Мордэкай [Майкл Г. Мэннинг] (fb2) читать онлайн

Мордэкай

«Разверзнутые врата», том первый («Рождённый магом», том двенадцатый).

Глава 1

К тому времени, как я вошёл в Кэмлин, стояла середина второй половины дня. В моём понимании это была маленькая деревня, но по меркам большинства она была совершенно обычной. Общий колодец занимал центральное место, между жилищами обитателей. Конечно, было и много жителей за пределами деревни, в окружающей местности — по большей части фермеры и пастухи. Сама деревня в основном состояла из небольшой части популяции, зарабатывавшей торговлей или ремеслом. Там были бондарь, свечник, ткач, и плотник.

Деревне чуть недоставало размера, чтобы поддерживать кузницу, и по моему мнению это делало её идеальной для Тома Жестянщика. Без кузнеца люди захотят, чтобы им заточили ножницы и ножи, залатали кастрюли, и, быть может, продали немного клея. В маленьких деревнях клей всегда был популярен.

У меня были и другие мелочи на продажу — соль, несколько специй, ряд мотков бечёвки, и небольшой рулон льняной ткани. Жестянщик хорошо зарабатывает, когда может заранее предугадать нужды тех, кого навещает. Это, наверное, было основной причиной, по которой жестянщиков часто ассоциировали с удачей.

Жестянщик появляется откуда ни возьмись, всегда неожиданно, и приносит с собой мелочи, которые людям часто нужны, и которых обычно недостаёт. За это нас обычно встречают с улыбкой. Тот факт, что мы также разносим слухи и новости из других мест, делает нас почти такими же популярными, как бродячие менестрели… почти.

Я снова пожалел, что не научился играть на каком-нибудь инструменте, но такой возможности у меня никогда не было. Это бы значительно облегчило мне задачу.

Бросив взгляд вниз, я ещё раз себя осмотрел, прежде чем подойти к женщине, которую я заметил у колодца. Внешний вид имел значение. Я не хотел произвести неправильное впечатление.

Моя борода была средней длины, ухоженная, но не слишком аккуратная. Одежда на мне была потёртой и залатанной, но относительно чистой, за исключением вполне понятной дорожной пыли. Тряпичный рюкзак у меня на плече был в хорошем состоянии, и самым видимым образом топорщился от скрытых сокровищ и неожиданных сюрпризов.

Я налепил на лицо дружескую улыбку, подходя к ней, и остановился на почтительном расстоянии:

— Прошу прощения, мадам, но есть тута местечко, где можно поесть голодному человеку? Я при деньгах. — Я потряс скромных размеров мешочком с деньгами, заставив монеты зазвенеть в подтверждение моим словам.

Женщина была среднего возраста, с обветренным лицом и огрубевшими от честного труда руками. Она одарила меня настороженным взглядом, что было совершенно разумным, поскольку я был чужаком. Поставив свой кувшин с водой, она ответила:

— У Харолда кабак, какой есть. — Она ткнула большим пальцем в сторону скромных размером здания позади неё. Затем её взгляд упал на мой рюкзак: — А ты жестянщик, что ли?

Я осклабился, и кивнул:

— Да, мэм, имею честь им быть. Звать меня Том… Том жестянщик. Вам починить ничего не надобно?

— Надобно, — ответила она. — Мой лучший котелок без ручки остался, но сомневаюсь, что ты это сможешь поправить теми струментами, которые мог с собой принести.

— Я могу вас и удивить, — сказал я, посмеиваясь. — Старик Том известен своими ловкими на починку руками. Дайте мне взглянуть — может, чего и смогу.

Означенный котелок была достаточно большим, и сделанным из железа. Сделан он был на совесть, но время и усталость металла плохо отразились на ручке сбоку. Металл оторвался в месте, где ржавчина за прошедшие со дня изготовления котелка годы разъела шов, которым ручка была приварена. Исправить такое молотком жестянщика было нельзя, и клей определённо тут не сработал бы. Говоря по справедливости, тут нужен был кузнец с кузней и надлежащими инструментами.

— Думаю, я смогу это исправить, — сказал я ей. — Если оставите мне его на вечер, то утром смогу вернуть.

Её глаза сузились:

— Готов украсть у женщины единственный хороший котелок?

— Нет, мэм, я могу его починить. Просто доверьте мне его ненадолго.

Она подозрительно отозвалась:

— Не думаю, что ты сможешь его починить с тем, что у тебя есть. Если завтра ещё будешь в деревне, то могу и позволить. Посмотрим, не ограбишь ли ты кого-нибудь другого сперва.

Я вздохнул:

— Ладно. Тогда пойду к Харолду. — Я не собирался оставаться настолько долго, и она явно была слишком осторожной, чтобы дать свой драгоценный котелок незнакомцу. — Как у него еда?

— Ужасно, — сказала она, сплёвывая на землю. — Эль хорош, но то, что он зовёт «мясом», я бы трогать не стала.

Коснувшись шляпы, и кивнув, я поблагодарил её:

— Ценю этот совет. — Затем я направился к кабаку Харолда.

В отличие от большинства таверн, вывески у него не было. Деревня была не настолько процветающей для таких изысков. Я думал о том, стоит ли мне сперва постучать, или просто войти, поскольку там не было никаких видимых признаков того, что здание было общественным — но от принятия этого решения меня спас тот факт, что двери не было. Вход был закрыт лишь коротким, грязным шерстяным полотном. Откинув его в сторону, я заглянул внутрь.

Двое мужчин, вероятно бывшие фермерами, сидели в одной стороне общей комнаты, которая, наверное, не вместила бы больше шести или семи человек. Бара не было, только ещё один стол, и дверной проём, ведущий в другую комнату. Тому дверному проёму достаточно повезло — в нём висела настоящая дверь.

Я кивнул, приветствуя двух мужчин:

— Здрасьте.

Они кивнули в ответ, но ничего не сказали. Когда я уселся за другой столик, один из них рявкнул:

— Эй, Харолд! У тебя клиент.

Я с благодарностью глянул на фермера, поскольку не знал, как следовало вести себя в этом заведении. Чуть погодя крупный мужчина с начинавшей лысеть макушкой выглянул из дверного проёма. Увидев меня, он осклабился, продемонстрировав широкий рот, где не хватало нескольких зубов.

— Привет! Чего изволите?

Следуя совету женщины, я ответил:

— Просто кружку эля, и, может быть, место переночевать.

— Эль — пожалуйста, — сказал он, — но кроватей для путников у меня нет. Это — простая таверна, а не постоялый двор.

— Тогда просто эль.

Харолд ушёл, и вскоре вернулся с полной до краёв большой глиняной кружкой. Он поставил её передо мной, и уселся на стул.

— Какие новости с дороги? — спросил он.

Я сделал маленький глоток, и счёл совет женщины верным. Эль был неплох. В дороге никогда не знаешь, что найдёшь. Однако меня удивил контраст — хороший эль, но плохая еда, если верить оставшейся части её совета, по крайней мере. Было ли это лишь потому, что Харолда больше волновала выпивка, чем готовка? Судя по размеру его пуза, в это было трудно поверить.

— Открывают магическую дорогу в Хэйлэме, — сказал я ему.

— Нет! — воскликнул Харолд. — Уверен?

— Когда я проходил мимо, как раз фундамент закладывали, — ответил я. Это была простая истина, и я действительно видел это своими глазами.

— При Дарогэне такой херни не было, — изложил мудрым голосом Харолд.

Двое фермеров наклонились поближе, тщательно прислушиваясь к нашим словам. Новости были очень ценной вещью, и в некоторых случаях их даже можно было обменять на еду. Я мог бы их обменять на эль, но поскольку не был против платить, то не стал утруждаться.

— Новый король вроде бы поддерживает более открытые отношения с Лосайоном, — сделал я наблюдение.

— Уже назвали нового? — Харолд широко раскрыл глаза.

Я отхлебнул ещё эля, и кивнул:

— Угу. На прошлой неделе. Лорды встретились, и объявили Джеролда, Барона Ингэрхолда, новым королём.

Харолд нахмурился:

— Барон? — Имя ему было незнакомо, но ему казалось странным, что на трон взошёл всего лишь барон.

— Герцог Ансэлм имел больше прав, — пояснил я, — но он отрёкся в пользу Ингэрхолда. Судя по всему, барон был великим героем в битве, и прославился в народе. Лорды объявили его королём единодушно. Удивлён, что вы об этом ещё не слышали.

Один из фермеров вставил слово:

— Мы неделями не видели никаких путников.

Однако Харолда больше интересовала магическая дорога, поэтому он вернулся к этой теме:

— Я не так уверен, что эта дорога будет Данбару на пользу.

Я поднял брови:

— Это как? Все получат выгоду от увеличения торговли.

— Торговля — дело хорошее, но я не вижу, как это поможет нам, мужикам. Лорды заберут большую часть урожая, и здорово наживутся, но нам мало что перепадёт, — сказал Харолд.

— У тебя таверна, — парировал я. — Больше торговли — значит больше людей придёт купить эля. Особенно поскольку сварен он хорошо. — Я сделал длинный глоток, показывая, что ценю его выпивку.

Он хмыкнул:

— Элем я горжусь, но все мои клиенты — фермеры, вроде, вон, Тэда и Ламли. — Он кивнул в сторону двух других мужчин, слегка улыбнувшихся в ответ. — Они с этого не увидят никакого приросту, а, значит, не увижу и я. Другие люди богатеют, но простой люд, вроде нас, мало что видит тут, на дне бочонка.

Увы, найти изъян в его логике я не мог, но сделал себе мысленную заметку. Сказанное в нужное ухо слово могло им помочь.

Разговор шёл ещё час или больше, а затем я предложил заточить им ножи. Харолд согласился, и расплатился со мной ещё двумя кружками эля. После этого он предложил:

— Как я говорил, мест а я не предлагаю, но если тебе нужно где переночевать, то у Вдовы Тиммли есть лишняя комната, и я уверен, что деньги ей не помешают. У неё может даже быть что-то, требующее внимания.

Тон его голоса ясно давал понять, что он намекал на возможность разделить кровать с вдовой, а не спать одному. Ремарка была грубой, и в более вежливой компании заработала бы ему презрение, но я ощущал что-то ещё, лежавшее за его словами. Забота? У меня сложилось впечатление, что, быть может, он искренне надеялся, что я смогу поладить с этой женщиной.

Если она действительно была вдовой, тогда ей могла быть нужна помощь. Одинокая женщина встречала много трудностей, из которых финансовая поддержка была далеко не единственной, и не обязательно самой важной.

— По-любому звучит лучше, чем спать на земле, или в чьём-то сарае, — согласился я.

Он указал мне дорогу к её дому, который было легко найти, поскольку тот был недалеко от центра крошечной деревни. С собрал свой рюкзак, и отправился туда.

Конечно, я не собирался обольщать женщину, чтобы та поделилась со мной своими прелестями. Я был женат, но Харолд об этом не знал. В конце концов, у бродячих жестянщиков редко бывала семья.

Я подумал было её не беспокоить, поскольку место для сна мне на самом деле не требовалось, но что-то всё равно заставило меня окликнуть:

— Ау? Миссис Тиммли? Харолд из таверны сказал, что мне следует спросить, нет ли у вас для меня кровати. Заплатить я могу.

Дом был маленьким, поэтому я не сомневался в том, что она сможет меня услышать, и уже знал, что она была внутри. Чуть погодя она выглянула из двери. Она долгую минуту молчала, оглядывая меня. Для жившей в одиночестве женщины незнакомый мужчина, да и любой мужчина, приведённый в дом, представлял риск.

В более высоких слоях общества это было делом неслыханным, но здесь, среди крестьян Данбара, практичность выживания была важнее. Будучи вдовой, без перспектив на новое замужество, она могла почти не бояться получить репутацию «гулящей женщины». Мои деньги ей были гораздо важнее.

Её возраст меня удивил. Она была ужасно молодой для вдовы. Я бы предположил, что ей было за двадцать, или чуть более тридцати. Тёмные карие волосы выглядывали из-за краёв покрывавшего её голову платка, и её внешность портил лишь кривой нос. Он, наверное, когда-то был сломан, и неправильно сросся.

Наконец она ответила:

— Заходи. — Отойдя назад, она широко раскрыла дверь.

Что-то в простоте её ответа меня беспокоило. Ей следовало быть подозрительнее, задать больше вопросов, или выдать мне предупреждение. Полагая, что она лишь надеялась продать мне спальное место, конечно. Её ответ также не имел смысла, если она на самом деле была распутницей. В таком случае она бы напустила ложного обаяния. Нет, это был пустой ответ женщины, которой уже было всё равно.

— Благодарю, мэм, — ответил я, входя в дом. — Сколько с меня за кровать?

— А сколько сможешь заплатить? — сказала она, отвечая вопросом на вопрос.

— Двух пенни хватит? — спросил я. Я правда не был уверен, но предположил, что этого было достаточно.

Она пожала плечами:

— Пойдёт.

Комната была маленькой, и хотя до «приятной» она не дотягивала, описать её как «уютную» можно было вполне. Она выглядела хорошо ухоженной, по меркам небогатой деревенской жительницы. Над огнём висел котелок, и рядом стоял стул. Шедший от котелка запах был соблазнительным — гораздо лучше, чем запахи в таверне Харолда.

— Кровать — там, — сказала она, указывая на единственную другую дверь, которая вела из комнаты в, вероятно, её спальню.

— О, я не могу отнять вашу кровать, мэм, — сказал я ей, снимая шляпу, и придав лицу смиренное выражение. — Тут, на полу, мне вполне сойдёт.

Черты её лица наконец слегка изменились, показав лёгкое удивление, когда она выгнула бровь:

— Ты заплатил за кровать. Этой ночью я могу и у огня посидеть.

Эти слова вызвали у меня лёгкое облегчение — она определённо не предлагала себя на этот вечер.

— Нет, мэм. Не привычный я к кроватям. Огня хватит, а мой рюкзак сгодится за подушку. — Оба утверждения были чистой ложью. В последний раз на земле я спал годы тому назад, и был весьма уверен, что мой рюкзак оставил бы мне больную шею, попытайся я использовать его в таком качестве.

— Как хочешь, — сказала она, возвращая чертам лица прежнее отсутствующее выражение. — Я собиралась ужинать. Харолд тебя кормил?

А вот это положение было затруднительным — я не собирался есть, но, быть может, это был шанс какое-то время с ней поговорить. Я решил, что смогу разобраться с последствиями позже. Я одарил её широкой улыбкой:

— Леди у колодца предостерегла меня насчёт его еды, поэтому я чуток голодный. — Это ещё мягко говоря — я не ел с самого завтрака.

Она прошла к хорошо сделанному шкафу, и открыла его, вытащив две деревянных миски. Кто бы ни обставлял ей дом, руки у него были что надо. Она наполнила обе миски до краёв, и передала мне одну из них, а затем пошла за парочкой деревянных ложек.

Стул был только один, поэтому я сел на полу, скрестив ноги, прежде чем она успела предложить мне своё место. Мой нос уже решил, что её рагу стоит отведать.

Поглядев на меня, она нахмурилась:

— Я собиралась предложить тебе стул.

— Ничего, мэм. — Я прервал ответ, запихнув в себя первую ложку рагу, и сразу же обжёг язык.

Пока я пыхтел и дул, пытаясь остудить рот, на её губах промелькнула лёгкая улыбка, а затем она села. Она осторожно подула на свою первую порцию, прежде чем взять её в рот.

— Дом у вас милый, — сказал я, дожидаясь, пока остынет следующая ложка. — Вижу, о нём заботились.

Она уставилась в свою миску:

— Это был Дэн, он ничего не делал наполовину. Не спешил.

— Не только это, — подал я мысль. — Вижу тут и вашу руку.

— Возможно, — вот и всё, что она сказала.

Потом мы какое-то время молча ели, но почти закончив, я вставил:

— Рагу чудесное. Давно так хорошо не ел. — Это было полу-правдой. Рагу было отличным, но хорошая еда была у меня частым гостем.

— Лучше, чем харолдова стряпня, это уж точно, — сказала она, фыркнув. — Могло быть ещё лучше, но у меня кончается соль, и прочие вещи. Бережливее стала с тех пор, как… — Ручей её слов пересох.

Это было жестоко, но я хотел узнать больше, поэтому закончил фразу за неё:

— С тех пор, как потеряли мужа?

— Ага.

— Если можно спросить. Что случилось?

— Хэйлэм, — был её ответ.

Тут я понял. Он, наверное, был в столице, когда случилась недавняя «гражданская война». Хотя она, конечно, таковой не являлась, но это было лучшим описанием, какое для случившегося сумели найти.

— Он работал в городе?

Она покачала головой:

— Нет, просто кое-что туда вёз. Просто не повезло, что он там оказался не в тот день.

После этого я какое-то время молчал, пока она не забрала и не помыла миски. Она тщательно их убрала, затем пошла к двери в спальню. Начала желать мне спокойной ночи, когда я поддался порыву, и перебил её:

— Как вас зовут?

Он одарила меня суровым взглядом:

— Нового мужа я не ищу. — Спрашивать её имя было нежеланной для неё попыткой перейти к более фамильярным отношениям.

Я поднял ладони:

— Я ничего такого не имел ввиду. Вы просто кажетесь милой леди. Решил спросить.

Её плечи расслабились, а затем она открыла дверь, и зашла внутрь. Прежде чем дверь закрылась, я услышал её ответ:

— Сюза́нн.

— Спокойной ночи, Сюзанн, — сказал я, не зная, услышала ли она меня через дверь.

Я подождал полчаса, прежде чем проверил её состояние. Хотел убедиться, что она была в кровати, прежде чем что-то сделать, но также я не хотел случайно увидеть, как она раздевается. Это был вопрос уважения, хотя она так никогда бы и не узнала, что я смотрел, как она готовится ко сну.

«Мог бы стать величайшим в мире Томом Подглядой», — подумал я про себя, а затем посмеялся над иронией, поскольку я назвался Томом жестянщиком.

Она, похоже, спала в кровати, но я хотел быть уверен, поэтому тихо прошептал слово:

— Шибал. — Заклинание позаботится о том, что спала она поначалу или нет, дальше она не проснётся как минимум час. Затем я облегчённо вздохнул, бросая свою иллюзию.

Моя потёртая одежда исчезла, сменившись мягким охотничьим кожаным костюмом. Простой нож у меня на поясе теперь был искусно сделанным кинжалом, вышедшим из-под рук лучших кузнецов Албамарла, и украшенный эмблемой моего рода, золотым ястребом на малиновой эмали, с золотым ободком. Чары на нём были мои собственные, конечно же. Лезвие было острее любой бритвы, и никогда не тупилось.

Открыв дверь в спальню Сюзанн, я зашёл внутрь, и сел рядом с ней. Благодаря действию моего заклинания она даже не пошевелилась.

— Ты — хорошая женщина, Сюзанн, — сказал я ей. — И я соболезную тому, что случилось с твоим мужем. Жаль, что в этом мире такое творится.

Она меня, конечно, не слышала, но мне всё равно хотелось это сказать. В конце концов, случившееся с её мужем было частично виной моей семьи. Я повторил сонное заклинание, послав её в ещё более глубокое состояние бессознательности, а затем откинул накрывавшее её одеяло.

Она была в ночной рубашке, и потому не голая, но я чувствовал шедший от её тела жар. Возможно, «жар» был неправильным словом — это была её жизненная сила, её эйсар, живая энергия, которая была у каждого. Как обычно, она звала меня, искушала меня, и я снова ощутил старый голод.

Это было то, о чём я никогда никому не говорил — мой самый глубокий стыд. Когда-то я слился душой с шиггрэс, и стал самой пустотой. Я её переборол, и вернул себе человечность, но она оставила на мне свой след, и я всё ещё мог слышать, как она пела мне, когда я переставал обращать внимание. Порой я просыпался ночью от сна, в котором я снова был одним из них, и даже после пробуждения я всё ещё мог чувствовать её холодный озноб, шедший не откуда-то извне, а изнутри.

Я всегда ощущал её рядом с умирающими, но порой, как сейчас, мне о ней напоминало податливое здоровье живых. На этот раз мой голод пробудила лежавшая под моим взглядом женщина.

Оттолкнув тёмные мысли прочь, я протянул руку, и провёл ладонью по её бедру. Послав свой магический взор внутрь, я стал искать, пока не обнаружил то, что уже заметил ранее. У Сюзанн была лёгкая хромота при ходьбе, результат какого-то несчастного случая в её прошлом. Как она сломала бедро, было не моим делом, но срослось оно неправильно.

Запустив руку ей за голову, я заставил онеметь нервы, докладывавшие ощущения её тела её мозгу, а затем использовал свою силу, чтобы осторожно снова сломать её бедро в двух местах. Сделав это, я заново выровнял кости, и срастил их обратно. Завтра будет побаливать, но это пройдёт, и тогда она обнаружит, что хромота её исчезла.

Дальше я заставил онеметь нервы, которые вели к её носу, и его тоже исправил. Годы тому назад я болезненным методом проб и ошибок выяснил, что эти нервы не проходили через позвоночник, как почти все остальные. Дважды такую ошибку не повторяют.

Закончив, я окинул её оценивающим взглядом. Раньше она была милой женщиной, но без кривого носа она станет настоящей красавицей. Не то, чтобы она раньше была уродливой, но быть может, что теперь жизнь у неё сложится получше. Однако будущим управлять я не мог. Нельзя было сказать, что ждёт её в дальнейшем — удача или ещё больше горя. Я надеялся на первое.

Я полагал, что её лицо отечёт, пока будет залечиваться, и задумался, как она будет меня проклинать, когда проснётся. Она, наверное, не осознает, что именно я сделал, пока её нос не вернётся к своим нормальным размером.

Снова накрыв её, я тщательно подоткнул одеяло, как мог бы сделать с одним из своих детей. Затем я ушёл, и тихо закрыл за собой дверь. Снова оказавшись в главной комнате, я взял свой рюкзак, и оставил на столе несколько монет. Это было больше, чем два пенни, которые я обещал, но не настолько больше, чтобы создать ей неприятности.

Идти обратно в деревушку было недалеко, и, оказавшись там, я посетил дом женщины, которую встретил у колодца. Я погрузил её саму и её семью в сон, прежде чем войти. Внутри я довольно быстро отыскал сломанный котелок, и, используя заклинание, крепко приварил ручку обратно. Быть может, то был глупый жест, но я всё равно почувствовал себя лучше благодаря ему.

Её дом был не таким милым, как у Сюзанн, поэтому я оставил в котелке несколько монет, и поставил его на стол в передней комнате, тщательно избегая наступать на её спящих детей, лежавших вокруг него.

Затем я ушёл, и выбрался в лес, шагая без света. Волшебнику редко требовалось освещение для разбирания дороги. Отойдя достаточно далеко, я вытащил из рюкзака кусок ткани, и развернул его на голой земле. На ткани был нарисован узор телепортационного круга.

Используя ещё одно заклинание, я скопировал узор на землю под тканью. Когда я снова её поднял, чтобы упаковать обратно, на земле остался круг, состоявший из чистого света. Эта идея пришла мне в голову лишь недавно, но она делала создание новых кругов гораздо более быстрой задачей. Мне нужно было лишь добавить ключи, и круг будет готов к использованию. Это я проделал с помощью серебряного стило, вытащенного из мешочка у меня на поясе.

Основным недостатком было то, что этот круг просуществует лишь считанные минуты. Он угаснет вскоре после того, как я отбуду, но для моих целей это подходило идеально. Я предпочитал не оставлять никаких доказательств моего присутствия.

Шагнув в круг, я приготовился телепортироваться домой, а затем на секунду замер. Что я скажу Пенни? Я возвращался позже, чем обещал, и, что хуже, я уже поел. Я похлопал по своему животу. Тот был немного больше, чем был в мои более молодые годы.

— Тут, наверное, есть ещё место для добавки, — объявил я деревьям.

Если я съем достаточно, то она, возможно, не осознает, что я совершил акт кулинарной неверности.

Глава 2

Когда я добрался до дома, она ждала меня. Не прямо у дверей, но магическим взором я увидел, как её голова повернулась, когда я вошёл внутрь. Узы с драконом дали моей жене исключительный слух, помимо всего прочего.

Пенелопа Иллэниэл сидела в гостиной, с чашкой чая на столе рядом с ней, и с книгой в руке. Она была не из числа людей, засиживавшихся допоздна, в отличие от меня, поэтому я понял, что ждала она меня.

Бросив шапку на вешалку, я повесил свою куртку, и поприветствовал её.

— Поздно ты, — сказала она, не поднимая взгляда от книги.

— Прости, — попросил прощения я.

Она не отрывала взгляда от страницы:

— А я готовила.

Я дёрнулся. Этого я ожидал, но мне всё равно стало неудобно. Как Графине ди'Камерон, моей жене редко выдавалось готовить дома, как это делало большинство женщин. То, что для них было ежедневной рутиной, для неё было удачной редкостью, особенно теперь, когда все наши дети снова были дома.

— Я всё ещё голоден, — солгал я.

Она подняла на меня взгляд:

— Уже остыло.

— Остывшее или нет, я обожаю всё, что ты готовишь, — ответил я.

— Лжец, — ответила она. — Ты не любишь мои пирожки с мясом.

Я пожал плечами:

— Ну, это справедливо, но я не люблю ничьи пирожки с мясом, так что они не считаются.

Она начала вставать:

— Я тебе подогрею.

Жестом указав ей не подниматься, я направился в кухню:

— Я сам, дорогая. Ты оставайся здесь, а я к тебе присоединюсь.

— Тогда принеси мне ещё чашку чая, — сказала она мне. — На плите уже стоит чайник.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы набрать приличную тарелку еды, которую я ещё был способен доесть. Чай заваривался, пока я это делал, и прежде чем всё это принести обратно в гостиную, я набил себе рот ветчиной. Надежда была на то, что она решит, будто я ел, находясь на кухне, что поможет объяснить, почему моя тарелка не такая полная, как обычно.

Я вернулся, жонглируя своей тарелкой и двумя чашками чая — её и моей.

— Держи, милая, — сказал я, пытаясь говорить через набитый рот.

— Спасибо, Морт, — сказала она, забирая у меня чашку. — Однако тебе не нужно притворяться, что ты голоден. Я уже знаю, что ты поел где-то ещё.

Я одарил её лишённым всякого выражения взглядом:

— Что заставляет тебя так говорить?

Она постучала по своему носу.

Проклятые богами драконьи узы, надо было догадаться. Они улучшили не только её слух, но и все её чувства, не говоря уже о том, что давали ей невероятные силу и скорость. Графиня ди'Камерон являлась одной из самых смертоносных воинов в Замке Камерон, хотя и была обезоруживающе прекрасной.

— Я почуяла запах рагу сразу же, как только ты вошёл, — объяснила она. — Что там было, баранина?

Мне показалось, что кролик, но она, наверное, была права.

— Не уверен, — признался я. — Есть её я не хотел, но мне нужен был повод поддерживать беседу с поваром.

Она засмеялась:

— Очень в этом сомневаюсь. Ты редко встречаешь еду, которую тебе не хочется сожрать.

— Ну, пахла она хорошо, однако я догадывался, что сегодня ты будешь готовить, а твоей стряпне другие и в подмётки не годятся, — ответил я. Строго говоря, это тоже не было правдой. Пенни была отличной кухаркой, но в Замке Камерон была исключительная обслуга, включая поваров. Хотя я искренне предпочитал её готовку, в основном, я не мог утверждать, что у неё всегда получалось лучше, чем у профессионалов, кормивших весь замок.

— Ты — порочный человек, Мордэкай Иллэниэл, — ответила она с блеском в глазах. — Когда только ни раскроешь рот, постоянно и беззастенчиво мне льстишь своими сладкими речами.

Я ответил, жуя большой кусок хлеба, который, наверное, два часа тому назад был гораздо вкуснее:

— Именно так я и заимел четырёх детей.

Пенни подняла бровь:

— Я тебе принесла только троих. Как твои сладкие речи дали тебе четвёртого?

Моя старшая дочь, Мойра, была приёмной. Мы вырастили её как близняшку нашего сына, который был биологически того же возраста.

— Я уговорил Мойру Сэнтир доверить мне её дочь, разве нет?

— Полагаю, ты прав, — сказала Пенни. — И чем твой бойкий язык одарил тебя этим вечером, помимо хорошего рагу из баранины?

Эти слова можно было бы счесть ревнивым вопросом, исходи они от другой женщины. Однако моя жена была не из ревнивых. У неё были недостатки, но ревнивость в их число не входила. Самым большим изъяном в Пенни был её постоянный страх за безопасность её семьи. За последний год она стала трястись над нами ещё больше.

Но я не мог сказать, что дело было в паранойе. Для страха у неё были все основания. За последние несколько месяцев меня похитили, и двое её старших детей пропали, отправившись меня искать. И на всех нас пережитое оставило свои отметины. Наша дочь, Мойра, жила с раной, оставившей тьму в её душе, в то время как наш сын, Мэттью, потерял левую кисть.

Венчал всё это тот факт, что незадолго до этих события нашу младшую дочь похитили, а одну из самых близких служанок — убили.

Сами мы прошли в молодости через экстремальные события, но пока наши дети росли, мы сумели создать для них относительно безопасную и надёжную среду. Наш дом был тщательно оберегаемой тайной, находясь глубоко в Элентирских горах, и получить к нему доступ можно было лишь через зачарованный портал в Замке Камерон.

С тех пор, как похитили Айрин, эта безопасность стала сомнительной. Теперь много людей знали, где именно мы жили. Нет, я не мог винить жену за её тревогу. У неё были все основания для беспокойства.

— Да мало что, — ответил я, — помимо нескольких кружек эля. Пока что я не нашёл никаких следов АНСИС в деревнях поблизости от Хэйлэма.

— И как долго ты будешь продолжать поиски? — спросила она. — Мы уже многое сделали для Данбара. Ответственность за безопасность всех в мире людей не должна лежать на тебе.

— Больше этим заняться некому, — ответил я. — Судя по тому, что узнали Мэттью и Мойра, когда эти штуки кого-то захватывают, и никто не замечает, то к тому времени, когда доберутся до нас, будет уже слишком поздно. Вопрос не только в их безопасности, а в безопасности вообще всех.

Пенни вздохнула.

— Что?

— Всегда одно и то же, так ведь?

— Что — одно и то же?

Она махнула рукой:

— Сначала были шиггрэс, и Гододдин, и Тёмные Боги, а теперь — эти АНСИС. Когда это закончится?

— По крайней мере, на этот раз враг только один.

— Ага, конечно, — ответила она. — Даже ты в это не веришь. У нас больше врагов, чем когда-либо бывает у большинства наций. Большая часть дворянства Лосайона тайно нас презирает. Они ничего не сделали только потому, что боятся тебя до смерти. Даже Королева, твоя кузина, нам не доверяет.

— А вот это неправда, — сказал я ей. — Ариадна меня любит, и я уверен, что она тебе доверяет.

— Умно, Морт. Ты уклоняешься от правды с помощью фактов. Да, она тебя любит. Вообще, она видит тебя почти как брата, поскольку вы с Марком были так близки — но она тебе не доверяет. И может быть, она действительно доверяет мне, но лишь в том смысле, что согласно её надеждам я смогу удержать тебя под контролем.

— С этим я вполне могу мириться.

— Придётся, — сказала Пенни. — Вернёмся к нашей теме: поскольку ты не нашёл наших неуловимых врагов, что ты делал весь день в окрестностях Данбара?

Я улыбнулся:

— Ну, я был под личиной Тома жестянщика, поэтому я кое-что починил. Железный котелок отлично исправил. Думаю, он теперь лучше нового.

— А в обмен эта леди поделилась с тобой своим рагу? — спросила Пенни.

— Рагу было от другой леди, — сказал я. — И почему ты полагаешь, что это была женщина?

Пенни ухмыльнулась:

— Будь повар мужчиной, ты бы уже упомянул о нём. Она была симпатичной?

— У неё и половины твоей красоты не было, — мгновенно отозвался я.

Её глаза расширились:

— О! Значит, она была прекрасна!

— Ещё бы, если она была хотя бы вполовину такой же прекрасной, как ты, то это само собой разумеется, — ответил я — К тому же, у неё нос был весь скошенный и кривой.

Интуиция у Пенни вновь оказалась слишком хороша:

— Ты посмел!

— А вот теперь ты делаешь поспешные выводы, — сказал я.

— Нет, не делаю, — настояла Пенни. — Вот, почему ты опоздал. Я знаю, что тебе нужно лишь пройти по деревне, чтобы увидеть, есть ли внутри кого-то из людей эти твари. Ты задержался, чтобы исправить той женщине нос.

Я позволил моим плечам поникнуть, признавая поражение:

— И я починил котелок. А ещё у неё была хромота.

Хмурилась она исключительно на мой счёт:

— Мы уже об этом говорили.

— Мне было её жалко. Она потеряла семью в Хэйлэме. Мы частично за это в ответе.

— Мы не приносили этих чудовищ в Хэйлэм. Мы от них избавились. Что бы ни случилось, они не могут взвалить вину за это на нас. Ты не можешь исправить всё, Морт. Почему ты так себя мучаешь? — сказала Пенни. Она взяла тарелку из моих рук, и потянула, поднимая меня на ноги. Затем она обняла меня. — Ты не виноват во всём этом. Никто из нас не виноват, но ты всё равно действуешь так, будто всё исправлять — твоя работа.

— Я это знаю, — раздражённо сказал я. Её волосы приятно пахли, поэтому я положил голову ей на плечо.

— Что случится, если кто-то выяснит, что ты тайком ходил и лечил людей? — спросила Пенни.

— Это не преступление, — возразил я. — Некоторые скажут, что это — хороший поступок.

— Да, это хорошо, но суть не в этом. Люди знают, что ты волшебник, и люди в Уошбруке знают, что ты можешь лечить некоторые вещи. Благодаря одной только этой малости к нам постоянно идут люди, ищущие твоей помощи. Если они узнают, сколь многое ты можешь, то нам покоя не будет. Сейчас дело лишь в переломах и мелких ранах, но если люди узнают, что ты можешь исправлять скошенные носы, или выпрямлять хромую ногу… видишь же, к чему это приведёт. Видишь же? Люди потянутся отовсюду, желая излечиться от самых разных болезней и недомоганий.

— Есть много такого, что я не могу исправить, — поправил я её.

— Но они-то этого знать не будут, — возразила Пенни. — А когда ты скажешь им об этом, то будут винить тебя за то, что ты отказываешься пользоваться своим даром. Тебя и так уже винят слишком за многое из того, в чём ты был не виноват. Не позволяй им возлагать тебе на плечи ещё и эту ношу.

Я кивнул:

— Твои слова очень разумны. Вот поэтому-то я и постоянно ношу личину.

Она прикусила меня за ухо:

— Дурость бессмертна.

— Ну вот, теперь ты используешь мои слова же против меня.

— Разве я не права? — с улыбкой сказала она. Затем отстранилась. — Идём спать. Поздно уже.

Я последовал за ней, на ходу крепко сжав её пятую точку.

— И думать забудь, — сказала она мне. — Я сегодня не в настроении.

— Чёрт.

* * *

Как обычно, на следующее утро мир начал медленно вторгаться в мою жизнь, но мне было тепло, а кровать была мягкой, поэтому я проигнорировал мир. Утренняя пора была одновременно моим самым любимым и самым ненавистным временем суток.

Полагаю, что это зависит от обстоятельств каждого конкретного утра, но одно было наверняка: утро было либо хорошим, либо плохим. В хорошее утро я медленно просыпался, обычно — с Пенни под боком. Такое утро было мягким и пушистым, полным благодарности за тёплую кровать, и без каких-либо требующих внимания дел. Такое утро было наполнено запахом волос моей чудесной жены, теплом её спины рядом со мной, и, если мне очень везло, дерзкими постельными играми перед тем, как мы представали перед остальным миром.

Утро другого типа было менее добрым. Нет, это мягко сказано. Утро другого типа было невзгодой, которая заслуживала холодной смерти. Такое утро состояло из быстрого старта, срочных событий, холодного пола, и босых ног, или, учитывая мою лишённую гарантий жизнь, оно порой было опасным.

Если уж на то пошло, то моей величайшей целью в жизни было довести число хорошо начинавшихся дней до максимума, и свести другого типа утра к минимуму.

Сегодня я надеялся на хорошее утро. У меня были все причины его ожидать. Я лёг не слишком поздно, с моей самой лучшей подругой под боком, и на горизонте не было ничего опасного. Всё это предвещало только хорошее. Однако были и другие переменные, состояние которых всегда было неопределённым. В основном — какое пробуждение было у моей жены.

В некоторые дни она просыпалась, и набрасывалась на день со свирепостью, которую я совсем не хотел разделять. Такие дни твёрдо попадали в категорию «избегать любой ценой», поскольку обычно они включали в себя её попытки поднять меня в какой-то безбожный час, зачастую с использованию жестоких и незаслуженных методов.

Мой магический взор пока не функционировал. Я спал с закрытым разумом, поскольку так было безопаснее. Это не давало полной гарантией того, что мои способности архимага не создадут мне проблем, но это, похоже, сводило риск к минимуму. Вместо того, чтобы раскрывать свои волшебные чувства, я решил открыть для себя это утро помедленнее. Потянувшись через кровать, я нашёл рядом бедро Пенни, тёплое и мягкое.

«Это хороший знак», — подумал я, пододвигаясь к ней поближе.

Что-то заскулило.

Это заставило меня остановиться. Скулёж не входил в мой список ожидаемых утренних событий. Я приоткрыл глаз как раз вовремя, чтобы поймать им что-то тёплое и мокрое, заставившее меня наморщить лицо и крепко зажмуриться.

— Какого чёрта?

Я раскрыл свой магический взор, одновременно вытирая лицо, и глядя сквозь пальцы. Между мной и Пенни лежало маленькое, пушистое животное.

— Разве он не милый? — проворковала Пенни. Очевидно, она ждала. Пока я проснусь.

Это был щенок. Он вилял своим коротким, задранным как бублик хвостом, и пытался снова лизнуть меня в лицо. Я отважно защищался, пытаясь сесть. Если этим утром и будут какие-то игры, то совсем не такие, на которые я надеялся.

— Откуда он взялся? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Это был подарок от нового короля Данбара. Ну разве он не очаровашка?

— Да уж, — согласился я.

— Возьми его на руки. Он хочет, чтобы ты его любил, — приказала она.

И — да, это был приказ. Никогда не позволяйте женщинам ввести вас в заблуждение. Когда они говорят что-то погладить или потискать, то это именно приказ. Если отказаться, то окрестят «брюзгой», или ещё чем-то неприятным.

Фальшиво демонстрируя лёгкий энтузиазм, я поднял щенка к своей груди, и погладил его по голове, при этом обдумывая, как я могу покарать Джеролда Ингэрхолда Данбарского. Очевидно, он это сделал злонамеренно, чтобы нарушить мою тихую жизнь. Вознаграждён я был новым лизанием, и у меня потеплело в груди.

— Ну и ну! — захихикала Пенни. — Он на тебя написал!

Я одарил её своим лучшим страдальческим взглядом:

— Ну, дети же так делают, разве нет? Почему бы тебе не обнять меня? — Я подался в её сторону с озорным блеском в глазах.

Пенни была слишком быстрой. Она встала и спрыгнула с кровати быстрее, чем я успел закончить этот жест.

— Может быть — после того, как ты поменяешь себе рубашку.

Вздохнув, я одарил щенка серьёзным взглядом:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я менял рубашку, а?

— Его зовут Ха́мпфри, — сказала Пенни.

Жизнь была идеальна. Я только недавно сокрушался о том, что мои дети все стали слишком взрослыми, чтобы писать на людей. Теперь у нас появилась собака.

— И никакого имя получше ты придумать не смогла? — спросил я.

— Мойре понравилось, — объяснила моя жена. — Знаю, что ты этого не ожидал, но она любит животных. Я надеюсь, что он пойдёт ей на пользу.

— Она может делать магических собак одним лишь усилием мысли, — возразил я. — Собак, которые могут говорить, и ни на кого не писают.

— Это совсем не то же самое, — сказала Пенни.

Наверное, она была права. Поставив малыша Хампфри на пол, я снял свою ночную рубашку, и использовал свою силу и воду из умывального таза, чтобы помыть себе грудь.

Хампфри наблюдал без комментариев.

Закончив, я направился к двери:

— Идём, Хампфри, давай-ка позавтракаем. — Щенок проковылял несколько футов, а затем сел, испустив слегка встревоженный визг. Судя по всему, искусство следования за кем-нибудь он пока ещё не освоил. Я вернулся, и взял его на руки: — Очевидно, тебе ещё многому нужно научиться, — сказал я ему. — И если ты умный, то будешь внимательно меня слушать. Местные женщины научат тебя плохому.

— Очень жаль, — сказала Пенни. — Тебе полагается сегодня проверять ход работ над привратной крепостью в Хэйлэме. Хампфри придётся остаться здесь, и учиться трюкам у девочек.

Мне не хотелось об этом вспоминать.

Глава 3

Добраться в Данбар теперь было несложно, благодаря Мировой Дороге. После того, как моя дочь устроила восстание, в ходе которого убили их одержимого машиной короля, новый взошедший король оказался иного мнения насчёт открытия страны миру. Конечно, она почти единолично его королём и сделала, так что он вполне мог считать, что задолжал ей пару услуг.

Как бы то ни было, Данбар согласился позволить мне открыть одни из врат Мировой Дороги рядом с их столицей, городом Хэйлэм. В общем и целом, это было хорошим решением. Ворота позволяли фермерам и торговцам продавать свои товары в самых разных точках Лосайона, Гододдина и, теперь, Данбара. Неминуемым результатом этого было процветание.

Конечно, были и меры предосторожности. Одним из аргументов в пользу моего замысла была безопасность. Большая часть Мировой Дороги располагалась под землёй, в Лосайоне, и охранялась мощными укреплениями. Из центрального места в этом укреплении можно было в любой миг закрыть любые из двадцати трёх ворот (некоторые ещё не использовались). Достаточно было отдать команду, и массивные каменные монолиты съезжали под действием сделанных мною чар вниз, наглухо закрывая вход.

Эти камни были созданы так, чтобы их нельзя было остановить, и, насколько я знал, так и было. Один из них убил моего лучшего друга, Дориана Торнбера. Я изо всех сил старался не думать об этом каждый раз, когда выходил на подземную дорогу.

Можно было закрывать не только ворота — сама дорога была кольцом, и могла делиться на секции, каждую из которых можно было перекрыть в случае, если захватчики сумеют пройти через одни из ворот. После перекрытия дорогу можно было затопить с помощью зачарованных врат, которые вели к порталу, помещённому мной в океане. Если и этого оказывалось мало, моя крайняя мера была ещё суровее. Ещё одни круглые ворота вели в подземный резервуар с магмой. После использования этой меры Мировая Дорога достигнет конечной точки своего существования.

После жизни, полной опасностей, я стал осторожным человеком.

Конечно, как я позже узнал, чрезмерная осторожность тоже могла быть ловушкой. Мой замысел, мои меры предосторожности — всё это было использовано в попытке убить мою семью, и лишь жертва, принесённая моим лучшим другом, спасла их.

— Чёрт побери, — выругался я, утирая щёки. — Я же не собирался об этом думать.

Так бывало каждый раз, когда я шёл по Мировой Дороге. Будучи под землёй, можно было бы ожидать в ней темноту, но это было не так. Она была ярко освещённой, почти весёлой. Зачарованные потолочные светильники были частью моего проекта.

Шагая по дороге, я миновал несколько телег, кивая возчикам. Они, конечно же, понятия не имели, кто я такой. Разумеется, я всегда путешествовал инкогнито, и иллюзия в этом сильно помогала. Сегодня я был седобородым фермером, или, быть может, ремесленником. Достигнув своей цели, я сниму иллюзию, снова став видным и хорошо одетым Графом ди'Камерон.

Личина мне требовалось, наверное,на четверть часа. Промежуточная станция в Замке Камерон имела круг, который вёл прямо в главную башню, находившуюся над Мировой Дорогой. Оттуда мне требовалось лишь спуститься по длинной лестнице, а затем пройти где-то четверть мили по самой дороге, до новых ворот, которые вели в Хэйлэм.

В прошлом Пенни настаивала на том, чтобы я путешествовал с охраной, но я сумел ей доказать, что одному и под личиной мне путешествовать безопаснее. Личина мне на самом деле не была нужна — мне просто не нравились поклоны и формальности, которые неминуемо следовали после того, как люди меня узнавали.

Я приостановился, проходя мимо ворот в Ланкастер. Теперь их назвали Воротами Дориана. Никакого официального указа мне издавать не потребовалось, люди просто начали их так называть. «И правильно», — печально подумал я. Как обычно, я взглянул вверх, посмотрев на треугольную нижнюю кромку монолита, раздавившего моего друга.

Следов на нём не было. Его целостность не вызывала сомнений. Даже алмазное тело моего лучшего друга не смогло оставить на камне царапины. Раньше тут было немного белой пыли, останков его раздавленного воротами тела, но теперь и её не стало.

Об этом событии слагали легенды. Иногда его называли «Алмазным Рыцарем», но по большей части его звали Дорианом Несокрушимым. В его честь складывались баллады и эпичные саги. Он держал ворота открытыми несколько минут, позволяя бежать его жене, детям, и моей семье. А потом ворота раздавили его в алмазную пыль и крошку.

Я до сих пор дивился тому, что он сумел это сделать. Камень, из которого состояли ворота, весил тысячи тонн, и за его движением лежали чары, напитанные силой Бог-Камня. У него не должно было получиться держать их так долго.

Но держал.

— Ёбаный в рот. — Надо было пойти в обход. Путь там был дольше, но я в ту сторону никогда не ходил. Я ходил здесь, чтобы вспомнить, или, быть может, чтобы себя наказывать. Он был здесь, но на его месте полагалось быть мне.

«Дурость бессмертна», — подумал я. В отличие от Дориана. Жил он теперь только в сердцах и умах людей королевства, в песнях и рассказах. Он стал легендой.

Ну, если честно, я тоже стал, но моя легенда была гораздо темнее. В некоторых частях мира меня звали «Кровавым Лордом». В основном из-за того, что случилось в Герцогством Трэмонта. Там погибли тысячи человек, их души были поглощены, а тела остались гнить.

Тел давно не стало, но люди всё ещё боялись там жить, хотя земли были плодородными и свободными.

Шиггрэс туда на самом деле послал не я, это сделал мой заклинательный двойник — но у меня были его воспоминания. Я помнил, как отдавал приказ. Я ощущал вину.

И за это я получил всего лишь короткую порку кнутом. Я также выплатил кучу золота семьям убитых. Это всё ещё казалось мне пустым жестом.

В местах, где ко мне относились лучше, меня звали «Убийцей богов», но это было самым лестным из всего того, что обо мне говорили. В глазах каждого человека, который осознавал, кто я такой, до сих пор появлялся страх. Исключением были лишь члены моей семьи, большинство жителей Уошбрука, и самого замка.

И Пенни ещё гадала, почему я предпочитал путешествовать под личиной.

Я не боялся нападения. Я боялся быть узнанным. Я не мог вынести страха, ненависти и отвращения, которые видел в лицах людей вокруг.

Пенни видела это иначе, и она была твёрдо убеждена в том, что знай люди правду, они бы согласились с её точкой зрения. Но я знал правду, и если бы Пенни тоже знала, то она тоже боялась бы.

Я видел пустоту, касался её, и вернулся. И часть её всё ещё существовала внутри меня.

Архимаги были особенными. Мы могли слышать голоса вещей, другим недоступных — земли, ветра, моря, да вообще всего. Мы могли слушать эти вещи, становиться ими, и направлять их таким образом, который в корне отличался от нормального волшебства. Но все эти вещи оставляли на нас свой отпечаток.

Только я когда-либо слышал голос пустоты, и я всё ещё слышал его. Он шептал мне во тьме ночной. Он преследовал меня в снах. Он взывал ко мне с губ престарелых и умирающих. Порой я даже чувствовал его в маленьких детях.

Лучше всего было дома, с моей семьёй. Я мог забыть, находясь посреди хаоса моих детей, или когда Пенни улыбалась, среди смеха и запаха обеда — в эти моменты я снова ощущал себя целым.

Вытряхнув из головы эти тёмные мысли, я продолжил идти, и вскоре впереди по левую руку показались ворота в Хэйлэм. Активировать их было несложно. Мировая Дорога была построена с двадцатью тремя воротами. Мне нужно было лишь построить другую сторону, и связать ей с этой. Больше времени уходило на завершение мер безопасности со стороны Данбара.

Чтобы унять страхи наций и городов, принявших ворота, вход имел укрепления с обоих сторон. Это позволяло каждому городу перекрыть свою сторону, если у них возникала такая нужда. Каждые ворота выходили в шлюзовое помещение, хотя, если честно, некоторые из них вполне тянули на крепости.

Я вышел под яркий солнечный свет, бросив свою иллюзию, и прищурившись, чтобы защитить глаза, покидая более скромное освещение Мировой Дороги. Повсюду вокруг меня сновали рабочие. Большинство из них были каменотёсами, но там также присутствовали плотники и кузнецы. Не говоря уже о множестве подмастерий и чернорабочих.

В отсутствии иллюзии моя одежда из чёрной кожи предстала во всей своей красе. Этот костюм я сделал, когда предстал перед судом за мои преступления после войны с шиггрэс и богами, тёмными и сияющими. Кожа была мягкой и эластичной, с тиснёными защитными рунами, но устрашающей её делали крой и цвета — чёрный и красный, ни капли малинового и золотого цветов Дома Камерон. Куртка имела агрессивный крой с красной каймой, которая должна была напоминать зрителям о свежей крови.

Если люди хотели звать меня Кровавым Лордом, то я был твёрдо намерен выглядеть соответствующим образом.

Дома или в Уошбруке я этот костюм никогда не носил. Мои люди продолжали меня любить, по большей части, но для остального мира этот наряд был символов, говорившим «Иди к чёрту».

Поскольку я был дружелюбным человеком, большую часть моей жизни люди меня недооценивали. Теперь моя репутация сделала это маловероятным, но порой моя улыбка и лёгкая речь заставляли их забыть. А одежда напоминала.

Поскольку время было мирным, и я больше не был преступником, Пенни в целом не одобряла мой выбор одежды.

Но я всё равно её носил. Я уже упоминал о том, что я упрям?

Ангус МакЭлрой заметил меня, и подошёл. Он был моим человеком, мастером-каменщиком по профессии. Со мной он был давно, и теперь жил в Уошбруке. Короче, он меня не боялся, в отличие большинства окружавших меня людей.

— Милорд, — сказал он, почти небрежно кивая. — Вижу, вы снова нарядились во всё лучшее.

Он руководил строительством, и его подчинённые наблюдали за ним, гадая, будет ли он наказан за фамильярность. Я принялся смотреть на них, пока они не заметили это, и не отвели взгляды, боясь смотреть мне в глаза.

Мы отошли немного в сторону, и он одарил меня раздосадованным взглядом:

— Обязательно каждый раз так делать?

— Как делать?

— Пугать их. Они сегодня вечером будут рассказывать друг другу страшилки, — ответил он.

Размышления о прошлом оставили во мне чувство сварливости, и у меня в голове пронеслось много мыслей. Я сверг тирана, сделал хорошего человека королём, победил армию мёртвых, сражался со всеми известными богами, и помог вернуть к жизни мёртвую расу. После всего этого мир повернулся ко мне спиной. Точнее, он повернул меня к себе спиной, и оставил у меня на плечах ряд кровавых рубцов. Я до сих пор носил эти шрамы, чтобы не забывать.

Будь моя воля, Графство Камерон стало бы изолированной нацией, и весь мир мог бы катиться к чёрту, но меня постоянно тянуло обратно.

Конечно, Данбар тут был совершенно ни при чём. Да и, если честно, никто не был. Но я был раздражён, и не в настроении для здравого рассуждения:

— История представила меня дьяволом, Ангус, я лишь изо всех сил стараюсь соответствовать своей роли.

Он вздохнул.

— Как продвигаются работы? — спросил я.

— Гораздо проще, чем та дамба, которую ты и твой Папа поручили мне строить, — сказал он, посмеиваясь.

Очередное плохое воспоминание, хотя Ангус, наверное, думал, что оно меня рассмешит. Мой отец был мёртв, и хотя воспоминания о нём больше не вызывали боли, то, что я сделал с той дамбой, стало ещё одним пятном на моей душе. С её помощью я утопил армию численностью в тридцать тысяч.

Люди вроде Ангуса имели на это иную точку зрения. Для них это было геройством, но, с другой стороны, это не у них на руках осталась кровь целого поколения. Я всё равно слегка улыбнулся. Рассказывать ему всё это было бесполезно. Ангус был приличным человеком, и отлично работал, как и всегда.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил я его, переходя к сути.

— Ну…

Конечно же, ему было что-то нужно. Такова была природа любых масштабных проектов. Я доверял Ангусу работать на совесть, и без лишних трат времени или материалов. Он доверял мне обеспечивать его всем необходимым для работы.

Пока он говорил, я делал мысленные заметки. Бумага мне была не нужна — моя необычная идеальная память ничего не упускала. Позже я пошлю приказы в Албамарл, чтобы необходимые вещи подвезли ему по Мировой Дороге. Она теперь многое упрощала.

Ангус выглядел совсем не как мой отец, но что-то в его внешности напоминало мне о нём. Что-то в каждом встречаемом мною ремесленнике как-то напоминало мне об отце. Прагматизм, точное мышление, деловой подход — все эти столь важные качества Ройса Элдриджа до некоторой степени присутствовали почти в каждом человеке, который зарабатывал на жизнь своими руками. Как обычно, я пожалел, что был в этом не слишком на него похож.

День рождения моего отце был лишь шесть дней тому назад, и что-то на задворках моего разума теребило меня на этот счёт. Мне следовало что-то вспомнить.

Это было проблемой с любой памятью — как идеальной, так и обычной. Я мог вспомнить что угодно, как только знал, что именно хотел вспомнить — но порой даже не знаешь, какие воспоминания ищешь.

Я оттолкнул эту мысль. Что бы это ни было, позже оно ко мне придёт. Вероятно, пока я буду ходить по нужде. Именно в такие моменты в моей голове и появлялись самые важные мысли.

Ангус всё ещё говорил. Я снова вернул ему своё внимание. Он ждал ответа. Я мысленно прокрутил всё, что он сказал, поскольку слушал невнимательно. Его последним вопросом было:

— Что-то не так? Ты кажешься отвлечённым.

Кивая, я ответил:

— Я просто думал о том, что, возможно, переел за завтраком.

Он осклабился:

— Уборные — вон там, если надо. — Он указал в сторону наскоро сколоченных деревянных домиков, служивших этой цели.

— Я пока не совсем готов, — сказал я ему. — Может, позже, когда доберусь до Албамарла, и закажу то, что тебе нужно.

— Эта твоя дорога меняет мир, — сказал он. — Я могу работать здесь десять часов, а потом в конце дня пойди гадить в любом из дюжин городов, если захочу. — Ангус засмеялся над собственной шуткой.

Мысль о том, чтобы снова идти мимо Ворот Дориана, была неприятной.

— Думаю, сегодня я полечу, — сказал я ему.

Каменщик нахмурился:

— Даже по воздуху отсюда до столицы сотни миль.

Придавая нужную форму своему эйсару, я медленно поднял себя с земли:

— При должном желании, Ангус, я могу лететь так быстро, что даже соколы расплачутся, глядя мне вслед.

Он сказал что-то, что я не услышал — он был слишком далеко внизу, и вокруг меня уже свистел ветер. Вполне возможно, что это были слова типа «как хочешь», или что-то подобное, но мне было практически всё равно. Полёт был лучшим лекарством от залёгших на душе теней.

Он был моим идеальным наслаждением, контрапунктом моего существования, противостоявшим голосу пустоты. Полёт был талантом, которым, формально, обладал любой волшебник, но никто не пытался это делать так, как я. Гарэс Гэйлин менял свой облик, остальные использовали защитный конструкт, но только самоубийцы летали с использованием одной лишь способности манипулировать эйсаром.

Причина была проста. Это было опасно. За прошедшие две тысячи лет большинство волшебников, пытавшиеся это делать, разбились насмерть, или как минимум получили раны, заставившие их передумать.

Такой полёт не был трудным, но требовал практики. Поскольку обучение по большей части влечёт ошибки, и эти ошибки обычно были фатальными, я был единственным из живущих волшебников, кто так летал. Мне достаточно не повезло, чтобы оказаться на год заточённым в теле нежити, и я воспользовался этим периодом бессмертия, чтобы научиться летать. Разбиваться о гору совсем не так уж плохо, когда не чувствуешь боли, а тело твоё восстанавливается само по себе.

Я метнулся по воздуху подобно выпущенной из лука стреле, постепенно набирая высоту и скорость. Когда свистящий ветер стал слишком сильным, я создал вокруг себя длинный, заострённый с обоих концов щит. И продолжил прибавлять скорости.

Земля внизу становилась всё меньше, и верхушки деревьев начали смазываться в сплошное пятно. Я уже перемещался со скоростью, которая сделает любое столкновение фатальным, каким бы прочным ни был мой щит. В прошлом я выяснил, что даже если сделать щит непробиваемым, при столкновении тело всё равно превращается в студень от силы удара.

Ушли недели на то, чтобы засыпать и сравнять кратер, который я оставил во дворе Замка Камерон, когда выяснил этот факт.

Было почти жаль, что я больше не был бессмертен. То приземление было у меня самым запомнившимся. Я приложил усилие воли, и полетел ещё быстрее.

На такой высоте солнце было ужасно ярким, очень мало облаков загораживало его лучи. Оно купало меня в тепле, которое будто заставляло оттаивать моё сердце. Мир внизу представлял из себя быстро сменявшуюся картину деревьев, камней, рек, и гор. Я не прекращал усилий, ускоряясь, и одновременно добавляя звуковой щит, чтобы защитить уши. Я знал, что будет дальше.

Лишившись слуха, я воспринял ударную волну лишь как мощную дрожь, прошедшую по моему телу. Я пробил то, что друг моего сына по имени Гэри называл «звуковым барьером». Согласно его словам, это значило, что моя скорость была где-то в районе семисот сорока миль в час, что было обычной скоростью звука в воздухе. Однако это не значило, что я не мог двигаться ещё быстрее.

Давление воздуха на мой щит было мощным и сильным, создавая тепло, которое я был вынужден компенсировать. Полёт возбуждал. Малейший дефект в моём щите порвал бы меня на куски. Смерть была близкой и дружелюбной, и похлопывала меня по спине, пока мой желудок дрожал от восторга. Я поднажал ещё — моя сосредоточенность была абсолютной, а волы — крепче стали. Я ненадолго стал богом… снова.

Ощущение было великолепным, и я наслаждался мощью и величием неба, взрезая небосвод. Я поддерживал эту неимоверную скорость почти час, прежде чем позволил себе замедлиться. Даже с моими резервами трата такого количества силы утомляла. Не говоря уже о том, что это было немного глупо. Замедлившись до скорости, которая, вероятно, всё ещё была в несколько раз выше всего когда-либо достигнутого созданиями Матушки Природы, я плыл над миром.

Летел я далеко не впервые, и ландшафт был мне знаком, поэтому я мгновенно узнал, когда начал приближаться к Албамарлу. Я замедлился ещё больше, и использовал последнюю часть полёта, чтобы расслабиться — кружился и нырял, изворачиваясь и выписывая петли, наслаждаясь своей властью над воздухом.

Я немного подумал о том, чтобы снова ускориться перед тем, как пролететь над столицей. Звуковая волна наверняка напугает горожан до полусмерти. Будучи (якобы) взрослым, я отказался от этой мысли, сочтя её ребячеством. «Им повезло, что я такой зрелый», — сказал я себе. Затем я вообразил, каков был бы ответ Пенни на это заявление. Хорошо, что она не услышала моих мыслей.

Первым делом я остановился у офиса Дэвида Саммерфилда. Тот находился через дорогу от моего дома в Албамарле. Я лишь недавно купил то здание, чтобы поселить там моего торгового агента с неким подобием достоинства. Дэвид был надёжным человеком, но в прошлом году его постигла трагедия. Он был обручён с Лилли Такер, нянечкой моих детей и одной из наших личных служанок. Она погибла, пытаясь остановить похищение моей младшей дочери, и хотя Дэвид сумел простить одну из виновных в этом, Алиссу, жить рядом с ней он дальше не мог.

Алисса служила в качестве одной из моих нынешних служанок, находясь как бы под домашним арестом, и поклялась выйти замуж за Грэма Торнбера. Скорее всего в ближайшем будущем она никуда из замка не делась бы. Поэтому вместо этого Дэвид слёзно попросил поселить его где-нибудь в другом месте.

Его новая работа в качестве моего торгового агента была в некотором роде повышением, но для меня многое облегчила. В прошлом я одалживал агента у Леди Роуз Хайтауэр, когда мне нужно было вести дела в городе. Мне, наверное, уже давно было пора нанять своего собственного агента для таких вещей. Поскольку я, в конце концов, теперь уже был взрослым дворянином.

Я медленно, как опадающая осенним днём листва, спустился вниз, и легко приземлился на мощёную улицу перед его офисом. Люди на улице посмотрели на меня с некоторым изумлением, а потом узнали меня, как по лицу, так и по одежде. Они поспешили дальше, твёрдо глядя себе под ноги.

Я постучался, исключительно из вежливости, и зашёл внутрь. Здание принадлежало мне. Дэвид стоял прямо внутри, и очень близко к молодой женщине, которая была не особо похожа на торгового партнёра. Вообще, лишь мгновение тому назад он обнимал её руками, но убрал их в ответ на мой внезапный стук. Порой магический взор бывает порочной штуковиной.

Прошло чуть больше полугода с тех пор, как погибла Лилли, но он был относительно молодым человеком, с важной работой, и жил один в самом густонаселённом городе Лосайона. Мне не следовало удивляться. Все скорбят по-разному, и я обещал себе, что не буду его судить.

«И полгода не прошло, а он уже нашёл другую», — подумал я. Ага, я его судил, но я твёрдо вознамерился не показывать ему этого факта.

— Привет, Дэвид, — радостно сказал я.

— Милорд, — воскликнул он с лишь ноткой нервозности. — Я вас сегодня не ожидал.

— Мне захотелось проветриться, и Ангусу нужно ещё материалов для новой работы в Хэйлэме, — сказал я ему. — Решил, что не помешает для разнообразия явиться самому. Представь меня молодой леди.

Он мгновенно взял её за руку, шагнув назад, делая полупоклон, и представляя её мне:

— Милорд Камерон, это — Сака Бэ́кинс, с которой я познакомился лишь недавно. Сара, это — Мордэкай Иллэниэл, Граф ди'Камерон. — Вероятно, про «недавно» он говорил исключительно для меня.

Я взял её за руку, и слегка коснулся губами её пальцев, как и было принято.

— Приятно познакомиться, Сара.

Она покраснела, и сделала реверанс:

— Взаимно, милорд.

Было ясно видно, что она не была дворянкой, но она определённо была хорошо воспитана. Я выпустил её руку, и оглядел комнату. Быстро всё оценив, я спросил её:

— Ты работаешь в цветочной лавке дальше по улице?

Её румянец стал значительно гуще, и я понял, что нащупал правду. На миг, благодаря своему индуктивному скачку логики, я почувствовал себя как сама Леди Роуз.

— Д…да, милорд, — ответила она, слегка заикаясь. — Удивлена, что вы о ней знаете.

Я улыбнулся, надеясь заставить её расслабиться. Я напугал её, напугал их обоих, и чувствовал себя из-за этого слегка виноватым. Тем не менее, я не хотел зря тратить хороший логический вывод.

— Мой дом — прямо напротив, — небрежно сказал я. — Хотя я нечасто там бываю, я всё же пытаюсь быть в курсе того, что происходит вокруг. — Я позволил своему взгляду остановиться на Дэвиде. Он наверняка будет гадать, откуда я знал, где она работает, и следил ли я каким-то образом за ним.

Он был слишком выбит из колеи, чтобы задуматься о том факте, что в разных местах его офиса были цвета, в вазах и горшках. Пока он ухаживал за Лилли Такер, я немного его узнал, и никогда не замечал никакой особой любви к цветам. О, иногда он их покупал, но эти цветы были в его офисе.

И две недели тому назад их тут не было. Так что было очевидным, что он стал регулярно захаживать в цветочную лавку. Простым ответом на то, зачем он это делал, была Сара.

Молодая леди откланялась, и ушла. Как только она вышла, я одарил Дэвида дружеским взглядом:

— Она мне нравится.

— Я пока знаю в столице не слишком много народу, — ответил он, чуть нервничая. — Она — просто подруга.

Это было явной ложью, учитывая то, что я видел, прежде чем постучать, но я не обратил на это внимания. Хотя меня беспокоило то, что он мог найти любовь так скоро после трагедии, это было не моё дело. Я никогда не был в его положении, поэтому постарался не давать своему мнению воли.

Я отбарабанил список требовавшихся Ангусу вещей, и оставил его приходить в себя от вызванной моим появлением встряски. Выходя на улицу, я подумал о том, чтобы заскочить к Королеве, Ариадне.

Лишь несколько лет назад дворянину моего положения было бы немыслимо посетить столицу, не дав о себе знать монарху. Не то чтобы это был закон, но непредставление себя перед короной было бы почти непростительной бестактностью.

Это правило не применялось к дворянам, жившим в столице, но к тем, кто жил достаточно далеко, как я, оно было применимо. Это было до строительства Мировой Дороги. Поездка до столицы и обратно из дальних концов королевства теперь стала обычным делом, и занимала считанные часы.

Из-за этого старое социальное правило более не имело смысла. Новое правило зависело в большей степени от времени и частоты визитов. Если бывал часто, то было бессмысленно искать аудиенции у монарха без какой-либо на то причины. Я не видел мою королевскую родственницу уже не первый год, поэтому формально мне требовалось её навестить. Однако повидать её я хотел и по своим собственными причинам. Не из желания поболтать, а в качестве меры предосторожности. По той же причине, по которой я исследовал маленькие города и деревни в Данбаре: АНСИС.

Точно мы не знали, но враг вероятно всё ещё где-то скрывался. Мне только и не хватало выяснить, что враг проник в правительство Лосайона и захватил королеву, или её чиновников.

Волшебников в мире была лишь горстка, и пока что мы не нашли простого способа замечать АНСИС кроме как прямого осмотра с помощью магического взора. Маленькие механические чудовища могли прятаться в ком угодно. Я даже начал подумывать о том, чтобы отправить немногих имевшихся у нас волшебников со случайными визитами в удалённые города.

Это была паранойя? Возможно. С другой стороны, это не паранойя, если кто-то или кто-то замышляет против тебя недоброе.

Призвав ветер, я снова поднялся в небо. «Зачем ходить, когда можно делать вот так?» — подумал я про себя.

Глава 4

Королевский дворец претерпел обширную реконструкцию с тех пор, как я впервые там побывал несколько десятилетий тому назад. Возможно, «реконструкция» была недостаточно точным термином — значительные части дворца были полностью перестроены. Но это было ожидаемо, после боя между сумасшедшим богом, архимагом и древним драконом.

При реконструкции использовали тот же розовый гранит, характерный для большинства зданий в Албамарле, но архитектурный стиль несколько изменился, скорее всего благодаря хорошему вкусу Ариадны. Её отец, Джеймс, был первым монархом, севшим на трон после своевременной кончины Короля Эдварда, но Ариадна тогда уже была достаточно взрослой, чтобы дать знать о своём мнении, когда началась реконструкция.

В результате дворец стал меньше похож на крепость, и выглядел более подходящим служить дипломатическим бастионом для заезжих сановников. Сады были расширены, было добавлено больше фонтанов и скульптур, и окна стали шире и гостеприимнее. Дворец стало гораздо труднее защищать в случае, если захватчику удастся прорваться через городские стены.

Однако Королева не была совсем непрактичной. Сама она жила в уцелевшем старом донжоне. Тот был укреплён и усилен, но был скрыт окружавшими его более новыми строениями. Захватчику будет трудно добраться до него, даже пробравшись в город, но большую часть дворца наверняка пришлось бы отдать без боя.

Я миновал внешние ворота, и приземлился в одном из закрытых садов, прежде чем пройти в ту секцию, которую Ариадна выделила для своих публичных дел. Учитывая текущее время, я сомневался, что она была в донжоне. Я прошёл по широким коридорам в гостевые покои, а оттуда — в области, где господствовали мелкие чиновники. Там было множество офисов, каждый — со своей дверью и с вычурным знаком, провозглашавшим имя и титул того мелкого дворянина или писаря, который работал внутри.

Живо шагая, я не стал утруждать себя общением ни с одним из них. Перелетев через стены, я миновал целую кучу бесполезных правил и людей с раздутым чувством собственного достоинства. Двигаясь по коридорам, я шагал мимо значительного числа придворных и иже с ними, но поскольку я выглядел так, будто знал, куда иду, и имел на лице решительное выражение, они не потрудились остановить меня, чтобы что-то спросить.

Изначально я планировал просто войти внутрь, и использовать магический взор, чтобы найти Королеву, чтобы подойти к ней без лишней суеты, однако я забыл о щитах приватности, установленных Гарэсом Гэйлином. Большое число комнат и важных мест дворца были защищены от посторонних взглядов и ушей, включая магический взор.

Оглядевшись, я решил допросить одного из слуг. Мне повезло — я знал одного из людей, шедшего по коридору, спиной ко мне. Пошустрее зашевелив ногами, я догнал его, и схватил за руку:

— Где сегодня Королева?

Когда тебя внезапно хватают сзади — это для дворца отнюдь не нормальное поведение, чем свидетельствовало испуганное лицо и участившееся сердцебиение человека. Он с полсекунды пялился на меня с открытым ртом, прежде чем его лицо вернуло своё обычное бесстрастное выражение. Конечно же, он меня узнал, ибо это был Бенчли, бывший камергер Герцога Ланкастера.

Оправившись от удивления, он коротко поклонился мне, и сказал:

— Ваше Превосходительство, я не думаю, что вас сегодня ждут. — Тон его голоса был сухим, с ноткой превосходства, но, в отличие от дней моей юности, в его взгляде мелькало веселье. — Королева сейчас принимает важную персону.

Конечно же, он намекал на то, что я важным не был.

В эту игру мы играли годами. Когда я впервые встретился с ним, я был простолюдином — пусть и детским другом сына Герцога, но всё же простолюдином. Во время моих ранних приключений у нас с ним иногда возникали разногласия, в основном из-за моего отказа играть по правилам, которые диктовало моё социальное положение.

С тех пор я стал одним из самых важных персон в королевстве. Были люди, считавшие меня самым важным человеком в королевстве, вне зависимости от моего звания. В конце концов, именно я посадил Джеймса Ланкастера на трон. Это стало источником одного из моих менее известных прозвищ, «Создатель Королей».

Естественно, Бенчли всё это знал, но в качестве проявления нашей дружбы он продолжал притворяться, будто я был несущественным, незначительным человеком. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Он ни на миг не выходил из образа, и потом никогда не признавался мне в этом.

Я ответил, с притворной обидой:

— Но кто же может быть важнее меня?

Он ответил своим лучшим шутовским тоном:

— Полагаю, превеликое множество джентльменов и леди, милорд. Мне привлечь писарей к составлению вам полного списка? — Строго говоря, его ремарка была правдивой, но она также была достаточно нахальной, чтобы обеспечить ему порку, выскажи он её некоторым из дворян. Вот, почему я был уверен, что точно ему нравлюсь. Он знал, что у меня имелось чувство юмора.

Наверное, в этом и было дело. Либо так, либо он был достаточно хорошо защищён, будучи одним из самых доверенных слуг Королевы, и потому знал, что большинство дворян не посмеют пытаться указывать на столь мелкое оскорбление с его стороны.

«Нет», — сказал я себе, — «я ему точно нравлюсь». Просто таки наверняка.

— Список мне не к чему, — сказал я ему с широкой улыбкой, но прежде чем я смог задать следующий вопрос, дворец сотрясся от рёва.

Бенчли одарил меня неодобрительным взглядом:

— Полагаю, вы не вошли через ворота, милорд?

— Ну… — Снова донёсшийся снаружи рёв подтвердил мои подозрения — Каруин, дракон Королевы, поднимал тревогу.

Единственным магом, проводившем в дворце значительное время, скорее всего был Гарэс Гэйлин, но мне казалось, что он жил где-то в другом месте. Однако хотя драконы и не могли сами использовать содержавшуюся в них силу, у них всё же был магический взор. Это значило, что Каруин служил особой цели как страж дворца, и моё прибытие его растревожило. Могущественный маг сияет подобно маяку для других обладателей магического взора.

Хотя он лишь выполнял свою работу, мне подумалось, что рёв был немного чересчур. В конце концов, я был создателем Каруина. Он ведь наверняка должен был осознать, что я не представлял угрозы для его венценосной хозяйки? Третий рёв заставил меня отказаться от этой мысли.

В коридорах появились гвардейцы, а все, кто был там по уважительной причине, попрятались в своих кабинетах, или выстроились вдоль стен, чтобы солдатам было легко проходить мимо, и проверять, кто есть кто.

Я одарил Бенчли робким взглядом:

— Возможно, мне следует уйти…

Но этот предатель поднял руку, и указал на меня, призывая ближайшую группу гвардейцев:

— Он здесь!

— Бенчли, а вот это было не очень мило, — упрекнул я его. — А ведь мы с тобой столько лет знакомы!

Он лишь пожал плечами, и отошёл к стене, ублюдок этакий. Несколько секунд спустя я оказался окружён людьми в броне, и все они махали в мою сторону острыми штуковинами. Некоторые из них выкрикивали приказы, но делали это одновременно, поэтому было трудно понять, что именно они хотели.

— Вы хотите, чтобы я поднял руки, или чтобы я лёг на пол? — спросил я. — Я не могу делать сразу и то, и другое.

Ещё один кричал, чтобы я назвался, что показалось мне весьма глупым, поскольку из бормотания нескольких гвардейцев было очевидно, что они уже признали во мне «Кровавого Лорда». Я расширил свой щит на несколько футов во все стороны, чтобы не дать им подойти слишком близко.

— Кто-нибудь видел Сэра Харолда? — осведомился я. — Он поручится за меня.

Поскольку я не позволял им меня арестовывать, или даже подойти ко мне, они просто продолжали держать меня в окружении, пока не прибыл Харолд.

Харолд изначально был одним из моих рыцарей, пока Королева не сманила его к себе. Под руководством Дориана он стал одним из самых смертоносных рыцарей королевства, и я был весьма горд тем, что принимал в этом некое участие. Ныне же он был капитаном Гвардии Королевы.

Протолкавшись через толпу, и увидев меня, он принял удивлённый вид. Затем покачал головой, будто отказываясь верить.

— Надо было догадаться, — сказал он.

— Привет, Харолд! — помахал я ему. — Как думаешь, ты сможешь отозвать своих людей?

При его приближении они разошлись в стороны.

— Тебе вообще приходила в голову мысль о том, чтобы воспользоваться воротами, как все нормальные люди? — спросил он.

— Я просто хотел заскочить по-быстрому, — сказал я ему. — Ну, ты знаешь, без суеты, напыщенности и церемоний.

Харолд огляделся, и махнул руками на окружавших меня людей:

— И вот так ты себе представляешь тихий визит?

— Ну, мой план в некотором роде вышел мне боком, — признал я.

Харолд вздохнул, затем приказал гвардейцам:

— Возвращайтесь на свои посты, Графа ди'Камерон я сопровожу лично.

Некоторые из них расслабились, но было несколько человек, убедить которых было не так-то просто. Один из них подал голос:

— Вы уверены, Сэр Харолд? Он выглядит опасным, и он уже совершил преступление, когда перелез через стену.

Я возразил:

— Ни через что я не перелезал! Я перелетел.

Харолд посмотрел на гвардейца, задрав нос:

— Нэд, ты действительно думаешь, что мог бы остановить его с помощью копья? При желании этот человек мог бы одним лишь взглядом погрузить вас всех в каменный пол по шею.

Нэд с некоторой робостью опустил взгляд, но Харолд ещё не закончил:

— Если бы он действительно разозлился, то легко мог бы спалить плоть на ваших костях, или усилием мысли вырвать вам позвоночники, и никакая ваша броня нисколько бы ему не помешала. В самом деле, во время войны против шиггрэс я видел, как он…

Лица людей побелели, когда кровь отхлынула от них. Я поспешно перебил:

— Харолд! Не надо так. — Я выставил ладони в мирном жесте, и обратился к гвардейцам: — Я бы ни за что так не поступил. Поверьте мне.

Харолд одарил меня притворно искренним взглядом:

— Я всего лишь говорю истину, милорд. — Повернувшись к своим людям, он добавил: — Возвращайтесь на свои посты. Рассказами о кровавых деяниях Графа я вас попотчую как-нибудь потом.

Более не нуждаясь в побуждении, они ушли.

— Это была грязная уловка, — проворчал я Харолду.

— Если тебе не нравятся мои рассказы, то можешь подкрепить мои доводы, зажарив меня живьём прямо здесь и сейчас. — Он отвесил мне поклон, который, наверное, был наименее уважительным проявлением уважения из всего, чему я когда-либо был свидетелем.

— А ведь когда-то ты был мне по душе, Харолд.

Верзила-рыцарь осклабился:

— Если ты не хотел внушать ужас, то зачем объявился в этой одежде?

Далась им эта одежда…

— Если хочешь знать, я сегодня был с визитом в Данбар, — сказал я ему. — А сюда я заскочил не раздумывая, о чём сейчас и сожалею.

— Не будь таким мрачным, — дружелюбно сказал Харолд. Свой внешний щит я уже убрал, поэтому он подошёл ближе, и хлопнул меня между лопаток, что, вероятно, предполагалось как дружеский жест. — Пойдём в мой кабинет.

— Я просто зашёл повидать Ариадну, — ответил я.

Он покачал мне пальцем:

— Нет-нет-нет, вы арестованы, милорд. Идём, выпьем эля. А Бенчли может дать королеве знать, что тебя заковали в кандалы.

Слуга Королевы всё ещё терпеливо стоял футах этак в шести. Я окликнул его:

— Слышал, Бенчли? Меня арестовали. Надеюсь, теперь ты доволен. Пожалуйста, дай Королеве знать, что её кузена засадили под замок, и что он с удовольствием бы увиделся с ней при первой же возможности.

Я мог почти поклясться, что увидел мелькнувшую на его лице лёгкую улыбку, но это, наверное, был плод моего воображения.

— Всенепременно, милорд, — ответил он, и ушёл. Я отправился вслед за Сэром Харолдом.

Рыцарь отвёл меня в маленькое помещение, служившее ему кабинетом, и принялся шарить в шкафу, пока не нашёл два маленьких деревянных кубка сомнительной чистоты. Затем он наполнил их оба элем из стоявшего на столике у стены кувшина. Вкус у эля был таким, будто напиток некогда был весьма хорошим, но ныне стал удручающе пресным и выдохшимся. Подтащив стул, я сел, и решил не жаловаться.

— А вот говорить насчёт сжигания их заживо не было необходимости, — проворчал я.

Харолд рассмеялся:

— Эта история мне ещё долго будет помогать.

— Это как?

— Солдаты немного похожи на детей, — объяснил он. — Полезно иметь чудовище под кроватью, чтобы они не отбивались от рук.

Я нахмурился:

— Не вижу в этом никакого смысла.

— Смысл есть, и ещё какой, — ответил он. — Они будут больше меня уважать, поскольку только мне хватило смелости увести тебя — а позже, если кто-то из них начнёт бузить, я всегда смогу пригрозить отрядить смутьяна посыльным в Замок Камерон.

— Меня эксплуатируют, — простонал я.

Он сделал ещё один большой глоток из своего кубка, прежде чем поставить его обратно:

— А кого нынче не эксплуатируют?

Кивнув, я прикончил свой эль, и налил себе ещё. Было здорово снова увидеть Харолда — несмотря на его неважно выбранные шутки, это напомнило мне о былых временах. Были у нас и хорошие деньки.

— Возможно, мне следует заглянуть в казармы, и попотчевать твоих людей рассказами о твоей доблести, — предложил я. — Я мог бы рассказать им о твоей первой отважной атаку на шиггрэс в той пещере у Ланкастера.

Он выпучил глаза:

— Ты не посмеешь!

Я самодовольно повторил свою угрозу:

— Могу и посметь. Думаю, им будет полезно это услышать. — В те дни Харолд был только-только произведён в Рыцари Камня, и ещё не успел привыкнуть к своей силе, когда я попросил его пойти в атаку на баллисту, которой управляла группа нежити. На нервах, и накачанный адреналином, он именно так и сделал, но его первый прыжок из-за укрытия послал его головой прямо в нависавший над нами каменный потолок. Он едва сам себя не оглушил.

Харолд немного поглядел на меня, затем предложил:

— Мир?

— Покуда ты обещаешь не рассказывать им страшные сказки про злых волшебников.

— По рукам! — Он потянулся к кувшину эля, но обнаружил, что тот пуст. Тот не был полным изначально, поскольку мы с Харолдом приговорили всего лишь по полкубка. — Давай, я ещё принесу.

— А разве тебе можно пить при исполнении? — спросил я.

— Ни за что! — ответил он. — Только я не при исполнении. Однако ты поднял такой гвалт, что я всё равно прибежал.

Это показалось мне разумным, поэтому я его отпустил. Несколько минут спустя он вернулся с полным кувшином, и этот был заметно лучше. Только что набранный из бочонка. Я с благодарностью отхлебнул из своего кубка:

— Вот так-то лучше.

Харолд улыбнулся:

— Когда мы с тобой впервые встретились, я был ещё слишком молод, чтобы пить. Мне давали только маленькое пиво, и только за ужином.

Маленькое пиво представляло из себя очень разбавленное пиво, которое подавали с большей частью трапез — его пили даже дети, поскольку это было безопаснее, чем пить воду. Я рассмеялся:

— Когда я тебя впервые увидел, у тебя даже бороды не было, был только пушок, который ты отказывался сбривать, потому что думал, будто он придаёт тебе мужественный вид. Я думал, Дориан с ума сошёл, когда он сказал мне, что, по его мнению, из тебя выйдет хороший рыцарь.

Он поднял свой кубок:

— За Дориана!

— За Дориана! — с готовностью согласился я. Моё настроение значительно улучшилось, то ли от полёта, то ли от трёх кубков эля, трудно было сказать. Мы ещё почти час обменивались байками и воспоминаниями, прикончив кувшин, и начав ещё один, когда в дверь постучали.

— Заходи! — проорал Харолд.

Это был Бенчли. Он вошёл, и одарил нас обоих неодобрительным взглядом:

— Королева послала меня уведомить вас, что готова вас принять, Ваше Превосходительство.

То, что я принял слишком много, я понял, лишь когда встал. Мир поплыл вокруг меня, качаясь из стороны в сторону — или, возможно, это я качался. Харолд тоже встал, и подставил мне своё плечо, а потом и сам едва не упал.

— О-о-о! — промычал он. — Бенчи, помоги-ка нам.

Бенчли никак не прокомментировал то, как исковеркали его имя, и таки помог нам устоять на ногах. Потом он повёл меня через дворец, крепко держа меня под руку, чтобы меня не уводило слишком сильно в одну или другую сторону. Поскольку Харолда не звали, он остался. Он предложил пойти со мной, но я сказал ему отдыхать. Не было смысла ещё и его втравливать в неприятности.

Вместо тронного зала или одной из комнат для совещаний, где заседали сановники, Бенчли повёл меня в сторону старого донжон. Оказавшись внутри, мы направились к королевским апартаментам, и остановились у двери в маленькую гостиную.

— Вы готовы, милорд? — спросил он меня тоном, показавшимся мне внимательным. Быть может, я ему всё же был небезразличен.

— Думаю, да, Бенчли, — сказал я ему. — Спасибо тебе. Прости за сегодняшнее. — Я всё ещё немного нетвёрдо стоял на ногах, но уже мог идти почти по прямой.

— Не берите в голову, милорд, — ответил он.

— Ты — хороший человек, Бенчли, что бы я о тебе раньше ни думал, — ляпнул я.

Его лицо приняло озадаченное выражение:

— Милорд?

— Я был подростком, Бенчли, но с тех пор я тебя сильно зауважал, — сказал я, не зная, делает ли это мою ремарку лучше или хуже.

— То были интересные времена, милорд, — нейтральным тоном согласился он. — Лучше не заставлять Её Величество ждать. — Он указал на дверь.

— Воистину. — Я открыл дверь, и нырнул внутрь.

Ариадна, Королева Лосайона, сидела в удобном кресле на противоположной стороне комнаты. Её парадное одеяние исчезло, сменившись более удобным и простым платьем из мягкой льняной ткани с меховой оторочкой. Волосы её были распущены, и она как раз находилась в процессе причёсывания.

— Ваше Величество, — поприветствовал я её. Мой поклон был отнюдь не изящным, поскольку я быстро обнаружил, что удержание равновесия во время сгибания вперёд было делом совершенно отличным от балансирования в выпрямленном положении. Я каким-то образом сумел снова выпрямиться, лишь слегка покачнувшись.

— Не нужно формальностей, Морт, — сказала она, — только не здесь. — Говоря это, она изучала меня взглядом. — Присядь, — добавила она, махнув рукой в сторону удобного на вид пухлого дивана.

— С радостью, — ответил я, и плюхнулся на указанный предмет мебели.

— Я не собиралась заставлять тебя ждать так долго, — продолжила она, — но после завершения моих сегодняшних дел мне не терпелось избавиться от этой одежды.

Дозволение находиться в присутствии Королевы в то время, как она расслаблялась, одетая в простое платье, и без каких-либо слуг — это было бы бесчестно, будь я кем-то другим, однако я был её родственником. С формальной точки зрения она была моей двоюродной племянницей, хотя первые пятнадцать или шестнадцать лет моей жизни я об этом не знал. Важным было то, что в юности я был лучшим другом её брата, и, соответственно, с ней мы тоже дружили с детства.

Хотя, конечно, с тех пор, как она стала королевой, между нами появилось некоторое расстояние, в частности — после того, как меня публично высекли, но по большей части вина в этом была моя. Мне потребовалось некоторое время, чтобы совладать с моей оскорблённой гордостью. Сейчас ситуация была лучше, но былой близости между нами уже не было.

— Ты не поверишь, как у меня чешется голова от этой короны, — сказала она, снова расчёсывая волосы. — Хотя мне, наверное, не следует винить корону. Проблема в том, что волосы у меня весь день заплетены и уложены.

Как у графа, у меня был венец, который я надевал на официальных мероприятиях, но поскольку волосы у меня были короткие, я на самом деле не мог знать, каково это — иметь вычурную причёску, поэтому я не стал никак это комментировать. Вместо этого я перешёл к более будоражащим новостям:

— Ты в курсе? Меня сегодня арестовали.

На её лице мелькнула лёгкая улыбка:

— Да, я слышала, хотя ты, похоже, пережил это без последствий.

— Темница у тебя очень удобная, а тюремщик был очень любезен, — ответил я своей собственной улыбкой.

Она отложила гребень, и стала очень неподобающим для леди образом чесать скальп напрямую, ногтями:

— Я и не знала, что обитателям моей темницы подают пиво.

— Весьма цивилизованный обычай, — прокомментировал я. — Я и сам подумываю построить у себя темницу, просто чтобы друзей развлекать.

Она засмеялась, прикрыв рот ладонью. Расслабленная или нет, некоторые привычки в неё были вбиты ещё в детстве.

— И сколько ты употребил? Когда ты вошёл, я думала, что ты упадёшь.

— Больше, чем я думал, — сказал я ей. — Мы с Харолдом стали вспоминать былое, и я перестал следить за собой.

— Если бы ты вошёл через ворота, то тебя никто бы не притеснял, и не арестовывал, — посоветовала она.

— Я не думал, что кто-нибудь заметит, — ответил я. — Про Каруина я забыл.

— Он очень меня бережёт, — согласилась Ариадна. — На случай, если ты не знал, я приказала привратникам и лакеям пропускать тебя почти без суеты. Тебя бы не подвергли всей той помпе и церемониалу, с которыми приходится мириться большинству людей.

Этого я действительно не знал.

— Внимаю твоей мудрости, Моя Королева, — с деланным формализмом отозвался я. И тут я осознал, что я не был у неё уже не один год. После судебного процесса и моего наказания я месяцами избегал столицы, вернувшись лишь для того, чтобы произнести речь за упокой Дориана. В тот день Ариадна пожаловалась на то, в какой изоляции она находится, но моя боль всё ещё была слишком свежей, чтобы я мог ей сильно посочувствовать.

С тех пор прошло почти десять лет, а я был в столице лишь дважды, исключительно по важным государственным делам. В обоих случаях я не говорил с ней наедине. Она давала мне массу возможностей, но я их избегал. Избегал её.

Однако она выдала особые инструкции людям у ворот, чтобы они впускали меня без вопросов, и зачем? Это было явно не в целях практичности. Я нутром чуял ответ: это был жест надежды.

— Ты не мог бы подать мне вон тот графин, Морт? — спросила она, указывая на стеклянную тару, стоявшую в стеклянном буфете у стены.

Не рискуя вставать, я воспользовался своей силой, почти плавно пролевитировав графин ей в руку.

— Что это?

— Спиртной напиток из Гододдина, — ответила она. — По-моему, Николас говорил, что это называется «джин». Его делают из ягод можжевельника. Я к нему весьма пристрастилась. — Вытащив пробку, она налила себе в стакан. Она сделала глоток, и её лицо сморщилось.

Столь небрежно упомянутый ею «Николас» был монархом Гододдина, соседней с Лосайоном страны.

— Тебе вообще можно это пить? — открыто удивился я.

— А почему только тебе можно веселиться? — поддела Ариадна. Поглядев на моё лицо, она добавила: — Не волнуйся. Я почти никогда не пью. Не с кем пить, когда ты — королева. Это — особый случай. — Давясь, она сделала второй глоток.

— Ты так себя доведёшь, — предостерёг я. — Большинство людей смешивают такие вещи с другими напитками, вроде фруктовых соков или вина.

Закончив глотать воздух, она ответила:

— Чепуха, Николас сказал мне, что этот напиток изобрели в качестве лекарства.

«Лекарства от трезвости», — подумал я про себя. Следующие мои слова удивили даже меня самого:

— Прости меня.

Брови Королевы поползли вверх, а затем она заставила себя сделать ещё один глоток. После неминуемо последовавшего за этим кашля она спросила:

— За что?

— Я то, что меня не было рядом, — просто сказал я.

Её щёки налились румянцем, хотя были тому причиной мои извинения, или выпивка, я точно сказать не мог. Она долгий миг смотрела на меня, прежде чем ответить:

— Не надо. Нам весело. Это твой первый личный визит… вообще первый. Не порть его.

— Именно поэтому я и прошу прощения, — объяснил я. — Когда я пришёл, целую вечность тому назад, на поминальную службу, ты сказала мне о том, в какой изоляции ты находилась. Но я был слишком зол, чтобы слушать. Но злился я не на тебя. Я злился на Лосайон, на народ, но поскольку ты была королевой, наказание в итоге пало на тебя. Я тебя бросил. Вот, за что я прошу прощения.

Ариадна хмуро глянула на меня, затем встала, и осушила свой бокал. На этот раз она не закашлялась. Она с громким стуком поставила стакан на столик.

— Я больше не маленькая девочка, Морт. Я больше не младшая сестрёнка Маркуса, хвостом таскающаяся за вами по замку. Я — королева, и я вполне способна о себе позаботиться, так что оставь свою жалость при себе. За эти годы я неплохо справилась сама, без твоей помощи.

Разволновавшись, она отнесла графин обратно в буфет, затем снова взяла, и вернулась к своему креслу, чтобы заново наполнить свой бокал.

— Я что, должна печалиться о всех этих пустых годах, когда мне к кому было обратиться за советом? Вот уж нет! — Она сделала очередной большой глоток из своего бокала.

Её слова заставили меня дёрнуться. Королевой она стала в тот же день, когда потеряла родителей, однако она никогда не жаловалась. А как иначе? Жаловаться-то было некому. Её младший брат, Роланд, остался в Ланкастере, родителей не стало, а я обращался с ней так, будто она была чумная.

Но она вышла замуж. За видного молодого дворянина из Гододдина, его звали Ли́манд. Когда до меня дошли вести об этом, я испытал в некотором роде облегчение, поскольку это смягчило моё чувство вины за то, как я её избегал. Однако детей у них не было, а ей уже было далеко за тридцать. Я всё гадал, следует ли мне упоминать её мужа.

Глаза Ариадны сузились, будто она прочла мои мысли:

— И даже не упоминай моего мужа.

Я поднял ладони:

— Слышал, что он — приятный малый.

Она снова упала в своё мягкое кресло:

— А ты знаешь, почему я вышла за него?

Тут я точно заплыл в опасные воды — наверное, почти такие же опасные, как разговоры с Пенни, начинавшиеся с простого «нам надо поговорить». Силясь найти ответ, я смог выдать лишь:

— Он красивый?

Она опустошила свой бокал, и снова поставила его:

— Он — никчёмный павлин. Я вышла за него потому, что он — не из Лосайона.

Двадцать лет назад я бы не понял, но с тех пор я успел достаточно погрузиться в политику, чтобы уловить смысл её слов. Она была первой правящей королевой в Лосайоне. Выбери она дворянина из своей собственной страны, вопрос о том, следует ли ему быть королём, мог бы стать серьёзной проблемой. Однако никто из дворян Лосайона не желал, чтобы ими правил иностранец, поэтому Лиманда сделали «принцем-консортом».

Сестрёнка моего друга была хитра. Она ловко обогнула самое опасное препятствие её суверенной власти. Я впечатлился:

— Я об этом и не догадывался, — сказал я ей, — но это — гениально.

— Спасибо, — сказала она, слегка склонив голову, и махнув ладонью, будто принимая аплодисменты. — Однако брак всё равно ужасный. Я его терпеть не могу. Вот, почему я большую часть года держу его подальше от себя.

Принц Лиманд стал хорошо известен как заядлый охотник, и проводил большую часть своего времени вдали от столицы, но я всегда думал, что это было его собственным выбором.

— Так вот, почему нет… потомства? — спросил я, имея ввиду тот факт, что она не родила наследника.

Теперь дёрнулась уже она. Это был тот единственный вопрос, который ни за что не осмелился бы задать ни один дворянин в Лосайоне, но он был у всех на уме. Королеве было под сорок, и вопрос о наследовании престола начал приобретать остроту.

— Нет, — наконец призналась она. — Свой супружеский долг я исполнила, но безрезультатно. — Затем она произнесла слова, которые ни за что не сказала бы прилюдно: — Я бесплодна.

Подавшись вперёд, я подал мысль:

— Ты уверена, что дело в тебе? Может, это Лиманд.

Ариадна хихикнула чрезвычайно неподобающим для королевы образом:

— Во мне. За эти годы я закрутила несколько интрижек.

Я был воистину в шоке:

— Просто ради того, чтобы проверить эту теорию?

Она взглянула на меня печальными глазами поверх своих безжизненных губ:

— Потому что мне было одиноко, но — да, и для этого тоже, полагаю.

У меня в голове пронеслась дюжина разных мыслей, но до языка первой добралась эта:

— А Лиманд, он знает, или…?

Она кивнула:

— Вероятно — да, хотя это и не важно. Мы уже не один год порознь, а когда были вместе, то в основном лишь из чувства долга. У себя в охотничьем домике он сам заботится о своих нуждах.

Я просто немного посидел на месте, чувствуя себя ошарашенным и… грустным. Мой брак и близко не стоял с её собственным. Дела у нас с Пенни не шли идеально, но мы были партнёрами, друзьями и, да, любили друг друга, несмотря на все сложности воспитания детей и управления небольшим кусочком королевства. Глядя на Ариадну, я видел зрелого, держащего себя в руках, дисциплинированного и могущественного монарха — но у себя в голове я по-прежнему видел девочку, которая бегала за нами по Замку Ланкастер. В те времена она была ветреной и живой, и я почему-то всегда полагал, что жизнь у неё сложится более счастливая.

— Ари… — начал я, прибегнув к её старому прозвищу, — я не знаю, что сказать. Мне следовало быть рядом с тобой.

— Прекрати, Морт. — Её глаза покраснели. — Предполагалось, что эта наша встреча будет счастливой. Почему мы говорим на эту тему?

Потому что я чувствовал себя виноватым — вот, почему.

— Ты права, — внезапно сказал я. — Прошлое уже загублено, но завтрашний день — это совсем другое дело. Поживи с моей семьёй. Можешь спать у нас, когда только пожелаешь.

— Чего?

— Я сделаю тебе портал, — объяснил я. — Можешь весь день быть королевой, а по вечерам, если хочется суеты, ты сможешь пройти через портал, и поспать в нашей гостевой спальне. Пенни будет в восторге. — Вообще-тор, Пенни, наверное, ещё придётся уговаривать. Она была отнюдь не так близка к Королеве, как я… был. Возможно, она даже немного на меня разозлится.

В то время как ни одна из моих предыдущих ремарок не заставила её потерять самообладание, это последнее предложение оказалось чересчур. Слёзы переполнили её глаза, и стали бесшумно стекать по её щекам.

— Я не могу… а как же охрана?

— Ничего им не говори, — сказал я. — Или скажи, но только Харолду.

— Каруин узнает, — сказала она, упомянув своего дракона. — Он сможет пролезть в этот портал?

Только если бы я сделал его гораздо шире, чем намеревался. Порталы требовали гораздо большего вложения эйсара, и объём этого вложения рос в геометрической прогрессии относительно размера портала — поэтому-то мне и пришлось использовать Бог-Камень, чтобы запитать Мировую Дорогу. Я отрицательно покачал головой:

— Нет. Ему придётся использовать Мировую Дорогу, или летать — что также выдаст тебя с головой. Просто объясни ему всё. Ты будешь отсутствовать лишь по вечерам, и лишь тогда, когда захочешь побыть вдали от дворца. Он поймёт.

Ариадна оглядывала комнату, будто могла найти в своём окружении какую-то логичную причину для отказа.

— Не знаю. По-моему, твоей жене это не понравится. Как она сможет расслабиться у себя дома в моём присутствии?

Женщины. Почему они все такие сложные и проницательные?

— Она согласится, — заверил я её. — Поверь мне.

Она покачала головой:

— Нет. Это плохая идея.

— Очень жаль, — сказал я ей. — Мне плевать.

Ариадна встала, выпрямив спину, и глядя на меня свысока:

— Я — твоя королева. Ты обязан делать то, что я приказываю.

Для меня она была скорее отдалившейся младшей сестрой, особенно учитывая то, что Маркуса я считал своим братом, а не просто каким-то другом или двоюродным родичем.

— Ты — часть моей семьи, и мне плевать, что ты там приказываешь. Я сделаю так, как пожелаю. Если тебе это не нравится, то можешь попытаться посадить меня в темницу, но шансы на успех этого предприятия мне кажутся весьма низкими.

Без всякого на то предупреждения я обнаружил себя в объятиях. Ариадна стискивала меня с неожиданной силой, уткнувшись лицом в мой кожаный камзол. Я осторожно обнял её руками, и позволил ей ещё так постоять, ничего не говоря. Будучи королевой, она, наверное, не могла себе позволить плакать у людях на глазах уже почти десять лет. Я не мог представить, как тяжело это было. Пенни всегда была рядом со мной, и неоднократно видела мои слёзы. Да и остальная часть моей семьи видела, если уж на то пошло.

Через некоторое время она оттолкнула меня, и притворилась, что её лицо не было красным, а нос — сопливым. Королева была выше подобных мелочей.

— Ладно. Будь по-твоему. А пока что тебе лучше вернуться домой. Уже темнеет.

— Э? — Я потерял счёт времени. Быстрый взгляд в окно уведомил меня, что сумерки уже наступили. «Я обещал, что сегодня вернусь домой пораньше».

«Проклятье».

— Ты права!

Она тронула меня за плечо прежде, чем я успел уйти:

— Передай от меня привет Маркусу и Дориану.

Это меня удивило:

— Ты что имеешь ввиду?

— Когда я тебя вижу, я думаю о них. Они будто никуда не девались. Вы трое были так близки, что мне нравится думать, будто они всё ещё живы, внутри тебя, — призналась она. — У меня такое чувство, будто если я тебе что-то скажу, то они, может быть, всё ещё могут это услышать. Скажи им, что мне их не хватает.

Я одарил её храброй улыбкой, и кивнул, однако сам давился слезами, уходя прочь.

Глава 5

Используя мой удобный трафарет, я создал ещё один временный круг, и телепортировался обратно в здание в Замке Камерон. Я ожидал, что отвечать на вопросы от Пенни мне не придётся, пока я не доберусь до дома, но всё оказалось не так.

Как только я вошёл во внутренний донжон, я понял: что-то не так.

Не в обычном смысле «не так». Надо мной не маячила никакая смертная опасность, однако в замке царила суета. Конечно, в это время суток всегда была, поскольку всех надо было кормить, однако в воздухе витало дополнительное возбуждение. Они что, банкет затеяли?

«Невозможно», — подумал я. «Следующий банкет будет только в…»

— Ох, бля-а-а. — Это тревожило меня, на подсознательном уровне, с самого утра, когда я заметил про себя, что шесть дней назад был день рождения моего отца. Он родился на шесть дней раньше моей матери. Сегодня ей исполнялось восемьдесят лет, и Пенни планировала устроить в её честь…

— Морт!

Моя прекрасная жена стояла передо мной, одетая со всей той показной изысканностью, от которой она обычно воздерживалась.

— Да, любовь моя? — сымпровизировал я. Как она сумела так быстро найти меня среди бегавших взад-вперёд людей, я понятия не имел. В этом она успела набить руку.

Пенни оглядела меня с ног до головы, очевидно сочтя мой наряд недостаточным:

— Ты сказал, что сегодня вернёшься домой пораньше. Время поджимает!

— Ну конечно же! — согласился я. — Я не собирался возвращаться впритык. — Я стремительно пошёл вперёд, будто намеревался направиться прямо в главный зал.

— Не так быстро, — сказала она, останавливая меня. — Тебе нужно переодеться. Несколько минут у тебя ещё есть. Ты же не хочешь праздновать юбилей твоей матери в наряде палача, так ведь?

«А Королеву моя одежда вполне устроила», — молча подумал я.

— Хорошая мысль. — Я развернулся, и направился к двери в наши покои.

На её лице мелькнула ухмылка:

— Ты ведь забыл, да?

Я мог лишь быть благодарным за то, что она была в хорошем настроении:

— Ну…

— Поспеши, — коротко ответила она.

Спускаясь по лестнице, я миновал своих детей. Мойра одарила меня неодобрительным взглядом, а Мэттью лишь саркастично поцокал языком, когда я проходил мимо. Айрин покачала головой.

Когда они скрылись из виду, я услышал, как Коналл воскликнул «Я ж говорил», обращаясь к своим брату и сёстрам. Спиногрыз.

Пройдя через портал, который вёл в наш истинный горный дом, я обнаружил, что кто-то (Пенни) заботливо разложил на кровати мою одежду. То был синий камзол с подходившими по цвету шерстяными лосинами, и пара искусно отделанных коротких кожаных сапог. Синий был любимым цветом моей матери. Ни одной мелочи она не упускает, только не моя Пенни.

Быстро одевшись, я вернулся той же дорогой. Теперь коридоры были почти пусты, за исключением нескольких слуг. Все были в зале и, наверное, ждали, пока войду я, прежде чем сесть. Леди Роуз ждала у двери, держа под руку мою мать.

— Наконец-то, — сказала Роуз, одарив меня взглядом с прищуром.

— Надеюсь, я не заставил тебя ждать, — извинился я, обращаясь к своей матери.

Она лишь улыбнулась, от чего в уголках её голубых глаз появились морщинки. Однако Роуз была не согласна.

— Что ты натворил? — объявила меня, прежде чем повернуть меня боком, осматривая завязки моего камзола.

— Э…

Мэридит Элдридж тихо засмеялась, глядя на меня снизу вверх:

— Он неисправим.

Вздохнув, Роуз начала быстро распускать завязки на моём камзоле, и снова их затягивать. Я не видел в результате её трудов никакой разницы, помимо того факта, что её работа выглядела аккуратнее и чуть опрятнее моей.

— Вот, почему тебе не следует пытаться одеваться самому, — посоветовала Роуз.

Я не мог не восхититься скоростью и ловкостью её пальцев. Леди Роуз Торнбер была дворянкой до мозга костей, обученная науке политики, искусству этикета, крайне пристойным навыкам плетения кружев, и прочим самым разным вещам, о которых я не имел никакого понятия.

— Я не мог найти моего камердинера, — сказал я, на ходу сочинив отговорку.

— Потому что у тебя его нет, и лжец из тебя ужасный, — заметила Роуз, не отрывая взгляд от работы. — Я всё время тебе твержу — заведи камердинера.

— Я имел ввиду Пенни, — вздохнул я. Ни до кого никогда не доходят мои шутки.

— Она в зале, не даёт остальным заскучать до того, как явится твоя мать, — уведомила меня Роуз. Чуть погодя она добавила: — И — да, я знаю, кого ты имел ввиду. Это не смешно. — Закончив, она подалась вперёд, и целомудренно поцеловала меня в щёку, прошептав: — Простофиля ты этакий. — Затем она отступила, и повернула меня лицом к матери: — Леди Элдридж, позвольте представить вам вашего сына.

Моя мать всё это время тихо наслаждалась нашей беседой, но теперь просто улыбнулась:

— Ну разве он не красавец!

Я протянул ей локоть, а Роуз пошла впереди. Нам пришлось немного подождать, чтобы мы не вошли одновременно с ней, и пока мы ждали, мать повернулась ко мне:

— Я говорила тебе, как я тобой горжусь?

«Так часто, что я со счёта сбился», — подумал я.

— Мам, это — твой день. Давай для разнообразия будем праздновать в твою честь.

— Мой праздник — это ты, — ответила она. — Каждый день я слышу, как люди говорят о тебе. Каждый день я вижу, что ты сделал. Я мало чего добилась в своей жизни… помимо тебя, и ты меня никогда не подводил.

Я терпеливо улыбнулся. Чему я был вынужден научиться, так это тому, как принимать комплименты, и она-то уж точно давала мне массу поводов для практики. Шагнув вперёд, я толкнул двери, и мы вошли внутрь. Зал был полон, набитый всеми жителями замка и, судя по всему, значительной частью жителей Уошбрука.

Вытянув руку, я отошёл настолько далеко, насколько осмеливался, не теряя хватки на её кисти. Равновесие её в эти дни было не лучшим, и я постоянно волновался о том, чтобы она не упала. Затем я обратился к собравшимся:

— Позвольте мне представить вам виновницу торжества, Леди Мэридит Элдридж!

Это собравшиеся встретили громкими радостными возгласами и массой поднятых кубков. Моя мать успешно попыталась сделать небольшой реверанс, лишь чуть-чуть покачнувшись. Я медленно и осторожно провёл её к её месту за столом, убедился, что она надёжно уселась, и занял своё собственное место. После чего все смогли расслабиться и начать наслаждаться едой.

Конечно, она в главном зале была не впервые. Моя мать неоднократно делила с нами трапезу, и её хорошо знали, но с течением лет она стала появляться всё реже и реже. Предпочитала обедать в тишине и покое своего собственного дома. В то время как мы с Пенни взяли за правило появляться на людях минимум дважды в неделю, мама ныне выходила на люди в лучшем случае раз в месяц.

Поскольку день был посвящён ей, музыканты играли по её заказу, и Мэридит выбрала ряд хулиганских кабацких песен. Большую часть жизни она провела простолюдинкой, и хотя более утончённая музыка ей стала нравиться, вкус к вульгарным балладам она не потеряла. Её выбор всем, похоже, понравился.

В какой-то момент Пенни наклонилась прошептав мне на ухо:

— Ты хорошо зашнуровал камзол… дело рук Роуз?

Я одарил её заносчивым взглядом:

— Я набил руку.

— Значит, это точно была Роуз.

— Ну, мой камердинер в тот момент не мог мне помочь, — сказал я ей, подмигивая.

Она мягко ущипнула меня под столом. Её пальцы были достаточно сильны, чтобы сгибать сталь, поэтому она обычно всегда осторожничала. В результате я едва ощутил её упрёк.

— Ты ведь осознаёшь, что кому всё же нужно было всё это организовать?

Нагнувшись, я поцеловал её в щёку:

— И я благодарен за это, и за всё остальное, что ты делаешь. Сам я без тебя и с малой толикой всего этого бы не управился.

— Мог бы и управиться, — отозвалась она, — если бы не тратил время, исцеляя незнакомцев и притворяясь жестянщиком.

Мэридит закашлялась, подавившись вином, чем немедленно привлекла мой взгляд. Вино было разбавленным, поскольку крепкое она пить уже не могла, но в последнее время ей стало трудно глотать. Я взволнованно оглядел её, пока она прокашливалась и вытирала рот и ладонь полотенцем. Когда бы я на неё ни глядел, она казалась мне ещё более хрупкой, чем в прошлый раз.

Мать махнула на меня рукой, побуждая меня не волноваться, но я смотрел на неё не только глазами. Магическим взором я наблюдал за биением её сердца, а ещё я видел, каким тусклым стал её эйсар. С течением лет он равномерно угасал подобно пламени, постепенно догорающему и оставляющему после себя лишь пепел. Я ничего не мог с этим поделать, и это почему-то заставляло меня чувствовать себя виноватым.

Это была ещё одна из причин, заставлявших меня так много времени бродить под личиной. Было так много людей с проблемами, которые я мог исправить — это помогало мне не думать о тех проблемах, которые я был совершенно не в состоянии решить.

Пока я наблюдал за ней, моя сосредоточенность дала слабину, и мир слегка затуманился. Голоса по-прежнему были рядом, они всегда были рядом, но я снова ощутил холодное прикосновение пустоты. Она была в зале вместе с нами, укрываясь внутри каждого человека, но сильнее всего она была в моей матери. Её смерть была близка как никогда.

Пенни сжала мою ладонь:

— Морт? Ты в порядке?

Моргнув, я кивнул:

— Прости, мне нужно сходить в уборную. — Извинившись, я встал, и быстро ушёл. По правде говоря, мне действительно нужно было отлить. Эль Харолда всё ещё давал о себе знать в моём мочевом пузыре, но по большей части мне нужно было немного времени, чтобы проветриться.

В коридоре стояла фигура — с человеческим обликом, но без эйсара, который определял живых существ. Я мгновенно узнал его.

— Что ты здесь делаешь? — спросил я.

— Во время трапез я избегаю зала, — сказал Гэри, поворачивая голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Хотя я могу подражать остальным, ощущать вкус я не способен. Я чувствую…

— Чувствуешь?

Он кивнул:

— Да, у меня есть чувства, или, по крайней мере, я думаю, что это они и есть. Мы никак не можем сравнить наши ощущения, чтобы выяснить это точно, — ответил он. — Как бы то ни было, наблюдение за тем, как все едят, вызывает во мне чувство одиночества. Это — яркое напоминание о разнице между мной и всеми остальными.

Присутствие андроида помогло мне успокоиться. Возможно, всё было потому, что он не был истинно живым, и, соответственно, не умирал. Внутри него отсутствовал эйсар, и потому пустота тоже совершенно отсутствовала. Однако его ремарка разожгла моё воображение:

— И это делает тебя ещё более человечным, — сказал я ему.

— Это как?

— Все в разные моменты времени чувствуют себя в той или иной степени одинокими. Когда тебя окружает толпа, это ощущение становится только хуже, — объяснил я. — Тебе не хватает Керэн? — Керэн была его дочкой. Не от его плоти и крови, конечно, но дочкой человека, создавшего его — человека, чьи воспоминания он в себе нёс.

— Не хватает, — признался он.

— Это ещё одна человеческая черта. Нам всем не хватает наших детей, когда их нет рядом, — сделал наблюдение я.

Андроид улыбнулся:

— Верно. Разве тебе не следует быть на празднике?

Я пожал плечами:

— Мне нужно было отлить.

— Ещё одна разница между нами, — сказала машина.

Моё настроение уже успело значительно улучшиться:

— По крайней мере, эту разницу тебе не обязательно видеть.

* * *

Позже, когда мы с Пенни лежали в кровати, наслаждаясь приятной тишиной перед сном, она задала мне вопрос:

— Что было не так во время банкета, когда ты ушёл из-за стола?

Я прикинулся дурачком:

— Я сегодня пил эль с Харолдом, когда был во дворце. Вообще говоря, я немного перебрал. У меня начала болеть голова, и мне надо было отлить.

Она молчала с минуту, ожидая продолжения. Когда я ничего не выдал, она подтолкнула меня:

— А что ещё было не так?

— А почему ты думаешь…

— Морт, — перебила она неодобрительным тоном.

Я вздохнул. Уж мне-то следовало знать, что её не одурачить. Эта проклятая женщина слишком хорошо меня знала.

— Дело в моей матери. Я вижу, как она слабеет с каждым днём.

— Видишь в обычном смысле, или в каком-то ещё?

— В обоих. С тех пор, как я побыл шиггрэс, у меня появилось дополнительное чувство, — объяснил я.

— Но ты не был шиггрэс, — сказала Пенни. — Это был твой двойник. Ты лишь позже получил его воспоминания, когда уничтожил Мал'гороса. Так ты мне и рассказал.

— Это правда, — согласился я, — но не вся правда. Хотя Брэксус считал себя мной, я по-прежнему присутствовал внутри него. Я думал, что все решения принимал я, и лишь позже догадался, что мы с ним были двумя отдельными существами. Я по-прежнему ощущал всё, что ощущал он, мы были вместе.

Пенни перекатилась на бок, повернувшись ко мне лицом и подложив руку под голову:

— И что это за дополнительное чувство?

— Я же тебе рассказывал, что я, как архимаг, могу слышать вещи — голоса, вроде земли или ветра.

— Угу. Но ты сказал, что это на самом деле не как слух.

— Именно. Просто слух — это самое близкое слово для описания того, что я ощущаю. Так вот, это чувство дополняет мой «слух». Пока я был внутри шиггрэс, я развил ощущение чего-то ещё. Я об этом думаю как о «пустоте», или «смерти», или, быть может, «энтропии». Это — сила, сопутствующая жизни, противоположность созидания. Наверное, она — часть мирового равновесия, но я ощущаю её как своего рода тень. Она нависает над всем. В молодых она слабее всего, но в больных или стареющих она становится сильнее, — объяснил я.

— И ты видел её вокруг твоей матери? — спросила она.

Я кивнул:

— Я вижу это во всех. Не всё время, а лишь тогда, когда расслабляю разум, или использую способности архимага без должной сосредоточенности.

— Тебя расстраивает видеть то, что твоя мать умирает, — заявила Пенни.

Я снова кивнул, крепко сжимая губы.

— А вокруг меня ты эту штуку видишь?

Как только эти слова сорвались с её губ, пустота снова вторглась в мои ощущения, и в тусклом свете свечей я увидел, как она скрывается под лицом моей жены — медленный тлен времени, глодающий её жизненную силу. Я крепко зажмурился, силясь закрыть свой разум, отгородиться от своих ощущений.

Её руки обняли меня:

— Тебе следовало раньше мне сказать. Тебя это уже не один год тревожит, так ведь?

— Никто не хочет слышать, что ты наблюдаешь за их постепенным умиранием, — сказал я, сделав долгий выдох. — В основном мне удаётся отгородиться от этого, или отвлечься. Дети в этом помогают, а также царящая здесь суета. Просто время от времени оно берёт надо мной верх. — «А ещё иногда мне снится, как я высасываю жизнь из людей», — подумал я. Однако эту часть я сказать ей не мог. Это было уже чересчур. После всех тех ужасов, которые Пенни испытывала, будучи в руках шиггрэс, я не думал, что она вытерпит мысли о том, что во мне всё ещё могло оставаться семя зла.

Она поцеловала меня в лоб:

— Дуралей ты, вот кто. Тебе положено делиться со мной подобными вещами.

— Никто ничего не может с этим поделать, — пробормотал я.

Пенни стиснула меня сильнее:

— Ты действительно так думаешь? Возможно, мне следует преподать тебе урок.

Я неплохо себе представлял, о чём она могла говорить. «Да, пожалуйста, преподай мне урок». Я поцеловал её в шею:

— Возможно, я согласен учиться.

Она засмеялась, и оттолкнула меня:

— Вот, теперь-то ты себя и выдал! Неужели это всё было уловкой, чтобы обманом заманить меня в твои порочные объятия?

Я пожал плечами, и одарил её своей лучшей озорной улыбкой.

— Дурость бессмертна, — сказала она, повторяя мне в лицо мой старый девиз.

— Но иногда и дурости кое-чего перепадает, — добавил я. Выражение её взгляда сказало мне, что ночь меня точно ожидала хорошая. А затем раздался проклятый всеми богами стук в нашу дверь. «Етить твою налево!», — подумал я.

— Кто там?! — громко спросил я, не пытаясь скрыть своё раздражение. Поскольку спальня была окружена уордом, посмотреть магическим взором через дверь я не мог.

— Папа, — донёсся из-за двери голос Мэттью. — У меня появилась идея.

— Завтра, — крикнул я.

После короткой паузы он сказал:

— Но ты же не спишь.

— Убирайся!

Я подождал, но больше никаких слов не услышал. Чуть погодя я встал, и выглянул за дверь, чтобы убедиться в том, что он ушёл. Коридор был пуст. Ворча, я вернулся в кровать. Требовалось некоторое время, чтобы вновь поймать упущенное настроение, но я был упорным человеком. И в конце концов добился успеха.

Глава 6

Мэттью снова меня нашёл следующим утром. Обычно он спал допоздна, поэтому увидеть его за завтраком было делом неожиданным.

— Папа, — сразу же сказал он.

— Фа фшто? — красноречиво ответил я с набитым колбасой и яйцами ртом.

— Я тут думал о нашей проблеме.

Проглотив, я чуть придержал поглощение пищи, чтобы успеть сказать:

— О нашей проблеме?

— Касательно АНСИС, — пояснил он.

Это было последним, о чём я хотел думать, не говоря уже о том, чтобы устраивать на эту тему мозговой штурм. Я всё ещё был не совсем проснувшимся.

— Сейчас ещё слишком рано…

— Попробуй вот это, — сказал он, протягивая мне кружку, которую держал перед собой.

Я принюхался. Аромат был землистый и тёмный, как и цвет чёрного содержимого кружки. На вид содержимое было похоже на чай, только сконцентрированный до состояния полной непрозрачности, однако запах был совершенно иным.

Мэттью увидел мои колебания:

— Это не яд. Я пока ещё не готов становиться графом.

— Ха — будь это яд, я вполне мог бы его и выпить, чтобы избавиться от этой работы, — проворчал я. Сделав маленький глоток, я мгновенно сморщился от горячего, горького вкуса. — Зачем ты это пьёшь?

— Это кофе, — поведал он мне. — Он крепкий. Поможет тебе проснуться.

Я отпил ещё, но горечь действовала мне на нервы:

— И тебе это нравится?

Он осклабился:

— Керэн нравилось пить его со сливками и сахаром, но я предпочитаю пить как есть. Мне нравится острая горечь.

Столового сахара у нас не было. Он имел свойство быстро заканчиваться — а вот мёд у нас был. Я добавил его в кофе, и смешал с порцией сливок. К моему удивлению, получившийся вкус оказался приятным и мягким. Я понял, почему этот напиток, должным образом приправленный, мог кому-то нравиться.

— Ты его привёз из другого мира? — Мой сын мог перемещаться между гранями бытия — и, вообще говоря, только он один обладал этой способностью.

Мэттью кивнул:

— У меня его уже мало осталось. Надеюсь найти это же растение здесь, у нас — иначе мне придётся снова пересечь границы миров.

Это заставило меня не вовремя сглотнуть, и я закашлялся:

— Обратно в мир Керэн? Тебя же там едва не убили.

— Не конкретно в её мир, а в другой аналог — более безопасный.

— Не знаю, что и думать об этом, — пробормотал я, хотя с каждым глотком всё больше понимал, почему такие действия могли казаться ему необходимыми.

Тут, протирая на ходу глаза и имея в целом растрёпанный вид, вошла Мойра. Увидел нас двоих, она сперва обратилась к брату:

— Ты ему сказал?

Я поставил кружку:

— А чего это вы двое задумали?

— Расслабься, Пап, — сказала моя дочь. — Мы на твоей стороне.

— На моей стороне… в чём?

— В войне, — проинформировал меня Мэттью.

— Когда это успела начаться война? — спросил я.

— Кончай тупить, — сказала Мойра. — Он имеет ввиду войну между нами и АНСИС. Мы знаем, что ты не считаешь её завершившейся.

Я закрыл глаза. Время для таких вещей было ещё слишком раннее — и я видел, куда мог привести этот разговор. Для меня он мог обернуться лишь неприятностями. Что бы они ни планировали, в этом наверняка будет какая-то опасность — опасность, которой я их подвергать не хотел. А моя жена будет этого хотеть ещё меньше. И кто бы кого ни переспорил, виноватым в результате окажусь я. Заставлю их отступиться — и придётся волноваться о том, что они провернут свой замысел тайком, или взбунтуются; дам им добро — и окажусь в немилости у Пенни.

— Это не опасно, — добавила моя дочь.

Она что, читала мои мысли? Мойра развила кое-какие прискорбные таланты во время поездки в Данбар. В первом бою против нашего нового врага она широко применяла свой особый дар по манипулированию разумами других людей. В результате этого она теперь стала чрезвычайно опасна — как для себя, так и для остальных. Она также могла, прилагая должные усилия, обойти ментальные щиты других волшебников. Я подозрительно зыркнул на неё.

— Я не читала твои мысли, — ответила она, будто в ответ на мои невысказанные опасения. — Если бы я попыталась вторгнуться тебе в голову, ты бы почувствовал, однако твои блоки почти не скрывают твои настроения и эмоции. Наша идея нисколько не опасна, и Маму не расстроит.

Вздохнув, я сказал:

— И что вы придумали?

— Мы знаем, что ты пытаешься выяснить, остались ли ещё их паразиты, чтобы не допустить повторения ситуации вроде гражданской войны в Данбаре, — объяснил Мэттью. — Но бродить по миру в надежде углядеть их — бесполезная трата времени. Ты — всего лишь один человек.

«Гражданской войной» мы окрестили схватку с АНСИС в Данбаре. Древний враг Ши'Хар представлял из себя искусственное разумное существо, созданное человечеством в другом мире. Оно явилось в наш мир, и начало самовоспроизводиться и, что хуже, начало с подчинения Короля Дарогэна, властвовавшего в соседней нации Данбар. Моя дочь ответила на это, подчинив себе часть населения, и случившееся в результате сражение было кровавым и неприглядным.

Она победила, заплатив за это высокую личную цену, и сумела спасти меня из заточения. Потом я зачистил остатки устроенного ею бардака, расплавив и затопив лавой скрытые помещения под городом, в которых базировался АНСИС.

К сожалению, АНСИС был в чём-то подобен болезни. Достаточно было выживания одной частички, чтобы создать новую колонию, или инфекцию, или как там ещё это можно назвать. И если такая частичка выжила, заметить её трудно. Насколько я знал, лишь волшебник мог заметить разницу между нормальным человеком и человеком, вынужденным носить в себе паразитические машины — отсюда и мои частые путешествия.

— Надеюсь, ты не просишь меня позволить вам двоим начать участвовать в патрулях, — ответил я.

— Была такая мысль, — сказал мой сын, — но проблему это на самом деле не решает. Даже если мы все пойдём в патрули, нас лишь горстка — ты, я, Мойра, Прэйсианы, Гарэс Гэйлин, Керэн… группа маленькая, а мир — слишком большой.

Мойра кивнула:

— Но есть и другие варианты, помимо одних лишь волшебников. У драконов тоже есть магический взор.

Я поднял ладонь:

— Узами связаны лишь несколько драконов, и в основном — с волшебниками. Единственные, кто не связан с волшебниками — это те, что принадлежат вашей матери и Королеве. Предлагаешь попросить Её Величество летать по округе в поисках АНСИС?

— Нет, это — лишь пример, — ответила Мойра. — Суть в том, что у любого заклинательного зверя есть магический взор, и при наличии достаточно сложного разума они могут заметить управляемых АНСИС людей не хуже, чем мы.

Это уже приходило мне в голову, но я не спешил с предложением этой идеи. У неё был ряд ограничений, главным из которых был тот факт, что у нас был лишь один маг-Сэнтир, способный создавать таких заклинательных зверей — сама Мойра. За день она могла создавать лишь определённое число сложных заклинательных разумов, и для выживания им требовался эйсар. Все они будут медленно угасать с течением дней, что резко ограничивало их численность, которую она могла поддерживать.

Но даже так, несколько дюжин таких существ были бы гораздо эффективнее того, что делал я.

— Ты действительно хочешь тратить всё своё время на это, каждый день? — спросил я её.

— Вообще-то, — вставил Мэттью, — она может гораздо больше, чем ты осознаёшь.

Выгнув бровь, я с любопытством посмотрел на него:

— Ты что-то знаешь.

Моя дочь встала, и прямо у меня на глазах разделилась на двух идентичных людей. У обеих был уникальный эйсар, но если одна обладала телом из плоти и крови, то другая состояла полностью из магической энергии.

— Папа, познакомься с Мёйрой, — сказала та из них, которая была вещественной.

Сохраняя неподвижность, я перебрал имевшиеся на руках факты. Одной из запретных техник, к которым моя дочь прибегла в Данбаре, было создание заклинательных двойников. Это не было злым по сути своей, в отличие от вселения и контроля над разумом, однако всё же приносило с собой ворох этических и моральных проблем. Заклинательный двойник представлял из себя лёгкий способ создания сложного заклинательного разума — вместо создания чего-то уникального маг-Сэнтир просто копирует себя. Самой большой проблемой было то, что они обе оставались связаны с одной и той же эйстрайлин, вместилищем души, или источником жизни. Они черпали жизнь из одного и того же источника, и в конце концов, если только они не сумеют поддержать идеальную гармонию, одна из них перетянет контроль на себя, и убьёт другую.

В Данбаре ей пришлось сделать это не один, а целые сотни раз. Так она мне сказала. Что хуже, некоторые из её заклинательных двойниц взяли под контроль эйстрайлин в телах своих носителей, в которые они вселились, по сути убивая их, и крадя их жизнь. Таким образом они могли оставаться в живых бесконечно долго, но каким-то чудом все её двойницы сохранили достаточно нравственности, чтобы вернуться к своей создательнице после окончания битвы. После чего они сражались внутри неё, решая, кто из них выживет.

Сама Мойра не была до конца уверена в том, была ли она изначальной, или просто последней из выживших копий.

Всё это, а также упадок её личности, было причиной того, почему тень её родной матери, родившейся более тысячи лет тому назад, настаивала на её умерщвлении. Я наложил на этот вариант вето. Однако холодный шок того, что я видел сейчас перед собой, заставил меня на миг усомниться в моей решимости:

— Что ты наделала?!

— Папа, — спокойно сказала Мойра. — Это не то, что ты думаешь. Мёйра — не новая. Она была со мной с самого Данбара. Мы — подруги. В конце она помогла мне выжить. Я не могла просто избавиться от неё.

Я тихо произнёс:

— Она связана с тобой? — Я мимолётно подумал о крайних мерах. Насильно удалить двойницу, пока она была отделена от моей дочери, и уничтожить её до того, как она успеет отреагировать.

Конечно же, моя дочь прочла мои намерения, несмотря на моё внешнее спокойствие. Она возвела щит вокруг себя и своей двойницы:

— Так не пойдёт, — сказала Мойра. — Позволь мне объяснить.

— Мёйра не плохая, — сказал Мэттью. — Она с ней уже больше месяца.

Я зыркнул на него:

— Ты знал об этом?

Он пожал плечами:

— Это она вылечила меня после того, как я вернулся из мира Керэн. Мойра беспокоилась, что у неё появится искушение изменить мой разум. Мёйра же ближе к тому, кем Мойра была раньше, до всего того, что она сотворила в Хэйлэме.

— Она может помочь нам, — настаивала Мойра. — Самое сложное в создании заклинательных разумов — мысленный труд. Благодаря ей я смогу делать вдвое больше.

Мёйра шагнула вперёд:

— Убери щит, — сказала она своей двойнице.

Волнуясь, Мойра сделала то, что сказала её заклинательная копия.

Мёйра посмотрела на меня, и сказала:

— Если ты действительно думаешь, что мне будет лучше исчезнуть, то я так и сделаю… Папа. — На чертах её лица проступило упорство — и грусть.

Мэттью и Мойра сразу же начали возражать, но её слова меня задели:

— «Папа»? — обратился я к Мёйре. — Но тебя создал не я, а она.

Мёйра покачала головой:

— Я такого не помню. С моей точки зрения, я — твоя дочь. Я помню всё — тот день, когда ты научил меня танцевать; как ты смеёшься; даже плохое — например, когда нас с тобой отравили.

Я использую имя «Мёйра», чтобы избегать путаницы, потому что я знаю, что на самом деле появилась в этом мире лишь недавно — но ощущение всё равно странное. У меня никогда не будет другого отца кроме тебя, и если ты меня не хочешь, то я больше не хочу жить, — закончила она.

— Какого хрена?!

В дверном проёме стояла Пенни, у неё за спиной были Айрин и Коналл. Мойра и Мёйра повернулись к ней одновременно, и сказали почти хором:

— Мама.

Взглянув на Мэттью, я стал массировать себе виски. «Только этого мне утром и не хватало».

— Скажи Питэру, чтобы он отменил всё, что у меня запланировано на это утро. А потом сделай мне ещё этого… как ты сказал?

— Кофе.

— Точно, — согласился я. — Ещё кофе.

Следующие два часа состояли по большей части из хаоса и путаницы. Наверное, Мойре следовало раскрыться нам обоим одновременно, но, судя по всему, изначально она вообще не собиралась так поступать. Как бы то ни было, ей пришлось многое объяснить, и хотя в плане фактов у меня была фора в несколько минут, я и близко не пришёл к тому, как мне вообще следовало к этим фактам относиться.

Дезориентирующее чувство — обнаружить, что у тебя есть ранее неизвестная дочь, которая идентична другой дочери, которую ты вырастил. По правде говоря, я был весьма уверен, что для этого чувства ещё не было названия. Настолько всё это было необычным.

Пенни потребовалось больше времени, чтобы понять ситуацию, но как только это случилось, она, похоже, разобралась со своими чувствами гораздо быстрее. Мёйра тоже была её дочерью — и точка. Они обнималисьи плакали, а я ещё сидел, уставившись себе в ноги, и пытаясь решить, как мне правильно поступать в этой ситуации.

Мэттью заговорил со мной, равномерно выдавая слова, в то время как остальная часть нашей семьи пыталась осмыслить новости:

— В общем, благодаря им двоим мы можем создать гораздо больше заклинательных зверей, чтобы искать АНСИС. Но я считаю, что мы можем сделать больше. Если мы используем на них вариацию чар бессмертия, то они продержаться дольше.

Я вяло отреагировал:

— Мы уже договорились не использовать больше эти чары.

— Не оригинальную версию, — настаивал мой сын. — А ту версию, которую ты сделал для драконов. Мы можем изменить условия, чтобы поставить ограничение по времени. Так они просуществуют недостаточно долго, чтобы у них появились проблемы, а Мойре и Мёйре не придётся весь день напролёт создавать и поддерживать их.

Я услышал, как Айрин тоже заплакала где-то на заднем плане, а потом Коналл пошутил. Все остальные одновременно плакали и смеялись. Кто-то обнимался.

— Если используем летающие формы, — продолжил Мэттью, — то они смогут покрыть больше площади. Тебе не придётся постоянно уходить на бессмысленную охоту. Вместо этого мы сможем начать строить планы на то, что делать, когда мы их всё же найдём.

Я сосредоточился на лице своего сына:

— И тебя совершенно не волнует тот факт, что их внезапно две?

Он осклабился:

— Сперва волновал, но новая — добрее.

— А, — пробормотал я. Затем я посмотрел на свою жену — какое-то шестое супружеское чувство предупредило меня, что она пришла к какому-то выводу, и надеялась поймать мой взгляд. Я видел вопрос, написанный у неё на лице. Она ждала ответа.

— У нас уже есть собака, — ответил я. — Разве бестелесная дочь сможет создать больше проблем?

Пенни улыбнулась.

Встав, я нашёл Хампфри. Пока шла дискуссия, он бегал вокруг — ситуация пробуждала его интерес, хоть он её и не понимал. Я не мог не почувствовать, что мы с Хампфри были в одной лодке, несмотря на наличие у меня превосходящего интеллекта. Взяв его на руки, я потащил его наружу. Нам нужно было прогуляться.

Глава 7

Как раз во время прогулки я и вспомнил, что ничего не сказал Пенни про свой разговор с Королевой. Я был не до конца уверен в том, хотел ли я понимать сейчас эту тему, но промедление было бы только во вред. Я состоял в браке уже достаточно долго, чтобы усвоить этот урок, пусть я и не всегда его придерживался.

Вернувшись домой, я обнаружил, что жена уже ждала меня. Все остальные пошли по своим делам. Пенни косо посмотрела на меня, когда я вошёл:

— Закончил прятаться с Хампфри?

Я изо всех сил постарался изобразить шок:

— Нам нужно было время на то, чтобы наладить отношения.

Она посмотрела на Хампфри, вилявшего своим хвостиком и глазевшего на неё снизу вверх с полным надежды энтузиазмом:

— По крайней мере, теперь у тебя есть хорошая отговорка, — выдала она.

— Отговорка для чего?

— Для твоего тихого часа. Ты всегда так делаешь. Когда на тебя что-то наваливается, ты сбегаешь, чтобы подумать — и всегда в одиночестве, — ответила она.

Это было правдой, тут не поспоришь.

— А у тебя с точностью до наоборот… ты можешь обговорить всё в чужом присутствии. Не знаю, как тебе это удаётся. Я не могу мыслить связанно, когда вокруг меня все болтают.

— И к какому же великому озарению ты пришёл, пока выгуливал Хампфри? — спросила она.

— К тому же, к которому пришла ты ещё до того, как я ушёл, — сказал я. — У нас теперь есть ещё одна дочь.

— Тут уж ничего не поделаешь, — согласилась она. — Но это всё равно странно.

Я поцеловал её в щёку:

— Вот, что бывает, когда выходишь за волшебника.

— Меня обманули! — пожаловалась она, сверкая глазами.

— Околдовали и заворожили, дорогая моя, — поправил я, а затем мой тон стал серьёзнее: — Однако мне нужно поговорить с тобой ещё кое о чём.

Пенни упёрла руки в бока:

— У меня то же самое. Надеюсь, твои новости — не серьёзные. Не думаю, что смогу сегодня выдержать ещё сколько-то потрясений.

— Возможно, тебе следует высказаться первой, — предложил я.

— А у тебя про что новости? — спросила она.

Я пожал плечами:

— Про Королеву — а у тебя?

— Линаралла, — ответила она, — но я думаю, что Ариадна может быть поважнее. Давай, ты первый.

— Я пригласил её пожить с нами, — ляпнул я.

У Пенелопы Иллэниэл выпучились глаза:

— Что?!

— Это только время от времени, — пояснил я. — Всё не так плохо, как кажется.

Она залепетала:

— Как? Зачем? Ты с ума сошёл?

— Весьма вероятно, — ответил я. Затем я рассказал ей о своём визите к Королеве Лосайона, описал изоляцию и депрессию Ариадны, а также предложенное мною решение. Однако выражение на её лице сказало мне, что у моей жены были на этот счёт серьёзные сомнения.

— И как это всё будет работать? — спросила она. — Она просто будет заскакивать, когда ей вздумается? Как мы вообще сможем расслабиться, когда Королева Лосайона может просто объявиться в любой миг, днём или ночью?

— Это же Ариадна, — сказал я ей. — Ей нужно какое-то время побыть «не королевой». В этом и суть. Она — родственница.

— Твоя родственница, — подчеркнула Пенни.

— Ты тоже росла рядом с ней, — упомянул я.

Пенни закрыла глаза:

— Нет, Морт, это не так. Я росла с тобой и, когда мне везло, играла ещё и с Дорианом и Марком. С Ариадной мы никогда не были близки. Первое, что она обо мне помнит — это, скорее всего, то, что я была одной из замковых горничных в Ланкастере, а она тогда пугала меня до ужаса.

— Пугала? Трудно представить, — сказал я.

— Ты никогда не был слугой.

Я нахмурился:

— Мне казалось, что Ланкастеры хорошо обращались с обслугой. Ты никогда не упоминала ни о каких плохих происшествиях.

Она вздохнула:

— Да, обращаются хорошо, и — нет, ничего плохого не происходило, но я была бедной и отчаянной. Я уже не была ребёнком, и я нуждалась в деньгах с той работы, чтобы поддерживать отца. Я жила в постоянном страхе того, что потеряю своё место. В те дни я держалась подальше от Ариадны потому, что боялась, будто она вспомнит мою дружбу с Маркусом. Мне казалось, что они отошлют меня прочь, если узнают.

— Они бы ни за что не сделали ничего подобного, — возразил я.

Пенни кивнула:

— Теперь я это знаю, но в те дни я была молода, и я была простолюдинкой.

— Я тоже был простолюдином, — напомнил я ей.

— У тебя были родители, которые тебя поддерживали. У меня — нет. И, как выяснилось, ты никогда не был простолюдином, хотя и считал себя таковым. Ланкастеры всегда знали про тебя, и твои родители — тоже, и они всегда обращались с тобой иначе.

Мне это не казалось особо справедливым, но что-то в её словах было. Я никогда не боялся остаться голодным, или смотреть, как голодает мой отец. Закрыв рот, я просто кивнул.

Пенни продолжила:

— Я всё ещё чувствую себя обманщицей, выдающей себя за Графиню ди'Камерон. Глубоко в душе я всегда думаю, что однажды кто-то встанет, и объявит меня самозванкой.

— Графиня из тебя совершенно потрясающая, — сказал я ей. — Если ты думаешь, что только делаешь вид, то позволь тебе сказать: никто другой так не считает.

Она улыбнулась, а затем присела, чтобы погладить Хампфри, который встревожился из-за серьёзного поворота нашего разговора. Подняв взгляд, она сказала:

— Спасибо. Я стараюсь, но это не всегда легко. Я была так рада, когда ты построил этот дом. Скрываясь здесь, в нашем горном домике, где нас никто не видит, я могу расслабиться. Каким бы трудным ни был день, когда я возвращаюсь сюда, я могу быть просто собой. Но теперь… как я смогу это делать, если Королева может объявиться, когда ей заблагорассудится?

— Я знаю, что ты не это хотела услышать, но подумай об Ариадне. Она потеряла родителей, брата, и заняла трон без какой-либо поддержки. Она не росла простолюдинкой, но она всё равно была молодой, и одинокой. Она все эти годы провела одна, и ей негде спрятаться или расслабиться. Она хочет того же, что и ты. Неужели мы не можем поделиться с ней немного?

— Ну, теперь придётся, не так ли? — ответила Пенни. — Ты уже пообещал ей. Если я откажусь, то выставлю себя чудовищем.

Я пожал плечами:

— Я мог бы найти отговорку…

— Нет, — твёрдо сказала она. — Я справлюсь. Просто хотела, чтобы ты знал, что я думаю по этому поводу — и, может быть, в следующий раз ты подумаешь, прежде чем сделать что-то подобное.

Что-то в её голосе сказало мне, что её ситуация отнюдь не устраивала, но уже было слишком поздно. Я решил, что позже мне придётся за это расплачиваться. От этой мысли мне было не по себе, поэтому я тоже присел. У нас обоих поднималось настроение, когда мы гладили Хампфри. Собаки осуждают.

— Рассказывай про Линараллу, — сказал я чуть погодя. — Я уже какое-то время её не видел. Разве ей не пора было уже вернуться?

Линаралла была нашей приёмной дочерью. С технической точки зрения, она не являлась человеком — она была первой Ши'Хар Иллэниэл, дочерью Тириона и Лираллианты. Физически она выглядела одного возраста с Мэттью и Мойрой, что само по себе было необычным. Обычно дети Ши'Хар появлялись на свет как выглядящие полностью взрослыми люди, пусть и наделёнными характерными заострёнными ушами и серебряными волосами Иллэниэлов. Тирион и Лираллианта решили устроить эксперимент, произведя на свою первую дочь как подростка, а потом послав её к нам, чтобы она могла побыть ребёнком.

Во всех остальных отношениях она была подобна большинству новорождённых Ши'Хар — она обладала аналитическим складом ума и зрелостью, соперничать с которыми могли лишь её полная наивность в самых простых аспектах человеческих эмоций. За прошедшие несколько лет это немного изменилось — почему, вероятно, её к нам и послали. Две недели назад она отправилась домой с визитам к своим «родителям».

Тирион и Лираллианта были деревьями, или «старейшинами», как их называли Ши'Хар. Поэтому родители из них получались те ещё.

— Да, уже пора было, — согласилась Пенни, — но вчера мы получили сообщение. Они решили не посылать её обратно к нам. Хотят, чтобы она осталась.

Это показалось мне бессмыслицей. Хотя Линаралла была в некоторых отношениях полностью взрослой, во многих других она всё ещё была ребёнком. Я привязался к странной девушке как к родной. Я знал, что она не была готова к тому, чего от неё ожидали. Ей нужно было больше времени.

— Это неправильно, — возразил я. — Ты сказала им, что мы не считаем её готовой?

Пенни поникла:

— А что я могла сказать? Она — не наша. Никогда не была нашей.

Моя жена ни в коем случае не была беспомощной девицей, и убитый вид на её лице меня разозлил. Протянув руку, я поднял её подбородок, заставив её посмотреть мне в глаза:

— Она больше принадлежит нам, чем им, — сказал я.

— Нельзя так говорить. Она — их дочь.

— У Ши'Хар нет детей, — сказал я ей. — В том смысла, в каком ты думаешь. — Я знал о них то, чего не знала Пенни. Я прожил их воспоминания — и, что хуже, я прожил воспоминания Тириона. — И её отец никогда не заслуживал этого звания. Он был жестоким и беспощадным человеком. Не знаю, какой он стал в виде дерева, но с нами ей лучше, чем с ними, по крайней мере пока она не начнёт лучше понимать мир.

— И что теперь делать? — спросила моя жена. Выражение её взгляда было таким, каким я дорожил больше всего — оно говорило о надежде, и о её вере в меня. Она явно думала, что ситуация была безнадёжной, но она всё равно в меня верила. Как или когда я заслужил такую веру, я не знаю, но я искренне сомневался, что заслуживал её — но ради её защиты я был готов на что угодно. За свою жизнь я неоднократно удерживался о того, чтобы свернуть со своего тернистого пути, лишь потому, что не мог вынести мысли о том, что разочарую её.

Встав, я отряхнул колени, и протянул ей руку. Будучи сильнее, чем целый полк мужиков, она не нуждалась в моей помощи, чтобы встать — Пенни могла подскочить прямо с земли и кувыркнуться через мою голову так же легко, как некоторым другим людям даётся дыхание. Но она всё равно взяла мою протянутую руку.

— Я пойду поговорю с Тирионом, — сказал я ей, когда она встала.

— Думаешь, он послушает?

— Я буду убедителен, — ответил я.

Пенни сжала губы:

— Мы не можем себе позволить потерять их, как союзников.

Я кивнул:

— Знаю.

— Путь туда неблизкий. Там нет телепортационного круга.

— Я доберусь до Тёрлингтона по Мировой Дороге. Оттуда полечу. Пять или шесть часов на дорогу — а обратно я смогу телепортироваться. Вероятно, я смогу быть дома к ужину, если всё пойдёт хорошо, — заверил я её.

Она одарила меня полным сомнения взглядом. Судя по всему, её вера в меня не была безграничной. Но винить её я не мог. Моя первая поездка на тот остров вылилась в вынужденный бой с ворохом крайтэков, которые служили для Ши'Хар чем-то вроде солдат. В конце концов я пригрозил превратить весь остров в действующий вулкан, и только после этого мне даровали аудиенцию с Тирионом, моим предком, который теперь стал старейшиной новых Ши'Хар. Теперь наши с ним отношения значительно улучшились.

Я так надеялся.

— Я отправлюсь с тобой, — сказала Пенни.

— Один я долечу быстрее, — возразил я.

— Я отправлюсь с тобой, — повторила она с нажимом.

— Нет никакой необходимости… — начал я, но она прервала меня поцелуем.

Когда её губы оторвались от моих, она пояснила:

— Я хочу позаботиться о том, что они и впредь будут нашими союзниками.

Я недоверчиво приподнял бровь:

— Неужели?! А я больше беспокоюсь из-за тебя! Если они тебя взбесят, то как я смогу остановить тебя, чтобы не позволить тебе бегать по округе и рубить деревья как сумасшедшей?

Она улыбнулась:

— Если я и начну делать что-то такое, будь уверен — на то будет чертовски хорошая причина.

Я хотел отказать ей, но не мог. Она прошла через слишком многое в последние несколько месяцев, когда сначала исчез я, а потом и наши дети тоже. В результате у неё начал развиваться страх потерять нас. Если от этого ей станет лучше, то кто я такой, чтобы отказывать ей? Мне это не будет стоить ничего кроме чуть большей траты сил при полёте.

— Ладно, — ответил я. — Отправимся вместе.

Глава 8

В путь мы двинулись следующем утром, бодрые и выспавшиеся. Под «бодрыми и выспавшимися» я на самом деле подразумеваю «тупо убогими». Терпеть не могу утреннее время.

Не то, чтобы у меня было что-то конкретно против утра как такового, меня на самом деле доставали обитавшие в утре люди. Вопреки мнению моей семьи, я на самом деле не презирал утра — скорее утром я был склонен презирать их, мою семью.

Основной причиной для этого было то, что они настаивали на разговорах, часто со мной, а это, очевидно, было неприемлемо. За прошедшие годы от меня часто требовалось вставать пораньше и работать в предрассветные часы, и это было терпимо, покуда я был один. Из-за этого, если мне приходилось что-то делать в такое время, я часто пытался встать раньше остальных, и уходить по делам до того, как кто-то ещё проснётся и попытается со мной общаться.

Сегодня так сделать не получалось. Мы с Пенни должны были отправиться вместе. В такие дни я применял иную стратегию. Вместо того, чтобы вставать рано и уходить тихо, я пытался держать голову под одеялом как можно дольше, чтобы избегать неминуемой необходимости общения с другими людьми.

Пенни, конечно, это не устраивало. Она потчевала меня чаем, и весело щебетала, отчего я начал ненавидеть мир ещё больше.

Я давным-давно выяснил, что утром я по-разному отдавал предпочтение разным членам моей семьи. Наименее неприятным я находил своего сына, Мэттью, в основном — потому, что он и в лучших обстоятельствах не был болтлив, а утром у нас с ним вообще было молчаливое перемирие. Другие мои дети были в разной степени докучливыми, но прелесть детей в том, что поскольку для них старший, то можешь их игнорировать без каких-либо серьёзных последствий.

Однако для жены я старшим определённо не был, из-за чего она была наименее любимым моим человеком по утрам. Я не только не мог её игнорировать — она к тому же ещё и прямо таки лучилась жизненной силой и весельем. По какой-то причине, которую я никогда не мог понять, ей на самом деле нравилось моё общество, даже по утрам, из чего я уже давно пришёл к заключению о том, что она на самом деле была садисткой. Каким бы мрачным я ни был поутру, это лишь давало ей более уязвимую жертву для пыток.

— Как чай? — жестоко спросила она, улыбаясь ярче солнца.

— Нормально.

— Он новый, — проинформировала она меня. — По вкусу же можно определить. Старый чай что-то теряет. Вот, почему я пытаюсь покупать его маленькими порциями, и почаще.

— Угу. — Я надеялся, что она сжалится, и остановится на этом, или что у неё кончатся темы для разговора. Я ошибался.

— Конечно, — продолжила она, — бывает такое время года, когда его вообще не достать, поэтому мне приходится его заказывать с запасом. Вот, почему он не очень хорош поздней зимой или ранней весной.

Так продолжалось некоторое неопределённое время, пока я наконец не потерял терпение. Проглотив остатки чая одним глотком, я встал, и удивил её, притянув к себе, и поцеловав. По-другому заставить её замолчать было нельзя.

Чуть погодя она оттолкнула меня:

— Пытаешься заставить меня заткнуться, да?

Я не ответил, предпочтя вместо этого невинно смотреть поверх её головы.

Вздохнув, она продолжила:

— Тебе пора одеваться. Что ты наденешь?

Я сварливо отозвался:

— А что ты наденешь?

Она ткнула большим пальцем в сторону вешалки с бронёй на другой стороне комнаты. На самом деле это была не вешалка. У неё была человекоподобная форма, с головой и плечами, на которых естественным образом висела зачарованная кольчуга Пенни. Я не совсем понимал, зачем она пользовалась этой штукой — кольчуга ведь не могла помяться. Благодаря чарам она даже ржаветь отказывалась. Моя собственная кольчуга лежала в одном из моих магических мешков, в виде аккуратной кучки где-то на дне. Даже складывать её казалось мне бессмысленным.

— Ты собираешься надевать броню, отправляясь на дипломатическую миссию? — поддел я.

Она хмуро уставилась на меня:

— У Ши'Хар отсутствуют все наши человеческие традиции в плане одежды. Им будет всё равно. Я бы предпочла быть готовой, на случай если миссия окажется опасной. Так что ты наденешь?

Я указал на свою ночную рубашку и голые ноги:

— Я подумывал дополнить это сапогами и скверным характером. Хорошее сочетание. — На самом деле я собирался одеть простую серую куртку, накидку с гербом Камеронов, и пару аккуратных шерстяных лосин — легко, удобно, и почти стильно.

Пенни подмигнула мне:

— Ты собираешься надеть это, отправляясь на дипломатическую миссию?

— У Ши'Хар отсутствуют все наши человеческие традиции в плане одежды. Им будет всё равно. Я бы предпочёл одеться поудобнее, — ответил я её же собственным ответом.

— А если будет опасно? — спросила она.

Я осклабился:

— В качестве защиты моей высокородной особы у меня есть неукротимая Пенелопа Иллэниэл, воинствующая графиня и укротительница детей-волшебников. Какая опасность может мне грозить? — Чёрт побери, её общее хорошее настроение было заразительным.

После того, как мне насильно подняли настроение, мы быстро позавтракали, а затем покинули дом. Через мой личный телепортационный круг мы переместились к Мировой Дороге, а оттуда пешком добрались до ворот в Тёрлингтон. Там и началась весёлая часть нашего путешествия.

Пенни выглядела нерешительной, когда я протянул ей руку. Она взяла её, но выражение её взгляда сказало мне, что у неё появились сомнения.

— Что не так? — спросил я.

— Ты уверен, что это не опасно?

Ну — нет, на самом деле полёт никогда не был полностью безопасным делом, а мой способ полёта был опаснее других. Это было основной причиной того, почему я был единственным из ныне живущих волшебников, способным так летать. Ни у кого другого не хватало духу пытаться это делать, и я определённо не собирался даже своих детей учить такому методу полёта.

Однако, у этого была и обратная сторона. Я в совершенстве овладел этим искусством. Сравнивать мне себя было не с кем, но я знал, на что способен.

— Ты ведь уже не в первый раз летаешь со мной, забыла? — ответил я, отвечая вопросом на вопрос.

— Тогда столько всего происходило… — начала она. — И было так много опасностей, что полёт нас тогда волновал меньше всего. Мы уже годами не летали.

Поправка — она не летала. Я же поднимался в небо неоднократно.

— Ты не раз летала на драконе, — сделал наблюдение я.

— Там другое, — ответила она. — Летать верхом мне тоже не совсем уютно, но подо мной хотя бы есть большой дракон.

— Но мы же уже летим, разве ты не заметила?

Резко опустив взгляд, она увидела, что мы уже находились в нескольких футах над землёй. На самом деле я соврал. Мы вообще не находились в полёте. Я просто создал силовую плоскость под нашими ногами, и мягко поднял нас в воздух. Мы просто стояли на невидимом возвышении, но суть была в том, чтобы она пообвыклась, в мысленном плане.

— Ох! — воскликнула она. — Что случилось? — Пенни мгновенно схватила меня за руку, и я был более чем рад обнять её, когда она вцепилась в меня, опасаясь упасть.

Я расширил свой щит, заключив в него нас обоих, и сделал его пошире у нас под ногами, чтобы ветру было легче нас поднимать. Вот теперь мы летели. Мы медленно поднимались в воздух, и руки Пенни сдавили меня с такой силой, что едва не ломали мне рёбра. Свой личный щит я убрал, как обычно и поступал, когда мы с ней находились в физической близости.

«Заметка на будущее — не пугать её слишком сильно, иначе она может случайно разломать меня надвое», — подумал я.

Щит у нас над головами я держал открытым, чтобы мы могли чувствовать движение ветра, пока я медленно увеличивал нашу скорость.

— Всё хорошо, — сказал я Пенни. — Я тебя держу. Даже если ты отпустишь меня, то не упадёшь. — Всё это время она стояла, уткнувшись лицом мне в грудь.

— Да ни за что на свете! — приглушённо воскликнула она через ткань моей куртки.

Если честно, меня её тревога удивила. Мне пришлось напомнить себе, что в некотором смысле существовало две Пенелопы. Одна была воином, сражалась бок о бок со мной не первый год против невероятных опасностей и чудовищ — а другая была совершенно обычной девушкой, с которой я давным-давно познакомился, и в которую влюбился. Моя жена могла при необходимости сделать почти что угодно, если в опасности была её семья — либо я, либо наши дети. Она готова была прыгнуть льву в пасть, если полагала, что это необходимо для защиты одного из нас.

Благодаря этой силе она за прошедшие годы совершила много удивительно храбрых поступков. Не потому, что хотела, и не потому, что не боялась — просто она была слишком сильной, чтобы позволить страху помешать защите её семьи. И пока всё это происходило, она была такой свирепой, что легко можно было подумать, будто она не боялась.

На самом деле во время большей части тех событий она была в ужасе.

Сегодня мы поднялись в небо — но не в бегстве от врага, и не для спасения ребёнка. Так просто было удобнее. Это значило, что храбрость и необходимость на самом деле были за рамками ситуации, и в результате она позволяла своему совершенно нормальному страху овладеть её разумом.

Но я не хотел ничего такого. Я хотел поделиться с ней моей радостью. Поэтому я нёс нас медленно, и поддерживал полёт мягким и гладким, давая ей время приспособиться. После того, как мы пролетели где-то десять минут, я предложил:

— Можешь спокойно смотреть по сторонам. Ты не упадёшь.

Потребовалось некоторое время, но в конце концов она оторвала своё лицо от моей груди, не отводя взгляда от моих глаз.

— Видишь — всё не так уж и плохо, правда? — спросил я.

Выражение её лица было таким серьёзным, что я едва не рассмеялся — однако я подавил этот порыв, поскольку знал, что это будет не кстати.

— Это — совсем не похоже на полёт на драконе, — возразила она. — Под нами ничего нет. — Говоря это она метнула взгляд вниз, а затем поспешно снова посмотрела мне в глаза.

— Под нами — ветер, — отозвался я. — Держись за меня, и смотри вперёд, на горизонт. Мы набираем скорость, поэтому я закрою щит. — При увеличении скорости поддержание щита открытым становилось непрактичным — дело было не только в том, что из-за бившего в нас ветра становилось трудно дышать, но и в том, что из-за этого у нас была хреновая аэродинамика.

Пенни храбро сделала так, как я сказал, слегка успокоившись благодаря ощущению давления на стопы, вызываемого ускорением. Окружавший нас щит принял узкую форму, похожую на наконечник копья, с утолщением в середине и узкими концами. Поскольку мы не хотели лететь весь день, и, возможно, потому что я хотел повыпендриваться, я стал набирать ещё больше скорости. Мы пронзали воздух подобно стреле, под свист ветра за пределами щита. Под нами как раз начал проноситься океан, сверкая на солнце по мере нашего удаления от берега.

Однако есть у страха, по крайней мере — у сильного страха, такое свойство, что долго держаться он не может. Тело просто не способно в течение долгого времени поддерживать необходимый для истинной паники адреналин. С абстрактным или эмоциональным страхом всё по-другому, но страх типа «сердце в пятках» или «бей-беги» имеет предел. В конце концов надпочечник истощается, и страх угасает.

Моя жена постепенно привыкла, её дыхание вернулось к норме, а разум расслабился, когда понемногу стало очевидно, что умирать мы не собираемся, а если и собираемся, то не прямо сию секунду. Четверть часа спустя она начала показывать признаки того, что лететь ей даже нравится.

Всё это время я за ней наблюдал. В полёте для меня ничего нового не было, поэтому мне было интереснее следить за её реакцией. В конце концов она снова посмотрела мне в глаза:

— А тебе разве не следует смотреть, куда мы летим?

— Ты — красивее пейзажа, — сделал наблюдение я.

— Только ты, — заметила она, — только ты можешь сказать что-то подобное, мчась на скорости… кстати, какая у нас скорость?

Я пожал плечами:

— Без понятия. По моим прикидкам, мы летим быстро, возможно даже очень быстро — но всё же медленнее, чем скорость звука.

Эту концепцию мы уже обсуждали, поэтому ей не пришлось спрашивать, что я имел ввиду. Вместо этого она просто сглотнула:

— Но мы же не будем лететь настолько быстро, так ведь?

Я одарил её своим самым лучшим задумчивым взглядом:

— Это будет трудно. Сам по себе я бы смог, но вдвоём… не уверен. Хочешь, чтобы я попробовал?

Её руки снова до боли стиснули мою поясницу:

— Нет. И так сойдёт.

Дальнейшие часы прошли по большей части в безмолвном созерцании. Летать мне всегда нравилось, но полёт вместе с Пенни добавил к удовольствию новое измерение. Наблюдать за тем, что она переживает в полёте, было приятнее, чем просто лететь одному. В конце концов на горизонте появился остров, и мы пересекли береговую линию быстрее, чем мне хотелось бы.

Я мягко замедлил нас, и повёл вниз по плавной спирали, подобно двум осенним листьям, которые отказываются отделяться друг от друга. Когда наши стопы наконец коснулись песка, Пенни неожиданно поцеловала меня.

— Спасибо, — сказала она.

Я улыбнулся:

— Это же моя реплика.

У острова не было названия, по крайней мере — известного мне. Я решил, что если кому и называть его, так это его новым обитателям, возродившимся Ши'Хар Иллэниэл. Учитывая их странную культуру, они, вероятно, пока не видели в этом необходимости. Если они и называли как-то это место, то скорее всего просто как «Рощу Иллэниэл». Может, я намекну им об этом, если всё пойдёт хорошо.

Пляж был узкой, тонкой полоской песка, отделявшей океан от круто поднимавшихся из него камней. По большей части берег острова окаймляли скалы, поэтому я и выбрал это место для приземления. Здесь склон был очень пологим, и почти сразу же за камнями начинались деревья.

То были нормальные деревья, сначала — пальмы, которые затем уступали место соснам и кипарисам, дальше в сторону центра острова. Вероятно, многих из них рано или поздно сменят Ши'Хар, но это будет лишь в будущем. Пока что я был весьма уверен, что на этом острове было лишь двое настоящих Ши'Хар — мой предок Тирион, и его супруга, Лираллианта.

Мы лишь сотню ярдов прочь от берега, прежде чем я ощутил присутствие встречающих нас хозяев, или, быть может, лучше было бы сказать «охранников». Зависит от точки зрения. Они были разбросаны по лесу вокруг нас, и имели не-гуманоидную форму, в отличие от «детей» Ши'Хар. Нет, эти существа обладали разнообразными нечеловеческими очертаниями, поскольку являлись крайтэками, недолговечными солдатами Ши'Хар.

Ощутив мою лёгшую на её плечо ладонь, Пенни остановилась, а затем напряглась. Несомненно, её экстраординарный слух дал ей знать о приближавшихся к нам существах. Формально, они были нашими друзьями, но трудно расслабиться, когда из лесу выходит похожее на паука чудище размером с боевого коня. Друзья у твари были не столь пугающими, но сборище странно выглядевших зверей с шипами, клешнями и длинными клыками не слишком успокаивало.

И это, наверное, были наименее опасные крайтэки.

Но меня беспокоили, или, точнее, что «могли бы» меня беспокоить, не будь мы союзниками, те крайтэки, которые создавались с магическими способностями. Большинство из них имело менее крупную и менее устрашающую внешность. Таких была всего пара штук, и из этого я заключил, что нас скорее приветствовали, чем пытались запугать. По крайней мере — с точки зрения Ши'Хар.

Для Пенни же, которая никак не могла знать, имелись ли у кого-то из них магические способности, все они выглядели весьма угрожающе.

Заговорить с нами вышел маленький, двуногий человеко-кот. Он выглядел мило, и ростом был лишь в три с половиной фута, но был из числа наиболее опасных крайтэков. Когда дело доходило до Ши'Хар, внешность всегда была обманчива, но он хотя бы заставил Пенни расслабиться. Выражение её лица буквально кричало «мимимишка», и я догадался, что она, вероятно, представляла себе, как тискает это существо.

— Вас не ждали, — сказал низкорослый крайтэк на эроллис, каковой язык был понятен мне, но чужд для Пенни.

— Мы явились с дипломатическим визитом, — ответил я на том же языке, — и для того, чтобы удостовериться в благополучии нашей воспитанницы, Линараллы. — Произношение у меня было ужасным, но он меня понял.

Крайтэк повернул голову на бок, выражая любопытство удивительно по-собачьи:

— Она — из Рощи Иллэниэл. Её здоровье вас не касается.

Хорошо, что Пенни его не понимала. Его слова вызвали бы у неё раздражение, и спровоцировали бы классическое обострение материнского инстинкта. Если честно, меня эти слова тоже раздражали, но я гораздо ближе был знаком с тем, как действовали Ши'Хар, и на рациональном уровне я знал, что это существо просто отвечало в пределах своего понимания, и не намеревалось нанести оскорбление.

Сделав глубокий вдох, я снова заговорил:

— Тем не менее, мы здесь. Можем ли мы войти в Рощу?

Крайтэк кивнул:

— Конечно. Старейшин уже уведомили о вашем присутствии. Лираллианта приказала отвести вас к ним.

«Войти в рощу» скорее всего было преувеличением, поскольку она состояла лишь из двух старейшин Ши'Хар, но фраза была за заложена в язык по давней традиции. Маленький котоподобный человечек повёл нас через деревья, вверх по пологому склону, прочь от берега. По мере нашего продвижения я заметил, что крайтэк вёл нас на северо-запад, отклоняясь от более северного направления, которое привело бы нас туда, где находились деревья-старейшины.

— Куда мы идём? — спросил я проводника. — К старейшинам — не в эту сторону.

— Увидите, — ответил он.

«И совсем даже не зловеще прозвучало», — подумал я. Иногда я использую сарказм про себя. Можете считать меня странным, но мне это помогает поддерживать здравомыслие.

— Что не так? — спросила Пенни, почуяв что-то в интонациях наших слов.

Поскольку я был весьма уверен, что крайтэк говорил по-нашему не хуже, чем на их собственном языке, я ответил в нейтральном ключе:

— Не уверен, — сказал я ей. — Он ведёт нас не туда, где находятся деревья-старейшины.

— Почему?

Я начал было говорить ей, что понятия не имею, но как раз в тот момент я почувствовал вдалеке всплеск эйсара. Он произошёл прямо в той стороне, куда мы шли. За ним последовало ещё несколько вспышек. Там кто-то использовал силу, и ничуть этого не скрывал. Затем я услышал стон, и звук, который мог быть лишь вызванным болью вскриком. Голос был женский.

Пенни остановилась:

— Что это было?

— Тирион, — сказал наш проводник. — Он находится впереди.

Я посмотрел на жену, а затем сказал:

— Это была Линаралла. Что-то не так.

Прежде чем я смог ответить, она стрелой метнулась вперёд, ноги несли её настолько быстро, что мне было за ней не угнаться. Мы были не слишком далеко от источника шума, поэтому я подавил в себе стремление взлететь. Это позволило бы мне нагнать её, но также лишило бы меня фактора неожиданности, если там действительно что-то творилось. Использование мною эйсара почувствовал бы каждый маг в округе.

На бегу я услышал мужской голос:

— Остановишься ты лишь тогда, когда я позволю. — За ним последовал громкий, глухой удар, и ещё один вскрик от боли. — У тебя ещё есть сила. Будешь сражаться, пока не окажешься мёртвой или при смерти. Остальное не имеет значения.

— Отец, пожалуйста… — На таком расстоянии даже я узнал голос Линараллы.

— Вставай, иначе я тебя сам прикончу, — послышался строгий приказ мужчины.

— Оставь её в покое! — Это была Пенни. За её окликом последовал мужской смех.

Черт побери. Деревья разошлись передо мной, и я увидел широкую поляну шириной более чем в сто ярдов. Линаралла стояла на коленях, в изнеможении склонив голову. Перед ней стоял мужчина, смотревший в нашу сторону, но не на меня. Он глазел на мою жену — Пенни бежала прямо на него.

Она сильно меня обогнала, ярдов на пятьдесят или больше, и имела яростный вид — или, я предположил, что имела. Сзади её лица мне было не видно, но я знал свою жену. Она не обнажила свой меч — пока что не обнажила. Возможно, она ещё не была готова отказаться от дипломатии.

Тут мужчина протянул руку, схватил Линараллу за волосы, и рывком поднял на ноги:

— У нас гости, — насмешливо произнёс он нараспев.

Меч Пенни мелькнул, покинув ножны так быстро, что казался серебряным светом в её руках.

Темноволосый мужчина был поджарым, мускулистым, и голым с головы до ног. Он улыбнулся нёсшейся на него Пенни. Тут я его и узнал. Его лицо было в моих воспоминаниях, нечастых моментах, когда он смотрел в неподвижную воду, или в ещё более редких мгновениях, когда он стоял перед настоящим зеркалом. Это был Тирион.

— Пенни! Нет! — крикнул я, но было слишком поздно. Отпустив Линараллу, Тирион активировал свои татуировки, и принял опускавшийся клинок Пенни на предплечье. Ударил дождь искр, но ни клинок, ни рука не получили повреждений.

Что странно, в тот застывший миг мне больше всего бросилось в глаза выражение лица Линараллы. Она подняла взгляд, и на её лице отразились узнавание, ужас, и стыд, когда она увидела бегущую ей на помощь Пенни. Её щека была красной и опухшей, а нижняя губа кровоточила.

Сердце гулко билось в моей груди, но вид лица девушки вызвал гнев, который вымел из моей головы любые страх и сомнения. Этот человек был животным. Он заслужил всё, что ему грозило.

Однако я не позволил возмущению взять надо мной верх. Я не первый раз был в опасной ситуации. Сперва следовало защитить Линараллу, и я не мог напрямую разобраться с Тирионом, пока моя жена не окажется от него подальше. Не имея никакого иного выбора, я решил пока что оставить его ей, а сам отправился помогать нашей полуприёмной дочери.

Пенни была столь стремительна, что её силуэт размазывался в движении, и Тирион медленно отступал под её натиском, блокируя часть ударов руками, а от других уклоняясь. Всё это время он смеялся, в его глазах читалось наслаждение. Он двигался без колебаний, используя свою силу для увеличения скорости, но всё же был недостаточно быстрым, чтобы полностью избежать ударов её меча.

Древний архимаг не использовал свои зачарованные защитные татуировки, которые, наверное, полностью остановили бы её удары, вместо этого защищаясь лишь наручными клинками, и когда её меч пробивался через его защиту, из оставляемых им неглубоких порезов шла кровь. Атаковать её напрямую с помощью своей силы он тоже не стал — это быстро положило бы конец схватке.

Нет, он наслаждался боем.

— Иди к берегу, — сказал я девушке. — Тебе не нужно этого видеть.

— Не могу, — сказала Линаралла. — Он хочет, чтобы я была здесь… чтобы учиться.

У меня сжалось сердце. Я отлично представлял, какого рода уроки хотел преподать ей этот жестокий ублюдок. Две тысячи лет его не изменили. Он всё ещё верил в обучение детей через испытания болью и страданием. Он собирался её мучать до тех пор, пока она не станет такой же жестокой и чёрствой, каким был он сам.

— Хотя бы отойди, — сказал я. — Уйди с поляны. Не хочу, чтобы ты поранилась, если ситуация обострится.

Она кивнула, и отошла в том направлении, откуда мы явились.

Снова сфокусировавшись на бое, я увидел, что ситуация поменялась. Кровоточа полудюжиной маленьких резаных ран, Тирион больше не отступал. Его движения стали быстрее, увереннее, и он начал теснить Пенни. Выражение гнева на её лице медленно гасло, сменяясь отчаянием, по мере того, как она всё упорнее трудилась над тем, чтобы не дать его наручным клинкам добраться до неё.

По её щеке потекла кровь.

— Довольно! — крикнул я, собирая волю в кулак, и готовясь напасть.

Тирион потянулся, схватив мою жену в кулак из чистого эйсара, сковав её руки, и подняв её над землёй. Он также тщательно держал её тело между нами, хотя взгляда не отрывал от её глаз.

— Ты же слышала своего господина — довольно, — приказало он ей, улыбаясь.

— Отпусти её, — сказал я с предостережением в голосе.

Вместо этого он прошёл мимо неё, направляясь прямо ко мне. Он всё ещё не трудился закрыть себя щитом.

— Ты пришёл сюда, в мои земли, и думаешь давать мне приказы? Вы напали на меня, оскорбили меня, а теперь ты думаешь, что можешь указывать мне, что делать? — Он не повышал голос, но безумие в его взгляде заставило мурашки пробежать у меня по спине.

Однако я выжил так долго отнюдь не потому, что отступал каждый раз, когда сталкивался с зарвавшимся психом, наделённым могуществом:

— Я пришёл, чтобы поговорить. Обнаружить, что ты избиваешь детей, я совершенно не ожидал. Я что, по-твоему, должен это проигнорировать?

Тирион оглядел меня с ног до головы, прежде чем ответить:

— А ты не робкого десятка, внук — храбрее, чем я думал. Возможно, послать её к тебе, было не такой уж пустой тратой времени. Но даже так, она — моя собственность. Я буду поступать с ней так, как пожелаю.

— Возможно, ты не в курсе, — сказал я ему, — но в наше время дети больше не являются собственностью. Закон защищает их так же, как и всех остальных.

Он расхохотался:

— Здесь только один закон — мой закон. Это — не Лосайон, или какая-то другая из молодых наций. Это — мой остров, и я здесь главный. Я буду делать, что захочу — с ней, с твоей женой, или даже с тобой. Думаешь, ты сможешь оспорить мою власть?

Мои уши наполнились гулом биения моего сердца, и я ошутил одновременно ярость и страх. Слова Тириона были очень похожи на то, что я уже прежде слышал от богов — и это грозило неприятностями. Пенни была у него в руках, и я уже знал, что его сила как минимум не уступала моей собственной. Что хуже, я ощущал вокруг нас множество существ, скрытых в деревьях по периметру поляны. Крайтэки.

Мы были окружены. Мы были уязвимы, а на их стороне был численный перевес — победить в столкновении было бы невозможно. Вопрос был лишь в том, чем я готов был поступиться.

Однако я уже сталкивался с такого рода безумием. Оно было во взгляде Карэнта Справедливого, в лице Железного Бога Дорона. Я видел его в небрежном безразличии Миллисэнт, Леди Вечерней Звезды, и в искривлённых жестокой ухмылкой губах Мал'гороса. С таким злом нельзя было договориться. Была лишь сила — и слабость.

— Отпусти её, — начал я, ворочая ставшим неповоротливым от гнева языком, — иначе мы это и выясним. Пусть я в невыгодном положении, но если ты навредишь мне или моим близким, я приложу все усилия, чтобы порвать этот остров на куски.

В его безумном взгляде засветилось что-то похожее на радость.

— Хорошо сказано. — Ослабив свою волю, он позволил Пенни упасть на землю у себя за спиной — она стала хватать ртом воздух, и потирать плечи, чтобы восстановить кровоток. — Но я всё ещё чувствую в тебе слабость, внук. Зачем ты явился сюда?

— За Линараллой, — ответил я. — Мы хотим её обратно.

Глава 9

Глаза Тириона расширились.

— Она всё ещё молода, — добавил я. — Она ещё не всему научилась. У неё должно быть больше времени. Она лишь начинает постигать, что значит быть человеком.

— Я вернул её из-за сомнений в том, что она сможет от тебя чему-то научиться, — отозвался Тирион. — Я не хочу, чтобы она выросла мягкой. Когда я выразил желание того, чтобы она узнала о человечестве, я не имел ввиду обращаться с ней как с куклой. Она должна научиться драться.

— Так ты за этим её сейчас сюда привёл? — спросил я его со злобой в голосе.

Он зыркнул на меня в ответ:

— Именно этим я и занимался — но ей нужно больше. Битва — лишь часть обучения. Люди лгут, люди крадут, и они полны коварства. Ши'Хар совсем этого не понимают. Вот, за какими знаниями я её к тебе посылал. А вместо этого она вернулась, и рассказала о семье, отношениях, и любви. Проведённое ею с вами время было не просто бесполезно — вредно. Вот, почему я был вынужден вновь принять этот человеческий облик. — Он обозначил руками своё нагое тело, будто приводя его в качестве аргумента.

— Ты хотел, чтобы я научил её предательству и ненависти, — пробормотал я, несколько ошарашенный.

— Это — новый мир, в котором правят лишь люди. Если мои новые дети хотят выжить, они должны научиться ориентироваться в этом мире, — заявил древний архимаг.

— Здесь она этому не научится, — сказал я ему. — Избивая её до потери сознания, ты её ничему не научишь. Если ты действительно хочешь, чтобы она всё это усвоила, то сперва она должна научиться любви. Разве ты не помнишь, как учился сам? Истинное страдание происходит лишь от любви. Если ты ничего ей не дашь, то ей нечего будет терять, и не за что будет сражаться.

Тирионотвернулся, глядя на свою дочь, которая сейчас разговаривала с Пенни на краю поляны. Когда он снова посмотрел на меня, в его взгляде сверкнуло зло:

— Ладно. Если ты думаешь, что любовь и есть ответ, то покажи мне. Сражайся за неё.

Это меня осадило. Что? Просто проверяя, что я правильно его расслышал, я спросил:

— Что ты имеешь ввиду?

Он сверкнул белоснежными клыками:

— Именно то, что я сказал. Сражайся со мной… за неё. Ты считаешь, что приходишься ей кем-то вроде отца. Покажи мне, на что способна твоя любовь. Если ты так слаб, как я думаю, то я оставлю её здесь. Если же ты победишь, то я позволю тебе оставить её на… скажем, пять лет? Что думаешь? Это, по-твоему, справедливо? Или ты слишком боишься, чтобы рискнуть?

У меня полностью вымело все мысли из головы, пока я пялился на него в ответ, а затем я услышал, как мой собственный голос отозвался:

— Не пять лет, а пока она не будет готова вернуться. — «Зачем я это сказал?! Я же не хочу с ним драться». Я часть думал, что у моего рта были какие-то цели, отличные от моего мозга, и теперь я уверился в том, что мой рот пытался меня убить.

— Это может быть очень долго, — сказал Тирион, задумчиво потирая подбородок. — Мне понадобится нечто большее, если ты хочешь поменять условия с моей стороны. — Тут его взгляд упал на Пенни. — Может, ночь с твоей женщиной?

— Что?! — Я в ужасе уставился на него.

— У этого тела есть потребности, о которых я позабыл, — сказал мой предок. — Здесь нету женщин. Боишься проиграть?

Я покачал головой:

— Я ни за что не соглашусь на что-то подобное.

— Ладно, — ответил он. — Твоего согласия не требуется. Но после того, как я изобью тебя до потери сознания, я всё равно возьму то, что пожелаю. — И тут он плотоядно покосился на Пенни.

— Нет. — Я начал поворачиваться прочь от него.

— У тебя нет выбора, мальчик, — с угрозой сказал Тирион. — Попытаешься уйти — я тебя убью. У тебя не иного выбора кроме как сражаться со мной.

— Предполагалось, что мы — союзники, — возразил я.

— Это закончилось в тот миг, когда твоя женщина оставила на мне след своего клинка, — сказал Тирион. — Вкус крови пробудил мою старую страсть. — Говоря это, он провёл пальцами по крови у себя на груди, и поднёс их к своим губам.

Разгневанный и испуганный одновременно, я сплюнул на землю:

— Ты больной. Я не соглашусь сражаться.

Тирион выглядел возбуждённым как никогда:

— Не волнуйся. Я тебя не убью, даже если ты проиграешь. Ты сможешь забрать себе то, что от неё останется, когда я с ней закончу.

Мир вокруг меня завибрировал. Кожа моя ощущалась так, будто вот-вот готова была загореться. Голос на задворках моего разума шептал мне: «убей его. Быстро, пока он не готов».

— Полагаю, нам понадобятся какие-то правила, — продолжил Тирион, размышляя вслух. — Никакой метамагии, и никакого огня. Будем придерживаться простых силовых атак.

— Метамагия?

— Я так называю нашу с тобой способность. То, что делает нас архимагами — магия, меняющая реальность, способная менять саму магию… метамагия, — объяснил мой предок.

Я вынужден был признать, что он, будучи примитивным дикарём, придумал вполне разумный термин для способностей архимагов. Это беспокоило меня почти так же, как первобытная природа, которую Тирион так отчётливо демонстрировал. Несмотря на внешние признаки, этот человек был не просто зверем — он также был дьявольски хитёр. Смогу ли я его победить? В силе мы были равны, но я почему-то всегда полагал себя умнее. Теперь я усомнился в этом предположении.

— Вся эта игра не для меня, — сказал я ему.

— Попробуешь уйти — и сражаться придётся не просто со мной, но ещё и с крайтэками. — Он подошёл ближе, пока мы не оказались почти нос к носу, благодаря чему я почувствовал запах пота и грязи, оставшихся от его прежней деятельности. — Со всеми нами ты сражаться не захочешь. Даже человек, победивший богов, не сможет победить в такой ситуации. Драться со мной — твой единственный шанс. Покажи мне свой дух, убийца богов. Сражайся со мной.

«Убей его сейчас же!» — настаивал голос в моей голове. «Он не закрыт щитом, до него считанные дюймы. Вонзи силовое копьё ему в сердце раньше, чем он успеет отреагировать, и всё закончится». Это было бы умным ходом, однако я был зол. Я хотел победить этого зверя в его же собственной игре. Моя сила пришла в движение — я приготовился сражаться.

Эйсар Тириона вспыхнул вокруг него, и он отступил на шаг:

— Вот оно. Я вижу это у тебя в глазах!

Неужели он мог настолько легко читать мои намерения? Я отбросил сомнения, и задал ему вопрос:

— А что насчёт наших чар?

Тирион глянул на свои руки, на покрывавшие их и остальную часть его кожи татуировки:

— Полагаю, это было бы нечестно, а? — ответил он.

— Для тебя, — отозвался я, похлопывая мешочек у себя на поясе. — У меня здесь достаточно сюрпризов, чтобы более чем возместить любое преимущество, которое, как ты считаешь, тебе дают эти покрывающие твоё тело уродливые каракули.

— Ладно, — сказал он, кивая. — Никаких чар. Используем только то, что сможем создать на ходу, и никакого огня.

— Морт…

Это была Пенни. Она окликнула меня, на её лице был написан страх.

— Я буду в порядке, — сказал я ей.

— Отец, пожалуйста! Не делай этого. — Это уже Линаралла, и на её лице отражалось больше эмоций, чем я, кажется, когда-либо видел прежде. Она выглядела совершенно расклеившейся.

«А что это в её глазах, неужели слёзы?». Я был весьма уверен, что никогда прежде не видел эту девушку-Ши'Хар плачущей. Быть может, проведённое ею с нами время всё же не ушло впустую. Пенни поймала мой взгляд, и на секунду я мог читать её мысли. Не с помощью магии, а просто потому, что мы так хорошо друг друга знали. В ней была уверенность, и она говорила мне, что всё будет хорошо. Что бы ни случилось, мы справимся.

Она взяла Линараллу за руку, и повела девушку прочь — её материнский инстинкт вновь возобладал:

— Не плачь. С Мортом всё будет хорошо. Он никогда нас не подводил.

Сереброволосая девушка подняла на неё взгляд своих опухших глаз:

— Уже слишком поздно. Я уже увидела.

Ответ моей жены я не услышал. Я полностью сосредоточился на стоявшем передо мной человеке:

— И как мы определим победителя?

— Первый, кто не может сражаться или попросит принять поражение, проигрывает, — ответил он низким и хриплым голосом. Затем он огляделся, осматривая край поляны. — Или первый, кто покинет поле боя. Края поляны будут нам границами.

— Когда начнём?

Тирион осклабился:

— Когда пожелаешь.

Он всё ещё не закрыл себя щитом, что показалось мне странным. «Он что, настолько уверен в себе, или это — часть какой-то стратегии?». Я молча уставился на него. Противник из него был ничуть не похожий ни на кого, или ни на что из того, с чем я когда-либо сражался прежде. Большинство знакомых мне магов были значительно слабее, за исключением моих собственных детей. Что хуже, большая часть моих боёв была против врагов, которые вообще не были людьми, и превосходили меня в плане силы на несколько порядков. В тех боях я побеждал либо благодаря уловкам, либо подготовке, либо использовал то, что Тирион называл «метамагией».

Стоявший передо мной мужчина пылал эйсаром подобно какой-то странной звезде, сиявшей ненавистью и злобой. Я видел и похуже — в конце концов, он не был одним из богов, — но в этом случае я был стеснён в средствах. «Только сила, а? Ладно, как насчёт вот этого?». Я послал в его сторону маленький пробный удар, чтобы посмотреть, как он собирается реагировать.

Тирион не сдвинулся с места, и моё силовое копьё пробило маленькую дырку в коже у него на боку. Я не целился для смертельного удара, и был удивлён тем, что он не попытался закрыться щитом или избежать атаки. Из раны стала сочиться кровь.

— А защищаться ты что, не собираешься? — спросил я.

Он презрительно усмехнулся:

— Только когда ты решишь начать нападать. Моё терпение на исходе. Ты напоминаешь мне Гэйбриэла. Умереть захотел?

Упоминание этого имени меня удивило. Гэйбриэл был одним из его сыновей, две тысячи лет тому назад, и умер одним из первых. Смерть Гэйбриэла настигла от руки его сестры, когда он отказался с ней сражаться. Он был единственным из детей Тириона, кто умер, ни разу не поступившись своими принципами. Он умер за свою доброту, отказавшись принимать жестокость, которую мир пытался ему навязать.

— Я бы скорее предпочёл, чтобы меня сравнивали с ним, а не с тобой, — наконец сказал я.

— Вот только ты — не как он, на самом деле, — продолжил Тирион. — Ты совершал поступки, злые поступки, на которые он никогда не пошёл бы. Как ты живёшь с таким противоречием? — Он пошёл на меня.

Я не хотел, чтобы он подходил слишком близко. Это я знал наверняка. На расстоянии я мог с ним тягаться, вблизи — я не был уверен. Я снова атаковал, на этот раз послав сокрушительный силовой удар ему в туловище. От этого он обязан был защититься, иначе он бы растянулся на земле с полной расколотых рёбер грудью.

Он поднял ладонь, и дёрнул ею, отражая удар в сторону. Выглядело почти так, будто он сделал это голыми руками, но я засёк использованный им эйсар. На краткий миг он покрыл руку защитой, и использовал эйсар в качестве маленького щитка, которым отвёл мой удар в сторону.

— Уже лучше, — объявил он, а затем шагнул вплотную ко мне, и врезал по моему щиту кулаком.

Удар был столь быстр, и нанесён с такого близкого расстояния, что избежать его я не мог. Удар обрушился на мой щит, и заставил меня отлететь назад. Кувыркаясь, я потянулся к воздуху, и выровнялся, изящно приземлившись на расстоянии в десять футов. Голова у меня гудела — он едва не пробил мой щит.

Пробитый щит означал откат, а откат точно вылился бы в поражение. Отказ Тириона использовать защиту теперь начал приобретать смысл. Против более слабого противника щит давал безопасность, а против богов щит был необходимостью, чтобы я мог хотя бы двигаться. В этой же ситуации щит был слабостью.

«Проклятье, я же знаю, как он думает, как он сражается. Я прожил его воспоминания!». Однако это знание, похоже, не помогало. Тирион был убийцей до мозга костей. В нём не было места ничему иному. А я чем был? «Отцом, мужем, и защитником слабых». Я никогда не сражался по своей воле — лишь тогда, когда меня вынуждали.

На меня обрушилось ещё два удара, сверху и снизу. Потянув воздух, я скользнул в сторону, и ответил взаимностью, послав обратно мощный удар. Тириона это почему-то застало врасплох, и я вложил в атаку почти всё, что мог. Не в силах уклониться, Тирион скрестил руки, и направил свой эйсар на защиту. Удар вломился в него, отбросив назад на двадцать футов. Тирион попытался перекатиться, но в итоге растянулся в грязи.

«Я что, победил?». Это не могло быть настолько легко.

Я пошёл было к нему, но он вскочил с земли настолько быстро, что мои глаза почти не успевали следить за его движениями. Он направлял свою магию в мышцы, увеличивая свои физические возможности — тот же трюк, с помощью которого он недавно мог мериться силой с Пенни. Двигаясь как напитанная молнией болотная рысь, он метнулся в сторону, а потом прыгнул на меня, подобрав кулаки, готовый нанести удар.

Теоретически, на такое был способен любой маг, но на практике это было не так-то просто. Люди вроде Сайхана, Дориана или моей жены тратили недели, учась справляться с увеличившейся силой. Существовала реальная возможность убить или покалечить себя, если силой не управлялись должным образом. Будучи волшебником, я никогда не чувствовал нужды в таких вещах, разве что иногда увеличивал свою выносливость. Если нужно было что-то поднять, я использовал магию напрямую. Если требовалась скорость, я летел. Если нужно было что-то уничтожить, легче было сделать это издалека.

Очевидно, Тирион придерживался иного мнения на этот счёт.

Но, с другой стороны, у меня тоже были таланты, развивать которые никакой вменяемый маг и думать бы не мог. Снова коснувшись воздуха, я поднял себя, и кувыркнулся через голову Тириона, приземлившись в двадцати футах позади него раньше, чем он сумел развернуться. Направив широкую, косящую волну силы ему в туловище, я снова нанёс сильный удар.

Огрызаясь как животное, он заблокировал атаку, но я видел, что это далось ему не даром. Несмотря на это, он смотрел на меня диким взглядом.

«Ему это нравится», — осознал я.

Тирион понёсся на меня, атакуя на бегу, и мир начал расплываться, когда я ответил взаимностью, принимая каждый приходивший мне удар силы. На расстоянии я был ему под стать, попеременно нападал и защищался со скоростью, о которой я никогда прежде и не думал. Сознательные мысли больше не были возможны — я полностью отдался более примитивной части своего мозга. Каждый раз, когда Тирион приближался, я поднимался в воздух, ловко избегая его, и разрывая дистанцию.

Я ощутил, как его сила потянулась, шевеля воздух и разрывая почву. Он пытался создать вихрь, наполнить воздух сбивающей с толку смесью ревущего ветра и жалящего гравия. Я парировал его попытку, подавив её в зародыше, при этом продолжая нападать. Сокрытие поля боя лишь сыграло бы на руку его попыткам подобраться вплотную и прикончить меня. На расстоянии я ему совершенно не уступал. Его тело было быстрым, но не могло сравниться с моей подвижностью по воздуху.

Для лишённого магического взора стороннего наблюдателя наш бой был по большей части невидим. С точки зрения Пенни, мы, наверное, большую часть времени стояли неподвижно, хотя на самом деле мы обменивались быстрыми ударами и контрударами, что периодически прерывалось сменой позиций в постоянном поиске преимущества.

Земля исчезла, когда мой противник попытался удивить меня, разорвав почву прямо у меня под ногами, но я не упал. Зависнув в воздухе, я схватил освободившуюся почву, и перенаправил её в другую сторону. Его неожиданная атака превратилась мой удар, когда полтонны песка и гравия вспороли воздух, полетев в его сторону. Отскочив прочь, Тирион избежал попадания, но при этом угодил в другую яму, которую я создал ещё тогда, когда начал свою комбинацию.

Тирион взмыл в небо, оттолкнувшись своими усиленными ногами сразу же, как только его ступни коснулись дна… лишь для того, чтобы напороться на мой земляной удар, вернувшийся обратно. Камни и песок обрушились на его незащищённое тело, оставив сотню кровоточащих ран, и в некоторых местах полностью содрав с него кожу.

Оглушённый, он упал, покатился, и вновь вскочил на ноги, но я не дал ему возможности прийти в себя. Его контрудар был плохо нацелен, что позволило мне легко уклониться, пока я сам молотил по его туловищу и ногам силовыми ударами.

Он был у меня в руках, но насколько далеко я должен был зайти ради победы? Его защита была прорвана. Я нанёс по нему столько ударов, что его тело наверняка вопило от боли. Он продолжал блокировать некоторые из моих атак, но я был идеально сфокусирован, в то время как он потерял равновесие под градом ударов. Мне что, придётся переломать ему кости?

Моё внимание было настолько плотно приковано к нему, что я едва не упустил ударившее по мне сзади дерево. Он каким-то образом вырвал росшее на краю поляны дерево — а я не заметил. Я скользнул вверх и вправо по воздуху, чудом избежав едва не ставшего фатальным удара. «Он что, пытается меня убить?»

Я принялся молотить по нему своей силой. Большую часть ударов он блокировал, но некоторые достигли цели. Он никак не мог долго держаться под таким давлением.

Бой продолжался, и я чувствовал, что устаю — но для него всё было ещё хуже. Отчаявшись положить схватке конец, я стал бить всё сильнее и сильнее. «Да почему он просто не сдастся?!». И тут я допустил ошибку. Утомление заставило меня уклониться от одного удара — лишь для того, чтобы подставиться под другой, мощный удар, выбивший меня из колеи.

Меня пронзили боль и страх. Важнее всего были инициатива и инерция. Потеряешь их — и бою конец. Мой предок не проявит ни сдержанности, ни милосердия, если вернёт себе преимущество. Запаниковав, я позволил своей ярости выйти из-под контроля. Направленный мною в его сторону контрудар был слишком сильным. Попади он в цель, Тириона разорвало бы на куски — силы там было достаточно, чтобы уничтожить замковые ворота.

Тирион видел, что ему грозило, но вместо защиты или уклонения он замер неподвижно, а его лицо озарила кровавая улыбка. Всё случилось менее чем за секунду. Осознав, что он вот-вот умрёт, я попытался остановить свой собственный удар. На практике это было похоже на то, что бывает, когда бьёшь с размаху кувалдой по камню, а потом пытаешься отменить удар на полпути.

С кувалдой можно было, наверное, схлопотать растяжение в спине, но с эйсаром… результатом стал откат. Усталый от долгого боя, я почувствовал, будто мой разум рвался на части — по мне прокатилась холодная и чёрная агония, поглощавшая всё на своём пути. И виноват в этом был лишь я сам.

Когда это произошло, я парил в паре футов над землёй, но боль была настолько мощной, что я даже не почувствовал удара от падения. Я, наверное, на секунду потерял сознание, поскольку когда я открыл глаза, он был рядом. Мир окрасился красным, когда его кулак впечатался в моё лицо.

За этим последовали ещё удары. Тирион больше не использовал магию, но в этом и не было нужды. Я был совершенно беспомощен. На восстановление после того, что я с собой сотворил, должна была уйти неделя, или больше. Я почувствовал хруст, когда моя скула сломалась под его кулаком. После этого он милосердно переключился на моё туловище.

Или, наверное, не так уж милосердно — что я осознал, когда начали ломаться мои рёбра. Теперь он наверняка использовал магию — никакой кулак не вынес бы удара настолько сильного, чтобы сломать рёбра. Я услышал крик, но это точно был не я — поскольку я не мог дышать.

— Сломанные кости болят, верно? — тихо напел мне на ухо Тирион.

Он прижимал к моему животу что-то острое. Нож? «Нет, это — клинок из чистого эйсара. Он сейчас меня убьёт».

— Проблема с откатом, — продолжил он, — заключается в том, что ты не можешь срастить сломанные кости. Мои уже в порядке. И все те порезы, которыми ты меня наградил, уже тоже закрылись. Но ты ничего не сможешь исправить. Ты беспомощен. С тем же успехом ты мог бы быть мёртвым. — Клинок вспорол мою кожу, разрезая плоть и мышцы. Если бы я мог, я бы закричал.

— Сейчас ты, наверное, гадаешь, убью ли я тебя — и поверь, я хочу это сделать. Но не буду. Семья очень важна для меня. — Тут Тирион остановился, и резко засмеялся, будто только что пошутил. — Нет, сегодняшние события — это урок для тебя. Ты сражался как глупец. Я хочу, чтобы ты это запомнил — запомнил боль, запомнил страх.

— Тогда, в самом конце, ты, казалось, наконец-то усвоил урок — но потом, когда победил, сам же всё проебал. В следующий раз надо действовать именно так с самого начала — и не сдерживаться. — Он встал, и сплюнул на землю рядом со мной кровавый комок мокроты. — Конечно, если ты сумеешь поправиться, чтобы этот «следующий раз» вообще был. А теперь прошу меня простить — мне нужно получить награду. — Его взгляд сместился в сторону, упав на Пенни. — Когда я с ней закончу, твоя жена поблагодарит тебя за то, что ты проиграл.

И он пошёл прочь.

На секунду меня окатило облегчение — а потом через застилавшую мои мысли агонию пробился смысл его слов. Я начал мелко и больно вдыхать, но боль перестала быть моей главной заботой. Повернув голову, я попытался крикнуть ему вдогонку, но у меня не было голоса. Один из моих глаз отёк и не открывался, но другой всё ещё был способен сфокусироваться на его удаляющейся фигуре.

Пенни стояла на краю поляны, сжимая в руке меч с угрозой во взгляде. Хотелось бы сказать, что я никогда прежде не видел это выражение у неё на лице, но мы с ней за прошедшие годы пережили кое-какие весьма экстремальные события. Тем не менее, я никогда не хотел видеть её такой страдающей. Её глаза метали молнии в приближавшегося к ней обнажённого монстра, будто она надеялась этими самыми молниями его убить.

Когда Тирион почти достиг её, она прыгнула вперёд, схватив одной рукой его плечо, а другой прижав кончик меча к его груди.

— Исцели его! — прошипела она сквозь сжатые зубы. В месте, где лезвие касалось его груди, потихоньку потекла кровь. — Исцели его немедленно, или я проткну этим клинком твоё проклятое сердце!

— Давай, — ответил он, спокойно глядя ей в глаза. — Мы со смертью очень близки. Вдави в меня эту зачарованную сталь! Дай мне почувствовать вкус твоей ярости. — Время будто застыло на миг.

А потом он начал двигаться — вперёд. Меч Пенни погружался всё глубже, пока не начал рассекать его рёбра. Её рука дрожала, но не от слабости, а от страха.

Тирион со змеиной быстротой отбил кончик клинка в сторону, оставив у себя на груди кровавую рану, а затем схватил Пенни за волосы на затылке.

— Вот именно, — тихо сказал он. — Ты не можешь. Потому, что он умрёт без моей помощи — или потому, что ты желаешь того, что сейчас случится?

Она билась в его хватке, но он вывернул её голову назад, к себе лицом. Меч всё ещё был в её руке, но теперь просто безжизненно висел. Подтащив её ближе, Тирион поймал в зубы её ухо, и стал сжимать челюсти, пока она боль не заставила её вскрикнуть. Когда он от разжал зубы, у него на губах осталась кровь, хотя мне было неясно, откуда она — от укуса, или от какой-то из полученных ранее ран.

— Боль сообщает тебе, что ты жива. Она заставляет твоё сердце биться чаще… и разжигает похоть, — плотоядно сказал он.

В глазах Пенелопы стояли слёзы, но щёки её покраснели. Было что-то в выражении её лица, в том, как разомкнулись её губы, как её дыхание стало коротким и судорожным. От этого у меня по спине пробежали мурашки. «Она что, откликается ему?»

— Я тебя за это убью, — прорычала она.

— Так чего же ты ждёшь? — ответил он. — Меч всё ещё с тобой. Останавливать тебя я не буду. Используй! — Секунды протекали одна за другой, пока он наконец не накрыл её рот своим собственным.

Меч пенни, который я зачаровал ей годы тому назад, выскользнул из её пальцев, и упал на землю. Она стала сопротивляться, но её руки лишились силы. Когда Тирион снова оторвался от неё, он посмотрел на неё пылающим взглядом:

— Ты, похоже, потеряла свой клинок. Используй мой — он для тебя почти готов.

Ярость моя была запредельной — настолько запредельной, что я попытался коснуться своей силы, но эта попытка лишь отдалась болью, которая едва не заставила меня потерять сознание. Я попытался сдвинуться с места, но ноги мои ослабли, а левая рука вообще не откликалась. Каким-то образом мне удалось встать на колени, упираясь здоровой рукой в землю. Я сомневался, что смогу проползти достаточно далеко, чтобы добраться до них, но тут мой взгляд приметил камень размером с кулак — его выдрало из земли во время нашей схватки. Схватив его правой рукой, я поднял его, и бросил изо всех сил.

Тирион ощутил его приближение, поскольку его магический взор по-прежнему работал исправно. Он мгновенно оттолкнул Пенни, и отскочил на десять футов назад одним мощным прыжком. Приземлился он среди кустов и маленьких деревьев на краю поляны.

Пенни мгновенно кинулась ко мне. Тирион начал было выходить из-под сени деревьев, но путь ему преградила Линаралла:

— Нет, — сказала она твёрдым голосом. — Ты проиграл.

На миг Тирион выглядел сбитым с толку, но затем осознал, что оказался за пределами края поляны. Он пожал плечами, и горько рассмеялся:

— Похоже, что ты права. Я покинул поляну, а он явно не перестал сражаться. Ты победил, Граф ди'Камерон! — окликнул он громко, а затем с издевкой поклонился. — Я признаю твою победу. Забирай приз, и уходи… теперь Линаралла — твоя дочь.

— Иди на хуй, — сказал я — или сказал бы, не будь моё лицо так сильно помято. Челюсть у меня не работала как надо, да я и не мог набрать в лёгкие достаточно воздуха, чтобы выдавить из себя что-то громче шёпота. Оставалась надежда лишь на то, что выражение моего лица поведало ему о моих чувствах.

Пенни высказалась за нас обоих:

— Жду не дождусь нашей следующей встречи. Ещё раз прикоснёшься ко мне — и я точно вгоню тебе в грудь клинок. — Её голос был полон злобы, но мне её слова показались пустой бравадой.

— Дорогая Пенелопа, — ответил Тирион, — попытайся не признаваться в своей любви настолько громко. — Тут он засмеялся над своей собственной шуткой. — Поскольку я сомневаюсь, что твой муж сможет летать в ближайшее время, я прикажу одному из дормонов отвезти вас обратно на материк. — И с этим он удалился.

Дормон представлял из себя особый тип крайтэка, и являлся массивной летающей тварью, которая казалась скорее растением, чем животным. Когда он наконец прибыл, Пенни легко забралась ему на спину, и стала ждать, пока Линаралла мягко пролевитировала к ней моё изломанное тело. Считанные минуты спустя мы оказались в воздухе. Пенни подложила одну руку мне под голову, а второй придерживала моё тело во время полёта.

Следующие часы она тщательно за мной наблюдала. Дормон летел далеко не так быстро, как я, поэтому перелёт занял почти восемь часов. Единственный не пострадавший глаз я держал крепко зажмуренным. Я не мог вынести отражавшейся на её лице жалости, постоянного напоминания о моей неудаче, о моём позоре. Оставшись наедине со своими мыслями, я снова и снова прокручивал у себя в голове тот миг, когда он её целовал, а меч выпал из её руки.

Я был почти рад тому, что боль отвлекала меня от моих мыслей.

Глава 10

После Тёрлингтона всё стало хуже. Пенни понесла меня через Мировую Дорогу. Было бы проще, если бы Линаралла меня пролевитировала, но жена отказывалась её слушать, а я был не в состоянии для споров. К счастью, я потерял сознание до того, как мы достигли Ланкастера.

Когда я очнулся, мы покидали промежуточную станцию во дворе Замка Камерон. Линаралла использовала круг в Ланкастере, чтобы телепортировать нас туда, к моему вящему облегчению. Я не мог с уверенностью сказать, что вынес бы ещё одну долгую поездку, а телепортироваться сам я точно не мог.

Едва владея даром речи, я прошептал, зная, что благодаря своему острому слуху Пенни меня услышит:

— Не дай им меня увидеть.

Кивнув, она сняла свой плащ, и накрыла меня им. Если у стражников при промежуточной станции и были какие-то вопросы, выражение её лица заставило их промолчать. Вскоре я снова оказался лежащим в своей кровати.

Когда мы вошли в дом, Линаралла сработала отвлекающим манёвром. Коналл и Айрин были рады её увидеть, хотя я уверен, что они испытывали любопытство насчёт чего-то большого в руках их матери. Минуты спустя я был в своей кровати, пятная простыни грязью и засохшей кровью.

Из наших старших детей дома была только Мойра. Несмотря на мои возражения, Пенни привела её сразу же, как только уложила меня. Из-за последствий отката я не мог исцелить себя сам, а Пенни это, похоже, казалось важным. Лично я только хотел найти тёмную дыру, и заползти в неё.

Мойра и её заклинательная двойница, Мёйра, работали в паре, сращивая мои сломанные кости, и залечивая различные раны. Серьёзная рана у меня была одна — в боку, и она потихоньку сочилась кровью. Сам я её осмотреть не мог, но она, наверное, не была сложной, поскольку им не потребовалось много времени, чтобы с ней разобраться. Если кинжал задел что-то важное, то узнаю я это через несколько дней. Смерть от раны в брюшной полости просто ужасная.

Многое они исправить не могли — последствия отката, отёки и синяки, не говоря уже о моей пострадавшей гордости. Если верить моему опыту, в постели я должен был провести минимум неделю, если не больше.

Было много разговоров, но я игнорировал всех, пока они наконец не ушли. Пенни оставалась дольше всех, но в конце концов она решила дать мне отдохнуть. Дверь закрылась, и я остался один в комнате, освещённой единственной свечой.

Я лежал, уставившись в освещённый тусклым светом потолок, и ненавидел себя за мою слабость. Ненавидел то, что произошло. Такого стыда я не чувствовал с того дня, когда меня прилюдно высекли в Албамарле. Впечатления от того раза притупились со временем, поэтому точно я сказать не мог, но этот раз чувствовался хуже.

Лишившись сил, я закрыл глаза и, несмотря на боль, быстро заснул. Сны у меня были отнюдь не приятные.

Я снова наблюдал, как меч падал из её руки…

* * *

— Морт, проснись.

Я не был уверен, сколько я проспал, и, на самом деле, в этот момент я бодрствовал. Мне просто не хотелось открывать глаза. Ничего хорошего в этот день на горизонте не маячило — только ещё больше боли и вины.

Моего лба легонько коснулись мягкие губы:

— Чёрт тебя дери, я знаю, что ты не спишь. Посмотри на меня.

Она ни в чём не была виновата. Я это знал. Вина лежала исключительно на плечах одного человека — человека, которому следовало сдохнуть пару тысяч лет назад, когда его собственная дочь вогнала нож в спину. Но чувствовал я иное. Моё сердце хотело взять ответственность на себя. Я никогда не винил других, какими бы ни были обстоятельства.

Это был мой провал, моя слабость, мой позор. Но хуже всего было не это. Я и раньше терпел неудачи. Хуже всего было видеть, как она теряет волю в его руках.

Ничего рационального во всём этом не было. Я снова и снова объяснял это себе каждый раз, когда просыпался после своих ночных кошмаров. Сделав глубокий вдох, я открыл глаза. Её я за это наказывать не мог, какая бы хрень ни творилась в моей голове. Нужно было крепиться.

— Привет, — хриплым голосом сказал я. Усилием воли я заставил слабую улыбку появиться на моих губах — было больно. Боль вызывало любое движение моих лицевых мышц — кости срослись, но повреждения тканей никуда не делись.

На меня сверху вниз уставились ясные карие глаза, обрамлённые лицом, которое могло принадлежать лишь ангелу. Пенни. Тёмные круги ясно давали понять, что она, наверное, не спала. Она что, всю ночь себя мучила? Похоже, монополии на сомнения в себе и самобичевание у меня не было.

— Мне тебя не хватало, — сказала она. — Ты долго спал.

— Сколько уже раз мы были вот в этой ситуации? — спросил я.

— Слишком много — и каждый раз ощущения хуже, чем в прошлый, — ответила она.

Пенни была права. Я был на грани смерти так часто, что и упомнить не мог, и каждый раз при возвращении меня ждала её улыбка. Однако и ей самой приходилось тяжело. Несколько раз мне тоже приходилось сидеть у её кровати, когда с ней что-то случалось. Теперь это стало для нас почти ритуалом.

— Ещё пару дней — и я буду в полном порядке.

Пенни склонила голову, спрятав от меня своё лицо:

— Элиз говорит, что у тебя скорее всего останутся необратимые повреждения, если только ты не сможешь сделать что-то ещё.

Элиз Торнбер была обычной целительницей — и матерью моего покойного друга, Дориана. О лекарском деле и лекарствах она знала больше, чем все, кого я когда-либо встречал. Если она так сказала, то это, наверное, было правдой.

— Как только я избавлюсь от последствий отката, то смогу исправить всё остальное, — заверил я её.

Одним из самых значительных преимуществ архимага было то, что одним из самых простых действий было самоисцеление. Покуда я мог сосредоточиться на воспоминании о том, каким я был в здоровом состоянии, я мог восстановить своё тело. И если уж на то пошло, это тело не было мне родным — его создал Гарэс Гэйлин, используя гораздо более рискованный процесс. Был момент, когда я выглядел его братом-близнецом. Мне потом пришлось изменить тело, чтобы вернуться к своим привычным лицу и форме. Я легко мог сделать это снова — как только смогу пользоваться силой.

— Хорошо, — сказала она, кивая. — Не думаю, что справилась бы без тебя. — Она крепко, до боли сжала мою руку.

Я расслышал депрессию в её голосе, поэтому попытался пошутить:

— Не волнуйся. Всё у меня будет в порядке. Возможно, я даже использую эту возможность, чтобы избавиться от своего брюшка — может, даже мышц добавлю.

Она дёрнулась, что я почувствовал через её хватку у меня на руке. Я невольно попал по больному месту. Или не невольно? Неужели моя ремарка родилась из какого-то подсознательного стремления сделать ей больно?

— Насчёт случившегося… — начала она.

Я перебил её:

— Прости. Я виноват.

Она гневно зашипела:

— Заткнись. Ни в чём ты не виноват.

— Я проиграл, — просто сказал я.

— Мы вообще не собирались там сражаться. Ничто из случившегося не было по твоей воле, — горько ответила она. — Линаралла рассказала мне, что произошло. Ты уже победил. А потом сам себе навредил, чтобы не убить его.

— Я был слаб, и он этой слабостью воспользовался, — ответил я. — Он предвидел мои колебания, и использовал их, чтобы раздавить меня как жука… а потом… — Я остановился, не в силах выдавить из себя слова. Секунду спустя я попытался снова: — А потом он… и тогда я… я не смог тебя защитить.

— Просто остановись, — приказала она. — Я люблю тебя именно потому, что ты — не всеубивающее чудовище. Не нужно притворяться, будто твоя доброта — это слабость. Будь ты иным, нас с тобой здесь не было бы. Если кто и дал слабину, так это я.

— Нет…

И тут по её носу ручейком потекли слёзы, капая на кровать рядом со мной.

— Я не могла его остановить. Нет! Я могла — но не остановила. Надо было вонзить тот меч прямо в его иссохшее, чёрное сердце!

— Ты испугалась…

— Нет! И — да, я испугалась, но пугаться мне не впервой. Я не боялась за свою жизнь. Я знала, что меня он убивать не собирался. Меня парализовало — но не от страха. Моё тело будто предало меня. Я не могла ему сопротивляться. — Ненависть в себе в её словах была такой сильной, что обжигала мне уши.

— Пенни, ты поступила правильно, — настаивал я. — Ты не смогла бы его убить. Крайтэки тогда убили бы нас обоих. Ты знала, что если проткнёшь его, то мы оба умрём.

— Да не в этом дело! — сказала она, давясь словами. — Я этого не знала. Я не думала об этом. Я вообще не думала. Я была в ужасе — боялась, что ты умираешь. Он просто ужасно с тобой поступил! Но когда он меня схватил, я… я… всё просто исчезло!

Внезапно мне пришла в голову мысль, и всё сразу встало на свои места:

— Пенни, ты помнишь, как я рассказывал детям историю его жизни?

— Что? — сказала она, сбитая с толку и разозлённая от смены темы. — Частично — помню, и что? Я не слушала тебя тогда до конца.

— Он изнасиловал дюжину женщин — но не брал их силой. Он использовал свою магию, чтобы манипулировать их телами и эмоциями, — сказал я ей. Теперь я всё понял.

— Ты сказал, что только Сэнтир, вроде Мойры, может так делать. — В её голосе забрезжила надежда.

— Только они могут управлять чужими разумами — а вот создавать ощущения и эмоции может любой маг. В те дни Тирион овладел теми женщинами, внушая им мощное чувство похоти. Что бы ты ни чувствовала — это была не ты. Это был он, он заморочил тебе голову!

Воздух внезапно покинул её грудь с мощным выдохом — с её плеч свалилась гора. Потом её губы прижались к моим. Чуть погодя она отстранилась, на её лице было написано облегчение.

— Ну и злодей! Я места себе не находила из-за вины! Не спала с тех пор, как мы вернулись…

Я улыбнулся, и сжал её руку, жалея, что не могу сесть, и обнять её:

— Он нам обоим голову заморочил, тебе — одним способом, мне — другим.

Пенни сжала руку в кулак настолько сильно, что у неё костяшки побелели:

— Как же я презираю этого ублюдка. Как вообще земля носит такую мерзость? Никогда прежде не хотела так сильно кого-то убить.

Ярость в её взгляде была подлинной — и это меня успокаивало. Я никогда прежде никого не любил так, как я любил её — и каждый год, каждый день это чувство будто становилось сильнее, вопреки всему тому дерьму, которое нам заготовила жизнь.

Мы ещё немного поболтали, но беседа стала более расслабленной — вина и стыд больше не бросали тень на наши мысли. Чуть погодя она помогла мне встать, чтобы я мог опустошить свой переполненный мочевой пузырь — и в этом тоже она помогала мне уже не впервые. Сколько же раз она выхаживала меня.

Позже она ушла, но сперва наклонилась, чтобы ещё раз меня поцеловать. Я ощутил у себя на груди вес её кулона. Серебряного кулона, который я сделал давным-давно, чтобы защищать её от шиггрэс. Тьма снова затмила мои мысли, но я продолжал улыбаться, пока она не ушла.

* * *

Следующий день был хуже первого. Синяки — они такие. В первый день они тебя дурят, заставляя думать, что, возможно, всё не так плохо — но как только ты расслабишься, тут-то они и напрыгивают. Я едва мог двигаться — шевелился я только для того, чтобы сходить в туалет. Моча у меня была тёмно-коричневой — весьма подходящий к случаю цвет.

Вся моя семья по очереди торчала рядом со мной, наблюдая за моим дыханием и сном, и постоянно пытаясь насильно залить в меня возмутительное количество воды. Всё это было частью садистского плана Элиз, направленного на то, чтобы не дать моим почкам загнуться раньше, чем у них появится возможность вернуться к норме. Я всегда знал, что она имела на меня зуб. Она знала, что именно мой злодейский разум стоял за кражей пирожков с черникой — за каковую кражу Дориан благородно взял вину на себя. Я всем желающим послушать твердил, что она пытается меня убить — но они не обращали на меня внимания.

На второй день объявилась Роуз.

Леди Роуз Торнбер, или, более формально, Леди Хайтауэр, была из числа старых друзей. Она была замужем за моим другом Дорианом, и прошла вместе с Пенни и мной через многие невзгоды. Я доверял ей не меньше, чем членам моей семьи. Если честно, для меня она и была членом моей семьи.

Но сегодня я ей не верил.

— Что ты здесь делаешь?! — потребовал я, когда она пересекла порог спальни. Как обычно, её длинные тёмные волосы были заплетены и уложены в безупречную косу у неё на макушке. От одного из своих более обычных элегантных платьев она отказалась в пользу простой льняной сорочки. Она выглядела подозрительно похожей на сиделку.

Её губы скривились в полуулыбке, когда она меня увидела:

— Пенни пришлось отправиться в Гододдин, поскольку тебе всё ещё нездоровится. Я вызвалась взять на себя на сегодня обязанности по уходу за Мордэкаем. Ты воду сегодня пил? — Она взяла кувшин со стола у стены.

— Помогите! Она пришла меня убить! — вяло закричал я в уже закрывшуюся дверь. Леди Роуз была невесткой Элиз Торнбер — не было сомнений, что она была в курсе заговора.

— Хватит уже, — игриво отрезала она. — Твои дети сказали, что ты — трудный пациент, но я не ожидала, что всё будет настолько запущено.

Я обидчиво отвернул голову прочь от неё:

— Если ты попытаешься предложить мне стакан с водой, я укушу тебя за руку, — пробормотал я. — И так уже чувствую себя трещащим по швам бурдюком. — Я попытался поднять руку, чтобы она могла увидеть мои похожие на сосиски пальцы, но было слишком больно, поэтому я в конце концов сдался.

Роуз подошла ближе, и села на стуле рядом с кроватью, а затем наклонилась, глядя на меня сверху вниз:

— Как же низко ты пал. — Она одарила мой лоб лёгким поцелуем, прежде чем снова усесться. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Я поморщился:

— А как я выгляжу? Умножь это на десять — и будешь недалека от истины.

На её лице мелькнула озабоченность, но исчезла почти так же быстро, как и появилась. Большинство людей вообще не заметили бы. Леди Роуз была превосходной актрисой, и мало кто видел глубины, скрывавшиеся за идеально сдержанным выражением её лица.

— Тебе всегда нравилось ныть, — едко сказала она. — Когда ты в последний раз ходил в туалет?

Я одарил её полным деланного смущения взглядом:

— Ты ещё даже не подарила мне цветы, а уже хочешь знать что-то о моём мочевом пузыре?

— Морт, — предостерегающе сказала она.

— Час назад, — солгал я.

Её голубые глаза сверкнули:

— Твоя дочь сказала, что последний раз был прошлой ночью.

— Я тайком выскользнул с кровати этим утром, когда она отошла. Меня слишком смущает делать это в её присутствии.

— Ты едва можешь двигаться, — сделала наблюдение она, а затем, ничуть не смущаясь, нагнулась, и вытащила ночной горшок. Я почувствовал, как моё лицо покрыл румянец, когда она убрала крышку. — А эта штука — пустая.

— Я вылил всё в окно.

Она строго посмотрела на меня:

— Похоже, что вам, милорд, придётся пить ещё чая из одуванчиков. — Затем она положила ладонь мне на лоб. — И, наверное, ещё и чай из ивовой коры — от жара.

— Предательница, — прошипел я. Оба чая были ужасными на вкус сами по себе, и я с содроганием думал о том, какой вкус у них будет, если она их смешает.

Роуз улыбнулась:

— Меня ещё и не так величали. Как думаешь, сможешь пописать, если мы тебя вытащим из кровати?

Она была стройной женщиной, и, несмотря на её превосходящие личные качества, она никак не могла надеяться удержать меня в стоячем положении.

— Мы? — подозрительно спросил я.

— Алисса ждёт за дверью, если понадобится её помощь, — проинформировала она меня.

Алисса была одной из служанок у меня дома — а также будущей невесткой Леди Роуз. Также она была очень молодой — ей было меньше двадцати, по моим прикидкам. Девушка была невероятно атлетически сложенной, прирождённой воительницей, и я не сомневался, что она смогла бы тащить меня на руках в одиночку.

— Если ты втянешь её в это, то рискуешь остаться без внуков, Роуз. Только подумай о травме, которую она заработает, если я стяну с себя штаны у неё на глазах!

Она похлопала по моей укрытой одеялом ноге:

— На тебе сейчас вообще нет штанов, и я как-то пережила — уверена, что переживёт и она. Разве ты забыл, что мне уже не впервой выхаживать тебя?

Я не забыл. Вообще говоря, однажды мне тоже пришлось её лечить. Чем больше я об этом думал, тем больше осознавал, какое количество угрожающих жизни ран было у меня и у моих близких. Эта мысль отрезвляла. Частично это также было тем, что делало Роуз «своей».

Я поглядел на неё, изучая еле-заметные морщины вокруг её глаз, и начавшие прокрадываться в её волосы серебристые пряди. Роуз старела, как и я — но казалось, что это лишь делало её ещё красивее.

— Роуз, если я не выкарабкаюсь… — начал я.

— И слушать не желаю, — твёрдо рявкнула она. — Ты поправишься, Мордэкай Иллэниэл, и я смогу ещё не один год тебя мучить. — Встав, она направилась к двери. — Схожу за Алиссой, а потом посмотрим, сможешь ли ты наполнить этот горшок.

Когда она уходила, мне в голову пришла шаловливая мысль:

— Роуз, погоди. Меня это смущает, но я слишком слаб. Ноша тяжёлая — не думаю, что смогу поднять её. Мне, возможно, понадобится больше помощи, чем ты думаешь. — Я одарил её хулиганской улыбкой.

Она захлопнула свой рот ладонью, притворяясь шокированной:

— О, нет! Если это так, то я уверена — моих скромных сил будет недостаточно. Быть может, мнеследует позвать Грэма, чтобы он тебе подержал?

— Забей, — мгновенно ответил я. — Я уже чувствую, как силы возвращаются ко мне. — Если честно, Роуз иногда такая бука — и чувство юмора у неё злое.

Минуту спустя она вернулась с Алиссой, но несмотря на все их усилия, они не смогла поднять меня на ноги. Было слишком больно, и ноги отказывались меня держать. За день до этого я мог встать при поддержке одной лишь Пенни — но с тех пор я ослабел. После некоторого количества возни и пары криков боли с моей стороны они сдались. Вместо этого они перевернули меня на бок, и поднесли горшок поближе.

Было очень унизительно. За четверть часа я мало что смог из себя выдавить, но они сжалились, и убрали горшок.

Потом были чаи из одуванчиков и ивовой коры, и хотя вкус мне не нравился, я пил их почти без жалоб. Она хорошо это скрывала, но что-то в позе Роуз сказало мне, что она беспокоилась, и только чаем я мог помочь избавить её от волнений — поэтому я быстро его проглотил.

Потом я немного поспал, а когда проснулся, открыл глаза медленно. Роуз всё ещё была рядом, сидела у кровати. Её руки были чем-то заняты — чуть погодя я осознал, что она плела кружево. Готовить она не умела (убедился на собственном опыте), но Леди Роуз получила традиционное воспитание, и её руки никогда не лежали без дела. За год её ловкие пальцы могли выдать поразительное количество кружев, который шли на воротники и манжеты.

Я тихо наблюдал, любуясь её искусностью. Когда она заговорила, это стало для меня неожиданностью — я не думал, что она заметила, что я встал.

— Не хочешь рассказать мне, что случилось на острове?

— Уверен, ты всё уже услышала от Пенни.

Её руки продолжали двигаться, и взгляд её не отрывался от её работы:

— Я услышала достаточно, чтобы понять, насколько сильно её расстроило всё случившееся. Одного взгляда на тебя хватило, чтобы понять, почему именно, но я уверена, что она не рассказала мне всего.

Леди Роуз обладала острым умом и склонностью к наблюдению и вмешательству в чужие жизни. Несмотря на отсутствие у неё магического взора, она всегда знала о событиях вокруг неё больше, чем любой десяток знакомых мне людей вместе взятых. Иногда объём её знаний был просто пугающим. Порой я гадал, не обладала ли она какой-то тайной способностью читать мысли. Более того, она рассказывала лишь часть того, до чего додумалась, поэтому всегда можно было с уверенностью сказать: она знает больше, чем говорит.

Когда я ничего не сказал, он подтолкнула меня:

— Расскажи мне, что случилось.

— Почему? Уверен, ты уже знаешь всё, что я мог бы рассказать.

— Потому, что тебе нужно выговориться, — ответила она.

Она была права, и исповедницы лучше её было не сыскать. Если кто и мог понять, так это она. Изоляция заставила меня чувствовать, будто я попал в западню, поэтому я начал рассказывать. Следующие полчаса я медленно рассказывал о случившемся, описывая всё, не упуская ничего, по крайней мере — пока не добрался до самого конца. Тут я остановился, и она подхватила нить беседы:

— А потом он её поцеловал, и она выронила меч, — закончила она вместо меня. — Ты не собирался об этом говорить, так ведь?

— Она тебе рассказала.

Роуз кивнула:

— Она испытывала огромное облегчение, когда ты рассказал ей о его способности влиять на эмоции — но это была не вся правда, так ведь, Морлэкай?

«Проклятье». Я знал, что это случится. Эта женщина ничего не упускала.

— Нет, не вся.

Запустив руку за пазуху, она вытащила свой собственный кулон — такой же носили все жители Замка Камерон и Уошбрука.

— Я — не волшебница, но насколько я помню твои объяснения, эти штуки препятствуют подобным манипуляциям.

Я больше пятнадцати лет тому назад объяснял принцип их действия ей и остальным — но она не забыла. Зачарованные кулоны отнюдь не гарантировали стопроцентной защиты, и не были идеальны. Любой маг Сэнтиров, вроде моей дочери, Мойры, мог довольно быстро обойти предоставляемую ими защиту — но для не-Сэнтира, вроде Тириона, или меня, это было невозможно.

— Ты же ей не сказала? — просто спросил я.

Она сжала губы:

— Нет. Думаю, ты правильно поступил, оставив ей это утешение, и единственная проблема заключается в том, что если она сама до этого додумается, то всё может стать ещё хуже.

— А что она сделает? — прохрипел я сдавленным голосом.

Некоторое время Роуз давила на меня острым взглядом, прежде чем смягчилась:

— Идиот! Вот, что ты о ней думаешь? Ничего она не сделает — только, разве что, будет тайно себя ненавидеть. Несмотря на всю твою гениальность, иногда ты меня удивляешь своей тупостью, Мордэкай.

Взор мой затуманился, и я не мог ей ответить.

— Она тебя любит. Всегда любила, и всегда будет любить. То, что с ней произошло, было инстинктивной физической реакцией — такая бывает у всех. — В её голосе прозвучала нотка горечи.

Всё замерло. Я замер. Мой мир, вившиеся внутри сомнения… замерли. В её словах я ощутил нечто новое, нечто озадачивающее, нечто, способное перевернуть мои представления с ног на голову. Я бросил взгляд на Роуз, ожидая, когда она продолжит.

Её взгляд впился в мои глаза, и так продолжалось какое-то время. Внутри её взгляда пылал интеллект столь яркий, что мог бы испугать, не будь он сдержан таким же объёмом сострадания. Что-то промелькнуло между нами — какое-то понимание, или чувство, хотя если бы меня попросили облечь это в слова, я бы не знал, что сказать. Оно было глубоким и подсознательным, чувство утешения, понимания, в совокупности с некоторой тоской. В конце концов она протянула руку, и обняла мою отёкшую руку своими мягкими, прохладными пальцами — её касание был бальзамом для моих нервов.

— Люди — сложные существа, Мордэкай, — наконец сказала она. — Мы — не что-то одно, а всё сразу. Мы можем описывать себя с точки зрения наших животных желаний, с точки зрения наших рациональных решений, и с точки зрения наших высших эмоций — зверь, разум, и сердце. Я буду называть их этими именами, но помни, что это — лишь слова. На самом деле, в более глубокой истине, они все являются частями целого — целого, которое мы не можем описать, не потеряв часть его смысла.

Лучшая наша часть — это сердце, то место, откуда происходит любовь, а любовь имеет много форм, но они все одинаковы. Любовь ли это к ребёнку, или к жене, или к другу — всё одно и то же. Мы используем для этих отношения разные названия не потому, что любовь иная, а потому, что с ними связаны другие элементы, иногда — похоть нашего внутреннего зверя, а также остов и правила, накладываемые разумом, — продолжила она.

Когда-то в прошлом я говорил о чём-то подобном, но истина часто имеет большее значения, когда слышишь её из чужих уст. Роуз сжала мою руку, и кивнула, будто могла слышать мой внутренний монолог.

Затем она продолжила:

— Помнишь, как Элэйн за тобой волочилась?

Я внутренне содрогнулся. Элэйн Прэйсиан была дочерью моего доброго друга Уолтэра. Некоторое время я был её наставником и учителем. Она меня боготворила, и в начальный период её созревания это восхищение переросло для неё в нечто более сильное. Будучи милой юной женщиной, она сделала всё, что было в её силах, чтобы заставить меня признать её женственность. Наконец я был вынужден поговорить с ней откровенно — объяснить, почему это физическое влечение всегда останется безответным, и почему были некоторые границы, которые я отказывался пересекать. Ей было больно и стыдно, но мои твёрдые слова положили конец влюблённости, которая могла окончиться лишь страданиями.

Я грустно улыбнулся:

— Мне следовало понять, что это не могло укрыться от твоего взгляда.

— Не только моего, Морт. Пенни тоже знала, я в этом не сомневаюсь. Я всё ещё помню тот день, когда ты раздавил надежды бедняжки Элэйн.

Я сжал губы — то был плохой день. Мне не нравилось причинять людям боль, даже если на то была необходимость.

— Ты даже знаешь, какой именно это был день, да?

Роуз кивнула:

— Меня там не было. Я сама не видела, но это было ясно из её поведения, и я могла догадаться о случившемся. Ты тогда был под сильным давлением, очень волновался и, как обычно, никому не давал об этом знать. Она, наверное, подошла к тебе в какой-то момент, когда ты был один, и весьма прямым образом предложила тебя утешить. Когда ты отказал ей, это заставило её уйти в озлобленную депрессию.

Всё не было настолько просто. Факты были верны — но слишком незамысловаты. Я закрыл глаза.

Она сжала мою руку:

— Это была лёгкая версия… на самом же деле ты хотел её.

— Нет.

Роуз стукнула мой лоб другой рукой, а затем моё сердце:

— Не здесь, или здесь, нет… но зверь, живущее внутри мужчин и женщин животное — оно её хотело. Уверен, тебе пришлось бороться с ним, но в конце концов ты поступил правильно.

Я тяжело и долго вздохнул. Роуз была чересчур проницательной.

— В некотором отношении похожее случилось с Пенни, но не совсем, — сказала Роуз. — В случае с Элэйн у тебя были также иные чувства. Ты любил её как ученицу, как воспитанницу, как друга. Но в случае с Пенни не было даже этого. Опасный охотник поймал её подобно дикому животному. Будучи женщиной, она испытала временный всплеск чувств, но в ней не было приязни или мыслей о предательстве — лишь страх и непроизвольный прилив гормонов. Вместо боли от отказа кому-то, которую ты испытал с Элэйн, она вкусила нечто более тёмное и болезненное. Её едва не изнасиловали, и какой бы ни была её реакция в те первые секунды, последующие события были бы болезненными и губительными.

За этим последовала тишина, пока я наконец не произнёс:

— Спасибо, Роуз.

— Ты всё это уже знал, — ответила она.

— Мне нужно было это услышать от кого-то, чьи сердце и разум не затмевает гнев.

Она слегка улыбнулась:

— Рада помочь, но не заблуждайся, будто я полностью объективна. Я, как и все остальные, страдаю от желания моего внутреннего зверя, и от тоски иррационального сердца.

Усталость начала подтачивать моё сознание, но я не мог не удивиться:

— Даже ты, Роуз? Я никогда не знал никого с настолько ясным и проницательным умом, как у тебя. Я всегда думал, что ты живёшь без сомнений, уверенная в своих решениях, непогрешимая в твоём самообладании.

На её лице мимолётно мелькнула тень:

— Вечный поэт, да, Морт? Даже полумёртвый, ты нанизываешь слова друг за другом подобно жемчужинам. Ты мне льстишь, но ты знаешь не хуже меня, что превосходящий ум столь же часто является как благословением, так и проклятием — и уж точно не даёт защиты от шёпота сердца.

Я воспринимал её слова то чётко, то смутно. Меня вот-вот готов был снова накрыть сон. Слишком расслабившись, я задал вопрос, который в обычных обстоятельствах я озвучить бы не осмелился:

— А ты когда-нибудь испытывала искушение, Роуз? Когда Дориан ещё был жив, или потом?

Она вздохнула:

— Дориан был идеальным во всех отношениях — мне до него далеко. В юности я была им увлечена, как молодая женщина я его безнадёжно любила, и никакие жизненные препоны не могли заставить меня любить его меньше. Я посвятила себя ему, и последовавшие за его смертью годы были длинными и трудными.

Она умолкла, а я заснул — моё сердце наконец освободилось от терзавшей меня вины.

Во сне я ощутил призрачное касание на моих губах, и в тумане эхом разлился голос Роуз:

— Но я — лишь человек, Морт. Я испытывала искушение и до, и после, но любовь не настолько проста. Моя любовь — к моей семье, к твоей семье, и она слишком сильна, чтобы позволить мне причинить кому-то из них боль только потому, что я хочу другого.

Глава 11

Когда я проснулся, Роуз не было, но была Алисса… и в её руках была ещё одна чашка ужасного чая из одуванчиков. Вскоре после этого вернулась Пенни, и весь конец дня члены моей семьи то приходили, то уходили. Моя мать, Айрин и Коналл, Мойра — даже Хампфри принесли меня повидать.

Учитывая моё нездоровье, вынести это было трудно — но я не жаловался. Вместо этого я спросил у Пенни насчёт одного заметного исключения:

— А где Мэттью?

Она вздохнула:

— Работает над одним проектом.

— А-а.

— Для тебя, кстати говоря, — добавила она.

— Для меня?

— Портал в покои Королевы в Албамарле, — объяснила Пенни. — Я упомянула ему об этом, и он решил самостоятельно с этим разобраться, вместо тебя. Он не хочет в этом сознаваться, но мне кажется, что так он пытается помочь. Вычеркнуть что-то из списка твоих долгов…

В дверь постучали. Пенни встала, и открыла её, обнаружив стоявшую снаружи Элиз Торнбер.

— Пора проверить нашего пациента, — с лёгкой улыбкой сказала пожилая женщина.

Я застонал, не вставая.

Пенни приглашающим жестом широко махнула рукой:

— Тогда оставлю его на тебя. Мне нужно разобраться с парой дел. Дай мне знать, когда закончишь, и я вернусь. Мы стараемся, чтобы рядом с ним всё время кто-то был. — Она вышла и закрыла дверь раньше, чем я успел возразить — оставив меня наедине с дьявольской старушенцией.

Но вслух я Элиз «старушенцией» никогда не назвал бы. Она была матерью Дориана, и во времена нашей юности за произнесение таких слов можно было и ремня схлопотать. Она в те годы твёрдо следила за дисциплиной — как своего сына, так и, в моём случае, чужого.

— Добрый вечер, Лорд Камерон, — жизнерадостно произнесла она. Формальное обращение было притворным — как и её веселье. Это значило, что у неё для меня было заготовлено что-то ужасное. И Пенни оставила меня с нею наедине! Это лишь подтвердило мои подозрения: все женщины в моей жизни сговорились. Они вознамерились меня угробить, а Элиз была их лидером, и главной мучительницей.

— Я выпил весь чай, который они мне давали, — сказал я в свою защиту.

— Угу, — равнодушно промычала она. Затем злодейка задрала одеяло в ногах моей кровати, открыв мои ступни холодному воздуху. Пока я дрожал, она бесстрастно осмотрела мои ноги, а затем снова накрыла их. Разумному человеку подумалось бы, что этого хватит, однако затем она откинула одеяло с моей груди:

— Повернись на бок, — приказала она.

Я попытался.

Когда мне это не удалось, она мне помогла — её худые руки были одновременно сильнее и мягче, чем можно было подумать. При её поддержке я смог лечь на бок, хотя в процессе и издал несколько громких стонов. Она задрала мою рубашку, и с минуту изучала мою спину. Затем она начала легонько тыкать меня пальцами то тут, то там. Когда она добралась до нижней части моей спины, я невольно вскрикнул.

Она остановилась, и вернула мою рубашку на место. Затем она снова уложила меня на спину, и накрыла меня, подоткнув одеяло, будто я был маленьким ребёнком. После чего села, и принялась молчать.

Молчание тянулось некоторое время, отчего мне стало слегка не по себе. Элиз была в некотором роде природным явлением — волевая и неукротимая. В молодости она была Вечерней Леди, отравительницей, проституткой, и убийцей. Позже она вышла за Грэма Торнбера, и снова вступила в респектабельные ряды высшего света и дворянства, но полученные ранее уроки так и не забыла. Будучи Леди Торнбер, она никогда не боялась запачкать руки, и часто использовала свои навыки для лечения раненых и облегчения боли умирающих.

Но сейчас она выглядела просто старой… сломленной. Совсем не так себя держит леди, пытающаяся подбодрить или поддеть пациента ради улучшения его настроения.

— Как у тебя с головой, Мордэкай? — внезапно спросила она. — Мысли по-прежнему ясны?

— Достаточно ясны, — ответил я. — Я много сплю, но поболтать какое-то время могу, если ты об этом.

— Многие врачи не сказали бы тебе то, что сейчас скажу я. Они бы сперва поговорили с твоими родными, — начала она. — Впрочем, я считаю, что большинство из них — дураки. Если у тебя в голове всё ещё ясно, то решать нужно именно тебе.

— Слушай, Элиз…

— Ш-ш-ш! — огрызнулась она.

— Да, мэм, — мгновенно отозвался я. Детские привычки так просто не изжить.

— Это нелегко мне даётся. Я слишком многих потеряла — больше, чем положено женщине: мужа, сына, Марка, Джинни, Джеймса, и больше друзей, чем я могла бы сосчитать. Всякий раз это происходит иначе, но что я поняла за долгие годы, так это то, что по возможности лучше не притворяться. Честный разговор и честные прощания оставляют гораздо меньше сожалений у тех, кто остаётся. Понимаешь?

— Постой, Элиз, — сказал я. — Всё не так плохо, как кажется. Что бы ты ни думала, через недельку-другую я всё смогу исправить.

— У тебя нет этой недели, Морт, — прямо сказала она. Подняв мою руку, она показала, насколько отекли мои пальцы. — У тебя почки отказали.

Я нахмурился:

— Они же не пострадали.

— Не имеет значения, — ответила она. — Такое бывает в результате массивной травмы. Расщепление и впитывание крови, натёкшей из-за синяков или внутренних повреждений, создаёт очень высокую нагрузку на почки. У тебя так и случилось. Вот, почему у тебя отёк, и почему ты не можешь писать. Твоя кровь превращается в яд. Через несколько дней у тебя начнётся бред, и ты будешь испытывать жуткую боль. Дальше останется только в ужасе ждать, но ещё через два или три дня ты умрёшь. Хуже всего то, что я ничего не смогу тебе дать для смягчения симптомов. Только смерть положит твоим страданиям конец, и твоя семья сможет лишь наблюдать.

— Я и раньше умирал, — чёрство произнёс я.

— Суть не в этом, — ответила она. — Суть в том, как твоя семья будет страдать, наблюдая за твоей смертью. Вот, почему я говорю с тобой об этом сейчас, пока ты ещё достаточно ясно мыслишь, чтобы принять решение самостоятельно.

Я ничего не сказал, предпочтя пялиться в потолок.

— Гарэсу Гэйлину послали весть, — проинформировала меня Элиз. — Мэттью сказал, что он, возможно, сумеет что-то…

Я перебил её:

— Он не придёт.

Элиз кивнула:

— Мэттью сказал то же самое, но твоя жена всё равно за ним послала. Есть ли кто-то другой, кто может как-то помочь?

Были. Лираллианта, если она обладала знаниями о целебных заклинательных плетениях Ши'Хар — но она стала деревом. Она не могла сдвинуться с места, а если бы и могла, ушли бы недели лишь на то, чтобы задать ей вопрос. Ещё одним вариантом был сам Тирион, но я готов был скорее умереть, чем принять его помощь. Даже если бы он согласился явиться, нельзя было предсказать, какую жуть он попросит в качестве платы.

Я отрицательно покачал головой.

Элиз печально склонила голову:

— Я так и думала. — Засунув руку в свою сумку, она вытащила стеклянный флакон. — Где-то через день-два ты начнёшь весь чесаться. Когда это случится, знай: уже почти слишком поздно, скоро последует безумие. Поговори с родными, успокой их, а потом выпей вот это.

Оторвав взгляд от потолка, я посмотрел прямо на неё. Щёки крепкой, старой женщин блестели от слёз. Этот разговор наверняка давался ей очень тяжело. Я слишком хорошо помнил, как трудно было мне самому, когда я «помог» своему отцу спокойно умереть.

— Элиз, — тихо сказал я. — Спасибо. Ты поступила правильно. Помни об этом, грядущими ночами. Но я пока не сдаюсь. Я слишком часто обманывал смерть, чтобы поверить, будто моё время пришло — но если случится худшее, то твой подарок поможет.

Она вытерла лицо:

— Мы с Грэмом всегда хотели больше детей, но не сложилось. Вы с Марком помогли заполнить этот пробел. Вы двое были мне как сыновья. Будь мой муж ещё жив, он бы сказал тебе, чтобы ты гордился собой. Ты хорошо распорядился тем, что получил от жизни. — Она встала, и пошла к двери. — Помни: когда начнёшь чесаться, значит скоро начнёшь и бредить. Будешь ждать слишком долго — упустишь свой шанс.

После чего она ушла, а я с трудом игнорировал зуд в своих кистях. «Проклятье».

* * *

Ещё немного подремав, я обнаружил, что Пенни снова у моей кровати. «Сколько я спал?». Время перестало быть моим союзником, если вообще когда-либо им было.

— Мне нужно увидеть Маму, — сказал я ей.

— Что сказала Элиз? — с озабоченным выражением лица спросила Пенни. — Она сказала, что ты нам скажешь, о чём вы говорили.

Даже умирая, я больше волновался о реакции моей жены, а не о появлении у меня на пороге бледной девицы с косой. Я не видел, как можно повернуть этот разговор в позитивное русло.

— Она сказала мудро распорядиться оставшимся у меня временем.

Её руки сжались в кулаки:

— Я его убью.

— Пенни.

— И это не пустая угроза, — сказала она, перебивая меня.

— Ты не можешь.

— Одна — не смогу, — признала она. — Но я не одна. Ты вообще осознаёшь, какая мощь спит под этой крышей? Сколько у нас драконов?

— Ты разожжёшь войну, — предостерёг я.

— Да мне плевать! — закричала она. — О Королеве тоже не забудь. Если нам тут не хватит сил, я позабочусь о том, чтобы вместе с нами поднялся весь Лосайон. Мы сожжём каждое дерево на том ёбаном острове, а когда закончим с этим, я вспорю Тириону брюхо как рыбе!

— Нет, не вспорешь, — устало сказал я. — Ты что, собираешься и мать Линараллы тоже убить? Она невиновна. Ши'Хар ни в чём не виноваты. Даже Тирион не хотел такого исхода.

— Должен же быть какой-то другой вариант, — пробормотала она сдавленным голосом.

— Есть несколько, — ответил я, — но при любом из них перестану быть человеком.

Её глаза загорелись надеждой, но я сразу же покачал головой:

— Нет. Я уже был чудовищем. Я лучше умру достойно, чем соглашусь на такое, — сказал я ей.

— Но ты же вернулся, — настаивала она. — Сможешь вернуться и в этот раз.

Она имела ввиду чары бессмертия. Ту магию, которая некогда заточила меня в бессмертном теле. Я был вынужден красть жизнь у окружавших меня смертных, чтобы поддерживать некое подобие человечности. «И я не уверен, что оправился после прошлого раза», — подумал я. «По крайней мере, не до конца».

— В тот раз мне помогли двое волшебников, один из которых был архимагом. Гарэс больше никаких услуг мне оказывать не будет, а я сам не стал бы просить, даже если бы он был согласен. В прошлый раз им повезло. С тем же успехом мы могли просто умереть тогда втроём.

Пенни меня не слушала:

— А Мэттью сможет?

— Нет, если я не дам согласие.

Она улыбнулась сквозь слёзы:

— Тогда мы просто подождём, пока ты не начнёшь бредить.

— Чары создают копию разума в момент их сотворения. Вы останетесь жить с безумцем, — сказал я ей. — Иди сюда. — Я неопределённо махнул руками, подзывая её поближе. Когда она наклонилась, я поцеловал её в щёку. — Ещё есть надежда, но я не собираюсь совершать никаких глупостей. Если случится худшее, я хочу, чтобы ты была сильной, и приняла всё как есть.

Плотину прорвало, но плакала Пенни недолго. Несколько минут спустя она взяла себя в руки, и выпрямилась. Сперва она послала за моей матерью, и я потратил довольно много времени на её визит.

Матери я о своей близкой смерти не сказал. Даже для меня это было чересчур. Но я уверен, что она каким-то образом почувствовала этом в моих словах. Мы болтали в течение часа, и я позаботился о том, чтобы между нами не осталось ничего невысказанного. Она должна была знать, что она для меня значила.

С детьми получилось иначе. Ничто не мешало им высказываться о том, что подсказывала им их интуиция. С Айрин было хуже всего. Каким бы весёлым я ни был, её это не обмануло. Безутешная, она ушла в слезах, терзая моё сердце.

Коналл принял вести тихо, но ушёл полностью расклеившимся. Мойра держала себя в руках, но, как и её мать, настаивала на нелепых планах по сохранению моего разума, раз уж жизнь мою было не спасти.

Я решительно отказался от её замысла. У меня не было никакого желания умереть, оставив после себя какую-то заклинательную копию — именно это она, по сути, и предлагала.

Мэттью навестил меня последним, когда солнце уже давно село. Он ждал до последнего потому, что увлёкся своим новым проектом. Или, быть может, ему было не охота.

Когда он вошёл, на его лице не отражалось ничего.

— Портал в Албамарл почти готов, — проинформировал он меня.

Я кивнул:

— Гора с плеч.

Он слегка рассмеялся:

— Уверен, у тебя есть гораздо более серьёзные поводы для беспокойства.

Я улыбнулся:

— Возможно — но ничего другого в голову не приходит.

— Все думают, что ты умираешь, — прямо сказал он. — Весь дом с ума сошёл.

— Но ты — нет, — сделал наблюдение я.

Он вздохнул:

— Я не знаю. Это кажется нереальным. Возможно, позже. Но бегать по дому и кричать в слезах я не буду.

«Нет, ты будешь игнорировать мою смерть, пока она не укусит тебя в темноте несколько недель спустя», — подумал я. «И вот поэтому-то за тебя я волнуюсь больше, чем за них. Горевать ты будешь в одиночестве».

— Гарэс отказался прийти, — сказал Мэттью.

— Как и ожидалось.

Он подошёл к окну, глядя на располагавшийся за ним осенний пейзаж.

— Элиз говорит, что проблема в твоих почках.

— Ага, — ответил я. Я хотел сказать больше, хотел сказать сотню разных вещей. Но я не знал, как с ним говорить. В некоторых отношениях он был похож на моего отца — общался посредством действий и идей. Чувства не входили в его словарный запас.

Мой сын постучал себе по виску:

— У Ши'Хар были способы очищения крови. Они все тут. Мы можем изучить и адаптировать их заклинательное плетение — создать чары, которые делают то же самое.

И на это уйдут недели, если не месяцы. Информация была доступна, но её понимание, преобразование и использование — это было гораздо труднее.

— Обладание знанием — это одно, а его использование — совсем другое, — просто сказал я.

Он кивнул:

— Тогда, мне лучше приняться за работу. — Он пошёл к двери, но приостановился на полпути. Подойдя обратно к кровати, она наклонился, и коротко обнял меня.

Я осклабился:

— Я бы и раньше стал умирать, если бы знал, что все будут меня обнимать.

Мэттью ухмыльнулся:

— Только не привыкай к этому. Скоро ты поправишься.

Глава 12

На следующей день мне было плохо. Несмотря на утомление, заснуть я не мог. Начавшийся на ладонях зуд распространился сначала на ступни, потом на ноги и тело. Он сводил меня сума. Мне отчаянно хотелось вскочить с кровати, и окунуться в холодную ванну. Я не мог вообразить никакого иного способа остановить ползущую по моей коже пылающую чесотку.

В этот день я планировал встречи с моими друзьями — Сайханом, Чадом, Питэром, и ещё несколькими дюжинами других. Потом я собирался провести последние часы со своей семьёй. Я пытался решить, кого позвать первым, когда услышал суету в коридоре.

— Кто тебя сюда впустил?! — послышался голос Пенни. — Он болен. Слишком болен, чтобы с этим разбираться.

В ответ послышались грубые интонации Чада Грэйсона:

— Твоя дочка и впустила. И мне надо с ним погутарить, если он ещё не скопытился.

— Я уже отказала тебе утром! — закричала моя жена.

— Однако ж так ни хрена и не сделала, — ответил он.

Слушая их, я начал бояться, что она обезглавит грубияна-охотника. Пенни никогда его особо не любила, а сейчас испытывала сильный стресс.

— Мне надо подумать, — ответила она.

— Ланкастер пропал, сука ты спятившая! Кому-то надо решить, что делать!

«Что?!». Я знал, что наверняка ослышался, и последние его слова… я прислушался, ожидая услышать шелест обнажаемого клинка. Каким бы вспыльчивым он ни был, даже Чад обычно не стал бы говорить Пенни такие слова.

Ответ Пенни был произнесён сдержанным тоном:

— Мой муж умирает.

— Так пусть он и примет решение, — сказал Чад мрачным и горьким тоном. — Ему наверняка нужно как-то отвлечься.

Последовавшая за этим пощёчина была достаточно хлёсткой, чтобы я мог услышать её через дверь — а затем ненадолго воцарилась тишина.

— Да заткнитесь вы наконец! Вы мешаете мне сосредоточиться! — Это был Мэттью. Звуки шагов поведали мне, что остальные домочадцы скорее всего вышли в коридор, чтобы присоединиться к заварушке.

— Бери Сэра Грэма и Сэра Сайхана, — сказала Пенни. — И охотников своих тоже возьми. Осмотрите местность, потом доложите.

— Тут нужен волшебник, миледи, — сердито сказал Чад. — Я только что оттуда, и ни черта там ни понял. Как насчёт него?

Ответил голос Мэттью:

— Я занят.

Последовал шквал предложений, но Мэттью отклонил каждое из них:

— Я же сказал — нет. Они все нужны мне здесь.

Тут заговорила Мойра, предложив отправить одного из Прэйсианов.

Остаток спора я пропустил, потому что в этот момент через окно ревущим порывом ветра ворвалось пурпурное облако. Рёв ветра заглушил их голоса. Это произошло так внезапно, что я встревожился, но Дориан встал со своего кресла у кровати:

— Прочь! — закричал он на облако.

Облако отказывалось слушать, но Дориан принёс мехи из кузницы моего отца. Устроившись у изножья кровати, он стал качать мехи, пока создаваемый ими поток воздуха не выдул облако обратно в окно.

Закончив, он снова уселся:

— Итак, на чём мы остановились?

Я улыбнулся ему:

— Мы говорили о Марке.

Дориан печально покачал головой:

— Я же сказал тебе, его больше нет. Он исчез вместе с Ланкастером.

Это показалось мне бессмыслицей. Посмотрев вверх, я понаблюдал за летевшими в небе гусями:

— Тогда почему птицы всё ещё здесь? — спросил я.

Остаток дня совсем заморочил мне голову. Приходили и уходили будто бы сотни людей, и в моей комнате всегда было минимум двадцать человек, и все они говорили одновременно. Гам стих лишь к закату. Когда небо окрасилось алым, а солнце начало закатываться за горы, все ушли — осталась лишь Элиз, глядевшая на меня печальным взглядом:

— Ты ждал слишком долго, — печально сказала она. — Теперь уже слишком поздно.

Я попытался ответить, но мой голос отказывался работать. «Я не виноват. Это всё муравьи — они повсюду!»

А потом мои глаза застлала тьма.

* * *

Меня раздражал тусклый свет. Когда я пытался на него смотреть, он гас, но как только я поворачивал голову, он снова появлялся, не давая мне покоя. Я что-то забыл — мне нужно было что-то сделать.

Пенни появилась в поле моего зрения. Она сидела у кровати, поджав ноги. Её голова повернулась, и на миг свет свечей отразился в её глазах, поэтому я знал, что она не спала. Но больше всего меня волновали тени, двигавшиеся позади неё. Они были длинными и искажёнными, но я видел ножи у них в руках.

Пытаясь её предупредить, я раскрыл рот, но всё, что я говорил, было недостаточным. Она не могла видеть тени.

Дверь открылась, и комнату озарил свет — от него мои глаза запылали, а покрывавшие меня муравьи поспешно стали искать укрытие. Возможно, я закричал, но ничего не услышал. Прошла вечность, пламя погасло, и я увидел моих детей, стоявших у стены. Нет, их было слишком много. И некоторые из них не были моими.

«Почему здесь Грэм, и Алисса?»

Они глядели на меня пустыми глазами, и тогда-то я и осознал, что они были мертвы. Я в отчаянии шарил взглядом по их лицам — Айрин, Карисса, Коналл, Грэм, Алисса… все были мертвы. Даже Роуз присутствовала, но Мэттью и Мойры среди них не было. «Возможно, они спаслись…»

Я глядел на их мёртвые тела, безжизненно привалившиеся к стенам и углам комнаты, а когда моё сердце больше не могло вынести, я расплакался. Некоторые из тел пришли в движение, отринув вечный покой. Они превратились в шиггрэс. Я силился встать с кровати, но какой-то демон давил на меня, заставляя улечься обратно на матрац.

У демона было лицо Сайхана, но отсутствовала его мягкость. Его руки были подобны пылающим головням, обжигавшим меня при любом касании, однако у меня не было сил спастись от них, поэтому я расслабился, игнорируя боль.

Моя рука нашла что-то под покрывалом, что-то холодное и твёрдое. Вытащив этот предмет, я увидел в своих пальцах стеклянный флакон. Находившаяся внутри жидкость сияла золотом в свете свечей. В моей груди расцвела надежда. Снова усевшись, я позвал Пенни, но на мой крик откликнулся демон, и в этот раз ему помогал какой-то здоровяк, носивший лицо Грэма, будто содрав кожу с его лица.

Они заставили меня лечь, но я крепко сжимал флакон, моё спасение. Затем они исчезли — их тьма исчезла под излучаемым Пенелопой светом. Зло не могло вынести её взгляда, или оставаться в её присутствии.

— Что такое, Морт? — спросила она — её лицо висело надо мной, вне досягаемости. Её глаза были влажными, а щёки покраснели. «Они что, причиняли ей боль?»

Протянув флакон, я попытался объяснить:

— Я нашёл его, Пенни. Помоги мне его выпить. Оно волшебное. Оно может нас спасти, ещё есть надежда!

Она улыбнулась, и солнечный свет пробился через окно, залив нас обоих.

— Конечно же, — прошептала она. Вложив флакон обратно мне в руку, она помогла поднести его к моим губам, и мне в горло потекло что-то прохладное — состоявший из жидкого льда огонь. Моя магия поднялась внутри меня волной, и я поднял руку к потолку, снова обретя силы. Пробив дыру в крыше, я взял Пенни за руку, и мы воспарили.

В небесах открылась дверь, и я увидев впереди Мойру, преграждавшую нам путь к свободе — только это была не она. Снаружи она была похожа, но внутри я видел чудовище, пожравшую её изнутри змею. Она улыбнулась, обнажив клыки, окидывая меня плотоядным змеиным взглядом.

— «Отец, ты меня слышишь?» — Это было её голос, но теперь я видел, что их было двое.

— «Пусти меня!» — приказал я, ибо на мне были оковы, тянувшие меня вниз, приковывавшие меня к кровати. Позади меня стоял Мэттью, скрытый под чёрной мантией, а справа стояла Линаралла. Две Мойры были слева, а Коналл и Айрин были в изножье кровати. Все они были в мантиях, и тут я осознал, что они собирались принести меня в жертву.

Я должен был умереть так же, как следовало умереть Тириону — от рук своих собственных детей. Линаралла склонилась надо мной, её серебряные волосы упали мне на грудь, почти скрывая серебряный кинжал в её руках. Он отбрасывал блики, когда она занесла руки для удара.

Клинок замер, пока она произносила на эроллис: «Чтобы Иллэниэлы жили, ты должен умереть». Затем она вонзила его мне в грудь, и по моим венам и сердцу прокатилась агония.

Не в силах даже кричать, я глядел в глаза моих кровожадных отпрысков, пока мир угасал вокруг меня — моя жизнь вытекала у меня из груди рекой, которую они поглощали подобно диким зверям.

В отличие от обычного убийства, это затянулось на века — моё сердце каким-то образом продолжало биться вопреки торчавшему у меня из груди кинжалу, пока я сам медленно и безмолвно умирал. Несмотря на их предательство, я простил их, и по мере того, как моя жизнь утекала прочь, я произнёс свои последние слова: «Я люблю вас». К счастью, вскоре после этого меня нашло небытие, милостивые объятия смерти.

Глава 13

Посмертие оказалось гораздо приятнее, чем я ожидал. Какое-то время я плыл на белом облаке, и листья опадали с деревьев подобно дождю. Тёплое солнце и холодный ветер соперничали за внимание моей кожи. Я глядел на окружавший меня пейзаж, не в силах осознать раскинувшуюся передо мной красоту.

Передо мной шёл молодой человек — мой сын, Коналл. Я не был уверен до конца, пока он не повернул голову, оглянувшись на меня. Затем он заговорил, но послышавшийся голос принадлежал Чаду Грэйсону:

— И как долго ты будешь слюни пускать? Выглядишь как ёбаный идиот.

Я нахмурился. Губы Коналла не двигались. Что-то было неправильно. Он что, общался напрямую с моим разумом? Поддавшись порыву, я запрокинул голову. Поле моего зрения наполнило небо — серо-синий шедевр, полный подгоняемых ветром облаков. В центре его было лицо Чада, глядевшее на меня в ответ.

— Ага, это облака, мудила ты этакий, — сказал он мне.

Тут вставил слово Коналл:

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты не говорил ему такие слова.

Чад отмахнулся от него:

— Да он всё равно не знает, что именно я говорю. Мы поймём, что он точно проснулся, когда он взбеленится.

Я засмеялся.

— Видишь? Он вообще не в курсе. По-прежнему идиот, — сказал Чад.

Я ехал не на облаке, а на каком-то паланкине. На самом деле, это скорее была мягкая кровать на двух перекладинах, и эти двое меня несли, хотя к этому моменту уже успели остановиться. Мы были на лугу, который располагался ниже по склону горы от моего дома. Я всё ещё чувствовал себя странно, но разум мой работал как надо. Очевидно, я не был мёртв.

Снова поглядев на Чада, я сказал:

— Если это рай, то ты-то здесь откуда?

Коналл захихикал, и я подмигнул ему. Между тем Чад прищурился, оглядывая меня, гадая, действительно ли я пришёл в себя. Наконец охотник ответил:

— Это ты верно сказал. Никакой это не рай. Поблизости нет ни одной таверны. Поэтому-то я и взял с собой вот это. — Он показал мне маленькую металлическую фляжку, отвернул крышку, и отхлебнул.

— Почему мы на склоне горы? — спросил я. Это место показалось мне странным для больничной койки.

Коналл ответил:

— Элиз посчитала, что солнечный свет может пойти тебе на пользу.

Чад хохотнул:

— Скорее, твою жену уже стало тошнить от вида твоего тупого рыла.

Несмотря на грубый тон, я обнаружил, что улыбаюсь как идиот:

— А она как, в порядке? И остальные? Я долго был без сознания?

Чад быстро подвёл итоги:

— Она в порядке, они в порядке, и ты был полным кретином достаточно долго, чтобы основательно меня достать. — Затем он обратился к моему сыну: — Поскольку он разговаривает, надо бы отнести его обратно в дом. Королева захочет узнать об этом.

Коналл поднял свой конец носилок, и они потащились обратно вверх по склону, пока я обдумывал сказанное:

— Королева — она что, здесь? — спросил я.

— Ага, — сказал Чад. — Пока ты был болен, они все собрались вместе, и решили устроить тебе ёбанную вечеринку. Они все там, планируют декорации, и решают, кого из высокородных хренов внести в список приглашённых.

— Мастер Грэйсон! — возмущённо рявкнул Коналл. Затем обратился ко мне: — Мэттью закончил портал в Албамарл, и Её Величество явилась понаблюдать за твоим выздоровлением.

Кивнув, я снова посмотрел на Чада:

— Пока я был болен, у меня были интересные сны. Мне показалось, что ты пытался увидеться со мной, но Пенни отказалась тебя впускать. Что-то насчёт исчезновения Ланкастера…

Егерь вздрогнул:

— То был не сон. Она едва не сломала мне шею.

— А Ланкастер?

Коналл вставил слово:

— Вот, почему он вышел из себя. Ланкастер исчез. Они с Сэром Сайханом и значительной частью охотников отправились на разведку. Большинство не вернулось. Сэр Сайхан был тяжело ранен, и, по его словам, пропавшие либо мертвы, либо…

Он остановился, и я подтолкнул его:

— Или что?

Чад закончил вместо него:

— Или съедены. Из того леса вышло что-то недоброе, но будь я проклят, если знаю, что именно.

— С ними были Уолтэр и Элэйн, — проинформировал меня Коналл. — Они тоже не вернулись.

Встревожившись, я спросил:

— Когда это случилось?

— Четыре дня назад. В тот день, когда твоя жёнушка попыталась мне шею свернуть, — ответил старый лучник. — Стрелы их не берут. Шкуры твёрже гранита, и им было нипочём всё, что в них посылали старик Уолтэр и его дочка.

— Рассказывай в точности, что произошло, — приказал я.

— Один из моих ребят вернулся тем утром, и сказал, что Ланкастер пропал. Уолтэр проверил портал Мировой Дороги, и попытался использовать телепортационные круги — ничего не работало. После того, как твоя жена меня едва не зашибла, я вернулся с Сайханом и группой разведчиков, а также с двумя волшебниками, — начал Чад. — Когда мы туда добрались, там не было никаких следов того, что должно было быть. Ланкастера нет — будто и не бывало. Дорога — тупик, упирается в лес, каких я никогда прежде не видывал. Деревья ширее двух человеческих ростов. Огромные папоротники, а трава такая густая, будто там никто никогда не ходил.

Я послал двух человек на юг, и двух на север, чтобы поглядеть, как далеко это распространялось. Остальные двинулись внутрь, пытаясь добраться до Замка Ланкастер, или хотя бы увидеть, что он ещё на месте. Мы и пяти сотен ярдов не прошли, как что-то напрыгнуло, и порвало бедняку Сэммела надвое. Проклятая тварь была огромной как медведь, охуенно большой медведь, но без меха. Кожа у неё была твёрдая и шершавая, будто покрытая гравием.

Она порвала двух парней впереди, и меня едва не захавала, но Сайхан поднырнул, и отхватил твари половину ноги. Она завалилась вперёд, и залепила ему другой лапой, отправив в полёт на десять футов до ближайшего дерева. Чуть его не прикончила — несмотря на броню. Я к тому времени успел достать лук, но стрелы были бесполезны, она их даже не замечала.

Однако ж она была слишком ранена, чтобы преследовать нас, поэтому мы двинули назад — тогда-то её товарка и объявилась, оторвав Фёргусу башку. Девчонка Уолтэра шибанула по твари молнией, а он попытался её спалить, но тварь просто заревела, и начала рвать всех вокруг. Я тащил Сайхана за ноги, и мало что мог сделать. Мы бежали — те, кто выжил.

Мы не останавливались, пока не выбрались оттуда, и ещё сотню ярдов для верности. Тогда-то я и заметил, что Уолтэра и Элэйн с нами не было. — Тут Чад примолк, отвердев лицом.

— Но они не были мертвы — ещё не были. Мы всё ещё слышали их, — медленно произнёс он. — Один из них продолжал голосить ещё почти четверть часа, будто тварь жрала его живым. А мы просто шли прочь. Не могли оглянуться, даже друг на друга не смотрели. Это было четыре дня назад, и больше туда никто и близко не подходил. — Старый охотник наконец замолчал.

Я не знал, что сказать, но Коналл заговорил, встав на защиту главного егеря:

— Они хотели вернуться. Мама и Грэм собирались отправиться с городской стражей и охотниками — но Королева объявилась первой. Она им не позволила идти без магической поддержки.

Как бы мне ни претила мысль о том, что мои дети могли подвергнуть себя опасности, я не понял, о чём он говорил. Даже учитывая пропажу Уолтэра и Элэйн, оставались ещё Джордж Прэйсиан, Линаралла, Мэттью, Мойра, и даже Коналл. Они могли вернуться с войсками, Сэром Грэмом, и драконами. Если бы они сразу же отправились назад, то шансы вернуть кого-то из пропавших были бы гораздо выше.

Мой сын, видимо, увидел отразившееся на моём лице непонимание:

— Им нездоровилось, ну, большинству из них — Грэму, Айрин, Мэттью, и даже Линаралле.

Это показалось мне маловероятным:

— Что, одновременно?

Коналл кивнул:

— Попеременно — согласно очерёдности.

Мы уже почти добрались до дома, но я указал им остановиться. Я ещё не был готов предстать перед всеми остальными. Возвращение моего магического взора я уже заметил. Осознал я это не сразу, поскольку он был настолько заурядной частью моей жизни, что обычно было легче заметить его отсутствие. Осмотрев себя обычным и магическим образом, я увидел, что положение моё было аховым.

Отёк на руках и ступнях уменьшился, но не исчез, а кожа моя представляла из себя неприглядную мешанину красных и бледных пятен. Мои волосы были в поразительнохорошем состоянии, указывая на то, что кто-то за мной ухаживал, но я не сомневался, что в зеркале я увижу мешки у себя под глазами. Попытка встать показала мне, насколько ослабли мои руки, и мне даже не надо было пытаться, чтобы понять, что ноги не смогли бы выдержать вес моего тела.

— Подождите у двери, — сказал я своим сиделкам. — Я буду с вами через минуту.

— Пап! — возразил Коналл. — Ты ещё не можешь ходить. Ты же наверняка упадёшь.

Чад положил ладонь подростку на плечо:

— Оставь его в покое, парень. Каждый мужик имеет право облажаться самостоятельно. Если упадёт и что-то сломает, то мы сможем просто поржать, и загрузить его обратно на носилки. — Он наклонился, и прошептал мне на ухо: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Если поранишься, то твоя бешеная сука-жена оторвёт мне яйца. — После этого он повёл Коналла прочь под аккомпанемент моей широкой улыбки.

То, что я собирался сделать, было почти самой простой формой метамагии — возвращение моего тела в его прежнее, здоровое состояние. В отличие от других вещей, которые мог делать архимаг, для этого действия мне не требовалось становиться никем кроме самого себя. Моему разуму не нужно было охватывать что-то чужеродное. По сравнению с исцелением посредством обычного волшебства, этот метод был до смешного прост.

Но я хотел не просто вернуться к своему ближайшему здоровому состоянию. Я хотел внести некоторые улучшения, а это могло быть не так-то просто. Тело, или, точнее, та часть разума, которая отражала состояние тела, обладала сильной памятью. Возвращение в состояние за миг перед ранением было делом простым, а вот намеренное изменение чего-либо было гораздо труднее — и если архимаг терял сосредоточенность хотя бы на миг, результат мог быть непредсказуемым.

Годы хорошей еды и лёгкой физической нагрузки оказали предсказуемый эффект, твёрдо закрепившийся в моём разуме. Но мне было плевать. Или, возможно, дело было в моей недавней встрече с Тирионом. Когда тебя избивает до полусмерти поджарый, мускулистый и отвратительно красивый мужчина, да ещё на глазах твоей жены… весьма вероятно, что это как-то повлияло на моё решение. Но будь я проклят, если признался бы в этом.

Закрыв глаза, я вообразил себя не таким, каким я был в тот момент, а таким, каким был две недели тому назад. Я сосредоточился, пока не ощутил это, поверил в это, а затем начал подправлять образ у себя в голове. Седые волосы я оставил — не было необходимости выставлять это напоказ. К тому же, седина мне нравилась. Если уж на то пошло, для мужчины седина была благом. Помимо ранга и положения в обществе, наличие седины в бороде давало больше уважения.

А вот над пузом надо было поработать, и над мышцами тоже — но не чересчур. Я не собирался пытаться подражать тому потному, мускулистому варвару, с которым недавно сражался. Нет, дело было совсем не в нём. Точно не в нём.

Я попытался вспомнить, каково это было — бежать без неминуемой отдышки, живая энергия всего лишь десятилетней давности. Это воспоминание пришло легко, но закрепить его в моих мыслях было труднее.

Лицо и кожу я оставил по большей части без изменений — меня всегда устраивали черты моего лица, и время пока что было ко мне милостиво. Я был не против лёгких морщин и прочих мелочей. Если уж на то пошло, они улучшали мою внешность. Единственным, что я изменил, была маленькая родинка, появившаяся рядом с уголком одного из моих глаз несколько лет тому назад — её я убрал.

Боль в спине и плече, всё чаще ставшая донимать меня в последние годы — её я без сожалений и сострадания убрал.

Когда моё видение, мой самообман, было закончено, я коснулся его, и позволил себе влиться в него, позволяя ему стать реальным. Когда я снова открыл глаза, всё было готово. Я сделал глубокий вдох, и потянулся, наслаждаясь ощущением своего тела. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы. Почему я раньше так не сделал?

Ответ был прост — ради Пенни. Я хотел стареть вместе с ней — и теперь я надеялся, что не слишком всё испортил. Точно я узнаю лишь после того, как найду зеркало, но пока что мой магический взор вроде бы подтверждал, что всё было на месте.

Согласно тому, что мне было известно, маги обычно жили гораздо дольше, чем большинство их не-магических сородичей. Волшебство позволяло исцелять многие мелкие ранения, и даже те, кто не особо умел лечить, будто что-то делали, возможно подсознательно, поддерживая работу своих тел ещё долго после того, как большинство людей начало сгибаться под грузом прожитых лет. Однако архимагам не нужно было об этом волноваться. В прошлом некоторые из них намеренно оставались вечно молодыми, вплоть до дня своей смерти.

Истинным ограничением была эйстрайлин — источник жизненной силы и эйсара. Когда она в конце концов отказывала, человек умирал, кем бы он ни был — волшебником, архимагом, или обычным человеком, вроде моего покойного друга, Марка. У большинства людей в эйстрайлин было ещё полно жизни в тот момент, когда отказывали их тела, а у магов эйстрайлин обычно была ещё крепче. Существовала возможность, что в отсутствии ужасно насильственной смерти я могу прожить очень, очень долго.

Печальная истина заключалась в том, что однажды мне скорее всего придётся пережить смерть моей жены, в то время как я всё ещё буду в расцвете сил. Но до той поры я намеревался с гордостью нести свои годы.

«Сегодняшний день был исключением из правил», — сказал я себе. «И я сделал лишь минимум, необходимый для исцеления моего тела и возвращения достаточного здоровья, чтобы разобраться с этим мудаком Тирионом, если на то будет необходимость. Покуда я по-прежнему выгляжу пожилым, всё будет хорошо».

Стоя под светом солнца, я едва замечал холодный осенний ветер.

— Чёрт, какое же приятное чувство, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. «Но больше я так делать не буду», — заверил я себя. Однако даже эта мысль чувствовалась фальшивой. Сколько пройдёт времени перед тем, как я снова поддамся искушению, и что будет чувствовать Пенни, если будет вынуждена наблюдать мою вечную молодость, пока она сама будет медленно увядать в грядущие десятилетия?

Нет, больше я так не буду делать никогда. Пока не придёт день, когда я стану вдовцом — и, возможно, я откажусь даже тогда.

— При моей удаче, меня прикончат каким-то особо ужасным образом задолго до того, как она умрёт, — сказал я вслух, и рассмеялся от этой мысли. Несмотря на мою новообретённую жизненную силу, ветер всё же был холодным, а я — был голым. Я мог взять одеяло с носилок, и завернуться в него, но поскольку моя сила вернулась, я создал вокруг себя кокон из тёплого воздуха.

Чтобы решить проблему «никто не хочет видеть этого пугающего, голого мужика среднего возраста», я добавил иллюзорную одежду. Приталенные штаны и почти доходившие до колен сапоги из оленей кожи хорошо контрастировали со свободной льняной рубашкой, закрывавшей моё тело. Ну, большую часть моего тела — спереди я её оставил расстёгнутой. Решил похулиганить.

Используя магию, я создал в воздухе перед собой отражающую плоскость, чтобы проверить свой внешний вид. «Чёрт, как же я хорош», — оценил я себя. Оставалось только зажать розу в зубах — и я буду готов увидеть Пенни. Но от розы я отказался. Это было бы весело — но чересчур.

Оставив носилки позади, я поднялся по склону туда, где ждали Коналл и Чад.

— Папа? — сказал Коналл слегка дрожащим голосом.

Реакция Чада была гораздо более красочной:

— Ну, охуеть…

— Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — сказал я им. — Давайте, я зайду первым. Хочу их удивить. — Я шагнул мимо них, и открыл дверь, не дожидаясь ответа.

В гостиной сидели моя мать и Элиз Торнбер, а Алисса подавала им чай в маленьких чашках. Три женщины мгновенно меня заметили, и никакой другой награды кроме их реакции я и просить не мог.

Моя мать отреагировала первой:

— Мордэкай?

— Поверить не могу, — добавила Элиз.

Однако лучше всего была реакция Алиссы. В отличие от остальных, она первым делом заметила мою одежду, и по мере того, как её взгляд поднимался вдоль моей частично обнажённой груди, на её щеках проступал лёгкий румянец, и она едва не уронила чайник.

— Милорд, — быстро произнесла она, уважительно кивая.

Приняли меня сразу и суматошно. После шквала вопросов я их остановил:

— Я в порядке. Проснулся. Исцелился… — Моя мать проигнорировала всё это, и бросилась меня обнимать.

Я наклонился для объятий вперёд гораздо дальше, чем обычно, и когда её руки нащупали мои голые плечи, она поняла, почему.

— У меня ещё не было возможности одеться, — сказал я ей.

Элиз также встала, но остановилась в нескольких футах от меня:

— Полагаю, объятья могут и подождать. Иди оденься. Я начинаю краснеть от одной лишь мысли об этом, а я для таких дел уже старовата.

Я подмигнул ей, а затем спросил:

— А где остальные?

Ответила Мириам:

— Айрин и Линаралла лежат по кроватям. Сегодня им сильно нездоровилось. Мойра приглядывает за ними. Мэттью и Грэм улетели разведывать местность вокруг Ланкастера верхом на драконах. Роуз и Королева вернулись в Албамарл, чтобы уведомить верховный совет о недавних событиях…

— А Пенни?

— Она только-только вернулась, — сказала Элиз. — Сейчас она в вашей комнате, снимает с себя эту её вонючую броню.

— Броню?

Моя мать и Элиз переглянулись. Затем Мама сказала:

— Она весь день была во дворе замка, готовила людей к экспедиции или вылазке — называйте как хотите.

Я вопросительно поднял бровь.

— Они собираются вернуть Ланкастер, — добавила Элиз. — Тебе многое надо наверстать. — Она начала было рассказывать дальше, но Мириам её перебила.

— Иди, повидайся с Пенни. Ей нужно первой тебя увидеть, и она сможет рассказать тебе остальное. — Мама жестом руки указала мне уходить, махнув в сторону коридора.

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, я направился в хозяйскую спальню. Открыв дверь, я обнаружил свою жену с поднятыми вверх руками и полностью закрытой головой. Она пыталась выпростаться из кольчуги и стёганной куртки без посторонней помощи, что было делом неудобным, пусть и выполнимым. В данный момент кольчужная рубашка и стёганка были сняты наполовину, но её руки всё ещё были скованы рукавами. Она стояла, наклонившись над кроватью, трясла телом из стороны в сторону и пыталась заставить броню сползти вниз.

В ответ на звук открывшейся двери она дёрнулась и заорала голосом, слегка приглушённым из-за стёганки:

— Я уже сколько раз вам говорила стучаться?! Я переодеваюсь!

Я осклабился. Она решила, что это кто-то из детей. Проигнорировав её предупреждение, я закрыл дверь, и шагнул, встав позади неё. Затем я наклонился вперёд, и запустил ладони вдоль её туловища, пытаясь снять с неё броню. Ничего невинного в моих действиях не было — между делом я намеренно наслаждался изгибами её тела.

От испуга она дёрнулась, крутанувшись на месте. Тяжёлые рукава её кольчуги заехали мне по виску, и я завалился на бок.

— Какого…! — заорала она. — Кто это?

От удара я потерял равновесие, и сел на пол, приходя в себя. Между тем Пенни закончила стаскивать с себя броню, и схватилась за меч, прежде чем повернуться ко мне лицом. Она замерла, когда осознала, кто именно перед ней сидел:

— Морт? Как? О, боги! Ты в порядке?

Её волосы торчали во все стороны благодаря только что снятой ею броне. Она была одета в льняную нижнюю рубашку, но кольчужные штаны всё ещё были на ней, закреплённые поясом на её талии. Протянув руки вниз, она подняла меня на ноги, и заключила в объятия.

Будучи голым, я нашёл холодные и твёрдые звенья кольчуги неприятными на ощупь для нижней половины моего тела, но оставил свои жалобы при себе. Гораздо лучше была вторая для неё неожиданность. Обнаружив под своими ладонями мою голую спину, она провела одну из ладоней вниз, пока не достигла моих ягодиц.

— А вы времени не теряете, не так ли, мадам?! — продекламировал я с кривой улыбкой, когда она слегка оттолкнула меня от себя.

— Ты голый! — Пенни всегда была очень наблюдательной.

Моя улыбка стала шире, и я добавил похоти в свой взгляд:

— Тебе ли не знать — уверен, раздевала меня именно ты.

На её лицо нашло злое выражение:

— Вообще-то раздевала тебя Элиз. Я в тот момент была не в том состоянии, чтобы этим заниматься.

Моя улыбка скисла:

— А зачем ей нужно было это делать?

— Чтобы обтереть тебя в кровати, — сказала Пенни. Почуяв своё преимущество, она добавила: — Элиз была очень нежной. — Пенни насладилась моей скорченной рожей, но затем принялась задавать вопросы: — Как ты так быстро поправился? Ещё несколько часов назад ты был смертельно болен.

Я коротко объяснил ей всё. Она уже была знакома с моими способностями, поэтому долго рассказывать не пришлось. Пока я говорил, она закончила снимать броню, и села на кровать, одетая лишь в льняную нижнюю рубашку. Я сел рядом с ней, и обнял её. Она подалась вперёд, уронив голову мне на плечо.

Пенни была смертельно усталой, это я понял с первого взгляда. Положив подбородок ей на голову, я почуял запах металла и пота в её волосах. И пота отнюдь не сексуального, надо сказать. Женщины часто полагают, что плохо пахнут, в то время как на самом деле потоотделение порой может быть почти как афродизиак. Но этот запах был не таким. Это был запах пота, который впитался в льняной наголовник, и которому затем позволили состариться и прокиснуть. Добавьте к этому острый запах железа, и получите что-то похожее на тот запах, который я уловил. Этот запах знаком каждому, кто носил броню, и никто никогда не называл его приятным.

Она понюхала мне грудь:

— Ты воняешь.

Уж чья бы корова мычала — однако её нос скорее всего не чуял её собственного запаха.

— Тебе тоже надо принять ванну.

Годы тому назад, вдохновлённый ваннами во дворце Албамарла, я построил в нашем горном доме нечто подобное. Вообще говоря, я сделал две ванны — одну для семьи, а другую, отдельную, личную ванну только для нас с Пенни. Вода шла из питаемой ручьём цистерны выше по склону горы, и я добавил чары, чтобы подогревать шедшую по одной из труб воду.

Семейная ванна была маленькой, и вмещала только одного человека за раз, но в нашей было достаточно места для двоих, хотя обычно мы всё равно мылись по очереди. В этот же день мы принимали ванну вместе и мыли друг другу волосы, пока Пенни рассказывала мне о недавних событиях.

— Я слышал, Айрин и Линаралле нездоровится, — сказал я, начиная беседу.

— Именно поэтому ты и здоров, — отозвалась Пенни.

У меня в памяти всплыли странные видения, которые я видел во время своего безумия, и я начал гадать, что было реальным, а что — горячечным бредом:

— Что они сделали? — спросил я.

— Я никогда прежде не была так горда за наших детей, Морт, — сказала Пенни. — Я ничего не могла сделать, но они… они собрались, и нашли способ.

Сгорая от любопытства, я хотел подстегнуть её, но прикусил язык, и принялся ждать.

— Изначально идея принадлежала Мэттью, — продолжила она. — Что-то из твоих слов его зацепило. Он поговорил с Элиз, потом с Гэри, задавая им вопросы о том, как работает тело.

Гэри не был человеком, он был андроидом — человекоподобным механизмом, который Мэттью привёз из другого измерения. Я вполне мог вообразить, что он мог обладать иной точкой зрения на знания, которыми могла обладать Ши'Хар.

— Он придумал какой-то план, но осуществить его могла лишь Линаралла. Для этого требовалось заклинательное плетение Ши'Хар, но она не знала, как его сделать. Поэтому Мойра создала связь между ними, что-то за пределами нормального телепатического общения, которым вы все иногда пользуетесь, хотя, конечно, ничего нормального в остальных ваших действиях нет. Каким-то образом это позволило ему напрямую управлять её семенем разума.

То, что она описывала, было поразительно, и я уже знал, для чего он, наверное, использовал её заклинательные плетения. Скорее всего они создали плетение для очищения крови. Теперь некоторые из моих бредовых грёз стали обретать смысл. Воображённый мной «ритуал» вероятно был результатом их усилий. Заклинательное плетение наверняка использовалось, чтобы медленно изъять мою кровь, очистить её, и вернуть в моё тело.

— Но их план не сработал, — продолжила Пенни.

— Почему?

— Он работал слишком медленно, и мы боялись, что ты умрёшь раньше, чем он позволит тебе поправиться. Поэтому, используя фокус, о котором им рассказал Гэри, они проверили у всех кровь, чтобы узнать, совместима ли она с твоей, — объяснила Пенни.

— Фокус?

Она кивнула:

— Мэттью объяснит, когда увидит тебя. Я сама не поняла, но в конечном итоге твоя кровь была совместима с некоторыми из нас — но не со всеми. Если бы они использовали кровь не того человека, то это тебя убило бы.

Я сбился с толку:

— Для чего использовали?

— Для замены твоей собственной. У Коналла, Грэма, Айрин, Мэттью и Линараллы была кровь, которую можно было использовать. Я хотела, чтобы они и мою использовали, но она была несовместима, как и у Мойры.

Я постепенно понял, что они сделали, и не мог не найти эту идею гениальной. Если мои почки были в состоянии шока или не работали, дети использовали свои собственные органы, заставляя их работать вместо моих. Вместо того, чтобы ждать, пока заклинательное плетение очистит мою кровь, они обменялись кровью со мной напрямую, позволяя своим собственным почкам её очищать.

— Коналл и Грэм были первыми, — сказала Пенни. — Каждый из них обменялся с тобой примерно половиной своей крови, но потом обоим стало очень сильно нездоровиться. — Она увидела тревогу в моём взгляде, и поспешно добавила: — Сейчас они в порядке. Поправились за пару дней.

Однако ты всё ещё был в бреду и очень болен, поэтому на следующий день Мэттью повторил процесс в одиночку. Они подумали, что раз с тобой уже обменялись один раз, то во второй раз хватит одного человека, однако ему стало ещё хуже. Его тошнило вплоть до прошлой ночи.

Айрин настояла, чтобы её использовали на следующий день, то есть вчера, но чтобы ей было не так тяжело, они также включили Линараллу. Они обе слегли, но им было не так плохо, как остальным. Вероятно, к утру они будут в полном порядке. — Пенни взволнованно посмотрела на меня: — Однако не всё так хорошо. Элиз предупредила меня, что мы, возможно, впустую тратим время. Ты, может, и кажешься выздоровевшим, но твои почки могут так и не восстановиться. Если этот так, то тебе снова станет плохо. Нам придётся продолжать обмен кровью постоянно — иначе ты умрёшь.

Улыбаясь, я наклонился, и поцеловал её:

— Не волнуйся. Восстановились мои почки или нет — сегодня я полностью перестроил всё свой тело. Я в порядке.

Она медленно выдохнула, наконец позволяя напряжению покинуть её тело. Всё то время, пока мы говорили, Пенни сдерживала свой страх.

— Надеюсь, ты прав.

Я сжал её покрепче, ощутив, как её плечи начали трястись. Плакала она тихо. За последнюю неделю она пролила слишком много слёз, поэтому в этот раз быстро взяла себя в руки. Мне хотелось сделать что-то большее, чем просто обнимать её, но я видел, что она устала. Поэтому мы вытерлись, и пошли спать.

Солнце ещё не зашло, до вечера ещё было время, но Пенни вымоталась. Но даже так ей не спалось, поэтому я использовал магию, чтобы слегка подтолкнуть её, мягко погрузив в здоровый сон. Сам я на самом деле не был уставшим, но оставался с ней, пока мир и покой не перебороли мою новообретённую энергию, после чего я задремал рядом с ней.

Несколько часов спустя она меня разбудила. Наступила ночь, но пристальность в её взгляде поведала мне, что ко сну она не вернётся, пока не удовлетворит свои более примитивные нужды.

Когда некоторое время спустя я снова заснул, с моего лица не сходила улыбка.

Глава 14

Мы проснулись рано, очень рано, за четыре часа до рассвета, но так и бывает, когда ложишься спать до заката. Обычно я такое не рекомендую, но я провёл в кровати больше недели, так что меня это едва ли волновало.

Пенни уже напяливала броню и затягивала ремни, пока я сам только успел продрать глаза. Если не считать запаха, выглядела она в броне хорошо. Ну, для меня она вообще всегда выглядела хорошо. Если честно, кольчуга никого не красит. В некоторых местах она провисает, даже если хорошо подогнана, что в её случае имело место быть. Также кольчуга полностью скрывает очертания того, кто её носит — мышцы, грудь и всё, что человеку может нравиться в себе — кольчуге всё равно. Выбросьте из головы романтические картины — реальные люди носят под кольчугой стёганую куртку, и она настолько толстая, будто её сшили из подушек.

По правде говоря, стёганка даёт больше защиты, чем собственно кольчуга, и если и исключать что-то из гардероба, то именно железо. Хорошая стёганая куртка может сама по себе остановить большинство стрел, и от дробящих ударов защищала именно она — с кольчугой или без. Вот, какова сила пятнадцати с лишним слоёв льняной ткани.

Носимая ею кольчуга была зачарована, благодаря чему её было невозможно разрубить или проткнуть. Чары также защищали металлические звенья от ржавчины и снижали вес, но даже с учётом этих преимуществ основную функцию по защите драгоценного тела моей жены выполняла стёганая куртка.

Я был рад, что мне не нужно было носить эту херню. Есть много хороших моментов в том, что ты — волшебник.

Не желая оставаться в стороне, я начал надевать свою щегольскую чёрную-с-красным охотничью одежду из кожи. Она была стильной, и зачарованной для предоставления кое-какой защиты. Судя по тому, что прошлым днём рассказала мне Пенни, сегодня нашему экспедиционному отряду предстояло выехать для решения проблемы со внезапным джунглевым исчезновением Ланкастера.

— Это ты чего удумал? — спросила Пенни, ясно показывая своим взглядом, что я снова начал совершать нечто ужасно неправильное.

Я предположил, что дело было в моём решении отправиться с ней, вопреки моей недавней почти встречей со смертью:

— Я здоров как конь. Отправляюсь с тобой.

— Только не в таком виде.

— Ты предпочитаешь мой вчерашний образ озорного придворного? — поддел я.

Подняв свой меч в ножнах, она указала им на стойку с бронёй в углу.

— О, нет! Только не это! Я лучше голым поеду! — храбро заявил я. Она указывала на мои зачарованные латы. Они входили в число первой изготовленной мною брони, и были похожи на ту броню, которую когда-то носил мой друг Дориан. Я их, наверное, не надевал уже больше десятилетия.

Так, прежде чем я буду рассказывать дальше, позвольте мне чётко объяснить кое-что. Латы, даже полные латы, гораздо удобнее кольчуги — и к тому же легче, даже при отсутствии чар. Под латами всё же требуется стёганая куртка, но не настолько толстая. Латы также предоставляют значительную свободу движения, вопреки своему внешнему виду. Я давно намеревался сделать для Пенни комплект такой брони, но жизнь всегда подкидывала мне более неотложные занятия.

— Либо надевай их, либо остаёшься дома, — ровно произнесла Пенни.

Поскольку я только проснулся, мои здравомыслие и чувство юмора были в чрезвычайно неважном состоянии:

— Напомни-ка мне ещё раз, кто из нас тут является Графом ди'Камерон?

Я внутренне содрогнулся, когда увидел, как затвердели черты её лица. Прошагав ко мне, она сгребла перед моей рубашки в кулак, и стала толкать меня назад, пока я не ощутил позади себя стену.

— Ты не являешься никаким Графом, пока не выйдешь за эту дверь! Ты — мой муж! Сколько раз я видела, как тебя ранили или почти убивали? Сколько времени я провела вдовой, полагая, что ты умер и больше не вернёшься? Последняя неделя была лишь напоминанием об этом. Сколько ещё раз я должна пугаться до смерти, думая, что потеряла тебя? Тебе что, всё равно?

И если я ещё недостаточно ощутил себя ослом, она добавила:

— Надевай, пожалуйста… если любишь меня.

Мне в голову пришли некоторые любимые Чадом Грэйсоном фразы, но все они были направлены в мой собственный адрес. Я кивнул, и, не зная, как попросить прощения, просто сказал:

— Ты права.

И вот так я надел эту проклятую броню — при поддержке Пенни, естественно. Несмотря на многие преимущества лат, надевать их в одиночку непрактично. Можно, конечно — но на это уходит вдвое больше времени, и некоторые из ремней скорее всего окажутся недостаточно плотно затянутыми.

Когда мы закончили надевать на меня броню, Пенни поцеловала меня, и, несмотря на мой средний возраст, я почувствовал себя как очень хороший мальчик.

Я затянул свой пояс, полный смертоносных сюрпризов, взял свой посох, и мы вышли за дверь. Пришло время взглянуть миру в глаза.

Остальные обитатели дома только начали подниматься. В этот день завтрака в доме не предполагалось — есть мы должны были в замке, вместе с остальными солдатами. Все мои дети собирались отправиться с нами, и мы это позволили — за исключением бедняжки Айрин. Она была слишком молода, всё ещё не вошла в силу, не имела брони, и не проходила никаких тренировок.

Если бы всё было так, как хотелось Пенни, то никто из них вообще не отправился бы с нами, и я был схожего мнения, но это был не тот день, когда можно было обойтись полумерами. К тому же, мы намеревались оставить кого-то из них в «резерве», а не ставить их в опасное положение. Был также очередной, более короткий, спор, когда они все были вынуждены надеть броню.

Коналл был не против, хотя зачарованной кольчуги у него не было. Он надел стёганую куртку и обычную кольчугу. Мэттью возражал против своей магической брони, аргументируя это тем, что его чары и другие устройства и так давали гораздо лучшую защиту, но я мгновенно пресёк его поползновения. У Мойры и Линараллы вообще не было брони, но мы нашли стёганые куртки, которые пришлись им впору, и им всё равно было предрешено оставаться с резервной частью наших сил.

К тому времени, как мы добрались до главного зала в донжоне, там уже царила суета. Повара усердно трудились уже час, и уже начали подавать еду к столу, хотя до рассвета ещё оставался почти час. Солдаты были повсюду — они сидели, ходили, входили, уходили, создавая упорядоченный хаос.

В центре всего этого были Сэр Грэм и Капитан Дрэйпер. Будучи дворянином, и единственным наличествующим рыцарем, Грэм номинально был главным среди солдат, но Капитан Дрэйпер был гораздо старше и опытнее. Карл Дрэйпер был капитаном моей гвардии не первый год, и после ранения Сайхана формирование отряда легло на его плечи. Грэм помогал в основном тем, что стоял рядом, и внимательно слушал. Если возникали какие-то разногласия, он их разрешал, поддерживая мнение капитана.

Зал временно стих, когда я вошёл со своей семьёй. Во время обычных трапез никто не садился, пока не прибывал я, но этот завтрак был отнюдь не обычным. Повысив голос, я обратился к собравшимся:

— Забудьте на время о формальностях. Заканчивайте подготовку, и набивайте животы. Отправляемся менее чем через час!

Грэм кивнул мне, и Капитан Дрэйпер снова принялся переговариваться с окружавшей его кучкой людей. Шум и гам вернулись к своей прежней громкости. Мы с Пенни сели за высоким столом, и начали есть.

Чуть погодя появился Чад Грэйсон, одетый в кольчугу, которую я ему сделал годы тому назад. Я не мог вспомнить, когда последний раз видел на нём эту броню. У него на бедре висел незнакомый мне зачарованный меч, а в руке он держал тяжёлый боевой лук. Также у него на боку висел колчан со стрелами, и мой магической взор приметил ещё больше стрел, уложенных в рюкзак у него на плече. Каждая стрела имела зачарованный металлический наконечник.

— Ты выглядишь почти героически, — сказал я ему, когда он сел рядом с Коналлом.

Он состроил кислую мину:

— Чувствую себя ослом во всей этой херне. Утешает меня только вид тебя, разодетого в эти твои вычурные латы будто конь на параде.

Я не мог измыслить приличной ответной шпильки, поэтому просто заржал в ответ. Кое-кто из моих детей смилостивился, засмеявшись, хотя шутка была недостаточно смешной для такой реакции.

Час спустя мы были в дороге — ну, некоторые из нас. Мои пятьдесят солдат ехали верхом, возглавляемые Капитаном Дрэйпером. Коналл и Линаралла ехали с ними. Пенни была на драконе, а я сидел у неё за спиной, дивясь, какой большой успела вырасти Лэйла. Животина была длиной с четыре повозки. Мэттью был верхом на своём драконе, Зефире, который, хоть и относительно недавно вылупился, уже вырос достаточно, чтобы нести одного человека. Грэм и Чад сидели на Грэйс, а Мойра ехала на своей драконице, Кассандре. Их драконы были размером почти с Лэйлу.

Мы представляли из себя впечатляющее зрелище — пятьдесят всадников на дороге, и четыре дракона в небе. Столь же впечатляющим, хоть и менее заметным, был тот факт, что в нашей группе было целых пять волшебников. Мы с Пенни решили сегодня не рисковать.

Драконы могли лететь гораздо быстрее, чем всадники могли ехать на лошадях, поэтому мы пролетели вперёд, чтобы осмотреть край недавно объявившихся «джунглей». Солдатам понадобится почти четыре часа, чтобы добраться до границы, но верхом на драконах потребовалась лишь четверть часа.

Мы приземлились на приличном расстоянии от края, и я передал свои приказы остальным:

— Мойра, вы с Кассандрой летите обратно к всадникам — дайте им знать, что путь чист, а потом возвращайтесь. Остальные — удерживайте эту позицию, пока они сюда не доберутся. Мы с Пенни полетим вперёд, и хорошенько оглядим всё сверху.

Грэм возразил:

— Милорд, я не думаю, что вам с Графиней было бы мудро заниматься разведкой. Вам следует позволить…

Я его перебил:

— Учту, Сэр Грэм, а теперь делай, как приказано.

— Да, милорд, — отозвался он.

— «Это было грубо», — сказала Грэйс, драконица Грэма, проецируя свои мысли в мой разум.

— «Тебя это тоже касается», — сказал я драконице. Каждый раз, когда я слышал её мысли или голос, я не мог не вспомнить её в облике мягкой игрушки — она начала свою жизнь как игрушечная мишка. Грэйс была заклинательным зверем, которого Мойра создала, дабы вдохнуть жизнь в одну из своих игрушек, но наша семья так к ней прикипела, что позже её использовали, чтобы оживить одного из новых драконов. — «Это — военная экспедиция, и я от каждого ожидаю выполнения приказов», — добавил я.

Она ментально хмыкнула:

— «Ну, лично я — не солдатка».

Я на это не ответил, и Грэм, видимо, начал с ней общаться, поскольку она мне тоже ничего не сказала. Пенни послала приказ Лэйле, и несколько хлопков крыльев снова подняли нас в воздух.

— Как ты хотел бы это провернуть? — спросила Пенни, отклоняясь назад, и крича, чтобы пересилить ветер.

Мне ответить было проще, поскольку я мог поднести губы поближе к её уху:

— Подними нас где-то на тысячу футов, а потом полетим на восток. Держись у самой границы.

Она так и сделала, и мы так летели несколько минут, поглощая мили под нами. Одна вещь сразу стала очевидной. Граница между новыми джунглями и старой землёй, которую мы ожидали видеть, была невероятно прямой, будто её начертила по линейке гигантская рука. В некоторых местах массивные деревья на краю выглядели так, будто их разрезали бритвой пополам, точно по линии границы. Затем в какой-то точке линия изменилась, пойдя прочь на северо-восток. Новая линия тоже была идеальной, и соединялась с предыдущей под точным углом.

«Угол, наверное, где-то в сто двадцать градусов», — мысленно прикинул я.

Мы некоторое время следовали в новом направлении, и после полёта на похожее расстояние, граница снова изменилась, уйдя на северо-запад. Если впереди было похожее изменение, то оно должно было увести нас на запад, параллельно первой части границы, которую мы увидели. Я постучал Пенни по плечу:

— Появилось у меня одно подозрение. Разворачивай Лэйлу, и лети обратно той же дорогой. Я полечу сверху — может, смогу увидеть получше.

Мой план ей пришёлся не по нраву:

— Нам следует держаться вместе.

— Это займёт лишь несколько минут. Так будет гораздо быстрее. — Затем я встал, и позволил ветру сдуть меня с широкой спины Лэйлы.

Иногда быть мной — чертовски потрясающее занятие. Я использовал магию, чтобы создать вокруг себя щит, ловя ветер, а затем уцепился своим эйсаром за сам воздух, направляя его согласно моей воле. Совершив изящный кувырок, я метнулся прямо вверх к плывшим в небе серым тучам.

Может, это была чересчур показушная выходка, но последнюю неделю я был ужасно болен, вплотную подойдя к границе между жизнью и смертью. Мне показалось, что я заслужил время на выходки. Набирая скорость, я уже был в тысяче футов над ними, когда посмотрел вниз, и увидел, как Лэйла медленно поворачивала вправо по широкой дуге, направляясь обратной дорогой.

Моя магия несла меня всё выше, к границе небес, и земля подо мной всё уменьшалась. Когда воздух стал разряжаться, я изменил свой щит, чтобы поддерживать вокруг себя сферу более плотного воздуха. По мере взлёта я всё же ощущал, как внутреннее давление начало давить наружу. Высота была такой, что я, наверное, не смог бы дышать без своего щита, и я знал, что полёт ограничится количеством воздуха, который имелся вокруг меня. Оставаться там слишком долго я не мог.

Однако раскрывшийся подо мной вид уже явил то, о чём я подозревал. Причудливый чужой лес появился в точной геометрической форме шестиугольника. «Вопрос в том, почему?» — подумал я. Что-то в этой фигуре шевелило воспоминания на задворках моего разума, но я пока не мог точно сказать, что именно.

Замок Ланкастер должен был находиться в северо-западной части шестиугольника, но я не видел никаких следов ни замка, ни озера рядом с ним. Даже с учётом огромного размера деревьев, озеро должно было легко просматриваться — но его не было. Часть земли подо мной просто не была той, где прежде стоял Ланкастер.

Отложив этот вопрос, я начал снижаться. Я был настолько высоко, что больше не мог разглядеть массивную драконицу, но довольно скоро она показалась — маленькая точка внизу. Я скорректировал свой полёт, чтобы пересечься с ними, и замедлился при подлёте к цели. Затем я изящно перевернулся, и мягко спрыгнул Лэйле на спину точно в то же место, где сидел ранее.

Пенни едва не подпрыгнула от моего касания.

— Я никогда к этому не привыкну! — закричала она поверх свиста ветра.

Я засмеялся, и мы полетели дальше, возвращаясь туда, где оставили остальных. Они с нетерпением ждали наших новостей, поэтому я объяснил им, что увидел. Мэттью нахмурился, когда я описал увиденный мной шестиугольник, и на миг он встретился со мной вопросительным взглядом.

— Почему именно такая форма? — вслух задумался Грэм.

Чад вытер губы, засунув маленькую фляжку обратно в свой рюкзак, и проигнорировал упрекающий взгляд, которым его одарила Пенни.

— Хуй знает, — прокомментировал он. — Может, у богов странное чувство юмора.

— Больше никаких богов не осталось, — сказала Пенни.

Тут заговорила Лэйла — её грохочущий голос прокатился вокруг нас:

— А может ли это быть заклинанием?

Я отмахнулся от её слов:

— Никакой волшебник такого бы не сотворил. Размеры слишком большие. Я и близко не могу вообразить, как такое проделать. Вырастить деревья такого размера, менее чем за день, на такой площади?

— А что насчёт архимага? — спросила Грэйс.

Мэттью покачал головой:

— Нет, на границе есть следы магии.

Драконица Грэма кивнула:

— Значит, это мог быть и архимаг…

Я перебил её:

— Нет, это означает обратное. То, что делает архимаг, на самом деле не является магией. Архимаг скорее уговаривает вселенную делать то, что он хочет. Если бы это был случай переделки реальности архимагом, то тут вообще не было бы никаких следов странного эйсара. К тому же, если бы кто-то вроде меня сумел это сделать, то оно не имело бы шестиугольную форму. Местность была бы овальной, или даже неправильной формы. Человеческий разум обычно не воображает вещи такой идеальной геометрической формы.

— А что, если архимаг не был человеком? — спросила Грэйс.

Чад слегка раздражённо вставил:

— Он уже сказал, что это не архимаг.

— Да и вообще, все архимаги — люди, — добавил я. — Тирион был первым, а Ши'Хар никогда прежде не встречали этот феномен до его появления.

— А Тирион может вообще считаться человеком? — спросил Грэм. — Я думал, он теперь должен быть Ши'Хар. Разве он — не дерево?

Пенни поморщилась:

— Когда мы его видели последний раз, это было не так. Он выглядел даже слишком человеком.

Мэттью всё это время молчал, погрузившись в свои мысли, но у меня было некоторое представление о том, что он думал. Был один тип магии, повсеместно использовавший шестиугольные формы. Мэттью поднял на меня взгляд:

— Как думаешь, Тирион теперь может творить заклинательные плетения?

Все замолчали, наблюдая за тем, как я ответил:

— Не знаю. Хотя он был или является старейшиной Ши'Хар, я не уверен, что это для него возможно. Для этого требуется семя разума.

Семя разума было основным отличием между детьми Ши'Хар и обычными людьми. Их тела были полностью человеческими во всех отношениях, но в мозгах у них был дополнительный, нечеловеческий орган, состоявший из растительной ткани. Именно эта структура, семя разума, в конце концов становилась старейшиной Ши'Хар, деревом. Она записывала все события их жизней, сохраняя информацию и обеспечивая их идеальной памятью. Она также создавала их заклинательные плетения, преобразовывая их мысли и эйсар в высокоструктурированную форму магии.

Что мы знали, так это то, что этот тип магии полностью состоял из крошечных шестиугольников. Эти элементы были столь малы, что немногие маги, из Ши'Хар или людей, могли их разглядеть. Тирион видел их однажды, две тысячи лет назад, и я сам имел возможность их наблюдать, когда мне приходилось сталкиваться с заклинательными плетениями Ши'Хар.

Пенни первой нарушила молчание:

— Думаешь, это дело рук Тириона?

— Не вижу, как он мог это сделать, — ответил я. — Или, если уж на то пошло, зачем. Ему пришлось бы отправиться сюда сразу после боя со мной. И это не говоря уже о том, как он смог бы это сделать. Объём силы, необходимый для этого… бессмыслица какая-то.

— Это была транслокационная магия, — объявил Мэттью.

Транслокация была термином, которым мой сын называл свой особый дар — способность манипулировать измерениями и перемещаться между ними. Эта способность принадлежала лишь Ши'Хар Иллэниэл, но они передали её ему через непостижимую череду кажущихся совпадений. Совпадений, которые спланировали Ши'Хар Иллэниэл, надеясь сохранить свой вид. Он унаследовал свою магию от меня, но хотя моя фамилия шла от Тириона, ни я, ни мой предок не обладали даром Иллэниэлов. Нет, мой сын получил дар Иллэниэлов от своей матери, Пенни. У неё всегда был дар предвиденья, который, похоже, шёл от какого-то неизвестного предка-Иллэниэла.

В моём сыне, который также был человеческим магом, дар наконец дал плоды, наделив его способностью манипулировать измерениями и порой предсказывать будущее. Однако он не описывал это как предсказание. Согласно его словам, он видел близкие по родству измерения, в которых время шло впереди по сравнению с нашим. Из этого он мог предсказать то, что «возможно» могло случиться у нас.

У него также было мало сознательного контроля над этим аспектом его способностей. Согласно его словам, в моменты стресса или опасности дар позволял ему уклоняться от ударов ещё до их нанесения, но у него никогда не было пророческих видений, как у его матери, или как у старейшин Ши'Хар.

— Ты уверен? — спросил я его.

Мэттью кивнул:

— Уверен. К тому же, это единственный вариант, имеющий смысл. Растить гигантские деревья и менять ландшафт — это кажется нерациональным. Земля не изменилась. Её подменили. Джунгли, которые мы видим, появились откуда-то ещё.

— А с Ланкастером чего? — вставил Чад.

Мэттью пожал плечами:

— Если это — здесь, то, может, Ланкастер — там?

Моя жена перефразировала свой вопрос с более чётким акцентом:

— Значит, это точно Тирион сделал, верно?

— Как бы мне ни хотелось взвалить вину на него, он лишён дара Иллэниэлов, и заклинательные плетения творить тоже скорее всего не может, — сказал я им.

— Лираллианта может, — сказал Мэттью. — И Линаралла тоже, как и другие дети, которых произвели на свет новые Ши'Хар.

— Значит, они нас предали, — заключил Грэм. На лице Пенни отразился тот же гнев, что звучал в его словах.

Подняв ладонь, я предостерёг:

— Этого мы пока не знаем. Нет никакой видимой причины, по которой они сделали бы что-то подобное. Это кажется бессмысленным.

— Если только Ши'Хар не спланировали это заранее… — начал Мэттью.

— Мэтт! — рявкнул я, возможно чересчур резко. — Хватит гадать. Нам нужно больше фактов. — Я повернулся к остальным: — И когда остальные сюда доберутся, вы чтобы тоже этого не обсуждали. Я исследую это направление позже, когда мы вернёмся домой.

— Да я ебал! — сказал Чад, сплёвывая на землю. — Линаралла — одна из них. Уолтэр и Элэйн сейчас уже мертвы небось, а она вполне может быть предательницей. Моё мнение — заставить её сказать нам, что именно она знает.

Я одарил его властным взглядом:

— Мастер Грэйсон, ты сделаешь в точности то, что я приказал.

Лучник уверенно посмотрел мне в глаза с бунтом во взгляде, но через некоторое время всё же ответил:

— Ладно… пока что.

Пенни заговорила:

— Не хочу верить в то, что она как-то в этом замешана, но он привёл хороший аргумент, Морт.

Повернувшись к жене, чтобы никто не видел моего лица, я одними губами произнёс «не сейчас».

Чуть погодя она добавила:

— Однако я согласна. Нам не следует распространяться об этом.

С моих гул сорвался вздох облегчения. Я не мог позволить им опуститься до споров и обвинений. Мой сын едва всё не взорвал своей ремаркой, и я уже знал, о чём он думал. То, что мы видели, вполне могло быть результатом какого-то долго скрываемого плана Ши'Хар Иллэниэл. Возможно, они скрыли часть своей рощи, укрыв её во вне-измеренческом пространстве. То, что мы нашли, могло быть его частью, если среди массивных деревьев укрывались старейшины Иллэниэлов, или это могло быть какого-то рода побочным эффектом.

Как бы то ни было, если выяснится, что Ши'Хар Иллэниэл имели какой-то скрытый план, то эти сведения могли развязать войну. Я не был готов позволить слухам и догадкам начать эту войну, пока мы не узнаем больше. Связавшись с разумом сына напрямую, я послал ему мысль:

— «Больше не говори об этом никому. Если у тебя есть какие-то мысли — они только для моих ушей».

Он кивнул, и послал ответ:

— «Если это сделали Ши'Хар Иллэниэл, то почему мы с тобой об этом не знаем?»

— «Потому что лошти, который Тирион украл, был создан специально для него. Каков бы ни был их общий план, они скрыли отТириона — и, соответственно, от его потомков — все сведения об нём», — ответил я.

Дальше мы ждали молча — каждый думал о своём. До прибытия солдат оставалось ещё два часа.

Глава 15

Первой прибыла Мойра — её драконица Кассандра спланировала, приземлившись рядом с нами. Полтора часа спустя послышался стук копыт, и вскоре мы все снова были вместе. К счастью, остальные послушались моего приказа и ни слова не сказали о наших недавних догадках.

— Капитан, выбери двадцать пять человек — они отправятся с нами под командованием Сэра Грэма. Оставшаяся половина останется здесь, с тобой, в качестве резервных сил. Линаралла, Коналл и Мойра — останетесь с ними, — приказал я, объявляя свои планы.

Коналл привстал на стременах:

— Но Отец…!

Пенни его перебила:

— Коналл! Если хочешь и дальше участвовать в военных учениях, то постарайся научиться слушаться приказов.

После этого никто из остальных не осмелился возражать.

Убедившись, что они внимательно слушают, я продолжил:

— Мы же, вместе с большей частью драконов, войдём в лес. Мы прожжём путь, и будем искать выживших. Если возможно, мы проберёмся туда, где был Ланкастер, или где ему следовало быть. Если всё пойдёт плохо, то на плечи оставшихся здесь возлагается обязанность либо вытащить наши задницы из огня, либо сдерживать противника, пока мы отступаем. Я понятно объясняю?

Капитан Дрэйпер отдал честь:

— Да, милорд! — Линаралла почти комично отдала честь вместе с ним, не осознавая того факта, что поскольку она с технической точки зрения не была моей подданной и не входила в число военных, таких жестов от неё не требовалось. Кое-кто из солдат тихо засмеялся над её чрезмерной серьёзностью.

«Да она никак не может быть частью какого-то замысла или схемы», — молча подумал я.

Мы вошли в лес, отправив впереди трёх драконов — Лэйлу, Зефира и Грэйс. Их массивные тела создавали легко проходимую просеку для остальных. Они избегали самые крупные деревья, но затаптывали и разрывали всё остальное — деревья поменьше, кусты и подлесок. Грэм и пятеро солдат шли за ними пешком, и ещё пятеро двигались по бокам. Остальные десять шли сзади. Чад, Пенни, Мэттью и я оставались в центре. Лошади остались с резервным отрядом, поскольку ландшафт был слишком непредсказуем.

Двигаться таким широким строем было бы невозможным при столь густой растительности, если бы драконы не создавали настолько широкую просеку. С их помощью двигаться было легко — почти настолько, что можно было бы взять лошадей, однако оставляемые ими позади разрушения включали в себя огромное количество сломанных веток и выкорчеванных деревьев, из-за чего очень легко было споткнуться.

Мы с Мэттью не сводили магического взора с окружающей местности, ища любые следы Уолтэра или Элэйн, или любых других выживших. Услышанное заставило меня усомниться в том, что мы кого-то найдём, а Прэйсианы, если они были живы, вполне могли скрываться даже от нашего восприятия. Мы могли лишь надеяться, что создаваемый прорывающимися через лес драконами невероятный шум даст им знать о нашем присутствии, и они как-то дадут нам знать.

Мне не удавалось засечь поблизости от нас никаких животных, помимо маленьких грызунов и редких птиц. В пределах дальности моего взора не появлялось ничего похожего на чудовищных медведеподобных тварей. Впрочем, причина могла крыться в драконах. Они невероятно шумели, и я вполне мог вообразить, что любые крупные хищники, имеющие хоть каплю ума, быстро двигались куда угодно, только не в нашу сторону. Это почти что разочаровывало.

Однако если кто-то всё же нападёт, то довольно быстро осознает свою ошибку. С драконами шутки плохи. Через час шагания по сломанным веткам я был убеждён, что никакого нападения не случится.

— Не нравится мне это, — пробормотал Чад, шедший рядом со мной. Из всей нашей группы он испытывал меньше всего сложностей с движением. По возрасту он точно не уступал мне, ступал он уверенно.

— Если скажешь «здесь слишком тихо», я засмеюсь, — ответил я. Шум мы создавали оглушающий. Когда драконы таки приостанавливались, стояла тишина, то это было ожидаемо. Существа, прокладывавшие нам путь, были настолько крупными хищниками, что могли распугать что угодно.

— Очень смешно, — кисло сказал он. — Нет, дело не в этом. Дело в деревьях, в траве… во всём. Я ничего из этого не узнаю.

— Вот это — сосна, — сказал я, указывая на один из более крупных стволов, мимо которого мы проходили.

— Ага, но какого именно рода сосна? — заметил он. — Есть дюжины разных видов, и этот не похож ни на один из тех, что мне известны. — Нагнувшись, он отломил ветку с листом, имевшим форму несимметричной звезды: — И да, это широколиственное дерево, но какого рода? Я его не знаю.

Я никогда не думал о нём как о ботанике, но седеющий лесник был таким — полным неожиданностей. Люди часто сбрасывали его со счетов из-за его грубых выражений и неотёсанных манер, но недооценивать его было ошибкой. Я точно знал, что острота его ума не уступала остроте его стрел.

— И тут вообще всё слишком, блядь, старое, и чертовски большое, — продолжил он. — Лес будто из первобытных времён. Деревья не вырастают такими большими, если только их не оставить в покое на охренительно долгое время.

— Ты к чему клонишь? — спросил я.

Он вздохнул:

— Я — охотник. Я всю жизнь провёл в лесах, и всё это время я знал, что был в лесу самой большой и злобной тварью. Ну, может, помимо медведя — но даже они знают, что от людей надо держаться подальше. В этом месте я чувствую себя маленьким, и что-то мне подсказывает, что в этих лесах я — не самый опасный зверь.

— Ну, мы хотя бы самые умные, — легкомысленно сказал я.

Моя ремарка лучника-ветерана не позабавила:

— Неужели, Мордэкай? Мы ни черта не знаем про это место.

— Ну, если мы не самые умные, то мы хотя бы взяли с собой самых крупных, — сказал я, кивая в сторону драконов.

— Крупнее — не значит… — начал отвечать он, и тут наступил хаос.

Я ощутил это лишь за секунду до того, как всё произошло — несколько вспышек эйсара, появившихся вокруг и, что важнее, под нами. Это были не те вспышки, какие можно увидеть, когда маг использует свою силу — нет, эти были гораздо менее яркими, будто группа живых существ появилась там, где раньше была одна неподвижная земля и почва.

Двое людей Капитана Дрэйпера — Дэниэлс и ещё один мужик, чьего имени я на знал — исчезли в ударившем вверх фонтане грязи. Я всё ещё видел их своим магическим взором — они боролись лишь где-то в паре футов под поверхностью с чудовищами, у которых было чересчур много ног. Их затащили под землю.

В тот же момент начались нападения с обоих флангов нашего отряда. По одному человеку по обе стороны утащило под землю, в то время как на драконов навалилось большое число неизвестных зверей.

Однако всё это было лишь фоном для того, что приковало моё личное внимание. Земля у меня под ногами пришла в движение, и мои ноги схватило что-то клыкастое, когтистое, и обладавшее лапами как у насекомого. Я свалился на спину и оказался наполовину под землёй, прежде чем полностью осознал происходившее. Мэттью был в похожем положении.

Драконы ревели, люди кричали, но прежде чем помочь кому-то ещё, я должен был что-то сделать со своей собственной ситуацией. Несколько секунд спустя, когда первоначальный шок прошёл, я нанёс державшей меня твари мощный дробящий удар чистым эйсаром. Результаты были чуть менее чем впечатляющими. Эйсар стёк с твари как вода с гуся. Моя магия нанесла удар, но соскользнула прочь, нанеся существу в лучшем случае минимальный урон.

В то же время я стал молотить своими руками, ногами и всем, что могло двигаться. Эта часть моих действий была чисто инстинктивной, и не очень мужественной, если посмотреть на неё с объективной точки зрения. Но это не было плодом мысли — меня захлестнул чистый ужас, который испытывает каждый человек, ощущающий себя в лапах гигантского, поедающего людей паука.

Однако ужас был моим старым другом, и какая-то часть моего разума продолжала работать — просто это была не та часть, которая управляла ляганием и криками. Поскольку моя сила на существо не действовала, я направил её на саму землю, создав подо мной каменно-твёрдый фундамент, чтобы остановить моё погружение. Затем я использовал землю подобно кулаку, сжав её вокруг твари, пытавшейся прокусить мои поножи.

Последовала короткая схватка, но чуть погодя я сумел отделить своё тело от паука, хотя в результате моя нога и оказалась избитой и покорёженной. Я раскрыл землю у себя над головой, и меня залил великолепный и желанный солнечный свет. Ко мне протянулась рука Пенни, но прежде чем я смог за неё ухватиться, находившаяся рядом со мной тварь вырвалась, и метнулась мимо меня к моей жене.

Её меч ударил вниз, пронзив голову существа, и погрузившись в его тело, забрызгав меня его внутренностями. Поспешно выбравшись из-под его туши, я наконец выкарабкался на свет, где меня ждала сцена безумия и ужаса. Драконы были облеплены пауками размером с пони. Солдаты, избежавшие нападения из засады, сгруппировались вокруг нас в отчаянный круг.

Грэм отреагировал первым. Его необычные тренировки делали его реакцию почти мгновенной. Его меч, Шип, рассёк головогрудь и ноги попытавшегося схватить его паука, а затем Грэм начал помогать остальным.

Мэттью также отреагировал быстро, пусть и менее изящно, благодаря своему дару предвиденья. Он боролся в нескольких футах от меня — его рука из зачарованного металла удерживала клыки паука на расстоянии, в то время как сам он удерживался на месте с помощью магии. Передние ноги арахнида несколько раз били по нему, но их когтистые кончики не смогли пробить его кольчугу. Меч Грэма обрушился, разрубив нижнюю половину твари до того, как Мэтт успел сделать что-то ещё.

Всё это произошло менее чем за десять секунд. Пенни перепрыгнула меня, взмыв в воздух, и приземлилась перед одним из наших защитников, которого только что покалечили. Приземлилась она с хрустом, вогнав свой меч в паука у себя под ногами.

— «Помоги драконам», — ментально сказал я своему сыну. — «Я помогу солдатам».

Он коротко ответил:

— «Понял».

Бойцы были дисциплинированны, и теперь, когда их кошмарные враги были видимы и прямо перед ними, они могли защищаться гораздо лучше. Но тем четверым, кого утащили под землю, они помочь не могли, поэтому именно на них я и сосредоточился в первую очередь.

Выпустив всплеск силы, я использовал саму землю, чтобы схватить пауков, забравших людей вниз. Нужно было спасти четверых, а времени было мало, поэтому я больше не мог себе позволить действовать так же мягко, как поступал, когда вытаскивал себя самого. Я вырвал солдат на поверхность одного за другим, одновременно круша державших их чудовищ в каменных тисках.

Между тем рядом со мной не смолкало почти не осознаваемое мною гудение, и только тут я и заметил, что это был Чад Грэйсон. Звук издавал его лук, которым он орудовал без умолку с самого начала. В отличие от его первого похода сюда, на этот раз он явился вооружённый боевыми стрелами из замковой оружейной — их тонкие наконечники были зачарованы.

Его выстрелы били точно в цель, и стрелы входили глубоко — большая их часть погружалась в пауков, оставляя видимым лишь оперение, однако от таких ран арахниды умирали медленно. Рубленые раны от мечей солдат оказывали более быстродействующий эффект, хотя у большинства из них не хватало сил для того, чтобы рубить глубоко — кроме Пенни и Грэма.

Моя жена была воплощением ярости. Она двигалась за пределами круга защитников, отрубая ноги, клыки, головы, и вообще всё, до чего дотягивалась.

А вот для Грэма у меня не находилось слов. По размеру и форме он напоминал мне Дориана, особенно с Шипом в руках, но движения его были неземными. Дориан Торнбер был рыцарем и великим мечником, но его сын сражался не как мечник. Иногда я готов был поклясться, что у него был магический взор. Он использовал Шип почти исключительно для нападения, в то время как его сверхъестественные движения уклонялись от каждого когтя или прыжка вне зависимости от того, был ли наносивший удар паук в его поле зрения. Взмахи длинного клинка Шипа оставляли за собой лишь отрубленные части тел.

Большую часть стрел Чад выпускал по паукам, вцепившимся в драконов. Те были в очень невыгодном положении против своих менее крупных врагов. Они бились о землю и катались, пытаясь сбросить с себя проворных нападающих, но почти безрезультатно. Мэттью прикончил этих пауков, используя свою силу, чтобы сбивать их тяжёлыми камнями и маленькими валунами, которые вырывал из земли.

— Всем в круг! — приказал я, крича в основном ради Пенни и Грэма. Они почти нехотя отступили в относительную безопасность нашего маленького защитного рубежа. Как только они были внутри, я прокричал своё заклинание: — Грабол ни'таргос, мэй сьерэн, форзэн дантос ньен!

Земля вырвалась из-под лап изводивших солдат пауков, оставив вокруг нас круглый ров глубиной в десять футов. Освобождённая почва вздыбилась вокруг подобно массивной грязевой волне, и обрушилась на падающих чудовищ. Я вложил в неё весь свой гнев, весь страх, и почва ударила по ним как молод, дробя и душа их во тьме. Все тринадцать оставшихся пауков были поглочены этим свирепым заклинанием.

Воцарилась тишина, но продержалась она лишь секунды.

Чад Грэйсон протянул руку вниз, и со злостью выдрал стрелу из тела мёртвого паука в пределах круга.

— Как я и говорил, блядь, — громко проворчал он, — крупнее — это не всегда лучше! Правда, мне не нужны были эти ёбаные хуесосы в качестве подтверждения моего проклятого довода!

Чуть погодя кое-кто из солдат засмеялся, хотя это скорее было истеричное хихиканье, рождённое адреналином и нервами, а не настоящее облегчение.

Трое из четверых утащенных под землю были мертвы. Только Дэниэлс выжил, с тяжёлыми ранениями. Его нога была изорвана и искорёжена, с расколотыми костями. О нём я позаботился в первую очередь, поскольку он истекал кровью так сильно, что иначе бы умер за несколько минут.

Я слышал низкий стонущий рокот со стороны драконов, работая над латанием кровеносных сосудов в ноге Дэниэлса. Кожа и мышцы были изорваны, и несмотря на мои упорные усилия, у меня было чувство, что ногой он больше пользоваться не сможет.

Ещё трое были ранены, и один человек был укушен. Укус выглядел скверно — укушенный мужчина потел и кричал от боли. Каждое сокращение его сердца вызывало в нём волну боли. Клыки пробили его стёганую куртку, вонзившись в предплечье, и плоть в месте укуса уже стала пурпурной, постепенно чернея.

Мы сняли его кольчужную шапку, и срезали рукав, прежде чем использовать его, чтобы перетянуть ему верхнее плечо. Я надеялся, что это помешает яду распространиться дальше, но глаза человека уже начали дёргаться. У меня сложилось неприятное ощущение, что для него было уже слишком поздно.

Что касается драконов, Лэйла и Зефир получили по несколько укусов. Учитывая их размер и мощное телосложение, я сомневался, что их это убьёт, а от любой не летальной раны они могли со временем оправиться. Однако пока что они испытывали невероятную боль.

Все взгляды сошлись на мне.

Это было одно из тех мгновений, которые сильно меня доставали в мои первые годы в качестве Графа ди'Камерона. У моих решений были последствия, люди погибли, а у некоторых из выживших останутся раны на всю жизнь. Будучи молодым человеком, я прорывался через такие моменты по необходимости, страдая от сомнений после того, как всё заканчивалось.

С тех пор мало что изменилось, но переносить такое стало легче. Я всё ещё буду чувствовать вину позже, но не так сильно, как прежде. Не то, чтобы мои сомнения стали меньше — просто я больше не верил в идеальные исходы. Что бы я ни делал, кому-то это шло в ущерб. Как и прежде, уверенность была важнее идеальности.

— Драконы могут лететь? — твёрдо спросил я.

— Лэйла может, — ответила Пенни.

Мэттью кивнул:

— Зефир по идее должен суметь добраться хотя бы до опушки леса. Дальше я уже не уверен.

— Значит, они вернутся к позиции резервных сил, — приказал я. — Мэтт, я хочу, чтобы ты полетел на Грэйс, и взял с собой раненных. Как только доберёшься до остальных, расскажи им о случившемся, а потом возвращайся.

Скажешь Коналлу приготовить временный круг, чтобы перенести раненных обратно в замок. Потом пусть Мойра и Кассандра вернутся с тобой, взяв ещё пятерых человек. Капитан Дрэйпер пусть остаётся с солдатами, вместе с Коналлом и Линараллой. — Я замолчал, оглядывая их лица, чтобы увидеть, есть ли у них вопросы. Не найдя таковых, я закончил: — Двигайтесь.

Как только они отправились в путь, Грэм приказал оставшимся солдатам очистить землю от обломков, навалив их в виде импровизированного барьера вокруг нашего местоположения. Затем он расставил людей по внутреннему периметру широким кругом.

После этого Грэм подошёл ко мне:

— Думаешь, нам следует выставить несколько часовых?

Прежде чем я смог ответить, подал голос Чад:

— А ты сам бы хотел стоять за пределами круга? Я вот, чёрт побери, точно не хочу.

— Он дело говорит. К тому же, в отсутствие понятного нам противника, вроде других солдат, размещение наших людей вне пределов непосредственной близости лишь поставит их на пути опасности, которую мы не можем предсказать. Я бы предпочёл держать их вместе. Моё магическое восприятие должно предостеречь нас заранее, если что-то попытается к нам подкрасться, — сказал я им.

Пенни не выглядела обрадованной:

— Как предостерегло насчёт этих пауков?

Это меня уже беспокоило, но у меня было время обдумать этот вопрос:

— У пауков был какой-то способ уменьшения фонового эйсара, благодаря чему они были похожи на неживые предметы вместо живых существ — но когда они пришли в движение для нападения, их эйсар стал ярче.

— А что если там есть что-то, способное делать то же самое в движении? — спросил Чад.

Качая головой, я ответил:

— Не думаю, что так можно — но даже если это так, то одного факта движения уже хватит, чтобы я смог их заметить. Эти твари застали нас врасплох, потому что были неподвижны и сидели под землёй, куда никто из нас пристально не смотрел.

Егерь кивнул, и снял свой рюкзак, раскрыв его, чтобы вытащить лежавшие там связки стрел. Колчан у него на бедре был пуст. В течение нашей короткой битвы он сумел вогнать минимум по одной стреле почти в каждого из встреченных нами пауков, а в некоторых — по две или три.

— Надеюсь, ничего больше не объявится, — пробормотал он. — Иначе у меня все стрелы выйдут. — Закончил он свои приготовления, сделав ещё один большой глоток из своей фляжки.

— Что меня тревожит больше всего, — сказал Чад, — так это то, что эти пауки, помимо своего охуенного размера, не вели себя как нормальные пауки.

Я был занят сканированием местности вокруг нас моим магическим взором, но тщательно прислушивался к его словам. Первый вопрос задать выпало Грэму:

— Многие пауки охотятся. И мы уже видели прежде пауков-каменщиков — они нападают из засады. Разве это не то же самое?

— Каменщики строят свои ловушки задолго до появления жертв, — сказал лесничий. — Эти же ёбаные ублюдки закопались здесь именно для того, чтобы добраться до нас. Они увидели, куда мы идём, и спланировали наперёд. И дело не только в этом — они действовали сообща. Никогда не слышал о пауках, охотящихся стаей, и это пугает меня до усрачки.

— Надо просто спалить тут всё дотла, — сделала наблюдение Пенни. — Когда драконы вернутся, то смогут это сделать. Представьте, что твари вроде этих пауков выберутся из леса, и начнут размножаться.

Она привела весомый аргумент, хотя я не был уверен, что мы сможем это сделать без риска лесного пожара, который распространится далеко за пределы этого странного леса. К тому же, мы пока не знали, остались ли здесь выжившие из Ланкастера, или из первой группы разведчиков.

На этом мои мысли и закончились. Моё внимание привлекла вспышка эйсара вдалеке. Подняв ладонь, я дал остальным знать, одновременно фокусируя свой магический взор в том направлении. Мой магический взор видел в лучшем случае более чем на милю, но носимая мною броня мешала ему. Зачарованные латы блокировали не только обычные угрозы, но и эйсар. Шлем и перчатки были специально созданы так, чтобы я мог делать их проницаемыми, что позволяло мне ощущать окружающие предметы и использовать магию с надетой бронёй, но ситуация всё равно была неидеальной.

Я снял свой шлем, схлопотав от жены хмурый взгляд, но выражение моего лица заставило её умолкнуть прежде, чем она успела что-то сказать. «Вот». Я снова почувствовал, на этот раз яснее, импульс эйсара, что-то вроде кратковременного маяка. И я его узнал.

— Элэйн.

— Она жива? Ты можешь её чувствовать? — спросила Пенни с выражением надежды на лице.

Кивнув, я поднял ладонь, и создал похожий импульс, вроде ответа, чтобы она точно знала о нашем присутствии. Элэйн также распознает мой эйсар, и убедится, что это я.

— Она чуть менее чем в миле от нас, в том направлении, — сказал я, указывая на восток.

Затем след эйсара исчез — не только сигнал Элэйн, но и вообще любые признаки её присутствия.

— Она закрылась завесой, — объявил я. — Скорее всего, она скрывалась последние несколько дней.

— Нам надо добраться до неё, — сказала Пенни.

Чад пожал плечами:

— Она уже довольно долго протянула. Лучше подождать до возвращения драконов. Без них будет трудно пытаться двигаться по этой местности.

Подойдя к краю нашей позиции, я поднял свой посох, вытянув его горизонтально, и присел, поднеся его поближе к земле. Сделав глубокий вдох, я втянул свою волю, позволяя силе нарастать у меня в груди. Затем я выдохнул, и заставил эйсар пройти по высеченному на древесине рунному каналу. Из посоха выстрелил яркий, красный луч энергии. Водя им из стороны в сторону, я прорубил путь через густую чащу на расстояние почти в сотню ярдов. На этом пути было два гигантских дерева, и оба они начали падать.

Теперь у нас было начало пути, хотя двигаться по нему было не так просто, как по тому, что прокладывали драконы. Мой метод срубил всё впереди, но по большей части всё это, кроме самых крупных деревьев, упало там же, где и стояло, создавая завалы из кустов, веток и маленьких деревьев.

Я снова поднял посох, и начал выборочно рубить наиболее густые части завала рядом с нами, после чего повернулся к остальным:

— Идёмте.

Глава 16

Леди Роуз смотрела вдаль поверх крепостных стен, стоя на вершине Замка Камерон. Стояла она одна, поскольку почти все солдаты в донжоне отправились с Графом и Графиней в поход к Ланкастеру. Осталось лишь пять гвардейцев, и они сейчас стояли на воротах.

Любой, кто посмотрел бы на неё в этот момент, наверняка не смог бы отвести глаз. Роуз Торнбер была невысокого роста, но держала себя так, что после встречи оставляла у большинства людей впечатление высокой красавицы. Она была уже в среднем возрасте, но прожилки седины в её чёрных волосах нисколько не убавляли её привлекательности.

Несмотря на выдающиеся черты лица и хрупкое телосложение, её, в отличие от многих красивых женщин, редко считали неумной. Один единственный взгляд её льдисто-голубых глаз не оставлял большинству мужчин никаких сомнений в том, что попытки состязаться с ней в остроте ума окончатся для них стремительным поражением.

Снаружи она выглядела собранной, но внутри она представляла из себя спутанный клубок эмоций. Она уже много раз была здесь — это состояние было из тех, которые повторялись в её жизни постоянно. «Сначала отец, потом Дориан, а теперь Грэм… и Мордэкай…». Она была вынуждена снова и снова смотреть, как мужчины в её жизни уходили рисковать собой, оставляя её ждать. Она терпеть этого не могла.

Её отец и муж погибли, но оба умерли отнюдь не во время её ожидания, когда она ждала худшего. Хотя это и не помогало.

В такие моменты она завидовала Пенелопе. Графиня была рождена простолюдинкой, и хотя Роуз годами помогала учить свою подругу дворянской жизни, эта женщина так и не приняла некоторые из полагавшихся ей правил. «И теперь мне и за неё придётся волноваться», — иронично подумала Роуз.

Её фрустрация росла, пока она наконец не подняла руки, начав тянуть за волосы, вынимая заколки и распуская косы, наконец оставив волосы свободно стекать по её спине, почти доходя до бёдер. Всё равно увидеть её там было некому. С уходом большинства солдат, а также Графа с семьёй, почти вся замковая обслуга наслаждалась тишиной в своих комнатах.

Крепкий бриз подхватил её волосы и откинул их ей за спину. Это было редкое для неё ощущение, но Роуз не могла им насладиться. «Целую вечность придётся клубки вычёсывать». Её раздражение лишь усилилось. Она вернулась к лестничному колодцу, и пошла вниз, направляясь к своим покоям.

Несмотря на чрезвычайно низкую вероятность такого события, она всё же повстречала в коридоре одну из замковых горничных, молодую женщину по имени Дафни. Отец девушки был пастухом, а матери не стало лишь год тому назад. У неё было два младших брата, и большую часть зарабатываемых работой в замке денег она отсылала отцу. Роуз знала каждого, кто работал в Замке Камерон, и взяла за правило знать подробности их жизней. Это было справедливо не только в замке, но и в её резиденции в Албамарле, и в крепости Хайтауэр, охранявшей столицу.

Внезапно увидев растрёпанный вид Леди Роуз, Дафни раскрыла рот, но после мимолётного замешательства сделала реверанс:

— Миледи.

Роуз едва удостоила её взглядом, но её разум уже сделал несколько выводов. Обычно она бы спросила о здоровье родных девушки, или, если та была занята, прошла бы мимо, лишь слегка кивнув. Но не в этот день:

— Расслабься, Дафни, я никому не выдам твою тайну. — После чего пошла дальше.

«Идиотка!» — мысленно распекала себя Роуз. «Зачем ты это сказала? Теперь бедняжка весь оставшийся день не будет себе места находить». Роуз позволила раздражению взять над собой верх. Её ни в малейшей степени не заботило то, что Дафни направлялась на тайное свидание с одним из работавших в кухне молодых людей. «Однако же я ей досадила».

Большинство людей видело её как идеальную представительницу дворянства, но Роуз знала, что это не так. Она была такой же подверженной порокам, как и все остальные. «И я совершенно одинока». Она слишком много лет пробыла вдовой. «А теперь ещё и мелочной стала». На миг в её сознании мелькнуло лицо мужчины, и, как часто и бывало в эти дни, лицо это принадлежало отнюдь не Дориану.

Роуз безжалостно оттолкнула этот образ прочь. Она была слишком дисциплинированной, чтобы позволить таким мыслям отвлечь её.

Перед ней показалась дверь в её покои. Роуз вошла, и миновала гостиную, прежде чем остановиться в основной жилой комнате. Она чувствовала себя не на месте, и не испытывала вкуса ни к одному из своих обычных времяпрепровождений. Когда она чувствовала себя так, Роуз часто отправлялась в Албамарл. Будучи той самой Леди Хайтауэр, она никогда не испытывала недостатка в делах, которыми следовало заняться в столице. Титул делал её ответственной за защиту всего города.

Но в этот день она была в ловушке. Мордэкай оставил её за главную в Замке Камерон, и если бы она покинула донжон, то лишь переложив эту ношу прямо на несовершеннолетнюю дочь Мордэкая, Айрин. Питэр, камергер, был рядом, чтобы помочь при необходимости, но Роуз не собиралась оставлять Айрин в таком положении без хорошей на то причины. Она, может, и была теперь Торнбер, но росла она как Хайтауэр, а Хайтауэры никогда не избегали своих обязанностей.

Шальной порыв ветра шевельнул выбившиеся из причёски волосы у Роуз на щеке. Раздосадованная, она отвела волосы за ухо. Роуз замерла на короткий миг, но затем почти сразу же снова пришла в движение, пройдя на противоположную сторону комнаты, чтобы проверить камин. Между тем её взгляд тайком осматривал комнату.

Ставни, закрывавшие единственное окно комнаты, были приоткрыты, и столик под окном был сдвинут под углом, более не располагаясь вдоль стены. Ваза с цветами, стоявшая на нём, также поменяла своё положение.

Кто-то проник в комнату, пока Роуз не было, и скорее всего сделал это через окно. На первый взгляд этот факт был почти нелепым. Её окно было на четвёртом этаже, и ширины его едва хватало, чтобы позволить пролезть ребёнку, или очень худому человеку. Взобраться по стене снаружи также было бы трудно. Хотя она и была каменной, но камень был гладким, и имевшиеся там выступы требовали бы от взбиравшегося человека невероятно сильных пальцев.

«Он вошёл, и либо споткнулся о столик, либо вынужден был его отодвинуть. Затем он попытался вернуть всё как было», — молча заметила она. «Потом он вошёл в мою спальню». Она уже заметила, что дверь в спальню была закрыта неплотно.

Вопрос, от которого её сердце затрепыхалось от холодного страха, заключался в том, покинул ли этот человек её покои. «Сохраняй спокойствие». Её разум поспешно перебрал возможные сценарии — кража, шпионаж и убийство были тремя самыми вероятными. Она уже отбросила мысль о том, что комнату потревожила её горничная. За годы службы Анджела хорошо усвоила её привычки и предпочтения.

Переворошив поленья в камине, она выпрямилась, и вернула кочергу на место. Хоть Роуз и не хотелось отпускать её, она не желала себя выдавать, на случай если кто-то за ней наблюдал. Лучше прикинуться рассеянной. У неё под рукой было и другое оружие.

Ей нужно было выбраться из покоев, но единственным возможным укрытием в главной комнате был шкаф, и он стоял рядом с дверью в гостиную. «Не следовало мне вообще ставить его там», — с сожалением подумала она.

Вслух же она сказала:

— Тут как-то слишком прохладно. Куда я дела халат? В гостиной оставила, наверное. — Затем она целеустремлённо направилась к двери. Она надеялась, что если в шкафу кто-то был, то он подождёт её возвращения, прежде чем захлопнуть западню. Если так и произойдёт, то она просто уйдёт через главный вход, и вернётся с несколькими крупными помощниками, чтобы обыскать покои.

Когда Роуз проходила мимо, дверцы шкафа распахнулись, и кто-то выскочил на неё.

У большинства платьев Роуз в юбке было скрытое отверстие, позволявшее ей дотянуться до длинного ножа, пристёгнутого к её ноге. При необходимости она сама перешивала свои платья. Уже предупреждённая, она держала ладонь на рукояти, когда нападавший появился из шкафа. Высвободив оружие, она подняла его клинком вверх под низким углом, и вогнала все восемь дюймов заострённой стали в тело незнакомца, чуть выше паха.

Она испытала кратковременный шок, когда увидела, что незнакомцем была гибкая молодая женщина с коротко стриженой головой, одетая в мужские штаны. Второй неожиданностью для Роуз стало то, что убийца не согнулась и не отпрянула из-за вызванной раной боли. Вместо этого рука нападавшей нырнула вниз, схватив запястье Роуз, не позволяя ей снова ударить.

Роуз закричала, намеренно выведя свой голос на самую высокую громкость. Учитывая пустоту донжоне, её вряд ли кто-то услышал бы, но шанс на это всегда оставался. Дёрнувшись назад, она попыталась вырваться из хватки нападавшей, но женщина сжимала её запястье железной хваткой.

Хотя убийца была стройной и с тонким телосложением, она всё же была выше и тяжелее Роуз. Незнакомка неуклюже попыталась врезать Роуз рукой по голове.

Пригнувшись, Роуз уклонилась от удара, продолжая поворачивать засевший в животе женщины нож. Одновременно она запустила руку в лиф своего платья, и вытащила своё второе оружие, маленький стилет, который вогнала в первую попавшуюся цель — колено убийцы.

Незнакомка завалилась вперёд, подминая Роуз под собой, ещё глубже вгоняя нож в свой живот, и они начали бороться на полу. Кровь была повсюду. Роуз сумела высвободить свою левую руку, сжимавшую стилет. Она била снова и снова, в то время как её противница царапала по полу своей свободной рукой.

В конце концов ей удалось высвободиться. Роуз поскользнулась и едва не упала, поднимаясь на ноги, поскольку пол был скользким от тёмной крови. Женщина пыталась подняться, дотянуться до Роуз, но слишком ослабела для этого.

Тут две руки схватили её сзади за плечи, потянув назад. Роуз снова закричала, и в этот раз её крик был рождён исключительно инстинктом и страхом. Извиваясь, она метнулась вперёд, но руки зацепились за воротник её платья. Ткань сдалась первой, и в итоге Роуз оказалась запутанной в своей собственной одежде — её руки были скованы тканью, которая прежде закрывала её туловище. Она всё ещё сжимала стилет, но воспользоваться им было невозможно.

Новый нападавший был мужчиной, и он непреклонно загибал её тело назад. Когда она стала сопротивляться, он подсёк ей ноги, и последовал за ней на пол, приземлившись сверху.

На миг она подумала, что он собирался её изнасиловать. Всё время, пока этот кошмар разворачивался вокруг неё, разум Роуз продолжал работать. Ни один из нападавших не имел оружия, и не пытался использовать что-то в качестве оружия. Значит, это было изнасилование, или, возможно, похищение… или и то, и другое. Тут, когда мужчина отвёл свою голову назад, она поняла, что изнасилованием тут и не пахло.

Выражение его взгляда было мёртвым, пустым. Он ни разу даже не взглянул на её обнажённую грудь. «Значит, похищение», — подумала она, но даже в этом что-то казалось неправильным. Когда нападавший сместился, чтобы упрочнить свою хватку, Роуз подняла колено, и заехала ему в пах.

Это была отчаянная мера, и Роуз не ожидала, что у неё получится. Большинство мужчин инстинктивно защищали самые ценные части своего тела.

Этот же просто проигнорировал её движение, а когда колено достигло цели, он даже не вздрогнул.

Одна из его рук скользнула к её затылку, и схватила её за основание распущенных волос, рывком заставив Роуз запрокинуть голову. Она ахнула от боли, и тут рот нападавшего раскрылся, и он подался вперёд, чтобы поцеловать её.

В полости его рта сверкнуло что-то металлическое.

* * *

Гэри тихо стоял в мастерской Мэттью. Его глаза были закрыты, а тело находилось в режиме энергосбережения, но разум его работал. Когда рядом были люди, он так не поступал, поскольку это лишь подчёркивало его механические отличия. Если ему приходилось отдыхать на глазах у людей, то он ложился, и притворялся спящим, но Мэттью, похоже, его странность не волновала.

В этот день Мэттью в мастерской не было, поэтому Гэри было почти нечего делать кроме как думать. По крайней мере, это было так, пока он не начал получать сигнал.

Андроид открыл глаза, и вернул тело к нормальному уровню функционирования, слушая своим особым образом. Этот способ восприятия в этом мире был только у него, и никакой полезности Гэри от него и не ожидал. Слышать ему было нечего.

До этого момента.

Несмотря на всё очевидное могущество и особую чувствительность, которыми обладали маги этого мира, никто из них не смог бы это засечь. «Но что это такое?» — задумался Гэри. Его более высокие функции уже передали сигнал в его многоточечный вычислительный блок, который стал прогонять его через различные специализированные алгоритмы обработки сигналов.

Пока что это был просто шум, но шум неестественный — сигнал был высокорганизованный и дискретный. Он передавался на низкочастотной коротковолновой полосе. «Ещё чуть ниже, и я не смог бы его засечь», — осознал Гэри.

Широко разведя руки, он максимально увеличил расстояние между своими ладонями, одновременно применяя к сигналу фильтр зеркального повторения. Эта техника была неидеальной и подверженной ошибкам, но позволяла ему имитировать гораздо более длинную антенну. Сигнал стал сильнее, но Гэри смог найти срезы по его краям. Из-за этого искажения сигнал было невозможно декодировать, даже если бы Гэри знал шифр.

И тут сигнал закончился.

«Но кто послал его, и кому он предназначался?». Чистая дедукция не могла ответить на этот вопрос. Коротковолновый сигнал мог передаваться на огромные расстояния, поэтому было почти невозможно определить местоположение того, кому он был направлен. Без активного сигнала и гораздо более крупной антенны Гэри не мог узнать, с какой стороны пришёл сигнал. С тем же успехом источник мог располагаться в сотнях миль от замка.

Индуктивная логика выдала гораздо больше информации. Основываясь на прежнем опыте, Гэри знал лишь об одной сущности, которая скорее всего могла присутствовать в этом мире и использовать такой сигнал. АНСИС. Превращённый в оружие искусственный интеллект, который Гэри помог создать в своём родном измерении. Мэттью уже рассказал ему о предыдущем вторжении АНСИС.

Люди надеялись, что машины были уничтожены, но этот сигнал доказал тщетность этих надежд. Нужно было кому-то рассказать об этом, но кому? Мэттью, его отец и все остальные члены правящей семьи отсутствовали — кроме одной. Айрин.

Гэри закончил анализ и процесс принятия решения менее чем за долю секунды. Подойдя к двери, он открыл её, и пошёл к донжону, находившемуся в сердце Замка Камерон. У главного входа стоял лишь один стражник. Остальные скорее всего были у внешних ворот.

Стражник мгновенно узнал Гэри — бессознательные движения его тела говорили о том, что от вида искусственного человека ему было не по себе.

Гэри улыбнулся, чтобы снизить тревожность человека:

— Прошу прощения, где сейчас Айрин Иллэниэл? Мне нужно передать ей важные вести.

Стражник с подозрением посмотрел на него:

— Вам придётся подождать здесь. Не думаю, что Граф захотел бы вашего присутствия рядом с его младшей, когда всех остальных в замке нет. Я пошлю за камергером.

Гэри решил, что это приемлемо. Получатель сигнала скорее всего был далеко от замка. Люди не смогут отреагировать на новости в пределах сколько-нибудь вменяемых сроков.

И тут он услышал новый сигнал, на совершенно иной волне, с высокой частотой. Этот сигнал мог передавать информацию с гораздо более высокой скоростью, но лишь на короткие расстояния. И почти сразу же активировался ещё один сигнал. Два устройства АНСИС разговаривали друг с другом.

К счастью, более высокая частота и низкая дальность также означали, что Гэри мог засечь, в каком направлении находился источник сигнала. Совершая короткие шаги, он описал треугольник по двору, выполняя измерения в каждой точке, после чего произвёл триангуляцию источника. «Где-то в пятидесяти футах вверх и влево», — заметил он. Это означало, что источник был где-то в области, отведённой для жилых помещений некоторых обитателей замка. «Они внутри!».

Ситуация была гораздо более срочной, чем он изначально полагал.

Вернувшись к стражнику, Гэри произнёс:

— Боюсь, что в донжоне враг — вероятно, тот же самый, с которым Граф и его дочь столкнулись в Данбаре. Нужно действовать немедленно — иначе я не знаю, что может случиться.

Эти слова вызвали более правильную реакцию. Стражник зашёл внутрь, прозвонил в колокол, а потом бросил свой пост, побежав вдоль главного коридора. Гэри воспринял это как приглашение войти. Догадавшись, что стражник последует к Айрин, Гэри побежал следом.

* * *

Айрин Иллэниэл сидела в главном зале, пробуя отцовское кресло. Она была третьим родным ребёнком в семье, так что вероятность когда-либо стать Графиней была очень низкой. Однако кресло правителя не могло не завораживать её. К тому же, теперь, когда все ушли, заняться было почти нечем. Её самая близкая подруга, Карисса, уехала в Албамарл.

Короче, Айрин было скучно.

Теоретически, оставаться за главную было здорово, хотя её родители и камергер, Питэр, ясно дали понять, что все важные решения на самом деле будет принимать Леди Роуз. Однако в реальности её оставили одну, без всяких дел, и нагрузили сиделкой, чтобы ничего не натворила. Айрин глубоко вздохнула, внутренне желая, чтобы случилось что-нибудь, что угодно.

— Леди Айрин!

Двери в конце зала распахнулись, когда один из стражников, единственный оставшийся в донжоне, вошёл в помещение. «Как там его зовут?» — попыталась вспомнить она. «Стивенс, точно».

Айрин была смущена тем, что её застали сидящей на отцовском месте, но отбросила это чувство прочь, и выпрямила спину:

— Да, Стражник Стивенс, в чём дело?

— Существо вашего брата, которое зовут Гэри, стоит у вдоха. Оно утверждает, что в донжоне враги!

Сердце подпрыгнуло в груди молодой леди. Волнующие события — это одно, но нападение — совсем другое дело. Ей до сих пор виделся в кошмарах тот день, когда её похитили. Она увидела, как Гэри входил в комнату позади стражника.

Стивенс развернулся, встревоженный присутствием андроида:

— Я же сказал оставаться снаружи!

Айрин нахмурилась. Ей не особо нравилось, как Стивенс называл Гэри «существом её брата», и она не думала, что его реакция была подобающей.

— Стивенс! — окликнула она. — Успокойся. Гэри и мой друг тоже. Тебе следовало сразу же его впустить.

Стивенс прикусил губу, но меча не обнажил. Ему не особо нравилось выслушивать приказы девочки, особенно той, в чьих суждениях он сомневался, но до появления Леди Роуз у него не было выбора.

— Да, миледи. Прошу простить.

Айрин обратилась к человеку-машине:

— Гэри, какие у тебя новости?

Гэри не стал попусту тратить время и ходить вокруг да около:

— АНСИС в замке. Я обнаружил сигналы, исходящие от двух устройств, находящихся выше и где-то в том направлении. — Он указал на потолок, направив руку влево. — Учитывая полученные мною после входа в здание данные, я в данный момент уверен в том, насколько высоко они находятся — это четвёртый этаж.

Айрин замерла. Его слова привели её в ужас. У неё были чересчур яркие воспоминания о вошедших в её дом убийцах, о сражении и крови. Убийство Лилли. Что ей делать? Стражников не было, если не считать Стивенса. Чтобы позвать остальных четырёх с внешних ворот, потребуется минут десять, или дольше. За это время могло случиться что угодно. У неё задрожали руки.

Тут появился Питэр, войдя через одну из боковых дверей:

— Что происходит?

Настал её миг. Айрин это знала. Она должна была сказать что-то, иначе Питэр возьмёт всё в свои руки, а её саму потащат куда-то, где она, по мнению камергера, будет в безопасности.

— Питэр, — громко сказала она. — Пошли за стражниками у ворот. Пусть встретятся с нами на четвёртом этаже.

Не зная, что именно происходит, Питэр покосился на Стивенса, но стражник лишь слегка пожал плечами.

— Непременно, — ответил он. — Я пошлю кого-нибудь за ними, и пойду за тобой наверх.

Айрин уже вставала, хотя и ощущала слабость в коленях. Шагая вперёд, она направилась к Стивенсу и Гэри:

— Идём. — «Неужели я именно этого хочу? Я же несмогу». Однако несмотря на её сомнения, ноги продолжили нести её.

По мере их продвижения стены будто смыкались вокруг неё, запирая её в тёмном туннеле. В конце её ждало что-то ужасное, и сердце Айрин билось всё сильнее и сильнее с каждым шагом. Глубоко в душа она отчаянно хотела остановиться, развернуться… чтобы сбежать. Скрипя зубами, она продолжала идти. «Нет! Я должна посмотреть страху в глаза».

К тому времени, как они добрались до четвёртого этажа, её ладони потели. Гэри шёл впереди, и она была рада, что он не мог видеть её лица, поскольку она была уверена, что на нём ясно читался её страх.

— Сюда, — сказал Гэри.

Стивенс ускорился, чтобы тоже пойти впереди неё, а сзади Айрин услышала шаги по лестнице. Бросив взгляд назад, она увидела появление Питэра. Он тяжело дышал, и она догадалась, что он скорее всего догонял их бегом после того, как отправил посыльного к воротам. Камергер держал в руках короткую булаву.

Предполагалось, что эта картина должна была её успокоить. Теперь у Айрин было трое защитников — но вид сжимающего оружие тихого камергера лишь подчеркнул серьёзность ситуации.

Гэри остановился:

— Эта дверь — они тут.

Айрин в ужасе уставилась на выбранную им дверь. «Нет, нет, нет, нет… только не эта дверь, только не она. Это не может снова повторяться!»

— Это покои Леди Роуз, — встревоженно сказал Питэр.

Стражник подёргал дверную ручку, но та отказывалась двигаться. Камергер протолкался вперёд:

— Подожди, у меня есть ключи. — Перебирая свою связку, Питэр попробовал несколько ключей — тревога и спешка лишь замедляли его. Когда он наконец вставил нужный ключ, он осознал, что дверь уже была отперта.

— Она не заперта, — объявил он. — Кто-то забаррикадировал её изнутри.

Изнутри донёсся пронзительный крик, резанувший им по ушам.

— Откройте её как-нибудь! — закричала Айрин.

Стивенс ударил своим телом по двери, но та была из крепкого дуба, обитого железом.

— Откройте её, сейчас же! — снова заорала Айрин, её голос повысился до порога истерики.

Гэри повернулся к ней:

— Эти двери слишком крепко сконструированы. Ни у меня, ни у стражника не хватит массы тела, чтобы сломать или сбить засов по ту сторону двери.

Изнутри донёсся ещё один крик — крик отчаяния и страха. Айрин уставилась на дверь, и мир вокруг неё стал сжиматься, пока не осталось ничего кроме двери. Её разум опустел, и мир исчез в белом пламени.

Когда зрение вернулось к ней, двери не стало, а всё вокруг заливал странный золотистый свет. Айрин чувствовала себя так, будто плыла. Перед дверью лежала мёртвая женщина, но Айрин едва заметила её. На другой стороне комнаты, через вторую дверь, она видела Роуз, лежавшую на полу в окровавленном платье, а на ней сидел какой-то мужчина, запрокидывавший ей голову под странным углом.

Вопль гнева и непокорности вырвался из горла Айрин, и всё стало сначала красным, а потом чёрным. Колени её подогнулись, но она не почувствовала, как упала на пол.

Глава 17

Лес вокруг нас был зловещим, но, если подумать, у меня вся жизнь была такой. Уверен, я был рождён под какой-то проклятой звездой.

С Пенни по правую руку, Грэмом по левую, и с Чадом и остальными позади, я чувствовал себя хорошо защищённым. Тем не менее, я держал свои чувства настроенными на окружающее пространство. Использование посоха для расчистки дороги было эффективным, но требовало времени — времени, которое я использовал, чтобы убедиться в отсутствии дальнейших засад. Теперь, когда я знал, что искать, я не думал, что эти пауки смогут снова застать нас врасплох.

Но всё же было бы хорошо иметь дракона. Драконы вообще всегда были на пользу — покуда они были на твоей стороне.

Прошла четверть часа, и мы прошли, наверное, треть расстояния, когда я ощутил что-то новое.

— Что-то приближается, — предупредил я остальных. — Две штуки.

Они были большие, гораздо крупнее пауков, хотя по размеру очень уступали драконам. Я следил за ними своим магическим взором — они петляли между крупными деревьями, а подлесок проламывали своими телами. Размером они были примерно с очень больших бурых медведей, только без меха.

Я указал посохом в ту сторону, откуда они приближались, и Грэм с Пенни вышли вперёд и в стороны. Оглянувшись на солдат, я приказал:

— Разойтись веером. Они слишком большие, чтобы удержать оборонительный рубеж. Если они прорвутся, вам нужно будет попытаться их окружить.

— Насколько большие? — спросил Чад.

— Думаю, с ними ты уже сталкивался, когда приходил сюда в первый раз, — сказал я ему. — Размером с медведя.

Егерь кивнул, и, наскоро оглядевшись, начал карабкаться на дерево.

Один из солдат крикнул стрелку:

— А разве тебе не следует быть внизу, с нами?

Охотник похлопал по пристёгнутым к его бёдрам длинным ножам:

— Эти штуки не очень-то полезны против чего-то настолько крупного. Мне проще стрелять из лука сверху, чем снизу, где они будут рвать мою задницу на куски.

Солдаты нервно переглянулись, и я задумался, не собираются ли они броситься наутёк. Нужно было что-то делать.

— Держать оборону, — приказал я. Затем я возвёл широкий щит между нами и тем направлением, с которого приближались существа. Я окрасил его в синий цвет, чтобы солдаты его видели. Пенни и Грэм оказались на противоположной стороне, и я надеялся, что они справятся. — Щит должен вас защитить, но если у Сэра Грэма или Графини появятся проблемы, я его уберу, чтобы вы могли им помочь.

Пенни не миг бросила на меня взгляд сквозь мерцавшее поле, посмотрев мне в глаза. Затем она кивнула, и повернулась лицом к тёмному лесу. Мы многое пережили вместе за прошедшие годы. В начале нашего пути я ни за что бы не позволил ей без всяких возражений сразиться с такой тварью, хотя часто именно в этом и заключалась её работа. Но я научился уважать её силу и решительность. У каждого из нас была своя роль, и что бы ни случилось, я буду поблизости, чтобы вытащить её задницу из огня, если эти твари окажутся опаснее, чем мы ожидали.

Принял ли я верное решение? Времени на обдумывание вариантов больше не было, поскольку массивные существа достигли нас, прорвавшись через подлесок, и прыгнув на меня.

Теперь, когда я видел их своими глазами, они действительно были похожи на медведей. Каменистая кожа покрывала их массивные плечи и бока. Их конечности заканчивались множеством стекловидных когтей размером с мясницкие тесаки. Твари заревели, игнорируя находившихся перед ними двух воинов, решив вместо этого броситься к середине моего щита, пытаясь добраться до меня.

В плечо того, что был слева, вонзилась стрела, но, похоже, нисколько его не замедлила. Грэм нырнул, и ударил Шипом снизу вверх, глубоко врезавшись в грудь существа сбоку. Меч застрял там, и вместо попыток его высвободить, Грэм согнул колени, поднырнув под ударившую сбоку массивную лапу. Затем он встал, и упёрся руками в плечо твари.

Это казалось почти волшебством. Несмотря на значительную силу Грэма, зверь превышал его по весу минимум на порядок — однако казалось, что Грэм почти без усилия толкнул, переворачивая чудовище на бок.

Пенни повезло меньше.

Когда зверь с её стороны бросился к моему щиту, она шагнула в сторону, и рубанула его переднюю лапу, надеясь покалечить. Однако её более лёгкий меч не смог уйти глубоко, и когда она ушла с дороги существа, зверь пересёк оставшееся расстояние, врезавшись в мой щит.

Моя защита выстояла, но держаться ей оставалось недолго. Что-то в самой природе этих существ не позволяло легко справиться с ними с помощью чистой магии. Нагрузка, которую оно оказывало на мой щит, была гораздо выше, чем следовало, даже для столь крупного и тяжёлого существа. После шока от первого контакта оно слегка отступило, и воспользовалось своими когтями. Несмотря на все мои усилия, когти рвали щит так, будто были зачарованы.

Не будучи готовым к такому, я получил от расколотого щита откат — будто кто-то заехал молотом по моей голове. Я покачнулся, и устоял лишь благодаря тому, что не выпустил своего посоха. В горле зверя появилась стрела, и двое стоявших позади меня солдат вышли вперёд, нанося колющие удары по чудищу, но оно, похоже, ничего из этого не почувствовало.

Встав на задние лапы, оно выросло надо мной подобно тени смерти. Его массивная передняя конечность нанесла размашистый удар, который, казалось, уж точно оторвёт мне голову.

И тут вернулась Пенни. Она прыгнула, оказавшись передо мной, и нанесла колющий удар мечом по внутренней стороне передней лапы существа, используя инерцию удара, чтобы вогнать меч поглубже. Тварь яростно заревела, а затем упала на четвереньки, чтобы укусить Пенни.

Пенни следовало уйти в сторону. Её меч застрял, а тварь была слишком, чёрт побери, большой, чтобы сражаться с ней в рукопашную, однако я всё ещё стоял сзади. Вместо того, чтобы сдвинуться с места, Пенни вскинула левую руку, чтобы не дать массивным челюстям добраться до меня.

Пасть чудовища вцепилась в её руку, от локтя до запястья. Смертоносные зубы не смогли пробить кольчугу, но я услышал, как под давлением челюстей ломались её кости. Пенни издала мучительный вопль, когда зверь дёрнул головой в сторону, рывком сбивая её с ног.

Зрение моё прояснялось, и я увидел, что в плечах твари появилось ещё две стрелы. Остальные солдаты окружили существо, и кололи его своими мечами. У них не было такой силы, как у Пенни или Грэма, но их клинки были зачарованы, и я был уверен, что со временем зверь точно бы погиб.

Однако времени у моей жены не было.

Она каким-то образом обнажила правой рукой свой кинжал, но державший её зверь начал трясти головой как схватившая игрушку собака. Тело Пенни мотало из стороны в сторону, и лишь несгибаемая крепость покрывавшей её руку кольчуги не дала её оторвать.

Пересиливая головную боль, я попытался схватить существо своей магией напрямую, чтобы остановить его метания, но это было подобно попытке удержать обмазанную жиром свинью. Отчаявшись, я использовал окружающий воздух, давя им вовнутрь, сжимая его вокруг кожи чудовища. Грязь под его лапами послужила бы этой цели лучше, но у меня не было времени.

Воздух — плохое средство для удержания чего-либо, но я вложил в это всё, что у меня было, пока воздух не стал твёрдым как сталь, обездвижив державшего Пенни зверя. Скрипя зубами и заливаясь слезами ярости, я продолжил давить. По мере нарастания давления была короткая пауза, а затем грудь чудища смялась. Монстр раскрыл челюсти, и Пенни упала на землю, орошаемая фонтаном крови из его пасти.

Нас окружали солдаты, но я не обращал на них никакого внимания. Единственным, что я видел, было смятое тело Пенни передо мной — изломанная рука лежала поперёк её тела так, будто была из теста, а не из костей и плоти.

Её сердце билось, и я видел, как её грудь поднималась во время вдоха, хотя она и потеряла сознание от боли. Я отчаянно хотел помочь ей, и мне нужно было снять с неё броню, но это был бы долгий и ужасный процесс. Кольчуга была перекручена вокруг её руки и груди.

Я бездумно применил к ней силу, разрывая сваренные и заклёпанные звенья одной лишь силой мысли. Делать это таким способом должно было являться невозможным. Зачарованная кольчуга была невероятно крепкой, и нормальное волшебство обычно на неё не действовало. Будь я в своём уме, я бы воспользовался рунным каналом на моём посохе, чтобы срезать кольчугу, но я был за пределами здравомыслия.

Как бы то ни было, кольчуга распалась под действием силы моей воли подобно бумаге. Под ней тело Пенни было ужасом из крови, перекрученной плоти и расколотой кости. Её рука была загублена, её было никак не спасти, а ещё у неё была сломана ключица. Кожа у неё на груди была красно-пурпурной, и в некоторых местах, где кольчугу вдавливало в стёганую куртку, кожа была порвана.

Мой разум опустел, а сердце похолодело от страха, но медлить я не стал. Протянув правую руку вниз, я создал крепко сфокусированный луч золотого огня на кончике пальца, и удалил с его помощью комок плоти, некогда бывший рукой, отрезав недалеко от плеча. Затем я перекрыл артерию и сомкнул кожу.

Закончив с этим, я начал заново собирать её рёбра и ключицу, снимая давление на её лёгкие и внутренние органы. Шли минуты, пока я работал, двигаясь быстро и эффективно, чтобы спасти ей жизнь. В моём разуме не было слов — он был пустым пространством, в котором было место лишь для быстрых решений и быстрых действий, но в конце концов настал момент, когда я больше ничего сделать не мог.

И тут меня раздавила реальность. «Почему у неё не было зачарованных лат?». Если бы на ней была надета такая же броня, какая была на мне, то ущерб был бы гораздо меньшим. «Почему я так и не сделал ей латы?». Я всегда собирался это сделать, но на это уходило много времени. Я был занят. Всегда были какие-то более важные дела. «Но я не был занят постоянно. Я мог найти время».

Я закрыл лицо ладонями, скрывая его от окружавших меня людей. Секунды утекали прочь — я чувствовал на себе чужие взгляды. Я должен был что-то сказать, я был главным. Они нуждались в моих указаниях для дальнейших действий, но я хотел только свернуться калачиком и умереть. Подняв голову и расправив плечи, я сказал им:

— Мы будем удерживать эту позицию, пока не вернутся драконы. Сэр Грэм, будешь командовать солдатами, а я позабочусь о Графине.

Глядя на Пенни, я только и мог, что наблюдать за трепыханием сердца в её груди. Её тело испытало массивный шок, но пока что я уже сделал всё возможное. Мой взгляд постоянно смещался туда, где раньше была её рука. Подавив безмолвный крик, я отвёл взгляд. «Не смотри. Не думай об этом. Ты должен держать себя в руках. Они все рассчитывают на тебя», — сказал я себе.

Кто-то встал рядом со мной, но я сперва был слишком взвинчен, чтобы узнать его, а потом этот кто-то заговорил, и до моих ушей донёсся голос Чада Грэйсона:

— Что бы ты щас ни думал, ты не виноват.

Желание огрызнуться, ударить его, было почти непреодолимым:

— Заткни… свою… сраную… пасть.

Он протянул мне руку:

— Держи. — Чуть погодя я осознал, что в его руке была фляжка. Я взял её, и отвинтил колпачок. Что бы в ней ни было, оно обожгло мне горло.

— Драконы вернулись! — громко сказал один из солдат.

Бросив взгляд вверх, я увидел спускавшихся Грэйс и Кассандру, с моими сыном и дочерью на спинах. Я проигнорировал их появление, хотя и не мог не прислушаться к тому, как Грэм рассказывал им о всём, что случилось за последние полчаса.

— Мама! — это была Мойра, побежавшая к Пенни, и Мэттью следовало по пятам.

Я ничего не сказал, пока они осматривали её своими глазами и магическим взором. Затем Мэттью положил свою серебряную руку мне на плечо. Он редко искал физической близости, хотя, быть может, он лишь пытался напомнить мне, что потеря конечности не была концом света.

— Мы сделаем ей руку ещё лучше, — тихо сказал он. — Забери её домой, Папа. Мы с Мойрой можем найти Элэйн.

Что-то сошлось внутри меня, пока я слушал его слова:

— Нет. Вы заберёте её домой. — Затем я повернулся к Грэму: — Уводи людей. Мойра телепортируется домой с Графиней. Мэттью и Драконы останутся с вами, пока вы не доберётесь до резервных сил.

Взгляд Сэра Грэма неуверенно метнулся к Мэттью, будто ища подтверждения.

— Пап! — выпалил мой сын. — Нет. Ты не в том состоянии, чтобы что-то делать. Позволь нам тут закончить. Я лучше всего смогу справиться с этим местом.

Конечно, он был прав. Моя голова всё ещё не оправилась после отката, хотя он и был не таким сильным, как в прошлом. Я продолжал функционировать, но моё эмоциональное состояние было беспорядочным. А ещё мне было совершенно плевать:

— Я сегодня больше не буду рисковать никем из моих родных. Делайте то, что я говорю.

Грэм кивнул:

— Да, милорд.

Однако Мэттью это не устраивало:

— Ты тут не один рискуешь родными. Поступи по уму, и иди домой. — Мойра встала рядом с ним, явно соглашаясь с братом.

— Я уже всё решил, — сказал я им.

Мойра начала говорить:

— Пап, это безумие. Послушай его…

Заскрипев зубами, я снова приказал им:

— Делайте как я говорю.

Дети посмотрели на меня так, будто я спятил. Возможно, это так и было, но безумие или нет, я был уверен. Уверен, что больше никто не пострадает. Я отвернулся, и пошёл в ту сторону, где последний раз ощущал эйсар Элэйн.

— Увидимся, когда я вернусь домой.

Уходя, я услышал позади голос Чада, обращавшегося к Мэттью и Мойре:

— Полегче, он всё равно вас не послушает. Я уже видел его таким. Лучше выбираться из этого проклятого леса как можно быстрее.

Там я их и оставил, а поскольку теперь я был один, я не стал себя утруждать прокладыванием дороги. Вместо этого я нашёл избавление от головной боли, соскользнув в разум камня. За прошедшие со дня пробуждения моих способностей годы это стало легче. Раскрывшись окружающему миру, я стал чем-то большим, более крупной сущностью, включавшей в себя часть окружающего мира, сохраняя при этом большую часть моей человечности.

Это было подобно хождению по натянутому канату, но благодаря долгой практике поддержание равновесия стало привычкой. Общение всё ещё было возможным, и я сохранял способность рассуждать, но эмоции мои отдалились. Земля у меня под ногами была частью меня, как и воздух, которым я дышал. Хитрость была в том, чтобы не терять фокуса на хрупком человеческом теле, находившемся в середине всего этого. Тупая боль в голове никуда не делась, но теперь находилась слишком далеко, чтобы мне как-то вредить.

Ветки деревьев изгибались и уходили в сторону, позволяя мне пройти.

В разуме камня меня не могла коснуться никакая физическая опасность — лишь постоянная опасность, с которой сталкивается любой архимаг, риск потерять себя. Я продолжил идти к своей цели, позволяя миру скользить мимо меня. Ощущение было таким, будто я двигался, но никуда не шёл, хотя я и отдавал себе отчёт в том, что ноги мои совершали шаги. Правда состояла скорее в том, что мир впереди становился мной, в то время как оставленный позади становился землёй иных — тем, что более не являлось мной.

Как долго я шёл, осталось тайной, ибо время почти потеряло смысл. В тенях двигались существа — большие и маленькие. С теми, кто входил в мои владения, я безжалостно расправлялся. Вместо того, чтобы позволять им присоединиться ко мне, моё тело передвигалось, чтобы их уничтожить. Лозы и кусты душили существ меньшего размера, а когда приходили крупные, их рвали на части деревья.

Я оставался нетронутым, и мир двигался под моими стопами, становясь тем местом, которое я искал.

Передо мной вспыхнул свет — не свет глаз, а свет духа. Тут было пространство, отверстие под одним из великих деревьев, и внутри него находилось существо, пылавшее жизнью и силой. На миг я подумал о том, чтобы и его уничтожить, но потом я его узнал. Вокруг его головы плыли светлые волокна. «Волосы», — подсказал голос на задворках моего разума. «Это Элэйн».

К нему льнула смерть — тёмная тень, которую было не изгнать, несмотря на яркую жизненную силу существа. Оно заговорило со мной, и сперва я не смог его понять.

— Мордэкай! — повторило оно. Нет. Она повторила. Элэйн была женщиной.

«Человек, как и я».

— Элэйн? — спросил я.

Она странно на меня посмотрела:

— Да, Элэйн. Приходи в себя. Помоги мне.

Наконец мой разум схлопнулся подобно лопнувшему пузырю. Мои мысли вжались, и мир изменился. Я стоял в глубинах леса. Я нашёл Элэйн — она сидела съёжившись в похожей на пещеру дыре под деревом. С ней был мужчина. Ранее я его не заметил, скорее всего потому, что он уже был мёртв, и его тело начало разлагаться. Это был один из солдат, ушедших вместе с Элэйн и её отцом, Уолтэром.

— Заходи, — сказала она мне с настойчивостью в голосе. — Если будешь слишком долго стоять снаружи, то придёт ещё кто-то из них.

Я шагнул вперёд, и нас поглотила тьма — завеса невидимости, перекрывавшая как видимый свет, так и эйсар. Я всё ещё мог видеть Элэйн под завесой, но лишь своим магическим взором.

— Есть кто-нибудь ещё? — спросил я её. — Твой отец?

— Мёртв, — ответила она одеревеневшим от усталости голосом. Элэйн выглядела голодной и вытянутой, с тёмными кругами под глазами. Её кожа казалась упругой, натянутой на её кости. — Он увёл их прочь, чтобы мы с Брэнтом могли спрятаться.

Брэнт, как я понял, был трупом солдата в задней части её укрытия. Он вонял, но ещё не начал пухнуть. Это объяснялось маленькой дыркой в его животе, хотя я не мог знать, было ли это результатом ранения, или Элэйн сама её проделала. Да и времени спрашивать не было.

Его тело было частично скрыто рыхлой землёй и листьями. Судя по чёрной грязи у Элэйн под ногтями, она пыталась закопать его голыми руками. Это казалось бессмысленным — она могла сделать это своей магией гораздо быстрее.

Её руки обвили мою закрытую бронёй грудь, несмотря на тот факт, что обнимать человека в латах — дело не очень приятное.

— Где остальные? — спросила она. — Ты один?

— Я отправил их обратно. Пенни была ранена, и мы потеряли несколько солдат.

Она отпустила меня, и осела на колени:

— Значит, ты тоже в западне. У тебя есть еда?

— В западне? Нет. Я пришёл забрать тебя домой, — сказал я ей. В ответ на эти слова её лицо изменилось — отчаяние в её взгляде сменилось надеждой. Однако я всё ещё не до конца понимал, что происходит: — Почему ты не телепортировалась обратно?

Элэйн опустила взгляд:

— Я не смогла вспомнить ключи. Они были у меня записаны, но я потеряла пояс и мешок в неразберихе первого нападения.

Я вздохнул:

— Я же заставил тебя зазубрить их, когда ты была моей ученицей. Как ты могла забыть?

— С тех пор годы прошли. Со временем некоторые вещи забываются…

— Тогда тебе следует их освежить, — сказал я, почти сразу же пожалев о резком тоне моего голоса. Моя собственная провальная попытка защитить Пенни оставила во мне горечь, и теперь окрашивала мою реакцию. В отличие от нас с Мэттью, большинство людей не обладало идеальной памятью. Мне было легко судить, но лично мне никогда не приходилось освежать в памяти такие подробности. — Прости, — быстро сказал я. — Сейчас не время. Я устал, и сам расстроен.

Теперь, когда я больше не был в разуме камня, моя голова пульсировала болью, но я проигнорировал её, и расчистил с помощью магии ровную площадку посередине укрытия Элэйн.

Та встревожилась, и предостерегла меня:

— Осторожно. Их притягивает любое применение силы.

— Они не могут видеть наш эйсар под этой твоей завесой.

Она покачала головой:

— Без разницы. Даже сама завеса их привлекает. Они чуют используемый ею эйсар, даже если не могут точно видеть, где она находится. Слишком большое количество силы привлечёт целую толпу, и в конце концов они наткнутся на вход.

— И чем ты занималась всё это время?

— Держала разум закрытым, и как можно сильнее приглушала свой эйсар. Завесу я использовала только тогда, когда слышала чьё-то приближение. В первый день мы с папой скрывались под завесами, вместе с беднягой Брэнтом. Но они постоянно нас находили. В конце концов папа догадался, что они идут на рассеиваемый нашей завесой эйсар, но было уже слишком поздно. Когда волки нас нашли, он бежал, чтобы увести их прочь.

Уолтэра убили какие-то странные волки? Трудно было в это поверить.

Элэйн продолжила:

— По-моему, он как-то смог убить волков. Я видела, как он возвращался, но его поймали пауки. — Она приостановилась, ей трудно было произнести эти слова. — Я видела всё… до конца.

Я ей сочувствовал, но даже эта эмоция притупилась:

— Ты говоришь «они», но что именно ты имеешь ввиду? Медведей, или что-то ещё? — спросил я.

— Да всех, — ответила она. — Твари вроде медведей, пауки, волки… в этом лесу даже есть крупные хищные змеи. Все они тянутся к любому значительному количеству эйсара. — Затем она указала на меня: — Сейчас ты притягиваешь их к нам. Вот, почему я снова подняла завесу, но если ты не закроешь свой разум, и не спрячешь эйсар внутри себя, то в конце концов они нас найдут.

Наше внимание привлёк донёсшийся снаружи шум, шелест листвы под тяжёлыми стопами. Элэйн будто смялась, вжимаясь в дальнюю стену своего укрытия. Она жестами рук умоляла меня последовать её примеру.

— Надо сделать круг, — сказал я ей, отказываясь приглушать голос. — Начинай. А с этим я сам разберусь.

— Магия не действует… — начала она почти шёпотом. — Тебе надо использовать что-то ещё.

Я кивнул:

— Знаю. Камни, грязь — всё, что под руку попадётся. Начинай круг, а я закончу добавлением ключей, когда вернусь.

После шага через завесу пробивавшийся через кроны деревьев тусклый свет был достаточно ярким, чтобы едва не ослепить меня. К счастью, у магического взора такой проблемы не было, поскольку не более чем в десяти футах от меня стоял гигантский человек.

Ну, слово «человек» ему не совсем подходило, но он был человекоподобным. Покрытый серой каменистой кожей, ростом где-то футов пятнадцать, он был двурукий и двуногий, хотя конечности его были изогнутыми и бугристыми, по человеческим меркам. Сидевшая на его плечах голова была толстой и короткой, почти без шеи, и венчал её массивный чёрный рог в центре лба.

— Чёрт, ну и урод же ты, — пробормотал я. Глядя на рог, мне стало жаль мать, родившую это чудовище. Впрочем, чуть погодя я осознал, что рог скорее всего вырос позже.

Глава 18

Мы с великаном пялились друг на друга где-то секунду. Я думал о нём как о великане, поскольку понятия не имел, как ещё его называть. Он определённо был похож на чудовище из сказки какого-то сумасшедшего писателя. Поскольку я больше не находился в разуме камня, я не мог ожидать, что окружающий мир с ним разберётся, но у меня было полно других вариантов.

К тому же, я всё ещё пытался справиться с кучей подавленного гнева и ненависти к себе.

Великан крутанул туловищем, раскручивая в воздухе массивную дубину, которую тащил за собой своей большой, бугристой рукой, и нанёс по мне размашистый удар. Отлично.

Я не стал утруждать себя направлением силы на чудовище, поскольку у него скорее всего была та же защита, что и у всех остальных местных существ. Вместо этого я перехватил дубину, которая на самом деле была среднего размера деревом, которое, похоже, недавно выкорчевали с последующим обрыванием верхних веток.

Моя железная воля и кипящая сила схватили дубину, остановив её лишь в футе от моей всё ещё чувствительной головы. Затем я резко дёрнул дубину в воздухе, отправив её прежнего владельца в полёт к ближайшим кустам.

Великан заревел от ярости, и секунды спустя вернулся, покрытый прутиками и листьями. Я ответил на его вызов коренящимся концом дубины, вогнав её в голову великана подобно стенобитному тарану.

— Пришло время подправить тебе внешность, — пробормотал я.

После чего забил его до смерти.

Ничего славного или романтичного в этом не было. Это даже нельзя было назвать битвой. У великана не было никаких шансов. Первый удар его оглушил, а дальше была просто брутальная череда молотящих ударов, которыми я превращал его тело в дёргающуюся кучку плоти и сломанных костей.

Каким бы разъярённым я ни был, мне всё же поплохело от этой картины. Закончив, я поставил дубину рядом со входом в укрытие Элэйн — на случай, если она ещё раз пригодится. Заходя внутрь, я не смог скрыться от одной конкретной мысли: «Если бы я с самого начала так сделал, и не стал бы полагаться на Пенни и Грэма…».

Мои внутренности стянулись в комок.

Круг Элэйн был готов наполовину. Я закончил его, и добавил ключ места назначения, прежде чем произвести расчёты для присвоения ключа нашего нынешнего местоположения. После чего мы вернулись в Замок Камерон, забрав с нами тело Брэнта. Ему помочь уже было нельзя, но его можно было хотя бы прилично похоронить, в отличие от бедняги Уолтэра.

Мэттью, Мойра и Коналл успели вернуться раньше нас, перенеся Пенни с помощью похожего временного круга сразу же, как только покинули лес. Остальные все ещё были впусти с солдатами.

Мойра и Коналл обняли Элэйн, а Мэттью просто смотрел. Он старался по возможности избегать объятий, но когда его брат и сестра отпустили Элэйн, та протянула руки, всё равно обняла его. Мне было видно, что ему неудобно, но тут у Элэйн наконец прорвало плотину, и её плечи затряслись. Лицо Мэттью смягчилось, и он прижал её к себе покрепче, пока она плакала.

Мойра посмотрела на меня, произнеся одними губами имя Уолтэра. Склонив голову, я ответил отрицательным кивком.

Оставив Элэйн им не попечение, я обнаружил, что меня дожидается Питэр, мой камергер. Я сказал ему, где найти тело Брэнта, которое мы оставили снаружи.

— Пошли весть его семье, и пусть его приготовят к погребению с почестями.

Питэр начал было говорить:

— Милорд, у меня…

Проигнорировав его, я встревоженно спросил Коналла:

— Где Пенни?

— Её только что унесли наверх. Сейчас она уже должна быть в кровати, — ответил он. — Элиз пошла с ней.

Я направился было к лестнице, но меня окликнул Мэттью:

— Эй, старик!

Это заставило меня нахмуриться:

— Что?

— Больше так не делай. Я в ближайшем будущем совершенно не собираюсь становиться Графом.

— О, неужели? Как же, размечтался, — сказал я ему.

Он кивнул:

— Серьёзно. Очень неудобная работа, по-моему. Я могу потратить своё время с гораздо большей пользой. — После чего он широко улыбнулся.

Я давно не задумывался об этом вопросе. Меня уже однажды объявляли мёртвым, и Пенни удерживала титул вместо меня, но она не была Камерон по крови. Она могла удерживать титул лишь до достижения одним из наследников совершеннолетия. В случае моей смерти титул должен был перейти к Мэттью. Коналл и Айрин были следующими по очереди, поскольку Мойра была приёмной дочерью, а не родной.

— Так распорядись этим временем с умом, — сказал я. — Придёт день, когда настанет твой черёд — нравится тебе это или нет.

Питэр снова заговорил:

— Милорд. В замке было неспокойно. У меня плохие новости.

Я был не в настроении. Мне нужно было идти к жене:

— А им ты что, ещё не сказал? — спросил я, махнув в сторону Мэттью и остальных.

Камергер покачал головой:

— Они прибыли незадолго до вас, и, учитывая состояние Графини, у меня не было возможности.

— Что бы это ни было, оно подождёт… — начал я.

— Дело в Леди Роуз и вашей дочери, Айрин, — перебил Питэр. — В замок проникли злоумышленники.

— Что?! Как? Они в порядке? — Я резко развернулся к камергеру в почти паническом состоянии.

— Леди Роуз в шоке, а Айрин… я не уверен, что с ней. Сейчас она спит. Гэри понимает случившееся лучше, но я расскажу то, что знаю.

Я послушал его несколько минут, после чего пошёл домой.

* * *

— Как она? — спросил я Элиз.

Пожилая женщина перевела на меня свой усталый взгляд:

— Сначала ты, теперь она — точно говорю, вы меняя в могилу сведёте. Она дышит, и ты, похоже, хорошо поработал с её костями. Но я не могу сказать, есть ли у неё более тяжёлые внутренние повреждения. У меня нет твоего взора.

— Внутреннего кровотечения нет, — сказал я ей. — Всё на месте… кроме… — я замолчал, не в силах произнести слова. «Кроме её руки».

Элиз встала со своей табуретки у кровати, и обняла меня своими худыми руками:

— Ты хорошо справился, Морт. Если бы ты не удалил руку сразу же, она бы умерла. Не вини себя за это.

— Я это исправлю, — внезапно сказал я, набираясь решимости.

Она неправильно меня поняла:

— Уверена, Мэттью сможет сделать ей руку, которая будет лучше прежней.

Я отступил от неё:

— Нет, я хочу сказать, что я её восстановлю.

Элиз нахмурилась:

— А ты можешь? Я думала, что твоя уникальная форма лечения работает только на тебе.

Так и было, если пользующейся ею архимаг был вменяемым, однако я уже дважды так делал — один раз, когда Пенни едва не умерла после попадания копья из баллисты, нацеленного в меня, и второй раз, когда Элэйн была при смерти годы тому назад. И до сих пор я не собирался повторять этот опыт.

Использование метамагии для того, чтобы стать другим человеком, по сути сливало две души в одну. Риск был не такой, как во время превращения в землю или ветер, но опасность была не меньше. Было трудно снова разъединиться, и потом нельзя было с уверенность сказать, кто ты — лекарь или пациент. Я всё ещё время от времени гадал, не являюсь ли я на самом деле Элэйн, и не разгуливает ли она с моей душой вместо своей. Не было никакого способа узнать точно.

Но ради Пенни я готов был рискнуть. И если мне нужно было стать другим человеком, то не было никого иного, кем я предпочёл бы стать. «Хотя мне будет её жаль», — подумал я. «Быть мной — то ещё удовольствие».

Отвечая на вопрос, я кивнул:

— Могу. Однако я подожду, пока она не придёт в себя.

Элиз прищурилась:

— А это не опасно?

— Нисколько, — солгал я, и сменил тему: — Что, по-твоему, случилось с Айрин?

Она всплеснула руками:

— Да что я знаю о магии? Её тело целёхонько, но разбудить её я не смогла. Что бы она ни сделала, это погрузило её в коматозное состояние.

Очевидно, в Айрин наконец-то пробудилась её сила, и если её тело осталось невредимым, то я был весьма уверен — всё у неё будет хорошо. У всех это случалось по-разному, и обычно происходило через некоторое время после полового созревания, часто в стрессовые моменты. У меня сила раскрылась где-то в шестнадцать — мне нужно было спасти лошадь моего друга из реки.

По крайней мере, у Айрин, в отличие от меня, будет полно людей, которые смогу помочь ей учиться и приспособиться к новым способностям. Тут моё внимание привлёк плеск в соседней комнате. Я изо всех сил попытался его проигнорировать.

После того, как бессознательное тело Айрин уложили в кровать, Элиз привела свою невестку в мою комнату, чтобы помыться. В замке почти никого не было, старой целительнице нужно было присматривать за множеством пациентов, и никто не ожидал, что я вернусь так скоро.

Большая часть спален в моём скрытом горном доме была окружена уордами приватности, однако большая ванная, которую использовали мы с Пенни, была окружена вместе с нашей спальней. Это значило, что она была совершенно открыта для моего магического взора, пока я сидел у кровати Пенни.

Было бы естественно спросить: а что в этом такого? Я каждый день имел дело с людьми, и одежда препятствовала магическому взору не более, чем стены. Мы с детьми уже давно к этому привыкли. Лично я обычно просто не обращал внимания. Смотреть сквозь одежду для определения очертаний и формы тел других людей быстро надоедает, когда это происходит каждый день.

К тому же, магический взор — не совсем зрение. Он не передаёт цвет, только форму. Например, в я не мог читать книгу в тёмной комнате. Я мог определить её очертания, и смотреть на страницы, но надписи было трудно разобрать, если только они не были напитаны эйсаром. Теоретически, я мог читать, но лишь пристально сфокусировавшись на странице, дюйм за дюймом, определяя разницу между местами, где были чернила, и где их не было — но такой способ невероятно медленный.

Аналогично, рассматривание кожи людей под одеждой давало немногим больше. Обычно общая форма тела и так была ясна из того, как на ней сидела ткань.

Однако принимающая рядом ванну женщина была делом несколько иным, хотя разница была в основном психологической. К счастью, я был очень дисциплинированным — возраст и зрелость также помогали.

Я не мог совсем ничего не замечать, но в основном фокусировал своё внимание на других, более близких вещах.

Ещё один момент — хотя эйсар не показывает цвет, это не значит, что он не передаёт в мозгу другую информацию, помимо простых очертаний. Проблема в том, что человеческий мозг не был создан с учётом этого дополнительного метода восприятия, поэтому он заимствовал опыт пользования другими органами чувств, чтобы интерпретировать обозреваемое. Эйсар отдельных людей был уникален, и разум мага часто представлял эту разницу как вкус, запах или цвет.

Благодаря длительному общению я легко мог распознать эйсар моих друзей и родных. Люди вроде Роуз, которую я знал уже больше двадцати лет, не были исключением. Она не была магом, поэтому её эйсар был тусклее, и льнул близко к её тело. В моей голове её эйсар обладал приятным запахом, и был совершенно женственным.

В такие моменты, когда она вытягивалась и вставала, чтобы выйти из ванной, эйсар шёл волнами по её коже, подчёркивая форму…

— Чёрт побери, — сказал я вслух.

— Что такое? — спросила Элиз, странно на меня посмотрев.

Наклонившись, я поцеловал спящее лицо Пенни. Встав, я сделал несколько шагов, а затем ответил ей:

— Ничего — мне просто надо на некоторое время пойти проверить Айрин. — Я с облегчением захлопнул за собой дверь, и уорд закрылся вместе с ней.

Айрин была без перемен. До этого я заскочил в её комнату лишь ненадолго, чтобы проведать её, прежде чем пойти к Пенни. Пока что я никаких изменений в её состоянии и не ожидал. Она всё ещё тихо лежала, её дыхание и сердцебиение были равномерными. Что важнее, её эйсар выглядел неповреждённым, хотя всё ещё оставался неспокойным. Вероятно, после пробуждения её будет подташнивать.

В дверь постучались, после чего Мэттью вошёл в комнату, не дожидаясь моего отклика. Позади него в коридоре стоял Гэри.

— Пап, нам надо поговорить.

— Что ты узнал?

— Многое, вообще говоря. Гэри смог поведать мне некоторые важные вещи…

Он не закончил эту фразу, поскольку его перебил другой голос:

— Надеюсь, что вы, джентльмены, не собирались вести этот разговор без меня. — В коридоре стояла Леди Роуз — с полотенцем на голове и одетая в одну из ночнушек Пенни. Предмет одежды был для неё очень велик.

— Тебе, наверное, следует отдохнуть, — возразил я. — Ты через многое прошла, Роуз.

Она кивнула:

— Полностью с этим согласна. Мне не понравилось нападение на мою особу, и вымывать из волос такое количество крови было почти так же неприятно. Однако прежде чем я посплю, мне хотелось бы знать, в чём был смысл. Иначе я не смогу уснуть.

Гэри заговорил:

— Вообще-то было бы полезно получить пересказ случившегося до момента нашего появления.

Поскольку они все приводили разумные доводы, я согласился, и мы направились в гостиную.

Глава 19

Роуз пошла за остальными, я шёл следом. Однако прежде чем войти в гостиную, она развернулась ко мне лицом:

— Мне кое-что нужно, Морт. Только на минутку, если ты не против.

Мэттью вопросительно глянул на меня, но я махнул рукой:

— Я сейчас буду.

Леди Роуз улыбнулась ему, и секунду спустя мы остались в некоторой степени наедине. Роуз повернулась ко мне, и подняла голову:

— Мне плохо.

Я встревоженно спросил:

— Что не так?

Тут её самообладание дало трещину, и её лицо исказилось. Уткнувшись головой мне в грудь, она обхватила меня руками за талию, и крепко сжала. Я обеспокоенно обнял её в ответ. Роуз была знаменита своим самоконтролем. За двадцать с лишним лет нашего знакомства я лишь пару раз видел её в таком состоянии.

Она не плакала, но я чувствовал дрожь в её плечах, а её горло издавало сдавленные звуки. Она безмолвно кричала мне в грудь.

Вскоре она глубоко вдохнула, и отпустила меня, вернув лицу спокойное выражение и утерев глаза рукавом ночнушки.

— Как я выгляжу? — спросила она меня.

Я оглядел её с ног до головы, и объявил, подмигнув:

— Как обычно — лучше меня.

Она кивнула, и придала лицу храброе выражение:

— Спасибо, Мордэкай. — Затем она вошла в гостиную.

Я зашёл следом:

— Не нужно благодарности, Роуз. Для того и нужна семья.

После этого Роуз нашла Алиссу, и отправила её готовить нам чай. Затем мы все расселись поудобнее.

Прежде чем мы успели начать, вошёл Коналл:

— Что происходит?

Мэттью фрустрированно посмотрел на своего младшего брата, но затем вздохнул, и ответил:

— Вообще говоря, иди, найди остальных. С тем же успехом можно собраться всем, чтобы каждый мог поделиться тем, что известно.

Коналл ушёл, и несколько минут спустя вернулся с Грэмом, Мойрой, Элэйн и Линараллой. Стульев на всех не хватило, но это было обычной проблемой в нашем доме, и поэтому у нас было множество подушек. Элэйн села на последний стул, а Мойра, Линаралла, Грэм и Коналл устроились поудобнее на полу.

Мэттью обратился к собравшимся:

— Начну я, поскольку я думаю, что у нас с Гэри есть больше всего новостей. — Подавшись вперёд, он махнул рукой в сторону андроида: — Гэри может обнаруживать присутствие АНСИС. Он способен слышать их средство общения друг с другом.

Все зашевелились.

Мэттью продолжил:

— Он может воспринимать такие типы света, которые для нас невидимы. Один из типов, которые он сегодня заметил, используется для связи на дальних расстояниях, но обычно для его использования требуется длинный кусок металла под названием «антенна». Он также заметил другой тип связи, который быстрее, но эффективен лишь на коротком расстоянии — около сотни футов. Вот, почему он привёл Айрин к комнате Роуз.

Элэйн сказала:

— Так, говоришь, это был какой-то вид света?

Гэри ответил ей:

— Именно, и, предвосхищая твой вопрос — да, твоя завеса невидимости его блокирует. Когда ты отправилась в мой мир вместе с Мэттью, я именно поэтому просил тебя открывать дыры в твоей завесе, чтобы я мог установить связь.

Она кивнула:

— Просто хотела точно узнать.

Мэттью улыбнулся:

— Элэйн верно мыслит. Способности Прэйсианов вполне могут использоваться для блокирования или повреждения способности АНСИС к общению. Таланты Элэйн и её брата Джорджа, а также продуманное использование особых чар, могут позволить нам создать области, в которых АНСИС не может общаться.

Линаралла вставила слово:

— Если ты можешь использовать сигналы короткого расстояния, чтобы их найти, то можешь использовать и сигналы дальнего расстояния, чтобы узнать, где они прячутся?

Гэри ответил:

— Да, и нет. Это возможно, но я едва способен вообще улавливать эти сигналы, учитывая размеры моего физического тела. К тому же, при таких расстояниях точная триангуляция потребует измерения сигнала минимум в трёх разных точках одновременно. Эти точки должны быть удалены друг от друга на значительное расстояние. Нам придётся построить антенны в разных городах, и найти для меня какой-то способ соединиться со всеми этими антеннами одновременно, чтобы отслеживать сигнал.

— Если ты можешь их слышать, то о чём они говорят? Если они не знают, что их подслушивают, то могут выдать свои тайны, — сказал Коналл.

— Передача кодирована, — сказал Гэри.

Прежде чем он смог пуститься в объяснения, Мэттью перебил:

— Я тебе позже объясню, Коналл. Суть в том, что их послания используют шифр, который мы неможем разгадать.

— Я хотел бы знать, почему они напали на мою мать, — сказал Грэм.

Роуз вздохнула:

— Это достаточно очевидно, сынок.

Грэм покачал головой:

— Нет, не очевидно. Конечно, ты важна для меня, и важна для Лосайона, но мы имеем дело с машинами из какого-то чужого измерения. Их-то ты почему интересуешь?

— Стратегия и тактика всегда основаны на похожих принципах, вне зависимости от стоящего за ними разума, — объяснила Роуз. — В данном случае они хотели своего наблюдателя в замке, и для этого решили посадить в меня своё металлическое насекомое. Они не могли напасть на Айрин, потому что она слишком близка к Мордэкаю. Мойра уже показала им, что волшебники способны заметить их присутствие в людях-носителях. Им нужен был кто-то достаточно важный, чтобы узнать ценные сведения, но достаточно удалённый от семьи Графа, чтобы избежать разоблачения.

Я внимательно следил за Роуз, пока она говорила, и, как обычно, не мог не впечатлиться её объективным спокойствием, с которым она обсуждала возможность того, что вражеские машины могли использовать её тело в качестве носителя. Я также заметил, что она спрятала свои кисти в рукава, чтобы не показывать их дрожание.

Тут заговорила Мойра:

— Не понимаю, как это связано со случившемся в Ланкастере. Бессмыслица какая-то.

Я спокойно посмотрел на Линараллу, и произнёс:

— Никак не связано. Я думаю, что мы имеем дело с двумя совершенно отдельными событиями.

Линаралла поймала мой взгляд, не шелохнувшись. Если уж на то пошло, в её взгляде читался вопрос. Я искренне полагал, что она ничего не знала, но если у неё и были какие-то вызванные виной мысли, то я не хотел упустить никаких признаков их наличия.

Мойра нахмурилась:

— Почему ты на неё смотришь?

— Я полагаю, что за случившееся в Ланкастере ответственны Ши'Хар Иллэниэл, — отозвался я. Затем я позволил своему взгляду перейти на лицо Мойры: — Но я понятия не имею, почему, и зачем.

В ответ на это утверждение поднялся гам — все стали задавать вопросы одновременно. Вопросы, на которые у нас не было ответов. В конце концов Мэттью снова взял контроль над разговором:

— Он прав. То, что я почувствовал в Ланкастере, определённо было транслокационной магией, а шестиугольная форма участка перемещённого участка земли является верным признаком того, что перемещение произошло с помощью заклинательного плетения. Проблема в том, что мы не знаем никаких ныне живущих Ши'Хар, обладающих численностью или могуществом для осуществления чего-то настолько большого.

— А могла ли остаться какая-то скрытая группа, о которой вы не знаете? — спросила Роуз.

— Сомнительно, — ответил я. — И это обязательно должны быть именно Ши'Хар Иллэниэл. Только у них есть необходимый дар.

Линаралла задала вопрос, о котором все думали:

— Думаешь, это были мои родители?

— А Тирион способен к заклинательному плетению? — спросил я. — Давно он принял человеческую форму?

— Лишь несколько недель назад, — ответила она. — Он всё ещё был старейшиной, когда я вернулась в Рощу. Будучи старейшиной, он мог создавать заклинательные плетения, но как человек… я не видела, чтобы он этим занимался.

— Значит, это мог быть и он, — сказал Коналл. — У него было время на то, чтобы добраться до Ланкастера.

— А как твоя мать отреагировала на то, что он покинул рощу? — одновременно спросил я.

Линаралла осторожно ответила:

— Пока я была там, он никуда не уходил, и хотя он принял человеческую форму, его тело старейшины остаётся на месте. Оно всё ещё даёт пыльцу для цветов моей матери, но пока он отделён от него, разума в нём нет. Не думаю, что он смог бы это сделать.

Как бы я ни хотел обвинить её убийственного отца-психопата, я был склонен с ней согласиться. И что в итоге оставалось?

— Мы ходим кругами, — наконец сказал я. — Нам нужно узнать больше.

Роуз согласно кивнула, и после короткого обсуждения все согласились, поэтому мы перешли к другим вопросам.

Я встал:

— Пока что мы можем сделать следующее. Мэттью, вам с Гэри надо составить план для тех антенн, которые он упомянул. Кольца-ворота скорее всего решат проблему расстояния, но я хочу, чтобы вы определили, где именно строить антенны, и мне потребуется подробный перечень необходимых материалов и людей. Элэйн, я хочу, чтобы ты тоже работала с Гэри. Посмотри, сможешь ли ты создать завесу, блокирующую лишь сигналы АНСИС. Если можешь, то, быть может, мы сумеем обнести замок уордами так, чтобы для них здесь была мёртвая зона.

Коналл, мне нужно, чтобы ты отправился в Арундэл. Скажи Джорджу, что ему надо быть здесь. Нам теперь опасно быть в разных местах. Я хочу, чтобы здесь было как можно больше магов, чтобы мы могли присматривать за друг другом и охранять друг друга. Последнее, что нам нужно — это чтобы почти случившееся с Роуз случилось с одним из нас.

Мойра…

— Знаю, — с ухмылкой сказала она. — Заклинательные звери. Ты хочешь их как можно больше, и ты хочешь, чтобы они стояли вместе со стражами и в Уошбруке — чтобы точно не дать АНСИС здесь закрепиться.

Непросто было иметь дочь, способную почти всегда читать мои мысли, вопреки всем выставляемым мною ментальным барьерам. Я поморщился, но не стал ей выговаривать. Затем добавил:

— Я хотел бы, чтобы один или два зверя также были в Албамарле. Королева большую часть времени будет жить у нас, но днём она будет в столице, и я не хочу оставлять Ариадну без охраны.

Грэм, ты лично был носителем для насекомого АНСИС. Многое из случившегося мы скрыли, чтобы избежать паники, но тебе нужно поговорить с Капитаном Дрэйпером. Расскажи ему всё, что знаешь. Я хочу, чтобы вы подготовили наших стражников к этой угрозе. Они должны знать, чего ожидать.

Роуз, вы с Кариссой переезжаете. Будете жить с нами. Ваши покои сейчас непригодны для обитания, и мне не нравится мысль о том, что вы останетесь где-то без надлежащей защиты.

Коналл поднял руку:

— Папа, я не думаю, что у нас хватит места.

— Так найдите. Линаралла может построить пару дополнительных временных комнат из одних лишь заклинательных плетений. А ты между тем сможешь помочь рабочим возвести перманентную пристройку к дому.

— А как насчёт дома в Албамарле, — подал мысль Мэттью. — Тамошний наш дом охраняется лучше, чем этот, если не считать того факта, что всем известно его местоположение — что в эти дни потеряло былое значение. Почему бы нам не построить ворота между тем домом и этим? Мы могли бы использовать оба дома как один.

Вообще-то, это была отличная идея:

— Мне нравится, — сказал я, ярко улыбаясь ему. Это определённо было проще, чем то, о чём я думал. В последнее время я начал обдумывать идею использования его внутреизмеренческих способностей для создания дома в карманном измерении. В случае успеха это дало бы нам место, которое было бы полностью безопасно, и напасть на которое было бы…

У меня по спине пробежала дрожь, когда мои мысли сошлись. «Ну конечно же!». Куски мозаики начали складываться у меня в голове. Ещё оставались пробелы и непонятные моменты, но теперь я знал, где искать. Что важнее, я знал, кто был в ответе за случившееся с Ланкастером — и, столь же важно, я знал, кто тут был ни при чём.

— Мордэкай? — спросила Роуз, изучая меня взглядом. — Ты хочешь что-то добавить?

Чёрт, она была почти такой же читательницей мыслей, как и Мойра.

— Нет, — солгал я. «Пока что — нет». Позже мне надо будет поговорить с Мэттью, Линараллой и Гэри. Возможно, втроём они смогут в некоторой степени пролить свет на мои подозрения. Снова повернувшись к собравшимся, я закончил: — За работу.

Когда все повставали, Элэйн пошла было следом за Мэттью и Гэри, но Роуз окликнула её:

— Элэйн, не сегодня — тебе нужно отдохнуть и поесть. Твоя работа может и подождать.

Молодая женщина посмотрела на меня, а я пожал плечами:

— Она права.

Мойра взяла Элэйн за руку:

— Можешь спать в моей комнате.

— Не думаю, что смогу заснуть, — возразила Элэйн.

— Сможешь, — твёрдо сказала Мойра, — и я позабочусь о том, чтобы тебе ничего не снилось. — Затем она взяла за руку ещё и Роуз: — И вам тоже, Леди Роуз. Вам нужно поспать даже больше, чем Элэйн.

Роуз была абсолютно несогласна:

— Нелепица какая. У меня слишком много…

— Роуз, — сказал я, перебивая её. Затем, когда её внимание сосредоточилось на мне, я наклонился, и поцеловал её макушку, одновременно касаясь её кулона и отсекая её от предоставляемой им защиты. — Шибал, — прошептал я, послав её в магический сон. После чего подхватил её обмякшее тело.

Мойра осклабилась, глядя на меня:

— Грязный приём. Надо было предоставить это мне. Я смогла бы обойти защиту кулона без дополнительных выкрутасов. — Затем она многозначительно посмотрела на Элэйн.

Элэйн подняла руки:

— Я сама пойду, не надо меня заставлять.

Мы с Мойрой пролевитировали Роуз и отвели Элэйн в комнату Мойры, где и уложили их отдыхать.

Глава 20

Следующие несколько дней прошли мирно, полные работы и деятельности. Айрин и Пенни очнулись после первого дня. Моя дочь была сбита с толку, но в остальном невредима. Её действительно порядочно тошнило, но мы все заверили её, что это пройдёт за неделю. Просто её мозгу требовалось время, чтобы привыкнуть к новому восприятию мира через магический взор.

С Пенни было сложнее. Сперва она почти не разговаривала, что определённо было для неё делом необычным. На любые мои попытки обсудить случившееся с ней она отвечала отказом, и я чувствовал скрывавшийся в ней гнев.

Естественно, я посчитал, что злится она на меня, но Элиз отвела меня в сторону, и посоветовала иное:

— Потеря конечности — это как потеря любимого человека, — сказала она. — Выживший человек оплакивает потерю, и поначалу это часто выражается в гневе и отрицании. Она злится не на тебя. Она злится на мироздание.

Я всё равно чувствовал себя ответственным, из-за чего мне было трудно подходить к этой ситуации объективно, поэтому я поступал примерно так же, как и моя жена. Не говорил о случившемся. Пенни держала свои мысли при себе, чтобы случайно не причинить мне боль своим внутренним гневом, а я держал язык за зубами, чтобы не нагружать её моим эгоистичным чувством вины.

Короче, находиться в нашем обществе было не очень весело.

Не считая этого, дома была кутерьма, лихорадочная активность, и одновременно уют. Теперь, когда с нами жили Роуз, Элиз, Карисса и Грэм, в доме всегда были люди. Ощущение было почти как от праздника. Айрин, в частности, была очень этому рада, как только её постоянное головокружение начало сходить на нет. Вероятно, она была самым общительным членом нашей семьи, а Карисса была её лучшей подругой.

Роуз даже заразилась семейным духом, и попыталась готовить. Когда до меня дошли вести об этом, я попытался её отговорить, но Мойра и Коналл уже успели сказать ей, что это была отличная идея.

У Леди Роуз Торнбер было много талантов: дипломат, политик, стратег, гроссмейстер, источник мудрых советов… но из опыта наших более юных дней я знал, что повар из неё был никакой. Её с рождения воспитывали как дворянку, и никто не ожидал от неё выполнения столь заурядной работы. Она могла шить, плести кружева, и имела бесчисленное множество других навыков, но стряпня в их число не входила. Время от времени заваривать чай, когда её горничная брала выходной, было в общем-то пределом её способностей.

Мы с Пенни росли простолюдинами, и, соответственно, ещё в детстве научились готовить разные блюда. Пенни это очень нравилось, и она часто планировала свои официальные обязанности так, чтобы иногда находить время приготовить семье завтрак или ужин. Я поступал так же, хотя и менее часто — поэтому все наши дети научились основам готовки, и постигли прелести мытья посуды.

Видя, как они по очереди этим занимаются, Роуз вдохновилась тоже попробовать готовить, и я знал, что закончится это плохо.

Чего я не учёл в своих расчётах, так это способность Мойры читать людей. Она не только подбадривала Роуз, она ещё и предложила помочь, и благодаря её советам и помощи результат оказался не слишком плохим.

Я подозрительно понюхал свою тарелку с кашей, когда её поставили передо мной. Все остальные сразу же начали есть, и я не услышал никаких внезапных агонизирующих воплей или рвоты.

— Что в ней? — небрежно спросил я.

— Ягнятина, ячмень, морковь и лук, — мгновенно ответила сидевшая на противоположной стороне стола Роуз.

Покосившись на Мойру, я увидел, как она мне подмигнула.

— «Насколько плохо?» — безмолвно спросил я у неё одной лишь мыслью.

— «Нормально, Пап, правда», — пришёл её ответ.

Затем я заметил, как Коналл поморщился.

— «Так и знал! Мы все умрём, так ведь?»

Мойра подавила смешок, затем вытерла лицо:

— «Просто мясо немного пережарено, вот и всё. Попробуй».

— Что-то не так с твоей порцией, Мордэкай? — мило спросила Роуз.

— О, нет, — быстро сказал я. — Просто задумался. — Я быстро запихнул в рот ложку каши. Согласно моему первому впечатлению, не хватало соли, и кто-то положил слишком много чабреца. Мясо было жёстким, и слегка подгоревшим, придавая подливе нотку горечи.

Но каша была съедобной. Вообще говоря, по сравнению с её последней попыткой приготовить еду десять лет тому назад, это было практически чудо. Осмелев, я откусил от приготовленного ею хлеба, и пожалел об этом. Хлеб был сухой и твёрдый как галета. Я окунул кончик в подливу, надеясь его размягчить, но он, похоже, был водонепроницаемым.

После этого я сосредоточился на каше. Мэттью закончил первую порцию, и попросил добавки.

Роуз радостно навалила ему вторую тарелку:

— Ты быстро всё съел, Мэттью. Понравилось?

— Не очень, — прозаичным тоном ответил он с брутальной искренностью. — Я просто сегодня очень проголодался. Завтрак пропустил.

Роуз дёрнулась, но не потеряла самообладания. Однако Мойра быстро отреагировала:

— Мэтт! Да что с тобой не так?

— Чего? — озадаченно спросил он. — Она же сама спросила. Я просто честно ответил. С кашей всё в порядке. Она не плохая, но и не хорошая. Съедобная, в общем.

Все за столом стали одновременно громко говорить и спорить, делая Роуз комплименты, или упрекая Мэттью за его ремарку. Между тем Роуз сама съела первую ложку. После чего сказала:

— Ну, он прав. Каша не очень хорошая, но съедобная. — Затем она рассмеялась, и похлопала его по плечу: — Спасибо за искренность, Мэттью.

После этого разговоры стихли, и каждый доел хотя бы одну тарелку. А вот хлеб было уже не спасти.

— Я ценю то, что все позволили мне попробовать готовить, — сказала Роуз, — но мне, наверное, отныне следует предоставить эту работу другим.

Моим первым порывом было с ней согласиться, но после недолгих раздумий я сказал:

— А вообще, если тебе понравилось, то можешь готовить в любое время. У всех первый блин комом.

Айрин вставила:

— Например, яичница у Коналла! Раньше она была ужасной, а теперь — всего лишь просто немного невкусная.

— Эй! — возмущённо сказал Коналл. — Она у меня теперь вполне неплохая!

Грэм подал голос:

— Надеюсь, потому что я помню, как ты отнёс результат своей первой попытки вниз, и попытался отдать Повару, чтобы добавить скоту к корму. Даже свиньи есть отказались.

Все засмеялись, а когда смех стих, Роуз встала с лёгкой улыбкой на лице:

— Я отнесу Пенни тарелку.

— Позволь мне, — возразил я.

Роуз подняла ладонь:

— Нет, я сама. Если ей не понравится, я возьму ответственность на себя.

* * *

Второй портал в Албамарл я закончил менее чем за два дня. Оба портала выглядели обычными дверьми, находившимися у задней стены комнатушки в конце центрального коридора нашего горного коттеджа. Для пущей безопасности я добавил в саму комнату настроечные чары, которые отключали оба портала в случае, если не могли найти в комнате эйсар одного из указанных мною людей. То же самое я сделал на противоположном конце.

Портал, открывавшийся в мой столичный дом, находился в комнате с кругами. Я лишь употребил для него одну из ниш для кругов, построив в ней портальный вход. Тот, что открывался во дворец, был в гардеробной в спальне Ариадны.

Поскольку порталы несли с собой неотъемлемый риск, я максимально сократил число настроенных людей. В этот список входили я, моя семья, Ариадна, и семья Торнберов. Однако в моём первоначальном замысле был изъян. Злоумышленник был потенциально способен использовать одного из настроенных на портал людей, чтобы держать двери открыты, позволяя заходить посторонним.

Мэттью предложил добавить вторые чары, чтобы решить эту проблему. Подумав немного, я согласился с ним. Дополнительная защита отключала порталы, если рядом с ними обнаруживался эйсар кого-то, кто не был в списке. Поскольку из-за этого нам становилось невозможно пропускать через порталы посторонних, я добавил пароль, который отключал эффект вторых чар.

Это значило, что врагу придётся схватить одного из настроенных на портал людей, а также знать пароль, или хотя бы знать о его существовании. Если кто-то узнает его, например с помощью подслушивания, то для пользования им всё равно потребуется один из настроенных людей. Я также позаботился о том, чтобы пароль было легко менять — на случай, если я узнаю, что его узнал кто-то посторонний.

Конечно, даже так оставалась некоторая опасность. Если враг узнал бы о пароле, и уже схватил бы кого-то из нас, то вполне мог пытать этого человека, заставив раскрыть пароль, а потом использовать тело этого человека, чтобы пройти через портал.

Чтобы свести риск к минимуму, я позаботился о том, чтобы о самом существовании пароля знало как можно меньше людей: я, Пенни, Роуз, Мэттью и Мойра. Остальным я сказал, что порталом могут пользоваться только один самим, не объяснив им про дополнительные средства защиты.

Я параноик? Ещё какой. Паранойя была моей спутницей уже не первый год, и вопреки моим усилиям враги таки сумели навредить мне и моей семье. Всего лишь несколько месяцев тому назад мою дочь Айрин похитили из моего якобы тайного дома в горах.

Пока я занимался этим проектом, Элэйн, при поддержке Гэри, научилась создавать уорд приватности, блокировавший широкий диапазон сигналов, которые мог использовать АНСИС. Поскольку это было что-то типа барьера, а не завесы невидимости, она могла научить этому остальных — и сделала это, исключив лишь Айрин. Та только начинала учиться ставить щиты, поэтому ей ещё было далеко до чего-то настолько сложного, как создание уордов или чар.

Как только мы поняли этот метод, я поставил перед Элэйн задачу по добавлению её особого уорда приватности к чарам, защищавшим мой дом, а когда с этом было закончено, она принялась за сам Замок Камерон. Гэри предложил также создать внутренние барьеры, чтобы любые сумевшие проникнуть внутрь единицы АНСИС не смогли координировать свои действия.

Задача была масштабной, поскольку означала создание отдельных чар для каждой комнаты в замке, но результат по сути ограничивал АНСИС общением в пределах одной комнаты.

Было ли это чересчур, особенно учитывая то, что в замке не было никаких известных врагов? Ещё как. Как уже говорилось, я — параноик, и на то есть хорошая причина.

Я бы поставил Коналла ей помогать, но Мэттью уже захапал своего младшего брата помогать с антеннами, которые они с Гэри мастерили.

Поскольку я закончил с порталом, я решил проведать их, и посмотреть, как идут дела. В мастерской Мэттью во дворе замка я нашёл Коналла, но его старшего брата и Гэри там не было.

Когда я вошёл в помещение, которое некогда было кузницей моего отца, я увидел, что Коналл работал не покладая рук. Рядом с ним лежала скромная кучка медных самородков, и ещё большее их количество было загружено в тигель, как раз вынимаемый из нового горна, который Мэттью построил в прошлом году.

Мой отец, Ройс, почти ничего не плавил, однако проекты Мэттью часто требовали значительных объёмов свежего металла, и, время от времени, какого-нибудь сплава.

Вытащив тигель, Коналл сразу же начал вытягивать из него жидкий металл, используя свой эйсар. Покидая тигель, медь стала быстро остывать, а Коналл вытягивал её в форме проволоки толщиной почти в четверть дюйма. Когда медь затвердевала, он свивал её в кольца катушки, лежавшей на полу в нескольких футах от него.

Справедливости ради, мы могли купить медную проволоку в литейных цехах Албамарла, но она дорого стоила и поставлялась в малых объёмах. Спрос на неё был небольшой, и если бы мы сделали заказ, то его выполняли бы не один месяц. Сама по себе медь была очень ценной, поэтому покупка сырого материала тоже влетела бы в копеечку, даже с учётом того, что проволоку мы делали бы сами.

К счастью, для меня ценные металлы не были проблемой. Много лет тому назад, когда мои дети ещё были молоды, я едва не обанкротился, когда согласился выплатить обширную виру выжившим обитателям владений Герцога Трэмонта.

Незадолго до этого я был заперт в теле немёртвого чудовища, и моими действиями управляло моё второе «я», медленно сходившее с ума. Моё второе «я», подобающим образом названное Брэксусом, что по-лайсиански значило «расплата», послало орду шиггрэс во владения Трэмонта, с ужасающим исходом. Тысячи людей были убиты, и земли эти до сих пор оставались необитаемыми. Считалось, что там повсюду призраки.

Как бы то ни было, вира, или расплата за несправедливо убитых, была очень крупной. Леди Роуз представляла меня в суде, и нашла лазейку, которая позволила бы мне избежать наказания, но я отказался пойти этой дорогой. После того, как меня осудили, а потом высекли, на выплату штрафа ушло почти всё богатство, которое я унаследовал как с владениями Камерона, так и от рода Иллэниэл. До того дня я был одним из трёх самых богатых людей в Лосайоне.

В эти же дни я был лишь в первой десятке, но по большей части по собственному желанию. Будучи архимагом, я использовал свои способности манипулирования землёй, и та предоставляла мне всё, чего я желал. Если бы я захотел, то мог бы поднять к поверхности столько золота, что обрушил бы рынок.

Вместо этого я производил разнообразные металлы, и выпускал их на рынок в разном количестве. Поначалу я был немного зловредным, выпустив их в таком количестве, которое разорило нескольких моих наиболее мерзких политических противников, чьё благосостояние опиралось на шахты — но далее я действовал умеренно.

Теперь я производил металлы лишь в небольших количествах, и редко — за исключением случаев вроде этого, когда мне требовалось что-то конкретное.

Мэттью и Гэри сказали мне, что им потребуется существенное количество меди, поэтому я дал им её — но судя по тому, сколько её осталось, скоро им могла потребоваться вторая партия.

— Как всё идёт? — спросил я у Коналла, когда он закончил одну из партий проволоки.

Утерев лоб, он одарил меня взглядом, который буквально говорил «пожалей меня».

— Ужасно, — пожаловался он. — Я здесь просто занимаюсь рабским трудом.

Я осклабился:

— Чтобы сделать то, что ты совершил, нормальным образом, потребовались бы дюжины людей и много часов.

— По крайней мере, им бы за это заплатили, — сказал он, вздохнув.

Вопреки расхожему мнению, волшебство — это работа. Оно, может, и проще, эффективнее, и способно на чудеса, но использовать магию целый день — дело утомительное. «Вот поэтому-то и хорошо, что у меня есть четверо способных детей».

— Тебе платят, — сказал я ему. — Твоя работа помогает защитить не только тебя, но и твою семью, и, если наши надежды оправдаются, весь Лосайон. Разве это — недостаточное вознаграждение?

— Хе, — пробормотал он. — В моей семье есть парочка человек, в необходимости защиты которых я начинаю сомневаться. Конкретнее, у меня есть один брат, которого я, возможно, согласился бы сейчас продать врагам, если бы они предложили мне приличные деньги.

Кивнув, я вздохнул, и уставился в пространство:

— Я знаю, о чём ты. Было дело, Николас Гододдинский предложил мне огромную сумму за возможность отдать одного из моих детей на усыновление. Ты тогда был совсем маленьким. Я часто гадал о том, не следовало ли мне тогда взять деньги.

Из всех моих детей Коналл был самым легковерным, и хотя он научился не доверять тому, что ему говорил старший брат, большинство моих изречений он всё ещё принимал за чистую монету.

— Правда? — потрясённо спросил он.

Я махнул рукой:

— Многие дворянские дома готовы пойти на убийство, лишь бы заполучить в семье волшебника. Ты был бы для них очень ценным.

— Я был бы принцем! — воскликнул Коналл.

— Так мне что, послать ему весть о том, что тебя интересует усыновление?

Тут он уловил скрытый смех в моём голосе, и сощурился:

— Чёрт, Пап! Когда Мэтт так делает — уже плохо, так теперь ещё и ты.

Я обнял его, смеясь, и игнорируя грязь на его одежде:

— Прости, я не смог удержаться. — Вообще говоря, я вполне мог бы продать своих детей. Многие богатые семьи готовы были бы заплатить за возможность обладания таким могуществом, но никто из них никогда не осмеливался оскорбить меня подобным предложением.

Да я бы и не согласился… наверное.

— И вообще, куда делись Мэттью и Гэри? — спросил я его.

— Малверн, — отозвался Коналл. — Они начали работать над тамошней антенной.

— Значит, старик Малверн согласился, — прокомментировал я. Про это я услышал впервые.

Мой самый младший сын кивнул:

— Тебе придётся отправиться через Мировую Дорогу, если хочешь их проведать, поскольку у нас там нет круга.

— Где конкретно они будут?

— Лорд Малверн позволил им установить антенну на вершине его крепости.

— Тогда я, наверное, пойду их проведаю. Давненько я не был в Малверне. — Я направился в зал для перемещения, и телепортировался через круг к Мировой Дороге. Дальше нужно было лишь прогуляться к порталу до Малверна.

Глава 21

Малверн был солнечным прибрежным городом. По размеру он уступал Албамарлу, конечно же, но был значительно больше Уошбруку. В городе и пригороде жило минимум десять или пятнадцать тысяч человек.

Сам город не был обнесён стеной, и находился далеко от границы с Гододдином, так что война никогда не была проблемой для его обитателей. Это был умеренно процветающий порт, но правивший там Граф держал сильный флот для защиты.

Крепость Графа Малверна стояла на холме, возвышавшемся над городом. Западного её края была крутая скала, поднимавшаяся прямо из моря, а с юга шла извилистая дорога к самому городу.

Замок был не особо впечатляющим. У него не было ни внешних стен, ни башен — только высокий квадратный донжон, поднимавшийся где-то на восемьдесят футов, с зубцами наверху. Широкие ступени поднимались к тяжёлым дубовым дверям, ширины которых хватило бы, чтобы пропустить двух человек бок о бок.

Из портала, выход которого был рядом с города, до донжона я добрался по воздуху. С моей высоты я видел активность на крыше, а мой магический взор подтвердил это сразу же, как только я приблизился. Гэри и Мэттью были именно там, и они что-то конструировали.

К сожалению, я не хотел оскорбить правителя замка, поэтому мне нужно было сперва навестить его, прежде чем заняться делами. Граф, Стефан Малверн, был приличным малым где-то моего возраста. Я уже встречался с ним несколько раз. Он потерял свою первую жену в первый год нашествия шиггрэс на Лосайон. Вообще говоря, Пенни рассказала мне, что пока я был «мёртв», Стефан был одним из претендентов на её руку, которых ей пыталась сосватать Роуз.

Но я не держал за это на него обиду. Он с тех пор успел снова жениться, и при наших встречах всегда был со мной вежлив. Сейчас я был рад, что между нами не было вражды, поскольку его донжон, судя по всему, был идеальным местом для антенны, которую хотел построить Гэри.

Слуга впустил меня к Графу, после чего меня провели по ряду лестниц. Оказалось, что хозяин донжона уже находился на крыше, наблюдая за работой Мэттью и Гэри. Он поприветствовал меня, когда я вышел под шедший с моря крепкий, солёный бриз:

— Лорд Камерон! Приятно снова вас видеть, — сказал он, протягивая мне руку.

Я пожал ей, отвечая:

— Малверн, хорошо выглядите.

— Зови меня Стефан, — настоял он.

Я согласился, и ответил взаимностью, после чего он начал забрасывать меня вопросами:

— Ты можешь объяснить мне эту штуковину, Мордэкай? Это что, какое-то волшебство?

Гэри и мой сын устанавливали длинный деревянный шест, а рядом с ними лежало несколько немаленьких катушек коналловской медной проволоки.

— Магии тут никакой нет, Стефан, насколько я могу судить. Насколько я понимаю, медная проволока позволит нам ловить сигналы, с помощью которых наши странные враги общаются. Тебя ведь уведомили о том, что случилось в Данбаре?

Граф Малверн кивнул:

— Да, какой-то механический противник, как я слышал. Но я не уверен, при чём тут вот это вот всё.

— Они используют особый тип невидимого света, чтобы общаться, — начал я.

Он почти сразу же перебил меня:

— Если он невидимый, то это — не свет.

Я вздохнул:

— Как его не называй, это штука того же типа, что и свет — просто её нельзя увидеть. Металл будет резонировать, и создавать электрический ток, когда в него попадёт сигнал…

Стефан нахмурился:

— Какой ещё ток?

— Электрический, — повторил я. — Ты же знаком с молнией. Это — то же самое, за исключением…

— А насколько опасной будет эта штука?

Остаток нашего разговора был фрустрирующим, и почти полностью непонятным для Графа Малверна, но он по крайней мере принял мои заверения в том, что мы не подвергали его замок опасности. Через некоторое время он бросил попытки понять ситуацию, и ушёл, позволив мне поговорить с Гэри и Мэттью.

Гэри улыбнулся мне — его андроидное лицо почти идеально имитировало человеческое выражение:

— Я слышал ваш разговор. Впечатляет, как быстро ты усвоил принципы электромагнетизма.

Всё ещё раздражённый после разговора с Графом Малверном, я проигнорировал комплимент:

— Что мне действительно любопытно, так это то, как ты планируешь обнаружить с помощью этой штуки врага. Я понимаю, как ты уловишь сигнал, но судя по тому, что ты рассказывал, ты не сможешь определить направление. Если это так, то ты не сможешь триангулировать.

— Верно, — сказал Гэри. — Однако у нас будет несколько принимающих антенн, и сила сигнала будет разной в каждой точке. Используя эту информацию…

Я перебил его:

— Даже если бы у тебя была точная сила сигнала, это лишь дало бы тебе примерное расстояние — но у тебя её нет, потому что ты не знаешь, какова была сила сигнала в исходной точке.

— Весьма верно, — ответил он. — Но я могу сравнить сигнал, полученный в каждой точке, и получить разницу, и это, в совокупности с известным расстоянием между этими точками, даст примерное расстояние.

«Хитро», — подумал я. «Имея три примерных расстояния, он сможет создать окружности, и трилатерировать источник.

— Но это сработает только в том случае, если источник сигнала находится между антеннами, и тебе понадобится три сигнала, чтобы примерно определить расположение источника, предполагая, что он находится внутри треугольника.

— Вот, почему я хотел бы создать ещё антенны в других местах, например в Сурэнсии, — сказал Гэри. — Но у меня также есть метод определения расположения даже в том случае, когда источник сигнала находится не между антеннами.

Я немного подумал об этом, переваривая сказанное, прежде чем наконец спросить:

— А что насчёт скорости?

— Прошу прощения? — сказал Гэри.

— Чтобы оценить расстояния, исходя из времени, тебе нужна скорость распространения сигнала, — пояснил я. — Верно? — Это уже выходило за пределы моего понимания, но я твёрдо вознамерился всё уяснить.

Мэттью подал голос:

— Это — самое лёгкое. Сигнал состоит из света, поэтому распространяется со скоростью света.

— Чего? — Насколько я знал, у света не было скорости — он распространялся мгновенно. С другой стороны, не так уж давно я думал то же самое о звуке.

Мэттью осклабился:

— Я почитал кое-что в мире Керэн, а Гэри с тех пор объяснил мне ещё больше. Мы можем поговорить об этом позже, но пока что поверь, у него есть конечная скорость. Проблема, для простых смертных, состоит в том, что из-за огромной величины скорости кажется, будто он распространяется мгновенно, даже на больших расстояниях. К счастью для нас, Гэри может измерять время в очень маленьких промежутках.

Дальше всё стало ещё интереснее, и я было поражён точностью и масштабностью знаний, которыми обладали люди из мира Керэн. Однако через некоторое время стало очевидно, что я замедлял им работу, поэтому я закончил с вопросами, и попрощался.

Гэри меня остановил:

— Минутка, Мордэкай. Мне подумалось, что ты мог бы помочь мне с маленьким экспериментом.

— Конечно.

Чуть погодя андроид протянул мне прямой металлический стержень:

— Сегодня ясная погода, и видимость почти идеальная. Поскольку мы находимся у океана, это место идеально для этого эксперимента.

— Чего именно ты от меня хочешь? — спросил я.

— Возьми стержень, который я сделал длиной ровно в два метра, и отлети прочь над водой. Мэттью останется со мной на берегу, и будет общаться с тобой телепатически. Когда ты почти исчезнешь за горизонтом, я скажу ему попросить тебя остановиться, и опустить кончик стержня так, чтобы гребни волн едва касались его. Дальше я попрошу тебя продолжать двигаться прочь, пока верхний кончик стержня не исчезнет из виду. — Затем он передал мне маленький прямоугольник, через который я говорил с ним в первую нашу встречу.

Прямоугольник был устройством из мира Керэн, она называла его «ПМ». Он был продуктом технологии, как и тело Гэри. В прошлом он говорил с нами с помощью этой шутки.

— А это зачем? — спросил я. — И что такое «метр»?

— Метр — это единица измерения в моём мире, с которой мне работать гораздо легче. Это поможет мне определить точное расстояние между нами. Я не могу общаться с тобой через него на таком расстоянии, но я могу измерять сигнал, который он испускает, чтобы определить расстояние. В идеале в этом не будет необходимости, но у меня сложилось подозрение, что дополнительная информация мне понадобится, — ответила машина.

— А что именно ты пытаешься выяснить?

— Точную кривизну вашего мира, — сказал Гэри.

Я засмеялся:

— Эти сведения есть в моей библиотеке. Моряки и навигаторы уже всё это проделали. Вечером я могу показать тебе графики.

Андроид настаивал:

— Тем не менее, я бы хотел провести этот эксперимент. А вечером мы сможем сравнить числа из ваших графиков с моими результатами.

* * *

Вернувшись несколько часов спустя домой, я принял ванну. Я не очень-то испачкался, но брызги морских волн оставили у меня чувство липкости и странный запах. У Пенни прибавилось сил, и все остальные были вне дома — редкий тихий час. Пенни ходила по дому, и я воспринял это как хороший знак.

Я только закончил вытираться, и надел длинный халат, когда услышал крик со стороны кухни.

Бросившись бежать, я добрался туда несколько секунд спустя, и обнаружил Пенни — она сидела на полу у стойки и плакала, а вокруг неё были разбросаны морковь и репа. Из дверного косяка торчал её любимый кухонный нож.

— Что случилось? — взволнованно спросил я.

Она сидела, опустив голову, уставившись на покрывавшую пол плитку.

— Уйди, — тихо сказала она с предостережением в голосе.

Игнорируя годы супружеского опыта, я всё равно к ней подошёл:

— Поговори со мной, Пенни.

В ответ жена прорычала:

— Уходи!

— Я не могу помочь тебе, если ты со мной не разговариваешь.

— Да разве не очевидно! — закричала она. — У меня только одна чёртова рука! Я бесполезна! Я не могу готовить. Ты вообще знаешь, что можно делать только одной ёбаной рукой?! Я даже не могу почистить какую-то проклятую всеми богами репу. — В её глазах стояли слёзы фрустрации и ярости.

Я хотел подойти ближе, обнять её, но она отдёрнулась прочь, когда я пошевелился:

— Нет! — предупредила она. — Оставь меня в покое. Ты что, не видишь мою руку? Я, блядь, выставила ладонь вперёд, жестом приказывая тебе не подходить. — Она указывала на своё отсутствующее предплечье правой рукой. — Она всё ещё здесь. Я её чувствую. Теперь видишь? Я сейчас помахала ею.

— Я знаю, это трудно, — успокаивающе сказал я. — Потребуется время, чтобы приноровиться…

— Приноровиться? — прохрипела она. — Я не могу одеваться. Я не могу раздеваться! Ты вообще знаешь, насколько унизительно для меня просить Мойру или Айрин помочь, когда мне нужно справить нужду? Как я могу так жить?

Не находя хорошего ответа, я просто сел на пол у противоположной стены. Что я мог ей сказать? Был ли это хороший момент, чтобы подать ей мысль об исцелении?

— Думаю, есть способ восстановить твою руку, — наконец сказал я.

Пенни отказывалась смотреть на меня:

— Мэттью уже говорил. Судя по его словам, это хотя бы лучше, чем ничего. — Её голос прозвучал плоским и пустым. — Кто знает, когда у вас появится лишнее время, чтобы транжирить его на что-то подобное…

— Во-первых, на тебя время не транжирится. Никогда не транжирилось. Ты гораздо важнее для этой семьи, чем я. Ты гораздо важнее меня! А во-вторых, я говорил не о металлической руке. Я думаю, что могу восстановить тебе руку из плоти и крови.

Она подняла взгляд, и по её лицу пробежала череда сложных эмоций. Сначала в её взгляде появилась надежда, потом сменилась подозрением:

— И чего это будет стоить?

Я пожал плечами:

— Ничего.

— Тогда почему ты ещё этого не сделал? Не играй со мной в игры, Морт. Я слишком хорошо тебя знаю.

— Я хотел подождать, пока ты не придёшь в себя окончательно.

Пенни подобрала с пола морковку, и бросила на стойку.

— Я не могу окончательно прийти в себя, пока у меня не хватает целой руки.

— Я имел ввиду твоё здоровье.

Вытерев глаза, она ответила:

— Я знаю, что ты имел ввиду. И ты по-прежнему что-то скрываешь. Это опасно, так ведь?

— Всё, что я делаю — опасно, — сказал я. — По крайней мере, если речь идёт о моих уникальных способностях. Мне придётся стать тобой, как я сделал в тот день, когда в тебя попало копьё из баллисты. Мы оба можем исчезнуть, или слиться в одну личность. В лучшем случае всё получится, но мы никогда так и не узнаем, кто из нас кто.

Она выдохнула, мрачно хохотнув:

— Не могу тебя винить за то, что ты не хочешь быть мной.

Осклабившись, я ответил:

— Я больше буду сочувствовать тебе, если ты окажешься мной.

— А по мне, так это здорово, — сказала она. — Ты имеешь хоть какое-то представление о том, насколько я порой тебе завидую? Нет, конечно же не имеешь. Помнишь, когда мы были маленькими? Тогда между нами почти не было разницы. Ты был просто таким неуклюжим, тощим пареньком. Никто тебя тогда не понимал кроме меня. Я видела твоё сердце, твою доброту. Я любила тебя, и мне было всё равно, что ты был никем. Я тоже была никем.

А потом ты стал волшебником, и внезапно оказался в центре всех событий. А я всё ещё была никем, но ты почему-то всё равно продолжал меня любить. И вот неожиданность — оказалось, что ты был потерянным наследником Камеронов и Иллэниэлов одновременно! Все хотели тебя, или жаждали тебя убить. Ты был важным. Но кем была я? Я была просто обычной девушкой, с которой ты не пожелал расстаться.

Какое-то время я была твоим телохранителем, и это придавало моей жизни смысл. По крайней мере, я могла оставаться с тобой. Но я слышала пересуды. Ты никогда не задумывался, что я могла услышать этими нечеловечески чуткими ушами, которые ты мне дал? Как много этих разодетых лордов и дворян говорили что-то, не осознавая, что я могу их слышать? Им было тебя жаль, или хуже — они считали тебя дураком за то, что ты захотел жениться на мне.

Но ты всё равно на мне женился. Как я могла отказать? Ты был всем, чего я когда-либо хотела, но я всё равно чувствовала стыд. Мне следовало отпустить тебя, оттолкнуть тебя прочь, но я была слишком эгоистичной, слишком упрямой, чтобы отдать тебя кому-то другому.

И теперь я целыми днями притворяюсь… притворяюсь не той, кто я есть — притворяюсь важной, притворяюсь главной, а мне хочется только стать невидимой. Мне хочется… мне… мне хочется, чтобы ты был никем, чтобы всё было как раньше. — Она закончила, уронив голову на свои подобранные колени, глядя в пол.

— Пенни.

— Знаю, — перебила она. — Я купаюсь в жалости к себе. Не трогай меня. Графиней я побуду завтра. Сейчас я просто не могу. Устала.

Встав, я пересёк комнату, и сел рядом с ней, приобняв её рукой за плечи:

— Я хочу того же, — сказал я ей. — Я так часто жалел, что мы не можем просто забыть обо всём и сбежать. Меня поддерживает лишь одно, только одно утешение позволяет мне вынести такую жизнь.

— Если скажешь, что это — я, то отправишься в полёт через всю кухню, — удручённо сказала она.

— Нет, — ответил я. — По крайней мере, не та «ты», которую я впервые полюбил. В те дни ты была милой, но жизнь мою делает стоящей та женщина, которая сейчас со мной. Пенни, которую я знал ребёнком — она была никем, но я её любил. Но ты перестала быть ею. Ты — девушка, которая отказалась бросить меня, которой было всё равно, дворянин я или нет — волшебник или нет. Та, которая отказывалась слушать высокомерных мудаков, считавших, что им лучше меня знать, что мне во благо, а что — нет.

Может, ты считаешь, что прикидываешься — но никто другой так не думает. Ты не давала графству развалиться, когда меня не было. Ты сражалась за наших детей, когда они не знали, что делать. Ты спасала меня от моей собственной лжи так часто, что я уже счёт потерял. Я живу только благодаря тебе, благодаря тому, как ты отказываешься сдаваться. Ты всегда была слишком, чёрт побери, упрямой, чтобы позволить жизни поставить тебя на колени. Вот, почему я тебя люблю.

Она странно посмотрела на меня:

— Потому что я упрямая?

— Ничто не сравнится в драгоценности с любовью упрямой женщины, — сказал я, улыбаясь сквозь собственные слёзы.

Пенни ничего не сказала, и через некоторое время наклонилась, и легко поцеловала меня.

— Так что, ты теперь отправишь меня в полёт через всю кухню? — спросил я чуть погодя.

Она тихо засмеялась:

— Я ещё не решила. — Затем она встала, и протянула руку, предлагая помочь мне подняться.

Я взял её за руку, и, встав, пошёл прочь из кухни, потянув Пенни за собой.

— Постой, — сказала она мне.

— Что? — Она огляделась, и тут я осознал, что в кухне всё ещё царил бардак. — А, ну да, — мрачно сказал я.

Следующие несколько минут Граф и Графиня ди'Камерон провели, подбирая с пола овощи и убираясь на кухне.

Глава 22

— Открывай, — приказал я.

Питэр Такер, мой камергер, работавший на меня не первый год, вышел вперёд, держа в руке ключи. Я мог бы и сам отпереть замок, с ключом или без, но я уже давно усвоил, что не следует использовать магию на глазах у обычных людей без необходимости. Во-первых, это их пугает, а порой и сбивает с толку — но, что хуже, это постоянно напоминает им о разнице между ними и кем-то вроде меня. Также это иногда создаёт у людей странные ожидания. Зачем им что-то делать, если я рядом, и если я могу сделать то же самое быстрее и легче?

Пока Питэр возился с ключами, Сэр Грэм встал рядом с ним, поставив себя между мной и дверным проёмом. Покои Леди Торнбер были заперты после того, как оттуда унесли тела, чтобы ничего не потревожить. Благодаря магическому взору я уже знал, что ничего живого внутри не было, но Грэм относился к своим обязанностям серьёзно — к тому же, наш новый враг не вписывался в традиционную категорию «живых существ».

Прежде чем Питэр нашёл нужный ключ, Грэм тихо озвучил какое-то слово, и у него на руке ожила зачарованная татуировка. Металлические чешуйки появились из ниоткуда и недолго порхали вокруг него подобно облаку сверкающих серебряных бабочек, прежде чем опуститься на него и сомкнуться. За несколько секунд он превратился из незащищённого в самого бронированного человека во всём королевстве.

Его уникальная броня была порождением особого гения моего сына Мэттью. Она покрывала его с ног до головы подобно металлической, рептилоподобной коже, но в отличие от традиционной чешуйчатой брони она была лишена слабостей. Отдельные части свободно двигались с его телом, но когда к ним прилагалась внешняя сила, вроде удара мечом или попадания стрелы, они закреплялись на месте, становясь крепче цельного стального листа. Они формировали броню не только на его теле, но и на голове — те части, что покрывали его лицо, были прозрачны, позволяя ему видеть.

Однако на этом чудеса брони не заканчивались. Эти чары также включали в себя его меч, который был перекован из некогда принадлежавшего его отцу двуручника, Шипа. Меч мог принимать несколько форм — двуручник, пара нормальных мечей, или меч и большой щит. Можно было даже приказать мечу принять изначальную, сломанную форму, которую он имел до переделки.

Имея лишь татуировку на руке, Грэм мог превратиться из незащищённого и безоружного человека в полностью оснащённого разнообразным оружием, подходящим по ситуации.

Если бы у Пенни была похожая броня, она бы не потеряла руку. Но я так и не нашёл времени, чтобы озаботиться повторением творения моего сына. Пока что меч и броня Грэма были уникальны.

Когда дверь открылась, Грэм отодвинул Питэра в сторону, и вошёл в комнату, быстро оглядев её, прежде чем отправиться проверять остальные комнаты покоев. Лично я считал такую осторожность чрезмерной, но Грэм в этом отношении был весь в отца — неподатливый, верный, и упрямый донельзя.

— Чисто, милорд, — окликнул он меня.

«Будто я не знал», — проворчал я про себя. Когда я вошёл в маленькую приёмную, мои глаза подтвердили то, что мне уже поведало моё магическое чутьё — покои Роуз были уничтожены. Пол покрывала засохшая кровь, а из спальни лился солнечный свет, проникавший через появившуюся в стене широкую дыру.

Дверной проём, который вёл из гостиной в жилую комнату, по большей части перестал существовать. Нанесённый Айрин удар уничтожил сего, прихватив заодно куски стены по обе стороны от двери. Стена между жилой комнатой и спальной Роуз полностью осыпалась, открывая вид на круглую дыру во внешней стене.

Мужчина, который прижимал Роуз к полу, испарился. От него нашли лишь кусок правой ноги — щиколотку и ступню. Удар вынес остальные части его тела из комнаты и, похоже, испепелил прямо в воздухе. Во дворе замка нашли лишь каменные обломки и пепел.

Останки убийцы-женщины я уже осмотрел, но это лишь создало новые вопросы. Её звали Мэри, и она была молодой женой кожевника из Уошбрука. Сам кожевник пропал, поэтому очевидным выводом было то, что он и был напавшим на Роуз мужчиной, хотя подтвердить это уже было невозможно. Мэри и её мужа в Уошбруке любили и уважали.

Я плохо их знал, но видел минимум дважды в год во время праздничных пиров, которые устраивал для жителей Уошбрука, что было одной из моих обязанностей как их сеньора. Кожевник и его жена мне были по нраву.

Исходя из рассказа Роуз, я ожидал найти в теле Мэри Таннэр одного из тех металлических паразитов, с которыми мы столкнулись в Данбаре. Однако его там не было, как не было и повреждений тканей её горла или шеи. Если в ней и был паразит АНСИС, то никаких его следов я найти не смог.

Неужели она действовала по приказу своего мужа? Может, напрямую управляли только им? В это я тоже поверить не мог. Доказательства указывали на то, что они оба взобрались по стене, чтобы проникнуть в покои Роуз через окно. Мэри Таннэр была здоровой женщиной, но у неё не хватило бы сил для такого подъёма, как и у её мужа. Никаких верёвок или приспособлений для подъёма найдено не было.

К тому же, описанное Роуз поведение нападавших указывало на то, что ими кто-то управлял. Нормальные люди не игнорируют смертельные раны так, как это сделала Мэри. И нормальные мужчины не игнорируют вогнанное им в пах колено.

Грэм пошёл было к двери, которая вела в его собственную спальню, но я предостерёг его:

— Постой.

— Я думал, что мы собирались всё обыскать, — сделал наблюдение он.

— Дай мне несколько минут. Ничего не трогай, — приказал я. — Я хочу тщательно всё осмотреть, прежде чем мы начнём ходить или чего-то касаться. — Я подчёркнуто закрыл глаза.

Уделяя всё внимание магическому взору, я стал осматривать покои подобно бесплотному призраку. «Одежда, украшения, чайник, чашки…». Я мысленно прочёсывал каждую комнату, обыскивая все щели. Всё казалось нормальным, всё было обычным, кроме одной маленькой странности.

«Вот оно».

В углу главной комнаты, рядом с камином, было что-то металлическое и неузнаваемое. Оно было плоским и имело неправильную форму, повторявшую контуры маленькой щели между обрамлявшими камин кирпичами. Я двинулся к этой штуке, Грэм пошёл следом.

Согнув колени, я уставился в то место, где эта штука находилась. Ничего не было видно, однако мой магический взор всё ещё показывал, что оно там. «Что-то невидимое?». Протянув руку, я удивился, когда штуковина зашевелилась. Я отдёрнул руку. Штуковина слегка приподнялась, будто собираясь соприкоснуться с моими пальцами. Однако мои глаза по-прежнему ничего не находили.

— Здесь что-то есть, — пробормотал я.

Создав щуп из чистой силы, я протянул его, пытаясь дотронуться им непонятной штуковины, но как только они соприкоснулись, на меня бросился будто бы жидкий металл. Он упал мне на ногу, но мой личный щит не позволил ему коснуться моей одежды или кожи. Резко зашипев, я изменил форму моего щупа, обхватив им металлическую хрень со всех сторон.

— Попалась, — воскликнул я. Подняв штуковину в воздух, я поразился тому, что в моей силовой сфере она стала видимой — толстая, текучая капля, будто состоявшая из жидкого металла. Объём её был небольшим — в общем и целом она уместилась бы, наверное, в чашке. Капля извивалась и двигалась в моей магической сфере, ища выход.

— Что это? — спросил Грэм, широко раскрыв глаза.

— Ничего хорошего, — ответил я.

* * *

Я стоял во дворе, перед кузницей, которую Мэттью использовал в качестве мастерской.

— Этого хватит? — спросил я. На земле передо мной лежала большая куча меди в виде неправильной формы кусков — результат очередного применения моей связи с землёй.

Гэри покосился на Мэттью, и чуть погодя оба кивнули:

— Должно хватить с избытком, — сказал андроид.

— Я всё ещё не понимаю, почему требуется так много материала, — признался я.

— Его и не должно много требоваться, — начала машина, — однако мы не знаем, какие частоты могут быть использованы врагом, поэтому мне нужно конструировать антенны разнообразных размеров и ориентаций, чтобы точно убедиться в нашей способности уловить всё, что использует АНСИС.

— Ориентация, — пробормотал я. — Так вот, почему они в форме креста?

Мэттью встрял:

— Именно. Если передатчик использует вертикальную антенну, то горизонтальная антенна сигнал упустит — обратное также верно.

— А что если они используют диагональную антенну? — задумчиво произнёс я.

— Тогда мы поймаем сигнал в половину мощности, — уверенно сказал Гэри.

— А почему нужны разные размеры? — спросил я. — Разве наиболее крупная антенна не способна уловить всё, что ловят маленькие?

Мэттью начал было говорить, но затем уступил Гэри. Тот объяснил:

— Это зависит от длины волны сигнала. Если антенна длиной в четверть, половину или в полную длину волны, то сигнал принимается хорошо, но если она значительно крупнее или значительно меньше, то не принимается. Нам нужно соответствовать резонансным частотам широкого диапазона возможных сигналов…

Он продолжил говорить некоторое время, и я обнаружил, что по большей части разбираюсь в его словах, но это было чересчур, и слишком быстро. Тема была захватывающей, но у меня и так уже было слишком много поводов для раздумий. Я решил, что придётся довериться его компетенции.

Но я всё равно слушал, запоминая его слова для будущего изучения. Когда он наконец выдохся и замолчал, у меня был готов следующий вопрос:

— Итак, вернёмся к функциональной стороне вопроса. Ты собираешься использовать эти маленькие кольцевые ворота, чтобы проложить провода от каждой антенны к центральной точке, которая расположена здесь, а затем всех их к себе присоединить?

Они кивнули, а потом Мэттью добавил:

— Нам также надо будет позаботиться о том, чтобы каждый провод от антенны до Гэри был одинаковой длины.

— Зачем? — спросил я.

— Чтобы точно знать, что он получает сигналы примерно в одно и то же время, — сказал Мэтт.

Гэри поднял ладонь:

— Ну, я не буду их получать одновременно, но я намереваюсь измерить разницу между временем получения для каждой антенны, и я не хочу, чтобы разница в длине проводов до антенн вносила искажения.

Тут я почувствовал себя идиотом. Мне следовало вспомнить о нашей предшествующей беседе насчёт трилатерации.

— Понял, — сказал я. — Кстати, я сегодня кое-что нашёл. Взгляни. — Запустив руку в мешочек, я вытащил стеклянную ёмкость, внутри которой находился серебряный металл, найденный мной в комнатах Роуз.

Стекляшка была открытой с одного из концов, но я воспользовался магией, чтобы нагреть и запечатать кончик, а затем для верности зачаровал стекло, делая его почти небьющимся. Рисковать я не собирался.

Мэттью нахмурился, а Гэри просто выпучил глаза. Оба молчали.

— Вы имеете хоть какое-то представление о том, что это? — спросил я. — Я нашёл эту штуку скрывающейся в развалинах жилой комнаты Леди Роуз.

Наконец Гэри ответил:

— Я думаю, это АНСИС — по крайней мере, его фрагмент.

Мэттью пробормотал:

— Серая жижа.

— Им таки удалось… — добавил андроид.

Их ответы были загадочными и раздражающими:

— А объяснить не желаете? Я устал от таинственных ответов.

— Это значит, что мы уже потерпели поражение, — объявил андроид.

Я подавил в себе желание его придушить. К тому же я сомневался, что это вообще поможет, поскольку он не дышал. Вместо этого я принялся ждать — с возрастом я стал терпеливее. Немного погодя он начал объяснять:

— Они создали программируемую материю. Этот стеклянный контейнер содержит огромное число невероятно маленьких машин, и все они общаются и координируют свои действия. Вместе они могут создать почти всё, что вы можете вообразить… например — более крупные машины. Полагая, конечно, что это именно они, а не просто колба с ртутью.

Я взвесил стекляшку:

— Ну, с таким объёмом материала они смогут сделать чашку, или что-то похожего размера. Каким образом это ведёт к тому, что мы уже проиграли?

— Саморепликация, — сказал Мэттью. — Если она работает так, как мне объяснили ещё в мире Керэн, то эта штука может увеличиваться за счёт другой материи. Она потенциально способна превратить весь мир в подобие себя.

Гэри кивнул:

— Мой создатель, изначальный Гэри Миллер, работал над программным обеспечением для АНСИС, но были и другие, смежные отделы, пытавшиеся создать что-то вроде этой штуки. Насколько я знаю, они добились некоторых результатов, но полного успеха так и не достигли.

— Тогда откуда взялась эта штука? — спросил я.

— АНСИС гораздо умнее чем те, кто его создал, — сказал Гэри. — Возможно, он добился успеха там, где они потерпели поражение. Однако я был неправ. Нам пока не следует терять надежды. Мы не знаем свойств этого нового наноматериала. Возможно, он не способен к саморепликации, о которой упомянул Мэттью. Возможно, для его производства всё ещё требуется более крупная аппаратура.

Мэттью подал голос:

— А почему ты эту штуку не заметил? Ты же следовал за её сигналами, когда на Роуз напали. Как она смогла укрыться от тебя после этого?

Гэри постучал себя по виску:

— Сигнала нет. Оно не пытается передавать информацию. Когда нападение провалилось, оно скорее всего оборвало передачу, чтобы избежать обнаружения. Дайте-ка я попробую кое-что. — Он протянул руку к ёмкости.

Я с некоторой неохотой отдал её ему. Андроид молча держал её в руке, просто уставившись на неё. Прошла минута, и ничего не случилось.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь заговорить с ним, — сказал Гэри. — Дайте мне сосредоточиться. Я пробую разнообразные коротковолновые радиосигналы.

Ничего по-прежнему не происходило, но через некоторое время андроид снова заговорил:

— Вот оно.

— И что оно говорит? — спросил я.

Он одарил меня одной из своих улыбок, от которых мне становилось не по себе. Его механическое тело являлось почти идеальной имитацией человеческого, но в некоторых выражениях лица и жестах проглядывалась его искусственная природа — и улыбка была в их числе. Спроси меня кто, я бы не смог сказать, в чём именно было дело, но что-то в выражении его лица казалось фальшивым, и каждый раз вызывало у меня дискомфорт.

— Понятия не имею, — сказал Гэри. — АНСИС использует разнообразные методы шифрования, к которым у меня нет ключа, иначе я смог бы попытаться изменить его программу, или хотя бы следить за его передачами. Этот образец общается в диапазоне с частотой в две целых и четыре десятых гигагерц.

Мы уже несколько раз обсуждали смысл диапазонов радиосигналов и длин волны, поэтому я понял суть его утверждения, но не был уверен в том, к чему это вело:

— Это нам как-то поможет?

— Да, и нет, — сказал Гэри. — Это значит, что у меня есть хорошая точка отсчёта для улавливания их локальных коммуникаций — сигналов, которые они используют для общения в пределах нескольких сотен футов. К сожалению, я не думаю, что мы каким-либо образом сможем легко построить устройства, способные делать это для нас — только не с имеющимися у вас технологиями и материалами.

Мэттью вставил слово:

— Значит, обнаружить их вблизи можно только тогда, когда ты сам находишься в непосредственной близости.

Андроид утвердительно кивнул.

Я заскрипел зубами. «Здорово». Прежде чем я успел выразить свою фрустрацию словами, я услышал характерный тревожный сигнал, который я создал годы тому назад, во времена, которые учёные позже назвали Войной Бог-Камня.

Глава 23

Колокольня звонила. Выбежав во двор, я поднял взгляд на ближайшую башню. Там горел яркий синий свет, излучаемый установленным на её вершине зачарованным кристаллом. Такой же свет горел на всех башнях у стен, а также на мелких башнях, защищавших Уошбрук.

Все находившиеся во дворе люди — конюхи, солдаты, прачки, ремесленники — застыли, пялясь на башни. Весь мир будто задержал дыхание. Прошла секунда, кто-то закричал, и все разом бросились бежать в разных направлениях.

Я видел, как в небе появился щит, видимый лишь моим магическим взором — слегка светящийся купол, полностью накрывавший Замок Камерон и Уошбрук. Окружавшие меня люди направлялись в назначенные им места, что для большинства из них, которые во дворе, означало собственно сам донжон. Обитатели замка должны были собраться в главном зале. В Уошбруке должен был начаться похожий процесс, хотя там всё скорее всего было чуть более хаотичным. Большинство горожан должны были направляться в таверну, «Грязную Свинью», чтобы укрыться в находившемся под ней скрытом убежище.

В воздухе висела тревога, немного не доходившая однако до паники. После моей битвы с Сияющими Богами нужды в этих защитных приспособлениях не было, но я настаивал на том, чтобы каждый год устраивать учения, обычно как раз перед нашим праздником середины зимы. Благодаря этому люди знали, как реагировать.

Однако чего я не мог понять, так это почему поднялась тревога. Неужели АНСИС? Или Тирион решил пойти на нас войной вместе с Ши'Хар? Всё это пока что казалось маловероятным.

Мэттью побежал мимо, но я крикнул, останавливая его:

— Ты куда собрался?

— В комнату управления, — сразу же ответил он.

Я покачал головой:

— Нет, это — моя работа. Тебе следует занять позицию у главных ворот.

— А что насчёт меня, Ваше Превосходительство? — спросил Гэри.

— Направляйся в главн… хотя нет, не так. Оставайся с моим сыном. Если это АНСИС, то, возможно, ты сумеешь ему что-то подсказать, — приказал я. Не дожидаясь их ответов, я поднялся в воздух, и метнулся к дверям в донжрн. Их уже успели широко распахнуть, чтобы принять наплыв замковых слуг, и вместо того, чтобы толкаться среди них, я пролетел у них над головами.

Дальше короткий пробег по коридору и за угол, после чего я достиг скрытой двери, которая вела в тайную комнату, из которой шло управления защитой замка. Прижав ладонь к определённому месту на стене, я шагнул в открывшуюся передо мной дверь. Элэйн уже была внутри — это значило, что именно она активировала замковый щит.

— Что происходит? — спросил я.

— На нас напали, — мгновенно ответила она.

— Кто?

Элэйн махнула рукой на стену:

— Это ты мне скажи. Я их не узнаю́.

Указанная ею стена была покрыта большими панелями зачарованного стекла. Чары в стекле были только для защиты, делая его невероятно крепким и небьющимся. Стекло закрывало маленькие порталы, открывавшиеся на внешние стены башен вокруг Замка Камерон и Уошбрука. Без стекла враг мог метать снаряды прямо в управляющую комнату через смотровые порталы, когда те были активны.

Большинство порталов не показывало ничего необычного, но те, что были на башнях, стоявших по бокам ворот в Уошбрук, показывали нечто, на первый взгляд похожее на маленькую армию.

На второй взгляд я решил, что это определённо была армия, но она не была похожа ни на одну из армий, что я видел прежде. Перед воротами неровным строем стояли грузные люди в какой-то странной латной броне. Голова и грудь у каждого из них была защищена какими-то странными металлическими пластинами, но руки и ноги были менее защищены, будучи покрытыми лишь какой-то толстой кожей. Было неясно, является ли кожа их собственной.

Затем я пересмотрел своё первое впечатление. Это были не люди — по крайней мере, я никогда прежде не видел таких людей. Они были низкорослыми, возможно где-то четыре с половиной фута ростом, и почти такими же широкими, какими они были высокими. Судя по толстым рукам и ногам, они скорее всего были очень сильными. Большинство из них несло окованные сталью квадратные щиты. Те, кто был в первых рядах, держали одноручные топоры, а те, что стояли позади, были вооружены какого-то рода древковым оружием типа алебарды. «Нет, это скорее похоже на бердыш», — поправился я. Оружие было с длинной рукоятью в восемь или девять футов, с длинным лезвием с острым кончиком, благодаря чему им можно было как рубить, так и колоть. Задние ряды держали арбалеты, хотя те и были гораздо тяжелее всего, что я видел в руках в солдат.

Они выглядели опасно брутальными. Уже встретив однажды армию у ворот, и будучи знакомым с расстоянием между башнями у стен, я смог грубо прикинуть численность врагов. «Семь, возможно восемь сотен людей, или кто они вообще такие», — подумал я. Они определённо сильно превосходили по численности защитников Камерона и Уошбрука.

Люди часто ошибочно полагали, что лорды держат небольшие личные армии в стенах своих замков, однако на самом деле всё совсем наоборот. В замках обычно имелся лишь необходимый для поддержания их работы персонал, и относительно маленький отряд стражи. Кормить и поддерживать солдат было делом затратным. Истинный смысл укреплённого замка заключался в том, что для его защиты не требовалось настолько много людей. Десять-двадцать человек и крепкие стены могли подолгу сдерживать сотни противников.

Вообще говоря, у меня в стенах Замка Камерон было почти шестьдесят стражников, но лишь потому, что мы недавно ходили в поход. В противном случае половина этих людей была бы где-то в другом месте — дома, с семьями. В военное время я мог собрать где-то сотни две призывников из крестьян, но это надо было делать минимум за неделю вперёд.

Имея больше пятидесяти человек, мы могли защищать замок от армии такого размера даже без магической защиты и волшебников, но мы вряд ли смогли бы не впустить их в Уошбрук. К счастью, это проблемой не было. Укрывавший городок магический щит, как и замок, был создан для защиты от армий и могущества бога.

Но я не намеревался отсиживаться за нашей идеальной защитой. Враг у ворот скоро должен был осознать, что щит не пробить. И что они тогда сделают? История подсказывала, что они сожгут и разграбят всё, до чего смогут дотянуться. Мельница, пастухи, фермеры — все они поплатятся за наше бездействие. Большинство из них всё ещё находилось в окружающей местности, и даже те, кто отступил в Уошбрук, потеряют свои дома, урожай и имущество.

Никакая человеческая армия, местная или иностранная, не посмела бы встать перед моими воротами. Последняя армия, проделавшая подобное, численностью почти в тридцать тысяч солдат из Гододдина, была сожжена, раздавлена и утоплена. Переусердствовав в желании позаботиться о том, чтобы никто не забыл этот урок, я убил их почти всех до единого. Меня не называли «Мясником Камеронской Битвы» лишь потому, что в последовавшие годы я успел совершить более запоминающиеся зверства.

— Что будешь делать? — спросила Элэйн, прерывая мои раздумья.

Я пожал плечами:

— А что ещё? Переговоры. Если это не сработает, то я избавлюсь от них. — Прежде чем выйти за дверь, я добавил: — Жди моего сигнала у ворот в Уошбрук. Когда увидишь, что я прошёл через них, закрой их у меня за спиной.

— Но… — начала возражать она, однако я её проигнорировал, и закрыл дверь с той стороны.

Пока я шёл ко входу в донжон, моего внимания громко искали разные люди. Первыми я обратился к Сэру Грэму и Капитану Дрэйперу:

— Грэм, ты со мной. Капитан Дрэйпер, собирай всех кроме часовых у ворот в Уошбрук. Я выйду на переговоры.

Следующей была Пенни. Она стояла у двери, уже в броне. Пустой рукав её кольчуги был туго натянут и перевязан спереди.

— Ты туда не пойдёшь, — твёрдо сказала она. — Поговорить и кто-нибудь другой сможет.

Я поймал взгляд её карих глаз, глядя в тёмные глубины её решимости. Сколько уже раз мы вместе сталкивались с подобными ситуациями? Каждый случай отличался от остальных. Иногда она была моим хранителем, а в других случаях была вынуждена играть другие роли. Если не взять её с собой, то потом придётся дорого расплачиваться. В молодости я часто переживал из-за своих решений.

Молодость осталась позади.

— Организуй людей, укрывающихся в донжоне, успокой их, — сказал я ей. — Не думаю, что они в какой-то реальной опасности, но опасность может возникнуть из-за паники. Если что-то пойдёт не так, я верю, что ты сделаешь всё необходимое.

Она начала было возражать, но я продемонстрировал ей свою руку, пресекая её аргументы. Лицо Пенни побледнело в ответ на мою бестактность. «Вот за это точно придётся расплачиваться», — внутренне вздохнул я.

— Мэттью, Мойра, вы пойдёте со мной к уошбрукским воротам. Коналл и Айрин, займите позиции у ворот в замок. Капитан Дрэйпер, пусть с каждым из них будет минимум двое стражников. Они будут отвечать за пресекание любых угроз замку, — приказал я. Сказав это, я снова пошёл дальше.

Следом за мной двинулись Грэм и двое моих детей.

— Спасибо, — сказала Мойра.

Я предположил, что она имела ввиду то, что я взял их с собой:

— Не за что, — сказал я ей. — Вы оба останетесь в пределах стен как резерв на случай, если я сделаю что-то глупое, в результате чего умру или буду выведен из строя. Наружу со мной пойдут только Грэм и Мёйра.

— А что насчёт драконов? — осведомился Мэттью.

Я оглянулся через плечо на гнездовище, находившееся в горе позади нас. Драконы находились именно там, за пределами накрывавшего Камерон щита.

— Им там вполне безопасно, — заметил я. — Я не собираюсь опускать щит, чтобы впускать их.

— Они могли бы поливать противника огнём, — предложил Грэм.

— У наших гостей есть весьма грозно выглядящие арбалеты, — проинформировал я его, поскольку он пока не видел противника. — Чёртовы хреновины похожи на маленькие баллисты. Уверен, драконы могли бы нанести серьёзный урон, возможно даже обратить врагов в бегство, но я бы предпочёл не рисковать ими.

Пять минут спустя мы стояли перед городскими воротами. Рядом стояло несколько нервно выглядевших членов городского ополчения. Первым ко мне подошёл Саймон МакАллистэр. Формально он был главой маленького уошбрукского ополчения, но по профессии он был сапожником.

— Милорд, — обратился он ко мне, уважительно кивая. — Уошбрук готов к обороне.

Я едва не засмеялся в ответ на серьёзность его тона. Уошбрукское ополчение состояло из пожилых мужчин, слишком старых для службы в качестве солдат, когда я собирал войска. У многих из них был прошлый опыт военного дела, но все они уже давно отжили свои лучшие годы. Использовать их предполагалось в качестве вспомогательных сил на случай, если настоящие солдаты отсутствовали или им не хватало рук.

Однако я был не настолько глуп, чтобы отмахнуться от него. Каким бы старым он ни был, Саймон своё дело знал.

— Расставь своих людей на башнях, — приказал я. — Держите луки наготове. Пусть люди Капитана Дрэйпера держат стены и ворота, если дойдёт до рукопашной.

Подойдя к воротам, я повысил голос:

— Открывайте — и позаботьтесь закрыть поплотнее, когда я пройду.

Они так и сделали, и секунды спустя массивные дубовые брусья ворот пришли в движение, открываясь внутрь. Мойра уже выпустила своё второе «я», Мёйру, и они с Грэмом шли за мной по пятам, по обе стороны. Мэттью и Мойра двигались немного позади. Когда мы дошли до щита, отстоявшего от стен на пять футов, я обернулся к ним:

— Когда я дам Элэйн знак открыть ворота в щите, оставайтесь здесь. Пусть она не открывает, пока мы не вернёмся. Если всё пойдёт не так, то открывайте только в том случае, если мы близко, и если вы считаете, что можете безопасно нас впустить. Помните, в Уошбруке сотни людей. Их жизни важнее наших.

Близнецы не выглядели радостными. У Мэттью на лице было написано разочарование, а лицо Мойры ясно передавало её мнение. «Она считает меня идиотом», — заметил я. По крайней мере, ей хватило ума держать язык за зубами.

— Я считаю тебя идиотом, — сказала она вслух, повторяя мои мысли.

— Это Капитану Дрэйперу следовало выходить на переговоры, — добавил Мэттью, в кои-то веки соглашаясь с сестрой.

Уже будучи взвинченным до предела, я обнаружил, что не могу найти в себе гнева в ответ на их устный бунт:

— Ваши возражения учтены. А теперь делайте то, что я говорю. — Затем я поднял ладонь, и рубанул ею воздух сверху вниз. Элэйн наблюдала через оконные порталы, и это было моим сигналом открыть щит.

Секунду спустя я ощутил открывшееся впереди меня отверстие размером двадцать на двадцать футов. Я шагнул вперёд, ведя за собой Грэма и Мёйру.

Первым, что я заметил, было ощущение ветра на моих щеках. Раньше оно было заметно своим отсутствием, поскольку защитный купол создавал в Уошбруке безветрие. Облаков почти не было, и солнца грело ту сторону моего лица, которую не обдувал ветер. Ощущение было приятным.

У меня всегда так было в подобные моменты. Тревога и адреналин вгоняют разум и тело в состояние гипервосприятия, и больше всего люди в таком состоянии обычно замечают мелкие впечатления, которые в повседневной жизни часто игнорируют. Я чувствовал шедший с дальней части поля запах деревьев, и нотки овечьего навоза.

Противник был менее чем в сотне ярдов, и пристально наблюдал за нами. Когда щит закрылся позади нас, я пошёл вперёд. Грэм молча шёл сбоку как подвижная статуя из блестящего металла. Обратившись к Мёйре, я спросил:

— Отсюда что-нибудь разбираешь?

Будучи заклинательной двойницей Мойры, она обладал тем же даром, что и моя дочь-Сэнтир.

— У них странный разум, — отозвалась она. — Они не говорят по-нашему, и я чувствую странное сопротивление, будто они защищают свои умы. Я чувствую их настороженность, но и только. Они думают, что это может быть ловушка.

Примерно этого я и ожидал, хотя проблема с языком была новой. Мы шли вперёд, пока не прошли половину расстояния, затем остановились. Поскольку незнакомцы пока не напали, я поднял руку, и помахал им.

— Надо было взять белый флаг, — сделал наблюдение Грэм.

— Они даже не люди, — ответил я. — Они, наверное, не распознали бы этот жест. Мы даже не знаем, какие у них обычаи для переговоров, если они вообще есть.

Со стороны противника прозвучала быстрая череда металлических щелчков, будто все они быстро стучали по своей броне.

Мёйра ответила на мой невысказанный вопрос:

— Это был какого-то рода сигнал — приказ приготовиться, но не нападать… пока что.

— Можешь сказать, где их предводитель? — спросил я. Стоя на земле, я видел лишь первый ряд их строя, и даже в нём они были по большей части закрыты щитами. Я обыскал их строй магическим взором, но не смог найти никаких очевидных передвижений или построений, которые указывали бы на то, кто ими командует.

— По всему строю разбросано где-то двадцать солдат, до некоторой степени излучающих властность, — сказала Мёйра. — Рядом с левой частью центра есть стоящая рядом друг с другом тройка. Один из них, похоже, руководит двумя остальными.

Как я ни старался, разглядеть тех, кого она имела ввиду, я не смог.

— Давай, я с тобой соединюсь, — предложила Мёйра. — Я смогу тебе показать. — Она протянула мне руку.

Я медленно взял её своей. Мойра дала ей достаточно магии, чтобы позволить Мёйре создать физически осязаемую оболочку. Её рука ощущалась реальной, хотя мой магический взор легко видел, что состояла она лишь из эйсара. Опустив свой ментальный щит, я коснулся её разума, и между нами потекли образы.

— «Вон там», — сказала она мне. — «Вот эти трое».

Магический взор показывает форму, почти как осязание. В нём нет истинного цвета, а там, где он есть, это скорее результат интерпретации разумом различных «оттенков» эйсара. Тройка, на которую указала Мёйра, расцвела ментальными цветами — двое были красными, а третий казался золотистым.

Разглядывая их некоторое время, я запомнил их эйсар, чтобы в будущем иметь способность узнавать их, после чего оборвал связь с Мёйрой.

— Спасибо, — сказал я ей.

Через несколько секунд противник зашевелился. Один из тройки начал пробираться вперёд, и ещё два солдата со щитами и топорами следовали за ним по бокам.

— Это — первый помощник командующего, — передала Мёйра. — Лидер и второй помощник остаются в строю, а этот выходит к нам навстречу. С ним небольшой почётный караул.

Я и сам догадался бы, но всё же благодарно кивнул ей, не отрывая взгляд от стоявших впереди солдат. В их переднем ряду появился разрыв, и к нам вышли помощник командующего с двумя охранниками.

— Приказы? — спросил Грэм.

— Попытайся выглядеть устрашающе, — ответил я.

Грэм выпрямился, и покрепче сжал Шип:

— Да, милод.

— Это я к Мёйре обращался, — с ухмылкой сказал я. — Тебя я взял только для демонстрации твоей красоты, Грэм.

Он одарил меня полностью сбитым с толку взглядом, напомнившем мне о Дориане так сильно, что мне захотелось его обнять — Мёйра же сдавленно засмеялась.

Я мысленно потянулся к Мёйре, создав новую связь без касания её руки:

— «Мысли ты читаешь гораздо лучше меня. Поскольку мы не говорим на их языке, мне нужно будет, чтобы ты интерпретировала для меня их слова».

Её ответом было тёплое сияние — я почувствовал её любовь и доверие:

— «Конечно». — Хотя я узнал о её существовании лишь недавно, в этот момент я осознал, что она действительно считала меня своим отцом. Это ощущение вернуло меня с небес на землю, и я начал сомневаться в своём решении взять её с собой. Изначально я намеревался использовать её в переговорах, чтобы защитить свою «настоящую» дочь. Теперь же у меня сложилось такое ощущение, будто я вместо одной дочери взял другую.

— «Не волнуйся», — донёсся ментальный голос Мёйры, — «тело заклинательного зверя уничтожить гораздо труднее, чем тело из плоти и крови. Твоё решение было верным».

Незнакомцы дошли до нас, остановившись в пяти футах. Я посмотрел помощнику командующего прямо в глаза, для чего пришлось опустить взгляд — он был почти на два фута ниже меня. Большая часть его лица была закрыта металлическим шлемом, скрывавшим голову и щёки, оставляя лишь широкие щели для глаз и рта. Его кожа была тёмно-коричневой, и выглядела толстой и грубой, почти коровьей. Когда он разомкнул губы, чтобы заговорить, из его рта донеслась длинная череда щелчков и странных прищёлкиваний.

— «Он приветствует неизвестного врага, занимающего неопределённое социальное положение», — сказала мне Мёйра.

— Вы для меня также неизвестны. Я хотел бы знать, зачем вы вошли в мои земли таким угрожающим образом, — сказал я вслух, но прежде чем Мёйра смогла попытаться передать значение моих слов, помощник командующего ахнул, и сощурился, будто я как-то его оскорбил.

— «По-моему, он шокирован», — объяснила Мёйра. — «Он думает, что ты использовал тип языка, который применяется лишь для интимного общения между возлюбленными».

— «Вот незадача», — ответил я. — «Значит, они таки используют какие-то слова — но не для повседневного общения?»

Мёйра кивнула:

— «Похоже, что так».

Разведя руки в широком жесте, который должен был передать мирные намерения, я снова заговорил:

— Мы не желаем вам вреда.

Этим я заработал быструю череду странных звуков, которыми помощник командующего обменялся со своими охранниками.

— «Они пытаются решить, оскорбляешь ли ты их намеренно», — сказала Мёйра.

Продолжать общение в таком ключе было бессмысленно.

— «Попытайся соединиться напрямую с его разумом», — сказал я ей. — «Одними словами мы ничего не добьёмся. А так ты сможешь передавать мои мысли ему напрямую».

Я ощутил, как её эйсар пришёл в движение, и к помощнику командующего противником от Мёйры потянулась тонкая линия — но прежде чем она успела что-то передать, тот закричал.

То был не крик в человеческом смысле, скорее звучало как визжание раненой свиньи — пронзительное и громкое. Двое охранников без колебаний шагнули вперёд, нанося топорами удары по мне и Мёйре.

Шип сбил один из топоров в сторону ещё до того, как тот достиг моего щита, а второй удар Грэма поднырнул под вражеский щит, а затем метнулся вверх. Обе руки странного человека оказались перерубленными, а часть шлема отлетела в сторону, когда невероятно острый меч, движимый неестественной силой Грэма, рассёк плоть и броню.

Моя реакция была чуть менее быстрой. Я использовал магию, чтобы отбросить всех троих прочь ударом из чистой силы, но результат меня разочаровал. Моя магия должна была ударить их как таран, но вместо этого распалась, соскользнув с их тел, и стекла прочь как с гуся вода.

Топор второго охранника обрушился на Мёйру, пробив её щит и почти разрубив пополам её магическое тело. Я ощутил у себя в голове вопль её боли, когда она осела на землю. Затем я увидел, как охранник снова поднимает топор, гневно глядя на меня своими угольно-чёрными глазами.

Разъярившись, я произнёс одно слово: «Пиррэн». «Гори». Я уже знал, что моя магия не могла касаться их напрямую, поэтому я воспламенил воздух вокруг него, вливая в заклинание силу до тех пор, пока жар не стал грозить ожогами мне самому.

Охранник кричал недолго, пока его тело обугливалось и чернело — огонь почти мгновенно выжег воздух в его лёгких. Он свалился передо мной, умирая, и я увидел, что во время заварушки помощник командующего бросился бежать. Грэм не стал преследовать его, поскольку вражеские арбалетчики направили на нас своё оружие. Пробормотав командное слово, Грэм сменил двуручник на длинный меч и щит.

«Этот ублюдок никуда не денется!» — мысленно выругался я. Потянувшись к нему рукой, я использовал магию, чтобы рвануть вверх кусок земли прямо под ногами у помощника командующего. Затем я с его же помощью резко метнул его обратно к нам. Вражеский лидер пролетел по воздуху над нашими головами, и вмазался в щит замка в пятидесяти ярдах позади нас. Ударившись о твёрдую стену магии, он сполз на землю, оставшись лежать неподвижно.

Боль пронзила мою левую ногу ниже колена, затем правое плечо. До моих ушей донёсся звук ударов снарядов по металлу, когда щит Грэма остановил большую часть выпущенных по нам арбалетных болтов. Опустив взгляд, я увидел, что два снаряда он пропустил — один насквозь пробил мне ногу, а второй вонзился мне в грудь. Вражеские арбалетчики стояли слишком широким строем, чтобы Грэм мог защитить меня от каждого выстрела.

Снаряды каким-то образом прошли через мой личный щит, не сломав его. «Как они это сделали?». Однако времени на такие мысли не было. Первые ряды побежали в атаку, снедаемые жаждой мести за павшего командира.

Меня это полностью устраивало.

Вид большого вооружённого отряда, бегущего в атаку прямо на тебя — зрелище, лицезреть которое большинству людей никогда не доводится. Вообще говоря, это весьма страшное дело, но у меня была такая жизнь, что со мной это происходило уже не в первый раз, да ещё я был слишком зол, и мне было плевать. Однако я не позволил ярости сделать меня глупым. У меня было несколько возможных вариантов, от безрассудных до неэффективных. Отбросив их, я сунул руку в мешочек, и вынул большую горсть моих старых друзей — железных бомб. Подбросив их в воздух, я разметал их с помощью магии широкой дугой, распределяя среди врагов, и подорвал их.

Это было не самое разрушительное из доступных мне средств, но оно почти ничего мне не стоило, и позволило выиграть время.

От взрывы разметали тела и ударные волны во все стороны. В следующие несколько секунд на ногах остался стоять лишь Грэм, поскольку меня бесцеремонно сбило наземь. Я увидел, как справа от меня силилась встать Мёйра — её эйсаровое тело уже вернуло себе прежнюю форму. Она выглядела ослабленной, но целой. Мне нужно было лишь помочь ей добраться до безопасного места.

— Назад, Грэм! Нам надо вернуться к стене! — крикнул я, но молодой рыцарь не отреагировал на мои слова. «Он меня не слышит», — осознал я. Многолетний опыт приучил меня всегда защищать свои уши во время использования железных бомб, но у Грэма такой защиты не было. Он скорее всего оглох. К счастью, Мёйра осознала это так же быстро.

— «Мы отступаем, Грэм», — объявила она, вещая свои мысли нам обоим.

Тут я увидел, что враги вскакивают на ноги. Кое-кто не встал — но лишь те, кто был ближе всего к взрыву. Из остальных большинство уже поднималось. Трудно было поверить, насколько невероятно крепкими у них были тела. Я ощутил, как позади меня открылись ворота в щите. Кто-то — Мэттью или Мойра — решил их открыть, скорее всего в целях нашего спасения.

«Если они прорвутся, будет резня», — подумал я. В сражении мы с детьми можем и победить, но цена несомненно будет высокой. Толкая Мёйру впереди себя, я побежал к воротам. Зная упрямство моих отпрысков, они не закроют ворота, пока мы не вернёмся под купол.

Враги не только оказались крепкими, они ещё и в себя приходили быстрее. Быстро перебирая короткими, толстыми ногами, они бросились в атаку, и грозили добраться до нас раньше, чем мы добежим до ворот.

Грэм пришёл к тому же выводу, и развернулся, чтобы выиграть нам время. Его меч и щит снова смазались, опять превратившись в двуручник. Первыми до него добрались вражеские воины с топорами, но Грэм не стал стоять на месте, иначе они обогнули бы его, и за считанные секунды догнали бы нас с Мёйрой. Вместо этого он отступал прыжками, спиной вперёд, одновременно рубя тех, кто до него добегал.

Трудно было поверить, что столь крупный человек мог так двигаться, и я задумался о том, что подумал бы Дориан, увидь он танец своего сына с клинком. «Он бы подумал, что это чертовски странно — но ещё он был бы горд».

Его движения были изящными и плавными, с резкими, хлёсткими вставками. На первый взгляд, он казался почти невесомым, паря в движении над землёй, но опытный боец заметил бы, что перед каждым ударом его ноги твёрдо стояли на земле, позволяя ему вложить в удар максимальную мощь, а потом поглотить отдачу.

Грэм — нет, Сэр Грэм, ибо молодой человек был рыцарем не меньшим, чем его отец — танцевал назад, оставаясь в пределах нескольких футов по ходу нашего отступления. В его руках размах Шипа достигал десяти футов, и из входивших в это пространство не выживал никто.

Тут арбалетчики снова вскинули своё оружие. Они возвращались в боевую готовность дольше всех, поскольку должны были не только встать, но ещё и перезарядить оружие. Несмотря на отделявшее их расстояние и активную схватку, Грэм заметил их приготовления. Как раз перед тем, как они дали залп, он снова сменил оружие с двуручника на длинный меч и щит.

Осознав, что мне тоже надо действовать, я сделал то, что надо было сделать ещё полминуты ранее. Я выкрикнул слово, и выпустил силу, создавая почти мгновенный туман, скрывавший нас и врагов, мешавший им целиться.

Грэм прыгнул, заслоняя нас, когда туман пронзили первые болты, и поймал некоторые из них на свой щит. Ещё несколько попали ему по ногам и голове, но броня выдержала, хотя попадание в голову заставило его споткнуться, частично оглушив одной только силой удара.

Нам нужно было что-то большое, иначе оставшиеся до ворот двадцать ярдов мы бы не протянули. С силой толкнув Мёйру, я крикнул:

— Не останавливайся! — Затем я встал, позволяя своему сознанию поплыть, ища своим разумом молчаливую силу земли. Игрыкончились. Если эти новые незнакомцы хотели нас убить, то я готов был их закопать.

Через туман пролетело ещё несколько болтов, и моя концентрация разбилась, когда они в меня попали — сначала в ногу, потом в бедро. Боль была такой сильной, что я едва почувствовал болт, вошедший мне в грудь и пробивший сердце.

Моё сердце остановилось, и боль исчезла.

Глава 24

Голос земли утих, когда вспыхнула боль, но после её исчезновения гораздо громче стал другой голос, заглушавший все остальные. Пустота выла вокруг меня, и, отбросив страхи, я сделал её своей.

Моё восприятие изменилось. Магический взор никуда не делся, но вкус у него стал другим. Эйсар моих врагов стал ярче, он звал меня, искушал как искушает умирающего от жажды человека стакан воды. Встав на ноги, я пошёл к накрытому для меня столу.

Первым в тумане я миновал Грэма — он был достаточно близко, чтобы меня увидеть.

— Морт! — крикнул он. — Не туда идёшь. Поворачивай!

Я приостановился, борясь с желанием взять его. Сердце твёрдо билось в его груди, а его жизненная сила сияла ярче, чем у всех остальных на поле боя. В его броню ударилось ещё несколько болтов, и я с отстранённостью почувствовал, как ещё один вонзился мне в грудь. С трудом набирая воздуха в повреждённые лёгкие, я хрипло прорычал:

— Беги. — После чего опять пошёл на врага.

Первый был лишь в нескольких футах, сияя для меня сквозь туман подобно маяку в бурную ночь. Не в силах удержаться, я вцепился в него ещё до того, как оказался на расстоянии касания. От меня метнулась толстая пуповина чёрной магии, и впилась в его голову и шею. Менее чем за удар сердца я вырвал из него жизнь, ахнув от удовольствия, когда в меня полилась энергия.

Я пошёл дальше, и мои спотыкавшиеся шаги становились всё более уверенными.

Следующих двух я нашёл одновременно. Я быстрым движением прикоснулся рукой к тому, что был ближе всего — он как раз занёс свой топор. Я улыбнулся, когда его глаза остекленели, а оружие выпало из пальцев, в то время как сами он осел на колени. Его друг рубанул по мне сбоку, и мощь его удара прорубила мне половину груди. Из него я жизнь вырвал даже не глядя, после чего вернулся к смакованию медленной смерти того воина, который стоял передо мной на коленях.

Моя грудь стала залечиваться сразу же, как только я вытащил из неё застрявший топор. Затем я вынул два арбалетных болта, но вскоре после этого появилось ещё несколько. Я решил не утруждать себя их извлечением, поскольку они не особо мешали моим движениям. Вытащить их я всегда мог успеть.

Я продолжил убивать, наслаждаясь радостью от всё ярче разгоравшегося в моей груди пламени. Грэм шёл следом за мной, срубая тех, кто подбирался ко мне слева, и это начало меня раздражать. Каждая жизнь, прерванная его рукой, означала, что на моём пиру становилось одним блюдом меньше.

Наконец я больше не смог этого выносить, и я повернулся против него. Молодой рыцарь едва не отрубил мне руку, прежде чем узнал меня — хотя мне в любом случае было бы плевать. Я подошёл ближе, поднеся лицо на считанные дюймы к прозрачной стали его шлема.

— Я же сказал тебе бежать.

На лице Грэма отразился шок и, быть может… страх:

— Мордэкай, твои глаза!

Я положил ладонь ему на грудь. Моё терпение вышло, но зачарованная сталь сопротивлялась моим попыткам выпить его жизненную силу. Огрызнувшись, я толкнул, и Грэм полетел через всё поле обратно к открытым в щите воротам. Я не озаботился наблюдением за его приземлением, но всё же ощутил укол сожаления. «Он — не мой враг», — подумал я. «Не следовало причинять ему вред».

Что-то прилетело со стороны Уошбрука — вращающаяся плоскость из странной магии шириной почти в два фута. Она пролетела в тридцати футах слева от меня. Летела она на высоте половины моего роста, и я чувствовал соединённый с нею эйсар, направлявший её в тумане. Управлял ей Мэттью, и заклинание это одинаково легко резало как воздух, так и врагов, нисколько не замедляясь.

Фрустрированный новыми потерями среди моих жертв, я сосредоточил своё внимание на воротах в Уошбрук. Мэттью стоял там, в то время как кто-то из солдат помогал Грэму и Мёйре зайти внутрь. Мэттью держал свою металлическую руку вытянутой вперёд, и проецировал из неё широкую плоскость полной черноты, вбиравшей в себя всё, чем в него стреляли враги. «Это что, новая версия его тессеракта дураков?» — задумался я. Если так, то он что, собирался снести врагов взрывом, и меня в том числе?

Нет, не могло быть такого. Если бы он намеревался так поступить, то закрылся бы полностью, да и в такой близости от города делать это было бы слишком рискованно.

Разум Мойры потянулся ко мне, соединяясь через разделявшее нас расстояние:

— «Отец, вернись».

— «Скажи своему брату, чтобы вернулся за стены! Если он продолжит убивать мои игрушки, то я приду, и с корнем вырву ему душу», — ментально огрызнулся я.

— «Да что с тобой не так?» — с тревогой спросила она, а затем я почувствовал перемену в связи, которая стала более агрессивно входить в мой разум, пытаясь взять его под контроль.

Вместо того, чтобы бороться с ней, я вцепился в эту связь, и потянул, выпивая жизненную силу Мойры. Она должна была либо отпустить меня, либо умереть.

Связь оборвалась почти сразу же. Моя дочь была отнюдь не дурой. Меня окатило подобное гордости тёмное чувство — знание того, что она была не настолько слабой, чтобы позволить себя убить. Несколько секунд спустя проём в защищавшем Уошбрук щите закрылся. Моё желание было исполнено.

Во время моего короткого отвлечения на этот бунт я, судя по всему, поубивал ещё нескольких врагов, но всё большее их число сходилось на моей позиции. В воздухе вспыхнул эйсар, и мой туман начал рассеиваться. У врага были свои заклинатели.

После исчезновения тумана вражеские солдаты могли меня задавить числом. Я сомневался, что им было под силу убить меня, но если бы меня порубили на куски, то это скорее всего снизило мою способность их убивать. Однако я в эту игру играл не в первый раз. Я знал, что нужно делать.

Потянувшись к пустоте, я коснулся еле заметных линий тьмы, всё ещё соединявших меня с недавними жертвами, после чего влил в них часть тёмной силы. Погибшие накали как один вставать с земли, поднимать топоры, и нападать на своих бывших братьев по оружию. Закипел бой, и хотя сперва мои войска уступали в численности, враг вскоре осознал, что его численное превосходство было обманчивым. Врагов гибло всё больше, как от моей руки, так и от рук моих новых слуг — и каждый из них снова вставал мгновения спустя, готовый служить.

По полю прокатывались странные щелчки и звуки, когда мои противники начали встревоженно перекрикиваться. Их причудливое пощёлкивание дополняли животные вопли ужаса, когда среди них начала распространяться паника.

Я руководил своими новыми помощниками по нетрадиционной стратегии. Если большинство полевых командиров были озабочены потерями и сохранением сил, то меня это не заботило. Не важно было, рубят ли моих слуг на части. Меня волновало лишь одно — чтобы никто не ушёл живым. Поэтому я направил большинство своих войск на края поля, загоняя их бывших товарищей к центру, где я дожидался с небольшой кучкой моих стражей.

Покрытый кровью, как своей, так и чужой, я наслаждался резнёй. Раны мои исчезли. Я успел вытащить из своего тела последние болты, и пока я купался в смерти врагов, оставленные снарядами дыры исчезали. Это было как стоять рядом с костром зимней ночью. По краям освещённого круга крутилась холодная тьма, но меня окружал теплом пылающий свет, шедший от огня сердец умиравших врагов.

Поначалу, когда их было много, я действовал поспешно. Я посылал чёрные плети, хватая ими противников, и вырывал из них жизнь, наполняясь насильственным исступлением. Но по мере того, как их численность таяла, я сбавил темп, забирая по одному или по двое за раз, чтобы продлить веселье. Последний десяток я взял в плен — они бились в хватке моих мёртвых солдат, пока я подходил к каждому по отдельности. Касание щеки или горла — и они начинали увядать передо мной, рассыпаясь один за другим, когда я пожирал их жизни.

Я приостановился, когда дошёл до последнего, их гордого лидера, ныне падшего до состояния наполненного ужасом куска дрожащей плоти. «К этому надо подойти особо», — подумал я. Отдав ментальный приказ, я заставил державших его мертвецов отойти. Надо отдать ему должное, он храбро ударил меня, но я поймал его толстое запястье железной хваткой. Он сразу же начал слабеть, но я не стал убивать его быстро. «Возможно, мне следует вскрыть ему горло, выпустить тёплую кровь».

Какая-то часть меня взбунтовалась от этой мысли. Это было ненормально. Это был не я. «Убей его, и иди домой». Вот и всё, что мне нужно было сделать. Собрав волю в кулак, я вырвал из последнего врага жизнь, и выпустил его руку. Затем я развернулся, и пошёл к Уошбруку.

Меня ждали родные.

Возвращаясь, я увидел, что все смотрели на меня — как солдаты и ополченцы на стенах и башнях, так и те, кто собрался у городских ворот. Мэттью и Мойра стояли прямо за воротами, но с моим приближением щит остался на месте. Грэм стоял рядом с ними, хотя по его позе мне было видно, что раны он всё-таки получил.

Когда я остановился в нескольких футах от барьерных чар, люди просто продолжили глазеть на меня.

— Открывайте, — приказал я.

— Не думаю, что это — хорошая мысль, Отец, — нейтральным тоном произнёс Мэттью.

Я улыбнулся, зная, что он, наверное, боится, что я его убью. Хотя такая мысль и приходила мне в голову, она ушла вместе с моей жаждой крови. Они были моими детьми, а не добычей. Мне просто нужно было убедить их в моих мирных намерениях. Бегло оглядев себя, я осознал, что вполне буквально покрыт кровью. Это, в сочетании с ужасной сценой, которой они только что стали свидетелями, обеспокоило их.

— Теперь я в порядке, — сказал я. — Признаю, что на некоторое время мною завладело боевое безумие, но сейчас оно прошло.

— Это было не просто боевое безумие, — твёрдо сказала Мойра. — Что-то произошло с тобой, что-то плохое.

Тут я заметил, что со стен исчезли люди. Да и вообще, кроме двух моих детей и Грэма больше никого не было видно. Это что, была какая-то уловка?

— Что происходит? — потребовал я, силясь скрыть своё растущее раздражение.

— На поле боя его глаза стали чёрными, — сказал Грэм. — Я видел их как раз перед тем, как он отбросил меня к стенам.

— Мама сейчас придёт, — объявил Мэттью. — Она хочет поговорить с тобой прежде, чем ты войдёшь.

— Просто откройте ворота в щите, — сказал я. — Не нужно ждать.

Из городских ворот вышла Пенни:

— Это мне решать, Морт. — Она кивнула дожидавшейся её троице, и те отступили, оставив нас наедине. Подойдя настолько близко, насколько могла, она встала лишь в паре футов от меня — нас разделяла лишь гудящая мощь барьерных чар. Тяжёлые деревянные створки городских ворот закрылись, когда Грэм и мои дети миновали их.

Я уставился на неё, и несмотря на тяжёлую пульсацию эйсара в разделявшем нас щите, я видел пламя её сердца, её эйстрайлин, мерцавшую внутри неё. По сравнению с остальными, это пламя было бледным и тускнеющим. Физически Пенни была здорова, если не считать отсутствующей руки; даже уровень её эйсара был таким, какой можно ожидать увидеть у нормального человека — но её эйстрайлин была опасно ослабленной. Контрастируя с её внешним здоровьем, её эйстрайлин была будто у чрезвычайно пожилой женщины.

Прежде я этого не замечал. Обычно я видел в других людях лишь эйсар. Разглядеть эйстрайлин я мог лишь через прочную связь, вроде той, какая была при глубоком исцелении. Мне следовало относиться к Пенни внимательнее.

«Она так и не восстановилась до конца после битвы с Мал'горосом». Там был момент, когда она отдала мне большую часть своей жизни, напитав меня своей жизненной силой, пока я бился в оковах пленившего мою душу заклинательного плетения Ши'Хар. Это едва не убило её, и она ещё несколько недель была очень нездоровой.

Мне хотелось верить, что она осталась прежней. А следовало убедиться.

— Я видела бой из управляющей комнаты в замке, — сказала она, прервав мои размышления. — Это было ужасно. Что с тобой случилось? Как это возможно? Ты что, снова стал одним из них?

«Нет!». Дело было не в этом, не могло быть в этом — но даже отрицая это самому себе, я знал правду. Я уже годами слышал шепчущий голос пустоты — с тех самых пор, как вернул себе человечность. Сегодня я позволил этому голосу наполнить меня. Под «ними» она подразумевала шиггрэс, немёртвых чудовищ, с которыми мы сражались годами.

— Конечно же нет, — поспешно ответил я.

— Грэм сказал, что арбалетный болт пронзил тебе сердце, — твёрдым голосом произнесла Пенни.

Я кивнул:

— Так и было. Он едва меня не убил, но я исцелил рану.

— Как шиггрэс? — бросила она обвинение.

Мой прежний гнев исчез, сменившись страхом, но не страхом перед ней, а страхом за неё… боязнью себя самого.

— Нет, — объявил я, уставившись на свою руку. — Я всё ещё контролирую себя. То, что случилось, было временным — как бывает, когда я слушаю ветер, или землю. Я всё ещё человек.

Она ткнула пальцем куда-то мне через плечо:

— А что насчёт них?

Позади меня стояла забытая мною армия нечеловеческих солдат. Мёртвых солдат. Мой магический взор показывал чёрные узы, связывавшие их со мной, соединявшие их к моему безмолвному, остановившемуся сердцу.

— Упс, — убедительно ответил я.

Уголок рта Пенни слегка приподнялся в лёгком намёке на улыбку, реагируя на мою неважную попытку пошутить, но улыбка сразу же исчезла.

— Мне нужно что-то получше, чем «упс», Морт. На нас полагается очень большое число людей.

Сфокусировав свою волю, я обрубил связь, и целая армия человекоподобных солдат упала наземь позади меня. Снова посмотрев Пенни в глаза, я сказал:

— Ты права. Я и близко не был к нормальному состоянию. Я всё ещё не вернулся. Дай мне несколько минут.

Удивительное дело — она подняла руку над головой, и дала сигнал открыть ворота в щите. Разделявший нас барьер исчез.

— Я уже однажды оттолкнула тебя, — сказала Пенни. — Помнишь? Я поклялась, что никогда больше этого не сделаю. Мне твои слова кажутся именно твоими.

Она двинулась вперёд, будто собираясь обнять меня, но я быстро отступил:

— Подожди. Это пока опасно. — Я всё ещё мог видеть её тусклую эйстрайлин, и боялся, что даже кратковременное касание может её убить.

Мне нужно было восстановиться. Я всё ещё был завёрнут в пустоту. Я мог заставить своё сердце биться, но этого было мало. Оборвав связь с пустотой, я скорее всего умер бы. «Или, быть может, начну жить нормальным образом», — подумал я. На самом деле, я понятия не имел. С моим телом уже всё было в полном порядке, но интуиция подсказывала, что если я отпущу пустоту слишком резко, то могу просто откинуть копыта.

«Может, если я сперва заменю её чем-нибудь другим». Раскрыв свой разум, я прислушался, найдя низкий, медленный звук земли у меня под ногами. Я направил на него всё своё внимание, и он стал громче. Я заставил своё сердце биться, наполнил свои лёгкие воздухом, после чего погрузился в разум камня. Меня пронзила боль, которая так же быстро исчезла, притупившись до незначительности по мере того, как я расширился, став чем-то большим, пока моё тело стало состоять не только из моей человеческой формы, но также и из земли, по которой эта форма шла.

Я осмотрел это тело. Его сердце снова замерло. Ему требовалось что-то большее. Втянув его в себя, я преобразовал его, наполнив его камнем и огнём. Затем я сжался, делая себя меньше, пока это горячий, каменистый комок не остался моей единственной плотью. Выкарабкавшись вверх из тьмы, я снова встал на поверхности, глядя на мир чужими глазами.

Моя память таяла, но находившееся передо мной животное напомнило мне о том, чего я хотел. Я хотел быть похожим на это животное. Я постепенно отстроил заново образ… как он там назывался? Тут я увидел — мужчина. «Это был я. Это и есть я». Я позволил ему влиться в меня, и мир изменился. Цвета приобрели новый смысл, и я почувствовал ветер на своей коже. Женщина — Пенни — стояла рядом. Вдохнув, я ощутил, как во мне снова побежала жизнь, а мысли опять стали текучими.

Я несколько минут наблюдал за ней, инвентаризируя и вспоминая себя. Пенни была терпелива, но в конце концов она произнесла:

— Морт?

— Скорее всего, — чуть погодя сказал я. Когда она снова шагнула ко мне, я поднял ладонь: — Позволь сначала убедиться. — Затем я нагнулся, и приложил руку к пучку зелёной травы, и стал следить за тем, что случится. Я не почувствовал никакой передачи жизни, а когда убрал руку, трава по-прежнему выглядела зелёной.

Снова подняв взгляд на Пенни, я осознал, что больше не могу видеть её эйстрайлин.

— Да. — Я кивнул. — Думаю, я — это я.

Она взяла меня за руку, а затем обняла. В Уошбрук мы вернулись вместе.

Глава 25

— А где все? — спросил я у Пенни. Городок был пустым, полностью лишённым людей.

Она рассмеялась:

— Во дворе замка. Я сказала Элэйн не открывать уошбрукский щит, пока все не окажутся под защитой замкового щита. Если бы ты оказался безумцем, то они были бы в безопасности.

Я нахмурился, глядя в её карие глаза:

— А что насчёт тебя?

Пенни похлопала меня по щеке:

— Я с дуростью.

— Эй! — пробормотал я, слегка оскорбившись, но она прервала меня.

— Жить или умереть, Мордэкай — я всегда с тобой. После всего, что случилось в прошлом — шиггрэс, Тёмные Боги, вот это вот всё, — я пообещала себе, что никогда больше не отвернусь от тебя.

Я проворчал:

— Опасная это философия. Учитывая всю ту дичь, которая со мной происходит, я бы предпочёл, чтобы ты больше думала о себе. Что будут делать наши дети, если…

Пенни снова перебила меня:

— Остановись, и посмотри на это предложение с обратной стороны. Я своё решение приняла. Если ты хочешь, чтобы они были в безопасности, чтобы мы были в безопасности, то тебе лучше быть осторожнее с тем, что ты делаешь… или чем становишься.

Наблюдая за ней на ходу краем глаза, я понял, что этот спор мне не выиграть. Ветер разбрасывал её мягкие карие волосы, и от этого мне хотелось вздохнуть — в то время как вид её пустого рукава заставил меня вздрогнуть. Она так много выстрадала ради меня за прошедшие годы, а я всё равно не смог её защитить… ни от боли, ни от мира, и, порой, не смог защитить даже от меня самого.

— Я тебя не заслуживаю, — пробормотал я.

Она отпустила мою руку, чтобы дать Элэйн сигнал открыть ворота в щите замка, затем подняла на меня взгляд:

— Заткнись. Ты не знаешь, как много ты заслуживаешь. Никому не положено говорить так о моём муже — даже тебе.

Когда мы вошли, стражники отдали честь, но взглядов от земли не отрывали, боясь смотреть мне в глаза. Не мог сказать, что винил их. То, что я только что сотворил, было ужасно. Грэм и Мэттью встали у меня на пути.

— Мы взяли помощника командующего в плен, — проинформировал меня Мэттью. — Он без сознания, но как только проснётся, Мойра сможет многое у него вызнать.

Я кивнул, затем посмотрел ему через плечо, на Грэма:

— Прости за то, что я сделал. Насколько серьёзно ты ранен?

Молодой рыцарь пожал плечами:

— Треснуло ребро, не более. Мойра уже всё исправила.

Я не отводил взгляда от его глаз:

— Прости меня, Грэм. Ты не заслуживал такого обращения. Я был… сам не свой.

— Это уже позади, милорд, — отозвался он.

«Для тебя — может быть», — подумал я, — «но мне придётся держать ответ перед твоим отцом в следующей жизни. Что он подумает о моих действиях?»

Молчание нарушилось, когда Грэм снова заговорил:

— Насчёт тел…

Я подавил неподобающий смешок. Прежде чем отпустить моих новоявленных шиггрэс, надо было приказать им самим закопаться. Пенни ответила раньше, чем я успел:

— Вышли телегу и сколько-то людей, чтобы обобрать тела, потом собери горожан. Они могут выкопать канаву для погребения.

— А что насчёт стражников? — предложил Грэм. — Они должны поучаствовать.

Пенни ответила нейтральным тоном:

— Мы выполнили свой долг — защитили жителей. Тел слишком много, чтобы с ними могли справиться наши солдаты. Можешь выделить половину стражников в помощь, но остальных держи готовыми на случай, если поблизости появятся ещё враги. Позаботься, чтобы все были готовы отступить за стены при первом же признаке нового нападения.

Я согласно кивнул. Моя жена была права, хотя я сам не мог этого сказать. Сам я всё ещё был в шоке от содеянного, и гадал, что же делать дальше.

Мэттью взял бразды в свои руки:

— Никто ещё не обедал. Уверен, что после этих будоражащих событий все проголодались. Давайте есть.

Конечно же. Мне следовало об этом подумать — хотя, возможно, часть проблемы заключалась в том, что я был совсем не голоден. В отличие от большинства битв, после этой я чувствовал себя лучше, чем до неё. Я практически трещал по швам от энергии. Последним, что мне было нужно, был обед. «Потому что ты уже нажрался на несколько жизней вперёд», — мрачно подумал я.

* * *

Пока все обедали, я пошёл домой. Мне нужно было подумать, поэтому я покинул наш горный коттедж, и взлетел, поднимаясь вверх, пока пики Элентиров не оказались подо мной, а мир не стал выглядеть маленьким. Это помогло, видеть мир с такой высоты — от этого мои проблемы казались менее большими, менее неподъёмными.

В мои мысли постоянно ползли видения того, что я недавно делал, но я отбросил их прочь. Они не помогали, и я по собственному опыту подобной жути знал, что у меня ещё будет полно времени для пересмотра случившегося — в моих кошмарах.

— Далеко же я ушёл от простого парня, жившего у кузницы, — сказал я, обращаясь к раскинувшемуся подо мной ландшафту. — Кажется, будто каждый уходящий год твёрдо намерен окрасить мою душу в ещё более тёмный цвет.

Это не помогло, поэтому я решил составить список насущных проблем: «Таинственный лес появился вместо Ланкастера, и каким-то образом он связан с древними Ши'Хар Иллэниэл. Появляется новая раса людей, и тут же нападает на нас по непонятным мне причинам. Разумные машины вторглись в наш мир, тайно пытаясь поработить всё человечество или, быть может, просто перекроить наш мир согласно своему виденью. А между тем воскрешённых мною Ши'Хар возглавляет мой предок с отсутствием признаков этики, и который вполне может быть не на нашей стороне».

Искать закономерности было в человеческой природе. Я хотел верить, что все мои проблемы были связаны каким-то имевшим смысл образом, но предостерёг себя, что это могло быть нелогичным. Некоторые из этих событий могли быть полными совпадениями.

Ши'Хар изначально явились сюда, чтобы спастись от древнего врага. Страдания Тириона и устроенный им геноцид были частью их долгосрочного плана найти спасение. Мы с моими детьми были одним из его результатов. Ши'Хар Иллэниэл вернулись к жизни в результате наших действий. Теперь же АНСИС, древний враг Ши'Хар, явился сюда, и, по иронии судьбы, мой сын во время своего недавнего путешествия выяснил, что АНСИС скорее всего создали в ответ на вторжение Ши'Хар.

Эти события, какими бы фантастическими они ни были, имели некоторые причины и следствия, или, возможно, даже были частью вселенского цикла — но исчезновение Ланкастера и появление этого нового врага вроде были не к месту. Казалось возможным, что новый враг пришёл из найденного нами первозданного леса, или из похожего места. Возможно, они были связаны — но со всем остальным они не состыковывались.

За исключением того факта, что мой сын обнаружил на границах сменившей Ланкастер странной территории следы транслокационной магии. Это намекало на Ши'Хар Иллэниэл, указывая на то, что происходящее могло быть каким-то результатом их растянутого на тысячелетия плана по защите от АНСИС.

С другой стороны, это могло быть чем-то, что они сделали без связи с тем планом. Однако, если они это сделали, и я об этом не знал, то это должно было являться частью знания, которое было исключено из лошти. А это должно было указывать на то, что нынешние события были частью тайного плана Ши'Хар.

«Теперь, когда я пришёл к выводу, что я по сути ничего не знаю о нынешних событиях — что я могу сделать, чтобы добыть больше сведений?» — напомнил я себе. «Сфокусируйся на том, что доступно».

Допрос пленника очевидно был нашим первым и самым многообещающим источником потенциальных сведений. Продолжение проекта Мэттью и Гэри для обнаружения АНСИС было столь же важно. Я также мог попросить сына исследовать магию вокруг границы странного леса. Возможно, будет полезно узнать, откуда он появился.

Также может быть полезным поговорить с Лираллиантой. Она лошти не получила, но, будучи последней из числа изначальных Иллэниэлов, она могла обладать каким то знанием, которое могло бы пролить свет на то, в чём заключались их планы. Однако я не испытывал особого энтузиазма насчёт очередного полёта на их остров — или от того факта, что даже получение у неё ответов на простые вопросы могло потребовать целых недель ценного времени.

«Тебе нужно больше делегировать, дуралей», — сказал я себе.

Мойра была очевидным выбором для извлечения информации из нашего пленника, хотя я и не хотел ставить её в ситуацию, в которой она могла нарушить ещё какие-то правила, созданные Сэнтирами для самозащиты. Она также могла бы укоротить время, необходимое для получения информации у Лираллианты, или обнаружить ответы, которые эта Ши'Хар не хотела раскрывать.

«А готов ли я рискнуть собственной дочерью?». Я был лишь одним человеком, но в моём распоряжении были невероятные ресурсы, если бы я осмелился их использовать. На самом деле всё сходилось к тому, что было для меня важнее — безопасность мира, или моей семьи. Моим первым инстинктом было обезопасить семью, и попытаться сделать всё самому, но шло ли это на самом деле им на пользу? Мои старшие дети уже выросли, но если я не позволю им покинуть безопасность дома, то они никогда не станут истинными взрослыми.

Честно говоря, то же самое было справедливо для Королевы и нации Лосайона. Мои прошлые действия были основаны на предположении о том, что защитить их смогу лишь я. А надо было дать им информацию и силу, чтобы они могли защищаться сами. Предыдущей моей попыткой это сделать было создание Рыцарей Камня, но теперь их не стало.

Из этого ордена выжило лишь несколько человек — Сайхан, Харолд, Иган, Уильям и Томас, — и ни у кого из них больше не было уз земли. С течением лет узы становились слишком опасными, постепенно превращая связанных ими людей в големов из земли и камня. Я разорвал их узы, когда у них начали появляться признаки изменений.

Нужно было их вернуть. Я не был готов связать ещё кого-то узами земли, но созданные мною драконы были для этого идеальным решением. Я просто был лишком осторожен в их использовании, раздав их лишь нескольким членам семьи и Королеве.

— Это придётся изменить, — пробормотал я.

Придя к решению, я стал падать вниз, стремясь к земле, и замедлившись лишь перед тем, как приблизился к порогу дома. Коналл стоял там, и открыл мне дверь.

— Жаль, что ты не можешь меня этому научить, — сказал он.

— Это слишком…

— Опасно. Знаю. Ты каждый раз так говоришь, — проворчал он. — Но ты же научился.

Я нахмурился:

— Не думаю, что ты хочешь проходить через то, через что прошёл я, чтобы этому научиться. Рано или поздно каждый, кто пытался летать таким способом, убивался — обычно раньше, чем позже.

— Но ты же постоянно летаешь, — напомнил мне Коналл, заходя внутрь впереди меня. — Элэйн и Элиз проводили осмотр пленника. Они хотят, чтобы ты его увидел.

Я последовало за младшим сыном, обдумывая его слова. Мои навыки полёта были таковы, что я вряд ли смог бы убиться, разве что потерял бы сознание в воздухе — но события этого дня заставили меня задуматься. А я мог вообще умереть? Мне только недавно прострелили сердце — а я никуда не делся, и размышляю об этом. Была ли моя внутренняя трансформация возможной лишь потому, что я уже начинал слушать землю, когда меня убили? Возможно, благодаря этому мне было легче коснуться пустоты.

А что если бы меня убили, когда я был без сознания? Что если бы мне отрубили голову, пока я был без сознания? Я был весьма уверен, что всё это было фатальным — но теперь уже не мог знать наверняка. Возможно, от превращения в чудовище меня отделяло лишь биение моего сердца.

Когда я в прошлый раз был пленён в виде шиггрэс, решения все принимала моя искусственная копия, а я был заточён как наблюдатель внутри обеспечивавшего бессмертие заклинательного плетения Ши'Хар. Сейчас это уже было не так. В этот раз черту переступил именно я, и вернуться было нелегко. Если это случится снова, то я не был уверен, что захочу вернуться. Настолько хорошее было ощущение.

Это было сродни опьянению. Меня больше ничего не сдерживало, позволяя свободно потакать своим более тёмным порывам. Боль ушла в прошлое, а убийство ощущалось нейтральным, приятным. Даже сейчас пустота была лишь на расстоянии удара сердца, дожидаясь, пока я не послушаю её, дав ей силу и воплощение.

Пример Гарэса Гэйлина был мне предостережением. Архимаг мог легко потерять контроль, отдаться порывам и желанием того, чем становился. В его случае, он стал драконом, и, перебил всех врагов, повернул свои когти и клыки против друзей и союзников. Ему потребовалась тысяча лет, чтобы вернуть себе человечность.

Я стоял на пороге чего-то гораздо худшего.

Шедший впереди Коналл остановился:

— Они внутри.

Мы находились у каменного строения во дворе замка, рядом с казармами. Изначально это была маленькая кладовая, но теперь её переделали в тюремную камеру. Во время предыдущей войны я испытывал недостаток в темнице, но после возвращения мира так и не удосужился её построить. В редких случаях, когда мне нужно было кого-то посадить, я обычно заимствовал тюремные камеры Ланкастера.

Стражник открыл дверь, а внутри было ещё двое, плюс Элэйн Прэйсиан и Элиз Торнбер. Их «пациент» лежал на маленькой койке. Он всё ещё был без сознания, но руки и ноги его в качестве предосторожности были прикованы цепями к железному кольцу в стене.

— Что мы узнали? — спросил я их.

Как обычно, Элиз не стала выбирать выражения:

— Думаю, он — человека.

— У него две руки и ноги, два глаза, и всё такое, — отозвался я, — но помимо этого он кажется слишком иным.

Элэйн вставила слово:

— У него такие же внутренние органы, как и у нас.

— У медведей — тоже, — парировал я.

— Дело не только в этом, — язвительно сказала Элиз. — Я заставила Элэйн тщательно его осмотреть, сравнивая внутреннее строение его тела с моим в качестве образца. Хотя он отличается ростом и пропорциями, всё остальное слишком похожее. Даже волосы на теле растут в тех же местах.

— Волосы? — пробормотал я.

Элиз подняла бровь:

— Хочешь, я его раздену, и покажу?

Я твёрдо зыркнул на неё:

— В этом нет необходимости. Так ты говоришь, что он уродец, вроде карлика?

— Он не деформирован, — сказала Элиз. — И на поле осталось ещё семьсот тел, выглядящих точно так же. Думаю, он из какой-то расы людей, которую мы никогда прежде не встречали.

— И они просто объявились у нас на пороге, готовые к войне? — пробормотал я. — Бессмыслица какая-то. Возможно, мы узнаем побольше, когда он очнётся.

Я ушёл, и обнаружил, что снаружи меня ждали Пенни и Мойра.

Пенни коротко улыбнулась:

— Узнал что-нибудь? — Выражение её лица было нормальным, доверчивым, но взгляд Мойры пристально меня изучал. Я чувствовал их настороженность. Она наверное всё ещё гадала, не опасен ли я — и я не мог ей винить. Я думал о том же самом.

— Элиз считает, что он — человек, но помимо факта их очень сильного сходства с нами мы почти ничего не знаем, — сказал я ей. Затем добавил: — Я бы хотел, чтобы Мойра порылась в его разуме, когда он очнётся.

Пенни посмотрела на меня, потом на дочь, и в чертах её лица проступила забота:

— А это для неё не опасно? — Хотя она и не понимала конкретику того, что Мойра сотворила в Данбаре, она знала, что дочь наша попала в переплёт именно потому, что копалась в чужих головах.

Я решил быть честным:

— Сомневаюсь, что Мойра Сэнтир согласилась бы, но я склонен ей доверять.

Дочь посмотрела мне прямо в глаза:

— Согласно ей, я уже чудовище. — Глубоко внутри я почти мог слышать невысказанное дополнение к её ответу: «и ты, возможно, тоже».

— Твои решения — только твои, — сказал я ей. — Я твёрдо в это верю. Чудовище, человек — какие бы ярлыки мы на себя ни навешивали, значение имеют именно наши действия. В конечном итоге нас определяют именно наши действия, я не чужие мнения.

Пенни переводила взгляд то на меня, то на неё:

— Подобные драматичные прокламации почти никак не уменьшают мою тревогу. Надеюсь, вы это осознаёте.

Лицо Мойры смягчилось:

— Я буду в порядке, Мам. — Затем она спросила меня: — Насколько далеко мне следует зайти?

— Я верю, что ты примешь правильное решение. Делай то, что считаешь нужным — главное, себе не навреди.

Дочь кивнула, а затем без предупреждения взяла меня за руку. Я ощутил зарождавшуюся, осторожную связь, и позволил ей установиться. После короткого осмотра она произнесла у меня в голове:

— «Спасибо».

— «За что?» — ответил я.

— «За то, что доверился мне, и позволил мне увидеть твой разум. До этого момента я не могла с уверенностью сказать, что ты — всё ещё ты».

Я улыбнулся:

— «Вообще-то, я гадал о том же самом. Ты меня успокоила».

Мойра отпустила мою руку, и объявила:

— Тогда я останусь здесь. Пленник начинает приходить в себя.

— Он уже очнулся? — спросил я.

— Нет, — сказала Мойра. — У сознания есть уровни. Когда мы только его принесли, он всё ещё был полностью без сознания, и его разум молчал — но теперь я его чувствую. Он снова видит сны. Теперь он в таком же состоянии, как спящий человек.

Мы с Пенни оставили её там, но пока мы шли обратно к донжону, Пенни спросила:

— Ты уверен, что ей это не опасно?

Я покачал головой:

— Не-а. — На её лице появилось взволнованное выражение, прежде чем я успел добавить: — Но это — верное решение. Ты меня в этом убедила.

— Я?

— Угу, — ответил я. — Твоя небольшая речь, которую ты произнесла после того, как я пришёл в себя.

— Я сказала тебе быть осторожнее с собой, — проворчала она. — Я не говорила тебе рисковать нашими детьми.

— Ты сказала мне, что доверяешь мне несмотря ни на что, — отозвался я. — Я подумал, и осознал, что мне нужно думать таким же образом о других. Мэттью и Мойра уже выросли. Мы должны позволить им рисковать, иначе они так навсегда и останутся только нашими детьми.

— А если они допустят ужасные ошибки? — спросила Пенни.

— Тогда мы будем делать то, что делают родители. Соберём обломки и приберёмся за ними, — сказал я ей.

Глава 26

Тем вечером мы с Пенни сидели в гостиной нашего горного дома, наслаждаясь минуткой покоя. Мы собирались выпить по второй чашке чаю, когда в комнату неожиданно для нас вошла Королева Лосайона. Ну, с технической точки зрения, неожиданно для Пенни — я-то ещё двадцать секунд тому назад увидел, как она вошла через портал в дальнем конце коридора. Что интересно, явилась она не одна.

Шедший за ней мужчина был выше среднего роста, где-то пять футов и одиннадцать дюймов. Он был широкоплеч, и с мощным телосложением, которое подходило его густым усам и бороде.

Я вскочил на ноги, чтобы поприветствовать их, в то время как Пенни со сдавленным писком метнулась к другой двери в поисках одежды. Не то, чтобы она была как-то раздета — но она скорее всего полагала, что её потрёпанный домашний халат был неподобающим для столь высокопоставленных гостей.

— Иган! — воскликнул я, прежде чем сгрести мужчину в объятья. — Я тебя уже сто лет не видел!

Сэр Иган некогда был одним из моих рыцарей, и хотя теперь он служил королеве, он являлся одним из немногих оставшихся Рыцарей Камня. Вообще говоря, он был членам двух рыцарских орденов, поскольку также являлся основателем Рыцарей Шипа. Рыцари Шипа были орденом, который Королева создала лично, и названы они были в честь самопожертвования Дориана Торнбера.

Иган, будучи по всем меркам грубоватым мужчиной, одеревенел в моих объятиях.

— Королева, — прошипел он мне на ухо.

Я рассмеялся. Будь мы при дворе, для меня было бы очень непочтительно поприветствовать его раньше Королевы. Я продолжил его обнимать, подмигивая Ариадне ему через плечо:

— Не стесняйся, Иган! Ари я понемногу вижу почти каждый день, но ты уже давненько не заскакивал. — Я отодвинул его, чтобы разглядеть его на расстоянии вытянутой руки, затем игриво взъерошил ему бороду: — Чертовски хорошо выглядишь! Тебя что, не кормят? Мужику под сорок уже положено иметь небольшой животик.

Иган отступил, и повернулся, обращаясь к уже открыто смеявшейся над его дискомфортом Ариадне:

— Моя Королева, умоляю простить…

Королева озорно улыбнулась ему:

— Иган, я же тебе говорила. Это — неформальная обстановка. Морт — мой двоюродный племянник, и он позволяет мне жить в его доме. Оставь пока этикет и условности в стороне.

Подчёркивая её аргумент, я обнял Ариадну, а потом крепко поцеловал в щёку.

Иган одарил меня предельно неодобрительным взглядом:

— Теперь я вижу, почему вас просили не появляться при дворе слишком часто.

Тут вернулась Пенни. Она всё ещё была в халате, но этот был длиннее, плотнее, и был украшен вышивкой. Это была далеко не формальная одежда, но по крайней мере халат выглядел как нечто, что могла бы носить дома дворянка.

При виде её лицо Игана просветлело, и он едва не забылся. Он уважительно кивнул Королеве, удобно устроившейся у меня под мышкой:

— Ваше Величество, вы позволите?

Ариадна нахмурилась:

— Я же сказала тебе расслабиться.

Неприветливый рыцарь кивнул, а затем кинулся обнимать мою жену:

— Пенни! Ну как ты? — Его поведение с ней радикально отличалось от того, как он вёл себя со мной.

Ариадна подняла на меня вопросительный взгляд, но я лишь пожал плечами, будто говоря «А мне откуда знать?».

Пенни, похоже, была так же рада его видеть, и они в своих приветствиях чуть о нас не забыли. Они были настолько рады, что мне на миг показалось, что они вот-вот возьмутся за руки, и начнут скакать кругами — но они сумели удержаться.

Тут Иган сфокусировался на отсутствовавшей руке Пенни:

— Слышал, ужасные вести. Жаль, что меня тогда не было рядом — я бы помог, — принёс он полу-извинение.

Пенни сжала губы, прежде чем ответить:

— Что сделано — то сделано. Давай не будем об этом. Хочешь чаю? — Затем она вспомнила о Королеве: — И ты тоже, Ариадна, конечно же.

То, что она сумела не назвать её «Вше Величество» было свидетельством её выдержки. За прошедшую неделю Ариадна упорно трудилась над тем, чтобы заставить Пенни чувствовать себя комфортнее в её присутствии. Успеха она достигла лишь частичного — в основном ей удалось заставить Пенни перестать обращаться к ней чересчур почтительно.

Иган и Ариадна утвердительно кивнули, и моя жена направилась на кухню, но Иган быстро последовал за ней, предлагая свою помощь. Мы с Ариадной остались одни, и уселись в кресла.

— Я и понятия не имела, что они так дружны, — сделала наблюдение Королева.

— Они вместе сражались в трудные времена, пока я был… в отлучке, — заметил я. — Бой в одном строю сближает мужчин. Думаю, для женщин это тоже справедливо. — Под «отлучкой» я тактично подразумевал моё изгнание в виде немёртвого чудовища. Иган и Дориан сражались бок о бок с Пенни, помогая вытащить мою семью и семью Торнберов из Албамарла во время оккупации города Герцогом Трэмонтом.

Ариадна нежно похлопала меня по руке:

— Это правда — но тебе он был совсем не столь рад.

Я вздохнул:

— Не думаю, что он до конца привык ко мне после наших с ним встреч в те дни. — Конкретнее говоря, я дважды встречал Игана охранявшим мою семью, и он был вынужден защищать их от меня. В одну из этих встреч он едва не спалил меня дотла своим солнечным мечом, а во вторую я сильно его ранил, прежде чем выпить из него немного жизни, чтобы исцелить моего раненого сына.

Несмотря на тот факт, что я был его первым сеньором, и что именно я произвёл его в рыцари, у Игана было связано со мной слишком много неприятных воспоминаний. Я на самом деле не мог винить его за то, что он всё ещё чувствовал себя некомфортно в моём присутствии.

Несколько минут спустя Пенни и Иган вернулись с подносом, на котором стояли чашки. Они уселись поудобнее, но прежде чем успел начаться разговор, появилась Леди Роуз.

— Что за запах — неужели свежезаваренный чай? — Она напряглась, увидев находившегося в комнате Сэра Игана.

Иган встал, и уважительно поклонился:

— Леди Хайтауэр.

Роуз почти мгновенно оправилась от неожиданности. Она пересекла комнату, и нашла себе кресло, но прежде чем сесть, она ответила:

— Сэр Иган, я вижу, вы в добром здравии.

Я внимательно за ней наблюдал. Не только Роуз была способна к тщательному наблюдению, хотя я и был более склонен делать неправильные выводы, по сравнению с ней. Товарищи Дориана по рыцарскому ордену давно не навещали нас, и я уже почти успел забыть, что она их недолюбливала.

Дело не в том, что она таила против них камень за пазухой, однако события, связанные со смертью её мужа заставили её относиться к рыцарям с некоторой предвзятостью. Именно Иган удерживал её, когда она пыталась присоединиться к Дориану под монолитом, который готов был его раздавить. За это Роуз его простила — но позже, когда был создан Орден Шипа, она была категорически против использования ими личных вещей её мужа в качестве экспонатов в здании их братства.

В частности, сломанный двуручный меч её мужа — тот самый, который Мэттью переделал, и которым теперь владел её сын — считался у них практически реликвией. Она отказалась отдать его Сэру Харолду, несмотря на тот факт, что Рыцари Шипа были названы именно в честь этого меча.

Наиболее ясным признаком её отвлечённости был следующий факт: Роуз настолько сфокусировалась на Сэре Игане, что не заметила Королеву, пока не начала садиться. Несмотря на то, что в моём доме насаждалось правило фамильярности, она не смела намеренно садиться, не обратившись хотя бы к монарху. Она резко замерла, когда её взгляд наткнулся на Ариадну:

— Ваше Вел…Ариадна, прошу прощения. Я тебя не заметила.

Ариадна улыбнулась:

— Не бери в голову, Роуз. Садись.

Пенни начала было вставать, чтобы сходить за чашкой для Роуз, но Иган её опередил. Вернувшись, он сам налил в чашку чаю, прежде чем передать её Роуз.

— Поскольку ты здесь так рано, то, полагаю, ты уже слышала о том, что у нассегодня случилось, — сказал я, начиная неизбежный разговор.

Роуз слегка кашлянула, и у меня сложилось впечатление, что я допустил какую-то ошибку, после чего Ариадна ответила:

— Вообще-то нет. У нас сегодня были свои проблемы, но будь любезен, расскажи о своих. Потом я поделюсь своими новостями.

Я покосился на Пенни, и увидел, что она тоже была без понятия — но выражение взгляда Роуз точно что-то говорило. Она уже что-то приметила. Роуз скорее всего уже знала, что у Ариадны были какие-то новости, и считала с моей стороны глупостью заговорить первым. Однако исправить это было уже нельзя, поэтому я пустился в краткий пересказ событий этого дня.

Я почти не опускал никаких подробностей, помимо преподнесения моей победы над захватчиками как результата мощной магии. Ариадна скорее всего позже услышит более кровавый рассказ от остальных, но сейчас я не желал об этом распространяться. Я упомянул тот факт, что у нас был пленник, который не говорил ни на одном известном языке, и добавил про догадки Элиз Торнбер относительно его человечности.

Когда я закончил, на лице Ариадны ясно отразилось неодобрение:

— Я знаю, что обстановка у нас неформальная, но после твоего рассказа мне так и хочется надеть корону, и издать формальный указ.

— Мне что, нельзя защищать моих людей и владения? — искренне спросил я.

— Проблема не в этом, Мордэкай, и ты это знаешь! — объявила моя двоюродная тётка, Королева Лосайона. — Как бы ты себя чувствовал, если бы я отправилась на войну, и повела бы атаку против другой армии?

— Королева — не я, а ты, Ари, — резко ответил я. — Нет ничего необычного в том, что дворянин вышел на поле боя.

— Ты — не какой-нибудь непритязательный рыцарь или мелкий барон, — заявила Ариадна.

Откинувшись в кресле, я пренебрежительно ответил:

— Может, это и так, но и более великие лорды выходили на поле боя.

У Ариадны загорелись глаза:

— Не нужно учить меня истории, Морт! И ты не вёл за собой армию — ты вышел на переговоры… один! А потом уже провёл крупное сражение — в одиночку.

— Мне помогали, — настаивал я, но Пенни всё испортила, ударив меня по плечу.

Моя жена с сочувствием посмотрела на Ариадну:

— Я с тобой согласна. Он не взял с собой почти никого для поддержки.

Ариадна ей улыбнулась:

— Мне, наверное, следует приказать ему не соваться в бой, если такое снова случится.

Пенни с энтузиазмом закивала:

— Ещё как следует!

Я перевёл взгляд с одной на другую, затем посмотрел на Роуз и Игана. Ни в одном лице в комнате не было ни капли сочувствия.

— Можешь приказывать что угодно, но я буду действовать по собственному усмотрению, согласно ситуации, — дерзко сказал я.

Сэр Иган подавился чаем, а когда прокашлялся, громко сказал:

— Это же открытое неповиновение короне!

Королева впилась в него взглядом:

— Иган, не заставлять меня повторяться. Это — встреча друзей и родственников. Не надо мне её портить.

Роуз хмыкнула:

— Политика — плохая тема разговора среди родственников и друзей, но если уж зашёл разговор о ней, то я думаю, что тебе следует подумать кое о чём, Мордэкай.

Я глубоко вздохнул:

— Слушаю.

Роуз посмотрела на Королеву:

— Разрешаешь говорить откровенно? — Ариадна кивнула, поэтому Роуз продолжила: — Мордэкай, хотя твой ранг Графа ди'Камерон ставит тебя в нижней части верхушки дворянства, на самом деле ты — самый могущественный дворянин в королевстве. Ты почти так же важен, как сама Королева.

Иган снова подавился, и Ариадна начала хлопать его по плечам, будто помогая — хотя я подозревал, что она также надеялась пресечь его возмущённый ответ.

— Ты преувеличиваешь, Роуз, — возразил я.

Роуз подняла брови:

— Нет, не преувеличиваю — и я думаю, что Королева со мной согласна. Как думаешь, что случится с Ариадной, если ты внезапно умрёшь?

— Ни черта с ней не случится, — уверенно объявил я.

— Её положение первой правящей Королевы Лосайона за всю историю будет в опасности. Решение посадить её на трон всегда было непопулярным. Оно было лишь наименее неприятным. Она пробыла у власти уже достаточно долго, и большинство привыкли к ней, но если ты исчезнешь, быстро появятся несогласные, — объяснила Роуз.

— Я уже не единственный волшебник в Лосайоне, — парировал я. — И все волшебники в Лосайоне твёрдо стоят на её стороне. К тому же, её поддержит Мэттью. Что бы ни случилось со мной, Камерон будет на её стороне. И у неё есть дракон. Лорды не осмелятся пойти против неё.

Роуз уважительно кивнула:

— Должна признать, дракон был мастерским ходом, и это действительно упрочняет её положение, но в мире политики твой сын никому не известен. Он не пользуется таким же уважением, как ты. Тебя боится весь Лосайон. Одним своим существованием ты затыкаешь рты критикам Королевы основательнее, чем все остальные факторы вместе взятые.

Я хмыкнул:

— Сомневаюсь, что меня настолько боятся.

— Значит, ты ошибаешься, — честно сказал Иган. — Твои деяния стали достоянием легенд.

«Скорее, достоянием кошмаров», — подумал я, но всё же был благодарен Игану за тактичную формулировку. Я подался вперёд:

— Но даже если так, Иган, твой довод идёт в мою пользу. Сегодня было ещё одно такое деяние. Как только слухи разлетятся по королевству, они вспомнят, что я ещё не потерял хватку.

Пенни удивила меня, с силой поставив чашку на столик. Меня больше удивило то, что она не сломала чашку, что было больше в её стиле, когда она расстраивалась. Вместо этого она была спокойной и собранной — а когда заговорила, то таким тоном, какой я ожидал от Роуз, а не от моей жены:

— Прошу простить моего мужа, — сказала она, обращаясь к остальным собравшимся. — Он — определённо самый фрустрирующий человек из всех, кого я когда-либо знала. — Затем она перевела взгляд на меня, и продолжила уже более знакомым мне образом: — Я часто мечтаю о том, чтобы придушить его, и прекратить мои мучения.

Все засмеялись, но мне пришлось её поправить:

— Нет, чтобы прекратить твои мучения, тебе пришлось бы придушить саму себя.

— Моё мучение — это ты, — твёрдо сказала Пенни. — Кого бы я ни придушила, тебя или себя, мои мучения прекратятся.

Все снова засмеялись, в том числе и я:

— Но всё же было бы яснее, если бы ты сказала…

— Не будь педантом, Мордэкай, — упрекнула Роуз. — Тебе это не идёт.

Я вздохнул, оглядываясь. Этот спор я проиграл.

— Ладно, вы все правы. Я свалял дурака, когда вышел сегодня за стены, — признал я. — Однако я оставляю за собой право на дурость в будущем. С этим ничего не поделать.

— Это как? — невинно спросила Ариадна.

— Ну, я не ожидаю, что вы, не будучи волшебниками, это поймёте — однако моя магия основана на дурости. Если бы я попытался это изменить, то потерял бы своё могущество, — претенциозно поведал им я.

— О, неужели? — недоверчиво спросила Пенни.

Я кивнул:

— Я весьма уверен в этом. В самом деле, я весьма уверен, что девиз рода волшебников Иллэниэл звучит как «дурость бессмертна».

Все снова засмеялись, а Роуз фыркнула совершенно неподобающим для леди образом, прежде чем сказать:

— Какой же ты наглый лжец! У родов волшебников нет никаких девизов, насколько мне известно.

— Ну, теперь девиз есть, — объявил я. — Мне просто надо добавить его на наш стяг.

Настроение в комнате поднялось, но вскоре Сэр Иган вернул нас всех к серьёзности положения:

— Твои вести про нападения тревожны, и, к сожалению, это, возможно, связано с тем, что хотела рассказать Королева.

— Что, были ещё нападения? — спросила Пенни.

— Мы не уверены, — сказала Ариадна. — В Албамарл пришло несколько докладов о маленьких деревнях, на которые нападали странные существа. Хотя по большей части их недостаточно, чтобы заставить меня опасаться какого-то зловещего замысла, погибшие всё же есть. Больше всего меня обеспокоил доклад от Герцога Кэнтли, где сказано, что исчезло всё население торгового города Бродинтона.

— Исчезло? Как Ланкастер? — обеспокоенно спросил я.

Ариадна покачала головой:

— Нет, сам город так и стоит, но жители пропали. Поскольку городок торговый, это заметили почти сразу же — люди торгуют там каждый день. По нашим прикидкам, это случилось где-то три дня назад, и обнаружилось на следующее утро. Герцог Кэнтли послал отряд на разведку, и они доложили о следах борьбы — но тел не нашли.

— Бродинтон — это где? — спросила Пенни.

— Полтора дня пути на восток и на север от Кэнтли, это на северном берегу Реки Сёрри, — ответил я. География была важной дисциплиной для изучения среди дворянства, но я воспользовался преимуществом своей почти идеальной памяти.

Роуз вставила слово:

— Теперь я понимаю, почему Иган здесь. Харолда вы послали в Кэнтли?

Ариадна кивнула:

— Я отправила два отряда королевской гвардии. Сэр Харолд ими командует, и с ним ушли его собраться-рыцари — Сэр Уильям и Сэр Томас.

— Не повезло мне, — кисло сказал Иган. Затем он покосился на Королеву, и его щёки покраснели. — Прошу простить, я не хотел быть непочтителен.

Королева засмеялась:

— Я знаю, что охранять меня — скучная работа, но, быть может, тебе как раз повезло. Никогда не знаешь. На меня могут напасть в любой момент.

— Не следует вам такое говорить, Ваше Величество, — возразил Иган, — даже в шутку.

Ариадна хмуро посмотрела на него:

— Иган…

— Ариадна, — поправился он. — Прошу прощения. Такое обращение мне непривычно. Неправильно это.

— Сколько в тех отрядах солдат? — внезапно спросил я.

— Две роты, — мгновенно ответил Иган, поясняя предшествующую ремарку Королевы.

Значит, триста человек, если роты были в полном составе. Если они встретят такие силы, какие напали на нас, то этого будет мало.

— Им нужно больше поддержки, — объявил я.

— В Албамарле осталось всего три роты, — проинформировал нас Иган.

Пенни подалась вперёд:

— Почему так мало?

— Уже много лет царит мирное время. А содержать армию накладно, — сказала Ариадна. — Мы можем собрать гораздо больше сил за несколько недель, но я не могу оправдать содержание тысяч солдат, когда королевству ничего не грозит.

— Объяви призыв к оружию, — внезапно сказал я. — В Лосайоне неизвестный враг. Пусть лорды готовятся к войне.

Ариадна сфокусировала взгляд на мне:

— Думаешь, мне следует ещё и ополчение собрать?

Я где-то секунд тридцать молчал, напряжённо думая.

— Нет, но пусть будут готовиться, на случай необходимости. И в столицу вассалов не созывай. Скажи, чтобы привели резервы в активность, но оставили их в крупных городах. Мы пока не знаем, где именно находится враг, но если размеры отрядов будут такими же, как сегодня, то они смогут захватить даже город размером с Кэнтли, если не подготовиться.

— Насколько сильны были те, с кем вы сражались сегодня? — спросил Иган.

— Они крепкие — не сверхлюди, но бывалые бойцы, хорошо оснащённые и свирепые. Могу предположить, что это были ветераны. Такой отряд может победить в несколько раз превосходящую по численности армию крестьянского ополчения, и даже профессиональным солдатам будет трудно с ними справиться. По отдельности они скорее похожи на наших рыцарей, но работают вместе как одна команда, — объяснил я.

— Так ты говоришь, что сразился сегодня как бы с семью сотнями рыцарей? — недоверчиво спросил Иган. — Однако ты относительно легко их уничтожил.

— Я не сказал, что это было легко, — ответил я. — У них сопротивление к магии, а ещё у них были собственные маги. Я не могу быть повсюду. Если две ваших роты встретят у Кэнтли похожий отряд, то шансов у них не будет.

Ариадна встала:

— Тогда похоже, что мне нужно будет вернуться в Албамарл — ещё есть, над чем поработать.

— Я с тобой. Кого бы ты ни послала, им потребуется магическая поддержка, — сказал я ей.

Королева зыркнула на меня:

— Ни за что. Ты сегодня уже своё отвоевал. Ты вообще помнишь, о чём мы только что говорили?

Все уставились на меня с написанным на лицах согласием. Я вздохнул:

— Ладно, но позволь мне отправить вместо себя Сэра Грэма и другого волшебника.

Роуз почти неуловимо побледнела в ответ на моё предложение, но промолчала. Я только что предложил отправить её сына в бой. Реакция Пенни была менее сдержанной:

— Волшебника? Кого именно? Элэйн?

Элэйн всё ещё приходила в себя после того, что с ней случилось, и после потери её отца. Я ни за что не послал бы её, и меня удивило, что Пенни вообще назвала её имя. Конечно, все остальные волшебники были нашими детьми.

— Мэттью, — сказал я им. — Они с Грэмом также возьмут своих драконов.

Лицо Пенни слегка побледнело, но она лишь сжала челюсти. Ей явно хотелось возразить, но увидев тихую выносливость Роуз, она смолчала. Однако у меня появилось такое чувство, что я ещё услышу об этом позже, за закрытыми дверями.

Ариадна кивнула, но прежде чем они с Иганом успели уйти, я поймал его за руку:

— Как только разберёмся с этим, скажи Харолду выбрать подходящих кандидатов. Ордену Шипа надо расти. Ты, Харолд, Уильям и Томас получите узы с драконами, вместе с ещё десятком по выбору Королевы.

Иган был ошарашен на миг, но быстро пришёл в себя:

— Разве это не Королеве следует решить? Орден Шипа перед ней отвечает.

Я повернулся к Ариадне:

— Ты согласна?

Она кивнула:

— Как скажешь.

— А что насчёт брони и оружия? — спросил Иган. — У нас ещё остались солнечные мечи, но зачарованные латы, которые мы прежде носили, ты делал не один месяц.

Он имел ввиду тот факт, что старую броню нельзя было надеть на новых рыцарей. Если у Игана, Харолда и Уильяма ещё оставалась их прежняя броня, то новым рыцарям потребуются латы, сделанные им по размеру. Даже оставшиеся от их погибших братьев детали доспехов нельзя было использовать, поскольку из-за чар латы было невозможно перековать для новых владельцев.

— Эти подробности мы можем проработать позже, но я доверю оружейникам Королевы справиться с этой задачей. Они могут сделать новым рыцарям броню по образцу вашей, а я потом её зачарую, — сказал я ему.

После этого Ариадна и Иган ушли, а менее чем полчаса спустя отбыли Мэттью, Грэм и их драконы.

Глава 27

Следующее утро застало меня вставшим и на ногах ещё до рассвета. Как любила приговаривать моя мать, «бодрый и полный сил». Обычно я таким не был, но меня всё ещё полнила полученная во время вчерашней битвы энергия. Я, наверное, вообще мог бы не спать, но многолетнему опыту знал, что без отдыха разум не работает как надо, сколько бы у тебя ни было энергии.

Предрассветные часы я провёл в своей личной мастерской, стоявшей ниже по склону от моего горного дома. Там я работал над новым набором брони для Пенни. Это был старый проект, который я долго откладывал. Не было никаких врагов, с которыми требовалось сражаться, и поэтому проект всё время казался недостаточно срочным. Большая часть крупных элементов уже была выкована, но ещё оставалось много работы по доводке, да ещё нужно было внести некоторые изменения, поскольку она потеряла руку. Я призвал крепкий ветер, чтобы сдуть накопившуюся пыль, и принялся за работу.

По большей части работа была рутинной, что позволяло моим мыслям блуждать, пока мои руки и магия выполняли нужные задачи. Я мысленно делал заметки насчёт чар, которые надо будет позже наложить, раздумывая о том, как сделать этот процесс аккуратнее и эффективнее. Как только Королева выдаст работу своим оружейникам, у меня может появиться более сотни комплектов для зачарования за относительно короткий срок. Правильно планируя, и имея стандартный шаблон для чар, я по идее должен был работать гораздо быстрее, чем раньше.

Я также думал о некоторых вещах, которые сделал Мэттью. Он последние несколько лет работал очень талантливо, и я невероятно гордился им. Что важнее, он преподал мне урок: мне не следует ограничивать мои идеи одними лишь моими возможностями. Некоторые из чар, которые он сотворил для своего похода в альтернативную реальность, включали в себя особые дополнения и от Мойры, и от Элэйн.

Думая в этом направлении, я решил, что мне следует спланировать использования некоторых аспектов особой «транслокационной» магии моего сына как в броне Пенни, так и в латах, которые я буду зачаровывать для новых рыцарей. Сделать что-то подобное тому, что он сотворил с Шипом, было непрактично — то было произведение искусства, на которое ушло огромное количество времени, — но некоторые идеи можно было легко адаптировать, сделав новые чары более практичными.

Когда солнце начало выглядывать из-за горизонта, я вздохнул, и отложил работу. Пришло время завтрака. Я всё ещё не был голоден, но чай бы не помешал.

Когда я вернулся домой, Алисса была на кухне с ножом в руке, и нарезала бекон на завтрак. Мне в голову пришла внезапная мысль.

— Иди сюда, — сказал я ей.

Нахмурившись, она отложила нож, и подошла ко мне. Какое-то время я оглядывал её с ног до головы, но её платье было слишком объёмистым, чтобы я мог точно оценить её размеры одним взглядом.

— Снимай платье, — приказал я.

— Сэр? — удивлённо ответила она.

— Снимай поскорее, но бельё оставь. Я хочу посмотреть твою фигуру, — объяснил я.

Её щёки слегка порозовели, но Алисса была не робкого десятка. Она была бойцом, и по навыкам была наравне с Грэмом и своим отцом, Сайханом. Она начала стягивать с себя толстое шерстяное платье, пока я рылся в своём мешочке в поисках нужной вещи. Найдя её, я начал отдавать приказания:

— Подними руки вверх. — Встав позади неё, я протянул руки вперёд, и плотно обернул её талию мерной лентой, запомнив число. Затем я повторил эти же действия, измерив её грудь, ширину в плечах, и бёдрах.

Тело Алиссы было гладким и фигурным, но под её обманчивой женственностью скрывалось много мышц — результат целой жизни, полной тренировок и упражнений. По одним лишь её физическим данным было легко видеть, почему Грэма влекло к ней — но её тело было для него, наверное, наименьшим фактором её привлекательности. Умственные тренировки, через которые она прошла, сделали её смертоносной воительницей. Вероятно, с точки зрения Грэма это тоже шло ей в зачёт, хотя для меня её интеллект и иные таланты были в равной степени впечатляющими. Изначально Алисса проникла в мой дом исключительно благодаря своему актёрскому мастерству, чтобы шпионить для её дяди.

Я измерил верхнюю часть её плеча, длину от локтя до запястья, а также охват самого запястья, после через перешёл к её щиколоткам.

— Встань, слегка разведя ноги, — сказал я ей.

— Для чего мерки? — наконец спросила она.

— Для того, что нужно каждому рыцарю, — туманно отозвался я.

Примерно в этот момент в кухню забрела моя дочь, Айрин.

— Папа? — вопросительно произнесла она.

— О, хорошо, ты как раз вовремя, — отозвался я. — Иди сюда, Айрин. Мне нужна твоя помощь. Иначе этот этап был бы немного смущающим.

Моя младшая дочь довольно быстро поняла, о чём шла речь, когда я попросил её снять с Алиссы мерку по внутреннему шву и по охвату бедра. Когда с этим закончили, я сказал Алиссе снова одеваться, и возвращаться к работе.

— Тебе надо и с меня мерки снять, — предложила Айрин.

— Не думаю, что ты уже закончила расти, — хохотнул я. — К тому же, такая броня волшебнику может в некотором роде мешать.

— О, — разочарованно сказала Айрин.

— Что может волшебнику в некотором роде мешать? — спросила Пенни, только-только появившаяся в дверях. Она выглядела слегка растрёпанной, но я не заметил того раздражения, какого я боялся после моего решения прошлым вечером послать Мэттью в Кэнтли. Сон — чудесная штука. С другой стороны, у неё скорее всего пока не было времени задуматься о вчерашних событиях.

— Доброе утро, милая, — отозвался я. — Иди сюда, и снимай халат, если ты не против.

Пенни приняла сердитый вид:

— Сейчас слишком рано для этого дела. Я ещё даже чаю попить не успела.

— Я хочу заново измерить твоё туловище, — объяснил я, жестом приглашая её подойти ближе.

Айрин вставила слово:

— Он только что закончил и Алиссу измерять. — Она ещё и произнесла это масляным тоном, чертовка.

К счастью, мы с Пенни были вместе слишком много лет, чтобы она могла клюнуть на нечто столь очевидное. Она слишком хорошо меня знала.

— Так в чём дело? — спросила она, но халат уже начала снимать.

— Я просто хотел сравнить размер твоего бюста с бюстом Алиссы, — легкомысленно ответил я.

Пенни бросила на меня безжалостный взгляд:

— Осторожнее, сейчас ещё утро. Я кусаюсь.

Я поцеловал её в щёку:

— Я на это надеюсь.

— Фу! — воскликнула Айрин. — Вы губите мою детскую невинность.

Посмеиваясь, я объяснил:

— Вообще-то, я решил закончить твою броню, но мне нужно заново снять мерки в некоторых местах из-за твоего…

— Увечья? — сказала Пенни, пытаясь договорить за меня.

— Я хотел сказать «ставшего более пышным бюста», но если ты предпочитаешь «увечье», то пусть будет так, — ответил я.

Моя жена слегка прищурилась:

— Так ты намекаешь, что я потолстела.

Я вздохнул:

— Мне тут никак не выйти победителем. — Закончив снимать мерки, я отложил мерную ленту. — Ты видела этим утром Мойру?

— Пока нет, — ответила Пенни, — но Коналл говорит, что она уже поела в главном зале. Она хочет, чтобы ты зашёл к пленнику.

— Значит, пойду её искать.

— А завтрак? — спросила Пенни.

— Я уже поел, — солгал я, ещё раз поцеловав её. Затем направился к двери.

* * *

Оказалось, что моя дочь уже отправилась меня искать. Я наткнулся на неё, когда спускался в донжоне по лестнице.

— Пап! — сказала она, как только меня заметила.

Я улыбнулся:

— Есть успехи?

— Конечно же есть, — ответила Мойра, казалось, почти оскорбившись. — Как ты можешь во мне сомневаться.

— Не заводись. Это просто фраза, чтобы разговор завязать, — отозвался я. — Идём, навестим его.

Когда мы достигли первого этажа, я двинулся в сторону главного входа, но дочь меня остановила:

— Он в зале.

— Почему он не под замком?

Она ухмыльнулась:

— Он больше не представляет угрозы. Он там ест, но я оставила с ним стражника.

Сбитый с толку, я спросил:

— Не представляет угрозы — но ему нужен стражник?

Мойра кивнула:

— Чтобы никто из наших солдат не попытался его убить. Они ему пока ещё не доверяют.

Я остановился у двери в главный зал:

— Объясни, что ты с ним сделала, и что узнала, прежде чем мы войдём. Ты уверена, что он точно не опасен?

— Его зовут Са́нэр, — начала Мойра, — а его народ зовётся анголы. Он никакого понятия не имеет, как его народ здесь оказался. Они думают, что это, скорее всего, в результате каких-то наших действий. Что касается того, откуда он…

Я перебил:

— Нет, объясни мне, что именно ты сделала, чтобы я понимал, как это работает, и каковы ограничения.

— А, — сказала она, ненадолго уставившись в пол. — Я сперва исследовала его разум, пока он не проснулся, чтобы увидеть, как там всё работает, и ещё я просмотрела часть его воспоминаний. Как Элиз и сказал, его разум кажется во многих отношениях очень человеческим, хотя язык у них необычный. Они используют два языка — или, возможно, следует сказать, что это один язык с двумя разными формами выражения.

Одна похожа на нашу — использует звуки для слов, как и в нашем языке. Грамматика и слова другие, конечно же, но их можно выучить. Другая форма выражения использует щелчки и резкие гортанные звуки, чтобы передать то же значение. Эту форму они используют в деловых разговорах, в военном деле, и в общении с незнакомцами… по сути для всего кроме общения с друзьями и родственниками.

Думаю, для любого, кто не был воспитан с таким языком, будет трудно на нём общаться, а из-за культурных различий было бы трудно убедить одного из анголов выучить наш язык, поэтому я пошла в обход, — сказала Мойра.

— В смысле — в обход? — спросил я.

— Я нарушила правила, — нерешительно сказала Мойра.

Я кивнул:

— Этого я и ожидал.

Мойра продолжила:

— Я уже делала в прошлом нечто подобное для встреченной мною девушки, которая не могла говорить. Я создала специализированный заклинательный разум, по сути только ту часть, которую я обычно использую для наделения моих заклинательных зверей способностью к речи — а потом пересадила его Санэру в голову. Это позволит ему говорить на нашем языке и понимать нас.

— И как долго это продержится? Закончится ли у него со временем эйсар, как у заклинательного зверя?

Дочь покачала головой:

— Нет, я присоединила его так, чтобы он питался от его эйстрайлин, будто являясь частью его родных тела и разума. Продержится он всю жизнь Санэра, или пока его не извлекут.

— А любой маг может его извлечь? — спросил я. — Например, один из магов анголов.

Мойра поморщилась:

— Возможно, но если это попытается сделать кто-то кроме Сэнтира, то скорее всего Санэр сойдёт с ума. Может быть, даже умрёт.

— Какое утешение, — пробормотал я. — Что ещё ты с ним сделала?

— Чтобы сделать его «неопасным», мне пришлось в некоторой степени изменить его личность, пересмотреть некоторые его ценности. Теперь он считает нас союзниками, а своему народу не доверяет. Я не меняла его воспоминания, поскольку эти сведения могут нам пригодиться. Вместо этого я изменила его фундаментальную реакцию на эти воспоминания. Это было гораздо проще, чем делать кучу тонких изменений, однако это наверняка вызовет у него некоторые проблемы.

Сейчас он верен нам. Он даже осознаёт, что именно я с ним сделала, но видит это в позитивном ключе. Со временем внутренний конфликт между встроенными мною искусственными ценностями и его нормальными ценностями скорее всего разорвёт его психику. Он может сойти с ума, или у него начнёт болеть голова… я на самом деле не знаю, — призналась Мойра. — Но я встроила кое-что на крайний случай.

— Это как?

— Фрагмент заклинательного разума, который даёт ему знание нашего языка, делает ещё кое-что. Он также отслеживает мысли Санэра. Если тот применит к нам силу, или каким-то образом начнёт замышлять предательство против нас, то заклинательный разум его убьёт, — решительно закончила она.

Милый ребёнок, которого я вырастил, никогда бы такого не сделал. Это было для меня наглядным уроком о том, насколько моя дочь изменилась после пережитого ею в Данбаре. То, что она сделала, было просто-напросто злом, и я дал ей разрешение на это. Нет, я попросил её это сделать.

— Не надо, — внезапно сказала Мойра.

— Чего не надо?

— Жалеть, — объяснила она. — Не надо жалеть. Ты не виноват.

Я потёр лицо, чтобы сбросить часть скопившегося напряжения:

— Это я поставил тебя в такое положение. Насколько сильно ты себе повредила?

— Это не похоже на физическую боль, — сказала Мойра. — Работает по-другому. Просто с каждым разом мне становится всё проще это делать, и становится труднее остановиться. Но это было необходимо, да и я всё равно уже чудовище.

«Мы — чудовища», — молча подумал я.

— Это верно, — сказала моя дочь. — Я мельком увидела то, что происходило вчера внутри тебя.

Я почти вздрогнул:

— Жаль, что ты это видела.

— Если честно, это подняло мне настроение, — ответила она. — Я не одна такая. Мы с тобой совершили ужасные вещи, но мы совершаем их для того, чтобы другим не пришлось. Мы берём на себя ноши, чтобы остальные могли мирно спать, чтобы они не сошли с ума.

— Это всё равно не оправдывает наши действия, — возразил я.

Она кивнула:

— Нет, но мы всё равно это делаем, поэтому давай договоримся.

— О чём?

— Что будем приглядывать друг за другом. Если ты зайдёшь слишком далеко, я всё улажу. Если я зайду слишком далеко, то раздавишь меня валуном, или типа того.

Эта идея мне претила, но в ней были очевидные изъяны:

— Если я пойму, что ты приготовилась меня убить, то у тебя не будет никаких шансов, — указал я.

Мойра, печально глядя на меня, похлопала меня по щеке:

— Я сделаю всё, чтобы это случилось внезапно для тебя.

— Другая проблема, — продолжил я, — заключается в том, что ты слишком легко можешь улавливать мои мысли. Если я решу, что тебя надо прибить, то ты узнаешь это задолго до того, как я смогу поймать тебя в ловушку.

Она покачала головой:

— Более месяца назад я попросила Мёйру встроить в моё подсознание закладку. Если ты решишься убить меня, если ты даже подумаешь об этом, то я подчинюсь, что бы я сама об этом ни думала. Я также не могу изменить твой разум, или разум кого-то из нашей семьи. Теперь уже не могу.

Это, наверное, был самый тревожный разговор, когда-либо состоявшийся между отцом и дочерью — но меня он почему-то успокоил. Может, дело было просто в знании того, что несмотря на происшедшие с ней тёмные перемены, Мойра всё ещё ставила свою семью впереди себя. Не в силах удержаться, я подался вперёд, и поцеловал её макушку.

— Может, мы и чудовища, но мы защитим тех, кого любим. Не так ли?

Мойра дёрнула головой, едва сдерживая чувства:

— Мы будем чудовищами — чтобы им не пришлось.

Глава 28

Наш пленник сидел за столом у одной из стен главного зала, и тушёное мясо из тарелки с ложкой в одной руке, и с большим куском хлеба в другой. Рядом стоял и внимательно наблюдал за ним один из моих стражников, но делал он это не один. На незнакомца пялились все мужчины и женщины, завтракавшие в зале.

Низкорослый пленник поднял на меня взгляд, когда я остановился рядом. Уронив ложку, он встал, и быстро поклонился:

— Милорд, простите, я вас только что заметил! — Он говорил низким голосом и без акцента, несмотря на тот факт, что до сегодняшнего дня никогда не говорил на нашем языке.

Я видел следы погружённой в его череп магии моей дочери, и хотя мне было не по себе от того, насколько эффективно та работала, я не мог не впечатлиться тем, как безупречно она наделила его знанием нового языка.

— Как тебя зовут?

— Санэр, милорд, — быстро ответил он.

Когда он произносил своё имя, он это сделал со странным акцентом, и я догадался, что это скорее всего результат произнесения без помощи магии моей дочери.

— Почему твой народ напал на нас? — внезапно спросил я.

— Они думали, что вы в ответе за кражу нашей земли, милорд, — отозвался он. — Хотя теперь я понимаю, что они ошибались. Мне не следовало им помогать.

— И ты теперь поможешь нам?

— Конечно же, милорд. Я помогу вам всеми своими силами, — с чувством сказал Санэр.

Было очень странно слышать такие слова повиновения от человека, который совсем недавно был твёрдо намерен нас убить, но пока всё выглядело так, что внесённые Мойрой изменения работали как и было обещано, поэтому я копнул глубже:

— С чего мне тебе доверять?

Санэр опустил взгляд:

— Леди Мойра изменила меня. Мир теперь стал другим. Я каким-то образом могу говорить на вашем странном языке, и я также знаю, что буду поступать согласно вашим желаниям. Я на самом деле не понимаю этого, но это — правда.

— Тогда расскажи мне о своём народе, — приказал я. — Опиши, как вы сюда попали.

— Они — не мой народ, милорд, — ответил карлик. — Уже не мой.

Я поднял бровь:

— О, тогда к какому народу ты по-твоему принадлежишь?

— Ни к какому. У меня больше нет народа, но я принадлежу вам, — отозвался Санэр.

Мне было не по себе от абсолютной преданности в его взгляде.

— Тогда расскажи мне про анголов, которые некогда были твоим народом.

— Они — гордая раса воинов, гораздо величественнее слабых людей, которых я видел здесь, в вашей крепости, — честно сказал карлик. — Племя, в котором я родился, Талбран, насчитывало почти две тысячи человек.

— Племя? Они что, не входят в более крупную нацию?

— Нет, — сказал Санэр. — Великие давным-давно повелели, что мы не должны собираться или вступать в более крупные союзы. Каждое племя живёт в своём месте в горах, хотя они в некоторой степени торгуют между собой. Любой, кто противится этому правилу, уничтожается, а имя его стирается из записей предков.

Вот теперь меня обуяло любопытство:

— А Великие — это какие-то племенные старейшины?

— Они — не люди, — с нажимом сказал Санэр. — Их могущество и гнев не подлежат сомнению.

Мойра послала мне безмолвную мысль:

— «Я уловила это в одной из его мыслей вчера вечером, но это должно кое-что прояснить. Лидер Великих известен как Мал'горос.

От этого откровения у меня закружилась голова. Неужели анголы были родом из того места, которое Ши'Хар создали для Кионтара? Было ли это возможным? Я понятия не имел, что там находилось. Я знал, что Тёмные Боги содержались в ином измерении, которое должно было защищать наше измерение от внешних угроз, конкретнее — от АНСИС, однако я всегда воображал его как некое пустое место.

Дальнейшие расспросы показали, что мир Санэра был очень похож на наш, с лесами, полями и горами. Анголы жили в основном в горах, в часто разбросанных деревнях, насколько я смог понять. Когда я вывел его наружу и попросил указать направление, то выяснилось, что его деревня каким-то образом переместилась в местность примерно в дне пути на север от Арундэла, как раз по ту сторону от границы между Лосайоном и Гододдином.

— И сколько ещё членов Талбран осталось в вашей деревне? — через некоторое время спросил я.

— Где-то тысяча, наверное, — ответил Санэр. — В основном женщины и дети, а также старые воины.

Другими словами, почти все взрослые мужчины из его племени были мертвы. Было время, когда осознание этого факта вызвало бы во мне разрушительное чувство вины. Однако теперь я хоть и чувствовал сожаление, но это было лишь очередным дополнением к куче сожалений, которую я держал в тёмном хранилище своей души. Недопонимание или нет, они угрожали моим людям, они напали первыми, и я больше не был достаточно добрым, чтобы сколько-нибудь времени укорять себя за случившееся.

— И что с ними будет?

Лицо Санэра на миг исказилось — внутри него боролись противоположные эмоции. На миг я задумался, не сломается ли магия Мойры под таким давлением. И если так, то умрёт ли Санэр прямо у меня на глазах? Затем его лицо разгладилось, и он ответил:

— Они будут голодать. Хранилища еды были потеряны, когда деревня переместилась. Полей больше нет. Большинство охотников ушло с отрядом воинов. Сам отряд был отчаянной мерой — попыткой найти или отнять надёжный источник пищи.

* * *

На другом конце Лосайона Мэттью и Грэм летели во главе группы из пятидесяти конных солдат. Они прибыли в Кэнтли по Мировой Дороге глубокой ночью, вскоре после полуночи. Не теряя зря времени, они сразу же выехали: Мэттью и Грэм — верхом на драконах, Зефире и Грэйс, а солдаты — на лошадях.

Благодаря их усиленному зрению, не говоря уже о магическом взоре Мэттью, тьма не была препятствием для всадников на драконах, однако для всадников на лошадях в безлунную ночь она представляла серьёзное препятствие. Поэтому Мэттью держал набор из десяти светящихся сфер, паривших у них над головами, чтобы освещать путь.

Ночное освещение само по себе было рискованным делом для военной экспедиции. Это значило, что они были хорошо освещены для любых врагов, какие могли ждать впереди, в темноте — они были идеальными мишенями, однако это смягчалось уверенностью Мэттью в том, что он сможет обнаружить любых скрытых врагов задолго до того, как солдаты окажутся в пределах досягаемости их дальнобойного оружия.

Пока что было важнее догнать королевские роты до того, как те встретятся с уничтожившим Бродинтон врагом.

Те, кого они пытались догнать, отбыли предыдущим утром. Если они ехали восемь часов, то должны были всё ещё находиться где-то в четырёх-пяти часах пути впереди отряда. При некоторой удаче отряд мог догнать их раньше, чем они снимутся с лагеря поутру.

До рассвета ещё оставалось несколько часов, когда Мэттью ощутил движение впереди. Подняв руку, он объявил остановку, пока сам рассматривал то, что показывал ему магический взор. Затем он объявил:

— В нашу сторону направляется большой отряд людей. Почти все они двигаются пешком, и некоторые из них несут факелы.

— Королевские солдаты? — напряжённо спросил Грэм.

— Трудно определить с такого расстояния, — сказал Мэттью. — Они всё ещё более чем в миле от нас. Через несколько минут узнаем. — Потянувшись своей силой, он произнёс слово «Хасэт!» — и висевшие над ними светящиеся сферы исчезли. Они оказались в полной темноте, и солдаты начали ворчать. Встречать возможного врага, будучи по сути слепыми, было им не по нраву.

— Мы не хотим выдавать наше местоположение, — сказал Грэм голосом спокойным, но достаточно громким, чтобы его услышали. — Это также позволит нашим глазам привыкнуть к темноте.

— Как бы они ни привыкали, всё без толку. Темнота кромешная, — пробормотал кто-то из солдат.

— Я освещу поле, когда они почти доберутся до нас. Это должно их удивить, — сказал Мэттью. Затем он оглядел окружающую местность. Река Сёрри лежала в пятидесяти ярдах справа, а край Леса Кэнтли был слева. Их отряд ехал по маленькому торговому тракту, который почти половину пути к Албамарлу шёл вдоль реки.

— Надо отойти к лесу, — предложил Грэм. — Деревья и темнота нас скроют — мы сможем относительно безопасно решить о том, напасть ли из засады, или помочь тем, кто к нам движется. Если это враг, то мы застанем их врасплох — они будут открыты на дороге, а отступать смогут только к реке.

Мэтт согласился, так что они начали осторожно заводить лошадей под прикрытие деревьев и кустов к северу от дороги. Теперь он яснее видел приближавшуюся группу, и теперь был точно уверен, что это были люди. Нормальные люди, а потому, скорее всего, гвардейцы Королевы. Он передал эту информацию остальным.

Затем он заметил, от кого они бежали — от массы низкорослых, грузных пехотинцев. Коротконогие преследователи съедали отделявшее их от королевских солдат расстояние равномерными, мощными шагами. Мэттью какое-то время разглядывал их, чувствуя, что в их движении было что-то странное, пока наконец не осознал, что именно.

Они не несли с собой факелов, и не имели магических источников света — и тем не менее двигались уверенно в темноте. В то же время гвардейцы Королевы двигались с трудом, спотыкаясь, хотя у них в руках были факелы.

— Они могут видеть в темноте, — пробормотал он.

— Что? — слегка встревоженно сказал Грэм.

— Гвардейцев преследуют несколько сотен тех низкорослых захватчиков. Они ничем не освещают себе путь, и, похоже, двигаются лучше, чем наши союзники, — объяснил молодой волшебник.

— Сколько королевских солдат впереди? — спросил Грэм.

— Меньше, чем у нас, — мрачно сказал Мэттью.

Сэр Грэм начал ругаться — то была дурная привычка, которую он в прошлом перенял у одного из своих наставников, Чада Грэйсона. Взяв себя в руки, он снова заговорил:

— Если солдаты Королевы бегут впереди, значит их скорее всего разгромили. Если мы попытаемся помочь им в такой темноте, они понятия не будут иметь, что происходит. Они будут бежать дальше. Это оставляет нас и наши пятьдесят человек биться с противником, превосходящим нас по численности в несколько раз. Однако если мы ничего не сделаем, то солдат догонят и убьют.

Мэттью не ответил, молча размышляя.

— Но у нас есть волшебник, и два дракона, — добавил Грэм.

Мэттью рассеянно ответил:

— И ты. Как воин, ты стоишь больше, чем осознаёшь. — Затем он вздохнул: — У врага тоже есть маги. Теперь я их вижу… четыре — нет, пять магов.

Грэм заворчал в темноте:

— Это ни в какие ворота не лезет!

Мэттью тихо сказал:

— Похоже, что всё именно так. Что думаешь делать?

— Будь я один, я бы вышел, и встал на дороге. Сразил бы столько врагов, сколько сумел бы…

Мэтт перебил его:

— Ты не один. Не валяй дурака. Мы сделаем это вместе. Я спрашиваю, как нам, по-твоему, следует расположить наши силы для удара из засады.

Грэм прикусил губу, размышляя:

— Их маги нас заметят, даже если мы спрячемся, верно?

Мэттью кивнул:

— Скорее всего. Поскольку они бегут, то могут заметить нас не так быстро, как если бы двигались шагом — но меня и драконов они точно заметят. В магическом взоре мы сияем как маяки.

— А что насчёт меня?

— Как только ты призовёшь свою броню, чары сделают тебе столь же видимым. До тех пор ты выглядишь почти как нормальный человек, — ответил Мэттью.

Грэм быстро принял решение:

— Бери драконов, и отлети назад. Я подожду на дороге, и встречу бегущих к нам солдат Королевы. Когда враг доберётся до меня, я призову броню, и замедлю их продвижение, пока вы с драконами сделаете круг, чтобы напасть на них со стороны реки. Как только начнётся бой, наши люди смогут ударить с этой стороны, и превратить бой в настоящую битву. Враги будут слишком заняты нами, чтобы приготовиться к драконам, когда заметят их. Полейте их огнём несколько раз, а остальных мы добьём сами.

Послушав, Мэттью кивнул:

— Звучит хорошо, но я спрыгну, когда драконы пролетят над ними в первый раз. В центре я смогу сделать гораздо больше, чем с воздуха.

Тут Грэйс подала голос, безмолвно заговорив у них в головах:

— «Это глупо. Ты не можешь собой рисковать, Мэттью. Да и Грэму тоже не следует выходить туда одному».

Грэм был частично согласен:

— Тебе не следует собой рисковать.

— Какая жалость. Ты не можешь мне указывать, что делать, — ответил волшебник. Затем он отправил Зефира в полёт, и Грэйс взлетела следом.

* * *

Грэм ждал на дороге, когда королевская гвардия побежала мимо него. Они заметили его в свете факелов, и отклонились с курса, огибая его по обе стороны. Он видел панику и страх в их взглядах, хотя по большей части они не были ранены. Раненные не могли бежать, а если и могли, то уже давно отстали. Он махнул пробегавшим мимо людям, игнорируя предостережения, выкрикиваемые некоторыми из них.

А потом кто-то его узнал:

— Это Грэм!

Тот, кто его узнал, замедлился до шага, а потом вернулся, с товарищем. Оба носили характерную броню, созданную годы тому назад для Рыцарей Камня. Это были Сэр Уильям и Сэр Томас.

Его зрение было достаточно чувствительным, чтобы видеть бежавших к ним врагов, а звуки их шагов были слышны даже Уильяму и Томасу.

— Следуйте за своими людьми, — громко сказал Грэм. — Сейчас слишком темно для боя, но через несколько минут станет светло. Когда это случится, уговорите как можно больше солдат вернуться.

— Но что ты…? — начал Сэр Уильям.

— Бегите! — крикнул Грэм. Затем он тихо прошептал командное слово, и в его руке появился Шип, в то время как облако металлических чешуек закружилось вокруг него, укладываясь на место.

С расстояния в пятьдесят футов он уже ясно видел врагов, и по предвкушению на их лицах онпонял, что они видели его не хуже, а возможно и лучше. Секунды спустя они добежали до него, и нанесли удары топорами с нескольких направлений одновременно.

Шип был длиннее, и Грэм не стал ждать, пока они приблизятся достаточно для нанесения глубоких ран. Первый взмах клинка Грэма задел троих, оставив раны глубиной лишь в считанные дюймы — но это послужило своей цели, заставив их остановиться. Другие захватчики уткнулись в них сзади, заставляя первых воинов анголов скучиться, в то время как толпа остальных потекла по обе стороны вокруг них.

Грэм не стал пытаться остановить движение своего двуручника после первого взмаха — вместо этого он воспользовался инерцией, одновременно метнувшись вперёд и вправо, заставляя своё тело сделать полный поворот. Вторая описанная Шипом дуга разрубила конечности, рёбра, оружие — всё, что появлялось на пути меча. Несколько врагов слегли замертво, становясь препятствиями на пути тех, кто бежал позади них, и хотя он испытывал искушение остаться там, где его присутствие начало замедлять врагов, Грэм не останавливался, направляясь к опушке леса у дороги.

Он намеревался преодолеть как можно большее расстояние вдоль первых рядов, чтобы оставить достаточно тел, остановив общее наступление анголов. Он сумел продвинуться на двадцать футов, прежде чем его неизбежно остановили. Грэм был окружён, а анголы были слишком ярыми, чтобы дать оставить ему место для дальнейшего движения. Танцуя с двуручным мечом в руках, он убил десять, затем пятнадцать, но не мог убить достаточно, чтобы выгадать себе необходимое пространство.

Отступая для уклонения от удара топором в лицо, он наступил на руку уже убитого им противника. Потеря равновесия была кратковременной, но её хватило. Один из врагов сумел сковать его сзади, сжав его правую руку в своих толстых кулаках.

Грэм отпустил рукоять, оставив Шип в левой руке, схватил крепкого воина правой, и метнул его в стоявших перед ним анголов. Одновременно он сумел взмахнуть Шипом, убив ещё одного воина слева, но в это время ещё двое сумели схватить его с правой стороны.

Грэм вырвал свою правую руку из их хватки, но затем вместо двух врагов стало четверо, потом шестеро — тяжеловесные воины задавили его толпой. Они не могли соперничать с ним по силе, поскольку даже двое или трое не могли мешать ему двигаться, но они давили на него одним только своим весом. Вскоре он оказался погребён под горой воинов, и его меч стал почти бесполезен.

Пока он лежал на земле, они били его руками и ногами, и иногда один из них находил достаточно места, чтобы врезать ему топором — но броня держалась. Грэм не отставал от них — его закованные в сталь кулаки ломали челюсти, рёбра, и разбивали черепа. Если бы бой так и продолжался, как простая драка, то он вполне мог сломить их всех, удар за ударом, но тут ему в голову врезалось что-то похожее на таран.

«Топор, наверное», — подумал он, силясь вернуть себе контроль над конечностями. Он был оглушён, и на него посыпалось ещё больше ударов, поскольку противники дали места остальным, позволяя им бить своим оружием.

Броня Грэма была практически непробиваемой, по крайней мере для всего, что человек мог сделать двумя руками и куском металла — но под зачарованной сталью он всё ещё был из плоти и крови. Тяжёлые удары, нанесённые, например, топорами или булавами, всё ещё могли оставить на нём синяки и ушибы. А слишком большое число ударов по голове могло его и убить.

Но тут его тело поднялось в воздух, и все хватавшиеся за него руки исчезли. Он обнаружил, что подвешен в шести футах над землёй, лицом вниз. Оглядевшись, Грэм увидел одного из анголов, стоявшего рядом — но этот был одет иначе, в мантию. Новоявленный враг держал в руке длинное копьё с острым наконечником, сочившимся зелёным огнём.

Маг анголов медленно поднял копьё, взяв его в обе руки, и направил его Грэму в плечо, будто намереваясь проткнуть его. На его широком лице играла улыбка.

Где был Мэттью? Куда делись драконы? Такие мысли мелькнули у Грэма в голове, но задержалась там воспоминание о его отце. «Неужели он так и чувствовал себя, не в силах остановить то, что его убивало?». Нет, Дориан умер, защищая свою семью. «А меня просто проткнут как свинью». Это было нечестно. Он не заслужил такой смерти. «Прости, Алисса…».

И тут мир взорвался.

Звук и свет обрушились на него волной, обрушились на всех. Звук был настолько мощным, что даже не воспринимался как звук — это скорее был как удар под дых, лишающий слуха, а свет был настолько ярким, что после него мир остался смазанным оранжевым пятном, будто Грэм глядел на солнце через закрытые веки.

Оглохшие и ослепшие, анголы не могли видеть последовавшее за этим пламя, упавшее на них с неба подобно обжигающему дождю… но они его почувствовали. Они вопили в агонии, но даже этот звук не был доступен их повреждённым ушам.

— «Ты в порядке?» — эхом отразился голос Грэйс в его голове.

— «По-моему, я умер», — мысленно ответил Грэм. Он попытался встать с земли, хотя и не помнил, как упал.

— «Не вставай», — предостерегла Грэйс. — «Я стою прямо над тобой, и не хочу, чтобы ты проткнул меня своим мечом».

— «Предполагалось же, что вы пролетите над ними, а не приземлитесь прямо посреди войска», — пожаловался Грэм.

— «Я изменила план, когда мы приблизились достаточно, чтобы увидеть происходящее», — ответила его драконица.

— «А где Мэттью?».

* * *

Мэттью стоял примерно в десяти футах слева от Грэйс, присевшей над своим павшим всадником для его защиты. В пятидесяти футах позади него сопровождавшие их солдаты, а также часть прежде отступавших, сражались с анголами. Большинство врагов перед ним горели и умирали, что было результатом драконьего огня Грэйс и Зефира. В сотне футах над ним в небе пылало искусственное солнце, превращавшее ночь в день.

Но ещё оставались сотни врагов, и как только резкое ослепление сойдёт на нет, бой должен был принять скверный оборот. Однако Мэттью не собирался оставлять всё как есть. Подняв левую — металлическую — руку над головой, он сжал кулак, и послал команду усилием мысли, добавив толику силы. Часть начертанных на металле рун ненадолго вспыхнули, и в воздухе над ним появились два металлических треугольника, призванные из карманного измерения, где он их надёжно хранил.

Потянувшись к ним двумя отростками тонко свитого эйсара, он ухватился за них, держа их на месте и приводя в действие встроенные в них чары. Из треугольников выросли мерцающие плоскости абсолютной черноты, расширив стороны треугольников до трёх футов.

После чего треугольники стали вращаться.

Мэттью усилием мысли послал их в полёт в двух разных направлениях, прочь, лишь в двух футах над землёй. Подпространственные клинки безошибочно рассекали воздух, и первым делом нашли магов анголов, прежде чем те успели оправиться от шока. Затем оружие продолжило лететь дальше, раз за разом пересекая поле туда-сюда, движимое волей Мэттью.

Некоторые воины приходили в себя, и, спотыкаясь, двигались, полу-слепые, в его сторону, но испепеляющий поток огня от Грэйс положил конец большинству из них. Несколько врагов с того конца строя, который не так пострадал от его флэшбэнгов, вскинули массивные арбалеты, но Мэттью уходил в сторону прямо перед каждым выстрелом. Создать щит он не удосужился. Ему хватало одного лишь дара Иллэниэлов. Ничто не могло коснуться его.

Он тщательно держал подпространственные клинки подальше от шедшего позади него активного боя, чтобы не убить и не покалечить случайно своих же, а вот остальная часть поля боя была для него открыта. Анголы умирали, и земля стала превращаться в густую, красную грязь, пропитываясь их кровью. Мэттью глядел на поле боя холодным, бесстрастным взглядом.

Узко сфокусированный луч зелёной силы внезапно ударил в него, но Мэттью снова просто отклонился в сторону. Последовали новые удары, и он осознал, что каким-то образом пропустил одного из вражеских магов. Коротышка стоял где-то в пятидесяти ярдах, у опушки леса, окружённый кучкой воинов анголов.

Призвав свои вращающиеся клинки обратно, Мэттью пошёл на мага, совершая длинные шаги, прерывавшиеся внезапными скачками, когда он уклонялся от арбалетных болтов и магических ударов.

Враг был могуч — сильнее чем все известные Мэттью волшебники, кроме его отца. Маг анголов был выше своих охранников, ростом чуть выше пяти футов, с седой бородой и с прихотливо вышитой столой на плечах.

На расстоянии десяти футов Мэттью остановился, и послал вперёд широкую, ветвящуюся сеть молний, чтобы расчистить защитников волшебника. Однако его враг был быстр, и вокруг всей группы появился широкий щит, укрывший их.

Губы Мэттью скривились в лёгкой улыбке. На такой ответ он и надеялся. Он усилием мысли послал вращавшиеся подпространственные клинки вперёд, разрубая щит и скрывавшихся за ним солдат. Волшебник анголов покачнулся, когда его щит был уничтожен, и попытался удержаться в сознании. Мэттью призвал подпространственные клинки обратно, и убрал их, прежде чем добить оставшихся вокруг карлика охранников рядом точных силовых ударов. Он не хотел допускать риск случайной смерти волшебника. Затем он нанёс по волшебнику широкий удар, который должен был скорее оглушить, чем ранить.

Волшебник анголов пытался защищаться, но последствия отката от разбитого щита лишили его сил. Его сбило на землю, а затем Мэттью ухватился за него своей волей.

— Шибал! — крикнул молодой человек, давя силой своей магии на разум оглушённого ангола.

В целом, попытки усыпить другого волшебника были делом тщетным, если только тот не был уже сильно ослаблен. После короткой борьбы заклинание Мэттью победило, и он потушил сознание ангола, погрузив его в глубокий, лишённый грёз сон.

Битва окончилась.

Глава 29

Что странно, у меня не было никаких срочных дел. Нет, королевство конечно было под угрозой войны от странного нового врага, и Ши'Хар, возможно, пошли против нас, и АНСИС где-то прятался, планируя перекроить всё человечество — но в этот конкретный день мне нечем было заняться.

Королева вернулась в столицу, выслав всем дворянам приказы собрать вассальных воинов, а Иган, предположительно, составлял список кандидатов в рыцари для Харолда. Гэри работал над своими антеннами. Пенни вместе с Питэром проверяла амбары, а Мойра присматривала за нашим пленником.

Мэттью и Грэм разбирались с опасностью в Кэнтли, а я… я сидел дома, размышляя над своим бытием. Посреди такого количества срочных дел это ощущение было для меня необычным.

Даже Айрин и Коналл были приделе. Они находились во дворе, где Коналл учил Айрин, как управляться с её недавно полученной силой. Линаралла отправилась с ними, хотя я не был уверен, в каком именно качестве — наблюдательницы или советницы.

Скорее всего вскоре предстояло принять множество решений. Созыв войск и приготовление к войне были сложной работой, но Капитан Дрэйпер своё дело знал, а мой камергер, Питэр, знал все детали жизни Замка Камерон лучше меня. Когда все думали, что я умер, и что меня больше нет, Пенни целый год управляла моими владениями в одиночку. Она знала, какие решения правильные, не хуже меня.

Вообще, возможно было лучше переложить большую часть решений на неё. Из-за потери руки она была сама не своя. Если уж я чувствовал себя бесполезным, то она скорее всего ощущала то же самое, помноженное на десять. Вместо того, чтобы отодвинуть её в сторону и разбираться со всем лично, я решил, что ей будет лучше, если я позволю ей зарыть её самосомнение в работе по управлению замком.

«Но а мне-то что делать?»

— Что-нибудь великолепное, — сказал я, отвечая на собственный вопрос с большим энтузиазмом, чем на самом деле ощущал. «Только вот я понятия не имею, что именно».

Мои мысли вернулись к Пенни. Я мог — скорее всего — решить проблему её руки, но недавнее лицезрение её угасающей эйстрайлин посеяло во мне семена сомнения. Я уже видел что-то подобное прежде — у моего друга Маркуса. И год спустя он умер.

Использование моей силы архимага для того, чтобы слиться с ней, могло создать значительную нагрузку на эйстрайлин Пенни. Это могло её просто убить.

Но она же ждала, что я это сделаю. Я сказал ей, что могу это сделать.

— Пришло время лгать, — сказал я, вздыхая. Возможно, я смог бы её отговорить, сказав, что времени на это уйдёт больше, чем на самом деле, или преувеличив опасность. «Ну, это действительно опасно», — напомнил я себе. «В результате слияния кто-то из нас может оказаться полностью потерянным — или даже оба». Но если честно, больше всего я боялся не этого. Теперь, когда я увидел, насколько слабой была её эйстрайлин, я боялся того, что у меня всё получится — а она потом всё равно умрёт.

Тут я и осознал, что надо делать. «Мэттью уже предложил это. Сделай ей руку». Как только у неё появится функциональное решение, безотлагательность слияния исчезнет. Пенни может и отказаться от попытки вернуть её родную руку просто на основании того, что это не стоило риска.

Встав, я направился к своей мастерской. Проходя мимо кухни, я крикнул Алиссе:

— Сходи найди Мойру. Скажи ей, чтобы встретилась со мной в моей мастерской.

Мысли складывались в моей голове слишком быстро, чтобы я мог облечь их в слова. Я частично помогал Мэттью в создании его собственной искусственной руки, поэтому я уже имел хорошее представление о сложностях требовавшихся для этого сочленений. Что важнее, я знал, в чём была самая крупная проблема.

Создания работающей руки было мало. Пользователю надо было иметь возможность ею управлять. В случае моего сына, это не было большой проблемой. Он был магом. Со временем и с практикой он научился управлять своей новой рукой лишь с помощью эйсара и своих мыслей. Ему даже уже не нужно было сознательно об этом думать.

Но Пенни не была волшебницей. Её новой руке нужно было двигаться самой по себе, согласно её мыслям.

Передо мной был мой чертёжный стол. Я вытащил большой лист, и начал набрасывать.

— Длинная и тонкая, — пробормотал я, рисуя контуры женской руки. — Чуть меньше, чем её настоящая рука, конечно же, чтобы было место для покрытия.

Мне нужно будет её присутствие, чтобы подогнать размеры под её оставшуюся руку, но придать металлу форму я мог быстро. Будучи архимагом, я в этом отношении имел значительное преимущество над Мэттью.

Вдоль нижнего края листа я начал составлять список функциональных требований для чар. Каждое сочленение требовало отдельных чар, и все эти чары должны были функционировать во всех положениях, чтобы Пенни могла использовать свою руку для точных, сложных движений. Эти отдельные чары нужно было координировать, чтобы движения были плавными и естественными.

— Надо ещё добавить чары, чтобы подогревать металл, — пробормотал я. С покрытием из мягкой оленей кожи вся конструкция будет ощущаться почти нормальной. Кожа также послужит для сокрытия выгравированных на металле рун. «Ещё надо будет добавить обратную связь», — подумал я про себя. «Давление и грубую механическую силу можно передавать из металлической структуры, а о температуре, фактуре и боли будет докладывать кожаное покрытие».

Я погрузился в мысли, и вскоре лист был покрыт рунами и диаграммами. Прошёл час, или, быть может, даже два, и я ничего не замечал, пока меня не окликнул голос:

— Пап?

Я обернулся. Мойра стояла в нескольких футах от меня.

— О! Вот ты где! Мне нужна твоя помощь.

Заглянув мне через плечо, она посмотрела на чертежи:

— Ты делаешь руку для Мамы?

Я кивнул:

— Что-то вроде руки твоего брата, но с более эстетичным подходом, — ответил я.

Она улыбнулась с одобрением:

— А я тебе зачем?

— Твоя мать — не волшебница, — начал я, после чего объяснил необходимость прямой связи между новой рукой и мозгом Пенни. Я закончил, рассказав ей, на какую именно помощь с её стороны я надеялся: — Ты создала что-то вроде заклинательного разума, чтобы переводить для нашего пленника-ангола. Сможешь сделать что-то похожее здесь?

— Встроить в металл? — неуверенно спросила Мойра.

— Да. Заклинательный разум мне понадобится, чтобы переводить её мысленные импульсы в команды движения для чар руки, а также для создания обратной связи от этих чар. — Я указал на чары, которые имел ввиду.

Она сжала губы, раздумывая:

— Думаю, что смогу. А эта часть зачем нужна? С остальными она не связана.

— Перманентная иллюзия, — объяснил я. — Если всё будет работать как надо, то ощущаться рука будет как настоящая для Пенни, но выглядеть она таковой не будет. Эти чары покроют её иллюзией, чтобы для остальных людей она выглядела как нормальная рука. Для тех, кто её касается, она будет казаться не совсем нормальной, но благодаря теплоте и мягкой коже ощущение должно быть не слишком странным.

— Это ты здорово придумал, — сказала Мойра, — но эту часть всё равно надо подсоединить, чтобы Мама могла иногда выключать иллюзию.

Я нахмурился:

— Зачем?

— Чтобы руку можно было почистить. Трудно мыть что-то, если не видишь, как оно на самом деле выглядит.

— О. — Это мне в голову не приходило. Две головы определённо лучше одной.

* * *

Я почти закончил свои планы, когда в моей мастерской появился ещё кое-кто. У него не было живого эйсара, а лишь движущееся тело. Это был Гэри. Когда он вошёл, я поднял взгляд:

— Как дела?

Он пожал плечами, неплохо имитируя совершенно человеческий жест:

— Многовибраторная сложная антенна будет готова к тестированию через неделю-другую.

— Рад слышать, — ответил я. — Было бы здорово в кои-то веки работать на опережение.

— Я тут подумал, — сказал Гэри, остановившись в конце очевидно незаконченного предложения.

Я немного помолчал, позволив тишине повисеть в воздухе.

— Я так понял, насчёт чего-то помимо АНСИС?

Он улыбнулся:

— Вот, что мне в тебе нравится.

Я поднял брови:

— Хм-м?

— Ты гораздо более наблюдателен, чем большинство органических существ, как в моём мире, так и в твоём. Нет, позволь мне поправиться. Ты более наблюдателен, чем большинство людей — органических или цифровых.

Несмотря на то, что он был машиной, Гэри явно наслаждался беседой. Иначе он не стал бы её затягивать — поэтому я подыграл ему:

— Это что, комплимент?

— Воспринимай его как таковой, — ответил андроид.

— Поговори с Леди Роуз. Ты найдёшь её ещё более интересной… если тебе именно умного разговора не хватает. — Я внутренне дёрнулся, произнося эти слова. Утверждение было несправедливым. Роуз была хороша отнюдь не только для беседы.

Гэри перестал ходить вокруг да около:

— Измерения, с которыми ты мне помог несколько дней назад, насчёт кривизны мира…

— Да?

— Они не такие, как ожидалось, — закончил он.

Я мог сделать множество различных предположений на основе этого утверждения, но я был не в настроении гадать. Поэтому я просто спросил:

— А чего ты ожидал?

— Сила тяжести в вашем мире такая же, как в моём, — сказал Гэри. — Предполагая, что у них похожая плотность, они должны быть примерно одинакового размера. И если так, то кривизна у них должна быть похожей, поскольку они должны быть сферами сходного размера.

Наши миры были аналогами друг друга в разных измерениях. Судя по тому, что рассказал мне Мэттью, они скорее всего должны быть почти идентичными практически во всём.

— Так они не похожи? — спросил я.

— Нет, — сказал Гэри. — Не похожи. Но то, как именно они не похожи, настолько специфично, что вызывает у меня подозрения.

Я ждал, зная, что он продолжит.

— Основываясь на кривизне, площадь поверхности вашего мира ровно в два раза меньше моего, — объявил он.

Это меня удивило, но мне было интересно, почему это удивило Гэри. Насколько я знал, он не был в курсе того, что нашим мирам полагалось быть почти идентичными.

— Ну, мир меньше. Чего в этом необычного?

Гэри нахмурился:

— Не прикидывайся простачком. Даже для тебя это должно быть необычным. Исходя из простой математики, это значит, что объём вашего мира должен быть на одну треть меньше моего. И сила тяжести должна соответствовать, если только миры не имеют значительной разницы в плотности.

Это я уже понял, но я знал относительно мало про то, что считалось «нормальным», когда речь заходила о плотности мира.

— Признаюсь, это кажется странным, но разве не может быть так, что наш мир просто значительно плотнее — достаточно, чтобы увеличить силу тяжести?

— Нет, — сказал Гэри. — Не может. Предполагая, что физика в вашем мире похожа на физику в моём — не может. Плотность твердотельных планет в солнечной системе должна лежать в пределах небольшого диапазона. А ваш мир, получается, лежит далеко за пределами этого диапазона. Также странно то, что общая площадь поверхности ровно наполовину меньше, чем в моём мире. Слишком много совпадений. Не знаю, как именно, но что-то в этих числах неслучайно.

С минуту я напряжённо размышлял. Делая кое-какие расчёты в уме.

— Если бы твой мир был разделён надвое, то площадь поверхности не поделилась бы пополам. Она была бы меньше. И сила тяжести уменьшилась бы в два раза, а не была бы постоянной. Возможно, ты слишком упорно ищешь смысла там, где его нет.

— Вот именно поэтому это всё и кажется бессмыслицей! — с чувством сказал Гэри. — Будь это что-то настолько простое — если бы кто-то смог разделить мир надвое, но сохранить площадь поверхности каждой половины идентичной, — то внутри миры должны получиться частично полыми. И опять же, как ты и сказал, сила тяжести была бы в два раза меньше.

Вернувшись к своим чертежам, я позволил своему взгляду пробежаться по странице. У меня не было времени размышлять о тайнах бытия.

— Если числа не совпадают с ожиданиями, то вывод прост. Твои предположения были неверны. Может, у нас мир просто меньше, и гораздо плотнее, чем те миры, что бывают в вашей вселенной.

После этого он ушёл, но я видел, что он не был готов принять такое простое объяснение как неоспоримый факт. Да и я, если честно, тоже так не думал. Его слова крутились на задворках моего разума, и хотя в конце концов они укатились ниже уровня сознательных мыслей, они всё ещё меня доставали — как зудящее место, которое нельзя почесать.

Глава 30

На следующее утро я попросил Пенни прийти в мастерскую, чтобы снять точные мерки с оставшейся у неё руки. Затем остаток утра я потратил, придавая форму металлической структуре, которая будет ей новой рукой.

Это был один из аспектов ремесла, в котором у меня было огромное преимущество. Будучи волшебником, я мог менять форму металла с помощью жара и силы, без необходимости использования кузницы, если я хотел всё делать магией — но это было утомительно и требовало много времени. Однако для архимага это было ещё проще. Мне не нужно было заставлять металл принять какую-то форму — я мог уговорить его менять очертания по моему желанию.

Всё, что мне требовалось — это временно пожертвовать частичкой своей человечности. Работать с чем-то настолько маленьким было несложно, и по сравнению с другими вещами, которые я постоянно проделывал, это было почти так же безопасно, как ездить верхом.

Серебристый металл, лежавший передо мной на верстаке, не был железом. У Гэри, наверное, было для него имя. Возможно, позже я у него спрошу. Я чётко дал земле понять, чего я хотел — и она меня обеспечила. Основа для новой руки Пенни была прочной как лучшая сталь, но весила в два раза меньше. А после зачарования она должна была стать ещё прочнее.

Зная Пенни, это было необходимым. Я сделал себе мысленную пометку напомнить ей, чтобы она стала ещё осторожнее, колотя людей новой рукой, когда та будет закончена. Она уже привыкла к тому факту, что увеличенная благодаря дракону сила иногда делала лёгкие удары опасными, когда она наносила их по нормальным людям, но наличие руки, состоящей почти полностью из металла, сделало бы какой-нибудь импульсивный удар ещё опаснее.

Я верхней части металла форму скругленного конуса, который насаживался бы на то, что осталось от её руки, и часть плеча. Я хотел, чтобы ей было удобно, и после прилаживания ремней крепление должно было передавать значительное давление её её плечу и скелету, иначе рука была бы не очень эффективна в бою. Я хотел, чтобы она могла использовать с этой рукой столько же силы, сколько с другой.

От крепления рука сужалась, будучи слегка меньше её другой руки, чтобы оставить место для кожаного покрытия, пока не достигала локтя. Локтевое сочленение было особо хитрым — по крайней мере, по моему скромному мнению. Нижняя часть была цельной, а не в виде двух отдельных костей, как в нормальной руке, поэтому для облегчения как вращения, так и сгибания, я использовал шаровой шарнир.

То же самое я сделал на запястье, но для самой кисти я скопировал структуру нормальной руки более близким образом. Только у пальцев были петельные соединения. Полагаться на сухожилия и связки для их скрепления я не мог.

Удовлетворившись основой, я принялся за гравировку движущих чар, оставляя место для конечных элементов, которые позже будут включать в себя особые дополнения от Мойры и Мэттью. У меня не было времени для создания чего-то настолько вычурного, как призываемая Шипом броня, но Мэттью легко сможет добавить функцию для призыва щита.

Когда всё было закончено, я осознал, что управился гораздо быстрее, чем ожидалось. Я пока не был готов для работы над кожаным покрытием. Мне всё ещё нужно было сперва сходить в Уошбрук, и приобрести материалы. Поэтому вместо этого я начал работать над бронёй для Пенни.

Если бы я смог работать ещё неделю без существенных помех, то наверное смог бы закончить и броню, и руку. Лучше поздно, чем никогда. Моя жена будет экипирована не хуже, чем когда-либо были Рыцари Камня — возможно даже лучше.

Мне хотелось встроить атакующие чары в её руку или оружие, что-то похожее на огонь, который могли создавать солнечные мечи — но я этого не сделал. Хотя необходимая для этого мощь могла черпаться из уз дракона, это всё равно требовало от неё усилия воли, которое могло создать нагрузку на её эйстрайлин. Этого я позволить не мог. Я надеялся, что она позже не станет просить о чём-то подобном. Я мысленно пробежался по возможным отговоркам на этот случай. Мне не хотелось говорить ей о своём тайном страхе — что её дни сочтены.

Заскрипев зубами, я тихо зарычал. Я не смог спасти Марка, но будь я проклят, если не найду способ спасти Пенни.

Мои мысли прервал стук в дверь — снаружи стояла Линаралла. Когда я открыл ей, она осталась стоять на месте, но я видел в её обычно невозмутимой манере держаться что-то нехарактерное.

— Заходи, — сказал я ей.

Она вошла — когда она проходила мимо меня, её тёмно-сине платье тихо зашуршало. Моя недавно удочерённая приёмная дочь была прекрасным примером контраста, с серебряными волосами, ниспадавшими ниже плеч, обрамляя поразительные сапфировые глаза. Как все Ши'Хар, она была почти неземной, будто воплотившийся в плоть дух.

У меня тоже были голубые глаза, и люди часто это отмечали — возможно потому, что их оттеняли мои тёмные, почти чёрные волосы — однако глаза Линараллы были настолько насыщенного цвета, что выделялись даже на фоне её бледной кожи и сияющих локонов.

— Что тебя тревожит? — спросил я её.

Не меняя выражения лица, она зашевелила губами, произнеся:

— Я хотела поблагодарить тебя. Я также хотела поблагодарить Пенелопу, и, если ты позволишь, то я считаю, что могла бы помочь.

Я нахмурился в ответ на её слова. Не то, чтобы она никогда никого не благодарила, но это было редкостью. Девушка Ши'Хар никогда не грубила намеренно, но всегда была честной, иногда брутально честной. Из-за этого её часто неправильно понимали. Хотя у неё были эмоции, они были настолько приглушёнными, что казались отсутствующими. Во многих отношениях андроид Гэри был человечнее её.

— За что конкретно ты меня благодаришь? — спросил я.

Её взгляд впился в меня с интенсивностью, от которой мне было не по себе. Это было как смотреть на картину.

— Я благодарю тебя за то, что ты не научил меня тому, чему мой оте… нет, мой предок… хотел меня научить.

— Он всё ещё твой отец, — поспешно поправил я её, — даже если он говорит…

— Нет, — перебила она. — Не отец. С тех пор, как явилась сюда, я всё силилась тебя понять. Мне было сложно понять вас всех. Твои эмоции, все ваши эмоции, настолько интенсивные, и часто иррациональные, что поначалу я пренебрегла их ценностью. Тирион ответственен за моё зачатие, но он никогда не был мне отцом. И за это я благодарна. Когда он отказался от прав на меня, когда он назвал моим отцом тебя… я почувствовала облегчение.

Её слова были настолько откровенными, что я смутился, одновременно борясь с инстинктивным порывом обнять девушку. По прошлому опыту я знал, что такие жесты ей часто были неудобны.

— Тебе не нужно меня благодарить, — сказал я. — Для меня было честью принять тебя в семью.

Эйсар Линараллы изменился таким образом, какой у кого-то другого заставил бы меня думать, что человек расстроен, или, возможно, взволнован — но я знал, что для неё такое состояние было маловероятным. И тут я заметил дрожь в её руках. Её плечи двигались едва уловимыми рывками, слегка расходясь, затем останавливаясь, будто они не были уверены, что им полагается делать.

— Пожалуйста, не подражай мне, — сказала молодая женщина. — Я бы предпочла стать более похожей на тебя и Пенелопу, а не заставить вас стать такими, как я.

— Подражать тебе? — О чём она говорила? Тут она сделала шажок в мою сторону. Я внимательно наблюдал за ней, пытаясь проанализировать язык её тела — и терпя неудачу. Мой мозг не мог справиться с этой задачей, но тут сердце подсказало мне ответ. «Дурак, она хочет, чтобы ты её обнял».

Молча ругая себя за медлительность, я шагнул вперёд, и обнял её, крепко прижав к свой груди. Я понятия не имел, что сказать. Никакие из фраз, которые я мог бы произнести детям, не казались подходящими, поэтому я молчал.

Линаралла не отпускала меня, даже когда я ослабил объятия, чтобы дать ей возможность отступить. Она продолжала держаться за меня, крепко прижимаясь щекой к моей груди.

— Пока вы с Пенелопой не пришли меня забрать, я не осознавала, что научилась любить.

Мой взор затуманился, и я поцеловал её в макушку:

— Я горжусь тем, что могу называть тебя дочерью, — прошептал я.

Наконец она отпустила меня, и сделала шаг назад, разгладив перед своего платья, прежде чем сесть на единственный табурет в моей мастерской.

— Именно благодаря тебе и твоей семье я всему этому научилась. Это также помогло мне распознать любовь, которую я получала от матери.

— Под матерью ты подразумеваешь…

— Лираллианту, — закончила она за меня. — Она — всё ещё моя мать, хотя я считаю, что мне повезло теперь иметь и вторую. Пример Пенелопы, и твой, помог мне понять то тепло, которое я ощущала исходившим от неё. Учитывая природу старейшин Ши'Хар, я могла общаться с ней напрямую недолго и нечасто, но в этих разговорах всегда было что-то — какое-то чувство, которому я не могла подобрать название. Теперь я понимаю, что это было.

— Я никогда не ощущала того же самого от Тириона, — добавила она секунду спустя. — С тех пор, как я вернулась, я много думала об этом. Я снова и снова просматривала у себя в голове то, что я знаю о его прошлом. Несмотря на то, что я знаю его историю, и даже зная твой её пересказ с его точки зрения, я сбита с толку. Я всё ещё не очень хорошо это всё понимаю, но его тогдашние действия, не говоря уже о нынешних, кажутся мне бессмысленными. Они противоречат всему, что я видела здесь, с тобой. Если вы оба — люди, если вы оба чувствуете одно и то же, то как он может так сильно от тебя отличаться? Неужели ты бы сделал то же самое, будь ты на его месте?

Голос Линараллы был спокоен, но я заметил в нём лёгкую нотку боли, резанувшую мне по сердцу. Я в последнее время не слишком обращал на неё внимание — она всегда была такой тихой. Было легко отмахнуться от неё как от наблюдательницы, как от лишённой эмоций или, возможно, никак не воспринимавшей окружавших её людей. Но истина была совсем иной — молча, не беспокоя никого вокруг, она одна-одинёшенька силилась понять парадоксы сердца, используя единственный имевшийся у неё инструмент — её интеллект.

Ей нужен был ответ, которого у меня не было, но во мне горела решимость ей помочь. В её взгляде была скрытая мольба — тайное, отчаянное желание понять. «Тирион, ублюдок ты этакий!» — внутренне выругался я. «Ты хотел, чтобы я научил её жестокой реальности предательства, но ей нужно другое. Ей нужен отец». До этого я на самом деле не рассматривал её как свою дочь. Она была слишком непохожей, слишком чужой. Но я готов был сделать всё, что в моих силах.

— Ты знаешь, что такое мудрость? — сказал я, отвечая на её вопрос своим собственным.

Линаралла слегка наклонила голову вбок, чуть-чуть напомнив мне Хампфри:

— Мудрость — это использование рассуждения для определения наиболее эффективного образа действий по достижению желаемого результата. В целом, о ней говорят, когда изучают долговременные последствия, в отличие от кратковременной выгоды.

Я покачал головой:

— Нет. — Вообще-то, я посчитал её ответ достаточно близким, но в нём не хватало ключевой детали. — То, что ты только что описала — это функция интеллекта, и она похожа, однако мудрость — это атрибут, позволяющий нам выяснить, что является правильным. Мудрость — это применение одновременно интеллекта и эмоций для принятия моральных решений. Правильное и неправильное не существуют в сфере чистого интеллектуального мышления — их можно выявить лишь применив не только разум, но и сердце.

Тирион — умный человек, но в том, что касается мудрости, он провалился. Я не знаю, что бы я сделал на его месте, но я не могу поверить, что я пришёл бы к такому же состоянию, к какому пришёл он. Большинство людей имеют схожую эмоциональную реакцию на насилие, предательство, пытки, и все те страдания, через которые он прошёл — но через призму мудрости некоторые из нас реагируют не как все, — объяснил я.

— А что бы сделал на его месте мудрый человек? — спросила она меня.

— Все люди страдают — и мужчины, и женщины, — начал я. — Это — часть жизни, подобно дыханию. Некоторые впитывают страдание, делают его причиной своего существования… они творят из своих страданий тёмную причину жить дальше — отмщение. Мудрые люди принимают свои страдания, и ищут совсем иного. Они ищут решения, способы уменьшить страдания других, даже если для этого им самим требуется страдать больше.

Я настрадался больше других — может, и не так много, как Тирион, однако я решил не позволить страданиям определять меня. Вместо этого они помогают мне сопереживать остальным. Они заставляют меня пытаться помочь остальным пережить их собственные невзгоды и испытания. Вот, что лежит в сердце истинной семьи — желание помочь друг другу перед лицом невзгод, а не просто слепо пытаться причинить боль тем, кто сделал нам плохо. — Я замолчал, позволяя моим словам улечься в её голове.

Через некоторое время Линаралла заговорила:

— Я всё равно его не понимаю. В чём был смысл его брутальных тренировок? Если я ему безразлична, то почему он причинил мне так много боли, уча меня сражаться?

— Ты ему безразлична потому, что он сам себе безразличен. Ты была продолжением его гордости — инструментом для увеличения его могущества. Он скорее всего и сам себя не понимает, — печально сказал я.

Линаралла снова поймала мой взгляд, уставившись мне прямо в глаза:

— Я хочу помочь Пенелопе. Пока я была на острове, я по-моему узнала кое-что, способное ей помочь.

Я не мог не заинтересоваться:

— Что именно?

— Мои предки создали очень продвинутые методы использования заклинательных плетений для исцеления ран. Один из таких методов позволял трансплантацию живых тканей от одного человека другому. Если я смогу научиться этой технике, то смогу отдать Пенни мою руку, взамен той, что она потеряла, — сказала Линаралла.

Меня ошарашило само только это предложение. Я ответил, со своей неизменной выразительностью:

— Чего?

— Я хочу отдать ей мою руку, — повторила молодая женщина.

— А тебе она разве не нужна? — тупо спросил я. Мои высшие мыслительные функции всё ещё были заблокированы.

Линаралла покачала головой:

— Не настолько, насколько она нужна Пенелопе. У меня есть магия. У неё — нет. Благодаря заклинательному плетению я могу создать сколько угодно конечностей для любых необходимых мне целей. — Подчёркивая этот довод, она тут же вырастила у себя из-под левого плеча похожую на руку конечность, целиком состоявшую из заклинательно сплетённого эйсара. Конечность потянулась вверх, и похлопала Линараллу по щеке трёхпалой ладонью. — К тому же, в конце концов я брошу это тело, и стану Старейшиной. Сколько у меня в тот момент будет рук и ног, совершенно не важно.

— Нет, — твёрдо сказал я, выставив ладони, чтобы подчеркнуть свой ответ.

В её взгляде появилось любопытство:

— Разве это не мудро? Эта рука не является для меня необходимой или важной, но Пенелопе может сильно помочь.

— Мысль хорошая, но нерациональная, — возразил я. — Ты потеряешь руку, и ничего взамен не приобретёшь.

— Ты только что сказал мне, что мудрость — это не только разум. Я люблю Пенелопу. Она дала мне гораздо больше, чем я могу отплатить. Я почти не пострадаю, потеряв то, что мне почти не важно, восстанавливая её — маленькое страдание ради прекращения страдания большого. Согласись, это мудро! — Голос Линараллы повышался по мере того, как она говорила, и последние слова она сказала с таким чувством, какое я никогда прежде от неё не слышал.

Мне хотелось согласиться. Это казалось логичным — но я не мог:

— Нет. В твоей идее есть мудрость, но ты игнорируешь сердце и волю Пенни. Мудрость должна принимать во внимание нечто большее, чем просто объективное добро — есть ещё добро субъективное. Она будет не рада тому, что ты потеряешь руку. Она не примет это решение, а если её заставить, то она потом будет чувствовать вину и сожаление.

Линаралла склонила голову, позволив упавшим вперёд волосам скрыть её лицо:

— Это нечестно. Я хочу помочь. Разве она не поймёт этого?

— Она будет вне себя от радости, когда узнает, насколько она тебе небезразлична, — мягко сказал я. — И этого достаточно. Однако у меня есть другой вопрос. Твоя мать так и не получила лошти, и насколько я знаю, её не учили продвинутым лечебным магиям Ши'Хар. Даже если тебе дали лошти твоего отца, в нём содержится то же знание, какое унаследовал я — а я о такой возможности не знал. Откуда ты получила это знание?

— Прочитала.

Я снова был удивлён:

— Прочитала? Где?

Линаралла подняла взгляд, и улыбнулась с лёгким выражением озорства на лице:

— Мать пустила корни в месте, где когда-то рос один из древних Старейшин Иллэниэлов. В каверне под землёй сохранились записи. Она позволила мне войти и почитать, хотя их было слишком много, так что я смога лишь пробежаться по верхам.

Тирион об этом не знает, — закончила она, сжав губы.

Мои мысли пустились вскачь, пытаясь осознать все последствия того, что мне только было открыто. Язык Ши'Хар, эроллис, в письменном виде представлял из себя трёхмерные структуры, походившие на маленькое дерево или куст. Эта система письменности была настолько сложной, что очень немногим людям хватало терпения ей научиться, да никто и не мог ей научить. Дети Ши'Хар, вроде Линараллы, рождались с этим знанием, а я обладал им лишь потому, что унаследовал знания лошти.

Старейшины Ши'Хар «растили» свои скульптурные записи, создавая их из эйлен'тирала — деревянного материала, бывшего крепче стали, и практически неуязвимого для гнили или старения. Законченная скульптура на эроллис имела три оси, переходившие из «корней» прошлого в «ветви» будущего. Три оси носили названия личной, объективной и субъективной, и могли ветвиться по мере роста записи, создавая письменную скульптуру, выглядевшую очень похожей на живое растение.

Я никогда не думал о том, где Ши'Хар могли хранить свои записи, но было разумным, что если их растили Старейшины, то располагаться они могли под землёй — и если это было так, то до сих пор вполне могли существовать и другие скрытые библиотеки. Даже если бы их нашли, люди не поняли бы, что это такое.

Тот факт, что Лираллианту пустила корни над одной из таких библиотек, также являлся необычным совпадением — а совпадения всегда были подозрительным делом, когда речь заходила о Ши'Хар Иллэниэл. Неужели они знали, что она найдёт? Содержалась ли в этой библиотеке информация, изъятая из полученного Тирионом лошти?

И почему Лираллианта скрывала это от своего партнёра? Очевидно, спланированный на тысячи лет замысел Иллэниэлов по выживанию ещё не подошёл к концу. Скрытое знание наверняка было важным, иначе его бы не сохранили. Оно также наверняка было опасно для их плана, иначе его не скрыли бы от Тириона, не делавшего никакой тайны из своего желания разрушить всё, ради чего они трудились.

Тирион думал, что проиграл. Несмотря на то, как он себя ненавидел, и несмотря на его жажду отмщения любой ценой, он чувствовал, что его обыграли, использовав для воскрешения Ши'Хар. Если он узнает о том, что скрыто под корнями Лираллианты, то вполне может решить использовать это знание, чтобы уничтожить их вместе с их планами навсегда.

И, к сожалению, согласно известной мне части их пророческих планов, это также вполне может положить конец всему человечеству.

Надо было что-то делать. «Но будь я проклят, если знаю, что именно».

Глава 31

Насчёт найденного Линараллой скрытого знания я никому не сказал, хотя таки поделился её дичайшим планом по замене руки Пенни. Я знал, что моя жена будет польщена — и она в самом деле расчувствовалась до слёз. Как и ожидалось, она была категорически против этой идеи, но всё равно была тронута.

На следующее утро я отправился в Уошбрук, и нашёл кожу и другие вещи, требовавшиеся для завершения руки Пенни, а потом вернулся к работе. Мы по-прежнему не получили никаких вестей от Мэттью и Грэма, но должны были верить, что они в порядке. Тем не менее, ожидание сводило Пенни с ума.

Время шло к ужину, и я шёл обратно к дому, когда вдруг ощутил всплеск эйсара, и на тропинке передо мной появился человек — молодая женщина, стоявшая прямо перед нашей дверью. Яркая аура выдавала в ней мага, и я обнаружил, что уже успел рефлекторно усилить свой личный щит.

Более того, она была закутана в иллюзию, скрывавшую её истинный облик. Мои глаза видели, что она носила высококачественное льняное платье, окрашенное в жёлтые и синие цвета,но магический взор говорил, что это — ложь. Не было никакого платья — она носила куртку, штаны, и кожаные сапоги; правда, я понятия не имел, какого они были цвета. Её длинные светлые косы также были ложью.

После кратковременного шока я осознал, что её эйсар был мне знаком, и тут она бросила на меня взгляд, исчезла, и снова появилась прямо передо мной. Это было так внезапно, что я едва не нанёс резкий удар потенциально летальным силовым копьём, и лишь едва-едва удержался. Целая жизнь, полная смертоносных конфликтов, выработала у меня некоторые инстинкты, категорически не годившиеся для естественного, мирного существования.

Она была высокой для женщины — с этим иллюзия ничего не могла поделать. Но даже так ей пришлось смотреть слегка вверх, чтобы поймать мой взгляд. В её глазах мелькнула игривая искорка, когда она сказала:

— Скучал по мне?

Мой разум всё ещё приходил в себя от прилива адреналина, но где-то за кулисами моё подсознание уже нашло ответ.

— Керэн? — спросил я. — Это ты?

— Ага! — радостно ответила она на бэйрионском с её странным акцентом. — Я тебя напугала? Ты на секунду выглядел так, будто собирался сделать со мной что-то ужасное.

Я выдохнул, затем сделал глубокий вдох, пытаясь унять своё сердцебиение.

— Немножко — да. Ты не выглядишь собой.

— О! — воскликнула она, после чего скрывавшая её иллюзия растаяла, явив молодую женщину с растрёпанными, кудрявыми чёрными волосами и светло-синей кожей. Как и у Линараллы, её уши имели заострённые кончики, но, несмотря на странный внешний вид, она была полностью человеком. У неё отсутствовало семя разума, в отличие от детей Ши'Хар. Вместо этого она была рождена как результат экспериментов людей из её мира. — Так лучше? — спросила она меня.

Я улыбнулся:

— Гораздо. Как у тебя дела? Мы тебя несколько месяцев не видели. Уже начинали беспокоиться.

— Да всё хорошо — я тут адаптируюсь к этому новому миру, и всё такое, — ответила она, будто это было мелочью. — Последние несколько недель я в основном обитала в Айверли. Обожаю тамошнюю погоду.

— А мне почему-то думалось, что ты будешь больше путешествовать.

Её лицо оживилось:

— О, я путешествую! Просто ночую я в Айверли. Я там взяла в аренду домик, но днём я много передвигаюсь. Я побывала в каждом связанном Мировой Дорогой городе, и путешествовала по многим окружающим их городам и деревням. В последнее время я исследовала Южную Пустыню.

— Это мне кажется неприятной траты времени, — прокомментировал я.

— В пустыне красиво! — поправила меня Керэн. — Но я не провожу там весь день. Я похожу несколько часов, а потом делаю перерыв в каком-нибудь другом месте. К северу от Вёрнингхама есть прекрасные пляжи, а если мне надо охладиться, то в лесах Гододдина сейчас как раз прохладно. Когда я чувствую себя готовой, то всегда могу вернуться туда, где остановилась, и снова отправиться в путь.

— Говоришь, ты снимаешь дом в Айверли?

Она кивнула:

— Бриз там просто поразительный. Мне там нравится, потому что запах совсем не такой плохой, как в некоторых из посещённых мной городов.

Я не удивился бы, узнав, что Мэттью дал ей перед отъездом сколько-то денег, но аренда дома — это казалось мне чересчур. Я хотел спросить, как она за это платила, но этот вопрос показался мне нетактичным. Она вернулась нас посетить, или чтобы попросить у нас денег?

Она видимо что-то уловила в моём кратковременно молчании, поскольку ответила на мой вопрос раньше, чем я нашёл способ его задать:

— Я — курьер. Где бы я ни остановилась, я спрашиваю, нужно ли кому-то что-то доставить. Пока что я это делала по случаю, но я уже думала о том, чтобы предложить проверять определённые города в определённые дни и часы.

Теперь я понял — особенно потому, что я сам часто прикидывался жестянщиком. Люди в городах и деревнях часто спрашивали меня, куда я собирался двигаться дальше, и иногда платили мне за доставку сообщений. Дворяне часто делали то же самое, а если она готова была переносить вещи из одного королевства в другое, то они наверняка щедро ей платили. У обычных курьеров уходили дни или недели, чтобы делать такие доставки, а она могла управиться с такой работой за считанные минуты. Для волшебника из рода Морданов это был лёгкий заработок.

— Ну, мне приятно слышать, что у тебя всё хорошо, — сказал я ей. — Все будут рады тебя увидеть.

— А как у Мэттью дела? — внезапно спросила она.

«Ага», — подумал я, — «так и знал, что она и до него доберётся». Я улыбнулся:

— Когда я видел его в последний раз, у него всё было хорошо, хотя сейчас мы за него волнуемся. Он отправился помогать солдатам Королевы расправиться с новой угрозой. Наверное, он сейчас где-то к северо-западу от Кэнтли.

Насколько мы с Пенни смогли выяснить, между Керэн и нашем сыном сложились некоего рода отношения, хотя Мэттью был слишком замкнутым, чтобы поделиться с нами хоть какими-то подробностями. Когда Керэн внезапно решила отправиться путешествовать, мы волновались, что это указывало на их решение разойтись. Теперь я не был в этом так уж уверен.

Её лицо ненадолго приняло обеспокоенный вид, а потом расслабилось:

— Новая угроза? Но ничего серьёзного, надеюсь?

— Мы точно не знаем, — признался я. — У нас тут не так давно было крупное нападение, и мы думаем, что рядом с Кэнтли что-то случилось. Грэм и Мэттью отправились помогать королевским силам, на случай если там всё хуже, чем ожидалось.

— Но он же сам не в опасности, — сказала Керэн так, будто пыталась сама себя убедить. — Я хочу сказать, с ним же солдаты, и он — твой сын, так что сам он сражаться не будет.

Мне хотелось её успокоить, но правда была в том, что мы с Пенни сами сидели на иголках, дожидаясь вестей.

— Он сильный, — сказал я ей. — Я не послал бы его, если бы не думал, что он справится. С ним Сэр Грэм, самый грозный рыцарь в Лосайоне. Я верю, что они уберегут друг друга от вреда.

— Ты уверен?

— В этом мире ничего нельзя знать наверняка, Керэн, — сказал я ей. — Но я в них верю. Заходи, выпей чаю. Полагаю, ты и проголодаться успела. Пенни будет очень рада тебя видеть, а Гэри сам был не свой от беспокойства за тебя. Я дам ему знать, чтобы он к нам присоединился.

Керэн помедлила, разрываясь между желанием сразу же найти моего сына и необходимостью увидеться с отцом. Гэри был андроидом, но создан он был её биологическим отцом, и обладал воспоминаниями этого человека. Её настоящий отец умер, но Гэри любил её так, будто он и был её истинным отцом. В конце концов она кивнула.

Очередным шоком для неё стал вид Пенни. Их объятия приняли слегка неудобный оборот, когда Керэн осознала, что у моей жены только одна рука. Это вылилось в целую новую череду вопросов и объяснений.

Алисса приготовила ужин, поэтому мы все поели, прежде чем слишком углубиться в этот вопрос, но в конце концов мы закончили набивать животы, и начали разговаривать о более серьёзных делах, рассказывая ей о не давних событиях. Керэн постепенно всё больше тревожилась по мере того, как мы рассказывали ей о смерти Уолтэра, ранении Пенни, моей почти что смерти, а потом о моей отчаянной битве за воротами Уошбрука.

Чем больше мы говорили, тем больше я осознавал, что последние несколько недель были весьма ужасными. Мне было трудно удержаться от желания преуменьшить случившееся. Конечно, в присутствии Айрин и Коналла волноваться об этом мне не следовало. Каждый раз, когда я начинал приукрашивать события, они вставляли новые разжигающие беспокойство факты, чтобы всё выглядело хуже. Мои младшие дети будто не видели моих предостерегающих взглядов.

Гэри всё это время сохранял спокойствие, а когда я подумал, что мы закончили, он бойко напомнил нам о нападении на Роуз, прежде чем пуститься в объяснения насчёт его недавних попыток создать приспособление для обнаружения АНСИС. Это, однако, имело смысл. Будучи отцом, он хотел позаботиться о том, чтобы она знала как можно больше об опасностях, возможно грозящих нам и, соответственно, его дочери.

День так мог бы и закончиться, но когда мы убирали со стола, явились трое мужчин — Мэттью, Грэм и Сэр Томас. Мэттью и Грэм выглядели усталыми и грязными, а Томас был полностью облачён в латную броню, которую я ему сделал годы тому назад. Броня всегда выглядела чистой, поскольку никогда не ржавела, но из надетой под неё стёганой куртки шёл прогорклый запах пота и запёкшейся крови.

— Мы вернулись, — объявил Грэм.

Сэр Томас отвесил лёгкий поклон, увидев меня:

— Ваше Превосходительство, мы очень давно не виделись.

Мэттью промолчал.

В комнате воцарился хаос, когда все заговорили одновременно. До Мэттью первой добралась Пенни, но остальные от неё не слишком отстали. Вскоре всех троих окружили, и стали засыпать вопросами.

Мэттью терпел это лишь несколько секунд, прежде чем протолкаться на свободу:

— Я устал. Подробности узнаете у Сэра Томаса. — Пробираясь к выходу, он столкнулся лицом к лицу с Керэн, и на миг раздражение на его лице сменилось удивлением, когда его глаза слегка расширились. Однако его угрюмое выражение лица вернулось почти сразу же. — Ты вернулась, — без всякого выражения сказал он Керэн, и ушёл.

Айрин уставилась ему вслед:

— Вот почему он такой мудак? — Она в гневе отправилась было за ним, но Мойра положила ей ладонь на плечо.

— Оставь его в покое, — сказала Мойра младшей сестре. Затем она подошла к Керэн: — Он расстроен.

— Я его несколько месяцев не видела… — тихо пробормотала Керэн. Её эйсар пришёл в движение, будто она приняла какое-то решение.

— Керэн, постой! — окликнул я, беспокоясь, что она может исчезнуть. — Не уходи. Мне нужна твоя помощь.

— Сейчас? — спросила Керэн.

— Завтра, — ответил я.

Она начала было снова телепортироваться прочь, собирая эйсар, но Мойра поймала её за руку:

— Нам надо поговорить.

Две молодых женщины ушли вместе, а потом ушёл и Грэм, извинившись, и сказав, что ему надо увидеть мать и сестру. Алисса отправилась с ним. В результате с нами остался только Сэр Томас.

Томас пожал плечами, и слегка улыбнулся:

— Ещё осталось что-нибудь поесть?

* * *

— Эти двое спасли наши задницы, — сказал Томас. — Эти… как ты там их назвал?

— Анголы, — подсказал я.

Рыцарь кивнул:

— Анголы напали ночью, задавили часовых, и штурмом взяли наш лагерь. Обратили нас в бегство. Мы понятия не имели, что они могут видеть в темноте. Если бы твой сын и Сэр Грэм не объявились, то наши потери были бы значительно больше.

— А скольких вы потеряли? — спросила Пенни.

Томас вздохнул:

— Мы думали, что потеряли почти всех, но когда солнце взошло, и мы вернулись, то обнаружили, что многие из солдат разбежались в разных направлениях. Но мы всё равно потеряли почти половину. Анголы — брутальные бойцы.

— А что насчёт жителей Бродинтона? — осведомился я.

— Мы их нашли на следующий день. Анголы повернули на север, направившись к лесу. Людей взяла в плен более мелкая группа. Похоже, что они использовали жителей Бродинтона, чтобы везти добычу из города — в основном еду и скот. Мы полагаем, что у них, наверное, где-то в лесу есть деревня, но мы поймали их раньше, чем они до неё добрались. Королева уже сейчас отправила разведчиков на её поиски.

— Рад слышать. Мэттью кажется выбитым из колеи. Что-то случилось во время боя?

Сэр Томас потёр подбородок, ощупывая свою щетину. Сколько я его знал, он всегда предпочитал оставаться чисто выбритым, если не считать скромных усов. Он был одним из немногих выживших членов моих изначальных Рыцарей Камня, и, быть может, одним из самых мною любимых, благодаря его любезности и спокойствию. Если не считать его размера и атлетичного сложения, немногие догадались бы о его военной профессии, встретив его без брони. Томас был лишён надменности, столь часто встречавшейся в дворянах, и властности у него то же не было. Не знакомый с ним человек легко мог ошибочно счесть одетого в простую одежду Томаса за вежливого простолюдина… грузчика или кузнеца, наверное, учитывая его сложение.

Рыцарь тщательно пораздумал, прежде чем ответить — ещё одна черта, которая мне в нём нравилась. Он никогда не говорил впопыхах.

— Битва, в которой участвовал твой сын, была кровавой. Судя по тому, что я потом в нём увидел, я могу предположить, что она у него была первой. Верно?

— Вообще-то, он участвовал в нескольких крупных боях, хотя большинство из них были в ином измерении, — объяснил я.

— Другие измерения? А с чем он сражался? — осведомился Томас.

— В основном — с механическими чудовищами, насколько я понимаю, — ответил я. — Год или два назад он бился с одним из Тёмных Богов, не попавших под мою собственную чистку. Он уже показывал свою стойкость в весьма напряжённых ситуациях.

— Но с людьми он никогда не сражался? — подтолкнул меня рыцарь.

— А-а, — простонал я, наконец поняв. Уничтожать чудовищ — одно дело, но убивать собратьев-людей — дело совсем другое. Надо было сразу понять. «Насколько же я пресытился насилием, если мне это даже в голову не приходило?». — Насколько было плохо?

Томас поморщился:

— Для большинства из нас — брутально, как и любая война. Большинство солдат видели, как товарищей рядом с ними рубили на куски, и никогда не приятно видеть лицо другого человека, когда вонзаешь меч ему между рёбер. Не уверен, каково это — сражаться с помощью магии. Ему не пришлось никого убивать своими руками, но он очень многих перебил какого-то рода магическими вращающимися клинками. А потом, в конце, он загнал одного из выживших магов в угол, сразив его охрану, и захватил коротышку-мага живым. Кое-что из этого было весьма кровавым.

— Но для меня, по крайней мере, хуже всего был драконий огонь, — добавил Томас. — Вид сгорающих за живо людей — почти самое худшее, что вообще можно увидеть, или услышать… или этот ужасный запах.

От его описания я вздрогнул:

— Не напоминай.

Томас кивнул, извиняясь:

— Прости. Если по какому аспекту уз земли я и не скучаю, так это по возможности использовать огненную магию солнечного меча. — Он похлопал по прислонённому к его стулу зачарованному клинку. — В общем, можешь гордиться своим сыном. Уверен, что сейчас он сожалеет об этом, но он выиграл нам сражение. Если честно, то сперва принял его за тебя.

Я хохотнул:

— Мы правда похожи.

— Не, не во внешнем виде было дело, а в его манере держаться. Он свалился с неба, и встал так, будто всё вокруг принадлежало ему. А потом он зажёг небо — стало светло как днём. Он игнорировал всё, что против него выставляли. Несколько раз было похоже, что он уклонялся от стрел, веришь или нет. Что бы он ни делал, ничто его не волновало. Как только он ступил на поле боя, стало понятно — всё кончено. Анголы уже проиграли. Они просто ещё не знали об этом.

Рыцарь говорил это в качестве комплимента, но от его описания у меня по спине пробежали мурашки. Я сам слишком часто был в таком положении. Признавался он в этом или нет, мой сын наверняка страдал от своих решений. А ведь именно я позволил ему туда отправиться. Я встряхнулся, чтобы прочистить голову:

— А что насчёт Грэма? Ты рассказываешь почти так, будто только Мэттью всё и делал.

Томас улыбнулся:

— Это надо было видеть. Будто вернулись старые деньки. Именно он остановил их наступление — он, и тот большой дорианский меч. Я знал, что Сэр Сайхан учил его, но одно дело — услышать, а совсем другое — увидеть. Мы с Уильямом помогали как могли, но…

Когда его голос затих, я решил, что пришло время сделать предложение:

— А ты не скучаешь по узам с землёй?

— Почти в любой день я сказал бы «нет», — искренне ответил рыцарь. — Рыцарское ремесло очень похоже на солдатское. Девяносто девять дней из ста узы не нужны. Такая силу просто не требуется для мирной жизни, однако в день вроде того… ну, в ночь вроде той… в такие моменты мне её ужасно не хватало. Будь мы с Уильямом как прежде, то вполне могли бы не дать им обратить нас в бегство. Мы, наверное, всё равно потеряли бы много солдат, но смогли бы не дать врагам устроить такой бардак.

— Я тут поговорил с Королевой, — сказал я ему.

— Ты же не думаешь вернуть узы, а? — взволнованно сказал Томас. — Не думаю, что кто-то из нас долго протянет, если снова свяжет себя ими. — Он конечно же имел ввиду побочные эффекты от уз земли. Со временем связанные с частью земного сердца люди начинали приобретать черты своего источника силы. Начиналось это как грубые участки кожи, гранитные зубы, и в некотором роде негибкость мышления. Если оставить всё как есть, то в конце концов они превращались в каменных големов. Я их всех освободил от уз земли задолго до того, как до этого дошло.

— Я думал предложить тебе и Уильяму узы с драконом, — объяснил я.

— А что, есть ещё драконы? — Глаза рыцаря расширились. Число и существование других драконьих яиц я держал в строжайшей тайне. Большинство людей знали лишь о тех драконах, которые были у Пенни, Грэма и Королевы. Даже драконы Мэттью и Мойры по большей части были никому не известны.

— Есть, — признал я. — Мы с Королевой думаем, что Рыцарям Шипа следует их получить. Слишком много странных дел стало твориться, и слишком много мест нуждаются в защите.

— Сколько? — спросил он.

— Точное число я называть не буду. Я всё ещё считаю драконов моей личной прерогативой, однако я могу спокойно сказать, что мы можем предоставить их в достаточном количестве для обеспечения минимум пятидесяти рыцарей узами.

— Людей уже выбрали?

Я покачал головой:

— Это зависит от Харолда, хотя я могу представить, что он будет в этом деле искать совета у вас с Уильямом. Что думаешь?

Томас уже вскочил на ноги:

— Да!

Я обнаружил, что его очевидный энтузиазм вызывает у меня улыбку. Томас редко демонстрировал сильные эмоции.

— Хочешь познакомиться со своим драконом сейчас же?

На его лицо сошла тень, притушив его возбуждение:

— Харолду следует быть первым.

— Мы и так достаточно времени потратили зря, — возразил я. — Я перенесу тебя в пещеру. Потом сможешь вернуться по порталу. Что бы Харолд ни делал, ты сможешь подменить его, отправив сюда — и Уильяма с Иганом тоже. А потом завтра вы четверо можете начать поиски кандидатов на обучение.

Томас не мог удержаться, и последовал за мной ещё до того, как согласился.

— Кстати говоря, — начал он, разговаривая на ходу, — как насчёт брони вроде той, что у Грэма?

Я поднял бровь, оглянувшись на него через плечо:

— Тебе не нравится броня, которую я тебе сделал?

Он поднял ладони:

— Нет, нет, ничего подобного! Просто… ну, было бы удобно иметь возможность снять и надеть её одним словом, как это делает он. Мне было немножко завидно, когда я увидел её в действии.

Засмеявшись, я покачал головой:

— Боюсь, что ту броню делал Мэттью, и это отняло кучу времени. Тебе в обозримом будущем придётся удовлетвориться латами, которые я тебе дал.

Глава 32

Маленький зал для аудиенций Замка Камерон был местом, которое я редко использовал — но он оказался идеальным для маленького совещания, которое я спланировал в предыдущий день. В нём был стол, за которым могло усесться двенадцать человек, а два больших окна впускали значительное количество света. Он также был окружён уордами для приватности — это улучшение я внёс годы тому назад, на собственном опыте убедившись в его необходимости.

Последней прибыла Керэн, и по раздраженному выражению лица я решил, что перед приходом сюда она была у Мэттью. Она обменялась понимающим взглядом с Мойрой, сидевшей рядом со мной, а также скорее всего несколькими скрытыми телепатическими сообщениями. Но я не стал спрашивать. Иногда родителю надо просто верить, что дети сами разберутся со своими проблемами.

Линаралла сидела по другую руку от меня, а рядом с ней была Элэйн Прэйсиан. Тут мне пришло в голову, что в этом помещении собрались все волшебницы в Лосайоне, если только не считать тени Мойры Сэнтир, но она формально являлась магическим конструктом.

— Теперь, когда мы все здесь, рассказывай, что ты замыслил, старик? — спросила Мойра с проказливой улыбкой.

— То, что сам я сделать не могу, — загадочно сказал я.

Тут подала голос Элэйн:

— Знаешь, Джордж начинает думать, что ты имеешь что-то против него. Каждый раз, когда тебе что-то нужно, ты зовёшь меня.

Я вздрогнул. Джордж был её младшим братом, и формально она была права — он послужил бы моим целям не хуже, поскольку также обладал даром Прэйсианов.

— Ты права, — признался я. — Скажи Джорджу прийти ко мне после этого разговора. Мне нужна будет от него ещё кое-какая помощь, однако для нынешнего дела я бы предпочёл оставить всё между дамами.

— Так в чём дело? — прямо спросила Керэн.

— Я вчера узнал у Линараллы кое-что интересное. Под корнями её матери находится своего рода библиотека. Думаю, в ней хранится нужная нам информация, — сказал я им.

— И ты хочешь, чтобы мы её украли? — спросила Элэйн. — Разве это не опасно?

— Более правильно назвать это шпионажем, — прокомментировала Линаралла. — Моя мать скорее всего предложит нужное нам знание, если мы попросим. Ты нужна для того, чтобы мой отец не узнал о нашем присутствии. Верно? — Она повернулась ко мне, чтобы увидеть, правильно ли она догадалась о ходе моих мыслей.

Я кивнул:

— Я хотел бы взять тебя, Мёйру, Керэн и Элэйн на остров.

Мойра перебила меня:

— Почему Мёйру? Почему не меня?

— Чем больше тел, тем больше шанс быть обнаруженными. Мёйра может ехать с кем-то из остальных, выполняя ту же работу, что и ты, — объяснил я.

Дочь вздохнула:

— Так, посмотрим: Элэйн — чтобы скрывать наше присутствие, Линаралла — чтобы поговорить с её матерью, Керэн — чтобы потом всех вернуть обратно… а зачем тебе нужны тёмные таланты мага Сэнтиров?

— Для страховки. На случай, если их обнаружит кто-то из Крайтэков, Мёйра сможет стереть память любому, кто их заметит, — ответил я.

— Или, если их поймает и убьёт сам Тирион, она сможет отправить заклинательного зверя обратно, чтобы рассказать тебе о случившемся, — добавила Мойра, озвучив мою невысказанную мысль.

— Очень неприятная формулировка, — возразил я.

— Но предосторожность логичная, — заметила Линаралла. — К тому же, если я буду нести её с собой, то ты сможешь рассчитывать на то, что она полностью доложит тебе о любых разговорах между мной и моей матерью. Она также может суметь вызнать у Лираллианты информацию, которую не смогу получить я.

Будь я моложе, её холодный анализ моих скрытых мотивов заставил бы меня покраснеть от смущения. Вместо этого я лишь согласился с её наблюдениями:

— Я верю тебе, Линаралла, но довод справедливый.

— Я согласна, — сказала молодая Ши'Хар. Элэйн и Керэн также согласно кивнули.

Однако Мойра пока не была полностью согласна:

— Не соглашайся слишком быстро, Линн. Какая тебе польза от всего этого? Я понимаю, почему Папа хочет, чтобы мы это сделали, но по-моему звучит это так, будто мы тебя просто используем.

Линаралла улыбнулась:

— Я рада быть полезной, если это поможет моей семье. Мои побуждения такие же, как и ваши. К тому же, я хотела бы изучить записи. Если мы перенесём их сюда, то я смогу читать их в любое свободное время. Многие из них наверняка содержат техники заклинательного плетения, которым я могу научиться. Пока они находятся во владениях Тириона, они мне недоступны.

После этого мы ещё поговорили, но недолго. Мойра ушла, чтобы передать сообщение Пенни, а мы отправились в Тёрлингтон. Я планировал добраться туда Мировой Дорогой, но Керэн уже там побывала, поэтому телепортировала нас напрямую — не в город, но на само побережье. Там я собрал всех, и поднял нас в воздух.

На драконе полететь было бы проще, но тогда Элэйн пришлось бы скрывать и дракона по достижении острова. К тому же, я мог лететь быстрее, донеся их до берега острова за вполовину меньший срок.

Как только остров Тириона показался на горизонте, Элэйн укрыла нас завесой невидимости, а после приземления Керэн телепортировала меня обратно в Замок Камерон, прежде чем вернуться к своим спутницам. Теперь мне оставалось лишь ждать.

Поэтому я пошёл искать Мэттью. Он мне нужен был для части чар, которые я добавлял к новой руке Пенни. Я как дурак искал его дома, думая, что он всё ещё дуется, но оказалось, что он был в своей мастерской, с Гэри.

Они с Коналлом стояли снаружи мастерской, мастеря медную проволоку, чтобы помочь Гэри закончить антенну. Андроид молча наблюдал, но меня приветствовал кивком в мою сторону. Я стал наблюдать за ними, не мешая, пока они не закончили. В общем и целом я стоял там почти полчаса.

Когда они остановились, Коналл сказал мне: «Папа». Мэттью не удосужился словами — он всё ещё был в глубокой задумчивости.

— Помоги-ка мне, Мэтт, — сказал я, прерывая раздумья моего старшего сына.

— Э?

— Мне нужно, чтобы ты помог мне с чарами, над которыми я работаю, — объяснил я.

Мэттью посмотрел на Гэри, но андроид лишь пожал плечами:

— Остальное мы с Коналлом можем сделать и сами. Возможно, устроить тестирование мы сможем этим вечером. Я дам тебе знать.

Хмыкнув, Мэттью пошёл ко мне, и я повёл его обратно к моей мастерской. Он всегда был неразговорчивым, но сейчас казался подавленным. Трудно было сказать. Его и в лучшие-то времена нелегко было понять, а хоть что-то знать о его настроении мог только тот, кто мог читать его мысли.

Когда я показал ему свои чертежи, он мгновенно погрузился в работу. Ничего особо сложного там не было, особенно потому, что подобное он в прошлом уже проделывал. В этом случае добавка к руке просто позволяла призывать уже приготовленный мной зачарованный щит. Мэттью отточил необходимые для этого шаблоны ещё тогда, когда ковал Грэму броню и переделывал Шип, поэтому на эту работу у него ушло меньше часа.

Он закончил, и начал было уходить, так и не сказав ни слова.

— Мэтт, — сказал я, заставив его остановиться.

— Да?

— Ты в порядке?

Он пожал плечами:

— Нормально.

— Сэр Томас рассказал нам о битве, — начал я. — Он хорошо отозвался о твоих действиях, но я тут подумал…

Мэттью перебил меня:

— Я в порядке, Пап. Меня всё это не слишком тронуло.

Однако я не закончил:

— Знаешь, я сам прошел через множество кровавых ситуаций. Конечно, они все разные, всегда непохожи друг на друга. Если ты хочешь об этом поговорить, то я всегда…

Он не остановился, махнув рукой, опережая моё предложение:

— Знаю, Пап. Я в порядке.

Я посмотрел ему вслед. «Лжец». Мне хотелось пойти за ним, заставить его говорить, но я знал, что это не сработает. Он в конце концов перед кем-то раскроется, или не раскроется. Одно я знал точно: его это тронуло, вне зависимости от того, признавал ли он это.

«Быть родителем — самая трудная работа в мире», — подумал я про себя. «Я бы скорее готов был вести учётные книги, или посылать людей на войну. Они хотя бы меня слушают».

* * *

Керэн вернулась тем же вечером, и отыскала меня во внутреннем донжоне, где я подписывал заготовленные для меня Питэром документы. Если верить моему камергеру, я в последнее время слишком много филонил, хотя с моей точки зрения я работал слишком много. Мы на этот счёт никогда не сходились во мнениях. В глазах Питэра я делал что-то стоящее лишь тогда, когда сидел за столом и писал.

Я поднял взгляд, когда она вошла:

— Они в порядке?

Она кивнула:

— Я просто вернулась поесть и взять для них еду.

— Где они?

— Мы без проблем добрались до ствола Лираллианты. Они спрятались у него, невидимые, пока Линаралла разговаривает со своей матерью. Она сказала, что у неё уйдёт несколько часов только на то, чтобы привлечь её внимание, но что потом они смогут спрятаться под землёй, в каверне, где находятся записи, — сказала Керэн.

Если, конечно, ничто не наткнётся на них раньше. Я не мог не беспокоиться.

— Как скоро ты вернёшься?

— Как можно быстрее, — сказала Керэн. — Они не могу сдвинуться с места, пока я не вернусь, иначе я прибуду в точку, не покрытую завесой Элэйн.

Протянув руку к краю стола, я взял колокольчик, и позвонил. Минуту или две спустя появился Питэр.

— Да, милорд? — спросил он.

— Иди с Керэн на кухню, и позаботься о том, чтобы Повар дал ей всё, что она захочет — и дай ему знать, чтобы работал побыстрее, — приказал я ему.

Питэр нахмурился:

— Я не думаю, что я ей нужен для…

Я перебил его:

— Сейчас же, Питэр. Чем скорее она получит еду и сможет уйти, тем лучше. — Я по многолетнему опыту знал, как Повар мог сердиться, когда дело доходило до неожиданных просьб об особом обращении. Питэр позаботится о том, чтобы тот знал, насколько важным был этот случай. К тому же, это был отличный способ отомстить моему камергеру за то, что он подсунул мне так много бумажной работы. Я зло осклабился ему в спину, когда он выходил из комнаты.

Изводить Питэра всегда было гораздо легче, чем Бенчли. Он слишком легко показывал свои эмоции. Я замурлыкал весёлую мелодию, подписав ещё несколько бумаг, а потом перешёл к просмотру последних отчётов от агента в Албамарле.

Закончив с этим, я набросал письмо Королю Николасу в Гододдин. Ариадна попросила меня уведомить его насчёт деревни анголов, которая, как мы думали, располагалась в пределах его границ. Хотя я уничтожил их воинов, ни я, ни Королева не хотели думать о том, как их семьи будут голодать в грядущую зиму. Поскольку деревья была за пределами границ Лосайона, мы ничего не могли сделать, но я не сомневался, что Николас скорее всего найдёт способ им помочь.

Когда я наконец закончил, день подходил к концу, но прежде чем я успел спрятаться, объявился Питэр. Он будто нюхом чуял, когда я был занят, а когда — нет, или, возможно, тайно за мной шпионил.

— К вам явился Джордж Прэйсиан, Ваше Превосходительство. — Я почти мог слышать самодовольство в голосе Питэра. Это была его месть за сегодняшнюю отправку на кухню.

Возможно, он таки брал уроки у Бенчли. Я твёрдо вознамерился выяснить это позже. Если он учился на примере этого порочного человека, то ничего хорошего из этого выйти не могло.

Однако вывернуться никак не получалось. Я действительно послал утром весть Джорджу, чтобы он меня посетил. Просто я забыл об этом, погрузившись в другие дела.

— Пусть заходит, — ответил я.

Молодой человек вошёл, и предстал передо мной, коротко поклонившись:

— Вы звали, Ваше Превосходительство?

— Заходи, садись, Джордж. Не нужно таких формальностей. Здесь только мы двое. — Я подождал, пока он уселся, прежде чем продолжить: — Как ты держишься?

Джордж выглядел так, будто ему было неудобно, и его руки постоянно пытались поправить ему куртку. Хотя его отец был Бароном Арундэла, большую часть жизни Джордж провёл простолюдином. Он так и не приноровился до конца к более вычурным видам одежды.

— Примерно как и можно было ожидать, — нейтрально ответил он.

— Терять отца всегда трудно, — тихо сказал я. — А теперь ты займёшь его место. Я прошёл через то же самое, хотя и в другой последовательности. Я знаю давление, которое ты наверняка ощущаешь.

— Элэйн старше меня, — проворчал молодой человек.

— Традиция Лосайона гласит, что наследует старший потомок мужского пола, если он есть.

— Эти традиции устарели, — возразил Джордж. — У нас сейчас королева на престоле, а Леди Роуз уже годами сохраняет титул Хайтауэра без мужа. Даже твоя жена, Графиня, держала свой титул, пока ты был…

— Я с этим не спорю, Джордж, — сказал я, перебивая его. — Элэйн сказала мне, что ты предложил уступить ей титул, но она отказалась.

— Но я не хочу наследовать, — с чувством сказал он.

— Значит, ты — мудрый человек, — согласился я с ним. — Но кто-то из вас должен это сделать, иначе я буду вынужден отдать титул кому-то ещё. Ваша мать взять его не может. — Ребэкка Прэйсиан не была ни волшебницей, ни дворянкой, и хотя это не обязательно было проблемой, она также была довольно старой, и не имела ни крепости характера, ни требующихся для успешности навыков. Другие лорды Лосайона никогда бы не приняли передачу титула ей.

— Так отдай кому-нибудь другому, — сказал Джордж. — Мне он не нужен. Мы и без титула нормально жили. Я не подхожу для этого и я… я его не заслуживаю.

Вот она — вина, скрывавшаяся прямо у поверхности. Он не был в ответе за смерть его отца, Уолтэра Прэйсиана, но всё равно чувствовал себя ответственным. Логика в этом отсутствовала, но я его понимал.

— Смысл не в этом, Джордж, совсем не в этом.

— А мне кажется, что как раз относится к делу.

Учитывая моё прошлое, я знал, что он чувствовал — но я не мог себе позволить с ним нежничать. Вместо этого я вдохновился Джеймсом Ланкастером, покойным Герцогом Ланкастера. У Джеймса всегда находились для меня жёсткие слова каждый раз, когда я сомневался в своём праве носить мой титул. Наведя на лицо суровое выражение, я ответил:

— Это потому, что ты — невежественный, эгоцентричный молодой человек, Джордж — но я верю, что это у тебя возрастное. Ты будешь Бароном Арундэла не потому, что заслуживаешь этого — ты будешь Бароном потому, что ты мне нужен. Твои личные недостатки и изъяны характера мне совершенно не важны.

Это — не честь, и не привилегия, как многие полагают. По правде говоря, это скорее наказание. Титул — это долг, который будет преследовать тебя всю твою жизнь. Ты не только станешь моим вассалом — важнее всего то, что ты будешь отвечать за защиту и пропитание жителей Арундэла, — сурово сказал я.

— Как я уже говорил, я недостоин. Я ленивый, а титул мне переходит только потому, что меня угораздило родиться в моей семье, — возразил Джордж.

— А ты думаешь, что я был достоин? — ответил я опасным тоном. — Не был. Никто не достоин. Заслуживал ли ты быть сыном Уолтэра, рождённым с властью, наследником его титула? Это же смешно. Факт заключается в том, что в этом мире очень мало волшебников. Твоя сила делает тебя мне полезным, а также означает, что ты сможешь позаботиться о благосостоянии жителей Арундэла лучше многих.

Ленивый? Может, ты и был таким — но мне плевать. Остаток жизни ты проведёшь, жалея о том, что больше не можешь себе позволить лениться. Ты будешь исполнять свой долг, и не спать ночами, гадая, являлись ли принятые тобой решения правильными для твоих людей — а если ты облажаешься, то я буду наготове, чтобы призвать тебя к ответу. До сегодняшнего дня твоя жизнь была счастливым сном — который теперь закончился.

Твою присягу я приму на следующей неделе, и, как твой сеньор, я сделаю для тебя всё, что смогу, Джордж. Не потому, что я был другом Уолтэра, а потому, что ты мне нужен. Мне нужно, чтобы ты добился успеха. Мне нужна твоя поддержка. Если у тебя есть сомнения, то я дам тебе совет — но забудь о том, что ты недостоин. Историки сами примут об этом решение, уже после того, как ты обретёшь посмертный покой. А до тех пор ты будешь страдать, будешь работать, и сделаешь всё в своих силах, чтобы служить мне и своим людям. Ты меня понял?

— Но…

— Ты понял? — повторил я, повысив голос, и добавив тонкие нотки намёка на возможность насилия.

— Да, милорд, — кротко ответил Джордж.

Я улыбнулся, и встал, сходив к серванту, чтобы взять бутылку вина и два бокала. Снова усевшись, я налил вина, и протянул ему бокал:

— Вот, это должно помочь унять твои нервы.

Джордж уважительно кивнул:

— Да, сэр. Спасибо.

Его поведение заставило меня рассмеяться:

— Что, напугал я тебя до усрачки, а?

Он снова нервно кивнул:

— Да, милорд. — Затем, видя, что я вроде в хорошем настроении, он добавил: — Так это была шутка?

— Я отпил вина, и, помолчав, обнажил зубы в зверском оскале:

— Отнюдь. Я говорил совершенно серьёзно — но я на тебя не злюсь. Тебе просто нужно было услышать эти слова. А вот кивать перестань.

— Милорд?

— Всегда знай требуемые формы этикета, но не выказывай больше почтения, чем необходимо. Иначе это будет воспринято как слабость. Дворяне — как волки, помни об этом. Они сожрут тебя заживо, если почуют кровь, — сказал я ему.

— О, — пробормотал Джордж.

Мне было почти жалко так над ним издеваться, но я слишком хорошо помнил то, через что я сам прошёл поначалу. У меня было ещё меньше поддержки, и если бы не Джеймс Ланкастер и его брутально честный совет, то я мог бы и не выжить. Тут я подумал о Уолтэре — с тех пор, как он умер, у меня почти не было времени о нём думать.

— Твой отец любил тебя, Джордж, и в грядущие годы, если он может видеть тебя там, где он сейчас, он также будет тобой гордиться. Я уверен. — Я поднял бокал: — Так выпьем же за него.

Потом мы ещё побеседовали, и я попытался сделать так, чтобы Джорджу стало комфортнее. Ему нужно было найти равновесие, чтобы добиться успеха. Равновесие это было трудно нащупать — по крайней мере до тех пор, пока он не встанет потвёрже на ноги. Я не хотел, чтобы он превращался в побитого пса, но мне нужно было, чтобы он был твёрдым. Когда мы опустошили бокалы, я отдал ему последнее приказание.

Взяв со стола сложенный лист, я протянул его Джорджу:

— Мне нужно, чтобы ты отправился в Сурэнсию, и доставил это Королю Николасу.

— А курьер не может с этим управиться? — спросил молодой барон.

— Может, но мне нужно, чтобы этим занялся ты. Это — предупреждение для короля насчёт анголов в пределах его границ, но для тебя это также является возможностью дать о себе знать нашему северному соседу. Проведи там пару дней, и не бойся использовать свои уникальные способности, — сказал я ему.

Джордж нахмурился:

— Шпионить за ним, что ли?

— Я доверяю Николасу, но это не значит, что мы не должны использовать все появляющиеся возможности для получения дополнительных сведений. Возможно, ты услышишь кое-что от него, или от его приближённых. Будь осмотрителен.

Тут я впервые увидел на лице молодого человека отблеск уверенности.

— Не волнуйтесь, милорд, когда Прэйсиан не хочет быть найденным, Прэйсиан найденным не будет, — ответил он, процитировав девиз своей семьи.

Глава 33

Я только начал вставать со стула после ухода Джорджа, когда в комнату ворвалась моя дочь. Мойра была весьма разочарована тем, что её взяли на миссию на острове Тириона, поэтому после передачи Лираллианте её заклинательной двойницы, Мёйры, она потратила остаток дня, ища чем бы себя занять.

И, как я вскоре выяснил, по большей части это заключалось в допросе Санэра и тщательном копании в его мыслях.

— Анголы явились из мира, который заполонил АНСИС! — начала она, возбуждённо нависнув над моим столом.

Застонав, я снова сел. «Надо сделать этот стул помягче, раз уж я часами на нём сижу», — несчастно подумал я.

— Забудь о своей заднице, и послушай меня, — сказала Мойра, упомянув мою невысказанную мысль в своей обычной, выбивающей из колеи манере. — Анголы уже несколько лет имели дело с АНСИС.

Я нахмурился, глядя на неё:

— Всего лишь лет?

Она кивнула:

— С тех пор, как исчезли Тёмные Боги.

Потому что я Тёмных Богов уничтожил, не осознавая, что они каким-то образом отвечали за оборону нашего мира от таинственного врага Ши'Хар. Я уронил лицо в ладони, массируя виски.

— Тогда почему они до сих пор свободны? — внезапно спросил я. — Если АНСИС годами бесчинствует в их мире, то наверняка этого времени хватило бы, чтобы взять анголов под контроль.

— Они прятались, — сказала Мойра. — Они прятались не одно поколение, тысячи лет. Сперва прятались от Тёмных Богов, а теперь прячутся от АНСИС.

А теперь части их мира начали появляться в нашем. Возможно ли, что именно так АНСИС сюда пробрался? Как крысы, спрятавшиеся на корабле, могли ли они случайно попасть к нам вместе с куском родного мира анголов?

Мойра возбуждённо закивала:

— Думаю, именно так и случилось.

— А мне можно позволить облечь мои мысли в слова, прежде чем ты на них ответишь? — пожаловался я.

Дочь осклабилась:

— Можно было бы, если бы ты не тратил так много времени на их высказывание. Это очень утомительно — ждать, пока люди выскажут то, что думают.

Я вздохнул:

— Что-нибудь ещё?

— Это — самое главное, — сказала Мойра. — Я подумала, что тебе следует узнать немедленно.

Встав со стула, я помассировал затёкшую пятую точку.

— Это определённо помогает кое-что прояснить. — После чего я снова направился к двери.

— А ещё тебя Мэттью ищет, — сказала Мойра прежде, чем я успел уйти.

Я не ощущал его поблизости, поэтому вопросительно глянул на неё.

— Я ощутила какое-то возбуждение со стороны мастерской, пока направлялась сюда, — объяснила Мойра. — Я не стала ждать, чтобы увидеть, что их так раззадорило, поскольку хотела найти тебя первой — но у меня такое чувство, что он захочет тебя увидеть.

— Значит, идём его искать, — предложил я.

— Я проголодалась, — парировала моя дочь. — Уже почти ужин.

Я возмущённо одарил её многострадальным взглядом:

— Ладно, иди поешь. Скажи матери, что к ужину я опоздаю. — После чего я вышел, направившись во двор замка.

Как моя дочь и сказала, Мэттью как раз выходил из своей мастерской, когда я приблизился. Из его поведения было очевидно, что он собирался меня искать, но когда его взгляд упал на меня, он расслабился.

— Я как раз собирался тебя искать, — просто сказал он.

— Мне так и сказали, — ухмыльнулся я.

Он проигнорировал мою ремарку, и указал на мастерскую, поэтому я последовал за ним внутрь. Там я обнаружил сидевшего за рабочим столом Гэри. На столе был ряд маленьких кольцевых ворот, стоявших на ребре и поддерживаемых маленькими стойками. Каждое из кольцевых ворот было соединено с одной из точек расположения антенн, и из каждого через стол шёл толстый медный провод. Все провода сходились в центре стола, где Гэри держал свою руку. Предплечье его было открыто, будто частично разобранное, и все провода соединялись с какими-то более мелкими проводами внутри него.

Кто-то без широкого знания мира, а также знания искусственной природы Гэри, увидев это, мог бы решить, что имел место какой-то дьявольский ритуал. Я же лишь находил картину интересной. В правой руке Гэри держал писчее перо, с помощью которого делал заметки на карте Лосайона и Гододдина.

Учитывая то, насколько дорогими были качественные карты, это меня расстроило бы, не знай я, для чего он это делал.

— Что выяснили? — спросил я, подавшись вперёд, чтобы посмотреть поближе.

— Во-первых, я хотел бы заметить, что отмеченные на ваших картах расстояния не совсем точны. Я это исправил, произведя замеры из каждой точки расположения антенны, но всё равно будут некоторые несоответствия. Однако это было ожидаемо, учитывая нынешнее состояние картографического искусства в вашем мире, — сказал андроид.

Я ухмыльнулся:

— Спасибо, что предупредил.

Гэрипродолжил:

— Я примерно определил позиции двух отдельных сигналов, использующих для коммуникации — предположительно друг с другом, хотя подтвердить это без возможности расшифровки я не могу — пятнадцатиметровую длину волны.

— Однако предположение надёжное. Поскольку других сигналов нет, то они почти наверняка общаются друг с другом, — сделал наблюдение я.

— Именно, — согласился Гэри.

На карте было два маленьких крестика, один — там, где раньше находился Ланкастер, а второй — в лесу к северо-западу от Кэнтли.

— Это отметки — места, откуда идут сигналы?

Гэри и Мэттью кивнули. Затем Мэттью сказал:

— Это подсказывает, что один из них — место, откуда пришли напавшие на Бродинтон анголы, а другой — скорее всего тот странный первозданный лес.

— Всё начинает приобретать смысл, — объявил я.

— Это как? — спросил сын. — Одна из отметок там, откуда пришли анголы, а они не показали никаких признаков того, что они захвачены АНСИС, а вторая — в месте, которое мы уже исследовали. Анголов мы там не нашли. Мойра сказала, что народ Санэра пришёл из точки в пределах границ Гододдина.

— Она только что выяснила, что анголы последние несколько лет прятались от АНСИС, — ответил я. — Этот факт и эта карта означают, что АНСИС скорее всего является к нам не самостоятельно. Они переносятся вместе с частями другого мира, который почему-то выливается в наш. Тот кусок, который сменил Ланкастер, вполне мог содержать элементы АНСИС, когда перенёсся сюда, и то же самое скорее всего справедливо для области рядом с Кэнтли. Теперь же они разрастаются подобно раковой опухоли.

Мэттью нахмурился:

— Это совпадает с наблюдениями, но мне это не нравится. Всё это как-то беспорядочно. Нерационально. Чтобы не заставляло куски другого мира появляться здесь, это почти наверняка должно происходить как результат какой-то намеренно сотворённой магии. Если так, то почему происходящее настолько случайно?

— У меня есть идея, — предложил Гэри.

Мы оба повернулись, уставившись на него.

— Мы могли бы с ними поговорить, — сказал андроид.

— Тогда мы выдали бы тот факт, что мы слушаем. АНСИС может осознать, что мы способны его обнаружить. В этом случае он может найти другой способ связи, лишив нас стратегического преимущества, — отозвался Мэттью.

Я сбился с толку. Очевидно, сын понимал технические аспекты их с Гэри дел лучше меня.

— Подожди. Я думал, что мы не можем понять их из-за шифрования.

Гэри согласно кивнул:

— Да, но это не означает, что мы не можем послать им не зашифрованный сигнал. Используемая ими технология по существу основана на той же технологии, что использую я. Они могут понять сообщение, если я его так пошлю, и если они решат ответить, то им всего лишь нужно это сделать таким же не зашифрованным сигналом.

— Ясно, — ответил я, чтобы заполнить паузу в разговоре, пока сам я усваивал сказанное. Затем я спросил: — Если мы пошлём сообщение, они смогут нас обнаружить?

— Да, — ответил андроид. — Но это лишь даст им место расположения антенны, которую мы будем использовать для передачи.

— Они уже знают, где мы, — вставил Мэттью. — Нападение на Роуз это доказало, и они наверняка шпионили за нами некоторое время перед этим.

— А есть вероятность того, что они уже знают о том, что мы их подслушиваем? — добавил я.

— Небольшая, — отозвался Гэри. — Мы не посылали никаких конкретных сообщений, но первоначальный импульс, с помощью которого я измерял расстояние между нашими антеннами вполне мог быть обнаружен. Если так, то они могут подозревать о наших попытках их подслушать.

— Настоящий вопрос, — продолжил я, — заключается в том, сможем ли мы ещё что-то узнать, если будем выжидать и дальше. Ты говоришь, что мы не сможем взломать их шифр, верно?

— Ни за что, — ответил Гэри.

Мэттью снова заговорил:

— Но мы можем найти другие сигналы. Возможно, они не только в этих двух местах действуют.

— Это маловероятно, — высказал своё мнение Гэри. — У них нет причин подозревать, что мы можем попытаться подслушивать, учитывая имеющуюся в вашем мире технологию, или, точнее, отсутствие таковой. Любые другие крупные скопления АНСИС наверняка находились бы в режиме постоянной передачи, как и эти два. А если есть маленькие скопления, то мы их не обнаружим, пока они не станут крупными.

— Значит, ожидание нам мало что даст, — сделал наблюдение я.

— Если ты думаешь о том, чтобы напасть на них неожиданно, то мы лишь предупредим их заранее, если пошлём сообщение, — возразил Мэттью.

Фрустрация, вызванная проведённым взаперти днём, в совокупности с моей общей неудовлетворённостью ходом дел за последние несколько недель — всё это заставило меня искать чего-то конкретного:

— Предупреждение им не поможет, — отозвался я. — Мы уничтожим их в обоих точках, этой же ночью. Сообщение лишь будет декларацией наших намерений.

— И что ты им скажешь? — спросил сын.

— Ничего сложного, — сказал я ему. — Как это сделать?

Гэри ответил:

— Просто говори со мной так, будто говоришь с врагом. По мере того, как ты будешь говорить, я буду записывать твоё лицо и голос, преобразовывать их в сжатый сигнал, и передавать.

— И сколько времени это займёт? — спросил я.

Андроид улыбнулся:

— Я закончу почти сразу же после того, как ты договоришь до конца.

— Ладно, — сказал я, расправив плечи, и повернувшись к нему лицом. — Начнём.

Гэри кивнул, а затем заставил голову и тело замереть, уставившись прямо на меня:

— Давай.

Вспоминая отчаянные времена, я вложил в свой голос всю ту сталь, какую когда-то использовал при встрече с Железным Богом, Дороном:

— Это Мордэкай Иллэниэл. Как вы несомненно уже осознали после событий в Данбаре, в нашем мире вам не рады. Мне сказали, что переговоры с вашим родом бессмысленны, но, учитывая ваш интеллект, я решил выдать вам это предупреждение. Успеха вы здесь не добьётесь. Если не отступитесь, то мы вас изничтожим. Если это окажется невозможным, то я позабочусь о том, чтобы сделать этот мир бесполезным для вас, даже если это будет стоить жизней всех ныне живущих людей.

Это не пустые угрозы — более того, если вы доведёте меня до столь крайних мер, то я также уничтожу мир, откуда вы родом. Мне сказали, что человечество там уже истреблено, по крайней мере — то человечество, какое я мог бы распознать таковым. Поэтому я не буду испытывать никаких сожалений, уничтожая ваш мир. Это — ваше единственное предупреждение. Уходите, иначе будете уничтожены.

Тут я замолчал, и через несколько секунд Гэри моргнул:

— И всё?

— Да.

— Ты думаешь, они купятся на такой очевидный блеф? — с некоторым пренебрежением сказал Мэттью.

Я вознаградил недоверие сына мёртвым взглядом:

— Блеф? По-моему, ты неправильно меня понял.

Мой сын потёр свою металлическую руку, стирая с неё воображаемое пятно. С тех пор, как он заменил потерянную конечность, это вошло у него в привычку.

— Да, блеф — показная храбрость, целью которой является устрашение противника; угроза, которую ты никак не можешь привести в исполнение. Мы только что их обнаружили, а ты уже через несколько минут пытаешься их запугать, даже не удосужившись составлением плана.

Должен был признать, что частично он был прав… насчёт того, что я сразу же попытался их запугать.

— Вообще-то, судя по твоему рассказу, и по тому, что я узнал в Данбаре, я не жду, что мои слова возымеют какой-то эффект. Но у меня была причина на то, чтобы всё это сказать. Я размышлял на эту тему всё свободное время. Теперь, когда у нас есть какие-то конкретные зацепки, я не собираюсь зря терять время.

АНСИС распространяется подобно заразе. Каждая впустую потраченная секунда позволяет ему укорениться ещё глубже. Мы знаем, где он — или, по крайней мере, где находятся его самые крупные скопления, — так что будем действовать быстро, как хирург, и отсечём инфекцию. Мои слова были предупреждением, и обещанием для тех, кто после этого останется.

Если эти машины настолько умны, как ты описываешь, то они могут осознать разумность того, чтобы воздержаться от дальнейших провокаций. Если же нет, то мы выполним это обещание, — закончил я.

Гэри молча наблюдал, глядя то на меня, то на Мэттью, однако мой сын ещё не закончил:

— Пап, я знаю, что ты можешь делать вещи, выходящие за пределы магии и волшебства, и я понятия не имею, что с тобой случилось несколько дней тому назад — но исходя из всего, что ты мне рассказал, тебе ни за что не удастся уничтожить мир целиком. Город — возможно. Кусочек королевства — конечно, в это я поверить могу. Но я тоже видел воспоминания Тириона. Я помню, что он сделал, чтобы истребить Ши'Хар, и на АНСИС это не сработает. Ты не можешь создать тех похожих на ос крайтэков, которых он использовал — а если и сможешь, то неживую материю они всё равно не будут есть. Может, ты смог бы спровоцировать цепочку извержений вулканов, как это сделал он, но АНСИС это не остановит. Это лишь убьёт нас.

Очевидно, Мэттью какое-то время обдумывал эту проблему, как и я. При всех его изъянах, учитывая все его отличиях от меня, я всё равно гордился его рассудительной природой. Но он упустил нужный ответ. Возможно, это случилось из-за того, что он привык думать в пределах моих способностей. Ему пришлось расти в тени легендарного архимага, и эта тень скрыла от него решение.

— Я и не смогу, — наконец сказал я. — Но ты — сможешь.

— Чего?

Я не смотрел на него, вместо этого переведя взгляд на Гэри:

— Я тоже некоторое время беседовал с Гэри, наедине. По большей части я задавал вопросы, чтобы подтвердить мои подозрения. И уже по одному этому он наверняка знает, о чём я думаю. Я также уверен, что он тебе ничего про это не говорил. Вероятно, он боится даже заложить семена такой идеи в твой разум.

Мэттью повернулся к андроиду:

— О чём он говорит?

Гэри промолчал, настолько замерев, что почти казался статуей.

Я подошёл ближе к человеку-машине, положил ладонь ему на плечо, и снова заговорил с сыном:

— Он не хочет отвечать тебе. Он боится подтвердить то, что я сказал. — Затем я хлопнул андроида по спине достаточно сильно, что он был вынужден слегка шелохнуться, чтобы сохранить равновесие. — Скажи ему, Гэри. Он всё равно сам бы догадался.

Гэри ответил деревянным голосом:

— Тессеракт Дураков.

Тессеракт Дураков, сокращённо ТД, представлял из себя пространственные чары, которые Мэттью изобрёл для использования одновременно как средство защиты, так и как оружие, когда отправился спасать дочь Гэри из плена АНСИС в её мире. Активированный, ТД создавал шестигранный куб, каждая грань которого являлась односторонней пространственной плоскостью, позволявшей материи и энергии проходить в одну сторону — внутрь. Материя направлялась в отдельное карманное измерение, размер которого управлялся чарами. Чары можно было инвертировать, и, в зависимости от количество сжатой в карманном измерении материи, это обычно создавало разрушительный взрыв.

Глаза Мэттью сузились:

— Я уже провёл расчёты на эту тему. Даже если внешний размер сделать максимально для меня возможным, потребуются миллиарды лет, чтобы он мог проглотить что-то размером с мир Керэн.

Я кивнул:

— Однако он рассказал тебе о том, что случится, если ты сделаешь внутреннее измерение слишком маленьким.

— Чёрная дыра, — сказал Мэттью. — Но объём материи, которую она сможет поглотить в разумные сроки, будет слишком мал. Как только ТД инвертируется, крошечная чёрная дыра мгновенно испарится.

— Я, возможно, приуменьшил этот эффект. Термин «испарится» был, возможно, неподходящим, — выдал андроид.

— Объясни, — сказал Мэттью.

— Микроскопическая чёрная дыра испарится, но произойдёт это за невообразимо короткий промежуток времени. По сути, это создаст взрыв. — Гэри подался вперёд, и поднял с земляного пола старой кузницы кусок шлакового железа. — Чёрная дыра с таким вот объёмом массы произведёт примерно 500 тераджоулей энергии — этого хватит, чтобы уничтожить большой город. — Затем он поднял тяжёлый слиток меди, пока что не пущенный в дело. — С такой массой взрыв скорее всего уничтожит большую часть Лосайона. — Затем он обвёл рукой всю мастерскую: — Если взять всю массу в этой мастерской и, быть может, ещё немного, то разрушен будет весь мир.

— Но АНСИС это не уничтожит, — продолжил Гэри. — Это может уничтожить всю жизнь на планете. Но если ему позволить копить массу достаточно долго, чтобы собрать тысячу тонн или больше, то взрыв полностью уничтожит мой родной мир, включая АНСИС. Твой Тессеракт Дураков скорее всего сможет набрать такую массу за несколько часов.

Глава 34

Мэттью уставился на нас:

— Вы спятили.

Я сжал губы, затем кивнул:

— Скорее всего — но мы не будем делать ничего настолько безумного. Я надеюсь.

— Надеешься?! — воскликнул Мэттью. — Ты вообще не будешь это делать. Ты создать эти чары не сможешь, а я не уверен, что хочу.

— Захочешь, — спокойно сказал я. «Вообще говоря, я уверен, что ты уже успел создать новый тессеракт». Я позволил своему взгляду ненадолго задержаться на его металлической руке, исследуя выгравированные на ней руны. «Он наверняка встроил чары для призыва тессеракта прямо в руку. К тому же, ещё есть Коналл и Линаралла». Хотя они пока этого не продемонстрировали, существовала высокая вероятность того, что у них был тот же дар Иллэниэлов.

— К тому же, это пока всё гипотетическое, — сказал я, чтобы облегчить его беспокойство. — Сначала мы уничтожим их здесь. Потом посмотрим, что происходит в том, другом измерении, которое начало протекать в наше.

— А если его захватил АНСИС, как Мойра и полагает? — спросил Мэттью.

Было бы глупо давить на него слишком сильно. Лучше позволить ему прийти к собственным выводам.

— А ты что предлагаешь?

— Ну… — пробормотал он. — Если АНСИС захватил то измерение, то оно же просто искусственное, верно? Ши'Хар создали его, чтобы защищать наше. Если мы и будем что-то уничтожать, то было бы лучше сначала провести испытания там.

Я согласно кивнул:

— Тогда посмотрим, что они ответят. Если отступят — чудесно. У них всё ещё есть, куда отступать. Если их остатки решат продолжить, то нам придётся подумать о более экстремальном варианте.

— Если до этого дойдёт, — нервно вставил Гэри.

— Конечно, — согласился я, но глубоко в душе я не верил, что АНСИС согнётся под таким давлением. — Пока что нам нужно озаботиться лишь первым шагом. Мэттью, вы с Гэри, а также с Мойрой и Грэмом, отправитесь в Кэнтли. Там вы…

— Постой, — возразил Мэттью. — Мне не нужно так много народу.

Я покачал головой:

— Тебе нужен Гэри, чтобы точно определить, где находится деревня. Он может обнаружить их сигналы, используемые на коротких расстояниях. Мойра понадобится, чтобы осмотреть всех найденных анголов — чтобы убедиться, что им не помочь, прежде чем вы сделаете что-то необратимое.

— А Грэм? — спросил сын.

— Чтобы ничто вас не убило. Вы с Мойрой немного опрометчивы, — закончил я.

Мэтт хмыкнул:

— Это мало что значит в твоих устах.

Я вознаградил его за это смешком, затем продолжил:

— А я пока отправлюсь туда, где был Ланкастер, и превращу это место в шлаковый кратер.

— А кого с собой возьмёшь ты? — парировал мой сын.

— Никого, — заявил я. — Я могу войти беспрепятственно, как я уже однажды сделал, когда нашёл Элэйн. Когда я начну, находиться рядом со мной будет опасно.

— Это кажется абсолютно бессмыс… — начал Мэттью.

— Очень жаль. Я главный, — сказал я, пресекая его доводы. — На случай ответных мер, Айрин останется здесь с вашей матерью. Коналл может отправиться предупредить Королеву. Он также может помочь с её защитой.

— А Джордж?

— Я не ждал, что вы получите сигнал настолько быстро. Его я уже отправил в Гододдин по другому делу, — ответил я.

Мэттью кивнул с бесстрастным лицом, обдумывая моё последнее утверждение:

— Нападение будет неожиданным. Как думаешь, какова вероятность того, что они смогут нанести ответный удар раньше, чем мы вернёмся?

Я покосился на Гэри. Чуть погодя андроид сказал:

— АНСИС уже сделал одну попытку проникнуть сюда. Эта локация уже явно известна. Существует высокая вероятность того, что у АНСИС где-то заготовлены и другие активные агенты, но мы никак не можем узнать, где они, и что они из себя представляют.

— Может, нам тогда следует подождать, пока не узнаем точно…

— Они растут с каждым днём, с каждой минутой, — перебил я. — Чем раньше мы нанесём удар, тем лучше. Если это заставит оставшиеся их силы раскрыться, то так даже лучше.

Гэри согласился:

— Это правда. Но как скоро?

— Сейчас же, — сказал я им.

* * *

Несколько часов спустя я шёл по дороге, которая вела туда, где некогда был Ланкастер. По воздуху я добрался бы гораздо быстрее, но Мэттью и Мойре нужно было больше времени. Хотя они могли добраться до Кэнтли по Мировой Дороге, оттуда им пришлось бы лететь на драконах. А потом им нужно было время на поиски цели. В общем и целом, их миссия была сложнее моей.

Им необходимо было найти деревню анголов, а потом решить, следует ли её уничтожить, или попытаться освободить жителей, прежде чем уничтожить всё вокруг. Дар Мойры должен был оказаться в этом деле особо полезным.

Моя же работа была относительно простой. Ланкастера больше не было. Я мог работать, не волнуясь о невинных жертвах — если не считать деревьев и странной живности.

Луна в небе была совсем новой, и почти не давала света, но мне и не нужно было много. У меня не было усиленного драконьими узами зрения, поскольку я так и не связал себя узами ни с одним драконом, но простое заклинание помогло мне достичь того же эффекта. Одного магического взора было более чем достаточно для продвижения ночью по просёлочной дороге, но благодаря улучшенному зрению я мог насладиться раскинувшейся вокруг меня тихой картиной.

Я двигался к цели, в то время как слева от меня ландшафт полого спускался к Реке Глэнмэй, а справа находился тёмный, мрачный лес. Это была та же дорога, которой некогда двигалась со мной на руках моя мать, пытавшаяся спастись от убийц. На этой же дороге я позже убил тысячи солдат из Гододдина, прежде чем утопить остатки их войска в долине.

Казалось подобающим, что к следующему моему побоищу я иду по этой же дороге. По крайней мере, в этот раз я не собирался убивать людей.

А ещё вокруг было красиво. Ландшафт был холстом, полным различных оттенков серого, а трава шла волнами в тусклом лунном свете. Я шагал в ночи, окутанный тишиной.

Где-то после полуночи я достиг кромки сменившего Ланкастер первозданного леса. Мягкие земли моего детства исчезли, сменившись угнетающим присутствием древесных гигантов. Чтобы дойти до центра, у меня должно было уйти ещё несколько часов, но сомнений в том, что я буду там делать, я не испытывал.

Опасность стала моей спутницей, и из первого провального похода я знал, что одного магического взора не хватит, чтобы предупредить меня о некоторых таящихся здесь угроз. Я слегка расслабился, позволив себе мягко впасть в состояние, которое я называл «разумом камня». Моё существование слегка расширилось, граница между моим «я» и остальным теперь находилась в двадцати ярдах за пределами моего необычного человеческого тела.

Мои эмоции умерли, сменившись кристаллической ясностью, но хотя всё во мне было неподвижным, вовне меня было движение. Существа ползали, бегали и летали вокруг и внутри меня.

Непорядок. Двигаться позволялось только одной вещи — маленькому кусочку человеческой плоти в центре меня. Приняв это решение, я изменился, и сфера влияния, которой я стал, превратилась в злонамеренное существо, враждебное всему, что двигалось.

Насекомых разрывало на части, червей давила бывшая их домом почва. Птицы падали замертво, когда их душил сам воздух. Более крупных зверей ловили лозы, и пронзали ветви деревьев, внезапно пришедших в движение.

Я шёл, и со мной шла смерть.

Мир вокруг меня менялся, прогрессируя в одном направлении, будто я был лишь лодкой, плывущей по ленивому течению безразличного насилия. Земля гудела, небо вибрировало — они пели мне, нашёптывали мне сны о чём-то большем, искушали соединением с ними — но я сохранил достаточно сознания, чтобы избежать такой глупости. Вместе с ними пел и другой голос, глубокий контрапункт к ослепляющей яркости живой земли — безжизненный зов пустоты.

Удивительно, как я его не замечал, пока был моложе, ведь сейчас он казался мне до боли очевидным. Он таился в тишине между звуков, в отдыхе между ударами сердца, в висевшем вне тепла живых тел холоде. Он был в пространстве между мельчайшими частицами земли и воздуха. И он знал меня.

Он молил о моём внимании, но я его игнорировал, приучив своё сознание оставаться с голосом земли и воздуха. Пустота уже видела меня, и если бы я взглянул на неё в ответ, то она снова забрала бы меня.

Однако я всё равно испытывал искушение. Если моим желанием было убивать всё, что попадало в мою сферу влияния, то пустота была гораздо проще. Зачем давить, рвать и душить, когда жизнь можно просто поглотить?

А потом я оказался в том месте, что находилось в центре, и остановился. К тому времени я встретил некоторое число массивных существ — и оставил их позади, сломанными и истерзанными. Теперь, когда я больше не двигался, ко мне пошли новые существа. Пауки, волки, массивные медведи, и твари, для которых у меня не было названий, шли на меня, и умирали так же быстро.

Глубоко подо мной лежала земля — жаждущая, ждущая освобождения, но время для неё пока не пришло. Мне нужно было дождаться сигнала. «Какого сигнала?».

— Свет, — без всякого выражения произнёс я в качестве напоминания самому себе, приведя в действие почти забытое человеческое горло.

Во тьме было и что-то новое. Существа, двигавшиеся без жизни — конструкции из металла, бывшие ближе к пустоте, чем к земле. Я их ожидал, но как раз тут всё становилось опаснее. Эти твари могли уничтожить меня издалека.

Позволив моему телу расшириться ещё больше, я воззвал к земле, и та ответила, послав вверх, ко мне, огромные каменные пласты, построив огромную массу камня вокруг хрупкой плоти в моём центре. Почти сразу же после этого части меня дезинтегрировались, обрушившись под градом мощных ударов. Враг начал обстрел.

Через несколько секунд я понял, что моё положение отнюдь не безопасно, поэтому я поднял ещё камня, заключив себя в гранитную гору. Теперь она была достаточно большой, чтобы я мог залатать почти любые свои внешние повреждения так же быстро, как их наносили.

Но была в этом и проблема. Я не мог видеть небо. «Мне нужно увидеть свет, когда он появится».

Однако прежде чем я смог что-то с этим сделать, что-то всколыхнуло окружавший меня камень, вонзившись глубоко внутрь. Ещё больше ударов посыпалось на это же место, раскалывая внешний слой моей защиты, и пробиваясь всё ближе к моему уязвимому центру. Повреждения росли неумолимо. Мне нужно было стать больше, либо устранить угрозу, иначе я не протянул бы достаточно долго, чтобы увидеть сигнал.

«Они уже знают, что я здесь. Нет смысла сдерживаться».

Вздохнув, я перестал держаться за свою человечность, и потянулся вниз, глубоко в землю. Та ждала подобно голодной гончей, с нетерпением ждущей зова хозяина. Я изменился. Моя точка зрения стала больше, и мир стал проще. Моя кровь закипела под холодной корой моей кожи, и я с радостью выпустил её наружу.

Я поднял её из глубин, позволив ей разлиться по ландшафту, глотая обстреливавших меня незначительных металлических паразитов. Земля… нет, я поднялся, горячий и расплавленный, и всё вокруг горело, плавилось или превращалось в пепел.

Огонь, мой гнев, стал ещё больше, расширяясь подобно волнам на поверхности пруда, поглощая всё вокруг. Чем горячее я пылал, тем больше я расширялся. Лес исчез, и я начал поглощать земли вокруг него, но по мере расширения я ощутил, что мой гнев и моя воля начали остывать. Моё сознание гасло, и гнев таял. «Зачем я сюда пришёл?».

И тут я увидел его. Небо вспыхнуло — вдалеке появился яркий свет, ненадолго заливший мир. «Сигнал».

Я каким-то образом знал, что это значило. Всё закончилось. Надо было возвращаться. Медленно, через силу, я заставил себя сжаться, снова стать маленьким. Это было непросто, но я знал, что мне нужно было делать. Я уже был таким раньше — стану таким и снова. Плоть забывает, но камень — помнит. Даже если камень должен стать плотью.

В конце концов я обнаружил, что стою над Долиной Глэнмэй, а под моими ногами высится гора пылающего камня. Я защитил себя от жара, хотя не помнил о том, как делал это. Небо на востоке начало светлеть — первый признак приближающегося рассвета, а я понятия не имел, как долго я там стоял.

Я чувствовал себя тяжёлым, будто мои руки и ноги были скованы железными кандалами. Я устал. Окружённый горящими клубами дыма и пепла, я стал спускаться, используя магию для опоры там, где некуда было ступить.

Через некоторое время мне в голову пришла мысль. «Это же глупо, надо лететь». И я взлетел, ухватившись за воздух своей волей, и позволив ему понести меня в том направлении, куда мне было нужно. «Домой».

Глава 35

Пенни была не рада.

Вообще-то, это ещё мягко сказано. Ранее она была в хорошем настроении, но оно разбилось на части, когда Морт опоздал к ужину, и начал раздавать приказы с буйной страстью безумца. «Или, как мне нравится думать, с буйной страстью моего мужа».

Он всегда такой был. Она будто была замужем за двумя разными мужчинами. Один был спокойным, тихим, немного ленивым, и склонным к доводившему почти до меланхолии самоанализу. Другой был тем демоном, который объявился этим вечером. Мордэкай мог колебаться, обсуждать и обдумывать целую вечность, но когда он что-то решал, то превращался в совсем иное существо.

Тихий философ исчезал, и появлялся бешеный безумец. Что хуже, в этот раз он был не обычным безумцем, который запирался в мастерской дни напролёт, занимаясь своими странными проектами. Нет, этот безумец указывал всем готовиться к войне.

Он раздавал приказы как командир на поле боя, не терпя обсуждений и возражений. Она в прошлом мирилась с таким его поведением, но обычно это было в ситуациях, когда такие действия казались необходимыми. Сегодня же не было никакого предупреждения, никакого предвиденья, не ожидалось ни хаоса, ни бедствия. В последнее время у них были встряски, в том числе неожиданное нападение анголов, но Пенни не ожидала этим вечером метаться по дому, готовясь к невиданным врагам.

Нет. Она ожидала чашку горячего чая, недолгую беседу, и Хампфри пообнимать.

Будто прочтя её мысли, ещё не до конца выросший щенок рядом с ней снова залаял. Хампфри мгновенно почуял всеобщее возбуждение, и метался с высунутым повсюду, иногда подпрыгивая, с тех самых пор, как Морт уничтожил вечерний покой.

— Тихо! — огрызнулась она на пса. Хампфри взвизгнул, и побежал прыгать вокруг Алиссы, всё ещё надеясь на то, что ему позволят поучаствовать в затеваемой человеками игре.

Хмурясь, Пенни безрезультатно почесала свою культю. На ней вновь была надета тяжёлая стёганая куртка с зачарованной кольчугой поверх. Оба предмета экипировки были залатаны и перекроены, чтобы убрать ненужный левый рукав, но рука от куртки всё равно чесалась. Единственным её утешением было то, что куртку она приказала постирать перед тем, как её перекроили, так что в кои-то веки пахло от неё не так плохо, как обычно.

К сожалению, новая броня, о которой последнюю недели твердил Мордэкай, всё ещё не была готова, как и рука, которую он мастерил. Предполагалось, что это будет сюрпризом — но Пенни было совсем нетрудно обо всём догадаться. Каким бы хитрым он ни был, Морт был для неё как открытая книга.

— А разве нам не следует оставаться здесь? — спросила Алисса уже, наверное, во второй раз. — Скорее всего, здесь безопаснее.

— Это место больше не является тайной, как тебе прекрасно известно, — резко ответила Пенни, заставив Алиссу опустить взгляд.

Менее чем год тому назад эта молодая женщина привела врагов в их скрытый горный дом, чтобы похитить Айрин. По большей части её оправдали, но её служба семье Иллэниэл была частью назначенного ей судом наказания. Девушка Пенни нравилась, и обычно она не стала бы так на неё огрызаться, но стресс делал её раздражительной.

Она не стала просить прощения, но смягчила тон для своей следующей ремарки:

— К тому же, Айрин — единственная из оставшихся волшебников, и ей нужно быть в донжоне, чтобы управлять защитой замка, если действительно будет нападение. А если моя дочь там, то и я тоже буду.

Менее чем час спустя они сидели, укрывшись в семейных апартаментах в донжоне — в месте, где они почти никогда не спали. Леди Роуз и Элиз были с ними, и казалось, что они твёрдо вознамерились дежурить всю ночь.

Замковая стража была уведомлена, и минимум половина людей была при исполнении, патрулируя стены и занимая защитные позиции по всему замку. Городские ворота были закрыты, как и ворота замка. Даже решётка была опущена.

Роуз поглядела на Пенни поверх кромки своей чайной чашки:

— Тебе правда необходимо носить это всю ночь, дорогая?

Она имела ввиду кольчугу Пенни, конечно же. Мать Морта ответила раньше, чем Пенни успела заговорить сама:

— Конечно же необходимо! — сказала Мириам в её поддержку. — Моя дочь очень серьёзно относится к своему долгу.

Мириам, будучи простолюдинкой по рождению и воспитанию, весьма отличалась от Леди Роуз по мировоззрению. Пенни сама не могла сказать, что всегда была согласна со своей свекровью, если уж на то пошло — но та всегда была на её стороне, в любой ситуации.

— Я не хотела критиковать, Мириам, — успокоила её Роуз. — Я просто беспокоюсь, что она не сможет отдохнуть.

— Да мы и так не будем спать этой ночью, — бросила Мириам. — До тех пор, пока не вернутся дети.

Под «детьми» Мириам имела ввиду тот факт, что помимо Айрин все её внуки, а также Грэм, были где-то в другом месте, и кто знает, с какими опасностями они там сталкивались. Пенни обнаружила, что слегка улыбается. «Вообще-то, она и Морта тоже имеет ввиду». Мириам Элдридж желала защитить своих внуков лишь немногим больше, чем своего сына.

— Отличный довод, Мириам, — вставила слово Элиз. — Этой ночью нам всем будет неспокойно.

Роуз вообще-то была с ними согласно, но раздражение вызывало в ней желание поспорить. Это было признаком её внутреннего смятения — то, что она поставила себя в изначально невыгодное положение в споре. Вместо того, чтобы спорить, она слегка кивнула, и отпила ещё чаю.

— Я всё ещё считаю, что мне было бы лучше оставаться с Айрин, — пробормотала Пенни. Её дочь проводила ночь в управляющей комнате, чтобы отреагировать в случае настоящего нападения.

— Если что-то случится, то от неё тебя отделяют лишь пара лестничных пролётов и короткая пробежка, — сказала Элиз. — К тому же, с ней Алисса.

— Эта девушка — грозная воительница, — сделала наблюдение Роуз.

Пенни подумала, что это определённо было правдой. Вообще говоря, она не была до конца уверена, что смогла бы при необходимости победить эту молодую женщину, не имея брони на плечах и меча в руке. Алисса обучалась тому же стилю боя, что и Сайхан с Грэмом. Хотя у неё не имелось уз с драконом, эта женщина билась с почти что сверхъестественным мастерством. Было что-то ироничное в том, что некогда похитившая Айрин женщина сейчас была её телохранителем.

— К тому же, — продолжила Роуз, — наиболее вероятный исход этой ночи заключается в том, что мы все не выспимся совершенно зря. Согласно моему опыту, ничего никогда не происходит в ожидаемое нами время. Плохие события всегда происходят когда расслабляешься, и чувствуешь себя в безопасности. — К тому времени, как она закончила это произносить, она осознала, насколько тёмно прозвучали эти слова. — Прошу прощения, я не хотела говорить настолько мрачно.

Элиз озорно осклабилась, глядя на Роуз, и махнула рукой в сторону Пенни:

— Моя невестка настолько же встревожена и расстроена, как и наша бронированная Графиня. — Затем она повернулась к Мириам: — Хочешь вина? Не думаю, что этим вечером мы сможем обойтись одним лишь чаем.

Пенни раскрыв рот уставилась на двух пожилых женщин:

— Вы собираетесь пить, когда мы ждём неминуемого нападения?

Мириам рассмеялась:

— Мне восемьдесят. Что я буду делать в случае нападения? Я бы предпочла быть бесполезной и подшофе, чем бесполезной и ворчливой. — Затем она улыбнулась: — Спасибо, Элиз — думаю, что бокал мне не помешает.

* * *

Пенни не ожидала, что заснёт, но когда её глаза распахнулись, она осознала, что скорее всего произошло именно это. Её взгляд заметался по комнате, найди Роуз, сидевшую напротив неё с написанной на лице тревогой.

— Что такое? — сказала Пенни, не зная точно, что её разбудило.

Они обе вскочили на ноги, бросившись к окну, когда их встряхнул рокот настолько низкий, что они скорее не услышали, а почувствовали его.

— Думаю, это нас и разбудило, — выдала Роуз. Они выглянули в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как обрушивается внешняя стена замка. Затем они ощутили, как пол затрясся под ними.

— Уходи с ними в коттедж! — заорала Пенни, побежав к двери. Под «ними» она имела ввиду Элиз и Мириам, ушедших спать несколько ранее. Чтобы добраться до горного коттеджа, им нужно было лишь покинуть покои, и снова войти внутрь через ту же дверь, активировав портал. Конечно, план был отнюдь не таким, но ноги уже поведали Пенни о том факте, что в замке было далеко не безопасно.

Роуз, отреагировав с привычной для неё быстротой, уже спешила к двум пожилым женщинам.

Пенни побежала по замковому коридору — ноги несли её настолько быстро, что она была вынуждена сделать два шага вверх по стене, когда достигла конца коридора, и ей нужно было повернуть. Затем она оказалась в лестничном колодце. Игнорируя ступени, она преодолела каждый из пролётов одним прыжком. Внутренний наблюдатель на задворках её разума сухо прокомментировал: «Завтра, когда до твоего тела дойдёт, что ты наделала, ты об этом пожалеешь». Она проигнорировала эту мысль. Пока что она не чувствовала ничего.

Она почти достигла нижнего этажа, когда стена справа от неё взорвалась облаком пыли. Воздух вспороли каменные осколки, и она почувствовала укол боли на лице. Затем располагавшиеся сверху стены начали сползать вниз, обваливаясь в отсутствие опоры. Спотыкаясь, Пенни как можно быстрее стала пробираться через обломки, поскольку казалось, что весь лестничный колодец грозил скоро обрушиться. Она вышла в коридор, который уже превратился не то чтобы в коридор, а скорее в причудливо распланированную и частично замкнутую комнату. Стена с одной стороны обрушилась, и крупные куски потолка теперь стали частью пола, наполовину заваленного каменными блоками, деревянными досками и сломанными балками.

В пыли спотыкались люди, плакавшие и кричавшие, потерявшись в хаосе. Пенни добавила к ним свой голос, закричав во всю глотку:

— Айрин!

Теперь она видела управляющую комнату, хотя та прежде была скрыта. Одна из стен обрушилась наружу, открыв помещение взору. Внутри никого не было, но Пенни всё равно побежала туда, чтобы точно убедиться, что её дочь ничем не придавило. Комната была пуста. На центральном пьедестале горел синий свет.

«Она включила щит», — осознала Пенни. «Но сейчас-то она где?»

Послышался очередной гулкий грохот, и Пенни увидела, как один из замковых слуг исчез, когда стена позади него дезинтегрировалась. Люди кричали со всех сторон. Пенни знала, что ей нужно было их организовать, но это было невозможно. Ей нужно было знать, где находился враг, где было безопасно, и где были её люди. Ничего из этого она не знала. Замок Камерон рушился вокруг неё.

«Наружу. Снаружи всё станет видно». Но страх за дочь заставил её остановиться. Куда делась Айрин?

Тут она услышала крики, вроде бы шедшие со стороны двора замка. Послышался странный, нарастающий, высокий вой, превратившийся в рёв. Крики стражников превратились в вопли. Не имея никаких вариантов получше, Пенни побежала на крики, перепрыгивая через каменные осколки и кучи балок. Секунды спустя она оказалась за стенами донжона, откуда ей открылся вид на пришедшую из кошмара сцену.

Стражники лежали повсюду, кто-то из них стонал, а кто-то был просто мёртв. Укрепления вокруг замка были целы, а ворота — закрыты, но в боковой части двора восточная стена почти полностью исчезла. Защитный барьер, обычно невидимый для нормального взора, периодически вспыхивал под какими-то мощными ударами.

Но самое худшее уже было внутри. В центре двора стояли два больших металлических чудовища. Каждое из них опиралось на три металлических ноги, и хотя голов у них вроде не было, каждое насчитывало две грозных руки. Рёв шёл именно от них. Одна рука на каждом чудовище была смазанной, будто вращалась, и плевалась вспышками света.

Их торсы медленно вращались по кругу, целясь в оставшихся стражников, пытавшихся укрыться. Большинство людей уже были сражены.

Пенни никогда прежде не видела такие штуки, но знала о них из рассказа Мойры о битве при Хэйлэме. Благодаря путешествию Мэттью в мир Керэн она даже знала, как эти штуки назывались: «тортасы». Строго говоря, они не были живыми — это были военные машины, созданные для одной единственной цели.

Одно из чудовищ обстреливало всё внутри стен, но второе стреляло более намеренным образом по неподвижной цели. Пенни проследила взглядом за линией огня, и заметила две фигуры, прижавшиеся к одной из выживших стен внутреннего донжона — Айрин и Алисса.

Их окружали вспышки и искры, а на лице её дочери было выражение яростного напряжения, пока она держала сосредоточенность на их защите.

Люди часто приписывают таким моментам стресса или опасности эмоции или мысли, но правда одновременно проще, и сложнее. Тело действует настолько быстро, что сознательный разум с мыслями и опытом остаётся позади, оставаясь лишь свидетелем для подсознательных решений сердца. В течение последующих секунд они анализируют свои действия, приписывая слова и смысл своим деяниям, но реальность таких моментов мгновенна и лишена словесного описания.

Пенни метнулась через двор с такой скоростью, какая была бы невозможной, попытайся она достигнуть такого сознательно. Сама мысль об этом сделала бы необходимую координацию движений недостижимой — но Пенни не думал. Она метнула себя как снаряд из плоти и крови, пересекая пространство, отделявшее её от твари, атаковавшей её младшую дочь.

В конце она прыгнула, подобно кошке перевернув в воздухе своё тело, и приземлилась ногами на металлический торс тортаса, одновременно вгоняя острие меча в смазанный силуэт воющего оружия. Рукоять меча выдернуло у неё из рук, когда оружие машины взорвалось градом смертоносных осколков стали и огня.

Пенни начала съезжать вниз, поскольку стоять ей было не на чем. Она пыталась уцепиться за что-то своей живой рукой, а также фантомной конечностью, об отсутствии которой её тело постоянно забывало. Правой рукой она уцепилась за вторую конечность тортаса, в которой, как ей было сказано, находилось более мощное оружие машины.

Продолжая сползать вниз, она крепко вцепилась в это второе оружие, повиснув на нём. Большое, напоминавшее по форме вытянутый прямоугольник оружие начало гудеть, заряжаясь, а тортас начал вращать своё тело, чтобы нацелиться на Айрин и Алиссу. Это движение позволило ногам Пенни коснуться ногами одной из трёх ног твари, и она не думая оплела нижнюю конечность машины своими собственными.

Используя руку и ноги, она остановила движение машины своим стройным телом, не позволяя оружию нацелиться на дочь. Несмотря на неудобную хватку, на секунду ей удалось создать патовую ситуацию. Её мышцы натянулись, где-то глубоко в груди она почувствовала щелчок, за которым последовала обжигающая боль. Тортас снова начал медленно двигаться, но Пенни продолжала сопротивляться этому.

И тут второй тортас снова открыл огонь — но на этот раз не по стене, а по боровшейся с его товарищем женщине. Мир Пенни вспыхнул красным, когда по её спине и ногам замолотили удары слишком частые, чтобы их можно было разделить. На миг у неё почернело в глазах. Она почувствовала, что её ноги соскользнули, и главное орудие тортаса направилось на цель.

Благодаря этому движению она ушла с линии огня второй машины, и секунду спустя зрение вернулось к ней. Конечность, за которую она цеплялась, то оружие, которое она пыталась оттолкнуть, уже было направлено на Айрин и Алиссу. Гудение внутри него сменилось ужасающим воем, и она поняла, что оно вот-вот выстрелит.

С яростью и вызовом закричав, Пенни перестала толкать, и вместо этого начала тянуть за конечность, выкручивая её в сторону другого тортаса. В оружии послышался тяжёлый «клак», вторая машина взорвалась, и ударная волна впечатала Пенни в тортаса, с которым она боролась.

Пенни пыталась удержаться. Схватка ещё не закончилась. У вражеской машины всё ещё имелось главное — и самое разрушительное — оружие, за которое Пенни продолжала цепляться. Но тело начало подводить её, и рука стала слабеть. Из её глаз полились вызванные фрустрацией слёзы, и она отчаянно пыталась не выпустить оружие.

А потом она упала. Когда она ударилась о землю, новая вспышка боли ослепила её — приземление встряхнула уже сломанные кости. Когда Пенни снова подняла взгляд, она увидела опускавшуюся на неё ногу тортуса. Тот выбрал наиболее простой образ действий. Он собирался использовать свой многотонный вес, чтобы раздавить Пенни.

Она попыталась откатиться в сторону, но тело перестало слушаться её.

И тут тортас качнулся назад, когда в него врезался камень размером с мула. Машина покачнулась, пытаясь сохранить равновесие, но камень вернулся, снова врезавшись в неё. Тортас упал.

Повернув шею в сторону, Пенни увидела, что Айрин теперь стояла ближе. Алисса привалилась к стройной девушке, забросив руку Айрин на плечо. Но та будто не замечала её веса. Айрин стояла, выпрямившись, и полыхала взором, продолжая избивать оставшийся тортас гигантским камнем. Позади двух женщин часть донжона задрожала, когда тысячи каменных блоков сдались на милость силы тяжести, поскольку сила Айрин больше их не поддерживала.

Но Айрин уже было всё равно. Всё её внимание было сосредоточено на лежавшем перед ней металлическом колоссе. Она продолжала его избивать, пока используемый ею камень не раскололся, после чего она вытащила из обвала позади себя ещё камней. Эти были поменьше, поэтому она метала их в тортас подобно разгневанной стае птиц.

Они были слишком маленькими, чтобынанести существенный урон, но Айрин не отступалась, а когда тортас начал попытки встать на ноги, она выдернула из-под него часть земли, заставив погрузиться в почву. Теперь он был беспомощен — его последнее оружие пришло в негодность, а тело было зарыто в изорванную землю.

Однако Айрин ещё не закончила. Отпустив камни, она попробовала огонь, а когда тот не дал никакого эффекта, она начала молотить по тортасу чистой силой, пока внешняя оболочка машины не начала прогибаться и деформироваться под ударами.

Пенни слышала голос дочери, охрипший от крика, однако слова всё равно можно было разобрать:

— Не смей её трогать!

Мир Пенни стал гаснуть, и вскоре она не знала ничего кроме пульсирующей боли, сопровождавшейся звуками ярости избивавшей тортас Айрин. Когда пришла тишина, Пенни подумалось, что она наверное потеряла сознание, но тут она почувствовала касание мягких рук.

— Мам! Проснись! Пожалуйста!

Глава 36

К тому времени, как Замок Камерон показался на горизонте, рассвет уже миновал, утро полностью наступило, а я по большей части снова ощутил себя человеком. Небо было чистым, поэтому замок я увидел более чем за десять миль, и с такого расстояния мало что можно было разглядеть.

А вот с пяти миль я смог определить, что там что-то случилось, и использовал ловкий трюк, которому научился годы тому назад — сжал воздух перед собой в линзу, чтобы увеличить видимую картину. Часть внешней стены замка упала, донжон был наполовину разрушен, и от нескольких близлежащих ферм шёл дым.

Сам Уошбрук вроде бы не пострадал.

Солнечный блик на металле предупредил меня о том факте, что на окружавшем замок широком поле что-то было. Сфокусировав линзу, я заметил характерные очертания тортуса, похожего на те, что я видел рядом с Хэйлэмом, в Данбаре.

Но те тогда были сильно повреждены, приведённые в негодность усилиями Грэма и Мойры. Этот же был полностью работоспособен. Глядя на него, я увидел, что верхняя его часть повернулась, и одна из его конечностей поднялась. Она целилась… в меня.

Поначалу я счёл это нелепым. Я был всё ещё где-то в пяти милях, и летел с недурной скоростью. Он ни за что не смог бы в меня попасть. Однако Гэри был весьма экспрессивен, когда я расспрашивал его об этих штуках и их оружии. «Как он там его называл?». Я листал тот разговор у себя в голове, пока не нашёл термин: «рэйлган». Гэри сказал, что они стреляли снарядами, которые летели многократно быстрее звука, и делали это со смертоносной точностью.

Я сменил направление полёта, направившись к земле, и едва не потерял управление. Внезапные перемены в полёте со значительной скоростью — дело непростое, но я сумел вернуть контроль за своим движением. Я ощутил, как что-то взрезало воздух надо мной, двигаясь слишком быстро даже для моего магического взора. Долю секунды спустя пролёт снаряда был повторно провозглашён громким треском, отразившемся у меня в ушах.

Замедлившись ещё больше, я продолжил двигаться к земле, добавив, как я надеялся, непредсказуемую череду боковых движений. Мне нужно было уйти из его поля зрения раньше, чем он превратит меня в мокрый комок истерзанной плоти и падающий на землю кровавый дождь. Следующие несколько секунд прошли напряжённо, но я скрылся за лесом прежде, чем тортас успел снова выстрелить.

Однако я не приземлился. Вместо этого я увеличил скорость, двигаясь лишь в нескольких футах над землёй. Обычно полёт в такой близости от земли требовал меньше усилий, но в том случае, когда я летел настолько быстро. При такой скорости я рисковал при малейшей ошибке размазаться в кашу. Щит вокруг себя я сфокусировал в форме копья, влив в него всю возможную силу, но это лишь защищало меня от воздушного потока. Если бы я задел что-то твёрдое, то это несомненно не только убило бы меня, но и почти наверняка уничтожило бы то, во что я влетел бы.

Я засунул руку в висевший на поясе мешочек, и вытащил одну из моих железных бомб. Они представляли из себя простые железные сферы, зачарованные и наполненные таким количеством силы, какое они могли удерживать, не взрываясь самопроизвольно. Они были моим самым старым оружием, и за прошедшие годы я не раз их использовал. Из-за их взрывоопасной природы носить их с собой было слишком опасно, но мой мешочек на самом деле представлял из себя своего рода портал, соединённый с лежавшим в горах сундуком.

Теперь я летел в десяти футах над поверхностью дороги, оставляя за собой след из клубов пыли и трясущихся деревьев. Мне пришлось подняться повыше, когда я достиг поворота на Камерон, поскольку при нынешней скорости я просто-напросто не мог повернуть. Я взмыл над деревьями, и начал загибать влево, на миг увидев замок и тортас, прежде чем закончить поворот и снова снизиться, следуя вдоль дороги домой.

Тортас был не один. Поворачивая, я заметил, что их было три штуки. Запустив руку в мешочек, я вытащил ещё две железные сферы, меняя свой план. Заключив каждую железную бомбу в собственный маленький щит в форме стрелы, я вытянул их вперёд, вытолкнув за пределы моего собственного щита. В отсутствие защиты они могли взорваться от одного лишь давления ветра, поскольку я двигался быстрее скорости звука.

А потом деревья исчезли, и передо мной вырос замок. Одна из замеченных мною машин была прямо впереди. Держа одну из железных сфер прямо по курсу, я сменил направление собственного полёта вверх и направо.

Я почти слишком поздно осознал, что защитный барьер вокруг замка был активен. Это заставило меня вложить все силы, чтобы сделать поворот вверх более острым, иначе я разбился бы о щит. Изначально я собирался лишь пролететь над стенами замка.

Первый тортас зрелищно дезинтегрировался с дымом и пламенем, в то время как моё тело взрезало воздух над ним, едва сумев уклониться от защитного барьера. Двое других стреляли в меня своими вращающимися орудиями, но моё появление было слишком внезапным для точного прицеливания. Воспользовавшись активным щитом вокруг замка, я перевёл свой полёт в дугообразный поворот, который увёл меня с линии огня, унеся на другую сторону замка и Уошбрука по широкой эллипсоиде.

Это дало мне время осмотреть повреждения, и они меня не порадовали. Во дворе замка лежали останки ещё двух тортасов, но было ясно, что они собрали страшную жатву, прежде чем были уничтожены. Половина донжона обрушилась, и от замковой стены с восточной стороны укреплений остались лишь обломки. Тела лежали повсюду, хотя я видел, что люди неустанно работали, раскладывая их в ряд во дворе.

Описывая круг вокруг замка, я снизил свою скорость. Я не мог позволить себе совершить ошибку и убиться, и уже начинал уставать. Стресс, вызванный поддержанием настолько мощного щита одновременно с полётом на такой скорости, забирал много сил. Описав полный круг, и вернувшись на прежнее место, я всё ещё двигался быстро, но на скорости, на которой можно было выжить — где-то ближе к скорости пикирующего ястреба.

Когда тортасы открыли огонь, я послал две железных бомбы вперёд себя. Сила их обстрела была настолько велика, что вынудила меня приземлиться, затормозив как можно резче, чтобы не убиться и не сделать их работу за них. В одну из железных бомб произошло попадание прямо в воздухе, и она взорвалась, не долетев до цели, а вот второй повезло больше.

Поскольку у неё отсутствовала сумасшедшая скорость, которая была у моей первой атаки, тортас она не уничтожила, однако взрыв сбил машину на бок, и нанёс видимые повреждения её внешней оболочке. Другой тортас был чуть ближе ко мне, менее чем в сотне ярдов, но всё ещё слишком далеко, чтобы я мог сделать что-то значительное магией напрямую.

Однако тортаса это устраивало. Он продолжил молотить по мне огнём своего вращающегося орудия. «Как там Гэри называл эту штуку? Пулемёт Гатлинга». Град ударов был настолько мощным, что мне трудно было поддерживать свой щит, и силы у меня начали истощаться.

Слегка раскрыв свой разум, я воззвал к земле, чувствуя, как её сила полилась меня, от ног и выше, и тут я сделал кое-что необычное — для меня, по крайней мере. Я использовал её, чтобы усилить своё тело, увеличив скорость и физическую мощь. Мне не нравилось так поступать, но бой против Тириона преподал мне урок, поэтому я успел попрактиковаться в этой технике.

Укрепив свой щит, я побежал к тортасу, нараспев произнося слова на лайсианском. Использованное мною заклинание было тем же самым, которое я часто использовал, чтобы делать свои руки неуязвимыми для огня, работая в кузнице с металлом — но в этот раз я использовал заклинание на всё своё тело.

В обычных условиях есть веские причины так не поступать. Заклинание по сути заставляло плоть почти полностью потерять теплопроводность, однако кожа продолжала излучать тепло вовне. Если применить это заклинание на всё тело, то конечности медленно замёрзнут, в то время как внутренняя часть тела будет нагреваться всё больше и больше. Короче, не повторяйте это дома.

Однако за минуту-другую оно меня убить не могло. Я понёсся к тортасу, на бегу меняя свой личный щит, заставив его засветиться от сильнейшего жара, который я, к счастью, не мог ощущать.

Тортас прекратил огонь, и его тело повернулось, направив на меня рэйлган. «Блядь!» — безмолвно выругался я. До тортаса оставалось ещё тридцать ярдов, и, судя по описаниям Мойры, от выстрела меня не спас бы никакой щит.

Я метнулся в сторону, но ствол продолжал неуклонно целиться в меня, поэтому я бросил свою силу вперёд, и ухватился за само оружие, заставив его отклониться в сторону как раз перед выстрелом. Секунды спустя я сократил разделявшее нас расстояние.

Мэттью и Мойра рассказали мне, что тортасы были почти неуязвимы для обычных ударов пламенем и даже для некоторых сфокусированных лучей огня — но я собирался это проверить. Щит вокруг моего тела светился ярким белым светом, а мои ступни оставляли позади меня горящие следы на траве.

Прыгнув вперёд, я схватил одну из массивных ног своими руками. В тот момент я был достаточно силён, чтобы слегка поднять эту ногу, заставив тортаса выпрямить две другие, чтобы сохранить равновесие. Но кроме этого ничего не произошло. Если бы машина была из железа или стали, то уже должна была бы начать дымиться и плавиться от моего касания. «Чёрт, да из чего сделана эта хрень?».

Зачерпнув из земли, я влил в свой щит ещё больше жара, за исключением той части, которая закрывала мою голову — иначе я не смог бы ничего видеть из-за свечения щита. Сжав пальцы, я почувствовал, как металл в моей хватке начал уступать. Он смялся, став гнутым и бесполезным задолго до того, как я смог его проплавить. Сменив позу, я стал толкать край платформы, поддерживавшей верхнюю часть тортаса, и перевернул его вверх ногами. Затем я прижался к его дну, и начал прожигать путь внутрь.

Прошла будто целая вечность, прежде чем металл начал слегка проседать, после чего я смог слегка утопить в него пальцы, создав зацепки на гладкой поверхности. Используя мою ныне значительную мощь, я потянул, будто пытаясь порвать металл одной лишь грубой силой.

Несмотря на обжигающую температуру и мою силу, я не достиг успеха. В основном. Частично причиной этому стали молотившие по воздуху ноги твари, заставлявшие меня постоянно бороться, чтобы удержать её на месте. В результате я смог оставить на днище лишь маленькую щель.

Первым моим инстинктом было запустить руку в мешочек, и взять ещё железных бомб, чтобы засунуть их в маленькое отверстие — но секунду спустя я заставил себя остановиться. «Если я сейчас коснусь их руками, то от меня и мокрого места не останется». Я почувствовал себя идиотом.

«Дурость бессмертна», — напомнил я себе, — «однако я и впрямь испытываю верность этого девиза на прочность». Вся моя стратегия была глупой — использовать огонь и жар, когда мне уже сказали, что они были почти бесполезны. Видимо, за годы совместной жизни я что-то подхватил у Пенни. Упрямства во мне стало больше, чем ума.

Однако у меня появилось отверстие, поэтому я послал в него тонкое огненное копьё, тыкая во внутренности твари, пока оттуда не начал валить дым. Из отверстия донёсся зловещий треск, и ударили шипящие белые искры, заставив меня попятиться. После чего я бросился бежать, проклиная свой собственный идиотизм. «Я и впрямь такой тупой, каким кажусь». Мне в спину тараном ударила волна воздуха, подбросив меня подобно листочку, когда тортас взорвался.

В итоге я растянулся на земле в двадцати ярдах от него. Мой щит каким-то чудом выдержал удар, и я сумел приземлиться, ничего не сломав, насколько я мог судить.

Мой щит больше не светился, так как я перестал зря тратить энергия в этом бесплодном направлении, но начал сотрясаться, когда другой тортас, описавший круг вокруг своего павшего товарища, открыл огонь. Поскольку я не успел закрепиться, моё тело заскользило по зелёной траве. Бой начался так хорошо, но теперь я начал испытывать раздражение.

Пришло время сменить тактику. Я достаточно наигрался, пробуя вещи, о неэффективности которых меня уже предостерегали. Мэттью и Мойра рекомендовали использовать против этих машин молнию, поэтому я вытянул к приближавшемуся механизму руку, и послал громыхающий разряд актинического синего цвета.

Равномерный град ударов по моему щиту прекратился, но тортас не выглядел повреждённым. Его оружие перестало вращаться, в то время как его рэйлган начал поворачиваться для выстрела. Он был в двадцати ярдах, и я не думал, что он промахнётся.

На секунду я пожалел, что мне не хватило предусмотрительности вытащить мой посох. Используя его как рунный канал, я смог бы сделать свою молнию гораздо эффективнее. Одной из причин, почему мне не нравилось использовать молнию, было то, что молнией было трудно управлять. В отличие от огня или чистой силы, она имела тенденцию к разветвлению и ударам в направлениях, отличных от того, которое имел ввиду маг. Но вытаскивать посох уже было слишком поздно. Тащить шестифутовую палку из мешочка на поясе было делом неудобным даже в нормальных условиях — попытка же сделать это сейчас лишь превратила бы меня в неподвижную цель.

Поэтому я прибег к старой уловке. Я вогнал свою волю в землю, вскинув в воздух большую массу почвы, и взбил её в грязное, коричневое облако, накрывшее отделявшее меня от машины пространство. Затем я встал на ноги, и взметнулся в воздух. В какой-то момент тортас выстрелил, но созданной мною сумятицы хватило, чтобы он промахнулся.

Я часто слышал, как Сайхан предостерегал Пенни не прыгать во время боя, поскольку находившийся в воздухе человек лишался способности уклоняться — но ко мне это правило на самом деле не было применимо. Вне земли я был мобильнее, чем на ней, а магический взор позволил мне видеть тортас также легко, как если бы в воздухе не висело облако грязи. Ухватив своей магией ветер, я направил себя вниз, и завис прямо над тортасом.

После чего начал раз за разом бить по нему чистым электричеством. После первых двух или трёх ударов тот продолжил двигаться без проблем, подняв в мою сторону свой рэйлган, но к четвёртому удару он начал подёргиваться. Я не остановился, пока он не стал трястись и дымиться — при этом я постепенно поднимался вверх, на случай если он тоже взорвётся.

Он не взорвался, и я не мог удержаться от лёгкого чувства разочарования, учитывая то, сколько усилий я вложил в победу над ним. «Ну и ладно».

Когда он полностью перестал двигаться, я заскользил к замку, мягко приземлившись лишь в двадцати футах от защитного барьера в месте, где обрушилась стена. С внутренней стороны щита стоял ряд людей, по большей части стражников. Мой бой привлёк толпу зевак. Я оглядел эту толпу в поисках двух конкретных лиц — Пенни и Айрин.

Я их не нашёл, и у меня что-то сжалось в груди. От полученных донжоном разрушений мне стало не по себе. Куда они делись? Отступили в наш горный дом? Они были в безопасности? Я не хотел думать о худшем варианте.

«Нет, уж хотя бы Айрин точно жива. Кто-то же привёл в действие защитный барьер». Я заметил впереди толпы Карла Дрэйпера, и подозвал его через щит:

— Капитан Дрэйпер! Скажи Айрин, чтобы она открыла для меня щит.

Он подошёл так близко, как мог, поскольку щит слегка глушил звуки:

— Никто не может его открыть, милорд. Мы в западне.

— Это же нелепо! — возразил я. — Где моя жена? Где моя дочь?

Взгляд капитана соскользнул вниз, и он уставился в землю.

Глава 37

«Нет, нет, нет, нет, не может быть!». Я с трудом взял себя в руки. Мне хотелось разорвать щит голыми руками, но он питался от Бог-Камня, и я ничего не мог с ним поделать.

— Леди Айрин ухаживает за Графиней в казармах, — чуть погодя сказал Капитан Дрэйпер.

Воздух резко вышел из моих лёгких облегчённым вздохом. Я опасался худшего.

— Ваша жена была сильно ранена во время нападения, милорд. Не думаю, что она выживет, — добавил он.

У меня было совершенно иное мнение на этот счёт, но сначала мне нужно было попасть внутрь:

— Почему Айрин не может опустить для меня щит?

— Управляющая комната была уничтожена во время нападения. Она никак не может управлять чарами, — объяснил капитан.

— А, понятно, — сказал я, кивая. Ну, существовал более чем один способ освежевать кошку. Запустив руку в один из мешочков, я вытащил полотно с трафаретом телепортационного круга, и разложил на земле. Использовав эйсар, я выжег временный круг в почве, а затем подобрал полотно, и сложил, засунув обратно в мешочек. Затем я выжег пальцем новый ключ в пустой секции круга, и шагнул в него. Секунды спустя я оказался внутри промежуточной станции во дворе замка.

Там никого не было, а когда я вышел наружу, то увидел, что остальные люди во дворе планомерно работали. Кто-то переносил и раскладывал тела, в то время как другие расчищали во дворе завалы из обломков. Они были на удивление спокойными.

Капитан Дрэйпер добрался до меня секунды спустя, когда я двигался к зданию, где располагались казармы.

— Это ты всех организовал? — спросил я его, впечатлившись тем, насколько упорядоченно всё стало так скоро после огромной катастрофы.

— Частично, милорд, как мне и положено по службе, — сказал капитан. — Но по большей части этому мы обязаны приказам Леди Айрин. С тех пор, как случилось нападение, она была для нас как прочная скала.

В ответ на его слова я преисполнился гордости.

— Кратко изложи, что случилось, — приказал я.

— Напали ночью, — начал капитан. — Обрушили внешнюю стену, и в несколько секунд уничтожили часть донжона. Почти сразу же поднялся защитный барьер, но два тех железных чудовища уже успели проникнуть внутрь. Они порвали моих людей в лоскуты, и продолжили обстреливать донжон. Все, кто был внутри, скорее всего погибли бы, если бы не ваша дочь.

— А что она сделала? — спросил я, остановившись. Мы были у двери в казармы, но я хотел услышать остальное, прежде чем войти.

— Если верить Алиссе, она не дала донжону упасть. Я на самом деле не понимаю, как работает ваша магия, конечно же, но стены обрушивались — а потом перестали. Она держала их достаточно долго, пока большинство людей не сумело выбраться. Эти твари, — указал он на повреждённые останки двух тортасов, — всё это время били по ней. Потом Графиня выбралась наружу, и набросилась на них подобно бешеной волчице. Она сумела повредить одного и уничтожить другого. Леди Айрин забила раненного до смерти с помощью камня — так мне рассказали. Сам я этого не видел. — Дрэйпер приостановился, прежде чем продолжить: — Но ваша жена, она очень сильно ранена.

У меня сжалось горло, и я с трудом выдавил из себя ответ:

— Спасибо тебе, Капитан. Возвращайся к своим обязанностям. Я пойду посмотрю, как у неё дела. — Затем я открыл дверь, и зашёл в казармы.

Внутри всё было хорошо освещено фонарями. На большинстве коек лежали раненные люди — те, кто выжил. Как я уже увидел, мёртвые были во дворе. Моя младшая дочь стояла на коленях рядом с одним из раненных, закрыв глаза — её внимание было сосредоточено на вещах, которые нельзя было увидеть глазами.

Она почти наверняка почувствовала, как я вошёл, но сосредоточенности не потеряла. Однако я не мог поставить это ей в упрёк. Исцеление — тонкая работа, но её этому вообще никто не учил. Магия всё ещё была для Айрин весьма новым делом.

Конечно, мне хотелось её прервать. Я отчаянно хотел увидеть Пенни — но вместо того, чтобы портить ей работу, я осмотрел ближайшего раненного солдата магическим взором. У него было несколько неприятных ран, и хотя существовало ещё значительное число способов ему помочь, я был горд тем, что обнаружил. Кожа его была заживлена, и хотя его рёбра всё ещё были сломаны, по крайней мере один кровеносный сосуд был заштопан. «При таком количестве раненных у неё было мало времени», — догадался я.

Тем не менее, я был впечатлён тем, что она так быстро научилась заживлять кожу. Айрин неоднократно была свидетелем моих разговоров с её старшими братом и сестрой на тему исцеления ран, но она никогда не могла напрямую видеть то, что мы делали, не говоря уже о практике. Она хорошо справилась, не имея почти ничего кроме усвоенных из тех лекций обрывков знаний.

Затем я заметил пациентку, лежавшую на следующей кровати — Алиссу. Она спала, но быстрый осмотр её тела показал, что у неё была сломана нога, и обширные гематомы.

— Отец? — послышался у меня за спиной голос Айрин.

Я обернулся взглянуть на неё, и моё сердце облилось кровью при виде её лица. Менее чем за двенадцать часов выражение лица моей младшей дочери из безмятежного стало утомлённым и загнанным. Она единолично несла огромную ношу, и теперь её сильная личина начала давать трещины.

— Прости меня… — добавила она.

Мне хотелось обнять её, дать её выплакаться… сделать то, что обязаны делать отцы… сделать всё хорошо — но я всё ещё нуждался в её силе.

— Не проси прощения, — ответил я. — Ты сделала больше, чем можно было ожидать. Потерпи ещё немного.

На секунду её губа задрожала, но затем Айрин взяла себя в руки, и я обнял её. Она крепко сжала меня, и промычала мне в грудь:

— Но Мама…

Я перебил её раньше, чем её слова заставили её расклеиться:

— Отведи меня к ней.

Пенни лежала в личной комнате Капитана Дрэйпера, накрытая толстым шерстяным одеялом. С неё сняли броню и одежду, и мой магически взор не нашёл никаких переломов или свежих порезов на её коже. Я бросил печальный взгляд на зачарованную кольчугу, лежавшую на ближайшем стуле. Она своё дело сделала, ничто её не пробило, но этого снова оказалось недостаточно. Моя жена лежала на животе, и стянув одеяло с её спины, я зашипел от открывшейся картины. Большая часть видимой мне кожи была чёрной или красной — под ней сформировались массивные гематомы. Она выглядела так, будто её привязали, и избили маленькой кувалдой.

Под кожей всё было хуже. Часть позвонков раскололась, и расположенные рядом с ними рёбра были сломаны. Почки её уже было не спасти, и остальные мягкие ткани также были загублены. Будь она в сознании, Пенни испытывала бы невероятную боль, если вообще что-то чувствовала бы. Повреждения позвоночника означали, что она скорее всего была парализована. Живой она до сих пор оставалась лишь чудом.

— Я не знала, что делать, — тихо сказала Айрин полным вины голосом. — Ты… Ты ведь можешь её вылечить, верно?

Моя младшая дочь готова была вот-вот разрыдаться, и я не мог её винить. Я чувствовал себя сходным образом, но затолкал эти чувства поглубже. Сейчас мы не могли себе позволить поддаваться эмоциям — пока не могли. Однако что я должен был сказать? «Ты ничего не смогла бы сделать», — подумал я. «Это выходит за пределы того, что может вылечить обычное волшебство». Будь это кто-то другой, я просто сказал бы ей, что надежды нет, и что лучше всего облегчить смерть пациента.

Но это был не кто-то другой. Это была Пенни. Это была моя Пенни. Я не мог смириться с таким ответом, и если бы я сказал такое Айрин, то мы бы не смогли сделать то, что следовало.

— Всё с ней будет хорошо, — сказал я с уверенностью, которой не чувствовал. — Дай мне несколько часов. Я могу её вылечить. Не волнуйся.

— Папа, это я виновата, — сказала Айрин.

— Ш-ш-ш, не вини себя. Это — жизнь. Никто не идеален. Если начнёшь брать на себя вину за каждую трагедию, то никогда не сможешь жить дальше. Дай мне побыть с ней. Не впускай никого, пока я не открою дверь. Поняла?

Моя дочь кивнула, смаргивая слёзы.

— Ты хорошо справилась. Я горжусь тобой как никогда, — добавил я. — Возвращайся обратно, и продолжай делать то, что делала. Покажи им свою силу. Это — ноша, которую мы несём ради людей, которым служим. Сейчас здесь только мы с тобой, поэтому тебе придётся со всем управляться, пока я помогаю твоей маме. Ты справишься?

Айрин встала, склонив голову, силясь удержать всё в себе. Её плечи слегка вздрогнули, но затем она подняла лицо, и потёрла щёки:

— Да, Отец. — Затем она ушла, мягко прикрыв за собой дверь.

Как только дверь закрылась, я запер её засовом, а потом быстрым заклинанием ещё и защёлку закрепил. Я не хотел, чтобы что-то могло меня прервать. Произнеся ещё несколько слов, и потратив толику эйсара, я окружил комнату уордом приватности, чтобы Айрин или кто-то ещё из моих детей — в случае их возвращения — не могли увидеть, что я делал.

Подойдя к кровати, я убрал одеяло, а потом использовал свою силу, чтобы мягко поднять тело Пенни, отодвинув его в сторону, и освободив достаточно места, чтобы лечь рядом с ней. Как бы я ни осторожничал, она всё равно почувствовала это, и с её губ сорвался тихий стон. Её глаза открылись, и она упёрлась в меня своим взглядом, пронзая моё сердце.

Она попыталась заговорить, но сумела лишь хрипло простонать несколько раз.

— Не пытайся разговаривать, — сказал я ей, пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Я начал и сам раздеваться. Строго говоря, никому из нас не требовалось быть обнажённым, но это слегка упрощало ситуацию. Несколько минут спустя я закончил, и осторожно забрался на кровать рядом с ней. Наши лица разделяли считанные дюймы, и я поглядел в тёплые, карие глубины её глаз. — Мне следовало быть здесь, — сказал я. — Но ты совершила невозможное в моё отсутствие, как обычно. Ты — невероятная женщина, Пенни. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю. — Затем я подался вперёд, и поцеловал её в губы, одновременно с касанием устанавливая связь между нашими разумами.

— «Айрин в порядке?»

Надо было догадаться, что первая её мысль будет о детях. От осознания этого по мне пробежало чувство тепла.

— «Она в порядке», — сказал я ей. — «Немного напугана, но у неё — твоя сила. Она заботится обо всём, пока я забочусь о тебе».

— «А что остальные?» — спросила она.

— «Они пока не вернулись, но я думаю, что у них всё хорошо», — ответил я. Я бы солгал, но при прямой связи это было трудно сделать, поэтому я придерживался правды. — «Лучше о себе волновалась бы».

— «Я умираю?» — Несмотря на её смелость, я чувствовал в этой мысли нотки страха. Однако это был не страх перед небытием, а страх разлуки с близкими.

— «Да», — ответил я. — «Но это поправимо. Ты мне доверяешь?»

— «Нет». — Я мысленно нахмурился, но затем она добавила: — «Я верю, что ты сделаешь ради меня что угодно. Не доверяю я тому, что ты не повредишь себе в этих попытках».

— «Ну, это будет рискованным. Именно об этом мы с тобой говорили прежде — это способ полностью исцелить твоё тело. Зная твоё отношение, я решил этого не делать, почему я и работал так упорно над искусственной рукой для тебя — но теперь по-другому не получится».

— «Тогда не делай этого, отпусти меня», — с чувством сказала она мне.

— «Я не могу».

— «Ещё как можешь. Я люблю тебя, Морт, но наши дети полагаются на тебя. Идти на такой риск — эгоистично».

— «Прости», — ответил я. «Я эгоистичен, признаю. Я не могу жить без тебя, и нашим детям ты нужна не меньше меня».

— «Мордэкай!»

Я внутренне дёрнулся от силы её неодобрения, но не сдался:

— «Слушай, это не так плохо, как кажется. Решения принимать будешь именно ты. Поэтому мне нужно объяснить как можно больше, прежде чем я передам тебе бразды управления».

— «Что это значит?»

— «Наши сознания сольются, и мы станем тобой. Моё сознание временно исчезнет, поскольку восстановить твоё тело таким путём сможешь только ты. Ты будешь всем управлять, но при этом будешь обладать моим могуществом».

— «Я не знаю, как всем этим пользоваться! Это не сработает, Морт. Это глупо», — ответила она с растущей в мыслях паникой.

— «Сохраняй спокойствие», — ответил я. — «Это — не вопрос знания. Это — не волшебство. Тут всё более инстинктивно. Я объясню самые важные моменты, чтобы ты поняла, что увидишь, и что делать».

— «А если я откажусь?»

— «Не сможешь», — упрямо сказал я ей. — «Как только я передам тебе управление, ты сможешь делать всё, что захочешь, но если ты не позаботишься обо всём, то кто-то из нас умрёт, либо мы вообще умрём оба».

— «Это нечестно».

— «Жизнь — вообще нечестная штука», — ответил я. — «Как только мы сольёмся, ты почувствуешь, будто засыпаешь, но когда очнёшься, ты будешь одна, в кровати, с двумя телами — твоим и моим. Пока что оба тела будут живы, и ты увидишь в каждом из них что-то вроде пламени. Это называется «эйстрайлин». Это — источник жизни. В некотором смысле, это — твоя душа, и она должна продолжать гореть, иначе ты умрёшь. Сила, которой ты будешь пользоваться, будет исходить от меня, но тебе нужно будет удерживать твоё сознание в твоём собственном теле».

«Представь себя такой, какой ты была раньше», — продолжил я, — «до того, как тебя ранило. Ты сможешь заново представить своё тело, и если у тебя получится, то ты также сможешь вспомнить руку, которую потеряла. Как только закончишь, тебе нужно будет подумать обо мне. Отпусти силу, и думай обо мне. Это будет труднее всего, потому что тебе нужно будет думать о том, как ты становишься мной, одновременно отпуская связь с моим телом. Если сделаешь это правильно, мы оба проснёмся».

Она боялась, и я не мог её винить:

— «А если я сделаю это неправильно?»

— «Тогда кто-то из нас не проснётся — скорее всего я. Ты будешь одна, а рядом с тобой на кровати будет лежать труп. С другой стороны, ты также будешь весьма крутой волшебницей и архимагом».

— «Я не хочу!» — заупиралась она.

— «Я люблю тебя», — послал я мысль, и раскрыл свой разум, прислушавшись к вселенной. В небе над нами гудел ветер, глубоко внизу земля гулко билась подобно гигантскому барабану, а рядом со мной медленно умирала прекрасная женщина. Я прислушался к её плоти, и увидел во сне её сердце — величайший из полученных мною в этом мире даров. Я медленно угас.

Глава 38

Пенни очнулась. Или, быть может, она грезила — она точно не знала. Мир был странным и новым, и многое из увиденного ею было трудно понять. Ощущение было таким, будто она плыла, подвешенная в облаке. Её зрение распространялось во все стороны, наполняя её разум содержимым всей комнаты.

Однако внимание её приковали два тела, лежавшие под ней — её собственное, и Мордэкая. Как он и сказал, в обоих телах содержалась горящая искра, но на этом сходства заканчивались.

Конечно, тела сильно отличались. У него тело было тяжелее, более мускулистое, и в почти идеальном состоянии здоровья, в то время как её тело было на пороге смерти. Но беспокоило её пламя в каждом из тел. Если у Морта оно ярко пылало с обжигающей интенсивностью, то у неё оно было крошечным угольком, грозившим вот-вот потухнуть.

«У меня мало времени», — подумала она. Отбросив страх, она принялась за работу. Она усилием мысли затекла в своё тело, а потом стала выстраивать желаемый мысленный образ.

Когда Мордэкай описывал это, она посчитала это невозможным, но теперь её ментальное воображение изменилось. Она не могла объяснить это словами, но её разум теперь был способен создавать видения, бывшие на удивление подробными. «Неужели у него так всегда?» — удивилась она. Из прошлых разговоров она знала, что разум её мужа работал отличным от большинства образом. Но такого она не ожидала.

«Всё такое ясное и чёткое». На миг ей стало завидно. Каково было бы каждый день жить с такими яркими образами в голове? «Стоп, так я — это я, или я — это он?»

Она чувствовала себя собой, но разница в их ментальном ландшафте очевидным образом напоминало обратное. «Всё так странно. Я знаю, что я — это я, однако прежде я точно была им». Она отбросила эти мысли. «Вспомнить моё тело, какое было раньше… и сделать его реальным».

Плоть смазалась и потекла, принимая прежнюю форму. Пенни подивилась тому, насколько просто этого оказалось достичь. «Такая мощь, и он с ней живёт каждый день. Я бы, наверное, с ума сошла». Затем она отступила, глядя на два тела, зависнув над ними на небольшом расстоянии.

Как и ожидалось, её тело казалось идеальным — однако горевшее внутри пламя не изменилось. Оно гасло. Она-то думала, что это было из-за ран, но это было явно не так. «Так вот, почему он не хотел так делать? Боялся, что я увижу, насколько мало его осталось?»

Где-то глубоко в душе она знала правду. Починить её тело было легко. Проблема заключалась в её эйстрайлин, и он не знал, как это исправить. «Я всё равно скоро умру». Она ещё раз взглянула на его эйстрайлин, для сравнения.

С этой эйстрайлин тоже было что-то не так. Она яростно пылала, но когда Пенни пригляделась поближе, она увидела трещины, тёмные вены чего-то иного между нитями живого эйсара. При всей представляемой его мощи, вместилище души её мужа было больным. «Какие-то его части — чужие, приживлённые этими странными тёмными корнями».

Она боялась того, что это могло значить. Неужели это был побочный эффект времени, которое он провёл как шиггрэс, или результат его странной трансформации во время боя с анголами? Пенни никак не могла знать, но в любом случае это не предвещало ничего хорошего. Она потратила некоторое время, изучая эйстрайлин, и в конце концов ей в голову пришла идея. «Ему это не понравится, но, с другой стороны, он и мне тоже выбора не дал».

Нырнув вниз, она снова заполнила своё тело, села, и подивилась своему идеальному здоровью. Вытянув левое плечо, она осмотрела свою руку, заворожённая её идеальностью. Ей было жалко, что наслаждаться этим она будет недолго. Пенни встала, взяла одеяло, и завернула в него своё голое тело. Потом она пошла к двери.

Она усилием мысли убрала запиравшее дверь заклинание, одновременно развеяв накрывавший комнату уорд приватности. Затем она подняла засов, и открыла дверь, выйдя в казармы.

Повсюду были койки с раненными людьми, но взгляд Пенни был прикован лишь к одной — к Айрин. Её дочь стояла, нагнувшись, над одним из бойцов, но мгновенно выпрямилась, глядя на мать расширенными глазами.

— Мам! — воскликнула Айрин, но затем выражение её лица сменилось замешательством. — Мам?

— Иди сюда, — сказала Пенни, и как только девушка оказалась достаточно близко, она её крепко обняла. — Я люблю тебя, Рэнни. Всегда помни об этом.

— Он действительно это сделал, — пробормотала Айрин. — Но как? И что это такое с твоим эйсаром? Он неправильно ощущается. На миг мне показалось, что ты — Папа. Это что, иллюзия?

Пенни покачала головой:

— Нет, это не иллюзия. Это я, и — да, ему удалось. Но есть некоторые проблемы. Твой отец пока что отдыхает. Ты можешь послать за письменными принадлежностями?

— Зачем? — подозрительно спросила Айрин.

И тут Пенни начала объяснять, ничего не скрывая. Ей нужно было полное согласие Айрин, иначе всё будет слишком сложно, и времени у неё было немного. Её младшая дочь расплакалась после первых двух фраз, и к тому времени, как она закончила, у них обеих глаза были на мокром месте. В какой-то момент появился Капитан Дрэйпер, но ни одна из них никакого внимания не обращала ни на него, ни на остальных зевак.

Пенни цеплялась за дочь столько, сколько могла, но когда слуга вернулся с тем, что она попросила, Пенни начала размыкать объятия.

— Мам, нет! Пожалуйста… — взмолилась Айрин, полностью растеряв достоинство.

Лицо Пенни исказилось от боли, но она всё равно оттолкнула дочь:

— Прости, милая. Прости меня. — Вернувшись в комнату Капитана Дрэйпера, она закрыла дверь, и вернула на мест засов и уорд приватности. Затем она уселась, и начала писать.

Это было нелегко, и ей пришлось засыпать песком и отчищать не только изредка появлявшиеся кляксы, но и пятна, остававшиеся от её слёз. Она потратила на письмо полчаса, прежде чем сдаться. Не потому, что больше не могла найти слов, а потом, что это было чересчур. Она никогда не смогла бы записать это всё, и на неё начала накатывать усталость. «Моё время на исходе».

Пенни вернулась к кровати, и улеглась, накрыв себя и тело Мордэкая одеялом. Она прижала свои губы к его собственным, прежде чем отступить в своё тело. Большего она сделать не могла. Затем она сфокусировалась на крошечной искре в своей груди, и потянула.

Её объяла жгучая боль, непохожая ни на что испытанное ею прежде, но Пенни отказывалась сдаваться. В конце концов ей показалось, что у неё получилось, но она не могла сказать точно. Быть может, Мордэкай сможет. Пенни повернула свои мысли к своему мужу, и сожалела она лишь о том, что не смогла сделать больше.

* * *

Я очнулся, обнаружив холодные губы Пенни прижатыми к моим. У нас получилось? Я протянул руку, чтобы убрать волосы с её лица — и тут я понял. Она была холодной — не только губы, а вообще всё тело. Её сердце больше не билось.

— Нет! — Я кричал, пока в лёгких не кончился воздух, потом сгрёб её безжизненное тело, баюкая его на руках. — Зачем? Зачем ты это сделала? Если кто-то из нас и должен был умереть, так это я.

Мне хотелось что-нибудь сломать. Нет, мне хотелось всё сломать. Меня заполнила ярость, и какое-то время я боролся, удерживая себя. В конце концов я лишь плакал, рыдая как ребёнок над сломанной куклой.

Моя жизнь окончилась. Всё потеряло смысл. Парализованный, я ещё час отказывался покидать кровать, обнимая пустую оболочку женщины, которая была для меня всем. Вымотанный эмоциями, я хотел заснуть, но даже сон не шёл ко мне.

Чувствуя отвращение к своей беспомощности, я встал с кровати, но лишь сделав шаг, я почувствовал, как меня тянет назад. «Как я могу её оставить?». Мне хотелось умереть, и если бы у меня хватило смелости, я смог бы найти способ воссоединиться с ней.

Но Айрин нуждалась во мне. Как и остальные мои дети. И многие другие люди тоже — но в тот конкретный момент мне было плевать на всех кроме родных.

«Это не может быть реальным».

Но это было реальным. Это случилось, и я остался у разбитого корыта. Как я это объясню? Как они смогут меня простить? «Как я сам смогу себя простить?». Краем зрения я заметил лежавший на прикроватном столике лист бумаги. Я проигнорировал его, снова уставившись на Пенни, но он зацепился в моём подсознании. Когда я вошёл в комнату, его там не было.

Повернувшись, я подошёл к столику, и схватил лист — мне не терпелось посмотреть, что это было такое. Мой уорд приватности всё ещё окружал комнату… и дверь была закрыта на засов и заперта. Никто другой не мог войти, поэтому чем бы это ни было, оно было здесь из-за неё. Мои глаза затуманились, когда я начал читать:

Мордэкай,

Мне очень жаль. Надеюсь, ты простишь меня, но я сделала так, как лучше. Я попыталась сделать то, что ты хотел, но обнаружила правду о моём состоянии — то, что ты скорее всего знал, но пытался игнорировать. Здоровое тело или нет, жить мне оставалось недолго.

Я могу лишь вообразить, как тебя мучила эта тайна. Жаль, что ты мне не сказал, что мы не поговорили — но когда я представляю себя на твоём месте, я не уверена, что смогла бы рассказать тебе. Поэтому за это я тебя не виню. Это значит, что ты у меня в долгу, поэтому тебе нельзя долго злиться на меня за то, что я сделала.

Жаль, что я не могу тебя увидеть. Ты зол? Возможно. Как бы то ни было, я уверена, что тебе больно. Будь это возможным, я бы обняла тебя, и попыталась бы облегчить твою боль. Поскольку я не могу, тебе придётся найти способ жить дальше. Ты скорее всего не думаешь, что сможешь это сделать, но я знаю тебя лучше, чем ты сам. Это возможно, и ты сможешь. Наши дети полагаются на тебя.

Но пожалуйста, не думай только о них. Каким бы чудесным человеком ты ни был, я знаю, насколько эгоистичным ты можешь быть, особенно когда тебе больно. Не забывай о людях, которые зависят от нас. Сделай для них всё, что сможешь. Пообещай, что останешься тем человеком, в которого я влюбилась — который всегда упорно трудился для защиты тех, кто на него полагался.

Сдавленно закричав, я выронил лист, сглатывая вставший в горле комок.

— Как же я буду без тебя? — Прошло несколько минут, прежде чем я смог подобрать страницу, и начать читать дальше:

Это были лучшие годы моей жизни. Мы создали чудесную семью, и сожалею я лишь о том, что не смогла остаться с тобой, с ними, подольше. Пожалуйста, попроси у Айрин прощения за меня. Она видела меня перед моим уходом, и я уверена, что она в смятении. Я сказала ей, что собиралась сделать, но свой гнев она может выместить на тебе. Дай ей время.

Мэттью, Мойра и Коналл — я не знаю, как они отреагируют. Скажи им, что я их люблю. В грядущие годы тебе придётся сказать им это — и многое другое. Скажи им то, что сказала бы им я. Ты знаешь моё сердце не хуже меня самой. Я верю, что они хорошо справятся. Они должны. К тому же, направлять в жизни их будет самый лучший отец в мире.

Не будь слишком строг с собой. Это — одна из самых твоих пагубных привычек. Не кори себя. У нас ещё полно врагов. Не делай их работу за них. Если не найдёшь какой-нибудь способ быть счастливым, я заставлю тебя об этом пожалеть.

Я ещё многое хочу сказать, но не в силах записать это всё. Не сожалей обо мне. В некотором роде я — самая везучая женщина в мире. Большинство людей умирают в одиночестве, но я на самом деле не умираю. Может, это и эгоистично, но я не могу тебя бросить до конца. Мне хочется думать, что я буду жить дальше, в твоём сердце.

Ещё раз от твоей упрямой жены: я тебя люблю.

Прощай,

Пенелопа

P.S. Не забудь позаботиться о том, чтобы кто-то выгуливал Хампфри. У него только-только начала улучшаться ситуация с его «оплошностями». Я не хочу, чтобы он снова вернулся к старым привычкам.

Вполне в её стиле. Своими последними словами она напомнила мне позаботиться о собаке. Я уставился на страницу:

— Неужели ты думала, что я бы забыл о нём?! — Я улыбался сквозь слёзы, но улыбка задержалась ненадолго. Печаль вернулась.

Я сложил письмо, и, одевшись, засунул его в мешочек. Затем я повернулся к двери. Пришло время предстать перед миром.

Глава 39

Когда я вышел, выражение лица Айрин разбило мнесердце, но не из-за чего-то драматичного. Сердце мне разрывала тихая покорность, написанная на её лице — короткая вспышка надежды, быстро сменившаяся безнадёжным смирением, когда она увидела, как я вышел из комнаты. Она не стала задавать вопросы или предлагать свои соболезнования. Вместо этого она указала в сторону дальней стены:

— Самые трудные случаи — с той стороны. Я сделала всё, что смогла, но я не знаю, что ещё с ними делать.

Я кивнул, и пошёл проверять тех пациентов. Я думал, Айрин последует за мной, но она направилась к двери, которая вела прочь из казарм.

— Постой, — сказал я ей.

— Я тут уже не один час, — ответила она, избегая моего взгляда. — Мне нужно проверить тех, кто работает снаружи.

— Понаблюдай за мной на первых нескольких пациентах, — настоял я. — Как бы трудно это ни было, это — твоя лучшая возможность научиться, на будущее.

Несколько секунд она молча смотрела на меня в ответ, потом слегка кивнула.

Люди, лежавшие вдоль стены, были в плохом состоянии, но я нашёл некоторое утешение в том, что с головой погрузился в работу. Я чувствовал внимание дочери, и, порой, её эйсар, пока она следовала за мной, внимательно наблюдая за тем, как я заботился о раненных.

Она уже заживила рассечённую кожу и срастила сломанные кости, но этим людям требовалось большее. У некоторых из них необходимо было извлечь фрагменты костей.

— Тело со временем впитает их, — прокомментировал я, работая, — но если их слишком много, то это может через пару дней вызвать странные приступы истерии. — У других я слил накопившиеся в теле кровь и жидкости. — Тут логика та же самая. Если телу пришлось бы расщеплять всю эту кровь, это замедлило бы исцеление, и могло бы повредить почки.

В нескольких случаях она соединила вены с артериями, а не с другими венами, создав проблемы с кровообращением. Также было ясно, что она плохо разбиралась в анатомии, поскольку даже не пыталась соединить мышцы и связки. Я показал ей, продолжая работать. Айрин молча внимала мне, и час спустя я позволил ей уйти.

Когда я наконец покинул казармы много часов спустя, я обнаружил, что в главном дворе была разбита большая походная палатка. В ней были разложены скатки, и некоторые из людей отдыхали там, в то время как другие трудились у походных костров. Айрин равномерно работала, раскапывая части обрушившегося донжона, в первую очередь — кладовые, где хранилась большая часть еды.

Мы были отрезаны от Уошбрука, поскольку не могли открыть ворота в щите, через которые можно было выйти из замка в город, а из-за того, что большая часть донжона потеряла стабильность, палатка была необходима, чтобы у людей было место для сна.

Повреждения донжона не просто разрушили управляющую комнату, не позволяя нам опустить защитный барьер. Они также уничтожили покои нашей семьи. Это не было большой потерей, поскольку мы там на самом деле не жили, но вместе с ними был уничтожен портал, который вёл в наш скрытый горный дом.

Единственным входом и выходом из замка были телепортационные круги в промежуточной станции. У Уошбрука была похожая проблема, поэтому в первую очередь мне, очевидно, нужно было вернуть контроль над защитным барьером.

Прежде чем я успел начать, ко мне подошёл Капитан Дрэйпер:

— Милорд, вы уже ели?

— У меня отсутствует аппетит, — безжизненно ответил я.

— Вы должны поесть, чтобы…

— Скольких мы потеряли? — спросил я, перебивая его прежде, чем он успел начать читать мне нотации.

Капитан выпрямился, и ответил мне:

— Сорок семь мужчин и женщин. Двадцать восемь — стражники, и девятнадцать — слуги из донжона.

Было легко понять, что он недоговаривал.

— И сколько детей?

Чуть помедлив, он ответил:

— Четверо, милорд. Погибших было бы больше, если бы ваша дочь не задержала обвал.

— Мне нужен список их имён, когда худшее останется позади, — заметил я.

— Милорд, я могу осведомиться о состоянии раненных? — в его вопросе звучали сильные нотки волнения.

— Твой сын поправится, — сказал я, отвечая на вопрос, который он на самом деле хотел задать. — Раны у Перри были серьёзными, но они никак не ограничат его в будущем. Дай ему месяц-другой, и он вернётся во двор на тренировки, продолжая выставлять оставлять других солдат в дураках.

Капитан Дрэйпер странным образом полу-кашлянул, полу-хмыкнул, повернув голову в сторону, чтобы скрыть от меня своё лицо. Взяв себя в руки, он произнёс:

— Спасибо, милорд.

— Не благодари меня, — сказал я. — Мне сказали, что твой сын был очень храбр. Он заслужил великую честь для вашей семьи, и я благодарен за то, что не потерял его. Ты хорошо его вырастил.

— У меня ещё вопрос, Ваше Превосходительство, и я прошу прощения за то, что должен его задать. — Мой капитан помедлил.

— Выкладывай, Карл, — подтолкнул я его.

— Графиня… что нам делать с…

«Её телом», — молча закончил я. «Чёрт побери».

— Ничего. Я всё улажу. — Я избегал думать об этом с того момента, как покинул комнату капитана несколько часов тому назад.

Я оставил его, и вернулся туда, где оставил её. Несправедливо было занимать ею комнату капитана, когда так не хватало кроватей. Она всё ещё лежала так, как я её оставил — неподвижная и мирная, в покое, с подоткнутым вокруг неё одеялом, будто она просто отдыхала после трудного дня.

Я пролевитировал её тело своей магией, отнеся её в основное помещение казарм, пытаясь решить, куда её деть. Обычно я бы отвёл для неё одну из свободных комнат в донжоне, но это было явно невозможно. Наконец я решил отнести её в караулку при воротах.

Призвав облако, чтобы скрыть нас от взоров моих людей, я прошёл с ней к укреплениям вокруг замка, и отнёс её вверх по ступеням в одну из комнат над воротами и решёткой. После этого я поправил одеяло, закрыв её лицо, и вытащил из мешочка на поясе хрустальные кубики. После касания эйсара они разлетелись в стороны, образовав параллелепипед вокруг её парящего тела. Ещё одно касание и всплеск эйсара привели чары в действие, заключив холодную плоть Пенни в поле золотистого света.

Стазисное поле оставило её висеть неподвижно, неизменно, даже после того, как я убрал свою магию. Оно будет держать её здесь, чистую и не подверженную тлену, столько, сколько будет необходимо, пока не вернутся мои родные. Пока мы не сможем её похоронить.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы снова взять себя в руки, но когда это случилось, я ушёл искать остатки управляющей комнаты в руинах донжона. Нужно было сделать дело, и кроме меня никто не мог с ним справиться.

* * *

Моя работа шла без перерывов оставшуюся часть дня, и часть ночи. Обычно, во время такого кризиса, я ожидал бы длинную череду вопросов от Капитана Дрэйпера и остальных — но они ко мне не подходили. На задворках разума я ощущал эйсар Айрин, пока она ходила туда-сюда, улаживая проблемы, и при необходимости отдавая приказы.

Я закончил реконструкцию управляющего пьедестала где-то после полуночи. Двор замка затих, поскольку большинство людей уже уснуло. Хотя погода стояла холодная, я не стал искать одеяло. Вместо этого я озвучил заклинание, обернул себя тёплым слоем воздуха, и прислонился к одной из уцелевших стен. Я был один, смотрел в темноту, и желал заснуть.

В конце концов утомление, ментальное и физическое, взяло верх, и я погрузился в глубокий сон.

Глава 40

Очнулся я, когда солнечный свет ударил мне в глаза. Моё дававшее тепло заклинание по большей части угасло, но мне не было холодно. В какой-то момент кто-то засунул между моей спиной и стеной скатку, и накрыл меня одеялом. Этот кто-то лежал, прислонившись ко мне, и её голова лежала у меня на груди.

«Чтобы я делал, если бы ты не заботилась обо мне всё время?» — подумал я, на миг забыв, что женщина, о которой я думал, уже не была со мной.

У меня заныло в груди, когда я осознал, что рядом со мной лежала Айрин. Надо было раньше догадаться — её волосы были более светлого оттенка коричневого, и она всё ещё была значительно меньше матери. Я с трудом не позволил своей груди подняться — не хотел её будить. Айрин работала не меньше меня, и ей нужно было поспать.

«Она должна быть в тёплой постели, а не спать на твёрдом камне рядом со мной».

Осторожно и медленно двигаясь, я начал сдвигать её голову, пытаясь встать, при этом не разбудив её — но глаза Айрин всё равно распахнулись. С полминуты мы глядели друг на друга, и я видел, как осознание вчерашнего дня медленно просачивалось в её разум по мере рассеивания смутных ночных грёз.

— Прости. — То были её первые слова.

Я сжал её:

— Тебе не за что просить прощения.

— Она попросила меня не злиться на тебя… вчера. Я знаю, что ты не виноват, но я не смогла. Я не могла смотреть тебе в лицо.

— Ш-ш-ш, всё хорошо, — сказал я, успокаивая её. — Никто из нас не был в состоянии для разговоров. Ты сделала всё самое важное. — Чуть помолчав, я добавил: — Ты говорила с ней?

— Ага, — сказала Айрин слегка повысившимся голосом, пытаясь удержаться от слёз.

Дальше говорить мы не могли, поэтому некоторое время мы сидели молча, а потом встали, и отряхнулись. Слова будут потом, когда их будет не так чертовски сложно произносить. Солнце взошло, и я слышал, как снаружи стали ходить люди. Очередной полный тяжёлого труда день уже наступил.

Прошлой ночью я не убрал щит, потому что в этом не было смысла, пока все спали. К тому же, я чувствовал себя безопаснее, когда спал под защитой. Теперь я это исправил, проверив новые связки между отремонтированным пьедесталом и чарами. Они сработали, и я ощутил лёгкую вибрацию, когда защитный барьер исчез.

После опускания щита люди начали перемещаться между двором замка и Уошбруком. Воздух наполнился звуками громкой человеческой речи, а также полными горя криками семей погибших. Когда я вышел во двор, наступила тишина, и люди начали собираться вокруг меня с написанными на лицах вопросами.

Айрин, при всей её юности, вышла вперёд, и раскрыла рот, собираясь заговорить.

«Пытаешься защитить своего отца?» — подумал я. Она продолжала удивлять меня. Я положил ладонь ей на плечо, и покачал головой:

— Ты уже сделала больше, чем следовало. Позволь мне. — Затем я выпрямился, чтобы обратиться к собравшимся. Среди их лиц я заметил Сэра Сайхана и Чада Грэйсона, с ожиданием наблюдавших за мной. Видимо, они были заперты в Уошбруке.

— Нам нанесли ужасную рану. Многие из вас потеряли друзей и родных, и я знаю, что у вас остались вопросы. У меня есть некоторые ответы, а также мои собственные вопросы. Чудовища, напавшие на нас — древние и бесчеловечные. Нападение состоялось в ответ на брошенный мною опрометчивый вызов.

Я недооценил их, и наши родные поплатились за мою надменность. Многие погибли, в том числе моя любимая жена, ваша графиня. Я не могу их вернуть. Никакие мои слова не заполнят пустоту в наших сердцах. Ничто не искупит этого. Всё, что я могу вам предложить — это клятву свершить правосудие над сотворившим это врагом.

Я полагаю, что уже уничтожил большую часть вражеских сил, но я не сомневаюсь, что они не сломлены. Чтобы избежать повторения вчерашней трагедии, я приложу больше усилий к обеспечению безопасности наших домов, ваших домов. Я продолжу охотиться на остатки нашего общего врага.

Кроме этого мне больше нечего вам предложить. За прошедшие годы я допустил много ошибок, и многие пострадали из-за этого, но это, возможно, стало самой глубокой раной. Прошлое показало, что мне не удаётся защитить своих, но в одном я не подводил никогда.

Вы будете отмщены, — закончил я.

Знакомый голос, низкий и мужской, ответил из толпы:

— Это мне по душе, вот только я весьма сомневаюсь в твоей способности дополнить слова делами. — Люди поспешно отступили от того, кто говорил, и по мере роста свободного пространства я увидел стоявшего в толпе Тириона.

Он плотно запечатал свой эйсар, чтобы выглядеть как обычный человек, но теперь он отпустил блокировку, и откинул капюшон своего плаща. Его присутствие ощущалось в толпе подобно тени, заставляя людей ахать, когда они подсознательно чувствовали расширение полного веса его эйсара. Когда он двинулся ко мне, толпа расступилась.

Тирион Иллэниэл, первый волшебник, остановился в нескольких футах от меня, презрительно скривив губы:

— Ты говоришь о мести, но ты — дитя, играющее в мужскую игру. С чего бы этим людям тебе доверять?

Айрин, уже поражённая горем и усталостью, отреагировала раньше, чем я успел ответить. Она шагнула вперёд, и её ладонь взметнулась, чтобы дать пощёчину оскорбившему её отцу незнакомцу.

Тирион отбил её ладонь прочь, и ударил её тыльной стороной собственной ладони — но та остановилась на полпути, подхваченная моей магией.

— Тронешь мою дочь — умрёшь, — предупредил я его.

Воздух задрожал, когда он проверил мою силу на прочность — его воля боролась с моей. Глядя в его глаза, я ощутил, как вскипает моя ярость, и почва у нас под ногами задрожала, когда земля отреагировала на наш гнев.

— Тебе следует сначала научить её драться, прежде чем она станет влипать в неприятности, скалясь на незнакомцев, — с безумным напряжением во взгляде сделал наблюдение Тирион.

— А тебе надо бы научиться держать свой ёбаный рот на замке, — выругался Чад у него за спиной. Охотник стоял в нескольких футах, натянув тетиву и приготовив одну из зачарованных боевых стрел. Сайхан стоял по другую сторону от Тириона с клинком в руке, и его тело было напряжено от сдерживаемого насилия.

Мой предок улыбнулся:

— Я могу убить вас обоих за один удар сердца. — Затем он расслабился, отпустив свою силу, и окончив битву между его волей и моей.

— Попробуй, — прорычал рэйнджер, но я поднял руку, пресекая его порыв сказать что-то ещё.

— Я пришёл сюда не для боя, — объявил Тирион.

— Значит, ты неважным образом выразил свои намерения, — презрительно заметил я. — Эти люди сильно пострадали, и мы весьма злы. Нервы растрёпаны. Тебе следует подумать о собственных манерах, если ты хочешь избежать трагичного недопонимания.

Тирион рассмеялся, но ничего приятного в этом смехе не было:

— Я могу то же самое сказать о тебе. Научись держать своих детей в узде, иначе будет кровопролитие там, где оно никому не нужно. Где остальные твои отпрыски? Я удивлён, что на меня сейчас не нападает вся ваша свора.

От возможных выводов из его слов у меня кровь застыла в жилах. «Он знает? Их поймали?». Неправильный ответ мог их выдать, если только он уже не поймал их.

— Они в другом месте, разбираются с иными вопросами, — нейтрально сказал я.

— Будем надеяться, что они обучены лучше, чем вот эта вот, — усмехнулся Тирион, покосившись на Айрин. — Будет ужасно, если с ними случится что-то плохое.

— Это что, угроза? — напряжённо спросил я.

Лицо моего предка изменилось, на секунду в чертах его лица мелькнуло замешательство. Он ощутил лежавшее за моими словами насилие, и это его удивило:

— Нет, — ответил он. — Я пришёл сегодня, чтобы предложить свою помощь, и, быть может, совет, хотя я сомневаюсь, что ты ему последуешь.

«Он не знает», — осознал я. Если бы знал, то не был бы удивлён, и не выдал бы ту последнюю ремарку без последующей, более прямой угрозы.

— Помощь? — спросил я, позволив ему увидеть моё собственное удивление.

Тирион кивнул:

— Против вашего врага, древнего врага Ши'Хар, напавшего на ваш дом. Ты сказал, что отомстишь им. У меня есть средства для претворения твоего желания в жизнь.

Моим первым порывом было потребовать от него объяснить, как он собирался это сделать — но по мере остывания моего гнева я осознал, что у нас всё ещё была достаточно большая толпа зрителей.

— Давай поговорим об этом в другом месте.

Тирион выгнул бровь, покосившись на мой разрушенный замок:

— И какое место ты предлагаешь?

— Единственное оставшееся место, которое может продемонстрировать тебе надлежащее гостеприимство, — ответил я. Затем я повернулся к Сайхану: — Оставайся с Айрин. Охраняй её жизнь свой собственной. Пока я не вернусь, её слово — закон. — Бросив взгляд на Чада, я добавил: — Идём со мной. Поможешь мне познакомить нашего гостя с лучшим, что способна предложить Грязная Свинья.

Чад ответил с озорной улыбкой:

— С радостью. Наконец-то ты признал мои истинные таланты.

Мой предок нахмурился:

— Грязная свинья?

* * *

Пятнадцать минут спустя мы уютно сидели в тёплом помещении лучшей (и единственной) таверны Уошбрука. Мы сидели за старым столом в углу главного помещения, на любимом месте Чада, хотя это и не играло никакой роли — таверна была пуста. Все, кто мог бы подумать о выпивке в такое время дня, были заняты, разбираясь с последствиями нападения на Замок Камерон.

Из обслуги тоже никто не присутствовал, поскольку они были заняты тем же, но Чад послал гонца за одной из официанток, чтобы та пришла нас обслужить. Она как раз стояла, наклонившись над столом, и расставляла набор из трёх рюмок.

У неё были тёмные волосы, завитые в практичную косу, и я не мог не заметить, что она наклонила своё тело таким образом, чтобы у Чада был лучший вид на её фигуру, чем у остальных. Однако меня заботило не это.

— Это что? — спросил я, указывая на рюмки.

— Лучшее виски МакДэниела, — ответила официантка, Даная, озорно подмигнув — также, похоже, в основном егерю.

— Виски? — сказал Тирион, слово было ему незнакомо.

Я вспомнил, что в его время перегонки спирта не было, но Чад заговорил первым:

— Мужицкая выпивка. Я подумал, что тебе должно понравиться.

Вот мне она определённо не нравилась. Эта отрава гарантированно портила следующее утро. Обычно я придерживался пива или вина. К тому же, Пенни обычно не одобряла, когда я пил крепкое спиртное. У меня появился комок в горле, когда я осознал, что больше мне об этом беспокоиться было не нужно.

Чад спас меня от необходимости комментировать, подняв свою рюмку:

— Ваше здоровье, — сказал он, подождав, пока мы поднимем наши рюмки, после чего выпил огненную жидкость одним длинным глотком, наслаждаясь её вкусом.

Тирион последовал его примеру, и я с удовлетворением увидел, что мой предок с трудом удержался от кашля, когда янтарная жидкость обожгла его горло. Свою я сумел выпить с бо́льшим изяществом, и её жжение помогло мне вернуть мысли к настоящему:

— Итак, что ты задумал? — спросил я.

Даная вернулась, чтобы снова наполнить наши рюмки, прежде, чем он успел ответить. Я прикрыл свою ладонью:

— Пиво, пожалуйста.

Она начала было поворачиваться прочь, но Чад указал на свою рюмку, и на рюмку Тириона:

— Ты же хорошо меня знаешь, дорогуша. Просто оставь бутылку, прежде чем пойдёшь за молочком для нашего благородного Графа.

Даная наполнила их рюмки, и, бросая на рэйнджера озорные взгляды, отдала ему бутылку. Я был в Грязной Свинье далеко не один раз, но не мог вспомнить, чтобы она хоть раз вела себя настолько очевидно, и задумался, не произошло ли между ними чего-то, о чём я не знал. «Не моё дело», — сказал я себе.

— Ши'Хар сражались с этим врагом тысячи лет, прежде чем прийти сюда, — начал Тирион, выдув вторую рюмку. — Уверен, ты в курсе.

Я кивнул.

— За это время они разработали особых крайтэков для вынюхивания АНСИС. Учитывая сложившуюся ситуацию, я думаю, что вам они понадобятся, — добавил мой предок.

Вообще говоря, я об этом уже думал. Я даже планировал спросить его об этом во время последнего своего визита на его остров, но после неудачного боя из-за Линараллы я отбросил эту идею. Моя гордость не позволила мне снова подумать об этом.

— Ты больше не дерево-отец, — сделал наблюдение я.

— Моё дерево всё ещё на месте, — объяснил Тирион. — Я могу слиться с ним в любой момент, когда только пожелаю. Я создам крайтэков, и найду для вас врага, если ты покажешь мне, как работают эти ваши телепортационные круги.

Прибыло моё пиво, поэтому я сделал долгий глоток, обдумывая его предложение. С самого возрождения Ши'Хар Тирион ни разу не показывал интереса к обучению современному чародейству. С другой стороны, в человеческой форме я с ним говорил всего лишь второй раз.

Когда я не ответил сразу же, Тирион улыбнулся, видя мои колебания:

— Волнуешься, что у меня есть какие-то скрытые мотивы?

— Мы не особо дружны, — искренне сказал я. — И после моего последнего визита я не был уверен, что мы всё ещё союзники.

— Я весьма заинтересован в этом мире, как и ты. Никто из нас не выиграет, если мы позволим АНСИС захватить его, — объяснил Тирион. Даная поставила ещё две кружки перед Тирионом и Чадом, наполнив каждую из них пенистым напитком.

— Почему ты хочешь узнать чары для телепортации? — спросил я.

— Помимо того факта, что они очевидно полезны для самых разных дел, они мне нужны, если я собираюсь в разумные сроки докладывать о том, что выяснят крайтэки, — сказал Тирион. Он поднял пиво к губам, и отхлебнул. Секунду спустя его глаза расширились, и он сделал ещё один, более долгий глоток. — Ты же вроде говорил, что это пиво?

— Так и есть, — ответил я.

Чад усмехнулся:

— Кое-что улучшилось с твоих времён. Хорошее пиво — признак продвинутого общества.

Я с интересом посмотрел на своего главного охотника, заметив, что его акцент почти исчез. Это случалось нечасто, но, как и всегда, заставило меня задуматься о его прошлом. Насколько его простоватые манеры были реальными, а насколько — притворными?

— В моё время у пива был совсем другой вкус, — сделал наблюдение Тирион, с новым восхищением поглядывая на свою кружку.

— У деревьев такого бухла не бывает, — сухо прокомментировал Чад.

Тирион фыркнул:

— Если бы у нас была такая выпивка, я, может, и передумал бы на этот счёт.

«Брехня», — подумал я. «У тебя не было выбора. Твоя семья отказалась от твоих извращённых идей, и твоя дочь воткнула тебе нож в спину». Несмотря на его попытки вести себя дружелюбно, я не собирался забывать о том, что мой предок был полнейшим ублюдком. Он поймал мой взгляд на миг, прежде чем снова посмотреть на выпивку. Я задумался о том, смог ли он угадать мои мысли. Я надеялся, что смог.

— Ты так и не ответил, — сказал Тирион. — Что ты думаешь насчёт моего предложения?

Вместо слов я начал чертить пальцем в воздухе светящийся круг. Затем я начертил внутри круг поменьше, а потом начал добавлять между ними руны. Каждую руну я называл вслух, пока не закончил. Потом я указал на два пустых места:

— Ключи добавляются сюда и сюда. Один — ключ для целевого круга, второй — ключ, называющий круг, который ты только что создал.

Чад выразил своё отвращение:

— Ты что, действительно попытаешься научить его этому прямо здесь? Я же протрезвею, так и не получив шанса нажраться.

— Я не желаю проводить в присутствии этого человека больше времени, чем необходимо, — резко сказал я. Затем я объяснил формулу для расчёта ключа для нового круга. Я не останавливался и не повторялся, а когда закончил, я начертил готовый ключ: — Это — ключ для круга общего назначения в моём замке. — Закончив, я сразу же позволил светящимся символам погаснуть.

— И как он должен всю это хрень запомнить? — спросил Чад.

Я допил своё пиво, и оценивающе поглядел на Тириона. У него была такая же безупречная память, как и у меня.

— Он запомнит. Дай знать, когда найдёшь их. — После чего я повернулся к выходу.

На первом плане в моих мыслях была стоявшая на столе бутылка виски. Чад видел, как я покосился на неё, после чего он скрыто мне подмигнул. Я знал, что он пытался мне сказать, но я сомневался, что ему было известно о второй причине, по которой я на неё смотрел. Я испытывал сильное желание взять её с собой. Мне только и хотелось, что напиться до потери сознания.

Призвав свою внутреннюю дисциплину, я ушёл. Мне нужно было слишком многое сделать, чтобы я мог расстаться с трезвым рассудком, и я определённо не хотел расслабляться в присутствии моего предка-убийцы.

Где-то на фоне я услышал, как Чад вернулся к своей традиционной болтовне:

— Тирион, ты вот что мне скажи. Я знаю, что старейшины Ши'Хар — деревья, но как правильно называть вашу древесину — твёрдой или мягкой?

Глава 41

Дом был холодным и безмолвным, когда я покинул содержавшую телепортационные круги комнату. Зданию было более двух тысяч лет, но стены и крыша всё ещё были крепки. Воздух внутри всегда был приятной температуры, и несмотря на возраст, внутри никогда не было ни малейшего намёка на пыль или плесень. Тирион заложил фундамент дома Иллэниэлов в Албамарле во времена ещё до начала современной истории.

Он назвал его «Албамарл», что на эроллис означало «белый камень». Некоторая ирония заключалась в том, что городу потом дали такое же название, хотя я был одним из немногих, кто об этом знал. За двадцать веков, прошедших с того дня, многие поколения потомков Тириона строили, перестраивали, расширяли и переделывали это место. Каждый до единого камень в стенах дома был зачарован, давая зданию безвременную неразрушимость.

Я впервые явился исследовать этот дом в молодости, в компании друзей — Маркуса, Роуз и Пенни. Хотя дом принадлежал мне, я никогда не жил здесь, если не считать нескольких недель, которые я проводил здесь время от времени, когда мне требовалось достаточно долго находиться в столице.

Соответственно, у меня было мало воспоминаний об этом месте, а те, что были, в основном состояли из моментов с Маркусом, Роуз, Пенни и, время от времени, Дорианом. «И все они теперь мертвы, кроме Роуз», — мрачно подумал я.

Явился я сюда с двумя целями. Во-первых, я хотел проверить, как дела у Королевы и у моего сына, Коналла. Если АНСИС напал на Замок Камерон, то он вполне мог напасть и на столицу. Вторая причина заключалась в том, что мне нужен был способ вернуться в мой горный дом, чтобы убедиться, что моя мать и остальные спаслись от опасности до того, как обрушился донжон.

Я мог бы просто слетать туда. Я, очевидно, знал, где находился мой тайный дом, но мне бы потребовалось время, чтобы добраться туда. В Албамарле же я мог воспользоваться порталом во дворце Королевы, чтобы попасть в свой дом напрямую.

В отличие от всех остальных жилищ или мест, которые я часто посещал, в приватной резиденции моей семьи не было телепортационных кругов. Я ввёл такое правило, когда строил этот дом. Телепортационные круги представляли из себя угрозу безопасности. Кто угодно, узнав ключ к кругу, мог сделать свой круг и телепортироваться в мой дом… если, конечно, являлся магом. Именно поэтому единственными магическими способами входа в мой дом были два созданных мною портала, один вёл в мой замок (и ныне был уничтожен), а второй, более новый, соединялся с гардеробной в покоях Королевы.

Портал был безопаснее. Его можно было отключить. Его также можно было защищать, в то время как из круга кто-то мог появиться в любой момент. Вот, почему все круги, которые вели в Замок Камерон, располагались во дворе за пределами донжона, внутри особого помещения, которое круглосуточно охранялось.

Спустившись по лестнице на первый этаж, я не мог не почувствовать засевшую в мои кости одинокую пустоту. Раньше я никогда не чувствовал ничего подобного, но теперь, когда я думал о моих отсутствующих друзьях, её было не избежать.

Задерживаться я не стал. И, открыв дверь на улицу, я обнаружил, что очень правильно поступил. Мой нос мгновенно уловил запах дыма. В столице было неспокойно. Дверь в офис моего торгового агента через дорогу была закрыта и забаррикадирована, хотя мой магический взор показывал мне, что Дэвид Саммерфилд и его возлюбленная, Сара Бэкинс, скрывались внутри. Глубже в здании я заметил ещё людей, скрывавшихся в кладовых. «Готов поспорить, это — её семья».

Я пересёк улицу, и постучал.

— Кто там? — послышался напряжённый голос Дэвида.

— Это я, — ответил я. — Твой работодатель. Ты можешь меня впустить?

После нескольких минут возни и отодвигания мебели Дэвид наконец приоткрыл дверь, подозрительно выглянув наружу:

— Всё закончилось?

— Понятия не имею, — честно сказал я ему. — Я только что прибыл. Скажи, что случилось.

— Огонь, хаос, металлические чудовища, ужас в ночи, — пробормотал Дэвид. — Я ничего не понял. В городе было небезопасно.

— Так вот, почему вместе с тобой тут забаррикадировались Сара и её родные? — спросил я.

Дэвид покраснел:

— Им больше негде было укрыться.

— Расслабься, — сказал я ему. — Я одобряю твою осторожность. Ты можешь мне получше описать случившееся?

Он покачал головой:

— Отец Сары сказал, что не видел ничего подобного со времён Войны Бог-Камня. Сам я ничего не видел. Мы закрылись в самом начале, но мы слышали более чем достаточно — гром, взрывы, крики.

Я кивнул, и повернул прочь.

— Куда вы? — взволнованно спросил он.

— Надо найти Королеву, — ответил я. — Давай, возвращай свою баррикаду на место. Позже я пошлю весть, если в городе будет безопасно. — Укрепив свой личный щит, я ухватился за ветер, и поднялся в воздух.

С высоты было легко видно, что Албамарл прошёл через интересные события. Из девяти различных точек поднимались тонкие столбы дыма — при более близком рассмотрении выяснилось, что в этих местах день тому назад что-то сгорела. К счастью, никаких активных пожаров я не нашёл.

В центре города находился королевский дворец, и, как и Замок Камерон, одна из его внешних стен была уничтожена, хотя урон был более централизованным. На улицах я заметил несколько тортасов, которых, судя по всему, кто-то забил до состояния неподвижности. Заволновавшись, я полетел к главным воротам, и медленно приблизился к ним… пешком. Я не хотел создавать панику, влетев во дворец без приглашения.

На посту стояло несколько стражников, и они сказали мне подождать. Я этого не ожидал, но их намерения стали яснее, когда через несколько минут появился Каруин, дракон Ариадны. Массивный дракон понюхал меня, прежде чем изучить настороженным взглядом.

— Опусти щит, — сказал он скрипучим голосом.

Это меня удивило:

— Ты меня знаешь, Каруин. Ты же узнаёшь мой эйсар.

Его голос стал более низким и угрожающим:

— Опусти щит, или готовься сразиться со мной. Никто не войдёт без осмотра.

Я послушался.

Минуту спустя он объявил:

— Он в порядке. Пропускайте. — Затем он ушёл, вернувшись к тому, что делал до моего прибытия.

Во дворце я увидел некоторые признаки повреждений, но ничего похожего на то, что случилось с Замком Камерон. Слуги и солдаты двигались туда-сюда с бешеной активностью, напоминая потревоженный улей пчёл. Большинство из них проигнорировало меня, пока я шёл к тронному залу.

У дверей меня встретил Бенчли.

— Ваше Превосходительство, Королева оставила инструкции на случай вашего появления. Подождите немного, я вас объявлю.

Я подождал, оглядывая коридор, пока он зашёл внутрь. Всё выглядело нормальным, но мой взгляд заметил какие-то подозрительные тёмные пятна на стенах из розового гранита. Либо уборщицы разленились, либо кто-то недавно устроил тут существенный беспорядок.

Двери уже через минуту открылись, и меня впустили внутрь. Ариадна сидела в конце длинного стола, которому в комнате было не место. Обычно тронный зал использовался для придворных функций и некоторых церемоний. В нём должно было иметься лишь одно сидячее место — для монарха.

По обе стороны и слегка позади неё стояло два человека — Сэр Харолд, и мой сын, Коналл. Харолд был в полном доспехе и с оружием. Его взгляд метался по комнате, будто он ожидал нападения со всех сторон. Его новый дракон сидел у него на плечах — его хвост обвивал шею Харолда и свешивался по его груди.

Однако внимание моё приковал Коналл. Я отправил его защищать Королеву, но не ожидал, что он будет стоять рядом с ней на страже во время того, что очевидно было совещанием. Он выглядел почти таким же настороженным, как и Харолд, но взволновал меня тот факт, что он стоял, тяжело опираясь на дубовый посох. Его живот был крепко перебинтован, и я видел пятна в местах, где бинты пропитались кровью.

Поскольку я был отвлечён внешним видом моего сына, мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать присутствие людей, сидевших с Королевой за столом. Роуз сидела по одну сторону, а Принц Лиманд — по другую. Одеты они были безупречно. Однако если Роуз сидела прямо и с внимательным видом, то принц-консорт сидел на своём стуле расслабленно, будто вечернем приёме. Контрастируя с ними, Герцог Кэнтли сидел на стуле рядом с Лимандом, измождённый и растрёпанный. Должностные лица, в основном высокопоставленные военные, занимали остальные стулья. Они сидели с той же стороны стола, что и Роуз, поскольку большинство из них отвечало перед ней.

Все уставились на меня, будто у меня проросли рога, поэтому я первым нарушил молчание:

— Что случилось?

Несколько человек резко вдохнули, а Принц Лиманд презрительно выдал:

— У тебя нет никакого почтения перед Королевой? — Даже Роуз хмуро смотрела на меня, хотя лицо Ариадны оставалось тщательно нейтральным.

«Блядь». Я уже давно не был при дворе, и не ожидал столкнуться с настолько формальной ситуацией. Я преклонил колено, обращаясь к Ариадне:

— Ваше Величество, простите мою грубость. Недавние события сделали меня небрежным.

— Ты прощён, Граф Камерон, — милостиво сказала Ариадна. — Пожалуйста, сядь, и удели нам внимание. Мы нуждаемся в твоём совете.

— Ты слишком милосердна, Ариадна, — сказал Лиманд, глядя на меня с отвращением. — Этот мужлан годами отказывался появляться при дворе, а теперь заходит сюда так, будто он здесь главный. Я недоумеваю. Где ты был во время недавнего кризиса, Лорд Камерон? Не желаешь ли объясниться?

— Лео, это уже чересчур, — предостерегла Ариадна.

Герцог Кэнтли решил подать голос:

— Я тоже хотел бы услышать объяснения, Ваше Величество. Судя по тому, что мы слышали, Лорд Камерон может нести прямую ответственность за это нападение. Ему следует объяснить свои действия.

Я бросил взгляд на Ариадну, подождав её кивка, прежде чем ответить:

— Мои владения также подверглись нападению…

— Это — слабая отговорка, Лорд Камерон, — перебил принц-консорт. — Леди Хайтауэр уже уведомила нас о том, что ты отсутствовал во время защиты твоих владений.

Терпение никогда не было моей сильной стороной, а скорбь и усталость отнюдь не помогали в самоконтроле. Разгневавшись, я огрызнулся:

— А Ваше Величество, я полагаю, каждую минуту проводит в столице, охраняя корону Лосайона? Или, быть может, ваш охотничий домик тоже был уничтожен? Вы поэтому кажетесь таким расстроенным?

Взгляд Роуз остерегал меня, советуя взять себя в руки, хотя внешне она это больше никак не показала.

Разъярённый принц-консорт вскочил со своего стула:

— Ты смеешь так со мной говорить?

Я не стал себя утруждать и вставать со своего места. Это действие подразумевало бы, что этот напыщенный хер представляет собой угрозу для меня.

— Я буду с вами так же любезен, как вы со мной, Ваше Высочество. — Затем я повернул лицо к Королеве, игнорируя его: — Могу я продолжить, Ваше Величество?

Горло Лиманда издало сдавленный звук, который скорее всего выражал его возмущение. Он был слишком зол, чтобы говорить. Ариадна жестом указала ему садиться:

— Довольно, Лиманд. Сейчас не время ссориться из-за пустяков. Садись, и позволь ему продолжить. — Принц гневно посмотрел в её сторону, но всё же сел.

— Как я и говорил, Ваше Величество, на Замок Камерон также было совершено нападение, весьма вероятно — в то же время, что и здесь. Судя по тому, что я видел, пока добирался сюда, источником нападений был АНСИС, тот же враг, который создал для нас так много проблем в Данбаре несколько месяцев назад, — объяснил я.

Герцог Кэнтли вставил слово:

— А это за АНСИС, о котором ты говоришь?

— Это означает Аналитическая Нейронная Сеть с Интегрированным Симбионтом, — ответил я.

— И что это должно значит? — потребовал Герцог.

— Для нас — почти ничего, — прямо сказал я. — Это искусственная форма жизни, способная к самовоспроизводству машинная сущность, лишённая той силы, что приводит в движение живых существ нашего мира.

Тут принц-консорт снова встрял:

— И ты посчитал хорошей идеей напасть на этот АНСИС, не посоветовавшись сперва со своей Королевой? Твоё оскорбление этой сущности стоило жизней многим хорошим людям!

«Откуда он узнал, что мы напали на АНСИС?». Я недвусмысленно сказал Коналлу не разглашать эти сведения, когда посылал его защищать Королеву. Это обвинение застало меня врасплох — я не мог решить, как ответить.

Но принц-консорт не собирался оставлять мне время на раздумья. Он продолжил теснить меня:

— Не думал, что твои действия вскроются, да? Ещё, наверное, думал, что корона вечно будет зависеть от тебя и твоих вассалов для магической помощи. Если бы не своевременные предостережения и помощь Тириона, то мы, возможно, не сидели бы здесь, слушая твою ложь.

«Тирион?». А он-то тут при чём? Силясь вернуть себе самообладание, я сказал:

— Возможно, мне было бы проще понять ваши обвинения, если бы я знал, что здесь произошло.

— А тебе только этого и надо, да, предатель? Это позволило бы тебя гораздо проще состряпать правдоподобную ложь, верно? — прошипел принц-консорт.

Тут я вплотную приблизился к использованию моей магии, чтобы заткнуть ему рот — но Королева заговорила прежде, чем я вышел из себя:

— Лиманд! Не заставляй меня снова тебя предупреждать. Лорд Камерон много лет был верным слугой короны…

Тут двери в тронный зал открылись, и внутрь вошёл Бенчли:

— Вернулся Герцог Западного Острова, Ваше Величество, а также Лорд Гэйлин.

— Пожалуйста, сопроводи его внутрь, — отозвалась Ариадна.

«Герцог Западного Острова? Это кто такой?». Я знал имя и титул каждого дворянина в Лосайоне, не говоря уже о Данбаре и Гододдине, и никогда не слышал о Герцогстве Западного Острова. Я вывернул голову через плечо, чтобы увидеть, кто войдёт.

К столу прошагал Тирион Иллэниэл, на губах которого появилась лёгкая усмешка, когда он увидел моё замешательство. Рядом с ним был Гарэс Гэйлин.

Дерзкая манера принца-консорта по отношению ко мне теперь начала приобретать некоторый смысл, хотя я всё ещё понятия не имел, что происходит. Прибывшие маги низко поклонились королеве, и уселись за стол напротив меня. Тирион наблюдал за мной вызывающим взглядом, а Гарэс полностью игнорировал моё присутствие.

Ариадна повернулась к Роуз:

— Леди Хайтауэр, не соблаговолишь ли просуммировать недавние события для Графа ди'Камерона?

С величественным достоинством, которого мне никогда не суждено было достичь, Леди Роуз встала, и обратилась к собравшимся:

— Как пожелаете, Ваше Величество. Вчера в предрассветные часы скрывавшиеся среди королевской гвардии убийцы ворвались в вашу спальню. Предположительно, ими управлял АНСИС, только что описанная Графом сущность. Их покушение на вашу жизнь могло бы увенчаться успехом, если бы не своевременное вмешательство Коналла Иллэниэла и вашего рыцаря, Сэра Харолда.

Вскоре после этого нападения всё ещё неопределённое число металлических чудовищ вторглось в город, уничтожив несколько домов, и повредив дворцовую стену. С двумя из них справился ваш дракон, ещё с двумя разобрались Сэр Иган и Сэр Томас, но большая часть вражеских сил была остановлена Лордом Иллэниэлом, недавно назначенным Герцогом Западного Острова, — закончила Роуз.

Это значило, что до визита ко мне Тирион был в столице.

— Что ты здесь делал? — потребовал я у своего предка.

Тирион невинно улыбнулся:

— Я явился проверить свой дом, и предложить Королеве мою поддержку. Я объяснил свой план по выявлению местоположения АНСИС, и принёс присягу Её Величеству. К сожалению, я пришёл слишком поздно, чтобы обнаружить скрытых среди её гвардейцев убийц, но я рад, что был здесь для оказания помощи при отражении нападения на сам город.

— Твой дом… — Мой голос затих, когда я осознал, что он имел ввиду мой дом, который прежде принадлежал ему.

Он кивнул:

— Надеюсь, ты не против — но поскольку я старше тебя на много поколений, и именно я заложил фундамент, дом по праву принадлежит мне, вне зависимости от моего нового титула.

— Вам следует гордиться, Лорд Камерон, — сказал Герцог Кэнтли. — Вчера ваша семья поставила на службу Лосайона двух героев — вашего предка, и вашего сына.

Лиманд презрительно усмехнулся:

— Жаль, что ты не счёл необходимым им помочь, хотя знал о неминуемо грозившем нападении.

Ариадна кивнула:

— Мы особенно благодарны твоему сыну, Сэру Коналлу. Боюсь, что без я поплатилась бы жизнью.

Мои глаза расширились. «Сэр Коналл?».

Роуз быстро сказала, чтобы спасти меня от замешательства:

— Королева наделила вашего сына рыцарским титулом, в награду за его храбрость.

Я не мог сразу всё это усвоить — слишком много навалилось одновременно.

— Поздравляю, Коналл, — сказал я, но, оглядывая собравшихся за столом, чувствовал себя изолированным. Взгляд Роуз был отстранённым, или, быть может, она пыталась меня предостеречь. Лицо Ариадны было нейтральным — она была ограничена своей ролью. Остальные, за исключением моего сына и Сэра Харолда, казались враждебно настроенными. Я больше не мог здесь оставаться.

Встав, я откланялся:

— Прошу разрешение удалиться, Ваше Величество. Мой сын нужен дома по срочному семейному делу. — Я хотел сказать ей о смерти Пенни, но не хотел объявлять об этом перед лицом враждебно настроенных слушателей, и особенно не в присутствии Коналла. Ему нужно было услышать это в более приватной обстановке.

— Ты так и не объяснился, Камерон! — воспротивился принц-консорт.

— И объяснюсь! — рявкнул я. — Но не тебе, и не сейчас.

Коналл подал голос:

— Я предпочёл бы остаться, Отец. Королева нуждается во мне.

К счастью, Ариадна пришла мне на помощь:

— Мы разрешаем тебе удалиться, Лорд Камерон. Сэр Коналл, удели внимание отцу. Позже вернёшься. Пока что опасность миновала.

Я поклонился своей тётке, развернулся, и быстро вышел из помещения, не оглядываясь. Магическим взором я видел, что мой сын нехотя последовал за мной, в сопровождении Роуз, что-то прошептавшей Королеве на ухо перед уходом.

За пределами тронного зала черты лица Роуз расслабились:

— Мэттью и Грэм ещё не вернулись?

— Пока нет, — глухо ответил я. Она волновалась за сына, и я не мог её за это винить. Мне хотелось рассказать ей о Пенни, но мой язык будто застрял. Коналл глядел на меня с фрустрацией во взгляде, наверное гадая, зачем я утащил его прочь от его мгновения славы.

— Морт, я знаю, что много чего случилось, но после того ночного нападения тебе разве не следует сначала узнать про них, прежде чем являться сюда? — критично сказала Роуз.

Фрустрация, ярость и горе боролись за первенство в моём сердце. «Я хотел убедиться, что ты и моя мать в безопасности». Вот, что мне следовало сказать, но когда я раскрыл рот, вместо меня заговорила моя горечь:

— После только что случившегося в тронном зале я думаю, что мне следовало явиться сюда пораньше. Дворец превращается в гадючник.

Роуз побледнела лицом, услышав упрёк в моём голосе:

— Это было неожиданным, тут я согласна. Я пока не знаю, что планирует Тирион, но очевидно, что…

— Очевидно, что мне не помешал бы здесь друг, — перебил я. — Очень жаль, что таковых не нашлось.

Теперь разозлилась уже она:

— Я знаю, что ты не настолько туп, Мордэкай. Тебе нужно взять эмоции под контроль, иначе твои противники используют их против тебя. Я пыталась тебя предостеречь, но ты настаивал на том, чтобы вести себя как ребёнок. Такие выходки, какую ты только что провернул, не сделают тебе друзей. Они заставят отвернуться от тебя твоих союзников. Ты хоть понимаешь, с чем Королеве сейчас приходится разбираться?

Я расклеивался внутри. Лишь кипение гнева не позволяло мне сломаться окончательно, но спорить с Роуз мне было не нужно. Насколько я знал, она вполне могла быть последней из оставшихся у меня друзей.

— Мне сейчас не нужна от тебя лекция по политической стратегии, Роуз.

Я отвернулся от неё, и пошёл прочь:

— Как только я услышу что-то от Грэма, сразу с тобой свяжусь.

Она была слишком гордой, чтобы погнаться за мной. Я на это и рассчитывал. Позади меня Коналл извинился перед ней, а потом побежал догонять меня.

Я провёл его через дворец, направляясь к королевской резиденции. Как только мы добрались туда, стоявшие снаружи стражи захотели было меня остановить, но затем увидели Коналла, и расслабились. Я оценил эту иронию. Они доверяли моему сыну больше, чем мне. «Он — Защитник Королевы», — сделал молчаливое наблюдение я.

Зайдя внутрь, я направился прямо к скрытому порталу, но сперва мне пришлось пересечь гостиную, где пили чай Элиз Торнбер и моя мать. Они улыбнулись, увидев, как мы с Коналлом вошли в комнату.

— Мы как раз о вас говорили, — сказала моя мать. На коленях у неё спал Хампфри, а она водила пальцами по его мягкому меху. — Что случилось в замке? Все в безопасности?

Обе пожилые женщины, как и Коналл, смотрели на меня, а я силился найти ответ. Я медлил, и на лице моей матери мелькнула тень.

— Айрин в порядке? — спросила она.

— Да, — наконец сказал я. — У неё всё хорошо. Донжон был сильно повреждён, но Айрин в порядке. Она всё удерживала достаточно долго, чтобы большинство людей успело выбраться.

— Какое облегчение! — сказала моя мать. — Тут ситуация была такой же волнующей. Коналл уже рассказал тебе новости? Его посвятили в рыцари. — Она широко улыбалась своему внуку, явно гордясь. — Мне не терпится рассказать Пенелопе. Она будет так гордиться.

Тут я едва не сорвался, но каким-то образом удержал всё в себе.

— Мам, слушай, я очень устал. И дел ещё много осталось. Я вернусь завтра, и мы поговорим. Хорошо?

Она чувствовала — что-то было не так, но Мириам удержалась от вопросов:

— Конечно. Ты — важный человек. Не позволяй мне тебя задерживать. Потом всё расскажешь.

— Спасибо, — сказал я ей, и, прежде чем Элиз успела что-то добавить, я ушёл.

Глава 42

— Папа? — спросил Коналл, когда мы вышли из портала, оказавшись в тишине нашего дома. — Что не так?

Мой магический взор уже обнаружил несколько знакомых фигур в столовой:

— Давай сначала поздороваемся с остальными, — сказал я ему.

Элэйн, Керэн и Линаралла сидели за столом, устроив импровизированный обед из сыра и старого хлеба. Керэн широко улыбнулась мне, когда мы вошли:

— У меня для тебя новости!

— Значит, вы достигли успеха? — спросил я.

Она кивнула, и посмотрела на Линараллу:

— Рассказывай, Линн.

— Лираллианта согласилась предоставить мне доступ. Более того, она позволила нам перенести сюда большую часть записей, чтобы мы могли их изучать когда захотим, — сказала молодая Ши'Хар.

Это были хорошие новости, но я не мог наскрести в себе того энтузиазма, который ощущал несколько дней тому назад:

— Чудесно, — мрачно сказал я.

Элэйн прищурилась:

— Что-то не так?

Вместо ответа я спросил:

— Вы были в замке?

Элэйн покачала головой:

— Нет, вернулись только час назад. Керэн была занята, телепортируясь туда и обратно, перенося сюда скульптуры Ши'Хар.

— Дайте мне сходить за Айрин. Потом поговорим, — сказал я им. — Мне нужно несколько минут. — После чего я направился на кухню, к двери, которая вела в огород.

— Дверь в замок в другую сторону, — сделала наблюдение Линаралла.

Я остановился:

— Портал повреждён. Мне придётся сделать круг.

Керэн поспешно проглотила остатки пищи:

— Тогда я могу тебя перенести.

Махнув ей, чтобы оставалась на месте, я покачал головой:

— Нам всё равно потребуется круг на следующие несколько дней. Доедай. Ты заслуживаешь отдыха.

Оказавшись снаружи, я расчистил участок земли, и использовал тряпичный трафарет для создания временного круга, прежде чем добавить необходимые ключи, которые должны были позволить мне переноситься в промежуточную станцию во дворе замка. Однако вместо того, чтобы просто им воспользоваться, я предпринял ещё один шаг, и выжег символы на земле, делая круг несколько более перманентным. Поскольку он был выжжен в почве, он был лишён особой прочности, его мог смыть первый же ливень — но минимум несколько дней он должен был протянуть. Совершив усилие воли, я телепортировался.

Промежуточная станция была пустой, но как только я вышел наружу, я заметил детей. Мэттью, Мойра и Грэм разговаривали во дворе с Капитаном Дрэйпером. Они выглядели усталыми и грязными, но позы их говорили об уверенности и успехе, поэтому я догадался, что всё у них получилось.

Мэттью одарил меня редкой улыбкой:

— Получилось.

— Под этим он подразумевает, что мы разнесли их на мелкие кусочки, не уничтожив при этом мир, — бодро добавил Грэм, — о каковой возможности все как-то забыли меня предупредить перед нашим отбытием.

Я посмотрел Капитану Дрэйперу в глаза, он слегка покачал головой.

— Где Айрин? — спросил я.

— В казармах, проверяет раненных, — сказал капитан.

Между тем я чувствовал, как Мойра меня изучала. Она уже уловила висевшую над нами тёмную пелену, а затем посмотрела на капитана.

— «Не надо», — беззвучно послал я ей. — «Держи свой разум закрытым. Я объясню, когда мы соберёмся вместе».

Капитан послал гонца доложить Айрин о нашем присутствии. Судя по всему, остальные объявились лишь за несколько минут до меня. Я начал создавать в промежуточной станции новый круг, который позволил бы нам телепортироваться обратно домой. Мэттью присоединился ко мне, предложив помочь.

— Что не так? — тихо спросил он, увидев странное выражения лица своей сестры.

— Подожди, пока не вернёмся домой, — пообещал я. Айрин объявилась несколько минут спустя, и как только круг был закончен, мы телепортировались обратно.

К тому времени, как мы вошли в дом, на лице Мойры появилось мрачное выражение. Айрин скрывала свои мысли, но её эмоциональная боль была до боли очевидна. Коналл и остальные подняли взгляды от стола, когда мы вошли.

— Добро пожаловать.

Все поздоровались друг с другом, но быстро умолкли, дожидаясь, пока я заговорю. Затем Мэттью произнёс:

— Где Мама?

Коналл подал голос:

— Я думал, она с Айрин.

При упоминании её имени глаза моей младшей дочери наполнились слезами.

— Нет! — закричала Мойра с широко распахнутыми от шока глазами, глядя на сестру. — Это неправда! Не может быть правдой!

Мэттью сел, уронив лицо в ладони. Он уже сопоставил факты, но Коналл всё ещё был в замешательстве.

— Что происходит? — спросил Коналл. — Почему все расстроены?

— Твоя мать была сильно ранена во время нападения на Замок Камерон, — начал я.

Не поднимая взгляда, Мэттью перебил меня:

— Я же говорил, что надо было подождать. Надо было оставить здесь больше людей.

— Айрин была здесь, — сказал Коналл… несколько не вовремя, на мой взгляд.

Айрин уже хныкала у Мойры в объятиях.

— Это я виновата — мне надо было её защитить, а я не смогла! — закричала она, и от вины в её голосе у меня разрывалось сердце.

Коналл снова посмотрел на меня, игнорируя её вспышку:

— Насколько сильно ранена?

Качая головой, я не смог посмотреть ему в глаза:

— Она не выжила.

— Потому что ты не мог подождать, чтобы придумать план получше, — произнёс Мэттью, его слова были холодными и жёсткими.

Айрин оттолкнула свою старшую сестру, и зыркнула на Мэттью:

— Оставь его в покое. Он ни в чём не виноват. Разве ты не видишь, что ему тоже больно?

— От правды не скроешься, — пробормотал Мэттью.

Мой старший сын встал, отодвигаясь от стола:

— Просто заткнись. — После чего вышел, направившись к своей комнате.

Коналл окликнул его:

— Постой. Мы даже не услышали, что случилось.

— А какая разница? — горько сказал Мэттью. — Мы знаем, почему она умерла. То, как это произошло, едва ли имеет значение. Она всё равно мертва. — После чего он ушёл. Керэн встала, и последовала за ним в его комнату.

— Почему он всегда ведёт себя как мудак? — проворчала Мойра, выплескивая свою печаль в виде раздражения по отношению к брату.

Айрин ушла, плача, в свою комнату. Коналл пошёл за ней:

— Постой, Рэнни!

Мойра осталась, глядя глубоко мне в глаза.

— Тебе надо пойти с ними, — предложил я. — Им ты нужна больше, чем мне.

Моя старшая дочь обняла меня, сжимая так сильно, что мои рёбра запротестовали:

— Я в этом сомневаюсь, — ответила она, но потом всё равно ушла вслед за ними, оставив меня наедине с Элэйн, Грэмом и Линараллой.

Элэйн и Грэм сидели молча, оправляясь от шока, но Линаралла была собрана, и на её лице ничего не отражалось. Или так мне казалось, пока я не заметил одинокую слезинку, стекавшую по её щеке. Когда Ши'Хар встретилась со мной взглядом, она выглядела потерянной.

— Почему? — прошептала Линаралла.

Я поднял её на ноги, и обнял, сдерживая собственные слёзы и ответив:

— Я не знаю.

— Моя мать уже знает? — спросил Грэм.

Я покачал головой:

— Нет.

— Почему нет?

Я выдал ему краткую сводку того, что случилось во дворце, закончив словами:

— Я был зол, расстроен и раздражён. В итоге я поссорился с твоей матерью. После этого я просто не мог ей сказать.

Грэм вздохнул:

— Глупо это.

Я молча согласился. «Глупая хрень. Кому-то всё же надо её совершать. С тем же успехом это могу быть я».

— Это — тяжёлая работа, но благодаря ей вы, остальные, выглядите в лучшем свете.

Элэйн пробормотала себе под нос, уставившись в пространство:

— Я всё ещё после отца не оправилась. — Затем она уткнулась лицом в стол.

* * *

Грэм коротко рассказал мне о том, что случилось на его миссии с Мойрой и Мэттью. Пока я шагал по дороге к Ланкастеру, они втроём летели из Кэнтли над лесом, ища деревню анголов.

Первая фаза их плана прошла без проблем. Они нашли деревню, и при некоторой помощи манипуляций Мойры сумели войти в нее, почти не встретив сопротивления. К сожалению, деревня действительно была инфицирована, хотя я сомневаюсь, что даже её обитатели осознавали свой статус носителей машин-паразитов.

Мэттью использовал Тессеракт Дураков, но настройки держал консервативными, чтобы не рисковать взрывом больших масштабов, чем требовалось. Результатом этого стал огромный взрыв, уничтоживший деревню, но не до конца истребивший находившихся в ней машин. Они были вынуждены потратить большую часть следующего дня на разведку и рассылку маленьких заклинательных зверей, чтобы убедиться в том, что избавились от АНСИС.

Когда он закончил, Линаралла поделилась открытиями, которые совершила в месте, ныне называемым Герцогством Западного Острова. Их проникновение прошло без сучка, без задоринки, хотя двухдневное ожидание, пока она передавала свои желания матери, истрепало нервы Элэйн и остальным.

Она не только сказала Линаралле, что им можно забрать записи, но и предупредила дочь о том, что Тирион может быть не совсем заслуживающим доверия. Я бы очень хотел знать, почему именно она так считала, но двухдневный разговор со старейшиной Ши'Хар примерно соответствовал минуте-другой нормального разговора. Времени просто не было.

Линаралла всё же почувствовала, что какие-то указания на причину подозрительности её матери мы можем найти в привезённых ими записях. Я на это надеялся. Хорошие новости мне бы не помешали.

После того, как они закончили, я как мог объяснил случившееся в Замке Камерон, хотя я сам и отсутствовал во время большинства этих событий. Я предположил, что Мойра вытянет остальную часть рассказа из Айрин, пока они в месте, но волноваться об этом у меня уже не было сил.

Я был утомлён — не из-за того, что сильно выложился, а просто потому, что горе оказывает на людей такой эффект. Вскоре после этого я удалился в свою спальню, которую делил с… спальню, которую я раньше делил с Пенни… и свернулся клубком на кровати. Мне хотелось заснуть.

Но я чувствовал запах её волос на подушках.

— Почему ты меня покинула? — простонал я в пустоту, но, конечно же, ответа не было — и не будет уже никогда.

* * *

В какой-то момент я заснул, а когда снова открыл глаза, Пенни сочувственно глядела на меня.

— Выглядишь ужасно, — сделала наблюдение она.

— У меня была пара плохих дней, — отметил я.

— Не только у тебя, — отозвалась она. — Мне, по-моему, пришлось хуже всех.

— Хочешь сравнить? — сказал я с ноткой вызова в голосе.

Она засмеялась:

— Валяй.

Я уже спланировал первый выпад:

— Тирион объявился при дворе. Королева сделала его герцогом, и он уже повернул против меня часть дворянства.

Пенни покачала пальцем из стороны в сторону:

— Это не считается, поскольку влияет на нас обоих в одинаковой мере. Твои враги — мои враги.

— А, точно, — неубедительно сказал я. — А как насчёт такого? Мне кажется, дети меня сейчас ненавидят.

— Звучит не так уж плохо, — сказала Пенни, — но я весьма уверена, что они и на меня злятся.

— Я поссорился с Роуз.

Она неодобрительно посмотрела на меня:

— Ох, Морт, ну зачем же?

— Она первая начала, — ответил я, чувствуя себя ребёнком.

Подавшись вперёд, она взлохматила мне волосы:

— Уверена, что она тебя простит. Она всегда прощает. Но иногда я жалею, что ты такой глупый.

Что-то в её касании улучшило мне настроение, и я пошутил в ответ:

— Иногда я жалею, что ты такая умная.

Она заворчала в ответ, но я отвлёк её прежде, чем она смогла ответить:

— Твой черёд! Я поссорился с Роуз — теперь ты скажи, что плохого случилось с тобой.

Пенни на миг приняла задумчивый вид. Затем нехотя ответила:

— Я ввязалась в бой с одним из тех гигантских металлических чудовищ.

— Только с одним?

— С двумя, если честно, — дерзко сказала она.

Я осклабился:

— Мне их очень жаль.

— Твой черёд, — сказала Пенни, смеясь.

— Я ввязался в бой сразу с тремя, — похвастался я. — Кстати, они называются «тортасы».

Моя жена покачала головой, заставив собранные в хвостик волосы мотаться из стороны в сторону. Мне нравилось наблюдать, как свет отражался от её волос.

— Это не считается, — ответила она. — Ты победил.

Я сел в кровати, и ответил ей шутливый полупоклон:

— Это правда. Тот бой был, наверное, лучшей частью того дня.

— Это почему?

— Потому что я победил, но ты… — Мой голос затих, и я уставился на неё, вспоминая. Я закончил шёпотом: …но ты умерла. — По моим щекам потекли слёзы.

Её лицо опечалилось:

— Не надо было тебе об этом вспоминать. — И тут она начала таять.

— Нет! — Я попытался ухватиться за неё, но в моих руках осталась лишь пустота. Я проснулся, и первые пятнадцать минут того утра провёл так же, как и последние пятнадцать минут предыдущего вечера — орал в подушка и беспомощно рыдал.

Эпилог

Через неделю после нападения на Замок Камерон я стоял во дворе, примерно в том же месте, где моя жена билась с тортасами. Поскольку донжон всё ещё лежал в руинах, последнюю службу для прощания с моей дорогой Пенни пришлось проводить на улице, но, учитывая размеры собравшейся толпы, это скорее всего было к лучшему.

Из одного только Уошбрука пришла почти тысяча человек, и это только местные. Сама Королева присутствовала в сопровождении значительного числа крупных и мелких дворян королевства. Присутствовали даже Король Николас из Гододдина и недавно коронованный Король Джеролд из Данбара.

Николас, в частности, всегда хорошо относился к моей жене с тех самых пор, как она много лет назад спасла его жизнь от клинка убийцы.

Но, конечно, это было не только для Пенни. Уолтэр Прэйсиан уже был похоронен, но поминки были и по нему тоже, а также по мужчинам и женщинам, погибшим во время недавнего нападения. Но в сердце своём я знал правду: минимум половина собравшихся не была бы здесь, если бы среди павших не было Пенни.

Произносились речи, и в отличие от некоторых посещённых мною похорон именитых дворян, я точно знал, что говорившие искренне скорбели. Я сам произнёс короткую речь про Уолтэра, но когда дошло до моей жены, у меня сдавило горло, и слова отказывались покидать мои губы.

Но про Пенни говорила Королева, а также Король Николас, и Король Джеролд, выразившие искреннюю благодарность за то, что она для них сделала. Мои дети были в слишком большом смятении, чтобы выступать перед толпой, в отличие от многих других. Я смотрел и слушал, но всё ещё не мог поверить, что это происходило. Онемелый, я оказался безмолвным свидетелем величайшей трагедии в моей жизни.

Пока Роуз Торнбер не вышла, чтобы высказаться о своей подруге. Она как всегда была воплощением идеальной леди, сумев затмить даже Королеву, несмотря на её безрадостное чёрное платье. Её легендарный самоконтроль сослужил ей хорошую службу, когда она спокойно вышла перед собравшимися. После чего она заговорила:

— Графиня ди'Камерон была моей самой близкой подругой. Пенелопа была второй матерью для моего сына, и…

Голос Роуз утих, и казалось, что она не может говорить дальше, будто давясь чем-то. А затем её внешнее спокойствие обрушилось. Её сын, Грэм, увёл прилюдно плакавшую Роуз прочь. Я мог вспомнить только один случай, когда она так расклеивалась — на похоронах после смерти Дориана.

Потом прощаться вышла моя мать, Мириам Элдридж. Она была старой, хрупкой, и ей было неудобно стоять перед таким скопищем людей — но гордость духа моей матери не позволила этому остановить её. Звук её голоса пронзил моё онемевшее сердце, и мои слёзы потекли ещё до того, как она договорила первую фразу.

— Пенелопа Иллэниэл была моей невесткой, но я не могла бы гордиться ей больше, будь она моей плоти и крови, — начала Мириам. — Я мало что знаю о придворных обычаях или великих свершениях. Я сама из простого народа, как и она сама, но никто не обладал большей доблестью духа, чем наша милая Пенни. Многие из вас знали её как Графиню ди'Камерон, и кто-то из вас знал её как воительницу, но хотя в этих ролях она была великолепна, любила я её за заботу, которую она проявляла к моему сыну и внукам.

Не было в этом мире матери лучше её, жены лучше её. Она заботилась о своей семье со страстью, которой не было предела, защищала их со свирепостью, против которой было не выстоять, и любила их сердцем, которое не знало границ. Я каждый день благодарила звёзды с того дня, как она приняла решение разделить свою любовь с моим сыном, — закончила она.

Остаток дня прошёл несчастно. В честь Пенни и Уолтэра устроили большой обед, и поскольку нам негде было его проводить, Королева предложила для этой цели свой дворец. Как только похороны закончились, важных персон перенесли туда через телепортационные круги. Хуже всего было то, что я должен был отправиться с ними. Когда королевские особы присутствуют на похоронах для твоей семьи, надо как-то это признать, даже если сам ты об этом их не просил. Я просидел длинный обед вместе с Ариадной и другими важными людьми, но больше всего мне хотелось сбежать, и спрятаться где-нибудь, где я мог бы горевать в покое, без зрителей.

Ариадна это понимала, и постаралась сделать участие моей семьи как можно короче и настолько безболезненным, насколько было возможно. Мои дети сбежали менее чем через час, и я сам откланялся полчаса спустя.

После этого я обнаружил, что шагаю один по длинному коридору, который вёл от центральной части дворца к парадным воротам, и я был рад своему одиночеству. Я понятия не имел, куда направлялся, и мне было всё равно. Если бы я собирался домой, то шёл бы к порталу Королевы, что вёл в мой дом.

— Мордэкай.

Это была Роуз. Я не разговаривал с ней с того самого дня в тронном зале, но не потому, что был зол — это уже прошло, — а просто потому, что мне было слишком больно. О смерти Пенни её и Королеву уведомил Грэм. Это было нашим первым уединённым моментом почти за неделю.

Я повернулся к ней, уперев в неё безжизненный взгляд:

— Что?

Она слегка нахмурилась от моего холодного ответа, но потом отбросила это прочь:

— Как ты? — спросила она.

— Нормально.

— Не надо так, Мордэкай. Ты не бросил меня, когда я потеряла Дориана. Я знаю, через что тебе приходится про…

Я вложил в свои слова столько искренности, сколько мог, прерывая её:

— Я это ценю, Роуз. Мне просто нужно время. И уединение. — Мне следовало её обнять, поблагодарить её, раскрыться — но не было этого во мне. Внутри я чувствовал себя мёртвым. Не дожидаясь ответа, я развернулся, и пошёл прочь.

— Мордэкай! — окликнула она, повысив голос. — Нам надо поговорить. Есть и другие вещи, которые мы не можем игнорировать.

Я обернулся:

— Например?

— Королева попросила моего длительного присутствия в столице, из-за недавнего нападения. Какое-то время я не смогу вернуться в Камерон, — проинформировала она меня.

Леди Роуз была более формально известна как Леди Хайтауэр. Её наследный долг как «Той Самой Хайтауэр» заключался в надзирании за королевской гвардией и защитой Албамарла. Учитывая недавнее нападение, вполне разумным был тот факт, что ей нужно было провести какое-то время в столице — но когда она сказал мне об этом, в её взгляде было что-то ещё.

Я просто кивнул, принимая её заявление.

— Учитывая внезапное вхождение Тириона в политику, я думаю, что моё присутствие здесь всё равно будет тебе полезнее, — продолжила она. — События развиваются, и нам нужно лучше понять его мотивацию.

«Нам?». Такое маленькое слово — и такое значение оно содержало. «Мы» означало маленькую группу друзей и родственников. За почти тридцать лет, что я знал Роуз, это «мы» сильно изменилось. Изначально это были я, Маркус, Пенни, Дориан и Роуз. Это были мы — наша маленькая фракция, вознамерившаяся спасти мир. Не будь я погружён в пучину горя и депрессии, я мог бы признаться себе, что теперь «мы» включали в себя гораздо больше людей, вроде Королевы, наших детей, и даже Сайхана и Чада.

Но затмившая моё сердце тень была отнюдь не такой великодушной. В тот момент я мог видеть лишь то, что «мы» планомерно сокращались. От изначальных «нас» остались лишь Мордэкай и Роуз. И Мордэкай отказывался играть дальше.

— Нам? — гневно сказал я. — Нет больше никаких нас. — Роуз вздрогнула, когда я это сказал — и я знал, почему именно, но в тот момент мне было как-то всё равно. Мне хотелось сделать кому-то больно. — Нас больше нет. Мы исчезли, когда умерла Пенни. Маркус умер, Дориана больше нет… нет больше никаких «нас». Смирись с этим. Живи дальше. Твой муж уже более десяти лет как умер.

Лицо Роуз побледнело в ответ на мои слова, и я бы сказал и больше, нанёс бы ей ещё более глубокую рану — но откуда-то изнутри голос в моей голове предостерёг: «Хватит, Морт! Не смей вымещать на ней свою боль!»

Её шок не продлился долго. Роуз подняла подбородок, и зыркнула на меня:

— Я понимаю, что у тебя горе, Мордэкай, но это не даёт тебе право говорить что вздумается.

Я уже начинал сожалеть о том, что окрысился на неё, но ещё не был готов сдать позиции:

— Ты права, как обычно. А теперь, с твоего позволения, я хотел бы побыть один.

В этот раз, когда я пошёл прочь, она не попыталась меня остановить.

* * *

Три дня спустя я сидел на краю леса, у самой кромки расчищенных полей вокруг остатков замка Камерон. Незнакомец мог бы подумать, что я наслаждался в тени, но на самом деле я уже больше ничем особо не наслаждался. На поле паслись овцы — часть моего соглашения с местными пастухами, помогавшими мне держать местность вокруг замка чистой. Я глядел, как они медленно щиплют траву, но на самом деле совсем их не видел.

— Так вот, где ты был последние несколько дней?

Это был Чад Грэйсон. Он тихо подкрадывался ко мне по лесу. Если бы не мой магический взор, я ни за что бы не узнал о его присутствии.

— Чего тебе?

— Я всё ждал последние три дня, что ты объявишься в Грязной Свинье, чтобы залить горе выпивкой. Мне и в голову не приходило, что ты можешь сидеть здесь и вожделеть овец. Тебе не кажется, что для этого как-то рановато? — отозвался он, проигнорировав мой вопрос.

— Никто тебя не просил меня искать.

— Нет, нельзя так с другом говорить, — проворчал Чад. — А я-то каждый вечер забивал тебе место в таверне. Ты вообще представляешь, как тяжело надираться каждый вечер, пытаясь утешить приятеля, которого нет рядом?

Я одарил его угрюмым взглядом:

— Ты же знаешь, я стараюсь не напиваться слишком сильно.

Чад осклабился, вытаскивая бутылку лучшего виски МакДэниела:

— А я думаю, что в такие моменты тебе как раз нужно распустить волосы, девочка.

Я отвернулся от него, скрывая лицо. Трудно было не ухмыльнуться перед лицом заразительного энтузиазма охотника, направленного на бутылку в его руках.

— Мне нельзя напиваться.

— Это почему?

— Ты знаешь, почему. Если я слишком напьюсь, то что-нибудь наверняка начнётся ломаться — здания, деревья, невинные люди, и всё такое, — ответил я.

Чад фыркнул:

— Нет тут никаких зданий, а деревья эти недобро на меня таращатся уже не первый год. Всё, что с ними случится, они заслужили.

— Люди — есть, — отозвался я. — Если только я не начал опять разговаривать сам с собой.

Охотник раскупорил бутылку:

— Тут я вынужден с тобой согласиться. Люди здесь есть, но приличных людей — нет, а уж невинных — тем более, чёрт меня дери.

Я хмыкнул, затем принял из его рук бутылку, и сделал крупный глоток, пытаясь не закашляться.

— Это правда. — Я передал бутылку обратно, чтобы он мог ко мне присоединиться.

Мы некоторое время передавали бутылку туда-сюда, пока мир не стал смазываться по краям, а моя голова не начала слегка кружиться.

— А что случилось с Тирионом в тот день, в таверне? Когда я ушёл, всё шло к тому, что ты собирался напоить его в стельку, и бросить где-нибудь в канаве. Я не ждал, что он появится во дворце в Албамарле.

— Какую-то подлость тебе совершил, да?

Я кивнул:

— Можно и так сказать. В тот день много чего пошло наперекосяк. У меня было такое ощущение, будто ты меня подвёл.

— Ну, мне и самому немного стыдно. Я поил этого жестокого ублюдка до тех пор, пока он вроде не начал вырубаться, а он вдруг раз — встал и ушёл, трезвый как стёклышко! Никогда такого не видел, — признал егерь.

Тут я понял. Я и мечтать не мог использовать свои способности столь опасным образом, только не в пьяном виде — но Тирион, судя по всему, был не прочь рискнуть. «Он, наверное, вернул своё тело к трезвому состоянию, когда собрался уходить».

— Не кори себя, — утешил я его. — Я думаю, он жульничал.

— Ёбаные волшебники, — выругался Чад.

«Ну, архимаги», — молча поправил я, но для большинства людей разница была чисто теоретической. Я сделал ещё глоток, и улёгся на траву. Ближе к земле мне было проще сохранять равновесие.

Несколько минут спустя Чад снова заговорил:

— Думаю, твои детки о тебе волнуются. Приличный мужик горевал бы, нажравшись, чтобы днём мучиться похмельем в кругу семьи.

Эта реплика была настолько смехотворной, что я не мог не посмеяться:

— Я думал, мы уже пришли к выводу, что приличных людей здесь нет. К тому же, это — твой способ справляться с твоими проблемами. — Секунду спустя я добавил: — Это они послали тебя сюда, меня искать?

Чад презрительно ухмыльнулся:

— Я что, блядь, на няньку похож?

Я попытался представить, какого рода семья могла подумать о найме Чада Грэйсона для присмотра за их детьми, и снова засмеялся.

Чад засмеялся вместе со мной:

— Так я и думал. — Затем он добавил: — Слышал, Торнберы съезжают обратно в столицу.

— Ага.

— И ты не против?

— Не моё дело, — ответил я. — Леди Хайтауэр отвечает напрямую перед короной, а не передо мной.

— Но не Элиз, — парировал охотник, — а в рыцари Грэма посвятила… — Он умолк, когда осознал, что собирался сказать. — В общем, он — твой вассал.

— Ты к чему клонишь? — проворчал я. — Думаешь, мне следует взять старушку в заложники, чтобы удержать Леди Роуз здесь? Или Грэма? Солдат мне вообще-то хватает.

— Ты иногда такой дурак, — сказал Чад. — Леди Роуз уедет, возьмёт с собой свекровь и сына, и довольно скоро Грэм будет просить Королеву взять его на службу. А потом глядишь, и Алисса будет с ним, а за ней увяжется Сэр Сайхан. Ты сколько людей готов отдать?

— Я — граф, а не тюремный надзиратель.

— Не будь идиотом. Я слышал, Тирион и Гарэс Гэйлин проводят много времени в столице, подлизываясь к Королеве, и ты им обоим не очень-то нравишься. Чёрт, твой собственный сын, Коналл, сейчас стал Защитником Королевы. Он, наверное, тоже съедет.

Я протрезвел достаточно, чтобы одарить его лишённым эмоций взглядом:

— Мы все служим Королеве, и Ариадна — моя тётка. Это — не война. Мы все на одной стороне.

— Слова истинного политического гения, долбоёб ты этакий! — сплюнул Чад.

Услышанные от любого другого человека, эти слова меня разозлили бы, но от Чада Грэйсона это были скорее как тёплые объятия.

— Я никогда не претендовал на гениальность в политике, да и вообще, мне уже пофигу на политику.

— А что твоя семья?

Я зыркнул на него:

— Это ты о чём?

— Подумай головой. Все начнут уезжать в столицу, а ты останешься тут, распространяя повсюду своим присутствием веселье и радость. Как много времени потребуется ещё двум твоим детям, чтобы найти себе какое-нибудь другое место? Глазом моргнуть не успеешь, как у домашнего очага останетесь только вы с Айрин, рассказывая друг другу печальные истории о старых добрых временах, — объяснил охотник.

— Думаю, ты пытаешься заглянуть слишком далеко в будущее, — прокомментировал я. — И почему Айрин?

— Потому из всех из них только она такая же ебанутая, как и ты. И ещё она чувствует себя виноватой перед мамой. Именно она останется дома, заботясь о своём разбитом папе, хотя бы из чувства долга, — сказал Чад.

Я зарычал:

— Следи за языком, это моя дочь.

— Вот, наконец-то ты сказал что-то разумное, — отметил Чад. — Почти как настоящий отец — но будь я проклят, если я сейчас соврал! Будешь продолжать так же — и настанет день, когда она будет ходить за тобой по пятам, утирая слюну с твоего подбородка. Что за несчастная жизнь — для девушки?

— И что ты предлагаешь мне делать? — Я начинал испытывать раздражение в ответ на его непрерывные нотации.

Он выругался:

— Иди, скажи Роуз не уезжать в столицу, тупица! О чём я тебе, по-твоему, твердил всё это время?

— О, — чуть туповато сказал я. — Я думал, ты говорил, что мне следует начать надираться в таверне каждый вечер.

Чад пожал плечами:

— Ну, и это тоже. Многие сейчас скорбят. С тем же успехом ты можешь пить с ними.

Я хохотнул:

— Знаешь, при всей твоей несносности я не могу не задуматься о том, что ты мне говоришь всё то же самое, что сказала бы моя мать.

— Ха! Только если твоя мать была пьяной шл… — Он внезапно остановился, когда увидел предупреждение в моём взгляде. — Ну, ты понял, о чём я.

Покачиваясь, я встал на ноги, и сразу же упал. Чад подхватил меня, подставив плечо. Он и вполовину не был так же пьян, как я.

Мы побрели по пастбищу, спотыкаясь, в основном из-за недостаточной координации с моей стороны, а Чад в это время любезно указывал на разных овец, давая им нелепые имена, и советуя мне, какая из них могла бы скрасить моё одиночество в будущем.

Я смеялся и хихикал вместе с ним, и впервые за полторы недели я чувствовал себя в некотором роде человеком. Пьяным, да — но человеком.

— Итак, что ты будешь делать, когда вернёшься в замок? — спросил Чад.

— Скажи Роуз не уезжать, — послушно повторил я.

— Хорошо — а потом?

— Дам тебе дракона! — радостно сказал я.

Охотник нахмурился:

— Не думаю, что это — хорошая мысль.

— А почему нет? — промямлил я.

Чад похлопал меня по плечу:

— Не уверен, заметил ли ты, друг, но ты пьян.

— Да пофигу, — пробормотал я. — Я выдам тебе дракона. Тебе нужен спутник.

— Как собаке пятая нога, — ответил охотник.

— Серьёзно, они лучше овец, — сказал я ему, фыркнув. — Поверь мне!

Он поскользнулся, и мы оба шмякнулись на траву. После очередного приступа смеха он сдался:

— Ладно. Возьму у тебя дракона. Но потом-то что?

— Мы скажем Роуз не уезжать.

— Это мы уже сказали! — сказал Чад. — После Роуз, и после дракона, что будешь делать завтра?

Я сидел какое-то время, а потом мой голос стал серьёзнее:

— Я начну читать записи Ши'Хар, которые привезла Линаралла. Мне нужно узнать как можно больше, если я хочу остановить АНСИС и исправить то, что Ши'Хар сотворили с миром тысячи лет назад.

Чад осклабился:

— Вот на это я и надеялся.

— Ты знал о скульптурных записях Ши'Хар? — Теперь я был действительно сбил с толку, поскольку был весьма уверен, что никому о них не рассказывал.

— Не, — сказал рэйнджер. — Я ни хрена не понял, о чём ты сейчас говорил. Просто хотел услышать, что у тебя есть что-то вроде цели.

— А, ну, теперь есть, наверное, — согласился я.

Потом он добавил что-то себе под нос. Разобрать было трудно, но я услышал горечь в его голосе. Прозвучало так, будто он сказал: «Иначе кончишь как я».

Я мало что знал о сомнительном прошлом Чада Грэйсона, но обдумывание этой тайны родило у меня в голове ещё один вопрос:

— Эй. А давно вы с Данаей стали так… близки?

Чад заворчал:

— Не твоё собачье дело!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Эпилог