Снежное колдовство [Марина Эльденберт] (fb2) читать онлайн

Марина Эльденберт Снежное колдовство

Глава 1

Тереза

— Ты когда-нибудь видел столько снега в Лавуа? — спросила я.

С тех пор, как изобрели портальные амулеты, перемещаться между городами стало значительно проще. Ну ладно, перемещаться между городами стало значительно проще нам, потому что по большому счету, портальные амулеты — секретная разработка ведомства моего мужа и Эрика. Магии в них сосредоточено столько, что от активации темнеет перед глазами, не говоря уже о том, какова будет их стоимость, если его величество все-таки примет решение раскрыть разработку миру.

— Никогда, — честно признался Анри. — Мы бы здесь не проехали.

Здесь мы бы действительно не проехали. Несмотря на то, что железные дороги сейчас развиваются, до ближайшей станции часов шесть езды: родовой замок де Ларне стоит на берегу моря. Несколько месяцев назад мы закончили его восстановление, и к Празднику зимы впервые решили собраться здесь. Учитывая, что все предыдущие годы мы встречались у Винсента, в Мортенхэйме, я волновалась. Если так можно выразиться. Наверное, так можно выразиться, потому что я впервые поняла, что чувствовала матушка, собирая толпы гостей.

Нет, толпы у нас не ожидалось, все свои: Винсент и Луиза с детьми, Эрик и Шарлотта с сыном, наша семья и, возможно, Лавиния с Льером. Впрочем, насчет последнего я не обнадеживалась, в Аурихэйме свои традиции, а если твоя сестра королева мира элленари, загадывать, получится ли у нее посетить твой праздник, не стоит.

— О чем задумалась? — спросил муж, обнимая меня.

— О ком. О Лавинии.

— И что же ты думаешь о Лавинии?

— До сих пор не могу поверить, что она правит Аурихэймом.

Анри приподнял брови.

Стоять с ним здесь, на занесенном снегом побережье, куда мы перенеслись порталом, было на удивление уютно. Шум моря, такого теплого летом, а сейчас напоминавшего жидкий свинец, на который набросали обрывки кружев, навевал мысли о том, как я впервые оказалась здесь. Я смотрела на громаду вновь возведенного замка, манящего теплом огней, положив ладони на сильные руки мужа.

— Иногда мне хочется, чтобы все было как раньше, — призналась я. — Мы в Мортенхэйме, матушка готовит Праздник зимы. Лави совсем девчонка…

— И ты еще не встретила меня.

— Обязательно надо все портить?

— Ну не все же тебе разносить романтику в тлен. — Анри поцеловал меня в макушку. — Пойдем, нас ждут к определенному часу. Не хочу, чтобы все подняли суету по поводу того, что нас разбросало по всему миру.

Я фыркнула. Испытания портальных амулетов проводились такие, что никому и не снились, и только когда стало понятно, что это полностью безопасно, ими впервые воспользовались люди. Агенты Комитета. А после и мы. Основная проблема портальных амулетов заключалась в том, что переместиться можно было только туда, где установлен принимающий амулет. Маги могли перенастраивать маршруты с помощью серьезных плетений (это я проверяла лично), но не все были магами. К тому же, это отнимало уйму сил.

Дорожка от побережья к замку была расчищена, но ни дилижанс, ни экипаж, ни тем более мобиль от железнодорожной станции в Лавуа сюда не прошел бы. Что касается дирижаблей, по соображениям безопасности им категорически запрещалось подниматься в воздух в такую погоду.

— Добрались? — стоило нам шагнуть в пахнущий хвоей теплый холл, нам навстречу вышли Жером и Мэри. Она еще была в повседневном платье, но волосы уже уложила, и сияла как праздничный шарик в ослепительных лучах света.

— Милорд. Миледи!

— Ой, давайте без церемоний, — я отмахнулась. — Мэри!

Мы обнялись.

Жером и Мэри уехали пару недель назад, чтобы подготовить замок к празднику, и сейчас мне даже не хотелось думать о том, каким я увидела это место много лет назад. Украдкой взглянула на мужа, но на лице его не отражалось ничего, кроме расслабленного спокойствия. Мне ли не знать, что это может быть всего лишь маска… Как ни странно, в последнее время я все чаще об этом думала. Анри и Комитет стали единым целым, весь тот потайной механизм, что оберегал внутреннюю и внешнюю политику Вэлеи и нашу страну, был сосредоточен в его руках. Неудивительно, что дома он появлялся исключительно вечерами, а выходных у него не было. Я же все чаще задавалась вопросом, как хорошо я знаю собственного мужа.

Как бы мне ни казалось, что я знаю его, как себя.

— Пойдемте, я помогу вам одеться. — Мэри увлекла меня за собой, Жером с Анри направились в сторону кабинета.

Вот чего я на самом деле не могу понять, так это почему женщины должны одеваться, а мужчина пару раз ладонью провел по волосам, надел чистую рубашку — и все, красавчик. Вслух я этого не сказала, тем более что с моими размышлениями на этот счет мало кто был согласен. Мэри согласилась бы, но с ней мне гораздо интереснее было поговорить о другом. Например, о том, как проходят их с Жеромом долгожданные выходные.

Жером работал с Анри, поэтому и отдохнуть вырвался первый раз за много лет.

— Так, миледи, давайте выберем платье…

— Мэри, прекрати! — Я легонько стукнула ее по руке. Образно говоря, Мэри уже давно перестала быть моей камеристкой, мы стали подругами еще много лет назад, но она по-прежнему оставалась со мной. Так же, как Жером с Анри.

— Да мне в радость, — рассмеялась она, открывая большой платяной шкаф. Наши с Анри вещи прибыли раньше, и Мэри, разумеется, проследила за тем, чтобы все развесили и отгладили.

— Мне тоже, но только тогда, когда ты называешь меня Терезой, — я улыбнулась. — Рассказывай, как вам здесь живется.

— Чудесно, — призналась она, перебирая платья, и отодвигая те, на которые я сразу качала головой. Неожиданно Мэри остановилась, а потом показала мне краешек подола: — Что скажете насчет этого?

Мое синее платье. Живо оно было только потому, что я сохраняла его с помощью магии. Платье, с которым столько всего было связано, и которое ни одна уважающая себя леди не оставила бы в гардеробе после стольких лет. А я вот оставила, и больше того, под лукавым взглядом Мэри неожиданно поняла, что хочу его надеть. Хочу снова ощутить себя той Терезой, которой я когда-то была.

— Ты его положила?

— Разумеется, — Мэри кивнула. — Вы столько раз смотрели на него в городе…

Она не договорила, а я приблизилась, скользнула пальцами по синему шелку. И словно упала в прошлое: вот мы с Анри стоим у магазина Хлои Гренье, вот ссоримся, и я слышу треск платья, которое он все-таки для меня купил. В этом платье я танцевала с Симоном Эльгером на балу, в этом платье… столько всего для меня. Столько всего, что сейчас кажется давно забытым, утраченным.

— Да, — сказала я, отпуская шелк, с легким шорохом скользнувший в темную пасть шкафа. — Пожалуй, да.

— Вот и чудесно, — Мэри улыбнулась. — С нарядом определились. Теперь — принимать ванну и делать прическу.

Ванная здесь тоже под старину, но водопровод более чем современный. Поэтому я могу позволить себе наслаждаться отдыхом, рассматривая шапку белоснежной пены с ароматом лаванды. Лаванда — аромат моего мужа, аромат нашей с Анри любви, который сейчас кажется таким же далеким, как и наше прошлое. В последнее время мне кажется, что между нами не осталось романтики, а все сводится исключительно к тому, что мы семья.

— Софи уже проснулась? — спрашиваю у Мэри, чтобы хоть немного отвлечься от странных мыслей.

— Не уверена. Она приехала рано утром, и сразу же после завтрака легла спать. Ох, и повезло ей… потом начался этот снегопад. Мне кажется, он с каждой минутой только усиливается.

Мне тоже так кажется (в горизонтальном витражном окошечке от снега бело, как днем), но это уже не страшно. Близнецы в замке, Софи, моя дочь-путешественница, кажется, побывавшая в каждом уголке мира — тоже.  Все остальные придут с помощью портальных артефактов или порталов, так что беспокоиться не о чем. При мысли о порталах снова вспоминаю Лавинию.

Когда выяснилось, что моя сестра повелевает сильнейшей магией, да что там, она одна из тех, кто является ее источником (и если уж говорить откровенно, я — тоже), я долго не могла свыкнуться с этой мыслью. Тем не менее открытие границ Аурихэйма, мира, который долгое время считался легендой, подарило нам возможность создавать более мощные и совершенно невероятные артефакты. Если уж так говорить, порталы работают на магии искажений, которую мы берем из Аурихэйма. Но Анри (и я в общем-то тоже), считает, что элленари пока не готовы существовать рядом с людьми. Большинство, разумеется, мои родители были одними из немногих, кто добровольно покинул мир могущественной магии.

— И еще, миледи… Тереза! — Мэри смеется, заметив мой взгляд. — У меня для вас новость.

Она прикладывает руки к животу, и я охаю.

Невероятно! Спустя столько лет, когда они с Жеромом почти отчаялись…

— Поздравляю!!!! — выдыхаю искренне. — Давно ты узнала?

— Да вот… несколько дней назад. — Мэри снова сияет.

— Обнимать буду, когда смою пену!

Мэри снова смеется, а я смотрю на нее и думаю, что это настоящее зимнее чудо!

Глава 2

Луиза

Всевидящий, кто придумал эти идиотские портальные амулеты?! Я приложила ладонь к губам и сделала вид, что восхищаюсь видами замка де Ларне. Честное слово, лучше восхищаться видами замка, чем выглядеть так, будто тебя вот-вот стошнит. Даже если тебя и правда вот-вот стошнит.

— Луиза, с вами все в порядке?

Мой муж в своем репертуаре.

— И будет еще лучше, Винсент, если ты прекратишь называть меня на вы.

Дарен тоже прикрыл рот ладонью, Хлоя плотно сжала губы. Даже мои дети переносят порталы лучше меня!

— Могу вам напомнить, леди Луиза, что не далее как год назад вы сами настаивали на том, чтобы я называл вас на вы.

Время идет, а ничего не меняется. Как был злопамятным, так и остался, а между прочим, в нашей серьезной ссоре был виноват он сам!

— Могу вам напомнить, ваша светлость, что я в тот момент настаивала и на кое-чем еще, — замечаю я и выразительно приподнимаю брови.

До Винсента, кажется, доходит, о чем я говорю, и лицо у него слегка вытягивается (ну да, в то время у нас были разные спальни). А вот пусть не думает, что у него одного хорошая память. Дарен тоже плотно сжимает губы:

— Мам, пап, может пойдем?

Наши вещи доставили заранее, поездом, поэтому сейчас нам не надо беспокоиться о багаже. Это, пожалуй, плюс портальных амулетов. А минус в том, что меня до сих пор тошнит!

Мы идем по расчищенной дорожке, приближаемся к массивным дверям, залитым золотым светом фонарей. Кажется невероятным даже представить, что еще несколько лет назад здесь были развалины. Я их никогда не видела, и искренне этому рада: мне гораздо больше нравится видеть замок де Ларне таким сияющим и полным жизни.

В холле нас встречают Анри и Жером:

— Как добрались? — интересуется Анри.

Он весь сияет, и даром что не буквально: его антимагия, она же золотая мгла, пугает меня до жутиков. Впрочем, как однажды сказала Тереза, меня до жутиков пугает даже собственное отражение спросонья. Что бы она еще понимала!

— Отлично, — как всегда, за всех отвечает Винсент. — Кристоф и Кристиан уже здесь?

— Да, они приехали вчера.

— Тогда Дарена можно проводить к ним.

Жером едва заметно улыбается и кивает нашему сыну:

— Пойдем. Покажу тебе твою комнату.

Дарен стряхнул с волос снег и, на ходу развязывая накидку, направился следом за ним.

— У меня есть к тебе серьезный разговор, де Ларне. Мэри?

Мэри спускалась по лестнице, и мой муж, разумеется, не мог ее не заметить. В этом он весь: стоит кому-то попасть в поле его зрения, и начинается раздача приказов и прочего.

— Поможешь моей жене и дочери устроиться?

— С удовольствием, — Мэри протягивает нам руки. — Пойдемте. Вы наверняка хотите отдохнуть и переодеться.

Чего я сейчас хочу точно — так это наступить Винсенту на ногу! Больно. Потому что он, как всегда, не спросил, чего я хочу, а еще потому, что лицезреть его спину, властью наделенную, мне уже порядком надоело. Тем не менее сейчас мы с Хлоей идем вслед за Мэри, а она на ходу рассказывает, что Тереза уже почти готова, и скоро может составить нам компанию. Говорит, что у нас будет своя камеристка и горничные, которые помогут нам одеться и расстелить постель после праздника, она вообще много говорит, но я мало слушаю.

Мне кажется, что точно так же Винсент не слушает меня, но если в случае со мной и с Мэри это допустимо, то между любящими друг друга людьми — совершенно точно нет! Правда, Винсент, кажется, категорически этого не понимает. Равно как и не понимает, что наша ссора началась именно с этого. Образно говоря, началась она с того, что он мной воспользовался, чтобы заманить в ловушку Эрика Эльгера, которого считал злом во плоти. Совершенно не считаясь ни с моими чувствами, ни с чувствами девушки, которую я, получается, подставила. Да что там, мне до сих пор неловко смотреть им в глаза, даже несмотря на то, что эта ситуация давно разрешилась, а Эльгер с моим мужем заключили относительное подобие перемирия.

Ключевое слово: подобие.

— … ваша комната, а вот комната Хлои, — Мэри отступила в сторону, позволяя мне полюбоваться на убранство детской.

Что ни говори, а оформлена она была волшебно. В детстве я и сама от такой бы не отказалась. В детстве…

Мне вдруг отчаянно захотелось стать маленькой, вернуться в то время, когда папа желал мне доброй ночи и укутывал одеялом. Или хотя бы в то время, когда я думала о том, что смогу стать самой любимой на свете… Но нет, у Винсента одна-единственная страсть на все времена: это власть и контроль. А мне, похоже, придется, с этим смириться.

— Мама, мама, я смогу остаться с вами после ужина? — Хлоя с размаху запрыгнула на постель прямо в накидке и сапожках.

Винсент говорит, что я ее балую, и это правда.

— Можно, — сказала я, подхватывая дочь на руки, — но только до десяти. Обувь, Хлоя!

— Ой! Прости!

В глазах дочери мерцают веселые искорки, на самом деле она ни капельки не раскаивается.

— Иди сюда, — усаживаю ее себе на колени и снимаю сапожки. — Давай-ка устроимся, пока к нам идут горничные и камеристка.

Все-таки часть из того, что сказала Мэри, я услышала: наверно, этот навык обретается с титулом. А еще вместе с титулом обретается самый невыносимый герцог на свете. На этой мысли я себя останавливаю и возвращаюсь к Хлое, которая уже предвкушает, каким чудесным будет семейный праздник.

Мне бы ее оптимизм!

Глава 3

Винсент

Кабинет де Ларне достоин монарха: просторный, с высокими витражными окнами, большим камином, в котором танцует пламя, массивным столом из красного дерева и полотнами в изящных рамах. На двух из них портреты родителей графа, на последней — лавандовое поле в летний день.

— Кисть герцогини де ла Мер? — предполагаю я, останавливаясь возле него.

Де Ларне кивает.

— Да, Тереза влюбилась в эту картину, и Шарлотта подарила ей ее.

— Я хочу его приобрести. Цена не имеет значения.

Это определенно порадует мою жену.

— Подожди, де Мортен, — смеется граф. — Переступил порог моего дома, а уже хочешь перекупить все, что есть в нем ценного?

— Только эту картину.

— Мою картину! Эрик и Шарлотта тоже приглашены на праздник. Поговоришь с герцогиней лично и попросишь себе свою.

— Эльгеры тоже будут?

— Конечно. Он же мой брат.

Новость заставляет меня мысленно скрипнуть зубами. Шарлотта мне нравится, но ее муж… Сложно относиться хорошо к тому, что сначала чуть не убил одну твою сестру, а потом отправил в мир элленари вторую. Пусть даже в конечном счете обе нашли свое счастье, я понимал, что вряд ли мы с Эльгером найдем общий язык. Для этого мне нужно как минимум потерять память или лишиться рассудка.

И что теперь? Проводить праздники в обществе этого психа?

Хуже не придумаешь!

Но остальных, видимо, это не волнует.

Граф наливает нам портвейн из хрустального графина, протягивает мне бокал и располагается за столом. Я же следую его примеру, опускаясь в массивное, под стать столу, кресло.

— Так о чем ты хотел переговорить? — прищуривается де Ларне, сделав небольшой глоток. — Надеюсь речь пойдет не о работе? В конце концов, сегодня праздник.

— Нет, это не касается внешней политики Энгерии, — возражаю я. — Скорее внутренней политики моей семьи.

— Даже так?

— Я хотел поговорить о вас с Терезой.

Лицо графа становится таким, будто вместо вина в его бокале оказался лимонный сок без ложки сахара.

— Снова? — уточняет он. — По-моему, я давно доказал тебе, де Мортен, что способен сделать свою жену самой счастливой женщиной в мире. Она занимается наукой и магией, Равьенн и еще несколькими школами, постоянно в разъездах по этому поводу, но я ей и слова не говорю. Не спорю, наш брак начался не сказать чтобы чудесно, но все, через что мы прошли…

Де Ларне распаляется так сильно, что я поднимаю руку, останавливая поток его аргументов.

— В том, что моя Тереза в надежных руках, я убедился давно.

— Моя Тереза, — поправляет он. — Ты отдал ее мне.

— Будто у меня был выбор! — рычу я. — Наши женщины делают, что хотят.

Граф кивает.

— И приказы с ними не работают, — продолжаю.

— Только хитрость, — снова соглашается Анри, и я делаю глоток, прежде чем продолжить.

— Именно поэтому мне нужен твой совет.

Брови де Ларне взлетают вверх.

— Совет?

— Да. Мне кажется… Нет, я абсолютно уверен, что Луиза хочет от меня уйти.

— Уйти?

— Сбежать. Как уже было в прошлом. И ее ничто не остановит. Ни осуждение общества, ни отсутствие роскоши, к которой она привыкла, ни даже наши дети.

— Подожди-подожди! С чего ты вообще решил, что она хочет именно этого?

Признаваться в этом де Ларне было неловко, но уверенность в том, что мои худшие опасения вот-вот подтвердятся крепла с каждой минутой. Сегодня утром Луиза вела себя иначе, но стоило нам войти в портал, все изменилось.

— У меня давно возникали подобные мысли. В последнее время мы слишком охладели друг к другу. У каждого своя жизнь, все меньше общих интересов. Все разговоры сводятся к обсуждению детей или погоды. Иногда меню для званых ужинов.

— Почему ты решил обратиться именно ко мне?

— Потому что у вас с Терезой все в порядке. За столько лет она до сих пор тебя не убила, и никуда от тебя не сбежала.

— Да, это точно хороший знак, — в голосе Анри звучит сарказм. — Вспомни, что ты делал в самом начале ваших отношений.

— В самом начале мы спорили и говорили друг другу гадости.

Де Ларне смотрит на меня, как на безумного.

— Это не подходит. Вспомни о чем-то приятном.

О приятном тоже вспоминается. О том, какая у моей супруги нежная кожа, какие шелковые волосы, сладкие губы… Но в последнее время даже наша страсть превратилась в рутину.

— Позаботься о маленьких подарках, — говорит граф.

— Ты решил продать мне картину?

— Нет, картина напомнит ей о вашей ссоре.

— Эльгеры напомнят ей о нашей ссоре.

— Значит, подружись с моим братом! Если это доставит радость Луизе, то почему бы и нет?

Нет.

Даже ради Луизы.

Разве что ради Луизы…

Я опрокидываю в себя бокал и мрачно киваю. Как раз в тот момент, когда Анри смотрит за мое плечо.

— Кстати, а вот и он.

Глава 4

Эрик

— Эрик, тебе не говорили, что в высшем свете принято стучать? — интересуется брат.

— Мне много чего говорили, я и половины сейчас не вспомню, — отвечаю, протягивая руку де Мортену.

Тот с привычно кислой физиономией ее пожимает. Слава Всевидящему, что мы здесь ненадолго. Если честно, я здесь вообще исключительно из-за Шарлотты: мне все эти развлечения даром не сдались, равно как и семейные праздники. Была бы моя воля, заперся бы с ней в доме и на улицу не выходил без крайней на то необходимости. Бывали дни, когда и не выходил, но с тех пор, как в моей жизни появилась Шарлотта, я пытаюсь жить как все нормальные люди.

Так это, кажется, называется.

— Собственно, я зашел сказать, что мы уже здесь, — отвечаю на рукопожатие брата, — поэтому не буду вас дольше отвлекать. Беседуйте о том, на что вы способны ради жен, а я поднимусь к своей.

— Эрик, — темнея лицом, произносит Анри.

— Анри, — отвечаю я, раскрывая ладонь. — Между прочим, тестирую изобретение для твоей конторы.

— Моя контора, как ты выразился, — жестко говорит брат, — не спонсировала начало этой разработки.

— Ну так считайте это благотворительностью, — сообщаю я, демонстрируя узор на ладони.

Доработанный узор, чуточку от армалов, немного от мааджари, и вот оно — возможность слышать определенного человека при нужной настройке безо всяких артефактов. Незаменимая вещь для разведки, между прочим, но Анри выглядит как всегда. Поэтому я разворачиваюсь и оставляю их наедине с де Мортеном.

— Невыносимо, — голос брата звучит в моей голове.

Какой-то слишком усталый — как он вообще праздновать собирается?

— Де Ларне, не стоит…

Я стираю узор, точнее, нарушаю контуры, окончательно оставляя их наедине. Сюда бы еще доработку, чтобы можно было вот так общаться… но думаю, со временем и это решится. Как-то помимо прочего я слегка увлекся наукой, и причиной тому — она. Моя Шарлотта. Благодаря ей я увлекся столькими сферами, о которых раньше даже не думал. Это позволяет моему бизнесу процветать, а имя де ла Мер с каждым годом все меньше ассоциируется с моим отцом.

Впрочем, мне гораздо больше нравилось Орман.

Шарлотта в спальне стоит у окна, заметив меня, оборачивается. Она уже не та наивная девочка, которой я увидел ее когда-то, но для меня она всегда останется такой. Страшно даже представить, что я тогда творил, и невозможно — что она смогла меня простить. Впрочем, как раз в том, что касается Шарлотты — это возможно. Она всегда была светлой, невероятно светлой, и доброй. И она всегда будет такой.

— Уже поговорил с Анри? — интересуется жена.

— Да.

— Так быстро.

— Да не о чем с ним особо говорить.

— Эрик!

— Там был де Мортен.

Шарлотта закусывает губу, а потом подходит ко мне. Кладет руки мне на плечи.

— Я думала, вы помирились.

— Мы помирились достаточно для того, чтобы я не хотел его убить, когда захожу в комнату.

Она качает головой, и мне невыносимо хочется впиться поцелуем в ее такие желанные губы. Чувство, которое мне непонятно, с которым я не могу справиться, которое не могу понять. Его называют любовью, я называю его Шарлоттой. Потому что до сих пор не уверен, что умею любить.

— Ты опять на себя наговариваешь.

— Я просто говорю правду.

— Эрик. — Она вздыхает, а потом вдруг становится растерянной. — Я все-таки очень переживаю за Рауля. Как думаешь, все будет хорошо?

Все ли будет хорошо? Мы с Шарлоттой до последнего сомневались, стоит ли оставлять сына, но и брать его с собой тоже был не лучший вариант. Портальный переход для него слишком серьезное испытание, Рауль еще очень мал, а переезд до Ларне — тем более. Поэтому совместно нами было принято решение оставить его на няню.

— Разумеется, будет. — Я беру руку Шарлотты в свою и целую тонкие пальцы. — Я обещал Франсуаз оторвать ей голову, если с его головы упадет хотя бы волос.

Жена отнимает руку.

— Эрик!

— Что? — я приподнимаю брови.

— Это ненормально!

— Я никогда не обещал, что буду нормальным.

Шарлотта хмурится.

— Я о том, что… ненормально, что слуги нас боятся!

— Они боятся меня. Тебя они любят, — снова подхватываю ее хрупкую руку и разворачиваю ладонью вверх, чтобы коснуться губами самого центра. — По-моему, этого вполне достаточно.

Жена сердито сопит. Она такая смешная, когда сердится, особенно — учитывая, что и сердиться-то толком не умеет.

— Я пошутил, — отвечаю, глядя ей в глаза, скользя губами по тонкой коже. — Не переживай, Тхай-Лао и Сюин проследят, чтобы все было в порядке. Не забывай, у нас здесь портальные амулеты, одна активация — и мы дома.

Шарлотта пытается отнять руку, но я не отпускаю. Мне нравится повторять губами тонкую ниточку пульса. По-хорошему, активировать бы сейчас этот портальный амулет, и вернуться домой, а там делать с ней все то, о чем я сейчас думаю. Но… Шарлотте это действительно нужно. Ей нужна семья, ей нужна встреча с Терезой и Луизой, все эти женские разговоры, которых она долгое время была лишена. Завтра утром, сразу как вернемся, к нам приедут ее мать и сестра, и у меня опять будет очередной долгий «семейный день».

В котором моя радость — это она.

Анри бы сказал, что я на ней помешался, и это так. Я на ней помешался. Долгое время я обходился без общества и без слуг, довольствуясь короткими диалогами с Тхай-Лао и Фьет-Лао, в редких случаях — с Сюин. Благодаря долгим путешествиям и «Ваорхан» мне приходилось общаться с огромным количеством людей, но все они оставались в прошлом, стоило мне выйти из их кабинета, или им из моего.

Исключением была разве что Камилла, и то недолго.

Ради нее я не стал бы нанимать слуг и не стал бы устраивать приемы, не стал бы участвовать во всем этом кошмаре, именуемом «семейные радости», но…

— Эрик, — когда я касаюсь губами сгиба ее локтя, голос Шарлотты становится низким. — Мне пора переодеваться к празднику. А еще нужно успеть принять ванну…

— Я сам тебя одену, — говорю я, — и ванну мы примем вместе. Но сначала надо тебя раздеть.

Удивительно, как чутко она отзывается на эти слова, я чувствую ее дрожь, втекающую в мое тело через губы. Сам отпускаю ее руку, и, когда она поворачивается ко мне спиной, щелкаю застежками платья. Выбившаяся из прически огненная прядь на шее сводит меня с ума, заставляя сжимать пальцы сильнее, но Шарлотта ничего этого не чувствует. Сильнее я сжимаю пальцы только на крючках, скрытых под тканью, и если тьма, пытающаяся прорваться в этот мир сквозь меня, все еще жива, я лично ее уничтожу, как когда-то Аддингтона.

Я лично уничтожу любого, кто попробует причинить этой девочке вред.

Даже себя.

Глава 5

Тереза

Меня не покидает странное предчувствие. Из тех, что бежит по коже липким холодом, собирается в районе груди и мешает наслаждаться чудом, окружающим нас со всех сторон.

Это чудо — украшенный замок де Ларне, островок света посреди заснеженной ночи. В столовой горит камин и свечи (несмотря на то, что мы с Анри провели сюда электричество), эта ночь — особенная. Мы хотели воссоздать ее такой, какой помним мы все. Хотели повторить ту атмосферу снежного волшебства, которую матушка так умело создавала в Мортенхэйме.

Она любила принимать гостей, иногда мне кажется, что больше приемов она любила только Лавинию. Возможно, мне это только кажется.

— Ты снова в себе, Тереза, — напоминает Анри.

А это, между прочим, его первые слова! Первые слова с той минуты, как он заглянул в наши комнаты, чтобы проводить меня в зал: на правах хозяев мы в столовую приходим первыми, и слушаем завывания ветра за каменными стенами. Мэри убежала переодеваться, они с Жеромом скоро будут… и сомневаюсь, что его первыми словами, когда она выйдет к нему в красивом платье, а в нашем с Анри случае еще и в том, которое значит для нас двоих очень и очень много, будут: «Ты снова в себе».

 — Задумалась, — отвечаю я, рассматривая ель, в стеклянных боках разноцветных игрушек — блики от многочисленных свечей, в мишуре — искры от пламени камина.

— О чем же?

— Странно, что тебя это вообще интересует.

Анри щурится: о да, я отлично знаю этот прищур, выдающий крайнюю степень его раздражения. Вот только раздражаться тут положено мне, но не при слугах же! Они выстроились вдоль стен, готовые к подаче блюд, когда все соберутся, и это, пожалуй, наш первый семейный праздник. Только семейный, когда никаких лишних расшаркиваний, обмена любезностями по этикету и прочего.

Я думала, что эта ночь станет одной из самых счастливых в моей жизни.

А муж даже не заметил, во что я одета.

Сам он в темно-синих брюках и темно-синем камзоле, жилета под которым не наблюдается — Анри никогда не утруждал себя этикетом в одежде. Эта его небрежность сначала очень раздражала, потом — очень нравилась. Сейчас же я даже не могу найти в себе слов, чтобы подобрать чувства, которые меня охватывают. Они все странные, смешанные, и как будто не мои — той женщины, какой я была задолго до встречи с ним. Или в первые дни нашей встречи.

Мне хочется развернуться и выйти из столовой, а еще лучше — попросить его застегнуть камзол и верхние пуговицы рубашки! Вместо этого я кладу руку на спинку стула и рассматриваю протянувшиеся над нашими головами гирлянды. Они созданы из тонких сверкающих нитей и крохотных елочных украшений, которые мы с Анри нашли в Лации, на ярмарке перед Праздником Зимы года три назад. Когда часы пробьют полночь, я запущу множество маленьких световых магических шариков, чтобы все их грани вспыхнули особенно ярко.

После ужина мы переместимся в гостиную и будем танцевать.

Возможно.

Кажется, это моя первая праздничная ночь без бала впервые за долгое время. Но танцевать мы будем исключительно в том случае, если Лавиния с Льером соизволят явиться. Музыкантов мы не приглашали, поскольку решили ограничиться только семейным кругом, а изо всех нас сносно музицирует только Лавиния. Не исключено, что еще Шарлотта, но таких тонкостей я не знаю, потому что у нас она никогда не играла.

Впрочем, она вообще редко отходит от Эрика, а когда отходит, у него становится такой вид, как будто он готов открутить голову любому, кто косо на нее посмотрит.

Зная Эрика, возможно, действительно готов.

Никогда не думала, что такое скажу, но…

— Твой брат по-настоящему любит свою жену.

— Что? — прищур Анри становится еще более раздраженным.

— То, — невинно отвечаю я. — Он ее просто на руках носит.

— Странный общеизвестный факт, Тереза.

— Общеизвестный — это правда. И странный в нашей семье, это тоже правда.

Анри собирается что-то ответить, когда двери распахиваются, и в столовую влетает Софи:

— Мама! Папа! Как я рада вас видеть!

Вот уж кому не надо церемоний, Софи бросается к нам в объятия, и обнимает сразу двоих.

— Какие вы у меня красивые! — порывисто шепчет дочь. — Дождаться не могла, когда снова вас увижу!

Софи у нас настоящая красавица: кровь нонаэрян подчеркнула в ней все самое прекрасное, что она могла взять от своего народа — черные, как смоль, волосы, большие глаза в обрамлении очень густых ресниц, смуглая кожа, высокие скулы, изящный разлет бровей.

— Ух! — говорит она, отстранившись. — Кажется, я в кои-то веки вовремя.

Анри улыбается:

— Не преувеличивай, Софи. Ты опоздала всего на шесть семейных ужинов.

Дочь заливается смехом.

— Папа, какая у тебя хорошая память!

— Ему по рангу положено, — замечаю я.

Анри переводит взгляд на меня:

— Совершенно верно, Тереза.

Софи смотрит то на меня, то на него, как раз в тот момент, когда слуги распахивают двери, и в гостиную входят Луиза и Винсент. За ними — Хлоя и Дарен, и наши с Анри мальчики, а после Мэри с Жеромом. Не хватает только неразлучных Шарлотты и Эрика, но и они появляются спустя пару минут. На щеках Шарлотты легкий румянец, ладонь покоится на сгибе локтя мужа, который смотрит на всех, как… герцог.

Впрочем, в этой комнате есть еще один герцог.

Сейчас начнутся герцогские поглядушки.

— Лавинию, насколько я понимаю, мы не ждем? — говорит Герцог 1, то есть Винсент.

— Да, она не обещала, что у них с Льером получится вырваться. Сказала, что лучше пусть это будет приятный сюрприз, чем она нас обманет.

— Она же не может обманывать, кажется. — Софи вскидывает брови, когда все взгляды сходятся на ней. — Что? Я в последней поездке в Загорье перечитала все легенды про элленари!

— Легенды про элленари далеки от правды. — Винсент сдвигает брови.

— Да у них там вообще с правдой проблемы, — хмыкает Эрик.

Герцог 1 смотрит на Герцога 2 с характерной герцогской недоверчивостью, как будто ставит под сомнение его право вообще что-то говорить о Лавинии.

— Откуда у вас такие сведения, Эльгер?

— От вашей сестры, де Мортен.

— Неужели? Она вам это сама рассказала?

— Показала. Она мне много что показала.

Шарлотта поперхнулась и кашляет, Винсент темнеет лицом, а я понимаю, что семейный ужин никогда раньше не грозил закончиться так быстро. Поэтому и сама говорю быстро:

— Прошу к столу.

Глава 6

Шарлотта

Я люблю семью Эрика. По-настоящему — за то, каким он становится рядом с ними. Жестким и колючим, иногда — циничным, непробиваемым, но это все грани моего мужа, и мне нравится, что рядом с ними он способен их обнажать. Рядом со мной он другой, он меняется, словно пытается держать свою истинную суть под замком, и, видимо, не понимает, что я люблю его всего: от резких нот в интонациях, когда они прорываются, до небрежного сумасшествия, когда он старается быть более нежным. Более осторожным. Более… мягким.

Я видела самые разные его стороны, и ни одна из них меня не пугает, как может ему показаться. По-настоящему меня пугает только его взгляд, когда он смотрит на Терезу.

Эта женщина — его прошлое, но временами мне кажется — она настолько въелась ему под кожу, что он сам не понимает, насколько. Я видела его картины, и на каждой была она. Болезненно-остро, с надломом, через такую глубину чувств, не понять и не ощутить которые просто невозможно.

Сейчас она сидит рядом со своим мужем, и она совершенно точно не виновата в том, как Эрик на нее смотрит. Но рядом с ней (а я ведь знаю всю их историю из первых уст), рядом с ней он всегда был настоящим. Он мог позволить себе быть рядом с ней настоящим, потому что она — маг смерти, и с ней не надо носиться, как он делает это со мной. Наверное, считает, что я статуэтка, которая может надломиться от неосторожного обращения, но это не так. Я гораздо сильнее, чем могу показаться, тем не менее именно рядом с ней он становился собой: жестким и даже жестоким, именно болезненная страсть к Терезе заставила его написать все те картины… и вытолкнула его в Иньфай, где он сделал все, чтобы измениться.

Измениться ради нее.

— А ты что думаешь, Шарлотта? — ко мне обращается Луиза.

Я возвращаюсь в реальность и понимаю, что почти не притронулась к еде: праздничное жаркое так и лежит у меня на тарелке в первозданном виде. И кажется, ему совсем уже не жарко, но в чем заключается основной конфуз, так это в том, что я совершенно выпала из разговора, который происходил за этим столом.

— Моя жена далека от размышлений об артефакторике и ее роли в раскрытии магии в нашем мире, — положение спасает Эрик.

Ну как спасает… отвечает за меня, потому что считает, что должен это сделать.

Зачем он это делает?!

— Разве? Мне казалось, Шарлотта активно интересуется магией, — улыбается Анри.

— Разумеется, интересуюсь. — Мой голос звучит резче чем обычно.

— Ну так разрешите наш спор, — снова улыбается Луиза. — А то он вышел слишком горячим: мужчины считают, что будущее за артефактами, а мы с Терезой полагаем, что магия снова вернется в наш мир через людей.

Мы с Терезой!

— Если верить тому, что магия пришла в наш мир через элленари, — говорю я, — и что она слабела с каждым годом, отрезанная от основного источника, единственный способ сохранить ее — поместить в накопители, коими, по сути, являются артефакты. Сейчас в нашем мире существуют сильные маги, но что будет спустя несколько сотен лет? Нам предстоит изобрести накопитель, который при вложенной в него искре будет генерировать магию и поддерживать ее на должном уровне бесперебойно.

— Бесконечный источник магии? — Тереза приподнимает брови.

— Почему бы и нет. Если замкнуть контуры на воссоздании магии, мы получим то, что не позволит магии уйти из нашего мира. Никогда.

— Всевидящий, — говорит Луиза.

Мужчины молчат, Тереза наклоняет голову.

— Эрик, твоя жена, кажется, только что изобрела ключ к мировому господству.

— Не забывай, чья она жена. — Эрик смотрит на нее в упор.

— Разумеется, я это помню.

Мне хочется встать и уйти, вместо этого я мило улыбаюсь и кладу ладонь поверх руки мужа.

— Скажи, дорогой, это возможно?

Эрик наконец-то поворачивается ко мне.

«Ты никогда не называла меня дорогой, Шарлотта», — говорит его взгляд.

Разумеется, не называла! Я много как тебя еще не называла, и многого не делала — из того, что тебе хотелось бы. Например, я никогда не готовилась по книге заклинаний к битве с тобой. Хотел бы ты проиграть — ей? Или хотел победить?

И сделать с ней все то, что отражают твои картины?

Не представляю, что со мной творится, ревность бежит по венам, как самый сильный яд. Отравляя, обжигая, лишая остатков спокойствия и рассудительности. Мне хочется заявить свои права на него при всех. Прямо здесь.

Но главное — при ней.

Ей все равно.

А ему?!

— Давай поговорим об этом позже, Шарлотта. — Он мягко сжимает мою руку. — Ешь.

— Позже? Отчего? Здесь так горячо об этом спорят.

Эрик сдвигает брови, глаза становятся холоднее. Когда он хмурится и смотрит так, становится похожим на Ормана. Орман, его вторая суть, тоже постоянно хмурился, но тогда он, по меньшей мере, был со мной искренен. Он умел быть жестоким, и он был настоящим. Кто рядом со мной сейчас?

— Споры — не лучшее занятие для семейного ужина! — восклицает Луиза, разрушая воцарившуюся за семейным столом паузу. — Знаете, когда я работала в театре, мы в ресторанах играли в удивительную игру…

— Не думаю, что ваше прошлое уместно упоминать в контексте семейного ужина.

Это звучит так резко, что даже у меня по коже идет мороз. Я знаю о резкости и прямолинейности де Мортена не понаслышке, но сейчас поворачиваюсь к нему, чтобы убедиться, что он действительно это сказал.

— Что-то не так с моим прошлым, Винсент? — Луиза реагирует совершенно спокойно.

Когда мы познакомились, когда я еще была просто гувернанткой в доме Вудвордов, а она — герцогиней де Мортен, недосягаемой и прекрасной, уже тогда я ей восхищалась. Ее королевской осанкой, ее умением держаться, и в то же время непринужденностью, с которой она общалась со всеми людьми, независимо от их принадлежности или непринадлежности к высшему обществу.

— Предлагаю тост. — На сей раз это произносит Анри и поднимает бокал. — За семью!

— За семью, — отзывается Луиза.

На мужа она больше не смотрит, и когда эхо тоста голосами остальных проносится над столом, после воцаряется тишина. Эта тишина кажется мне слишком давящей, но к счастью, ее нарушает Софи:

— Мам, пап, я привезла подарки от бабушки с дедушкой. Они обещали обязательно выбраться к нам в следующем году.

— Это чудесная новость, Софи, — отзывается Тереза. — Жаль, что они не смогли приехать на праздник.

— Да, дедушка сказал, что не готов подниматься на это кошмарное создание, именуемое дирижаблем. А бабушка сообщила, что не готова бултыхаться на пароме, как банка с несвежими fianitto, а потом трястись несколько суток на поезде.

Софи намеренно переходит на маэлонский, и Анри смеется:

— Узнаю Лорену. Только она могла сравнить себя с банкой с огурцами.

— Когда я сказала им про портальные амулеты, они посмотрели на меня как на сумасшедшую.

— Для них это все в новинку, — улыбается Тереза.

Эрик смотрит на нее.

Я отворачиваюсь.

Входят слуги, смена блюд. Мое жаркое забирают нетронутым.

— Ты ничего не ела, Шарлотта, — тихо произносит Эрик, наклонившись ко мне.

— Я ела салат. Если я съем что-нибудь еще, уже не смогу танцевать.

— Если ты будешь так есть, танцевать ты точно не сможешь.

— Я не голодна.

— Ешь, Шарлотта.

Это его «Ешь» заставляет с силой сжать вилку. Он думает, что заботится обо мне? Это… это не забота, а я не знаю, что!

— Нет, — отвечаю я.

— Нет? — Эрик снова хмурится.

Я пожимаю плечами. Физически чувствую исходящее от него неудовольствие, но оно больше никак не отражается внешне. Мне хочется что-нибудь сказать — что-нибудь такое, что вытряхнет его из этого безграничного спокойствия, но в этот момент они с Терезой снова встречаются взглядами.

Мне кажется, между ними просто натянута невидимая нить, канат над пропастью, на который он давно безумно хочет шагнуть.

Ключевое слово — безумно.

Разве есть в его ко мне отношении хоть одно безумство?!

Да он был гораздо честнее в своих чувствах, когда хотел меня наказывать!

Мысль об этом обжигает, заставляя резко втянуть в себя воздух и откинуться на спинку стула.

Скорее бы мы уже перешли в гостиную!

Глава 7

Анри

Странное чувство не оставляет меня вот уже несколько часов. Если быть честным, я сам не помню, когда это началось, но оно есть, и это то, что я называю опасностью. Мне кажется, что я все предугадал и все предусмотрел, но все предусмотреть нельзя. Первый раз я осознал это, когда встретил Терезу и понял, что эта женщина больше не способ, не причина, не мое задание.

Это было так давно, но это чувство по-прежнему во мне живо. Равно как и то, которое не дает мне покоя — здесь, в замке, безопасность которого обеспечена самыми современными амулетами и новейшими разработками моего брата. Стоит отдать Эрику должное, мозги у него есть, и работают они хорошо. Особенно в том, что касается изобретений, связанных с магией.

Но вот в том, что касается его общения с де Мортеном… не знаю, кого из них мне временами хочется приложить больше. Де Мортена, который по-прежнему считает, что есть две версии происходящего: первая — его, вторая — неправильная, или моего брата, который развлекается тем, что швыряет в этого медведя шишками.

Не будь здесь Терезы, меня бы это не волновало, но рядом с ней… Я знаю, как для нее важна семья. Насколько для нее важно благополучие, мир и согласие среди самых близких, пусть даже она этого не показывает. Зато сегодня она показывает кое-что другое: характер Биго. Что с ней творится, ума не приложу, но едва мы спустились на праздник, она как с цепи сорвалась. Постоянно пытается уколоть, как делала это в самом начале наших отношений, и мне (признаюсь честно) эта ее черта тоже нравится. Мне нравится в ней абсолютно все: как она хмурится и как улыбается, как произносит нежные слова (это бывает редко) и как окатывает сарказмом.

Но сегодня с ней что-то не то.

Я же не могу понять что. Равно как не могу понять, почему золотая мгла собирается в груди, готовая вот-вот брызнуть сквозь пальцы. Это обычная реакция на магию, вот только никто из нас магию не использует. Не считая портального амулета, которым мы воспользовались, но это было давно. Все остальные амулеты в этом замке спящие, они будут активированы только в случае угрозы. Мне же все время кажется, что эта угроза неминуема.

Издержки профессии, а может быть, память этого места.

Здесь погиб мой отец, отсюда моя мать была похищена Эльгером, но здесь же мои родители были счастливы. Мне хочется верить,что мы сможем сохранить именно эти воспоминания и со временем добавить еще больше счастливых. Своих.

— О чем задумался, Анри? — спрашивает жена. Она устроилась в кресле у камина, и вот уже минут десять изучает пляшущее в нем пламя.

— О работе.

Не хочу тревожить ее своими мыслями, на мой взгляд, они совершенно не праздничные.

— О, — произносит Тереза, — и почему я совсем не удивлена?

— Потому что ты хорошо меня знаешь. — Я касаюсь ее щеки.

В Энгерии такой жест на людях считается дурным тоном, но мне все равно, чем он считается в Энгерии. Мне постоянно хочется ее касаться. Постоянно быть рядом. К сожалению, моя должность не предполагает свободного времени, или почти не предполагает.

— Я все-таки надеюсь, что Лавиния к нам придет, — улыбается подошедшая Луиза.

Иногда я поражаюсь выдержке этой женщины: не знаю, какая муха укусила де Мортена, но за столом он повел себя отвратительно.

— Я тоже. — Тереза мгновенно переключается на нее. — Она единственная, кто умеет достойно играть.

— Мы могли пригласить музыкантов, — напоминаю я.

— Мы решили, что это будет семейный праздник.

— Скучный семейный праздник, — хмыкает Тереза, — на котором все заснут еще до полуночи.

Луиза смеется.

— Мы продержимся, уверяю тебя.

Кажется, напряжение ненадолго спадает, но лишь ненадолго. Кристиан, Кристоф и Дарен о чем-то ожесточенно спорят у рояля, Софи рассказывает Хлое подробности последнего путешествия, и у девочки загораются глаза.

— Папа, я тоже хочу быть путешественницей, как Софи! — восклицает она на всю гостиную.

Де Мортен, рассматривающий свои часы, отрывается от этого занятия:

— Что за вздор, Хлоя!

— Ну почему же вздор? — Луиза приподнимает бровь. — В путешествиях есть своя особая прелесть.

— Равно как и в актерском мастерстве.

— Как и в актерском мастерстве, — произносит она, пристально глядя на мужа.

— Женщине не пристало путешествовать одной, это непристойно.

Тереза напрягается, а я негромко кашляю.

— Де Мортен, у нас с вами совершенно разные взгляды на ситуацию. Предлагаю не обсуждать их в праздничный вечер.

— И что же вы предлагаете обсуждать в праздничный вечер? — Винсент смотрит на меня в упор.

— Планы парламента! — Луиза хлопает в ладоши. — Ох! А еще мы можем обсудить политику Ее Величества Брианны или… знаете, все что угодно, что считает важным и пристойным его светлость. Правда, Винсент?

В гостиной воцаряется тишина, супруги смотрят друг на друга, прищурившись. Тереза приподнимает бровь, и судя по выражению ее лица, думает о том же, о чем думаю я: этих двоих нужно разводить по разным углам. Действуем мы, как всегда, слаженно — жена поднимается и подхватывает Луизу под локоть, шепчет:

— Луиза, мне очень нужен ваш совет… — и отводит в сторону, я подхожу к де Мортену:

— Что ты сейчас делаешь?

— Что я делаю?!

— Ты говорил, что не хочешь, чтобы твоя жена сбежала! Но сам делаешь все, чтобы это произошло как можно скорее.

— Знаешь, де Ларне, твоими советами я буду пользоваться в последнюю очередь.

— Вот как? — хмыкаю я. — Чудесно. Тогда продолжай в том же духе, и через пару месяцев Мортенхэйм будет блаженно пуст, не считая тебя и прислуги.

— Если она соберется уйти, — цедит де Мортен, — дети останутся со мной.

— Что?!

Тереза делает большие глаза. Как и когда она упустила Луизу, понятия не имею, но самое страшное заключается в том, что я упустил момент, когда она подошла. Это то, о чем я говорю — я стал невнимателен. Я упускаю детали, такая непростительная небрежность! И что будет, если эта глупость повторится на работе? Что будет, если однажды я не смогу защитить ни свою семью, ни свою страну?!

— Я говорю, — четко произносит де Мортен, глядя Луизе в глаза, — что, если ты соберешься уйти, детей ты не увидишь.

Он идиот.

Хронический.

— Как мило, что ты решил мне об этом сообщить. — Сейчас выдержке Луизы явно пришел конец. Она говорит тихо, свистящим шепотом: так, чтобы слышали только мы. — Но знаете, что я вам скажу, ваша светлость? Идите вы… в парламент!

Она отступает, делает реверанс, а потом театрально кланяется и вскидывает руки.

— Где мои овации?! Не слышу!

Не дожидаясь ответа, подхватывает юбки и вылетает из гостиной.

— Демоны знает что такое! — рычит де Мортен.

Хлоя начинает плакать, Дарен смотрит на отца в упор и сжимает кулаки.

— Софи! — шепчет Тереза, и дочь реагирует мгновенно:

— Пойдем, посмотрим коробки с подарками, Хлоя, — говорит она. — Под елкой столько подарков, скоро полночь, и мы откроем их все! Сколько там твоих, как думаешь?

Они подходят к огромной ели, стоящей в гостиной. Она в разы больше той, что в столовой, и под ней действительно горы коробок. Софи точно знает, что делает. Изо всех нас она была ребенком относительно недавно.

Тереза подлетает к нам, ее глаза сверкают:

— Иди. За ней! — шипит она на брата, вцепившись ему в плечо.

— С чего бы?

— Еще одно слово, Винсент, и я заставлю твою одежду истлеть! На глазах у всех.

У де Мортена расширяются глаза, а мне хочется поцеловать жену. Всевидящий, за что она досталась мне?!

Я сжимаю ладонь Терезы, де Мортен награждает нас двоих убийственным взглядом и выходит. Следом за ним выходит его сын, и вот это мне совсем не нравится, но здесь я уже ничего не могу сделать.

К счастью, Хлоя всхлипывает уже тише — Софи заняла ее пересчетом подписанных подарков, чтобы понять, кому достанется больше всех (правильный ответ — Хлое), но Кристоф и Кристиан мрачнее тучи. На этих-то двоих что нашло?!

И где, ради всех светлых, Шарлотта и Эрик?!

Глава 8

Луиза

Я бежала, не разбирая дороги.

Дети с ним останутся, если я решу от него уйти! Чем я вообще думала, когда связала с ним свою жизнь, а главное — чем я думала, когда этих самых детей делала?!

На последней мысли меня все-таки цапнула совесть, но я посоветовала ей оставить меня в покое. В конце концов, Хлоя и Дарен тут вообще ни при чем! При чем тут я, и де Мортен, который мне всю жизнь испоганил, герцог недоделанный!

Я взлетела по лестнице и метнулась к себе, искренне радуясь тому, что у нас сейчас скромный семейный ужин, потому что будь это представление (вот уж честно, все эти балы — представления похлеще театральных!) сидеть бы мне сейчас в бальной зале и делать вид, что все хорошо! Хотя я никогда так не делала! Никогда! Никогда!

Да что вообще на меня нашло?!

Я схватила первую попавшуюся под руку вещь — щетку для волос — и от души запустила ей в стену. Следом за ней полетела бы и вазочка, если бы из коридора не донеслись голоса: кажется, Дарен и Винсент общались на повышенных тонах.

Я рывком бросилась к двери и распахнула ее как раз на словах сына:

— Ты не смеешь оскорблять маму!

Глаза Винсента опасно сверкнули:

— Не лезь не в свое дело, Дарен. Вернись в гостиную!

— И не подумаю!

Судя по сжатым кулакам сына, он был готов на него броситься, и я поспешила вмешаться:

— Дарен, пожалуйста, проследи, чтобы с Хлоей все было хорошо. Мы с его светлостью сейчас спустимся.

Сын яростно сверкнул глазами, но мне возражать не стал. Наградил отца потемневшим взглядом — точь-в-точь его, и молнией метнулся к лестнице. Что касается Винсента, он резко развернулся ко мне:

— Довольны?! — спросил сухо, со свойственными ему интонациями. — Что вы там устроили?

— Что я устроила?! — Я выразительно посмотрела на него. — Это не я обещала выгнать меня из дома и запретить видеться с детьми!

— Выгнать вас? — Винсент издевательски рассмеялся. — Да вы сами постоянно коситесь в сторону выхода, с явным намерением повторить то, что устроили на нашей первой свадьбе! По сцене соскучились или по своим любовникам?!

— Хам! — рявкнула я.

— Актриса! — огрызнулся он.

Так, что сразу стало понятно, что он думает обо всех актрисах, вместе взятых. И сразу стало так обидно, что хоть плачь! Да, я была актрисой, и я была… ну, достаточно свободных нравов. Но никогда в жизни, никогда! Я не позволила себе после нашего замужества никаких вольностей. Да и не нужен мне был никто (не говоря уже о том, что и раньше никто не был нужен), кроме него!

Поэтому сейчас я быстро нырнула в комнату и захлопнула дверь, а после резко задвинула задвижку. Вовремя: дверь содрогнулась от удара.

— Луиза, откройте! — донеслось из коридора рычащее.

— Сами откройте! — фыркнула я. — А еще лучше, катитесь вы… вниз по лестнице!

— Не заставляйте меня применять магию!

— Да-а-а-а?! И как же вы ее примените?!

Волну магии я почти не почувствовала, скорее, услышала, как дрогнула задвижка. Винсент обладал знаниями армалов, поэтому я не сомневалась, что он ее сейчас просто-напросто отодвинет и войдет. А я совершенно, вот ни чуточки не готова его видеть!

— Уходите! — взревела я. — Уходите немедленно! Или я подниму такой крик, что сюда разом сбегутся все!

— Что, так не терпится от меня избавиться?!

— Именно! Я требую развода!

Я выдохнула это раньше, чем успела осознать смысл сорвавшихся с моих губ слов, но за дверью разом стало тихо. Так тихо, что я слышала только свое дыхание да легкий шелест платья, когда шевелюсь. Шевелюсь я, впрочем, так тихо и слабо, как совсем маленькая девочка. Мне кажется, что во мне кончились силы, или вот-вот закончатся. Тем не менее я поворачиваюсь к двери, отодвигаю задвижку.

Винсента нет, он ушел.

То ли осознание этого, то ли наша ссора оказались для меня слишком… острыми, но сейчас у меня темнеет перед глазами. Я чувствую, что меня затягивает в глубину и чувствую, что сказала ему совсем не то, что должна была. Совсем не то, что хотела. Это на миг придает мне сил, но потом я вспоминаю это его: «Актриса!»

Я всегда была для него слишком неправильной. Слишком живой. Слишком отчаянной, слишком яркой, слишком… Луизой. Он хотел бы видеть на моем месте женщину, которая будет жадно ловить каждое его слово, которая постоянно будет смотреть ему в рот и со всем соглашаться. А еще лучше — просто молчать.

С этой мыслью я оседаю на пол, и темнота накрывает меня с головой.

Винсент

Я знал, что этим все кончится. Знал, что однажды она снова захочет от меня уйти, а все потому, что кто-то с детства вбил ей в голову эту дурь про свободу! Хотя вряд ли ей в голову можно было что-то вбить: Луиза всегда была такой, не признающей ничьих авторитетов, на все имеющей свое мнение. Но ведь именно это мне в ней всегда нравилось! Ее живой огонь, так похожий на пламя ее волос. Ее улыбка, ее дерзость… порой, выводящая из себя настолько, что сдержаться просто невозможно!

Я чувствую себя пьяным. Поклясться могу, что то, что я выпил — сущая ерунда, особенно после мужских клубов, в которые меня частенько приглашали и приглашают. Но как только я женился на Луизе, все мужские клубы перестали существовать. Все перестало существовать! Я даже свою страсть, политику, забывал, находясь рядом с ней. То, чем грезил с детства.

И ведь все было хорошо! У нас все было хорошо. Дарен и Хлоя — тому подтверждение. Она сделала меня самым счастливым мужчиной в мире, но сейчас она просит развод. А началось все с демонова Эльгера, чтоб его магией распылило, а потом собрало не в том порядке!

Руки сами собой сжимаются в кулаки.

Если бы я его сейчас встретил, я бы его…

— Не думаю, что это хорошая идея. — Голос Шарлотты, его жены, доносится так близко, что мне кажется: у меня галлюцинации.

— Что плохого в том, что мы спустимся к остальным, Лотте?

— К остальным?! Или к ней?!

Мне стоит развернуться и уйти, но ноги сами несут в сторону анфилады, откуда доносятся голоса. Я объясняю это тем, что подслушивать нехорошо, и вот уже поворот открывает мне новую залу, в которой друг напротив друга застыли Шарлотта и Эльгер. Когда он поворачивается ко мне, его глаза сужены: верный признак того, что он раздражен.

— Де Мортен! Вы меня преследуете?! — интересуется Эльгер со свойственной ему небрежностью.

— Всенепременно. Я вышел, чтобы обозначить свое присутствие. Вы же так рьяно спорили. Особенно вы.

Я смотрю на его жену.

Шарлотта ойкает, на ее щеках проступает легкий румянец. Да, герцогиня из этой девочки — никакая, не то что из моей Луизы! Но он ее у меня отнял. Нет, ее у меня отняли они. Они оба сейчас стоят тут и наслаждаются обществом друг друга, а я — остался один. Из-за них!

Из-за них я все потерял.

— Де Мортен, вы пьяны? — интересуется Эльгер.

Теперь он еще больше раздражен, а меня и правда пошатывает. И потряхивает, но последнее — исключительно из-за ярости, которую он со своей овечкой во мне провоцируют.

— Не ваше дело, — цежу я, и собираюсь уйти, но в это время в меня ударяет жесткое:

— Просите прощения.

— Что? — переспрашиваю я, приподняв брови.

— Просите прощения. Вы ведете себя недостойно. Будь я один, мне было бы на вас плевать, но здесь моя жена, и вы ее оскорбили.

Похоже, сегодня только ленивый не собирается читать мне нотации о том, что я кого-то оскорбил или собираюсь. Но если Дарен — мой сын, и ему я такое могу спустить, то этому…

— Вам следует лучше воспитывать вашу жену, — холодно говорю я. — Чтобы она не повышала на вас голос там, где вас могут услышать. В том числе и прислуга.

Эльгер шагает ко мне, я с силой сжимаю руку. Боевая печать армалов активируется мгновенно: я наношу ее всякий раз, когда выхожу из дома. Возможно, это излишество, но случай с нападением, когда я заработал шрам на спине, многому меня научил. Пусть лучше я перестрахуюсь, но никогда больше не окажусь с опасностью один на один!

Колебания магии искажений вспарывают пространство, но в этот момент Шарлотта бросается между нами и встает спиной ко мне.

— Нет! — говорит она так жестко и резко, что я даже готов взять свои слова про ее кроткость назад. Похоже, я и правда погорячился, потому что «его девочка» на миг оглядывается на меня, и глаза ее сверкают так, что волны растекающейся от меня магии кажутся всего лишь жалкими ниточками. Впрочем, на меня она смотрит недолго, снова поворачивается к мужу.

Чтобы заслужить хищный прищур.

— Шарлотта, возвращайся к себе. Это мужской разговор.

— Нет.

— Шарлотта.

— Я сказала: нет. Мы уходим.

Она шагает к нему, и на лице Эльгера проступает что-то темное. Впрочем, оно тут же стирается, уступая место его привычному выражению.

— Хорошо, Шарлотта, — произносит он и протягивает ей руку. — Пойдем.

Они скрываются, и я напоследок успеваю заработать взгляд, говорящий о том, что разговор не окончен. Тем не менее, когда я остаюсь один, меня начинает шатать еще сильнее. Я шагаю из анфилады в зал — что могло бы быть в этом зале? Подозреваю, что что угодно, замок воссоздали из развалин, и вряд ли здесь осталось что-то со времен графа и графини де Ларне, отца и матери Анри.

Тем не менее я представляю, как они шли здесь, сквозь эту залу — под мраморными сводами, и свет лился сквозь высокие (сейчас занавешенные) окна. Скользил по плитке, расцвечивал гобелены, и родители де Ларне задерживались, чтобы обменяться перед выходом словами любви. Мои родители не задерживались. Мои мать и отец не были счастливы, и временами я ненавидел отца за то, как он к ней относится. Сегодня что-то похожее я увидел в глазах Дарена.

Неужели мы обречены повторять ошибки наших родителей?!

Я шагаю в анфиладу, откуда пришел, но мне в лицо снова летят слова Луизы: «Я требую развода!»

И я останавливаюсь.

Перед глазами темнеет.

Последней осознанной мыслью становится мысль, что я снова потерял самое дорогое. Женщину, которую люблю больше жизни.

Глава 9

Шарлотта

Судя по тому, что Эрик молчит, а главное, по тому, как он молчит — так, что воздух вокруг нас почти искрится зелеными звездами магии искажений, он в бешенстве. Мне хочется верить в то, что это из-за меня, точнее, в то, что это из-за того, что осмелилась встать у него на пути и не позволить сцепиться с де Мортеном, но скорее всего, это из-за того, что мы вынуждены были уйти.

Уйти, потому что там, внизу, она.

Его бесконечно, безгранично недосягаемая Тереза.

Словно в подтверждение моих мыслей, он сворачивает в сторону лестницы, и огни электрических свечей остаются за нашими спинами, в галерее.

— Куда мы идем? — спрашиваю я и пытаюсь остановиться, но у меня не получается.

Он не просто не замедляет шаг, он его ускоряет: так, что теперь я почти вынуждена бежать следом за ним.

— Возвращаемся к остальным. — Голос спокойный и ровный. — Это неприлично, Шарлотта. Мы ушли уже слишком давно.

Неприлично?!

— Это ты говоришь мне о приличиях?! — Мой голос срывается, и получается слишком громко.

Эрик не останавливается. И не отвечает.

— Почему ты молчишь?!

— Потому что сейчас мне лучше молчать, Шарлотта. И поверь, нам действительно лучше вернуться к остальным.

Он первым шагает на ступеньки, и мне полагается положить ладонь на лакированное дерево перил, но я резко отдергиваю руку, и так же резко убираю ту, что лежит на сгибе его локтя.

— Нет! Я не пойду.

— Шарлотта. — Эрик поворачивается ко мне. — Верни руку на место, и мы немедленно спустимся в общую гостиную.

— Нет, — повторяю я. — Можешь спускаться туда один. Я возвращаюсь к себе!

Не дожидаясь ответа, резко разворачиваюсь и бросаюсь в сторону галереи, откуда мы только что пришли. Сердце громыхает в ушах, я только каким-то немыслимым чудом не путаюсь в юбках, зато мысли путаются. Разбегаются, расплываются, ускользают. При воспоминаниях о том, что было изображено на тех картинах, к щекам сначала приливает кровь, а потом на глаза наворачиваются слезы.

Меня он никогда не рисовал… так!

Такой…

За исключением одного-единственного раза.

Эрик догоняет настолько внезапно, что когда его рука ложится на талию, а меня разворачивают лицом к себе, из груди выбивает весь воздух и становится нечем дышать. Я упираюсь ладонями ему в грудь, пытаюсь отстраниться, а когда открываю рот, чтобы сказать, что меня нужно оставить в покое, меня сковывает по рукам и ногам. Это заклинание он применял ко мне лишь однажды: в доме, который стал для него временным пристанищем в Лигенбурге.

Временным!

Этот огромный дом.

Между тем как он снова и снова возвращался туда, где первое время жили Анри с Терезой, а из подвала их дома он устроил какой-то извращенно-чувственный алтарь. Я бы и хотела колотить руками по его груди, но не получится: я не могу шевелиться. Не могу даже говорить, и все, что мне остается — мысленно биться в невидимых путах. Он никогда не учил меня обходить заклинания такого рода. Действительно, зачем оно мне? Моя магия жизни — магия созидающая, а рядом с ним мне некого было бояться.

Эрик пинком ноги открывает дверь, потом так же ее закрывает. Несет меня к кровати, сбрасывает на нее, раскрывает над нами полог безмолвия.

Только после этого я чувствую свободу, а следом в меня вонзается его яростный взгляд и слова:

— Что ты творишь, Шарлотта?!

— Ничего! — шиплю я. — Я просто хочу отдохнуть!

— Просто хочешь отдохнуть?! Ты выставляешь меня идиотом перед де Мортеном…

— Перед де Мортеном ты идиотом себя выставляешь сам!

Его глаза опасно сверкают.

— Не заговаривайся.

— А то — что? — интересуюсь я, рывком сажусь на постели. Волосы рассыпаются по плечам. — Что будет, Эрик? С чего тебя так вообще волнует, что о тебе скажут другие? Ты же никогда не беспокоился по этому поводу. Никогда не переживал о приличиях. Или тебя волнует, что подумает она?! Твоя ненаглядная Тереза!

— Замолчи.

Он командует это так жестко, что я на миг действительно замолкаю, а потом вскакиваю.

— Я не собираюсь молчать. Я тебя не просила идти за мной, и если тебя что-то не устраивает, ты всегда можешь выйти, и закрыть дверь с другой стороны.

— Как скажешь, — неожиданно спокойно произносит он, а потом разворачивается. — По всей видимости, тебе лучше действительно побыть одной. Когда надоест, спускайся. Мы будем тебя ждать.

Это «мы» становится последней каплей: Эрик едва успевает взяться за ручку, когда я подхватываю подушку и швыряю в него. Подушка ударяет ему в спину, а он в одно мгновение оказывается рядом и перехватывает мои запястья. Обманчиво-мягко.

— Ты нарываешься на наказание, Шарлотта? — жестко интересуется он.

Именно его голос идеально гармоничен с той резкостью, которую сейчас приобретают его черты. Этот мужчина действительно похож на Ормана, на того, с кем я впервые столкнулась в кабинете у Ваттинга, а потом продолжила знакомство в коридоре Музея искусств. Кажется, тогда он смотрел на меня в точности так же, эти глаза в прорезях маски — при всем своем цвете они становились невыносимо темными. Сейчас они тоже невыносимо темные.

Мне нужно сказать: «Нет», я хочу сказать «Нет», потому что все это меня никогда не заводило, а пугало. Пугало, кажется, до дрожи в коленях, и то, как он сейчас сжимает мои запястья — не больно, но жестко и властно, напоминает мне о днях, когда я не могла отказаться. Я не могла, потому что на мне была долговая метка, и мы заключили сделку, а еще потому, что он угрожал Ирвину.

Ирвин давно перестал быть тем Ирвином, которого я знала когда-то, а Эрик… какой он на самом деле? Там, под множеством своих масок?! 

— Пусти! — говорю я и пытаюсь вырваться.

Смотрю ему в глаза, и вижу, что они становятся еще темнее. Он дышит так, словно только что вышел из магического поединка, а потом внезапно его пальцы разжимаются. Эрик отступает от меня: шаг назад. Еще шаг.

— Запри дверь, Шарлотта, — произносит не своим голосом.

— Что?

— Запри дверь. И никуда не смей выходить. Слышишь?! Охр… з… — я половину не разбираю, потому что часть его фразы поглощает шумное дыхание, а вторую — грохот закрывшейся двери. В воцарившейся тишине я почти ничего не чувствую.

Разве что как прыгает в груди мое сердце под ладонью.

Что он хотел сказать?

И почему вел себя так странно?!

Я бросаюсь к двери, вылетаю в коридор. Перед глазами темно, как ночью — в комнате, где нет света. Я даже пытаюсь вспомнить, как создать магический светильник, но заклинание отказывается складываться в плетение, меня ведет. Тем не менее я уверенно двигаюсь вперед с одной-единственной мыслью: мне надо добраться до лестницы. Потом надо спуститься вниз.

В общую гостиную.

Мне надо найти Эрика!

Тереза

— Тереза. Тереза, посмотри на меня! — Я возвращаюсь в реальность благодаря голосу Анри.

Странно: еще недавно мной владело раздражение, а сейчас навалилось безразличие. Эта легкость тянет меня в кресло, в котором я сидела до того, как мой брат прилюдно оскорбил Луизу, и они вместе покинули комнату. Точнее, комнату они покинули по раздельности, но их до сих пор нет. До сих пор нет Эрика и Шарлотты, и я отошла поговорить с Мэри (Жером тоже куда-то вышел), но она выглядела расстроенной, и разговор у нас совершенно не клеился. Мэри тоже ушла, а я рассеянно листала книгу, которую кто-то принес из библиотеки. Кристиан и Кристоф демонстративно разошлись по разным концам комнаты — после того, как Анри сообщил им, что выяснять отношения при всех не стоит.

Все это, кажется, произошло не так давно.

Или уже давно?

Сколько сейчас времени?

— Тебе тоже кажется, что что-то не так? — Испытующий взгляд мужа устремляется на меня.

— Не так? С чего бы.

— С чего бы?! Мы все ссоримся, Тереза.

— Разве все?

— Ты видишь хотя бы одного счастливого человека в этой комнате?

Я пожимаю плечами.

— Не стоит искать заговоры там, где их нет, Анри. Просто у Луизы и Винсента назрел серьезный разговор.

— Судя по всему, серьезный разговор назрел у всех. Ты видишь здесь Шарлотту и Эрика? Жерома и Мэри?

— Они обязаны сидеть, как привязанные? — хмыкаю я. — Это семейный праздник.

— Это семейный кошмар! — Муж вглядывается в мое лицо. — Тереза!

— Тереза, Тереза! Я свое имя знаю. — У меня слегка кружится голова. — Насчет этой комнаты, я бы не против была лечь, если честно. Мне же не обязательно сидеть тут всю ночь?

Анри хмурится:

— Мы все пили одно и то же…

— Не все, — замечаю я. — Хлоя не пила вино. Она маленькая.

Муж оборачивается к ели. Хлоя и Софи по-прежнему там, склонились над коробками.

— Все равно что-то…

— Хватит, — резко обрываю его я. — Хватит, Анри! Довольно! Ты помешался на своей работе, и ты тащишь ее в нашу семью с того самого дня, как получил эту должность!

— Тебе так кажется?!

— Мне не кажется, — отзываюсь я. — А может быть, и семьи давно уже нет. По крайней мере, такой, какой она была когда-то.

Я собираюсь уйти, но муж перехватывает меня за локоть.

— Проверь комнату, Тереза. Ты же знаешь, я не могу.

— О! Есть что-то, чего ты не можешь?! — Я улыбаюсь. — Надо же! В последнее время я только и слышала про новейшие разработки твоего ведомства и про секретные защитные плетения, сосредоточенные в совершенно незаметных и незаменимых амулетах. Когда я выходила за тебя, Анри, ты любил меня, теперь ты любишь только свою работу! Ты стал как Фрай!

Его глаза вспыхивают золотом, магия хэандаме отражается в мгновенно раскалившейся радужке. Которая в ту же минуту гаснет, приобретая родной ореховый цвет.

— Тереза, здесь замешана магия, — быстро говорит он, перехватывая мой второй локоть. — Я чувствовал себя… странно, но как только раскрылась золотая мгла, все прошло.

— Все прошло? Вот и чудно. — Я отнимаю руки. — Значит, можно идти спать!

Я не успеваю сделать и шага: дверь чуть ли не срывается с петель, и в гостиную влетает Эрик. В его взгляде плещется тьма, та самая тьма, проявлений которой я не видела уже очень давно, и имя ей — безумие.

— Тереза, — хрипло произносит он. — Анри, мы все под заклятием.

А, нет, видимо, безумие здесь общее. Потому что муж снова хватает меня, на этот раз за плечи, и встряхивает:

— Тереза! Ты слышишь?

Дайте мне это расслышать. Я спать пойду.

В следующий момент Анри изрыгает ругательство и бросается в сторону. Я невольно оборачиваюсь, и оцепенение слетает с меня вместе с безразличием — Кристоф в кресле, голова безжизненно запрокинута, рука свешивается вдоль подлокотника и касается пола. Смотрю на Кристиана и холодею еще больше — он сполз по стене и распластался на полу.

Анри был прав?!

Моих сыновей отравили!!!

Сердце делает рывок и замирает.

Перед глазами темнеет, руки становятся ледяными, на кончиках пальцев рождается Тьма. Та, имя которой Смерть, сейчас она сильнее меня, и я готова уничтожить всех, кто встанет на моем пути — на моем пути перед теми, кто это сделал.

— Тереза, нет! — Сквозь шум в ушах прорывается голос мужа.

Меня кто-то перехватывает, кажется, Эрик. Я не успеваю поставить щит, поэтому оказываюсь во власти запирающей ловушки и на миг обмякаю в его руках. Он прижимает меня к себе, когда я слышу чей-то отчаянный вскрик.

Вбежавшая в гостиную Шарлотта оседает на пол, и в гостиной воцаряется тишина.

Глава 10

Эрик

Когда я вижу, как Шарлотта оседает на пол, внутри становится холодно. Невыносимо холодно: настолько, что заполняющее меня темное чувство грозит ворваться в Терезу сквозь мои руки и превратить ее в подобие меня.

— Эрик, она без сознания! Они все без сознания. — Братец очень вовремя бросается к нам и подхватывает свою жену, потому что спустя мгновение я уже оказываюсь рядом с Шарлоттой. — Заклинание! Сними заклинание!

Его голос звучит фоном, потому что я чувствую биение пульса под пальцами. Сердце моей девочки бьется, и это заставляет меня вздохнуть. Судорожно, несколько раз, пока то, что клубится внутри не отступает под натиском сознания, все дальше и дальше, туда, где ему самое место. Там, откуда оно не сможет выбраться и не сможет причинить ей вред.

Я подхватываю Шарлотту на руки и несу к дивану. Осторожно устраиваю на нем, подкладываю под голову подушки, и только после этого поворачиваюсь к Анри и Терезе. У последней такой взгляд, что мне неосознанно хочется выставить магический щит, а впрочем, магический щит нам вполне может пригодиться. Всем.

— Видел твоего Жерома. Он прикорнул на лестнице, — сообщаю брату.

У него, правда, я пульс не проверял — не до того было, но не думаю, что с ним случилось что-то принципиально иное. Наброшенное на нас заклятие одинаково действует на всех, и сейчас нам надо понять, в чем заключается его суть.

Тереза, оказывается, уже почти справилась с моей паутиной, и как раз в тот момент, когда я надрываю последний узелок, мне прилетает в нос. Никогда, ради всех светлых, не недооценивайте графиню де Ларне в гневе.

— По-плебейски, — сообщаю я, прикладывая ладонь к переносице.

В ответ мне достается хлыстом взгляда, а Тереза уже мечется между сыновьями. От Кристофа к Кристиану, еще бы я помнил, кто из них кто.

— Тереза, они просто спят, я же тебе объяснил, — говорит Анри.

— Просто спят?!

— Так спят или без сознания? — уточняю я, прикладывая к носу платок.

Кажется, Тереза единственная, кому дозволяется бить меня безнаказанно.

Только сейчас Анри еле слышно бормочет ругательство и бросается к елке: там Софи и Хлоя. Стоит ему коснуться плеча дочери, как голова девушки запрокидывается, и она безвольно падает ему на руки. Что касается малышки де Мортена, она обхватила руками коробку с подарком, и, кажется, безмятежно сопит.

Это я выясняю, приблизившись.

Нет, они определенно спят, судя по движению глазных яблок под подрагивающими веками. Но судя по тому, что по щекам девочки катятся слезы, не совсем безмятежно.

— Что это за дрянь?! — рычит Анри, я не отвечаю.

Подхватываю малышку на руки и несу в кресло.

— Есть только один способ это узнать.

— Только… — Братец замирает, не договорив.

Замирает даже Тереза, которую я давно не видел настолько испуганной. Сейчас она далеко не одна из сильнейших магов этого мира, а самая обычная женщина, которая пять минут назад считала, что потеряла своих детей.

— Сон, — озвучиваю я то, что и так все поняли. — Вам здорово повезло, что вы пригласили меня на праздник. Иголки ни у кого под рукой нет? Ну ладно.

Прежде чем Тереза и Анри успевают меня остановить, подхватываю руку Хлои.

— Не с ней! — рявкает брат. — Она же совсем малышка.

— Не притворяйся еще большим идиотом, чем ты есть, — цежу я. — И не мешай, если не ошибаюсь, счет у нас идет на минуты.

Я чувствую, как внутри ворочается тьма, и как она становится сильнее при взгляде на Шарлотту. Мне кажется, что ответ совсем рядом, но я не могу его поймать, он все время ускользает. Поэтому острая грань амулета касается пальчика Хлои, и на нем мгновенно выступает капелька крови. Прядь огненно-рыжих волос я срезаю магией, и спустя несколько мгновений я уже…

В Мортенхэйме.

Луиза собирает вещи. Точнее, Луизе собирают вещи, горничные мечутся между шкафами и сундуками, а герцогиня де Мортен командует:

— Нет. Это я не беру. Это складываем. Это сюда.

В углу, кажется, в самом темном, который только можно себе представить, стоит Хлоя. Она плачет, лицо ее залито слезами:

— Мамочка, не уезжай. Пожалуйста, не уезжай… — шепчет она.

Луиза оборачивается к ней.

— Я больше никогда не хочу видеть твоего отца, Хлоя! Ты меня поняла?!

В углу становится еще темнее, особенно когда Луиза отворачивается. Этот темный угол даже мне кажется настолько пугающим, отталкивающим, мерзким (хотя я повидал слишком многое, чтобы бояться темных углов), что мне приходится сделать над собой усилие, чтобы шагнуть к нему. Странное дело: я никогда не испытывал проблем при перемещении во снах, но сейчас меня словно сдавливает тисками со всех сторон. Давит, царапает когтями, волочет назад. Каждый шаг дается с таким трудом, словно я увязаю в болоте.

Такое действительно бывает во снах, только не со мной!

Я управляю ими так же, как управляю пальцами на своей руке или поворотом головы туда, куда хочу посмотреть. Но не сейчас.

Еще шаг — и я упираюсь в невидимую стену. Она прозрачная, но не дает мне двигаться. Назад — пожалуйста, только не вперед, не к девочке. Почему я выбрал ее?!

Хлою…

Я должен быть сейчас с Шарлоттой. В ее сне. Мне надо уходить.

И я почти ухожу, когда понимаю, что эти мысли… чужие. Я словно себе не принадлежу или почти не принадлежу.

— Хлоя, — говорю я, — Хлоя, ты спишь. Ты это понимаешь?!

Мне требуется вся моя магия, чтобы удержаться, и вся моя магия, чтобы достучаться до нее.

— Хлоя. Хлоя. Хлоя! Хлоя!

Не представляю, сколько проходит времени, когда девочка вообще меня замечает. Она поворачивает ко мне голову, глаза ее расширяются.

— Это всего лишь сон, — резко выдыхаю я. — Ты можешь вернуться в любое время. Просн…

Договорить я не успеваю: в грудь ударяет черный сгусток такой силы, что слова вылетают из груди вместе с дыханием. Меня выбрасывает из сна, но я успеваю увидеть огромную черную тень, вырастающую из угла, в который забилась дочка де Мортена. Эта черная тень похожа на тьму, с которой я живу всю свою жизнь, и она разрастается, грозя заполнить меня целиком.

В себя я прихожу от того, что мне в лицо льется ледяная вода.

То, что я лежу на ковре прямо в гостиной, становится понятно, когда на фоне люстры и потолка маячат лица Терезы и Анри.

— Что? — хрипло спрашивает брат. — Что там такое, Эрик?!

Для верности он еще и встряхивает меня за плечи, резко приподнимая над полом.

— Я сейчас испорчу твою графскую рубашку, — говорю я. — Не представляю, что там такое. Эта гадость похожа на тьму. И она очень сильная.

— Насколько?! — Это уже Тереза.

— Настолько, что меня уложила на пол. — Я все-таки принимаю руку брата, чтобы подняться.

Пытаюсь сопоставить факты. Снова и снова прокручиваю увиденное.

Маленькая девочка.

Мать уходит от отца, говорит, что не хочет никогда его больше видеть.

Что это такое, если не…

— Страх.

Глава 11

Тереза

— Страх? — переспрашивает Анри.

— Страх, — повторяет Эрик. — То, что нас пугает. То, чего мы боимся.

— Ты знаешь такое заклятие?

— Нет. — Он качает головой.

Я тоже не знаю. Но если этого не знает даже он… Это явно что-то из разряда запрещенных, потому что воздействует на сознание человека. Обычно большинство таких заклинаний шли из Темных времен или от мааджари (а чаще всего, от мааджари переходили в Темные времена), но я не могу вспомнить ничего такого. Ничего похожего, даже отдаленно…

— Элленари?

Я поворачиваюсь к Анри.

— Элленари?! При чем тут они?!

— Это не лишено смысла, — говорит Эрик. — Твоя сестренка слишком многим перешла дорогу в Аурихэйме.

Лавиния?! Но она же…

— В частности, тому, кто собирался уничтожить мир, чтобы завладеть остальными.

— Золтер мертв.

Эрик приподнимает бровь и уголок губ, просто воплощение скепсиса.

— Все, что поглотила Пустота, чисто теоретически она может выплюнуть назад.

— Нам сейчас не до теорий! — рычит Анри.

— Ну прости. У тебя есть идеи получше?

— То, что ты озвучил — идея?!

— Лавинию проще всего зацепить через нас. Точнее, через вас — Винсент, Луиза, вы — ее семья. К ней и к Льеру достаточно сложно подобраться.

— И как это должно нам помочь?

— По крайней мере, я хоть что-то предлагаю!

— Хватит! — говорю я, вставая между ними. — Нам сейчас еще только между собой передраться осталось для полного счастья. Что бы это ни было, я… пожалуй, я соглашусь, Эрик, оно провоцирует наши страхи.

— Спасибо, Тереза.

Я делаю вид, что не замечаю издевательских ноток в его голосе.

— И к нам действительно проще подобраться, чем к Лавинии. Но! Все это нам никак не поможет, если мы не поймем, что это за заклятие и как его разрушить.

— Начинать надо с истоков, — произносит Анри. — Когда все это началось? Я имею в виду, когда вы впервые почувствовали, что что-то не так?

На миг в комнате повисает молчание, первым его нарушает Эрик:

— Здесь, в замке. Я впервые за долгое время подумал о том, что могу навредить Шарлотте. Поначалу это была просто легкая мысль, но потом… — Он обрывает фразу, не договорив, но всем нам и так ясно, что было потом.

— Мой ответ — за ужином, — произносит Анри. — Но Винсент пришел ко мне сразу после портального перехода, мы говорили о Луизе, и о том, что он боится ее потерять.

Я впервые задумалась о том, что наша семья рушится, когда мы вышли на заснеженный берег перед замком. Вот оно!

— Портальные переходы! — говорю я. — Могло это активировать заклинание?

— Возможно, — произносит Эрик. — Но…

— Но?

— Маловероятно, — за него отвечает Анри. — Доступа к амулетам не было ни у кого постороннего. К тому же, тогда заклинание не сработало бы на Жерома и Мэри. На Софи…

Софи. Я смотрю на свою девочку и пытаюсь понять, что же двигало ею — какой страх?! Почему она ничего не сказала мне?!

А Кристоф? Кристиан?

Потому что от нашей семьи действительно ничего не осталось.

Мне вдруг становится так холодно, так страшно… за них. Что, если я действительно потеряла свою семью?

— Тереза! — Анри хватает меня за плечи. — Тереза, не вздумай засыпать!

Я вдруг понимаю, что снова почти лежу в его руках. Когда это произошло?! Почему я ничего не поняла и ничего не заметила?!

— Страх, — повторяю я слова Эрика. Теперь уже окидывая взглядом всех спящих. — Страх лишает нас сил и затягивает в бесконечный сон, из которого мы не можем выбраться, потому что оказываемся во власти страха. Это замкнутый круг.

— И я ничего не могу с этим поделать, — цедит Анри. — Я не сумел вас защитить.

Муж бледнеет так резко, что теперь уже хватать его за плечи приходится мне.

— Анри! А ну не смей! — кричу я. — Если ты сейчас заснешь, мы без тебя не справимся.

— Да, оставлять Терезу наедине со мной — не лучшая идея.

В глазах Эрика снова мелькает знакомое темное выражение, и я не нахожу ничего лучше, как вскинуть руки. Тлен разъедает крепление люстры, и она с грохотом обрушивается прямо в центр комнаты. Свет гаснет, осколки хрусталя брызгами разлетаются в разные стороны, но, по крайней мере, в глазах моего мужа и его брата снова сосредоточенность и сила.

— Не знаю, как мы с этим справимся, но мы справимся. Ради тех, кого любим, — жестко говорю я. —  Эрик, зажги магические светильники. Анри, перенеси Софи поближе к камину, чтобы она не замерзла. Я сейчас подам подушки. Потом надо будет найти Луизу и Винсента — если они еще не спят, Винсент сможет нам помочь.

Не дожидаясь ответа, шагаю к дивану, когда меня ослепляет яркая вспышка. То, что это не магические светильники, я понимаю каким-то десятым чувством. Оборачиваюсь и вижу, что стоящая в гостиной ель покрылась льдом: она словно упакована в него и светится холодным иссиня-белым светом. Точно таким же, каким мерцает раскрывшийся за ней портал.

Анри

Мне никогда не доводилось видеть такого раньше: все порталы нашего мира строятся на магии искажений, а магия искажения — ядовито-изумрудная, как брызги отравленной водорослями морской воды.

— Что это еще за… — шипит Эрик, но его перебивает крик Терезы:

— Софи!

Софи, окутанная ледяным свечением, кажется невыносимо далекой от нас. Мы с Терезой одновременно бросаемся к ней, когда прямо перед нами раскрывается портал, и мы оба выпадаем из него около двери.

— У вас совсем мозги отшибло?! — интересуется брат.

Тряхнув ладонями, словно сбрасывая напряжение, шагает к нам, над верхней губой выступили капельки пота. Открытие портала для мага — не самое простое испытание, даже несмотря на то, что он наделен неимоверной силой.

— Там моя дочь! — кричит Тереза, но теперь уже я хватаю ее за талию, рывком дергая на себя.

Кажется, я понимаю, о чем говорит Эрик: это тоже наш страх. Один из самых главных наших страхов с того самого дня, как Софи под ментальным воздействием Евгении сбежала от нас в Лавуа. И мы почти шагнули в него. Добровольно.

С наибольшей вероятностью, там бы мы с ней и остались, в бесконечной череде своих страхов, во снах.

Кажется, Тереза это тоже понимает, потому что затихает и больше не бьется в моих руках, не сводя напряженного взгляда с дочери.

— Что нам делать? — шепчет она побелевшими губами.

Эрик разворачивается к ели, свечение которой становится все сильнее.

— Кажется, я понимаю. Это заклятие набирает силу за счет наших страхов.

— Что?! — спрашиваем мы одновременно с женой.

— Чем сильнее мы чего-то боимся, тем сильнее становится его воздействие. Боюсь, когда мы все заснем, окажемся по ту сторону ледяного круга, чем бы оно ни было.

— Софи… — вновь произносит Тереза, но Эрик ее перебивает:

— Нам нужно вернуть всех. Только так мы сможем с ним справиться.

— Как нам вернуть всех, если тебя вышвырнуло даже из сна маленькой девочки, и мне пришлось поливать тебя водой? — интересуюсь я.

— Закономерный вопрос. Но другого выхода я не вижу.

Тереза собирается возразить, но он ее перебивает:

— Начнем с Шарлотты. И если вдруг я начну биться в конвульсиях, бей меня по голове.

— Очень смешно. — Тереза складывает руки на груди. — Там Софи, а мы…

— С ней ничего не случится, пока мы не спим, — произносит братец. — Точнее, не случится ничего хуже того, что уже случилось.

— Эрик, ты прирожденный дипломат, — цежу я.

— Никогда не претендовал. — Он потирает ладони, словно они замерзли.

Или не словно? Я чувствую, что вокруг становится ощутимо холоднее, и с наибольшей вероятностью — причиной тому этот жуткий портал, мерзость, заклинание, с которого начался весь этот кошмар.

— Поторопись, — говорю я. — Иначе мы здесь замерзнем и заснем — не от страхов, так от этой дряни.

— Как скажешь, братец.

Эрик склоняется над Шарлоттой, а я поворачиваюсь к Терезе. В ее взгляде, устремленном на Софи, настоящий страх. Глубинный, который скорее чувствуешь, чем видишь.

— Тереза, — говорю я, — мы справимся. Только вместе, так было всегда. Ты помнишь?

Она моргает и переводит взгляд на меня.

— Скажи мне, что все будет хорошо, Анри.

— Все будет хорошо, — говорю я. И сжимаю ее ледяные руки своими. Такими же ледяными.

Как раз в тот момент, когда Эрик оседает на пол.

Не знаю насчет конвульсий, но кажется, пришла пора бить его по голове. Вода оказывается очень в тему, когда братец отплевывается и приходит в себя, вид у него ну очень злой.

— Тебе доставляет удовольствие поливать меня ледяной водой перед ледяным порталом? — Он разве что зубами не стучит.

— Воды больше нет. — Я показываю на второй пустой графин. — В следующий раз и правда буду бить тебя по голове. Ты ее нашел?

— Какой там. К ней меня даже не пустило в сон.

— По-моему, у нас единственный выход, — произносит Тереза.

Она всегда была светлокожей, но сейчас и вовсе напоминает призрака. То ли дело в отсветах от портала и ели, то ли в волнениях. Жена решительно сжимает губы, а потом кивает в сторону ледяного сияния:

— Нам нужно разрушить это.

— Что? — переспрашиваю я.

— Ель. Мне кажется, заклятие зациклено на ней.Если я обрушу на нее всю мощь смерти… и превращу в тлен…

— Там Софи, — напоминаю я.

— Эрик откроет портал, сквозь который ты накроешь ее оболочкой золотой мглы. Софи не маг, сила хэандаме не причинит ей вреда. Мы уже однажды спасли ее так, ты помнишь?

Мгновение я смотрю на жену, а потом шагаю к ней, чтобы обнять, но Тереза выставляет ладонь.

— Обниматься будем потом, Анри. Сначала вытащим оттуда Софи… и уничтожим эту мерзость.

Эрик негромко кашляет.

— Что еще? — раздраженно спрашиваю я.

— Да ничего. Замерз просто.

— Портал открыть сможешь? — спрашиваю я. — Нам нужно будет действовать одновременно.

Меня награждают убийственным взглядом. Брат смотрит так, будто я только что сморозил несусветную глупость, и в данном случае сморозил — даже не фигура речи.

— На счет три, — говорит Тереза. — Мы не знаем, как отреагирует заклинание в реальности, и какие у него защитные барьеры, если оно способно так защищаться во снах, поэтому делаем все максимально быстро. Всю силу бросаем в первые мгновения.

Брат подходит ко мне и становится рядом.

Мы с Терезой переглядываемся, и она кивает.

— Три, два, раз, — говорит Эрик и открывает портал.

Зеленоватое свечение окутывает Софи, и я обрушиваю золотую мглу в разорванное пространство. В то же мгновение, как золотой кокон над дочерью смыкается, Тереза вскидывает руки. Ее силу я знаю не понаслышке, но та мощь, которая срывается с тонких пальцев, сейчас окончательно превращает гостиную в ледяной погреб. Пламя в камине гаснет с яростным треском, черные плети тьмы врезаются в ель. Окутывая ее, вгрызаются в ветви.

Как раз в то мгновение, когда из портала, раскрытого Эриком, в нас бьет холодом. Я с ужасом смотрю на то, как руки брата покрываются инеем. И мои, кажется, тоже. Я чувствую мороз, проникающий в меня, кажется, до самых костей.

— Анри! — Крик Терезы совершенно не вяжется с цветом ее глаз, сейчас угольно-черных. Мне казалось, в такие моменты она всегда больше по ту сторону, в своей магии Смерти, но нет.

Она сейчас бросится ко мне, я это вижу, поэтому кричу:

— Не останавливайся!

И кажется, это ее отрезвляет. Тьма собирается вокруг нее такой мощью, что сила хэандаме начинает бурлить в крови сама по себе. Мир подергивается алой дымкой, а золота вокруг становится больше. В ту минуту, когда я понимаю, что эта сила заполняет меня целиком, что она сейчас хлынет сквозь меня и зацепит Терезу — уничтожая ее магию, выжигая ее изнутри — сознание гаснет.

Последней жуткой мыслью становится мысль: я не справился.

Тереза

В миг, когда Анри падает, мое сердце перестает биться. Здесь, на грани, где у меня всего два цвета — белое и черное, всегда существовало согревающее меня золото, но сейчас оно меркнет. Сбывается мой самый главный, мой самый невыносимый страх.

— Тереза! — кричит Эрик. — Я ее держу! Давай быстрее!

Я понимаю, что он говорит про Софи, и понимаю, что странная сила Эрика — его двойственная сила — только она сейчас не позволила мне уничтожить собственную дочь. Моя магия смерти, которая способна уничтожить весь мир, это проклятие, с которым я в него пришла…

— Тереза! Тереза!

Я не смотрю на него, только на упавшего Анри, его ладони покрыты инеем, заползающим под манжеты рубашки. На смертоносные ленты, льющиеся с моих рук. В тот миг, когда я уже готова их отдернуть, до меня доносится крик:

— Ты им нужна! Только ты сможешь уничтожить эту дрянь, или она уничтожит всех нас!

У Эрика на виске бешено бьется жилка.

— Твоя семья, Тереза. Ты им нужна.

Эти слова отпечатываются в сознании, и я шепчу их замерзающими губами, чтобы разбить ледяные шипы страха, вырастающие прямо внутри меня. На ладонях собирается сила, сила, с которой я однажды противостояла Евгении. Нечто глубокое, темное, черное, отделяющее меня от мира живых, настолько, насколько это возможно. Ель, которая обвита моими лентами, это вовсе не ель. Это заклятие, его плетение собрано в десятки неразрывных узлов, чтобы его расплести, потребуются сутки, а то и двое.

Или холод, черный, глубинный, собирающийся в моем сердце.

Смерть.

Я отзываю ленты, они с шипением отползают к моим ногам, Эрик что-то кричит, но я уже не слышу.

Направляя магию в ключевые узлы заклинания, пускаю от них смерть по сосудам плетения. Это — большее, что я могу сделать, это — а еще обрушить на него тьму, рвущуюся сквозь меня в мир.

Мгновение ничего не происходит, а потом плетение начинает биться, как придавленная ногой змея. Оно искажается, неровный бесцветный свет бьет по глазам, вытягивая из меня последние силы. Я знаю, что именно этого заклятие и ждет — моего страха. Не дождется.

Смерть — это я, или я — это она. Сейчас верно и то, и другое.

И это меня стоит бояться.

В тот миг, когда я об этом думаю, плетение рвется.

Все.

Одновременно. С шипением взрывается, оседая искрами тлена, гаснущими на глазах пылью.

— Тереза! — голос Эрика. — Тереза!

Сколько раз он сегодня назвал меня по имени — не перечесть.

Необычная мысль тем не менее возвращает меня, меня, а не Смерть, для которой не существует преград и препятствий. Никакого страха…

Страхи…

— Анри!

Я широко распахиваю глаза, моргаю на раскрывающийся яркими красками мир и бросаюсь к мужу.

Как раз в тот момент, когда он морщится и садится на полу.

— Анри!

Я врезаюсь в него, как в первый раз, или это он обнимает меня, как впервые. Дыхание перехватывает, я впиваюсь поцелуем в его губы, чтобы дышать им, чувствовать кончиками пальцев, всем телом, всем сердцем.

— Эрик! — слышу я вскрик Шарлотты.

Следом в себя приходят Кристоф и Кристиан, Софи изумленно приподнимает голову: все ее платье и волосы в серой пыли — то есть в том, что осталось от ели, заклинания и подарков. На месте закрывшегося портала кружатся искристые снежинки.

Я смотрю на них, и чувствую, что точно так же у меня кружится голова — в объятиях Анри.

— С праздни… — раздается знакомый голос, но Лавиния не заканчивает поздравление.

У них с Льером такие лица (что, в общем-то, неудивительно), что мне хочется не то плакать, не то смеяться. Они только что вошли и замерли у дверей. Взгляд у сестренки холодеет на глазах, эта ее теплая зелень, которая сменяется глубокой насыщенной темнотой ночной листвы. Несмотря на то, что Лавиния в положении (и даже свободный крой платья Аурихэйма этого уже не скрывает), сейчас я вижу перед собой уже не младшую сестру, а королеву мира элленари.

— Что здесь произошло? — спрашивает она, и на миг невыносимо напоминает матушку.

— Это долгая история, — произносит Эрик.

А я не нахожу ничего лучше, чем сказать:

— Добро пожаловать в Ларне, дорогая сестрица.

Глава 12

Лавиния

— Добро пожаловать в Ларне, дорогая сестрица?! — восклицает Луиза.

— Да, именно так она и сказала, — отвечаю я. — И вот я стою, среди всей этой учиненной заклинанием разрухи, среди обломков люстры…

— Люстру уронила я, — произносит Тереза.

Нет, все-таки мы самая ненормальная семья изо всех, которые только можно себе представить. После всего, что случилось, мы сидим за праздничным столом, как ни в чем не бывало. Хорошо, предположим, что сидим мы не так, каждый как на иголках. Особенно я, потому что описанное заклинание и странный портал не дают мне покоя с той самой минуты, как я о нем услышала. Потому что пытались зацепить мою семью. Потому что им (кто бы это ни был) это почти удалось.

Еще и Льер где-то застрял. Хотя я знаю где — в Аурихэйме, у золотых.

Первой нашей мыслью (подозреваю, что совместной) была мысль о том, что это дело рук Ирэи или Аргайна. Впрочем, во втором случае это равнозначно объявлению нам войны, потому что Аргайн — правитель. А вот первое более вероятно: Ирэя меня ненавидит просто потому, что я существую.

В тот момент, когда я об этом думаю, портал раскрывается, из него шагает Льер.

— Ирэя сбежала.

— Что?! — хором интересуемся, кажется, мы все, но муж смотрит только на меня.

— Лавиния, тебе нельзя волноваться.

— Мне можно все! Я беременна!

Льер подходит ближе и останавливается рядом со мной. Кладет руки на спинку моего стула.

— Это еще не все. Заклинание, которое провоцирует пробуждение глубинных страхов, частично использовали мааджари, практикующие подчинение.

Я смотрю на Луизу: она бледнеет. Не сказать, чтобы это было неожиданно, Аддингтон в свое время и по ней прошелся, но больше всего по этому поводу досталось мне.

— То есть? — уточняю, развернувшись к мужу.

— Подчинение несет в себе возможность управлять человеком, так? Но чтобы им управлять, необходимо подкрепление изнутри. Не надавив на какую-то слабую точку, подчинить себе человека будет крайне проблематично. Иными словами, в этой силе, навыке, умении, проявлении темной магии — называйте, как хотите, лежит часть заклинания страхов. Крохотная частица, потому что в свое время от полного заклинания отказались даже в Аурихэйме.

— Почему? — приподнимает брови Эльгер.

— Потому что, — Льер переводит взгляд на него, — оно не просто уничтожало противника, оно открывало портал в измерение, которое насыщается сутью страха. Существа, которые там живут — паразиты, питаются им так же, как им питается заклинание.

— Чтоб меня, — цедит Винсент.

— Поэтому этот портал выглядел именно так. Этот мир скован снегом и льдами. И кромешной тьмой.

— Ужасно, — ежится Шарлотта, и Эльгер немедленно притягивает ее к себе.

— Откуда ты все это узнал?!

— Воспользовался библиотекой Двора. Архивами Золтера, если быть точным. Когда я говорил с Аргайном, он рассказал об Ирэе. О том, что в последние дни она была одержима идеей отомстить тебе… а если быть точной, отомстить нашей семье и всему твоему народу. Миру, который ты считаешь родным. По правде говоря, это заклинание способно было погрузить во власть страхов весь мир.

— Как?! — вырывается у меня.

— Через силу страхов могущественных магов. Если бы вы все заснули, этот портал раскрывался бы все сильнее, распространяя свое действие не только на Лавуа, но и на всю Вэлею, а впоследствии и дальше. Вскоре все страны охватили бы распри и войны. Страдания и болезни.

Мы все переглядываемся. И, наверное, думаем об одном, хотя точно я не могу знать.

О том, тайна существования элленари в ближайшее время может перестать быть тайной.

— Я предлагаю на сегодня расходиться, — произносит Винсент. — По крайней мере, до утра нам нужно время, чтобы прийти в себя и подумать.

— Согласен, — кивает Анри, и Жером повторяет его жест.

Эльгер тоже поднимается, увлекая за собой жену, Винсент подает руку Луизе. А потом неожиданно шагает вперед и протягивает Эрику раскрытую ладонь.

— Благодарю, — говорит со свойственным ему напором. — За то, что спас мою семью.

Кажется, в этот момент мы все замираем. Официально примирение между Винсентом и Эльгером уже состоялось, но я не была уверена, что это не ради Луизы. Точнее, я была уверена, что это ради Луизы, потому что Винсент не мог простить Эрику то, что он в свое время сотворил с Терезой. Тем не менее сейчас его благодарность — искренняя. Если он и мог перешагнуть через себя, чтобы поставить точку в их ссоре, то сейчас у него не было никаких причин, чтобы первым протянуть ему руку.

 — Это и моя семья тоже, — отвечает Эльгер.

А потом пожимает брату руку. Кажется, все мы после этого вздыхаем с облегчением.

После чего желаем друг другу доброй ночи и расходимся.

Наши с Льером покои уже готовы, но мне не до сна. Впрочем, какой там сон… Мы собирались праздновать вместе с семьей, на которую посягнула эта тварь. Ирэя. Иначе у меня просто не получается о ней думать.

Сжимаю кулаки и выдыхаю:

— Я хочу, чтобы ее нашли.

Льер

Лавиния в ярости.

Насколько она может быть в ярости, моя солнечная жена, но сейчас это так. Семья — это самое дорогое. Наша семья.

— Ищут, — жестко говорю я. — Но это не так просто, Лавиния. Она скрывается здесь, а в этом мире магия элленари слабеет. Больше того, после этого заклинания она вряд ли в ближайшее время себя обнаружит.

Она кусает губы.

— Нам нужно защитить всех. Скажи Ронгхэйрду, что потребуется круглосуточное наблюдение…

— Уже сказал. — Я мягко притягиваю ее к себе. — Наша семья в безопасности. Она больше не сможет причинить им вреда.

В моих руках она немного расслабляется. Этого уже достаточно, чтобы коснуться губами ее волос и прошептать:

— Чего ты боишься больше всего?

Лавиния запрокидывает голову, с удивлением смотрит на меня.

— Не хочу, чтобы однажды это встало между нами.

Жена молчит долго, но потом все-таки произносит.

— Больше всего на свете я боюсь тебя потерять. И что ты мне снова солжешь.

Еще до того, как она выдыхает последние слова, отзывающиеся во мне горечью, я вдруг осознаю, насколько мы дополняем друг друга. Даже в страхах.

— Больше всего на свете я боюсь, что не смогу тебя защитить. И что утрачу твое доверие.

Лавиния разворачивается в моих руках.

— Льер, ты всегда меня защищал. С самого начала.

— Хотел бы я, чтобы это было так.

— Это так. — Она скользит пальцами по моей скуле.

Я перехватываю ее ладонь, подношу пальцы к губам и целую.

— Я всегда буду с тобой искренен.

— Я знаю, — отвечает она. — О страхах заговорил ты.

— Просто до сегодняшнего дня я не отдавал себе отчет в том, насколько велика их сила.

— Возможно, — Лавиния улыбается. — Но мы можем с ними справиться. Вместе.

— Только вместе и можем, — снова целую кончики ее пальцев. Какое-то время молчу, наслаждаясь тишиной и нашей близостью. Близостью, которую не хочется нарушать даже словами, и все же… есть кое-что, что сможет отвлечь мою жену от мыслей про Ирэю. Эта ночь должна была стать праздником для семьи, и она им станет, поэтому сейчас я говорю: — Терезе пришлось уничтожить все подарки — даже те, которые прислали мы. Не то чтобы я сильно переживал по этому поводу, но есть Хлоя, которая точно будет.

У жены загораются глаза.

— Подожди, ты предлагаешь…

— Сейчас праздничная ночь, разумеется. Но не везде. И только мы с тобой можем беспрепятственно ходить порталами. Как думаешь, стоит сложить под ель в столовой десяток-другой коробок с бантами?

— Льер, я тебя люблю! — шепчет она.

— Я тебя тоже, — склоняюсь к ней и целую. — Если хочешь, можешь остаться, я все сделаю сам.

Легко глажу ее по животу, но Лавиния тут же яростно качает головой:

— Вот уж нет! Ты же знаешь, как я обожаю выбирать подарки!

Я улыбаюсь.

— Тогда выбирай страну, моя королева, — говорю я. — И начнем.

Глава 13

Шарлотта

Я чувствую себя странно. Так странно, как я не чувствовала себя уже давно. Пусть даже все, что я наговорила Эрику, было под заклинанием, мне все равно дико стыдно. Поэтому я молчу и надеюсь, что удастся отговориться тем, что я хочу спать. Хотя на самом деле я не хочу, и лгать ему тоже не хочу, просто так стыдно мне не было, наверное, с тех времен, как он впервые заставил меня раздеться, чтобы писать обнаженной. При мыслях об этом вообще слезы на глаза наворачиваются, и очень не вовремя: в ванную комнату заходит Эрик.

И тут же их, разумеется, замечает.

— Шарлотта, в чем дело? — Он хватает меня за плечи чуть резче, чем обычно, и разворачивает лицом к себе.

— Ни в чем, — отвечаю я. — Все хорошо.

— Так же хорошо, как было под заклинанием?

Я мотаю головой.

— Нет. Эрик, это совсем не то…

— Ты уверена?! — Он вглядывается в мое лицо.

Только сейчас я начинаю понимать.

— Подожди, но ведь заклинание было разрушено. Или ты думаешь, что…

— Я уже не знаю, что и думать, — выдыхает он, прижимая меня к себе. — Я не почувствовал эту дрянь, пока не стало слишком поздно.

— Ее никто не почувствовал.

— Кроме Анри.

— Но и тебя тоже. — Я отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. — Вы же нас и спасли. Всех.

— И Тереза.

Сейчас уже я не настолько уверена, что заклинание было разрушено. Хотя если верить словам Льера и всему, что я знаю про мааджари и воздействие на человека… это заклинание не создавало страхи, оно подогревало наши собственные. Вытягивало их на поверхность.

— Я хочу спать. — Говорю я, чтобы не сказать что-нибудь еще.

— Тогда пойдем. — Эрик гладит меня по волосам. — Но сначала скажи, Шарлотта… ты боялась того, что я причиню тебе боль? Боялась моей внутренней тьмы? Именно поэтому ты меня провоцировала?

Он смотрит на меня так, что я даже не сразу осознаю смысл его слов. А когда осознаю…

— Нет! — восклицаю возмущенно. — Нет, разумеется нет!

— Нет? — Кажется, он мне не верит. — Тогда какой твой самый главный страх?

Я глубоко вздыхаю, отвечая на его пристальный взгляд таким же прямым.

— И Тереза, — говорю я.

— Что? — Он выглядит так, будто вообще не понимает, о чем речь.

— Я боюсь, что ты до сих пор ее любишь.

Эрик

Не будь передо мной Шарлотта, я бы решил, что это нелепая шутка. Но то, как она кусает губы и отводит глаза, пытаясь скрыть свои чувства, однозначно говорит, что это…

— Лотте, ты с ума сошла?!

— Не кричи на меня! — В темных глазах стоят слезы. — Что я вообще должна была думать… после того, как на всех твоих картинах была она? И когда вы с ней постоянно переглядываетесь, как будто знаете больше остальных?

— Ты это сейчас на что намекаешь? — Я прищуриваюсь.

— Ни на что. — Она выворачивается из моих рук. — Ты ради нее изменился. Ради нее поехал в Иньфай. Ради нее справился с внутренней тьмой…

— Я изменился ради тебя, — говорю я. — И только рядом с тобой. Окончательно. Хотя сейчас мне здорово хочется тебе всыпать за такие мысли. Так, чтобы ты все утро сидеть не смогла.

Шарлотта широко распахивает глаза и уже открывает рот, чтобы возразить, когда я просто подхватываю ее на руки и несу в спальню.

— Эрик! — Она упирается ладонями мне в грудь. — Эрик, поставь меня на пол, немедленно!

— Это что, попытка мне приказывать? — интересуюсь я.

В ее глазах столько возмущения, а мне почему-то хочется улыбнуться. Совершенно неправильная эмоция, но улыбнуться с каждой минутой хочется все сильнее. Я не могу на нее злиться, даже если бы и хотел. Вот только сейчас я не хочу.

Шарлотта меня ревнует.

Это так… мило.

Возражать мне больше не пытаются, только сердито сопят. Когда я откидываю край одеяла и устраиваю свою маленькую жену на постели, мне хочется только одного — обнять ее и никогда больше не отпускать. Вместо этого закутываю ее в одеяло, как в кокон, а сам вытягиваюсь рядом.

— Так… расскажи, и давно эта мысль пришла в твою светлую голову?

Шарлотта дуется. Дуется она тоже очень мило.

— Какая разница, когда.

— Разница есть.

— И что от этого изменится? — Она ворочается под одеялом, пытаясь из него выпутаться, но я не позволяю.

— Думаю, как я тебя отшлепаю — чтобы ты не смогла сидеть до утра или до вечера.

— Ты этого не сделаешь, — говорит она.

— Ты так в этом уверена?

— В этом — да. По крайней мере, пока я тебя не попрошу.

— А ты попросишь?

Мне все больше нравится наш разговор. Не то чтобы я в самом деле хотел ее отшлепать, но… но.

— Посмотрим на твое поведение, — говорит она.

— На мое поведение?!

На этот раз я не удержался от того, чтобы опрокинуть ее на спину и, потянув одеяло вниз, чувствительно прихватываю зубами сосок через тонкую ткань сорочки. Шарлотта вскрикивает, но скорее от неожиданности.

— Эрик!

— Так что ты там говорила про мое поведение?

Она упирается ладонями мне в грудь и спрашивает слишком серьезно:

— Ты боишься причинить мне боль? Это твой самый главный страх?

— Да, — отвечаю, не задумываясь. Только с ней я готов всегда говорить откровенно: о своей тьме и о страхах. О том, что я чувствую к ней. Бесконечно. — Бесконечно.

— Бесконечно? — переспрашивает она.

— Бесконечно тебя люблю, — отвечаю я. — Только тебя.

Она вздыхает, а потом шепчет:

— Прости меня.

— За что?

— За то, что сказала такое…

— Ты сказала о своих чувствах. Надеюсь, что сколько бы ни прошло лет, между нами всегда будет откровенность, Шарлотта. Ты можешь сказать мне обо всем. Всегда.

— Ты тоже, — отвечает она. — Надеюсь, ты понимаешь, что твой страх причинить мне боль — это просто страх? Ты никогда этого не сделаешь, Эрик.

— Это не мешает мне жить с этим страхом.

— Но…

Я прикладываю палец к ее губам.

— Рядом с тобой я стал другим, Лотте. И рядом с тобой я каждый день понимаю, что готов справиться с сотнями страхов.

— С такой магией, как у тебя, ты можешь справиться со страхами всего мира.

— Магия тут ни при чем, — провожу пальцами по ее губам. — Эту силу даешь мне ты. Только ты.

В ее глазах мелькает что-то такое, что мешает дышать. Ровно до той минуты, когда я наклоняюсь и целую ее в губы. Мягкие, нежные, податливые, раскрывающиеся навстречу моим.

Я ей дышу, и, наверное, никогда не смогу надышаться.

Но главное — я дышу. Полной грудью. Ей.

Только ей одной.

Глава 14

Луиза

— Мамочка, но вы же не расстанетесь с папой, правда? — спрашивает Хлоя, и, хотя я уже раз десять за сегодняшний вечер повторила ей, что даже в мыслях такого не держала, она смотрит на меня большими глазами, как напуганный лисенок.

— Солнышко, что мне сделать, чтобы ты успокоилась?

— Поцелуй папу.

Я чуть не поперхнулась воздухом, особенно учитывая, что папа в этот момент зашел в комнату. Он оставался на мужской разговор с Дареном (подозреваю, что по тому же поводу, что и у меня с Хлоей), и вот сейчас заглянул к нам.

— Мне велено тебя поцеловать, — приблизившись, еле слышно говорю Винсенту и касаюсь губами его губ.

Легко, но в меня словно ударяет сотней тысяч искр, от которых по телу течет огонь. Так было всегда, и когда его рука ложится мне на талию, мне становится слишком тесно и слишком жарко в платье. Чтобы этого не показать (в первую очередь себе, и только потом — ему), я с улыбкой разворачиваюсь к дочке.

Она тоже улыбается, пока еще недоверчиво.

— Вы правда не расстанетесь? Правда-правда? — она заглядывает мне в глаза, и я невольно нахожу руку Винсента и сжимаю.

— С чего ты вообще такое взяла?

— Тетя Лавиния и дядя Майкл расстались.

Я чуть не поперхиваюсь второй раз за вечер, а Винсент чуть сильнее сжимает мою руку и ведет меня к кровати, где под одеялом устроилась Хлоя.

— Майкл Эрден был недостоин твоей тети, — произносит он.

— А ты достоин мамы?

Только дети могут спросить это так: без задней мысли.

— Разумеется, достоин, — отвечаю я. — Что за вопрос, Хлоя?

— Правда? Я рада!

Моя девочка улыбается, когда Винсент наклоняется, чтобы ее поцеловать, а следом ее целую я. Мы поправляем ей одеяло: я с одной стороны, он с другой.

— Спи, малыш, — произносит муж.

— Хорошо, папочка.

Хлоя уже и так полусонная. Все, что ее волновало — это не расстанемся ли мы, и теперь, когда вопрос решен, после всех волнений и тревог она почти сразу проваливается в сон. Поворачивается на другой бок и сладко сопит, и Винсенту даже не приходится прибегать к узорам армалов. Мы с ним договорились, что он поможет ей заснуть, но…

— Наша дочь очень сильная, — говорю я.

— Вся в тебя. — Винсент внимательно на меня смотрит. — Спасибо за то, что не стала ничего говорить при ней.

— Не стала говорить — что?

Вместо ответа муж увлекает меня в сторону дальних дверей: наши с Винсентом спальни соединены гостиной. В последнее время в Мортенхэйме мы опять спали вместе, но в Ларне не взяли с собой няню, поэтому я делила комнату с Хлоей. Мы оставляем двери чуточку приоткрытыми, чтобы видеть спящую дочь, и муж набрасывает полог безмолвия.

— Что ты хочешь от меня уйти, — говорит он.

Винсент

Луиза молчит, а я не знаю, как продолжать разговор. В кои-то веки — не знаю.  Просто не представляю, как заговорить о том, о чем должен. Когда я пришел в себя — там, в коридоре, после бесконечных снов, в которых Луизы больше рядом со мной не было, первым делом бросился к ней. Мне казалось, что я умру, если она меня оттолкнет, но она не оттолкнула. Я держал ее на руках, и она смотрела мне в глаза. А после, когда на лестнице раздались крики и голоса, зовущие нас, приняла мою руку, чтобы подняться.

Все произошло настолько быстро, что мы почти не успели опомниться — и хорошо. Потому что когда мы окончательно пришли в себя, к нам уже подбежали Жером и Дарен, который сообщил, что с Хлоей все в порядке. Правда, уложить ее мы не могли долго, она отказывалась оставаться даже с братом на время, пока мы спустимся со всеми в столовую. Только когда Луиза сказала, что «маме с папой очень нужно поговорить», согласилась.

Она вообще прирожденный дипломат, моя Луиза.

— Хлоя боялась, что мы расстанемся, — произношу я и сразу же добавляю: — И Дарен тоже.

Я все-таки говорю, но совсем не то, что хотел сказать на самом деле.

— Мы… перекинулись с ним парой слов. Перед тем как он ушел к себе.

Луиза пожимает плечами.

— Нет ничего удивительного в том, что у наших детей одинаковые страхи.

— Есть что-то удивительное в том, что с нами всегда происходит то, чего мы больше всего боимся.

— Не всегда. Мы в любой момент можем это остановить и все прекратить. Пока мы управляем своими страхами, они не имеют возможности управлять нами.

— Иногда мне кажется, — с усмешкой говорю я, — что в парламенте стоит сидеть тебе, а не мне.

— Иногда тебе не кажется, — насмешливо отвечает Луиза. — Винсент, ты так и будешь ходить вокруг да около, или все-таки скажешь, что собирался?

Что я не готов ее отпустить? И никогда не буду готов?

Как мне об этом сказать? Особенно после всего, что случилось. Но с чего-то начинать надо.

— Луиза, — произношу я, все-таки шагая к жене, — я так боялся тебя потерять, что окончательно обезумел. Когда-то мне казалось, что этот страх — страх, что ты снова уйдешь, что снова захочешь окунуться в ту жизнь, которой жила до меня, остался в прошлом. Увы, он оказался гораздо сильнее, и стал еще сильнее после нашей ссоры. Когда ты начала от меня отдаляться, я понял, что ты близка к этому, как никогда. Что ты остаешься рядом только из-за наших детей…

— Что?!

— Разве это не так? В последнее время…

— Знаешь, Винсент, — сказала она, складывая руки на груди. — В последнее время у тебя, похоже, отшибло мозги. Тебе в голову не приходило, что до тебя у меня жизни не было? Что вся моя жизнь, все эти годы без тебя, в Лигенбурге, вся эта блистательная жизнь на сцене были всего лишь… подменой? Что я не могла тебя забыть? Что я ни на минуту тебя не забываю, даже когда ты уезжаешь в свой парламент? Я все время думаю о тебе. Только о тебе и о том, что я для тебя — слишком свободная. Слишком непохожая на твою мать и сестер, на женщин, к которым ты привык. Да, именно так и я думаю, что тебе нужна была женщина, которая просто будет рядом и будет думать так же, как думаешь ты. И это полная чушь!

Последнее она чуть ли не выкрикивает мне в лицо.

— Так же, как полная чушь то, что ты мне только что сказал! Остаться с тобой из-за детей!

Она распаляется настолько, что на светлой коже проступают красные пятна, а я перехватываю ее за талию и притягиваю ее к себе.

— Луиза…

— Пусти!

— Нет. Не пущу, — говорю я. — Ни сегодня, ни когда-либо еще я больше никуда тебя не пущу. И не отпущу. Прости меня.

Слова вырываются так легко, как никогда раньше. Раньше мне всегда сложно было просить прощения, и еще сложнее признавать, что я могу ошибаться. Хотя бы насчет Эльгера. Да, он причинил моей сестре немало зла, но он же ее и спас. Спас от своего отца-чудовища, вернул им с Анри долг жизни. И после… в том числе и сегодня, он сказал правильно: это и его семья тоже. Отныне мы все семья.

— Прости меня, — повторяю я. — За мою упертость и черствость. За невнимательность. За то, что временами не могу совладать со своим темпераментом. И уж тем более не могу совладать с твоим.

У Луизы расширяются глаза.

— Мне всегда не хватает твоих насмешек. Не хватает наших пикировок. Не хватает тебя. Почти год, когда мы были в ссоре, когда я думал, что снова тебя потерял, я не мог найти в себе сил, чтобы решиться на этот разговор. На такой разговор, который должен был состояться уже давно. То, что ты говорила — это не чушь. Это твой страх. И мой самый сильный страх — потерять тебя. Моя Луиза…

Кажется, я за всю жизнь столько не говорил о своих чувствах, поэтому сейчас не знаю, что еще добавить. Просто не представляю. Наверное, тут и нечего добавлять, поэтому я сейчас просто смотрю в глаза жены, которые неожиданно начинают блестеть.

— Винсент Биго, ты… ты просто…

Она ударяет меня кулаком в грудь.

— Я даже не знаю, как тебя назвать, чтобы не испортить репутацию герцогини!

Вместо ответа я притягиваю ее к себе.

— Я люблю тебя, — говорю я. — Всегда любил и всегда буду любить. Но чтобы не испортить репутацию герцога, вынужден настаивать на том, чтобы ты называла меня по имени.

Не дожидаясь ответа, притягиваю ее к себе и целую. Так, как не целовал уже очень давно, и, пожалуй, оно того стоило. Меня всегда сводила с ума ее близость, а сейчас сводит вдвойне — я словно заново узнаю свою жену, раскрываю все грани ее чувственности. А чувственности в ней столько, что охватившее меня пламя такое же, как бесконечно слепящее пламя ее волос.

Запускаю в них пальцы и слышу в ответ тихий, грудной стон, и мой самоконтроль окончательно летит ко всем демонам.

— Винсент… — еле слышно шепчет Луиза. — Там Хлоя…

— А здесь полог безмолвия, — говорю я и тихонько толкаю дверь, отрезая гостиную от спальни дочери.

И снова впиваюсь яростным поцелуем в чувственный рот жены, чтобы без остатка раствориться в охватившем нас чувстве. Чувстве, которое сильнее любого страха. И которое срывается с губ Луизы гортанным:

— Люблю…

Глава 15

Тереза

Я осторожно переворачиваюсь на бок: тихо, чтобы не разбудить Анри. Мне кажется, что все мои попытки заснуть изначально были обречены на провал. Особенно после беседы с Софи — все это время моя девочка переживала, что она для нас обуза. Старый детский страх, который остался у нее еще с тех пор, когда я только-только узнала о своей беременности. Нет, разумеется, Софи любила нас и знала, что мы ее любим, но этот страх жил в ней, затаился до поры до времени, чтобы в самый ответственный момент нанести удар.

Я удерживаю вздох и снова тихо поворачиваюсь на спину. Судя по синим предрассветным сумеркам, скоро взойдет солнце.

Да, не такой я представляла эту ночь и наше новое зимнее утро.

А какими я их представляла?

— Не спится? — Анри проводит пальцами по моему плечу.

Так неожиданно, что я вздрагиваю.

— Как давно ты не спишь? — поворачиваюсь к мужу.

— Я вообще не спал.

Он смотрит мне в глаза, в темноте его радужка всегда кажется чуть светящейся. Самую малость, но из-за этого создается такое чувство, что сейчас сквозь его ладони хлынет золотая мгла. Антимагия.

— Как думаешь, Ирэю отправил Аргайн?

Он усмехается.

— Тереза, ты в курсе, что читать мои мысли нехорошо?

— Если бы я могла читать твои мысли, — говорю я, — моего страха не случилось бы.

— Того, в котором ты считаешь, что нашей семьи больше нет?

— Примерно, — соглашаюсь.

— Ты правда думаешь, что я стал как Фрай?

Кажется, он спрашивает серьезно. Его ладонь лежит на моей талии: ладонь самого близкого, моего мужчины, с которым я давно уже считаю себя единым целым. 

— Нет, — отвечаю я. — Нет, Анри. Разумеется, я так не думаю. Я наговорила тебе множество глупостей, и я не представляю, что с этим делать.

— А с этим надо что-то делать?

— Насколько же сильны наши страхи, если они способны привести к такому?

Анри вздыхает, а потом притягивает меня к себе.

— Кристоф и Кристиан больше всего боялись поссориться, представляешь? Разругаться между собой — так, чтобы больше никогда не разговаривать.

— Они тебе все-таки рассказали? — У меня расширяются глаза.

Со мной близнецы отказались говорить наотрез.

— Обижаешь, — усмехается Анри. — Начальник разведки я, или где?

Я несильно бью его по плечу.

— А если серьезно?

— А если серьезно, мне пришлось потрудиться. Ты же знаешь, этим двоим всегда хватает друг друга. Все свои страхи и сомнения они проговаривают между собой. Правда, как оказалось, не все.

Я тянусь к его лицу, касаюсь кончиками пальцев виска.

— Да, если проговорить любой свой страх, он теряет часть силы.

— Особенно если рассказать о нем тому, кого любишь. — Анри внимательно смотрит на меня. — Я с ума схожу, когда думаю, что моя работа может ударить по тебе, как уже было когда-то.

Он тоже касается моего лица, и я перехватываю его ладонь.

— За все это время, — говорю я, — ты ни разу не дал мне повода усомниться в себе. Ни разу не подвергал опасности ни меня, ни детей. Так откуда такие мысли, Анри?

— А откуда у тебя мысли, что наша семья вот-вот рухнет? — Он мягко сжимает мою руку. — Мне кажется, я подвергаю вас угрозе уже одним фактом существования Комитета.

Анри

— Это не так, — отвечает Тереза. — А даже если бы и было так… мы через многое вместе прошли. Или ты хочешь от нас отказаться?

В ее словах звучит горькая правда. Когда-то я отказался от нее, чтобы защитить.

— Я хочу отказаться, — говорю я. — Но не от вас. От Комитета.

Тереза неверяще смотрит на меня.

— Что?! Зачем?!

— Именно затем, чтобы не было таких мыслей. Ни одной потенциальной возможности, что вам захотят навредить.

— То, что произошло сегодня, с Комитетом никак не связано, — перебивает меня супруга. — Лавиния — королева Аурихэйма. Ей ты тоже предлагаешь отказаться от трона и оставить мир, в котором она обрела счастье? Винсент и Луиза чуть не погибли, потому что он перешел дорогу Аддингтону и Симону Эльгеру. Это ты называешь безопасностью? Умоляю тебя Анри, оставайся на своем месте и предупреждай все, что может с нами случиться. Просто такая уж у нас непростая семья.

— Кстати, о Лавинии, — говорю я, приподнимаясь на локте. — Мне в самом деле с трудом верится в то, что Ирэя так просто ускользнула с земель хэандаме. Насколько ты помнишь, магам там находиться невыносимо, а на побег нужны как минимум силы. Не говоря уже о том, что она сумела сплести заклинание такого уровня, а после спокойно затеряться в нашем мире — и это после времени, проведенного под давящей близостью золотой мглы.

— Значит, в подозреваемых у нас Аргайн.

— И Аргайна.

— Аргайна, насколько я помню, — Тереза закусывает губу и тоже приподнимается на локте, — не имела никаких счетов с моей сестрой.

— Это же элленари, Тереза. Ты никогда не знаешь, что у них на уме.

Она пристально смотрит на меня.

— И что нам со всем этим делать?

— Я начну над этим работать, потому что если Ирэя что-то задумала — одна или с помощью золотых, нам надо узнать об этом раньше, чем они приведут это в исполнение.

За разговором мы не заметили, как рассвело. Мне нравилось выписывать узоры на плече жены, легко касаясь пальцами ее светлой кожи, пропуская между ними густой шелк волос. Серебряная прядь придавала образу Терезы некоторую завершенность: почему-то мне сейчас казалось, что она была у нее всегда. Как нить, связавшая мир по ту сторону Грани с миром живых через мою жену. Как нить, связавшая наши судьбы и превратившая Леди Смерть в мою возлюбленную.

Не знаю, сколько времени мы так лежали, в мягкой полудреме — пока над Ларне окончательно не взошло солнце.

— Думаю, нам надо подниматься и встречать гостей. Надеюсь, хотя бы завтрак пройдет без приключений.

С губ Терезы срывается смешок.

Мы поднимаемся, а спустя час уже входим в столовую. И замираем на пороге: у елки — гора подарков, которую красиво выкладывают Лавиния, Льер, Мэри и Жером. Последний, заметив меня, ухмыляется:

— Доброе утро, граф.

— И тебе доброго утра, будущий граф.

Жером приподнимает брови и выглядит при этом настолько потрясенным, каким, кажется, я не видел его никогда. Что касается Мэри, она так и замирает с коробкой в руках.

— Да, — говорю я. — Подарок короны за верную службу, ну и мой лично. С праздником!

Первой приходит в себя Лавиния:

— Поздравляю, Жером!

Она опережает даже Терезу, которая хранила этот секрет несколько месяцев.

— Ну, что замер? — Я подхожу и хлопаю его по плечу. — Поздравляю! И вас тоже, графиня.

Мэри хлопает глазами, а потом совсем не по этикету бросается мне на шею. После чего обнимает мужа, а он — ее. При этом умудряясь ответить на мое рукопожатие и возвращая взгляд, понятный только нам двоим. Мы через многое вместе прошли, и наша дружба проверена временем и испытаниями, но еще больше она проверена нами.

— Спасибо, — произносит он.

— На здоровье. Вы мне лучше расскажите, как вы сделали это?

— Это несложно, — смеется Лавиния, — если можешь открывать порталы.

— А нам просто не спалось, — отвечает Мэри. — И мы решили помочь.

— Что здесь происходит?

Голос брата раздается так неожиданно, что все одновременно оборачиваются. Эрик с женой стоят в дверях, Шарлотта смотрит на подарки и улыбается.

— Чудеса, — отвечает Льер, водружая последнюю коробку (из рук Мэри) на самый верх.

Это действительно гора, она закрывает половину елки. В тот момент, когда я об этом думаю, заходят Софи и близнецы, следом — Дарен, а за ними Луиза, Винсент и Хлоя.

— Похоже, не только нам не спалось, — насмешливо шепчет Тереза.

Ее шепот перебивает восторженное восклицание Хлои:

— Подарки! Мама, папа, смотрите, подарки!

Она запрокидывает голову и смотрит на Луизу и Винсента, которые, кажется, сплелись друг с другом. По крайней мере, обычным сопровождением жены к столу это не назовешь — пальцы Луизы в ладони мужа, и когда он смотрит на нее, на губах Луизы расцветает улыбка.

Мы с женой переглядываемся.

— Распоряжусь по поводу завтрака, — произносит Тереза.

— Тебе помочь? — тут же спрашивает Мэри.

— А давайте сами накроем на стол?

Эта идея, естественно, принадлежит Луизе, но ее тут же подхватывает Шарлотта:

— Согласна!

Несогласных здесь нет, и слуги только с молчаливым удивлением наблюдают, как мы сами расставляем тарелки и блюда, которые они подносят, на праздничном столе. Смеемся, шутим по этому поводу, Хлоя роняет вилку, а Луиза говорит, что это — к счастью на весь год. Тереза сияет, глядя на счастливые лица остальных. Кажется, именно сейчас я по-настоящему понимаю, что она сделала. Впервые за долгое время она собрала всю семью, как когда-то леди Илэйн Биго.

После завтрака мы набрасываем накидки и выходим из замка — прогуляться. Стоим на берегу, Тереза спиной ко мне, и я согреваю ее в объятиях.

Шумит холодное море, бьется о берег шипящими волнами, смывает снег. Здесь, в Лавуа, всегда невероятно красиво, но сейчас особенно.

— Ты счастлива? — спрашиваю я.

В ответ Тереза поворачивается, обвивает мои плечи руками и целует.

Признаюсь честно, другого ответа я и не ждал.

Конец

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15