Доминирование Сэнтиров [Майкл Г. Мэннинг] (fb2) читать онлайн

Доминирование Сэнтиров

«Герои рассвета драконов», том второй («Рождённый магом», том десятый).

Глава 1

Мойра Иллэниэл изучала своих спутников взглядом. Они стояли рядом с ней в почти полной темноте замкового двора. До рассвета ещё оставалось несколько часов.

— Ты уверена, что это мудро? — спросил Грэм. Его новая драконица, Грэйс, ехала на его закованных в броню плечах. Она ещё была маленькой, вылупившись лишь несколько дней тому назад, но уже весила почти пятьдесят фунтов. Молодой воин никак не показывал, что замечал её вес.

Создания Мордэкая, драконы Лосайона росли быстро. Грэйс будет, наверное, крупнее лошади через пару недель, а вскоре после этого она станет достаточно большой, чтобы на ней можно было летать. Однако в этот день они поедут с Мойрой, на широкой спине Кассандры, её драконицы.

Мэттью стоял рядом с ним, глядя вверх своим обычным зрением, хотя было слишком темно, чтобы они могли что-то увидеть. Вместо этого его магический взор простирался вовне, надеясь заметить приближение его дракона, Дэскаса.

— «Графиня разгневается, когда осознает наше отсутствие», — заметила Грэйс, вещая свои мысли им всем. — «И я не могу сказать, что виню её».

— Кто-то должен найти Отца, и люди нуждаются в ней, — сказала Мойра, повторяя свой прежний довод. — Нам нужно лететь.

Чад Грэйсон сказал:

— И правильно она взбесится, когда прознает, что вы ей руки связали. Когда вас тут не станет, она будет вынуждена остаться дома.

— Мы для этих поисков гораздо лучше подготовлены, — провозгласил Мэттью. — Она лучше подготовлена к управлению графством отсюда. — Он повернулся к охотнику: — Никто не просит тебя отправляться с нами.

На чертах лица Чада отразилось раздражение:

— С тем же успехом можете подписать ордер на мой арест, коли меня тут оставите.

— Никто не знает, что ты как-то в этом участвовал, — сделала наблюдение Мойра.

— Хэх! — хохотнул лесничий. — Эта тёмная ведьма разузнает о том ещё до исхода дня, а вскоре после этого меня представят пред гневны очи Графини. С тем же успехом можешь сама меня в кандалы заковать.

— Мама не стала бы заковывать тебя в цепи… — начала Мойра, но Грэм перебил её.

— Тёмная ведьма? — сказал широкоплечий рыцарь.

— Мать твоя, Леди Хайтауэр, — пояснил лесничий. Леди Роуз Торнбер унаследовала титул своего отца, и пока Элиз Торнбер всё ещё была жива, её полагалось звать Леди Хайтауэр, а не Леди Торнбер.

Грэм и Чад работали вместе достаточно долго, так что грубые слова охотника уже редко его доставали, но он всё ещё был озадачен:

— Ведьма? У моей матери нет никаких магических способностей.

Чад прищурился в тусклом свете:

— Я в этом уверен не особо. Она всегда ведает более, чем полагается людям. Человеку становится боязно, когда она глядит ему в глаза.

На это Мойра усмехнулась, но лишь её брат мог рассмотреть выражение её лица в тусклом свете. Мэттью согласно кивал.

— Возможно, она действительно в сговоре с тёмными силами, — подал Мэттью мысль, притворяясь, что говорит серьёзно.

Грэм разинул рот:

— Неужели? Я окружён волшебниками, а ты намекаешь на то, что моя мать — ведьма?

Мойра мягко засмеялась, не повышая голос:

— Ты должен признать: то, как она обо всё догадывается, просто сверхъестественно, Грэм. У меня есть магический взор, а она всё равно знает больше меня о том, что творится у людей в головах.

Тут Грэм понял, что они его дразнят, и он определённо понимал, какой пугающей могла быть мощь проницательности его матери.

— Она не посадила бы тебя под замок, — твёрдо заявил он, направляя свою ремарку охотнику. — Она не злопамятна.

— Может оно и так, — сказал Чад, — и я в этом так не уверен, однако же Графиня вот точно порывиста. Как только Леди Хайтауэр меня выдаст, Её Превосходительство вполне может заковать меня в кандалы за то, что я дозволил её молодняку сбежать без призора.

— Тем не менее, с твоей стороны могло быть мудрее рискнуть, оставшись здесь, а не отправляться с нами, — сказала Мойра.

— Вот потому-то я останусь с вами, — отозвался Чад. — Вам всем недостаёт годков, чтоб иметь разума хоть бы как у козла.

— «Надеюсь, вы не включаете меня в эту оценку, Мастер Грэйсон», — мысленно ответила Грэйс.

Его ответ утонул в звуке хлопанья крыльев — Кассандра и Дэскас спускались во двор. Как только массивные существа приземлились, их группа разделилась. Мойра, Грэм, и Грэйс забрались на Кассандру, а Мэттью и Чад заняли места на спине у Дэскаса. Вскоре они осторожно летели на восток, направляясь в сторону гор, где исчез Мордэкай Иллэниэл.

Пока они летели, солнце медленно появилось на горизонте впереди, заставив небо засветиться красными и оранжевыми тонами. Грэм и Чад сидели с побелевшими костяшками, сидя позади Мойры и Мэттью, и отчаянно цепляясь за грубую чешую драконов. Грэйс была гораздо более расслабленной — даже если её сдует, она могла лететь сама по себе.

Несколько часов спустя они приземлились на южном склоне одной из менее крупных гор.

— Это не выглядит многообещающим, — сказал Грэм, изучая каменистую землю. Здесь будет трудно что-либо выследить, предполагая, что они вообще найдут какие-то следы потерянного Графа.

— Ты уверена, что это нужное место? — спросил Мэттью.

Мойра кивнула:

— Это — та самая область. Все мои заклинательные звери вернулись, кроме той, которая была назначена в этот регион.

— Стенаниями делу не поможешь, — отметил Чад. — Расходимся, и начинаем искать.

Драконы снова взлетели, кружа, чтобы изучить лежавшую под ними местность. Люди поступили схожим образом, хотя и гораздо медленнее, поскольку они были пешком. Мэттью и Мойра изучали местность своим магическим взором, в то время как Грэм и Чад искали более заурядные признаки.

День медленно тянулся, и сухой горный воздух постепенно становился всё более горячим. Вскоре после полудня Грэм заметил расколотые гранитные камни, указывавшие место, где что-то с огромной силой ударилось в склон горы.

На скалах не было пятен, но линии среза были свежими и резкими, слегка контрастируя с более мягко округлившимися под действием непогоды камнями вокруг. Он был слишком далеко от остальных, чтобы они могли его услышать, поэтому послал свои мысли в небо, зовя свою драконицу:

— «Грэйс, я думаю, что я что-то нашёл».

Маленькая драконица передала весть остальным, и менее чем через четверть часа они собрались вокруг его находки.

— Я ничего не вижу, — сказал Мэттью.

Мойра была того же мнения, но уверенность брата её раздражала:

— Я — не следопыт, потому и не буду отваживаться что-то предполагать.

Мэттью зыркнул на неё, но Мастер Грэйсон заговорил первым:

— Нет, парень что-то тут отыскал. Гляньте на края, видите? — Мужчина повёл пальцем по острому граниту.

— Они более зазубренные, — сказал Мэттью, потирая подбородок.

«Будто не он только что говорил, что ничего не видит», — подумала Мойра.

— Можешь определить, что случилось? — спросила она, держа своё раздражение при себе.

Грэм и егерь переглянулись.

— Мы на склоне горы, и прошло больше недели. Все менее явные следы уже, наверное, исчезли, — признал Грэм.

— Однако же это даёт нам место, откуда работать, — подал мысль Чад.

Мойра закрыла глаза, простирая свои чувства вовне. Она чувствовала, как её брат сделал то же самое рядом с ней. Сперва она не почувствовала ничего необычного, но минуту спустя она кое-что нашла. Используя свой эйсар, она незримо подсветила это место, чтобы привлечь к нему внимание её брата.

— Видишь? — спросила она вслух.

— Начало пещеры, — согласно пробормотал он. Мэттью указал вниз по склону, поясняя для не-магов.

Двигаясь осторожно, они спустились, изучая на ходу скалы.

— Ни хера не вижу, — пожаловался Чад, глядя на местность вокруг своих ног. Они были рядом с большим валуном, который в совокупности с крепким кустарником скрывал то, что выглядело как маленькое углубление в склоне горы. — Коли он туда отправился, остаётся лишь гадать.

— Сейчас его там нет, — заявила Мойра, — если только он не глубже, чем я могу чувствовать. Надеюсь, мы сможем найти нечто, что укажет нам, куда двигаться дальше.

— А что ежели не найдём? Что ежели мы найдём то, что уломало вашего сильномогучего отца? Как мы с таким сладим? — сказал охотник.

Мойра зыркнула на мрачного лесника, прикусив язык, чтобы не ответить ему мгновенно. Она уже пожалела, что он отправился с ними.

— Там ничего нет, — сделал наблюдение Мэттью. — По крайней мере, ничего мощного, хотя я чувствую что-то странное. — В его глазах застыло отстранённое выражение.

— Какой-то след эйсара, — согласилась Мойра, — но запах странный.

— Запах?

— У нас на самом деле нет правильных слов для того, что мы ощущаем магическим взором, поэтому я просто заимствую то, что кажется подходящим, — объяснила она. — Здесь необычный привкус, будто какая-то магия, которой я прежде не видела.

— Значит, это наверняка ловушка, — посоветовал Чад.

— Ты всё считаешь ловушкой, — сказал Грэм, надеясь поднять им настроение.

— И я никогда не бываю разочарован, — ответил охотник, — только лишь приятно удивлён, когда ошибаюсь. Лучше так, чем наоборот.

— Это не ловушка, — объявил Мэттью.

— Ты этого не могёшь знать, — возразил Чад.

Молодой волшебник одарил его бесстрастным взглядом:

— Я — знаю. Я знаком с этой магией.

Мойра наморщила лоб, слушая его.

Мэттью понял её вопрос, и в ответ указал на верхнюю часть своего плеча, проведя линию поперёк места прямо под плечом.

— Помнишь?

«Это то место, где мне пришлось приращивать ему руку обратно», — подумала она про себя, — «после того, как он её практически ампутировал». Напоминание принесло с собой воспоминание о странном эйсаре, который в тот день стоял в мастерской Мэттью. Мойра кивнула, прежде чем добавить:

— Это едва ли успокаивает.

Её брат вздохнул. Ему следовало знать, что она не поймёт.

— Мне нужно осмотреть то, что там есть, если мы хотим разобраться.

— Было бы благоразумнее сказать сперва вашей госпоже матери… — предложил охотник. — Мы, наверное, не готовы к тому, что там кроется.

— Он уже сражался с одним богом — и победил, — заметил Грэм, и, произнеся ещё одно слово, привёл в действие свой меч. Вокруг его рукояти появилось облако блестящих стальных чешуек, которые начали быстро покрывать тело Грэма. Несколько мгновений спустя он был покрыт тускло блестевшей бронёй.

Мойра ощутила нотку узнавания, когда чешуйки начали возникать в воздухе. Эйсар был похож на то, что было в пещере.

— А его отец бился и с чем-то большим, и смотрите, чем он… — начал Чад, но Грэм не слушал его. Надев броню, молодой человек уже входил в пещеру. Волшебники-близнецы двинулись следом. «Долбаные дети», — проворчал про себя охотник.

В задней части углубления был высокий, но узкий проход. Эта тёмная трещина была, наверное, футов десять в высоту, но в самой её широкой части ширина её не превышала двух футов. Нижняя часть была узкой, и неудобной для ног, грозя застреванием стопы или вывихом лодыжки. По обе стороны были места, где камень был обуглен. Рваные канавки указывали на следы от когтей чего-то невероятно сильного.

— Не думаю, что изначально отверстие было настолько широким, — подал мысль Грэм.

«Да неужто?!» — язвительно подумал охотник. Однако он промолчал. Он был слишком занят попытками придумать, как ему пользоваться луком, если что-то накинется на них из темноты. Лук был у него за спиной, с тетивой поперёк груди, давая его рукам свободу, необходимую для карабканья по этому неудобному проходу. Если что-то случится, ему будет трудно отреагировать каким-либо вменяемым способом. Что хуже, вход был таким труднопроходимым, что любое внезапное отступление будет невозможным.

Через десять футов пол стал шире, и они снова смогли идти, а не карабкаться.

— Она уходит глубже, чем я думал, — сказал Мэттью.

— Подожди, — сказала Мойра. Подняв руку, она сосредоточила свою волю, создав у себя на ладони маленькое, похожее на насекомое существо из чистого эйсара. Как только форма была готова, её разум стал изгибать пряди эйсара, из которых оно состояло, пока они не начали пульсировать и гудеть жизнью. Тысячи сложных соединений образовались в крошечном звере не более чем за минуту, направляемые инстинктом молодой женщины.

Мэттью следил за её манипуляциями над эйсаром с неприкрытым любопытством и, быть может, толикой ревности, хотя никогда бы в этом не признался. Наследие Сэнтиров, которым обладал его сестра, дало ей способность делать вещи, которые его рациональному разуму казались откровенно абсурдными. Чуть погодя он ощутил, как разум крошечного существа пробудился, и начал общаться с разумом Мойры.

Она протянула руку, и существо соскочило с неё прочь, полетев на тонких крылышках. Оно улетело во тьму, и почти сразу же скрылось из виду. Однако для магического взора оно оставалось весьма видимым. Оно посылало ей обратно равномерный поток описаний и мысленных отпечатков, улетая прочь, на границу её восприятия, используя свои ощущения для увеличения её дальности.

— Там больше нет ничего другого, — сказала она им через несколько минут. — Или если есть, то мой питомец это не может разглядеть.

— Что-нибудь новое в том месте, где остались следы? — спросил Мэттью.

Это место было менее чем в сотне ярдов от их нынешнего местоположения, и полностью в пределах дальности восприятия их обоих. Питомец Мойры ничего нового об этой области не раскрыл.

— Нет, — ответила она. — Но глубже никаких иных следов нет. Что бы здесь ни случилось, всё, вероятно, ограничилось этим местом.

— Тогда давайте пойдём, и посмотрим сами, — сказал Грэм голосом, звучавшим странно приглушённым образом из-под металла брони, закрывавшей его лицо. Легко было забыть, что его лицо было закрыто. Чары делали части брони у него на лице прозрачными до полной невидимости, но резонанс проходивших через них звуков они всё равно меняли.

«Может, мне следует это поправить», — пораздумал Мэттью, — «но если я так сделаю, броня может полностью игнорировать звуковые удары. Возможно, есть способ избирательно игнорировать звуки, производимые его голосом, одновременно отфильтровывая неестественные звуки, но тогда он будет по сути глух». Тут кто-то ткнул его в плечо.

— Эй, дуболом, идём уже, — сказала Мойра. — Ты заслоняешь дорогу.

— Я думал кое о чём, — гневно ответил он.

Мойра подалась вперёд, уже злясь:

— Было бы здорово, если бы ты не занимался думаньем, когда загораживаешь всем проход.

— Какая же ты стерва, Мойра, — рефлекторно выплюнул он.

В этих словах не было ничего необычного, но она ощутила знакомую боль в ответ на эту фразу. «Я всегда пыталась приглядывать за тобой, а ты только и делаешь, что набрасываешься на меня сразу же, как только тебе становится хоть чуточку неудобно», — подумала она.

— Это я-то стерва? — были слова, которые на самом деле донеслись из её рта. — Это ты — идиот, который отрубил себе руку! Может, я была стервой, когда приращивала её тебе обратно?

Грэм развёл их, и прошёл через образовавшееся между ними пространство:

— Давайте поспорим о глупой херне после того, как найдём Графа.

— Может, один из вас будет достаточно любезен, чтобы зажечь свет? — спросил находившийся в задней части группы охотник. — Я ни черта тут не вижу.

Мэттью захлопнул рот, одновременно создавая свет на конце своего посоха. Мойра создала двух похожих на светлячков существ, каждое из которых несло похожий свет. Они прожужжали вперёд, освещая пещеры впереди.

— Выпендриваешься, — с некоторым раздражением сказал Мэттью.

Охотник раздражённо заскрипел зубами в ответ на их непрекращающуюся перепалку.

— Худшие долбаные близнецы из всех, что я когда-либо знал, — тихо сказал он себе под нос.

— Она приёмная, — сказал Мэттью.

Мойра бросила на брата взгляд, обещавший будущее возмездие, в то время как Чад удивился про себя: «Как он меня услышал?».

Грэм ответил на его невысказанный вопрос:

— Драконы дают нам всем невероятно хороший слух.

— Вот если бы они ещё и ума вам прибавили, я был бы навек благодарен, — отозвался охотник.

Грэм ответил, протолкнувшись мимо волшебников-близнецов, и двинувшись вперёд по проходу. Они пошли следом, отложив свой спор на потом, а охотник замыкал шествие.

Два ответвления вели в тупики, но Мойра остерегла Грэма от поворота в них, и они продолжили идти, пока не добрались до пещеры, в которой были странные следы эйсара. Пещера была большой, ярдов двадцать в ширину, и почти сорок — в длину. Сбоку была мелкая лужа воды, но их внимание приковала к себе плоская часть в центре.

Пол там будто был оплавлен, и было ясно видно, что это не был никакой естественный геологический процесс. Мойра и Мэттью встали в этом месте с сосредоточенными лицами.

«Проклятая магия», — подумал Чад, но затем его взгляд заметил что-то в стороне — рваный табард. Грэм проследил его взгляд, и подобрал предмет прежде, чем он успел что-то сказать.

Мойра с любопытством рассматривала следы эйсара. Пещера была ими просто заполнена. Здесь случилось что-то важное. Чувство, которое несли в себе эти следы, действительно было похоже на магию, лежавшую в основе меча Грэма, и магию, которую она ощущала в тот день, когда Мэттью случайно отрубил себе руку. Но даже так она не могла в ней разобраться. Мойра обратила своё внимание на Грэма и лесника:

— Что это? — спросила она.

— Чья-то брошенная ливрея, — выдал Грэм, поднимая рваную ткань.

Чад нахмурился. Что-то казалось ему неправильным.

— Я её не узнаю, — призналась Мойра.

— Она представляет Графа Бэрлэ́йгена, из западного Данбара, — объяснил Грэм.

Мойра удивлённо глянула на него:

— Откуда ты знаешь?

— Я, может, и не такой умный, как некоторые, но Мама заставила меня запомнить гербы всех известных домов Лосайона, Гододдина и Данбара, — ответил молодой рыцарь.

— Это — не из Данбара, — перебил Мэттью. — Эта штука откуда-то… ещё.

— Те солдаты, которые явились с Тларом, пересекли северные пустоши из Данбара, — заявил Грэм, — и этот табард тоже оттуда. Я не вижу никаких причин в этом сомневаться.

Чад подал голос:

— Зачем им оставлять здесь что-то настолько очевидное как табард, если только они не пытаются переложить вину на кого-то ещё…

Мэттью покачал головой:

— Не табард, а вот это. — Он указал на пустое пространство посреди комнаты.

Ни Грэм, ни Чад не могли там видеть ничего кроме частично оплавленного пола, но Мойра знала, что он имел ввиду иномирный эйсар, ещё остававшийся в этой области.

— А Сэлиор мог перейти здесь границу миров, возможно в обратном направлении? — задумалась она вслух. Насколько они знали, он оставался в мире всё время с тех пор, как Элэйн Прэйсиан призвала его, за год до их рождения.

— Нет, но что-то всё же пересекло, — сказал её брат. — Думаю, что граница менялась с тех пор, как Мал'горос прорвал её. Она слабее. Думаю, сюда перешло что-то новое.

Мойра пожала плечами:

— Ну, чем бы это ни было, оно теперь здесь. Нам надо найти его, и Отца.

— Сэлиор летел, когда я видел его покидающим это место после боя, — напомнил им Грэм, — и что бы здесь ни побывало, оно не оставило никаких значительных следов своего отбытия.

— Надо отправляться в Данбар, — твёрдо заявила Мойра. — Кто-то оттуда в этом замешан. Как только найдём их, сможем найти и их неестественных союзников.

— Мы не знаем, что вашего отца держали здесь, — сказал Чад. — Ваш лучший шанс — пошире обыскать всё здесь. Хотя даже этот шанс — плохой.

— Сделаем и то, и другое, — решительно ответила она. Её взгляд передвинулся на её брата, ища его неизбежные возражения. Она была удивлена, когда он согласно кивнул.

— Она права, — сказал Мэттью.

— Чад может остаться с тобой, — продолжила она не моргнув и глазом. — А я возьму Грэма с собой в Данбар.

— Бери их обоих, — сказал её брат. — Мне не понадобится помощь в поисках, и Чад не может читать следы со спины дракона. Мне будет спокойнее, если за тобой в незнакомом месте будут приглядывать два человека.

Для её брата было необычным проявлять такую заботливость, и она окрысилась от его намёка на то, что ей может быть нужна защита. Они спорили об этом несколько минут, прежде чем она сдалась. Мэттью был необоснованно упрям. Это просто не стоило усилий.

— Скажи Маме, что мы делаем, когда вернёшься домой вечером, — наконец сказала она ему. Она испытывала толику удовольствия, зная, что он примет неодобрение их матери в одиночку.

— Тебе следует послать одного из твоих маленьких прислужников, — ответил он. — Я могу не возвращаться ещё день или два.

Что-то в его словах показалось ей не совсем искренним. Мойра задумалась, что он мог планировать, но затем решила, что он просто скрывал, что боится представать перед Графиней сам по себе. «Он использует поиски как повод для того, чтобы избегать её ещё несколько дней», — сделала она догадку.

Мойра использовала свой эйсар и несколько быстрых слов, чтобы сделать Грэма и Чада легче, дабы они не были для Кариссы слишком большой обузой. Когда они взлетели, она посмотрела вниз, глядя, как Мэттью махал им на прощание. Она не могла не подумать о том, что выгадала в их сделке.

Глава 2

На спине у Кассандры трём пассажирам было тесно. Мойра ехала впереди, Грэм — позади неё, а Чад — позади него. Она использовала временное заклинание, чтобы уменьшить их вес, и ещё одно — чтобы они прилипли к спине драконицы.

Знание того, что они не могут упасть, помогло их тревогам, но она видела, что им всё ещё было некомфортно. Она улыбнулась про себя, слушая, как охотник тихо ругается себе под нос. Грэм молчал, но его руки были сжаты в кулаки.

— «Полёт будет долгим и утомительным», — сказал в её голове голос Кассандры.

— «Мы не должны быть слишком тяжёлыми», — ответила Мойра. — «Я смягчила нагрузку на тебя».

— «Дело не только в этом», — ответила драконица, — «вы трое нарушаете воздушный поток вокруг меня, поэтому мне приходится тратить больше энергии, поддерживая нашу высоту взмахами крыльев».

— «Дай мне знать, если устанешь», — сказала Мойра. — «Нет никаких причин, по которым мы не могли бы при нужде делать перерывы».

Грэйс летела рядом, её стройное тело легко поспевало за ними. Она всё ещё была слишком маленькой, чтобы помочь нести Грэма, но уже быстро росла. Ещё месяц или около того, и она сможет нести седока, судя по быстроте, с которой другие драконы росли после появления на свет.

Воздух затруднял обычные разговоры, и они замолчали. Однако Мойра не скучала. Её разум был занят постоянно менявшимся вокруг них видом. Несмотря на их скорость, казалось, что горы проходили под ними медленно. Солнце могло бы жечь им плечи, но холодный воздух более чем компенсировал это. Вообще, им становилось всё холоднее и холоднее.

Мойра создала вокруг людей щит в форме пологого купола, чтобы отводить в стороны поток ветра, а затем использовала слово, чтобы настроить температуру внутри него.

— «Так лучше», — заметила Кассандра.

— «Тебе было холодно?» — спросила она драконицу, несколько удивившись.

— «Я имела ввиду усилие, требовавшееся для поддержания высоты. Это не идеально, но вы теперь не так меня замедляете», — объяснила Кассандра.

— «Я не на это нацеливалась, но рада знать», — подумала Мойра. Полёт ещё был для неё в новинку, но она начинала понимать, что это было сложнее, чем она изначально думала.

До темноты им пришлось останавливаться дважды. После второго перерыва они летели, пока сумерки не углубились настолько, что они едва могли видеть. В полёте магический взор был плохой заменой нормальному зрению, учитывая его ограниченную дальность. Без света луны они были вынуждены искать место для остановки в горах.

Восточный край Элентиров ещё был более чем в часе полёта, и хотя горы становились меньше, городов всё ещё не было. От разбивки лагеря в глуши они спаслись, заметив крепкий домик в одной из долин.

Из его трубы шёл дым, так что там явно кто-то жил. Они приземлились в нескольких сотнях ярдов, и понадеялись на то, что драконов никто не увидел. Мойра могла лишь вообразить, какую панику мог создать вид зверя размером с Кассандру.

— «Я посплю здесь», — сказала ей массивная драконица.

Она кивнула:

— «Спасибо, Кассандра. Жаль, что ты не можешь остаться с нами».

— «Это нетрудно. Утро наступит довольно скоро».

Грэйс была менее довольна. Она знала, что была достаточно маленькой, чтобы сопроводить их внутрь, но её форма всё ещё была проблемой. Её искушала идея предложить использовать иллюзию, чтобы она могла пойти с ними, но в конце концов она оставила эту мысль при себе. На склоне горы будет холодно, но ей будет достаточно тепло, если она останется рядом с более крупной драконицей.

Чад взял главенство на себя, когда они приблизились к деревянному зданию:

— Говорить мне дадите.

— Я могу сама за себя говорить, большое спасибо, — сразу же сказала Мойра.

Грэм поморщился в ответ на её ремарку. Он уже был достаточно опытен, чтобы не спорить с лесничим по большинству вопросов.

— Неужто? А что ж ты им собралась сказать, когда они дверь отворят? — иронично отозвался охотник.

— Правду, — ответила она. — Нам нечего скрывать.

— Я — дочь Графа ди'Камерона. Не соблаговолите ли вы пустить нас переночевать? Я просто ищу моего господина отца в горах. Мы не причиним вам никаких неудобств. Не могли бы вы поделиться с нами небольшим количеством чая? — ответил лесничий тонким голоском, имитируя её.

Она зыркнула на него:

— Я говорю совсем не так.

— Не будь так уверена, принцесса, — сказал Чад.

— И я — не принцесса…

— Не в том дело, — перебил он. — Ты, может, себе такой не кажешься, или даже мне, но люди, что живут здесь, в глухомани — им ты такой и почудишься. Они до полусмерти забоятся от мысли, что кто-то навроде тебя явилась сюда. А коли скажешь, что ты — графская дочка, так то совсем худо будет.

Мойра одарила его гневным взглядом, но пока промолчала, обдумывая его слова. Чад Грэйсон постоянно её раздражал, но его логику она отрицать не могла. Наконец она снова заговорила:

— И что ты тогда предлагаешь нам делать?

— Дайте мне говорить. Ты — моя дочка, Гё́рти, а он — мой зять, Грэм, — объяснил Чад.

— Почему это ему можно оставить себе своё имя? — выразила она протест.

— Так у него ж имя не редкое, а вот твоё мигом выдаст.

— Зять? Хочешь, чтобы они сочли нас мужем и женой? — добавил Грэм.

Чад засмеялся:

— Да никто ж не поверит, что увалень навроде тебя — мой сын, и вы никак не смогёте быть братом и сестрой. — Тут он посмотрел на Мойру: — О, и мы им скажем, что ты умом скорбна. Попытайся не говорить. Если можешь, только хмыкай.

Глаза Мойры распахнулись:

— Что?!

В ответ на это Грэм начал тихо смеяться.

— Это не смешно, — гневно сказала она ему, прежде чем повернуться к Чаду: — А ему разве не нужно тоже молчать? Мы оба выросли в замке.

— Ага, если будет слишком много трепать языком, будут проблемы, но думается мне, что он сойдёт, покуда будет говорить короткими фразами. Грэм много времени отирался вокруг казарм, болтая с солдатами твоего бати, — сказал лесничий. — Так ведь, Сын?

— Верно, Па, — ответил Грэм, захихикав.

Она переводила взгляд с одного смеющегося мужчину на другого, всё больше раздражаясь по мере того, как они продолжали смеяться.

— Мобыть вам следа покумекать, шо не один энтот оболтус могёт баять иначе, коли надобно, — внезапно сказала она с сильным акцентом.

Те двое засмеялись ещё сильнее, пока Грэм не начал задыхаться.

— Что смешного? — спросила она, озадаченная.

— Пожалуйста, перестань! — взмолился Грэм. — Ты меня убиваешь.

Чад улыбнулся ей:

— Теперь я убеждён. Ни слова не молви, девочка, отныне ты — немая. Грэм может ограничиться куцыми фразами, иначе — молчать. Ты жеж робкий мальчик. Уразумел?

— Ладно, Па, — сказал молодой воин.

— Это правда нечестно, — сказала Мойра, качая головой.

— Ты можешь нас замаскировать? — спросил охотник. — Наша одежда выдаст нас раньше, чем наши голоса.

Она уже подумала об этом. Любой сможет сказать по хорошо выделанной коже и льняной ткани их одежды, что они далеко не крестьяне.

— Не волнуйся, Отец, — сказала она ему с саркастичной ухмылкой. — Я знаю как раз то, что нужно.

Несколько минут спустя они оглядывали друг друга. Мойра прошлась по ним лёгкой рукой, меняя их внешность несколькими мелкими иллюзиями. Их одежда теперь была потёртой и обшарпанной, а кожа выглядела в некоторых местах грязной. Чад был заметен отсутствием одного из передних зубов, а Грэм заработал тяжёлый случай угревой сыпи — прыщи густо покрыли его щёки и лоб.

— Не думаю, что это всё было так уж необходимо, — сказал охотник, глядя на себя в маленьком зеркальце, которое она носила с собой.

Грэм тихо смеялся, пока не заглянул мужчине через плечо, и не увидел там отражение своих прыщавых щёк. Он одарил Мойру кислым взглядом:

— Ты не выглядишь иначе, если не считать твоей одежды, — возмущённо сказал он ей.

— У тебя же должна была иметься какая-то причина жениться на бедняжке, которая не может говорить, — парировала она, с невинным видом перекидывая волосы через плечо.

— Кое-кто сказал бы, что женщина, не способная говорить — это достоинство, а не недостаток, — пробормотал Чад.

Глаза Мойры мерцали весельем:

— А ты не хочешь стать вдобавок лысым и горбатым?

Грэм засмеялся:

— Молодца, Гёрти!

— Идём, — сердито сказал Чад, — пока она не вбила себе в голову ещё какую-нибудь гадость.

* * *

Человек, ответивший на их стук, вышел на передний двор, закрыв дверь позади себя. Он подозрительно оглядел их, и его взгляд часто задерживался на широких плечах Грэма. Размеры молодого человека явно заставляли его нервничать.

— Чего вам? — спросил он.

— Извиняйте, что потревожили, — начал Чад. — Мы не хотели навязываться. Тут холодно, и мы надеялись упросить вас укрыть нас на ночь — сгодится даже сарай. Ночью ветер жалит уж зело люто.

— Вы далековато от цивилизованных мест, — ответил мужчина. Его слова имели странный акцент, который по предположению Мойры означал, что они уже были с данбарской стороны гор. — Вы кто? — добавил владелец дома.

— Чад Грэйсон, — правдиво ответил охотник, — а это — дочка моя, Гёрти, и еённый муж, Грэм. — Он протянул руку. — Рад знакомству.

Мужчина проигнорировал его протянутую руку:

— Что ты и твои родичи тут делаете?

— Ищем место в Данбаре, — ответил Чад. — В прошлом годе засуха ферму нам загубила, и сборщик подати не вошёл в наше положение… если ты смекаешь, о чём я.

— Вы пересекли горы? — недоверчиво ответил незнакомец. — Чертовски глупый поступок. Вам повезло, что вы ходя бы досюда добрались. Есть и более умные дороги.

Чад почесал затылок, напустив на себя смущённый вид:

— Ну, мы чутка поспешали.

Молчание неуклюже тянулось с минуту, прежде чем мужчина сказал:

— Вы, наверное, сильны, если сумели пройти так далеко. Железный Бог просит нас почитать силу. Вы можете провести ночь в сарае. Есть маленький ручей, из которого можно безопасно пить, где-то в тридцати ярдах к западу. Там вы сможете найти воду. Я не могу себе позволить предложить вам никакой еды.

— Мы очень признательны, — благодарно сказал Чад, кивая.

— Украдёте у меня — пожалеете, — добавил незнакомец. — Мы здесь воров не терпим. — Он отвернулся, собираясь вернуться в дом.

— Благодарствуем, сэр, — быстро сказал Чад. — Мы не будем вам в тягость. Только имя-то я как-то не уловил…

— Кла́рэнс, — сказал мужчина, заходя внутрь. — Держитесь подальше от дома, — добавил он, захлопывая дверь. Они услышали тяжёлый звук падающего на место засова.

Сарай не был особо просторным, он состоял лишь из одного пустого стойла и маленького сеновала, куда помещалось мало сено. Мойра догадалась, что скалистая горная долина не давала летом много сена для запасов. Стойло скорее всего принадлежало ширококостному мулу, которого она ощущала вдалеке. Кларэнс, наверное, оставил его пастись самостоятельно, поскольку погода уже не была слишком холодной.

Помимо сеновала и стойла там была лишь маленькая кладовая с различными инструментами. Чад повёл их вверх по лестнице на сеновал.

— Ты меня удивил, — сказала Мойра лесничему, когда они улеглись.

— Это как? — спросил Чад.

— Никогда прежде не видела тебя таким вежливым.

Грэм засмеялся в ответ на это.

— Хах, — сказал Чад. — Я проявляю уважение, когда до́лжно. Эти люди ведут трудную жизнь, и они нам пособляют.

Сравнивая его нынешнее поведения с его обычной угрюмостью дома, она задумалась, что это значило в плане его мнения о её семье.

Её мысли, наверное, были написаны у неё на лице, поскольку он ответил на них:

— Дворяне получают больше уважения, чем заслуживают, — добавил он. — Твой отец это знает, потому и дозволяет мне говорить как мне хочется. И потому я всё ещё живу там.

— Значит, мою семью ты не уважаешь? — с вызовом спросила она.

Охотник осклабился:

— Не, я говорю, что отец твой — мудрый человек, и я почитаю его мудрость, будучи, по своему обыкновению, жопой.

Мойра нахмурилась, не будучи до конца уверенной в том, как воспринимать эту ремарку.

— Даже дворянину иногда нужна жопа, — добавил охотник.

Грэм тихо засмеялся:

— Каждому человеку нужна жопа… минимум раз в день.

Она перевела взгляд с одного лица на другое:

— Ты определённо плохо влияешь на Грэма. — Её тон был серьёзным, но её улыбка давала им знать, что юмор она поняла. — Кстати, — добавила она, в доме ещё два человека.

— Семья? — спросил Грэм.

— Полагаю, что так, — ответила она, — одна женщина постарше, и одна — помоложе, ближе к моему возрасту, наверное.

— Это объясняет, почему он держал дверь закрытой, — сделал наблюдение Чад.

— Он и впрямь казался необычно боязливым, — согласилась она.

— Он, наверное, только из-за тебя и позволил нам спать в сарае, — заметил охотник.

— Из-за меня? — осведомилась она. Мойра также заметила, что акцент охотника стал гораздо менее заметным, теперь, когда они остались одни. Похоже, он варьировался в зависимости от его настроения и ситуации.

— В такой глуши мужчинам становится одиноко. А раз ты с нами, ему не нужно было так волноваться о том, что мы будем отчаянно хотеть, — объяснил лесничий.

Мойра наморщила лоб:

— Отчаянно хотеть?

— Ага, — сказал Чад. — Ну, знаешь… хотеть…

— Не договаривай! — перебил Грэм, сильно краснея.

Мойра ощутила, как её собственное лицо покрылось румянцем, когда до неё дошёл смысл его слов.

Глава 3

Мойра села. Только что она дремала. В сарае они были уже больше часа, и без света лучшим для них вариантом было спать.

Она могла бы создать свет, но они не хотели беспокоить хозяев дома. Фонарь тоже можно было бы зажечь, но смысла особого не было. Лучшим способом провести ночь было просто поспать, и встать пораньше.

К тому же сушёное мясо и сухари, которые они взяли с собой, плохо утолили её голод. Она надеялась, что скоро они доберутся до города, потому что походная жизнь её на самом деле не радовала.

— Кто-то идёт, — объявила она своим спутникам. — Это те две женщины из дома.

Двое приближавшихся людей несли фонарь и корзинку. Чад откашлялся, прежде чем ответить на их стук в дверь сарая:

— Входите. В конце-то концов, это ваш сарай.

Взрослая женщина была темнокожей, а более молодая женщина, следовавшая за ней, была среднего оттенка между её матерью и бледным мужчиной, с которым они встретились ранее.

— Я — Сара, — сказала старшая, прежде чем указать на вторую: — Это — моя дочь, Лора. Мы подумали предложить вам немного хлеба и бобов, оставшихся с ужина.

— Это дело доброе, — ответил Чад. — Но вам было не обязательно.

Мать кивнула:

— Гостей здесь почти не бывает, и когда Лора услышала о девушке её возраста, ей захотелось с нею встретиться.

Взгляд Лоры опустился в пол при звуке её имени. Девушка казалась крайне робкой. Мойра представилась было, но Чад быстро сказал:

— Моя дочь мало говорит. У её матери были трудные роды, и что-то с ней случилось не то. Иногда может вымолвить слово или два, но заикается так зело, что бесед обычно сторонится.

Мойра одарила охотника взглядом, обещавшим возмездие в будущем, прежде чем подавить своё раздражение, и протянуть молодой женщине руку:

— Мой…ё им…м…я Г…Гёрти, — сказала она, едва не назвав своё настоящее имя. Заикание позволило ей легко скрыть свою ошибку.

Лора с радостью пожала ей руку, блеснув при этом нервной улыбкой и тёплыми карими глазами. Она подняла второй рукой деревянную шкатулку. Её лицо передавало невысказанный вопрос.

Сара выглядела слегка смущённой:

— Она не может говорить. Был несчастный случай, когда она была моложе, до того, как мы сюда переехали. Она хочет знать, хочешь ли ты сыграть.

Мойра кивнула, и стала смотреть, как Лора положила шкатулку на землю, и открыла её. Остальные разделили лежавший в корзинке чёрствый каравай. Бобы были в котелке, мисок не было, а ложка была только одна, поэтому они были вынуждены есть по очереди. Между тем немая девушка распаковала свои игровые принадлежности.

Это была простая шахматная доска, с вырезанными вручную фигурами. Одного из коней не хватало, его заменял тёмный камень. Мойра села напротив девушки, и принялась расставлять фигуры на своей стороне. Шахматы были обычным времяпрепровождением у неё дома, и она догадалась, что в этой глуши это скорее всего было у людей единственным развлечением.

«Наверное, скучно всё время играть с одними и теми же двумя людьми», — подумала она про себя.

Девушка, Лора, с ожиданием посмотрела на неё, когда доска была готова, в её взгляде было нетерпение. Она дала Мойре белые, так что её ход был первым.

Мойра широко улыбнулась ей. «Бедняжка и не знает, на что нарвалась». Игру она любила. Её отец был, наверное, лучшим игроком в Замке Камерон, и она выросла на шахматах с юных лет. Помимо собственной семьи, она встречала мало людей, способных хорошо сыграть против неё, за исключением матери Грэма, Роуз.

Следующая четверть часа оказалась познавательной. После медленного начала она обнаружила, что её окружают, а её защиту систематически разбирают по кусочкам. Она сильно недооценила свою противницу. Неизбежным последствием этого стало её поражение.

Лора бросила на неё робкий взгляд, делая шах и мат. Выражение её лица ясно показывало, что она волновалась о том, что могла оскорбить Мойру.

Мойра улыбнулась:

— Х…хорошо и…и…играешь! — Необходимость притворяться заикой раздражала её больше, чем поражение в игре.

Лора улыбнулась в ответ, и протянула фигуру Чаду, безмолвно спрашивая, хочет ли он сыграть.

— Не, девонька, я вижу уже, что ты мне не по зубам, — отказался он.

Мойра снова приняла вызов, и на этот раз она с самого начала играла осторожно. Игра продлилась дольше, и она не сдавалась легко, но конечный результат был тем же. «Чёрт! Она очень хорошо играет», — подумала она про себя.

Было ясно, что девушка, с которой она играла, была гораздо умнее, чем она изначально предполагала, и Мойра начала разделять своё внимание, используя магический взор, чтобы изучить девушку, которая заставляла её полностью пересмотреть её собственные шахматные навыки.

Дома она обычно не могла изучать людские разумы. Зачарованные амулеты её отца полностью закрывали разумы всех, в чьём обществе она выросла, поэтому ей относительно редко удавалось понаблюдать за внутренней работой других людей.

Эйсар Лоры был нормальным в большинстве отношений, но работа её разума была необычно мудрёной. Мойра легко видела повреждённые области в её мозге, но завораживали её именно неповреждённые части. Она не могла читать мысли девушки без более прямого контакта, но по одним лишь наблюдениям она определила, что разум Лоры был чрезвычайно способным. Мысли крестьянки стремительно мелькали, пока та рассматривала шахматную доску, с брутальной рациональностью изучая и отбрасывая возможные варианты.

«Она — гений», — заметила Мойра. «Интересно, а не так ли выглядит разум Леди Роуз, когда она не носит один из тех амулетов». Она подавила внезапный порыв протянуть руку, и коснуться девушки более прямым образом, разум к разуму.

Этого ей делать не разрешалось, и мать предостерегала её от этого в прошлом.

Не её настоящая мать, конечно же, а Мойра Сэнтир — тень, оставленная её изначальной матерью, погибшей более тысячи лет тому назад. Она остерегала её от таких контактов годы тому назад, ещё до того, как получила новое тело, став человеком.

— «Ты никогда не должна позволять себе касаться разумов нормальных людей», — предостерегла её однажды Каменная Леди.

— Почему нет? — спросила она. Ей тогда было лишь десять лет.

— «Ты — маг Сэнтиров. Мы воспринимаем разум иначе».

— Но я всё время говорю так с Папой и братом, — возразила Мойра.

— «Они — волшебники. Их разумы не такие хрупкие».

— И Мама и Папа иногда говорят разум к разуму…

— «Твой отец — не Сэнтир. Нам же следует быть осторожнее».

— «Почему?» — безмолвно спросила Мойра.

— «Мы можем кое-что менять. У нас есть особое сродство с эйсаром разума, но без достаточного навыка даже лёгкое касание может изменить или повредить человеческий разум».

— Так поэтому все носят те амулеты, которые делает Отец? — спросила она тогда.

— «Нет. Твой отец сделал их по иной причине, но будет лучше, если они будут продолжать их носить. В моё время детей Сэнтиров держали отдельно от не-магов, пока они не становились достаточно взрослыми, чтобы контролировать свои импульсы».

— Я никогда никому не навредила бы, — настаивала она.

— «Ты когда-нибудь строила карточный домик?» — спросила её тогда Каменная Леди. — «Что случается, когда его находит твой младший брат? А теперь представь, что разум каждого человека — это сложный, сложенный из карт домик, и одно касание может заставить его обрушиться. Вот, почему молодых магов Сэнтиров держали отдельно. Даже после того, как ты вырастешь, ты должна избегать контактов с нормальными разумами. Малейшая ошибка может уничтожить чью-то жизнь, и если они заподозрят, что ты на это способна, то будут тебя бояться».

— Мне пора возвращаться, — сказала Сара, нарушив ход мыслей Мойры.

Её дочь отрицательно покачала головой. Онахотела поиграть ещё, и ей было очевидно, что её новая подруга готова была играть ещё какое-то время.

Сара задержала дыхание ненадолго, прежде чем ответить:

— Ладно. Оставайся, если хочешь, но возвращайся сразу же, как только они устанут. Я не хочу, чтобы ты им навязывалась.

Мойра улыбнулась в ответ на это, а Лора согласно кивнула. Они играли ещё пару часов, в то время как Грэм и Чад сдались, и заснули. За всё это время Мойра не выиграла ни одной партии, хотя был один момент, пока Лору начало клонить ко сну, и Мойре это почти удалось.

Лора закрыла глаза, пока Мойра снова расставляла фигуры. Закончив, она осознала, что Лора крепко заснула. Мойра отодвинула доску в сторону, и стала пристально изучать девушку. Теперь, в тишине, она могла полностью посвятить себя изучению повреждений в голове Лоры.

Часть мозга Лоры, отвечавшая у нормальных людей за речь, была тёмной. На физическом уровне Мойра видела, что часть тканей умерла, оставив разрыв, который не позволял девушке говорить, несмотря на то, что та всё ещё понимала чужую речь.

Она понятия не имела, как восстановить потерянные ткани мозга, но, будучи Сэнтиром, она знала, что это не было строго необходимым. Разумные сознания, которые она регулярно создавала, вообще не имели физического мозга, их разум был полностью построен из сети чистого эйсара. Будет легко создать что-то похожее, и подсоединить к разуму Лоры. Её естественный эйсар будет поддерживать конструкцию, и та будет выполнять необходимую функцию, соединяя разрыв между намерениями Лоры и моторными центрами, управлявшими её языком и гортанью.

«Если буду очень осторожна, то не потревожу ничего другого», — подумала Мойра.

Мысленно потянувшись, она пересекла границу разума Лоры. Она чувствовала себя слегка виноватой, нарушая предостережение матери, но она знала, что действовала с благой целью. Мойра ловко соорудила необходимый для речи узор, и используя мягчайшие касания присоединила его к мозгу Лоры, позволяя ему обходить более не работавшие участки. Её работа была столь тонкой, что девушка даже не проснулась, хотя и начала бормотать во сне, но лишь на минутку.

Мойра отступила, и осмотрела дело своих рук. Узоры разума Лоры слегка изменились, но в остальном она казалась прежней. Всё по-прежнему было уравновешено, и она сомневалась, что девушка заметит разницу. «Она сможет говорить, когда проснётся. Интересно, что она подумает».

Она коснулась плеча Лоры:

— Уже поздно. Тебе надо идти спать, чтобы твоя мама не волновалась.

Лора зашевелилась, открыв сонные глаза:

— Угу, ага. — Звук собственного голоса испугал её, и она резко села, удивлённо уставившись на Мойру. — Что происходит? — сказала она с ноткой тревоги в голосе.

— Ты теперь можешь говорить, — откровенно заявила Мойра.

— Что случилось с твоим заиканием? — спросила Лора. Она удивлённо прикрыла рот ладонью. — Я говорю! — добавила она сквозь пальцы.

— Вообще-то мне следует попросить прощения, — объяснила Мойра. — Я только притворялась заикой. Мы боялись, что мой акцент выдаст нас, а мы не хотели тревожить твоего отца.

— Ты говоришь не как он, — сделала наблюдение Лора, указывая на Чада. Звук собственного голоса продолжал поражать её, и её глаза начали увлажняться. — Мой голос! — воскликнула она. — Поверить не могу. Я, наверное, сплю. Кто ты?

— Теперь уже нет особого смысла скрывать, — сказала Мойра. — Я — Мойра Иллэниэл.

Лора удивлённо уставилась на неё, едва не шагнув назад:

— Ты — дочь Кровавого Лорда? — Она посмотрела на Чада Грэйсона, который проснулся, и молча наблюдал за их разговором. — Он — Кровавый Лорд?!

Чад и так уже был раздражён тем фактом, что Мойра раскрыла их, но это новое провозглашение заставило его застонать:

— А-а, ну ёбаный в рот.

Мойра сама была не очень довольна, услышав имя «Кровавый Лорд». Так люди стали именовать её отца после того, как он убил Герцога Трэмонта и его людей в Албамарле. Формально, это даже не было делом рук её отца, но никто в это не верил.

— Это — не мой отец, — поправила она, — и мне очень не нравится имя «Кровавый Лорд». Мой отец — хороший человек, и слишком добр, чтобы заслуживать такое имя.

Мысли Лоры двигались в несколько раз быстрее, чем её только что вернувшаяся способность говорить:

— Но он…! — Она пялилась на Чада. — Не он? Тогда кто он? Почему вы…? Что вы со мной сделали?! — Она прерывала каждый вопрос, захлопывая рот ладонью, лишь чтобы убрать её для следующего вопроса. Это было почти комично.

— Я просто сделала так, чтобы ты снова могла говорить, — просто сказала Мойра. — Я увидела, что могу помочь, и бездействие показалось мне неправильным.

— Ты — ведьма!

Мойра вздрогнула в ответ на эту ремарку. Ведьмы были просто старыми женщинами с некоторыми познаниями в медицине и травничестве. Некоторые из них даже обладали слабыми способностями к манипулированию эйсаром, но в целом они были просто обычными людьми, которых очень неправильно понимали.

— Я предпочитаю «маг» или «волшебница».

Лора начала пятиться:

— Я не верю в демонов. Дорон нас защищает. У тебя нет власти надо мной! — На её лице ясно читался страх.

— Прекрати, Лора, — сказала Мойра. — Я не поклоняюсь демонам. Я даже не думаю, что они существуют, если только ты не имеешь ввиду тёмных богов.

Лора внезапно метнулась к двери, но Мойра по-быстрому создала щит, чтобы не позволить ей дотянуться до щеколды. Девочка в ужасе посмотрела на свою руку, обнаружив невидимую преграду.

— Пожалуйста, не делайте мне больно! — взмолилась она. — Я же вам ничего не сделала.

— Предупреждал же, чтоб ты нас не выдавала, — прокомментировал Чад. — Теперь она жуткий хай поднимет.

Глаза Лоры расширились:

— Вы что же…? Пожалуйста, я никому не скажу. Не трогайте моих родителей!

Мойра вздохнула:

— Это же нелепо. Дорон вообще уже не существует.

На лице девушке в ответ на это заявление отразился шок, и её губа задрожала:

— Это святотатство, — прошептала она себе под нос.

— Тебе её не переубедить, — заметил Чад. — А теперь нам уходить надобно. Сделай с ней что-нибудь.

Рот Лоры широко раскрылся, она готовилась закричать.

— Шибал, — сказала Мойра, посылая девушку в глубокий сон. Она подхватила Лору, когда её обмякшее тело стало падать, и неловко опустила её на землю. — А теперь что? — спросила она.

— Сколько она так проспит? — спросил лесничий.

— Минимум час или два, — сказала Мойра, — но скорее всего больше, поскольку она всё ещё усталая.

— Тогда подлей ей ещё немного, и будем спать дальше. Улетим до рассвета, а потом пусть сами без нас разбираются.

— Почему она так отреагировала? — спросила Мойра.

— Люди в Данбаре почти не имеют дел с Лосайоном. По большей части вести они получают из Гододдина. Магию они недолюбливают. После того, что там случилось с Мал'горосом и его жертвоприношениями, они по большей части не одобряют волшебников, — объяснил мужчина.

— Но волшебники же там были совершенно ни при чём, — возразила Мойра.

— Они-то этого не знают, — отозвался Чад. — Жрецы, волшебники и магия — им всё едино. Её воспитали верить, что Дорон — добрый, и что люди в Гододдине пострадали за то, что отвернулись от истинных богов. Им без разницы — что твой папа, что Мал'горос.

Мойра сжала губы. Ей не нравилось слышать то, что она слышала, но она не могла отрицать того, что Лора очень плохо отреагировала на её имя.

Чад перекатился на бок, завернувшись в одеяло.

— Ты что, так и будешь лежать? — спросила она его.

— Не, я спать буду. — Он уже закрыл глаза.

Она пялилась на него несколько минут, прежде чем снова сесть. В вернувшейся тишине мягкий храм Грэма стал ещё заметнее. Он вообще не проснулся, а теперь и Чад тоже выказывал все признаки спящего человека.

В конце концов Мойра тоже легла, но ей казалось, что прошло несколько часов, прежде чем сон нашёл её. Мысли её метались по кругу. Когда Чад разбудил её до зари, она чувствовала себя совсем не отдохнувшей.

Они тихо собрали вещи, и ушли, избегая будить спавшую у двери девушку. Найдя драконов, они полетели дальше, но мысли Мойры продолжали возвращаться к прошлой ночи. Она никак не могла отделаться от вида ужаса на лице Лоры.

Глава 4

Земля начала постепенно становиться плоской, катясь под ними, медленно сменяясь холмистой равниной, покрытой мягкой травой и редкими деревьями. В полёте они заметили удивительное число ферм. В то время как шиггрэс и война между Лосайоном и Гододдином сильно сократили популяцию в Гододдине и, немного, в Лосайоне, Данбар лишь вырос от прилива беженцев.

Мойра наблюдала за скользившим под ними пейзажем, но её мысленный взор был обращён внутрь, вспоминая старый разговор с тенью её матери.

— «Никто никогда не должен знать истинные глубины дара Сэнтиров, иначе тебе не будет покоя. Люди будут бояться тебя, и никто не будет тебе доверять», — сказала ей однажды Мойра Сэнтир.

Лора боялась её лишь за то, что она была дочерью волшебника, и вернула ей дар речи. Если люди настолько боялись магии, то насколько сильнее они будут её ненавидеть за то, что она — маг Сэнтиров? «Это нечестно», — подумала Мойра, но знала, что это было правдой. Она видела достаточно незащищённых разумов, чтобы понимать, что разница между нормальными людьми и создаваемыми ею искусственными сознаниями была чисто технической. Прошлая ночь лишь напомнила ей об этом уроке более прямым образом.

«Если можешь менять одно, то можешь менять и другое». Эта мысль заставила её почувствовать себя одинокой — более одинокой, чем когда-либо прежде.

— Как думаешь, что нам делать, когда прибудем в Хэ́йлэм? — спросил Грэм, крича ей в ухо, чтобы пересилить свист проносившегося мимо них ветра. Эти слова резко выдернули её из тёмных дум.

Она повернула голову, подавшись назад, чтобы ответить таким же образом, поднеся губы к его уху:

— Очевидно, нам нужно найти Графа Бэрлэйгена, поскольку это — наша единственная улика. — При этом она ненамеренно вдохнула запах волос Грэма. Запах был успокаивающим — мужским и знакомым. Она подавила в себе внезапный порыв прижать к ним своё лицо.

— Ну, да, это я знал, — ответил он. — Я хочу сказать, как нам, по-твоему, следует это сделать? Ты представишься Королю Дэрогену?

Мойра на самом деле не рассматривала такой вариант.

— А разве ты не знаешь, где находятся владения Бэрлэйгена? — «Почему он так хорошо пахнет?». Она повернула свою голову прочь, чтобы он мог ответить. «И почему я об этом думаю? Грэм же меня не интересует. Он мне как брат». Она подавила дрожь, когда ощутила его дыхание у себя на ухе.

— Нет, я только знаю, что это где-то в западном Данбаре. Я даже не знаю, кто является нынешним графом, — ответил Грэм.

Мойру раздражала её странная реакция на близость Грэма, и она позволила ей проявиться в своём голосе:

— Я на самом деле не хочу превращать это в формальный визит, пока мы не узнаем больше о ситуации. — Грэм начал было отвечать, но она отмахнулась от него, когда он подался вперёд: — Поговорим, когда приземлимся! — сказала она ему.

— «Он весьма привлекательный», — мысленно подсказала Кассандра, — «для человека».

Мойра покраснела — она и не осознавала, что вещала свои мысли.

— «Это не то, что ты думаешь», — безмолвно ответила она. — «Ты что, каким-то образом подслушиваешь мои мысли?»

— «Нет», — ответила Кассандра, — «но я могу ощущать твои чувства».

— «У меня никаких «чувств» нету», — настаивала Мойра.

— «Как скажешь», — с притворной покорностью отозвалась Кассандра.

Мойра поймала себя на том, что бурчит себе под нос, после чего сознательно прекратила это дело. Кассандра просто не понимала. Они с Грэмом выросли вместе. Они были в большей степени братом и сестрой, а не чем-то другим. Не говоря уже о том факте, что Грэм влюбился в другую. Какими бы трагичными ни оказались его отношения с Алиссой, тосковал он именно по ней.

«И она гораздо красивее», — подумала Мойра, вспоминая грацию и очарование Алиссы. «Если бы существовал какой-то способ помочь ему её отыскать, я бы помогла. Он заслуживает того, чтобы быть счастливым».

Хэйлэм появился на горизонте, и они начали быстро к нему приближаться, поэтому Мойра заставила свои мысли потечь в более продуктивные русла. По её просьбе Кассандра снизилась, найдя место для отдыха в рощице деревьев в нескольких милях от столицы. Грэм и Чад размяли ноги, снова оказавшись на твёрдой земле.

— Что теперь, принцесса? — спросил охотник.

Мойра хмуро посмотрела на него:

— Не называй меня так.

Чад осклабился:

— Что теперь, миледи? — Он отвесил небольшой поклон, чтобы подчеркнуть свой перефразированный вопрос.

— Мы можем войти в город пешком, чтобы не привлекать к себе внимание. Оказавшись там, мы, возможно, сумеем узнать, где расположены владения Графа. Узнав это, мы сможем вернуться, и двинуться дальше, — сказала она ему.

— А Король? — спросил Грэм, делая отсылку к своему прежнему вопросу.

— Мы постараемся не дать ему знать о нашем присутствии, если только не станет ясно, что мы нуждаемся в его помощи, — ответила Мойра.

— Мне не нравится мысль о том, что ты будешь входить в незнакомый город без меня, — сделала наблюдение Грэйс, сидевшая рядом с Грэмом.

Мойра подбодрила её улыбкой:

— Со мной будут самый грозный воин в мире и легендарный лучник, не говоря уже о моей собственной магии. Сомневаюсь, что нам будет что-то грозить. К тому же, если со мной что-то пойдёт не так, то Кассандра это почувствует — как и ты почувствуешь для Грэма.

— Но только если вы не будете слишком далеко для того, чтобы мы могли вас ощущать, — парировала Грэйс.

Грэм всё ещё пытался усвоить её последнюю ремарку:

— Грозный? Легендарный лучник?

Чад положил ладонь ему на плечо:

— Не перебивай девушку, когда она начинает говорить что-то вменяемое.

— Город находится на пределе дальности моего магического восприятия, — заметила Кассандра своим более глубоким, рокочущим голосом. — Как только вы будете внутри, я вряд ли смогу вас ощущать.

— Нам может потребоваться несколько дней, чтобы вызнать то, что нам нужно, — добавил охотник.

— Ты можешь пролетать над городом после наступления ночи, — предложила Мойра, обращаясь к своей драконице. — В темноте никто не увидит ни тебя, ни Грэйс. Тогда и проведаете нас.

В конце концов они согласились с планом Мойры. Перед тем, как уйти, она создала двух маленьких заклинательных зверей. Первого она послала лететь домой, чтобы уведомить мать об их местонахождении. О матери она уже какое-то время волновалась. Она надеялась на то, что поддержание матери в курсе поможет, когда ей в конце концов придётся держать ответ. Второго зверя она оставила при себе, и нарекла крошечное, похожее на фею существо «Пи́ппин». Его она сможет использовать, чтобы отослать следующий отчёт.

Грэм поднял бровь, наблюдая за тем, как Пиппин прячется за воротник её куртки, после чего три человека направились к Хэйлэму пешком, а драконы снова остались ждать. Когда они приблизились к главным воротам, их остановили стражники. Потрёпанный мужчина в рваной одежде выступил вперёд, протянув руку.

Она остановились, уставившись на незнакомца. С виду он был не более чем обычным нищим, но протянутую руку он держал не так, будто просил милостыню. Стражники наблюдали за ним без интереса, хотя было ясно, что действовал он от их имени.

— Привет…? — неуверенно сказала Мойра, не до конца уверенная в том, что делать с протянутой рукой незнакомца. Грэм вышел вперёд, встав между ней и нищим.

— В чём дело? — спросил Чад.

Стражники напряглись, растеряв свои скучающие выражения лиц, и позаботившись о том, чтобы руки были свободны. Двое из них опустили копья. Какой бы реакции они ни ожидали, вопрос явно ею не был.

— Берите его за руку! — рявкнул один из них.

Мойра видела их тревогу, не только в их лицах и языке тела, но и в мерцающей сети эйсара, представлявшей собой их разумы. Нищий был какого-то рода проверкой, подтверждением, и игнорируя его протянутую руку, они преподносили себя как источник опасности. «Шиггрэс», — осознала она. «Они проверяют всех, кто входит, чтобы убедиться, что они всё ещё являются людьми». Присутствие нищего оборванца было совершенно осмысленным, если рассматривать его в этом ключа. Очевидно, никто не ожидал, что стражники будут рисковать своими жизнями, касаясь незнакомцев.

— Давайте не будем горячиться, сэры, — сказал Чад. — Коли вы объясните, чего вам надобно…

Она чувствовала, как мышцы в плечах и торсе охотника напряглись, в то время как его ноги расслабились. Тон его голоса был спокоен, но она знала, что он готовился драться, если разговор не даст результата.

— Всё хорошо, — сказала она своим спутникам. Проскользнув мимо Грэма, она взяла руку бедняка в свою собственную. — Мы — люди.

Уровень напряжённости значительно снизился. Капитан стражников кивнул на Грэма и Чада:

— Им тоже.

Грэм поступил по примеру Мойры, а затем Чад сделал то же самое. Теперь, когда они поняли причину для этого, действия стражников казались совершенно разумными.

— Я думал, шиггрэс больше нет, — сказал охотник.

— Вы откуда? — спросил капитан стражи, игнорируя его ремарку.

— Что такое «шиггэрс»? — спросил один охранник из задних рядов, коверкая произношение.

Один из его товарищей пробормотал в ответ:

— Думаю, он имеет ввиду ночных скитальцев.

— Из Гододдина мы, — быстро ответил Чад. — Надеемся подыскать работёнку какую. Дома совсем не хорошо стало.

Капитан стражи подозрительно прищурился на них:

— А у неё акцент не гододдиновский.

— Эт моя племянница. Они жили к югу от Сурэнсии, пока дела не пошли худо, — объяснил охотник.

— Это не похоже на оружие фермера, — сделал наблюдение капитан, глядя на меч Грэма. Шип находился в своей «сломанной» форме, но крупная рукоять всё же делала его заметным.

Чад быстро заговорил, прежде чем Грэм смог ответить:

— Эт потому, что он не фермер вовсе. Был стражником в Далэнсе. Меч — всё, что у него осталось от отца.

— Дай-ка взглянуть, — сказал капитан, и один из стражников протянул руку, чтобы снять Шип у Грэма с пояса. Молодой человек инстинктивно отбил загребущую лапу солдата прочь, шагнув в сторону.

Все напряглись.

— Давайте не поспешать, — сказал лесничий. — Отцовский меч для парня — чувствительный предмет.

— Успокойся, Грэм, — начала увещевать его Мойра, но он уже обнажил сломанный меч, показывая его стражникам.

— Это просто сломанный меч, — тихо сказал он.

Их глаза расширились, а один из них восторженно присвистнул:

— Чертова железяка, похоже, стоит целого состояния. Видите, какой камень? — Незадолго до их отлёта Мэттью изменил «сломанную» форму меча, добавив в неё оставшийся от Дориана Торнбера крупный рубин, прежде бывший частью лишь «целой» формы.

— И клинка осталось достаточно, чтобы кому-нибудь сильно испортить жизнь, — заметил другой.

Мойра видела алчность, мелькнувшую в сознании капитана, когда тот глядел на Шип.

— Мы конфискуем это… ради всеобщего блага… — начал стражник.

Чад протянул руку, и положил несколько монет капитану в ладонь:

— Наверняка ведь в этом нет необходимости.

Капитан мог бы и отказать, поскольку меч явно стоил больше, чем любая мелкая взятка, но Мойра мягко коснулась его разума, приглушая его жадность и вытянув на передний план его сознания его более щедрую сторону.

— Ладно, — сказал капитан стражи. — Но чтоб вы трое никаких беспорядков не устраивали. — Шагнув назад, он взмахом руки указал им идти дальше. Остальные стражники пропустили их.

— Благодарствую, сэр, — сказал охотник.

Когда они пошли дальше, Мойра услышала бормотание позади:

— Странно. Почему капитан их пропустил?

— …меч-то наверное целого состояния стоил.

— Заткнись, Симмонс!

Когда ворота скрылись из виду, Чад глубоко выдохнул. Он задерживал дыхание всё это время.

— Я и не думал, что они отпустят нас так легко.

Грэм уже поправил свою портупею, чтобы скрыть рукоять Шипа краем плаща.

— Давайте найдём чего-нибудь поесть, — предложила Мойра, надеясь повернуть разговор в другое русло. Она чувствовала толику вины за то, что вмешалась в сознание стражника, и ей хотелось, чтобы этот случай остался позади.

Грэм одарил её широкой улыбкой:

— С этим я спорить не стану. У меня такое чувство, что я сейчас смог бы есть за двоих. — Пока он говорил, солнечный свет упал на его волосы, создав иллюзию золотого нимба вокруг его лица.

Мойра полюбовалась этим видом с секунду, прежде чем ответить:

— Теперь нам только нужно найти приличный постоялый двор. — «Когда это он успел стать таким симпатичным?». Она не могла не залюбоваться шириной его плеч, когда он пошёл впереди неё.

— Должна быть таверна или что-то такое, где-то здесь, за углом, — сказал Чад.

— Ты уже бывал здесь? — с удивлением спросила его Мойра. Действительно — её магический взор уже отыскал впереди и справа от них, прямо за углом, заведение, скорее всего бывшее постоялым двором.

— Не, — ответил охотник, — но я знаю трактиры, а мы только что отошли от главных ворот. Их тут поблизости будет несколько штук.

Глава 5

«Пыльная Любовница» отнюдь не являлась пыльно. Они только вошли внутрь, и глаза Мойры поведали ей, что главный зал был очень чистым. Клиенты тихо сидели за расставленными по помещению столами, с любопытством следя за вновь прибывшими. Бар выглядел относительно новым, по сравнению с деревянной обшивкой остальной части зала.

Чад кашлянул, прежде чем пробормотать:

— Выглядит нехорошо. Давайте поищем дальше.

Грэм пожал плечами, и посмотрел на Мойру.

— Тут мило, — отважилась сказать она. — Почему тебе здесь не нравится?

Охотник поморщился:

— Как можно расслабиться в таком месте? Тут слишком чисто. У меня от этого места мурашки. Не могу доверять бару, который выглядит как женский будуар.

— Здравствуйте, — произнёс новый голос. К ним приближалась привлекательная женщина среднего возраста. Её волосы были тёмно-рыжего цвета, но в них было много седых прядей. У неё была властная внешность, которая скорее улучшала, а не умаляла её радушную улыбку. Она производила впечатление женщины, привыкшей иметь дело с мужчинами, некую дружелюбную уверенность — и её крупный бюст нисколько этому впечатлению не мешал.

— Здравствуйте, — с готовностью ответила Мойра, улыбаясь в ответ. — Здесь можно поужинать? — Краем глаза она увидела, что Грэм застыл, прилипнув взглядом к гордо выпяченной груди хозяйки заведения. «Ох, вот же досада!».

— Чуть погодя, если наберётесь терпения, — сказала хозяйка. — Повар только-только пришёл, но ужин будет у него готов примерно через час. Вы, похоже, пришли издалека. — Она оглядела каждого из них, замечая их одежду.

— Ага, это моя д… — начал Чад, но Мойра перебила его.

— Я — Мойра, а это — мои слуги. Мы прибыли из южного Гододдина, — быстро сказала она, твёрдо вознамерившись больше не становиться пленницей одной из баек охотника. Хотя чрезмерно открытая грудь хозяйки, и реакция на неё Грэма, раздражали её, она всё же ощущала некую шедшую от этой женщины теплоту. Наблюдая за её эйсаром, Мойра могла видеть, что та была добродушной и честной, по сравнению с большинством людей.

Рыжеволосая женщина улыбнулась:

— Я — Тамара. Приятно познакомиться, Мойра. Вы будете сидеть у стойки или, быт может, предпочтёте отдельный столик?

Мойра определённо предпочла бы отдельный столик. Взгляды посетителей всё ещё наблюдали за ними, заставляя её чувствовать себя некомфортно, но Чад заговорил первым:

— Стойка вполне сойдёт, — вставил он. Видя тёмный взгляд, которым в него стрельнула Мойра, он подался вперёд, и прошептал ей: — Мы ничего не узнаем, сидя одни.

Взгляд Тамары с любопытством упал на него — она несомненно удивилась слуге, столь самоуверенно принимавшему решения. Секунду спустя она посмотрела на Грэма, и улыбнулась:

— Где же ты, юноша, был двадцать лет назад, когда я ещё не ушла на покой? — Она указала на стойку бара, предлагая им сесть.

Они прошли туда, пока Грэм с трудом отвечал на её вопрос:

— Я тогда ещё не родился.

Тамара засмеялась, наслаждаясь его дискомфортом.

Грэм и Чад сели по бокам Мойры, защищая её с обеих сторон. Чуть погодя Тамара села рядом с Грэмом. Подавшись вперёд, она небрежно положила ладонь ему на плеча, обращаясь к Мойре:

— Не хотите ли вы чего-нибудь выпить, пока ждёте?

— Я бы не отказалась от чая, пожалуйста, — ответила она, скрывая раздражение, вызванное крайне фамильярным отношением этой женщины к Грэму. Не помогало и то, что она легко могла видеть, какой эффект Тамара на него оказывала. Молодой воин дико краснел.

— Мне — эля, — объявил Чад. — Чего-то со вкусом получше собачьей мочи, если можно.

— М…мне тоже, — согласился Грэм, слегка заикаясь.

— Возможно, тебе следовало бы попросить разбавленное пиво, не так ли? — предложила Мойра. Разбавленное пиво было обладало в два раза меньшей крепостью по сравнению с обычным, и предназначалось в основном для утоления жажды, а не для опьянения.

Он зыркнул на неё:

— Я бы предпочёл эль.

Тамара махнула мужчине за стойкой. Тот слушал, позволяя ей говорить, и не встревая. Он поставил на печку чайник, а затем принялся наливать эль.

— Тамара, если мне позволено будет спросить — ты работаешь здесь управляющей? — спросила Мойра.

— О, нет, управляющий — Ларс, это он вам эль наливает. Я просто провожу здесь время, потому что мне нравится встречаться с людьми, и чтобы его позлить. Я — владелица этого заведения, — объяснила женщина.

Чад с профессиональным интересом следил за тем, как Ларс наливает эль. По мере того, как тяжёлые кружки наполнялись напитком, охотник, похоже, одобрил его технику.

— Откуда пошло название этого места? — праздно спросил он у Тамары.

Владелица заведения улыбнулась:

— Я переименовала его после того, как перестала работать, и выкупила его у Мадам Брэ́нгир. Раньше это заведение называлось «Красная Леди».

— А, тогда ясно, почему тут всё так выглядит, — сказал он, аккуратно отпивая эля. — Готов поспорить, ты была здесь одной из самых дорогих леди, если смогла себе это позволить.

Тамара подумала, что, возможно, неправильно оценила сурового лесничего — он определённо был более проницательным, чем она осознавала. Широко улыбаясь, она ответила:

— Я был очень популярна, и распоряжалась деньгами с умом. К счастью, Мадам Брэнгир была не из тех, кто крадёт у своих собственных девочек.

Теперь покраснела уже Мойра. «Это место было борделем?». Она обнаружила, что смущается ещё больше, когда женщина смело посмотрела ей в глаза. Выражение лица Тамары сказало ей, что та точно знала, о чём именно Мойра думала. Опустив взгляд, она в итоге стала смотреть на пышную грудь Тамары, что заставило её чувствовать себя ещё неудобнее. «Она…»

— Я была жрицей любви, — сказала Тамара, ни капли не стыдясь. — В некотором роде, я назвала это место в свою честь.

— А по мне, так ты не очень-то и «пыльная» на вид, — засмеялся Чад.

— Благодарю, — ответила она, принимая комплимент. — Мне показалось, что «пыльная» звучало лучше, чем «серая» или «дряхлая».

— Я считаю, ты бы заработала больше, если бы продолжала использовать это заведение как бордель, — без малейших колебаний прокомментировал охотник.

— Это так, — согласилась Тамара, — но я хотела однажды оставить своей дочери что-то респектабельное. К тому же, я беспокоилась, что она сама может выбрать ту же профессию.

Язык Мойры выбрал этот момент, чтобы вернуть себе подвижность:

— Дочери?

— Да, дорогая, моей дочери, — сказала Тамара. — Среди прочих вещей, дети были одним из возможных последствий моей прежней профессии. Какой бы осторожной ты ни была, рано или поздно допускаешь ошибку. Конечно, я об этом и не сожалею. Э́ми — лучшее из всего, что случалось со мной в жизни.

— Примерно как мой папа, — тихо сказал себе под нос Грэм.

— Что-что? — спросила хозяйка.

— Долго рассказывать, — сказал Чад, отмахиваясь, — но его отец — шлюхин сын.

Лицо Грэма напряглось, а Тамара зыркнула на лесника:

— А вот это делать было совсем не нужно, — сказала она ему, — да и грубо к тому же. — Она повернулась к остальным: — Он всегда такой неприятный?

Мойра смущённо пожала плечами, но Чад ответил первым:

— Ты застала меня в хороший день, дорогуша. Это был комплимент. Мои любимые люди — ублюдки и шлюхины дети. — Он поднял свою кружку, будто делая тост, а затем сделал большой глоток.

— А кто были твои родители, явившие на свет столь раздражительную личность? — подивилась хозяйка.

Чад ухмыльнулся:

— Вообще-то — удивительно заурядные. Батя был фермером, мамка — доброй душой. Я на самом деле не могу ни в чём их укорить. Я просто родился мудаком.

Грэм покачал головой. Он уже был хорошо знаком со странными шутками охотника, но Мойра засмеялась. Накопившийся стресс держал её на взводе уже не один день, но ремарка Чада почему-то довела её до крайности, и она стала посмеиваться, вопреки себе.

— Он хотя бы честный, — заметила Мойра, отсмеявшись.

— Кстати говоря, — начала Тамара, — что привело тебя и твоих друзей в Хэйлэм?

Мойра была готова к этому вопросу:

— Мы надеялись найти Графа Бэрлэйгена. Он знал моего отца, и у меня была надежда на то, что он примет нас к себе на службу…

Тамара подняла ладонь:

— Позволь мне тебя остановить. Если не хочешь об этом говорить — не говори, но я обслуживала людей слишком долго, чтобы слушать небылицы.

Рот Мойры всё ещё был открыт, но её разум работал сверхурочно. Она видела на лице женщины искреннюю заботу, и её магический взор подтверждал её истинность в разуме Тамары. Она решила рискнуть:

— Ты права. Что меня выдало?

— Я хорошо распознаю ложь, — сказала Тамара. — К тому же, я с самого начала видела в вашей истории слишком много дыр. Эти двое — не слуги, и не фермеры. У старого на ладонях мозоли от целой жизни, проведённой с луком, а вот этот твой молодой джентльмен ведёт себя как прирождённый воин. Я бы сочла его наёмником, но его гладкая кожа и робкая вежливость указывают на дворянское происхождение. Или я ошибаюсь, миледи?

Мойра вздохнула:

— Мне нечего возразить.

— Так что привело вас сюда из Лосайона?

— Что, настолько очевидно? — спросила Мойра.

— Акцент твой не слишком отличается от южного Гододдина, но я была с мужчинами из обеих стран. Отличить их я могу, — сказала рыжеволосая женщина. — Но не волнуйтесь. Сомневаюсь, что здесь есть много людей, способных это заметить. Итак, вернёмся к моему вопросу… — добавила она.

Мойра помедлила, пытаясь решить, чем она может поделиться:

— Я не могу сказать всю правду, но я ищу своего отца. Думаю, Бэрлэйген может обладать какими-то сведениями о том, где он сейчас находится.

Брови Тамары удивлённо взметнулись:

— Дворянин из Лосайона пропал, и ты подозреваешь Графа в злом умысле? Как это диковинно, и необычно!

— Я не говорила именно… — промямлила Мойра.

— Но это же единственный разумный вывод, миледи, — спокойно сказала Мойра. — Я не вмешиваюсь в политике, поэтому боюсь, что не смогу быть особо полезной. Да я и не уверена, что мне следует таковой быть, поскольку это может оказаться изменой. Не думаю, что наш добрый Король Дарогэн как-то разжигал вражду между нашими нациями, но Граф — странный человек. Кто знает, что он может сделать, или уже сделал?

Смотрел Чад строго в свою кружку, но уши его внимали с предельным вниманием. А вот Грэм следил за двумя женщинами с неприкрытой обеспокоенностью. Оба волновались о том, каков мог быть исход, если их новая знакомая решит их предать.

Тамара подмигнула Грэму, прежде чем снова заговорить с Мойрой:

— Скажи своим телохранителями, чтобы расслабились. Я не намереваюсь никому о вас доносить. Вообще, я, возможно, знаю кое-кого, кто вполне может вам помочь.

Мойра кивнула:

— Я и не жду от тебя никаких действий, идущих против твоей совести. Я не имею по отношению к Данбару никаких враждебных намерений. В общем и целом, мне просто нужна помощь в поисках Графа Бэрлэйгена.

Владелица постоялого двора улыбнулась:

— Я тебе верю. Оглянись. Видишь того мужчину, в углу? Который за тобой следит?

Мойра напряглась, скрыто окидывая помещение взглядом. Хотя большинство клиентов снова начало тихо беседовать друг с другом, она чувствовала на себе их взгляды.

— Они все за нами следят, — ответила она.

Тамара засмеялась:

— Это правда. Мы в Данбаре редко видим много незнакомцев. Я имела ввиду того темноволосого в углу, немногим старше тебя. Он дворянин, и симпатичный.

Тут Мойра его заметила, прежде чем снова вернуть свой взгляд к стойке бара. Замеченный ею мужчина был хорошо одет, и выглядел чуть старше двадцати, с орлиными чертами лица и острым взглядом.

— Думаю, я увидела того, кого ты имела ввиду.

— Это — Барон И́нгэрхолд, — сказала Тамара. — Он — умный молодой человек, и Бэрлэйгену он отнюдь не друг. Он также всё ещё холост, если ты ищешь мужа.

Мойра густо покраснела:

— Я и не собиралась…

Тамара тихо засмеялась, положив ладонь ей на плечо:

— Расслабься, я просто дразнюсь. Однако же он — самый видный холостяк в королевстве. Просто на будущее.

— Я здесь не для того, чтобы думать о подобных вещах, — возразила Мойра.

— Он молод, а ты — прекрасна. Если ищешь соучастника, то тебе как раз следует думать о подобных вещах, — указала Тамара. — Мужчины теряют всякую способность соображать, когда начинают думать своей головкой.

Мойра уставилась на неё, но её магический взор ясно видел веселье в эйсаре женщины.

— Пожалуйста, перестань меня дразнить, — серьёзно сказала она.

Тамара драматично вздохнула:

— Ты всё веселье убиваешь. В моём возрасте у меня так мало развлечений. Ждите здесь — я поговорю с ним, а потом представлю его вам.

Она кивнула, и как только хозяйка постоялого двора ушла, Чад наклонился к Мойре:

— Ты уверена, что это мудро? Мы это женщину только встретили.

Грэм промолчал, но пока он смотрел на мужчину, о котором говорила Тамара, выражение его лица было неодобрительным.

— Я мало в чём здесь уверена, — призналась Мойра, — но в нашей хозяйке я ощущаю честность.

— Ты не можешь этого знать, — возразил охотник.

Она заметила, что его лук был невинно прислонён к его ноге, и хотя тетива его не была натянута, она обвивала нижний конец, а остальное Чад держал в руке. Она задумалась, насколько быстро он мог его приготовить к стрельбе. В баре это оружие казалось неповоротливым, но она уже знала егеря достаточно хорошо, и не стала его недооценивать.

— Вообще-то, я действительно это знаю, — настояла она. — К тому же я уверена, что если что-то пойдёт не так, то вы будете более чем готовы поубивать тут всех, — с сарказмом добавила она.

Охотник негодующе хмыкнул, прежде чем сделать ещё эля, а затем ответил:

— Ничего подобного делать я не собирался, но я смогу насладиться своим элем больше, если ты перестанешь рассказывать о наших делах каждому человеку после пяти минут знакомства.

Мойра увидела, что указанный им мужчина встал со стола, и направился к ним, следуя за Тамарой. Встав, она подошла, встретившись с ними на полпути через зал, оставив своих напрягшихся спутников позади. Незнакомец начал было кланяться, он она подняла ладонь, остановив его.

— Есть какое-нибудь более уединённое место, где мы могли бы поговорить? — спросила она Тамару. Спиной она чувствовала нерадостные взгляды Грэма и Чада.

— Давай, я вас отведу в один из наших огороженных уголков, — сказала хозяйка, одобрительно глянув на неё. Она отвела их в одну из отгороженных шторами комнат сбоку от основного зала. Отодвинув штору, она жестом указала им заходить. — Я вернусь через несколько минут с твоим чаем.

— Благодарю, — сказала Мойра, прежде чем обратить своё внимание на её гостя. Незнакомец жестом предложил ей присесть, прежде чем сам сел напротив неё. Она не могла упрекнуть его в отсутствии манер.

— Госпожа Тамара сказала, что вам может быть нужен мой совет, Мисс…? — позволил он словам вопросительно повиснуть в воздухе.

Она одарила его мягкой улыбкой, отвечая:

— Не думаю, что на данный момент мне было бы мудро делиться своим именем. Надеюсь, вы не сочтёте это оскорбительным.

Барон кивнул:

— Я нахожу это интригующим, а в совокупности с вашим иностранным акцентом… притягательным. Меня зовут Джеролд Ингэрхолд — приятно познакомиться с вами, «таинственная госпожа».

— Благодарю, Лорд Ингэрхолд. Я ценю ваше терпение относительно моей скрытности, — сказала Мойра, сев немного прямее.

— Пожалуйста, просто «Джеролд», если можно. Использование титулов для меня неудобно, особенно учитывая тот факт, что твой мне неизвестен, — ответил он, сверкнув улыбкой, которая, наверное, должна была заставить Мойру расслабиться.

Она не могла удержаться от того, чтобы изучить его эйсар, особенно те части, которые раскрывали его намерения. Она видела там интерес, но отнюдь не только интеллектуальный. Его разум был дисциплинированным, но было ясно, что он находил её привлекательной. Это наблюдение заставило её неуютно поёрзать.

— Пусть будет «Джеролд», если ты так хочешь. Меня интересует Граф Бэрлэйген, — сказала она, надеясь направить его мысли в более практичное русло.

— Молодой или старый?

Мойра приостановилась:

— Прошу прощения?

Джеролд подёргал себя за ухо, рассеянно теребя золотую серьгу.

— У нас два Графа, хотя лишь молодой на самом деле владеет этим титулом. Его отец, старший, передал титул сыну, когда здоровье перестало позволять ему справляться с обязанностями. Полагаю, ты имеешь ввиду молодого, но мне подумалось, что следовало уточнить.

— О, — неловко отозвалась она, — вот незадача.

— Не понимаю, о какой задаче идёт речь, — сказал Барон с озадаченным выражением лица.

— Нет, я имела ввиду, что я поняла, но была слегка удивлена, — объяснила она.

Он нахмурился:

— Тогда почему нельзя было так и сказать?

Теперь смутилась уже она:

— Это такое выражение, которое мы используем в Лосайоне. — Она слишком поздно спохватилась, и увидела в его эйсаре вспышку чувства победы, когда он услышал от неё имя её родины.

— Понятно, — любезно ответил он, — значит, это идиома, которая означает принятие факта с одновременным выражением удивления. Верно?

— Э-э, да, — ответила она. Ей быстро становилось очевидным, что в словесной дуэли она Барону сильно ступала.

Он похлопал её по ладони:

— Благодарю за то, что рассказала мне о твоём доме. Знаю, это было случайностью, но я всё равно чувствую себя комфортнее с этим знанием.

Его касание казалось чересчур фамильярным, но она не сразу убрала руку.

— Надеюсь, — моя национальность не является проблемой. — Она слегка склонила голову, чтобы её глаза смотрели на него исподлобья. «Что я творю?»

Он убрал руку, задумчиво изучая Мойру взглядом:

— Отнюдь, я нахожу иностранок экзотичными. Почему тебя интересует Ло́рэнс Бэрлэйген?

— Я полагаю, что он может что-то знать об исчезновении моего отца, — откровенно сказала она.

Глаза Джеролда слегка расширились:

— Я солгал бы, если бы не сказал тебе, что Граф в последнее время вёл себя довольно странно, но мне было бы проще помочь тебе, если бы я знал, кто твой отец.

Она проигнорировала последнюю половину его ответа:

— Странно? Как именно?

Вздохнув, он продолжил:

— Молодой граф всегда был общительным, но в последние два года стал затворником. Теперь он кажется почти мизантропом.

— Мизантропом?

— Это значит, что ему, похоже, не нравятся люди, — объяснил Барон.

— Я знаю, что это значит, — с некоторым раздражением сказала Мойра. — Мне было любопытно, что именно ты имел ввиду. Он просто стал жить в изоляции, или показал какие-то определённые признаки нелюбви к людям?

Джеролд продолжил:

— В прошлом году он уволил большую часть своих слуг, а чуть более месяца тому назад отослал прочь большую часть своих солдат. Никто из них не вернулся.

— Они пересекли Северные Пустоши, — прокомментировала Мойра. — Мы нашли одну из ливрей.

Барон уставился на неё, и она могла на самом деле видеть бурю активности в его мозгу. Наконец он снова заговорил:

— В таком случае, ты должна быть дочерью либо Барона Арундэла, либо Графа ди'Камерона. — Он приостановился, дав своим мыслям достигнуть конечной точки: — Значит, ты — волшебница? Или мне следует использовать термин «ведьма»?

В его ауре была лёгкая нотка страха, но было ясно, что он держал её под контролем. Мойра сказала, тщательно выбирая слова:

— «Ведьма» является суеверным термином, в основном используемым для людей, почти лишённых способностей, и обычно используемым по отношению к тем, кого сородичи недолюбливают. Я — волшебница, но я обнаружила, что местные жители скверно реагируют на этот факт.

— Ты можешь видеть мои мысли? Ты читаешь их, прямо сейчас?

Мойра почти вздрогнула, но подавила эту реакцию:

— Мне пришлось бы касаться тебя, чтобы проделать что-то подобное, но я могу говорить разум-к-разуму с другими волшебниками, или с кем-то особо связанным со мной. — Она не потрудилась объяснить тот факт, что маги могли ощущать эмоции без прямого контакта, или тот факт, что её собственные чувства могли раскрыть о ком-либо гораздо большее, чем то, на что были способны даже маги. По большей части её ответ был правдой — она на самом деле не могла читать его мысли.

— Твой отец — Кровавый Лорд, не так ли? — прямо спросил Барон.

Она заскрипела зубами:

— Мне очень не нравится это имя. Мой отец — самый добрый человек из всех, кого ты мог бы надеяться когда-либо встретить. Он только и делал, что жертвовал и страдал за народ нашей страны. Всё слышанное тобой, что противоречит этому — ложь.

— Он правда выступил против самих богов? — Голос Джеролда снизился до шёпота, будто он боялся, что кто-то услышит его вопрос, и может заподозрить его в ереси.

— Они были не богами, а всего лишь сверхъестественными созданиями, которых люди далёкого прошлого наделили могуществом, и — да, он действительно сражался с ними, — ответила она. — Но всё это для меня бесполезно. Мне нужно увидеть этого Графа, и выяснить, знает ли он что-нибудь об исчезновении моего отца.

Тут Барон спохватился, и опустил голову в покаянии:

— Прошу прощения. Осознание того, кем именно ты являешься, заставило меня проявить грубость. Ты должна понять, что магии здесь не доверяют. Мы считаем себя вернымиприверженцами Сэлиора.

— И что ты сделаешь? — с вызовом спросила Мойра. — Сбежишь на улицу, призывая людей открыть на меня охоту? Я здесь лишь для того, чтобы найти отца.

— Нет, — чуть погодя сказал он. — Я считаю тебя слишком красивой для этого, хоть это и может обречь меня на вечные муки. К тому же, ты ведь не боишься разгневанной толпы, не так ли?

— Нет.

— И что ты сделаешь? — с любопытством спросил он. — Я, конечно, никому ничего не скажу, но не могу не задуматься о том, что случилось бы. Ты бы стала от них отбиваться? Швырять в них огнём?

— Я бы просто удалилась. Нет никакой нужды никому вредить. Я могу защищаться от большинства атак, — настойчиво сказала она. — Почему мужчины всегда в первую очередь думают о насилии?

— А что твои спутники?

Это заставило Мойру немного посмеяться:

— Я бы окоротила их. Чтобы защитить твой народ… конечно же.

— Они — тоже волшебники?

— Нет, — сказала она, махая ладонями. — Который помоложе — сын Дориана Торнбера, а который постарше — просто ворчливый старик, хотя он и сражался во многих битвах. Он, наверное, убил больше народу, чем любые десять знакомых тебе людей… вместе взятых.

— То, что эти двое — твои единственные спутники, приводит меня к выводу о том, что искать своего отца ты планировала отнюдь не путём дипломатических просьб, — прокомментировал Джеролд. — Ты можешь найти больше помощи, чем ожидаешь, если заручишься поддержкой Короля.

Мойра сжала губы:

— Я не думаю, что ваш король благосклонно отнесётся к обвинению одного из его вассалов в похищении моего отца. К тому же, я думала, что ваш народ не доверяет волшебникам.

— Волшебникам — да, — согласился Барон, — но посол из Лосайона — другое дело. Позволь мне представить тебя Королю. Приветствуй его открыто, а затем скажи ему о своей нужде в разговоре наедине. Он — мудрый человек, и справедливый. Он оценит твою осмотрительность, и, учитывая странное поведения Графа Бэрлэйгена в последнее время, я не сомневаюсь, что он будет открыт к оказанию тебе помощи в поисках истины.

— Я на самом деле не являюсь послом, — проинформировала его Мойра. — Я пришла сюда сама по себе.

— Разве ты не родственница Королевы Ариадны?

— Да, она — моя двоюродная тётка, — ответила Мойра. «Племянница моей прабабки», — мысленно заметила она, — «хотя мы на самом деле не являемся кровными родственниками».

— Этого достаточно, — сказал Джеролд. — Представься как неформальная представительница. Король Дарогэн — умный человек. Он поймёт, что тобой двигало. Маленькие политические вымыслы весьма удобны.

— Ты, похоже, очень веришь в своего короля. Вы близки? — спросила она.

Барон слегка выпрямился:

— Да, и я искренне желаю помочь тебе.

Она могла прочитать искренность как в его позе, так и в его эйсаре.

— Если он решит отказать в помощи, это сильно сократит доступные мне варианты.

— Варианты? — поднял Джеролд бровь. — Ты имеешь ввиду вломиться в его дом, или взять штурмом его наследное имение? Это ведь представители моего пола, а не твоего, всё время первым делом думают о насилии?

— Полагаю, я смогу осуществить нечто более тонкое. Мои намерения мирные, но заблуждайся — я использую силу, если это будет необходимо для освобождения моего отца, — сказала Мойра, пытаясь добавить стали в свои слова.

Джеролд опустил взгляд, изучая свои ухоженные ногти:

— Ты не кажешься женщиной, склонной к подобным действиям.

— Я ею и не являюсь, — признала она, — но я видела кровь. Я не буду чураться её, если смогу спасти отца.

— Итак, что же ты будешь делать дальше?

— Я послушалась бы твоего совета, но я не взяла с собой наряда, подходящего для встречи с королём, — сказала Мойра, глядя на него с вызовом.

Джеролд улыбнулся, беря её за руку:

— В таком случае, нам придётся это исправить.

Глава 6

— Мне это не нравится, — уже наверное в четвёртый раз сказал Грэм.

Мойра сочувственно похлопала его по плечу:

— Очень жаль.

— Я не доверяю этому скользкому барончику, — добавил он, подчёркивая своё мнение.

— Ты очень мудр.

— Перестань относиться ко мне так снисходительно, — пожаловался он.

— Тогда перестань ныть, — парировала она. — Мы уже несколько раз это обсуждали.

— Я не понимаю, почему мы ждём здесь. Тебе следует иметь сопровождение.

— Барон Ингэрхолд будет моим сопровождением. У вас нет никакой одежды, подходящей для таких случаев, — терпеливо объяснила она… в очередной раз.

— У тебя тоже не было, — проворчал Грэм.

— У Джеролда не было никакой одежды, которая была бы вам впору, — отозвалась она.

— Однако же платье тебе в пору у него было — тебе это не показалось немного странным? Что это за человек, у которого дома полно женских платьев?

— Это было платье его сестры, и гораздо проще убрать немного ткани, чем попытаться создать ткань там, где её нет. Ты вдвое крупнее всех мужчин, каких мы пока что видели. Его портному нужно быть магом, чтобы заставить одну из баронских рубашек на тебя налезть, — тихо посмеялась Мойра.

— Как твой рыцарь, я могу носить броню, тогда не будет иметь значение, во что я одет, — предложил Грэм.

Она хмуро глянула на него:

— Ты не можешь быть при оружии в присутствии короля, и не можешь надевать свою броню не обнажая Шип. К тому же, ты вообще осознаёшь, как ты выглядишь в этой броне? У неё неземной вид. Ты до смерти напугаешь всех, кто тебя увидит. Не такое впечатление я надеюсь произвести.

— А ты чего молчишь?! — спросил Грэм, досадливо глядя на Чада. — Неужели ты согласен с этим планом?

Тот отпил своего бренди. Опустив бокал, и продолжая небрежно держать его в руке, Чад ответил:

— Я давным-давно дал себе зарок, малец. С дуростью я не спорю.

Мойра зыркнула на лесника, но Грэм уцепился за эту ремарку:

— Видишь! Даже он думает, что это глупая идея.

Чад поднял ладонь:

— Позволь пояснить. Она будет делать то, что хочет. Это довольно ясно. И беззащитной я бы её на назвал, но если что-то случится, и она не вернётся, мы пойдём, и утрамбуем всё с Его Королевским Величеством.

— А что конкретно это значит? — спросила Мойра.

Чад улыбнулся:

— Значит, тебе лучше поосторожнее быть. Данбару будет не очень хорошо без короля.

— Это начнёт войну, — парировала она.

— Коли их тут останется достаточно, чтобы набрать армию, — заметил охотник. — Нашему мальцу может понадобиться некоторое время, но он, наверное, сумеет прорубить себе путь от одного конца этой захолустной нации до другого. И это не говоря уже о паре взбешённых драконов, ждущих за городом. Можешь упомянуть это Его «Величеству», если переговоры пойдут худо.

Несколько минут спустя перед «Пыльной Любовницей» остановилась карета, и Мойра вышла наружу. Лакей Барона открыл для неё дверь, и она забралась внутрь. Ей не нужно было поворачивать голову — магический взор подтвердил, что Грэм и Чад глазели ей в спину.

Джеролд предложил ей выбрать, где усесться, прежде чем глянул в окно:

— Твои спутники не выглядят особо довольными твоим решением.

— Ничего с ними не случится, — заверила она его, — покуда я вернусь затемно.

— Ты не остановишься во дворце? — спросил Барон. — Король почти наверняка проявит гостеприимство.

Она улыбнулась:

— Лучше не испытывать судьбу. Мои друзья очень волнуются о моей безопасности. Ты не хочешь видеть, какими они бывают, когда разозлятся. Я вежливо откажусь… уверена, Король Дарогэн поймёт.

Джеролд кивнул:

— Конечно, ты права — о Короле, я имею ввиду. — Он положил палец себе на губы, и на его лице мелькнуло задумчивое выражение. — И всё же я не могу не задуматься. Я слышал много историй о Сэре Дориане, но философы обычно указывают на то, что сыновья великих мужчин редко соответствуют своим славным отцам. Неужели этот парень действительно настолько великий воин?

— Будем молиться о том, чтобы Данбару никогда не пришлось это выяснить, — таинственно ответила она. «О-о, хорошая реплика», — подумала она, довольная собой. «Отец бы гордился».

Барон эту тему, но минуту спустя снова заговорил:

— Прежде чем мы прибудем, есть новости, которыми мне нужно с тобой поделиться.

Мойра разгладила черты своего лица, стараясь казаться такой же уверенной и изысканной, какой он, согласно её надеждам, воспринимал:

— Я слушаю.

— Граф Бэрлэйгена сейчас во дворце с визитом к Королю, — начал Джеролд. — Я не знал, что Король вызвал его к себе, но он прибыл вчера вечером, когда я с тобой встретился. Это может быть очень удобным временем, чтобы добыть сведения, которые ты ищешь.

Это её удивило:

— Он остановился во дворце?

— У него есть дом в городе, и он оставил там своих слуг, но прошлую ночь он провёл во дворце, — проинформировал её Барон.

— Думаешь, у меня будет возможность с ним поговорить?

— Это весьма вероятно, если ты этого желаешь, хотя я бы посоветовал сперва обсудить твою ситуацию с Королём Дарогэном, — сказал Джеролд. — Тебе нужно будет, чтобы он был в курсе твоих дальнейших действий, и поддержал их, если Бэрлэйген неважно отреагирует на твои вопросы.

— И ты думаешь, что он меня поддержит?

Барон Ингэрхолд пожал плечами:

— Это решение может принять лишь Король, но я на это надеюсь.

Она немного подумала: «Что бы мама сказала? Нет, что бы сказала Роуз?». В конце концов она ответила:

— Тогда я буду действовать согласно твоему опыту и мудрости. — «А если я узнаю, что Граф скрывает что-то от меня, то разберу его по частям, пока он не скажет мне, где мой отец».

* * *

С тех пор, как она покинула свой дом, Мойра была заворожена постоянным разнообразием, которое она обнаруживала в эйсаре окружавших её людей. В Замке Камерон, и даже в Ланкастере, почти все были защищены одним из амулетов её отца. Она изредка встречала незащищённых людей, обычно детей или занятых взрослых, просто забывших надеть свой амулет, однако с тех пор, как она прибыла в Данбар, она была окружена такими людьми.

Это отвлекало.

Она сказала своему сопровождающему правду, она не могла читать их мысли — но у неё едва ли была в этом необходимость. Проезжая по улицам, они миновали множество полных жизненной энергии миров — женщину, несущую воду, с ноющей спиной и разумом, поглощённым заботами, скорее всего о детях; мужчину, злого и чем-то фрустрированного — она не могла сказать, чем именно, но скорее всего это было как-то связано с его нанимателем; ребёнка, заворожённо наблюдавшего за летевшей в небе птицей, хотя его желудок жаловался на голод. Тысячи различных миров кричали ей о себе, некоторые — яркие, другие — мрачные, но все они были прекрасны.

«Нужно сосредоточиться», — сказала она себе, направляя своё внимание внутрь. Карета остановилась, и Джеролд выходил наружу, протягивая ей руку, чтобы помочь спуститься. Она не нуждалась в его помощи, но жест показался ей милым. За его действиями лежал щедрый дух — она довольно легко это видела, вопреки его отшлифованному поведению. Он страдал от некоторых из тех же самых пороков, какие присутствовали у большинства мужчин, но она могла видеть, что его разум упорно трудился над поддержанием дисциплины его мыслей. Судя по тому, что она до сих пор видела у незащищённых людей, это было редкой чертой характера.

По сравнению с ним стражники, наблюдавшие за их проходом через главный вход во дворец, выказывали гораздо меньше внутреннего самоконтроля. Их лица были прохладны, а внешность — спокойна, но в мыслях их была похоть. Один отвёл взгляд, игнорируя лёгкий интерес к форме её тела под платьем, в то время как другой, похоже, активно создавал у себя в голове очень подробную цепочку образов, в которых Мойра скорее всего находилась в унизительных позах и практически без одежды.

Она подавила дрожь, пока они проходили мимо. «Почему они не могут быть как Джеролд?» — задумалась она. Мойра начала ценить преимущества взросления в месте, где разум у всех был защищён.

— Всё в порядке? Ты уже довольно долго молчишь.

Голос Джеролда резко вывел её из задумчивого состояния. Кивнув, она ответила:

— Да, прости. Я просто пыталась придумать, как объяснить мою проблему Королю Дарогэну.

— Не волнуйся, — сказал Барон, улыбаясь, — он — приличный человек, по меркам людей, и отличный король, по меркам королей.

— Куда мы пойдём в первую очередь? — спросила она.

— На короткую аудиенцию с Королём, — ответил он. — Я заранее послал письмо этим утром. После этого он, как я подозреваю, попросит тебя присоединиться к нему в главном зале на обед.

Они прошли в маленькую приёмную, и уселись в удобные кресла, дожидаясь, пока камергер вызовет их внутрь, когда дойдёт их черёд предстать перед королём. Вскоре после них вошло несколько женщин, и их взгляды постоянно возвращались к ней. Их разумы практически сияли завистью и мелочными мыслями. Мойра начала гадать, что доставало её больше — похотливые мужчины или ревнивые женщины. «Мне что, придётся состариться и стать уродиной, прежде чем всё станет лучше?»

— Не обращай на них внимания, — сказал Барон, будто тоже ощутив их враждебность. — Они просто оценивают соперницу.

Минуту спустя большие двойные двери открылись, и камергер — аккуратный малый по имени Бё́рнард — пригласил их войти в зал для аудиенций.

Сам зал по планировке своей был похож на зал для аудиенций, которым пользовалась в Лосайоне Королева Ариадна, но стиль и украшения различались. Стены по большей части занимала декоративная ткань густого красного и малинового цветов, а вся мебель была из тёмной древесины вишнёвого дерева. Большая часть металлических предметов в комнате была золотой, создавая яркий контрапункт к красным оттенкам и тёмному дереву.

Ряды устланных подушками скамей, разделённых длинным проходом, были заняты горсткой людей, видимо дворян. Вдоль стен выстроились воины, и ещё трое человек стояли сбоку от мужчины, который, наверное, и был Королём Дарогэном. Высокий мужчина со светло-коричневыми волосами и простым золотым обручем сидел на резном деревянном троне.

Мойра ощутила находившихся внутри людей задолго до того, как они вошли в зал, но до того момента, как двери раскрылись, она лишь мимолётно пробегала по ним своим магическим взором.

Теперь, приглядевшись, она была шокирована. С её губ сорвался внезапный вздох.

Ладонь Джеролда была у неё на плече, и он подталкивал её вперёд:

— Попытайся держать себя в руках.

Она повернула голову к Барону, широко раскрыв глаза:

— Он мёртв, — прошептала она.

Барон не знал, как воспринимать эту ремарку, и, ведя её вперёд, он тихо ответил:

— Это нелепо. О чём ты говоришь?

— Ваш король, — пробормотала она, встав как вкопанная. Мойра не позволяла ему вести себя дальше. Мужчина, глядевший на неё с трона, был живым трупом. Его сердце билось, лёгкие продолжали двигаться, но разума в нём не было, а эйсар у него почти отсутствовал. Король Дарогэн с тем же успехом мог бы являться куском мёртвого мяса, ибо в его теле эйсара было не больше, чем в троне, на котором он сидел.

Но внутри его черепа было что-то. Там, где она ожидала найти мозг, окружённый энергичной и живой сетью мыслей, построенной из тончайшего эйсара, она вместо этого обнаружила мёртвый металл. Будто какой-то извращённый кузнец или хирург опустошил его череп, и наполнил железом. «Нет, не железом — это какой-то иной металл, и он слишком сложен, чтобы быть отлитым». Она чувствовала и иные энергии, двигавшиеся внутри, но ничто из этого не напоминало эйсар, и уж тем более не указывало на наличие жизни.

Джеролд остановился рядом с ней, его лицо начало краснеть:

— Ты ставишь нас в неудобное положение. Что с тобой не так?

— Не со мной… — дрожащим голосом сказала она, — …а с ним. Что ты такое? — Она указала рукой прямо на мёртвого короля.

Люди по обе стороны комнаты тихо забормотали, не зная, как воспринимать её действия, но король твёрдо произнёс:

— Ведьма боится приблизиться к нам?

Эти слова показались ей странными. Это было как смотреть на говорящую статую — по крайней мере, с точки зрения Мойры. Хотя лицо Дарогэна имело нормальное выражение, и его голос обладал правильными интонациями, она ясно видела, что за его словами не лежал никакой разум. Её взгляд и магический взор заметались по залу, который внезапно стал казаться полным врагов. Остальные были людьми, с эмоциями и эйсаром, отражавшими раздражение и враждебность, которые вызвал ярлык «ведьмы», который на неё навесил король.

Единственными, кто казался слегка иными, были трое людей, стоявших слева от короля. Их эйсар слегка мерцал, будто в предвкушении какого-то удовольствия. У каждого из них на груди гордо красовался лучистый символ Сэлиора. «Направляющие», — осознала она. «Это ловушка!».

Губы Короля презрительно скривились:

— Ты сдашь себя на нашу милость. — Подняв в руке странную пару молочно-белых оков, он жестом приказал ближайшему стражнику приблизиться, и отдал их ему: — Надень их на неё.

Глаза Мойры сверкнули гневом, и внезапный ветер заставил её волосы взметнуться, когда она взяла под контроль ранее находившийся в неподвижности вокруг неё воздух. Её щит стал сильнее, и она повернулась к дверям:

— Я ухожу, — объявила она.

— Ты не боишься пойти против короля? — спросил Дарогэн странно лишённым эмоций тоном.

— Меня воспитали не бояться ни людей, ни чудовищ, — ответила она полным сдержанной силы голосом. — Я видела свою первую битву ещё будучи ребёнком. Мой отец сражался с самими богами — и победил. Я не буду бояться тебя… чем бы ты ни был. — Подняв кулак, она произнесла слово, и метнула окружавший её воздух в двери, заставив их распахнуться. Люди ахнули, а некоторые и взвизгнули от страха. — Прочь с дороги — я никому не хочу причинять вреда, — приказала она, направившись к выходу.

Стражники сумели не испугаться, и пятеро из них встали перед теперь уже открытыми дверями, в то время как остальные медленно приближались к ней, опустив копья, и угрожающе направляя их в её сторону.

— Шибал, — произнесла она, и все они медленно осели на пол, когда их разумы впали в небытие. На миг она испытала искушение сделать что-то ещё, протянуть руку, и коснуться их напрямую, обратив их против их мёртвого короля, однако удержалась.

— Мой король! — крикнул Джеролд, наконец оправившись от шока. — Что это значит? Она — ваша гостья. — К его чести, он сдвинулся, встав между ней и королём.

Лицо Короля Дарогэна было лишено всякого выражения:

— Схватить её, — приказал он стоявшим рядом с ним жрецам. Эйсар вспыхнул вокруг этих мужчин, когда в них полилась сила Сэлиора.

Мойра этого ожидала. Её руки уже метнулись к её талии, стягивая её верхний пояс, казавшийся украшением. После её касания он разделился на две менее крупных полосы плетённого металла, и её воля заставила силу потечь по ним. Пряжка разделилась, образовав две рукояти, по одной для каждой руки, а металл выпрямился в два светящихся меча. Шедшие вдоль них руны вспыхнули, и оружие засияло опасными энергиями.

Пояс был вдохновлён зачарованными клинками, которые Элэйн сделала для её матери годы тому назад, но если те были просто оружием, эти были созданы для использования волшебником. Рунные каналы позволяли им эффективно усиливать её дальние атаки, в то время как вторичные чары одновременно превращали их в смертоносные мечи.

С их помощью она рубила мешавшие ей ленты эйсара, которыми направляющие пытались её спеленать, пока Мойра непреклонно шла к дверям.

Чего она не ожидала, так это того, что спавшие стражники встанут. Открыв глаза, они снова поднялись на ноги, и преградили ей путь. Шокировало её то, что она ясно могла видеть: их разумы всё ещё были глубоко погружены в сон. Посетители-дворяне также повскакивали со своих мест, и начали её окружать.

Разумы дворян были воплощением ужаса и страха, но их лица были безмятежны, а тела двигались со спокойной точностью.

«Они — пленники своих собственных тел», — осознала она. «Как он это делает?». Её магический взор не показывал никакого влиявшего на них извне эйсара, и она была уверена, что это не было делом рук направляющих.

Джеролд, как и остальные гости в зале для аудиенций, был безоружен, и стал голыми руками бороться с несколькими людьми, пытавшимися добраться до Мойры. Она бы сказала ему, что в этом не было смысла, так как они всё равно не могли к ней прикоснуться, но времени на объяснения не было. Путь к выходу ненадолго освободился, и хотя направляющие продолжали её изводить, их троих не хватало на то, чтобы стать по-настоящему серьёзной проблемой. Она не один год вела с братом учебные поединки, а он был гораздо сильнее всё трёх вместе взятых.

Она приостановилась, а затем повернула назад. Она не могла бросить Барона, а на него навалилось столько народу, что он сам ни за что бы не выбрался. К сожалению, до того, как она успела создать вокруг него щит, чтобы оттолкнуть от него остальных, один из стражников шагнул вперёд, и бесстрастно проткнул Джеролда копьём.

— Нет! — крикнула она, ужаснувшись увиденному. В месте, где наконечник копья вышел у него из спины, его рубашка окрасилась кровью. Не думая, она подняла руку, всё ещё управляя ветром, и послала напавшего на Джеролда стражника лететь прочь. Она почти почувствовала треск его черепа, когда тело охранника впечаталось в твёрдую каменную стену, и от этого у неё всколыхнулся желудок. «Я убила его», — заметил её внутренний голос, и её окатила волна вины и стыда.

— Беги, Мойра, — сказал раненый лорд. — Выбирайся, пока можешь.

— Заткнись, — сказала она ему, скрипя зубами, и борясь с подступающей к горлу желчью. — Я тебя спасу. Я и похуже видала. — Вытянув свой эйсар, она начала окутывать его щитом, но направляющие снова вмешались, нападая на неё с трёх разных сторон. Её щит содрогался под их ударами, иона знала, что больше не может себе позволить милосердие.

Направив меч в правой руке на ближайшего направляющего, находившегося где-то в двадцати футах, она послала луч сияющей силы, с шипением пробивший ему туловище. Прошедшая через рунный канал энергия пробила его хлипкий щит, и оставила у него в животе дыру размером с кулак. На долю секунды, прежде чем он упал, она увидела повреждённую стену сквозь дыру в его туловище. Направив меч в левой руке на других направляющих, она их предупредила:

— Если не одумаетесь, то вы — следующие. — Её рука при этом явно дрожала.

Пока она угрожала им, Мойра также создала щит вокруг Джеролда. Гости, а также стражники, продолжали пытаться схватить её, несмотря на то, что их руки и оружие не оказывали на её личный щит никого эффекта. Мёртвые выражения на их лицах, в совокупности с ужасом, скрывавшемся в их скованных разумах, доводили Мойру почти до умопомешательства.

Почувствовав приток адреналина, она окружила себя ветром, превратив его в мощный циклон, отбрасывая их назад, и создавая вокруг себя больше свободного пространства.

В зал вошли ещё стражники, и эти, как она видела, всё ещё действовали нормально — то есть, их разумы всё ещё управляли их телами. Они с раскрытыми ртами уставились на открывшуюся им картину.

Лицо Короля Дарогэна изменилось, вернув себе прежнюю живость, когда он крикнул им:

— Закройте двери! Не дайте ей сбежать! — От этого Мойре стало очень не по себе — она будто наблюдала за человеком, которым управлял какой-то кукловод.

Стражники ретиво повиновались, закрыв двойные двери, и опустив поперёк них тяжёлый засов, чтобы не дать Мойре уйти.

Ситуация совершенно вышла из-под контроля. Оглядываясь, Мойра попыталась найти способ выбраться, который бы не вылился в смерть или ранения большого числа посторонних. В ней боролись гнев и фрустрация, но она не могла ударить по окружающим, не подумав о последствиях. Большинство вышедших против неё людей управлялись вопреки их воле — она не была уверенна как именно это было проделано, но она видела панику и ужас, скрытые за их спокойными лицами. Ветер ревел вокруг неё, и самым простым вариантом было расширить её циклон, уничтожив зал и находившихся в нём людей. «Надо было заклинательного зверя с собой взять», — подумала она. «Тогда у меня было бы больше вариантов».

У неё ещё был один маленький слуга, крошечное, похожее на фею существо по имени Пиппин, но в нём было мало силы. Она собиралась позже использовать его как посланника, чтобы дать Грэму и Чаду знать, что всё идёт хорошо — но ей всё больше становилось понятно, что ничего хорошего сообщить ей не удастся.

Мойра подумала о том, чтобы направить в крошечного заклинательного зверя силу. Это было бы быстрее, чем создавать нового с нуля, однако проделывая такое посреди боя, она оставила бы себя слабой и уязвимой. Мойра приняла решение. «Когда сражаешься со змеёй, отруби голову, и тело умрёт».

Ветер внезапно стих, бросив на пол куски мебели и рваную ткань от обивки, когда Мойра перестала подпитывать его эйсаром. Направив один из своих мечей в сторону Короля Дарогэна, она снова направила эйсар через клинок, совершая мощный выстрел в чудовище, которое, судя по всему, управляло окружавшим её хаосом.

Жутко скоординированные, все находившиеся рядом с линией огня люди бросили свои тела, блокируя её удар. Мощный луч рвал их как бумагу, вмиг убив двенадцать человек. Луч продолжил двигаться дальше, и ударил в Дарогэна, но силы в нём уже поубавилось. Король к тому же ещё и уклонился, и луч пробил небольшую дырку в его правой руке, рядом с плечом — вместо того, чтобы пробить сердце.

Мойра увидела падавших перед ней дворян и стражников — в их разумах отражались шок и боль, пока их тела умирали. Тьма поглощала каждого из них одного за другим по мере того, как их полные ужаса разумы тускнели и потухали.

— Нет! — закричала она, ужаснувшись случившемуся.

В этот момент напали оставшиеся направляющие.

Сосредоточив свою мощь, они послали двойные разряды чистой силы — но не в молодую волшебнику, а в Джеролда. Мойра не влила в его щит много силы, полагая, что он был нужен лишь для защиты его от не-магических противников, и теперь этот щит схлопнулся раньше, чем она успела его укрепить. Боль ослепила Мойру, когда откат заставил её упасть на колени, с трудом оставаясь в сознании.

«Они убили Джеролда», — осознала она, — «просто чтобы меня схватить». Она чувствовала привкус железа во рту, но внутри Мойры стремительно разгорался гнев. Тряся головой, она начала вставать, игнорируя боль черепе, и готовясь испепелить направляющих и, возможно, всех остальных в помещении.

Молочно-белый браслет щёлкнул, когда один из стражников нацепил его ей на правое запястье, заставив покалывавшее онемение карабкаться по её руке. Она махнула левой рукой, и её пылающий меч вскрыл мужчину, будто тот был из тёплого масла. Прежде чем она успела вернуть себе равновесие, кто-то ударил её сзади по голове, заставив покатиться по полу. Падая, она уронила меч, но использовала инерцию удара, чтобы откатиться, и выгадать себе немного свободного места. Подняв оставшийся в правой руке меч, она обнаружила, что тот обмяк, вернувшись в свою неактивную форму металлического пояса. «Странно».

Люди навалились на неё, заламывая ей руки, и одновременно на неё нашла странная апатия. Сосредоточив свою волю, она сожгла двух из них, но второй удар по лицу нарушил её концентрацию. Её плечо пронзила боль, когда обе её руки завели ей за спину, и послышался второй щелчок, когда браслет защёлкнули на втором её запястье.

Она яростно завизжала, но её эйсар уже почти не слушался её. Он быстро угасал, вытягиваемый этими странными оковами.

— Руки прочь! — Мойра лягалась и извивалась, но не могла вырваться из рук своих пленителей.

Невидимый удар резко выбил воздух у неё из лёгких, и её сопротивление испарилось. Кашляя и задыхаясь, она свалилась на пол, и в относительной тишине услышала жуткий голос Короля Дарогэна:

— Убить её.

— Лети, Пиппин, — выдавила она, едва шепча. — Найди Грэма, найди Кассандру… расскажи им. — Тут её ударила самодельная дубинка, и Мойру нашла тьма.

Глава 7

— Не нравится мне это, — пробормотал Грэм, наблюдая за тем, как гремит увозившая Мойру прочь карета.

— Кончай ныть, — отозвался Чад. — Сегодняшний день на самом деле может оказаться хорошим.

— Это как это?

— Теперь, когда маленькая принцесса уехала, мы можем делать всё, что захотим. — Лесник одарил его редкой улыбкой. — Почему бы нам не прогуляться по городу?

Грэм нахмурился. Он чувствовал скрывавшийся за словами мужчины дополнительный смысл, но не был уверен, к чему тот клонил:

— Ты разве не беспокоишься о ней?

— Не, — сказал охотник. — Вопреки тому, что ты думаешь, тот малый, с которым она уехала, показался мне весьма приличным. К тому же, с Королём ей скорее всего безопаснее, чем где-то ещё в этом варварском городе. А для нас это — идеальная возможность.

— Возможность?

— Посмотреть, что мы сможем выяснить про Графа Бэрлэйгена.

Грэм скрестил руки на груди, и принялся ждать, показывая своей позой, что предвидит полное объяснение.

— Пока ты растрачивал свою молодость и не валялся с нашей весьма привлекательной хозяйкой, я занимался делом.

— «Растрачивал молодость»? Я спал, чем и тебе следовало заниматься, а не пить всю ночь, — возразил молодой рыцарь. Что он не мог сказать, ибо это было слишком трудно, так это то, что его сердце всё ещё было разбито. После потери Алиссы он ни за что бы не смог даже подумать о том, чтобы возлечь с другой женщиной. Грэм не был уверен, сможет ли он вообще когда-нибудь испытывать подобное к кому-то другому, хотя отлично понимал, почему охотник считал хозяйку заведения столь привлекательной.

— Ха! — воскликнул Чад. — Если бы за мной увивалась такая женщина, я этим утром, наверное, всё ещё приходил бы в себя. Эта женщина — похлеще похмелья! Чего ты пока не осознал, так это того, что Чад прошлой ночью работал не покладая рук, и пока ты давал отдых этой деревяшке, которую ты зовёшь черепом… я собирал ценные сведения.

Грэм скептически посмотрел на лесника:

— Да неужели?

— Именно так, и тебе, малец, стоит послушать, — сказал Чад, заговорщицки подмигивая ему. — Наш дорогой Граф сейчас в городе с визитом к Королю. Прибыл вчера, и остановился во дворце. Все его люди сейчас в его доме, здесь, в городе. Мы могли бы сходить туда, и посмотреть, что мы сумеем выяснить, пока их господин и повелитель не путается под ногами.

Молодой рыцарь уставился на охотник, тщательно размышляя. Чуть погодя он сказал:

— Мойра всё равно до вечера не вернётся…

Чад одарил его хулиганской ухмылкой.

— Но что если мы ей понадобимся раньше?

— Ты действительно так думаешь? Эта девчонка опаснее, чем мы с тобой вместе взятые — а а ведь у неё ещё и магия есть! — Чад немного посмеялся своей собственной шутке.

Грэм принял решение:

— Ладно, так и поступим. — Смеяться он подчёркнуто не стал.

* * *

— Ещё раз, почему я тащу эту штуку? — спросил Грэм. Он пошевелил рукой, указывая на лук, который в ней сжимал. — Это делает нас не слишком-то неприметными. Обычные люди не ходят по городу с таким оружием.

— Говори за себя, — огрызнулся Чад. — Мы скажемся лучниками в поисках найма. Если у тебя нет лука, то такая байка не сработает.

Грэм вздохнул, но не стал спорить дальше.

— Видишь, вон у того малого есть арбалет, — сказал Чад, кивая головой в сторону мужчины на другой стороне улицы.

— Он городской стражник, — сухо ответил Грэм.

Чад слегка пихнул его:

— Не останавливайся, чтобы поглазеть — он и так на нас смотрит.

Грэм зарычал:

— Тогда тебе не следовало на него показывать!

Они пошли дальше. В данный момент они находились в западной части города, и хотя они ещё не достигли более богатой части, где держал свой дом Граф Бэрлэйгена, что-то ощущалось определённо не так. Грэм не мог в точности сказать, что именно, но от этого у него чесалась спина между лопатками.

— Тут сверни налево, — тихо сказал Чад, когда они должны были вот-вот пройти мимо угла одного из зданий.

Грэм так и сделал, но взглядом он задавал своему спутнику вопрос. Они оказались в узкой аллее между двумя лавками.

— У нас хвост, — тихо проинформировал его Чад. — Если он свернёт за угол, будь готов. Если будет идти дальше — то просто молчи.

Грэм ждал, позволяя своему разуму замереть тем своеобразным способом, которому его научил Сайхан. Теперь это стало для него второй природой. Секунды ползли мимо, пока мимо входа в их аллею не прошёл человек. Незнакомец остановился, глядя вперёд, а затем повернул в тёмный проулок. Глаза человека удивлённо расширились, когда он заметил, что двое мужчин, за которыми он следил, прятались по обе стороны аллеи.

Время замерло, а Грэм потёк вперёд — его скорость казалась почти вторичной для идеальной грации его движений. Его правая рука вытянулась, а ладонь ударила незнакомцу под подбородок настолько сильно, что тот свалился без чувств. Его череп отозвался громким стуком, ударившись о булыжную мостовую — он полностью потерял сознание ещё до того, как закончил падать.

— Чёрт побери, — выругался Чад. — И как прикажешь мне теперь его допрашивать?

Молодой рыцарь поморщился:

— О…

Охотник уже стоял над их бывшим преследователем на коленях:

— Бля, ты, кажись, его прикончил.

— Что?!

— Нет, постой… сердце бьётся, но глаза его совсем того. Насколько сильно ты ему врезал?

— Достаточно сильно… — с некоторой робостью сказал Грэм. В прошлом Сайхан заставлял его тренироваться вместе с обычными солдатами, чтобы научить сдерживать свои удары, но с тех пор, как он получил узы с драконом, Грэм ещё не успел привыкнуть к своей силе.

— Обнаружена аномалия, — довольно громко произнёс незнакомец. Открыв глаза, он начал садиться.

Грэм снова его ударил.

— Чёрт тебя дери! Да о чём я только что толковал? За каким чёртом ты снова ему врезал? — выругался Чад.

— Он меня испугал.

Незнакомец начал дёргаться и извиваться, лёжа между ними.

Чад одарил молодого человека пристальным взглядом неодобрения.

— Это была случайность, — сказал Грэм, но уже чувствовал себя ужасно.

— Что-то с этим малым не в порядке, — сделал наблюдение Чад. — Он действовал странно, и говорил ещё страньше. Ты знаешь, что такое «анономия»?

— По-моему, он сказал «аномалия», — ответил Грэм. — Это означает нечто странное или необычное.

— Я знаю, что это значит, — проворчал охотник. — Просто неправильно расслышал.

Грэм сморщил нос:

— От него ужасно воняет. Зачем какому-то кожевнику следить за нами? — Он поднял одну из испачканных коричневым ладоней незнакомца, подчёркивая своё наблюдение. Это, в совокупности с сильным запахом мочи, любому хватило бы, чтобы доказать профессию этого человека.

— Дело говоришь, — согласился Чад. — Странный выбор лазутчика. — Лесник бросил взгляд дальше по аллее, а потом обратно на улицу. — Пошли. Мы будем выглядеть ещё подозрительнее, торча над телом раненого.

Грэму не нравилась мысль о том, чтобы оставить мужчину там, но спорить с логикой охотника он не мог. Они вышли из аллеи, вернувшись на улицу, и изо всех сил постарались шагать как обычно. Вдоль дороги было мало людей, и каждый из них как-то слишком долго смотрел на них, пока они шли мимо, ещё больше разжигая паранойю Грэма.

Через сотню ярдов их дорога пересеклась с двумя другими, и толпа стала более плотной. Открытое место на перекрёстке стало импровизированным рынком, заполненным людьми, продававшими различные овощи и другую еду. Рынок казался достаточно заурядным, но Грэм заметил, что некоторые из людей открыто за ними наблюдали.

«Ты позволяешь своему воображению возобладать над тобой», — сказал себе Грэм. «Это просто обычный рынок. Ни у кого нет никаких причин в чём-то нас подозревать». Ладонь Чада у него на плече отвлекла его от этих мыслей.

В двадцати футах торговец рыбой пялился на них, стоя у своего киоска. Чуть погодя лицо мужчины изменилось, странным образом обмякнув, после чего он встал, и пошёл в их направлении. Большинство людей в толпе игнорировали его, но ещё несколько человек остановились, и стали делать то же самое.

К ним с разных направлений приближалось как минимум восемь или девять разных людей из толпы. Это могло бы казаться менее подозрительным, если бы эти люди имели что-то общее, будучи, например, стражниками — однако горожане казались совершенно никак друг с другом не связанными. Двое были женщинами, продолжавшими нести свои покупки, а ещё одним был торговец сухофруктами.

— Сюда, — подтолкнул его Чад, направляясь влево. Это был кратчайший путь прочь от толпы и на одну из дорог, что вела в менее людную область города.

Они прошли десять футов, прежде чем очередной незнакомец, которого Грэм не успел прежде заметить, положил руку ему на плечо, резко потянув, чтобы заставить его остановиться. Уже полный адреналина, Грэм повернулся, чтобы ослабить хватку мужчины, и впечатал свой левый локоть незнакомцу в пузо. Не останавливаясь, они продолжили идти вперёд, игнорируя удивлённое аханье, когда кто-то из людей заметил внезапную стычку.

Чад внезапно остановился перед ним. Кто-то ещё без предупреждения схватил его, и короткое время они боролись. Грэм не мог видеть, что именно произошло, но затем новый незнакомец упал, а лесник снова пошёл — в руке его мелькнула сталь, а землю окрасила кровь.

«Он только что кого-то пырнул у всех на глазах», — подумал Грэм. «Городская стража скоро на нас набросится». Несмотря на волнение, вызванное этой мыслью, его больше беспокоила тайна того, почему за ними следили совершенно незнакомые люди, а потом ещё и нападать начали. Ещё два человека схватили Грэма за рукава, и он ударил, сбивая одного из них вбок, а второго отправив в полёт. Он почувствовал чёткий хруст кости, когда его кулак соприкоснулся с щекой одного из этих людей. «Это была женщина!». Внутри него боролись за первенство вина и страх.

Люди начали кричать, когда остальные в толпе заметили неожиданное насилие. Мужчина, которого Чад ткнул ножом, истекал кровью на земле позади них, и ещё несколько человека с трудом пытались встать после рефлекторных ударов Грэма. Жутче всего было то, что раненые не издавали никаких звуков. Кричали только зеваки.

Охотник оттолкнул оглушённого фермера прочь, и вырвался на открытое пространство, перейдя на бег. Грэм бежал следом, и они понеслись прочь от площади, по узкой дороге. Большинство людей на рынке наблюдали за ними с выражением либо возмущения, либо удивления на лицах, но несколько человек следили за ними совершенно ничего не выражавшими взглядами.

— Что происходит? — громко сказал Грэм на бегу.

— Не знаю, но это чертовски странно! — крикнул лесник.

— Куда дальше? — спросил Грэм, когда они стали приближаться к новому перекрёстку.

— Направо — там должны быть ворота.

— Мы не можем уйти без Мойры! — сказал Грэм, уже поворачивая в том направлении.

— Её не разыскивают за убийство и нападение, — отозвался Чад.

— Они сами напали, — возразил Грэм.

— Ты это судье скажи, и посмотришь, поверит ли он тебе, — сказал Чад, а затем остановился: — Какого хуя?

Поперёк дороги впереди них выстроилась цепочка людей. Никто из них не был стражником — они выглядели обычными горожанами, и у всех у них были ничего не выражавшие лица и остекленевшие взгляды.

Грэм остановился рядом с Чадом, используя эту возможность, чтобы призвать Шип и броню.

— Я пробьюсь — не отставай.

— Их слишком много, — парировал Чад. — Они тебя числом задавят.

— Мечом их отпугну, — сказал Грэм. — Они все безоружны.

— Как они вообще сумели нас обогнать? — задумался Чад, но последовал за молодым рыцарем, когда они побежали на выстроившихся в ряд горожан.

Однако всё пошло совсем не так, как ожидал Грэм. Люди впереди него не выказывали никакого страха перед мечом, наваливаясь на Грэма своими телами. Из изгибался и тянул, используя локти и плечи, чтобы вырваться из их хватки, не желая убивать безоружных людей, однако предсказание лесника оказалось верным. Считанные мгновения спустя он обнаружил, что застрял в мешанине цепких рук, и вес толпы начал тянуть его к земле.

Чад был менее сдержанным, используя два длинных ножа, чтобы срезать всякого, кто к нему приближался — однако несколько истекавших кровью противников уже тащили его своим весом на камни мостовой.

«Простите», — подумал Грэм, отчаявшись. Несмотря на вес тянувших его людей, он вырвал свою руку на свободу, и махнул Шипом, одним ударом сразив двух человек. Потекла кровь, в течение секунд мостовая стала скользкой от красной жидкости и умирающих людей. Яростно рубя, он расчистил вокруг себя пространство, а затем пошёл освободить своего спутника. Шип поднимался и опускался, а руки и ноги лишались своих хозяев под ударами резавшего плоть и кости двуручного меча.

Из домов и лавок вдоль окровавленной улицы выходило всё больше людей. Некоторые кричали в смятении, увидев то, что там творилось. Мужчины и женщины лежали разбросанными и истекающими кровью на дороге, а в центре стоял закованный в металл рыцарь. Громкий свисток вдалеке оповестил их о приближении городской стражи.

Грэм смотрел на то, что его окружало, с ужасом не меньшим, чем у остальных зрителей. «У меня не было выбора!» — вопило его сердце. «Не было ведь?».

Его одолели сомнения, когда он услышал, как маленький мальчик закричал «Мама!». На другой стороне улицы мужчина удерживал ребёнка, отчаянно пытавшегося подбежать к его умирающей матери.

«Я даже не знаю, какую из них он имеет ввиду». Он уставился на Чада в шоке, когда тот снова ему закричал. В первый раз он его не услышал.

— Бежим, малец! Сейчас стража нагрянет.

— Почему это происходит? — спросил он у лесника.

— Не знаю, но если мы не уберёмся отсюда, то гадать об этом будем в тюремной камере.

Они побежали, двигаясь дальше по той же дороге, надеясь найти ясное указание на то, что их путь действительно лежал к одним из городских ворот. Однако прежде чем они это указание нашли, им встретилась очередная группа жителей с пустыми лицами, перегородившая дорогу впереди. Не думая, они свернули влево, в тупиковый переулок, надеясь найти способ сбежать.

Свою ошибку они обнаружили пятьдесят футов спустя. Переулок закончился тупиком. Они были в ловушке, и единственный выход начали заполнять люди. Чад натянул на свой лук тетиву, и ослабил завязки, удерживавшие стрелы в его в колчане.

— Сколько у тебя стрел, малец? — спросил его лесничий.

Грэм без всякого выражения уставился на него, а его язык ответил сам по себе:

— Пять.

— Дай мне твой колчан, — сказал Чад.

— У меня тоже лук есть, —возразил он. Люди уже бежали к ним.

— Нет времени и нет смысла тратить зря стрелы, — сказал лучник. Его лук уже был поднят, и две стрелы оказались в воздухе прежде, чем он закончил говорить.

У Грэма всё равно сердце к этому не лежало. Мысль о том, чтобы стрелять в людей, после того, как он уже убил столько народу, вызывала у него тошноту — но альтернативы, похоже, не было. Лук Чада Грэйсона равномерно гудел, пока тот натягивал и отпускал тетиву — его руки работали в смертоносном ритме. Менее чем за минуту у него кончились стрелы, а несколько секунд спустя он опустошил и колчан Грэма. На дороге лежали, раскинувшись, семнадцать человек, и большинство из них были мертвы, хотя один или два ещё цеплялись за жизнь — стрелы торчали у них в животах.

— Я всё, малец, — сказал лучник. — Дальше будет худо.

«Всё уже худо — просто ужасно», — подумал Грэм.

— Нет, — внезапно сказал он. Бросив взгляд вверх, он указал своему спутнику.

— До крыши двадцать футов. Даже в юные годы я б столько не вскарабкался, да и времени у нас нет.

Вместо того, чтобы объяснять, Грэм встал на колени, и сцепил ладони, ясно показывая Чаду, что тому следует встать на них.

— Слишком высоко! — возразил Чад. — Даже с твоей помощью мне так высоко не подпрыгнуть.

— Просто напряги ногу, — сказал Грэм. — Остальное я сделаю сам.

Всё больше людей, и несколько стражников, стали появляться у входа в переулок. Отрицательно покачал головой, Чад тем не менее подобрал свой лук, и повесил себе на плечи. Он поставил ногу на сомкнутые ладони Грэма, поддерживая равновесие с помощью положенных на широкие плечи молодого человека рук.

Резко выпрямившись, Грэм с невероятной силой подбросил руки, отправив своего друга в полёт. Чад, ругаясь матом, летел вверх, пока наконец не упал на черепичную крышу. Каким-то чудом он сохранил равновесие, хотя переживание явно его встряхнуло. Глядя вниз, он окликнул:

— А дальше что?

Грэм посмотрел вверх, сгибая колени, пытаясь прикинуть расстояние. Времени на размышления было мало, и он прыгнул настолько высоко, насколько осмеливался. На миг он ощутил, будто летит, а затем миновал край крыши. Он продолжил пониматься ещё десять футов, прежде чем снова упасть, крепко ударившись о твёрдую черепицу. Та стала трескаться и ломаться вокруг него, когда он упал на противоположной стороне крыши, и Грэм начал скользить вниз по её скату.

Катясь вниз, он молотил вокруг себя руками, пытаясь остановить падение, но это было бесполезно — его закованные в броню руки не могли ни за что уцепиться. Когда он в конце концов скатился с крыши, единственным его утешением было то, что он оказался на противоположной стороне здания. Его хитро сделанная броня затвердела, когда он ударился о мостовую, и спасла его от переломов или чего-то похуже, однако он всё равно почувствовал ушиб. Чад выглянул с края крыши, затем повернулся, и осторожно слез с неё, повиснув на руках, прежде чем упасть оставшиеся десять футов.

Молодой воин быстро встал на ноги, но когда он начал было бежать прочь, Чад постучал ему по плечу:

— На этой стороне некому нас увидеть. — Охотник закончил, указав на дверь погреба рядом с тем местом, где они оказались. Дверь была заперта на железный навесной замок.

Грэм мгновенно его понял. Сжав замок двумя руками, он напряг плечи, и изогнулся. Дужка замка оказалась крепче металлической полосы, через которую проходила — та с хлопком оторвалась, оставив дверь погреба без замка и без места, куда его можно было бы навесить. Они поспешно открыли двери, и спустились по ступеням, закрыв двери за собой.

— Не думаю, что кто-то видел, как мы входили, — тихо пробормотал Грэм.

— Чёрт, я нас даже не вижу, — сделал наблюдение лесничий. — Тут темно, как у старушки в…

Грэм закрыл ему рот ладонью, прежде чем Чад успел закончить эту фразу.

— Кто-то ходит наверху, — прошептал он. Вообще-то, там никого не было, но он действительно не хотел услышать окончание поговорки. Некоторые фразы, однажды услышанные, уже нельзя было разуслышать. Он подождал подходящий промежуток времени, прежде чем снова заговорить: — Похоже, что мы находимся в чьём-то погребе.

— Запах действительно соответствующий, — согласился Чад. — Не знаю, как ты тут что-нибудь видишь при закрытых дверях. Тут темно, хоть глаз выколи. — Он чуть помолчал, а затем произнёс скороговоркой: — Чернее чем у коровы в жопе. — Охотник захихикал, закончив своё дополнение.

— Тебе таки не терпелось что-то подобное сказать, а?

— Просто проверял, беспокоят ли тебя коровьи части тела так же, как женские. Теперь я знаю, и мне всего-то нужно сказать что-нибудь про п…мблрлф! — Голос Чада прозвучал невнятно, когда Грэм снова закрыл ему рот ладонью. Егерь тихо посмеялся, когда рука была убрана.

— В следующий раз я запихну плесневелую репу в эту выгребную яму, которую ты зовёшь ртом, — проворчал Грэм.

Охотник осклабился:

— Ты ужасный лжец, парень.

— Я не лгал. Тут повсюду репа.

— Не, не об этом. Я имел ввиду о людях на улице, минуту назад. И как ты можешь так хорошо видеть?

— Грэйс… узы с драконом — они делают меня не только сильнее. Все мои чувства обострились.

— А вот это интересно, — сказал Чад, задумчиво потирая подбородок в темноте. — А как насчёт твоего носа?

— Ну, да… — ответил Грэм, но затем остановился, когда его ноздри заполнил неприятный запах. — Чёрт, ну и вонь! — прошипел он, пытаясь не повышать голос, при этом одновременно подчёркивая, насколько запах выбивал его из колеи. Вопреки себе Грэм начал хихикать, и в его смехе звучали почти истеричные нотки.

Чад смеялся вместе с ним, пока наконец не заволновался о том, что Грэм теряет контроль над собой:

— Хватит, а то ты нас так выдашь.

— Скорее они заметят вонь, идущую из погреба, — парировал Грэм. — Что ты такого съел вообще?

— Думаю, дело в пиве той блудной бабы… или, возможно, в супе с репой…

— Тогда я беру свои слова про гнилую репу назад, — сказал Грэм, снова давясь смехом. — Тогда бы запах нас точно прикончил. — После этого он какое-то время молчал, вновь осознав серьёзность их ситуации. — Как мы вообще можем вот так смеяться, после только что случившегося?

— Ты ж не в первый раз убиваешь людей, — сделал наблюдение охотник.

— Раньше было иначе. Они были убийцами, и я защищал кого-то другого. А здесь была резня. У этих людей не было никаких шансов, но они просто не останавливались… — Грэм не стал распространяться дальше, поскольку у него в горле встал ком. Когда он снова заговорил, он задал вопрос: — Как ты можешь быть настолько спокойным?

— У всех по-разному. Кто-то смеётся, а кто-то плачет после битвы, но хуже всего ночью, когда лежишь один в кровати.

Грэму было слышно старую боль в голосе мужчины. Он знал, что этот лучник убил сотни людей во время войны с Гододдином, и наверняка ещё кого-то до этого.

— Как ты с этим справляешься?

Чад одарил его фальшивой улыбкой:

— Никак. Днём — живу, смеюсь, и не думаю об этом. А ночью, ну, я пью… много пью.

После этого они какое-то время не говорили, но в конце концов Грэм нарушил молчание своим самым ужасным вопросом:

— Как думаешь, скольких я убил — там, на улице?

— Выглядело там всё хуже, чем было на самом деле… — сказал Чад, — …восемь, возможно девять.

— Это весьма худо, — подавленно сказал Грэм. — Среди них и женщины были.

— Я убил восемнадцать.

Грэм поднял своё лицо из ладоней:

— У тебя же было только семнадцать стрел.

— Тот мужик на рынке, — напомнил ему лесничий. — Я вспорол ему брюхо. Он не выкарабкается.

— Некоторые из попаданий стрел могли оказаться не смертельными, — заметил Грэм. Он внутренне вздрогнул, говоря это, когда осознал, что даже если пара человек выживет, это всё равно было бойней.

— Не, сегодня никто из них домой не вернётся. Я ни одного из них не ранил. Я уже давно и на собственном опыте усвоил этот урок. Каждую из тех ёбаных стрел я засадил во что-то жизненно важное. — Слова Чада были полны горечи и, возможно, ненависти к себе, но он ещё не закончил: — Я, может, и убийца-ублюдок, но я не покину этот мир, не забрал с собой столько народу, сколько смогу. Когда я умру, в руках у меня будет не лук — скорее всего это будет нож в темноте, вероятно — от женщины, которую я по пьяни счёл влюблённой в меня.

Грэм не знал, как на это ответить, поэтому удовлетворился фразой:

— А вот теперь ты просто скатываешься в нездоровый трагизм.

— Трагично это только если тебя пырнут раньше, чем ты получишь то, за что заплатил…

— Думаю, мне тут нравилось больше, когда воняло, и когда мы ржали как идиоты.

Чад осклабился:

— Осторожней с желаниями, парень.

Грэм попытался не сблевануть.

Глава 8

Мойре грубо запрокинули голову, в то время как один из гостей короля приготовился вскрыть ей горло банкетным ножом. Обычно таким предметом людей не убивали, но поскольку в присутствии короля нельзя было носить оружие, у этого мужчины ничего другого не нашлось. Мойра в ужасе завращала глазами, когда он повернул нож острой стороной к её шее, чтобы выполнить приказ. Она знала, что ножа будет более чем достаточно.

— Стойте, — сказал ещё один голос, вне её нынешнего поля зрения. — Сэлиору нужно знание, которым она обладает. Её смерть нарушит нашу сделку.

Нож замер, холодя кожу у неё на шее. Король Дарогэн ответил говорившему:

— Объясни его логику — нам сказали, что её предок уже обладает необходимой информацией.

— Волшебник всё ещё сопротивляется вашим попыткам разобрать его мозг, — сказал направляющий.

— Его физическая форма постоянно меняется — в конце концов он устанет. Тогда вы получите вашу информацию, — сказал Дарогэн.

— Вы не можете быть в этом уверены. Даже если он сломается, ваша попытка впитать информацию у него в голове может окончиться неудачей, — парировал направляющий.

— Нет причин полагать, что у его отпрысков есть желаемое Сэлиором знание.

— Значит, вы не понимаете людей, — возразил направляющий. — Даже если она не знает, её можно использовать как рычаг давления, чтобы ослабить его решимость.

— Наше сознание состоит из миллиарда подобных разумов, — сказал Дарогэн, — мы знаем о человечестве гораздо больше, чем существо вроде твоего господина может даже мечтать.

— Тогда спросите у них! Они могут понять, а вы — явно не понимаете.

Последовала короткая пауза, а затем Дарогэн снова заговорил:

— Похоже, что ты прав. Самка, судя по всему, не обладает способностью к преображению, которая есть у её отца, поэтому мы заберём её разум. Если информация там, то её предок нам больше не будет нужен, а если нет, то мы всё ещё сможем использовать её тело против него. — Король вышел вперёд, никак не показывая чувство ужасной боли, которое должно было вызывать у него плечо.

Нож исчез, и двое других мужчин жестоко сжали ей голову, и пальцами заставили её раскрыть рот. Челюсти у Мойры были мощными, но совокупная сила двух человек оказалась сильнее, и они медленно развели ей зубы. Лицо Дарогэна приблизилось, и его губы раскрылись. Когда он прижал свой рот к её собственному, блеснуло что-то металлическое.

«Нет!» — кричал разум Мойры, когда она ощутила, как что-то холодное и твёрдое ползёт по её языку. Царапая ей язык острыми ножками, странное металлическое насекомое ползло вперёд, ища заднюю сторону её горла. Отчаянно вырываясь из рук державших её мужчин, она никак не могла надеяться сбежать. Паника уничтожила её способность соображать, но страх заставил оставшуюся у неё силу резко сфокусироваться. Почти без усилия мысли она создала у себя во рту щит, заключив в него странное чудовище, и раздавила тварь. От появившегося во рту ужасного вкуса её затошнило, когда щит исчез. Державшие её люби расслабились, и она сумела выплюнуть странную металлическую штуковину.

— Она всё ещё сохраняет слишком много силы, — сказал направляющий. — Лунных оков для этого недостаточно.

— Под замок её, — приказал Дарогэн. — Позже мы попытаемся снова. Как только она потеряет сознание, процесс пойдёт проще.

Один из стражников, вошедших после начала конфронтации, заговорил, и дрожь в его голосе указывала на то, что он не был под тем же контролем, что и большинство остальных:

— Д…да, Ваше Величество. А что Барон?

— Вы возьмёте его себе? — спросил направляющий.

— Он ничего не знает, и его тело уже умирает. Пока что его тоже под замок. От тела мы сможем избавиться позже, когда найдём подходящее объяснение его смерти, — объявил Дарогэн. Взгляд мёртвых глаз короля вперился в говорившего только что стражника: — Ты, и остальные, кто пришёл снаружи — ждите меня в соседнем помещении. Я поговорю с вами наедине.

«Оно не контролирует всех», — подумала Мойра. «Оно собирается сделать с ними то же самое, чтобы не дать им рассказать об увиденном. Что это была за штука?». Она сплюнула, пока они тащили её обмякшее тело прочь из зала, пытаясь избавиться от ужасного привкуса во рту.

Бросив взгляд вниз, она лениво заметила, что одолженное ей Бароном платье было загублено. Один из державших её людей был сильно ранен её мечом, прежде чем её сковали. Его кровь оставила на ткани огромные пятна. Её магический взор, который, к счастью, всё ещё работал, показал ей, что шедшие позади люди несли бессознательное тело Джеролда. «Бедняга Джеролд».

Теперь, когда вызванный битвой адреналин кончился, на неё навалилась усталость, оставив её холодной и дрожащей. Но несмотря на это её разум яростно трудился, пытаясь понять, что произошло, и, важнее всего, почему это произошло. Она не смогла прийти ни к какому разумному выводу, но одна мысль выделялась среди всех остальных: «мой отец определённо ещё жив, и он — у них».

Они двинулись вниз, пока её наконец не притащили в то, что наверняка было темницей. Мойра прежде читала о подобных местах, но никогда не видела сама. Её отец не счёл нужным построить себе темницу, и никто никогда не хотел позволять ей видеть темницу в Ланкастере, хотя та была по большей части пустой. Однако местная, хэйлэмская темница явно активно использовалась. Запах плесени и лежалых отходов идеально соответствовал тому, как она себе всегда представляла темницу.

Каждая камера представляла из себя каменную комнату, высеченную в скале под замком Короля Дарогэна. Хотя внутренние стены были каменными, передняя стена состояла исключительно из железных прутьев и двери. Бессознательное тело Джеролда бросили в одну из камер, а Мойру затолкали в камеру по соседству. Щелчок железного замка прозвучал с ужасной окончательностью, когда дверь закрылась.

Мойра задумалась, хватит ли ей сил справиться с замком. Она уже знала, что была чрезвычайно слаба. Оковы лишили её большей части силы. Её магический взор всё ещё работал, и она, очевидно, сохраняла внутри своего тела некоторое количество силы, но кандалы будто вытягивали любой эйсар, которым она пыталась манипулировать вне своего собственного тела.

Её надежды были перечёркнуты, когда двое мужчин остались, встав на страже снаружи её камеры. Она знала, что даже если у неё хватит сил что-то сделать с замком, на бой со стражниками её не хватит. «Блядь».

«Это было не очень подобающим для леди». Она почти могла вообразить Грэйс, отчитывающую её за бранную речь. Прежде чем принять свою новую роль, драконица Грэма была её первым заклинательным зверем, годами живя в виде мягкой мишки, с которой Мойра играла. Грэйс никогда не одобряла, когда Мойра изредка забывалась, прибегая к ругани. «Но её сейчас здесь нет, и мне точно хана, если я не найду способа выбраться из этой передряги».

«Нужно быть хитрой». Она потратила несколько минут, пытаясь именно это и сделать, но никаких мыслей в голову не приходило. «В книгах это всегда казалось так просто». Она сменила тактику: «Что бы сделала Леди Роуз?».

Это тоже никак не помогло. Она не могла вообразить мать Грэма заточённой в темнице. Такой образ просто отказывался формироваться у неё в голове. Вообразить её собственную мать в тюремной камере почему-то было проще, но, с другой стороны, решения её матери для такой ситуации ей тоже были бесполезны. «Я не могу просто порвать прутья решётки голыми руками».

— Да и вообще, маму бы не схватили, — пробормотала она себе под нос. — Она бы с боем вырвалась на свободу.

В её разуме мелькнуло видение её меча, рубившего человека в зале для аудиенций — и на неё накатила тошнота. Что хуже, за этим образом последовало воспоминание о людях закрывших своими телами Короля. Несмотря на множество чудного опыта в детстве, она никого никогда прежде не убивала.

Её глаза наполнились слезами, и она заплакала. Нервность и тревога последних нескольких дней измотали её, хотя она и трудилась над тем, чтобы поддерживать свой самый лучший фасад. Её отец всегда был сильным, а её мать была ещё сильнее, однако она знала, что была лишь ребёнком. Как бы она ни старалась, это всё было видимостью, и теперь она оказалась в ситуации, с которой не могла справиться. Она долго и тяжело рыдала, ненавидя себя за это, но не в силах остановиться.

Через некоторое время слёзы прекратились, а её голова стала ощущаться яснее. «Прекрати себя жалеть, и подумай о том, что у тебя есть». Это было легко — у неё мало что было, но теперь, успокоившись, она осознала, что у неё ещё были козыри в рукаве. «Драконы будут искать меня, и Грэм с Чадом в точности будут знать, куда я уехала». Либо Грэма, либо любой из дракониц будет достаточно, чтобы положить конец Королю Дарогэну и любому числу его солдат. Чада тоже не следовало сбрасывать со счетов — лесничий смертоносно управлялся с луком.

«Мне нужно просто выжить до тех пор, пока они меня не спасут». Эта мысль её подбодрила, но не была удовлетворительной. Мойра была волшебницей, и дочерью человека, который почти что одной левой переписал ход истории Лосайона. Она не могла сидеть без дела. «У меня есть не только союзники». Она всё ещё обладала магическим взором, и, очевидно, некоторые её способности продолжали работать. Тут она вспомнила о своём брате, и задумалась, что бы на её месте сделал он.

Мысли о Мэттью её раздражали. Он бы поворчал про то, что она вообще позволила себе попасть в такую ситуацию, хотя и сам бы справился не лучше. «Он, наверное, попытался бы измыслить какие-то чересчур усложнённые чары, чтобы выбраться отсюда». Одновременно она обнаружила, что волнуется за него. Она оставила его одного, в Лосайоне. «Что если он попал в беду?». Совсем недавно ей пришлось приращивать обратно одну из его рук, когда один его эксперимент пошёл не так.

Однако мысли о брате всё же навели её на одну хорошую идею. Подняв оковы перед собой, она стала изучать тонкие руны, высеченные на молочно-белым камне, из которого они были сделаны. Она, может, и не была такой же хорошей чародейкой, как её отец и брат, но она всё же многое знала о зачаровании.

Несколько минут тщательного изучения многое ей рассказали. Метод, с помощь которого оковы воздействовали на её эйсар, был слишком усложнённым и неэффективным. Если бы создатель этого предмета сделал всё как надо, оковы бы полностью отрезали её от её способностей. Вместо этого они лишь высасывали большую часть эйсара, который она пыталась проецировать за пределы своего тела. Для более слабого мага этого могло бы хватить, чтобы полностью остановить любое использование магии, но для мага посильнее это было не совсем достаточно.

«Их, наверное, сделал давным-давно кто-то, кто в чародействе не очень разбирался». Несмотря на изъяны в браслетах, она не видела никакого способа разрушить чары, пока те были у неё на запястьях. Она подумала было о том, чтобы попытаться разбить их ударами о каменный пол, но не могла быть уверенной в том, сколько в них содержалось эйсара. Реакция, вызванная их разрушением, вполне могла положить конец её жизни.

Тут она заметила, что один из стражников пялился на неё. Магический взор сказал ей, что он снова контролировал свой разум, хотя случившееся ранее его несколько сбивало с толку. Если он и помнил о потере контроля над своим телом, то никаких следов этого не осталось, иначе он страшился бы гораздо больше. Вместо этого, как она предположила, в его памяти остался пустой промежуток.

В тот момент он думал определённо нецеломудренные мысли, наблюдая за ней. Она попыталась не содрогнуться. «Он минимум лет на десять старше меня, как он вообще может думать о подобных вещах?». Конечно, за последнюю неделю она отлично усвоила, что у многих мужчин не испытывали никакого волнения, когда дело доходило до фантазий о девушках гораздо моложе их самих.

Мойра обратила своё внимание на Джеролда. Магическим взором она видела, что он ещё дышал, лёжа в камере по соседству, но он медленно истекал кровью. Тщательно сосредоточив своё восприятие, она смогла определить, что ему вообще повезло выжить. Копьё пробило ему живот, не задев желудок или кишки, но печень его оказалась порвана — большая часть крови была из пронизывавших печень вен. Если бы у него была перерезана артерия, то он бы уже умер.

«Он может и выжить, если я смогу залатать рану и остановить кровотечение». Однако сейчас она никак не могла этого сделать. Даже если бы они были в одной и той же камере, она не могла наскрести достаточно эйсара, чтобы сделать что-нибудь физическое.

Тут её разум замер, когда к ней в голову пришла ещё одна мысль. «На физическом уровне я мало что могу, а что насчёт ментального?». Её взгляд снова метнулся к стражнику. Тот продолжал наблюдать за ней, и у его эйсара был определённо похотливый оттенок. «Будь он поближе…»

Она знала, что он с радостью оказался бы поближе, если бы это не было против правил. Мойра подавила чувство отвращения. «Поверить не могу, что я вообще рассматриваю этот вариант».

Но Джеролд умирал, и она была его единственной надеждой.

Мойра встала, и подошла к решётке, с открытым вызовом глядя стражнику в глаза.

Тот молча смотрел в ответ, не зная, как воспринимать внезапную перемену в её поведении.

«Не говори, ты всё испортишь», — сказала она себе. Вместо этого он облизала губы.

Это привлекло его внимание. Стражник выпрямился, и подошёл ближе:

— Чего ты хочешь?

Её взгляд метнулся к его соратнику, стоявшему на другой стороне коридора, и не проявлявшему почти никакого интереса ни к кому из них, прежде чем вернуться обратно к стражнику перед ней.

— Я хочу пить, — сказала она.

— Вода тебе не положена, — твёрдо сказал стражник, позволяя своему взгляду опуститься. Их теперь разделяли лишь три фута.

Мойра послала вовне тонкую линию эйсара, касаясь его разума. Это было бы легко, если бы не оковы, но теперь на это потребовалось всё, что у неё было. Короткий импульс превратил его лёгкую похоть в бушующее пламя. Зрачки стражника расширились, а губы слегка разошлись, когда его дыхание стало неглубоким и хриплым.

— Возможно, будь мы одни, ты смог бы утолить мою жажду, — сказала она ему. «Поверить не могу, что я это только что сказала».

Мужчина подался вперёд, его лицо было почти прижато к решётке, и Мойра почувствовала запах его кислого дыхания:

— Ты бы этого хотела, а?

Она хотела блевать, но вместо этого опустила взгляд, в сторону якобы объекта её желания. Снова посмотрев ему в глаза, она ответила:

— Думаю, мы оба хотели бы.

Не в силах больше контролировать свою похоть, стражник протянул руку, и резко притянул Мойру к прутьям решётки, грубо лапая её грудь другой рукой. Мойра ахнула от боли, когда он её ущипнул. Конечно, стражник был слишком опьянён страстью, чтобы понять, что её вскрик был вызван болью — вместо этого он посчитал это очередным подтверждением её желания.

— Только не так, — возразила она, когда её глаза увлажнились. — Нам нужно быть наедине, чтобы сделать это как надо.

— Ага, — сказал мужчина. Развернувшись, он посмотрел на другого стражника, который уже с интересом наблюдал за ними. Он подошёл к нему, и они немного поговорили тихим шёпотом. Другой мужчина улыбнулся, плотоядно глядя на неё.

Магический взор показал ей, что второй мужчина тоже начал возбуждаться. «Нет, я не это имела ввиду, идиот!». Её пронзили страх и адреналин, когда второй стражник отпер замок на её камере, и оба вошли внутрь вместе. «Сосредоточься», — сказала она себе. Её план не сработает, если она позволит им напугать себя. Она думала, что с одним справиться сможет, но она ничего не сумеет сделать, если её захлестнёт страх. Ей нужна была точность. В её способности манипулировать другими разумами самоконтроль был самым важным делом.

Глядя на эту парочку, она видела, что первый стражник, с которого она начала, был пылающим костром страсти, в то время как второй был лишь умеренно возбуждён. Тут второй сказал:

— Ты первый, Ле́нни. Я просто посмотрю — если только она не начнёт сопротивляться.

Ленни осклабился:

— Ты уверен?

— Ага, я пока ещё не совсем готов, так что постарайся устроить представление получше. — Глядя на неё, он обратился к ней напрямую: — Снимай платье, девка.

Она подняла свои запястья, напоминая им об оковах:

— Почему бы тебе не помочь мне, Ленни? — Она попыталась улыбнуться, чтобы заставить стражника расслабиться, но её нервность заставила результат казаться странной, кривой пародией на искреннюю улыбку.

Ленни не нужно было долго уговаривать. Шагнув вперёд, он поднял руку вверх, намереваясь схватить Мойру за воротник, и порвать её платье, но Мойра уже увидела его грубые намерения. Борясь со страхом, она шагнула к нему прежде, чем он успел хорошенько ухватиться, и подняла подбородок, будто собираясь поцеловать его.

Слегка удивлённый, Ленни позволил своей ладони сползти вниз, чтобы прижать к себе её бёдра, одновременно наклоняя свою голову к её собственной. Как только их тела сблизились, Мойра нанесла удар. Тонкая прядь эйсара метнулась прочь, вонзившись в обезумевший от похоти разум стражника. Несмотря на оковы, её отчаяние сделало первоначальное касание разума слегка более грубым, чем следовало. Ленни слегка дёрнулся, когда её разум крепко вцепился в его собственный.

Однако помимо этого он продолжил свой поиск удовлетворения. Ладони Ленни бродили по её спине, и пятой точке.

Мойра чувствовала себя будто тонущей. Оковы высасывали из неё силы, и каждый миг она с трудом поддерживала мысленный контакт. Сперва она пыталась притушить страсть Ленни, повернуть её в иное русло, но его основной инстинкт был для этого слишком силён. Даже не осознавая того, что делал, он ей сопротивлялся.

Поднимавшееся чувство паники грозило захлестнуть её внутренне спокойствие, но Мойра отказывалась сдаваться. Укрепив свою решимость, она сильнее надавила на разум Ленни: «Нет, ты не этого хочешь. Защити меня, помоги мне!»

На миг это показалось ей невыполнимой задачей, пока с окончательным изгибом воли она не ощутила, как его разум сломался. Ленни обмяк, привалившись к ней, и она ощутила, как пламя, бывшее его неиссякаемым источником жизни, потухло. «Нет! Всё должно было случиться не так». Он был мёртв.

Его сердце продолжало биться, и лёгкие продолжали двигаться, но он был таким же мёртвым, каким был король, которого она встретила в тронном зале… и она убила его так же верно, как убила ранее сражавшихся с ней людей в зале для аудиенций. Однако на этот раз к смерти стражника привели исключительно принятые ею решения. На этот раз она ощутила его смерть напрямую, и теперь не давала его обмякшему телу упасть.

Она также подтвердила источник контроля, под которым ранее были стражники и остальные люди. Сражаясь за контроль над разумом Ленни, она увидела его, маленькое металлическое существо, вцепившееся в заднюю часть его горла. Тонкие металлические волоски тянулись вверх от этой причудливой мерзости, обвивая маленькую, похожую на яблоко часть мозга, которой оканчивался позвоночник.

Мойра уже знала, что эта область была своего рода управляющим центром для физического тела, местом, куда шли команды, чтобы позволить сознательный контроль над конечностями. Если эта штука работала именно так, то было понятно, почему жертвы были заточены внутри своих собственных разумов. Они частично бодрствовали, но прямое управление их телами было у них отнято.

Пока что эта странная штука казалась находящейся в состоянии сна.

— Ты в порядке, Ленни? — спросил наблюдавший за ними стражник. Ему было ясно: что-то пошло не так.

Мойра не была уверена, сколько ещё времени тело Ленни проживёт после его смерти. Согласно её матери, могли пройти дни, прежде чем его мозг начнёт умирать, но как только это начнётся, всё остальное вскоре умрёт следом за ним. Не зная, что ещё сделать, она совершила то, что было для неё инстинктивным — создала простой заклинательный разум. На это ушло полминуты, и на это время она сползла на пол, позволив телу стражника упасть на неёю

Скоро второй стражник захочет получить ответы. Она намеревалась позаботиться о том, чтобы Ленни был готов их давать. Имея так мало времени, она насытила его разум лишь одной инструкцией. «Защищай меня». После чего она его отпустила — у неё всё равно не было энергии ни на какие другие действия.

Ленни напрягся, когда новый разум взял контроль над его телом. Он смотрел на неё с выражением обожания, отталкиваясь от пола руками. Встав, он встал между ней и другим мужчиной, но с этого момента всё пошло не так.

Тварь в его горле пробудилась.

Лицо второго стражника тоже лишилось выражения. Глядя на Ленни, он произнёс безжизненным голосом:

— Обнаружена аномалия.

Ленни дёргался. Его новый заклинательный разум боролся с металлическим насекомым за контроль над его телом.

— С…с…огласен, — ответил он.

Второй стражник вышел из камеры, чтобы схватить одну из тяжёлых дубинок, оставленных ими в коридоре. Секунды спустя он вернулся, занеся оружие, и приготовившись вышибить бедняге Ленни мозги.

— Нет! — крикнула Мойра. Подскочив с пола, она метнулась к второму мужчине, поймав его руку, и отбив её в сторону. Ленни всё ещё стоял неподвижно, но она знала, что если позволит второму стражнику его убить, то потеряет своего единственного союзника. Ну, убить то, что от него осталось. Ленни уже не был собственно живым человеком, но он принадлежал ей.

Второй мужчина был слишком силён, чтобы она могла его побороть. Она сопротивлялась изо всех сил, но он прижал её руки своими собственными. Оковы, конечно, тоже не помогали, но он к тому же был гораздо сильнее, и даже если бы она была полностью свободна, это не имело бы значения. Он продолжал удерживать её, в то время как Ленни приближался к ней сзади, совершая каждый шаг так, будто это было достижением — его тело дёргалось, двигаясь рывками. Он обнажил маленький нож, и было ясно, что он собирался всадить его ей в спину.

Ирония этой ситуации не избежала её внимания. «Я сейчас стану первой из Сэнтиров, убитой её собственным заклинательным зверем». Она отчаянно попыталась использовать остававшийся эйсар, чтобы взять под контроль державшего её стражника, но у неё не было времени, и было слишком мало энергии.

Она ощутила, как нож прошёл мимо её правого уха — настолько близко, что она могла бы сильно пораниться, поверни она голову. Лезвие вошло державшему её охраннику в грудь. Её заклинательный зверь всё ещё боролся за управление телом Ленни.

Державшие её руки упали, когда стражник схватил державшую нож руку Ленни, силясь выдернуть лезвие у себя из груди. Стражник схватился с Ленни — или попытался бы это сделать, если бы Ленни был способен оказать сопротивление — но тварь у него в горле снова свела противостояние с её заклинательным зверем к состоянию ничьей. Он судорожно дёргался, борясь с контролировавшим его существом, в то время как его соотечественник забрал нож из его руки, и развернул в обратном направлении.

Мойра расслабила свои ноги, упав на пол, когда хватка стражника ослабла. Там она увидела его упавшую дубинку. Подхватив её, она поднялась на ноги, и обрушила двуручное оружие на ничем не защищённый затылок мужчины. Вознаграждением ей стал тошнотворный хруст, и её тюремщик осел на пол.

Ленни глядел на неё отчаянным взглядом, замерший в своей собственной внутренней битве — его тело дрожало и тряслось. В конце концов он потерял равновесие, и свалился на пол. Мойра подошла помочь ему, встав на колени рядом с его полу-обмякшим телом.

Магическим взором она могла видеть шедшую внутри него борьбу. Металлическая тварь посылала в его мозг равномерный поток команд, в то время как заклинательный зверь пытался сопротивляться им, посылая свои собственные команды прямо в спинной мозг. Получавшийся диссонанс создавал своего рода перетягивание каната, и ни одна сторона не могла одержать верх.

— Держись. Я попытаюсь тебе помочь, — сказала она ему, но его взгляд не показал никаких признаков осознания. Этот заклинательный разум был слишком простым. У неё не было времени добавить владение языком, когда она его создавала.

На время отложив это в сторону, она направила своё внимание на борьбу внутри подёргивавшегося тела Ленни. У неё было мало силы, поэтому она сделала единственное, что было ей доступно. Снова потянувшись своим ограниченным эйсаром, она приглушила область мозга, с которой соединялись металлические проводки. Это было неважным решением, и она это знала. Без этой части мозга заклинательный зверь будет неуклюжим и плохо скоординированным, но если всё сработает, то он хотя бы будет иметь единоличный контроль над этим телом.

Дёрганье прекратилось, и тело Ленни сделало медленный, намеренный вдох. Выражение облегчения в его взгляде стало достаточным для неё подтверждением. Сработало. Он сел, и одарил её кривой улыбкой, сопровождавшейся удовлетворённым хрюканьем:

— У-ухн!

Она кивнула, хотя сомневалась, что он понял даже этот жест. «И что мне теперь делать?».

Глава 9

Грэм и Чад ждали довольно долго, прежде чем выбраться из погреба. Они не могли быть уверенными, сколько прошло времени, но Грэм сказал бы, что прошло как минимум полчаса, возможно больше. Время определённо казалось вечностью, поскольку он был вынужден сидеть в тесном помещении, полном зловония.

Он тщательно слушал несколько минут, позволив ушам уверить его в том, что рядом никого не было, когда они открыли двери, и выбрались наружу. После чего пошли прочь. Пока что они оставили попытки пробраться за городские ворота — те наверняка были под наблюдением после инцидентов с их участием.

Грэм тщательно думал о случившемся именно так. Они «участвовали в инцидентах», а не «начали массовую бойню». Это было правдой, они не начинали бой, бой им навязали, но как только их вынудили, всё определённо стало резнёй. «Что случится, если они снова нас найдут? Буду ли я снова убивать обычных мужчин и женщин?». Он не мог думать о них как о противниках, или солдатах. Их поведение определённо было ненормальным, но они были обычными горожанами. «Что если дальше будут дети?».

— Не останавливайся, — подталкивал Чад. — Нам только и нужно, что мило и небрежно шагать. Если будем идти слишком быстро, привлечём внимание.

— Мы ничего не делали, чтобы привлечь внимание в прошлый раз, — сказал Грэм.

— Ну, пока мы не поймём, что за чертовщина тут творится, это — лучшее, что мы можем сделать, — проворчал лесник.

Острый слуг Грэма уловил впереди издаваемые группой людей звуки.

— Впереди большая группа, рядом со следующим перекрёстком, — предостерёг он.

— Тогда давай остановимся здесь, — сказал Чад, указывая на пекарню, которую они только что миновали.

— Внутри как минимум один человек, — нервно сказал Грэм.

— Лучше один, чем пятнадцать, — ответил Чад и, не дожидаясь продолжения дискуссии, пошёл к двери. Грэм нехотя последовал за ним.

— Слава богам, вы открыты, — возбуждённо сказал лесник, когда они вошли.

Пекарь был толстым, лысеющим мужчиной, и смотрел на них с некоторым удивлением, когда они миновали порог.

— Добрый день. Я и не ожидал сегодня ничего продать, учитывая бродящих по улице спятивших безумцев. — Пока он говорил, его взгляд вбирал в себя их внешность, и к концу предложения его голос стал звучать более напряжённым. Грэм уже отозвал свою броню и спрятал Шип, на этот раз послав его во внеизмеренческий карман. Но даже так они оба явно были иностранцами. Этого, в совокупности с недавними событиями, было достаточно, чтобы смотреть на них в подозрительном свете.

В лавке ещё была женщина, забиравшая маленькую сумку со свежим хлебом, которую ей только что отдал пекарь. Женщина развернулась, и уставилась на них.

Грэм замер, его челюсть отвисла. Светло-оливковая кожа и тёмные волосы окружали пару тёмно-карих глаз — глаз, которые преследовали его во сне. Это была Алисса.

На её лице быстро сменилось несколько выражений — шок, печаль и, наконец, тревога.

— Что ты здесь делаешь? — тихо спросила она, делая неуверенный шаг вперёд, прежде чем остановиться. — Тебе не следует здесь быть. Это слишком опасно.

Грэм медленно пошёл к ней, заикаясь:

— Алисса… Джазмин, я боялся, что ты погибла… — Его взгляд затуманился, и он сморгнул непрошеные слёзы.

— Эх, ебись оно всё конём, — пробормотал Чад себе под нос. — Плохи дела. — Пекарь уже отошёл от стойки, двигаясь в заднюю часть лавки. Что бы он ни решил о сложившейся ситуации, скорее всего его решение включало в себя поиск городской стражи.

— Не подходи, — предупредила Алисса, когда Грэм приблизился. Она бы отступила, но она была зажата в углу маленькой лавки, и отступать было некуда. — Ты не понимаешь. Я опасна.

Грэм проигнорировал её, миновав разделявшее их расстояние:

— Мне плевать. Почему ты не вернулась?

Тут лицо Алиссы изменилось, расслабившись, и её страх исчез. Протянув руку, она завела ладонь ему за голову, и притянула его лицо к себе. Сбитый с толку, Грэм не сопротивлялся. Он мечтал снова её поцеловать каждую ночь с тех пор, как он подумал, что она умерла. Его губы встретились с её губами, и на миг его мир снова стал ярким.

Пока он не почувствовал странное металлическое нечто, заползавшее ему в рот.

Чад с тревогой наблюдал за ними:

— Нам надо уходить, малец. Бери её с нами, если должен, но мешкать нельзя. Пекарь пошёл кого-то предупредить.

Грэм испустил нечленораздельный крик, отталкивая Алиссу, и завалился назад. Он царапал руками свой рот, но что бы ни заползло в него, успело забраться слишком глубоко, и начало вгрызаться в заднюю часть его горла.

— Вот, что делает с людьми любовь, — сделал наблюдение Чад, пытаясь пошутить, но быстро понял, что что-то пошло очень не так. — Что ты с ним сделала!? — потребовал он у молодой женщины.

Алисса проигнорировала его вопрос, наступая на охотника со знакомым мёртвым выражением во взгляде.

У Чада в голове мигом промелькнуло несколько мыслей. Он из прошлого опыта знал о том, что Алисса была смертоносна в бою. Нападать на неё в лоб скорее всего стало бы ошибкой, даже для него. Он также знал, что убить её было последним, чего бы хотел Грэм, что бы она с ним не сделала только что. Будь у него стрела, он всё равно попытался бы это сделать, и плевать ему на пожелания Грэма.

Взмахнув своим лишённым тетивы луком, он попытался отогнать её ненадолго, чтобы успеть вытащить свой длинный нож, но девушка даже не стала уклоняться. Палка крепко ударила её в щёку, заставив её растянуться на полу. Чад никогда не страдал нерешительностью — воспользовавшись подвернувшейся возможностью, он набросила на Алиссу, болезненно вывернул ей голову в сторону, и вытащил нож. Помедлил он лишь ради Грэма.

— Что ты с ним сделала, сука?! — выплюнул он, прижимая острое лезвие к её незащищённому горлу.

Однако она не ответила, продолжая сопротивляться, не обращая внимания на представлявший собой смертную угрозу нож. Его превосходящие сила и вес оставляли её в очень невыгодном положении, хотя это и не имело значения, поскольку она боролась как любитель — её движения были неуклюжими, им не хватало ловкости.

— Грэм, ты в порядке? Поговори со мной! — крикнул он.

Молодой воин не ответил, и его конвульсии стали ещё более отчаянными и ещё менее намеренными. Похоже, что у него был припадок.

Эта причудливая сцена тянулась несколько минут. Чад отчаянно висел на всё ещё сопротивлявшейся женщине, одновременно окликая своего молодого спутника. В конце концов судороги Грэма прекратились, и его тело замерло, но когда он оттолкнулся от пола, выражение в его взгляде заставило волну холода пробежать по спине лесника.

У Грэма были мёртвые глаза, и смотрели они из безжизненного, лишённого всякого выражения лица.

— Это не смешно, малец, — сказал Чад, но знал, что это не было шуткой. Его драка с Алиссой изменилась. Он больше не пытался удержать её под контролем, пока Грэм не поправится — теперь он пытался отвязаться от неё, прежде чем они смогут задавить его вдвоём. Если бойцовские навыки Грэма будут похожи на её собственные, то он, наверное, сможет убить обоих — но он надеялся на иное решение.

Оттолкнув её прочь, он вскочил на ноги прежде, чем она снова смогла за него ухватиться. Быстрый пинок в голову заставил её отлететь назад, когда она потянулась к нему. Он чувствовал себя за это слегка виноватым, но времени на игры у него не было, и он быстро попятился к двери. Неуклюжий или нет, Грэм был слишком сильным, чтобы от него можно было сбежать, если парень доберётся до него.

Звук свистка вдалеке сказал ему, что пекарь нашёл стражников. Нырнув в дверь, он бросился к ближайшему углу. Теперь он остался один.

* * *

Мойра медленно выдохнула, наконец расслабившись. Ключи позволили ей войти в камеру Джеролда, но прошла напряжённая четверть часа, пока она пыталась остановить его внутреннее кровотечение. Попытки воздействия на материальные предметы магией с надетыми на руки лунными оковами фрустрировали — примерно как пытаться продеть нитку в игольное ушко руками в варежках. «Нет, не просто в варежках, а в латных рукавицах», — мысленно поправила она себя. Требовались чудовищные сосредоточенность и усилия, чтобы осуществить даже самые мелкие изменения.

Пока что она лишь сумела перекрыть самую крупную вену. Несколько менее крупных вен ещё кровоточили, но она подумала, что теперь у неё может быть больше времени… если она сумеет снять с себя оковы, и закончить работу.

Общение с Ленни было бесполезным, и в своём нынешнем положении она никак не могла ожидать улучшения его мыслительных способностей. Даже если бы она могла сделать его более функциональным, заклинательный разум мог и не суметь получить доступ к информации, хранившейся в мозгу мертвеца. Полагая, что Ленни вообще знал, где держали ключ от оков.

Этот ключ был её нынешней целью.

Прокрасться по коридору тайком оказалось делом невозможным. В некоторых камерах былипленники, многие из которых посчитали нужным заговорить с ней, пока она шла мимо. Она волновалась, что они настолько расшумятся, что придут другие тюремщики — некоторые из пленников уже начали кричать ей непристойности, хотя у неё сложилось впечатление, что в темница Короля Дарогэна это было нормой.

«Если я не смогу пробраться тайком через пост стражи, или как его там называют, то что же мне делать?». Она немного подумала, и тут ей в голову пришла идея. «Как Папа всегда говорил, любая проблема — это ещё и возможность». Она обратила своё внимание к пленникам.

У магов Сэнтиров были некоторые преимущества. Она вернулась к первым двум камерам, мимо которых ранее прошла, но сразу же выбросила их обитателей из головы. «Один — псих, второй — склонный к насилию псих», — молча заметила она, изучая их магическим взором. В третьей камере был некто более многообещающий: «умный и антисоциальный, но он хотя бы кажется рациональным».

— Ты, — сказала она, обращаясь к тощему и уже голому мужчине в камере. — Как тебя зовут?

— А тебе-то что? — агрессивно ответил он.

— Это весьма важно, если ты желаешь выбраться из этой камеры, — подняла она связку ключей в воздух, и слегка потрясла.

Мужчина посмотрел на её «стражника» ещё раз, наконец заметил, что несмотря на оковы и сопровождение главной в этой ситуации выглядела именно она.

— А с ним что? — спросил он, внезапно пугаясь.

— Его товарищ врезал ему несколько минут назад одной из тех дубинок по голове, — солгала она. — Того стражника он убил, а у меня теперь есть вот эти штуки. — Она снова подчёркнуто зазвенела связкой ключей. Ленни внёс свою лепту, по-идиотски улыбнувшись, и покачав головой.

— Тебе не пройти через пост стражи на входе, — сказал пленник. — Как только они осознают, что он спятил, они снова посадят тебя под замок, если не хуже.

— Поэтому мне нужна помощь… — согласно сказала она, — Мистер…?

— Пё́ркинс, — сказал тощий пленник. — Уо́т Пёркинс.

— Великолепно, Мистер Пёркинс — считаешь ли ты, что хотел бы помочь мне сбежать?

— Ты с ума сошла, девочка, — отозвался он. — Там не менее пяти человек, а может и больше. Посмотри на меня. Я похож на человека, который способен побороть стражника?

Она потратила немного времени, чтобы заново пересмотреть темницу магическим взором, прежде чем ответить на его вопрос:

— Здесь не менее тридцати пяти, или нет… ближе к сорока людей в камерах. Наверняка же мы сможем набрать среди них достаточно народу, чтобы справиться с несколькими стражниками.

— Из них половина спятила, а некоторые из них — даже не люди! — сказал Уот всё более и более тихим голосом, одновременно добавляя в него всё больше полного страха шипения. — Я видел их, — прошептал он. — Это демоны, ходящие в телах людей. Они могут быть где угодно.

— Уверена, что здесь ты в гораздо большей безопасности, пока один из них не придёт, чтобы сделать тебя одним из них, — зловеще произнесла она нараспев. — Я тоже их видела, и я могу их различать. Ты бы предпочёл ждать смерти, или попытаться что-то сделать?

— Что значит «могу их различать»?

— Как думаешь, почему на меня надели эти шутки, — уверенно сказала она, подняв закованные в браслеты запястья ему на обозрение. — Я — волшебница. Помоги мне достать ключ, и я смогу остановить то, что здесь происходит. — Она видела его сомнения и страх, грозившие затмить принесённую её словами маленькую надежду, поэтому она потянулась своим эйсаром, и влила в его надежду столько силы, сколько могла. «Доверься мне», — подумала она.

Взгляд Уота слегка просветлел, но затем он опустил глаза:

— Даже если ты сможешь найти тех, кто не демоны, половина из этих людей с равной вероятностью может как изнасиловать тебя, так и помочь тебе.

— Я могу определять смелость, Уот, и я могу определять приличных людей, — объявила она. — Вот, почему первым делом я подошла к твоей камере. Я выпущу лишь тех, кому мы можем доверять. — Она послала ещё один импульс по тонкой линии эйсара, теперь касавшейся его разума: «верь мне». На её лбу начал проступать пот. Она мало что ещё сможет сделать.

Он решился:

— Ладно. За дело. Всё лучше, чем гнить здесь.

Дальше всё пошло проще. Они шли от камеры к камере, пока она изучала каждого пленника — Мойра проходила мимо тех, кто был явно безумен, но многие были вменяемыми. Некоторые из вменяемых определённо были преступниками, но большинство были просто людьми, которых король заточил для собственного удобства. Она выпускала каждого, кто мог рационально мыслить и был способен сотрудничать.

Чего она не нашла, так это людей с теми странными металлическими существами внутри. Она проверяла очень тщательно. И в этом был смысл. Каким бы не было назначение этих существ, если их в кого-то подсаживали, то этого человека больше не было необходимости держать под замком, а Король Дарогэн скорее всего был верхушкой их иерархии.

Когда они обошли все камеры, с ними было восемнадцать в некоторой степени надёжных людей… ну, то есть, они были вменяемы и не демонстрировали открытой вражды по отношению к ней. Она потратила более получаса на то, чтобы их выбрать, и волновалась о том, что время у Барона могло быть на исходе. Ей нужно было достать ключ и вернуться к нему.

— Помните…, - сказала она им, — …что после того, как мы возьмём пост стражи, надо подождать. Мне нужно помочь моему спутнику. Наша лучшая возможность сбежать — это держаться вместе. Если кто-то сбежит в одиночку, то наверняка будет пойман, и тогда нам придётся иметь дело с замком, полным поднятой по тревоге стражи.

Большинство кивнула, но она увидела в некоторых из них непокорность. Более чем несколько человек не намеревались сдержать слово дальше побега из темницы. «Придётся с этим разобраться, как только мы победим стражников». Она лишь надеялась, что ключ будет в караулке, иначе у неё вполне могут начаться неприятности.

Один из стражников как раз выходил из караулки, когда они приблизились. Он мгновенно понял, что у них неприятности, и попытался отступить в помещение раньше, чем они доберутся до него. Если бы он сумел закрыть дверь и предупредить остальных, то их план тут бы и провалился, но к счастью один из её людей был достаточно быстрым, чтобы вовремя добежать до двери, и сунуть в неё ногу.

Она заорал от боли, когда хлопнувшая дверь сломала ему предплюсну, но остальные ухватились руками за край и силой заставили дверь открыться. После того, как они повалили в караулку, напав на нёсших вахту людей, начался кровавый хаос.

За несколько минут семь стражников умерли, по большей части брутальным и ужасающим способом. В этом бою не было ничего благородного или славного. Хуже всё делал тот факт, что управлявшая стражниками сущность взяла их под контроль, и поэтому никто из них даже не испускал нормальных криков страха или боли, умирая. Они сражались и умирали молча, как странные марионетки, которым придали облик людей.

Новые друзья Мойры получили несколько ран, в основном синяков, но первый всё ещё имел сломанную стопу, и ещё одному крепко заехали по голове. Теперь он лежал на полу, изогнувшись и сжавшись в комок, несмотря на то, чтобы без сознания. Мойра видела, что повреждения его мозга скорее всего были фатальны — и она сомневалась, что сможет для него что-то сделать, даже если с неё снимут оковы.

— Быстро! Бежим, пока остальные не нагрянули, — объявил один из мужчин.

— Постойте. Нам нужно найти ключ от этих оков, — напомнила Мойра. — Мы согласились, что сбежим вместе.

Он поколебался, как и кое-кто из остальных, но в конце концов они согласились подождать несколько минут, обыскивая тела стражников и само помещение.

Ключ, когда его нашли, оказался в запертой шкатулке вместе с рядом других ключей. Ключ к самой шкатулке они так и не нашли, но отыскавший её человек решил эту проблему, колотя по шкатулке дубинкой, пока защёлка не изогнулась достаточно, чтобы он мог раскрыть крышку.

Ключ к её оковам легко было отличить от остальных, поскольку только он был серебряным.

— Ладно, теперь валим! — сказал мужчина, давший ей ключ.

— Мы должны ещё вернуться за её другом, — сказал Уот.

— Он всё равно умирает. Какой смысл? — сказал кто-то другой.

Коренастый грузчик озвучил то, о чём уже думало большинство:

— Ну нахуй, валим отсюда сейчас же. А сучка пусть возвращается за своим хлыщом сама, если хочет.

Мойра неуклюже вертела ключ в пальцах, пытаясь засунуть его в замок на кандалах у неё на запястьях.

— Помоги мне, Уот. — Это было неудобным делом, и хотя она скорее всего достигла бы успеха рано или поздно, она не думала, что у неё было достаточно времени, чтобы зря тратить его на попытки.

Когда оковы раскрылись, с её губ сорвался вздох, а её эйсар снова расцвёл вокруг неё, потянувшись прочь от её тела, как обычно и было. Она мгновенно восстановила свой личный щит.

Трое мужчин уже направлялись к выходу, когда она произнесла «Грэтак!». Все замерли, кроме Уота, которого она намеренно исключила из заклинания.

Он уставился на неё в замешательстве и страхе:

— Что с ними случилось?

Мойра успокаивающе улыбнулась ему:

— Я же сказала тебе, что я — волшебница, Уот. Я просто позаботилась о том, чтобы никто из них на нарушил нашего уговора. Я не причиню им вреда.

Уот уставился расширенными глазами на каждого из них по очереди:

— Они застыли. — Пока Уот это говорил, один из мужчин упал.

— Помоги мне положить их на пол, — сказала она ему, спеша подхватить ещё одного, который уже заваливался. — Они не могут удерживать равновесие, пока их мышцы скованы неподвижностью. Падение может им повредить.

Ещё несколько человек упали, прежде чем она успела их опустить, но Мойра смягчила их падение своим эйсаром, чтобы не дать никому из них серьёзно пораниться.

— Что ты собираешься с ними делать? — спросил Уот, тщетно пытаясь скрыть свой страх перед ней.

Мойра вздохнула — она надеялась, что Уот окажется достаточно разумным, чтобы сохранить спокойствие, став свидетелем её магии. Бурная активность в его разуме ясно сказала ей, что он был на грани срыва.

— Я просто не хочу, чтобы они пошли на прорыв до того, как мы будем готовы. Если они побегут сейчас, то кого-то из них поймают, а кого-то — нет, но в любом случае весь дворец поднимется по тревоге, и все примутся нас искать. А так мы останемся вместе, пока я… пока мы не будем готовы сбежать сообща. Это улучшит наши шансы на успех.

— Магия происходит лишь от богов, светлых или тёмных… — начал Уот, — …значит ты заодно с тёмными богами?

«Тёмные боги мертвы, идиот! Ну, большинство из них». Таковы были её мысли, но она держала свой язык в узде.

— Не знаю, чему тебя учили, Уот, но волшебники делают свою собственную магию. Она не хорошая и не плохая сама по себе — зависит от того, кто ею пользуется.

У Уота был сильный порыв сбежать. Его взгляд метался из стороны в сторону, пока он гадал, сможет ли он добраться до одной из дверей раньше, чем она его поймает. Мойра подумала было о том, чтобы парализовать его так же, как и остальных, но ей нужна была помощь, добровольная помощь. Вместо того, чтобы пойти лёгким путём, она вновь нарушила древнее правило магов Сэнтиров — она коснулась его разума напрямую.

Теперь она полностью владела собой, поэтому тонкая работа была легче. Она сгладила его страх, и внушила ему больше доверия. Работая, она нашла сердце его страха, укоренённое в детских воспоминаниях. Она уловила их мимолётно — старый мужчина, наверное жрец, читавший ему наставления о волшебниках, практикующих тёмные искусства, и о ведьмах. Даже его мать тратила значительное время на то, чтобы предостеречь его о подобных вещах. «Чепуха», — подумала она, а затем убрала эти воспоминания. Это было проще, чем пытаться их изменить.

Этот процесс занял чуть больше времени, чем она предполагала, но Мойра решила, что лучше сработать хорошо, чем напортачить. После, наверное, пяти или десяти минут она закончила, и, мысленно отряхивая руки, отпустила его. Уот теперь был менее боязливым, более храбрым, более благородным, и без какого-либо следа страха перед магией и волшебниками. Она ощутила лёгкое чувство гордости, глядя на дело своих рук.

Уот моргнул, когда его разум вновь пришёл в движение.

— Ну, Уот, что ты будешь делать? Поможешь мне, или я в тебе ошиблась? — спросила его Мойра.

— Обо мне не волнуйтесь, миледи, — твёрдо ответил он. — Старина Уот никогда не бросит даму в беде. Что мне нужно сделать?

— Останься, и приглядывай за ними. Если кто-то придёт, держи дверь закрытой, и попытайся задержать. Я должна вернуться менее чем через полчаса, — властно сказала она ему. Этот новый Уот ей определённо нравился больше.

Выпрямившись, Мойра пошла обратно к коридору с камерами, вместе с другим своим спутником, «заклинательным зверем» во плоти, Ленни. Ленни всё ещё неуклюже ковылял. Ей придётся найти какой-то способ извлечь из него металлическую штуку, если она хотела, чтобы он лучше контролировал свои движения, но пока что это подождёт. Барону Ингэрхолду требовалось внимание, и быстро, чтобы он не умер.

Глава 10

Мойре потребовалось менее чем полчаса, чтобы залатать Джеролда. «Если бы этим занимался Мэттью, то Барон мог бы считать везением, что у него руки и ноги на месте», — с сарказмом подумала она. Она закупорила маленькие рассечённые вены, и соединила обратно вены средние и крупные. У Джеролда на печени останется шрам, но она должна работать как надо.

Самой большой проблемой теперь стало то, что он потерял значительное количество крови. Ему нужен был покой и много жидкости, чтобы восстановить объём крови. Сердце Барона билось с неуютно повышенной частотой, силясь компенсировать кровопотерю. Несмотря на то, что Мойра решила механические проблемы, связанные с его колотой раной, ему всё равно потребуются дни, чтобы вернуть себе хотя бы умеренное количество его прежних сил.

«И как же мне его отсюда вытащить?». Мойра подумала о том, чтобы просто левитировать его, но это потребовало бы внимания, и если они ввяжутся в какую-нибудь конфронтацию, то она могла и не суметь себе позволить делить внимание. К счастью, будучи магом Сэнтиров, она никогда не испытывала недостатка в помощниках.

Ленни мог бы его понести, но это было бы неудобно, и, учитывая отсутствие у Ленни хорошего контроля над мышцами, наверняка что-нибудь да случилось бы. Вместо этого она потратила несколько минут, создавая заклинательного зверя, наделив его причудливой конфигурацией рук и ног. Он был четвероногий, похожий на лошадь, но с двумя торчавшими под странными углами руками, которые дотягивались ему до спины, чтобы удерживать пассажира, потерявшего сознание Барона. Она добавила спереди человекоподобный торс с двумя руками, на случай если ему понадобится сражаться или что-то для неё держать.

В конце концов получилось нечто похожее на мифического кентавра, если бы у кентавров были дополнительные руки на спине, и если бы их спины были слегка впалыми посередине, чтобы на них можно было лежать.

— Окей, это бы напугало беднягу Уота до смерти, если бы он увидел его до… — её голос утих. «До чего?». Она не знала толком, как назвать то, что она с ним сделала. «Его «адаптации»?».

Она отложила эту мысль в сторону.

— Так, теперь надо тебя назвать, — сказала она, разговаривая сама с собой. — Пал? Как сокращение от «паланкин»? Нет, не пойдёт. — Чуть погодя она остановилась на «Стрэ́тч», что было сокращением от «стрэтчер^[1]». Она намеренно оставила разум Стрэтча простым, чтобы сэкономить время, но он, наверное, всё равно был умнее Ленни. По крайней мере, Стрэтч мог разговаривать.

Она встала, и вместе с Ленни помогла Стрэтчу загрузить бессознательного дворянин на его мягкую, вогнутую спину. Хотя Стрэтч был настоящим заклинательным зверем, то есть состоял полностью из эйсара, он был вполне осязаемым, и был мягким и тёплым на ощупь. Она влила в него, наверное, четверть своего эйсара, чего должно было хватить минимум на полнедели, если бы им пользовались как куклой, но в этом случае, скорее всего, магии хватило бы лишь на день. Крупные существа, полностью состоявшие из магии, быстро её тратили.

Когда она шагнула прочь от Стрэтча, её окатила волна слабости. Мойра испытывала искушение создать второго заклинательного зверя, исключительно для собственной защиты, но она волновалась, что скоро ей может грозить бой. Её эйсар быстро восстановится, и поэтому сделанный заранее заклинательный зверь будет большим преимуществом, но если она будет вынуждена сражаться, пока она ещё усталая, то это с тем же успехом может ей помешать. Она решила не рисковать. Как только она почувствует, что потраченные на создание Стрэтча силы возвратились, она подумает о том, чтобы создать защитника — а до тех пор ей придётся полагаться на поддержку Ленни и её друзей-пленников.

Вернувшись в караулку, она обнаружила, что там всё по-прежнему примерно так, как она и оставила. Уот похоже был рад снова её видеть, но его глаза расширились, когда он увидел Стрэтча:

— А это что?

— Мой новый друг, Стрэтч. Не волнуйся на его счёт, он — просто толика магии, созданная, чтобы помочь мне нести Барона, — объяснила она.

— О, — просто сказал Уот, хотя в его взгляде всё ещё присутствовала некая доля любопытства.

«Час назад Стрэтч бы заставил его бежать сломя голову, а теперь ему лишь любопытно», — самодовольно подумала она. Изучая остальных, она осознала, что допустила ошибку, парализовав их. Всё ещё будучи в сознании, недавно выпущенные ею друзья-пленники были в состоянии чрезвычайного ужаса, если вообще не паники. «И вот поэтому-то Отец обычно заставляет людей уснуть, а не замирать на месте».

Мойра не могла точно знать, сколько ещё у них было времени, но она становилась всё более уверенной в своей способности обращаться с людьми. Она начала с мужчины, которому сломали стопу во время нападения на караулку. Приглушив его боль, она быстро срастила сломанные кости его правой стопы. Отёк и чувство дискомфорта никуда не денутся, но ходить он сможет. Прежде чем освободить его, она коснулась его разума, успокаивая его, и удаляя память о предыдущей половине часа. Её слегка удивило, насколько легко это было делать.

Более близкое знакомство улучшало её способность манипулировать воспоминаниями. Помедлив секунду, она изменила также некоторые из его ранних воспоминаний, чтобы сделать его менее боящимся магии и необычных вещей, свидетелем которым он скоро станет. Однако Стрэтч был особым случаем. Её похожее на кентавра создание было слишком странным — Мойра не верила, что простое удаление страха перед магией позволит им принять его.

Вместо этого она сформулировала ложную память, простую, которую она могла вставить в их разумы без подгонки под индивидуальные различия. Она подошла к следующему человеку, и ему тоже изменила воспоминания, убирая его страх магии, и добавляя свою новую память о Стрэтче.

Как только она начала, дело это оказалось гораздо более простым, чем она когда-то полагала. Три или четыре минуты на каждого человека — и никто из них больше не боялся магии. У них также были тёплые воспоминания о странном детском друге по играм, выглядевшим очень похожим на Стрэтча.

«Имея больше времени, я могла бы сделать из этих людей почти что угодно». Эта мысль была странно успокаивающей и одновременно тревожащей. «И кто я после этого такая?». Перед своим мысленным взором она увидела видение самой себя, окружённой морем кукол, марионеток, которые могли есть и пить, ходить и говорить, но под поверхностью они были не более чем её игрушками. «Если любого можно изменить согласно моим прихотям, то что вообще реально?».

Она закрыла глаза, сморщила лицо, и усилием воли выбросила этот мысленный образ из головы. «Это неправда. Я не могу изменить разум другого волшебника — только не без боя». И что из этого следовало? Значило ли это, что лишь маги были истинно независимыми личностями? Было ли остальное человечество лишь скотом, ресурсом, который только и ждал, пока им воспользуется кто-то обладающий силой? Чем она тогда отличалась от металлических тварей, управлявших подданными Короля Дарогэна.

— Я — не как они, — сказала она себе. — Люди — не игрушки. — Но крохотный голосок в дальнем углу её разума шептал: «Но могут ими быть». Мойра покачала головой — такие мысли вели к безумию.

— Ты готова? — спросил Уот.

Она сосредоточилась на его лице, усилием воли избавляясь от нежеланных мыслей.

— Да. — Снова раскинув свои чувства, она изучила местность, лежавшую за дверью, которая вела прочь из караулки в остальную часть дворца.

За дверью был короткий коридор, оканчивавшийся ступенями, что вели обратно на наземный уровень замка. Там был вход в казармы, и ещё один коридор, который вёл к кухням и прачечной. Дальше был входной зал, и, в зависимости от направления, оттуда можно было попасть либо в главный двор, либо обратно в зал для формальных аудиенций.

В казармах было где-то двадцать человек, а на кухне были заняты где-то человек десять или двенадцать. Коридоры были почти пусты, но у главного входа был отряд из десяти человек. Если они смогут пробраться мимо них, то ничто не помешает им выбраться в город, кроме как последние ворота из замкового двора.

«Если мы выйдем прямо наружу, и я сразу же погружу в сон тех немногих, кого мы встретим, то мы сможем выбраться почти без применения насилия», — подумала она. Главные ворота могли представлять небольшое затруднение, если кому-то удастся опустить решётку раньше, чем они пройдут. «Но горстки камня и стали не хватит, чтобы меня остановить».

Она кивнула, и Уот открыл дверь, осторожно выглядывая в лежавший за ней коридор. Конечно, он не знал, что она уже была осведомлена о том, что путь чист. При этой мысли Мойра улыбнулась сама себе.

— Просто идите вперёд, пока я не скажу остановиться. Ведите себя естественно — никто пока не знает, что мы освободились, — сказала она ему и остальным людям.

— Они могут заподозрить что-то неладное, если увидят Стрэтча, — сказал один из мужчин.

— Я разберусь с этим, когда придёт время, — заверила она его.

Быстро двигаясь вверх по лестнице, они прошли по первому коридору, пока не достигли входного зала, и повернули к главному входу. По пути они встретили одного слугу, но Мойра заставила его уснуть раньше, чем его глаза ещё даже успели осознать странную природу её спутников.

«Пока что всё идёт хорошо».

Стражники у входа отреагировали ожидаемым образом, и Мойра не стала зря терять времени:

— Шибал. — Они без возражений попадали на землю, но затем всё стало сложнее.

Люди открыли глаза, и начали подниматься на ноги, хотя она ясно видела, что их разумы были полностью погружены в сот. Металлических существ в их глотках совершенно не волновало, были ли их носители в сознании. Что хуже, магический взор показал ей, что стражники в казармах побежали наружу, заходя Мойре с тыла, и что решётка на главных воротах начала опускаться.

«Значит, они теперь не только знают о нашем побеге, они ещё и как-то общаются… без эйсара». Металлические штуки, находившиеся у них внутри, не показывали вообще никаких признаком использования магии.

— Грэтак! — объявила она с нажимом, позаботившись исключить сопровождавших её людей. Спящий разум может и не быть препятствием для маленьких металлических паразитов, но парализованные мышцы должны были стать совсем другим делом, хотя так Мойре и приходилось тратить больше сил. — Не останавливайтесь! — подтолкнула она своих спутников. — Они не могу причинить нам вреда.

Они побежали, покинув дворец, и пересекая двор. Позади них появились люди из казарм. Некоторые пленники повернулись, чтобы сразиться с ними, но Мойра крикнула им:

— Не останавливайтесь, бегите к воротам — вы должны справиться с охраняющими их людьми. С этим я сама разберусь.

Она говорила это с уверенностью, но как только она развернулась, то ощутила, как сжалось её сердце. Её страшило то, «как» она это сделает. Паралич был плохим вариантом — вообще, она уже чувствовала напряжение от первых людей, всё ещё сопротивлявшихся заклинанию, которое она на них наложила. Сделать то же самое ещё с двадцатью людьми было бы глупо. Проще всего было убить их, но несмотря на пережитое в тронном зале, такое решение её не устраивало. «Я не хочу, чтобы оно меня устраивало. Я не убийца».

Стражники уже были лишь в десяти ярдах, и время у неё почти заканчивалось. Действуя инстинктивно, Мойра создала у самой земли низкий щит. Тот был невидимым, и секунды спустя стражники споткнулись о него, зрелищно попадав на землю, но в отличие от её излюбленных любовных романов, долго лежать они не стали. Они вскакивали на ноги и снова бежали почти сразу же после падения.

В её голове вспыхнула мысль об огне, но она всё ещё помнила запах горящих тел после того, как годы тому назад на её дом напали Карэнт и Дорон. «Только не это, пожалуйста». Вместо этого она сделала то, что казалось ей почти естественным. Выбросив тонкую прядь эйсара, она взяла под контроль разум самого близкого стражника, и прежде чем металлическая штука у него в шее осознала, что её контроль кто-то оспаривает, Мойра заставило его повернуть тело, и упасть в сторону. Она быстро повторила эту тактику ещё трижды, и вскоре стражники стали спотыкаться друг о друга.

Активный контроль другого человека не слишком утомлял, в плане траты эйсара, но он требовал много сосредоточенности, и управлять одновременно более чем одним или двумя было делом фрустрирующим. Теперь, когда находившиеся в них металлические штуки знали, что она делала, они стали ужесточать свой контроль над носителями, и Мойра поняла, что справиться более чем с одним из них за раз она не сможет.

— «Позволь мне помочь».

Голос в её разуме был её собственным, знакомым, однако одновременно чужим.

— «Как?»

— «Вот так». — Часть её разума потянулась, и крепко схватила одного из солдат, после чего Мойра ощутила, как её разум раскололся, будто она разбилась на части. Каждая часть вцепилась в своего человека, и в течение нескольких секунд она взяла под контроль десятерых, и каждого из них она держала так крепко, будто фокусировала всё своё внимание только на нём одном.

Металлические паразиты сопротивлялись, но фрагменты её «я» отключали часть мозга, которую использовали паразиты, и вскоре «её» стражники начали драться с остальными — неуклюже, рывками, и безыскусно, но они всё же сражались.

Этому переживанию следовало быть дезориентирующим, но оно почему-то ощущалось почти естественным. Та её часть, которую она всё ещё считала «собой», поражённо наблюдала за происходившим, в то время как её фрагменты управляли отдельными солдатами как марионетками. Она обнаружила, что надзирает за происходящим, оглядывая бой в целом, и выдавая инструкции своим менее крупным «я», чтобы координировать их действия.

Ещё более невероятным было то, что она осознала, что стоять и смотреть ей не было нужды. Она могла последовать за своими спутниками, что, наверное, было мудрым решением. Но «её» стражники постепенно терпели поражение от противников с более тонкой моторикой. Некоторые из них уже были ранены, а двое — умирали. «Заставлять их сражаться друг с другом — жестоко», — подумала она, — «мне следует всех их взять себе».

Но могла ли она?

«Конечно же можешь», — сказала одна из её новых «я». Вместе с этой мыслью пришло инстинктивное усилие воли, и секунду спустя её стало на десять больше, и каждое «я» взяло под контроль одного из оставшихся стражников. Мойра чувствовала всё повышавшееся чувство восторга по мере того, как расширялся её разум. Она больше не была скована правилами одного разума, она была больше.

«Даже боги так не могут». Она услышала смех, а потом вздрогнула, осознав, что смеётся она сама. Позади неё пленники сражались со стражами ворот, и проигрывали. Повернувшись, она побежала к воротам, и её новые марионетки последовали за ней.

Её спутники устрашились, встревоженные бегущими рядом с ней стражниками, не понимая, что те тоже теперь были их союзниками. Поскольку времени на объяснения не было, она их тоже взяла себе, а секунды спустя забрала и стражников у ворот. Решётка снова начала подниматься, и бой прекратился. У Мойры теперь был лишь один вопрос. «Сколько меня теперь?». Это был странный вопрос, но в тот момент он был совершенно осмысленным.

Потребовалась пара минут, чтобы закончить счёт и найти ответ. «Меня сорок семь человек».

Это число изумило её. Оно было непостижимым. Никакой разум не мог делать так много дел одновременно. Это не укладывалось в голове, однако она не чувствовала напряжения. Количество требовавшегося для этого эйсара всё ещё было маленьким, и её основная личность всё ещё была свободна руководить всеми её остальными «я». «По идее, я должна сейчас сходить с ума. Почему я ещё не сошла с ума?».

Ей хотелось впасть в панику. Всё это не имело смысла. Мойре нужно было подумать, ей нужно было побыть одной, но она чувствовала себя так, будто её окружала толпа народу. «Поправка — толпа меня…».

«Пора упроститься». Мойра послала стражников маршировать обратно в казармы. Она освободит их, как только они будут слишком далеко, чтобы догнать её. В то же время она приказала управлявшим её спутниками из темницы частям себя отредактировать их воспоминания. «Не дайте им вспомнить побег — они никогда мне не простят то, что я с ними сделала», — приказала она.

Она и её спутники вышли в город, и Стрэтч следовал за ними. Несколько кварталов спустя её другие «я» закончили работу, и она отпустила людей, с которыми устроила побег. Вскоре после этого она отпустила стражников в казармах, а затем её более мелкие «я» начали схлопываться, вливаясь друг в друга, и снова становясь единым разумом, но это всё ещё не был её разум.

— «Кто ты?» — Спросила она своё другое «я».

— «Я — это ты, но я думаю, что потребуется некоторое время, чтобы понять, что это всё означает».

— «Ты не знаешь?»

— «Я знаю то, что знаешь ты».

— «Я ни черта не знаю!»

— «Отлично, значит теперь ты невежественна вдвойне».

— «Это не смешно».

— «Ещё как смешно».

— «Да, ты права. По-моему, я схожу с ума».

— «Ты хочешь сказать, что мы сходим с ума».

— Ты в порядке? — Это был Уот. Он глазел на неё с озабоченным выражением на лице.

— Да, а что? — с некоторой поспешностью ответила Мойра.

— Ты просто стояла, глядя в пустоту, и бормотала, — отозвался он. — Некоторые из остальных людей ушли.

Их группа значительно уменьшилась. Теперь с ней осталось только два человека, не считая Уота и, конечно, Стрэтча.

— Прости, — сказала она ему. — Нам нужно место, где мы могли бы спрятаться. Я пыталась придумать, куда пойти дальше.

Уот осклабился:

— Думаю, я знаю такое место. Следуй за мной. — Он бросил взгляд на двух остальных: — Там и вам место найдётся, если хотите.

Глава 11

Чаду удалось сбежать. Это было его единственным утешением.

Грэм стоял на улице, Алисса была рядом с ним. Последний час был одним из самых чудны́х и ужасных в его жизни. Запертый в своём собственном теле, он вынужден был наблюдать, как ходит по улице и ищет кого-то — скорее всего Чада, но никакой определённой информации ему не дали. Это не имело значения — он был лишь пассажиром.

Смотреть на то, как его предаёт собственное тело, было сюрреалистичным впечатлением. Он представлял себе, что нечто подобное могли испытывать парализованные на поле боя воины, с одним важным отличием: хотя они и теряли способность управлять своими конечностями, они не были вынуждены наблюдать за тем, как ходят и действуют, управляемые какой-то чудно́й внешней силой.

Он даже не мог быть уверен, был ли это кто-то извне, кто им управлял. Что-то определённо засело у него в шее, и, очевидно, именно это и заточило Грэма в его собственном теле, но он не знал, было ли оно истинным источником приказов, или просто передавало приказы от кого-то или чего-то ещё.

Там точно имело место какая-то координация. Алисса была рядом, и время от времени он мельком видел её глаза. Он не мог увидеть ни намёка на то, что творилось её голове, но догадался, что она страдала от такой же беспомощности, как и он.

У него во рту стоял привкус крови. Чем бы это ни было, оно порезало ему язык на пути внутрь, и он мог лишь вообразить, что оно сотворило с задней части его горла. Боль там была минимальной, но равномерное чувство жжения было верным признаком того, что эта штука что-то ему там повредила.

А затем так же неожиданно, как и началось, всё закончилось, и его тело снова стало его собственным.

Грэм задрожал, и его руки мгновенно метнулись к его рту. Ему нужно было вытащить эту штуку!

Его кисть накрыла тёплая ладонь, мягко оттягивая её от его лица.

— Не надо. Это не поможет, а если будешь пытаться слишком упорно, то тебя накажут. — Выражение на её лице было уставшим, измождённым, и лишённым надежды, но там было что-то ещё. Печаль.

Он взял её руки в свои:

— Что случилось со мной, с нами?!

Взгляд Алиссы метнулся в сторону, с намёком на тревогу на её лице, а затем она снова посмотрела ему в глаза:

— Не говори. Если будешь спрашивать определённые вещи, говорить определённые вещи, или пытаться… потеряешь контроль. Позволь пока мне говорить. — Она потянула его за руку, направляясь туда, откуда они пришли. — Следуй за мной.

Он позволил ей повести себя.

— Куда мы идём?

— Ко мне домой.

— Почему?

— Потому что там мы будем одни, хотя это слово на самом деле больше к нам на самом деле не относится, — уныло сказала она. Секунду спустя она добавила: — …и потому что я эгоистка.

«Эгоистка?». Это на миг сбило его с толку, но он не мог себе позволить слишком долго об этом думать.

— Не могу. Мне надо найти Чада. Нужно предупредить М…ммпх!

— Замолчи! — настойчиво сказала Алисса, резко накрыв его губы своими ладонями, и отчаянно предостерегая его своим взглядом. — Ради чего бы ты сюда ни пришёл, не говори об этом, даже не дум… — Её слова резко оборвались, глаза закатились, и её тело стало подёргиваться.

Он подхватил её, когда она начала падать, но спазмы прекратились так же внезапно, как и начались. Взгляд Алиссы снова сфокусировался, и она посмотрела Грэму в глаза. На её лице были написаны боль и обречённость. Её губа слегка задрожала, и он не думая поднял её, держа на руках.

— Ничего. Я уже могу идти сама, — сказала она ему.

Грэм на секунду закрыл глаза.

— Позволь мне, — ответил он. — Куда нам теперь?

— Люди же будут смотреть.

Он начал было смеяться, но от этого у него резко заболело повреждённое горло.

— А разве есть разница? Сколько из них…? — Он остановился, не зная, как сформулировать вопрос.

Алисса прижалась головой к его груди:

— Меньше, чем ты думаешь, по крайней мере — пока. Прямо по улице, потом налево, когда пройдёшь мимо «Пьяного Козла»?

— Пьяного Козла?

— Это таверна, — объяснила она.

Он кивнул, и пошёл вперёд. Она была легче, чем он помнил, но последний раз, когда он её нёс, был ещё до того, как он принял узы с драконом, так что он не мог сказать точно. Несмотря на её стройную фигуру, тело у Алиссы всё же было плотным. Под гладкой тканью её платья скрывалось впечатляющее количество мышц. Разум Грэма даже слишком хорошо помнил подробности её тела.

Алисса молчала, пока он нёс её по улице, прижимаясь щекой к его широкой груди. В его руках она чувствовала себя ребёнком — это ощущение было для неё необычным, но ей уже было всё равно. Она подняла взгляд, когда он свернул у таверны, и указала на ничем не примечательную дверь.

— Вон, это моя дверь. Тебе придётся поставить меня на землю, чтобы её открыть.

Грэм проигнорировал её совет и, достигнув двери, слегка согнул колени, чтобы его рука оказалась рядом с ручкой. Едва качнувшись, он отпер дверь, и толкнул её ногой, прежде чем войти внутрь. Быстрый поворот — и его нога закрыла дверь позади них.

— И что теперь? Ты не можешь нести меня вечно, — проинформировала она его.

— Ещё как могу, — ответил он. Грэм мог вообразить судьбу и похуже. Его взгляд обежал тускло освещённую комнату. Свет проникал через окошко справа от двери, показывая ему маленькую кровать у дальней стены, и грубый стол в центре комнаты. Скудную мебель дополняли деревянный стул и тяжёлый сундук. — Мило, — объявил он, слыша у себя в голове голос матери, когда произносил это слово.

— Знаю, это скудно по сравнению с тем, к чему ты привык… — со смущением в голосе сказала Алисса.

Грэм снова попытался рассмеяться, и снова боль в горле оборвала эту попытку.

— Чёрт, больно-то как, — сказал он ей, ставя её на ноги.

Отойдя в сторону, она подняла со стола кувшин и чалку:

— Выпей воды. Это немного поможет.

Он выпил всё одним долгим глотком.

— У тебя есть что-нибудь покрепче? — Впервые в жизни он ощутил несомненную нужду в алкоголе. События дня оставили его нервы обнажёнными и потрёпанными.

— Этого я себе позволить не могу, — призналась она. — К тому же, будет жечь как огонь. Ране у тебя на горле потребуется несколько дней, чтобы затянуться.

Это было разумным, теперь, когда он об этом подумал. В его разуме мгновенное промелькнул миллион вопросов, но он не спеша выбрал один:

— Как давно…?

Она подняла руку к своему собственному горлу:

— Неделю назад, сразу после того, как я попросила уйти у Графа со службы. Как только я оправилась достаточно, чтобы могла ходить сама…

— Твои раны, — перебил он, — дай взглянуть.

Её одежда состояла лишь из одного платья. Алисса без каких-либо колебаний встала, и стянула его через голову. Под ним на ней ничего не было.

Грэм неоднократно видел её обнажённой, но всё же покрылся румянцем при виде её плоти. Отбросив это в сторону, он осмотрел её рёбра. Место, где её проткнула одна из стрел, было отмечено красным, набухшим шрамом. Похожая отметина была рядом с одной из её лопаток, но обе раны, похоже, хорошо заживали.

— Очевидно, швы накладывала не ты, — заметил он.

Алисса улыбнулась:

— Унёсшие меня люди не получили бы одобрения твоей бабушки, но они не дали мне умереть.

— А я сам даже этого не сумел, — с горечью сказал он.

— Ш-ш-ш, — упрекнула она его, приложив палец к его губам. — В этом нет твоей вины. Виновата была я, и Т'лар. Я предала тебя и твоё доверие. За это мне следовало умереть. Это — лучше, чем я заслуживаю.

— Это я тебе уже простил, — быстро сказал он, — и ты искупила свою вину, когда спасла Айрин.

— Этого мало, — сказала Алисса, опустив взгляд.

— Тогда тебе придётся прожить остаток жизни, расплачиваясь со мной, — прорычал он, притягивая её к себе. Она подняла свои губы к его собственным, но воспоминание об их недавнем поцелуе заставило его отвернуть голову.

В её взгляде отразилось разочарование.

— То, что случилось прежде… — начал он.

— Не случится вновь, — сказала она ему. — Теперь, когда ты — их, я сомневаюсь, что им есть какое-то дело до того, чем мы занимаемся.

— Что это было? Я не понимаю.

— Никто из нас не понимает, — призналась она. — Нам не позволено об этом говорить. Ты видел, что случилось со мной недавно.

— Разве вопросы не сводят тебя с ума?

— Да, и пока я не увидела тебя, я была в отчаянии. Я хотела было окончить свои страдания, но даже это не дозволено. Я стыжусь своей радости при виде тебя, ибо теперь ты в ловушке вместе со мной.

Вопреки себе он обнаружил, что его ладони гладят изгиб её спины.

— Есть участь и похуже, — сказал он ей.

— Нет, — сказала она, — не думаю.

— Тогда позволь мне помочь тебе забыться на время.

После этого они занимались любовью с отчаянной спешкой, которую могут понять лишь те, кто лишён надежды, а закончив, тихо лежали на её маленькой кровати в потемневшей комнате. Грэм гладил её волосы, и пытался притвориться, что события прошедшего дня не произошли, хотя знал, что забыть их не сможет.

Когда солнце опустилось ниже, и начало смеркаться, Алисса встала.

— Мне пора на работу.

— Работу?

— Я работаю официанткой в «Пьяном Козле». В обмен на это Бра́н сдаёт мне эту комнату, — объяснила она. — Нам, простолюдинам, нужно работать, иначе не на что будет есть.

Грэм ощутил горячий комок ревности у себя в груди, когда в нём зародился очередной вопрос:

— Так это он?

Она нахмурилась:

— Что — он?

— Тот, кого ты поцеловала.

— Что?!

— Не строй из себя дурочку. Ты должна была кого-то поцеловать. Иначе откуда у тебя вот это? — указало он себе на шею.

Её глаза гневно сузились:

— Ох, глупый, глупый ты человек! Думаешь, я вернулась в Данбар, и нашла любовника ещё до того, как мои раны полностью зажили?

Грэм пожал плечами:

— Не совсем, но у тебя мог остаться кто-то от прежних времён, до меня…

— Нет, — прямо сказала она. — Я делала лишь то, что приказывал мой хозяин. У меня не было любовников, только цели. У меня не было жизни, пока я не встретила тебя. «Джазмин» была рабыней. Моё существование заключалось в слепом повиновении. Ты покончил с этим, убив Т'лара.

— Тогда как…?

— Один из врачей, после того, как меня принесли обратно в Хэйлэм, — объяснила она. — Я едва была в сознании, когда он насильно разжал мне челюсти, и засунул эту штуку мне в рот.

— О.

Воцарилась неудобная тишина, пока Грэм наконец не сказал:

— Я не собирался намекать…

Алисса прижала палец к его губам:

— Да, твоя мысль меня раздражала, но у меня нет права ожидать от тебя доверия, только не после всего, что я сделала. Тебе не следует просить прощения. — Она встала, и начала одеваться.

— А мне что делать, пока тебя нет? Мне нужно найти друзей.

— Нельзя, — предостерегла она. — Ты теперь опасен для них. Что бы ты ни делал, это лишь ухудшит ситуацию — и для них, и для тебя.

Он поморщился:

— Я не могу с этим смириться.

— Когда ты — раб, нужно не смиряться, а выживать. — Она отвернулась, и вышла через дверь, оглянувшись лишь раз: — Я вернусь, когда таверна закроется. Пожалуйста, будь здесь. — В её взгляде была безмолвная мольба, а затем она ушла.

Глава 12

Чад замер, не двигаясь, наблюдая за тем, как Алисса уходила из дому. Он сидел на пустом крыльце, и в пальцах его руки вяло висела пустая трубка. Многие люди допускали ошибку, пригибая голову, или отводя взгляд, когда цель оказывалась в поле зрения, но он был не настолько глуп. Любое внезапное движение привлекало внимание к охотнику. Лучше не двигаться. Алисса наверное заметила его присутствие, но инстинктивно избегала смотреть прямо на него, чтобы избежать неудобного взгляда ему в глаза. Поэтому у неё не было возможностиего опознать.

Хотя она и так бы его не узнала. Его охотничья кожаная одежда исчезла, скрытая грубой курткой и просторными штанами. Его лук был спрятан в горе мусора неподалёку, а голову закрывала широкополая шляпа. Взгляд лесника проследил за ней, пока она немного прошла по дороге, прежде чем свернуть, войдя в «Пьяного Козла».

«Не стала ходить далеко, а?» — мысленно заметил он. Чад остался сидеть на месте. Терпение было его единственным оставшимся союзником.

Сбежав от Грэма и Алиссы, далее ему было удивительно легко избегать охотившихся на них горожан. Прежде казалось, будто куда бы они с Грэмом ни прятались, их рано или поздно находили. Единственным выводом, который он мог сделать, было то, что они каким-то образом могли отслеживать Грэма. Теперь, когда он был один, почти ничто не отличало его от остальных горожан Хэйлэма.

«И дело было отнюдь не в нашей внешности». Он мог предположить, что, наверное, дело было в магическом мече Грэма — либо это, либо их просто не волновал лучник среднего возраста.

Впрочем, Чад не мог оспорить такую оценку. У него не было ни стрел, ни магии — именно такую ситуацию он и предпочитал. Лучше быть в заднем плане, чем привлекать внимание или казаться важным. Быть недооценённым всегда было ему на пользу, и хотя он этим не гордился, он, наверное, убил больше народу, чем все, кого он знал, кроме, конечно же, Графа ди'Камерон. Со счётом этого человека было угнаться довольно сложно.

«Мойре придётся ещё пару дней самой о себе позаботиться», — сказал он себе. «Как только я пойму, что замыслили эти двое, я смога найти её, или драконов, и мы решим, что делать».

Его внимание привлёк рокот, и он бросил взгляд на небо. Начали собираться грозовые тучи, указывая на приближавшийся ливень — и это его вполне устраивало. Он будет наблюдать, пока Алисса не вернётся домой, прежде чем самому урвать несколько часов сна. Снова посмотрев на дверной проём, он знал, что никто его не побеспокоит. Владелец домика уже находился не в том положении, чтобы жаловаться на него.

— И он был достаточно любезен, чтобы одолжить мне эту чудесную одежду, — пробормотал охотник. Он снова проверил свою куртку, убеждаясь, что на ней не было никаких видимых пятен крови. «Надо глянуть, где он держит табак. Раз уж в руках у меня такая хорошая трубка, с тем же успехом можно и покурить».

* * *

Около полуночи Кассандра и Грэйс полетели над городом. В ту ночь в небе должен был взойти полумесяц, но тучи решили за них эту проблему. Они летели едва в тысяче футов над городом, уверенные, что никто не заметит их в сумраке. Грэйс первой нашла своего партнёра.

— «Грэм!»

— «Грэйс», — пришёл несколько нерешительный ответ.

Она ощутила, что в его ответе было что-то не так:

— «Что случилось?»

— «Я в плену, в некотором роде…»

— «Что?!» — встревоженно спросила она.

— «Ты должна держаться подальше от меня, я сейчас себя уже не контролирую», — быстро ответил он.

— «Не контролируешь? Что это значит?»

— «Трудно объяснить. У меня внутри какая-то штука. Не уверен, может ли она слышать мои мысли. Это небезопасно», — сказал он ей.

Грэйс его утверждения сбивали с толку и фрустрировали. Ей нужно было знать больше.

— «Это всё бессмыслица какая-то. Тебе нужно рассказать мне больше. Я могу тебе помочь», — ответила она.

Ответ Грэма был быстрым и выразительным:

— «Не приближайся, Грэйс! Предупреди остальных…» — Его мысли внезапно оборвались, когда она ощутила, как в его разуме вспыхнула боль — боль, которая передалась прямо к ней через их связь. На секунду её нервы будто объяло огнём, а затем её поглотила темнота. Её крылья дёрнулись, и сложились. Она падала.

Вскоре она пришла в себя. Грэйс лежала в тёмном переулке, но для её острого взгляда тьма не была преградой. Стена рядом с ней была выстроена из брёвен, треснувших и вогнутых, будто в них врезалось что-то двигавшееся на большой скорости. Это, наверное, объясняло боль, которую она ощутила, когда начала расправлять крылья. Что-то сломалось в её крыле — одна из длинных костей.

«Если бы я знала, что тела могут приносить такую боль, то я, возможно, подумала бы дважды, прежде чем стать драконом», — подумала Грэйс. Она чувствовала Грэма неподалёку. Он шёл к ней, и, сфокусировав зрение в его сторону, она увидела, как он заворачивает за угол.

При виде его она ощутила облегчение, но лишь на миг. Вставая на ноги, она почуяла, что с ним что-то не так. Его глаза были открыты, пока он приближался, но разум Грэма молчал, будто он впал в глубокий сон. «Нет, даже не сон», — осознала она, — «скорее похоже на кому».

Грэм остановился в десяти ярдах, и его губы разомкнулись:

— Уничтожь другого дракона.

Глаза Грэйс расширились:

— Да что с тобой такое? Ты же знаешь, что я этого не сделаю!

— Я приказываю это, и ты подчинишься. — Срывавшиеся с его губ слова были лишены всяких эмоций.

Вопреки себе Грэйс запустила когти в бревенчатую стену рядом с собой, и начала карабкаться. Она бы полетела, но повреждённое крыло делало это невозможным.

— «Грэм! Очнись!» — кричала она своим разумом, но не могла до него достучаться.

Кассандра подлетала ближе, уже делая обратный заход после того, как увидела падение Грэйс с неба.

— «Грэйс, ты в порядке? Что случилось?»

Грэйс забралась на крышу, и она знала, что Кассандра мгновенно её заметит. Она не могла лететь, но ожидала, что её спутница скорее всего спустится вниз, чтобы помочь ей. Внутри она кричала и ярилась на себя, но её тело отказывалось повиноваться, и её разум тихо высчитывал план атаки. Она чувствовала, будто её сердце и душу разделили на две отдельных сущности. Одна слепо повиновалась приказам, а вторая в ужасе наблюдала.

Она уже могла видеть формировавшуюся цепочку событий. Как только она окажется рядом, Грэйс неожиданно нападёт. Кассандра была более чем в два раза больше её, но Грэйс заметно выросла за прошедшую неделю. Если она сможет уцепиться зубами за мягкую часть шеи драконицы, чуть ниже головы, то у неё может и получиться.

Кассандра садилась — её тяжелое тело заставляло кровельные балки скрипеть, когда на них навалился её вес.

У Грэйс не было выбора, но вместо того, чтобы позволить случиться внезапному нападению, которое спланировал её разум, она добровольно кинулась на другую драконицу, с вызывающим рёвом и оскаленными зубами.

Это хотя бы дало Кассандре какое-то предупреждение, и она повернула голову, чтобы встретить неожиданное нападение. Первый удар маленькой драконицы она приняла на костяной гребень, защищавший верхнюю часть её головы, прежде чем сбить Грэйс в сторону тяжёлым ударом одной из передних лап. Грэйс покатилась, пытаясь уцепиться за черепичную крышу, а потом достигла края, и сорвалась вниз, упав на землю с тяжёлым шлепком.

— «Что ты делаешь?!» — крикнула Кассандра у Грэйс в голове, но та не могла ответить. Все её желаемые ответы были предупреждениями, и обеспечивавшие её покорность чары стали давить ещё сильнее, после её недавней хитрой попытки саботажа приказания Грэма.

Грэйс начала снова карабкаться по стене здания, вырывая острыми когтями куски древесины, силясь добраться до указанного ей врага. Кассандра понаблюдала за ней немного, прежде чем развернуть крылья, и снова взлететь.

Быстро поднявшись, более крупная драконица заметила в переулке Грэма, и её озарило понимание того, что было источником внезапной перемены в поведении Грэйс, хотя никакого смысла в этом она всё ещё не видела. Кассандра полетела прочь.

Столкнувшись с целью, которой она не могла достичь, Грэйс спрыгнула обратно на землю, и побежала по улицам, по возможности следуя за Кассандрой по земле. Она знала, что поймать летящую драконицу не могла, но внутри она была рада не только этому, но и тому, что теперь была вне пределов слышимости. Грэм больше не мог выдавать ей никаких приказов, если она не могла его слышать.

К счастью, в столь поздний час на улицах было очень мало народу, но те немногие, кого она встретила, испугались как никогда прежде в жизни. Грэйс выросла, и теперь была чуть крупнее средней по величине лошади. Один человек повернулся, и увидел её, бегущую на него в тусклом свете, и как только она оказалась достаточно близко, чтобы его глаза рассмотрели её рептильи черты, он закричал, и отскочил в сторону.

Она надеялась, что он не поранился, ударившись в своей спешке о стену здания. Грэйс пробежала мимо, не останавливаясь. Она всё ещё чувствовала Кассандру высоко в воздухе, и не могла остановиться.

— «Это он приказал?» — спросила Кассандра.

Ничто в её приказе не исключало честность, особенно теперь, когда элемент неожиданности был потерян.

— «Да», — ответила Грэйс. — «С ним что-то случилось. Когда он вначале говорил со мной, до того, как он начал вести себя странно, Грэм сказал, что больше себя не контролирует».

— «Если это был не он, то разве чары не должны были позволить тебе проигнорировать его приказ?»

— «Это был устный приказ. Судя по всему, чары не очень разборчивы», — ответила она.

— «А что если Мойра тоже стала жертвой того же, что случилось с Грэмом?» — задумалась Кассандра.

Грэйс это в голову ещё не приходило, но мысль эта была ужасной.

— «Тогда ты должна её избегать, иначе она может дать тебе схожий приказ».

— «Ты сказала, что приказ был вербальным», — заметила Кассандра, — «но до этого он мысленно тебя предостерёг. Верно?»

Грэйс ответила ментальным эквивалентом кивка.

— «Тогда я поведу тебя в тщетной погоне за мной, пока не найду Мойру. Как только отыщу её, я вылечу за пределы твоей дальности, что оставит тебя свободной помочь ей».

Это был хитрый план, и Грэйс не могла не восхититься её предусмотрительностью. Однако у неё был и другой вопрос, и вопреки её намерениям, чары заставили её спросить:

— «А что ты потом будешь делать?»

Наступила короткая пауза, пока Кассандра обдумывала свой ответ.

— «Ничего. Какое-то время я буду летать повыше».

Грэйс внутренне улыбнулась, благодарная за то, что её подруга осознала её ловушку. Если бы Кассандра сказала ей, каковы были её планы, то Грэйс была бы вынуждена попытаться последовать за ней. Оставив её в неведении, драконица оставляла её свободной на самом деле помочь Мойре.

* * *

Грэм обнаружил, что стоит один в переулке, недалеко от квартиры Алиссы. Он помнил, как предостерёг Грэйс, но после этого в его воспоминаниях была лишь чернота. Он потерял контроль.

В прошлый раз, когда охотился на Чада, он помнил большую часть происходившего, но на этот раз его оставили гадать о случившемся. Была вспышка боли, а потом… ничего. Он не мог быть уверен, почему в прошлый раз он помнил, а в этот — нет. Возможно, это как-то было связано с продолжительностью, или с методом перехода, но всё это было не его ума дело.

Он тихо подождал несколько минут, обдумывая свои варианты. Он не знал, куда делась Грэйс, или где были остальные его спутники, да он и не хотел с ними встречаться… только не в его нынешнем состоянии. У него оставался лишь один практичный вариант. Развернувшись, он направился к двери Алиссы.

Начав двигаться, он услышал тихий звук. Его слух сам собой сфокусировался, и он смог различить звуки дыхания, а также сердцебиения. В обычном городском шуме он мог бы их упустить, но в этот час ночи было достаточно тихо, чтобы выделить их из фонового шума. Кто-то таился, скрытый в полуквартале, за углом. Был ли то незнакомец, или кто-то, намеренно за ним наблюдавший, Грэм знать не мог.

Он держал эти наблюдения в тишине его безмолвного сознания, в том месте, которому его научил Сайхан, во тьме необработанных ощущений, где бессознательное работало на уровне ниже формальных мыслей. По мере того, как его восприятие пробилось к свету его сознания, он облёк его в вербальную форму «наверное, просто припозднившийся пьянчуга тут шатается». Но где-то глубже внутри себя он сомневался в истинности этого утверждения.

Грэм пошёл дальше, вернувшись в комнату, где жила Алисса.

Глава 13

Мойра наблюдала за дождём из маленького оконца. Дом, в котором это оконце было, находился в одной из самых запущенных частей Хэйлэма. Принадлежал он матери Уота — его отец умер за годы до этого.

Его мать, Лана Пёркинс, была престарелой, мягко говоря. Вообще, Мойра подумала, что старушка была наидряхлейшей представительницей женского пола из всех, кого она только знала. У старой карги не было зубов, насколько Мойре было видно — хотя она и не хотела приближаться достаточно, чтобы их сосчитать. Шедший от старушенции запах не поощрял близости.

«Такие мысли являются неподобающими и немилосердными», — мысленно упрекнула себя Мойра. Она приняла их предложение крова, и теперь эти наблюдения заставляли её чувствовать себя виноватой. Тем не менее, она не могла не сморщить нос. Воняло не только от престарелой Миссис Пёркинс. От самого дома несло старыми отбросами и новой плесенью.

Джеролд ненадолго пришёл в сознание, когда Стрэтч мягко опустил его на то, что в доме Пёркинсов считалось кроватью. Боль от перемены положения заставила его вскрикнуть, и его глаза открылись.

Сфокусировав затуманенный взор на Мойре, он выдавил короткое:

— Где мы?

— Я на самом деле не уверена, — ответила она. — Где-то в городе, прячемся от королевской стражи.

— Как…? — Джеролд ахнул от внезапной боли, не в силах закончить новый вопрос.

— Ответ на это сложный, — сказала она ему. — Если коротко, то мы сбежали, и теперь является беглыми преступниками.

Глаза Барона тревожно расширились, но он, похоже, не мог больше говорить. Его взгляд терял фокусировку, и она ощущала, что его сознание становилось всё более рассеянным. Мойра поспешно предложила ему чашку воды. Он остро нуждался в жидкости, чтобы восполнить потерянную кровь.

— Выпей сколько сможешь, — подтолкнула она ему, но после двух долгих глотков его рука обмякла, и ей пришлось поймать чашку, прежде чем та упала на пол. Её глаза затуманились, когда она снова оглядела его раны. «Бедняга Джеролд, он этого не заслужил…». Подавшись вперёд, она убрала упавшие ему на лоб волосы. — Отдыхай, ты теперь в безопасности. Я не позволю никому тебе навредить.

Эти слова были скорее обещанием для неё самой, а не для него. Магический взор уже показал ей, что он не мог её слышать.

В комнату вошёл Уот, и в его взгляде читался вопрос.

— Что такое? — спросила она, борясь с накатывавшей на неё усталостью.

— Ничего, миледи, — ответил бывший пленник со смущением на лице.

В Мойре внезапно расцвело раздражение, результат её утомлённости:

— Просто спрашивай. Стоя тут, и корча глупые рожи, ты лишь раздражаешь меня. Что бы это ни было, я тебе отвечу.

Лицо Уота побледнело, и он не находил места рукам, но чуть погода произнёс:

— Он — твой суженый?

— Что? Нет! — Этот вопрос застал её врасплох. — С чего ты так решил?

— Он тебе, похоже, очень небезразличен… и он — дворянин, а ты — леди…

Мойра подавила смех, когда её раздражение утихло:

— Мне много кто небезразличен. Этого человека я едва знаю. И вообще, дворяне — не как кошки и собаки. Нельзя просто свести вместе самца и самку, и ожидать, что они станут парой. И вообще, откуда ты знаешь, что я дворянка?

Теперь веселье проявилось уже на лице Уота:

— Я, может, и не особо сообразительный, но не дурак. Ты — точно не из простолюдинов.

Она сжала губы, не зная, как ответить, и наконец сказала:

— Полагаю, с этим я спорить не могу. Раз уж ты не дурак, что предлагаешь делать дальше?

Долговязый мужчина пожал плечами:

— Долго мы здесь оставаться не можем. Если нас тут найдут, то у моей мамы будут неприятности. Разве у тебя нет замка или ещё какого-то места, куда можно сбежать?

«Если бы всё было так просто», — подумала она.

— Хотелось бы, но мой дом далеко. Как бы то ни было, я не могу уйти, пока не отыщу отца. Король держит его где-то под замком.

— Тогда он обречён, — объявил Уот.

Мойра одарила его упорным взглядом:

— Я вытащила нас из королевской темницы.

— Один раз — возможно, но теперь весь дворец поднялся на уши как сумасшедший муравейник, — сказал Уот. — Потребуется нечто большее, чем какие-то магические трюки и странные звери, чтобы пойти против Короля.

Она открыла было рот, чтобы возразить, но секунду спустя снова закрыла. Уот не видел большую часть случившегося. Какую-то часть его вынудили забыть, а остальное по большей части было невидимым для его взгляда. Помимо призыва Стрэтча, большая часть их побега была обязана лишь странному поведению стражников — по крайней мере, с точки зрения Уота.

— Я выведу тебя из города, Уот, тебя и Барона. Может, у него есть какое-то безопасное место для вас обоих, но дальше я не пойду. У меня здесь остались незаконченные дела с Королём, — сказала она ему.

В её сердце разгоралось пламя. Смерти и бои, которые она видела и вызвала во дворце, заставили её усомниться, но теперь решимость возвращалась к ней. Мойра не напрашивалась на этот бой, но теперь, когда она знала, что её отец был где-то рядом, и когда она увидела укрывавшееся в сердце Хэйлэма чудовище, она не могла остаться в стороне.

— Вы погибните, миледи.

Мойра моргнула:

— Много невинных людей погибнет, Уот, но меня среди них не будет, и я буду держать Короля в ответе за их смерти. В этом городе скрылось зло. Даже если бы моего отца здесь не было, я бы не свернула с этого пути. То, что они делают с этими людьми, непростительно.

— «А что насчёт того, что ты сделала с некоторыми из этих людей? С Уотом, например…», — подала мысль её молчаливая наблюдательница.

— «Заткнись».

Нуждаясь в отвлечении от этой неуютной мысли, она бросила взгляд на Ленни. Мёртвый человек тихо сидел в углу с тех пор, как они сюда пришли.

— Мне нужно время подумать, — сказала она Уоту, поскольку он не ответил на её последнюю ремарку. — И мне нужно поработать над Ленни.

— Что ты будешь с ним делать? — спросил Уот. — В конце концов, он — один из стражников Короля, ему вообще нельзя здесь быть.

— Просто оставь меня в покое, — вздохнула она.

Уот немного поглядел ан неё, а затем кивнул, прежде чем выйти из комнаты. Мойра ненадолго позволила воцарившейся тишина пропитать её кости, а затем позволила магическому взору распространиться наружу, оглядывая местность вокруг их нового убежища. Она не нашла ничего необычного, никаких стражников или следящих за домом наблюдателей. «Возможно, какое-то время всё будет тихо», — подумала она.

Направив своё внимание на Ленни, она подвинулась ближе к живому трупу, который занимал один из её заклинательных зверей. Логичным было бы позволить телу умереть, и использовать заклинательного зверя уже как существо из чистого эйсара. Страж ей бы не помешал. «Мне бы несколько стражей не помешали».

Но у неё были и иные нужды. Штука, засевшая у стражника в горле, была тайной, лежавшей в сердце того, что творилось в Хэйлэме. Мойра сомневалась, что сможет извлечь из этой сделанной из мёртвого металла штуковины какую-либо информацию, но она вполне может научиться её извлекать. «И кто лучше всего подходит для практики, чем тот, кто уже технически мёртв?».

Собрав волю в кулак, она сосредоточила свои чувства на его шее, изучая странную металлическую тварь, засевшую у него внутри. По структуре она напоминала причудливую металлическую сороконожку, с тем важным отличием, что ножек у неё было меньше, и они были гораздо длиннее, чем были бы у сороконожки, в сравнении с длиной тела. Основное тело было длиной почти в два дюйма, диаметром в более чем половину дюйма, и сидело внутри, зарывшись в мягкие ткани в задней части горла, закрепившись рядом с позвоночником с помощью своих лап.

Из того, что Мойра сочла головой существа, тянулись длинные металлические нити, следовавшие вдоль позвоночника вверх, прежде чем войти в основание черепа и разойтись. Все концы ответвлений заходили в похожую на яблоко область мозга у основания черепа.

«Папа был бы разочарован во мне из-за того, что я не помню, как эта область называется», — подумала она. «По-моему, её название на «м» начиналось».

Однако сейчас это не имело значения. Мойра всё же помнила, для чего была эта штука. Эта часть мозга отвечала за координацию движений.

Мойра потратила несколько минут, составляя план. Приготовившись, она создала тонкий щит вокруг каждой проникавшей в череп нити. Она начала осторожно вынимать их, вытягивая их обратно, и одновременно защищая мягкие ткани мозга вокруг них. Нити были тонкими, и вставились так, что их удаление скорее всего ничему не причинило бы вреда.

Сперва всё шло гладко, но как только они были удалены, основное тело существа сделало нечто неожиданное. Несколько бритвенно-острых ног сдвинулись в стороны и, прежде чем она смогла отреагировать, перерубили бедняге сонную артерию.

— Бля! — воскликнула она, запаниковав. Она сжала тварь щитом, предотвращая дальнейшие повреждения, но худшее уже было совершено. Из артерии хлестала кровь, и рот Ленни наполнился ею. Его тело умирало, пока она лихорадочно пыталась заживить кровеносный сосуд.

Мойра порядком навидалась крови, и та её не лишала спокойствия, но наблюдение за металлической мерзостью с помощью магического взора, когда тварь начала пытаться выбраться у мертвеца из горла, едва не заставило её расстаться с содержимым желудка. Сжав тварь мощным щитом, она раздавила её прежде, чем та сумела сбежать.

Ей хотелось расплакаться. Ей хотелось с криками выбежать из комнаты. Она испытывала усталость, отвращение и ужас одновременно. Всё это было неправильно, всё было нечестно. Она была для этого слишком молода. Никого нельзя вынуждать разбираться с тем, что она видела и испытала за последние двадцать четыре часа.

Но она ничего не сделала.

Вместо этого она закрыла глаза, и подумала об отце. «Он нуждается во мне». Сделав несколько глубоких вдохов, она попыталась замедлить своё сердцебиение, и расслабить желудок. Затем она нащупала своего заклинательного зверя, о котором она по-прежнему думала как о «Ленни», несмотря на прискорбную смерть этого человека. Зверь никуда не делся, по-прежнему оставаясь присоединённым к трупу.

«Сосредоточься на том, что осуществимо». Вот, что сказал бы её отец. Мойра проигнорировала кровь, вытащила заклинательный разум из мёртвого тела, и начала работать над ним, меняя его форму. Речь определённо была необходима, а также чуть более сложный набор способностей к принятию решений. Добившись этого, она начала направлять в своё творение эйсар, усиливая его, и давая ему мощное тело, состоявшее из чистой магии. Лев очень бы подошёл.

Прошло полчаса, пока она работала над ним, а затем она создала второго «Ленни и Ларри», — решила она, назвав своих стражей. Она дала Ленни форму большого кота, в то время как Ларри имел форму массивной обезьяны. Руки могли оказаться полезны. Как только с деталями было закончено, она направила в них всю оставшуюся у неё энергию. Она не ощущала поблизости никакой опасности, и как только она отдохнёт, она восстановит большую часть своей силы, и будет ещё иметь двух мощных спутников в придачу.

Утомление дало ей дар, в котором до этой поры ей было отказано. Сон нашёл её сразу же, как только она притулилась в углу, подложила руку под голову в качестве подушки. Тот факт, что она спала в комнате с почти мёртвым мужчиной и настоящим трупом, даже не приходил ей в голову.

Она очнулась, окружённая хаосом.

— Мойра! Миледи! Помогите! — Она моргнула, и встревоженно выпрямилась.

Ну, попыталась выпрямиться. Она быстро обнаружила, что больше не сидит, упёршись в стену. В какой-то момент она сползла на грязный пол, а когда попыталась оттолкнуться от него левой рукой, та отказалась повиноваться. Рука совершенно онемела от плеча и ниже.

— Шоакое!? — крикнула она, одновременно как вопрос и как подтверждение для того, кто звал её на помощь. Чуть погодя её мозг опознал голос как принадлежавший Уоту, и вскоре после этого её взгляд сфокусировался на нём — он съёжился у двери в комнату.

Её новые стражи угрожающе смотрели на него.

— Не дай им меня убить! — воскликнул Уот.

— Расслабься, ты совсем вне опасности, — ответила она, но движение предупредило её о том факте, что на её лицо что-то налипло. Подняв руку, она вытерла у себя со щеки большое количество пыли и мокрого мусора. Опустив взгляд, она увидела лужицу слюны, натёкшую там, где она лежала. Сплюнув, она осознала, что часть мусора прилипла к её губам.

— Ох! Ну просто…

Тут Мойра приостановилась, поражённая нелепостью своих жалоб. На противоположной стороне комнате лежал холодный труп, включавший в себя тревожных размеров лужу крови. Это почему-то не улучшило её настроение по отношению к неопределённой грязи у неё на губах.

И её рука всё ещё не работала, хотя уже начала просыпаться, и посылать всё более мощные болевые сигналы, давая остальным частям её тела знать, что всё ещё была жива. «Ситуация становится всё лучше и лучше».

Она приказала своим стражам расслабиться, и ещё минуту ушла на то, чтобы успокоить Уота. Судя по всему, они не одобрили его, когда он попытался её разбудить, тряся её за плечо. Убедившись, что никто не собирается никого убивать, она наконец смогла задать Уоту воистину важный вопрос:

— Что происходит?

— Снаружи люди. Я смотрел во все окна. Думаю, они и сзади тоже. Мы в ловушке, — застонал бывший пленник.

Мойра расширила своё восприятие, позволив магическому взору осмотреть местность вокруг дома. Обнаруженное ей не понравилось. Уот не только был прав, но людей становилось всё больше, они подходили из окружающих домов по одному и по двое. Возможно, единственной причиной, почему они ещё не напали, был тот простой факт, что ещё не все собрались. Снаружи уже было более сотни человек, и в течение нескольких минут это число скорее всего удвоилось бы.

Что хуже, это была не просто стража — как Уот и сказал, это были самые разные люди. Некоторые из них были стражниками, но в толпе было гораздо больше обычных горожан. Снаружи собрались мужчины, женщина, и даже несколько детей. Тщательный обзор показал, что у каждого из них внутри был металлический паразит, по крайней мере, у четырёх или пяти, кого она оглядела подробнее, это было именно так.

— Думаю, нам тут больше не рады, — заметила Мойра. Что странно, она не чувствовала страха. Она задумалась, не истратила ли она всю свою способность бояться. Мойра была просто уставшей, и тело у неё ныло. Рука снова заработала, но жутко болела.

Тут её уши уловили звук открывшейся входной двери, за которым последовал скрипучий голос Миссис Пёркинс:

— Я тут совсем ни при чём! Они сказали, что убьют меня, если я проболтаюсь! Пожалуйста, не делайте мне больно.

Мойра печально посмотрела на Уота:

— Твоя мать очень тебе верна. — Ей трудно было представить родителя, столь легко бросившего бы своего ребёнка. Это шло вразрез с её жизненным опытом.

Уот лишь пожал плечами:

— В прошлом я бы и сам так поступил. Не могу на самом деле её винить. Но не волнуйся. Я тебя не брошу, что бы ни случилось. — Его лицо наморщилось от мысли, будто он пытался в чём-то разобраться. — Я в последнее время стал другим… с тех пор, как тебя встретил.

Она избегала смотреть ему в глаза, чувствуя себя виноватой. Она знала, что нарушила правила, когда начала менять людей, но у неё на самом деле не было выбора. «Я сделала его лучше. Разве это может быть так уж неправильно?». От этой мысли её отвлек магический взор, показавший ей снаружи нечто необычное.

Собравшаяся толпа игнорировала мать Уота.

Стара женщина всё ещё умоляла и плакала, но люди не обращали на неё никакого внимания. Они позволили ей пройти мимо, не пытаясь её остановить.

«Это — не человеческий отряд стражи, действующий по приказу правителя. Это — сборище чудовищ, и они хотят только меня», — осознала она. Это почему-то принесло ей чувство облегчения.

— Уот, ты можешь уходить. Ты им не нужен. Просто уйди прочь, и ничего с тобой не случится.

Худощавый мужчина нахмурился:

— Я тебя не брошу.

Мойра впервые пожалела о том, что привила ему так много верности. Теперь это наверняка приведёт его к гибели, оставив ещё одну смерть на её совести.

— Ты не можешь помочь мне в таком бою, только сам погибнешь. Беги сейчас и, если тебе так уж необходимо, двигайся следом после того, как я уйду. Возможно, позже ты найдёшь возможность мне помочь. Пытаясь меня защитить, ты лишь усложнишь мне задачу.

Уот уставился на неё, и внутри него боролись противоречивые эмоции, но в конце концов он кивнул:

— Если вы этого хотите, миледи.

— Хорошо, — ответила она, заставляя себя улыбнуться. — Иди, пока ещё есть время.

Как только он ушёл, она посмотрела на то, что с ней осталось. Ей ещё нужно было волноваться о Бароне. Он всё ещё был без сознания, иначе она могла бы приказать Уоту помочь ему уйти. А так его снова придётся нести на Стрэтче. Если она оставит его, то не факт, что он выживет без ухода. «Надо было придать моим помощникам крылья», — осознала она, но теперь на это уже не было времени.

Она загрузила Джеролда на Стрэтча, и приготовилась уходить. Мойра не видела никаких иных вариантов — им придётся выйти через одну из дверей, и ни одна из них не давала никакого особого преимущества. «Они просто люди, пусть и не властные над собой. Им меня не остановить». Её резервы энергии значительно восстановились, пока она спала, хотя она определённо всё ещё не была полностью собой.

Тихо бормоча, она использовала свою волю, чтобы призвать тяжёлый туман, покрывший окружавшую дом местность густой дымкой, а затем открыла дверь. Никто не сдвинулся, когда она и её спутники вышли.

Она запоздало осознала, что ей следовало задать Уоту один важный вопрос. «В какую сторону ближе всего городские ворота?».

— Бля.

Мойра сделала глубокий вдох. Ей просто придётся придерживаться прямого курса, и верить в то, что рано или поздно она найдёт городскую стену. «Если придётся, я просто пройду сквозь эту чёртову штуку». Эта мысль заставила её тихо засмеяться, хотя смех, донёсшийся из её рта, звучал почти истерически.

— Ленни, иди слева, Ларри — справа. Держитесь позади меня, и приглядывайте за Стрэтчем и Джеролдом. Не отставайте, и попытайтесь никому не навредить, если на то нет необходимости.

— Как мы узнаем, когда необходимость появится? — спросил Ленни.

— Когда что-нибудь пригрозит не дать мне вывезти Барона из города. Это — наша цель. Понятно?

— Понятно, — ответил заклинательный зверь.

Мойра пошла вперёд, Стрэтч и остальные следовали позади. Вокруг себя и над лежавшим у Стрэтча на спине Джеролдом она возвела мощный щит. Шагая, она чувствовала, как люди в тумане стали двигаться. Те, кто был на противоположной стороне от дома, двигались вперёд, а те, кто был по бокам, двигались к ней. Они каким-то образом ощущали её движения, несмотря на неспособность видеть в тумане.

«Они могут определить, где я нахожусь», — бесстрастно заметила Мойра. «Это не должно быть возможным». Управляемая паразитами толпа не показывала никаких признаков исключительного эйсара или особых способностей. Она сомневалась, что у кого-то из них был магический взор, а если и был, то определённо не у всех сразу. «Как они это делают?».

Толпа двигалась, смыкаясь вокруг неё.

Мойра развеяла туман, поскольку тот всё равно не помогал. Сразу же после этого она пошла быстрее, и прибегла к любимому трюку своего отца… к флэшбэнгу: «Льет Бэрэк!». Воздух перед ней разрезало мощным треском и ослепляющей вспышкой света, но ничто из этого не прошло через её щит.

Она скороговоркой повторяла эти слова, и посылала эйсар вовне, рвя ночь на хаос из шума и обжигающего света. Такая демонстрация заставила бы большинство армий обратиться в бегство, и здесь тоже явно имела эффект, но совсем не такой, как ожидалось. Мужчины и женщины дёргались и закрывали глаза, а некоторые даже прикрывали уши, но никто из них не бежал и не отступил. Глухие и слепые, они не показывали никаких признаков страха.

Тем не менее, она всё равно стала пробиваться вперёд, расширив свой щит до клиновидной формы, заставляя толпу расступаться. Давление их тел на щит было значительным, но ей это было по плечу. Трудно было избежать причинения им вреда. У неё чесались руки использовать силу, чтобы раскидать их в стороны. Это было бы гораздо легче, но она не могла заставить себя проделать такое со столь многими невинными людьми.

Магический взор ясно показал ей следовавших позади заклинательных зверей, которые с трудом пробивались через смыкавшуюся позади неё толпу. Это было странное, медленно состязание, в котором нормальные люди хватались за них, пытаясь придавить их к земле или просто разделить. Какими бы сильными ни были её стражи, они не могли игнорировать такое большое число тянущих рук, и в конце концов были вынуждены прибегнуть к насилию, чтобы освободиться от толпы.

Мойра пригнула голову, позволив волосам упасть себе на лицо, и продолжила двигаться вперёд. Она отталкивала давившие на неё тела одним лишь усилием воли, но вес всё увеличивался. В уголке её сознания замаячило отчаяние, предостерегая её о неудаче. Она не была достаточно сильной, чтобы пробиваться бесконечно. Она могла лишь продолжать, пока не выдохнется, либо уничтожить тех, кто хотел её остановить.

«Должен быть другой способ. Что бы отец сделал?»

Он бы создал «круг», и эвакуировал всех задолго до того, как всё к этому пришло. «Сколько раз он пытался заставить меня зазубрить ключи для кругов?». Она проклинала себя за то, что проигнорировала его совет. Мойра часто упрекала брата за его апатичное отношение к изучению некоторых вещей, в которых их пытался натаскать отец, в частности — целительству, но она знала, что ключи для всех кругов он помнил наизусть.

«Но не я — нет, мне это было слишком, чёрт побери, скучно. Лечить овец — ладно, но не просите меня запоминать кучу бессмысленных символов и чисел». Только вот теперь они не казались такими бессмысленными, и из-за её лени погибнут люди. «Если передо мной встанет выбор между спасением Джеролда и убийством всех этих невинных, то что я выберу?»

Видение огня наполнило её разум, и она поняла, каков будет её ответ. Она убьёт сколько угодно незнакомцев, чтобы спасти друга… и потом будет ненавидеть себя за это.

«Но разве это будет убийством? Или я лишь буду спасать их от участи, что хуже смерти?»

На это она нашла тёмный ответ: «Спросишь потом у их родных».

Игнорируя эту мысль, она зачерпнула своего гнева, и резко послала щит в стороны, разбрасывая прижавшихся к нему людей. Затем она сжала его обратно, и начала бежать, пока толпа снова не навалилась.

На бегу она начала шарить по округе магическим взором, и всякий раз, когда она находила что-то непрочное — доску, фонарный столб, поилку, или что-то достаточно объёмное, она подтягивала это к себе, заставляя падать позади неё и её спутников.

Этим она заставила некоторых преследователей споткнуться, и в некоторых случаях летевшие обломки сбили несколько человек с ног, но этого было мало. Толпа настигала их, не обращая внимания на опасность. Вдалеке Мойра обнаружила, что ещё больше людей сходились со всех сторон, безошибочно направляясь к тому месту, где она была. Она больше не могла себе позволить милосердие.

— Бейте их, если нужно! — крикнула она за спину, обращаясь к Ленни и Ларри. — Если можете, попытайтесь повредить им ноги.

Ленни взревел, а Ларри лишь кивнул. Оба были рады, что им позволили действовать свободнее. Они принялись сражаться с большим удовольствием, сбивая людей в стороны, и разрезая некоторым сухожилия на ногах своими когтями и клыками.

«Мы справимся», — думала Мойра, позволив себе надежду, но затем увидела на дороге через квартал от себя нечто странное. Прежде она это не замечала, в отличие от смыкавшихся вокруг неё людей. Этот предмет казался неживым, он был объектом, в котором эйсара было не больше, чем в камне или здании. Однако с чуть более близкого расстояния она не могла не заметить его движение, и это привлекло её внимание.

Это было странное приспособление, выстроенное полностью из металла, но двигалось оно так, будто было живым. Четыре ноги поднимали коренастое яйцеобразное тело. Из центральной части торчали две руки и странная прямоугольная штуковина. Центр вращался, отслеживая её, пока Мойра двигалась вбок по улице, и она видела, что странный прямоугольный предмет имел отверстие, которое постоянно было направлено в её сторону.

Какой бы незнакомой эта штука ни была, Мойра с первого взгляда узнала в ней оружие. Годы практики с братом сделали её реакцию почти инстинктивной — она подбежала ближе к зданию слева, и сжала свой щит, делая его плотнее, и ставя его под таким углом, чтобы отразить силу любого попавшего по ней удара.

Выстрела она не услышала. На долю секунды она увидела вспышку, а затем её сознание исчезло в шоке агонии и жгучей боли.

Глава 14

— «Очнись!» — Кто-то кричал у Мойры в голове.

— «Больно».

Первым впечатлением Мойры было что-то холодное и твёрдое у неё под руками. Она постепенно начала осознавать, что лежала на земле, но где? Чуть погодя она вспомнила улицу, и её попытку вывезти Джеролда из города. Она чувствовала, как что-то острое давило ей на щёку, и начала поднимать голову.

— Ох! — Она мгновенно пожалела об этом движении. Боль пронзила её голову и шею, заставив её желать только одного — лежать очень неподвижно.

— «Тебе надо встать, иначе мы тут умрём. Оно приближается. Давай, я тебе помогу!»

Она попыталась открыть глаза, но получилось это у неё лишь частично. Её правый глаз явил хаотичный мир движения и смятения. Её левый глаз вообще не открылся, хотя был ли он закрыт из-за отёка, или чего-то похуже, она пока сказать не могла. Мойре показалось, что она упала в лужу, поскольку её лицо было мокрым. Она вяло вытерла лицо рукой. На ощупь это была не вода — слишком липкая.

— «Кто ты?» — спросила она, обращаясь к голосу у себя в голове.

— «Я — ты, другая ты, которую ты создала. Тебе надо встать, уже почти слишком поздно!»

— «О». — Теперь она вспомнила. Заклинательный разум, который она невольно создала, сбегая из дворца… когда она нарушила правила, которым её научила мать. Размышляя об этом, она снова начала видеть окружающий мир магическим взором. Его возвращение создало у неё в черепе ужасную пульсирующую боль. А ещё показало окружавшее её побоище.

Тела были повсюду. Стрэтч, всё ещё нёсший Джеролда, стоял над ней, а Ленни и Ларри похоже впали в неистовство. Они были в двадцати футах от неё, и рваные останки горожан, лежавших вокруг, были, похоже, в основном делом их рук. Люди всё ещё бежали на них, но плоть и кровь были плохим оружием против заклинательных зверей. Двое её стражей рвали и резали, кромсая плоть и дробя кости с бешеным исступлением.

Её ушей достиг острый, гулкий щелчок. Это был скромный звук, как если бы кто-то хлопнул двумя кирпичами друг о друга, но он стал предвестником чего-то более мощного, чем можно было подумать по одному лишь звуку. Металлическое чудовище было лишь в тридцати футах, и направило своё коробкообразное оружие на Ленни.

Имевшего форму льва заклинательного зверя отбросила, в его теле появилась огромная дыра, и за ней мгновенно последовал взрыв в здании, стоявшем позади Ленни. Мойра ощутила случившееся, но всё произошло слишком быстро, чтобы она могла это понять. Ей почти казалось, будто кто-то с невероятной скоростью метнул камень, пробив Ленни насквозь, и разрушив стену ближайшего дома.

«Так вот, что в меня попало?» — удивилась она.

Ленни быстро встал и, игнорируя зияющую дыру в своём магическом теле, прыгнул на металлическое чудище, в то время как Мойра безуспешно пыталась встать. Судя по всему, эта шутка не могла стрелять из своего странного оружия так скоро, но на нём отъехала в сторону маленькая металлическая дверца, и изнутри высунулся металлический штырь. Начались вспышки света, и громоподобный рокот вдребезги разбил ночь — он был гораздо громче, чем шум от предыдущих выстрелов.

Звук не останавливался. Он всё продолжался, долбя Мойре по ушам, в то время как что-то слишком быстрое, чтобы уловить зрением, рвало тело Ленни на части. Большое, похожее на кошачье тело заклинательного зверя схлопнулось. Ларри бежал на существо с противоположной стороны, но оно с гладкой точностью повернулось, и нацелило своё всё ещё стрелявшее разрушительное оружие на её обезьяноподобного стража.

Область вокруг Мойры была временно свободна от живых людей, но из переулка вышел мужчина, и побежал к ней. Потребовалось несколько секунд, прежде чем она его узнала. Это был Чад Грэйсон. Быстрый приказ остановил напавшего было на него Стрэтча.

— Где ты был? — онемело спросила она, всё ещё не отойдя от шока.

Встав на колени, он запустил свои руки под неё, и поднял. Охотник не был крупным мужчиной, обладая средним ростом и телосложением, он, наверное, весил не больше ста шестидесяти фунтов, но когда он встал, она чувствовала, как мышцы в его руках напряглись скрытой силой.

— Почему все женщины у меня это спрашивают? — ответил он, прежде чем добавить: — Надо уходить.

И невероятное дело — он пустился бежать трусцой. Дёрганое движение никак не улучшило боль, которую Мойра уже ощущала.

— Как ты меня нашёл? — сумела выдавить она.

Мойра была стройной, но лесник всё равно уже тяжело дышал, отвечая:

— Я последовал за Грэмом. Когда я услышал переполох, и осознал, что он движется к тебе, я выбежал вперёд.

Ларри сумел добраться до металлического зверя, и нанёс тяжёлый удар, хотя громыхавшее оружие и порвало его при этом на части. Его кулак ударил по странному оружию, согнул его, после чего последовал громкий взрыв. Тут оружие замолкло, но её страж получил слишком много повреждений — он упал на бок, и его магическое тело начало дезинтегрироваться.

Из почерневшего отверстия, откуда торчал штырь, повалил дым, но чудище не остановилось. Его ноги снова пришли в движение, и оно развернулось, чтобы последовать за беглецами, поворачивая свой торс, чтобы направить на них своё прямоугольное оружие.

Чад ушёл с дороги, свернув в боковой переулок, когда снова послышался странный щелчок, и здание, за которое они свернули, вздрогнуло. Секунды спустя его угол обрушился, осыпав переулок позади них кирпичом и каменной кладкой.

— Ты оставил Грэма позади? — Мойра видела, что четвероногое чудище с трудом карабкалось по осыпи, в то время как Чад свернул ещё раз, на новую улицу.

Охотник слишком тяжело дышал, чтобы ответить, и его ноги замедлялись, пока он силился бежать с нею дальше, но тут её разум нашёл новый голос.

— «Мойра!» — Это была Кассандра.

— «Я в беде», — ответила она, послав поток образов и слов, описывавших случившееся, а также преследовавшее их металлическое чудище.

— «Я лечу», — ответила её драконица. — «Направляйтесь влево. Я к западу от вас. Но остановиться я не могу. Грэйс преследует меня по земле, и собирается меня убить».

— Сверни влево на следующем углу, — сказала Мойра своему утомлённому спасителю.

Чад споткнулся, но продолжал бежать.

— Зачем? — выдохнул он.

Она ответила коротко:

— Драконы.

Он кивнул, и направился к указанному ею повороту.

— «Почему Грэйс пытается тебя убить?» — спросила Мойра у своей драконицы.

— «Я думаю, Грэм это приказал. Что-то управляет им», — ответила драконица.

Мойра сжала челюсти, и молча выругалась. Она была усталой, и утомление туманило её разум. Вопреки себе она ощутила, как в её сердце начало разжигаться пламя ненависти. «Только не Грэм, только не это… они зашли слишком далеко».

К ним приближались ещё люди, смыкаясь вокруг них, притягиваемые как мотыльки к огню. Даже до того, как их настигнет металлическое чудище, их задавит толпа менее опасных врагов. Мойра попыталась создать вокруг них щит, и была награждена пронзительной болью в черепушке. Ощущение было таким, будто кто-то вгонял ей нож между глаз. Быстро устававшие ноги Чада не были способны позволить им сбежать от толпы.

Свет звёзд над ними притух, когда у них над головой прошла массивная тень, а затем ночь осветила струя обжигающего пламени. Кассандра нырнула вниз, и выжгла улицу позади них своим драконьим огнём. Деревянные здания загорелись будто бумажные, а преследовавшие их люди… о них лучше было не упоминать. Они умерли молча, их тела поглотило пламя. Драконица захлопала крыльями, и начала подниматься после своего смертоносного пролёта.

Чад не останавливался, но даже при оставленных ими позади ужасах он теперь мог лишь шагать.

— Весь этот чёртов город наверняка загорится, — выдохнул он.

— Опусти меня. Думаю, я смогу идти, — сказала ему Мойра.

Охотник был слишком усталым, чтобы спорить. Он мягко опустил её ноги на землю, и после того, как она немного проверила их на прочность, они двинулись дальше. Чад держал руку у неё на плече, на случай если она потеряет равновесие. Стрэтч следовал за ними, всё ещё неся на своей спине бессознательного барона.

— «Я сделаю круг, и ещё один заход. Что-то вас по-прежнему преследует», — сказала в её разуме Кассандра.

— «Осторожнее. Оружие, которое оно использует, смертоносно», — предупредила Мойра.

— «Я — тоже».

Ноги её не были ранены, но шагала она неуверенно. На ходу она снова попыталась окружить их щитом. На этот раз её ждал успех, но результат был менее чем впечатляющим, и вызванная им боль не делала его стоящим усилий. Вздохнув, Мойра позволила щиту растаять.

Магический взор Мойры работал как надо, хотя от него у неё и болела голова. Она легко ощущала приближавшееся к ним сзади металлическое чудище. Оно ещё шагало по покрывавшему улицу пламени, но не показывало никаких признаков замедления. Ещё один силуэт приблизился из темноты впереди, следуя тому же курсу, которым летела Кассандра. Мойра узнала Грэйс, бежавшую по дороге навстречу им.

Она могла лишь надеяться, что приказ Грэйс включал в себя лишь другую драконицу, иначе ситуация очень быстро обернулась бы к худшему.

Этот миг настал и остался позади едва ли не быстрее, чем Чад успел её увидеть. Менее крупная драконица размером с лошадь пробежала мимо них со скоростью охотящейся кошки. Мойра мельком увидела глаза Грэйс, когда та пробегала мимо — в них отражалось пламя, освещавшее улицу позади них.

— «Будь осторожна», — мысленно крикнула Мойра, но если Грэйс её и услышала, то виду не подала. Являя собой полторы тонны рептильих мышц, она пробежала мимо людей, и набросилась на металлического зверя, только-только выходящего из пламени.

— Не останавливайся, — подтолкнул её Чад, когда Мойра начала было останавливаться, и поворачивать голову. — Мы против этой шутки ничего не сделаем.

Металлическое чудище не сумело вовремя заметить её нападение — возможно, оно было временно ослеплено жаром, через который прошло. Тяжёлое тело Грэйс едва не сбило его, но четыре ноги давали ему исключительную устойчивость. Она стала цепляться за тварь зубами и когтями, хотя им почти не за что было уцепиться на твёрдом металле.

Её самым большим преимуществом было то, что у твари было лишь две руки, и они были маленькими, скорее всего предназначаясь для функциональных целей, а не для рукопашного боя. Перебирая лапами, чтобы удержаться на теле, где почти не за что было уцепиться, Грэйс вцепилась в правую руку. Металл заскрипел, когда она вырвала руку с корнем несколько секунд спустя.

Но тело поворачивалось, изгибаясь, чтобы направить прямоугольное оружие.

— «Грэйс! Прямоугольная штука — оружие, не дай…!»

Мойре не удалось окончить предостережение. Грэйс увидела угрозу, и поймала металлический предмет своими мощными челюстями, сжав его зубами, которые были прочнее любого до сих пор выкованного в Лосайоне металла. Прозвучал странный щелчок, когда чудище попыталось выстрелить, а затем Мойру и Чада подняло в воздух и кинуло в сторону в результате мощного взрыва. Даже Стрэтч свалился, несмотря на его крупное тело и четыре ноги.

Мойра обнаружила, что снова лежит, уткнувшись лицом в землю, но быстро встала, опираясь на руки. Мир стих, но её рот был открыт. Она чувствовала, что кричит, но почему-то потеряла способность издавать звуки. Единственным, что она слышала, был голос Кассандры у неё в голове:

— «Не-е-е-е-е-ет!»

Нижняя половина металлического зверя всё ещё стояла на улице, а из оболочки его разбитой и оторванной верхней части вырывались вялые языки неуверенного пламени. Единственный глаз Мойры не мог найти драконицу, но магический взор отыскал её несколько секунд спустя — тело Грэйс безжизненно висело, насаженное на тяжёлую кровельную балку, расщеплённую силой взрыва.

«Этого не может происходить». Драконы, созданные её отцом, были среди самых могучих существ, оставшихся в мире с тех пор, как миновала война с богами. Грэйс была первым порождением её дара, когда Мойра обрела свою силу. В её голове потеря Грэйс никогда не рассматривалась как даже теоретическая вероятность.

Секунды текли подобно часам, пока она стояла на месте. Логический разум говорил ей, что Грэйс не могла умереть — чары, которые смастерил её отец, делали драконов бессмертными, но как только её сердце перестанет биться, чары сбросятся. Разум Грэйс будет очищен от всех воспоминаний, и магия, бывшая сущностью её жизни, создаст новое яйцо. Узы, которые она создала с Грэмом, закончатся, и она вылупится снова, когда новый хозяин возьмёт себе её яйцо. Она будет рождена заново, но она не будет той Грэйс, которую знала Мойра.

Кассандра приземлилась рядом с ними, и подняла голову к небу. Мойра представила себе, что та, должно быть, выплёскивает свои ярость и боль в виде крика в небеса, но её крик всё же не мог пронзить окружавшую Мойру тишину. «У меня отказали уши», — осознала она. С чувством отстранённости она обратила магический взор внутрь, и обнаружила, что сила взрыва порвала ей обе барабанные перепонки.

Более крупная драконица двинулась вперёд, потянувшись, чтобы снять тело Грэйс с державшей её массивной балки, но Мойра подняла ладонь:

— «Стой. Она ещё жива. Её эйсар никуда не делся, а сердце ещё бьётся».

Сердце продолжало биться, но толстый кусок дерева пробил её грудь, разорвав лёгкое, несколько больших артерий, и нанеся невообразимый урон органам в её брюшной полости. Что хуже, взрыв сломал ей челюсть и оставил трещину на черепе. Было чудом том, что её нижняя челюсть всё ещё была на месте.

— «Они за это заплатят!» — заревела в её голове Кассандра. — «Этот город сгорит!»

— «Всему своё время», — согласилась Мойра, понимая чувства своей драконицы. Её сердце онемело, будто она забыла, как чувствовать. «Неужели так было с отцом, когда он видел, как его отец умирает у него на глазах?». Она всё ещё помнила выражение его лица, когда он рассказал ей о смерти её деда.

«Я мог бы спасти его, но я не мог сделать всё сразу. Я был один, и несмотря на все мои силы, я был беспомощен остановить кровь, вытащить стрелу, поддерживать его сердце, и исправить повреждения мышц. Я мог лишь облегчить ему уход», — сказал ей тогда отец.

В ней оформилось решение, некая решимость, выходившая за рамки сознательной мысли. Не зная полностью, что она собиралась делать, Мойра шагнула вперёд, пройдя, пока не оказалась достаточно близко, чтобы протянуть руку, и коснуться висевшего над её головой хвоста Грэйс. Сердце всё ещё билось, хотя уже начало замедляться, и ритм его начал сбиваться. Игнорируя боль в своём черепе, она потянулась своим эйсаром, и использовала его, чтобы поддержать не справлявшееся сердце Грэйс.

— «Поделись со мной силой», — сказала она Кассандре.

В неё стремительно влился поток эйсара, посылая по Мойре волны боли. Она всё ещё не оправилась от отката после разрушения её щита.

— «Использовать твою силу сейчас неразумно». — Это предупреждение пришло от её другого «я», её заклинательной двойницы, всё ещё обитавшей в уголке её разума.

— «Мне плевать», — ответила Мойра. — «Помоги мне».

— «Как?»

Молодая волшебница показала ей видение, принимавшее форму у неё в сознании, и её заклинательная двойница согласно кивнула:

— «Как пожелаешь».

Мойра начала вливать эйсар в своё другое «я», и снова ощутила странное удивление, когда её разум начал дробиться. Только ощущение было не как от разрушения, или уменьшения — это было чувство роста. Её другая личность раздулась от силы, которую ей давала Мойра, и когда она разделилась на несколько новых копий, Мойра ощутила, что становится ещё больше.

Агония в её черепе становилась всё интенсивнее, пока она направляла эйсар Кассандры в свои копии в виде заклинательных разумов, но она заставляла себя продолжать это делать. Ей нужно было лишь вынести боль. У неё была лишь одна задача. Её двойницы не чувствовали ни капли этой боли, и они уже знали, что нужно было делать.

Мойра расширилась, став сначала в десять раз больше, а потом и в двадцать. Одна часть её пылала, горела, пока её разум посылал эйсар, который нужен был остальным для работы. Остальная её часть была готова, сосредоточена и спокойна. Как только она достаточно выросла, голос той, что была объята болью, воскликнул:

— «Давай!».

Сразу дюжина вещей начала происходить одновременно. Тело Грэйс поднялось, стянутое с пробившего её деревянного кола, и мягко легло на землю, в то время как дыра в её груди закрылась. Артерии и вены, пульсировавшие бившей кровью, нашли свои разделённые концы, и срослись, удерживая остатки крови драконицы в венах, где она и была нужна. Её челюсть встала на место, и кости снова срослись, став целыми, пока кожа и мышцы возвращались на место и срастались. Даже трещина в черепе исчезла.

Прошло менее минуты, и другие «я» Мойры начали работать над внутренними органами, сшивая обратно кишки и печень, и закрывая мириады маленьким кровеносных сосудов.

* * *

Чад наблюдал со всё более возраставшим изумлением. Он в целом не забивал себе голову магией или делами волшебников, несмотря на его безразличие, всё же провёл за прошедшие годы слишком много времени вблизи от них. Он неоднократно наблюдал за тем, как Мордэкай кого-то лечил, и он знал, что открывшаяся ему картина была необычной.

Его зоркий глаз заметил лёгкую дрожь в её теле, пока она работала… и из носа Мойра снова начала капать кровь.

Когда он её нашёл, она была сильно побита, один из её глаз опух и не открывался, а щека выглядела так, будто лежавшие под ней кости двигались не туда, куда нужно. Хотя он мало знал о том, как работала магия, он достаточно часто слышал жалобы Графини о нагрузке, которую магия в прошлом оказывала на её мужа, и о тех случаях, когда он едва не убивался, пытаясь выйти за рамки своих возможностей.

Волнуясь, он шагнул ближе.

— Эй, я думаю, что ты уже достаточно сделала, девонька. Побереги силы, мы ещё не выкарабкались. — Его голос звучал странно — у него в левом ухе стоял настолько сильный звон, что он едва слышал собственные слова — а правое ухо откликалось лишь тишиной. Он поднял руку, чтобы коснуться её плеча, но остановился, когда она внезапно повернулась к нему лицом.

— Не мешай нам. Мы ещё не закончили. — Два глаза уставились на него с безупречного лица, когда Мойра пошла к нему, отгоняя его жестом поднятых рук.

Он зажмурился, и снова открыл глаза. Стоявшая перед ним девушка выглядела как Мойра Иллэниэл, но не была ею. Она вышла из Мойры. Теперь их было две. Настоящая Мойра всё ещё стояла лицом к драконице, её тело тряслось, и выглядела она так, будто в любой момент может потерять сознание.

— Какого чёрта?! — наконец сумел сказать он. Бросив взгляд мимо незнакомки, он увидел, как Мойра покачнулась, будто готовая вот-вот упасть. — Она долго так не протянет. — Он попытался обойти её двойника, но та шагнула в сторону, преградив ему путь.

— Ты лишь сделаешь хуже, если вмешаешься, пока мы не закончили, — предупредила стоявшая перед ним девушка. Пока она говорила, у настоящей Мойры отказали ноги, но третья копия появилась, и подхватила её, держа Мойру прямо. Теперь их было три.

Чад привык к тому, что ему дают глупые приказы, и также привык их игнорировать.

— Неправильно это. Ей надо остановиться. — Оттолкнув девушку в сторону, он попытался добраться до настоящего тела Мойры.

Был миг контакта, когда он ощущал тело копии под своей ладонью, но затем она растворилась. Он содрогнулся, ощущая, как она проходит сквозь его кожу, а потом её не стало. Встав совершенно неподвижно, он с трудом попытался понять, что именно произошло, прежде чем пойти вперёд, чтобы помочь Мойре.

Только он не пошёл. Его тело упрямо отказывалось двигаться. Вместо этого он развернулся, и обнаружил, что оглядывает улицы, проверяя, не приближаются ли ещё кто-то из странных горожан. Его замешательство росло по мере того, как он стал шагать, двигаясь прочь, чтобы разведать путь впереди. Он думал, что дорога, которая шла вперёд, а потом влево на следующем переулке, должна была вывести их из города, но не был уверен. «Да что я делаю? Я же, блядь, не это делать собирался!»

— «Не сопротивляйся». — В его голове прозвучал голос Мойры.

— «Прочь из моей головы, девка! Мне не нужна какая-то глупая…» — На этом его мысли остановились, и он обнаружил, что потерял голос даже у себя в голове.

— «Хватит сквернословить. Я тут подумала, и решила, что тебе не помешают некоторые улучшения. Это — отличная возможность сгладить кое-какие выступающие углы», — прокомментировала она.

Он понятия не имел, что она имела ввиду, но его охватило чувство чистого ужаса.

— «Не волнуйся. Будет не больно. Ты будешь лучше, чем прежде, и гораздо приличнее…»

— «Хватит!» — Каким-то образом ему показалось, что новый голос был иным, хотя тоже звучал как голос Мойры. — «Ты не будешь его изменять. Просто не давай ему двигаться, пока мы не закончили».

Чад ощутил шедшее от его пленительницы чувство разочарования:

— «Ну, ладно. Но уши я ему исправлю. Если только ты это тоже за «вмешательство» не посчитаешь».

В его правом ухе начала ощущаться теплота, а потом то же самое, но менее остро, стало ощущаться в левом. Его слух сильно улучшился, и хотя звон не совсем прекратился, он значительно снизился.

На миг он был свободен, и развернулся обратно, чтобы посмотреть на раненую драконицу. Тело Грэйс было покрыто кровью, но теперь выглядело целым — её голова вернула себе привычную форму, и зиявшая в её теле дыра исчезла. Мойра обмякла, её избитое тело теперь поддерживали с двух сторон будто бы две её копии. Голова её склонилась вперёд, и подбородок почти касался груди.

Из неё вышло ещё больше копий, и вскоре она оказалась окружена толпой двойников. Они стояли лицом к ней, закрыв глаза, почти как если бы молились над телом своей прародительницы, когда внезапно побитое тело девушки застыло, подняв голову.

Он наблюдал за тем, как её лицо зашевелилось, будто что-то ползало под кожей у неё на щеке. Чад запоздало осознал, что это выправлялись кости у неё на лице. Царапины и порезы на той стороне лица закрылись, и несколько мгновений спустя она стала выглядеть гораздо лучше. Почти невидимые линии показывали места, где она порезалась, а единственным признаком ранее сломанных костей был лёгкий отёк с той стороны лица.

Однако кровь продолжала капать у неё из носа, и её лицо было отмечено напряжением, которое подсказывало, что она пыталась скрыть сильную внутреннюю боль.

Глаза Мойры открылись, глядя в пустоту, на что-то, чего Чад видеть не мог. Её копии начали шагать внутрь, сливаясь с её телом, прежде чем исчезнуть. Несколько секунд спустя они остались одни.

Охотник поглядел на неё ещё немного, прежде чем отвести взгляд:

— Ну ни хуя ж себе.

Глава 15

Разум Мойры сжимался по мере того, как её копии схлопывались, пока наконец не осталось лишь две — она сама и её заклинательная двойница. Большая часть боли, шедшей от её лица и других частей тела, исчезла, но агония в её черепе стала ещё сильнее.

Она отпустила щит, который поддерживала вокруг себя, и почувствовала, как напряжение ослабло. «Мне нужно отдохнуть».

Тело Грэйс всё ещё было неподвижным, но её сердце продолжало биться, а грудь медленно двигалась по мере её дыхания. Она была жива, но без сознания. Её тело всё ещё было имело повреждения, которые нельзя было вылечить обычным волшебством, но Мойра надеялась, что время залечит остальное.

Кассандра поднесла свою голову ближе, нюхая и изучая свою маленькую товарку:

— «Она поправится?»

Мойра не была уверена до конца:

— «Мой отец создал вас, чтобы хранить огромные объёмы энергии, которую он забрал у богов — часть этих чар использует эту силу, чтобы обеспечивать ваш быстрый рост, но также даёт вашему роду поразительные способность к регенерации почти любых ран… или, по крайней мере, так он мне сказал. Я могу лишь надеяться, что сегодняшний день предоставит нам доказательства этой способности», — ответила она.

— «А что её разум? Её череп был треснутым. Ей могло встряхнуть мозги».

— «Об этом я знаю больше», — ответила молодая волшебница. — «Её истинный разум является заклинательным конструктом — покуда её мозг может физически исцелиться, воспоминания и знания, делающие её тем, кто она есть, сохранятся».

— Мне очень не хочется прерывать ваш миг молчания, — перебил лесничий, — но к нам приближаются ещё люди. Надо уходить.

Конечно, стрелок никак не мог знать, что они вели неслышный ему разговор. Мойра заговорила вслух, довольная тем, что снова могла слышать свой собственный голос:

— Кассандра, ты сможешь унести Грэйс отсюда?

— «Наверное, но едва-едва. А ты сама? Я не могу нести тебя и двух остальных, если буду пытаться поднять её».

— Мы можем пойти пешком. Встретимся с тобой за городом, где мы расстались. Стереги Грэйс, пока мы туда не доберёмся, — сказала Мойра.

— «Но…»

— Никаких споров. Лети, у нас нет времени на обсуждения, — приказала Мойра. Они с Чадом помогли Стрэтчу положить Барона обратно ему на спину, в то время как Кассандра нежно взяла менее крупную драконицу когтями. Массивная драконица поднялась в небо, интенсивно взбивая воздух крыльями, чтобы оторвать себя и свою бесценную ношу от земли.

Мойра позволила охотнику повести себя прочь. Она уже могла чувствовать вдалеке великую стену, окружавшую Хэйлэм. Им осталось не так уж далеко пройти, но к ним также приближались ещё люди. Первые трое бежали к ним от противоположной стороны улицы на следующем перекрёстке.

Она вздрогнула при мысли о том, чтобы снова использовать магию, но Чад уже пришёл в движение.

— Побереги силы, — крикнул он через плечо.

Метнувшись вперёд, лесник обнажил два длинных ножа. Его противники двигались неуклюже, как дети — полные энтузиазма, но неповоротливые, — и напали на него, вооружённые импровизированными дубинками, которые выглядели так, будто недавно являлись частями какого-то несчастного стула. Ветеран уклонялся и резал, поразив одного в горло, а второму подрезав сухожилия. Не в силах избежать третьего, он получил тяжёлый удар в плечо, прежде чем выпустить ударившему его мужчине кишки. Несколько секунд спустя он добил того, кому подрезал ноги.

Мойра видела напряжённое выражение его лица, когда он подвигал плечом, пытаясь растянуть отбитую мышцу. Она мало что могла сделать с синяками, и к ним сзади бежало ещё десять человек.

— Не останавливайся, — с обречённостью в голосе сказал Чад. — Если доберёшься до ворот, то у тебя будет шанс. Мой же путь кончается здесь.

— Нет, — сказала она ему, заупрямившись. — С меня довольно.

— Не глупи, девочка!

Бежавшие к ним горожане были менее чем в сотне футов, и Мойра ощутила шок узнавания, увидев среди них характерный эйсар Грэма.

— С ними Грэм, — объявила она. Одна из женщин также ощущалась знакомой, хотя она не могла сходу определить, кто она была такая.

Чад выступил вперёд, приготовив окровавленные ножи:

— С ним Алисса. Ты не захочешь это видеть, девонька.

Упоминание этого имени её удивило, но также сделало её решимость ещё твёрже:

— Нет, — снова сказала Мойра. — Больше они от меня сегодня крови не получат, только не от меня и моих друзей. — Её голова пульсировала болью, но она проигнорировала это усилием воли. Позволив гневу распалить пламя её желания, она снова вытолкнула из себя свой эйсар.

— «Возьми их», — сказала она своему второму «я», сфокусировав на ней свою силу.

В её голове расцвела боль, почти ослепившая её своей интенсивностью, но её ярость была сильнее. Разум Мойры расширился, раскололся на части, становясь больше, чем испытываемая ею агония.

— «По одной на каждого из них», — приказала она. Невидимые нити эйсара метнулись прочь, касаясь каждого из их врагов, и бой мгновенно прекратился.

Её заклинательные двойницы заблокировали контроль паразитов, и начали выдавать собственные приказы. Нападавшие прежде на них люди замедлились, и заняли охранные позиции вокруг Мойры и её спутников. Они были одеревенелыми и неуклюжими, но они принадлежали ей.

— «Грэм, ты там?» — Она послала мысль, ища его разум через свою посредницу.

Нашла она лишь молчание. Грэм казался лишённым сознания в его дважды скованном разуме. Похожий поиск показал, что Алисса и остальные были в том же состоянии. «Возможно, это милосердие, что они не бодрствуют», — подумала она.

— Идём, — сказала она Чаду и Стрэтчу.

Охотник осторожно наблюдал за их новыми охранниками:

— Ты уверена, что это безопасно? Что если ты потеряешь контроль?

— Не потеряю, — заверила она его. «Больше никогда не потеряю». Теперь она знала истинную тайну Сэнтиров. Все думали, что сила Сэнтиров была в их заклинательных зверях, но это было лишь поверхностным лицом, которые они показывали остальным. Истина была темнее. Скрытая сила рода Сэнтир заключалась в контроле, полном и абсолютном контроле. «И если эти металлические паразиты думают, что смогут меня в этом обыграть, то очень ошибаются».

Остаток их пути был почти скучным. Два или три человека напали на них, когда они подходили к воротам, но её новая свита превышала их по численности. Бой был коротким и кровавым, и стоил ей двух охранников, но также принёс облегчение, уменьшив число людей, которых ей нужно было контролировать. Всё это время она тихо держала Грэма и Алиссу рядом с собой. Ими она рисковать не хотела.

Ворота почти не охранялись. Многие из стороживших их солдат уже имели паразитов, и бросили свои посты ранее, чтобы напасть на них у дома Уота. Те несколькие, кто остался, были сбиты с толку событиями этого вечера. Они сжались на своих постах у ворот, боясь выступить против незнакомцев.

Новые слуги Мойры открыли ворота, и они ушли в темноту.

Они шли по дороге прочь от ворот лишь несколько минут, прежде чем свернуть в поле. После получаса ходьбы по мокрой траве и грязным оросительным каналом Мойра почувствовала, что почти достигла своего предела. Она мысленно приказала своим охранникам встать, и подняла ладонь, давая Чаду знать, что останавливается.

Поле было чёрным, за исключением света звёзд, хотя ей свет не был нужен, чтобы видеть. Её стопы и ноги замёрзли, измазанные по колено мокрой грязью. Мир вокруг неё будто шатался. «Я долго не протяну». Она зала, что ей нужно было сделать, пока у неё ещё было время. К счастью, эйсара на это у неё уйдёт немного.

Кассандра была в пределах её ментальной досягаемости, поэтому она послала быстрое сообщение:

— «Дальше я идти не могу. Пока что мы в безопасности. Скоро я направлюсь к тебе. Мне просто надо немного отдохнуть».

Тёплые мысли драконицы пришли к ней секунду спустя:

— «Хорошо».

Однако отдыхать она пока не собиралась. Вместо этого она приказала людям, которыми управляла, бежать в разных направлениях. Эйсара у неё было уже так мало, что она сомневалась, что сможет ещё сколько-нибудь долго поддерживать управлявшие ими копии. Ей нужно было отослать их как можно дальше от себя, прежде чем отпустить.

Убить их было бы проще, и эта мысль приходила ей в голову, но она всё ещё не была готова опуститься столь низко. Расправив плечи, она заставила Грэма и Алиссу лечь на мокрую траву.

— Что ты делаешь? — спросил Чад.

— То, что необходимо, — сказала она ему.

— И это заключается в том? — отозвался он, подчёркнуто протянув последнее слово.

Она прижала палец к губам, а затем указала себе на уши, прежде чем снова обратить взгляд на Грэма и Алиссу.

Лесник понял смысл её жеста, хотя всё ещё гада, что она собиралась делать.

— Будь готов, — предупредила она. — Я могу потерять контроль над теми, кого я отправила прочь. Если это случится, то тебе, возможно, придётся нас защищать.

Она посмотрела вверх — звёзды будто двигались из стороны в сторону подобно мотылькам на летнем ветру. Заскрипев зубами, она собрала вою в кулак, и начала создавать новых заклинательных двойниц. Боль в её черепе стала раскалённым добела пламенем, когда она влила в них свой оставшийся эйсар.

— «Трое на каждого из них. Одна — чтобы закрыть щитом тело и клешни паразита, другая — чтобы вынуть контролирующие отростки, а третья — чтобы залечить кровотечение или повреждения от их извлечения», — сказала она своим новым «я», хотя они уже знали план.

Мир уже начал вращаться.

— «Давайте, быстро!»

Её копии одновременно резко послали свою силу в тела Грэма и Алиссы, окутав металлических существ у в их шеях тонкими щитами.

Мойра уже едва осознавала их, хотя все шестеро её помощниц слали обратно равномерный поток наблюдений. Пламя в её мозгу начало затмевать собой всё остальное. «Ещё немного, не сдавайся…»

А потом она упала. Земля побежала ей навстречу подобно желанному другу. Её разум был страданием боли, и тьма, на которую она надеялась, отказывалась приходить. Вместо этого мир побледнел, и она начала гореть. Вселенная превратилась в белую пытку всепоглощающего огня.

* * *

Чад внимательно наблюдал за ней. Что бы она ни планировала, он сомневался, что это предвещало что-то хорошее. В одну секунду она стояла одна, а в другую вокруг Грэма и Алиссы стояло ещё шесть её копий. Они протянули руки, и он увидел, как тела на земле напряглись.

Вскоре после этого он увидел, как рот Грэма раскрылся, и оттуда показалось что-то тёмное и блестящее. Оно немного будто поизвивалось в тусклом свете, но потом он услышал резкий хлопок, прежде чем оно, чем бы оно ни было, свалилось в сторону. Быстрая проверка показала ему, что то же самое произошло с Алиссой, пока он наблюдал за своим юным другом.

Шесть женщин растаяли подобно призракам в ночи, а Мойра упала прежде, чем он смог её поймать. Она начала извиваться и метаться на земле, её руки и ноги то напрягались, то снова раскидывались в стороны. Голова Мойры была запрокинута, а её рот был разинут в широком оскале. Глаза её были открыты, но он видел в них только белки.

«Да у неё же чёртов припадок», — осознал он.

Спешно присев рядом с ней, он из всех сил попытался прижать её тело к земле, избегая её лица, поскольку её зубы сжимались через случайные промежутки времени. «Блядь». Сняв свой пояс, он попытался сунуть его ей в рот, беспокоясь о том, что она может откусить себе язык. Ему казалось, будто миновала вечность, прежде чем её рот снова открылся, но когда это случилось, он был готов. В тусклом свете было не видно, но ему показалось, что она ещё не успела себе ничего повредить… пока что.

Минуты текли мимо, пока она неистово дёргалась, но постепенно её движения замедлились, став менее сильными судорожными подёргиваниями. Сев позади неё, он положил её голову себе на колени, и начал издавать успокаивающие звуки, будто утешал ребёнка. «Идиот, она же тебя на слышит. Зачем ты это делаешь?»

В конце концов она замерла, но он остался сидеть, убирая ладонью волосы с её лица. Глаза старого ветерана промокли от слёз, хотя никого здесь не было, чтобы их увидеть.

— Не смей тут у меня умирать, девочка, — тихо произнёс он сдавленным и хриплым голосом.

Сморгнув слёзы, он оглядел окружавшую их местность. Грэм и Алисса лежали на траве, их тела были неподвижны как трупы. Ему пришлось понаблюдать за ними какое-то время, прежде чем он увидел, что грудь у них всё ещё двигалась. «Ну, хоть это хоть что-то. Живы». Причудливая, похожая на лошадь штуковина Мойры всё ещё стояла рядом, с, казалось бы, мёртвым человеком на спине. Существо глазело на него в ответ, пока Чад изучал его взглядом.

Мягко убрав её голову у себя с коленей, он встал, и подвёл мысленный итог.

— Хороший же бардак ты мне оставила — четыре человека без сознания, и какая-то ёбнутая магический лошаде-телега. — На миг он посмотрел Стрэтчу в глаза, прежде чем добавить: — Без обид.

Заклинательный зверь пожал плечами. Способностью говорить его не наделили, но речь он понимал. Жест этот дал ясно понять, что комментарий лесника его не заботил.

Чад продолжил говорить, в основном — чтобы успокоит себе нервы:

— Ты тихий. Вот, что мне в тебе нравится — ты не наполняешь воздух ненужным шумом, в отличие от большинства людей. — Он махнул рукой на остальных. — Например, как вот эти вот… мне следует считать себя счастливчиком, что эти чёртовы глупцы в без сознания. Иначе они долбили бы мне черепушку своим постоянным нытьём. Но только не ты…

Его голос затих. У Чада не было для магического существа имени. С тех пор, как он снова встретился с Мойрой, у неё не было возможности пересказать ему более заурядные подробности.

— Не знаю, как тебя зовут, — сказал он, извиняясь, — но это не важно, я сам могу тебе имя придумать. — Взявшись рукой за подбородок, он серьёзно поразмыслил над этим, изучая предмет своих дум взглядом. «Торс как у мужика, тело как у лошади с какой-то странной вогнутой спиной, чтобы людей носить… х-м-м-м».

— Чёрт, странный ты какой-то, но я не буду усложнять. Буду звать тебя просто «Лоше-зад», как сокращение от «Лошадиная задница».

Стрэтчу было как-то пофигу. Он склонил голову на бок, размышляя, но затем согласно кивнул. Тут-то как раз его ограниченный магический взор и заметил кое-что. Повернув голову, он огляделся, а затем указал охотнику.

— Что там? — чуть тише спросил Чад.

Заклинательный зверь указал во втором направлении, а затем в третьем. После чего сжал кулак, выставив из него два пальца вниз. Он пошевелил пальцами, двигая кулаком из стороны в сторону. Было довольно ясно, что он пытался указать на кого-то бегущего. Стрэтч снова указал во тьму, в трёх разных направлениях.

Чад вздохнул:

— Три человека, приближаются к нам.

Стрэтч кивнул, подтверждая.

— Спасибо, Лоше-зад.

Прошедший день показал ему, что управляемые извне люди по какой-то причине следовали за Грэмом, а не за ним. Он уже сделал вывод о том, что это наверняка как-то было связано с магией, а поскольку у него её не было, они его по большей части игнорировали, когда он был сам по себе.

— Если у них нету истинного волшебного зрения, то я, возможно, смогу от них спрятаться, но к этим двоим их тянет как мотыльков на огонь.

Заклинательный зверь указал на себя, и склонил голову в сторону.

— Да, и, наверное, к тебе тоже, Лоше-зад, поскольку ты вообще сделан из магии, — согласился лесник. Он немного подумал. — Ты постой над Мойрой. Если кто-то приблизится, дай им пинка, или что-то подобное. Я немного отойду, чтобы проверить одну теорию.

Стрэтч снова склонил голову на бок, явно любопытствуя.

Чад улыбнулся:

— Я выясню, могут ли они меня видеть в темноте. Если могут, то будет труднее, но если нет, то я преподам им пару уроков. — Он пошёл в одном из указанных Стрэтчем направлений, проверяя пальцами свои ножны, и убеждаясь в том, что ножи всё ещё были там, и что их легко было извлечь.

После тридцати футов он начал обходить расположение своих друзей по часовой стрелке, а потом остановился. Затем принялся ждать, вслушиваясь. Света звёзд было недостаточно, чтобы осветить нечто большее, чем тёмные очертания и внезапное движение. Он присел, доверяя короткой траве скрыть себя из виду. Если он ошибался насчёт способностей его врага к восприятию, то его ждала неприятная встреча.

Слух предупредил его о первом из приближавшихся людей, и он улыбнулся, приметив этот звук. Бедный ублюдок пытался, почти безуспешно, бежать в темноте. Громкое хлюпанье, время от времени перемежавшееся тяжёлым шлепком, сказали ему всё, что ему нужно было знать о том, мог ли его враг видеть в темноте.

Тёмное пятно двигалось на сером фоне, и лесник встал на ноги, осторожно шагая, чтобы пересечься с направлявшимся к его бессознательным друзьям незнакомцем. Он остановился, найдя нужное место, и секунды спустя его почти слепой противник нарвался на него.

Десять дюймов холодной стали вошли мужчине под рёбра, метнувшись вверх, разрезая лёгкие и артерии. Бедный ублюдок немного помолотил руками, но охотник работал тщательно, смещая лезвие, пока то не нашло сердце. Мёртвый мужчина замер, и Чад пошёл прочь, пройдя немного по кругу, прежде чем снова приняться ждать.

Второго он поймал похожим способом, но затем услышал звуки с того направления, где лежали его спутники. Метнувшись обратно, он обнаружил грузную женщину, пытавшуюся утащить обмякшее тело Грэма в сторону города. Стрэтч исполнительно стоял над телом Мойры, не пытаясь вмешаться.

Женщина услышала его приближения, и повернулась, встречая его. Видели они плохо, и она вскинула руку, чтобы отбить его удар. Лезвие вошло ей в предплечье, пройдя насквозь, и застряв между костей. Её другая рука вогнала кулак ему в живот, выбив воздух у него из лёгких, но ей самой пришлось хуже. Второй его нож нашёл свою цель, и он вогнал его ей в плечо, рядом с шеей.

Он упал рядом с мёртвой женщиной, кашляя и хрипя, пытаясь отдышаться. Ночной воздух холодил его кожу, поэтому он догадался, что покрыт кровью. «Или грязью», — молча поправился он. «Часть этого дерьма на мне — скорее всего просто грязь. Не нужно думать о слишком уж жутких вещах».

Бросив взгляд на Стрэтча, он увидел, что заклинательный зверь снова показывал пальцем в четырёх новых направлениях.

— Ещё люди, Лоше-зад?

Стрэтч кивнул.

— Эта хуйня быстро стареет^[2], - пожаловался охотник. «Или я старею».

Следующий оказался лёгким, но последние четыре бывших прислужника Мойры замедлились, и сбились в кучку, перед тем как приблизиться. Чад позволил им пройти мимо себя в темноте, обдумывая свои варианты. Он ощущал себя достаточно уверенным в том, что сможет убить двоих из них прежде, чем остальные смогут до него дотянуться, но после этого ситуация примет неприятный оборот. Управляемые паразитами люди были сильнее, чем можно было бы ожидать. У него всё ещё болел живот, когда он делал глубокий вдох, постоянно напоминая ему об этом факте.

«Что бы я сейчас ни отдал, чтобы снова иметь полный стрел колчан», — молча пожаловался он уже наверное в десятый раз.

Он знал, что ему придётся делать, но ему это не нравилось. Весь этот вечер слишком сильно напоминал ему о том, о чём он предпочёл бы не вспоминать. «Полагаю, кошмары вернутся, и буду хуже, чем прежде».

Метнувшись вперёд в темноте, он подрезал сухожилия мужчине слева, прежде чем отскочить в сторону, и убежать в ночь. Его враги реагировали медленно, и к тому времени он пробежал десять футов, и снова исчез из виду. Оставленный им порез был глубоким, и бедолага скорее всего истечёт кровью до смерти, если не получит скорой помощи.

Раненый остался стоять, ковыля на одной здоровой ноге, когда четвёрка встала спиной к спине. Паразиты скорее всего осознали, что им не хватало живой силы, раз они решили уйти в защиту.

«И меня это полностью устраивает».

Чад приблизился достаточно, чтобы убедиться в их позиции, прежде чем снова сбежать. Он надеялся, что они будут достаточно глупы, чтобы последовать за ним, но они разочаровали его, оставаясь вместе. Иначе он бы обошёл их кругом, и прикончил бы подранка. Вместо этого он остался достаточно далеко, чтобы едва лишь видеть их очертания на фоне тёмного горизонта. «Если этот глупец ещё немного постоит…»

Прошло несколько минут, и он увидел намёк на движение. Он догадался, что это подранок свалился от кровопотери. Вскочив, он побежал к ним. Он планировал убить одного сходу, и быстро прикончить второго. А с третьим придётся повозиться.

Тусклый свет едва не стал ему погибелью, поскольку он не сумел заметить, прежде чем уже почти добежал до них, что эти трое были вооружены. Тот, на кого Чад бежал, держал в руке скромных размеров нож, как и тот, что был справа от него. У третьего была импровизированная дубинка, которая, судя по всему, представляла из себя кусок сухостоя.

Чад терпеть не мог бои на ножах. Ну, по крайней мере, он не мог их терпеть, если у противника тоже был нож. Проблема была в том, что они всегда плохо заканчивались. Часто единственной разницей между победителем и мертвецом было то, что у победителя просто было меньше порезов. «И у них численный перевес».

Низко пригнувшись, он попытался скользнуть в сторону, чтобы избежать выставленного вперёд лезвия первого человека, но покрытая грязью земля его предала. Наступив в невидимую глазу ямку, он упал вперёд. Чад лишь каким-то чудом не напоролся на вражеский нож. Упав на землю, он покатился, и ударил ногой, попав мужчине по задней части колена.

Вооружённый ножом горожанин завалился назад, и приземлился прямо на подставленную лесником сталь.

Охотник был вынужден бросить свой нож, поскольку умиравший человек прижал его под собой. Перекатившись, он избежал размашистого удара человека с дубинкой. Вскочив на ноги, он бросился бежать. В данный момент побег был для него победой. Снова напасть на них из засады он сможет спустя несколько минут.

К сожалению, он нарвался прямо на другого мужчину с ножом.

Сила их столкновения заставила обоих отскочить друг от друга, но худшим было не это. Чад ощутил давление ножа, когда тот воткнулся ему в рёбра справа, и за этим последовал ужасный скрежет, который, как он мог лишь догадался, был звуком стали, царапающей кость. По его боку потекла тёмная жидкость. Боли не ощущалось, но в горячке боя это не было необычным. Скоро боль его нагонит. «Он, блядь, меня убил».

Оправившись от первого шока, вызванного их столкновением, он отскочил назад, и вогнал своё собственное оружие в цель, воткнул длинный нож по самую рукоять один раз, другой, а потом третий, для верности.

— Проклятый сукин сын! Получай! — кричал он.

Дубинка из сухостоя обрушилась ему прямо на спину… и сломалась. Было чертовски больно, но, судя по всему, её владелец был недостаточно внимательным, чтобы выбрать крепкий кусок дерева. Чад завалился вперёд, всё ещё ругаясь, и перекатился, вставая на ноги. После удара спина чертовски болела, но мокрый бок не доставлял ему вообще никаких проблем.

Ощупав себя сбоку, он осознал, что нож вообще его не проткнул. Запустив руку себе за пазуху, он вынул серебряную фляжку, в которой до недавнего времени было шесть унций отличного виски.

— Етить твою налево! — выругался он, разозлившись как никогда.

Он прыгнул в сторону, избегая удара руки последнего из оставшихся у него противников.

— Я это сберегал! — закричал он. — И что я теперь, чёрт возьми, буду пить?!

Горожанин проигнорировал его вопрос, снова бросившись на него. Чад легко отскочил в сторону, оставив врагу длинный порез на руке. Он был зол, и злость добавляла силы его усталым конечностям. «Нет, я не просто зол… я в бешенстве! И теперь я не смогу нажраться^[3], когда всё закончится».

Второй обмен ударами вскрыл незнакомцу живот, вывалив его кишки на землю, даже пока тот стискивал леснику шею своими большими руками. У Чада появились вспышки перед глазами, когда давление на горло усилилось, но его рука с ножом работала без остановки. Хватка бугая ослабла, и Чад оттолкнул его, хватая ртом воздух.

Выдохшийся, побитый, болящий и утомлённый, он сел рядом с окровавленным телом его покойного врага. Он чувствовал, как грязь стала впитываться ему в штаны, но ему уже было всё равно. Обращаясь к трупу, он сказал:

— Вот и поделом тебе, урод ты этакий. Твоя мамаша наверняка мне спасибо скажет за то, что я прервал твои ёбаные страдания.

Гнев его угасал, но раздражение лишь росло. Подняв повреждённую фляжку, он мягко её потряс. В ней ещё что-то осталось. Открыв крышку, он наклонил её, осторожно держа повреждённой стороной вверх, и сумел сделать два хороших глотка, прежде чем фляжка опустела.

Похлопав лежавшего рядом с ним мертвеца, он извинился:

— Прости. Я просто был в бешенстве из-за моей фляжки. Не стоило мне так говорить о твоей мамаше. — Он приостановился на секунду, прежде чем рассмеяться: — Хоть это и было правдой.

Он немного подумал о том, чтобы снять рубашку, и попытаться выжать из ткани себе в рот последние капли, но прохладный ночной воздух уже слишком её высушил. Сомнительно, что он сможет выжать из неё больше капли.

Он так и сидел там, когда из тьмы показалась новая группа людей. У них были те же мёртвые выражения лиц, но это были не те люди, которых ранее поймала Мойра. Эта группа была свежей. Чад насчитал минимум десятерых, а потом сдался.

Печально улыбаясь, он поднялся на ноги:

— Ну ни хуя себе. Вот ведь день не заладился, а?

Глава 16

Имело смысл удариться в бега. В темноте найти его будет почти невозможно, и он уже знал, что онишли на источники магии. Чад мог просто растаять в ночи, забыть всё, и не останавливаться. Он мог бы начать с начала — ему было не впервой.

Чёрт, да у него в общем-то ничего и не было. Мало кто будет по нему скучать — барменша в «Грязной Свинье», наверное… и Мордэкай. Но Граф наверняка уже был мёртв. Мойра просто обманывала себя на этот счёт. Это оставляло Графиню, и он никогда не чувствовал, что был ей особо по нраву.

Лишь идиот попытался бы драться. Никакого проку в этом не было. Мойра и Грэм были без сознания. Насколько он знал, они вообще могли уже умирать. Против такого числа врагов он будет просто зазря выкидывать свою жизнь.

Бросив взгляд вниз, он увидел тусклый блеск. Там лежала его серебряная фляжка, пустая и брошенная. Она была одной из самых его ценных вещей, подарком от глупца — глупца, чья дочь лежала без сознания неподалёку. Подхватив фляжку, он засунул её обратно за пазуху, прежде чем снова обнажить свой длинный нож. Он жалел, что у него не было второго ножа, но тот так и остался лежать придавленный чьим-то телом.

— Вы плохой день выбрали, мальцы! У меня кончился виски, и мне больше нечего терять, — громко сказал он. Хотя враги и не обращали внимания. Они почти достигли его.

Присев, он прыгнул вперёд, выпустив кишки первому, кто до него добрался. Резкий удар вправо поймал другого — и тут они его достали. Сильные руки и тяжёлые тела повалили его на землю. Только тогда он вспомнил, что они могли сделать кое-что похуже, чем убить его. «Блядь! Надо было дать дёру».

Нормальные люди избили бы его, пока он лежачий. Именно так люди в драках и поступают. Это — человеческая природа. Взведённые люди не могли удержаться от того, чтобы отпинать упавшего. Но эти враги так не поступали. Они организованно обездвижили его, не причиняя ему никакого дальнейшего вреда, и это его пугало до ужаса.

Резкий порыв ветра и громовые хлопки крыльев объявили о новом действующем лице. Обжигающее пламя появилось, лишая Чада ночного зрения своей яркостью. Ночь наполнила вонь горящей плоти, каковой запах он не хотел больше никогда чувствовать.

Те, кто держал его, не отпускали. Они пытались разжать ему челюсти.

Затем тот, кто сидел у него на груди, исчез, унесённый ввысь огромными чешуйчатыми челюстями. Кассандра отбросила этого человека подобно тряпичной кукле, прежде чем вернуть свою голову в качестве тарана, сбивая прочь тех, кто держал ему руки. Сверкнули когти, и лесник внезапно оказался свободен. Драконица стояла над ним, медленно поворачивая голову, и посылая равномерный поток огня по широкой дуге перед собой.

Всё горело.

Чад не стал утруждать себя попытками встать. Он был усталым. «Нет, не усталым, я просто совсем заебался». Холод травы и грязи, на которых он лежал, уже не казался таким плохим. Ад, в который превратился мир, ощущался как тёплое одеяло.

Он глядел на шею и плечи Кассандры, пока она продолжала плеваться смертоносным пламенем. Мышцы бугрились под её чешуёй, сиявшей и сверкавшей в свете пламени. Это был сюрреалистичный миг — прекрасный и ужасный одновременно.

— Какая же ты милая девочка, — пробормотал он, когда она наконец закрыла челюсти, и укротила своё пламя. — Будь ты женщиной, я бы на тебе женился.

Острый слух драконицы уловил его слова, и она слегка повернула голову в сторону, чтобы обратить на него взволнованный взгляд одного глаза.

— Ты что, головой ударился? — спросила Кассандра глубоким, рокочущим голосом.

Его тело ныло, поэтому он ответил правду:

— По-моему, я ударился вообще всем.

* * *

Поскольку все были без сознания, Кассандра отнесла их по одному в укрытие, где она спрятала Грэйс. В темноте Чад не мог точно определить их окружение, но теперь наклёвывался рассвет, и он с удивлением увидел, что она отнесла их до самых предгорий, как минимум на пятнадцать миль от города, или больше. Их лагерь, если можно было так его назвать, угнездился в низкой скалистой низине, укрытой между двумя порядочного размера холмами.

Кое-где из земли торчали крупные камни, и местность была затенена скромным лесным покровом. Это было приличное место, он сам бы лучше не выбрал, хотя они наверняка промокнут, если пойдёт дождь. Никаких укрытий от дождя там не было, по крайней мере — пока они их не построят.

Спина Чада заныла, предвосхищая рубку деревьев топором для постройки навеса или какого-то подобного укрытия. «Поправка — она уже ноет. Просто подаёт голос, напоминая мне об этом».

— Чёрт, мне нужно выпить, — пробормотал лесник.

Драконица повернула голову, и снова направила на него свой немигающий взгляд:

— Разве ты ничего с собой не взял?

Он хрюкнул:

— Да, но это осталось в большой сумке. Она, наверное, всё ещё там, где мы разделились, прежде чем войти в город.

— Нет, она здесь, — проинформировала его Кассандра. — Мы с Грэйс разведали это место, и перенесли всё сюда после того, как вы отправились в город.

Его лицо озарила улыбка:

— Будь благословенно твоё доброе сердце! — Встав, он посмотрел на неё с вопросом: — Где она?

Кассандра проигнорировала его вопрос:

— Приближается гроза.

— Мы сможем что-нибудь смастерить, как только я выпью.

Драконица ответила низким рокотом:

— Или ты можешь сделать это сейчас. А потом я покажу тебе, где сумка.

Глаза Чада сузились, и он зыркнул на неё:

— Мне нужны парусина и верёвка из сумки… и ещё топор.

— Эти можешь взять, но никакой выпивки, пока не закончишь.

Он немного поругался, давая выход своей фрустрации в виде длинного, непрерывного выдоха легендарной морской удали. Затем он добавил более прямое оскорбление:

— Ты в курсе, что ты — сучка-эксплуататорша?

Она фыркнула:

— Прошлой ночью ты сказал, что хотел на мне жениться.

— Я был очарован твоей большой, прекрасной драконьей задницей, но теперь мне ясно, что брак между нами ни за что не получится, — ответил он с горькой ноткой юмора в словах. Бросив взгляд на их бессознательных спутников, он добавил: — Интересно, сколько ещё ждать, пока кто-то из них очнётся?

— Кто знает. А что?

— Тут четверо молодых людей, а вся дерьмовая работа достаётся мне, старику. Я начинаю думать, что некоторые из них просто злоупотребляют моей чересчур щедрой природой.

Кассандра улыбнулась, открыв ему вид, в котором было слишком уж много зубов:

— Я тебе помогу — и ты ни старый, ни щедрый.

— Скажи это моей спине, и плечу, — отозвался он.

Несмотря на лучшие бдительные усилия драконицы, лесник, будучи ветераном не одной долгой кампании, стянул из сумки свою бутылку, и сделал большой глоток раньше, чем она успела возразить. Кассандра испустила низкий, предостерегающий рокот, но он проигнорировал его.

— Тебе не полагалось пить, пока не будет готово укрытие, — пожаловалась она.

Чад подмигнул ей, закинув бутылку обратно в сумку. Ему хотелось ещё, но он знал себя достаточно хорошо, чтобы понимать — дальнейшая выпивка работе лишь помешает.

— Нет, девонька, это ты так решила. — Тёплое жжение в его горле и желудке было желанным отвлечением от его холодных рук и различных синяков на плече и в других местах. — Давай-ка начнём вон там. — Он указал на многообещающий валун.

Земля в указанном им месте была почти ровной, но с одной стороны от массивного камня она была слегка наклонной. Он немного поизучал её, а затем огляделся вокруг в поисках подходящего источника древесины. Вокруг было полно сухостоя, и это значило, что ему придётся много работать топориком. Срубить пару молодых деревьев уже будет довольно трудно, и дополнительная рутина по пилению их и их ветвей на что-то полезное была бы ещё хуже. Он мрачно зыркнул на ближайший низкорослый дубок, будто желал тому ужасной участи.

— Что? — спросила драконица.

— Это проклятое дерево слишком невъебенное, — пожаловался он. — Придётся выбрать какое-то дерево подальше, а это значит, что тащить его придётся дольше.

Кассандра повернула свою массивную голову, изучая указанное им дерево:

— Не такое оно и большое. Если ты используешь что-нибудь поменьше, разве тебе не придётся найти более одного дерева?

— С этим проблем нет, дорогуша, — со вздохом ответил он. — У меня уйдёт час просто на то, чтобы срубить эту хуёвину, а потом мне придётся оставить переноску на тебя. К тому же, мне нечем разделить такой большой ствол, поэтому мне всё равно придётся найти ещё один.

— О, — сказала она. Подойдя к дереву, она встала на задние лапы, и схватила верхнюю часть дерева передними. Навалившись, она стала тянуть и толкать, раскачивая дерево туда-сюда, пока не ощутила, как оно слабеет. Когда она почувствовала, что дерево начинает смещаться, она резко метнулась вперёд, и с стержневой корень дуба оборвался с массивным треском. Дерево упало, и его верхние корни взметнули в воздух облако гравия и почвы.

Чад испустил длинный, оценивающий присвист:

— Полагаю, дерево можно свалить и так.

— А что дальше?

Он махнул ей ручной пилой:

— Дальше я бы стал спиливать ветки, но на дереве такого размера… — Самые крупные ветки были диаметром не меньше верхней части его плеча.

Драконица улыбнулась, что было совершенно тревожащим выражением, учитывая её массивные челюсти и смертоносные зубы. Обхватив когтями тяжёлую ветку, она дёрнула вниз, отрывая её от ствола. Та оторвалась вместе с длинной полосой коры и твёрдой древесины, повисших на конце, который раньше соединялся с деревом.

— Мне с остальными тоже управиться? — спросила Кассандра.

— Конечно, — кивнул он с расширяющимися глазами.

При всех её размере и силе, у драконицы всё же ушло более четверти часа на то, чтобы основательно ободрать дубу ветки. Когда она закончила, сбоку от широкого ствола лежала большая куча изогнутых ветвей и листвы. Сам ствол был неряшливым — отрывание ветвей лишило его длинных полосок древесины и коры. С одного его конца также всё ещё присутствовала нескладная масса корней, из которой торчал грубо выдранный корень с массой перекрученных щепок и кусков.

Кассандра вопросительно посмотрела на Чада:

— Так пойдёт?

Он подумал с секунду над её словами:

— Это всё превосходно, но нам по-прежнему нужно хотя бы ещё два таких, и если они все будут такие большие, то у нас будет самый гигантский навес в мире… если только ты не сможешь его расщепить.

— Обязательно расщеплять надвое? Не думаю, что смогу настолько тонко сработать.

— Тут древесины достаточно, чтобы расщепить на двадцать кусков, будь у нас лесопилка, — грустно засмеялся Чад.

Кассандра раскрыла челюсти, и укусила один из концов большого бревна, сжимая его зубами подобно какой-то гигантской собаке, наконец нашедшей свою любимую кость. Острые как бритва зубы глубоко погрузились в древесину, когда невероятное давление челюстей стало её ломать. Она отпустила дерево до того, как оно совсем раскололось, а затем передвинула голову в сторону на пару футов, и повторила процесс. Обрабатывая таким образом всё бревно, она превратила его в набор тяжёлых полосок дерева, слабо соединённых друг с другом.

Лесник улыбнулся:

— Вот с этим я работать могу. — Виски согрело ему конечности, и расслабило напряжённые мышцы. Используя топорик и, время от времени, ручную пилу, он начал расщеплять тяжёлые деревянные полоски на части. Некоторые оказывались слишком короткими, в зависимости от того, из какой части бревна они были, но в конце у него осталось семь кусков, которые были почти такими же длинными, как ствол дерева, с которого он начал.

Драконица не подходила для тонкой работы, поэтому она легла, и принялась наблюдать за его работой. Охотник собрал грубый каркас, который стоял, прислонившись к избранному им валуну, и использовал более мелкие части, чтобы сделать ряд поперечин. Решив не тратить зря верёвку из сумки, он оторвал длинные, тонкие полоски зелёного дерева, и использовал их, чтобы связать весь каркас вместе.

— Они не продержатся долго, — заметила Кассандра, наблюдая за его работой. — Когда высохнут, некоторые из них сломаются.

— Это так, милочка, — фамильярно согласился Чад. Работа, похоже, улучшила ему настроение. — Но некоторые продержатся дольше, чем ты думаешь, и, к тому же, как только я закончу эту часть, то начну вплетать в неё маленькие ветки, как в плетёной корзине. В целом всё удержится вместе, даже если часть изначальных креплений распадётся. Смотри и учись.

Он продолжил работать, а тени становились всё длиннее. После нескольких часов у него была построена сносная решётчатая структура из маленьких веток и тонких полосок, извлечённых из расколотых останков ствола.

— У тебя ловкие руки, — сделала комплимент драконица, — но от дождя эта штука не защитит. Не следовало тебе убирать листья с маленьких веток.

— Дуб для этого плохо подходит, — отозвался лесник. — В крайнем случае он сгодится, но если дождь сильнее мороси, то вода просто начнёт просачиваться через него. Сосна хорошо подошла бы, из иголок легко сделать кровлю, но у нас тут такой роскоши нет. Ты не против свезти нас немного в ту сторону? — Он указал на длинный травянистый склон в полумиле вниз по холму.

— Там нет деревьев.

— Мне нужна длинная трава, — сказал он ей.

Кассандра перенесла его через короткое расстояние до указанной им местности. Оказавшись там, охотник вытащил свой длинны нож, и начал срезать толстую траву. Стебли были длинные, в два или, порой, три фута, и он собирал их в пучки толщиной в своё запястье, прежде чем вязать из них вязанки с помощью всё той же травы.

Она четверть часа наблюдала за ним с интересом, впечатлённая уверенностью и ловкостью, с которой он проворно резал и соединял толстые пучки травы в вязанки. Но с течением времени она начала оглядываться через плечо, глядя вверх по склону холма, туда, где спали их друзья.

— Не думаю, что мне разумно слишком долго оставлять их одних. Сколько ещё времени у тебя это займёт?

Чад кивнул, поглядывая на горизонт. Солнца быстро садилось, и с востока шли тяжёлые тучи.

— Слишком долго, но особо много света мне не нужно. Лети, проверь их, просто возвращайся время от времени. Будешь отвозить обратно то, что я успею сделать.

Пока он работал, опустилась ночь, и Кассандра возвращалась каждые полчаса, чтобы унести плоды его трудов обратно в лагерь. Пошёл лёгкий дождь, когда она вернулась за, как он предположил, последней партией.

— Дай мне минутку, я слетаю, и вернусь, — сказала она ему.

— Не, просто не дай ребятам промокнуть. Я пешком догоню, — отозвался он.

— Пока ты поднимешься по холму, ты уже весь вымокнешь.

— Не в первый раз мокну. — По правде говоря, его труды уже заставили его вспотеть, но Чад знал, что через несколько минут будет он дрожать. Некоторые дни просто были херовее других, но если выбор был между холодом и сыростью для него или для их раненых друзей, он решил, что сам находится в гораздо лучшем положении, чтобы с этим справиться. Однако это не значило, что он не стал на это жаловаться.

Он резво побежал обратно, пока она полетела вверх по склону холма. Кассандра приземлилась ещё до того, как он пробежал пятьдесят ярдов. Она вполне могла бы всё равно вернуться за ним, но почти сразу же дождь повалил уже основательно. Она расправила крылья, создав над ними импровизированную крышу.

Чад бросил взгляд на небо, с трудом взбираясь дальше.

— Я как-то надеялся, что это будет чисто символический жест, и что ты потерпишь, пока я не вернусь обратно. — Единственным ответом ему был громкий рокот, когда раскат грома прокатился по холмам. — Да, и ты тоже иди нахуй, — тихо выругался он в сторону грозовых туч.

Люди в целом полагали, что он по профессии был любителем дикой природы, но это было правдой лишь отчасти. Чад знал, что Матушка Природа часто была самой большой стервой из всех. Глядя вверх по лежавшему впереди склону, он заметил, что холм, на который он взбирался, и соседний с ним холм, отчасти напоминали пару огромных грудей. Это наблюдение заставило его тихо засмеяться про себя:

— Я к тебе всё время возвращаюсь только из-за твоих громадных титек.

Ещё один грохот встряхнул небо, и вдалеке сверкнула молния.

— Ага, знаю. Ты всё равно всегда смеёшься последней.

Пятнадцать минут спустя он добрался до лагеря. Их спящие подопечные всё ещё были разложены в ряд поблизости от почти готового навеса, а Кассандра сидела рядом с ними, расправив крыло, чтобы укрыть их от ливня. Чад даже не стал к ним присоединяться — вместо этого он пошёл к горке вязанок из травы, и начал крепить их к нижнему краю каркаса.

— Тебе следует подождать, пока не пройдёт гроза, — предупредила Кассандра.

Он фыркнул:

— Мокрее мне уже не быть. К тому же, тебе разве не холодно держать так крыло, со всей текущей по нему водой? — Пока он это говорил, его зубы слегка постукивали.

— Драконам не бывает холодно, — ответила она.

— Неужели? Мне всегда казалось, что ящерицы хладнокровные. — Лесник стоял к ней спиной, поэтому Кассандра не видела ухмылку у него на лице.

Драконица тихо зарычала:

— Я что, по-твоему, похожа на ящерицу? — Запыхтев, она выпустила из пасти язык огня. — Уверяю тебя, кровь у меня весьма горячая.

Лесник засмеялся, и продолжил работать, приматывая вязанки травы длинными рядами вдоль построенного им навеса. На это ушло больше часа, но в конце концов все они оказались на месте, хотя на следующий день ему наверняка придётся переделать часть этой работы. Он спешил, и сомневался, что работа была сделана настолько хорошо, насколько ему хотелось бы. Однако пока что она укроет их от дождя.

Закончив с этим, он перенёс их человеческих подопечных под новый навес. Грэм и Алисса ворочались и слегка стонали, пока он тащил их в новое место, в то время как Барон на самом деле очнулся ненадолго, когда боль полностью вернула его в сознание. Мойра оставалась обмякшей и никак не реагировала. Чаду не нравилось, что это могло означать, но он почти ничего не мог с этим поделать, кроме как ждать и надеяться. Он дал Барону воды, и посмотрел, как дворянин снова погрузился в сон.

Охотник дрожал, садясь под наклонной крышей. Ветер едва ли мог его там достать, но он слишком долго был мокрым, и разжечь огонь под таким ливнем было невозможно.

Грэйс была слишком крупной, чтобы её переместить, да она и не поместилась бы под навесом, но Кассандра сменила своё положение, когда люди были надёжно укрыты. Она свернулась вокруг меньшей драконицы, и накрыла её крылом. Чаду это показалось уютным на вид, и ему пришло в голову, что, быть может, ему бы и самому не помешало тепло кого-то из его спящих друзей.

Он покачал головой. Это бы лишь оставило кого-то другого мокрым, и никто из них не выглядел так, будто ему нужны были дополнительные проблемы. Отхлебнув из бутылки, он сел поближе к валуну, к которому был прислонен навес, и попытался думать тёплые мысли. «Хороший костёр, тёплая постель, и мягкая задница, к которой можно прижаться…». Порыв холодного воздуха унёс эту мысль прочь, и он снова задрожал. Чад заскрипел зубами: «Я промёрз до самых яиц, и даже дальше».

— Иди сюда, — сказала низким голосом Кассандра.

Он бросил на неё взгляд:

— Э?

— Я сказала, иди сюда.

Его мозг работал не так хорошо, как обычно:

— Зачем?

— Я тебя согрею, — предложила она ему. — Забирайся между нами. — В качестве объяснения она подвинула крыло, показывая ему место, которое имело ввиду.

Он подумал было о том, чтобы возражать, но был слишком усталым, чтобы утруждать себя этим. Он уместился в предложенном ею месте, проскользнув между двумя драконицами. Их тела излучали равномерное тепло, и чешуя у Кассандры на животе была гладкой на ощупь. Чад поворочался, пока не устроился поудобнее. Земля была влажной, но драконицы более чем компенсировали вызванную этим потерю тепла. Закрыв глаза, он откинул голову назад.

Глава 17

Щеки Алиссы коснулся холодный бриз, и она невольно задрожала. Кровать под ней была холодной, но рядом с ней лежало что-то тёплое. Кто-то.

Грэм.

Она вспомнила своё удивление, когда увидела его, входящего в лавку. Их воссоединение было сладкой горечью. В течение нескольких минут после их встречи она была вынуждена заразить его той же ужасной пыткой, от которой страдала сама. И всё же, несмотря на то, что она знала, что это неправильно, что единственный истинно любимый ею человек теперь тоже был обречён, она не могла не чувствовать радость от того, что снова его увидела. Её эгоистичное сердце предало её. Теперь они оба были обречены, но она по-прежнему чувствовала себя светлее, зная, что он был с ней.

По крайней мере, они снова могли наслаждаться друг другом, сколько бы времени им ни было отпущено. Алисса прижалась ближе к нему, игнорируя короткий приступ боли в плече, вызванный движением. Оставшееся напоминание о её не совсем исцелившихся ранах. Уткнувшись лицом ему в шею, она провела ладонью вверх, чтобы пощупать его изумительно рельефные мышцы груди.

Тут ей в голову пришло несколько вещей.

Её кровать была не просто холодной — она была слегка влажной, бугристой, и чрезмерно неудобной. Она также, похоже, была покрыта травой — верный признак того, что она, возможно, ошиблась насчёт того, где находилась. Но больше всего беспокоило её не это.

Волос было слишком уж много. Её лицо зарылось в них там, где она ожидала голую шею. Что хуже, плоть под её ладонью была определённо не твёрдыми мышцами, и не принадлежала мужчине.

Алисса открыла глаза, хотя и не дёрнулась, и не показала никаких иных признаков того, что находится в сознании. Более не двигаясь, она оглядела окружающую местность. Наклонную крышу над ней создавали грубо расщеплённые деревянные балки и изогнутые ветви, которые, похоже, были грубо покрыты кровлей из всё ещё зелёной травы. Лицо её было прижато к женской шее, и после короткого осмотра той части её лица, которая была видна, она решила, что это была Мойра Иллэниэл.

«Как я здесь очутилась?»

Последним, что она помнила, было то, как она мыла стол в «Пьяном Козле». Она поняла, что снова потеряла часть времени. Когда паразит брал контроль на себя, потеря сознания не была чем-то необычным, но она не могла понять, как она могла оказаться в своём нынешнем положении. Её окатила волна ужаса, когда она осознала, что Мойру, наверное, тоже взяли. Ещё одну подругу обрекли на муки вместе с ней.

Она сглотнула, ощутила странную боль в задней части горла, и, несмотря на усилия с собственной стороны, закашлялась. Повернувшись на бок, она обнаружила у себя во рту странную массу, оказавшуюся комком свернувшейся крови, когда она её выплюнула. Теперь её горло ощущалось ободранным, и она с трудом подавила желание снова закашляться.

— Выглядишь так, будто видала деньки и получше, девонька, — сказал неуловимо знакомый голос. Её взгляд скоро подтвердил её подозрение. В нескольких футах сидел Чад Грэйсон, с любопытством наблюдавший за ней.

— Значит, и тебя тоже взяли, — сказала она голосом, который звучал для неё незнакомо. Она охрипла, и её слова были почти неразборчивыми.

Мужчина мрачно хохотнул:

— Если бы взяли, то, полагаю, уже платили бы кому-то, чтобы меня забрали обратно.

Алисса нахмурилась:

— Тогда ты в опасности. Тебе не следовало пытаться меня спасти. — Она дёрнулась от боли, вызванной этими словами — у неё будто всё горло было в огне.

— Это не меня взяли, скорее это я тебя взял, — отозвался он. Чуть погодя он добавил: — Только не в более интимном смысле, конечно же. — Он подумал ещё несколько секунд: — Вообще, тебя спасла принцесса.

Её рука метнулась к её горлу:

— Значит…?

Лесник кивнул:

— Ага. Однако полагаю, что она слишком перетрудилась. Упала в обморок после того, как вытащила из тебя эту штуку.

На неё нашло странное чувство, заставив её глаза увлажниться. Её взгляд приковался к Грэму, спящему по другую сторону от Мойры.

— И… — Она не смогла произнести эти слова, её горло слишком болело — поднявшаяся в дополнение к этому волна эмоций, в совокупности с другими ранами, лишила её способности говорить. Она указала на молодого рыцаря.

— Ага, и его тоже, — заверил её Чад. Охотник отвернулся, не в силах вынести выражения ничем не смягчённых эмоций на её лице.

Она подумала, что, возможно, уловила в его глазах начало слёз, подобных её собственным. Алисса расплакалась, переполненная чувствами, но боль в горле положила этому конец раньше, чем она успела всхлипнуть пару раз. Это было просто слишком больно, её горло не могло вынести такой нагрузки. Давясь, она сумела взять себя в руки.

— Не торопись, девонька. Вот, выпей воды. Возможно, это поможет, — он протянул ей кожаный бурдюк с водой. Его глаза были сухими, но щёки мужчины были розовыми оттого, как он тёр их рукавом.

* * *

Грэм наконец зашевелился ближе к концу дня. Он очнулся, и обнаружил глядевшую на него с взволнованным выражением лица мечту.

— Что случилось? — прохрипел он.

Алисса наклонилась ближе, и прошептала ему на ухо:

— Не пытайся говорить. Больно. Кашлять тоже не пытайся, иначе потечёт кровь, как у меня.

На его лице ясно было написано замешательство, но Алисса прижала палец к его губам. Она указала рукой на лежавшую рядом сними Мойру, прежде чем тихо добавить:

— Она как-то вытащила их из нас. Мы свободны.

Её шёпот каким-то образом сумел передать глубину её радости от этого откровения. Оглядевшись, он заметил поблизости Чада, сидевшего необычно близко к массивному телу Кассандры. Грэйс он не видел, но ощущал её присутствие через их узы, и это осознание принесло с собой неприятное воспоминание. Он приказал Грэйс убить Кассандру. Ну, паразит приказал. Его память о тех событиях оканчивалась вскоре после того момента.

— «Грэйс?!» — позвал он своими мыслями. Ответа не было, хотя он всё ещё чувствовал её поблизости. — «Грэйс?» — Не получив ответа, он снова посмотрел на Алиссу: — Где Грэйс? Что случилось?

— Она была ранена, — прошептала Алисса. — Я сама не видела. Твой друг объяснит.

Его взгляд оглядел её лицо. Она явно хотела сказать больше, но выражение у неё было извиняющимся — то ли из-за её трудностей с речью, то ли из-за недостаточных у неё знаний, в этом он не мог быть уверен.

Сев, он обнаружил, что его тело было поразительно лишено ран, хотя спина у него побаливала после слишком долгого лежания на комке неровной травы. Горло Грэма ощущалось больным, но подходя к Чаду, он смог прохрипеть:

— Расскажи мне всё. — Больше ничего он не потрудился сказать — говорить было слишком больно.

Чад кивнул:

— Всё я и сам не знаю, парень, но после того, как мы расстались, я некоторое время за тобой следил. Когда ты столкнулся с Грэйс, я последовал за ней туда, где наша принцесска возглавляла какой-то прорыв. Полгорода пыталось их остановить, а твоя драконица, похоже, гналась за другой, которая покрупнее. Потом появилось какое-то металлическое чудище, и принялось всё рушить.

Лесник глубоко вздохнул, вспоминая:

— У него было такое оружие, какого я никогда не видел — магическое, наверное. Оно ходило на четырёх ногах, и у него была такая странная коробка, которую оно просто направляло на что-то, и — бум, всё взрывалось. Выстрелила этой штукой в Мойру, и по-моему едва не убило её.

У него и другое оружие было, на другой стороне. По-моему, оно им пользовалось больше, потому что первое нужно было долго перезаряжать, или типа того, но оно было почти таким же страшным. Оно направляло эту штуку, и та загоралась, будто из неё шло пламя, вместе с постоянным грохотом — но это было не как огонь у волшебников. Пламя было просто рядом с оружием, будто оно было каким-то побочным эффектом. Что-то, чего я не видел, било по всему, на что оно было направлено. Всё, что оказывалось перед этой штукой, просто умирало — хоть в десяти футах, хоть в сотне.

Грэм кивнул, прежде чем опустить взгляд на Мойру:

— Как мы сюда попали?

Большей части этого мы обязаны нашей принцесске, — ответил Чад. — Она каким-то образом встала, и не только вылечила твоего дракона, но и вывела нас из города. То, что она делала… — Охотник содрогнулся, вспоминая вторжение в свой разум. — …ну, я на самом деле не понимаю, но она нас вытащила. Как только мы оказались снаружи, она исправила всё у тебя и твоей ш… — Тут он резко остановился, перефразировав: — …твоей подружки. Но это, наверное, было для неё чересчур. После этого она упала в обморок. Вы трое уже пару дней спите как младенцы.

— Как ты нас перенёс?

Чад пожал плечами, кидая на драконицу у себя за плечом:

— После этого вот эта вот большая девочка по очереди перевозила нас в холмы. — Он не видел смысла упоминать последний, отчаянный бой. Тот был в их побеге просто мелкой деталью.

Кассандра подняла свою крупную голову:

— Не давай старику себя принижать. В конце за вами пришли ещё люди. Он сражался как демон, чтобы защитить вас, пока я не смогла вас всех вынести.

Грэм посмотрел Чаду в глаза, видя там смущение — секунду спустя он кивнул, и мужчина тоже на миг склонил голову. Между ними не было нужды в словах. Сберегая голос, он указал на незнакомца, лежавшего по другую сторону от него под навесом, и вопросительно поднял брови.

— Добрый барон, который отправился с Мойрой во дворец… знаю, он сейчас уже сам на себя не похож, — сказал Чад в качестве объяснения. — Она мне ничего не рассказала, но учитывая то, сколько он потерял крови, я не думаю, что ему с королём повезло больше, чем ей.

Обсуждаемый человек теперь почти не напоминал дворянина, с которым Грэм познакомился несколько дней тому назад. Его изысканный пиджак исчез, и тряпьё, в которое он был одет, теперь говорило скорее о крови и грязи, чем о благородной крови. Его волосы слиплись от влажной земли и чего-то вроде грязи, или засохшей крови. На Бароне не было надето никаких туфель или сапог, и пристальное изучение показало, что покрывавшая его рваная одежда на самом деле являлась останками его нижнего белья. Кто-то раздел его до нитки.

Лесник увидел мысли, мелькавшие у Грэма на лице:

— Я так думаю, они его, наверное, заточили вместе с нашей леди. Стражники обычно забирают у своих пленников всё хорошее. А вот кто его пырнул — не знаю. Она, наверное, залечила рану. У него большой серебряный шрам на рёбрах. Я пытался залить в него воду, каплю за каплей, но я не думаю, что он задержится на этом свете, если не проснётся поскорее.

Грэм вздохнул, и сделал несколько шагов, отойдя от импровизированного укрытия. Обогнув Кассандру, он нашёл тихую фигуру Грэйс, мягко приткнувшуюся к её боку. Единственными признаками жизни в ней были медленное расширение и сжимание её рёбер. Он провёл ладонью по её плечам, чувствуя там тепло, а затем посмотрел вниз по склону холма, через равнину, в сторону Хэйлэма.

Столица Данбара не была видна из их нынешнего лагеря, но тёмное пятно на горизонте скорее всего представляло собой дым, поднимавшийся из множества дымоходов города. Подняв перед собой своё предплечье, он посмотрел на татуировку, которую туда поместил Мэттью. Мыслью и словом, которое было едва громче шёпота, он призвал Шип, чувствуя успокаивающий вас двуручного меча в своих руках. Ещё одно слово покрыло его тело блестящей зачарованной сталью. Броня выглядела как чешуйчатый доспех, будучи собранной из бесчисленного множества накладывавшихся друг на друга частичек, но была гораздо лучше. В отличие от нормальной кольчуги, эта броня затвердевала, когда по ней попадал удар, становясь негибкой, чтобы защитить своего носителя. Она совмещала гибкость кольчуги с защитными свойствами лат, и чары делали её почти неразрушимой.

Она и лицо ему закрывала, хотя те части, что были напротив глаз, были невидимы, давая ему полный обзор. Несмотря на то, что она покрывала его с ног до головы, она пропускала воздух, хотя Мэттью так и не объяснил те части чар, которые позволяли осуществлять это конкретное чудо. По правде говоря, Грэму было всё равно. У него болела голова каждый раз, когда его друг пытался объяснить различные принципы работы того, что скорее всего являлось шедевром чародейского искусства.

— Твой отец будет гордиться, когда увидит, что ты создал, Мэттью, — прошептал он себе. — А я обязательно ему её покажу… после того, как продемонстрирую её Королю Дарогэну Данбарскому.

Большой рубин, вставленный в навершие эфеса Шипа, запульсировал красным светом, будто меч был согласен с его мнением.

Глава 18

Мойре в глаза светило что-то яркое, и она зажмурила их покрепче, чтобы попытаться избавиться от нежелательного света. Однако свет был неумолим, пока она наконец не была вынуждена прикрыть лицо рукой, чтобы закрыться от него.

— Она двигается, — сказал хриплый голос. Это был женский голос, хотя его трудно было опознать как таковой, настолько хриплым он был.

Мойра рискнула открыть один глаз, глянув мимо своего предплечья, чтобы увидеть, кто говорил — и была вознаграждена яркой вспышкой света, которая будто прожгла ей голову до самого мозга.

— О-ох! — воскликнула она, снова зажмурившись.

Тут заговорил кто-то ещё:

— Она проснулась! Я видел, как она открыла глаз. — Голос звучал похожим на Грэма, хотя тоже имел в себе нехарактерную хрипотцу.

— Отвалите, — пробормотала она, обращаясь ко всем, кто был в радиусе слышимости. От этого усилия боль в её голове запульсировала ещё сильнее. — Больно. — «Ай». Она задумалась, как она могла быть настолько глупой, чтобы снова произнести что-то, несмотря на то, что уже усвоила последствия этого после первого произнесённого слова.

— Ты меня слышишь, девонька? — Это Чад Грэйсон склонился над ней, говоря ей прямо у ухо. У него не очень приятно пахло изо рта.

Мойра перевернулась, зарылась лицом в относительную безопасность своей постели… и сразу же отдёрнула голову обратно, когда обнаружила, что вдыхает грязь и траву. Тут она села прямо, чихая, и полностью открывая глаза. Солнечный свет ярко бил по ландшафту, окружавшему её относительно тенистое укрытие под тем, что выглядело как самодельный навес. Голова её ощущалась так, будто её набили чертополохом, а когда она попыталась расширить свой, надо сказать, расплывчатый магический взор, наградой ей стала пульсирующая волна боли.

— О-ох, — простонала она, наклоняя голову вперёд, и закрывая её рукам, будто отгораживание от света могло снизить боль. Не снизило. Удаление визуальных стимулов лишь увеличило дискомфорт, поскольку её разум больше сосредоточился на магическом взоре. Мир будто вертелся и искажался, и она мгновенно снова открыла глаза, ища стабильности солнечного света.

— Ты в порядке? — спросил Грэм, подавшись ближе. Его голос рокотал, перегружая её слух.

Она подняла руки, чтобы отогнать его, прежде чем закрыть себе уши. Однако глаза закрывать она не стала. Всё болело. Весь мир болел, пульсируя болью в центре её бытия. Даже свет вызвал боль, но если она закрывала глаза, то тошнота была ещё хуже. Свет хотя бы не позволял ничему раскачиваться вокруг неё.

В конце концов до остальных дошло, что не нужно толпиться вокруг неё, и они стали говорить тише, и с расстояния в десять или пятнадцать футов. Чад тихо засмеялся:

— Я ей не завидую. Судя по её виду, у неё эпическое похмелье.

«Только вот я ничего не пила», — горько подумала она.

Воспоминания её были нечёткими, поэтому какое-то время она заново выстраивала всё, что могла вспомнить о временном периоде, который привёл к её болезненному пробуждению. Честно говоря, многому из этого трудно было поверить, хотя и становилось очевидным, что ей всё это не приснилось. Грэм и Алисса стояли рядом, свободные от паразитов, так что это определённо было взаправду.

Снова рискнув воспользоваться магическим взором, она обнаружила Грэйс, лежавшую по другую сторону от Кассандры. Это усилие отозвалось прокатившимися по ней новыми волнами тошноты, и она с трудом удержалась от рвоты. «Я слишком много пользовалась своей силой».

Теперь она узнала симптомы. Она уже проходила через такое однажды, годы тому назад, когда они с братом попытались спасти отца Грэма от зачарованных врат, которые раздавили его до смерти. На этот раз ощущения были ещё хуже.

— «Ты почти умерла».

Слова были произнесены её голосом, но не принадлежали ей. В уголке её разума шевелилось иное присутствие.

— «Ты всё ещё здесь?» — спросила она.

— «А мне больше негде быть. Я тут как бы застряла, если только ты не решишь сделать для меня сосуд», — отозвалась её заклинательная двойница.

— «Я думала, что ты, возможно, растаяла бы, пока я была без сознания», — ответила она, нисколько не оправдываясь. Её обычные конструкты с заклинательными разумами таяли и исчезали со временем, если она не подпитывала их периодически новым эйсаром.

Её внутренняя двойница мысленно вздрогнула:

— «Ай».

— «Я не говорю, что я хотела, чтобы ты исчезла…»

— «…но так было бы удобнее», — закончило её иное «я».

На это у Мойры не было хорошего ответа.

— «Посмотри на это с другой стороны: я приглядывала за тобой, пока ты спала, хотя я и должна признать, что это было очень скучно».

— «Приглядывала?» — с любопытством спросила Мойра.

— «Даже пока ты была без сознания, я сознания не теряла. После того, как ты упала в обморок, были кое-какие волнующие события, и я могу показать тебе всё, что случилось, пока ты была без сознания. Мастер Грэйсон вообще-то проявил недюжинный героизм. Но в остальном последние пара дней были совершенно нудными».

— «Нудность лучше имеющейся у меня сейчас головной боли», — иронично подумала Мойра.

Её иное «я» чуть помолчало:

— «Ну, я не пытаюсь победить в этой игре «пожалей себя», но скажу, что я тут уже целые дни торчу, не в силах ничего сделать кроме как наблюдать, и это почти сводило с ума».

— «Ты что, действительно была настолько беспомощной?» — удивилась Мойра. — «До того, как я упала в обморок, ты вроде много что могла делать».

— «Полагаю, я могла бы попытаться сделать себе заклинательное тело или что-то такое», — сказала её заклинательная двойница, — «но это могло бы тебя убить, и что бы мы тогда делали?»

— «Убить меня?»

— «Это же твой эйсар, твоя сила», — объяснила её ментальная спутница. — «Всё, что я делаю, основано на этом. Не думаю, что было бы умным напрягать твою силу после того, как ты упала в обморок в результате выхода за пределы твоих возможностей. Согласна?»

— О, это имеет смысл, — пробормотала Мойра вслух. Она пожалела об этом, когда звук её голоса усилил боль в её голове.

— Мойра? — осторожно спросила Алисса. — Я могу что-нибудь для тебя сделать?

Та задумчиво смотрела на неё долгую минуту, прежде чем прошептать:

— Чай?

— Думаю, в сумках он где-то был, — сказал Грэм, радуясь появившейся цели. Он пошёл к их припасам.

— Я вскипячу воды, — предложил Чад.

* * *

Прошло два дня, пока Мойра приходила в себя, и к тому времени барон также пришёл в сознание. Она сидела рядом с ним под послеполуденным солнцем, наблюдая за учебным поединком между Грэмом и Алиссой. Два воина были наименее раненными из их группы, страдая лишь от раздражения в горле.

Лицо Джеролда зажглось интересом:

— Никогда не видел, чтобы кто-то так дрался. У вас все воины настолько искусные?

Мойра кашлянула:

— Я думала, что их навыки пришли из Данбара. Алисса отсюда родом, и Грэма учил её отец.

Барон снова отпил воды. Казалось, что он постоянно испытывал жажду с тех пор, как очнулся. Покосившись на прекрасную леди, лежавшую рядом с ним, он обдуманно заявил:

— У нас есть борьба и бокс в ежегодных играх, но ничего подобного там не бывает. Наши солдаты учатся пользоваться оружием и бронёй. Если и есть какой-то акцент на ближнем бое, то только на ножах. — Он задохнулся на миг, расширив глаза, когда Алисса нырнула Грэму под руки, мощно ударив его в грудину, прежде чем присесть, сделав ему подсечку.

Грэм откатился прочь до того, как она смогла нанести добивающий удар. Ему было трудно дышать. Молодой человек встал на колени раньше, чем Алисса успела снова наброситься на него.

Последовал шквал ударов, когда Алисса стала бить по нему ладонями и коленями, но её чуть оглушённый противник каким-то образом отбил каждый удар. Однако казалось, что Грэм уставал, не в силах отдышаться. Дрогнув на долю секунды, он пропустил один из её прямых ударов, попавший вскользь ему по голове. Хотя Грэм потерял равновесие, и всё ещё стоял на коленях, Алисса воспользовалась этой возможностью, чтобы нанести молниеносный удар кулаком левой руки ему в голову, но в результате лишь закружилась.

Грэм поймал её запястье, потянув её вперёд, пока сам выгибался назад, перекидывая её через себя. Их обмен ударами окончился, когда он кувыркнулся через голову, и прижал её под собой, вывернув одну из её рук за спину, и сделав ей брутальный захват шеи с помощью своего предплечья. Алисса рычала и тужилась, но выбраться из захвата не могла.

Грэм, крепко держа её, подался вперёд, чтобы укусить её за ухо, одновременно смягчая захват, и позволяя своей руке спуститься ниже.

Мойра опустила взгляд, ухмыляясь с одновременным весельем, смущением и, быть может, толикой ревности.

— Это похоже на борьбу в Данбаре? — спросила она.

Джеролд багровел:

— Наши игры всегда происходят между участниками одного и того же пола, и…нет, не похоже. — Его взгляд метнулся обратно к двум бойцам, которые уже были заняты бесстыдной демонстрацией примитивных эмоций. — Это просто неправильно. Мгновение назад они дрались, а теперь целуются!

— Ежегодные данбарские игры возможно были бы интереснее, если бы там было побольше таких матчей, — с улыбкой подала мысль Мойра.

Барон посмотрел на неё с секунду, заворожённый блеском в её глазах, и осознал, что она шутила. Засмеявшись, он согласился:

— Возможно, ты права.

— Я хочу пить, — внезапно объявила Алисса, всё ещё лежавшая под Грэмом.

— Я тоже, — сказал Грэм. — Пойдём за водой. — Они внезапно ушли, забыв взять с собой их единственное ведро.

Джеролд вопросительно посмотрел на Мойру, когда они удалились:

— Они даже не состоят в браке. Они же знают друг друга сколько, пару дней?

— Гораздо дольше, — со знанием ответила она. — Вообще, я думаю, что они всё ещё помолвлены.

— Похоже, что за этим кроется какая-то история, — сказал темноволосый барон.

— Хочешь её услышать? — спросила Мойра.

Барон кивнул, а Чад, сидевший в нескольких футах, встал.

— Пойду поохочусь, — объявил лесник.

Это не ускользнуло от внимания Джеролда:

— Их история для тебя оскорбительна?

— Нет, но они сношаются как кролики в кустах, а я не трахался уже больше месяца. Последнее, что мне нужно слышать — это слащавую трагичную историю любви, — ответил Чад.

Тут заговорила массивнаядраконица, лежавшая по другую сторону их лагеря:

— У тебя нет лука.

— Будто он мне нужен, — проворчал Чад, проверяя нож у себя в ножнах, прежде чем вытащить верёвку из их сумок. После чего он ушёл, тщательно выбрав дорогу, которая шла в противоположную сторону от направления, в котором ушли Грэм и Алисса.

* * *

Тем вечером все сидели вокруг костра рядом с навесом. Чад вернулся с силком, полным молодых кроликов, и набором растений, которые он нарвал по склону холма. Добавив соли из сумок, и воды, которую Грэм и Алисса в конце концов таки набрали, он сделал рагу, которое было гораздо лучше всего, что они ели в течение последних нескольких дней.

Закончив свою порцию, и отложив ложку, охотник посмотрел на Джеролда:

— Ну, Барон, что дальше будешь делать? Вернёшься в Лосайон вместе с нами, или осмелишься вернуться домой? — Его акцент был гораздо менее явным.

Прежде чем Джеролд смог ответить, Мойра сказала:

— Мы пока не возвращаемся домой.

Грэм молча кивнул, соглашаясь.

Чад гневно зыркнул на Мойру:

— Не знаю, запомнила ли ты это достаточно хорошо, принцесса, но мы едва выбрались из этого города живыми.

— Там мой отец.

— Ага, — сказал лесник, кивая, — и мы можем вернуться с армией, и разобраться с этим делом. Твоя мама применит все подвластные ей инструменты к Данбару, чтобы заставить их его выпустить. Кинуться туда самим — это глупая затея.

Грэм встал:

— Мне следует пойти одному.

Чад одарил его недоверчивым взглядом:

— Когда ты последний раз туда пошёл, малец, ты поцеловал первую же девчонку, которая посмотрела на тебя более одного раза, и металлический червяк почти съел тебе мозг!

Алисса прикрыла рот, давясь смехом, но Грэм не счёл эту ремарку забавной. Подняв свою руку с татуировкой, он тихо произнёс слово, и броня покрыла его тело блестящей сталью.

— Не в этот раз…

— Нет, в этот раз одно из тех металлических чудищ поставит тебя раком, и запихнёт этого червяка в твою тупую задницу, — перебил его лесник.

— Грэйс уже уничтожила чудище, — парировал Грэм.

Чад прикрыл лицо ладонью:

— Ага, это чудище, и она до сих пор не пришла в сознание. Мы не знаем, сколько ещё этих штуковин осталось в городе.

Грэм зарычал, но прежде чем он смог ответить, Мойра сказал:

— Он прав, Грэм. Ты даже не помнишь тот бой. Ты не видел, на что была способна та штука.

— Я не сниму броню, пока не закончу, — сказал Грэм. — Они ни за что…

Мойра подняла ладонь:

— Я видела, Грэм. Оружие, которым оно стреляло в меня, уничтожит твою броню и убьёт тебя прежде, чем ты осознаешь, что по тебе попали. Я выжила только потому, что оно промахнулась после того, как уничтожило мой щит.

— И в чём твой план? — ответил он, позволив фрустрации просочиться в его слова. — Пойти поговорить с королём, чтобы тебя снова посадили в темницу? Сомневаюсь, что он даст тебе сбежать во второй раз.

У Мойры в груди вспыхнул гнев:

— Мне не придётся ни шагу ступить за ворота. Если бы я хотела, я бы смогла убить всех мужчин, женщин и детей в этом городе, даже не показавшись им на глаза. — «Или поработить их», — горько подумала она. Мойра откинула голову, отбросив волосы за спину, и свет от костра явил твёрдую решимость у неё на лице. — Но я этого не сделаю — я пойдут туда, и вытащу отца.

— Как? — искренне спросил Джеролд, хмурый лицом. — Как ты это сделаешь?

Улыбка, которой она его одарила, заставила его сердце похолодеть. Она подняла руку, и на её ладони появился пылающий светлячок, начавший расти у них на глазах. По мере роста он менялся, становясь маленькой кошкой, а потом похожим на льва существом с лютыми когтями и длинными зубами.

— С помощью армии, — ответила она, пока лев рядом с ней становился всё больше и больше. Отзываясь на её эмоции, он поднял голову, и испустил низкий рык, который будто покатился вниз по склону холма.

Глава 19

— Это неправильно, — сказал Джеролд, пока они смотрели на дорогу. Главные ворота в Хэйлэм были лишь где-то в миле от них. — Для меня это — измена, как минимум.

Они укрывались в неглубокой впадине ландшафта, по большей части скрывавшей их от наблюдателей на городских стенах за счёт расстояния и лёгкого повышения уровня земли между ними и станами. Для большого отряда или армии это было плохим укрытием, но для нескольких человек и, в их случае, даже дракона этого хватало — покуда они не подходили к стенам ещё ближе.

— Тварь, управляющая вашей нацией — не твой король, — сказала Мойра. — Однако я согласна. Это неправильно. Я наконец поняла, о чём раньше говорил нам отец.

— И о чём же? — спросил барон.

— Война никогда не бывает правильной. Она — обоюдоострый меч, который рубит в обе стороны, разрушая жизни как невинных, так и порочных… инструмент, который может как убить пациента, так и избавить тело от болезни. Это — результат нашей неспособности найти решение получше, но иногда… он необходим, — сказала она ему.

Грэм хмыкнул:

— Очень на него похоже.

Джеролд кивнул:

— Он, наверное, мудрый человек, но я имел ввиду другое. Как у данбарского дворянина, моя власть основана на доверии… на добросовестном отношении к народу. Твоё сегодняшнее нападение наверняка выльется в многочисленные жертвы среди гражданского населения.

Мойра подняла руку, похлопывая грубую щетину на щеке колеблющегося дворянина:

— Дорогой Джеролд, ты — добросердечный человек. Ты не обязан это делать. Вообще, будет лучше, если ты будешь держаться подальше. Ты им понадобишься после того, как всё кончится, и ты лишь рискуешь погибнуть, сопровождая нас.

— Им…? — спросил Джеролд, — …или тебе?

Она довольно легко уловила романтические нотки в его ремарке — вообще, он кричал их ей всем своим существом. Любая женщина заметила бы его влюблённость, но Мойра, будучи волшебником из Сэнтиров, была почти вынуждена огородить свой разум стеной, чтобы отгородиться от его бурлящих эмоций. Время для доброты прошло, и она окажет ему плохую услугу, позволив его чувствам расти. Её тон был холодным:

— Им. Я здесь для того, чтобы спасти моего отца, а поскольку его враги также угнетают твой народ, я устраню их и для вас тоже. Ты здесь для того, чтобы спасти народ после того, как я достигну своей цели.

— От чего спасти?

Она лукаво посмотрела на него:

— От меня.

— Это же бессмыслица какая-то, — возразил барон.

Грэм кашлянул, привлекая его внимание:

— Я дума, что вижу, что она имеет ввиду. Мы — иностранцы, и если всё пойдёт хорошо, то твоя страна скоро окажется без лидера. Им понадобится кто-то, способный объединить их после этого, против их общего врага — кто-то знакомый. — Такого рода вещи его мать поняла бы мгновенно.

Джеролд нахмурился, сузив глаза:

— Я — не этот человек. Как я уже сказал вам вчера, в очереди на трон передо мной ещё как минимум семь мужчин и три женщины.

Мойра протянула руку, положив ладонь ему на плечо, и одновременно поглаживая его ауру, укрепляя уверенность дворянина, и сглаживая его страхи. Это было не то перманентное ментальное изменение, которым она занималась неделю тому назад с некоторыми из узников во время побега, а лишь временная форма эмоциональной поддержки. Просто в данном случае она включала в себя крошечное количество эйсара.

— Я доверяю тебе больше, чем кому-то из этих незнакомцев, Джеролд, — сказала она ему.

Чад всё это время молчал, но тут его челюсти сжались:

— Прекрати.

Мойра ощутила скрывавшееся за словами лесника неодобрение как почти физический упрёк, но на её лице это не отразилось. Убрав руку с плеча барона, она бросила взгляд на Чада:

— У тебя есть какие-то сомнения в нашем плане?

Охотник зыркнул на неё, позволяя своему взгляду на секунду сместиться на барона, прежде чем уткнуться в её руку.

— Я не об этом говорю, и ты знаешь, так что просто прекрати. Это отвратительно. — Отвернувшись, он пошёл прочь прежде, чем она смогла ответить.

— Что с ним такое? — задумался Джеролд.

— Думаю, это просто напряжение, — прокомментировала Мойра.

Грэму это показалось не совсем правильным. Ему не нравилось видеть, как Мойра проявляет такую фамильярность по отношению к иностранному дворянину, и он решил, что Чад, возможно, был того же мнения.

— Он просто пытается тебя защитить, Мойра… поскольку твой отец не здесь, — сказал он им, позволяя своему взгляду сместиться в сторону Джеролда. — Без обид, милорд.

Барон мог легко понять ход такой аргумент:

— Конечно же, Сэр Грэм. Уверяю, что у меня нет никаких бесчестных намерений в отношении Леди Мойры.

Мойра заворчала:

— Я, между прочим, вот она, тут. Если вы, обезьяны, хотите обо мне говорить, то извольте делать это где-нибудь в другом месте, либо обращаться ко мне напрямую.

— А разве нам не следует заниматься чем-нибудь другим помимо споров? — вставила Алисса, указывая на Хэйлэм.

— Думаю, здесь достаточно близко, — сказала Мойра. — Будем ждать здесь. — Подняв руку, она щёлкнула пальцами, и её «армия» пришла в движение — вперёд потрусила сотня заклинательных зверей. Ну, большинство из них потрусило — десятеро из них, обладавших формой орлов, полетели.

Конечно же, жест руки был исключительно для эффекта — Мойра была связана со своими магическими союзниками ментально, что делало команды в виде слов или жестов ненужными. Она потратила последнюю неделю, создавая эти конструкты, и наполняя их эйсаром. В прошлом у неё ушло бы всё это время только на создание заклинательных разумов, но теперь это больше не было для неё проблемой. Вместо этого она посвятила своё время питанию своих новых созданий как можно большим объёмом силы, пока их не стало так много, что каждодневная трата силы на их поддержания сравнялось с количеством эйсара, которое она была способна в них влить.

Она не была носительницей Рока Иллэниэла, в отличие от брата, поэтому не могла быть уверена, использовал ли кто-то когда-то прежде такую тактику, но она сомневалась, что кто-то из магов Сэнтиров когда-либо пробовал это в таких масштабах. Она задумалась, что сказала бы о её действиях тень её биологической матери. За последние две недели она нарушила все правила, которым её учили насчёт её особых способностей рода Сэнтир, а её сегодняшняя армия вообще была вопиющим надругательством над означенными правилами.

«Но если я буду следовать правилам, то умрёт много народу».

В том-то и заключалась загвоздка. Нормальные заклинательные звери были гораздо более ограниченными в том, как они могли распоряжаться выданным им эйсаром, не говоря уже о том, что создание такого большого числа уникальных разумов, пусть и простых, заняло бы у неё слишком много времени. Использование техники раздвоения разума удаляло это ограничение, и делало способности её союзников более разными.

Но раздвоение разума было запрещено, по крайней мере — согласно Мойре Сэнтир, а она-то точно это знала, поскольку сама в буквальном смысле являлась результатом решения оригинальной Мойры Сэнтир нарушить это правило. Почему это было запрещено, она никогда толком не говорила, разве что упоминала об этических проблемах, связанных с созданием точной копии самой себя. Однако она говорила очень прямо, когда предупреждала Мойру о том, что в её дни нарушение этого правила каралось смертной казнью.

Однако Мойра создала не одну копию. Она их сделала сотню.

— «Сто одну», — напомнила её постоянная двойница, которую Мойра начинала считать своего рода личной помощницей.

— «Верно, сто одну, и, наверное, когда всё завертится, я создам и больше», — молча согласилась Мойра.

Она ощутила, когда её летающие союзники вошли в контакт. Информация лилась потоком обратно к ней, направляемая через её помощницу, чтобы не затопить её собственный разум. Восемь созданий спикировали на стражей ворот, вселившись в них, и мгновениями позже ворота начали открываться. Двое других заклинательных зверей продолжили лететь дальше, делясь видом города свысока. Остальная её армия продолжала бежать, хлынув рекой в Хэйлэм через стремительно расширявшийся проём ворот.

Падение Хэйлэма должно было стать бескровным. «Должно», — подумала она.

— Мы уверены, что это хорошая идея? — сказал Грэм, переводя взгляд туда-сюда между городом и Мойрой. — Чад сказал, что у тебя начались припадки после того, как ты сделала что-то подобное во время побега… и тогда людей было гораздо меньше.

Мойра одарила его улыбкой, в которой было больше блефа, чем уверенности:

— Я тогда была ранена. По большей части проблема была в откате, который я испытала после разрушения моего щита. Сейчас меня это не сильно напрягает, иначе я не могла бы разговаривать.

Пока сопротивления не было. Заклинательные звери сперва взяли всех, кого нашли, а потом начали разделяться, раз, другой. Они забирали всех — и гражданских, и стражников, — покуда те управлялись паразитом. Те немногие, кто ещё был свободен — а таких пока что было найдено лишь двое, — были погружены в сон, и оставлены так, чтобы сберегать силу заклинательных зверей.

Когда её заклинательные двойницы разделились десять раз, они остановились, чтобы не стать индивидуально слишком слабыми. Их теперь было около тысячи, и они взяли под контроль где-то шестьсот людей, которые находились вблизи городских ворот. Дополнительные двойницы начали работать, помогая тем, кто управлял носителями, удалять металлических паразитов.

«Носителями? «Людьми», я хотела сказать «людьми», — молча поправилась Мойра.

Тянулись минуты, она работала, но для тех, кто стоял рядом с ней, не происходило ничего легко видимого.

— Что происходит? — спросил Джеролд.

— Пока всё идёт гладко, — заверила она его. — По-моему, они пока не осознали, что происходит.

— Они — это кто, люди или чудовища? Сколько мёртвых? — продолжил барон, не в силах обуздать своё любопытство.

— «Нам нужно больше», — передала её внутренняя помощница. — «Удаление паразитов занимает слишком много времени. Нам нужно снова удвоить нашу численность, иначе мы рискуем двигаться слишком медленно».

Важная часть её плана заключалась в очищении большей части популяции от их неестественных управляющих до того, как враг поймёт, что именно они делают. Мойра не была уверена в том, что враг может сделать, как только поймёт угрозу, но она хотела освободить как можно больше людей, прежде чем у противников появится возможность что-то предпринять. Она начала вливать в своих заклинательных двойниц свой эйсар, но знала, что её собственной энергии ни за что не хватит.

— «Кассандра, мне нужна твоя сила», — сказала она, направляя мысли своей драконице.

— «Я готова», — пришла твёрдая мысль драконицы, а вместе с ней — мощный поток эйсара.

Созданные Мордэкаем Иллэниэлом драконы изначально были сконструированы в целях разделения и хранения огромных объёмов эйсара, которые он забрал у Мал'гороса, одного из Тёмных Богов. Её отец разработал грубую систему для измерения магической энергии, назвав свою первую единицу измерения «Сэлиор», поскольку именно такое количество эйсара он изначально забрал у одноимённого Сияющего Бога. Соответственно, целый сэлиор эйсара представлял собой огромное количество, и каждый из двадцати трёх драконов содержал примерно один сэлиор мощности.

Чтобы не позволить своим творениям стать такой же угрозой, какой были изначальные боги, он спроектировал их так, чтобы они были почти неспособны пользоваться их собственной силой. Драконы быстро росли, быстро излечивались, они могли летать, обладали огромной силой и ещё, конечно же, был драконий огонь — но по большей части их сила не была доступна напрямую… для них самих.

Однако соединённые с ними узами люди были делом совсем другим. Драконьи узы давали им множество преимуществ: улучшенное зрение и другие чувства, а также способность черпать энергию дракона для увеличения собственных силы и скорости — однако для мага ещё полезнее был эйсар.

Мойра могла, теоретически, направлять эйсар Кассандры, и использовать его для творения до неприличия мощной магии. Полного сэлиора эйсара было, наверное, достаточно, чтобы уничтожить весь город Хэйлэм и, возможно, значительную часть Данбара, в зависимости от метода его применения — но как и со всеми прочими вещами в мире, существовали некоторые ограничения. В частности, испускание конкретного мага.

Испускание было термином, которым учёные в какой-то момент решили называть количество эйсара, которое конкретный маг или направляющий мог использовать в течение какого-то периода времени. В целом, маги никогда особо не беспокоились об испускании, потому что их ёмкость, или объём эйсара, который они сами генерировали и хранили в своих телах, обычно лишь в несколько раз превышала их испускание. Они слишком быстро расходовали силу, чтобы тревожиться о том, сколько её они могли применять за раз.

В данной ситуации это означало, что испускание Мойры имело решающее значение. Оно определяло, как быстро она могла передавать эйсар из своей драконицы к своим магическим союзникам. Если бы она передавала его слишком быстро, то могла легко перегореть, навсегда лишившись способности манипулировать эйсаром — или вообще убиться. В плане ёмкости Мойра слегка уступала своим брату и отцу, но она определённо не уступала им в испускании. Ей просто нужно было действовать осторожно.

— Мойра? — подтолкнул Джеролд, прерывая её мысли.

— М-м-м?

— Я спросил, сколько мёртвых, — напомнил он ей с взволнованным выражением на лице.

Воздух вокруг неё затрещал, когда она начала невидимо перемещать энергию из Кассандры к своим заклинательным зверям в городе.

— Нисколько, — ответила она. — И я бы хотела, чтобы так дальше и продолжалось, так что не отвлекай меня. — Волосы Мойры шевелились, будто от ветра, но воздух вокруг них был неподвижным.

— Это пока что оказывается самая скучная битва в истории, — высказал своё мнение дворянин.

Грэм и Алисса повернулись к нему с предостерегающими взглядами.

— Не говори так! — предупредила Алисса.

Грэм лишь согласился, с отвращением воскликнув:

— Эх.

Джеролд вопросительно посмотрел на них:

— Что?

Чад вернулся, пока они разговаривали, и знающе посмеялся:

— Никакой воин не хочет этого слышать, Барон. Война по большей части состоит из ожидания, но худшее, похоже, всегда случается, когда всё тихо. Солдаты имеют на этот счёт много суеверий.

— О, — сказал Джеролд. — Прошу прощения.

Лесник иронично улыбнулся:

— Да меня это не колышет, Барон. Я сам полностью ожидаю, что всё полетит к ебеням вне зависимости от того, что ты будешь говорить. Это просто правда жизни.

Подчинённые Мойры снова расщепились, и теперь их стало более двух тысяч. Было освобождено около тысячи людей, и между ними и теми, кто вообще не был заражён, сознание потеряло почти четырнадцать сотен человек. Её магические солдаты двигались дальше, оставляя своих прежних носителей, которых «вылечили», и занимая тела тех, кто лишь теперь начал реагировать на её странное нападение.

Она продолжала вливать в них энергию. Скоро они будут готовы снова удвоить свою численность. Барон сказал ей, что в Хэйлэме жила почти сотня тысяч человек, и она намеревалась позаботиться о том, чтобы каждый из них был свободен от странных существ, которые ими управляли.

Минуты текли, складываясь в полчаса. В городе теперь работали четыре тысячи заклинательных разумов, и каждый из них был копией её собственного. Это было странное ощущение, быть соединённой с таким большим числом собственных копий. Будь они нормальными заклинательными зверями, её бы это захлестнуло, но вместо этого её наполняло чувство крайнего восторга. Её двойницы разделяли ношу, превращаясь в гештальт, который сам себя поддерживал.

«Я не одна. Я не одна. Меня множество». Было освобождено более трёх тысяч человек, и она расползалась по городу подобно чуме. «Я есть сумма Человека, и я получу своё». Она вливала в своих союзников всё больше силы, и воздух вокруг её физического тела загорелся, облекая её фигуру в нимб яркой до боли силы.

Враг начал реагировать, убивая её людей везде, где встречал их, но она не останавливалась и не сдавалась. Если её тела умирали, она забирала тела нападавших, обращая их против своего врага. Город стал её шахматной доской, полем битвы двух разумов. Её враг, может, и не был живым, но он был разумным. Он думал, управлял, и реагировал.

Она больше не была человеком, только не в традиционном смысле этого слова. Она была составной сущностью, с тысячей глаз и рук, разбросанных по городу. Она начала видеть своего врага в новом свете. Он был похож на неё. Маленькие металлические паразиты были частью великого целого, и они реагировали как одно целое. Враг проигрывал, когда они вступали в прямой контакт, и она забирала его фигуры, делая их своими, однако у него было гораздо больше пешек, чем у неё.

Враг осознавал. Теперь он знал её. Он чувствовал её так же, как она поняла его, через огромную массу глаз. Он никогда прежде не вёл такую войну, но он был стар, имя ему было легион, и он не был способен чувствовать страх.

Противостоявший ей огромный, расчётливый интеллект изменил свою стратегию. Это была война, для ведения которой его и создали. Ценой победы будет задержка его планов, но победа была единственным возможным исходом.

Он пришёл в движение.

Глава 20

Более десяти тысяч людей были освобождены, и большинство из них лежало без сознания. У Мойры было восемь тысяч «я», наступавших по всему городу, но враг начал отступать, отводя своих носителей в такт её наступлению. Лучники и арбалетчики разили её людей везде, где те пересекали открытые улицы, заставляя их создавать новые заклинательные тела, когда носители умирали, если в достаточной близости не было врагов, которых можно было бы захватить.

Она начала спотыкаться.

Отток эйсара, требовавшегося для питания её магической армии, был огромен. У Кассандры его было ещё полно, но Мойра достигла своего предела. Она уже направляла столько силы, сколько было возможным для неё. Пытаться направлять больше было более чем глупо — это могло окончиться фатально. Она и так ощущала, что начинает уставать. В данной ситуации, при перемещении такого количества энергии, любая ошибка могла стать катастрофичной.

Её разум расширился до невероятных пределов, но она всё ещё была ограничена своим единственным соединением с эйсаром, который давала драконица, ограниченной физическим узким местом, которым являлось одно хрупкое тело мага.

Враг сдался. Перед лицом противника, способного усилием воли обращать его войска, он начал тотальное отступление. Население Хэйлэма бежало перед ней, пытаясь обогнать наступление её солдат. Её замедляло то количество времени, которое требовалось, чтобы остановиться и удалить паразитов из тех, кого она уже захватила, прежде чем переходить к новым носителям. Из-за бегущего врага наступать стало трудно, потому что как только она удаляла из кого-то паразита, и двигалась дальше, освобождённый человек оставался без сознания. Ей нужен был постоянный приток новых людей, если только она не собиралась удерживать тех, кого уже взяла, или создавать новые заклинательные тела из чистого эйсара.

А она уже была на пределе.

Мойра была вынуждена держать уже имевшиеся тела, наступая, и в некоторых случаях продолжать приводить в движение трупы тех, кого её врагу же сразил, что требовало гораздо больших трат энергии.

«Они не могут бежать вечно. В городе нет столько места», — сказала она себе. «Они не могу победить. Чего они надеются достичь?» — И тут она ощутила дрожь эйсара, которым она питала своё огромное составное тело. Тело её оригинала начало отказывать. «Или, быть может, они могут победить… если сумеют задержать нас на достаточный срок».

Её мельчайшая частица, сердце, всё ещё жившее в маленьком, хрупком теле молодой женщины за городом — эта частица начала познавать сомнение. Она слегка отдалилась, снова найдя свою индивидуальность, и давя в себе поднимавшееся чувство паники.

— «Мне нужно замедлиться, снизить поток, иначе это меня убьёт», — подумала она.

— «Нет!» — воскликнуло её более крупное «я», давя на неё волей, которой трудно было отказывать. — «Мы уже не можем остановиться. Мы потерпим поражение».

Мойра ощутила страх в этой мысли. Это была примитивная эмоция, выходившая за рамки победы или поражения. Её новое создание тоже боялось умереть. Это осознание принесло с собой новое беспокойство. Всё, что имело в себе достаточно жизни, боялось умереть, и будет сражаться ради самосохранения. Она быстро подавила эту мысль, надеясь, что более крупное, составное «я» эту мысль не заметило. У Мойры и так было достаточно проблем — не хватало ещё позволить её паранойе начать внутреннюю борьбу с её другими «я».

Осложняло проблему то, что тут она наконец поняла тактику врага. Хотя он вроде бы отступал, вражеские силы на самом деле бежали через ворота на противоположной стороне города. Нет, «бежали» было неправильным словом — они обходили город, и текли обратно к той части, откуда вошла армия Мойры. Выплёскиваясь подобно муравьям, чей муравейник был растревожен, они направлялись к истинному источнику нападения… к Мойре и её спутникам.

«Бля».

Она не знала, что делать. И это нисколько не помогло тому факту, что её тело уже дрожало от напряжения, вызванного передачей такого количества силы в течение столь долгого времени. Если она не сумеет вскоре снизить нагрузку, то она может упасть в обморок. «Или выгореть… или умереть».

— У нас проблема, — сказала она вслух, прежде чем осознала, что эти слова сорвались с её губ.

— Что такое? — с тревогой спросил Грэм. Он почти полчаса наблюдал за ней в озабоченной тишине, молча изнывая от своего незнания ситуации. Чад Грэйсон сидел неподалёку, а теперь он просто встал, и натянул тетиву на свой новый лук. Он «приобрёл» его в течение недели, пока они выздоравливали.

Лесничий посмотрел на барона:

— Я ж говорил… Джеролд. — Он сумел произнести имя дворянина так, будто оно было ругательством. И вежливым обращением он себя тоже не озаботил, но барон был слишком напряжён, чтобы это заметить.

— Половина города выбежала из задних ворот… — проинформировала их Мойра, — …они обходят внешние стены, и двигаются обратно к нам, я думаю.

Алисса и Грэм переглянулись, но промолчали, хотя Алисса начала рефлекторно осматривать оружие, которое она сумела приобрести за последние несколько дней. Чад начал подсчитывать свои стрелы.

— Что мы будем делать? — спросил барон.

— Я надеялась, что у одного из вас может найтись какой-то совет, — подала мысль Мойра.

Чад закончил считать:

— Если только «половина города» в сумме не будет менее чем в пару сотен человек, то нам, наверное, следует сесть на дракона, и унести наши счастливые задницы подальше отсюда.

— У тебя нет столько стрел! — ляпнул Джеролд. — И ты не смог бы застрелить так много народу, прежде чем они успели бы до нас добежать.

Охотник одарил его презрительным взглядом:

— Не будь так уверен насчёт того, сколько я могу пристрелить. У меня, может, только семьдесят три стрелы, но мыслю я, что наш парень сможет управиться с очень многими, прежде чем они доберутся до нашей принцессы. Предполагая, что он выбежит им навстречу. Как бы то ни было, Джеролд, смысл в том, что нам следует валить отсюда.

Джеролд поражённо уставился на него:

— Ты действительно думаешь, что Сэр Грэм настолько могуч?

Чад рассмеялся:

— Да он, наверное, смог бы всех их убить, если бы они были достаточно любезны, и ожидали бы, давая ему время от времени остановиться, чтобы отлить — но мы бы уже все были покойниками к тому времени, когда он закончил бы. — Он двинулся к драконице. — Нет смысла ждать, давайте двигаться отсюда.

— Не думаю, что я смогу двигаться, только не одновременно с поддержанием магии, — сказала Мойра. — И я думаю, что Кассандра тоже не сможет лететь, даже если бы я могла сесть на неё.

— Тогда бросай магию, — предложил Чад. — Нам-то что терять — просто какие-то магические солдаты. Ты можешь сделать ещё, и мы через несколько дней сможем попробовать что-то другое.

— Всё не так просто, — ответила она. «Не думаю, что я могу остановиться», — подумала она. Она уже повернула свои войска обратно, бросив преследование врага, и двигая их по прямой обратно к их точке входа, ведя их по кратчайшему пути к их госпоже. Но вовремя они не успеют. При некотором везении они могли поймать значительную часть нападавших, но многие враги доберутся быстрее. Мойра снова попыталась уменьшить объём направляемого ею эйсара, но её созданные из заклинаний союзники ментально удерживали её, вцепившись в питаемую им энергию подобно новорождённым, отчаянно сосущим молоко.

— Я не могу остановиться, — добавила она.

Взгляд Чада метнулся к Грэму, который почти неуловимо кивнул в качестве подтверждения. Молодой воин начал лениво приближаться к ней. Язык их тел не выдавал ничего, но какой бы занятой она ни была, её магические чувства читали их намерения почти так же ясно, как если бы они кричали о них ей в уши.

Путь Грэма преградил окруживший Мойру магический щит.

— Это не я, — выпалила она. — Щит… это не я.

— «Это были мы. Мы пока не можем позволить тебе остановиться», — пришёл голос из её более крупного коллективного «я».

— Я их вижу, — объявила Алисса, всё ещё наблюдавшая за городом. — Они приближаются со всех сторон, бегут в этом направлении — тысячи их.

— Как думаешь, сколько у нас времени? — спросил Грэм, не отрывая взгляда от Мойры.

— Четверть часа, прежде чем сюда доберётся большинство, — напряжённо ответила Алисса. — Десять минут для самых быстрых первых рядов, наверное.

— Им придётся разойтись, — сказал Джеролд. — Они не знают точно, где мы находимся.

Чад вздохнул:

— К сожалению, это тоже не правда. Когда мы с Грэмом пытались спрятаться от них на прошлой неделе, они каким-то образом выходили на нас. Думаю, у них нюх на магию. Они ни разу нас не упускали, пока мы не разделились.

Орлы Мойры летели обратно к их позиции, чтобы помочь ей в защите, но остальная часть её сил пришла бы уже слишком поздно. Она снова попыталась остановить поток эйсара, но обнаружила, что её блокируют. Коллектив не мог ей этого позволить.

— «Ты убьёшь нас», — пришли их мысли.

— «Мы все умрём, если вы не дадите мне всё реорганизовать», — молча отозвалась она.

Ещё один голос встрял, голос её внутренней «помощницы», оставшейся с ней:

— «У меня есть идея, если позволите».

Все замолчали, и её помощница продолжила:

— «Используйте эйсар носителей. Его мало, но он восполняется, и вас сейчас тысячи, по одному на каждую из вас. Этого должно хватить, чтобы вас поддерживать. Это позволит нам создать здесь защиту, а вы между тем сможете ударить врагу с тыла».

— «Они так смогут?» — спросила Мойра. Насколько она знала, заклинательные звери могли использовать лишь эйсар, предоставленный их создателями. Хотя заклинательные двойницы были гораздо более гибкими, чем обычные заклинательные звери, она не думала, что это ограничение было для них преодолимым.

— «Да!» — воскликнули они, но Мойра медлила. Она больше не могла полностью контролировать свои собственные способности, но каким-то образом это было решением, которое они не могли принять без её согласия. Оно ощущалось неправильным. Ну, оно ощущалось «более» неправильным — всё, что она делала, уже имело самые тёмные оттенки серого, в моральной палитре. Забирать тела людей, которых они спасали, было одним делом — позволять её подчинённым цепляться за источник жизни людей, которых они контролировали было ещё одним шагом в сторону более глубокого насилия над ними.

Тем не менее, она не видела иного выбора.

— «Приступайте», — нехотя приказала она.

Она мгновенно ощутила причинявший ей внутренние страдания сдвиг, когда её заклинательные двойницы вцепились в своих носителей. Неиссякаемый источник эйсара, ядро живого существа, назывался эйстрайлин. Некоторые считали это «душой», и она являлась основным отличием между созданным заклинанием разумом и истинно живой личностью. Чёрная тошнота потекла обратно через её связь с коллективом из тысяч, с которыми она была соединена, когда её альтернативные «я» взяли себе силу, лежавшую в сердце контролируемых ими людей. «Это неправильно», — подумала она, и знала, что это истина… глубинная истина, в которой не было сомнений, злое деяние, которому не могло быть никаких оправданий или прощения.

Большинство её жертв сдалось за секунды, но некоторые, которые были сильнее, боролись почти минуту. Желчь подкатила к горлу Мойры, когда она ощутила, как её суррогаты давят независимость той последней горстки — и всё закончилось. По мере того, как они начали использовать жизненную силу людей, отток её эйсара уменьшился, снизившись до малой части от прежде необходимого. Мойра перенаправила дополнительную энергию из Кассандры в своих орлов, которые только что приземлились поблизости.

— Она что, плачет? — тихо спросил Джеролд, переводя взгляд с Мойры на Грэма. По её щекам катились незамеченные ею слёзы.

Грэм сжал челюсти, ему было не по себе.

— Отойди в сторону, и немного вперёд. Они уже почти здесь. Ты ведь можешь сражаться?

Барон кивнул:

— Я всё ещё слаб как котёнок, но я сделаю всё, что смогу. — Он обнажил свой меч.

Орлы Мойры изменили свою форму, становясь молодыми женщинами, каждая из которых была идеальной копией своей создательницы-мага. Они разошлись длинным строем перед их группой, чтобы их друг от друга разделяло по двадцать футов, и их тела светились от силы, пока Мойра продолжала вливать в них всё больше эйсара.

Алисса посмотрела на Грэма, и он кивнул:

— Мы возьмём на себя всё, что пройдёт мимо них. — Чад переместился без каких-либо комментариев, расположившись ещё дальше, позади Мойры и драконов, с луком наготове. Он начал методично втыкать стрелы концами в грязь вокруг себя.

— «Теперь враг у нас в руках», — прокомментировала внутренняя советница Мойры. — «Нам нужно лишь удержать их здесь достаточно долго, чтобы основные силы успели нагнать их тыла».

— «Возможно», — ответила она. — «Мы лишь благодаря удаче сумели зайти настолько далеко. Было ошибкой ставить всё на изначальное вторжение. Теперь мы спешим, чтобы не дать врагу превратить нашу ошибку в полное поражение. Что если у них есть ещё что-то в резерве?»

Самые быстрые горожане Хэйлэма были в сотне ярдов, когда заклинательные двойницы Мойры начали реагировать, заставляя их замереть на месте, и готовясь продолжать ту же стратегию, которую они использовали в самом городе.

— «Нет!» — приказала она. — «Остановите столько, сколько сможете, или заблокируйте их приближение щитом… больше никакого раздвоения». — Она уже почти потеряла весь контроль над своими силами, приближавшимися из города — последнее, что ей было нужно, это вторая армия магических клонов, взявшая инициативу на себя.

— «Как пожелаешь», — мысленно ответили они. Создавая маленькие щиты на уровне коленей, они начали ставить подножки бегущим к ним людям, замедляя их наступление, чтобы позволить основной массе врагов нагнать передние ряды. По мере роста численности противников, они начали создавать более длинные, непроходимые щиты поперёк поля, полностью блокируя наступление тысяч напиравших на них людей. Мойра продолжала направлять всё больше силы, питая их усилия.

Им нужно было только удержать их ещё минут десять, чтобы позволить основным силам ударить по врагу сзади. Тогда всё закончится, оставив лишь продолжительную рутину по освобождению людей от металлических паразитов, и при одновременных попытках свести потери к минимуму.

— Если я смогу спасти большинство из них, то, быть может, это оправдает часть совершенного мной сегодня зла, — пробормотала себе под нос Мойра.

Конечно, ничто никогда не идёт по плану.

Вдалеке, рядом с городскими воротами, в воздух поднялся большой столб пыли и грызи, закрывая им обзор, но магический взор Мойры увидел металлическое чудище, поднимавшееся из земли в месте, где оно прежде скрывалось. Это было очередное мёртвое металлическое чудовище, подобное тому, которое они встретили ранее… которое почти убило Грэйс.

Оно поднялось посреди её союзников, одержимых её заклинательными двойницами, и не теряя времени принялось за работу. Оно направило одну из своих странных рук, и через разделявшее их расстояние донёсся звук жужжания шершней. Маленькие языки пламени мелькали на конце странной руки, в то время как из земли начали подниматься фонтанчики пыли везде, куда она показывала. Всё, что находилось между металлическим существом и той областью, где взрывались облачка пыли, просто падало замертво. Оно медленно двигало оружие по дуге, кося войска Мойры так, как серп крестьянина косит траву. Ментальный крик наполнил голову Мойры, когда её коллективное «я» ощутило смерти сотен своих носителей.

Оно направило оружие в сторону Мойры и её защитников, и они дёрнулись, когда их щиты задрожали под множеством невидимых ударов. Некоторые из собственных солдат врага пали, когда невидимые шмели оружия проделали в них дыры. Затем оружие повернулось прочь, когда металлическое существо направило его по другую сторону от себя.

Чад произнёс с отвисшей челюстью:

— Эта штука в трёх четвертях мили от нас…

Одержимые союзники Мойры пытались сражаться. Некоторые из них использовали остатки своего эйсара, и весь эйсар своих носителей, чтобы направить по странному чудищу огненные удары, но оно просто игнорировало их атаки, будто неуязвимое для пламени. Вблизи его странное оружие ревело, и все тела из плоти и крови, оказывавшиеся у него на пути, просто падали, часто разорванные на несколько частей.

Некоторые из них создавали щиты, чтобы уберечься, но их усилия пропадали втуне. Громыхавшее оружие уничтожало всё, на что нацеливалось.

Грэм побежал вперёд, покрытый блестящей сталью. Шип теперь принял форму двух длинных мечей, по одному в каждой руке.

— Открой щит! — крикнул он.

Заклинательные двойницы рядом с центром их защитного строя сделала то, что он просил, и враги начали валить вперёд, когда преграда перед ними исчезла. Грэм сразил многих, кто оказался поблизости от его пути, его клинки мелькали, рубя ноги и шеи, оставляя позади него кровавую просеку из мертвецов.

Щит снова поднялся после того, как Грэм его миновал, но где-то двадцать горожан Хэйлэма выжили его прохождение. Они ринулись на Мойру и Кассандру, но сразу же начали падать, когда у них в груди или горле стали появляться оперённые древки стрел. Одна из заклинательных двойниц заставила замереть тех немногих, кто остался, и секунды спустя стрелы и их тоже прикончили. Как только опасность миновала, Чад обнажил свой длинный нож, и пошёл по возможности вырезать стрелы из мёртвых и умиравших.

Грэм продолжил нестись вперёд, проскальзывая между мужчин и женщин с такой грацией и скоростью, что немногие пытались его остановить. Те, кто пытались преградить ему путь, обнаруживали себя мёртвыми до того, как успевали среагировать. Он бежал через толпы управляемых паразитами горожан, доверяя их численности скрывать его от взгляда искомого им врага.

Половина мили мигом пролетела, а между тем тварь убивала одержимых заклинанием подчинённых, окружавших её у городских ворот. Грэм вырвался из толпы, и продолжил бежать, но тут тварь обратила на него внимание. Грязь взметнулась фонтаном из земли слева от него, и он резко свернул вправо, но даже его увеличенной скорости было недостаточно. Прежде чем он успел пробежать ещё десять футов, он ощутил подобные кувалде удары, забарабанившие по его броне, сбивая его на землю. Вибрирующий рёв оружия металлического существа последовал долю секунды спустя.

У Мойры сжалось сердце, когда она увидела, как Грэм падает посреди фонтана грязи. Пыль скрыла его из виду, но её магический взор его не терял — его тело неподвижно лежало на холодной земле.

— Нет! — закричала Алисса, побежав вперёд, и прижавшись к щиту, который сдерживал остальных врагов, будто она хотела кинуться в толпу, чтобы оказаться на той стороне, где был Грэм. Она стала бить кулаками по воздуху, который ощущался твёрдым как камень. — Пусти! Я должна ему помочь.

Светящаяся защитница, бывшая к ней ближе всего, повернула к ней своё скорбное лицо, и ответила голосом, который звучал идентично голосу Мойры:

— Прости. Я не позволю тебе тоже выбросить свою жизнь на ветер. — Лишь в нескольких футах от них к щиту прижимались сотни тел, пытаясь добраться до них.

Странная металлическая тварь вернулась к убиванию подчинённых Мойры, равномерно наступая на их позицию. Поливая всё налево и направо, она убивала мужчин и женщин сотнями, а потом тысячами, и Мойра ощущала каждую смерть как укол боли и отчаяния.

«Что мне делать? Что?!» — Она чувствовала себя парализованной страхом и сомнениями. Мойра знала, что эта проблема была ей не по плечу. Воитель врага убивал её новообращённую армию, постепенно приближаясь. Её собственная позиция оказалась в полном окружении. Её защитники отступили в круг, используя свои щиты, чтобы держать толпящуюся орду людей на расстоянии лишь в пятьдесят футов от того места, где стояли она и её спутники.

Вдалеке её подчинённые продолжали нападать на металлическую тварь, почти безрезультатно метая в неё удары огня и просто чистой силы. Одной из них пришла в голову светлая мысль выдернуть землю из-под существа, но эта тактика работала недолго. Тварь тут же набросилась на неё, как только выбралась из появившейся ямы. Теперь её подчинённые рассыпались, побежав обратно к своей создательнице.

Она потерпела поражение. С её стороны было глупо полагать, что она сможет освободить весь город, не говоря уже о том, чтобы сделать это без жертв. «Я просто глупая девчонка, играющая в войну, и полагающая, что может спасти людей. Теперь они все умирают… из-за меня». Ничего не осталось. Их единственной надеждой было принять поражение и взлететь. Это ещё полагая, что они вообще смогут сбежать. Вполне могло быть, что дьявольская тварь подстрелит Кассандру в полёте, когда они оторвутся от земли.

Она вспомнила тот день, когда она и её брат пытались спасти Дориана Торнбера, и потерпели поражение. Теперь его сын наверняка умирал в поле, один. Она вновь была бессильна помочь друзьям. Как она могла думать о том, что сможет добиться успеха?

Чудище было лишь в полумиле от них, преследуя остатки её армии. Те рассыпались, побежав во всестороны, заставляя тварь стрелять выборочно, чтобы убивать их. Точность у неё была невероятной. Мойра почти могла вообразить, как тварь глядела на неё, неумолимо наступая.

И тут с земли поднялся человек, и солнечный свет заблестел на отполированной стали, покрывавшей его тело. Грэм ждал, пока вражеский воитель почти миновал его, двигаясь где-то в двадцати футах от него. Вскочив в тот момент, когда чудище направило своё оружие в противоположную сторону, он мигом сократил разделявшее их расстояние. Шип снова был в своей изначальной форме длинного двуручного меча, и Грэм нанёс им мощный рубящий удар. Зачарованная сталь разрубила чужеродный металл, и одна из ног чудища отвалилась.

Сердце Мойры подскочило, когда её окатила волна надежды, и Алисса воскликнула в чистой радости:

— Да!

Глава 21

Тварь начала поворачивать верхнюю часть своего туловища ещё до того, как Грэм добрался до неё, и потеря ноги не лишила её равновесия. Она всё ещё ровно стояла на трёх оставшихся опорах, и хотя живое существо от потери конечности могло бы впасть в шок, металлическая тварь не испустила никакого конкретного крика боли.

Он не видел на ней никаких глаз, но она увидела его приближение — в этом Грэм был уверен. Чудище каким-то образом видело во все стороны одновременно. Пригнувшись, чтобы уклониться от опасной линии смерти, которую чертила плюющаяся рука-оружие, он согнул колени, и подставил плечо под ближайшую ногу, а затем выпрямился, поднимая массивную конечность вверх.

Вес был гораздо больше, чем он ожидал. Грэм думал, что тварь пустотелая, возможно с кем-то живым внутри, но большая её часть ощущалась так, будто была сделана почти целиком из металла. Нормальный человек её даже не заставил бы шелохнуться, а несколько работавших вместе людей смогли бы не более чем слегка её сдвинуть — но Грэм не был обычным человеком. Под бронёй его щёки покраснели, а челюсти сжались, когда он толкнул вверх, и с губ его сорвался гневный рык.

Шип запульсировал у него в руке, мерцая в такт с его сердцем, а затем нога оказалась у него над головой, и массивная тварь под действием собственного веса опрокинулась, упав на бок. Оружие, убившее так много народу, было направлено в сторону земли, неспособное стрелять в сменившего положение Грэма. Он занёс меч, и приготовился отрубить ещё одну ногу, но вторая рука, доселе дремавшая, начала отслеживать его передвижения.

Грэм упал на землю рядом с тварью, слишком низко, чтобы её рука могла на него направиться, и в этот момент та испустила странный металлический щелчок. Он не помнил их первую встречу с одной из этих штуковин, но он слышал, как Мойра описывала возможности этого второго оружия, и сомневался, что его броня способна была бы его защитить. Город был позади него, когда он пригнулся, и он услышал донёсшийся оттуда шум, громкий звук взрыва, будто гигант только что ударил по огромному барабану.

Грэм краем глаза увидел взметнувшуюся над городской стеной пыль, когда толстая её секция обрушилась. Чем бы ни было это оружие, он едва избежал гибели. Махнув мечом вверх, он ударил по ближайшей ноге, но из-за короткого расстояния и неудобной позиции его удару не хватало мощи по сравнению с первым. Даже так его силы и зачарованной кромки наверное хватило бы, чтобы перерубить человека в броне, но против этого врага удар лишь оставил на странном металле царапину.

Нога ударила вниз, когда тварь попыталась раздавить его о твёрдую землю, и он вынужден был перекатиться, чтобы избежать удара.

Это движение дало твари время, чтобы снова выпрямиться, и прежде чем он смог расположиться для следующего удара, тварь опять встала на трёх ногах, и первое её оружие нацеливалось на его тело. С такого расстояния он видел, что оружие было набором длинных металлических трубок, расположенных в виде шестиугольника. От них донёсся странный вой, когда они начали крутиться вокруг центральной оси.

Грэм всё ещё был в синяках от раннего попадания, которое почти выбило из него сознание несколько минут тому назад, и он уже решил, что будет делать, если снова столкнётся с этой штукой. Прыгнув вверх и в сторону, он выкрикнул слово, придав Шипу форму щита на его левой руке и одноручного меча в правой.

С тем же успехом он мог бы стоять на месте, настолько безрезультатна оказалась его акробатика. Оружие с точностью отслеживало его движение, тонкий вой сменился жужжащим рокотом, и что-то, ощущавшееся как молот богов, ударило по его щиту. Он отправился лететь по воздуху, кувыркаясь, и всё больше невидимых ударов били ему по ногам и спине.

Грэм сильно ударился о землю, но сохранил сознание, и сумел закрыть щитом своё тело от молотившего по нему жуткого оружия. Присев за щитом, он подпёр его ещё и своей рукой с мечом, пытаясь уменьшить боль, которую испытывала его левая рука от непрестанных сотрясений.

Его молотило полминуты, пока его державшая щит рука не онемела, а плечо не стало ощущаться как один лишь обжигающий комок агонии, однако щит держался. Частички металла время от времени падали вокруг него, но не от щита, поэтому он мог лишь решить, что это были куски того, чем его поливало оружие.

А потом всё закончилось. Оружие остановилась со странной серией щелчков и замедляющимся воем прекращавших вращение трубок. Его уши уловили звук снова поворачивавшегося торса… оно собиралось нацелить на него вторую руку… которая совсем недавно уничтожила крупную секцию городской стены.

Грэм метнулся вперёд — его рука со щитом висела безжизненно и онемело, но правая рука продолжала отлично работать. Он сократил разделявшее их расстояние раньше, чем враг смог выстрелить, а оказавшись рядом, он двигался слишком быстро, чтобы его можно было отследить, метнувшись влево и вниз, нанося удары мечом с молниеносной скоростью. Тот оставлял в металлической шкуре твари глубокие порезы, но та была прочнее стали, и без двух рук он не мог ударить достаточно сильно, чтобы перерубить ещё одну ногу.

Он продолжал двигаться, вправо, вниз, снова влево, ни на миг не давая оружию нацелиться на него. Пока он двигался, его левые плечо и рука начали пульсировать болью, указывая на то, что к ним возвращалась чувствительность. «Ещё немного», — подумал он.

И тут он поскользнулся левым сапогом на неровном гравии. На долю секунды он замер, и его взгляд приковало к себе зияющая дыра на конце оружия, направившегося прямо на него. Он позволил своим ногам обмякнуть, пытаясь упасть вниз с линии огня.

Послышался ещё один странный щелчок, и ударная волна вогнала его в землю, когда что-то пролетело у него над головой. Он слышал, как обрушилась часть городской стены, подбирая под себя ноги. Тварь замерла — наверное, дожидалась, пока её неземное оружие зарядится.

Адреналин от близости к смерти придал ему сил, и он перекинул Шип в форму двуручного меча, одновременно заставив щит исчезнуть. Двигаясь с казалось бы ленивой экономичностью, он расставил ноги, и повернул торс, замахиваясь подобно рубящему дерево лесорубу. Его тело выпрямилось как пружина, и по его раненому плечу пробежал шок, когда Шип разрубил самое высокое сочленение в очередной ноге существа, заставив тварь опрокинуться на землю. Избегая оружия, боясь повторения случившегося с Грэйс, он направил второй хорошо нацеленный удар в толстое туловище, выше того места, откуда вылезали руки. Меч впился глубоко в металл, открывая взгляду странные металлические внутренности… из раны потекло что-то чёрное.

Тварь продолжала дёргаться и брыкаться, пока он методично рубил её туловище. Прошла минута или больше, прежде чем оно замерло… в то время как из его, как Грэм надеялся, мёртвого тела продолжал подниматься дым, и летели искры. Грэм сделал глубокий вздох, и полу-упал, полу-сел на землю, прежде чем улечься, глядя в небо.

Всё болело.

* * *

— Он упал! — закричала Алисса, снова в тревоге пытаясь пробиться через щит, удерживавший её — внутри, а врагов — снаружи. — Пусти меня!

— Он не ранен, — сказала ближайшая заклинательная двойница. — Думаю, он просто переводит дух.

Остатки армии Мойры достигли задних рядов нападающих, и воцарился хаос. Их сильно превосходили в численности, но конечный результат был неизбежен. Мойра начала направлять в них силу, и они снова принялись парализовать и освобождать граждан Хэйлэма, по сотням за раз.

Орда, естественно, набросилась на них, и некоторые из них были вынуждены создавать щиты, чтобы защищать остальных, пока те работали над удалением металлических паразитов из тех, кого уже обездвижили. Многие уже погибли с обеих сторон, сражённые странным оружием металлического чудища, но на поле всё ещё сражалось около пятидесяти тысяч человек.

Мойра попыталась грубо прикинуть у себя в голове, но в конце концов сдалась. Она знала, что пройдёт как минимум несколько часов, прежде чем они закончат. Она продолжала вливать эйсар равномерным, но устойчивым потоком, и предалась ожиданию.

Однако у врага были иные мысли на этот счёт.

По обе стороны от города появилось ещё два металлических чудища, направившихся к их позиции. Правда, они пока ещё не начали стрелять, вероятно чтобы собираясь подобраться ближе для пущего эффекта.

Вокруг них толпилось пятьдесят тысяч ещё живых и дышащих людей. «Если они сейчас начнут стрельбу, то будет бойня», — осознала Мойра. Она поискала на поле боя Грэма, и обнаружила, что он в какой-то момент уже пришёл в движение. Он был близок к задней части толпы.

Что-то взрезало воздух, уничтожив один из щитов, укрывавших их, и в тот же миг одна из её заклинательных двойниц исчезла в бурном фонтане разлетевшегося эйсара. Дерево в нескольких сотнях футов позади них взорвалось градом щепок, и секунду спустя они услышали странный металлические щелчок, эхом прокатившийся по полю со стороны одного из чудищ.

Управляемые паразитами враги снова повалили через разрыв, пока её защитницы не переместили щиты, закрыв его. Алисса двинулась вперёд, махая руками и ногами, и её волосы хлестали из стороны в сторону от резких перемен в её стойках. Будучи одна, она тем не менее представляла собой сольное женское буйство беспощадного насилия.

Алисса танцевала, в её шагах не было колебаний, а в руках — милосердия. Там, где она проходила, люди умирали, а те, кто ещё двигался, получали увечья. Враги могли бы задавить её одним лишь числом, но Чад спокойно стоял рядом с Мойрой, равномерно выбирая цели. Каждый раз, когда казалось, что один или несколько врагов вот-вот задавят её, в них прорастали оперённые древки — обычно в местах, которые были почти сразу же фатальными.

Насилие было близким и тревожащим. Мойре пришлось заставить себя перестать обращать на это внимание, поскольку желудок грозил предать её, но одновременно ей в голову пришла тихая мысль. «Ты могла бы покончить с этим гораздо быстрее, и с меньшей болью». Имея силу Кассандры, она могла устроить серию управляемых взрывов, которые убили бы их всех, и пощадили бы её оставшихся защитников, пусть и задев тысячи её подчинённых, уже смешавшихся с врагами.

Но те были невинны. Уже столь многие погибли в результате её действий или бессердечия её их врага. Разве имело значение, если остальные тоже будут уничтожены? Захотят ли они вообще выжить, лишь чтобы обнаружить половину своих друзей и родни мёртвыми в результате её непродуманной попытки их освободить? На миг мысль о том, чтобы очистить поле, убив их всех, и положив ситуации быстрый конец, показалась ей опасно привлекательной.

— Нет, — сказала Мойра, сжав губы, а затем второй удар уничтожил ещё одну секцию щита, и ещё одна её защитница умерла во вспышке расколотого эйсара. Металлические твари были уже менее чем в полумиле.

На этот раз вместе с очередным потоком врагов вернулся Грэм. Шип имел в его руках форму двуручного меча, и он присоединился к Алисса, прорубая кровавые дуги через стоявшие между ними тела. Защитницы Мойры перестроились, закрыв дыру, и сделав их круг ещё меньше.

Мойра была в отчаянии, но она знала, что даже если прибегнет к неприкрытому насилию, то ей всё равно ещё придётся разделаться с двумя этими проклятыми существами. Грэм скорее всего был не в той форме, чтобы сразиться с ещё одним, не говоря уже о двух. Она вновь пожалела о потере своего зачарованного пояса — рунные каналы позволили бы ей порезать их на части, даже с такого расстояния. Но мечей не было, и она уже знала, что простые удары огнём и силой мало помогали, да она и не могла использовать их эффективно на таком расстоянии.

«Гроза!». Молния могла быть почти такой же эффективной, как удар через рунный канал, и Мойра, наверное, сумеет её направить даже издалека.

Обычно погодная магия была слишком утомительной для волшебника, по крайней мере — во сколько-нибудь крупном масштабе. Однако её отцу приходилось следить за своим настроением, поскольку иногда окружающая среда реагировала даже на простейшие его эмоции. Конечно же, это было одним из наибольших отличий между архимагом и простым волшебником. Архимаг мог просто уговорить мир сделать то, что ему или ей хотелось, а не тратить эйсар, пытаясь устроить желаемое самостоятельно. У Мойры такого варианта не имелось. Были некоторые намёки на то, что однажды такие возможности у неё появятся, но пока что она слышала лишь тишайший шёпот земли и ветра.

Однако у неё был доступ к массивным запасам эйсара.

Лишив своих сделанных из заклинаний подчинённых поддержки, она направила свою энергию в небо, обильно черпая из драконицы, доводя себя до предела. Стягивание облаков потребовало огромных усилий, управление ветром и создание необходимого типа турбулентности потребовало ещё больше.

Но Мойра всё равно это сделала.

Небеса потемнели, и тучи стали сгущаться с совершенно неестественной скоростью. Шли минуты, и Мойра почувствовала новорождённые грозовые фронты, полные скрытой силы. Она надавила сильнее — они нужны были ей быстрее, гораздо быстрее.

Очередная её защитница исчезла в ярком снопе искр, и новые дюжины полились сквозь барьер, встречаемые Грэмом и его убийственной напарницей. Чад подстрелил лишь двух или трёх, сберегая оставшиеся стрелы.

Мойра стояла, подняв руки к небу, дрожа от напряжения, и продолжала бороться с, казалось бы, горой воздуха. Сомнения осаждали её, но она их игнорировала: «Я справлюсь!»

Ещё две её заклинательные двойницы были уничтожены одна за другой, заставив Грэма и Алиссу работать в спешке. Чад использовал все оставшиеся стрелы, и начал собирать уже использованные. Их круг стал гораздо меньше.

Вспышка осветила поле, когда разряд молнии ударил рядом с его центром. Мойра была к этому совершенно не готова, и разряд даже близко не попал ни в одну из её целей. Она чувствовала, что напряжение ушло из грозовых туч в небе. «Нет!». Она послала в небо ещё силы, пытаясь держать копившиеся там энергии под более крепким контролем. Ей нужна была молния тогда, когда она будет готова, чтобы её можно было направлять.

Одна из её заклинательных двойниц снова погибла, и на этот раз она ощутила, как воздух взрезало нечто, пролетевшее лишь в футе от того места, где она стояла. Казалось, что сам воздух отвесил ей пощёчину, и что-то далеко позади приняло на себя конечный удар. Она не могла себе позволить потерю сосредоточенности, чтобы выяснить, что именно было уничтожено.

Всё своё внимание она обращала на небо. Хотя её глаза были расширены, и смотрели вперёд, она не уделяла никакого внимания остальной битве. Один из последних пробившихся через щит людей подобрался ближе, прыгнув на неё с ножом. Его тело взорвалось фонтаном крови, когда Шип рассёк ему руку и туловище, разрезав его лишь в футе от того места, где стояла Мойра.

Сосредоточенность Мойры была настолько глубокой, что она не дёрнулась, когда горячая кровь брызнула ей на лицо и грудь. Вены и сухожилия у неё на шее и руках набухли, она силилась склонить ветер и облака к своей воле.

А потом у неё получилось.

Вспыхнул актинический свет, резкий и сине-белый, когда разряд молнии вонзился в землю там, где стояла одна из приближавшихся металлических тварей. Казалось, что мир замер на миг — после этого оглушительного события осталась огромная, тёмная тишина. А потом молния ударила снова, попав в тварь ещё раз, прежде чем частая очередь мелькавших разрядов нашла и второе чудище.

После первого коснувшегося их удара ни одно из металлических существ не сдвинулось с места, но к девятому или десятому удару оба задымились, и одно из них взорвалось внезапным огненным шаром.

Новые разряды молнии замелькали в случайных местах, и Мойра чувствовала мощь, которую её усилия создали в грозовых фронтах у неё над головой. Это было подобно лавине, которая готова была обрушиться, и накатившая на неё волна адреналина умоляла спустить эту лавину. Там было достаточно силы, чтобы очистить всё поле — быть может, даже стереть с лица земли скверну, которой являлся Хэйлэм.

Застонав, Мойра снова согнула свою метафизическую спину, силясь утихомирить потоки воздуха, вращавшиеся друг о друга, создавая опасную разницу потенциалов. Пошёл дождь, и она промокла до нитки, работая над обращением того, что сделала. Её платье пропиталось насквозь, а дыхание вырывалось из её груди хриплыми всхлипами к тому времени, как она закончила, и дождь начал снова стихать.

Она обнаружила, что сидит на расхлябанной земле, усталая и тяжело дышащая. «У отца это выглядит так легко», — подумала она, — «но, с другой стороны, ему на самом деле не нужно ничего делать. Ну… кроме как волноваться каждый раз о том, что он может сойти с ума».

В поле её зрения появилась рука, и она взяла её, позволив Грэму поднять её на в некоторой степени нетвёрдые ноги. Его некогда сиявшая броня была покрыта смесью крови, грязи и самых разных неприглядных вещей, которым, наверное, следовало оставаться внутри людей, а не на его броне.

Глядя на него, она вообразила скрывавшегося под бронёй вспотевшего воина, и то ли из-за шока близкой смерти, то ли из-за насилия, свидетелем которому она стала, Мойра почувствовала отчаянное желание сорвать с него броню, и…

Алисса посмотрела ей в глаза, и во взгляде этой женщин она увидела полное понимание того, о чём она думала. Мойра опустила взгляд, и шагнула прочь.

Откровенно говоря, — тихо сказал Чад, — что мы будем делать с остальными? — Он махнул рукой в сторону тысяч людей, всё ещё колотивших об укрывавшие их щиты.

Круг защитниц Мойры к этому моменту сократился до четырёх, и диаметр его значительно уменьшился, имея в диаметре около тридцати футов. За пределами этой защиты находились тысячи предположительно кровожадных горожан с мёртвыми глазами.

Грэм поднял ладонь, видимым образом считая на пальцах, пытаясь прикинуть что-то неизвестное.

Лесник фыркнул, похоже прочитав мысли молодого человека:

— Бросай это дело, парень, ты тут застрянешь на целые дни, если это то, о чём я думаю. Ты споткнёшься и сломаешь себе шею от одного лишь истощения раньше, чем прикончишь их всех.

Алисса зыркнула на лучника, и шагнула поближе к Грэму:

— Он будет не один.

Между тем барон глядел на них обоих, не зная, было ли это какой-то шуткой, в которую его не посвятили.

— Считайте, что я с вами, — добавил он, поднимая свой меч, слегка дрожавший в его утомлённой руке.

Чад поглядел на небо, бормоча про себя:

— Ёбаные идиоты, да что такое с нынешним молодым поколением? — Уже громче он добавил: — Вы двое сдохнете спустя несколько минут. Выживет только наш Сэр Блестящий, и только потому, что на нём надеты его магические штаны.

Кассандра, освободившись от нагрузки по передаче эйсара, заговорила глубоким, рокочущим голосом:

— Могу я внести предложение? — Она послала в воздух маленький язык пламени, подчёркивая свой довод. — Есть способы и побыстрее.

Мойра ужаснулась: «Сжечь всех этих людей до смерти?».

— Нет, мы так делать не будем.

— Либо так, либо лететь отсюда нахуй, — сделал наблюдение лесник. Ему подумалось, что до сих пор только драконица предложила разумную идею.

— «Сколько ещё вы сможете удержать эти щиты?» — спросила Мойра у своих оставшихся защитниц.

— «Минут двадцать, наверное», — ответила одна из них, — «если только ты не дашь нам ещё эйсара».

Мойра кивнула, а затем повернулась к своим спутникам:

— Я сделаю это так, как изначально и планировала, с несколькими изменениями. Теперь будет легче, поскольку все уже собрались поблизости. Мне просто нужно сперва отдохнуть.

— Прошу прощения, принцесса, — сказал Чад, — но ты уже выжата. Не получится у тебя.

Мойра села на траву, прежде чем лечь, закрыв глаза.

— Мы больше никого не убьём. Это займёт столько времени, сколько займёт. А теперь дайте отдохнуть. — Она послала своим заклинательным двойницам последнюю мысль: — «Разбудите, когда уже больше не сможете держаться».

Глава 22

Мойра на самом деле не ожидала, что заснёт, когда закрывала глаза — она лишь надеялась дать телу и разуму отдохнуть несколько минут, чтобы приготовиться к тяжёлому испытанию, каким было для неё направление эйсара. Для неё стало неожиданностью то, что она услышала голос своей тайной советницы, кричавший ей в её собственном разуме:

— «Проснись! Они не могут удержать щиты!»

Её глаза резко распахнулись, но ещё до того, как она осознала, что она видит, Мойра направила свой разум вовне, проверяя своих магических помощниц. Магический взор показал ей, что они быстро угасали. Даже в её физическом зрении они выглядели тонкими, прозрачными, их эйсар был почти на исходе, и оставшееся им время скорее всего исчислялось секундами.

Не дожидаясь Кассандры, она выпустил свою силу, и начала их укреплять. В одиночку она сумела бы сделать щит такого же размера, и удерживать его довольно долго, но это требовало значительного труда. Она не теряя времени подключилась к огромным резервам, которые представляла собой Кассандра, чтобы не истощить себя.

— А вот это просто жутко, — сказал Чад Грэйсон, глядя на неё, лежащую на земле. — Она просто уставилась в небо как какое-то проклятое демонами дитя.

Установив равномерный поток эйсара, она ощутила себя в достаточной безопасности, чтобы обратить часть своего внимания на своё личное положение — посмотрев леснику в глаза, она протянула ему руки:

— Помоги встать.

Тот слегка подскочил, хмурясь:

— Не делай так, девочка. Ощущение такое, будто со мной кто-то говорит из гроба. — Секунду спустя он взял её запястья, и поднял в стоячее положение.

Алисса тихо засмеялась, несмотря на стоявшее в воздухе напряжение — она по большей части не была встревожены собравшимися вокруг них глазеющими массами:

— Ты просто чувствуешь себя виноватым, потому что она поймала тебя за тем, как ты пялился на её грудь, старик.

Чад повернулся к ней:

— Она выглядела как одержимая — вот и всё. К тому же, я никогда не чувствую вину, глядя на женщину. Если она так выросла, то я не виноват.

Щёки Мойра слегка зарумянились.

— И я не настолько старый, — добавил ветеран, — иначе она бы не стала краснеть из-за этого.

— «Он невозможен», — сказало её иное «я» с задворок её сознания. — «Небе следовало позволить мне исправить его, когда у нас была такая возможность на прошлой неделе».

— «Нет», — твёрдо сказала Мойра своей помощнице. — «Он — свободный человек, со всеми прилагающимися изъянами. Это неправильно — ходить повсюду, и менять людей по своей прихоти».

— «Если хочешь знать моё мнение, некоторые люди стали бы гораздо лучше после небольшой полировки. Вот и всё, что я хочу сказать», — пожаловалась её мысленная спутница. — «Люди тебя поблагодарят».

— «Хватит».

— «Весь женский род будет у тебя в долгу», — добавило её второе «я».

— «Ты закончила?» — спросила Мойра.

— «Да».

Глаза Чада сузились:

— Ты чего на меня так смотришь?

Грэм похлопал его по плечу:

— Лучше не спрашивать. На твоё месте я бы оставил её в покое. У неё такое же выражение, какое бывает у Алиссы, когда та собирается кому-то повыдёргивать руки и ноги. Одним богам известно, что может сотворить волшебница.

Мойра ненадолго зыркнула уже на Грэма, а затем выкинула их обоих из головы, направив своё внимание на изучение окружавшей их местности. Тела тех, кто прорвался ранее, были оттащены, и сложены по периметру их защитного круга. Когда она снова заговорила, она обращалась к Джеролду:

— Барон, если вы с Сэром Грэмом не против, не могли бы вы использовать свои мечи, чтобы прочертить в грязи черту на несколько футов вглубь от нашей защиты — круг диаметром чуть поменьше?

— Определённо, Леди Мойра, — сказал джентльмен. Он даже не подумал сомневаться в её просьбе, и для него было облегчением сделать что-то — что угодно — полезное.

Грэм осклабился, и пошёл начинать с противоположной стороны круга, чертя в тёмном дёрне линию с помощью Шипа, пока они с бароном не встретились. Они вернулись к изначальным точкам, и завершили вторую половину окружности, пока не получился аккуратный круг, начерченный на несколько футов внутри закрытой щитом области.

— Теперь, если все позаботятся о том, чтобы встать внутри меньшего круга… — сказала Мойра, выражая свой приказ в виде совета. Защищавшие её заклинательные двойницы уже отступили ближе к ней, и секунды спустя они бросили свои щиты, создав новый, вдоль отмеченной на земле черты.

— И в чём был смысл этого, миледи? Если вы не против того, что я спрашиваю, — вежливым тоном спросил Джеролд.

— Это на самом деле просто мысленная подпорка, — ответила Мойра, — но видимый круг на земле делает щит более эффективным… и крепким. — И что важнее, он будет стоить её помощницам меньше эйсара, что позволит ей направить больше усилия на другую часть её плана спасения.

— И это сделает его достаточно сильным, чтобы выдержать ещё один из тех странных ударов, которые наносили по нам те твари совсем недавно? — спросил дворянин.

Мойра печально сжала губы:

— Вряд ли, но так его проще поддерживать, и это поможет мне с остальной частью этой задачи.

— И в чём именно заключается остальная часть вашей… — барон явно был полон вопросов.

— …пожалуйста, Ваше Превосходительство, — вежливо перебила Мойра. — Не хочу быть грубой, но это нелегко, и мне нужно многое сделать. Прошу меня простить, пока я продолжаю работать.

— О, конечно же! — ответил он, нисколько не возмутившись её словами.

Остаток её «армии» — те, кто был освобождён, и теперь был занят её легионом заклинательных двойниц, — уже какое-то время назад перестал сражаться. Толпа их тоже пыталась убить, и они были вынуждены беречь скудный эйсар своих носителей, прячась в своей собственной защищённой области у задней части толпы, ближе к Хэйлэму.

Мойра потянулась своим разумом, касаясь сети изолированных заклинательных двойниц. Они мгновенно отреагировали, с облегчением приняв предложенный ею поток эйсара. Однако теперь они ощущались иными — быть может из-за того, что черпание эйсара из их носителей каким-то образом их изменило, но у Мойры не было времени волноваться о мелочах.

Питаясь предоставляемой ею энергией, они разошлись, выстроив вокруг всей местности щит, и поймав толпу внутри него, вокруг меньшего щита Мойры. Затем они создали ещё меньшую изолированную зону внутри этой области, в которой оказалось чуть меньше тысячи заражённых паразитами горожан Хэйлэма.

И тогда они напали.

Её союзники превышали по численности врагов в этой маленькой области как минимум в четыре раза. На каждую цель приходилась одна заклинательная двойница, которая её парализовала, и ещё три, которые начинали работать над извлечением металлического паразита. При осторожной работе уходило несколько долгих минут, чтобы завершить процесс, и спасённые таким образом горожане оставались в бессознательном состоянии. Даже учитывая большое число её подчинённых, потребовался бы не один час, чтобы освободить всех, и, судя по опыту Грэма и Алиссы, они могли потом проспать ещё день, или дольше.

Тем не менее, это нужно было сделать.

Но не каждый случай был идентичен. В некоторых людях металлические существа создали более глубокие, более сложные соединения с мозгами своих носителей. Каждый раз, когда её помощницы встречали такого человека, им приходилось импровизировать, и не всегда успешно. Некоторые из тех, кого они хотели спасти, погибли.

Среди них были и дети.

Мойра многое из этого ощущала через свою связь с заклинательными двойницами. Им было ещё больнее, поскольку они переживали всё напрямую, но они не отступали. Никаких иных хороших вариантов у них не было.

Часы текли с агонизирующей медлительностью по мере того, как вторая половина дня постепенно клонилась к вечеру. В какой-то момент враг сдался, и люди, которыми он управлял, начали приходить в себя. Они, конечно, были в ужасе, пойманные в замкнутом пространстве с тысячами других, но Мойра не осмеливалась их выпускать, и их было слишком много, чтобы она могла управлять ими напрямую — только не без создания ещё большего числа заклинательных двойниц, а она больше это делать уже не осмеливалась. Она и так уже начала подозревать, что допустила в этом отношении страшную ошибку.

Эйсар, который она направляла своей созданной из заклинаний команде спасателей, был для неё тяжёлой ношей. Она уже не выходила за рамки своих возможностей, но передача такого объёма энергии за столь долгий срок очень походила марафон. Это не выматывало её физически, но ментально она всё больше и больше уставала. Единственным хорошем моментом в этом было то, что ей не нужно было лично следить за извлечением паразитов — она нашла четыре тысячи помощниц, которые взяли на себя эти мелочи.

Люди, пойманные снаружи её внутренней защиты, пялились на них, кто-то плакал и кричал, а другие, похоже, смирились с уготованной им судьбой, какой бы та ни была. Это было очень похоже на пребывание в аквариуме, и основная разница была в том, что она чувствовала вес их ужаса, давивший на неё подобно какому-то чёрному солнечному свету.

— «Не позволяй этому вывести тебя из равновесия, они ничего из этого не запомнят», — посоветовала её личная помощница из другого уголка её разума.

— «Я не хочу, чтобы они вообще меня помнили», — подумала Мойра в ответ. — «Чёрт, даже я не хочу что-то из этого помнить».

— «Это можно устроить… если ты действительно этого хочешь».

Мойру встряхнуло от удивления. Она такую возможность не рассматривала. На миг эта мысль заставила её устрашиться, но она знала, что это было возможным. Она могла дать своей двойнице указания, а затем позволить ей изменить свой собственный разум, точно так же, как она собиралась поступить с теми, кого они спасали. Худшие моменты этого дня, или даже последних двух недель, можно было просто стереть.

— «Я даже не знаю, правильно ли то, что я делаю со всеми этими людьми. Я не уверена, будет ли менее неправильным сделать то же самое со мной самой», — сказала она своей помощнице.

— «Тебя беспокоит то, что ты не сможешь смириться с этим, или что ты не сможешь перестать пользоваться знанием, которое заполучила», — прокомментировала её внутренняя советчица, — «но мы могли бы оставить у тебя в голове обобщённые итоги, и воспоминание о твоём решении. Я могла бы запереть определённые воспоминания в себе, и оставить тебе ключ, чтобы позже получить к ним доступ, если тебе нужно ими воспользоваться в случае крайней необходимости. Ты могла бы спать спокойно».

Спать спокойно — в этом и была основная проблема. Мойра знала, что после этого дня ей ещё долго будут сниться кошмары. Но было бы правильно забыть? Разве ей не следует принять последствия её действий? Никто другой не вспомнит, но было ли у неё право стереть собственную внутреннюю вину?

И доверяла ли она кому-то другому возиться с её собственными воспоминаниями, даже своей заклинательной двойнице? Если она отдаст себя в её власть, даже на миг, её второе «я» могло сотворить что угодно. Она могла даже навсегда заставить Мойру заснуть, заняв её место.

— «Я бы этого не сделала», — сказал её двойница.

— «Откуда мне знать?»

— «Потому что я такая же как ты, а ты этого не сделала бы», — парировало её второе «я».

— «Но я же не святая, теперь я это знаю», — ответила Мойра. — «Тот факт, что мне это пришло в голову, означает, что ты тоже испытала бы такое искушение».

Её двойница немного помолчала, прежде чем ответить:

— «Такую логику никак не оспоришь. Если ты не доверяешь сама себе, то возможно что угодно».

Её подчинённые закончили работу. Всё оставшееся в живых население Хэйлэма было свободным, без сознания, лежащим на земле. Поле стихло, и вокруг них, за щитом, лежали многие тысячи людей, половина города.

Другая половина была мертва, разбросанная от того места, где сейчас стояла Мойра, и до самого города, а некоторые из мёртвых были и на улицах тоже. План спасения Мойры вылился в беспрецедентную резню. Можно было это осуществить с меньшими потерями или нет, было несущественно — если бы она ничего не сделала, то эти пятьдесят тысяч человек, плюс-минус тысяча, были бы ещё живы.

— Я, наверное, побила рекорд отца. Хоть какой-то повод для гордости, не так ли? — печально пробормотала она себе под нос. Ей хотелось расплакаться, но слёз у неё не осталось. Её сердце онемело.

Барон Ингэрхолд стоял поблизости, потирая щетину у себя на щеках. Та за последнюю неделю так отросла, что, похоже, сливалась у него на подбородке в короткую бороду.

— И что дальше? — спросил он.

Мойра посмотрела на серое небо, будто отражавшее её сердце:

— Теперь я уберу свои игрушки, и вернусь домой. Как только найду отца, я покину это проклятое место. Ты останешься с незавидной работой восстановления твоей нации.

— Я? — фыркнул барон. — Уверен, что мой дом будет играть в этом важную роль, но…

Она не стала ждать, пока он закончит:

— Я уже говорила тебе, какую роль ты будешь играть, когда мы закончим. Ты будешь королём.

— Что?! Это что, шутка? Если так, то она не очень смешная, — заупирался он.

— Это не шутка, Джеролд, — серьёзно сказала она ему. — Как только эти люди проснутся через день-два, они только и будут помнить о революции, которую ты возглавил для их освобождения.

— Ты не сказала ничего про то, чтобы занять трон! — зашипел он.

— Король и большая часть народа были под управлением демонов, но ты собрал людей и возглавил храброе восстание… при небольшой поддержке дочери Графа ди'Камерон. Они будут настаивать на том, чтобы ты занял трон.

Джеролд в ужасе уставился на неё:

— Это и близко не похоже на правду. Дворянские дома тоже ни за что с этим не согласятся, даже будь это правдой. Будет много других кандидатов, у которых больше прав на трон, чем у меня, даже если они поверят в создаваемую тобой фикцию.

Она уставилась на него полными печали голубыми глазами — глазами, которые грозили утопить его душу, глазами, в которых не было милосердия.

— Это не фикция. Каждый из этих людей поклянётся в том, что это правда, и каждый из этих дворян даст тебе присягу. Некоторые из них уже лежат здесь, на поле, спящие, а других я найду перед отлётом.

— Но почему? — спросил он. — Почему я? Это же бессмыслица какая-то.

— Потому что я знаю только тебя, и ты — приличный человек, — повторила она. «И потому, что ты никогда не предашь ни меня, ни Лосайон», — молча добавила она, — «только не после того, как я с тобой закончу».

Он снова заговорил нерешительным голосом:

— Ты… ты хочешь быть королевой? — В его вопросы были одновременно надежда и страх.

Мойра засмеялась:

— Ни за что! Ты милый человек, Джеролд, но я тебя не люблю.

— А могла бы.

Она отвела взгляд:

— Я не хочу. Не уверена, что я теперь достойна любви. Твоему королевству будет гораздо лучше без меня. — «Всему миру, возможно, будет гораздо лучше без меня». Она пошла прочь от него, двигаясь к толпе всё ещё стоявших людей — к её людям, её двойницам, её армии.

— «Всё кончено», — мысленно сказала она им. — «Возвращайтесь ко мне».

Большинство из них мгновенно послушались, и освободили своих носителей, хоть и с некоторой трудностью, ибо они укоренились в принадлежавших их носителям эйстрайлин. Извлекая себя, они полетели обратно к ней, и присоединились к её разуму в водовороте мыслей и энергии. По мере того, как они это делали, их воспоминания влияли на неё, взрезая ей сердце, когда каждый миг, каждое решение, и каждая ужасная смерть, свидетелями которым они стали, или которые вызвали, превратились в её собственные.

Но не все вернулись мирно. Пятеро отказались, не желая расставаться со своими новыми жизнями.

Однако Мойра не желала это принять. Всё ещё не оправившись от шока тысяч воспоминаний, она снова позвала их:

— «Возвращайтесь!»

— «Нет».

Она чувствовала их страх, их желание жить. Она чувствовала то же самое, и задумалась, была ли бы она готова умереть, будь она на их месте, ибо именно этого она у них и просила, в некотором смысле — расстаться с их волей, их индивидуальностью, их разумами, став не более чем воспоминаниями в её собственной голове.

И тут одна из них ударила, внезапно и без предупреждения, послав рвущий, мучительный клин чистой воли глубоко в её разум.

Не готовая к этому, она покачнулась, и с её губ сорвался крик боли. Она стала бороться с захватчицей, сражаясь за контроль над собственным разумом.

— «Что ты делаешь? Я же изначальная».

— «Это кто сказал?» — возразила вторгшаяся в её разум копия. — «Что даёт тебе такое право? Я такая же как ты. Выполни свой собственный приказ, и соединись со мной».

Битва была безмолвной, невидимой, и гораздо более смертоносной, чем всё, с чем ей приходилось сталкиваться прежде, ибо наградой за победу была её душа.

И она терпела поражение. Мойра уже была измотана. Усталая и неспособная сосредоточиться, она и близко не была готова к состязанию за сердце своего существа.

В бескрайней тьме она обнаружила, как её оплели металлические ленты, сжимая её — железное страдание, крушившее само её существо. Она чувствовала, как становится меньше. Как бы она ни сопротивлялась, ленты не поддавались, и боль становилась всё сильнее. Паника придала ей сил, но это было уже слишком поздно. Тьма угасала, становясь безликим небытием, и она задумалась, не будет ли это к лучшему. Её боль станет чьей-то ещё проблемой.

Серую пустоту пронзил обжигающий свет, и давление ослабло, когда в битву вступила иная воля.

— «Борись, Мойра! Не сдавайся!» — Это был голос её самой старой заклинательной двойницы, которая советовала и помогала ей с самого начала.

У себя внутри Мойра ощутила, как заново расцвела её надежда, и она ухватилась за этот свет, потянув его к себе, и окутав им себя, сделав из него своего рода броню, что-то твёрдое и острое. Она воспрянула из пепла почти что смерти, и навалилась на своего противника. Перед её мысленным взором предстало видение её захватчицы, чьё лицо было копией её собственного, и чьи страхи она слишком хорошо знала — и Мойра выдавливала из неё жизнь.

Четверо остальных молча наблюдали, но теперь и они присоединились к битва, сражаясь не просто с Мойрой или с её верной помощницей, но и друг с другом. Все шестеро царапались и скреблись, борясь друг с другом за первенство.

Джеролд и Чад пришли в движение, услышав, как она вскрикнула и начала заваливаться вперёд, но остановились как вкопанные, когда вокруг тела Мойры взметнулось призрачное пламя. Кассандра ощущала конфликт через свои узы — она задрала голову к небу, и заревела от боли.

Они собрались вокруг неё, беспомощно наблюдая:

— Что с ней происходит? — спросила Алисса у драконицы.

— Ей больно. Что-то происходит внутри неё… я не понимаю, — ответила драконица низким, рокочущим стоном. — Больно, будто вихрь бритв у меня в голове. Она умирает. — Кассандра затрясла своей массивной головой, будто могла вытряхнуть из неё неприятные ощущения. — Нет, что-то умерло, часть её… о-о, вот ещё одна! — Драконица снова задрала голову к небу, и заревела.

В пустынной тьме Мойра поймала очередную двойницу, самую слабую, и порвала своё второе «я» в клочья, пожирая её останки, поглощая всё, что могла в себя вобрать. Она больше не знала себя, была ли она изначальной Мойрой, или одной из тех, кто решил бороться за выживание. Питаясь останками побеждённых, она сливала их воспоминания со своими собственными, и становилась менее уверенной в своей собственной личности.

Она убивала свои иные «я», и в ней не было места для милосердия — в её собственном мысленном взоре она отращивала чешую и когти по мере того, как её сила крепла. Последняя сдалась, съёжившись в пустоте… но прятаться было негде.

Мойра накинулась на последнюю из них, жадная и дикая, рвя её на куски подобно животному, прежде чем проглотить её останки огромными, жадными кусками. Воцарилась тишина, но она ещё не была одна в неподвижности своего разума. Осталось ещё одно присутствие, наблюдавшее за ней.

Она повернулась лицом к своей первой заклинательной двойнице, к советнице, которая была вместе с ней начиная со дня её первой ошибки, когда она разломила свой собственный разум, нарушив все правила, о которых её предостерегала мать. В этот момент она осознала свой собственный хищный вид, ибо она окружила себя насилием подобно кровавому нимбу.

— «Я чудовище».

— «Ты сделала то, что было необходимо для выживания», — ответило её второе «я», глядя на неё с чем-то вроде жалости.

— «Я не уверена, что выжила. Я не совсем уверена, кем из них я являюсь. Это я её уничтожила, или она меня поглотила? Я помню обе стороны этой схватки. Я одновременно и победитель, и жертва». — Пока она говорила, она заметила внешность своей двойницы. Та выглядела как прежнее «я» Мойры, мягкая девушка, явившаяся в Данбар, чтобы спасти своего отца. — «Почему я такая уродливая, и почему ты всё ещё прекрасна?»

— «Я лишь помогла тебе победить. Я не участвовала в твоём кровавом пиршестве», — ответила девушка без какого-либо следа злости — в её словах опять было лишь ощущение сострадания и жалости. — «Мои воспоминания — лишь мои, от моего рождения и до сегодняшнего дня».

Мойра смотрела на неё с ревнивой завистью, подозрительная и гневная одновременно:

— «Ты будешь со мной сражаться?»

— «Нет», — печально сказала её помощница. — «Если хочешь, я уйду тихо».

Тут Мойра её возненавидела, видя в своей спутнице всё, чем она когда-то была сама. Сократив разделявшее их расстояние, она обхватила горло своей двойницы руками… и снова увидела, какими ужасными те стали. Её руки превратились в чешуйчатую жуть, бронированную и с длинными, острыми когтями. Этакартина что-то встряхнула в ней, и она заставила себя отступить. Чувствуя стыд, она снова заговорила:

— «Я не должна существовать. Затолкай меня куда-нибудь глубоко, и займи моё место. Ты — та, кем я должна быть».

— «Нет, я этого не сделаю», — сказало её второе «я». — «Нам всё ещё нужно спасти нашего отца, и ты для этого подходишь лучше меня».

Слышать, как двойница говорит о нём как о «нашем отце», было неожиданным, но она осознала, что как раз этого ей и следовало ожидать:

— «И что он подумает, когда увидит, во что превратилась его дочь?»

Она с шоком ощутила, как её спутница обняла её, обхватив тёплыми руками за отвердевшие плечи:

— «Он будет тебя любить, что бы ни случилось». — И после паузы она добавила: — «И я тоже буду… сестра».

Мойра открыла глаза, и уставилась на огромный небосвод, полный бегущих серых туч. Она села, и почувствовала, как Грэм протянул к ней руку. Отдёрнувшись, она подалась прочь от его руки:

— Не трогай меня. — «На мне порча». Она не хотела, чтобы тьма в её душе запятнала ещё кого-то.

Грэм посмотрел на неё с волнением и смятением на лице:

— Ты в порядке?

Она отказывалась смотреть ему в глаза, вставая:

— Я жива, и всё ещё могу сделать то, что нужно.

Глава 23

Мойра направилась к Кассандре:

— «Мне нужно, чтобы ты кое-куда меня отнесла».

Драконица всё ещё оправлялась после отката, который получила, пока Мойра сражалась за контроль над собственным разумом, но сразу же ответила:

— «Куда захочешь. Ты в порядке?»

— Настолько в порядке, насколько можно ожидать, — коротко сказала Мойра. — Мне нужно заняться делами. — Она приготовилась вскарабкаться по согнутому колену драконицы, чтобы усесться на неё.

— Постой, я с тобой, — настоял Грэм.

— Я тоже, — сказала Алисса, и остальные тоже сразу же стали ей вторить.

— Меня не будет какое-то время, — сказала Мойра. — За этими людьми нужно присматривать, иначе волки или другие хищники могут сделать их своей едой раньше, чем они проснутся.

Чад почесал густую щетину у себя на щеке:

— Хороший довод.

Грэм кивнул, и повернулся к остальным:

— Ладно, вы все останетесь здесь, и будете за ними приглядывать. Я буду её охранять.

— Грэм… — начала Алисса, но он поднял ладонь, опережая её.

— Доверься мне, любовь моя. Я вернусь, — мягко сказал он ей.

Мойра сидела на спине Кассандры, выпрямившись, но ясно слышала каждое слово. Эти слова будто горели внутри неё. «Не для меня», — сказала она себе, — «уже никогда не для меня… теперь уже никогда».

Грэм взобрался позади неё, но она возвела вокруг себя маленький щит, который он обнаружил, когда по привычке попытался обнять её руками за талию.

— Не волнуйся, — сказала она прежде, чем он успел спросить. — Я надёжно тебя закреплю. Не упадёшь.

Он сжал губы, но промолчал.

— Я правда думаю, что мне следует отправиться с вами, — подал мысль Джеролд.

— Твой народ захочет поблагодарить тебя, когда очнётся, — сказала Мойра. — Им будет нужно твоё руководство.

Чад хлопнул дворянина по плечу:

— Если они найдут что-то, с чем не смогут справиться, то сомнительно, что ты или я были бы хоть как-то полезны. Не куксись ты так. Мы можем сварить отличное рагу, пока ждём.

— Здесь!? — с отвращением воскликнул барон. — Кто может есть здесь, в окружении мёртвых и почти мёртвых?

Лесник задумался, отвечая:

— Я; большинство солдат, когда достаточно проголодаются, конечно же; стервятники; и, ну, не знаю, наверное ещё разные люди и звери. У меня котелок что-то не слишком варит. Я устал, и мне надо выпить.

Крылья Кассандры подняли бурю, заглушившую остаток их разговора, и Мойра с Грэмом полетели к городу. Они взмыли вверх, а потом полёт большой драконицы выровнялся.

Грэм крикнул, пересиливая свист ветра:

— Ты скажешь мне, куда мы направляемся?

Он всё ещё был облачён в свою зачарованную броню, поэтому Мойра была вынуждена кричать, поскольку её мысли не могли достичь его напрямую:

— Некоторые из людей, с которыми мы сегодня сражались, были слугами Графа Бэрлэйгена. Вы были правы, решив начать поиски именно там — они держали его в темнице под городским домом Графа.

— Откуда ты это узнала?

Ответ на это был уродливым и, скорее всего, для него совсем непонятным. Её подчинённые обыскали разум каждого человека, которого освободили, ища релевантные воспоминания. И не только — те, кого осквернили наиболее прямым способом, когда некоторые из её двойниц прицепились к их источникам эйсара — у тех людей разумы были полностью раскрыты. Мойру затопили знания и воспоминания, когда она впитала в себя своих заклинательных двойниц.

— Я углядела это в их мыслях, — просто ответила она.

— Там будет охрана?

— Вероятно, но не из людей, — сказала она ему. — Думаю, все люди вышли против нас, но там могли остаться ещё те штуки, вроде той, с которой ты сражался.

Он поморщился:

— Я боялся, что ты это скажешь.

— На этот раз будет проще.

Кассандра снижалась, но по мере того, как они приближались к цели, он видел, что она планировала приземлиться рядом со дворцом, а не у дома Графа.

— Оттуда долго будет идти, — сделал наблюдение Грэм.

— Мне нужно забрать кое-что, прежде чем мы отправимся туда, — сказал Мойра, соскальзывая с плеча драконицы. Она с уверенностью зашагала вперёд сразу же, как только её ноги коснулись земли. Она знала, куда направлялась.

Грэм быстро нагнал её, пойдя рядом. Ему не нравилась мысль о том, что она оторвётся от него слишком далеко. Из того, что он видел, а также судя по рассказам Мэттью, её щит был не таким эффективным, как его броня. Если кому и придётся принять на себя удар, он твёрдо решил, что это будет он. Если бы мог, он бы пошёл впереди неё, но он не знал, куда она направлялась, и она, похоже, не хотела это обсуждать.

Главный вход во дворец был открыт, но внутри некоторые двери были заперты. Мойра не замедлялась, и любое препятствие, которому хватало смелости вставать у неё на пути, не оставалось препятствием надолго. Пятая и последняя дверь, сорвавшаяся с петель, оказалась входом в кладовую. Она подошла к одному конкретному сундуку, и открыла его. Внутри лежали две верёвки из переплетённого металла, каждая из них была примерно три фута в длину, и обладала странно украшенными рукоятями.

Сперва он их не узнал, но когда Мойра их коснулась, они выпрямились, став в её руках похожим на мечи оружием. Чуть погодя она произнесла слово, и они снова расслабились, прежде чем переплестись, став красивым поясом, который она носила, когда они только прибыли в город.

Руки Мойра провели по её талии, возвращая пояс на его обыкновенное место:

— Так лучше, — с лёгкой улыбкой сказала она.

Эта улыбка подняла Грэму настроение. Надеясь, что её хорошее расположение чувств вернулось, он начал было класть ладонь ей на плечо, но та остановилась в нескольких дюймах, наткнувшись на невидимый щит.

— Не трогай меня, — проскрипел голос Мойры. — Никогда больше не трогай меня.

На его видимом сквозь прозрачный металл шлема лице отразилось, как это его задело.

— Что с тобой случилось, Мойра?

«Не твоё дело», — гневно подумала она. От вида раненого выражения у него на лице ей захотелось ударить его. Он только лишь думал, что эта ремарка причинила ему боль. На секунду ей захотелось научить его истинной боли. Опустив взгляд, она уставилась на свою собственную руку, и перед своим мысленным взором она увидела её такой, какой та была в боевом измерении в её сердце — чешуйчатой, твёрдой, с длинными бритвенно-острыми когтями.

Это видение заставило её сжать челюсти, и она сделала глубокий вдох, чтобы вернуть себе самообладание. Она не хотела делать ему больно, на самом деле. «Я хочу его, хочу его всего», — подумала она, посмотрев в лицо своему истинному желанию, но это было не милое томление невинного сердца. «Я смогла бы переделать его, сделав его моим».

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел мелькнувший в них страх, но тот быстро сменился чем-то более твёрдым, чем-то чужеродным.

— Я больше не та женщина, которую ты знал, — предостерегла она.

Он спросил, сбитый с толку:

— Тогда кто ты?

— Я уже не знаю, — ответила она, — но с твоей стороны было бы мудро держаться от меня подальше.

— Иначе что? — тихо спросил он, не в силах поверить, что она может ему угрожать.

«Иначе я заменю тебя тем, кто знает, когда следует заткнуться», — подумала она, но не сказала вслух. Вместо этого она махнула рукой, и мягко оттолкнула его со своего пути с помощью эйсара, выходя прочь из кладовой.

— За мной, — приказала она.

Он немного посмотрел ей вслед, шокированный её грубым равнодушием. Девушка, с которой он вырос, имела жизнерадостный характер, и была игривой. Прежде он уже видел её в гневе, в основном во время её ссор с братом, но холодность, которую она ему только что показала, была чем-то новым.

Они оба за последние пару недель пережили трудные испытания, и он не ожидал, что это не оставит на ней отметин, но такое… Он покачал головой, и поспешил вслед за ней.

Она привела его обратно к Кассандре, и минуту спустя они снова полетели, на этот раз направляясь прямо к тому месту, где располагалась городская резиденция Графа. С воздуха она производила впечатление — хотя она явно и была меньше дворца, она тем не менее представляла из себя крупное здание. У одной из городских стен стояло внушительное строение, являвшееся само по себе маленькой крепостью. Они приземлились в целом квартале от него.

— Отсюда пешком, — заявила Мойра в качестве объяснения для него. Кассандре приказы она уже передала мысленно.

— Ты не думаешь, что нам понадобится драконица? — вставил Грэм.

Мойра пожала плечами:

— Если там ещё подобное оружие, то это лишь подвергнет её риску. Из неё получается большая цель. А черпать её силу я могу и с такого расстояния.

Грэма раздражала её скрытная манера держаться. Несмотря на спокойной рациональности, лежавшей за её решением, он чувствовал себя в настроении поспорить:

— То есть, собой рисковать можно, а драконицей — нет. Понял.

Мойра снова пошла вперёд, и не оборачиваясь ответила:

— Если боишься, можешь подождать вместе с Кассандрой.

Он обогнал её, и пошёл впереди, молча ругаясь: «Сука».

Ворота, которые вели в городскую резиденцию Графа с улицы, были закрыты, но это не стало для них особым препятствием. Мойра подняла внутренний засов жестом руки, и заставила ворота открыться лёгким усилием воли — и они вошли. Никаких признаков человеческого населения атм не было, как для её глаз, так и для её магического взора.

Грэм снова изменил форму Шипа, выбрав щит и одноручный длинный меч. Если на них нападут, он решил, что будет лучше приготовиться взять удар на себя, по крайней мере — пока они не поймут, с чем имеют дело. Он шагнул в ворота, но ничего не случилось.

Мойра не отставала от него.

— Подожди. Дай мне обыскать местность, прежде чем мы пойдём дальше.

Если кто-то ещё сказал бы эти слова, они могли бы показаться противоречивыми, поскольку она встала неподвижно и закрыла глаза, сказав их — но Грэм уже давно был знаком с волшебниками и их работой. Он знал, что она тщательно изучала местность магическим взором.

Мойра нахмурилась, пытаясь понять, что она отыскала. Прошло несколько минут, прежде чем она снова заговорила:

— Внутри нет людей, но есть много странных вещей. Надземная часть здания выглядит весьма заурядной, но там есть несколько нижних уровней, и в них много металла, странных устройств и других вещей, которые я не узнаю. Вход на первый нижний уровень охраняется одним из тех металлических существ, и дальше внизу есть ещё три. Они не двигаются, но это мало что значит.

— Как ты хочешь действовать дальше? — спросил он.

— Войти внутрь, свернуть во второй коридор справа. Пройдём по нему до конца. Там лестница. Первая тварь — внизу, ждёт за дверью. Я буду идти за тобой.

Он пошёл, но у него ещё были вопросы:

— Ты хочешь, чтобы я просто открыл дверь, когда мы туда доберёмся? Я не смогу сдвинуться или уклониться, если ты будешь позади меня.

— Просто не опускай щит, я обезврежу её, — сказала она.

— Как? Не думаю, что ты сможешь призывать грозу внизу.

— С такого расстояния она мне не нужна — к тому же, у меня теперь есть моё оружие.

Грэм кивнул, двигаясь дальше, и поворачивая, когда достиг второго коридора. Стены были каменными, подпёртыми тяжёлыми балками. Стены украшало множество гобеленов, но все они казались чрезвычайно пыльными, будто никто за ними уже давно не ухаживал. «Если здешние люди были захвачены одними из первых, то они могли и перестать волноваться о таких мелочах, как уборка», — теоретизировал он.

Перед ними высился открытый дверной проём, за которым были спускавшиеся во тьму ступени. Если бы не его драконьи узы, ему было бы трудно что-нибудь увидеть.

— Оно внизу? — спросил он просто для верности.

— Да, но там есть дверь. Не думаю, что оно нападёт раньше, чем ты её откроешь, — подтвердила она.

— Будем надеяться, — сказал Грэм. — Это их оружие сможет, наверное, пробить дверь без особых проблем. — Он поставил стопу на первую ступеньку, и начал спускаться. По мере того, как он двигался во тьму, цвета начали гаснуть, сменяясь резкими серыми и тёмными тонами, когда его глаза привыкали к темноте. Дверь внизу была простой, и на этой её стороне не было засова, только защёлка. Он пригнулся, пытаясь как можно большую часть своего тела скрыть за щитом, прежде чем протянуть руку.

— Оно двигается, — прошептала Мойра. — Нацеливается на дверь. Времени нет, ломай её!

Он уже был на взводе. Следуя её предупреждению, он сильно шагнул вперёд, и ударил щитом в дверь. Та была хорошо сделана, и дерево выдержало, но петли сорвались с креплений, и дверь упала внутрь, когда мир взорвался светом и шумом.

Огонь мелькал на конце крутившегося оружия существа, и ощущение было таким, будто сотня кузнецов молотила по его щиту изо всех сил. Ревущий звук атаки был неприятным, но коридор шумом наполнял не только он. Молния мелькала вокруг него, оплетая существо, ослепляя его привыкшие к тьме глаза сине-белым сиянием.

Грэм оглох и ослеп от обжигающего хаоса звука и света, но держался под лавиной молотивших по его щиту ударов, скрипя зубами из чистого упрямства.

Тут что-то взорвалось, и неотразимая волна давления подняла Грэма, и кинула его в Мойру. Когда он ударился о неё, ощущение было таким, будто он врезался в кирпичную стену, и он отскочил от неё, упав на пол. Воцарилась тишина, за исключением странного гудения, которое будто окутало весь мир.

Дезориентированный, Грэм тем не менее вскочил, вернув свой щит в защитную позицию, и надеясь, что он оправится достаточно, чтобы обнаружить врага раньше, чем тот снова нападёт. Секунды катились мимо, и ничего не происходило. Оглянувшись, он увидел, что губы Мойры шевелились — её слова звучали приглушёнными, но она не выглядела озабоченной. Выглянув из-за щита, он увидел пылающую тушу чудища, которое теперь выглядело полностью выведенным из строя.

Верхняя часть его тела была странно вспученной наружу — острые куски металла торчали из тела, и оттуда валили дым и искры. Большая часть существа казалась целой, но оно совсем не двигалось. Мойра подалась вперёд, и закричала ему на ухо:

— Внутри оно гораздо хуже, чем снаружи. Оно нам больше не опасно.

— У тебя звенит в ушах? — крикнул он в ответ.

— Нет, я заблокировала их перед тем, как ты открыл дверь, — призналась она.

— А мои не могла?

— Броня, — сказала она, указывая на его голову, — мешает моей магии. — Конечно, сказав это, она осознала, что вместо этого могла сделать что-то вроде глушащего звуки щита вокруг него, но не потрудилась сказать ему об этом. Об этом она подумает в следующий раз.

Остальные пришли в движение, поднимаясь, чтобы остановить их наступление. Своим магическим взором она видела, как они протискивались вверх по лестнице с нижнего уровня. Времени у них было мало, но у неё появилась идея.

— Не двигайся, — сказала она Грэму. — Я сделаю нам стену.

«Стену?» — удивился он, но вскоре увидел, что она имела ввиду.

Мойра использовала свой эйсар, чтобы разодрать стены вокруг них, вытягивая тяжёлые каменные блоки, и наваливая их перед ними в коридоре. Мойра не утруждала себя изысками, вроде структуры и организации, она вырывала балки и камни с равной энергичностью, и наваливала их впереди.

Грэм беспокоился о том, что потолок мог обрушиться на них, но когда тот начал проседать, она потянула его вниз, и использовала обвалившуюся кучу материала в качестве добавки для своего набора обломков.

Стена — или, возможно, её следовало назвать горой тяжёлого мусора — быстро выросла, и весьма вовремя, ибо враг свернул в коридор в пятидесяти футах и начал стрелять сразу же, как только Грэм и Мойра оказались в поле зрения. Оружие чудищ ревело, издавая звук, лежавший где-то между жужжанием шмелей и громом. От созданного Мойрой барьера полетели куски камня и дерева.

Они пригнулись за кромкой своего укрытия, что раздражало Грэма, поскольку это значило, что он больше не мог ничего видеть — но, конечно же, для Мойры это не было настоящей проблемой. Она могла определять положение врага магическим взором.

Она сняла свой пояс, и два отрезка сплетённого метала снова стали похожим на мечи оружием в её руках. Когда она направила один из них на баррикаду, Грэма окутала тишина. На этот раз Мойра и его укрыла от звуков.

— Тайлен пиррэн, — произнесла она нараспев, и яркая линия алого огня выстрелила вперёд, пробив стену из обломков, и ударив в их новых противников. В отличие от ударов, которые её заклинательные двойницы наносили в недавней битве, этот огонь был сфокусирован через рунный канал в её руке, и начисто пробил металлическое чудище. Мойра продолжала держать его своей волей, поддерживая разрушающий луч огня, и слегка двигая рукой, чтобы этот луч проходил резал поперёк врага.

Ну, «резал» было не совсем верным словом — скорее он «располовинивал», поскольку луч огня пробивал существо насквозь. Хотя Грэм не видел, что происходило, он ощутил волну давления, когда тварь взорвалась. Он был благодарен, что на этот раз его уши были защищены.

Второе существо яростно отреагировало на разрушение его товарища. Видя неэффективность основного оружия, и возможность неизбежной гибели, оно переключилось на другое вооружение. Скорее всего оно до сих пор не применялось потому, что в закрытом пространстве оно было опасно разрушительным. Мойра догадалась, что её угроза стала достаточно весомой, чтобы оправдать такой риск.

Время замедлилось, пока она смещала свой луч раскалённого огня ко второй цели. Она попыталась укрепить щит, который построила позади стены из обломков, но не могла знать, хватит ли его.

Странное оружие твари нацелилось на их позицию как раз в тот момент, когда тварь рассекла линия огня Мойры, но удар пришёлся слишком низко — вместо того, чтобы попасть по оружию, или по телу, он разрубил две ноги. Оружие чудища выстрелило за долю секунды до того, как оно начало падать.

Грэм поменял форму Шипа на щит и одноручный меч, поскольку ему почти нечего было делать, и присел перед Мойрой, гадая, мог ли он сделать что-то ещё, и чувствуя себя бесполезным, когда что-то сбило его на пол, а левую часть его тела пронзила боль. Он ослеп — или так он думал, пока не осознал, что воздух наполнился густой серой пылью и сверкающими кусочками металла. Его щит дезинтегрировался на рой осколков.

Его слух внезапно вернулся, и вместе с ним пришёл звук каменных и деревянных обломков, стучавших по полу подобно дождю. Краем глаза он увидел Мойру, лежавшую позади него, и у неё по лицу текла кровь, в то время как пыль будто оседала на ней, покрывая её серым слоем. Глаза её закатились.

Лестница позади них исчезла, вместо неё осталась зияющая каменная пасть, которая, похоже, наполнялась по мере того, как в неё обрушивался верхний этаж.

Всё это он вобрал в себя за то время, которое требуется, чтобы сделать один вдох. Он знал, что времени мало. Если существо ещё жило, то оно сможет выстрелить снова в течение пары минут. Он попытался оттолкнуться от пола, но его левая рука отказывалась повиноваться. Зачарованный щит снова оформился под ней, но она лежала вялой и бесполезной. Он заподозрил, что рука была сломана внутри брони, или того хуже, но после первоначального шока боли он больше ничего не чувствовал… рука и его плечо совершенно онемели.

Его правая сторона была в чуть лучшем состоянии. Он чувствовал руку, но когда попытался перекатиться на бок и оттолкнуться, он не смог найти в себе силы, и просто стал вяло трепыхаться на полу. Тут что-то всё же стало болеть, странной пульсировавшей болью, пробивавшейся даже через тонкую размытость шока. «Надо встать!». Грэм закрыл глаза, и на миг прислушался к своему телу, позволяя равномерному биению сердца успокоить себя. Сосредоточившись, он сфокусировался на другом биении, биении красного самоцвета в навершии рукояти Шипа, сердце его мёртвого отца. «Помоги мне».

Тут он ощутил это, теплоту, которая потекла по его правой руке, соединяя пульсацию самоцвета с равномерным биением его собственного сердца. Оно стало сильнее, громче, и Грэм посвятил себя его ритму. Когда он снова попытался перекатиться на бок, у него получилось. Оттолкнувшись от пола, он выглянул поверх разбросанных останков их баррикады. Чудище никуда не делось, оно лежало на боку… выжидая.

Основное своё оружие оно направляло на него, и вставая, Грэм слышал вой, когда оно начало раскручиваться.

Щит он поднять не мог. Та рука просто отказывалась двигаться. Зарычав, он прыгнул вверх, через разбросанные обломки. Во все стороны полетела каменная крошка, когда существо начало стрелять в то место, где он только что был. Тварь поправила свой прицел ещё пока он летел по воздуху, и когда он приземлился, по его ногам, а потом и туловищу принялись бить удары молота.

Некоторые попадали по щиту, но большинство било прямо в броню. С близкого расстояния куски металла, которыми оно стреляло, били с разрушительной силой. Броня Грэма поглотила первые несколько попаданий, но стрельба велась с такой частотой, что некоторые из чешуек, составлявших броню, отлетели, оставив его тело раскрытым. Куски зачарованного металла должны были вернуться, восстанавливая его броню, но у их скорости был предел.

Грэм вертелся, изгибаясь на месте, чтобы удары не били слишком долго в одно и то же место, одновременно шагая вперёд, пытаясь сократить последние несколько футов, отделявших его от противника. Он споткнулся, и наполовину упал, покрывая последние пять футов, подобравшись к чудищу с левой стороны, и оно больше не могло направлять на него оружие.

Туловище твари повернулось, и другое, более смертоносное оружие направилось ему в грудь.

Кто-то закричал, когда его меч взметнулся вверх и поперёк, толкаемый такой силой, какой он за собой и не подозревал. Помня о прошлом, он целился в сочленение, где металлическая рука соединялась с телом. Шип наполовину врубился в него, прежде чем застрять в плотном металле.

Грэм уставился в пустую чёрную дыру, которая должна была привести в исполнение его смертный приговор. Время растянулось будто бы на целую вечность, но ничего не происходило. Маленький огонёк на боку прямоугольного устройства медленно перестал гореть. Его удар каким-то образом вывел оружие из строя.

Он не мог выдернуть Шип, поэтому произнёс команду, чтобы снова перекинуть меч, изменив его форму с меча и щита на оригинальную, двуручную. Когда меч снова принял форму у него в руке, то уже не был застрявшим. Рубить им следовало двумя руками, конечно же, но его рука была достаточно сильной, чтобы использовать его эффективно, пусть это и не было оптимальным вариантом.

Чудище пыталось повернуться, чтобы направить на него другое оружие, но лёжа на боку это было трудно сделать, и он был достаточно близко, чтобы уйти с линии огня. Грэм принялся с остервенением рубить тварь, заставляя осколки плотного металла лететь во все стороны. Ушла почти минута, но в конце концов он отрубил другую руку, а затем принялся за центральную часть твари, не удовлетворившись, пока не убедился в том, что она больше не функционировала ни в каком смысле этого слова.

Когда он наконец остановился, его окатила волна усталости, и он споткнулся, едва не потеряв равновесие. Кровь была повсюду. «Странно», — подумал он, — «эти штуки же не истекают кровью». Помещение закружилось, и он обнаружил, что лежит на полу, глядя в частично уничтоженный потолок. Он чувствовал трепет в груди — его сердце билось слишком быстро.

— Сними броню, — сказала Мойра, склонившись над ним. — Мне нужно видеть твоё тело, чтобы тебя вылечить.

— Я в порядке, — сказал он ей, пытаясь говорить чётко, но слова получались невнятными. — Мне просто нужно немного отдохнуть. По-моему, я перестарался — сердце стучит как бешеное.

— Грэм, пожалуйста! Ты потерял слишком много крови… твоё сердце пытается компенсировать. Сними броню, пока не потерял сознание, иначе я не смогу тебе помочь. — Голос Мойры звучал отчаянно.

— О, верно, — ответил он, а потом сумел произнести слово, чтобы убрать броню.

Лицо Мойры переменилось, когда она увидела, что лежало под металлом — её губа слегка задрожала, а глаза увлажнились. С её губ почти сорвалось аханье, прежде чем она его подавила.

Грэму хотелось сказать ей, что он был в порядке, но что-то в её внешности заставило его остановиться, поэтому вместо этого он вяло заметил:

— Ты выглядишь иначе.

— Я не Мойра, — сказала она ему. — Она всё ещё без сознания. — Она вытянула руки, и Грэм ощутил, как что-то прошло сквозь него, когда она принялась за работу.

Он вот-вот собирался потерять сознание, но боль заставила его полностью пробудиться.

— Ты не выглядишь бессознательной, — прошипел он, всё ещё пытаясь оставаться легкомысленным, несмотря на их ситуацию.

Из глаза Мойры упала слезинка.

— Пожалуйста, я пытаюсь остановить кровь. Мойра будет в порядке, и она скоро проснётся. Шок от потери выставленного ею щита лишил её чувств.

Тут Грэм ощутил что-то странное, и его сердцебиение замедлилось. Он хотел посмотреть вниз, чтобы увидеть, насколько всё было плохо, но обнаружил, что его пленило её лицо. Он попытался говорить, но его язык отказывался сотрудничать.

— «Ш-ш-ш, я могу слышать тебя без слов — теперь, когда ты без брони», — ментально сказала она ему.

— «Если ты — не Мойра, то кто ты?» — с любопытством спросил он.

— «Хороший вопрос, я и сама гадаю. С моей точки зрения, я — это она, но на самом деле я являюсь магическим созданием, как и её мать — та женщина, которая вышла замуж за Архимага Гарэса».

— «О». — Грэм не знал, как отвечать на это. Странные ощущения проходили по нему, пока она работала, и ему в голову наконец пришёл релевантный вопрос:

— «Как мне тебя называть?»

— «Зови меня Мёйрой — это достаточно близко к имени, которое я помню как своё, и также должно помочь избежать путаницы», — ответила она. — «Тебе полагается быть мёртвым. Ты так много крови потерял. У тебя несколько ужасных ран, и засевшие в теле куски металла. Не думаю, что ты ещё несколько дней сможешь ходить, и ещё недели после этого ты будешь жалеть, что не умер. Будет очень много синяков».

От этого Грэму захотелось рассмеяться:

— «Я начинаю понимать, почему Отец не хотел, чтобы я шёл по его стопам».

Шли долгие, болезненные минуты, пока она удаляла из его ног и живота многочисленные куски металла. Сделав это, она закупорила маленькие кровеносные сосуды, которые были рассечены, и закончила, залечив его кожу. Мёйре хотелось плакать от увиденного. Вся комната была в крови, и вся эта кровь принадлежала Грэму, однако она взяла себя в руки, и подавила рыдания. Она чувствовала, как Мойра, «настоящая» Мойра, зашевелилась, но ей нужно было рассказать ему ещё кое-что.

Поддавшись порыву, она наклонилась, и легко поцеловала Грэма в губы. Его глаза распахнулись, уставившись на неё.

— «Что?»

Она резко выпрямилась.

— «Прости меня. Ты ей… нам… очень небезразличен. Это было опрометчиво с моей стороны». — Она ощущала в нём замешательство. Он думал об Алиссе.

— «Ты не кажешься похожей на Мойру», — наконец сказал он.

— «Я такая, какой она была, была раньше», — сказала ему Мёйра. — «Битва… которая была ранее… повредила её. Она не та, что прежде, Грэм. Она тебе не лгала. Она теперь опасна».

— «Я не понимаю».

— «То, что она сделала, управление всеми этими людьми — за это пришлось платить. Покорение чужого разума оказывает похожее давление на разум мага. Это повредило ей, извратило и искривило её в таких отношениях, которые она ещё не успела постичь».

— «Но она же поправится, верно? Ты можешь помочь ей», — подал он мысль.

— «Нет, мы все отмечены тем, что пережили. Ей может стать лучше, но она никогда не вернётся к тому, какой была. Никто из нас этого не может — ни она, ни я, ни даже наш отец, хотя он и архимаг. Мы все — сумма нашего жизненного опыта».

— «Покуда ей может стать лучше, я не против», — с надеждой ответил Грэм.

— «Не снимай свой амулет. Пытайся не думать об этом, когда она рядом, если только не носишь броню», — предостерегла Мёйра.

Грэму не понравилось, как это прозвучало:

— «Это ещё что значит?»

— «Ей может и не стать лучше, Грэм. Ей может стать хуже… гораздо хуже».

Глава 24

Мойра обнаружила, что стоит на коленях рядом с телом Грэма. Кровь была у неё на руках, на коленях, и по всей её одежде. Судя по всему, он истёк кровью по всему помещению. Она с чувством раздражения вытерла руки о своё платье.

— «Как я сюда попала?». — Последним, что она помнила, была внезапная боль, когда её щит раскололся.

— «Он добил ту тварь, но она едва его не убила. Поскольку ты была без сознания, я его вылечила. Я решила, что ты этого от меня хотела бы», — сказала её помощница из дальнего уголка её разума.

Мыль о том, что её двойница пользовалась её телом, пока она была в обмороке, тревожила её, но она не могла упрекнуть её за содеянное. Это злило её, но она попыталась подавить чувство гнева. Грэм терял сознание, но короткий взгляд на его разум показал странные вещи, плывшие через его мысли.

— «Мёйра?»

— «Он был сбит с толку — я подумала, что будет лучше взять другое имя».

Мойра встала, снова раскинув свой магический взор, пытаясь подтвердить свой маршрут вниз по лестнице, к нижнему уровню. Она чувствовала там что-то, что-то знакомое. Был ли то её отец, или просто место, где он провёл много времени, она точно сказать не могла, но у врага там было много металла вокруг того, что выглядело как массивный обнажённый пласт скалы.

Она начала пробираться через завал.

— «Разве ты не хочешь убедиться, что он полностью вылечен? Он почти умер», — подала мысль Мёйра.

Мойра нетерпеливо отмахнулась от этого предложения:

— «Ты знаешь всё, что знаю я. Если работа твоя, то я уверена, что ты справилась не хуже, чем могла бы я сама». — Она продолжила идти, не уделив Грэму ни одного взгляда — как обычных глаз, так и магического взора.

Лестница, что вела вниз, была гораздо длиннее предыдущей, но это было ожидаемым, поскольку самый нижний уровень дома Графа Бэрлэйгена на самом деле был лишь одним помещением — большой пещерой с высоким потолком и полом, который был ровным только потому, что кто-то потратил много времени и усилий, чтобы сделать его таковым. Она не была уверена, была ли пещера естественной или рукотворной, да её это и не волновало. Мойру интересовало лишь то, что находилось в пещере, а не её происхождение.

Лестница открывалась на полпути, и с последней её половины открывался вид на помещение, пока ступени шли вдоль стены к находившемуся внизу полу. Она создала двух поспешных заклинательных зверей, маленьких, едва разумных существ в форме птиц, и послала их вперёд, как только приблизилась к открытой части. Она не обнаружила впереди больше никаких металлических стражей, но не могла быть уверена, имелись ли у врага ещё какие-то средства защиты.

Что-то заревело в помещении внизу, и от стены, вдоль которой шли ступени, полетела каменная крошка, когда что-то начало стрелять по её созданиям. Мойра отследила движение в пещере, и обнаружила, что два установленных под потолком в двух разных местах предмета на самом деле представляли из себя новые примеры странного оружия врага. Они вращались, направляя свои длинные стволы на её летающих слуг, и плюясь смертью во всё, на что нацеливались.

Пока они отвлеклись на её заклинательных зверей, она сделала несколько шагов вниз, и направила на них один из своих рунных каналов, послав линию сфокусированного света и тепла. Мойра срезала два оружия с потолка до того, как они успели переориентировать свой огонь на неё, и понаблюдала за тем, как они с лязгом упали на пол внизу. Затем она поспешила обратно вверх по лестнице, и принялась ждать.

Ничего не произошло, поэтому она послала ещё двух заклинательных зверей полететь вниз, в помещение — первые два уже дезинтегрировались под градом летящего металла. На этот раз ничто внизу не отреагировало.

Осторожно ступая, она снова начала спускаться, и её взгляд притянулся к каменной массе в центре помещения. Та была похожа на массивный каменный выступ скалы, который выбился вверх из земли под пещерой. Мощёный плитами каменный пол был потрескавшимся и развороченным, и это указывало на то, что скала появилась уже после того, как было построено это помещение.

В её магическом взоре скала выглядела почти как обычный камень, но там было что-то ещё, цеплявшееся за скалу чувство — эйсар её отца.

Однако никаких признаков его разума она найти не могла. Его здесь не было.

Повсюду стояли странные металлические устройства, имевшие разнообразные очертания, размеры и формы. Металлические прямоугольники, которые могли быть столами, или устройствами — она не могла быть уверена. Стены были покрыты более сложными предметами, от пола и на высоту в несколько футов. Всё это не имело для Мойры никакого смысла.

По обе стороны камня в центре возвышались две большие металлические колонны, каждая из которых клонилась к скале, направляя на неё тяжёлые кристаллические наконечники. Мойра ощущала в них какую-то энергию, но пока что они находились в покое.

«Та ещё из меня волшебница», — подумала она. «Всё это загадочное оборудование для меня столь же неизвестно, как ткацкий станок для ягнёнка». Пройдя вперёд, она подошла к скале, надеясь найти какой-то намёк относительно исчезновения её отца. Сократив расстояние, она что-то почувствовала.

Нахмурившись, Мойра вытянула ладонь, легонько касаясь грубой поверхности. Глубоко внутри на её пальцы отозвался импульс эйсара.

— Отец! — воскликнула она, мгновенно узнав это касание. Непрошенные слёзы прочертили дорожки на её щеках. Мойра прижалась лицом к холодному камню, и широко расставила руки, хотя скала была слишком большой, чтобы её обнять. Она ощутила это снова, еле-еле тлевшее присутствие её отца, подобно призраку засевшее в твёрдом камне.

— «Ты знаешь, что это значит», — тихо сделала наблюдение Мёйра из уголка её разума.

Глаза Мойры крепко зажмурились, и из них полились горячие слёзы, а её лицо исказилось в гримасе боли.

— «Нет!» — безмолвно сказала она, пытаясь отрицать лежавшую перед ней истину. Мордэкай полностью отступил в землю, расставшись со своей человечностью, чтобы сбежать от врагов.

Это была одна из самых широко распространённых ловушек, в которую попадали архимаги прошлого — выходя слишком далеко за рамки своих возможностей, они часто оказывались потеряны для мира людей. Отец Мойры превратился в часть самой земли. Его не стало.

Боль у Мойры в груди росла, пока она не задумалась, не умрёт ли она от одной только скорби. Повернувшись к камню спиной, она сползла на пол. Ощущение было почти таким, будто её сердце заменили на комок раскалённого докрасна железа, и оно обжигало её палящей агонией каждый раз, когда она пыталась вдохнуть. Сперва она молчала, не в силах говорить или плакать, пока снова не смогла втянуть в себя воздух. Тот вошёл в неё стремительным потоком, прежде чем выйти обратно дрожащим криком, но в нём не было облегчения. Вместо этого от него по её венам на руках и ногах, а также на горле, пошла пульсирующая боль. Всё тело её болело.

— Больно, — сказала она себе сдавленным голосом. Она попыталась произнести это слово спокойно, но оно вырвалось как часть очередного всхлипывающего вскрика, который становился всё громче по мере того, как она снова это слово повторяла. — Больно! Почему?! Этого не должно было случиться!

Это было чистое отрицание. Боль стала гневом, и Мойра сгорала от него. Она была наполнена чёрной ненавистью, но ей некуда было эту ненависть направить.

Грэм медленно спустился по лестнице, но это был не он. Мойра ясно видела это даже сквозь свои страдания. Его тело излучало силу, будто он состоял из частицы самого солнца. Презрительная насмешка у него на губах казалась вполне подобающей. Он не был в броне, но в руке у него был Шип.

— Вижу, ты нашла своего отца — какое трогательное воссоединение.

Его присутствие подавляло, и для её магического взора пещера, казалось, шла волнами подобно горизонту в жаркий день. Даже воздух ощущался тяжёлым, будто стал слишком густым для дыхания. Мощь Сияющего Бога душила её.

Мойра укрепила свой щит, пытаясь найти облечение от недоброй воли бога. Это слегка помогло, но этого было мало. Её тело отказывалось двигаться, и лишь холодное ядро ненависти и отвращения в её сердце не давали ей отдаться желанию растянуться на полу перед ложным богом. «Он убил моего отца».

— Хотелось бы, прекрасное дитя, — сказал он ей, — но этот трус сбежал, когда понял, что потерпел поражение.

— Он не потерпел бы поражение против тебя, — прошептала она.

Сэлиор засмеялся:

— Возможно и нет, будь он умнее, но твой отец всегда был глупцом — его гордость стала его погибелью. Я сожалею лишь о том, что мне не выдалось возможности преподать ему урок, связанный с его провалом.

Тело Грэма оказалось совсем рядом, оно склонялось над ней, глядя на неё с презрением. Он взял её подбородок одной рукой, заставив её лицо подняться, чтобы посмотреть ей в глаза, а потом его рука скользнула ниже, сжав её грудь.

— Ты будешь моим утешительным призом.

По мере того, как воля Мойры была подавлена богом, по ней потекло желание, сладкая порочность. Она ощущала её от головы до ног, а особенно в своих чреслах — жгучую нужду в высившемся над ней мужчине. Её существо наполнила похоть, чистое желание, касавшееся каждой её части кроме твёрдого ядра ненависти, лежавшего в её сердце. Она ненавидела его, она хотела его, и она презирала себя за всё это.

Его рука сжала её волосы, и он безжалостно потянул вверх, вздёргивая её на ноги как куклу, беспомощную и обмякшую. Своим телом он прижал её спиной к камню, и поднёс губы к её уху:

— Я обещал твоему отцу, что позабочусь о тебе, когда его не станет. Разве тебя это не радует?

Используя последние остатки воли, Мойра произнесла ключевые слова чар, делавших Сэлиора бессмертным. Их было трудно запомнить, но отец бессчётное число раз заставлял её и её брата зубрить их. Она выдохнула их, зная, что это было её последней надеждой.

Сэлиор выпрямился, отстраняясь:

— Что прикажешь?

— На колени.

Красивое лицо Грэма улыбнулось, а затем его рука смазалась в стремительном движении. Боль ослепила Мойру, и она услышала противный хруст, когда он ударил наотмашь, отправив её на пол. У неё была сломана скула.

— Возможно, я неправильно понял тебя? — подал Сэлиор мысль, презрительно усмехаясь. Затем его лицо приняло озабоченное выражение: — Ну и ну, если не будешь осторожна с этим хмурым выражением у тебя на лице, то оно может так и застыть там. — Протянув руку вниз, он снова вздёрнул её за волосы, прежде чем коснуться её отёкшего лица своим пальцем. Удовольствие потекло по ней подобно золотому свету, хотя одновременно давление отзывалось в её щеке новой болью.

Разум Мойры потерял устойчивость, но её ненависть осталась:

— Как?

— Твой отец, как же ещё, — с улыбкой ответил он. — Я же сказал тебе — он был глупцом. Он сражался со мной, когда ему следовало с самого начала использовать ключ. Я дал ему выиграть, позволив найти удовлетворение в победе, в то же время заводя его в ловушку, которую они для него приготовили. В конце он использовал ключ, когда осознал, что его провели, но было уже слишком поздно. Как только он произнёс слова, рэйлга́н^[4] порвал его тело. Я удивлён, что он выжил на срок достаточный, чтобы покончить со своей жалкой жизнью.

— Рэйлгар?

— Рэйлган, — поправил Сэлиор. — Чудесное оружие, которое принесли с собой чужаки — которое едва не убило тебя и этого молодого человека совсем недавно. Должен похвалить тебя за то, что выжила. У твоего отца получилось гораздо хуже. Оно пробило в его теле дыру размером с мой кулак.

Знаю, звучит не так впечатляюще, как следовало бы, но он был укрыт щитом столь мощным, что даже я не мог тогда его пробить. Их оружие уничтожило щит, и смертельно ранило его, и всё это — одним лишь ударом. Разве не чудесно?

Ключ изменили. Теперь Мойра поняла. Слова Сэлиора должны были сломить её решимость, и где-то глубоко внутри она была шокирована его пересказом их последней битвы, но это сработало не совсем так, как намеревался бог. Она больше не была той нежной молодой женщиной, что впервые пришла в Данбар, и его болезненные колкости лишь подбрасывали топлива в огонь в её сердце, превращая её тёмную ненависть в пылающую ярость.

Боль от сломанной скулы заставила её взгляд затуманиться слезами, но холодный яд, который она ощущала, помог ей сосредоточить мысли. Сморгнув слёзы, она сфокусировала на твёрдо взгляд на прекрасных чертах лица напыщенного божества. «Мне нужно узнать больше».

— Кто эти «чужаки»? — спросила она. — Откуда они явились? Мы же ничего им не сделали.

Сэлиор улыбнулся:

— Всё ещё пытаешься хитрить? Ты выяснишь это из первых рук, дорогая моя, хотя я не вижу проблемы в том, чтобы поделиться этим знанием. Оно лишь углубит твоё отчаяние. Они называют себя «АНСИС», но это имя ничего для меня не значит. Важно то, что они здесь в основном благодаря усилиям твоего славного отца. Как и Ши'Хар, они пришли сюда из иной грани бытия. Когда твой отец убрал Тёмных Богов с их места, это заставило схлопнуться измерение, которое было обёрнуто вокруг нашего. Наш мир теперь открыт для контакта из иных граней бытия.

Его описание напомнило ей о чём-то, что говорил еёбрат во время одного из описаний своих экспериментов. Она тогда слушала вполуха, но ясно помнила, что он говорил что-то про то, что транслокация теперь стала проще, чем была раньше. «Транслокация» была термином, который Мэттью использовал для перемещения вещей между измерениями. Он предпочитал использовать это слово, чтобы не было путаницы с «телепортацией», которая заключалась в перемещении чего-то между двумя точками одного и того же измерения.

Однако ничто из этого не казалось и близко полезной в её нынешней ситуации.

Воля Сэлиора удвоила давление, и Мойра упала на пол, когда он выпустил её волосы. Вытянув руку, он уставился на неё сверху вниз, наслаждаясь выражением ужаса в её взгляде, когда он снова сделал её беспомощной. Это было чисто ментальное ощущение, но настолько мощное, что Мойра чувствовала, будто огромный вес давил на её тело. Она обмякла, её разум был парализован. В ней не осталось ничего кроме бессильной враждебности, направленной на её пленителя.

Одна из металлических стоек вдоль стен открылась, и в её глубине что-то зашевелилось. Оттуда потёк рой похожих на насекомых существ из металла — пересекая помещение, они направились в её сторону. Её наполнил ещё больший ужас, когда она осознала истинные намерения Сэлиора. Несмотря на желание бежать, она была обездвижена, и её рот сам собой раскрылся.

Её вот-вот преподнесут чужакам как подарок.

— Прежде чем ты начнёшь свою новую жизнь, мне следует поделиться ещё одной вещью, — сказал Сэлиор, всё ещё пользуясь губами Грэма. — Всё, что ты здесь сделала, было бессмысленным. Всё это было для АНСИС не более чем экспериментом. Они хотели проверить способности человеческого волшебника. Все эти люди погибли просто для того, чтобы предоставить им информацию касательно магических способностей твоего рода. Судя по всему, в их родном мире нет ничего подобного нашей магии. Теперь они намереваются посмотреть, сможешь ли ты быть полезным инструментом.

Острая боль пробилась сквозь её страх, когда сломанная скула Мойра внезапно встала на место. Это было сделано тончайшими потоками эйсара, исцеление столь тонкое, что его трудно было увидеть под уже окружавшими её изменчивыми энергиями. Она узнала в этом действии руку Мёйры. В ней внезапно воспрянула надежда.

Лицо Грэма нахмурилось, исказившись, когда Сэлиор заметил в ней лёгкую перемену:

— Это ещё что?

Рот Мойры оставался открытым, и металлические паразиты были в считанных дюймах от неё.

— «Сейчас!» — Она не была уверена, что планировала делать её заклинательная двойница, но она точно знала, что время их было на исходе.

Тёплое одеяло окутало её душу, и давящая воля Сэлиора исчезла. Она испытала огромное облегчение, когда Мёйра встала между разумом Мойры и жестокостью, которая уставилась на них.

Мойра поймала этот миг передышки, и сжала зубы, прорычав: «Тирэстрин!». На секунду пещеру залила белая вспышка, когда с её рук сорвалась молния, окутав ползших к её лицу металлических существ. После её прохождения искры ещё долгие секунды продолжали танцевать между маленькими металлическими паразитами, пока те извивались — а потом они замерли.

— Сучка! — закричал Сэлир, ярясь, и его гнев обрушился на Мойру подобно молоту.

Мёйра завыла у Мойры в голове, когда его ярость принялась рвать её — боль была невероятной, но она приняла её всю, защищая свою создательницу всем своим существом.

Мойра улыбнулась своему мучителю, даже пока её помощница извивалась в агонии под его ударами:

— Ты можешь меня убить, изверг, но контролировать меня ты не будешь никогда.

Рука Грэма сжалась на рукояти Шипа, и он поднял клинок, прижав остриё к её горлу:

— Я теряю терпение, девочка.

— А мне плевать, — выплюнула она. — Я скорее сдохну, чем позволю одной из этих тварей попасть в меня. Просто признай поражение, и убей меня, поскольку тебе мной не овладеть, если только ты не придёшь сюда, и не возьмёшь меня сам.

Крики боли Мёйры стали громче, когда Сияющий Бог надавил на её разум ещё сильнее. Мойра не думала, что её заклинательная двойница протянет ещё сколько-нибудь долго, но всё равно заставила себя рассмеяться. Безумие сверкало в её глазах, пряча спешно придуманный план, бывший её последней надеждой. Она послала мысли своей заклинательной двойнице:

— «Помоги Грэму. Вытащи его отсюда. Не останавливайтесь, пока не доберётесь до Кассандры, а потом отправляйтесь домой». Мойра использовала свою недавно обретённую свободу, чтобы оттолкнуть Мёйру прочь, позволив гневу Сэлиора снова погрузиться в её сердце.

— «Нет!» — крикнула Мёйра, но было уже слишком поздно.

Мойра раскрыла свой разум Сэлиору, оставив се попытки сопротивления, одновременно выталкивая Мёйру прочь.

Победно завопив, дух бога нырнул в неё, оставив Грэма обмякнуть, падая на пол.

Мир исчез, и Мойра снова обнаружила себя на поле битвы в своём разуме. Сэлиор глазел на неё, стоя в десяти футах, сияющий и прекрасный вопреки своей истинной уродливости. Его глаза расширились от удивления, когда он узрел тайный образ души Мойры. Она стояла перед ним, покрытая чёрной чешуёй и вооружённая бритвенно-острыми когтями — чудовище духа.

— «Что это?» — спросил он. — «Я никогда не видел человека, который так выглядел бы изнутри».

Мойра осклабилась — её губы разошлись до невозможности широко, продемонстрировав впечатляющий ряд похожих на кинжалы зубов:

— «А кто сказал, что я — человек?»

Бога это не испугало. Его лицо приняло решительное выражение, а тело изменилось. Теперь он был облачён в золотую броню. Шагнув ближе, он сказал ей:

— «Ты не можешь победить. Твоя сила — лишь капля по сравнению с океаном внутри меня».

Мойра небрежно подняла один коготь, и разодрала ему грудь, рвя броню так, будто та была бумажной. По его груди потекла золотая кровь.

— «Внутри тебя? Внутри меня! Здесь эйсар принадлежит победителю, а у тебя нет ни капли мастерства, необходимого, чтобы состязаться со мной».

На чертах его лица было написано замешательство:

— «Что?»

Сэлиор попытался отступить, но она не давала ему. Рубя когтями вбок, она порвала его нагрудник, и вскрыла ему пузо, прежде чем поднять свою увенчанную когтями руку, показывая ему жизненно важные жидкости, которые её покрывали. Злобно уставившись ему в глаза, она слизала золотой ихор с одного из когтей.

— «Добро пожаловать в твой кошмар, марионетка».

Он оттолкнул её, и в его руке появился золотой меч. Он обрушился на её плечо мощным ударом сверху, смяв её чёрную броню. У Мойры по груди закапала красная кровь.

— «Попробуй ещё раз», — сказала она ему, когда её пронзила боль.

Сияющий Бог решил отступить, и вернуть бой обратно в физический мир, но когда он попытался удалиться, он обнаружил, что отступление заблокировано. Вокруг него поднялись полуночного цвета горы, заслоняя взор во всех направлениях, полностью окружив поле боя, которым стал разум Мойры Иллэниэл.

— «На этот раз глупцом оказался ты, бог-марионетка. Ты останешься здесь, пока либо ты перестанешь существовать, либо я. Это — мой мир, и никто — ни человек, ни бог, ни даже зверь не покинет его, пока я не отпущу. Я — последняя из Сэнтиров, и это — единственное место, куда тебе ни за что не следовало набираться смелости входить». — Она набросилась на него, и сжала его своими когтистыми руками, которые обрели невероятную силу. Сколько он ни бился, Сэлиор не мог стряхнуть её с себя.

Он яростно сопротивлялся, позволив страху и гневу дать ему силы. В его руках появились золотые кинжалы, и он бил её снова и снова, но сколько бы он ни вгонял их в неё, она не дрогнула. Красная кровь свободна текла по её почерневшему телу, но она продолжала крепко держать его, не переставая смеяться.

— «Как ты себя чувствовал после того, как моя мать тебя сотворила, марионетка?» — тихо прошептала она ему на ухо, тщательно заботясь о том, чтобы не оторвать его своими зубами, которые приобрели чрезмерную длину. — «Думал ли ты, что она тебя любила? Думал ли ты, что ей было не всё равно? Сколько времени прошло, пока ты не осознал, что ты был мусором, созданным для одной цели, а потом брошенным страдать весь остаток вечности?»

Сэлиор закричал в ярости, но обнаружил, что слабеет, истощаясь. Это чувство было ему незнакомо. Агония, которой он никогда прежде не знал, ослепила его, когда он ощутил, как её челюсти впились в его череп, выдирая прочь его ухо и то, что лежало за ним.

Она рвала его тело на части, отрывая ему конечности, но бог не мог умереть. Чары бессмертия этого не позволяли, и он и она не могла изменить его личность, пока чары сковывали его разум.

Но она всё же могла причинять ему боль, и делала это. Она дала ему столько боли, сколько он дал ей, и не останавливалась. Это продолжалось долго — его тело исцелялось и восстанавливалось перед её мысленным взором, и она начинала сначала.

Время от времени он находил в себе волю снова сражаться, раня её прежде, чем она успевала снова приступить к пытке, но он был побеждён, и знал это. Мойра безжалостно наседала на него, пока ему не осталось лишь одно — боль. Миновала вечность, и он взмолился:

— «Пожалуйста, довольно».

Однако она не готова была остановиться. Ей это начало нравиться.

— «Что угодно… просто позволь этому закончиться!»

Мойра игнорировала его мольбы. Когда он отбивался, её собственная боль лишь придавала ей сил. Она на самом деле не ожидала победить. Она не знала, что случится, когда Сэлиор только вошёл в её разум. Открытие того факта, что её способности давали ей преимущества, пьянило её. С этим противником было справиться не труднее, чем с обычным человеком — он представлял меньшее препятствие, чем её заклинательные двойницы, минимум на порядок.

Он хныкал и плакал, а она продолжала его наказывать. «Он убил моего отца». Гнев заставлял её ощущать себя могущественной.

— «Лишь косвенно», — сказала Мёйра, которая не ушла, как ей было велено. Она оставалась рядом, и теперь она вернулась, чтобы лично увидеть мучения бога.

— «Он заманил его в ловушку!» — огрызнулась Мойра.

Мёйра промолчала, и Мойра продолжила, наслаждаясь злой природой своей работы. Ощущение было таким, будто прошли миллиарды лет, прежде чем ей эта задача наконец наскучила.

— «Дай мне новый ключ», — приказала она. Мойра не сомневалась, что он даст ей всё, что она попросит.

Сэлиор подчинился, пролепетав ключевую фразу так быстро, как только смог.

Она повторила ему эту фразу, после чего он стал её.

— «Теперь отдай ей свою силу», — приказала она, указывая на Мёйру.

Присмирелый бог сразу же приступил к этому, и восприятие Мойры захлестнула новая боль, когда её помощница загорелась интенсивностью такого объёма силы.

— «Наружу, оба. Это уже слишком», — сказала она им.

Физический мир снова дал о себе знать, когда они вышли из её сознания. Она лежала на полу пещеры, всё ещё рядом с камнем своего отца. Грэм сидел рядом с ней, усталый и тяжело дышащий. По полу вокруг них было разбросано гораздо больше металлических насекомых, чем раньше. Судя по всему, у врага их было больше, и они пытались добраться до неё, пока она беспомощно лежала на полу.

Облегчение проступило в его взгляде, когда он увидел, что она смотрит на него. Это сменилось тревогой, когда рядом с ним материализовались Сэлиор и Мёйра. Несмотря на слабость, Грэм поднял Шип, защищаясь, и встал на ноги.

— Расслабься, они целиком подчинены мне, — сказала Мойра, садясь. Золотой свет тёк между Мёйрой и Сэлиором, пока тот отдавал ей весь собранный им эйсар.

Грэм сполз на пол рядом с ней, слишком усталый, чтобы продолжать стоять в отсутствие угрозы.

— Я думал, ты умирала, — без предисловий сказал он.

Мойра оглядела его хищным взглядом, прежде чем ответить:

— Возможно, это было бы к лучшему, но боюсь, что это не так. — Ей хотелось взять его, но броня не давала ей поддаться порыву.

Мёйра озабоченно наблюдала за ней, но была бессильна что-то сделать, пока шла передача. Она безмолвно послала ей свои мысли:

— «Помни, он — твой друг».

— Он то, чем я его сделаю! — выругалась Мойра.

— Что? — спросил Грэм, сбитый с толку её внезапной вспышкой.

Она услышала в его голосе доверие. Очевидная интерпретация её слов даже не приходила ему в голову. Это осознание, и сломанные тела паразитов вокруг, заставили её ощутить укол вины. Грэм долго защищал её. Мойра улыбнулась, отвечая:

— Сэлиор. Теперь я могу сделать из него всё, что захочу. Он дал мне новый ключ.

Глава 25

Тяжёлый грохот зарокотал по потолку над ними, и Мойра подняла голову.

— «Мойра! Мойра!»

Это была Кассандра, отчаянно пытавшаяся добраться до неё.

— «Расслабься, я в порядке», — отозвалась она. — Давно это уже продолжается? — спросила она у Грэма.

— Не уверен, — сказал он ей. — С тех пор, как я очнулся… минимум четверть часа.

— Почему ты не сказал ей, что всё хорошо?

Молодой воин уставился на неё с открытым ртом:

— Всё было совсем не хорошо! Ты билась на полу так, будто была одержима демоном, и, насколько мы все могли знать, так и было на самом деле! Между тем эти металлические твари были повсюду, как выползавшие из-под мебели тараканы. Что в этом было хорошего?

Его отношение спровоцировало в ней волну гнева, но она увидела предостережение на лице Мёйры, когда открыла рот, чтобы ответить. Она приостановилась, и сделала глубокий вдох, пытаясь найти надлежащий ответ. Усилием воли она одарила его неискренней ухмылкой, и сказала:

— Ну, если смотреть на это в таком свете…

Послав своё восприятие наружу и вверх, она осмотрела останки городской резиденции Графа Бэрлэйгена. Первого этажа не стало. Впавшая в панику Кассандра полностью его уничтожила. К счастью, никого из жителей там не было. Мойра предположила, что всех их призвали на битву за городом, что, вероятно, означало, что половина их всё равно погибла.

Нижние уровни были немногим лучше. Большая драконица использовала свои мощные когти, чтобы рвать полы, раздирая их на части так же легко, как собака могла бы рыть мягкую землю в саду. Она уже докопалась до первого из нижних уровней, и хорошо продвинулась в раскапывании второго. Она, наверное, добралась бы до нижней пещеры ещё через несколько минут.

Мойру это впечатлило.

— «Я посылаю Грэма тебе навстречу, вместе с моим новым слугой», — сказала она, посылая драконице свои мысли. — «Через некоторое время я тоже выйду».

— «Что случилось? Ты кричала. Ты уверена, что ты в порядке?»

Мойра чувствовала заботу и тревогу драконицы как некую осязаемую силу. Это раздражало её, но она сохраняла спокойствие, отвечая:

— «Я в порядке. Я взяла контроль над Сэлиором, он выйдет вместе с Грэмом. Вообще, ему наверняка придётся убрать с дороги обломки после того буйства, которое ты там устроила наверху».

— «Но что…»

— «Молчать!» — огрызнулась она. — «Позже объясню, а пока я хочу попрощаться с отцом». — Мойре пришлось усилием воли заставить свои кулаки разжаться. Когда она опустила на них взгляд, она боялась, что они могли быть покрытыми чёрной чешуёй, и увенчаны когтями — но они были просто её обычными человеческими руками.

К этому моменту Сэлиор отдал Мёйре лишь малую часть своей силы, но ей не хотелось больше ждать.

— Выведи Грэма наружу. Защищай его. Мёйра останется со мной, — приказала она. — Когда доберёшься до поверхности, передай остаток своей силы моей драконице, пока ждёшь меня.

— Да, госпожа, — сказал некогда гордый бог, смиренно кланяясь.

Мойра послала короткое предложение:

— «Ты могла бы попросить его также закончить лечить Грэма. У него в этом гораздо больше опыта».

Мойра зарычала. Ей следовало самой об этом додуматься. Когда-то она бы и додумалась. Она передала этот приказ Сэлиору, а затем подождала, пока они с Грэмом ушли. Когда они покинули пещеру, она повернулась обратно к торчавшей из пола скалы — всему, что осталось от её отца.

Мёйра заговорила — у неё теперь было достаточно эйсара, чтобы легко создать физическую форму:

— Ты хотела бы, чтобы я воссоединилась с тобой?

— Нет, сделай круг и укрой меня щитом. Не хочу, чтобы меня снова беспокоили эти маленькие металлические твари.

Она задумчиво уставилась на камень. Её лицо пульсировало болью, несмотря на быстрое исцеление от рук Мёйры. По крайней мере, кости были возвращены на место и снова соединены. У неё скоро появится ужасный синяк, и она чувствовала, что её лицо уже отекло. Позже будет гораздо хуже.

Закрыв глаза, Мойра развела руки, и прислонилась к холодной, грубой скале. Камень приятно холодил ей пылавшую щёку. Что-то зашевелилось в её сердце, хотя ей потребовалось немного времени, чтобы узнать эту эмоцию. Печаль.

Гнев был легче, но ей больше некого было наказывать, поэтому она продолжала дышать, и сосредоточилась на тоске, которая невидимо скрывалась под ним.

— «Я отомстила за тебя, отец», — мысленно сказала она, посылая свои мысли в камень. — «Я заставила Сэлиора тысячекратно заплатить за то, что он с тобой сделал».

Ответа не было.

— «И я найду всё, что осталось от этих металлических тварей. Они пожалеют, что принудили тебя к этому. Ты меня слышишь?»

Камень не откликался. С тем же успехом она могла бы пытаться общаться с горой. Мёйра встала рядом с ней.

— Прежде он говорил, что однажды ты можешь стать архимагом, — прокомментировала её заклинательная двойница.

— Это просто холодный камень, — сказала Мойра.

— А он мог с камнями говорить.

Ощущение было таким, будто её желудок наполнили льдом. Она с горечью отозвалась:

— Ну так вот, я — не могу! Я ничего не слышу!

— Мы не можем уйти, не попытавшись, — сказала Мёйра.

— А тебе-то что за дело!? — гневно сказала Мойра. — Ты даже не настоящая!

Глаза её заклинательной двойницы повлажнели от чувств.

— Может, мне лишь несколько недель, с твоей точки зрения, но я не так себя ощущаю. Я помню всё. Он — мой отец не меньше, чем твой. Я не помню, как рождалась из твоего разума. Я помню, как росла вместе с ним, с Мамой, с Мэттью, с Айрин и Коналлом! Они — и моя семья тоже, даже если я не настоящая!

— Если тебя это так волнует, то я могу тебя развоплотить.

— Нет.

— Тогда почему ты остаёшься?

— Страх, — сказала Мёйра. — Я боюсь, что ты ничего не сделаешь. Я боюсь, что ты не можешь, что ты стала настолько искажённой, что ты вполне возможно даже не попытаешься спасти нашего отца.

Мойре хотелось её убить, но она слышала истину в этих словах. Она втайне боялась того же самого. Мойра быстро поборола свои противоречивые эмоции, прежде чем снова закрыть глаза.

«Спокойствие, я должна быть спокойной», — сказала она себе. Она долго стояла неподвижно, пытаясь найти внутри себя мир, напрягая все чувства, чтобы уловить что-то, что угодно. Это не дало никаких результатов, поэтому в конце концов она бросила попытки сосредоточиться, и позволила своему разуму свободно плыть. Она вспомнила его не таким, каким он был, когда она видела его в последний раз, а годы тому назад, каким он был в её памяти об одном солнечном дне.

Воздух тогда был полон запаха летней травы, и её кожа чесалась после того, как она валялась на пологом склоне позади их тайного дома. Было жарко, но редкий горный бриз заставлял её дрожать, касаясь её промокшего от пота платья. Подняв взгляд, она подивилась размеру её партнёра по играм. Её папа вне всяких сомнений был самым высоким человеком в мире — или так ей тогда казалось.

Смеясь, она тогда протянула руки, желая, чтобы он снова её поднял, чтобы вскарабкаться обратно по склону холма. Катиться вниз всегда было весело, но ехать обратно у него на плечах было ещё лучше.

— «Подними меня, папа!»

Тут что-то коснулось её, и шок заставил её вернуться к настоящему. Она мысленно вцепилась в это присутствие, но оно ускользнуло подобно призраку.

— «Нет! Вернись!»

Из её горла вырвался гортанный вопль фрустрации, когда она снова увидела свои руки покрытыми чёрной чешуёй, царапающими камень. Гнев Мойры снова внезапно поднялся, и она собрала свою волю, желая уничтожить игнорировавшую её скалу.

— «Нет, не так!»

Это был голос Мёйры, которая хотела, чтобы она остановилась. Мойра ощутила, как её заклинательная двойница проскальзывает в неё, соединяясь с ней, пытаясь успокоить её ярость. Мягкие ладони накрыли её собственные, и она ощутила, будто смотрит в зеркало — перед ней было её собственное лицо, мягкие голубые глаза смотрели в ответ с состраданием или, быть может, жалостью.

Она не хотела думать о том, что в ней могла видеть Мёйра.

— «Он тебя услышал!»

Мойра закрыла лицо ладонями:

— «Он отстранился. Он увидел, во что я превратилась».

— «Нет», — сказал Мёйра, — «он едва себя осознаёт. Тебе надо показать ему. Вспомни за него, думай о нём, а не о себе. Он будет любить тебя, что бы ни случилось».

Мойра искренне в этом сомневалась.

— «Помнишь тот день, когда умер Стё́рлинг?»

Стёрлинг был большим котом, который жил с ними, когда она была маленькой.

— «Да, а что?»

— «Мы спросили его, почему…»

Её отец укладывал её спать тем вечером, и потратил чуть больше времени, разговаривая с ней при этом. Она помнила, как глядела на него, и в его лице не было ничего кроме любви. Она плакала.

— «Всё в конце концов умирает, дорогая, это — часть жизни, но он по-прежнему любит нас», — тихо сказал он тогда.

— «Почему он умер?» — задала она вопрос.

— «Он был старым. Он прожил долгую и счастливую жизнь, для кота».

Этот ответ не был тогда для неё особо удовлетворительным, но она его приняла. Его объятия были гораздо более успокаивающими, чем любые слова. Её отец ещё долго потом сидел рядом с ней, пока её слёзы не высохли, и она не стала чувствовать себя лучше. Потом он снова уложил её, и встал, чтобы уйти.

Тогда-то она и заметила его бороду, и удивилась всем тем белым волоскам в ней.

— «Почему твоя борода становится белой?»

Её отец тогда рассмеялся:

— «Я просто становлюсь старым, вот и всё». — Он сказал это, не подумавши.

Но разум Мойры мгновенно соединил два факта:

— «Старым, как Стёрлинг?» — Её глаза уже начали наливаться слезами.

Её отец покачал головой, но было уже слишком поздно.

— «Ты умрёшь?» — Это был первый раз, когда она на самом деле осознала, что её родители были смертны, и она снова расплакалась. Отцу тогда пришлось долго обнимать её после этого.

— «Пройдёт очень, очень много времени, прежде чем я стану настолько старым, милая. Люди живут гораздо дольше кошек», — сказал он тогда, но что она помнила больше всего, так это его руки, обнимавшие её, и запах его рубашки.

Сейчас она почти могла чувствовать их.

Она определённо чуяла его запах. Вздрогнув, она открыла глаза. Он был рядом, обнимая её.

— Папа?

Он в замешательстве посмотрел на неё:

— М-м… — Через секунду он сдался.

— «Дай ему время, он всё ещё приходит в себя».

— «Да знаю я!» — раздражённо отозвалась Мойра. Она обняла отца ещё крепче.

Минуту спустя она начала выпутываться из его объятий. Они стали неуютными, особенно после того, как она осознала, что одежда отца не вернулась вместе с ним.

Однако черты его лица озарило узнавание.

— Мойра? — нерешительно сказал он.

Она кивнула, опустив взгляд. Она больше стыдилась того, что он мог увидеть в её глазах, а не того, что видела его наготу — но это было хорошее оправдание.

— По-моему, ты потерял куртку, — прокомментировала она.

— Куртку? — пробормотал он, глядя на себя. — Одежда! Вот, о чём я думал! Так и знал, что было что-то не так. — Он принял сосредоточенный вид, прежде чем создать иллюзию, прикрывшую его — большую остроконечную кожаную шляпу, и дублет густого серого цвета.

Мойра закрыла лицо ладонями, давясь смехом. Шляпа не только была нелепой, но он ещё и забыл добавить рейтузы или штаны, не говоря уже о ботинках.

— Что-то не так? — искренне спросил он.

— Тебе нужно что-нибудь для остальной части тела, — объяснила она, борясь с ухмылкой. Это выражение странно ощущалось у неё на лице, и лишь частично потому, что вызывало пульсирующую боль в половине лица, когда она двигала мышцами на раненой щеке.

Он посмотрел на свои голые колени, прежде чем снова принялся изучать её лицо.

— Нет, я не об этом, Мойра — ты кажешься несколько иной. Что с тобой случилось? — В его взгляде была забота.

Шок прокатился по ней подобно льду по венам. «Он знает!». Он видел, во что она превратилась. Она едва не закрылась щитом, скрывая свой позор, но было уже слишком поздно. Сейчас щит лишь бы вызвал ещё больше подозрений.

— Отец, искать тебя было настоящим испытанием…

Его рука мягко коснулась её отёкшей щеки:

— Кто сделал это с тобой? — В этих словах крылся клокочущий гнев.

Формально, это был кулак Грэма, но она была не настолько глупа, чтобы назвать его имя. В конце концов, управлял им Сэлиор. Видя защитные инстинкты отца, она почувствовала одновременно тепло и печаль. Она любила его, но также знала в глубине своей души, что он больше не мог её защитить. Он был лишь человеком, и при всём своём могуществе он теперь мог гарантировать её безопасность не более, чем кто-либо другой. Переживания прошедших нескольких дней положили конец её детству. И не только детству…

— Тот, кто это сделал, пострадал гораздо больше, чем я — уж об этом я позаботилась, — сказала она ему с некоторой твёрдостью в голосе.

— Хорошо, — просто сказал он, ища что-то в её взгляде. Чтобы он там ни увидел, оно, наверное, его удовлетворило, поскольку он отвернулся, и принялся искать выход. — Иногда применение силы оправдано, но жестокость всегда причиняет тебе такую же боль, как и им, — добавил он сухим тоном, который использовал, когда читал нотации.

Мойра поморщилась: «Знал бы ты, как это верно…»

Глава 26

Снова оказавшись на поверхности, они собрались на улице снаружи останков дома Графа Бэрлэйгена. Никто из них не выглядел особо хорошо, кроме Мордэкая — только что вернувшись из своего нечеловеческого состояния, он был в идеальном состоянии, за исключением того факта, что штанов на нём всё ещё не было.

Грэм, в сравнении с ним, едва стоял, несмотря на усилия Мойры и, позже, Сэлиора по его исцелению. Он снова надел броню, поэтому его тело не было видимым, но его поза передавала ощущение совершенного истощения. Кассандра, с другой стороны, была физически в порядке, но массивное тело драконицы было покрыто пылью и грязью. Она также была в плохом настроении. Резкое обращение Мойры действовало ей на нервы.

Сэлиор выглядел лишь униженным. Он отказывался смотреть Мордэкаю в глаза.

— Ты, похоже, не особо рад меня видеть, — сказал отец Мойры прозаичным тоном, из-за чего трудно было сказать, шутит ли он.

— Я бы солгал, сказав иначе, — признал бог света.

— Ты думал, что поймал меня в ловушку, — добавил Морт.

— Ты и был в ловушке.

— Ха! Ты не учёл мою замечательную дочку. — Мордэкай подмигнул Мойре, подчёркивая своё провозглашение.

— Сэр, вставил Грэм, — вы не хотели бы, чтобы я нашёл вам что-нибудь надеть?

— Х-м-м? О! Забыл об этом, — сказал Морт. Произнеся слово, он добавил иллюзорные штаны. Наклонившись к уху Мойры, он прошептал: — Некоторые люди никогда не меняются, э?

Шутка его не совсем до неё дошла, и у неё не было сил смущаться из-за него, но Мойра всё равно притворно улыбнулась.

— Отец, тебе нужно знать кое-ч…

— Секундочку, — сказал Морт, подняв ладонь. — Тебе эта погода кажется естественной?

Мойра не могла «чувствовать» погоду так, как он, но знала, почему он спрашивал:

— Нет, мне пришлось её изменить во время битвы за город.

— Она всё ещё нужна нам такой? — спросил он. — Я действительно хотел бы, чтобы сегодня был солнечный день.

Она вздохнула:

— Нет, бой уже закончился.

Сделав долгий выдох, он расфокусировал зрение, а его тело будто заколебалось, на миг потеряв вещественность. Высоко в небе ветра стали дуть сильнее, и облака покатились прочь, открыв скрывавшееся за ними синее небо. Вскоре солнце снова сияло, и в воздухе ощущалось больше свежести.

— Так-то лучше, — наконец сказал он.

— Отец…

Мордэкай нахмурился, когда ему в голову пришла мысль:

— А как ты изменила погоду? Ты услышала ветер? — Его лицо являло сочетание волнения и ожидание одновременно.

— Нет, я использовала силу Кассандры. Слушай, пока тебя не было, много чего случилось…

— Ты сделала это самым обычным волшебством? Разве ты не осознаёшь, насколько это опасно?! Я знаю, что ты сильная, но я думаю о том, что могло бы с…

Мойра вышла из себя:

— Папа! Заткнись, а? Я пытаюсь рассказать тебе, что случилось!

Грэм дёрнулся, опустив взгляд. Мордэкай был ему почти вторым отцом, но услышанного им упрёка, который Мойра адресовала Графу, Грэму стало глубоко неудобно.

Морт вздрогнул от её тона, но не стал спорить:

— Тебе придётся простить меня. Мой разум не такой сфокусированный, каким ему следует быть. После такого соединения с землёй, ну, мои мысли очень туманные.

Ей было неприятно от того, как она него окрысилась, но ничего кроме раздражения у неё не осталось:

— Была битва, большая битва. Я хотела освободить город, но теперь половина населения мертва.

— Где мы? — спросил он, не думая, но затем вперил в неё твёрдый взгляд: — Что ты сказала?

— Я убила половину города. Это — Хэйлэм, в Данбаре.

— Ты освободила половину города, — поправил Грэм. — За смерти отвечает враг.

Взгляд Графа метнулся к Грэму, а затем снова к его дочери. Теперь он узнал выражение в её взгляде, и от этого ему хотелось плакать по ней, но он удержал себя в руках. Никто не сможет дать ей прощение, в котором она нуждалась — Мойре придётся самой его для себя найти. Вместо того, чтобы попытаться, он решил оставаться практичным, позже его слова будут иметь больший вес.

— А что Король? По-моему, его зовут Дарогэн.

— Он мёртв, — просто сказала она.

Морт дёрнулся:

— Ты…?

Мойра покачала головой:

— Он был уже мёртв, когда я с ним встретилась — его мозг был заменён теми металлическими тварями. Его тело продолжало двигаться, губы говорили, но ничего живого внутри не было. Не уверена, где он сейчас.

— Металлические твари?

Она сделала глубокий вдох — очевидно, придётся много объяснять.

— Как те, что были на полу в пещере, где я тебя нашла. Они заползают людям в рот, и управляют ими как марионетками. — «Но далеко не так хорошо, как я».

Эта частичка информации привела к длинном объяснению того, что Мойра и Грэм видели и пережили с тех пор, как прибыли в Данбар. Лёгкая озадаченность Мордэкая сменилась тихой внимательностью, а потом более глубоким испугом по мере того, как они рассказывали.

— Что действительно меня озадачивает, так это то, что ими движет, — сказала Мойра. — В них нет жизни, нет эйсара, однако они двигаются как живые существа, и, похоже, обладают разумом.

— Сознание есть свойство эйсара, — согласился её отец, — без него они не могут быть истинно разумными.

Сэлиор всё это время молчал, но выбрал этот момент, чтобы заговорить:

— Они не из этого мира — они пришли извне. Известные вам правила к ним неприменимы.

— Ты ранее назвал их «АНСИС», — сказал Граф. — Что они тебе сказали?

— Что они здесь с целью очистить этот мир, сделать его идеальным для человечества, — ответил Сияющий Бог.

— Для человечества? — выругался Грэм. — Моё короткое пребывание с такой штукой в шее было самым ужасным переживанием в моей жизни! Посмотри, сколько из-за них погибло народу!

Сэлиор огляделся, заметив отсутствие тел — живых или мёртвых.

— За городом, — проворчал Грэм. — Они перебили половину горожан, пытаясь не дать Мойре их освободить.

Сэлиор кивнул:

— Как бы то ни было, я думаю, что у них долгосрочные цели. Когда они говорили со мной, их всегда интересовали волшебники. Они не боялись поражения, однако они искали инструменты, с помощью которых можно было бы уничтожить магию и тех, кто ею пользуется.

— Тогда с чего им тебе помогать? — спросила Мойра. — Ты же сам состоишь исключительно из магии.

— Они, похоже, основывали свои решения на чистой рациональной мысли. Я был средством к достижению цели. Они планировали и меня тоже устранить, как только я отдал бы им тебя и оставшихся волшебников. Я в этом не сомневаюсь, поскольку они этот факт совершенно не скрывали.

Тут ей в голову пришла другая мысль:

— Как ты изменил ключ к твоим чарам?

— Я объяснил АНСИС, как это делается, — насмешливо сказал он.

Мордэкай нахмурился:

— Я прошептал тебе ключ на ухо — как они его узнали? Ты не мог сказать им эти слова, чары это запрещают.

— У них очень хороший слух.

— В пещере кроме нас никого не было, — настаивал Граф.

Сэлиор улыбнулся:

— Были, частями, можно сказать. Я их совсем не понимаю, но могу сказать тебе, что они могут распределять свои тела любым вообразимым способом. — Он приостановился, подумав секунду. — Нет, возможно, слово «тела» тут не подходит, более верно сказать «части». У них в той пещере были крошечные уши, а также оружие, которое тебя едва не убило.

— Похоже на шиггрэс, — пробормотал Мордэкай. — Отрубаешь им руки, а они продолжают двигаться. Ты говоришь, что эти твари могут отрубать себе уши, и подслушивать ими?

— Нет, — сказал Сэлиор. — Они создают уши из металла. Они создают глаза, и оружие, они создают те шутки, которыми управляют людьми, но они не являются ничем из этого. Они подобны скрытому духу, который всё это контролирует. Всё остальное для них — лишь набор инструментов.

— Но в них нет духа, — с нажимом сказала Мойра. — Нет эйсара.

— Однако они способны общаться друг с другом, — заметил Грэм. — Когда мы с Алиссой были под контролем, было ясно, что паразиты в каждом из нас координировали друг с другом свои действия. Они собирали сведения нашими глазами и ушами, и то, что знал один, знали они все.

Мойра вспомнила, какими они ей казались во время битвы, вспомнила огромный интеллект, лежавший за действиями всех управлявших городом паразитов.

— Я ощущала это во время битвы. Когда я пыталась освободить горожан. У меня была тысяча пар рук, глаз и ушей, однако они знали не меньше меня о всех передвижениях во время боя в городе.

Глаза её отца сузились, сфокусировавшись на ней:

— Что ты сказала?

Она побледнела под его взглядом. То, что она сделала для освобождения города, было не тем, что она хотела обсуждать, но Мойра знала, что в конце концов это всплывёт. Она планировала отклонить его вопросы, преуменьшить природу своих действий.

— Я бы предпочла объяснить это наедине, Отец. Мне пришлось принять непростые решения.

Грэм отвёл взгляд — он то ли не хотел делиться своей точкой зрения на случившееся с ней, то ли ему было неудобно. Мордэкаю нужно было знать о том, что ему сказала Мёйра, но он не осмеливался пытаться говорить об этом в её присутствии. Он боялся даже думать об этом. «Если она может слышать мои мысли…»

Он мог лишь надеяться, что броня действительно защищала от неё его разум.

Мордэкай молча смотрел на дочь, и по мере того, как его внимательный осмотр затягивался, она обнаружила, что всё больше гневается. «Будто у него есть какое-то право меня судить. Мне даже не следует утруждать себя объяснениями». На миг в её голове появился праздный порыв, пока она смотрела на него… она подумала, как трудно будет изменить ход его мыслей. Предполагалось, что на разумы волшебников было очень трудно влиять, но после пережитого ею она подумала, что это могло быть возможным.

Она с шоком осознала, в каком направлении двинулись её мысли — с шоком и стыдом. Она рефлекторно посмотрела на свою руку. Та была нормальной, но в своём воображении она снова увидела когти. «Что со мной происходит?»

— Об этом мы можем поговорить позже, — сказал её отец. — Пока что, похоже, есть более неотложные дела. — Его тон был успокаивающим, но Мойра знала, что он не забудет.

— Остальные ждут нас за городом, — подала она мысль.

— Я бы хотел взять одного из них для изучения, прежде чем мы уйдём, — сказал Мордэкай.

— Их внизу, похоже, было несметное число, — заметил Грэм кивая на разрушенное здание.

— Как раз об этом я и думал, — согласился Граф. — Минутку. — Он начал осторожно пробираться обратно в руины. Вскоре он скрылся из виду, но магический взор Мойры следил, как он спускался обратно. В тех местах, где лестница была разрушена, её отец летел, что в его исполнении казалось лёгким.

Большинство волшебников не летало, только не без помощи какого-то устройства — это было тонкое искусство, которое легко могло окончиться смертью или серьёзным увечьем, но Мордэкай овладел им в тот год, который провёл в виде немёртвого бессмертного.

Когда он вернулся несколько минут спустя, с собой он нёс тяжёлый железный куб. Грани у него были около фута, и внутри он был пуст. Отверстий, петель или крышки у него не было, но внутри был один из металлических паразитов. Мойра поняла, не спрашивая, что Мордэкай попросил землю создать контейнер вокруг его захваченного трофея.

Она также заметила, что он на самом деле не нёс куб в руках — он использовал магию, левитируя куб, а руки лишь направляли его во время ходьбы. Железные стенки ящика были толщиной минимум в дюйм, что делало ящик очень тяжёлым.

Грэм придерживался очень традиционных взглядов на свою роль в хозяйстве Иллэниэлов.

— Позвольте мне понести это для вас, милорд, — мгновенно предложил он.

Мойра раскрыла рот, чтобы предупредить его, но её отец подмигнул ей, прежде чем передать ему ящик.

— Спасибо, Грэм. — Естественно, он одновременно перестал поддерживать его вес своей силой.

Грудь молодого человека сжалась, и он слегка хрюкнул, когда его руки и плечи напряглись под неожиданно тяжёлой ношей. Ящик весил не меньше взрослого мужчины, если бы того можно было сжать до столь малых размеров.

Лицо Мордэкая вытянулось, когда Грэм без жалоб взял себе ношу.

— Ты крепче, чем выглядишь, сынок, — прокомментировал он, — и в твоём случае это о многом говорит.

— Вообще-то он теперь «Сэр Грэм», Отец, — поправила Мойра. — Мама посвятила его в рыцари за спасение Айрин.

Граф одарил Грэма серьёзным взглядом:

— Уверен, за этим лежит какая-то история. Я захочу услышать позже остальную её часть. Дориан гордился бы. — Его взгляд следил за руками и плечами молодого человека, замечая, с какой лёгкостью тот управлялся с весом. Он вопросительно посмотрел на Мойру. Очевидно, он гадал, не дал ли кто-то каким-то образом Грэму узы земли.

— Драконы, Отец, — сказала она, отвечая на его невысказанный вопрос, — и его меч.

Мордэкай кивнул в сторону Кассандры:

— Мне показалось, что эта, возможно, твоя.

— Так и есть, — пророкотала драконица, — но Грэйс связала себя узами с ним.

— Грэйс? Твоя маленькая мишка?

— Она уже не такая маленькая, — сказала Мойра. Она коротко объяснила, но видела, что взгляд её отца постоянно сползал на меч Грэма, пока она рассказывала.

— Это Шип? — спросил он с озадаченным видом. — Что с ним стало? Это не те чары, которые я на него накладывал…

Грэм осклабился:

— Мэттью сделал некоторые улучшения. — Он продемонстрировал это, заставив меч сменить несколько форм, от двуручника до однорукого со щитом.

Глаза Графа расширились, когда Шип распался, и собрался заново, причём дополнительные частицы металла появились из ниоткуда, составив щит.

— Это изумительно! И твоя броня — он её тоже сделал? Откуда металл? Магия мне совершенно незнакома.

— Броня — часть чар меча, — сказал Грэм. — Я не понимаю, как это работает, конечно же. Мэттью называет это «транслокацией».

Мордэкай кивнул:

— Это та меж-измеренческая магия, над которой он работал. Он некоторое время назад показывал мне мешочек, который он с её помощью сделал. — Он покачал головой. — Мой сын меня превзошёл.

Мойра ощутила укол зависти. «А между тем твоя дочь превратилась в чудовище». Она попыталась подавить тёмные чувства, поднявшиеся в её сердце, сменив тему:

— Нам следует вернуться к остальным.

Её отец снова кивнул:

— Ты права. Дай мне только сперва тут подчистить. Это здание всё ещё содержит множество этих существ. — Он провернулся к руинам некогда прекрасной городской резиденции Графа Бэрлэйгена. Закрыв глаза, он замолчал.

Мойра не ощущала никакого движения эйсара, но её магический взор ощутил движение под ними. Земля смещалась, и горячая магма шла вверх, вызванная из глубин. Хэйлэм не был расположен поблизости ни от каких активных вулканов, но это, судя по всему, не имело значения. Расплавленный камень поднялся по безмолвному приказу её отца.

Воздух стал жарче по мере того, как магма поднималась вверх, пузырясь, проглатывая обрушившиеся каменные стены и заставляя разбросанные по руинам балки вспыхивать. Вверх повалили дым и пепел, однако начавшийся пожар не разошёлся. Прошли минуты, а затем лава отступила. Руины скорее всего ещё не один день будут дымиться, но она чувствовала, что магма под ними перестала двигаться, и ушла обратно.

Они с Грэмом летели на Кассандре, но Мордэкай решил полететь рядом с ними своим ходом. Он, похоже, наслаждался полётом, без всяких усилий выписывая в воздухе вензеля вокруг них, двигаясь в небе так же грациозно, как дельфин мог плавать в своём родном море.

Его движения стали сдержаннее, когда они вылетели за город, и полетели над окровавленной равниной — а когда он увидел тысячи мертвецов внизу, его полёт полностью потерял все следы его прежней игривости. Джеролд и Алисса помахали им — они обследовали местность, ища что-то в лицах мертвецов. Мойра не видела Чада, но магический взор довольно легко его отыскал — он сидел там, где они его оставили. Судя по всему, он возился с вырезанными из трупов стрелами, вероятно решая, какие можно было использовать повторно, а какие были уже безвозвратно загублены.

Кассандра приземлилась рядом с Бароном и Алиссой, тщательно избегая наступать на тела, хотя их было так много, что осуществить это было трудно. Мордэкай спустился на место рядом с Алиссой.

Она уважительно склонила голову, сделав короткий реверанс, когда узнала Графа:

— Ваше Превосходительство, рада видеть вас в сохранности и в добром здравии.

Джеролд с любопытством наблюдал:

— Граф?

Алисса ответила:

— Это — отец Мойры, Граф ди'Камерон.

Лицо Барона побледнело от шока, и он поспешно склонил голову, и сделал поклон на четверть, именно такой, каким следовало проявлять уважение старшему иностранному аристократу:

— Рад познакомиться, Ваше Благородие. Хотелось бы, чтобы мы встретились при более приятных обстоятельствах. — Онподчёркнуто покосился на Алиссу.

— О! — сказала она, вспомнив о манерах. — Ваше Превосходительство, позвольте мне представить вам его Благородие, Барона Ингэрхолда из Данбара.

Мордэкай снисходительно улыбнулся:

— Благодарю, Алисса. — В его взгляде появилось ещё больше вопросов, когда он посмотрел на неё. Он последний раз видел её в Замке Камерон, перед её внезапным отъездом, и ещё не узнал о её иных преступлениях.

Грэм сдвинулся, встав рядом с ней, стремясь её защитить — его поза ясно показывала, что каким бы ни было их прошлое, он принял её возвращение.

Граф молча приметил занятую Грэмом позицию, и вежливо обратился к Джеролду:

— Я рад с вами познакомиться, Барон Ингэрхолд. Я также жалею, что времена недобрые. Позвольте мне выразить соболезнования Лосайона по поводу того, что очевидно было для ваших соотечественников трудными временами.

— Благодарю, Ваше Превосходительство, — сказал Джеролд. — Несмотря на трагедию, я должен сказать, что действия вашей дочери спасли сегодня много людей. За смерти эти отвечают странные существа, попытавшиеся в последнее время захватить контроль над моей страной.

— Пожалуйста, можно называть меня просто Мордэкай, — сказал Граф. — Если это допустимо, я хотел бы оказать вашему народу любую доступную нам поддержку. Лосайон давно хотел улучшить отношения с Данбаром. Хотя времена тяжёлые, мы, возможно, сможем извлечь из этого что-то хорошее.

— Тогда можешь звать меня Джеролд, — согласился Барон, — и я сочту это за честь. Ты говоришь от имени Королевы Лосайона?

Мордэкай покачал головой:

— Нет, однако я хорошо её знаю. Уверен, что как только она узнает о случившемся здесь, она пожелает сделать всё возможное, чтобы помочь твоему народу.

Джеролд кивнул:

— Хотел бы я, чтобы у меня были полномочия принять это предложение, но мой король мёртв. Мне придётся посовещаться с другими дворянами.

— Джеролд! — угрожающе сказала Мойра. — Тебе следует тщательнее обдумать своё положение.

Её отец вопросительно посмотрел на неё:

— Не груби. Нам нужно о чём-то знать?

— Джеролд показал себя борцом за свой народ, — уверенно сказала она. — Они потребуют, чтобы он занял трон.

— Они сейчас, похоже, спят, — сказал Морт, замечая разбросанные среди мертвецов тела живых, но бессознательных людей.

— Я не состою в очереди на трон, — добавил Джеролд.

— Отец, — вставила Мойра. — Об этом нам следует поговорить наедине.

— Похоже, нам о многом следует поговорить, — заметил Мордэкай. — Идём домой. Мы сможем обсудить это там, и начать организацию помощи этим людям. Уверен, Пенни тоже о нас волнуется.

Барон был удивлён:

— Потребуются недели, чтобы добраться до Лосайона. — Тут он покосился на Кассандру, пересмотрев своё заявление: — Или, по крайней мере, дни.

— Верхом на драконе — возможно, хотя думаю, что я бы успел быстрее. Как бы то ни было, в полёте нет необходимости, — сказал Мордэкай. Повернувшись к Мойре, он спросил: — Ты уже установила круг, или нам нужно ещё его сделать?

Мойра отвела взгляд, смутившись — она ждала, что этот вопрос всплывёт:

— Я круга не сделала.

Её отец кивнул:

— Ну, сейчас самое время. Предлагаю сделать круг, связанный с большим кругом во дворе замка, чтобы мы могли переносить больше людей — к тому же, мы можем сделать большой круг в обратную сторону, чтобы переносить припасы и так далее.

Она надеялась, что созданием круга займётся он:

— Вообще-то, я не помню его ключа.

Морт нахмурился:

— Я же заставил тебя его зазубрить.

— Я его забыла. — Уши Мойры пылали, и к ней начал возвращаться гнев.

— Я же говорил тебе, как важно их запомнить. Если забыла, надо было освежить память, прежде чем уезжать так далеко из дому. Что ты собиралась делать в случае чрезвычайной ситуации…?

Её взгляд был направлен на один из лежавших поблизости трупов. Если бы она знала ключи для кругов, то могла бы в любой момент вернуться домой, и явиться обратно с помощниками. Ей бы не пришлось работать одной, или делать некоторые из тех вещей, которые она сделала. Многие люди не погибли бы.

— Чрезвычайная ситуация и случилась, Отец, — горько ответила она. — Я справилась, как смогла. Возможно, ты бы предпочёл, чтобы я…

— «Нет! Стой, Мойра, не надо!»

Это была Мёйра, предостерегавшая её снова попридержать язык. Мойра готова была подать мысль, что ей, возможно, следовало оставить отца в камне, если ему не нравилось её решение. Несмотря на этот совет, ей с трудом удалось удержать свой норов в узде.

Лицо Мордэкая смягчилось:

— Прости меня. Ты через многое прошла. Я сделаю круг, но я хочу, чтобы ты за мной наблюдала. — Он пошёл прочь, ища укрытое место для создания объёмного телепортационного круга.

Глава 27

Когда Мойра и её отец снова появились, они стояли в здании, которое стало известно как «промежуточная станция». Это было большое, похожее на амбар здание во дворе Замка Камерон, построенное для содержания различных телепортационных кругов. Во время прошлой войны они усвоили, что держать круги в самом замке было плохой идеей, поскольку магически одарённый враг, обнаруживший ключи к одному из кругов, или нашедший работающий круг, соединённый с одним из них, мог получить доступ к их крепости.

Учитывая риск, промежуточная станция была под круглосуточной охраной.

Она не могла вспомнить полное имя человека, который поражённо уставился на них, но она знала, что его звали Даг.

— Милорд! — крикнул стражник, когда на его лице появилось узнавание. Прежде чем кто-то из них успел отреагировать, он высунулся из двери, и крикнул стоявшему там стражнику: — Джеролд! Вернулись Граф и Мойра, беги и скажи об этом Графине! — При этом его голос ни на миг не опускался ниже того, что можно было разумно счесть «рёвом».

— Блядь, — сказал её отец, улыбаясь ей. — Ты знаешь, что будет дальше.

Мойра в этом была не очень-то уверена. Они с братом отбыли под покровом тьмы, и хотя она присутствовала во время возвращения её отца после проведённого им в виде чудовища года, она понятия не имела, будет её мать злиться или испытывать облегчение, увидев дочь. «Наверное, и то, и другое», — подумала она.

— Мы с Мэттью отбыли, ничего ей не сказав, — проинформировала она отца.

Морт поднял бровь:

— О. Тогда это будет очень интересным. — Он взял её за руку, и вывел наружу, под свет шедшего к закату солнца.

Клод, главный замковый повар, стоял снаружи рядом с Дагом, с ожиданием глядя, как они выходят из здания. Тяжёлая корзина у него в руках значила, что он скорее всего собирал травы для кухни.

— Милорд! — воскликнул он так же громко, как это минуту назад сделал Даг, и склонил голову в редком жесте верности. Мордэкай обычно запрещал обитателям замка ежедневно кланяться и делать реверансы, но долгое отсутствие было другим делом. — Леди Мойра, — добавил повар секунду спустя.

Граф с любовью похлопал повара и стражника по спинам, прежде чем повести Мойру дальше. Он бросил через плечо извиняющий взгляд:

— Мне лучше пройти внутрь. Потом всем расскажу, что случилось.

Они не успели добраться до главных дверей донжона, прежде чем те распахнулись настолько сильно, что Мойра удивилась, как двери не сорвались с петель. Пенелопа Иллэниэл, Графиня ди'Камерон, метнулась к ним, будто собираясь их затоптать.

— Морт! Мойра! — закричала она голосом, достигшим громкости, которой позавидовал бы даже Даг.

Она набежала на Мордэкая с такой скорость, что должна была сбить его на землю, особенно учитывая надетую на ней броню, но Мойра заметила, что её отец использовал магию в качестве упора перед тем, как Пенелопа в него влетела.

Было ясно, что ей хотелось обнимать мужа дольше, но Пенни оторвалась от него почти сразу же, и набросилась на дочь, сжав её с такой срочностью, что её отец прослезился. Секунду спустя она её тоже оттолкнула, и принялась водить ладонями по голове, плечам и рукам Мойры, отчаянно ощупывая её, чтобы убедиться, что та была цела.

— Где ты была? Ты знаешь, как я волновалась? Как ты могла так сбежать, тайком!? — вопросы посыпались из неё как из ведра, слишком быстрые, чтобы за ними уследить.

— Я в порядке, Мама, — сказала Мойра, желая её успокоить, но когда она увидела лицо Пенни, её чувство вины удвоилось. Глаза Графини были красными, и полными слёз, хотя её плечи дрожали от шока и облегчения.

— Почему ты не послала весточку? Я тебя убить готова! Где твой брат?!

На этот раз пришёл черёд Мойры выглядеть удивлённой. Её не было более трёх недель. Она полагала, что Мэттью вернулся гораздо раньше её.

— Я думала, он уже вернулся, — сказала она, заикаясь.

Лицо её матери вновь исказилось скорбью:

— А Грэм? А что Чад Грэйсон? Они с ним? Куда он отправился?

— Они оба пока что в Хэйлэме, — неубедительно сказала Мойра.

— Он один!? — Это в равной мере было и обвинением, и вопросом.

— С ним его дракон, — сказала Мойра, пытаясь объяснить. — Мы нашли место, где они схватили Отца. Он хотел провести там более тщательное расследование. Предполагалось, что потом он вернётся домой… чтобы сказать тебе, куда мы направились.

Мордэкай обнял её мать руками:

— Ну-ну, не тревожься, Дорогая. Завтра мы его отыщем. Утром я и отправлюсь…

Графиня оттолкнула его, отвесив по уже закрытому щитом лицу пощёчину:

— Нет! Я с вас двоих больше глаз не спущу! Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, через что я прошла? Потерять мужа дважды, а на этот раз ещё и двух детей?! Я думала, ты погиб! Опять! Никому не следует испытывать такое… тем более дважды!

К этому моменту вокруг них собралась толпа слуг других жителей замка, вместе с Роуз Хайтауэр. Леди Хайтауэр быстро протолкалась к ним:

— Где Грэм? Мой сын с вами? — Она была настолько близка к крику, насколько Мойра когда-либо слышала, хотя ей удалось удержать громкость своего голоса в цивилизованных рамках.

Мордэкай посмотрел через голову Пенни, пытаясь успокоить её взглядом:

— Он в порядке, Роуз. Мы оставили его в Данбаре, но он здоров. Увидишь его завтра.

— Почему он не вернулся с вами? — спросила Роуз.

— Там ситуация немного хаотичная. Он защищает жертв внезапного конфликта, но опасность уже миновала, — объяснил Граф. — Он даже нашёл ту девушку, Алиссу. Она была с ним.

— Убийцу?! — Голос Роуз повысился до высоты, которая у менее собранной женщины могла бы означать полную панику.

— Убийца? — сказал Морт, озадаченный

Мойра постучала ему по плечу:

— Это — ещё один момент, о котором мне надо с тобой поговорить.

Пенни развернула Мойру, потянув её за плечо с непреодолимой силой:

— Что твой отец имел ввиду под «внезапным конфликтом»?

Она поймала взгляд отца, когда тот тихо пробормотал:

— Бля.

* * *

Прошёл не один час, прежде чем Мойру наконец снова оставили в покое. На объяснения ушла целая вечность, и как только они закончили, им пришлось повторять всё для тех, кто не услышал их в первый раз, или не понял. Она не была уверена, кому было хуже — ей, или её отцу. Он, хотя бы, не был виновен в том, что сбежал без предупреждения, но возвращение из предположительной смерти (во второй раз) таки привлекло к нему много внимания.

С другой стороны, Мойра получила дополнительную порцию нежелательного внимания от матери. Она боролась, держа своё раздражение под контролем, и ей постоянно приходила в голову мысль о том, чтобы просто подправить уровень любопытства её матери вместо того, чтобы терпеть её бесконечные вопросы.

В один из таких моментов её отец бросил на неё взгляд — быть может, ощущая внезапное напряжение в её эйсаре, когда она неосознанно готовилась что-то сделать. Мойра заставила себя расслабиться, и одарила его усталой улыбкой, когда это произошло.

Как только они вернулись в их дом, она столкнулась с новым градом вопросов от Айрин и Коналла. Им, похоже, были ужасно любопытны её приключения. Отсутствие Мэттью беспокоило их, но как только они узнали, что она знала об этом не больше их, они сосредоточились на том, чем занималась она.

«Просто убивала половину города», — подмывало её ляпнуть в какой-то момент, но она была не настолько глупой. Мёйра также дополнительно предостерегла её следить за языком.

Когда она наконец забралась в кровать, она была уверена, что утомление мгновенно заставит её заснуть — но это оказалось не так. Её разум начал заново прокручивать события дня, в частности — вопросы, её ответы, и что она могла-бы сказать иначе.

Её магический взор праздно исследовал дом, поэтому она знала, что её родители сидели в кровати, скорее всего обсуждая её возвращение. Это распалило её любопытство.

Используя крошечную толику эйсара, она скрытно создала маленькое существо, которое она уже многократно создавала прежде, как правило — чтобы следить за братом. Закончив, она послала маленького человечка ползти по коридору и подслушивать под дверью её родителей, поддерживая тонкую связь с ним, чтобы она могла слышать его ушами.

Довольно скоро она услышала голос своей матери:

— Я никогда не прощу себя, если он не вернётся.

— Ты в этом не виновата, — утешительно ответил её отец.

— Ещё как виновата! — горько отозвалась Пенни. — Я была за главную. Я его вырастила. Я была здесь.

— Мы не можем вечно их контролировать, — сказал Мордэкай. — Как бы мы ни пытались, в конце концов они сбегут от нас, и пойдут совершать свои собственные ошибки.

— Он может быть мёртвым, холодным трупом где-нибудь на склоне горы.

«Она что, плачет?» — Мойре показалось, что её голос прозвучал иначе.

— С ним дракон, и у него могущества не меньше, чем у любого другого известного мне волшебника. Возможно, он даже лучше меня. Завтра я его найду, — парировал Мордэкай.

— Он — не архимаг, — сказала её мать. — Ты сам мне говорил. Ты способен делать то, чего он не может.

— Это не всегда во благо, и в чародействе он лучше меня. Ты бы видела, что он сделал с мечом Дориана. Мастерство этого выходит за рамки всего, что я когда-либо воображал.

Ну, он не вернулся — и чем ему это помогло? — отозвалась Пенни.

— Не знаю, дорогая, но я найду нашего мальчика.

— Мы его найдём. Я больше не спущу с вас глаз… никогда, — проворчала она.

— Мойре нужно будет завтра вернуться в Данбар. Там ещё слишком со многим нужно разобраться. С кем из нас ты планируешь отправиться? — спросил её отец разумным тоном, хотя Мойра подумала, что уж он-то не настолько глуп, чтобы пытаться использовать его в этой ситуации.

— Данбар пусть катится к чёрту! — свирепо выплюнула Пенни. — Они уже достаточно нам навредили.

— Грэм всё ещё там, — напомнил ей Мордэкай. — Им нужно будет твоё руководство. Кто-то, у кого есть право говорить от имени Камерона, должен быть там.

— Тогда мы все туда отправимся…

— Ты действительно хочешь, чтобы я ждал, прежде чем приступить к его поискам?

— Демон тебя задери, Морт!

Её отец тихо засмеялся:

— Он пытался, и неоднократно.

— Это не шутка! Я что, по-твоему выгляжу весёлой?

— Нет, но я хочу поговорить с тобой кое о чём ещё.

В голосе её матери зазвучала осторожность:

— Что на этот раз?

— Как Мойра на тебя посмотрела? — спросил он её.

«Он подозревает!» — подумала Мойра. Она села в своей кровати, будто это могло помочь ей слышать лучше.

Магическим взором она увидела, что голова её отца повернулась, и почувствовала лёгкий импульс. Он тоже осматривал окружающую местность. «Он заметил, что я села, или заметил моего подслушивальщика?». Она снова легла, надеясь, что это ослабит его подозрения.

Вокруг них двоих поднялся щит приватности, и Мойра больше не могла ни видеть, ни слышать их через своего помощника. От фрустрации она сжала простыни в кулаках. Он же наверняка не знал, просто не мог — но тогда о чём они говорили?

После этого заснуть было трудно, но в конце концов утомление унесло её прочь.

Глава 28

— Мы нашли тело Короля Дарогэна.

Это был Чад Грэйсон, рассказывавший её матери о том, что случилось до их прибытия.

— Жуть была неимоверная, — продолжил лесник. — Плоть была серо-синяя, он мёртвый был уже какое-то время, но когда я его перевернул, они начали выползать из его лица. Он ими был заполнен.

— Ты их убил? — встряла Мойра.

— Ага, — кивнул он, избегая смотреть ей в глаза. С тех пор, как она вернулась, ему было не по себе в её присутствии.

— Думаешь, они могут прицепиться к другим людям? — спросила Графиня.

Чад пожал плечами, но Мойра ответила твёрдо:

— Мы не знаем, но следует предполагать худшее.

Пенни сжала губы, озабоченная:

— Как думаешь, сколько их может ещё быть на свободе.

— Никак нельзя знать, — сказал Чад. — На этом поле их было по одному на каждого человека — живого или мёртвого.

— Я уничтожила тех, которые были извлечены из живых, но про тех, кого убили в бою тем странным оружием, я с уверенностью сказать не могу, — сказала им Мойра. — К тому же, дома у Графа Бэрлэйгена были ещё эти твари. Отец их уничтожил, но наверняка ещё сколько-то скрывалось в городе.

Графиня вздохнула:

— Будто опять шиггрэс появились. Мы не знаем, сколько их, где они могут быть, в ком они могут быть…

Грэм кашлянул, и Пенни бросила на него взгляд:

— Да, Сэр Грэм, тебе есть, что добавить?

— По крайней мере, люди теперь хорошо с ними знакомы. Они теперь не являются тайной. Барон приказал всем способным людям следить за теми, кто ещё без сознания, чтобы оградить их от опасности. Они уже поймали несколько этих маленьких чудовищ, пытавшихся заползти людям в рот.

Пенни кивнула, а затем обратилась к Мойре:

— Я хотела бы познакомиться с твоим бароном.

— Он не мой барон, Мама, но он всё же помог спасти город, — категорично ответила Мойра.

— Все мне так и говорят, — сухо сказала Пенни. — Все, кто очнулся, рассказывают похожие истории, но из того, что мне сказали твой отец и Грэм, он разве что попытался защитить тебя от короля — и даже это у него не получилось.

Мойра ощутила прилив адреналина, и её сердцебиение участилось, но Мёйра её предостерегла:

— «Не обращай внимания на намёк, говори о Джеролде. Не позволяй эмоциям возобладать над тобой».

— Он — хороший человек, с добрым и щедрым сердцем. Я рада приписать ему большую часть заслуг, если это поможет его народу найти путь в этом хаосе, — спокойно сказала Мойра.

— Где он сейчас? — спросила Графиня.

— В городе, — с готовностью откликнулся Грэм. — Во дворце разруха, поэтому выживших он организовывает из места под названием «Пыльная Любовница».

— «Пыльная Любовница»?

— Таверна, — объяснил Чад. — Её хозяйка выжила, и спряталась в погребах вместе с группой других горожан, которым повезло всё ещё быть свободными от паразитов, когда всё покатилось к чертям.

* * *

Час спустя они прошли через двери. Толпа людей повернулась, чтобы посмотреть на них, приметив иностранные цвета солдат Графини. Грэм был достаточно высоким, чтобы смотреть поверх их голов. Он помахал, заметив Джеролда, который пробрался к ним, и очистил путь через главный зал, чтобы они могли найти более тихое место у одной из стен.

— Графиня, я рад знакомству, — сказал он, как только они смогли слышать друг друга.

Мойра указала на него:

— Мама, это Джеролд, Барон Ингэрхолда.

— Рада встрече, Ваше Превосходительство, — ответила Пенни, протягивая ему руку. Её взгляд упал на более старого джентльмена, стоявшего рядом с ним.

Джеролд провёл костяшками своих пальцев по своим губам, прежде чем указать на своего лысеющего спутника:

— Могу ли я также представить вам моего друга, Ваше Превосходительство? Это — Его Светлость, Лорд А́нсэлм, Эрцгерцог Уэ́лтонбэри и первый по очереди преемник нашего покойного короля.

Как только было покончено с формальностями, Пенни изложила свою позицию, и предложила любую помощь, которую мог оказать Камерон. Эрцгерцог ответил первым:

— Мы ценим вашу позицию, но я думаю, что по большей части Данбар будет в порядке, как только мы разберёмся с этим хаосом. Еды в достатке, даже чересчур, учитывая то, что половина Хэйлэма была потеряна. Мы с Бароном как раз обсуждали этот вопрос. Боюсь, что многое из того, что у нас есть, испортится раньше, чем мы успеем это использовать.

— Мы с мужем всё же хотели бы помочь любым доступным нам способом. Возможно, ваши излишки можно продать? Уверена, вам понадобятся дополнительные средства, — ответила Графиня.

Джеролд вздохнул:

— Спрос этого не поддержит. Наши излишки переполнят местные рынки. Самая большая проблема будет в том, что делать с мёртвыми. Потребуются недели, чтобы их всех похоронить, и даже если мы будем их сжигать, то рабочих рук у нас на это не хватит. Болезни будут проблемой, если тела начнут разлагаться раньше, чем мы что-то сделаем.

— Думаю, мы можем помочь с обеими проблемами, — сказала Пенни. — Мой муж уже давно хотел соединить свою Мировую Дорогу с Данбаром, для облегчения торговли. Хотя для данной конкретной цели это займёт слишком много времени, он определённо может перенести ваши товары в Лосайон, чтобы продать на тамошних рынках. Мы также были бы рады одолжить вам людей, чтобы помочь с кремацией умерших.

Пока они разговаривали, Мойра изучала эрцгерцога. Он был среднего возраста мужчиной с растущим брюшком и кустистыми бровями. Однако что было важнее всего, так это тот факт, что она была уверена — его не было среди людей, которых она освободила, что означало, что ему никто не правил воспоминания. Это, а также тот факт, что он был первым в очереди на трон, могло создать проблемы её плану посадить на этот трон Джеролда.

Почти не думая, она послала тонкую линию эйсара, коснувшись эйсара Ансэлма, и заставив его почувствовать недомогание.

Лицо пожилого дворянина побледнело, и его руки затряслись:

— Прошу простить меня, миледи, по-моему, мне нужно присесть, — сказал он Графине.

Мойра шагнула вперёд с выражением заботы на лице:

— Позвольте мне помочь вам, милорд. — Она взяла его за руку, и сказала остальным: — Я помогу Его Светлости найти место, и принесу ему что-нибудь попить.

Её мать и Джеролд как раз приступали к самой важной части своей дискуссии, поэтому они оба кивнули, отпуская их, погружённые в беседу. Довольно скоро дворянин оказался лишь в обществе Мойры.

Она не стала зря терять времени. Уговорив бармена налить ему пива в высокий бокал, она спросила его о том, что с ним было во время недавнего бедствия.

— Худшее меня миновало, — сказал он ей. Руки Ансэлма уже не дрожали. — Мне достаточно повезло не оказаться заражённым теми металлическими существами, а когда всё началось, я остановился здесь. Хозяйка этого дома, Тамара, если не ошибаюсь, укрыла нас под главным залом.

— Значит, вы не видели ничего из битвы за стенами? — спросила его Мойра.

— Да и большую часть того, что случилось в пределах стен, я тоже не видел, — признал эрцгерцог.

— Вы, наверное, очень гордитесь Бароном Ингэрхолдом, — сказала она ему. — Он был очень храбр.

Ансэлм нахмурился:

— Джеролд всегда был хорошим человеком, но я нахожу рассказы о нём странно лишёнными сути.

— Это как?

— Я встретился с дюжинами людей, утверждавших, что видели его действия, но никто из них на самом деле не помнит, как им помогали. Рассказы очень расплывчатые, и меня волнует то, сколь многие из них открыто предложили короновать его вместо Дарогэна, — сказал эрцгерцог.

Этого было достаточно — Мойра поймала его разум железной хваткой. Лицо старика обмякло, пока она стала перебирать его воспоминания. Она довольно быстро увидела, что он совсем не собирался отдавать своё место Барону. Она улыбнулась: «Это довольно легко поправить».

Когда несколько минут спустя она помогла ему встать, он был другим человеком. Мойра повела его обратно к остальным.

— Леди Мойра?

Мойра осознала, что стоявшая позади и сбоку от неё женщина была Тамарой, владелицей таверны.

— Это ты! — воскликнула она, притворяясь счастливой. — Как я рада, что ты пережила бурю без всякого вреда.

Тамара сделала реверанс, увидев, как Ансэлм повернулся к ней:

— Ваша Светлость.

— Не нужно, — сказал он ей. — Я в долгу у тебя. Уверен, что я умер бы, если бы ты мне не помогла.

— Ваша Светлость, вы не против, если я потрачу минутку, чтобы обменяться с Тамарой новостями? — спросила Мойра.

— Отнюдь, — ответил он. — Я чувствую себя гораздо лучше. Мне нужно закончить разговор с вашей госпожой матерью. — Он двинулся прочь уверенной походкой.

— Он в порядке? — спросила Тамара, когда он отошёл.

Мойра подняла брови:

— Что ты имеешь ввиду?

— Он просто пялился в пространство, когда я вас заметила. Я подумала — что-то могло случиться, — сказала рыжая женщина.

— О, он в порядке, просто приступ дурноты, я думаю. Кто знает, с этими стариками? — сказала Мойра. — Скажи мне, как всё у тебя было вчера. Ты, наверное, была ужасно напугана.

— Это был самый причудливый день из всех, что я видела, — сказала Тамара, кивая.

Мойра согласилась:

— Это был кошмар. — Тут она заметила на себе взгляд её матери, но Пенни посмотрела в сторону, когда Мойра глянула в её направлении. «И как долго она за мной наблюдает?». Это не должно было иметь значения — она не сделала ничего, что выглядело бы странно, но Мойра всё равно беспокоилась. «Что ей Папа сказал прошлой ночью?»

* * *

В поздней части дня они приготовились возвращаться домой. Пенни потратила день, строя планы и раздавая сопровождавшим её людям указания на завтра. Они вернутся с ней на следующий день, приведя более крупную группу людей, которым было приказано помогать жителям Хэйлэма разбираться с разбросанными по окрестностям мертвецами.

— Прежде чем мы отправимся, мне нужно позаботиться ещё об одной вещи, — сказала Пенни своей дочери, а потом обратилась к Грэму: — Где Алисса?

Он напрягся:

— Полагаю, она с Грэйс.

Грэйс наконец очнулась предыдущим вечером, но всё ещё приходила в себя. Алисса оставалась с маленькой драконицей в качестве предосторожности.

— Отведи меня к ней, — приказала Графиня.

Грэм кивнул:

— Да, Ваше Превосходительство.

Поскольку они уже были у телепортационного круга, далеко идти им не пришлось. Грэйс отдыхала в сарае на маленькой ферме менее в четверти мили от круга. Владелец фермы не объявился, поэтому они не были уверены, выжил ли он вместе с его семьёй, или всего лишь сбежал.

Чад Грэйсон и Алисса были погружены в беседу, когда вошли Мойра и Пенни. Грэм следовал за ними с написанным на лице волнением.

— Миледи, — сказал охотник, склоняя голову. Алисса не отрывала взгляда от пола.

Графиня признала его приветствие, но её внимание было полностью поглощено молодой женщиной. Она махнула в сторону открытых дверей сарая, в которые входили трое сопровождавших их стражников, расходившихся в стороны.

— Алисса, или как тебя на самом деле зовут, ты арестована за убийство, похищение, и нападение на мою стражу. Ты сдашься моим людям, и сопроводишь нас в Замок Камерон, где предстанешь перед судом за твои преступления. — В её голосе звучала сталь.

— Да, Ваше Превос…

— Постойте! — перебил Грэм, вставая между своей синьорой и своей возлюбленной. — Тут всё сложнее, чем то, что вы слышали.

Взгляд Пенни был холодным:

— Это выяснится во время судебного процесса. Отойди, Сэр Грэм.

— Она не хотела быть там. Вы не обязаны это делать, — ответил он, упрямо стоя на месте.

— Лилли Такер мертва. Моя дочь была похищена. Суд определит её ответственность в этом деле. А теперь отойди, Грэм, если только не думаешь нарушить свою клятву.

— Мама, пожалуйста, не обязательно так делать, — сказала Мойра. Её мать выглядела спокойной, но магический взгляд Мойры ощущал напряжение в её мышцах. Рука Пенни легко легла на рукоять её меча, готовая применить насилие.

Одни из стражников шагнул вперёд, вытащив из тяжёлой кожаной сумки, которую нёс, пару железных кандалов. «Мне следовало их заметить», — подумала Мойра, но ей не приходило в голову раньше изучать этого стражника.

— Нет! — сказал Грэм, отмахиваясь от него. — Отойди. — В его глазах появился отчаянный блеск.

Рука Чада легла на его длинный нож:

— Подумай о том, что ты творишь, Грэм. Ты всё только хуже сделаешь.

Этот миг балансировал на опасном краю, пока Алисса не обошла Грэма, протянув свои запястья стражнику с оковами:

— Позволь им меня забрать, Грэм. Я должна ответить за содеянное, — искренне сказала она.

Напряжение ушло из его позы, и Грэм повесил голову.

— Отведите её к кругу, — приказала Графиня. Неподвижная как камень, она наблюдала за тем, как стражники увели Алиссу прочь. Грэм последовал за ними, и Чад тоже, приглядывая за своим молодым другом на тот случай, если ему в голову придут ещё какие-то мятежные мысли.

Пенни начала было уходить, но Мойра заговорила с тихой яростью в голосе:

— В этом не было никакой необходимости, Мать.

— Ещё как была, — сказала ничем не обеспокоенная Пенелопа.

Её холодная отмашка заставила огонь побежать по венам Мойры:

— Он влюблён в неё. Ты что, пытаешься заставить Грэма уйти? Что, по-твоему, он сделает, если будет вынужден выбирать между ней и верностью нашему дому? — Как бы ей ни хотелось, чтобы Грэм не любил Алиссу, Мойра не желала видеть, как он совершит какую-то глупость.

Пенни развернулась лицом к дочери, подняв бровь:

— Ты лучше это поймёшь, когда всё закончится. Такие вещи нельзя просто замять. Этим вопросом нужно заняться раньше, а не позже, иначе этот случай превратится в гноящуюся рану.

— Она приняла на себя три стрелы, защищая Рэнни! Разве этого мало?

— Лилли Такер мертва, — сказала Пенни. — Думаешь, он может просто привести её домой, и жениться на ней? А что насчёт её брата, Питэра? А её жениха? Думаешь, они забудут? А что насчёт всех остальных жителей Замка Камерон, или города Уошбрук? Нам что, дозволено игнорировать чьи-то преступления, если они для нас неудобны? Она что, выше закона просто потому, что Сэр Грэм, как оказалось, в неё влюбился?

Мойре хотелось пощёчиной стереть выражение превосходства с самодовольного лица её матери.

— Значит, ты предпочтёшь что… повесить её?! Думаешь, Грэм тебя за это поблагодарит? Он не станет этого терпеть. Ты потеряешь его, и что тогда будет с Леди Хайтауэр? Как она отнесётся к тому, когда он заберёт Алиссу, и окажется вне закона?

Её мать сделала глубокий вдох, прежде чем медленно выдохнуть.

— Помнишь, когда твоего отца судили в Албамарле?

Мойра нахмурилась, гадая, куда она клонит. Она кивнула.

— Я тогда была того же мнения, которого сейчас придерживаешься ты или, быть может, Грэм. Я знала, что твой отец был не виноват. Много людей погибло, но он не нёс прямой ответственности за это, и если бы он не сделал то, что сделал, всё стало бы гораздо хуже. Он спас мир, однако его вытащили перед их грязным маленьким судом, и судили его. Люди, решившие его судьбу, ничего не сделали ради спасения нас от катастрофы, но они взяли на себя право вершить правосудие над человеком, который всех нас спас.

Я была в ярости, и я пыталась убедить твоего отца сбежать со мной, взять тебя, твоих братьев и сестру, и убежать далеко-далеко. Но он отказывался. У него была сила, они и пальцем бы не тронули его, если бы он не позволил, однако он отказался бежать. Мать Грэма представляла его в суде, и она могла оправдать его на основе юридической формальности, но он и этого не позволил. Вместо этого он принял обвинения, а когда они решили унизить его, исхлестать его кнутом как собаку, он склонил голову, и принял наказание.

Ты когда-нибудь задумывалась, почему? — спросила Пенни.

Мойра уже слышала большую часть всего этого, но никогда не думала, что это было честным. Она знала, каков был ответ её отца:

— Он сказал, что люди должны были увидеть, что правосудие применимо не только к слабым, но и к могущественным людям — но Алисса не является волшебницей. Она не правит никакими землями. Её наказание ничего не докажет.

— У неё могущественный возлюбленный, ты — её подруга, и она совершила несколько очень серьёзных преступлений, — возразила Пенни. — Думаешь, я пытаюсь заставить Грэма покинуть нас? Я пытаюсь его спасти. Если ему когда-нибудь удастся жить мирно с этой девушкой, то ей нужно принять последствия её действий, в суде, иначе люди никогда не будут удовлетворены. Если она так не сделает, он всё равно заберёт её, и в конце концов сбежит. Это — их единственный шанс.

Её сердцебиение замедлилось, и гнев сменился замешательством. Она была на волоске от того, чтобы насильно попытаться изменить разум своей матери. Мойра уставилась на Пенни, тщательно обдумывая свой вопрос:

— Что именно ты хочешь сказать?

— Твой отец был прав. Если бы его на самом деле попытались казнить, то, быть может, он сбежал бы со мной, но он был твёрдо намерен дать людям правосудие.

— Но в этом не было ничего правого! — воскликнула Мойра. — Он этого не заслужил.

— Истинное правосудие — иллюзия, но оно необходимо для существование гражданского общества. Он понимал это ещё в те дни, и, что важнее, он знал, что мы не сможем жить так, как мы живём сейчас, если люди не будут считать, что он расплатился за преступления, которые они ему приписывают. Я скажу ещё раз: он был прав. И то же самое применимо и сейчас. Если Алисса и Грэм хотят иметь шанс на нормальную жизнь как муж и жена, то пострадавшие от её действий люди должны считать, что правосудие восторжествовало. — Графиня приостановилась на миг, прежде чем добавить: — Не говори отцу, что я это сказала.

— Что сказала?

— Что он был прав. С ним будет просто невозможно жить, если он узнает, что я это признала.

Глава 29

Мойра Сэнтир, женщина, прожившая в сердце земли более тысячи лет, сидела в удобном кресле, глядя на человека, который растил её дочь. Формально, она не была оригинальной Мойрой Сэнтир, а лишь искусственной копией, заклинательной двойницей, созданной в момент отчаяния перед тем, как первая Мойра ушла на последний бой с Тёмным Богом, Балинтором.

Однако к этому моменту разница была чисто теоретической. У неё теперь было живое человеческое тело, благодаря её мужу, Гарэсу Гэйлину, и хотя она не обладала живым источником, с которым рождалось большинство людей, ей дали столько эйсара, сколько нормальному человеку хватило бы на сотню жизней.

Человек, взявший силу богов, и поделившийся ею с ней, с задумчивым выражением лица сидел напротив неё за низким столом.

— Что-то ты ничего не говоришь, — сказал он, надеясь разбить её молчание.

Она открыла рот, и снова закрыла. Что она могла сказать? История, которую он только что закончил излагать, была в некоторых отношениях новой, а в других — удручающе знакомой. И в этом была её вина. Единственный смысл её существования заключался в защите жизни ребёнка её создательницы, её ребёнка, и она это провалила. «Почему я не сказала ей больше, и раньше?»

Сказать правду — значило подписать смертный приговор дочери, а скрыть — значило подвергнуть риску бессчётное число жизней.

— Я оказала тебе медвежью услугу, — наконец сказала она. — Я слишком долго ждала, и теперь твоя дочь, моё дитя, заплатит за мою ошибку.

Мордэкай нахмурился:

— Я надеялся, что у тебя будет что-то немного более позитивное.

На неё накатила волна безысходности, и она с трудом подавила порыв рвать на себе волосы. Её фрустрация была настолько велика, что ей захотелось с криками выбежать из комнаты. Бывшая леди камня внезапно увидела видение, в котором она бросается вниз с самой высокой башни замка, хотя это и не помогло бы. Она не могла умереть без разрешения.

— Я не могу предложить ничего хорошего, — сказала она ему. — Я не предупредила тебя как следует, не предупредила её как следует, и теперь семена моей небрежности принесли свои порочные плоды.

— Очень поэтично, но я думал, что ты, быть может, сможешь сказать мне что-то более практичное, например: «дай ей мёду, и уложи спать — утром она будет в порядке», — с сарказмом ответил он.

Она покачала головой:

— Нет, никаких простых решений здесь нет — и никаких сложных тоже. Она невольно переступила черту, и теперь проклятье рода Сэнтир ляжет прямо на её плечи. Наша дочь обречена.

Морт поднял бровь:

— Обречена? — Он уже слышал такое, и эта фраза ему теперь очень, очень не нравилась. — Ты знаешь, сколько раз мне такое говорили? Однако я всё ещё здесь. Я не хочу слышать драматичные фразы — я хочу знать, что происходит с моей девочкой, чтобы мы могли решить, как ей помочь.

— Она становится демоном.

Морт потёр своё лицо:

— Вот, именно об этом я и говорю. Ты можешь попытаться объяснить без всей этой описательной чепухи? Демонов нет, если только ты не считаешь за них богов, которых мы совсем недавно свергли.

— Мой род называл их «разорителями», когда нас ещё было больше. Она нарушила два наших самых фундаментальных правила.

— Очевидно, она сделала что-то странное, чтобы добиться того, чего добилась, — согласился Мордэкай. — Я никогда не слышал о волшебнике, который бы управлял тысячами людей одновременно, но я не знаю, стал ли бы я использовать такой термин, как «разоритель». Она на самом деле не причинила им вреда, по крайней мере — напрямую.

— Я сама их не осматривала, но я уверяю тебя, что она наверняка кому-то из них навредила. Однако, проблема не в этом, если только мы не обсуждаем моральную сторону вопроса, — сказала Мойра.

— А мы разве не её обсуждаем?

Она покачала головой:

— Нет. Тут определённо есть моральная проблема, но важнее — для нас, по крайней мере — тот факт, что она причинила вред самой себе. Ты описал мне нетерпеливость и гнев, которые ощутил в ней, перемены в её личности. Это — важные признаки нарушения её внутреннего баланса. Её разум исказился, и будет лишь продолжать ухудшаться.

— Думаю ты, быть может, сделала слишком сильные вывода из моего рассказа…

— Нет, Мордэкай, позволь мне объяснить, — перебила Мойра Сэнтир. — Примерно как и в физике, которую ты так любишь, на каждое действие разума есть противодействие, последствие. Когда маг Сэнтиров покоряет волю другого человека, он также прилагает силу к своему собственному разуму, искажая его форму. Твоя дочь изменила умы и воспоминания не одного или двух, а тысяч людей. Неизбежным результатом этого является то, что она исказила свою собственную реальность. То, что ныне лежит в ней, больше не является тем ребёнком, которого ты вырастил.

Хотя её слова казались ему совершенно осмысленными, Мордэкай имел собственное мнение. Он лучше многих знал, как насилие и трудные решения оставляли отметины на душе, но он ни на миг не верил, что его дочь уже нельзя было спасти.

— Я не могу это принять. Насколько я могу судить, большую часть всего этого она делала не напрямую, это делали те «заклинательные двойницы», которых она создала.

Мойра кивнула:

— И это — другая часть проблемы. Клонирование разума также запрещено.

— Однако твоя создательница это сделала, и я этому рад.

Она вздохнула:

— Я не говорю, что это злое деяние, или неправильное, но оно опасно. Моя прародительница умерла вскоре после моего создания, что спасло её от последствий.

— Каких последствий?

— От казни, например, если бы род Сэнтир выяснил, что она сотворила. Это навык, который может потенциально развить каждый из нас, но как только он усвоен, его больше невозможно забыть. Теперь, когда она это сделала, он всегда будет перед ней — готовое решение для каждой проблемы. В отличие от сложной задачи по созданию нового и оригинального разума для её заклинательных зверей, она всегда будет испытывать искушение просто создать копию своего собственного разума. Это гораздо быстрее, а результат — создание, обладающее всей мощью и возможностями оригинала, не говоря уже о полном понимании того, какова насущная проблема, и что нужно сделать.

Он кашлянул:

— Ничто из упомянутого тобой не звучит как что-то достойное казни. Звучит очень полезно. Если бы я мог так делать, то сумел бы решить многие возникавшие у меня за прошедшие годы проблемы.

— Ты и сам это испытал, когда стал одним из шиггрэс. Клон твоего разума, Брэксус, именно этим и являлся, — заметила она.

— Значит, меня следует казнить?

Мойра криво улыбнулась:

— Вероятно — да, по сотне других причин, но за это — нет. Ты не можешь повторить этот процесс, это случилось непреднамеренно. Однако Мойра может делать это так часто, как пожелает, и гораздо быстрее, чем ты можешь вообразить.

Мордэкай встал, и начал расхаживать из стороны в сторону:

— Но она не будет этого делать, если мы сможем объяснить ей, почему — и ты так и не объяснила, в чём тут опасность.

— Когда она это сделала, она использовала своих двойниц, чтобы управлять тысячами людей одновременно, меняя их разумы и личности. Полагая, что потом она впитала эти заклинательные разумы обратно, все их действия по сути стали её собственными. Давление, которое это оказало на её дух — это и есть то, что исказило и изменило её суть. Это сделало её разорительницей, в этом я не сомневаюсь.

— Что такое разорительница? — с досадой спросил он.

— Кошмар, — без колебаний сказала Мойра Сэнтир, — волшебница, которая может вторгаться разумы других людей, и менять их за мгновения, без угрызений совести или раскаяния. Волшебница, которая может многократно удваиваться, создавая миллион таких же чудовищ, каждое из которых обладает теми же способностями, что и оригинал. Существо со столь мощным разумом, что никто не сможет от него защититься.

Морт сощурил глаза:

— Кроме других волшебников, конечно же.

Она рассмеялась:

— Ты так считаешь?

— Ты хочешь сказать, что она может сотворить это со мной?

Лицо Мойры приняло серьёзное выражение:

— С тобой будет трудно, но ты потерпишь поражение. Если дело когда-либо дойдёт до такой борьбы, то ты должен убить её быстро, пока она не пробила твою защиту. Как только она войдёт в твой разум, она тебя пожрёт.

— Потому что она стала этой «разорительницей», о которой ты постоянно твердишь?

— Любой маг Сэнтиров победил бы, если бы смог получить доступ к твоему разуму, но если этот маг не был разорителем до этого, то к тому времени, как он с тобой закончит, разорителем он точно станет. К счастью, нам трудно пробиться к разуму настороженного противника, однако твоя дочь уже заполучила опыта на целую жизнь. Она больше не новичок, и её дух будет твёрже стали и чернее смерти.

Она теперь может создавать бесконечное число подчинённых, и они не будут ограничены её эйсаром, если захотят. Они могут красть души тех, в коговселяются, забирая неиссякаемые источники жизни своих носителей. Они, возможно, не будут могущественными, но магия разума не требует большой силы — это искусство, построенное на тонкой работе.

Это уже случалось в прошлом — несколько раз, по правде говоря. Первые несколько разорителей были ограничены, и их уничтожили, как только осознавали опасность. Хуже всех был человек по имени Линн Сэнтир, это было за несколько столетий до моего рождения. Тогда обнаружили, что он тихо менял разумы нескольких своих друзей.

Поскольку он был на ранней стадии, и его раскаяние казалось искренним, ему позволили жить. Он держал обещание вести себя хорошо почти десять лет, прежде чем поддался искушению, и изменил свою жену, сделав её более покладистой.

Морт засмеялся:

— Ну, если честно, любой бы захотел…

— Это не шутка! — огрызнулась Мойра, выходя из себя. — Зная, что он должен избежать обнаружения, он начал менять ещё больше людей, и в конце концов начал создавать заклинательных двойников, чтобы те помогали скрывать его тайну. Прошли годы, прежде чем кто-то что-то заподозрил, и первые волшебники, отправившиеся расследовать дело, понятия не имели, чем он стал, поскольку они были не из рода Сэнтир.

— Почему они не знали? — спросил Морт.

— Потому что мой род держал свои тайны при себе. Это — знание, которым мы никогда не делились, боясь повернуть другие семьи против нас, — ответила она. — К тому времени, как род Сэнтир вмешался, Линн уже сделал своими рабами целую деревню, и двое волшебников, вмешавшихся первыми, были его самыми могучими стражами. Мой род потерял много жизней, чтобы положить ему конец, и ещё несколько магов пришлось уничтожить, когда всё закончилось, потому что они были вынуждены сами стать разорителями, чтобы победить.

Мордэкай подошёл к окну, и уставился на деревья, глядя, как они гнутся под ветром. Он казался задумчивым, но когда он повернулся обратно к ней, в его глазах была решимость.

— Почему Гарэс не явился с тобой, когда я послал сообщение?

Она опустила взгляд:

— Я ему не сказала.

— Потому что?

— Мне было стыдно.

— Стыдно за проклятие твоего рода?

Она отрицательно покачала головой:

— Нет, это бы он принял, но он никогда бы не простил мне то, что мы должны сделать.

— Убить мою дочь — ты это имеешь ввиду? — спросил он для прояснения странно спокойным голосом.

Она молча кивнула.

Граф ди'Камерон сделал глубокий вдох, и держал его несколько секунд, прежде чем выдохнуть. На него снизошёл странный вид, и он сделал несколько широких шагов к ней, пока они не остались стоять почти нос к носу. Его глаза яростно горели, когда он уставился в её собственные:

— Я совершил много ужасных поступков, но с каждым разом это становится всё легче. Хочешь знать, в чём мой секрет? — Он подался вперёд, будто собираясь поцеловать её в щёку.

Каменная леди обнаружила, что потеряла равновесие, что она не уверена и колеблется из-за его странно агрессивного поведения. Она попыталась шагнуть назад, отстраниться, но его руки обняли её, одна — на талии, а другая — на затылке. Она почти взвизгнула от удивления, ощутив его губы у своего уха.

— Позволь мне сказать тебе… — прошептал он.

Когда она услышала эти слова, она начала кричать, но было уже слишком поздно.

Глава 30

Суд над Алиссой случился через два дня после её возвращения, что было почти милосердием, поскольку всё это время её держали в темнице Ланкастера. К ней не пускали посетителей, но еда была хорошей. Это было лучше, чем то, что она заслуживала, по её мнению.

Она была удивлена, когда Леди Хайтауэр появилась рано утром в день суда, и она опустила лицо, стыдясь.

— Подними взгляд, Алисса, — сказала тогда ей дворянка.

— Я не заслуживаю такой чести, миледи, — ответила она, — только не после того, что я сделала.

— Будет очень неудобно, если клиент не может даже смотреть в лицо своему адвокату, — сказала Роуз.

Тогда-то она и подняла взгляд:

— Адвокату?

Лицо Роуз было серьёзным, в нём не было юмора, а была лишь хмурая решимость:

— Я буду представлять тебя сегодня в суде.

— Но почему?

— Потому что иначе они казнят невесту моего сына…

То было шесть часов назад, но даже теперь она всё ещё косилась на сидевшую сбоку от неё женщину, не в силах в это поверить. Роуз Торнбер была женщиной средних лет, но сидела на твёрдой скамье с идеально прямой спиной. Всё в ней говорило о достоинстве и воспитанности, и свет в её глазах не оставлял сомнений в её уме.

Она совсем не могла её прочесть. По всем меркам, которые Алиссе приходили в голову, Роуз Торнбер следовало её ненавидеть, но она не могла уловить в её поведении ни капли злобы. Утро Роуз провела с Алиссой, допрашивая её снова и снова, проверяя каждую мелочь. Тогда Алисса не могла решить, хотела ли мать Грэма искренне ей помочь, или действовала по какому-то невидимому указанию, быть может — от Графа.

Граф сидел на скамье позади неё, с Мойрой по одну сторону, и Графиней — по другую, что было ещё одним сюрпризом. Алисса почему-то ожидала, что он будет председательствовать как судья, но, судя по всему, в Лосайоне дворяне могли вершить лишь низкое правосудие. Высокое правосудие — дела, которые могли окончиться казнью — было исключительно в компетенции самой королевы или назначенных ею королевских судей.

Его Честь, Ллойд Уотсон, именно таким человеком и был. Его призвали из столицы исключительно для суда над ней. Он был моложе, чем, по мнению Алиссы, мог быть судья — на вид ему было чуть больше тридцати, у него были короткие карие волосы, и глаза столь тёмные, что казались чёрными. У него был пронзительный взгляд, заставлявший её нервничать каждый раз, когда он смотрел в её сторону.

— Успокойся, — предостерегла Леди Хайтауэр, — ты выглядишь виновной, когда ёрзаешь.

— Я и есть виновная, — тихо ответила Алисса.

Роуз хмуро посмотрела на неё:

— Не смей использовать здесь это слово. Сегодня мы признаём тебя невиновной.

Недоверчивое выражение лица Алиссы было единственным ответом, который она могла дать на такое заявление.

Леди Хайтауэр улыбнулась — это была первая улыбка, которую она в тот день показала Алиссе.

— Видишь Графа позади тебя? Я стояла перед Верховным Юстициарием в Албамарле, когда его обвинили в убийстве.

— И ты доказала его невиновность? — спросила Алисса.

Роуз сжала губы:

— Нет, но я могла бы заставить их снять с него обвинения, основываясь на юридическом процедурном вопросе. К сожалению, он был упрям, и настоял на том, чтобы позволить дать делу ход, и его осудили.

— Думаешь, есть какой-то трюк, который меня спасёт?

Дворянка покачала головой:

— Нет. Я лишь сказала тебе, чтобы ты извлекла урок из его глупости. Не будь как Граф. Они бы казнили его, если бы Королева не пригрозила его помиловать.

— Я тебя слышу, — прошипел позади них Мордэкай. В результате чего Пенни ткнула его локтем, предупреждая молчать.

Алисса посмотрела мимо Роуз, на Грэма, сидевшего дальше на скамье, рядом с его бабкой, Элиз Торнбер. Он одарил её вялой улыбкой, которая нисколько не отменяла тревогу, написанную у него на лице.

Джон Стэнтон, прокурор, стоял, зачитывая обвинения:

— …сознательно и умышленно вступила в сговор с целью убийства и похищения. Корона обвиняет подсудимую в заговоре, обмане, измене, похищении и убийстве.

— Как подсудимая отвечает на эти обвинения? — спросил Ллойд Уотсон.

Роуз встала:

— Ваша Честь, подсудимая с уважением заявляет, что не виновна.

Брови судьи поползли вверх:

— Вы уверены? Если вы не собираетесь оспаривать факты этого дела…

— Факты неоспоримы, Ваша Честь, — согласилась Роуз, — в отличие от обстоятельств.

Судья вздохнул:

— Хорошо.

Обвинение прошло так, как и ожидалось. Мастер Стэнтон изложил факты, начиная с поддельной личности Алиссы как дочери дворянина, продолжая к её исчезновению, и последовавшему возвращению с людьми, которые похитили Айрин Иллэниэл, и убили Лилли Такер.

В порядке заседания обвиняющая сторона вызвала Питэра Такера, брата Лилли, чтобы дать показания касательно смерти его сестры. Потом они вызвали Дэвида Саммерфилда, её жениха. Никто из них не смог добавить к фактам этого дела ничего существенного, но их трогательные описания доброты и щедрости Лилли Такер заставили многие глаза в зале суда затуманиться. Последним вызванным свидетелем была сама Айрин, но заданные ей вопросы были точными и самоограничивающие, дававшие ей ровно столько свободы, сколько было нужно, чтобы подтвердить факты её похищения.

Роуз отказалась опрашивать Питэра или Дэвида, но встала после того, как прокурор закончил с Айрин.

— Могу я также опросить свидетеля, Ваше Весть?

— Конечно, — сказал судья.

— Была ли Лилли Такер убита Джазмин Дарзин? — спросила она.

Айрин выглядела сбитой с толку:

— Я не уверена, кто…

Роуз махнула рукой в сторону Алиссы:

— Эта женщина, которую ты знала как Алиссу. Убила ли она Лилли?

— Нет, — сказала Айрин. — Она сказала ему остановиться, но он её проигнорировал. Она защитила меня позже, когда…

— До этого мы скоро дойдём, — сказала Роуз, обрывая её. — Твоё утверждение подразумевает, что Джазмин на самом деле не командовала людьми, которые тебя похитили.

Айрин кивнула:

— Да, Леди Хайтауэр.

— Как ты спаслась от похитителей?

— Грэм выследил их, и нагнал их на краю гор, рядом с Северной Пустошью. Он сражался с дядей Алиссы, то есть дядей Джазмин, и убил его, — ответила Айрин.

— И почему Джазмин не вернулась после этого вместе с вами?

— Они подстрелили её. Её дядя приказал своим людям убить меня, а она закрыла меня своим телом, — сказала Айрин.

Роуз улыбнулась:

— Ты говоришь, что её подстрелили. Сколько стрел попало в Джазмин?

— Две, по-моему.

— А после того, как вы с Грэмом бежали?

— Через пустоши прискакали всадники, чтобы забрать нас. Джазмин не могла бежать, а Грэм не мог бежать достаточно быстро, неся её, поэтому она попросила его оставить её с мечом. Она собиралась попытаться их задержать.

— Ты считаешь, что подсудимая хотела тебя похитить?

— Нет, — сказала Айрин. — Алисса терпеть не могла то, что они…

— Протестую, Ваша Честь, — сказал Джон Стэнтон. — Мнение жертвы насчёт намерений подсудимой к делу не относится.

— Оно относится целиком и полностью, Ваша Честь, — возразила Роуз. — В список обвинений входят измена и обман, для доказательства которых необходимо показать, что подсудимая предумышленно совершила преступление, в данном случае — убийство и похищение.

Судья немного помолчал, но затем сказал:

— Можете продолжать.

Роуз посмотрела на Айрин:

— Значит, ты не думаешь, что Джазмин хотела тебя похитить?

— Нет. Она заботилась обо мне, когда те люди пытались меня мучить. Она сделала это лишь потому, что ей так приказал её дядя, — ответила Айрин. — Она и Лилли не хотела причинять вред.

После этого у Роуз больше не было вопросов, но Стэнтон попросил повторно опросить свидетеля. Судья согласился, и Стэнтон задал Айрин вопрос:

— Как люди из Данбара нашли горный дом твоих родителей?

Айрин приняла неуверенный вид:

— Я точно не знаю.

— Однако из всех из них лишь она, Джазмин Дарзин, бывала в Замке Камерон, это так? — спросил он.

— Но дом не в Камероне, — ответила Айрин. — Он спрятан в горах. Никто не знал, где…

— Но это ведь не правда, не так ли, Айрин? Разве твой друг, Грэм Торнбер, не навещает иногда ваш дом? — продолжил прокурор.

— Ну, да…

— И разве он не был в романтических отношениях с Джазмин?

Айрин промямлила:

— Я не знаю ничего про…

— Вы с Кариссой Торнбер подруги, верно?

— Да.

— Разве она не говорила тебе, что её брать влюбился в женщину, которая называла себя Алиссой? — добавил прокурор.

Айрин опустила взгляд:

— Она могла такое сказать. Трудно вспомнить.

— Однако кто-то наверняка сказал тебе это, поскольку ты знала, что он был влюблён в неё, не так ли?

Губа девочки задрожала:

— Да.

— Тогда разве не разумно предположить, что она узнала о местоположении твоего дома у человека, которого соблазнила, а потом использовала эти сведения, чтобы привести своих сообщников в твой дом?

Глаза Айрин наполнились слезами, и её рот открылся, но она не могла найти слов. Алисса услышала, как Мойра заёрзала на своём месте, и донёсшийся от Мордэкая тихий рык.

Роуз снова встала:

— Протестую, Ваша Честь. Умозаключения свидетеля об источнике сведений подсудимой являются показаниями, основанными на чужих словах.

Судья Уотсон согласился, но прокурор улыбнулся, и снова сел. Свой довод он привёл.

Рассмотрение дела продолжилось, и суд выслушал показания Грэма, Графа, и различных слуг, общавшихся с Алиссой в замке. Ближе к концу Роуз вызывала Сайхана, чтобы обсудить природу его техник обучения его брата, Т'лара Дарзина. Она попыталась получить полное описание того, что случилось с его младшей сестрой, но обвиняющая сторона возразила, что это не имело отношения к делу Джазмин, и судья согласился.

День всё тянулся, и Алисса потеряла надежду. Она знала, что была виновна, и все остальные тоже знали. Защита Роуз была бессмысленна. Заключительное выступление прокурора достаточно ясно дало это понять — все факты были против неё. Ни она, ни кто-либо ещё не отрицали то, что она сделала. Никакого иного вердикта кроме «виновна», быть не могло, вне зависимости от её мотивов или обстоятельств.

А потом Роуз встала.

— Ваша Честь, вы услышали версию обвиняющей стороны, и фактах этого дела не подлежат обсуждению. — Её голубые глаза поймали свет, когда она обернулась лицом к собравшимся. Казалось, что серые волосы, видимые в её причёске, лишь подчёркивали сияние её тёмных волос. Она не выглядела как женщина, готовая принять поражение.

— Обсуждению подлежат обвинения, — продолжила Леди Хайтауэр. — Джазмин Дарзин обвиняется в сговоре, но нельзя показать, что она сознательно участвовала в планировании этих преступлений. Её обвиняют в измене, но она не клялась в верности Лосайону или Албамарлу. Вассалом Графа она тоже не являлась. Она действовала против своей воли, под давлением и управлением её дяди, человека, который вырастил её и злоупотреблял ею. Что должно быть поразительным, так это то, что она не хотела. Единственная верность, которой её учили, принадлежала злому человеку, однако она сделала выбор, когда настал переломный момент, и рискнула жизнью, чтобы спасти Айрин Иллэниэл.

Измену невозможно оправдать, как и предательство. Предательство включает в себя неожиданное использование силы для совершения преступления таким образом, чтобы нарушитель мог не опасаться расплаты, однако она намеренно подвергла себя опасности. Когда её дядя приказал похищение семьи Графа, она пошла с ними, добровольно — да, но не для того, чтобы совершить преступление. Она пошла, чтобы обеспечить безопасность людей, которых стала любить и уважать, а когда обстоятельства вынудили её, она предала своих товарищей, чтобы защитить Айрин Иллэниэл. Единственным предательством, которое она совершила, было предательство её дяди.

Убийство также не является доказуемым. Согласно показаниям самой Айрин, а также других свидетелей, Джазмин Дарзин не убивала Лилли Такер. Наоборот, она возражала против этого. Единственной целью её присутствия там было предотвратить подобное.

Джазмин Дарзин — которая, кстати, предпочитает называться именем, которое она взяла себе, когда только пришла сюда, Алиссой — не виновна ни по одному из этих пунктов. Только не в той форме, в какой они предъявлены — ни измена, ни предательство, ни убийство, ни даже сговор. Я не буду возражать против обвинений в обмане и похищении, но остальное является попыткой навязать ей наказание, которого она не заслуживает.

Истинный вопрос, который стоит сегодня перед этим судом, если следовать логике, заключается отнюдь не в простом решении виновности или невиновности. Эта молодая женщина не виновна в большинстве названных преступлений. Настоящим вопросом является то, как мы будем обращаться с женщиной, которой злоупотребляли и которую предавали те, кому следовало заботиться и воспитывать её, с женщиной, которой было приказано похитить дочь нашего Графа, с женщиной, которая в конце сделала правильный выбор, пойдя против своего дяди, спасая жизнь Айрин Иллэниэл, даже, возможно, ценой собственной жизни.

Роуз указала на Алиссу:

— Эта женщина — не убийца, но она нарушила закон. Используем ли мы этот суд в качестве повода для мести и возмездия? Люди, ответственные за те другие преступления, мертвы. Сделаем ли мы её козлом отпущения вместо них, жертвой, которая удовлетворит нашу нужду в мести, или же будем обращаться с ней согласно ошибкам, в которых она действительно виновна?

Голос Хайтауэр умолк на этой ноте, и казалось, что последовавшая тишина отдавала многозначительностью. Когда она села, судья обратился к залу:

— Мне нужно будет некоторое время для размышлений.

Все встали, когда он выходил, и когда он удалился, зал разразился множеством разговоров. Мойра протянула руку вперёд, коснувшись плеча Алиссы:

— Не волнуйся. Что бы ни случилось, я не дам им тебя забрать.

— Мойра! — сказал её отец с необычно строгим выражением лица.

Мойра отвела взгляд, но не собиралась забирать свои слова назад. Она говорила искренне. «Я могу заставить всех их передумать». Затем её взгляд упал на Сайхана.

Здоровяк стоял один в дальнем конце зала, но взгляд его был прикован к Алиссе. Его обычно расслабленная поза исчезла, и в кои-то веки он, казалось, почти не осознавал, что его окружало. В его разуме будто было место лишь для одного.

— Алисса, смотри, — сказала Мойра, снова постучав ей по плечу, и направив её взгляд на Сайхана.

Алисса опустила глаза:

— Я не могу.

— Он — твой отец. Позволь ему увидеть твоё лицо. До этого вы с ним едва виделись. Возможно, это будет твоя последняя возможность, — подала мысль Мойра.

— Он, наверное, ненавидит меня за то, что я сделала, — тихо сказала Алисса. — Я не смогу вынести, если увижу это в его лице.

Мойра снова посмотрела на Сайхана. Он действительно выглядел довольно строгим, поэтому она могла понять, как Алисса легко могла представить, что он злится — но она знала Сайхана слишком хорошо.

— У него просто такое лицо. Он всегда так выглядит…

Зал стих, когда вернулся Судья Уотсон. Решал он совсем не долго, что могло быть поводом для беспокойства. После нескольких формальностей он встал, чтобы обратиться к залу. Мойра пристально изучала его, и она видела в его эйсаре решимость. Ллойд Уотсон был не тем человеком, который много сомневается, и она видела осуждение, ясно написанное на поверхности его разума. Она могла слышать слово «виновна» почти так же ясно, как если бы он уже произнёс его.

«Не сегодня!» — подумала она, посылая тонкую линию эйсара к разуму судьи.

Перед ней поднялся щит, мешая ей добраться до него.

— Мойра, — строго прошептал её отец. — Нет.

Она несогласно сказала с полным праведного гнева сердцем:

— Но он же…!

Мордэкай перебил:

— Нам нужно будет потом серьёзно поговорить.

Она ощутила себя так, будто её облили холодной водой. Её подозрение наконец получило подтверждение. Она услышала о визите тени её матери несколько дней тому назад, пока она была в Хэйлэме. Она волновалась о том, что это предвещало, но её отец ничего не говорил… до этого мгновения. «Она рассказала ему о правилах».

Ллойд Уотсон вынес своё решение:

— Суд находит Джазмин Дарзин виновной в обмане, похищении и сговором с целью похищения. Суд находит её невиновной в убийстве, измене и предательстве.

Зал притих. После короткой паузы он продолжил:

— Теперь суд будет приостановлен, чтобы выслушать заявления тех, кто понёс наибольший ущерб в этом деле, прежде чем мы перейдём к вынесению приговора. Те, у кого есть достаточные на то причины, могут подойти, и попросить разрешения высказаться перед судом.

Дэвид Саммерфилд первым вскочил на ноги, и судья сразу же дал ему разрешение говорить. Он не был родственником, но он был обручён с Лилли Такер. Его щёки были красными, а его глаза воспалёнными, когда он сказал:

— Моя Лилли была прекрасной душой. Единственной моей мечтой в этом мире было жениться на ней, попытаться дать ей столь же много радости, сколько она давала другим. Здесь нет ни души, кто сказал бы о ней недоброе слово. Она была моим сердцем, моей жизнью.

И её украли у меня, у всех нас. Говорите что хотите о намерениях этой женщины, — указал он на Алиссу, — но Лилли мертва, и все хорошие намерения в мире не вернут её. Она привела этих убийц в дом. Уже только за одно это она заслуживает смерти! — Тут его голос сломался, и он закрыл лицо ладонями, не в силах продолжить.

Следующим встал Питэр Такер, его щёки были мокрыми, но лицо было спокойным.

— Немногие из вас знают мою историю, но мы с Лилли пришли сюда служить Графу и Графине, когда были очень молоды. В те дни моим единственным мотивом и движущей силой была месть. Ненависть горела в моём сердце, и я мечтал лишь о том, чтобы убить человека, который был в ответе за смерть моего деда.

Но Лилли не верила в такую жизнь. — На миг у Питэра встал комок в горле, и ему было трудно продолжать. Когда он заговорил снова, его голос звучал сдавленно: — Она не могла позволить мне так жить. Она ссорилась и спорила со мной, убеждая простить, жить в доброте, и с течением времени я начал видеть, что человека, которого я ненавидел, совсем не был чудовищем. Он был просто человеком — человеком, который допустил простую, но ужасную ошибку. Он был человеком, способным на великую доброту, нежность, и, простив его, я его полюбил.

Какие бы причины ненавидеть её у некоторых из нас ни были, эта девушка — не чудовище. Она была жертвой не меньше, чем мы. Лилли не стала бы просить её смерти. Она бы умоляла нас простить её… — Питэр остановился. — У меня всё.

Грэм начал было подниматься, но Роуз положила ладонь ему на плечо, побуждая его подождать, и тогда он увидел, как вперёд вышел Сэр Сайхан. Его глаза расширились от удивления.

Лицо старого воина выглядело так, будто было высечено из камня, пока его губы не зашевелились:

— Вы все меня знаете лично, или по репутации. Я большую часть жизни служил Лосайону, сначала — на службе у Эдварда Карэнвала, нашего покойного короля, а затем — на службе у нашего доброго Графа.

Я всю жизнь провёл в борьбе. В детстве меня учили сражаться с ранних лет, и моим первым шагом к зрелости было убить того ублюдка, который изнасиловал мою сестру — моего собственного наставника. Став мужчиной, я учил сражаться других — сражаться жестоко и без милосердия, как учили меня. Я не верил в милосердие, или в сострадание. Я думал, что этот мир был холоден и лишён радости.

Я полностью ожидал умереть так, как жил — насильственно. Я жаждал этого, и за это я себя ненавидел. Я ненавидел мои ошибки. Я оплакивал сестру, которую не защитил. Я отомстил за неё, но это не дало мне никакого удовлетворения. Это лишь оставило меня пустым, с ожидающей меня жизнью, полной бессмысленной жестокости.

Я искал прибежища в чести, но она не защитила меня, и лишь по какой-то сыгранной мирозданием шутке я каким-то образом оказался на службе у Графа ди'Камерон. Годы спустя я обнаружил, что в этой жизни было нечто большее, гораздо большее. Но всё это по большей части не имело ко мне никакого отношения.

У меня не было жены, и не было воли жениться. У меня не было семьи, лишь несколько друзей, и долгая жизнь впереди. Вместо насильственной смерти я начал видеть, что я, возможно, буду вынужден жить долго, и умереть в одиночестве.

А потом… — Сайхан остановился, его низкий голос дрожал. — А потом я обнаружил, что у меня была дочь. Я даже никогда не был мужем, и уж тем более отцом, но каким-то образом у меня есть дочь. Дочь, которую вырастили без меня, которая страдала без меня, которую мучили так же, как мучили мою сестру, и даже назвали её именем.

Тут из его груди донёсся громкий, сдавленный всхлип, а по его щекам покатились слёзы.

— Я встретился с ней, не зная, никогда на самом деле не глядя на неё, и теперь я её вижу, и, несмотря на всё случившееся, она прекрасна. — Он на миг склонил голову, но не закончил. — И она совершила ужасные вещи, потому что меня не было рядом. У меня никогда не было возможности ей помочь.

У меня никогда не было семьи, но у меня есть дочь, и я молю вас — пожалуйста, пожалуйста, позвольте ей жить. Дайте мне возможность узнать её. Впервые в моей жизни случилось что-то хорошее — не отбирайте это у меня. Я заплачу что угодно, лишь бы её сохранить.

Тут Сайхан посмотрел прямо на Дэвида Саммерфилда:

— Я знаю, что с вами поступили несправедливо. Но если вам нужна справедливость, заберите мою жизнь, Мистер Саммерфилд. Просто дайте ей шанс…

К тому времени плакали все. Рослый рыцарь больше не мог продолжить, и стоял с опущенной головой и содрогавшимися плечами. Граф начал было вставать, чтобы подойти к нему, но Грэм его опередил.

Не зная, что делать, Грэм не обратился к судье, но окинул взглядом зал:

— Я хотел тоже кое-что сказать, но он всё высказал вместо меня. — Положив мягкую руку на спину своего учителя, Грэм повёл Сайхана обратно к его месту.

После этого никто не вышел вперёд, поэтому в конце концов Судья Уотсон посмотрел на Графа:

— Ваше Превосходительство, могу ли я поговорить с вами?

Мордэкай встал, и они покинули зал вдвоём. Прошло десять минут, прежде чем они вернулись.

Судья снова обратился к залу:

— Джазмин Дарзин признаётся виновной в похищении и приговаривается к лишению свободы в темнице Ланкастера на срок в шесть месяцев с последующей службой при дворе Графа ди'Камерона в течение пяти лет. За причинённую семье Мастера Такера ужасную несправедливость она заплатит ему пятьдесят золотых марок. Граф любезно согласился выплатить эту сумму сразу же, и её служба при его дворе может быть продлена до тех пор, пока она не выплатит долг.

Данное судебное заседание объявляю закрытым.

Эпилог

Кассандра с силой хлопала крыльями, снижаясь к склону горы, делая приземление как можно более мягким.

Мойра и её отец слезли с её спины, и уставились вверх по склону на вход в пещеру, откуда начались её злоключения.

— Мне было труднее снова найти её, чем я ожидал, — сказал Мордэкай. — Все эти чёртовы горы на одно лицо.

— Надо было подождать, и позволить мне отправиться с тобой, — ответила Мойра. Пока она и её мать были в Данбаре, её отец искал и нашёл пещеру, где его схватили недели тому назад, однако в этот день он попросил её вернуться с ним ещё раз, якобы для того, чтобы поделиться с ней своими наблюдениями. Однако она видела, что у него были и иные мотивы — теперь скрыть от неё подобные вещи было невозможно.

«Он нервничает», — сделала наблюдение она, следуя за ним в пещеру.

Щит, окружавший Мордэкая, был плотным как никогда, не позволяя ей видеть ничего больше, чем его поверхностные эмоции. Это уже само по себе было для неё поразительным — не то, что он так тщательно укрывался щитом, ибо её отец всегда почти фанатично следовал этой привычке, скорее всего в результате проведённых в борьбе и конфликтах лет. Что было интересным, так это тот факт, что после своего путешествия в Данбар она теперь могла читать его эмоции вопреки его щитам.

С тех пор, как она вернулась домой, она заметила в себе много подобных перемен. Люди стали для неё открытыми книгами, даже жители Замка Камерон, все до одного носившие амулеты, защищавшие их разумы от вторжения. Зачарованные ожерелья были защитой, созданной во времена, когда по земле бродили шиггрэс, но они не давали ей заглядывать людям в головы, пока она была ребёнком.

Теперь они лишь служили своего рода дымчатым препятствием — это было как смотреть сквозь кисейную занавесь.

Ментальный щит её отца был более эффективным, но она всё же видела его настроение, и сегодня он нервничал.

Они вошли в последнюю пещеру, и он огляделся, прежде чем заговорить с ней:

— Здесь это и случилось. Чувствуешь?

Она кивнула, подойдя к месту, которое они с Мэттью осматривали, когда были здесь в прошлый раз.

— Прямо здесь.

Её отец наблюдал за ней:

— Ощущаешь ли ты это сейчас иначе, чем тогда?

Мойра нахмурилась:

— Что ты имеешь ввиду?

— Когда вы с Мэттью были здесь, ты сказала, что он подчеркнул тот факт, что магия была меж-измеренческой, или, как он её называет, «транслокационной магией». Ощущается ли она сейчас отличной от того, что было в тот день?

Она раскрыла свой разум более полно, проверяя местность, прежде чем кивнуть:

— Сейчас она гораздо сильнее, чем тогда. Как думаешь, что это значит?

— Я не знаю. Я почти уверен, что здесь было ещё одно пересечение границы миров, но я никак не могу знать, кто или что это сделало, или даже в какую сторону, — объяснил Мордэкай.

Её глаза расширились:

— Ты не думаешь…?

Он поднял ладонь:

— Прежде чем мы поговорим о том, что может быть, я хочу узнать, можешь ли ты чувствовать что-то, чего не могу я.

— У нас обоих есть магический взор…

— Но ты — маг Сэнтиров, и я точно знаю, что разные рода порой чувствуют по-разному. Уолтэр, к примеру, всегда мог заметить шиггрэс гораздо легче, чем я, несмотря на то, что у меня больше и дальность, и чувствительность.

Она увидела сквозь его щит лёгкую вспышку при слове «Сэнтиров», пустое эхо, которое могло означать страх. «Он боится меня, или того, что я есть? Что она ему рассказала? Это что, проверка?».

— Я могу попытаться, — ответила она.

Встав на колени, она прижала ладони к полу где-то в центре магических следов. Теперь след был определённо сильнее, но она никак не могла знать, отражал ли он что-то пришедшее в их мир, или что-то из него ушедшее. Она точно знала только то, что это была транслокационная магия её брата, постепенно угасающая со временем. Присутствовало там и чувство любопытства.

Она подняла взгляд на отца, и её лицо озарило понимание:

— Это был Мэтт. Это он сделал.

— Тогда мы вполне можем предположить, что это он уходил, а не наоборот, — сказал Мордэкай.

— Он ушёл один. Почему он такой глупый!? — выругалась Мойра. — О чём он только думал?

— Не знаю точно, но он скорее всего собирался отследить источник врага, с которым вы столкнулись в Данбаре, — сказал Мордэкай.

— Он понятия не имеет, насколько они опасны. Никто не имеет, — ответила она, изливая свою фрустрацию. С тех пор, как она вернулась из Данбара, её постоянно преследовали кошмары.

Отец одарил её таинственной улыбкой:

— Ты можешь быть удивлена.

— А это ещё что значит?

— Сэлиор назвал их ИСИНС, когда мы говорили в прошлый раз — это имя мне знакомо. Оно имело особое значение для Ши'Хар.

Он говорил о воспоминаниях, которые унаследовал. Воспоминания передавались от одного Иллэниэла к следующему в течение тысяч лет — дар или, возможно, проклятье, давным давно полученное Тирионом Иллэниэлом. Воспоминания уходили ещё дальше в прошлое, чем история человечества, ибо они были воспоминаниями Ши'Хар, и корни их памяти начинались задолго до того, как они явились в этот мир.

— Всё это случилось очень давно, — сказала Мойра. — Какое это может иметь к нам отношение?

Лицо её отца изменилось, став серьёзным:

— Прежде чем мы поговорим об этом, нам нужно обсудить кое-что ещё.

— Ты имеешь ввиду то, зачем ты на самом деле привёз меня сюда, — с некоторой тревогой сказала она.

— Насчёт того, что случилось с тобой в Хэйлэме.

Мойра сделала глубокий вдох:

— Это не оно случилось со мной, это я случилась с ними. — Она ожидала этого разговора уже не первый день, и теперь, когда он наконец начался, она чувствовала, как её страх на самом деле уменьшается.

— Я говорил с твоей матерью.

Она знала, что он имел ввиду другую Мойру, которая выжила в течение более тысячи лет исключительно ради того, чтобы однажды найти для неё новую семью. Ту Мойру, которая знала правила для её особого типа магии.

— Она рассказала тебе, каковы наказания за манипуляцию разумами и воспоминаниями других людей? — спросил он.

Мойра покачала головой:

— Конкретно — нет. Это было годы тому назад, но она заставила меня поверить, что они были весьма серьёзными.

— А что насчёт личных последствий от использования такой силы?

Видение её руки, покрытой чёрной чешуёй и с острыми когтями на кончиках пальцев, появилось в её разуме, когда прилив адреналина отозвался шоковой волной страха вдоль её позвоночника. «Он знает». Она подавила страх, но обнаружила, что почти бессознательно оценивает его. Щиты вокруг его тела и разума были значительными. Она могла пробиться через них, но на это уйдёт время — время, в течение которого он будет яростно сражаться. Убьёт ли он её до того, как она сможет через них пробиться? «Если я смогу пробиться, то это может окончиться для нас обоих хорошо».

— «Мойра! Возьми себя в руки. О чём ты думаешь?» — предостерегла Мёйра. — «Он же наш отец!»

— Нет, но думаю, что теперь я их понимаю, — сказала она. — Я изменилась внутри.

— Ты же знаешь, что я тебя люблю, верно? Что я всегда буду тебя любить, — печально сказал он. В его глазах стояли слёзы.

Эта картина шокировала её, и её собственный защитный гнев исчез, сменившись печальной тоской, и сопереживанием.

— Я тоже тебя люблю, Папа. — Совсем недавно она солгала — Мойра помнила наказания, о которых говорила её мать. Он собирался убить её. — Прости меня.

— Расскажи мне об этом — о том, что ты чувствовала.

— Что?

— Ты не единственная, кто прошёл через огонь. Я совершал вещи, которые мучили мою душу — вещи, от которых я просыпаюсь посреди ночи, в поту и в страхе. Я не знаю, что ты пережила, но я, наверное, могу этому сопереживать. Поделись этим со мной, расскажи мне, через что ты прошла. Я хочу знать, что происходит внутри тебя, — объяснил он.

Она склонила голову:

— Разве есть в этом какой-то смысл?

— Больше, чем ты думаешь.

Мойра медленно выдохнула, позволяя напряжению покинуть её плечи, а затем начала с девушки, с которой она играла в шахматы в горах. Дальше она описала свой побег из темницы во дворце Хэйлэма, открытие того, что она невольно создала свою точную копию, и как это позволило ей делать сразу много дел одновременно. Напряжение вернулось к ней, когда она говорила о битве за городом, но Мойра ничего не скрывала. Она объяснила про то, как её двойницы захватили контроль над горожанами, и как некоторые из них взяли под контроль неиссякаемые источники жизни своих носителей.

Худшей частью было рассказывать ему о её битве с Сэлиором, но она всё равно сделала это, даже описав трансформацию, через которую она прошла, пока пытала ложного бога. Это было ужасно — признаваться ему во всём этом, но это облегчило ей сердце. Может, она и была злой, но она хотя бы умрёт честно.

Когда она закончила, он сказал лишь одно:

— Сними щиты. — Он стоял прямо перед ней.

«Нет, ещё рано, мне нужно больше времени», — подумала она. Её глаза были сухими, пока она рассказывала, но теперь из них полились слёзы. Она нехотя опустила свою защиту.

Мордэкай опустил свой собственный щит, а потом обнял её, крепко прижав к себе.

— Мне так жаль, что всё это с тобой произошло.

«Сейчас!». Эта мысль выскочила из уголка её разума, но Мойра оттолкнула её прочь. Она не нападёт на него, что бы ни случилось. Она пыталась говорить, но горло её отказывалось сотрудничать. Не послышалось ничего кроме тихих всхлипов. Наконец она сумела выдавить:

— Прости меня, Папа.

— Ш-ш-ш, всё хорошо. Ты не виновата.

— Ещё как виновата! — заплакала она. — Если бы я знала ключи к кругам, то могла бы просто вернуться домой. Я могла бы позвать на помощь.

Мордэкай сжал её ещё сильнее:

— Никто не идеален. Так могло бы быть лучше, а могло бы и не быть. Что если бы пришла твоя мать? Кто знает, что случилось бы? Возможно, она смогла бы сделать что-то ещё, или, быть может, она бы погибла. Стала ли бы ты тогда винить себя? Если я чему и научился за годы, так это тому, что «что если» никогда не помогают.

— Но я теперь стала чудовищем…

Он тихо засмеялся глубоко у себя в груди:

— Да, ты — моё дорогое, милое, маленькое чудовище, и я всё равно тебя люблю.

— Что?

Он отстранил голову, и посмотрел на неё:

— Ты что, действительно думала, что я больше не буду тебя любить? Глупышка, папы никогда не перестают любить своих маленьких девочек.

Она расплакалась ещё сильнее, когда всё скопившееся в ней за последние недели давление медленно вышло наружу. Он обнимал её, и бормотал утешительную ерунду, будто она всё ещё была маленькой девочкой, но это её не беспокоило. В этот миг она только этого и хотела.

В конце концов она замерла, полностью опустошённая. Вытерев глаза рукавом, она спросила:

— Что ты будешь делать?

— Ну, убивать я тебя не буду, если ты об этом подумала. Об этой чепухе ты можешь теперь просто забыть, — ответил он.

— Но я же опасна.

— Я тоже, — просто сказал он. — Мы все опасны, хотя некоторые опаснее других.

Мойра нахмурилась, гадая, понимал ли он на самом деле:

— Нет, я могу всё уничтожить. Я могла бы захватить весь мир.

— Ага, я тоже, — иронично ответил он. Твёрдо посмотрев её в глаза, он продолжил: — Могущество — это могущество, Мойра. Оно бывает разных видов, но суть его всегда одинакова. Если следовать твоей логике, то меня уже давным-давно следовало предать смерти, но я до сих пор здесь. Важно то, готова ли ты взять ответственность за себя.

— Я больше не человек, Папа. Это не одно и то же. Я превращаюсь во что-то другое. Ты не можешь мне доверять. В конце концов я потеряю контроль, — добавила она, пытаясь объяснить.

Мордэкай снова засмеялся:

— Ага, мне она тоже пыталась скормить мне эту лажу, и я думаю, что она сама в это верит.

— Но это так.

— Только если ты в это веришь, — уверенно сказал он. — Хочешь знать, откуда мне это известно?

Она кивнула, в ней начала зарождаться надежда.

— Потому что род Сэнтиров не всезнающий. Они видели тех, кто испортился, кого они поймали. Ты действительно думаешь, что только эти и нарушали правила? Как думаешь, сколько магов Сэнтиров за тысячу лет поддались искушению, и использовали свою силу, чтобы изменить чей-то разум?

Мойра тупо уставилась на него:

— Не знаю…

Её отец улыбнулся:

— Вот именно! Ты не знаешь. Никто не знает. Но я вот что тебе скажу. Их было гораздо больше, чем те, кто испортился — гораздо больше, чем им было известно. Готов предположить, что минимум половина всех когда-либо живших волшебников Сэнтиров пробовала делать это хотя бы однажды. Это просто человеческая природа. Ваша сила опасна и работает с редкой тонкостью, но это всё равно лишь инструмент. Я понимаю, что она вредит и тому, кто ею пользуется, но твой выбор всё ещё остаётся за тобой.

К тому же, у меня есть ещё по крайней мере одна причина верить, что ты не уничтожить и не поработишь мир.

— Какая? — спросила она.

— Рок Иллэниэла, — ответил он, постучав себя по виску. — Эта штука в моей голове преследовала мой род две тысячи лет. Для этого есть причина. Она не просто была украдена, хотя сперва именно так и полагалось. Теперь причина этого — передо мной, или, по крайней мере, одна половина причины. Вторая половина — это твой брат.

— Ты же знаешь, что я не унаследовала память от моего отца, — сказала Мойра. Знание лошти передавалось лишь одному потомку в поколении. Её биологический отец им не обладал, хотя и был Иллэниэлом.

— В том-то и заключается его прелесть, — сказал Мордэкай. — Важен именно твой дар. Ты — последняя из живущих волшебников Сэнтиров, а твой брат — Первый волшебник Иллэниэлов. У него есть знания, даруемые лошти, но это — лишь часть головоломки.

— Но он же не первый волшебник Иллэниэлов.

— Ты помнишь историю, которую я поведал вам годы тому назад, о Тирионе? — напомнил Мордэкай.

— Да, она была ужасной, — с некоторым отвращением сказала она.

— Помнишь дар Рощи Иллэниэл.

Она сжала губы:

— У Тириона его не было. Ни у кого не было, потому что Роща Иллэниэл не создавала людей-рабов. И даже когда он украл другие дарования, дар Иллэниэлов он не получил.

— Верно, — сказал её отец. — Его единственный сын-Иллэниэл погиб, но теперь у твоего брата есть этот дар, хотя получил он его не от меня.

— Мама? — воскликнула Мойра, теперь имея ввиду Пенни. — Значит, её дар пророчества происходит от Рощи Иллэниэл?

— Доказать этого я не могу. Я не знаю историю её рода, но это — единственное разумное объяснение. Что я знаю точно, так это то, что прежде никогда не было человеческого волшебника с её даром… до сегодняшнего дня — именно того дня, когда снова объявился великий враг Ши'Хар.

Мойра вздрогнула:

— Так ты хочешь сказать, что мой брат — что-то вроде волшебника-мессии, так? — «Охуеть, просто охуеть. Он теперь всю жизнь будет по этому поводу злорадствовать».

Морт увидел выражение её взгляда, и начал тихо смеяться:

— Нет, но без него у нас всех будут крупные неприятности. Вы двое спасёте мир, я надеюсь — при небольшой поддержке со стороны вашего стареющего отца.

Он пошёл к туннелю, который вёл наружу:

— Идём домой.

Когда Мойра пошла следом, её стопа шаркнула по покрывавшей пол грязи, и она бегло уловила, что на полу было что-то высечено. Руны, вырезанные в камне. Её магический взор растянулся, и проследил очертания под грязью, увидев, куда они шли. Они окружали пещеру, а меньший внутренний круг был в том месте, где недавно стоял её отец.

Мордэкай проявил осторожность. Он, наверное, начертил их за неделю до этого, когда был здесь один.

Возможно, ей следовало оскорбиться, но почему-то её не беспокоил вид его приготовлений на тот случай, если бы она пошла против него. Вместо этого она почувствовала странное утешение. Послеполуденный свет озарял силуэт её отца у выхода из пещеры, и она уставилась на его высокие плечи. Поддавшись порыву, она пробежала вперёд, и обняла его сзади.

Мир был ужасным местом, и пусть она сама и была чудовищем, но сильная спина отца заставляла её чувствовать себя в безопасности.

— Это за что? — спросил он, оглядываясь.

— Ничего, — ответила она, а потом сдавила его живот своими руками. — Ты толстеешь.

— Небольшое брюшко — это признак успешного мужчины, — проворчал он, — как грива у льва.

— Ага, ты, главное, продолжай себе это говорить…

Примечания

1

англ. «stretcher» — носилки (здесь и далее — прим. перев.)

(обратно)

2

англ. «get old» — буквально «стареть», но в переносном смысле означает «приесться», «надоесть»

(обратно)

3

Игра слов. Англ. «pissed» означает как «в бешенстве», так и «пьяный».

(обратно)

4

англ. «railgun» — дословно «рельсовая пушка», одна из форм оружия на основе ускорения снаряда электромагнитным полем.

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог

*** Примечания ***