив на меня хитрый взгляд искоса.

«Может быть», - сказал я. "Хотите узнать?" Двое могли сыграть в ее маленькую игру, какого черта.

Я могла бы », - сказала она, сразу же обретя уверенность в том, что я попался на удочку. Ее ум был настолько низкопробным, что мне стало почти стыдно.

«Может быть, хорошо разобраться в этом», - сказал я. «Но сначала мне нужно дождаться телефонного звонка».

Она откинулась назад, и я почувствовал, как напряжение уходит из нее, будучи уверенным, что она приобрела определенную степень безопасности с помощью старинного женского оружия.

Когда мы подошли к моему номеру в отеле, мои часы показывали без пяти два. Вики послушно села в мягкий стул, позволив мне хорошо рассмотреть ноги. Ровно в два часа ночи зазвонил телефон. Это снова был женский голос, но на этот раз акцент, который описал Хоук, был сильным, русским или славянским. Я полностью запомнил идентификационный код, который она установила, и ждал.

"Вы пришли ко мне?" - спросил женский голос.

«Я пришел повидать тебя», - повторил я.

"Почему?"

«Потому что ты хотела, чтобы я пришел».

"Почему я хотела, чтобы ты пришел?"

«Потому что миру нужна помощь».

Раздался почти неслышный вздох облегчения, а затем голос с сильным акцентом продолжился.

«Вы поедете в Альтон. Идите вдоль западного берега реки Вей. В четверти мили над Альтоном вы найдете весельную лодку. Возьмите ее и гребите в сторону Селборна. Остановитесь у второго каменного моста. На рассвете в шесть часов утра, я встречу тебя там. Ты ясно понимаешь?»

"Прекрасно", - ответил я. Телефон отключился и отключился. Но звонок доказал три очень важных вещи. Во-первых, исходное сообщение для AX действительно было законным. Во-вторых, женщина была еще жива, а в-третьих, за ней внимательно наблюдали. Тот, кто наблюдал за ней, знал о ее звонке AX и решил переиграть его, дождаться моего прибытия и прижать меня. Теперь вопрос был в том, доберутся ли они до нее раньше меня. Все зависело от того, как скоро они узнали, что их ловушка для меня дала обратный эффект. Я повернулся к Вики.

«Снимай чулки, милая, - сказал я. Она посмотрела на меня с нерешительностью в глазах, а затем, пока я смотрел, она встала, приподняла платье, чтобы расстегнуть пояс с подвязками. Под белыми скромными трусиками у нее был круглый животик.

«Я возьму их», - сказала я, потянувшись за чулками. В ее глазах мелькнула внезапная неуверенность с оттенком опасения. "Зачем?" она сказала. "Что ты собираешься делать?


Я думал, мы собираемся стать более дружелюбным, дорогая ".

Она все еще там качала головой. Я мысленно усмехнулся.

«Ответ на этот вопрос все еще« может быть », - сказал я. «Прямо сейчас мне нужно куда-то идти, и я хочу быть уверенным, что ты будешь здесь, когда я вернусь».

Я привязал ее к стулу с прямой спинкой, используя чулки, чтобы надежно связать ее лодыжки и запястья. Женские чулки отлично скрепят ее на короткое время. Они тонкие, но крепкие. Я сунул ей в рот кляп с платком, стараясь убедиться, что он достаточно тугой, чтобы она оставалась тихой, и достаточно расслабленной, чтобы она не задохнулась.

«Не открывай дверь», - сказал я ей, уходя. Ее глаза смотрели на меня поверх кляпа. Чтобы добавить страховку, я повесил табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ» на внешней стороне двери и поспешил вниз. Было без четверти три, и у меня не было времени терять зря. Маленький Sunbeam Imp Вики тоже не был Aston-Martin.

Улицы Лондона теперь были пустынны, если не считать нескольких девушек, которые, , все еще бродили. Альтон находился к югу и немного западнее от Лондона, и я ехал по Олд Бромптон-роуд через Кенсингтон и Челси. Когда я выезжал из Лондона, движения было мало и почти не было. Я надавил на маленькую машинку и вздрогнул, когда двигатель начал работать. Вездесущие повороты английских проселочных дорог держали меня в полной боевой готовности, когда я проезжал дорожные знаки с очень английскими названиями Бруквуд, Фарнборо, Олдершот.

Когда я подошел к нему, Альтон спал и молчал. Я нашел блуждающую реку Вей, на самом деле не более чем большой спокойный ручей, и убрал машину с дороги под грозди крепких дубов. Я пошел по западному берегу и увидел, что небо начало намекать на приближающийся рассвет. В инструкциях женщины не упоминался английский туман, который вдоль реки был густым и постоянным. Мне пришлось идти медленно, чтобы случайно не попасть в реку. Время от времени туман поднимался достаточно, чтобы я мог заглянуть на несколько футов вперед. Это было именно в таком перерыве, что я избежал падения рядом с гребной лодкой, припаркованной на полпути к берегу. Я оттолкнулся в воду и начал грести. Затуманенный, тихий, единственный звук - тихий плеск весел в воде - я был в своем собственном мире. Приближалась серая заря, но туман не рассеивался. Это займет солнце, которое в Англии редко выжигало до середины утра. Затем, едва заметный впереди, я увидел арку пешеходного моста через реку и мельком увидел тяжелые камни, образующие арку. Я прошел под ним, гребя немного быстрее.

У меня болят глаза от попытки вглядеться в туман. Пройдя примерно треть мили, я смутно различил еще один пролет моста. Когда я прошел под ним, я увидел, что это деревянный мост с деревянными перилами и стенками из бревен. Я продолжал грести, а затем, сделав поворот, я увидел еще один арочный мост, призрачный, неземной субстанции, отбрасываемой туманом. Достигнув моста, я увидел камни, образующие арочные стены. Только дорожка была обшита деревянным настилом. Я остановил лодку и стал ждать в тихой, окутанной водой реке. Мои часы показывают шесть часов. Я считал прошедшие минуты. Два, три, пять, десять. Я поинтересовался. Неужели они до нее добрались? Затем я услышал звук погружающихся в воду весел. Я вытащил Вильгельмину и держал ее в руке. Другая лодка, как мне сказали мои уши, идет вверх по реке и должна пройти под мостом, чтобы добраться до меня. Постепенно лодка начала материализоваться, более призрачная форма, чем что-либо еще. Все, что я мог видеть, это вертикальная фигура человека, сидящего на веслах. Лодка остановилась на некотором расстоянии от меня, голос через воду был тем же самым, с которым я разговаривал по телефону. Очевидно, женщина выбрала это место из-за тумана. Она хотела убедиться, что я ее не вижу.

«Хорошо, вы пришли», - сказала она. Во всяком случае, ее личный акцент был сильнее. По ее голосу я догадался, что она не молодая женщина.

«Во-первых, вы должны что-то понять», - сказала она намеренно медленно, чтобы подчеркнуть. «Я не предатель. Вы это понимаете?»

«Мне пока нечего понимать», - ответил я.

«Я знаю, что они наблюдают за мной», - продолжила она. «Я слишком свободно говорила о своих чувствах. Они могут решить отправить меня в любой момент. Вот почему мне пришлось устроить эту встречу».

Я решил пока ничего не говорить о покушении на меня. Она явно не знала, как пристально за ней наблюдают. Если я расскажу ей, что случилось, у меня появилось ощущение, что она может замолчать и улететь. Женщина передавала великие внутренние мучения даже в своем туманном, бесплотном голосе.

«Я бы не предала свою страну, понимаете?» - снова сказала она. «Вы не должны задавать мне никаких вопросов, которые могли бы сделать это. Я скажу вам только то, что я решила вам сказать. Ясно?»

Мысль о том, что она предательница, ужасно беспокоила ее. Похоже, она больше меня пыталась убедить себя в том, что она не была предательницей. Я хотел, чтобы она с этим справилась. И скоро станет светлее, и Бог знает, какие еще сложности,что тогда могут начаться неприятности.


«Я пойму, когда ты скажешь мне, что хочешь сказать», - ответил я. "Предположим, вы начинаете с самого начала.

«Я просто не могу больше сидеть и смотреть, как это продолжается», - сказала женщина. «Эти люди имеют ценность для мира превыше всего. Я не могу видеть это иначе».

"Какие мужчины?"

«Это ужасная вещь», - сказала она. «Я долго думала об этом, прежде чем принял решение».

Она ничего не сказала дальше. Выстрел расколол туманный воздух, и я увидел, как ее фигура бесшумно рухнула вперед лицом вниз в лодку. Я нырнул на дно своей лодки, когда второй выстрел попал в деревянное сиденье. Кем бы он ни был, он был чертовски хорошим стрелком, и у него была винтовка. В этом тумане он был слишком точен для ручного пистолета. Лодка плыла к мосту, где он, очевидно, находился. Через мгновение он сможет выстрелить прямо в меня. Мои пальцы нащупали край планширя. Сильно надавливая мышцами ног, я наполовину подпрыгнул, наполовину перевернулся на бок. Его выстрел отправил осколки из планширя в том месте, где раньше была моя рука, но я уже был под водой. Полностью одетый, я знал, что у меня не так много времени под водой, и направился к мосту, всплыв под ним, как только мой ветер утих. Я ходил по воде, прислушиваясь к шагам наверху по деревянной дорожке маленького моста. Он уже сообразил, куда я пойду, и приближался к концу пролета. Я поплыл в том же самом конце, чувствуя себя в мокрой одежде, как будто к мне привязаны мешки с цементом.

Там, где мост спускался к берегу, я прижался к плоской нижней стороне пролета, все еще в воде, но на самом краю нижней стороны моста. Я услышал, как камень скатился по воде. Он осторожно спускался по набережной. Я застыл там, и ждал. Дульный конец винтовки показался первым, когда он осторожно подошел к кромке воды. Затем он появился, присев на корточки, его глаза искали в тонком тумане, плывущем под мостом. Это был стройный жилистый мужчина, одетый в цельный комбинезон. Оттолкнувшись от нижней части моста, используя силу плечевых мышц, я прыгнул на него. Он обернулся на звук, но я была на нем, схватив его за талию. Он потерял равновесие и скатился с берега в реку, а я держалась за него. Винтовка выскользнула из его руки и сразу утонула. Я ударил его кулаком по лицу, и он попятился в воде. Он быстро и неглубоко нырнул и попытался подняться подо мной. Мне удалось отойти, и он снова оказался на поверхности передо мной. Мы ударили друг друга, и я почувствовал боль от его удара, почувствовал, как моя голова откинулась назад. Я снова замахнулся, и он снова ударил меня. Его цельный комбинезон, не промокший насквозь, подчеркивал разницу. С таким же успехом я мог привязать к рукам гантели. Он тоже это знал, и он подошел ко мне, ступая по воде и раскачиваясь. Я прыгнул в воду. Даже если я пойду к берегу, он все равно будет иметь преимущество на берегу. Мои руки уже устали. Я снова отступил и нырнул, обхватив обеими руками его правую ногу и потянув за собой. Иногда я плавал на длинные дистанции. Я надеялся, что он нет. Плюс тот факт, что я его быстро схватил. У него не было времени глубоко вздохнуть. Он обрушивал мне удары по спине, но под водой они были не более чем безобидными ударами. Я вцепился ему в ногу, сгорбившись, как краб, цепляющийся за рыбу. Он использовал удары, пытаясь ускользнуть, а мне оставалось только держаться. Его борьба быстро ослабла, и теперь мои легкие горели. Внезапно я почувствовал, как его тело обмякло. Я продержался еще пять секунд, а затем отпустил и выскочил на поверхность. Я взмыл в воздух за секунду до того, как мои легкие были готовы взорваться. Его тело плыло рядом со мной, и я вытащил его на берег вместе со мной.

Я расстегнул молнию на комбинезоне и стал обискивать. Как я полагал, ничего не было. Но под комбинезоном у него на кожаном ремне висела транзисторная рация. Становилось все более очевидным, что они, кто бы «они» ни были, они не прогадали. Мужчина прикрывал женщину все это время, пока остальные пытались пригвоздить меня. Когда я появился, он знал, что что-то пошло не так. Несомненно, он немедленно связался по рации со своим центром и получил приказ действовать. Это была профессиональная команда, и от их методов пахло русскими. Русские многое узнали о шпионаже со времен Второй мировой войны, и хотя они по-прежнему довольно жестко относились ко всему, что требовало воображения, они были достаточно эффективны в такого рода операциях. Туман рассеялся достаточно, чтобы я увидел, что обе лодки плыли на дальний берег. Я перебежал через мост и поспешил к женщине. Конечно, она была мертва. Я знал это в ту минуту, когда он сделал первый выстрел. Я забрался в лодку и посадил ее. На ней было светло-коричневое пальто поверх простого платья с принтом. ее лицо, широкое славянского типа, было обрамлено седыми каштановыми волосами.


Я предположил, что это женщина лет сорока пяти. Кошелька не было, ничего, чтобы ее опознать. Затем мой взгляд упал на расстегнутую подкладку пальто. Внутри была вшита именная бирка. «Мария Доштавенко», - говорилось в нем. Это имя запечатлелось в моей памяти. Я осторожно опустил ее тело на дно лодки. Мне вдруг стало жаль эту женщину. Ее беспокоило то, что она хотела мне сказать. Она была женщиной, которая пыталась делать то, что считала правильным. Таких было не так уж много.

Я почувствовал, как внутри меня поднимается гнев. Когда я греб обратно к тому месту, где оставил машину, мои мысли метались, и мои планы кристаллизовались. Я бы не стал связываться с Хоуком и рассказывать ему, что случилось. Пока нет, пока не получу что-нибудь еще. Я мог бы просто увидеть суровое, неодобрительное выражение его лица, эти стальные глаза, если бы я доложил сейчас. Они чуть не убили меня, они застрелили контактера, и я до сих пор не имел ни малейшего представления, что, черт возьми, все это было. Но в моем гостиничном номере все же ожидало маленькое светлое блюдо. Она была моей единственной оставшейся ведущей, она и ее парень. Я направил «Санбим» обратно в сторону Лондона, когда стало светло, и утренние машины начали заполнять дороги. Любой, кто видел мою машину, решит, что я ужасно опаздываю на работу.


III


Вики все еще была там, аккуратно связанная. Я оставил ее такой, пока сбрасывал пропитанную водой одежду, позволяя ей смотреть, как я раздеваюсь, наслаждаясь благодарным взглядом в ее глазах. Высушив и переодевшись в новый костюм, я развязал ее. Судя по состоянию чулок, я понял, что она не просто сидела спокойно.

«Черт возьми, мне больно», - сказала она, потирая запястья. «И мой рот кажется полным ваты».

«Иди в ванную и освежись», - сказал я ей. «Смочи запястья холодной водой. Это вернет кровообращение. Затем мы собираемся навестить вашего парня, Тедди».

«Он будет спать в этот час», - возразила она. «Тедди всегда спит по утрам».

«Это утро будет другим», - лаконично сказал я.

Она встала, и я смотрел, как она расстегивает красное платье, быстрым движением закидывая его через голову. У нее была круглая молодая фигура, которую я ожидал, с той неприкрашенной сексуальностью, округлая грудь, высоко приподнятая бюстгальтером, округлый живот и короткая талия. Она пошла к ванной, бросив на меня взгляд, который спросил, интересуюсь ли я больше. Я улыбнулся и смотрел, как она подошла к двери ванной. Она увидела, что улыбка была жесткой и холодной, а манящий взгляд в ее глазах исчез. Она закрыла дверь в ванную.

Я сел и вытянулся в мягком кресле, двигая мускулами по-кошачьи, используя систему мышечного расслабления, которую я обнаружил много лет назад в Индии. В дверь постучали. Вероятно, это было обслуживание номеров, но когда я открыла, моя рука была готова нарисовать Вильгельмину. Это не было обслуживание номеров. Это была высокая девушка с темно-рыжими волосами, великолепным лицом и телом, по имени Денни Робертсон. У нее была застенчивая полуулыбка, которая растопила бы айсберг за секунды.

«Я ехала на работу, но мне пришлось зайти и извиниться за прошлую ночь», - сказала она, входя в комнату. «Ты сказал мне, что был здесь по делу, но, полагаю, я только что увидел красный цвет, вот и все. Ты знаешь мой проклятый нрав».

Ее руки были вокруг моей шеи, и она обнимала меня, ее мягкое тело, ее грудь, даже сквозь твидовый пиджак, который она носила, возбуждающе чувственно лежали на моей груди.

«О, Ник. Это невероятно приятно видеть тебя», - выдохнула она мне в ухо. Именно тогда Вики решила выйти из ванной в бюстгальтере и трусиках. Мне не нужно было ее видеть. Я знал это по тому, как Денни напряглась. Когда она отступила, ее глаза горели точками темного огня.

«Я могу объяснить», - быстро сказал я. Она замахнулась быстро, сильно и точно. Щека горела, но она уже вышла за дверь. "Подонок!" она бросилась ко мне в ответ, так, как только англичане могут это произнести. Я думал пойти за ней, но бросил взгляд на Вики. На ней было платье, и я знал, что она снимет его при первой же возможности. Я снова знал, что мне нужно делать и что я хочу делать. Я тихонько выругался на Вики, на Денни, не вовремя, на все в целом.

Я взял Вики за руку и вытолкнул ее за дверь.

«Пойдем», - прорычал я. «Давайте устроим шоу в дороге». И снова это мимолетное выражение самодовольного удовлетворения промелькнуло на ее лице, но на этот раз у меня сложилось впечатление, что она наслаждается моим дискомфортом. Ее самодовольство быстро исчезло, когда минут через двадцать мы подошли к квартире ее парня в районе Сохо. Она вернулась к нервной сцене, когда мы вышли на узкие улочки Сохо. За ночным блеском, за перекрестками, букмекерскими конторами, модными центрами, ночными клубами и пабами Сохо представлял собой грязный район однокомнатных квартир и временных пансионатов.

"Мы не можемподождать?" - нервно спросила Вики. "Тедди крепко спит, и ему не нравится, когда его тревожат по утрам. Знаете, он будет ужасно зол.


«Я очень расстроен», - ответил я, уловив вспышку гнева в ее глазах. Я чертовски хорошо знал, на что Тедди будет безумно безумно зол; она подвела его, вот что. Оказалось, что Тедди жил на третьем этаже ветхого многоквартирного дома, тусклого серого здания.

«Стучите и ответьте», - сказал я девушке, когда мы стояли у дверей его квартиры. Она была права в том, что он крепко спал. Она практически стучала в дверь, когда ей ответил сонный мужской голос.

«Это я, Тедди», - сказала она, нервно взглянув на меня. Я оставался невозмутимым. «Это Вики».

Я услышал, как открылся замок и открылась дверь. Я толкнул, затащив Вики за собой в комнату. Тедди был одет только в пижамные штаны, его волосы были длинными, вьющимися и растрепанными. В нем была угрюмая красота и жестокость во рту. Он был в значительной степени тем, чем я ожидал.

"Что все это?" - потребовал он ответа, глядя на Вики.

«Он заставил меня постучать», - сказала она, указывая на меня. «Он заставил меня привести его сюда, вот что». . Гнев, который, как я подозревал, был частью Тедди, стал глубже. Его все еще цеплял небольшой сон, но он пытался его встряхнуть.

"Что, черт возьми, все это значит?" - прорычал он. "Кто этот парень?"

«Я задаю вопросы, Тедди», - вмешался я.

«Ты уйдешь, вот что ты сделаешь», - сказал он.

«Осторожно, Тедди», - спокойно сказал я. «Мне просто нужно несколько ответов, и я уйду. Будьте умны, и вы не пострадаете».

«Я сказала ему, что ты ужасно рассердишься, Тедди», - вставила Вики, все еще стараясь защитить себя.

Опытный взгляд окинул темную комнату. Большую часть его занимала большая двуспальная кровать. Также был комод с фарфоровой посудой, кувшином для воды и пустой бутылкой из-под эля. Одежда Тедди была аккуратно повешена на прямой спинке деревянного стула, стоявшего рядом с комодом.

«Убирайся к черту», ​​- сказал Тедди мне с уродливой ноткой в ​​голосе. Это не его вина, что меня не так легко напугать.

«Мужчины, с которыми вы познакомили Вики вчера вечером, - сказал я, - кто они были?»

В глазах Тедди промелькнуло легкое изменение, опасный блеск немедленно замаскировался. Он начал отступать от меня, в то же время бросая вызов.

«У вас есть три секунды, чтобы выбраться», - сказал он. Он прислонился к комоду, и я смотрела, как он протянул руку и взял фарфоровую тарелку. Хотя я наблюдал за ним, он все равно удивил меня, поскольку одним быстрым движением отправил блюдо по комнате. Блюдо превратилось в злобную ракету, злобно и точно летящую по воздуху. Мне просто удалось уклониться, твердый плоский край зацепился за мою голову и врезался в стену позади меня. Тедди следовал за блюдом своим телом, ныряя через комнату на меня, прыгая, как ягуар. Бросок блюда было хорошим, неожиданным ходом, который почти окупился. Последующие действия были ошибкой. Я присел, и он рассчитывал воспользоваться этим. Вместо этого я быстро вскочил на ноги, чтобы встретить его прыжок резким ударом. Я услышал щелчок его челюсти, его крик боли, и он выгнулся назад и приземлился на большую двуспальную кровать. Я потянулся к нему, но он скатился с другой стороны.

Вики втиснулась в угол комнаты, но я не спускал с нее глаз. Какая она была эгоцентричной маленькой кошкой, я не мог понять, насколько глубока ее преданность. Тедди снова был на ногах, его челюсть раздулась, как воздушный шар. Знание этого, казалось, привело его в ярость, и он налетел на меня, как ветряная мельница. Он боролся из приседа и двигался быстро, как кошка. Скорость была его самым большим достоянием, и даже это было не так уж важно. Я парировал его удары, нанес резкий левый удар, который потряс его, и нанес резкий удар справа в живот. Он согнулся пополам, но сумел наполовину уклониться от удара справа, который, тем не менее, застал его достаточно сильно, чтобы он врезался в комод. Цепляясь за комод, изо рта текла кровь, лицо теперь распухло и деформировалось, он посмотрел на меня темными от ненависти глазами.

«Все, что мне нужно, это несколько ответов, Тедди», - тихо сказал я. "Вы готовы дать их мне?"

«Конечно, кузен», - выдохнул он, тяжело дыша для кого-то столь же молодого, каким он был. «Я дам тебе кровавые ответы». Он схватил пустую бутылку из-под эля с крышки комода, разбил ее конец о стену и пошел ко мне, держа зазубренную половину в руке. Это была старая техника драки в баре, и она была одним из самых смертоносных видов оружия, намного хуже обычного ножа. Зазубренное стекло могло одинаково хорошо резать в любом направлении, оставляя гораздо более уродливую рану, чем самый острый нож.

«Положи это, Тедди, - тихо сказал я. «Положи это, или я отрежу им твою чертову голову».

Он ухмылялся, по крайней мере, пытался, и его глаза были холодными и жестокими. Его готовность убивать говорила мне по крайней мере одно. Он был вовлечен более чем случайно. Я отступила, когда он медленно подошел ко мне. Я знал, что могу отрубить ему голову одним выстрелом, но мне этого не хотелось. Я хотел, чтобы он был живым или достаточно живым, чтобы отвечать на вопросы. Но я пытался идти очень опасной дорогой.


Я не хотел его убивать, но он точно хотел убить меня. Он ударил меня по дуге, быстро, почти слишком быстро, чтобы я мог увидеть. Я отпрыгнул назад и почувствовал, как мои ноги ударились о край кровати. Он засмеялся и двинулся вперед с бутылкой. Я перевернулся на кровать, перевернулся и приземлился на ноги с другой стороны. Я сорвал верхнюю простыню с кровати и держал ее перед собой, быстро складывая в три складки. Когда он подошел к концу кровати, я встретил его, накинув простыню ему на руку и бутылку. Он рванул вверх, и простыня разорвалась. Я отпрыгнул назад во время, чтобы он не распорол мне лицо.

Я мог бы проткнуть его Хьюго, и моя рука зудела, когда тонкий стержень стилета упал мне в ладонь. Я сопротивлялся порыву. Я все еще хотел, чтобы ублюдок был жив, хотя это все больше и больше походило на невыполнимую цель. Тедди сделал ложный выпад влево один, два раза, а затем рубанул справа. Зазубренное стекло сорвало пуговицу с моей куртки. Я схватил его за руку на конце дуги, но он повернул бутылку тыльной стороной ладони, и мне пришлось снова повернуться. На этот раз я быстро отступил, чтобы дать немного пространства между собой и злобным рубящим оружием. В углу стоял деревянный стул с тщательно задрапированной модной одеждой Тедди. Я схватил его, бросив его одежду на пол. Я видел, как он остановился в центре комнаты, когда я продвигался с поднятым стулом.

«Вот и все, приятель», - выдохнул он. «Давай, сейчас же. Подними это». Конечно, сукин сын хотел, чтобы я повернул ему стул. Один удар - и меня разорвет на части. Он уклонился от качелей и набросился на меня, прежде чем я смог восстановить позицию. Я позволил ему думать, что это именно то, что я собирался сделать. Я двинулся к нему, подняв стул и придерживая его обеими руками. Он ждал на подушечках ног, готовый уклониться и контратаковать. Я напал на него, а затем, наполовину опустил стул, двинулся вперед, используя его как таран, вложив в него всю свою силу и вес. Четыре ножки ударили Тедди прямо в лицо, толкнув его на полпути через комнату и в стену с такой силой, что вся квартира содрогнулась. Я опустил голову, положив плечо за сиденье стула. Когда мы ударились о стену, я поднял глаза и увидел, как изо рта Тедди бьет кровь. Одна ножка стула наполовину вонзилась ему в горло. Я отстранился, и он рухнул на пол, его глаза открылись взглядом мертвого.

«К черту удачу», - прорычал я. Я чувствовал, как подошла Вики, прикрыв рот рукой и широко распахнув глаза от ужаса.

«Он… он мертв», - выдохнула она. «Тедди мертв. Вы убили его».

«Самозащита», - автоматически сказал я. Пока она стояла, ошеломленная, глядя на безжизненное тело Тедди, упавшего на пол, прислоненного к стене, я стал рыться в карманах его одежды. В них были обычные мелочи, зажим для денег, мелочь, водительские права, кредитные карты. Во внутреннем кармане пиджака я обнаружил маленькую белую карточку с единственным именем, написанным от руки: профессор Энрико Калдоне. Тут же прозвенел звонок. Профессор Калдоне был итальянцем, специалистом по космической биологии. Я вспомнил, что он недавно получил некоторую награду за свою работу по защите астронавтов от возможных микроорганизмов в космосе и возможности заражения человеком других планет. Что делал такой тупой панк, как Тедди, с именем профессора Калдона на открытке - еще и написанным от руки? Я протянул его Вики, которая наконец оторвала глаза от неподвижного тела Тедди.

"Что вы знаете об этом?" - резко спросил я. «С кем он имел дело? Если ты скажешь обо мне, я узнаю, дорогая.

«Больше я ничего не знаю… вряд ли», - сказала она.

"Что значит" вряд ли "?"

«Тедди сказал мне, что ему платят за то, чтобы он пересылал сообщения туда и обратно», - всхлипнула она. «Эти люди ему очень хорошо платили. Он сказал, что на другом конце был кто-то еще, и это все, что он когда-либо говорил мне. Тедди был неплохим человеком».

«Это вопрос мнения», - сказал я. Я положил карту в карман и открыл дверь. Она позвала меня.

"Что мне теперь делать, Янки?"

«Потеряйся и найди нового парня», - бросила я ей в ответ, поднимаясь по лестнице по три за раз. Карточка с именем сгорела в моем кармане. Может, у меня наконец-то что-то появилось. Может, у меня ничего не было, но здесь я дошел до конца очереди. Пора было бросить эту коллекцию обломков на колени Хоуку. Женщина, которой нужно доставить важное сообщение. У меня было ее имя Мария Доштавенко. Это было к лучшему. Я также знал, что кто-то не хотел, чтобы это сообщение было доставлено. Последним был дешевый панк с кем-то написанным от руки именем на карточке в кармане. Может быть, у Хоука было что-то, что могло бы составить картину из частей.

Я позвонил Денни из аэропорта, но мне не ответили, и мне было очень жаль. Незаконченная симфония останется для нас такой, по крайней мере, на какое-то время. Я сел в авиалайнер и сел. Это были два разочаровывающих дня с невезением и неудачным временем, но я понял что кое-что мне очень важное.


Слишком много людей приложили слишком много усилий, чтобы это было неважно.

* * *

Не прошло немного часов, как я сидел за столом напротив Хока и смотрел в его серо-стальные глаза, пока он слушал мой доклад. Он переваривал то, что я изложил перед ним, его лицо было бесстрастным. Он низко сгорбился на стуле, изучая маленькие полоски бумаги, на которых отмечал каждый пункт отдельно. Он передвигал их, как кусочки головоломки. Он уже позвонил в Статистическое управление, чтобы узнать имя женщины - Мария Доштавенко. Vital Statistics хранит фантастическую папку с именами всех известных сотрудников, нанятых иностранными правительствами в любом качестве. Большинство крупных разведывательных служб имеют при себе такую ​​же. О некоторых людях, конечно, есть довольно много информации. На других не более чем имя. Пока я смотрел, Хоук взял учетную карточку, которую я вынул из кармана Тедди.

Это может быть ключевой элемент, Ник, - сказал он. - Это может быть свет в темноте, иначе мы бы никогда не установили связь ».

«Зажги еще немного, - сказал я. «Я все еще в темноте».

«Мы не знаем, что хотела нам сказать Мария Доштавенко», - ответил он. «Но из этого мы можем понять, о чем идет речь».

"От только этого имени?"

«Это, мой мальчик, необычное имя, как ты знаешь. Взгляни на эти имена».

Он взял лист бумаги из верхнего ящика стола и толкнул его мне. На нем было семь имен, каждое из которых принадлежало ведущему ученому, которого я сразу узнал. Это были люди, чей вклад в мир охватил обширную область, включая медицину, физику, металлургию, абстрактную теорию и прикладные науки. Тон Хоука был серьезным, почти грустным.

«По понятным причинам все это было тихо, но каждый из этих людей сегодня не что иное, как овощ», - сказал он. «Загадочная и ужасная болезнь поразила каждого из них за последний год, что привело к полному ухудшению психического состояния. Сегодня они существуют в виде живой смерти, овощей, их разум потерян для человечества».

"Медицинское исследование не дало объяснения?" Я спросил. «Гениальный ученый не может стать овощем без причины, не говоря уже о семи из них».

«Неврологическая причина в том, что их разум полностью распался», - сказал Хоук. «Они находятся в состоянии полного психического коллапса, который возникает только при врожденной отсталости или массивном повреждении мозга. Научное сообщество, конечно, ужасно обеспокоено. Ученые, как и все мы, люди и подвержены тем же страхам и тревогам, что и все остальные. Команда ведущих неврологов и психиатров обследовала каждого из этих мужчин. Они полностью сбиты с толку ».

"Никаких теорий?"

«Что ж, они выдвинули пару теорий, которые, как они мне признались, являются скорее предположениями, чем что-либо еще. Однако они поддерживают эти теории с помощью научных рассуждений, заполняющих вакуум. слова, то, что они говорят, остается в силе, потому что это все, что у нас есть ".

"Что они говорят?" Я спросил.

«Две вещи; одна из них предполагает существование некой формы вируса, неизвестной и еще не обнаруженной. Другая основана на развитии электрического луча, способного нанести огромный физический вред. Они предполагают, что разум по сути похож на любой другой орган. в организме. Когда он каким-либо образом поврежден - либо так называемыми естественными средствами, то есть вирусом, либо искусственными средствами, такими как, например, электрический луч - он может быть резко ослаблен или даже уничтожен. До сих пор неизвестный вирус специализированного штамма теоретически мог вызвать такой неврологический коллапс. То же самое может и электрический луч, если вы думаете об этом как о сверхсильном рентгеновском механизме ».

Я скривился. «Я полагаю, это возможности», - сказал я. «Но я не верю в них. Может быть, я здесь не в себе».

«Мы знаем один факт», - добавил Хоук. «Все они были поражены сразу после ежемесячного собрания ученых-международников».

Я знал, что International Science Scholars - это всемирная научная ассоциация очень продвинутых научных мыслителей из всех стран мира.

«Тот факт, что эти люди потеряли сознание после встреч, подтверждает теорию вируса», - сказал Хоук. «Что-то подцепили на собраниях, как и все вирусы. По крайней мере, это придало этому возможность».

Я сразу уловил интонацию. Он был милым.

"Что ты имеешь в виду?" - спросил я. "К чему ты клонишь?"

«Посмотрите на список еще раз, - сказал Хоук. Я снова изучил имена. Какое-то время это были просто имена, но затем на первый план вышли мои годы тренировок в подозрительности, в восприятии вещей иначе, чем кто-либо другой. Два очень интересных факта оформились и выросли, как джинн, выходящий из бутылки. Среди семи имен не было ни русских, ни китайских ученых. Не было ни одного, кто бы политически поддерживал левую позицию. Во-вторых, каждый из семи мужчин каким-то образом был связан с западными державами.


ISS была всемирной группой. В их ежемесячных встречах участвовали мыслители практически из всех стран. Почему, если это был вирус или странный рентгеновский снимок, ни один из левых яйцеголовых не пострадал?

«Я понял», - кивнул я Хоуку. «Похоже, это очень избирательный способ уничтожения».

Он тонко улыбнулся. «Каждый из этих семи человек внес свой вклад или работал в тесном сотрудничестве с научными разработками в западных державах», - сказал Хоук. «Дантон разработал электронные усовершенствования, которые мы используем в новейшей военной технике. Доктор Феррис, передовой метод лечения травм на поле боя. Хортон работал над новыми молекулярными теориями. Я мог бы продолжить, но у вас есть картина, Ник. Честно говоря. , Я обнюхивал этот факт, но до этой открытки с именем профессора Калдоне и заявлений, сделанных вам женщиной, я не придумал достаточно, чтобы удовлетворить меня. Но теперь, я полагаю, мы собираем здесь полную картину . "

В домофоне прозвучало сообщение от Vital Statistics. Они сделали свою обычную работу быстро и эффективно, и это сделало картину еще более ясной. Мария Доштавенко работала офисным работником в Российском информационном бюро в Лондоне, занимаясь, как мы знали, всеми видами деятельности России, включая НКВД.

«Я бы сказал, что это очень интересно», - сказал Хоук, закусывая холодной сигарой. Я вспоминал, как Марию Доштавенко беспокоило и мучило то, что ее не сочли предателем. Но что-то ее беспокоило еще больше, то, что она хотела нам сказать. Я все думал об одной фразе, которую она произнесла. «Эти люди ценят мир превыше всего». Он завязан более чем аккуратно.

«Вы думаете, что Советы заставляют этих людей стать овощами?» - спросил я Хоука напрямую. "Как, черт возьми, они могли это сделать?"

«Хотел бы я знать ответ на оба эти вопроса, Ник, - признал Шеф. «Но я убежден, что здесь есть связь, и что-то здесь очень гнилое. У нас гробят наших самых ценных людей - Советы крадут умы наших ученых на наших глазах. Профессор Калдоне не должен быть следующей жертвой».

Он снова взял учетную карточку и посмотрел на нее. «Эта карта очень тревожит, Ник, - сказал он. «Если эта живая смерть создана руками человека, то следующим в списке может оказаться профессор Калдоне. Он работает над грантом на продвинутую космическую биологию от сотрудников НАСА, и следующая встреча по МКС состоится через несколько дней на итальянской Риверии - Портофино. Вы поедете туда и будете придерживаться профессора. Мы свяжемся с ним, и вам дадут твердый список инструкций, но все они сводятся к одному - проследите, чтобы с ним ничего не случилось ».

Я встал, и Хоук тоже встал. «Мы на что-то наткнулись, - сказал он. «К настоящему времени мы и весь мир потеряли семь блестящих умов. Это потеря, которую невозможно измерить. Что бы это ни было, Ник, мы должны разобраться в этом и сделать это быстро. Я хочу, чтобы ты был здесь завтра утром. Мы у меня будет встреча с Томом Деттингером, и тогда наши планы будут сформулированы ».

Я ушел, чувствуя, что весь этот бизнес был чем-то особенным, с чем я когда-либо сталкивался раньше. В этом было качество скрытого ужаса, чего-то призрачного и нереального, но все же слишком реального. Я знал, что Хоук посадит меня в самолет, как только наш брифинг закончится утром, поэтому я некоторое время собирал вещи, а затем отправил телеграмму Денни Робертсону. Я сказал ей, что буду в Портофино по делам на несколько дней, но изо всех сил постараюсь вернуться через Лондон и повидаться с ней. Мне нужно было многое объяснить, и я все еще чувствовал себя плохо из-за всего этого дела с Вики. Когда я отправлял телеграмму с упоминанием визита в итальянскую Риверу, я не мог избавиться от мысли, что ISS проводят свои встречи в очень «важных» местах.

За исключением звонка от девушки, которую я знала недалеко от Вашингтона, Линды Смайт, остаток дня был тихим, и я ценил возможность ничего не делать и делать это медленно. Линда хотела жить в городе, и при других обстоятельствах я бы ухватился за этот шанс. Но я не мог избавиться от картины семи гениальных людей, превращающихся в овощи практически в одночасье. Это была леденящая кровь мысль. Наши скудные факты определенно указывали на участие СССР, но характер этого даже не соответствовал их действиям. Проработав достаточно долго в этой игре, вы узнаете, что у каждого костюма есть свой характер для операций. Этот, по сути, не вписывался ни в какую нишу, кроме китайских коммунистов. Хотя русские могли быть безжалостно жестокими, они были эзотерически дьявольскими. Возможно, русские были замешаны, но не так, как мы думали. Я все еще думал об этом, когда пошел спать.

Том Деттингер был экспертом AX по процедурам и методам защиты важных людей. Я внимательно слушал его, делая мысленные записи, пока он продолжал. Хоук сидел рядом, казалось, погруженный в собственные мысли, но, я знал, не пропустил ни слова.

«Это немного необычно, Ник, - сказал Том. "На самом деле нет ничего, от чего можно было бы защищаться определенным образом. Нет прямой угрозы убийства, например, или

нет известных групп, за которыми нужно следить. Мы работаем против чего-то, о чем мы даже не подозреваем, а если и существует, то в какой форме. Следовательно, единственный подход - это тот, который мы называем подходом с одеялом, когда вы становитесь больше, чем просто телохранителем. Вы становитесь клеем. Я подробно расскажу об этом. "

По мере того, как он продолжал, у меня возникло искушение спросить, как защитить кого-то от вируса или невидимого рентгеновского излучения, но я сдержался. Это не были теории, которые я "купил", как и «Хок», что доказывает, что люди разных профессий видят вещи по-разному.

Что действительно имело значение в этой связи, так это то, что мы с Хоуком обычно могли позволить себе прекрасный обмен тонко завуалированными уколами и подшучиваниями. На этот раз никому из нас этого не хотелось. Когда Том закончил, он дал мне взять с собой несколько обычных защитных приспособлений, и Хоук пошел со мной к лифту.

«Ты будешь иметь дело с чем-то совершенно неизвестным и, откровенно говоря, довольно ужасным, Ник», - сказал он. «Проявляйте как можно больше личной осторожности в рамках служебных обязанностей».

«Вы имеете в виду, что мне следует быть осторожным», - усмехнулся я. Он нервно закашлялся. Его основная забота время от времени прорывалась сквозь эту маску. Я сохранял непринужденный вид. Все остальное только усугубило бы его смущение.

«Я посмотрю, - сказал я ему. «Я не настолько без ума от овощей, что хочу им стать».

Его глаза заблестели. "В самом деле?" он сказал. «Мне кажется, вы очень любите помидоры».

Я усмехнулся. Это было больше похоже на это. Это дало мне хорошее предчувствие - лифт, которого мне не хватало.


IV


Рейс авиакомпании Alitalia привез меня в Милан, а оттуда я арендовал машину и поехал на юг, в Геную. Портофино находился еще южнее, и я продолжал ехать, не останавливаясь. Заседание МКС проходило в «Эксельсиоре», и для меня была оборудована комната, примыкающая к квартире профессора Калдоне. У меня должен был быть единственный ключ от обеих комнат. Чтобы добавить страховку, я получил указание встретить профессора на специальной станции техобслуживания за пределами Портофино. Он ехал из Рима, чтобы встретить меня там. AX связался с ним и подробно проинформировал его, и он согласился полностью сотрудничать. Я сдал машину в Портофино и сел на старое и ненадежное такси, чтобы добраться до места встречи с ним.

Я нашел профессора Калдона, прислонившегося к капоту своей машины, небольшого седана «Фиат». Он был невысокого роста, седой и веселый, с маленьким круглым животиком от «слишком большого количества макарон», как он выразился, нежно похлопывая его. Я быстро пришел к выводу, что он сразу понравился, совершенно неприхотливый человечек. У него был для меня неожиданный самородок, когда он объявил, что его жена и племянница были с ним, чтобы насладиться Риверией, пока он посещал собрания. Они зашли в туалет на маленькой станции техобслуживания, пока он меня ждал.

«В остальном, - сказал профессор Колдон, - я полностью в ваших руках, мистер Картер. Мне сказали, что я должен делать все, что вы скажете».

Пришлось улыбнуться. Он сказал это как маленький мальчик. Только мерцание в его маленьких голубых глазках на слегка напоминающем херувим лицо лице противоречило быстрому уму в работе. Синьора Калдоне вышла первой, невысокая, квадратная женщина, немного более суровая, чем ее муж, но достаточно вежливая и приятная.

«Это синьор Картер», - представил он меня. «Американский джентльмен, которого я вам сказал, встретит нас».

«Ах, да», - сказала женщина. «Тот, кому вы должны подчиняться». Она повернулась ко мне и несколько скептически посмотрела на меня.

«Я надеюсь, что вы добьетесь большего успеха с ним, чем я за сорок лет», - сказала она с притворной серьезностью.

«Он добьется», - ответил профессор прежде, чем я успел что-либо сказать. «Он намного больше тебя, мама».

Я увидел приближающуюся девушку через плечо синьоры Калдоне и постарался не смотреть. Боюсь, у меня не получилось. Сказать, что она красива, было бы неполным. Сказать, что она источает секс, было бы слишком упрощенно. Я видел, как черные волосы обрамляли оливковое лицо, свободно ниспадая на ее плечи. На ее полных и сочных губах был намек на надутость, который исчез, когда она увидела меня. В этих черно-карих глазах я увидел, как внезапно вспыхнул темный огонь, когда ее глаза встретились с моими. Полная грудь вздымалась поверх белой крестьянской блузки с овальным вырезом и сильно упиралась в ткань. Широкие бедра подчеркнули тонкую талию, мягко изогнутые бедра и стройные ноги. Я подумал о том, что Байрон сказал об итальянских женщинах, у которых на губах сердце. У этого ребенка было гораздо больше, чем ее сердце, на этих полных, красных, сияющих губах. Она была воплощением чувственности. Она пульсировала. Это был тлеющий вулкан.

«Это Аморетта», - сказал профессор. Аморетта протянула руку, которая оставалась в моей лишь на долю дольше, чем нужно, и я увидел, как ее глаза оценивающе изучали мое более шести футов мускулистого тела. Я быстро поговорил сам с собой. Я сказал, что вы, Ник Картер, выполняете очень сложное задание. Вы можете просто игнорировать это сочное блюдо. «Отличный шанс», - ответил я себе. Она не будет мешать моей работе. Они никогда этого не делали, как бы они ни выглядели. Но игнорировать ее было бы также невозможно. Может быть, если бы мне повезло, какой-нибудь хороший компромисс сработало бы сам собой.


Профессор Калдоне и его жена забрались на переднее сиденье «Фиата», оставив меня разделить заднее сидение с Амореттой. Я почувствовал, как тепло ее бедра слегка, но определенно прижимается к моей ноге, когда она села рядом со мной. У небольших европейских автомобилей есть преимущества, которые их производители должны больше рекламировать.

«Я надеюсь, что вы не против, чтобы с нами была Аморетта, мистер Картер», - сказал профессор. «Она не рада ехать с нами, но мы не хотели оставлять ее одну в Риме». Я мог понять почему, мысленно подумал я. «Аморетта навещает нас из своего дома на холмах Калабрии. Она навещает нас дважды в год, хотя мы ее утомили».

Аморетта быстро ответила по-итальянски, ее голос вспыхнул в протесте, и я был рад видеть, что мой итальянский остался достаточно хорошим, чтобы понимать.

«Зио Энрико», - сказала она дяде. «Это несправедливо. Ты же знаешь, я люблю встречаться с тобой и Зией Терезой. Я ненавижу эти душные научные встречи».

"Даже когда они в итальянской Риверии?" - вмешался я.

«Даже там», - ответила она, бросив на меня долгий взгляд искоса. «Хотя, может быть, эта будет лучше».

Я прочитал ее правильно, но ничего не сказал. Вскоре она узнает, что у меня будет меньше свободного времени, чем у дяди Энрико. Но я узнал, откуда взялась эта пульсирующая, неприкрытая чувственность - холмы Калабрии, где люди выражали все свои эмоции открыто, область страстной ненависти и любви, где все еще сохранялись старые образы жизни. У Аморетты, очевидно, было больше, чем образование крестьянской девушки, с пробужденными знаниями и желаниями более мирских вещей.

Поездка в Портофино была приятной и короткой, и я проинформировал профессора об основных процедурах, которым он должен будет следовать. Они были достаточно простыми, но абсолютно жесткими. Специальная бутилированная питьевая вода была доставлена ​​в его комнату. Он не должен был пить и есть что-либо во время официальных обедов и ужинов, которые подавались не всем. Он не должен был принимать никаких таблеток. Самое главное, он не должен был никуда идти без меня или оставаться наедине с кем-либо, если я не буду рядом. Я отказался от синьоры Калдоне, и он снова поблагодарил меня тем же блеском в глазах. После того, как мы зарегистрировались, я обошел комнаты профессора, гостиную и спальню и проверил все окна и дверные замки. Были запланированы дневные семинары, и профессор хотел сначала немного отдохнуть, поэтому я вошел в соседнюю комнату, которая была моей, закрыл дверь и распаковал свою единственную небольшую сумку. Обычно я путешествовал налегке. Я не был один больше двадцати минут, когда в дверь постучали и я обнаружил Аморетту, стоящую там в ярко-оранжевом бикини и прозрачной пластиковой куртке поверх него. Бикини храбро цеплялось за нее, борясь с безнадежной скромностью. В коротком костюме я действительно увидел ее великолепную фигуру, сияющую, оливковую кожу, широкие и великолепные бедра. Она стояла, слегка расставив ноги - поза, которая только подчеркивала чувственность ее тела. Она сделала один шаг в комнату, ровно настолько, чтобы ее груди соблазнительно приблизились ко мне. На руке у нее было пляжное полотенце.

Аморетт идет на пляж, - сказала она мне, сделав заявление приглашением.

«Я не иду», - ответил я и увидел, как в ее глазах вспыхнуло удивление. Она посмотрела на меня так, словно я сошел с ума. Я тоже наполовину так думал.

«Но это место для этого, время для этого и погода для этого, - логично сказала она. - Если, может быть, это не я, с которой вам не захочется идти».

Она вставила последнее предложение, и ее нижняя губа слегка надула губы, которые я впервые заметил на станции техобслуживания. Это была типично женская уловка, причем старая. Я не собирался на это идти.

«Ты знаешь лучше, чем я это», - сказал я ей. Надутая голова сразу же исчезла, и она серьезно посмотрела на меня. Боже, этих глаз было достаточно, чтобы забыть о доме и матери.

«Хорошо, я слышала, как ты все объяснял Зио Энрико», - сказала она. «Но должно быть какое-то время, чтобы мы могли увидеть друг друга. Быть здесь, в Портофино, с таким человеком, как ты, и проводить его в одиночестве было бы больше, чем просто напрасной тратой. Это было бы грехом».

«Мои чувства именно в отношении вас, Аморетта, - согласился я. - Позвольте мне поработать над этим. Может, что-нибудь появится ".

Аморетта медленно отвернулась, ее глаза говорили мне, что мне лучше над этим поработать. Я смотрел, как она медленно идет по коридору, ее бедра покачиваются при каждом шаге. Мне пришлось удержаться от того, чтобы пойти за ней, схватить ее за мягкую соблазнительную задницу и затащить обратно в комнату. Я надеялся, что Хоук оценил жертвы, которые я принес при исполнении служебных обязанностей.

Позволить Аморетте уйти - это еще не все. К концу дня я посетил три семинара с профессором Калдоуном, и у меня из ушей выходили научные статьи по всему, от взаимодействия ферментов при глобулярных нарушениях до исследований воспроизводства гидроидов. Я никогда не знал, что это может быть таким чертовски скучным. Но я также встретил большое количество других участников встречи.


Список примерно разбился на четырех норвежцев, двух французов, трех немцев, четырех русских, двух югослава, трех китайцев, четырех американцев и несколько представителей других национальностей. Было несколько человек, которых я не встречал на других семинарах, которые проводились одновременно. Я также встретил Карла Криста, круглого мужчину с веселым лицом, выше, чем указывала его круглая фигура, с маленькими, бегающими глазами, которые намекали на проницательный и быстрый ум, скрывающийся за поверхностной мягкостью.

«Карл, это наш самый ценный человек», - сказал профессор Калдоне, когда нас представили. «Как секретарь ISS, его задача - организовывать каждую нашу ежемесячную встречу. Он выбирает место, устраивает проживание, планирует семинары и ужины, следит за тем, чтобы каждый получил приглашение, и в целом делает наши собрания такими, какие они есть. . "

Крист просиял и сжал плечо профессора. Он посмотрел на меня со смесью интереса и предположения в этих маленьких, быстрых глазках.

«Насколько я понимаю, ваше жилье было специально устроено, мистер Картер, - вежливо сказал он. «Но если я могу что-то сделать, все, что вы пожелаете, пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне. Карл Кристст всегда на связи для участников и их гостей».

У Криста был слабый акцент, который я правильно диагностировал как швейцарский, и, если бы я встретил его в Чикаго, я бы принял его за типичного бунтаря и бездельника. Я заметил, что он со всеми обменивался мнениями в сторонке, всегда улыбался и, казалось, был всем доволен. Он хлопнул профессора по спине, сжал мою руку и поспешил прочь. Я часто видел его во второй половине дня и во время ужина в тот вечер, он парил над всем, проверял то или иное, при необходимости быстро менял, подчиняясь личным прихотям своего выдающегося состава гостей. Выдающиеся ученые явно получили от него внимание, и Карл Крист очень хорошо справлялся со своей работой. Он был просто типом, к которому я никогда не мог приглядеться, поверхностное веселье всегда было для меня пустым элементом. Но я знал, что в мире полно Карлов Кристов, и они казались необходимыми для такого рода вещей. Я придерживался профессора, как приклеенный, внимательно следя за всем, что он ел и пил, а когда обед был закончен, я снова обнаружил Карла Криста у себя под локтем.

Я спросил. "Встречи обычно проходят как эта?"

"Вы имеете в виду что плохо?" - вернулся он, разразившись бурным смехом над своей маленькой шуткой.

Я согласился с тем, что, как я знал, он хотел, чтобы я сказал. «Я имею в виду что хорошо, - сказал я. "Программы у каждой похожи на эту?"

«Да», - ответил он. "Есть общие заседания, состоящие из семинаров, официальных обедов и обедов, и одно основное заседание с официальным докладчиком. Затем последний день собрания отдается отдыху. Это только трехдневное заседание, поэтому послезавтра мы все проведем на пляже. Даже величайший интеллектуал любит солнце и море. У великого ума и лобстера в этом столько общего ». Он снова содрогнулся от своего остроумия.

«Полагаю, вы также являетесь членом научного сообщества», - прокомментировал я. Он улыбнулся, почти слишком сладко.

"О небеса, нет", - ответил он. «Не профессиональный член. Я недостаточно умен, чтобы не принадлежать к МКС. Я полностью доволен своей ролью официального секретаря».

Я не спрашивал его об этом и удивлялся, почему он счел необходимым бросить это. Я ударил его по спине и проводил профессора Калдоне обратно в его комнату. Пожилой человек теперь пожаловался на напряженность дня.

«Я устал, мой мальчик», - сказал он мне. «Очень жаль, что ты не можешь пойти на ночную жизнь здесь, на курорте. Может быть, после того, как я буду надежно заперт на ночь, ты сможешь ускользнуть».

«Ни единого шанса», - сказал я ему. «Я буду рядом, чтобы убедиться, что ты в безопасности».

Синьора Калдоне впустила нас в комнату, и я увидел Аморетту, сидящую в кресле, в нежном розовом шелковом халате. На коленях у нее лежал журнал, губы надулись.

«Мы просто ложились спать, если бы ты не пришел, Энрико», - сказала синьора Калдоне. «По крайней мере, был. Аморетта говорит, что она слишком беспокойна, чтобы спать. Она хочет не спать и немного почитать».

Я внезапно осознал то, о чем не подумал проверить. «Аморетта здесь не спит», - сказал я. "У нее есть своя комната, не так ли?"

Синьора Калдоне удивленно обернулась. «Нет, мистер Картер», - сказала она. «Мы планировали, что она будет спать здесь, в номере с нами. Насколько я понимаю, диван превращается в кровать».

«Извини, но этого нельзя», - приказал я. «Только вы, синьора, можете остаться с профессором наедине, если я не буду там».

Аморетта стояла на ногах, нижняя губа была выпячена, глаза сверкали. "Вы подозреваете меня?" она сердито вспыхнула. "Это слишком!" Я пожал плечами. На самом деле я не был, но во мне зародилось определенное подозрение. Я не подозревал ее, но в то же время подозревал. На самом деле я не знал ни черта ни о ней, ни о глубине ее отношений с дядей. Я чувствовал, что она его очень любит. Тем не менее, я видел, как многие милые молодые существа оказывались закоренелыми агентами. Лично я чувствовал, что она заслуживает доверия


у. Но официально она вызывала такие же подозрения, как и все остальные в Портофино. Вопрос был в том, как ответить Аморетте, чтобы вулкан внутри нее не взорвался.

«Я не могу позволить вам оставаться здесь на ночь», - сказал я. «Я бы потерял работу».

Казалось, это ударил по правильной ноте, потому что гнев в этих черных глазах мгновенно угас. Но моя непоколебимая позиция привела к другой проблеме, если ее можно так назвать. Я проверил отель, и там не было другого номера, ни комнаты для метел. Было только одно решение, и я уже благодарил Хока за жесткость инструкций, которые он мне давал.

«Синьорита Аморетта может спать в моей комнате», - галантно объявил я, и это звучало как жертва поистине героических масштабов. «Я привык спать в кресле».

Профессор и его жена протестовали против моей «жертвы», одновременно благодарные и подозрительно относящиеся к моему самоотвержению, и на лице Аморетты мелькнула медленная улыбка. Она встала и достала сумку. Пока она это делала, я повесил одно из маленьких устройств Тома Деттингера на дверь кабинета профессора. Это была тихая сигнализация, которая срабатывала при открытии замка, передавая радиосигнал на активную сигнализацию в моей комнате. Все окна были должным образом заперты, и после установки устройства Аморетта присоединилась ко мне, чтобы вернуться в мою соседнюю комнату, где я запер дверь между номерами. Хитрая, как Чеширский кот, она повалилась на диван. Я решил сразу сказать ей, что мы собираемся провести вечер. Она на мгновение надула губы, а затем сразу же просияла.

«Итак, мы остаемся здесь», - сказала она, вставая и подходя к окну. «Видите, у нас прекрасный вид на залив и луну. Это прекрасно».

Действительно было. Я наслаждался прекрасным видом на Аморетту. Шелковый халат был очень легким и идеально подчеркивал ее ноги, когда она стояла у окна.

"Что-то не так с тем, что вы приготовили нам выпить?" - спросила она, ее тон звучал на грани сарказма.

«Вообще ничего», - сказал я. "У меня есть бурбон. Когда-нибудь ты его пила?"

Она покачала головой, пока я делал два хороших бурбона с водой.

Она отпила свой, сначала задумчиво, а потом с искренним удовольствием.

«Этот бурбон похож на тебя», - сказала Аморетта. «Прямо, сильно… как скажешь, без излишеств».

Аморетта и сама вела себя с серьезной глупостью. Я снял пиджак, спрятал Вильгельмину в боковой карман и смотрел, как она играет с гостиничным радио. Она подобрала неплохую ночную станцию ​​в Генуе и начала плавно двигаться под музыку. Она обняла меня, и мы начали танцевать. Сквозь тонкий халат я чувствовал твердую полноту ее фигуры. Она подошла ближе, потерлась грудью о мою грудь. Я только начал задумываться о том, как далеко она зайдет, когда в дверь постучали. На всякий случай я вытащил «Люгер» из кармана пиджака и пошел к двери. Вообще-то я подумал, что, наверное, кто-то жалуется на звук радио. Я открыл дверь и на долгую минуту закрыл глаза. Высокая царственная фигура в белом шелковом платье с каштановыми волосами, мягко спадающими, подчеркивая ее классические черты лица, сказала одно слово. Она не могла выбрать лучшего!

"Сюрприз!"

Я остановился, когда она прошла мимо меня в комнату. «Ваша телеграмма была настолько продуманной, что я решила спуститься и удивить вас. Проверить отели здесь было несложно. В конце концов, это не…»

Она прервала свое вступление и приговор одновременно. Я не обернулся. Мне это было не нужно. Я мог видеть, как она смотрит на Аморетту в расслабляющемся халате с напитком в руке. На этот раз ей потребовалось еще меньше времени, чтобы взорваться, и я приготовился к тому, что, как я знал, произойдет. Он пришел, качнувшись с разворота, он приземлился с полной силой. Моя щека действительно не начала болеть до того, как она вышла в холл.

"Денни, подожди!" Я позвонил.

"Вы не теряете ни минуты, не так ли?" - огрызнулась она холодными глазами.

«Я могу объяснить», - сказал я.

"Ха!" она фыркнула. «Объясните! У вас, вероятно, есть объяснения, записанные по номерам. Извините 12D, Объяснение 7B, Извинение 16FI!»

"Вы меня послушаете?" Я крикнул ей вслед, но единственным ответом был щелчок ее каблуков, когда она ушла. И снова я знал, что хочу делать и что мне нужно делать. Я сердито захлопнул дверь.

«Я доставила тебе неприятности», - сказала Аморетта, и в ее глазах было искреннее беспокойство, так сильно отличавшееся от лукавого триумфа, который носила маленькая сучка Вики. Я заставил себя улыбнуться ей и пожал плечами.

"Не совсем", - ответил я. «Это не твоя вина». Я налил себе еще одного бурбона и обнаружил ее рядом со мной, держащую пустой стакан. Она присоединилась ко мне, чтобы допить бурбон, и я налил каждому из нас по одной.

«Ты расстроен», - сказала она, прислонившись головой к моей груди. Это было правдой, но она делала меня меньше. Кончики ее груди мягко касались меня, возбуждающе маняще. Как бы то ни было, сегодня я был больше зол на Денни, чем расстроился. Казалось, она почти хотела выскочить, когда ее не ждали, и уйти, когда я пытался добраться до нее. Аморетта двигалась в моих руках, и мы снова начали танцевать, ее тело было теплым и мягким в моих руках.


Я выключил лампу, когда мы танцевали около нее, и сквозь окно проникал только мягкий отблеск лунного света. Если бы Денни хотела поспешить с выводами, даже не услышав того, что я сказал, она бы чертовски хорошо обдумала это сама. Аморетта крепко прижимала руку к моей спине, ее живот касался моего собственного. Ее голос был хриплым, чувственным, многообещающим.

«В горах моего дома у нас есть поговорка», - выдохнула она. «На все есть причина».

Она уткнулась носом в мое плечо, и я почувствовал пульсирующие колебания, исходящие от нее.

«Другими словами, - прокомментировал я, - есть причина того, что произошло недавно, и есть причина, по которой вы сейчас здесь со мной».

Она слегка пожала плечами. Ее старая калабрийская поговорка попала на благодатную почву. Во всяком случае, дареному коню я никогда не смотрел в зубы. Аморетта была явно соблазнительной, нетерпеливой, и желанной. Если бы это было то и ничего больше, или если бы у нее была причина, я бы узнал единственный способ узнать. Я сунул руки под шелковый халат. На ней была тонкая ночная рубашка. Раздвинув халат, я позволила ему упасть с ее плеч. Она задрожала, и ее руки обвились вокруг моей шеи и ее губ, эти полные, мягкие губы, сомкнулись на моих, и через несколько мгновений она оказалась обнаженной в моих руках. Я поднял ее и положил на диван, поглаживая губами ее круглые, полные груди. Она ахнула, и ее руки потянулись ко мне, когда я снял рубашку и брюки. Когда я прижался к ней своим телом, наслаждаясь тактильными удовольствиями ее кожи против моей, Аморетта ахнула и схватилась за меня.

«О да… да… да», - выдохнула она. Мои пальцы медленно двигались вниз по ее телу, задерживаясь на полной гладкой груди, маленькие соски оживали, реагируя на прикосновение, поднимаясь, поднимаясь вверх, к моим губам. Аморетта прижала мою голову к ним так сильно, что я боялся, что она заплачет от боли. Но криков боли не было, только экстаз. Она стонала от удовольствия и вскрикивала тихими, призывающими звуками, в то времякак она корчилась и двигалась, прижимаясь своим телом к ​​моему. Ее кожа была гладкой, как будто тонкая пленка масла покрывала ее тело, и когда я двигался вниз по ее глубокой грудной клетке, вниз по мягко округленному животу и дальше вниз, ее голова моталась из стороны в сторону в неконтролируемом восторге. Я задержался на мгновение, затем вышел и прижался к ее сочным, полным губам, теперь поглощающим. Пронзительное, стремительное прикосновение моего языка подействовало, как искра пламени на ветке. Ее тело дрожало и корчилось, и она задыхалась от желания, вулкан вспыхнул пламенем. Вся эта пульсирующая чувственность переросла в лихорадочное желание, всепоглощающую страсть, которая смела все остальное. Я понял, что это была не девушка, которая знала, как заниматься любовью, а девушка, чье сильное желание заняться любовью было достаточным стимулом для двоих. Такой голод был подарком сам по себе, и я ответил, найдя самый центр ее женственности, вознагражденный удовольствием ее криков. Держась в ней, я позволил ей прижаться губами к моему плечу, чтобы заглушить ее настоящие крики экстаза. Когда ее оргазм охватил ее тело, ее крик был в моей груди, иначе он разбудил бы отель, не говоря уже о профессоре и его жене по соседству.

Аморетта откинулась на софе всего на мгновение, а затем повернулась ко мне и легла надо мной, ее шелковое тело было покалыванием. Она переместила свои ноги через мои, живот коснулся моих мышц и прошептала мне в щеку. «Еще, cara mia», - сказала она. «Мне нужно больше». Я видел, что это был момент побега для нее. Ее визиты вдали от своего горного дома в Калабрии, очевидно, были моментами, которых она ждала весь год. Ее чувственность была такова, что ее нельзя было нигде спрятать, но я знал людей тех холмов. Там она была столь же желанной, столь же желанной, но их собственный строгий кодекс запрещал это, пока она не вышла замуж, и, если я не ошибаюсь, Аморетта слишком много повидала внешний мир, чтобы выйти замуж за одного из крестьянских мальчиков. Так что ее дом был для нее чем-то вроде сексуальной тюрьмы. Неудивительно, что вдали от этого она не могла сдержать ужасный сдерживаемый голод внутри нее. Я погладил ее по спине, и она прижалась ко мне своей полной грудью, когда от нее снова начали исходить легкие звуки экстаза. Я узнал, что не было части этого пульсирующего существа, которая не чувствовала бы чувственной чувствительности к прикосновениям. Я перевернул ее, и она снова предложила себя, как цветок, предлагающий себя солнцу. Ее маленькие соски затвердели под моим языком, и она погрузила их глубже в мой рот. До того, как луна начала угасать, я трижды занимался любовью с этой фантастически голодной Венерой, и каждый раз она была порождением чистой страсти, неискренним и неразумным, но захватывающе отзывчивым на малейшее прикосновение. Наконец, с большим удовлетворением вздохнув, она заснула, уткнувшись грудью мне в рот, прижимая к себе мою голову. Я отодвинулся, чтобы удержать ее тихую фигуру, любуясь сочностью ее тела, когда она лежала неподвижно. Я спал рядом с ней до восхода солнца


Я проснулся через окно, ярко отражаясь от синих вод залива.

Я лежал тихо, наблюдая за глубоким ровным дыханием Аморетты. Ее ноги, слегка раздвинутые, были наполовину повернуты ко мне, ее круглая, полная грудь жадно выпирала, как если бы она ждала во сне, чтобы я разбудил ее самым чудесным из всех способов. Я хотел, чтобы у меня было время, но у меня его не было. Семинары МКС начались рано. Я выскользнул из ее руки на груди, не разбудив ее. Я побрился и оделся, когда она проснулась. Она надула немного, но в конце концов подошла и прижалась ко мне головой.

«У меня нет слов, чтобы рассказать, как это было прошлой ночью», - сказала она.

«Тебе не нужны слова, Аморетта, - ответил я. "Ты уже сказала мне".

Она улыбнулась медленной понимающей улыбкой, и я пошел отвечать на вежливый стук в соседнюю дверь. С профессором все было в порядке. После того, как я снял сигнализацию с входной двери, мы спустились вниз и вместе позавтракали в холле отеля. Если что-нибудь в пище и могло превратить его в овощ, нас было бы двое.

День был заполнен новыми семинарами, встречами и блестяще скучными докладами. К концу дня я пришел к выводу, что каждый ученый должен пройти курс творческого письма. Если на семинарах и происходило что-то зловещее, так это те бумаги. Вечером Карл Крист устроил экскурсию по курортной зоне. Я оставался рядом с профессором, а Аморетта оставалась рядом со мной. Она не пыталась специально отвлечься. Она просто ничего не могла с собой поделать. К десяти все были надежно заперты на ночь, и Аморетта ждала меня в комнате. Долго ждать ей не пришлось. Она была тем, чем была накануне вечером, всем и даже больше, потому что она кое-чему научилась. Когда наступил рассвет, никто из нас не спал слишком много, но потом, утешил я себя, сколько сна нужно человеку на самом деле? Я давно перестал расти.

Это был последний день встречи, время, которое Карл Крист назвал Днем релаксации и устроил фуршет на пляже.

«Это счастливый день и печальный день, - сказала Аморетта, проводя тонким пальцем по моей груди. - Счастлив, потому что ты будешь со мной весь день, и грустен, потому что, когда день закончится, мы должны расстаться. Я тебя больше никогда не увижу. Я знаю это."

«Никогда - это слово, которое я никогда не использую», - усмехнулся я. «Вы можете приехать в Америку, а я могу попасть в Калабрию. Наши пути могут пересекаться».

Тогда я, естественно, не знал этого, но потом пожалел, что не был таким хорошим пророком. Поскольку я не думал о пляжных вечеринках, я не взял с собой купальных костюмов, поэтому просто , когда мы подошли к пляжу, расставила шезлонги, чтобы я могла постоянно следить за профессором, и расслабился. Он был более чем доволен отдыхом в своем кресле, а Аморетта свернулась калачиком рядом со мной, как довольный котенок. Я принесл обед из буфета, который устроила Крист, не рискуя в этот последний день. Когда день, наконец, подошел к концу, Карл Крист сделал обход, выглядя еще более пухлым в шортах и ​​ярко-желтой рубашке из махровой ткани. Я наблюдал, как он переходил от человека к человеку, обнимая каждого за руку, нежно похлопывая каждого по спине, рассказывая каждому, какой у него чудесный загар. Я наблюдал за ним со смесью веселья и раздражения. Раздражение беспокоило меня, и я решил, что это произошло потому, что он казался неуместным среди этих искренних людей, которые были по большей части одновременно блестящими умами и простыми людьми. Когда он подошел к профессору Калдоне, он помог ему подняться с шезлонга и, похлопав по плечу, помог ему надеть пляжный халат.

«Надеюсь, вам понравился ваш краткий визит к нам, мистер Картер», - сказал он, обращаясь ко мне. «Не то чтобы мы не приветствовали вас, но какая бы причина ни побудила ваше правительство отправить вас вместе с профессором, я надеюсь, скоро исчезнет».

«Я тоже на это надеюсь», - улыбнулся я. «Если нет, я явлюсь на другую встречу».

«И мы будем рады видеть тебя снова», - сказал он, легко перехитрив меня. Он повернулся после короткого рукопожатия, прошел через остальных, и, когда я наблюдал, как он поднимался по каменным ступеням, ведущим с пляжа, я почувствовал к нему легкую симпатию. Мне всегда казалось, что в профессиональном шутнике есть что-то жалкое и одинокое. Истинное лицо клоуна за маской часто бывает совсем другим.

Чувствуя себя немного как наседка со своим выводком, я согнал всех обратно в отель, проверила каждый предмет в багаже ​​профессора, и мы погрузились в его маленький «Фиат», чтобы поехать в Рим.

Я не рисковал тем, что могло произойти в последнюю минуту после встречи или в непосредственной близости. В Риме был еще один раунд прощаний и благодарностей. Профессор и его жена были приятными людьми, эрудированными, приятными и честными. В глазах Аморетты было безмолвное послание. Я знал, что она не хочет возвращаться в горы Калабрии, и мне было ее жалко. Она действительно не была готова покинуть холмы, вокруг нее было еще слишком много интересного;

и все же она заслуживала чего-то лучшего, чем могла там найти. Я был уверен, что еще несколько свиданий с дядей и тетей должны сделать это за нее.

Я уехал в аэропорт Рима с чувством хорошо выполненной работы. Если что-то и происходило на предыдущих заседаниях МКС, то на этот раз этого не произошло. Если бы и был заговор против профессора Калдона, он бы не сработал. Конечно, я также знал, что этот единственный случай нельзя рассматривать как победу. Ужасная зловещность этого все еще сохранялась, и это поднимало еще больший вопрос. Куда мы пошли отсюда? Мы предотвратили все, что могло быть запланировано на эту встречу, и это никуда не привело. Я отложил эти надоедливые вопросы перед встречей с Хоуком. Я хотел кое-что прояснить в первую очередь. Я поймал прямой рейс из Рима в Лондон. Настала моя очередь неожиданно выскочить, что я и сделал, только чтобы получить удовольствие от разговора с домовладелицей Денни. Денни уехала на конное шоу и вернется через два дня. Женщина, старая девушка с приятным лицом, была достаточно любезна и взяла у меня записку, которую я написал на обратной стороне конверта. Я сделал это коротко. Было слишком много сказать для заметки. Я написал:

Прости еще раз. На днях объясню всё, а вы послушаете.


V


Небо упало. Мир перестал вращаться. «Я неправильно расслышал, - сказал я себе. Этого просто не могло быть! Серо-стальные глаза Хоука, смотрящие на меня через его стол, были невыразительными. Может, мне снилось.

«Скажи это еще раз», - попросил я. Он медленно кивнул.

«Профессор Калдоне - овощ», - повторил он. «Его жена связалась с нами вчера вечером».

«Я не верю в это», - сердито сказал я. «Черт возьми, я закрывал его, как кормилицу. Ничего не могло случиться».

Хоук пожал плечами. «Что-то случилось», - тихо сказал он. Я быстро подсчитал. Я оставил его в Риме ранним вечером и сел на самолет до Лондона. Обнаружив Денни, мне пришлось остаться на ночь, потому что я не мог сразу вылететь. Затем я вернулся сюда вчера и сегодня утром прибыл в штаб-квартиру AX. В общей сложности с момента моего ухода от ученого прошло около тридцати шести часов. Кто-нибудь мог добраться до него за эти тридцать шесть часов. Я должен был смириться с этим. Во время самой встречи я держался слишком близко к профессору.

«Я бы хотел пойти и посмотреть сам», - сказал я, все еще злясь.

«Я так и думал», - мягко ответил Хоук. «Я забронировал для вас билет на одиннадцатичасовой рейс в Рим».

«Черт возьми, - сказал я, - этому должно быть какое-то объяснение».

Выражение лица Хоука было всем, что мне было нужно. «Хорошо», - сказал я. «Я найду его. Но тогда это должно быть самое странное или самое умное, что я видел за долгое время».

Я вышел, злой на себя, злой на мир, но в основном злой из-за непривычного ощущения, что меня забрали. Никто не любит проигрывать, особенно я. Но потерпеть неудачу - это одно. Быть взятым прямо у меня под носом - это совсем другое. Для меня это был новый опыт, и я был в ярости и думал об этом всю дорогу до Рима. Я придерживался идеи, что все, что случилось, произошло после того, как я ушел от профессора. Как я уже сказал, я должен был остаться с этим. Но я не был в этом уверен. Хоук заранее телеграфировал, чтобы группа медицинских специалистов встретила меня в доме профессора. Он хотел, чтобы я слышал то, что они говорят, собственными ушами. Это были врачи, которые обследовали каждого из пораженных ученых. В доме профессора меня впустила горничная, и синьора Калдоне встретила меня с большим хладнокровием, чем я ожидал от нее.

Мой гнев превратился в нечто другое, когда меня провели в гостиную, где медсестра в белой форме сидела на прямом стуле рядом с профессором. Он сидел в глубоком кожаном кресле, и внезапно я перестал беспокоиться о своем гневе, о своих чувствах. Херувимское лицо превратилось в серую безжизненную маску, мерцающие голубые глаза стали невыразительными, уставившимися шарами. Его рот отвис, по углам текла небольшая непрерывная струйка слюны, которую медсестра периодически вытирала марлевой салфеткой. Я подошел к нему и позвал его по имени. Ответа не последовало. Время от времени его горло издавало небольшие гортанные звуки, нечеловеческие звуки. Я отвернулся, ледяная лента обернулась вокруг моих внутренностей.

«Врачи ждут вас в кабинете, синьор Картер», - тихо сказала синьора Калдоне. Я последовал за ней в холл и через фойе в уставленный книгами кабинет, где четыре человека встали, чтобы поприветствовать меня, с одинаково серьезными и усталыми лицами. Ледяной холод внутри меня уже кристаллизовался в смертельный гнев, желание разорвать что-то или кого-то на части, увидеть, что справедливость восторжествовала в том, чему я только что стал свидетелем.

«Во-первых, джентльмены, - решительно сказал я, - есть ли надежда на выздоровление?»

Заговорил высокий седой, знатный мужчина, представившийся доктором Ван Дуэтонзе. Я слышал о нем. Он был выдающимся бельгийским неврологом.

«Никакой, мистер Картер», - ответил он. "Разум полностью ушел.


Неврологические тесты, которые мы уже провели, показывают, что органическое функционирование мозга не подлежит восстановлению. Фактически, проверка профессора Калдона была просто формальностью. Наши результаты, полученные от других мужчин, пострадавших таким образом, были более чем достаточными. Видите ли, мозг - хрупкий орган, и любое полное нарушение его физиологического функционирования приводит к повреждению мозга, которое невозможно восстановить ».

Заговорил другой врач. «Мы понимаем, что ваши люди участвуют в этом, чтобы выяснить, что здесь замешано криминального характера».

Я быстро сообразил, что Хоук сообщил им полуправду о моем интересе к этому делу, ровно настолько, чтобы все прошло гладко.

«Верно, - сказал я. «Я собираюсь расследовать ваши подозрения как в отношении луча разрушения, так и в отношении теории вируса, о которой мне сообщили».

"Да, хотя сейчас мы рассматриваем возможность того, что, возможно, кто-то на МКС, кто-то из присутствующих на собраниях, может быть носителем вируса и сам неуязвим. В то же время электрический луч - если это действительно так - должен быть примененный к другим гостем на встречах. Все сосредоточено вокруг встреч ISS и, казалось бы, безупречных людей на этих научных семинарах ».

Я кивнул. Все это звучало очень логично в том виде, в каком они это преподнесли. Кто-то на собраниях… Да, но кто? И, что более важно, как? Но потом я подумал, что это моя работа - выяснить это. Я знал о некоторых вещах, которых они не знали, о женщине по имени Мария Доштавенко, о маленьком панке с карточкой с именем профессора на ней, об убийствах, призванных заставить всех замолчать о чем-то. Они могли подыгрывать своим теориям о рентгеновских лучах и вирусах. Я не покупал, хотя и не говорил им об этом. Я поблагодарил хороших врачей и вернулся в гостиную. Когда я подошел, я услышал тяжелые мучительные рыдания, а когда вошел, рядом со стариком стояла Аморетта, ее щеки были мокрыми и залиты слезами. Она вытерла их насухо сразу, как только увидела меня. Синьора Калдоне была рядом с девушкой. Когда я подошел, глаза Аморетты потемнели от явной ненависти и ярости.

"Вы вернулись, чтобы лично убедиться?" - выплюнула она, ее полные груди вздыбились под синей блузкой. На ней были узкие джинсы, и ее бедра тянулись по бокам. "Вы должны были защитить его!" - добавила она обвиняюще. "Он был в порядке, пока ты не пришел!"

В ее глазах была яркость, выходящая за рамки очевидной ненависти в них, внезапная жесткость, взгляд мести. Она была зла и недовольна, увидев меня, это было ясно. Синьора Калдоне бросила на меня извиняющийся взгляд и вывела Аморетту из комнаты, чтобы она через мгновение вернулась.

«Мне очень жаль, как Аморетта говорила с вами», - просто сказала она. «Она ужасно любила своего Зио Энрико. Мы сказали ей, что он мог быть в опасности, когда мы ехали на встречу с вами в Портофино, и что вы будете там, чтобы защитить его».

Я сказал синьоре Калдоне, что расстройство девушки вполне понятно. И это было. Черт, за несколько дней я полюбил профессора. Ее эмоции вполне могли объяснить ненависть в ее глазах, но потом я обнаружил кое-что еще. Внутри меня был лед, ледяная собственная ненависть. Я все еще был убежден, что с профессором все в порядке, когда оставил их в Риме.

"Были ли у вас посетители после того, как я ушел?" Я спросил. "В ту ночь или на следующий день?"

«Нет», - устало ответила женщина. «Никто. Аморетта была с нами все утро, а потом уехала домой».

Только Аморетта. Я мысленно перевернул эти два слова, ненавидя эту мысль, ненавидя ее значение, но продолжая с ней. Я снова спросил себя, что, черт возьми, я действительно знал о девушке, кроме того, что она была вулканом в постели? Синьора Калдоне, конечно, не вызывала подозрений в своей племяннице. Хоук однажды сказал, что я не стану держать свою мать вне подозрений, если того требуют обстоятельства, и он был прав. Особенно, когда я чувствовал себя так же, как сейчас, что было уродливо, злобное, уродливое чувство, которое я испытывал, когда видел что-то грязное. Я взглянул на овоща, который был человеком, и он стал еще уродливее. Хоук так хорошо охарактеризовал его… живых мертвецов. Медсестра уже начала поднимать его. Он выскользнул из ее объятий, и я бросился к нему, но он стоял на четвереньках и ползал по полу. «Все в порядке», - сказала она мне. «Я позабочусь о нем».

Я снова повернулся к синьоре Калдоне. «Вы позвонили Аморетте, чтобы рассказать ей о ее дяде», - спросил я. Женщина кивнула, не отрывая глаз от меня, отказываясь смотреть на жалкую фигуру, проползающую мимо нас.

"Вы сказали ей, что я приду сюда сегодня вечером?"

«Да», - ответила она. «Я получил телеграмму от вашего начальника».

"А что сказала Аморетта?"

«Она сказала, что сразу же подъезжает», - ответила женщина. «Она подумала, что, возможно, вы заберете ее дядю, и она хотела увидеть его снова».

Или, тихо подумал я, она просто хотела быть здесь, пока я был. Я подошел к двери. Если я ошибался насчет девушки, я хотел бы выяснить это и принести ей большие, извинения. Если бы я был на правильном пути у нее были большие проблемы.


Я все еще был убежден, что кто-то перешел к нему с того момента, как я оставил их в Риме, каким-то образом, где-то. Кто и как? Это были два ключевых вопроса. Я был уверен, что если получу ответ на один из них, то смогу ответить другому. Сейчас для Аморетты настало время вопросов. Но коридор был пуст. Я быстро выглянул наружу, но на улицах Рима было темно и тихо. Я нашел синьору Калдоне.

«Аморетта ушла», - сказал я ей. «Есть ли ей еще куда пойти в Риме? Есть другие друзья, родственники?»

«Нет-нет, мы были единственными, - сказала женщина. «Она, наверное, выбежала на улицу. Она так расстроена. Пожалуйста, поищите ее».

«Я буду искать ее, хорошо», - мрачно сказал я себе под нос и выбежал на улицу, на мгновение остановившись, чтобы глаза привыкли к темноте. Калдоны жили недалеко от небольшой площади, и я быстро осмотрел круг света под каждым из уличных фонарей, усеивающих края площади. Я увидел ее безошибочную форму, когда она остановилась под лампой в самом дальнем углу площади. Я пустился в бега, когда она двинулась дальше. Когда я подошел к этому месту, ее нигде не было видно, а улица, ведущая в сторону, была узкой, вымощенной булыжником, с затемненными магазинами, пекарнями, бакалейными лавками и фруктовыми лавками с множеством дверных проемов. Я слушал, как каблуки стучат по камням, но их не было. Она пряталась в одном из дверных проемов. Я начал медленно спускаться, когда она вышла и остановилась в ожидании. Даже в темноте я чувствовал жгучую ненависть в ее глазах.

"Почему вы следуете за мной?" спросила она.

«Ты ответишь на несколько вопросов», - сказал я ей, подходя к ней. Она сделала шаг назад и повернулась, чтобы бежать. Я уже собирался схватить ее, когда услышал позади себя слабое царапанье. Я повернулся, но недостаточно быстро. Удар, как будто молния, ударил меня по виску. Моя голова взорвалась огнями, звездами и острой болью. Я подался вперед и заставил себя не потерять сознание. Я слышал шаги, многие из них. Я схватился за пару ног перед лицом и дернул. Хозяин закричал по-итальянски и упал. Я прыгнул на него, моя голова все еще была затуманена, и я мельком увидел невысокого, одетого в пот человека мужчину, когда резкий удар по ребрам отбросил меня в сторону. Я продолжил крутой перекат, сильно ударяя по ногам, хватая их и тяну. Одна фигура навалилась надо мной, и я резко ударился налево в его живот, услышав, как он хрюкнул от боли. Моя голова теперь немного прояснилась, и я знал, что их было по крайней мере четверо или пятеро. Прижав пятки к промежуткам между булыжниками, я поднялся на локте и катапультировался вперед, лицом к лицу, в чью-то середину, неся его за собой. Сумев избежать размахивания руками и резких взмахов, я схватил того, кого отбил назад, за руку, приподнял его в движении дзюдо и кинул в окно пекарни. Я услышал его крик среди звука разбивающегося стекла. Все еще борясь скорее из-за тренировки и инстинкта, чем из-за ясности ума, я ударил в лицо, которое появилось передо мной, услышал удовлетворяющий хруст костяшек пальцев в скуле, и лицо исчезло. Но теперь настал мой черед. Это был хороший, жесткий удар сзади, и я упал. Твердый предмет врезался мне в череп почти в тот же момент, когда ботинок с тяжелой подошвой попал мне в висок. Я услышал голос Аморетты еще до того, как погас свет, черт возьми ее черное сердце. Она решила, что я пойду за ней. Она привела меня прямо к этому. Я попытался поднять голову и встряхнуть, но ничего не ответил. Еще один удар обрушился на меня. Это не так больно. Он просто опустил занавес.

* * *

Не знаю, сколько времени прошло до того, как я проснулся, но по состоянию моей головы я решил, что это было довольно долго. Я медленно повернул шею круговыми движениями, и пушистая паутина начала рваться в моей голове. Сильная острая боль в запястьях подсказала мне, что руки связаны за спиной. Ужасные подпрыгивания и толчки не помогали моей голове пульсировать, но мне удалось сосредоточиться на окружающем. Я был не один. Четверо других мужчин сидели внутри, очевидно, внутри грузовика с закрытыми панелями. Я был против водительской перегородки, остальные сидели парами по бокам грузовика. Это были коренастые, суровые, черноглазые мужчины в рабочей одежде и тяжелых крестьянских туфлях, с тяжелыми, узловатыми руками с толстыми пальцами. Я заметил, что у троих из них были порезанные лица и синяки на скулах. Один из них окликнул водителя по-итальянски.

«Американо проснулся», - сказал он.

«Си, будь осторожен», - ответил голос. "Посмотрите на него"

Затем я услышал голос Аморетты. «Не рискуй», - сказала она.

Все они могли расслабиться. Сейчас не время и не место для капризов. Кроме того, я хотел узнать больше о том, куда меня везут. С крутого подъема грузовика мы поднимались в горы. Мужчины поговорили друг с другом коротко, отрывисто, но этого было достаточно, чтобы я понял, что такое диалект калабрезе. Это не было сложно


Я старался понять остальное. Аморетта везла меня на холмы своего дома. Если бы я отсутствовал так долго, как мне казалось, скорее всего, мы были почти у цели. То, как она и крестьяне Калабрии вписались в это грязное дело, было другим вопросом. Это был чертовски неожиданный поворот. Но все это было странно с самого начала. Дорога становилась более неровной, а грузовик еле еле ехал. Я проверил свои запястья. Они были хорошо связаны. Они забрали у меня Вильгельмину, но я чувствовал Хьюго в его ножнах на своем предплечье. Они слишком торопились вытащить меня с улицы в грузовик, и они явно не были профессионалами. Я знал это по тому, как они падали друг на друга, пытаясь наброситься на меня на той узкой улочке. Если бы этот первый удар не ослабил мои рефлексы, они бы все еще были там, собравшись вместе.

Грузовик замедлил ход, и мои мышцы автоматически напряглись. Я насчитал еще два поворота, прежде чем он остановился и открылись задние двери. Меня вытащили, и я обменялся взглядами с Амореттой, которая выглядела напряженной и дрожащей в блузке и узких джинсах.

«Хорошие друзья у вас есть», - сказал я небрежно.

«Это мои братья», - сказала она, указывая на троих мужчин. «А двое других - мои кузены».

«Семейное предприятие», - прокомментировал я.

«Когда я услышала, что вы возвращаетесь, чтобы убедиться в своей работе, я взяла их с собой», - резко сказала она. «Теперь мы собираемся выяснить, что вы сделали с Зио Энрико и почему».

"Что, черт возьми, ты несешь?" - сказал я, хмурясь. Она ударила меня по лицу. Жесткий.

«Отведи его внутрь», - сказала она. «Хватит его лжи».

Я все еще хмурился, когда меня затолкали в длинный дом из камня и терракоты с низкой крышей. Они отвели меня на кухню, большую, просторную комнату, и бросили в крепкий стул с прямой спинкой, держа руки связанными за спиной. В качестве двойной безопасности они привязали мои запястья к спинке стула. Аморетта стояла передо мной, наблюдая за операциями. Когда они закончили, они образовали за ней полукруг. Ее глаза, пылающие гневом, впились в мои.

«Когда я думаю, что…» - начала она и быстро оборвалась, на ее лице промелькнула мимолетная краска смущения.

«Продолжай, Аморетта», - усмехнулся я. Она ударила меня снова, сильнее.

«Я убью тебя», - прошипела она. «Вы - создание из ада. Вы собираетесь рассказать нам, что вы сделали с Зио Энрико».

«Я ничего ему не сделал», - сказал я, изучая ее глаза. Она снова ударила меня.

«Больше никакой лжи!» - крикнула она. Я увидел, что в этих глазах не было ничего, кроме ненависти и гнева. Это не был поступок, это не была попытка обмануть меня.

"Клянусь Богом, ты действительно серьезно, не так ли?" - спросил я, недоверчиво осознавая это.

«Да, я серьезно», - сказала она. «Я убью тебя сам, если придется».

«Нет, я имею в виду, что ты действительно думаешь, что это сделал я», - сказал я.

«Давайте просто убьем его сейчас», - вмешался один из ее братьев.

«Нет», - огрызнулась Аморетта. «Я должен узнать, что он сделал и почему».

«Готово», - сказал двоюродный брат, кретин с большими ушами. «Какая разница? Просто убей его».

"Silencio!" - крикнула Аморетта. «Я разберусь с этим».

Я слушал их с удивлением. Они ни в чем не шутили, особенно насчет убийства меня. Здесь я подозревал ее, и она была убеждена, что это сделал я. При других обстоятельствах это могло бы показаться забавным, но эти персонажи были дикой группой, полностью способной и заряженной, чтобы делать что угодно.

«Я этого не делал, Аморетта», - сказал я, вкладывая в свой голос всю искренность.

«Прекрати свою ложь», - парировала она. "Это должен был быть ты. Ты устроил так, чтобы быть с ним все время.

Может, вы положили что-нибудь в ту особую воду, которую заставили его выпить ".

«Нет, говорю вам», - крикнул я в ответ. «Меня послали защищать его».

«Но вы сделали прямо противоположное. Может, вы даже не настоящий мужчина, этот Ник Картер. Может, вы убили его и заняли его место. Но мы собираемся выяснить это. Вы собираетесь сказать нам правду. . "

«Я говорю вам правду».

«Это займет много времени», - вмешался один из братьев. «Не могли бы мы допросить его позже? Свиней не накормили. Коров не доили».

«Совершенно верно, - вмешался другой. - Ты срочно отправил нас сегодня утром. У нас не было времени что-либо делать. Кроме того, я тоже голоден».

«Я говорю, просто убей его и покончим с этим», - вмешались большие уши.

«Нет, он заговорит первым», - настаивала Аморетта. «Но мы сделаем это позже, когда ты закончишь работу по дому». Она обратилась к большим ушам. «Глауко», - скомандовала она. «Останься здесь и понаблюдай за ним. Если он что-нибудь попробует, сразу же крикни, понимаешь?»

Большие уши - Глауко - кивнул. Вероятно, это был настолько сложный приказ, который он мог усвоить сразу. Аморетта бросила на меня последний жесткий взгляд и ушла с остальными. Слушая их, я убедился в одном. Их эмоции были слишком сильны, чтобы прислушиваться к логике или разуму. Кроме того, я должен был признать, с того места, где она это видела, у меня действительно были лучшие шансы добиться успеха в старике. Я должен был освободиться. Может быть, тогда я смогу заставить их слушать. Я бродил глазами по кухне - большая каменная печь, тяжелое железо


кастрюли и сковороды, подвешенные на стенных крючках над головой. Глауко устроился на стуле с прямой спинкой, поставил ноги на длинный, крепкий стол и начал строгать перочинным ножом деревянное полотно. Если я попытаюсь повернуться к духовке, чтобы поскрести веревку на запястье о камень, Глауко сразу же увидел бы меня. Когда мои запястья были привязаны к стулу, стул на данный момент был частью меня. Я измерил расстояние до того места, где сидел Глауко, думая о том, чтобы броситься на него вниз головой, врезаться в него. Это было бесполезно. Он будет на ногах прежде, чем я доберусь до него. Мне нужно было что-то, что потребовало бы только одного движения. Я мог сделать только один выстрел, и все, что мне нужно было использовать, это мои ноги и колени. Остальная часть меня была прикована к креслу.

Я сел и посмотрел на Глауко. Он стал более поглощенным своей резкой, но периодически поглядывал на меня. Поставив ноги на стол, стул откинут на задних ножках, он был идеальной мишенью, если бы я только мог подойти достаточно близко. Внезапно я понял, что мне не нужно подходить так близко. Все, что мне было нужно, это попасть в зону досягаемости. Я подвинул одну ножку стула на дюйм и стал ждать. Глауко взглянул на меня и вернулся к своей резке. Я подвинул другую ногу еще на один дюйм и ждал. Глауко продолжал перебирать взгляды. Я придвинулся ближе, рассчитывая каждое утомительное движение между его взглядами, сдвигая каждую ногу на долю дюйма за раз. Я был рад обнаружить, что Глауко не был ни слишком умным, ни слишком настороженным. Наконец я остановился, не решаясь подойти ближе. Я прислушивался к звукам из другой комнаты, но все было тихо. Остальные все еще были заняты своими делами. Я прыгнул, выбив ногу и ударившись о спинку стула Глауко. Он вылетел из-под него, и он с криком упал навзничь. Я мгновенно оказался на нем, стул все еще был привязан к моей спине, одно колено упало ему на грудь, другое - на горло. Его глаза тут же начали выскакивать, и я расслабился, отрывая колено от его горла.

«Одно неверное движение, и ты умрешь через полсекунды», - предупредил я его. «Все, что мне нужно сделать, это надавить этим коленом. Видите?» Я надавил, и его язык высунулся. Его глаза расширились от страха. Я снова ослабил давление.

«Теперь ты делаешь именно то, что я говорю», - сказал я ему осторожным, размеренным тоном. Одного взгляда в мои глаза и ощущения моего колена у его трахеи было более чем достаточно для него. «С того места, где вы находитесь, вы можете протянуть руку и ослабить узлы на моем запястье. Медленно, теперь… медленно. Неправильное движение может привести к тому, что мое колено опустится автоматически». Я снова усилил на него давление, чтобы подчеркнуть. Я почувствовал, как его рука скользнула по моей спине, нащупывая путы запястья. Его пальцы сжимали узлы, а глаза со страхом смотрели на меня. Я почувствовал, как веревки немного ослабли. «Продолжай», - прорычал я, надавливая коленом еще немного. Его пальцы ускорились, и веревок хватило, чтобы освободить одну руку, потом другую. Я слышал голоса, входящие в дом. Не отрывая колена от его горла, я сильно ударил Глауко по челюсти. Его голова склонилась набок, и я встал. Я знал, что они сейчас заглянут. Я не хотел использовать Хьюго. Какими бы заблудшими, упрямыми и глупыми они ни были, они все еще пытались делать то, что считали правильным. Я взял одну из железных сковородок. «Неудивительно, что итальянская домохозяйка должна есть много макарон, - подумал я. Это было лучше, чем вес для наращивания мышц. Я вошел за дверь, когда Аморетта ввела остальных.

Она мгновенно вскрикнула. «Mio dio! Его больше нет!» - завыла она. Остальные упали ей на пятки. Я взмахнул сковородой и одним выстрелом поймал двоих из них. Они растянулись лицом вперед, когда я схватил Аморетту, и теперь у меня в ладони был Хьюго, острие стилета прижалось к кончику полной груди девушки. Ее братья замерли, и я услышал, как Аморетта резко вздохнула.

«Сначала разбуди их», - сказал я, указывая на три бессознательные формы. Один из других вылил на них ведро с водой, и они проснулись.

«Теперь вы, дикие люди, собираетесь меня слушать, - сказал я. «Я не сделал ничего, чтобы причинить вред твоему дяде. Поймите это сквозь твои толстые черепа. Я пытался защитить его. Я не могу этого доказать, потому что я не знаю, что случилось, больше, чем ты».

Грудь Аморетты мягко касалась моей руки, держащей стилет, и у меня возникла мысль. Если бы я смог доказать им, что я сам, это сэкономило бы мне часы, пытаясь выбраться из этих гор, или избежать их возможного преследования. Бог знает, сколько у нее здесь родственников. Если бы это сработало, я был бы в безопасности. Если бы этого не произошло, у меня были бы руки заняты. Какого черта, решил я, иногда нужно рискнуть. Я отступил от Аморетты, отпуская ее. Когда она повернулась, я протянул ей стилет. Ее глаза расширились от удивления. Остальные ее родственники были в равной степени озадачены.

«Возьми», - сказал я, толкая ее ручкой. Она неуверенно протянула руку.

Я спросил. - "Теперь ты мне веришь?" "Я сдаюсь

чтобы доказать, что я говорю правду ".

Остальные наблюдали за Амореттой, ожидая от нее сигнала. Я увидел, как ее глаза внезапно таяли, ее полные губы приоткрылись, и она была в моих руках, уткнувшись головой в мою грудь.

«О, Ник, - всхлипнула она. «Пожалуйста, прости меня. Я был так расстроена. Я никогда не должен был подозревать вас».

«Я подозревал тебя», - признался я. «Так что, я думаю, мы квиты» Я мог бы сказать ей, что это моя работа - подозревать всех, в то время как она была просто чрезмерно эмоциональным, диким помидором, но я отказался от этого. Кроме того, ее братья и кузены толпились вокруг, хлопая меня по спине. Извинения и товарищество взяли верх с удвоенной силой.

«Все получилось, и никто особо не пострадал», - сказал я Аморетте, вытирая слезы с ее щеки. «Я рад этому, правда. Теперь мне нужно как можно скорее вернуться в Рим. Мне нужно где-нибудь найти зацепку».

«Си», - быстро согласилась Аморетта. «Бери грузовик, Луиджи. Мы должны немедленно ехать».

Глауко только что вернул мне Вильгельмину, бросив последний взгляд на Люгер. Я слышал замечание Аморетты, но мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять.

"Эй?" Я сказал. "Что вы имеете в виду" мы "?"

«Я пойду с тобой, Ники», - сухо объявила она.

«О нет, дорогая, - сказал я. «Я возвращаюсь один. Это мое дело».

«Нет, я пойду с тобой», - сказала она, выпячивая нижнюю губу. Я видел, как ее родственники нахмурились.

«Это не для тебя», - возразил я.

"Почему бы и нет?" - спросил Глауко воинственным тоном. Я так хотел придать его большому глупому лицу влияние, которое могло бы пробить в нем хоть какой-то смысл, но сдержался.

«Потому что это моя работа», - крикнул я ему.

«А это наш дядя», - ответил он.

«Это вопрос семейной чести», - вмешался Луиджи. Они снова приближались, и я видел, как взлетает дух и все ингредиенты для новой драки.

"Она недостаточно хороша, чтобы помочь тебе, Американо?" еще один сердито посмотрел на меня. Если бы у меня было время, я бы с удовольствием разбил несколько толстых черепов, но все, чего я хотел, - это выбраться оттуда как можно быстрее и проще.

«Она в порядке», - сказал я. «Она может пойти со мной. На самом деле, я буду рад ее помощи».

Расслабление было слышно. Луиджи вытащил грузовик и сел за руль, а Аморетта села рядом со мной. Когда я уезжал, раздавались крики удачи и прощания. Как будто мы ехали на передовую. Я сказал, что буду рад ее помощи, и я серьезно. Она была бы более чем полезна, направив меня вниз с гор. Когда я доберусь до главных дорог, мы с страстной, восхитительной Амореттой расстанемся. Я знала, что это не будет нежным прощанием, но она переживет это.

Когда мы приблизились к подножию холмов, я увидел огни, которые указывали на пересечение главной дороги передо мной.

"Вы когда-нибудь ходили отсюда в свой дом?" - небрежно спросил я.

"Ой, да", - сказала она. «В юности я часто это делала. Это не так уж плохо, если ты знаешь дорогу и не торопишься».

«Рад слышать это, дорогая», - сказал я, резко останавливаясь. "Потому что ты прямо сейчас идешь домой!" Я выпрыгнул из грузовика, потянув ее за собой. Вдоль дороги росли сосновые заросли. Я подбросил ее, крича в нее. Воздух посинел от итальянских проклятий, которые я никогда не слышал и знал больше, чем некоторые. Я был на передаче и тронулся, когда она вылезла из соснового куста. Я посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, что она выбегает на дорогу, трясет кулаком вслед за мной и все еще кричит.

«Ничего личного, куколка», - усмехнулся я. «Но это не ваша бутылка вина, если можно так выразиться».

Рассвет только начинал окрашивать небо, но я уже думал, куда идти дальше. Одна мысль возвращалась повторяющейся мелодией. Если бы это не произошло после того, как я ушел от профессора, то это должно было произойти прямо у меня под носом. «Это просто невозможно», - снова сказал я себе, все время понимая, что невозможное, очевидно, произошло. Я хотел список всех сукиных сыновей, которые присутствовали на последних восьми собраниях. Я прослеживал предысторию каждого из них. Где-то там должна быть зацепка.

Маленький грузовик, хотя и медленный, был надежен. Утро принесло жаркое солнце, но я не терял его. Доехав до Рима, я свернул грузовик в переулок и оставил его там. Карабинеры найдут его и проследят регистрацию. Я устал как собака, и я снял номер в скромном отеле «Рафаэлло» и телеграфировал Хоуку, что я останавливался в нем отсюда. Я назвал ему свой отель и номер и сказал, чтобы он телеграфировал мне, если у него есть что добавить. Был день и длинная ночь. Я принял горячую ванну, растянулся на кровати и заснул. Я проснулся ближе к вечеру. Телеграммы от Хоука не было, а значит, для меня у него больше ничего не было. Я решил, что самый быстрый способ получить список всех участников прошедших восьми встреч - через Карла Криста. Я немного проверил, обнаружил, что в Цюрихе есть Карл Крист, и позвонил ему. Он ответил и, к моему удивлению, сразу узнал мой голос. я мог просто видеть его круглое лицо, покрытое елейной улыбкой,

в то время как эти быстрые маленькие глазки внимательно щелкали. Я сказал ему, что хотел. «Мне нужен полный список присутствующих на каждой из этих встреч», - сказал я. "Я хочу каждого человека, большого, маленького, важного, неважного.

Голос Карла Криста был нежным, а слова - наоборот. - Политика ISS не заключается в том, чтобы предоставлять такую ​​информацию, мистер Картер, - произнес он нараспев. - Могу я спросить, почему вы делаете этот довольно необычный запрос?

«Я не могу разглашать это», - сказал я, чувствуя, как раздраженно вспыхивает мой гнев. «Список каждого собрания был тогда публично объявлен. Почему я не могу получить копию сейчас?»

«Такие объявления никогда не бывают полными», - спокойно ответил он. «Боюсь, что вернуться и составить полный список последних восьми встреч было бы непростой задачей».

Он всегда так помогал, продолжая хеджировать. С каждой секундой я злился все больше. «Послушай, кузен», - начал я снова, услышав резкость в голосе. "Я знаю, что у вас, черт возьми, есть полный список на каждое собрание. Вам придется иметь их для ваших собственных записей, если ничего другого. Если вы не пришлете мне фотостатическую копию последних восьми списков присутствующих, я предлагаю пойти к руководству ISS и убедиться, что они приказывают вам сотрудничать ".

Его тон сразу изменился. «Вы меня неправильно поняли, - сказал он. «В этом нет абсолютно никакой необходимости. Я всегда рад сотрудничать с любым государственным чиновником по официальным делам, даже если я не знаю, о чем он». Концовка была брошенной наживкой леской, за которую я не ухватился. Он мог, черт возьми, задаться вопросом, о чем все это было. Я пришел к выводу, что он типичен для мелких чиновников, которые всегда стараются сделать себя более важными, чем они есть на самом деле.

«Пожалуйста, отправьте мне списки авиапочтой в отель« Рафаэлло »здесь, в Риме, - сказал я.

Я повесил трубку и пошел прогуляться и поужинать в Риме. Мне хотелось насладиться теплым, дружелюбным городом, но я был на грани, нервничал, раздражался. Я вернулся в отель и немного поспал. Стук разбудил меня рано. Отдайте ему должное, или, может быть, я вселил бы в него страх перед Богом, но Крист сразу же србрал списки, и они прибыли. Я разложил их на полу и все утро изучал их, делая свои собственные рабочие листы с именами каждого человека на листе. Когда утро подошло к концу, у меня был пол, заполненный бумагами, и многие имена были внесены в перекрестные индексы с разочаровывающим результатом: ни один член ISS не посетил все восемь встреч. Это, казалось, исключало мои мысли о том, что один человек несет ответственность за все восемь ужасных провалов после встречи. Я повторил это снова. Я должен был убедиться, что нет ни ошибок, ни оплошностей. Но я был прав. Многие из них присутствовали на многих собраниях, но ни один не был на всех из последних восьми. Пока мои глаза блуждали по рабочим листам, разложенным по всему полу передо мной, я позволил своему разуму мчаться сам по себе в техника потока ассоциаций, которую я изучил много лет назад: копание, пропуск, исследование, прыжок. В конце концов, что-то начало проявляться. Единственное имя, которое появлялось на каждой встрече, было Карл Крист. Я откинулся на спинку дивана и на время позволил этому перевернуться в моей голове.

Я не пробовал по причинам, по какой-либо мотивации ни к чему. Я искал только зацепки, и хотя это казалось маловероятным, это факт, что Он присутствовал на каждой из последних восьми встреч. В прошлом я видел множество невероятных фактов, которые стали очень вероятными. Я никогда ничего не сбрасывал со счетов, как бы странно это ни казалось. Конечно, в этом безумном деле я не собирался этого делать. Радостный Карл мог быть мертвой опорой - и тогда он мог быть чем-то большим, чем казалось. Это была единственная зацепка, которую я придумал, если можно так назвать. Я решил это так назвать. Я позвонил в аэропорт Рима, чтобы узнать расписание рейсов в Цюрих.


VI


"Вы смотрели в окно, сэр?" - спросил меня по телефону приятный молодой голос. Я был так поглощен своими рабочими листами, что не сделал этого. Когда я это сделал, я повесил трубку. Густой туман окутывал город, который не уходит днями. Я выписался из отеля и купил билет на экспресс Рим-Цюрих. Мое купе было в середине дождя, и я сел за двадцать минут до нашего отъезда. Хотя он был указан как экспресс, он был далеко от того, что мы называем прямым поездом домой. Я взял спальный отсек, кондуктор проверил мой паспорт и заправил койку. Когда мы выехали, был вечер, и я смотрел, как проплывают окутанные туманом огни Вечного города, пока мынабирали скорость. Как и большинство европейских поездов, между остановками он ехал как черт, но потом было бесчисленное количество остановок для переключения вагонов и добавления новых. Я рано лег спать и хорошо спал. Поезда всегда оказывали на меня снотворное действие. Когда я проснулся, мы как раз приближались к швейцарской границе в Беллизоне. Я пошел в вагон-ресторан и позавтракал. Сельская местность изменилась, я увидел, глядя в окно поезда. Она была более холмистой, с далекими горными вершинами, заснеженными вершинами, поднимающиеся к небу.


Ель, вечнозеленые растения и горный лавр заменили оливковые деревья, кедр и виноградные лозы. Свежий воздух заменил мягкий, праздный климат Южной Италии. Я вернулся в свое купе и был почти у цели, когда раздался мужской голос. Я обернулся и увидел лысеющего мужчину среднего роста с открытым золотым портсигаром, который подошел ко мне.

«Скузи, синьор», - улыбнулся он с сильным итальянским акцентом. "Любимый дарми ун фаммижера?" Я остановился, выудил из кармана пачку спичек и протянул ему. Наклонившись к ним, он мягко заговорил по-английски с акцентом. «Не двигайся, Картер, - сказал он. «На тебя нацелены два пистолета. Один здесь, в другой руке, другой - позади тебя».

Я остановился и увидел, как из его куртки торчит кончик револьвера. Я повернул голову ровно настолько, чтобы увидеть другого мужчину в дальнем конце коридора.

«Открой дверь своего купе и войдите», - сказал лысеющий. «Никаких уловок». Еще два больших, крепких типа в кожаных куртках появились позади человека в дальнем конце, и они приближались. Я знал, что был в мешке. Я открыл купе и вошел внутрь, за моей спиной теснились новые знакомые. Быстро и профессионально они сразу избавили меня от Вильгельмины. Они прозевали Хьюго. Это было самое замечательное в маленькой шпильке. Даже профессионалы, особенно в спешке, часто не замечали кожаных ножен на моем предплечье.

«Кажется, вы знаете мое имя», - я сердечно улыбнулся первому, кто попросил спичку.

«Картер - Ник Картер». Он тонко улыбнулся. «Главный оперативник AX. N3, официально».

Я быстро их примерил. Если бы я не смог напечатать лысеющего, последние два были бы моментально трупами. У них было флегматичное выражение лиц рабочих лошадей НКВД с кочанными лицами, тяжелые руки и крепкая голова. Лысеющий, без сомнения, был советским разведчиком высшего уровня.

«Поскольку ты так много обо мне знаешь, могу ли я считать это своего рода особенным интересом?» - любезно спросил я. Лысеющий снова улыбнулся.

"Не совсем", - сказал он. «Но ваша репутация хорошо известна».

«Особенно советской контрразведке», - прокомментировал я. «Разве я не встречался с некоторыми из ваших мальчиков в последнее время в Лондоне и его окрестностях? Довольно роковая встреча для них, если я правильно помню».

Он кивнул, и его улыбка исчезла. «К сожалению, вы правы», - сказал он. «Но на этот раз все закончится иначе. Я капитан Ванускин, и я сожалею о негодяях».

«Я тоже», - улыбнулся я. Мой разум метался. Они возникли из ниоткуда. Либо они становились ровнее, либо я старею. На самом деле это беспокоило меня больше, чем быть пойманным.

«Я не заметил, что ты следишь за мной до поезда», - признался я. "Я впечатлен."

«Мы этого не делали», - ответил Ванускин, и мои брови невольно приподнялись. «Как я уже сказал, ваша репутация очень хорошо известна. Мы были уверены, что вы заметите« хвост », как вы, американцы, так странно выразились. Мы застряли в отеле и знали, что аэропорты не работают из-за тумана. Вы уехали, это должен был быть поезд или машина. У нас был мужчина, который следил за каждым отходящим поездом. Когда вы выходили из отеля, наш человек просто сообщил об этом по рации. Затем другой из наших людей подобрал вас на Цюрихском экспрессе ».

Я чувствовал лучше. Они не стали плавнее, только немного умнее. И туман упростил им задачу. Это привело меня к еще одному очень интересному моменту. Только два человека знали, что я был в отеле «Рафаэлло» - Ястреб и Карл Крист. Конечно, Крист могла бы сообщить об этом кому-нибудь другому, но я в этом сомневался. Я отложил это как случайность и решил вместо этого отправиться в небольшую рыбалку.

«Тогда он один из ваших людей», - сказал я русскому. «Он тот, кто тебе сообщил, что я был в Рафаэлло».

Ванускин лукаво ответил. - "Кто этот" он "?"

«Вы можете перестать играть в игры», - сказал я. «Слишком поздно для этого, я все же хотел бы знать, как это делается».

Ванускин ухмыльнулся широкой хитрой ухмылкой. "Вы имеете в виду, я полагаю, досадное умственное ухудшение некоторых ученых - их украденные мозги?"

Я хотел воспроизвести его улыбающееся лицо так сильно, что мои руки сжимались и разжимались. Я подавил импульс. Это была бы верная смерть.

«Более или менее, - сказал я, заставляя себя говорить небрежно.

«Мы не знаем ответа на этот вопрос больше, чем ты, Картер», - мягко ответил русский.

«Ой, давай, - сказал я. «Такая скромность - это что-то новое для вас, мальчики, не так ли? Я никогда не предполагал, что это операция не вашей страны».

«Это не наша операция, как вы выразились», - сказал россиянин. «Но мы только рады сотрудничеству. И мы не скромничаем. Мы чувствуем, что получили очень неожиданный и очень ценный подарок. Естественно, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы защитить нашего неизвестного благодетеля».

Русский запрокинул голову и рассмеялся над моим недоверчивым выражением лица.

«Как ни трудно вам в это поверить, - продолжал он, - это правда. Около года назад с нами загадочным образом связался кто-то, кто хотел получить список этих ученых.


Мы знали, что они занимались научными исследованиями для западных держав. В отношении нашего сотрудничества он пообещал, что окажет нам большую услугу, что он, безусловно, сделал. Мы представили такой список. Он выбрал имя, вернул его нам, и следующее, что мы узнали, этот ученый потерпел полное душевное расстройство. С тех пор этот человек связался с нами каждый месяц примерно таким же образом, либо по почте, либо со специальным курьером. Мы предлагаем несколько имен, которые, как мы знаем, выполняют важную работу для Запада. Он выбирает одно, а все остальное делал он. Конечно, мы очень рады предоставить ему все, что он пожелает ».

"Деньги тоже?" - спросил я, гадая о мотивах.

«Если он просит об этом. Но он редко это делает».

Я спросил. - "А как насчет Марии Доштавенко?"

Ванускин пожал плечами. «Прискорбный случай, можно сказать, всплеск буржуазных чувств».

«Вы имеете в виду гуманитарные чувства», - возразил я.

«Называйте как хотите», - сказал русский. «Она могла знать о наших контактах и ​​общих чертах того, что происходило. Она хотела, чтобы это прекратилось. У нее были идеи поставить этих нескольких ученых выше интересов своей страны».

«Были», - поправил я его. «У нее были идеи поставить гуманитарные идеалы выше местных политических маневров. Вы узнали об этом, и ее убили».

«Я сказал вам», - сказал русский. «Мы делаем все, чтобы защитить наш контакт и его работу».

Я мысленно улыбнулся. На самом деле я знал об его маленькой грязной игре больше, чем русские. Все, что они знали, это то, что у них был контакт. Я знал, кем он был, и теперь они на самом деле выдали своего благодетеля, не зная об этом. Конечно, было очень много вопросов, на которые у меня еще не было ответов. Что заставило Карла Криста действовать, например. И как он добивался своих грязных целей?

"Почему вы так долго двигались?" - небрежно спросил я. «Как вы знаете, я был на борту с прошлой ночи».

«Мы ждали, куда вы направляетесь. Очевидно, вы собираетесь в Цюрих», - сказал Ванускин. Он снова улыбнулся. «Или, точнее сказать, вы собирались в Цюрих».

Ванускин и остальные внезапно начали разговаривать между собой. Мой русский был более чем достаточно хорош, чтобы понимать их, а то, что я слышал, не предназначалось для оглашения. Они обсуждали, как лучше меня устранить. Дело усложнялось. Мне нужно было выйти, и быстро. Некоторое время я был в безопасности, когда поезд замедлил ход, чтобы проехать через небольшую деревню. В тесноте купе было мало места, чтобы что-нибудь сделать. Даже Хьюго был неадекватным. Я мог бы убить одого, может, двух, и все. Я осознал ситуацию, и она была мрачной. Двое тяжеловесов стояли у дверей. Ванускин был передо мной. Четвертый человек был справа, я слышал, как Ванускин завершил дискуссию своим решением. Со мной они пойдут на наименьший риск и сделают всю работу здесь, в купе. Беглый взгляд в окно показал мне, что мы начинаем переходить высокую эстакаду. Я увидел голубую воду внизу, слишком далеко внизу. Но это был мой единственный шанс. В последний момент они сосредоточились на разговоре. Я медленно поднял руку. Трос аварийного тормоза висел прямо над головой. Я дернул, и поезд начал аварийную остановку с ужасным ударом тормозов о колеса. Все улетели в левую часть купе. Все, кроме меня. Я был готов к этому и бросился к окну, скрестив руки перед собой, чтобы прикрыть лицо. Я ударил в окно с полной силой, почувствовал, как осколки стекла попали мне в руки и лоб, а затем я упал, делая медленное, ленивое сальто в воздухе. Мои лодыжки ударились о поручень эстакады и перевернули меня набок. Я заметил, как поезд над мной останавливается, а вода слишком далеко под моим падающим телом. В любом случае это не было правильным погружением, и хотя я пытался сконцентрироваться, когда я ударился о воду, это было так, как если бы я на полном наклоне врезался в бетонную стену. Мое тело задрожало от удара. Я погрузился в воду и инстинктивно поднялся на поверхность, хватая ртом воздух.

Я был ошеломлен, ранен, у меня шла кровь из маленьких ранок от стекла, мое тело болело во всех костях и мышцах. В полушоке мне все же удалось выбраться к берегу, к счастью, недалекому. Когда я остановился на гравированной, каменистой земле, моя голова прояснилась ровно настолько, чтобы я мог понять, как сильно мне больно. Мои мышцы и кости казались совершенно разными, когда я с трудом подтягивался на каменистом берегу. Я не успел уйти далеко, когда услышал выстрел и почувствовал рвущую, жгучую боль в ноге прямо в бедре. Сила выстрела заставила мое тело развернуться почти полностью, и я увидел четыре фигуры, бегущие по эстакаде, поезд остановился на полпути по узкому мосту. Им потребуется некоторое время, чтобы добраться туда, где я был. Я посмотрел на свою ногу, когда еще один выстрел послал град гравия на мою ногу. Нога мучительно болела и сильно кровоточила. Должно быть, они использовали сорок пятый калибр. Линия деревьев манила впереди

, и я потянулся к ним, спотыкаясь на трясущихся, дрожащих ногах. Раненая нога сильно болела, но сильно потряс меня удар о воду. От всего этого у меня закружилась голова.

Я упал на землю и пополз вперед, чувствуя, как мои руки слабеют, чувствуя потерю крови. Моя штанина превратилась в пропитанную красной тряпкой, и я знал, что оставляю след шириной в милю. Лесная полоса внезапно оборвалась, и я посмотрел на пастбище, на котором паслись несколько коров. Теперь поднять голову было непросто, и сцена выглядела нечеткой. Я увидел фермерский дом и сарай на другой стороне зеленого пастбища. Я приподнялся, головокружительно покачиваясь, качая головой, чтобы прочистить ее. «Если бы я мог добраться до сарая, я мог бы спрятаться там», - смутно подумал я и в тот же момент осознал, что кровавый след приведет их прямо ко мне. Я начал поворачиваться, чтобы сделать несколько неуверенных, слабых шагов по краю деревьев, когда я услышал детский крик, близкий, но странно отдаленный. Затем я стоял на четвереньках, земля плыла передо мной. Я упал вперед и наполовину перевернулся на спину. Я увидел ребенка, маленькую белокурую девочку, лет десяти, с косичками и широко раскрытыми глазами. Затем я увидел, что позади нее появилась женщина, похожая на старшую версию ребенка. Я поднял голову и снова упал. Я не потерял сознание полностью, но я видел мир в моменты ясности, смешанные с моментами серого тумана. Я почувствовал, как руки подняли мои плечи, и им удалось сосредоточиться на лице женщины надо мной. Это было красивое лицо, милое, прекрасное лицо. Я чувствовал, как она пытается меня сдвинуть, поднять.

«Нет… нет», - хрипло выдавила я. «Тачка… возьми тачку». Я почувствовал, как женщина остановилась, положила мои плечи на траву и услышала, как она разговаривает с ребенком. Я не слышал и не видел ничего, пока не почувствовал, что меня поднимают, и тяжелая поездка на тачке не прокатила меня. Удары на мгновение привели меня в чувство, и я мельком увидел фермерский дом, который теперь был совсем рядом, и милое лицо, которое с беспокойством смотрело на меня.

«Мужчины… осторожно… хотят меня», - прохрипела я. Это все, что я мог сделать. Снова наступила тьма.

* * *

Я проснулся через несколько часов, вовремя узнал, от ноющей боли в теле. Я был один в темной комнате, от которой пахло сыростью подвала. Я лежал тихо, позволяя голове проясниться. Мои ощупывающие руки сказали мне, что я нахожусь на койке, покрытый одеялом, голый под одеялом. Я пытался растянуться и чуть не вскрикнул от боли. Кричал каждый мускул. Моя нога болела от особой боли, и мои ощупывающие руки сказали, что она была перевязана тканью. Я тихонько лег на спину и глубоко вздохнул. Это падение с эстакады меня сильно ударило. Я лежал и слышал звук открывающейся двери. Дверь оказалась в потолке, и луч света падал, освещая крутые короткие лестницы. Фигура женщины спустилась с лампой в руке, а за ней - ребенок в ночном белье.

«Вы не спите», - сказала женщина со слабым швейцарским акцентом на английском. "Очень хорошо." Я был прав даже в своем нечетком, туманном состоянии. У нее было прекрасное лицо, нежное и нежное, с прекрасными губами и светлыми волосами, которые были обрамлены вокруг головы ореолом. На ней была юбка из дирндля и темно-синяя блузка, которая подходила к ее нежным голубым глазам.

"Как вы себя чувствуете?" - спросила она, наклоняясь надо мной и ставя лампу на маленький деревянный столик, которого я не видел рядом с койкой. Рядом стоял стул.

«Как будто я выпал из мчащегося поезда», - сказал я.

«Именно это вы и сделали, мистер Картер», - улыбнулась она. «Хоть и прыгнул, а не упал». Она улыбнулась и села на стул. Блузка плотнее прилегала к глубокой тяжелой груди. «Боюсь, я просмотрела твои бумаги», - почти застенчиво извинилась она, ее губы мягкие в медленной улыбке. «И те люди, которые остановились, сказали мне, что ищут сбежавшего заключенного, который спрыгнул с поезда».

Она вздрогнула, и ее глаза внезапно стали далекими. «Они были пугающими», - продолжила она. «Безжалостный. Холодный. Они вернутся. Я в этом уверена».

"Почему ты в этом уверена?" Я спросил.

«Я уже сталкивалась с их типом раньше», - просто ответила она, и ужасная печаль омрачила ее лицо.

"Но вы не поверили тому, что они сказали обо мне?"

«Нет», - ответила она. «У заключенных нет паспортов и документов, которые были у вас, мистер Картер. Я не знаю, почему они преследовали вас, но это не потому, что вы обычный беглый заключенный».

«Спасибо за вашу проницательность, - сказал я. "Как вас зовут?"

«Эмили», - сказала она. «Эмилия Груцкая, а это моя дочь Герда».

"Ваш муж в отъезде?" Я спросил.

"Нет", - сказала она. «Мы с Гердой одни управляем фермой. Мой муж мертв. Теперь отдохни». Она встала, не обращая внимания на дальнейшие разговоры на эту тему. «Я вернусь позже», - сказала она. «Я уложу Герду в постель».

Я смотрел, как женщина и ребенок поднялись по ступенькам и закрыли люк. Короткий разговор утомил меня, я был поражен и зол, от этого. Мои глаза закрылись

несмотря ни на что, и я заснул за секунды. Я проснулся только тогда, когда услышал, как открывается люк. На этот раз Эмили была одна в шали, обернутой вокруг непрозрачной ночной рубашки, а ее волосы давно свисали за спину. Я увидел, что в этой женщине была какая-то старинная красота, нежная, но сильная, молодая и в то же время женственная, словно ожила картина Вермеера. Она несла небольшой железный горшок с длинной ручкой и торчащей из него ложкой. В горшке был суп, на вкус просто замечательный. Она села на стул рядом со мной и наблюдала, как я медленно прихлебываю суп. Она подперла меня дополнительной подушкой и посмотрела на меня, когда я сел с обнаженной грудью, а гладкая мускулистая кожа противоречила внутренней боли моего тела.

«Ваша одежда, конечно, испорчена», - сказала она. «Твои личные вещи там в углу вместе с рабочими штанами и рубашкой, я думаю, тебе подойдут, когда ты будешь к ним готов, то есть. Думаю, это может быть еще долго».

Она колебалась на мгновение, а затем медленно улыбнулась своей полу-грустной, медленной улыбкой. «Надеюсь, тебя не смущает то, что я тебя раздела», - сказала она. «Я думаю, что нет. Вы не из тех людей, которых легко смутить. Это почему-то кажется очевидным для вас, мистер Картер».

«Ник», - сказал я.

«Я не хотела говорить о своем муже перед Гердой», - сказала она. «Ребенок знает достаточно. В настоящее время ей не нужно знать подробности. Советский Союз убил моего мужа. Он был венгром и стал борцом за свободу во время оккупации. Я швейцарка, и в то время мы жили в Венгрии. Русские поймали его после долгих поисков. Вот почему я знаю тех людей, которые здесь останавливались. Я встречал их коллег раньше, много раз. Мои родители умерли, и это была их ферма. Я забрала ребенка и сбежала. Мы вернулись сюда. и с тех пор мы работаем на ферме. Это тяжелая работа, но мы счастливы ».

"Никакой помощи?" Я спросил. «Никаких молодых людей не интересуют две такие милые девушки?»

«Я нанимаю дополнительных помощников на сбор урожая», - сказала она. «Что касается ваших мужчин, то здесь, в Европе, им не интересны женщины с детьми. Может быть, когда-нибудь я встречусь с кем-нибудь. Кто знает?» Улыбка, одновременно печальная и теплая, промелькнула по ее лицу.

«Если они вернутся, мне нужно убираться отсюда», - сказал я.

«Ты еще недостаточно силен», - сказала женщина. «Вы не уйдете далеко между шоком в вашей системе и потерей крови из вашей ноги. Кроме того, они не найдут вас здесь. Вы в безопасности».

Она встала. «Я собираюсь сменить повязку на твоей ноге», - сказала она, открывая деревянный сундук с другой стороны небольшого подвала и вынимая свежие полоски ткани. Она работала тихо, нежно, с минимумом боли для меня. Но когда она закончила, я был более чем счастлив снова откинуться на койке. Она одарила меня последней ободряющей улыбкой, когда исчезла по ступеням, и люк снова закрыл меня в темноте. Ник Картер, сказал я себе, иногда ты везучий ублюдок.

Я заснул до позднего утра, и меня разбудили приглушенные голоса этажом выше. Я сел. Мое тело перестало так сильно болеть, но нога все еще сильно болела. Через некоторое время голоса стихли, и Эмили спустилась.

«Я же сказала, что они вернутся», - мрачно сказала она. «На этот раз было еще двое, всего шесть». На ее лице было стойкое упрямство, когда я смотрел, как она снова меняет повязку на моей ноге. «Я слышала, они спрашивают на каждой ферме в этом районе», - сказала она.

«Они рассчитывают, что я не смогу далеко уйти», - сказал я. «И они тоже правы. Но они меня не достанут и не причинят тебе вреда».

«Не беспокойтесь обо мне, - сказала она. «Я более счастлива, чем ты думаешь, помогать кому-либо против них. Ник… - она ​​сделала паузу, - для чего ты им нужен? Кто ты на самом деле?»

Она заслужила правду, и я сказал ей, не вдаваясь в подробности живой смерти и Карла Криста.

«Я представляла себе что-то подобное», - сказала она, остановившись у ступенек и снова глядя на меня. «Приятно знать, что на нашей стороне есть такие люди, как ты. Они холодны и безжалостны. Их трудно остановить. Но я думаю, ты сможешь их превзойти, Ник. Да, я так думаю… да, знаю».

Я усмехнулся ей. "Ты думаешь, я холоден и безжалостен?"

«Думаю, что наступает время для холодных и безжалостных действий», - серьезно ответила она. Я пожал плечами. Это была довольно хорошая оценка. Она ушла, и я вернулся к своему отдыху. Это окупалось. К вечеру я почувствовал себя значительно лучше. Нога была моей главной проблемой. В нем было хорошее отверстие, которое, к счастью, не оторвало жизненно важные мышцы. Но все равно было чертовски больно. Когда Эмили пришла с молоком и сыром, она улыбнулась, но я сразу же заметил обеспокоенное выражение в ее глазах. Я сразу почувствовал запах.

Они вернулись, - решительно сказал я. Она кивнула.

«Они проследили кровавый след туда, где я посадила тебя в тачку», - сказала она. «Он там просто исчезает, и они этим недоумевают».

«С недоумением и подозрением к вам», - добавил я. Она не ответила. Ей было не нужно. Я знал, что думает Ванускин. Упорный, настойчивый, лишенный воображения, его ограниченность -

преимущество в такого рода операциях. Он не мог представить, что я делаю что-нибудь умное, чтобы сбежать, и поэтому продолжал бродить и искать. Я тут же принял решение. Я собирался убраться. Я бы больше не стал подвергать опасности Эмили и ребенка. Я сменил тему, чтобы поговорить о ферме. Эмили была рада согласиться с этим и рассказала мне о двух своих гордых вещах, четырехдисковом плуге на ее тракторе и грузовичке Volkswagen. Плуг, как она гордо сказала мне, был семнадцать футов в поперечнике, а четыре острых как бритва дисковых ножа могли проборонить все поле за один день. Мы говорили, пока не пришло время уложить Герду спать, и она снова оставила меня одного.

Я лежал без сна, думая о своем следующем шаге. Одно можно было сказать наверняка. Я не собирался больше оставаться в доме. Если они вернутся снова, они могут решиться на грубость и по-настоящему обыскать место. Если бы я был там, они бы убили ребенка и Эмили, а также меня. Но я знал, что ноге нужен хотя бы еще один день отдыха. Я остановился на сарае. У них не было сомнений, что это уже хорошо прошло. Я мог оставаться там вне поля зрения всех. Удовлетворенный своими планами, я откинулся назад, и Эмили вернулась перед сном сама, на этот раз в синей пижаме под длинной шалью. Мы немного поговорили тихо, а затем, когда она пошла, я взял ее за запястье.

"Могу я сказать что-нибудь по-своему?" Я спросил. Она кивнула, ее глаза были мягкими. Я наклонился вперед и нежно поцеловал ее. Ее губы приоткрылись лишь на мгновение, достаточно для краткого ответа.

«Спасибо тебе за все, Эмили», - тихо сказал я. Она поняла и ничего не сказала, кроме благодарности в глазах. «Вы так же хороши, как и прекрасны, Эмили Груцкая», - сказал я, имея в виду каждое проклятое слово.

Я снова лежал тихо в темноте, но на этот раз не заснул. Я ждал глубоко в ночи, чтобы убедиться, что они оба крепко спят. Я выскользнул из койки, одетый в рабочие брюки и рубашку, которые я нашел в углу вместе со своими бумагами и Хьюго, которого я осторожно закрепил на своем предплечье. Нога все еще причиняла мне сильную боль, я осторожно открыл люк, обнаружил, что на нем был небольшой коврик, который я осторожно положил, и вышел из дома. Это был мой способ сказать ей спасибо.


VII


Я наблюдал за восходом рассвета с моего насеста на сеновале сарая. С него, к которому можно было подняться по боковой лестнице, я хорошо видел дом, большую часть пастбища и глубокий овраг слева через две открытые двери. Я заметил блестящий четырехлопастный дисковый плуг, стоящий в углу сарая, напротив стойл для коров. Каждая ступенька вверх по лестнице вызывала у меня разрывающие боли в ноге, и я была счастлива лежать в сене чердака, позволяя боли утихать. На рассвете я закрыл глаза и снова заснул. Я пришел к выводу, что боль - отличный наркотик. Звуки движения внизу разбудили меня, и я выглянул и увидел, как Герда выпускает коров на пастбище. Я посмотрел в широко открытый дверной проем и увидел, как Эмили вышла из дома, чтобы медленно осмотреть пастбище, ее глаза охватили каждый дюйм поля. Я знал, что она искала - признаки меня. Она нашла меня ушедшим. Я не сомневался, что она поймет.

Герда закончила гнать коров на пастбище и ушла. Я перевернулся на спину и еще немного отдохнул. Я хотел оказать ноге всю возможную помощь. Он мне скоро понадобится. Крик почти заставил меня резко сесть. Я перевернулся на живот и выглянул в дверь сарая. Я видел Ванускина и его команду, всех шестерых. Двое из них держали Эмили, и пока я смотрел, Ванускин снова ударил ее по лицу тыльной стороной ладони. Эмили снова вскрикнула. Другой россиянин держал Герду за руку. Затем я увидел то, что Ванускин держал в другой руке, связку пропитанной кровью ткани. Я сразу собрал картинку. Они искали повсюду и нашли тряпки, которыми Эмили перевязала мою ногу. Вероятно, вместо того, чтобы сжечь, она бросила их в мусорную кучу. Я проклинал себя за то, что не подумал сказать ей.

"Где он, сука?" Я услышал рычание Ванускина. Он был в ярости. Он, вероятно, был адом от Москвы за то, что позволил мне уйти, и теперь у него появилась первая настоящая возможность.

«Снимите ее и привяжите к тому дереву», - приказал Ванускин одному из своих людей, указывая на молодой дуб поблизости. Пока Герда ахнула, они сорвали одежду с Эмили, ее притащили к дереву и привязали к нему. Ее лицо побагровело от стыда и смущения, когда она стояла беспомощно обнаженная. У нее, как я и предполагал, была полноценная фигура, тяжелая по американским стандартам, но правильно сложенная, большие, тяжелые бедра уравновешивали тяжелые груди и ноги, которые были достаточно стройными. Как и ее лицо, это была старомодная фигура, женственная и девичья вместе. Я видел, как один из российских тяжеловесов снял кожаный пояс по указанию Ванускина. Русский отдернул руку и ударил ремнем. Он ударил Эмили по животу, и она закричала от боли.

На ее белой коже мгновенно появился красный рубец.

«Это был всего лишь пример», - сказал Ванускин. "Где он? Где вы его спрятали?"

«Его здесь нет», - выплюнула Эмили. «Я ничего о нем не знаю». Ванускин подал знак щелчком пальца. Россиянин с поясом выступил вперед и снова замахнулся. За ним последовал еще один, затем еще один, избивая женщину с садистским удовольствием. Я смотрел, стиснув зубы от гнева, как белая кожа Эмили превратилась в массу уродливых красных рубцов и синяков. Теперь она постоянно кричала. Ванускин приказал остановиться, и я увидел, как голова Эмили упала вперед, ее тело задрожало от рыданий.

"Вы готовы говорить сейчас?" - потребовал он ответа, оттягивая ее голову за волосы. Эмили посмотрела на Герду, которая стояла неподвижно в объятиях русского, охваченная ужасом и страхом, ее щеки были в слезах.

«Ничего не говори им, моя дорогая, - кричала Эмили. - Это люди, которые убили твоего отца».

Я видел, как девочка внезапно оторвала руку и уклонилась от хватки русского. Она помчалась прямо к сараю.

«Отпусти ее», - услышал я приказ Ванускина. «Хорошо, получи то, что мы хотим узнать от ее матери. Иди снова поработай с ней».

Крик Эмили смешался с душераздирающими рыданиями ребенка, когда она побежала в сарай и остановилась на мгновение почти прямо подо мной, прижав руки к ушам, пытаясь заглушить мучительные крики матери. Придется действовать. Эмили не сломалась, за этой нежной внешностью скрывалась стальная решимость; но вскоре ее прекрасное полное тело начало разрываться от ударов плетью. У нее будут шрамы, которые никогда не заживут. Я крикнул Герде, которая наткнулась на один из стогов, чтобы спрятаться там. Она с удивлением подняла глаза.

«Сюда, Герда», - прошептала я. «Иди сюда, быстро». Она карабкалась по лестнице, широко раскрыв глаза. Мгновения отчаяния порождают отчаянные планы. Я изучал овраг, который заметил слева. Я предположил, что он был около десяти футов глубиной и не более восемнадцати футов в ширину. Это было нормально. Чем плотнее, тем лучше. Его длина была футов пятьдесят или больше.

«Мы собираемся спасти твою маму», - сказал я ребенку. «Но мне понадобится твоя помощь. Ты должен делать именно то, что я тебе говорю, понимаешь?»

Она внимательно слушала, и мы вместе спустились по лестнице, крики Эмили на мгновение стихли. Ее снова допрашивали. Я не мог игнорировать жгучую боль в ноге, но ненависть заставила меня не обращать на нее внимания. Пока Герда мчалась из сарая обратно к дому, я забрался на трактор, прикрепленный к четырехдисковому плугу. Русский с ремнем поднял руку, чтобы снова начать избивать Эмили, когда ребенок выбежал на место происшествия.

«Прекрати», - кричала она. «Я скажу тебе, где он. Он сбежал вон там в овраг. Он там прячется».

Улыбка Ванускина была торжествующей. Он сразу же направился к оврагу с ружьем в руке. Остальная часть его команды последовала за ним по пятам. Я подождал, пока они будут спускаться по крутым склонам. Я хотел дать им время углубиться в овраг. Потом я завел трактор и вылетел из сарая. Он спрыгнул с крутых склонов в овраг, чуть не перевернувшись на меня. Я включил дисковые плуги на большой скорости, и их жужжащие, вихревые движения вызвали гул. Я знал, что спуск плугом по крутым склонам оврага не принесет много пользы, но это был либо погнутый плуг, либо сломанное тело Эмили. Я подумал, что Эмили предпочтет первое. Русские мчались через овраг, раскинувшийся горизонтально, когда грохот трактора, въезжавшего в овраг, заставил их кружиться как одно целое. Я поставил трактор высоко, приподнял вращающиеся лопасти примерно на полтора фута от земли и зафиксировал их на месте. Я лежал на сиденье трактора, ноги свешивались за спинку сиденья. Подняв руку одной рукой, я управлял трактором скорее инстинктивно, чем зрением. Я слышал, как ливень пуль врезался в металл плуга и трактора, рихошотируя от рамы плуга. Слишком поздно Ванускин и остальные увидели, что происходит. Они попытались карабкаться по крутым склонам, но снова упали. Плуг был уже на них, вращающиеся стальные диски гудели своим круговым движением. Я чувствовал лезвия, когда они поражали человеческую плоть и кости, слышал режущие, хрустящие, скрежетанные звуки и слышал ужасные крики людей, разрезаемых на куски. Было тошнотворно, и у меня возникло искушение потянуть рычаг, останавливающий жужжание лезвий, но я подумал о женщине, которая умерла из-за заботы о мире, о прекрасном старике, ползающем по полу, о восьми блестящих умах, доведенных до идиотизма. .

Я лежу ровно и отпускаю трактор вперед, выставляя перед ним вращающиеся дисковые ножи. Когда наступила тишина, когда закончился последний из прерывистых криков, я включил трактор и двинулся в ущелье. Лезвия сделали свое дело. Сцена впереди меня не для чувствительных. Я попятился к концу оврага и выбрался наружу.

Когда я подошел к дому, Герда

уже развязала мать, накинула на нее халат и помогла ей лечь в постель. Тело Эмили все еще дрожало, все еще дрожало, и ее рыдания наполнили комнату, когда я вошел. Она посмотрела на меня, и страх все еще был свеж в ее глазах.

«Все кончено, - сказал я. «Они не вернутся». Мне не нужно было больше говорить. Я послал Герду пасти коров с приказом держаться подальше от оврага. Сдернув с нее одеяло, я позволила глазам бродить по мягкому, полному телу Эмили, покрасневшему от выпуклых рубцов и уродливых отметин. У нее были закрытые глаза, но она протянула руку и взяла меня за руку, я принес полотенца, горячую воду и нежно купал ее горячими компрессами. Я оставил ее в постели, а когда позже вернулась Герда, я приготовила для нас ужин.

«Теперь мое время работать медсестрой, - сказал я. Я спросил, есть ли поблизости озеро, кроме того, в которое я попал, когда выпрыгнул из поезда. Она сказала, что к северу, примерно в десяти милях, протекает река, которая быстро бежит через горы. После полуночи я сел на панельный фургон Volkswagen и поехал в овраг. Используя лопату и одеяло, я погрузил останки группы НКВД, привез их к реке и сбросил. Это было ужасное дело.

Когда я вернулся, мне захотелось выпить, просто чтобы огонь уничтожил вкус во рту. Я был удивлен, обнаружив, что Эмили проснулась и села в постели, ожидая меня. На мой вопрос она указала на шкаф, где я нашел бутылку кюммеля. Я налил два стакана, и сильный аромат тмина был долгожданным вкусом. Я села на кровать рядом с Эмили, и, хотя она была в ночной рубашке, я заметил, что покраснение и приподнятые области значительно уменьшились. Мы закончили кюммель, и я почувствовал ее руку на своей груди. Ее лицо повернулось ко мне, и она приподняла губы. Я поцеловал ее нежно, нежно. В этой женщине было что-то нежное.

«Останься со мной сегодня вечером, Ник», - прошептала она. «Просто позволь мне почувствовать твое тело напротив моего. Пожалуйста». Я погладил ее по щеке и снял с нее ночную рубашку. Я разделся и лег рядом с ней, связав мягкость ее кожи теплым и приятным ощущением. Она повернулась ко мне, и одна полная тяжелая грудь упала мне на грудь.

«Давно, так давно я не спала с мужчиной», - тихо сказала Эмили. «Я не хочу, чтобы ты занимался со мной любовью. Это только откроет страсти и чувства, которые я давно отложил в сторону. Ты уйдешь через день или около того. Я знаю это. меня нести ".

Я прижал ее к себе, и она прижалась ногами к моим. Я мог бы заняться с ней любовью. Она определенно была достаточно хороша по-своему, как девушка-женщина, и в ее теле была своя плотская чувственность. Но я только прижал ее к себе.

"Ты понимаешь, что я говорю, Ник?" спросила она. «Такой человек, как ты, который не может позволить себе связываться с кем-либо».

«Ты удивишься тому, что я смогу понять, если я немного попробую», - мягко сказал я, обнимая ее голову руками. Я тихонько держал ее, и она заснула в моих объятиях, чудесно милая женщина, ожидающая заслуженного счастья, ожидающая, что кто-нибудь принесет ее ей. Я был не тем. В этом она была права. Я мог подарить ей только момент, момент, который может больше навредить, чем помочь в долгой поездке.

Когда наступил рассвет и солнце разбудило нас, она надолго прижалась ко мне, а затем быстро встала, с благодарной нежностью в глазах.

Я ушел той ночью. Она отвезла меня в соседний город, где я сел на молочный поезд, который в конечном итоге должен был оказаться в Цюрихе. Впереди еще много грязи, много ответов, которые нужно выискивать. Все настоящие вопросы остались без ответа. Как? Почему? Когда?

Человек по имени Карл Крист все еще жил нетронутым. Нам все еще нужно было расплатиться, хотя теперь я представлял, что он снова чувствует себя в безопасности. Хорошо. Мне это понравилось.


VIII


Моим первым шагом в Цюрихе было связаться с представителями AX по поводу финансовых договоренностей для Средней Европы. Денег хватило на новую одежду и обувь. Падение в озере почти испортило все бумажные деньги, которые у меня были. Обойдясь с некоторыми вещами прет-а-порте, я решил, стоит ли зайти к Карлу с дружеским визитом. Это могло служить определенной цели. Это, во-первых, покажет, как он был удивлен, увидев меня, и, возможно, сделает еще один-два финта. Но теперь у меня было преимущество, зачем его растрачивать? Он натравил своих русских друзей на меня и с тех пор ничего о них не слышал. Он бы подумал, что они сделали свое дело. Я решил дождаться темноты и нанести ему ночной визит.

Когда стемнело, я взял такси по указанному мной адресу и остановил его в квартале от него. Крист жил в скромном частном доме, и я был рад, что осторожно подошел к нему пешком. Я чуть не столкнулся с ним, когда он уходил, едва успев пригнуться за дерево, чувствуя себя чем-то вроде персонажа из мультфильма. Я смотрел, как его неуклюжая фигура идет по улице, и еще раз заметил, когда он проходил мимо нескольких других людей, что его округлость была обманчива. Он был около шести футов. Он выглядел одетым, по крайней мере, для ужина вне дома, возможно, для ночи в городе. Я внимательно осмотрел его дом, со всех четырех сторон.


Свет погас. Я был рад узнать, что он был холостяком. Окна были низкими и обеспечивали самый удобный вход. Сначала я попробовал те, что сзади, чтобы их не видели проезжающие коляски. Удивительно, но они были разблокированы, и через пятнадцать секунд я был в доме. Я закрыл за собой окно. Он также тщательно оборудовал каждую комнату дома мягко светящимися ночными огнями. Освещения не очень много, но достаточно для беглого осмотра. В гостиной, спальне и кухне не было ничего необычного. Я нашел небольшой кабинет, ведущий из гостиной, закрыл дверь и включил лампу. Ничего необычного там тоже не обнаружил. Корреспонденция ISS и финансовые отчеты составляли большую часть бумаг на столе. Я выключил лампу и вышел в коридор, где увидел дверь и лестницу, ведущую в подвал. Внизу лестницы я нашел выключатель.

Свет заливал большую прямоугольную комнату, обшитую звуконепроницаемыми стеновыми панелями. В центре комнаты стоял лабораторный стол с рядом закупоренных пробирок и аккуратно расставленных пузырьков. Но привлекло внимание устройство, лежащее на столе в частично разобранном виде. Рядом лежал чертеж, и я почувствовал, как у меня участился пульс. Раньше я видел только два или три из них, но сразу понял, что это мощный пневматический пистолет. Это была одна из последних моделей, и внезапно в моей голове зажглись мысли. Пистолеты со сжатым воздухом были новейшим устройством для инъекций, устраняющим физическую и психологическую боль от иглы для подкожных инъекций. Пистолет был прижат к коже пациента, и под сильным давлением сама инъекция, сама жидкость, попала прямо через кожу в вены. Под сильным сжатием сама жидкость превратилась в струю, иглу жидкости, которая проникала безболезненно и мгновенно. За исключением одного важного факта, я смотрел на устройство, которое могло стрелять ядом, вирусом или электрическим током в человека, который это не знал. Важным фактом было то, что пистолеты для впрыска сжатого воздуха, которые я когда-либо видел были такие - большие, тяжелые, неповоротливые. Сама инъекция может быть безболезненной, но вы наверняка заметите, что кто-то использует одну из этих вещей.

Я изучал чертеж пистолета и задавался вопросом о нескольких маленьких фигурках, которые, очевидно, были отмечены карандашом на схеме. Я сосредоточился на чертеже, но, тем не менее, внезапно заметил, что волосы на тыльной стороне моей руки встали дыбом. Моя безотказная встроенная система сигнализации сказала мне, что я не один. Я медленно повернулся и увидел Криста, стоящего у подножия лестницы с пистолетом в руке. Круглое лицо не выражало улыбки, а в маленьких глазках метались точки яркого гнева. Я видел, что он был в носках, что объясняло его тихий подход. Как я выяснил, это было лишь частичное объяснение.

«Я удивлен, должен признать, - сказал Карл Крист. «Я тоже разочарован в своих советских друзьях. Я думал, что они сделали свое дело».

«Не будь с ними слишком строги», - ответил я. «Они пытались. От меня трудно избавиться, как от судьбы».

«Вы также недооценили меня», - сказал Крист, опускаясь на пол, приставляя пистолет к моему животу. "В этом отношении вы ничем не отличаетесь от остальных. Меня всегда недооценивали. Я знал, что кто-то вошел в мой дом, как только вы прошли через окно. У меня каждое окно и дверь защищены электрическим глазом, который запускает маленькая сигнализация, зуммер, в приемном устройстве, которое я всегда ношу с собой. Конечно, я не знал, что это ты, Картер ».

«Тогда я был прав, - сказал я. «За всем этим стоишь ты. Ты пользуешься пистолетом для впрыска сжатого воздуха».

Крист улыбнулся своей обычной елейной улыбкой. Однако я все еще не мог понять, как он это сделал. У него не было возможности использовать такое большое неуклюжее устройство на профессоре Калдоне, чтобы я его не увидел. Я получил свой ответ, когда он продолжил.

«Конечно, я не использую ничего такого большого. Вы изучали мои расчеты на чертеже, когда я наткнулся на вас. Это сокращения. Я уменьшил весь пистолет до размера спичечной коробки или маленького прикуривателя ". Он поднял руку, и я увидел маленький квадратный предмет в его ладони. Из него получилась аккуратная и отвратительная машина разрушения.

«Ты применил его во время сеанса на пляже», - сказал я, внезапно осознав, что меня охватило. Пистолет для подачи сжатого воздуха нужно было прижимать непосредственно к коже человека. Все эти удары по спине скрывали его особую цель.

«Верно», - признал он. Уменьшение громоздкого пистолета для впрыска сжатого воздуха было делом прикладной науки, которое почему-то не подходило Кристи. Я не мог представить, что у него есть эта земля навыков или знаний.

Я выстрелил. - "Где бы вы уменьшили размер пистолета?"

«Старый друг прямо здесь, в Швейцарии», - сказал он, его улыбка внезапно стала злой, злорадной. "Он был ведущим мастером в часовой индустрии.


Вы забываете, что миниатюризация была частью нашего точного часового производства на протяжении поколений ».

"Твой старый друг, где он сейчас?" - спросил я, зная, каков будет ответ. Я снова был прав. Круглый ублюдок улыбнулся этой елейной улыбкой.

«Однажды у него случился внезапный психический срыв», - усмехнулся он. «Настоящая трагедия».

"Почему?" - прямо спросил я. "Почему все это?"

"Почему?" - повторил он, его маленькие глазки стали еще меньше. «Потому что им нужно было преподать урок. Да, урок смирения. Довольно много лет назад я обратился к Международным ученым-ученым с просьбой о членстве. Мне отказали. Я был недостаточно хорош. не имел полномочий принадлежать к их небольшой элитной группе. Я был всего лишь учителем физики-самоучки в частной школе. Они смотрели на меня свысока. Позже, когда я задумал свой план, я подал заявление на мое нынешнее положение с ними. Они были рады видеть меня за это, их оплачиваемого лакея, преданного слугу ».

Крист была пятнадцатикаратным психопатом первого класса. Было ясно, что все эти годы он затаил монументальную обиду.

«Почему только те люди, которые работают с западными державами?» Я продолжил исследование. Этот все еще ускользало от меня.

«Те, кто отверг меня, были все люди, принадлежащие к западным державам или работавшие с ними», - ответил он с некоторой жарой. «Российские и китайские ученые присоединились к МКС лишь несколько лет спустя, в соответствии с Международным научным соглашением. Сейчас я почти готов отправиться в Советский Союз и раскрыть себя. Мир увидит, как охотно они примут меня в Советскую академию наук. Они признают меня за гений, которым я являюсь ".

Я указал на пузырьки на лабораторном столе. Может, он был чокнутым, как фруктовый пирог, но, похоже, он придумал что-то ужасно эффективное.

"Что вы используете в этих флаконах?" Я спросил. Он торжествующе кивнул. «Да, действительно, - улыбнулся он. «Это субстанция, которая специально атакует ткань мозга, вызывая рост грибка за двадцать четыре часа, который перекрывает подачу кислорода к клеткам мозга».

Я почувствовал, что хмурился. Грибок, который специально поразил ткани мозга. Это позвонило мне в колокол. Несколько лет назад я знал доктора Форсайта, который работал с таким грибком, пытаясь развить рост, который остановил бы распространение поврежденных мозговых или раковых клеток. Я внимательно посмотрел на Кристу.

«Разве это не то, над чем доктор Говард Форсайт работал в положительных целях, когда у него случился сердечный приступ несколько лет назад?» - спросил я. Круглые челюсти Криста задрожали, и он покраснел. «Да, и мне удалось получить его формулы», -кричал он. «Но я разработал для них собственное применение».

Он был недоумком. «Я превратил его открытие в мощный инструмент… Я высвободил его силу!

«Они пытались отнять у меня законное место в научном сообществе. Но я показал им! Я украл умы их так называемых гениальных людей. Я лучше их всех - лучше, слышите, лучший! "

Примерно в то время я перестал слушать его разглагольствования. Ясно, что этот человек был сумасшедшим. Гениальные - но опасные, смертоносные попытки использовать результаты исследований уважаемого врача. Я задавался вопросом, как Крист нашел кого-то, кто уменьшил размер пистолета для впрыска сжатого воздуха. Какая удача для него иметь друга в часовой индустрии - конечно, он сам был совершенно неспособен на такой сложный подвиг. Его голос вырос до визга, и я снова услышал его слова.

"Я тебя тоже достану!" крикнул Крис , бросаясь на меня. Его выстрел, сделанный в безумной ярости, прмахнулся. У меня на ладони был Хьюго, и он рассек воздух во мгновение ока. Кристин отвернулся, и стилет прошел прямо через запястье его руки с пистолетом. Он вскрикнул от боли, и пистолет упал на пол. Я нырнул, но он ударил, и мне пришлось откатиться от удара. Прежде чем у меня появился еще один шанс, он отшвырнул пистолет, и я увидел, как он скользнул в узкое пространство под лабораторным столом. Я схватился за него, но, как и многие толстые мужчины, он был на удивление легок на ногах и избегал моей хватки. Затем в своей странной и извращенной манере он сделал то, чего я не ожидал. Вместо того чтобы вытащить шпильку из запястья, он нанес удар рукой. Острый наконечник стилета, проходивший через запястье, действовал как наконечник копья на конце руки, а не как копье. Я попятился, уклонившись от толчков его руки, и резко попал прямо в середину живота. Моя рука погрузилась в него, и хотя он чувствовал удар, у него была естественная подкладка для защиты. Он злобно замахнулся на меня. Я нырнул под него и схватил его за запястье, чтобы удержать его в дзюдо. Мне пришлось отступить, чтобы не попасть в руку моим собственным оружием. Крист снова напал на меня, взмахивая правой рукой. Я уступил место, и мы обошли край лабораторного стола. Внезапно я увидел брешь и вошел правым, частично апперкотом, частично правым кроссом. Я бросил его из приседа и увидел, что поднял его с ног и заставил растянуться на гладком столе. Его тело врезалось в пузырьки и звук разбивающегося стекла эхом отозвался, когда весь ряд свалился на пол.


Я потянулся за ним через стол. Он отпрянул и ударил обеими ногами, я повернулся достаточно, чтобы не поймать удар с полной силой, но он отбросил меня назад. Он спрыгнул с другой стороны стола и неожиданным движением помчался к лестнице. Мне потребовалось еще две секунды, чтобы обойти длинный стол. Я спустился вниз по ступенькам, когда он захлопнул дверь, и я услышал щелчок замка. Я отступил и огляделся в поисках чего-нибудь, чем можно было бы взломать дверь. Использование плеча, когда вам нужно ударить вверх с лестницы, довольно неэффективно. Я услышал шипение и посмотрел на вентиляционное отверстие под потолком. Через вентиляционное отверстие в подвал влетало беловатое облако. Я почувствовал, как мои легкие уже начали сокращаться. В отчаянии я огляделась, но окон вообще не было. Помещение представляло собой прямоугольный ящик. Я бросился к двери, но она устояла. Газ в огромных количествах выпускался через вентиляционное отверстие. Я почувствовал, как у меня слезятся глаза, и комната начала плавать. Это было сочетание опасения, удивления и облегчения, когда я понял, что газ был не одним из смертоносных видов, а усыпляющим. Я ухватился за перила лестницы, пока комната кружилась быстрее. Эта мысль промелькнула в моем смутном уме. Почему включение газа? Почему не настоящие смертоносные штуки? Когда я бросился вперед, я понял, что это было не потому, что он был добр. Ему было интересно, стану ли я овощем за двадцать четыре часа. Перед тем, как я потерял сознание, в моей голове промелькнула нелепая мысль. Если бы это было так, я надеялся, что стану огурцом.


IX


Газ кончался. Мои глаза слезились, поэтому я понятия не имел, где нахожусь. Но я знал одно. Я замерз. На самом деле, мне было так холодно, что я дрожал. Я потер глаза тыльной стороной ладони. Постепенно я начал видеть, но сначала все, что я мог различить, были большие области черного и белого. Я упал, чуствуя ветер, вместе с холодом, и когда я сфокусировал взгляд, я начал видеть снег, снег и темноту и чувство подвешивания в воздухе, а это именно то место, где я был, сидя в кресельном подъемнике, который двигался вверх по его трос над горнолыжным спуском. Я посмотрел вниз и увидел Криста, стоящего у рабочего механизма. За ним была затемненная кабина для лыжного снаряжения. Я слышал его зовущий меня голос.

«Считай, что тебе повезло, Картер», - сказал он. «В моем корпусе инжектора закончилась жидкость, иначе я бы немедленно уничтожил ваш разум. Поскольку вы разбили все флаконы в лаборатории, пройдет как минимум месяц, прежде чем я смогу приготовить новую партию. Вы, конечно, будете мертвы в несколько минут. Но это будет чистая смерть, хотя эта перспектива меня не устраивает. Власти спишут это как результат незаконного проникновения глупого лыжника, приведшего к собственной смерти ».

Фигура Криста стремительно уменьшалась, когда лыжное кресло несло меня вверх, но я заметил лунный свет, мерцающий от лезвия топора, который он держал в одной руке. Я слишком отчетливо видел картину. Когда я поднялся выше, он собирался порвать трос. Я был бы убит. Я видел, как внизу мерцали огни Цюриха. Он отвез меня на одну из высоких гор недалеко от города, посадил в кресельный подъемник и привел лифт в движение. Если бы я не очнулся с холода, я бы никогда не узнал, что случилось. Интересно, чего он ждал? Я был более чем достаточно высоко, но лифт продолжал подниматься еще выше. Я посмотрел на кабель, на котором он висел. Когда его щелкнули, стул со мной в нем упал. Но я подсчитал, что трос тоже упадет неплотно. Был бы момент, не более чем мимолетный момент, если бы я знал свои гравитационные принципы, когда оборванный трос завис в воздухе, прежде чем ослабить, чтобы опустить стул вниз. Я медленно, осторожно приподнялся, упираясь ногами в ремни, на которых я сидел. Кресло качнулось, и я немного опустил центр тяжести. Я не хотел обгонять Криста до его цели.

Внезапно я услышал это, резкий треск, эхом разнесшийся в холодном ночном воздухе, отскакивающий от гор. Я почувствовал, как трос вздрогнул, стул начал опускаться, и я подпрыгнул, хватаясь руками за воздух. Мои пальцы обвились вокруг кабеля и соскользнули вниз. Я обвил ногами все еще дергающийся, крепящийся трос и немного замедлил скольжение. Я спустился вдоль кабеля, когда услышал мягкий стук стула, ударившегося о снег внизу. Я скользил быстрее, чем хотел, и мои руки горели, кожа отрывалась от трения гладкого кабеля. Трос, все еще удерживаемый на верхнем конце лифта, свободно качался по широкой дуге, и я чувствовал себя очень маленьким концом гигантского маятника. Крист был далеко, на другом конце кресельного подъемника, так что в данный момент мне было не о нем беспокоиться. Все, что мне нужно было сделать, это добраться до конца кабеля, прежде чем мои руки полностью откажут, а затем попытаться избежать замерзания в снегу и льду горы.


Сжимая ноги вместе так сильно, что мои мышцы стонали, я замедлил спуск настолько, чтобы спасти руки. Наконец я добрался до конца кабеля. Все еще было ужасное падение на землю. Я быстро помолился о мягком снегу и отпустил кабель. Снег был мягким. Я почти пришел в порядок, мои зубы стучали, когда я вылезал. Мне хотелось иметь хоть какое-то представление, где, черт возьми, я был на этой темной заснеженной горе. Я начал спускаться. Это должно было куда-то привести. Луна поднялась выше и отражалась от снега, по крайней мере, чтобы дать мне много света. Не прошло и десяти минут, как мои ноги превратились в глыбы льда. В конце концов, Кристен может выиграть, с отчаянием осознал я. Даже одетый для этого человек легко мог замерзнуть насмерть в снегу. Как бы я ни был одет, это было почти наверняка. Я хлопнул себя по ногам и обнаружил, что они тоже быстро теряют всякую чувствительность. Я больше не шел. Я волочил по снегу безжизненные конечности. Вдруг я увидел впереди темное квадратное очертание. Я наткнулся на нее, лачугу на трассе, место отдыха лыжников. Это была просто лачуга и не более того. Камина не было, но она был защитой от пронизывающего ветра и свободна от снега. Я также видел четыре пары лыж, стоящих у одной стены, замену на случай поломки лыж или креплений.

Я схватил пару и чуть не закричал от радости. Они могли спасти меня, не дав замерзнуть насмерть. Я вернул кровообращение своим ступням и ногам, пристегнул лыжи к ботинкам, как мог, и начал спуск.

Я воспринял это максимально легко. Без соответствующей лыжной обуви я рисковал потерять лыжи на каждом повороте, а без палок я не мог найти время. Мне все еще было холодно, мое тело замерзало от ветра, вызванного катанием на лыжах, но я мог выдержать это, пока не достигну дна. Именно тогда я услышал мягкий свист лыж на снегу, периодические хлопки снега, когда лыжник делал крутой поворот. Я оглянулся и увидел идущую вслед за мной фигуру, безошибочно узнаваемую его круглую форму. Ублюдок ничего не оставил на волю случая. Он покатался на лыжах, чтобы убедиться, что я лежу мертвым на конце троса, и когда он нашел только кресло, он знал, что я все еще жив. Он заметил меня сейчас, и я ускорился, но знал, что от мчащейся фигуры не уйти. Он быстро шел позади меня, и я смотрел через плечо. Когда он бросился на меня, я увидел, как он поднял один из острых шестов и швырнул его впереди меня. Я выполнил крутой поворот, и он промчался мимо, а мне удалось удержать лыжи. Он пошел вперед, и по мере приближения к подножию склона деревья становились все гуще. Я потерял его только для того, чтобы внезапно снова найти его позади себя, снова идущего на меня, на этот раз сбоку. Он снова ударил шестом. На этот раз острие, похожее на кинжал, вонзилось мне в плечо моего костюма, когда я едва успел увернуться. Он сделал полукруг, и когда я проходил мимо, стараясь как можно дольше держаться прямой линии, он снова попытался меня схватить. Он вошел быстро с поднятым шестом, но на этот раз вместо того, чтобы отвернуться, чтобы избежать его, я повернулся к нему, пригнулся и ударил своим плечом ему в живот, когда шест пролетел над моей головой. Он полетел назад, отколовшиеся крепления разошлись, когда мы столкнулись. Мои ботинки тоже выскочили из лыж, и я почувствовал, что катаюсь вперед. Крист вскочила на ноги так же быстро, как и я, и бросилась на меня с дикими колебаниями. Я видел, что он вынул Гюго из своего запястья и надел там толстую повязку. Он был на более высокой части склона, и одним резким взмахом я попал в скулу. Было не слишком больно, но я потерял равновесие и упал назад. Его тяжелые лыжные ботинки зацепили меня за голову. Я схватил его за лодыжку и скрутил. Он закричал и, спотыкаясь, упал на четвереньки. Я сильно ударил его по правой челюсти, когда он поднялся на ноги. Он кувыркался в снегу. Я пошел за ним и нанес ему еще один сильный удар правой, когда он с трудом поднялся на ноги. На этот раз он упал на добрых шесть футов, прежде чем ударился о снег. Он встал, опустив голову, пытаясь броситься. Я выровнял его сокрушительным левым апперкотом и идеальным кроссом правым. Я почувствовал удар в кончик его челюсти. Он наполовину развернулся и упал назад. Когда он ударился о землю, я увидел, что он погрузился в расщелину, глубокую трещину в горе. Я видел, как его фигура пошла вниз, а затем на него упало добрых полтонны снега. Я не осмелился подойти слишком близко. Не было видно, где снег сделает то же самое со мной. И снова тишина и ветер были единственными моими спутниками. Карла Криста не встретят, пока не растает снег, если он вообще когда-нибудь в этих горах. Я снова надел лыжи и продолжил спуск по склону, наконец достигнув ярко освещенного шале. Толпа после катания на лыжах была в самом разгаре, танцуя под акккорды, что-то вроде альпийской дискотеки. Я уперся лыжами в деревянные стены шале и пошел дальше.


У стоянки такси стояло пустое старое такси. Я разыскал водителя и обнаружил, что он наслаждается теплом маленькой комнаты ожидания. Я оттаял, когда он отвез меня обратно в Цюрих.

Все грязные дела закончились. Я уже много раз был близок к смерти, но когда я подумал о том, как близок к тому, чтобы оказаться овощем, живым, но действительно мертвым, моя плоть отключилась. Я редко был так рад окончанию задания. Я даже не пытался снять отель на остаток ночи. В помятой одежде, грязной и небритой, я пошел прямо к дому Кристи, действуя так же, как и сначала. Я спустился в подвал; слабый запах газа все еще витал в воздухе. Разбитые пузырьки были разбросаны, их содержимое уже образовывало густую пастообразную слизь на полу. Я не рисковал с этим материалом. Я осторожно обошла его, убедившись, что он не касается моих туфель. Он доказал свою вирулентность и эффективность. Порезанный палец, задевший его, может быть всем, что ему нужно. Собрав схемы пистолета для впрыска сжатого воздуха с обозначениями миниатюризации, я нашел портфель, чтобы положить их в него, и поднялся наверх. Я тщательно обыскал дом и, наконец, нашел пачку бумаг, которые, по-видимому, были оригинальными записями доктора Форсайта о веществе, которое Карл Кристст обратил в свои собственные руки. Я был уверен, что наши ученые смогут что-нибудь сделать с основным материалом.

Было уже светло, когда я прибыл в аэропорт, и мне посчастливилось сесть на ранний рейс в Лондон, где, несмотря на мою внешность, мне разрешили зарегистрироваться в отеле Royal Albert Hotel. Однако для этого мне пришлось использовать свои официальные полномочия. Англичане до сих пор считают, что джентльмен должен выглядеть соответствующим образом. Хорошо выспавшись, я вышел и изо всех сил старался сохранить традицию, купив достойный костюм на Кингс-Роу. Тот, который я купил в Цюрихе, прожил короткую, но активную жизнь. Но для сайдинга или спуска троса используется не так уж много костюмов. И, честно говоря, я был чертовски рад, что выжил.


Мне стало лучше, когда я позвонил Хоуку. Я никогда не позволял назначению оставаться со мной, когда оно было закончено. Это было роковым для этого дела. Никогда не оглядывайтесь назад. Никогда не видел, как близко подошла смерть. Никогда не думай об этом.

«Ты отлично поработал над этим, Ник», - сказал Хоук в редкий момент возбуждения.

«Это было неприятно с самого начала. Большую часть времени вы работали в темноте. Вы говорите, что отправили все данные и материалы, которые вы нашли. Я уверен, что наши люди смогут использовать это в полной мере. Хорошая работа, N3 ".

Я знал, когда нанести удар. Это было такое же хорошее время, как и раньше.

«Я хочу провести остаток недели здесь, в Лондоне, шеф», - сказал я, погружаясь прямо в воду. Если бы я не сел, я бы упал.

«Я думаю, это можно устроить, мой мальчик, - сказал он. Я потряс телефон, чтобы убедиться, что он не статичен. «На самом деле, я собираюсь сделать все, что смогу, чтобы вам было приятно провести несколько дней в Лондоне. Великий город, Лондон. Одно время у меня там было несколько хороших друзей».

Прежде чем он дошел до воспоминаний и передумал, я поблагодарил его и повесил трубку. Его упоминание о том, чтобы помочь мне хорошо провести время в течение нескольких дней, было связано с его великодушием, предоставившим мне выходной. По крайней мере, я так воспринял это сейчас. Для разнообразия все стало красиво становиться на свои места. Даже Денни была дома, когда я звонил. Она была классной, вернее, старалась звучать круто. Это длилось не более нескольких минут, когда она соглашалась встретиться со мной в Royal Albert.

«Девочки не выходит из туалетов», - сказала она.

«Девочек нет», - пообещал я. «Я могу все это объяснить».

«Мне кажется, я слышала это где-то раньше», - засмеялась она.

«Может быть, да», - согласился я. «Но на этот раз я собираюсь объяснить».

«Хорошо», - засмеялась она. «Если мы собираемся встретиться сегодня вечером, я хочу принять душ и переодеться. Дайте мне полчаса или около того».

Полчаса было не более того. Это только показалось. Когда она приехала, она была великолепна в мягком бежевом цвете, который цеплялся во всех нужных местах, округлял ее бедра и падал с острых концов ее перевернутой груди с дразнящим эффектом. Она подошла и встала передо мной, обвив руками мою шею. Я нашел ее губы , но она отвернулась.

«Не так быстро, Ник Картер», - сказала она. «Я ждала так долго и могу подождать еще несколько мгновений».

Она отступила назад и оглядела комнату, и я увидел, как она нетерпеливо постукивает ногой, когда она скрещивает руки на этих прекрасных выпирающих грудях.

"Ожидание чего-то?" Я усмехнулся.

«Просто хочу убедиться, на этот раз», - сказала она, быстро улыбнувшись.

«Вы стали подозрительными в старости, - уверенно сказал я.

«Я не в старости и не подозреваю», - ответила она. «У меня только что были все сюрпризы, которые я хочу избежать на некоторое время».

В конце концов она снова подошла ко мне и улыбнулась той изумительно заразительной улыбкой, которая могла осветить комнату и смести все вместе с ней.


"Похоже на этот раз мне придется тебе поверить, - засмеялась она. - И я думаю, мне придется выслушать эти объяснения.

Мы сели на диван, и я обнаружил, что ее губы такие же сладкие, как мед, как я их помнил. Она была таким же замечательным способ целоваться, начиная от с почти чопорной прикосновение ее рипы, который стал сладкими, нежным томлением, который превратился в дико чувственный водоворот.

"Как долго ты сможешь остаться?" спросила она. Мой ответ был прерван дверным звонком. Я открыла его и увидела высокую, дерзкую красавицу в мини-юбке, стоящую там, ее длинные великолепные ноги вызывающе раздвинуты.

"Сюрприз, Ник!" она сказала. «Ну, разве ты не собираешься меня пригласить? Ты меня ожидал, я верю».

Я все еще моргал, когда Денни прошел мимо меня и исчез в коридоре.

«Подожди минутку», - крикнул я ей вслед. "Денни, вернись!" Как повезло, лифт остановился, когда она позвонила, и она вошла в него, бросив на меня едкий взгляд чистой ярости. Я повернулся к девушке, все еще стоявшей в дверях. Она была хорошенькой, как на фотографии, но мне было все равно.

"Кто ты, черт возьми?" Я спросил.

«Джоан Треддер», - ответила она. «Твой босс, Хоук, и моя мать когда-то были очень хорошими друзьями. Он позвонил ей не так давно и предложил мне зайти к тебе, и вот я».

«Боже правый», - простонал я. «Избавь меня от моих друзей».

«Я думала, он сказал тебе, что я иду», - возразила она.

«Нет, но это не твоя вина, дорогая», - сказал я. «Мне очень жаль, но я не могу тебя сейчас видеть. У меня есть некоторые важные незаконченные дела, которые я собираюсь завершить, будь то ад или наводнение».

Сказав это, я подумал, что это были единственные две вещи, которые не сговорились удержать Денни от меня. Я оставил ее стоять, одарил ее виноватой улыбкой и побежал вниз по лестнице. Я схватил такси и направил его к дому Денни. Хозяйка была рада снова меня видеть.

«Мисс Робертсон только что ушла, - обеспокоенно сказала она. «Она ушла, а потом снова вернулась, а теперь она снова ушла. Тебе действительно сложно ее догнать, не так ли?»

«Как ты прав», - согласился я. "Вы знаете, где она пропала?"

«Она взяла свою небольшую сумку для ночевки, сказала, что собирается завтра в Девоншир на конное шоу».

Я обнял и поцеловал удивленную старую девушку и ушел. Я вернулся за мгновение до того, как она успела собраться. Я крикнул. - "Как она поживает, ты знаешь?"

«Она ведет свою машину», - сказала хозяйка. "Маленький рыжий Моррис Майнор".

Я помчался обратно в такси. «Девоншир», - сказал я ему. «Дорог не может быть так много. Возьмем основную - ту, по которой девушка, едущая на красном« Моррис Майнор », склонна ехать».

Он подозрительно посмотрел на меня и выехал в пробку. Я откинулся на спинку кресла и стал наблюдать за ней. Я был поражен тем, как много там было маленьких красных машинок. Мы были почти в Девоншире, когда я заметил ее, едущую вниз по дороге, сверху вниз, с каштановыми волосами, развевающимися позади нее.

«Остановитесь перед этой машиной и остановите ее, - сказал я водителю.

«Слушай, Янк, - сказал он, - это ведь не голливудский фильм, не так ли?»

«Нет, это строго любительская постановка», - сказал я. «И я сделаю все для того, чтобы вы это сделали». Эти волшебные слова сделали свое дело. Он остановился перед Денни и заставил ее остановиться, выбрав место, где поток проезжающих машин не позволял ей выехать. Я ткнул ему толстым бумажником и помчался обратно к маленькой красной машине. Она была удивлена, увидев меня, и почти собиралась обрадоваться, но передумала. Я сел рядом с ней, и она тронулась.

«Я могу это объяснить», - усмехнулся я. Она посмотрела на меня, и вдруг мы стали смеяться вместе.

«Прекратите пытаться объяснять», - сказала она. «Может, это проклятие».

«Достаточно хорошо», - сказал я. «Кажется, я помню, что неподалеку, недалеко от города, есть небольшая гостиница. Я мог бы снять там комнату на двоих. Вы все еще можете принять участие в конном шоу утром - если хотите, конечно».

Она подъехала к гостинице, и через несколько минут мы оказались в обтянутой ситцем комнате с кроватью с балдахином. Ее губы были нетерпеливыми, голодными, и я начал медленно, шаг за шагом раздевать ее. Ее тело было всем, чем я его помнил - ярким алебастром, созданным мастером. Она потянулась ко мне, и ее голова была на моем плече, ее руки поглаживали мое тело.

И это все еще было там, это нечто особенное, это качество, которое превосходило тело, выходило за пределы чувств, но все же было частью чувств. Я ласкал ее белые груди, две вершины искушения, ласкал их пальцами, пока розовые кончики тянулись вверх, а затем позволял своему языку обводить каждую. Денни начала тихо плакать, но это не был крик печали или боли. Каждая слеза была слезой экстаза.

«О, Ник, Ник, - выдохнула она. «Я так долго ждала тебя. Я так долго ждал. Один раз с тобой и все остальное - ночь бойскаута».

Судя по тому, как я себя чувствовал и как я отвечал, она ждала не одна. Я гладил ее тело, пока она не превратилась в прыгающую, плачущую, умоляющую гору желания, а затем я подошел к ней, полностью и полностью. Мы занимались любовью с нарастающей интенсивностью, гимна рэпа - это была песня, спетая вместе, гармония тела.


Когда Денни достигла вершины своего подъема, она закричала, криком чистого восторга, звук, которого никогда не слышали раньше, больше никогда не услышишь, не совсем.

Когда мы опустились на кровать в удивительном истощении страсти, мы оба знали, что незаконченная симфония закончена. Но мы также знали, что это никогда не будет закончено. Это была самозаводящаяся, самовоспроизводящаяся мелодия.

«Ник», - сказала она задумчиво, кладя свою грудь мне на грудь, и ее рука держала меня нежно, нежно. «Теперь я знаю, что кроме тебя никого у меня не будет».

Я начал протестовать, но она остановила меня губами и отпрянула. "О, мне, вероятно, придется когда-нибудь выйти замуж за какого-нибудь ужасно порядочного парня из какой-нибудь ужасно хорошей семьи, но ты всегда будешь знать, и я всегда буду знать, что это произошло потому, что ты не можешь быть моим - твоя работа между нами. "

«Может быть, ты когда-нибудь забудешь обо мне», - сказал я.

«Более вероятно, что я продолжу отворачиваться от ужасно порядочных парней, потому что я бы предпочла, чтобы вы всегда были со мной, чем с кем-либо еще в любое время».

Я посмотрел на Денни Робертсон. Если бы она еще была свободна, когда настал день, когда я откажусь от шпионского рока, я чертовски хорошо знал, что буду делать. Но я ей не сказал. Это только еще больше запутает ситуацию.

"Что ты думаешь?" спросила она.

«Я думаю, что только начал заниматься с тобой любовью, ты великолепное создание», - сказал я.

"Как вкусно!" она сказала. "Докажите это." Я это сделал, и мир продолжался без нас. На самом деле это не волновало, и нам тоже. У нас был свой мир.


======================


======================


======================



Операция Че Гевара . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский

Аннотации



Че Гевара - убийца, садист, сумасшедший… герой, святой, спаситель - в зависимости от вашей точки зрения или ваших политических убеждений.


Мир считает, что Че Гевара мертв. Но Ник Картер, борющийся с самым смертоносным заданием в своей долгой карьере, имеет основания полагать, что кубинский революционер все еще жив.


Ключ номер один - Терезина, крестьянская девушка с косоглазыми глазами, которая занимается любовью с величием избалованной принцессы. Ключ номер два - Иоланда, богатая ледяная красавица, которая превращается в тигрицу-людоеда в постели. Одна из них может привести Ника к человеку, которого они называют Эль Гарфио - «Крюк» - человеку, который мог бы быть Че Гевара.

* * *

Ник Картер


Killmaster


Операция Че Гевара


Посвящается служащим секретных служб Соединенных Штатов Америки



Старик нервно облизнул губы. «Это было ужасно, сеньор. Ужасно. Они пришли, все были в постели, кроме ночной медсестры и девушки, которая ей помогала. В одно мгновение все было по-прежнему… человек, которого прооперировали этим утром, то и дело стонал, но в остальном все было тихо… в следующий раз дверь распахнулась, и нам в лица осветил свет ».


Он сделал паузу, посмотрел на сидящего напротив него молодого человека в коричневом костюме, затем на магнитофон на столе между ними.


Молодой человек поднял глаза. «Да, продолжай», - мягко сказал он.


Старик кивнул и продолжил. «Вошел мужчина, мужчина с длинной бородой». Он сделал жест, будто вытягивая подбородок. «Он был уродливым человеком, невысоким, толстым, и у него было ружье. Он ходил от кровати к постели, направляя этот свет в наши лица. Один мужчина возразил, назвал его ... плохим словом. Он ударил его по лицу винтовкой.


«Включили свет, и в палату вошел еще один мужчина. Он был моложе и нетерпелив. Он сказал нам всем встать с постели. Некоторые не могли. Они были слишком больны. Двое рванули матрасы и опрокинули их на пол. Они лежали там и кричали ".


Теперь старик волновался еще больше. «Мне повезло, - сказал он. «Я мог передвигаться. Я встал с постели, как было приказано, вышел в коридор. Это был кошмар, сеньор. Мужчин, женщин и маленьких детей выталкивали в коридор только в своих больничных куртках - независимо от того, насколько они больны. Некоторые были очень больны, умирали. Некоторые действительно умерли из-за той ночи, сеньор. "


Молодой человек кивнул. "Пожалуйста, продолжайте."


Старик торжественно кивнул в ответ. «В коридоре было больше этих бандитов. У всех были винтовки или какое-то оружие. У многих были украденные лекарства и бинты. Я услышал женский крик… ужасный звук. Мужчина рядом со мной прошептал, что они схватили ночную медсестру и куда-то ее утащила ... и у нее ... ну, сеньор ... ну вы знаете ... "


Его спрашивающий знал. Этот старик был пациентом в больнице недалеко от Кочабамбы, Боливия. За три ночи до этого на нее совершили набег красные партизаны. Врач, медсестра, трое пациентов погибли, еще несколько человек получили ранения. Медсестра была изнасилована, но она, очевидно, оказала сильное сопротивление, и нападавший - или нападавшие - в ответ перерезал ей горло. Другая медсестра, на самом деле помощница медсестры, сошла с ума, и ее семья молилась, чтобы она никогда не пришла в себя. Пятеро, шесть мужчин изнасиловали ее, а ей было всего 17 лет, и она была девственницей.


Выжившие, очевидцы, такие как старик, не хотели говорить о рейде в больницу. Даже правительство Боливии замалчивало его, сделав краткое заявление для прессы о том, что такое нападение имело место. Потребовалось много уговоров - и обещания приличной суммы денег - чтобы заставить старика приехать в этот крошечный номер в отеле в Ла-Пасе для допроса.


"Сколько



из этих людей были там? »- спросил его молодой человек.


Он пожал плечами. «Может быть, дюжина, а может, и больше. Я не знаю. Я насчитал, наверное, дюжину человек».


«Вы узнали кого-нибудь из них? Узнали бы вы кого-нибудь из них снова?»


Старик посмотрел на него мгновение, затем его глаза скользнули в сторону. «Нет, - осторожно сказал он, - я не знал никого из них. Я не узнал бы никого из них снова».


Интервьюер ему не поверил, но проигнорировал.


"Вы заметили что-нибудь еще в этих мужчинах, что-нибудь необычное?"


«Необычно? Нет. Они были бандитами и вели себя как бандиты. Это чудо, что они не убили всех нас. Врач пытался помешать им забирать лекарства. Он стоял у них на пути. Он был храбрым человеком. Они стреляли. ему, прямо в лицо ". Он указал на свою щеку. «Сдуло это прочь. Они ходили по его телу, входя и выходя из комнаты, чтобы забрать лекарства».


"Вы видели их лидера?" - спросил молодой человек.


Свидетель пожал плечами. «Я не знаю. Возможно. Снаружи был один мужчина. Он не вошел то место, где мы были. Я видел его через окно позже, когда они приказали нам войти в кафетерий. Я видел, как к нему подбегали люди, как бы получая приказы, а затем обратно ".


"Как он выглядел?"


Старик снова пожал плечами, и его глаза снова уплыли. «Как и у других. У него была борода, куртка, как в армии, и у него было ружье».


На этот раз молодой человек не собирался позволять ему так легко отделаться. «Вы уверены, что в нем нет ничего необычного? Или чего-то знакомого?»


Старик снова облизнулся. «Вы понимаете, сеньор, - нерешительно начал он, - я боюсь. Деревня, из которой я родом…»


«Я понимаю», - кивнул молодой человек. «Но никто не знает, что ты здесь. Никто никогда не узнает, я обещаю тебе. И, - мягко напомнил он ему, - ты собираешься получить много денег».


Старик выглядел сомневающимся, но затем вздохнул и сказал: «Ну, было одно».


Он огляделся, затем наклонился вперед и прошептал молодому человеку. Магнитофон включился. Молодой человек ничего не сказал. Наконец, он поблагодарил старика, дал ему обещанные деньги и проводил до двери.


Когда старик ушел, молодой человек выключил магнитофон, достал карманное радио. Он повернул циферблат и заговорил в крошечный микрофон:


«Отчетность S5, сэр», - сказал он.


«Давай, - звонко ответил чей-то голос.


«Подозрения подтвердились, сэр».


На мгновение воцарилась тишина, затем голос сказал: «Хорошо. Спасибо».


Молодой человек выключил радио, сунул обратно в карман. Он сложил магнитофон в старый коричневый чемодан, затем внимательно оглядел комнату. Убедившись, что ничего не забыл, он открыл дверь и вышел в холл.


Молодой человек был полевым агентом AX. Информация, которую он только что передал своему начальнику, была динамитом.


Это было связано с правой рукой человека ...



Пролог



На этот раз это был другой вид поиска, отличный от тех, в которых я когда-либо участвовал. Как главный агент AX, Специального шпионского отделения правительства Соединенных Штатов, я бывал по всему миру, выслеживая людей и их схемы. Я имел дело с высокоорганизованными шпионскими операциями и помешанными на власти людьми, с официально спонсируемыми угрозами свободным людям и с подпольными группами, преследующими свои собственные цели. Поначалу это казалось просто очередным поиском коварного врага, но когда я попал в него, я понял, что ищу не просто человека, а правду - правду о фигуре, которая стала легендой в своем собственном кратком изложении.


Легенда известна под именем Че Гевара. Истина, которую я искал, заключалась в том, действительно ли он умер на холмах Боливии, как сообщили миру. Был ли этот апостол революции и ненависти упокоен на холмах Боливии или там была похоронена правда?


Те, кто изучал рассказ о его смерти, данный миру, знают определенные вещи. Они знают, насколько тонкими были фактические доказательства. Они знают, что всегда есть те, кто хочет продать правду за определенную цену. Слова можно купить. Фотографии можно переделывать. Нереальное можно сделать так, чтобы оно казалось реальным, а настоящее - нереальным. Людей, занимающих высокие посты, и мужчин, занимающих низкое положение, можно достать разными способами и с разными наградами, но тем не менее достать


Где же тогда правда в мире, где изощренные методы и техники могут одинаково хорошо служить честным и нечестным? Истину сегодня приходится предполагать чаще, чем можно увидеть. Истина, как сказал Буало, иногда может быть невероятной.


И поэтому я изложил все так, как они были, так же, как

это происходило день за днем. Те, кто прочитал Дневник Че Гевары, подготовленный по прямому запросу AX, узнают определенные элементы: места, людей, закономерности, события. Они сделают собственные выводы. Некоторые будут издеваться и быстро отклонят мой счет как выдумку. Но другие, которые вместе с Буало верят, что истина может быть невероятной, остановятся и подумают… и удивятся.


март


28-е



Я был в Каире, отдыхал. Меня послали туда, чтобы помочь Джо Фрейзеру, человеку из AX на Ближнем Востоке, который хорошо и эффективно справился с работой на транзите по контрабанде золота.


Когда пришло сообщение от Ястреба, в котором мне велели оставаться на месте до следующего известия, я не стал спорить. Каир, крупнейший город арабского мира, является современным преемником древнего Багдада не только как центр арабской культуры, но и как Мекка удовольствий.


В Каире удовольствия Востока и Запада висят, как спелый инжир в прилавках уличного рынка. Девочек современного Каира можно разделить на четыре класса: желающие, любящие приключения, профессионалки и, что самое интересное, недавно "освобожденные".


Ахмис, девушка, с которой меня познакомил Джо Фрейзер, была одной из «современных», «просвещенных» молодых женщин, которые сбросили древнюю вуаль и покорность, которая с ней связана. Однажды вечером она объяснила мне, что покореность женщин никогда не было частью учения Мухаммеда, а было заимствовано из Малой Азии тысячи веков назад. Как и большинство недавно просветленных, только что освобожденных, Ахмис была слегка увлечена своей вновь обретенной свободой. Я был счастлив по этому поводу, потому что, сбросив завесу, буквально и символически, она хотела и стремилась сбросить все остальное при малейшем шепоте. С оливковой кожей и черными волосами, у нее было маленькое жилистое тело, созданное специально для того, чтобы обвиться вокруг мужской талии, и она использовала его, как нетерпеливый котенок, игривое и чувственное одновременно.


В ночь перед получением сообщения мы пошли обедать в дом Джо Фрейзера, а затем, вернувшись в мой скромный гостиничный номер, Ахмис решила, что наши культуры должны сблизиться. Мы провели вечер за бокалом вина, дистиллированного из риса и винограда, заправленного бренди, так что я был полностью за идею.


На ней было ярко-розовое шелковое платье из шантунга, которое было не сари, а именно таким. Он обернулся вокруг нее, и когда ее влажные и жаждущие губы прижались к моим, я развернул ее, как рождественский сверток. Она жаждала, как я уже сказал, но не настолько опытной, в восхитительной комбинации. К тому же у нее была собственная чувственная наследственность, которая сразу же вышла на первый план.


Она отреагировала на мое прикосновение как стальная пружина. Ей вырвался тихий крик, и она бросила свое тело назад и вверх в изящном приглашении. Она взяла свои руки и провела ими по моему телу, прижимая, удерживая и лаская. Ее страстное желание было заразительным, само по себе захватывающим. Мое собственное тело вспыхнуло, и я прижал ее к кровати. Ахмис снова выгнула ее спину, и я подошел к ней. Она ответила с дикой энергией.


Мы привезли с собой полбутылки вина от Джо Фрейзера. После того, как мы закончили наслаждаться друг другом, мы выпили еще немного. Я видел, как Ахмис снова начал светиться. Она наклонилась вперед, взяла ладони под свою маленькую грудь и слегка потерла ими мою грудь. Затем она обняла меня и переместилась вниз по моему, терлась своей грудью о мой живот, вплоть до моих поясниц. Там она задержалась, чтобы вызвать ощущение эротического восторга.


Мы снова занимались любовью. Я нашел ее вулканическую мощь одновременно захватывающей и удивительной. Она обвила меня своим маленьким жилистым телом, и все чувственные удовольствия, доставшиеся со времен древних фараонов, принадлежали мне. Короче говоря, Ахмис восполнила недостаток опыта природным талантом.


На рассвете, когда над арабским кварталом раздался крик муэдзина, мы заснули, ее маленькая фигура изогнулась мне в бок.



29-е



Я проснулся от стука в дверь и от стука в голове. Я сел и на мгновение разобрал их, надел штаны и медленно добрался до двери. Солнечный свет, струящийся через окно, осветил фигуру маленького мальчика, стоящего за дверью с конвертом в руке.


Он сунул мне конверт. Я взял его, выудил из кармана несколько монет и смотрел, как он исчезает по коридору. Ахмис все еще спала, накрыв ее простыней наполовину, ее маленькие вздернутые груди вызывающе выглядывали из-за края. Я открыл конверт и сосредоточился на записке внутри.


Это были всего лишь несколько аккуратно напечатанных коротких слов.


«Иди на уличный рынок», - прочел я. «Два часа дня. Палатка Пророка судьбы. Золотая и красная полосатая палатка. H.»


Я побрился, выпил кофе и надел белый льняной костюм без галстука. Ахмис

все еще спала, перевернувшись на живот. По пути к двери я поцеловал ее в шею.


Лучшее, что можно сказать об уличном рынке Каира, это то, что он чертовски хорош, что он находится на открытом воздухе, особенно под палящим полуденным солнцем. Я пробирался сквозь толпящиеся толпы, мимо факиров, нищих, загорелых арабов, мимо туристов и других нищих и даже быка-брамина. Наконец я нашел палатку с золотыми и красными полосами. Парень, доставивший сообщение, стоял у входа. Я вошел внутрь, сразу же благодарный за темную прохладу. Ребенок подошел ко мне.


Он спросил. "Вы пришли увидеть Мудрого?"


«Думаю, да», - ответил я. "Является ли он пророком судьбы?"


Парень торжественно покачал головой и указал на дальний угол палатки. Я разглядел фигуру в мантии, сидящую на груде подушек, в пустынной кафии с черным шнуром. Я подошел к нему, исследуя лицо под струящейся кафией, необычно худое и угловатое для араба. Когда я подошел ближе, стально-голубые глаза посмотрели на меня поверх длинного орлиного носа. Я остановился замертво в полдюжине футов от него.


«Я вижу видение», - сказал я. «Это проклятое рисовое вино».


«Ты ничего не видишь», - прорычала фигура в мантии. "Садись."


«Да, я», - сказал я, не в силах удержаться от улыбки. «Я вижу самую забавную проклятую вещь, которую видел за долгое время».


Я ничего не мог с собой поделать. Я запрокинул голову и долго и громко смеялся, так долго и так громко слезы выступали у меня на глазах. Хоук просто сидел бесстрастно, раздражение отражалось только в его глазах. Учитывая всегда правильное и несколько суровое происхождение этого человека из Новой Англии, маскарад был верхом несоответствия - что-то вроде встречи с матерью Уистлера в борделе.


«Сядь, Ник, - сказал он. «Мальчик наблюдает за тобой».


«Как хочешь, о Мудрый». Я поклонился, все еще улыбаясь.


Хоук неловко поерзал, когда я сел перед ним, скрестив ноги. «Боже, эти одежды чертовски теплые», - сказал он.


«Держу пари, что у тебя под ними костюм», - сказал я.


"Естественно". Он нахмурился с мягким укором.


«Естественно», - передразнил я. «Я так и думал. Я не думаю, что арабы так их носят».


Он хмыкнул и пожал плечами. «Я здесь не для того, чтобы присутствовать на костюмированном балу. Предлагаю перейти к делу», - сказал он с типичной для него неровностью.


«Да, сэр», - сказал я.


Хоук пристально смотрел на меня своими стально-голубыми глазами, как хищная птица пристает к полевой мыши. Я не сидел напротив него за столом в штаб-квартире AX. DuPont Circle в Вашингтоне, округ Колумбия, совсем не то было снаружи. Но что касается Хоука, так оно и было. Несоответствие нашего окружения не имело значения; у него все было как обычно. Он тоже использовал свой обычный подход, проскользнув в это место.


«Че Гевара», - сказал он, выкрикивая имя, как кнут. "Что ты о нем знаешь?"


«Я знаю, что он мертв», - сказал я.


"Делай свои выводы?" - возразил Хоук. Я мгновенно уловил тон, стоящий за словами.


«Хорошо. Скажем так, я знаю то, что знает весь мир, плюс секретные материалы из наших файлов», - сказал я. «До самой смерти он был самым известным помошником Фиделя Кастро».


«Может быть, он все еще существует», - категорично сказал Хоук.


"Что это значит?"


«Это означает, что у нас есть основания полагать, что Че Гевара все еще жив и возобновил партизанские действия в Боливии», - сказал он.


"Но как насчет сообщений о его смерти?" Я спросил. "Фотографии, которые были распространены?"


«Сообщения могут быть сфальсифицированы, - мрачно сказал Хоук. «Я не сомневаюсь в заявлении майора Аройоа, но есть веские доказательства того, что даже майор мог быть обманут. В одном из отчетов говорится, что Че был фактически убит выстрелом, произведенным пьяным сержантом после того, как пьяный офицер не смог его казнить. Мы знаем, что подкуп среди боливийских войск почти легендарен, и именно боливийская армия взяла Гевару. Что касается фотографий, они настолько нечеткие, что могут быть результатом грубой ретуши.


«Но он был схвачен, согласно нашей лучшей внутренней информации», - возражал я.


"Да, но помните, что сообщалось, что он был доставлен раненым, но живым и перевезен в город Игерас, где был казнен двадцать четыре часа спустя. Это оставляет слишком много возможностей. Например, он мог быть подстрелен, как сообщалось, но не убит. Тело могло быть заменено чужим, а Че забрали и вылечили. Или солдат, который якобы казнил его, мог стрелять холостыми. Такое уже случалось раньше. На фотографиях, сделанных с ним, было сказано, что были сделаны после его поимки и после его смерти, но мы просто не знаем, честно говоря.


Повсюду есть неувязки. Предположительно он был схвачен, потому что выстрел разрушил ствол его винтовки М-2. Однако на фотографиях этой винтовки нет таких повреждений ".


Я выслушал, а затем напомнил ему, что я знал об очень конфиденциальном пакете, полученном в штаб-квартире AX. В пакете была правая рука Гевары - на ней были какие-то опознавательные знаки. Мы так и не узнали, кто его прислал. Мы более или менее предположили, что это были боливийские военные, уязвленные намеком на взяточничество, коррупцию и ненадежность и желающие доказать, что они действительно убили Гевару.


"Как вы это теперь представляете?" - спросил я Хоука.


«Я думаю, что мы сделали неверное предположение», - ответил он. «Я думаю, что Гевара сам послал нам руку, чтобы убедить нас - и весь мир - в том, что он мертв. Послушайте, этот человекнастоящий фанатик. Такой человек не остановится перед тем, чтобы отдать руку для продвижения своего дела. Такие люди, как он, приносят невероятные, безумные жертвы. Если он хотел, чтобы мы закрыли досье на Че Гевару, какой лучший способ убедить нас, чем это? Какой лучший способ снять напряжение, дать ему время и возможность организовать свое боливийское восстание? Что может быть лучше, чтобы убаюкивать Америку ложным чувством безопасности? "


Я встал и зашагал взад и вперед по маленькой палатке, очень обеспокоенный тем, что я только что услышал.


«Что-то, очевидно, убедило вас, что он жив, - сказал я. "Что?"


"Во-первых, возрождение партизанской активности на холмах Боливии. Вроде это не вызывает беспокойства, но лидер партизан использует военную тактику Че Гевары на поражение. Его политическая тактика идентична, запугивая крестьян. затем организовать их ".


Я пожал плечами. «Этого недостаточно, любой проницательный человек может применить эту тактику. Что еще?»


«Маленькие вещи - большие дела», - нерешительно сказал Хоук. «На прошлой неделе был совершен рейд в больницу. Повстанцы действовали очень избирательно - бинты, бактерицидные средства, пенициллин для борьбы с инфекциями, против столбняка и подкожных инъекций. Они также забирали каждый кусочек эфедрина, который могли получить. Вы знаете, для лечения чего эфедрин в основном используют. "


«Астма», - проворчал я и вспомнил те страницы дневника Че Гевары, где он подробно описал ужасные приступы астмы, которые он перенес. Картина в том виде, в каком ее рисовал Хоук, была более чем тревожной.


«Ваша задача - выяснить, что делал Че Гевара пять лет», - прямо сказал Хоук. «И, что он сейчас делает, что было раньше сделано. Вы уедете из Европы и полетите прямо в Боливию в роли Николая фон Шлегеля, торговца оружием из Восточной Германии. Вы пытаетесь продавать оружие и боеприпасы боливийцам. правительству. Вы также попытаетесь продавать оружие партизанам. Вы будете настоящим торговцем оружием - недобросовестным, играющим по обе стороны забора. Укрытие уже готово. Все, что вам нужно, есть в аэропорту Темплхоф. "


Полет прямо из Европы избавит меня от любых подозрений при проверке моего билета и маршрута. И когда я приеду в Боливию, кто-нибудь их проверит. Правительство Боливии было пронизано оппортунистами и левыми. Установление контактов было бы наименьшей из моих проблем. По мере того как Хоук рассказывал мне о деталях того, что уже было приведено в действие, мой разум отключал возможности. Если Че Гевара все еще жил на этих холмах, у меня была собственная идея о том, как его выкурить и уничтожить. Я сказал Хоуку.


«Хорошо, Ник». Он кивнул после того, как выслушал меня. «Вы знаете, мы предоставим вам все, что сможем. Как только вы возьмете на себя управление, это будет ваше шоу. Дайте мне до завтра, чтобы проверить и привести в действие. Я встречу вас здесь завтра, в то же время».


Я оставил его и вернулся в свой отель. Ахмис ушла; в записке говорилось, что она вернется завтра. Я был рад, что ее там не было. У меня было много планов и мало времени. Я должен был дать Хоуку полный отчет о том, что я собирался делать. В нем не было спецэффектов, ничего из хитрого оружия. Это было продумано до мельчайших деталей. Я набросал в уме каждое движение и, наконец, лег спать, зная, что у меня есть отличный план. Все, что требовалось для успеха, - это огромная удача и несколько мелких чудес.



30-е



На следующий день у Хоука были готовы некоторые из моих заказов.


«С вертолетом и складом проблем не будет», - сказал он. «У меня уже есть люди, которые это настраивают. Другое - что-то еще».


Он достал из кармана зажигалку и зажег пламя. «Нам нужно будет связаться с нами по остальной части вашего запроса. Вот как мы это сделаем». Он помахал зажигалкой. «Это передающий и принимающий набор, предварительно настроенный на специальную частоту. Его включение и выключение активирует его. Наша станция будет находиться под наблюдением двадцать четыре часа в сутки. Только одно - у нее недолгий срок службы. Нам пришлось пойти на это для компактности.


Я дам вам пару слов об остальном, что вам нужно, через несколько дней с помощью этого маленького устройства ".


Он протянул мне зажигалку, и я положил ее в карман. Мы встали и обменялись рукопожатием. Ястреб торжественно взглянул на меня из-под кафии. «Удачи», - сказал он. «Береги себя, Ник».


«Я проверил авиакомпании и получил самый ранний рейс в Берлин», - сказал я. "Я буду на связи."


Когда я вернулся в свою комнату, меня ждал посетительница. Мне было приятно смотреть и думать о ней. Когда я сказал ей, что ухожу, ее лицо затуманилось. Оно загорелось, когда я сказал ей, что до полета осталось четыре часа.


«Мы сделаем все возможное, Ник, - сказала она. Я согласился. Какого черта, нет ничего лучше, чем уехать с теплыми воспоминаниями. Ахмис обняла меня, ее маленькое тело уже было напряженным пакетом желания. На ней был цельный свободный костюм, который расстегивался с нелепой легкостью.


Отправляясь на новое задание, я всегда оставляю все остальное позади. Все мои мысли, мои действия, мои мотивации направлены вперед. Прошлое - это плотно закрытая дверь, и только то, что связано с моим заданием, может вмешаться. Агент международного шпионажа изображается человеком действия и опасности. Он также человек интенсивной концентрации, концентрации, которая направляет все эмоции, все цели на достижение цели его миссии. По крайней мере, если он хоть немного хорош, то он такой. Меньшее - означает быструю смерть. В этой игре нет места ошибкам.


Ахмис был частью прошлого сейчас или будет через несколько часов. Однако она все еще стояла одной ногой в двери, держа ее открытой. Я позволил ей еще раз показать мне, почему на Ближнем Востоке существует такая проблема перенаселения.





II апреля



1.



Когда я прибыл в аэропорт Темплхоф, шел дождь, мелкий дождь, который дал мне немного больше времени из-за задержки моего стыковочного рейса.


Перед отъездом из Каира я проверил свое личное снаряжение. Вильгельмина, мой 9-миллиметровый Люгер, надежно укрылась в специальной легкой наплечной кобуре, а Хьюго, мой тонкий, как карандаш, стилет, был туго привязан к моему предплечью в кожаных ножнах. Я позвонил в кассу за конвертом, оставленным там под моим псевдонимом: Николай фон Шлегель. В нем были ключи от шкафчика и квитанция на мой багаж. Также был паспорт Николая фон Шлегеля, бумажник с деньгами, фотография девушки и обычные карты. Также было подтверждение бронирования моего номера в отеле в Ла-Пасе.


Я подошел к шкафчику и достал свои специальные «образцы». Мне не нужно было заглядывать в них. По их размеру и форме я знал, что они содержат. Забрав остальной багаж, я сел в самолет Lufthansa, успокоившись с правильным оттенком тевтонского обаяния для стюардессы. Блондинка, круглая фройлен, она взглянула на меня с явной признательностью. Я ответил на комплимент. Во время полета я тренировался быть Николаем фон Шлегелем. Я пошутил со стюардессой и вступил в дискуссию с англичанином об относительных достоинствах немецких, американских и русских танков.


Полет прошел без происшествий, и я был счастлив увидеть огни Ла-Паса в ранней вечерней темноте, когда мы приближались к взлетно-посадочной полосе аэропорта Эль-Альто. Аэропорт находился за городом, по ту сторону гор, на альтиплано или высоком плоскогорье. Ла-Пас, расположенный под Андами, является самой высокой столицей в мире. Нуэстра-Сеньора-де-ла-Пас, Богоматерь Мира, похожа на многие другие города Южной Америки: относительно изолированный городской остров в море бурной, неразвитой сельской местности. Для меня как Николая фон Шлегеля, торговца оружием, было важно обосноваться в столице. Но для Ника Картера город Кочабамба, расположенный примерно в 150 милях от него, будет еще более важным.


Я поселился в номере отеля. Это была роскошная обстановка, подходящая для ведущего торговца оружием, и я улыбнулся, оглядываясь вокруг. По сравнению со скромными однокомнатными планировками, которые я обычно рисовал, это, должно быть, сильно отбросило AX. Я видел, как Хоук морщился, когда делал заказ.


Я проверил террасу, идущую вдоль французских окон в пол в гостиной и спальне. Он был широким, каменным. Балкон выходил на пять этажей на улицу внизу. Я заметил, что каменной кладки на фасаде отеля было более чем достаточно, чтобы любой желающий мог подняться на террасу.


Было бы достаточно просто установить грубое устройство сигнализации, но я отказался от этого. Это было бы не характерно для Николая фон Шлегеля. Я лег спать, поставив стулья рядом с дверью и французскими окнами. Я не ожидал никакой компании, но ты никогда ничего не знаешь. Всегда есть мальчики со второго этажа, которые оглядываются на каждого туриста.




2.



Я провел день, договариваясь о встречах с правительственными и военными чиновниками режима Барриентоса. Я также сообщил, что новости о моем присутствии в Ла-Пасе достигли таких людей, как Монхе, секретарь Коммунистической партии Боливии.


Небольшой осторожный запрос вскоре показал мне, какие официальные лица были особенно восприимчивы к переговорам на стороне. Хоук дал мне краткий список тех правительственных чиновников, которые, по нашему мнению, были солидными, заслуживающими доверия боливийцами. Он также дал мне несколько имен тех, кто, как известно, имел очень левые связи. Как только я объявил о цели своего визита, все захотели назначить мне встречи.


Я оставался рядом с отелем весь день и вечер, давая слухам и сообщениям время летать и отдыхать, как я знал, в конечном итоге. Вечером прогулялся по главной набережной города Прадо. Я рано лег спать, готовясь к напряженному дню.



3.



У господина фон Шлегеля было два разных подхода к продажам. Один он зарезервировал для надежных боливийских чиновников; другой - для оппортунистов и левых.


Майора Рафаэля Андреола рекомендовали мне как верного офицера, профессионального человека, не поддающегося взяточничеству. Он оказался невысоким, щеголеватым мужчиной с острыми черными глазами, который смотрел на меня со спокойной самоуверенностью.


«Ваши цены кажутся довольно высокими, герр фон Шлегель», - сказал он.


Я покачал головой. «Не на сегодняшнем рынке, майор». «И вы должны знать, что мы тщательно тестируем каждое оборудование, даже оружие из других стран, которое мы можем предложить».


"Разве ваше нынешнее оборудование не подлежит российской проверке?" он спросил.


«Я не работаю по обычным каналам», - сказал я спокойно. «Поэтому я избегаю иметь дело с российской бюрократической системой».


"Вы говорите, что у вас есть материалы для немедленной доставки?" он спросил.


«Не со мной, но достаточно близко для немедленной доставки», - сказал я. «Видите ли, в этом бизнесе мы подвергаемся нападениям со стороны торговцев оружием и различных недобросовестных группировок. Мы научились быть осторожными и быть в курсе. Я знаю, что ваше правительство нуждается в современном оружии и боеприпасах. Мы готовы к снабдим вас ".


Майор улыбнулся. «Мы тоже в курсе», - сказал он. «Насколько я понимаю, у вас назначена встреча с полковником Финона из спецназа».


Я улыбнулся в ответ. Полковник Финона был известным сотрудником левых групп. «Мы говорим со всеми, кто, по нашему мнению, может помочь в маркетинге нашей продукции, майор», - сказал я. «Мы продаем оружие и боеприпасы - это не политика».


"Боюсь, что это слишком упрощение". Майор Андреола поднялся. «Но вы, конечно, это хорошо знаете. Мы подготовим заявку на часть того, что нам нужно, и представим это вам. После того, как вы изучите это, вы можете сказать нам, сколько из этого вы можете выполнить. Наши обсуждения смогут тогда продолжаться."


Мы пожали друг другу руки.


Следующей моей остановкой был другой офис в том же здании. Полковник Финона был типичным представителем своего типа - маслянистым, услужливым, из тех парней, которые протягивают руку, даже когда она в кармане. Но, черт возьми, Николай фон Шлегель был ему достойным соперником, жадным и лишенным угрызений совести.


Финона какое-то время фехтовал со мной, но его интеллектуальное владение мечом было довольно жестким - мачете, а не шпагой - и длилось недолго. Я был довольно резок и сделал в нем отверстия, через которые он мог бы проехать на грузовике.


«Итак, вы знаете, что партизаны возобновили деятельность в горах». Он усмехнулся. "И вы бы хотели с ними связаться, а?"


«Допустим, у меня есть определенное оружие, которое, я уверен, они очень хотели бы иметь, по цене, которую они могут себе позволить», - сказал я. "Вы знаете, как может быть организован такой контакт?"


Маленькие глазки Финоны метались взад и вперед. «Так получилось, что у меня есть друг, который поддерживает контакты с крестьянами в горах», - мягко сказал он. «Но я слышал, что у партизан мало денег, чтобы покупать оружие».


Мне было наплевать на это. Я всего лишь хотел разжечь интерес, который мог, в как можно большем количестве мест.


Я объяснил Финоне: «Николай фон Шлегель знает свое дело, полковник. На оружие, которое у меня есть, они найдут деньги».


«И у вас есть эти ружья и боеприпасы для немедленной доставки?» он спросил.


«Достаточно близко», - сказал я, дав ему тот же ответ, что и майору Андреоле. Это была единственная реплика, которую они все получили. «Естественно, их точное местонахождение - мой секрет».


"И вы действительно будете торговать с Эль Гарфио?" - небрежно спросил Финона. Я быстро вспомнил свой испанский.


"Эль Гарфио-Крючок?" Я спросил.


Финона кивнул. "Лидер партизан,


- сказал он. - Человек-загадка. Крестьяне называют его Эль Гарфио, потому что его правая рука, как мне сказали, крюк. У них есть два имени для него. Иногда они называют его «Эль Манко», Однорукий ».


Он отлично подходил, чертовски хорошо. Подозрения Хоука, как всегда, оправдались. Я ничего не выражал, в то время как у меня учащался пульс.


«Правительство Боливии публично не признало возобновление партизанской деятельности», - продолжила Финона. «И этот Эль Гарфио идет по стопам Че Гевары, только он кажется умнее».


«Вполне может быть, это те же шаги», - подумал я. И он был бы умнее. Если бы это был Че Гевара, он бы извлек урок из своего последнего отпуска.


"Но вы бы торговали с этим Эль Гарфио?" - снова спросил Финона.


Я пожал плечами. "Почему бы и нет?" Я сказал. «Его деньги ничем не хуже, чем у других. И это было бы моим вкладом в дело мировой революции. Правительство Восточной Германии было бы нисколько не недовольно».


«Но боливийское правительство им будет, - заметил Финона.


«Они никак не узнают, если все будет сделано правильно», - сказал я. Полковник улыбнулся. «Я посмотрю, чем я могу вам помочь, - сказал он. Тон голоса означал, что встреча окончена. «Конечно, только в качестве личной услуги, поскольку вы гость в нашей стране. Мой контакт может быть в контакте с Эль Гарфио. Только время покажет, сеньор фон Шлегель».


«Время, моя проблема», - подумал я. Готов поспорить, Эль Гарфио уже знал, что я рядом. Чтобы разбудить шершневое гнездо, не нужно много времени. Я тоже был прав. Сегодня вечером я получил первый прямой признак этого.


Я сердечно попрощался с Финоной, зная, что мы понимаем друг друга, подарил ему один из лучших поклонов фон Шлегеля и положил конец. Я обедал в ресторане отеля, смотрел на нескольких темноглазых девушек и думал о том, чтобы преследовать их дальше. Они были в баре, чтобы хорошо провести время и явно искали компанию. Одна была округлой, живой и симпатичной. Я подумал, оценил ли Хоук силу воли, которую я проявлял в такие моменты. Я купил книжку в мягкой обложке в киоске для сигар в вестибюле, пошел в свой номер и почитал, чтобы уснуть.


Я проспал, по крайней мере, несколько часов, когда проснулся с ощущением покалывания, которое я очень хорошо знал. Мои глаза резко открылись, и холод пробежал по моей плоти. Я лежал неподвижно, не шевеля мускулами, пока не смог сориентировать слух на звуки в тихой комнате. Затем я очень медленно повернул голову и увидел на террасе темную фигуру, которая двигалась в сторону гостиной, осторожно открывая французские окна.


Я увидел, что он коренастый и невысокого роста, одетый в невзрачный пуловер. Я смотрел, как он пересекает комнату. Я ждал, что он будет делать дальше. Свою куртку я оставил на диване в гостиной. Он вынул бумажник, положил деньги в карман и разложил все бумаги. Чиркнув спичкой, он разложил бумаги на столе и быстро их изучил.


Он оставил их на столе и двинулся в спальню. Он ударился дверью о стул, который я поставил, остановился, готовый бежать, глядя на мою кровать. Я глубоко вздохнул, полуобернулся на бок и возобновил глубокое ровное дыхание.


Довольный, он прошел в комнату, где мой багаж был сложен возле открытого шкафа. Он осторожно открыл каждый чемодан, затем перебрал одежду, висящую в шкафу. Он был тихим, профессиональным воришкой. Но это все, чем он был? Или он искал что-то конкретное?


Судя по тому, как он перебирал каждый чемодан и всю одежду в шкафах, я чувствовал, что он хотел чего-то особенного: возможно, на листке бумаги фон Шлегель небрежно написал, где находятся его оружие. Я бы позволил ему обыскать это место и уйти, даже не сообщая, что я знал, что он там, но, к сожалению, вмешалась судьба.


Он прошел через гостиную, когда снова остановился у моей куртки. Он полез в карман, вытащил прикуриватель и сунул его в свой карман. Если он работал на кого-то еще, он был не выше небольшого частного предприятия. Деньги я мог отпустить, но не зажигалку.


Пришлось двигаться быстро. Он уже шел через французские окна, ведущие на террасу. Я выскочил из постели в одних шортах, распахнул французские окна в спальне и встретил его на террасе. Я увидел, как его челюсть отвисла от удивления, а глаза расширились.


У него было плоское лицо с высокими скулами, и я прицелился прямо в них. Он приземлился, и он поплыл задом, сделав половинное сальто, ударившись о плиты террасы. Я сразу же набросился на него, схватил одну из его развевающихся рук и сильно повернул. Он кричал от боли. Я полез в его карман, достал зажигалку и отпустил его руку.


В шортах у меня не было карманов,


чтобы положить зажигалку, и я не хотел рисковать, повредив хрупкий механизм, ладонью его, когда я снова пристегивал его ремнем. Так что я отпустил его, сделал два шага в сторону гостиной и швырнул зажигалку на диван. Когда я повернулся назад, вор был уже на ногах и мчался к концу террасы. Хьюго был привязан к моей руке, и я уронил стилет себе на ладонь, думая напугать его и заставить остановиться.


«Подожди», - крикнул я. «Стой, или я выпущу из тебя немного воздуха». Он остановился, перебравшись одной ногой через балюстраду террасы, оглянулся и увидел, что я готов бросить стилет, и упал за борт. Я подбежал к краю и выглянул. Он опасно карабкался боком вдоль ряда каменных резных фигур, которые выступали из здания.


«Стой, тупой сукин сын», - крикнул я ему вслед.


Он продолжал идти, и я увидел в конце ряда резных фигур нисходящую линию изрезанных камней. Если бы он добрался до них, то спустился бы по пяти этажам, как по высокой лестнице. Черт! Я не мог позволить ему вернуться и сообщить, что сеньор фон Шлегель, похоже, необычайно заинтересовался обычной зажигалкой. Я мог бы проткнуть его Хьюго, но я тоже не хотел, чтобы он приземлился на пороге отеля со стилетом на шее. Как бы то ни было, мне повезло, что мои крики никого не подняли.


Я в отчаянии огляделся и заметил в углу террасы стул из кованого железа. Это должно подойти. Я схватил его, и держа в одной руке и перелез через балюстраду. Стоя на краю террасы, я высунулся как можно дальше и уронил стул прямо на стену здания.


Удар был вскользь, но более чем достаточным, чтобы сломать его слабую хватку за резьбу по камню. Его крик раздался в ночном воздухе, как вой умирающего волка. Я вернулся вверх и назад через балюстраду. Быстро вернувшись внутрь, прежде чем кто-то мог заметить меня, я сунул зажигалку в карман штанов и вернулся в постель. Я мог бы поспать еще три часа, прежде чем придет время вставать. Я был уверен, что мой посетитель был первым признаком того, что шершни зашевелились. Тогда я не знал, как быстро появятся другие знаки.



4.



Утром я получил по специальному курьеру список оружия и боеприпасов, обещанный майором Андреолой. Я видел, что майор действовал деловито и оперативно. Но задержать его под тем или иным предлогом не составит труда. При необходимости торги по цене могут занять несколько недель. Переговоры о доставке могут занять больше времени.


Но было и второе полученное мной сообщение, которое меня заинтересовало. Оно было подсунуто мне под дверь, и я нашел его, когда вернулся с завтрака: немаркированный белый конверт с краткой запиской внутри.


«Отправляйтесь в Тимиани у подножия Кордильо-Реаль, в 25 милях», - говорилось в нем. «Грунтовая дорога вдоль Кухиала 500 ярдов. Кто-нибудь встретит вас, чтобы поговорить о ваших товарах».


Конечно, без подписи. Я прочитал его еще раз и стал искать в памяти идиоматические испанские термины. Я вспомнил, что «Кучиал» было бамбуковым полем. Если это был первый шаг в установлении контакта с Эль Гарфио, я не собирался его упускать.


Я поспешил вниз, нашел поблизости гараж. Здесь управлял дряхлый старик, но у него была машина, которую я мог взять напрокат, старый потрепанный «Форд». Я поехал на нем, направившись на северо-восток в сторону гор, называемого Кордильо-Реаль, прислушиваясь к работающему двигателю «Форда» и задаваясь вопросом, доберется ли машина до окраины Ла-Паса. Но, несмотря на звук кофемолки, двигатель продолжал работать, и вскоре я притормозил, увидев табличку с надписью «Тимиани».


Я заметил бамбуковое поле, припарковал машину и вышел. Идя по краю поля, я попал на узкую грунтовую дорогу, прорезавшую бамбук. Я пошел по дороге, отсчитав пятьсот ярдов, плюс-минус несколько футов. Дорога закончилась небольшой поляной из камней и стеблей бамбука.


Я оглянулся и никого не увидел, но все же отчетливо почувствовал, что я далеко не один. Высокие стебли бамбука по обе стороны образовывали плотный занавес.


Вдруг они вышли из-за бамбуковой занавески, сначала двое, потом еще один, потом еще трое - всего шесть. Они вышли и окружили меня.


Коренастый персонаж с густыми висячими усами и спутанной бородой зарычал: «У вас есть пистолеты. Где они?»


«У меня нет оружия, - сказал я.


«Вы сказали другим, что они достаточно близки», - сказал он. «Вы скажете нам, где».


Они, кажется, получили довольно точную информацию, и я посмотрел на них. Они были одеты в рабочую одежду, и у двоих из них за поясами было что-то вроде 38-го калибра. У всех были неопрятные, грязные бороды, и ни один из них не выглядел так, как будто он мог представлять партизан. Я решил, что Эль Гарфио лучше привести в порядок свой персонал.



«Я тебе ничего не скажу», - спокойно сказал я. «Вы мерзкие ублюдки».


"Silencio!" - крикнул Усы. Он хлопнул меня рукой по лицу. «Говори… или мы тебя убьем».


«Это не принесет вам оружия», - указал я.


«Если мы их не получим, нам нечего терять, убив вас!» - крикнул он в ответ. Возможно, это не принесло ему проходной оценки по ходу логики, но с этим было трудно спорить. Я видел, как быстро развивалась однозначно неприятная ситуация. Эти неуклюжие персонажи могут тут же закончить всю мою операцию. Это стало еще более возможным, когда двое из них схватили меня, а усатый лидер что-то быстро сказал остальным.


«Мы заставим тебя говорить», - сказал он, сердито глядя на меня.


«Глупые ублюдки сами навлекли это на себя, - решил я. Я не беспокоился о том, что эти любители заставят меня говорить, но было возможно, что они могут причинить мне достаточно вреда, поэтому я перешел на английский вместо того, чтобы говорить по-немецки или по-испански. Они вернутся, зная, что фон Шлегель был фальшивкой, и что я не мог допустить этого. Я вздохнул. Я не мог позволить им вернуться, и точка, ни при каких обстоятельствах. Я наблюдал, как двое из них подошли к вождю с обломками бамбука.


«Эти концы неровные и острые», - без необходимости указал он, беря один из бамбуковых шестов и держа его перед моим лицом, в то время как двое из его людей держали мои руки за спиной. "Вы будете говорить."


Он расстегнул мою куртку и рубашку. Отведя руку назад, он воткнул конец бамбука мне в живот. Я позволил себе кричать; ублюдок был прав, было чертовски больно. Я прогнулся, и они позволили мне упасть на колени, но они все еще держали меня. Усатый рассмеялся и снова вонзил конец мне в живот. Я стонал и кричал. Они резко подняли меня, и Усы стянули с меня штаны.


«На этот раз, - сказал он, ухмыляясь, - ты не сможешь кричать от боли. И ты можешь снова забыть о том, что ты мужчина».


Он отдернул руку, заострив зазубренный конец бамбукового шеста наготове. Я сыграл свою роль до упора.


"Нет!" Я кричал. «Я заговорю… Я тебе скажу!»


Он засмеялся, опустил шест и жестом попросил остальных отпустить меня. Я схватился за штаны и натянул их, тяжело дыша, изображая ужас. Они были такой кучкой паршивых любителей, что это было отвратительно. Я знал, что мне нужно делать, и делал это быстро и безжалостно. Я опустился на одно колено, глядя на улыбающееся лицо вождя, и поправил куртку. Когда моя рука появилась снова, в ней была Вильгельмина. Я заранее наметил двоих с пистолетами и передал привет первым двум мужчинам с 38-м калибрами. Затем я развернулся, продолжая стрелять. Остальные упали полукругом назад, как кегли в боулинге.


Один из двоих, которые держали меня, все еще был позади меня, и у него была возможность действовать. Он нырнул в бамбук, и я услышал, как он проносится через поле. Я пошел за ним, убрав «люгер». Я пошел по легкому следу сломанных стеблей, услышал, как он пробивает себе путь, а затем внезапно воцарилась тишина. Он поумнел и прятался где-то впереди. Я мог бы потратить много времени на его поиски в этом заросшем месте.


Я решил позволить ему найти меня, дать ему возможность атаковать. Я продолжил, пробивать заросли, как будто не понимая, что он прячется, поджидая. Я прошел ярдов двадцать, когда он ударил. Я получил мгновенное предупреждение - шорох стеблей позади меня - и развернулся, когда он подскочил ко мне с охотничьим ножом в руке. Лезвие сверкнуло. Мне удалось поднять одну руку вовремя, чтобы схватить его за запястье, но сила его прыжка унесла меня назад и вниз.


Когда мы падали, стебли бамбука подкосились, приятно смягчая падение. Он сражался от страха, и это придавало ему силы, которыми он на самом деле не обладал. Я скатил его с себя, оттолкнул его руку и положил локтем ему на шею. Все закончилось за секунды, его последний вздох вырвался из его судорожного рта.


Я оставил его там и поспешил обратно на поляну. Я затащил другие тела в бамбук. Если кто-то не пройдет через это место, они будут там, пока не сгниют. Эль Гарфио удивился бы, что, черт возьми, случилось с его людьми, но это все, что он мог сделать. Он мог решить, что они были захвачены боливийскими войсками.


Я был немного удивлен грубостью этого человека и размышлял об этом, направляясь на маленьком форде обратно в Ла-Пас. Я был уверен, что это были люди Эль Гарфио, пока фургон и ослик внезапно не выехали с боковой дороги, чтобы перекрыть дорогу. Мне пришлось нажать на тормоза, и я резко затормозил.


Вел фургон старик. Рядом с ним сидела черноволосая девушка, глядя на меня глубокими карими глазами. Она была очень хорошенькой, с плоским лицом с высокими скулами и красивыми губами. Ее крестьянская блузка была с низким вырезом, а груди, круглые, высокие и


полные, вызывающе вздутые над вырезом.


Она просто сидела в фургоне и смотрела на меня. Я вышел из машины и подошел к телеге. Старик смотрел прямо перед собой.


"Хорошо?" Я сказал. "Вы собираетесь переехать или нет?"


Внезапно я понял, что у нас есть компания. Я переместил взгляд и увидел трех мужчин, каждый с карабином, стоящих за валунами на обочине дороги и смотрящих на маленькую сцену.


"Вы Шлегель?" - спросила девушка. "Вы торговец оружием из Восточной Германии?"


Я кивнул, пристально глядя на нее. Это было неожиданным развитием событий. Она выскочила из фургона, и я мельком увидел прекрасные загорелые стройные ноги, когда ее темно-зеленая юбка на короткое время закружилась.


«Я приехала в ваш отель», - сказала она. «Мне сказали, что вы уехали в этом направлении, поэтому мы ждали вашего возвращения».


"Кто ты?" Я спросил.


«Я приехала от Эль-Гарфио», - просто сказала она. «Меня зовут Терезина».


Лицо мое оставалось невыразительным, но мысли бились. Я понял, что ошибался насчет другой группы. Они вообще не были от лидера Эль Гарфио; он бы не послал две делегации. Вдруг стало ясно, кем они были. У коммунистической партии Боливии были свои партизаны. Они никогда не работали с Че Геварой должным образом. В своем дневнике он записал серию разногласий, а его босс, Фидель Кастро, создал большую часть плохих отношений между двумя группами. Они расходились во всем, от стратегии до руководства.


Очевидно, боливийские Коммунисты узнали о моем присутствии и решили устроить переворот. Но эта красивая девушка, глаза которой сверкнули на меня темным огнем, была настоящей - во многих отношениях. Она стояла и ждала моего ответа.


«Я фон Шлегель, - сказал я. «Но я не собираюсь говорить здесь, в дороге. Если хочешь поговорить, приходи в мою гостиницу».


Повысив голос, она резко заговорила с остальными, и внезапно мы остались одни. Они исчезли, как по волшебству. Остались только старик, ослик и телега. Девушка подошла к машине и села рядом со мной. Старик погнал повозку по дороге.


«Эль-Гарфио» готов покупать, если у вас есть подходящее оружие для продажи», - сказала Терезина, когда я заводил Ford. «Но у него должны быть образцы. Он не покупает, не видя».


Я был готов к этой просьбе. «У меня в отеле есть определенные образцы», - сказал я. Когда она спросила, где находится основная партия груза, я дал ей те же самые сведения, что и другим, сказав только, что это достаточно близко.


В отеле Терезина внимательно осмотрела все комнаты моего люкса. Я с удовольствием и удовольствием наблюдал за ней. Она двигалась гибко, а ее ноги под тяжелой крестьянской юбкой имели красивую форму. Когда она закончила осматривать комнаты, она села на диван, сложив эти прекрасные ножки вместе так же аккуратно и скромно, как и у любой школьницы. Ее глаза, такие очень темные и жидкие, смотрели на меня с открытым интересом.


Я позволил своему взгляду медленно блуждать по округлой высокой груди, напрягающейся под хлопковой блузкой с овальным вырезом. Это было действительно очень привлекательное блюдо, уж точно не обычная коренастая крестьянка с толстой талией в этой части света. Мне было интересно, каково ее отношение к Эль Гарфио. Была ли она его женщиной? Последователь его лагеря? Преданный товарищ революционер? Она могла быть даже кем-то, кого он нанял, чтобы представлять его на переговорах со мной. Во всяком случае, я знал, кем бы она не была: она была необычной крестьянской девушкой.


Я пошел в бар и начал смешивать бурбон с водой. "Ты присоединишься ко мне?" Я спросил. Она пожала плечами и впервые достаточно расслабилась, чтобы улыбнуться теплой, манящей улыбкой.


"Почему бы и нет?" она сказала. «Тем более, что скоро мы можем стать партнерами по бизнесу». Она взяла у меня стакан, подняла его, и в ее глазах заблестели искры. "Салуд!" она сказала. «Салуд», - повторил я.


Пока она потягивала свой напиток, я принес ящик с образцами. Он содержал новейшую модель М-16, небольшую, но очень эффективную базуку, маузер новейшего типа и немного боеприпасов.


«Я могу поставить все необходимое ему оружие и боеприпасы к нему», - сказал я. «Еще у меня есть гранаты и динамит».


Я сел рядом с ней, глядя на набухшую ее грудь. Она смотрела на меня с какой-то вызывающей наглостью поверх своего стакана.


«У меня есть другое оборудование, но оно будет слишком дорого для Эль Гарфио», - сказал я. «Пока что я рискну продать ему это. Но с этими пушками он мог бы более чем соответствовать правительственным силам».


«Я сама это вижу», - резко сказала она.


«Но есть и другие, которым нужно оружие», - сказал я. «Майор Андреола, например».


«И вы продадите тому, кто предложит самую высокую цену», - горько сказала она.


«Ты быстро учишься», - сказал я. Я взглянул на ее руки. Пальцы, я


заметил, были длинными и сужающимися. Не руками крестьянки.


Она откинулась на диван. Ее груди так сильно прижимались к хлопковой ткани ее блузки, что я мог видеть очертания сосков.


«Жаль, что ты такой жадный человек», - сказала она, улыбаясь. «Ты такой красивый. Это все равно, что найти бриллиант с изъяном».


Пришлось посмеяться над аналогией. «Но женщины любят бриллианты», - сказал я. «Даже бриллианты с изъянами».


Ее ответный смех был музыкальным звуком. Она наклонилась вперед и поставила пустой стакан на журнальный столик перед диваном, давая мне великолепный вид на эту щедрую грудь. Она поймала мой взгляд и снова рассмеялась.


«Вы, мужчины, все похожи. Не имеет значения, рубите ли вы тростник в поле, или работаете в магазине, или богатеете, продавая боеприпасы».


«Все мыши любят сыр», - сказал я.


Она наклонилась ко мне. «Вы хотите, чтобы я был чем-то большим, чем покупатель вашего оружия, не так ли?» - поддразнивающе сказала она. «Я вижу это в твоих глазах. Но ты продаешь, а не покупаешь, амиго».


Я посмотрел на нее. Эта девушка была потрясающей, она бросалась на меня и в то же время смеялась над этим. Хорошо, я могу сыграть в эту игру.


«У меня есть кое-что, что нужно тебе и твоему Эль Гарфио», - сказал я. «Я буду продавать там, где найду наиболее привлекательное предложение».


Она уверенно улыбнулась. «И я думаю, может быть, у меня есть кое-что, что тебе нужно», - сказала она. «Вы очень красивый мужчина, сеньор фон Шлегель».


«А ты красивая девушка, Терезина, - сказал я.


Она резко встала, взяла ящик с образцами и направилась к двери.


«Спасибо за напиток», - сказала она. «Я свяжусь с вами в ближайшее время, будьте уверены, сеньор».


«Зовите меня, пожалуйста, Николай», - сказал я. «Ник был бы даже лучше, учитывая, что мы, как вы выразились, скоро можем стать деловыми партнерами».


Ее глаза на долгое время задержались на мне, затем отвернулись. Но я видел, как в них появилось раздражение - раздражение на себя. Она хотела полностью командовать и знала, что это не так. У Эль Гарфио или Че Гевары, если он был одним и тем же, работала самая необычная женщина.


Когда Терезина ушла, было темно. Я перекусил и лег спать, зная, что шершни начинают роиться.



5.



Пятое апреля было субботой, и мне принесли две посылки. Один был в простой коричневой упаковке; другой - в очень красивом покрытии из альпаки.


Обычный коричневый был конвертом от Хока. Он содержал краткую записку и набор ключей:


«По запросу, оборудование на заброшенном складе в Кочабамбе», - говорится в записке. «В десяти милях к северу от реки Бени. Удачи».


Я уничтожил его, смыв в унитаз, и положил ключи в карман.


Другой пакет, завернутый в альпаку, принадлежал сеньорите Иоланде Демас. Я услышал стук в дверь и увидел темные глаза, смотрящие на меня из-под полуприкрытых век лица, окруженного капюшоном шубы. Сеньорита Демас ворвалась в комнату, как будто это место ей принадлежало. «Я пришла к тебе», - властно объявила она. "Вы сеньор фон Шлегель, не так ли?"


Я кивнул, и она полуобернулась, все еще плотно и полностью закутавшись в шубу, затем снова повелительно повернулась ко мне лицом.


«Я слышала, у вас есть оружие на продажу», - сказала она. «Я куплю их».


Я вежливо улыбнулся, изучая ее лицо. Оно было красивым, с плоскими скулами и широко расставленными глазами. Губы были тяжелыми и чувственными. Несмотря на высокомерие, которое она обернула вокруг себя, как пальто из альпаки, я почувствовал в ней землистый, тлеющий оттенок. Я решил, что хочу увидеть остальное.


«Прежде чем мы что-то обсудим, снимите пальто, сеньорита, - сказал я.


Она остановилась, когда я снял пальто с ее спины. Я положил его на стул и, обернувшись, увидел довольно низкую девушку с крепкими и немного тяжелыми ногами. Она носила дорогое шелковое вишнево красное платье и держала себя очень скованно в нем. Ее надменное выражение не соответствовало чувственности ее лица. Ее губы, хотя она и пыталась удержать их плотно и надменно, отказывались быть чем-то, кроме манящей провокации.


«Почему теперь такая прекрасная сеньорита, как ты, хочет покупать оружие?» - спросил я, широко улыбаясь. Я смешал два стакана бурбона с водой и протянул ей один. Она взяла его, держа стакан с вытянутым мизинцем.


«Я признаю, сеньор, это, несомненно, необычно», - сказала она. «Но я объясню. У меня есть большой оловянный рудник в горах за Кочабамбой. Мой отец неожиданно умер, и мне пришлось заниматься добычей полезных ископаемых. Как видите, я не совсем приспособлен для такой задачи». Она сделала паузу, чтобы выпить свой напиток.


«Но я должна была взять на себя ответственность, и я сделала это», - продолжила она. «Шахта работает и приносит много денег. Я намерен сохранить ее в таком же состоянии. Партизаны, которых они называют Эль Гарфио, уже дважды совершали набег на мои здания в поисках припасов. Я боюсь, что они могут попытаться захватить шахту».


«А пистолеты, - сказал я, - позволят вам вооружить защитников».


«Совершенно верно, сеньор», - сказала она, темные глаза смотрели на меня из-под опущенных тяжелых век. «Это так важно для меня, что я приму любое ваше предложение».


Я улыбнулся, думая о подразумеваемом предложении Терезины. «Это может быть трудно сделать, сеньорита Димас», - сказал я. Я допил свой напиток. Она встала и подошла ко мне. Ее груди под вишнево-красным шелком, казалось, вибрировали от яркости. Но именно ее губы привлекли мой взгляд, пышные губы созданы для удовольствия.


«Я готова сделать свое предложение экономически привлекательным для вас», - сказала она. «Но наша ассоциация могла бы быть более ... личной».


Я встал. Сначала Терезина, а теперь и эта, подбрасывающая дополнительные стимулы. Если бы все торговцы оружием получали такое обращение, я быстро поменял бы карьеру. Сеньорита Димас, несомненно, была знойным существом за этим властным фронтом. Я очень хотел снять фасад и добраться до настоящей женщины, но сдержал порыв. Она, как и Терезина, была слишком готова, слишком стремилась использовать секс, чтобы получить то, что она хотела. Конечно, подобные вещи не были чем-то неслыханным. Но в этом случае, хотя это было здорово для эго, это вызвало у меня легкое беспокойство. Если сеньорита Димас и Терезина захотят придти по своим причинам, я, черт возьми, их устрою. Но мне нужно было больше времени, чтобы взглянуть на вещи в перспективе. Все шло так, как я ожидал, но неожиданным образом. Конечно, эта чувственная, знойная женщина передо мной была совершенно неожиданным дивидендом.


"Почему бы тебе не называть меня Ник, Иоланда?" Я сказал. «В любом случае, это было бы началом».


Она согласно улыбнулась. «Но время важно для меня, помни».


«Для меня тоже», - сказал я, протягивая ей меховое пальто. Она надела его. У двери она повернулась и провела языком по нижней губе, так что она соблазнительно блестела. Она вручила мне небольшую открытку. На нем был нацарапан номер телефона.


«Я остановилась здесь, в доме друга, на несколько дней», - сказала она. «Вы можете позвонить мне туда. В противном случае я позвоню вам».


Я смотрел, как она шла по коридору к лифту, жесткой, неторопливой походка. Она очень старалась сохранить надменную позу. Войдя в лифт, она кивнула мне в ответ королевским, властным кивком.


Я закрыл дверь и сел, чтобы просмотреть свою коллекцию, налив себе еще один бурбон. Я взбудоражил боливийское правительство, подругу Эль Гарфио, наследницу добычи олова и несколько неудачливых мелких сошек. Пока все хорошо, но теперь пришло время привести в действие другие планы, планы, которые приблизят меня к этому Эль-Гарфио другим маршрутом.


Помимо красивых наследниц и красивых крестьянских девушек, я гнался за легендой, чтобы узнать, состоит ли она из плоти и крови.



III



Я включил и выключил зажигалку, поднес его к уху и прислушался. Вскоре я услышал слабый, но отчетливый голос, доносящийся за тысячи миль.


«Ястреб поговорит с тобой, N3», - сказал голос. Мгновение спустя я слушал характерную, ровную, бесстрастную речь Хоука.


«Люди, которых вы просили, были отправлены, я дам вам сведения по каждому из них. Инструкции по установлению контакта будут следовать. Если у вас нет вопросов, выйдите из системы, когда я закончу».


Я откинулся на спинку кресла и внимательно слушал, как Хоук, его голос звучал неестественно тонким и искаженным на крошечной аппаратуре, рассказывал мне подробности того, что было сделано. Слушая, я осознал, насколько сложна задача, которую я дал ему выполнить за такое короткое время.


У меня не было вопросов, когда он закончил и отключил маленький радиоаппарат, включив и выключив его снова. Я вышел из машины, снял хорошо сшитый костюм Николая фон Шлегеля и надел цельный комбинезон. Я вернулся за руль потрепанного старого Форда и направился на восток на юго-восток.


Город Кочабамба находится примерно в 150 милях от Ла-Паса, на краю пересеченной горной местности. Именно из Кочабамбы Че Гевара и его человек Пачунго вошли в горы, и именно из Кочабамбы я преследовал его легенду и человека, известного как Эль Гарфио.


Когда я добрался до места, по горным дорогам с извилистыми поворотами было почти темно. Я медленно ехал вдоль берега реки Бени, пока не нашел старый склад и не остановил машину поближе к стене здания. Один из ключей, который мне прислал Хоук, открыл входную дверь, и я вошел.


Пахло старым, сырым и неиспользуемым.


Я закрыл за собой дверь, щелкнул карандашной вспышкой. Маленький вертолет, предназначенный для одного человека, стоял посреди пустого этажа с откинутыми назад лопастями. Он был доставлен в Кочабамбу по частям и снова собран на складе.


Было бы глупо пытаться установить контакт в первый раз в темноте, поэтому я свернулся калачиком в машине и заснул, пока меня не разбудил первый свет.


Склад находился за крутым поворотом реки в безлюдной местности с высокими зарослями и болотной травой. Мне не нужно было беспокоиться о том, что меня заметят, когда я открыл главные двери, вытащил легкий вертолет на рассвете и снова закрыл двери. Я забрался в вертолет, использовал другой ключ Ястреба, чтобы запустить двигатель. Он мгновенно ожил, и лопасти ротора начали вращаться. Через несколько секунд я оторвался от земли,вставая к утреннему солнцу.



6.



Следуя инструкциям Хоука, я пролетел на вертолете над темно-зеленым пышным горным лесом, внимательно следя за компасом на приборной панели. Глядя на местность внизу, я понял, почему воздушная разведка так плохо работает. Там могла быть армия, спрятанная в замаскированных оврагах и долинах, на поросших деревьями склонах холмов.


Я летел низко, почти на высоте верхушки дерева. Перейдя реку Пирай, я повернул вертолет на юг. Я искал небольшую плоскую площадку, отмеченную оранжевой канистрой.


Систематически пересекая местность, я был почти готов сдаться, когда мое внимание привлекла цветная вспышка справа. Я резко развернул вертолет. Оранжевая канистра стояла на краю круглой поляны, едва превышающей размеры вертолета. Я вошел низко и осторожно сел. Выбравшись, я увидел тропу, которую описал Хоук, ведущую из дальнего края небольшой поляны.


Я быстро двинулся по неровной тропе.


Эта земля была действительно тем, что боливийцы называли элевадором, местностью, особенно подходящей для партизанских действий. Согласно вчерашним радиопрограммам Хоука, я в конце концов достигну небольшого гребня. С другой стороны была тапера, заброшенная индейская хижина.


Нашел гребень, увенчивавший ее, и увидел таперу. Когда я подошел к хижине, справа и слева от узкой тропинки из кустов вышли двое мужчин. У них были ружья Marlin 336 для крупной дичи. С мрачным лицом они безошибочно подняли винтовки.


Я остановился и сказал: «Че Гевара». Сразу же опустили винтовки.


"N3?" сказал один из них. Я кивнул и пошел к ним. Из кабачка вышли еще четверо мужчин, и мы пожали друг другу руки. Они представились: Оло, Антонио, Чезаре, Эдуардо, Мануэль, Луис. Я смотрел на них с некоторой гордостью. Хотя они, вероятно, были очень разными по типу и темпераменту, у них было одно общее: каждый был посвящен свержению правительства Кастро и всему, что с ним связано. Каждый из них пострадал от пыток и видел, как красные уничтожили их семьи. Хоук собрал их отовсюду. Он рассказал мне, что Оло два года подвергался пыткам в тюрьме Кастро и видел, как его двух дочерей жестоко изнасиловали. Луис видел, как его родители были расстреляны как реакционеры. Эдуардо, связанный по рукам и ногам, беспомощно наблюдал, как его жену пытали и насиловали, его мать избивали до тех пор, пока она не умерла от сердечного приступа, а его сестер утащили, чтобы о них больше никто не слышал, потому что они не могли раскрыть, куда сбежал его отец.


Короче говоря, я попросил Хоука собрать мне небольшую группу безжалостных, фанатичных убийц, людей, которые по своей ненависти могли бы сравниться с Че Гевара или Эль Гарфио. Они были проинформированы обо мне и моей цели и спрыгнули с парашютом в холмы, чтобы дождаться, когда я свяжусь с ними.


Меня отвели в хижину. Они завтракали, и я присоединился к ним в мате, крепком южноамериканском чае, и хуминте, булках из кукурузной муки. Осмотревшись, я увидел, что с ними на парашютах было спущено много припасов.


Мы строили планы, пока ели. «Мы обнаружили одну из групп Гевары», - сказал Оло, кусая гуминту. Это был высокий мужчина в крупном теле с огромными руками. Ему, по-видимому, разрешили взять на себя командование до моего прибытия.


«Помни, амиго, мы все еще не знаем, действительно ли человек, которого мы ищем, - это Гевара», - напомнил я ему.


Глаза Оло выглядели смертельно опасными. «Для нас он Гевара, пока мы не увидим обратное», - сказал он. «Основные силы этого ублюдка все еще где-то нам неизвестны, но вроде он разделил остальных на небольшие части».


«Согласно его дневнику, в последний раз он тоже отправлял отдельно небольшие группы мужчин», - сказал я.


«Но только для того, чтобы совершить марш-бросок к какому-нибудь пункту назначения или построить новый лагерь», - ответил Оло. «На этот раз он использует их в качестве рейдерских групп и организаторов».


«Тогда мы поразим тех, кого вы определили», - сказал я. "Сколько в партии?"


«Семь, восемь, может, десять», - сказал он. «Они будут для нас детской забавой, сеньор Картер».


«Для тебя Ник», - сказал я ему. "Давайте тогда оружие." Луис прошел в заднюю часть хижины и вернулся с карабином для меня. Я заметил, что у каждого из них также есть пистолет и нож.


Без лишних разговоров, с какой-то мрачной решимостью мы двинулись в густой подлесок. Когда Хоук впервые передал мне задание в той палатке в Каире, я сформулировал свой собственный план, как вступить в борьбу с Геварой - если это был Гевара. Эти люди были результатом. Я знал, что партизаны выйдут на открытое пространство, только применив к ним свою собственную тактику - быстрые, быстрые удары, разжевывая свои силы, пока им не придется либо расформироваться, либо выступить. Подход правительства к отправке больших, громоздких групп войск немного походил на попытку поймать кролика в снегоступах. Кролик был сзади, спереди и вокруг, пока вы все еще пытались оторваться от земли одной ногой.


Мы мчались по лесу, пробираясь сквозь подлесок, молча, как индейцы. Внезапно Луис, который шел впереди, поднял руку. Все замерли.


Луис указал на маленькую коричневатую птичку, наблюдающую за нами с низкой ветки дерева. «Какаре», - мягко сказал он. Я знал повадки птицы. Он взлетала в воздух при приближении человека или животного и истерическим криком объявлял о присутствии злоумышленника. Один «Какаре» лучше десяти сторожевых псов. Луис продвигался вперед, шаг за шагом. Мы сделали то же самое, осторожно ступая, чтобы не испугать птицу. Луис поднял кусок дерева. Двигаясь в пределах досягаемости птицы, он медленно поднял руку, а затем невероятно быстрым движением обрушил дубинку на птицу, мгновенно убив ее.


Луис глубоко вздохнул. «Их лагерь прямо за этими деревьями», - прошептал он.


Мы разошлись. Через мгновение я смотрел вперед и чуть ниже на три палатки и несколько мужчин, готовящих перед ними. Их винтовки, в основном старые производства США и Германии времен Второй мировой войны, были сложены штабелями и готовы к немедленному действию. Хотя шансов на их использование было мало.


По моему кивку, моя маленькая группа открыла смертельный огонь, внезапная атака настолько смертоносная и эффективная, что закончилась еще до того, как началась. Оло и Мануэль побежали к палаткам, сняли с тел все ценное. Когда они вернулись, мы двинулись обратно к хижине.


Мы беззаботно двигались по лесу, когда услышали, как впереди идут люди. Мы разбежались и оказались под прикрытием. Несколько мгновений спустя нас прошла другая группа партизан, по-видимому, не подозревая о нашем присутствии. Мы ошибались в этом.


Они были рядом с нашими укрытиями, когда внезапно остановились, развернулись и открыли смертоносный огонь по кустам. Я услышал крики и увидел, что, возможно, еще шесть партизан бросились присоединиться к битве. Я знал, что должно было случиться. Они шли, чтобы присоединиться к группе, которую мы уничтожили, послали передового человека, который увидел нападение и в ужасе и тревоге доложил.


Они не могли видеть нас в кустах, но поддерживали случайный огонь, который был рассредоточен, но смертельно опасен. Я скатился глубже в кусты, когда пули ударяли в деревья и сбривали кусты вокруг меня. Некоторые из моих людей открыли ответный огонь, но пришедшие бросились с ножами и мачете.


Я оглянулся и увидел, что Оло в упор сбил двух нападающих. Мы оправились от нашего первоначального удивления и стреляли с гораздо большей точностью и эффективностью. Я убил одного атакующего партизана точным выстрелом между глаз.


Их огневая мощь сейчас истощалась, поскольку те, кто все еще уцелел, начали дезорганизованно отступать. Я увидел одного, который присел в поисках безопасности, и в моей голове возникла мысль. Я нырнул за ним и сбил его с ног. Он попытался использовать свой охотничий нож, но я закончил это действие быстрым ударом в челюсть. Он лежал неподвижно.


Его оставшиеся в живых товарищи скрылись из виду, пролетая сквозь подлесок. Я встал и посмотрел, как мы разобрались. У Мануэля была поверхностная рана руки, а у Антонио - ушиблен лоб. Кроме этого, жертв нет. Я рывком поднял пойманного партизана на ноги, когда он начал приходить в сознание.


«Я хочу, чтобы этот вернулся, зная, кто его послал», - сказал я. Ужас в глазах человека исчез, когда он понял, что собирается жить.


«Скажи Эль Гарфио, что его дни сочтены», - сказал я. «Скажи ему, что люди мести охотятся за его душой здесь, в горах, во главе с американцем».


Оло спросил партизана. "Сколько мужчин у Эль Гарфио?"


«Не знаю», - ответил он. Оло подошел к нему, положил одну огромную руку ему на поясницу, а другую - на шею. Он нажал, и позвоночник партизана,


казалось, треснул. Мужчина закричал. Оло уронил его и встал над ним. Он жестоко ударил его ногой по ребрам. Он спросил. "Ещё?"


Партизан застонал от боли. «Я не знаю, говорю же вам», - выдохнул он. "Он никогда никому не говорил, и его собственный отряд отделен от других.


Я положил руку на руку Оло. «Хватит», - сказал я. «Я думаю, что он говорит правду. Наш враг играет с умом и держит свои силы отдельно, пока не будет готов к совместной атаке на что-то очень важное».


Я рывком поднял мужчину на ноги. «Иди», - сказал я. «Вы можете считать, что вам повезло».


Его взгляд сказал мне, что он полностью согласен. Он повернулся и побежал, двигаясь настолько быстро, насколько позволяла местность.


Моя группа продолжила марш обратно к тапере. Там мы сели за простую, но вкусную еду, приготовленную Эдуардо. В огромном чугунном котле он приготовил локро, суп из риса, картофеля, различных местных корнеплодов с добавлением чарки. Чарки, вяленое на солнце мясо, было свининой из дикой свиньи.


После обеда мы сели перед огнем; ночи в горах холодные и пронзительно влажные. Мы говорили о нашем следующем шаге. Я внушил им, что не хочу нападений, никаких столкновений, если я не буду с ними.


«Дело не в том, что я не доверяю вашим способностям». Я сказал. «Дело в том, что я должен быть там, когда мы встретимся с Че. Я должен быть уверен, что это действительно Гевара».


Я провел ночь с мужчинами. Это был долгий день, и твердый пол в таверне казался мне перьевым матрасом.



7.



Утром было решено, что пока меня не будет, они проведут разведку, найдут больше партизанских отрядов и определят их позицию к моему возвращению. Я хотел вернуться на склад в Кочабамбе, пока было еще рано, и улетел до того, как солнце осветило холмы. Обратный рейс прошел без происшествий, и вскоре я уже направлялся в Ла-Пас, управляя старым «фордом» по извилистым горным дорогам.


К полудню я проскользнул обратно в гостиницу незамеченным и снова оказался герром фон Шлегелем, продавцом боеприпасов. Я послал майору Андреоле цену, которая, как я знал, была слишком высокой, но которая позволила бы ему начать процесс торга и торга. Двусторонняя операция по захвату Эль-Гарфио началась - и весьма успешно. С тем или другим, или, возможно, с комбинацией обоих, я скоро столкнусь лицом к лицу с лидером партизан.


Я ел в отеле один. Позже, вернувшись в свою комнату, я обсудил, как связаться с Хоуком по радио, чтобы сказать ему, что он превзошел самого себя, выбрав моих людей. Я отказался от этого; Хоук не одобряет ненужное общение на работе.


Я собирался ложиться спать, когда услышал слабый стук в дверь. Я пристегнул Вильгельмину под пиджаком и открыл дверь. Терезина стояла, положив руки на бедра, холодно глядя на меня. На ней была такая же темно-зеленая юбка, но на этот раз с желтой блузкой, также с глубоким вырезом и узкой.


Она потребовала. "Вы решили продать оружие Эль Гарфио?"


«Заходите, - сказал я. «Я еще ничего не решил. Но я могу».


Она улыбнулась медленной, ленивой улыбкой и вошла в комнату. Я смотрел, как она проходит мимо, плавно, грациозно, и делал все, что мог, чтобы не погладить ее стройную задницу, когда она проходила.



IV



Терезина села и устремила на меня холодный взгляд. На мне были только брюки и пиджак. Я приготовил два бурбона с водой и протянул ей одну. Она сидела, поджав под себя стройные ноги, ее юбка задралась высоко, обнажая красивый соблазнительный изгиб ее бедра.


«Очень хорошо», - прокомментировал я, жестикулируя стаканом. Она не двинулась с места, просто кивнула в знак согласия.


«Сеньор фон Шлегель», - начала она, и я немедленно прервал ее.


«Ник», - сказал я. «Наша последняя беседа закончилась возможностью лучше узнать друг друга, помнишь?»


В темно-карих глазах промелькнуло тепло. Мои глаза восхищенно скользили по ней, от красивых ног до длинных заостренных пальцев, державших стакан.


«Вчера я пыталась связаться с тобой несколько раз… Ник», - сказала она, подчеркнув мое имя. "Тебя нигде не было".


Последний вопрос был незаданным.


«Я был в гостях у старого друга, который живет в Сукре, - сказал я. «Она попросила меня остаться на ночь».


"Она?" Ее брови приподнялись. "У вас есть подруга здесь, в Боливии?"


«Я встретил ее, когда она была в Европе», - сказал я, допивая свой стакан. Терезина допила свою, и я налил нам еще одну порцию.


«Полагаю, поездка того стоила», - едко сказала она. Трудно было не улыбнуться. Все женщины похожи друг на друга, они быстро испытывают ревность даже без всяких на то оснований.


Она всегда там, прямо на поверхности.


«Очень», - сказал я. «Но тогда она не типичная боливийская девушка. Она наполовину немка, очень теплая и ласковая».


"Что это значит?" - рявкнула Терезина.


«Мне сказали, что боливийские девушки довольно анемичны во всем, что они делают, - сказал я небрежно. «Высота, как мне сказали, разжижает кровь, сдерживает их… э-э… страсти».


"Какой вздор!" Ее глаза вспыхнули, и на этот раз я улыбнулся. Ответ был автоматическим, вызванным возмущением выпускницы школы. Даже улыбнувшись, я снова задумался об этой «крестьянской девушке».


Ее гнев утих так же быстро, как и вспыхнул, и я увидел, что она осторожно меня изучает.


"Вы сказали это, чтобы увидеть мою реакцию, не так ли?" она сказала.


«Я бы не стал так поступать», - возразил я. Она поднесла свой бокал к губам, и мой взгляд снова упал на обнаженный красивый изгиб бедра. Мне стало интересно, какой будет эта странная, сообразительная девушка в постели. Почему-то я не мог представить, чтобы она бродила по холмам с Че Геварой, или Эль Гарфио, или кем бы он ни был. Однако она была здесь в качестве эмиссара лидера партизан.


Она пошевелилась, и ее груди натянулись на блузку. Моя расслабляющая куртка распахнулась, и я увидел, как она посмотрела на мою обнаженную грудь, загорелую, как ее собственная оливковая кожа, с напряженными и твердыми мускулами.


Я решил подтолкнуть и посмотреть, что получилось. Были вещи, которым я хотел научиться, а женщина в постели лишена чего-то большего, чем ее одежда. Правильно возбужденная, доведенная желанием до апогея экстаза, женщина в постели, как матадор на арене, имеет моменты истины.


«Что, если бы я сказал вам, что майор Андреола сделал мне очень заманчивое предложение?» - сказал я, сидя рядом с ней.


Она пожала плечами. «Этого и следовало ожидать».


«А что, если я скажу, что меня можно убедить продать Эль Гарфио?» Я надавил на нее. «Но меня должно было убедить нечто большее, чем деньги».


«Зачем вам продавать Эль Гарфио, если предложение правительства так привлекательно?» спросила она. «Для такого человека, как ты, деньги - это всё».


Я усмехнулся ей. «А девушки есть девушки», - сказал я.


«Вы боитесь, что правительство Боливии узнает об этом», - сказала она, игнорируя последнее замечание.


"Нет я сказала. «Я просто думаю, что Эль Гарфио нуждается в моих товарах больше, чем в правительстве. Он был бы определенным покупателем для большего количества, в то время как правительство может покупать их из многих источников».


Я увидел гнев в ее глазах. «Тебе это не нравится», - сказал я. «Почему бы и нет? Все, что тебе нужно, это продать твоему лидеру. Мои причины не важны».


«Причины всегда важны», - парировала она.


«С моим оружием Эль Гарфио действительно может произвести революцию», - сказал я. «И у меня есть много другого оружия доступного - по цене. Я готов сотрудничать с вами».


Я осторожно, медленно провел рукой по ее руке, через блузку к плечу. Я погладил ее по руке. Она не отвечала, но я видел, что это борьба.


«Я мог бы продать его Эль Гарфио и правительству», - сказал я.


«Если вы продадите Эль Гарфио, вы не будете продавать никому в Боливии, я вам это обещаю», - холодно сказала она. Я продолжал тереть ее руку ладонью, медленно, нежно.


«Со мной все в порядке, - сказал я. «Если он купит, это не имеет значения для остальных. Но во время доставки я должен встретиться с Эль Гарфио».


Она отдернула руку и с удивлением посмотрела на меня. "Встретиться с Эль Гарфио?" она ахнула. «Я… я не думаю, что смогу это устроить».


Я спросил. "Почему бы и нет?"


«Это… это не может быть сделано», - запинаясь, пробормотала она. «Он не позволяет другим встречаться с ним».


Я встал и остановился, глядя на нее. «Тогда мне придется найти другой способ добраться до Эль-Гарфио», - резко сказал я. Я удивился, увидев внезапный страх в ее глазах, страх, смешанный с гневом.


«Зачем вам это делать, когда я здесь, чтобы организовать продажу, если вы собираетесь это делать?» - сказала она, почти сплетая слова в волнении.


«Но вы говорите, что не можете помочь мне познакомиться с Эль Гарфио», - сказал я. «И это условие, если я собираюсь продать ему оружие».


«Я сказала, что это будет очень трудно», - сказала она уже спокойнее. «Я не говорила, что не смогу этого сделать. Если вы согласитесь продать, я сделаю следующий шаг. Но сначала я должен знать, что вы продадите ему».


«Важно, чтобы я имел дело с вами, если я имею дело с Эль Гарфио?» Я спросил.


«Очень», - сказала она, и в этом однословном ответе не было ни малейшей ошибки. Я задавался вопросом, почему это было так важно. Неужели Эль Гарфио дал ей это задание в качестве теста? Возможно, ей нужно было как-то проявить себя. Или, может быть, она хотела проявить себя самостоятельно. Все, в чем я был уверен, - это то, что она явно хотела принять участие в этом, если я решу продать ее Эль Гарфио.


Почему, подумал я; это заинтриговало меня.


Я хотел узнать, и я знал, что единственный шанс, который у меня был, был в постели. Я принял быстрое самоотверженное решение. Заниматься любовью с Терезиной было бы законным занятием с моей стороны при исполнении служебных обязанностей. Я усмехнулся про себя, зная, что Хоуку понравятся эти рассуждения. По правде говоря, темноглазое, странное хрупкое существо, сидящее рядом со мной, могло соблазнить и каменную статую, а я был далек от этого. Я переключил передачи.


«Расскажи мне о себе, Терезина», - сказал я, кладя руку на ее блестящие черные волосы. «Как такая милая девушка попадает в партизанский отряд?»


Она улыбнулась и посмотрела на меня. «Как может такой красивый мужчина стать таким беспринципным продавцом боеприпасов?» - возразила она.


Я снова осознал, что она очень сообразительна.


«Я сначала спросил тебя, - сказал я.


Она пожала плечами. «В моей истории нет ничего захватывающего. Я родилась на ферме в горах. Как и все остальные, это была бедная ферма, и именно из таких людей, как мой народ, Эль Гарфио вербует своих последователей. Эти крестьяне ухаживают за животными, обрабатывает почву, иногда собирает листья коки ».


Я сохранял выражение лица, пока смотрел, как она потягивает свой напиток. Если бы эти руки когда-нибудь работали на ферме, я был готов съесть стог сена. Моя система предупреждения начала настойчиво гудеть.


"Какие животные на вашей ферме?" Я спросил.


«Овцы, - сказала она и быстро добавила, - козы и свиньи тоже».


Я спросил. «Чем вы их кормите здесь, в Боливии?»


«О, как обычно, - сказала она. «Так же, как вы их кормите где-нибудь еще».


«Хорошая попытка, куколка, - мрачно подумала я, - но этого недостаточно. Это было плавное уклонение, но фермерская девчонка сказала бы не только, какой корм, но и сколько его надо. Но пока мы разговаривали, я не сводил с нее глаз, позволяя чувству, которое я испытывал, выражаться само собой. Теперь я подошел к ней с расстегнутой курткой и обхватил ее подбородок рукой.


«Думаю, я тебе бы очень понравился, Терезина, - сказал я, - если бы я не был такой« беспринципный ».


Ее глаза светились темным огнем. «Вы очень привлекательный мужчина», - признала она.


«А вы слишком полны идеалистических мыслей», - сказал я. «Но я могу заставить тебя забыть о них, по крайней мере, на время».


"Можешь ли ты?" она сказала, и в ее глазах было невысказанное слово: попробуй.


Я наклонился и поцеловал ее, сначала нежно, а затем прижал ее губы своими. Мой язык скользнул по ее приоткрытым губам в ее рот. Она пыталась оттолкнуть меня, но я держал ее слишком крепко. Я прижался обнаженной грудью к ее напряженным грудям, пока, наконец, она не вырвалась.


"Нет", - сказала она. «Нет, я… я не буду».


«Терезина, что ты за фермерша?» - сказал я, кладя руку ей на шею. Это был преднамеренный удар ниже пояса. «Я никогда не знала девушку с фермы, которая не верила в естественные поступки».


Я поцеловал ее снова, на этот раз сильнее, позволяя своему языку играть в ее рту, пока я крепко держал ее голову. Она пыталась сопротивляться, но ее руки были бессильны, а открытый рот ответил собственным желанием. Теперь ее руки были на моей груди, сжимаясь и разжимаясь, пока она боролась против собственного желания. Я хотел эту захватывающую девушку, но сдерживался, решив использовать все возможные уловки, чтобы довести ее до точки кипения, когда открытое желание сметет все претензии и предосторожности.


Я отстранился и прижал ее лицо к груди. «Прошло много времени с тех пор, как у тебя был мужчина», - сказал я, глядя на ее лицо, которое было не совсем в темноте. Я чувствовал в ней голод.


"Почему ты это сказал?" она вспыхнула, и я знал, что попал точно в цель.


«Скажи мне, что я ошибаюсь», - сказал я.


«Я… я не сдаюсь легко», - сказала она, защищаясь. «Возможно, я слишком разборчива».


«И, возможно, по неправильным причинам», - сказал я, грубо, почти грубо заставляя ее вернуться на диван. Я не дал ей времени ответить, когда просунул руку вниз по свободному открытому горлышку блузки и обнял одну из ее грудей. В то же мгновение я прижал ее рот своим, лаская ее губы своим языком. Я вытащил ее мягкую грудь из тесной блузки, и она ахнула. Ее руки на моей шее неудержимо сжались.


«Нет, нет», - выдохнула она, в то время как ее груди ответили на мое прикосновение, их мягкие кончики приподнялись в нетерпеливом ожидании. Я нежно потер большим пальцем соски, и Терезина издала тихие протестующие звуки, которые не имели никакого смысла. Ее закрытые глаза и остроконечные соски, ее лихорадочная хватка на моей шее, ее напряженный живот - вот настоящий ответ.


Быстрым движением я снял с нее блузку и стянул ее через голову. Она открыла глаза, и я увидел в них смешанные желание и страх. Я подавил страх, оставив только желание, когда я наклонился и взял ее грудь в свой рот, обводя языком мягкий кончик.


Терезина закричала от удовольствия. Она корчилась и плакала, и снова ее губы говорили одно, а тело говорило другое. Наконец она перестала возражать и повернулась ко мне с удивительной нежностью. Она нежно прижала мою голову к своей груди.


«Займись любовью со мной, Ник, - сказала она, закрыв глаза.


Теперь она была обнажена рядом со мной, наши тела прижались друг к другу. На мгновение она взяла мое лицо в ладони, а затем снова прижала их к своей груди, к нежной, сладкой коже живота. В ее движениях было изящество и нежная, нежная сладость, когда я ласкал ее бедра и обнаружил, что ее тепло ждет моего прикосновения. Она вздохнула, и на ее лице появилась улыбка.


Я ласкал ее самое внутреннее существо, слушая нежность ее умоляющего голоса, наблюдая за изящными, тонкими движениями ее рук, ее рук. Если Терезина была крестьянской девушкой, она не была похожа ни на одну крестьянскую девушку, которую я когда-либо знал. В это время желания она была нежным созданием, девочкой, каждый жест и движение которой говорило не о ферме, а об изысканности и культуре. Но когда она подняла для меня ноги, я отложил в сторону эти расчетливые наблюдения и полностью погрузился в удовольствия ее тела.


Кем бы ни была Терезина, я знал, что рано или поздно узнаю. Прямо сейчас она была любящей, страстной, напряженной девушкой, которая ждала того, что я могу ей принести, желая предложить мне свои сокровища. По мере того, как я двигался в ней, нетерпеливые вздохи Терезины становились все громче и длиннее, пока она с содроганием из самых глубин души не подошла ко мне, и через несколько мгновений мы лежали вместе в мире чувственного удовлетворения.


Вещи, о которых я думал, снова нахлынули на меня после теплых после занятий любовью. В те моменты, когда царила страсть, Терезина открывала не только свое тело. Она была страстной, энергичной, но в ней была утонченность, врожденная нежность. Дама занимается любовью иначе, чем шлюха. В Терезине не было ничего приземленного, типичного для девушки, которой она притворялась. Я был убежден; она не была крестьянской девкой или простой деревенской девушкой. Я не знал, в чем была ее игра, только то, что она была фальшивкой.


Тогда я не удивился, когда ее рука погладила мою щеку, и она сказала, ее голос был с оттенком печали: «Ты замечательный», - сказала она. «Я бы хотел, чтобы мы остались такими и забыли об остальном мире».


Я взял мягкую грудь в ладонь, и она прижалась ладонью к моей. «Я знаю, что ты имеешь в виду», - сказал я. "Было бы хорошо, не так ли?"


Она уткнулась головой в изгиб моего плеча и нежно провела рукой вверх и вниз по моему телу. Она спокойно лежала рядом со мной, время от времени двигая рукой, ее нога частично лежала на моем животе. Но нельзя было забыть мир, ни для меня, ни для нее, и, наконец, она приподнялась на локте и скромно надела желтую блузку на обнаженную грудь. Она трезво посмотрела на меня.


"Теперь вы будете продавать Эль Гарфио?" спросила она.


«Ты говоришь так, как будто ты сожалеешь, если бы я это сделал», - удивился я.


«Это глупо говорить», - быстро сказала она. «Я просто хочу знать, вот и все, теперь, когда ты получил то, что хотел».


В ее голосе была очевидная горечь. Но я был проклят, если бы мог понять почему. Это было непонятное маленькое блюдо.


«Может, мне хотелось бы большего», - небрежно сказал я.


Ее глаза смотрели на меня, и я увидел в них гнев с оттенком печали.


«Я уверена, что ты будешь», - сказала она. «Жалко, что ты желаешь по неправильным причинам».


Я схватил ее и притянул к себе. «Желание - это сама по себе причина», - сказал я. «Разве тебе не понравилось? Может, я смогу лучше».


Я снова погладил ее мягкую, полную грудь. Сразу ее ноги прижались ко мне, и она корчилась и стонала, борясь с собой.


"Стоп!" она ахнула. «Прекратите… пожалуйста. Хорошо, мне это понравилось… слишком». Она вырвалась. «Мне жаль, что это должно было случиться по причинам, по которым это произошло».


«Это произошло потому, что мы хотели друг друга», - сказал я.


«Да, но были и другие причины», - ответила она, уткнувшись лицом в мою грудь, с той странной грустью в голосе. «Это очень плохо по другим причинам. Если бы не это, это было бы самым полным в моей жизни».


Я знал, что она имела в виду, что я хотел ее как часть цены за продажу Эль Гарфио. Она не понимала, что я хотел, чтобы она узнала о ней то, что она теперь раскрывала снова. Чувствительность, которую она проявляла, не сочеталась с крестьянским прошлым. Все больше и больше я начинал думать, что она была хорошо образованной, самоотверженной революционеркой, возможно, перебежчиком из высшего сословия, вероятно, экспортированной в Боливию, как и Че Гевара. Че был человеком значительных мирских изысков; он, вероятно, рассудил, что послать ее простой крестьянской девушкой было бы в его характере. Я наблюдал, как она надела остальную одежду, и знал одно: какой бы ни была причина маскарада, на нее приятно было смотреть и иметь.


В дверях она повернулась ко мне. «Я вернусь завтра. Возможно, ты примешь свое решение».


«Договоритесь, чтобы я встретился с Эль Гарфио, и тогда посмотрим», - сказал я. «У вас есть несколько дней. Я должен снова уехать завтра. Дайте мне место, где я смогу связаться с вами, когда вернусь».


"Нет." Она покачала головой. «Это невозможно. Я свяжусь с вами».


Она ушла, а я выключил свет и растянулся на кровати. Она сказала очень правду: при других обстоятельствах то, что произошло бы, было бы действительно завершенным ...



8.



Это был серый рассвет, и это будет серый день, который я видел. Этот прекрасный боливийский дождь, чильчео, шел, когда я снова приехал на потрепанном старом форде в Кочабамбу и выкатил вертолет со склада.


Я внимательно осмотрелся, прежде чем взлететь, и через мгновение я благополучно поднялся в воздух, устремившись к горам. На этот раз у меня не было проблем с поиском оранжевой канистры и крошечной поляны. Я поставил вертолет и поспешил по узкой тропинке к трактире.


Когда я подошел к кабине, Мануэль вышел, держа наготове карабин. Когда он увидел, что это я, он опустил пистолет.


«Доброе утро, Ник, - сказал он. «Сначала я не был уверен, что это ты». Больше никто не поддержал его, что меня удивило.


"Вы один?" Я спросил.


«Остальные в хижине», - сказал он. «Это плохое утро. Чезаре, Эдуардо, Оло и Луис - все больны. Вчера вечером мы приготовили немного юки, и, возможно, она была приготовлена ​​недостаточно хорошо, потому что сегодня у них большая болезнь. Только Антонио и я ее избежали».


Он повернул обратно к тапере, и я последовал за ним. Внутри я обнаружил, что все они стояли с винтовками наготове, выглядели изможденными и желтоватыми.


Я спросил. "Что вы делаете?"


«Вы пришли. Мы идем с вами», - ответил Оло.


«Ерунда», - сказал я. "Я вернусь снова."


«Нет, - сказал он. «Сейчас мы достаточно здоровы. Кроме того, убийство партизан заставит нас почувствовать себя лучше». Я увидел решимость в его глазах.


«Мы заметили еще один маленький отряд Че Гевары», - продолжил Оло, его голос стал взволнованным. «Эта группа проводит свое время, совершая набеги на гондолы, которые проезжают по ущелью дороги три раза в неделю».


Я знал, что гондола - это боливийский идиома для маленького автобуса. «Они берут деньги у пассажиров, но, более того, эти рейды распространяют слухи об их силе. Это производит впечатление на крестьян и облегчает вербовку людей для ублюдка».


«Новости быстро распространяются в этих горах», - вставил Луис. «Слухи о нашем рейде уже распространились. Мы слышали, что главарь партизан в ярости».


«Мы вошли в деревню в двух километрах от нас», - пояснил Чезаре. «Мы пошли разведать и, возможно, найти чако с некоторыми продуктами и чокло. Старая женщина рассказала нам, что ходили слухи о драке между двумя партизанскими отрядами».


Я смеялся. «Хорошо», - сказал я. "Вы что-нибудь нашли в чако?" На земле чако выращивали овощи и фрукты. «Jocos» был вкусным зимним кабачком, а «choclos» - сладкой кукурузой в початках.


«Мы нашли и то и другое», - сказал Оло. «Но теперь мы напали на эту банду, совершающую набег на гондолы, не так ли? У них был лагерь примерно в дне пути отсюда, но они могли его перенести».


«Тогда мы не будем их искать», - сказал я. «Мы возьмем пример из истории американского Запада». Я увидел, как их глаза внимательно загорелись. «Вы говорите, что они совершают набег на гондолы, идущие по ущелью. Мы ударим по ним, когда они остановят следующую гондолу. Это убьет двух зайцев одним выстрелом. Они не будут готовы к нападнию, и пассажиры будут обязательно рассказывать людям о нашей контратаке ".


"Магнифико!" - воскликнул Оло, и на его грубом лице расплылась широкая улыбка. "Мы идем!"


Они вручили мне свернутое пончо, которое можно было использовать в качестве спального мешка, и мы двинулись в путь. Мы шли во главе с Луисом, пока свет не стал уступать место тьме. Когда ночь сделала движение слишком медленным и трудным, мы остановились.


«Мы почти у цели», - сказал Луис. «Прямо через небольшой гребень впереди». Он достал чанкаку, конфеты из нерафинированного сахара, полные энергии и естественной сладости. Было тепло, и мы закутались в пончо, позволяя мелкому дождю убаюкивать нас.



9.



Утром не было солнца, но изменения температуры было достаточно, чтобы разбудить нас.


Луис был прав. Сразу за небольшим гребнем мы подошли к краю дороги, ведущей через овраг. Мы сгорбились в кустах у дороги.


«Партизаны придут через дорогу, - сказал Оло. «Мы наблюдали за ними, и каждый раз они делают одно и то же».


"Как скоро прибудет гондола?" Я спросил.


Оло мягко усмехнулся. «Каждый раз, когда водитель чувствует желание вести машину, а автобус - движение», - сказал он.


Я устроился для, возможно, долгого ожидания, пончо подо мной на влажной земле. Мы промолчали, потому что на дороге через овраг мы увидели слабое движение в кустах, что означало, что прибыли партизаны. Мне стало тесно, и прошло несколько часов, когда я услышал слабый звук мотора, который тяжело пыхтел. Наконец появился автобус, медленно двигающийся через овраг.


Это был старинный школьный автобус, на котором был построен высокий багажник на крыше, теперь загруженный сумками, чемоданами и рюкзаками. Он приблизился к нам, медленно двинулся вперед, когда партизаны через дорогу нанесли удар. Двое из них выбежали перед автобусом, обстреляв водителя, который тут же остановился. Остальные - всего около шести человек - выстроились в очередь, нацелив свои винтовки на перепуганных пассажиров.


Пассажиры начали выходить из автобуса гуськом, подняв руки вверх. Я посмотрел на Оло и кивнул. Рядом с автобусом стояли партизаны, подталкивая пассажиров с винтовками к выходу. Для моих хороших стрелков они были легкой добычей. Все, что нам нужно было сделать, это осторожно стрелять, чтобы не убить пассажиров.


Я поднял карабин, прицелился и выстрелил. Остальные стреляли почти как мужчина позади меня. Партизаны падали, как игрушечные солдатики, которых сбил рассерженный ребенок. Мы выскочили на открытое место. Напуганные вдвойне пассажиры стояли неподвижно. Когда мы загнали их обратно в автобус, они все еще не знали, что именно произошло на их пораженных глазах.


«Эль Гарфио - ничтожество», - сказал я водителю, пока остальные слушали. «Вернись в свои деревни и скажи им, что ты видел, как его люди были убиты. Скажи им, что за ним будут охотиться те, кто прекратит эти грабежи и убийства раз и навсегда. Скажи всем, что присоединяться к нему - верная смерть».


Мы смотрели, как гондола медленно пыхтит, а затем двинулись обратно. В наших столкновениях с партизанами нам пока везло, хотя это была удача, которая приходит с тщательным планированием и опытными бойцами. Я знал, что так будет не всегда, и поймал себя на мысли, что тогда у нас возникнут большие проблемы.


Когда мы подошли к хижине, было темно. Оло и другие больные, казалось, были готовы рухнуть. Они превзошли свои физические возможности, и теперь их одолела усталость.


Я пожал всем руки и вернулся на поляну к вертолету, пробираясь один в темноте густого леса. К счастью, путь был довольно четко обозначен, и мне удалось на нем остаться.


Дождь наконец прекратился, когда я вылетел в Кочабамбу. Я прибыл туда в глухой темноте раннего утра, и уже на рассвете я въехал на старом форде в Ла-Пас. В номере отеля я скинул грязную одежду, быстро принял душ и снова упал в постель в образе Николая фон Шлегеля, торговца оружием.



10.



К счастью, я крепко сплю, и мои восстанавливающие силы хороши. Я говорю «к счастью», потому что мой телефон зазвонил в середине утра, чтобы сообщить, что сеньорита Иоланда Демас собирается наверх. Я почистил зубы и натянул штаны, когда она постучала. Так я открыл дверь, одетый только в брюки, и с интересом увидел, как она смотрит на меня. На ней снова было пальто из альпаки, но под ним было простое платье бордового цвета с застежкой-молнией спереди. Ее несколько короткой фигуре помогала плавная длина линии, а ее груди плотно прилегали к простому лифу, который я заметил. Но в основном я осознавал полные чувственные губы и тлеющие глаза, указывающие на внутренний вулкан.


Губы раздраженно надулись.


«Я ожидала, что ты позвонишь мне», - сказала она, бросая пальто на стул. «Особенно после того, о чем мы говорили в последний раз, когда я был здесь».


Я улыбнулся. «Ты имеешь в виду, чтобы наслаждаться друг другом? Я не забыл. Я был занят».


"Вы получили другое предложение?" спросила она. «Ты сказал мне, что дашь мне шанс предложить тебе что-нибудь получше».


Теперь внутренне улыбаясь, я подумал о Терезине. Я был бы счастлив дать этому пышному существу передо мной шанс стать лучше.


«Вы очень настойчивы, Иоланда», - поддразнивающе сказал я. «Фактически, ты только что разбудила меня. Вчера я лег спать очень поздно, работал».


«В Академии Святой Анжелы нас учили быть настойчивыми», - сказала она и провела языком по губам. «Они, черт возьми, не учили тебя этому в Сент-Анджеле», - подумал я, наблюдая за ней.


«Я получил несколько привлекательных предложений», - сказал я.


Она подошла и встала передо мной, положив руки мне на грудь. Они были горячими на моей голой коже. «Я могу предложить тебе столько же денег и еще кое-что», - сказала она, глядя на меня, и теперь ее тлеющие глаза загорелись.


«Докажи это», - сказал я.


Она протянула руку и обняла мою шею. Она поцеловала меня, но сдерживалась. Я дернула молнию, потянув ее полностью вниз. Она отступила назад, когда платье распахнулось, и я был удивлен, увидев, что на ней не было бюстгальтера, только пара розовых трусиков бикини. Ее груди были великолепны, они стояли прямо, торчали вверх, сглаживались на нижней стороне сосков, создавая округлую приподнятую линию.


Она смотрела на меня, ее дыхание участилось, глаза дико потемнели. Я медленно снял платье с ее плеч и позволила ему упасть. Мои руки скользнули по ее прекрасным плечам к ее груди. Она прижала к ним мои руки и прижалась ко мне, ее рот был открыт, ее язык напоминал яростную змею, метающуюся внутрь и наружу.


Она разорвала мои штаны, пока я не стал перед ней голым, затем стянула трусики бикини. Она снова напала на меня, и я увидел почти дикий свет в ее глазах, как будто она участвовала в соревновании. Она была агрессивной, дикой, почти жестокой. Она прижалась ко мне, когда я поднял ее и отнес в спальню.


На кровати она схватилась за меня с криками удовольствия, вырываясь из моих рук, чтобы исследовать мое тело руками и губами. Затем она упала на меня, ее туловище вертелось и толкалось, она ехала верхом, стонала и задыхалась в сексуальном безумии. Я был охвачен ее страстью и соответствовал ее агрессивности, немного поправив ее, когда она вскрикнула от горячего желания.


«Еще, черт», - выдохнула она. «Больше, больше. Сильнее… сейчас». Чем жестче мои ласки, тем больше она отвечала с диким рвением, сопоставляя их с собственной жестокостью. Надменный прохладный фасад опустился. Она была кобылой в охоте, воспламененной желанием заполучить жеребца, использовала уловки и язык, которому никто никогда не учился в Академии Святой Анжелы.


Я погрузился в нее, и она вскинула туловище вверх в судорогах неистового экстаза, то стоная, то проклиная. Вдруг я понял, что это крестьянская девушка - простая, необузданная, животная. Когда она кончила, ее короткие ноги сжались вокруг моей талии, как тиски, а ее гладкий круглый живот вздыбился, как поршень, на большой скорости.


Как и у Терезины, у Иоланды был момент истины, тот момент, когда страсть заставляет его притворяться. Властная, порядочная наследница оловянных рудников оказалась земной примитивной девкой. Обе женщины были фальшивками, выдавая себя за то, кем не были. Почему, подумал я, лежа рядом с Иоландой, любуясь этой великолепной грудью. Ее пышное тело было невероятно захватывающим, захватывающими были стремительные пороги и дикие ветры. Почему двойной маскарад. Я должен был узнать.


Я смотрел, как Иоланда встала, вошла в гостиную и вернулась с платьем.


"Довольный?" сказала она, становясь на колени рядом со мной, чтобы прижаться своей грудью к моей груди. Она двинулась вверх и потерла ими мое лицо. Когда она спустилась и остановилась, я увидел, что она захочет начать снова. Но я отказался от этого. У меня была странная двойная игра, и я должен был ее обдумать. Мне не хотелось видеть, как она прикрывает эту сочную грудь, но я просто откинулась на спинку кресла и смотрела на ее платье.


"Хорошо?" - потребовала она ответа, и надменность вернулась на место. "Я получу ружья?"


«Я должен дождаться окончательного предложения правительства», - остановил я ее. «Когда оно у меня будет, я позвоню тебе, и мы сможем обсудить это снова».


«Такое же обсуждение, которое мы только что провели?» - спросила она, глядя на меня из-под опущенных век.


«Такое же», - сказал я, улыбаясь. «Я уверен, что все, что мне нужно, это немного более убедительно, чтобы помочь мне принять решение. Кстати, только для моих собственных записей, где эта твоя оловянная шахта?»


Пауза была почти незаметной, но я ее уловил. «К востоку от Эль-Пуэнте», - легко сказала она. «Между Пираем и Гранде, в небольшой долине».


Я кивнул, надел штаны и пошел с ней к двери. Она поцеловала меня таким поцелуем, который невозможно забыть, и я смотрел, как она шла по коридору, обращая внимание на очень осторожные шаги, изученные жесты.


Я закрыл дверь и налил себе выпить. Терезина и Иоланда. Оба они пытались выставить меня лохом. Я допил напиток и засмеялся.



11.



Я решил встать рано утром. Солнце светило ярким и теплым для разнообразия, пока я ехал на старом Форде по дороге в Кочабамбу.


Использовать вертолет в такое время дня было бы опасно для разоблачения и катастрофы, поэтому я проехал через Кочабамбу, по дороге мимо старого склада и дальше в отдаленные горы.


Я ехал по одной из узких горных дорог, отмеченных 30-футовой Puya raimondii, самой высокой травой в мире и родственником ананаса в Андах, когда я заметил заброшенную миссию. Я заехал во двор, вышел из машины и вошел в прохладную темноту старых домов.


Большая часть главного здания и святилища была в хорошем состоянии. Я отметил это место в уме и на небольшой карте, которую я нес. Он мог бы стать удобным местом встречи или ориентиром в горах.


Двигатель маленького форда начал напрягаться и пыхтеть, когда я поднимался выше, где воздух был разреженным. Спускаясь под гору, я нашел реку Пирай, а затем реку Гранде. Я исследовал сначала запад, затем восток. Я не обнаружил ничего похожего на оловянную шахту.


Чтобы быть тщательным, я пересек небольшой мостчерез Гранд и исследовал другую сторону. Там не было ничего, кроме густой дикой местности, и я повернул назад. Я подошел к тому, что считалось деревней, но на самом деле это была группа старых зданий, прислоненных друг к другу для взаимной поддержки, как куча пьяных. Старая женщина толкала двух козлов через единственную улицу длинной палкой. Поскольку у нее там были корни, я остановился и окликнул ее.


Она выслушала мой вопрос о оловянной шахте, пристально наблюдая за мной маленькими темными глазками, настолько скрытыми под складками морщинистой кожи, что их было едва заметно. Обернувшись, она окликнула один из домов. Появился седой старый вакеро, на его плечах был сарай, а на голове - потрепанное соломенное сомбреро. Он подошел к машине и оперся о дверь.


«Вы заблудились, сеньор, - сказал он. «Здесь нет шахты».


Я спросил. "Ты уверен?"«Я ищу оловянную шахту».


«Нет оловянной шахты», - повторил он. «Ничего такого».


Я настаивал. "Может быть, в другой долине поблизости?"


«Здесь нет рудников, - сказал он, качая головой. Женщина подошла к нему и тоже покачала головой. «Может, двести, триста миль там шахта». Он пожал плечами. "Не здесь."


Я поблагодарил их и повернул на старой машине обратно в сторону Кочабамбы. Я не был очень удивлен, но мне нужно было проверить историю Иоланды. Черт, она могла быть исключением, подтверждающим правило. Ее могли выбросить из дюжины оканчивающих школу за гиперсексуальность.


В глубине души начало формироваться нечеткое подозрение. Я решил, что пора действовать. Мне никогда не нравилось, что меня разыгрывают как лоха, никогда. Красивые, сексуальные дамы в этом плане не сокрушали больше, чем кто-либо другой.


Я поехал на окраину Кочабамбы, припарковался под деревьями. Кочабамба не была достаточно большой, чтобы незнакомец мог торчать весь день, не вызывая интереса, поэтому я вообще избегал город. Я остался в машине, то дремал, то смотрел, как фермеры гонят своих немногочисленных свиней и коз на рынок. Мне было интересно, что они скажут, если когда-нибудь увидят огромное стадо свиней на ферме Среднего Запада. Наверное, поглядят недоверчиво.


День, наконец, подошел к концу. Я вышел из машины и размял ноги. Ожидание дало мне время завершить свой план. Я собирался узнать о своей фальшивой наследнице и своей фальшивой крестьянской девушке в одно и то же время.


Когда стемнело, я посмотрел на небо. Почти полная луна висела большой и круглой. Я хотел эту луну так же сильно, как и любой любовник. Я дождался почти полуночи, затем поехал на склад и достал вертолет.


Луна была бледным фонарем, но все же фонарем. Когда я скользнул низко над верхушками деревьев, деревья осветились слабым светом. Я оставался низко, несмотря на риск врезаться в склон холма или в необычно высокое дерево. К тому времени, как я добрался до поляны, мои глаза привыкли ориентироваться при лунном свете. Я гордился собой, когда остановился на крошечной посадочной площадке. Я, как обычно, натянул несколько веток на вертолет и побежал по тропинке к тапере.


Я двигался очень осторожно, подходя к хижине. Меня не ждали, и я не хотел, чтобы мне полетели пули в лицо. Когда я был в пределах пятидесяти футов, я тихонько присвистнул и лег на землю. Я знал, что сейчас в мою сторону направлено шесть карабинов.


«Оло», - мягко позвал я. «Это я… Ник».


Наступила тишина. Наконец голос сказал из темноты: «Выходи на открытое место. Держи руки вверх».


Я сделал. Через несколько секунд дверь трактира распахнулась, и внутри загорелась лампа.


"Вы приходите в этот час?" - спросил Мануэль. "Что-то большое должно быть вверху, да?"


«Все равно что-то важное», - сказал я, входя в хижину, где Луис уже устанавливал чайник для чая.


«Я хочу силой проткнуть руку Эль Гарфио. Они играют со мной в игры, и я хочу положить этому конец. Мы должны найти способ нанести сильный удар по этому Эль Гарфио, кем бы он ни был, чтобы он пришел в отчаяние. Есть идеи? "


Я видел, как они смотрели друг на друга и усмехались. Оло запрокинул голову и взревел от радости. «У нас есть способ, сеньор Ник», - сказал он. «Мы с нетерпением ждали вашего следующего визита. На самом деле, нам было интересно, как мы могли бы с вами связаться. Мы нашли пещеру, в которой ублюдок хранит свои основные запасы боеприпасов и оружия».


"Магнифико!" - воскликнул я. "Где это находится?"


«Через два дня пути отсюда», - сказал Оло. «Чезаре был один, разведывая холмы, когда он появился там. Он хорошо охраняется, сеньор Ник, но мы можем его взять».


Два дня, подумал я. Это означало бы, что меня не будет в Ла-Пасе как минимум четыре дня. Это было не слишком долго, чтобы вызвать подозрения, но достаточно, чтобы Терезина и Иоланда немного грызли себе ногти. Я усмехнулся.


«Мы идем утром», - сказал я, принимая чашку чая, которую предложил мне Луис. «Это будет прекрасно».



12.


;

Мы вышли на рассвете по влажной от росы земле, Луис снова шел впереди. В качестве провизии мы взяли чокло - сладкую кукурузу в початках - плюс немного чарки и чанкака.


Я был взволнован. Это было настолько близко к прямым действиям против Че или кого бы то ни было, насколько мне удавалось до сих пор. Перспективы были приятными. Я никогда не думал о неудачах. Я давно понял, что даже подумать о неудаче - это первый шаг к этому.


Взглянув на своих товарищей, на их безжалостные и жесткие выражения лиц, я понял, что они не ожидали неудачи. Каждый человек был особенной машиной, посвященной смерти и уничтожению. Каждый был человеком, одержимым личными демонами. Морщинистое лицо Оло отражало его. Напряжение сжатых губ Луиса раскрыло его. Антонио, Чезаре и другие - все были движимы собственной жаждой мести. Психиатр назвал бы их одержимыми. Я назвал бы их так, как доктор прописал, и Хоук доставил.


Я нащупал зажигалку в кармане. В следующий раз, когда я воспользуюсь предварительно настроенным набором связи, я начну третий этап моего плана. Когда будет зависеть от того, насколько хорошо пройдет этот набег. И о реакции двух страстных мошенниц, ожидающих меня в Ла-Пасе.


Луис установил изнурительный темп, который, за исключением пары незначительных инцидентов, обошелся без происшествий. Пересекая небольшую реку, мы потеряли часть нашего плота, когда бревна, которые мы грубо связали вместе, разошлись с одного конца, и Мануэль был сброшен в воду. Мы вытащили его обратно на борт и благополучно добрались до другого берега. Мы останавливались только чтобы поесть и поспать в полдень и с наступлением ночи. Темнота делала путешествие слишком медленным, чтобы беспокоиться о нем. Днем в густых горных лесах было достаточно плохо. Утомленные быстрым темпом, мы все крепко спали, закутавшись в пончо.



13.



Утром, сразу после того, как мы разбили лагерь, мы устроили неожиданный бой. На нас обрушилась стая боро, и мы были заняты тем, что бились с ними в наших пончо. Борос - это муха, которая при укусе откладывает личинку под кожу, вызывая болезненную инфекцию. Чезаре, Антонио и Эдуардо были укушены, и нам пришлось лечить укусы, немедленно прижигая их горячими спичками - грубый и болезненный, но эффективный метод.


Был поздний вечер, когда мы достигли твердой поверхности, места, где холм переходил в ровную поверхность. За линией деревьев я взглянул на открытую сторону горы и вход в большую пещеру. Группа партизан, всего около пятнадцати человек, находилась за пределами пещеры. Трое из них стояли на страже у входа в пещеру, а остальные жарили дикую свинью на вертеле над огнем. Они сложили свои винтовки штабелями, чтобы их тут же схватить.


Оло коснулся моего плеча и указал головой в сторону холма прямо над пещерой. Там были еще двое часовых, едва заметные, прижатые к грязи горы.


«Мы можем застрелить многих из них с помощью нашего первого залпа», - прошептал Оло. «Но многих недостаточно. Остальные устремятся к пещере. Оказавшись внутри, они могут удерживать нас в течение нескольких дней, может быть, недель. Потом придут другие, и наш план потерпит неудачу».


«Я не могу сутками сидеть и перестреливаться с ними», - сказал я. "Есть только один ответ. Нам придется отвести большинство из них от пещеры. Я могу это сделать. Когда они пойдут за мной, дайте мне достаточно времени, чтобы увести их подальше, тогда вы поразите оставшихся охранников. Вы должны быть в состоянии убить их первым залпом, добраться до пещеры.Основная группа вернется обратно, когда услышит выстрелы, и вы окажетесь внутри пещеры, сократив их с защищенной позиции.


"Excellente!" Оло усмехнулся мне.


"Все в порядке" - сказал я.


Я встал и осторожно двинулся вдоль линии деревьев, пока не оказался в зарослях кустарника прямо напротив пещеры. Я поднял винтовку и решил помочь остальным, насколько это возможно, убив одного из часовых на крыше пещеры. Я выстрелил осторожно, один выстрел. Он упал со своего места, как камень, выбитый со склона холма.


На мгновение наступила тишина, затем я встал и побежал, позволяя им увидеть меня. За моей спиной разразился ад, когда партизаны схватили свои винтовки и бросились за мной. Я нырнул в деревья, развернулся и снова выстрелил, не торопясь прицеливаться. Другой из них рухнул. Я произвел еще несколько выстрелов наугад и начал бегать в гуще деревьев и показываться из них.


Большинство из них погнались за мной, яростно стреляя на бегу. Но, мимо или нет, пули звенели вокруг меня, и я упал на землю. Я лежал тихо, слушая, как они размахиваются веером и стреляют в кусты за мной. Я выждал мгновение, затем встал и снова побежал. Град свинца пронесся мимо моих ушей и ударил по деревьям. Я нырнул на землю и сквозь кусты мельком увидел двух своих преследователей. Я выстрелил. Это немного замедлило их, но они продолжали наступать. Они чертовски близко подходили, и мне было интересно, что, черт возьми, держало Оло и остальных. Я сказал ему дать мне достаточно времени, чтобы отвести их от пещеры; Я не ожидал, что они дадут им время убить меня.


В этот момент я услышал выстрелы, сделанные так близко друг к другу, что звучали почти как один. Стрельба повторилась, и мои преследователи повернулись, как я и рассчитывал, и помчались обратно к пещере, крича и ругаясь.


Я встал, затем упал назад, когда у меня на коже головы образовалась рана. Один из партизан остался; Я слышал, как он бежит ко мне, когда я лежал на земле. Я лежал на спине с закрытыми глазами и позволял ему думать, что он меня достал. Я чувствовал, как он стоит надо мной.


Когда он протянул руку с винтовкой, чтобы проткнуть мой труп, я схватил ствол и покатился, выдергивая винтовку из его рук. Он нырнул за мной, но я поднял винтовку, держа ее обеими руками, и его лицо врезалось в ствол. Он застонал от боли и упал в сторону. Я выстрелил в него в упор, когда он попытался откатиться и увидел, как часть его головы исчезла.


Я сохранил его винтовку и двинулся обратно к пещере, бежа с карабинами в каждой руке.


Когда я подошел к месту сражения и с тыла я увидел партизан, которые притаились за деревьями и камнями, перестреливаясь с Оло и остальными внутри пещеры. Я также увидел кое-что еще, о чем мы с Оло из-за нашего рвения не продумали.


Хотя у тех, кто находился в пещере, были наиболее защищенные позиции, и было невозможно броситься на них, не будучи убитыми, они также были прижаты. Это понимали и партизаны. Когда я низко присел, я увидел, что одного из них послали за помощью. Он побежал, пригнувшись, сначала вернулся к тому месту, где я прятался, а затем пересек, спасаясь за окружающие деревья.


Я мог бы легко его сбить, но тогда другие знали бы, что их посланник был перехвачен. Я решил позволить им подумать, что он благополучно ушел, и проскользнул за ним через деревья. Я уронил ружье убитого партизана - одного карабина достаточно, - пока я следовал за бегущим человеком по лесу. Он собирался пойти за помощью и не слышал, как я следую за ним.


Я не хотел использовать винтовку; звук выстрела легко услышали бы. Но он увел меня в дикую чащу, где я мог потеряться на несколько дней. Он знал территорию, но для меня это был лабиринт из деревьев и кустов. Я должен был заполучить его, прежде чем он пошел намного дальше. Я ускорил шаг, чтобы догнать его, рискуя, что он услышит меня,.


Он был на вершине небольшого гребня, видимого через изогнутый ствол дерева, когда он остановился и повернулся. Он слышал, как я пробивалась сквозь кусты, приближаясь к нему. Я упал на землю.


Я лежал неподвижно и смотрел на него сквозь завесу из листьев перед моим лицом. Он опустил винтовку и осторожно двинулся ко мне, ища кусты, его глаза метались взад и вперед, выискивая какое-то движение, какие-то признаки своего преследователя. Я смотрел, как он подошел ближе, держа карабин наготове. Если я поднимусь, он выстрелит.


Я уронил Хьюго на ладонь. Прохладный стилет касался моей кожи. Я лежал почти ничком. Это была адская позиция для метания ножа. На самом деле, я понял, это невозможно. Я должен был встать хотя бы на один локоть, и он послал бы в меня пулю, прежде чем я смогу бросить нож. Внезапно мне на помощь пришла мать-природа, благослови ее непредсказуемое сердце. В прошлом она много раз играла со мной грязно, так что настало время для доброго дела с ее стороны.


Анаконда, маленькая, не более шести футов длиной, двигалась в траве,


и человек развернулся в доли секунды до выстрела. Он увидел скользящего рядом с ним констриктора. Доля секунды была всем, что мне было нужно. Я приподнялся на локте и изо всех сил бросил Хьюго. Партизан увидел меня, но стилет ударил его глубоко в грудь, прежде, чем он смог повернуться назад, . Он пошатнулся, и винтовка выпала из его рук. Он схватился за ручку стилета в тщетной попытке вытащить его, снова пошатнулся и упал назад. Я слышал, как его последний вздох вышел из него, когда подошел, чтобы забрать Хьюго.


Осторожно, чтобы не заблудиться в быстро угасающем свете, я вернулся обратно вниз по склону горы. Звук выстрелов по пещере был моим лучшим проводником, и вскоре я снова оказался за спиной партизан, когда они перестреливались с Оло и остальными.


Оло проделал хорошую работу. В живых осталось не более шести или семи врагов. Я устроился в кустах, прицелился в ближайшего и выстрелил. Я не стал ждать, чтобы увидеть, как он упадет, но сразу же перевел взгляд на следующего человека и послал через него пулю.


К тому времени, когда я остановился на номере три, выжившие трое поняли, что происходит. Думая, что они попали под перекрестный огонь между двумя группами, они побежали к нему, в спешке бросив винтовки. Я убил еще одного, прежде чем последние двое исчезли в лесу. Я знал, что они не остановятся, пока не достигнут Эль-Гарфио.


Я крикнул и увидел Луиса, а затем Мануэль вышел из пещеры. Оло и Эдуардо вышли поддержать Чезаре. Он получил пулю в предплечье, болезненное, но не серьезное ранение. Пока Мануэль и Луис перевязывали рану, мы с Оло вскрыли коробку с винтовочными патронами, высыпали из них порох по тропе, ведущей в пещеру, где было спрятано около пятидесяти коробок с боеприпасами и, возможно, столько же винтовок. Мы посыпали ящики еще немного порохом и покинули пещеру. Снаружи подожгли след из пороха, потом побежали в лес.


Взрыв внутри пещеры был приглушен, но земля задрожала, и камни и грязь соскользнули по склону горы. Оло стоял рядом со мной, ухмыляясь. «Готово, амиго», - радостно сказал он.


«Эта часть», - согласился я. «Давай начнем снова».


Дня оставалось мало, и нам пришлось остановиться, когда сгустилась тьма. Но этой ночью мы спали сном довольных, торжествующих людей.



14.



Обратный путь не был слишком медленным, учитывая, что Чезаре был ранен. К вечеру следующего дня мы добрались до хижины. Но на этот раз я не вернусь в Ла-Пас один.


«Если все пойдет так, как я ожидаю», - сказал я им, - «я скоро встречусь с Эль Гарфио. Если он действительно Че Гевара, моя работа будет заключаться в том, чтобы поймать его или убить. Я пойду в львиную зону. Можно сказать, что он одержит верх, когда мы встретимся, и никто не знает, что может пойти не так. Я хочу настроить это так, чтобы вы могли нанести удар в нужный момент. Итак, я отвезу Мануэля обратно в Ла-Пас со мной. Как только я узнаю точные детали встречи, я сообщу ему, и он принесет вам мои инструкции ".


«Согласен», - проворчал Оло. «Мы будем ждать вашего слова».


Рядом со мной Мануэль, я ушел после нескольких рукопожатий и вернулся к вертолету. Хотя это была модель-одиночка, Мануэлю удалось втиснуться, и мы взлетели. Вернувшись снова в Кочабамбу, мы поставили вертолет на склад, что, как я надеялся, будет последним.


"Ты водишь, Мануэль?" - спросил я, когда мы сели в старый «Форд».


«Си», - кивнул он.


«Хорошо», - сказал я. «Вам, вероятно, придется отнести эту старую машину как можно дальше в горы, а оттуда отправиться дальше, когда вы вернетесь».


В отеле в Ла-Пасе я снял для Мануэля небольшую комнату и приказал ему оставаться там, вне поля зрения, пока он не получит известие от меня. Он должен был взять всю еду в свою комнату и никуда не выходить. Я не хотел никаких промахов в это решающее время.


Мне удалось поспать несколько часов между ранним рассветом и серединой утра, когда зазвонил телефон. Во второй раз было объявлено о скором прибытии сеньориты Иоланды Демас. Это должно было быть почти повторением ее последнего визита - с несколькими важными вариациями.



VI



15.



Я надел брюки и расстегнутую рубашку, когда она постучала. Я открыл дверь. На ней было такое же бордовое платье, но отсутствовала надменность. Вместо этого я почувствовал в ней напряжение, когда она вошла в комнату.


«Я должна была увидеть тебя», - сказала она, ее глаза вспыхнули, ее губы блестели, когда она смочила их языком, на этот раз нервно, чтобы соблазнить меня.


Я подошел к ней и поцеловал ее, позволив своему языку найти ее в эротической дуэли. Я почувствовал, как она расслабилась на мгновение, но потом она оторвала свой рот от моего.


«Стой, - сказала она. «Позже… пожалуйста. Теперь мне нужны эти пистолеты».


"Вам нужно оружие?" - сказал я, поднимая брови.


«Вчера на мою шахту напали люди Эль Гарфио», - сказала она. "Я не могу больше ждать, не так ли?"


«Понятно, дорогая, - подумал я. Я многое вижу. У слухов не было времени донести новости о нашем рейде на пещерный арсенал. Вскоре об этом узнает только кто-то, кто непосредственно вовлечен в это, кто-то, кто поддерживает радиосвязь с Иоландой Демас.


"Эль Гарфио, а?" - лениво сказал я. "Вы имеете в виду Че Гевару, не так ли?"


Я выстрелил последним и увидел, как ее глаза расширились от замешательства и удивления. Она пыталась скрыть это, нервно пробормотала: «Я… я не понимаю. Это был Эль Гарфио… Я же сказала тебе».


Я схватил ее за волосы и рванул вперед. «Слезь, маленькая сучка», - резко сказал я. «Это Че Гевара, и вы работаете на него».


«Нет, нет», - дико закричала она. «Вы делаете ошибку. Я не понимаю, о чем вы говорите».


Я скрутил ей волосы и потянул, и она с криком боли упала на колени. Я кричал на нее. "Перестаньврать!" «Я пошел искать твою оловянную шахту». Я подумал, что это подойдет для начала и объяснит, что я знаю, что она мошенница.


Это сработало. Она с трудом поднялась на колени. Ее рука подошла ко мне, когти впились мне в лицо. Я уклонился, но она напала на меня, как тигрица. Я схватил ее за руку и повернул, заставив ее повернуться спиной ко мне. Другой рукой я расстегнул ее платье и схватил одну из ее грудей. Я притянул ее к себе, моя рука прижималась к груди, мяла ее. Я видел, как ее глаза потемнели от желания. Я поцеловал ее, и она схватила меня, наполовину плача, наполовину проклиная. Я заставил ее вернуться на диван, держа руку на ее груди.


«Я не люблю, когда мне лгут», - сказал я. «Было бы лучше, если бы ты вообще сказала мне правду».


Она нахмурилась, надулась, как ребенок, глядя на меня. "Вы говорите мне правду?"


«Больше, чем ты ее мне сказала», - ответил я. «Я продам свое оружие Че Геваре. Для меня будет честью. В конце концов, такая сделка поможет мне, когда я вернусь домой. Правительство Восточной Германии, в конце концов, идеологически поддерживает ваше дело. Почему вы просто не сделали это? подойди ко мне и сказать, кем ты была на самом деле? "


"О нет!" она ахнула. «Это было бы вопреки всем моим инструкциям. Лучше было купить оружие, как кому-то другому… гораздо безопаснее. Есть шпионы и те, кто нас предаст».


Она прижала мою руку к моей, потерла мою грудь своей грудью.


«О, Боже, если бы только было время побыть здесь с тобой сегодня утром», - простонала она.


Я спросил. "Почему такой большой ажиотаж сегодня?"


«Я не могу вам сказать, - сказала она, - но я должна предложить вам вдвое больше, чем предлагали другие».


«Я сделаю для тебя лучше, Иоланда», - сказал я, потирая большим пальцем ее сосок и чувствуя, как он мгновенно поднимается. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, позволяя языком скользнуть по ее губам. Она вздрогнула.


«Знаешь, ты мне очень нравишься, - сказал я. «Я хочу, чтобы это было важным делом для нас обоих. Я дам Че Геваре в руки - все, что ему нужно, - если я буду уверен, что он действительно жив, что я встречусь с ним и увижу его собственными глазами».


«Думаю, я могу это устроить», - медленно сказала она. «Я могу сообщить тебе, возможно, через несколько часов».


«Хорошо», - сказал я. «Назначьте мне время для встречи с ним, и я отведу его туда, где хранятся оружие. Естественно, это мой секрет, и должен оставаться таковым до доставки».


Она встала, застегнула платье и подошла к двери. «Я вернусь», - сказала она.


Я подождал десять минут после того, как она ушла, затем вынул прикуриватель. Я включил и выключил его и ждал. Я услышал помехи, а затем голос Хока, резкий, но немного слабый. Я выругался. Это было не время для этой проклятой штуки!


«Говорит, Ник», - сказал я. "Я тебя плохо слышу."


«Переходите к третьему этапу», - сказал я. «Продолжайте третий этап. У меня, вероятно, не будет возможности установить дальнейшую радиосвязь. Пусть ваши люди будут действовать в соответствии с планом. Следите за сигналом из бухты над Куйей. Завтра ночью или послезавтра».


"Подойдет", - ответил Хоук. «Немедленный ввод в действие третьей фазы. Удачи».


Я выключил зажигалку и сунул ее в карман. Теперь руководство было за мной. Я растянулся на кровати, чтобы немного поспать. Я знал, что в следующие 48 часов будет мало сна и много напряжения. Кроме того, Иоланда вернется, и, если бы я знал своих женщин, с определенными идеями. Но для нее у меня тоже было несколько.


Была ночь перед тем, как она вернулась в отель, и это было хорошо, потому что у меня была возможность выспаться.


Она сказала просто. "Это устроено",   .

«Я отведу тебя туда, где ты встретишься, на ранчо к западу от Тараты. Че идет сюда, чтобы встретить тебя, потому что он хочет сам поднять оружие».


Тарата! Я мысленно представил карту Боливии. Тарата находился к югу от Кочабамбы. Это прикинул. Он входил, его люди спускались с гор. Из Тараты он мог нанести удар в любом направлении и при необходимости снова отступить в горы.


«Я хотела остаться здесь с тобой сегодня вечером», - надулась Иоланда. «Но я должен доложить ваш ответ. Вы согласны с договоренностью?»


«Конечно, я согласен», - сказал я, обнимая ее. «И я тоже хочу тебя сегодня вечером. Но у меня есть план получше. Ты пойдешь с нами за оружием?»


«Нет», - быстро сказала она. «Я должна только направить вас на ранчо».


«Хорошо, тогда вот что я хочу, чтобы ты сделала», - сказал я, стараясь, чтобы это звучало очень скрытно и захватывающе. «На дороге за Эль-Пуэнте есть гигантская пуйя, обозначающая небольшую горную дорогу».


«Си». Она кивнула. "Я знаю это место"


«Хорошо», - сказал я. «Прямо по дороге - заброшенная миссия. Когда все закончится, когда у Че появится оружие, я хочу, чтобы ты встретила меня там».


Я притянул ее к себе и быстро провел руками по ее телу. Она отреагировала сразу со свирепой, животной приземленностью, которая была ей присуща, и мне было труднее выключить ее, чем включить.


«Полагаю, завтра вечером я встречусь с Че?» - сказал я небрежным тоном. Я чертовски хорошо знал, что он не подойдет так близко к Кочабамбе со своими людьми при дневном свете.


«Си», - сказала она. "В девять часов." Я быстро подсчитал. Я мог бы вручить оружие в его руки в течение четырех часов, если бы мы поехали на машине или грузовике. Четыре часа до возвращения приближали нас к пяти часам утра.


«Встретимся в старой миссии через час после рассвета», - сказал я ей. «Подожди там, пока я приеду. Могут быть задержки. Тогда мы сможем побыть там одни, только вдвоем».


Она нетерпеливо кивнула. Если бы она поняла, что единственная причина, по которой я хотел, чтобы она присутствовала на этой миссии, - это забрать ее и передать властям, она бы пыталась убить меня сейчас. Земное, захватывающее маленькое создание, каким она была, она все еще была частью беспощадной операции Гевары.


"А как мне добраться до ранчо?" - спросила я, прижимая ее к себе и нежно поглаживая спину.


«Иди на юг от Тараты», - сказала она, ее голос был слегка приглушен моей грудью. «Есть только одна дорога. Справа вы увидите ранчо. Дом старый, с красной крышей».


Она быстро поцеловала меня и ушла.


Затем я пошел в комнату Мануэля и рассказал ему, что запланировано на третий этап. Когда я закончил, он смотрел на меня широко раскрытыми круглыми глазами. «Это фантастика», - сказал он. «Но мне кажется, что многое большое зависит от множества мелких вещей».


«В этом бизнесе всегда так, - сказал я, но знал, что он прав. Успех этой миссии зависел от множества плохо связанных между собой кусков и кусочков. Каждый должен был сложиться правильно, иначе все развалилось бы, и я разобрался бы с ним. Сначала была встреча с Геварой, и тот момент, когда я узнаю, действительно ли это Че или какой-то самозванец. Затем мне пришлось отнести его туда, где было оружие и передать его ему. Потом мне пришлось вернуться с ним на ранчо. Только тогда я получу шанс нанести удар. В любой из этих точек что-то может пойти не так. Че чувствовал запах засады или какое-то неожиданное событие могло сбить меня с толку. Но из всех пунктов последний был самым важным.


«Вы и другие должны быть готовы нанести удар, когда мы вернемся на ранчо», - сказал я Мануэлю. «Если вы не будете держать его людей на прицеле, у меня не будет никаких шансов поймать его».


«Мы будем там, Ник», - пообещал Мануэль. «Вы можете быть уверены в этом».


«Мне понадобится машина, чтобы добраться до Тараты», - сказал я. «Так что тебе нужно найти другой способ вернуться в Кочабамбу и отправиться в горы».


«Есть автобус до Кочабамбы», - ответил он. «Я сяду в него утром и буду в лагере, для этого достаточно много времени. Vaya con Dios, Ник». Мы торжественно обменялись рукопожатием, и он ушел.


Я вернулся в свой номер, во мне нарастало чувство предвкушения. Я хорошо знал это чувство. У меня всегда было это, когда я знал, что собираюсь взяться за то, что мне нужно. К завтрашней ночи я буду знать, жива легенда или нет.


Меня беспокоило одно: Терезина. Почему она выдавала себя за агента Эль Гарфио? Кем она была на самом деле, черт возьми? Я подумал, что она появится где-то завтра, и решил подождать как можно дольше, прежде чем покинуть отель. Я хотел увидеть ее снова; Я не хотел оставлять незакрепленными концы.



16.



Мой первый телефонный звонок сегодня утром был от майора Андреолы.



Он продолжил рассказывать мне, как партизанам сильно ударила какая-то вооруженная группа во главе с американским солдатом удачи.


"Вы определились с моим предложением?" - наконец спросил он.


«Еще нет», - сказал я. «Но я скоро сообщу вам, майор».


«Я надеюсь на это», - ответил он. «Я не хотел бы, чтобы ваш товар попал в чужие руки».


Это была слегка завуалированная угроза, и я улыбнулся, повесив трубку. Я все еще улыбался, когда кто-то постучал в дверь. Я открыл его и увидел Терезину.


На ней была белая блузка с оборками и темно-синяя юбка. Ее глаза сияли, и я чувствовал, что она почему-то неуверена в себе, но она демонстративно вскинула подбородок и встала передо мной в старой позе, положив руки на бедра.


"Вы пропустили меня?" - игриво спросил я. Это застало ее врасплох; Я видел, как мерцали ее веки.


«Это неважно», - пожала она плечами.


Я протянул руку и обнял ее за талию, прижимая к себе. «Это очень важно», - сказал я, крепко держа ее, когда она повернула голову. «Очень, очень важно».


Я повернул ее голову, чтобы поцеловать. Она держала рот закрытым и не отвечала. Я заставил ее губы раскрыться и позволил своему языку ласкать ее рот. Я почувствовал, как ее тело обмякло, а затем она ответила на мой поцелуй, изо всех сил пытаясь сдержать то, чего не было сдерживания. Моя рука коснулась ее груди. С подавленным криком она оторвалась от меня.


"Нет, перестань!" крикнула она. «Я должна узнать об оружии».


Я сказал. "А потом ты будешь заниматься со мной любовью?"


Ее лицо было серьезным, без улыбки, глаза затуманились. «Посмотрим», - все, что она сказала. "Вы решили продать Эль Гарфио или нет?"


«Я продам ему», - сказал я и, глядя на нее, увидел, как она прикусила нижнюю губу. «Кажется, вы разочарованы. Разве вы не этого хотели? К сожалению, я установил контакт по другим каналам».


Ее брови взлетели. «Но вы сказали, что будете работать через меня! Вот почему он послал меня к вам.


"А он?" Я сказал. «Но вы сказали, что не можете договориться с ним о встрече, чего я и хотел».


"Вы уже сделали доставку?" - бросила она, мрачно сжав губы.


«Еще нет», - сказал я, приятно улыбаясь ей. Затем, не меняя выражения лица, я протянул руку, схватил ее за шею и толкнул вперед. "Кто ты, черт возьми, и в чем твоя маленькая игра?"


«Я… у меня нет игры», - выдохнула она. «Меня послали связаться с вами по поводу оружия для Эль Гарфио».


«Да, вы были посланы для этого, но не Эль Гарфио», - сказал я. "На кого ты работаешь?"


Ее глаза горели, но она не ответила мне. Внезапно она сильно ударила каблуком по моей ноге. Я вскрикнул и ослабил хватку. Она отстранилась, но я схватился за нее, поймав вздымающуюся заднюю часть ее блузки.


Ткань порвалась, и я остался с куском блузки, когда Терезина упала вперед, покатилась по полу и упала на основание дивана. Я сразу же погнался за ней. Я наклонился, поднял ее одной рукой, а другой хлопнул по лицу. Она проплыла половину комнаты и приземлилась на ягодицы.


«А теперь поговорим», - потребовал я. «Ты лгала достаточно долго».


Она сидела там, глядя на меня, глаза горели черным огнем. Ее правая рука сунула руку в пышную юбку, и когда она снова вытащила ее, она держала небольшой серебряный предмет, который она поднесла к губам и дунула. Свист был чертовски громким, пронзительным пронзительным визгом. Я бросился к ней, чтобы схватить его, когда услышал бег в холле. Дверь распахнулась, и в комнату ворвалось полдюжины боливийских солдат.


«Возьмите его», - сказала Терезина, указывая на меня. На меня было направлено шесть карабинов. Теперь она была на ногах, ее темные глаза были серьезными, когда они встретились с моими.


"Вы правительственный агент!" - сказал я с искренним удивлением. Это была единственная вещь, о которой я не догадывался. "Майор Андреола послал тебя держаться у меня на хвосте?"


«Нет, он ничего обо мне не знает», - сказала она. «Наша разведка прислала меня. Если вы собирались продавать партизанам, мы должны были знать и остановить вас. Если нет, я бы это выяснила».


"И сейчас?" Я спросил.


«Тебя посадят в тюрьму», - сказала она. «Вы сказали, что я был встревожена вашим решением. Вы были правы. Я надеялась, что вы откажетесь иметь дело со мной - как с эмиссаром Эль Гарфио».


Она отвернулась, быстро заговорила с солдатами. «Обыщите его, а затем заберите».


Я решил попробовать еще раз в своей роли Николая фон Шлегеля.


«Вы не можете этого сделать», - сказал я. «Я гражданин Восточно-Германской Народной Республики. Я требую встречи с адвокатом. Я требую вызвать моего консула. У вас нет обвинений, по которым я мог бы держать меня в плену».


«Работа с врагами государства»,


- мрачно сказала она. «Продажа оружия и боеприпасов неуполномоченным лицам. Нежелание сообщить властям о своих сделках. Содействие революционному движению и подстрекательство к нему. Подойдут ли эти обвинения?»


Солдаты нашли Вильгельмину, но не заметили Хьюго, укрывшегося в ножнах у моего предплечья. Но я был, мягко говоря, в безвыходном положении. Я был странно рад узнать, что Терезина действительно одна из хороших парней. Но она собиралась лишить меня возможности встречаться с Че Геварой, а это было то, чего я не мог допустить. Тем не менее, я не решался сказать ей, кто я на самом деле. Она настаивала на том, чтобы проверить меня, и это занимало несколько дней. Тем не менее, я не видел ничего другого, кроме как поговорить с ней. Это привело к осложнениям, которых я не ожидал.


«Слушайте все», - сказал я. «Послушайте, я скажу вам правду. Я знал, что вы были фальшивой несколько дней назад, но я не тот, кем вы меня считаете. Я Ник Картер, агент N3, AX. Я американец, который руководит контргруппой против Эль Гарфио ".


Она посмотрела на меня и улыбнулась, удивленно качая головой. «Я поражена. Я положительно поражена твоим воображением и твоей явной ложью. Я не знаю, чем больше. Как ты думаешь, я бы поверил такой дикой истории?»


«Тебе лучше поверить в это», - сердито сказал я. «Это правда. Кроме того, мы знаем, что Эль Гарфио на самом деле Че Гевара».


Она запрокинула голову и засмеялась. «Теперь вы действительно смешны», - сказала она. «Гевара мертв. Это знает весь мир».


«Отпусти меня, и я докажу, что ты неправа», - умолял я.


Она повернулась спиной. Спорить с ней дальше было бесполезно. Помимо всего прочего, она была женщиной, которая отдалась мужчине и теперь сожалела об этом. Это была смертельная комбинация. Она ненавидела меня как по долгу службы, также и как женщина. У меня было столько же шансов на ее содействие, как у пресловутого снежного кома в аду.


Карабин ткнул меня в спину, и я вышел из комнаты в сопровождении солдат. Терезина спустилась вниз к длинному лимузину с девятью пассажирами, стоящему у тротуара. Мне пришлось сделать перерыв, и это было самое подходящее время, которое могло встретиться на моем пути.


Терезина первой села в машину. Солдат подтолкнул меня следовать за ней. Я почувствовал, как он опустил винтовку, когда я начал садиться в машину. Я был на полпути, когда я изо всех сил нанес ответный удар. Моя нога вошла в его живот, и я услышал, как он задохнулся, когда рухнул. Через секунду Хьюго был в моей руке, а я держал Терезину за руку, стилет у ее горла. Я вытолкнул ее с другой стороны машины, держал одну руку за спину и приставил лезвие к ее горлу, когда я повернулся вместе с ней к солдатам.


«Одно неверное движение, и она его получит», - сказал я, надеясь, что они меня поймут. Они остановились, замершие. «Садитесь в машину и уезжайте», - приказал я. «И не пытайтесь повернуть и вернуться ко мне».


Они быстро двинулись и уехали. Все произошло так быстро, что несколько человек, проходивших мимо, так и не поняли, что происходит. Я убрал нож от горла Терезины и прижал его к пояснице.


"Видишь этот синий Форд через улицу?" Я сказал. «Иди к нему. Помни, одно неверное движение, и я воткну его прямо через эту прекрасную спину и выйду с другой стороны».


Моего тона для нее было достаточно. Она тихо шла впереди меня. Я открыл дверь, втолкнул ее и последовал за ней. Мне не с чем было связать ее, и я не мог вести машину и одновременно за ней присматривать. Она повернулась на сиденье, и я сделал короткий твердый удар прямо в кончик ее красивой челюсти. Она упала без сознания, упав на дверь, когда я отогнал старый «форд» от обочины.


Я быстро выбрался из Ла-Паса и направился на дорогу в Кочабамба, высматривая где-нибудь, где можно остановиться и взять веревку. Я заметил небольшую ферму, когда Терезина застонала и начала шевелиться. Я остановился, вылез из машины и вернулся с веревкой для мытья посуды. Терезина пришла в себя как раз в тот момент, когда я связывал ей запястья перед ней, чтобы она могла сесть, положив руки на колени.


Я снова повел машину. Мы преодолели еще пару миль, когда я бросил взгляд на Терезину и увидел, что она смотрит на меня.


«Прошу прощения за удар в челюсть, - сказал я, - но это было необходимо».


"Куда вы меня везете?" она потребовала. "К вашим новым друзьям?"


«Черт возьми, нет, - сказал я. «Они все хотели бы вас изнасиловать, а я хочу, чтобы вы были только для меня». Я усмехнулся ей. Она холодно посмотрела в ответ.


«Я отведу тебя в какое-нибудь место, где ты будешь укрыта и в безопасности, пока я не вернусь», - сказал я. «Тогда мы сможем заниматься любовью так часто, как я захочу. Как насчет этого?»


«Ты сумасшедший», - сказала она озадаченно.


"Кто знает?" Я сказал ей. «Возможно, ты даже сможешь помочь».


"Помочь тебе против моей страны?" - возмутилась она. "Ты сумасшедший."


Я вздохнул. «Тогда нам придется делать это трудным путем», - сказал я. «Но сделай мне одолжение. Будь милой и тихой, и тебе будет легче. Не заставляй меня делать то, чего я не хочу».


«Я остановлю тебя, если смогу», - мрачно сказала она. Я восхищенно взглянул на нее. У нее было мужество.


«По крайней мере, теперь ты не фальшивка», - сказал я.


Она посмотрела на меня. «Как ты узнал, что я лгала тебе о том, что я из Эль Гарфио?» спросила она. "Откуда ты знаешь?"


«Это мой секрет», - сказал я. «Может быть, я тебе когда-нибудь скажу».


Мы преодолели небольшой подъем на дороге, и я увидел впереди две машины, стоящие через дорогу, рядом с ними стояли солдаты. Блокпост. Они как раз проезжали мимо седана, а следующим в очереди был пикап. Я взглянул на Терезину. В ее глазах сиял торжествующий блеск.


«Не радуйтесь заранее, - сердито сказал я. «Я еще не закончил. На твоем месте я бы приготовился уклониться, если только ты не хочешь остановить шальную пулю».


Я притормозил, держась на некотором расстоянии от меня, медленно полз вверх, чтобы у пикапа было достаточно времени, чтобы проехать. Когда он очистил пространство, оставшееся посередине контрольно-пропускного пункта, я медленно двинулся вперед. Один из солдат махнул мне вперед, и я немного ускорился. Когда мы подошли ближе, я снизил скорость. Затем, почти у них, я нажал ногой на педали газа.


Старая машина вздрогнула и хрипела, как бронзовая машина, но рванулась вперед. Ближайший солдат нырнул в сторону, чтобы не попасть под удар. Я видел, как другие начали поднимать свои винтовки, когда я послал машину через L-образное отверстие. Я низко согнулся за рулем, когда раздались выстрелы.


"Будь ты проклят!" - крикнула Терезина, ударившись о сиденье.


«Я сказал тебе не радоваться», - сказал я, отдавая старой машине все, что она могла взять. В зеркало заднего вида я увидел, как солдаты едут за мной. Я знал, что на этой прямой дороге меня поймают в считанные минуты. Мой Форд уже начал пахнуть горящими подшипниками.


Первый перекресток я выехал на двух колесах. Терезина упала на меня, ударилась головой о руль и вскрикнула от боли. Я подтолкнул ее одной рукой. «Не сейчас, дорогая, - сказал я. "Позже."


Она в ярости посмотрела на меня. Я пошел по дороге, которая поворачивала вверх по крутому склону горы. Крутые повороты немного замедлили бы моих преследователей. В отчаянии я искал какое-нибудь место, чтобы срезать путь или какой-нибудь овраг, чтобы спрятаться. Ничего не было. Дорога сужалась, потом появился прямой участок, и я вцепился в машину, чувствуя, что ей тяжело подниматься по крутому склону.


В конце прямого участка был резкий поворот. Я начал поворот, и внезапно колесо вырвалось у меня из рук. Терезина наклонилась, чтобы схватить его связанными руками. Я оттолкнул ее, но было уже поздно. Перед нами вырисовывалось дерево, и мы врезались в него. Машина смялась, и я услышал взрыв, прежде чем почувствовал жар пламени, взметнувшегося вверх, начиная охватывать машину пылающей яростью. Я взломал заклинившую дверь, приложив все свои силы. Через полсекунды машина превратилась в печь.


Терезина, ошеломленная аварией, прислонилась к приборной панели. Я потянулся внутрь и вытащил ее, упав вместе с ней на землю. Я затащил ее в густой кустарник, выстилающий дорогу, и лег на нее, натянув блузку ей на рот и крепко дернув, чтобы образовалась кляп.


Ее глаза были открыты, она смотрела на меня, и, как и я, она прислушивалась к звуку двух машин, останавливающихся на дороге. Старый «Форд» представлял собой пылающую массу из искривленного металла, сильная жара почти обжигала мне лицо, когда мы лежали в кустах. Солдаты не могли подойти к горящей машине и какое-то время не смогут. Я полагался на человеческую природу и был прав. Они смотрели какое-то время, а затем я услышал, как они залезли обратно в свои машины и медленно двинулись по дороге. Я знал, что они вернутся позже со своими начальниками. Но к тому времени нас уже не будет.


Я спустил рваную блузку Терезины из ее рта и позволил ей сесть.


«Я должен был оставить тебя там», - сказал я. "Ты можешь быть настоящей маленькой сучкой, не так ли?"


«Полагаю, мне следует поблагодарить вас за спасение моей жизни», - сказала она. «Но к тому времени, когда ты закончишь со мной, я, вероятно, пожалею, что ты не оставил меня там».


«Без сомнения», - сказал я, поднимая ее на ноги. Мы двинулись обратно по дороге, и я держал ее перед собой. Увидев, на какой трюк она способна, я больше не рисковал. Я смотрел на ее длинные прекрасные ноги, пока она шла по изрезанной каменистой дороге. В каком-то смысле ей повезло, что я должен был быть в Тарате к девяти часам. Я был достаточно зол на нее, чтобы взять ее прямо на дороге, и я знал, что, в отличие от Иоланды, она меня за это возненавидит.


Мы продолжали идти, пока наконец не вышли на главную дорогу, ведущую в Кочабамбу. К настоящему времени войска уже сняли бы все блокпосты.


Когда они вернутся к обугленному автомобилю и не найдут в нем тел, они снова будут блокировать дороги в качестве первого шага. Но к тому времени я был бы достаточно далеко - я надеялся, чтобы оказаться вне досягаемости.


Мы стояли на обочине дороги и смотрели, нет ли машин. Их было немного, и когда я увидел приближающийся грузовик, я повернулся к Терезине.


«Поскольку сотрудничество - это не то, что я получаю от вас, - сказал я, - нам придется действовать по-своему».


Я положил руку прямо под точку давления на тыльной стороне ее челюсти и сжал, стараясь приложить только нужное усилие. Слишком много было бы фатальным. Она вскрикнула и упала в мои объятия. Я положил ее на обочину дороги и спрятался за деревом.


Грузовик остановился, и из кабины вылез старый фермер. Он наклонился над девушкой, когда я коротко ударил ему по шее сзади. Я поймал его, когда он падал вперед, почти на Терезину.Отведя его в сторону и прислонив к дереву, я похлопал его по седой щеке.


«Спасибо, старина», - сказал я. «Они найдут для вас грузовик». Он меня, конечно, не слышал, но это было правдой. AX позаботится о том, чтобы вернуть его грузовик или что-то подобное.


Я подобрал Терезину, посадил ее в машину рядом со мной и поехал. Через некоторое время она очнулась и сидела молча. Я гнал грузовичок изо всех сил. Мне нужно было ехать в Эль-Пуэнте, а затем вернуться в Тарату, и у меня не было лишнего времени.


Прошло более двух часов, когда я добрался до небольшой дороги, которая вела к заброшенной миссии. Когда я въехал во двор, уже начинало темнеть.


«Последняя остановка», - крикнула я. "Для тебя, то есть". Когда я привел Терезину в древнее святилище, я увидел страх в ее глазах. «С тобой ничего не случится», - заверил я ее. «Здесь ты будешь защищена от ночных ветров, и я вернусь за тобой утром».


Я усадил ее, вытащил последнюю веревку и связал ей лодыжки. Посмотрев ей в глаза, я серьезно сказал: «Я сказал вам правду обо мне», - сказал я. «Я еду на встречу с Че Геварой. Если ты будешь работать с этими веревками - а я знаю, что ты будешь - я полагаю, ты освободишься на рассвете. Другая девушка придет сюда вскоре после рассвета. Она мой настоящий контакт с Гевара. Если ты умная, ты будешь сидеть и говорить ей, что ничего не знаешь, кроме того, что я оставил тебя здесь, чтобы ждать меня. Может, к тому времени, когда я вернусь, ты поймешь, что я говорил тебе правду ".


Она посмотрела на меня вопросительно темными глазами. «Я… я хотела бы тебе верить», - тихо сказала она.


Я наклонился и поцеловал ее, и ее губы открылись для моего языка, мягкие и податливые.


«Не увлекайся», - сказал я, вставая. "Ты еще не приняла решение обо мне, помнишь?" Я увидел, как ее губы сердито сжались, и оставил ее там. Для нее это будет долгая одинокая ночь, но она переживет это. Хотел бы я быть так же уверен в своих шансах. Я вернулся в грузовик, отправил его в сторону Тараты.


Найти ранчо было достаточно легко. Как и сказала Иоланда, это была первая дорога на юг. Я подъехал к темному дому с плоской крышей. Никаких признаков жизни не было, и мне, черт возьми, хотелось, чтобы со мной была Вильгельмина.


Я вставил спичку и увидел масляную лампу на маленьком столике в центре комнаты, когда толкнул дверь. Я поднес спичку к лампе, и она ожила. В комнате было два-три стула, стол и старый комод. Я сел на один из стульев и стал ждать в мягком свете лампы.


Долго ждать не пришлось. Звук лошадей привел меня к окну, и я увидел группу людей - одни верхом на лошадях, другие верхом на стае ослов - просачивающихся во двор. Я застонал. Если бы нам пришлось перевозить оружие на ослах, это заняло бы несколько дней.


Я вернулся к стулу и стал ждать. Мужчины начали проскользывать в комнату, молчаливые, с мрачными лицами, многие из них были с бородами. Они стояли вдоль стен и смотрели на меня. Затем вошла Иоланда в объемном свитере и брюках. Ее глаза сверкнули приватным приветствием.


Мгновение спустя он вошел в берете на голове. Я посмотрел на его лицо. Тонкая борода переходила в бакенбарды, видная борозда на лбу чуть выше носа. Это был Че Гевара, действительно живой, и такой же настоящий. Его правая рука была опасным стальным крючком.


Он внимательно посмотрел на меня, когда я встала, чтобы поприветствовать его. Он тихо кивнул. "Где оружие, сеньор фон Шлегель?" он сказал. «У меня есть деньги, но я не буду платить, пока у нас не будет оружия, пока мы не вернемся сюда с ними».


«Это совершенно нормально», - сказал я, думая, что он был именно тем, что я слышал: тихий, стальной, покрытый бархатом, проницательный и очень острый. Глядя на этого человека, было очевидно, что он может быть одновременно безжалостным и обаятельным.


«На то, чтобы достать ружья, потребуется много времени, если нам придется ехать на лошади и осле», - сказал я. Он не изменил выражения лица.


«Мы приехали с гор на лошадях и ослах, и мы загрузим ружья на ослов, чтобы вернуться», - сказал он. «Но в сарае у нас есть четыре грузовика, чтобы привезти оружие сюда».


Я кивнул. «Хорошо. Оружие будет доставлено у берегов Чили», - сказал я.


Его брови приподнялись. «Вы действительно осторожны, не так ли, - сказал он.


«Это необходимо», - сказал я ему. «Многие хотели бы перехватить и украсть партию такого размера. Трудно перебросить оружие в страну, не привлекая к себе большого внимания. Наши меры предосторожности являются результатом многолетнего опыта. В данном случае это особенно важно быть осмотрительным, не так ли? "


«Очень важно», - согласился он с медленной улыбкой. «Пойдемте. Я поеду с вами в ведущем грузовике, сеньор».


"Для меня большая честь." Я поклонился ему в стиле фон Шлегеля. «Как вы думаете, нам будет трудно пройти через Чили?»


«Не в этот час», - сказал он. «Мы останемся на горных дорогах, пока не приблизимся к побережью».


Я пошел с ним в сарай. Грузовики были четырьмя подержанными армейскими автомобилями. Их знаки различия были сняты, но они все еще были окрашены в оливково-серый цвет. Я смотрел, как в них забираются люди, насчитав около двадцати, группа больше, чем я ожидал. Иоланда помахала нам, когда мы вышли. Гевара был рядом со мной, и один из его людей вел машину.


«К северу от Куйи есть бухта, - сказал я водителю. "Вы можете найти это?"


Мужчина кивнул.


«Рикардо знает Чили, Перу и Боливию лучше любой« дорожной карты », - сказал Гевара. Он откинулся назад, опасный стальной крюк, которым была его рука, слегка уперся в мою ногу. Была полночь, когда мы перебрались в Чили. Мы отлично проводили время.



VII



17.



Поездка на побережье Чили прошла в основном в тишине. Че задал несколько вежливых вопросов о положении дел в Европе и, в частности, в Восточном Берлине.


Я ответил ему уважительно, пытаясь произвести впечатление благоговения перед великим революционером. Трудно сказать, как все прошло. Его было сложно считать.


«Мир будет в восторге, когда узнает, что ты все еще жив», - рискнул я.


«Кто-то из того мира», - поправил он меня с холодной улыбкой. Пришлось с ним согласиться.


Дороги через Чили в основном спускались к побережью. Достигнув моря, мы двинулись в путь, как конвой, мимо города Куйя к небольшой бухте на севере.


«Постройте грузовики вдоль дальнего конца бухты», - сказал я. "Видишь, где камни расположены прямо у кромки воды?"


Водитель сделал, как я приказал. Че Гевара слез со мной из грузовика. Я знал, что он смотрит на меня с легким весельем.


Я вынул из кармана маленький фонарик и опустился на колени у кромки воды. Я включил и выключил вспышку, включил и выключил, постоянно, без остановки. Я моргал пять минут, затем останавливался на пять и снова начинал.


«У вас, несомненно, есть корабль», - сказал Гевара. «Очень хорошо спланировано. Очень гениально».


«Более того, чем ты думаешь», - сказал я, глядя на поверхность воды. Внезапно вода закружилась, и из глубины появилась темная масса. Я взглянул на Гевару и наслаждался удивлением на его лице. Подводная лодка медленно поднималась, черная как смоль глыба принимала форму по мере приближения.


«Немецкая подводная лодка», - воскликнул Гевара. «Одна из самых больших подводных лодок времен Второй мировой войны».


«Переоборудована для перевозки грузов», - сказал я.


Подводная лодка, выкрашенная в тускло-черный цвет, вышла на глубоководную посадку у скал. Команда уже вышла на палубу и бросила нам веревки на берег. Мы прикрепили штрафы к грузовикам, и через несколько мгновений подлодка была закреплена, и трап упал с корабля на берег.


«Wilkommen, Kapitän», - крикнул я шкиперу. "Alles geht gut?"


"Ja wohl", - ответил он. "Wie lange haben wie hier aufenthalt?"


"Вы понимаете немецкий?" - спросил я Гевару.


«Немного, - сказал он.


«Капитан спросил, как долго ему придется здесь ждать», - перевел я ему. «Nur eine stunde? - перезвонил я. - Kein mehr».


«Гут», - ответил шкипер. "Ich bin unruhig".


«Он доволен, что я сказал ему только час», - сказал я. «Он говорит, что ему непросто».


Я стоял рядом, пока команда, болтая по-немецки, несла ящики с винтовками и боеприпасами с подводной лодки к ожидающим грузовикам. Когда двое мужчин несли особенно большую коробку, я остановил их.


«Eine minuten, bitte», - сказал я. Я открыл коробку и показал Геваре аккуратные ряды жестяных банок внутри.


«Порох», - сказал я. «Это очень удобно. Его можно использовать не только как динамит для взрывов».


Он кивнул и выглядел довольным. Закрыв коробку, я потянулся к ней и нащупал выступающую шпильку в углу. Мои нащупывающие пальцы наконец нашли его, и я медленно повернул ее на один полный оборот вправо. Затем я жестом попросил людей перенести коробку в головной грузовик. Я установил таймер, который теперь превращал коробку с порохом в одну огромную бомбу, которая взорвалась бы через 24 часа, если крышка была снята раньше.


Я наблюдал, как люди осторожно кладут ящики в грузовик. Они вернулись, болтая по-немецки, проходя мимо нас, и я улыбнулся про себя. Все делали отличную работу. От капитана до последнего члена экипажа, все они были членами флота дяди Сэма, специально отобранными для этой работы, потому что они могли говорить по-немецки. Я стоял рядом с Геварой, пока капитан руководил разгрузкой с типичной тевтонской эффективностью и щедро раздавал резкие команды.


Когда грузовики были загружены, капитан щелкнул каблуками и отсалютовал с палубы подводной лодки. «Gute reise», - отрезал он.


"Danke schön", - ответил я. "Leben sie wohl."


Гевара ждал и наблюдал, как субмарина медленно отошла от берега и снова погрузилась в воду. Затем он снова забрался со мной в грузовик, и мы начали обратный путь через Чили. Я знал, что если нас остановят, вся схема рассыплется дымом. Гевара мог сбежать, и мой тщательно спланированный переворот ни к чему не привел. Дела пошли так хорошо, что я забеспокоился.


«Я рад, что вы не попробовали ничего хитрого, сеньор фон Шлегель», - сказал Гевара, пока мы ехали. "В нашем положении мы должны принять все меры предосторожности. Один из моих людей получил указание направлять свой пистолет на вас каждую секунду, пока оружие не будет в нашем распоряжении. Так много людей ждут возможности добраться до нас, что мы подозреваем всех и все такое. Когда мы получили известие, что вы готовы вести с нами переговоры, мы проверили вас всеми возможными способами. Возможно, мы проведем небольшую партизанскую операцию здесь, в Боливии, но нам нужны связи по всему миру ».


Я выглядел впечатленным. И я был чертовски рад, что AX принял меры предосторожности.


«Мы даже проверили ваш рейс из Германии, сеньор фон Шлегель, - самодовольно сказал Че. Я бы сказал благодаря тому, что Хоук был озабочен деталями.


Я просто еще раз поздравлял себя с тем, как хорошо все прошло, когда наши фары осветили линию полицейских машин, три из которых стояли у дороги. Двое полицейских махали нам фонариками.


«Стой», - скомандовал Гевара своему водителю. «Вы все знаете, что делать. Мы повторяем это снова и снова».


Грузовики остановились, и каждый из водителей вышел. Мы с Геварой сделали то же самое.


«Ваши документы, сеньоры, пожалуйста, - сказал полицейский. «Это обычная проверка. В последнее время нас беспокоит большое количество контрабанды по этой дороге».


«Не двигайся, - тихо сказал Гевара.


Офицер нахмурился. "А?" он проворчал.


«Вы и все ваши люди под прицелом», - сказал босс партизан. Я проследил за взглядом полицейского на грузовики и увидел торчащие из них стволы. Гевара взял у офицера пистолет и жестом попросил его встать рядом с патрульными машинами. Партизаны вылезли из грузовиков, нацеливая карабины на шестерых милиционеров. Когда Че разоружил всех копов, один из его людей взял пистолеты и отнес их обратно к грузовику.


«Повернитесь, - сказал Гевара офицерам. «Посмотрите на свои машины». Они сделали, как им сказали. Я видел, как Гевара кивнул. Ночь раскололась очередная очередь выстрелов, и все закончилось. Шесть полицейских лежали мертвыми. Гевара выглядел невинным, как будто только что завершил мирную прогулку по лесу.


Все снова сели в грузовики, и мы поехали дальше. Когда мы пересекли границу с Боливией, я вздохнул с облегчением. Все было бы достаточно запутанно, если бы мне не пришлось объяснять, почему я взял небольшую армию боливийских партизан в дружественную страну. Инцидент с чилийской полицией оставил в моем животе холодный узел ненависти. Если бы мир мог узнать этого человека таким, каким он был, хладнокровным, смертоносным фанатиком, не заботящимся о человеческой жизни, очарование легенды быстро исчезло бы. Современный Робин Гуд, друг бедных и угнетенных, был совсем другим. Как и все, кто уверен, что знает истину, он был безразличен к человеческой жизни и поглощен абстрактными идеями.


Мы прибыли в Боливию почти через час. Мы поднимались по крутой горной дороге недалеко от Пара, когда увидели желтый автобус у обочины дороги, передние колеса которого гротескно выступали из-под двигателя, что было явным признаком сломанной оси. Женщина выбежала из автобуса, чтобы остановить нас. Я вышел; Гевара и его водитель вышли со мной.


«О, слава богу, наконец-то появился кто-то», - сказала женщина. «Мы пробыли здесь несколько часов. Мы отчаялись, что кто-нибудь пойдет по этой дороге до утра».


Я заглянул в автобус и увидел только молодых девушек. Они начали выходить и собираться вокруг нас. "Где твой водитель?" - спросил я женщину.


«Пошли искать помощи, если возможно. Мы зафрахтовали автобус для танцев в отеле Palacio в Оруру», - объяснила она. «Я миссис Кордуро, директор школы для девочек Доназ».


«Школа Donaz», - сказал Гевара, перекатывая имя на языке. «Одна из самых эксклюзивных школ для девочек в Боливии. В школе учатся только дочери богатых и иностранцев».


«Это дорогая школа», - согласилась женщина. «Но у нас есть несколько девушек на стипендии из менее привилегированных семей».


Гевара улыбнулся ей, повернулся и крикнул своим людям, выбравшимся из грузовиков. Он повернулся к женщине. «Сломанная ось - ничто», - сказал он. «Это второстепенный урок в жизни. Мы собираемся показать вашим эксклюзивным юным леди, чем на самом деле является жизнь. Мои мужчины слишком часто остаются без женщин. Из них будут хорошие учителя».


Партизаны с криком бросились к девушкам. Я не мог это остановить. Я стоял рядом с Геварой и смотрел на его лицо, когда испуганные крики девушек наполняли воздух. Не пощадили и директрису. Я видел, как два партизана с криком затащили ее в кусты.


"Вы не одобряете, амиго?" - резко спросил меня Гевара.


Я пожал плечами. «Не думаю, что это необходимо», - сказал я. Я хотел ударить кулаком по этому самодовольному, довольному, высокомерному лицу, но время еще не пришло. Я был один человек, один, и я был бы мертв, если бы попробовал что-нибудь. Но куда бы я ни посмотрел, происходила одна и та же сцена. Молодая девушка смотрела на меня, ее глаза беззвучно умоляли, когда ее тащили, ее одежда была сорвана. Большинство девушек больше не кричали; они издавали хриплые крики боли и агонии.


Я шел по дороге, пытаясь уйти от происходящего, но не мог выбросить из головы взгляд той девушки. Я наконец повернулся и остановился, чтобы стать на колени рядом с рыдающей обнаженной фигурой. Я собрал рваное платье девушки и накинул ей на плечи. Она посмотрела на меня. Ее глаза были потрясены. В них не было ни ненависти, ни даже страха, только огромная пустота. Интересно, сколько времени ей понадобится, чтобы забыть это?


Че позвал своих людей обратно в грузовики, и я забрался в ведущий рядом с ним.


«Вы должны понять, мой дорогой фон Шлегель, - сказал он. «Когда мужчин заставляют жить как животных, они действуют как животные. Этих девушек изнасиловали только физически. У бедняков изнасиловали их честь, их достоинство, их права. Все это вопрос перспективы».


«Не совсем», - подумал я. Нет, если я могу что-нибудь с этим поделать.


Колонна двинулась дальше, и, наконец, я увидел длинные низкие здания ранчо в первых лучах рассвета. Мы вышли, и люди начали загружать оружие из грузовиков в заднюю часть ослиц для поездки обратно в горы, куда грузовики не могли ехать.


Иоланды там не было, и я надеялся, что она шла на миссию, намереваясь заключить последний роман перед возвращением в партизанский лагерь. Я просканировал окрестности. В задней части сараев, где земля уходила в горы, было много хорошего укрытий. Я предположил, что Оло и остальные будут там прятаться.


«Деньги, сеньор Гевара», - сказал я, отыгрывая свою роль до конца. «У вас есть оружие. Теперь наша сделка может быть завершена».


«Готово, фон Шлегель», - мягко сказал он. «Боюсь, я должен убить тебя. Никто не знает, что Че Гевара все еще жив, и никто не должен знать об этом, кроме моих людей. Я согласился встретиться с вами, чтобы получить оружие. К сожалению, это была суицидальная просьба с вашей стороны. Что касается платы, она будет бесполезна для вас мертвого, поэтому я оставлю ее себе ».


«Отлично, - подумал я. У него все было точно рассчитано.


«Я никому не скажу, что ты жив», - умолял я, тянув время. Он улыбнулся мне, как если бы я был умственно отсталым ребенком.


«Не будь дураком, мой дорогой фон Шлегель, - сказал он. «Это было бы первое, чем вы хвастались в Восточной Германии, - что вы видели меня живым. Нет, боюсь, ваша карьера резко подошла к концу. Как только последний ящик будет прикреплен к последнему ослу, вы будете умирать."


Я посмотрел на коробки. Осталось только трое.



VIII



Где, черт возьми, были Оло и остальные? У меня не было даже пистолета, чтобы защищаться, но я знал одно: я не умру, не взяв с собой Гевару. Я не планировал делать эту двойную церемонию, но я, черт возьми, не собирался идти на нее в одиночку. Они несли последние


коробки к осликам, и я наблюдал за ними с мрачным отчаянием. Я не мог понять, почему Оло и другие не явились.


«Видя, что я умру, - сказал я Че, - мне кое-что интересно. Эти люди с тобой, они все те, что есть у тебя?»


«Нет, - сказал он. «На холмах позади вас, с видом на ранчо, у меня есть еще пятнадцать, наблюдающих в бинокль на случай, если мне понадобится помощь. Видите ли, я многому научился со времени моей последней кампании. В основном я понял, что нельзя быть слишком осторожным . "


Мои губы мрачно сжались при этом; теперь я знал, что случилось с Оло и остальными. Либо они не смогли обойти партизаны в холмах, либо их продвижение сильно задержалось. Все, что шло так хорошо, собиралось пойти не так.


Мужчины дали понять, что последний ящик надежно закреплен, и Гевара повернулся ко мне. Он вынул револьвер из-за пояса и вежливо, почти смущенно, улыбнулся.


Раздались выстрелы, и четверо людей Че упали. Он развернулся в направлении выстрелов. Он крикнул. "Засада!" "Укрыться!"


На мгновение он забыл обо мне. Я напомнил ему об этом, нанеся удар прямо с земли и попав ему в голову. Он побежал по двору, револьвер выпал из его руки. Я бросился за ним и увидел потрясенное удивление на его лице. Внезапно ему все стало ясно, и я увидел, как в его глазах поднимается ярость.


Пользуясь преимуществом внезапности, Оло и другие нанесли серьезный удар партизанам в этой первоначальной атаке, но теперь партизаны контратаковали. Гевара встретил мою атаку яростным взмахом крючка. Я повернулась назад, и рубашка разорвалась спереди. Он поднял ржавые вилы и швырнул их в меня с близкого расстояния. Мне пришлось упасть плашмя, чтобы меня не проткнули зубцами.


Я поднял глаза и увидел, как он мчится к сараю. Он быстро оценил ситуацию как плохую. Это была засада, и он не знал, сколько было в атакующей группе. Если он останется, его люди могут победить, а могут и нет. Но под прикрытием боя он мог скрыться. Самосохранение было его первой заботой, фанатик, готовый на все, чтобы выжить и продолжить борьбу.


Я прочитал его мысли, как только увидел, что он бежит к сараю. Я помчался за ним только для того, чтобы меня схватили двое из его людей, когда я завернул за угол. Они меня сбили, но это были не такие уж ужасы. Я сразу освободил одну ногу, ударил ближайшего по лицу и услышал его крик. Другой напал на меня с ножом. Я откатился от его удара, обвил ногой его лодыжку и потянул. Он упал, и я подошел к нему, ударив по яблоку кадыка . Он булькнул, глаза его вылезли, потом он лег неподвижно.


Я встал и снова побежал к сараю. Я встретил Гевару, выскакивающего на одной из лошадей. Я прыгнул на него, чтобы вытащить его из седла, и почувствовал острую боль, когда крюк врезался мне в плечо. Меня отбросило назад, мне удалось избежать удара копытом в живот и я перевернулся на землю.


Ублюдок уходил. Ярость внутри меня заглушила боль в плече. Я бросился в сарай и запрыгнул на лошадь. Я видел, как Че мчится по крутому склону горы. Я оглянулся и увидел, что его люди наступали. Этот быстрый взгляд показал мне, что если раньше было двадцать человек против шести, то теперь было примерно двенадцать против шести. Я предполагал, что Оло и его группа остались целы. В противном случае шансы были еще хуже. Но это была их борьба. Мне нужно было закончить свою.


Лошадь была сильной и быстрой, и пока я не догонял Че Гевару, он тоже не отрывался. Путь в гору был неровным, скалистым и извилистым. Моя лошадь через некоторое время шла и прыгала больше, чем бежала, и по грохоту камней впереди я понял, что у Гевары такая же проблема.


Я пришпорил животное и, завернув за поворот, увидел лошадь Гевары, стоящую с пустым седлом. Я спрыгнул со своего и прислушался. Я слышал, как он пробирался сквозь кусты по крутому склону холма. Я пошел за ним, ярость и гнев заставляли меня двигаться быстрее, чем я мог бы обычно. Теперь он не был далеко впереди, и я видел, что он замедляется.


«Я убью тебя, Гевара!» Я крикнул.


Он ускорил шаг, но я был слишком близко. Он свернул вправо. Он знал, куда идет, и через мгновение я тоже это увидел. Он остановился на краю стремительных порогов, которые с гневным ревом неслись вниз по склону, затем шагнул в них. С другой стороны на берегу лежала долбленное каноэ. Вскоре Че оказался по пояс в воде, борясь с быстрым течением, пробираясь к каноэ.


Я нырнул за ним и почувствовал, как вода хлестает мое тело. Он был в середине потока, когда я его догнал. Он повернулся и злобно ударил меня крючком.


Это было адское оружие, как сражение с человеком с копьем и мачете вместе взятыми.


Замахивание заставило меня отступить, и я потерял равновесие. Я чувствовал, как вода тянет меня вниз и вниз. Мне удалось схватить один из камней и держаться за него, пока я снова не встал на ноги. Сражаясь с вихревым потоком, я с трудом вернулся туда, где был, и продолжил путь, к другой стороне.


Но Гевара знал переправу и достиг лодки. Он толкал ее в воду, а я все еще был далеко от него. Как только он вошел в это, я знал, что он уйдет навсегда. Пороги унесли бы его вниз и прочь, как если бы он поймал экспресс.


Он отталкивался под углом. Я быстро подсчитал и быстро помолился. Я позволил воде схватить меня, сбив с ног, и унести вниз по течению. Меня уносило под углом, когда Гевару и его каноэ уносило с берега. Если бы я правильно подсчитал, наши пути за мгновение пересеклись бы . Он схватил весло со дна каноэ и пытался повернуть, но течение было слишком сильным.


Я врезался в борт каноэ, ухватился за планшир, и она пошла, перевалив пороги вместе со мной. Теперь, куда бы его ни унесло, она унесет и меня. Бурная, стремительная вода теперь схватила нас, и, хотя мы боролись изо всех сил, нас несло по стремительным порогам. Я ударился об один камень и подумал, что все мои кости раскололись. Мы направлялись к области с бурной водой, которая означала множество камней, когда нас подхватило встречное течение и унесло вправо. Я нашел опору на мелководье и увидел, как Гевара с трудом поднялся на ноги.


Я напал на него, нырнув под его крюк, когда он подошел ко мне. Я схватил его за колени, и он упал в бурлящую, прыгающую воду. Я резко ударил его по лицу, и он упал назад. Я снова пошел за ним. На этот раз крюк подошел ровно настолько, чтобы разорвать мой пах. Я вырвался и отбил его ногой снизу, и он упал на одно колено. Я замахнулся, ударив его по челюсти.


Он кувырнулся назад, с громким всплеском ударившись о воду. Я был сразу на нем , и теперь я почувствовал, как этот проклятый крюк врезался в мою ногу. Мне пришлось от боли его отпустить Он снова был на ногах, рубя меня. Я уклонился от одного удара, затем споткнулся и упал по пояс в воду. Он подошел ко мне, и я сумел поднять одну руку и схватить его за рубашку. Я дернул и поскользнулся в воде, когда он нанес смертельный удар крючком.


Крюк ударился о камень прямо позади меня. Я дернул его за ноги. Только моя дикая ярость не позволила мне упасть. Я истекал кровью из полдюжины ран, борясь с натиском порогов и смертоносным крюком Гевары.


Я встал, оттолкнул его руку, пока он пытался зажать крючок между моими ногами. Я схватил его за голову и ударил ею об один из камней, выступающих из воды. Я бил ею снова и снова, пока вода вокруг не стала красной. Затем я вытолкнул его тело в центр потока и наблюдал, как оно опускается в бурлящую воду, падая со скалы на скалу, разбиваясь о камни, пока не останется ни одной целой кости.


Я вылез из воды и лежал, задыхаясь, измученный, позволяя своему телу найти путь назад, чтобы набраться сил, чтобы двигаться. Наконец, я поднялся на ноги и, чуть не упав, поплелся через лес к каменистой тропе. Лошадь все еще стояла. Я с благодарностью залез в седло и один раз погнал ее, ровно настолько, чтобы она пошла по тропинке.



IX



К тому времени, как я достиг конца пути, я восстановил свои силы или, по крайней мере, их часть. Я вернулся на ранчо. Воцарилась тишина, полная и полная тишина, пока я медленно и осторожно шел на лошади, огибая тела партизан, гротескно распростертых на земле.


Я спешился и пошел посреди бойни. Луис лежал возле дерева, мертвый, в одной руке все еще сжимал нож, воткнутый в горло партизану. Следующим я нашел Эдуардо, затем Мануэля. Я стал рядом с ними на колени, но там не было жизни. Следующим был Чезаре, все еще сжимающий в руке карабин, мирно лежавший рядом с мертвым партизаном. Антонио стоял мертвым, прислонившись к дереву, с красным пятном на груди. Последним я нашел Оло, окруженного телами четырех партизан.


Я встал и вошел в сарай. Пропали ослицы и все такое. Я легко вообразил, что произошло. Некоторые из людей Гевары выжили и сбежали в горы с оружием и боеприпасами. Несомненно, у них было видение продолжения битвы и сбора новых рекрутов. Их ждал сюрприз.


Я обернул свои раны тряпками и повязками, чтобы хотя бы замедлить поток крови.


Потом я уехал с ранчо. Я направился на север, в сторону Эль-Пуэнте. Рассвет уступал место дню, и я ехал на грузовике так быстро, как мог. Наконец, показалась пуйя, и я свернул на дорогу к заброшенной миссии. Въезжая во двор, я услышал крик, затем другой. Я выскочил из кабины, подполз к открытому арочному окну и заглянул в святилище. Я увидел две фигуры, катащиеся по земле, царапающиеся, дерущиеся и кричащие. Иоланда и Терезина были в схватке. Пока я смотрел, Терезина вырвалась, оставив всю свою уже порванную блузку в руках Иоланды, схватила крестьянскую девушку за ногу и попыталась наложить блокировку. Я усмехнулся. Боливийская разведка, очевидно, учила ее боевой школе.


Но Иоланда прошла через другую школу, и она преподала ей уроки, о которых Терезина даже не слышала. Она схватила Терезину за груди, сгребая их ногтями. Терезина вскрикнула от боли и отпустила. Иоланда мгновенно бросилась к ней,толкая и царапая. Терезина попробовала отбить ее ударом карате наполовину проведенным, и я вздрогнул от его несостоятельности. Это действительно помогло Иоланде отбросить Терезину на шаг назад и немного успокоить ее.


Терезина схватила девушку за волосы, развернула ее и сильно ударила ей в живот. Я почти зааплодировал. Иоланда согнулась пополам, а Терезина удержала голову. Если бы она была сильнее, это могло бы сработать. Или, если бы Иоланда была не такой уж яростной борцом. Я видел, как Иоланда подняла юбку Терезины, и девушка закричала от боли. Иоланда вырвалась и прыгнула на своего противника, кусая, вонзая зубы глубоко в ногу Терезины, ее руки были как когти орла, рвущие и царапающие.


Я перелез через подоконник в комнату. Я не мог больше позволять этому продолжаться. Я схватил Иоланду и оттащил ее, отбросив на полпути через комнату. Когда она увидела меня, ее ярость достигла новых высот. Она прыгнула на меня, но я поймал ее одной рукой, скрутил и снова заставил растянуться. Она бросилась в угол заброшенного святилища и подошла с разбитой бутылкой в ​​руке и чистой ненавистью в глазах.


«Сначала ты, - прошипела она, - а потом твоя сучка. Тебя, я убью. А ей просто отрежу грудь».


«Прекрати, Иоланда, - сказал я. «Все кончено. С этим покончено. Он мертв. Они все мертвы».


Я думал, что отрезвляющие новости могут ее остановить. Вместо этого она неразборчиво кричала на меня. Даже ребенок с разбитой бутылкой может быть опасен, а это был не ребенок, а бешеная тигрица. Она двинулась на меня. Я не двигался, пока она не ударила меня бутылкой по лицу, затем я нырнул вправо и попытался схватить ее за руку, но она была быстрой, как кобра. Она снова напала на меня, и на этот раз я кружил, пока она не оказалась спиной к Терезине.


«А теперь, Терезина», - крикнул я. Терезина, стоявшая у дальней стены, тупо посмотрела на меня, но Иоланда обернулась. Я прыгнул вперед, схватил ее и прижал к стене. Бутылка разбилась, и она задохнулась от боли. Я прижал ее к шее, и она упала. Терезина была в моих руках прежде, чем я успел повернуться к ней.


"Что случилось?" Я сказал. "Ты ведь не сделала того, что я тебе сказал, верно?"


«Не совсем», - призналась она, прижавшись лицом к моей груди. «Я подумала о тебе и решила поверить тебе. Я просто отвлеклась, когда пришла эта девушка. Мы начали разговаривать, и мы обе рассердились друг на друга. Внезапно она налетела на меня».


«Используйте веревку, которая была у меня, чтобы связать ее», - сказал я. «Я думаю, нам обоим нужно немного поправиться». Я увидел ее пораженное лицо, когда она заметила красные пятна на моей рубашке и брюках.


«Дай мне посмотреть», - сказала она, пытаясь расстегнуть мою рубашку.


Я оттолкнул ее. «Позже», - сказал я. «Я продержался так долго, я могу протянуть еще немного. Просто свяжи ее и возвращайся с ней в Ла-Пас».



18-е



Власти Боливии отказались верить, что лидером партизан Эль Гарфио на самом деле был Че Гевара. Возможно, они не смогли заставить себя признать, что не убили его в первый раз. Терезина подтвердила все, что я сказал, - и последствия битвы на ранчо были убедительными, - но она не видела самого Гевару. Только девочки из школы в Чили знали, что произошло. Они не знали, кто были эти мужчины. Только я видел Че лицом к лицу. Только я знал, что легенда умерла не в первый раз. Майор Андреола был откровенен со мной, и я почти понимал его позицию.


«Год назад Гевара был убит нашими войсками в горах», - сказал он. «Этот человек, этот Эль Гарфио, был самозванцем. Мы будем настаивать на этом, мой друг. Я ничего не могу поделать, мы должны».


«Да будет так, майор», - сказал я. «Я расскажу по-своему, и мир сам рассудит».


Я вышел на улицу, где ждала Терезина. Мы оба лечились в армейском госпитале.


Там до нас дошли слухи, что на следующий день после битвы на ранчо в горах произошел ужасный взрыв.


"Тебе нужно уйти, Ник?" - спросила она, когда мы вернулись в мой отель.


«Боюсь, что да», - сказал я. «Но не раньше завтра. У меня есть планы на вечер».


Она улыбнулась и положила голову мне на плечо. Я пообедал и принесли вино, и, когда наступила темнота, я взял ее на руки. Я расстегнула боковые пуговицы ее платья, ничего не сказав. Затем я откинулся назад.


Я спросил. "Разве ты не собираешься его снимать?"


"Нет", - сказала она. "Вы снимете это".


Я улыбнулся и осторожно снял его с нее, когда она подняла руки. Глубокие царапины на ее прекрасной груди стали красными, и я нежно потер их пальцем, расстегивая ее бюстгальтер. Она села неподвижно, сдерживаясь с решительным усилием.


«Я не буду заниматься с тобой любовью, пока ты не скажешь мне одну вещь», - сказала она.


"Какую?" - удивился я.


«Откуда вы узнали, что я, как вы сказали, фальшивая крестьянская девушка?» спросила она. «Я думал, что отлично сыграла эту роль».


Я поморщился. «Я не знаю, как это выразить», - сказал я. «Или даже если я скажу это вообще».


Она потянулась за платьем, и я остановил ее: «Хорошо, я скажу тебе, если ты так чертовски настаиваешь на знании. Я знал это, когда ты ложился со мной в постель».


Я видел, как ее глаза потемнели, а затем в них вспыхнул горячий огонь.


«Ты хочешь сказать, что я был недостаточно хороша в постели?» она вспыхнула. Я поморщился. Я боялся, что это будет реакция.


«Нет, нет, ничего подобного».


"Тогда что ты говоришь?"


«Просто такая девушка, как Иоланда, ну, она занимается любовью иначе».


"Она горячее меня?" - потребовала ответа Терезина. "Она нравилась тебе больше?"


"Нет, я говорю вам!" Я сказал. «Ты ведешь себя глупо».


"Я?" - возразила она. «А как насчет тебя? Тебе не кажется, что ты глупый? Ты думаешь, что можешь определить происхождение девушки по тому, как она занимается любовью. Что ж, я собираюсь показать тебе, кто глупый».


Она повернулась ко мне, и ее губы прижались к моим. Она бросилась на меня с яростью ангела-мстителя, страстного, голодного, жаждущего ангела-мстителя. Она сняла с меня одежду, а затем покрыла мое тело поцелуями. Я упал с ней на ковер, и мы занялись любовью. Терезина была заряженным огненным существом, ее ноги обвились вокруг моей талии, крепко удерживая меня внутри себя.


Когда она достигла вершин своего экстаза, она отступила, но лишь на несколько мгновений. Когда я лежал рядом с ней, я чувствовал, как ее губы покусывают мою грудь, мой живот, мой живот. Ее руки были мягкими посланниками желания, и она ползла на мне, чтобы тереться своим телом о мое. Я взял ее груди в свои руки и ласкал их, пока она снова не рыдала и задыхалась от желания, и мы объединились в тот момент, когда весь мир стал единым целым.


Мы провели вместе всю ночь. Она была страстной, ненасытной - всем, чем может быть девушка, когда избавляются от запретов. Когда наступило утро и я оделся, чтобы уйти, она осталась в постели.


«Я собираюсь остаться здесь на некоторое время, Ник», - сказала она. «Я хочу думать, что ты рядом со мной, пока летишь обратно в Америку». Она стянула простыню, обнажив свое стройное тело и мягкую полную грудь.


«Вернись», - сказала она, ее глаза были глубокими и темными. «Попробуй вернуться».


Я поцеловал ее и так и оставил. Картина все еще ясна в моей памяти.


Ясна и другая картина. Это Че Гевара. Может он еще жив. Известно, что человеческое тело выдерживает фантастические испытания.


Но я рассказал, как это произошло. Мир должен читать и судить, отвергать истину как вымысел или принимать вымысел за истину. Че Гевара живет как легенда, для некоторых романтичную. Я могу вам сказать, что он был беспринципным фанатиком, человеком, одержимым мечтами о величии. Некоторые говорят, что из-за того, что он был здесь, мир стал лучше. Я говорю, что лучше, если его нет.


Послушайте, я провел всю жизнь в боях, убийствах и крови. Я говорю, что миру не нужны убийцы и фанатики, зацикленные на собственных представлениях о славе. Будет лучше, когда моя работа больше не понадобится. К сожалению, я думаю, что у меня еще много работы.


Мне все еще нравится то, что сказал Буало. «Правда иногда может быть невероятной». Верно, иногда может.




Конец.




======================


======================


======================



Операция Змея . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский


Ник Картер


Операция Змея


Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки.



Глава I


Я посмотрел вниз и вздрогнул, когда авиалайнер низко пролетел над вершиной мира. Горы, огромные, неприступные, пугающие, фантастические вершины, украшенные льдом и снегом. Отвесные пласты льда опускались в покрытые туманом ледники, и холод достигал меня, проникая сквозь иллюминаторы самолета. Вершина мира была подходящим словом для этого места. На картах это называется Непал, маленькое независимое королевство, крошечная изолированная монархия, рай для альпинистов, участок земли между Тибетом и Индией и большой палец, застрявший в пасти китайского дракона. Я вспомнил, как Тед Каллендар, агент AX, который провел там несколько лет, когда он находился под британским господством, описал Непал: «Место, где нельзя точно сказать. Где вероятность невероятна. Это земля, где вера и суеверие идут рука об руку. в руке, где нежность и жестокость лежат на одной постели, где красота и ужас живут как близнецы. Это не место для западного человека, который верит в логику, разум и вероятность ».

Теда давно не было, но его слова вернулись ко мне, когда непальский авиалайнер, старый DC-3, вез меня в Кхумбу, в самом сердце Гималаев, под самым носом возвышающейся горы Эверест, высотой 29000 футов. . По особой договоренности авиалайнер должен был посадить меня в Намче-Базаре, где была очищена территория для другого самолета, который должен был забрать человека, которого я должен был увидеть, Гарри Энгсли. Увидев Энгсли, я бы покинул район Кхумбу, хотя мне хотелось покинуть это проклятое место прямо сейчас. Даже стюардесса, хорошо сложенная, дружелюбная индийская девушка в опрятной форме, ничего для меня не сделала. Я был зол на то, что был здесь, зол на Хоука, зол на весь этот проклятый бизнес. Я был агентом N3, хорошо, главным оперативником AX с рейтингом Killmaster, и я всегда был на связи, в любое время дня и ночи. Это было частью работы, и я знал это и жил с этим долгое время, но время от времени я хотел сказать Хоуку, чтобы он пошел и пихнул. Я чертовски чувствовал это двадцать четыре часа назад. Кажется, прошел месяц.

Черт побери, она была совершенно голой, ожидая меня, вытянув это великолепное молочно-белое тело, взывая ко мне каждым движением бедер. Мне потребовалось три корзины фруктов, четыре коробки конфет и два билета на утренник популярного шоу. Не для нее, для ее матери. Донна была готова и хотела, когда мы впервые встретились на вечеринке Джека Данкета, но ее мать, вдовствующая супруга Филадельфия Дуайен из клана Рудрич, наблюдала за своей дочерью-дебютанткой, как скорпион смотрит на кузнечика. Никакой лотарио из лиги плюща не собирался трахать свою избранную маленькую дочь, по крайней мере, если бы она могла ему помочь.Конечно, старая вдова никогда не понимала, что серые туманные глаза Донны сразу сказали мне, и что подтвердили ее губы впоследствии. После различных вылазок со старухой мне удалось увезти ее и друга на утренник на послеобеденное время. Мы с Донной пошли прямо ко мне, скинули два мартини и нашу одежду, и я просто смотрел на ее нетерпеливое, напряженное тело, когда в кабинете зазвонил этот чертов синий телефон.

«Не отвечай, Ник», - хрипло выдохнула она. Ее бедра покачивались, а руки тянулись ко мне. «Я сейчас вернусь», - сказал я, надеясь, что, возможно, он хочет чего-то, что можно отложить на несколько часов. Выглянув из окна авиалайнера на покрытые льдом вершины, я вспомнил, как холодно мне было, стоя голым и споря с Хоуком по телефону.

«Сейчас почти три тридцать», - начал он резким и серьезным тоном. «Вы можете легко успеть на шестичасовой рейс шаттла до Вашингтона».

Я отчаянно искал, что бы сказать, по какой-то логичной и разумной причине.

«Я не могу, шеф», - возразил я. «Невозможно. Я… я крашу свою кухню. Я в середине этого».

Это была веская причина, иначе была бы для кого-то еще. Об этом свидетельствовало красноречивое молчание на другом конце провода, а затем старый лис ответил сухим ядовитым голосом.

«N3, вы можете быть в процессе чего-то, но это не домашняя покраска», - осторожно сказал он. «Пойдемте, вы можете сделать лучше, чем это».

Я упал, и мне пришлось это отыграть. «Это была внезапная идея с моей стороны», - быстро сказал я. «Я не могу все вычистить, переодеться и сесть на шестичасовой самолет. Как насчет первого рейса завтра утром?»

«Завтра утром ты поедешь куда-нибудь в другое место», - твердо сказал он. «Я жду тебя к восьми, я предлагаю тебе сразу же застегнуть кисть и двигаться».

Телефон выключился, и я громко выругался. Старый канюк мог читать меня как книгу. Я вернулся к Донне. Она все еще лежала на кровати, ее спина все еще выгнута, губы приоткрыты, в ожидании.

«Одевайся», - сказал я. «Я отвезу тебя домой».

Ее глаза резко открылись, и она посмотрела на меня. Тучи промелькнули над серыми туманными глазами. Она села.

"Ты что, ненормальный ?" спросила она. "Кто, черт возьми, это говорил по телефону?"

Твоя мамаша », - сердито ответил я, надевая брюки. Это ее встряхнуло, но только на мгновение.

"Моя мать?" - недоверчиво повторила она. «Невозможно. Она все еще на концерте».

«Ладно, значит, это не твоя мать», - сказал я. «Но ты все еще идешь домой». Донна встала и практически влетела в свою одежду, ее лицо было плотно сжатым, а губы превратились в мрачную злобную линию. Я не винил ее. Она знала только, что я занимаюсь какой-то государственной работой, и я не собирался вдаваться в подробности. Я схватил свою сумку, всегда упакованную и готовую к работе, и высадил Донну в ее многоквартирном доме по дороге в Международный аэропорт Кеннеди.

«Спасибо», - язвительно сказала она, выходя из машины. «Передай от меня привет своему психиатру».

Я ухмыльнулся ей. "Спасибо", - сказал я. Не только мое гневное настроение остановило меня от того, чтобы дать ей ее сейчас. Обучение, опыт и строгие приказы сыграли свою роль в этом. В этом деле было проклято несколько друзей и почти не было доверенных лиц. Свободная губа была верным билетом к смерти. , и вы никогда не знали, что, где и как мелкие кусочки информации попали в чужие руки. Приступая к работе, все были чужими. Вам пришлось удалить слово «доверие» из своего словаря. Это стало словом, которое вы используется только тогда, когда не было другого выбора, эмоция, которой вы предавались только тогда, когда она неизбежна.

Мои мысли резко вернулись, когда я почувствовал, как авиалайнер начал осторожно садиться на позднем солнце. Я чувствовал, как злые боковые ветры тянут самолет, когда они взмывают вверх с горных вершин. Нашей посадочной площадкой будет узкая взлетно-посадочная полоса, очищенная от снега и льда. Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и позволил своим мыслям снова вернуться, на этот раз в Dupont Circle в Вашингтоне, округ Колумбия, в штаб-квартиру AX. Я действительно добрался до восьми, и обычный состав охранников провел меня к ночной регистратуре, расположившейся у входа в офис Хока.

«Мистер Картер», - улыбнулась она, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Моя папка уже лежала у нее на столе и, очевидно, читала ее. В нем было многоувлекательной информации, не только о моей прошлой работе, но и о других моих качествах, таких как победа на национальном чемпионате в парусных яхтах звездного класса, лицензия на управление автомобилями Формулы I и обладание черным поясом по карате. Она, в свою очередь, была симпатичной круглой блондинкой. Для человека, который всегда так хмурился в отношении моей общественной жизни, старик, казалось, всегда покупал себе вкусную посуду за внешним столом. Я сделал мысленную заметку, чтобы как-нибудь спросить его об этом.

«Рад, что ты сделал это, N3», - сказал он, когда я вошел в его офис. Его стально-голубые глаза говорили мне, что он чертовски хорошо ожидал, что у меня получится. Его запасная рамка из Новой Англии поднялась и подошла к кинопроектору, который смотрел на белый экран в центре комнаты.

"Фильмы?" - прокомментировал я. «Какой неожиданный сюрприз. Надеюсь, что-то авангардное, иностранное и сексуальное».

«Лучше, чем это», - проворчал он. «Скрытая камера. Короткий взгляд на закулисье таинственного королевства Непал, любезно предоставленный британской разведкой».

Мои мысли картотеки мгновенно обратились к проиндексированной странице Непала. Это было частью нашего обучения, чтобы разработать такое мысленное дело для хранения документов, заполненное различными фрагментами информации. Я видел полосу земли примерно 500 на 100 миль, землю, где дороги считались роскошью, буферное государство между Китаем и контролируемым Китаем Тибетом и Индией. Хоук выключил свет, включил проектор, и мой разум отключился.

В первом кадре была уличная сцена: мужчины и женщины, некоторые в мантии и юбках, другие в блестящих платьях, похожих на сари, и дети, гоняющие яков через толпу. У стариков были лица, похожие на древний пергамент, у молодых - гладкая кожа, черные, быстрые глаза. Здания были похожи на пагоды по архитектурному стилю, и первое впечатление, которое у меня возникло, было местностью, намекающей на многие другие земли. Ясно, что и Индия, и Китай смешали свое влияние в Непале. Генетически лица, которые я видел, напоминали лица как индийского, так и китайского народов, но имели свой собственный характер. Камера переместилась на сцену и увидела высокого человека в шафрановых одеждах буддийского монаха. Его голова была выбрита, его руки мощные и обнаженные, а лицо - широкощекое, тонкокожее лицо непальца. Но в его лице не было ничего аскетического, ничего от святого человека. Это было высокомерное, властное лицо, бесстрастное, сквозь которое просвечивало сильное нетерпение. Он прошел через людей, которые уступили ему дорогу, как монарх, а не монах. Голос Хоука прервался.

«Его зовут Гхотак», - сказал он. "Запомни это лицо. Он монах, создатель сепаратистского культа, стремящийся к личной и политической власти. Глава храма Теоан и Змеиного общества, сильной группы, которую он собрал. Готак утверждает, что он наследник дух Каркотека, Повелителя Всех Змей и важная фигура в непальской мифологии ".


Камера снова переместилась на улицу, и по тому, как с ней обращались, я понял, что оператор - любитель. Изображение вырезано из кадра каменной фигуры с типично миндалевидным лицом буддийской скульптуры. На фигуре был богато украшенный головной убор, сделанный из сотен змей, и другие змеи обвивались вокруг его запястий и ног.

«Статуя Каркотека, Повелителя всех змей», - объяснил Ястреб. «В Непале змеи священны, и их запрещено убивать, за исключением определенных четко определенных, религиозно ориентированных обстоятельств. Убить змею - значит навлечь на себя гнев Каркотека».

Камера переключилась на две фигуры, мужчину и женщину, сидящих на двух тронах, увенчанных золотой девятиглавой змеей.

«Король и королева», - сказал Хоук. «Он хороший человек, пытается быть прогрессивным. Он скован суевериями и Гхотаком. Традиция гласит, что король никогда не может выглядеть получающим помощь, иначе его имидж будет запятнан».

Я спросил. - "Что это значит?"

«Чтобы помочь ему, нужно ходить по яйцам», - ответил Хоук. Камера снова переключилась, и я смотрел на пожилого мужчину в куртке поверх белой рясной мантии. Белые волосы образовывали корону над утонченным тонким лицом. .

«Патриарх Лиунги», - сказал Хоук. «Он прислал эти фотографии. Друг королевской семьи, он настроен против Готака. Он догадывается о настоящих мотивах и намерениях Готака. Он единственный верный друг, который у нас есть на месте».

Хоук выключил камеру. «Это основной состав персонажей», - сказал он. «Гхотак довольно хорошо убедил людей в том, что он является обладателем духа Каркотека и руководствуется желаниями бога. Хорошо, им руководят красные китайцы. Они пытаются захватить Непал путем наводнения иммигрантами, они стремятся сделать это, как можно быстрее. Но, кроме того, эффективная миграция зависит от представленного королю законопроекта, открывающего землю для иммигрантов и официально приветствующего их. Как только люди подпишут прошение королю на этот счет, у ада нет другого выбора, кроме подписать приговор ".

«И это то, к чему настаивает Готак, я так понимаю», - вмешался я.

«Верно, - сказал Хоук. «Повелитель всех змей, Каркотек, хочет, чтобы эмигранты были допущены, - говорит Готак людям. Это достаточно убедительно, но он подкрепляет это двумя другими вещами, своими сильными парнями Змеиного общества и легендой о йети, мерзком снеговике. Йети убивает тех, кто противостоит Готаку ".

"Отвратительный снежный человек?" - усмехнулся я. "Он все еще здесь?"

«Он всегда был важной частью непальской жизни», - сказал Хоук. «Особенно среди шерпов, горцев Непала. Не ломайте голову, пока не докажете что-то другое»

"Нет изображений йети?" - невинно спросил я. Хоук проигнорировал меня. "Где мы вписываемся в это?" Я пошел дальше. «Вы упомянули британскую разведку».

«Это был их каштаны, но их человек, Гарри Энгсли, серьезно заболел, и они обратились к нам за помощью», - сказал Хоук. «У них и так очень мало людей, и, конечно, им не нужно было продавать государству или военному ведомству стратегическое положение Непала. Под контролем Китая это был бы прямой путь в Индию, это может быть очень крепкий орешек для китайцев. Жизненно важно, чтобы мы оставались дружелюбными или, по крайней мере, нейтральными. Гхотак оказывает ужасное давление на короля, чтобы тот подписал указ об иммигрантах. Он поддерживает последнюю народную петицию.

«Этим объясняется весь наплыв», - вздохнула я, на мгновение вспомнив Донну Рудрич. "Смогу ли я связаться с Энгсли?"

«Он находится в районе Кхумбу, в Намче-Базаре, и ждет, когда его вылетят и проинформируют вас о деталях», - сказал Хоук. "Маршрутное сообщение для вас было полностью разрешено специальным военным самолетом на первом этапе пути, а затем вы переключаетесь на коммерческий авиалайнер в Индии. Двигайтесь, Ник. Между нами и сбором красных китайцев остались считанные дни. все шарики ".

Под левым крылом авиалайнера я увидел группу домов, расположенных на небольшом плато посреди высоких гор, как будто гигантская рука поместила их туда. Самолет летел к ним, и я мог различить узкую полоску расчищенной земли, идущую вдоль края обрыва. Змеиные боги, безумные монахи, суеверия и мерзкие снеговики. Все это напоминало третьесортный голливудский сценарий.

Когда самолет приземлился, я отправился прямо в небольшую и несколько примитивную больницу, где Гарри Ангсли ждал самолет, который доставит его обратно в Англию. Приподнявшись в постели, я увидел человека, который был немногим больше, чем живой скелет, призрак с впалыми глазами и впалым лицом. Дежурная медсестра, индийская девушка, рассказала мне, что Ангсли был поражен очень серьезным приступом ауала, малярийной лихорадки, которая часто приводит к летальному исходу и свирепствует в низинных болотах области Тераи, граничащей с Индией. Но с типичной британской храбростью он был настороже и готов сказать мне все, что мог.

«Не недооценивай это место, Картер», - сказал он чуть громче шепота. "Это происходит сотнями разных способов.


Гхотак держит все карты. Честно говоря, я думаю, чертовски мало шансов одолеть егоо. Он запутал всех людей ".

Приступ кашля прервал его, а затем он снова повернулся ко мне, глядя мне в лицо.

«Я вижу, что ты будешь настаивать на этом», - прошептал он. «Извини, я не могу работать с тобой, Картер. Слышал о тебе. Кто об этом чертовом деле не слышал? Это твой план. Тебе предстоит проскользнуть в Катманду, а затем появиться как друг семьи Лиунги. "

«Я так понимаю, что мне нужно начать одному, лагерь на перевале Теси, где завтра вечером меня встретит гид и проведет мимо сильного отряда Змеиного общества Готака».

«Верно», - согласился Энгсли. "Это означает, что вам понадобится оборудование для тяжелых погодных условий. Торговый магазин Danders здесь, в Кхумбу, - единственное место, где вы можете его получить. Сейчас межсезонье, но я надеюсь, что он сможет вас экипировать. Вы больше, чем большинство, кто идет этим путем. Вам также понадобится как минимум одна мощная винтовка для крупной дичи ».

«Я сейчас пойду. Я чуть не замерз по дороге сюда из аэропорта», - сказал я.

«И последнее, - сказал Энгсли, и я увидел, что энергия человека быстро иссякает. «Шерпы, горцы, фантастические гиды и альпинисты. Как и все непальцы, они полны суеверий, но остаются открытыми. Убедите их, и вы сможете их победить. У меня были большие проблемы с мой соотечественник, журналист из Англии, который следил за мной здесь. Вы знаете эту породу. Когда они разнюхают что-то горячее, они становятся кровавыми собаками. Публичность в это время разрушит все ".

«Я разберусь с этим», - мрачно сказал я. «Я заеду завтра, прежде чем я уйду. Ложись и расслабься сейчас».

Визит не повлиял на мое мрачное, злое настроение. Оказалось, что в торговом магазине Danders было мало подходящего для меня. Из вещей он выбрал достаточно моих размеров, чтобы экипировать меня. Сапоги из кожи яка и на меху, толстая парка на меху, перчатки и снегоступы. У него оставалось одно хорошее ружье, и я взял его, рычажный Marlin 336.

«В следующем месяце у меня появятся новые запасы», - сказал мне Дандерс. «Я вот-вот запасусь, как видите. Но если вы вернетесь сюда в следующем месяце, у меня будет все, что вы хотите».

«Нет, если я могу помочь», - ответил я, заплатив ему и погрузив все в тяжелую сумку, которую он предоставил. Я выходил за дверь, когда столкнулся с фигурой в ярко-зеленой нейлоновой куртке, такой как на лыжных склонах Швейцарских Альп. Из-под меховой тибетской шляпы мне встретились два ярких активных голубых глаза. Розовые щеки подчеркивали прямой тонкий нос на красивом откровенном лице.

«Привет, Янки», - сказала она очень британским голосом. «Я искала тебя. Я только что оставила нашего друга Гарри Энгсли. Меня зовут Хилари Кобб, Manchester Journal and Record».

Насколько я мог видеть, Энгсли не сказал, что его заклятый враг-журналист - чертовски привлекательная девушка. На ней были брюки, за которыми можно скрыть множество грехов, но ноги у нее были длинные, а грудь приподнялась над паркой, что было своего рода достижением. Я наблюдал, как ее глаза блуждали по покупкам, которые я таскал из магазина.

"Собираетесь заняться альпинизмом?" - она улыбнулась, шагая рядом со мной. «Я думаю, нам лучше немного поговорить, Янки. Я хотела бы помочь тебе, если ты будешь сотрудничать со мной».

Я быстро заметил, что она была одной из тех активных, агрессивных британских девушек, которые торпедируют свою привлекательность своей бульдожьей решимостью быть совершенно неженственной. У меня не было настроения на что-нибудь надоедливое, и я решил быстро ее исправить.

«Ты бы забыла обо мне, дорогая», - сказал я. «Сделай вид, будто ты меня никогда не видела».

«Меня зовут Хилари, - решительно сказала она.

«Хорошо, Хилари, - сказал я. «Посмотри, какой я приятный. А теперь будь любезна. Если я получу для тебя историю, я расскажу тебе, когда вернусь сюда».

«Не будь ребячливым», - резко сказала она. «Ваше присутствие здесь - это уже история. Кроме того, я слишком долго была рядом, чтобы ждать отсрочки. Здесь происходит что-то грандиозное. Мы поняли это, когда узнали, что Гарри Ангсли был отправлен сюда. Так что не надо». Я не боюсь этого большого, жестокого медведя, старина. Хилари это не отпугивает ».

К ней была неприязнь, которая сразу меня насторожила. Я всегда не любил враждебных женщин. Они всегда вели войну между полами, обычно изобретая воображаемые пренебрежения, чтобы бороться за них.

«Я настоятельно рекомендую вам сотрудничать со мной», - сказала она, сверкнув ослепительной улыбкой. Несмотря на раздражающее отношение, у нее было красивое лицо.

«Звучит как угроза, куколка», - прокомментировал я, бредя по заснеженным улицам.

«Совет», - она ​​снова улыбнулась. «Я могу влезть вам в ваше дело разными способами, и я это сдклаю, если вы не впустите меня, как вы, янки, говорите. Я могу быть совершенно неприятной».

«Ты уже это доказываешь», - прорычал я. «А теперь я дам тебе небольшой совет, куколка. Заблудись».

Она остановилась, и я пошел дальше, чувствуя свет ее глаз за моей спиной. Я всегда чувствовал неприязнь, когда встречал девушку с ее лицом и таким отношением. В других условиях я бы попытался изменить эту враждебность на что-то более теплое.


. Здесь я был слишком раздражен, чтобы беспокоиться о чем-либо, кроме как получить комнату в местной гостинице. Энгсли велел им приготовить одну, и они сделали это - приготовили маленькую комнатку с квадратным окном. Гостиница представляла собой не что иное, как большую переоборудованную конюшню, но в ней было тепло и можно было поесть. Я положил снаряжение в свою комнату и спустился вниз, чтобы перекусить, перешагнув через двух цыплят, сидящих на нижней ступеньке деревянной лестницы.

Огонь вспыхнул в большом камине сбоку от комнаты. У меня был стейк из яка, который оставлял желать лучшего, и некоторые из основных непальских продуктов, старый добрый картофель. Местное пиво, теплое пиво под названием чанг, меня мало волновало, и я переключился на чай, по крайней мере, крепкий. Я не закончил ужин, когда увидел, что она спускается по лестнице и направляется ко мне. В гостинице было около двенадцати комнат, и я предполагал, что она будет в одной из них. На ней был голубой шерстяной свитер, грудь которого резко поднималась вверх и наружу, а ноги были полными, но хорошей формы. Ее волосы, ранее скрытые капюшоном парки, были пепельно-русыми и короткими. Я смотрел, как она приближается, и позволил своему взгляду погрузиться в нее, беззастенчиво задерживаясь на полной набухшей груди, когда она остановилась у стола.

Она ждала, сузив глаза, хладнокровно наблюдая за мной, поджав губы.

"Закончили?" - наконец сказала она.

«Хорошее оборудование», - прокомментировал я между кусочками стейка из яка. «Жаль, что это не на какой-то другой девушке».

"Вы имеете в виду девушку вашего типа".

"Что это такое?" - спросил я, улыбаясь ей.

«Тот, кто хочет смотреть в твои яркие голубые глаза, чувствовать твои мускулы и быть впечатленным», - сказала она. «Земля, которая угождает вашему эго, будучи готовой упасть с вами в постель без промедления».

«Сними брюки», - сказал я.

"Вы подумали о том, что я сказала?" - холодно спросила она.

«Ни на секунду, Хилари, дорогая», - сказал я.

«Я так понимаю, ты не собираешься сотрудничать с тобой».

«Ты правильно поняла, милая, - ответил я.

«Не говори, что я тебя не предупреждала», - сказала она, поворачиваясь и уходя.

«Хилари», - позвал я ей вслед. Она мгновенно остановилась и обернулась. «Не говори так», - усмехнулся я. «Это меня пугает, поэтому я дрожу.

Ее губы сжались, и она пошла прочь. «У нее действительно хорошее снаряжение», - подумал я, глядя, как ее задница покачивается. Интересно, использовал ли кто-нибудь его? Я с трудом доел остаток стейка из яка и как раз допивал чай, когда увидел, как вошел ребенок и подошел к столу. Там непальец указал в мою сторону, и ребенок подошел ко мне. Он сунул мне записку. Я быстро открыл ее.

«Неожиданные события. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее. Энгсли».

Я протянул мальчику четвертак, свернул и ушел в ночь. Ветер тут же обрушился на меня, и я увидел, как в деревню движется вереница шерпов, их покрытая снегом одежда свидетельствует о том, что они только что спустились с горных перевалов. В больнице медсестра из Непала, обученная английскому языку, сказала мне, что Гарри Ангсли спит. Я показал ей записку, и она нахмурилась.

«Невозможно, сэр», - сказала она. «Мистер Энгсли спал несколько часов. Здесь не было никого, кто мог бы передать ему сообщение. На самом деле, лекарства, которые мы даем ему после обеда, обычно усыпляют его всю ночь».

Теперь я хмурился, и чувство опущения охватило мой живот. Я побежал обратно в гостиницу, мои легкие горели от холодного воздуха, когда я добрался до своей комнаты. Я распахнул дверь, и чувство погружения ушло глубже. Все оборудование, которое я купил, пропало. Тяжелая парка, снегоступы, ботинки, винтовка, все. Без него у меня не было бы шанса пройти через перевал Теси, где я должен был встретить гида из семьи Лиунги. Без него я бы никуда не пошел. Слова Гарри Ангсли закружились у меня в голове. «Не стоит недооценивать это место», - сказал он. Он приходит к вам сотнями разных способов. Это было аккуратно, даже умно. Никаких грубых вещей, просто аккуратная работа по остановке меня. Я посмотрела на дверь своей комнаты. Это была такая простая защелка, что ребенок мог открыть ее. В квадратное окошко я увидел, что пошел снег. Прижав тяжелый стул к двери, я лег спать. Я нанесу еще один визит в магазин Дандерса утром, но было крайне маловероятно, что у него есть ещё вещь, которую я мог бы использовать, и я должен был быть на пути к этому перевалу к полудню. Может быть, у Ангсли есть идея.

Я закрыл глаза и заставил себя заснуть, что было не так уж и сложно. На кровать рядом со мной я положил Вильгельмину, мой 9-миллиметровый «Люгер», который был частью меня, всегда пристегнутый к наплечной кобуре. Хьюго, мой тонкий, как карандаш, стилет, лежал в ножнах вдоль моего правого предплечья. Специального оборудования на эту работу я не брал. Как сказал Хоук, времени не было. Звонок британца был срочным и совершенно неожиданным. На этом будут только Вильгельмина, Хьюго и я. Может быть, они мне не понадобятся. Всегда можно было надеяться.

Я хорошо спал. Это был трюк, которому я научился давно. Когда я проснулся, утреннее солнце холодно проникало в маленькое окошко. Я был в торговом магазине Дандерс, когда он открылся.


Как я и боялся, у него не было ни черта, что я даже могла подогнать. Я ехал в больницу к Ангсли, когда меня перехватила Хилари Кобб. Я был не в настроении повторять ее глупость.

«Пошли прочь», - прорычал я, проходя мимо нее.

«Предположим, я могу вам помочь», - сказала она. «Я слышал, тебя ограбили вчера вечером».

Я остановился, повернулся и долго на нее посмотрел. Я сказал секретарю в гостинице, и он мог бы передать это ей, но внезапно мое шестое чувство подсказало мне, что это не так.

"Как ты мог мне помочь?" - тихо спросил я. Она была очень небрежной и сдержанной.

«У меня может быть какое-нибудь оборудование, которое подойдет тебе», - весело сказала она.

"Например, куртка для непогоды?" Я спросил.

«Да», - сказала она небрежно.

"А сапоги, которые могут мне подойти?"

«Они просто могли бы быть», - улыбнулась она.

«Может, у тебя тоже есть винтовка?»

«Я просто могла бы ее достать», - сказала она самодовольно. Она не уловила смертоносности в моем голосе. Она была слишком занята самодовольством и наслаждением собственным умом. «Конечно, тебе придется сотрудничать со мной», - мило добавила она.

Ты маленькая сучка, - мысленно сказал я себе. Было очевидно, что произошло. Она отправила записку, проскользнула в мою комнату и убежала с моими вещами. Я посмотрел на нее и молча назвал ее по разными именами. Среди них было слово «любитель». Она была так довольна своей маленькой диверсией. Я решил преподать ей урок.

«Думаю, мне придется сотрудничать с тобой», - улыбнулся я. «Где у вас мое… это оборудование, которое вы можете передать мне?»

«В моей комнате», - самодовольно улыбнулась она. Я ответил на ее улыбку, и в очередной раз она не увидела смертоносности в этом своем деле. Любительском, снова сказал я себе. "Тогда вы будете сотрудничать должным образом?" - снова спросила она. "Обещание".

Я улыбнулся, немного смущаясь. «Я буду сотрудничать должным образом, обещаю», - сказал я. «Давай достанем вещи. Я должен быть в пути».

«Мы будем в пути», - поправила она, направляясь к гостинице. У меня был вид смирения, смешанного с неохотным восхищением, и она пошла на это, как рыба за червяком. «Думаю, я недооценил тебя», - сказал я уважительно, наблюдая, как она делает это.

Когда она открыла дверь в свою комнату, я быстро осмотрел комнату, увидев, что все мои вещи были там. Они были аккуратно сложены в угол. На кровати лежала открытая дорожная сумка, и я смотрел, как она снимает парку. Она как раз повернулась ко мне, когда я схватил ее за шею, держа ее большой рукой. Я кинул ее лицом на кровать, стянул с нее свитер и завязал вокруг нее рукава, закинув ее руки за спину. Она попыталась закричать, но я перевернул ее и ударил ее один раз, достаточно сильно, чтобы у нее заскрипели зубы. Я рывком поднял ее на ноги, а затем бросил на стул. Я вытащил чулок из ее открытой дорожной сумки, привязал ее к стулу и отступил. Ее груди прижимались к бюстгальтеру, а глаза больше не были самодовольными и самодовольными, а были полны ужаса.

Она запнулась. - «Что… что ты собираешься делать?» «Пожалуйста, я… ​​я только пыталась делать свою работу».

Я расстегнул бюстгальтер и стащил с нее. Она ахнула, как будто ее ударили, и я увидел слезы в ее глазах. Ее груди были красиво заостренными, полными и тугими, с плоскими сосками девственницы.

«Ты ... ты, вошь», - сказала она сквозь слезы, выдыхая это слово. «Вы обещали, что будете сотрудничать со мной должным образом».

«Я правильно с вами сотрудничаю, - сказал я. «Я делаю это, чтобы тебе не пришлось бродить по льду и снегу и, возможно, попасть в еще большую неприятность».

Я протянул одну руку и обхватил ею одну грудь, полную и упругую, с гладкой молодой кожей. Она попыталась отпрянуть и вздрогнула. Слезы снова наполнились ее глазами, но ее гнев преодолел их.

«Я накажу тебя за это, клянусь», - выдохнула она. "Ты оставишь меня в покое, слышишь?"

«Я слышу», - сказал я, проводя большим пальцем по ее соску. Она снова ахнула и попыталась отодвинуться. «Теперь ты слышишь. Я могу делать с тобой все, что захочу», - сказал я, отступая. «Я мог бы научить тебя, что значит быть девушкой, или я мог бы просто смутить тебя до чертиков. Или я мог бы сбросить тебя со скалы, и никто бы здесь не знал и не позаботился. Короче говоря, Хилари, дорогая, ты Вы играете не в своей лиге. Вы играете, и я работаю серьезно. Это ваш первый урок. Второй урок - никогда не доверять никому, кого вы только что обидели ».

«Дайте мне мою одежду», - сказала она, сопротивляясь страху.

«Никаких кубиков», - сказал я. «К вечеру ты освободишься, и тогда ты сможешь одеться. Все, что у тебя будет, - это небольшой случай озноба. И последнее. Тебе повезло. Я могу быть гораздо большим гадом».

Я вышел и снова посмотрел на нее. Ее гнев взял верх, теперь, когда она была уверена, что я не собираюсь ее изнасиловать. Мне нравилось наблюдать, как она окрашивается в разные оттенки красного, пока я задерживался, чтобы исследовать ее грудь своими глазами.

«Как я уже сказал, хорошее оборудование», - с усмешкой прокомментировал я. «Вернись в Манчестер и попробуй его использовать».

Я закрыл дверь, взяв с собой свое снаряжение. Не прошло и десяти минут, как я был одет и уже был в пути. Мне дали приблизительную карту перевала Теси через ледник, остальное уже было у меня.

Группа домов становилась все меньше и привлекательнее, когда я спустился с ледникового склона с рюкзаком на спине и Marlin 336, перекинутым через плечо. «Хилари Кобб», - сказал я по ветру. «Ты не знаешь этого, но я сделал тебе чертовски одолжение».


Глава II.


Я не думаю, что когда-либо чувствовал себя таким маленьким, одиноким и подавленным, пробираясь по извилистым, скользким ледяным тропам Гималайского хребта. Я быстро потерял деревню из виду, и пока я шел, ветер хлестал меня, словно какой-то мстительный, гневный дух, стремящийся уничтожить незнакомца на своей земле. Позади меня я мог различить высокий пик Эвереста, самый высокий из них, и Лхоцзе рядом с ним. Справа от них, за ужасающей чередой зазубренных пиков, стоял Макелу, а слева - скребущий небеса Чо Ойю. Когда я спустился глубже в хребет, меня окружили ледяные покровы и обширные области снега. Со всех сторон вырисовывались зияющие трещины, достаточно большие, чтобы потерять армию, и ледниковые склоны прорезали опасно обозначенную тропу, по которой я шел. Резкие звуки движущегося льда, трескающихся ледников и грохота снежных оползней вызывали у меня чувство беспомощности перед грозной силой природы. Я сделал паузу, чтобы затянуть капюшон. Мои пальцы напряглись, пока я затягивал шнурки. Я почувствовал, как кожа моего лица стала жесткой, когда ветер и холод соединились, придав моим чертам маску текстуры. И я спускался на перевал Теси. Я содрогнулся при мысли о том, каково это подняться к вершинам этих устрашающих пиков.

Я остановился у группы незамерзающих камней, чтобы достать карту и проверить свое местоположение. По начерченному упрощенному маршруту я был на позиции. Внезапный шум напугал меня, и я снял марлина с плеча, чтобы увидеть трех таров, гималайских коз, прыгающих по каменистой местности, их толстые красноватые тела отражают лучи заходящего полуденного солнца. Я наблюдал, как они легко поднимаются по скалам, и начал идти дальше, завидуя им. Полуденное солнце уже село, скрытое за высокими пиками, и очень быстро темнеет. Я поспешил и добрался до начала маршрута, известного как перевал Теси. Он вился между огромными горами узкой лентой среди неизведанных просторов ледникового льда, скал и сугробов. Я решил разбить лагерь где-нибудь в пределах перевала, и гид, заметив мой костер, найдет меня. Я выбрал место, защищенное от порыва ветра, и провел оставшиеся световые часы, собирая дрова. Среди высоких часовых из непоколебимой скалы, увенчанной вечными снегами, каким-то образом, вопреки всей естественной логике, росли искривленные, корявые и покрытые мхом деревья рододендронов. Когда я собрал достаточно маленьких веток, чтобы разжечь огонь, и достаточно больших дров, чтобы он продолжал гореть, я увидел кабаргу и фазана, пробивающихся сквозь деревья. Поскольку в моем рюкзаке было достаточно сушеного мяса, мне больше ничего не понадобилось, и я оттащил дрова обратно в выбранное мной место.

Темнело, и я начал разжигать огонь зажигалкой, когда внезапно осознал, что я не один. Я бросил ружье в руки и повернулся к фигуре, тихо стоящей в пятидесяти ярдах от меня. Мужчина начал медленно приближаться, подняв руку в знак приветствия, и я опустил оружие. Его лицо, почти скрытое под низким меховым капюшоном парки, открывало обветренную кожу, маленькие глаза и плоские широкие скулы непальца. Его ноги были обмотаны тканью, а ступни покрыты сапогами из козьей шкуры. Мужчина подошел ко мне и заговорил на ломанном английском.

«Вы ждете проводника», - сказал он. Мои брови приподнялись.

«Тебя не ждут еще несколько часов», - сказал я.

«Я рано», - ответил он. "Вы идете к семье Лиунги?"

Я кивнул, и он махнул рукой, чтобы следовать за мной.

«Долгое путешествие», - сказал он. «Я пришел рано. Так проводи много времени по ночам».

Я пожал плечами. Я понимал, что ночное путешествие через перевал особенно опасно, но у меня не было средств, чтобы спорить с этим. Кроме того, мне не нравилась идея провести большую часть ночи в одиночестве у костра в бескрайней пустоте перевала, и только воющий ветер составлял мне компанию. Если бы мне повезло. Без сомнения, в этом районе обитали волки. И, я улыбнулся про себя, где то был йети, мерзкий снеговик. Я бросил взгляд на свою неосвещенную деревянную пирамиду и последовал за своим проводником. Он двигался с уверенностью таров, и я обнаружил, что карабкаюсь и ускользаю, чтобы оставаться на разумном расстоянии позади него. Он проложил тропу, которая вывела нас из перевала на первой выемке и взбиралась вверх, карабкаясь по скользким, покрытым льдом склонам скал и по узким уступам. Наступила ночь, и мы продолжили движение вверх в темноте, а затем, со своей особой магией, взошла луна и отразила ледяной голубой блеск от снега и ледниковых образований. Чернота скал была поразительным контрастом со снегом, и, когда я смотрел на дикую местность, она имела угловатый и резкий, вытравленный узор холста Дюшана или Мондриана.


Теперь я ясно видел своего проводника прямо перед собой, и мы подошли к довольно широкому выступу скалы.

«Мы здесь отдыхаем», - проворчал он, прислонившись к покрытой льдом скальной стене, поднимающейся с одной стороны уступа. Я встал на колени, отложил свой рюкзак и с трепетом посмотрел на великолепие зрелища, открывающееся перед моими глазами, устрашающую красоту, которую не мог рассеять даже лютый холод.

Хок любил говорить, что главный агент в этом мрачном, мерзком деле должен обладать опытом восьмидесятилетнего возраста, кошачьими рефлексами, нервами трапеции и экстрасенсорными способностями ясновидящего. Разумеется, если он хотел остаться в живых. Психическая часть, которую я всегда находила особенно верной, внезапно сбылась снова. Волосы на затылке не были слишком замороженными, чтобы внезапно встать, и я почувствовал, как они встают дыбом, когда я сел на корточки и смотрел на потрясающую панораму. Я развернулась, когда он подошел ко мне, обе руки были вытянуты, чтобы толкнуть меня сломя голову через край. У меня был только один шанс, и я воспользовался им, нырнув на землю и схватив его за ногу. Он упал, упав на меня, и мы оба едва не перекатились через край. Я достаточно поднял одну ногу, чтобы вытолкнуть себя вперед, и выскользнул из-под него. Но он был, как я уже видел, наполовину горным козлом, и он был на ногах и сидел на мне, отбрасывая меня назад силой своей атаки. Я почувствовал, как мои ноги ушли из-под меня на льду, и я упал. Его руки тянулись к моему горлу, сильные руки с мощными руками. Я ударился пяткой о трещину в камне и толкнул. Он откатился в сторону, когда я его сбросил. Я пересек право и почувствовал, как он безвредно отскакивает от тяжелой меховой кромки его капюшона.

Я вскочил на ноги, когда он снова поднялся, и теперь я видел, как он осторожно приближается ко мне. Первая внезапная атака заставила винтовку соскочить с уступа, и Вильгельмина была похоронена под моей паркой и свитером. Узкие запястья парки не позволили мне уронить Хьюго мне на ладонь. Его маленькие глаза были всего лишь блестящими точками в лунном свете, а его руки, сложенные наполовину, не давали никаких признаков того, каким будет его следующий шаг. Я перевел взгляд на его ноги, увидел, как он перенес свой вес на правую ногу, двинулся вперед и попытался схватить меня. Я нырнул влево и качнулся. На этот раз я подключился, и он начал двигаться назад и вниз, сильно ударившись о камень за выступом. Я пошел за ним, и моя нога вылетела из-под меня на кусок покрытой льдом скалы. Я упал, схватился за край и оттолкнулся от него. Он снова поднялся на ноги и ударил меня по голове. Мне удалось избежать этого, схватить его за ногу и дернуть, и он упал рядом со мной. Мы сцепились, и я оттолкнул его от края, но он был жилистым и сражался со смертельным отчаянием. Я попробовал нанести удары карате по его шее сбоку, но толщина парки ослабила эффект. Он вырвался из моей хватки, развернулся, и когда он повернулся, я увидел отблеск луны на длинном изогнутом лезвии ножа. Он быстро вошел и срезал изогнутым лезвием. Он прорвал зияющую дыру в передней части моей куртки, которая проходила по всей длине одежды. Я упал, когда он снова нанес удар лезвием, злобно нанеся его крюком, и снова я почувствовал, как оно вонзилось в объемную парку. Он испортил парку, но он также проделал в ней удобную дырку, через которую я протянул руку, выдернул Вильгельмину и выстрелил. Он снова приближался ко мне, когда в него попали большие 9-миллиметровые пули, и он напрягся, качнулся назад и рухнул. Он был мертв до того, как я подошел к нему.

Я обыскал его, но ничего не нашел. Его куртка была слишком маленькой, чтобы мне поместиться, но она вполне годилась, чтобы заткнуть зияющие дыры, которые он проделал в моей. Я снял его с его безжизненного тела и засунул в дыры, куда уже проникал резкий ветер.

У меня не было выбора, кроме как попытаться вернуться туда, где я начал разводить костер в перевале. Продолжить означало безнадежно заблудиться и рискнуть верной смертью. Когда я начал осторожно возвращаться назад, пытаясь вспомнить, как мы пришли, я задавался вопросом, появится ли в конце концов настоящий гид, который должен был меня встретить. Они заставили своего убийцу добраться до меня раньше, но, возможно, они также убили настоящего проводника. Я ничего не мог сделать, кроме как подождать и посмотреть. Я взял винтовку с того места, где она выскользнула, и снова двинулся вниз, проследив наш маршрут лишь с несколькими незначительными ошибками. Моя маленькая деревянная пирамида все еще оставалась нетронутой, и мне удалось быстро разжечь огонь, наслаждаясь его теплом. Я съежился у огня, а ветер усилился по мере того, как ночь сгустилась, и несколько раз задремал. Однажды меня разбудил вой снежного барса, рыщущего в темноте ночи.

Было уже далеко за полночь, когда я услышал слабый звук шагов по снегу, мягкий хруст. Я выскользнул из круга света, созданного огнем, и развернул большого Марлина, держа палец на спусковом крючке.

В залитый лунным светом проход я увидел медленно приближающуюся фигуру. Я подождал, пока фигура, тоже закутанная в меховой шапке и толстой куртке, приблизится к огню, а затем двинулся вперед, нацелив на нее винтовку.

«Оставайся здесь», - скомандовал я. Фигура остановилась, и я подошел к ней. Подойдя ближе, я увидел, что новичок был маленького роста, не намного выше моего плеча.

"Что ты здесь делаешь?" Я спросил. "Вы проходите?"

«Я пришла, чтобы отвезти тебя к моему отцу», - ответил мягкий, плавный голос. Я опустил винтовку.

"Девушка?" - удивленно воскликнул я. Она двинулась вперед, и я увидел маленькое гладкое молодое лицо, выглядывающее из-под большой пушистой шапки и поднятого воротника парки. Я могла различить маленький дерзкий нос и мягкие карие миндалевидные глаза. Она устало опустилась у огня.

«Не удивляйтесь», - прокомментировала она на прекрасном английском, с легким оттенком британского акцента в ее тоне. «Женщины-шерпы могут обогнать любого из мужчин. Я не из шерпа, но я выросла в этих горах».

«Сюрпризы кажутся частью твоей страны», - сказал я, садясь рядом с ней. «У меня уже есть один сегодня вечером». Я быстро рассказал ей о другом проводнике, который пришел за мной, и услышал, как она резко вдохнула.

«Тысяча извинений тебе», - сказала она. "Моему отцу будет грустно услышать об этом. Мы боялись, что подобное может случиться, но мы были бессильны предотвратить это. Всего три дня назад мы узнали, что один из наших слуг, который передавал сообщения между моим отцом и мистером Энгсли принадлежал к Змеиному обществу Готака. Вот почему он сразу же послал меня встретиться с вами. Он знал, что может мне доверять.

Она грела руки перед огнем, а я положил еще дров. Даже завернутая в бесформенные слои одежды, в ней было что-то миниатюрное, и ее движения, когда она потягивалась перед пламенем, были плавными и грациозными.

«Я Халин», - просто объявила она. «Единственная дочь Дома Лиунги и, после смерти моей матери, женщина из дома моего отца».

«А я Ник, Ник Картер, Халин», - ответил я. «Ты прекрасно говоришь по-английски. Где ты училась?»

«В детстве я училась в Англии, - сказала она. «Я вернулась после смерти моей матери. Мы ждем вашего приезда с большими надеждами, рожденными отчаянием. Гхотак близок к победе».

Я мрачно улыбнулся. «Я сделаю все, что смогу», - ответил я. «У меня уже есть один личный счет, чтобы свести счеты с этим котом-готаком. Наемные убийцы, посланные убить меня, меня более чем немного раздражают».

Халин улыбнулась, ее зубы были красивыми и белыми. Она изучала меня с мудростью в глазах, рожденной не опытом, а наследием.

«Я думаю, что если еще будет время, вы найдете способ помочь нам, мистер Картер», - медленно сказала она.

«Ник», - поправила я ее. Она снова улыбнулась и подошла ко мне ближе. Мне хотелось видеть ее больше, чем крошечный кусочек ее лица, просвечивающий сквозь слои одежды.

«Мы отдохнем несколько часов у костра, прежде чем отправиться обратно», - сказала она. «Мы будем лежать близко друг к другу для дополнительного тепла». Она легла перед огнем и осторожно притянула меня к себе. Повернувшись на бок, чтобы мы легли спиной к спине, она сразу же заснула крепким сном. Когда я еще некоторое время лежал без сна, я понял правду ее действий. Даже сквозь тяжелую одежду я чувствовал тепло ее тела рядом со своим. Вскоре я заснул с винтовкой в ​​руках.

Было еще темно, когда я почувствовал ее движение и проснулся.

«Мы начнем сейчас же», - сказала она. «Это долгое и трудное путешествие». Мы бросили в огонь немного снега, и я обнаружил, что следую за ней в потрясающем темпе. Ее маленькая фигура изящно и легко двигалась через проход, вниз по крутым гребням и по каменистым уступам, настолько узким, что нам приходилось продвигаться дюйм за дюймом, каждый шаг был приглашением к внезапной смерти. Когда снова наступила ночь, мы спустились в горы, и я увидел зелень. Температура несколько снизилась. Однако огонь по-прежнему приветствовали, и мы ели сушеное мясо в моем рюкзаке. Мы очень мало разговаривали во время поездки, бережно дыша и сохраняя энергию. Когда мы наконец расположились лагерем, мы оба были слишком измотаны, чтобы делать что-либо, кроме сна, и утром мы снова отправились в путь рано. Халин рассчитала время так, чтобы ночью мы проскользнули в Катманду, и она обогнула тихие темные улочки, чтобы наконец привести меня к двери большого деревянного дома с традиционной пагодовой крышей, поддерживаемой прочными бревнами. Она открыла дверь и поманила меня следовать за ней. Внутри она позвала кого то на своем родном языке. Я услышал звуки из соседней комнаты и через арку без дверей увидел человека, чью фотографию я видел в фильме. Он вошел быстрым шагом и коротко поклонился. Я постарался тоже поклониться изо всех сил в моем громоздком наряде.

Он помог мне с вещами, пока Халин быстро говорила с ним, и когда она закончила, он посмотрел на меня глубокими круглыми глазами. «Прошу прощения, что ваше знакомство с нашей землей было смертельным», - сказал он. Его глаза блуждали вверх и вниз по моей фигуре на меня,

возвышающегося и казавшегося еще больше в комнате с низкой крышей.

«Вы впечатляющий человек, мистер Картер», - сказал он. «Это хорошо. Людей легко увести за собой, легко произвести впечатление. Пойдемте, пойдем и сядем. Нам есть о чем поговорить».

Я заметил, что Халин исчезла, когда я последовал за патриархом в теплую комнату с темными деревянными панелями и каменной печью в одной стене и пылающим камином в другой. В деревянных нишах стояли блестящие медные и латунные урны, подносы и горшки, а на полу небрежно лежал толстый ковер. Мы сидели на низких, покрытых одеялами табуретах и ​​скамьях, и патриарх наливал чай в оловянные кружки.

«Завтра вечером в храмовом зале Готака должно быть собрание духов с Каркотеком», - сказал старик. «Боюсь, это будет больше, чем видели раньше твои глаза, молодой человек».

«Эти глаза были свидетелями очень много», - прокомментировал я.

«Во время такой встречи Гхотак разжигает людей до массового эротизма», - продолжил Лиунги. «Когда они будут в агонии своих эротических ощущений, он будет поощрять все больше и больше этого массового психологического феномена, пока люди не будут истощены и истощены. Затем люди его Змеиного Общества передадут петицию королю среди них для подписания, и, конечно же, они будет делать так."

"Я так понимаю, у вас есть план предотвратить это?"

«Единственно возможный на данный момент», - сказал старик. «Когда все соберется, я представлю вас как старого друга, пришедшего из далекой страны с новостями о Каркотеке. Согласно легенде, Дух Каркотека бродит по лицу земли».

«И я скажу людям, что Каркотек не подавал никаких признаков того, что он поддерживает позицию Готака», - вмешался я.

«Точно», - согласился Лиунги. «Гхотак будет спорить и угрожать. Я не знаю точно, что он придумает, но он будет бороться изо всех сил, вы можете быть уверены. Важно то, что мы можем маневрировать в его положении, когда он не может получить его ходатайство, подписанного в конце ритуала ".

«Я понял», - сказал я. «В любом случае, черт возьми, проведут ритуал, верно?»

«Это правильно», - сказал патриарх. «Он не может отказать людям в проведении ритуала. Но мы должны отказать ему в достижении его цели любой ценой».

Я спросил. - «Как вы думаете, они действительно обратят на меня внимание?» «В конце концов, я для них совершенно чужой».

«Они будут слушать вас, потому что сначала вы приходите как мой друг, и меня здесь уважают», - ответил он. «А потом, потому что вы, услышав о заявлении Готака, прошли все это расстояние, чтобы выступить против него».

Я улыбнулся. Я начинал замечать замысловатые, хитрые изгибы и повороты ума старика, явно образованного и мудрого в путях своего народа. Он резко встал.

«Твоя комната наверху, и там тебя ждет ванна», - улыбнулся он. «Ванна в западном стиле - это удобство, к которому я привык за время службы в британской армии. Думаю, что мой дом, пожалуй, один из немногих во всем этом регионе, где есть такие удобства, за пределами Королевского дворца».

«Говоря о королевских дворцах, - сказал я, - причем здесь король?»

«Он молится за наш успех, но он должен оставаться в тени», - сказал Лиунги. «Если нам не удастся остановить Готака, он будет вынужден подчиниться его требованиям».

Мы со стариком обменялись поклонами, и я вошел в свою маленькую, но удобную комнату с широкой кроватью, покрытой толстым покрывалом из козьей шерсти. Ванна находилась в крошечной кабинке, примыкающей к комнате, действительно достаточно большой, чтобы вместить саму ванну и вешалку для полотенец. Вода уже была в ванне, и я позволил теплу расслабить ноющие мышцы. Я только что вытерся и растянулся под одеялом из козьего меха, когда в мою дверь постучали и вошла Халин. Я удивленно сел. На ней был голубой халат из тонкой ткани, а ее волосы ниспадали черными каскадами до плеч. Ее лицо без парки было гладким, цвета слоновой кости, с высокими, широкими скулами, оттененными изящно очерченными миндалем ее глаз. Ее губы, теперь влажные и влажные, сияли прелестью. Несмотря на то, что ее груди были маленькими, ее грудь резко выступала из-под мантии, и она стояла передо мной, словно драгоценный камень, сияющая нежность,исходящая от нее. Она села рядом со мной на широкую кровать, и я увидел, что под халатом у нее ничего не было. Кончики ее груди были провокационными точками, хотя она, похоже, не подозревала об этом.

Она положила руки мне на плечи и толкнула меня обратно на кровать. «Пожалуйста, перевернись», - сказала она. Я сделал это, и она начала массировать мою спину, шею и плечи прикосновением, которое сочетало в себе нежность и силу.

"Это обычай?" - с любопытством спросил я.

«Тем гостям, которые путешествовали очень долго, чтобы посетить нас», - отметила она. Я лежал тихо, расслабляясь и наслаждаясь чувственным прикосновением ее рук, пока она массировала мое тело. Мне и раньше делали массаж, но руки Халин ласкали не хуже, чем массировали, и я подумал, знает ли она об этом. Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и она улыбнулась мне, продолжая выполнять свою задачу. Она стянула меховое одеяло, и ее руки разгладили кожу у основания моего позвоночника, успокаивающе надавливая на нервные окончания.


Затем она осторожно перевернула меня и потерла грудь, пока я смотрел, как танцующий свет мерцающей масляной лампы играет на ее пристальном лице. Наконец, закончив, она накинула одеяло на мою грудь. Я поймал ее запястье, и она тихо села, не пытаясь отодвинуться.

«Ты очень красивое создание, Халин», - сказал я. "Вы это знаете?" Она улыбнулась мудрой азиатской улыбкой, и я получил свой ответ. Как и все женщины во всем мире, она слишком хорошо знала свое очарование. Она мягко провела обеими руками по моей груди до шеи, а затем снова вниз.

«У тебя красивое тело», - мягко сказала она. Она встала, улыбнулась, послала мне воздушный поцелуй и ушла мягкими беззвучными шагами. Я сразу заснул и спал как младенец.

Когда наступило утро, я был удивлен, насколько теплый день был в долине. На прогулку по улице мне понадобились только рубашка и легкая ветровка. Старик завтракал со мной, и я мельком увидел Халин, бесшумно порхающую по дому. После завтрака я вышел за местным колоритом. Я прошел всего несколько кварталов, когда подошел к внушительному храму и длинному низкому залу собраний за ним. Гхотак, выглядевший так же, как и в фильмах, которые я видел в офисе Хоука, спустился по ступенькам в сопровождении трех довольно высоких мужчин с обнаженными руками в королевских синих рубашках с рукавами-шариками, открытых до пояса. У меня создалось впечатление, что он ждал меня за дверью. Его время было слишком удачным. Он подошел прямо ко мне, и его властное лицо было холодным и суровым. Он кивнул, пренебрегая обычным поклоном.

«Пришел друг из Дома Лиунги», - сказал он с усмешкой на губах. «Мы ждали тебя».

"В самом деле?" Я сказал. «Почему-то я понял, что это не так».

Его глаза слегка двигались, но лицо оставалось бесстрастным.

«Вам следует посоветовать не вмешиваться в дела, которые вас не касаются», - сказал он. Он, очевидно, тоже выучил свой английский в британских школах, которые когда-то были разбросаны по стране. Вглядываясь в его холодные глубокие глаза, я сразу понял, что у этого человека нет шансов быть кем-то, кроме врага, поэтому я решил сыграть прямо.

«Вы говорите мне заниматься своими делами», - сказал я.

Он пожал плечами. «Если хотите, выражайтесь грубо», - сказал он. «Вы, представители западного мира, кажетесь одержимыми грубостью».

«А вы из восточного мира, кажется, одержимы властью», - ответил я. «Спасибо за совет. Я не забуду его».

Он не смог удержаться от вспышки гнева, вспыхнувшей в его глазах, когда повернулся и пошел обратно в храм. Он поговорил со своими тремя помощниками, и они повернулись ко мне.

«Ты пойдешь с нами», - сказал самый высокий низким и напряженным голосом. «Если вы не придете тихо, мы дадим понять, что вы оскорбили ламу. Через несколько минут соберется толпа, чтобы разорвать вас на части».

Я взвесил угрозу и решил, что в этом что-то есть. Но мне было больше интересно узнать, что они имели в виду. Я упал рядом с ними. Один шел впереди, а двое других окружали меня. Меня привели к низкому дому собраний, вокруг него и на небольшую, окутанную деревьями поляну.

«Гхотак решил, что ты пришел навредить», - сказал самый высокий, глядя мне в лицо. «Становится необходимым заставить тебя осознать, насколько ты ошибаешься, сделав это. Готаку жаль, что он преподал тебе такой суровый урок».

Я мысленно улыбнулся. Это был другой подход, но я знал, что тактика будет такой же. Они намеревались дать мне хорошее представление. Почти как один они залезли в свои свободные рубашки, и каждый вытащил узкую полоску вылеченного бамбука, толщиной с куртку для верховой езды. Лидер трио поднял руку и спустился с ней. Я услышал, как он свистнул, когда он пролетел по воздуху, отвернулся и поднял руку в защиту. Я почувствовал болезненный порез, когда он ударил, и сразу почувствовал струйку крови на моей руке. Я отодвинулся и улыбнулся. Я видел тихое, но мерзкое маленькое оружие. Самый высокий снова подошел, и теперь двое других собирались начать рубить своими прутьями.

«Подождите, - сказал я. Они послушно остановились. Возможно, Гхотак думал, что его убийца упустил связь со мной, но он собирался узнать другое. Может быть, эти трое были хулиганами в Непале, но по сравнению с теми, с которыми я привык обращаться, они принадлежали исключительно к лесной лиге. Мне пришлось улыбнуться, когда я увидел, что они стоят там, ожидая, что я собираюсь сказать.

Я вздохнул, а затем со скоростью кошки развернулся и нанес мощный удар по солнечному сплетению тому, что был справа. Я видел, как его глаза выпучились, когда он схватился за живот и согнулся пополам. Не прекращая движения, я развернулся, нырнул и схватил лидера трио за колени. Я резко дернул, и он перевернулся. Третий достаточно оправился, чтобы ударить меня своей бамбуковой палочкой. Я взял порез на плече, схватил его за руку и повернул. Он взвизгнул и полуобернулся, когда я надавил. Я не отпускал достаточно долго, чтобы сдавить ему шею, и он упал. Самый высокий тогда встал на ноги, и подошел ко мне и крутанулся, чтобы ударить ногой с высока.

Удар попал мне в бедро, когда я повернулся. Когда он поставил ногу на землю, он потерял равновесие. Я ударил с разворота прямо и почувствовал, как у него сломалась челюсть. Он поплыл задом к дереву и, содрогнувшись, упал на землю о ствол. Тот, кого я попал в солнечное сплетение, был на коленях, только хотел отдышаться. Я схватил его, поднял на ноги и ударил его по щеке. Кровь хлынула из раны, когда он ударился о землю. Я перетащил третьего туда, где первые две лежали почти бок о бок. Самый высокий был ошеломлен, но в сознании. Я дернул его голову за волосы.

«Обязательно скажите своему боссу, что мне очень жаль, что мне пришлось обучить вас таким образом», - сказал я. «Он поймет, я уверен».

Я вышел и вернулся на главную улицу, довольный тем, как все прошло. Гхотак не был дураком. Он понимал силу и безжалостность. Хотя я в этом сомневался, проявление этих качеств могло просто его замедлить.

Я продолжал бродить по улицам, наблюдать за людьми, останавливаться у уличных торговцев и в конце концов оказался на окраине деревни. Я как раз собирался повернуть обратно к дому Лиунги, когда, глядя на горы, возвышающиеся сразу за деревней, я увидел три фигуры, выходящие из гор. Первые двое были гидами-шерпами, я узнал по их одежде. На третьем была ярко-зеленая нейлоновая лыжная куртка.

«Я не верю в это», - сказал я себе вслух. Я ждал, не желая верить в то, что видел, но чертовски хорошо зная то, что видел. Три фигуры, растянутые в один ряд, становились больше, пока не оказались на мне. Мимо прошли два гида-шерпа. Третья фигура остановилась и взглянула на меня с облегчением и презрением.

«Похоже, я угадала», - резко сказала она. «Я дам тебе еще один шанс сотрудничать со мной», - весело добавила она.

«Я тронут», - прорычал я.

«Я знала, что ты будешь этим поражен», - сказала она и пошла вслед за проводниками. Я смотрел на нее со смесью гнева, удивления и невольного восхищения. Я решил, что любая девушка с такой решимостью не может быть такой уж плохой. Она также могла быть занозой в заднице. Но, возможно, она усвоила урок, сказал я себе, вспоминая испуг в ее глазах во время нашего последнего сеанса. Если нет, я дам ей еще один и быстро. Когда я шел обратно через деревню к дому Лиунги, я улыбнулся, проходя мимо храма Гхотака, и увидел трех фигур, помогающих друг другу подняться по ступеням.


Глава III.


Когда я вернулся в дом, я обнаружил, что старик ждал меня, чтобы попить чаю. Его информация, более подробная, чем все, что я слышал, выявила опасное положение дел, которое уже было достигнуто. Халин, занятая домашней работой, порхала в комнату и выходила из нее, каждый раз ее глаза встречались с моими в небольшом частном разговоре. Я продолжал вспоминать мягкость ее рук на моем теле, и мне приходилось постоянно вспоминать слова старика.

«На сегодняшний день в Непал прибыло более 5000 из этих иммигрантов», - сказал он. "Поскольку каждый из них является обученным агитатором-коммунистом, сведущим в способах разжигания разногласий среди людей, это значительная сила. Гхотак, если он заставит короля разрешить дальнейшую иммиграцию без ограничений, в конечном итоге станет править страной под руководством своих друзей китайских коммунистов ".

Я спросил. -«И люди действительно верят, что Гхотак руководствуется духом Кaротека?»

«Да», - ответил старик. «В этом он был очень умен, играя на всех древних суевериях и ритуалах. Сегодняшний ритуал - это древний обычай, который он возродил в средство контроля над людьми».

Халин вошла со свежим чайником и на мгновение присела, чтобы послушать. На ней была свободная черная блузка и брюки-мандарины, и она была похожа на красивую женщину-ребенка.

«Но даже больше, чем дух Каркотека, у него есть пример того, как йети убивали тех, кто публично выступал против него», - продолжил патриарх.

"Йети?" - воскликнул я. «Отвратительный снежный человек? Снова не та старая легенда».

Я задумался на трезвое молчание, которое вызвало мое замечание. И старик, и девушка смотрели на меня глубокими серьезными глазами.

"Вы, конечно, не верите в существование такого существа, не так ли?" - спросил я, внезапно почувствовав, что уже получил ответ.

«Никто из живущих здесь не сомневается в существовании йети», - сказал старик. «Йети существует. Я просто считаю, что это совпадение, что он убил тех, кто выступал против Гхотака, и Гхотак извлекает выгоду из этого».

«Но вы верите в йети? Вы оба?»

«Но, конечно, мой друг», - сказал он, и Халин кивнула, широко раскрыв глаза. «Нет сомнения, что он существует».

Я быстро отступил, понимая, что ступаю по неизведанной земле. Суеверия, по крайней мере, некоторые суеверия, очевидно, не ограничивались массами. Но прежде чем полностью отступить, я попытался еще раз кивнуть в сторону разума и логики.

"Думали ли вы, что, возможно, Готак убил этих людей и обвинил в этом йети? »- спросил я

«Только йети могли убить их. Вы бы знали, если бы видели их тела», - ответил он. Я упал, и мы допили чай. Старик вернулся наверх, чтобы отдохнуть, а Халин нужно было закончить работу по дому. Я решил прогуляться и пять минут не выходил из дома, когда встретился с Хилари Кобб. На ней был шерстяной костюм, и я снова заметил, насколько великолепно пышной была ее грудь.

«Я только что брала интервью у самого очаровательного человека», - весело объявила она. «Это Гхотак, верховный лама храма Теоан».

«Вы действительно молодец», - прокомментировал я. «Я удивлен, что он согласился встретиться с вами. Я слышал, что он очень отстранен».

«Вы удивитесь, сколько дверей откроется, когда вы высветите пресс-карту», ​​- ответила Хилари. «Он сказал, что хочет рассказать западному журналисту о своем взгляде на рост иммиграции в Непал».

«Он не упускает ни одного трюка», - проворчал я.

"Что это значит?" - спросила она неожиданно.

«Ничего», - быстро сказал я, но она уловила подвох и подозрительно смотрела на меня.

«Не пытайся оттолкнуть меня», - сказала она. «Может быть, я знаю нечто большее, чем я думала. Это то, почему Энгсли был отправлен сюда из-за китайской иммиграции в Непал? Вот почему вы заняли его место?»

"Почему бы тебе не пойти домой, пока тебя не убили?" - яростно сказал я.

"Разве ты не немного мелодраматичен, старина?" - легкомысленно спросила она. Я взял лацканы ее костюма одной рукой и притянул к себе, с облегчением увидев быструю вспышку страха, промелькнувшую на ее лице.

«Ты не можешь забыть, когда в последний раз поумничала со мной, дорогая», - прорычал я. «Я предупредил вас, чтобы вы не слишком умничали, и говорю вам это еще раз».

«И я же сказала, что не из пугливых», - отрезала она.

Я отпустил ее, и она отступила, ее голубые глаза были круглыми и серьезными. Она сказала. - "Почему бы нам не объявить перемирие?" «Я не буду мешать тебе, и ты не мешай мне».

«О, Боже, храни нас», - простонал я. «Знаешь, для умной, решительной, находчивой девушки ты ужасно глупая баба. Я даю тебе хороший совет. Это место может в любой момент превратиться в очень неприятную ситуацию».

«И отличную историю», - радостно сказала она.

«Давай, отстань», - сердито сказал я. «Просто держись подальше от меня». Я повернулся и пошел прочь от нее. У меня здесь есть работа, напомнил я себе. Попытки вразумить чрезмерно агрессивных англичанок не были частью этого. Каким-то образом это проклятое место начало вызывать у меня очень неприятное чувство. Я хотел проникнуть в суть вещей, что-то вскрыть и искоренить, разоблачить врага и встретиться с ним лицом к лицу. Но здесь все двигалось под поверхностью, замаскированным под странные отношения и подходы. Я решил сконцентрироваться на Гхотаке. Он двинулся вперед дважды. Может, я смогу заставить его открыться и совершить роковую ошибку. Я вернулся в дом, растянулся на кровати и попытался очистить свой разум от отвратительных снежных людей, богов змей и всех других суеверий. Проклятая атмосфера могла окутать вас и сделать частью себя. Я позволил своим мыслям вернуться к Халин. Теперь было то, чем стоило окутаться.

Я отдыхал, пока не услышал мягкий гонг, сигнализирующий об обеде, и спустился вниз. Мы ели быстро, потому что, как объяснил старик, ритуал начинался через час после захода солнца. Халин на мгновение извинилась, и старик сделал несколько последних затяжек из кальяна. Я допил чашку сладкого рисового вина, которое он подал.

«Я объясню, что происходит во время ритуала, как это происходит», - сказал он мне. «И большую часть этого, я полагаю, не нужно будет вам объяснять. Кстати, вы в курсе, что еще один гость из западной страны находится здесь, в Катманду?»

«Я в курсе», - сказал я. «Я не знал, что ты слышал об этом».

«Она остановилась здесь», - сказал он. «Она приняла мой дом за трактир для путешественников, и я объяснил ей дорогу. Она журналист, с которой очень легко общаться».

«И очень умна», - добавил я. Я молча держал пари, что Хилари тоже появится на ритуале. Прибытие Халин положило конец нашему разговору. Она ворвалась в комнату с блестящей оранжевой шелковой накидкой, обернутой вокруг ее обнаженных плеч. Под ним на ней был короткий украшенный драгоценностями топ, заканчивающийся обнаженным животом. Синий прозрачный материал упал с ее талии на землю. Ее груди, собранные в верхней части недоуздка, вздымались двойными бугорками, резко заострялись, а черные волосы ярко сияли на розовато-розовых щеках. Она засверкала, ожила сияющая, раскаленная жемчужина, потрясающе нежная и красивая.

Она шла между своим отцом и мной, и когда мы подошли к длинному зданию с низкой крышей за храмом, оно уже было забито людьми. Я последовал за стариком, пока он спускался вперед. Стульев не было, и все сидели на деревянном полу. Возвышенная платформа, земля сцены, заняла переднюю часть зала, и я увидел Гхотака, сидящего на ней в одиночестве. Среди толпы было несколько парней из Общества Змеи в синих рубашках. Я заметил, что мои трое друзей пропали без вести, и тихо улыбнулся. Большие курильницы свисали со стен и сидели на сцене, наполняя зал сладким, приторным запахом.


Различные статуи и резные фигурки Каркотека украшали заднюю часть сцены, а три музыканта сидели с одной стороны, двое из них тихонько играли на ситарах с длинной шеей, а третий мягко поглаживал по барабану. Дым от зажженных масляных ламп затуманил холл и добавил полумрак огромной комнаты. Внезапно вышло еще несколько музыкантов, которые сели рядом с первыми тремя, и я услышал жуткую музыку медной трубы и раковины, присоединяющейся к барабану и ситарам.

Старик сел по одну сторону от меня, а Халин - по другую, и когда я взглянул на нее, я увидел, как под украшенным драгоценностями топом мягко поднимается ее грудь. Я подумал, что они будут похожи на нее, маленькие, но идеальные. Я оглядел толпу в поисках пепельно-русой головы и, наконец, заметил ее прямо напротив того места, где сидел. Хилари Кобб стояла у стены, статуя рядом с стоявшими рядом с ней непальскими женщинами. Я посмотрел на платформу и увидел, как Гхотак поднимается и подходит к краю. В зале сразу воцарилась тишина. Он поднял руки, объемные шафрановые рукава его мантии свободно спадали, и начал серию заклинаний. Толпа бормотала вместе с ним. Наконец он закончил, опустил руки и посмотрел на публику высокомерно высокомерным лицом.

«Сегодня вечером мы радуемся плодородию Духа Каркотека», - произнес он. «Сегодня вечером Каркотек, Владыка всех змей, помогает нам освободиться, насладиться своими телами, стать одним из его собственных. Но сначала он посылает нам сообщение. Его желание состоит в том, чтобы я сказал вам, что пришло время попросите нашего уважаемого правителя, потомка Вишну Хранителя, приветствовать всех тех, кто будет жить на нашей святой земле под Духом Каркотека ».

Толпа одобрительно прошептала.

«Когда ритуал закончится, - продолжал Гхотак, - вы продемонстрируете, что услышали пожелания Каркотека, данные вам из моих скромных уст, подписав великий свиток, который будет отправлен королю, возвышенному потомку Вишну".

Снова толпа пробормотала свое понимание.

«Как написано в Священных Книгах, - добавил Гхотак, - пусть он бросит вызов воле Каркотека, скажет открыто или навсегда останется в молчании».

Я почувствовал, как мои руки напряглись, когда старик поднялся, оглядел толпу и взглянул на Гхотака.

«Каркотек не говорит устами Готака», - сказал он, и толпа громко вздохнула. «Я сказал это раньше, и я говорю это вам сейчас еще раз. Но сегодня у меня есть другой, который хотел бы поговорить с вами. Он прибыл из страны, находящейся за много тысяч миль отсюда. Он прошел эти мили, потому что он хотел поговорить с вами. вы. Его сердце обеспокоено тем, что он слышал так далеко ".

Патриарх повернулся ко мне, и я понял. Я встал, проигнорировав горящий взгляд Гхотака, и повернулся к толпе.

«Патриарх Лиунги говорит правду», - сказал я, бросив быстрый взгляд на море слушающих, безмолвных людей в полутемном, дымном зале. «Те, кто хочет въехать в вашу страну, не приходят как друзья. Я слышал Дух Каркотека на моей земле, и его голос попросил меня уйти из моего дома, чтобы сказать вам это. Это будет знаком для вас, как мне сказали . "

Голос Готака прервался, когда он начал действовать.

«Старик стар, а иностранец лжет», - прогремел он. «Слушайте их, и Дух Каркотека разгневан и наведет на вас зло. Вы ищете знамения? Подумайте, как йети убил тех, кто выступал против Гхотака».

«Йети никому не причинит вреда», - крикнул я. Я чуть не сказал, что йети - это проклятая мистификация, но поймал себя.

«Неужели йети не убил тех, кто выступал против Гхотака?» - закричал монах, и толпа заревела в ответ.

"Разве Каркотек не подал тебе знак этим знамением?" - спросил он, и снова толпа взревела. Гхотак повернулся и указал пальцем на Лиунги.

«Иди в горы, старик, и возвращайся, не тронутый йети», - крикнул он. «Если ты сможешь это сделать, Гхотак узнает, что Дух Каркотека не говорит его устами и что ты и иностранец не лжете».

Я увидел, как на губах патриарха появилась тонкая улыбка.

«Я принимаю вызов», - сказал он. «Свиток не будет подписан, пока вызов не будет выполнен».

Толпа ахнула, из них вырвался громкий шипящий звук, а затем они захлопали. Лиунги сел, потянув меня к себе.

«Он поймал себя в ловушку», - взволнованно сказал старик. «Я понял это и сразу воспользовался этим».

«Но вы верите в йети», - сказал я.

«Конечно, но не то, чтобы он убивал ради Гхотака. Другие убийства были случайностью. Этого больше не повторится».

Я был склонен согласиться со стариком, тем более что я знал, что все истории с йети - это часть дикого фольклора. Может быть, монах поймал себя в ловушку, думая, что старик будет слишком напуган, чтобы принять его вызов. Мои глаза снова были обращены на сцену, когда снова загремел голос Готака.

«Ритуал начинается», - торжественно объявил он. Мгновенно мягкий фон музыки сменился резким, почти пугающим ритмом, настойчивым ритмом, который учащался, замедлялся и снова ускорялся в пульсирующий ритм.


Ситаристы начали мерцающую бесконечную серию аккордов, и пока я смотрел, на помосте появились шесть девушек в ниспадающих вуалях, с обнаженной грудью под тонкой тканью. На каждом было то, что я сначала принял за подсвечники. В каком-то смысле они были, но когда они были установлены, по три с каждой стороны платформы, я увидел, что это восковые фаллические символы, каждый со своим выпуклым основанием. Реалистично оформленные восковые символы подсвечивались на крошечном фитиле на конце каждого из них.

«Воск обрабатывают специальным маслом, чтобы он быстро таял», - прошептал мне старик. Шесть девушек простерлись перед символами, а затем собрались вместе в центре сцены.

«Гхотак, как Верховный лама храма, выберет девушку, чтобы принести в жертву Каркотеку», - прошептал мне патриарх.

Я спросил. - "Кого он может выбрать?"

«Кого-нибудь здесь», - сказал старик. «Обычно он выбирает из храмовых девушек. Девушка, призванная Святым, начнет возбуждать все виды эротических эмоций, какие только сможет, танцами и другими телесными действиями. На сцену будут прыгать разные мужчины и предлагать себя им. она должна выбрать одного, прежде чем фаллосы сгорят дотла, и тому, которого она выберет, она должна отдать себе этой ночью "

Пока я смотрел, Гхотак стоял перед шестью девушками. Затем он внезапно повернулся и указал на публику.

«Я выбираю Халин, дочь Дома Леунги, чтобы предложить дань уважения Духу Каркотека», - кричал он.

Я бросил взгляд на старика. Он ошеломленно уставился на монаха.

"Она не выходит?" - спросил Гхотак насмешливо. «Неужели дочь Дома Леунги слишком хороша для Духа Каркотека? Разве такой дом смеет говорить за Каркотека?»

- прошептал мне старик сквозь зубы.

«Если я откажусь позволить Халин отдаться, я должен прекратить противодействие ему», - сказал он. «Он знает это. Это вопрос личной чести».

«А если ты не откажешься, то бросишь Халин бог знает кому», - сказал я. «Скажи ему, чтобы он пошел к черту. Я найду другой способ добраться до него ".

«Дьявол в монашеских одеждах поразил самое сердце чести и веры», - пробормотал патриарх. Внезапно я услышал стремительное движение сбоку, вспышку оранжевого шелка, проносящуюся по воздуху. Я повернулся и увидел, что Халин мчится к платформе. Я позвал ее, но она даже не остановилась. Когда она забралась на платформу, толпа приветствовала ее. Музыка усилилась, и из урн вдоль стен внезапно вышел вызывающий воспоминания запах - странно возбуждающий запах. Я почувствовал повышенную эмоциональность в аудитории и увидел, что некоторые женщины уже отбрасывают шелковые шарфы, вуали и верхнюю одежду. Халин была на сцене, тихо стояла, а Гхотак удалился, спустившись по краю платформы. Горели фаллические символы, каждый из которых имел свой оттенок яркого пламени. Я поймал взгляд Халин, когда она смотрела на ближайший фаллос, и они сияли странной яркостью. Теперь музыка отбивала свой пульсирующий ритм с почти оглушительной громкостью, и от звука и ритма невозможно было уйти. Они захлестнули меня, как волны океана, погружающие, поглощающие, требовательные. Я наблюдал, как Халин начала танцевать, сначала медленно, затем с возрастающей чувственностью. Я видел экзотических танцовщиц по всему миру, но все они воображали. Халин изменилась, ее глаза были полузакрыты, голова запрокинута. Она приблизилась к каждому фаллосу, слегка лаская восковые изображения, затем обошла каждый, толкая каждую грудь своей грудью. Она раскачивалась взад и вперед, и теперь ее живот начал подниматься и выдвигаться, и она переместилась к центру платформы. Голубые одежды, которые она носила, быстро разорвались, когда ярость ее движений усилилась, а ее тонкие и тонкие ноги пульсировали и раскачивались.

Благовония и жар достигали публики, и я чувствовал, как они раскачиваются, слышал стоны и полувеклы. Халин выставила им живот, раздвинула ноги и выгнулась назад. Я услышал женский крик и, оглянувшись, увидел мужчину, который катался вместе с ней по полу, раскачивая ноги вверх и вниз. Мужчины и женщины цеплялись друг за друга. В нескольких футах от нее женщина выгнула тело назад и начала корчиться в гипнотическом эротизме. Пугающий экстаз охватил толпу, воздух наполнился тихими стонами и жуткими звуками. Я видел, как Хилари Кобб прижалась к стене и смотрела широко раскрытыми испуганными глазами. Я улыбнулся, увидев, как она вытерла ладонью лоб и щеку, и даже в полумраке я увидел, как ее кожа блестит от пота.

Халин рухнула на пол платформы, вытянув ноги, выгнув спину, ее живот подпрыгивал судорожными движениями восторга, а восковые фаллосы продолжали гореть. Я чувствовал пот на своих ладонях, а задняя часть моей рубашки была влажной. Пока Халин продолжала подниматься и опускаться под настойчивый ритм музыки, мужчина прыгнул из аудитории на платформу. Он стоял над ней, расставив ноги, его торс работал. Халин перевернулась, и он отошел и упал с платформы, чтобы тяжело дышать, лечь на пол.

Еще одна фигура выскочила на сцену и танцевала перед Халин, теперь катаясь по сцене взад и вперед. Она отвернулась, не прекращая собственных эротических движений, и он удалился. Я мог видеть, что Халин была охвачена собственным безумием, она скользила и каталась по сцене, двигая спиной и плечами в чувственном ритме, приподнимая живот в нетерпеливых толчковых движениях, в то время как восковые фаллические символы продолжали гореть дотла. .

Передо мной женщина наполовину закричала и упала на мои ноги. Сразу же она перевернулась и начала двигаться, как змея, по моим ногам. К ней присоединились еще одна женщина и мужчина, и они терлись друг о друга в медленном исступлении. Все больше мужчин предлагали себя Халин, и каждый был отвергнут из-за поворота ее головы или поворота ее тела. Фаллосы находились не более чем в нескольких дюймах от выпуклых восковых оснований. Я услышал хриплый шепот ее отца.

«Она больше не может отказываться», - сказал он напряженным голосом. «Она должна кого-то выбрать. Время для нее заканчивается».

Вопли и крики теперь звучали как один непрерывный шум, и я понял, что Халин, увлеченная собственным безумием, тем не менее сдерживала ужасный момент так долго, как могла. Мои руки были мокрыми, и по рукам струился пот. Я вскочил на ноги, перепрыгнул через корчащиеся, ниспадающие тела и побежал к платформе. Я видел, как ошеломленная Хилари Кобб, прижатая к стене, наблюдала за сценой необузданного эротического желания. Я поймал ее удивленный взгляд, когда пролетел мимо. Глаза Халин были закрыты, когда я прыгнул на платформу, встал над ней и позвал ее по имени. Она открыла глаза, и ее извивающееся тело продолжало свой чувственный ритм. Стоя над ней, я почувствовал, как мои чресла раздуваются от желания, я покачал головой и сжал руки. Боже, зараза этого места была непреодолимой. Я хотел упасть на ее прекрасное тело, запечатлеть эту маленькую идеальную форму и сделать ее своей. Но я пришел сюда не для этого, напомнил я себе. Я был здесь, чтобы что-то предотвратить, а не совершить. Внезапно Халин поднялась, схватила меня за ноги. Она прижалась лицом к моему паху, потерлась головой о меня, а затем, откинув голову назад, испустила пронзительный крик освобождения.

Шум прекратился с пугающей внезапностью, и на долгое время воцарилась мертвая тишина. Восковые изображения рассыпались, и зал почти погрузился в темноту. Теперь тишину нарушали только звуки выдыхаемого дыхания и подавленные рыдания. Я посмотрел на Халин. Она упала без сознания на пол. Я поднял ее и отнес с платформы мимо горящих глаз Гхотака. Я выбрался из холла и обнаружил рядом с собой ее отца. Я распахнул дверь и вышел на прохладный ночной ветер, чистый, освежающий ветер. Халин была пером в моих руках, красивой спящей куклой. Уходя с ней, я увидел, как из холла показалась светловолосая голова, и, оглянувшись, я увидел Хилари Кобб, прислонившуюся к стене здания с закрытыми глазами и собравшуюся.

Халин пошевелилась, и я остановился. Она открыла глаза, и на ее лице появилась удивительно мягкая улыбка. Я поставил ее на ноги, и ее глубокие глаза смотрели на меня.

Я спросил. - "Ты можешь идти?" Она кивнула, и ее отец обнял ее за талию. «Все кончено, и с тобой все в порядке», - сказал я. Я увидел глубокое облегчение и благодарность в глазах старика, и Халин склонила голову ему на плечо. Я пошел дальше и оставил их одних. Эротическое возбуждение на время стерло настоящую опасность, но только на время. Они все еще были там, возможно, даже больше. Но в очередной раз они были прикрыты возмутительным образом этой странной страны. Был брошен вызов, на него был дан ответ, а затем он был скрыт вспышкой сексуального расстройства в масштабе массовой оргии. Завтра старик отправится в горы, чтобы доказать, что он не будет убит чем-то, чего не существует, чтобы доказать, что мифологический бог не общался через помешанного на власти монаха. Я покачал головой и попробовал еще раз, но все вышло так же. В этом месте все носили маски, и у меня было неприятное ощущение, что за одним из них скрывается смерть.


Глава IV.


Я гулял в прохладном ночном воздухе и сначала отпустил Халин и ее отца домой. Наконец я проскользнул в тихий дом и поднялся в свою комнату. События, свидетелем которых я только что стал, разбудили бы мраморную статую, и я обнаружил, что ворочаюсь в тишине ночи. Меховое одеяло было теплым и мягким, чертовски похоже на женщину. Я проснулся, когда услышал слабый звук открывающейся двери. Я сел голый, если не считать шорт, и Вильгельмина была в моей руке, готовая выстрелить, мой палец напряженно нажимал на спусковой крючок. В окно проникал мягкий синий свет, пока я ждал, глядя, как дверь открывается дальше. Внезапно в комнате появилась миниатюрная фигура под широким объемным шелковым халатом.

"Ник, ты проснулся?" мягко сказал ее голос.


«Халин», - сказал я. "Что ты здесь делаешь?" Она вошла в комнату, закрыв за собой дверь. Она села на край широкой кровати, и мягкий лунный свет через окно осветил углы ее лица. Глаза ее были черными, бездонными ямками, каждая из которых ярко освещалась.

«Я пришла к тебе, Ник, - сказала она. «Написано, что девушка отдаст себя тому, кого выбрала».

«Халин», - сказал я, кладя руки на ее маленькие плечи. «Я думал, ты поняла. Я пришел к тебе, чтобы тебе не пришлось никому отдавать себя».

«Я понимаю», - мягко сказала она. «Я знаю, что ты сделал это для меня».

«Тогда тебе нет необходимости здесь находиться», - сказал я. «Тебе не нужно продолжать это со мной».

«Но также написано, что девушку переполняет желание иметь мужчину, которого она выбрала», - ответила Халин. «И это тоже правда».

Я нахмурился. - "Это так с тобой, Халин?" Она не ответила. Вместо этого она низко наклонилась, и одним быстрым движением объемное платье было отброшено, и я увидел существо столь совершенной формы, такое деликатно чувственное, подобное драгоценному камню во всех аспектах, что было чрезвычайно волнующим. Она сидела прямо, ее спина изгибалась красивой аркой, ее груди были направлены вверх, полные и округлые под сосками и изгибались с идеальной симметрией крошечным выступающим вершинам. Ее стройные ноги были красиво сформированы, а бедра плавно округлены. Она подошла ближе к меховому одеялу, положив руки мне на плечи.

«Это так, Ник», - выдохнула она, и я почувствовал, как маленькое тело задрожало. Она толкнула меня обратно на кровать и начала прикрывать мое тело губами, мягко, горячо дыша на мою кожу, легонько двигаясь вниз по груди, поперек живота, вниз, вниз, вниз с прикосновением, нежным, как крыло бабочки. . Она послала через меня безумие желания, и я почувствовал, как мое тело отвечает. Я перекатил ее на меховое одеяло и позволил своим рукам ласкать два маленьких красиво остроконечных выступа ее груди. Она тихонько застонала, и ее ноги обняли меня за талию. Я почувствовал, как ее руки сжались вокруг меня, и внезапно вся мягкая нежность уступила место огромному, всепоглощающему голоду. За ее хрупким телом скрывалась фантастическая жилистая сила, сила натяжения, которой соответствовала ее выносливость. Только позже той ночью, размышляя, я вспомнил, как она с такой легкостью продвигалась через коварные и извилистые горы.

«Я твоя, Ник», - выдохнула она. "Я вся твой." Она вышла из-под меня, ослабив крепкую хватку ног, и повернулась, чтобы поднести больше себя к моим губам. Ее собственный рот был лихорадочным, голодным животным, жаждущим моего прикосновения. Я нашел ее под собой, верхом на моих бедрах, томящейся на моем лице, все это было сделано плавными движениями грации и легкости. Она могла скользить своим телом внутрь, наружу и поперек с непринужденной красотой змеи, а ее губы и язык непрестанно пели гимн Приапу. Я позволил своим губам коснуться идеальных кончиков ее груди, и я почувствовал, как они пульсируют от прикосновения. Халин нежно шевельнула грудью, прижимая ее к моим губам. Затем она прижала их так сильно, что я боялся, что причиню ей боль, и ее руки обвились вокруг моей головы, крепко прижимая к себе. Она резко отстранилась и упала, выгнувшись назад на кровати, приподняв бедра вверх, чтобы я мог их взять, и снова она стала такой же, какой была во время ритуала, лихорадочно пульсируя от желания. Я подошел к ней, и она с тихим стоном перевела дыхание. Я медленно двигался в ритме с ее телом, пока ее маленькие, тонкие ножки обвились вокруг моей талии, она вздрогнула в мгновение ока, раскинув руки на кровати, зарывшись руками в одеяло. Она оставалась в таком состоянии надолго, погруженная в удовольствие-боль своего оргазма, не желая выпускать даже бесконечно малый момент восторга. Когда, наконец, ее тело обмякло, и она упала обратно на кровать, она прижала мою голову к своей груди, удерживая меня там почти так, как мать держит ребенка.

Наконец я двинулся, и она свернулась калачиком у меня на руке, ее прекрасные маленькие груди все еще вызывающе смотрели вверх. Я смотрел на нее, женщину-ребенка, существо, столь похожее на эту ее страну, образец контрастов. Когда она лежала у меня на руках, руки, которые почти обнимали ее маленькое тело, я подумал о строчке из индуистской молитвы - Ом мани падме хум - «О, драгоценный камень в лотосе». Это было действительно наглядно, потому что в ее физическом совершенстве было что-то вроде драгоценного камня. Некоторое время она лежала тихо, а затем начала шевелиться. Не открывая глаз, ее рука скользнула вниз по моему телу, а ее губы и язык снова скользнули по моей груди. Глаза все еще закрыты, она поглаживала, прижимала и ласкала с воспламеняющей нежностью, которая была ее и только ее. Я двинулся под ее прикосновением, и только когда я наклонился и притянул ее голову к своей, она открыла глаза.

«Я твоя, Ник», - повторила она и еще раз начала показывать мне, насколько полно и целиком она имела в виду эти слова. Когда, наконец, она снова лежала в моих руках, я заснул,


Для нее было типично, что на рассвете она ускользнула так тихо, что я лишь смутно осознавал ее уход. Когда я проснулся, я был один, солнце было ярким, а мое тело все еще жаждало ее. Я потянулся, встал с постели, умылся и побрился. Я все еще был в шортах, когда дверь открылась и вошла Халин с подносом с чаем и печеньем в руке. В просторном халате с поясом посередине она поставила поднос на кровать и налила горячий крепкий чай. Это открыло глаза и воодушевило. Она сказала всего несколько слов, но ее глаза, глубокие и мягкие, говорили о многом. Когда я допил чай, она сдвинула поднос с кровати, сбросила халат и легла рядом со мной обнаженная.

«Предположим, твой отец ищет тебя», - сказал я.

«Отец знает, что я здесь с тобой», - сказала она небрежно. «Кроме того, он проводит большую часть дня в молитве и готовит своих друзей на ночь».

Несмотря на потрясающую красоту этого гладкого, загорелого, стройного тела, вытянувшегося передо мной, а вздернутые груди так пикантно заострялись, я почувствовал себя неловко, думая о том, что может принести ночь.

«Мне все это не нравится», - сказал я вслух больше себе, чем девушке. «Я не верю в йети, но я не верю, что Гхотак ничего не добьется».

«Он ничего не может сделать», - сказала она. «Мы пойдем с моим отцом к подножию гор. Там были наняты несколько шерпов, чтобы они стояли на страже и следили, чтобы никто не входил в перевал в горы и никто не уезжал до завтра».

Я знал, что в горы можно попасть только через узкий проход в предгорьях. Я крякнул в знак согласия, но не был удовлетворен. Халин прижалась к моему телу, ее руки лежали на моем животе. «Я твоя, Ник», - пробормотала она снова и прижалась ближе. Она лежала рядом со мной, позволяя моим глазам насладиться ее прекрасной маленькой фигурой, а затем она поднялась и надела халат.

«Отец уедет за час до заката», - сказала она.

«Я буду готов», - ответил я. Она ушла, не оглянувшись, а я оделся и вышел. Улицы были заполнены людьми, крестьянами со своей продукцией, уличными торговцами и святыми людьми, которые строго ходили в одиночестве. Я медленно шел по улице, бесцельная небрежность моей прогулки маскировала далеко не случайные цели, которые у меня были. Старый патриарх был убежден, что Готак поймал себя в ловушку своим вызовом. Я не был так уверен в этом. Я видел тонкую улыбку на губах монаха, когда Лиунги принял вызов. Шерпы должны были препятствовать тому, чтобы кто-либо входил или выходил из перевала после того, как старик ушел в горы, или, по крайней мере, сообщить об этом. И все же Гхотак был монахом, почитаемым человеком, а это были простые люди. Он мог, я был уверен, легко убедить их пропустить его и ничего не сказать об этом. Они не собирались ослушаться слов Святого. Если бы это был его план, он бы нашел больше, чем одного старика в горах, мрачно подумал я.


Глава V


Я небрежно двигалась к храму Гхотака, когда на некотором расстоянии позади себя заметила вспышку светлых волос. Я замедлил шаг и остановился у уличного торговца коврами. Быстрый взгляд сказал мне, что светловолосая голова притащилась за телегой для коз. Я улыбнулся и пошел дальше. Я был в храме и обошел его, вернувшись туда, где длинный зал для собраний почти соединялся с самим храмом. За длинным низким зданием, в задней части храма, я увидел окна чего-то, что напоминало жилые помещения. Это было то, что я искал, и я подкрался ближе и заглянул внутрь. Я увидел комнату, довольно большую, скудно обставленную в суровой обстановке, подобающей монаху. Другая комната вела за первую. Я быстро пошел дальше, прежде чем кто-то прошел, обогнул храм и вернулся на улицу. Я увидел, что Хилари Кобб пряталась за угол здания. Я перешел улицу, выскочил за угол и чуть не упал на нее, когда она стояла прижатая. напротив стены.

Я сказал. - "Что, черт возьми, ты делаешь?" «Играешь в детектива? Детка, тебе нужно многому научиться, как за кем-то выслеживать».

«Я не играю в детектива», - отрезала она, расслабляясь. Это называется «Поиск истории». На ней была мягкая коричневая ветровка, и то, как она выступала, снова напомнило мне о безупречной мягкости ее груди. «Нет закона, который гласит, что я не могу смотреть, кто что делает или куда идет на улице», - сказала она высокомерно и самодовольно.

"Думаю, что нет", - ответил я. «Кстати о просмотре, я видел, как ты неплохо справился с этим вчера вечером».

На ее щеках появились два слабых румянца, но она только сердито посмотрела на меня.

"Почему ты не распустила волосы и не присоединился к веселью?" - насмешливо спросил я. «Я подумал, что ты собираешься это сделать».

Ее челюсти сжались, и она продолжала сердито смотреть на меня.

«Я заметила, что ты не теряешь времени в участии», - язвительно ответила она.

«Вы бы не поверили правде, если бы я сказал вам», - сказал я.

«Я знаю, ты спас ее от судьбы хуже смерти», - усмехнулась она. Сарказм разливался повсюду.

«В каком-то смысле это именно то, что я делал», - ответил я.


Она фыркнула. «Пожалуйста, - сказала она. «Поза просто не подходит. Вы просто не могли упустить возможность».

«Хилари, дорогая, - сказал я, - среди прочего у тебя проявляется зависть».

В ее голубых глазах вспыхнули молнии. «Я должна дать тебе за это пощечину», - прошипела она сквозь зубы.

«Не будешь», - лаконично ответил я. «Вы знаете, я без сомнения нанесу ответный удар».

«Да, и я знаю кое-что еще по состоянию на прошлую ночь», - выпалила она. «Я знаю, что рассказала свою историю, и я не собираюсь отказываться от нее. Нет никакой чертовой причины для вас так беспокоиться о небольшой иммиграции, если это все, что нужно».

«Знаешь, я думал о тебе, Хилари», - сказал я небрежно. «Я решил, что ты не более чем вредитель. Даже если у тебя есть эта история, ты не сможешь отправить ее отсюда. Тебе придется подождать, пока ты не вернешься в Дарджилинг или Бутан. К тому времени другие источники закроят на вас крышку ".

«Ты просто продолжай так думать, Янки». Она холодно улыбнулась, повернулась на каблуках и ушла. Я смотрел ей вслед, хмуро глядя ей вслед, чувствуя привлекательный длинный изгиб ее ног. Что, черт возьми, она имела в виду под этим загадочным замечанием? Я знал, что она могла блефовать и бахвалиться, но что-то в ее тоне подсказывало мне, что на этот раз она так не поступит. Реплика раздражающе плыла передо мной. Это была строго секретная операция, ходьба по яйцам, как выразился Хоук, только между яйцами было что-то смертельное. Это было тайное дело до, во время и после, особенно во время. Мы пытались встретить умный ход китайских красных, в котором использовалась обычная комбинация внутреннего предательства и тайного проникновения. Это был хитрый ход, и нам пришлось встретиться с ними на тех же условиях. Любая огласка обязательно спровоцирует всевозможные прямые действия по сохранению лица, а это последнее, чего мы хотели в этом деле.

Я медленно вернулся к дому с очень тревожным чувством. Я был уверен, что замечание Хилари Кобб требует дополнительной проверки, и я сделал мысленную пометку, чтобы это сделать. В доме Халин сидела у окна в шелковой мантии, закрывавшей ее миниатюрную фигуру.

«Вы говорили с английской журналисткой», - просто сказала она, когда я подошел к ней. «Я была на рынке ипрошла мимо вас. Она очень красивая».

Она пристально посмотрела на меня, ее глубокие глаза говорили много вещей, некоторые из которых я не решался читать. Я положил руку ей на плечо, она на мгновение прислонилась ко мне, а затем ушла.

«Отец уезжает немного раньше», - сказала она. «Я оденусь и буду готова через несколько минут». Я смотрел, как она подошла к арке без дверей между комнатами. Она повернулась, посмотрела на меня и позволила шелковому платью спасть с ее плеч и стать обнаженной, красиво обнаженной, она как бы парила в полете, на мгновение мелькнула нимфой, а затем исчезла в дверном проеме. Она сделала это так красиво, предложив мне как напоминание, так и обещание, жест одновременно мощный и тонкий.

Я пошел в свою комнату, обнаружил, что она отремонтировала мою рваную ветровую куртку, и оделась для прогулки в тени гор. Когда я спустился вниз, там была Халин, закутанная в несколько ярдов материи, похожая на сверток старой одежды. Ее отец, одетый в тяжелую куртку из шкуры яка и сапоги, с брюками на меховой подкладке, нес на спине небольшой синий рюкзак и держал в руке длинную трость. Мы торжественно пожали друг другу руки, по крайней мере, я был торжественен. Старик улыбался уверенно; ему нужно было просто провести ночь, и Гхотак был бы автоматически дискредитирован. Мы вместе отправились в поход в горы. Многие сельские жители почтительно поклонились, сложив руки в традиционном жесте молитвы и добрых пожеланий. За пределами села температура заметно упала, когда мы подошли к перевалу в недрах высоких пиков. Когда мы приблизились к подножию гор, я увидел Гхотака и трех его людей, ожидающих перед четырьмя шерпами, которые выстроились в линию у входа в перевал. Лиунги остановился и поклонился монаху, который в ответ склонил голову. Я заметил, что под шафрановой мантией на Готаке были тяжелые, заснеженные ботинки.

«Гхотак был в горах?» - спросил я у него, глядя на его ботинки.

«Сегодня утром», - ответил он. «Дважды в неделю я хожу в горы, чтобы медитировать в уединенном мире».

«Это правда», - услышал я шепот Халин. «Он делал это в течение многих лет. Святой человек должен медитировать в тишине и уединении, как написано, настроенный на окружающую его природу».

Ее отец провел губами по щеке девушки и поклонился мне. Он повернулся к Гхотаку.

Завтра, когда я вернусь, твоим злым планам придет конец. Люди узнают правду ».

Я смотрел на лицо Готака, когда старик ушел, но его бесстрастие ничего мне не сказало. Монах и его люди некоторое время смотрели, а затем повернулись и ушли. Халин и я остались смотреть, как маленькая фигурка становится все меньше и меньше, пока, наконец, не скрылась из виду на фоне высоких пиков. Мы пошли обратно к дому, и когда мы наконец прибыли, было темно.

«Я снова приду к тебе сегодня вечером, Ник», - прошептала Халин.

. Я прижал ее крохотную талию, наполовину обхватив ее одной рукой.

«Я должен что-то сделать, Халин, - сказал я. «Это может занять много времени, а может и нет. Вы меня подождете?»

"Английская журналистка?" - тихо спросила она. Я бы улыбнулся, но в ее голосе была такая грусть.

«Нет, малышка», - сказал я. "Что-то другое."

«Я подожду», - сказала она. "Независимо от того, как вы опоздали".

Халин пошла в свою комнату, я немного подождал, а затем ушел из дома. Шерпы были на перевале, но я не мог рассчитывать на это. Было очень темно, когда я подошел к покоям Гхотака в задней части храма. Я прошел вдоль строительной линии и увидел свет, исходящий из окон. Этого было недостаточно. Черт, кто угодно мог оставить свет включенным. Я знал, что если Готак собирался отправиться в горы, ему очень скоро придется отправиться в путь. Если он что-то задумал, ему нужно было действовать до наступления дня, а подъем в горы сам по себе занял бы часы.

Я собирался отойти от стены зала заседаний, когда увидел охранника в синей рубашке и с распущенными рукавами, внезапно вырисовавшийся на фоне света из окна. У него был длинный кусок дерева и, несомненно, где-то на нем нож. Я сидел в тени и ждал, пока он вернется, когда он миновал окно. Через мгновение он вернулся и ушел от меня. Я вышел и почти добрался до него, когда он услышал звук моих шагов. Он повернулся, попытался поднять дубинку, но я первым добрался до него с резким ударом в горло. Он ахнул, схватившись за горло. Я вырвал дубинку из его рук и ударил ею по голове. Он рухнул кучей, и я перешагнул через него. Это произошло так быстро, что я сомневался, видел ли он, кто ударил его в темноте.

Я подошел к окну и заглянул внутрь. Гхотак был в комнате, скрестив ноги, на циновке на полу. Он попыхивал кальян и писал на пергаментном свитке. Я бросил взгляд на охранника. Он будет отсутствовать по крайней мере на полчаса, но могут быть и другие. Снова заглянув в окно, я еще раз взглянул, взглянул на часы и решил, что мне нужно подождать. У него еще было время съехать. Я взял охранника и, используя его собственную рубашку и несколько листьев, связал его, заткнул ему рот и затащил в кусты поблизости. Я устроился на бдение у окна Готака, проверяя его каждые полчаса. Он продолжал писать на пергаменте, пока, наконец, не отложил его в сторону и не закурил кальян короткими отрывистыми затяжками. Я взглянул на часы и понял, что если он шел за патриархом, то уже должен был быть в пути. Я низко спустился, прошел под край окна и пошел обратно через затемненную деревню.

Он был здесь. Я должен был быть удовлетворен, но все же мне было не по себе, с тем же беспокойством, которое я испытал после загадочного замечания Хилари Кобб. Монах был слишком спокоен. Он точно так же, как и мы, знал, что, когда патриарх вернется, это дискредитирует все здание духовной силы, которое он построил для себя. Какого черта он тогда так спокойно относился ко всему этому? Хотел бы я знать ответ на это. Когда я вернулся, дом был в полной темноте, и я пошел в свою комнату, думая, что, возможно, Халин легла спать и заснула. Но из-под мехового одеяла вытянулась маленькая теплая рука, и я быстро разделся, положив Вильгельмину и Хьюго на пол рядом с кроватью. Я проскользнул с ней под одеяло и обнаружил, что она нетерпеливо, восхитительно тянется ко мне, ее руки протягиваются, чтобы приветствовать мое тело на своем, ее мягкие ноги жаждут открыть для меня порталы экстаза.

Мы занимались любовью, держались друг за друга и снова занимались любовью, как будто мы оба пытались не думать о старике в темноте, в одиночестве среди бушующих ветров снега и высоких ледяных пластов. Когда мы, наконец, заснули, совершенно измученные и пресыщенные, я взял ее на руки, как будто держат спящего ребенка.

Утром, когда я проснулся, она все еще была рядом со мной. Она пошевелилась, и мы остались в замкнутом мире объятий друг друга. Когда мы наконец встали, Халин приготовила завтрак, пока я брился, и, как будто по некоему молчаливому соглашению, никто из нас не говорил о том, о чем больше всего думали. Утро Халин занялась домашними делами, и я вышла на улицу. Мои глаза неумолимо приковывали высокие пики, окружавшие деревню. Меня переполняло гневное беспокойство, которое усиливалось с течением дня, когда отец Халин не появлялся. Я никогда не был на миссии, где происходило так много всего и происходило так мало. Мне даже стало горько из-за Гарри Ангсли и его проклятой лихорадки. Он должен был быть здесь по этому поводу. Англичане были более опытными и более приспособленными по своей натуре для такой игры в кошки-мышки. Мы, американцы, слишком прямолинейны и ориентированы на действия. Конечно, тогда я не мог этого знать, но действие, которого я жаждал, вылилось в быстрое извержение.

Хилари Кобб, статно красивая в белой куртке

, и красочном клетчатом килте Кэмпбеллов, спустились, увидела меня и направились туда, где я стоял.

"Он еще не вернулся?" - прямо спросила она. Ее назойливость, шпионство и прямота только раздражали мое гневное, тревожное беспокойство.

«Не твое проклятое дело», - прорычал я. Я видел, как ее брови слегка приподнялись, а глаза сразу же сузились.

«В любом случае, ты последователен», - огрызнулась она. «Всегда неприятно. Насколько я понимаю, вы ничего не слышали и довольно нервничаете по этому поводу».

Я мог бы весело свернуть ей шею для такого точного анализа. Она взглянула на часы.

«Если ты скажешь, что у него уже было время вернуться, я буду надирать тебе задницу на всем пути к Эвересту», - прорычал я. Я долго и пронзительно смотрел ей в глаза и внезапно увидел, как они смягчились и изменили выражение лица. Она моргнула, на мгновение отвернулась, а затем посмотрела на меня.

"Вы верите в йети?" - спросила она тихо, трезво, почти как маленькая девочка.

"Ты тоже?" Я честно кричал. «Нет, черт возьми, я не верю в хороших фей, банши или мерзких снежных людей». Я повернулся и зашагал прочь, бормоча себе под нос. Халин стояла у окна, когда я вошел, схватил свою тяжелую куртку и направился к двери. Ей не нужно было спрашивать, куда я иду.

«Я пойду с тобой», - просто сказала она.

«Нет», - резко ответил я, а затем, смягчив голос, на мгновение обнял ее. «Лучше мне идти одному. Я возьму с собой двух шерпов. Я думаю, что, возможно, ваш отец застрял в снежной горке или в забитом проходе. Мы вернем его».

Она прижалась ко мне, быстро поцеловала и отступила. Я вышел, желая почувствовать себя так же уверенно, как звучал. Я не верил в проклятого мерзкого снежного человека, но я боялся, что со стариком что-то случилось. Все, что я мог видеть в своей голове, это фигура Гхотака накануне вечером, который спокойно сидел и попыхивал трубкой. Я поймал двух шерпов, и мы направились к грозным башням из снега и льда, которые смотрели на нас с таким непреклонным презрением. Следы патриарха были четкими, по снегу легко было идти. По мере того, как мы поднимались выше и снег на земле становился все глубже, его следы становились еще легче, и мы хорошо проводили время. Он ушел глубоко в горы, и тропа становилась все круче и опаснее. Наконец я увидел впереди покрытый снегом гребень на вершине крутого подъема, по которому мы шли, и указал на него. Шерп согласно кивнул, и мы направились к нему. Казалось, что это подходящее место для его разбивки лагеря. Я добрался до него первым и увидел остатки костра. Синий рюкзак, который он взял с собой, был разбросан по земле, а снег был растоптан и шероховат. Я проследовал по уступу к тому месту, где он огибал часть горы, и теперь один из шерпов остановился, и я услышал его придушенный и высокий голос, кричащий от ужаса. Я повернулся, и он показал на снег.

"Йети!" - воскликнул он, задыхаясь. "Йети!" Я проследил за его рукой и увидел следы на снегу, проклятые следы, которые я когда-либо видел. Сначала я сказал себе, что это был отпечаток огромного медведя, так как следы когтей были хорошо видны. Но вместо этого на нем был отпечаток человеческой подошвы и пятки. Я опустился на колени и более внимательно посмотрел на отпечаток на снегу. Их было несколько, и я внимательно изучил каждую. Форма и очертания ступни явно присутствовали, но заканчивались раскинутыми подушечками животного с длинными когтями. Я никогда раньше не видел такой дорожки, и существо, что бы это ни было, что-то тащило за собой по снегу. Я пошел по следам, а шерпы - за мной. Сделав еще один поворот, я с тоской увидел разбитую, окровавленную фигуру. Я подошел к нему и узнал одежду. Форма была едва различима как мужчина. Патриарх Лиунги был буквально разорван на части, виднелись огромные раны на коже, одна рука вырвана , ноги искривлены в гротескной форме. Его грудь была обнажена, из нее были отслоены огромные полоски плоти, а конец сломанного ребра торчал из кожи.

«Йети», - монотонно повторяли шерпы, превращая слово в торжественное пение.

«Ерунда», - сказал я. «Его убило животное, вероятно, какой-то огромный медведь».

Они в несогласии покачали головами и снова указали на леденящие кровь следы. У меня не было объяснения этим странным следам, и я мог только предполагать какую-то медвежью землю, характерную для этих гор. Все, что я знал, это то, что это было изуродованное, разорванное, изрезанное тело, и этому должно быть какое-то логическое, аргументированное объяснение. Отвратительный снежный человек не был бы ни логичным, ни рассудочным. Старик был явно убит существом огромной силы с когтями и клыками. Гигантский медведь был не только логичным, но и единственно возможным объяснением, за исключением, возможно, формы огромного снежного барса. У одного из шерпов в рюкзаке было большое одеяло, и мы завернули в него окровавленную, изуродованную фигуру и надежно связали. Затем мы начали медленное и опасное путешествие обратно вниз с нашей ужасной ношей.


Наконец мы достигли ровной местности и направились в деревню. Когда мы приблизились, другие подошли спросить, и шерпы заговорили с ними. Я слышал слово «йети», повторяющееся снова и снова, и вопрошающие разбегались, чтобы распространять слово. Я знал, что прежде, чем я достигну Халин, она услышит это. Шерпи указали мне, куда отнести тело, чтобы подготовить его к погребению. Конечно, будет погребальный костер. Наконец я вернулся в дом. Казалось, Гхотаку повезло, и я обнаружил, что он быстро извлек из этого выгоду. Как я предполагал, Халин услышала об этом еще до моего прибытия, и я обнаружил, что она стоит на коленях в молитве. Она встала и повернулась ко мне лицом, и слезы были в ее голосе, а не в глазах.

«Йети заговорил», - просто сказала она. «Гхотак победит. Иначе и быть не может».

«Твоего отца убило какое-то животное, Халин», - сказал я. «Медведь или, возможно, снежный барс. Нет отвратительного снеговика, Халин».

«Лучше тебе уйти, Ник, - сказала она. «Я твоя. Я пойду с тобой. Но сначала я должен пойти в зал собраний. Гхотак созвал собрание, и храмовый зал будет заполнен. Я должен пойти и поклониться ему в честь моего отца».

«Нет», - резко сказал я. «Не уходи. Не сдавайся ему».

«Но я должна», - сказала она. «Вызов был принят, и Гхотак победил. Это почетный обычай, что я появляюсь перед своим отцом и склоняюсь перед Гхотаком».

«Хорошо, иди, - сказал я. «Но скажи людям, что твоего отца убило животное.

Ее руки обвились вокруг моей шеи, и она посмотрела на меня.

«Ник, ты такой большой, такой сильный, такой человек действия», - сказала она. «Вы не можете поверить, что есть вещи, выходящие за рамки обычного объяснения. Ваш тип человека, которого вы называете буквально человеком, не допускает неизвестного. Вы должны искать логическую причину для всего. Здесь мы знаем лучше».

Я закусил губы. Я снова столкнулся с этой каменной стеной укоренившихся убеждений, но на этот раз я не мог отступить. На этот раз мне пришлось встретиться с ними лицом к лицу. Я играл по-своему, и хороший человек лежал мертвым, а Готак собирался использовать это. С меня хватит Змеиных Богов, духовного переноса, йети и всех суеверных обычаев. Теперь я должен был пойти своим путем.

«Давай, - грубо сказал я. «Я пойду с тобой на встречу». Я ушел с Халин и направился в храмовый зал. Я видел, как к зданию стекаются толпы, и мы были почти у цели, когда нас догнала Хилари Кобб.

«Мне очень жаль», - сказала она Халин, и я никогда не слышал ее голоса так мягко, нежно. «Мне ужасно жаль». Ее глаза метнулись ко мне, когда Халин кивнула в знак признательности и прижалась к моей руке.

«Я вижу, вы слышали о призыве Готака к верным», - сказала Хилари, шагая рядом со мной. Я мрачно кивнул.

«Он не теряет времени зря», - прокомментировал я.

"Что он задумал, Янки?" спросила она.

«Я все еще ищу эту историю», - сказал я. «Никаких новостей, Хилари».

«Извини, я ничего не могу поделать», - сказала она. «Это моя работа. Это часть меня».

«Надеюсь, тебе не будет рассказа», - ответил я. "Это моя работа." Я воспользовался случаем, чтобы еще раз ее переубедить, и обнаружил, что ее ответ мне не нравится. «И, как я сказал тебе, кукла, если ты получишь ее, ты ничего не сможешь с ней сделать отсюда, - сказал я.

«И, как я уже говорила, - ответила она, - не рассчитывайте на это».

Между новостями о том, что произошло, и уговором Гхотака, место было переполнено. Сильные парни Готака узнали то, что заблудшие последователи не собирались признавать. Он обращался к толпе, когда мы прибыли, рассказывая им, как события убедительно показали, что дух и желания Каркотека говорят через него. Я видел, как его люди рассыпались по толпе с петициями в руках. Халин и я пошли по проходу к платформе. Я покинул ее, прыгнул на сцену и повернулся лицом к толпе.

«Гхотак снова лжет», - крикнул я. «Патриарх Лиунги был убит животным, каким-то диким, свирепым животным. Но йети нет. Йети - всего лишь сказка этого старика, которая пугает детей».

Я услышал гнев толпы и увидел, как Готак указал на меня пальцем.

«Иностранец смеется над нашими путями», - кричал он. «Он насмехается над нашими легендами и нарушает наши священные верования. Посмотрите сюда, каждый из вас». Он хлопнул в ладоши, и я обернулся и увидел, что двое из его людей несут длинную, похожую на веревку мертвую змею на руках, позволяя ей сползать вниз с каждой стороны.

«Иностранец убил эту змею», - крикнул Готак. «Она была найдена одним из моих людей висящей на подоконнике комнаты, где он остановился в доме Лиунги. Ему доставляет удовольствие высмеивать наши знания и попирать наши священные верования».

Я почувствовал взрыв своего гнева. Этот коварный ублюдок приготовил и ждал, все готово для меня.

«Я никогда не видел этой змеи», - крикнул я. «Гхотак снова лжет».

Толпа гневно закричала. Гхотак наклонился ко мне. «Вы говорите, что не виновны в убийстве этой змеи?» он спросил.

«Я совершенно невиновен», - ответил я.

«Тогда есть только один способ узнать», - сказал он, и в его черных глазах блеснул торжествующий блеск. "Испытание кобры. Тебе предстоит сражаться с коброй голым.

Если выживете, это будет означать, что вы невиновны, и Каркотек сохранил вашу несчастную жизнь. Если кобра победит, твоя смерть отомстит за твои злодеяния, и Каркотек будет доволен ».

Я посмотрел на толпу, а затем повернулся к Готаку.

«Или я передам вас им», - сказал он.

«В любом случае я не в твоих руках», - тихо сказал я ему.

Он пожал плечами. "Какое твое решение?"

Я был в ловушке, и умный ублюдок это знал. Толпа кричала и кипела. Я чувствовал, как жажда мести поднимается от них, как злое облако. Небольшой удар со стороны Гхотака, и они разорвут меня на куски. Но более того, если я откажусь, это будет признанием вины и в лучшем случае меня выбросят. Конечно, они никогда не послушали бы то, что я сказал бы, и я не мог этого допустить. Мне нужен был еще один шанс победить Гхотака, еще один шанс разрушить его искусно построенный дом национального предательства. Я взглянул на монаха и увидел тонкую торжествующую улыбку на его губах и его глаза, сверкающие победой, впились в меня. Халин стояла в проходе, застывшая на одном месте, и я увидел позади нее Хилари, которая смотрела на меня своими голубыми глазами, широко раскрытыми, как блюдца. Сражение с коброй голыми руками звучало как билет в один конец до гробовщика, но какого черта, может, мне повезет и я прикончу близорукого змея. Я мысленно обдумал последнюю возможность. Вильгельмина уютно лежала у меня на плече, я мог вытащить ее, проделать дыру достаточно широкую, чтобы сквозь нее можно было видеть Эверест в Гхотаке, и попытаться бежать к ней. Взглянув на толпу, я решил, что с коброй у меня больше шансов. Но больше всего на свете, если бы я мог каким-то образом выжить, я бы оказался невиновным в обвинении Гхотака и смог бы взять его оттуда. Тогда толпа хотя бы выслушает меня. Это было не так уж и много, но это должно было быть сделано. Я мрачно улыбнулся про себя. Я хотел прямых действий. Я был чертовски уверен, что понял. Я усмехнулся Гхотаку и увидел искорку удивления в его глазах.

«Принеси змею, приятель, - сказал я. Гхотак повернулся к толпе, и я увидел, что он немного сбился с пути из-за моей небрежности. Он не знал, насколько я хороший актер.

«Иностранец встретит испытание коброй», - произнес он. «Кобра никогда не лжет. Мы идем в ямы».

Двое из людей Готака окружили меня, и меня вывели наружу, пока толпа хлынула через другие выходы. Я мельком мельком увидел Халин с Хилари рядом с ней, когда меня вели мимо актового зала, мимо участка с пустыми деревьями и камнями, туда, где в земле были выдолблены две ямы. Каждая яма была квадратной формы, примерно десять на десять футов и пять футов глубиной. Толпа собралась на наклонной поверхности вокруг ям, подталкивая друг друга, чтобы было видно место. Некоторые забирались на деревья для лучшего обзора. Гхотак столкнулся со мной на краю ближайшей ямы.

"У вас есть оружие?" он спросил. «Пожалуйста, отдай их мне». Я огляделась и увидела поблизости Халин и Хилари. Я подошел к Халин и вручил ей люгер и стилет. Ее глаза были глубокими и печальными.

«Я молюсь за тебя, Ник», - пробормотала она.

Я раздумывал, стоит ли сказать ей, чтобы она отстрелила змею голову, если он до меня добереися, но я сразу понял, что это глупая мысль. Она ни разу не попала бы из этой штуки, и если бы мне пришлось использовать это оружие, я проиграл бы одновременно с выигрышем. Я уже собирался отвернуться, когда голос Хилари прорезал воздух.

"Ты стал абсолютно глуп?" - резко спросила она. «Что бы вы ни думали, что делаете, немедленно прекратите это. Вы, черт возьми, убьете себя, вот и все».

Я видел, что ее глаза были глубокими и озабоченными, а лоб нахмурился.

«Впервые ты мне нравишься, Хилари, дорогая», - усмехнулся я ей. «Но еще раз я должен сказать тебе, чтобы ты не сдавалась».

«Поцелуй мою румяную задницу», - взорвалась она. «Не будь чертовым дураком, Янки. Это самоубийство. Ты не чертов мангуст».

«Никогда не знаешь, кукла», - усмехнулся я. «И быть чертовым дураком - часть моей работы».

Я повернулся, подошел к яме и спрыгнул в нее, как только двое из людей Готака прибыли с плетеной корзиной с крышкой. Сняли крышку и вывалили содержимое корзины в яму. Я видел, как кобра вылетела и ударилась о землю, яростно шипя. Я предположил, что она была большой, около девяти футов. Он мгновенно вскочил, его капюшон зловеще распахнулся. Я двигался медленно, кружась вправо. Бегущие глаза кобры следили за мной, его язык высунулся слишком быстро, чтобы это увидеть. Я видел, как он поднимался выше. Я знал, что это значит. Змея может поразить во всю свою длину, развернувшись в воздухе. Она поднималась на дыбы, чтобы нанести удар как можно дальше. Я стоял на подушечках ног, сгибая тело вправо, затем влево, пока она раскачивалась взад и вперед. Я знал, что она получит меня, если я дам ей ударить первым. Мне пришлось нанести ей удар, чтобы иметь хоть какой-то шанс избежать ее удара. Я медленно поднял правую руку, ударил ее, и змея прыгнула на меня, бросившись в воздух с молниеносным движением. Я бросился влево и почувствовал, как ее клыки промелькнули в воздухе. Я приземлился на бок, перевернулся к стене ямы и встал на ноги.


Кобра снова взмыла вверх, этот проклятый злой капюшон расплющился. Я двинулся вперед, и она ударила еще раз, и я упал назад, чтобы избежать ее клыков. Я почувствовал, как рукав моей рубашки разорвался, когда один клык задел ткань.

Кобра ударилась о стену после прыжка, и на этот раз, вместо того, чтобы мгновенно подняться, она с поразительной скоростью проползла через яму. Я уклонился в сторону, и змея снова сделала выпад, но на этот раз она не была готова к правильному удару, и удар не удался. Она свернулась и снова встала, и я посмотрел на нее с другой стороны. Я подумал о том, чтобы попытаться вывести ее из этого положения и затем нырнуть, чтобы схватить ее за шею. Беззаботная попытка финта вызвала такой стремительный выпад, что это было не более чем намек, и я снова повернулся и отпрыгнул назад, врезавшись в стену ямы. Его клыки разорвали заднюю часть моей рубашки, как будто ее порезали бритвой.

Я снова сделал круг, сделал ложный выпад, и змея ударила этим же выпадом. На этот раз его клыки зацепились за поверхность моей кожи, достаточно, чтобы оставить след, хотя и не настолько, чтобы повредить кожу, но я увидел одну вещь; она подходила все ближе каждый раз. Моя реакция должна была замедлиться, и это должно было происходить быстрее, чем замедлялись его удары. Если я не придумаю что-нибудь получше, это будет лишь вопросом времени. Она снова плела, выстраивая меня для следующего удара. Я был у стены котлована маленького помещения для маневров. Я начал уклоняться от одной стороны к другой, но я знал, что все, что я делаю, не слишком отвлечет ее от цели. На мгновение она выпрямилась, а затем ударила снова. На этот раз мне действительно повезло, потому что я отодвигался, когда он сделала выпад, и смертельные клыки снова врезались в рукав моей рубашки. Змея сразу отпрянула и снова поднялась, чтобы ударить. Я знал одно. Я не мог оставаться на месте. Оставаться на одном месте означало сделать смерть неизбежной. Я не мог дать ей время собраться. Когда она раскачивалась, этот злобный язык выскакивал молниеносным движением, я начал прыгать с одной стороны на другую, отскакивая от каждой стены, как бы трехсторонним балетным шагом. Кобра снова и снова прыгала, и каждый раз он промахивалась мимо моего тела на доли дюйма в запасе.

Наконец, мне пришлось остановиться. Я был в холодном поту, и у меня прерывалось дыхание. Я остановился, и проклятая кобра ударила снова. Я упал назад и почувствовал, как ее клыки вонзились в ткань моих брюк. Они разорвались, когда я упал. Я понял, что бесполезно поднялся на ноги. Мои рефлексы улучшились, когда я устал, а кобра была молниеносной, как всегда. Она двинулась вперед по земле, а я попятился, оттолкнулся от стены и обнаружил немного прибавленного места, когда она повернулась и поднялась в воздух. Изорванный рукав моей рубашки свободно свисал с моей руки, и когда он ударился о мою кожу, у меня внезапно возникла мысль, отчаянная мысль последнего шанса. Я прижался к стене, на мгновение вне досягаемости, и сорвал рубашку. Протянув ее передо мной, как тореадор протягивает быку свою красную мулету, я медленно двинулся вперед. Кобра покачнулась выше, её капюшон был полностью распахнут. Я переставлял рубашку вперед и назад. Она выждала мгновение, а затем ударила, её клыки впились в рубашку. На короткое мгновение, не более секунды, её клыки впились в ткань. Я прыгнул вперед, обернув оба рукава рубашки вокруг головы змеи, обернув ткань вокруг смертоносного рта и головы. Кобра извивалась и корчилась в воздухе, в ярости взмахивая хвостом. Я схватился за хвост змеи и начал крутить змею по широкой дуге, позволяя центробежной силе держать его тело вытянутым почти по прямой линии. Даже когда она продирался сквозь ткань вокруг головы. Я сильно замахнулся и ударил её об стену. Рубашка, обернутая вокруг его головы, смягчала удар, но, тем не менее, этого было достаточно, чтобы на мгновение оглушить его. Я снова замахнулся змеей, на этот раз ударив ее о землю. Я уронил хвост и изо всех сил ударил ногой по голове кобры, теперь почти свободной от рубашки.

Страх и гнев захлестнули меня, когда я наступил на голову змеи, вдавил ее в землю, топал и растирал, пока почва не стала красной. Я наконец остановился. Смертельный убийца все еще дергался в нервных спазмах после смерти, но я не рисковал. Осторожно, носком ботинка я перевернул змею и увидел, что ее голова действительно стала сплющенной и безжизненной . Я поднял глаза и увидел тишину и множество лиц, уставившихся на меня. Все было кончено, и я был жив. Я почувствовал, как дрожат мои руки. Отступив назад, я прислонился к стене ямы, когда холодный пот внезапно окутал мое тело. Руки тянулись ко мне. Я схватился за них и меня вытащили из ямы. Смерть, ужасная смерть, мелькнула мимо меня, когда я посмотрел на безжизненное тело кобры. В животе у меня внезапно сжались узлы, и я навсегда запомнил эту маленькую яму.


Но я еще не закончил, я огляделся и обнаружил, что в нескольких футах от меня стоит Гхотак с бесстрастным лицом, хотя я мог прочесть за ним ярость. И все же, как бы он ни был зол, он был достаточно ловким, чтобы выдержать.

«Каркотек сказал», - произнес он, раскинув руки. «Иностранец сказал правду. Он не убивал змею».

«И я скажу вам больше», - перебил я, крича толпе. «Я пойду в горы этой ночью. Я сделаю то, что сделал патриарх Леунги, и вернусь. Я докажу вам, что йети нет и что Готак не говорит от имени духа Каркотека. Каркотек не хочет, чтобы вы открыли свою землю для пришельцев. Когда я вернусь, ты узнаешь правду ».

Гхотак нахмурился. Я снова отвлек его. На этот раз он должен был пойти с ним.

«Храмовые колокола позовут вас завтра», - сказал он толпе. «Еще раз слово Готака было оспорено, и еще раз дух Каркотека должен ответить. Снег в горах снова станет красным, запомните мои слова».

Я пошел прочь, и толпа начала медленно расходиться. Халин вернула мне Вильгельмину и Хьюго, и Хилари Кобб стояла рядом, наблюдая, как Халин прижалась ко мне. Я поймал ее быстрый взгляд.

«Это было чертовски хорошо сделано», - сказала она. "Почему ты испытываешь удачу?"

Я спросил. - "Что именно означает?"

"В смысле, зачем идти в горы сегодня вечером?" спросила она. «Несмотря на то, что я только что видела, ты не непобедим. Никто не является таковым».

«Она права, Ник, - сказала Халин. «Я боюсь за тебя. Не уходи».

«Я должен», - ответил я. «Во-первых, он принял вызов, и я не могу отступить сейчас. Но что более важно, это может вынудить его к прямому, открытому ходу. Я должен вступить с ним в борьбу. Я должен добраться до него, прежде чем он доберется до меня ".

«Йети убьет тебя, как он убил моего отца», - сказала она беззвучно. Я обменялся взглядами с Хилари поверх головы Халин.

«Забудь о йети, Халин, - сказал я. «Он не тронет меня рукой. Или я должен сказать лапой?» Я улыбнулся ей, и она отвернулась - серьезная и неулыбчивая.

«Йети или не йети», - вмешалась Хилари, «ты выставляешь себя подсадной уткой. Мне это совсем не нравится».

Ее голубые глаза омрачились глубоким беспокойством, и я усмехнулся ей. «Осторожно, Хилари», - засмеялся я. "Вы говорите положительно сентиментально".

"Вы должны шутить обо всем?" - бросила она на меня, в ее глазах отражалась внезапная боль.

«Это помогает», - сказал я, глядя ей в глаза. «Но все равно спасибо», - мягко добавиля. «Я ценю вашу заботу. Это показывает, что за журналистом, который в вас никогда не умрет, может быть девушка».

«Иди к черту», ​​- рявкнула она и ушла. Я засмеялся и пошел дальше с Халин.


Глава VI.


Пока я отдыхал, Халин положила свою маленькую теплую фигуру рядом со мной на кровать. Ближе к вечеру я проснулся и почувствовал себя отдохнувшим и отдохнувшим. Меня также переполняло острое предвкушение, которое всегда охватило меня, когда я чувствовал, что начинаю действовать прямо против главной проблемы, в данном случае с Гхотаком. Я бросил ему еще один прямой вызов и знал, что он должен на него ответить. Его удача была феноменальной, но я знал, что он не может рассчитывать на то, что медведь или снежный барс прикончат меня. Ему придется самому застраховаться, а я буду готов и буду ждать его. Халин помогла мне собрать мое снаряжение и цеплялась за меня при каждой возможности. На ней был только шелковый халат, и я чувствовал ее мягкость под ним.

«Вернись ко мне, Ник», - выдохнула она, когда я собрался уходить, обвивая тонкими руками мою шею. Я заглянул ей в глаза и снова увидел то, чего не осмеливался увидеть. Ее глаза были глазами влюбленной женщины, и это было плохо. Не для меня, а для нее. Я молча надеялся, что это действительно эмоциональное расстройство, страх и благодарность, и что оно исчезнет, ​​когда все это закончится. Я оглянулся на ее маленькую фигуру в дверном проеме, когда выходил. Я видел ужасную покорность в ее глазах и знал, что она не верила, что я вернусь.

Я махнул рукой и поплелся дальше, в высшей степени уверенный, что не только вернусь, но и в надежде получить шкуру того, черт возьми, странное существо убило ее отца. Ружье Марлин 336 у меня было перекинуто через плечо. Оно могло пробить дыру в слоне и, конечно же, справиться с леопардом или медведем. Серо-голубой свет сумерек уже начал сгущаться, когда я достиг узкого прохода, ведущего в горы. Я решил пойти по той же тропе, по которой пошел старик, и разбил лагерь довольно близко к тому же месту, я не был на полпути, когда темнота начала приближаться, и ветер завыл в своем жутком, леденящем кровь вопле. Горы с их ледяными клыками и челюстями зияющих трещин были таким же реальным врагом, как и все остальные. Одна ошибка - и Гхотак одержит победу, даже не пошевелив пальцем. На спине у меня был рюкзак, состоящий в основном из тяжелых одеял, немного еды и воды, а также небольшой аптечки. Я рассчитывал только на одну ночь, так что не было причин для дополнительного оборудования.

Я двигался медленно, осторожно. Ночь стала холоднее, и небо затянулось тучами,

я почувствовал снег в воздухе. Пальцы болели от холода, пронизывающего даже самые теплые перчатки, мое лицо напряглось и покраснело, я с трудом поднялся вверх, благодарный за каждые несколько футов скалистого уступа. Я достиг выступа, на котором разбил лагерь старик, и решил подняться выше, где я смутно мог различить более широкий выступ. Наконец я добрался до него и был рад, что это сделал. Он был в некоторой степени защищен от сильнейшего ветра и входил в серию небольших горных плато. Более того, кустарников было достаточно, чтобы собрать достаточно дров для моего костра. Я разбил лагерь, приставив рюкзак к каменной стене, которая возвышалась у меня за спиной, и развел небольшой, но согревающий огонь. В его свете я мог видеть, что местность испещрена высокими вертикальными трещинами и глубокими ребрами в скале, а над моей головой возвышался огромный выступ из заснеженной скалы. Небольшой выступ плато вел вверх, изгибаясь, скрываясь из виду, и я не стал выяснять, как далеко он закручивается. Я не пошел дальше этого. С «Марлином» рядом со мной, с огнем передо мной, я прислонился спиной к каменной стене и слушал леденящий душу вой дикого ветра, который свистел через горы. Шли часы, и я развязал свой небольшой пакет с едой. Я принес жестяную чашку и несколько пакетов растворимого кофе. С водой из талого снега все было неплохо. По крайней мере, там, наверху, с нарастающими в ярости ледяными ветрами, вкус был просто изумительным. Я как раз убирал другие пакеты, которые принес, когда услышал шум, звук кого-то или чего-то приближающегося по уступу.

Я схватил ружье и оттолкнулся от огня, пригнувшись за пределами светового круга. Посетитель подходил ближе, и тогда я увидел фигуру, темную тушу в ночи, осторожно приближающуюся к огню.

«Привет, Янки», - сказала фигура. «Ты там? Я тебя не вижу».

Я чуть не уронил ружье, покачал головой и снова посмотрел. Я ничего не видел. Фигура была там, теперь рядом с огнем, огляделась. Я встал и пошел к огню.

"Что, черт возьми, ты здесь делаешь?" - сердито потребовал я. "Ты что, не в своем уме?"

«Не волнуйся, старина», - ответила она, сверкнув несколько застывшей улыбкой. «Я не останусь здесь».

«Ты чертовски права, - взорвался я. «Ты вернешься к черту в деревню».

«О нет, - сказала она. "Я разбила лагерь за поворотом и спустилась вниз. Отсюда мой огонь не видно, но я вижу свечение от твоего. Я решил, что если ты поднялся сюда, это должно быть важно, и поэтому это важно для меня. Или, я бы сказала, для моей истории. Кроме того, у меня есть такое же право, как и у вас, чтобы бродить в этих горах ".

«Ты и твоя проклятая история», - сказал я. «Ты могла погибнуть, просто поднявшись сюда».

«Ерунда», - возразила она. «Держу пари, что я каталась на лыжах и ходила в горы больше, чем ты. Но я просто зашла посмотреть, нет ли у тебя чая. Я забыл упаковать немного, когда уезжала, и я немного хочу пить».

Я положил ружье, посмотрел на нее и покачал головой.

«Возвращайся, Хилари, - сказал я. «Я не могу беспокоиться о тебе и присматривать за тобой. Если возникнут проблемы, я буду занят, просто чтобы только остаться в живых».

«Я не просила вас присматривать за мной», - сказала она. «Может, я буду за тобой присматривать. А теперь, если ты дашь чаю, я вернусь в свой лагерь».

«Кофе», - сказал я, прорычав ей это слово.

«Тогда это будет кофе», - сказала она. Я протянул ей две упаковки растворимого кофе, и она вежливо кивнула.

«Огромное спасибо, старина», - сказала она. «Крикни мне, если я тебе понадоблюсь».

Она повернулась и пошла по уступу, исчезая за углом. Я пошел за ней и остановился на углу. Темной ночью она уже исчезла, но я слышал, как она спускается по заснеженным утесам. Теперь я видел ее огонь с угловой точки. Она разбила лагерь на другом выступе в нескольких сотнях футов выше от меня. Я стоял и смотрел и, наконец, увидел, как ее фигура появилась у огня. Некоторое время я наблюдал, как она варила кофе, а затем снова повернулась к теплу моего собственного огня. Через несколько минут от огня, и я обнаружил, что ледяной холод просачивается сквозь одежду, движимый сильными ветрами в незащищенный угол уступа. Я сел у огня и обнаружил, что улыбаюсь, думая о Хилари Кобб. Черт, вы должны были восхищаться ее упорством. Она сказала, что будет сидеть у меня на хвосте, пока не получит рассказ, и она так и поступала. Мне было жаль, что мне пришлось позаботиться о том, чтобы ее история не была опубликована. Я снова улыбнулся. Этой ночью ей нечего было бы показать, кроме чертовски неприятных воспоминаний, если только не появится Гхотак. Каким-то образом я начал думать, что он уклоняется от прямого действия. Я достал одеяло, толстый шерстяной халат, накрыл им ноги, положил винтовку Marlin 336 себе на колени и закрыл глаза. Огонь со свежими дровами, наверное, согреет меня до рассвета. Я впал в полусон, мое тело скорее спит, чем бодрствует, мои чувства скорее бодрствуют, чем спят.


Проходили часы, и только крик ветра нарушал тишину. Несколько раз я открывал глаза на звук только для того, чтобы слушать и слышать, что это был всего лишь треск льда или скольжение снежного уступа. Небо было темным, и начал падать снег, все еще легкий и не более чем вихрем. Я закрыл глаза и продолжал отдыхать в полусонной бдительности. Серый рассвет начинал окрашивать небо, и горные вершины выступали темными очертаниями, зазубренными зубами какого-то мифологического гиганта. Я смотрел на них через почти закрытые веки, когда услышал крики, сначала Хилари, а затем леденящие кровь полу-рев и полу-крик. Я вскочил с винтовкой в руке, прыгнул прямо сквозь тлеющий костер и помчался к краю уступа. Я мог ясно видеть ее лагерь. Она мчалась по небольшому плато, падая на лед, а за ней на двух ногах было существо из ада, демон из какой-то древней мифологии, чего-то, чего не могло существовать. Его тело покрывали длинные седо-белые волосы. У него было нечеловеческое лицо, когтистые руки и когтистые ноги. Я предположил, что когда он стоял прямо, то был бы почти семи футов роста, его наготу покрывали обезьяноподобные сероватые волосы. Я видел, как он протянул гигантскую руку вниз и схватил девушку за куртку, приподняв ее сзади, как ребенка.

Я прицелился из винтовки, но он или она подбрасывал девушку перед собой. Я не мог сделать четкий выстрел, но решил, что выстрел в любом случае, просто для эффекта, будет лучше, чем ничего. Спускаясь по крутой ледяной тропе, я сделал два выстрела и увидел, как существо остановилось, уронило девушку и посмотрело на меня. Я спускался на плато, не в силах остановить скольжение и падение. У меня было все, что я мог сделать, чтобы держаться за ружье и не сломать себе шею. Существо издало еще один фантастический кричащий рев, и когда я приземлился на плато, оно умчалось в другом направлении. Я побежал за ним, поднимая на бегу винтовку, и выстрелил. Пуля попала в плечо, и она обратилась в ярость и боль. Я остановился, чтобы сделать еще один выстрел, но когда я это сделал, моя нога вышла из-под меня на участке заснеженного льда. Я упал назад, винтовка отлетела в сторону.

Существо бросилось на меня, и теперь, с близкого расстояния, я мог видеть его недочеловеческое лицо, удлиненное и напоминающее морду. Его глаза, маленькие и темные, напоминали глаза медведя. Все, на что у меня было время, - это нырнуть за винтовкой и взяться за ствол. Я взмахнул им изо всех сил, и тяжелая ложа попала проклятому существу прямо в лицо. Это был удар, который сломал бы череп мужчине. Существо остановилось, на мгновение отшатнулось и прыгнуло на меня. Все еще держа винтовку за ствол, я повернул ее, нашел спусковой крючок и выпустил выстрел в воздух, надеясь, что это может напугать его. У меня не было ни места, ни времени, чтобы направить на него ствол. Проклятое животное просто прыгнуло. Я рухнул на землю и почувствовал, как огромная фигура коснулась меня. Я мельком увидел его лапы, человеческие по форме, если не считать когтистых передних подушечек. Существо продолжало идти после своего прыжка, перепрыгивая с одной скалы на другую. Я прицелился в прыгающую тварь, но стрелял слишком быстро и из плохой позиции. Выстрел промахнулся, и я поднялся и увидел, как она исчезает в глубоких ребристых трещинах.

Хилари сидела, ее глаза расширились от шока. Я подошел к ней и откинул капюшон ее куртки. Теперь шел сильный снегопад.

Я спросил. - "С тобой все впорядке?" Она посмотрела на меня и упала в мои объятия, ее дыхание вырвалось из глубоких рыданий. Я посмотрел на нее. За исключением оборванной спинки ее парки, где когти существа подняли ее, с ней все было в порядке. В ужасе, но в остальном все в порядке.

«Боже мой», - наконец прошептала она. «Что это было, Ник?»

«Не знаю», - сказал я. «Это было то, чего не существует, легенда, отрывок фольклора. Я до сих пор не верю этому. Я видел это, я запутался в этом и до сих пор не верю».

Голова Хилари была у моей руки, ее волосы были почти белыми от снега. Я натянул капюшон ее парки через голову. «О, Ник, Ник, - сказала она. «Мерзкий снежный человек существует. Йети жив. Вы не можете больше смеяться над легендой. Вы не можете, я не могу. Это правда, Ник, правда».

У меня не было ответов. Все они были поглощены волосатым демоном из какой-то древней книги о мифологических существах. Но было ли это животное? Или это был человек? Хилари вздрогнула. «Боже, Ник, это хорошо названо», - выдохнула она. «Это определенно было отвратительно. Я никогда не буду полностью отвергать другие легенды ни о чем, кроме как после этого».

Ее глаза были широко раскрыты, глядя на меня, и ужасно голубыми. Снежинки покрывали ее брови и прилипали к векам, а ее прекрасное круглолицое лицо, казалось, искрилось. Я оторвал от нее глаза и поймал себя на мысли о быстром сопоставлении вещей, от абсолютного ужаса до свежей, чистой красоты в считанные минуты.

"Я боюсь, Ник", она снова вздрогнула. «Боюсь, это вернется».


«Почему-то я так не думаю», - ответил я. «Здесь есть несколько очень интересных аспектов. Йети, очевидно, жив, но я тоже».

«Сейчас не время для загадок», - сказала она. "Что это должно означать?"

«Мы должны признать, что эта проклятая штука реальна», - сказал я. «Но он не напал на меня. Он напал на ваш лагерь. Он не убивает и не атакует, потому что Дух Каркотека велит ему это делать. Он убивает без разбора. Если это связано с чем-либо, я держу пари, что это Гхотак."

«Никто не мог контролировать это существо, Ник, - возразила Хилари.

«Не контролировать, как вы это имеете в виду, не как иметь дрессированную собаку», - сказал я. «Но есть все виды контроля. Почему-то я не думаю, что он перемещается полностью сам по себе».

Хилари встала. Она смотрела на снег, который теперь падал в жгучей, кусающей, наклонной ярости. Остальные вершины были почти невидимы из-за белого занавеса.

«Это кровавая метель, Ник, - сказала она. «Мы никогда не вернемся сюда. Это была бы верная смерть. Да ведь мы не могли видеть трещину перед собой».

Она повернулась ко мне и схватила меня за руку. «Боюсь, Ник, - сказала она. "Я боюсь."

«Придется подняться», - сказал я. «Нам нужно будет найти место, в котором мы сможем заночевать, пока оно не взорвется. У меня достаточно еды и кофе, чтобы продержаться два дня. К полудню все может случиться. Давай, где вся эта твоя решимость?»

«Чертово желание исчезло», - сказала она. «Я думаю, это проклятое создание напугало меня прямо до смерти».

Я взял ее за руку. «Собери свое снаряжение и приступим к охоте», - сказал я. «Чем дольше мы ждем, тем меньше у нас шансов найти что-нибудь». Она кивнула, и через несколько минут мы уже карабкались на гору. Мы остановились, чтобы забрать мое одеяло и еду, а затем двинулись дальше. Снег и минусовые температуры в сочетании хлестали нас по лицам укусами холода, жалящей боли, и каждый шаг был подобен тому, что вам в лицо бросали горсть острых камешков. Я выбрал узкую тропу вдоль отвесной ледяной стены на случай, если она приведет к большой трещине между двумя ледниками. Если бы мы смогли найти там место, мы были бы хоть немного защищены от ярости ветра. Выступ сужался, и тропа уходила вверх вдоль обрыва. Вдруг оно расширилось, и я оказался на небольшом плато. В стене утеса возник темный силуэт, и я двинулся к нему сквозь белую завесу. Подойдя к нему, я увидел, что это вход в пещеру в скале.

«Сюда, Хилари», - взволнованно крикнула я. "Давай." Я вошел в пещеру, низко наклонившись, чтобы пройти через небольшой вход. Он был сухим, чистым и, очевидно, когда-то использовался другими путешественниками, потому что у одной стены были сложены дрова. Я не мог стоять прямо внутри, но он был футов пятнадцати в глубину и десять футов в ширину. Мы разожгли костер у входа в пещеру, сразу за снежной линией, быстро накапливающейся снаружи. Ветер поддерживал тепло, возвращаемое в пещеру, и через час в пещере стало так же тепло, как в гостиной коттеджа. Мы сняли верхнюю одежду и расстелили ее на земле, чтобы дать ей высохнуть. Хилари успокоилась, и под верхней одеждой на ней был оранжевый свитер и темно-синие брюки. Она весело болтала о своем прошлом, своей домашней жизни в Англии, и мы обменивались анекдотами и историями. Это была другая Хилари Кобб, теплая, жизнерадостная девушка без враждебной агрессивности, и я это прокомментировал.

«Это вы, мерзавцы, делаете девушку агрессивной», - сказала она. «Никогда не думаешь, что девушка может что-то делать правильно».

«Но есть много девушек, которые принимают это и не испытывают полного желания соревноваться и доказывать вещи», - возразил я.

«Думаю, я просто не из их числа», - решительно сказала она, и я улыбнулся, когда увидел, что ее гнев мгновенно вспыхнул.

«Я знаю», - сказал я. «Вот почему вы последовали за мной сюда».

«Ну да, но только отчасти», - ответила она.

"Что ты имеешь в виду?"

Она повернулась и уставилась на меня своими прекрасными голубыми глазами, широкими и круглыми. Ее дерзкий нос и прекрасная кожа сияли в отраженном свете огня.

"Ты поверишь мне?" - спросила она без улыбки. Я кивнул.

«Честно говоря, я волновалась за тебя, здесь одного, - сказала она. «Думаю, это была смесь двух желаний. Мне нужна моя история, и тебе лучше не забывать об этом. Но после того, как я увидел тебя в поединке с этой ужасной змеей, я понял, что ты был кем-то экстраординарным, и все, что привело тебя сюда, было важно. И я чувствовал, что ты делаешь это в одиночку, и это почему-то было неправильно ».

«Я тронут, Хилари», - серьезно сказал я. «Да. Но я пошел на это не один. Старик был помощником и проводником. И Халин очень помогла во многих отношениях».

«Готова поспорить», - резко сказала она, и я усмехнулся. Ревность, как я узнал много лет назад, была врожденным женским чуством, и она присутствовала даже тогда, когда у нее не было никакого проклятого права быть там.

«Знаешь, девушка влюблена в тебя», - добавила она, и мне напомнило еще одно женское качество, эту уникальную способность чувствовать определенные вещи без вопросов и сомнений и быть в них абсолютно правыми. Она уловила легкую стесненность моего лица.

«Ну, это правда, и мне ее жаль», - сказала она.

"Жалко ее?" Я нахмурился: "Почему?"

«Ты знаешь ответ на этот вопрос не хуже меня», - отрезала она. «Потому что ты не тот мужчина, в которого можно влюбиться, по крайней мере, не так, как она». Я, конечно, знал, что она совершенно права, и моя медленная улыбка показала это.

«И ты причинишь ей боль, потому что ты не можешь не причинить ей боль», - добавила Хилари. «Вот почему мне ее жалко».

«Ты сегодня очень всех защищаешь», - усмехнулся я. «Сначала сюда за мной, а теперь больно за Халин».

«Я всего лишь как девочка-скаут, пытающаяся получить значок за особые заслуги», - резко сказала она. «Я сказала тебе, что ты не поймешь».

«Лучше берегись собственных эмоций», - сказал я. "Или вы так хорошо умеете сами защищаться?" Она уловила насмешку в моем голосе, и ее глаза сузились.

«Лучше», - сказала она. «Я ни во что не ввязываюсь, и я ничего не делаю, если не решаюсь судить».

Я усмехнулся и достал еду. Вяленая говядина выглядела явно неаппетитной, хотя я проголодался. Я надел парку и взял винтовку.

«Хорошо, перейдем к последнему замечанию более подробно позже», - сказал я. «Между тем, я думаю, что, может быть, я смогу лучше работать по снабжению питанием. Оставайся здесь, женщина, и займись пещерой».

«Да, господин», - сказала она, сияя улыбкой притворного подобострастия. Я позволил огню потухнуть, перешагнул через него и попал в шторм. Я вспомнил, как во время моей первой поездки через горы я видел фазанов в скалах даже выше, чем мы были сейчас. Зная, что повадки птиц не меняются даже во время штормов, я попытался заглянуть сквозь белую занавесь. Я двигался по плато, прислушиваясь каждые несколько шагов. Порывы ветра поднимали снег между порывами и позволяли мне немного заглянуть вперед. Я пригнулся и с каждой секундой замерзал. Я уже собирался бросить это как плохую работу, когда услышал хлопанье крыльев и увидел двух фазанов, пробирающихся через плато, где они слегка приподнялись, чтобы встретиться с зарослями кустов. Я поднял пистолет и тщательно прицелился. Марлин мог проделать дыру настолько большую, что от птицы не осталось бы еды. Ближайший я попал в голову, оторвав его и оставив остальную часть тела нетронутой. Вернувшись с трофеем в пещеру, я снова развел огонь и использовал Хьюго для аккуратной операции на фазане.

«Обед, достойный королевы», - объявил я позже. "Фазан на гриле. Что еще можно желать?"

"Нет вина?" - едко прокомментировала Хилари.

Мы были в середине обеда, поедая фазана, который был немного веселым, но нежным, когда Хилари задала два очень прямых вопроса. Я решил честно ответить им обоим. Нетрудно быть честным, когда у тебя есть все карты.

"Что все это значит, Ник?" - спросила она. «Почему ты здесь? Почему Гарри Энгсли был отправлен сюда?» Я смотрела на нее, голубые глаза трезво смотрели на меня, ее светлые волосы отбрасывали медные отблески в мерцающем свете огня, а большие груди так соблазнительно выступали за ярко-оранжевый свитер. На этот раз ей удалось так глубоко погрузиться в происходящее, что я решил поиграть с ней прямо, тем более что знал, что она никуда не пошлет свою историю.

«Красные китайцы пытаются тайно захватить Непал», - категорично сказал я. Я рассказал ей о деталях, которые я знал, о роли Гхотака в качестве лидера внутренней пятой колонны, об уже значительном притоке подготовленных революционеров под видом мирных иммигрантов. Когда я закончил, она была неулыбчивой и серьезной.

«Наконец-то спасибо за честность», - сказала она. «Я чувствовала, что это что-то в этом роде, но не понимала, насколько они близки к успеху».

Она замолчала, а я наблюдал за ней в свете костра. Я давно решил, что она действительно очень привлекательная девушка. Здесь, в тепле костра, когда на улице бушевал снегопад, она была желанной и очень привлекательной. Ее второй вопрос прозвучал так, как будто она читала мои мысли.

«Этот снег не скоро прекратится», - сказала она. «Мы можем провести здесь ночь. Ты собираешься заняться со мной любовью, Ник?»

«Я не буду пытаться», - сказал я. «Я сделаю это». Я увидел, как враждебность мгновенно отразилась в ее глазах.

«Я говорила вам, что ничего не делаю, пока не захочу», - сказала она.

«Я слышал тебя», - усмехнулся я. «Это нормально. Ты можешь позвать. На самом деле, я уверен, что ты позовешь».

Ее губы сжались, и я оставил его там. Я встал и вышел наружу, обходя огонь. Темнота приближалась быстро, а метель все еще продолжалась. Я был зол и разочарован, боясь того, что мог сделать Гхотак. Шторм, вероятно, также затруднит его передвижения, но я знал, что когда он закончится, нам нужно будет быстро вернуться в Катманду. Я вернулся внутрь и увидел, что Хилари наблюдает за мной, в ее глазах была смесь вызова и неуверенности. Ее груди вздымались вверх, как маленькие копии гор снаружи, когда она опиралась на локти. Я опустился на колени рядом с ней, глядя ей в глаза, и внезапно понял, что вызов, который я видел там, был ее маской. Она использовала его для маскировки своих собственных желаний, чтобы замаскировать их как от себя, так и от других.


Я наклонился и прикоснулся губами к ее губам. Некоторое время она оставалась неподвижной, а затем начала отрываться. Я схватил ее за плечо и резко развернул, прижимаясь к ее губам. Я открыл ее губы языком и почувствовал, как она корчится, ее руки касаются моих плеч. Я крепко обнял ее и позволил своему языку проникнуть в ее рот, посылая его взад и вперед. Я почувствовал, как ее губы внезапно смягчились и задрожали, почувствовал, как они расслабились и ответили моим. Ее язык прижался к моему, и она задыхалась, прижимая полные губы к моему рту, пожирая, обжигая, жажду.

Моя рука нашла ее грудь, и она вскрикнула, пока я бродил по мягкой нежной плоти. «О, боже мой, Ник… О, боже», - выдохнула она. Я стащил с нее свитер, и бюстгальтер расстегнулся. Ее красивая большая грудь лежала у меня на груди, и она двигалась ко мне, ее ноги подергивались и терлись друг о друга. Я нашел ее груди своими губами, нежно касаясь их, и ее крики наполнили маленькую пещеру звуками чистого восторга. Я остановился, оторвал от них губы, и она лихорадочно поднялась, чтобы сунуть их мне в рот. «Ой, не останавливайся, черт… не останавливайся», - сказала она. Я снова отстранился и посмотрел на ее лицо, ее глаза закрылись от удовольствия, губы приоткрылись, дрожа.

"Ты зовешь, Хилари?" - мягко спросил я. Она захныкала и прижалась грудью к моей руке. «Вошь», - всхлипнула она. «Ты, вошь. Да, я зову… Я хочу, о боже, я хочу». Я снова наклонился к сладкой ее груди и почувствовал, как девственные соски поднимаются под мягким кругом моего языка. Брюки Хилари внезапно спадали с ее ног, и я исследовал юную, твердую выпуклость ее живота, теплую влажность ее бедер, в то время как она продолжала издавать слабые хныкающие звуки экстаза. Я опустился на нее. Ее руки сжали мою шею, как тиски, а ее губы настойчиво целовали мое лицо. Когда я вошел к ней, она заплакала длинным, низким, наполненным страстью криком, который становился все сильнее по мере того, как я увеличивал свои движения. Внезапно я отстранился и долго ждал. Она лежала в анабиозе, выгнув спину, не дыша, а затем вскрикнула от экстатической боли, криком мольбы о голоде. «Нет-о-о-о ... ты не можешь остановиться. Боже мой, нет. Пожалуйста ... о, о, пожалуйста». Я снова подошел к ней и стал двигаться в более сильном и смелом ритме, и теперь Хилари била кулаками по моей груди в дикой, неконтролируемой страсти. «О, я не могу… я не могу справиться с этим», - воскликнула она. «Я не могу с этим справиться».

«Ты справишься с этим», - сказал я, и я знал, что она испытывает эту сладкую тоску неконтролируемого экстаза, момент, который когда-либо знали только некоторые женщины, когда их страсти буквально выходят за рамки их самих. Та же агрессивность, та же решимость, теперь преобразованная в экстаз восторга, уносила ее к высотам, о существовании которых она никогда не подозревала, к Гималаям страсти, и у меня мелькнула мимолетная мысль, что наша обстановка подходит для нее. Внезапно, когда я глубоко вошел в нее, она схватила меня, и ее юное, твердое тело судорожно задрожало, а ее дыхание стало прерывистым. Наконец, как выключенная лампочка, она упала, совершенно измученная и истощенная. Я лежал рядом с ней, наслаждаясь великолепными контурами ее тела. Хилари была большой девочкой, но статной красотой ее обладали лишь некоторые взрослые девочки. Прошло некоторое время, прежде чем она открыла глаза и посмотрела на меня. Она перевернулась и легла ко мне, прижав губы к моему уху.

"Вы все время знали, не так ли?" спросила она. «Ты все время знал, чего я действительно хотела».

«Не сначала, - сказал я. «По крайней мере, сознательно. Но я рад, что узнал».

Я повернул ее, чтобы посмотреть ей в глаза. Я спросил. - "А ты?"

Она кивнула и крепко обняла меня. «Я рада», - сказала она. «Я надеюсь, что снег никогда не перестанет идти».

Мы тихо лежали в теплом маленьком мире, который мы нашли, и еще до того, как ночь закончилась, я научил Хилари больше о высотах страсти и экстаза. Она была энергичной и искренней, но недостаток опыта восполняла чистым удовольствием открытия. Снег прекратился на рассвете, и мы наконец оделись и двинулись в путь. Она остановила меня на выходе и прижалась губами к моим.

«Я никогда не забуду эту ночь», - сказала она. «И мне еще больше жаль Халин. Когда вы встанете, вы оставите большую дыру в ее мире и уйдете, как и сделаете».

«Перестань заставлять меня чувствовать себя бездушным», - сказал я. «Она переживет это. Она пришла ко мне, вся связанная ритуалами, обычаями и древними кодексами. Я пытался повернуть ее в сторону».

«Держу пари, ты пробовал тридцать или сорок секунд», - усмехнулась она.

«Старая Хилари вернулась», - сказал я. «Мисс сладости и света».

«Может быть, старая Хилари никогда не уходила», - сказала она. «Может быть, вчера вечером была лишь мимолетная пауза». Ее рука внезапно сжалась на моей, и ее голова прижалась к моей груди. «Может быть, старая Хилари вернулась, потому что ей чертовски жаль, что старый мир должен вернуться», - сказала она тихим голосом. "Может потому, что желание прошлой ночи могло продолжаться вечно ".


Я обнял ее еще мгновение, а затем двинулся вперед из пещеры. Снаружи рассвет преподнес нам еще один сюрприз. Снег остановился и лег на все, тяжелое белое одеяло, но теперь я впервые увидел, где мы были. С уступа мы смотрели вниз на широкий проход, и в нем стояли десять палаток и много солдат, только что вышедших из своих укрытий.

"Они китайцы!" - выдохнула Хилари.

«Они чертовски уверены», - сказал я. «Китайские захватчики».

"Но что они здесь делают, Ник?" спросила она.

«Я не знаю, но могу сделать довольно хорошее предположение», - ответил я. «Бьюсь об заклад, они едут на встречу с Гхотаком. Он, вероятно, вызвал бригаду войск в качестве страховки».

"Страхование от чего?"

«Против того, что что-то пошло не так в последнюю минуту. Против моего присутствия на месте происшествия. Против неожиданного развития событий. Если, например, король решил отказаться от удовлетворения петиции в последнюю минуту, он мог бы совершить переворот и добиться своего установления во власти ".

Мы присели на выступ и смотрели, как солдаты растягиваются и расчищают снег. Они не сносили свои палатки, а это означало, что они ждали кого-то, без сомнения, проводника, который проведет их до конца пути. Может быть, они ждали, что кто-нибудь доставит весть от Гхотака, каким должен быть их следующий шаг. Я видел, как офицер вышел из палатки и отправил двух часовых, по одному в оба конца перевала. Тот, что с нашей стороны, занял позицию почти прямо под тем местом, где мы засели.

«Они, несомненно, пришли через Тибет», - сказал я. «Но я хочу проверить это на себе. Я могу получить ответы, которые хочу, от того часового, которого он послал сюда сам».

Я вручил винтовку Хилари. «Держись за это и оставайся здесь, пока я не вернусь», - сказал я ей. «Понимаешь? Никаких решений самостоятельно, или я сломаю тебя пополам, когда догоню тебя».

Она кивнула. «Обещаю», - сказала она. «Я останусь здесь».

Я осторожно обогнул другой конец узкого уступа, нашел место, где можно было спуститься, и позволил себе упасть в сугроб глубокого снега. Я пригнулся, когда на меня с уступа упала небольшая снежная лавина, обеспокоенная моими движениями. Я смотрел, как оседает снег, и на моем лице появилась улыбка. Если повезет, это может быть очень полезный день. Я выбрался из сугроба и начал спускаться вниз, стараясь двигаться по камням, где только возможно, стараясь не выбить рыхлый снег. Китайский солдат расположился между двумя большими каменными образованиями и спокойно стоял, полагая, что его пост был скорее формальностью, чем чем-либо еще. За двумя скалами была узкая трещина в леднике, глубже, чем мог видеть глаз. Я встал на вершину камня и кинулся на него, попав в цель. Он упал со мной в щель. Я коснулся его челюсти правой рукой, и он обмяк. Потянув его за собой, я вошел в высокие стены, примыкающие к расселине. Он приближался, и я выставил его голову и плечо через край, казалось бы, бездонной пропасти в горах. Мой китайский был достаточно хорошим, если он не говорил на одном из самых малоизвестных диалектов. Оказалось, он меня очень хорошо понял. Позволив ему заглянуть в пропасть, я выдернул его на спину, удерживая наполовину за край одежды.

Я спросил. - "Почему вы ждете здесь?" Он увидел в моих глазах, что я бы не стал дважды думать, чтобы сбросить его с края.

«Мы ждем приказа двинуться», - сказал он.

Я спросил. - "Приказа от кого?"

Он пожал плечами. «Я всего лишь солдат», - сказал он. "Не могу сказать."

Я оттолкнул его от края, и он схватил меня за руку для поддержки. Его узкие глаза расширились от ужаса.

"Приказа от кого?" - повторил я. «Бьюсь об заклад, вас специально выбрали, и вы все знаете, зачем вы здесь».

«Приказа от монаха», - выдохнул он.

"Когда вы их ожидаете?"

Он начал давать мне еще один уклончивый ответ, но передумал. «Скоро», - пробормотал он. «В любое время. Снег задерживает нас».

Я оттащил его от края. Я только собирался оглушить его и позволить ему найти дорогу обратно в Тибет, когда он очнется, если он сможет, но он совершил ошибку, набросившись на меня. Я уклонился от выпада, выбил его из-под ног и порезал ему шею. Он упал, перевернулся и, когда рыхлый снег уступил место под тяжестью его тела, поскользнулся на краю, и я залез обратно туда, где оставил Хилари.

«Мы должны вернуться, но не раньше, чем мы позаботимся об этой группе», - сказал я ей сухим тоном.

«Ты глупец, - сказала она. «Мы двое против них всех? Ты не можешь быть серьезным».

«Вы делаете то, что я говорю, и заботитесь о каждом из них сразу», - сказал я. Я взял с собой солдатскую винтовку и отдал ее Хилари, забрав свой Марлин. Я указал на высокие горные склоны по обе стороны перевала.

«Эти скалы и уступы покрыты тоннами свежего снега, который еще не осел», - сказал я. «Его можно сместить любой внезапной вибрацией и вызвать гигантскую лавину».

Я увидел внезапное понимание в ее глазах.


«И вибрация может быть вызвана эхом выстрелов, отражающихся от горных склонов», - сказала она.

"Умная девочка", - сказал я. «Иногда требуется только вибрация от звуковых волн одного выстрела, чтобы вызвать снежный оползень. Но мы собираемся убедиться в этом. Я собираюсь спуститься вниз и перейти на другую сторону. Когда вы слышите мой первый выстрел, вы начнете стрелять. Цельтесь прямо на противоположный склон горы. Сделай шесть выстрелов и затем остановись. Что бы ты ни делала, не уходи отсюда. Здесь тебя будут защищать, под выступом над головой. Когда все закончится, ты можешь спускаться. Встретимся внизу этого разреза ".

Я начал спускаться, махая ей в ответ. Я не двигался, пока добрался до края перевала, где стоял часовой. Извиваясь на животе по открытому пространству, я добрался до другой стороны и стал карабкаться по скользкому рыхлому снегу. Найдя нишу примерно на том же уровне, что и Хилари напротив меня, я посмотрел на солдат в проходе. Я не мог различить Хилари в свете свежего снега, но я поднял винтовку и выстрелил. Я сразу услышал ее выстрел. Я продолжал стрелять в воздух, всего шесть выстрелов. Внизу суетились китайцы, выскакивали из своих палаток, смотрели вверх и гадали, что, черт возьми, происходит. Когда я остановился, последний выстрел Хилари эхом разнесся по перевалу, и я прислушался к звуку, который был почти уверен, что он прозвучит. Сначала он начинался с мягкого грохота, а затем набирал громкость, пока тонны за тоннами снега не начали спускаться по скалам по обе стороны перевала, грохочущий рев перемежался резкими трещинами затвердевшего снега, вырванного из-под земли. Лавина с ревом ворвалась в перевал, за несколько минут похоронив людей и палатки, свалив снег на снег, пока не осталось ничего, кроме гигантского холма белой смерти. Я молча ждал, трепеща перед катастрофической силой того, чему я стал свидетелем. Странная тишина воцарилась над проходом, тишина абсолютной и окончательной окончательности, как если бы высокие каменные гиганты произносили свой собственный pax vobiscum.

Я начал медленно спускаться и встретил Хилари внизу разреза. Мы прошли извилистый путь обратно в горы, не говоря ни слова. Зрелище удивительной силы природы сделало слова почти похожими на людей, кажущимися излишними и незначительными.

Мы добрались до деревни, и я снова стал свидетелем работы непальского Western Union. Первые двое мужчин, которых мы встретили, взглянули на меня и побежали по улице. Я знал, что через час все узнают, что иностранец благополучно вернулся.

«Увидимся, Ник», - сказала Хилари, когда мы подошли к дому Халин. "Это еще не конец, не так ли?"

Я сказал. - "Нет «Еще нет. Пока Гхотак все еще пытается что то сделать».

"Тогда будь осторожен, ладно?" - сказала она, ее глаза внезапно затуманились.

«Держись на связи, кукла», - сказал я. «У тебя еще нет своей истории».

Когда я подошел, Халин выбежала из дома и упала мне на руки, ее маленькое тело задрожало. Я был рад, что Хилари ушла.

«Мой Ник, мой Ник», - рыдала она. «Ты был прав. Ты жив, и все, что ты сказал, было правильным. Теперь люди узнают это».

«Не все, что я сказал», - пробормотал я. «Йети жив. Я видел его».

Она отпрянула от моих рук, как будто ее ударили ножом. "Вы видели йети?" - сказала она с ужасом в голосе. "Вы видели его издалека, не так ли?"

«Я боролся с ним», - сказал я. «Я посмотрел ему в глаза».

Казалось, она съежилась, и я обнял ее.

"Что случилось, Халин?" Я спросил. "Что случилось?"

«Известно, что тот, кто посмотрит в лицо йети, умрет, - сказала она беззвучно.

«О, ради бога», - взорвался я. «У вас есть пословица на все, что касается йети. Я смотрел на эту проклятую штуку, и я не собираюсь умереть из-за нее. Это будет еще одна проклятая пословица, которую вы можете стереть из книг».

Она повернулась и вошла в дом, и мне стало ее жалко. Ее безграничная радость была разорвана на части. Я повернулся и зашагал по улице к храму. Гхотак, которого один из своих людей явно предупредил, что я приближаюсь, появился на ступеньках и спустился ко мне лицом к лицу.

Я сказал. - "Разве вы не созываете встречу?"«Давай, приятель, давай послушаем что скажет народ. Я вернулся, видите ли, и очень жив».

«Я это вижу», - сказал он сквозь сжатые губы. «Я не буду собирать людей вместе. Это значит только то, что нужно ждать еще одного сигнала от Каркотека».

Я огляделась и увидела, что вокруг быстро собралась толпа, и он был на виду.

«Хорошо», - пожал я плечами. «Никакой встречи, и будет еще один знак. Следующий будет означать, что ты закончишь, Гхотак, ты, йети и вся твоя команда». Я повернулся и двинулся, но остановился и снова посмотрел на него. «О, кстати», - усмехнулся я. «Компания, которую вы ждали, не сможет выжить. Мне хочу сказать вам, что они просто завалены снегом».

Я видел, как его челюсти сжались, а глаза метали в меня искры ярости. Он повернулся и вернулся в храм, а я ушел. Его бесстрастная внешность не могла оставаться такой же, как и его карточный домик который начинает рассыпаться.

Я вернулся в дом и вошел в свою комнату. Я устал, чертовски устал, и мне не потребовалось много времени, чтобы заснуть. Я смутно осознавал, что теплая маленькая фигура Халин не проскользнула в комнату и не прижалась ко мне, и мне было немного жаль и грустно.


Глава VII.


Когда я утром спустился вниз, она ждала меня с горячим чаем и печеньем.

«Мне очень жаль, что я так расстроилась вчера вечером», - просто сказала она. «Это неправильно с моей стороны ожидать, что вы поверите так же, как и мы. Возможно, вы снова докажете, что я неправ. Я очень на это надеюсь».

Ее глаза были глубокими и наполненными множеством забот. Надежда, печаль, страх, но больше всего с чем-то еще, и я обнаружил, что проклинаю Хилари за ее проклятую женскую мудрость. Я решил, что с Халин все будет по возможности на другом уровне.

«Гхотак еще не закончил», - сказал я. «Он что-то замышляет, и я должен сначала поговорить с ним. Вы говорите, что он уходит в горы, чтобы медитировать в одиночестве два раза в неделю, и он делает это годами. Почему йети никогда не напал на него?»

«На самом деле очень немногие люди видели йети», - сказала Халин. «Многие видели его следы на снегу. Но Гхотак - святой человек, и дух Каркотека защищает его личность».

«С тем, что он пытается делать, как вы можете называть его святым человеком?» Я спросил.

«Зло вошло в него», - без колебаний ответила она. «Может, он преодолеет это. Между тем, он все еще святой».

Я решил не заниматься этим переплетенным мышлением. "Когда он совершает паломничество в горы?" Я спросил.- "Ты знаешь?"

«Да», - ответила она. «Он сделает одно завтра, а потом на неделе».

Это все, что я хотел услышать. Когда Халин ушла с чаем и чашками, я пошел заделать еще несколько возможных дыр. Я рассказал Хилари всю правду, но не забыл ее загадочных замечаний. Я пошел в трактир путешественников, узнал номер ее комнаты и поднялся на второй этаж. Я услышал тиканье пишущей машинки и проскользнул в небольшую нишу в нескольких футах дальше по коридору. Я остался там и ждал. Она печатала около часа, а потом я увидел, как она вышла в белом свитере и ярком килте. Она спустилась вниз, и я попытался открыть дверь. Она была заперта, но, очевидно, как и все непальские двери, замок был не более чем кивком в сторону формальности. Небольшое давление, и она открылась. Комната была маленькой, типичной для непальских домов, с тяжелыми деревянными панелями, маленькими окнами и красочными одеялами на кровати.

Вещи Хилари были разбросаны. Я проверил ее одежду, висевшую в единственном шкафу, а затем достал ее сумку. Я рылась в трусиках, бюстгальтерах, блузках и свитерах. Я нашел его в углу, под серым кашемировым свитером. Как только я вытащил ее, ее самодовольное замечание объяснилось. Это был небольшой передатчик, вероятно, с транзисторным питанием и, безусловно, способный добраться до полевого офиса где-нибудь в Индии. Аккуратно, я улыбнулся про себя. Я подошел к пишущей машинке и просмотрел в ней бумагу. Она писала депешу перед ее отправкой. Я думал просто взять набор с собой, но потом у меня появилась идея получше. Это было бы лучше. Я открыл заднюю часть, вынул батарейки и положил их в карман. Затем я осторожно положил комплект в угол сумки, под серый свитер. Я бросил последний быстрый взгляд, чтобы убедиться, что у нее в сумке нет лишних батареек. Их не было, и я ушел, выскользнув за дверь, не в силах удержать улыбку от моих губ. Я видел, как она внизу в столовой ела суп с тарелкой и яростно писала на листе бумаги. Я проскользнул мимо и вышел за дверь незамеченным.

Часть дня я провел, гуляя по улицам, позволяя как можно большему количеству людей увидеть, что я жив. Я узнал, что это была страна, где царили слухи, и, увидев меня во плоти, можно было развеять любые слухи, которые Готак мог распространять своими мальчиками.

Днем Халин пошла в храм помолиться за дух своего отца, и я был рад, что она ушла. Я подумал о том, что Хилари сказала о причинении ей боли, и это было последнее, что мне хотелось сделать. Но это было неизбежно. Держа ее на расстоянии вытянутой руки, я тоже причиню ей боль, только раньше. Это будет вдвойне больно сейчас и позже. Я решил сыграть ее на слух, а когда она вернулась, мы выпили вина за обедом и рано легли спать. Я пробыл под меховым одеялом всего несколько минут, когда она вошла обнаженная, и ее изящная красота снова стала потрясающей красотой. Она подкралась ко мне и своими губами начала свои мягкие, трепещущие путешествия по моему телу. Я наклонился, проявляя всю самодисциплину, какую смог собрать, и поднял ее голову.

"Что это такое?" спросила она. «Почему ты меня останавливаешь? Разве я тебе не нравлюсь?»

«О, Боже, нет, это не то», - сказал я. «Но я не хочу причинять тебе боль, Халин, но, возможно, мне придется это сделать. Что, если мне придется скоро покинуть тебя?»

«Если так написано, значит, так и должно быть», - мягко сказала она. «А пока я твой, и мне нужно доставить тебе удовольствие».

Она опустила голову и стала снова ласкать мое тело.



губами. - Извини, Хилари, - тихо сказал я. Я старался. Халин поджигала мое тело, и я наклонился и увидел ее нежную красоту. Мы занимались нежной и чувственной любовью, и ночь была окутана экстазом.

Я проснулся на рассвете и быстро оделся. Халин приготовила мне горячий чай и спросила, куда я иду, но я отказался ей сказать.

«Я попытаюсь довести дело до конца», - сказал я. "Верь в меня."

Она кивнула, ее глубокие глаза были такими доверчивыми и полными скрытых эмоций. Я направился к выходу, и в первом сером дневном свете улицы были почти безлюдны. Лишь несколько фермеров, рано шедших на рынок, обогнали меня, когда я направился в горы. Со мной были винтовка Марлин, Вильгельмина и Хьюго в моей куртке. Я достиг перевала у подножия гор и нашел высокий валун, за которым мог спрятаться и все еще видеть. Солнце не взошло больше часа, когда я увидел его приближающимся, идущим в одиночку, его шафрановая мантия скрывала тяжелые ботинки и теплую одежду, которую он носил. Я пропустил его и увидел высокий шест, который он нес с собой. Когда он был достаточно далеко впереди, я нашел его след и увидел, что он отошел от того, по которому пошел старик, и от того, по которому я шел. Он продирался сквозь неизвестные мне овраги и расселины. Время от времени я замечал впереди пятно шафрана и ловил себя на мысли, что он забирался довольно высоко, просто чтобы медитировать.

Серия каменистых ступенек внезапно завершилась довольно гладкой, изношенной тропой, крутой, но с обеих сторон окаймленной неровными валунами, покрытыми многолетним льдом и снегом. Я не видел Готака, но слышал его. Я шел слишком быстро, слишком небрежно, когда на меня обрушились с обеих сторон фигуры в синих рубашках, двое, трое, четверо из них, и я заметил больше, когда я опустился под лавиной тел. . Я пнул ногой, почувствовал, как моя нога вошла в одну, но его тяжелая одежда защищала его. Другой схватил меня за голову. Я протянул руку, схватил его за волосы и дернул. Он отпустил, я высвободил локоть и засунул ему в рот. Я ударил еще одного с диким замахом и почувствовал, как его челюсть отвисла. Теперь я стоял на одном колене и сопротивлялся, когда кто-то ударил меня толстой палкой для ходьбы по голове. Мне казалось, что на меня упало красное дерево. Я качнулся вперед, лицо было засыпано снегом, от которого я пришел в сознание, перевернулся, схватил ближайшую руку и повернулся. Я услышал крик боли, а затем шест снова упал, на этот раз ударившись о мой висок. Я бросился вперед, и все стало сине-черным. Когда я очнулся, я был связан, мои руки были раскинуты за спиной.

Гхотак стоял, глядя на меня, когда меня грубо поднимали на ноги.

«Я сильно недооценил вас», - сказал он бесстрастно. «Но теперь вы недооценили меня. Я был уверен, что рано или поздно вы попытаетесь следовать за мной, и мы ждали».

Он повернулся к своим людям и резко заговорил с ними.

«Приведите его с собой, - сказал он. «И поспешите. Время важно. Я должен возвращаться в храм». Он двинулся вверх по все более крутой тропе, которая, наконец, исчезла в обычном хаосе скал и вертикальных подъемов. Наконец мы достигли небольшого ровного места, и мои колени и руки были в синяках и болели от того, что меня толкали и поднимали по камням.

«Я заберу его отсюда», - сказал Гхотак своим людям. «Ты вернешься в храм и будешь ждать меня. Гхотак избавится от этого лукавого после медитации, и голос Каркотека заговорит с ним».

Я смотрел, как остальные послушно отступают по дороге, по которой мы пришли. Гхотак явно держал своих людей на расстоянии и подвергал их тому же внушению, который он использовал для остальных людей. Он залез в свою мантию и вытащил курносый британский армейский пистолет тридцать восмого калибра.

«Иди впереди меня и не делай неверных шагов», - сказал он. «Я не хочу стрелять в тебя, но сделаю, если придется».

Мы пошли дальше, и Гхотак вел меня голосовыми командами. Местность теперь была более плоской, ледяной и холодной. В заснеженной скале внезапно появилось большое отверстие, и Готак указал мне на него.

«Туда», - прохрипел он. Я пошел дальше, гадая, как я доберусь до Вильгельмины и Гюго. Гхотак положил руку мне на спину, когда мы приблизились к отверстию, и толкнул меня. Я плыл по ледяной земле и упал в проем. Факелы животного жира горели вдоль стен, и я увидел, что мы находимся в огромном туннельном прорезе в скале. Когда мы двинулись вперед, я услышал ужасный, леденящий кровь крик, который я слышал только однажды. Готак толкнул меня вперед, за небольшой поворот, и я оказался перед огромной стальной клеткой. Внутри был йети, его ужасное лицо выглядывало наружу, и из его горла доносились гортанные рычания. Существо возбужденно подпрыгивало, когда Гхотак приближался, и слюна текла по бокам его длинных клыков, выступавших из широкой пасти. Я снова был поражен медвежьей мордой этого существа, человеческим лбом и глазами, когтистыми руками и ногами. Увидев меня, он снова закричал ужасным высоким звуком и его зубы скрежетали, когда он бросился на решетку.


Клетка дрожала, но держалась, и Готак улыбнулся тонкой злой улыбкой. «Он помнит тебя», - сказал он. "К несчастью для тебя".

"Что это такое?" - спросил я, слыша благоговение в собственном голосе. "Это йети?"

«Это йети, или, по крайней мере, он подойдет, как йети», - ответил монах. «Легенда о йети насчитывает тысячу лет, а этому существу всего около двадцати лет, но кто я такой, чтобы говорить, что он не реинкарнация изначального йети?»

«Не будь таким скромным, - сказал я. «Это то, что убило патриарха Лиунги и других и чуть не убило меня».

«Это существо - продукт сил, которых вы в западном мире не понимаете», - сказал Готак. "Только здесь, на Востоке, мы осознаем, что происходит нечто большее, что не может быть объяснено, чем то, что может быть объяснено. Как часто женщины в горных странах, когда их сексуальные аппетиты уже невозможно сдерживать, использовали животных Так же обстоит дело и в странах Запада ".

Конечно, он был прав. Не так много в наши дни, но когда-то эта практика была гораздо более распространенной, чем предполагали власти.

«Женщина-шерп использовала домашнего медведя на своей горной ферме, - сказал Готак. «Я тогда был всего лишь семинаристом, но я бы посетил ферму этой женщины. Странным образом природы ребенок был зачат и рожден женщиной, которая немедленно попыталась сбросить его со скалы. Даже несколько часов после рождения это было существо слишком ужасное, чтобы на него смотреть. Я взял ребенка и принес его сюда и сохранил его в живых. Когда я увидел, что он растет, и увидел, что он более дикий, чем человек, команда европейских инженеров построила клетку и привезла ее сюда. Я быстро понял, насколько ценным было мой перевоплощение йети, которого ваши люди называют отвратительным снежным человеком ».

Я спросил. - «А эта… эта штука тебе подчиняется?»

«В некотором роде», - ответил он. «Я выпускаю его, и он бродит по горам, убивая и пожирая животных и людей, которых он может поймать. Но, с его ограниченным интеллектом и высокоразвитым инстинктом, он всегда возвращается. Я всегда оставляю ему больше мяса в клетке. Когда он берет мясо, дверь закрывается, и он в тюрьме ".

Я спросил. - "Предположим, он нападет на тебя, когда ты его выпустишь?" Монах пожал плечами. «Незначительная опасность. Его элементарного интеллекта достаточно, чтобы сказать ему, что я способствую его существованию. Вы должны помнить, что он наполовину человек».

«Проклятая маленькая часть», - проворчал я. Существо не остановило свои пронзительные крики, а просто понизило их до рычащего гортанного звука. Я посмотрел ему в глаза и увидел горящие шары злобного животного. Гхотак шагнул за мной и ножом, который он извлек изнутри своей мантии, разрезал веревку на моих запястьях и мгновенно подошел к двери клетки, держась за цепь, которая тянула дверь.

«Ты можете начать бежать», - сказал он. «У тебя есть шанс спастись от йети. Разве я не прав?»

«Чрезвычайно забавно с твоей стороны», - сказал я. "Почему?"

«Потому что я хочу, чтобы тебя нашли убитым в горах. Я хочу, чтобы шерпы, путешествуя по горам, нашли тебя и следы когтей йети. Это особенно важно, чтобы тебя нашли таким образом».

«Спасибо», - сказал я. Он, очевидно, не думал, что я могу убежать от твари или вместо этого убить её. Я посмотрел на это еще раз, и мне пришлось согласиться с его рассуждениями. Он начал открывать дверь.

«И последнее, - сказал он. «Я прекрасно понимаю, что вы вооружены. У вас, несомненно, есть револьвер и небольшой нож, который вы дали девушке перед тем, как сразиться с коброй. Они будут вам бесполезны. Кожа йети тверда, как шкура слона».

Я увидел, как его рука опустилась, и дверь начала подниматься. Время разговоров закончилось. Это определенно было время бега, и я начал бежать, вкладывая в него все, что у меня было. Я начал спускаться по тропе, поскользнувшись, скользив и падая. Я слышал появление существа, его пронзительный крик теперь эхом разносился по ветру. Он догонял меня с нелепой легкостью. Тропа выровнялась до того места, где одна сторона была крутым обрывом с края обрыва. Оглядываясь назад, я увидел, что существо шло вертикально, шаркающей медвежьей походкой. Я увидел высокий камень, скрылся за ним, и стал ждать.

Существо, шаркая, двинулось вперед мимо скалы. Я нырнул, ударив существо сбоку идеальным подкатом. Я въехал изо всех сил своего тела, врезавшись в него с силой как минимум трех хороших подкатов. Он выбил ему ногу из-под него, и он с ревом рухнул, но я не успел отправить его с края обрыва. На мгновение он лежал на спине, и я нацелил удар в то место, где это могло бы быстрее всего его сбить. Но существо повернуло мощную ногу и ударило меня по бедру. Он приподнялся, и с его оскаленных клыков капала слюна, но он был в идеальном положении для правильного удара. Я не смог устоять перед шансом и замахнулся всеми плечевыми мышцами. Я почувствовал, как удар прошел, и мою руку пронзила острая боль. Существо просто вскочило и попробовало ударить меня взмахом одной огромной руки.

Я пригнулся и почувствовал движение, которое едва не попало в мою голову. Он попробовал другой удар, но я был достаточно быстр, чтобы отступить. Я увидел серию скалистых ступенек на обрыве и вскочил по ним, порезав себе колени и ноги, когда я поскользнулся и споткнулся. Последний камень находился достаточно близко к краю нависающего уступа, так что я мог просто дотянуться до него и подтянуться. Я поднял свое тело над ним и полежал там секунду, собираясь с силами и мыслями. Я выглянул из-за стены и увидел, что он идет за мной. Внизу был узкий выступ, а ниже ряд зазубренных скал.

Я взобрался на выступ с отчаянием, которого никогда не смог бы преодолеть при обычных обстоятельствах, но существо неслось за мной с легкой, мощной ловкостью медведя. Я знал, что бежать дальше только отсрочит неизбежное. Он догонит меня где-нибудь, и я буду схвачен одной из тех размахивающих руками, разорванный в считанные минуты огромными когтистыми руками. Я не мог обогнать его здесь, в этих ледяных каменистых горах, и ни один человек не смог бы победить его. Я вытащил Вильгельмину из кобуры и переложил пистолет в левую руку. Затем я позволил Хьюго упасть мне на ладонь. У меня был только один шанс, и это было подходящее место для него. Это будет грязно и мерзко, но это единственное, что стоит между жизнью и смертью агента N3. Я лег на выступ лицом к краю выступа. Я ждал, каждый мускул напрягся и напрягся. Гхотак уже должен был возвращаться, будучи в высшей степени уверен, что все кончено. Я знал, что он чертовски прав.

Сначала на выступе показались серо-белые волосы, потом когтистая рука схватилась за край выступа. Затем последовало ужасное лицо с мордой и огромными клыками, торчащими изо рта. Обе когтистые руки были теперь на выступе, поднимая огромное тело вверх. Я ударил одной рукой вперед с вытянутым Хьюго, вонзив стилет глубоко в глаз существа. Йети закричал, широко открыв рот. Это был момент, на который я рассчитывал. Я трижды выстрелил из люгера, отправив три пули в открытую пасть существа. Гхотак сказал, что пули не могут проникнуть сквозь толстую кожу, но они врезались в мягкую внутреннюю часть рта, разрывая большие отверстия и проникая в основание черепа.

Леденящие кровь крики внезапно прекратились, и существо вцепилось в уступ, повернув голову набок, и я увидел странное выражение, внезапно появившееся в его оставшемся глазу - взгляд человеческой печали. Он снова открыл пасть, на этот раз беззвучно, и я увидел, как его когтистые руки глубоко впиваются в снег уступа, все еще пытаясь подняться. Я снова выстрелил, послав еще одну пулю в его разинутую пасть, и теперь кровь хлынула из существа, из его рта, ушей и даже из глаз. Я видел, как когтистые руки обмякли, и он соскользнул с края. Я наклонился, чтобы посмотреть, как огромное тело ударилось о узкий выступ внизу, отскочило от него и бросилось на серию зазубренных камней, наконец, чтобы повиснуть на одном из них в тишине смерти. Медленно он соскользнул со скалы и упал в снег.

Я спустился туда, где он лежал, и остановился над ним в страхе. Если бы хоть одна из этих когтистых рук разорвала меня, я был бы мертв. Я схватился за одну ногу и стал тащить ее за собой. Когда движение становилось слишком тяжелым, я толкал его впереди себя, пока не нашел место, где я мог бы его вытащить. Наконец, у меня болели руки, я добрался доравнины, приближающейся к деревне, и волочил за собой безжизненный трофей. Каждый шаг становился все труднее, но теперь я встречал туземцев с широко открытыми глазами, которые убегали, чтобы рассказать другим, и через несколько минут рядом со мной маршировала толпа, возбужденно бормочущая и трепещущая на йети. Я заметил, что, хотя он был явно мертв, никто не предложил мне помочь вытащить его. Я не винил их. Даже мертвым он мог напугать чучело соломой. Я прошел по улицам и направился к храму и Гхотаку.


Глава VIII.


Гхотак позвонил в храмовые колокола и позвал своих последователей, и когда я подошел, волоча существо за собой, я увидел, как его охранники вбегают внутрь в возбужденном страхе. Я оставил существо у подножия ступеней храма. Я оглянулся и увидел, что Халин бежит. Я помахал ей и вошел в зал для собраний с низкой крышей в задней части храма. Люди Гхотака предупредили его, и когда я направился к сцене, он вытащил револьвер из-под своей мантии и выстрелил в меня. Этого движения я не ожидал, и при первом же выстреле деревянная щепка отлетела от стены в дюйме от моей головы. Я упал на пол, и второй выстрел безвредно пролетел мимо. Ход Готака сказал мне, что он знал, что игра окончена. Больше не было никаких претензий на то, чтобы быть высоким святым перед своим народом. Выстрелы заставили толпу броситься к выходу, и я взглянул сквозь мчащиеся фигуры и увидел, как Гхотак исчезает за сценой, ведущей в сам храм. Я перепрыгнул с платформы и пошел за ним. Его люди казались неуверенными, неуверенными в том, что им делать. Я видел, как двое из них спрыгнули и убежали вместе с толпой. Один пытался преградить мне путь. Он бросился на меня, и я острым правым ударом сломал ему челюсть. Он упал вниз, как раскинувшийся синий сверток. Я пробежал через узкий проход, соединяющий храм с залом для собраний. Я услышал, как зовут меня по имени, и остановился, чтобы увидеть, как за мной бежит Халин. Она бросилась ко мне в объятия, и мы на мгновение обнялись.

«Уходи отсюда», - сказал я. «Гхотак будет в отчаянии. Он может сделать что угодно».

«Иди», - сказала она, отступая. «Я пойду за тобой. Возможно, я тебе понадоблюсь».

У меня не было времени спорить с ней. Кроме того, я знал, что ее упрямство, основанное на традициях, заставило ее быть здесь.

«Не подходи», - крикнул я, побежав в храм. Я провалю дело, если позволю Гхотаку выскользнуть из моих пальцев. С этими людьми, их суевериями и древними верованиями он мог начать все сначала. Кроме того, у этого ублюдка было четыре попытки убить меня. Я заслужил выстрел в ответ и собирался сделать свой ход.

В храме было тихо, и я остановился, прислушиваясь. Я услышал поспешные шаги и увидел одну из фигур в синих рубашках, взлетевшую с небольшой лестницы с одной стороны здания. Он не хотел быть участником драки и бросился к дверям. Я отпустил его. Меня не интересовали мелкие наемники. Я направился к лестнице и оглянулся, когда начал спускаться. Я увидел, как подходит Халин, и из открытых дверей храма я увидел светловолосую голову. Я спустился по лестнице. Когда я добрался до нижней ступеньки, мои плечи сморщились от выстрела, я упал назад и лежал неподвижно. За ним не последовало другое, и я приподнялся и увидел, что нахожусь в большом подвале с деревянными балками, стены которого выстроены статуями различных божеств. Я заметил вспышку шафрана в дальнем конце комнаты, и в поле зрения появился Гхотак. Он нацелил на меня револьвер, и я пригнулся. Я услышал глухой щелчок бойка, ударившего по пустой камере. Я встал и направился к нему. Он отбросил пистолет и стал ждать меня. Мои руки разжались и сомкнулись в нетерпеливом ожидании, и я был на полпути к нему через комнату, когда пол подо мной раскрылся, и я рухнул вниз. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть руку Готака, тянувшуюся за его спиной, прижимающуюся к стеновой панели, а затем я оказался на четвереньках на грязном полу. Я услышал, как открылась и захлопнулась дверь, и голос монаха раздался эхом дикого смеха. Дверь люка открылась примерно в десяти футах над моей головой. Добраться до него было невозможно.

Затем я увидел, что у меня есть компания в подвале, когда весь конец ямы начал двигаться, оживая в извивающейся, скручивающейся массе, которая начала скручиваться и скручиваться на отдельных змей. Я видел королевских кобр, смертоносных гадюк, зеленых мамб и разнообразных ватнокоротов, каждый из которых был способен убить человека одним ударом. Теперь они шипели, приближаясь ко мне. Я в отчаянии огляделся. Ничего не было, только голые стены. Я попытался прыгнуть за край проема, но он остался вне досягаемости. Змеи двигались со скоростью, явно голодные и готовые напасть на жертву.

"Ник!" Я услышал крик и посмотрел вверх и увидел Халин на краю проема. Рядом с ней появилась голова Хилари. "О Боже!" Я слышал, как она воскликнула. Она попыталась протянуть руки вниз, но расстояние было слишком большим.

«Там драпировки», - сказала она, глядя на храм. «Я их достану».

Халин осталась на краю, глядя на меня сверху вниз. Хилари убежала, и я слышал, как она рвет материал. Но я знал, что будет слишком поздно. Змеи были почти на мне. К тому времени, как она связала концы вместе и опустила его, они уже достали меня. Халин тоже это заметила.

Я видел, как она закинула ноги через край и упала. "Нет!" Я кричал на нее. "Стоп!" Но было уже слишком поздно, во всяком случае, она бы не обратила на меня внимания. Она приземлилась рядом со мной, и я схватил ее, но она ускользнула и нырнула в эту массу ползающих змей, которые набросились не нее.


Хилари теперь опускала шторы, и Халин снова посмотрела на меня, ее лицо искажалось от боли, когда змея за змеей нападала на нее, вонзая клыки глубоко в ее ноги и лодыжки. Она отвлекла их внимание от меня, чтобы дать мне время сбежать, и теперь ее глаза умоляли меня не допустить, чтобы ее жертва пропала даром.

«Я привязала концы к столбам», - сказала Хилари, встряхивая шторы. «Они будут держаться, только ради бога, поторопитесь».

Я посмотрел на Халин, и ее щеки были залиты слезами, но не всеми слезами боли. «Давай, Ник… иди», - выдохнула она. Я начал карабкаться по шторам, а затем упал.

«Черт возьми, - поклялся я. Я помчался к Халин, которая все еще стояла со змеями в ногах. Мои туфли были достаточно тяжелыми, чтобы выдержать несколько укусов. Я пнул ближайших к ней, схватил ее за талию и поднял из массы прыгающих рептилий. Я отпрыгнул, держа ее одной рукой за талию, и начал подтягиваться к драпировке. Некоторые из змей вонзили свои клыки в нижнюю часть ткани, но я цеплялся за нее, собирая ее, когда я тянул девушку и себя. Халин была наполовину через мое плечо, и мне удалось сместить ее легкую фигуру, чтобы использовать обе руки. На краю Хилари забрала у меня обмякшее тело девушки, и я упал на пол.

Халин уже дышала неглубоко. Полученные ею огромные дозы яда подействуют в считанные минуты. Я видел, как дрожали ее веки, она посмотрела на меня, и ее рука скользнула по моей.

«Я твоя навек», - выдохнула она, и ее веки мягко закрыли глубокие глаза. Ее маленькая фигура вздрогнула и замерла. Я сложил ее маленькие ручки и встал. Глаза Хилари затуманились, и я громко выругался.

«Черт возьми, это вонючее место!» Я выругался. «Ей не нужно было этого делать».

«Потребность и желание», - сказала Хилари глухим голосом. Это две разные вещи ".

Я повернулся и выбежал через заднюю дверь. Гхотака нигде не было видно, но я увидел одного из его людей со страхом в глазах, когда он заметил меня. Я до сих пор не осознавал, насколько могущественной фигурой я стал для них. Я выжил в битве с коброй и убил йети. В этой лиге нельзя подняться выше. Он попытался бежать, но я схватил его, одной рукой оторвал от земли и прижал к стене храма.

Я крикнул. - "Куда он делся?"

«Я не знаю», - сказал мужчина, качая головой, чтобы подчеркнуть свои слова. Я снова ударил его об стену и услышал, как его кости затрещали.

«У тебя есть идея», - крикнул я. 'Куда он делся? Скажи мне, или я сломаю все твои суеверные кости ".

Мужчина указал на небольшой дом с гонтовой крышей примерно в ста ярдах от него. «Может, он там прячется», - сказал он.

«Он не прячется, он бежит», - крикнул я. Я отодвинулся и позволил мужчине получить резкую трещину по лицу. Он упал на землю, крича больше от страха перед тем, что может случиться дальше, чем от боли.

Он закричал. - "Река! Река!" Он указал направо, мимо храма, и я сразу вспомнил, как во время одной из прогулок мельком видел стремительную воду на окраине деревни. Я побежал за ней, проезжая мимо женщин, возвращающихся со свежевыстиранной одеждой. На берегу реки я увидел людей, смотрящих вниз по течению, а вдалеке я заметил бревенчатую землянку, по которой шлепало яркое шафрановое пятно. Трое мужчин вытащили на берег накачанные буйволиные шкуры, только что переправившись через реку на этих уникальных плотах. Я схватил один и весло и вытолкнул его в реку, упал через нее и лег, покачиваясь на надутой коже. Четыре ноги животного торчали вверх, и все это выглядело как кровать с балдахином, плавающая вверх ногами. Но он был легким и маневренным, и я обнаружил, что догоняю тяжелую бревенчатую лодку Гхотака. Течение было быстрым, и мы быстро плыли вниз по реке, минуя нависающие деревья и пологие берега. Река изогнулась, и я увидел, как Готак исчез за поворотом, оглянувшись, чтобы увидеть, как я догоняю его. Я яростно греб, и похожая на воздушный шар шкура буйвола почти скользила по поверхности воды. Обогнув поворот, я увидел лодку на берегу и Гхотака, вылезшего из него. Я направился к нему и увидел, как он вытащил револьвер. Я все еще был на большом расстоянии и плохой мишенью, если только он не стрелял намного лучше, чем я думал. Но я узнал, что он не пытался попасть в меня. Пуля ударилась о надутую кожу, и я услышал свист выходящего воздуха, и я был в воде, плывя против стремительного течения.

Гхотак был готов к бегу, и коварный монах снова остановил меня. Я перешел к берегу, чувствуя, как течение несёт меня вниз по течению, пока я плыл. Достигнув берега, я приподнялся, сбросив промокшую верхнюю куртку. Я взобрался на берег и увидел каменный дом, стоящий ярдах в пятидесяти от берега. Окна были закрыты ставнями, и он выглядел безлюдным, но это был единственный дом вокруг, и я бросился к нему на бегу, пригнувшись, пытаясь сделать себя менее уязвимой мишенью. Мне пришлось пересечь полностью открытую местность чтобы добраться до него, но в меня не попали пули

, и я добрался до дома, дернув за дверь. Она открылась, и я вошел внутрь и обнаружил, что это что-то вроде конюшни. В центре стояли два осла и нагруженные нарты, ослицы были запряжены и готовы к работе.

Я позвал. - "Где ты, Гхотак?" «Я знаю, что ты где-то здесь». Я осторожно двинулся вперед, взглянув вверх, увидел уступ второго этажа наверху. Тюки сена хранились на небольшой площадке на втором этаже. Четыре стойла выстроились вдоль одного конца конюшни, и еще два крепких ослика шерпов смотрели на меня поверх деревянных стойл. Не было ни звука, кроме беспокойного шевеления осликов, и я подошел к ним. С каждого животного свисали тяжелые седельные сумки, я открыл одну и вытащил пригоршню золотых монет и непальских рупий. Я подошел к саням и разорвал брезент на привязанных к нему ящиках и рюкзаках. Я вскрыл одну коробку. На меня смотрели драгоценности и драгоценные камни. Я видел, что Гхотак был готов к любым неожиданностям, и был готов переехать и устроить домашнее хозяйство с таким узлом где-нибудь еще.

Но где, черт возьми, он был? Может быть, когда я был так близко к нему по пятам, он отказался от идеи сбежать с этим богатством. Я вытащил Вильгельмину и начал подниматься по невысокой лестнице, ведущей на площадку второго этажа, гадая, почему, если он был там, он не выстрелил в меня. На площадке я нашел только тюки сена, но их было много, каждый примерно пять футов в длину и три фута в ширину, более чем достаточно, чтобы человек мог за ними спрятаться. Между тюками был открыт узкий проход, и я двинулся по нему с Вильгельминой в руке, осторожно вглядываясь в каждый тюк, проходя мимо него. Внезапно из-за последних тюков в конце площадки я услышал шум и увидел движение шафрана. Гхотак на мгновение поднял голову, а затем прижался к тюку. Я быстро пошел за ним и слишком поздно обнаружил, что он меня прекрасно подставил. Моя нога приземлилась прямо на пружинный механизм ловушки для животных, и яростные стальные челюсти столкнулись с моей ногой. Мучительная боль пронзила мое тело, и я упал на одно колено. Гхотак вскочил, я сильно ударил меня ногой и упал на спину, моя нога скрутилась в тяжелой стальной ловушке. Вильгельмина исчезла из досягаемости, и я увидел злобную улыбку Готака, его маленькие глазки, сияющие в финальном торжестве.

Он стоял надо мной и смеялся. «Я мог бы убить тебя, но это было бы слишком легко для тебя», - сказал он. «Вы мне дорого обошлись. У вас не будет легкой смерти». Ловушка причиняла мне сильную колющую боль в ноге, но я попытался ударить монаха другой ногой. Я поймал его за голень, и он попятился от боли, его глаза затуманились.

«Вы очень похожи на кобру», - сказал он. «Всегда опасен, если не полностью мертв». Я наблюдал, как он достал пачку спичек и зажег тюки с сеном, переходя от одного к другому, пока языки пламени не начали скручиваться вокруг углов тюков. Он снова улыбнулся мне и исчез вниз по лестнице. Я сел и посмотрел на ловушку, чтобы посмотреть, смогу ли я открыть ее стальные челюсти, но сразу понял, что обречен. Это была земля, которую однажды выпрыгнувшей мог открыть только металлический ключ, освободивший мощный пружинный механизм.

Я слышал внизу, как Готак взбирался на своего осла. Я протащился вперед мимо дымящихся горящих тюков. Цепь на ловушке была достаточно длинной, чтобы я мог дотянуться до края площадки. Готак сидел на осле, и дверь была открыта. Я видел, как он пнул животное, и ослик начал медленно выходить. Я позволил Хьюго упасть мне в ладонь, приподнялся на одно колено, прицелился и бросил стилет изо всех сил. Я видел, как он попал именно туда, куда я прицелился, в затылок монаха. Когда его голова дернулась вверх, я увидел острие стилета, торчащее с другой стороны у его горла. Он поднял руки и стал царапать шею, его пальцы судорожно подергивались, когда он пытался найти рукоять стилета. Он наконец ухватился за него одной рукой, когда его тело напряглось, а рука отпала. Он наполовину повернулся в седле, его глаза посмотрели назад и вверх туда, где я смотрел через выступ, его рот был открыт, а затем он тяжело упал с седла и лег на пол, глядя вверх невидящими глазами мертвых.

Дым становился все тяжелее, а пламя еще сильнее. Я пополз обратно, следуя за цепью до того места, где она была прикреплена к деревянному колышку в стене. Я взял платок и повязал им лицо, когда волны дыма забили мои легкие. Жара становилась все сильнее, тюки начинали гореть от ярости. Я пнул стену другой ногой и увидел, что это мягкий гипс. Я отчаянно копался в штукатурке, окружающей деревянный колышек, выколотая куски материала. Дым был таким густым, что я больше не мог видеть крышу надо мной. К счастью, у него все еще было место, чтобы подняться, и он не поглотил меня полностью. Я продолжал отчаянно копать, лицо смерти придавало мне силу за пределами нормального.


Наконец, я поставил обе ступни к стене и, напрягая каждый мускул, натянул цепочку, прикрепленную к колышку. Я чувствовал, что это поддается. Боль от ловушки на ноге была почти невыносимой, но я снова сильно прижался ногами к стене и потянул. Колышек вылетел из стены с хлопком пробки от шампанского, и я упал назад. Перетаскивая ловушку и цепь, я пополз по полу, пригнувшись, чтобы подышать воздухом. Жар опалил мое лицо, и хлев наполнился треском пламени. Я нашел лестницу и наполовину упал с нее, но достиг дна и выполз на открытое место. Я лежал и пил глубокими глотками воздуха. Наконец, поднявшись на ноги, я увидел, что ослики двинулись из здания, без сомнения, как только началось пламя. Я добрался до того места, где они стояли, сумел сесть на осла и направился обратно в деревню. Я оглянулся на здание. Теперь он был в огне. Несмотря на ужасную боль в ноге, я чувствовал себя странно удовлетворенным и умиротворенным, как будто это пламя успокоило многое.


Глава IX.


Хилари встретила меня, когда я въехал в город, выглядя как избитый шериф из какого-то вестерна. Я сложил драгоценности и золотые монеты перед храмом, объясняя собравшимся людям, что Гхотак убегал с деньгами храма. Затем мы нашли кузнеца, у которого были инструменты, чтобы освободить ловушку, и она отвела меня в свою комнату и перевязала мне лодыжку. Позже я вернулся в тихий дом и собрал свои вещи. Я не задерживался, оставшись только на то, чтобы упаковать несколько вещей, которые я принес. Я все время видел маленькую изящную фигуру, парящую в дверном проеме, плывущую по пустым комнатам. Я быстро выбрался к черту.

У меня все еще болела лодыжка, но она была скована толстыми бинтами, и я мог ходить, не хромая. Дверь в комнату Хилари была приоткрыта, и я крикнул, толкнув ее. Она стояла в центре комнаты, и когда я вошел, она бросилась на меня, дав удар с разворота и попав мне в щеку.

"Ты вошь!" - крикнула она. «Дай мне эти батарейки». Она снова замахнулась, и я уклонился.

«Почему, Хилари, дорогая, - сказал я. "О чем ты говоришь?"

«Я убью тебя», - крикнула она, бросаясь на меня. Я схватил ее за запястья и развернул полукругом. Она приземлилась на кровать, трижды подпрыгнув на ней. Она оторвалась от третьего прыжка, размахивая руками, размахивая руками в воздухе, с яростью в ее сияющих голубых глазах. Я уклонился от ударов, и она остановилась, ее груди вздымались.

«Тебе станет так жарко и неприятно вести себя так», - сказал я. "Почему бы тебе не сесть и не рассказать мне, в чем дело?"

«Ты чертовски хорошо знаешь, о чем идет речь, большая уродливая вошь», - сказала она. Внезапно ее голос сорвался, и на глаза навернулись слезы. «У тебя нет права», - выдохнула она. «Вовсе нет. Я работала над этой историей до чертиков».

Я подошел к ней и обнял, и внезапно она оказалась на кровати со мной, прижимаясь ко мне и рыдая. Она много работала для этого, и я знал, как много это должно значить, но я не мог позволить ей отправить это.

«Смотри, дорогая», - сказал я. «Может быть, ты сможешь рассказать свою историю, но сначала мне нужно получить разрешение. Я должен поговорить со своим боссом, который проверит это в британской разведке. Но я ничего не могу сделать, пока не свяжусь с ним».

Она села. «Тогда давай уйдем отсюда и побыстрее», - сказала она. Ее руки обвили мою шею. «И по другим причинам», - добавила она. «Я хочу тебя снова, Ник, но не здесь, не в этом месте. В любом случае, вернись в Англию со мной на несколько дней. У моих родителей есть небольшой коттедж в Суррее, где мы можем спрятаться».

«Вот и хорошая идея», - сказал я. "Давайте работать над этим.

Мы встали, собрали наши немногочисленные вещи и вышли из гостиницы. Когда мы направились к горам, я знал, что обратный путь через них в Кхумбу, каким бы трудным он ни был, будет легче, потому что мы направляемся домой. Я снова посмотрел на крышу Королевского дворца, сияющую в лучах полуденного солнца. Его Величество был тут не при чем, никто не видел, чтобы он принимал помощь извне. Не был нарушен не только его образ, но и покой его странного королевства. Лишь горстка людей знала, и половина из них была уже мертва, что умная попытка захватить нацию была предпринята и потерпела неудачу. Я увидел шеренгу марширующих с длинными лентами, извивающимися по улицам.

"Вы знаете, о чем все это?" - спросил я Хилари.

«Шествие в честь смерти йети», - сказала она. Я кивнул, и перед моими глазами промелькнуло изображение ужасного существа. Как и Хилари, я бы не стал больше смеяться над старыми легендами. Мы знали о странностях этого мира меньше, чем думали, многому меня научила эта земля.

В Кхумбу я связался с британской разведкой, и специальный авиалайнер подобрал нас и доставил в Лондон. Я позвонил Хоуку и подробно проинформировал его. Он был доволен и казался доступным. Я вспомнил Хилари и ее историю.

«Это очень много значит для нее», - сказал я. «И учитывая, что с этим покончено, какой вред это может принести?»

«Ничего не кончается, N3», - ответил он.


Это за три тысячи миль отсюда. «Мы не хотим начинать очередной дипломатический скандал, который закончится военными действиями, знаете ли».

«Я так понимаю, это не означает рассказа», - сказал я.

«О, какого черта, пусть она пришлет это», - сказал он внезапно. «Китайцы будут всё отрицать и называть нас лжецами, но они все равно делают это все время».

«Спасибо, шеф», - сказал я. "Хиллари будет благодарна".

«И я уверен, что вы получите выгоду от этой благодарности», - сказал он решительно. «Убедитесь, что вы вернетесь сюда не позднее выходных».

«Да, сэр», - сказал я. Телефон отключился, и я сказал Хилари. Ее энтузиазм был безумным. Я улыбнулся, вспомнив слова Хоука. Она отдала историю в свою газету, и мы поехали к ней домой и познакомились с ее родными и младшим братом. Ее брат, как и все двенадцатилетние подростки, был полон вопросов, энергии и энтузиазма.

«Заходи в мою комнату», - сказал он. «Я покажу вам своего нового питомца». Мы с Хилари последовали за мальчиком, пока он шел в его комнату, украшенную моделями самолета. Он указал на клетку, стоящую на крайнем столе.

«Это черный уж», - сказал он. «Из них получаются очень хорошие домашние животные».

Он протянул руку и вытащил змею, блестящую как смоль.

«Боже, я надеюсь, ты не боишься змей», - сказал он мне. Глаза Хилари встретились с моими сдерживаемым смехом.

"Где тот коттедж, о котором ты мне рассказывал?" - тихо спросил я.

«Я возьму ключи», - засмеялась она.

Мы оставили ее брата и его черного ужа и нашли маленький коттедж в Суррее. Английская деревня, упорядоченная, незамысловатая атмосфера и Хилари. Когда мы добрались до коттеджа, были сумерки, и сначала мы пошли ужинать. Когда мы вернулись, я развел огонь в камине, чтобы избавиться от холода, и мы сели на толстый коврик перед камином. Щеки Хилари светились в свете костра, от ее светлых волос исходили искры блестящей латуни. Я выключил лампу, и остальная часть комнаты погрузилась в темноту. Были только мы, круг огня и тепла. Мы вернулись в нашу пещеру в Гималайских горах, и Хилари упала в мои объятия, ее губы были жаждущими, нетерпеливыми, ее тело пульсировало от желания. В мгновение ока мы были обнажены у огня, тепло пламени окутало нас, усиливая лихорадку наших тел. Большая, полная грудь Хилари достигла моих губ, когда она прижалась ко мне, и она стонала и вскрикивала, когда я проводил языком медленный узор удовольствия.

Хилари прижала мою голову к своему животу, бедрам, груди. Она была в лихорадке от голода, небольшие звуки экстаза поднимались изнутри, заполняя маленькую комнату. Когда я держал ее сущность, она ахнула, и ее тихие крики превратились в непрекращающуюся просьбу о большем. Мы занимались дикой, необузданной любовью в течение трех дней, теряя счет времени и мира, превратив коттедж в наш собственный, замкнутый мир, точно так же, как у нас была эта маленькая пещера.

Но дни должны были прийти к концу. Близился рассвет, и я лежал без сна, думая о том, как через несколько часов я вернусь в Нью-Йорк, а затем в Вашингтон, сидя за столом напротив Хока. Хилари лежала рядом со мной, тоже не спала, держа мою руку на своей груди.

"Ты когда-нибудь вернешься ко мне?" - внезапно спросила она тихим и каким-то потерянным голосом. Я кивнул и повернулся, чтобы увидеть ее улыбку, грустную улыбку.

«Во всяком случае, я притворюсь», - сказала она. «И я стою на том, что я сказал той ночью в пещере. Боже, кажется, это было так давно».

"Что вы имеете в виду?"

«Я имею в виду, что с тобой здорово заниматься любовью, но не в кого влюбиться».

«Я никогда не говорил, что ты ошибаешься», - ответил я.

«Но когда уходишь, оставляешь большую дыру», - сказала она, поворачиваясь ко мне. «Я думала, это меня не беспокоит». В то утро я оставил Хилари. Она отвезла меня в аэропорт, и я увидел ее откровенное, красивое лицо и помахал ей рукой с авиалайнера. Потом мы выехали на взлетно-посадочную полосу, и все было кончено. Пока гигантский самолет летел над белыми облачными образованиями, похожими на холмы из снега, я продолжал видеть маленькую, тонкую, нежную фигуру, плывущую сквозь облака, и думал о разнице между желанием и любовью. Где-то они, конечно, сошлись, но хитрость заключалась в том, чтобы разлучить их. Или это было?


======================


======================


======================



Палачи . Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский


Ник Картер


Палачи


Посвящается сотрудникам секретной службы Соединенных Штатов Америки


Первая глава.


U.S.N. Paycock был последним из тяжелых ракетных крейсеров Южно-Тихоокеанского Объединенного флота обороны. Он вмещал четырнадцать сотен человек, весил двенадцать тысяч тонн, имел шесть 8-дюймовых орудий и две спаренные пусковые установки, оснащенные сверхзвуковой ракетой ПС «Терьер». Сдвоенные пусковые установки могли запускать по две ракеты на пусковую установку каждые тридцать секунд. Они могли запустить четыре ракеты за восемь десятых секунды. U.S.N. Paycock был великолепным боевым снаряжением и стоил 225 миллионов долларов.

В ночь на 4 июня 1969 года она прорезала черноту почти безлунной ночи в южной части Тихого океана. Люди на закрытом мостике время от времени могли видеть темную массу других судов, участвующих в совместных австралийско-американских военно-морских маневрах. Капитан Уилбур Форман был на мостике, наблюдая, как его рулевой начал медленный поворот влево, как и требовалось, ровно в 0 часов и пятнадцать минут. Все корабли шли без огней, в боевых условиях, а радар, глядя в свой зеленый экран, нахмурился.

«Судно приближается к нам по левому борту, сэр», - крикнул он. Капитан Форман выглянул в окно и увидел огромную часть австралийского авианосца Даунинг, одного из австралийских авианосцев класса «Маджестик», загруженного в двадцать тысяч тонн. . Он заключил, что она может немного раскачиваться.

«Держи курс», - сказал он рулевому, и тот сделал это. Затем, в связи с внезапной катастрофой на море, огромная масса авианосца ударила по США. Paycock в середине корабля, двигаясь сквозь нее, как нож движется через масло. Люди кричали, взрывались двигатели, моряки ныряли в море, пытаясь погасить пламя, охватившее их тела. В результате удара была разрушена электрическая система корабля, и закрыть все переборки вручную было невозможно. U.S.N. Paycock быстро упал. Выжившие были, но немного.

На борту австралийского авианосца толстый нос принял на себя основную тяжесть крушения, и его переборки были быстро закрыты. На мостике радарман прислонился головой к экрану своего инструмента, пытаясь заглушить звуки умирающих снаружи. Его звали Бертон Комфорд, и во время военно-морского расследования он показал, что экран его радара показывает большое расстояние между кораблями. Был сделан вывод о том, что радар может быть неправильно прочитан, что электронные глаза могут работать неправильно, а явная халатность недопустима. Но Бертон Комфорд был человеком, которому было поручено управлять и интерпретировать сигналы электронных глаз, которые должны были направлять гигантский носитель.

Месяц спустя, почти в день, совместные военные маневры объединенного Тихоокеанского оборонительного альянса прошли вдоль прекрасных белых пляжей Папуа. Белые силы, «нападающие», создали плацдарм. Силы обороны синих под командованием майора Австралии Рональда Синглтона находились над горным хребтом в ожидании авиаудара своих самолетов обороны. Справа от пляжей находились войска Новой Зеландии и Филиппин; слева - американцы при поддержке Великобритании. Самолеты австралийских ВВС были оснащены боевыми бомбами, которые они сбрасывали в море по заранее установленным целям. Если цели были поражены, каждое поражение приравнивалось к заранее определенному количеству выбитых «атакующих» войск и засчитывалось защитникам.

Это было довольно типичное упражнение в военных играх. Майор Рональд Синглтон, командующий силами обороны Австралии, осмотрел небо в поисках своих самолетов и внезапно увидел, что они набирают обороты. Командир эскадрильи, поднявшись высоко, отдал команду сбросить бомбы, и эскадрилья последовала его примеру. Майор Синглтон поднял глаза и увидел, как крошечные объекты, увеличиваясь в доли секунды, падают на берег. Их гром был пронизан криками совершенно неподготовленных и незащищенных людей на пляжах.

"Не здесь, вы, чертовы дураки!" - крикнул майор в рацию. "Остановите их, черт возьми!" - крикнул он на радиокомандный пункт. «Остановите их! Они слишком рано выпустили бомбы!»

Но никакая гигантская рука не могла удержать смертоносные бомбы, несущиеся в воздухе, никакая магическая команда не могла призвать их обратно. Машины скорой помощи часами увозили тела - разбитые тела, трупы. Это были новозеландские, английские, филиппинские и американские тела.

Имя командира австралийской эскадрильи было лейтенант Додд Демпстер, и в ходе последовавшего расследования он показал, что его компьютер давал ошибки в вычислениях времени, расстояния и путевой скорости, и что неисправность прибора была причиной его преждевременного «сброса бомб». " заказ. Лейтенант Демпстер сказал, что его визуальное наблюдение за пляжем было нечетким. В ожидании продолжения расследования никаких дополнительных официальных обвинений выдвинуто не было. Но гневные обвинения разлетелись по воздуху, в основном из-за небрежного отношения и неэффективных операций со стороны австралийцев в воздухе,

в основном из-за небрежного отношения и неэффективных операций австралийского командования. За кулисами было гораздо больше острых разговоров, чем вошло в пластинку. Некоторое количество наших людей разочаровывалось в австралийцах.

Третий инцидент произошел в сентябре во время австралийско-британских полевых маневров, запланированных шесть месяцев назад. Учения касались защиты стационарных объектов - в данном случае завода по производству боеприпасов к северу от Клермонта в Квинсленде. Британцам была поручена роль обороняющихся, и линия австралийских танков двинулась к защитникам, сгруппировавшимся перед и позади основного запаса боевых патронов внутри здания с низкой крышей. Они использовали новые, большие, быстрые танки, и в заранее установленный момент танки должны были развернуться и отступить, либо выполнив свои моделируемые цели, либо не выполнив этого.

Линия лязгающих драконов начала вращаться, все, кроме одного на правом фланге, последнего из шеренги. Наблюдавшие ждали, когда водитель укротит своего металлического монстра. Вместо этого они увидели, что верхний люк открылся, и человек выскочил из бака, упал в перекатывающем сальто и, поднявшись на ноги, сделал полосу для безопасности. То же самое и с большинством зевак, когда большой танк направился прямо к складу боеприпасов.

Основная масса британских войск, сгруппированных по другую сторону здания, не осознавала, что происходит, пока танк не врезался в склад боевых патронов. Земля взорвалась фейерверком прямо из ада. И снова машины скорой помощи работали сверхурочно, увозя погибших и раненых. И снова голоса гнева стали громче и требовательнее.

Водитель танка сообщил, что у него заклинило рулевое управление. Не осталось никаких доказательств, чтобы проверить его историю. Его уволили со службы за то, что он потерял голову и запаниковал, когда ему следовало попытаться вовремя остановить свой танк. Его звали Джон Доуси. Но его увольнение не успокоило гневных голосов. И не вернуло мертвых английских солдат.

Три трагедии - и я снова видел их такими, как они произошли - точно так же, как в те дни в офисе AX после того, как мне позвонил Хок. Каждая деталь была запечатлена в моей памяти. Я видел клипы из фильмов, которые были доступны в некоторых случаях. Я читал рассказы сотен очевидцев и участников. Я переварил тысячи страниц отчетов, отчетов и свидетельских показаний. Глазами и словами других я чувствовал себя так, как будто я был на каждом из них.

Большой авиалайнер BOAC собирался приземлиться в Брисбене, и я увидел мерцающие огни австралийской столицы. Но когда мы опустились ниже, я снова вспомнил штаб-квартиру AX в Дюпон-Серкл, Вашингтон, округ Колумбия. глаза бросаются на меня - его кожистое лицо министра Новой Англии противоречит его роли начальника отдела операций AX.

«Казалось бы, австралийцы хотят разрушить весь проклятый Южнотихоокеанский оборонительный союз», - сказал он.

«Это глупо», - прокомментировал я. «Это их главная защита от китайских коммунистов».

«Неважно, хотят ли они его разрушить, или они страдают от гигантской атаки неэффективности, достигается один и тот же конец», - отрезал Хоук. «Вы читаете конфиденциальные отчеты, приложенные к материалам, которые я вам дал. Весь рабочий альянс вот-вот развалится. Но все же австралийцы не остановили такого рода вещи и не нашли удовлетворительных ответов на вопрос, почему произошли ошибки. Все усилия, время, работа и миллионы, потраченные Соединенными Штатами на создание этой надежной работающей защиты, вот-вот взорвутся перед нашими глазами. Я хочу, чтобы вы быстро приехали и выяснили, что происходит ».

"Что-нибудь еще?" Я спросил. Годы работы с Хоуком заставили меня кое-что узнать. Он не посылал меня или любого другого топ-агента AX на неопределенно определенные миссии. Всегда было что-то конкретное, каким бы незначительным оно ни казалось, что выводило его из категории «предположить». Я откинулся на спинку кресла, пока он смотрел в потолок и разворачивал свежую сигару, которую он скорее жевал, чем курил.

«Два месяца назад тело китайца было выброшено на берег в точке возле острова Хинчинбрук вдоль Большого Барьерного рифа. На нем было акваланг, и вскрытие показало, что он умер от эмболии».

«Это указывает на то, что он действовал с подводной лодки, и они должным образом не декомпрессировали его с последнего выхода», - прокомментировал я, размышляя вслух.

«У него было пятьдесят тысяч долларов в австралийских фунтах на поясе под аквалангом», - сказал он. Он просто оставил его там и смотрел, как я поднимаю его и жую.

"Открывает целый ящик возможностей Пандоры, не так ли?" - наконец сказал я. "Какие-нибудь дальнейшие действия?"

«Ничего страшного, если только ты не хочешь использовать свое воображение и никуда не денешься», - ответил он. Он имел в виду три внезапных трагических происшествия, не говоря об этом. «Майору Ротвеллу из австралийской разведки сообщили, что вы уже в пути.

Его штаб-квартира находится в Эр на побережье. Он рад, что вы приехали, так что у вас не будет проблем. Я уверен, что он вас расскажет. по любым деталям, которые вы хотите. Все это «настолько варварское, что он назвал нашего взаимно загадочного врага. Палачи».

Я встал. «Что, если это просто чертова неэффективность?» Я спросил.

Хоук смотрел на меня невыразительными глазами, каменным лицом. «Я буду удивлен», - сказал он. "И я давно не удивляюсь".

Я выключил мысленные повторы, когда большой авиалайнер приземлился в Брисбене, но я все еще думал о значении трех трагических событий. Три несчастных случая, каждый из которых привел к гибели союзников Австралии и горькой обиде. Я не мог полностью исключить возможность неэффективности, но, как указал Хоук, это казалось внезапным приступом болезни. Если бы это было не так, следовало бы рассмотреть длинную руку совпадения.

Теперь было слово, над которым я никогда особо не задумывался. Опыт научил меня, что в жизни бывает очень мало совпадений - настоящих, честных - а в шпионской игре их практически не бывает. Но если это не было неэффективностью и если это не совпадение, то это тоже не любительская ночь. Только хорошие профессионалы, высший слой шпионов, могут организовать и провести действительно тонкую и сложную операцию. Не то чтобы профессионалы не ошибались. Просто даже в их ошибках есть что-то особенное.

Но стюардесса прощалась со всеми, и я перестал размышлять и сошел с гигантского авиалайнера, чтобы перейти на меньший двухмоторный турбовинтовой двигатель на последнем отрезке пути в Эр. Эта часть полета была короткой. В аэропорту Эр я взял две свои сумки - на одну больше, чем обычно ношу - и получил ключ от общих шкафчиков. Я взял большую сумку, в которой было оборудование, которое дал мне Стюарт из Special Effects, и положил ее в шкафчик.

«Я понятия не имею, с какими проблемами вы можете столкнуться», - сказал он мне, давая мне материал. «Но Австралия - это остров, и вы можете буквально оказаться в море. То, что у меня есть, требует помощника для работы, но он может вам пригодиться. Конечно, это новая разработка».

После того, как он проинформировал меня об этом, я положил его в специальный мешок и ушел с ним, а теперь, здесь, в Эйре, я решил не брать его с собой. Я понятия не имел, с чем могу столкнуться, и здесь было бы безопаснее.

Известный нью-йоркский ювелир однажды отправил себе один из самых бесценных бриллиантов в обычной посылке по почте США. Вместо множества тщательно продуманных мер предосторожности, которые сами по себе привлекли бы внимание, это был превосходный пример использования очень обычного, чтобы скрыть очень необычное. Это прилипло ко мне. Я закрыл общий шкафчик и сунул ключ в карман. Позже я перенес его в небольшую выемку внутри каблука моего ботинка.

Я вышел на улицу, поймал такси и дал ему адрес австралийской разведки. Я провел поездку, наблюдая за австралийскими девушками на улицах, когда мы проезжали мимо них. У них было собственное качество, я быстро решил, что прямолинейность. Они шли с поднятыми головами и быстро улыбались. Они были одеты в мини-юбки, у них были сильные, стройные ноги, красивая линия груди и хорошая чистая кожа. Но в основном их выделяло качество хедз-апа.

Такси притормозило, а затем остановилось возле небольшого серого здания, и я вошел внутрь. Охранники сразу остановили меня, и я предъявил документы. Картина сразу изменилась. Майор Алан Ротвелл, ККБ, энергично пожал руку. Худой мужчина в штатском, с быстрыми яркими глазами и небольшими усиками. Мне было трудно удерживать взгляд на майоре. В его кабинете было два стола, а за вторым стояло такое завораживающее блюдо, какое я когда-либо видел где-либо и когда-либо. Я был благодарен майору за быстрое представление.

«Это Мона Стар», - сказал он. «Мона - моя правая рука. Она знает об этом офисе столько же, может быть, больше, чем я. Она - один из наших гражданских сотрудников службы безопасности. На самом деле, ты будешь работать больше с Моной, чем со мной».

Я старался не слишком радостно улыбаться этой перспективе. Но Мона Стар быстро уловила удовольствие в моих глазах, и ее собственный взгляд был откровенно заинтересован. Она была высокой, рыжеволосой и зеленоглазой, и когда она встала, чтобы пожать руку, я увидел великолепную линию ее ног, длинных и твердых, плавно изгибающихся к широким округлым бедрам. Ее грудь, должно быть, стала тяжелым бременем для австралийской индустрии бюстгальтеров.

«Я был ужасно взволнован с тех пор, как услышал, что вы приедете». Она улыбнулась мне.

«Признаюсь, мы все были такими, Картер», - добавил майор Ротвелл. "Мы с Ястребом дружим довольно давно, и когда мы говорили о проблеме здесь, и я спросил, может ли он нам помочь, он великодушно согласился.


Отправить агента с вашей репутацией было больше, чем я ожидал от него. Прекрасный парень, Ястреб. "

Я улыбнулся. Австралийцы были открытой, прямой нацией. Я не сказал ему, что интерес Хоука был мотивирован чем-то большим, чем чистота сердца и доброжелательность.

«Конечно, я действительно не думаю, что проблема в чем-то большем, чем наша собственная внутренняя неэффективность», - продолжил майор. «Но если это так, мы просто не в силах справиться с этим. Англичане участвовали в интригах на протяжении нескольких поколений, и, конечно, европейцы все время живут с этим. за это. Но у нас просто еще нет ноу-хау. Не против чего-то вроде «Палача».

Я кивнул, принимая его честное признание, и поймал спекулятивную оценку меня Моны Стар. В ее глазах был открытый интерес и что-то еще, почти предвкушение. Я мысленно улыбнулся. Я никогда не позволял играм мешать работе, но небольшие перерывы между работой были полезны для души. Я снова обратил внимание на майора Ротвелла.

«В трагедиях участвовали три ключевых человека», - сказал я. «Полагаю, у вас есть их военные файлы, и вы их тщательно изучили».

«Я отправил троих своих следователей непосредственно к командирам их баз, чтобы они изучили записи мужчин», - сказал он. «У меня есть отчеты, которые сдали мои люди прямо здесь».

Я поморщился. Для меня это не годится. Чтение отчетов трех отдельных исследователей оставило слишком много свободного места. Каждый человек давал свою интерпретацию того, что было значительным в послужном списке человека, которого он исследовал. Я хотел напрямую сравнить фактические файлы каждого человека.

"Сожалею." Я улыбнулся майору. "Ничего хорошего. Пожалуйста, принесите утром сюда полное досье каждого человека. Я хочу изучать их вместе, в одно время, в одном месте. Я не собираюсь искать большие вещи. В этом важны мелочи. бизнес, майор, потому что внезапно ты обнаруживаешь, что это не совсем мелочи ".

Майор Ротвелл повернулся к Моне, и я увидел, что она уже взяла трубку и набирает номер. Он улыбнулся мне.

"Понимаешь, что я имею в виду, Картер?" - прокомментировал он. «Она очень эффективна». Он взглянул на часы. «Обычно нас здесь не бывает так поздно, но мы заставили всех ждать вас сверхурочно. Мы сняли для вас небольшой коттедж на окраине города. Он просторнее и немного лучше, чем отели. И тоже ближе к нашему офису. Автомобиль снаружи для вашего использования ».

«Очень признателен», - сказал я. Холодный, резкий голос Моны прервал разговор.

«Все нужные вам файлы будут доставлены сюда утром, мистер Картер», - сказала она. Майор Ротвелл встал.

«Я предлагаю назвать это вечером и начать все заново с утра», - сказал он. «Мона покажет тебе машину и коттедж. Меня ждут в моем клубе. Увидимся завтра, Картер».

Я понял, что большая часть британского стиля все еще была частью австралийской армии. Я подождал, пока Мона собирает свои вещи, а затем она оказалась рядом со мной, улыбаясь мне.

«Никто не сказал мне, что ты такой чертовски большой и красивый», - сказала она, когда мы вышли на улицу, где англия кремового цвета стояла в задней части здания на маленькой парковке. Мона вручила мне ключи от него и пошла на другую сторону.

«Никто не сказал мне, что у майора есть помощник, похожий на вас», - возразил я, проскользнув на водительское сиденье и заполнив переднюю часть небольшого английского форда. Мона устроилась в противоположном углу сиденья, мини-юбка открывала медленный красивый изгиб ее бедра. Ее очень большая и очень глубокая грудь была в их роде такой же прямой и откровенной, как откровенно заинтересованное выражение ее лица.

Япоследовал ее указаниям и направился к маленькому английскому форду по широкой улице в условиях слабого движения.

«Я пытаюсь покинуть офис, когда выхожу за дверь, Янк, - сказала Мона. "Но я думаю, что я должен тебе кое-что сказать. Судя по тому, что я видел, я убежден, что все это не более чем наша гнилостная, грубая некомпетентность и неэффективность. . "

Я улыбнулся ей. Она с большей уверенностью повторяла мысли майора Ротвелла. Возможно, одна из их проблем заключалась в том, что они предпочли винить себя, чем столкнуться с неприятным и пугающим фактом, что внешние силы действуют прямо у них под носом. Я воздержался от комментариев, и она больше ничего не сказала по этому поводу. Мы подошли к группе аккуратных маленьких деревянных коттеджей, только что покрашенных, и Мона велела мне остановиться. Она вручила мне еще один ключ.

«Номер пять», - сказала она. «Вы найдете это достаточно хорошо, мистер Картер».

«Попробуй Ник», - предложил я, и она улыбнулась.

«Хорошо, Ник, - сказала она. «А как насчет того, чтобы отвезти меня к себе домой? Просто езжайте прямо, и вы наткнетесь прямо на апартаменты Castle.

Доехали до квартир, типичных угловых

кластеров многоквартирных домов, не таких высоких, как в американских городах, но в остальном почти такой же.

«Надеюсь, ты не будешь слишком занят, чтобы как-нибудь вечером прийти на ужин, Ник», - сказала Мона. Зеленый цвет ее глаз мягко светился, почти как дорожная драка, говорящая мне двигаться вперед.

«Я позабочусь об этом», - тихо сказал я, подчиняясь сигналам светофора.

Перед тем как вернуться в ту ночь за запертой дверью небольшого, но аккуратно обставленного коттеджа, я вытащил Вильгельмину из ее специальной наплечной кобуры с водонепроницаемым клапаном. Из всех девушек, которых я когда-либо знал, Вильгельмина всегда была самой надежной. Ее 9 мм. пули говорили с полной властью, ее быстрые выстрелы, как волосы на спусковом крючке, были обнадеживающим предметом, который работал на меня. Капнув каплю масла на защелку откидной створки и возвратную пружину, я положил Люгер обратно в кобуру. Сняв рубашку, я отстегнул тонкие кожаные ножны с правого предплечья. Из узкого футляра я вытащил Хьюго, тонкий, как карандаш, стилет из закаленной стали, лежащий в моей ладони, прекрасный и смертоносный друг. Обе острые как бритва лезвия, сужающиеся к идеальной точке, лезвие обладало балансом и весом для безошибочной точности при правильном броске. Оба оружия были больше, чем просто орудиями труда. Они были частью меня. Я вытер лезвие каплей масла и снова надел ножны на руку, направив вверх. При правильном давлении Хьюго падал мне на ладонь, и я тут же ее использовал. Как и все старые друзья, с ними было хорошо.


II


Часть этого бизнеса - уметь копать. Хок любил говорить, что хороший агент АХЕ - ТОПОРа должен обладать силой быка, храбростью льва, хитростью лисы и способностью копать, как крот. На следующее утро я был на кротовом участке с грудой записей, которую Мона Стар поставила передо мной в офисе разведки Австралии. Мне предоставили небольшой боковой кабинет, где я мог быть изолирован и не беспокоил. Мона, одетая в белую юбку с кожаными пуговицами и кожаными петлями, увенчанная черной блузкой, положила все файлы передо мной и направилась к двери. Она остановилась, взявшись за ручку, и отметила выражение моих глаз, когда я смотрел на нее.

"Что вас интересует?" спросила она.

«Как, черт возьми, майор делает с тобой какую-нибудь работу», - сказал я. Она засмеялась и закрыла за собой дверь. Это был справедливый вопрос. Она чертовски отвлекала. Но я отключил эту часть своего сознания и сосредоточился на толстых папках передо мной.

Я работал во время обеда без перерыва и до вечера. Сначала я прочитал все проклятые листы, оценки и отчеты, а затем вернулся к ним и начал выбирать определенные элементы. Я составил для себя список сомнительных факторов в блокноте под именем каждого человека, и когда я закончил, у меня было несколько жестких пунктов, которые представляли более чем мимолетный интерес. Я откинулся назад и изучил то, что заметил.

Сначала Бертон Комфорд. Он был хроническим нарушителем спокойствия. Он участвовал в многочисленных царапинах в барах. Было известно, что он прекращал службу всякий раз, когда выпивал слишком много. Он получил различные наказания за свое поведение в отпуске, и его трижды освобождали из гражданских тюрем.

Водитель вышедшего из строя танка, взорвавшего склад боеприпасов, также попал в многочисленные скандалы. Он подвергся нескольким дисциплинарным взысканиям со стороны своего начальства. Недовольный человек, он питал агрессивную враждебность почти ко всем, возмущаясь их жизнью, своей работой. Я также с большим интересом отметил, что Джон Доуси и Бертон Комфорд были замешаны в инцидентах в одном баре, месте под названием The Ruddy Jug.

Третий человек, лейтенант ВВС, не имел в своем послужном списке ничего, что могло бы связать его с Красным Кувшином, но он демонстрировал ту же неудовлетворенную личность, что и двое других, - конечно, на своем собственном уровне. По его данным, он дважды подавал заявление о разрешении уволиться со службы, и каждый раз его ходатайство отклонялось. Затем он попросил продленный отпуск, но ему было отказано. После этого он брал отпуск по болезни на необычно долгие и частые периоды. Согласно оценочным отчетам, его общий рейтинг неуклонно снижался.

Я обнаружил, что мои пальцы стучат по столешнице. Три трагических «несчастных случая» и трое мужчин, каждый из которых убежденный жалобщик, недовольный своей судьбой - каждый из них созрел для неприятностей. Это была мысль, которая тихо оставалась в уме, как невылупившееся яйцо, и привела к множеству возможностей. Я встал и открыл дверь маленького офиса, чтобы увидеть, как Мона красит губы.

"Выходишь из кокона?" она улыбнулась.

«Не говори мне, что уже так поздно», - сказал я.

«Ты был там весь день», - ответила она. «Как насчет того, чтобы рассказать мне, что вы придумали, пока вы отвезете меня к себе?»

Майор Ротвелл, очевидно, уже ушел. Я пожал плечами и направился к двери в сопровождении Моны. Ее грудь задела меня, когда я открыл дверь.


"Вы когда-нибудь слышали о баре под названием The Ruddy Jug?" - спросил я, когда мы ехали к ее квартире. «Это в Таунсвилле».

«Да, это грубое место, в основном используемое военнослужащими и рабочими», - сказала она. «Таунсвилл находится примерно в пятнадцати милях от моего дома. Это медный город - рафинад и плавка меди, изготовление - даже некоторые медные украшения».

«Я мог бы зайти и немного проверить там сегодня вечером», - сказал я. «Но сначала я собираюсь зайти к Джону Доуси».

«Парень в танке», - быстро сказала она. «Не думай, что далеко уйдешь, но удачи».

Мы остановились перед замком, и Мона вышла из машины и откинулась в машине, ее упругие груди соблазнительно выпячивались вперед.

«Не думайте, что у вас есть время, чтобы выпить и что-нибудь поесть», - предложила она. Я одарил ее медленной улыбкой, которая что-то говорила сама по себе. Она быстро поняла сообщение.

«Полагаю, вы правы, - сказала она. «Я тоже не особо люблю торопиться. Будьте осторожны, у меня скоро ужин».

"Как я мог забыть?" Я усмехнулся ей и уехал.

* * *

Хотя Джон Доуси был уволен со службы, в его досье был указан адрес, на который они отправили причитающуюся ему зарплату. Это был таунсвиллский адрес. Войдя в город, я увидел ряды темных серых домов, мало чем отличавшихся от домов в шахтерских городах Уэльса. Хотя Таунсвилл был вторым по величине городом Квинсленда, в нем царила грубоватая атмосфера - ощущение незавершенности - такое место, где вы чувствуете, что он движется к новой главе своей жизни. Адрес, который у меня был для Джона Доуси, оказался домом в центре ряда узких домов - скучных, унылых и нуждающихся в покраске. Женщина с метлой на крыльце быстро сказала мне, что Джон Доуси больше не живет здесь.

«Он переехал», - сказала она, подчеркнув широкую «а» речи британского высшего класса. Она дала мне его новый адрес, Честер-лейн, 12, который, по ее словам, находится в «новой части города». Вооружившись указаниями от нее, я нашел его, заблудившись только однажды. Он действительно был очень новым, очень пригородным и очень напоминал более дорогие американские пригородные постройки. Я нашел номер 12, невысокий кирпично-каркасный дом в стиле ранчо, как раз когда темнота начала приближаться. Я позвонил в звонок. От человека, который ответил, пахло пивом. В центре тяжелого лица сидел приплюснутый нос, а брови были покрыты шрамами. Он провел на ринге несколько лет - своего рода постоянная воинственность была частью его лица. Когда я сказал ему, что приехал за дополнительной информацией об инциденте с танком, это переросло в открытую враждебность.

«Я ушел, копатель», - прорычал он мне. «Они выгнали меня и обрадовались этому, и мне не нужно отвечать ни на один чертов вопрос».

Мне нужна была информация, а не неприятности, и я сначала попробовал медленный подход.

«Ты абсолютно прав, Доуси», - улыбнулся я. «Я как раз проводил проверку для американского правительства. У нас было несколько человек, и мне просто нужно прояснить несколько мелких моментов».

Он сердито посмотрел на меня, но позволил мне войти внутрь. Обставлено было не со вкусом, а дорого. На кофейном столике стояла бутылка портера вместе с полдюжиной каталогов обтекаемых круизных катеров. Я быстро взглянул на них и сообразил, что самые дешевые из них стоят около восемнадцати тысяч. На странице одного из каталогов я увидел колонку цифр, отмеченных пером. Доуси налил себе еще пива, демонстративно игнорируя меня.

«Давай займемся этим», - пробормотал он. "Я занят."

"Думаете о покупке одного из них?" - небрежно спросила я, беря каталог.

«Ни к черту твоему делу», - прорычал он, вырывая каталог из моих рук. Я приятно ему улыбнулся. «Если у вас есть какие-либо вопросы, лучше не торопитесь с ними», - сказал он. "Я занят."

«Да, выбираю свою новую лодку». Я улыбнулся. «Я бы сказал, что это довольно дорогие вещи для человека, только что вышедшего из службы».

Глаза Доуси сразу сузились. Это был квадратный мужчина, не такого роста, как я, и с толстым поясом посередине. Но я знал тип. Он мог быть подозрительным покупателем.

«Уходи отсюда», - прорычал он.

«Новый дом», - сказал я, оглядываясь. «Дорогой новый дом. Каталоги причудливых лодок. Новая мебель. Вы очень много сэкономили на оплате услуг, не так ли, Доуси? На самом деле, я бы сказал, что вы сэкономили больше, чем заработали».

«Может быть, старый дядя оставил мне огромное состояние», - прорычал он. Теперь он бурлил, но в его сердитых глазах внезапно появилась тревога. Я быстро настаивал.

«Может быть, ты хочешь назвать мне его имя», - сказал я. «Или где он жил».

«Тебе, черт возьми, убираться отсюда», - крикнул Доуси с бутылкой пива в руке.

«Еще нет», - ответил я. «Нет, пока ты не скажешь мне секрет, как оставить службу и сделать узел на ночь».

Я видел, как его рука быстро опустилась, разбив бутылку о край журнального столика. Его лицо стало темно-красным,





Его глаза были маленькие и злые, когда он двинулся ко мне с края стола, из зазубренной бутылки в его руке все еще капало пиво.

«Черт тебя побери», прорычал он. «Я научу тебя приходить сюда и задавать умные вопросы».

Он сделал выпад, и я отвернулась от зазубренного края бутылки, когда он сунул ее мне в лицо. Я осторожно отступил. Я мог бы закончить это одним выстрелом Вильгельмины, но я хотел его живым. Нет, не просто живым, живым, встревоженным и напуганным. Он двинулся вперед, и я увидел, что он на цыпочках, двигаясь, как боец ​​на ринге. Я взял за правило никогда никого не недооценивать. Я знал, что Джон Доуси не тот человек, с которым можно нарушать это правило. Я позволил ему снова войти, замахнуться широким ударом и затем поймать себя. Я видел, как он зацепился за бутылку, когда качнулся. Я двинулся вперед, и он сразу же парировал, снова зацепив зазубренное стеклянное оружие. На этот раз я сильно ударил прямо под крюк. Он попал ему под сердце, и я услышал, как он задохнулся от боли. Он автоматически опустил правую руку, и я поймал его левой петлей высоко над головой. Он вскрыл старый шрам тонкой красной линией. Он попробовал апперкот с бутылкой, злобно схватив ее. Я уклонился от него, получив пятнышко пивной пены в лицо, когда он просвистел, и пересек его прямо до кончика его челюсти. Он вернулся через журнальный столик и растянулся на диване, бутылка упала на пол. Я убрал его с дороги и увидел, как он начал трясти головой. Я подождал несколько секунд, пока его глаза не прояснились, и он сосредоточился на мне.

«Я вернусь», - сказал я ему. «Тебе лучше начать вместе получать правильные ответы, приятель».

Я захлопнул за собой дверь, сел в «Англию» и уехал. Он не слышал, как я напеваю себе под нос. Я завернул за угол, остановился и поспешил выйти из машины. Я перешел улицу, держась подальше от луча света другого дома, и устроился у подножия молодого дуба.

Прямо сейчас я подумал, что он облил лицо холодной водой, выпрямился, нанес мазок мази на открытый рубец - и беспокоился. Я дал ему еще минуту. Я взглянул на часы. Ровно пятьдесят одна секунда спустя он выскочил из дома и бросился к небольшому пристроенному гаражу. Я быстро исчез, пригнувшись, вернулся к тому месту, где оставил машину. Я позволил ему запустить двигатель, выехать из гаража и проехать за угол, прежде чем перевернул двигатель.

Он ехал на небольшом луче фонарей, и я повернул позади него, позволяя его задним фарам вести меня, пока мы двигались по пригородным улицам. Когда он выехал на движение в Таунсвилле, я включил фары. Он был легким хвостом. Он не имел ни малейшего представления о том, что я за ним, и мне захотелось поспорить, куда он направляется. Когда он подъехал к The Ruddy Jug, я следовал за ним.

Я поместил машину между другими автомобилями на небольшой стоянке и позволил ему сначала войти внутрь. Красная неоновая вывеска над головой очерчивала форму большой пивной кружки. Внутри были опилки на полу, будки по бокам и несколько круглых столов в центре пола. Скучающий пианист разделил музыкальные обязанности с ярким музыкальным автоматом, который стоял сбоку. Длинный бар занимал один конец зала. Он был достаточно большим и многолюдным, чтобы я мог оставаться вне поля зрения, одновременно наблюдая за ним. Я проскользнул в пустую будку и увидел, как он идет к бару и к девушке, хозяйке, в конце. Она была хорошенькой в ​​нешлифованном виде, в слишком синем, обтягивающем и блестящем платье. Но оно был достаточно низким для покупательницы, и ее круглая высокая грудь щедро выступала сверху.

Я заметил, что среди посетителей много моряков и солдат - в основном, как сказала Мона, трудолюбивых мужчин. Доуси ждал, пока девушка пошла проводить пару к одной из будок. Когда она вернулась, он сразу же заговорил с ней, его красное лицо было напряженным и возбужденным. Девушка слушала, глядя через столы, улыбаясь знакомым клиентам и махая другим. Рядом со мной появился официант, и я отправил его с заказом на виски с водой.

Я видел, как губы девушки осторожно шевелились, когда она отвечала Доуси. Внезапно закончив, он резко повернулся и пошел прочь от нее, направившись к двери через переполненные столы. Я снова посмотрел на девушку, но она вышла из бара, и я увидел ее у стены, вставившую монету в настенный телефон. Она подождала немного, затем заговорила по телефону - не более двух-трех предложений - и повесила трубку. Я откинулся на спинку кресла и наблюдал, как она вышла кружить среди посетителей.

Было легко понять то, что я только что видел. Девушка была своего рода контактом или посредником. Доуси сказал ей, что хочет установить контакт, и она передала его сообщение. Теперь мне нужно было заполнить детали. Она начала обходить столики, и я ждал, пока





приблизился к моему. Она хорошо выполняла свою работу. Она была искусна и тверда в уклонении от нетерпеливых рук и чрезмерно усердных фанатов. Она была дружелюбной, гостеприимной, но отстраненной, но не сдержанной - в целом отличная работа. Я слышал, как несколько постоянных клиентов называли ее по имени «Джуди». Ее искусственная веселость была менее надуманной, чем у большинства девушек, работающих на ее работе, а лицо под гримом могло когда-то быть милым. Теперь оно показывало твердость жизни в некотором сжатии челюсти. Ее дымно-серые глаза были глазами человека, который слишком много видел и слишком молод. Но это были глаза, которые тлели. Она подошла к будке, где я сидел, и широко улыбнулась мне.

«Привет, копатель», - сказала она. «Добро пожаловать в The Ruddy Jug».

«Спасибо, Джуди», - усмехнулся я ей. "Есть минутка поговорить?"

«Ты янки», - сказала она, и ее глаза загорелись интересом. «Конечно. О чем ты хочешь поговорить? Что ты делаешь здесь, в Квинсленде, - в отпуске?»

«В некотором смысле», - сказал я. "Что вы знаете о Джоне Доуси?"

Я увидел, как в ее дымчато-серых глазах отразилось изумление, но она быстро поправилась.

«Я думаю, ты сделал какую-то ошибку, Янк», - нахмурилась она. «Я не знаю ни одного Джона Доуси».

"Вы всегда звоните людям, которых не знаете?" - сказал я небрежно.

«Я не понимаю, о чем ты говоришь», - огрызнулась она. Она начала вставать, но я протянул руку и схватил ее за запястье.

«Перестань играть в игры, Джуди», - тихо сказал я. "Говори."

"Ты полицейский?" - осторожно спросила она.

«Я друг Доуси». Я сказал.

«Черт возьми», - сказала она, отдергивая запястье. Она стояла на ногах, подавая сигналы. Я видел, как два длинноруких, массивных персонажа отделились от углового стола и направились ко мне. Когда я встал, Джуди смотрела на меня с тревогой.

«Он не примет« нет »в качестве ответа, - сказала она двум головорезам, когда они подошли, и я улыбнулся. Она дала мне один из моих ответов, даже не осознавая этого. В том, что касалось Доуси, она была строго одна. Если бы замешаны были двое головорезов или бар, она бы не рассказала им фальшивую историю. Они встали по обе стороны от меня, и я позволил им увести меня. Я вернусь к маленькой Джуди.

«Держись подальше от нее», - прорычал мне один из головорезов.

«Я постараюсь запомнить». Я усмехнулся ему. Я видела, как он пытается решить, должен ли он дать мне что-нибудь, чтобы помочь моей памяти. Может быть, дело в том, что я возвышалась над ним, а может, мое полное согласие сбило его с толку. Как бы то ни было, он отказался от этого, и он со своим приятелем вернулся в бар.

Я уже шел к машине. Доуси не стал ждать результатов телефонного звонка Джуди, а это означало, что он рассчитывал связаться где-нибудь еще - вероятно, дома. Я повернул маленькую машину обратно в сторону Честер-лейн, 12. Я обнаружил, что хмурился, проезжая мимо дома. Было совершенно темно, и я вспомнил, что Доуси оставил свет в гостиной, когда выскочил.

Снова припарковавшись за углом, я вернулся к дому. Осторожно двигаясь, я увидел, что дверь приоткрыта. Я медленно толкнул ее, прислушиваясь. Я ничего не слышал. Войдя в дверной проем, я протянул руку к двери, чтобы нащупать выключатель. Мои пальцы только что коснулись металлической пластины вокруг него, когда меня поразил удар, я взглянул, но довольно сильно. В голове звенело, но я повернулся и нырнул на пол в том направлении, откуда пришел удар. Я обнял ногу и потянул. Тело упало мне на спину, и нога врезалась мне в ребра. Я пнул ногой, сражаясь больше инстинктивно, чем что-либо еще, голова все еще кружилась. Он остановился, когда пришел второй удар, на этот раз нанесший мне удар по затылку. Каким бы я ни был непослушным, я узнал утяжеленный свинец сок, когда почувствовал его. Затем все остановилось, и чернота стала чернее, пока ничего не исчезло.

У меня не было возможности даже оценить, сколько времени прошло, прежде чем я начал приходить в себя. О том, что я жив, я знал только по ощущению тепла на щеках. Мертвецы ничего не чувствуют. Я держал глаза закрытыми и позволил своему разуму работать. Давным-давно я овладел искусством оставаться без сознания, пока приходил. Это был вопрос контроля, сдерживания всех нормальных реакций стона, растяжения, открытия глаз, движения. Меня тащили обеими руками по металлическому полу, и я слышал время от времени громкое шипение пара и лязг металла. Я был на какой-то фабрике или заводе. У меня было странно во рту - я понял, что мне заткнули рот. Мои лодыжки тоже были связаны. Я открыл глаза, только щелки, но достаточно, чтобы видеть сквозь них. Передо мной шли две пары ног, волоча меня на животе. Внезапно они остановились, и я упал на пол. Я услышал голоса, зовущие третьего человека, который ответил на расстоянии.

«Положи пистолет ему в карман», - сказал один из них. "Ничего не стоит оставлять. он просто исчезнет, ​​и они потратят время и силы на охоту, привет






вниз ".

Я почувствовал, что меня переворачивают на бок, и я позволил своему телу безвольно катиться. Один из них наклонился и сунул Вильгельмину мне в карман. Прищуренными глазами я увидел, что мои руки, все еще протянутые над головой, были связаны на запястьях носовыми платками. И еще кое-что увидел. Я был на каком-то подиуме - за ним я мог видеть оранжевое сияние огромной пламенной плавильной печи. Я был внутри одного из медеплавильных заводов Таунсвилла. Нога снова перевернула меня на живот, и я мог видеть вниз по краю подиума. Длинная и широкая конвейерная лента шла параллельно мосту, примерно в четырех футах ниже него, несла руду к входу в огромную печь. Завод явно работал в полсмены, а может, и меньше, и, возможно, несколько рабочих дежурили всю ночь. Многие из этих заводов были автоматизированы и работали сами по себе. Я внезапно понял, что они собирались делать. Я услышал, как один мужчина снова позвал третьего, и увидел его фигуру в дальнем конце конвейерной ленты. Меня собирались превратить в медный чайник.

«Сейчас», - позвал третий мужчина. Меня схватили грубыми руками и столкнули с края подиума. Я скрутил свое тело и сумел приземлиться на грубую, острую руду на моем боку. Мне показалось, что в ребра вонзили сотню копий, и я лежал там, борясь с волнами боли. Я перевернулся и почувствовал скорость, с которой двигалась конвейерная лента. Оглядываясь через плечо, печь с каждой секундой становилась все горячее и больше.

«Смотри! Он пришел в себя», - услышал я крик одного из мужчин. Другой засмеялся. Я быстро поднял глаза. Смеющийся был самым высоким; у него было суровое лицо, и он был одет в одежду владельца ранчо, как и другой.

Я лежал там, мои ребра все еще сильно болели, когда я чувствовал, что двигаюсь по конвейерной ленте с беспомощным чувством человека, стоящего перед неумолимой смертью. Высокий мужчина снова засмеялся, очевидно наслаждаясь видом своей жертвы, живущей и находящейся в сознании, когда он вошел в печь. Я подтянул ноги и попытался продвинуться вперед по конвейерной ленте, но со связанными вместе лодыжками это было жалкое, напрасное усилие. В считанные секунды мои колени были разорваны и кровоточили из-за острых краев руды, которая состояла в основном из куприта и хризоколлы, окаймленных кварцем. Я взглянул на конвейер и увидел приближающееся оранжевое сияние печи, рев ее недр - ужасный приветственный возглас. Я снова подтянул колени и пополз вперед, вернув себе, наверное, шестьдесят секунд жизни, прежде чем мои связанные лодыжки заставили меня упасть в сторону.

В отчаянии я снова посмотрел на печь. Сдерживая себя от боли, двигаясь к внезапной вспышке надежды, которую я нашел, я пополз вперед по конвейеру, чтобы выиграть немного больше драгоценного времени. Теперь я начал тереть носовые платки вокруг запястий об острые края руды. Я пробормотал благодарственную молитву за то, что все, что они смогли найти, - это носовые платки, а не прочная веревка. Материал начал рваться, и я возобновил свои усилия. Не было времени снова ползти вперед, и я жестко провел связанными запястьями по острым краям руды. Взглянув на ленту, я увидел, что нахожусь примерно в семидесяти секундах от печи.

Высокий мужчина теперь смеялся громче, а неумолимый конвейер продолжал приводить меня к краю печи. Жара пугала мое тело. Как только я достигну края конвейера, каждая частичка меня сгорит в жаре расплавленной меди. В медной руде будут некоторые недостатки, которые будут отфильтрованы системой, но ничего больше. Конвейер начал опускаться вниз, и жара была невыносимой, так как мои запястья рвались и рвались на куски. Я подтянулся на острой руде, откладывая пятнадцать секунд заемного времени. Я повернулся с острым комком руды в руке и в отчаянии срезал носовые платки на лодыжках. Я покатился боком, с края конвейера, как раз в тот момент, когда я почувствовал, что перебираюсь с рудой. Мои руки поймали движущийся край, всего на секунду, достаточно, чтобы дать мне долю секунды, чтобы выпрямиться и упасть на этаж ниже.

Я приземлился на ноги и опустился на корточки, глубоко дыша в тени огромной печи. Я видел троих мужчин, третий подошел к своим друзьям. Они спускались с подиума и сразу же бросились за мной. Но я собрался. Я пришел в течение секунды после того, как чуть не сгорел заживо, и решил, что должен себе дополнительный момент отдыха.

Трое мужчин достигли пола, и я увидел, что они разошлись: двое начали обходить большую печь с одной стороны, а высокий, который так смеялся, перешел с другой. Я начал двигаться в том направлении, в котором он принял. Я намеревался сделать что-нибудь с его чувством юмора. Я обошел печь и увидел, что с другой стороны растение расширилось в зону формования. Там реки расплавленной меди ступенчато текли из одной короткой железной створки.





переходя от одной воронки к другой, образуя водопады ярко-оранжевого цвета. У основания медленно вращалось огромное литейное колесо, окруженное по краям светящимися оранжевыми квадратами расплавленной меди, которые стекали в формы с железных направляющих. Некоторые из больших медных литейных форм после охлаждения можно было бы очистить и переплавить для использования различными способами.

Я начал мчаться по внешнему периметру правой стороны огромного литейного колеса, когда в поле зрения появился высокий человек с твердым лицом, бегущий под углом, чтобы заблокировать меня. Он повернулся ко мне лицом, когда я подошел к нему. Он замахнулся на меня, но я решил, что это будет его первый ход, и нырнул низко, поймав его коленями. Я поднял его и подбросил, как шотландец бросает кабер. Он выгнулся в воздухе и приземлился в одну из форм расплавленной меди. Его крик, казалось, сотряс самые стены, ужасная песнь смерти. Он ни разу не засмеялся, и я продолжил бегать по внешнему краю огромного железного колеса.

Двое других, конечно, слышали и знали, что произошло, поэтому, когда я увидел дверь, ведущую в другую часть нефтеперерабатывающего завода, я побежал к ней. Я увидел их появление в тот момент, когда я исчез за дверью, и услышал их шаги, преследующие меня. Я оказался в узком проходе, полном больших труб и каналов, и помчался к выходу в дальнем конце. В узком проходе эхом разнесся выстрел, отражающийся от труб и труб. Я ударился об пол и выкатился через выходную дверь, восстанавливая ноги в том, что, казалось, было большим складом для материала. Я видел тонкие листы меди, тяжелые прутки и толстые плиты, когда пробегал мимо них. В помещении было почти темно, одна или две одинокие лампочки высоко в потолке отбрасывали тусклый свет. Я увидел еще один дверной проем и пробежал через него, чтобы оказаться в комнате, один конец которой был заполнен огромными деревянными катушками с тяжелой медной проволокой, каждая катушка была восьми футов высотой. Катушки удерживались деревянными подушками под передними краями их первого ряда. Я побежал вперед и втиснулся в темноту промежутков между огромными катушками. Упав на колени, я уперся руками в пол и, когда двое мужчин вошли в комнату, я сильно ударил по подушке, удерживающей катушку справа от меня, а затем - по левой. Деревянные подушки, выбитые вбок, высвободили гигантские катушки, и они начали катиться, мгновенно набирая обороты. Еще один удар выпустил первую из трех гигантских катушек с медной проволокой слева.

Я повернулся и увидел, как двое мужчин отчаянно пытаются увернуться от огромных катушек, катящихся по ним с поразительной скоростью. Они были слишком заняты уклонением, стараясь не быть раздавленными насмерть, чтобы обращать на меня внимание. Я вытащил Вильгельмину из кармана, оперся на одно колено и прицелился по уклоняющимся фигурам. Мне нужно было позаботиться только об одном. Я поймал его точным выстрелом, когда он остановился между двумя катушками. Его друг, пораженный выстрелом, обернулся посмотреть, что случилось. Одна из катушек ударила его, сбив с ног и наехав на него тысячью фунтов сокрушительного, убивающего веса. Он не кричал. От него вырвался лишь низкий, задыхающийся вздох.

Я увидел табличку с надписью EXIT. Это было над стальным огнем. Я вышел на прохладный ночной воздух. Несколько ночных рабочих уже вызвали копов, и когда я двинулся прочь, я услышал приближающийся звук сирен.

Мне повезло, и я знал это. Я также начал ценить кодовое название «Палач». Хорошо. Я не собирался быть жертвой.

Я нашел себе небольшой паб, который только что закрывался, и спросил, как пройти. Оказалось, что я находился на приличном расстоянии от нового пригородного поселка, и в то время было чертовски трудно найти транспорт. Я налег на старейшую известную транспортную систему человека - его собственные ноги - и двинулся в путь, задавая устойчивый, непростой темп. Но у меня все еще было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что произошло. Я возвращался к дому Джона Доуси, но у меня было сильное чувство, что он не будет со мной разговаривать. Трое мужчин не ждали моего появления, когда я к ним подошел. Они не знали, что я приду.

К тому времени, как я добрался до пригородной застройки, я пустился рысью. В доме Доуси, все еще черном как смоль, я подошел к задней двери. Она была открыта, и я вошел, включив свет на кухне. Дом был пуст или казался пустым. Я знал лучше.

Я начал рыться в чуланах и дошел до чулана в холле, когда нашел то, что думал. Покойный Джон Доуси, недавно служивший в танковом корпусе австралийской армии, упал на меня, когда я открыл дверь. Он был аккуратно подрезан, и его глаза смотрели на меня обвиняюще, как будто, если бы не я, он все еще был бы жив и здоров. Я признал, что в этом он, наверное, был прав. Кем бы они ни были, они позаботились о том, чтобы я ничего не вытащил из Джона Доуси. Мертвецы не разговаривают, как кто-то давно выяснил





много лет тому назад.

Я начал злиться, когда вышел через черный ход. Хорошая зацепка попала мне в лицо. Меня, черт возьми, почти увековечили в меди, и я чертовски болел, особенно порезанные колени. Маленькая хозяйка по имени Джуди казалась мне большой. Я собирался провести с ней долгий и плодотворный разговор - прямо сейчас.

Я взял машину и поехал в «Рыжий кувшин». Как я понял, к настоящему времени он был закрыт, но рядом с ним был узкий переулок с небольшим окном в переулке. Рядом стояла мусорная корзина; Я поднял крышку, подождал, пока проезжающий грузовик наполнит ночь своим ревом, и разбил окно. Подняв руку, я разблокировал и осторожно открыл. На одну ночь у меня было достаточно зазубренных предметов.

Оказавшись внутри, я обнаружил офис - маленькую закутку в задней части помещения. Маленькая настольная лампа дала мне столько света, сколько мне было нужно. Должны были быть какие-то досье сотрудников, и, наконец, я нашел их - черт побери, многие из них в пыльном шкафу - маленькие карточки, по-видимому, для всех, кто когда-либо работал в этом месте. У меня даже не было фамилии, поэтому алфавитный порядок мне не очень помог. Мне приходилось просматривать каждую вонючую карточку и искать на ней имя Джуди. Наконец я нашел его - Джуди Хенникер, 24 года, родилась в Клонкерри, нынешний адрес: Двадцать Уоллэби-стрит. Это было название улицы, которое я случайно заметил, когда ехал туда и не слишком далеко. Я положил файл на место и ушел тем же путем, которым пришел.

Двадцать Уоллаби-стрит представляла собой обычное кирпичное шестиэтажное здание. Имя Джуди Хенникер было на аккуратной карточке, вставленной в прорезь дверного звонка. Это был неподходящий час для официального посещения, поэтому я решил устроить вечеринку-сюрприз. Ее квартира находилась на втором этаже, 2Е, очевидно, на восточной стороне здания. Я увидел пожарную лестницу, удобно бегущую по внешней стене, и подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ступеньку лестницы. Окно квартиры на втором этаже было открыто, ровно настолько, чтобы я смог пролезть, расплющившись.

Я двигался очень медленно и тихо. Это было окно спальни, и я мог видеть спящую девушку в постели, ровный ритмичный звук ее дыхания, громкий в тишине. Я тихонько подошел к кровати и посмотрел на нее. Макияж сошел с ее лица, а каштановые волосы ниспадали на подушку вокруг головы. Ее спящее лицо приобрело мягкость, которая, должно быть, когда-то была, и она выглядела довольно милой, почти милой. Она также спала обнаженной, и одна грудь, красиво круглая и высокая, с розовым концом с маленьким аккуратным кончиком, освободилась от покрывающей ее простыни. Я плотно зажал ей рот рукой и держал ее там. Ее глаза резко открылись, потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться, а затем расширились от страха.

«Не начинай кричать, и ты не пострадаешь», - сказал я. «Я просто хочу продолжить с того места, где мы остановились».

Она просто лежала и смотрела на меня с ужасом в глазах. Я протянул руку и зажег лампу у ее кровати, все еще прижимая руку к ее рту.

«А теперь я уберу руку от твоего рта», - сказал я. "Один крик - и он у вас есть. Сотрудничайте со мной и желаю приятного небольшого визита.

Я отступил, и она села, мгновенно натянув простыню, чтобы прикрыться. Я улыбнулся, подумав о том, как несовместимы женщины со скромностью. На спинке стула возле кровати лежал шелковый халат. Я бросил ей.

«Надень это, Джуди», - сказал я. «Я не хочу, чтобы что-нибудь мешало твоей памяти».

Ей удалось натянуть халат, удерживая простыню перед собой, - затем она вскочила с кровати.

«Я уже говорила тебе раньше, Янк, - сказала она, - я ничего не знаю ни о каком Джоне Доуси». Ее дымчато-серые глаза теперь вернулись к своему нормальному размеру, и страх ушел из них. Ее фигура под обтягивающими складками шелкового халата была твердой и компактной, и ее молодость каким-то образом была теперь в большей степени ее частью, чем в «Красном кувшине». Только тлеющие глаза выдавали ее мирскую мудрость. Она подошла и уселась на подлокотник кресла с обивкой.

«А теперь послушай, Джуди», - начал я очень тихо, со смертоносностью в голосе, которой не было никакого эффекта. «Не так давно меня чуть не сожгли. И твой приятель Доуси больше не будет приходить к тебе, чтобы звонить ему по телефону. Он мертв. Очень мертв».

Я смотрел, как ее глаза постоянно расширяются. Они начали протестовать раньше, чем ее губы.

«Подожди минутку, Янки», - сказала она. «Я ничего не знаю ни о каких убийствах. Я не собираюсь попадаться в такую ​​гадость».

«Вы уже втянулись в это», - сказал я. «Доуси был убит теми же мужчинами, которые пытались преподать мне курс плавки меди на собственном горьком опыте. Кто они, черт возьми? Ты позвонила Доуси. Начни говорить, или я сверну тебе шею, как курицу».

Я протянул руку и схватил ее за переднюю часть халата. Я сдернул ее со стула и качнул поглядев прямо на нее - ужас охватил эти дымчатые глаза.


«Я не знаю их », - пробормотала она. «Только их имена».

«Вы знали, где с ними связаться, - сказал я. «У тебя был номер телефона. Чей это был? Где он был, черт тебя побери».

"Это было просто число", выдохнула она. «Я позвонила, и телефонная запись записала мое сообщение. Иногда я оставляла слово, чтобы позвонить кому-нибудь, иногда - чтобы перезвонить».

«И сегодня вечером вы сообщили, что они должны связаться с Доуси», - заключил я. Она кивнула, и я толкнул ее обратно в кресло. На тумбочке у кровати стоял телефон.

«Сделай этот звонок еще раз», - сказал я. Она протянула руку и набрала номер, сначала поправляя халат. Когда она закончила набирать номер. Я взял телефон из ее руки и поднес к уху. Голос на другом конце провода, сжатый и ровный, с безошибочным тоном записи, велел мне оставить сообщение, когда зазвонит зуммер. Я кладу трубку. В любом случае она говорила правду об этом.

«А теперь давайте остальное», - сказал я. «Давайте начнем с того, где и как вы вписываетесь в эту установку».

«Со мной начали разговаривать очень давно, в The Ruddy Jug», - сказала она. «Они сказали, что бизнесмены ищут людей, которых можно использовать. Их особенно интересовали военнослужащие, которые, казалось, были недовольны или переживали тяжелые времена. Они сказали, что могут сделать много хорошего для нужного человека. Они спросили меня чтобы сообщить им, слышал ли я о моряке или солдате, который хотел бы с ними поговорить ».

«И, конечно же, недовольные военнослужащие должны были зайти в такое место, как The Ruddy Jug. И когда вы нашли его, вы связались со своими друзьями, верно?»

Она кивнула.

«Вы свели их с Джоном Доуси», - сказал я, и она снова кивнула, ее губы сжались.

«Вы связали их с большим количеством военнослужащих?» - спросил я, и она снова кивнула. Это тоже было понятно. Им придется установить множество контактов, пока они не найдут подходящий.

«Вы помните имена всех, с кем общались?» Я спросил дальше.

"Господи, нет", - ответила она.

"Бертон Комфорд что-нибудь значит?" Я нажал, и она нахмурилась, вспомнив. «Не могу сказать, что это так», - наконец ответила она.

"А как насчет лейтенанта ВВС?" - настаивал я. «Имя Демпстер».

«Кажется, я помню парня из ВВС», - сказала она. «Приходил несколько раз, и я говорила с ним. Он был офицером, насколько я помню».

Я поморщился, и девушка снова нахмурилась. «Я не обращала на них особого внимания», - сказала она. «Я только что представила их, и все. Я думал, что делаю им большую услугу».

«Просто ангел доброй воли», - сказал я и увидел, что ее глаза вспыхнули от гнева.

«Верно», - резко ответила она, вызывающе качая головой. «И все тоже казались счастливыми, так что я не видела ничего плохого в том, что делала».

«Джон Доуси недоволен», - сухо сказал я. "Он умер."

Ее глаза сразу затуманились, а губы сжались. Она встала и подошла ко мне.

«Господи, помоги мне, Янки», - сказала она. «Я не участвую ни в чем подобном. Я ничего не знаю об этом, или почему он был убит или кто мог это сделать».

Я спросил. - "Что ты получила за то, что была этим ангелом радостных вестей?" Она покраснела и посмотрела на меня, и слезы внезапно залили ее глаза, затемняя дымность.

«Прекрати втирать это, черт тебя побери», - сказала она. «Да, они заплатили мне за мои проблемы. Совсем немного, несколько фунтов, но каждый понемногу помогает. Я пытался сэкономить на поездку в Штаты. У меня там живет двоюродный брат».

Она стряхнула слезы с глаз и отвернулась. Я записал то, что она сказала о своем желании поехать в Штаты, для дальнейшего использования. Ее руки нервно сжимались и разжимались, и теперь в ней было что-то напуганное, как кролик, искренность, в которую я хотел верить. Внезапно она стала маленькой потерянной девочкой и очень привлекательной. Я поймал ее взгляд, смотрящий на меня, на засохшую и запекшуюся кровь на моих запястьях и руках. Я даже забыл, что это было там.

«О тебе нужно позаботиться», - сказала она. «У вас был тяжелый путь».

«Я могу подождать», - сказал я. «Что еще вы знаете о мужчинах, которые связались с вами? Они никогда не упоминали, откуда они и где живут?»

Судя по тому, как все складывалось, я не ожидал, что это так. Это была осторожная и умная операция. Но они могли уронить что-нибудь, что я мог бы использовать. Джуди колебалась, казалось, думала, а потом наконец ответила.

«Они приехали с ранчо в глубинке», - сказала она. «Это все, что я знаю. Все четверо пришли оттуда».

"Четыре?" - удивился я. «Я встретил только троих. Как они выглядели?»

Описание Джуди соответствовало трем бандитам, убившим Доуси. Четвертый мужчина не был одним из них. Она описала его как человека с ястребиным лицом и горящими глазами, «от которых« дрожь ». Ее описание трех других было чертовски хорошим, и я сохранил четвертого в углу моего разума.


Я встал и открыл чулан вдоль одной стены. В этом не было ничего необычного. Во втором туалете возле кровати было больше вещей для девочек, но там также была большая коллекция снаряжения для подводного плавания.

«Это мое хобби», - защищаясь, сказала Джуди Хенникер. «Я занимаюсь этим годами, с тех пор, как парень, с которым я когда-то ходила, начал меня этому обучать».

Я изучил материал. Все было хорошо, но все нормально. Там не было ничего, что могло бы поставить под сомнение ее рассказ, и я знал, что подводное плавание с аквалангом в Австралии популярно. Для этого у них была подводная жизнь и широкие, малолюдные участки пляжа и рифа. Я посмотрел на нее и попытался прочитать по ее лицу. В этом была защита, страх и честность. Я хотел, чтобы она работала на меня, если ей можно доверять. Был еще четвертый мужчина, и предполагалось, что он снова свяжется с Джуди. Но в моей памяти запомнилось тело китайца с пятьюдесятью тысячами австралийских фунтов. Когда его нашли, на нем тоже было снаряжение для подводного плавания. Внезапно девушка подошла ко мне, и я увидел, что она наблюдала за моим лицом, пока я перебирал одну мысль за другой в своей голове. Ее глаза пристально смотрели на меня.

«Послушайте, я до смерти напугана после того, что вы мне сказали», - сказала она. «Если бы эти парни убили бедного Доуси, чтобы он о чем-то замолчал, то они могли бы пойти за мной - особенно если бы знали, что я разговаривал с вами».

«Если бы ты была контактной девушкой, тогда ты не знаешь ничего, за что стоит тебя убивать», - ответил я. «Они не будут вас беспокоить, но я буду. Прямо сейчас вы соучастник убийства. Я могу забыть об этом. Я могу даже позаботиться о том, чтобы вы посетили те Штаты, которые вам нужны».

Ее брови приподнялись. "Сможешь ли ты?" спросила она. В ней была странная наивность, несмотря на ее тяжелый опыт. В ней все еще было достаточно маленькой девочки, чтобы доверять ей. Но это проявилось лишь короткими рывками, которые немедленно сменились настороженностью ученого недоверия.

"И сколько мне это будет стоить?" - спросила она, искоса глядя на меня.

«Сотрудничество», - сказал я. "Я дам вам номер телефона, по которому вы можете связаться со мной. Если появится этот четвертый мужчина, вы позвоните мне. Или, если что-нибудь еще придет, или если вы что-нибудь придумаете, позвоните мне по этому номеру и оставьте свое имя, если Меня там нет. Ты играешь со мной в мяч, Джуди, и я дам тебе хорошую долгую визу для поездки в Штаты ».

Я записал номер майора Ротвелла на листке бумаги и передал ей. «Спроси Ника Картера», - сказал я.

«Хорошо, - сказала она. «Я сделаю это. Это достаточно честно».

Я начал поворачиваться, но ее руки схватили мою рубашку.

«Подожди», - сказала она. «Ты - кровавое месиво. Ты неможешь так ходить. Сядь на минутку».

Напряжение и ритм ночи подошли к концу, и вместе с ним боль в ребрах, порезы на запястьях, руках и коленях начали кричать, чтобы их услышали. Джуди вернулась с тазом с теплой водой и тряпками. Я снял рубашку и увидел, как ее глаза остановились на Хьюго, когда я отстегивал ножны со своей руки и на пистолет в наплечной кобуре. Она смыла засохшую кровь с моих запястий, рук и колен. Мои ребра были скорее ушиблены, чем порезаны, и с ними было мало что поделать. Затем она принесла антисептическую мазь и аккуратно помассировала ею порезы. У нее было нежное прикосновение, и она сосредоточилась на том, что делала, слегка нахмурившись. Шелковый халат распахнулся настолько, что я смог разглядеть округлую ее грудь, очень высокую и полную.

«Я наблюдал за тобой в « Кувшине », - сказал я. «Вы ходите по довольно хорошему канату».

"Ты имеешь в виду держаться подальше от этих неуклюжих парней?" она сказала. «Это несложно, как только ты освоишься. Я не беру чьи-либо руки на себя, если только я не хочу, чтобы они были там».

"Довольно сложно удержаться в этом бизнесе, не так ли?" - тихо спросил я.

«Может быть, но я держусь за это», - отрезала она с ноткой упрямой гордости в голосе. Она закончила втирать мазь и на мгновение позволила своим рукам пройтись по моей груди и плечам. Ее глаза на мгновение встретились с моими, а затем исчезли. Она встала, я протянул руку и схватил ее за плечо. Она не обернулась, а стояла с тазом в руках.

«Спасибо», - сказал я. «Я надеюсь, что ты сказал мне правду обо всем, Джуди. Может быть, это все закончится чем-то лучшим для тебя».

«Может быть», - сказала она, не поднимая глаз. "Может быть."

* * *

Я оставил Джуди Хенникер со странной смесью чувств. Это была во многих отношениях тревожная ночь. Они заставили замолчать Джона Доуси, но Бертон Комфорд или лейтенант ВВС будут говорить, я обещал себе. В моей голове почти не оставалось сомнений в том, что три «несчастных случая» на самом деле были именно такими. Но больше всего тревожило растущая уверенность в том, что я имею дело с очень тщательными, очень компетентными и очень опасными профессионалами. Если мои подозрения по поводу операции были верны, то это была дьявольски умная работа.


И когда я появился, и возможная трещина появилась в виде Джона Доуси, они быстро и эффективно позаботились о ней. Итак, на данный момент у меня была стопка изящных теорий и предположений, но я ничего не мог рассказать кому-либо, чтобы убедить их, что австралийцы не виноваты в трагедиях. Напряжение в Южно-Тихоокеанском оборонительном альянсе продолжало усиливаться, и мне нечего было изменить.

Когда я добрался до коттеджа, был рассвет. Я заснул в надежде, что Джуди была вовлечена не больше, чем она сказала. Я всегда ненавидел, когда что-то действительно хорошее идет под откос.


III


Мое израненное, измученное тело нуждалось в сне, и оно поглощало часы, как иссушенная земля пьет дождь. Обычно мне не снятся сны, но у меня были короткие моменты, когда я видел, как за мной текут каскады расплавленных медных рек, когда я бежал по бесконечному проходу. К середине утра я заставил себя встать. Сильно боля и собираясь с силами против боли, я размял свои застывшие мышцы, пока не смог хотя бы свободно двигать ими. Если я не проснулся, когда добрался до офиса майора Ротвелла, Мона позаботилась об этом. В платье из мерцающего светло-зеленого джерси с рыжими волосами она была великолепна, как лучи солнца. Ее груди выдвинулись вперед, что само по себе провозглашение. Майор запихнул какие-то бумаги в портфель и остановился, чтобы тепло поприветствовать меня.

«Рад, что ты пришел, Картер», - сказал он. «Я должен присутствовать на собрании в Виктории. Вернусь через день или два, может, через три. Мона проследит, чтобы вы получили все, что захотите».

Я сохранил серьезное лицо, наблюдая, как улыбка скользит по губам Моны и мгновенно исчезает. "Вы вчера что-нибудь нашли в записях?"

"Вроде", - сказал я. «Прошлой ночью у меня был полный вечер». Я сел и проинформировал его о том, что произошло, рассказав ему о роли Джуди как очевидной контактной девушки, но не упомянув о ее соглашении со мной. Я не защищал ее. Все эти гуманные инстинкты были давно отброшены. В этой игре часто диаметрально противоположны быть хорошим Джо и остаться в живых. Но Джуди Хенникер была моим личным лидером, и это было моим правилом, усвоенным на собственном горьком опыте, что вы всегда держите свои зацепки при себе, пока не будете положительно относиться ко всем и каждому. Ты всегда немного сдерживался - а я сдерживал личное понимание Джуди со мной.

Когда я закончил свой рассказ, майор был серым и потрясенным, но ушел, пожелав мне удачи в моем расследовании. Его глаза устали, отражая тяжесть внутри него, и я знал, что он чувствовал. Он был глубоко обеспокоен мыслью о том, что в его страну могут так глубоко проникнуть враги. Я не говорил ему, чтобы он не переживал. Возможно, им всем хорошо было встряхнуться. Но я знал, что лучшие шпионские подразделения могут проникнуть во что угодно. Ваша контрразведка определила, как далеко они продвинулись. Я повернулся к Моне после того, как майор ушел, и обнаружил, что ее глаза играли.

Разве это не возможно, что Джон Доуси был убит по очень личным причинам? - спросила она. - Предположим, он был замешан в контрабанде наркотиков или в мошеннической игре?

Я должен был признать, что такие возможности были, и не так уж и далеко. Доуси мог заработать большие деньги на подпольных операциях, и он боялся, что мое слежение может это раскрыт. Когда он позвонил своим приятелям, они решили перестраховаться и вообще заткнули его. Конечно, им пришлось поступить так же со мной, когда я наткнулся на них. Это было совершенно правдоподобно. Я просто не купился на это. Но я должен был пойти с ней. Кроме того, я не хотел ущемлять ту национальную гордость, из-за которой Мона, даже больше, чем майор, не желала признавать свои слабости.

«Дайте мне командира базы лейтенанта Демпстера», - сказал я. «Я хочу, чтобы Демпстер был на базе для интервью. Может быть, потом я смогу лучше ответить на некоторые из ваших вопросов».

Но мне не повезло. После почти часа телефонных звонков и волокиты Мона сказала мне, что Демпстер уехал в отпуск. Он должен был вернуться через два дня.

«Пусть командир базы позвонит мне, как только они узнают, что прибудет Демпстер», - сказал я. «Тогда дайте трубку своему начальнику военно-морских операций. Я хочу допросить Бертона Комфорда».

«Послушай, Ник, - сказала Мона. «У тебя была чертовски суровая ночь, и ты чертовски хорошо накачался. Почему бы не подрезать это немного? Просто подойди ко мне домой выпить и поужинать и расслабиться. Я бы сказал, тебе это нужно».

«Великолепная военно-морская база», - сказал я. «Я не мог расслабиться сейчас, пока не получу еще несколько ответов».

Она вздохнула и позвонила, пройдя через различные каналы бюрократической волокиты ВМФ - уравновешенная, эффективная, чертовски красивая женщина. Я наблюдал за ней, слыша половину разговоров, которые она вела, и затем, наконец, она положила трубку, и в ее глазах было выражение торжества.

"Человек, которого вы хотите, этот Бертон Комфорд, был переведен в патруль порта и работает из Иннисфейла, - сказала она.


- Иннисфейл находится прямо на побережье, возможно, в часе езды от Таунсвилла или чуть больше. Портовый патруль - это действительно прибрежная вахта, небольшие суда, которые решают все виды прибрежных проблем. Комфорд сейчас на дежурстве. Он придет в конце смены, сегодня в полночь. Я оставила известие, что он должен явиться в комендатуру, и что вы будете там ».

Я хмыкнул. - "В полночь, а?" "Я думаю, что это все, тогда".

"Это оно." Она самодовольно улыбнулась. «А теперь, когда тебе ничего не остается, кроме как ждать, ты можешь выпить коктейли и поужинать у меня, пока ждешь. Ты можешь уйти вовремя. Это на побережье и ведет прямо к базе патрулирования гавани».

Я усмехнулся ей. «Вы не только красивы, но и настойчивы», - сказал я. «И ты не только настойчива, на твоей стороне удача богов. Пойдем».

Я смотрел, как Мона достает свои вещи, а затем она оказалась рядом со мной, сцепив руки в моих, сторона ее груди слегка касалась моей руки, когда мы вышли туда, где была припаркован маленький английский автомобиль. Я был на пределе и зудел, и я знал почему. Я ненавидел задержки, и у меня их было две, одна поверх другой. С задержками всегда могло случиться что-то неожиданное, и тот факт, что я ни черта не мог поделать с этими двумя, не особо помог. Я чертовски хотел задавать вопросы лейтенанту ВВС и радарщику. Я не хотел ждать два дня или даже пять часов. Но мне пришлось, черт возьми. Я выругался себе под нос.

Когда я смотрел на Мону, идущую рядом со мной, я знал, что беспокойный огонь внутри меня вспыхнет и поглотит ее, если она будет играть в игры. Она была великолепной женщиной, и ее глаза были чертовски провокационными, но она была помощницей майора Ротвелла, и я не хотел начинать что-то неприятное. Но, пробормотал я себе, сейчас не ночь, чтобы играть со спичками.

Апартаменты Моны обставлены удобной мебелью, с красивым длинным диваном и журнальным столиком уникальной формы. Декор был бело-красным, с соответствующим красным диваном и драпировками, двумя большими белыми мягкими стульями, которые создавали контраст. Мона показала мне свой винный шкаф и попросила приготовить напитки, пока она переодевается. У меня был готов мартини, очень холодный и очень сухой, когда она вышла в черных брюках с топом из белого джерси, ласкавшим ее грудь. Она начала ужинать во время первого мартини и вышла, чтобы посидеть со мной во время второго.

Я спросил ее. - "Вы родились здесь, в Квинсленде?"

«Я родилась в Гонконге», - ответила она. «Папа был майором британской армии, и мы тоже какое-то время находились в Пекине. Конечно, это было все до того, как коммунисты пришли к власти».

«Что такое такая красивая женщина, как ты, неженатая?» - спросил я и быстро извинился за вопрос. «Я не хочу показаться грубым, но, черт возьми, я думал, что австралийцы хорошо разбираются в женщинах».

Она засмеялась и попросила меня сделать еще один раунд. «Я здесь всего три года», - сказала она. «Пока я не приехала сюда, я была в основном в Англии, и все эти узкобедрые, худые англичанки заставляли меня чувствовать себя не на своем месте. Я много держала в себе.

Это был ответ, который не отвечал на мой вопрос, но я не стал настаивать на этом. Глаза Моны блуждали по мне, когда она остановилась, чтобы допить мартини.

"Ты веришь в мгновенное влечение, Ник?" - спросила она, откидываясь на диван.

"Вы имеете в виду какое-то непосредственное химическое взаимодействие между двумя людьми?" - спросил я. «Я верю в это. Это случилось со мной».

Она села и наклонилась вперед, ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего. «Я тоже», - сказала она. «В первый момент, когда я тебя увидела». Ее губы, полные и влажные, послали свое собственное приглашение, пока она оставалась здесь, передо мной, не двигаясь, просто посылая волны тепла. Я наклонился вперед, и мои губы нашли ее губы - я сразу почувствовал, как ее рот открылся, ее язык прижался к краю зубов, ожидая прыжка вперед. Мы целовались, не касаясь тел, руки по бокам, как две змеи, движущиеся вместе в покачивающемся ритме. Вдруг она отстранилась.

«Я чувствую запах гари», - сказала она и бросилась на кухню.

«Конечно, милая», - тихо пробормотала я себе под нос. «И это я». Били часы, мягко перезвонили, и я гипнотически наблюдал, как их маятник покачивается. Это был старинный предмет, выкрашенный в белый цвет, который покоился на мантии с вазами с красными розами по бокам.

«Ужин готов», - услышал я голос Моны из другой комнаты и вошел. Она подавала ужин так, как будто мы никогда не целовались, как будто в этот момент электричество и не взорвалось. И только когда я поймал ее взгляд, я понял, что течение все еще существует. Она быстро отвернулась, как будто боялась, что искра может снова загореться, и продолжала непрерывно болтать о приятной беседе во время ужина. Она подала хороший австралийский сотерн с курицей, которая имела неприятный вкус. После обеда хороший испанский бренди Domecq с настоящим телом и ароматом. Мы вошли в

в комнату, чтобы выпить бренди, и я почти решил, что ее спас колокол. Она видела, как я смотрел на часы на мантии. Было восемь часов.

«Если ты уйдешь отсюда в десять тридцать, ты легко справишься», - сказала она, читая мои мысли. Я усмехнулся ей, и внезапно в ее глазах снова зажглось электричество. Они держали мою и не дрогнули, пока она допила бренди.

Внезапно она бросилась вперед, обняв меня за шею. Ее рот лихорадочно работал с моим, покусывая, пожирая, ее язык проникал глубоко в мой рот. А потом все беспокойное зудящее разочарование ворвалось во мне, и я ответил на ее лихорадочный голод своим собственным.

Белая блузка Моны из джерси была призрачной вспышкой, когда она пролетела над ее головой, а ее груди, освобожденные от бюстгальтера, пролились в мои руки, как спелые фрукты, падающие с дерева, созданные для того, чтобы их можно было пробовать, сосать и смаковать. Она протянула руку и выключила свет лампы, и мы занялись любовью в полумраке, исходящем из соседней комнаты. Мона повернулась ко мне грудью, и я ухватился зубами за их розовые кончики. Розовый круг ее груди был большим и грубым, и я почувствовал, как сосок у меня во рту вырос, когда Мона ахнула от удовольствия. Я разделся, уложив Вильгельмину и Хьюго под диван в пределах досягаемости, в то время как Мона лежала передо мной с закрытыми глазами, а я нежно массировал ее груди. Ее тело было похоже на грудь, полное и спелое, с твердым выпуклым животом и широкими глубокими бедрами. Когда я прижался к ней, она застонала и начала делать конвульсивные движения, прижимаясь ко мне каждым дюймом себя, пытаясь превратить свою кожу в мою, ее пульсирующие желания - в мои желания. Я провел губами по ее телу, и она вскрикнула в постоянном, нарастающем вздохе, который завершился криком экстаза, когда я нашел центр ее удовольствий, сердцевину всех желаний. Ее руки обхватили мои плечи, мою голову, и она была существом вне всяких забот, за исключением экстаза тела. Я снова двинулся к ней, и на этот раз я пришел к ней самим собой, и тело Моны двигалось под моим в медленно нарастающем безумии.

Я двигал ее медленно, медленно, сдерживаясь, когда она кричала о спешке, зная, что она поблагодарит меня за игнорирование ее. А затем, когда ее страсть вышла из-под контроля, я взял ее. В этот момент Мона вскрикнула с серией вздохов - неверия, неверия - окончательного, окончательного подчинения женщины мужчине и самой себе. Она упала на диван, обняв меня, сцепив ноги позади моих.

Я приподнялся на локте и взглянул на часы на мантии. Было девять пятнадцать. В страсти ни один мужчина не отслеживает время. Час - это минута, а минута - это час. Мона прижала мою голову к своим грудям, прижимая к ним мое лицо.

«У тебя есть время», - прошептала она. «До десяти тридцать. Я хочу тебя снова, сейчас. На этот раз я хочу заняться с тобой любовью».

«Люди вместе занимаются любовью друг с другом», - сказал я.

«Да, но на этот раз я хочу зажечь огонь», - выдохнула она. Она двинулась ко мне, и я почувствовал ее губы на своем животе. Она перемещала их вверх, снова и снова по моей груди - слабые сладкие следы, похожие на следы бабочки. Затем она двинулась вниз по моему телу, задержавшись на изгибе моего живота, а затем еще ниже. Это был вид занятий любовью, который я встречал только на Востоке, и это было изысканное удовольствие, одновременно успокаивающее и возбуждающее. Смутно я подумал, откуда она это узнала. Или, возможно, у некоторых женщин есть вещи, которые возникают естественным образом - необразованные, необразованные, врожденный талант выше среднего. Она хотела зажечь огонь. Она чертовски хорошо с этим справилась, и мы снова занялись любовью, задыхающаяся лихорадка ее желаний не ослабевала. Но, наконец, момент снова настал, и на этот раз в ее вздохе раздался своего рода смех, счастье полностью удовлетворенной женщины.

Я потянулся, когда Мона наконец освободила меня от объятий. Я взглянул на часы. Было девять пятнадцать. Я посмотрел на него еще раз, прищурившись, сузив глаза. Руки не менялись. Я прочитал правильно. Было девять пятнадцать. Я спрыгнул с дивана и нащупал часы. Я бы поставил его рядом с Вильгельминой. Было одиннадцать двадцать.

"Что случилось, Ник?" - сказала Мона, садясь, когда я ругался.

«Твои чертовы часы», - крикнул я ей, влетая в свою одежду. «Они опаздывают. Проклятая штука, вероятно, изначально была медленной».

Самая длинная пауза в моей перевязке заключалась в том, чтобы пристегнуть ножны Хьюго обратно на мое предплечье, и это заняло не более двух секунд. Я все еще засовывал рубашку в брюки, когда вышел за дверь и все еще ругался. Мона, обнаженная и великолепная, стояла в дверях.

«Прости, Ник», - крикнула она мне вслед. «Оставайся на береговой дороге. Ты попадешь прямо на место».

«Задержки», - выругался я, ныряя на водительское сиденье. Они всегда означают неприятности. Я знал, о чем думала Мона, стоя обнаженной. Если бы я скучал по ней.


, Я смогу добраться до него утром. Но я так не думал и так не поступал. Я видел слишком много раз, когда не было завтра.

Я отправил маленький автомобиль в полет, максимально приближенный к реактивному взлету, который может сделать машина. На прибрежной дороге почти не было движения, луна, сияющая над морем, была прекрасным зрелищем. Стрелку спидометра я держал прижатой к верхней части прибора. Чтобы удержать легкую машинку на дороге, потребовалось немало усилий. Хотя в основном ровная и в основном на уровне моря, дорога действительно несколько раз поднималась, заставляя машину трепетать и вибрировать, когда я заставлял двигатель работать на пределе возможностей. Я преодолевал дорогу в бешеном стремительном темпе, а время все еще тянулось.

Было около двенадцати часов, когда я ворвался в маленькое поселение Иннисфейл. Я сразу увидел невысокие серые строения прибрежного патруля с часовыми, расхаживающими у въездных ворот. Я остановился и показал свои верительные грамоты, и меня пропустили. Я прошел всего несколько сотен ярдов, когда увидел мигающие огни полицейских машин и услышал вой сирены скорой помощи. Съехав на обочину, я вышел. Командное здание базы было прямо впереди, и я остановился на ступенях, чтобы посмотреть на улицу, когда кучки людей расходятся, уступая место маленькой белой машине скорой помощи.

"Что случилось?" - спросил проходивший мимо моряк.

«Несчастный случай», - сказал он. «Один из парней тоже только что сошел на берег. Чертово подлое убийство. Его убили».

Внезапно меня охватил холод, и я почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом.

Я спросил. - "Как его звали?" "Комфорд? Бертон Комфорд?"

«Да, это тот парень», - сказал моряк. «Ты знал его, приятель? Его тело просто забирают».

"Как это произошло?" - спросил я, услышав мрачный гнев в моем голосе. Матрос указал на большой бронетранспортер, который стоял с вбитым радиатором в стену кирпичного дома.

«Это большая работа, приятель», - сказал он. «Он был припаркован на холме. Тормоза не выдержали, и он скатился вниз, чтобы разбить беднягу о здание, когда он проезжал мимо. Я говорю, что это скверная удача».

Я ушел. У меня больше не было причин оставаться. Мне не нужно было проверять тормоза большого грузовика. Они отлично подойдут. И снова они не добрались до меня, на этот раз благодаря удаче. Будет небольшое расследование, и снова не будет никаких объяснений, которые ничего не значат. Тормоза грузовика почему-то только что отпустили. Можно было бы предположить, что они были поставлены неправильно и внезапно отпустили колеса. Только они сделали это как раз в тот момент, когда Бёртон Комфорд направлялся в командирскую, чтобы встретить меня. Совпадение. Просто одна из тех вещей. Я знал лучше.

«Проклятые часы Моны», - тихо выругался я. Если бы я был здесь вовремя, я был бы на стыковочной станции в ожидании Комфорда. Я вернулся в машину и выехал с небольшой базы. Остался только лейтенант Додд Демпстер. Но сначала я доберусь до него, поклялся я. Я чувствовал себя обманутым, против меня заговорщики из-за неудач. Даже воспоминание о страсти Моны не могло стереть горечь из моего рта. Когда я вернулся в маленький коттедж, я все еще был в ярости, в ярости и злился на все - на мир, на свою паршивую удачу, на себя, на часы Моны. Черт, сказал я себе, эта чертова штука, наверное, перестала находиться в одной комнате со мной и Моной. Перегрев. Я заснул в ярости и знал, что так встану.


IV


Я был прав. Мрачный гнев во мне закалился за ночь, и когда я пошел в офис майора Ротвелла, я узнал номер авиабазы ​​и сам позвонил. Я сказал командиру базы, кто я такой и чего хочу, и телефонная линия буквально задымилась с напряженной яростью в моем голосе.

«Я хочу точно знать, когда этот лейтенант Демпстер явится на службу, коммандер, - сказал я. Я буду там, чтобы встретиться с ним, но на всякий случай хочу, чтобы его сопровождали из его дома или откуда бы он ни шел на базу ".

«Очень необычно, мистер Картер», - проворчал командир.

«Весь это дело очень необычное», - ответил я. «Тур лейтенанта Демпстера очень ценен для меня в данный момент. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось ".

«Он должен явиться на летное дежурство в восемь утра», - сказал старший офицер. «У меня есть отчет, что он вернулся из отпуска сегодня утром и находится в своей квартире».

«Сопроводите его, куда бы он ни пошел, пока он не приедет завтра утром», - сказал я. «Если вам понадобятся дополнительные разрешения, я передам вас помощнику майора Ротвелла».

Я передал телефон Моне, она проверила мои приоритетные требования и, наконец, вернула телефон в подставку. Ее глаза сверлили меня.

«Хорошо, давайте, - сказала она. «Вы врываетесь сюда, заводите свои собственные контакты и почти не говорите со мной ни слова?

Я уступил. - Мне жаль, Это как раз то, что случилось прошлой ночью. Я все еще зол.

Я об этом ». Я рассказал ей о том, что обнаружил, когда добрался до базы портового патруля, и ее глаза смягчились.

Мне очень жаль, - сказала она. - Думаю, в каком-то смысле я виновата. Это сделали мои часы »Она встала и подошла ко мне, и я обнаружил, что ее руки обвились вокруг моей шеи, ее груди прижались ко мне.« Но это было чудесно, Ник », - сказала она.« Действительно замечательно ».

Когда ее тело прижалось ко мне, ее глубокие груди мягко прижались ко мне, ночь хлынула на меня. Это было прекрасно. Она была творением редких страстей и подходящих талантов. Телефон зазвонил, нарушив собравшуюся силу момента. Мона подняла его и протянула мне. «Для тебя», - сказала она, и я увидел любопытство в ее глазах. Я сразу узнал голос маленькой Джуди ".

Она сказала. - «Я кое-что придумала». «Это может быть важно. У Джона Доузи была жена. Она живет здесь, в Таунсвилле. Он рассказал мне о ней. Сказал, что они разошлись, и она использовала свою девичью фамилию, Линн Делба».

«Хорошая девочка», - сказал я. "Я буду на связи." Я положил трубку и вспомнил послужной список Доуси. В нем не было упоминания о жене. Я нашел в телефонном справочнике список Линн Делба на другом конце Таунсвилла и вышел из офиса.

«Я вернусь», - сказал я Моне. «У меня может быть новая зацепка».

«Не так быстро», - сказала она. «Если вы задержитесь, пожалуйста, приходите ко мне сегодня вечером».

Ее глаза добавляли свой собственный смысл ее словам. Я быстро прикоснулся к ее губам и вышел на улицу. Если бы я все-таки пошел к Моне, то я знал заранее одну вещь. Я собирался быть на авиабазе завтра в восемь утра, и Клеопатра, Елена Троянская и мадам Дю Барри меня не остановили.

Я поехал в Таунсвилл, обогнул край большого медеплавильного завода и нашел адрес на другом конце города. Это был район небольших двухэтажных жилых домов из кирпича. Линн Делба жила в квартире на первом этаже. Я позвонил, и мне ответила женщина в выцветшем домашнем халате. Немного моложе, чем я ожидал, она была мышиной блондинкой с размытым видом. Ее голубые глаза смотрели на меня с нескрываемым интересом, но в них тоже была настороженность. Домашнее пальто, передняя молния расстегнута более чем на четверть расстояния от шеи, показала, что у нее длинная тонкая грудь и нет бюстгальтера.

«Извини, что беспокою тебя», - улыбнулся я ей. «Я хочу поговорить с вами о Джоне Доуси».

Выражение слабой скуки в ее глазах внезапно и резко изменилось. "Что насчет него?" сказала она как бы защищаясь.

«Он мертв», - категорично сказал я и увидела, как мало румян сошло с ее лица. Ее руки, державшие дверь, побелели, когда она крепко вцепилась в дверь.

«Может, тебе лучше войти», - тихо сказала она. Я последовал за ней в несколько потрепанную, выцветшую квартиру, очень похожую на нее в своем роде.

«Я работаю с австралийской разведкой», - сказал я. «Мне сказали, что ты его жена».

Она покачала головой и села на край мягкого стула. Ее ноги были удивительно длинными и красивыми, с медленно сужающимися икрами и тонкими лодыжками. Несомненно, она знала, что они были ее лучшими чертами, потому что она раскрыла большую их часть. «Я знаю, что он иногда говорил это», - ответила она. «Но на самом деле я не была его женой. Думаю, можно сказать, что мы жили вместе довольно много лет, по крайней мере, всякий раз, когда он был вне службы. Затем я призвала его уйти. Только он мне не поверил».

Я спросил. - "Как давно это было?"

«Может, полгода назад», - сказала она. «Затем, после того, как он попал в армию из-за того несчастного случая и был уволен, он приехал сюда, чтобы жить со мной, но я выгнала его. Он сказал мне, что был на том, на чем он мог бы заработать большие деньги».

Я нажал. - "Он вам что-нибудь об этом сказал?"

«Нет», - быстро ответила она. Я почувствовал, что почти слишком быстро. «Все, что он сказал, это то, что у нас будет все, что я всегда хотела, все, что он никогда не мог дать мне. Я обещала вернуться к нему, если он скажет правду».

«И он никогда не говорил тебе, с кем был связан или что это было?»

Она покачала головой, и в ее глазах была смесь печали и опасений. «Нет, - сказала она. - Но я никогда не думала, что из-за этого он убьет себя. Меня это пугает, мистер ".

"Почему?" - быстро спросил я, глядя ей в глаза, когда она ответила.

«Может быть, он рассказал обо мне тому, кто его убил», - сказала она. «Может, они думают, что я что-то знаю о том, чем он увлекался».

«Я сомневаюсь в этом», - сказал я ей. Она прикусила нижнюю губу, и глаза ее округлились от беспокойства. Хорошо, она была напугана, и, может быть, это было по причинам, которые она сказала. Но, возможно, это было по другим причинам. Я решил, что если лейтенант Демпстер не покажет трещин, Линн Делба может понести дальнейшее наблюдение. «Не пытайся спрятаться», - сказал я ей. «Я хочу поговорить с тобой снова».

Я уехал и поехал к Джуди Хенникер. Ее еще не было в The Ruddy Jug - ей было рано начинать работу. Она открыла дверь в шортах и ​​коротком топе.


«Входите», - сказала она, ее глаза загорелись.

"Вы нашли его жену?"

«Я нашел женщину, с которой он жил, - ответил я. Джуди еще не накрасилась и снова выглядела моложе, свежее - ее высокая круглая грудь была девственной.

«Я просто пришел, чтобы поблагодарить за сообщение о Линн Делба». Я усмехнулся ей. «У вас есть преимущество по поводу визы в Штаты».

Она счастливо усмехнулась и посмотрела на меня, глядя мне в глаза. - Ты действительно хороший парень, Янки, - сказала она.

«Не совсем», - сказал я. «Если ты держишься за меня, ты это узнаешь». Ее глаза сразу затуманились, и она отвернулась. Я совсем не был уверен, что Джуди рассказала мне то, что действительно знала. Я продолжал вешать наживку перед ней. В конце концов, это может окупиться. Если я правильно прочитал тлеющий, замаскированный огонь в ее глазах, возможно, я мог бы использовать против нее другую приманку.

«Я свяжусь с вами, Джуди, - сказал я. «Продолжай запоминать вещи». Я повернулся, чтобы уйти, и ее рука была на моей руке.

«Будьте осторожны», - сказала она. Она говорила так, как будто она имела это в виду. Я похлопал ее по щеке и ушел. Я видел по часам, что Мона сейчас будет у себя дома. Я поехал туда, и она встретила меня в шелковом халате. Точки, которые резко выталкивали ткань, сказали мне, что под ней ни черта нет. Я поцеловал ее, и мои руки сказали мне, что я был прав.

«Останься здесь сегодня вечером, Ник, - сказала Мона. «Вы всего в двадцати минутах от авиабазы. Я отвезу вас утром».

Я хотел было сказать ей «нет», но внезапно это показалось мне паршивой идеей. Только на этот раз я бы пошел на свои часы. Я провела руками по шее шелкового халата, и оно распахнулось. Я наклонился и уткнулся головой в эти огромные мягкие подушки. Я действительно выходил на воздух только около полуночи. Тогда мы официально легли спать, чтобы уснуть, и я хорошо спал с Моной на руках. Но я поставил свой внутренний будильник и проснулся ровно в семь. Мона сонно поднялась и смотрела на меня, пока я одевалась.

«Я сам поеду на базу». Я сказал. «Ты снова заснешь. Тебе все равно нужно будет развернуться и вернуться снова. Это может занять некоторое время».

Она кивнула и легла, наблюдая, как я бреюсь. Когда я был готов уйти, встал и пошел со мной к двери, красиво обнаженный. Ее глаза, когда она смотрела, как я ухожу, были смесью неразборчивых мыслей, но они светились странной интенсивностью. Она была, снова решил я, отъезжая, самым необычным существом.

Я ждал на базе, когда прибыл лейтенант Додд Демпстер. Он был высоким, светловолосым и красивым, но в его лице было еще и потакание своим желаниям, скрытая слабость. К тому же он чертовски нервничал.

«Я знаю, что вам задавали много вопросов во время расследования трагедии на плацдарме», - начал я. «Но у моего правительства есть еще несколько. На самом деле, лейтенант, я был вовлечен в некоторые другие аспекты более широкой картины. Сколько раз вы были в The Ruddy Jug?»

Вопрос застал его врасплох, и его глаза быстро посмотрели на меня. Я не стал ждать ответа, но продолжил.

«Мы знаем, что ты был там, поэтому нет необходимости лгать», - сказал я. «Кем были люди, которых вы там встретили? Чего они от вас хотели?»

Мужчина нервно оглядел комнату, в которую мы пошли поговорить, - офицерскую гостиную.

«Послушайте, я ждал, что все это рано или поздно выйдет наружу», - сказал он. «И я хотел бы многое сказать. Я просто не могу больше сдерживать это. Но я не буду здесь говорить. Давайте уйдем отсюда, и, может быть, мы сможем заключить сделку».

Я знал, что сделка не состоится, но позволил ему думать иначе. «Я буду слушать», - сказал я. "Куда ты хочешь пойти?"

«Я должен взять этот самолет на тренировочный полет», - сказал он. «Это двухместный самолет. Почему бы вам не пойти со мной, и мы можем поговорить в самолете».

«Думаю, вы не можете быть более приватным, чем это», - сказал я. «Я полечу с тобой. Пойдем».

Я не выпускал его из поля зрения ни на минуту. В кабине пилота я нашел дополнительный костюм, в котором я мог лететь, и я последовал за Демпстером до места, где на взлетно-посадочной полосе ждал реактивный самолет, новая усовершенствованная версия Хокер-Сиддли. Демпстер взял штурвал, и мы взмыли вверх. Через несколько секунд мы уже пересекали горизонт. Демпстер начал говорить взволнованным голосом.

«Я во что-то попал, - сказал он. «И я хочу уйти. Но я тоже хочу защитить себя».

«Предположим, вы сначала начнете с некоторых ответов», - сказал я. «Вы познакомились с некоторыми мужчинами. Кто они и откуда пришли?»

«Я никогда не знал больше, чем их имена», - ответил он. «Но они действовали на ранчо в глубинке. Я был там три или четыре раза на встречах. Если хочешь, я мог бы пролететь с тобой над этим местом».

«Давай, - сказал я. «Я бы очень этого хотел». Я был в восторге. Несколько перерывов были сделаны для разнообразия. Демпстер явно был взволнован

от неизбежного на некоторое время и был готов прекратить работу.

«Они хотели, чтобы вы сорвали маневры военных игр», - сказал я. Его молчание было более показательным, чем все, что он мог бы сказать. Наконец он заговорил.

«Я не могу назвать имена, потому что я их не знаю», - заявил он. «Но я могу привести вас к ним. Все остальное вам решать».

«Вы просто укажите мне это ранчо», - сказал я. «Ты действительно не выглядел удивленным, когда я появился. Почему?»

«Думаю, я ожидал этого с самого начала расследования», - ответил он. «Я действительно не думал, что они закроют дела по этому поводу». Он снова замолчал, и я посмотрел на сухую, засушливую, выжженную землю глубинки. Это была земля, которая превратилась в огромный мусорный бак, неприступный, редко исследуемый белыми людьми. Только аборигены, одна из древнейших существующих кочевых рас, казалось, могли жить за счет засушливых земель. Плохие методы сохранения почвы сделали свою долю, но годы засухи сделали больше. Это была плоская земля, на обширных просторах которой время от времени появлялись огромные образования метеоритов. На окраинах некоторые выносливые первопроходцы пасли скот, но в центре не было ничего, кроме выжженной земли, ветров и аборигенов. Я смотрел на огромную территорию, когда она проносилась под нашими крыльями. Это была красно-коричневая страна с гребнями гор, похожими на гофрокартон. Казалось, что сам воздух мерцает от непрекращающегося тепла, палящее солнце превращает его в огромную печь. Это была неприступная и устрашающая земля, и я знал, что от струи, проносящейся высоко над ней, можно было только смутно представить себе ее ужасность.

По мере того как мы продолжали лететь в глубь необжитой местности на реактивной скорости, я знал, что мы уже преодолели чертовски около шестисот миль, и мне было интересно, как люди могут так часто въезжать и выезжать из Таунсвилла, если их ранчо было чертовски плохо здесь в никуда.

«Демпстер», - позвал я. "Вы уверены, что не промахнулись?" Пилот повернулся ко мне, и я увидел, как его рука тянется к приборной доске. Слишком поздно я увидел, как его палец коснулся кнопки выталкивателя. Я почувствовал, как меня вытолкнуло из самолета, сиденье и все такое. Я поднялся вверх с огромной силой механизма катапультирования, а затем, всего за несколько секунд, я почувствовал, как парашют раскрывается. Когда я плыл вниз, струя была небольшой полосой, уходящей вдаль. Меня заманили. Они добрались до Демпстера другим путем, без сомнения убедив его, что избавиться от меня - это единственный действительно безопасный ход. Парашют на мгновение покачнулся, затем мягко опустил меня на сухую землю.

Самолет скрылся из виду, когда я расстегнул ремни безопасности, которыми я был привязан к стропам парашюта. Я позволил ему упасть на землю и лежал там - шелковой пеленой. Я быстро стянул с себя летный костюм. Я был внизу всего на минуту и ​​уже чувствовал себя вареным лобстером в нем. Я огляделся и увидел пустое пространство, насколько хватал глаз, сушу, пересохшую почву. И была тишина - тишина могилы, неземная, неразрывная. Я подбросил монетку и направился к тому, что, как мне казалось, могло быть востоком. Я шел пешком минут двадцать, когда снял одежду, разделся до шорт и рубашки, которую я повязал вокруг талии. Мысли о Демпстере заставили меня на время забыть о своем положении. Он, несомненно, где-нибудь разбил бы самолет и скрывался. Или его расписание полетов уже было составлено для него. В любом случае его бы не было. Я удерживал их от убийства его, как и других, только для того, чтобы он перевернул столы против меня.

Солнце обжигало меня, и, хотя я продолжал идти, я чувствовал расслабляющее действие нефильтрованных лучей. Вскоре я время от времени становился на одно колено и отдыхал. Я начал реалистично смотреть на свое положение. Это было намного хуже, чем я признался себе тогда. Я пробыл в пустыне совсем недолго. У меня осталось много оптимизма и надежды. Я решил, что единственное - продолжать идти по прямой линии, насколько это возможно. Рано или поздно я к чему-нибудь приду. И я сделал. Больше пространства.

В горле пересыхало, и я знал, что это значит. Жажда была бы хуже голода, особенно здесь, но они сделали меня кандидатом на них обоих. По прошествии дня я начал чувствовать себя сухим. Не только в горле, но и в теле было сухо, запеклось. Я начал ходить короткими рывками, отдыхая между ними, чтобы сохранить силы. Но я знал, что настоящая проблема не в расстоянии и силе. Это было солнце, неумолимое, непоколебимое, сушившее меня, иссушающее, истощающее всю энергию - животворное солнце, которое давало смерть.

К концу дня во рту пересохло, и я израсходовал всю свою слюну. Мой живот начал сводить судороги, и я приветствовал ночь, залитую солнцем. Прохлада была формой облегчения, миллионы звезд над головой, какой-то формой надежды. Я нашел небольшую ямку из твердой почвы и растянулся на ней. Уснуть было несложно. Сон плавно плавал надо мной, хотя это была генеральная репетиция смерти.


Я проснулась от яркого солнца, горячего и обжигающего, и обнаружил, что мои губы потрескались и стали болезненными. Вставать требовалось усилие. У меня болело горло - мне хотелось воды, а в желудке все еще болел голод. Но я ушел в никуда, в землю, которая была огромным горящим кустом, а я насекомым на этом кусте. Только кусты представляли собой засушливую землю, на которой не было ни единого кактуса, который можно было бы добыть драгоценной жидкостью.

Я вела некоторые часы, но по мере того, как мои глаза болели все больше и больше, время стало бессмысленным ничем, как и все остальное. К полудню я уже не ходил. Я полз по земле в короткие моменты энергии. Боль в животе стала постоянной тупой болью, а горло опухло и болезненно. Я мог бы прожить гораздо дольше без воды, уж точно без еды, если бы не безжалостное солнце. Но я мало-помалу высыхал, и я знал, что, если не найду облегчения, скоро буду как прах, унесенный первым ветром. Я достиг точки, когда меня охватил гнев, гнев на невидимого врага, с которым я не мог бороться. Я снова с трудом поднялся на ноги, подпитываемый адреналином внутри меня, качнулся вперед, как пьяный, и затем упал. Процесс повторялся до тех пор, пока у меня не исчезал гнев и силы. Когда наступила ночь, я не двигался несколько часов. Ночной ветер взволновал меня, и я открыл ему рот, надеясь, что он подует на него что-нибудь влажное. Но ничего не было - и я упал, распростершись на земле.

Я уже не знал, наступит ли другой день, или два дня, или три. Я знал только, что было солнце и мое больное тело, мой разум едва мог больше думать, мои глаза едва могли сфокусироваться. Я полз по земле, когда поднял голову, сейчас это было большим усилием, и перед моими глазами поплыли странные фигуры. Я прищурился и прижал руки к зрачкам, выдавив несколько капель смазочной жидкости. Я наконец сфокусировался и увидел группу деревьев, короткое дерево с зигзагообразным стволом, которое австралийцы называют Гиджи. Мой разум думал в замедленной съемке, но я понял, что ни одно дерево не живет где-нибудь без воды. Тем не менее, копать там, где могла быть подземная вода для питания корней, было так же невозможно, как и подняться на Луну. Почва была твердой, как скала, засохшей глиной и непоколебимой, как солнце над ней.

Но потом я увидел другие фигуры, одни неподвижные, другие прыгающие в длину. Кенгуру, большая серая разновидность, сгруппировались под деревьями Гиджи. Им потребуется вода, чтобы выжить. Они приведут меня к воде. Я пополз вперед. Но разум, искаженный жаждой и солнцем, функционирует как система с коротким замыканием, испуская искры в неправильных местах, посылая электрические токи по неправильным проводам. Я медленно двинулся вперед, как голодный волк, приближаясь к кенгуру. Смутно я вспомнил, что у кенгуру есть пинок, который может убить человека. Я должен был остерегаться этих огромных задних ног и ступней. Подойдя еще ближе, я приподнялся на корточках и остался неподвижен.

Кенгуру - любопытный зверь, и наконец двое из них осторожно подпрыгнули ко мне. Крупный самец подошел ближе всех, и я с загоревшимся умом сосредоточился на невозможном и стал ждать. Когда он подпрыгнул еще ближе, я прыгнул с силой отчаяния. Я приземлился на его спину, обвив руками его шею, обвив ногами его спину, как большой жокей на странном коне. Большой roo, как австралийцы называют животных, взлетел гигантским прыжком. Он приземлился, и я потерял хватку. Он прыгнул снова, и я взлетел в воздух и с ужасным грохотом упал на твердую, сухую землю. При всей моей силе и смекалке это был бы сомнительный шаг. В моем нынешнем состоянии это была чистая глупость - результат моего измученного, искаженного ума.

Я лежал там и чувствовал, как солнце уходит прочь, когда все сомкнулось на мне, одеяло серости углублялось в пустоту небытия. Я лежал неподвижно, бесчувственный, безразличный, и мир остановился для меня.


V


Я чувствовал влажность, как будто она шла из какого-то далекого мира. Я больше не был его частью. И все же он звал меня, манил меня через чувства. Высохшие, окоченевшие, загорелые мускулы моих глаз двигались, а веки дрожали, наконец открываясь в размытом мире нечетких форм. Я снова почувствовал влажность, на этот раз прохладную и успокаивающую против моих глаз. Постепенно нечеткие формы начали распределяться, и я увидел головы, смотрящие на меня. Я попытался поднять голову, но усилий было слишком много, и я открыл рот, задыхаясь, как рыба, выброшенная из воды. Я почувствовал, как прохладная влажность капает мне в рот, стекает по горлу и внезапно достигает меня. Я был жив. Я сглотнул, и еще больше воды потекло сквозь опухшую, огрубевшую слизистую оболочку моего горла.

Я снова посмотрел на лица. Некоторые были коричневыми, некоторые бежевыми, у некоторых были темные волнистые волосы, у одного старика волосы были почти светлыми. У них были широкие носы и красивые губы, обветренные глаза. Сильные, но нежные руки помогали мне сесть, и я увидел старых женщин в рваных рубашках и молодых обнаженных девушек с уже низко висящими

маленькими грудями. У мужчин были в основном прекрасные кости, не слишком большие. Я знал, кто они такие, но они не могли сказать то же самое обо мне. Я был человеком, которого они нашли при смерти, в одиночестве, без воды и еды, на этой суровой, безжалостной земле - их земле, земле австралийских аборигенов. Это был отдельный народ, эти аборигены в антропологическом и расовом отношении, вероятно, самая старая раса кочевых племен в мире. Их происхождение все еще окутано туманной историей, они жили в необъятной австралийской глубинке, одни соприкасались с цивилизацией, другие - такими же далекими, какими были их предки тысячу лет назад.

Я огляделась. Они отнесли меня в свою деревню, если ее можно назвать деревней. Это было не что иное, как набор тряпок, висящих на шестах, вокруг которых собирались небольшими узлами семья или группа. Но попытки осмотреться были утомительны, и я упал на землю. Я почувствовал, как влажная ткань оборачивается вокруг моей покрытой волдырями кожи, и заснул.

Вероятно, это было через несколько часов, когда я проснулся и увидел рядом со мной старика, сидящего накорточках, и небольшого костра. Он взял с огня глиняную чашу и жестом пригласил меня сесть и выпить. Жидкость, какой бы она ни была, имела резкий, почти горький вкус, но я принял ее и почувствовал, как она внутри меня согревается, как хороший бурбон вызывает покалывание в теле.

Я лежал на боку и смотрел, как старик работает над бумерангом грубыми инструментами. Рядом с ним на земле лежали копье и вумера, приспособление для метания копья. Некоторое время я наблюдал за ним, а затем снова заснул. Была ночь, когда я проснулся, и земля была усеяна небольшими кострами. Мое горло стало лучше, и мои силы вернулись. Ко мне подошла молодая девушка, держащая ногу птицы, огромную ногу, которая могла принадлежать только эму, гигантской нелетающей птице, родственной страусу. Я ел ее медленно - у нее был сильный, но не неприятный вкус. Я, конечно, понимал, что в то время кусок сыромятной кожи, вероятно, имел бы для меня неплохой привкус. Я все еще быстро утомлялся и снова заснул после еды. Но утром мне удалось встать, сначала немного пошатываясь, но я мог ходить. Я возвышался над большинством аборигенов, но здесь, на их земле, я был довольно беспомощным великаном. Мы не могли общаться словами, но я узнал, насколько эффективным может быть использование знаков и жестов.

Один из мужчин сказал мне, что они собираются на охоту за едой. Я сказал, что хочу поехать. Я повесил Вильгельмину на плечо, но я не хотел использовать пистолет, если в этом не было необходимости. Я не знал, имели ли эти первобытные люди опыт обращения с огнестрельным оружием. Кочевые аборигены, во многом отличавшиеся от большинства примитивных народов, были уникальны еще и тем, что не были воинственными. Они охотились, чтобы выжить, и постоянно перемещались по тому, что некоторые племена, знакомые с языком белого человека, называли «охотой за дичью». Двое молодых людей, старик с седой бородой и прямыми серебристо-белыми волосами и я составили группу охоты. Я не видел ни черта, чтобы охотиться на открытых равнинах, но я снова узнал факт, который знал, но почти забыл. Видеть - это больше вопрос знания, что искать, чем чего-либо еще. Мы медленно двигались по высохшему руслу ручья, и они остановились, чтобы указать мне следы, а затем жестом описали животных, которые их оставили. Я видел змею, валлаби, кенгуру, ящерицу и эму. И я узнал, что для аборигена следы были не просто следами, оставленными на земле, но каждая была картинной историей. Они изучали след и решали, медленно или быстро движется животное, молодо оно или старо, как давно оно прошло этот путь.

Первобытные люди, спрашивал я себя? Да, о большом городе о механических устройствах они ничего не знали. Но здесь я был примитивным. Они решили пойти за ящерицей, которая, по их расчетам, исчезла совсем недавно. Когда старик следовал за нами, мы догнали ящерицу, крупного варана со свирепыми когтями. Охотники быстро закололи его, и мы отнесли его к остальным. Огонь сварил рептилию, и я снова обнаружил, что наслаждаюсь едой, против которой восстал бы в любое другое время.

В те дни я жил с аборигенами, переезжал с ними и ходил с ними на охоту. Постепенно мой мышечный тонус восстановился, и покрытая волдырями кожа на моем теле стала нормальной. Мои силы почти полностью восстановились, и однажды утром я начал пытаться сказать им, что мне нужно уйти, чтобы вернуться к цивилизации. Каким-то образом я понял это тем, что не имел ни малейшего представления, как вернуться. Я знал, что если я пойду вслепую, я, вероятно, попаду в ту же ситуацию, в которой был, когда меня катапультировали из самолета. Я не думал, что смогу выжить во второй раз - по крайней мере, не так скоро.

Старик поговорил с двумя младшими они подошли и встали рядом со мной.


Я хотел поблагодарить за спасение моей жизни, но как, черт возьми, это сказать языком жестов? Я мало видел нежных жестов среди этих кочевников, но я упал на землю, со сложенными перед собой руками. Думаю, они поняли. Они все равно кивнули и усмехнулись.

Двое молодых людей двинулись прочь, и я последовал за ними. Они двигались по еще влажным оврагам, где их ноги оставались прохладными. Они воспользовались темной стороной склона, каким бы маленьким он ни был. А по ночам у нас всегда было мясо на костре. Однажды утром они остановились и указали на невысокий холм на сухой и выжженной земле. Они указали, что я должен следовать по нему, а затем продолжать движение в том же направлении. Я снова поклонился и двинулся в путь. Когда я оглянулся, они уже убегали той дорогой, по которой мы пришли.

Шли часы, и я заметил, что земля становится немного менее сухой, возможно, тонкая грань различия, но тем не менее это правда. Я заметил коричневые участки засохшей травы, несколько невысоких кустов, а затем, вдали, группу домов. Я нашел старика и какой-то захудалый скот. У него, конечно, не было телефона, но зато была вода и немного консервов. У меня никогда не было лучшего банкета в Вальдорфе. Он показал мне дорогу к следующему ранчо, большему по площади, и, переходя с одного ранчо на другое, я нашел одно с машиной. Я представился и попал в пыльный городок, где находился территориальный агент с радио. Он передал сообщение в офис Эра и майора Ротвелла, и в течение часа реактивный самолет остановился на плоской суше рядом с городом. В одолженных рубашке и брюках. Я вернулся в Эр. Майор Ротвелл был на аэродроме, и в его глазах отражалось недоверие его словам.

«Ей-богу, Картер», - сказал он, покачивая мою руку. Ты чёт-то говоришь и больше. Мы посчитали тебя мертвым. Самолет лейтенанта Демпстера, тот, на котором вы летели с ним, разбился в море. Мы думали, что вы оба были в нем. "

«Я сомневаюсь, что в этом участвовал даже Демпстер», - сказал я. «Он выбросил меня и оставил умирать в глубинке».

"Боже мой!" - воскликнул Рот, когда мы сели в машину с шофером. «Ради Бога, для чего. Картер? Вы заставили его что-то сделать?»

«Нет, но я был слишком близок к чему-то», - мрачно сказал я. И я подойду ближе. Мои вещи еще в коттедже? "

«Да, мы еще ничего с ними не делали», - ответил майор.

«Тогда все, что мне нужно, это новый набор ключей», - сказал я.

«Они будут у Моны», - заверил меня Ротвелл. «Она была бы со мной, но взяла несколько выходных. Она не знает, что ты еще не закончил».

«Я удивлю ее», - сказал я. «Но сначала я хочу немного помыться».

«Вы можете сделать это в штабе», - сказал майор и с опаской закусил губу. «Но есть кое-что. Картер. Я позвонил Хоуку и рассказал ему о том, как самолет врезался в море с тобой и Демпстером».

Я усмехнулся и заключил небольшую ставку сам с собой. Машина подъехала к отделениям разведки, и пока я мылся, майору позвонил Хоук. Я снял трубку, когда она пришла. Я выиграл спор сам с собой, поздоровавшись, и в голосе Хоука не было ни малейшего намека на удивление.

«Разве ты не можешь притвориться удивленным и взволнованным тем фактом, что я все еще жив?» - возмутился я.

«Я не предполагал, что вы были в том самолете», - мягко сказал он. "Слишком приземленный путь для вас".

Я усмехнулся. «Что-то здесь определенно гнилое», - сказал я. «Я думаю, что у меня есть история, но не актерский состав».

«Оставайся с этим», - проворчал он. «Без гипса у тебя ничего нет. Держи меня в курсе».

Линия оборвалась, и я повернулся к майору Ротвеллу. Я знал, что он заслуживает инструктажа, но отказался от этого. Все, что у меня было, это то, что я для себя объяснил, и этого было недостаточно.

«Я остановлюсь у Моны и возьму лишние ключи от коттеджа», - сказал я.

«Автомобиль был возвращен ВВС», - сказал он. «Он сзади, ждет тебя. О, еще кое-что. Девушка по имени Джуди Хенникер звонит почти каждый день, чтобы поговорить с тобой».

Я кивнул и вышел за машиной. Было темно, и Джуди сейчас будет в «Рудди Кувшине». Я доберусь до нее позже. Я поехал в квартиру Моны, позвонил в звонок и стал ждать. Она открыла дверь и застыла, ее рот приоткрылся, ее глаз; моргает в недоумении. Я усмехнулся и вошел. Только когда я был внутри, она обнаружила себя и полетела ко мне в объятия.

«Черт возьми, но я еще не верю в это», - сказала она, влажные и голодные губы касались моих. «О, Ник, - сказала она. «Ты не представляешь, что я чувствовала. Я просто хотела сбежать куда-нибудь и спрятаться от всего и всех».

«Меня сложно убить, - сказал я. «Мне слишком нравится жить. Хотя я больше всего говорю, что на этот раз они получили чертовски дозу».

Я отстранился от нее и поцеловал в щеку. «Я пришел за дополнительным комплектом ключей от коттеджа», - сказал я.


"Я возвращаясь назад, чтобы искупаться и потдянуться. Мне нужно много подумать ".

Она взяла ключи из ящика комода и снова прижалась ко мне, ее грудь была чудесным напоминанием о моей груди. Но мне нужно было еще двадцать четыре часа отдыха, прежде чем я был готов к Моне. Я крепко поцеловал ее и быстро понял, что, возможно, я ошибался насчет двадцати четырех часов. Но я все равно ушел.

В коттедже я купалась в горячей ванне, пока собирал то, что у меня было. Мои замечания Хоуку были скорее правдой, чем шуткой. Факт первый: троих , причастных к трем трагедиям, тем или иным образом заставили замолчать. Я пытался добраться до Доуси, затем до Комфорда, поэтому они решили, что моей следующей остановкой будет Демпстер. Они были милыми и меняли с ними техники, но результат должен был быть таким же, и я не мог получить информацию. Факт второй: Доуси, Комфорд и Демпстер были куплены, внезапное богатство Доуси предвещало это. Факт третий: два месяца назад китаец выброшен на берег с 50 тысячами австралийских долларов. Между ним и первыми тремя мужчинами должна быть связь.

Но на этом факты закончились. Я не знал, кто это делал и почему. Была ли это какая-то доморощенная группа? Если так, то им нужна была бухта. Ранчо, о котором говорила Джуди, конечно же, подойдет. И если бы это был внешний источник, им тоже понадобилось бы прикрытие, но более сложное. Но пока это были тени, за исключением трех вытяжек, которые пытались дать мне медную ванну.

Заголовки и статьи в австралийских газетах, которые я видел, были достаточным доказательством того, что отношения вокруг продолжаются почти до предела. Остальные члены альянса по-прежнему были недовольны объяснениями Австралии и быстро отступали. Австралийцы с их неистовой гордостью отреагировали на это «к черту их всех». И все, что у меня было, это красивая, изящная теория. Мне нужно было больше и быстро. Кто бы ни стоял за этим, не собирался стоять на месте. Следующая трагедия может разрушить альянс без возможности восстановления.

Я медленно оделся. Я решил не ехать в «Рыжий кувшин» к Джуди. Я бы нанес ей визит к ней. Мои часы сказали мне, что она скоро приедет, поэтому я направился в ее маленькую квартирку. Я пришел первым и ждал прямо в дверях, когда она подошла.

«Добро пожаловать домой», - тихо сказал я.

«Янки», - сказала она, ее глаза загорелись. «Я пытался дозвониться до тебя целыми днями, может, неделю».

Мы пошли к ней домой. На этот раз она была одета в черное платье с почти таким же глубоким вырезом, как и раньше, из-за чего ее круглая грудь переполнялась.

«Он бывал почти каждую ночь», - сказала она мне осторожным тоном. «Четвертый, с ястребиным лицом. Он все время говорил мне, чтобы я нашла для него еще несколько человек. Он говорит, что с другими все получилось хорошо, но их отправили на более серьезные дела».

«Надеюсь, вы сказали ему, что ищете новых контактов», - сказал я.

«Да, но я чертовски напугана», - сказала она. «Боюсь, он узнает, что ты знаешь обо мне. Тогда, если я поеду в Штаты, он будет недоволен».

Ее опасения оправдались. Но теперь она и Линн Делба были моими единственными возможными зацепками. Мне не нравилось позволять ей высунуть свою красивую шейку, но и многим хорошим мужчинам не нравилось, что их убивают напрасно. Я отвернулся от моральных суждений. Это была не моя работа. Моя работа заключалась в том, чтобы разобраться в этом, взломать его, не беспокоиться о том, кто может пострадать на этом пути. Я был слишком жесток? Чертовски сложно, но будьте уверены, у остальных нет времени на сентиментальность. Я тоже.

«Продолжай делать то, что делала, Джуди», - сказал я ей. «Я был в отъезде какое-то время, поэтому никто не видел вас со мной. Я буду смотреть это как можно лучше. Попробуйте прокачать его. Узнайте, откуда они действуют. Но не будьте слишком очевидны».

«Я рада, что ты вернулся», - сказала она, стоя рядом со мной. Потерянное, пугающее качество снова стало ее частью, и я почувствовал себя алмазом в четырнадцать карат. «Когда-нибудь, может быть, после того, как все это закончится, может быть, мы сможем собраться вместе, только ты и я, для удовольствия».

«Может быть», - сказал я. Я обхватил ее подбородок рукой и посмотрел в дымчато-серые глаза. Черт возьми, у нее был способ добраться до тебя, как котенок. У нее были когти, и она могла царапаться как черт, но она потянулась к тебе.

Она встала на цыпочки и поцеловала меня - легкий нежный поцелуй. «Я чувствую себя в большей безопасности, когда ты рядом», - прошептала она. Я слегка похлопал ее по спине, повернулся и ушел. Это была крепкая круглая задница, которую стоило когда-нибудь снова увидеть. Я вернулся в коттедж в надежде, что все будет хорошо. Было бы неплохо провести время с Джуди. У меня было ощущение, что она заслужила хорошие времена.

* * *

На следующий день я заснул поздно, и когда я проснулся, я впервые почувствовал себя старым с тех пор, как меня выбросили из самолета. Я решил нанести визит Линн Дельба. Что-то в этой женщине оставило меня с незавершенным чувством. . Она казалась чрезмерно напуганной, что ничего

не знала об участии Доуси. Я был рад найти ее дом, и ее глаза загорелись, когда она увидела меня.

«Войдите», - сказала она. У нее было такое же блеклое качество, которое я заметил в прошлый раз, но ее ноги, теперь в коротких шортах, были настолько хороши, насколько я помнил. То, как ее грудь двигалась под бледно-желтой блузкой, подсказало мне, что она все еще против ношения бюстгальтеров.

Я спросил. - "Кто-нибудь связался с вами по поводу Доуси?" Она нахмурилась.

«Нет», - ответила она с резкостью в голосе. «Зачем им связываться со мной. Я сказал вам, что знал только, что он был замешан в том, что, по его словам, принесет ему много денег, и у меня будет все, что я хотела. Ни у кого нет причин связываться со мной по чему-либо».

Я приятно улыбнулся, но мысленно думал о том, как она вела себя во время моего первого визита к ней. Тогда она была чертовски напугана тем, что, возможно, Доуси рассказал о ней своим убийцам. «Может, они подумают, что я что-то знаю о том, чем он увлекался», - сказала она, и страх в ее глазах был реальным. И теперь это было несколько вызывающе: «Зачем кому-то связываться со мной?» У меня было более чем ясное представление о том, что вызвало эту внезапную смену ролей. Во-первых, она боялась, потому что у нее были веские основания подозревать, что убийцы Доуси задаются вопросом, что она знала. Но за время, прошедшее с моего первого визита, с ней связались и убедили их, что она ничего не знает. Или, возможно, с ней вообще не связались и она чувствовала себя в безопасности. В любом случае, теперь она чувствовала себя комфортно в безопасности и в ясности. Страх отброшен. Все это означало, что она знала больше, чем то, что сказала мне, а это было ничто.

Я хотел знать, что это за «еще», каким бы маленьким оно ни было, но я не хотел получать его грубо. Во-первых, я не был уверен, что это может быть получено таким образом, если я не буду очень грубым. Под этой блеклой внешностью она проявляла к ней упорную резкость. А может, на самом деле она знала очень мало. Моим правилом было не убивать комара молотком. Я хотел быть немного более уверенным, что она действительно что-то знает, прежде чем я это сделаю.

Ее глаза смотрели на меня с тем же одобрением, которое я видел в них раньше, и она села на стул, подняв ноги и раздвинув их ровно настолько, что это дразняло. У нее были великолепные ноги; Я снова спокойно ими восхищался. Я собирался попробовать к ней другой путь.

«Ну, если мне нечего сказать, я пойду». Я приятно улыбнулся и позволил ей наблюдать, как мои глаза бегают вверх и вниз по ее ногам. Короткие шорты ни на дюйм спускались по бокам ее бедер, когда она сидела с поднятыми вверх ногами. «Но я вернусь. Стоит приехать, чтобы просто посмотреть на свои ноги». Я снова улыбнулся.

Ее глаза сразу же ожили, когда она отреагировала с острым рвением женщины, жаждущей внимания.

"Вы действительно так думаете?" - спросила она, растягивая их, чтобы я мог ими восхищаться. "Вы не думаете, что они слишком тонкие?"

«Думаю, они правы», - сказал я. Она встала и подошла ко мне. «Что ж, я рада видеть, что ты не так увлечен своей работой, что не можешь отреагировать», - сказала она. "Хотите выпить?"

«Я не знаю», - нерешительно сказал я. «Я бы хотел, но лучше не надо».

"Почему бы и нет?" она нахмурилась. «Ты достаточно взрослый, и Господь знает, что ты достаточно большой». Я наблюдал, как ее взгляд быстро скользил по моим плечам и груди.

«Ну, во-первых, я не мог ничего пообещать после выпивки», - сказал я. «Не с твоими ногами. На самом деле, я никогда не видел ничего подобного».

Она тихо улыбнулась. "Кто просил вас что-нибудь пообещать?" пробормотала она. Она подошла к маленькому шкафчику и принесла бутылку виски и стаканы.

«Подожди», - сказал я. «Я должен допрашивать тебя, а не пить с тобой».

«Господи, какие вы, янки, добросовестные», - сказала она, наполняя стаканы. «Так что спрашивайте меня, пока мы пьем. Несколько напитков могут помочь мне кое-что вспомнить».

Я тихонько улыбнулся себе. "Хорошо." Я пожал плечами, взяв стакан, который она мне вручила. Ее груди под бледно-лимонной блузкой вызывающе шевелились. Линн Делба была голодной женщиной, жаждавшей внимания, комплиментов, секса. Она знала, что почти все ее хорошие годы остались позади, и она танцевала на грани тех отчаянных лет, когда женщина понимает, что большая часть ее оружия пропала. Затем, как неуверенный в себе актер, который повторяет свои реплики, она продолжает пробовать свое оружие, чтобы убедиться, что хотя бы оно у нее еще есть.

Это была печальная игра, способ сохранить внутреннюю уверенность в себе, но она была безвредной, кроме нее. Моя игра была еще более бессердечной. Но, черт возьми, я здесь не для того, чтобы играть психиатра. Я одарил ее вниманием и комплиментами, которых она хотела, и по тому, как она выпила первую рюмку, я знала, что она позволяла спиртным напиткам удерживать ее от слишком частого взгляда в зеркало. Вскоре она подошла ко мне ближе, маленькие точки ее груди без бюстгальтера образовали крошечные толчки о блузку.

"Мне было очень грустно думать о твоем друге, Доуси

, - сказал я, откинувшись на спинку кресла после небольшого разговора.

К черту Доуси, - почти свирепо сказала она, когда я сел рядом с ней, мое лицо было всего в нескольких дюймах от ее. Я продолжал бегать глазами вверх и вниз по ее ногам, а затем задерживаться на ее груди, и все же я не сделал двигаться - это сводило ее с ума. Она сердито встала и начала наливать себе еще одну рюмку. Я быстро двинулся, остановил ее, когда она начала поднимать стакан и крутить ее. Я поцеловал ее, когда просунул руку под лимонной блузки и нащупал округлые низы ее груди. Я взял одну из них и взял ее в руку. Ее язык яростно метался по моему рту, и я почувствовал, что ее сосок уже твердый и возбужденный. ее груди, когда я внезапно оторвался от ее рук. Она снова села на диван и скинула блузку через голову. Я подошел к ней и обхватил ее груди руками, их мягкость удобно собралась в моих ладонях. Она начала расстегивать шорты, но я остановил ее.

«Я не могу остаться», - сказал я. «Я должен быть где-нибудь еще через час».

«Боже, ты не можешь идти», - запротестовала она, хватаясь за меня.

«Это то, чего я боялся», - сказал я. «Это не поможет тебе ничего вспомнить и удерживает меня от того, что я должен делать».

«Да, будет», - сказала она, держась за меня. "Поверь мне." Я потерла большими пальцами твердые точки ее груди, коричневатые точки, большие для размера ее груди. Она вздрогнула, но я покачал головой.

«Думаю, это всего лишь я», - сказал я, добавив в голос нотку печали. «Я всегда был таким. Я должен оправдать свое пребывание здесь, по крайней мере, для себя, пока я на работе. Если бы ты только мог вспомнить что-нибудь еще, чтобы рассказать мне, что-то, что мне поможет. "

Я видел, как ее глаза внезапно потемнели, и она наполовину отстранилась. «Я пока ничего не могу придумать», - сказала она. «Но я буду». Она быстро отступала. Я снова потер большими пальцами ее соски, и она вздрогнула и вернулась в мои объятия. Я быстро встал, и она упала спиной к дивану.

«Я вернусь позже сегодня вечером», - сказал я. «Если ты можешь вспомнить что-нибудь еще, скажи мне. Сначала я позвоню тебе. Я хочу вернуться. Просто объясни мне причину».

Я обнял ее за шею, приподнял ее, как куклу, и прижался губами к ее груди, двигая твердыми коричневыми сосками под зубами. Она захныкала в экстазе. Затем я позволил ей отступить и подошел к двери. «Сегодня вечером», - сказал я, сделав паузу, наблюдая за ней, когда она смотрела на меня с полуопущенными веками, ее груди двигались вверх и вниз, когда ее дыхание было затруднено. Я знал, что она была возбуждена, и она не выключится легко. Я закрыл дверь и пошел по коридору на улицу. Я знал, что это будет борьба между ее голодом и осторожностью. Я делал ставку на ее голод, если только она не заставит кого-нибудь выключить его для нее. Это всегда было возможно. Узнаю позже.

Большую часть дня я был у Линн Делба и зашел в ресторан, чтобы перекусить, пока стемнело. Когда я закончил, я направился к The Ruddy Jug. Я вошел и встретился глазами с Джуди, когда подошел и сел за один из столов в центре зала. Мой настороженный взгляд скользнул по ней, и я внутренне улыбнулся, поскольку она не показала ни малейшего выражения на лице. Двое головорезов, которые выбросили меня, сидели за своим столиком в углу. Они не запомнили меня, разве что как лицо, которое видели в этом месте раньше. Я не доставил им никаких серьезных проблем, и они позаботились вспомнить только действительно неприятное. Я заказал виски и воду, осмотрел место и сел.

Джуди выполняла свою работу, переходя от стола к столу и от будки к будке, будучи очаровательно милой и привлекательной, на этот раз ее платье с низким вырезом было ярко-оранжевого цвета. Я, казалось, не обращал на нее внимания, молчаливый, угрюмый тип, сосредоточенный на своих мыслях и собственном пьянстве. Я заказал еще виски, потом еще одну.

Место наполнилось еще больше, и это была какофония звяканья фортепьяно, хриплого смеха и громких разговоров. Джуди прислонилась к стойке. Внезапно я увидел, как мужчина приближается к ней. Даже сквозь дым этого места я уловил «горящие глаза» человека и его лицо, похожее на ястреба с клювом выдающегося носа. Он остановился у бара рядом с девушкой и небрежно заговорил с ней тихим голосом. Она ответила, и я видел, как она несколько раз покачала головой. Казалось, она говорила ему, что новых перспектив не было. Я видел, как он пожал ей руку, и взяла деньги, которые он протянул, когда уходила. Они все еще платили ей за то, чтобы она была для них контактной девушкой. Хорошо, они ни в чем ее не заподозрили. Но я знал, что Ястребиное лицо может ответить на множество вопросов. Я двинулся за него, небрежно двигаясь к бару.

Он увидел меня, когда я подошел, взглянул и промчался через большую комнату, рядом с баром.

Поскольку крысе не нужно говорить, что приближающийся терьер означает неприятности, он инстинктивно знал, что я написал то же самое для него. Я видел, что он направлялся к боковой двери в дальнем конце бара. Мне мешало то, что мне приходилось передвигаться между столами, в то время как он мчался для этого по прямой. Когда я подошел к двери, он скрылся из виду. Я выбежал на стоянку и услышал рев двигателя, который ожил. Включились фары, и я увидел, как джип соскочил со своего места и с ревом рванулся ко мне.

"Стоп!" Я кричал на него. Он повернул ко мне, и я приготовился отпрыгнуть назад. Он не видел холодного блеска ствола Вильгельмины в моей руке. Я отпрыгнул назад, когда джип качнулся, чтобы ударить меня, стреляя, когда я ударился о землю. Это был легкий выстрел, и пуля попала точно в цель. На самом деле, даже слишком много. Он был мертв до того, как джип резко остановился, отскакивая от бамперов ряда припаркованных машин. Я вытащил его из джипа, пошарил по карманам и обнаружил, что его нельзя опознать. Теперь из «Рудди Кувшина» шли другие люди, а я прыгнул в джип и с ревом выехал со стоянки.

Я продолжал ехать, пока не оказался на приличном расстоянии. Затем я остановился и осмотрел машину, перебирая ее от шин до крыши. В бардачке ничего не было, и единственное, что я нашел, это клеймо в задней части. Это, а также оранжево-красная пыль по всем шинам, застрявшая в каждой щели протектора и в самих колесах.

Я снова сел в джип и направился на запад, из Таунсвилла, в глубинку. Я держал пари, что он приехал не слишком далеко, в двух-трех часах езды. В этом районе было много ранчо.

Оказавшись за пределами Таунсвилла, австралийская страна очень быстро стала дикой и суровой. В дальнейшем обширная необжитая местность содержала несколько рабочих ранчо из-за своей засушливости, и когда они сказали Джуди, что они приехали из «глубинки», они использовали этот термин вольно. У меня был клеймо, и я использовал его, чтобы найти ранчо.

Я проехал по первой найденной дороге, которая вела в глухую местность, и продолжил ехать в стабильном темпе почти два часа. Дорога вела меня на юго-запад, через пересеченную зеленую землю и затем в более сухую и пыльную страну. Я притормозил и свернул с дороги, когда увидел ранчо, в окнах которого все еще горели огни. Собаки начали лаять, когда я подошел, и свет прожектора осветил джип и меня ярким светом. Из дома вышли владелец ранчо и еще один мужчина, каждый с дробовиком. Я увидел в дверях женскую фигуру.

«Извини, что беспокою тебя», - пропел я. "Мне нужна небольшая помощь." Мужчины опустили винтовки и подошли к джипу.

«Не хочу нервничать, - сказал пожилой мужчина. «Но никогда не знаешь, что происходит в эти дни».

Я снял клеймо с сиденья и отдал его владельцу ранчо. У него был круг с тремя точками внутри.

«Я хочу вернуть это, но не могу найти его место», - сказал я небрежно.

«Круг Три», - сказал владелец ранчо. «Они примерно в пятнадцати милях к западу отсюда. Они не поставляют свой скот для сбыта, как все мы, но я видел клеймо на нескольких бродячих особях. У них есть небольшое стадо, в основном для своего использования, я думаю. "

«Очень признателен», - сказал я.

«По эту сторону забора», - крикнул он мне, когда я уезжал. Я знал, что он имел в виду, и прошел еще миль десять, когда увидел его, шести футов высотой и на фут или больше в землю. Он был построен вокруг главной овцеводческой страны Квинсленда и был построен для защиты основной отрасли от диких собак Австралии, хитрых и хищных динго. Пока не была построена «ограда для динго», дикие собаки наносили огромные потери стадам овец, истощая жизненную силу крупной австралийской промышленности. Сделанный из металлической сетки, он был достаточно высоким, чтобы препятствовать прыжкам, и достаточно низким, чтобы препятствовать рытью под землей. По-прежнему были набеги и прорывы, но это замечательно помогло удержать мародерствующих диких динго от самого сердца овечьих земель.

Я свернул с дороги и поехал на юг, вдоль забора, а затем увидел темные очертания группы зданий ранчо - главный дом, конюшни, сараи, загоны.

Я вышел из джипа и двинулся вперед, спустившись на место по пологому склону, поросшему кустарником. Я не видел часовых. Я спустился в загон и увидел клеймо на крупе ближайшего бычка, круг и три точки внутри него. В главном доме было темно, и место казалось закрытым на ночь.

Я прокрался к дому, обнаружил, что боковое окно настежь, и вошел внутрь. Снаружи была луна, и она давала удивительное количество света через окна. Я прошел мимо гостиной, кухни и уютно обставленной гостиной. В конце холла, у подножия холла, стояла большая комната, видимо превращенная из столовой в кабинет.


Когда я вошел в кабинет, я услышал звук храпа из-за лестницы. Вдоль стен стояли несколько стульев, крепкий старый стол и коллекция ящиков с морскими ракушками и морскими предметами. В футлярах хранится редкая и великолепная коллекция. Я заметил редкую мелварди-каури, мраморный конус и два прекрасных конуса из золотой ткани. Гигантские морские звезды и огромные раковины желобов заполнили одну из больших ваз. Другое дело - красно-белый рифовый осьминог с полосатыми щупальцами. Sur hells, маленький Warty Cowrie и сотни других составили остальную часть коллекции. На одной стене я увидел верхнюю часть панциря гигантского моллюска, который, должно быть, когда-то весил около шестисот фунтов. Я перевел взгляд с коллекции на стол. Сверху, в углу, на записке лежала женская записка.

«Верни это ей при следующем посещении города», - говорилось в записке, когда лунный свет осветил ее достаточно, чтобы разобрать нацарапанный почерк. Я позволил компакту лежать в моей руке, почти обжигая, когда я смотрел на него. Интересно, какой женщине он принадлежал? Кто-то, кто жил в городе. Это был город Таунсвилл? Я этого совсем не ожидал. Линн Делба, с внезапным изменением ее отношения? Была ли она здесь, допрошена и отпущена? Или Джуди? Знала ли она намного больше, чем рассказывала? Неужели она работала с ними более тесно, чем показала? Возможно, ее желание попасть в Штаты было мотивировано побегом от друзей в такой же степени, как и все остальное. Или это была какая-то женщина, которую я никогда не встречал. Почему-то это не прозвучало. Я чувствовал это, но не знал.

Я все еще думал об этом, когда комната взорвалась светом, и я взглянул на дуло карабина и служебный тридцать восьмой пистолет. Карабин держал высокий худой китаец, черные глаза которого бесстрастно смотрели на меня. А пистолет тридцать восьмого калибра принадлежали крепкому мужчине с желтоватым лицом, зачесанными назад волосами и блестящими темными глазами.

«Мы не ожидали посетителей», - сказал он. «Посмотри, кто здесь. Положи пудреницу, пожалуйста».

Я сделал, как он сказал. Они очень хорошо прикрыли меня, и теперь я слышал приближение других.

«Мы никогда не выставляем часовых», - сказал мужчина с желтым лицом. «Но каждый вход в главный дом соединен электроникой с бесшумной сигнализацией. Любое прикосновение к оконной раме или подоконнику, или любое открывание двери вызывает беззвучную сигнализацию».

Заговорил китаец мягким, почти усталым голосом.

- «Я позволю себе предположить, что вы агент AX, который отслеживает наши контакты и пытается найти ответ на ваши подозрения», - сказал он. «Я полагаю, что Реймонд столкнулся с вами сегодня вечером в Таунсвилле».

«Если Раймонд старый ястребиный нос, то ты прав», - ответил я. «И поскольку мы предполагаем некоторые вещи, я предполагаю, что вы тот, кто ведет шоу».

Китаец покачал головой и улыбнулся. «Неправильное предположение», - сказал он. «Я здесь только в качестве наблюдателя. Ни Бонар, ни я здесь не управляю шоу, если использовать ваш странный американизм. Вы никогда не узнаете, кто это. На самом деле, вы достигли конца линии, используя другое вашего американское выражения. Вы были очень усердны в своем стремлении, и от вас было очень трудно избавиться. Сегодня вы были слишком усердны для вашего же блага ".

То, как он это сказал, подсказало мне, что он говорил правду о том, что он главный. Кроме того, у него не было причин лгать об этом. Они держали меня в руках. Если бы он был главным человеком, он мог бы даже быть достаточно самодовольным, чтобы сказать мне. Он сказал, что был «наблюдателем». Чтобы догадаться, за кем он наблюдает, не потребовалось много времени.

Внезапно запах китайских коммунистов стал очень сильным. Мертвый китайский аквалангист с деньгами и этот бесстрастный высокий китаец играли в одной команде и прилагали одни и те же усилия. В этом тоже было больше смысла. Это были не внутренние усилия, не кучка придурков, стремящихся разрушить альянс, а тщательный отбор профессионалов, поддерживаемых китайскими коммунистами. Возможно, их больше, чем просто поддерживали. Возможно, они работали на них напрямую. Я уже почти понял, как они действуют - покупая недовольных мужчин. И жестокость, которой отмечена эта операция, - жестокое прикосновение Палача - также была типично китайской.

«Скажите, вы тоже убили лейтенанта Демпстера?» - спросил я, тяня время.

«Ах, лейтенант», - сказал китаец. «Прискорбная проблема. Мы позвонили ему, чтобы сказать, что вы будете его преследовать. Мы точно сказали ему, что делать. Конечно, когда он выбросил вас в глубинку, мы не ожидали, что вы выживете. Лейтенант был сказал, чтобы его самолет разбился в море, и там будет лодка, чтобы забрать его. Конечно, лодка так и не забрала его ».

«Значит, ты избавился от нас обоих», - мрачно улыбнулся я. «Или ты думал, что избавился».

«На этот раз мы позаботимся о тебе», - прорычал желтолицый. Он вышел в коридор, и я слышал, как он отдавал приказы другим, пока китайцы держали на мне карабин. Он вернулся с двумя мужчинами - тяжеловесами, убийцами, судя по их виду.


Они обыскали меня, нашли Вильгельмину и разрядили пистолет. Пустой пистолет положили мне в карман. Они были профессионалами - они нашли и Хьюго и, выдернув мой рукав, вынули из ножен тонкий клинок. Тот, кого звали Бонар, ухмыльнулся противной злой ухмылкой.

«Пусть оставит себе», - засмеялся он. Эта зубочистка ему не поможет ». Один бандит засунул Хьюго обратно в кожаные ножны на моей руке, они схватили меня и вытолкнули из комнаты.

«Мы не любим любительскую работу», - сказал Бонар, когда меня вывели на улицу. «Нам не нравятся тела, полные пуль, от которых нам нужно избавиться, иначе они могут быть найдены и начнут расследование. Поэтому мы собираемся отправить вас в овраг, где много очень больших и очень уродливых бычков. собираются растоптать вас до смерти. Тогда нам будет просто найти вас на следующий день и просто выдать вас властям как человека, попавшего в давку ».

«Очень красиво», - прокомментировал я. "Профессионально".

«Я думал, вы это оцените», - сказал он. Меня сажали в другой джип, карабин был у меня за спиной, его все еще держали китайцы, с двумя убийцами по бокам от меня и Бонар за рулем. Я видел, как другие мужчины выгнали из загона стадо длинноногих бычков, похожих на техасских лонгхорнов. Животные ревели и нервничали, нервничали и злились из-за того, что их беспокоили. Они были готовы к давке. Овраг находился всего в полумиле от ранчо. Они въехали в него, и я увидел, что он был загорожен отвесными скалами с каждой стороны. Они въехали в него на полпути, подождали, пока не услышат звук приближающегося к входу стада, а потом меня сильным толчком отправили в полет из джипа. Я приземлился в грязь и повернулся, чтобы увидеть джип, мчащийся обратно по ущелью.

Я встал и снова посмотрел по сторонам. Не было ни малейшего шанса взобраться на эти крутые скальные стены. Я посмотрел на другой конец оврага. Крутые склоны уходили вниз, дальше, чем я мог видеть. Я знал, что это произошло где-то еще, но не знал, как далеко. Я был уверен, что это было достаточно далеко, чтобы я не смог добраться до него, иначе они бы никогда не выкинули меня туда. Но я, черт возьми, постараюсь.

Я побежал и прошел всего сотню ярдов, когда услышал одинокий выстрел. Последовал длинный громкий рев, а затем я услышал грохот. Они загнали бычков в панику. Наиболее эффективно это можно было сделать, выпустив один выстрел по нервным, пугливым животным, и именно это они и сделали. Я включил всю свою скорость. Искать лазейку было бесполезно - по крайней мере, пока. Стадо, набирая скорость, устремлялось в овраг. Я услышал еще один выстрел. Второй вызвал большую панику стада.

Я бежал, глядя на скалы по обеим сторонам, пытаясь найти место, где можно было бы закрепиться, какую-нибудь расселину. Но их не было. Они знали свой овраг, черт их побери. Низкий рокот внезапно стал громче, усиленный стенами оврага. Я слышал бычков и чувствовал их в дрожании земли. Мои ноги почти сводило судорогой от ярости заданного мной темпа. Но стены все еще возвышались, и конца оврага еще не было видно. Но теперь лонгхорны были вблизи, и я бросил взгляд через плечо. Они приближались быстро, заполняя ущелье от стены до стены - устойчивой массой грохочущих копыт и рогов, увлекаемой собственной бессмысленной испуганной яростью и инерцией тех, кто стоял за ними.

Теперь я понял, почему Бонар позволил бандиту вернуть стилет обратно в ножны. Хьюго был бы бесполезен против этой бушующей массы говядины. Даже заряженная Вильгельмина мало чем могла бы их остановить. Серия выстрелов могла бы повернуть их в сторону, но даже это было сомнительно. Но у меня не было ни патронов, чтобы попробовать, ни времени, чтобы спекулировать на этом. Они были почти на мне, и земля задрожала. Я наполовину остановился и посмотрел на приближающихся бычков. Один был впереди, всегда один впереди, и он рвался ко мне. Я не мог его сбить. Для этого мне пришлось бы встать на его сторону. В любом случае это будет означать только смерть. Мы оба упадем вниз, чтобы нас растоптали. Они не могли остановиться, даже если бы захотели. Нет, я хотел, чтобы он бежал, ведя остальных. Я еще раз посмотрел, оценивая свои шансы. Они были почти на мне.

Я упал на одно колено, мускулы напряглись, и главный бычок, большой, стройный длиннорогий, с грохотом бросился на меня. Я сомневался, что он вообще видел во мне мужчину. Он просто бежал - и собирался наткнуться на все на своем пути. Его голова была поднята, и я произнес благодарственную молитву.

Я прыгнул, когда он подошел ко мне, подпрыгнув ему под шею. Я схватился за его голову по бокам и поднял ноги, чтобы обхватить ими большую толстую шею. Я схватился за выступы кожи с каждой стороны шеи и держал их руками. Он покачал головой и попытался сбавить скорость, но остальные, давившие ему за спину, заставляли его двигаться. Он побежал, все еще качая головой, все еще пытаясь выбить то, что прицепилось к нему.


Но я цеплялся за нижнюю часть этой огромной шеи, мои ноги крепко обнимали ее. Слюна и пена из его рта лились мне в лицо, и это была адская поездка. Я тряся и дрожал, пока он бежал, остальные давили на него. Время от времени он пытался избавиться от всего, что цеплялось за его шею, но у него не было ни времени, ни шанса сделать что-то большее, чем бежать. Это было то, на что я рассчитывал, и если бы я мог держаться, это могло бы просто сработать. Но мои руки были скованы судорогой, а ноги быстро устали. Я скрестил лодыжки друг с другом на его шее, и это все, что удерживало мои ноги от развала.

Затем внезапно я почувствовал, что вокруг меня стало больше воздуха. Мы вышли из оврага, и теперь я почувствовал, как давка теряет силу. Они замедлились, разошлись. Бык, за который я цеплялся, больше не стучал копытами, а перешел на бесцельную рысь. Он снова покачал головой, чтобы сбить меня, и опустил голову на землю. Но я застрял во впадине на его шее и продолжал цепляться за нее. Наконец он остановился. Я подождал еще минуту, просто чтобы убедиться. Затем я расстегнул ноги и упал на землю, мгновенно откатываясь от острых копыт. Но бычки теперь просто стояли вокруг, вся ярость у них ушла. Они успокоились.

Я отполз, позволяя чувству вернуться в мои скованные руки. Затем я встал и медленно пошел, делая широкий круг вокруг высоких стен, в которых находился овраг. Бонар и другие не торопились, пройдя через овраг, чтобы найти меня. Скорее всего, они подождут до утра, когда смогут поймать и бычков одновременно. Я шел медленно, обходя окрестности, огибая далекие дома ранчо.

Наконец я добрался до места, где оставил джип, завел двигатель и направился обратно в Таунсвилл. Я заметил, что мои туфли были покрыты той же мелкой порошкообразной почвой, что и все колеса джипа. Любой, кто посетил ранчо, ушел с этим. Я знал, что большая часть австралийской почвы богата диоксидом железа, который придает ей характерный красно-коричневый цвет, и с нетерпением ждал возможности проверить гардеробы Линн Делба и Джуди. Этой ночью я почти обналичил свои фишки, но я был все еще жив и знал несколько вещей, которых не знал, когда начался вечер.

Китайские коммунисты были здесь обеими ногами, и ранчо было прикрытием, но не главным прикрытием. Должен был быть еще одно, может быть, еще два, один ближе к берегу. Это ясно дало понять тело погибшего аквалангиста. Даже если бы он был просто курьером, база должна была быть где-то на побережье. И мистер Биг будет на втором месте укрытия. Было довольно ясно, что ранчо было оперативной точкой для тех, кто занимался вербовкой своих людей, но эта операция была слишком тонко спланирована, слишком тщательно продумана, чтобы действовать только с одним укрытием. Если бы Линн Делба или Джуди владели тем компактным предметом, который я видел на ранчо, они бы много говорили и говорили. С китайцами картина изменилась - и я изменился вместе с ней.

Вернувшись в город, я взял маленький автомобиль, который оставил возле «Рудди Кувшина», и бросил джип. Начинало светать, и по небу пробивалось первое розовое пятно зари. Я решил сначала попробовать Линн Делба и оперся на звонок, пока она не открыла его.

«Боже», - сказала она сонными, но удивленными глазами. «Я думал, ты перезвонишь вчера вечером».

«Я немного во что-то ввязался», - сказал я, проходя мимо нее в комнату. На ней была только верхняя часть пижамного наряда, ее длинные великолепные ноги подчеркивали чувственность этого наряда. Мне было жаль, что я не приехал по другим причинам. Но я этого не сделал и, скривившись, распахнул дверь туалета в ее спальне. Она мгновенно оказалась рядом со мной.

Она начала спрашивать. - "Что ты вообще делаешь?". Я пристально посмотрел на нее, и, хотя она все еще была в полусне, невозможно было ошибиться в том, что говорили мои глаза. Она отошла назад.

«Сядь и заткнись», - прорычал я. На полу в туалете стояло шесть пар обуви. Я вытащил их всех на свет в комнате, присев на корточки, чтобы рассмотреть их. Сандалии с ремешками, не более чем кожаные подошвы с перекрещенными ремешками, были покрыты мелкой красно-коричневой порошкообразной пылью по тонким бокам и по низу подошв. Я встал с одной сандалией в руке и посмотрел на Линн Делба. Она смотрела на меня, нахмурившись, ее голубые глаза показывали, что она еще не поняла, что мне нужно. Верх пижамы был ниже ее живота спереди, но ее ноги во всю длину были обращены ко мне, когда она сидела в кресле.

Я подошел к ней и, с молниеносной скоростью, схватил одну лодыжку и резко дернул. Она соскочила со стула и приземлилась спиной на пол, пижама накинулась на шею. У нее был неплохой торс, маленькая талия и плоский живот. Я скрутил ногу, и она перевернулась лицом вниз.

С помощью сандалии я бил ее по ягодицам. Это не была пощечина, но она несла в себе много веса и ярости, и она кричала от боли. Я отпустил ее ногу, и она, как краб, вскочила на стул, чтобы повернуться ко мне, ее глаза расширились от страха.

«А теперьпредставьте, что вы начали рассказывать мне о ранчо Круга Три», - сказал я. «Все, черт возьми, иначе ты будешь на пути к Доуси».

Я помахал ей туфлей и сдул с нее немного красной пыли. Она начала понимать картину.

«Вы узнали, что я была там», - сказала она, подтягиваясь на стуле, все еще испугавшись.

«Я много чего узнал. Это было одним из них».

«Я боялась сказать тебе это», - сказала она. «Я не хотел вмешиваться в то, что случилось с Джоном. Я был там только один раз. Доуси взял меня туда».

"Почему?" - спросил я решительно.

«Я говорила вам, что он пришел ко мне и умолял вернуться с ним», - сказала она. "Я не очень поверил его рассказу о том, что встретил некоторых мужчин, которые собирались дать заработать ему много денег. Чтобы убедить меня, он договорился взять меня с собой, когда поедет туда, чтобы обсудить дела. Они пришли, чтобы привезли нас на джипе и вывезли. Мы устроили барбекю на открытом воздухе, я встретила их, и это все, что нужно было сделать ".

"Кого ты встретила?" - спросил я.

«Четверо мужчин, может быть, пять или шесть», - сказала она. «Точно не помню. У одного был большой нос, изогнутый как клюв. Я его помню. Потом был нос поменьше, с гладкими черными волосами и желтым цветом лица. Он казался боссом. Я не знаю». Я мало что помню о других ".

Она быстро встала и подошла ко мне. «Я говорю вам правду», - сказала она, взяв в руки мою рваную, помятую рубашку. «На самом деле да. Я просто никогда не упоминала об этом, потому что не хотел вовлекать себя, и на самом деле это было не так уж много».

«Почему ты была так напугана, что на прошлой неделе они могли за тобой последовать, но теперь ты так уверена в себе?»

«Никто не подходил ко мне», - просто сказала она, пожимая плечами. «Я подумала, это значит, что они не будут меня беспокоить».

Она не упомянула высокого стройного китайца, и я тоже решил не говорить. В остальном история была достаточно реальной, насколько она мне рассказывала. У меня было ощущение, что их действительно больше нет, но я все равно не упомянул китайцев. Возможно, в ту ночь он вообще скрывался из виду. Она все еще смотрела мне в глаза, ожидая какого-нибудь знака, что я ей поверил.

«Все, что они сделали, - это подтвердили мне историю Доузи», - сказала она. «Они собирались заплатить ему много денег за то, что он собирался сделать для них. Это все, что они сказали мне».

«Я вернусь», - мрачно сказал я. «Надеюсь, на этот раз ты мне все рассказала ради себя». Она утвердительно покачала головой, широко раскрыв глаза. Я оставил ее там, потрясенной, испуганной, и пошел к машине. По крайней мере, я узнал, что она была на ранчо. - Мне следовало взять ее с собой обратно, - мрачно улыбнулся я. Я решил повидаться с Джуди перед тем, как отправиться в коттедж. Я хотел проверить, что сказал ей тот с ястребиным лицом, прежде чем я бросился за ним.

Джуди ответила на звонок, и я снова обнаружил, что смотрю в заспанные глаза. Она широко открыла дверь, и я вошел. Шелковый халат был обернут вокруг нее, и ее полные круглые груди красиво его вытягивали. Она зевнула и прислонилась головой к моей груди.

«Господи, какой сейчас час», - сонно сказала она. «Знаешь, я чертовски поздно работаю».

Мои глаза, глядя мимо ее головы, увидели ее сумочку на крайнем столике. Рядом лежало все - адресная книга, мелочь, расческа, ключи, бумажник, губная помада, салфетки, солнцезащитные очки. Весь хлам, который девушка носит в сумочке. Но я обнаружил, что хмурился. Не хватало одного. Компактной пудренницы Но, может быть, она ее не носила. Не все девушки ее носят.

«Я вижу, я чистила твою сумку», - сказал я небрежно.

«О, это», - сказала она, оглядываясь на стол. «Я искала свою компактную пудренницу». Я чувствовал, как сжимаются мои руки. Я посмотрел на нее.

«Ты оставила его на ранчо», - тихо сказал я. Шокированный испуг, появившийся в ее глазах, был моим ответом, более показательным, чем что-либо еще. Это опровергало любые слова протеста, которые я мог услышать. Но никаких отрицаний не последовало. Она отвернулась от меня, подошла к столу и снова посмотрела на меня.

«Мне очень жаль, - сказала она. «Мне жаль, что я не сказала тебе. Я просто подумала, что если бы я сказала, ты бы подумал, что я действительно была с ними заодно, и ты бы мне никогда не поверил».

«Тогда скажи мне сейчас», - сказал я. «Скажи мне быстро и скажи прямо, Джуди, или я избавлюсь от тебя трудным путем».

"После того, как я познакомила их с Доуси и множеством других парней, они спросили меня, не хочу ли я пойти и встретиться с их боссом. У меня был выходной, и я сказал, почему бы и нет. Они отвезли меня на то ранчо. и я обедала там. Я встретил босса, парня с зачесанными за спиной, черными волосами, имя Бонар. Он задавал мне много вопросов обо мне, всякого рода

и после обеда они забрали меня, и все. Позже, когда я подумала обо всем, о чем он меня спросил, мне показалось, что он пытался выяснить, впишусь ли я в их группу. Но он так и не решил и попросил меня поработать на них. Он сказал, что я оказываю им большую услугу и просто хочу продолжать. Он сказал, что я получу больше денег за свою помощь ».

Мой разум отмечал то, что она говорила. Все сведения были достаточно правдоподобными. Но большая часть лжи, по крайней мере, хорошей, правдоподобной.

Я спросил. - "Почему ты не сказала мне все это раньше?"

«Я боялась, - тихо сказала она. "Чертовски боялась. Я собиралась, пару раз, но просто не могла набраться храбрости. Если бы я сказала тебе, я подумала, что ты поставишь меня как одного из них, и я подумала, что ты узнаешь о ранчо самостоятельно ".

Ее дымчато-серые глаза были широко открыты, шире, чем я когда-либо видел, и они тоже были грустными. Может, теперь она говорила мне правду. Может, Линн Дельба тоже сказала мне правду. Но они оба были на ранчо. Одна из них могла врать. Я взглянул на часы. Еще было время застать Мону дома, прежде чем она уйдет в офис. Я хотел, чтобы она дала мне как можно более полное изложение как Джуди, так и Линн Делба. Она могла начать, пока я иду в коттедж, чтобы принять душ и переодеться. Я повернулся и открыл дверь, и Джуди была рядом со мной, ее рука сжимала мою руку.

Она сказала. - "Вы мне не верите, не так ли?" «Господи, я бы хотела, чтобы ты это сделал».

«Я уверен, что ты знаешь», - тонко улыбнулся я. «Я буду на связи. Вы можете рассчитывать на это».

Я оставил ее в дверях и увидел, что ее глаза внезапно наполнились слезами. Черт возьми, она была потрясающей актрисой, или она действительно говорила правду. Но женщины - прирожденные актрисы. Я сдвинул автомобиль с обочины и добрался до квартиры Моны как раз вовремя, чтобы поймать ее. Она открыла дверь с сияющими глазами и свежей, как утренняя слава, в темно-синем платье с рядом белых пуговиц спереди и узком белом поясе. В руке она держала одну белую туфлю.

«Ник», - воскликнула она. «Что, черт возьми, ты делаешь здесь в этот час? Ты выглядишь так, как будто тебе пришлось пережить еще один тяжелый период».

«Можно и так сказать, дорогая, - сказал я. «Я хотел, чтобы ты сделала что-нибудь для меня, как только придешь в офис».

«Сказано - сделано», - ответила Мона. «Расскажи мне об этом, пока я закончу полировать эти туфли. Белые туфли чертовски трудно чистить»,

Она прошла на кухню, и я последовал за ней. Я увидел другой ботинок, стоящий на раковине, покрытый тонкой пленкой красной порошковой пыли. Тряпка для чистки обуви, которой она пользовалась, была им измазана. Я долго смотрел на Мону, пытаясь решить, говорить ли что-нибудь о пыли. Я отказался от этого, мои внутренние флажки осторожности развевались повсюду. Может, она где-нибудь подобрала порошкообразную пыль. А может и нет.

Я вспоминал некоторые вещи, которые внезапно приобрели совершенно новый характер. Когда я только приехал, Мона пыталась отговорить меня от всего этого. Она сказала, что это всего лишь неумелая австралийская неуклюжесть. Я отметил это вплоть до нежелания сталкиваться с неприятными фактами. Но было ли это просто так? Те ее часы, которые остановились и заставили меня скучать по встрече с Бертоном Комфордом, были ли это лишь одним из тех факторов? А пилот Демпстер, ожидавший моего появления - проинформировали ли его люди из Третьего круга? Или это была Мона?

Она закончила туфли и надела их. "Хорошо?" - сказала она, подходя ко мне, чтобы прислониться своей красивой большой грудью. "Вы мало что сказали?"

Я улыбнулся ей и решил позволить ей собрать нужную мне информацию. В любом случае это ее займет.

«Я хочу получить как можно больше информации о двух людях», - сказал я. «Одного зовут Линн Делба, вторую - Джуди Хенникер. Давай, давай, кукла?»

«Немедленно», - сказала она, слегка поцеловав меня. Я вспоминал ту ночь в постели с ней и то, как она занималась со мной любовью с помощью техник, которые я никогда не нашел нигде за пределами Востока. Мона Стар, красивая, сочная Мона Стар, выстраивалась рядом с Линн Дельба и Джуди. На самом деле, тихо размышлял я, она может быть даже лидером в розыгрыше лотереи. Я ушел с ней и смотрел, как она идет по улице к автобусной остановке. Я помахал рукой и поехал на дачу. Мне нужно было время, чтобы переварить быстро меняющиеся события. У меня в руке было три королевы, но одна из них была джокером, смертельным шутником.


VI


Я принял душ, побрился и поспал несколько часов. Мое тело болело и стонало, и я решил, что бычки - не карьера для меня. Я проснулся отдохнувшим, и один факт всплыл в суматохе скользких, скользящих обманов. Я достаточно занимался боксом с тенью. У этой операции был руководитель, и мне пришлось заставить его выступить. Одна из трех девушек лгала с самого начала, но, если не считать пыток, я не смог бы узнать, какая именно. Но если бы я мог их переместить

в положение, когда им придется показать свои руки, я найду все ответы, которые мне нужно было знать. Я медленно оделась, позволяя планам собраться в голове. Теперь я должен был осторожно передвигаться. После того, что я узнал о Моне сегодня утром, островов безопасности больше не было. Эта операция могла проникнуть далеко вверх. Закончив одеваться, я поехал в Эр.

Я пошел в кабинет майора и закрыл за собой дверь. Я репетировал то, что хотел сказать, и как я собирался это выразить.

«Боюсь, у меня много подозрительных зацепок, майор», - сказал я. «Но ничего конкретного. Но есть несколько последних вопросов, на которые я хотел бы ответить».

«Все, что пожелаешь, Картер», - сказал майор. «Не могу сказать, что я слишком удивлен, что вы не придумали ничего конкретного. Боюсь, что, возможно, там просто ничего нет».

«Возможно», - улыбнулся я, добавив в это немного печали. «Но у меня есть вопрос по поводу вашего личного состава. Насколько тщательно вы их проверяете? Возьмите, к примеру, Мону. Я полагаю, что ее тщательно проверяли».

«О, точно, - сказал майор Ротвелл. "У нас есть все ее биографические данные. Вы можете увидеть это, если хотите. Она родилась в Гонконге, прожила много лет в Пекине со своим отцом, который служил в британской армии. На самом деле она была нанята нами в Лондон. О, все тщательно проверены, можете быть уверены ».

Я кивнул. Я не сказал ему, что раньше видел тщательно проверенный персонал, который оказался агентами противника.

«И последнее, - сказал я. «Планируется ли в ближайшее время какой-либо другой крупный маневр или предприятие, которое, если оно пойдет не так, может до предела обострить отношения Австралии с ее друзьями?

Майор Ротвелл поджал губы и задумался, глядя в потолок. «Ну, есть одно, - сказал он. «К югу отсюда строится огромная плотина. Это делает американская фирма с привлечением австралийских рабочих. Это уже вызвало некоторые трения и обиды. Многие наши парни не могли понять, почему это должна быть американская фирма. . Наши фирмы были намного выше в своих оценках затрат, но люди не обращают внимания на эти вещи, когда они хотят решить эмоциональную проблему. И, как вы знаете, австралийцы очень недовольны обвинениями, которые были предъявлены нам, правильно или неправильно. Если что-то пойдет не так с этой плотиной, и люди будут убиты из-за этого, я чертовски хорошо думаю, что это станет вишенкой на пироге. Движение за выход из всего альянса пользуется значительной поддержкой. в основном из-за обиды, но тем не менее ".

Я знал, что майор был более чем прав. У меня больше не было вопросов, поэтому я ушел. Перед тем, как вернуться в коттедж, я сделал две остановки в центре Таунсвилла: одну в магазине новинок, а другую в аптеке. Затем я закрылся на остаток дня. Утром я явился к майору. Я тщательно спланировал то, что скажу. Если бы замешана была Мона, она была бы моей проблемой. Она бы знала, что я был на ранчо и избежал смерти. Она знала, что я за что-то ухватился, поэтому я не мог просто откланяться, заявив, что не добился успеха. Если бы она была той самой.

«Боюсь, у меня плохие новости», - объявил я. «Я должен вернуться в Штаты - возникла чрезвычайная ситуация, и они перезвонили мне. Вчера вечером я разговаривал с Хоуком».

«Это гнусный позор», - сказал майор. «Но я знаю, что вы должны выполнять приказы, как и все мы».

«Хоук присылает вам свои извинения», - вежливо солгал я. «Он сказал, что я могу вернуться, если ты все еще чувствуешь, что нуждаюсь во мне. Я тоже только что получил несколько серьезных зацепок».

«Возможно, эта ЧП пройдет через день или два», - сказал майор. «Иногда они это делают. Удачи, Картер. Спасибо за все до сих пор ".

Телефонный звонок майору закончил нашу беседу, и я остановился у стола Моны. Я усмехнулся ей. - "Я хочу вернуться." «Мне не нужно объяснять, почему, дорогая».

"Можем ли мы провести эту ночь вместе?" спросила она. Я покачал головой. «Уже забронирован билет на дневной рейс», - сказал я. «Я вернусь. Приберегите для меня до тех пор». Она одарила меня узким взглядом и улыбнулась. Я вышел на обратный путь в Соединенные Штаты - по крайней мере, насколько они были обеспокоены. Следующей моей остановкой была Джуди. Я рассказал ей ту же историю о том, что меня перезвонили по приказу. Ее глаза пристально смотрели на меня.

«Это цифры», - горько сказала она. «В любом случае, я не думал, что это действительно сбудется».

"Ты имеешь в виду, что я помог тебе добраться до Штатов?" Я сказал. «Может быть, еще. Я могу вернуться».

«Гниль», - сказала она. «И даже если ты вернешься, ты мне больше не веришь».

Я просто улыбнулся ей. - «Ты так права, дорогая, - сказал я себе. Ваше акваланг в туалете можно использовать не только для развлечения и игр под водой. Когда я уходил, она надула губы, ее круглое лицо было напряженным, а глаза на меня обвиняющими. Будь проклята ее шкура, будь она той самой, она была бы лучшей актрисой из всех. Я быстро ушел и остановился у Линн Делба. Я добавил один тонкий штрих к моей истории для нее.


«Я назвал австралийской разведке ваше имя и записал все, что вы мне рассказали, - сказал я.

«Думаю, теперь я могу ожидать, что они будут приставать ко мне каждый день», - сердито сказала она. Она посмотрела на меня, и ее глаза быстро метались вверх и вниз. «Ну, если они все похожи на тебя, Янки, думаю, я выдержу это», - сказала она. По крайней мере, она была верна своей форме. Я мысленно улыбнулся. Она все еще не носила бюстгальтера.

Это была моя последняя остановка. Ник Картер возвращался в Америку.

* * *

Той ночью у The Ruddy Jug появился новый покупатель. Он был рыжеволосым, с широким веснушчатым лицом и опущенными краями красно-коричневыми усами. У него была румяная кожа под веснушками и громкий скрипучий голос. В рабочей рубашке, штанах и тяжелых туфлях он сел и махнул рукой Джуди. Он смотрел, как она подошла, и ее улыбка была вынужденной - навязчивой на ее напряженном, мрачном лице - насмешкой над ее обеспокоенными глазами.

«Сумасшедший суп, девчонка», - крикнул он ей. "Налей мне пива." Джуди повернулась к бару и попросила стакан пива на семь унций. Она принесла его и положила на стол мужчине. «Добро пожаловать в The Ruddy Jug». Она снова улыбнулась.

«Я немного устал, милая», - сказал он, его австралийская речь была такой же естественной, как и то, что он пил пиво. «Работать на плотине под этими проклятыми инженерами янки было бы здорово, я вам говорю».

«Вы всегда можете расслабиться в The Ruddy Jug», - сказала Джуди, начиная двигаться дальше.

«Молодец», - крикнул мужчина. «Налей мне еще раз, когда пойдидешь к стойке. Это жаркая, дурацкая ночь».

Девушка продолжала, не оглядываясь, и я внутренне улыбнулся. Я прошел осмотр. Я работал над маскировкой весь день, вспоминая различные маленькие приемы использования макияжа, которым меня научил Стюарт в «Спецэффектах». Усы из магазина новинок были хорошими, и между ними, мои окрашенные волосы, по-разному зачесанные назад, и веснушки, я был новым человеком - Тимом Андерсоном, рабочим на большой плотине к югу от Эра. Мне удалось завязать громкий разговор с двумя мужчинами за соседним столиком, и чем больше я пил, тем больше рассказывал им о том, как это плохо работает для проклятых инженеров-янки. Я жаловался на их зарплату, на то, как они обращались со мной, на какую работу они требовали, на все, что я мог придумать.

В ту первую ночь я ушел довольно рано. На следующую ночь я остался позже, а на следующую ночь еще позже. Каждую ночь повторялись другие, и я старался, чтобы Джуди слышала меня громко и ясно. Это было на четвертую ночь, когда вошел желтолицый Бонар, и мне пришлось скрыть улыбку. Может, он и не лучший, но он был на высшем уровне, а здесь его не набирали. Это был обратный отзыв о вмятине, которое я уже оставил после их операции.

Краем глаза я наблюдала, как он остановился, чтобы поговорить с Джуди. Она не улыбалась ему. На самом деле она была совершенно угрюмой. Но в конце концов она кивнула в мою сторону. Бонар стоял у бара, ожидая момента, когда я перестану разговаривать с кем-нибудь еще. Я позволил ему подождать, пока громко крикнул про проклятых янки и их «чертовски высокомерные манеры». Наконец, я сел и выпил виски и пиво.

"Не возражаешь, если я сяду?" Я услышал голос Бонара и поднял глаза, закрыв глаза. Я указал на пустой стул у стола. Его подход был плавным и неторопливым. Я подыгрывал ему, как рыбак играет на форели, только он думал, что он рыбак. Я дал ему понять, что я был в долгах по уши, и один конкретный долг действительно лежал на моей спине. Он появился на следующий вечер и на следующий вечер, и мы стали отличными выпившими друзьями.

«Я мог бы помочь тебе выбраться из затора, в котором ты попал, Тим», - наконец сказал он мне. «Вы сказали, что на это хватит нескольких сотен фунтов. Вот, возьмите. Это ссуда».

Я поступил правильно, благодарен и впечатлен. «Вы можете сделать что-нибудь для меня взамен». - сказал Бонар. «Мы поговорим об этом завтра вечером».

Я положил деньги в карман и ушел. Но следующей ночью я был там рано, и он тоже.

Он спросил меня. - "Так ты хочешь заработать действительно большие деньги, Тим?" "И сделать одолжение себе и своей стране одновременно?"

«Мне бы это понравилось», - ответил я.

«Я связан с некоторыми мужчинами, которые не хотят, чтобы плотина, которую вы строите, не спала, - сказал он тихим конфиденциальным тоном. «Они чувствуют то же самое, что и вы, когда сюда приходят чертовы янки и господствуют над нами. Они хотят видеть, что это больше не повторится, и есть только один способ сделать это».

"Что это за путь?" - спросил я немного хрипло.

«Пусть вещь сломается после того, как они ее поднимут», - сказал он. «Некоторые люди могут пострадать, а часть имущества - повреждена, но янки больше не будут звать сюда работать. Это будет сладкой местью для тебя, Тим, за все, о чем ты мне рассказал».

"Это было бы при этом, не так ли?" Я улыбнулся, откинувшись назад. «Я, черт возьми, очень хотел бы увидеть, как их плотина обрушится на них».

"Мои люди готовы дать вам двадцать пять тысяч долларов, если ты будешь делать то, что они хотят», - тихо сказал он.

Я позволил своим глазам расшириться, а челюсть отвисла.

«Господи, это больше денег, чем я когда-либо надеялся увидеть в одном месте», - запинаясь, пробормотал я.

«Это все будет в твоем кармане, Тим, - сказал Бонар. "Как насчет этого?"

Мне пора было уклоняться. Я пошел в затон.

«Не так быстро, - сказал я. «Деньги хорошие и все такое, но люди не раздают их ни за что. Что я должен для этого сделать? Если за это я попаду в тюрьму, меня не будет рядом, чтобы собрать или потратить эти двадцать пять тысяч."

«Для вас нет риска», - сказал он. «Подробности вы получите позже. Просто нам нужен кто-то в рабочей зоне, который может делать то, что мы хотим».

Я переключился на вторую передачу. «Предположим, я согласился помочь вам. Откуда мне знать, что вы сдержите свою часть сделки?»

«Мы переведем деньги на банковский счет на ваше имя», - сказал он. «Он будет в определенную для вас дату. Эта дата будет через два дня после того, как вы завершите свою часть сделки. Все, что вам нужно сделать, это войти и потребовать его».

Я улыбнулся про себя. Такова была их система выплаты. Все было сформулировано так, чтобы понравиться мне - недовольному, сердитому человеку. Пришло время перейти к высокому уровню.

«Я сделаю это», - сказал я. «Но не раньше, чем я заключу сделку с главным человеком. Это большое дело, и я хочу быть уверенным в том, где я стою».

«Я главный», - успокаивающе улыбнулся Бонар. Я бросил на него жесткий взгляд бусинки.

«Я не вчера родился, копатель», - сказал я. Главный человек не откажется от контактов. Только не в таком наряде, как у тебя за спиной. Кто они, какая-то крупная австралийская строительная компания? "

"Может быть." Он снова улыбнулся, позволяя мне бежать с этой мыслью, если она меня обрадует. Затем он попробовал еще раз.

«Но я главный человек», - сказал он. «Вы можете безопасно справиться со мной».

Я упрямо покачал головой. «Ни топ-менеджер, ни Тима Андерсон», - сказал я. Бонар встал и извинился. Я смотрел, как он подошел к телефону и позвонил. Он вернулся через несколько минут и широко улыбнулся мне, его желтоватое лицо сморщилось.

«Ты ведешь жесткую сделку, Тим, - сказал он. «Главный человек увидит вас. Завтра вечером. Я встречусь с вами здесь».

«Ты должен был сказать мне, что собираешься позвонить», - сказал я. «Я хочу еще кое-что. Я хочу хорошую женщину, что-то особенное, необычную уличную девку. Я хочу кого-то, с кем я могу выйти и не бояться, что меня увидят. И я хочу ее завтра вечером. иметь дело с хорошей, горячей женщиной.

Бонар с трудом удерживал улыбку, но ему это удалось. «Я понимаю», - сказал он. «Я встречу тебя здесь завтра вечером».

Мы уехали вместе, он сел в джип, а я пошел по улице. Я был уверен, что главный человек покажется. Они хотели, чтобы это произошло. Я не был так уверен, получится ли то, что касается женщины. Естественно, я надеялся, что они обратятся к тому, кого использовали прямо сейчас - Моне, Линн Делба или Джуди.

Я вернулся, но не в коттедж, а в маленькую однокомнатную квартирку, которую снимал в районе низкой квартплаты. В своей комнате я вытащил карту местности вокруг плотины и снова изучил ее. Около четырех деревень было близко под плотиной, еще восемь - на небольшом расстоянии. Если через какое-то время плотина обрушится, поток воды уничтожит все ближайшие деревни и большинство других. Конечно, фермы и имущество будут полностью уничтожены. О гибели людей можно было только догадываться, но и этого было бы много. Это, как сказал майор, определенно положит глазурь на торт, вызвав двустороннюю горечь, которая навсегда разорвет рабочий альянс. И я знал, что они не остановятся на этом. Они найдут больше недовольных душ, чтобы нанести еще больший ущерб, пока альянс не будет раз и навсегда разорен, а Австралия изолирована в угрюмой враждебности. Эффект, который это оказало бы на власть по периметру, был еще более пугающим, поскольку они увидели, как совместные усилия Запада разваливались на их собственных глазах. Я отложил карту и выключил свет. Я с нетерпением ждал приближения очень поучительной ночи.

Когда я появился, Бонар ждал в джипе за дверью «Красного кувшина». «Садись, - сказал он. «Это настоящий драйв».

Я сидел рядом с ним и мало разговаривал, пока мы направлялись к ранчо. Я внутренне улыбнулся, когда мы проходили мимо места, где я остановился, чтобы спросить дорогу. На этот раз, когда мы подошли к Третьему Кругу, двор был освещен, а место было активным. Я почувствовал напряжение моих мускулов, когда мы выехали во двор, и сделал глубокий вдох. «Сейчас не время бояться сцены, старина», - сказал я себе. Я вышел, и Бонар повел меня на ранчо, мимо гостиной, пока я снова не оказался в кабинете с большими ящиками с морскими объектами вдоль стен. За большим столом на меня смотрели из-под каштановых волос зеленые глаза - холодные глаза,

Я рассмотрел каждую деталь человека, стоявшего перед ней. Мона Стар встала.

«Никто из тех, кто работал с нами, никогда не встречал меня», - холодно сказала она. «Вы, конечно, ждали мужчину».

Мне не нужно было симулировать изумление в глазах. Не потому, что это была Мона, а из-за ее роли. Я был настроен увидеть ее, или Линн, или Джуди, но в их женских ролях, а не в качестве главного мужчины. И я не мог вместить ее основную женскую чувственность в «Палачей».

«Думаю, я удивлен, мэм», - робко сказал я.

«Теперь, когда вы меня встретили, - решительно сказала Мона, - давайте сразу проработаем детали». Она смотрела на меня очень проницательным взглядом, и я был напряжен, готовый сделать перерыв, если весь кусок отклеится. Но когда я проходил ее осмотр, они остались вместе. Я знал, что стоящее перед ней несколько глуповатое, сутулое животное не будет ее чашкой чая.

«Ты хотел, чтобы женщина праздновала с тобой», - холодно сказала она мне. «Дело важнее удовольствия, мистер Андерсон. Вы можете праздновать после того, как работа сделана. Кто знает, я могу даже отпраздновать вместе с вами».

Она быстро улыбнулась мне. Великолепная сучка. Она подбрасывала небольшой дополнительный стимул для бедного тупого ублюдка перед ней, чтобы он делал все возможное, чтобы выполнить работу правильно. Я нетерпеливо улыбнулся в ответ и позволил своему языку катиться по моим губам. Я позволил своим глазам с жадностью пожирать ее большие, глубокие груди. Это был хороший номер, и это было несложно.

«А теперь подробности вашей работы, мистер Андерсон», - сказала она. «Мы знаем, что они начали заливку плотины. Сегодня они сделали всю нижнюю часть. Завтра намечают залить центральную часть, идя горизонтально слева направо. Теперь, конечно, цемент держится на месте. деревянными формами, пока он не затвердеет, что займет еще несколько дней. На плотине нет ночной смены, кроме, возможно, одного или двух сторожей. Вас отвезут туда сразу через полтора часа после того, как вы там, Подъезжайте. Грузовик будет перевозить мешки с глиной и известняком, точно такие же, как те, которые они используют для изготовления цемента для плотины. Но смесь в этих мешках очень особенная. Когда ее выливают в цементную смесь, она будет выглядеть как то, что они используют, и действуют как то, что они используют. Но он содержит мощный дезинтегрирующий агент. Когда цемент затвердеет, с этим материалом в нем, он начнет распадаться изнутри. По нашим расчетам, в течение двух недель после того, как плотина будет построена запланировано открытие, основная секция рухнет и вызовет с наводнением ".

«И вы хотите, чтобы я проследил за тем, чтобы эти специальные пакеты были смешаны с обычной смесью обычной глины и известняка», - закончил я за нее.

"Совершенно верно", - сказала она. «Вы возьмете мешки из грузовика и смешаете их с другими мешками, ожидающими превращения в цемент. Это так просто, мистер Андерсон. Двадцать пять тысяч долларов за ночную работу - довольно неплохая плата, не надо ты думаешь?"

«Да, мадам», - смиренно сказал я. "Да, в самом деле."

«А теперь идите с мистером Бонаром», - сказала она. «Это должно работать как часы. Мы хотим, чтобы пакеты были у вас в руках, чтобы вы могли смешать их с другими».

Я кивнул ей и двинулся за Бонаром, который привел меня к джипу. Я тихо сидел во время поездки к плотине. Вся операция была настолько простой и аккуратной, что была надежной. Но я строил собственные планы, пока джип с ревом несся сквозь ночь. Мне нужно было сделать две вещи, и я не мог проиграть ни в одном, иначе я проиграл бы во всем. Мне пришлось остановить операцию и схватить некоторых из них в качестве доказательства, чтобы пригвоздить Мону. Я не осмелился схватить Бонара и выкачать от него дополнительную информацию. Это будет лишь еще одна частичная победа, и сейчас мне нужна была полная победа.

Пока я ехал, мне в голову приходили две очень разные мысли. Во-первых, высокий китаец, которого я видел во время моего первого визита на ранчо, держался вне поля зрения, хотя я был уверен, что он был поблизости. Во-вторых, я был рад, что глаза, которые я увидел, когда вошел в кабинет на ранчо, не были дымно-серыми. Никто, но никто никогда не называл меня сентименталистом, но я был рад. «Будь прокляты ее дымчато-серые глаза и молодое мудрое лицо», - сказал я себе. Они достались тебе - мне.

Джип взошел на вершину холма, и я обнаружил, что смотрю на высокие очертания лесов дамбы. Бонар проехал через завалы строительных работ - трубы, доски, стальные листы и маленькие ручные тележки. Наконец он остановился перед высокими лесами, которые выходили из деревянных форм, в которые должен был заливаться бетон.

«Вы можете подождать здесь», - сказал он. «Вы знаете, что делать, когда сюда приедет грузовик». «Черт побери, я действительно знал, что делать», - сказал я себе, кивая, и он уезжал. Сеть строительных лесов вырисовывалась надо мной, и я быстро осмотрел местность за то короткое время, которое у меня было. Вокруг валялись кувалды, пилы, лопаты и доски. В конце лесов плотины на двойных рельсах стояли две огромные машины. Это были передвижные бетономешалки, и увидел конвейер загруженный пакетами, ведущими к машине.

Наверху, там, где ремень перевернулся на себя, была платформа, достаточно большая, чтобы двое мужчин могли стоять, открывать пакеты, когда они поднимались, и высыпала их содержимое в огромный миксер. На конвейерной ленте я должен был смешать пакеты с одинаковой маркировкой со специальной смесью.

Но я не мог позволить этим сумкам приблизиться к конвейерной ленте. Было бы действительно мрачной шуткой, если бы я взломал операцию, но они все равно потерпели неудачу, поскольку их распадающаяся смесь попала в обычную смесь. Я осмотрел огромные смесители и увидел, что ролики, на которых они были, вели влево и вправо вдоль дамбы. Кроме того, я обнаружил набор рычагов, управляющих их работой электрически. Один перемещал машины по двойным гусеницам, другой контролировал направление длинного воронкообразного отверстия, из которого лился цемент. Идея сформировалась у меня в голове, когда я увидел приближающиеся фары. Из-за фар показался небольшой грузовик с открытым бортом, а я остановился у рычагов. Войдя в луч фар, я помахал им, чтобы они остановились под огромной бетономешалкой справа.

Водитель высунул голову из окна грузовика. "Хотите, чтобы они были выгружены прямо здесь?" - хрипло спросил он.

«Через минуту», - сказал я. Я отступил в тень и дернул первый рычаг с надписью «Освободить». Шум измельчения бетономешалки, когда она перевернулась внутри огромного каркаса, расколол ночь, и я произнес короткую молитву. Я рассчитывал, что в миксере останется изрядное количество неотливного цемента. Я потянул за другой рычаг, перекинул длинную воронку над грузовиком и с облегчением увидел, как по воронке стекает густой, тяжелый, серый поток, похожий на утреннюю кашу какого-то великана. Он начал обрушиваться на грузовик и его мешки со специальной смесью. Водитель с ревом выскочил из кабины, получив на голову груз мокрого цемента. Я шагнул вперед с Вильгельминой в руке.

«Держи это прямо здесь», - сказал я. Но потом, слишком поздно, я увидел, что на нем была рация. Потом я услышал, как двое других прыгнули с другой стороны грузовика. У них также были рации, и я слышал, как они кричали в свои устройства.

«Это твой человек, Андерсон», - крикнул тот. "Он предатель".

Я услышал, как оживают два автомобильных двигателя. Один оторвался на быстром взлете с визжащими шинами, другой двинулся вперед, и я увидел, как его фары подпрыгивают, когда он мчится в район плотины. Водитель грузовика попытался обмануть. Он развернулся и нырнул к шасси, рассчитывая попасть под другую сторону и выйти из нее. Я выстрелил один раз сквозь брызги цемента, и он лег неподвижно. Через несколько минут он будет раздавлен грузовиком, скользящей массой серого цемента, покрывающей его и стекающей со всех сторон. Но двери машины открывались, и я услышал голос Бонара, выкрикивающий приказы. Я остановился и стал слушать. Я насчитал на бегу четыре пары шагов, не считая Бонара. Таким образом, двое из грузовика, четыре других и Бонар, всего семь. И они рассредоточились, чтобы двинуться ко мне по обе стороны от грузовика. Я побежал вниз по нижнему краю плотины мимо высоких лесов. Я слышал, как они собрались вокруг грузовика и пошли за мной. Внезапно я остановился, поднял большую кувалду, лежащую на земле, и посмотрел на высокие строительные леса. Бонар и остальные бросились ко мне. Я замахнулся изо всех сил, ударив тяжелым молотком по стыку эшафота. Она уступила место с треском, и я отпрыгнул в сторону, когда обрушилась целая секция лесов. Я услышал крик одного человека, задыхающийся от боли, но большинству из них удалось вовремя отступить, чтобы избежать падения на них обрушившихся на них деревянных и стальных кусков. Но завеса из обломков дала мне еще один шанс прыгнуть на них. Я увидел ведущую вверх лестницу, прыгнул по ней и начал подниматься. Она вела к строительным лесам и дальше, вплоть до вершины дамбы, где деревянный выступ имитировал плавный изгиб, который будет принимать бетон, когда он будет закончен.

Вдруг я почувствовал, как задрожала лестница, и увидел, как они поднимаются за мной. Заглянув за пределы, я увидел, как другие поднимаются по другой лестнице, в нескольких сотнях футов от меня, но параллельно той, по которой я был. У меня не было другого выхода, кроме как вверх, поэтому я продолжал карабкаться к самой вершине плотины, или тому, что когда-нибудь станет ее вершиной. Затем я посмотрел налево. Двое других поднимались по еще одной из длинных лестниц для строительных лесов, которые, как я понял теперь, были размещены на расстоянии примерно 100 футов друг от друга для рабочих. Я был почти наверху, но и они были слева и справа от меня и сразу за мной по той же лестнице. Я был в ловушке, мне негде было спрятаться и некуда бежать. Поскольку стрелять в двух направлениях одновременно нельзя, то и выбраться отсюда было невозможно. Я остановился, остановившись на вершине изогнутого деревянного выступа. Бонар уже был на уступе и шел ко мне с пистолетом в руке. Один из его людей входил с другого направления.


«Дай мне свой пистолет», - сказал он. «Медленно и осторожно. Одно неверное движение - и ты мертв».

Я не мог спорить. Мне нужно было выиграть время. Я передал ему Вильгельмину, медленно и осторожно, именно так, как он этого хотел.

«А теперь начни медленно спускаться, - сказал он. «Мы будем по обе стороны от вас, наблюдая».

Я начал долгий медленный спуск, они нацелили на меня ружья с трех сторон - слева, справа и снизу. Они ждали меня, когда я спустился на землю, и потащили меня к машине Бонара. Мы как раз проезжали то место, где я ударил кувалдой о стык лесов. Куски этой секции свисали свободно, и я увидел, что одна из смежных секций изогнута в нижнем стыке. Чтобы его сломать, не потребуется много времени. Бонар в своем гневе и разочаровании забыл о Гюго. Я напряг мышцы, вытянул их из-под кожаных ножен, и стилет упал мне на ладонь.

Человек справа от меня шел на полшага позади, его пистолет свободно держался в руке и был направлен в землю. Я ждал, рассчитывая каждую секунду движения, а затем, когда мы проезжали прятавшееся соединение строительных лесов, я резко развернулся, нанося удары Хьюго. Крик мужчины оборвался, когда стилет одним ударом перерезал ему яремную вену. Остальные, на мгновение испугавшись, схватили меня, но я уже прыгнул в сторону, ударившись плечом о стык лесов. Он сломался - и вторая часть строительных лесов упала им на головы. Только на этот раз я тоже был под ним.

Кусок дерева попал мне в спину и на секунду сбил меня с ног. Я прижался к деревянным формам только что залитого бетонного основания дамбы, когда вниз полетели новые алюминиевые стержни и дерево. Я бежал по краю дамбы, преодолевая строительные леса, и вокруг моих ушей гремели выстрелы, когда они оправлялись от второго дождя строительных лесов.

Я изменил курс и промчался по рабочей зоне с грудой стальных балок и мотками проволочного кабеля, лежащими на земле. Большой трактор стоял среди всех строительных материалов и; скопления гидравлического газа в высоких цилиндрах усеяли место. Я нырнул за группу высоких баков. На земле лежала ацетиленовая горелка. Я поднял его, когда старатель подбирает золотой самородок.

«Рассредоточьтесь», - сказал Бонар. «Ублюдок где-то здесь».

Я остался прижатым к резервуарам, глядя через отверстие, где их сопла не сходились наверху. Мужчины вышли и пробирались сквозь груду балок и кабелей. Двое из них кружили вокруг большого трактора, по одному с каждой стороны. Затем я услышал поблизости шаги и увидел, как фигура движется к танкам. Я ждал. Факел включался со свистящим звуком, и я должен был рассчитать время как раз, иначе он был бы предупрежден.

Я низко присел. Когда он внимательно осматривал баки, я включил факел и ткнул ему в лицо. Он испустил крик, от которого ночь раскололась, и упал назад прижавшись обеими руками к лицу. Его пистолет лежал на земле, где он его уронил. Я подобрал его, выстрелил одним выстрелом в других, которые бежали, и ушел. Они были профессионалами. Они оставили мужчину кричать и корчиться на земле и продолжали преследовать меня. Я прыгал через фермы и мотки троса, как сотню ярдов с барьерами. Я увидел маленькую хижину, выкрашенную в ярко-красный цвет, с одной надписью, вышитой белым по бокам: «Взрывчатка».

Я рывком распахнул дверь хижины, вполне уверенный в том, что найду. Динамитные шашки были упакованы в картонные коробки. Одна коробка наверху была собрана в кластер из шести, уже сплавленных. Я схватил одну группу и выбежал, а Бонар, ведущий к остальным, подбежал. Я обогнул хижину и устремился к прямому проходу между шестифутовыми штабелями стальных балок. Они гнались за мной. Не сбавляя темпа, я выудил из кармана зажигалку, зажег запал динамита, затем развернулся и швырнул к ним. Бонар впереди увидел, как объект летит в воздухе. На бегу я увидел, как он затормозил, упал, вскочил на ноги и нырнул к одному из рядов стальных балок. Для остальных было уже слишком поздно, они следовали за ним достаточно далеко. Динамит взорвался им прямо в лицо гигантским взрывом.

Я был отброшен вперед, предположил я, ярдов на десять, ударившись о землю катящимся, вращающимся колесом. Но я был к этому готов, и я позволил себе уйти, упав на трясущуюся землю. Я оставался там спокойно, пока земля не перестала дрожать. Потом я встал.

Двое уже были учтены: одного я зарезал ножом на эшафоте, а другого достала ацетиленовая горелка. Я двигался вперед сквозь едкую дымку, переступая через одно из тел, в котором было достаточно жизни, чтобы застонать, когда выстрел раздался с близкого расстояния. Я почувствовал острую боль, когда она пронзила мое плечо и вышла с другой стороны, разорвав мышцы и сухожилия.


Я мгновенно упал, и тело Бонара пролетело надо мной в стремительном подкате справа. Я получил его ботинок в челюсть. Пистолет выпал из моей руки - я увидел, как он снова начал поднимать свою руку. Когда я пнул ногой и сбил его руку, выстрел пошел мимо. Но моя голова прояснилась, я снова пнул ногой ему за ногу. Он упал, еще один выстрел пошел мимо. Я был на нем, борясь за пистолет, когда услышал, как боёк щелкнул по пустой камере. Я нанес ему удар в лицо, но он был быстрым и жилистым. Он перекатился ровно настолько, чтобы нанести удар, а затем вырвался из моей хватки. Прыгая по земле, он поднялся на ноги с чем-то в руке. Это был кусок проволочного троса, и он послал его с треском, словно хлыст, в воздух. Я отвернулся от него, но он попал мне на спину, и я почувствовал, как он вонзился, как нож. Это было почти так же плохо, как жгучая, жгучая боль в моем плече, когда пуля вошла в меня.

Он снова послал трос в воздух, но один наполовину упал, наполовину откинулся назад, сильно ударившись о землю. Моя рука, протянутая, нащупала что-то холодное и металлическое, это была пила, большая, мощная пила. Бонар снова вошел с тросом. Я закрылся пилой и, используя ее как щит, отразил обрушившийся на меня удар. Поднявшись на ноги, я держал пилу перед собой и двинулся к нему. Он снова ударил тросом, и я снова взял его на пилу.

Потом он поумнел. Пригнувшись, он ударил тросом, и я почувствовал, как он обвился вокруг моей ноги с жгучей болью. Но прежде чем он смог вытащить смертоносное оружие, я развернул тяжелую пилу по длинной дуге. Зазубренные металлические зубы попали ему в шею, и кровь хлынула из него фонтаном. Он отшатнулся, схватившись за шею. Я нырнул и схватил его, сильно сбив с ног. Его желтоватое лицо стало белым, он был умирающей крысой, все еще яростно сражающейся. Его руки вцепились мне в лицо, я опустил голову и ударил его ею. Я слышал, как его голова откинулась назад и с глухим стуком ударилась о землю. Я поднял локоть и ударил его о шею, удерживая его неподвижно. Кровь непрерывным красным потоком текла из перерезанных артерий его шеи.

«Это была Мона, которая уехала в другой машине», - крикнул я ему. «Мона и китайский коммунист. Куда она ушла?»

Его глаза начали стекленеть, а лицо было ужасно белым, но все еще напряженным от ненависти и ярости.

«Ты никогда их не найдешь», - выдохнул он. "Никогда."

«Сделай что-нибудь хорошее в свои последние проклятые минуты», - крикнул я ему. "Куда она делась?"

«Никогда не найди их… никогда», - выдохнул он снова, его губы сжались в рычании смерти. «Она слишком умна… слишком умна. Она поставила большой барьер между вами… слишком умна».

Я снова потряс его, но тряс уже мертвого человека. С минуту я лежал на нем, собираясь с силами и борясь с болью в плече. А потом медленно, мучительно я приподнялся. Я приготовился и вынул Вильгельмину из его кармана. Встав на колени, я обыскал его, но у него не было ничего, что могло бы сказать мне все, что я хотел знать. Я снова встал и медленно пошел обратно к тому месту, где стоял панельный грузовик, едва узнаваемый силуэт с толстым слоем мокрого цемента, почти стирающий его. Я наткнулся на машину Болларда, черный мерседес. Плечо болело, как адские муки. Должно быть, пуля попала в нерв. И Мона ушла, убежала. Я должен был ее найти.

Я медленно включил передачу, откатился назад и направился в Таунсвилл. Мое плечо продолжало пульсировать и гореть - это было так больно, что я с трудом мог сосредоточиться. Мона, Мона, Мона, повторял я про себя, мне нужно было найти Мону. Я был уверен, что она собиралась исчезнуть, и не менее уверен, что она должна быть наберегу. Она была профессионалом, и она никогда не вернется на ранчо или в квартиру. Она решила, что рано или поздно я прикрою их обоих. «Черт возьми, но это плечо вот-вот взорвется», - подумал я, морщась.

Это была долгая и мучительная поездка в Таунсвилл, казалось, продлилась дольше, чем на самом деле, и когда я остановил машину, у меня закружилась голова от постоянной жгучей боли. Я выскочил из машины и поднялся по лестнице, первые лучи дня следовали за мной в коридор. Я нажал на звонок, и, наконец, дверь приоткрылась, и серо-дымные глаза уставились на меня, хмурясь, глядя на мою покачивающуюся фигуру в коридоре. Затем глаза расширились от узнавания, и дверь распахнулась.

Она ахнула. - "Янки!" "Что, черт возьми, с тобой случилось?"

Я проскользнул мимо нее и упал на диван, и она увидела окровавленное пятно на моем плече. Она сразу встала на колени с ножницами и срезала рубашку. Она помогла мне подняться и пройти в спальню. Я опустился на кровать и стиснул зубы, когда она раздели меня до шорт. Ее голос издавал тихие крики тревоги, когда она увидела порезы по спине и ногам от кабеля.


Она протянула мне бутылку виски, и я сделал большой глоток. Это помогло, но ненамного. Холодные компрессы, которые она положила на плечо, наконец, принесли некоторое облегчение. Затем с аптечкой для ныряния с аквалангом нанесла мне антисептический лосьон.

"Это становится привычкой, не так ли?" Я усмехнулся ей. Халат, расстегнутый наверху, позволял ее круглым грудям выглядывать из меня, как будто предлагая стимул к быстрому выздоровлению. Я разговаривал с ней, пока она работала надо мной, рассказывая ей основные моменты того, что произошло. Она бы не поверила, что я громогласный, веснушчатый Тим Андерсон, если бы на мне еще не было макияжа и мои волосы не были еще рыжими.

«Господи, всемогущий», - сказала она. «И подумать только о том, что ты оценил меня как часть всего этого».

«Ну, черт возьми, ты была частью этого», - сказал я, - «И я заметил, что ты продолжала находить людей для них после того, как я ушел. Ты направила их к Тиму Андерсону».

Я сел и увидел, как ее губы сжались. «Да, черт возьми, верно», - сказала она. «После того, как ты ушел, я была чертовски зла на всех и вся. Если они хотели продолжать давать мне деньги, это меня устраивало. Для меня это всегда было пустяком, и я надеюсь, что так всегда будет. маленькая Джуди, кроме нее самой ".

«И когда я внезапно вышел из игры, ты сразу вернулся к старому стенду», - обвинял я.

«Может быть, так оно и было», - сказала она, демонстративно выпячивая подбородок. «Никто не показал мне лучшей позиции, к которой я мог бы вернуться».

Она закончила заклеивать мое плечо и отступила назад. Горение прекратилось, и я увидел, что она смотрит на меня.

«Господи, ты глупый парень», - сказала она. «Даже все взорвали, как ты сейчас».

Она отвернулась, собирая бинты и ленты, а я сделал еще глоток виски. Я запрокинул голову и посмотрел в потолок. В белом пространстве я увидел Мона Стар - смертоносную, великолепную, лежащую Мону - и попытался выяснить, где она могла бы затаиться. Без Моны в руках у меня действительно ничего не было. Я только временно остановил их. Она была умной, сочной и злой. Она могла и начала бы снова, если бы оставила бегать без дела - теперь я был убежден, что она была прямым агентом китайцев. В ней все еще оставалось много пустых дыр, которые нужно было объяснить, особенно то, как она стала главным помощником майора Ротвелла с полным допуском. Но сейчас меня это не интересовало. Я ломал голову в поисках какой-нибудь нагрузки, какой-нибудь небольшой, запоминающейся вещи, инцидента или объекта, который мог бы указать мне на ее новое убежище. Но я рисовал пустое место. Мне нужно было что-то или кто-то, чтобы открыть дверь, которая могла бы привести в действие мой разум. В этот момент Джуди вернулась в комнату и сделала это, как в прямом, так и в переносном смысле. Она открыла дверь туалета, и я увидел все снаряжение для подводного плавания, которое она там сложила. Это был спусковой крючок, который заставил меня совершить серию быстрых прыжков - ныряние с аквалангом, подводные, морские объекты, коллекция в больших ящиках на ранчо Circle Three - некоторые из редких вещей из этой коллекции были найдены в одном месте только Большой Барьерный риф у побережья Квинсленда! Одним из примеров была гигантская раковина моллюска. Эти большие двустворчатые моллюски вырастают до такого размера в водах рифа, одной из самых фантастических коллекций морских обитателей в мире.

Теперь я слышал последние насмешливые слова Бонара: «Ты никогда ее не найдешь… она поставила между тобой большой барьер». Он идеально подходил для операции, которая должна была быть обеспечена деньгами для выплат от китайцев. Кусочки внезапно соединились сами по себе. Вторым укрытием операции была подводная станция где-то вдоль Большого Барьерного рифа!

Я выскочил из кровати, не обращая внимания на острую боль в плече. Джуди взяла платье из туалета, прошла в соседнюю комнату и переоделась. Она просто застегивала молнию - ярко-желто-фиолетовый принт, сливающийся воедино, создавая приглушенную яркость. Я подошел к тому месту, где она повесила мои брюки на спинку стула, и выудил два маленьких ключа на отдельном кольце.

"Вы хотите перестать думать только о Джуди?" Я сказал ей. "Ты хочешь мне помочь?"

«Может быть», - сказала она, осторожно глядя на меня. Я покачал головой.

«Может быть, этого недостаточно», - сказал я. «Мне понадобится помощь, и сейчас ты единственный безопасный человек, которого я знаю здесь. Я не могу никому доверять - по крайней мере, пока».

«Приятно слышать для разнообразия», - сказала она. «О том, что мне доверяют. Что мне делать?»

«Сходи к общим шкафчикам в аэропорту Эр, - сказал я ей. «Вот ключи. Достаньте сумку из шкафчика и немедленно принесите сюда. Внизу есть машина, которой вы можете воспользоваться. Вы можете водить машину, правда?»

«Господи, да», - сказала она, забирая у меня ключи.

«И пока вы это делаете, я позвоню. В Америку», - добавил я. Ее брови взлетели ввысь.

«Черт побери, приятель», - сказала она. «Заставь их дрожать».


VII


Я нашел хороший атлас на книжной полке Джуди, и он была открыт у меня на коленях, когда мой звонок Хоуку наконец прошел.


«Я должен использовать вкусности, которые дал мне Стюарт, - сказал я. «Есть ли у нас подводные лодки возле Большого Барьерного рифа?»

Наступила минута молчания, и я знал, что он проверяет строго засекреченную карту военно-морского развертывания. Наконец он вернулся.

«Я так считаю», - сказал он. «У нас их трое в Коралловом море. Одна из них может очень быстро спуститься к рифу».

«Достаточно хорошо», - сказал я, проводя пальцем по карте. «Пусть она всплывет на поверхность и будет готов к нашему сигналу как можно ближе к проходу Флиндерс. Там много глубокой воды. Мы будем использовать кличку Бумеранг».

«У меня есть это», - ответил Хоук. "Удачи." Я положил трубку и мрачно улыбнулся. Хоук знал, что узнает подробности позже. И он многое почерпнул из нашего короткого разговора, больше, чем другие. Тот факт, что я попросил одну из наших подводных лодок, немедленно сказал ему, что в австралийской разведке возникли серьезные проблемы. Резервная часть также сообщила ему, что я все еще охочусь.

Я сел и изучил карту в руках. Большой Барьерный риф протянулся на несколько тысяч миль вдоль северного побережья Квинсленда. Обычно поиск представлял бы собой гигантскую задачу, но я полагался на факторы, которые сужали область поиска. Если бы я был прав в своих размышлениях о подводной станции, я бы вполне мог устранить все эти мелководные участки рифа. Я также мог исключить внешний край большого рифа из-за постоянно бурлящего прибоя, который сделал бы любой вид подводных операций чрезвычайно опасным. И, наконец, поскольку Мона действовала на суше из точки около Таунсвилла, я держал пари, что ее морское прикрытие будет не слишком далеко. Вошла Джуди, и я взял у нее сумку.

«Хорошая девочка», - сказал я. «Теперь ты можешь выйти из этого снаряжения и собрать акваланг».

Она покачала головой и, положив руки на бедра, наблюдала, как я открываю сумку. Я достал акваланг и кусок тонкой проволоки, прикрепленный к двум маленьким черным облегающим чемоданам - один немного больше другого. Из чемодана также вылез небольшой круглый предмет, похожий на самую переднюю часть телефонной трубки с растягивающейся резинкой сзади.

«Может быть, мне лучше сначала объяснить это вам, - сказал я, - учитывая, как вы будете использовать их со мной. Вы будете пристегивать больший из этих двух маленьких наборов. Вы можете назвать их чем-то вроде подводного рация. Меньшая из двух коробок будет привязана к моей спине, и тонкий провод будет проходить от нее к той, которая у вас будет. Когда я говорю в этот мундштук, который плотно входит в мою водолазную маску, мои слова будут мгновенно преобразованы в электрические импульсы, которые будут проходить по проводу, который, конечно же, изолирован. Когда электрические импульсы достигнут вашего набора, они автоматически преобразуются обратно в звук и слова. Я буду внизу, под водой, и вы будете на поверхности. Это односторонняя рация, от меня к вам, потому что другая часть вашего устройства - это передающее устройство. Когда я дам вам информацию, я хочу дать вы, вы нажимаете кнопку на своем устройстве и начинаете его отправлять. Я расскажу вам, что и как это сказать. Теперь поехали. Каждые мinute counts ".

Джуди, выглядевшая трезвой и, возможно, немного испуганной, пошла в другую комнату, чтобы переодеться, и я быстро надел костюм для подводного плавания, за исключением ласт, маски для лица и специального снаряжения. Я сделал мысленную заметку, чтобы поздравить Стюарта с тем, что он был настолько ясным в том, что мне может понадобиться.

Джуди вышла, наполнив акваланг красивыми формами. Я никогда не знал, что один из этих проклятых нарядов может выглядеть так сексуально. Мы свалили все в «мерседес», взяв с собой два дополнительных баллона с воздухом, и направились к береговой линии. Я дал Джуди последний инструктаж о том, как подать сигнал подводной лодке, если и когда мы обнаружим нашу цель. Она, в свою очередь, сказала мне, с чего лучше всего начать наши поиски - небольшой островной риф к югу от Магнитного острова. Когда я вытащил «мерседес» на твердый белый песок пляжа, она посмотрела на меня долгим ровным взглядом.

«Скажи мне, какого черта я здесь делаю», - попросила она.

«Я назову вам четыре причины. Вы выбираете ту, которая вам больше нравится. Вы делаете что-то для своей страны. Вы компенсируете то, что помогли группе иностранных агентов. Вы помогаете мне. Вы получите полную визу в Штаты ".

Она посмотрела на меня без улыбки. «Может быть, их всего понемногу», - сказала она. Я усмехнулся ей, и мы начали надевать специальное оборудование и акваланги. Прежде чем надеть маску, я взял ее за плечи.

«Теперь помните, когда придет время, после того, как вы отправите сообщение, которое я даю вам отправить, вы уходите, понимаете. Я могу подойти за вами, или не смогу. Но вы должны немедленно уходить. Найдите дорогу назад сюда, к машине и идите домой. Ты правильно поняла? "

Ее нижняя губа немного надулась

«Я поняла», - сердито сказала она. «Но это немного похоже на необходимость уйти, когда вечеринка начинается».

«Просто уходи», - строго сказал я. «Или вы сочтете эту вечеринку довольно смертельной».

Я наклонился и быстро поцеловал ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем мы надели специальное снаряжение и пошли в теплые чистые воды Кораллового моря.

Проволока была намотана на небольшую катушку, которая прикреплялась к моему водолазному поясу и наматывалась сама по себе. Началась охота; пока Джуди плыла над поверхностью, на поверхности или прямо под ней, чувствуя легкое рыскание проволоки, направляющее ее, пока я шел далеко внизу, я исследовал скрытые углубления огромного кораллового образования, известного как Большой Барьерный риф. Большой риф, построенный за миллионы и миллионы лет триллионами крошечных полипов, выделяющих известняк, является крупнейшей структурой на Земле, построенной живыми организмами. Я избегал мелких щелей в коралловых структурах. То, что я искал, потребовало бы места. Кроме того, в маленьких расщелинах находились убийцы людей, гигантские мурены с острыми как бритва зубами, смертоносная каменная рыба и гигантский кальмар. Я не хотел попадать в неприятности из-за зловещей красоты, таившейся в этих водах. Я прошел мимо группы акул мако и вздохнул с облегчением, пока они продолжали идти. Стая изящно окрашенных рыб-бабочек составляла мне компанию некоторое время, а затем отправилась на свои собственные поиски. Это было медленно, кропотливо и утомительно. Хотя я был хорошо прикрыт водолазным костюмом, некоторые разновидности кораллов были смертельно острыми, и мне приходилось обходить их с величайшей осторожностью. Я врезался в красно-белого рифового осьминога, когда подошел и выглянул из-за вершины одного пятна. Более испуганный и удивленный, чем я, он убежал таким странным образом, как они, двигаясь по воде, как восьмирукая балерина, размахивающая руками под неслышную музыку.

Наконец, я всплыл и помахал Джуди на небольшом расстоянии. Темнело, и мы карабкались на вершину небольшого рифа, всего в нескольких дюймах над водой. Я снял один резервуар, который был почти пуст - должно быть, мои глаза отразили мое разочарование.

«У вас есть еще час до того, как стемнеет по-настоящему», - поддержала Джуди. «Давай попробуем еще раз». Я улыбнулся ей и надел маску. Я знал, что можно будет продолжить поиски после наступления темноты, но намного труднее.

Я снова соскользнул в воду и начал спускаться, мельком увидев фигуру Джуди, когда она выходила на поверхность над головой. Я плавал трудно это время, двигаясь от кораллов формации к коралловым образованию. Я собирался сдаться, когда, проплыв мимо длинного кораллового пространства, которое казалось бесконечным, без перерыва в нем, я внезапно заметил кое-что странное. Из всех кораллов, которые я видел, это было единственное место, где не было рыбы, проносящейся между его бороздчатыми стенками. Ни один анемон не поднимал волнистые пальцы с его поверхности, и ни одна крошечная стрекоза не выглядывала из-под него. Я подплыл к нему и ощупал неровности.

Он был безжизненным, без оттенка коралла. Это был пластик - красиво сделанный и красиво оформленный. Я начал думать, что если бы там была подводная станция, я бы никогда ее не нашел, ища таким образом. Я даже начинал думать, что, возможно, они спрятали ее подальше от этого места. Но теперь волнение прошло по моему телу с покалывающей дрожью. Мои расчеты всегда были правильными.

Я плыл рядом с искусственным кораллом, пока не нашел темное отверстие, похожее на грот. Я не входил, но был почти уверен, что найду, если пойду. Было очевидно, что они перевезли и установили станцию, состоящую из автономных огромных баков. Определенное количество персонала всегда будет там, и войти можно было только с аквалангом. Я посмотрел на подводный компас, прикрепленный к моему поясу. Затем я включил маленькую подводную рацию.

«Послушай, Джуди», - сказал я в маску динамика перед моим ртом. «Послушай это, Джуди. Передай это сообщение от Бумеранга. Повторяй, говори« Бумеранг зовет », пока не получишь ответ. Сообщение должно перейти на один-четыре-шесть северных широт к десяти западным. Взрыв и уничтожить длинные коралловые образования в этом месте. Коралл - это розовая полка, коралловый узор. Повторите, взорвите и уничтожьте всю коралловую часть. Снова и снова ".

Я выждал мгновение и почувствовал, как дернули за провод, что означало, что Джуди получила мое сообщение. Я ослабил проволоку и позволил ей свободно уплыть, чтобы она могла доплыть до берега. Я собирался подождать немного, пока не увижу хотя бы подлодку.

Я не ожидал, что компания будет так скоро, но я получил ее - шесть аквалангистов в черных костюмах, выходящих из отверстия в кораллах. Вооруженные ружьями, они разошлись и окружили меня. В мгновение ока у меня был выбор: меня пронзили с шести разных направлений или я пошел вместе с ними, как рыба в сети. Я выбрал быть рыбой.

Они плыли, окружая меня, перемещая меня в отверстие, похожее на грот. Внутри внезапно загорелся флуоресцентный свет.


Он окутал пространство синей дымкой, и я увидел, как открылась дверь входной комнаты. Когда они плотно прижались ко мне, толкая меня к входу, я снова увидел, что внутренняя герметичная камера была построена внутри фальшивого рифа - целое пластиковое коралловое образование, прикрепленное сзади к настоящему рифу. Это было красиво сделано, и любой, кто проплыл бы или проплыл на подводном корабле, увидел бы просто еще один участок розовых кораллов. Я отчаянно искал, и это почти обмануло меня. Но он не обманул рыб, обитающих в естественных коралловых зонах и вокруг них.

Меня втолкнули во входную комнату, дверь за нами закрылась, и я стоял с шестью другими водолазами, пока из камеры вылилась вода. Затем открылась вторая дверь, и я оказался на площади, ярко освещенной подводной станцией. Я снял маску для ныряния и ласты, когда подошла Мона в черном бикини. Рядом с ней стоял высокий стройный китаец. Позади нее я увидел раскладушки, столы, холодильник и множество кислородных баллонов и манометров вдоль стен станции.

«Я никогда не видела никого, кто был бы настолько полон решимости убить себя, как ты, Ник». Мона улыбнулась убийственной улыбкой.

«И вы никогда не видели никого, кто настолько умел бы избегать этого», - сказал я.

«Я должна признать, что у тебя есть талант», - сказала она. Когда я смотрел на это великолепное тело, на ту великолепную грудь, из-за которой бикини выглядело как пластырь на арбузе, я задавался вопросом, что же ее возбудило. Она была красивой, страстной и умной. Какого черта ей понадобился этот бит? Мне нечего терять, пытаясь выяснить это. «Что делает в таком месте такая милая девушка, как эта?» Я усмехнулся ей. Она изумленно покачала головой.

«Я слышала, что ты никогда не волнуешься», - сказала она. «Я должна признать, что это, безусловно, правда. На твоем месте большинство мужчин либо умоляли бы о пощаде, либо смирились со своей судьбой. Ты задаешь разные вопросы. На самом деле ты чертовски расслаблен, это меня беспокоит. Я думаю, ты должно быть держишь что-то в твоем рукаве ".

Я сказал. "Неужели?" "Что я могу сделать в таком месте?"

«Я ничего не вижу», - сказала она. «Мы можем доставить вас на подводной лодке в Китай. Я полагаю, они могут получить от вас много информации».

Высокий китаец рядом с ней заговорил, его черные глаза сверкнули на меня.

«В самом деле, мое правительство будет очень радо заполучить тебя, Картер», - сказал он.

Я сказал. - "На подводной лодке, а?" «Вот как вы действуете, когда подводная лодка приносит вам припасы и деньги».

«Только периодически или если мы не потребуем чего-то особенного», - сказала Мона. «Когда мы планировали эту операцию, мы знали, что это потребует времени, денег и людей. Мы также знали, что будет не только громоздко, но и рискованно продолжать попытки высадить курьеров с деньгами на берег с подводных лодок. Нам нужна была станция, которая могла бы быть близко, но полностью не обнаружена ни случайно, ни по какой-либо другой причине. С этой подводной станцией мы можем работать в течение нескольких месяцев без риска частых контактов с нашими людьми за припасами, деньгами или людьми. И мы, на месте, просто надеваем костюм акваланга и исчезаем в воде, как еще один аквалангист, исследующий рифы. Когда мы меняем направление, мы просто еще один аквалангист, выходящий на берег ».

Я бросил взгляд на шестерых мужчин, которые меня привели. Они были китайцами.

«Ныряльщик, который был обнаружен с пятьюдесятью тысячами несколько месяцев назад, был одним из ваших людей, насколько я понимаю, - сказал я Моне.

«Прискорбная авария», - сказала она. «Он совершил несколько поездок с припасами с подводной лодки, и что-то пошло не так с его оборудованием. Он должен был вернуться к нам с деньгами, но так и не появился. Конечно, я узнала, что случилось в офисе».

«Кстати об офисе, - сказал я, - как, черт возьми, ты вообще получила разрешение службы безопасности? Просто ради любопытства, я хотел бы знать. Так как я никуда не пойду, ты можешь мне сказать».

Мое последнее замечание было вернее, чем я хотел. На площади некуда было бежать, подводный вокзал - а выход один. Когда субмарина ВМФ начнет взрывать его, это будет для всех, кто находится внутри. Я быстро запомнил, куда они положили мою водолазную маску. Баллон с воздухом все еще был у меня на спине. Но самодовольная улыбка Моны сразу вернула меня к ней.

«Мона Стар прошла проверку безопасности Австралии по обычным каналам», - сказала она. Британцы тоже ее тщательно проверили и обследовали. Но Мона Стар мертва. Мы убили ее после того, как она была проверена и готова уехать в Австралию. Я заняла ее место. На самом деле, я знала Мону довольно хорошо. тот же фон, мы обе родились в Гонконге, с офицерами британской армии по отцу - вся эта кровавая гнилая сцена ».

Я спросил. - "Кто ты вообще такая?" "И что, черт возьми, ты здесь делаешь?"

«Я Кэролайн Ченг», - сказала она, сверкая на меня зелеными глазами. "Мой муж - полковник Ченг, ответственный за китайскую шпионскую деятельность в южной части Тихого океана. Я вышла за него замуж около десяти лет назад, но ждала шанс отплатить британцам, австралийцам и всем вам, самодовольным, превосходным типам намного дольше ".


В ее глазах появилась ненависть, которой я раньше не видел. «За что вы нам всем платите?» - спросила я с нарочито возмутительной мягкостью.

«За моего отца», - ответила она мне. «Он был британским офицером, но он также верил в право всех людей на самоуправление. Он думал, что будет лучше, если мы, британцы, уйдем из Азии, и другие его оскорбляли и избегали. Он пытался помочь китайскому движение за независимость, и он был отдан под трибунал за это, его понизили в звании. А потом, годы спустя, после того, как он стал сломленным, разоренным человеком, они решили сделать то же самое, что он в первую очередь пропагандировал. Но я никогда не забыла, что они с ним сделали. Я была там, с ним. И я возненавидела их всех, каждого из них ".

Я знал правду в том, что она сказала. Национальная политика и климат меняются, и вчерашний злодей становится сегодняшним героем. Но меня не интересовали абстракции политической философии. Я увидел шанс, единственный шанс.

«Забирая все красивые слова, дорогая, выясняется, что в то время и в том месте твой старик был предателем своей страны», - сказал я. Она прыгнула вперед и ударила меня рукой по лицу.

"Лживый ублюдок!" - сказала она, ее лицо исказилось от ярости. Но, черт возьми, она отступила слишком быстро. Пришлось попробовать еще раз.

«Вы заплатите за то, что было сделано, вы все заплатите», - сказала она. «Когда мой муж присоединился к китайской разведке, я подумала об этой схеме, и когда пришло время претворить ее в жизнь, я настояла, чтобы он позволил мне разобраться с ней. Это почти сделало свою работу, и вы не собираетесь помешать мне завершить ее Я заставила вашу кооперативную оборонительную машину разрушиться, превратившись в раздор и гнев, точно так же, как они заставили добрые дела моего отца обернуться против него ".

«Все это потому, что твой старик, был предателем и чокнутым офицером», - засмеялся я. "Сумасшедший."

«Ты мерзкий ублюдок», - закричала она и снова прыгнула вперед, но на этот раз провела ногтями по моему лицу. Когда она подняла другую руку, чтобы впиться им в мои глаза, я двинулся, схватил ее за руку и повернул. Я держал ее передо мной, обхватив одной рукой за горло, и прикладывал медленное, постоянное давление.

«Никто не двигается, или я сломаю ей гортань», - сказал я. «Во-первых, как вы узнали, что я нахожусь за пределами этого куска фальшивого кораллового рифа?»

«Ближайшие внешние края окружены звуковыми волнами, это версия вашей сонарной системы», - сказал китаец. «Любой крупный объект, сталкивающийся с кораллом, сразу же обнаруживается, и мы отправляем наших людей на расследование. Обычные рыбы образуют очень индивидуальный узор, когда пересекают систему».

Я крепче сжал ее шею. «Теперь мы с ней собираемся немного поплавать», - сказал я. «И вы все останетесь здесь, или я убью ее».

«Стреляйте в него», - кричала она остальным. «Неважно что будет со мной. Убейте его».

«Может, тебе лучше подумать, как ты объяснишь ее убийство своему боссу и ее мужу», - заметил я. «Если она пойдет со мной, у нее может быть шанс вырваться и уйти».

«Нет, не слушайте его», - кричала она. «Вы знаете, полковник Ченг поймет. Стреляйте, черт вас всех, стреляйте!»

Но мой план и их решение стали одновременно академическими вопросами. Ужасный рев сотряс место, и я почувствовал, что меня повалили на землю. Мона вылетела из моей хватки, и я знал, что случилось. Американская подводная лодка прибыла и отправила первую торпеду, чтобы приступить к заказанным мною ремонтным работам. Я, как и другие, пытался встать на ноги, когда приземлилась вторая торпеда. На этот раз вся станция перевернулась, и я почувствовал, что падаю на ее конец. Вода начала литься в него из десяти и более разных мест. Сначала медленно, но я знал, что давление начнет разрывать дыры в более крупные через мгновение. Станция опустилась на дно под сумасшедшим наклоном, и я побежал к той стороне, где в последний раз видел свою водолазную маску.

Моны не было нигде, что я мог видеть, а затем я заметил небольшую структуру, похожую на чулан, в дальнем конце. «Это было адское время, чтобы пойти в ванную», - подумал я. Когда я скользил по наклонному полу к лицевой маске, я увидел, как высокий китаец нырнул за мной с пистолетом в руке. Я позволил ему обхватить меня за ноги, и мы оба упали. Я хотел быть ближе, и я ударил его коленом в живот. Он согнулся и попытался выстрелить. Это не пошло, когда я толкнул его назад по наклонному полу. Я обвил рукой петлю вправо и положил ее на шею сбоку. Я слышал, как он ахнул, уронил пистолет и схватился за горло. На моем конце станции глубина воды была больше фута, и мне удалось схватить маску для лица, когда она проплыла мимо. Надел как раз в тот момент, когда ударила третья торпеда.

На этот раз станция, казалось, поднялась и на мгновение зависла, а затем одна сторона рухнула и на меня обрушилась стена воды.


Другие китайцы все еще пытались надеть свои костюмы - я видел, что они никогда этого не сделают. Тот высокий, которого я ударил, был конченым. Когда вода хлынула на меня, отбросив меня назад, а затем подняв меня вверх и выпрыгнув обратно, я увидел одетую в акваланг фигуру, выходящую из рухнувшей станции в нескольких футах выше меня. На ней была только верхняя часть костюма. вместе с маской для лица и аквалангом, и маленькими трусиками бикини создавали несовместимую картину. Используя свой волчий мозг, она схватила столько своего оборудования, побежала в ванную, самый дальний угол станции, и влезла в одежду.

Я сразу бросился за ней. Я догонял ее, когда увидел, что она взяла с собой еще одну вещь - ружье. Она развернулась и выстрелила в меня. Мне удалось увернуться, и копье пронзило плечо моего костюма и прошло рядом с горлом, оставшись лишь на долю дюйма.

Я повернулся, чтобы найти Мону, и увидел, что она приближается ко мне с ножом. Она ударила меня по голове, и я почувствовал, как лезвие оторвало часть моего костюма. Она была как проклятый тюлень в воде, быстрая и подвижная. Я схватился за нее и промахнулся, только чтобы почувствовать, как нож пронзил штанину моего костюма и кожу под ним. Я увидел красную струйку, окрасившую воду, и проклял ее. Это все, что мне сейчас было нужно - акулы. Подводные убийцы чувствовали запах крови в воде за полмили от них.

Мона снова приближалась ко мне, и на этот раз я отошел вместе с ней, когда она вошла. Ей снова пришлось идти за мной с поднятой рукой и с ножом наготове, когда я внезапно рванул вперед, обхватив ее запястье . В этот момент подлодка, стоя в каком-то месте, выпустила новую торпеду и взрыв, поднял нас обоих вверх и вниз, медленно вращая кругами. Я потерял контроль над Моной и увидел, как ее отбросило на настоящий коралловый риф. Когда я вышел из своего следующего медленного вращения и турбулентность начала утихать, я увидел, что она все еще здесь. Когда я направился к ней, я увидел ее ступню, зажатую в тисках гигантского моллюска. По моим оценкам, огромный моллюск, должно быть, весил более двухсот фунтов, и он был частично встроен в коралл. Я увидел глаза девушки за маской на лице, расширившиеся от страха, когда она потянулась и потянула за ногу. Но она никогда этого не добьется, не так. Когда я подошел к ней, она выпрямилась, держа нож наготове, чтобы защитить себя. Я протянул руку к ножу. Медленно она опустила руку и протянула мне.

В этот момент еще один взрыв субмарины отбросил меня на твердый, острый коралл, и я почувствовал, как острия проходят сквозь меня, как сотня игл. Я цеплялся за него, пока турбулентность не прекратилась, а затем оттолкнулся от рифа. Мальчики из Флота делали свою обычную тщательную работу, но мне захотелось крикнуть: «Хватит, уже». Нож Моны был толстым и прочным, и я прорезал то место, где гигантский двустворчатый моллюск врезался в коралл. Я чувствовал, как прорезаю мягкие места и песок, и когда я толкнулся в огромную массу, она двинулась. Я не знал, сколько воздуха осталось у Моны в баллоне, но знал, что у меня чертовски мало.

Я снова ударил по кораллу, и на этот раз я почувствовал, как огромный моллюск поддается, когда я толкал его. Еще один сильный толчок, и он оторвался от коралла. Я уперся плечом в нее и толкнулся, когда Мона выплыла на поверхность. Под водой мы могли переместить огромную массу. Оказавшись на поверхности, это будет что-то другое.

Я почувствовал, как она меняет направление, и увидел дно небольшого кораллового острова. Она направилась к нему и всплыла на пляже, половина тела все еще висела в воде. Я закрепился на пляже и вытащил тяжелую тушу моллюска на берег, в то время как Мона подтянулась и легла, тяжело дыша. Я сам делал несколько глубоких вдохов, опираясь на локоть рядом с ней. Я протянул руку, снял с нее маску и отстегнул ее баллончик. Затем я сделал то же самое для себя. Она лежала на животе и не могла перевернуться больше чем на половину из-за огромного двустворчатого моллюска, удерживающего ее ногу. Я подошел к огромному моллюску, взял нож и воткнул его в отверстие, где его панцирь сомкнулся вокруг лодыжки девушки. Мантия моллюска была электрически-зеленой, и когда я провел ножом внутрь раковины, врезаясь в мантию, вдоль краев живой ткани, моллюск внезапно раскрылся с треском, и Мона вытащила свой синяк и освободила лодыжку.

Я толкнул моллюска обратно в воду и посмотрел на ее лодыжку. Она не была сломана, но была сильно порезана, и, вероятно, треснула кость. Она перевернулась на спину, почти полностью сняв трусики бикини.

"Зачем ты это сделал?" - спросила она меня, глядя на меня зелеными точками. "Почему ты просто не оставил меня там умирать?"

"Это то, что вы хотели?" спросил я. «Ты стала такой восточной в своем мышлении? Лучше умереть, чем проиграть?»

Она не ответила, но продолжала смотреть

на меня зелеными глазами. «Извини, кукла», - сказал я. «Может быть, это была сила привычки с моей стороны. Спасение жизни более важно для нашего декадентского мышления, чем отнятие жизни, даже с такими людьми, как я».

Моя нога болела в том месте, где ее порезал нож, и я посмотрел вниз и увидел, что она все еще кровоточит. Я хотел увидеть, насколько глубоким был порез, когда твердый и острый кусок коралла ударил меня по виску. Я упал назад и перевернулся, чтобы увидеть, как Мона с поднятой рукой снова нападает с куском камня. Я видел ее сквозь дымку, голова кружилась от головокружения. Яростный гнев, хлынувший во мне, как взрыв, очистил мою голову. «Аморальная злобная сука», - сказал я.

Я поднял одну руку и частично заблокировал второй удар от камня. Я схватился за ее ногу, но она убежала. Она ударилась о воду в идеальном нырянии с разбега и вылетела. Я двинулся за ней, когда увидел их, пять длинных плавников треугольной формы. Они были привлечены запахом крови, который к этому времени был там по всей воде.

«Вернись, черт тебя побери!» - крикнул я ей вслед. «У тебя нет шанса».

Но она продолжала плыть прямо в них. Я увидел, как плавники внезапно начали двигаться быстрыми, стремительными движениями, а затем я услышал ее крик - ужасный, мучительный крик боли, затем другой. Я видел, как ее тело наполовину выкинуло из воды, а затем вернуло обратно в бурлящее море. Красный цвет окрасил воду, и крики внезапно прекратились. Я отвернулся и сел. Мне пришлось бы подождать некоторое время, может быть, часы, прежде чем отправиться к австралийскому побережью, находящемуся на относительно небольшом расстоянии. Я никогда не узнаю, что заставило ее с головой окунуться в гущу этих акул - философия харакири Востока или совесть Запада. Может, она даже не знала, что они там были. Хотя у меня было такое чувство, что она это сделала специально.


VIII


Когда я наконец добрался до материка, я пошел по пляжу один - медленно - мое тело устало - работа сделана. Смертельный удар, нанесенный Южнотихоокеанскому оборонительному альянсу, был отражен. Предстоят отчеты, объяснения и все расспросы, но сейчас это может подождать. Я хотел вернуться к Джуди и посмотреть, действительно ли она выполнила обещание, которое лежало в ее глазах. Я не ожидал, что увижу «мерседес» все еще на пляже, где я его оставил, ни желтую фигуру в бикини, которая поднималась, когда я приближался. Она подбежала ко мне и прижалась к мокрому костюму для подводного плавания.

«О, Господи, я так волновалась», - сказала она. «Во всяком случае, я не сразу ушла. Я поплыла к небольшому коралловому рифу, который торчал примерно в четверти мили отсюда, и подумала, что подожду там».

Она увидела мои губы и нарастающее неодобрение в моих глазах. «Я знаю, это не то, что ты мне велел, но не стоит из-за этого суетиться», - сказала она. «В любом случае, я ждала там и ждала, и я начал волноваться. Наконец, я решил вернуться сюда, и я только начинала, когда весь кровавый океан, казалось, взорвался. Ну, я нырнула на другую сторону и сделала большой круг, чтобы вернуться сюда. Если я волновался раньше, я точно волновался тогда ".

Она прислонилась головой к моему костюму. Я чувствовал, как ее тело дрожит.

«Эй, а теперь», - сказал я, приподняв ее подбородок. "Ничего подобного." Я взял ее за руку. «Вернемся назад», - сказал я. «Мне нужно лечение».

Мы вернулись к ней домой, и я проспал несколько часов и чувствовал себя намного лучше, когда она вошла с кофе и маффинами. Я был в шортах, а на ней было тонкое хлопковое платье. Ее груди мягко двигались под ним. На ней мог бы быть бюстгальтер, или они были бы такими красивыми и высокими. Я доел кексы и потянулся за телефоном.

«Я звоню своему боссу», - сказал я. «Соберись», - добавил я с усмешкой.

Она положила руку на телефон, и в ее глазах не было улыбки. «Нет», - решительно сказала она. "Позже".

Она двинулась ко мне, и ее губы прижались к моим, и я упал на кровать. Хлопковое платье снялось, и Джуди приподнялась, прижав к моим губам свою круглую сладкую грудь. Я поцеловал ее, провел языком по концентрическим кругам вокруг розового кончика ее соска и почувствовал, как он стал большим. Ее руки держали меня, двигались вверх и вниз, исследуя, а ее тело было полно собственных желаний. Она предложила себя мне, но не с гневной самоотдачей, как у Моны, а со сладкой страстью, не менее сильной из-за своей сладости.

«Янки, янки», - пробормотала она, уткнувшись лицом в мою грудь, прикусив мою кожу, когда я привел ее к дверным проемам, жилищу экстаза. А затем, когда я впустил ее, она вскрикнула, охнув отчасти из облегчения, отчасти от радости и отчасти из благодарности. После этого мы спокойно лежали вместе в довольном счастье. Наконец, когда она пошевелилась и посмотрела на меня, я приподнялся на локте и впился в красоту ее упругого, молодого тела, округлых грудей, высоких и гордых, ее женской фигуры, ее сладкой чувственности. эхо ее дымчато-серых глаз.

"Почему ты не позвонила мне раньше?»

- спросил я, глядя ей в глаза.

«Я не хотела, чтобы вы подумали, что я делаю это, потому что вы получили эту визу для меня», - тихо сказала она. «Ты сделал для меня больше, чем могла бы сделать получение этой визы. Ты заставил меня снова почувствовать гордость за себя. И ты заставил меня почувствовать, что более важно. Я просто жил, просто чесался, и это нет ничего хорошего. Человек должен чувствовать, даже если чувствовать - значит пострадать. Вам так не кажется? "

«Думаю, что да, Джуди», - сказал я и потянулся за телефоном. Звонок прошел быстро, и я услышал плоский, сухой голос Хоука.

«Все кончено, шеф, - сказал я. «Вы были правы. Не удивляйтесь. За этим стояли китайские красные. У них была тонкая, умная операция. Я расскажу вам все подробности, когда вернусь. Я сяду на самолет. Утром. А пока вы поспешите получить продленную визу для меня, ладно? Я привезу кого-то с собой ».

"Кто-то, кто вам в этом помог?" - осторожно спросил он. Это было его естественное подозрение. Он знал, что я не буду навязывать ему ничего умного.

«Верно, - ответил я.

«Девушка, конечно», - заметил он с ноткой резкости в голосе.

«Не кенгуру», - сказал я и повесил трубку. Виза будет ждать, когда мы приедем, - сказал я Джуди.

«Спасибо, Янки, - сказала она.

Я сказал. - «Тебе не кажется, что, учитывая то, как ты собираешься со мной в Штаты, ты можешь называть меня Ником?» "Только время от времени?"

«Как только ты снова займешься со мной любовью», - хихикнула она. Я быстро обнял ее. Я знал, что она будет часто называть меня Ником. В конце концов, она будет в гостях в Штатах, и я бы не хотел, чтобы она скучала по дому.






======================


======================


======================



Смертельный штамм Джон Мессманн переводчик Лев Шкловский. Агент N-3 - типичный американский герой, человек, который не боится идти навстречу опасности и способен справиться с любым противником. У Ника Картера худощавое лицо. Его волосы обычно темно-коричневого цвета, густые и блестящие с «слегка сатанинским» вдовьим пиком. У него высокий лоб без морщин над прямым носом. Его глаза широко расставлены над высокими скулами; говорят, что это «странные глаза, которые почти никогда не остаются неподвижными и меняют цвет так же часто, как море». Его рот твердый и красивой формы, обычно сдержанный, но иногда с оттенком чувственности. В соответствии с его многолетней напряженной деятельностью его тело находится на пике физической подготовки. Его плечи массивные. У него узкая и узкая талия, а его ноги описываются как «загорелые столпы гладких мышц». Его мускулы не были слишком очевидными, но, тем не менее, были похожи на стальные тросы. У неутомимого Ника Картера есть несколько интересных моментов. На самом деле так много людей, что трудно понять, какой из них следует начать. В соответствии со своей ролью суперсекретного агента американского правительственного агентства AX, Ник Картер имеет небольшую татуировку с топором на внутренней стороне правого локтя. Это один из способов остаться незамеченным. Еще один факт - оружие Ника, которое он везде берет с собой. Вот его пистолет, люгер, которого он называет Вильгельмина, в плечевой кобуре слева. Хьюго - это имя его стилета, обтянутого куском замши над его правым запястьем и подпружиненного, чтобы лететь в его захват одним касанием ... И, наконец, он несет газовую гранулу, которая носит имя Пьер, размером с мяч для гольфа, но где именно спрятана гранула, неизвестно. Прикрытием для штаб-квартиры AX в Вашингтоне является Amalgamated Press and Wire Service, расположенная на Дюпон-Серкл. Ответственный - Дэвид Хок. Он суровый человек, которого описывают как более пожилого человека, но все еще называют «худым, жилистым и жестким, как кожа». Он обожает сигары и сильно жует их, когда возникает напряжение. Хотя он, как известно, не любит покидать свой офис, ему часто приходится это делать при выполнении своей работы. Он поддерживает связь с большинством правительственных лидеров высшего уровня, но отвечает только «шефу», также известному как президент.


Ник Картер


Смертельный штамм


Посвящается людям секретных служб Соединенных Штатов Америки


Первая глава.


Головоломка смерти началась в тихое и спокойное воскресенье в горах Камберленд, где Кентукки и Вирджиния соседствуют. В тот день полковник Томас Макгоуэн подошел к двум солдатам, стоявшим перед дверью серого двухэтажного здания с плоской крышей.

«Красный» МакГоуэн для своих одноклассников в «Пойнте», но определенно полковник для всех остальных, уже миновал внешний контрольно-пропускной пункт и главную станцию ​​ворот. Когда он подошел к двери, двое рядовых обратили внимание. Он отвечал на их приветствия с живостью. Воскресенье всегда было тихим днем, на самом деле скучным днем ​​для дежурства, но он был в вращающемся бассейне, и это было воскресенье, которое он рисовал. Он нес утреннюю газету под мышкой, набитую обычными объемными воскресными разделами.

По своему обыкновению полковник Томас Макгоуэн остановился у двери и огляделся на тишину комплекса. Ему следовало быть расслабленным, как и положено мужчине в скучной служебной командировке. Но по какой-то причине он был на грани, почти нервничал. Милдред даже не прокомментировала это во время завтрака, но он списал это на плохой сон. Полковник был традиционным военным и не питал мыслей о экстрасенсорных предчувствиях.

За плоским серым непривлекательным главным зданием, но в пределах огороженной территории комплекса, находились небольшие коттеджи научных сотрудников. В эти выходные почти все уехали на большой семинар в Вашингтоне. Главное здание и дома позади него внезапно появились в крепости Камберлендских гор через месяц, как будто они были поставлены там какой-то гигантской рукой.

Он сомневался, что кто-либо из жителей пятидесятимильной зоны хотя бы подозревал о назначении здания. О, речь шла о секретной правительственной работе, и долгими зимними ночами это давало пищу для слухов. Но общение между учеными комплекса и жителями было сведено к минимуму.

Полковник вошел внутрь здания, в чистый, антисептически белый интерьер с различными коридорами, отходящими от главного фойе, и лабораториями, выходящими из каждого коридора. Прежде чем подняться в свой офис на втором этаже, он остановился у стальной двери с надписью «ТОЛЬКО ДЛЯ ОГРАНИЧЕННОГО-РАЗРЕШЕННОГО ПЕРСОНАЛА». Он выглянул в маленькое стеклянное окошко. Внутри стояли двое солдат с винтовками в руках. За ними стояла закрытая другая стальная дверь, на этот раз без окон и с прорезью. Дежурили сержант Хэнфорд и капрал Хейнс. Они ответили на его взгляд каменными лицами, и он знал, что воскресные детали им нравятся не больше, чем ему.

Он повернулся, поднялся по короткойлестнице и вошел в свой кабинет. Генерал О'Рэдфорд командовал соединением, но генерал находился в Вашингтоне, а командовал полковник Томас Макгоуэн. «Возможно, это только усиливает его острое чувство», - сказал он себе.

Красный Макгоуэн расстелил газету на столе и начал читать. Подпись к заголовку колонки сразу бросилась в глаза.

МЕЖДУНАРОДНЫЕ БАКТЕРИОЛОГИ ВСТРЕЧАЮТ ВИРУС, ЗАКЛЮЧАЯ ВОЗМОЖНУЮ ПРОБЛЕМУ

Улыбка полковника была немного мрачной, когда он читал статью.

"Международный симпозиум бактериологов, собравшийся в столице страны, был посвящен растущему созданию и сохранению смертоносных вирусов бактериальной войны, от которых у человека нет известной защиты. Ведущий правительственный бактериолог доктор Джозеф Карлсбад назвал такие вирусы приглашением к катастрофе. Он призвал прекратить дальнейшее накопление запасов. Правительственные чиновники заявили, что причин для беспокойства нет и что такие защитные меры должны быть продолжены ».

Улыбка Рыжего МакГоуэна стала шире при слове об отсутствии повода для беспокойства. Они были правы. Несанкционированная блоха не смогла проникнуть в главное здание, не говоря уже о прилегающей территории. Он обратился к спортивным страницам.

Этажом ниже сержант Хэнфорд и капрал Хейнс смотрели через маленькое окошко на высокого седого худощавого мужчину по ту сторону двери. Они оба знали его в лицо, и ему пришлось пройти три проверки безопасности, чтобы добраться до этой двери, но они заставили его показать свое удостоверение личности.

Позади человека с аскетическим лицом стояла гора, которая ходила как мужчина, весила около 325 фунтов плоти, предположил сержант Хэнфорд, японец, возможно, когда-то бывший борцом сумо. По бокам его стояли два невысоких, худощавых, жилистых японца. Сержант открыл дверь доктору Джозефу Карлсбаду, и ученый вошел в небольшую прихожую. «Спасибо, сержант», - сказал ученый. «Мы хотим пройти в Хранилище. Не могли бы вы сказать внутренней охране, чтобы они впустили нас?»

"Эти люди имеют допуск, сэр?" - спросил сержант. Капрал Хейнс отступил с винтовкой в ​​руке.

«У них есть пропуски посетителей и общий допуск безопасности». Ученый улыбнулся. По жесту трое мужчин показали свои документы. Сержант Хэнфорд снял трубку. Он сразу зазвонил в

кабинет, где полковник Макгоуэн только что закончил читать спортивный раздел.

«Доктор Карлсбад здесь, сэр», - сказал сержант. «Он хочет пройти в хранилище, и с ним трое посетителей». Он остановился на мгновение, а затем продолжил. «Нет, сэр, у них есть доступ только для обычных посетителей», - сказал он.

«Могу я поговорить с полковником», - сказал доктор Карлсбад. Сержант передал ему телефон.

«Полковник Макгоуэн, - сказал доктор Карлсбад, - со мной трое приезжих бактериологов из Японии. Они посещают симпозиум в Вашингтоне. Но вы, конечно, об этом знаете. но я ручаюсь за них. В конце концов, я же должен был подписать их общее разрешение, не так ли? " Он засмеялся тихим, товарищеским смехом. «Я возьму на себя всю ответственность, полковник. Я просто не подумал попросить генерала О'Рэдфорда об ограниченных допусках, когда увидел его в Вашингтоне. Я был бы ужасно смущен, если бы мои коллеги прошли такое расстояние зря».

«Естественно, доктор Карлсбад, - ответил полковник. Черт, сказал он себе, Карлсбад был научным директором этого места. Он, если кто-нибудь, должен знать, что делает. Кроме того, на территории находились еще двое вооруженных охранников.

«Дайте мне сержанта, пожалуйста», - сказал он. Когда сержант положил трубку, он повернулся и позвонил через щель в стальной двери. Через мгновение ее открыл солдат с оружием. Доктор Карлсбад и другие мужчины вошли в Хранилище, и дверь сразу за ними закрылась.

Оказалось, что в одном полковник был прав. Хороший доктор очень хорошо знал, что делал. Он небрежно провел других мужчин по коридору, выстроенному рядами маленьких стальных коробок, каждый размером с коробку для сигар, но плотно закрытых и сделанных из толстой стали. Рядом с каждой коробкой была диаграмма, в которой перечислялось содержимое коробки и его научное использование.

«Никто не может покинуть базу с одним из этих ящиков, - объяснил он огромному японцу, - без приказов, подписанных трижды командиром, главой десятого отделения бактериальной войны и одним из Объединенного комитета начальников штабов».

Доктор Карлсбад вытащил один из стальных ящиков из гнезда и краем глаза увидел, что двое солдат, по одному на каждом конце коридора, потянулись к своим ружьям. Он улыбнулся и снова вставил коробку в гнездо. Огромный японец небрежно прошел в дальний конец коридора и приятно улыбнулся солдату, в то время как доктор Карлсбад и двое других мужчин двинулись в противоположный конец комнаты. Все еще улыбаясь, крупный мужчина хлестнул одной рукой и схватил солдата за горло рукой, полностью сомкнувшись на нем. Сжимая нужные места, японец убил солдата менее чем за пять секунд.

Тем временем в противоположном конце комнаты двое мужчин небрежно подошли к охраннику и, действуя как один, воткнули в него два кинжала. Это тоже заняло считанные секунды. Доктор Карлсбад выдернул конкретную коробку из гнезда; он знал, что флакон внутри металлической коробки был надежно заперт на месте и защищен от поломки и случайного смещения.

«Окно позади нас, на правой стене», - сказал он напряженно. Позже сержант Хэнфорд доложил, что обычно яркие глаза доктора Карлсбада казались чрезвычайно яркими и горящими, глазами человека, выполняющего священную миссию.

Оконное стекло было обнаружено позже, оно было вырезано бесшумно резаком для стекла с пластиковой ручкой и алмазным наконечником, который незамеченным прошел через электронный глазок у главных ворот. Он остался с запиской. В последний раз четверо мужчин были замечены небрежно идущими по территории к задней части комплекса, где стояли коттеджи. Рядовой Венделл Холкомб, дежуривший у бокового забора, увидел квартет. У него не было причин допрашивать их внутри комплекса, зная, что они должны были пройти все предыдущие контрольно-пропускные пункты системы безопасности. Кроме того, он сразу узнал доктора Карлсбада.

В своем офисе без окон Красный Макгоуэн чувствовал себя более беспокойным. На самом деле он не беспокоился о докторе Карлсбаде, но он позволил ему принять трех человек, не допущенных к запретной зоне. За двадцать лет Рыжий МакГоуэн ни разу не нарушил правила, и его удручало то, что он сделал это в данном случае. Он взял синий телефон и позвонил сержанту Хэнфорду вниз. Когда сержант сказал полковнику МакГоуэну, что доктор еще не вышел, МакГоуэн бросил трубку и сделал короткий пролет по три ступеньки за раз.

У Хэнфорда и Хейнса по-прежнему были невыразительные каменные лица, но в их глазах было беспокойство. Она выросла, когда полковник не получил ответа, когда позвонил через щель в двери хранилища. Внезапно ему стало очень холодно, МакГоуэн достал связку ключей и открыл дверь с прорезями. Тело ближайшего внутреннего охранника наполовину заблокировало дверь, когда она распахнулась. Полковнику больше не нужно было видеть.

Он крикнул. - "Красная тревога!" "Нажми на эту кнопку, черт возьми!" Через три секунды он услышал прерывистый сигнал тревоги, когда он

эхом отдавалось от одного конца комплекса к другому. Полковник и двое солдат вошли в хранилище. Когда они увидели пустую щель, их глаза встретились, выражая смущенное удивление, гнев - и более чем простой повседневный страх.

Так это началось, начало картины ужаса, который должен был угрожать самому миру.

* * *

Ровно через час Дэвид Хок, директор и начальник оперативного отдела AX Специального агентства разведки США, услышал телефонный звонок в своей гостиной. Он только что закончил обрезку решетчатых роз вокруг небольшой беседки у дверей своего скромного каркасного дома за пределами столицы. Это был его воскресный дневной труд любви. Цветы успокаивали его. Немного солнца и воды, и они выросли. Несложный и такой непохожий на весь остальной его мир. Он снял толстые садовые перчатки и снял трубку. Это был президент США.


* * *


События того тихого воскресного дня коснулись и меня, только тогда я этого не знал. Я был занят своими достижениями. Я только что допил третий очень холодный сухой мартини в конце ленивого воскресенья в элегантном таунхаусе в очаровательном пригороде Вашингтона Джорджтауне. Напротив меня, тоже очень любезная и элегантная, стояла Шерри Нестор, дочь миллиардера, владельца судоходного концерна, Гарри Нестора. Шерри, очень высокая, очень пышная и очень страстная, откинулась на диване в ледяном голубом платье хозяйки, скроенном чрезвычайно низко. Ее груди, округлые и мягко изогнутые, выглядывали из-за краев платья с глубоким V-образным вырезом. Я познакомился с Шерри, когда работал в AX с участием множества «папиных лодок» - сказал, что лодки были флотом из примерно пятидесяти нефтяных танкеров. Я полюбил Шерри, чего я никогда не разочаровывал. Это было счастливым совпадением, что на выходных Хоук приказал мне посетить симпозиум по бактериологической войне, весь городской дом принадлежал Шерри, за исключением, конечно, слуг.

Теперь Шерри допила мартини и посмотрела на меня из-под полуприкрытых век. Она говорила медленно. Шерри делала все медленно, пока не легла в постель. Мне все еще было интересно, как такая расслабленная, медлительная, почти застенчивая девушка могла генерировать столько энергии, когда дело касалось секса. Может, это просто была страсть. Как бы то ни было, Шерри проткнула меня своими серо-зелеными глазами и поджала губы, приподнявшись надутыми.

«Ужин будет только в восемь, и придут Пол и Синтия Форд», - сказала она. «Они полуночники, и я не жду так долго. Я голодна!»

Я знал, что она имела в виду. Мы были в ее комнатах на верхнем этаже, и когда я встала, Шерри сняла флажок с крошечной защелки, удерживающей верх платья вместе. Она распахнулась, и ее округлые груди выступили, как два бутона с розовыми кончиками, распустившиеся на утреннем солнце. У некоторых девушек грудь выпячивается, у некоторых пикантно вверх. Грудь Шерри была мягкой округлой, и я нашла ее своими губами, лаская их, наслаждаясь их мягкостью.

«Как прошлой ночью, Ник», - выдохнула она. «Как прошлой ночью» Для нас с Шерри это был первый раз, и я обещал ей больше и лучше. «О, Боже, этого не может быть», - сказала она мне на ухо. Я собирался ей показать. Я поднял ее и положил на кровать, и ее ноги, двигаясь вверх и вниз, сбросили платье и стали искать мое тело. Я провел губами по ее телу, между ее грудями, по ее животу, по изогнутой линии живота.

Я был рад, что двери старого дома из толстого дуба. Шерри кричала в экстазе, ее крики становились все громче, когда я занимался с ней любовью. С каждым новым ощущением она издыхала долгими, протяжными криками, иногда заканчивающимися смехом чистого удовольствия.

«О, Боже, Боже», - воскликнула она, и ее длинные ноги обвились вокруг моей талии, когда она подтянулась ко мне. Ритм шел все быстрее и быстрее, и внезапно она уткнулась головой в мою грудь и вскрикнула в вечном восторженном крике удовлетворения. Ее тело задрожало в течение долгого времени, прежде чем она упала, и ее ноги безвольно развалились. Я остался с ней, и она стонала тихими звуками удовольствия. Я подошел к ней. Она долгое время ничего не говорила, и мы лежали, соприкасаясь телами, когда я любовался красотой ее фигуры. Наконец она повернула ко мне голову и открыла глаза.

"Разве ты не хочешь заняться судоходством, Ник?"

Я усмехнулся ей. "Я могу когда-нибудь. Могу я подумать об этом?"

«Пожалуйста, сделай это», - пробормотала она. «Я собираюсь вздремнуть до обеда. Я хочу восстановить свою энергию… на потом».

Я прижал ее к себе, и мы оба заснули.


* * *


Мы были в середине ужина, когда дворецкий объявил, что мне звонят. Я взял трубку в кабинете, чертовски хорошо зная, кто это будет. Хоук был единственным, кто знал, где я. Сообщать о своем местонахождении было строгим правилом для всех агентов AX. Напряженный, напряженный и ровный голос Хоука сказал мне, что возникла проблема, прежде чем он сказал полдюжины слов.

Он спросил. - "Кто там, кроме девушки Нестора?" Я рассказал ему о Поле и Синтии Форд и о том, что мы были в середине обеда. Обычно Хоуку было безразлично, через что я прошел. На этот раз я услышал его паузу.


«Хорошо, доедай, - сказал он. «Я не хочу, чтобы ты выбежал оттуда, потому что я звонил. После ужина будьте непринужденны и скажите, что я хочу поговорить с вами немного, и что вы вернетесь. Скажите им, что в этом нет ничего важного. Затем извинитесь. и сразу же идите сюда ".

Я спросил. - "К тебе?"

«Нет, в офис. Я сейчас там».

Он повесил трубку, и я вернулся, чтобы поесть, как и сказал мужчина. Но в течение оставшейся части ужина мой разум метался, охваченный любопытством. Настаивание Хоука на моей неспешной небрежности было подсказкой. Это означало, что что бы ни происходило, это было совсем не случайно. Я сохранил хладнокровие за чашкой кофе в старинной золотой гостиной Несторов, а затем за небольшим разговором. Наконец, взглянув на часы, я извинился на час или около того. Шерри пошла со мной к двери, ее проницательные серо-зеленые глаза изучали меня.

"Ты действительно вернешься?" спросила она. «Или это одна из твоих маленьких уловок. Я знаю тебя, мальчик Ники».

Я ухмыльнулся ей и погладил ее грудь, очерченную через платье хозяйки. Она вздрогнула.

«Черт тебя побери. Тебе лучше вернуться сейчас», - сказала она.

«Если я смогу вернуться, я приду», - сказал я. "И ты это знаешь." Мимолетная улыбка в ее глазах сказала мне, что да.

* * *

Огни офисов AX на DuPont Circle в центре Вашингтона были желтыми глазами, наблюдая за мной, когда я приближался. Длинный черный линкольн отъехал от обочины, когда я подошел к входной двери и увидел на ней маленькую печать Государственного департамента. Я отметил, что была включена полная охрана, когда показывала учетные данные три раза, вплоть до симпатичной мелочи в офисе.

Двое мужчин сидели с портфелями рядом с каждым из них, глядя на весь мир, как на продавцов. Их быстрые, пытливые глаза, которые следили за каждым моим движением, выдавали их. Я приятно улыбнулся им и мысленно ухмыльнулся тому усилию, которое им потребовалось, чтобы кивнуть в ответ.

Девушка пропустила мою карточку в свой маленький компьютер, и на крошечном экране возле стола была моя фотография. В нем также говорилось, что я - AX Agent N3, с рейтингом Killmaster, могу пилотировать самолет, водить гоночные машины Формулы 1, прекрасно говорю на трех языках и еще на четырех сносно. Он также сказал ей, что я холост, и когда она вернула мне мою визитку, ее глаза были полны интереса. Я сделал мысленную заметку, чтобы узнать ее имя. Шеф, при всем своем консерватизме Новой Англии, знал, как скрасить внешний офис.

Он сидел в своем кожаном кресле, худощавое, худощавое лицо, как обычно, сдержанное, глаза цвета стали насторожены. Только то, как он переставлял незажженную сигару из стороны в сторону, говорило мне, что он необычайно взволнован. Он всегда жевал сигары, а не курил. Это была скорость, с которой он их жевал, и была подсказкой.

«Большие посетители в это время ночи», - прокомментировал я, садясь в кресло. Он сразу понял, что я имел в виду лимузин Госдепартамента.

«Большая проблема», - сказал он. «Вот почему я не хотел, чтобы это распространялось, что ты выскочил из дома Несторов. У нас уже достаточно газетных ястребов, обнюхивающих все вокруг».

Он вздохнул, откинулся назад и пристально посмотрел на меня.

«Я отправил вас на этот бактериологический симпозиум только потому, что хотел, чтобы вы были в курсе последних событий», - размышлял он вслух. «Но иногда я думаю, что я ясновидящий».

Я не стал обсуждать этот вопрос. Я видел множество доказательств этого.

«Вы, конечно, знаете об исследовательской операции Камберленд», - сказал он.

«Только знаю об этом», - ответил я. «Наша вирусная фабрика. То, на что в последнее время так много внимания обращают внимание очень много людей».

Хоук кивнул. «В операции в Камберленде насчитывается шестьдесят штаммов бактерий, против которых у человека нет известного противоядия. Выпустив их, они могут стереть с лица земли целые области и, возможно, даже больше, чем просто области. Из всех них самым смертоносным штаммом является тот, который называется X – V77, X– Вирус семь-семь. Где-то между четырьмя десятью и четырьмя двадцать этим днем ​​X – V77 был похищен из Камберлендского репозитория ».

Я издал низкий свист. «Это было, - продолжил Хоук, - взято директором Камберленда доктором Джозефом Карлсбадом и тремя другими неизвестными нам людьми. Два охранника были убиты».

«Карлсбад - тот парень, который в последнее время шумит», - вспоминал я. "Он какой-то чудак?"

«Это было бы слишком просто», - сказал Хоук. «Он блестящий бактериолог, который, если мы сложим все вместе, работал вместе с нами, чтобы иметь возможность влиять на мышление правительства. Когда он обнаружил, что на самом деле не может этого сделать, он начал планировать взять вещи в свои Руки."

«Вы говорите« планирование ». Это означает, что вы чувствуете, что это не было внезапным, импульсивным действием».

«Черт, нет, - сказал Хоук. «Этот шаг потребовал тщательного планирования. Это было оставлено на месте».

Он протянул мне записку, и я быстро прочитал ее вслух. «Я перестал говорить», - сказал он. «Это мой ультиматум. Если все запасы бактериологического оружия не будут уничтожены, Я уничтожу тех, кто хочет уничтожить человечество. Науку нельзя использовать в политических целях. Я буду в дальнейшем контакте. Если то, что я скажу, не будет сделано, я нанесу удар всем людям повсюду ».

Хоук встал, прошелся по комнате и дал мне полную картину того, как она была реконструирована. Когда он закончил, морщины на его лице стали еще глубже


«Это должно произойти в преддверии Всемирной конференции лидеров, запланированной на следующую неделю», - пробормотал Хоук. Я знал о конференции, которую провозгласили первым настоящим собранием мировых лидеров, чтобы попытаться решить проблемы этой старой планеты, я не знал, что AX был замешан в ней, и Хоук скривился от моего вопроса.

«Вовлечены все», - сказал он. «У них есть ФБР по внутренней безопасности, Государство по операциям, ЦРУ по наблюдению за известными проблемными зонами. Вот, только посмотрите на этот список важных дел, которые должны пройти в здании Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в день открытия Конференции».

Я бегло просмотрел список и увидел около ста тридцати имен. Мои глаза выделяли глав государств всех крупных держав: России, Франции, Японии, Италии. Я видел, что в списке значится королева Англии. Так был и председатель Китайской Народной Республики Мао, его первая поездка в ООН. Глава Международного совета церквей был в списке, как и Папа, все они жили в прошлом президентами Соединенных Штатов, премьер-министрами, президентами и королями всех стран мира. Это должно было быть первым в своем роде, хорошо, важным шагом на пути к объединению мировых лидеров в одном месте, чтобы они действовали, пусть даже внешне, как единое целое. Я вернул список Хоуку.

Я спросил. - «Есть какие-нибудь зацепки по Карлсбаду, какой конкретный человек ему нужен?»

«Мы сообщили все, что знаем об этом человеке, главному психиатру Пентагона доктору Тарлману», - ответил Хоук. «Его вывод состоит в том, что настоящее желание Карлсбада - нанести ущерб Соединенным Штатам, вероятно, заразив одного из мировых лидеров. Родители и сестра Карлсбада были убиты в Хиросиме, где, как методистские миссионеры, они были интернированы во время Второй мировой войны. Доктор Тарлбут говорит. Принципы Карлсбада могут быть искренними, но им способствует его подавленная ненависть к тем, кто убил его родителей и сестру ».

«Интересно», - прокомментировал я. «В любом случае, все это означает, что доктор может сделать что угодно со своим смертоносным штаммом бактерий. И если мы начнем предупреждать каждого выдающегося человека в мире, кот выйдет из мешка».

«Совершенно верно», - согласился Хоук. «Так что, по крайней мере, на данный момент это все еще сверхсекретная охрана. Наша единственная главная героиня - племянница Карлсбада, Рита Кенмор. Она жила с ним, и мы знаем, что он очень привязан к девушке. Она все еще в его доме. Я». У меня есть мужчины, которые смотрят это круглосуточно. Завтра я хочу, чтобы вы пошли к ней и посмотрели, что вы можете узнать. У меня такое чувство, что Карлсбад попытается связаться с ней ».

"Мне вернуться к Шерри Нестор сегодня вечером?"

«Совершенно верно», - отрезал Хоук, и я знал, что ему больно доставить мне еще одну ночь удовольствия. Обычно он садил меня на какой-нибудь самолет в течение часа. «Я не хочу, чтобы к слухам, которые уже начали распространяться, ничего не добавлялось. Боксли из Post-Times уже кое-что слышал, и, черт возьми, его команда разносит кусты во всех направлениях. Утром вместо того, чтобы идти на симпозиум, вы» Я пойду в дом Карлсбада здесь, в Вашингтоне. Но сначала посоветуйтесь со мной. "

Хоук повернулся и посмотрел в окно, и я знал, что он прошел.

Я ушел, охваченный ознобом, чувством, что элементы вне человеческого контроля ждут, чтобы спуститься. Симпатичная девушка в офисе улыбнулась мне. Было сложно улыбнуться в ответ, и я забыл узнать ее имя. Это больше не казалось важным. Я медленно шел через ночь, думая о том, что мне только что сказали, и складывая воедино то немногое, что мы знали. Карлсбад был не одинок. У него была какая-то организация. Гигантского японца должно быть достаточно легко обнаружить.

Тогда я понятия не имел, на какую страну работал Карлсбад. Однако мне предстояло выяснить, что это была элита проклятых.

* * *

Когда я вернулся к Шерри, Пол и Синтия все еще были там, и я сохранял небрежный вид, пока они не ушли. Именно Шерри с присущей ей проницательностью разглядела мой фасад.

«Я знаю, что лучше не спрашивать, но что-то пошло не так», - сказала она. Я усмехнулся ей.

«Не здесь», - сказал я. «Давай заблудимся». Она кивнула, и через несколько мгновений она оказалась обнаженной в моих объятиях, и мы заблудились на всю проклятую ночь, потерявшись в удовольствиях ощущать, а не думать, тела превыше разума, настоящего вместо будущего. Это был хороший способ и хорошее место, где можно было заблудиться, и Шерри была готова, как и я.


Вторая глава.


Я оставил Шерри полусонной в постели, бормочущей, чтобы я остался. «Не могу, дорогая, - сказал я ей на ухо. Ее мягкие груди были за пределами простыни, и я накрыл ее. Она снова стянула простыню, не открывая глаз. Я проверил Вильгельмину, 9-мм Люгер в наплечной кобуре под курткой, и пристегнул Хьюго, тонкий, как карандаш, стилет, в кожаных ножнах на моем предплечье. в нужном месте, и лезвие из закаленной стали упало мне в ладонь, бесшумно, смертельно.

Я остановился в кабинете внизу и позвонил Хоуку. Он все еще был измучен, человек жонглировал больше, чем мог безопасно выдержать.


Он сказал мне, что они конфисковали единственный экземпляр речи, которую Карлсбад послал председателю симпозиума, чтобы он зачитал его.

«Это была бессвязная информация, неопределенная угроза», - сказал Шеф. «Доктор Кук, председатель, был полностью сбит с толку, и он был счастлив видеть, как мы снимаем это с его рук».

«Я еду к племяннице, - сказал я.

«Она сама занимается научными исследованиями, Ник, - сказал мне Хоук. «Двое мужчин, наблюдающих за передней и задней частью дома, - это сотрудники ФБР, я поддерживаю с ними связь по рации. Я скажу им, что вы едете».

Я собирался повесить трубку, когда он снова заговорил. «И Ник, давай. Времени мало».

Я вышел на улицу к маленькой синей машине, припаркованной возле дома Несторов. Я подъехал к окраине Вашингтона и нашел дом Карлсбада в захудалом районе, последний дом на длинной улице. Ярдах в двадцати позади дома была толстая стена леса, а напротив дома на пустыре росли густые кусты. Сам дом был старый и ветхий. Я был откровенно удивлен. В конце концов, Карлсбад не получал копейки на своем посту директора Камберлендской операции. Конечно, он мог позволить себе что-нибудь получше.

Я припарковался, подошел к обветренной, треснувшей двери и позвонил в звонок. Следующим моим сюрпризом стала девушка, открывшая дверь. Я увидел голубые, как фарфор, глаза, большие и круглые, под копной коротких каштановых волос и круглое дерзкое лицо с дерзким носом и пухлыми губами. Синяя блузка из джерси, почти цвета ее глаз, облегала полную, вздернутую, выпирающую грудь, а темно-синяя мини-юбка открывала молодые, гладко твердые ноги. Рита Кенмор была, мягко говоря, просто занудой.

«Доктора Карлсбада, пожалуйста», - сказал я. Китайско-голубые глаза остались прежними, но в этом деле ты учишься ловить мелочи, и я увидел, как тонкая линия напряжения напряглась в ее красивой подбородке. Я также заметил, что ее кулак был белым на дверной ручке.

«Его здесь нет», - решительно сказала она. Я приятно улыбнулся и одним быстрым шагом вошел в дом. Я показал удостоверение личности, которое она едва успела прочитать. «Тогда я подожду», - сказал я. «Картер, Ник Картер».

«Доктор Карлсбад не вернется», - нервно сказала она.

"Откуда вы знаете?" - быстро спросил я. "Вы что-нибудь слышали от него?"

«Нет, нет», - сказала она слишком быстро. «Я не думаю, что он вернется, вот и все».

Маленькая мисс Голубоглазая лгала. Либо так, либо она чертовски хорошо знала, что произошло, и ожидала услышать от Карлсбада, и не хотела, чтобы я был рядом, когда она это сделает. Мои глаза осмотрели комнату и ее изношенную мебель. Я подошел к двери и заглянул в соседнюю комнату, спальню. На кровати была открыта женская дорожная сумка.

Я спросил. - "Собираетесь куда-нибудь, мисс Кенмор?" Я видел, как ее голубые глаза вспыхнули и стали меньше, когда она предприняла возмущенный поступок.

«Убирайтесь из этого дома, кого бы вы ни представляли», - кричала она. «У тебя нет права приходить сюда и допрашивать меня. Я позвоню в полицию».

«Давай, - сказал я ей, решив плыть с ними. «У вашего дяди нет права красть жизненно важные правительственные материалы».

Я увидел, как бахвальство исчезло с ее глаз, и она отошла. Сбоку ее грудь резко вздымалась пикантной линией. «Я не знаю, о чем ты говоришь», - отрезала она, не глядя на меня. Я должен был признать, что в ее голосе была абсолютная убежденность. Но тогда, возможно, она была просто хорошей актрисой с природным женским талантом. Она повернулась ко мне, и в ее круглых голубо-голубых глазах была смесь защитной праведности и беспокойства.

«Он не сделал ничего плохого», - сказала она. «Мой дядя - искренний, преданный делу человек. Все, что он делает, делается только для того, чтобы заставить мир слушать. Кто-то должен заставить его слушать».

Я предлагал. - "И доктор Карлсбад один, а?" Она глубоко вздохнула, явно пытаясь успокоиться. Возможно, это помогло ей собраться, но то, как она выпирала ее грудь против синей блузки, не помогло моему самообладанию. Чертовски трудно представить ее в какой-нибудь душной лаборатории.

Она посмотрела на меня. «Я же говорила, что ничего не знаю», - сказала она. Когда она снова посмотрела на меня, ее глаза были туманными. «Я хочу, чтобы ты рассказал мне, что случилось», - сказала она.

Внезапно у меня возникло отчетливое ощущение, что она говорит мне по крайней мере полуправду, что Карлсбад на самом деле не доверял ей. Но она ждала кого-то или что-то и собиралась куда-нибудь. Я решил не просветлять ее. Таким образом, ее тревога останется высокой. Это может сбить ее с толку, чтобы она что-то раскрыла. Я просто улыбнулся ей, а она отвернулась и стала расхаживать по комнате. Я небрежно сложился в мягком кресле и притворился, что не ловлю ее украдкой взгляды в окно. Хорошо. Она ожидала людей, а не телефонных звонков. Может быть, даже самого Карлсбада. «Было бы неплохо закончить это так быстро, - подумал я.

"Вы тоже бактериолог?" - небрежно спросил я. «Или ты не можешь перестать ходить достаточно долго, чтобы ответить».

Она посмотрела на меня и заставила себя сесть на диван напротив меня.


«Я занимаюсь сексуальными исследованиями», - сказала она сдержанно. Мои брови взлетели вверх. Я чувствовал, как они уходят, и улыбнулся ей.

«Теперь это звучит как забавная тема».

Ее глаза были такими же ледяными, как и ее голос. «Я работала над влиянием стресса, напряжения и беспокойства на сексуальную реакцию человека».

Я мысленно перевернул это и улыбнулся ей. Это была тема, о которой я мог ей кое-что рассказать.

Я спросил. - "Все интервью?"

«Интервью, подробные отчеты от выбранных субъектов и наблюдения, а также отобранных субъектов». Она пыталась казаться ужасно отстраненной и научной.

"Ой?" Моя улыбка стала шире. «Это довольно большая область - и интересная».

Ее глаза вспыхнули, и она начала отвечать, но передумала. Но гордый вздернутый подбородок, когда она отвернулась, сказал все: она была ученым с идеалами и высокими целями, а я был правительственным агентом с грязным умом.

Я сомневался в научной отстраненности кого-либо, независимо от того, насколько он идеалистичен, кто стоял и делал заметки и «наблюдал», пока люди занимались любовью, но я не собирался спорить с тем, что Она была слишком хороша, чтобы с ней спорить. Кроме того, я начинал думать, что мое присутствие удерживает ее от каких-либо действий. Может быть, если я уйду, она попытается присоединиться к Карлсбаду, и в этом случае я пойду за ней.

Я повернулся и направился к двери. Сделав паузу, я вынул из кармана листок бумаги и написал на нем, прежде чем протянуть ей. Я хотел, чтобы это выглядело хорошо.

«Не покидайте город, и если вы увидите или услышите от доктора Карлсбада, позвоните по этому номеру», - сказал я. Она взяла листок, не глядя на него.

«Я вернусь», - усмехнулся я ей, задерживая взгляд на кончиках ее груди. «По той или иной причине».

Ее фарфорово-голубые глаза ничего не заметили, но я заметил, что ее губы слегка сжались, и я знал, что она наблюдает за мной через маленькое окно холла, когда я шел к машине, сел в нее и уехал. Я оглянулся на дом, когда повернул за угол, и снова подумал, какого черта Карлсбады хотят жить в таком ветхом старинном старинном здании.

Я объехал квартал и остановился. Двигаясь быстро и бесшумно, я подошел к опушке леса за домом, где, по словам Хока, один из сотрудников ФБР наблюдал за этим местом. Он сказал, что поддерживает с ними постоянную связь через рацию; Связь с ними будет для меня самым быстрым способом связаться с ним.

Оказавшись на опушке леса, я медленно двинулся. Я не хотел пули в животе. Скорее всего, ребята из ФБР проявят осторожность перед выстрелом, но вы не могли быть уверены. Я прополз на четвереньках через подлесок и бросил взгляд на дом. Я был прямо за этим сейчас.

«N3… AX», - сказал я хриплым шепотом, делая паузу, чтобы ждать. Ответа не было. Я двинулся вперед и крикнул снова полушепотом. Я увидел, как из-за куста куста поднялась рука. Рука поманила меня. Я подошел к нему, и в поле зрения появился мужчина, молодой, с ровным лицом и пристально глядя на меня. В одной руке он держал пистолет 38. Я засунул Вильгельмину в кобуру.

«Ник Картер, AX», - сказал я. Я дал ему идентификационный код и упомянул Хоука. Он расслабился, и я остановился рядом с ним. Он кивнул мимо меня, и я повернулся и увидел, что другой агент с карабином в руках движется к нам из-за дерева. Он меня тоже прикрыл.

"Есть еще что-нибудь?" Я усмехнулся своему мужчине.

«Только мы двое», - улыбнулся он. "Достаточно." В большинстве случаев он был бы прав. Как я узнал, в этом ничего не было достаточно. «Мне нужно связаться с Хоуком по вашему электронному сигналу», - сказал я. Он протянул мне. Они оба держались на низком уровне, и я последовал их примеру. С рацией в руке я резко повернулся и опустился на правый локоть.

Мне повезло. Первый выстрел попал в рацию в том месте, где только что была моя голова, и она взорвалась. Я повернулся, отвернувшись, но не раньше, чем я поймал немного металла и почувствовал, как маленькие ручейки крови хлынули мне на лицо. Казалось, что вся эта проклятая лесистая местность взорвалась градом выстрелов из автоматического оружия в сочетании с ружейным огнем.

Агент с карабином вскочил, вздрогнул и упал замертво. Я приземлился за кустами и увидел фигуры - две, четыре, шесть - идущие к нам сквозь деревья, все с оружием. Я выругался. Черт побери, они думали, что за домом будут наблюдать, а лес за ним был наиболее вероятным местом. Поэтому они наблюдали за наблюдателями, удивляя сюрпризом.

Ближайший ко мне агент стрелял, и фигуры вылетели из-за деревьев, раскинувшись веером. Если он стрелял в одного или двух, остальные выходили, чтобы полить свинцом в его направлении, и ему приходилось продолжать стрелять и катиться, стрелять и катиться. Это была смертоносная техника, и пули из автоматического оружия разрывали землю у его головы. Я лежал молча с Вильгельминой в руке. Я видел, как агент ФБР приближался к чистой земле на краю лесистой местности, и понял, что он собирался сделать.

«У тебя нет шансов на это», - хрипло прошептал я.


Но он был вне пределов слышимости. Он избежал еще двух очередей из автоматического оружия, достиг чистой земли и вскочил на ноги, чтобы бежать. Он сделал шагов пять, прежде чем град пуль настиг его, и он упал.

Я лежал неподвижно и глянул в сторону дома. У обочины перед домом стоял черный седан Chevy. Он остановился, когда убивали сотрудников ФБР. Мужчины входили в дом, чтобы забрать девушку, в то время как полевые мужчины занимались делами вдали. Я мельком увидела голубую блузку Риты Кенмор через заднее окно дома.

Оглядываясь назад в лес, я увидел линию убийц, не более чем темные силуэты, рассредоточенные веером и осторожно, медленно двигающиеся в поисках меня. Они видели меня, когда открыли огонь, и знали, что там было трое мужчин. Пока их насчитывалось только двое. Я должен был быть где-то там, и они двинулись по широким переулкам, чтобы поймать меня. Независимо от того, как быстро я стрелял, я не мог достать больше половины из них, прежде чем остальные нацелятся на меня. И побег принесет только та же участь, что и агента ФБР.

Прикинул расстояние до дома. Один шаг на поляну, и я стал идеальной целью. Но до задних окон расстояние было не таким уж большим. На это хватит сорока пяти секунд при максимальной скорости. Пришло время вызвать спецэффекты, и я сунул руку в карман куртки.

Я всегда имел при себе что-то от Стюарта. Никогда не знаешь, когда пригодятся продукты его замечательной лаборатории передового оружия. Филиал AX Special Effects был пионером в области эзотерического оружия, его устройства всегда специализированы, всегда эффективны и часто спасают жизнь. То есть для тех, кто их использовал. Другие восприняли это иначе. Стюарт, который руководил этим заведением, проявлял доброжелательное отношение врача к агентам AX, которым он служил, рассматривая его продукты как холодные таблетки или теплые перчатки, которые приятно иметь при себе. «Мне всегда хотелось, чтобы мальчики держали при себе что-нибудь мое, на всякий случай», - любил повторять он. Я обычно носил его вещи только тогда, когда намеревался использовать их для определенных целей в миссии. Но он настоял однажды не так давно, и теперь я благодарил его за это.

Линия убийц с автоматами приближалась. Я открыл маленькую и очень обыкновенную коробочку с аспирином, четко обозначенную на металлической крышке. Я достал два «аспирина» и не смог удержаться от улыбки. Он сказал мне, что если мне придется принимать их от головной боли, они принесут какой-то эффект и не причинят вреда. Но теперь я собирался использовать их от головной боли в другой стране.

Я сильно сжимал ногтями центр каждой таблетки, удерживая давление в течение тридцати секунд. Я чувствовал, как мягкие центры сдаются под давлением. Внутри безобидных маленьких таблеток под действием давления сработал спусковой механизм, и в действие вступил химический процесс. Я подождал еще пятнадцать секунд, а затем подбросил две таблетки в воздух, одну вправо и одну влево, когда убийцы подошли ближе.

Прижавшись к земле, я ждал, отсчитывая секунды в уме. Ровно через десять секунд пилюли взорвались двойным каскадом густой, давящей, сине-черной дымоподобной субстанции. Облако удушающей дымной материи вздыбилось вверх и вниз, но не выпало, образуя своего рода занавес.

Я вскочил на ноги и помчался через открытое пространство к дому, надежно скрытый от глаз толстой занавеской. Этот материал задыхался и задерживал, но не смертельно, дымовую завесу в виде толстой завесы из тяжелого химического вещества. Как только они пройдут через это, они будут в порядке, за исключением некоторых слезящихся глаз, так что я не замедлял их. Впереди маячило заднее стекло. Закрыв лицо руками, я кинулся к нему, разбив стекло сокрушительным ударом, приземлился на пол и тут же кувыркался.

Я поднялся на ноги с Вильгельминой в руке, но невысокий мужчина держал перед собой Риту Кенмор, и я снял палец со спускового крючка за долю секунды, прежде чем было бы слишком поздно. Он пятился к двери в гостиную, и я увидел, что попал в спальню на первом этаже. Я двинулся к нему, пригнувшись, ища шанс для точного выстрела. Он хорошо держал девушку перед собой. Я смотрел, как он подошел с пистолетом и начал стрелять из-за ее спины, но он обеими руками держал ее за плечи.

У Риты были широко раскрытые глаза, но она была скорее напугана, чем напугана, и пошла вместе с ним обратно без всякой борьбы. Было ясно, что она его не боится, и я выругался себе под нос. Вероятно, она ожидала компании. Ей помогали исчезнуть. Больше помощи, чем я думал. Я двинулся за ними, войдя в гостиную, и удары обрушились на меня с двух сторон, когда я проходил мимо двери.

Я почуствовал легкое движение справа и повернулся, но парень слева ударил прикладом. Он задел мой висок, и на мгновение я покачнулся. Когда я соскользнул на пол, я дернул его за ноги, и он перевернулся. Другой набросился на меня, и я перебросил его через голову. Мне удалось удержать Вильгельмину, и я выстрелил один раз в упор.


. Первый мужчина судорожно подпрыгнул и упал. Второй попытался отползти и достать свой пистолет. Мой выстрел попал ему в грудь, и большая 9-миллиметровая пуля ударила его о стену.

Я начал поворачиваться, когда пришел удар. Я мельком увидел приближающуюся ко мне огромную ногу и полуобернулся, но удар попал мне в затылок. Если бы я не стоял на коленях, это разорвало бы мне мышцы шеи. Я пролетел через комнату и приземлился на мертвеца у стены. Вильгельмина выскользнула из моей руки под стол, и сквозь остекленевшие глаза я увидел огромную фигуру, гору человека, гигантского борца сумо, фигурировавшего в краже из Камберленда. Он двигался ко мне, дом с ногами, и мои собственные ноги были определенно неустойчивыми.

Я напряг мышцы, чувствуя, как они вяло реагируют, когда моя голова звенела, как гонг, а шея пылала болью. Я подошел к нему с пола, развернувшись влево, но я не успел вовремя, потому что я все еще кружился. Удар пришелся ему по скуле, и он отмахнулся от нее, как будто это был укус комара. Огромные руки схватили меня, и я потянулась, чтобы найти его лицо, но почувствовала, как меня поднимают и швыряют в стену. Я ударил так сильно, что штукатурка треснула. Я упал на пол, качая головой, отчаянно цепляясь за сознание и ожидая еще одного удара, который оторвет мне голову. Смутно я услышал зов девушки.

«Готово», - услышал я ее голос и ответное ворчание борца. Его шаги затихли, и я оттолкнулся от стены, перекатился на бок и уставился волнообразно через пол. Я заметил Вильгельмину под столом, протянул руку и схватил «люгер». Споткнувшись всего один раз, в голове все еще звенело, а в шее свирепо болела, я рванулась к входной двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как Рита Кенмор исчезает на заднем сиденье «Шевроле».

Сумо Сэм, сидевший с другой стороны машины, увидел, как я, спотыкаясь, вылетел из дома и выстрелил в него. Он пригнулся, когда пуля разорвала веревку на крыше машины, над которой он возвышался. Мой выстрел ответил, и я ударился о землю, перевернулся и, подойдя, увидел, как черный «Шевроле» с ревом удаляется от обочины. Я сделал еще один выстрел, но попал только в ствол.

Ругаясь, я вскочил на ноги и побежал к синей машине, которую припарковал у квартала. Добравшись до конца дома, я вспомнил убийц в лесу и нырнул на землю. Вглядываясь назад в лес, я увидел столб дыма, который все еще держался на самом краю. Трое убийц прошли через это, но они собирались вернуться в лес. Они видели, как уехал черный Chevy, и их работа была закончена. У меня не было времени преследовать их. Черный Chevy вмещал все важные детали.

Я нырнул в машину, и она с ревом замкнула круг. Я мельком увидел заднюю часть Chevy, когда они завернули за угол, и поставил педаль газа на пол. Дойдя до поворота, я сел на два колеса, прислушиваясь к визгу. Я увидел, как их хвост повернул за другой угол, и пошел за ними. Теперь я мог видеть их впереди; они свернули на асфальтированную дорогу, которая проходила параллельно более многолюдной скоростной автомагистрали. Управляя одной рукой, я включил рацию и услышал, как раздался потрескивающий голос Хока.

«Это я, Ник, - сказал я. «Нет времени объяснять. Вызовите сигнал тревоги, чтобы остановить черный седан Chevy, направляющийся на север по служебной дороге вдоль скоростной автомагистрали». Я нажал кнопку «выкл».

"Понятно", сказал Хоук. Я снова включился. «Шевроле» проехал по крутому повороту.

«Подожди», - сказал я, роняя инструмент на сиденье рядом со мной, чтобы схватиться за руль обеими руками, пока я вылетал из машины за угол. Задняя часть автомобиля занеслась, но мне удалось не зацепить уличный фонарь.

«Норберт-роуд», - крикнул я в рацию. «Запад на Норберт-роуд. Будьте наготове. Снова и снова».

Я нажал ногой на педаль газа и почувствовал, как машина прыгнула вперед. Черный «шевроле» ехал на отметке девяноста, и Норберт-роуд представляла собой череду поворотов. Половину времени я терял их и знал, что они там, только по визгу их шин, когда они выходили на поворот. Затем я на мгновение их видел, до следующего поворота.

В «шеви» был гигантский японец, старый сумо Сэм, а также двое мужчин поменьше и Рита Кенмор - более семисот фунтов веса, чтобы удержать его против моих девяноста. Из-за этого они немного выиграли на каждом повороте. Я взревел вокруг резкого поворота и чуть не попал в штопор, колесо яростно боролось со мной. Когда я вытащил из него и сразу пошел, их не было видно, и я нахмурился. Но был еще один поворот, легкий, прямо впереди, и я красиво прорезал его, проехав по прямой, не сбавляя скорости. Черного «шеви» по-прежнему не было видно. Я проехал еще несколько сотен ярдов и нажал на педаль тормоза, и я резко остановился. Двигаясь задним ходом, я быстро повернул и направился обратно той же дорогой, проклиная ветер.


Проем был справа от меня, небольшой вход в длинном деревянном заборе, который я раньше даже не видел. Это было единственное возможное место. Они, должно быть,вошли туда. Я свернул в подъезд и обнаружил, что спускаюсь по крутому грунтовому склону. Машина ударилась о дно, подпрыгивая, как детская коляска, и я вылетел из двери с рацией в руке. Я находился внутри огромной строительной площадки с большими штабелями водопропускных труб и стальных балок, огромными генераторами, все еще стоящими на своих деревянных салазках, стальным каркасом полдюжины строений, грунтовыми дорогами и тропинками во всех направлениях. Но не было черного «шеви». У них было много мест, где можно спрятаться.

Я поднял рацию, чтобы говорить с контролем, когда выстрелы раздались с трех разных сторон. Я чувствовал, как град пуль рвался в воздух и врезался в металл моей «Пумы». Я наполовину поскользнулся, наполовину нырнул к земле, когда одна пуля попала в рацию в моей руке. Инструмент разбился, я закрыл глаза и отвернулся, когда маленькие кусочки металла упали мне в лицо.

Я чувствовал, как крошечные струйки крови текут по моей правой щеке, но это не было ничем. Это была моя рука, онемела и покалывала, как будто я спал на ней несколько часов. Рация выскользнула из моих онемевших пальцев, когда вторая группа выстрелов эхом отозвалась в углублении. Я подкатился под машину и почувствовал, как пуля задела мою ногу. Я хотел вытащить Вильгельмину и открыть ответный огонь, но моя рука и рука все еще онемели. Я не мог держать пистолет. Из-под машины я услышал топот ног, бегущих по земле, а потом увидел, как они идут к машине с обеих сторон.

Я перекатился на спину и, вывернув руку, левой рукой дернул «Люгер». Я только что освободил его и услышал, как рев двигателя ожил. Бросив «Люгер», я перевернулся на живот, когда машина двинулась назад, трансмиссия задела мне висок. Водитель повернул колесо, и я увидел, как рама переместилась вправо, а задние колеса врезались в землю и мчались на меня.

Я бросился влево, и правое заднее колесо царапнуло мне плечо, когда оно пролетело мимо, и затем машина больше не была на мне, но я услышал скрип тормозов и стук передач, когда водитель включил задний ход. . Я приподнялся с земли, когда машина ехала на меня. Я снова нырнул, расплющившись, вжимаясь в землю, и закричал от боли, когда трансмиссионный вал задел мои лопатки. Водитель остановился прежде, чем полностью объехал меня, снова включил передачу и рванул вперед. Я остался расплющенным, и машина снова вылетела надо мной. На этот раз я собрался и нырнул вперед, перекатившись в сальто. Я как раз подошел к концу, когда почувствовал, как огромные руки схватили меня за плечи и подняли меня.

Мне удалось поставить одну ногу достаточно твердо, и я полуобернулся, чтобы увидеть гигантского японца и за ним, мою машину с человеком, выходящим из него. Я попытался нанести ответный удар здоровяку, но он швырнул меня вниз, как мешок с картошкой, и я приземлился наполовину над деревянным ящиком. При всех своих размерах японец был быстр, как кошка, и он был на мне, когда я ударился о ящик. Я замахнулся, но он отразил удар дубовой рукой, и его контрудар отправил меня в полет.

Я приземлился сзади на шею, сделал переворот и увидел красивые розовые, желтые и красные огоньки. Я покачал головой и выпрямился и обнаружил, что в рефлекторном действии Хьюго был у меня в руке, и я бился короткими порочными дугами. Но я разрезал только воздух, и я услышал звук заводного двигателя автомобиля, знакомый звук.

Покачав головой, чтобы прояснить ситуацию, я увидел, как мой синий Cougar взлетел по грунтовой рампе. Я оббежал край ящика и упал на землю, где лежала Вильгельмина. Я выстрелил в них, больше разочаровавшись, чем что-либо еще, когда они исчезли за рампой выхода. Я услышал звук удаляющейся машины и положил «Люгер» обратно в кобуру.

Они были в бегах, и Хоук приказал полицейским искать черный «шевроле». Решил поступить так же и нашел их машину за длинным генератором. В ней оставили ключи. Я пригнал его со строительной площадки по Норберт-роуд. Над головой появился полицейский вертолет, и я помахал ему. Через несколько минут меня окружили мигающие желто-красные огни и кордон полицейских машин. Я вылез из машины, быстро поговорил, и они разрешили мне связаться с Хоуком по рации. Я исправил ситуацию и дал им новое описание синей машины - кугуара.

«Черт возьми, друг», - скривился один полицейский. «К настоящему времени они могли улететь в любом чертовом направлении».

«Ищите и найдете», - сказал я. Он посмотрел на меня с отвращением, закрывая дверь своей патрульной машины. Я вернулся в черный «шевроле» и направился к дому Карлсбада . Я просматривал каждый чертов дюйм и смотрел, дает ли это что-нибудь. До сих пор идеалистичный, искренний и преданный дядя Риты Кенмор, стремящийся заставить мир слушать, был ответственен за четыре смерти - двух охранников при операции в Камберленде, а теперь и двух агентов ФБР. Но это тоже фигурировало. Я давно узнал, что нет ничего более грубого, чем идеалист, который думает, что он положил руку на свет истинны. Ничего не имеет значения, кроме его поисков.

* * *

Я думал о девушке, подходя к дому ка, совершенно уверенный, что она не знала, как глубоко ее дядя закопался. Может быть, она не узнает, пока не станет слишком поздно. Или, может быть, она узнает и посмотрит в другую сторону.

Я подъехал к дому и медленно вышел. Мое тело протестующе закричало, каждый мускул. Это заставило меня вспомнить, что мне нужно не только найти смертельный вирус, но и свести счеты. Входная дверь была открыта, и я начал со спальни девушки, где я увидел открытую дорожную сумку на кровати. Очевидно, она просто бросила туда несколько вещей, потому что большая часть ее одежды все еще лежала в шкафу, а некоторые вещи лежали на полу. Я собирался выйти из комнаты, когда мой взгляд заметил блеск серебра, и я потянулся, чтобы взять небольшой предмет, похожий на медальон или брелок. Несколько звеньев свободно свисали с круглого серебряного предмета. В металл был вставлен кусок чего-то вроде слоновой кости или кости. Кто-то вырвал его и бросил в спешке, чтобы собрать вещи Риты Кенмор. Я положил его в карман и начал осматривать остальную часть дома.

Это не показало абсолютно ничего, пока я не добрался до маленькой комнаты, не более чем закуток, с крошечным письменным столом и несколькими полками. На полках лежали большие, скрепленные связки корешков в клетку; в ящике стола я нашел чековую книжку с тремя отверстиями. Когда я внимательно изучал корешки чеков, внезапно стало ясно, почему Карловы Вары жили в этом ветхом старом доме.

Его ежемесячная зарплата тщательно вводилась каждый раз, и после ввода случайного набора чеков разной суммы выписывались на счет в банке на Хоккайдо, Япония. На некоторых корешках были загадочные примечания: оплата; легковые автомобили; еда. Большинство из них не получило никаких объяснений. Но когда я провел быстрый подсчет, я увидел, что за последние несколько лет на это было потрачено огромное количество денег. Сказать, что он просто засолил его, было слишком простым объяснением. Все пахло подготовкой, деньгами, отправленными кому-то или куда-то для использования на определенное событие или время.

Я просто собрал все окурки под мышкой, чтобы взять их и бросить Хоуку на колени, когда это случилось. Подо мной взорвался весь проклятый дом. Забавно, когда такие вещи случаются, то, что вы вспоминаете и замечаете первым, я слышал рев взрыва, как извержение вулкана, и я слышал, как я ругаюсь, когда меня катапультировали вверх и вылетали из маленькой комнаты.

"Ублюдки!" Я крикнул, ударившись о дверной косяк, и поплыл по коридору. «Они оставили бомбу замедленного действия». Я был достаточно сознателен, чтобы распознать эту вещь на короткое мигающее мгновение, а затем лестница поднялась, чтобы встретить меня, когда я приземлился на них. Когда топка взорвалась, раздался второй взрыв. Я почувствовал, как мои легкие сжимаются, когда меня ударил поток турбулентного отравленного воздуха. Я почти припоминаю, как на меня падали большие куски штукатурки и дерева и пытались прикрыть мою голову руками, а затем тьма охватила меня, когда резкая боль пронзила мою голову.

Я очнулся, вероятно, не более чем через несколько минут, и мои затуманенные глаза, наконец, сосредоточились на сцене с обломками и обломками. Но хуже того, когда я лежал там, мой разум медленно ориентировался в том, кто я такой и почему я лежал среди всех этих обломков, я почувствовал горячий воздух и увидел оранжевое пламя пламени. Было очень жарко, ужасно жарко, и, когда я поднялся на четвереньки, я увидел, что это место было пламенем. Я упал на первый этаж, когда обрушился второй этаж, что спасло мне жизнь. Теперь крыша превратилась в второй этаж с языками огня, вылизывающими из отверстий в обломках. Меня окружало возвышающееся пламя, которое продвигалось к середине обломков и ко мне.

Я завязал платок вокруг лица, когда начал кашлять. Это был небольшой, почти бесполезный жест, но секунды становятся ужасно драгоценными, когда кажется, что жизнь ускользает. Ветер откуда-то, вероятно созданный вакуумом самого огня, выпустил длинный язык пламени через щебень прямо в меня. Я отпрянул и почувствовал, как пробиваюсь сквозь разбитые половицы. Я схватился за них, на мгновение зацепился за один осколок, а потом он тоже уступил. Но он продержался достаточно долго, чтобы остановить мое падение, и я невредимой приземлился на пол подвала.

Место задыхалось от дыма и пыли от взорвавшейся печи, но мне удалось разглядеть свет в дальнем углу. Я перелез через скрученные трубы и бетонные блоки к нему и почувствовал движение в воздухе. Это было похоже на вид воды для иссохшего человека, и я надавил, разрывая ногу на куске зазубренного металла.

Внезапно передо мной появился солнечный свет и воздух, все еще наполненный удушающей пылью, но, тем не менее, воздух из заднего входа в подвал, и я выскочил на открытое место, все еще чувствуя тепло пламени позади себя. Я упал на траву и лежал там, хватая ртом воздух, когда я услышал приближающиеся сирены пожарной машины. Я поднимался на ноги с носовым платком, который все еще свисал с моего лица, когда они откатились к передней части дома, теперь представлявшего собой лишь ревущую башню пламени.

«Внутри никого нет», - сказал я мужчинам, стирая страх в их глазах. Когда они начали поливать ад водой из шланга, я забрался в «Шевроле», разорванный, болящий, истекающий кровью из-за десятков порезов и синяков, и безумный как черт.

Я остановился, чтобы позвонить Хоку из придорожной телефонной будки. Он сказал мне пойти отдохнуть, поесть, а затем прийти в офис.

«Я буду здесь», - сказал он. «Мне принесли детскую кроватку, и я останусь здесь, пока все не закончится, с этой Всемирной конференцией по лидерству, а теперь с этим проклятым делом».

Я повесил трубку и медленно поехал к себе в квартиру. Долгая горячая ванна, за которой следовали долгий холодный мартини, творили чудеса для тела и души. Сразу после обеда я добрался до офиса Хока в штаб-квартире AX. Он стоял у эркера, глядя на кружащиеся внизу транспортные потоки, и жестом указал на меня, когда я вошел. Я подошел к нему, чтобы встать рядом, глядя на глубокие усталые морщинки на его лице.

«Мы похожи на этот поток, Ник, - сказал он. «Хождение по кругу, без конца, только все больше и больше кругов». Он повернулся и сел. Я сел на стул напротив него. «Вы не поверите, что мы затеяли с участием Всемирной конференции лидеров. Мы раскрыли заговоры против шести разных президентов и мировых деятелей с целью воспрепятствовать их участию в Конференции. Конференция подтолкнула к действию всех психов и профессиональные группы. А теперь этот Карлсбад и его проклятый смертоносный штамм. Это лучший из них, Ник, потому что он затрагивает весь мир, и это был наш вирус, из наших запасов "

Я спросил. - "Кто-нибудь раскопал что-нибудь в информации о контрольном корешке, которую я дал вам по телефону?"

«Наши люди в Токио зацепились за это», - сказал он. «Счет был закрыт три дня назад. Им пользовался господин Кийиши, которого описывали как крупного человека».

«Это цифры», - пробормотал я.

«Поскольку Карлсбад планировал это с международными контактами и, возможно, планировал нанести удар по кому угодно где угодно, президент приказал мне установить определенные контакты. Я установил их, но могу только скрестить пальцы».

«Вы озадачили меня, шеф, - признал я.

«Мы открыли это для руководителей каждой крупной разведывательной службы на основе международного сотрудничества и просвещенных личных интересов», - сказал Хоук. «Я хочу, чтобы вы присутствовали на встрече, запланированной на восемь часов утра в Белом доме завтра утром. Прибывает Ардсли из британской разведки. Там будет Нуташи из Японии. Клод Майнон из Французской службы разведки, Манучи из итальянской контрразведки, Адамс из Канадская служба безопасности и русские посылают Остров советской специальной разведки ".

«Довольно внушительный массив», - прокомментировал я. «Я сохранил лучшее из всех», - сказал Хоук. «Китайские красные посылают Чжун Ли».

Я присвистнул сквозь зубы. "Как, черт возьми, ты это сделал?"

«Поскольку председатель Мао присутствует на Всемирной конференции в Организации Объединенных Наций, они не могут позволить себе, чтобы что-то пошло не так», - сказал Хоук. «Они не знают, и мы тоже, что Карлсбад, возможно, не попытаются проиграть X – V77 китайскому руководству. Если его план состоит в том, чтобы поставить Америку в затруднительное положение, это наверняка будет способ сделать это».

«И такой хитрый старый мистер Биг из китайских красных выходит из своей норы на дневной свет», - размышлял я вслух. «Это должно быть какое-то первое». Я встречал и побеждал многих специалистов Чун Ли, но великий мастер красной китайской разведки всегда был призрачной фигурой на заднем плане, недосягаемой, почти невидимой.

"Как вы думаете, это сработает?" - спросил я Хоука. «Как вы думаете, мы все можем сотрудничать, когда все будут подозревать и насторожиться, чтобы не допустить утечки своих секретных материалов?»

«Я думаю, что да», - сказал Хоук. «Чун Ли уже предпринял шаги, чтобы защитить себя. Мы узнали, что наш консул в Гонконге был взят под охрану в какое-то тайное поместье. Конечно, они ничего нам не сказали, но они знают, что мы получили сообщение. "

Я полез в карман и вытащил маленький предмет, который я нашел в Карловарском доме до взрыва. Я бросил его Хоуку.

«Посмотрим, сможет ли кто-нибудь из них помочь нам с этим», - сказал я.

Хоук осмотрел его. «Мне кажется, это фрагмент кости», - сказал он о материале, заключенном в серебряный круг. «Что ж, посмотрим, смогут ли они рассказать нам об этом завтра».

Я встал. «Восемь утра, Белый дом», - сказал я, и старый лис кивнул, его глаза устали.

"И никаких следов Карлсбада и других?" - спросил я, направляясь к двери. "Они только что встали и исчезли в воздухе ".

«Ей-богу, кажется, это так», - сказал Хоук резко и сердито. «Мы наблюдаем за каждой крупной магистралью, за каждым железнодорожным и автобусным вокзалом, в каждом крупном аэропорту. Может, они где-то отсиживаются. Если нет, то они проскочили. В любом случае, это грозит неприятностями».

Третья глава.

Всю ночь и до рассвета они летели к берегам континентальной части Соединенных Штатов. За каждым из них постоянно наблюдали с помощью радиолокационного контакта, и на заранее подготовленных контрольно-пропускных пунктах давали разрешение. Каждого из них встретил американский самолет и сопроводил на Эндрюс-Филд за пределами Вашингтона.

Первым прибыл Ардсли из Британии на Lightning F.MK-3, который двигался низко и быстро, но наши мальчики подобрали его примерно в четырехстах милях к востоку от Новой Шотландии. Француз Майнон прибыл на «Дассо Мистер-4А» и был встречен примерно в трехстах милях над Атлантическим океаном. Японец прибыл на Гавайи на Fuji Jet Trainer T1F2 и был переведен на большой самолет Boeing Jet до конца поездки.

Русский Остров совершил серию коротких прыжков на МИГ-19, специально построенном для него и пилота, и большую часть пути его сопровождали российские истребители-дальнобойщики. Мы подобрали его после того, как он получил разрешение на посадку в Гуз-Бэй, Ньюфаундленд. Китайский красный, Chung Li, был допущен к посадке в Фэрбенксе, Аляска, в большом российском транспорте Ильюшина. Оттуда мы сопроводили его большой самолет в Эндрюс.

Я взял такси и застрял в пробке на Пенсильвания-авеню. Когда я приехал, они все были там, и климат был чем-то особенным, вроде вежливого отвращения. Остров, которого я видел раньше, дородный, с толстой шеей и твердыми голубыми кварцевыми глазами. Он был известен как крутой человек во всех отношениях и выглядел соответствующим образом. Мой взгляд скользнул по остальным: Ардсли расслабился, непринужденный, каким может быть только британец, но все же казался четким; Клод Майнон, француз, хитрый, с быстрым взглядом; наши двое из армейской разведки. Я сосредоточился на Чанг Ли.

Красный китаец, казалось, ждал, чтобы встретить мой взгляд, и кивнул мне. У него было круглое мягкое лицо, почти пухлое, очень похожее на лицо его босса Мао Цзэ-дуна. Он не выглядел на хитрого и умного шпионского шефа, но тогда, как я подумал,так тоже не выглядел Хоук, стоявший в виде баптистского священника Новой Англии. Когда я вошел в комнату, Хоук представил меня, но заговорил только Чунг Ли.

«Я действительно рад, Картер», - сказал он мягким голосом, почти с шипением. «Я часто задавался вопросом, как ты выглядишь. Кто-то задается вопросом о человеке, который доставил ему столько хлопот».

Он улыбнулся улыбкой Будды, очаровательной, но смертоносной.

«Надеюсь, ты не разочарован», - сказал я, возвращая его очарование. «Ни в малейшей степени», - ответил Чанг Ли, и я увидел, как его маленькие темные глаза вглядывались в каждую грань моего лица. Когда он посмотрел на меня, у меня появилось ощущение, что меня визуально компьютеризируют и каталогизируют. Я знал, что мягкая округлость его лица была естественной маской для скрытой за ним жесткости.

«Джентльмены, - сказал Хоук, - я буду краток. Нет смысла притворяться, что мы все встречаемся здесь как друзья. Мы здесь только потому, что в данном случае наши интересы совпадают».

«Мы здесь из-за опасности, которую ваши явно очень плохие меры безопасности подвергли миру», - прорычал Остров. Хоук и глазом не моргнул.

«Я уверен, что вам часто хотелось, чтобы они были меньше, чем они есть», - мягко сказал он. Голубые кварцевые глаза Острова стали еще холоднее.

«Флакон из нашего запаса Bacteriological Warfare, известный как X – V77, - продолжил Хоук, - представляет собой смертельный штамм, полученный из серии ботулизмов. Он заражается воздухом и растет в любых климатических условиях, требуя только организма-хозяина. поэтому просто превентивных мер в отношении руководителей вашей страны будет недостаточно.

«Агент N3 здесь получил задание найти доктора Карлсбада и вирус. Думаю, вы все согласитесь, что в мире нет лучшего полевого агента. Но время очень важно. Любая помощь, которую вы можете оказать, будет Помогите всем нам. Пока X – V77 не будет возвращен нам в целости и сохранности, мы все вместе. Здесь никто не ожидает, что кто-то еще раскроет секреты, но в рамках этих рамок мы должны сотрудничать. Я расскажу вам все, что мы знаем к данному моменту."

Когда Хок информировал комнату, я подумал про себя, какая концентрация мощной шпионской информации была собрана здесь, в этой комнате в Белом доме. Когда Хоук закончил, он взял лист бумаги.

«Это сегодня утром получил президент Соединенных Штатов», - сказал он. Он взглянул на меня на мгновение. «Это был почтовый штемпель небольшого городка в Айове». Я кивнул, и он вернулся к письму.



«Мистер президент, - прочитал он, - к настоящему времени я надеюсь, что вы связались с лидерами всех крупных держав и сказали им, что вместе вы должны уничтожить все запасы бактериологической войны. Если вы этого не сделали, у вас будет лишь короткое время. прежде чем я продемонстрирую весь эффект ужаса, который вы навлечете на мир. Я буду ожидать действий, Я буду ожидать действий, и я выслушаю системы общественной связи и прессу, чтобы получить ваш ответ. Джозеф Карлсбад ».



Хоук передал письмо, передав его первым Манучи, итальянцу, стоявшему ближе всех к нему.

«Возможно, нам следует устроить публичное шоу того, что он говорит», - вызвался Ардсли из британской разведки. «Все наши правительства объявляют, что мы уничтожаем наши лаборатории и материалы для бактериологической войны».

«Он не дурак, этот Карлсбад», - сказал Остров. «Ему нужно больше, чем слова».

«Боюсь, я согласен с генералом Островом в этом, - сказал Хоук. «Он, очевидно, тщательно спланирован и с чей то помощью. Он, вероятно, может остаться, где бы он ни скрывался, и ждать, пока мы предоставим доказательства».

- А вы, джентльмены, не могли бы показать ему доказательства, а? - сказал Клод Майнон с хитрой улыбкой на лице. «Это означало бы фактически уничтожить ваше оружие бактериологической войны».

Никто ничего не сказал, ни Ястреб, ни Остров. Я не мог не улыбнуться про себя. Француз задел одно из нежных мест.

«А пока давайте сконцентрируемся на возвращении X – V77», - наконец сказал Хоук. Он бросил маленький круглый серебряный предмет с вставленной в него слоновой костью или костью на стол.

«Это единственная существенная зацепка, которую нашел агент N3», - сказал он. "Может ли кто-нибудь из вас помочь нам с этим?"

Я наблюдал, как мужчины подошли ближе к столу и посмотрели на фигуру. Ардсли, Майнон, итальянец и Остров покачали головами. Японец Нуташи подобрал его и внимательно изучил. Я видел, как Чун Ли наблюдает за ним сквозь щелочки глаз с терпеливым, почти забавным выражением лица.

«Это опознавательный знак», - сказал Нуташи. «Мы понимаем, что используется небольшим тайным обществом, полурелигиозным, практикующим человеческие жертвоприношения. Материал в центре - человеческая кость от жертвы бомбардировки Хиросимы, несомненно, все еще слегка радиоактивная. Религиозные аспекты общества сосредоточены вокруг катастрофы в Хиросиме . "

«Конечно, группа Карлсбада могла получить материальную помощь», - сказал я. «Например, место, чтобы спрятаться».

Нуташи положил серебряную монету обратно на стол, и Чунг Ли протянул руку и поднял ее, болтая за несколько оставшихся звеньев, прикрепленных к ней. «Майор Нуташи в целом прав насчет этой группы», - сказал он своим мягким шипящим голосом. «Мы однажды связались с ними, чтобы оценить их возможное использование в наших целях».

Я видел, как напряглись челюсти Нуташи, но он сохранял внешнее спокойствие. Чун Ли продолжил, его мягкие, нежные тона были отчетливо видны в тишине комнаты. «Однако мы обнаружили, что их слишком мало и они сильно дезорганизованы. Но в течение прошлого года мы слышали, что их число увеличилось и что они, кажется, приобрели новую силу. Как ни странно, это привело к их углублению в подполье. "

Я мысленно видел все эти корешки чеков Карлсбада. Если эта группа приобрела новую силу, то хотя бы часть этого была за счет его средств.

Я спросил. - "Вы говорите, что они ушли глубже под землю?" "Вы имеете в виду, что вы больше не знаете, где они?"

«Только то, что они где-то на Курильских островах», - ответил Чун Ли. «В каком-то древнем буддийском храме»

«Тогда это наш следующий шаг», - сказал Хоук. «Картер поедет туда и попытается найти их. Все указывает на то, что Карлсбад работает с этой группой. В любом случае, это все, что у нас есть, и мы так хорошо с этим справляемся».

«Мы сделаем вас одним из японских рыбаков, которые каждый день ловят рыбу у Курильских островов», - предложил Нуташи. «Это гарантирует, что вы войдете туда без подозрений».

Я спросил. - «А если я получу Карлсбада и мне понадобится резервная сила?»

Остров откашлялся, и я увидел, что ему потребовалось некоторое усилие, чтобы сказать свое слово. «У нас есть… э-э… некоторое количество подводных судов в этом районе», - признал он. «Мы могли бы заставить их действовать по твоему указанию».

Ястреб действительно сиял. - «Звучит очень хорошо, господа». Он улыбнулся. «Конечно, мы согласны с тем, что всем будет немедленно сообщаться обо всех событиях. Мы разработаем процедурные операции. Тем временем, Ник, тебе лучше перейти к спецэффектам. Стюарт ждет тебя».

Я принял их всех, кивнув, и на мгновение остановился, чтобы встретиться глазами с Чон Ли. Возможно, он думал о том, сколько раз я разрушал его планы и уничтожал его лучших людей. Возможно, он думал о том, как он хотел бы избавиться от меня прямо сейчас. В любом случае, его маленькие темные глаза отражали смертоносное веселье, и я знал, что для Чон Ли это сотрудничество было не более чем мгновением. Его глаза, казалось, говорили, что он с нетерпением ждет скорейшего возобновления нашей битвы. В любое время, когда ты будешь готов, я позволил собственным глазам ответить и развернулся.

Я оглянулся на величественные черты Белого дома, когда вышел на улицу. С 1800 года в этом почтенном здании было много исторических встреч, но ни одна из них не была более важной и необычной, чем та, которую я только что покинул. В офисах AX Стюарт встретил меня в дверях огромных лабораторий спецэффектов. «На этот раз для тебя нет ничего необычного, Ник, - сказал он своим обычным профессорским монотонным тоном, - Шеф сказал, что проблема будет со связью».

"Одна из проблем,

"Я поправил его." Есть что-нибудь в линейке репеллентов от микробов? "

Стюарт проигнорировал меня, что он обычно и делал. Он всегда был похож на наседку, которая заботилась о своих продуктах узкоспециализированного разрушения, и я знал, что он считал меня непочтительным, на самом деле я не осуждал его фантастически умные смеси. Черт, они не раз спасали мне жизнь. Я просто подумал, что ему следует меньше относиться к ним свято, тем более, что они были чертовски нечестивыми.

Стюарт остановился у одного из столиков с белым верхом, где пояс и пара носков были аккуратно поставлены рядом.

"Что-то новенькое в мужской одежде?" - спросил я, и он позволил себе мимолетную улыбку. «Я бы хотел увидеть куртку с тремя пуговицами в тихой клетке», - пошутил я.

«Надень этот пояс», - сказал Стюарт. «Сначала нажмите на центр пряжки сзади». Пряжка была толстой серебряной с узором в виде завитка спереди. Когда я нажал на заднюю часть, задняя часть скользнула в сторону, и я обнаружил, что держу квадратную панель с крошечной решеткой в ​​центре.

«Микроэлектроника», - сказал Стюарт. «Это крошечный набор для отправки. Никакого приема. Только передача. Шеф сказал, чтобы он поместил его во что-то, что они не захотели бы у вас отнять».

Когда я посмотрел на маленькое устройство, он поднял небольшую пачку размером с пачку сигарет королевского размера. «Это идет с поясом», - пояснил он. «В передающем блоке недостаточно мощности, чтобы нести какое-либо значительное расстояние. Но в этом маленьком рюкзаке много. Положите его где-нибудь в пределах мили от того места, куда вы собираетесь, переверните переключатель сбоку, и блок будет получать ваши сигналы от передатчика ремня. Затем он будет передавать их на расстояние до двухсот миль. Он также водонепроницаем ".

Я поменял ремни после того, как задвинул заднюю панель пряжки на место, когда он протянул мне носки. «Нет необходимости надевать это сейчас», - сказал он. «Внутри декоративных ребер по бокам они содержат взрывную проволоку. Просто приложите спичку ко всему носку, и вы получите достаточно для одного хорошего взрыва из каждого».

Я сунул носки в карман. «Пришлите мне дюжину в коричневом и дюжину в синем. Надеюсь, никто не раздразнит меня, пока я ношу их». Суровое лицо Стюарта оставалось невыразительным, и я решил, что у него никогда не разовьется чувство юмора. Я ушел и поднялся наверх в офис Хока. Мне было приказано подождать и подождать. У симпатичной девушки в приемной были имя, телефон и адрес, по которому она жила одна. Я получил все три до того, как вернулся Хоук. Я последовал за ним во внутренний кабинет.

«Вы присоединитесь к майору Нуташи на Эндрюс Филд через два часа, - сказал Хоук резким тоном. «Вас обоих доставят на Хоккайдо. Там его люди подготовят вас к разведке Курильских островов. Флот из четырех русских преследователей подводных лодок класса SOI будет стоять у Курил. Мы решили не использовать подводные лодки из-за их Отсутствие палубных орудий, которые могут вам понадобиться. Кроме того, эти подводные охотники могут перемещаться, пристегнувшись. Остров сказал, что при необходимости под поверхностью будут стоять три патрульные подводные лодки класса W. Чунг Ли дал нам специальную частоту, на которой можно связаться с ним напрямую Он согласился, чтобы все прибрежные силы Китая были предупреждены о любых необычных действиях, таких как попытки Карл добраться до материковой части Китая на лодке. В радиосвязи с кем угодно используйте кодовое название Operation DS ».

Хоук замолчал, и его губы сжались. «Остальное зависит от тебя, Ник», - сказал он. «Все это фоновое сотрудничество не будет стоить ни черта, если вы не доберетесь до Карлсбада. Все согласились оставаться в тени и ждать от вас вестей. его быстро, не беспокоясь о том, что его остановят. Просто проясните свои действия в Операции DS ".

«Достаточно хорошо», - сказал я. «Все это при условии, что Карлсбад не отсиживается прямо здесь».

«О, я забыл упомянуть, - сказал Хоук. «Мы почти уверены, что он уехал из страны. У нас есть отчет о серии из шести частных самолетов, оставленных заброшенными отсюда в Портленде. Каждый самолет был зарезервирован у разных чартерных рейсов более месяца назад, и все они были зарезервированы мистером Кийиши ". Я поморщился. Снова это имя. Они организовали серию коротких полетов по стране, каждый раз меняя самолеты, просто чтобы перестраховаться. Пришлось признать, аккуратно.

«Мы думаем, что они проскользнули мимо наших людей в Портленде и улетели за границу на коммерческом авиалайнере», - заключил Хоук. Он встал и пошел со мной к двери.

«Дело не только в том, чтобы заполучить Карлсбада», - сказал он. «Если X – V77 будет выпущен на свободу в процессе, мы потеряем все».

«Вы говорите, что я должен двигаться быстро и сильно, медленно и осторожно», - усмехнулся я. «Скажи мне, как я это сделаю, о Мудрый».

Я должен знать, что нельзя недооценивать старую лису. «Представьте, что вам нужна одна из самых тяжелых блондинок», - сказал он. "Это вернется к вам".


Четвертая глава


Курильские острова были переданы России по Ялтинскому соглашению и до сих пор являются больным местом для японцев. Японцы до сих пор ловят рыбу в своих богатых водах, несмотря на контроль русских, а маленькие и выносливые жители независимые рыбаки -

постоянная проблема для Советов. Протянувшись от самого конца Японии до длинного Срединного пальца, направленного вниз из России, острова омываются холодными течениями Берингова моря и проводят много дней в леденящем кровь тумане.

В одном небольшом однопарусном рыболовном дори трое японских рыбаков вытащили полные сети и поставили новые, переместив свое маленькое судно близко к берегам острова. Один из них был сутулым, но все еще сильным и способным стариком, другой - его сыном, молодым и рулевым лодки. Третий человек был большим для японца. На самом деле он даже не был японцем - это был я, Ник Картер.

Я оставался сгорбленным, как и другие, в той же рабочей одежде из клееной кожи, под которой я носил длинную японскую рубашку с короткими брюками до колен. Мои глаза имели восточную складку, моя кожа имела слабый янтарный оттенок, и я знал, что с легкостью сойду за очередного рыбака для любого, кто смотрит с берега. Майор Нуташи объяснил двум рыбакам, что они должны выполнять свою работу как обычно, но делать то, что я им приказываю, как бы странно это ни звучало.

В первый день мы ловили рыбу в утренние часы, покрытые туманом, а затем вяло плыли вокруг, пока прогорало солнце. Когда это происходило, они чинили сети, а я копался на дне дори и обследовал острова, пока мы двигались внутри и вокруг них. Я поблагодарил Бога, что по большинству из них не так уж много можно было исследовать, иначе мы все равно будем исследовать, когда истечет время.

Был конец второго дня, и солнечные лучи низко двигались по воде, когда мы проезжали мимо небольшого острова с пеленой деревьев, возвышающихся в ста ярдах от берега. Я поймал внезапную вспышку солнца, отражающуюся в бинокле.

«Просто продолжай плыть мимо», - тихо сказал я со дна лодки. Старик кивнул, когда мы двинулись дальше, а затем медленно кружил, как будто возвращаясь. Когда мы снова проезжали остров, я сидел, закидывая одну из сетей на носу дори. Еще раз я уловил краткий отблеск солнечного света на бинокле. Мы шли, пока не наступила ночь, а затем я приказал маленькой дори вернуться. Два рыбака не задавали вопросов. Когда мы снова покинули маленький остров, было темно как смоль. Луна еще не взошла достаточно высоко, и я не стал ее ждать.

«А теперь возвращайтесь в свои дома», - сказал я старику и его сыну, когда я спрыгивал через край дори, оставив с ними пакет.

Они серьезно кивнули, и я услышал слабый звук воды, ударившей по бокам дори, когда она повернулась. Я поплыл к темному холму, который был островом, мои туфли были привязаны к поясу, а мои модные носки были засунуты в карман. Приближался прилив и помог мне. Вскоре я почувствовал галечное дно под ногами и выполз на каменный пляж. Я подождал немного, отошел от пляжа и вытер ноги насухо о траву, которая росла на краю деревьев. Потом надел носки и туфли. Следить босиком - не лучший вариант. Я осторожно двигался между деревьями. Я отошел на сотню ярдов вглубь суши, когда увидел вспышку света.

Я прокрался вперед, пригнувшись, приближаясь к тому, что оказалось обрушившейся скальной массой, которая когда-то была своего рода храмом. Но разрушение было остановлено новыми каменными блоками, размещенными на стратегических позициях, и деревянными досками, заполняющими дыры. Остатки храма тянулись обратно на расчищенную территорию, и я увидел, что крыша была хорошо отремонтирована, с желобами и водостоками по краям. Из узкого арочного прохода без дверей появилась фигура - искалеченный и скрюченный старик. Он зажег факел, воткнутый в настенный держатель, а затем прошел вдоль стены храма, чтобы исчезнуть за спиной. Он был японец или, по крайней мере, азиат. Я подождал и увидел, как двое мужчин в монашеских одеждах вышли, собрали дров и вернулись внутрь.

Сквозь трещины в камнях и досках и в отраженном свете открытого квадрата, бывшего когда-то окном, я видел мерцание факелов изнутри и слышал звуки пения. Если бы Карлсбад был здесь, я должен был признать, что он выбрал адское место, чтобы спрятаться. Если бы его друзья не потеряли этот медальон, мы могли бы потратить десять лет на поиски этого места. Если он здесь, он должен чувствовать себя в безопасности. За исключением наблюдения за рыбацкой лодкой в бинокль, у них нигде не было охраны.

Я пересек небольшое пространство к стене храма, когда пение прекратилось. Прижавшись спиной к стене, я проскользнул в темноту арочного дверного проема, а затем вошел внутрь, в область глубоких теней. Пол у входа был грязным, но каменный пол начинался прямо внутри арки. Прежде чем двинуться дальше внутрь храма, я поместил маленький релейный блок питания в глубокую тень дверного проема и щелкнул выключателем. Я слышал голоса внутри, женские голоса, и я мог слышать движение людей.

Моя рука инстинктивно прижалась к Вильгельмине,

в ее кобуре, твердое уплощение Хьюго на моем правом предплечье. Глубоко вздохнув, я двинулся вперед. У меня все было хорошо, пока я не ступил на первый камень за арочным проемом; это был широкий плоский камень, и я узнал, почему не выставили охрану. Эта проклятая штука была на какой-то вертлюжной опоре - она ​​перевернулась, и я почувствовал, что меня посылают полутолкнувшись вперед, чтобы сделать грандиозный выход.

Вильгельмина была у меня в руке, когда мое колено ударилось об пол, и я упал в большую центральную комнату, где фигуры приближались ко мне со всех сторон. Я заметил одну огромную фигуру, обнаженную до пояса, сбоку, но у меня не было времени провести инвентаризацию. Проклиная проклятый камень, я выпустил очередь выстрелов, разбросав их, и я услышал крики боли и тревоги, когда увидел, что три падающих фигуры. Комната была освещена мерцающим светом настенных факелов и заполнена движущимися тенями и почти темными участками. Пока остальные разбежались, я развернулся к дверному проему, на этот раз перешагнув через камень. Когда я вышел на улицу, то увидел, что люди выходят из разных боковых выходов и бросаются на меня. Я выстрелил еще раз и увидел, что еще двое упали. В камне в дюйме от моей головы прозвучал выстрел, я побежал обратно в храм, снова перепрыгнув через подвижный камень.

Мужчины приближались ко мне внутри, в то время как я слышал, как остальные врываются через дверной проем. Я решил не использовать Хьюго. Был хороший шанс, что, как это часто случалось, он останется незамеченным и пригодится позже. Прямо сейчас он бы просто удалил несколько, а остальные могли достать меня. Их люди, казалось, не боялись быть убитыми - они подходили со всех сторон.

Я устремился к дальней стене, когда прозвучали два выстрела, просвистевшие мимо моего уха и прозвучавшие, как пушки, в пещерной внутренней части храма. Я нырнул, упал на пол и снова прибежал. Трое мужчин вошли, чтобы отрезать меня, и я врезался в них, чувствуя, как мои удары бьют по плоти и костям. Двое из них упали. Третий обнял мою левую ногу, и я сильно ударил правой ногой. Я почувствовал, как моя нога ударилась ему в лицо, и руки отпустили. Я изменил курс и попытался добраться до другой стороны большой комнаты.

Раздался еще один выстрел. Этот выстрел оцарапал мой лоб, и я почувствовал острую боль от него, когда он опалил кожу чуть ниже линии роста волос. Я пригнулся, споткнулся и упал, когда меня пронзил еще один выстрел. Я перевернулся, чтобы избежать третьего выстрела, за которым я был уверен. Это произошло, как и огромный японец. Я видел, как его тело заполнило пространство надо мной. У сукиного сына был положительный талант помогать мне, когда я был сбит с ног.

Я перевернулся, чтобы уйти от него, но он опустил обе руки, сцепив руки вместе, как кувалду. Удар с огромной силой попал мне между лопаток, и я растянулся на полу. Его нога последовала за мной, схватив меня у виска, и я почувствовал, как я прыгаю на два фута в сторону. Еще больше рук подняли на меня град ударов. Резкий удар чего-то металлического, вероятно, ствола пистолета, попал мне по макушке. Я увидел пурпурные вспышки, а затем тьма исчезла.

Это могло быть вечность или всего пять минут, но я начал медленно вырываться из темноты. Когда я начал приходить в себя, я почувствовал мягкое прикосновение мокрой тряпки к моему лицу, прикосновение к глазам, прикосновение ко лбу, затем к щекам. «Это чертовски мило с их стороны», - туманно подумал я. Когда я открыл глаза, я увидел, что они не были нежными, а просто стирали с меня макияж. Старая однорукая женщина натирала меня мокрой тряпкой.

Я почувствовал, как мои руки связаны за спиной на запястьях. Мои лодыжки тоже были связаны, и меня прислонили к стене. Позади старухи я увидел лица и формы, когда я начал сосредотачиваться. Глаз в первую очередь выделяет самые важные вещи; в данном случае - огромная форма японца, его плоть в складках на огромной груди и животе, поистине настоящая гора человека. Рядом с ним, выглядевший тоньше, чем был на самом деле, стоял седой мужчина с ярко-голубыми глазами, а рядом с ним Рита Кенмор, теперь в черных брюках и желтой майке. Я посмотрел на Карлсбада. По крайней мере, я знал, что он действительно здесь.

Один из мужчин, стоявших за Ритой, держал Вильгельмину в руке. Я чувствовал, что Хьюго все еще надежно привязан к моему предплечью. Остальные люди в храме собрались полукругом и уставились на меня. Большинство из них были азиатами, но не все, и во всех них было что-то странное. В основном мужчины, в группе было несколько женщин, и у большинства были старые морщинистые лица, хотя было немного более молодых, хорошо сложенных мужчин. Но у всех у них было тревожное выражение глаз, выражение внутренней боли. Некоторые из них были искалечены и деформированы. Старуха закончила смахивать мой макияж и встала, чтобы отступить.

За людьми я увидел коридоры, ведущие от основной части храма. У дальней стены ряды свечей горели у своеобразного алтаря - длинной плоской каменной плиты, за которой висела своеобразная скульптура - скульптура из почерневшего металла и куски кости.

   Голос Карлсбада снова привлек к нему мое внимание.

«Это тот человек, который почти не позволил тебе сбежать с Ритой?» - он говорил большому японцу. Борец кивнул.

«Я впечатлен вашим открытием нашего маленького гнезда», - сказал мне Карлсбад. "Как вам это удалось?"

«Чистая жизнь», - сказал я, и японец начал протягивать ко мне огромную руку.

Карлсбад остановил его. «Нет, оставьте его в покое. Он не может причинить нам вреда. Фактически, мы можем держать его здесь. В конце концов, он может оказаться полезным».

Гигантский японец выпрямился, но его глаза, маленькие в складках огромной головы, заблестели. Он ничего не сказал, и я подумал, был ли он настолько подчиненным, как казалось Карлсбаду.

Я спросил Карлсбада. - "Где X – V77?"

«Здесь и в полной безопасности, - ответил бактериолог. Я взглянул на Риту и попытался понять, что скрывается за этими голубыми глазами. Я подумал, что вижу неуверенность, и вернулся к Карлсбаду.

«Вы уже убили четырех человек из-за этого», - сказал я и увидел, что Рита быстро взглянула на него. Теперь я знал, что видел в ее глазах. Сюрприз, шок. Карлсбад обратился ко мне, но он ответил на ее вопросительный взгляд.

«Маленькая цена, которую нужно заплатить за то, что должно быть достигнуто».

"И что это?" - спросил я.

«Чтобы заставить мировых лидеров прекратить злоупотреблять наукой», - сказал Карлсбад.

Он указал на стоящих рядом. «Каждый здесь является жертвой безнравственности современной науки и политики. Каждый человек здесь является жертвой того или иного научного прогресса, который своим использованием действительно наносит вред человечеству».

"Например?" Я спросил. «Этот большой болван выглядит здоровым».

«Г-н Кийиси, как и многие другие, был ребенком в Хиросиме во время бомбардировки», - пояснил Карлсбад. «Он бесплоден и не может иметь ребенка. Некоторые из моих людей здесь - рабочие, получившие внешнее или внутреннее увечье из-за постоянного воздействия радиоактивности на предприятиях, на которых они работали. Некоторые из них были солдатами, навсегда выведенными из строя из-за воздействия нервно-паралитических газов. Другие были инвалидами. рыбаки, чьи желудки в основном исчезли из-за употребления в пищу рыбы, зараженной инсектицидами.

«Здесь пятнадцать семей, пятнадцать из двухсот погибших в горах Кавказа, когда российский самолет случайно сбросил контейнер с бактериологическими вирусами. Об инцидентеничего не говорится. В Америке тысячи овец погибли в подобной аварии. , овцы, которые легко могли быть людьми ".

Слушая его, я с ужасом осознал, что Карлсбад вышел далеко за рамки роли протестующего человека науки. Он создавал своего рода элиту проклятых, что звучало как политический и моральный подтекст.

«Я думаю, мы должны убить его немедленно», - сказал большой японец, показывая на меня маленькими глазками, твердыми, как камни.

«Нет», - резко сказал Карлсбад. «Он, очевидно, лучший агент. Он может помочь нам вовремя, по желанию или по неволе».

Рита все еще была там, но ее глаза были устремлены в пол. Я знал, что если бы у меня был шанс выбраться отсюда, это зависело бы от одной стройной девушки и одного стройного туфля на шпильке. Карлсбад повернулся к племяннице и положил ей руку на плечо.

«Мы идем сейчас», - сказал он. «Вы будете в безопасности здесь, пока мы не вернемся. Ваш номер не в« Гранд-отеле », но этого будет достаточно. Прошло время, а американское правительство или кто-либо другой не предпринял никаких действий. Мы начинаем наиболее критическую фазу наша миссия сейчас, моя дорогая. Но однажды она того стоит ».

Он нежно поцеловал девушку в щеку и повернулся к гиганту рядом с ним. На бесстрастном лице огромного человека ничего не было видно, но у меня было отчетливое ощущение, что он стоит в стороне и принимает собственные решения. Возможно, это было то, как его маленькие глазки все воспринимали, сверкающие и злобные.

"Кого вы оставляете ответственным?" - спросил Карлсбад, и горный человек указал на фигуру в мантии, которая выступила вперед.

«Тумо», - сказал великан, и Тумо почтительно поклонился Карлсбаду, а затем быстро перевел взгляд на огромного человека. Что-то произошло между двумя мужчинами, невысказанное, мимолетное, но, тем не менее, было. Тумо было под тридцать, он был хорошо сложен, с жесткой линией рта и глазами, которые почти не уступали Карловым Варам по своей темноте. На груди, обнаженной свободным платьем, он носил серебряный медальон с человеческой костью в центре. Все они носили эти украшения, одни в виде браслетов на щиколотках, другие висели на запястьях.

«Тумо и я тщательно обсудили, что именно он должен делать, - сказал Сумо Сэм. «Если с нами что-нибудь случится, он продолжит».

Карлсбад улыбнулся. - «С нами ничего не случится». «Пока у меня есть вирусы, они должны проявлять крайнюю осторожность в своих движениях. Пойдем, пойдем».

Карлсбад снова поцеловал девушку, на этот раз в лоб, и направился к двери. Великан и двое других японцев, которые были с ним, последовали за ним. Я должен был дать ему последнюю попытку.

«Весь мир насторожен, Карлсбад», - крикнул я ему вслед. «Вы не можете победить. Прекратите».

Он остановился в тени под аркой и улыбнулся мне в ответ.


«Вы ошибаетесь, - сказал он. «Я не могу проиграть».

Я выругался про себя, зная правду того, что он ответил. В ту минуту, когда он освободился от этого напряжения, он понял свою точку зрения. Но он больше не был доволен тем, что просто подчеркивал свою точку зрения. Он собирался использовать X – V77, чтобы разрушить мир вокруг себя. Я взглянул вверх и увидел мужчину Тумо, наблюдающего за мной. Он резко повернулся и поспешил прочь. Остальные начали отдаляться и исчезать в многочисленных коридорах, ведущих из центральной части разрушенного старого храма.

Рита Кенмор все еще стояла там. Она собиралась что-то сказать, когда от звука двигателя стены храма загудели. Это был вертолет. Я знал этот характерный звук, и я слушал, как вертолет взлетел и, наконец, исчез. Только девочка осталась смотреть на меня.

«Мне очень жаль, - сказала она. "Я действительно сожалею."

«Вытащи меня отсюда», - тихо сказал я ей. «Сейчас, пока никого нет. Быстро!»

Китайские голубые глаза стали еще круглее, отражая ее шок от того, что я даже подумал о таком. Она не двинулась с места, но я почувствовал, как она отступила.

«Я не могу», - сказала она тихим голосом. «Мне очень жаль, но я просто не могу».

«Послушайте, а что если бы я сказал, что думаю, что ваш дядя прав, но я знаю, что он не может победить», - предложил я. «Выпусти меня отсюда, и я помогу ему».

«Я бы не поверила тебе», - сказала она серьезно. «Вы не думаете ничего подобного. Но он прав, знаете ли. И то, что он пытается сделать, правильно».

Я стиснул зубы. У меня не было времени на философские абстракции, но я должен был до нее добраться.

"Хорошо, я признаю, что не знаю, прав он или нет. Но я знаю это. Вы не можете поступать неправильно. Когда вы делаете это, вы разрушаете всю легкость, которая есть, и это то, что делает ваш дядя. К сожалению, он не только разрушает концепции, он собирается уничтожить людей, людей из плоти и крови ».

Она смотрела на меня, закусывая нижнюю губу зубами, и я не сводил с нее глаз. Я знал, что наконец добираюсь до нее. Вдруг снова появился Тумо и первым подошел к ней. С ним было двое мужчин и две женщины.

«Возьмите ее», - тихо сказал он, и я застонал. Рита подняла глаза, когда мужчины быстро подошли к ней, схватив ее за руки. Она нахмурилась, не совсем понимая. Но я чертовски хорошо знал, что происходит. В идеалистическом движении Карлсбада было несколько перекрестных течений.

"Что ты делаешь?" - Рита ахнула, когда они закрутили ей руки за спину. "Отпусти меня немедленно!"

Ответом Тумо была громкая пощечина по ее лицу, от которой ее хорошенькая голова повернулась. Я видел, как у нее на глазах выступили слезы. «Я… я не понимаю», - задыхалась она.

«Я объясню быстро, - ответил я. «Тумо, вот и человек вашего большого восточного друга, у него свои собственные представления о том, как управлять делами, когда ваш дядя закончит делать свое дело».

Тумо улыбнулся смертельной злой улыбкой и ударил меня ногой в грудь. Когда я увидел приближающуюся его ногу, а он был в одних сандалиях, это было просто адски больно. Он повернулся к Рите и провел руками по ее груди. Она попыталась увернуться, но двое других мужчин держали ее неподвижно. Женщина стояла и смотрела.

«Ваш дядя заинтересован только в том, чтобы мир понял», - сказал Тумо. "Мы, пострадавшие и жертвы неправомерного использования науки в мире, заинтересованы в том, чтобы она приносила прибыль.

Он повернулся к женщинам. «Подготовьте сначала жертвенник, а затем ее», - сказал он. Мужчины уже закончили связывать руки Риты за спиной и ее лодыжки вместе, как и я была связана. Они бросили ее рядом со мной, и я услышал, как она вскрикнула от боли, когда она ударилась о стену. Когда она наконец посмотрела на меня, Тумо и остальные молча удалились, и ее лицо было залито слезами.

"Что они собираются с нами делать?" - спросила она со страхом в голосе.

«Убить нас», - категорично сказал я. Я ничего не сказал о том, чтобы сделать это жестким путем. Она узнает достаточно скоро. Фактически, она узнала раньше, чем я предполагал, когда две женщины вернулись. Одна подошла к алтарю и стала переставлять свечи, приближая их к каменной плите и ставя за ней полукругом. Другая женщина подошла к Рите с маленьким перочинным ножом и начала срезать одежду девушки, пока она не обнажилась. Ее глаза встретились с моими, в них разделились мучительное смущение и страх. Женщина подошла к алтарю.

Смущение сменилось вздохом ужаса, когда две женщины вернулись, подняли ее на ноги и потащили к каменной плите алтаря. Внезапно меня охватил ужас, и я увидел то, что было сооружено над алтарной плитой. Красивое молодое тело Риты было привязано к алтарю, ее лодыжки развязаны, ее ноги раздвинуты, а затем закреплены ремнями на щиколотках. Ее руки были связаны по бокам. На каменной плите свечи были расположены так, что горячий воск стекал на длинные металлические полоски, подвешенные на сбалансированных проводах. Обе женщины видели, как я ужасался, когда они закончили с Ритой.

«Верно», - сказала одна, повернувшись ко мне. "Свечи сделаны из особого воска, который долго-долго остается горячим. Поскольку воск заполняет металлические полосы

они наклонятся и обрушатся на нее. К утру она будет покрыта воском с головы до ног ".

Я знал, что она говорила правду. Сеть металлических воронок и лент над каменной плитой напоминала дьявольский агрегат.

«Мало-помалу она умрет, - сказала женщина. «Она будет нашей жертвой духу боли. Другие могут молиться символам любви, мира и добра, но мы, получившие неизлечимые травмы, молимся нашему руководящему духу боли. Это боль, которая направляла нашу жизнь , физическая боль, эмоциональная боль ".

Другая женщина была занята зажиганием тщательно расставленных свечей, которые были частью безумной затеи. Я видел, как Тумо вошел во главе процессии, медленно шел, бормоча песнопения. Две женщины присоединились к группе, когда все они преклонили колени перед каменной плитой. Пока женщины продолжали петь, мужчины во главе с Тумо встали по обе стороны камня и потерли руками обнаженное тело девушки. Рита вскрикнула от страха, а не от боли. Боль скоро начнется. В конце концов они отошли от девушки и присоединились к женщинам в следующих песнопениях. Свечи продолжали гореть ровно, и я мог видеть, как металлические полосы начинают наполняться горячим жидким воском.

Я давно проверил веревки на запястье и обнаружил, что они слишком прочны, чтобы порвать. Хьюго все еще был привязан к моему предплечью, но на данный момент от него не было никакой помощи. Если я не найду способ освободиться, Рита Кенмор умрет, и я буду следующей. Мало-помалу воск брызгал на нее с жгучей, обжигающей болью, в конце концов покрывал прекрасные губы и лицо, пока удушье не закончилось.

Неожиданно пение прекратилось, вся труппа поднялась и молча вышла из главного зала. Глаза Риты наполнились слезами, когда она повернула голову и посмотрела на меня.

Я был занят поиском способа выбраться оттуда. Мой взгляд скользнул по обнаженной фигуре девушки, не обращая внимания на ее крайнюю прелесть. Я смотрел на ее руки. Они могли свободно открываться и закрываться, хотя ее запястья были привязаны к камню. Она могла что-то удерживать в них, как Хьюго! Я не знала, как долго мы будем одни, так что сейчас или никогда.

Я начал продвигаться по полу, как червь, со связанными вместе лодыжками. Я был только на полпути, когда понял, что моя одежда промокла от пота, но я продолжал двигаться, иногда поворачиваясь на спину и подталкиваясь вперед, а затем ускользая на бок.

Когда я достиг края каменной плиты, мне пришлось на мгновение остановиться, чтобы отдышаться. Моя грудь вздымалась, во рту было сухо, мышцы напрягались и требовали расслабления. Присев как можно прямо, я прислонился лбом к краю каменной плиты и балансировал, когда мне удалось подняться. Это было очень ненадежно, лодыжки были тесно связаны. Но, в конце концов, я встал, все еще крепко сковывая руки за спиной, наполовину опираясь на обнаженное тело Риты, чтобы удерживать равновесие, чтобы оставаться в вертикальном положении. Моя голова упала на ее правую грудь. В любых других обстоятельствах я бы безмерно наслаждался этим.

Мои губы потерлись о маленький розовый кончик.

Потянувшись вдоль края плиты, я остановился там, где ее рука лежала на камне. Все еще наклонившись вперед, моя голова теперь покоилась на ее бедрах, я взглянул на выступающий живот и темный холмик прямо перед моими глазами.

«Слушай меня внимательно, - сказал я. «Я собираюсь развернуться, и у меня в руке будет стилет. Я вложу его в твою руку. Держи его крепко, укажи вверх, и я разорву эти веревки на запястье. ? "

«Да», - услышал я ее голос напряженным, хриплым. Я осторожно повернулся, стараясь оставаться в вертикальном положении и удерживать равновесие. Прижав предплечье к краю плиты, я отпустил Хьюго и почувствовал, как стилет выпал из ножен в мою руку. Осторожно маневрируя, я почувствовал открытую руку Риты и вложил в нее стилет. Я держался, пока не почувствовал, как ее рука сомкнулась на рукоятке лезвия.

«Хорошая девочка», - сказал я. «Теперь держи это крепче». Медленно, стараясь не вырвать Хьюго из ее хватки, я прижимал веревки на запястьях к лезвию, перемещая их вверх и вниз по нему, иногда опуская их на острие. Я только начал, когда это случилось, сразу. Я скорее знал, чем видел, что произошло. Первым делом Рита вскрикнула от чистой боли. Ее рука непроизвольно разжалась, и я почувствовал, как с нее упал стилет, и услышал, как он упал на пол.

Я потерял равновесие и упал вперед, изогнувшись, чтобы избежать разбитого лица. При этом я увидел, что первая воронка расплавленного горячего воска отпустила, и вещество лежало на животе девушки, все еще выделяя маленькие струйки пара.

Крик боли Риты теперь превратился в удушающие рыдания. Когда я лежал на полу рядом с каменной плитой и смотрел вверх, я увидел, как второй короткий кусок металла достиг своего предела, наклонился и послал еще одну струю жидкого воска на девушку. Этот приземлился рядом с первым, немного выше, на краю ее ребер, и она снова закричала.


.

Я подумал о том, чтобы поднять Хьюго зубами, когда стилет лежал в пределах досягаемости, подтянуться и снова вложить его в ее руки. Но я знал, что это бесполезно. Я буду мучительно медленным, и вскоре ее крики заставят остальных насладиться ее страданиями на ринге. А потом, даже если я снова возьму лезвие в ее руку, еще один поток воска принесет те же результаты. У меня не хватало времени, и это привело меня в гневное отчаяние.

На этот раз я прокатился по длине каменной плиты до того места, где горела толстая свеча в высоком держателе в дальнем конце алтаря. Поднявшись на колени, я бросился вперед, сильно ударившись о высокий кованый держатель. Он упал, свеча все еще была на месте, и лежала на каменном полу. Не обращая внимания на ушибленную боль в коленях и ноющие мышцы, я медленно двинулся к свече на полу. Стиснув зубы от жгучей боли, я сунул запястья в огонь, удерживая их так долго, как мог выдерживать боль, а затем отстранился. Но только на мгновение. Сделав еще один глубокий вдох, я снова погрузил веревки в пламя свечи. Кожа на моих запястьях покрылась кожными покровами и покрылась волдырями, а в животе тошнило от боли. Потом я почувствовал, что веревки достаточно прожигают. Я откатился и потянул, и мои руки освободились. Я дал себе десять секунд, чтобы полежать, а затем сел, потянулся к Хьюго и перерезал веревки, связывающие мои лодыжки.

Я встал, начал вытаскивать панель пряжки ремня, когда увидел, что другая металлическая воронка начала опрокидываться. Я перерезал лодыжку и наручные ремни Риты и оторвал девушку от каменной плиты как раз в тот момент, когда на нее пролился еще один поток горячего воска. Она была в моих руках, прижималась ко мне, дрожала, ее тело было мокрым от пота. Я оттолкнул ее и вытащил небольшой передающий блок на задней части пряжки ремня.

«Операция DS», - крикнул я. «Операция DS». Я дал позывные еще трижды, а затем попросил выстрелить. Я дал им описание и положение острова и сказал им разрушить храм на нем. Остров сказал, что четверо из S.O.I. Охотники за подлодками будут готовы. Каждая из них несла по четыре 50-мм пушки в сдвоенных установках и четыре пятиствольных гранатомета. Все вместе они могли дать более чем достаточно огневой мощи. Если бы силовой агрегат сделал свое дело, они бы услышали мой зов.

Я как раз закончила, когда появился Тумо с тремя другими мужчинами. Увидев рядом обнаженную фигуру Риты, он сразу понял, что что-то пошло не так. Он залез в халат и вытащил пистолет. Звук выстрела сказал мне, что это Вильгельмина. Я оттолкнул Риту в сторону и ударился об пол, когда Тумо сделал еще один выстрел. Он бежал ко мне, и я откатился за каменную плиту алтаря, когда в храме раздался грохот древнего гонга.

Тумо, к которому присоединился еще один мужчина, приближался к каменной плите. Присев с другой стороны, я услышал их осторожные шаги. Свеча, которую я использовал для сжигания веревок на запястье, все еще горела в своем высоком держателе всего в нескольких дюймах от меня. Я протянул руку и медленно, без шума, потянул ее к себе. Я слышал, как другие бегут. Как я и ожидал, Тумо ждал, свешиваясь на одной стороне каменной плиты, в то время как другие люди двигались вокруг конца.

Удерживая нижнюю часть высокого держателя, я сунул горящую свечу в глаза одному из нападавших, когда он огибал конец алтарного камня. Он закричал и упал на спину. Тумо теперь карабкался по камню алтаря, чтобы четко выстрелить в меня. Я поднял длинный железный держатель и швырнул его в аккуратно уравновешенные свечи и воронки над камнем. Я откатился в сторону, когда услышал крик Тумо. Горячий воск пролился на него с полдюжины металлических полос. Он был на алтаре, схватившись от боли в затылке, когда я позволил Хьюго взлететь. Он вошел в его правый висок, прямо над глазом, с полной силой, проникая до самого рукоятки. Я видел, как человек вздрогнул и упал вперед, обмякнув на алтарном камне, нечувствительный к горячему воску, который все еще брызгал на него.

Я пересек несколько ступенек одним быстрым прыжком, вытащил Хьюго, вытер лезвие о рубашку Тумо и поднял Вильгельмину. Услышав крик Риты, я развернулся и произвел два выстрела. Двое мужчин, державших ее, были отброшены назад мощными 9-миллиметровыми пулями с близкого расстояния. Рита подбежала ко мне, и я встретил ее на полпути, стреляя по остальным, когда они ворвались в область из окружающих коридоров.

Я стрелял во все, что попадалось мне в поле зрения, и стрелял короткими очередями, разбрасывая их, как листья на ветру. Я двигался назад, таща за собой Риту, когда раздался первый выстрел из патрульных катеров и древний храм задрожал. Быстро последовали новые выстрелы, некоторые попали в деревья, другие попали прямо. Я знал, что русские артиллеристы нацеливаются на свою цель. Некоторые мужчины и женщины пытались

бежать, другие собирались вместе, чтобы сбиться в кучу, ожидая смерти. Произошла полная очередь выстрелов, и стены старого храма словно рухнули, как детский картонный домик.

Я перелез через обломки и направился к дневному свету, таща за собой Риту, останавливаясь только для того, чтобы снять мантию с неподвижного тела и передать ей.

Она обернула ее вокруг себя. Мы упали на землю, перевалившись через кучу обломков, и над нашими головами просвистели два снаряда. Таща ее за собой, я встал и побежал к деревьям, снова упав, когда еще одна пара снарядов, просвистев, приземлилась среди остатков храма. Теперь они действительно заметили свою цель, и почти каждый снаряд попал в цель. Мы с Ритой споткнулись с тонкой полосы деревьев на пляж, а я лежал там, вытаскивая комплект для посылки из пряжки ремня.

«Операция DS», - позвал я, надеясь, что выстрелы не убили маленький блок питания. «Операция DS. Не стреляйте. Заберите меня на пляже. Повторите. Заберите меня на пляже. Обязательно».

Мы распластались на пляже, когда над нашими головами кружили три снаряда. Маленький островок трясся от ярости заграждения, которое закладывали четыре патрульных крейсера, и я знал, что они тоже использовали свои ракетные установки. Затем стрельба внезапно прекратилась, и я вздохнул с облегчением. Блок питания все еще работал. Я поднял голову и увидел над водой белую вспышку брызг с носа быстро движущегося судна, идущего прямо к нам. Затем показались низкие строения патрульных кораблей, приближавшихся настолько близко, насколько она осмеливалась.

«Пойдем, - сказал я, таща за собой Риту в прибой, - нам нужно успеть на автобус».

Патрульный катер замедлил ход, повернул и заглушил двигатели не более чем в нескольких сотнях ярдов от берега. Мы с Ритой уже плыли, Рита переживала тяжелые времена в своей объемной мантии, которая впитывала воду и лежала на ней мертвым грузом. Я помогал ей, пока сильные руки не потащили нас на патрульный крейсер. Мой разум уже забыл о том, что произошло, и продолжал думать о Карловых Варах.

«Уведи девушку под палубу, пожалуйста», - сказал я капитану крейсера, высокому квадратному русскому с короткими светлыми волосами. «Горячий чай тоже поможет».

«Да», - кивнул он.

«И отведи меня к своему радио», - сказал я. Он еще раз кивнул, и я последовал за ним под палубу. Пока у них была пара комбинезона и старая рубашка для Риты, я был на связи по радио, установив релейный контакт сначала с большой русской подводной лодкой класса W, а затем со специальной частотой, установленной для этой операции. Я сообщил плохую новость о том, что Карлсбад улетел из храма и продвигает свои планы в другом месте.

Я услышал голос Острова, после чего радиосвязь временно прервалась. Когда он вернулся, комендант советской разведки давал мне инструкции, которые были быстро прояснены и согласованы им самим, Ястребом, Чунг Ли и полковником Нуташи. Нас собирались подобрать на большом советском самолете и доставить к одному из американских авианосцев у берегов Японии. Тем временем я должен был подготовить полный отчет, который должен был быть передан через мощный передатчик. Грубое рычание Острова было более явным, чем обычно, а его последнее напутствие вызвало у меня беспокойство.

«Я ожидал чего-то лучшего, Картер. Этот человек был в твоих руках».

"Хотите поменяться местами?" - спросил я, и он отключился. Я отвернулся от передатчика и подошел к Рите, одетой в свободную серую матросскую рубашку и комбинезон. Ее руки нашли мои, когда я сел рядом с ней, в тесноте внутри патрульного крейсера.

«Я никогда не смогу тебя отблагодарить», - тихо сказала она.

«Я позволю тебе попробовать», - сказал я. «На самом деле, вы можете начать прямо сейчас. Подумайте. Постарайтесь вспомнить все, что вы, возможно, слышали, что ваш дядя или его большой японский приятель говорили о том, куда они собирались. Они уехали на вертолете, а это значит, что где бы он ни был, это не было не слишком далеко ".

Пока она думала, я наблюдал, как на ее гладком лбу образовалась небольшая борозда. «Дядя пришел в храм только для того, чтобы привести меня туда», - сказала она. «Штамма вируса никогда там не было. Он сказал, что если что-то выйдет из-под контроля, храм станет самым безопасным местом, изолированным от воды и с контролируемым населением».

«Значит, они спрятали штамм в другом месте», - сказал я. «Подумай, дай мне все, что ты вспомнишь».

«В основном они говорили так тихо, что я их не слышала, пока мы летели на Курилы», - ответила Рита. «Но я слышала достаточно, чтобы понять, что заключительная фаза плана будет включать в себя пилота реактивного самолета, который должен был встретить их, человека, жена которого погибла в результате радиоактивного взрыва».

Я мысленно перебрал ее слова. Я знал, что они значили бы намного больше, если бы мы могли уместить их только с недостающими частями. Пилот реактивного самолета мог означать, что им нужен высокоскоростной самолет с большой дальностью полета. И это даже немного сузило круг вопросов. Пилот реактивного самолета с женой погибшей в результате радиоактивного взрыва. Мне уже не терпелось выбраться отсюда на летающей лодке. Я должен был попасть на радио с Хоуком. Слова Риты вернули меня.

"И было что-то еще, - сказала она.


- Я слышала, как Кийиши использовал фразу «кончик трех». Он сказал, что пилот знал, что встретит их на острие тройки ".

Рита откинулась назад и беспомощно пошевелила руками. «Это все, что я помню, Ник. Больше ничего не было».

Наконечник из трех. Я позволил этой фразе крутиться в моей голове, но она ни черта не сработала, а затем я услышал звук приближающихся тяжелых двигателей летающей лодки.

«Пойдем наверх», - сказал я. «Каждая секунда на счету». «Неделя», - сказал Хоук. Осталось всего несколько дней. Я смотрел, как большой самолет-такси остановился, а патрульный катер подошел к открытому дверному проему. Мы пересели на гигантский самолет и через несколько часов оказались на борту авианосца Соединенных Штатов в туманных прибрежных водах северной Японии. Корабельные медсестры взяли Риту за руки, и ей отвели одну из кают, отведенную для высокопоставленных гостей. Я попал на радио с Хоуком, и, как всегда, он послушал первым. Он ничего не сказал, пока я не завершил полный отчет, а затем он вмешался с его усталым голосом.

«Это иронично, Карлсбад, называя нас марионетками. Он даже не является хозяином своего собственного плана. Может, мы все злимся, Ник, каждый из нас».

Он записал несколько вещей, о которых мне сообщила Рита. Я слышал, как он придал своему голосу резкость, но это потребовало усилий. «Я заставлю всех сразу заняться этим. Тебе придется просто стоять в стороне. Это может занять время, часы, если мы вообще что-нибудь придумаем. Где сейчас девушка?»

«Отдыхает в каюте», - ответил я.

«Пусть кто-нибудь будет с ней постоянно», - сказал он. «Может, она разговаривает во сне. Может, в ее подсознании есть что-то, что выйдет наружу, когда она спит».

«Роджер», - сказал я, и Хоук отключился. Я обнаружил, что улыбаюсь. В конце концов, доверять это было некому. Я подошел к капитану и сказал ему, что нас с Ритой Кенмор следует беспокоить, только если позвонит Хок по рации. - У нас есть жизненно важные планы поехать, - сказал я. Думаю, капитан мне даже поверил. Мальчики в каюте экипажа этого не сделали, что свидетельствует о недостатках слишком большого образования.

Я поспешил в каюту, постучал, и Рита открыла дверь. Ее улыбка, первая настоящая, которую я когда-либо видел от нее, осветила комнату.

«О, Ник, пожалуйста, войди», - сказала она. На ней был темно-красный свитер и кремовая юбка. Она увидела, как мой взгляд скользнул по мягкой округлости ее груди. «Спасибо медперсоналу на борту», ​​- сказала она, показывая на свою одежду.

Я усмехнулся ей. - "Вы говорите во сне?" «Потому что я должен это выяснить».

«Я не знаю, я знаю, что у тебя мало шансов узнать это. Я устала, но слишком взволнована, чтобы спать».

«Может быть, я смогу расслабить тебя», - сказал я. Ее глаза были темными и серьезными.

Я подошел к ней, мои губы прижались к ее губам, открыв ее рот, и я нашел ее язык своим. Она дрожала и цеплялась за меня, приветствуя меня с нетерпением, пронизывающим каждое движение ее тела. Я просунула руку под свитер и обнаружила, что медсестры не дали ей бюстгальтера. Моя рука сжалась вокруг мягкой твердости, и она ахнула. Я схватил свитер и натянул ей на голову. Она мгновенно прижалась ко мне, цепляясь, и я прижал ее спиной к кровати. Ее груди указывали на меня, и я поцеловал их, сначала нежно, а затем нежно покусывая каждый выступающий кончик. Ее голова откинулась назад, и она снова и снова задыхалась, хватаясь руками за мою спину. Постепенно соски начали подниматься и затвердевать. Я нежно потянул их губами, и Рита чуть не закричала. Я был благодарен за звуконепроницаемые стены кораблей флота.

"О-о-ооо!" она вскрикнула и выгнула спину, засунув свою грудь мне в рот глубже. Когда я отпустил их, она упала на кровать. Мои губы скользили по ее телу, и она страстно стонала, когда я приближался ко всем местам.

Ее прекрасные ноги призывно раздвигались. Я погрузился в нее, в ее влажность, чувствуя долгожданное тепло, которое она сжимает вокруг меня, и теперь ее тело двигалось с собственной волей, не считая стонущих протестов ее губ. Я знал, что она протестует только против экстаза, который в данный момент был ей недоступен. Но она пыталась добиться этого каждым толчком мускула, теплой влажностью, исходящей от нее, желанием, сотрясавшим ее великолепное тело.

А затем, когда она достигла вершины страсти, она вытянула ноги прямо, а голова поднялась и запрокинулась. Ее руки были на моей груди, отталкивая меня от себя, в то время как ее ноги крепче сжимались вокруг меня, а затем она цеплялась за меня, двигаясь судорожно, создание чистой страсти. Наконец она упала, лишившись всего, кроме поверхностного резкого дыхания. Я лежал рядом с ней, моя голова прижалась к ее груди, губы касались ее сосков.

Через некоторое время я почувствовал, как ее руки гладили меня по голове. Она прижалась ко мне, ее мягкие груди сладкими подушками прижались к моей груди. «Знаешь, я сама удивляюсь», - сказала она. «Я никогда бы не подумала, что смогу, ну, действовать в той напряженной атмосфере, в которой мы находимся. Думаю, это должен быть ты».

Она встала на локоть и начертила воображаемые маленькие линии на моей груди.


"Вы сексуально стимулируетесь стрессом?" спросила она.

Я усмехнулся ей. - "Исследование или личное любопытство?"

Она тихонько усмехнулась. - Думаю, и того и другого понемногу.

«Честно говоря, это не имеет никакого значения», - честно сказал я ей. «Стресс, никакого стресса, я поддерживаю огонь».

Через несколько минут она крепко спала у меня на груди, ее дыхание было мягким и ровным.

Я запрокинул голову и задремал. Я вошел чуть больше полутора часов, когда услышал вежливый, но твердый стук в дверь. Выйдя из-под Риты, которая только пробормотала сонный протест, я оделся и открыл дверь.

«Штаб AX вызывает вас, сэр», - сказал матрос, отдавая честь. Я тихонько закрыл за собой дверь и последовал за ним в радиорубку. Голос Хоука раздался на меня, когда я надевал наушники.

"Девушка что-нибудь сказала?" он спросил.

«Ничего, что вас интересует, сэр», - ответил я.

«Это цифры», - ответила старая лиса. «Но мы собрали для вас несколько вещей, которые могут помочь. Чунг Ли считает, что пилот реактивного самолета может быть одним из их людей. Ему пришлось сделать несколько признаний, которые, должно быть, причиняли боль, но они подтвердили прошлые отчеты из наших собственных Источники. Во-первых, у китайцев произошел сильный взрыв во время испытаний их боеголовок. Была убита женщина. Ее муж был пилотом реактивного самолета по имени Чан Хва. Чанг Ли также пришлось признать, что один из их особенных реактивных самолетов дальнего действия отсутствовал в течение недели вместе с пилотом Чан Хва ".

«Хорошо, китайский пилот с украденным самолетом и собственными недовольствами поможет Карлсбаду осуществить его план», - сказал я. «Это не говорит нам, где его искать».

«Я тоже могу это получить», - сказал Хоук. «Это утверждение о« подсказке из трех », Ник, я дал нашим криптоаналитикам. Это не код и не настоящая криптография, но у них так много специализированного обучения разгадыванию загадок, что я решил, что они будут лучшими и самыми быстрыми. Они придумали возможный ответ: недалеко от Курил есть место, где встречаются Советская Россия, Китай и Корея. До него можно добраться на вертолете. Все три страны соприкасаются только на самой оконечности района в Чанкуфэн. "

«Я сразу доберусь туда», - сказал я. «Если мы еще не опоздали».

«Делай все возможное, Ник, - сказал Хоук. «Чон Ли едет с двумя специально подобранными людьми. И Остров. Чун Ли очень обеспокоен. Я думаю, именно поэтому он так старался сотрудничать. Он боится, что Карлсбад собирается натравить X – V77 на председателя Мао и Верховного. Совет. Он хочет, чтобы Мао уехал с Всемирной конференции лидеров Организации Объединенных Наций раньше намеченного срока. Честно говоря, я боюсь, что это тоже может быть план Карловых Вар, и вы знаете, к чему это приведет ».

«Я могу получить здесь Vigilante A-5A», - сказал я. «Это будет для меня самый быстрый способ сделать это».

«Я удостоверяю вам допуск», - сказал Хоук. «Возьми девушку. Может быть, черт возьми, послушай ее, если ты доберешься до него».

"Подойдет", - сказал я. "Конец связи."

Командир авианосца вступил во владение рацией, когда я помчался обратно в каюту. Я разбудил Риту, и ее руки обвились вокруг моей шеи. Ее полуоткрытые глаза говорили только одно.

«Не сейчас, дорогая, - сказал я. «Слишком много дел».

Она села, простыня упала с ее груди. Она мгновенно окунулась в свою одежду. «Лучше молись вовремя, - сказал я. «Это может быть наш последний шанс».


Пятая глава.


Мы с Ритой втиснулись в одно из двух кресел «Виджиланте», наш пилот - на другое. Они нашли пару джинсов и куртку на молнии, которые подошли бы Рите. Это было бы уютно, если бы большая часть наших пакетов с парашютом не доставляла неудобств. Два турбореактивных двигателя J79 разогнали самолет до скорости около 1400 миль в час не более чем за долгую минуту. Примерно через час мы летели над Сосурой на корейском побережье, а затем, на краю суши, где сошлись три страны, мы увидели деревню Чанкуфэн на границе с Маньчжурией. Сразу за ней проходила граница с Россией и деревня Подгорная. Мы облетели Чанкуфэн, а затем пролетели над фермерскими домами с соломенными крышами и глиняными домами и холмистой местностью, усеянной кустарником и низкорослыми деревьями. Я не видел никаких признаков поля, достаточно большого, чтобы посадить реактивный самолет.

Пока мы летели по узкому заостренному пальцу суши, где три страны соприкасались на кончике, двигаясь на территорию Маньчжурии, пилот низко нырял над полями и домами. Я увидел его руку, направленную вниз, и он сделал крен. Внизу, у дома с глиняными стенами, махнула фигура, и я узнал полную фигуру Чун Ли. Красный китайский шпионский шеф держал в руке винтовку и махал ею. Он пришел сюда первым, как и подозревал Хоук. Когда пилот поднял Vigilante A5-A на крутой подъем, я задумался, что нашел Чунг Ли.

Когда мы набрали достаточную высоту, пилот нажал кнопку катапультирования, и я почувствовал, как меня отбрасывает и взлетает вверх, мчась по небу и внезапно останавливаясь, когда парашют вздрогнул. Я мельком увидел купол Риты, круглая форма на фоне неба, поднимавшаяся за мной как гриб, а затем я сполз вниз, я потянул за стропы.


Я ударился о землю в нескольких сотнях ярдов от фермы, отцепил свой парашют и побежал туда, где была Рита . Я как раз отцепил ее парашют, когда услышал рев приближающихся МИГ-19, трех из них, с севера. Они развернулись, кренились и взлетели, набирая высоту. Это будет Остров, приезжающий из Якутска.

С Ритой рядом со мной я направился к дому. Чун Ли вернулся внутрь, и когда я вошел, мои глаза обвели комнату взглядом, прошел мимо двух китайцев в униформе на полу к узкой кровати, где лежал Карлсбад с глубокой, залитой красными пятнами дырой на его виске. Я услышал, как ахнула Рита рядом со мной, она протиснулась мимо и побежала к кровати. Сама комната, простые глиняные стены с деревянной крышей, ответвлялась на две другие комнаты, которые я мог только мельком увидеть. Я кивнул в сторону Карлсбада.

Я спросил. - "Он умер?"

Чунг Ли медленно покачал головой. «Во всяком случае, пока нет. Но пуля прошла через его висок. Он в коме. Как видите, произошла битва. Мы нашли дом и подверглись нападению».

Он указал на двух мертвых солдат на полу, один с полевым передатчиком рядом с ним. «Двое моих мужчин были убиты», - сказал он. «Я сопротивлялся из соседней комнаты. Когда пуля попала в Карлсбад, остальные убежали».

«Остальные? Вы имеете в виду огромного японца и пилота реактивного самолета?» - спросил я.

Чунг Ли кивнул. «И еще двое мужчин», - сказал он. «На лендровере. Самолет, должно быть, был спрятан в нескольких милях от берега на одном из больших лугов. Но наши непосредственные проблемы по крайней мере решены».

Я увидел что-то в глазах Чон Ли, чего не мог прочитать. Но в этом был триумф, ощущение Чеширского кота. Мне это не понравилось, но я выразил удовлетворение тем, что первым оказался в Карловых Варах.

"Как ты хочешь сказать, наши непосредственные проблемы закончились?" - медленно спросил я. Глава китайской разведки указал на инертную форму бактериолога. «Он закончил», - сказал он. «Я видел, как люди с такой раной жили месяцами, парализованными и находящимися в коме, как он сейчас. Каким бы ни был его план, он закончился. Все, что нам нужно сейчас, - это заставить взвод проделать дюйм за дюймом поиск области для обнаружения X – V77 ».

Я наблюдал, как Чун Ли прислонился спиной к грубой глиняной стене, очень непринужденно, с мягким удовлетворением на лице. Я чувствовал себя не так, и я повернулся, когда Остров и трое мужчин ворвались в открытую дверь. Взгляд российского вождя с первого взгляда оценил ситуацию и сосредоточил свою ледяную твердость на Чун Ли. Китаец снова рассказал ему о случившемся, и когда он закончил, я увидел, что напряженное лицо Острова немного потеряло мрачность.

«Я согласен с генералом», - сказал он. «Люди Карлсбада могут бежать, но они будут найдены. Между тем величайшая опасность миновала. Карлсбад не в состоянии выполнить то, что он запланировал, или даже направить других в его исполнение».

«Я не могу назвать это, пока X – V77 не будет найден и не окажется у нас в руках», - сказал я. «Что, если этот большой японец знает, где он, и попытается за ним вернуться?»

«Без их мозгов, без своего лидера они ничего не сделают. Разве что спрячутся в ужасе». Чунг Ли улыбнулся мне.

«Я снова согласен», - хрипло сказал Остров. «Шакалы бегут. Так всегда бывает». Я не ответил, но я думал о тех людях в старом храме на Курилах. Все они были по-своему преданными фанатиками, и пропавшие помощники Карлсбада были частью этого. Чунг Ли снова улыбнулся мне снисходительной, снисходительной улыбкой.

«Ваше беспокойство понятно, поскольку вся проблема возникла из-за накопления вашим правительством бесчеловечных методов ведения войны», - сказал он. «Но тщательный осмотр местности обязательно обнаружит вирус».

Я почувствовал, как Рита переместился на мою сторону, и перевел взгляд с китайского шпионского шефа на русского и обратно. Позиция Чун Ли была достаточно логичной. Когда Карлсбад был в плену, почти мертвым, а остальные бежали, казалось, что основная опасность миновала. Карлсбад были явно не в состоянии проводить что-либо дальше. Так почему я был так чертовски обеспокоен? Грубый, недружелюбный голос Острова дал слова кое-чему еще на задворках всех наших умов.

«Мне больше не нужно оставаться», - сказал он. «Мы с моими людьми перейдем границу в Краскино. Можно с уверенностью сказать, что этот период сотрудничества подошел к концу. Мы больше не встретимся при таких обстоятельствах, господа».

Я знал, что он чертовски прав в этом, но все еще думал о пропавшем штамме бактерий. Я никогда не любил незавершенное. Свободные концы вызвали проблемы.

«Я хочу доставить доктора Карлсбада в Америку, чтобы наши врачи работали над ним», - сказал я. «Он все еще жив. Может быть, его удастся привести достаточно, чтобы рассказать нам, где спрятан X – V77».

«Это бессмысленно», - сказал Чанг Ли сквозь маску своей мягкой улыбки. «Мои люди найдут его, если у вас будет время для тщательного поиска, уверяю вас».

Я смотрел на Острова и ждал, что он предложит помочь мне перебросить Карловы Вары на небольшое расстояние до Краскино через границу. Он просто пожал плечами, энергично отсалютовал и повернулся на каблуках. «Все кончено», - бросил он. "У меня есть важные дела.


"Он вышел со своими тремя помощниками. Я проследил за его широкой спиной глазами, но он продолжал идти, пока не скрылся из виду. Сотрудничество разрушалось так быстро, что я мог слышать, как падают куски.

Я повернулся к Чун Ли, чьи маленькие глазки пристально смотрели на меня. Показав на радиопередатчик рядом с одним из его убитых солдат, я сказал: «Я хотел бы связаться со своим народом». Чун Ли ненадолго колебался, а затем снова улыбнулся.

«Конечно. Я сам хочу поговорить с твоим Ястребом». Он расстегнул ремни передатчика с плеч мертвеца и передал мне набор. Я позвонил перевозчику, используя согласованное кодовое имя. Когда я услышал их ответ, я попросил подключить ретранслятор к Хоуку в Вашингтоне и рассказал моему боссу, что произошло. Когда Чун Ли сделал жест, я передал ему передатчик. Он убедительно изложил свои мысли, и это почти убедило меня, когда я его слушал. Почти. Но внутри меня все еще грызло. Чунг Ли вернул мне набор, и я услышал слабый голос Хоука.

«Я поделюсь этим с другими, кто был на собрании», - сказал он. «Но я боюсь, что они тоже поймут это так, как это делает Чун Ли. И, честно говоря, Ник, я не вижу, где его анализ ошибочен. Без мозгов, без Карлсбада, другие просто продолжат бежать».

Я не мог сказать, о чем думал, когда вождь красных китайцев стоял на расстоянии вытянутой руки от меня, но, как я давно узнал, даже молчание говорило с Хоуком.

«Я знаю, что тебя беспокоит», - услышал я его голос. «Вы не доверяете сукиному сыну, выражаясь в вашей неподражаемой манере».

«Думаю, это все», - признал я.

«Я доверяю ему не больше, чем ты», - сказал Хоук. «Но посмотри на это с другой стороны. Если, как ты думаешь, друзья Карлсбада уехали с X – V77, Чунг Ли будет чертовски беспокоиться о том, чтобы вернуть его. Это означало бы такой же большой проблемы для него, как это первоначально означало. Единственная причина, по которой он вообще сотрудничал, заключалась в том, что он боялся, что Карлсбад могут ударить в его босса. Я не вижу, чтобы Чунг Ли небрежно относился к этому, если он не был уверен, что опасность миновала ».

«Я все еще хочу вернуть Карлсбада», - сказал я. «Я бы почувствовал себя намного лучше, если бы его можно было заставить говорить».

«Во что бы то ни стало, верните его», - согласился Хоук. «Давай позволим медикам надавить на него».

Я посмотрел на Чон Ли, когда откладывал набор. «Я должен взять с собой доктора Карлсбада». Его неподвижная улыбка осталась на месте. Только блеск его глаз прояснился. Я спросил. "Могу я предположить ваше участие в этом?" Я знал, что при любых других обстоятельствах он сказал бы мне пойти к черту. Или, что более вероятно, он убил бы меня. Но конференция мирового лидерства все еще ждала своего часа с его боссом. В это время он не хотел рисковать, сделав неверный шаг.

"Конечно." Он улыбнулся, взяв передатчик. «Ближайший аэропорт, способный принять большой самолет, - это Йенки. Я позабочусь о том, чтобы там вас ждал самолет, который доставит вас в Японию. Я согласоваю договоренности с майором Нуташи».

Он резко и резко заговорил в аппарат, и маска на несколько секунд спала. Я заметил сурового, энергичного человека, который, как я знал, был скрыт под мягкой внешностью. Наконец он повернулся ко мне.

«За мной едет машина», - сказал он, снова застывшая улыбка. «Медицинский грузовик также приедет за вами и Карлсбадом. Все, что вам нужно сделать, это подождать здесь. Конечно, я считаю все это совершенно ненужным. Этот человек никогда не выздоровеет, и его планы разрушены. К чему все это чрезмерное беспокойство за его жизнь? Это глупо ".

«Чрезмерная забота о человеческой жизни - отличительная черта нашей культуры, какой бы упадочной она ни была», - сказал я. Улыбка Чон Ли осталась, но потребовалось больше усилий. Рита нашла стул и подтащила его к койке. Чун Ли не сделал попытки помочь мне, когда я вытащил двух мертвых китайских солдат из дома. Вскоре по дороге проехал китайский штабной автомобиль. Четыре регулярных китайских солдата с винтовками вышли, и Чун Ли пошел им навстречу.

«Ваш самолет будет ждать в аэропорту Енки, Картер», - сказал он. «Этот период сотрудничества между нашими силами был очень приятным. Более того, чем я ожидал ».

Что, черт возьми, это значило, спросил я себя, когда Чун Ли начал садиться в машину. Он звучал так, словно одержал какую-то победу, и это меня беспокоило. Может, он подумал, что победа над Карлсбадом была своего рода призом. Или, может быть, он чувствовал себя хорошо от того, что разрушил планы ученого, какими бы они ни были.Все мои логические объяснения ни черта не повлияли на мои чувства. Он закрыл дверцу машины, и они уехали. Он никогда не оглядывался.

Рита вышла на улицу, а мы сели на обвалившуюся стену и стали ждать.

"Как вы думаете, он будет жить?" она спросила меня. «Или тебе все равно, кроме ответов на вопросы?»

«Я не буду вам лгать, - сказал я. «Меня это особо не волнует. Я просто хочу, чтобы врачи привели его достаточно в чуство, чтобы поговорить».

* * *

Прошел час, другой, и я начал нервничать. Я ходил взад и вперед, не отрывая взгляда от извилистой дороги, которая тянулась от заброшенного фермерского дома. Рита

подошла ко мне и притянула меня к себе на траву, позволив своему теплу, мягким подушкам ее груди, попытаться расслабить меня. Ей было совсем не плохо, когда я услышал звук двигателя и увидел надвигающееся по дороге облако пыли. Мы встали и увидели, как грузовик с брезентовым верхом подошел и остановился перед домом. Вышли китайский унтер-офицер и солдат. Унтер-офицер заговорил по-английски и извлек из фургона носилки.

Я вошел с ними внутрь, когда они перенесли коматозного Карлсбада с койки на носилки и отнесли его к кровати, прикрученной к полу грузовика. Я заметил в передней части грузовика небольшой шкафчик с бинтами и бутылками - очевидно, он использовался в качестве какой-то полевой машины скорой помощи. Солдат занял позицию на скамейке напротив кровати, привязав Карлсбада. Рита стояла в задней части грузовика и смотрела с тревогой в глазах.

«Ты едешь впереди», - сказал я ей. «Я останусь здесь с ним».

«Ты не думаешь, что они…» - начала она, но я оборвал ее.

«Я ни о чем не думаю. Я не рискую, мне тоже не нужно».

Когда мы двинулись в путь, начало падать тьма. Дорога была извилистой, изрезанной и грязной. Я понял, почему солдат привязал Карловых Вар к кровати. Мы продолжали подталкивать небольшую реку, которая шла параллельно нам, исчезая на несколько мгновений, чтобы вернуться снова. Я высунул голову из задней части машины и увидел, что ночь освещает полная луна. Река представляла собой спокойную темную ленту, блестящую в лунном свете, а по другую сторону дороги росли деревья и холмы.

Я время от времени проверял Карлсбада. Его дыхание было ровным, а сердцебиение - стабильным. Я мрачно смотрел на его неизменное лицо и думал о военнослужащих, которых я видел с аналогичными повреждениями мозга. Они существовали месяцами, живыми, но мертвыми. Я откинулся назад и закрыл глаза, когда грузовик подпрыгнул. Мы прошли около пятидесяти миль, может быть, шестьдесят, когда наступила ночь, озарившись розовым светом, когда вспышка вспыхнула прямо над головой. Грузовик затормозил и резко остановился, когда за вспышкой осветительной ракеты последовал шквал ружейного огня. Я взглянул на солдата. Его тревога была искренней, когда он схватил винтовку и выпрыгнул из кузова грузовика.

Я видел, как он ударился о землю, начал поворачиваться, а затем повернулся в гротескной арабеске, когда в него попали три выстрела. Я схватился за борт и резко опустился, оставаясь рядом с грузовиком, проваливаясь под задний свес. Винтовка мертвого солдата была достаточно близко, чтобы дотянуться, и я притянул ее к себе. Я посмотрел через землю под шасси грузовика и увидел Риту с китайским унтер-офицером рядом с ней.

«Горные бандиты», - сказал он, и я посмотрел на холмистую местность и увидел темные фигуры, которые с короткими очередями перемещались от куста к кусту. Унтер-офицер обошел грузовик, дважды выстрелил в движущихся к нам фигур и попытался бежать к большому кусту. Он не выжил.

Из-за куста слева поднялась сигнальная ракета. У нас не было бы шанса, пока они могли держать сцену ярко освещенной. Я насчитал восемь, может быть, десять фигур, двигаясь вперед.

«Оставайся под грузовиком», - сказал я Рите, ползая назад и вокруг грузовика, оставаясь на животе. Кисть была всего в нескольких ярдах от меня, и я залез в нее. Оказавшись внутри, я пригнувшись, двинулся вверх. Я сделал паузу, чтобы увидеть, как три фигуры отделяются и направляются за мной. Я изменил направление и промолчал, пока они двинулись в кусты, направляясь к реке, полагая, что я сбежал туда. Но я продолжал ползти вверх к ублюдку за кустом с ракетницей. Подойдя достаточно близко, я увидел его, ждущего, наблюдающего, начинающего заряжать еще одну ракету в свое ружье. Хьюго упал мне в ладонь. Я прицелился, метнул и увидел, как закаленная сталь стилета прошла сквозь его ребра до самого рукоятки. Он упал вперед, и я бросился к кусту, вытащил Хьюго и воткнул сигнальный пистолет за пояс.

У меня была винтовка, Вильгельмина и сигнальный пистолет. Это было самое подходящее место для внезапной фланговой атаки, насколько я мог надеяться найти. Я начал с винтовки, выстрелил первым и застал их врасплох, когда они двинулись к грузовику. Я вырубил четыре, пять, шесть из них. Остальные укрылись и направили на меня огонь. Выстрелы пронеслись по кустам, один разрезал складку на моем плече. Трое, вылетевшие к реке, вернулись после первого выстрела. Они бежали снизу и справа от меня, собираясь получить перекрестный огонь, идущий со мной посередине.

Я перевернулся на спину, лежа на земле, направил винтовку влево и выстрелил левой рукой, не пытаясь прицелиться, просто пустив немного свинца в воздух. Когда трое других подошли ко мне и подняли винтовки, я выстрелил в них с пистолета из положения лежа. Большой Люгер трижды гавкнул, и все трое упали.

Розовое сияние от осветительных ракет полностью исчезло, и только лунный свет играл на темных тенях холмов. Мне пришлось узнать сколько.

Я взял ракетницу и снова зажег ночь розовым, нереальным светом. Я увидел две фигуры на полпути к холму, а затем заметил третьего человека, который сидел на поляне у склона холма и быстро разговаривал в полевое радио.

Я нахмурился. Горные бандиты с полевым радио? Бандитизм в китайской глубинке, очевидно, стал очень современным. Я тщательно прицелился, и тело мужчины, казалось, подпрыгнуло в воздухе, когда он наполовину повернулся и упал обратно на землю. Я повернул Вильгельмину влево и пролил серию выстрелов в куст. Фигура поднялась и наклонилась, чтобы перебраться через небольшой куст. Еще две фигуры вырвались из укрытия и направились обратно в холмы. Для одного из них это было ошибкой. Другой сделал это, когда вспышка погасла.

Я лежал спокойно и ждал. Сейчас не время для глупых ходов. Чтобы перестраховаться, я вернулся туда, где лежал лицом вниз один из бандитов. Подставив его перед собой, я встал и вышел из кустов. Выстрелов не было, я держал китайца перед собой еще несколько футов, а затем уронил безжизненное тело. Я окликнул Риту и увидел ее в лунном свете, когда она выходила из-под грузовика.

"Что вы ищете?" - спросила она, когда увидела, что я перебираю одежду мертвого китайца.

«Не знаю», - сказал я. «Бандитов с ракетницами, я могу понять. Ракетницу достать достаточно легко. Полевое радио - это нечто другое».

Внутри одежды мужчины я обнаружил небольшой бумажник, а внутри - удостоверение личности.

«Майор Су Хан Ков из китайской армии», - прочел я Рите вслух. «Держу пари, что остальные тоже китайская армия, одетая, чтобы выглядеть как бандиты».

"Но почему?" - спросила Рита. "Зачем атаковать грузовик?"

«Не знаю почему», - ответил я. «Но я знаю, что он звал кого-то по рации на помощь, и нам лучше убираться отсюда к черту».

«Разве Чунг Ли не гарантировал Йенки нашу безопасность?» - спросила Рита. «Может, они действительно бандиты. Может, они напали на небольшую группу или штабную машину и украли это удостоверение личности и полевое радио».

«Может быть», - пришлось признать. Но бандиты обычно не атакуют воинские части. Большинство из них даже не умеют работать на полевом радио. У меня снова не было ответов, только подозрения. Мы доехали до грузовика, и я порылся в приборной панели. Я нашел то, на что надеялся, - карту местности. Маленькая речка, с которой мы играли в тэг, вилась прямо в Енки.

«Это все, - сказал я. «Мы выходим из грузовика и идем по реке». Носилки, построенные из тяжелого холста с деревянным каркасом, превратились в компактный маленький плот, и мы с Ритой несли его в воду. Река была теплой и не очень глубокой у берега. Ведя носилки с Карлсбадом, мы стояли у берега, большую часть времени шли, немного плавали. Когда река приближалась к дороге почти на милю, мы поплыли к середине реки, держась за носилки с каждой стороны и ведя пациента по водной тропе.

Я видел, как по дороге двигались армейские грузовики и мотоциклисты. А потом я увидел группу людей, одетых примерно как горные бандиты. Но они двигались, как солдаты, быстро и точно. Я был рад, что мы не пытались ехать дальше в грузовике.

Мы снова поплыли к берегу, когда река отошла от дороги, и мы немного отдохнули. Затем мы пошли дальше, пока небо не начало светлеть. Я нашел большую группу деревьев, нависающих над рекой и заслоненных от дороги. Мы притащили Карлсбада и носилки к одному из низко висящих деревьев. Он дышал ровно, но в остальном не изменился. Когда взошло солнце, мы с Ритой легли на мягкую болотную траву под толстыми листьями дерева.

«Мы останемся здесь до темноты, а затем двинемся дальше», - сказал я. «Я думаю, что хорошо попасть в Йенки до утра».

«Я собираюсь дать моей одежде высохнуть, даже если она снова намокнет», - сказала Рита, и я наблюдал, как она раздевается и кладет свои вещи на траву. Ее тело было пышногрудым, с длинными изящными ногами и мягко округленными бедрами. Она откинулась на зеленой траве, и, когда она посмотрела на меня, ее голубые глаза потемнели.

«Иди сюда, ляжь рядом со мной», - сказала она. Я положил одежду на траву рядом с ней и лег с ней. Она обняла меня, прижимаясь своим телом к ​​моему. Так она заснула почти мгновенно. Я лежал без сна еще некоторое время и пытался восстановить то, что произошло.

Нападение на грузовик было преднамеренным и спланированным. Я должен был признать, что объяснение Риты было возможным. Это могли быть бандиты с украденными удостоверениями личности и украденным оборудованием. Но они также могли быть замаскированным подразделением разведки китайской армии. Я где-то почувствовал в нем тонкую восточную руку Чон Ли. Я посмотрел на прелестную девушку в моих руках, мягко дышавшую мне в грудь, и закрыл глаза. Солнце просачивалось сквозь толстые листья, и жар превратился в убаюкивающее одеяло. Я заснул, думая, что это за чертовски странный мир - быть обнаженным с великолепной девушкой на руках, под деревом в Маньчжурии, и кто-то собирается тебя убить.


Я проснулся только тогда, когда почувствовал, как Рита пошевелилась и отошла от меня. Я поднял глаза и увидел ее на берегу реки, умывающуюся в чистой теплой воде, похожую на что-то с картины семнадцатого века. Был конец дня, и я услышал звуки сверчков. Мы могли бы валяться на деревенской реке в Огайо. Я приподнялся на локте, и Рита повернулась на звук. Она встала и подошла ко мне, и, когда я наблюдал за ее приближением, я почувствовал, как нарастает желание. Ее глаза смотрели на меня, двигаясь вверх и вниз по моему телу, задерживаясь, и внезапно она упала на колени. Ее руки прижались к моей плоти, и она уткнулась лицом мне в живот.

Она посмотрела на меня на мгновение, затем снова опустила голову. Ее губы прикусили мое тело, воспламеняясь, возбуждая, и она, казалось, тронула внутреннее стремление. Она играла и ласкала меня, и по мере того как она это делала, ее собственное возбуждение росло, пока она не задрожала, а ее прекрасное тело было влажным и желанным. Я грубо приподнял ее, но она отбивалась от меня, чтобы продолжить то, что доставляло ей столько удовольствия. Внезапно она бросилась на меня, ее бедра вздымались и толкались, и я перевернулся вместе с ней, когда она уткнулась головой мне в плечо, подавляя доносившиеся из нее крики.

Я двигался в ней медленно, затем быстрее, чувствуя приливы ее дикого экстаза, которые приносило каждое мое движение. Потом она встала и ее зубы впились в мою плоть, когда она вскрикнула от азарта. Я держал ее там, плоть в плоть. Физический символ бытия, воплощенный в моменты страсти. Наконец она упала на траву, и ее глаза нашли мои.

Мы долго лежали вместе, наблюдая, как тьма надвигается на землю, как медленно опускающийся занавес. Затем мы скатали нашу одежду в плотный пакет и положили ее поверх Карлсбада на носилках. Глаза Риты наполнялись печалью каждый раз, когда она смотрела на него. Ей было тяжелее, чем мне. Все, что у нее было, это боль и печаль по нему. Моя гневная решимость утешила меня.

Когда наконец наступила ночь, мы снова проскользнули в реку и двинулись вперед. Поездка прошла без проблем, пока мы не доехали до Енки. Я увидел огни взлетно-посадочной полосы аэродрома за деревней. Река граничила с одной стороной поля, и теперь до рассвета оставалось меньше часа. Я видел, как само поле не охранялось, когда мы вытаскивали носилки на берег и облачались в одежду.

"Как вы думаете, самолет все еще здесь?" - спросила Рита. «Если мы не прибыли вчера, он мог уйти».

Я усмехнулся ей. «Может, его здесь вообще не было. В любом случае, я не рискую еще раз « авария ». Останься здесь. Я найду нам самолет».

Ангары были прямо передо мной, выстроившись в линию вдоль задней части поля. Я побежал, пригнувшись, бросил взгляд на первые полосы серого в небе, до ближайшего из ангаров. Боковая дверь была открыта, и я проскользнул внутрь. Там было три маленьких самолета. Они были бы бесполезны для нас; Зашел во второй ангар. Это была ремонтная мастерская, где разбросаны детали и куски самолетов.

Третий ангар оказался более урожайным. В нем находился старый российский легкий бомбардировщик Ту-2 с поршневым двигателем, старинный самолет. Но он был достаточно большим и имел необходимую дальность полета, чтобы добраться до Японии, поэтому я залез в кабину, чтобы быстро осмотреться. Казалось, все в порядке, но я не мог быть уверен, пока не включил ее, и не мог сделать это до последнего момента.

Я вернулся за Ритой и Карлсбадом, осмотрел края ангаров, прижался к стене, когда мимо проехал небольшой бензовоз с двумя китайцами в комбинезонах цвета хаки. После того, как он прошел, я продолжил стоять в глубокой тени у стен ангаров. Определенно становилось светло и быстро. Я пробежал небольшое расстояние до края поля, и Рита встала мне навстречу. Когда я остановил ее, она начала поднимать носилки.

«Оставь это», - сказал я. «Это слишком сильно нас замедлит». Я поднял безвольное тело Карлсбада и перекинул его через плечо. Это не совсем назначенное лечение для пациентов с черепно-мозговой травмой и в коме, но это было лучшее, что я мог сделать. С Ритой рядом со мной, с Вильгельминой в одной руке и с Карлсбадом, я направился обратно к ангару, снова огибая задние края больших стен.

Дошли до третьего ангара и до старого Ту-2, хорошо. Я просто отнес Карлсбада в каюту и положил его на пол, когда услышал, как открылась дверь ангара. Рита все еще была снаружи, у подножия подвижных ступенек, которые я поставил рядом с самолетом. В носовое окно я увидел трех китайских механиков в белых комбинезонах, когда открылась главная дверь гаража. Они одновременно увидели Риту и пошли за ней. Она попыталась развернуться и бежать, поскользнулась на масляном пятне и поскользнулась на бетонном полу. Трое китайцев сразу схватили ее и подняли на ноги. Я все равно не хотел шума. Я увидел на полу кабины пилота тяжелый гаечный ключ, схватил его и прыгнул.

Я приземлился на одного из китайцев, и он упал.

, я повернул ключ по короткой дуге чувствуя, как удар сильно врезался в его череп. Он упал на месте. Я был на полу, на первом, который все еще был немного ошеломлен, когда третий прыгнул на меня. Я встал на колени и помог упасть ему через голову. Он приземлился на спину, начал перевернуться и прошел только половину пути, когда Хьюго мелькнул в моей ладони и глубоко ударил его в грудь.

Но последний, тот, на который я приземлился, обошел по крайней мере достаточно, чтобы бежать за ним, я увидел, как Рита высунула ногу, и он полетел. «Отлично», - сказал я, сильно и быстро бросив Хьюго. Лезвие пронзило его шею сзади, Рита скривилась и отвернулась. Я извлекал стилет, когда из-за угла ангара вышли еще двое мужчин, на секунду остановились, а затем развернулись и побежали. Они проносились по аэродрому, кричали, и я выругался себе под нос.

«Садись в самолет», - крикнул я девушке, и она вскочила. В дальнем конце ангара, в углу, я увидел, наверное, десять бочек с горючим. Я нарисовал Вильгельмину. Мне нужно было их отвлечь, все, что могло бы вызвать возбуждение и замешательство, чтобы все их внимание не было сосредоточено на нас. Мы были достаточно далеко от бочек, чтобы не подняться с ними, по крайней мере, не сразу.

Я забрался в самолет, на секунду открыл дверь и выстрелил в бочки с горючим. Я захлопнул дверь, когда они взлетели с ревом пламени, и старый самолет задрожал. Когда я сел за руль и включил двигатели, у меня возникла пугающая мысль, что, если самолет был в ремонте двигателей, игра будет окончена. Стало еще страшнее, когда я снова нажал выключатель стартера, и ничего не произошло.

Я нажал в третий раз, и оба двигателя закашлялись в жужжащий рев. Не было времени ждать, пока они согреются. Я отправил Ту-2 выехать из ангара, когда жар от пламени начал отслаивать краску. Прямо передо мной маячила взлетно-посадочная полоса, и я пошел на нее. Я видел мужчин, выбегающих из главного здания. Некоторые из бегущих к ангару думали, что я просто перевожу самолет в безопасное место, и направили свою энергию на огонь. Затем я увидел, как другие на максимальной скорости движутся от главного здания с винтовками. Я ускорил старый самолет, почувствовал, как он скрипит и откликается, колеса набирают скорость по бетону. Охранники упали на колени и стреляли. Я слышал, как две пули пробили кабину и пронеслись сквозь нее.

«Оставайся на низком уровне», - крикнул я Рите. Я держал старый Ту-2 устойчиво и поднимал вместе с ней, когда она отрывалась от земли. Я не решился сделать быстрый поворот с еще не прогретыми двигателями. Я услышал еще полдюжины выстрелов в днище самолета, а затем попытался сделать медленный крен. Внизу я видел, как охранники мчались обратно в главное здание поля, и знал, что через несколько секунд они будут на радио. Я сразу же направился в море, и в кабине пилота появилась Рита.

"Как твой дядя?" Я спросил.

«Без изменений», - сказала она. «Но мы сделали это».

«Не считайте цыплят, - хрипло сказал я. "Еще нет." Я включил радио и позвонил оператору связи.

«Операция DS вызывает Carrier Yorkville», - сказал я в микрофон. «Приезжайте в Йорквилл. Это номер 3. Приезжайте в Йорквилл. Приезжайте».

Слава их флотским сердцам, они сразу подобрали меня, и я услышал голос с акцентом Дикси.

«Мы слышим вас, N3», - сказал он. "Что ты хочешь?"

«Я лечу на Ту-2 с опознавательными знаками китайских ВВС, направляюсь на юг и юго-восток над Японским морем. У меня может быть нежеланная компания. Немедленно нужно эскортное прикрытие. Повторите, немедленно. Вы меня читаете?

«Мы читаем тебя», - ответил голос. «Одна эскадрилья« Фантом II »взлетает. Держитесь своего курса. Мы вас заберем. Снова и снова».

«Роджер», - сказал я и щелкнул передатчиком. Утреннее солнце окрашивало небо красными пятнами, и я разогнал старый Ту-2 до максимальной скорости триста сорок пять. Он стонал и трясся, и я немного замедлил его.

«Продолжай смотреть в окна», - сказал я Рите. «Кричи, если увидишь другие самолеты».

«Вы думаете, они пошлют за нами самолеты?» - спросила Рита. «Ты все еще думаешь, что Чанг Ли стоит за тем, что произошло?»

«Я не могу избавиться от своих чувств», - ответил я. «Я уверен, что наш захват этой старой птицы еще не дошел до Чон Ли. Сейчас это всего лишь кража самолета».

Если у Риты был другой вопрос, он был отключен правым двигателем, так как он один раз закашлялся, затем два раза и умер. Я отчаянно нажал на кнопку воздушной заслонки и затаил дыхание, когда двигатель ожил, заревел и снова заглох. Мои пальцы были жесткими и судорожными, и я потянул их. Вдруг я услышал рев двигателей, и Рита указала в небо. Я смотрел в левое окно и видел, как они вышли из-под солнца, Phantom II, и они кружились и кружились над головой восьмерками. Они были обнадеживающим и успокаивающим зрелищем.

"Почему акробатика?" - спросила Рита, и я криво улыбнулся.

«Мы идем, может быть, три сотни с половиной в час», - сказал я. "Они делают более полутора тысяч. Они делают восьмерки, чтобы они могли остаться с нами ".

Так и было, пока мы не заметили авианосец. Если китайские красные послали за нами самолеты, они подошли достаточно близко, чтобы взглянуть и исчезнуть. Я положил старый Ту-2 на несущую палубу максимально плавно, что было совсем не гладко.




Белые коридоры больницы Уолтера Рида были практически безличными, как и коридоры всех других больниц, со своей успокаивающей уверенностью. Самолет ВМС доставил нас к побережью, где мы пересели на другой самолет, который доставил нас в Вашингтон. Хоук подготовил их всех к нашему прибытию, и команда врачей ждала, чтобы перенести Карлсбада на просторы больницы. Доктор Хобсон дал мне инструкции.

«У нас будет для вас предварительное мнение через несколько часов», - сказал он. «Позвони мне, если к десяти не услышишь его от нас».

Я взял Риту и вывел ее наружу. Ночь только что опустилась на Вашингтон. Я пошел к такси у тротуара.

«Ты останешься у меня», - сказал я. Она прищурилась на меня.

«Тебе больше негде остановиться», - напомнил я ей. «Дом твоего дяди был взорван, помнишь? Я почти погиб с этим взрывом».

Она ничего не сказала - и что она могла сказать сейчас? У себя я нашел ей пижамный топ, чтобы надеть ее после душа. Он был старым, появился еще в то время, когда я еще давным-давно носил пижаму, и его было почти достаточно, чтобы быть платьем. Но когда Рита свернулась калачиком на диване, вытянув свои длинные прекрасные ноги, она была одновременно соблазнительной и чувственной. Обычно мой разум был бы настроен на ту же волну, что и ее, но я все еще был задумчив и обеспокоен. Я приготовил нам старомодный бурбон, и, потягивая свой, она посмотрела на меня через край бокала.

"Это вас беспокоит, не так ли?" - прокомментировала она.

Я спросил. - "Что это значит?"

«Не имея ответов на все».

Я посмотрел на ее прекрасные ноги, наполовину скрытые под ней, белую гладкую кожу, доходящую до начальной округлости ее ягодиц, я встал и двинулся к ней. Я сделал три шага, когда зазвонил телефон: тот, который я храню в ящике стола, тот, чей звонок является командой. Я повернулся и достал его из ящика. Голос Хоука был усталым и напряженным, почти измученным.

«Иди сюда, в офис», - сказал он. «Звонок от Чон Ли через пятнадцать минут. Я хочу, чтобы ты был здесь».

"Пятнадцать минут?" - воскликнул я. «Я не знаю, смогу ли я это сделать».

Старый мальчик мог быть усталым, но он никогда не был слишком уставшим, чтобы быть резким. «Вы можете это сделать», - сказал он. «Это дает вам четыре, чтобы одеться, один, чтобы поцеловать ее на прощание и сказать, что вы вернетесь, и десять, чтобы добраться сюда».

Телефон отключился, и я выполнил приказ. У Риты не было возможности возразить или задать вопросы. Пробки были тем, что задерживало меня больше всего, и я опоздал на несколько минут, но мне повезло. Звонок также был отложен. Когда я вошел, Хоук яростно жевал сигару. Он сунул мне напечатанное сообщение. «Это пришло, закодировано. Наши мальчики расшифровали его и передали мне».

Я прочитал это быстро. «Будет радиосвязь в 10:15 по вашему времени», - говорилось в нем. «Обсудить несчастный случай со своим агентом N3. Генералом Чун Ли, Китайская Народная Республика».

Я только что сунул его обратно Хоуку, когда зазвонил телефон с рядом маленьких красных кнопок. Хоук вынул сигару изо рта и бросил ее в корзину для мусора; его жест отвращения был не только для сигары. Его голос, когда он заговорил, был напряженным, ровным, замаскированным; он кивнул мне.

«Да, генерал, Картер благополучно прибыл с доктором Карлсбадом. Вы испытываете облегчение… Да… спасибо. Фактически, он стоит здесь со мной. Возможно, вы захотите поговорить с ним напрямую. … Мы очень признательны ».

Он протянул мне телефон бесстрастными голубыми глазами. Я слышал тихий, сдержанный тон Чон Ли и почти видел его мягкое круглое лицо перед собой, пока слушал.

«Спешу выразить свое сожаление по поводу нападения бандитов на наш грузовик», - сказал он. «Когда позже той ночью ваша группа не прибыла в Енки, мы послали отряд выяснить, что произошло. Когда они наткнулись на грузовик с двумя убитыми нашими людьми и останками бандитов, они доложили мне в один раз. Естественно, мы сначала предположили, что вас взяли в плен. Только на следующий день, после того, как я узнал о краже одного из наших самолетов в Енки, я понял, что должно было случиться. Могу я спросить, почему вы это сделали, а не пошли в аэропорт, попросить там связаться со мной? "

«Я не думал, что они поверят моей истории», - соврал я.

«Это было бы намного проще», - сказал он. Готов поспорить, было бы, молча согласился я. Он продолжил, и в его спокойном голосе снова прозвучала слабая тень осуждения. «Неважно, с доктором Карлсбадом вы благополучно достигли своих берегов. Это было моей главной заботой. И снова приношу свои извинения за то, что не рассмотрел возможность нападения. У меня есть большие силы, которые тщательно обыскивают местность. проинформируйте своих людей, как только они выздоровеют ».

«Пожалуйста, сделай это», - сказал я. «И спасибо за вашу заботу». Я мог отбросить его так же хорошо, как он мог раздать - телефон отключился, и я повесил трубку.


Я поднял глаза и увидел, что Хоук осторожно кладет трубку на телефон. Его глаза встретились с моими.

«До Мировой конференции лидеров осталось всего два дня», - сказал он. «Ты мне нужен. Мне нужен каждый мужчина, который у меня есть. Я дам тебе еще один день с Карлсбадом. Если ты придумаешь какие-нибудь новые вещи или теории, которые имеют смысл, я выслушаю. Достаточно справедливо?»

Я поморщился, но кивнул. Это было достаточно справедливо, особенно в то время. Но я знал, что он дал мне чертовски мало времени, чтобы придумать что-нибудь новое.

«Звонил доктор Хобсон», - добавил Хоук. «Есть мало надежды на то, что Карлсбада удастся восстановить. Серьезное повреждение мозга. Но Хобсон также сказал, что они никогда не знают, когда один из этих случаев на мгновение станет нормальным. Очень часто они случаются, а затем снова исчезают. Продолжайте надеяться и продолжайте проверять, были ли они его напутственные слова ". Я кивнул и ушел, бросив последний взгляд на Хоука. Не думаю, что когда-либо видел его лицо таким усталым.

* * *

Когда я вернулся на свое место, Рита спала, но простыня над ней была скорее стертой, чем застегнутой. Я довольствовался тем, что смотрел на красоту ее спящего тела. Она лежала наполовину на животе, подняв одну ногу, ее левая грудь напоминала приглашение с мягким розовым наконечником. Я накинул на нее простыню и пошел в гостиную, где налил рюмку бурбона. Я отпил его, позволяя теплу медленно стекать вниз. Я снова попытался сложить кусочки так, чтобы заглушить мою чертову тревогу, но я не мог успокоить свои подозрения. Я был уверен в некоторых вещах. Одним из них было нападение на грузовик - я был уверен, что его спроектировал Чун Ли. Его телефонный звонок сегодня вечером только усилил это подозрение. Коварный ублюдок должен был выяснить, действительно ли мы вернулись.

"Черт возьми!" - сказал я сквозь стиснутые зубы. Почему я так подозрительно относился к Чун Ли только потому, что в прошлом мы были на противоположных сторонах? У меня не было доказательств того, что он действовал недобросовестно - никаких доказательств. Я заставил себя перестать бороться с этим и разделся. Когда я забрался в кровать рядом с теплым мягким телом Риты, она положила руку мне на грудь и прижалась ко мне. Я лежал так, пока наконец не заснул, все еще недовольный своими аргументированными объяснениями, все еще на грани, все еще странно напуганный.

Когда я проснулся, было не лучше. Но была Рита, и она заставила меня забыть обо всем на некоторое время, пока я проснулся от ее губ, ее рот двигался по моему телу. Я чувствовал, что шевелюсь, когда голодное рвение ее желаний сообщалось друг другу. Ее губы, двигаясь вниз по моему телу, останавливаясь, чтобы жадно пожирать, были одновременно прохладными и горячими, и казалось, будто она пыталась стереть тревожное напряжение, которое, как она знала, было во мне. Пока это длилось, она проделала чертовски хорошую работу, и внезапно я обнаружил, что толкаю, метаю и забываю обо всем, кроме безумно страстного создания, занимающегося любовью со мной.

Я поднял ее и уткнулся лицом в ее грудь, и она сразу же повернулась, чтобы принять меня, ее ноги были теплыми объятиями. Я вошел в нее быстро, почти свирепо, но она взывала все больше и больше, а потом еще больше. Наконец раздался этот жгучий, хриплый крик, а затем она лежала рядом со мной измученная, но это было сладкое изнеможение, усталость, которая каким-то образом также вернулась. Мы лежали вместе, соприкасаясь телами, ее рука скрестила меня в удовлетворенном удовлетворении. Потом зазвонил телефон - снова тот особенный телефон.

«Чанг Ли отправил телеграмму, я думаю, тебя заинтересует, Ник». Голос Хоука раздался по проводам. «Я прочитаю это». Я рада продолжить сотрудничество накануне Всемирной конференции лидеров. Сообщите агенту N3, что нам сказали, что люди Карлсбада находятся в Нью-Йорке. Женщина по имени Линь Ван на 777 Дойер-стрит видела здоровяка. . "

Хоук замолчал. «Я проверил адрес в полиции Нью-Йорка», - сказал он. «Это бордель, тихий, ухоженный, обслуживающий в основном китайскую общину и тех, кто любит китайскую кухню, можно сказать».

«Эта Линь Ван, должно быть, одна из девушек», - сказал я. «Как вы думаете, она работает на Чон Ли?»

"Я сомневаюсь, что иначе он не назвал бы нам ее имя", - ответил Хоук. «Она, вероятно, рассказала кому-то, кто рассказал кому-то другому, кто рассказал об этом одному из своих людей. Честно говоря, Ник, я удивлен всем этим. Я действительно не ожидал дальнейшего сотрудничества от Чон Ли».

«Я тоже удивлен», - ответил я. «И я собираюсь выполнить это немедленно».

«Еще кое-что, - сказал Хоук. «Я проверил доктора Хобсона. - У Карлсбада ослабевает пульс. И он все еще в коме».

«Спасибо», - мрачно сказал я и положил трубку. Если у Чун Ли и были какие-то опасения по поводу разговоров о Карлсбаде, они казались необоснованными. Я повернулась к Рите, которая надела бюстгальтер и трусики и выглядела слишком восхитительно, чтобы уходить. Но я уезжал.

«Мне нужно в Нью-Йорк», - сказал я. «Там большой японский друг твоего дяди».

"Он в Нью-Йорке?" - сказала она с недоверием в голосе.

«Неплохое место, чтобы спрятаться», - прокомментировал я.

«Будь осторожен, Ник».

Я снова поцеловал ее и обнял ее грудь ладонью. «Поторопись назад», - выдохнула она. Я переоделся и уехал вовремя, чтобы успеть на почасовой рейс шаттла из округа Колумбия в Нью-Йорк.


Менее чем через два часа я пробирался по узким, многолюдным улочкам китайского квартала Нью-Йорка. Люди и старые здания теснились друг с другом, и была серая тусклость, которую не могли скрыть яркие огни ресторанов и магазинов.

Номер 777 по Дойер-стрит представлял собой высокое старое здание с сувенирным магазином на первом этаже. Остальные подарки, которые нужно было купить, были наверху. Я поднялся на один пролет и позвонил в дверь. Дверь была открыта, и густой приторный запах ладана был настолько сильным, что казался почти физическим ударом. Женщина, стоявшая передо мной, была евразийской, немного взъерошенной, слишком обильно накрашенной, губы были слишком красными, а черные волосы слишком покрыты лаком, поднимаясь вверх. На ней было черное платье хозяйки, вышитое красным драконом. Мой взгляд прошел мимо нее на двух мужчин в коридоре, ни один из которых не был китайцем, развалившихся у стены в рубашках с рукавами. Их суженные, подвижные глаза обозначали то, чем они были - «защиту».

Ее глаза задавали мне невысказанный вопрос, оценивая меня с многолетним опытом. Я сутулился и ответил ей резким взглядом.

«Мой друг сказал мне остановиться здесь», - сказал я. «Он сказал спросить Линь Ванга».

Ее глаза переместились совсем немного. «Линь Ван», - повторила она. «В данный момент она не занята. Тебе повезло».

Я пожал плечами. «Думаю, да», - сказал я. Она закрыла за мной дверь и поманила меня. Я последовал за ней по коридору в большую приемную. Девочки, в основном китайцы, но некоторые белые и одна черная, развалились на мягких стульях. На них были либо бюстгальтеры и трусики бикини, либо прозрачные платья. Их глаза следили за мной, пока я шел за их мадам. Женщина провела меня в другой коридор к черной лестнице.

«Следующий этаж, первая дверь справа», - сказала она. Я поднялся по лестнице, и она на мгновение наблюдала, а затем ушла на тихих скользких ногах. Проклятые благовония были повсюду, тяжелые, как дым у костра. Я миновал дверь слева и услышал резкий, вынужденный смех девушек. Я увидел еще три закрытые двери в коридоре, когда остановился перед первой справа. Я постучал и повернул дверную ручку. Я действительно не хотел быть клиентом. Дешевые шлюхи никогда не были моим блюдом. Но действовать пришлось осторожно. Мне нужна была информация от этой девушки, и я бы не получил ее, отпугнув ее. Шлюхи всегда боялись вмешательств, которые могли помешать бизнесу. Дверь открыла маленькая черноволосая девочка.

Меня поразила ее прелесть, маленький нос и плоские скулы, глубокие миндалевидные глаза. На ней было только легкое кимоно, и ее грудь гордо выступала высоко. Вдруг я почувствовал запах крысы. Какой бы Линь Ван ни была, а это могло быть множество вещей, она не была обычной, повседневной, заурядной проституткой, которую можно найти в таком доме. Для этого у нее было тело, но не глаза. Они были глубокими, с темной проницательной яркостью. У них не было измученного, жесткого, циничного, неизлечимо раненого вида шлюхи.

«Войдите», - сказала она, широко улыбаясь. "Ты здесь новенький, не так ли?"

Ее голос удивил меня. Это было гнусаво, как будто она простудилась. Но я должен признать, что это была хорошая вступительная фраза, которую могла бы сказать обычная хозяйка дома.

«Да, я здесь новенький», - сказал я. «И чертовски озабочен, дорогая». Я медленно ей улыбнулся. Я все еще собирался двигаться осторожно, но по другим причинам. Я больше не боялся пугать шлюху, но если это будет конкурс актерского мастерства, я смогу удержаться. На самом деле, когда мои глаза блуждали по дерзкой маленькой фигуре Линь Вана, я подумал, что это может быть приятное соревнование. Я повернулся к комоду и положил на него две десятки и пятерку. Затем я начала раздеваться, сняв сначала галстук.

Я снял пиджак с Вильгельминой одним движением и сложил «Люгер» в пиджак, положив его на стул. За Линь Ван стояла большая двуспальная кровать, и мне было интересно, как далеко она зайдет со своей ролью. Я получил свой ответ, когда она подняла руки и стянула кимоно. Она стояла передо мной обнаженная, с круглой и высокой грудью с маленькими сосками, вызывая пикантное возбуждение. Она повернулась, взяла с крайнего стола пачку спичек и зажгла две урны с благовониями, по одной с каждой стороны кровати. Затем она легла на кровать, подняла ноги и двинулась наружу. Я подумал, не ошиблась ли моя оценка. Может, она все-таки была еще одной маленькой шлюхой.

«Я думала, ты беспокоишься, большой парень», - сказала она, и меня снова поразил гнусавый тон ее голоса. Я решил, что она была намного привлекательнее, когда не разговаривала. Я опустился на нее и почувствовал, как ее ноги поднимаются и опускаются, трогая мои бедра. Я попытался поцеловать ее, но ее губы были плотной, закрытой линией, и она прижала мою голову к своей груди, выгнув спину и подняв соски ко мне во рту. Я вдохнул запах проклятого ладана, когда я коснулся губами ее груди, болезненно-сладкий запах, без которого я могла бы обойтись.

Я глубоко потянул ее за грудь, и внезапно у нее появилось три, четыре, пять грудей, и на моих глазах появилась пленка. Я покачал головой и приподнялся на локтях, но фильм никуда не делся.

Моя грудь была напряженной, сдавленной, и я пытался дышать носом, но это только ухудшало положение. Еще один глоток благовоний попал мне в ноздри, и мне показалось, что я кувыркаюсь в пространстве.

Я протянул руку и почувствовал, как соскальзываю с кровати, и схватился за простыни, когда упал на пол. Смутно я увидел, как передо мной движется нечеткая обнаженная фигура, и все, что я теперь мог сделать, это попытаться вдохнуть и почувствовать запах проклятого ладана, и внезапно я осознал это и снова и снова сильно покачал головой. На мгновение оно прояснилось, и я увидел Линь Ван поблизости, наблюдающую за мной, ее обнаженное тело было ясно видно.

Это был ладан, проклятый ладан. В нем что-то было, и я попытался нырнуть через край кровати, чтобы повалить его на пол. Мне удалось схватить его, и он рухнул, но другой на противоположной стороне кровати продолжал извергать дым. Я едва мог дышать и кашлял, опираясь на локоть, зная, что с каждым вдохом втягиваю все больше паров, но не в силах сдержаться. Я перекатился на пол и ударился головой о дерево изо всех сил. Она снова прояснилась, я увидел девушку поблизости и потянулся к ней, но она просто отошла.

Почему проклятые благовония не подействовали на нее? А потом из смутных уголков своего разума я вспомнил сильную гнусность ее голоса и получил ответ. Носовые пробки с фильтрами. Маленькие, но эффективные пробки для носа, пропускающие только воздух в ее легкие и недостаточное количество благовоний для воздействия.

Я перевернулся снова, и тогда мне показалось, что я плыву, растворяюсь в воздухе, и ужасное вращение в моей голове увеличивалось и усиливалось, пока я не потерял сознание.

* * *

Я отключился в темноте и проснулся в темноте. Сколько времени прошло, я не знал. Но в этой темноте не было ничего из того вращающегося, мягкого, удушающего качества, как у другой. Моя грудь болела, мои легкие были воспалены, и я был скручен и связан, как свинья. Я был внутри чего-то стеснен и связан, и когда я начал сосредотачиваться и ориентироваться, я понял, что мои ноги были подняты за мной и связаны в лодыжках. Мои руки были связаны за спиной, почти касаясь лодыжек. Я чувствовал шероховатость тяжелого брезентового мешка на своей коже и знал, что нахожусь в машине, когда мы, покачиваясь, поворачивали за угол.

Моя куртка и брюки были засунуты в мешок вместе со мной, я понял, когда почувствовал их на голой коже моих ног. В доме на Дойер-стрит они не оставили никаких улик. Хьюго все еще был привязан ножнами к моему предплечью. Я почувствовал, как машина остановилась, и услышал шум, а затем меня подняли и бросили на землю. Было чертовски больно, и было трудно не шуметь. Меня трясло и подпрыгивало, когда мешок волочили по тому, что, должно быть, было булыжником.

Я почувствовал, как меня подбрасывает в воздух. Когда я услышал всплеск и почувствовал потрясение, когда он ударился о воду, я понял, что произошло. Мешок бросили в реку. Но тяжелый мешок был плотно завязан, а плотная парусина была водонепроницаемой. У меня было несколько драгоценных секунд, но только несколько. Когда сумка опускалась, давление воды заставляло открывать верхнюю часть и хлестало меня. Несколько капель уже пробивались сквозь него.

Я уронил Хьюго на ладонь, ухватившись за рукоять пальцами. Мне приходилось работать задом наперед, но я легко мог дотянуться до веревок, связывающих мои лодыжки. Это был обычный шпагат, и я глубоко вонзился в него, отчаянно рубя и надревая стилетом, чувствуя, как он быстро рвется. Но я тонул еще быстрее, и давление воды начало открывать верх. Внезапно шнурки наверху не выдержали, и вода хлынула в мешок. Я глубоко вздохнул, ударил еще раз и почувствовал, как щиколотки мои свободны. Это все, на что у меня было время. Я с Хьюго разорвал мешок по бокам, изо всех сил ударил ногой и оказался на свободе.

Руки, все еще связанные позади меня, все еще сжимая Хьюго, я вылетел на поверхность на оставшемся дыхании. Я вылетел на поверхность как раз в тот момент, когда мои легкие вот-вот поддались. Сверкающие огни горизонта Нью-Йорка сверкали на мне в глубокой темноте ночи и реки. Я снова пнул ногой, перевернулся на спину и поплыл, пока я крутил Хьюго руками и разрезал веревки, все еще связывающие мое запястье. Это было медленно и сложно с такого неудобного угла, и мне пришлось вылететь и повернуться, чтобы остаться на плаву. Течение уносило меня, и я увидел, что они сбросили меня в реку примерно в квартале от залива. Если я не сниму эти проклятые веревки с запястий, паром выполнит свою работу.

Я видел огни большого, движущегося в мою сторону, когда я снова и снова наносил удары по скользким, мокрым веревкам. Наконец они уступили дорогу. Я обнял, ухватился за Хьюго и поплыл к тому месту, откуда поднялся. Поверхность воды была маслянистой и грязной, и я плавал под ней. Однажды я поднялся на воздух, а потом снова нырнул.


Внизу было темно как смоль, но мне повезло. Из-за задержанного воздуха холщовый мешок всплыл на поверхность воды, и я заметил его в десятке ярдов от меня. Я вытащил его, схватил и обнаружил, что моя куртка и брюки все еще были внутри. Что еще важнее, Вильгельмина была в кармане моей куртки.

Я взял все в одну руку и поплыл к берегу, наконец зацепившись за сваи прогнившего пирса. Измученный, я цеплялся за сильное течение реки.

После паузы я взобрался на деревянный пол. Надев мокрую одежду, я осторожно прошел по изрытому гнилому пирсу. Я соединю части позже. Прямо сейчас я хотел вернуться к Линь Ван.

Но мне не повезло. Или у них все шло хорошо. Я только что сошла с прогнившего старого пирса на вымощенную булыжником набережную, когда увидел троих мужчин, стоящих у машины в нескольких футах от кромки воды. Они видели меня точно так же, как я их, и с тем дополнительным чутьем, которое приходит откуда-то откуда-то, я знал, что именно они бросили меня в реку Гудзон. Я знал это еще до того, как услышал этот вздох, увидел, как его глаза расширились от недоверия, а тело напряглось. Они поднялись по улице в ночную кофейню и только что вернулись к машине, один из которых все еще держал кусок сухаря, который жевал.

«Иисус Христос! Я не верю!» - воскликнул один хриплым голосом. Два других закружились. Все трое какое-то время стояли ошеломленные, а затем двинулись за меня. Я увидел, что это не мальчики Сумо Сэма. Их наняли как головорезов, им платили за грязную работу и отсутствие вопросов. Я знал этот типаж, и он отличался от них всех. Я сунул руку в пиджак и накинул его на Вильгельмину. Пистолет был насквозь мокрым от реки. Я не мог рисковать, пытаясь его использовать. Лучше что-нибудь другое, чем осечка в решающий момент. Что-то еще было бежать, и я побежал, как кролик, мокрый кролик.

Их шаги грохотали за моей спиной, пока я мчался по набережной. Впереди маячил большой темный закрытый грузовой пирс, и я направился к нему.Большая главная дверь была закрыта, тяжелая стальная дверь над головой. Но маленькая дверь сбоку была заперта неплотно. Я резко дернул за нее, она распахнулась, и я бросился в глубокую тьму огромного пирса. Ящики, бочки и ящики были громоздко сложены с обеих сторон. Я побежал глубже, а затем повернулся, давая глазам привыкнуть к почти черноте этого места. Я видел, как вошли трое головорезов.

«Оставайся здесь», - услышал я один приказ. «У двери. Если он попытается выбраться, ты прибьешь его».

Я исчез между высокими кипами мешковины. Я кое-что увидел - предмет с длинной ручкой, прислоненный к тюкам. Я поднял его и улыбнулся. Это был крюк для тюков ужасного вида. Двое других начали тщательный поиск среди ящиков и ящиков. Я потянулся и нащупал края тюков из мешковины. Каждую обматывали прочными полосками оцинкованной жести, по две в тюк. Я засунул пальцы внутрь первой полосы и подтянулся вдоль тюков. Зацепившись за тюк, я переместил хватку на следующий тюк и подтянулся вверх. Когда я был примерно в семи футах от земли, я повис, цепляясь за край тюка, обтянутого мешковиной, одной рукой ухватившись за жестяные полоски, а другой придерживая прессовальный крюк, вставленный в тюк. Содержимое представляло собой какую-то плотно упакованную мягкую продукцию.

Я слышал, как внизу мужчины пробираются к тому ряду, за который я цеплялась. Один из них осторожно обогнул угол тюков с пистолетом в руке, вглядываясь в узкий коридор между ящиками и тюками. Я видел, как другой делает то же самое на другой стороне пирса. Тот, кто был на моей стороне, шагнул на несколько футов дальше в проход, в пределах досягаемости. Я вынул из тюка прессовальный крюк и быстро и аккуратно развернул его вниз. Жестокий крюк попал ему прямо под подбородок. Я услышал звук рвущихся костей и хрящей, и из его головы хлынул красный гейзер. На мгновение у него вырвался гортанный звук, а затем он безвольно повис, как кусок говядины со шкурой на мясном крючке. Пистолет выпал из его руки и с резким стуком упал на пол. Я отпустил тюковый крюк и упал на пол. Другой бежал с дальней стороны.

Подняв пистолет, я встал на колени и дважды выстрелил. Оба выстрела поразили его, когда он вбежал в коридор. Он растянулся на полу передо мной, и я перешагнул через него и вышел на основную часть пирса. Двигаясь спиной к ящикам, я двинулся к двери. Третьего я не увидел в глубокой темноте. Он двинулся к стальной двери, и это обеспечило ему отличную защиту. Конечно, он слышал выстрелы и, не слыша ни звука от друзей, знал, что что-то пошло не так. Но у него была лучшая позиция. Если бы я хотел выбраться отсюда, мне нужно было добраться до этой маленькой двери, и он увидел бы меня, как я пытался это сделать.


Вокруг стояли деревянные ящики. Рядом с ними стоял автопогрузчик, и внезапно я выбрался наружу.

Упав на четвереньки, я подполз к автопогрузчику, залез внутрь и включил его. Я нажал на педаль газа, дернул руль, и он поехал, выкатившись под углом. Это сработало отлично. Он подумал, что я в нем, и начал стрелять, когда он катился по пирсу. Когда он стрелял, было просто провести линию на сине-серебряной вспышке его пистолета. Я поместил три выстрела в короткую линию, примерно в полутора дюймах друг от друга. Он вскрикнул и упал на землю. Я слышал этот звук раньше и знал, что он никуда не денется. Я отбросил пистолет. В любом случае в нем оставался только один выстрел. Выскользнув за маленькую дверь, я продолжил с того места, на котором остановился, направляясь к дому Линь Ван.

Я поймал такси, и водитель, как хороший нью-йоркский таксист, заметил мою промокшую одежду, но ничего не сказал. Он высадил меня в квартале от Дойер-стрит, 777, согласно моим инструкциям. Я остался рядом с линией зданий и подошел к внешней двери. Я бросился вверх по лестнице и попытался открыть дверь. Она была заперт. Я позвонил в звонок, и снова дверь открыла пышная евразийская женщина. Я врезался в нее, сбив с пути, и мчался по коридору, через девушек в приемной и вверх по черной лестнице. Я слышал, как она кричала из-за своих двух головорезов, но я уже был на следующем этаже. Я ударил первую дверь справа, наполовину сбив ее с петель. Блондинка с большой грудью и маленький лысый мужчина поднял глаза с кровати, мужчина с испугом в глазах, блондинка с гневом.

"Что за чертовщина?" - сказала блондинка.

Я выбежал из комнаты.

"Это рейд?" Я слышал, как мужчина сказал, а блондинка пробормотала что-то, чего я не уловил. Я попал в следующую дверь. На кровати с двумя китайскими девушками лежал здоровенный голый мужчина. Девочки упали с него, когда он резко выпрямился.

«Извини», - пробормотала я, выбегая. Я увидел, как двое головорезов мадам поднимаются по лестнице, когда я врезался в третью комнату напротив. Там была китаянка со старым бородатым китайцем. Они оба что-то кричали. Я этого не понимал, но и не должен был. Смысл явился. Я повернулся и увидел двух головорезов. Я уклонился от удара одного и попал ему прямо в живот. Он согнулся пополам, и я резко ударил его об стену левой и вырвал его из кадра, ударив по шее сбоку. Он соскользнул на пол.

Другой прыгнул мне на спину, его рука сжала мое горло. Я упал на колени и перевернул его через спину. Он с трудом поднимался на ноги, когда я подрезал его справа. Он попал ему в челюсть. Он отплыл назад, на шесть дюймов от пола, и врезался в следующую дверь. Она распахнулась, когда он упал в комнату.

Весь шум взял свое. Китаец внутри уже был в штанах и хватал его за рубашку. Девушка все еще была в постели с широко открытыми глазами, испуганная. Я сбежал по лестнице и на полпути встретил мадам. Я схватил ее за лакированные взлохмаченные волосы, потащил на следующую площадку и прижал к стене. Она закричала от боли. Все было полно криков, криков и бега ног.

"Где она, черт возьми?" Я крикнул.

«Сумасшедший сукин сын!» - кричала она мне. "Я не понимаю, о чем вы говорите!"

Я сильно ударил ее, и ее голова отскочила от стены.

«Линь Ван», - сказал я. «Скажи мне, или я оторву твою гнилую голову». Я снова пристегнул ее, и она знала, что я имел в виду дело. Она была здесь слишком долго, чтобы не знать признаков.

«На самом деле я ничего не знаю», - выдохнула она. Я держал ее за волосы и ударил ее головой о стену, чтобы развязать ей язык. «Они пришли сюда и заплатили мне много денег, чтобы она позволила ей пользоваться этой комнатой. Они сказали, что все, что мне нужно было сделать, это послать туда того, кто ее попросит. Это были хорошие деньги».

«Любые деньги - хорошие деньги для тебя, сестра. Где она сейчас? Куда она ушла?»

«Я не знаю. Она только что ушла. Пришли мужчины, и она ушла с ними».

"Большой человек, огромный человек?" - спросил я.

«Нет, двое мужчин обычного роста. Один китаец, другой белый», - ответила она. «Те же, что пришли и сняли у меня комнату».

"Что-то еще?" - потребовал я. "Скажи мне, знаешь ли ты что-нибудь еще?"

«Больше ничего нет», - сказала она, и я услышал, как в ее голосе быстро вернулась резкость. Я должен был помешать ей преодолеть свой страх. Я рванул ее вперед и бросил в комнату рядом с площадкой второго этажа. Я схватил ее и швырнул к стене. Она отскочила от него, и страх вернулся в ее глаза. «Я тебе все рассказала, - закричала она.

«Я не верю тебе», - сказал я. «Я собираюсь превзойти тебя, просто чтобы помочь твоей памяти». Я схватил ее, и она тяжело сглотнула.

«Подожди», - сказала она. «Они дали мне номер телефона. Они сказали, что я должен позвонить туда, если у мисс Ван когда-нибудь будут проблемы у меня дома». Она полезла в карман и вытащила скомканный листок бумаги. Я взял его и сильно толкнул ее в стену. Она

говорила правду, я знал. Больше не было. Операция была такой, что больше ей ничего не сказали бы. Я вышел за дверь и сделал три больших прыжка по ступенькам. Достигнув первого этажа, я услышал, как она кричала мне вслед.

«А что насчет всех неприятностей, которые ты здесь причинил, большой ублюдок?» - крикнула она. "Вы должны заплатить за это!"

Я усмехнулся ей. - «Жалуйтесь в Better Business Bureau».


Седьмая глава.


Мне нужно было преобразовать номер телефона в адрес. Я позвонил в полицейское управление Нью-Йорка и, перебрав бесчисленное количество сообщений, подошел к комиссару. Я дал ему свой идентификационный номер.

«Вы можете проверить меня в штаб-квартире AX в Вашингтоне», - сказал я. «Но мне нужен адрес, который совпадает с номером телефона, который я тебе дал, и быстро».

«Мы вас проверим, хорошо», - сказал комиссар. Он дал мне специальный номер прямой линии. «Позвони мне через пятнадцать минут». Я повесил трубку и стал ждать в тени дверных проемов, моя одежда все еще была мокрой и потрепанной. Это были адски долгие пятнадцать минут, но когда я снова позвонил, в его голосе пропала настороженность. Он явно проверил с Хоуком.

«Этот телефон находится в квартире 6-B на Девятой авеню, 159.

Он спросил.- Вам нужна помощь?»

Я подумал об этом на секунду. Обычно я бы сказал «да», но это была умная операция. Я не хотел никого пугать. «Я пойду один. Это мой лучший шанс».

«Удачи», - сказал он решительно. Я повесил трубку, поймал такси и дал таксисту адрес.

; Когда мы приблизились к нему, я сказал ему притормозить и просто проехать мимо. Это был темный полуразрушенный многоквартирный дом, зажатый между двумя чердаками. На крыльце развалилась фигура в рубашке с рукавами.

«Поверните за угол, и я пойду туда», - сказал я. Когда такси остановилось, я быстро обогнул чердак слева от многоквартирного дома. Я нашел переулок с ржавым железным забором. Перебравшись через забор, я нырнул в темноту узкого переулка и послал двух котов в бегство. Я переехал в заднюю часть многоквартирного дома. С спины свисали облезшие, заржавевшие пожарные лестницы. Я прыгнул, ухватился за нижнюю ступеньку нижней лестницы и подтянулся вверх. Поднимаясь, как кот-грабитель, я пошел на второй этаж. Я остановился у окна и услышал, как лает собака. Чувствуя себя вором, я поспешил на третий этаж. Окно там было приоткрыто, и, ухватившись обеими руками за расколотый деревянный подоконник, я осторожно и медленно поднялся. Я слышал дыхание изнутри и вошел в темную спальню.

В постели у стены спал старик. Я тихонько прошел через комнату, открыл дверь в следующую комнату и вышел в коридор. Квартира 6Б находилась этажом ниже. Я заглянул через узкую деревянную лестницу и посмотрел вниз. В коридоре никого не было. Я спустился по лестнице и увидел свет из-под двери квартиры, которую хотел; он находился в начале площадки второго этажа.

Холодная сталь Вильгельмины в моей ладони, я слушал и слышал шепот голосов внутри комнаты. Я как раз решал, повернуть ли ручку тихо или врезаться в дверь, когда раздался выстрел, один выстрел, небольшой, отчетливый взрыв. Это было похоже на револьвер 22 калибра, но я быстро принял решение.

Я изо всех сил ударил дверь, и она распахнулась. Я стоял на коленях, согнувшись на полу, и увидел, как две фигуры исчезают в соседней комнате, направляясь к пожарной лестнице. Линь Ван была неподвижной фигурой в синем халате, лежащей на полу, с маленькой аккуратной дырочкой в ​​центре ее лба. Когда я ворвался, двое мужчин оглянулись и увидели, что один китаец, а другой белый. Белый человек остановился, попытался вытащить пистолет, а затем прыгнул назад, когда в него врезались тяжелые 9-мм пули Вильгельмины.

Я бросился в соседнюю комнату, перепрыгивая через его искривленное тело. Китаец поставил одну ногу на подоконник, и я увидел блеск пистолета в его руке.

«Держи, или я убью тебя», - сказал я, хотя это было последнее, что я хотел сделать. Пистолет в его руке был наполовину поднят, и он застыл на месте, одна нога вылетела из окна, одна нога внутри. «Не двигайся», - сказал я. «Просто брось пистолет».

Он долго смотрел на меня, а затем, внезапно взмахнув запястьем, повернул пистолет и отстрелил себе голову, по крайней мере, большую ее часть. Он держал в руках полицейский револьвер 38-го калибра. Пуля врезалась ему в лицо почти в упор, его голова взорвалась красным потоком, когда он упал обратно в комнату.

"Сукин сын!" Я выругался, запихивая Вильгельмину обратно в карман куртки. Я вышел в гостиную, где лежала Линь Ван с мирным видом. Рядом с ее рукой лежало полдюжины пятидесятидолларовых купюр. У меня было три трупа и никаких ответов, но даже после смерти двое мужчин сказали одно. Это были профессионалы, целеустремленные, обученные профессионалы с суицидальной реакцией, которая приходит только с Востока. Китайцы не рисковали, что его могут заставить что-либо разгласить. И он одержал над мной своего рода победу.


Кошелек Ван стоял на маленьком столике рядом с лампой. Я перевернул его, и из него выпала обычная смесь шпилек, губной помады, мелочи и носовых платков - вместе с двумя маленькими компактными пробками для носа. Я покрутил их в руке на мгновение, а затем бросил обратно на стол. Здесь нечего было искать. Я вышел и спустился по лестнице. Я шел по улице, когда услышал вой сирен полицейской машины, приближающийся к многоквартирному дому позади меня. Я заметил, что шезлонг с рубашечными рукавами взлетел. Увидев небольшой треугольный парк, длиной не более квартала, я сел на одну из безлюдных скамеек. У меня все еще не было ответов, которые я хотел, и ужасное беспокойство все еще бушевало во мне. Но некоторые вещи теперь не вызывали сомнений, и я начал складывать части вместе, сидя там один. Я бы позвонил Хоуку, но я хотел собрать как можно больше, прежде чем это сделаю.

Все это было подстроено, чтобы втянуть меня в это и убить. Первоначальный звонок поступил от нашего друга-сотрудника Чан Ли. Я хмыкнул. Кооператив, задница моя!

Я провел около получаса, размышляя, а затем позвонил Хоуку. Он все еще был в офисе. Когда я вкратце рассказал ему о случившемся, он должен был согласиться с тем, что китайская разведка отметила меня за убийство.

«Но будь я проклят, если узнаю почему, Ник, - сказал он мне. «За исключением того, что они уверены, что это странная компания. Вы знаете, что они только что сделали? Они отказались от участия в Мировой конференции лидеров! Они не собираются участвовать в ней».

"Они ушли?" - воскликнул я. «Конференция должна открыться завтра утром? Это странное замечание, хорошо».

«Они внезапно заявляют, что у Мао и его сотрудников не было времени подготовиться к надлежащему участию», - сказал Хоук. «Теперь это чистая чушь и самая проклятая причина вытащить шляпу в последнюю минуту».

Хоук на мгновение остановился. «Все это не имеет особого смысла. Послушайте, я буду в Нью-Йорке через пару часов. Мы используем этот старый коричневый каменный дом на восточной сорок пятой улице в качестве полевой базы во время конференции. Чарли Вилкерсон сейчас там. Продолжайте. кончил, отдохни, скоро увидимся ".

Это была долгожданная идея, и когда я направился к адресу, который он упомянул, я подумал, нет ли какой-то реальной связи между уходом красных китайцев с конференции и попыткой Чун Ли убить меня. Когда они ушли, в сотрудничестве не было необходимости, но у него все еще была прекрасная возможность. Он мотал наживку, на которую он знал, что я пойду и отомщу. Это могло все объяснить.

Я ускорил шаг, поймал такси и направился к каменному зданию на краю Первой авеню, откуда открывался вид на огни Ист-Ривер. Вилкерсон отправил меня в комнату, чтобы я немного поспал, и отдал мою одежду портному на всю ночь для глажки. Я проснулся через несколько часов, когда прибыл Хоук. Он все еще выглядел усталым и измученным, и я надел свежевыглаженную одежду, чтобы присоединиться к нему за кофе в прихожей на первом этаже.

«У них должна быть причина внезапно вести себя так, как будто конференция была…» Я позволил фразе повиснуть на этом незаконченном и увидел, как глаза Хоука потемнели, когда они встретились с моими.

«Ты собирался сказать« заражена », - сказал он очень медленно. "Нет." Он безуспешно пытался убедить свои слова. «Нет, этого не может быть».

«Это не только могло быть, но и есть», - сказал я, вставая со стула, меня охватило холодное возбуждение. Все недостающие кусочки внезапно встали на свои места.

«Вы думаете, что вирус предназначен для использования против Всемирной конференции лидеров», - категорично заявил Хоук.

«Это должно быть так», - сказал я. «Это объясняет все - попытку Чон Ли помешать мне вернуться с Карлсбадом. Не то чтобы он боялся, что Карлсбад мог раскрыть, где он спрятал X – V77. Он боялся, что Карлсбад расскажет, в чем состоял план».

«Вы думаете, что китайские красные работают с японцами Карлсбада?» - спросил Хоук.

«Нет, я так не думаю», - ответил я. «Но они увидели, что перед ними открылась прекрасная возможность, и решили воспользоваться ею. Каким-то образом, перед битвой на ферме, они узнали о плане Карлсбада. Может быть, они слышали, как он и другие обсуждали это, когда они подкрались к ним Затем в драке Карлсбад был убит выстрелом в голову, и остальные сбежали. Чун Ли знал, что они продолжат выполнять план. Когда я прибыл, у него была готовая история для меня. Остров проглотил ее, не моргнув глазом ".

«Я тоже», - тихо сказал Хоук.

«Это было разумно», - ответил я.

«Они убивают всех важных людей, занимающих руководящие должности в мире», - сказал Хоук. «Одним точным ударом, ведь они все вместе на конференции».

«За исключением красных китайцев», - напомнил я ему. «Их там не будет. Их люди будут живы и здоровы. Когда X – V77, наконец, убьет всех остальных лидеров, во всем мире возникнет вакуум гигантских размеров, вакуум, в котором они смогут двигаться как угодно. они хотели ".

«Вы должны отменить конференцию, прежде чем она откроется завтра утром», - сказал я.

Хоук посмотрел на меня, как будто я потерял рассудок


"Невозможно!" - отрезал он. "Ее нельзя отменить сейчас. Конечно, не потому, что у нас есть теория, какой бы хорошей она ни была. Вы видите, как мы убеждаем всех этих людей в этой фантастической штуке? И вы видите, к чему это приведет на голову Америке? Кроме того, из-за чистой механики отменить это невозможно. Все зашло слишком далеко, чтобы останавливаться ».

Он был, конечно, прав, и меня внезапно прошиб озноб. Слушая плоский монотонный голос Хоука, я задавался вопросом, действительно ли он верит в то, что говорит. Он пытался успокоить меня или себя?

«Знаете, они не могут этого сделать, даже если они придут, чтобы попытаться», - сказал он. «На территории Организации Объединенных Наций и прилегающих районах будет самая большая концентрация сил безопасности, когда-либо собранных в одном месте»

Он открыл портфель своего атташе и нарисовал карту территории Организации Объединенных Наций. < ЦРУ занимается проверкой допуска всех и всех изнутри. Им помогает сотрудники службы внутренней безопасности Организации Объединенных Наций. Их дополняют тщательно проверенные частные полицейские агентства. Агенты ФБР и Казначейства обеспечивают безопасность внутри Скупщины Сам зал. У семи входов в Зал собраний мы разместим наших людей, которые будут сканировать каждого, кто входит, высматривая всех, кто может попытаться проникнуть внутрь с поддельным разрешением. Конечно, они заметят кого-нибудь размером с карлсбадского японца. Я бы тоже получил двух его приятелей нормального роста. Ник, ты же знаешь, какие у нас зоркие глаза ".

Я кивнул. Это было достаточно правдой, но беспокойное, острое чувство, которое я испытывал в себе последние несколько дней, снова вернулось. Хоук нарисовал карандашом все восемнадцать акров территории ООН.

«Снаружи полиция Нью-Йорка заполнила весь район», - сказал он. «Они вытащили лишних мужчин из каждого района. Все выезды отменены. Первая авеню, Сорок Вторая улица и Сорок восьмая улица кишат полицейскими в униформе и штатском. Вдоль Ист-Ривер будут патрулировать полицейские катера и им будут помогать два патрульных катера береговой охраны. Он плотно прикрыт во всех возможных местах. Они не смогли бы подойти достаточно близко, чтобы открыть флакон в Зале собраний, если бы они выстрелили в него из ракеты.

"Тебе это все еще не нравится, а, Ник?" - прокомментировал Хоук. «Честно говоря, я не думаю, что они покажутся, и если они это сделают, они увидят, что им не пройти».

«Они покажут», - пробормотал я. «Они должны это сделать, даже если это только неудача. Это их шанс, их единственный шанс»,

«Хорошо, - мрачно сказал Хоук. Это все еще твой ребенок. Я никуда тебя не назначу. Вы играете как хотите. Вот ваши документы о допуске к внутренней безопасности. Они позволят вам отправиться в любую точку территории Организации Объединенных Наций ".

"Есть ли шанс, что Карлсбад может заговорить?" - спросил я, взяв маленькую карточку и значок.

Хоук покачал головой. «Он тонет. Пульс слабее, сердцебиение замедлилось».

«Черт! Во сколько завтра конференция начнется?»

«Ровно в десять утра Папа откроет конференцию короткой молитвой», - сказал он. «Президент Соединенных Штатов будет следовать, приветствуя гостей».

Хоук ушел. Я заметил телефон в одной из комнат и позвонил мне домой. Он прозвенел только один раз, и голос Риты ответил взволнованно.

"Где ты?" - сразу сказала она. "В аэропорту?"

«Я все еще в Нью-Йорке», - сказал я. Даже по телефонному проводу я чувствовал, как она замерзает.

«Я не знала, что ведение дел занимает так много времени», - сказала она.

Я усмехнулся. «Это не всегда, но на этот раз у меня было много дел. Я вернусь завтра».

«Я подожду», - сказала она внезапно мягким голосом. «Намного дольше, если придется. Будь осторожен, Ник».

Я повесил трубку и понял, что звонил не только для того, чтобы сказать ей это. Мне нужно было поговорить с ней, странная, внезапная потребность, почти предчувствие, что, возможно, у меня никогда не будет другого шанса. Я вернулся в маленькую комнату и лег на узкую кровать, чуть больше раскладушки. Время для размышлений, для размышлений, для беспокойства прошло. Время действовать было близко.

Я заставил себя закрыть глаза и заставил себя заснуть, отбросив все мысли, кроме потребности в отдыхе. Я изучил эту технику много лет назад. Это проработало несколько часов.

* * *

Я проснулся, когда настал рассвет, и быстро оделся. Город был спящим гигантом, все еще покрытым серым грязным одеялом. Я медленно прошел через Первую авеню к зданиям Организации Объединенных Наций.

Я не сделал ни одного шага по проспекту, когда на меня сошлись шестеро лучших детективов Нью-Йорка. Мне пришлось показать пропуск еще пять раз, прежде чем я наконец попал в главное здание. Я должен был признать, что это была хорошая охрана, и, возможно, Хоук был прав. Но я все время вспоминал, как тщательно охраняется завод в Камберленде, где все началось.

Я взглянул на часы. Шесть часов. Через четыре часа мир сделает первый шаг на пути к настоящему международному сотрудничеству - или враг, против которого нет защиты, сокрушит его лидеров. Я начал неспешную прогулку по всей территории Организации Объединенных Наций, начиная внутри его стен и переходя с этажа на этаж.


Я все еще искал, все еще проверял, все еще пытался найти какую-нибудь дыру, поскольку здание оживало все больше и больше людей - обычных делегатов ООН, специальных делегатов, важных специальных гостей, орды и толпы газетчиков и телевизионщиков, все с зазоры, все тщательно проверено. У семи входов в Зал собраний я видел, как наши люди смешались с полицией и охранниками ООН, их глаза метались с лица на лицо, проникая в каждого, кто подходил к ним. С одной стороны я увидел Хоука, стоящего рядом с капитаном полиции, и подошел к нему.

«У кого есть разрешение сюда сегодня утром?» Я спросил. Капитан полиции посмотрел на длинный список в руке.

"Помимо журналистов, гостей и делегатов, только тщательно отобранные и проверенные сотрудники банкетного оборудования, которое снабжает ООН скатертями, салфетками и оборудованием для этих огромных обедов. Один грузовик с людьми в нем привезет необходимое припасы для дела ".

«И мужчины были очищены и проверены, вы говорите, - повторил я.

«Тщательно», - сказал капитан. «На их пропусках тоже есть их фотографии».

«На всех проходах в Камберленде тоже есть фотография», - пробормотал я.

Глаза Хоука замерцали. «И ни один посторонний не взломал Камберленд, Ник, - тихо сказал он. «Это был Карлсбад, помните, надежный внутренний человек».

Я кивнул и поплелся прочь. Надежный внутренний человек. Может ли Карлсбад иметь здесь его, внутри, работать с ним? Могло ли напряжение быть передано этому человеку? Тогда безопасность мира не будет иметь значения. Это была возможность, но я должен был отказаться от нее. Принять это означало пойти домой и забыть обо всем. Невозможно было проверить всех, кого уже допустили.

Я взглянул на часы. Девять часов. Я увидел пустую телефонную будку и проскользнул внутрь. Я позвонил в больницу Уолтера Рида и спросил о Карлсбаде. Он все еще был в коме, и его сердцебиение продолжало слабеть. Я положил трубку и спустился по лестнице, подальше от возбужденного гудящего шума толпы. Я должен был успокоиться. Я ничего не придумал. Безопасность была потрясающей.

Я остановился на первом этаже и наблюдал, как прибыл президент Соединенных Штатов в окружении сотрудников секретных служб, полиции Нью-Йорка и охранников ООН. Я взглянул через главный вход и увидел больше униформы, чем что-либо еще. Одни мужчины стояли на постах, другие передвигались взад и вперед, циркулируя в толпе. Ее Величество королева Англии вошла в здание милой, уравновешенной фигурой. Следующими были русские, невозмутимые, с неподвижными улыбками. Я снова увидел с ними огромное количество полицейских и охранников.

Может быть, Хоук все-таки был прав. Что он сказал, спросил я себя. Они не смогли бы подойти достаточно близко, чтобы открыть флакон в Зале собраний, если бы они выпустили его из ракеты. Замечание застряло в моей голове, ожидая, что я снова его рассмотрю. А потом внезапно застыла на месте, волосы на затылке встали дыбом. Может, им и не нужно было ни в сам зал, ни в ракете. Все, что им было нужно, - это что-то столь же эффективное. Я подумал о том, что мне сказали о свойствах X – V77. В отличие от некоторых штаммов, требующих личного контакта, он был на сто процентов эффективен в воздухе. Все, что нужно было сделать людям Карловых Вар, - это освободить его в Зале собраний.

Мои часы показывали девять тридцать пять. Я повернулся и побежал вниз по лестнице, мимо первого подвала с рядами папок и кабинетов, мимо второго и вниз в третий, где длинные ряды труб тянулись вдоль узких коридоров. Я посмотрел в самый длинный коридор и увидел в дальнем конце ремонтника. Я позвал его и побежал. Он ждал, наблюдая, как я мчусь к нему.


Восьмая глава.


Я, конечно, тогда этого не знал, но в этот момент на углу Третьей авеню и Пятьдесят первой улицы загорелся красный свет. Фургон с закрытыми панелями Superior Banquet Supply Company остановился. Двое мужчин в такси наблюдали за парадом мини-юбок, пересекающим перекресток. Когда двери их грузовика были распахнуты, у них не было времени сделать больше, чем открыть рты, прежде чем они были убиты.

По одной пуле было выпущено из ружей с глушителями. Двое мужчин, оба с Востока, прыгнули в грузовик, оттолкнули тела и двинулись в путь, когда загорелся зеленый свет. Они быстро свернули на Третью авеню, а затем на следующем углу и остановились перед заколоченным зданием, которое планировалось снести. Огромный мужчина, движущийся на удивление быстро для своего роста, открыл заднюю часть грузовика и втиснулся внутрь.

Тем временем двое других открыли дверь между водительским отсеком и задней частью автомобиля. Они затолкали двух мертвецов и забрали у них удостоверения личности. Вытащив фотографии из пластиковой крышки, они заменили их фотографиями самих себя. Все это заняло шесть минут, включая ожидание у светофора.


Грузовик et Supply Company снова двинулся в путь в ООН.

Их остановили у первой очереди полиции, показали удостоверения и пропустили. Их останавливали еще дважды, и каждый раз полиция сравнивала фотографии с пассажирами грузовика и передавала их дальше.

Они медленно подъехали к боковому служебному входу в здание Ассамблеи и вышли. В задней части грузовика опустили небольшую металлическую рампу, и по ней катили огромный закрытый ящик. В ящике лежал полный запас свежего постельного белья, скатертей, кухонных полотенец и других банкетных принадлежностей. И еще одно. Они вышли из грузовика и вкатили огромный ящик в ООН, спустившись по пандусу в подвал.

Незадолго до того, как все это произошло, я связался с обслуживающим персоналом и потребовал показать его пропуск. Он показал мне это, и все было в порядке.

Я спросил его. - «Где система вентиляции, ведущая в Актовый зал?» «Это должно быть где-то здесь».

«В конце коридора поверните направо», - сказал он. «Вы увидите воздуховоды. Они экранированы, четыре из них, два сверху и два снизу. Почему там что-то не так?»

«Еще нет», - сказал я, мчась по коридору. "Еще нет." Я обогнул угол и помчалась по следующему коридору. Воздуховоды были на месте, экраны на месте, и я посмотрел на небольшую металлическую табличку под ними.

«Вентиляционная система в актовом зале», - гласило сообщение. «Управление вентилятором в котельной №3».

Я приложил ухо к экранам и услышал звук поднимающегося вверх воздуха. Два воздуховода направляли свежий воздух вверх, а два - обратно вниз. Это было идеальное место. Все, что им нужно было сделать, - это открыть пузырек в канал, и через несколько секунд смертоносное химическое вещество попадет в Зал собраний.

Я прошел до конца коридора. Там был небольшой коридор, который вел к пожарному выходу. Я пробовал. Дверь была заперта снаружи, но открыта из коридора. Я вернулся, миновав ряды труб на уровне головы, и повернул за угол, ведущий в главный коридор. Я вернулся туда, где встретил обслуживающего персонала. Не было ни дверных проемов, ни других коридоров. Любой, кто достигнет каналов, должен будет пройти этим путем. Сопровождающий ушел, а я занял позицию на углу.

Я взглянул на часы. Девять пятьдесят пять. В зеленом, золотом и синем Зале Ассамблеи вот-вот должна была начаться Мировая конференция лидеров. «Может, все пройдет без проблем», - пробормотал я про себя.

Я услышал звук примерно тогда же. Я поднял глаза и увидел двух мужчин, толкающих на колесах большой закрытый деревянный ящик. Они двинулись ко мне по коридору, и я прочитал буквы на боку на колесном ящике: «Принадлежности для первоклассных банкетов».

«Подожди», - сказал я, когда они подошли ко мне. «Давайте посмотрим на ваши карты допуска». Двое мужчин вручили мне свои карты. Фотографии соответствовали им. Я вспомнил, что сказал капитан полиции о снаряжении, которое принесет банкетные принадлежности.

«Давай, - сказал я. Они кивнули и продолжили толкать свой огромный ящик на колесиках по коридору. Я отвернулся, чтобы не сводить глаз с другого конца коридора, как вдруг кое-что понял. Не было никакой чертовой причины для того, чтобы здесь были припасы для банкета. В этом районе не было даже прачечной.

Я развернулся в тот момент, когда один из мужчин выстрелил, и я услышал глухой приглушенный звук глушителя. Я был бы мертв, он выстрелил бы в спину, если бы я не повернулся. Как бы то ни было, выстрел попал в Вильгельмину, которая лежала в кобуре под моей курткой. Его сила отбросила меня назад и ужасно больно, когда тяжелый Люгер попал мне в ребра. Он выстрелил еще раз, когда я падал, выстрел попал мне в висок, и я почувствовал острую, жгучую боль. Я лежал там, чувствуя, как волны тьмы пытаются приблизиться ко мне, и теплая струйка крови течет по моему виску. Они решили, что сделали это, и продолжили.

Я лежал, зажмурив глаза, стиснув зубы, снова борясь с темнотой. Это был выстрел, который сморщил мой висок и нанес ущерб. Я приподнялся на локте, увидел, как крутится серо-белый коридор, и покачал головой. Он перестал вращаться, и я поднялся на ноги. Я проверил Вильгельмину. Пуля ударила по спусковому крючку и защелке, выкрутилась и зажала оба. Вильгельмина пока не станет стрелять.

Я быстро двинулся вперед на подушечках ног. В этих бесплодных коридорах будет чертовски мало места, чтобы спрятаться, а они уже завернули за угол. У меня все еще были в кармане те модные носки, которые подарил мне Стюарт. Но если я зажгу их и взорву троих, X – V77 пойдет вместе с ними, взорвавшись взрывом прямо в вентиляционную систему. Итак, у меня было красивое оружие, которое я не мог использовать, и пистолет, который я не мог стрелять. И время вышло.

Меня охватила сильная ярость. Они бы не вылили этот проклятый пузырек в канал. Ни сейчас, ни после всего этого. Чун Ли не хотел сидеть сложа руки и наслаждаться торжеством своего хитрого ума. Я включил скорость, и когда я врезался в угол и облетел его.


Огромный приятель Карлсбада -японец выходил из большого деревянного ящика с пузырьком в руках; третий мужчина помогал ему.

В одной руке у меня была Вильгельмина, а в другой - Хьюго. Когда я врезался в стену, я швырнул стилет в того, у кого в руках был экран. Лезвие вошло в его висок. Он напрягся, а затем смялся, и экран упал на него. Вильгельмина пролетела в воздухе и поймала второго ублюдка прямо ему в лоб. Он упал на спину, когда кровь хлестала из сильной раны. Гигантский японец на мгновение застыл, все еще стоя одной ногой в деревянном ящике. Я отправился за него, и он пришел мне навстречу. Когда я бросился, он швырнул пузырек в открытый вентиляционный канал. Вспоминая свои футбольные дни в колледже, я крутился, переворачивался и прыгал вверх и назад одновременно.

Я почувствовал, как мои пальцы сомкнулись вокруг пузырька, когда он летел по воздуху, и, когда я упал, я схватился за него, удерживая его от себя. Моя голова ударилась о бетонный пол, и на мгновение я увидел звезды. Японец ударил меня ботинком в грудь. Я почувствовал, как у меня перехватило дыхание от боли, но я откатился, все еще сжимая пузырек над головой. Я не мог позволить ему заполучить это в свои огромные руки. Он был на мне сверху, весь его триста двадцать пять фунтов, тянулся за пузырем. Моя рука все еще была над моей головой. Я открыл его, позволил флакону скатиться по полу и своими пальцами отправил его по коридору.

Японец выругался, и я почувствовал, как его вес снизился, когда он начал нырять за пузырьком. Обернул обеими руками дубовую ногу и скрутил. Он тяжело упал на одно колено, когда от него вырвался хрип от боли. Я ударил его плечом, и он упал в сторону. Он откатился и потянулся за пузырьком, лежащим в пределах досягаемости у другой стены.

Моя нога попала туда первой, изо всех сил упав на его пальцы. Он закричал от боли и автоматически отдернул руку. Я уперся пальцем в пузырек и отправил его дальше по коридору, надеясь, черт возьми, он не сломается. Великан был на ногах и бросился на меня. Я знал, что лучше не пытаться встретить этот человеческий локомотив лицом к лицу. Я повернулся и получил только часть его стремления. Этого было достаточно, чтобы ударить меня об стену с такой силой, что я почувствовал, как дрожат мои кости. У него была доля секунды, чтобы решить, идти ли за мной или за флаконом. Верный своей миссии, он пошел за флаконом. Когда он промчался мимо меня, я выставил ногу, и он упал на пол, и здание затряслось. Я ударил его еще одной ногой в челюсть, он перевернулся и моргнул. Он видел, что ему придется забрать меня, прежде чем он получит пузырек. Я позволил ему встать на одно колено и замахнулся, ударив его идеальным ударом по кончику челюсти. Его глаза пересеклись, и он упал навзничь, но только на мгновение. Одних людей это могло бы убить, а большинства других. Но этот парень снова вставал на ноги.

Но часть силы из него вынули. Я снова замахнулся и резким, рубящим ударом открыл двухдюймовую рану над его правым глазом. Я последовал за ним направо, и он вовремя повернул голову, чтобы не попасть в челюсть. Он задел его широкую плоскую скулу, и я почувствовал, как она сломалась. Он опустил голову и прыгнул вперед. Я пытался увернуться, но не смог. Его огромные руки обвились вокруг моего тела, и я сразу почувствовал силу этого человека как медведя гризли. Опустив голову, он прижался к моей груди, потянув вперед за талию. Я почувствовал, что мои ребра вот-вот сломаются. Мои руки были прижаты к бокам, и я не мог разорвать его хватку.

Я резко и быстро поднял колено, ударив его в пах. Я почувствовал, как он задохнулся от боли, и меня швырнуло через коридор в стену. Я отскочил от него и упал на пол. Боль взяла свое, но она также привела его в дикую ярость. Он нырнул и налетел на меня. Падение здания на меня не могло быть хуже. Мое дыхание прервало меня в одном сильном порыве, и боль пронзила все части моего тела. Он встал, но я смотрела сквозь завесу серости, пытаясь отдышаться. Я почувствовал, как его огромные руки схватили меня за шею, и меня подняли, как ребенка, и снова ударили о стену. На этот раз серость стала черной, и я едва осознал, как упал на пол.

Я покачал головой, действуя исходя из автоматических рефлексов и переживаний, исходящих из прошлого. Я глубоко вздохнул и снова покачал головой. Занавес поднялся. Это была всего лишь секунда или две. Но здоровяк повернулся к пузырьку. Сосредоточившись, я увидел, как он поднял его и побежал с ним к открытому вентиляционному отверстию, направляясь ко мне. Я был на расстоянии вытянутой руки от мертвеца, Хьюго торчал из виска. Я протянул руку, схватил стилет, вытащил его и швырнул из положения лежа, поскольку гигантский японец был менее чем в шаге от воздуховода.

Он ударил его в левую сторону, и я увидел, как он глубоко вошел в огромное пространство плоти. Он ахнул, остановился и пошатнулся. Его лицо исказилось от боли, он протянул левую руку и вытащил стилет. Это заняло всего секунду, но секунда

все, что мне было нужно. Я был на ногах и нырнул за ним. Когда он выдернул лезвие из своего тела, я попал в правую. Он отшатнулся, и я выхватил пузырек у него из рук. Я пригнул его руку, когда она повернулась, чтобы схватить меня, и нанес резкий апперкот. И снова он попятился.

Я наклонился и поднял Хьюго. Он вышел вперед, и я присел, держа пузырек в одной руке, а Хьюго - в другой. Он нырнул за флаконом. Я поднял стилет короткой дугой и разрезал его горло. Вспыхнула красная линия. Он поднял одну руку к горлу, полуобернулся ко мне, потянулся ко мне и упал на одно колено. Он начал вставать, затем упал на бок, и я споткнулся о стену.

Все мое тело тряслось и пульсировало, и я тяжело дышал. Я посмотрел на тонкий флакон в руке, крепче сжал его пальцами и надолго прислонился к стене. Затем, по-прежнему опираясь на стену, я медленно двинулся обратно по коридору. Я осторожно поднялся по лестнице.

Я остановился, когда добрался до основного этажа, и вышел в вестибюль, окровавленный, в синяках, избитый. Копы набросились на меня, но я поднял пузырек.

«Легче, ребята», - сказал я. Я посмотрел на большие часы у противоположной стены. Было четыре минуты одиннадцатого. Только что закончилась вступительная молитва Папы. А Карлсбад только что умер в больнице Уолтера Рида. Вот только тогда я не знал о Карлсбаде.

«Доставьте мне Хоука, AX, за пределы Актового зала», - сказал я с усилием, прислонившись спиной к стене и внезапно почувствовав себя очень усталым. Когда Хоук спустился, он взглянул на пузырек в моей руке, и его губы сжались. Я передал ему.

«Они чуть не попали в воздуховоды кондиционирования. Скажите им в Камберленде, чтобы они не потеряли его снова», - сказал я.

«Я сделаю это», - тихо сказал он. "Вы хотите доложить мне сейчас?"

«Завтра», - сказал я. «Я собираюсь сесть на самолет и вернуться в Вашингтон».

«Сначала умойся», - сказал он. «Аккуратность - часть того, чтобы быть агентом AX». Я посмотрел на него и увидел слабый огонек в его глазах. «Я рад, что вы не верите мне на слово», - добавил он. Я хмыкнул. Это был его способ сделать комплимент.

Я вышел из здания и снова посмотрел на символ мирового сотрудничества. Я был лишен всех эмоций, как человек, перебравшийся через край ада. Только два человека знали, насколько тесным было мировое сотрудничество к мировой катастрофе. Но теперь я позволил сиять победе в моих глазах. В Пекине Чун Ли скоро узнает, что каким-то образом где-то его сообразительность потерпела неудачу, и, не будучи на самом деле уверенным, он узнает, что я сыграл свою роль в этой неудаче. Мы встретимся снова, он и я, так или иначе.

Я вымылся в коричневом доме, который мы использовали во время конференции, а затем сел на шаттл до Вашингтона.

Риты не было дома, когда я пришел к себе домой, и я приготовил для нас бурбон, когда она вернулась с продуктами. Она уронила сумки и полетела ко мне на руки. Ее губы были сладкими и теплыми и напоминали обо всех хороших вещах. Я рассказал ей, что случилось, и она рассказала мне о смерти своего дяди. Когда мы начали вторую порцию напитков, она бросила на меня глубокий задумчивый взгляд.

"А что теперь происходит с X – V77?" спросила она.

«Это возвращается в Камберленд».

Она сказала. - "А что происходит с вопросами моего дяди?" «Они все еще правы, вы знаете. На них все еще нет ответа. Продолжаем ли мы создавать и накапливать бактерии, от которых у нас нет защиты? Продолжаем ли мы рисковать убить миллионы людей?»

«Я не отвечаю на вопросы», - сказал я. «Я только что тушил пожары. Я не могу ответить, стоит ли нам делать спички, которые зажигают огонь».

"Это должно быть так?" спросила она.

«Да», - сказал я ей. «Это подходит для меня. Те ответы, которые вы хотите, не мне давать».

"Думаю, что нет", - сказала она. Она наклонилась вперед, и ее губы нашли разум. Мой большой палец ласкал маленькие мягкие кончики ее груди. Это был тот пожар, который я хотел потушить.






Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10