Брюсов Орден. Ради лучшего будущего (СИ) [Денис Георгиевич Кащеев] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Денис Кащеев Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

ПРОЛОГ

г.Оренбург, 11 ноября 1773 года

3846-е санкционированное вмешательство в поток времени


Ночь выдалась морозной и ясной. Накануне с утра немилосердно пуржило, снег валил сплошной стеной – словно кому-то там наверху вздумалось вовсе замести защищавший крепость 12-футовый земляной вал – но едва на колокольне Преображенской церкви начали звонить к вечерне, метель, как по команде, стихла, а к концу богослужения небо совершенно расчистилось. Высыпали серебряные звезды – бесчисленные, словно дикая киргизская конница в степи. Взошла луна, одарив осажденный Пугачевым город своим холодным сиянием – впрочем, достаточно ярким, чтобы по заснеженным улицам можно было ходить, не зажигая фонаря – и не забрести вместо двери в сугроб.

Оставались, однако, в городе и закоулки, заглянуть в которые из-за плотной застройки Селене было не под силу. Как раз в одном из таковых, у глухой бревенчатой стены, в какой-то дюжине шагов от обращенной к Яику куртины[1], в сей поздний час притаились двое.

Двое, которым никак не полагалось находиться в крепости ни в этот день, ни в эту ночь.

Равно как и в этот год.

Да, собственно говоря, вообще в этом веке.

Внешне, правда, оба вполне соответствовали и месту, и эпохе. Первый – молодой человек лет двадцати двух – носил косматую волчью шубу, застегнуть которую не позаботился, так что был виден надетый под ней подпоясанный офицерским шарфом зеленый пехотный мундир. Дополняли его костюм черные тупоносые сапоги и черная же шляпа-треуголка.

Второй, выглядевший лет на десять старше своего товарища, щеголял в высокой казачьей шапке и коротком нагольном – мехом внутрь – тулупчике поверх длиннополого кафтана синего сукна. На ногах – видавшие виды, но явно теплые валенки.

По-разбойничьи держась в густой тени сруба, «офицер» и «казак» внимательно следили за площадкой-валгангом на вершине крепостного вала, по которой, ежась и кутаясь в тонкий плащ-епанчу, прохаживался туда-сюда солдат-караульный. Время от времени тот останавливался, взбирался на примыкавшую к брустверу ступень-банкет и старательно вглядывался в степь за Яиком, но всякий раз, не узрев там, как видно, ничего примечательного, скоро спускался и продолжал свой монотонный челночный марш.

– Когда же он там наконец замерзнет? – не выдержав, прошептал в какой-то момент молодой «офицер».

– Скоро уже, – вполголоса ответил ему «казак», извлекая из-за пазухи тулупчика луковицу карманных часов немыслимой для 1773 года точности хода и откидывая позолоченную крышку. – Через три с половиной минуты.

– Уйдет он вправо, к Нагорному полубастиону, – словно повторяя заученный урок, проговорил «офицер». – Я поднимусь на вал слева по приставной лестнице… И все же не понимаю, как часовой не заметит меня у бруствера – при такой-то луне! – внезапно выдохнул он.

– Не дрейфь, Петруха, – спрятав часы, хлопнул молодого человека по плечу «казак». – Машина все просчитала.

– Их-то она просчитала, – нервно кивнул головой тот, кого назвали Петрухой, в сторону маячившего на валу караульного. – А нас?

– А что – нас? – не понял его собеседник. – Просто сделай все, как отрабатывали, и…

– Блин, зачем вообще все эти идиотские сложности? – не дослушав, с досадой бросил «офицер». – Медом нам в этой крепости мазано? Почему нельзя было забросить нас прямо в лагерь самозванца? – да, именно самозванца – в текущем потоке времени. Говорят, когда-то было и иначе, но тех итераций Петруха не застал – оными занимались задолго до него. – Передать послание из рук в руки… – продолжил между тем он. – А то и просто на словах рассказать…

– Ага, ты ему на словах, а он тебя – на дыбу, чтобы слова твои вернее прозвучали… Даже если в конце концов все благополучно подтвердится – поверь: развлечение это – так себе!

– Кстати, а подтвердится? – вскинув голову, задал вопрос молодой человек. – С Яика в крепость и в самом деле ведет подземный ход?

– Меня спрашиваешь? Я-то откуда знаю? – развел руками «казак». – Наверное, ведет – иначе какой смысл было огород городить?

– Просто здешним укреплениям едва тридцать лет наберется – откуда в них взяться всеми забытому ходу?

– Ну… Насколько я помню, Оренбург построен на месте некой Бердской крепости. А та, в свою очередь, была перенесена – как раз туда, где сейчас ставка нашего друга Пугачева. Могло сложиться так, что прежние насельники ушли, унеся секрет с собой, а новые про подземных ход и слыхом не слыхивали.

– Могло…

Они помолчали.

– То есть, если у нас все получится, восставшие ворвутся в крепость и захватят ее? – кажется, эта мысль пришла в голову молодому «офицеру» только что. – А что будет с гарнизоном? С жителями? Их перебьют?

– Наверное, – равнодушно пожал плечами «казак». – Да ты не заморачивайся – они все для нас с тобой и так уже двести с гаком лет как мертвы. И потом, Орден сказал надо – значит надо, – добавил он с заметным нажимом. – Все, что мы делаем – ради лучшего будущего!

– Ради лучшего будущего… – едва слышно пробормотал Петруха – словно мантру проговорил.

– Короче, хорош рефлексировать – приготовься, – в руке у «казака» вновь появились его чудо-часы. – Осталась минута.

– Да готов я…

Как и предсказывал «казак», ровно через минуту караульный на валу в последний раз высунул голову за бруствер и, неуклюже спрыгнув с банкета, торопливо заковылял в сторону правого полубастиона. Проводив его сосредоточенным взглядом, движением плеч «офицер» сбросил на снег шубу и двинулся к деревянной приставной лестнице. Несколько секунд – и Петруха уже стоял на валганге. Еще четверть минуты ушло у него на то, чтобы добраться до реданта – углового выступа в центре куртины.

Здесь, воровато оглядевшись, «офицер» поспешно поднялся на банкет и, словно подражая давешнему караульному, выглянул за бруствер. Внизу, под крутым обрывом, изгибался замерзший Яик. В нескольких местах во льду темнели едва затянувшиеся провалы – следы недавнего неудачного штурма Оренбурга пугачевцами – второго с начала осады.

Там же, где-то внизу, среди голых кустов, камней и вздыбленных льдин прятался сейчас лазутчик повстанцев. Разглядеть его с вала молодой человек не сумел, как ни старался, но знал точно – разведчик на месте. Готовясь к заброске, Петруха не раз и не два проследил на мониторе Машины весь путь лихого пугачевца – от ставки Самозванца в Бердской слободе до крепостного вала – и назад. Следуй поток времени своим чередом – к утру соглядатай бунтовщиков уполз бы прочь не солоно хлебавши – но Орден решил вмешаться, прислав сюда своих эмиссаров.

Еще раз покосившись по сторонам, слегка дрогнувшей рукой «офицер» извлек из-за пояса пистолет. В лунном свете сверкнули украшавшие оружие драгоценные каменья – незаменимая вещь, если хочешь привлечь внимание жадного до добычи разбойника. На обычный пистолет тот, может, и не позарится, а такой наверняка заграбастает. А значит, вскорости обнаружит и письмо, свернутое в трубочку и спрятанное в стволе – и доставит оное своему главарю. Так, по крайней мере, рассчитала Машина. А она в подобных вопросах никогда не ошибается.

Примерившись, Петруха швырнул драгоценный пистолет через бруствер – и, еще не завершив движения руки, осознал свою ошибку – увы, слишком поздно. Должно быть, подсознательно боясь привлечь к себе внимание солдат в полубастионах по соседству, замах «офицер» сделал гораздо короче, чем следовало бы – и бросок вышел едва в полсилы: оружие со стуком упало на оголенные прибрежным ветром камни почти у самого подножия крепостного вала. Добро хоть в сугроб не угодило, но теперь, чтобы добраться до пистолета, лазутчику всяко пришлось бы преодолеть расстояние шагов в десять – по совершенно открытой и наверняка пристреленной сверху местности.

Да уж, такого конфуза Машине было не просчитать!

Не сдержав разочарованного стона, Петруха впился отчаянным взглядом в речной берег. Следивший за крепостью пугачевец не мог не видеть вылетевшего из-за бруствера предмета. Но догадается ли разведчик, что это не просто мусор, походя выброшенный караульным за ненадобностью? Осмелится ли пойти на риск быть замеченным – ради совершенно неочевидной для себя выгоды?

Пока что внизу, у реки, не усматривалось ни шевеления.

– Ну же! – умоляюще прошептал «офицер». – Ну, давай же!.. Забери его!

Увы, у подножия вала все оставалось по-прежнему.

Вот же незадача! Прям хоть сам сигай через бруствер с обрыва!.. Нет, это, конечно, не вариант – не расшибешься о камни, так лазутчик с перепугу заколет кинжалом – он, кинжал, у разбойника имеется, Петруха видел на мониторе – да еще и всполошившийся городской гарнизон добьет с вала из ружей! Пусть при переносе сквозь поток времени несмертельные раны и заживают – но миссия-то все одно будет бездарнейшим образом провалена!..

Молодой человек так и стоял, в растерянности прильнув щекой к брустверу, когда сзади, из крепости, послышалось хриплое, немелодичное пение:


Чёрный ворон, что ты вьешься,

Над моею головой?!

Ты добычи не добьешься,

Чёрный ворон, я не твой...


Слова, впервые прозвучавшие в таком сочетании лишь в следующем веке, враз заставили Петруху вскинуться – оставшийся внизу товарищ призывал его поторопиться. В последний раз бросив грустный взгляд на сиротливо лежащий на камнях пистолет, молодой человек спрыгнул с банкета, метнулся к лестнице – и уже почти достиг ее, когда со стороны полубастиона на куртину внезапно выступил рослый драгунский офицер в сопровождении двух солдат с ружьями и вооруженного луком калмыка:

– Стой! Кто таков?

– П… Прапорщик Гринев, – пролепетал Петруха, мысленно коря себя, на чем свет стоит. Дебил! И зачем он только терял время у бруствера?! Делу не помог, а тщательно рассчитанный Машиной момент для отхода упустил…

– Гринев? – хмурясь, подозрительно переспросил драгун. – Не припомню такого!

– Прибыл в крепость вчера с пакетом от генерал-майора Кара! – кое-как взяв себя в руки, выдал молодой человек заготовленную легенду. Опровергнуть ее мог разве что сам губернатор, никакого пакета от Кара, разумеется, и в глаза не видевший.

– Не припомню такого… – повторил драгун – правда, уже не столь убежденно. – А что изволили делать в реданте? – спросил он, впрочем, тут же с прежней суровостью.

– Да так… – замялся Петруха. – Свежим воздухом дышал…

– Не пришлось бы вам, господин прапорщик, изведать спертого духа острога, – покачал головой драгун. – Извольте-ка проследовать со мной к его превосходительству!

– Его превосходительство, небось, давно почивать изволят, – заметил «Гринев» уже спокойно.

– То не ваша забота, господин прапорщик! Спускайтесь с вала!

– Охотно! – совершенно искренне отозвался Петруха, с энтузиазмом шагнув к лестнице.

Первым вниз сошел один из солдат, за ним – «Гринев», следом – второй солдат, четвертым – калмык. Завершал процессию драгун. Офицер находился еще на середине лестницы (выяснилось, что был он хром и оттого неспешен), когда Петруха, как бы невзначай бросив взгляд вдоль вала, внезапно вытаращил глаза, протянул руку и завопил, что было мочи:

– Глядите, Пугач!

Оба солдата дружно оборотились в указанном направлении, почему-то не подумав при этом даже вскинуть свои ружья, и, с силой оттолкнув того, что стоял у него на пути, «Гринев» зайцем рванул в противоположную сторону – туда, где ждал его товарищ-«казак». Уже на бегу молодой человек заметил краем глаза, что проклятый калмык на его немудреную уловку не попался и потянулся к колчану за стрелой – но менять планы было уже всяко не резон.

– Разини! – в ярости заорал с лестницы на подчиненных драгун. – Взять прапорщика!

Будто очнувшись от сна, солдаты бросились за Петрухой, калмык, хищно прищурившись, поднял лук…

Была ли послана ему вслед стрела, узнать «Гриневу» так и не довелось.


* * *


г.Оренбург, май 20** года

Текущий поток времени


Истерично возопили тормоза. Испуганно взвизгнули шины.

На миг Петруха встретился глазами с совершенно офонаревшим мужичком за рулем серебристой легковушки, на пути которой вдруг прямо из воздуха появился шальной пешеход, затем автомобиль резко вильнул в сторону, лишь чудом не задев замершего посреди проезжей части молодого человека.

– Идиот! – прорычал в открытое окно бледный, как снег на валу Оренбургской крепости, водитель. – Самоубийца чертов!.. Реконструктор недоделанный! – это он, должно быть, разглядел на несостоявшейся жертве наезда старинный военный мундир. – Псих несчастный!..

Крики продолжались и далее, но, уже не слушая их, опомнившийся Петруха рванул к тротуару и, скользнув между домами, нырнул в укромный, совершенно не просматривающийся с улицы закуток, где его ждал товарищ.

С тем лишь нырнул, чтобы нарваться на новую порцию упреков.

– Совсем обалдел?! – рявкнул «казак», едва завидя молодого человека. Тулупчик он успел снять и сейчас как раз стягивал с ноги валенок. – Что ты там залип на валу, как приклеенный?! Репетировали же: бросил – ушел! Все! Не медля!

– Пистолет не совсем туда полетел, – виновато развел руками Петруха. – Хотел убедиться, что лазутчик его заберет.

– Ну и как? Убедился?

– Нет, – печально вздохнул молодой человек. – Ну а ты: какого лешего не дождался, пока я до точки добегу? – перешел в наступление уже он. – По твоей милости меня прямо посреди улицы выбросило! Едва под колеса не попал!

– Это не я, это оператор – я на гранату таймер поставил, – заявил «казак». Но, похоже, некогда было ждать, еще секунда – и тот друг степей тебя бы подстрелил. Так бы ты и вывалился посреди улицы, только уже лежа и со стрелой в заднице – это в лучшем случае!

– Ладно, проехали, – нетерпеливо махнул рукой Петруха. – Ты, главное, вот что скажи: получилось что-нибудь? А то у меня после Скачка перенастройка сознания, бывает, на полчаса растягивается.

– Да? – непритворно удивился «казак». – У меня всегда сразу все по полочкам раскладывается… – он поднял глаза к вечернему уральскому небу, словно вдруг задумавшись. – Только знаешь, я, похоже, в этом потоке времени второй половиной XVIII века как-то особо не интересовался. Помню, что вроде был такой разбойник Пугачев, а как там у него сложилось с Оренбургом… Впрочем, есть же универсальное средство, – заметил он тут же, отступив к стене – уже босиком, оба валенка давно валялись на траве возле тулупчика – и принявшись шарить пальцами в вентиляционном продухе. Через несколько секунд в его руке оказался смартфон – его собственный, оставленный здесь перед заброской в прошлое. – Посмотрим в Википедии – вроде в этом потоке она не менее популярна… – явно довольный своей сообразительностью, заявил «казак».

Не прошло и минуты, как он уже читал вслух:

– «…перебежчик, имя которого история не сохранила, сообщил Пугачеву о ведущем в крепость с берега Яика подземном ходе. В ночь на 13 ноября отряд казаков проник по нему в Оренбург и открыл ворота основным силам повстанцев. После короткого боя город пал. Уцелевшие его защитники были подвергнуты пыткам и затем казнены…»

– Несколько тысяч человек… – прошептал Петруха.

– Погоди, тут дальше интересно, – поспешил перебить его товарищ. – «Пугачевцы рассчитывали захватить в Оренбурге значительные запасы оружия, но, вопреки их ожиданиям, таковых в павшей крепости не оказалось. Зато в подвалах нашлось немалое количество хлебного вина, которым повстанцы самозабвенно принялись отмечать победу. Пугачев пытался урезонить соратников, но не преуспел в этом и счел за благо присоединиться к общему веселью. К вечеру среди повстанцев не нашлось ни одного, кто мог бы уверенно держаться на ногах. Караулы не были выставлены, и, когда ночью к крепости подошел корпус бригадира Корфа численностью 2.500 человек с 22 пушками, оказать ему сопротивление оказалось некому. Недавние победители были схвачены спящими – вместе со своим незадачливым предводителем… Лишившись лидера, восстание пошло на спад. Некоторое время разрозненные очаги бунта еще полыхали, однако…» Понятно, короче, – оторвался от чтения «казак». – Пожертвовав гарнизоном Оренбурга, Орден спас множество других жизней – вместо того, чтобы длиться три долгих года, кровавое восстание начало сдуваться уже с ноября 1773-го. Видимо, в этом и был смысл. Ну, что, доволен? – с усмешкой посмотрел он на Петруху.

– Наверное… Не знаю… – пробормотал тот в задумчивости. – Смысл же – он не может находиться в прошлом. «Ради лучшего будущего» – так ведь? Но что-то я не вижу вокруг особых изменений. Те же улицы, те же дома – даже автомобиль, который меня чуть не сбил – и тот, кажется, знакомой модели. И где же обещанные перемены к лучшему?

– Не путай лучшее будущее с лучшим настоящим, – покачал головой «казак». – Конечный результат работы Ордена мы с тобой едва ли увидим. Что же до изменений – то они наверняка есть, просто поток времени слишком инерционен, слишком тяготеет к однажды проложенному руслу, чтобы они вот так вот сразу бросались в глаза. Но то, что предписала Машина, мы исполнили – значит, сделан еще один шажок в нужном направлении. А внешние проявления – это все уже сугубо вторично. Скажешь, я не прав?

Что на это возразить, у Петрухи не нашлось.


[1] Прямой крепостной вал, соединяющий два бастионных сооружения

Глава 1

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


Люди любят разглагольствовать о том, как начнут новую жизнь – с ближайшего понедельника, с 1 января, по окончании отпуска или, наоборот, после увольнения с нелюбимой работы… Кажется, я знаю, почему у многих эти планы так и остаются нереализованными. Должно быть, общее количество шансов изменить свою судьбу, отпущенное человечеству свыше – строго ограничено, и львиная их доля попросту перехватывается мной.

Моя жизнь обновляется чаще, чем программное обеспечение топового смартфона. Причем, строго раз в месяц – в ночь с первого его четверга на первую пятницу. Иногда изменения незначительны: по утру вдруг оказывается, что обои на стенах в коридоре квартиры из светло-зеленых сделались темно-синими или холодильник на кухне, в котором накануне совершенно точно оставалась пара бутылок пива, теперь забит исключительно минералкой. Ну да последнее, наверное, со многими случалось, разве что не по столь четкому графику…

Но бывают пертурбации и посерьезнее. Одиннадцать раз у меня вдруг менялся домашний адрес (правда, всякий раз ночной «переезд» ограничивался границами Москвы), трижды – место учебы (все по юридическому профилю, но, согласитесь, одно дело МГУ, в который я три года назад каким-то чудом поступил на бюджет, и несколько иное – платная заочка в областном заборостроительном, где мне, впрочем, тоже задержаться не довелось: пятничная ночная судьба перебросила в Высшую школу экономики, а уже оттуда – в Университет имени Кутафина).

Или вот как-то, еще в школьные годы, у меня вдруг появился пятилетний младший брат, успевший за месяц «достать» меня по самое «не могу» – стыдно признаться, но я был несказанно рад, когда Ленька (так его звали) благополучно исчез.

А вот потеря родителей меня потрясла – почему-то я никак не ожидал, что моя «перепрошивка» способна затронуть и их. Но чуть больше года назад – мне как раз исполнилось девятнадцать – вдруг оказалось, что мама с папой уже три месяца как погибли в автомобильной аварии. Честно говоря, я до сих пор жду, что в одно прекрасное пятничное утро они вернутся в мою жизнь, словно и не уходили из нее никогда…

Но сами перемены, даже столь роковые – это еще полбеды. С ними можно и свыкнуться. Однако штука в том, что, просыпаясь утром в новой жизни, всякий раз я ровным счетом ничего о ней не знаю. Прежнюю реальность помню отчетливо – но в чем-то эти воспоминания всяко уже не актуальны. Хорошо – если лишь в части последних результатов игры любимой хоккейной команды (когда-то, кстати, это было «Динамо», а потом почему-то раз – и стал ЦСКА). Вот и думаешь: а ну как окажется, что у меня теперь, к примеру, законная супруга и двое детей?

В детстве из-за всех этих казусов с памятью меня какое-то время держали за умственно отсталого. Водили по врачам – но седые доктора лишь руками разводили: феномен сей, мол, современной медицине не по зубам. Выход из положения я был вынужден искать самостоятельно – и, представьте, нашел! Не сразу, методом проб и ошибок – но нащупал. Оказалось, что, если накануне очередной судьболомной ночи письменно составить подробное описание своей жизни – кто я такой, где живу, с кем общаюсь, ну и все такое, включая пароли от аккаунтов в интернете, а утром эти заметки прочесть – отражена в них окажется уже новая, доселе неизвестная мне данность.

В результате, за прожитые в таком режиме годы у меня накопился немаленький такой текст-автобиография. Важно было лишь хотя бы символически обновить его в четверг накануне. Записи я предпочитал делать в своем смартфоне, но на всякий случай дублируя их от руки на бумаге – как-то раз файл в гаджете почему-то не сохранился, и бесценная информация пропала. А вот старые-добрые листы в клетку неизменно демонстрировали надежность. Однажды, впрочем, и они сыграли со мной шутку: свое послание самому себе я обнаружил лишь к вечеру пятницы – в почтовом ящике, в конверте с маркой, почему-то непогашенной. Адрес при этом был написан моим корявым почерком – вот уж что оставалось неизменным всегда.

Не скажу, что такого рода заметки служили адекватной заменой живой памяти, но рабочим ее протезом – вполне. Полностью исключить проколы с их помощью было, конечно, невозможно, и среди своих знакомых я имел репутацию чувака слегка не от мира сего, с заскоками. Ну да не более того – в конце концов, у каждого на чердаке свои скелеты тараканов!

Так, пусть и регулярно меняя колею, жизнь моя худо-бедно катилась своим чередом – пока однажды утром…


* * *


Была отнюдь не пятница – воскресенье. К тому же почти середина месяца – с очередного «переключения стрелок» (к слову, в этот раз не такого уж и радикального) минула добрая неделя – мой любимый период, когда основные шероховатости уже зачищены, а перспектива очередной смены декораций еще не столь довлеет.

Так что не удивительно, что проснулся я в отличном настроении – спеша радоваться стабильности. Разлепил веки, приподнялся на локтях на постели и…

…и, незамедлительно зажмурившись, кулем рухнул обратно на подушку.

Нет! Не может быть! Ведь воскресенье же!

– Горазд же ты дрыхнуть! – послышался где-то рядом радостный высокий голосок.

Я знал, кому он принадлежит – рыжеволосой девице лет восемнадцати-девятнадцати, бесцеремонно приютившейся прямо у меня под боком. При том, не слишком обремененной одеждой – и это еще весьма-а-а мягко говоря.

Проблема была лишь в том, что соседку по кровати я видел впервые в жизни. Равно как и саму кровать – безразмерно-широкую, не чета скрипучему диванчику, на котором я, вроде как, уснул накануне. В гордом одиночестве, кстати, уснул!

Абсолютно незнакома мне была и комната – светлая и просторная, высокий потолок, воздушный тюль на окне, бежевые обои на стенах, стильная тумбочка под дерево…

Как всегда и бывает при том самом пробуждении, соображалось мне сейчас туго. Словно нечто извне яростно стучалось в сознание, слезно просилось внутрь, а разум, как мог, сопротивлялся, задействуя в борьбе все доступные ресурсы. Предоставленные до поры самим себе, мысли в моей голове затеяли беспорядочную свалку, напрочь забивая одна другую, и, возможно, из-за этого, повторно открыв глаза и взглянув на незнакомку, я задал, пожалуй, худший вопрос из возможных в сложившейся ситуации:

– Ты кто?

– Та, что будет вечно царствовать в твоем сердце! – с задорным смехом ответила девица, должно быть, решив, что это я так неостроумно шучу.

– А зовут тебя как, царица сердца моего? – почти «на автомате» продолжил спрашивать я – лучше всего в таких ситуациях у меня получалось «плыть по течению». Да, собственно, никаких иных вариантов тут и не было.

– Зови меня… ну, скажем, Изольдой, благородный рыцарь! – предложила моя собеседница, похоже, продолжая воспринимать происходящее как какую-то игру.

– Хорошо, – кивнул я. – Поведай же мне, о Изольда, где мы находимся? – обвел я широким жестом комнату.

– В родовом замке моего отца, славного барона… нет! Маркиза! Маркиза Карабаса!

– А ты у нас, выходит, Изольда Карабас? – хмыкнул я.

– Да, по-дурацки получилось, – забавно сморщив веснушчатый носик, прыснула девица и, внезапно подавшись вперед, обхватила руками мою шею, притянула в себе – точнее, попыталась притянуть, но, так как я, наоборот, машинально постарался отстраниться, сама скользнула ко мне – и жадно впилась своими губами в мои. Одеяло, прикрывавшее меня до того момента, воспользовавшись случаем, сползло, и соприкоснулись отнюдь не только наши уста, но и многое из того, что расположено ниже.

О-о-ох!..

Впрочем, прежде, чем я было решил, что, при прочих равных, не так уж и плохо начинается это нагло прикинувшееся пятницей воскресенье, как «Изольда» вдруг убрала руки, сомкнула, поджав, губки и отпрянула.

– Игорь, что-то не так? – спросила она с удивлением и, пожалуй, даже с некоторым испугом. – Ты какой-то странный…

Игорь… Что ж, еще один плюсик в копилочку: вчера меня звали именно так. А бывало, что и имя менялось, да… Всего раз, правда.

Эх, сейчас бы заветные записки проглядеть, хотя бы по диагонали! Да вот только найдутся ли они – накануне я же их не обновлял… А если и найдутся – точно не здесь, а у меня дома… С другой стороны – телефон, он же должен быть где-то при мне? Может, в нем что-то сохранилось?

Мозги у меня все еще были несколько набекрень, и, отвлекшись на мысль о телефоне, я и сам не заметил, как, отвечая собеседнице, озвучил другую:

– Все так… Только понимаешь… Я тебя не помню. Совсем.

– В смысле – не помнишь? – окончательно растерялась девица.

– В самом что ни на есть прямом. Не помню тебя, не помню, как и почему здесь оказался…

– И что вчера вечером было – тоже не помнишь? – сдвинула к переносице изогнутые рыжие бровки «Изольда».

– Помню… – ответ, казалось бы, мою собеседницу удовлетворил – ее хмурое личико вмиг разгладилось – но черт меня дернул продолжить. – Только тебя в этих воспоминаниях нет.

Зеленые глаза девицы широко распахнулись, несколько секунд она, похоже, не способна была произнести ни звука, а после сипло выдохнула:

– Ах ты сволочь!

Затем рывком вскочила с кровати, опрометью бросилась было прочь, но почти тут же вернулась, схватила одеяло и торопливо завернулась в него, словно в банную простыню.

– Добился своего и решил – наигрался, да?! – задыхаясь от гнева и, похоже, едва сдерживая рвущиеся из глаз слезы, выкрикнула «Изольда». – И даже не нашел смелости прямо об этом сказать?! Амнезию какую-то идиотскую выдумал! Ублюдок!

С этими словами она таки выбежала из комнаты.

Да уж, как ни крути, стартовые полчаса-час после этого лучше ни с кем в серьезные разговоры не ввязываться! Особенно вот с такими нервными рыжими девицами!

Первым моем порывом было метнуться за «Изольдой», как-то оправдаться (хотя как тут оправдаешься-то?!), но, уже поднявшись с кровати, я вдруг заметил свою одежду, в характерном беспорядке валявшуюся на полу, и замер на полушаге.

То, что эти вещи принадлежали мне, сомнений у меня как-то не возникло. Джинсы я даже помнил в точности – их (или точную их копию) я стянул с себя вчера, ложась спать. Дома ложась, блин! У себя дома!

Черная футболка от тех, что имелись в моем гардеробе, отличалась лишь незначительными деталями – такую я вполне мог носить. Хотя конкретно эту и не носил. Но мог.

Трусы, носки – тоже, в принципе, годились.

Нагнувшись, я поднял джинсы, торопливо ощупал карманы и едва не вскрикнул от радости: в левом переднем обнаружился смартфон – почему-то без чехла. Пара секунд, и, опознав мою физиономию, гаджет включился…

Увы, приложение «Заметки» оказалось девственно пустым. Да и в целом смартфон выглядел каким-то «неживым». Ни одной фотографии в «Галерее». Ни одного диалога в «Сообщениях». В «Недавних звонках» – одинокий вчерашний разговор с некой «Ольгой», как почти сразу выяснилось, единственным контактом в телефонной книжке.

Объяснение этому нашлось скоро – в другом кармане джинсов. Явилось оно в виде смятого кассового чека на покупку мобильного телефона – от вчерашнего числа. Адрес торговой точки ни о чем мне не говорил.

В третьем кармане джинсов лежали ключи – скорее всего, от какой-то квартиры, но внешне совсем не похожие на мои привычные, вчерашние. Значит, и адрес вполне мог поменяться…

Последний карман был пуст.

Все.

Итого – ни документов, ни наличных денег, ни кредитки… Я вернулся к телефону – мобильного банка в нем не оказалось. То есть я еще, до кучи, и без копейки…

Закончив обыск, я не придумал себе лучшего занятия, как только одеться, и едва управился с этим делом – в комнату вернулась «Изольда». Все еще в одеяле, но теперь с собственным телефоном в руке.

– Значит, говоришь, не помнишь меня? – уточнила она. Тон вопроса, вероятно, задумывался максимально грозным, но в самый неподходящий момент голос рыжеволосой девицы предательски дрогнул.

– Прости, – развел я руками.

– И как попал сюда – не помнишь? – сглотнув, не унималась она.

Я лишь молча качнул головой.

– Так, может, тогда ты грабитель, преступно проникший в мою квартиру?

– Ага, а еще, по ходу, насильник, – ляпнул я прежде, чем догадался прикусить язык.

– Скотина ты, Игорь, вот ты кто! – вспыхнула Ольга. – Скотина и подлец! Короче, я звоню в полицию, понял? – демонстративно развернула она телефон экраном к себе. – Сообщу, что ко мне в дом пробрался неизвестный злодей! Вор! И да, может, до кучи, насильник или убийца!.. Или все же что-то припомнишь? – прищурилась она.

– Оля, подожди, – торопливо поднимая руки в умиротворяющем жесте, по какому-то наитию выговорил я – на ум мне пришло имя того самого единственного контакта из новенького телефона. – Давай спокойно…

– Ага, сразу все вспомнил, как жареным запахло! – торжествующе воскликнула девица, опуская руку с гаджетом. – И сколько раз повторять: я тебе не Оля!

Гм… Так все-таки, Оля или не Оля?

– Я не помню, сколько раз и что ты мне повторяла, – без усилий состроив скорбную мину, выговорил я. – Со мной так бывает…

– Пить надо меньше! – презрительно фыркнула девица.

– А мы вчера пили? – простодушно поинтересовался я.

– Конечно. Шампанское! – сообщила моя собеседница.

Фу! Терпеть не могу эту шипучку!

– Вот, и этого я тоже не помню… И поверь, дело тут ни разу не в алкоголе. Я не помню, где живу, не помню, где учусь или работаю… Оля, я вовсе не собираюсь от тебя отделаться, рассказывая нелепые басни! Наоборот, мне нужна помощь! – выговорил я как смог проникновенно.

– Не называй меня Олей, – поморщилась девица – но уже как-то без злобы.

– А как называть? – спросил я.

– Полным именем. Ольгой. Как же еще?

– Договорились, – кивнул я.

– То-то же! Чай будешь?


* * *


За следующие полчаса, с аппетитом прихлебывая горячий напиток, я успел выяснить несколько вещей, вроде бы, неважных, и несколько – определенно существенных.

Что чай я люблю черный и пью его без сахара – ну, тут, прямо скажем, ничего удивительного.

Что с Ольгой мы встречаемся около месяца, но ночь вместе провели впервые.

Что, если верить моим собственным рассказам, учусь я по-прежнему в Юридическом Университете имени Кутафина, на третьем курсе.

Что черную футболку, которая сейчас на мне, подарила мне Ольга.

Что о своих родителях я подруге никогда и ничего не рассказывал.

Что во сне я храплю, но не громко и только когда лежу на спине.

Что живу я где-то в Измайлово – где точно, Ольга не помнила: «на Парковой улице, кажется». Ага, этих Парковых в том районе – аж шестнадцать штук!

Про Измайлово – это была плохая новость. Если только я Ольге зачем-то не наврал, выходило, что адрес мой изменился.

Наша кухонная беседа за чаем была в самом разгаре, когда в дверь квартиры раздался требовательный звонок.

– Ты кого-то ждешь? – с некоторым удивлением поинтересовался я у поспешно вскочившей на ноги девушки.

– Нет, – заметно смешавшись, мотнула головой она. – То есть… Ну…

– Полицию, что ли, все же вызвала? – пошутил я.

– Нет, конечно, – на этот раз ответ Ольги прозвучал куда увереннее. – Не полицию… – добавила она, уже выходя с кухни. – Психиатричку. Так будет лучше. Прости.

– Зар-р-раза! – только и сумел выдохнуть я, едва не выронив из рук недопитую чашку.

К этому моменту коварная девица уже возилась в коридоре с дверным замком.

Глава 2

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


В салоне микроавтобуса скорой помощи, несмотря на то, что значительную его часть занимала застеленная клетчатым одеялом кушетка, а стены были плотно увешаны всевозможными шкафчиками и приборами, оставалось еще достаточно места для двух широких кресел с откидными подлокотниками. Первое, ориентированное по ходу движения, занимал я. Во втором, примыкавшем спинкой к перегородке, отделявшей от нас кабину автомобиля, дремал рослый мордастый санитар в отглаженном халате цвета морской волны и такой же шапочке. Единственное не заклеенное непрозрачной белой пленкой окно было прикрыто белой же занавесочкой, оставляя для обзора лишь узкую щель. Разглядеть через нее хоть что-то можно было, только когда автомобиль притормаживал, а случалось такое нечасто – перекрестки мы проскакивали лихо, с воем сирены, а пробки, судя по всему, объезжали по встречке.

Так что, как ни старался, понять, каким путем меня везли, я не мог. Ясно было лишь, что двигались мы приблизительно на северо-запад – уже почти полуденное солнце посылало нам свои лучи то справа, то с тыла.

Я не был ни спеленат, ни связан – разве что пристегнут ремнем безопасности – но знал, что двери заперты снаружи – мой сопровождающий не преминул, будто бы невзначай, отметить это обстоятельство. Сам он даром что выглядел спящим – стоило мне осторожно протянуть руку в попытке приотдернуть уже упоминавшуюся мной занавеску на окне, как бдительный санитар мгновенно открыл глаза и, не говоря ни слова, погрозил мне пальцем: не надо, мол. Зря нарываться на неприятности я не стал и руку убрал.

Представившийся Федором Федоровичем врач, осматривавший меня в квартире Ольги – дядечка лет сорока, лысоватый, но при этом с аккуратной бородкой – ехал в кабине, рядом с водителем.

Сам по себе осмотр, к слову, вышел недолгим. Федор Федорович зачем-то посветил мне в глаз фонариком, постучал по колену металлическим молоточком, попросил пройти от стены к стене по прямой линии, после чего приступил к расспросам. Как мог, я отвечал, вовсю используя информацию, что успел выудить из Ольги – благо, вероломная хозяйка квартиры при сем действе не присутствовала, бесцеремонно выпровоженная медиками в другую комнату.

Сперва вопросы доктора касались меня непосредственно: где живу (короткий ответ «В Измайлово», как ни странно, прокатил), где учусь, чем увлекаюсь помимо юриспруденции, сморю ли телевизор, какие сайты предпочитаю посещать в интернете, какую музыку слушаю, интересуюсь ли политикой, доводилось ли путешествовать по России и за границу… Потом тематика стала шире: кто является Президентом России, Мэром Москвы, тренером сборной страны по футболу (до этого я сдуру сболтнул, что неравнодушен к спорту – сфера показалась мне относительно безопасной) – ну и все в таком роде. Тут я, не мудрствуя лукаво, говорил, как помнил из «прошлой жизни» – по опыту, на таком уровне перемены случались относительно редко (сборная здесь – исключение, но и с фамилией ее наставника я, кажется, угадал).

Федору Федоровичу мои ответы явно нравились, и чем дальше – тем больше. Врач улыбался, благодушно кивал, довольно прицокивал языком, а когда, закончив беседу, достал из чемоданчика планшет и принялся в нем печатать, даже начал что-то негромко напевать себе под нос.

Сразу видно было: любит человек свою работу!

Наконец Федор Федорович выключил планшет, с наслаждением расправил плечи и, посмотрев на меня, радостно заключил:

– Вот и все, Игорь Дмитриевич.

Затем, помедлив разве что миг, повернулся к своему дюжему помощнику и добавил, кивнув в мою сторону:

– Наш клиент, без вопросов.

– Что? – оторопел я, успевший уже вполне увериться, что благополучно прошел проверку – и слегка расслабиться.

– Придется вам проехать с нами, – не переставая широко улыбаться, заявил врач.

– Эй, стоп, никуда я не поеду! – запальчиво бросил я, порываясь подняться с угла кровати, на котором до этого сидел. Но тут на плечо мне опустилась рука санитара, без особого, кажется, усилия вернувшая меня на место – да что там вернувшая – буквально пригвоздившая к нему!

– Поверьте, это в ваших же интересах, Игорь Дмитриевич! – невозмутимо заметил между тем доктор. – И в ваших же интересах, чтобы поездка обошлась без никому не нужных эксцессов.

Тяжелая ладонь санитара, так и лежавшая на моем плече, послужила недвусмысленным подтверждением последнего тезиса.


* * *


Скорая помощь замедлила ход, и одновременно беспорядочное мельтешение в щели за окном сменилось ровным серым фоном – не то глухой стеной здания, не то оградой. Проехав вдоль нее с четверть минуты, микроавтобус на пару секунд остановился вовсе, затем опять тронулся, ненадолго нырнул в темную арку или тоннель, снова выкатился на свет – и замер уже окончательно. Глухо хлопнула дверца кабины, снаружи послышались неспешные шаги, и заглянувший в салон неизменно сияющий Федор Федорович пригласил меня к выходу.

Под внимательным взором санитара я отстегнул ремень и выбрался из автомобиля.

Мы находились в квадратном дворе-колодце, со всех четырех сторон окруженном серыми стенами без окон – высотой этажа в три-четыре. Позади нашей скорой помощи виднелись черные металлические ворота, через которые она, очевидно, сюда и заехала – уже плотно закрытые. Впереди – невысокое крылечко, ступени которого вели к спрятавшейся под широким пластиковым козырьком двери. К ней-то, за неимением других вариантов, мы и направились – впереди врач, за ним я, последним – санитар.

За дверью обнаружился длинный светлый коридор, почти у самого входа перегороженный рамкой металлодетектора. Кивнув моим спутникам, как хорошим знакомым, моложавый охранник предложил мне освободить карманы. Я лишь развел руками – мои ключи и телефон – и даже чек на него – Федор Федорович реквизировал еще на квартире у Ольги.

– Проходите, – понял меня охранник.

Я миновал рамку – та и не пискнула. А вот санитар и доктор ее попросту обошли – видимо, требование контроля на них не распространялось.

Коридор вывел нашу троицу на площадку лифта. Тот открылся едва ли не раньше, чем палец Федора Федоровича коснулся панели вызова. Мы вошли в сверкающую хромом кабину – места внутри с лихвой хватило бы еще на троих таких же пассажиров. Из двух имевшихся на стене кнопок доктор выбрал нижнюю – и лифт тронулся. Да, именно вниз.

От мысли, что меня волокут в подземелье, я невольно поежился, хотя умом и понимал: сейчас мне что глубокий подвал, что мансарда с видом на крыши – все едино. Ухватив «своего клиента», так просто весельчак Федор Федорович его уже наверняка не отпустит.

Не то чтобы я смирился – нет. Просто как-то пока все совсем уж беспросветно выглядело.

Спуск продолжался значительно дольше, чем можно было ожидать – то ли здешних завсегдатаев-психов полагалось транспортировать с максимально возможной деликатностью, то ли шахта уходила вниз этажей этак на десять – что, конечно же, вряд ли. Но вот наконец кабина остановилась, и двери лифта распахнулись. Еще один коридор, на этот раз совсем короткий, дверь с тугим доводчиком – и мы в просторном холле.

Сходу определить, куда именно меня привели, нежданно оказалось не так-то и просто. На приемный покой психиатрической клиники – ну или на то, как я себе таковой представлял – помещение, откровенно говоря, совсем не походило. Хотя само слово «приемная» сюда так и просилось. Приемная – как место обитания секретаря средней руки предпринимателя или чиновника. А может, главврача больницы? Да, вот, кажется, и ответ!

Секретарь, к слову, была в наличии – коротко стриженная девушка в строгом деловом костюме сидела за высокой стойкой перед компьютерным монитором и что-то сосредоточенно печатала.

– Танюша, привет! – шагнул к ней Федор Федорович. – Гроссмейстер на месте?

Я аж вздрогнул. Серьезно, гроссмейстер? На ум мне почему-то сразу пришел незабвенный образ Остапа Бендера. «Гроссмейстер сыграл е2 – е4!» Кстати, интересно, существуют ли здесь «Двенадцать стульев»?

Впрочем, я даже не был уверен, что эта книга встречалась мне в реальности прошлого месяца. Читал я ее давно, десятка два роковых пятниц назад – с тех пор что угодно могло произойти… Эх, хорошо, что доктор не слышит моих мыслей, иначе точно упек бы в дурку! С другой стороны, разве не к этому все и идет?

– Здравствуйте, Федор Федорович, – не отрываясь от своей работы, откликнулась между тем труженица клавиатуры. – Анатолий Сергеевич вас ждет.

Гроссмейстер Анатолий Сергеевич? Может, «Гроссмейстер» – это фамилия? Доктор Броменталь, доктор Рошаль, доктор Гроссмейстер – почему нет? Тем более, в новой реальности. Ну в самом деле, не в шахматы же меня сюда привезли играть!

– Отлично! – до сих пор мне казалось, что сиять ярче Федора Федоровича невозможно физически – но нет, сам же он легко и побил свой собственный рекорд. – Подождите здесь, – обернулся врач к нам с санитаром, указав на ряд стульев у стены. – Уверен, много времени это не займет.

С этими словами, одернув халат, он скрылся за массивной дверью, расположенной справа от секретарской стойки.

Мы с моим конвоиром послушно уселись, куда нам было велено. Едва коснувшись задницей стула, санитар тут же прикрыл глаза, провалившись в привычнуюдремоту, я же, не имея лучшего занятия, принялся рассматривать помещение.

Помимо двери, через которую мы сюда попали, и той, в которую вошел Федор Федорович, из холла вело еще два выхода. Окна отсутствовали – но это понятно, подземный же этаж! Помимо стойки секретаря и стульев для посетителей другой мебели в комнате не имелось.

Зато прямо перед моими глазами – на противоположной стене – красовался круглый барельеф с изображением колонны – похожей на Александровскую в Санкт-Петербурге, только без ангела и креста. Подножие ее омывали бурные волны, над вершиной нависали тучи, из которых била молния, между водой и небом кружил вихрь, но с первого взгляда было ясно, что все это буйство стихий пропадет втуне. Столп им нипочем не поколебать.

По нижней части окружности барельефа шла надпись: «Ради лучшего будущего». Сверху значились цифры: 1697. Год?

Хм, что бы это все значило?..

Засмотревшись на барельеф, я и не заметил, как в холл кто-то вошел. И, только услышав, как вновь прибывший здоровается с секретарем Танюшей, обернулся: к стойке привалился парень на год-два старше меня, худощавый, светловолосый, одетый в черные джинсы и широкую болотного цвета рубашку. Скользнув взглядом по мне, он неуверенно – словно бы на всякий случай – кивнул и, не дожидаясь реакции, перевел взгляд на моего соседа-санитара:

– Привет, Горилла!

– Привет, коли не шутишь, – не поднимая век, бросил в ответ тот.

– Сергеич у себя? – повернулся парень к секретарю.

– У себя, но занят. У него там Эф Эф.

– Давно?

– Только зашел.

– Черт, не повезло! – огорченно вздохнул парень. – Мне всего-то на минутку – по Оренбургу доложиться…

– Из-за этого вашего Оренбурга все и в мыле сегодня, – проговорил неожиданно санитар, открыв наконец глаза, но общей расслабленной позы не поменяв. – Вот скажи мне, Петруха, какого Уробороса вас с Витьком понесло на миссию в неурочный день?! Что, не дождался бы вас Пугачев, снял осаду и ушел в киргизскую степь?

– Так мы-то тут при чем? – явно растерялся от такой претензии парень. – Как Машина рассчитала, так и пошли. Там по сроку уже на грани было, ждать июня – вообще не вариант… Да и предупредили же всех!

– Предупредили они… А нам расхлебывай…

– Что ты ко мне привязался? – взвился Петруха. – Приказ Сергеич отдал. Не нравится – ему и выскажи!

– Я что, по-твоему, с дуба рухнул? – буркнул санитар.

– Эй, добры молодцы, а ничего, что в комнате вообще-то посторонний? – оторвавшись от своего компьютера, запоздало вмешалась секретарь.

– Посторонний? – нахмурился Петруха, недовольно воззрившись на меня. На всякий случай я потупился. – Так предупреждать надо! – сердито бросил парень через плечо Танюше. – Да я вроде ничего такого и не сказал… В отличие от некоторых! – выразительно кивнул он на моего конвоира. – А что он вообще тут делает?!

– Сидит и офигевает, – хмыкнул санитар, снова закрывая глаза – должно быть, показывая тем самым собеседнику, что разговор окончен.

Надо признать, из их спора я, и правда, мало что понял, но пятой точкой чувствовал: меня это все касается самым непосредственным образом!

Впрочем, времени толком обдумать услышанное дано мне не было: дверь кабинета загадочного Гроссмейстера Анатолия Сергеевича распахнулась, и на пороге нарисовался улыбающийся Федор Федорович – он же, как недавно выяснилось, Эф Эф.

– Игорь Дмитриевич! – поманил он меня пальцем. – Будьте так любезны, зайдите!

– А можно сначала я? – воспользовавшись моим не более чем секундным замешательством, попытался тут же влезть без очереди Петруха. – Мне только на пару слов!

– Ты лучше иди потренируйся предметы в цель кидать, – саркастически прищурился на него Эф Эф. – А то в следующий раз дадут тебе боевую гранату, а ты ее до вражеского танка не добросишь!

– Вы смотрели, да? – как-то сразу сдулся парень.

– Со всех возможных ракурсов… Игорь Дмитриевич, прошу, – я уже был рядом, и врач отступил в сторону, пропуская меня в кабинет.

Невольно затаив дыхание, я шагнул внутрь.

Глава 3

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


Кабинет, в который я попал, размером превосходил холл-приемную раза этак в три. Первое, за что зацепился мой заметавшийся в открывшихся просторах взгляд, были два огромных деревянных стола с серыми кожаными столешницами, состыкованные буквой «Т». Ближний к входу, тот, что играл роль ножки, с двух сторон окружало по ряду стульев – не меньше десятка в каждом, и это при том, что стояли они отнюдь не вплотную друг к другу. Дальний, тот, что служил поперечной перекладиной, поднимался над своим собратом небольшой, но заметной ступенькой.

Обстановку помещения дополняли два высоченных, под самый потолок (а тот здесь был метра четыре, не меньше), книжных шкафа со стеклянными дверцами – один справа, другой слева. Первый – забитый под завязку толстыми томами в одинаковых черных переплетах с золотым тиснением по корешку. А вот у второго, дверцы которого оказались распахнуты, книги (с виду – такие же, что и напротив) стояли лишь на двух-трех нижних полках, верхние же оставались пусты.

Единственным украшением скучных светло-бежевых стен выступала круглая эмблема, висевшая по центру над дальним столом – подобная той, что я видел на барельефе в приемной, только здесь она была выполнена в цвете. Волны стали синими, разбрасывающими серые брызги, тучи – черными, молния – ослепительно белой, а сама колонна – словно высеченной из красного гранита. Дата наверху и надпись понизу горели золотом.

Дверь за моей спиной закрылась, и я машинально обернулся: оказалось, что Федор Федорович вместе со мной не вошел, так и оставшись в приемной. Но прежде, чем я успел решить, к хорошему это или к дурному, голос из глубины помещения заставил меня, вздрогнув, снова отвернуться от входа:

– Что же вы замерли, молодой человек? Проходите, не стесняйтесь!

Только теперь я заметил хозяина кабинета. Мужчина лет пятидесяти в сером костюме-тройке, невысокий, с зачесанными назад начавшими седеть волосами, выступил из-за открытой дверцы книжного шкафа. Именно она, бликуя стеклами, и скрывала его от моего взора раньше.

– Присаживайтесь, – предложил мне хозяин, неопределенным жестом указав на длинный стол.

Торопливо кивнув, я сделал несколько поспешных шагов и опустился на крайний от двери стул, оказавшийся, к слову, довольно жестким.

– Что ж вы так несмело-то? – подбадривающе улыбнулся обладатель серого костюма, но прежде, чем я успел сообразить, что он имеет в виду, и пересесть ближе к высокому столу, хозяин уже подошел и устроился напротив меня – тоже с самого краю.

– Ну, давайте знакомиться, – проговорил он затем, положив руки на столешницу и слегка подавшись вперед. – Меня зовут Анатолий Сергеевич.

– Игорь, – представился я. И, подумав, уточнил: – Игорь Дмитриевич Одинцов.

– Отлично, – кивнул хозяин, с таким видом, словно я верно угадал ответ на какую-то каверзный задачу – чем, кстати, живо напомнил мне манеру Федора Федоровича. Одна школа? – Давайте условимся, Игорь, – отчество мое Анатолий Сергеевич проигнорировал – как мне показалось, едва ли не демонстративно. – Я задам вам несколько вопросов. Но, отвечая на них, вы станете говорить лишь о том, что видели или в чем участвовали сами. Ну а если не видели и не участвовали, то хотя бы являлись современником. Не о чем где-то прочли, услышали – как о событиях прошлого, пусть и якобы самого недавнего – только живые впечатления. Постарайтесь не ошибаться и не пытайтесь юлить – и то, и другое вам только навредит, к тому же, ложь я сразу замечу. Готовы?

– Вы доктор? – не спеша с согласием, спросил я – поняв (пожалуй, даже слишком хорошо поняв), что именно от меня хотят.

– И доктор тоже, – кивнул хозяин. – Даже дважды доктор: доктор права и доктор физико-математических наук. Еще, помнится, защищался по философии, но ту степень обнулил очередной Скачок.

– Э… Скачок? – вопросительно приподнял я брови.

– А вы как это называете?

– Что называю?

– Ладно, пока не важно, – нетерпеливо повел рукой Анатолий Сергеевич. – Готовы отвечать на вопросы?

– Готов, – не решившись более тянуть резину, заявил я.

– Ну, тогда поехали. В каком году в России проходил Чемпионат Мира по футболу?

– Э… – первый же вопрос вызвал у меня определенные затруднения. – Как вы сказали, рассказывать о том, чему сам был непосредственным свидетелем?

– Да, именно так, – кивнул хозяин.

– Что ж… Тогда держите: в 2014-м и 2018-м! – после коротких колебаний, выпалил я абсурдный на первый взгляд ответ, с некоторым вызовом поднимая глаза на собеседника.

В 2014 году я был еще относительно мелким и на футбол ходил с отцом. Как сейчас помню: стадион «Лужники», матч «Россия – Италия», ничья 2:2. Это потом вдруг оказалось, что мундиаль «перепрыгнул» на 2018-й, а за четыре года до того проводился… не помню даже где. Но зато в 2018-м я снова попал на матч Чемпионата Мира. Отец был еще жив, но билет мы смогли достать только один – и пошел я. Те же «Лужники», «Россия – Саудовская Аравия», наши победили 3:1. Этот матч, кстати, до сих пор актуален – ну, по крайней мере, до вчерашнего вечера он из реальности стерт не был. Только счет в одну из пятниц поменялся – на 5:0.

– Принято, – невозмутимо кивнул хозяин. – Следующий вопрос: Крым чей?

– Наш, – не сдержал я нервной улыбки. Что это, тест на политическую лояльность?

– И когда именно он стал «нашим»?

И снова с ответом у меня возникла проблема. В «моем» 2014-м на Украине все было еще спокойно – их сборная, кстати, приезжала к нам на тот самый «первый» Чемпионат Мира, но вылетела после группового этапа. А в 2015-м Крым был уже российским – якобы с 2012 года. Потом оказалось – с 2014-го – но все это уже, как говорят юристы, «показания со слов третьих лиц»…

– В заданных вами рамках – не могу сказать, – развел я руками. – «В живую» не застал.

– Понятно. А Донбасс?

– Что – Донбасс?

– Донбасс когда вернулся?

– Так он же не… – начал было я, но сам себя прервал. – Стоп! Забыл совсем. В 2015-м. Только там почти сразу «переигралось»… Но было, хотя и недолго. В 2015-м, – с энтузиазмом повторил я.

Вспоминать, что именно и в самом деле происходило на моей памяти, а что каждый раз впитывалось из сторонних источников и тупо заучивалось, оказалось даже увлекательно. Раньше я подобным анализом не злоупотреблял, опасаясь запутаться и проколоться, и сейчас получал неподдельное удовольствие. Даже если оно в итоге обернется для меня дурдомом (в чем я, к слову, уже сильно сомневался) – что с того? Вернее всего, в первую пятницу июня все снова переиграется…

– Ясно, – констатировал между тем Анатолий Сергеевич. – А пандемия уханьского гриппа на мир когда обрушилась?

– В 2019-м, осенью. Только начало прошло мимо меня, – совершенно уже прямым текстом заявил я. – Как, собственно, и конец. Когда я о ней узнал, пандемия якобы уже четвертый месяц шла. Потом тот грипп, кстати, на какой-то непонятный коронавирус заменили. А затем раз – и вовсе убрали, чуть ли не на самом пике карантина – будто и не было ничего…

– Будто и не было ничего… – задумчиво повторил за мной хозяин. – Что ж, думаю, довольно вопросов, – решил он, с видом человека, добросовестно выполнившего свою работу, откидываясь на спинку стула. – Федор Федорович был абсолютно прав насчет вас…

– Типа, в смысле, что я псих? – не удержался я от провокационного вопроса.

– В смысле, что, вне всякого сомнения, вы – Столп, хотя и не закрепленный. Признаюсь, удивительно – в вашем-то возрасте. Как вы вообще выжили?

– С трудом, – хмыкнул я. – А что значит – «столп»? Что-то вроде «полный остолоп»?

– Думаю, настало время все вам объяснить, Игорь – тем более, как я только что убедился, мы с вами вполне способны говорить на одном языке, – заявил Анатолий Сергеевич, снова несколько подаваясь вперед. – Итак. Как вы с лихвой прочувствовали на собственной шкуре, реальность, образованная текущим потоком времени, отнюдь не неизменна. Она способна меняться – и регулярно меняется. Большинство людей этого просто не замечают – упраздненной версии они не помнят, а вот пришедшую ей на смену знают и воспринимают как единственную. Но встречаются те, кто при Скачке – так мы называем момент изменения реальности из-за вмешательства в поток времени – так вот, есть те, кто при Скачке прежнюю «редакцию» не забывают. Это – Столпы. Люди, частично вырванные из оков потока времени, приподнявшиеся над ним. Такими рождаются не каждый второй, не каждый десятый и даже не один на сто тысяч, но все же достаточно заметное количество. Беда в том, что, если Столп не «закрепить» – как именно, пока не спрашивайте – то, во-первых, он будет лишь противоположностью, своего рода зеркальным отражением обычного человека – незабытая прошлая реальность не оставит в его сознании места для новой. В результате, вместо преимуществ – одни неудобства, вам ли не знать. А во-вторых, уже годам к пяти такой Столп утратит свои особые свойства, постепенно превратится в того самого «нормального», обычного человека. Ну или попросту «поедет крышей». На моей памяти, Игорь, вы первый незакрепленный Столп, кто дожил до двадцати лет в здравом уме.

– То есть я все-таки не сумасшедший? – поспешил я зафиксировать это признание собеседника.

– Ни в коем разе, – улыбнулся хозяин. – Вы – Столп. Как и я. Как и Федор Федорович, который вас нашел. Как-нибудь потом проставьтесь перед ним, кстати! То, что он оказался в нужном месте в нужное время – это, конечно, чистое везение, а вот то, что сумел вычислить подозрительный вызов, перехватить его и выйти на вас – уже исключительно заслуга нашего Эф Эф. Так-то поиск Столпов у нас отлажен, но, по понятным причинам, ведется он в основном среди детей – в домах малютки, в детских дошкольных учреждениях…

– А «у нас» – это у кого? – не преминул осведомиться я. – Нет, то, что у вас тут не психиатрическая больница – это понятно. Но тогда что? Кто вы такие, грубо говоря?

– Мы называем себя Орденом, – охотно пояснил Анатолий Сергеевич. – Просто Орденом, без пышных названий. Я – его глава, Гроссмейстер, посвященный высшей, седьмой степени или, как еще иногда говорят, градуса…

– Вроде как у масонов, что ли? – нахмурился я.

– Масоны самозабвенно играют в свои заумные игры, но Столпов среди них нет – а значит, сами они – лишь игрушка в иных руках, – презрительно скривился мой собеседник.

– И в чьих же? – быстро спросил я. – В чьих руках?

– Тех, кто способен вмешаться в поток времени. Тех, кто сам меняет реальность – и твердо помнит, каковой она была раньше, что утратила – и что приобрела.

– И кто же эти «те»? – задал я вопрос, уже, впрочем, догадываясь, что сейчас услышу в ответ.

– Мы. Наш Орден, – ни на йоту не обманул моих ожиданий хозяин.

Глава 4

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


Скорая помощь довезла меня до пересечения Волоколамского шоссе с МКАД, где высадила на автобусной остановке. Федор Федорович вернул мне телефон и ключи от квартиры, а санитар (как я теперь знал, носивший забавное имя Горислав – отсюда, наверное, и прозвище Горилла – хотя там, конечно, и внешность была вполне соответствующая) вызвал такси и протянул пару купюр, чтобы было чем оплатить поездку – сделать это сам, по безналу, он почему-то не пожелал. На этом бравая медицинская бригада со мной распрощалась и с воем сирены укатила вдаль – ловить других психов.

Ждать мне пришлось почти четверть часа: МКАД не то чтобы совсем уж глухо стояла, но двигалась довольно неспешно. Но вот наконец у тротуара притормозила белая с желтой полосой по борту «Шкода Октавия». Отворив заднюю дверцу, я нырнул в салон и поздоровался с водителем.

– На 9-ю Парковую? – ответив на мое приветствие, уточнил тот – пожилой азиат, говоривший по-русски без малейшего акцента.

– Совершенно верно, – кивнул я, поудобнее устраиваясь на сиденье.

Таксист ткнул пальцем в закрепленный на передней панели экран.

– Согласно прогнозу, поездка займет один час семь минут, – мелодичным женским голосом предупредила нас навигационная система.

Прежде, чем она успела договорить, «Шкода» плавно тронулась, увозя меня домой. Туда, где я, вроде как, жил последние десять лет – но по-прежнему совершенно ничего об этом не помнил, а адрес знал лишь из записки, час назад полученной от Анатолия Сергеевича, Гроссмейстера.

Впрочем, если верить главе Ордена, впредь подобных недоразумений можно было уже не опасаться.

Мысли мои сами собой вернулись к нашему недавнему разговору – к тому самому моменту, когда Анатолий Сергеевич заявил, что калейдоскоп реальности, столь долго служивший моим проклятием – рукотворен, и стоит за этим не кто иной как сам мой собеседник со своими соратниками. Все к тому, в общем-то, и шло, но вопросов у меня от откровенности Гроссмейстера меньше не стало – скорее наоборот.

– Но как такое возможно? – задал я самый очевидный из них. – У вас что, машина времени стоит в подвале?

– Именно так, – не моргнув глазом, склонил голову Анатолий Сергеевич. – Только мы называем ее просто Машина. Дело в том, что переносом человека в прошлое – и последующим возвращением назад – ее функции не ограничиваются. Что в каком-то смысле даже важнее – Машина способна рассчитать, как то или иное воздействие скажется на течении потока времени…

– Вы сказали, «в прошлое»? – увлекшись идеей, почти перебил собеседника я. – А в будущее?

– Как говорится, наше с вами будущее еще не написано, – усмехнулся Гроссмейстер. – Попросту, его еще нет – хотя, на самом деле, там все устроено несколько сложнее, но пока просто запомните: искусственно переместить человека в будущее относительно базового для него потока времени невозможно. Неживой предмет – запросто (впрочем, и там есть свои ограничения), неразумный живой организм – без проблем. Но не человека – его затянет между потоками, а это верная смерть.

– То есть, например, динозавра вы из прошлого привезти можете? – позволил я пуще прежнего разыграться своей фантазии, живо представив себе этакий парк Юрского периода где-нибудь между Большой Грузинской и Красной Пресней.

– Динозавра не можем, – тут же, впрочем, спустил меня с небес на землю Анатолий Сергеевич. – Коридор, в который в силах отправить нашего эмиссара Машина, по историческим меркам не столь широк. Охватывает он около полутора веков – сейчас этот период начинается в последней трети восемнадцатого века и обрывается в первой трети века двадцатого.

– Сейчас? – переспросил я.

– Ну, мы же и сами тоже не стоим на приколе – движемся вместе с текущим потоком времени, естественным, так сказать, образом. Соответственно, вслед за нами скользит по хронологической шкале и коридор… С этим, кстати, косвенно связано ваше сегодняшнее здесь появление, – кивнув головой в такт собственным словам, заметил Гроссмейстер. – Последнее рассчитанное Машиной вмешательство относилось к ноябрю 1773 года – на самой границе достижимого. Рамки доступного нам коридора не постоянны, колеблятся в пределах месяца-двух – был риск, что момент окажется упущен – и уже безвозвратно. Поэтому-то миссию и запустили как можно раньше, в неурочный день.

– А урочный – первая пятница месяца? – догадался я. – Кстати, почему именно так?

– Ночь с четверга на пятницу, – поправил меня Анатолий Сергеевич. – Да, это традиция, идущая еще с времен Брюса. В силу нее во все времена в любом потоке мы знаем день, когда следует ждать Скачка. Как правило, лично Столпов он не сильно затрагивает, но иногда и в нашей жизни случаются нежданные перемены. К тому же, перенастройка сознания происходит у всех по-разному: кто-то сразу вливается в новую реальность, а кому-то для ее осознания требуется некий срок – чаще минуты, но, бывает, что и часы. Согласитесь, Игорь, лучше быть к такому готовым. А еще лучше – встретить Скачок среди своих. Поэтому, кстати, накануне очередной миссии Ордена Столпам рекомендовано собираться здесь, в штаб-квартире. Подавляющее большинство прибывших вечером оказываются на месте и утром – так что схема работает.

– Понятно… – протянул я, хотя и, откровенно говоря, не до конца вник в услышанное. – Вот вы упомянули в качестве точки отсчета некого Брюса… Что за Брюс? – спросил затем.

– Яков Вилимович Брюс, потомок шотландских королей, сподвижник русского императора Петра I, генерал-фельдмаршал, дипломат, ученый и инженер… – принялся перечислять хозяин кабинета. – Он же – знаменитый «колдун с Сухаревской башни». Он же – основатель и первый Гроссмейстер Ордена.

– И это он изобрел машину времени? – догадался я.

– Помилуйте, Игорь, – недовольно скривившись, всплеснул руками мой собеседник. – Дата учреждения Ордена – 1697 год. Это конец XVII века, на секундочку. А Машина и сегодня – непревзойденный образец науки и техники. Изобрести такое триста лет назад – а уж тем более, построить – было не под силу никому, даже гению Брюсу. Он этого и не делал. Якову Вилимовичу Машина была передана… А вот кем – не спрашивайте, должно же хоть что-то вам остаться для новых степеней посвящения, – оборвав речь на полуслове, улыбнулся Анатолий Сергеевич – как мне показалось, несколько натужно, словно все никак не мог отойти от услышанной от меня глупости.

– А зачем – можно спросить? – все же не отступал я. – Зачем этому Брюсу дали Машину? Зачем, собственно, Орден вмешивается в прошлое?

– Все написано на нашем гербе, – проговорил Гроссмейстер, выразительно указав рукой на эмблему на стене. – Ради лучшего будущего.

– Э… Лучшего – для кого?

– Для всех.

– Так не бывает, – рассмеялся подобной наивности уже я. – Вот те же ваши вмешательства – кому-то от них, может быть, и хорошо, а мне, например, они знаете где? Всегда одним хорошо, а другим – наоборот.

– Сейчас – не бывает, – и не подумал спорить с очевидным Анатолий Сергеевич. – А вот в будущем – том самом лучшем будущем – станет возможным. Ради этого, собственно, мы все тут и работаем… Но детали – уже точно не вопрос стартового градуса посвящения. Что же касается ваших персональных бед – то считайте, что с сегодняшнего дня с ними покончено. Мы примем вас в Орден и закрепим.

– И я вспомню все, что, типа, забыл?

– Ну, не совсем так, – покачал головой Гроссмейстер. – Обратной силы закрепление не имеет. Но впредь при Скачке у вас уже всегда будет два набора воспоминаний – старый, и новый, актуальный. И оба – подлинные.

– В первый раз – два, через месяц уже – три, затем – четыре… Так? – демонстративно загибая пальцы, уточнил я.

– Ну, это своего рода наше бремя – помнить десятки прожитых жизней, – снова не стал возражать Анатолий Сергеевич. – Но в этом же – и главная наша сила. К тому же, самые старые версии реальности из памяти постепенно уходят, сохраняются лишь наиболее яркие их моменты – как это нередко бывает у обычных людей с давно прожитыми годами. Ну и (я, кажется, уже упоминал) большинство перемен для членов Ордена – чисто внешние. Закрепленный Столп не так просто поколебать.

– Что ж, я согласен, – раздумывать тут, в общем-то, было не о чем – я и не собирался. Больше того, не вполне был уверен, что от моего позволения здесь уже что-то зависело. – Готов вступить… и закрепиться.

– В таком случае, держите, – запустив руку в карман пиджака, Гроссмейстер протянул мне невзрачное пластиковое колечко.

– Что это? – не понял я.

– Якорь, способный вас закрепить. Их выдает Машина – все члены Ордена носят такой, – Анатолий Сергеевич продемонстрировал мне собственную правую кисть, и только теперь я заметил у него на среднем пальце утолщение, которое сперва тем не менее принял за какой-то нарост на коже, вроде мозоли. И, лишь приглядевшись, больше угадал, нежели рассмотрел телесного цвета ободок – такой же, как и тот, что предназначался мне. – Наденьте на палец правой руки, – продолжил мой собеседник. – На любой, какой захотите. Только не пугайтесь, в какой-то момент будет больно…

Увы, последнее предупреждение запоздало – взяв из ладони Гроссмейстера кольцо, я уже просунул в него палец – по примеру Анатолия Сергеевича, средний – и не смог сдержать вскрика: на фаланге вдруг словно острые челюсти сомкнулись.

– Я же сказал, не пугайтесь, – сокрушенно покачал головой хозяин кабинета. – Уже ведь прошло, да?

Так оно и было – боль исчезла столь же внезапно, сколь и явилась. Утвердительно кивнув собеседнику, я осторожно тронул кольцо пальцем левой руки – пластиковый ободок сидел как влитой, ни провернуть, ни сдвинуть его мне не удалось.

– Вот и все, – удовлетворенно заявил Гроссмейстер. – С этого момента, Игорь, вы член Ордена первого градуса посвящения.

– Так просто? – непроизвольно вырвалось у меня. – И что, никакого торжественного ритуала, свечей там, балахонов с капюшонами?

– Ну, хотите, принесу меч – встанете на колено, и я вас им стукну по плечу? – хмыкнул Анатолий Сергеевич. – Меч у нас, кстати, имеется – старинный, XV века – говорят, его сам Брюс привез из одной из первых миссий. С балахонами сложнее, но тоже можно что-нибудь придумать…

– Да нет, не нужно, наверное… – пробормотал я, не до конца понимая, смеется надо мной собеседник или же предлагает всерьез. – Просто скажите, что я теперь должен делать.

– Ничего особенного, – развел руками Гроссмейстер. – Просто живите обычной жизнью – только не забывайте в первый четверг месяца наведываться в штаб-квартиру. Вы ведь на юриста учитесь? Вот и продолжайте – благо Скачки вам теперь не страшны. Как получите диплом, Орден вам поможет устроиться на работу… Тут же вот еще какой момент. Столпы ведь не только сами устойчивы к изменениям. Они еще и, скажем так, стабилизируют пространство вокруг себя – свой круг общения, общественные структуры, в которые вхожи. Расставляя членов Ордена по нужным местам, мы фиксируем одни социальные институты – и тем самым перенаправляем всю силу преобразований в другие, намеренно оставленные без защиты. Так что, просто регулярно посещая свой Университет, вы уже будете этим служить Ордену – ради лучшего будущего.

– Поня-атно, – протянул я – с некоторым даже разочарованием. – То есть самому отправиться в прошлое мне не светит? А то уже губы раскатал… – попытался я свести недовольство в шутку.

– Это как Машина решит, – вопреки ожиданию, не стал лишать меня надежды Анатолий Сергеевич. – Большинство членов Ордена хоть раз да посылаются на миссию. Ну или, по крайней мере, участвуют в ее обеспечении. Так что ничто не исключено… Но всему свое время, – закончил он. – А сейчас прошу меня извинить – дела. Да, мы проверили, вот ваш нынешний адрес, – запустив два пальца в нагрудный карман пиджака, Гроссмейстер извлек оттуда сложенную в несколько раз бумажку. – Держите. Федор Федорович вас проводит…

…– Поездка завершена, – вырвал меня из пучины воспоминаний напевный голос навигатора. – Стоимость – восемьсот тридцать рублей. Благодарим за то, что вы воспользовались услугами…

Я вскинул голову: за окном автомобиля виднелся угол стильной семиэтажки, адрес которой значился на полученной мной от Анатолия Сергеевича бумажке.

Расплатившись с водителем, я выбрался из машины. Не спеша подошел к подъезду. Выудив из кармана связку ключей, отпер электронный замок. Из-за открывшейся двери дыхнуло прохладой.

Поежившись, будто от настоящего мороза, я шагнул внутрь. Лифт вызывать не стал, направился к лестнице – словно специально потягивая время. Хотя почему «словно»?

И тем не менее, минута – и я стоял на площадке перед квартирой с нужным номером. Снова ключи, два тихих щелчка замка…

Не знаю почему, но, переступая порог, я был почти уверен: родители дома. Я не спросил о них у Гроссмейстера – как-то не сообразил – да что там, еще на лестнице мысли мои оставались заняты чем-то совершенно другим… Машинально я попытался нащупать рукой выключатель, но в привычном месте под пальцами оказалась лишь голая стена.

Так и не сумев включить свет, я шагнул в темноту:

– Мама! Отец!

Ответом мне послужила оглушительная тишина: квартира была пуста.

Глава 5

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


Жизнь пошла своим чередом, в кои-то веки позволяя мне мало-мальски уверенно смотреть в будущее. Дома у меня таки нашлись заветные заметки – хотя и обрывавшиеся концом прошлой недели, но основные ориентиры вполне обозначившие. Так, с Ольгой мы и в самом деле встречались около месяца – выходит, один Скачок наши отношения худо-бедно пережили. Судя по записям, с самого начала увлечен я ею был более чем серьезно, тогда как девушка на первых порах скорее играла со мной. А вот после Скачка наши роли будто бы поменялись: Ольга вдруг загорелась, мои же чувства, судя по всему, несколько поостыли. Последнее, может, и не удивительно: ведь узнал я о них тогда, как и теперь – вычитав в «мемуарах».

В силу неизбежной фрагментарности заметок, а также из-за более чем недельной в них лакуны, сюрпризы меня время от времени догоняли – но к такому мне было не привыкать. К тому же, случались среди нежданных открытий и вполне себе позитивные новости. Так, например, выяснилось, что зачет по судебной медицине, на котором, как мне помнилось, я без шансов угодил на пересдачу, теперь у меня благополучно проставлен. С другой стороны, уже «закрытое» однажды Гражданское право мне пришлось сдавать повторно. Так-то, предмет этот был у меня из любимых – но внезапно оказалось, что в регулировании вопросов интеллектуальной собственности произошли существенные и не очень логичные изменения. К счастью, у преподавателя я числился на хорошем счету, и, кажется, искренне удивившись и огорчившись «нелепому и необъяснимому помутнению моего сознания», тот меня «вытянул».

Тем не менее, провозились мы с ним довольно долго, и когда, наконец освободившись, я вышел из здания Универа на улицу, уже начинало смеркаться. Садовое кольцо, на которое устало смотрел подслеповатыми окнами фасад моей alma mater, лениво зажигало фонари на столбах. Зыркали фарами проносившиеся автомобили, с тротуара им весело подмигивали светоотражающими элементами одежды владельцы моноколес, электроскейтов и прочих самокатов – что-то, кстати, много их расплодилось в Москве, раньше такого не было, по-моему!

Все еще прокручивая в голове подробности общения с преподом, я направился в сторону станции метро. Дошагал до угла, свернул направо, еще немного прошел – до места, где начиналась выложенная серой брусчаткой мостовая (на удивление стабильный элемент городского пейзажа, ни один Скачок его не берет – не иначе, Столпы клали!), как вдруг сзади меня окликнули:

– О, Игорь, ты?! Ну, приветик, псих!

Нахмурившись, я обернулся с демонстративной неторопливостью: в пяти шагах от меня на тротуаре стола Ольга.

На девушке были узкие голубые джинсы, подчеркивавшая фигуру черная маечка и босоножки на каблучке. Собранные в хвост рыжие волосы в сгущавшихся сумерках казались почти бордовыми.

– Что, уже выпустили из дурдома? – прищурившись, поинтересовалась она.

– Представь себе, – буркнул я, машинально делая полшага к собеседнице.

Мигом утратив насмешливо-уверенный вид, Ольга испуганно отшатнулась, почти тут же, впрочем, овладев собой и остановившись – то ли поняв, что бросаться на нее с кулаками я пока не намерен, то ли попросту устыдившись выказанного малодушия. Я невольно усмехнулся, чем, кажется, окончательно ее смутил.

– Наверное, мне стоит извиниться? – уже совсем другим тоном проговорила девушка. – Ну, за психиатричку. Я не думала, что все зайдет так далеко: вроде же, если не буйный, они не имеют права забирать… Да и вообще, не верила до конца, что ты не морочишь мне голову… А оно вон как обернулось… Прости, короче!

По большому счету, грех мне было держать на нее зло – какими бы мотивами ни руководствовалась Ольга, именно благодаря ей меня нашел и пригрел Орден – но, снова вспомнив свои ощущения в момент, когда в квартиру по мою душу ввалились медики, разом сменить гнев на милость я оказался не готов.

– Ты меня затем караулила, чтобы прощения попросить? – угрюмо бросил я.

– Вот еще, – возмущенно мотнула густым хвостом волос девушка. – Я здесь работаю недалеко, я же тебе расска… Ах, да, ты же у нас не помнишь ни шиша… – сообразила затем она.

Точно, это было в заметках: после занятий (а училась моя рыжая знакомая где-то на финансово-экономическом) Ольга подрабатывала в каком-то небольшом ресторанчике, как раз недалеко от моего Универа. Говорила, что кассиром, но я почему-то подозревал, что официанткой. Что именно заставляло меня сомневаться в словах девушки, записи не поясняли.

– Кое-что помню! – язвительно заметил я – имея в виду подставу с ее стороны, но уточнить не успел – аккурат в этот момент меня чуть не сбил с ног торопящийся по своим делам, уткнувшись носом в телефон, долговязый подросток.

Только сейчас я сообразил, что мы стоим, по-дурацки перекрикиваясь, прямо посреди людского потока, вынужденного из-за нас тормозить и тесниться, словно в проливе между Сциллой и Харибдой, и почти «на автомате» предложил:

– Может, куда-нибудь отойдем?

– В темный переулок? – хмыкнула Ольга.

– Нет, зачем же? Просто… – поискал я глазами подходящее место – но увы, единственным свободным от спешащей толпы пятачком была расположенная по соседству веранда летнего кафе. – Хотя бы вот сюда, – так и не найдя иного варианта, кивнул я на столики под зонтиками.

– Ого! – вздернула брови девушка, проследив за моим взглядом. – Это что, приглашение? Так я прощена? – тут, впрочем, и на нее налетел, оттолкнув и развернув, кто-то из рассеянных прохожих, и, не дожидаясь ответа, Ольга поспешила к кафешке – благо как раз оказалась к ней лицом.

Помедлив пару мгновений, направился к веранде и я.

– Я правда тогда думала, что ты придуриваешься, – проговорила девушка, когда мы устроились друг напротив друга за круглым столиком. И продолжила почти скороговоркой, не давая мне вставить ни слова. – Разозлилась – жуть! Ну и решила отыграться. Глупо, конечно. А когда поняла, что они тебя и правда забирают – растерялась. Потом полночи звонила по разным больницам, пыталась понять, куда тебя увезли – но все без толку. Ну да что теперь об этом говорить. Виновата – так виновата. Прости.

– Ладно, проехали, – уже перекипев, миролюбиво махнул рукой я. – Но больше так, пожалуйста, не делай.

– А у меня что, будет шанс? – лукаво склонила голову на бок Ольга.

Прежде, чем я успел что-то ответить, к нам подошел официант в несуразном, почти скоморошьем костюме – кафе, по ходу, оказалось каким-то тематическим.

Приподняв брови, девушка вопросительно посмотрела на меня: будем, мол, что-то заказывать или ну его на фиг?

– Пожалуйста, черный чай без сахара и кофе эспрессо, – повернулся я к официанту, припомнив по заметкам Ольгины вкусы.

– Что-то, значит, все-таки не забыл, – усмехнулась девушка, когда «скоморох» удалился. – Я про эспрессо.

– Современная медицина творит чудеса, – в тон ей ответил я.

– Похоже. Только вот кофе я пью исключительно до полудня – мы с тобой это сто раз обсуждали.

– Упс, – развел я руками, не особо, впрочем, смутившись. – Заказать что-нибудь другое?

– Не надо: сделаю уж сегодня исключение, – картинно вздохнула Ольга.

– С чего бы такие жертвы?

– Ну, должна же я как-то искупить свою вину.

– Чашкой кофе? Легко хочешь отделаться!

– С чего-то нужно начинать!

– Ну, если только так…

Принесли наш заказ.

– Слушай, ты извини, что я снова поднимаю эту тему, – дождавшись ухода официанта, проговорила Ольга, отхлебывая кофе, – но что в итоге сказали эти кандидаты в доктора? Ну, насчет твоей амнезии?

– Сказали, что больше со мной такого не повторится, – совершено честно ответил я, в свою очередь поднимая со стола чашку.

– В самом деле? – оживилась девушка. – Они гарантируют?

– Гарантии – в Сбербанке, – слегка поморщился я – впрочем, поспешив добавить: – Но типа того. Проблема для них не нова, средства на ее случай известны.

– Лекарство будешь пить?

– Можно сказать и так.

– А то, что забыл – вспомнишь?

– Нет, – не стал лукавить я.

– Жаль, – вздохнула Ольга – на этот раз, кажется, искренне.

– А мне-то как жаль…

– Правда?

– А ты как думаешь?

– Признаться, последние дни я уже и не представляю, что тут думать. Так все хорошо шло – и вдруг бац!..

– Ну, можно попробовать повторить…

Эти мои слова отнюдь не были экспромтом, уже какое-то время я только и искал, куда бы их воткнуть. Нет, о любви или даже о влюбленности вести речь было пока, конечно же, рано, но чем дольше длилась наша беседа, тем больше мне хотелось, чтобы она не стала последней. Ощущалось в моей бывшей подруге нечто, влекущее меня к себе, словно магнит. Ну, пока, скорее, маленький такой магнитик – но лиха беда начало. Не случайно же, в конце концов, я «запал» на Ольгу месяц назад – пусть теперь и совсем не помню этого!

– Повторить? – резко вскинула голову девушка. Робкая улыбка прорвалась на ее лицо, стерлась, снова просочилась – и снова пугливо спряталась. – А что там было про реку, в которую дважды не зайти?

– На самом деле, у этих слов Гераклита, – не преминул поумничать я, – смысл – прямо противоположный тому, что в них обычно вкладывают. В реку-то войти можно хоть два раза, хоть десять – идея в том, что воды текут и каждый раз это будет уже новая река, не такая, как прежде. И сам человек, в нее входящий – тоже с прошлого раза успел хоть немного, но измениться.

– Все время забываю, какой ты редкий зануда, – уже не сдерживая улыбки, покачала головой Ольга. – Прям хоть проси у тебя отсыпать твоих таблеток, ну, для памяти! Но аргументы приводить умеешь – в этом тебе не откажешь!

– Так что насчет нашей реки? – не дал разговору вильнуть в сторону я.

– Ну-у, – протянула моя собеседница. – Раз даже твой Гераклит не против… Пожалуй, это будет даже забавно: снова конфетно-букетный период, после того, как… – она рассмеялась, не закончив фразы. Затем, вдруг встрепенувшись, достала из кармана смартфон и бросила взгляд на экран. – Ох ты ж ведь!.. На работу опаздываю! – Ольга торопливо поднялась из-за столика. – Так, упреждая твой вопрос: провожать меня не надо. И на будущее: я бы категорически не хотела, чтобы ты появлялся у меня на работе. Не стоит.

– На будущее? – выделил я, как мне показалось, ключевое в ее словах.

– Ну, телефон мой у тебя есть, – заметила девушка. – Так что все в твоих руках!

И, стуча каблучками по деревянному настилу, она поспешно покинула веранду, оставив меня, надо признать, в легкой растерянности.

Глава 6

г.Москва, май 20** года

Текущий поток времени


В этот вечер, как и три предыдущих из четырех, мы расстались с Ольгой у ее дома в Кузьминках. Подняться к себе она меня не пригласила, да я и не настаивал – всему свое время – но «законный» поцелуй на прощание сорвал. Девушка скрылась за дверью подъезда, унося с собой подаренную мной метровую белоснежную розу, я же, постояв в задумчивости с четверть минуты – размышляя, вызвать такси или дойти до метро – остановился на последнем варианте и уже двинулся в сторону проспекта, как вдруг в кармане моих джинсов требовательно завибрировал смартфон.

– Игорь Дмитриевич? – раздалось из трубки, когда я принял вызов. – Здравствуйте, это Федор Федорович беспокоит. Не уделите мне несколько минут?

– Да, конечно, – в некотором смятении – но с готовностью – ответил я.

– Благодарю. Прямо перед вами, метрах в ста, находится ресторан японской кухни… – прозвучало название широко распространенной в Москве сети заведений. – Мимо никак не проскочите. Зайдите внутрь – и сразу направо – там я вас буду ждать. До встречи.

На этом Эф Эф отключился.

Признаться, когда он задал свой вопрос, я сперва решил, что речь идет о телефонном разговоре, а вовсе не о личной встрече… Кстати, откуда доктор узнал, где я нахожусь? За мной что, следят?!

До глубины души возмущенный этой мыслью, я ускорил шаг и уже через полминуты вышел на проспект – и в самом деле прямо к указанному мне ресторану. Федора Федоровича я увидел через стекло панорамного окна – еще до того, как вошел. Сидевший в одиночестве за столиком бородач тоже меня заметил и приветливо помахал рукой. Что-то в облике Эф Эф показалось мне странным (это помимо того, что на нем не было медицинского халата, а у тротуара не дежурила скорая помощь), но что именно – я понял, только уже оказавшись в ресторане: вопреки обыкновению, Федор Федорович не улыбался.

– Что-то случилось? – встревоженно спросил я, опускаясь на скамью напротив доктора.

– Почему вы так решили? – вопросом на вопрос ответил Эф Эф.

– Вы подозрительно серьезны.

– Так я же не на дежурстве, – развел руками Федор Федорович, таки расплывшись в улыбке – но вовсе не такой сияющей, как бывалоча, да к тому же почти тут же растаявшей. – Вы правы, стоит мне застегнуть служебный халат, как сам собой включается режим весельчака – это уже рефлекс: иначе то, с чем я сталкиваюсь в силу своей профессии, просто не переварить. Сегодня же у меня заслуженный выходной. Так что нет, – заверил меня доктор, – ничего плохого не случилось – по крайней мере, мне ни о чем подобном не известно. Просто пришло вот в голову, что стоит с вами переговорить, расспросить, как дела… Все-таки, закрепление Столпа в вашем возрасте – событие неординарное. Я бы даже сказал, уникальное. Ну и мало ли что…

– Со мной все в порядке, – отрезал я – стоило развеяться обеспокоенности, как снова напомнил о себе мой отошедший было на второй план гнев. – Разве что дико бесит, когда за мной следят!

– В таком случае, Игорь Дмитриевич, вам стоит переехать куда-нибудь в глухую деревню – и то в наше время от чужого внимания вы не окажетесь застрахованы. В мегаполисе же вроде Москвы каждый – на виду. Но не думайте, Орден не шпионит за вами персонально, по крайней мере – постоянно. Просто у нас есть доступ к городской сети камер наблюдения – ну и одна из лучших в мире программ распознавания лиц. Пара звонков – и вы благополучно «рассекречены»… Закажете себе что-нибудь? – резко сменив тему, Федор Федорович кивнул на лежавшее на столе меню в пестрой обложке. – Я угощаю.

– Благодарю, – отрицательно мотнул я головой. – Я сыт, – и в самом деле каких-то полчаса назад мы сОльгой плотно перекусили.

– Попробуйте хотя бы здешнее пиво, – предложил доктор. – Они его сами варят, по оригинальному рецепту.

Я снова хотел было отказаться – уже, пожалуй, по инерции – но Эф Эф очень к месту повторил:

– Попробуйте, не пожалеете, ручаюсь! – и я кивнул:

– Хорошо, уговорили.

– Верное решение!

Доктор подозвал жестом не очень умело косящую под японку официантку и заказал два пива – мне и себе.

– Так о чем вы хотели поговорить? – спросил я, когда та упорхнула.

– Видите ли, Игорь Дмитриевич… – начал доктор.

– Если можно – просто «Игорь», – перебил я его на полуслове – вышло, признаться, не слишком вежливо. – Если, конечно, в Ордене нет каких-то строгих правил на этот счет, – с моей стороны это была какая-никакая попытка тут же сгладить неловкость шуткой.

– Раньше с внутренним этикетом у нас было строго, – неожиданно подтвердил Федор Федорович, – но сейчас – все почти как и везде. Так что без проблем, – улыбнулся он – кажется, одними глазами. – Итак, Игорь, скажите для начала, как вы себя ощущаете в новом качестве?

– Как ощущаю? – я всерьез и добросовестно задумался над вопросом. – Да нормально, наверное, – выговорил затем. – Правда, иногда – будто не верится, что все уже позади. Наверное, нужно еще пару Скачков пережить, чтобы ушли сомнения…

– Так и есть, – сосредоточенно кивнул Эф Эф. – И как часто они на вас накатывают – сомнения?

– Ну, это обычно вечерами случается… Может, раз в день, может, реже… Я стараюсь на таком не зацикливаться…

– И правильно! – заявил доктор. – Ну а кроме этого ничто не беспокоит? – спросил он затем.

Ну, как не беспокоит – конечно беспокоит!.. Но вместо болезненной мысли, все последние дни просто разъедавшей мне мозг изнутри, заговорил я о сущем пустяке:

– Бывает, кожа чешется около кольца, – приподнял я правую кисть, продемонстрировав неприметный ободок на среднем пальце – у моего собеседника, разумеется, имелся точно такой же, разве что на указательном. – Тоже вечерами – заснуть невозможно! А кольцо-то не снять…

– Кольцо не снять, – развел руками Федор Федорович. – К слову, хорошо, что не снять – второй раз оно уже не приживется – ни то же самое, ни другое такое же… Что до зуда, то это нормально – и, обнадежу, ненадолго. Неделя, максимум полторы – и все неприятные ощущения окончательно уйдут. Пока же при обострениях мажьте палец Меновазином. Если эффект окажется недостаточным – попейте Фенистил – три раза в день по сорок капель. Ну или примите таблетку старого доброго Супрастина. Только имейте в виду: с него может начать в сон клонить.

– Погодите, я запишу, – торопливо проговорил я, доставая телефон. – Как вы сказали? Менова…

– Меновазин – местно. То есть смазывать. Фенистил или Супрастин – внутрь. Дозировку в инструкции посмотрите.

– Вот за это спасибо, доктор, – усмехнулся я, все тщательно зафиксировав. – Реально выручили!

– Всегда пожалуйста… – в этот момент принесли наш заказ, и Эф Эф тут же приподнял кружку: – Ваше здоровье!

– И ваше! – повторил я его жест.

На вкус пиво и самом деле оказалось довольно необычным, с первого глотка я не смог толком понять, нравится оно мне или нет. Пришлось сделать второй, затем третий… В результате на стол моя кружка вернулась наполовину пустой.

– Ну, как? – не удержался от вопроса Федор Федорович – нетерпеливое любопытство на его лице так и читалось.

– Вкусно, – кивнул я. – Несколько непривычно, но вкусно.

– Я же говорил! – заявил доктор, снова поднимая кружку.

Отставать от него я не стал.

– Когда я спросил, не беспокоит ли вас что-то, мне показалось, что сперва вы собирались рассказать о чем-то другом, не о кожном зуде, – заметил Федор Федорович, когда пиво оказалось допито. – Разве не так?

– Так, – само собой вырвалось у меня. – То есть… – хотел было прикусить я язык, но передумал: ладно уж, раз начал… И повторил: – Да, так.

– И о чем же речь? – выжидательно склонил голову к плечу мой собеседник.

– Понимаете… – нужные слова как-то вдруг разом исчезли, вынудив меня замяться. Доктор не торопил. – Тут такое дело… Мои родители… Они погибли год назад… Точнее, год назад, после Скачка, выяснилось, что какое-то время их уже нет. Но я верил… То есть надеялся… В смысле, думал, что когда-нибудь все снова перевернется с головы на ноги – и они окажутся живы. Но теперь… – вскинув правую руку, я выставил на обозрение палец с кольцом – жест, надо сказать, вышел весьма двусмысленный. – Теперь, как я понимаю, ситуация зафиксирована… – Подкативший к горлу ком постарался меня заткнуть, но я все же выговорил: – Значит, они уже точно не вернутся, да?

– Ну, не так уж все и зафиксировано, – дождавшись, пока я умолкну, вкрадчиво проговорил Эф Эф. – Изменения вокруг Столпов не сходят на нет вовсе – просто их становится меньше, и случаются они реже. Другое дело, что время – чудище жадное. Раз утопив в своем потоке то, что нам дорого – очень не любит возвращать это назад.

– А нельзя его заставить? – резко спросил я. – Орден же меняет прошлое – нельзя и тут поменять?

– Период, в который мы можем проникнуть, отделен от нас промежутком в сто лет, – напомнил Федор Федорович. – Угадать, что именно должно произойти в начале XX века, чтобы в веке XXI не случилось одной конкретной автокатастрофы – не по силам для человека.

– А для Машины? – не унимался я. – Она же, типа, такая вся из себя умная…

– Частными проблемами членов Ордена Машина не занимается, – покачал головой доктор. – Насколько я знаю, нет даже способа поставить перед ней такую задачу – технически.

– А пробовали? – прищурился я.

– А вы как думаете? Каждый из нас что-то в жизни терял… – на миг в голосе доктора промелькнула столь печальная нотка, что я, готовый было продолжить атаку, осекся и умолк.

– Скажите, оно хотя бы того стоит? – не без усилия выговорил лишь после почти минутной паузы.

– Да, – быстро и коротко ответил Эф Эф.

– Хорошо, если так…

Над нашим столом снова повисла тишина, нарушила которую официантка, подошедшая забрать пустые кружки.

– Повторить пиво? – поинтересовалась она.

Федор Федорович вопросительно посмотрел на меня, я лишь пожал плечами.

– Давайте, – решил доктор. – Еще два ваших фирменных.

Подтвердив заказ, девушка переместилась к соседнему столику.

– Жизнь Столпа полна потерь, Игорь, – снова заговорил Эф Эф после ее ухода. – Так-то у нас их не больше, чем у обычных людей, но дело в том, что они помнят немногие, а мы – все до одной. Кажется, что к этому привыкаешь, но каждый новый раз – ничуть не менее болезненный, чем прошлые. Все, что тут можно сделать – постараться свести к минимуму поводы к боли.

– И как это прикажете провернуть? – хмыкнул я.

– Например, стараться излишне не привязываться ни к чему преходящему. Ни к вещи, ни к домашнему питомцу, ни к человеку. Взять вот, хотя бы, ту девушку, Ольгу…

– А что Ольга? – тут же ощетинился я.

– Может ведь статься, что после очередного Скачка она окажется вырвана из вашей жизни. Как и любой иной человек вне Ордена.

– Э, стоп! – сдвинулись к переносице мои брови. – А разве то, что я теперь закреплен и все такое – не защищает мое окружение? Включая, раз уж на то пошло, и Ольгу?

– Защищает, но лишь отчасти. В основном влияние Стопа стабилизирует окружающие его крупные социальные структуры – конкретные же персоналии по-прежнему остаются уязвимы. Защита затрагивает их лишь до определенного предела. Представьте, что вы поделились со своей подругой рыцарскими доспехами. Нож, опасный для человека без брони, для нее теперь не страшен. С большой вероятностью отскочит от лат и стрела. А вот ружейная пуля панцирь пробьет, граната – разметает в клочья, ядерная бомба – и следа не оставит. Аналогия понятна?

Машинально я кивнул.

– Поэтому члены Ордена, как правило, стараются заводить серьезные отношения исключительно среди своих, среди Столпов, – продолжил Федор Федорович. – Взаимная защита в этом случае практически исключает эксцессы. Другое дело, конечно, легкие, скоротечные интрижки – вот им место на стороне… Но у вас, как я догадываюсь, совсем не тот случай?

Я мотнул головой.

– Тогда мое предостережение – по адресу, – заметил доктор.

– Не понял, – хмуро бросил я. – И что мне, по-вашему, делать?

– Могу лишь посоветовать, чего, по возможности, делать не стоит. Не увлекайтесь. Не очаровывайтесь. И не обольщайтесь.

– А если – уже? – сглотнув, выговорил я.

– Тогда заранее смиритесь с почти неизбежной потерей, – вздохнул Эф Эф. – А пока она не случилась – живите полной жизнью.

В этот момент нам принесли по второй кружке пива, и разговор прервался – с тем, чтобы более к этой теме уже не возвращаться.

Глава 7

г.Москва, июнь 20** года

Текущий поток времени


На первый четверг июня – день, когда членам Ордена полагалось собраться в штаб-квартире – у меня, как назло, оказался назначен экзамен по уголовному процессу. К тому же, преподаватель разделил нас на две подгруппы и одной велел явиться спозаранку, а другой – во второй половине дня. Надо ли говорить, что с моим цыганским счастьем я попал в последнюю?

Экзаменатор, вроде бы, был и не против встретиться со мной пораньше – но при условии, что я самостоятельно договорюсь с кем-нибудь из утренней партии. Увы: первый заход традиционно считался более перспективным в плане получения положительной оценки – хотя никто и не мог толком объяснить, с чего бы. По понятным причинам, близких, всегда готовых войти в положение друзей среди одногруппников у меня не водилось, и уступить мне свое «счастливое» место никто не согласился.

Так-то, ничего страшного в этом не было: экзамен всяко не мог продлиться до поздней ночи – но на свой первый общий сбор я бы предпочел прибыть заранее. Так что уже подумывал было вовсе не ходить в этот день в Универ – ну, подумаешь, загремлю на пересдачу, в первый раз, что ли? А то, глядишь, после Скачка тема и сама как-нибудь закроется… Однако Федор Федорович, с которым я решил это обсудить – бородач сам набрал мне, чтобы напомнить о предстоящем визите в штаб-квартиру (как будто о таком можно забыть!) – посоветовал мне экзамен не прогуливать.

– Если хотите, я сам заеду за вами на Садовую-Кудринскую, – предложил Эф Эф, почувствовав мои колебания.

– Ну, не стоит, наверное, – замялся я, смутившись. – Неизвестно же еще, во сколько меня отпустят…

– Так я раньше семи и сам не смогу, – заявил доктор. – Освободитесь прежде – подождете.

В конце концов я счел за благо согласиться: попасть в штаб-квартиру самостоятельно я бы всяко не сумел – считалось, что посвященным первого градуса ее адрес неизвестен, и в моем случае это и в самом деле было так. В городе существовало несколько промежуточных точек, куда таким, как я, следовало прибыть – и уже оттуда проследовать на место транспортом Ордена. В этом смысле предложение Федора Федоровича являлось, конечно, для меня истинным подарком – но заставляло лишний раз почувствовать себя обязанным, что я не особо люблю…

Из-за этого ли, из-за самого экзамена, из-за предстоявшего Скачка, а может, и из-за всего вместе, накануне, вечером в среду, пребывал я далеко не в самом умиротворенном расположении духа – а тут еще Ольга сподобилась плеснуть в костер бензинчика. Позвонила вся такая радостная и сообщила, что родители ее завтра куда-то уезжают, ну и до пятницы, мол, «замок маркиза Карабаса» остается в полном нашем распоряжении. Дело тут было не в самой по себе свободной квартире. Моя измайловская стояла пустая всегда, пользуйся – не хочу. Однако у рыжей бестии имелись свои четкие представления об обязательных этапах развития наших отношений – и вот она, типа, решила: пора.

И это я же предупреждал Ольгу, что с четверга до пятницы буду занят! Но девушка то ли забыла (что, честно говоря, вряд ли), то ли специально решила поставить меня перед выбором…

Короче, разговор у нас не очень сложился – как ни старался я сгладить острые углы, Ольга обиделась – ну, или сделала вид, что обиделась – и «бросила трубку». Душевного спокойствия мне такой оборот, разумеется, не добавил.

В довершение всего у меня вдруг начал жутко зудеть окольцованный палец – чего уже неделю не случалось. Рекомендованных Федором Федоровичем лекарств в доме не оказалось – давно закончились, а подкупать я не стал, вроде как, за ненадобностью. А тут – хоть на стену лезь! Ни на учебниках сосредоточиться, ни уснуть… Помучившись часов до двух ночи, я не выдержал – оделся и поперся в круглосуточную аптеку – ближайшая, к слову, располагалась не то чтобы в трех шагах!

На удивление, ночная прогулка пошла мне на пользу. И мысли в голове устаканились, и кошки, скребущиеся на душе, угомонились, и даже палец почти перестал чесаться – еще до приема лекарств. В итоге, вернувшись домой в четвертом часу утра, я даже купленные таблетки глотать не стал – плюхнулся на диван и почти сразу провалился в глубокий, без сновидений, сон.


* * *


Не задумываясь об этом специально, подсознательно почему-то я снова ждал, что Федор Федорович приедет за мной на скорой помощи, поэтому мимо серебристого внедорожника «BMW», припаркованного под запрещающим знаком аккурат напротив входа в Универ, прошел, даже не задержав на нем взгляда. Отрывистый сигнал клаксона, однако, заставил меня обернуться: за лобовым стеклом с водительского места мне весело махал, подавшись вперед и навалившись грудью на руль, бородач-доктор.

Кресло рядом с Эф Эф было занято – кто там сидел, с улицы я не разглядел, угадал лишь очертание некой фигуры – и, возвратясь к автомобилю, я распахнул заднюю дверцу и со словами «Добрый вечер!» забрался в салон на высокое кожаное сиденье.

– Здравствуйте, Игорь, – перегнувшись через подлокотник, Федор Федорович протянул мне руку между спинками передних кресел.

Мы обменялись рукопожатиями.

– Привет! – едва ладонь бородача вернулась на руль, с сидения справа от водителя ко мне обернулся его спутник. Точнее, обернулась – ибо это оказалась спутница: девушка лет семнадцати-восемнадцати – пожалуй, чуть помладше Ольги – обладательница длинной, почти закрывающей правый глаз русой челки, лихо заваленной на бок в стиле «ветер – лучший парикмахер» – по выражению все той же Ольги. – Я – Полина, – представилась пассажирка.

– …голова из пластилина, – буркнул в бороду Эф Эф, за что тут же удостоился от девушки возмущенного взгляда:

– Ну, пап!..

– Моя дочь, – как видно, уже по инерции пояснил доктор. И добавил: – Посвященная третьего градуса.

Словно в подтверждение его слов, Полина продемонстрировала правую руку: ее и без того малозаметное орденское кольцо – сидевшее, как и у меня, на среднем пальце – почти прикрывал резной золотой перстенек с синим камушком.

– Приятно познакомиться, – приветливо улыбнулся я девушке, мельком подумав, что понятия не имею, какая степень посвящения у самого Федора Федоровича. А ведь любопытно, кстати! Но не спросишь же вот так, в лоб… – Я – Игорь.

– Я знаю, – ответила на мою улыбку девушка.

– Как экзамен? – поинтересовался между тем у меня Эф Эф, запуская двигатель авто. – Уголовно-процессуальное право, если я ничего не путаю?

– Да, – кивнул я. – Сдал. На четверку.

– А что не на отлично? – осведомился водитель, плавно уводя внедорожник от тротуара.

– Ну так кто же знал, что в этой реальности задержанных по подозрению в совершении преступления нельзя бить ногами? – с деланым возмущением проговорил я. – Всегда было можно и даже нужно – а тут вдруг на тебе! Я понимаю: Скачок, но не до такой же степени!..

В закрепленном у лобового стекла зеркале я увидел, как по лицу доктора пробежала тень непонимания, но уже через секунду, сообразив, в чем дело, Федор Федорович расхохотался:

– Ну у вас, юристов, и шуточки!

Перестав сдерживаться, рассмеялся и я. Полина впереди, кажется, тоже прыснула.

– На самом деле, препод сказал, что поставил бы мне пятерку, если бы я не пропускал его лекции и как следует работал на семинарах в течение семестра, – пояснил я, когда смех в салоне стих. – Беда в том, что я не помню, как я там работал и что пропускал.

– А, ну понятно, – проговорил Эф Эф. – Игорь, вы не против, если я включу радио? Люблю за рулем, когда играет что-нибудь вдохновляющее.

– Не против, конечно, – отозвался я.

Музыкальный вкус у доктора оказался на зависть – такого забойного рока я давненько не слышал. Композиции, правда, были, по большей части, мне незнакомы, но проскочила и пара переживших Скачки вечных хитов. Так, под тяжелые рифы, скоростные партии ударных, перемежаемые клавишными и гитарными соло, мы и помчали в штаб-квартиру.


* * *


Выяснить точный адрес главной ставки Ордена в этот раз мне не довелось. С Волоколамского шоссе мы съехали на улицу Свободы, затем – в какой-то второстепенный проезд, некоторое время петляли по не слишком обжитого вида переулкам, затем в последний раз свернули – очень резко – и внезапно оказались в уходящем под уклон неосвещенном тоннеле. Неспешно скатились вниз – сперва по прямой, затем по спиральному пандусу – и очутились на подземной парковке. Оставив там автомобиль, прошли к лифту, немного поднялись на нем, а затем, пересев в другой – довольно долго спускались.

Кабина высадила нас на прямоугольную площадку, вправо и влево от которой уходило по коридору.

– Здесь мы пока расстанемся, – сказал мне Федор Федорович. – Вам с Полей – туда, – махнул он рукой направо, – а меня ждут кое-какие дела, – последовал кивок в противоположном направлении. – Отдыхайте – позже, вероятно, я к вам присоединюсь.

– Пошел дать последние инструкции засланцам, – заговорщически шепнула мне девушка, когда ее отец скрылся за поворотом коридора.

– Засланцам? – не понял я.

– Ну, эмиссарам, отправляющимся на миссию. В 1798-й, если я ничего не путаю.

– А что там, в 1798-м? – спросил я, между делом ловя себя на мысли, что, так или иначе, почему-то постоянно сравниваю Полину с Ольгой.

Надо сказать, по первому моему впечатлению, друг на друга эти две девушки походили мало. Цвет волос – понятно. Добавим глаза – зеленые, часто слегка прищуренные, с этакой хитринкой, у Ольги против наивно распахнутых светло-голубых у Полины. Ростом моя кузьминская подруга мне почти не уступала (если, конечно, не вычитать из него размер ее неизменных каблучков), тогда как дочка Федора Федоровича была пониже, да и вообще миниатюрнее – из-за чего, возможно, выглядела несколько младше своих истинных лет. Первая не признавала иной одежды, кроме джинсов с майкой или футболкой (хотя тут и не исключено, что выйти в свет в вечернем платье за время нашего знакомства ей просто случай не представился) – на второй была узкая, едва прикрывающая колени юбка в сочетании со свободной белой блузкой.

Ну и, наконец, общее ощущение: вероятно, из-за большей разницы в возрасте (пусть даже и кажущейся), на Полину я подсознательно поглядывал с этакой самонадеянной снисходительностью старшего – и это несмотря на ее пресловутый третий градус посвящения. Ольга же сама на кого хочешь умела смотреть сверху вниз.

– Время правления Павла I, – ответила мне тем временем спутница.

– Что, будем спасать его от апоплексического удара табакеркой в висок? – щегольнул я своими небогатыми познаниями об «Императоре-рыцаре», ставшем жертвой инспирированного Англией заговора – таковой, по крайней мере, была реальность на момент моей учебы в школе, много Скачков назад.

– Едва ли в этот раз, – с сомнением тряхнула челкой Полина. – Цареубийство – это 1801 год. Здесь давно ничего не менялось. Раз заброска идет на три года раньше – скорее всего цель иная… Нужно было у отца спросить, – мотнула она головой вслед удалившемуся Эф Эф. – Он точно в курсе, а я как-то не интересовалась… Так, ладно, что мы тут-то стоим? – встрепенулась вдруг девушка. – Пошли к остальным!

– Пошли, – пожал я плечами.

Пройдя под гулкое эхо собственных шагов правым коридором и миновав разделенные тесным тамбуром две пары высоких дверей, из скучного минимализма подземного убежища мы вдруг попали в нечто наподобие ресторанного зала, отданного под фуршет. Приглушенный свет, ненавязчивая музыка, столики с закусками, барная стойка… В первый момент помещение показалось мне просто безразмерным, а количество людей в нем – бессчетным, но затем пришло понимание, что дело тут, отчасти, в зеркальных стенах, зрительно разносящих зал во все четыре стороны. Но и сам по себе он оказался отнюдь не маленьким, присутствовавшие несколько десятков человек вовсе не чувствовали себя здесь стесненно.

– Тут, в зале, весь Орден? – замерев на пороге, вполголоса спросил я у спутницы.

– Что ты, нет конечно! – заявила Полина. – Только самая голодная его часть, – добавила она со сдержанным смешком. – Дальше еще полно помещений. Есть даже боулинг – но там дорожку нужно было заранее бронировать. Раньше еще имелся бассейн, но после того, как однажды во время Скачка в нем кто-то чуть не утонул, его прикрыли и переоборудовали – там теперь бильярд. Караоке есть…

– Не люблю караоке, – почти машинально заметил я.

– Да? – задрав голову, подняла на меня глаза девушка. – А у меня вот с ним сложные отношения. – Помню, раньше любила там попеть. А потом, после очередного Скачка – почему-то чуть ли не возненавидела. Но я же помню, как было до этого! А чувства – это не знания. Противоположным, даже по поводу такого пустяка – а может быть, как раз по поводу пустяка – очень сложно ужиться друг с другом. Вот и разрываюсь теперь на части – и смех, и грех… Ты вообще есть хочешь? – внезапно сменила она тему.

– Да нет, наверное, – покачал головой я. Так-то с утра во рту у меня маковой росинки не было, но, на удивление, голода я и в самом деле пока не ощущал.

– Я тоже не удержалась, дома перекусила, – поняв по-своему, сообщила Полина. – Тогда пройдем дальше? – указала она на выход из зала.

– Как скажешь, – кивнул я.

Следующее помещение, не менее просторное, но более светлое, оказалось заставлено мягкими даже с виду кожаными диванчиками и креслами, сгруппированными вокруг журнальных столиков и образующими своими широкими спинками как бы изолированные комнатки. Народу здесь было поменьше, чем в «ресторане» – может, человек двадцать пять. В основном – люди значительно старше нас с Полиной – лет по тридцать-сорок-пятьдесят, ну и так далее (один из самых пожилых, кстати, подозрительно напомнил мне российского министра иностранных дел, которого я недавно видел по телевизору, а молодящаяся дама, с которой он беседовал – известную, но «вышедшую в тираж» певицу). Впрочем, присутствовала и группка подростков – две девчушки в одинаковых клетчатых юбочках и синих пиджачках и трое пацанов в темных брюках и жилетках – тоже явно сшитых по единому образцу.

– Ребята из орденского Интерната, – проследив за моим взглядом, шепнула Полина. – Там многие наши учатся – даже те, у кого «в миру» живы родители – официально это обычная, просто очень престижная школа. Ну и дети Столпов – почти все. Я тоже его закончила, хотя… – она слегка замялась, но почти тут же продолжила. – Хотя, честно говоря, мне там и не очень нравилось – но отец так решил.

– А твоя мама не из Ордена? – спросил зачем-то я.

– Мама умерла, когда я совсем маленькая была, – ответила девушка. – Я ее не помню почти…

– Извини, – смутился я.

– Ничего, это жизнь…

В неловком молчании мы пересекли зал и вышли в следующий. Это оказался тот самый боулинг, о котором моя спутница уже упоминала. Все восемь дорожек были и в самом деле заняты – на двух играли мелкие из Интерната, на пяти – компании «от тридцати». А вот на последней, крайней справа – приблизительно наши с Полиной ровесники – три девушки, среди которых я узнал секретаря Гроссмейстера Танюшу, и парень – худощавый блондин по имени Петруха, его я тоже мельком видел в приемной Анатолия Сергеевича в день своего первого появления в штаб-квартире.

Заметив нас на входе, одна из девушек-игроков – высокая фигуристая брюнетка – отложила шар, который перед этим задумчиво взвешивала в руке, и воскликнула едва ли не на весь зал:

– О, а вот и Линка! Уже с кавалером!

– Привет, Полинет! – обернувшись, улыбнулся моей спутнице Петруха. – А ты, как я понимаю, тот самый Игорь Одинцов? – перевел он затем взгляд на меня.

– Не знаю, тот самый или не тот, но Игорь Одинцов, – кивнул я, невольно внутренне подобравшись.

– Я – Петр, можно – Петруха, – шагнув ко мне и протянув руку, назвал парень уже слышанное мной имя. – Это Света, – указал он затем на брюнетку, заметившую нас первой. – Это – Зуля, – представил другую девушку, обладательницу азиатских черт лица и длинных, окрашенных в фиолетовый цвет волос – издали мне даже показалось поначалу, что это обман зрения из-за причудливой игры света. – Ну и Танюша, – дошла очередь до секретаря Гроссмейстера.

– Играть будете? – живо осведомилась тут же брюнетка Света – почему-то не у Полины, а у меня. – Мы как раз закончили партию, без проблем можем вас вписать.

– Ага, присоединяйтесь, – подошла к нам Зуля. – А то Петрухе уже некому рассказывать, как он Емельяна Пугачева победил – все по пять раз послушали. Правда, там все время новые подробности всплывают, но то такое…

– Ничего и не по пять! – буркнул парень в несколько показном возмущении. – По три максимум. И да, вспомнил важные детали, пришлось повторить!.. А что касается игры – и в самом деле, присоединяйтесь – в отличие от Светиного, его предложение явно адресовалось в первую очередь Полине.

Та вопросительно посмотрела на меня, но прежде, чем я успел что-то ответить, внезапно перевела взгляд куда-то мне за спину. Я обернулся: на стене позади меня загорелся широкий экран, с которого на нас смотрели двое. Первый – мужчина лет тридцати, невысокий, в старинном военном мундире – узком светло-зеленом кафтане с аксельбантом из плетеного шнура на правом плече. У охваченного широким серебристым шарфом пояса – шпага с вызолоченным эфесом. В руке – широченная шляпа-треуголка, голова с щедро напудренными завитыми волосами, соответственно, непокрыта.

Второй – ровесник первого, но обликом, пожалуй, полная оному противоположность: огромный, косматый, бородатый, в выцветшем потрепанном зипуне, из-за кушака которого грозно торчали рукояти пары пистолетов. Он что-то говорил «в камеру», но звуком изображение не сопровождалось.

– О, Витек, – воскликнул Петруха, также посмотрев на экран. – Справа, офицер – это Витя Панкратов, – пояснил он – как видно, персонально для меня. – Мы с ним вместе на прошлой миссии были – ну, в Пугачевщину. А слева – Горилла. Горислав Шлеин, в смысле.

В вооруженном пистолетами разбойнике я и сам уже узнал санитара, дюжего напарника Федора Федоровича по скорой помощи.

– Они уже в прошлом? – жадно впившись глазами в экран, завороженно выговорил я.

– Нет, что ты, – поспешила разочаровать меня Полина. – Это традиционное включение перед заброской. Они на месте, в Питере, но еще в нашем времени. Из прошлого репортажей не бывает.

– Не понимаю, кстати, почему, – заметила Зуля. – Операторы же смотрят.

– А ты когда-нибудь была на наблюдательном пункте? – обернулась к ней Полина.

– Нет…

– Вот побываешь – поймешь.

– Только не надо вот тут строить из себя! – возмущенно фыркнула «фиолетовая». – Если у тебя на счету четыре миссии – еще не значит, что ты лучше других! Кому лететь – Машина решает!

– Вот именно, – кивнула моя юная спутница. – Машина решает!

Четыре миссии? Надо понимать, по здешним меркам это круто?

– Так, девочки, не ссорьтесь, – поспешил между тем вмешаться Петруха. – И что мы вообще туда уставились? – кивнул он на экран. – Витька с Гориллой не видели? Давайте лучше дальше играть. Так что, я вас записываю? – уточнил он у Полины.

Та снова взглянула на меня, словно переадресовывая вопрос.

– Вы играйте, а я бы, честно говоря, посмотрел… – начал было я, но аккурат в этот момент фигуры на экране сменило изображение эмблемы Ордена, а затем передача и вовсе прекратилась.

– До самого Скачка там ничего интересного уже не будет, – со знанием дела заметила брюнетка Света.

– Так и есть, – сочла нужным подтвердить Полина.

– Ну, тогда…

– Прошу извинить, что отвлекаю, – раздался вдруг рядом знакомый голос. Я повернул голову: в проходе, ведущем мимо дорожек, стоял Эф Эф. – Добрый вечер, Петя. Мое почтение, девушки, – приветствовал доктор всех, кого, должно быть, еще сегодня не видел.

– Здравствуйте, Федор Федорович! – нестройно отозвалась компания.

– Игорь, а я за вами, – сообщил бородач, когда прочие голоса умолкли. – Не будете так любезны пройти со мной? Хочу показать вам кое-что. Поля, если хочешь, можешь составить нам компанию.

– Да, конечно, я иду, – опередив меня, откликнулась девушка.

– Да, разумеется, Федор Федорович, – в свою очередь ответил я.

– Тогда поспешим, – кивнул Эф Эф, дублируя приглашение жестом.

Виновато разведя руками и кивнув на прощание остающимся у дорожки игрокам, я двинулся за доктором.

– Вот так некоторые и набирают к восемнадцати годам по четыре миссии. А других даже на обеспечение не берут, – донеслось до моего слуха сзади, не успел я удалиться и на полдюжины шагов – кажется, сварливый голос принадлежал Зуле, но утверждать этого с уверенностью я бы не стал.

Федор Федорович и Полина, успевшие уйти чуть вперед, похоже, ничего не услышали.

Глава 8

г.Москва, июнь 20** года

Текущий поток времени


Следуя за Федором Федоровичем, мы наскоро прошли анфиладой залов, выделенных членам Ордена для отдыха. Глазеть по сторонам мне при этом особо было некогда, но, навскидку, в штаб-квартире собралось не менее трех-четырех сотен человек – и это только в тех помещениях, что попались нам на пути.

– А сколько всего человек в Ордене? – догнав Полину, спросил я у нее тихо.

– Не знаю, это закрытая информация, – несколько нервно передернула девушка плечами. Думаю, впрочем, ее реакция была вызвана не столько моим вопросом, сколько осадком, оставшимся у Полины после недавней пикировки с Зулей – потому как, сама поняв необычную резкость своего ответа, девушка тут же подняла голову и добавила уже гораздо мягче: – Я честно не знаю, тут выше градус нужен …

– Тоже мне секрет – если все съезжаются сюда раз в месяц, – пожал я плечами. – Пройти да посчитать…

– Ходить, заглядывая во все углы, здесь не принято, – тряхнув челкой, заметила моя спутница. – К тому же, говорят, что в штаб-квартире существует несколько изолированных блоков помещений, на разных этажах – правда, почти наверняка это не более чем слухи…

Тем временем, оставив уютные залы, мы вышли в служебный коридор, который привел нас в небольшую комнатку, расположенную на отшибе от прочих. Вся ее обстановка состояла из широкого, но совсем простецкого стола и придвинутых к нему трех офисных кресел. На правом подлокотнике каждого из них висело по тонкому металлическому обручу диаметром сантиметров в двадцать.

Перед центральным креслом лежало нечто наподобие беспроводной компьютерной клавиатуры, но ни мыши, ни монитора там не оказалось. Перед крайними же не было и этого – просто пустой стол.

– Присаживайтесь, – предложил нам с Полиной Федор Федорович, правой рукой указав на место справа от центра, левой – на место слева.

Я шагнул к креслу – к левому, оно было ближе – а вот девушка вдруг замешкалась:

– Но ведь…

– Что тебя смущает? – обернулся к ней Эф Эф.

– Ты говорил, что у Игоря первая степень посвящения, а для доступа в… для доступа сюда, – зачем-то поправилась она, – требуется минимум вторая! Разве не так?

– Так, – кивнул ее отец, лукаво улыбнувшись. – И какой, по-твоему, из этого следует вывод?

– Правила пересмотрели? – предположила Полина.

– Нет. Просто с этого момента нашему Игорю присвоен второй градус. Кстати, поздравляю, – хлопнул меня, уже успевшего опуститься в кресло, ладонью по плечу Эф Эф.

– Э… Спасибо, – пробормотал я, чуть было не уточнив, а за что вдруг такая честь, но вовремя передумав: дают – бери.

– По большому счету, существенной разницы между двумя младшими градусами нет, – проговорил Федор Федорович, когда заняла свое место и его дочь. Сам доктор пока что остался стоять, грузно облокотившись на высокую спинку центрального кресла. – Вот о присвоении третьего решение, по сути, принимает Машина – когда в первый раз выбирает того или иного члена Ордена для заброски с миссией. Мы лишь подтверждаем ее вердикт – ну, или отвергаем его.

– Бывает так, что и отвергаете? – вздернул я брови – если и демонстративно, то разве что самую малость.

– Не часто, но случается. По разным причинам. В конце концов, Орденом управляет не Машина, она лишь инструмент… Ну да к делу, – выпрямившись, снова шлепнул Федор Федорович ладонью – на этот раз по спинке кресла, на которую перед этим опирался. – Мы находимся на резервном наблюдательном пункте. Точно с такого же, только основного, группа обеспечения сейчас следит за работой отправленных в 1798 год эмиссаров. Через несколько минут тем же самым займемся и мы с вами, но сначала пара слов о сути миссии. Игорь, вы что-нибудь слышали о Российско-американской компании?

– У меня отец в такой работал, – несколько удивившись вопросу, ответил я. – Совместное предприятие наших с ExxonMobil… А почему вы спра…

– Нет, нет, – недовольно перебил меня Эф Эф. – Речь о другом. Не о совместном, а о чисто российском предприятии с таким названием, созданным некогда сибирскими купцами для освоения Северной Америки. Указ об ее учреждении был подписан Императором Павлом I.

– Ага, – не удержался от полупроглоченной реплики я, сообразив наконец, к чему идет разговор. – Нет, я, конечно, что-то такое слышал… – счел за благо заметить затем.

– Российско-американская компания – наша несостоявшаяся Ост-Индская, – продолжил между тем Федор Федорович. – Фильм «Пираты карибского моря» смотрели? Он и в этой реальности есть, и в прошлых мелькал…

Я кивнул. Как же: капитан Джек Воробей, все дела… Ну и злодей лорд Беккет из этой самой Ост-Индской компании…

– Ну, вот, тогда общий смысл должны понимать. Российско-американской компании было отдано право управлять всеми владениями Империи на Американском континенте – как существовавшими на момент ее создания, так и будущими. Речь отнюдь не только об Аляске. Например, компания основала колонию в Калифорнии – знаменитый Форт-Росс – местные индейцы даже предлагали ей объединиться и выгнать испанцев – но не сложилось. Была также достигнута договоренность о русском протекторате на Гавайях. А помните рок-оперу «“Юнона” и “Авось”»? Я специально проверил, она не страдала из-за Скачков.

Я снова кивнул – на этот раз, правда, чуть менее уверенно.

– Так вот, ее герой Николай Резанов – историческое лицо, зять купца Шелихова, сооснователя Российско-американской компании, и впоследствии один из крупнейших держателей ее акций. В том путешествии в Сан-Франциско он занимался отнюдь не только амурными делами – закупал продукты для русских поселений на Аляске. Тут, кстати, мы и переходим к сути. Компании все время не хватало ресурсов. Продовольственных, финансовых, людских – всяких. Из-за этого ее деятельность оказывалась менее успешной, чем могла бы. Периоды экспансии сменялись откатами. Уже в 1841 году был уступлен Форт-Росс. Правда, Крымскую войну Русская Америка, ужавшаяся до размеров Аляски, пережила более или менее благополучно – благодаря сепаратному договору с английской Компанией Гудзонова залива – но все шло к тому, что рано или поздно Великобритания русских из западного полушария выдавит. Выход был найден в продаже Аляски Соединенным Штатам. Сделка была заключена в 1867 году и на этом, собственно, история Российско-американской компании бесславно завершилась. Но могло ли все сложиться иначе? Машина считает, что да – если бы у компании оказались лучшие стартовые условия, если бы изначально в нее были вложены бóльшие ресурсы – не такие уж и значительные по меркам Империи… В 1798 году в Петербурге у идеи экспансии в Америку не было ни по-настоящему влиятельных сторонников, ни горячих противников. Небольшой камешек, брошенный на весы, мог склонить ситуацию в ту или иную сторону. Согласно проделанному Машиной анализу, ключевой момент здесь – доклад Императору Павлу, подготовленный Коммерц-коллегией – под мудреным названием «Полное содержание дела, производимого в Коммерц-коллегии о вновь учреждаемой компании для промыслов на Северо-Западе Америки и на островах по сему морю лежащих». Если бы в предлагаемый этим документом комплекс мер удалось включить несколько дополнительных – таких как своевременное увеличение уставного капитала кампании и вхождение в него представителей правящей фамилии, государственный контроль за отправкой колонистов, обязанность реинвестировать в колониях часть прибыли, ну и ряд других – история могла бы пойти по иному пути. Эта задача – скорректировать доклад – и поставлена перед нашими эмиссарами, – закончил свою лекцию Федор Федорович. – А вот как им удастся ее решить, мы с вами сейчас и понаблюдаем, – заключил он с улыбкой, обходя кресло и усаживаясь в него.


* * *


По указанию Эф Эф я взял с подлокотника висевший там обруч и водрузил его себе на голову. Послышалось негромкое жужжание, из недр металлического обода выдвинулась тонкая изогнутая пластина, закрыв мне сперва лоб, а затем и глаза.

– Только не пугайтесь, Игорь, – услышал я напоследок голос Федора Федоровича – и в следующий миг, внезапно утратив опору под ногами и под пятой точкой, рухнул в черную пропасть.

Несмотря на предупреждение бородача, от вскрика я, наверное, не удержался бы, но дыхание перехватило, и возглас застрял у меня где-то на подходе к горлу – наверное, оно и к лучшему, меньше позора. Впрочем, «падение» длилось недолго – не прошло и пяти секунд, как тьма вокруг меня развеялась, и я обнаружил себя на городской улице, широкой и идеально прямой. По обе ее стороны теснились дома – вроде бы каменные, но невысокие, в один-два этажа. Мостовая представляла собой не слишком ровный настил из досок, местами заметно подгнивших. Сам же я стоял… Хотя нет! Я не стоял, не сидел и не лежал: опустив глаза, я не узрел ни собственных ног, ни туловища. Меня на этой улице не было вовсе! И все же я ее видел – так, словно находился прямо посреди дороги!

Взгляд мой заметался, картинка вокруг задергалась – голова у меня тут же закружилась, и руки сами собой взметнулись, ища опору. Правая тут же ее и обрела, наткнувшись на плечо Федора Федоровича – то, что это было именно оно, я сообразил не сразу – на улице бородач также отсутствовал.

– Спокойно, Игорь, – услышал я голос Эф Эф, идущий теперь откуда-то сверху – взор мой тут же устремился туда, но наткнулся лишь на серо-синее небо – без облаков, но и без солнца. Сумерки? Или Питерская белая ночь? – Дышите глубже, – продолжил Федор Федорович, невидимой ладонью подхватив меня под невидимый же локоть. – И, по возможности, не вертитесь, смотрите прямо вперед – благо уже есть на что.

Вняв совету, я набрал в легкие побольше воздуха, опустил голову – и наконец увидел то, ради чего, вероятно, и нацепил «волшебный» обруч: запряженную шестеркой лошадей карету, остановившуюся прямо посреди улицы. Привстав на козлах, кучер в синем кафтане в гневе и ужасе замахивался кнутом на здоровенного мужика, одной рукой ухватившегося за какую-то деталь конской упряжи, а другой целя в возницу из пистолета.

В человеке возле лошадей я без труда узнал Горислава.

– Внимание! – послышалось вдруг – снова сверху, но уже не голосом Эф Эф. – Место действия смещено относительно расчетного на пятьдесят три метра к северу. По оценке Машины, отклонение от плана существенное, но не критичное.

– Это оператор, – пояснил из небытия Федор Федорович. – Мы его слышим, а он нас – нет.

– А наши там? – спросил я. – Горислав, он слышит?

– Тоже нет. Большое неудобство, кстати, но так уж это работает.

– А что он такое сказал про отклонение? – снова спросил я.

– Оператор отметил, что наш эмиссар перехватил карету на пятьдесят три метра дальше, чем планировалось, – пояснил Эф Эф.

– Почему? – само собой вырвалось у меня.

– Как уж сумел. Невозможно просчитать все до миллиметра…

В этот момент грянул выстрел – пальнул пистолет Горислава. Лошади дернулись, но остались на месте, а вот кучер, беспомощно взмахнув руками, выронил кнут и повалился с козел на деревянную мостовую.

– Он убил его? – ахнул я.

– Да, – спокойно ответил Федор Федорович. – Вас это смущает?

– Ну… – даже растерялся я.

– Кучер Архип и так бы умер через два дня – упал бы пьяным в канаву и захлебнулся. Перед этим избив беременную жену – так, что у той случился выкидыш. Но дело даже не в этом. Окажись Архип трезвенником и примерным семьянином, впереди у которого оставалась бы еще четверть века праведной жизни – это ничего бы не изменило, им все равно пришлось бы пожертвовать. Ради лучшего будущего. Хотя тогда, возможно, Машина учла бы это в расчетах – и скорректировала план.

– То есть Машина решает, – хмыкнул я.

– Не отвлекайтесь, Игорь, – в голосе Эф Эф промелькнула нотка суровости. – Просто смотрите.

Тем временем, с запяток экипажа соскочил рослый лакей – но вместо того, чтобы кинуться на нападавшего, со всех ног бросился наутек. Горислав же, небрежно отбросив в сторону использованный пистолет и выхватив из-за кушака другой, вразвалочку подошел к карете и распахнул украшенную гербом – золотым пегасом на синем щите – дверцу. Меня «потащило» вперед – вернее, это картинка рванулась ко мне – словно камера наехала на снимаемый объект. На миг моя голова снова закружилась, а когда приступ отступил, я разглядел пассажиров кареты: пожилого, лет шестидесяти, мужчину в синем мундире с большой серебристой звездой какого-то ордена на груди, и позади него – бледную как полотно девушку, где-то ровесницу Ольги с Полиной.

– Пожалуйте кошель, барин, – бросил Горислав, грубо тыча дулом пистолета в бок хозяину кареты. – И цацку тоже, – требовательно указал он на орден. – О, да с вами тут девка! – добавил «разбойник» радостно, сделав вид, что только сейчас заметил вторую пассажирку. – Смекаю я, что и ей найдетсячем уплатить!

Засуетившись, девушка принялась торопливо снимать с пальчика колечко, то сходу не поддалось, что, кажется, явилось для несчастной последней каплей – закатив глаза, пассажирка лишилась чувств.

– О, испужалася! – хохотнул Горислав. – Ну да ниче, как до дела дойдет – небось очухается!

– Сударь, умоляю, – пролепетал пассажир, неловко шаря за отворотом своего мундира. – Забирайте деньги, награду – что хотите, даже саму мою жизнь! Только не трогайте дочь!

– Судари, ваш-высокпревсхво, у вас в Сенатах заседают! – насмешливо заявил «разбойник». – А мы люди простые и судим запросто. Сказано: девка со мной пойдет!

– Внимание! – разорвал вдруг разворачивавшуюся перед моими глазами картину голос оператора. – У нас неучтенный фактор! Уровень угрозы для миссии – критический!

Бесцеремонно «оттащив» назад, меня «развернуло»: от ближайшего дома к карете бежал какой-то человек – взлохмаченный, в полураспахнутом палевого цвета жилете поверх белой рубахи, одном лишь левом сапоге – но с обнаженной шпагой в руке. Увлеченный «светской беседой» с пассажирами, Горислав незнакомца не видел, намерения же последнего сомнений не вызывали – проткнуть незадачливого налетчика насквозь – и это только для начала…

Нежданного спасителя отделяло от кареты уже каких-то пять-семь шагов, когда где-то рядом раскатисто громыхнуло. Стрелял не Горислав: пуля поразила незнакомца сбоку, почти в спину – швырнув того на мостовую ничком. Угодив острием в щель между досками, выпущенная несостоявшимся защитником из рук шпага встала торчком и закачалась перевернутым маятником, несчастный же хозяин ее, прохрипев напоследок нечто малочленораздельное, застыл недвижим.

Только теперь Горислав угрюмо обернулся – как оказалось, для того, чтобы встретиться глазами с убийцей незнакомца, как раз ворвавшимся «в кадр». Это был второй эмиссар Ордена, одетый офицером Виктор Панкратов – так же, как и его недавняя жертва, с обнаженной шпагой. От пистолета – или из чего он там только что стрелял – засланец уже успел избавиться.

– Ах ты каналья! – на всю улицу прокричал новый герой, хватая «разбойника» за плечо и с поразительной легкостью отшвыривая его прочь от кареты. Широко взмахнув вслед покатившемуся кубарем Гориславу шпагой – но, разумеется, не ударив – не теряя времени, Виктор подскочил к пассажирам.

– Штабс-капитан Овечкин из свиты его превосходительства генерал-лейтенанта фон Трейдена, иркутского военного губернатора, – молодцевато представился он. – Шел мимо, вижу: неладное творится…

В этот момент снова раздался выстрел: сбив шляпу с головы Панкратова, пуля ударила в потолок кареты.

– Один момент, ваше высокопревосходительство, не уходите никуда, охраняйте юную даму, – изменившись в лице, рявкнул «штабс-капитан» и проворно соскочил с подножки.

Стрелкá – все того же Горислава – он застал позади кареты: сидя на мостовой, тот спокойно перезаряжал пистолет.

– Совсем обалдел?! – почти одними губами – нам, наблюдателям, было слышно, а в карете – наверняка нет – выговорил товарищу Панкратов.

– Прости, брат, рука дрогнула, – столь же тихо ответил Горислав.

– Ах, чтоб тебя! – уже в голос закричал Виктор и что было сил рубанул шпагой по запяткам экипажа – раз, другой. Вышло звонко.

Тем временем, «разбойник» управился с пистолетом, пальнул в воздух – и сам собой опрокинулся на спину, сочтя, как видно, свою роль отыгранной.

– Получи! – крикнул «штабс-капитан», от души пнув напоследок колесо кареты, после чего рванул к дверце. – Ваше высокопревосходительство, часть злодеев разбежалась – а некоторым уже не суждено бегать, – тяжело дыша, словно и впрямь после горячей схватки, доложил он. – Но, опомнившись, негодяи могут и воротиться. Не стоит сего дожидаться, нужно ехать! С лошадьми я управлюсь – куда вас отвезти?

– На Миллионную, – синими от напряжения губами пробормотал пассажир.

– Как прикажете!

Захлопнув дверцу, Панкратов стремглав взлетел на козлы – и в это время снова вмешался наш оператор.

– Внимание. У нас свидетель!

«Камера» повернулась к дому, из дверей которого несколько минут назад на помощь пассажирам выскочил незнакомец: в окне второго, мансардного этажа, прижавшись носом к стеклу, будто в оцепенении стоял ребенок лет восьми. С длинными волосами, в свободной ночной рубашке – сперва я принял его за девочку, но потом понял: мальчик.

Они и его застрелят?

– Уровень угрозы для миссии – околонулевой, – сообщил между тем оператор.

Я выдохнул – и почти тут же сообразил, что мальчику едва ли что-то угрожало: занятые своими делами – один лежанием на мостовой, второй понуканием лошадей – Горислав с Виктором его не видели и предупреждения оператора не слышали. Разве что Орден сподобится послать на зачистку кого-то еще – но зачем, если угрозы, по сути, нет?

То есть все-таки повезло мальцу!..

…Карета остановилась у ворот большого красивого дома – разве что не дворца. Спрыгнув на мостовую – она здесь была уже не дощатой, а булыжной – Панкратов услужливо отворил перед пассажирами дверцу экипажа:

– Прошу, ваше высокопревосходительство!

Орденоносец выбрался на улицу первым, затем подал руку, как видно, успевшей за время скачки прийти в себя дочери. Из дома выбежал слуга и занялся лошадьми. За ним степенно вышла пожилая дама – ей пассажир перепоручил спутницу, после чего повернулся к Виктору:

– У вас необычный выговор, господин штабс-капитан. Не уразумею: курляндский?

– Полагаю, сибирский, ваше высокопревосходительство! – оказался готов к такому вопросу Панкратов.

– Да, да, Иркутское наместничество… – пробормотал спасенный. – В прошлом наместничество – ныне губерния, – сам себя поправил он – и вдруг заговорил горячо и быстро. – Господин штабс-капитан, я обязан вам больше, чем собственной жизнью – жизнью и честью моей дорогой Софьюшки. Клянусь, что исполню любую вашу просьбу – только назовите. Скажу без неуместной скромности: Петр Соймонов может многое.

– Петр Александрович Соймонов? – умело изобразив удивление, переспросил Виктор. – Тот самый? Сенатор и Президент Коммерц-коллегии?

– К вашим услугам, сударь, – коротко поклонился спасенный.

– Мне лично ничего не надобно, кроме как верно служить государю Императору, – вытянулся в струну «штабс-капитан». – Но есть одна просьба – к немалой пользе государства Российского обернется, ежели исполнена будет. Вот бумаги, писанные в канцелярии иркутского военного губернатора – жестом заправского фокусника Панкратов извлек из-за пазухи пачку листов. – По вопросу о компании, для промыслов на Северо-Западе Америки учреждаемой.

– Как же, как же, слышал о сем предприятии, – кивнул сенатор. – Безделица сущая…

– Осмелюсь возразить: отнюдь, ваше высокопревосходительство, – заявил Виктор. – Дело важное и нужное вельми – как участникам оного, так и Империи. Потрудитесь прочесть на досуге. И ежели поправки сии утверждены будут – о большем мне и мечтать не пристало! В том просьба моя, о коей вы изволили спросить – и иной не будет!

– Ну… – сенатор задумчиво заглянул в бумаги, но тут же снова поднял глаза на собеседника. – Здесь кровь! Господин штабс-капитан, вы ранены?

– Пустяки, ваше высокопревосходительство – царапина! Не стоит беспокойства!

– Что ж, вам сие лучше ведомо, – не стал настаивать сенатор. – А слову чести, данному офицером офицеру, надлежит исполненным быть. Коли измены Государю в том не усмотрю – дам вашим бумагам ход – и во всем поддержу! А сейчас не изволите ли все же пройти в дом – мой лекарь осмотрит вашу рану?

– Благодарю, ваше высокопревосходительство, но меня ждут, – вздохнул Панкратов. – Сами понимаете, служба! А о ране моей не извольте тревожиться – миловал Господь, ничего серьезного!

– Что ж, тогда не смею вас более задерживать, сударь, – после секундного раздумья проговорил сенатор. – Но непременно разыщу позже! Полагаю, моя дочь пожелает лично высказать вам свою признательность.

– Как вам будет угодно, ваше высокопревосходительство! Честь имею! – отсалютовал «штабс-капитан».

И, повернувшись на каблуках, эмиссар Ордена бодро зашагал прочь.

Глава 9

г.Москва, июнь 20** года

Текущий поток времени


– И что, это прокатит? – недоверчиво спросил я у Федора Федоровича, едва сняв с головы обруч. – Пачка залитых кровью бумажек сомнительного происхождения – и дело сделано?

– А почему нет? – пожал плечами бородач. – В истории и не такое прокатывало. А тут Машина все рассчитала – и еще не было случая, чтобы она ошиблась. Подвести могут люди – наши эмиссары. Но сегодня, похоже, сработано более-менее чисто. В самом начале немного накосячили, позволив карете проехать лишние полсотни метров, из-за этого нарвались на неучтенный фактор – того бедолагу в одном сапоге – но вовремя сориентировались и проблему закрыли.

– Изящная формулировка для убийства, – хмыкнул я, краем глаза покосившись на Полину и ожидая от нее реакции, но девушка оставалась невозмутима.

– Сколько раз вам повторять, Игорь: нельзя убить того, кто уже двести лет как мертв, – укоризненно покачал головой Эф Эф. – Наш эмиссар и погибший смельчак принадлежат разным потокам времени, случившееся между ними – не вопрос уголовного кодекса!

– А если бы вышло наоборот? – запальчиво спросил я. – Если бы тот чувак заколол Горислава? Как бы вы это назвали?

– Трагическим стечением обстоятельств. Возможно – халатностью. Ну и, скорее всего – провалом миссии.

– Ясно, – кивнул я. – А мальчик в окне, свидетель – он остался в живых лишь потому, что Машина не сочла его угрозой?

– А что с ним было делать? – развел руками Федор Федорович. – Эмиссары о нем не знали, технической возможности сориентировать их у нас нет…

– Ну, долго ли направить нового засланца? – невесело усмехнулся я. – Пока бы Виктор распинался перед сенатором, закрыли бы и эту проблему…

– Может, еще и направим, – без особых эмоций пожал плечами мой собеседник. Вот черт! И кто меня за язык тянул? – Разумеется, не в тот день, когда там были Горислав и Виктор. Два Столпа из разного времени ни в коем случае не должны встречаться в одной, чужой для них обоих точке потока, ибо это таит угрозу самого страшного, что только может случиться в нашей практике – Глобального Парадокса. И не только встречаться не должны, но и напрямую влиять друг на друга. Поэтому, например, если бы, упаси Хронос, его благородие Левый Сапог вывел из игры Виктора, нельзя было бы просто отправиться в предыдущий день и ликвидировать виновного – все тот же риск Глобального Парадокса. А вот свидетеля, напрямую на ход миссии повлиять не успевшего, убрать можно – теоретически. Как заранее, так и потом – пока он не успел никому разболтать, что нападение на карету было постановкой. Но и здесь требуется скрупулезный учет последствий, и главное – целесообразность. Пока же Машина считает, что угрозы нет.

– Ясно, – повторил я, хотя и не до конца понял эту фишку с парадоксом. – Так что, выходит, миссия Горислава с Виктором завершена?

– По сути, да, – подтвердил Эф Эф.

– Ну и где же тогда Скачок? Или он уже был, а я не заметил?

– Пока нет. Скачок происходит в момент, когда эмиссары покидают чужой поток времени. А Горислав с Виктором еще в 1798-м.

– И чего же они ждут?

– Это мы ждем. А они, очевидно, направляются к точке выхода. Не возвращаться же им в наше время где попало – посреди толпы, прямиком в изменившую за века русло реку или под опускающий груз строительный кран – был у нас однажды и такой прискорбный случай… Поэтому существуют специально подобранные безопасные места – как правило, одно основное и несколько резервных. Прежде чем активировать гранату, эмиссары должны туда прибыть.

– Гранату? – выхватил я из речи собеседника очередную странность. – Они там за собой все взорвать должны, что ли, при отходе?

– В каком-то смысле – да, взорвать, – неожиданно подтвердил мою полушутливую догадку Федор Федорович. – Понимаете, Игорь… Поток времени – субстанция на редкость инертная. Перемен он не любит. Иначе при малейшем вмешательстве последствия нарастали бы, как снежный ком – и после Скачка мы вообще ничего не узнавали бы вокруг себя. Но к счастью – или к сожалению – это не так. По умолчанию происходит ровно наоборот – все, даже кажущиеся неизбежными искажения с ходом времени максимально сглаживаются, а то и вовсе нивелируются. Такой вот встроенный механизм самозащиты. Чтобы преодолеть его сопротивление и закрепить нужные нам правки, густой поток следует, так сказать, «разжижить». Для этого и существуют гранаты – выглядят они как небольшие склянки с безобидным раствором. Завершив миссию, эмиссар такой пузырек разбивает, выборочно открывая путь переменам. Там есть свои нюансы, но в целом – так.

– А откуда эти гранаты берутся? – спросил я, в общем-то уже зная ответ.

– Из Машины, разумеется, – предсказуемо сообщил бородач. – Еще вопросы?

– Сколько угодно! Как, к примеру…

– Внимание! – перебил меня внезапно голос откуда-то из-под потолка – так, словно сознание мое все еще пребывало в прошлом, наблюдая за миссией. – До Скачка – одна минута. Просьба прервать все текущие занятия и принять обычные меры безопасности. Даю обратный отсчет. Пятьдесят семь… Пятьдесят шесть… Пятьдесят пять…

– А что за меры безопасности? – заерзав, уточнил я.

Обращался я по привычке к Эф Эф, но ответила мне Полина.

– Сесть на пол, в специально отмеченные места, – развернувшись вместе с сиденьем, указала она на три креста, начерченные позади наших кресел на полу. – Не есть, не пить, в руках ничего не держать, друг к другу не прикасаться…

– В прошлом веке было еще правило – снять с себя всю одежду и лечь на спину в позе звезды, раскинув руки и ноги, – с улыбкой добавил ее отец. – Но в 1917-м, если не путаю год, его окончательно отменили.

– Некоторые особо одаренные интернатские преподы до сих пор такое практикуют, – скривившись, заметила девушка. – Да еще и детей пытаются заставлять.

Невольно (честное слово, невольно!) я представил себе Полину, ожидающую Скачка в описанной позе, и поспешно тряхнул головой, отгоняя сомнительные мысли.

– Да? – удивился между тем бородач. – Я не знал. Что же ты мне не рассказывала? Нужно будет вправить мозги тамошним воспитателям.

– А как такое вообще может быть, если все съезжаются в штаб-квартиру? – спросил я. – Или эти преподы прямо посреди толпы детей раскладывают?

– У Интерната в штаб-квартире есть свои пара комнат, куда не принято заходить посторонним, – пояснил Федор Федорович. – Тоже традиция… Возможно, пора ее прервать.

– …тридцать четыре… тридцать три… тридцать два… – неслось тем временем свыше.

– Короче, перемещаемся, – подытожил Эф Эф, поднимаясь из кресла и переходя на средний из крестиков. – Здесь не Интернат, так что можно не раздеваться.

Мы с Полиной последовали его примеру. Девушка опустилась на колени, я сел, скрестив ноги «по-турецки».

– …пятнадцать… четырнадцать… тринадцать…

– Который уже раз, а все равно волнуюсь, – прошептала Полина – достаточно громко, чтобы я сумел расслышать.

Волнуется она! Что тогда говорить обо мне?!

– Советую закрыть глаза, – повернулся в мою сторону бородач – надо признать, просто даже сидящий на полу, а не распластавшийся нагишом, смотрелся он чуднó. – Это не обязательно, но мне, например, так проще, – и он демонстративно опустил веки.

Я сделал точно так же, но через секунду, не удержавшись, снова глаза приоткрыл. Эф Эф от меня уже отвернулся, а Полину за ним мне почти не было видно.

– …пять… четыре… три…

При слове «два» я все же зажмурился, для верности еще и прикрыв лицо ладонью.

– …один… Скачок!

Ударил гонг – я так и не понял, прозвучал он только в моих ушах или был частью трансляции из-под потолка.

Я поспешно распахнул глаза и воззрился на новую реальность.

Федор Федорович сидел на прежнем месте и в той же позе, что я застал на счете «три». А вот дочери его с нами в комнате не было.

– Не понял, – нахмурился я, удивленно озираясь. – А где Полина?

– Полина? – соблаговолил-таки разлепить веки бородач. – Осталась в боулинге.

– Как это? Почему? – растерялся было я, но тут же вспомнил: так и есть, в пункт наблюдения мы с Эф Эф пришли вдвоем – девушка решила компанию нам не составлять.

– Вероятно, потому, что на дорожке не было Зульфии, – ответил тем временем на мой вопрос бородач. – Они с Полей с Интерната не ладят.

Так и есть, Зуля среди игроков отсутствовала! Нет, я прекрасно помнил и то, как она там была – и как мы разговаривали – но это казалось уже какой-то совсем другой историей. Ничуть не менее реальной, но самостоятельной – и будто бы второстепенной…

– Да, – пробормотал я. – Так все и произошло…

– Что еще вы помните, Игорь? – с любопытством поинтересовался Федор Федорович, поднимаясь с пола и с явным удовольствием потягиваясь. Я предпочел пока остаться сидеть. – Например, как прошел ваш последний экзамен? Что был за предмет, какова оценка?

– Уголовно-процессуальное право, оценка – пять, – на автомате ответил я. – А была четверка! – сообразил тут же, мельком заглянув на «соседнюю страницу» сознания. Ощущение… ну, мягко говоря, необычное. – Доктор, скажите мне как специалист, шизофрения не так выглядит? – с фальшивой улыбкой осведомился я.

– Насколько мне известно, почти ничего общего, – усмехнулся Эф Эф – в отличие от меня, искренне.

– Это обнадеживает…

А еще накануне Ольга мне не звонила и «замком маркиза Карабаса» не соблазняла. Да и с чего бы ей звонить – во вторник мы крепко поругались из-за какого-то пустяка. Ну да ничего, помиримся. Нужно будет ей днем набрать…

События недавнего прошлого постепенно разворачивались передо мной одно за другим. Многое совпадало с «черновиком», что-то отличалось… Единственное, чего я почему-то никак не мог вспомнить – что видел в прошлом. Нет, старую версию с «подвигами» Горислава и Виктора представлял отчетливо, а вот новую… С прежней она не совпадала – это я откуда-то знал твердо, но на этом информация заканчивалась.

– Вас что-то тревожит? – понял по моему лицу бородач.

– Немного, – признался я. – Понимаете… – я вкратце описал ему свои затруднения.

– Это как раз нормально, – заявил Федор Федорович, внимательно меня выслушав. – У многих, особенно у тех, кто наблюдает за миссией, так сказать, «в прямом эфире», в памяти о ней ничего не остается. Мы называем это Малым Парадоксом. Дело в том… Ну, вот представьте. Перед Скачком мы с вами видели, как Горислав и Виктор изменили 1798 год. События происходили на наших глазах, но, когда эмиссары вернулись, их действия остались в конце XVIII века. Теперь для нас с вами это то, что случилось двести с лишним лет назад, и с чем мы, так сказать, всю жизнь прожили. Значит, за полчаса до настоящего момента мы никак не могли участвовать в этих событиях, даже косвенно. Они произошли давно! А сегодня была какая-то другая миссия. С иными последствиями. Но какая – мы не помним, потому что это все было до Скачка. А значит, реальность уже изменилась – и эта миссия тоже исполнена когда-то давно – задолго до того, как мы приехали сегодня в штаб-квартиру. Замкнутый круг. Точнее, бесконечная спираль. Малый Парадокс. В отличие от Глобального, он не так опасен, и тем не менее, расспрашивать в Ордене, что за миссия только что состоялась, я бы вам категорически не советовал. Мир не рухнет, а вот ваши мозги могут и закипеть…

– По ходу, они и так уже вовсю булькают… – буркнул я. – Ладно, а с Аляской-то хоть все получилось? Про это же не возбраняется спрашивать? – на всякий случай тут же уточнил я. – Эту миссию я же помню…

– Не возбраняется, – кивнул Эф Эф. – Те последствия – как раз наша сегодняшняя реальность. Ну и история. А она такова… – возведя глаза к потолку, он ненадолго задумался, то ли припоминая, то ли сочиняя на ходу, то ли считывая с воображаемого листа впервые увиденный текст – я уже, признаться, и не знал, что думать. – Российско-Американская компания стартовала весьма бурно, – снова заговорил доктор. – Аляска, Гавайи, Калифорния, Филиппины… Настолько успешно, что, во-первых, из-за своего влияния в какой-то момент сделалась определенной угрозой для правительства в Петербурге, а во-вторых, превратилась в весьма лакомый кусок для других хищников. В результате во время Крымской войны – эта никуда не делась – английская Компания Гудзонова залива разорвала сепаратный договор о нейтралитете. Русская Америка оказалась оккупирована Великобританией, а Русская Юго-Восточная Азия – была и такая – отрезанная от метрополии, попала под влияние Испании. Защитить свои дальние колонии Российская Империя не сумела – а возможно, не очень-то и старалась. На Парижском конгрессе, созванном для подведения итогов войны, Аляска была окончательно передана англичанам – в обмен на уступки в Крыму и на Кавказе, а также денежную компенсацию, приблизительно такую же, как и при продаже полуострова Соединенным Штатам в прошлой версии реальности.

– То есть, получается, стало только хуже? – разочарованно проговорил я. – Аляску так и так потеряли, но теперь – на десять лет раньше? Ну и к чему было огород городить?

– Несомненно, причины были, – пожал плечами бородач. – Назову очевидную, хотя и не факт, что она – главная. Аляска, как я сказал, отошла Великобритании – ныне это часть Канады. В результате США, основной оппонент России на мировой арене – а в сегодняшних реалиях это по-прежнему так – оказались полностью лишены выхода к северным полярным морям. Арктика для них, по сути, закрыта – не случайно они так настойчиво пытаются приобрести у Дании Гренландию. Но, пока сделка не выгорела, на Крайнем Севере доминируем именно мы. Вот так-то. А вообще, хочу вам сказать, Игорь: у вмешательства в прошлое не бывает однозначно трактуемых последствий. В полной мере их можно будет оценить лишь по общему итогу, а до него еще… – он вдруг поперхнулся. – Долго еще, – неопределенно закончил затем. – Сколько именно, узнаете градусе на пятом.

– Понятно, – кивнул я – просто чтобы закрыть тему.

Дело в том, что я тут припомнил еще кое-что из новой реальности – такое, что судьба далекой холодной Аляски немедленно отошла для меня на второй план. Что толку рассуждать о результатах чужих миссий, когда скоро тебе предстоит собственная?

Глава 10

г.Москва, июнь 20** года

Текущий поток времени


– Сабли-и вон!

Только завершивший безумную скачку по полигону – впервые в полной экипировке – команды я не ждал и потому замешкался. Повернув едва гнущуюся шею (сколько же весу в этом проклятом гусарском кивере, килограмма четыре?), непонимающе уставился глазами на инструктора: что, подери Уроборос, ему от меня нужно? Наконец сообразив, судорожно дернул правую руку к эфесу – поверх левой, удерживавшей поводья – ухватился за перевитую проволокой кожаную рукоять и потянул оружие из железных ножен. Те неловко зацепились за сбившуюся ташку – этакую плоскую сумку на длинном подвесе, неудобную и во всех смыслах бесполезную – но я все же ухитрился кое-как обнажить саблю. Дальше дело у меня двинулось более-менее гладко. Молодцевато ударив эфесом о перевязь, я на миг задержал оружие напротив лица, после чего, опустив сжимающий рукоять кулак на бедро, положил клинок обухом на правое плечо – и наконец выдохнул.

– Сутки ареста, – угрюмо буркнул инструктор – дядька лет сорока, как и я, верховой, но одетый при этом в банальные джинсы и защитного цвета футболку. Был он, разумеется, из наших, орденских. – Там, куда вы собираетесь, офицерам за подобное выполнение команды выписывают сутки ареста! А нижних чинов так и вовсе секут шпицрутенами!

– Дикари-с… – сипло пробормотал я в свежезаведенные жиденькие усики – росли они у меня плоховато, и Виктор Панкратов (панибратски называть его Витьком у меня как-то не получалось), мой будущий напарник на миссии, время от времени заявлял, что проще их на фиг сбрить и наклеить перед заброской фальшивые. Вариант «вовсе без усов» не рассматривался – гусар есть гусар.

– Что вы сказали, поручик? – не расслышал инструктор – или сделал вид, будто не расслышал.

– Говорю: виноват, ваше высокоблагородие! – гаркнул я таки прорезавшимся голосом.

– То-то же! – хмыкнул инструктор и почти без паузы скомандовал: – Сабли-и в ножны!

Вся давешняя процедура была мной повторена в обратном порядке. На удивление, мне даже удалось с первого раза попасть острием оружия в устье ножен.

– Чуть лучше… – скептически прищурившись, кивнул инструктор. И пошло-поехало: – Сабли-и вон!.. Сабли-и в ножны!.. Сабли-и вон!.. Сабли-и в ножны!.. Сабли-и вон!.. На кра-ул!.. На пле-чо!.. Прямо, шагом. Марш!.. – свою каурую лошадь он тронул одновременно с моей, двинувшись параллельным курсом и не переставая покрикивать: – Набрать повод!.. Рысью! Марш!.. Куц-галопом! Марш!.. К атаке!.. Атакуйте! Марш! Марш!.. – ну и наконец: – Стой!.. Огладить лошадей!.. Сле-зай!.. На конюшню! Марш!

Спотыкаясь о пытающуюся жить своей собственной жизнью саблю и не в силах поправить съехавший на лоб кивер, на одеревеневших ногах я повел коня в поводу – расседлывать.


* * *


На вторую половину дня у меня была назначена встреча с Виктором в штаб-квартире, но прямого доступа туда я по-прежнему не имел, и Панкратов обещал подхватить меня на Волоколамке. У метро – потому что изначально я думал добираться именно подземкой, но после всех этих «Сабли вон – рысью марш!» все же предпочел вызвать такси.

Панкратов ждал меня на парковке возле «Макдоналдса» – его серую «Тойоту» я заметил еще подъезжая. Расплатившись с таксистом, я пересел в автомобиль Виктора – едва сумев задрать негнущуюся ногу в проем дверцы. Кое-как устроившись на переднем сиденье, обменялся рукопожатиями с напарником.

– Как прошло? – окинув меня чуть насмешливым взглядом, поинтересовался Панкратов.

– Ну… – неопределенно протянул я.

– Сколько раз упал с лошади? – уточнил Виктор.

– Кстати, ни одного, – с некоторым даже вызовом вскинул я голову – тот случай, в самом начале занятия, не считается: там и так нужно было спешиваться, а равновесие я потерял уже почти стоя на земле, неловко зацепившись чем-то из экипировки за луку седла.

– Прогресс! – хмыкнул Панкратов.

В этот момент в кармане у меня коротко звякнул телефон.

– Mille pardons![1] – пробормотал я, потянувшись за гаджетом – должна же быть какая-то польза от интенсивного курса французского (по три часа в сутки каждый вечер!)…

– C’est sans importance![2] – с ухмылкой отмахнулся мой напарник, заводя мотор «Тойоты».

Пришедшее сообщение немало меня озадачило: это было уведомление о зачислении средств на карту. От кого пришли деньги – и с какой стати – было не очень понятно, но главное – сама сумма. Явно не студенческая стипендия кáпнула! Разве что мне вдруг ее повысили – раз этак в пятьдесят… Может, после Скачка изменился масштаб цен, а я и не заметил? Хотя нет, бред: только что таксист взял с меня, как обычно…

– Что-то не так? – должно быть, заметив, как вытянулось мое лицо, осведомился Виктор.

– Деньги какие-то левые на карту упали, – пробормотал я. – Ошибка, наверное.

– Можно посмотреть? – спросил Панкратов.

Я протянул ему телефон.

– Ха, какие же они левые? – усмехнулся мой напарник, едва взглянув на экран. – Очень даже правые. Ежемесячное содержание от Ордена. У тебя градус какой, второй? – уточил он, возвращая мне гаджет. Я утвердительно кивнул. – Ну, вот, как раз, с точностью до копеечки…

– Что еще за содержание? – непонимающе нахмурился я.

– Говорю же, ежемесячное. Разве тебя Эф Эф не предупреждал – он же над тобой, вроде как, шефствует?

«Тойота» тронулась.

– О платеже не предупреждал, – мотнул я головой.

– Понятно: закрутился и забыл… Все наши получают деньги от Ордена – раз в месяц. Сумма зависит от степени посвящения. Выше градус – больше денег. Это называется содержание. Некоторые только с него и живут.

– Просто за то, что состоят в Ордене? – недоверчиво уточнил я.

– Ну, в общем, да.

– Кру-у-уто!

– Нормально, – пожал плечами Виктор, перестраивая автомобиль из ряда в ряд. – И правильно. Бесплатно, что ли, страдать?

– Страдать? – не понял я. – Ты про тренировки? – у кого что болит…

– Про тренировки тоже. Но в первую очередь – про сам образ жизни, диктуемый Орденом. Скачкѝ, многослойную память. Не все готовы терпеть это за так.

– Это они вне Ордена жить не пробовали, – едко заметил я. – Когда у тебя память не многослойная, а ступенчатая: месяц из этой реальности, месяц из прошлой, месяц из позапрошлой… Помыкались бы, как я – еще и приплатить были бы готовы за орденское колечко!

– Ну, ты у нас – особый случай, – усмехнулся Панкратов. – А вот те, кто носит кольцо с пеленок… Тут же палка о двух концах: Орден дает лекарство, но от болезни, которую сам же и порождает, – продолжил он, почему-то понизив голос до громкого шепота. – Есть соблазн рассудить: мол, не было бы Машины – не было бы и этих проклятых Скачков… В начале XX века на почве подобных идей у нас даже случился мятеж. Во время миссии группа заговорщиков попыталась захватить и уничтожить Машину. Чуть Глобальный Парадокс не устроили. В итоге тогда все обошлось – но с тех пор и ввели эти самые ежемесячные выплаты… Причем, дело во время гражданской войны происходило – так поначалу, говорят, содержание выдавали продуктами и дровами… Так или иначе, сработало: насколько мне известно, больше бунтов не было.

– Ты как будто с сожалением об этом говоришь… – неуверенно проронил я.

– Вот уж нет, – кажется, искренне возмутился моей репликой Виктор. – Меня-то как раз все устраивает. Может быть, это прозвучит излишне пафосно, но, по мне, так девиз «Ради лучшего будущего» – не просто слова. Да и Машина меня, похоже, ценит – на миссию шлет уже в шестой раз, притом – в третий подряд – если считать, как ты выражаешься, «ступеньками памяти», не нарываясь на Малый Парадокс. Однако и деньги, которые платит Орден – всяко не лишние. Особенно в период тренировок, совмещать которые с внешней работой – сам понимаешь – практически невозможно…

– Мне, кстати, сессию в Универе никто не отменял! – к месту или нет вставил я.

– В день экзамена получишь законный выходной.

– Ага, а готовиться когда?

– В течение семестра нужно было учиться, – хохотнул мой напарник.

– Так я учился… Наверное. На прошлых «ступеньках» – точно учился. Но многое поменялось…

– Не так уж и много, – нежданно возразил Панкратов. – Это я тебе как коллега-правовед говорю. Так, мелочи кое-какие…

– Ты тоже юрист? – удивился я. «Гражданскую» профессию Виктора мы с ним раньше не обсуждали.

– Ага, – кивнул мой напарник. – Адвокат. Правда, последние годы почти не практикую, только взносы в Палату плачý. Но сразу после юрфака по направлению от Ордена пару лет в «Газпроме» проработал. Потом отозвали – должно быть, Столп там стал не нужен.

– А что ты заканчивал? – спросил я.

– МГУ.

– Ясно… Ты вот подчеркнул, что именно тебя все устраивает, – после короткой паузы вернулся я в разговоре на несколько шагов назад. – Получается, есть и те, кого – нет?

– Ну, такие найдутся всегда и везде, – заметил Панкратов. – Вернее, почти всегда и почти везде…

– Но ты сейчас кого-то конкретно имеешь в виду? – уточнил я.

– А ты с какой целью интересуешься? – с усмешкой прищурился Виктор.

– Да так, просто… – слегка смутился я: какого-то двойного дна в моем вопросе и в самом деле не было – но рассказ напарника подсветил мне жизнь Ордена с совершенно нежданной стороны, и, услышав «А», хотелось познакомиться с «Б», «В» – и так до самого конца алфавита.

– Если просто: не думаю, что на сегодня благополучию Ордена что-то всерьез угрожает, – все же ушел от прямого ответа Панкратов. – Всем не угодишь, но у руководства более чем достаточно инструментов, чтобы держать ситуацию под контролем. И выплаты щедрого содержания – лишь один из них. Возможно, далеко не главный. Так что не заморачивайся – спокойно готовься к миссии. Vous me comprenez, monsieur le lieutenant?[3]

– Oui, monsieur l'aide de camp[4], – кивнул я.

Аккурат под аккомпанемент этих моих слов «Тойота» юркнула в темноту тоннеля, ведущего к штаб-квартире.


* * *


– Саблей на скаку махать – дело, конечно, хорошее, но единственное оружие, которое, надеюсь, тебе придется применить в ходе миссии – вот, – проговорил Виктор, с некоторой даже торжественностью выставляя на стол заткнутый ярко-красной пробкой стеклянный пузырек. – Знаешь, что это такое?

– Догадываюсь, – должно быть, вопреки его ожиданию, заявил я – вспомнив рассказ Федора Федоровича о свойствах потока времени. – Хронограната?

– Просто граната, – буркнул Панкратов – кажется, слегка огорченный, что не сумел меня удивить. – Вернее, это, конечно, муляж, но настоящая выглядит точно так же. Как пользоваться – тоже уже в курсе, можно не рассказывать?

– Разбить?

– Когда именно разбить?

– Э… Перед возвращением?

– Ясное дело, что перед возвращением, – хмыкнул Виктор. – По умолчанию, активация гранаты и служит сигналом Машине, что засланцев нужно вытаскивать. Исключений из этого правила два. Первое: если миссия завершена, но тебе еще нужно время для возвращения в точку эвакуации – можно задействовать таймер. Вот он, – подняв пузырек, напарник поднес его ближе ко мне, пробкой вперед. По окружности та оказалась размечена неглубокими рисками. – Для этого поворачиваем затычку на девяносто градусов по часовой стрелке, – продолжил Панкратов, сопровождая слова демонстрацией, – а затем – возвращаем назад, оставляя столько делений, сколько пятнадцатиминуток хотим выгадать. Максимальная отсрочка, как видишь, может составить пять часов. Обычно этого более чем достаточно.

– Э… А почему нельзя тупо взорвать гранату уже на месте, в точке выхода? – задал вопрос я.

– Случается, что отступать надо с боем, – пояснил Виктор. – Думать в этот момент еще и о гранате – бывает недосуг.

– С боем? – переспросил я. – А говоришь, саблей махать не придется.

– Я сказал: надеюсь, что не придется, – подчеркнул Панкратов. – За месяц умелого фехтовальщика из тебя, так или иначе, никто не сделает… Впрочем, миссия выглядит довольно простой, особых осложнений я не жду…

– Ты бы лучше рассказал, какое у нас задание, – заметил я. – А то все ходишь вокруг да около…

– Ты прав, с этого стоило сегодня начать, – неожиданно согласился напарник. – Я собирался тебе еще по дороге все изложить, но отвлекся – сам помнишь на что. А теперь уж извини, сперва про гранату дорасскажу. Потерпи, осталось немного. Значит, еще раз. По дефолту, Машина вытаскивает тебя сразу после взрыва гранаты. Если установлен таймер – по истечении заданного срока. Но бывает так, что граната не активирована – и понятно, что активирована уже не будет. Например, засланец схвачен и обчищен. Или ранен и лежит без сознания. Тогда оператор на наблюдательном пункте вправе прервать миссию. Эвакуация в подобных случаях осуществляется «вручную». Происходит такое нечасто – там свои риски – но пара раз была даже на моей памяти. И еще однажды оператор затянул с вмешательством, и дело закончилось гибелью обоих засланцев. На миссию же всегда парами ходят… – похоже, опечаленный нахлынувшими воспоминаниями, Виктор вдруг поджал губы и умолк. Не решался нарушить повисшую тишину и я. – Ранения в ходе миссии – не редкость, – продолжил Панкратов где-то через полминуты. – Во время возвращения они исцеляются – сами собой, это одно из удивительных свойств потока времени. Оторванная нога, конечно, заново не отрастет, но пробитое копьем легкое благополучно восстановится, оставив на память лишь рубец на груди. Это… расхолаживает. Люди начинают лезть на рожон – все равно, мол, вернусь невредимым. Часто это оправданно и идет на пользу миссии. Но иногда заканчивается трагедией: мертвых время не воскрешает…

Мой напарник снова помолчал.

– Да, забыл отметить, – добавил затем. – Если граната активирована, но установлен таймер, оператор все равно может выдернуть засланца досрочно, даже и до прибытия того в согласованную точку выхода – если сочтет, что это менее рискованно, нежели пустить дело на самотек… Ну что, переходим к сути нашей с тобой будущей миссии? – согнал он наконец с лица хмурь.

– Переходим, – оживился я в предвкушении.

Нагнувшись, Панкратов извлек откуда-то из-под стола золоченую папочку с гербом Ордена и церемонно ее раскрыл. Внутри лежал один-единственный лист – три-четыре абзаца мелкого текста. На первый взгляд, рукописного, но, когда Виктор пододвинул папку ближе ко мне, стало ясно, что это такой замысловатый печатный шрифт.

– Сам только сегодня получил официальную раскладку, – поднял на меня глаза напарник. – Дело касается Отечественной войны 1812 года – но это ты уже, вероятно, догадался по косвенным признакам. Месяц – ноябрь. Диспозиция вкратце такая. Расстроенная и деморализованная, французская армия бежит к российской западной границе. Ее преследует Кутузов во главе с основными русскими силами. Одновременно с юга движется 24-тысячная Третья Западная армия под началом адмирала Чичагова, а с севера – 35-тысячный корпус генерала Витгенштейна, войска которого ранее прикрывали от французов Санкт-Петербург. Идея внешне проста – зажать Наполеона с трех сторон в районе реки Березины – и разгромить… Что ж, поначалу все шло гладко. Чичагов захватил город Борисов, в районе которого французы планировали осуществить переправу. Правда, вскоре был оттуда выбит, но, отступив за Березину, адмирал успел сжечь за собой единственный мост. Вопреки расхожим мифам, особых морозов не было – река даже не покрылась льдом. Казалось, ловушка захлопнулась. Однако Наполеон выкрутился – пусть и весьма дорогой ценой. Сделав вид, что готовится форсировать реку к югу от Борисова, и сманив туда основные силы Чичагова, французы навели переправу севернее города, у деревни с говорящим названием Студянка. Прежде, чем русские разгадали этот маневр, сам Наполеон и его гвардия успели перейти на правый берег Березины. Там бы все они и остались, увязнув в местных болотах, но никто не позаботился разобрать гати, ведущие через них далее на запад. По ним французский Император сумел вырваться, пусть большая часть его армии, застигнутая на переправе, и была разбита в прах. Но во Франции Наполеон набрал новые войска и с большим или меньшим успехом воевал еще аж до весны 1814 года… – закончил Панкратов, захлопнув папку. Не очень понятно, зачем она вообще была ему нужна – в текст Виктор практически не заглядывал.

– Ну а наша-то с тобой задача какая? – спросил я, не услышав главного. – Изловить Наполеона в белорусских болотах?

– Нет, – покачал головой мой напарник. – Мы лишь доставим адмиралу Чичагову письмо – якобы приказ Императора Александра – в котором будет подробно расписано, что и как следует сделать: уничтожить гати, поставить надежный заслон напротив Студянки, до поры его не засвечивая – ну и все такое. Поможем адмиралу перехитрить плута Бонапарта! Сорвать переправу, задержать французов. А там уж и Кутузов с Витгенштейном подтянутся – и завершат начатое.

– Просто доставим письмо? – хмыкнул я. – Даже ни одного пьяницу-кучера застрелить не придется?

– Я уже говорил: особых сложностей не жду, – проигнорировав мою подначку, с важным видом кивнул Панкратов. – Случались миссии и позаковыристее. Но то немногое, что нам предстоит сделать, отработать нужно «на ять». Так что айда на наблюдательный пункт – лично знакомиться с лагерем адмирала Чичагова!

– У меня в семь – французский, – напомнил я Виктору, сверившись со временем на экране телефона.

– Успеешь, – отмахнулся тот. – Французский – всяко факультатив: в России конца 1812 года – патриотический подъем, армия говорит по-русски. Разве что наткнемся на залетного эмигранта-роялиста на Российской службе… Нет, язык учить нужно, – тут же уточнил Панкратов, – но рекогносцировка важнее. Идем!

Я, собственно, был и не против – и мы двинулись на наблюдательный пункт.


[1] Тысяча извинений (фр.)

[2] Какие пустяки! (фр.)

[3] Понимаете меня, поручик? (фр.)

[4] Да, господин флигель-адъютант (фр.)

Глава 11

г.Борисов, июль 20** года

Текущий поток времени


– Вот, кстати, проезжаем место, где стояли предмостные укрепления, – обернулся с переднего сиденья Панкратов. Вероятно, не столько ко мне обернулся, сколько к расположившейся справа от меня Полине – дочка Эф Эф входила в группу обеспечения миссии и сопровождала нас с Виктором к месту заброски.

Вынырнув из омута одолевавших меня мыслей, я почти машинально закрутил головой. Справа вдоль дороги тянулся дощатый забор, некрашеный и невзрачный, а вот слева поднимался поросший деревьями зеленый холм, на который взбегала свежеотреставрированная белая каменная лестница.

– Остановимся, заглянем? – с сомнением спросила между тем девушка. – Просто время, как бы, поджимает…

– Верных слуг всемогущей Машины никакое время поджимать не смеет! – демоническим голосом заявил мой напарник. – Но нет, выходить не будем, – поспешил успокоить он Полину уже обычным тоном. – Неделю назад мы тут с Игорем, – кивнул Виктор на меня, – каждый сантиметр изучили.

Если Панкратов и преувеличивал, то лишь самую малость: полазили мы с ним тогда по этим холмам и в самом деле изрядно. Для очистки совести проникли даже на территорию городской больницы, занимавшую ныне южную часть бывшего tête de pont[1] – предмостного укрепления на высоком правом берегу Березины – но за забором медучреждения, конечно же, давно ничто не напоминало о былой боевой славе места сего. Впрочем, и на другом фланге старой земляной крепости контуры некогда возведенных здесь редута, полубастиона, валов и рвов едва угадывались – уж многие годы как все обвалилось, засыпалось и заросло. Единственный пятачок, признанный Виктором условно пригодным под резервную точку эвакуации – и тот требовал тщательной зачистки от кустарника и углубления грунта на добрый метр – чтобы при возвращении не оказаться вдруг по пояс в земле или с торчащей из груди гибкой ивовой веткой (как мне рассказывали, траву или, например, снег при перемещении из потока в поток сдувает возникающимвихрем, они разлетаются из-под ног эмиссара и угрозы не таят, а вот с грунтом, деревом или, тем более, камнем такое не прокатит).

Ну да это – рыть и рубить – уже было заботой группы обеспечения. Оперативно прибывшие в Борисов «московские археологи» по-быстрому огородили указанное им место черно-желтыми сигнальными лентами и рьяно взялись за «раскопки». Закончив же, оставили на точке дежурного – он и сейчас сидел где-то на холме, скрытый от нас сплошной стеной зелени.

Tête de pont, вернуться к которому нам с Панкратовым предстояло двести с лишним лет назад (забавная, кстати, формулировка, своего рода, оксюморон, но последнее время к подобным я уже начал понемногу привыкать), исчез за поворотом, и снова ничто не мешало мне кануть в омут навязчивых и, признаться, невеселых мыслей. Удивительно, но к предстоящей миссии они имели разве что косвенное отношение – там уже все сто раз было обдумано-передумано, и, должно быть, мозг мой просто в какой-то момент не утерпел: хватит! Ну и нашел, блин, на что переключиться – на яркие, но далеко не самые приятные воспоминания недельной давности. Ну и предшествовавшие им события…

На заключительный день летней сессии в Ордене мне предоставили выходной. Экзамен – криминалистика – был назначен на 14:00. Из-за забот, связанных с миссией, подготовка к нему выдалась у меня, мягко говоря, скомканной: достаточно сказать, что впервые открыть учебник я удосужился лишь накануне вечером.

В общем, ехал я в Универ разве что не для «галочки» – внутренне вполне смирившись с перспективой пересдачи… и нежданно-негаданно урвал пусть слабую, но троечку – фантастически повезло с билетом!

Не веря собственной удаче, я собирался уже было свалить домой – отсыпаться – как вдруг ко мне подрулил наш староста, толстяк Васек Круглов, и от имени группы пригласил присоединиться к празднованию закрытия сессии. Первым моим порывом было вежливо отказаться – до сих пор я в студенческих вечеринках особо не участвовал: не звали, да и сам не рвался – но, с другой стороны, надо же когда-то начинать!.. Сыграл, наверное, свою роль охвативший меня душевный подъем, да и староста оказался настойчив (как позже выяснилось, его подослала одна из наших девушек, некая Ирочка – но к сути данной истории это уже не имеет никакого отношения).

Словом, согласился я.

Весело гудящей толпой наша группа направилась на расположенные по соседству со зданием Универа Патриаршие пруды, где, отвергнув пару не приглянувшихся мест, оккупировала в итоге довольно симпатичный ресторанчик. Общими усилиями мы сдвинули вместе столики (почти перегородив проход к пустовавшей на тот момент эстраде, ступенькой поднимавшейся над основной частью зала), заказали пиво и какие-то закуски. Выпили за сданный экзамен, за окончание сессии, за благосклонность Фортуны, за то, чтобы через год отмечать в том же составе, за прекрасных дам (стоя)…

Вроде бы, не Хронос весть какое увлекательное времяпрепровождение, но чтобы отдохнуть, отвлечься от всего и расслабиться – наверное, самое то.

В какой-то момент на сцене позади меня (сидел я к ней спиной) началось нечто вроде шоу. Возникло движение, зазвучала музыка – показавшаяся мне немного знакомой. Обернувшись – как и многие из нашей компании – с минуту я пытался вникнуть в происходящее на эстраде. Наконец понял: представление – не особо профессионально поставленное, к слову – было по мотивам киновселенной Звездных Войн.

Надо сказать, к этой знаменитой фантастической саге у меня было двойственное отношение. Оригинальная трилогия – старая и немного наивная – мне когда-то даже нравилась. О существовании приквелов – первого, второго и третьего Эпизодов – я узнал из заметок, которые составлял для самого себя накануне очередной роковой ночи с четверга на пятницу. Там было написано, что фильмы, мол, отличные, и я почти сразу засел за них «вживую» (о чем позже также узнал из заметок) – к немалому собственному разочарованию. Должно быть, сказались завышенные ожидания. Третья попытка пересмотреть трилогию приквелов либо вовсе мной не предпринималась, либо осталась вне рамок заветных писем.

Эпизоды номер семь, восемь и девять также появились для меня внезапно – после очередного Скачка. На этот раз в моих записках не было о них ни слова. О трилогии сиквелов я случайно прочел в интернете – как видно, изначально она не стала для меня событием, достойным упоминания. Чужие отзывы – в массе своей негативные – на просмотр сих «шедевров» меня не вдохновили, так эти три фильма мимо меня и прошли.

Вроде бы, были во вселенной Звездных Войн еще какие-то мультсериалы, не говоря уже о книгах и играх, но от всего этого я, со своим «помесячным» образом жизни, и вовсе остался далек.

Поэтому неудивительно, что ориентированное на знатоков и фанатов шоу оставило меня абсолютно равнодушным – и, отвернувшись к столу, я занялся своим пивом – как, кстати, и многие в нашей компании. Другие, впрочем, продолжали смотреть – но, по большей части, в полглаза – распределяя внимание между немудреным представлением, разговорами с соседями и горячительными напитками.

Вечеринка шла своим чередом. Я уже было заскучал и подумывал откланяться, когда ко мне подсела та самая Ирочка, и за разговором с ней – по большей части, ни о чем – пролетела еще четверть часа. Но и эта беседа неуклонно двигалась к логичному завершению, когда за столом вокруг нас внезапно возникло оживление. Те, кто сидел лицом к эстраде – в основном пацаны, но и некоторые девицы – вытянули шеи и издали многоголосое «Ого!», глядя на них, повернулись к сцене и разместившиеся напротив – с той же приблизительно реакцией. Машинально обернувшись вместе со всеми, я едва не впал в ступор: на подмостках стояла Ольга.

Тут никак не обойтись без небольшого отступления.

Та наша предшествовавшая Скачку ссора давно была забыта – примирение произошло буквально на утро после моего возвращения из штаб-квартиры. Но вот дальше… А дальше на меня обрушился девятый вал тренировок. Верховая езда, фехтование, стрельба из кремниевого пистолета, французский язык, заучивание отличий в обмундировании полков русской армии, уроки светского этикета… Плюс параллельно – рекогносцировка на месте будущей миссии – как в 1812 году, так и в настоящем времени. Ну и, до кучи, от экзаменов в Универе меня никто и не думал освобождать – тут, правда, как я уже упоминал, подготовка оказалась мной, по сути, заброшена. Выделить в этой ситуации время еще и на свидания с Ольгой было почти невозможно. Что-то я, конечно, все равно ухитрялся выкраивать, но на контрасте с предыдущими неделями смотрелось это, конечно, жалкими крохами. Оправдание плановыми процедурами в психиатрической клинике – брякнув его однажды, после я был вынужден этой версии и придерживаться – спасало мало, и недовольство моей подруги – а значит, и напряженность в наших отношениях – росли день ото дня.

Как ни странно, это вовсе не помешало моему приглашению в «замок маркиза Карабаса» (а может, и способствовало оному – кто знает, не решила ли Ольга попытаться таким способом переломить ситуацию?). Что говорить, наш «второй первый раз» вышел фееричным, и предложи мне кто-нибудь той волшебной ночью забить на миссию, а если понадобится – то и на сам Орден, я бы, наверное, согласился, не раздумывая. Но наступило утро, чары… ну, не развеялись, конечно – но все же несколько ослабли, и безумная решимость моя поколебалась.

Тем не менее, в тот день я бессовестно опоздал на верховую езду, получив выволочку от инструктора и выговор от Панкратова, а вечером на французском не мог толком связать двух слов. После урока Ольга приехала ко мне (походя приревновав к преподавательнице, женщине старше меня лет на пятнадцать), мы замечательно провели время, однако ночевать моя подруга не осталась, в полночь решительно удалившись – я даже посмотрел в окно, не превратилось ли, часом, в тыкву вызванное ею такси.

Потом я как раз на два дня улетел с Виктором в Борисов, на рекогносцировку. На другой вечер после моего возвращения оказалась занята уже Ольга. Еще через сутки я настолько вымотался на тренировках, что уснул, пропустив звонок подруги…

Затем наше очередное свидание наконец состоялось – в романтичном барчике, с вином, но без «продолжения»: вечером Ольге, по ее словам, нужно было подменить заболевшую коллегу на работе. А вот следующее – опять сорвалось, не помню уже, по какой причине.

Вот и накануне, кстати, мы созванивались, но на мое предложение пересечься после экзамена моя подруга, поохав, отказалась, посетовав на занятость на работе…

Словом, тучи над нашими отношениями мало-помалу снова сгущались, но и солнце сквозь них нет-нет да и пробивалось…

И вот теперь – эта нечаянная встреча.

Как я понял, на сцене Ольга играла роль принцессы Леи. Все бы ничего, но героиню ее мы застали аккурат в плену у злодея Джаббы Хатта. Нет, в фильме в этой сцене актриса также была одета достаточно смело, но там, насколько я помню, верх бикини у нее все же имелся…

– Фу, какая пошлость! – показушно сморщила носик моя соседка Ирочка, презрительно отворачиваясь.

А я не знал, что мне делать. Моим первым, инстинктивным порывом было вскочить и как-то закрыть сцену от глаз публики – я даже уже начал приподниматься со стула, но остановился: глупо и нелепо. Ольгу же не насильно вытащили на эстраду, и мое донкихотствующее рыцарство здесь окажется явно неуместным. Но как же тогда поступить? Взяв пример с Ирочки, повернуться к эстраде затылком? Или продолжать сидеть и смотреть, как ни в чем не бывало? Ага, может, еще поаплодировать?

Тем временем, Ольга тоже меня заметила, узнала… и, вздрогнув, продолжила играть. Ну да, the show must go on[2]… Лицо ее, правда, залила густая краска – но в том, возможно, была заслуга специально направленного на актрису цветного прожектора…

К некоторому моему облегчению, на сцене Ольга пробыла недолго. Джаббу Хатта благополучно победили, принцессу спасли, и они уступили место другим героям. Собственно, представление уже явно шло к концу. Некоторое время на эстраде еще махали световыми мечами, но освободившиеся актеры уже потянулись в зал, помогать официантам разносить заказы – должно быть, это являлось частью программы. Вышла из-за кулис и Ольга.

Теперь на ней была надета свободная туника – короткая и полупрозрачная, но все же сохранявшая какую-то видимость приличий. С тремя бокалами пенного на подносе, девушка быстрым шагом направилась прямиком к нашему столу и остановилась аккурат напротив меня.

– Какого черта ты сюда приперся?! – яростно сверкнув очами, прорычала она громким шепотом. Лицо ее и в самом деле было красным – но теперь я сомневался, от смущения или от гнева. Возможно – от того и другого одновременно.

– Я… Я это… Не специально… – несколько опешил я от ее внезапного напора.

– Я же просила тебя никогда не приходить ко мне на работу! – с каждым словом все повышая голос, выговорила девушка.

– Но я не знал…

– Я! Тебя! Просила! – отчеканила моя подруга, постепенно переходя на фальцет. – Просила!!! Я что, часто о чем-то прошу?! А ты…

Поднос в ее руках задрожал, и на миг мне показалось, что сейчас Ольга выплеснет пиво мне на голову, но рыжая бестия всего лишь швырнула заказ на стол (каким-то чудом ухитрившись при этом не пролить из бокалов ни капли) и, резко сорвавшись с места, бросилась к двери с табличкой «Только для персонала». Промедлив едва ли секунду, я кинулся следом. Увы, дверь захлопнулась перед моим носом, а когда я схватился за круглую ручку, та уже не повернулась – должно быть, девушка успела запереться.

Терпеливое ожидание под дверью – под недоумение и насмешки одногруппников во главе с ехидной Ирочкой – ничего мне не дало: как оказалось, из служебного помещения имелся другой выход. Рассказал мне о нем администратор, обратиться за помощью к которому я сообразил слишком поздно – Ольги в ресторане уже не было. Ну или, по крайней мере, так мне сказали.

Вот, собственно, и все. Ну, почти.

С того самого момента – и до сих пор, а минула уже полная неделя – Ольгу я не видел. На мои звонки она не отвечала – справедливости ради, после пары первых попыток (еще из-под той запертой двери), слегка остыв, снова набрать подруге я сподобился не сразу – понадеялся, что та перезвонит сама. Не перезвонила, ясное дело. Когда же через день, отпросившись с тренировки (отдельный вопрос, чего мне это стоило), я приехал в Кузьминки, дверь в квартиру мне не открыли – хотя свет в окнах и горел.

Что стояло за таким поведением Ольги? Непреодолимый стыд? Или негодование с обидой? Насколько я успел изучить свою подругу – скорее, все же, последние.

Блин, было бы на что обижаться! Просьбу ее я, видите ли, не выполнил – так специально, что ли?!

Да и сама-то она, если задуматься, хороша!

Во всех смыслах хороша…

Что ж, оставалось надеяться, что надвигающийся Скачок с присущей ему бесцеремонностью ситуацию как-то развернет…


* **


– Приехали, – снова выдернул меня из пучины воспоминаний пышущий энтузиазмом голос Виктора. – Выгружаемся!

Я неспешно вылез из автомобиля и огляделся. Съехав на обочину, мы остановились на опушке небольшого березового перелеска. На краю дороги стоял дуб. Вероятно, в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный… Так, стоп! Лев Николаевич об одном таком исполине все уже рассказал до меня.

Хм, а ведь если у нас получится задуманное Машиной, придется графу Толстому менять концовку своей знаменитой эпопеи! А он ведь, бедняга, даже и не заподозрит, что когда-то написал по-другому – если, конечно, сам не состоял в Ордене. А вдруг, кстати? Гиляровский, вон, если верить Виктору, вполне себе был Столпом! Как, кстати, и фантаст Кир Булычев – про него мне Эф Эф рассказывал…

Водитель (ясное дело, наш товарищ по Ордену) открыл багажник и, кряхтя, выволок оттуда два увесистых тюка – один с нашей с Панкратовым одеждой, второй – с конской сбруей и оружием.

– Переодевайтесь, – деловито распорядилась Полина, демонстративно отворачиваясь.

– Слушаемся, ваше высокопревосходительство! – ухмыльнулся мой напарник, ловко распуская завязки тюка. – Так, поручик, это, кажется, ваше, – сунув внутрь руку, Виктор извлек на свет аккуратно сложенные синие брюки-чакчиры и протянул их мне. – Это тоже ваше, – за штанами последовала расшитая белыми шнурами куртка-доломан – синяя же, с голубыми воротником и обшлагами.

Приборным металлом «моего» полка – Гродненского гусарского – считалось серебро, но ни одной серебряной детали костюм не содержал – и отнюдь не из-за скупости портного. Ag[3] – единственный химический элемент, на перенос которого из потока в поток у времени аллергия. Или у Машины, не знаю – да и никто толком не знает. До грамма – еще переварит, а больше – выплюнет, вместе с тобой. Никаких серебряных вещиц на миссии – об этом Панкратов меня сразу предупредил. Впрочем, подобных у меня и не водилось – а вот Ольга носила серебряное колечко и цепочку с кулоном…

Так, при чем тут снова Ольга? Довольно о ней! Сейчас у меня иные заботы!

Минут через пять, полностью экипированный – вплоть до кивера, ташки, сабли на боку – и даже в серых походных рейтузах, надетых поверх чакчир (там, куда мы направляемся, погода ожидалась студеной), я окликнул Полину. Виктор успел переоблачиться раньше меня и к моменту, когда я закончил, уже давно щеголял в украшенном аксельбантом белом мундире с алым воротником и черной шляпе-треуголке с пышным белым султаном из перьев. Ну и при шпаге, разумеется.

– Готовы? – быстро повернулась к нам девушка. – О, какие красавцы – заглядеться и пропасть! Ладно, к делу! – она достала из сумочки смартфон, включила камеру и развернула гаджет экраном к нам. – Традиционное включение! Поехали! Представьтесь на камеру!

– Виктор Панкратов, четвертая степень посвящения, – проговорил мой напарник.

– Игорь Одинцов, третья степень посвящения, – в свою очередь назвался я – новый градус мне присвоил Эф Эф перед самым выездом на миссию.

– Представитель группы обеспечения Белоголовцева Полина, третья степень посвящения, – отрекомендовалась последней сама девушка – держась при этом «за кадром». – Мы находимся в городе Борисов, Минская область, Белоруссия. Точка старта… – она назвала сегодняшнюю дату. – Точка заброски – 13 ноября 1812 года. Готовы выслушать заключительное напутствие.

Экран в руках Полины мигнул, и на нем появилось добродушное лицо Анатолия Сергеевича, Гроссмейстера.

– Добрый вечер, коллеги! – с теплой улыбкой приветствовал нас глава Ордена. – Растекаться мысью по древу не стану. Я видел вашу подготовку, придраться не к чему. Осталось пойти – и сделать дело. Удачи, ребята! Ради лучшего будущего!

– Ради лучшего будущего, – эхом отозвались Виктор и Полина. Опоздав лишь самую малость, поспешно присоединился к их дуэту, превратив его в трио, и я.

Экран смартфона погас – Гроссмейстер в штаб-квартире отключился.

– Шеф сегодня и в самом деле немногословен, – хмыкнул Панкратов. – Что ж, тем лучше: не люблю долгих проводов. Ну что, пошли? – обернулся он ко мне.

Я собирался ответить – может быть, даже ввернуть какую-нибудь уместную шуточку – но внутри у меня внезапно все затрепетало, дыхание сперло, и единственное, на что меня хватило, был короткий кивок султаном кивера.

– Не дрейфь, Игорек, – усмехнулся Виктор, без труда поняв мое состояние. – Все путем!

– Я и не дрейфю… Не дрейфлю… Не боюсь, короче! – рассердившись на самого себя за выказанную слабость – и тем самым малость взбодрившись – кое-как выговорил я.

– Ну и правильно, – кивнул мой напарник. – Полинка, пока!

– До встречи в текущем потоке, – выдала девушка, должно быть, какую-то расхожую формулу – словно спрятавшись за ней. Выглядела дочка Эф Эф взволнованной – пожалуй, не менее моего.

– До встречи! – неимоверным усилием заставив свой голос звучать более-менее ровно, махнул ей рукой я.

– До встречи, – повторила за мной Полина и слова, и жест.

Подхватив с двух сторон еще неразобранный тюк с вещами, мы с Панкратовым направились к «толстовскому» дубу – стартовать в прошлое нам предстояло из-под его густой сени.


[1] Дословно: голова моста (фр.). Тет-де-пон, предмостное укрепление

[2] Шоу должно продолжаться (англ.) – принцип деятельности театра едва ли не времен Шекспира и название песни группы «Queen»

[3]Argentum (лат.) – серебро

Глава 12

Окрестности г.Борисов, 13 (25) ноября 1812 года

3848-е санкционированное вмешательство в поток времени


Дуб здесь уже рос.

Тоненький, серенький, кривенький, на фоне окружавших его стройных красавиц-берез он смотрелся этаким гадким утенком. Местные бы, правда, такого сравнения не поняли – одноименная сказка Андерсена будет написана только лет через тридцать, а на русский язык переведена и того позднее…

Почти у самого дуба, на заснеженной опушке, возле оставленной каким-то забывчивым крестьянином копны подмерзшего сена стояли две оседланные лошади. Былых своих седоков – русского драгуна и французского конного егеря – они потеряли в недавнем сражении за Борисов, после чего, похоже, заключили между собой сепаратное перемирие. Уроборос знает, как этих Сивок-Бурок занесло сюда, на правый берег Березины, важно было лишь, что они оказались именно там, где и рассчитывал Орден.

Обменявшись взглядами, мы с Виктором медленно двинулись к разворошенной копне по неглубокому снегу. Привыкшие к людям и хорошо обученные, лошади беспрепятственно подпустили нас к себе и послушно позволили взять себя под уздцы. Трофеи мы с напарником распределили заранее. Панкратову досталась более рослая, драгунская вороная, мне – гнедая егерская, помельче, но, должно быть, весьма быстроногая.

Первым делом наших «саврасок» следовало переседлать: конская сбруя – такая же униформа, как и мундир всадника. Конечно, в походных условиях любое несоответствие без особого труда можно объяснить, но ведь всяко лучше, чтобы лишних вопросов не возникало вовсе?

Ласково потрепав свою лошадь по шее, я водрузил ей на спину заготовленный потник, сверху которого поставил ленчик[1] (гусарское седло именно ставится, а не кладется, как это принято в тяжелой кавалерии). Затянул подпругу и два других ремня. К передней луке прикрепил черные кожаные ольстры – сумы для пистолетов. Как положено, сложив вчетверо, уложил на ленчик попону, к задней луке привесил аркан из толстой пеньки. Ну и, наконец, накрыл седло вальтрапом – широкой суконной накидкой под цвет моего собственного мундира, синей с голубой отделкой – геометрическим узором по краю и крупным вензелем Императора Александра I.

Осталось зарядить пистолеты – что я и проделал со всей возможной аккуратностью – и разместить их в ольстрах.

Как обычно, Виктор управился быстрее меня, и некоторое время, скрестив руки на груди, оценивающе наблюдал за моими действиями – не делая, впрочем, никаких замечаний. Едва же я закончил, не теряя времени скомандовал:

– Ну, по коням!

Я проворно вскочил в седло.

– Крепость там, – указал направление – вообще-то, прекрасно известное нам обоим – мой напарник. – Значит, еще раз. С патрулем и, потом, с самим Чичаговым, говорить стану я. Твоя задача – пучить глаза, демонстрировать бравую выправку – ну и, главное – когда дело будет сделано, активировать гранату.

– Я помню, – невольно ежась – похоже, не зря французы жаловались на русский мороз – ответил я.

– Что ж, тогда – вперед. Рысью, марш! – велел Панкратов, и мы тронулись в путь.

Как и ожидалось, минут через пятнадцать неспешной скачки мы наткнулись на сторожевой пост.

– А ну, стой! Кто такие?! – грозно донеслось из-за заснеженных кустов. – Говори лозунг!

– Бобруйск, – отозвался Виктор урочным словом, после чего представился: – Флигель-адъютант Свиты Его Императорского Величества Шварценеггер с пакетом для его высокопревосходительства адмирала Чичагова!

– Штабс-ротмистр Ковальский, – в сопровождении двух пеших солдат на дорогу выехал довольно молодой – на вид чуть старше меня – офицер. Форма на нем была уланская – темно-синий, с красными лацканами на куртке и лампасами на панталонах, мундир и высокая шапка-«конфедератка» с четырехугольной тульей. – Я провожу вас к главнокомандующему, – молодцевато приложив два пальца к козырьку, заявил он.

– Добро, ротмистр, – величаво кивнул Виктор с высоты своего чина.

Оставив позади пост, мы двинулись утоптанной тропкой. По левую ее сторону скоро начался глубокий каменистый овраг, по правую неизменно стоял давно нам знакомый березняк. Доброволец-провожатый ехал впереди, Панкратов – за ним, я нашу небольшую колонну замыкал.

До крепости по моим расчетам оставалось еще не менее версты, когда Ковальский вдруг остановился и развернул коня поперек дороги.

– В чем дело? – каким-то странным тоном поинтересовался у него Виктор, вынужденный придержать свою вороную.

В этот момент я поравнялся с напарником – и увидел, что именно заставило голос Панкратова измениться: в руке штабс-ротмистр держал пистолет, ствол которого был направлен точнехонько в грудь моему товарищу.

Спина моя похолодела. Почти машинально я потянулся к седельной кобуре.

– Не надо, поручик, – будто сам собой вынырнув из ольстры, второй пистолет Ковальского выцелил уже меня. – Не вмешивайтесь! Это только наше дело – мое и господина адъютанта!

– Извольте объясниться, ротмистр! – сделав мне короткий успокаивающий жест – все, мол, под контролем – сердито рыкнул Панкратов на проводника.

– Вы не узнаете меня, господин адъютант? – вызывающе поинтересовался на это Ковальский. – Полагаю, нет, – не дав Виктору вставить ни слова, сам же и ответил улан. – Разумеется, сколько лет прошло! А может статься, вы и вовсе меня тогда не видели, а я вот вас прекрасно рассмотрел – и на всю жизнь запомнил! Благо, годы ничуть вас не изменили!

– О чем вы? – хмуро спросил Панкратов.

Ровным счетом ничего не понимал и я.

– Отец рассказывал мне о таких как вы – тех, кто приходит через долгие годы, нисколько не постарев. О продавших душу нечистому! – с каждым словом все более заводясь, выговорил штабс-ротмистр. – В тот роковой день он не признал в вас слугу Сатаны, за что поплатился жизнью. Но теперь и ваш час пробил!

– Боюсь, ротмистр, вы не в себе, – скептически покачал головой Виктор. – Мало того, что принимаете меня за кого-то другого…

– Не в себе?! – прорычал Ковальский. – Да за все эти четырнадцать лет мой разум никогда не был столь чист и ясен, а вера крепка, как нынче! Да и может ли быть иначе – в день, когда Господь наконец ответил на мои мольбы, сведя лицом к лицу с человеком, некогда сделавшим меня сиротой? Вспомните, ежели запамятовали: Санкт-Петербург, 13 июня 1798 года!

– Охолонитесь, ротмистр! – скривился Панкратов. – В то лето мне едва исполнилось шестнадцать…

– А мне было восемь, и что с того? – перебил его Ковальский.

– …и жил я в поместье моей маменьки, даже и не помышляя о далекой столице! – все же закончил Виктор.

– Не отпирайтесь, господин адъютант, – яростно мотнул головой улан. – Я знаю, что это были вы! Да, мундир на вас нынче другой, но под ним – все тот же убийца моего несчастного отца, отставного секунд-майора Ковальского, отважно бросившегося на помощь попавшим в беду – и получившего пулю от разбойника в личине офицера!

Только теперь меня запоздало осенило: да ведь сумасшедший штабс-ротмистр говорит о предыдущей миссии Виктора! Той самой, где они с Гориславом разыграли нападение на карету сенатора, и Панкратов застрелил выбежавшего на улицу офицера в одном сапоге. Выходит, это и был отец нашего лукавого проводника? А сам Ковальский – мальчик, которого мы с Эф Эф и Полиной видели в окне?.. Непредвиденный, но якобы неопасный свидетель? Не может быть!

Ну, то есть, может, наверное – но почему хваленая Машина этого не просчитала?!

– Ротмистр, вы бредите, – глубоко вздохнул мой напарник. – Вы, часом, не были контужены в борисовском деле? – нежданно Ковальский кивнул – должно быть, машинально. – Если так, то готов извинить вашу горячность, – поспешил ухватиться за нечаянное попадание в цель Виктор. – Обознались – бывает. Опустите пистолеты, и сочтем сие дело исчерпанным. Ради лучшего будущего…

Последняя фраза предназначалась уже мне и означала: полная готовность! Я покосился на торчавшую из кожаной сумы рукоять пистолета – всего в каких-то десяти-пятнадцати сантиметрах от моих сжимавших поводья пальцев. Рука левая, но стрелять я тренировался с обеих, а дистанция до цели плевая…

– Будущее? – бешеным зверем взревел между тем штабс-ротмистр, и не думая идти на попятный. – Какое еще будущее, господин адъютант?! У вас его нет! А мое – наступило! За батюшку, царствие ему небесное – ступайте в пекло!

С этими словами Ковальский спустил курок.

Эхом отразившись от белой стены берез, громыхнул выстрел. Ствол пистолета выплюнул всполох пламени, стрелкá окутало облако густого сизого дыма, на миг, должно быть, ослепив – по крайней мере, моего судорожного движения к ольстре штабс-ротмистр не заметил. В следующую секунду я уже тоже был вооружен.

Тут, увы, Ковальский опомнился. Мой и его второй пистолеты пальнули почти одновременно, но я все же успел чуть раньше. При том, постаравшись извлечь оружие как можно незаметнее, держал я его, должно быть, слишком близко к шее моей гнедой. Опаленная пороховыми газами, лошадь нервно дернулась, и, возможно, именно этот ее рывок спас меня от пули штабс-ротмистра – та просвистела у самого моего плеча.

Мой же выстрел оказался точен. С лицом человека, только что жестоко обманутого в своих самых лучших ожиданиях, Ковальский один за другим выронил разряженные пистолеты. Еще пару секунд он оставался в седле – и я даже решил, что лишь легко его ранил, и снова потянулся к ольстре – но тут тело штабс-ротмистра начало неудержимо крениться – все сильнее и сильнее – и наконец опрокинулось, повалившись на снег. Там, не удержавшись на краю оврага, оно, словно кукла, забавы ради брошенная шаловливым ребенком, покатилось по склону, пересчитывая острые камни, и замерло лишь на самом дне.

Завороженно провожая его взглядом, все это время я как-то совсем не думал о судьбе Виктора, и только его хрип, донесшийся почему-то откуда-то снизу, заставил меня обернуться:

– Игорь… Игорь!.. Поручик, чтоб тебя!..

Панкратов тоже упал с лошади, но не в овраг – на дорогу. Теперь он отчаянно пытался приподняться – но никак не мог.

Как ошпаренный спрыгнув с гнедой, я стремглав бросился к напарнику. На груди его белого мундира пугающе расплывалось бесформенное бурое пятно. В крови был и снег под копытами вороной.

– Ты… Ты как?! – ошалело выдохнул я, склоняясь над раненым товарищем. Вопроса глупее, наверное, тут нельзя было придумать и постаравшись.

– Бывало и получше, – заплетающимся языком прошептал Виктор, шаря при этом рукой за пазухой своего мундира. – Вот, – в его руке появился пухлый конверт с сургучной печатью. – Отвези Чичагову.

– Погоди, а ты? – спросил я, «на автомате» забирая у него пакет.

– До крепости – а потом назад – я не доеду, – убежденно заявил Панкратов. – Лучше пока суть да дело – доберусь до резервной точки, как взорвешь гранату – вернусь целехонек.

– Нет, погоди, – растерянно мотнул я головой. – Какое «доберусь»? Ты себя видел? Давай-ка, мы тебя сейчас перевяжем, потом вместе доедем до точки эвакуации, а там уже поскачу в крепость…

– Не успеем, – не дал мне договорить напарник. – Пока туда, пока сюда… А после полудня Чичагов уведет армию в Забашевичи! Лови его потом вниз по Березине! Так что давай, скачи в крепость, пока адмирал там!

– Но… – пробормотал я, неуверенно теребя в руках окровавленный конверт. Мелькнула неуместная мысль: а ведь на бумагах, которые Виктор передал в 1798 году тому сенатору, тоже была кровь – только бутафорская. А теперь вот настоящая…

– Делай, что тебе говорят! – закатил глаза Панкратов – сперва я подумал, что от возмущения моим промедлением, но тут же с ужасом понял – напарник вот-вот готов лишиться сознания. – Выполняйте, черт возьми, приказ, поручик!

– Но… – все так же тупо выдавил я, совершенно не зная, на что решиться.

Наверху, где-то на березе, сочувственно каркнула невесть откуда взявшаяся ворона.


[1] Здесь: одно из названий гусарского седла

Глава 13

Окрестности г.Борисов, 13 (25) ноября 1812 года

3848-е санкционированное вмешательство в поток времени


– Кто таков? Кто стрелял?! Назови лозунг! – голос за моей спиной звучал почти столь же каркающе, как и давешний вороний крик – сперва мне даже почудилось, что это вещая птица вдруг заговорила с березы по-человечьи.

В недоумении я обернулся: из рощи на дорогу выезжал отряд казаков во главе с бравым урядником.

– Поручик Ржевский, – назвался я. – С пакетом из Санкт-Петербурга к главнокомандующему, – уточнил после короткой паузы. И затем, видя, что казак все еще явно чего-то от меня ждет с угрюмым видом, сообразил: – Да, лозунг… Бобруйск.

– Урядник Попов, – перестав хмуриться, представился командир казаков. Ударение в своей фамилии он поставил на первый слог – в иной ситуации это звучало бы довольно забавно – но только не сейчас. – Что за пальба была, ваше благородие? Откель стреляли?

– Не иначе, оттуда, – неопределенно махнул я рукой за овраг. – Штабс-ротмистра Ковальского – наповал, – предательски дрогнувшей рукой указал я на недвижимое тело улана внизу. – Флигель-адъютант Шварценеггер ранен…

– Далече будет для прицельного-то выстрела, – прищурившись, прикинул урядник. – Верно ли, что оттель?

– Пес его разберет, – нервно передернул я плечами. – Может, и из лесу…

– Проверим сперва тут, – решил Попов, кивнув на березняк – похоже, идея соваться за овраг по вкусу ему не пришлась. – Что до их высокоблагородия… – перевел он взгляд на раненого Виктора. – Семенов, Мамаев, перевяжите господина адъютанта и живо доставьте его к лекарю! – распорядился урядник.

Подчиняясь команде, два казака выехали вперед и спешились.

– Позвольте, ваше благородие, – почтительно, но твердо попытался отстранить меня от Панкратова один из них.

– Что? Э… Нет! – засуетился я. – Нельзя!

– Прекратите истерику, поручик! – сердито прохрипел со снега Панкратов, впервые с момента появления на дороге казаков найдя в себе силы заговорить. – Так вы только все погубите! Скачите к Чичагову, а меня после разыщите!

– Верно их высокоблагородие сказали, – заявил Попов. – Езжайте, ваше благородие, с Богом! А об их высокоблагородии мы позаботимся, как должно! Федька, – обернулся он к кому-то из подчиненных. – Проводи их благородие к их высокопревосходительству!

– Ага, все, значит, на дело, хранцузов ловить, а я – назад, в крепость? – запальчиво ответил ему совсем молодой, почти детский голосок.

– Нас тут вона сколько, а их благородие ты один будешь сопровождать, – уже отвернувшись от собеседника – и, соответственно, обратив лицо ко мне, прищурил левый глаз урядник (уж не подмигнул ли хитро?). – При них бумага дюже важная – как отпустить без охраны?

– Ну, коли так – тады ладно, – из-за спины Попова с важным видом выдвинулся молодой казак – и в самом деле практически мальчишка, на глаз я бы ему и пятнадцати лет не дал. Хороша охрана! Впрочем, ни одного француза отсюда до самой ставки Чичагова не было и в помине – я это знал точно, да и урядник, кажется, особых сомнений на сей счет не испытывал.

– Поезжай уже, Уроборос тебе в хронологию! – буквально оттолкнул меня от себя Виктор.

– Сильны, ваше высокоблагородие! – уважительно присвистнул склонившийся над ним казак. – Эка ж: «в хренологию»!

Словно во сне, я попятился к своей гнедой и неуклюже взобрался в седло.

– Едем, ваше благородие? – не медля, подступил ко мне юный Федька.

Молча кивнув, я с места пустил лошадь рысью и, уже отъехав, оглянулся на Панкратова – но за конскими крупами и широкими спинами казаков оставленного на чужое попечение напарника не увидел.


* **


Главнокомандующий Третьей Западной армией адмирал Павел Васильевич Чичагов, светловолосый мужчина лет сорока пяти в теплой меховой шубе поверх расшитого золотом мундира, восседал на барабане посреди земляной крепости на правом берегу Березины и что-то задумчиво диктовал сгорбившемуся над бумагами писарю. Время от времени его высокопревосходительство прерывался, будто бы в сомнениях оглядывался на стоявшего рядом полковника в мундире квартирмейстерской части – словно за советом, но, и не думая дожидаться оного, почти тут же от офицера отворачивался.

Спешившись возле выстроившихся в линию землянок, придерживая рукой саблю, я быстрым шагом приблизился к адмиралу, козырнул.

– Поручик Ржевский с пакетом для вашего высокопревосходительства.

– Ржевский? – подняв на меня глаза, переспросил Чичагов – не делая пока попыток принять протянутый ему пухлый конверт. – Майор Павел Алексеевич Ржевский кем вам приходится? Вы с ним родственники?

– Даже не однофамильцы! – брякнул я, поспешив максимально откреститься от этого Павла Алексеевича.

– В самом деле? – думая, похоже, о чем-то своем, покачал головой адмирал. – Жаль… Роберт Егорович, возьмите у поручика пакет, – бросил он затем полковнику-квартирмейстеру.

Тот шагнул вперед, но почти «на автомате» я спрятал конверт за спину, пояснив:

– Прошу меня извинить, приказано передать в собственные руки!

– Экий вы формалист, поручик, – снова покачал головой главнокомандующий и протянул наконец руку за бумагами.

Я отдал ему пакет.

– Здесь кровь? – не то спросил, не то просто отметил адмирал, со всех сторон оглядев конверт.

– Бумаги вез флигель-адъютант Шварценеггер, я лишь находился при нем, – доложил я. – Уже здесь, под Борисовом, его высокоблагородие был ранен и поручил мне завершить начатое.

– Шварценеггер…– словно смакуя, медленно, едва ли не по слогам повторил Чичагов. – Не имел чести знать такого. Из пруссаков, должно быть?

– Полагаю, из австрийцев, ваше высокопревосходительство.

– А, тогда понятно, – кивнул каким-то своим мыслям главнокомандующий. – Что же это вы, поручик, не уберегли государева гонца? – бросил он затем, взламывая сургучную печать на конверте.

– Виноват, ваше высокопревосходительство! Нападение оказалось внезапным.

– Внезапным… Конечно. А когда бывает иначе? – проворчал адмирал. – Проклятый Удино, вон, нашего графа Палена намедни тоже внезапно атаковал… В итоге оставлен Борисов. Добро хоть мост успели сжечь…

Зашелестели разворачиваемые бумаги.

Несколько минут Чичагов внимательно их изучал, то хмурясь, то вдруг светлея лицом, затем выудил из пачки одну и протянул ее полковнику:

– Что думаешь, Роберт Егорович?

Тот быстро пробежал документ глазами.

– Ну, что думаешь? – повторил свой вопрос главнокомандующий.

– Не возьму в толк, откуда Его Величеству может быть все сие ведомо? – проговорил полковник, возвращая бумагу адмиралу. – Про Студянку, про гати, про планы французов?

– В самом деле, откуда? – спросил Чичагов – почему-то меня. – Мы здесь, через реку от Наполеона, только и гадаем о его намерениях, а Его Величество в Петербурге осведомлен обо всем в деталях?

– Не могу знать, ваше высокопревосходительство! – гаркнул я, но, подумав, что миссии моей такой ответ не на пользу, добавил: – Однако ежели мнение мое услышать изволите… Так на то он и Государь, чтобы глядеть дальше нашего. К тому же, как говорится, лицом к лицу лица не увидать – большое видится на расстоянии…

– И где же это так говорится, поручик? – хмуро поинтересовался Чичагов.

– Матушка моя, покойница, бывалоча сказывала, – ответил я, ни на йоту, кстати, не соврав – Есенина мои родители любили и цитировали нередко, к месту и не к месту[1].

– Ну и как, доверимся мнению покойной матери господина поручика? – скептически поинтересовался главнокомандующий у полковника.

– Мое видение дел наших вам хорошо известно, ваше высокопревосходительство! – с жаром проговорил тот. – Наполеон рвется к Минску – к так удачно захваченным нами ранее складам. А это значит, переправляться через Березину французы будут либо здесь, в Борисове, либо, что наиболее вероятно, ниже по течению. Посему, единственное верное решение – то, что мы с вами нынче обсуждали: оставив в крепости корпус генерала Лонжерона, переместить наши основные силы южнее, в село Збашевичи. Студянка – нелепость. Идти от нее можно разве что на Вильно. По болотам. Проще, не мудрствуя, сразу бросить на левом берегу артиллерию, обоз – да и большую часть армии заодно. Не думаю, что Наполеон на такое готов. Однако… – он вдруг умолк.

– Однако? – с нажимом повторил за ним Чичагов.

– Однако приказ Его Императорского Величества не оставляет нам выбора, – резко поменяв тон, холодно продолжил полковник. – Ослушавшись – вовек не оправдаемся, хоть самого Наполеона на аркане приведем со всеми его маршалами. Подчинимся же – упрекнуть нас будет не в чем. Такова была воля Государя – и вот документ о сем…

Ну, это он, понятно, не знал, что через пару дней чернила на доставленном мной письме выцветут без следа, а еще через сутки рассыплется в прах и бумага… Но, ясное дело, ставить командование Третьей Западной армии об этом в известность я не собирался.

– Приказ, да, – задумчиво кивнул адмирал. – Но как же отечеству польза?

– Тут соглашусь с поручиком, – кивнул в мою сторону полковник – без малейшей, впрочем, приязни как во взгляде, так и в голосе. – Сие Государю нашему виднее, будь он и в Санкт-Петербурге… Да хоть в самом Ново-Архангельске[2]! Кто мы такие, чтобы спорить с его прямым приказом?

– Русские офицеры? – снова не столько спросил, сколько констатировал Чичагов. – Нет-нет, Роберт Егорович, вне всякого сомнения, вы правы, – добавил он тут же – заметив, что полковник явно настроен спорить. – Приказ есть приказ. Его Величество повелел – значит, быть по сему. Подготовьте предписания Ланжерону и остальным – мы выступаем… А вы свободны, поручик, – последнее относилось уже ко мне. – Впрочем, ежели желаете лично узреть плоды трудов своих, можете остаться – отправлю вас к генералу Чаплицу. Он у нас занимает позицию напротив этой пресловутой Студянки. Как раз собирался его отзывать сюда – а оно ж вон как обернулось…

– Охотно, ваше высокопревосходительство! – отсалютовал я главнокомандующему. – Но, если позволите, сперва я хотел бы отыскать раненого флигель-адъютанта Шварценеггера и доложить об исполнении поручения. Казаки повезли его к лекарю – увы, не ведаю, куда именно.

– Ступайте, – не стал возражать Чичагов. – Передайте от меня господину адъютанту пожелания скорейшего выздоровления!

– Благодарю, ваше высокопревосходительство! – повторно приложил два пальца к козырьку кивера я и, повернувшись, поспешил прочь.


* **

– Что такое «не везет» и как с ним бороться, издание второе, доработанное, – мрачно просипел Панкратов.

Разыскать его оказалось куда легче, чем я опасался: на выезде из крепости я столкнулся с моим знакомым казачонком Федькой и, ни на что особо не рассчитывая, спросил, не знает ли тот, куда его товарищи отвезли раненого адъютанта.

– Почему не знаю – знаю, – кажется, даже несколько оскорбился тем, что кто-то усомнился в его осведомленности, паренек. – Вот сюды их высокоблагородие и занесли, – показал он аккурат на соседнюю землянку. – Лекарь с ними там нынче.

С врачом, осматривавшим Виктора, мы едва не столкнулись в дверях – когда я влетел внутрь, лекарь как раз собирался выходить.

– Как он? – довольно бесцеремонно ухватив доктора за выцветший лацкан мундира, спросил я.

– Я сделал все, что было в моих силах, – мягко высвобождаясь, ответил тот. – Но с такой раной…

– Он… умер? – внутри у меня все оборвалось.

– Пока нет.

– Но…

– Все в руках Господа нашего, – коротко бросил лекарь и торопливо выскользнул из землянки.

Я же бросился к раненому.

Мой напарник лежал на спине на грубом деревянном настиле. Грудь Панкратова стягивали не первой свежести бинты, глаза были закрыты, дыхание – едва различимым. На мою попытку его позвать – почему-то сделанную вполголоса – Виктор никак не отреагировал.

Совершенно незная, что предпринять, я дернулся было к выходу, тут же передумав, вернулся к раненому, снова его окликнул – столь же безрезультатно. Наклонился, прислушался – сам не зная к чему – затем, стиснув обжигающе горячее запястье, зачем-то попробовал нащупать пульс, но не преуспел и в этом.

Тихо выругавшись, достал из потайного кармана своего доломана пузырек гранаты – и в этот момент рука Панкратова резко поднялась, и пышущие жаром пальцы огненными тисками стиснулись на склянке поверх моих.

– Совсем обалдел? – не разлепляя век, выдохнул мой напарник. – В нашем времени здесь над нами метра два земли!

– Так я это… С таймером! – не помня себя от радости, выговорил я.

– С таймером он… Что там Чичагов?

– Все нормально. Выполняет приказ!

– Славно…

– Что были должны, мы сделали, – возбужденно продолжил я. – Теперь нужно уходить, пока ты…

– …копыта не отбросил, – закончил за меня напарник, выдавив на лицо жалкое подобие улыбки. – Сам понимаю. Но еще не сейчас. Уходить – не сейчас.

– Почему? – не понял я.

– Ближайшая резервная точка на другом конце крепости. Пока вся армия торчит внутри – незаметно туда не пройти. То есть ты-то, понятно, пройдешь, а меня остановят – из самых лучших побуждений.

– Ну, скажешь, что хочешь перед смертью в последний раз посмотреть на Березину, – пожал я плечами.

– Нет. Риск слишком велик. Лучше обождем. Если все пойдет, как задумано, скоро девять десятых войска крепость оставит – вот тогда и рванем когти. Не дрейфь, пару часов я протяну – ручаюсь. Заодно убедимся, что не случится какого сбоя… Так что гранату ты пока не активируй. Даже с таймером. Просто держи наготове.

– Хорошо, как скажешь, – сдался я.

Рассчитал Виктор верно: через два часа основная часть армии укрепления покинула. Тихо, без барабанного боя и грома труб, разбившись на небольшие отряды – поди угадай, куда какой направляется. То есть мы-то с напарником это знали, а вот шпионам французов, сыщись такие в лагере Чичагова, головы пришлось бы поломать.

Высунув нос из землянки и разведав обстановку – все шло по плану – я вернулся за Панкратовым.

– Идти-то сможешь? – уточнил запоздало.

– А что, есть выбор? – хмыкнул Виктор, хватаясь за мою руку и тяжело на нее опираясь.

Первая его попытка встать закончилась неудачей – едва приподнявшись, мой напарник сорвался и не упал со своих нар лишь потому, что я успел подхватить его на полпути. Отдохнув с четверть минуты, Виктор рывок повторил, но принять более-менее вертикальное положение Панкратову удалось лишь после того, как я подсел под него всем телом, по сути, взвалив на себя. Тем не менее, результатом раненый остался вполне доволен:

– Вот так! – прокряхтел он. – Теперь – двинули!

Ну, мы и двинули.

Не стану подробно описывать наш путь через опустевшую крепость, замечу лишь, что занял тот у нас добрых полчаса. Может, вышло бы и быстрее – даже с нашей незавидной скоростью – но дважды нам пришлось терпеливо пережидать, пока с дороги уберутся направлявшиеся по своим делам солдаты, а однажды – возвращаться и менять маршрут: прежним незадолго до нас катили пушку, да у лафета колесо отвалилось, и теперь взмыленный артиллерийский расчет устраивал вокруг своего охромевшего детища какие-то ритуальные танцы.

Но все на этом свете рано или поздно заканчивается, подошла к финишу и наша с Виктором одиссея. Вот он, последний поворот, а сразу за ним – площадка, заранее облюбованная моим напарником для эвакуации…

Оказалось, однако, что удобное место приглянулось не только нам. В самом центре заветного пятачка гордо стоял барабан (уж не тот ли самый, что служил недавно табуретом его высокопревосходительству адмиралу?). Полдюжины праздных казаков сгрудились вокруг него, затеяв игру в кости, еще трое или четверо – похоже, болельщиков – расположились поодаль.

Вот тут-то Панкратов и выдал ту свою сентенцию про «не везет».

– Бардак… – зло прошептал я. – Вот так и упустили Наполеона… Выйду, разгоню к чертям?

– Там с ними хорунжий и сотник – считай, офицеры, – покачал головой Виктор. – Они тебя пошлют – и формально будут правы: ты им ни разу не указ.

– Что же делать?

– Не знаю… – он помолчал. – Хотя нет, есть идея! – просиял вдруг мой напарник – насколько это вообще было возможно в его состоянии. – Поступим так…


* **

– Французы! – размахивая обнаженной саблей, укушенным в задницу демоном ворвался я в импровизированное полевое казино. – Французы в крепости!

– Как?! Где?! – побросав кости, повскакали со своих мест казаки.

– Со стороны реки взобрались на вал! Быстрее, братцы, там наших бьют!

Волшебные слова, про «наших», сработали безотказно – от барабана казаков словно ветром сдуло. Прокричав им вслед еще что-то ободряющее, я торопливо сунул саблю в ножны и бросился в противоположную сторону – за Виктором.

– Ваше благородие!..

Мы с Панкратовым были же почти на месте, когда меня нагнал этот знакомый голос. Я обернулся: у соседней землянки, удивленно таращась, переминался с ноги на ногу казачонок Федька.

– Ваше благородие, верно, ошиблись вы, – пряча глаза, пробормотал он. – Я только что с вала – нет там никаких хранцузов и не было!

– Точно говорю: были! И есть! – заскрежетав от досады зубами, бросил я – увы, без должной твердости в голосе.

– Не было! – упрямо повторил Федька.

– Сейчас разберемся, – взял внезапно инициативу в свои руки висевший на мне до того безмолвным мешком Панкратов. – Подойди сюда, казак.

Не посмев ослушаться офицера, парнишка неуверенно приблизился.

– Гляжу, ты настоящий воин. Молодец! Пистолет-то заряженный носишь? – спросил его Виктор, указав левой рукой – правая опиралась на мою шею – на изогнутую рукоять за поясом у Федьки.

– Так как же иначе-то? – в искреннем недоумении развел руками казачонок.

– А пуля не выкатится?

– Обижаете, ваше высокоблагородие! – протянул парнишка.

– Дай-ка сюда, проверю, – велел мой напарник.

Сбитый с толку таким оборотом, парнишка покорно протянул ему свой пистолет.

Пальцы Федьки еще касались ствола, когда Виктор ловко взвел курок и выстрелил казачонку в грудь.

Парнишка упал. Похоже, растратив на этот маневр с пистолетом последние силы, начал оседать и Панкратов – успев, впрочем, отчетливо прошептать:

– Игорь, гранату!

В полной прострации сделав последний шаг, отделявший нас от зоны безопасной эвакуации, я разбил пузырек об эфес своей сабли.


[1] …Лицом к лицу

Лица не увидать.

Большое видится на расстоянье.

Когда кипит морская гладь –

Корабль в плачевном состоянье…

Сергей Есенин «Письмо к женщине»

[2] Столица Русской Америки, ныне город Ситка

Глава 14

г.Борисов, июль 20** года

Текущий поток времени


– Уф-ф-ф!.. – шумно выдохнул Виктор, приподнимаясь со дна заботливо подготовленного для нас «археологами» раскопа и принимаясь аккуратно разматывать свои окровавленные бинты. – Как же здорово вернуться домой!

– Зачем?! – только и сумел выговорить я, механически перебирая пальцами серебристые пуговицы ментика – теплой летней ночью в по-зимнему наглухо застегнутом мундире меня сразу же прошиб пот. Впрочем, одна ли здешняя жара была тому виной?

– Как это – зачем? – кажется, искренне не понял меня напарник. – В гостях – оно, может, и хорошо, но дома-то всяко лучше! Да и миссия не закроется, пока Машина не выдернет засланца назад! А ты что, собирался навсегда в прошлом остаться? – недоуменно воззрился он на меня.

– Зачем ты убил Федьку? – вынужден был развернуть я свой вопрос. Слова прозвучали как-то буднично, совсем не чета тому урагану, что бушевал сейчас внутри меня.

– Федьку? – насупив брови, переспросил Панкратов. – А, ты про того бойкого казачка! – дошло до него наконец. – Что ж, встречный вопрос: а ты зачем убил Ковальского?

– Что? – осекся я. За бешеной круговертью наших похождений смерть уланского штабс-ротмистра была мной не то чтобы забыта – но как-то вытеснена на задворки сознания, толком не пропущена через себя. А ведь Виктор прав: всего несколько часов назад я собственноручно застрелил человека! Несколько часов – конечно, не считая двухсот с лишним лет, но так ли это важно?.. – Ну… Ковальский же первый пытался нас убить!.. – «на автомате» пробормотал я. – Я… Я защищался!

Оправдание вышло так себе – ярость несчастного штабс-ротмистра была направлена исключительно на моего напарника, не схватись я тогда за пистолет, лично мне, вероятно, ничего бы не угрожало, но, вопреки моему ожиданию, Панкратов удовлетворенно кивнул:

– Так и есть: ты защищался. И, что гораздо важнее, защищал нашу миссию. Плюс исправил мой прошлый прокол – за что тебе, кстати, отдельное спасибо. Свидетель – дело такое… Никогда не знаешь, где и как он тебе аукнется! Вот представь: пожалел я того казачка. Взяли мы – и гордо ушли из потока у него на глазах. Допустим даже, миссии это не навредило – обалдев от увиденного, Федька твой никому ничего не рассказал. Либо рассказал – да никто ему не поверил. Или вдруг поверили, но, пока странная история о растворившемся в воздухе императорском курьере дошла до ушей командования армией, менять планы было уже поздно. Все вроде бы хорошо, да?

Я машинально кивнул.

– А на самом деле – ничего хорошего! – назидательно поднял вверх указательный палец Виктор. С бинтами мой напарник уже благополучно управился: от страшной раны под ними остался лишь небольшой шрам. – Это же была не последняя наша миссия! И вообще, Ордена, и, надеюсь, моя лично – да и твоя тоже. Обязательно будут другие. И на что нам в них сдался новый Ковальский? Вот отправится кто-то из нас, скажем, в 1825-й, а там – этот самый Федька! Которого в 1812-м за его рассказ подняли на смех старшие товарищи-казаки. У Федьки, понятно, возникнут вопросы. Оно нам надо – на них отвечать?

– Да ладно, – отмахнулся я – уже без былой, впрочем, уверенности. – Какова вероятность, что пошлют именно нас, что мы наткнемся именно на него, что Федька нас узнает?..

– А какова была вероятность встретить в 1812-м под Борисовым Ковальского? – резонно возразил на это Панкратов.

– Тоже так… – вынужден был согласиться я. Но тут же спросил: – А почему, кстати, наша многомудрая Машина этого не предсказала?

– Вот чего не знаю – того не знаю, – развел руками Виктор. – Должна была просчитать, по идее… Разве что… – умолк он вдруг, не договорив.

– Что «разве что»? – не дождавшись развития мысли, уточнил я.

– Разве что все она прекрасно просчитала, но не сочла угрозу существенной, – с заметной ноткой сомнения в голосе предположил Панкратов.

– Ничего себе «несущественной»! – всплеснул я руками.

– Ну, мы же справились, – пожал плечами Виктор. – А значит, по дефолту, Машина была права… Если и в самом деле на это закладывалась, – тут же уточнил он все же.

– Глупый какой-то риск, – покачал я головой. – Всего-то и нужно было – направить нас к крепости другой дорогой! И ты бы пулю не схлопотал, и Ковальский был бы жив… Да и Федька тоже…

– Не был бы, – скривился мой напарник.

– Что? – не понял я.

– Не был бы жив твой Федька. Как и Ковальский! Пойми уже наконец: они оба лет двести как мертвы! Ну, ладно: сто пятьдесят! Как там было у классика: то, что мертво, умереть не может! – явно процитировал он что-то, но мне фраза знакомой не показалась.

– Теперь – мертвы, – не стал спорить с очевидным я. – Но могли бы прожить перед смертью долгую, полноценную жизнь. А мы…

– А может, и не нужно было, чтобы они ее прожили? – перебил меня Панкратов. – Может, их ликвидация – часть реализуемого плана?

– Зачем Машине их смерть? – не ждал я такого оборота.

– Ради лучшего будущего. Предположим, наглядевшись в отрочестве на ужасы войны, Федька вырос бы в серийного маньяка-расчленителя, а Ковальский… Не знаю, например, примкнул бы через двадцать лет к польскому восстанию и в самый неподходящий момент застрелил фельдмаршала Паскевича… А вообще, такие вопросы если кому и задавать, то разве что Гроссмейстеру или хотя бы Эф Эф… Но явно не мне с моим пятым градусом, – резюмировал он.

– Пятым? – быстро переспросил я. – Так у тебя же вроде четв… – и, не завершив фразы, осекся.

Ну да, до Скачка у Виктора была четвертая степень посвящения – он же сам назвал ее Полине на камеру. Но сейчас – пятая, и так в этой реальности обстояли дела с тех пор, как я знал Панкратова. А у самого у меня… Да нет, все та же третья. У Полины, кстати, всего вторая, ниже прежнего – надо же, обошел-таки я дочку Эф Эф на крутом повороте!

Хотя странно как-то тогда получается: она же Столп – и помнит прошлую версию событий. А значит – и все то, что положено по статусу знать третьему градусу? Смысл держать ее на втором?

Ну да Уроборос с ней, с Полиной – есть новости и покруче! С Ольгой-то, оказывается, мы давно и окончательно расстались – с тех самых пор, как она попыталась сдать меня в психушку! Как увезли меня тогда из «замка маркиза Карабаса» Федор Федорович с Гориславом, так я больше рыжую затейницу и не видел ни разу. Не было ни той нашей случайной встречи после зачета, ни драматического рандеву на студенческой вечеринке… А вот сама вечеринка место имела – разве что на эстраде не спектакль игрался, а джаз-банд наяривал. А еще после того вечера у нас кое-что замутилось с одногруппницей Ирочкой! До миссии, к которой я как раз начинал подготовку, оставалось еще больше месяца, так что время на личную жизнь у меня было… Что?!

– Все в порядке? – нахмурился Виктор – должно быть, заметив, как вдруг перекосилось в изумлении мое лицо.

– Да… То есть нет… Не знаю! – вконец потерявшись, пролепетал я.

– Вспомнил что-то? – догадался Панкратов.

– Ну, типа того… Я, оказывается, ни в какой 1812-й сегодня не летал! – ошарашенно выдал я. – Только через месяц готовлюсь – в 1837-й! А десять минут назад вообще преспокойно играл в боулинг в штаб-квартире – с Пашкой, Зулей и Светкой!

– Ну да, – невозмутимо кивнул мой напарник. – А я там же в баре пил пиво с Гориславом и Эф Эф. – И что?

– Ну… Как же?.. – недоуменно развел я руками. – Мы здесь… В экипировке… – постучал я костяшкой указательного пальца по эфесу своей сабли.

– Малый Парадокс, – заявил Виктор таким тоном, словно это все детально разъясняло. Затем выдержал паузу, явно ожидая от меня какой-то реакции, но, так и не получив в ответ ничего осмысленнее неуверенного кивка, продолжил. – Поручик Ржевский встретился с адмиралом Чичаговым в ноябре 1812 года – этот факт теперь принадлежит истории. А значит, Орден никак не мог отправить оного поручика с данной миссией из нынешнего июля. Поэтому ты и играл сегодня в боулинг в штаб-квартире… Но при этом наш Ржевский не погиб там, в 1812-м. Но и до 1813-го не дотянул – был успешно переброшен Машиной в текущий поток времени. Поэтому сейчас ты – здесь, в точке эвакуации. Кстати, обратил внимание, что нас никто не встречает? А ведь тут находился дежурный. Но то было до Скачка. Реальность изменилась – и этот неизвестный нам с тобой член Ордена сейчас отдыхает где-то в недрах штаб-квартиры – и в ус не дует. В новой реальности ни в какой Борисов он и не ездил. Так же, как и Полина, которая нас сюда провожала. Ее я, кстати, сам видел в баре: они вместе с Эф Эф пришли, только тот остался, а она дальше почесала.

– Но при этом она же помнит, как отправляла нас в 1812-й? – зачем-то уточнил я.

– Конечно.

– Просто голова кругом… – вздохнул я. – Но что-то тут явно не сходится…

– Конечно, не сходится, – неожиданно согласился Панкратов. – Иначе бы и парадокса никакого не было…

– Погоди, – мотнул я головой, сбитый с толку новой мыслью. – Парадокс парадоксом, но откуда тогда здесь подготовленная площадка для эвакуации? – обвел я жестом раскоп. – Если никто нас никуда не посылал и здесь сегодня не ждал…

– Опять же работа парадокса. Тут у меня, правда, есть одна теория… Эту яму нам копали минимум четверо Столпов. Вот и передали ей толику собственной стабильности…

– Но они же ее не копали! – возопил я. – Никто ее не копал – нас тут вообще не должно было быть!

– Кто-то, все-таки, выкопал, – наклонившись, Виктор поднял из-под ног комочек сухой глины и растер его между пальцев. – Не исключено, что, и правда, археологи какие-нибудь постарались. Или работники местного водоканала. А может, газовики. Вообще неважно кто! Главное, что площадка сохранила стабильность. Ну да с зафиксированными в памяти Машины пунктами эвакуации иначе и не бывает. Это мы с тобой еще через резервную точку ушли, а в основной нас даже наши вещи ждали бы… Собственно, и ждут, скорее всего. Так что хватит попусту болтать – двинули, пока их никто к рукам не прибрал!


* **


Кто-то посторонний наткнуться на наш скарб мог бы разве что случайно: тайник был устроен в дупле того самого «толстовского» дуба.

– Я только так и не понял, – неловко подпрыгивая на одной ноге – гусарские чакчиры никак не желали с меня стягиваться – проговорил я. – Миссия-то наша удалась? Чичагов Наполеона поймал?

– Историю учить надо! – хмыкнул Панкратов – уже одетый по моде XXI века.

– Вот прямо с завтрашнего дня и начну! – горячо пообещал я. – А пока расскажи, не томи! Наши победили?

– Для непосвященных… – начал было Виктор. – Для недостаточно посвященных, – тут же поправился он, – как всегда, все неоднозначно. Так-то, план окружения удался. И Наполеон был взят в плен – правда, не твоим приятелем Чичаговым, а генералом Витгенштейном – вся слава досталась ему.

– Ну и на здоровье, – хмыкнул я. – Хотя вот Чичагов, наверное, расстроился…

– Чичагов был убит на правом берегу Березины шальным пушечным ядром, – продолжил рассказ Панкратов. – Но армия его выстояла и переправиться французам не позволила. То, как адмирал расположил свои войска, историки называют не иначе, как гениальным предвиденьем. Народная молва, правда, приписывает долю заслуг некоему гусарскому поручику Ржевскому, – с хитрой усмешкой заметил Виктор. – Якобы именно тот подсказал Чичагову, как следует действовать. Серьезные исследователи, разумеется, с этим не согласны. Но факт, что с тех пор поручик Ржевский – популярный герой русского фольклора.

– Ну да, – не без самодовольства хмыкнул я. – Например, анекдотов. Поток времени инертен и всячески стремится вернуться в накатанное русло, да?

– Что есть, то есть, – кивнул мой напарник.

– А про то, что все обернулось неоднозначно – это ты про гибель Чичагова? – уточнил я.

– Нет, – покачал головой Панкратов. – Все несколько… сложнее. Дело в том, что с пленением русскими Наполеона его Империя рухнула, словно карточный домик. Страны Европы наперегонки бросились отрекаться от павшего властелина и присягать на верность его былым противникам. Вот только воспользовалась плодами победы на берегах Березины не Россия, а Британия на пару с Австрией. Именно они быстренько прошлись катком по континенту. На пути же обескровленной русской армии встало Герцогство Варшавское – единственное государство, продолжившее борьбу – и продолжившее ее ожесточенно. Пока усталая Россия разбиралась с упрямыми поляками, Англия подмяла Европу под себя. Вот так-то.

– То есть, как и тогда, с Российско-американской компанией, все закончилось даже хуже, чем было? – разочарованно протянул я.

– Не хуже и не лучше – по-иному. Победоносный заграничный поход русской армии не состоялся – но не было и понесенных в нем потерь. К тому же, офицеры не набрались во взбалмошной Европе вольнодумства – как результат, тайные дворянские общества, созданные вскоре в России, оказались куда менее многочисленны и радикальны, чем те, что мы знаем до Скачка. Вот вспомни, кого сейчас называют «декабристами»?

– Дворян-революционеров… – не договорив, я осекся. – То есть нет! – вскинул голову, немало удивляясь собственным воспоминаниям. – Победителей молодежного музыкального конкурса, лауреаты которого всегда выступают с итоговым концертом на Сенатской площади в Петербурге! Он как раз в декабре проходит, концерт этот – поэтому «декабристы»!

– Именно так. А в декабре 1825-го никакого мятежа в России не случилось. Декабристов-революционеров история не знает. Только Столпы о них и помнят.

– И это, типа, хорошо? – неуверенно уточнил я.

– Множество умных, образованных людей не на каторгу отправились в расцвете лет, а послужили своей стране – конечно, это хорошо, – заявил Панкратов.

– То есть ради этого мы и…

– Слушай, я тебе не кот ученый, ходить вокруг дуба и языком чесать! – должно быть, утомившись, прервал меня на полуслове Виктор. – Давай, переодевайся уже скорее – и валим отсюда!

Опустив глаза, я обнаружил, что, увлекшись разговором, так и стою в одной штанине чакчир, и со вздохом продолжил переоблачение.

Глава 15

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


– Игорь, у меня для вас две новости! – такими словами встретил меня Эф Эф в одной из переговорных комнат штаб-квартиры.

– Как водится, хорошая и плохая? – с легкой усмешкой уточнил я, крепко пожимая руку Федору Федоровичу.

В текущей реальности адрес базы Ордена был мне известен уже второй месяц, и провожатый сюда мне давно не требовался… Но все же на входе меня зачем-то дожидалась Полина – по ее словам, по просьбе своего отца. В кабинет, где мне была назначена встреча с Эф Эф, мы с девушкой так и прошли вдвоем.

– Что такое хорошо и что такое плохо, когда речь идет о манипуляции потоками времени? – развел руками бородач. – Так что просто две новости. Присаживайтесь, – указал он нам с Полиной на два стула по одну сторону от невысокого столика, сам же расположился в кожаном кресле по другую.

Мы сделали, как нам было сказано. Девушка откинулась на спину стула, небрежно – пожалуй, даже демонстративно небрежно – закинув ногу на ногу и положив сверху руки – уперев правый кулачок в левую ладонь. Я, напротив, весь подался вперед, в нетерпении ожидая объяснений.

– Итак, новость первая, – дождавшись, пока мы устроимся на своих местах, проговорил Федор Федорович. – Ковальский выжил.

– Что? – ахнул я, полагавший, что разговор коснется предстоявшей мне вскорости миссии – но никак не этого.

– Штабс-ротмистр Ковальский выжил в ноябре 1812 года, – едва ли не по слогам повторил Эф Эф. – Ваш выстрел его лишь ранил, лишив сознания. Казаки подобрали Томаша – так его зовут (вернее – звали) – в овраге и доставили в лазарет. Битву при Березине Ковальский пропустил, но позже вернулся в строй и даже успел поучаствовать в покорении Герцогства Варшавского. Дослужившись до майора, после окончания войны вышел в отставку. Дальнейшую его судьбу мы пока проследить не успели – но работа продолжается.

– Э… Понятно… – пробормотал я – в общем-то, с нескрываемым облегчением: падающий с коня молодой улан уже не раз и не два являлся ко мне во сне, заставляя просыпаться в холодном поту (а минимум однажды – даже с криком просыпаться – если, конечно, верить фантазерке-Ирочке, которую я тогда якобы здорово напугал… ну да об Ирочке как-нибудь в другой раз). Пусть, в понимании Ордена, это и не было убийством, содеянное немало меня тяготило – насколько сильно, понял я, наверное, лишь теперь, когда эта многотонная гора разом низверглась с моих плеч.

Впрочем, все это, конечно, замечательно, но с другой стороны…

– Связанную с этим угрозу Машина считает несущественной, – продолжил между тем бородач, упредив даже не слова мои – мысли.

– Так же, как и в прошлый раз? – а вот этот вопрос, вероятно, следовало задать мне, но озвучила его Полина – с такой порцией сарказма в голосе, которую я вряд ли мог себе позволить в разговоре с ее отцом.

– Да, удалось разобраться, почему Машина не развела нас в 1812-м? – все же сподобился добавить что-то к словам девушки я.

– Эта работа тоже еще продолжается, – спокойно ответил Эф Эф. – Как только появится ясность, я обязательно вас проинформирую.

– С нетерпением буду ждать, – склонил я голову. – А какая вторая новость? – тут же, впрочем, вскинул ее вновь. – Федька тоже выжил?

– Федька? – непонимающе свел брови «домиком» Федор Федорович.

– Ну, казачок, в которого стрелял Панкратов, – пояснил я, уже догадываясь, что снова «попал пальцем в небо».

– А, – сообразил мой собеседник. – Нет, там Виктор сработал чисто. Вторая новость об ином. В вашей команде замена.

– Замена? – пришла моя очередь выказать недоумение. – В команде?

– Замена, – четко, словно комментатор на футбольном матче, повторил Эф Эф. – Вместо выбывшей Зульфии Ибрагимовой в игру вступает Полина Белоголовцева, – выразительно посмотрел он в сторону дочери.

Что ж, кое-что сделалось понятным. На миссию в 1837-й год (о сути которой я как раз и рассчитывал узнать сегодня) мы должны были отправиться в паре с Зулей. На радостях наша азиаточка даже волосы успела перекрасить – их прежний, кислотно-фиолетовый цвет смотрелся бы в первой половине XIX века, мягко говоря, смело. А теперь, значит, вместо нее идет Полина? Так вот почему она сейчас здесь, на инструктаже…

– А из-за чего замена? – спросил я. – Зулю же Машина выбрала, нет?

– Машина, – подтвердил бородач. – Но вчера во время урока верховой езды наша Зульфия упала с лошади, сломала ногу и сильно повредила правую руку. Со временем она, без сомнения, поправится, но сейчас, к сожалению, о полноценной подготовке к миссии не может быть и речи. Так что пришлось Анатолию Сергеевичу просить Машину пересмотреть прежний выбор. Новый пал на Полину. Так что с этой минуты, друзья мои, вы – напарники.

Я обернулся к девушке. Расцепив руки, Полина с улыбкой протянула мне правую. Машинально я ее пожал.

– Старший в группе – Игорь, – с легким нажимом добавил Федор Федорович, похоже, обращаясь теперь главным образом к дочери.

Ну да, у меня же нынче третий градус, а у Полины – теперешней Полины – только второй. Хм, как-то раньше я об этом не задумывался: но это что же, получается, что в данной реальности на миссии она еще ни разу не была? Перед первой заброской же вроде всем третью степень присваивают…

– Да, разумеется, – ответила между тем отцу девушка. – Я знаю правила.

– Вот и отлично, – по-быстрому кивнул – так, словно опасался какой-то другой реакции и спешил зафиксировать благоприятный результат – Эф Эф. – Тогда перейдем к инструктажу, – жестом, один в один с тем, что не так давно демонстрировал мне Виктор, Федор Федорович извлек из-под стола золоченую папку с гербом Ордена – правда, раскрывать ее не стал, просто положил перед собой. – Речь у нас с вами пойдет об Александре Сергеевиче Пушкине. Слышали о таком, надеюсь?

– Краем уха, – с хитринкой прищурившись, бросила Полина.

Без сомнения, это с ее стороны было шуткой: несмотря ни на какие Скачки, Пушкин неизменно оставался в центре пантеона русской литературы – да и вообще отечественной культуры. Я даже задумывался, не являлся ли Александр «Наше Все» Сергеевич Столпом – но Виктор сказал, что, вроде как, нет. По крайней мере, в Ордене поэт точно не состоял.

Но слышала о нем Полина явно не краем уха.

Ольга, кстати, Пушкина обожала… Ну да теперь это уже неважно.

Интересно, а Ирочка? С ней мы до классической поэзии как-то не дошли. Или, наоборот, проскочили мимо…

– Камер-юнкер Пушкин Александр Сергеевич, великий русский поэт, драматург, прозаик, основоположник современного русского литературного языка, – тем не менее принялся добросовестно перечислять нам регалии гения Эф Эф. – Родился в Москве в 1799 году, в 1837-м убит на дуэли поручиком Кавалергардского полка Жоржем д’Антесом, французом. Не афишируется, но и не скрывается: Пушкин числился в особых полицейских списках, куда включались люди, для общественного спокойствия, скажем так, неудобные. И попал туда поэт вовсе не в качестве вольнодумца – а как карточный понтер и дуэлянт…

Сделав короткую паузу, бородач обвел взглядом нас с Полиной. Девушка – я покосился на нее вслед за отцом – воплощала собой само внимание. Надеюсь, у меня вид был примерно такой же.

– Всего на счету Александра Сергеевича более тридцати вызовов, из которых, правда, реальными поединками закончились лишь пять, – продолжил между тем рассказчик. – Прочие конфликты были так или иначе урегулированы бескровно. Начало дуэльной карьере Пушкина положил вызов, посланный родному дяде поэта, Павлу Ганнибалу. Последний, роковой поединок тоже был, своего рода, семейным спором – к тому моменту Пушкин и д’Антес были женаты на родных сестрах – Наталье и Екатерине, урожденных Гончаровых. 27 января 1837 года в районе Черной речки на окраине тогдашнего Петербурга Александр Сергеевич был смертельно ранен и через два дня скончался в мучениях, его противник отделался легким ранением, однако за дуэль был приговорен военным судом к смертной казни, позже замененной разжалованием и высылкой из страны…

Федор Федорович снова ненадолго умолк и пристально посмотрел на нас – словно пытаясь оценить, насколько хорошо мы усвоили услышанное.

– Итак, друзья мои, – снова заговорил он через четверть минуты, – вашей задачей будет не допустить дуэли между Пушкиным и д’Антесом…

– Судя по тому, какие уроки стоят в моем плане подготовки, это значит – убить д’Антеса прежде, чем тот застрелит Пушкина? – передернув плечиками, бросила моя напарница.

– Не совсем, – покачал головой Эф Эф. – Даже напротив. Застрелить камер-юнкера Александра Пушкина прежде, чем это сделает поручик Жорж д’Антес.


* **


– Не, ну это уже совсем перебор! – воскликнул я.

По завершении инструктажа, нам с Полиной было объявлено, что до утра от всех занятий мы освобождены – чтобы как следует все обдумать, наверное. Еще с порога штаб-квартиры я набрал Ирочке, но та заявила, что укатила с подругами куда-то в дальнее Подмосковье – праздновать чей-то день рождения. А меня не позвала – типа, зная мою загруженность. На предложение все же подъехать теперь – с моими нынешними доходами такси через пол-области не было серьезной проблемой – после короткой заминки последовала новая версия: у них, мол, там сегодня чистый девичник образовался, ну и парни как бы не особо приветствуются.

Мысленно пожав плечами, вслух я пожелал собеседнице хорошего вечера и дал отбой. Уже собирался было отправиться домой, но аккурат в этот момент Полина неожиданно подбросила идею зайти куда-нибудь – посидеть, перекусить. Все еще прокручивая в голове разговор с Ирочкой, я согласился – почти «на автомате».

Район Волоколамки я знал не очень хорошо, так что в выборе места предпочел полностью довериться новоявленной напарнице. Это оказалось небольшое кафе с просторной летней верандой, на которой мы и устроились. Есть мне особо не хотелось, из напитков же я собирался ограничиться чаем, но тут Полина попросила принести себе коктейль – отнюдь не безалкогольный. Пришлось соответствовать и заказать бокал пива.

К слову, прежде, чем обслужить, у моей спутницы вежливо, но настойчиво потребовали показать паспорт. Нежданную проверку девушка выдержала, я же наконец получил более четкое представление о Полинином возрасте – на глаз восемнадцати лет ей легко можно было и не дать.

Застольный разговор, начавшийся о каких-то пустяках, как-то сам собой свернул к предстоявшему нам заданию. Подчеркнуто спокойное отношение к нему напарницы казалось мне просто невообразимым – сам я был готов рвать и метать. И если в присутствии Федора Федоровича еще сдерживался, как мог, здесь, с Полиной, в какой-то момент дал волю негодованию:

– Не, ну это уже совсем перебор! Застрелить Пушкина! А не хотят, чтобы мы… – здесь я собирался привести пример чего-нибудь еще более кощунственного, но просто не сумел такого придумать. – Не хотят, чтобы мы Ломоносова отравили? Или Айвазовского в море утопили? – пришлось довольствоваться не столь яркими аналогиями.

– Ломоносов для Ордена уже недостижим – он в 1765 году скончался, – невозмутимо заметила на это Полина. Насчет Айвазовского, творившего, если ничего не путаю, в XIX веке, возражений у нее, видимо, не нашлось.

– Надо же, какая досада, – всплеснул я руками. – Улизнул, каналья!

– Не понимаю, что тебя так напрягает, – недовольно тряхнула челкой девушка. – д’Антеса мы опередим на считанные дни. Все свои основные произведения Пушкин к этому моменту уже напишет – так что от русской литературы не убудет, если ты вдруг за нее переживаешь. Опять же, выстрел наповал избавит поэта от лишних страданий. В существующей версии потока времени Пушкин умирал долго и мучительно – нашими стараниями его смерть станет мгновенной, он и почувствовать-то ничего не успеет.

– Только не говори, что цель миссии – максимально облегчить уход гения в мир иной, – саркастически прищурился я.

– Не мне судить, возможно – и это тоже. Хотя, конечно, вряд ли все так просто.

– Тогда зачем?! – снова взвился я. – Зачем брать на себя роль палача – тем более, что желающий спустить курок вполне себе наготове?

– Хм… Ради лучшего будущего? – вроде бы спросила, но на самом деле ответила Полина.

– Что-то не очень оно складывается – это ваше лучшее будущее, – скептически скривился я. – Вроде бы столько стараний – а выхлопа фиг да ни фигá! Сколько лет Орден ломает историю? Триста с гаком? Так его заботами уже яблони на Марсе должны цвести, рак быть излечен, а российский флаг над Вашингтоном реять! Впрочем, если судить по реальным результатам миссий… – снова поморщился я. – Хотя бы тех двух, что я сам видел… Влили огромные ресурсы в колонизацию Америки – потеряли Аляску на десять лет раньше прежнего. Взяли в плен Наполеона – только бросили Европу к ногам Англии. Теперь вот Пушкин… Тут даже красивой обертки вокруг merde[1] не предлагается!

– Ты несправедлив, – дождавшись, пока я выговорюсь, покачала головой девушка. – Называешь только те последствия вмешательства, которые тебе почему-либо не нравятся. Всегда есть и другие. Что с Российско-американской компанией, что с Березиной. А что касается Пушкина… Не вполне уверена, но думаю, дело тут вообще не в нем, а в д’Антесе. Зачем-то нужно, чтобы он остался жить в России, а не был выслан.

– Но зачем – ты не знаешь?

– С моим нынешним вторым градусом? – усмехнулась Полина. – Откуда? Но Машина учитывает все – в том числе то, что нам до поры неочевидно или непонятно.

– Ага, Машина, вот и до нее таки добрались, – хмыкнул я. – Предусмотрительная, мудрая, да что там – всеведущая… И направила нас с Виктором прямиком на Ковальского! Тебе не кажется, что она ведет какую-то свою собственную игру? – задал я наконец «в лоб» давно терзавший меня вопрос.

– Машина не может вести своей игры – при всем ее совершенстве, Машиной она и остается. Игру начал Изобретатель, а ведет ее созданный им Орден, то есть мы!

– Ну да, удобно так думать! – бросил я. – Но пусть это даже правда: результаты где?

– Копятся, – пожала плечами девушка. – И мелочи, особо незаметные, и что-то крупное, но, до поры, непонятного нам назначения. Копятся – и будут копиться еще лет двести – Изобретатель прислал машину из XXIII века. А потом мозаика сложится – и все выстрелит.

– Вопрос, в кого выстрелит, – едко заметил я.

– Во Врага, – это так и прозвучало, будто с заглавной буквы написанное.

– Во Врага? – вздрогнув, нахмурился я. – И кто у нас Враг?

– Не знаю, почему теперь эту информацию закрепили аж за пятым градусом, – неожиданно вздохнула Полина. – Раньше на третьем сообщали. Правда, не в этой реальности…

– В прошлой версии у тебя была третья степень, – зачем-то напомнил я.

– У меня и в этой… кое-что было, – не очень ясно высказалась девушка. – В общем, сейчас у меня вторая, и никаких запретов делиться информаций с вышестоящим членом Ордена, – лукаво улыбнулась Полина, – я не получала. Наоборот, по умолчанию должна докладывать обо всем, что знаю. Так что, напарник, пользуйся, пока я тебя снова не опередила в градусе. Итак, Враг пришел Извне, – в последнем слове тоже так и просилась заглавная буква. – Не просто не с Земли – возможно, сам Изобретатель не знал откуда. Что в точности Враг из себя представлял – не знаю уже я, но известно, что мощью своей он нашу планету превосходил несравнимо. И первое, что Враг сделал – потребовал уничтожить Машину, к тому моменту как раз только созданную. Потому что видел в ней для себя угрозу. Но Изобретатель все же успел переслать свое детище в прошлое и учредить Орден. И поставил задачу – подготовиться к появлению Врага. Измениться, чтобы встретить того, как минимум, на равных. Понадобится для этого водрузить российский флаг над Вашингтоном – хорошо, водрузим. Потребуется расстрелять Пушкина из гранатомета – значит, это будет сделано. Ради лучшего будущего. Будущего, в котором Врагу не одолеть Землю. Вот так вот… – качнув головой, закончила рассказ моя напарница. – Ну а за подробностями – это уже к отцу или к Гроссмейстеру, – добавила затем она, резко сбросив уровень пафоса. – Вот только хотя бы пятый градус заслужи – и сразу!

– Ты вот как-то без пятого обошлась, – заметил на это я. – Хорошо иметь папу в руководстве!

– Не обошлась, – мотнула челкой девушка. – Был у меня пятый. Даже в текущей реальности – был. Папа его меня и лишил…


[1] Дерьмо (франц.)

Глава 16

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


Вечером этого же дня я навестил в больнице Зулю Ибрагимову.

Должен признаться, самому мне такая идея в голову бы не пришла – Полина подсказала. Или даже, скорее, настойчиво посоветовала. В Ордене, мол, так принято – особенно с учетом, что мы с Зулей, пусть и недолго, числились напарниками.

Полина же организовала, чтобы меня пропустили в больницу в неприемный час – с кем-то по-быстрому созвонилась и договорилась. Я еще тогда подумал, что она все через своего отца провернула, но едва ли это и в самом деле было так – позже станет ясно почему.

Больница, собственно, Ордену не принадлежала, но, как я успел нагуглить по пути, считалась одной из самых лучших в Москве. В подъезде и коридорах, через которые проходили посетители, все блестело и сияло, на стенах через каждые пять метров висели огромные зеркала в золоченых рамах, а люстры под семиметровым потолком сделали бы честь иной королевской или президентской резиденции. Лечебное отделение выглядело несколько скромнее – подчеркнуто функциональным, но при этом почему-то уютным и даже умиротворяющим – ни грана казенной холодности.

Подведя к нужной двери, сопровождавшая меня в коридорах клиники медсестра проскользнула внутрь первой, коротко переговорила с пациенткой – я слышал голоса, но слов не разобрал – и только затем разрешила войти мне.

Зуля лежала в отдельной палате. Левая нога девушки, от стопы до колена закованная в толстый белый кокон, покоилась на хитром подвесе из гнутых трубочек и серебристых тросиков. Оставленная поверх одеяла правая рука моей несостоявшейся напарницы также была в гипсе – по локоть. Заплетенные в многочисленные тонкие косички волосы, еще недавно фиолетовые, а теперь цвета вороньего крыла, в беспорядке раскинулись по подушке, словно черные змеи вокруг лика Медузы Горгоны – может, и не самое удачное сравнение для образа юной девушки, но такое уж у меня родилось – вслух я ничего подобного, естественно, не произнес, лишь бросил с порога, растянув губы в улыбке:

– Привет!

– Привет… – при виде гостя на лице Зули отразилось скорее удивление, нежели радость. Она чуть приподняла голову и «змеи» на подушке дружно зашевелились. – А что это ты не на тренировке?

– Дали выходной. Ты… как? – не самый оригинальный вопрос, но другого мне сходу не придумалось, а подготовить речь заранее я не позаботился.

– Как видишь… – воспарив над белым одеялом, рука в гипсе указала на ногу в гипсе. – Висю… Подвешена на ниточках… Как и все мы, впрочем, – задумчиво добавила девушка, аккуратно кладя поврежденную руку обратно. – Мы на них висим, а нас за них дергают. А когда нужно – одергивают.

– Ну… – несколько сбитый с толку этой ее философией, протянул я.

– Ладно, не обращай внимания, – слегка качнула головой, снова вызвав оживление среди своих «змей», Зуля. – Настроение просто паршивое – с чего бы, да? – усмехнулась она. – Спасибо, что навестил, я не ждала…

– Ну, мы же, типа, напарники… – пробормотал я.

– Были напарники, да все вышли, – скривилась девушка. – Кстати, кого там поставили вместо меня?.. Нет, погоди, – прежде, чем я успел открыть рот, быстро добавила она. – Дай сама угадаю. Белоголовцеву, разумеется?

– Да, Полину, – кивнул я. – Тебе уже кто-то рассказал?

– Говорю же: угадала, – хмыкнула Зуля. – Невелика сложность, вообще-то.

– Как это невелика? – не понял я. – Эмиссаров же Машина выбирает…

– Ты в дверях-то не стой, проходи, – бросила девушка вместо ответа. – Вон, располагайся, – показала она глазами на табурет в ногах своей кровати.

Сделав полдюжины шагов, я присел на его краешек.

– Так как ты узнала насчет Полины? – спросил снова.

– Ты, понятно, у нас недавно, но уже бывал на общих сборах, – как-то уж слишком издалека начала Зуля. – Много видел в Ордене народу нашего возраста?

– Ну…

Стоп! А ведь и правда! До сих пор я об этом не задумывался, но моих сверстников – плюс-минус пара лет – в Ордене можно было пересчитать по пальцам – еще, глядишь, и незадействованные бы остались. Преобладали люди старшие, от тридцати и выше – ну или наоборот, дети и подростки. Странное какое-то соотношение, честно говоря…

– Парней вообще страшный дефицит – до твоего появления, по сути, один Петруха и был, – не дождавшись от меня внятного ответа, но, как видно, уловив на лице некий отблеск понимания, заговорила Зуля. – Ну, еще Горилле двадцать девять, но он с нами особо не общается. Витек в свой полноценный тридцатник и то чаще снисходит. Девчонок у нас чуть больше, но и с ними небогато. Кроме нас с Белоголовцевой это Светка с Танюшей. Есть еще Маша – ты ее, скорее всего, не видел, она в Интернате практику проходит, помощницей воспитателя, и в общих залах редко показывается. Плюс Кристина Ястребкова – но эта учится в Питере, Скачки обычно там и пересиживает. В Питере, кстати, еще наш парень один живет, Игорь, как и ты – я когда о тебе в первый раз услышала, даже подумала, что это он наконец в Москву перебрался. Но нет. Короче, добавим сюда парочку школьниц-шестнадцатилеток, и список будетполным. Усекаешь?

– А почему так? – спросил я.

– А Уроборос его разберет. Говорят, бывают десятилетия, на Столпов урожайные, а бывают – победнее. И наше, выходит, какое-то совсем уж нищее. Плевать на причины, честно говоря. Тут важно, что в нашем конкретном случае развернуться Машине было особо и негде – если, конечно, ей требовалась именно девушка и именно моя ровесница. Теперь смотрим: Белоголовцева, Светка, Танюша, Маша и Кристина. Мелких я не беру. Светка и Маша сходили на миссию по разу еще в Интернатские времена – и Машина о них словно забыла. Верный признак, что они ей не приглянулись – у нее же, у Машины, свои предпочтения. К кому-то, как к Белоголовцевой или, вон, к Витьку тому же, она явно благоволит, а кого-то пробует – и отвергает. Кого-то, кстати, вообще не спешит использовать – Танюша до сих пор ни разу не привлекалась, у меня до последнего Скачка тоже не было ни единой миссии. В текущем потоке, правда, уже третья должна была состояться – но, как видишь, не сложилось… Однако сейчас не об этом, – одернула она сама себя, успев, впрочем, на миг помрачнеть. – Даже если выбирать из всех пяти кандидаток – шанс, что пошлют именно Белоголовцеву, получается весомый. А уж если учитывать все нюансы… Так что смысл был, – не слишком внятно закончила она вдруг.

– Смысл?

– Смысл Эф Эф меня устранить.

– Что? – опешил я.

– А то самое! – резко повысив голос, бросила девушка. – Думаешь, я часто с лошади падаю? Да еще чтобы меня потом по кусочкам собирали?! – Зуля судорожно дернула загипсованной ногой – так, что зашаталась вся удерживавшая ту на весу конструкция. Судя по гримасе, исказившей лицо пациентки, неосторожное движение отдалось ей неслабой такой порцией боли, но речь свою моя собеседница прервала разве что на секунду. Снова заговорила она, правда, уже чуть тише. – Там проволока была натянута между деревьев – в последний момент я заметила блеск, но сделать уже ничего не успела – лошадь споткнулась, и я полетела кувырком. Хорошо не шею сломала, а только руку с ногой. Головой, кстати, тоже приложилась – и вырубилась. Поэтому не смогла сразу все проверить. Когда пришла в себя, уже возле конюшни, спросила инструктора, но он сказал, что ничего там не было. Но смотрел при этом почему-то в сторону, глаза в глаза – словно боялся, – нервно сглотнув, девушка умолкла.

– То есть… Погоди! – воспользовавшись паузой, поспешил заговорить я. – Ты считаешь, что твое падение подстроил Эф Эф?

– Ну а кто же еще? – фыркнула Зуля.

– Но зачем это ему?!

– Затем, чтобы протащить свою драгоценную дочурку тебе в напарницы. А меня, наоборот, убрать подальше! Одним выстрелом убить двух зайцев.

– А что, место моей напарницы медом мазано? – хмыкнул я, пытаясь скрыть растерянность за иронией.

– Вспомни, о чем мы только что говорили, – устало покачала головой девушка. – Наших ровесников в Ордене – всего ничего. Парней – особенно. При этом более-менее счастливую пару такие как мы могут образовать только в своем кругу. Вот Эф Эф и подыскивает любимой доченьке достойного кавалера. Петруху он всерьез не воспринимает, питерского Игоря за что-то недолюбливает – остаешься только ты. Не заметил, Эф Эф с самого начала носится с тобой, как с писаной торбой?! И нет-нет да и сведет с дочуркой. А тут вдруг Машина другую к тебе в пару поставила. Да не абы кого, а извечного недруга его дочери. Непорядок же! Срочно исправить! Вот он и исправил.

– Дешевая мелодрама какая-то… – пробормотал я. – Да ну, бред же!

– Вообще никакой не бред! Или вот это – тоже бред?! – тряхнула она сломанной ногой – кажется, даже сильнее, чем в прошлый раз.

– И Полина, по-твоему, обо всем знает?

– Если не дура, то догадывается. А Белоголовцева у нас кто угодно, только не дура!

– Между прочим, – обрел я внезапно твердую почву под ногами, – это именно она посоветовала мне тебя навестить! Так что нет, не бьется у тебя теория заговора! – с облегчением заключил я.

– Еще как бьется! – холодно усмехнулась Зуля. – Это у нее такая форма протеста. Назло папаше. Эф Эф как узнал, что ты здесь – а он уже узнал, поверь – так небось от досады кирпичами ср… испражняется. Ну да не бойся, – бросила она, должно быть, неверно прочтя выражение моего лица – что бы там ни отразилось, был это не испуг. – Тебе он ничего не сделает. Да и мне, скорее всего, тоже уже – слишком явно будет. Ну и насчет Белоголовцевой особо не обольщайся. Насколько могу судить, ты совсем не в ее вкусе. К тому же, она до сих пор страдает по тому своему парню. Ну, которого зимой грузовик сбил.

Эту историю – про грузовик – я знал. И поведала мне ее сама дочка Федора Федоровича – каких-то пару часов назад, в том самом кафе на Волоколамке.


* **


…– Не обошлась, – мотнула челкой Полина. – Был у меня пятый. Даже в текущей реальности – был. Папа его меня и лишил…

– В смысле – лишил? – поднял я на собеседницу недоуменный взгляд.

– В буквальном. Понизил градус. Это в Ордене такое наказание для провинившихся. Применяется редко, но мне вот «повезло».

– И за что же это тебя разжаловали аж до второй степени? – поинтересовался я.

– До первой, – невесело усмехнулась девушка. – Вторую я с тех пор себе уже вернула. Могли вообще отобрать кольцо, но на это у отца, как видно, рука не поднялась. А решал он – Гроссмейстер тогда серьезно болел (как раз очередная пандемия коронавируса разразилась), и отец его замещал.

– Так за что, все-таки, подобные строгости? Если это, конечно, не секрет.

– Ага, секрет. В курсе которого в Ордене каждый второй – не считая каждого первого… И я даже знаю, кто разболтал – имя сплетницы начинается на «Зуль» и заканчивается на «фия». Ну да это уже неважно. Сейчас расскажу, короче – только еще один коктейль попрошу, – отодвинула она от себя высокий фужер с тонкой соломинкой, торчавшей из оставшихся на дне розовых ягод и зеленых листиков – натуральной, не пластиковой.

Я покосился на собственный бокал – тот был еще полон почти наполовину. Тем не менее, подошедшая официантка предложила повторить мне пиво – получив, впрочем, в ответ неуверенный, но отказ.

– Как-то так сложилось, что Машине я пришлась по нраву, – начала рассказ Полина, когда ей наконец принесли заказанный напиток – на этот раз ягодки в фужере были голубыми, а листики – желтыми. – Но в текущей версии реальности – похоже, особенно. В первый раз меня послали на миссию в восемь лет – в паре с отцом, кстати. По легенде я там, правда, приходилась ему не дочерью, а сироткой-крепостной, которую он – тульский помещик – выиграл в карты. Забавное у нас тогда вышло приключение – ясное дело, всей опасности я в силу возраста не осознавала… Ну да не суть. Машина выбирала меня еще дважды подряд, потом последовала небольшая пауза, затем еще одна заброска – и снова пауза, уже на несколько лет. В четырнадцать Машина обо мне опять вспомнила… В общем, к выпуску из Интерната я намоталась на миссии на полноценный пятый градус. Официально мне его, правда, не присвоили – ждали совершеннолетия – но все, кому положено, о нем знали. А за год до окончания школы я встретила мальчика. На полгода меня старше. Обычного человека, не Столпа…

– Это как же он тогда оказался в Интернате Ордена? – не понял я.

– А он и не оказывался. Интернат – не тюрьма, время от времени нас выпускали подышать воздухом свободы. Там мы с Тёмой и пересеклись. Первая любовь, все дела. Часы и минуты, что мы проводили вдвоем, были счастливейшими в моей жизни… – словно споткнувшись, она замолчала, а я вдруг поймал себя на мысли, что слушать об этом Тёме мне не то чтобы неприятно… Как-то дискомфортно. Ну в самом деле, я же не рассказываю Полине о своих отношениях с Ольгой или той же Ирочкой! – А потом, после очередного Скачка, оказалось, что Тёма погиб, – снова заговорила девушка, отпив из своего фужера. – Уже месяц как. Попал под грузовик… Я была в отчаянии! Хотела тоже броситься под колеса. А тут Машина назначила меня на очередную миссию. И я подумала: крутись Уроборос, я же повелеваю временем! Меняю историю! Что мне стоит изменить один лишний эпизод?

– Твой отец мне как-то говорил, что такое невозможно, – заметил я, вспомнив тот наш разговор с Эф Эф – о судьбе моих родителей.

– Не только тебе. И был совершенно прав, скорее всего… Но мне казалось, что я все продумала. Незадолго до своей гибели Тёма нашел на чердаке одного старого дома клад. Ну, как клад – чугунок с ржавыми железками и, может, парой медных монеток. Как раз примерно из времени, в которое меня посылали. И место почти совпало. И я решила подложить в тот чугунок письмо. В котором предостеречь Тёму. В прошлом подложить, разумеется.

– Не факт, что он бы поверил такому странному посланию, – с сомнением заметил я.

– Написать так, чтобы все сработало, было меньшей из проблем. Куда сложнее – проникнуть на нужный чердак. Да еще так, чтобы не вызвать подозрений у наблюдателей Ордена. Но я справилась… Почти. На пункте должен был сидеть Витек Панкратов – я договорилась, что он меня прикроет. Кое-что обещала… Не важно что. Кое-чем пригрозила – тоже неважно чем. И он, в общем-то, не подвел. А вот я облажалась. Хотя, казалось бы, все предусмотрела! Помимо бумажного письма подбросила лазерный диск и глиняную табличку с надписью… Но поток времени так просто не обманешь… – Полина снова ненадолго прервалась, потянувшись к бокалу. Шумно свистнув соломинкой, продолжила: – Бумага промокла и письмо сделалось нечитаемым. Глиняная табличка рассыпалась – Тёма ее даже не опознал, принял за налетевшую грязь. А диск, как потом оказалось, он просто не стал брать – видно, решив, что тот портит старинный имидж находки. Потом я нашла этот проклятый диск на чердаке, но файл все равно не открылся – наверное, носитель тоже испортился за двести с лишним лет… Вот такая печальная история, – подняла на меня глаза девушка – и тут же снова их опустила, но я успел заметить, как блеснула слезинка. – При этом в прошлом меня даже не спалили. Но, должно быть, Зуля – почти уверена, что это была она – нашла в спальне черновик письма, который я второпях забыла сжечь – и настучала интернатским воспитателям. Жуткий вышел переполох! Все наперебой завопили об угрозе парадокса. Началась проверка. Витьку влетело – но он как-то отмазался. А меня чуть не выгнали из Ордена… Крутись Уроборос! Лучше бы выгнали, но Тёма прочел то мое письмо…

– Так ты бы даже не узнала, прочел он его в очередной реальности или нет, – покачал головой я. – Уж поверь человеку, прожившему жизнь без кольца… Или, когда его отбирают, память продолжает накапливаться?

– Не знаю, – пожала плечами Полина. – Но что-то, ясное дело, меняется. Впрочем, ты же как-то жил?

– Приспособился, – хмыкнул я. – Но жизни такой и врагу не пожелаю.

– Я понимаю… – кивнув, прошептала девушка. – Наверное, понимаю…

В пальцах Полины хрустнула, переломившись пополам, коктейльная соломинка – когда девушка успела достать ее из фужера, я и не заметил.


* **


Этой ночью мне снилось, что я на миссии – уговариваю Пушкина зашифровать в стихах сообщение для моих родителей. Поэт упирается, выдвигает одно возражение за другим, но ни одно из них не кажется мне убедительным. Время от времени в комнату входят Федор Федорович, Виктор, Горислав, Полина и даже Ольга с Ковальским (последние двое – вместе, чуть ли не под ручку) – и все как один горячо поддерживают упрямца Пушкина. В конце на лошади в двери въезжает Зуля – причем вся в гипсе, как в скафандре, только лицо виднеется.

«Не соглашается?» – спрашивает, кивая на Александра Сергеевича. Голова у нее закована нацело с туловищем, но каким-то образом двигается.

«Нет», – развожу я руками.

«Так убить его за это мало!» – заявляет Зуля.

В руках у нее откуда-то появляется допотопный автомат – как у гангстеров в американских фильмах. Очередь прошивает Пушкина – но тому все нипочем.

«То, что мертво, умереть не может! – хихикает поэт, пожевывая гусиное перо. – Отличная фраза, кстати – надо будет в «Евгении Онегине» использовать. Или в «Руслане и Людмиле»? Как думаешь, где лучше будет смотреться?»

Затем все повторяется снова – раз, другой, третий… Я то забываю какие-то аргументы, то снова их вспоминаю, то изобретаю новые – только все без толку: помогать мне Пушкин не желает категорически.

Что характерно, Ирочки в моем сне не было. Зато утром меня ждало ее сообщение в мессенджере:

«Встретила классного парня. Прости. Не звони и не пиши. Но разрешаю иногда вспоминать. Удачи, было неплохо», – и еще две строчки разнообразных смайликов, разглядывать которые внимательно я не стал.

Тоже спишем на происки коварного Эф Эф?!

Глава 17

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


– Уроборос тебе в дышло, что ты тут забыл, парень?

Застигнутый врасплох, я затравленно обернулся: в дюжине шагов за моей спиной в седле своей каурой, мрачный, как грозовая туча, возвышался инструктор верховой езды… Редкий случай: я так до сих пор и не запомнил его имени. Из потаенных глубин сознания всплывало лишь чуднóе отчество: Эрастович.

– Я что, тихо спрашиваю? – не дождавшись моего ответа, сердито прорычал всадник. – Кто разрешил спешиться?

– Я… Я это… С лошади упал… – пробормотал я первое, что пришло в голову.

– А она при этом поводом за ветку просто на ходу зацепилась, удачно подпрыгнув? – зловеще прищурившись, процедил Эрастович.

– Не знаю… Наверное…

– Чудеса, да и только! – саркастически покачал головой инструктор. – Прям, заколдованное место!

Заколдованное оно или нет, место было тем самым, где два дня назад слетела с коня Зуля. И оказался я сейчас здесь, конечно же, не случайно. Ну и повод, разумеется, не сам собой оказался на ветке – это я его набросил, чтобы потом не ловить пугливую Плотву (да, именно так выделенную мне сегодня лошадку и звали!) по всему полигону.

Рассказ несостоявшейся напарницы – вернее, даже не сам ее рассказ, а прозвучавшие в адрес Эф Эф обвинения – не давали мне покоя. Действительно ли то падение Зули было подстроено? И если да, мог ли за этим происшествием стоять отец Полины? Сама Ибрагимова пребывала в полной убежденности, что именно так дело и обстояло, но верить в злой умысел со стороны Федора Федоровича, а уж тем более – его дочери, мне категорически претило. По крайней мере, с одних лишь слов Зули верить, без весомых доказательств.

Первой моей мыслью – сразу после визита в больницу – было тупо отправиться на следующий день к самому Эф Эф и прямо его обо всем спросить, но не зря говорят, что утро вечера мудренее: с рассветом выложить карты перед главным подозреваемым (справедливо подозреваемым или нет – второй вопрос) уже не казалось мне такой уж хорошей идеей. Идти с разговором к Полине тоже, пожалуй, не стоило: все-таки дело касалось столь близкого ей человека. Пусть к Зуле она меня послала и в пику отцу (опять же, если положиться на мнение Ибрагимовой), предугадать, как напарница себя поведет, столкнувшись со столь серьезными обвинениями в его адрес, я не брался.

Да и если все в итоге обернется пустой фантазией, наветом ее старой недоброжелательницы – каков я тогда окажусь в глазах Полины?!

Рассудив так, я решил прежде, чем с кем-то что-то обсуждать, хоть что-нибудь попытаться проверить. В конце концов, юрист я или где? Вон, даже криминалистику как-то ухитрился сдать – пусть всего на троечку, но без подготовки, по сути!.. Хотя нет, в текущей версии потока времени перед тем экзаменом я вовсю корпел над учебниками и в итоге заработал в зачетку заслуженное отлично… Ну так тем более!

Случай приступить к «расследованию» представился мне скоро: уже в это утро в графике моих тренировок числилась верховая езда. И началось все довольно неплохо – воспользовавшись тем, что Эрастович отвлекся, я сумел заглянуть в журнал регистрации, который инструктор вел по старинке, на бумаге. Ожидаемо оказалось, что в тот день Зуля была не единственной ученицей на полигоне. Помимо Ибрагимовой, в списке позавчерашних подопечных Эрастовича значились еще три ни о чем не говорившие мне фамилии… и (маэстро, туш!) «Белоголовцев Ф.Ф.» собственной персоной.

В смешанных чувствах – разгоревшийся охотничий азарт боролся в моей груди с окончательно осознанным нежеланием разочаровываться в Полинином отце – дрожащей рукой я достал из кармана смартфон и несколько раз – для верности – сфотографировал нужную страницу. Затем торопливо захлопнул журнал и спрятал гаджет – в комнату как раз входил инструктор.

Все же скорее ободренный, нежели разочарованный первым результатом (какова бы ни была улика, она добыта! Кто молодец? Игорь Одинцов молодец!), я вскочил в седло и после обычных стартовых упражнений получил от Эрастовича указание проскакать несколько кругов. Это-то мне и было сейчас нужно. О месте, где Зулю постигло несчастье, я ее накануне выспросил, как смог, досконально и нашел его теперь без особого труда. Правда, со второй попытки. Первые два дерева, подпадавшие под описание Ибрагимовой, не несли на себе никаких следов якобы привязанной к ним проволоки. Тщательно осмотрев их стволы и на всякий случай пошарив в траве вокруг – как уже сказано, безрезультатно – я вернулся в седло и, проехав еще метров пятьдесят, наткнулся на вторую подходящую пару. Две высокие березы стояли, обступив утоптанную тропку – справа дальше начинались густые кусты, слева – крутой уклон: миновать эти природные воротца стороной можно было, лишь очень сильно этого захотев.

Спрыгнув с лошади, я набросил повод на обломанную нижнюю ветвь правой березки, склонился к стволу – и почти сразу заметил на белесой коре глубокий след – наверняка от троса. Точно такая же отметина – даже еще более четкая – обнаружилась и на втором дереве.

Весь затрепетав, я потянулся к смартфону – брать его с собой в седло было, вообще-то, грубым нарушением местных правил… Тут-то меня и окликнул неслышно подъехавший сзади инструктор – рука моя замерла, не добравшись до кармана с гаджетом.

Опомнился я, впрочем, достаточно быстро – куда больше времени у меня заняло решение, как поступить: потупив взор, прикинуться шлангом, или открыто бросить в лицо Эрастовичу обвинения (если он до сих пор не удосужился осмотреть березы и не обнаружил следов на коре – он непроходимый болван, если же знал о них и скрыл – в лучшем случае, соучастник преступления!). В конце концов, что он мне сделает?!.

Хм… Ну да, на пустынном полигоне, конный – пешему… Возможно, вооруженный – безоружному… Вообще никаких проблем!

Тем временем, так и не получив от меня внятного ответа, инструктор тронул каурую и неспешно подъехал ко мне почти вплотную, заодно вклинившись между мной и мирно щиплющей травку Плотвой. Я было попятился, но уперся спиной в пресловутую березу – и замер, невольно втянув голову в плечи.

– Шерлоков Холмсов недоделанных мне тут только не хватало для полного счастья, – придержав лошадь, бросил – будто сплюнул – Эрастович с высоты.

– По ходу, как раз не хватало, – рассудив, что терять мне уже нечего, поднял я отчаянные глаза на всадника.

Прозвучало, надо признать, вяловато – совсем не столь гордо и дерзко, как задумывалось.

– Ну да, каждый суслик – агроном, – поморщился инструктор. – Как-нибудь без сопливых разберемся! А ну, марш в седло – и выполнять полученное задание! Живо!

– Чтобы на новом кругу налететь на трос, как Зульфия? – уже, однако, «закусил удила» я. Впрочем, чинить на месте расправу над незадачливым сыщиком Эрастович, кажется, не собирался – это не могло не радовать.

– Отставить разговорчики! – рявкнул он так, что «взрывной волной» меня едва не впечатало в березу. – По коням! Садись!

Вбитая в подкорку мозга уставная команда сработала четко – оторвав от дерева мою взмокшую спину, ноги сами понесли меня к Плотве – вокруг каурой инструктора.

– Ибрагимова не случайно упала, – все же бросил я – уже из седла. – И вы это знаете!

– Сказано, не лезь не в свое дело, парень! – цыкнул Эрастович – уже будто бы не столь грозно. А может, теперь, когда мы с ним оказались более или менее на равных – оба верхом – я просто все несколько иначе воспринимал. – Тут моя епархия. Сказано: сам разберусь! А твое дело – подготовка. Так что давай-ка: прямо! Марш!.. И попробуй только у меня не наверстать потерянное время: до вечера будешь круги нарезать – пока не уложишься в норматив!

Последние его слова прозвучали уже мне в спину – и под хвост резвой Плотве.


* **


Так или иначе, почти все, что изначально собирался, на полигоне я выяснил. Единственное, хотел еще осмотреть ноги Зулиной кобылы – не осталось ли на них следов от контакта с тросом – но в конюшню после занятия Эрастович меня не допустил. Впрочем, я уже особо и не рвался: отметин на березах и записей в журнале было более чем достаточно, чтобы понять: преступление имело место и возможностью его совершить Эф Эф располагал. Добавим сюда уже известный нам мотив – и картина маслом готова…


* **


– Дуэльные пистолеты – штука особая, – с такой гордостью, словно лично был к этой особости причастен, проговорил Панкратов, выставляя на стол плоский деревянный ящичек. – Во-первых, предполагалось, что они абсолютно одинаковые – для этого их специально изготавливали парами, – Виктор поднял крышку, открыв моему взору внутренности ящика: там и в самом деле лежали два неотличимых друг от друга капсульных пистолета – несколько более совершенные, чем те кремниевые, что были у меня в 1812 году, и куда богаче украшенные. Помимо собственно оружия в гарнитур входили пороховница, деревянный молоточек, шомпол, небольшая отвертка и еще целый набор необходимых для убийственного выстрела мелочей. – Во-вторых, пистолеты непременно брались непристрелянные, незнакомые дуэлянтам в деле, – продолжил тем временем вещать Панкратов. – В это закладывался особый смысл: поведение такого оружия совершенно непредсказуемо, легко можно, например, метя из него в грудь, попасть в голову. А можно вовсе направить дуло в сторону (в разумных, конечно, пределах) – и в итоге ранить противника, либо тщательно прицелиться – и дать промах. Таким образом, шансы стрелков с разным опытом более или менее уравнивались – считалось, что правосудие на дуэли чинит сам Бог…

– Погоди, – машинально перебил Виктора я, думая в этот момент совершенно об ином, но краем сознания все же следя за ходом объяснения. – А как же тогда знаменитое – как раз пушкинское – «в тридцати шагах промаху в карту не дам»[1]?

– Вспомни, что там дальше по тексту: «разумеется, из знакомых пистолетов», – заметил Панкратов. – А дуэльные пистолеты – по определению стрелку незнакомы. Ты вообще слушаешь, о чем я тут перед тобой распинаюсь?

– Слушаю… – кивнул я. – То есть… А давай пойдем, прогуляемся? – решился внезапно я, не в силах более держать в себе историю Зули. С кем, в конце концов, поделиться таким бременем, как не с проверенным миссией напарником?!

– Офонарел? – вытаращился на меня Виктор. – Занятие только началось!

– Пойдем, – отбросив наконец сомнения, принялся настаивать я. – Нужно. На воздух… – говорить о подобном деле в штаб-квартире, где у того же Эф Эф вполне могли иметься длинные уши, было бы, пожалуй, опрометчивым.

– Ну… Ну, хорошо, – пристально вглядевшись мне в глаза и что-то там таки узрев убедительное, неохотно кивнул Панкратов. – Пойдем, подышим свежим московским смогом…

Глухо стукнула, закрывшись, крышка ящика с пистолетами – стремительно вскочив со своего стула, я к этому моменту уже стоял в дверях.


* **


– Ну, что скажешь? – спросил я у Панкратова, передав ему то, что услышал от Зули, и описав результаты собственного импровизированного расследования.

– Даже и не знаю, – пробормотал Виктор, задумчиво всматриваясь в несущийся мимо нас автомобильный поток – подобно времени своенравный, но послушно подчиняющийся малейшему подмигиванию светофора на перекрестке. – Покажи-ка еще раз фотку регистрационного журнала.

Я протянул ему свой смартфон.

– Даже и не знаю… – повторил мой собеседник, переведя взгляд на гаджет и тронув пальцем экран. – То, что Эф Эф с тобой нянчится – только слепой не заметит. Может, и правда, это он ради своей Полинки старается, хотя я думал – из-за твоей необычной судьбы, так сказать, смесь естественной заботы и профессионального любопытства… Нет, согласен, может, и ради Полинки… – повторил Панкратов. – Но чтобы подставить из-за этого другого члена Ордена, да еще выбранного Машиной – такое, уж извини, у меня в голове не укладывается. Зульфия ведь и насмерть могла разбиться!

– Он был там, – напомнил я собеседнику, помимо собственной воли принимая на себя роль строгого обвинителя.

– Не только он, – покачал головой Виктор. – И потом, неужели ты думаешь, что, решись Эф Эф на подобное, стал бы мараться сам? Наверняка поручил бы кому-нибудь – хотя бы и тому же Гориславу – тот вечно у него на посылках…

– Так, может, и поручил – кому-то из тех троих, – кивнул я на гаджет, который Панкратов по-прежнему держал в руке. – А сам подъехал, просто чтобы проконтролировать.

– Коме него и Ибрагимовой в списке только ребята из Интерната, – заявил Виктор. – Хмельницкая и Кузьмина – девочки лет четырнадцати-пятнадцати, если ничего не путаю, Леша Радкевич – приблизительно их ровесник, тихий такой паренек, вечно с читалкой в руках… Думаю, Эф Эф нашел бы себе исполнителей понадежнее.

– Например, инструктора, – не уступал я. – Как-его-там Эрастовича, – самому мне эта версия, впрочем, уже не казалась такой уж правдоподобной: будь инструктор вправду замешан, едва ли он позволил бы мне сегодня так просто уйти с полигона. Скорее уж Эрастович мог руководствоваться по-своему понятным желанием не выносить сор из избы… – Или кто-то вовсе прокрался без регистрации, – добавил я поэтому.

– Вот последнее – совсем уж вряд ли, – покачал головой Панкратов. – Там по периметру сплошь камеры натыканы – легко проверить. Собственно, это и нужно сделать в первую очередь – отсмотреть записи.

– А внутри камер нет? – с надеждой спросил я.

– Внутри, насколько я знаю, нет.

– Жаль… Ну и как мы станем проверять те, что на периметре?

– Мы? – хмыкнул Виктор. – Мы ничего проверять не станем, – заявил он, сделав особое ударение на первое слово. – Камерами займусь я сам. Один. Как и всем прочим. А ты спокойно готовься к миссии…

– Издеваешься? – вскинул я голову. – Какое уж тут «спокойно»! Да я теперь места себе не найду, пока все не разъяснится!

– Твое дело сейчас – тренировки, – покачал головой мой собеседник.

– Толку от них, если все мысли о другом! Я должен твердо знать, что дело движется… Своими глазами видеть, своими ушами слышать – понимаешь? Тогда и тренировки худо-бедно пойдут… Может быть. А время я найду! – горячо добавил я, видя, что Панкратов уже готов мне возразить. – Ночами спать не буду! Я ж все равно не засну, пока все подвешено, – пригрозил я – пожалуй, несколько преувеличив.

– Своими глазами, своими ушами… – с недовольным видом передразнил меня Виктор. – Что за детский сад? С камерами мне твоя помощь точно не нужна. С Марком Эрастовичем, – о, Марк! Нужно наконец запомнить, – ты и так уже вдоволь пообщался – теперь моя очередь. К самому Эф Эф соваться не стоит…

– Никто и не собирался, – поспешно заверил я.

– В общем, нет для тебя задачи… – заключил Панкратов. – Хотя… – он вдруг задумался.

– Хотя?.. – быстро переспросил я.

– К вопросу о детском саде, – после некоторых размышлений, снова заговорил Виктор. – Раз уж тебе так неймется – съезди в Интернат, поговори с этой юной троицей, – протянул он мне мой телефон с по-прежнему открытой фотографией журнала Эрастовича. – Я позвоню, договорюсь, чтобы тебя пропустили. Не думаю, что ребята в чем-то замешаны, но все же стоит их прощупать. Может, слышали что-то или видели – сами не поняли что… У меня до них руки нескоро бы дошли… Только гляди: аккуратно! И не в ущерб тренировкам! – назидательно добавил он.

– Ясное дело, не в ущерб! – просиял я. – И с аккуратностью все понятно…

– На том и порешим, – кивнул Панкратов – вроде бы, еще в некотором сомнении. – А сейчас – вернемся к нашим пистолетам. Подготовка, как мы и договорились – прежде всего!

– Как скажешь, – не стал возражать я – все равно было бы бесполезно.

Сам я на месте Виктора, без сомнения, незамедлительно окунулся бы в расследование… Но будем считать, Панкратов знает, что делает. Пятый градус есть пятый градус, ему, в конце концов, виднее…


[1] А.С.Пушкин «Повести покойного Ивана Петровича Белкина. Выстрел»

Глава 18

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


Здание орденского Интерната располагалось в самом центре Москвы, в мрачноватом с виду старинном особняке – не то XIX, не то вовсе XVIII века постройки. Спрятанное в глубине огороженного, густо заросшего дворика, с улицы оно почти не просматривалось. На черной кованой решетке забора висела голубая казенная табличка: «Государственное бюджетное образовательное учреждение Гимназия № 13 имени Якова Брюса».

– Вообще не палятся… – пробормотал я себе под нос, вдавливая кнопку звонка у калитки.

Послышалось тихое жужжание, цокнул, отпираясь, замок, и меня пропустили на территорию.

У входа в особняк, возле подпиравших треугольный фронтон с барельефом в виде герба Ордена (нет, ну вот совсем ни разу не палятся!) стройных мраморных колонн меня встретила девушка лет девятнадцати-двадцати, невысокая, коротко постриженная брюнетка в строгом брючном костюме – пожалуй, излишне плотном для жаркого летнего дня.

– Добрый день, – приветливо кивнула она с верхней ступени крыльца.

– Здравствуйте, Маша, – с кем именно из администрации мне придется иметь дело, предупредить меня Виктор не позаботился, но очень кстати вспомнилось давешнее перечисление Зулей наших немногочисленных сверстников в Ордене: «есть еще Маша – ты ее, скорее всего, не видел, она в Интернате практику проходит…»

– Мы уже встречались? – с легким удивлением уточнила девушка.

– Нет, – мотнул головой я, поднимаясь по ступенькам. – Но мне о вас рассказывали.

– Надеюсь, что-то хорошее? – усмехнулась Маша. Очевидно, вопрос был риторическим, потому что, не дожидаясь ответа, она добавила: – Я тоже о вас слышала, Игорь.

– Даже могу себе представить, что именно, – в свою очередь хмыкнул я.

– То же, что и все в Ордене, – повела плечиком девушка. – Проходите, – на полшага отступив в сторону, указала она мне на приоткрытую дверь за колоннами – высокую, деревянную, при массивной медной ручке в виде бараньей головы с до блеска натертыми изогнутыми рогами.

– Мне нужно переговорить кое с кем из воспитанников Интерната, – сообщил я, когда мы уже оказались внутри здания. Вроде бы негромко сказанные слова гулким эхом разнеслись по пустому коридору.

– Да, мне звонили из штаб-квартиры, – подтвердила девушка. – С кем именно? Сейчас каникулы, многие дети разъехались по домам.

– Как мне сказали, эти трое – здесь. Хмельницкая, Кузьмина и Радкевич…

– Насчет Леши – надо уточнить, – задумавшись на миг, отметила Маша. – А девочки должны быть у себя. Проводить вас к ним?

– Если можно, сперва расскажите мне о них пару слов, – пришла мне в голову идея как-то подготовиться к разговору – ну, лучше поздно, чем никогда.

– Тогда, может быть, не на ходу? – обвела моя собеседница неуверенным жестом коридор. – Зайдем в учительскую? – указала она на дверь, мимо которой мы только что прошли.

– Как скажете, – не стал возражать я.

– Чаю? – предложила Маша, едва мы переступили порог учительской – просторной комнаты, расчерченной в своего рода лабиринт тремя длинными письменными столами и диванчиком у стены. Два ее окна – больших, с галереей разномастных кактусов на подоконниках – как видно, выходили в сад. Ветви яблонь с мелкими, салатового цвета плодами – то ли еще совсем незрелыми, то ли просто дичкой – свисая, почти стучались в стекло.

Веяло прохладой – старательно трудился кондиционер – так что теплое одеяние хозяйки было здесь более чем уместным – как и ее любезное предложение.

– Не откажусь, – кивнул я, успев поежиться от резкого перепада температур.

– Присаживайтесь, – указала мне девушка на диванчик, сама же направилась к белому чайнику на дальнем столе – по дороге, лавируя среди мебели, ей пришлось выписать весьма замысловатую змейку. – Я сразу не спросила, не хотела в коридоре: а что, собственно, случилось? – поинтересовалась она, поднимая с пола початую пятилитровую бутыль и наполняя из нее чайник. – Что-то зачастили к нам проверки.

– Зачастили? – приподнял брови я.

– То Белоголовцев приезжал, то вот вы теперь…

– Федор Федорович приезжал в Интернат? – не сумел скрыть того, сколь интересной показалась мне эта новость, я. – Когда?

– Недели две назад. С директором на повышенных тонах говорил. Что-то о Скачках и об отживших свое традициях… Если что, я не подслушивала, – вскинула голову она, очень мило зардевшись. – Но временами дискуссия у них там такого накала достигала, что, наверное, в штаб-квартире было слышно…

– Я на повышенных не буду, – с успокаивающей улыбкой заверил собеседницу я. – И, собственно, не с проверкой. Просто нужно задать ребятам несколько вопросов. Речь вообще не об Интернате, о другом месте. Они… они могли кое-что видеть или слышать – сами не поняв что, – вспомнилась мне удачная формула за авторством Виктора. – Подростки часто замечают то, что ускользает от внимания более старших, – добавил я уже от себя.

– Девочки наши мало где бывают, – неуверенно заметила Маша. – Да и Леша не так часто выбирается за забор Гимназии… Ну да ладно. Что конкретно вас интересует?

– Все, что вы сочтете нужным мне рассказать, – развел я руками. – С тем, чтобы я мог лучше понять этих ребят. Не брякнул ненароком в разговоре с ними чего-нибудь нежелательного… – последнего я, признаться, не особо опасался, но для моей собеседницы аргумент как раз прозвучал убедительно.

– Хорошо, – кивнула она, беря со стола планшет и включая его. Затем, проследовав по лабиринту в обратном направлении, хозяйка протянула гаджет мне: на экране была фотография школьницы в форме Интерната – девочки лет пятнадцати, обладательницы прямых светлых волос, плавно спадающих ниже плеч. – Вера Хмельницкая, ученица девятого – теперь уже предвыпускного, десятого класса, – пояснила хозяйка. – Формально же у нас тут государственная программа, а значит, стандартная одиннадцатилетка… В иерархии Ордена у Веры всего лишь первый градус, но от того, что Машина ее игнорирует, она, по-моему, особо не огорчается. Оба родителя – Столпы – насколько я помню, посвященные третьего градуса: по разу были на миссии, сейчас живут «в миру». Обычно Вера проводит каникулы с ними, но этим летом предпочла остаться в Интернате.

– Поссорилась с родоками? – предположил я.

– По ее словам, нет, – покачала головой Маша. – У нас есть чем заняться в каникулы, многие дети не разъезжаются. К тому же… – в этот момент звякнул, вскипев, чайник, и, не договорив, девушка направилась к нему – по все той же замысловатой траектории. – Вам сколько сахара класть? – спросила она меня уже с другого конца комнаты.

– Не надо сахара. Но чай, если можно, черный.

– Только черный и есть, – сообщила хозяйка, закладывая по треугольному пакетику в две высокие темно-синие чашки и заливая их кипятком.

– К тому же… – напомнил, на чем мы становились, я, когда хозяйка вернулась к диванчику с чаем на жестяном подносике.

– Да тут такое дело… – девушка поставила поднос на диван возле меня, сама присела с противоположного края, словно спрятавшись за горячими чашками. – Наверное, это важно, но лучше чуть позже расскажу, иначе не будет понятно, – проговорила она затем. – А пока перейдем к Лизе. Лизе Кузьминой. Перелистните картинку, она там есть дальше. – Мой палец скользнул по экрану, и блондинку Веру сменила фотография улыбающейся толстушки с тугой русой косой на плече. – Нет, это Милана, еще дальше, – подсказала мне Маша. Я открыл следующее фото. – Да, вот она, Лиза.

Теперь с экрана, чуть склонив голову на бок, на меня смотрела кареглазая брюнетка, выглядевшая, пожалуй, несколько старше своих лет – если, конечно, Виктор ничего не перепутал насчет ее возраста. Две верхние пуговицы ее форменной белой блузки были небрежно расстегнуты, ничего неподобающего, впрочем, не открывая, но на многое намекая. Крыло чуть вздернутого носика украшала (хотя на мой вкус – скорее портила) серебристая горошина пирсинга.

– Лиза Кузьмина, – приступила ко второй части доклада Маша. – Верина одноклассница, тоже перешла в десятый. Выглядит старше, – подтвердила мои наблюдения девушка, – но на самом деле ей всего четырнадцать. Пятнадцать исполнится в сентябре. Умница, один класс перескочила, сдав экзамены экстерном – какой точно, не помню, я тогда еще сама здесь училась и малолетками особо не интересовалась, – будто бы даже виновато улыбнулась хозяйка. – Третий градус посвящения, – продолжила она. – Четыре выполненные миссии – больше, чем, например, у меня. От этого ли, или просто по характеру такая – немного заносчива, временами даже дерзкá… Но все в рамках подростковой ершистости, ничего такого… – поспешно добавила Маша, будто испугавшись, что ненароком создаст у меня неблагоприятное впечатление о подопечной. Отец Лизы – член Ордена, мать была обычным человеком…

– Была? – переспросил я. – Она умерла?

– До конца не понятно, – помедлив, пояснила Маша. – После очередного Скачка она просто исчезла из поля зрения Ордена. То есть вообще из текущего потока времени. Так иногда случается, – пояснила девушка в ответ на мой недоуменный взгляд. – Говорят, что Лизин отец ее искал, но так и не нашел. Но к тому моменту у Лизы уже было кольцо, она жила в Интернате – и никуда не делась. Честно говоря, – зачем-то понизив голос, добавила моя собеседница, – все это должно означать, что отец Лизе – не родной. Раз в текущей реальности он не знал ее матери… Но все списали на Малый Парадокс и оставили, как есть. Наверное, и правильно. Василий Борисович – так зовут отца – иногда навещает Лизу, но не сказать чтобы часто. Каникулы она обычно проводит у нас… Это все о Лизе, если не считать их общей с Верой истории, но сначала еще нужно поговорить о Леше – он там ключевое действующее лицо…

Прервав рассказ, Маша взяла с подноса ложечку, извлекла из чашки отработавший свое пакетик и выложила его на припасенное блюдечко. Я проделал те же манипуляции со второй чашкой и пригубил чай. Напиток был горячий и крепкий, но будто бы с каким-то цветочным привкусом – не чистый черный. Сделав еще один небольшой глоток, я отставил чашку.

– Итак, Леша?

– Три или четыре фотографии вперед, – подсказала мне собеседница, кивнув на планшет. Свою чашку хозяйка уже тоже опустила на поднос. Я принялся листать картинки. – Стоп! – прервала процесс Маша – не на третьей и не на четвертой – только на шестой по счету. – Это наш Леша.

Паренек на экране был самым обычным, ничем не примечательным – хотя, может, фотографии девушек мне просто интереснее рассматривать? Узкое лицо, короткие, зачесанные на бок темно-русые волосы, левый глаз самую малость прищурен…

– Алексей Радкевич, пятнадцать лет, но по классам на год опережает Веру с Лизой – тоже в свое время перескочил через одну ступеньку. Так что новый учебный год начнет в одиннадцатом. Очень начитанный мальчик, хотя и редкий зануда… – не сдержала легкой усмешки рассказчица. – Первый градус. На миссии, понятное дело, не был, и, как говорят, раньше по этому поводу здорово переживал, но сейчас вроде успокоился. Рожден вне Ордена, родители – обычные люди… Были… И вот тут есть одно важное обстоятельство, – снова заметно понизив голос, продолжила Маша. – Оно и Веру с Лизой затрагивает, причем самым непосредственным образом. Дело в том, что Лешу обнаружили поздно. Не настолько, как вас, Игорь, – продемонстрировала свою осведомленность – впрочем, вполне мной ожидаемую – девушка, – но все равно поздно. Ему исполнилось целых пять. К тому моменту способности Столпа у мальчика уже притупились, но не исчезли совсем, как это обычно случается. Кольцо ему дали, однако Леша остался… как бы это сказать точнее… не вполне стабильным, что ли. При Скачках его здорово колбасит, а рикошетом прилетает и окружающим…

– Он не усваивает новую реальность? – спросил я, видя, что собеседница замялась.

– Нет-нет, усваивает, хотя и с некоторой задержкой, – поспешила заверить Маша. – Разве что какие-то мелочи может упустить, но главное вспоминает. Только дело не в этом. Обычно же отношения Столпов между собой остаются после Скачка более или менее прежними, бывают исключения, но в основном – именно так. А вот Леша – сплошное исключение. Год назад – как раз в августе, у него завязались… Ну скажем так, отношения, с Верой. Красивая подростковая влюбленность… Потом произошел Скачок – и вдруг оказалось, что Леша у нас – с Лизой. Причем… Скажем так, по-взрослому практически, – покраснев – куда гуще, чем в прошлый раз – пояснила девушка. – Еще Скачок – и у него девочка на стороне, не из Ордена. Потом та отвалилась – что как раз не удивительно – и снова наступила очередь Веры. Один Скачок они даже пережили парой – обычно это хороший знак на будущее – но ни в нашем случае. Бац – и с Лешей Лиза. Проходит месяц – опять Вера. Еще месяц – и там Лиза. Чужачек, правда, больше не было… Может быть, пока… Он хороший, верный паренек, и внутри каждого потока отношения у него прочные, устойчивые, долгие – рвутся только при Скачках. Но рвутся почти каждый раз. А ведь все трое хорошо помнят, что было до этого… Не позавидуешь им, короче… – вздохнув, Маша потянулась к чашке. – Правда, сейчас снова забрезжила надежда, – проговорила она, сделав три больших глотка. – Последние три месяца Леша «встречается» с Верой. Уже два подряд Скачка их не разлучили. Может, что-то устоялось наконец: какой-никакой, а он все же Столп…

– Может, и устоялось… – задумчиво кивнул я, осененный внезапной догадкой. А, собственно, почему все решили, что западня на полигоне предназначалась именно Зуле? Только потому, что Ибрагимова имела глупость в нее угодить? А если это случайность, своего рода, просчет преступника? Или преступницы…

Палец мой сам собой заскользил по экрану, по-быстрому отмотав галерею на фото Лизы Кузьминой.Карие глаза глядели смело, разве что не с вызовом. Отбить у такой парня – явно напрашиваться на бо-о-льшие неприятности!.. Да, не совсем отбить, тут Скачок виноват – но Скачок с коня не сбросишь, а везучую одноклассницу…

Хм… А с другой стороны…

Я снова перелистнул картинки, возвращаясь уже к портрету Веры Хмельницкой. Эта с виду не столь бойкá, но стоит ли судить по фото? В тихом омуте, как говорится… Вот представим: жизнь твоя как будто бы наладилась, но снова впереди Скачок, а значит, все может в миг пойти крахом. Как уже было не раз и не два. Что можно сделать? Сорвать миссию – и проклятый Скачок отменить! А что нужно для этого? Устранить того, кого выбрала Машина! То есть Зулю. Нет, ясное дело, Ибрагимовой найдут замену… Но вдруг не сразу? Или с новым эмиссаром тоже удастся что-нибудь этакое устроить… В конце концов, когда тебе пятнадцать лет, на несколько шагов вперед расчет редко строишь. Я вот никогда не строил… У меня, правда, был особый случай. Но и тут особый – по-своему…

Как бы то ни было, поверить во что-то подобное я был готов с куда большей охотой, нежели в злокозненность Эф Эф.

– Скажите, Маша, – вкрадчивым тоном произнес я. – А когда обычно в Интернате становится известно, кто избран на очередную миссию?

– Из числа воспитанников? – не поняла сути вопроса девушка. – Сразу же весть разносится, не удержать, – невольно улыбнулась погрустневшая было хозяйка.

– Нет, – мотнул я головой. – Наоборот, если будущий эмиссар не из Интерната. Вот, например, когда стало известно, кто отправляется на миссию в следующий раз?

– А я и до сих пор не в курсе, – пожала плечами моя собеседница. – Но вообще это не такой уж секрет, всегда можно поинтересоваться в штаб-квартире, у Танюши. Если у тебя хотя бы третий градус – она скажет.

– Ясно, – кивнул я. – А не знаете случайно, Вера этим вопросом не интересовалась?

– У Веры первая степень посвящения, – напомнила мне Маша. – Ей такую информацию не дадут. Она, конечно, могла кого-нибудь попросить разузнать… Если что, меня не просила. О других не знаю. А что?

– Да нет, ничего… – пробормотал я, беря чашку. – Еще один вопрос, – признаться, ни на что особо не рассчитывая, проговорил я затем. – Вы случайно не видели у кого-то из ребят – у Веры, у Лизы или, может быть, у Леши – моток металлического троса? Метров десять, может, даже длиннее.

– Не только видела, но даже устроила кое-кому за него хорошую выволочку, – хмыкнула девушка. – Притащить в спальню грязный провод – неизвестно с какой помойки – да еще на кровать бросить… В Интернат как раз Белоголовцев приезжал – не дай Хронос, увидел бы такое безобразие…

– И кто же этот хулиган? – с трудом заставив голос звучать ровно – ну, почти – поинтересовался я. От тихоокеанским цунами нахлынувшего волнения пальцы мои дрогнули, и чай едва не пролился – пришлось прихватить чашку второй рукой.

– Лиза Кузьмина, кому еще такое в голову взбредет! – со вздохом бросила Маша. – А в чем дело? – тут же обеспокоенно спросила она.

– Ни в чем, просто очередной штришок к портрету, – простодушно развел я руками.

Лишенная двойной поддержки, чашка моя все же накренилась, и часть содержимого выплеснулась – хорошо хоть не на диван и не на пол, а на поднос.

Что ж, время распивать чаи с гостеприимной хозяйкой всяко подошло к концу – близилась пора наведаться к ее изобретательной подопечной.

Глава 19

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


Внутри особняк Интерната оказался куда просторнее, чем казалось снаружи: путь от учительской, где мы расстались с Машей, до так называемой «девичьей гостиной» занял у меня несколько минут. Пришлось подняться по лестнице на третий этаж (с фасада, кстати, дом выглядел двухэтажным), проследовать длинным коридором, затем спуститься – на некий промежуточный, полуторный уровень – еще пройти, дважды по дороге повернув налево и однажды – направо, и, наконец, снова подняться – причем, на пол-этажа. Описывая мне предстоящий маршрут, Маша в какой-то момент даже сама запуталась – и предложила меня проводить, но, охваченный охотничьим азартом, я отказался – не особо даже задумавшись.

В искомой гостиной – уютной комнатке с мягкими креслами, невысокими столиками, развесистой зеленой пальмой в кадке в углу и даже камином у стены – не знаю уж, бутафорским или настоящим, разжигать его среди лета все равно никому бы в голову не пришло – я рассчитывал найти обеих девушек, но застал только брюнетку Кузьмину. Что ж, так, пожалуй, было даже лучше – ведь это именно у нее на кровати Маша видела тот злополучный трос…

На Лизе были форменная клетчатая юбочка и белая блузка – расстегнутая сверху точно так же, как и на фотографии в Машином планшете. Девушка сидела в одном из кресел, забравшись в него с ногами, и задумчиво глядела на экран смартфона.

«Вживую» она не казалась такой уж взрослой. Ну, пусть не на четырнадцать, но на пятнадцать лет – вполне смотрелась.

– Привет! – повесив на лицо фальшивую улыбку, поздоровался я с порога.

– Ой! Здравствуйте… – удивленно обернулась на мой голос Кузьмина. – Вы, наверное, ошиблись – это девичья гостиная…

– Нет, не ошибся, – слегка качнул я головой. – Меня сюда направила Маша, воспитатель-стажер.

– В таком случае, следовало постучаться, – нравоучительным тоном, мало вяжущимся с ее юным – все-таки юным, как ни крути – обликом, бросила Лиза.

– В следующий раз обязательно так и поступлю, – заверил я. – А сейчас, с учетом, что я все равно уже внутри, хотел бы с тобой побеседовать. Не возражаешь?

– А хотя бы и возражала, – пожала плечиками девушка. – Вы же все равно так просто не уйдете. Да и Машка… то есть Мария Юрьевна… – поправилась она, ничуть при этом, впрочем, не смутившись – может, и умышленно сперва оговорилась, – просто так вас бы сюда не прислала.

– Верно, не уйду, – кивнул я, неспешно подходя и останавливаясь в паре шагов перед ее креслом, заложив руки за спину.

– Тогда – вперед! – словно наперекор, широко развела руками Лиза. – Хотя ума не приложу, о чем таком мы могли бы говорить…

Нельзя сказать, что она держалась прям уж нагло – но с некоторой долей вызова – без сомнения. И, может быть, именно эта ее манера сподвигла меня без лишних экивоков взять быка за рога. Ну, или барана за рога – если вспомнить характерную дверную ручку на входе в особняк.

– Например, о мотке троса, – подчеркнуто-нейтральным тоном проговорил я. – Еще – о двух березках на конном полигоне. Ну и о Зульфие Ибрагимовой, угодившей вместо миссии на больничную койку… – с каждым новым предложением я приближался к собеседнице на полшажка, корпусом подаваясь вперед, и к концу сказанного уже почти нависал над сжавшейся в кресле девушкой.

По мере того, как я подступал, пренебрежительная снисходительность сменилась на лице Кузьминой недоумением, затем, почти тут же – неприкрытым испугом. Глаза девушки широко распахнулись, щеки побелели, ротик приоткрылся, губы задрожали – и у меня даже успело возникнуть опасение, не грохнется ли, часом, моя нервная подозреваемая в обморок… Но внезапно выражение страха с Лизиного лика будто влажной тряпкой стерли, взгляд ее снова сделался гордым и дерзким, а голос зазвучал ровно и уверенно:

– О как? А о каминной кочерге нет желания потрындеть?

– О кочерге? – опешил я, несколько сбитый с толку таким вопросом. – О какой еще кочерге?

– О той, которая сейчас… – карие глаза Кузьминой стрельнули куда-то мне за спину, я запоздало обернулся и еще успел заметить позади себя щуплую фигурку с распущенными светлыми волосами и занесенной в замахе рукой, – …которая сейчас шарахнет вам по голове, – закончила между тем Лиза.

Ни отшатнуться, ни как-то заслониться времени мне не оставили – вооруженная увесистой железякой рука Веры Хмельницкой – а то была именно она – стремительно опустилась, и в девичьей гостиной как-то сразу сделалось темно, тихо, пусто и холодно – хоть огонь в камине разводи.

Ну и кто тут после этого баран?


* * *


– …короче, они нас вычислили, – рассекающим плоть острым лезвием ворвался в мое сознание взволнованный девичий голос – явно не Лизин. – Я сама слышала, как он расспрашивал о нас троих Машку! Баста: Орден обо всем знает.

Мои глаза открылись – взгляд уперся в лакированную дубовую доску, в которой я не без некоторого труда опознал великолепный паркет давешней девичьей гостиной. Только теперь ко мне пришло понимание, что лежу я ничком на полу. Попробовал пошевелиться – и не сумел. Напрягшись, скорее угадал, чем почувствовал – руки мои заломлены за спину и крепко связаны. Стянуты оказались и ноги. Непроизвольная попытка выругаться тоже оказалась безуспешной – мешал забитый в рот тугой кляп. До кучи, от всех этих усилий затылок прострелило болью, как бы предупреждая: не рыпайся, дружок, не надо!

Что ж, неплохо сработали милые деточки-десятиклассницы! Хотя, если вспомнить, что у одной из них целых четыре миссии на счету… Кого-то на подготовке учат саблей махать, а кого-то, возможно – пленного пеленать…

– Если вычислили, то почему тогда прислали этого неходячку? – заметил между тем другой, скорее, мальчишеский – неровный, с легкой хрипотцой – голос. – Неужели никого посерьезнее не нашлось?

Неходячку?! Вот сейчас обидно было!

– Не уважают! – а это, без сомнения, подключилась к беседе моя недавняя знакомая Кузьмина – ее неподражаемые интонации!

– В общем, время делать ноги, – подытоживая, заявил первый голос. – Мы знали, что так может случиться – так что теперь по новой споры начинать? Взяли вещи – и деру.

– А с этим что делать? – задал вопрос мальчишка – вероятно, имея в виду меня.

– Спустим его в подвал, – снова первый голос. – По той лестнице, – слово «той» было произнесено таким тоном, словно речь шла минимум о движущейся лестнице Хогвартса.

– Его найдут, – заметила Лиза.

– Вот и хорошо. Мы же не убийцы, в конце концов! Пусть найдут. Быстро не получится – сами знаете наш подвал. День, два… оставим ему воду, чтобы от жажды не помер. А потом мы будем уже далеко.

– А как же наши планы? – не отступала Кузьмина. – Что будет с новым легионом? – последнего ее вопроса я не понял – в отличие от Лизиных подельников.

– Легион никуда не денется, – заявил мальчишка. – Где мы – там и он. Но Вера права. Если все открылось – а похоже на то – то из Интерната нужно валить как можно быстрее. И вообще из Москвы – тут нас легко вычислят. Отсидимся – и начнем борьбу по новой.

Вера? Значит, я не обознался: по башке мне врезала Хмельницкая. Но что же это тогда получается: они с Кузьминой заодно? Как-то не вписывается такое в мою блестящую гипотезу о разборках юных соперниц, не поделивших парня! А если еще и третий собеседник – сам Радкевич… Ничего не понимаю!

– Не вижу смысла ждать, – бросила тем временем Лиза. – Нет, уходить надо – тут я согласна, но глупо не воспользоваться шансом, который, по сути, сам упал нам в руки. Заодно и обезопасим себя от очередного Скачка – глупо получится, если ударимся в бега, а через месяц проснемся в темнице Ордена!

И снова я не вполне понял, что она имела в виду.

– Что ты предлагаешь? – задал вопрос мальчишка – про себя я уже уверенно называл его «Лешей».

– Продолжить работу. И первым делом – устранить очередного любимчика Машины.

– Придушить в подвале подушкой? – деловито уточнил «Леша».

Шутки таким тоном не произносят…

– Ну, есть более гуманные способы, – судя по шороху, слова сопровождались неким жестом, видеть который я, естественно, не мог. – Хотя это еще, конечно, как посмотреть…

– До миссии почти месяц, – возразил мальчишка. – Ему подберут замену – как Ибрагимовой.

– Но тогда нас это не остановило!

– Тогда был пробный шар. Мы не знали, как поступит Орден, как отреагирует Машина. Теперь знаем. Если и ликвидировать эмиссара, то нужно это делать непосредственно накануне миссии, не оставляя им времени на коррективы.

– До миссии нас самих – товось, – заметила Вера. – Откорректируют.

– Ждать нельзя, – согласилась Лиза. – Но и не попробовать – глупо. Может, Машине только одна замена разрешена. Не проверим – не поймем.

– Я – против, – решительно возразила Хмельницкая. – Лишняя, ненужная жестокость. Уйдем по-тихому – может, и искать станут не так рьяно.

– Не надейся, – саркастически хмыкнула Кузьмина. – Итак, Алекс, твой голос решающий.

Алекс? Ну да, он же Алексей, он же Леша. Вероятно, так.

– В словах Веры есть резон, – задумчиво проговорил Радкевич. – Но, с другой стороны, когда еще у нас будет подобный шанс?.. Ладно, решим по ходу дела, – заявил он. – А то, пока теряем время, Орден опомнится и нагрянет.

– То есть у меня карт-бланш? – усмехнулась Лиза, судя по голосу, поднимаясь и направляясь к выходу из гостиной.

– Этого я не говорил…

– А ты никогда прямо не говоришь, когда не хочешь брать на себя ответственность, – недовольным тоном бросила Вера. – Ладно, Уроборос с вами, убивайте, кого хотите, а я пошла за рюкзаком!

– Это не так! – возмущенно воскликнул Леша – должно быть, уже ей вслед.

Как бы оно там ни было, никто ему не ответил – по крайней мере, я не услышал ответа.


* **


В подвал меня несли Радкевич и Хмельницкая – на узких, продавленных носилках. Чтобы загрузить на них, меня перевернули (неслабо приложив при этом о пол и без того больным затылком), и краем глаза я успел срисовать и Лешу, и Веру – так что, если до сих пор у меня и оставались какие-то сомнения на счет них, теперь они отпали.

– Глядите, очухался, – послышался откуда-то сбоку голос Кузьминой.

– Уже неважно, – бросил спереди мальчишка.

– Это тебе неважно, а кое-что удобнее было бы под наркозом делать!

Признаться, заявление это мне совсем не понравилось – даже на общем безрадостном фоне сложившейся ситуации.

Впрочем, все, что я мог сейчас предпринять – слегка (чтобы не заметили мои юные пленители) пожевывать и тыкать одеревеневшим языком кляп – в надежде рано или поздно размягчить и выплюнуть постылую затычку.

«Та» лестница оказалась темной и узкой, винтом уходящей вниз: сопровождавшая груз Кузьмина зажгла фонарик, а носилки то и дело обо что-то задевали, чувствительно встряхиваясь. Спуск длился долго – явно не на этаж и не на два. Наконец ступеньки остались позади, меня пронесли каким-то коридором, потом еще одним, будто бы под углом к первому, затем уже точно свернули – раз, другой – и опустили на пол в тесной комнатке с неоштукатуренными кирпичными стенами. Единственным источником света здесь по-прежнему оставался нервно пляшущий в руке Лизы фонарик.

– Воду забыли! – вспомнила Хмельницкая, еще, кажется, не успев распрямить спину. – Хотели же ему оставить…

– Надо принести, – кивнул Радкевич.

– Я сделаю! – очень нехорошим тоном заявила Кузнецова. – Подождете меня наверху, я быстренько сбегаю и вернусь к вам…

– Ну… сбегай, – не стал спорить мальчишка.

Вера промолчала.

Я похолодел.

Через считанные секунды трое подростков покинули комнату, оставив меня лежать в темноте.


* **


Разделаться с кляпом мне удалось даже быстрее, чем в мою темницу вернулась Кузьмина.

– Эй, кто-нибудь! – откашлявшись, поспешил опробовать я голос. – Есть тут кто?! На помощь!

– Зря надрываешься, – рассекая темноту лучом фонарика, в комнату быстрым шагом вошла Лиза. Воду она действительно принесла – полуторалитровую бутылку «Святого источника». – Стены здесь метровые, перекрытия и того толще. Еще углы, повороты – как специально сделано: в десяти шагах ничего не слышно. Так что кричи, не кричи… Но лучше все же не кричи – успеешь еще наораться. И вообще, кляп ты напрасно так рано выплюнул.

– Почему? – «на автомате» осведомился я.

– Предпочитаю работать в тишине, – она поставила бутыль на пол и достала откуда-то из-под форменной юбки короткий, но выглядевший от этого ничуть не менее зловеще нож.

– Что ты собираешься делать? – спросил я, не в силах скрыть свой ужас.

– Снять с тебя кольцо, разумеется, – заявила Кузьмина. – Сидит оно крепко – так что уж извини, придется резать с мясом…

– Погоди! – торопливо пробормотал я. – Давай… Давай все обсудим! Зачем тебе это?

– Чтобы сорвать вашу долбаную миссию, конечно!

Зажав фонарик в зубах, она уперлась свободной рукой мне в плечо и попыталась перевернуть, чтобы добраться до пальцев. Возможностей сопротивляться у меня почти не было – все, что я сумел, это кое-как упереться в носилки пятками, локтями и плечами. Помогало это мало – поднатужившись, Кузьмина накренила меня, почти завалив на бок.

– Что ты творишь! – завопил я, правда, уперевшись теперь еще и коленями. – Одумайся!

– Хо хахо хо и хохю… – фонарик в зубах не способствовал ясности ее речи. Поколебавшись, Лиза выпустила мое плечо – я поспешно плюхнулся обратно на спину – и освободила рот. – Что надо, то и творю! Не дергайся, а то добавлю по башке – мало не покажется! Без кольца люди как-то живут, а вот с пробитой черепушкой – уже не всегда!

– Ты сама не понимаешь, что делаешь! – простонал я – при падении назад я и сам ударился головой, без чьей-либо помощи. – Миссию тебе так не сорвать! А если бы и получилось – что тогда? Леша твой просто останется с Хмельницкой на лишний месяц!

– А, никуда он от меня не денется, – небрежно отмахнулась Кузьмина. – С Веркой они до тех пор, пока я позволяю. А я не спешу. Когда придет время – сама все сделаю, безо всякого вашего Скачка! Как и положено свободному человеку, а не тупому придатку проклятой Машины!

– Так ты не из-за него все это затеяла? – озвучил я то, что, по-хорошему, давно должно было считаться очевидным.

– На пару с Веркой-то? – хохотнула Лиза. – Конечно нет!

– Тогда зачем?

– Затем, что Орден ваш – зло! – рявкнула она. – Миссии – зло! Скачки – зло! Не будет миссий – не будет и Скачков. Тогда и Орден не понадобится! Улавливаешь логику?

– Орден действует ради лучшего будущего, – не нашел ничего лучше, чем выдать в ответ казенную фразу, я.

– Ага, калеча при этом людям настоящее! Отбирая у них родных! Разбивая влюбленные пары! Попросту убивая тех, кто мешает! Но мы – Новый Легион – положим этому конец!

– У Ордена… есть на то причина… – пробормотал я.

– Наверняка! Такая же лживая, как и весь он!

Продолжая возбужденно говорить, девушка наклонилась надо мной – так, что прядь ее длинных волос почти коснулась моего носа – и, отвлекшись, я упустил момент, когда, бросив фонарик, Кузьмина вцепилась обеими руками в край носилок и рывком перевернула меня на живот. Среагировать и помешать ей я не успел. Дернулся было назад, но в следующую секунду в мою поясницу грубо уперлось острое Лизино колено.

– Вот так! – удовлетворенно произнесла девушка, подтягивая к себе второй ногой упавший и откатившийся фонарик. – Прости, будет немного больно… Придется потерпеть. Ради по-настоящему лучшего будущего. А может, и нет. Я не знаю. Никто не знает, тем более какая-то сумасшедшая Машина. Будущее – оно наше, и нам его делать лучше или хуже. Как уж получится…

Собрав все силы, я в последний раз попытался сбросить с себя Кузьмину, но та сидела цепко, как клещ.

– Не трепыхайся, а то случайно отрежу тебе пару лишних пальцев, – сухо бросила сверху девушка. – Это уже будет перебор, хе хаха хи? – судя по зажеванному концу фразы, фонарик снова отправился ей в рот, освобождая руки для экзекуции.

– Я тебя достану… – в бессильной злобе прорычал я – поняв, что проиграл окончательно. – Я тебя найду…

– Хе хехо хохохе, – что-то тонкое и холодное коснулось моих затекших пальцев…

– Как я понимаю, девочка, ты хотела сказать «не в этом потоке?», – раздалось вдруг над нами обоими. – Нет: как раз в этом, Уроборос тебе в дышло!

Луч фонаря судорожно метнулся в сторону – Кузьмина обернулась. Как смог, я вывернул шею: крепко держа девушку за правое запястье – так, что вооруженная ножом рука нелепо выкрутилась – возле нас стоял Эрастович. Из-за широкой спины инструктора верховой езды испуганно выглядывала Маша.

Глава 20

г.Москва, июль 20** года

Текущий поток времени


– Что же ты, Уроборос тебе в хронологию, сразу мне не набрал – как только услышал от Маши про трос? – сердито поинтересовался Виктор, встретив меня в штаб-квартире на следующий день.

– Да как-то это… – виновато развел я руками. – Не сообразил…

На самом деле, мысль такая в голове у меня тогда мелькнула, но, увлеченный охотой, я ее тут же отмел, всерьез даже не рассматривая. Хотелось поскорее закончить расследование – причем так, чтобы самому, без чьей-либо помощи… Ну и казалось, что уж с девочкой-десятиклассницей я как-нибудь да слажу без вызова подкрепления.

Глупо, конечно, получилось.

– Не сообразил он… – что до Панкратова, тот, кажется, был раздосадован моим фиаско в Интернате едва ли не больше меня самого. – Счастье твое, что Марк Эрастович, что называется, не спал в оглоблях! Не вычисли он наших мамкиных заговорщиков…

– С мамами там, вообще-то, как раз не очень сложилось, – зачем-то вставил я. – Если верно помню со слов Маши, жива одна на троих – у Хмельницкой. И то только потому, что Столп…

– Маше, кстати, тоже скажи спасибо, – кивнул Виктор. – Не вспомни она про потайную лестницу, по которой и ходила-то всего однажды, лет в семь, со старшими подругами – натерпелась в темноте страху и больше туда не совалась… А насчет покойных матерей, – нахмурился вдруг он. – Я не понял, ты что, пытаешься оправдать тех, кто едва не вышвырнул тебя в прежнюю жизнь, с регулярной ежемесячной амнезией?

– Не оправдать, – покачал я головой. – Но, может быть, понять…

– Да что там понимать, – скривился Панкратов. – Мало их, засранцев, в детстве пороли! Точнее, совсем не пороли – телесные наказания в Интернате лет двадцать как запретили…

– Всего двадцать? – ахнул я. – То есть только в этом веке?!

– Ну, Орден, по-своему, весьма консервативен… Но иногда, выходит, даже недостаточно. Не зря же когда-то говорили: пожалеешь розгу – испортишь ребенка. Вот, пожалели – получите и распишитесь!

– Ну… Так себе логика, – неуверенно протянул я.

– Какая уж есть. И она, увы, работает…

– А что с ними теперь будет? – спросил я, решив несколько сменить тему. – С Хмельницкой, Кузьминой, Радкевичем? Как с ними поступят?

– Выставят из Ордена, разумеется, – кажется, даже несколько удивился такой постановке вопроса мой собеседник. – Отберут кольца – есть способ снять их, не отрезая пальцев, – усмехнулся он, многозначительно посмотрев на мою правую руку, – и au revoir[1]! В изгнание.

– Они же с ума сойдут – в прямом смысле! – похолодел я. Не то чтобы юные преступники вызывали у меня такое уж сочувствие – нет! Воспоминание о лезвии Лизиного ножа, примеривавшегося к моему пальцу, до сих пор заставляло все внутри меня судорожно сжиматься, да и голова еще немного побаливала после близкого знакомства с Вериной кочергой, но кому, как не мне, было понимать, что ждет лишенных колец изгнанников «в миру»! Да еще после тепличного существования под крылом Ордена…

– Не сойдут, – возразил Виктор. – Их же не просто выведут за ворота – идите, мол, и умрите любой смертью на свой выбор. Во-первых, так они и в самом деле долго не протянут, а во-вторых, с их-то убеждениями… Глядишь, еще и напакостят напоследок – найдут как. Нет, все продумано. Нам принадлежат несколько необитаемых островов в Карибском море и еще парочка – в Тихом океане. Изгнанников переправят на один из них. Там они сколько угодно смогут пестовать свои идейки о том, что миссии – зло злодейское, а Орден – скопище негодяев. И при этом, что характерно – почти не страдать от Скачков: такие изолированные локации переменами в истории почти не затрагиваются…

– Ну, если так… – пробормотал я, осмысливая услышанное. – Получается даже излишне мягко, – хмыкнул затем. – Ссылка на райский курорт…

– Ну да, курорт – ровно до тех пор, пока в первый раз кушать не захочется, – едко заметил Панкратов. – А сразу потом – считай, каторга. А уж когда дождик зарядит… Стеной. Дней так на тридцать, без перерыва…

– То есть вовсе не мягко? – не столько спросил, сколько заключил я.

– В самый раз.

– Эх, совсем же дети еще… – покачал я головой, представив осужденную троицу под тропическим ливнем – промокших до нитки, оборванных и голодных. Весьма живо представив, с множеством ярких – вернее, тусклых за стеной отвесно падающей с неба воды – деталей. – Заигрались в революционеров… Ну и доигрались…

– Ничего себе, игры, – похоже, снова заподозрил меня в симпатии к юным заговорщикам Виктор. – Ибрагимова могла ведь и насмерть разбиться. А то, что готовилось тебе – некоторые из наших скажут, что лучше уж смерть. А что дети – так даже государство наказывает за убийство с четырнадцати лет – тебе ли, как юристу, не знать!

– Тут в первую очередь учителей нужно наказывать и воспитателей! – брякнул я.

– Разумеется, – охотно согласился Панкратов. – Директор Интерната от должности уже отстранен. Ответят все – начиная с него и заканчивая последним стажером.

– Что, их всех тоже – на остров? – реплика задумывалась ироничной, однако…

– Не думаю, – с совершенно серьезным видом покачал головой мой собеседник. – Если не выяснится, что кто-то в Интернате сознательно потворствовал заговору, скорее всего, отделаются разжалованием. На градус-два… Там у большинства не такие уж высокие степени посвящения.

– Ну, хоть так… Надеюсь, Машу наказание не коснется, – заметил я. – По мне, так ее, наоборот, наградить нужно…

– Решать будет Анатолий Сергеевич, – развел руками Виктор. – Его приговор окончательный… почти, – усмехнулся он вдруг чему-то.

– Почти? – не понял я. – Что значит «почти»?

– То и значит. По старой – еще с брюсовых времен – традиции, тот, кому предстоит отправиться на миссию, вправе помиловать осужденного Гроссмейстером. Но только одного. Двое отмеченных благосклонностью Машины – два помилования. Как ты понимаешь, на сегодня двое «отмеченных» – это как раз вы с Полинкой. И, признаться, мне чрезвычайно любопытно, кого вы выберете – и выберете ли вообще кого-нибудь…


* **


В комнату, где должна была состояться наша встреча, Лиза Кузьмина вошла все в той же интернатской форме – даже две расстегнутые пуговки остались неизменны. Выбивались из привычного стиля разве что массивные наручники на тонких запястьях девушки.

– Серебряные, – с кислой усмешкой вытянула вперед скованные руки она, проследив мой мимолетный взгляд. – Наверное, для того, чтобы в прошлое не сбежала.

– Серебро – мягкий метал, – машинально заметил я.

– Ну, может, там внутри сталь или титан какой, – пожала плечами Лиза, без приглашения усаживаясь на предназначенный для нее табурет.

Мне было положено кресло, но я предпочел остаться стоять, облокотившись локтями на его высокую, прохладную на ощупь кожаную спинку.

Горислав, добросовестно игравший роль конвоира при арестованной, неспешно обвел внимательным взглядом комнату и, бросив: «Как закончите, позовете – кнопка под столом», – вышел за дверь.

С полминуты мы с Кузьминой молчали. Девушка явно изо всех сил старалась выглядеть уверенной и спокойной, спину держала прямо, глаз не опускала, но непослушные пальцы, как видно, оставшиеся вне поля ее зрения – и вне контроля – нервно теребили клетчатый подол. Чем дальше затягивалась пауза, тем быстрее и резче. Наконец дернули так, что Лиза и сама это заметила, судорожно попыталась оправить юбку, но «браслеты» не позволили ей толком развести руки, и движение получилось каким-то половинчатым и неловким.

– Честно говоря, не думал, что увижу именно тебя, – решив, что пора приступать к делу, проговорил я – как мне уже было известно, согласно правилам Ордена, к каждому из «отмеченных Машиной» мог обратиться с прошением только один приговоренный. Почему так? Уроборос его разберет. Брюсова традиция.

Оставив свою борьбу со складками подола, Кузьмина подперла подбородок сцепленными кулачками – но держать локти на весу, очевидно, оказалось неудобно, и скованные руки девушки снова упали на колени.

– А кого ты… – начала было она. – Кого вы ждали? – поправилась тут же.

– Ну… – неопределенно развел я руками. С учетом положения моей собеседницы, жест вышел разве что не издевательским – хотя вовсе таковым и не задумывался.

Почему-то мне казалось, что придет Хмельницкая. И, пожалуй, внутренне я даже был готов ее простить – хотя так однозначно решение для себя еще и не сформулировал. Да, это именно Вера подслушала тот наш разговор с Машей, именно Вера вырубила меня в девичьей гостиной… Но потом именно она до последнего уговаривала остальных оставить меня в покое – не суть важно, из каких именно соображений.

– Нам разрешили обсудить, кто пойдет и к кому, – не получив от меня ответа на свой вопрос, снова заговорила Кузьмина. – Решили, что Верка – к Белоголовцевой, а я – к вам. Только я им не сказала – я не за себя буду просить.

– А за кого? – удивился я, тут же, впрочем, предположив: – За Лешу?

– Нет, – мотнула головой девушка. – За Верку.

– Так ты же говоришь, что она сама к Полине пошла? – непонимающе нахмурился я.

– Вот она как раз будет просить за Алекса. Она не призналась, но это и так ясно – всем, кроме самого Алекса, а то бы он, конечно, встал в позу. Вот только пустой номер – Белоголовцеву ей нипочем не пронять.

– А меня, значит, пронять можно? – не слишком по-доброму хмыкнул я.

– Если бы я за себя просила – то нет, – мотнула головой Лиза. – Хотя… – на миг прищурилась она, слегка поведя плечиками. – Все же, наверное, нет, – продолжила затем. – Я шла до конца и практически победила – парни такого не прощают. Если, конечно, понимают, что проиграли – но здесь все прозрачно. А Верка – другое дело. Она была готова отступить. Ну и, получается, может рассчитывать на встречную любезность.

– Любопытная трактовка, – заметил я. – Ну а твой в этом какой интерес? Неужели исключительно забота о любимой подруге?

– Ну, не без этого, – сподобилась на мимолетную полуулыбку Кузьмина. – Как-никак, с Веркой мы десять лет на соседних кроватях спали, шесть – за одной партой сидели… Хотя такое как в плюс, так и в минус может работать… Эх, я бы даже ответила честно – да ведь все здесь сказанное будет потом использовано против меня…

– Не будет, – пообещал я. – Я уже, в принципе, решил, как поступлю – просто интересно, – это было некоторым преувеличением – но не совсем уж неправдой.

– Ну, тогда… Вот сами посудите: на кой Уроборос она сдалась мне на острове? – вздохнула девушка. – Пусть в Ордене остается. А Алекс будет там, со мной.

– Ты же вроде говорила, что парня завоюешь без посторонней помощи, разве что не по щелчку пальцев? – напомнил я не без доли издевки.

– А я и сейчас так говорю. Но всякое бывает. Когда третьему лишнему есть куда податься на стороне – хотя бы теоретически – это одно дело. А когда все тусят на одном крохотном пятачке…

– Понятно, – кивнул я. – Расчет, достойный Машины. Послушаешь – ни за что не поверишь, что тебе всего четырнадцать лет.

– Во-первых, уже почти пятнадцать. А во-вторых, я же в Ордене росла. Что ни месяц – то новый многолетний опыт. В каком-то смысле, по сравнению с вами я старше раз в пятьдесят, если не в сто! Так что, наверное, имею право на некоторый цинизм… Ну и вы обещали не наказывать за откровенность. Тем более, что ответка, если что, не мне прилетит – Верке.

До сих пор под подобным углом на ситуацию не смотревший, я лишь покачал головой. А ведь и правда, это сколько же жизней успела прожить сидевшая сейчас передо мной девушка! Конечно, весь ее опыт оставался детским – ну, ладно, подростковым – и тем не менее… А если взять ту же Полину? Не говоря уже о Викторе, тем более – Эф Эф… Каким же мальчишкой я должен выглядеть в их глазах!

И теперь этот самый мальчишка должен решать, кого из аксакалов казнить, а кого помиловать?

– Вы обещали не наказывать за откровенность! – повторила тем временем Кузьмина – уже с некоторым испугом и разве что не с мольбой – должно быть, неверно прочтя отразившуюся у меня на лице гамму эмоций.

Нет, в чем-то она все-таки еще ребенок. Ребенок, проживший полторы сотни детских жизней. Свихнуться можно! Блин, да изолированный от остального мира необитаемый остров для нее еще и избавлением будет! Может, и в самом деле Орден – зло?

Стоп, это меня уже что-то занесло. Ведь есть же еще Враг, о котором мне рассказывала Полина. Вернее, будет… Только вот, пока до него дойдет дело, сколько таких вот бойких четырнадцатилеток, не выдержав опыта не по годам, поедут крышей?

Если вообще это не ложь – насчет Врага…

– Вы обещали!.. – уже почти со слезами на глазах в третий раз выговорила девушка.

– А если Полина помилует Алексея? – с некоторым даже мазохистским удовольствием ловя себя на мысли, что начинаю оценивать ситуацию с точки зрения интересов Лизы, спросил я.

– Без шансов, – убежденно мотнула та головой. – Но в любом случае вы же можете посоветоваться – прежде, чем озвучивать свои решения.

– И все же, если? – не отступал я.

– Тогда пусть второй все равно станет Верка, – подумав, заявила Кузьмина. – Это будет честно.

– Уверена? – уточнил я.

– Уверена, – кивнула девушка.

– Ну, как скажешь… – кивнул я, обходя кресло и протягивая руку к кнопке вызова конвоя.


* **


Полина помиловала Машу. О снисхождении та не просила, да и остров ей не грозил, но разжалование до первого градуса означало автоматическое увольнение из Интерната – ниже третьей степени в воспитатели не брали, даже стажером.

Прежде, чем все было окончательно решено, у меня родилась идея, как спасти от изгнания всех троих проштрафившихся подростков. Ведь «отмеченных Машиной» в этот раз было не двое! Про Зулю забыли: а у нее, в некотором смысле, прав имелось даже больше, чем у Полины: Ибрагимову выбрали первой! Но не срослось. Даже не обсуждалось всерьез: прежде, чем поделиться планом с руководством Ордена, я изложил его самой Зуле, но та безапелляционно заявила, что никого прощать не намерена, и вообще, будь ее воля, попросила бы выбрать ссыльным островок поменьше и покаменистее. Переубедить ее мне не удалось.

Полина тоже отнеслась к моей задумке скептически, но, пока не отказалась Ибрагимова, твердого «нет» не говорила. А после сообщила, что с самого начала собиралась вывести из-под удара Машу. Оставить же в Ордене всех – или даже большинство – заговорщиков было бы, по ее мнению, поступком безответственным и не факт, что таким уж милосердным: жить помилованным так или иначе пришлось бы под постоянным надзором, разве что не под замком. И наверняка – строго изолированными друг от друга.

Что до меня, то после мучительных сомнений я все же освободил от наказания Веру Хмельницкую. Извините, но не стану дополнительно разжевывать почему.

Ну и еще одно. После отлета на остров Лизы с Алексеем (по указанию Эф Эф меня включили в группу, сопровождавшую осужденных на аэродром, так что все происходило на моих глазах: по трапу бизнес-джета ребята поднялись с гордо вскинутыми головами и взявшись за руки), я почти решился позвонить Ирочке – но вместо этого неожиданно для самого себя набрал Ольге.

Вежливый робот сообщил мне, что данный номер временно не обслуживается.

Прямо из аэропорта я поехал в Кузьминки. Дверь квартиры мне открыл какой-то сгорбленный старичок, весело поведавший, что лишь пару недель как сюда въехал. Куда перебрались прежние жильцы, он знать не знал – и все порывался угостить меня наливкой по собственному рецепту, но я сумел сбежать.

Продолжить же поиски украденного Скачком мне не позволили навалившиеся тренировки – неотвратимо близилась миссия.


[1] До свидания, прощай (фр.)

Глава 21

г.Санкт-Петербург, 11 (23) января 1837 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени


– Я готова, братец, – заявила Полина, запахивая пошитую мехом внутрь каракулевую накидку-пелерину – длинную, до пят, и весьма просторную.

– Что ж, тогда идем, – сверившись сквозь потускневшее от времени стекло с циферблатом массивных напольных часов, притулившихся в углу гостиной, кивнул я.

Поверх темно-зеленого, почти черного вицмундира гусарского поручика на мне была богатая шинель с бобровым воротником, на голове – синяя с красным околышем «фуражная шапка» – бабушка современной фуражки. В руках я держал слегка потрепанный томик стихов – точная копия издания Императорской Российской Академии 1835 года. Думаю, не нужно особо пояснять, за чьим авторством.

«Из пяти последних вызовов на дуэль, сделанных Пушкиным, три были так или иначе связаны с нелестными отзывами о его творчестве, – кстати вспомнился мне инструктаж Виктора. – Еще два – с защитой чести супруги поэта, Натальи. Но это уже будет ваш план «Б». Основной – стихи!»

«Вот с этого места – пожалуйста, поподробнее, – помнится, нахмурился тогда я. – Если вдруг номер со стихами не прокатит – я что, должен соблазнить Наталью Николаевну?»

«А она красотка, – ехидно подлила масла в огонь присутствовавшая при разговоре Полина. – И в 1837-м – всего-то лет на пять старше тебя нынешнего! Правда, уже мать четверых детей…»

«Довольно будет намека Пушкину, что тот, мол – рогоносец, – поспешил успокоить меня Панкратов. – Даже самого легкого и туманного. Но тут как бы он не попытался на месте забить обидчика тростью – или что там ему в тот момент под руку подвернется увесистое. Так что для начала – стихи! Согласно прогнозу Машины – чтобы напроситься на вызов, этого должно хватить с лихвой».

Чинно проследовав из гостиной вниз по широкой лестнице, у самого выхода мы столкнулись со Степаном, крепостным мужиком лет пятидесяти, поставленным хозяйкой – некоей пожилой графиней – следить за своим петербургским домом, пока сама она коротала зиму в Таганроге. В письме за ее подписью – фальшивом, разумеется – сторожу было велено принять и окружить заботой дорогих племянников своей госпожи – поручика Солженицына (фамилия «Ржевский» после Березины сделалась слишком известной и использоваться уже не могла) и сестру его, девицу Анастасию. При первой встрече, нынешним утром, Степан гордо отрекомендовался нам с Полиной «швейцаром» – так мы его про себя теперь и называли.

– В котором часу прикажете самовар ставить, барин? – с почтительным поклоном осведомился он теперь. – Барыня, тетушка ваша, обычно к пяти распоряжалась, но то летом бывало, а нынче холод-то какой! Только чаем горячим и спасаться!

В комнатах и в самом деле было, мягко говоря, не жарко – хоть так и ходи в шинели. Что же на улице-то будет?!

– Держи кипяток наготове, – благосклонно бросил я. – Смею надеяться, мы ненадолго.

– Так, посмотрим на город одним глазком, – простодушно хлопая ресницами, добавила Полина. – А то завтра ввечеру уже уезжать…

– Как вам будет угодно, барин, – покачал головой «швейцар» – странное желание молодых господ куда-то тащиться по январскому морозу, да еще и пешком, он явно не одобрял.

Вопреки предупреждению Степана, да и моим собственным опасениям, за порогом оказалось почти терпимо – если, конечно, надолго не поворачиваться лицом к ветру, так и норовившему швырнуть в глаза очередную порцию колючей снежной крупы. До места, выбранного нами для «засады» – на набережной Мойки, у горбатого мостика через скованную льдом речушку – от «тетушкиного» парадного было едва полсотни шагов. Ежась, мы с Полиной остановились у металлической ограды – я постарался встать так, чтобы хоть как-то прикрыть спутницу от пронизывающих питерских порывов – и, переминаясь с ноги на ногу, принялись ждать намеченную жертву.

Минут через семь-десять из-за завесы начинавшей уже, кажется, понемногу уставать метели показался наконец одинокий прохожий в черном пальто-«крылатке», высокой шляпе-цилиндре и с обещанной «добрым» Панкратовым длинной тростью в руке. Оной владелец время от времени лихо сбивал с гранитных столбиков ограды набережной высокие снежные шапки – однако, заметив на пути посторонних, занятие это поспешно оставил. Лица прохожего было пока не разглядеть, но мы и так прекрасно знали, кто именно направляется в нашу сторону. Точно по графику направляется.

– Нет, милая Настенька, как хотите, но читать эту невероятную пошлость далее – свыше моих сил! – громко заявил я, подгадав момент, когда прохожего будут отделять от нас едва полдюжины шагов, и, не глядя, швырнул припасенную книгу через плечо – аккурат под ноги человеку в «крылатке», о приближении которого я якобы до сего времени и не подозревал.

– Ой! – картинно вскрикнула Полина, испуганно проводив глазами улетевший томик.

Я обернулся – и напоролся на холодный, словно зимний питерский ветер, пристальный взгляд блекло-голубых глаз на сосредоточенном, напряженном лице.

Ростом «Наше Все» был невелик – немногим выше моей миниатюрной напарницы. Всклокоченные бакенбарды и выбивающиеся из-под цилиндра не слишком аккуратно уложенные кудри придавали его облику толику варварской дикости – того и гляди, в самом деле оприходует тростью.

– О, прошу меня извинить, милостивый государь! – выразительно всплеснул я руками. – Я вас не заметил. Полагаю, мне следовало бросить сей образчик прискорбной бездарности прямиком в Мойку – там ему самое место!

Смерив меня долгим, тяжелым взглядом – при своем незавидном росте поэт как-то ухитрился проделать это будто бы с высоты – Пушкин молча наклонился и поднял с оледенелой мостовой книгу. Отряхнул ее перчаткой от снега… Внезапно глаза его яростно сверкнули – он прочел титул на обложке.

– Кто вы такой, сударь? – яростно воззрился на меня поэт.

– Поручик Солженицын, к вашим услугам! – браво представился я. – А это, – указал на Полину, – моя юная сестра Анастасия… Позвольте поинтересоваться, с кем имею честь?

– Александр Пушкин, – совсем недружелюбно буркнул мой собеседник. – Автор этого, как вы изволили высказаться, образчика бездарности.

– О! – как мне кажется, правдоподобно изобразил я смесь удивления и смущения. – Весьма сожалею… Но вы не огорчайтесь, милостивый государь: у всех случаются творческие неудачи. Я читал ваши старые произведения – ну, там«Руслана и Людмилу»… «У Лукоморья кот ученый, златая цепь на том коту…» – ну, что-то вроде того. Гениально ведь, просто гениально! Но уже «Евгений Онегин» – простите, книга ни о чем. Где там сюжет? Где развитие характера героя? Да на него даже убийство друга толком не повлияло! Евгений ваш как скучал, так и продолжает. И читатель скучает вместе с ним! Но даже в этакой пустышке чувствуется ваш недюжинный талант, чувствуется! Но в сих, прости Господи, виршах, – мотнул я головой на книгу в руках собеседника, – нет и его!

По мере того, как я разливался соловьем – ну или вороном каркал, тут как посмотреть – кровь постепенно приливала к лицу поэта, превращая то из просто несимпатичного в вовсе уж безобразное.

– Боюсь, молодой человек, что вы ни бельмеса не смыслите в литературе! – сквозь сжатые зубы процедил Пушкин, стоило мне сделать малейшую паузу.

– Быть может, папаша, просто ваши пути с ней разошлись лет этак пять-семь назад? – поддал жару я.

– К тому же, поручик, вы еще и наглец, каковых свет не видывал! – прошипел поэт. – Придется вас проучить! Посмотрим, будете ли вы столь же разговорчивы у барьера с пистолетом в руке!

– В любое время – к вашим услугам, сударь! – внутренне просиял я: рыбка клюнула. – Вызов принят!

– Куда прикажете прислать секундантов? – сухо осведомился «Наше Все».

– Прошу, – я протянул ему припасенную как раз на этот случай карточку с адресом «тетушкиного» дома.

– Нынче вечером – ждите! – угрюмо бросил Пушкин. – Мое почтение, сударыня, – приподняв цилиндр, коротко поклонился он Полине и, не попрощавшись со мной, повернулся и зашагал прочь – бережно прижимая к груди брошенную мной к его ногам книгу.

– Крутись Уроборос… Кажется, милосерднее было грязно оскорбить его красавицу-супругу, – задумчиво пробормотала вслед нырнувшему в белую метель поэту моя напарница.

* **


Визитеры явились к нам в шестом часу пополудни. Было их двое, оба – военные. Я же встретил их в гостиной один – Полину мы решили до поры держать в резерве.

– Полковник Данзас, – не подав руки, коротко преставился мне старший из них, крупный мужчина лет тридцати пяти.

– Поручик кавалергардского полка Жорж Шарль де Геккерн д’Антес, – с заметным – пожалуй, даже нарочитым – французским акцентом назвался его более молодой спутник – приторный красавчик-гвардеец. Этот, однако, не побрезговал обменяться со мной рукопожатиями.

– Присаживайтесь, господа, – указал я гостям на видавшие и лучшие времена кресла. – Не желаете ли чаю – самовар только что вскипел? Или, может быть, чего-нибудь покрепче?

– Сперва дело, – холодно отклонил все предложения полковник, оставшись стоять столбом. Гвардеец за его спиной лишь с усмешкой развел руками – но не присел и он.

– Как вам будет угодно, – пожал я плечами.

– Не буду ходить вокруг да около, – тут же снова заговорил Данзас. – Ответьте, сударь: вы в самом деле намерены стреляться?

– А что, у меня есть выбор? – сделал я удивленное лицо. – Вызов был брошен не мной – уклоняться же от драки не в моих правилах.

– Из любого правила бывают исключения, – покачал головой полковник. – Вы же понимаете, с кем собираетесь сойтись в поединке? Или нет?

– С камер-юнкером Александром Пушкиным, – самым равнодушным тоном, какой только смог выдать – для пущего контраста с этим его с придыханием произнесенным «кем» – ответил я.

– Нет! – возвысил голос Данзас. – Не просто с каким-то там камер-юнкером! С великим русским поэтом! С гением, какие рождаются один раз в сто лет! С кумиром образованной публики! С протеже господина Бенкендорфа, шефа жандармов и главного начальника третьего Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии! С человеком, чьим личным цензором выступает сам Государь!

– Простите, я и не знал, что дерусь сразу с пятью противниками, – хмыкнул я в ответ на этакий заход со всех возможных козырей.

– Это все один человек – Александр Пушкин! – проигнорировал мой неприкрытый сарказм полковник. – Но человек поистине выдающийся! Представляете, что будет, если в ходе поединка вы даже не застрелите – просто серьезно его раните? Вас незамедлительно арестуют и предадут военному суду! Но это еще полбеды: на вас ополчатся не только власти: вся просвещенная Россия! Современники проклянут вас! Потомки станут плеваться при одном только упоминании фамилии «Солженицын»! Вы этого хотите?

– Признаться, о моих желаниях вопрос здесь не стоит вовсе, – вздохнул я. – Я прибыл в столицу всего на пару дней и менее всего собирался потратить это время на окололитературные споры со стрельбой. И господину Пушкину мной не было сказано ничего такого, чего автор его известности не слышит постоянно. Гений счел себя оскорбленным? Мне жаль. Но…

– Так принесите свои извинения, поручик – и недоразумение окажется исчерпано! – горячо перебил меня Данзас.

– И не подумаю! – гордо вскинул я голову. – Как я уже сказал, не вижу в тех своих словах ровным счетом ничего зазорного. Каждый читатель имеет право на конструктивную критику! Мне не за что извиняться – решительно не за что! Однако, если господин камер-юнкер отзовет свой вызов – со своей стороны я, конечно же, не стану настаивать на поединке.

– Он не отзовет! – с усмешкой бросил не участвовавший до той поры в разговоре д’Антес. – Уж я-то его знаю!

– Как раз в вашем случае вызов был благополучно отозван, Жорж, – раздраженно повернулся к нему полковник.

– Ну да: после того, как я сделал предложение сестре его супруги, – хмыкнул гвардеец. – И то боюсь, что не за горами новый… Даже удивлен, что Александр попросил меня представлять сегодня здесь свои интересы – ирония судьбы, не иначе…

– Да уж, я отлично справился бы и без вас, Жорж, – холодно бросил ему Данзас.

– Ничуть в этом не сомневаюсь. Но все же считаю своим долгом помочь – чем могу. Поэтому и уточняю, чтобы попусту времени не терять: не получив от обидчика извинений – в самых недвусмысленных выражениях – сего вызова он нипочем не отзовет.

– Ладно, оставим это, – устало буркнул полковник. – Дуэль – так дуэль. Кто ваши секунданты, поручик? – снова повернулся он ко мне. – Нам нужно обсудить условия поединка.

– Вот тут, господа, небольшая заминка, – виноватым тоном проговорил я. – Мы с сестрой только сегодня прибыли в Петербург и еще не обзавелись в столице знакомствами. Если бы вы были так любезны порекомендовать мне достойного человека…

– То есть секунданта у вас нет? – аж просиял от этой новости Данзас.

– Увы…

– Тогда это означает, что дуэль не может состояться! – радостно заявил он.

– Постойте, – как по заказу, снова вмешался гвардеец. – Господин поручик только что объяснил нам причины, по которым не может назвать имени своего секунданта, и лично я нахожу их вполне уважительными! Я подыщу вам доверенное лицо, сударь, – с любезной полуулыбкой обратился он ко мне. – Единственное, сделать это успею только к завтрашнему утру… Но ручаюсь: не пробьет и десяти часов, как секундант будет у вас!

– Условия необходимо обсудить сегодня! – хмуро бросил полковник. – Александр просил с этим не тянуть!

– Совершенно согласен! – с искренним энтузиазмом подхватил я. – Мне и самому нет никакого резона затягивать дело! Так что готов оговорить все необходимое незамедлительно, а секунданта поставим обо всем в известность позднее.

– Это против правил, – покачал головой Данзас.

– Сделаем так, – предложил я, и не думая отступать. – Я нынче же безоговорочно приму любые ваши условия. Наверняка вы их уже продумали? Согласен без обсуждения – на все! Уверен, господа: там нет ничего бесчестного или несправедливого! Подпишу не глядя, а секундант приложит к ним свою руку завтра.

– Это совершенно против правил, – угрюмо повторил полковник – все столь же сердито, но уже будто бы с некоторым сомнением.

– А по-моему, вполне годится, – с готовностью заявил ему наперекор д’Антес. – Раз господин поручик согласен – почему нет? Вы правы, – оборотившись ко мне, он извлек откуда-то исписанный мелким почерком листок, – предложение мы составили – вам осталось только поставить свою подпись. Оружие – пистолеты. «Противники становятся на расстоянии двадцати шагов друг от друга и пяти шагов (для каждого) от барьеров, расстояние между которыми равняется десяти шагам», – начал читать по бумажке гвардеец. – «По данному знаку идя один на другого, но ни в коем случае не переступая барьера, противники могут стрелять… Сверх того, принимается, что после выстрела противникам не дозволяется менять место – для того, чтобы выстреливший первым огню своего противника подвергся на том же расстоянии… Когда обе стороны сделают по выстрелу, вне зависимости от их результата, поединок считается завершенным»… Вот только с часом и местом встречи пока не определились, – заметил он, закончив чтение и кладя листок на стол передо мной.

– Я слышал, на Черной речке, близ Комендантской дачи, есть отличная площадка – от Коломяжской дороги она отделена густым кустарником и тем самым неплохо сокрыта от посторонних глаз… – «вспомнил» я.

– О, я хорошо знаю это место, – кивнул д’Антес. – Великолепный выбор!

– Согласен, – неохотно буркнул Данзас. – И все же, такое обсуждение – категорически против правил…

– А время – пусть будет полдень, – уже не слушая его, предложил гвардеец.

– Не возражаю, – склонил голову я.

На том и порешили.


* **


– С десяти шагов? А Александр Сергеевич, и в самом деле, здорово на тебя зол, – заметила, входя в гостиную, Полина. Гости только что удалились, унося с собой документ с подписанными мной условиями завтрашнего поединка. – Как бы он не изменил своим привычкам и не пальнул, не доходя до барьера.

– Машина считает, что не изменит, – невольно передернувшись, ответил я. На всех своих состоявшихся дуэлях поэт ни разу не стрелял первым.

– Хорошо, если так, – кивнула моя напарница.

– С местом, вон, она правильно предсказала – ну, что секунданты Пушкина согласятся на Черную речку… – добавил я, не столько убеждая «сестру», сколько уговаривая самого себя.

– Только смотри, сам не попади в него случайно… – лукаво улыбнулась девушка, ласково поглаживая ложе только что собранного ею карабина.

Застрелить Пушкина предстояло моей напарнице – похожей на пистолетную пулей, из заранее облюбованного укрытия по соседству с местом поединка. Мне же надлежало, правдоподобно прицелившись, доблестно промазать: рана на теле у поэта должна была остаться только одна. Смертельная.

Таков был разработанный Машиной план.

Глава 22

г.Санкт-Петербург, 12 (24) января 1837 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени


Обещанный мне Жоржем д’Антесом секундант явился ровно в десять утра – аккурат под бой «тетушкиных» напольных часов. По меркам века сего, это был уже мужчина в возрасте – лет пятидесяти, ну, может, сорока пяти – седовласый, но в аккуратно подстриженных бакенбардах проскакивали темные волоски. Не слишком высокий, однако военная выправка – прямая спина, расправленные плечи – будто добавляли к его росту вершка два. Ну, то есть сантиметров десять.

Метель стихла еще ночью, и пробившееся сквозь тучи низкое зимнее солнце по-питерски холодно заглянуло в юго-восточное окно гостиной почти одновременно с появлением на пороге комнаты гостя – должно быть, ослепив того с непривычки.

– Поручик Солженицын? – осведомился он, беспомощно щурясь.

– К вашим услугам, – кивнул я.

– Я ваш секундант, майор… – гость сделал шаг вперед, протягивая мне руку – и тем самым вышел из-под прицела бесцеремонно бившего ему в глаза шального луча. Внезапно глаза его изумленно распахнулись, и он словно споткнулся на гладком паркете. – …Ковальский, – по инерции все же завершил представление майор и тут ж возопил: – Это вы?!

Не поспеши гость назваться, не выкажи свое удивление нашей встречей – мне бы, пожалуй, нипочем его не узнать. Слишком уж немного осталось в этом пожилом господине от двадцатилетнего уланского штаб-ротмистра с Березины, и еще меньше – от перепуганного отрока в мансардном окне ночной питерской улицы. Нет, теперь, когда карты столь внезапно раскрылись, я и правда был готов отыскать в облике майора некогда знакомые черты – и то, признаться, с трудом.

Пораженный не менее гостя, я невольно попятился:

– Это вы?! – бездумно повторил с надрывом его вопрос.

– Дьявол! – пробормотал Ковальский, также отступая. – Вот уж не думал, что… – внезапно выражение растерянности на его лице сменилось холодной решимостью. – Но нет, сегодня я готов! – в руке майора откуда ни возьмись появился пистолет – неужели заряженный? – Я всегда теперь готов! – безумная улыбка озарила лицо моего несостоявшегося секунданта. Ствол нацелился мне точно в грудь. – И вот долгожданный час настал! Сгинь, нечистый!

И, не мешкая более, Ковальский спустил курок.

Эхом отразившись от стен гостиной, грянул выстрел. Невольно я зажмурился, но тут же заставил себя снова распахнуть веки – однако ни дыма, ни пламени почему-то не увидел. Не почувствовал и удара пули, хотя промазать с такого расстояния было бы куда труднее, чем попасть в цель…

А вот майора отбросило назад (что, отдачей?! Так вроде в руке у него обычный пистолет, а не базука!).

Мгновение-другое Ковальский еще стоял, покачиваясь, затем рухнул навзничь, сметя и опрокинув некстати подвернувшийся стул.

Прежде чем я осознал, что почему-то до сих пор жив – а вот незадачливый стрелок, похоже, совсем наоборот – из-за моей спины с карабином наперевес походкой заводной куклы вышла бледная Полина. Резко склонившись над Ковальским, она переложила оружие в левую руку, правой дотронулась до шеи майора и, выждав пару секунд, коротко бросила:

– Готов.

Затем подняла с пола пистолет, наскоро его осмотрела и констатировала:

– Осечка.

– То есть, все-таки, пан стрелял первым? – вырвалось у меня.

– Прости, – развела вооруженными руками девушка. Вышло, надо признать, эффектно.

– Он у тебя и на Черной речке так бабахнет? – понемногу приходя в себя, поинтересовался я, кивнув на карабин напарницы.

– Там у меня будет глушитель, – мотнула головой девушка. – Сейчас некогда было…

– Понятно… – протянул я. – Что ж, в любом случае, спасибо…

– Всегда пожалуйста, – сделав шаг в сторону, Полина положила пистолет на стол. Затем, подумав, отправила туда же и карабин. Показалось мне или нет, но, вроде бы, руки девушки слегка подрагивали.

– Ты… как? – запоздало поинтересовался я.

– Нормально, – вскинула голову моя напарница. – Как сам?

– Тоже в норме, – кивнул я.

– Тогда пойди, успокой «швейцара» – он наверняка слышал выстрел. Скажи, типа, чистил пистолет – и тот случайно пальнул… Да, нужно еще про Ковальского что-то наврать: а то войти вошел, потом выстрел – и больше не вышел…

– Скажу, что уставший гость отправился с дороги спать и просил не беспокоить, – пришло мне в голову, вроде бы, недурное решение. – Надо его, кстати, в спальню оттащить, – шагнул я к телу на полу.

– Я оттащу, – остановила меня жестом Полина. – И замою следы крови. А ты – дуй к «швейцару»! Только лицо попроще сделай, а то он точно нехорошее подумает.

– Пусть что хочет думает, холоп, – буркнул я, направляясь к выходу из гостиной – ноги слушались как-то неохотно, на каждый шаг приходилось их уговаривать. – Главное, чтоб сидел тихо и не отсвечивал! А то тетушке пожалуюсь! Уж она ему задаст!

– Наша тетушка – она такая, – кивнула Полина без тени улыбки на лице.


* **


В половине одиннадцатого мы с напарницей уже сидели в санях нанятого Степаном извозчика-«ваньки» – недорогого, но таки сподобившегося постелить пассажирам теплый тулуп. Ехать до Черной речки было недолго, однако выдвинулись мы заранее – нужно было еще забросить Полину на позицию для стрельбы – в полуразрушенный сарайчик рядом с выбранной мной площадкой. Ну и правильно сделали, что поспешили – уже метров через двести дорога оказалась перегорожена: на набережной возводили на потеху публике не то снежную крепость, не то ледяной дворец – пришлось свернуть и двигаться в объезд.

– Не серчайте, барин, – оправдывался «ванька», правя в боковую улочку. – По Екатерининской канаве проскочим – и дале с ветерком помчим!

– И здесь пробки да перекрытия… – недовольно пробормотала себе под нос моя спутница.

Означенная Екатерининская канава – бывшая речка Кривуша, будущий канал Грибоедова – смотрелась пусто и не слишком презентабельно. Дома тут стояли попроще, набережная выглядела слегка запущенной, да и снег на мостовой, похоже, не разгребали с осени. Красавца храма Спаса на Крови, разумеется, еще не существовало даже в проекте – убиенный здесь в 1881 году Император Александр II ныне, в 1837-м, был всего лишь Цесаревичем, возрастом – приблизительно нашим с Полиной ровесником.

– Нужно еще продумать, как объяснить отсутствие Ковальского Данзасу и д’Антесу, – вполголоса заметила моя напарница, поудобнее переставляя в ногах громоздкий серый кофр с карабином и боеприпасами.

– Прям вот нужно? – скривился я. – Ну, не пришел – и не пришел. Не я же его себе выбирал. Обойдусь без секунданта. Д’Антес против не будет – в конце концов, косвенно это его вина.

– Данзас будет.

– Ну, он один, да еще и француз, – усмехнулся я.

– Д’Антес тоже француз – при чем тут это?

– Знаю – это я из какого-то фильма процитировал. Не суть. Дуэль уже не отменить. Пушкин рвется стреляться, я тоже – кто нас остановит?

– А если Пушкин за ночь остыл и передумает?

– Оскорблю его снова и попрошу д’Антеса мне секундировать. Не думаю, что он откажет.

– Я тоже не думаю, но… Ой, что это? – вздрогнула вдруг она.

Что именно «это», я понял сразу – вероятно, почувствовали мы одно и то же. Сердце мое внезапно сжалось едва ли не в точечку, под ложечкой защекотало, ноги словно окунули в ледяную прорубь, а плечи и голову – в натопленную сауну. Ощущение было мне знакомо – точно такое же я испытал ровно месяц назад, покидая 1812 год. Вот только сейчас никакого переноса не наблюдалось – как мы катили в санях в 1837-м, так и продолжали катить.

– Такое впечатление, что нас хотели выдернуть из потока, и даже начали – но внезапно передумали… – подтвердив мою догадку, ошарашенно прошептала Полина, нащупывая – должно быть, непроизвольно – мою руку. – Вот только так не бывает, эвакуация – процесс необратимый!.. Ничего не понимаю…

Ответить я не успел: откатившийся было приступ вдруг повторился с удвоенной силой, мир вокруг меня стремительно завертелся, перевернулся вверх дном, и, вырванного из саней, меня грубо – совсем не так, как при прошлой эвакуации – швырнуло сквозь время – такой прыжок ни с чем другим не спутаешь…

Но почему? И куда? Домой? А как же этот сукин сын Пушкин? Как же, Уроборос ее подери, миссия?! Как же…

Глава 23

Вне потока времени

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)


Перенос – в прошлое ли, в будущее ли – всегда происходит мгновенно. Иначе, как мне объясняли, и быть не может: тебя вырывает из потока, ведет вне времени – так что длиться там просто нечему. Ты можешь что-то чувствовать, даже о чем-то думать – но это будут не последовательные ощущения и мысли – строго единомоментные. Все сразу. Хоп – и финиш…

Вот только на этот раз что-то явно пошло не так. Меня влекло неспешно, будто бы с остановками – не знаю уже, ежедневными, ежемесячными или ежегодными. Круговерть бытия (или небытия? Уроборос разберет!) при этом, правда, не прекращалась и даже не замедлялась, и рассмотреть что-либо вовне ревущего вихря было решительно невозможно. «Синдром переноса» то накатывал бурной волной, то плавно отступал. Мысли в моей голове метались, как перепуганные птицы в тесной клетке, не давая поймать хоть одну и толком на ней сосредоточиться.

Что происходит? И почему? Машина сломалась? Или спятил оператор на наблюдательном пункте? Где Полина (едва началась вся эта дикая свистопляска, девушка вырвала свою руку из моей – и более ничто о присутствии напарницы мне не напоминало)? Где, в конце концов, я сам? Или правильнее спросить – когда? Куда меня несет? И как долго это будет продолжаться? А может, я застрял между потоками навсегда? Так вообще бывает – увязнуть вне времени? И что, если бывает? Меня спасут? Вытащат? Или мне теперь суждено вечно болтаться посреди этого головокружительного Никогда?

И вдруг все прекратилось. Воронка времеворота (вот словечко-то придумалось!) разом распалась, обернувшись плотным, но уже неспешно редеющим туманом, сквозь который медленно проступали очертания городской улицы. Набережная. Как и была – зимняя. Екатерининский канал? Ну, наверное – в пространстве же Машина нас не переносит… Впрочем, она и во времени нас переносит совсем не так…

Белесая мгла продолжала развеиваться, и на мостовой проявилась богатая карета с золотой императорской короной на крыше, запряженная четверкой вороных орловцев. Полуотвязавшиеся кони плясали на месте, яростно молотя копытами – кроме одного, безвольно повисшего на разорванной упряжи и лишь слегка подрагивавшего окровавленной головой. У самого экипажа отсутствовало левое заднее колесо, из-за чего он круто завалился набок. Из распахнутой настежь дверцы с разбитым стеклом струился сизый дымок.

Пелена вокруг кареты окончательно рассеялась, и сделались видны несколько распростертых на мостовой человеческих тел, лежавших вперемешку с крупами мертвых лошадей – одно, в мундире лейб-гвардии терского эскадрона, другое, вроде бы, в простом крестьянском зипуне, прочие – не разглядеть.

Чуть в стороне два дюжих казака крутили руки плюгавенькому рыжеволосому юноше в черном бушлате не по росту. Кривоногий жандармский офицер в шинели нараспашку исступленно лупил схваченного ножнами своей сабли – по лицу, по затылку, по шее – куда придется. При этом, кажется, доставалось и бравым терцам. Вокруг метался грузный дворник в тяжелом кожаном переднике, все норовивший отоварить рыжеволосого длинной рукоятью своей метлы, но подступиться к вожделенной жертве у него никак не получалось.

Последней открылась сцена прямо передо мной: здесь, в трех шагах один напротив другого, замерли двое. Лицом ко мне – очень высокий, едва ли не под два метра, мужчина, явно уже в годах, но совсем не выглядевший дряхлым, обладатель густых усов, плавно переходящих в шикарные бакенбарды. На нем была серая офицерская шинель, на голове – саперная каска с высоким плюмажем. Из глубокого пореза на правой щеке сочилась кровь.

Напротив гиганта стоял человек в длинном, но не слишком теплом с виду пальто. Среднего росточка, на фоне громадного оппонента он казался и вовсе тщедушным карликом. В его заведенной за спину правой руке была готовая к броску бомба.

Время неуверенно возобновляло свой ход – по мере того, как сквозь отступавший туман шаг за шагом дополнялась деталями наблюдаемая мной картина. Уже с четверть минуты кто-то бестолково суетился у разбитой кареты, несколько секунд, как дворник с жандармом наседали на рыжего человечка в руках казаков, а великан и карлик еще стояли каменными изваяниями. Внезапно со стороны экипажа раздался крик: «Ваше Величество!» Кто-то метнулся к недвижимой парочке – и это словно послужило ей сигналом к пробуждению. Рука гиганта дернулась, потянувшись к карману шинели, а его оппонент сделал короткий шаг в сторону, вынося из-за спины бомбу…

Одновременно рухнул вниз я – только теперь поняв, что каким-то образом висел до сих пор прямо в воздухе, не касаясь заснеженной мостовой. В этот момент бомбист успел сдвинулся еще на полшага, и мое плечо со всего размаху ударило его аккурат между лопаток, заставив отлететь, словно сбитая шаром кегля. В следующий миг грянул взрыв.

Террориста, неудачно упавшего животом на собственную бомбу, разорвало в клочья. Великана в шинели и каске, словно пушинку, отшвырнуло на спешившего к нему от кареты казачьего ротмистра (сам удивляюсь, как разглядел его чин, не то что не приглядываясь – вовсе смотря в другую сторону), а меня, опалив адским жаром, опрокинуло и ударило о лед многострадальным затылком, еще помнившим кочергу Веры Хмельницкой…

Эта мысль – о злополучной кочерге – оказалась последней, успевшей оттоптаться каблуками по моему мозгу прежде, чем сознание меня покинуло – должно быть, решив, что дальше нам с ним не по пути.


* **


г.Санкт-Петербург, 1 (13) марта 1881 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)


– Ну?! Имя и звание?! – утирая со лба пот белым шелковым платком, рявкнул краснорожий толстяк в темно-синем жандармском мундире с золотыми погонами полковника на плечах.

Из камеры, в которой я пришел в себя, в эту комнату без окон меня доставили, надев на голову глухой непрозрачный пакет. По морозной улице везли в одном мундире – отороченная бобром шинель то ли канула между потоками времени, то ли приглянулась кому-то уже здесь, в 1881-м…

Насчет года, впрочем, пока это было только моей догадкой. Не то чтобы совсем уж безосновательной – все указывало на то, что из безвременья я вывалился точнехонько в день последнего покушения на Императора Александра II. Насколько мне припоминалось, произошло оное именно в 1881-м, 1 марта. Но в мире, где вмешательство в поток времени – ежемесячная рутина, ни в одной исторической дате нельзя быть уверенным твердо…

С момента возвращения моего блудного сознания минуло уже не менее пары часов, однако шестеренки у меня в голове вертелись еще с немалым скрипом, то и дело заедая или срываясь на холостой ход. А соображать требовалось быстро. Взять хотя бы элементарный вопрос об имени, за игнорирование которого я уже успел заработать зуботычину от ассистировавшего «моему» полковнику жандармского унтера. Кем назваться? Поручиком Солженицыным? Но еще неизвестно, какой шлейф тянется за этой звучной фамилией из 1837-го (новой памяти после переноса в 1881-й у меня почему-то не сформировалось)! Игорем Одинцовым? А не аукнется ли мне как-нибудь эта откровенность в родном XXI веке?

Хотя туда, в XXI век, еще как-то вернуться надо…

Унтер угрюмо двинулся на меня – с явным намерением еще раз опробовать кулаком прочность моей челюсти – и я торопливо выдал первое, что пришло мне в голову:

– Радкевич!.. Радкевич Алексей… – отчества юного заговорщика узнать я так и не удосужился, поэтому назвал свое собственное. – Алексей Дмитриевич. Дворянин, – добавил в робкой надежде, что благородного арестанта бить станут не так сильно.

– Ну, вот это другое дело! – выдохнул полковник, делая унтеру знак остановиться. – Продолжим. Вероисповедание?

– Христианское, – неуверенно выговорил я и, решив по выражению лица жандарма, что этого недостаточно, уточнил: – Православное.

– Возраст от роду? – последовал новый вопрос.

– Двадцать лет, – ну, тут мне ничего изобретать не пришлось.

– Место постоянного жительства?

– Москва, – снова ответил я чистую правду.

– Вот как? – поднял брови полковник. – В таком случае, с какой целью прибыли в Санкт-Петербург?

– С целью… – слегка замялся я. – С целью ознакомления с местными диковинами! – выдал торопливо. – В Исаакиевский собор зайти, на шпиль Петропавловской крепости посмотреть…

Какие там еще в Питере достопримечательности есть?! На ум мне упорно лез один лишь Эрмитаж – явно не самая удачная идея: сейчас же это, должно быть, действующий царский дворец – на венценосного хозяина которого и совершено злодейское покушение…

– На шпиль, значит… – прищурил свои и без того маленькие поросячьи глазки жандарм. – Врешь! – взорвался он внезапно. – Врешь, мразь! Ты приехал Государя Императора погубить! Прохор! – обернулся полковник к верному ассистенту.

Удар пудового кулака унтера словно приглушил мне звук – истошные вопли жандарма разом сделались тише, будто доносились теперь откуда-то с питерской улицы.

Второй удар, довершая начатое, погасил и свет.


* **


– С вами была женщина, где она?

Полина? То есть, ее тоже выбросило в 1881-й? Почему тогда я ее не видел? И как ей удалось скрыться? А она скрылась, иначе жандарм не спрашивал бы, где она…

Надо же, еще какие-то логические конструкции пытаюсь строить!..

– Где прячется Софья Перовская? Отвечать!

Софья Перовская? А, это он о легендарной предводительнице бомбистов… То есть Полину они не ищут? Первая хорошая новость за этот день…

– Я… не знаю… никакой такой Софьи. Ни Перовской, ни Новогиреевской, ни Измайловской…

Удар. Уже привычный, дежурный – почти и не добавляющий боли – той и так давно через край.

– Господин полковник… Я контужен взрывом. Почти не соображаю. Мне нужен отдых! – собравшись с силами, выговорил я.

– Вот ответите на мои вопросы – и отправитесь отдыхать – до самого суда!

– Отдых мне нужен сейчас же! Я требую…

– Перебьетесь! – рявкнул жандарм. – Прохор!

Новый удар. Под аккомпанемент яростной тирады:

– Вы дерзнули пролить кровь, дороже которой нет в Империи! Вы – государственный преступник! Лишь чудом, промыслом Божиим – не цареубийца! И вы еще смеете что-то требовать?!

– Царь выжил? – с трудом приподнял я глаза на своего мучителя, выхватив из его речи недвусмысленный намек.

– Господь уберег Государя!

– Не Господь… Это я оттолкнул бомбиста…

– Не смейте врать! Полдюжины человек видели, что именно вы метнули вторую бомбу!

– Нет… Они ошибаются… Все было не так…

Удар.

Что ж, выходит, Александр II избежал смерти… Собственно, благодаря мне и избежал – а меня же теперь в ней обвиняют… Что там могли разглядеть эта перепуганные свидетели?! Как я упал на террориста? А о том, как появился ниоткуда – почему они не рассказывают? Не заметили в суматохе этакую мелочь? Ага, а про бомбу заметили…

Кстати, рано радуетесь, господа жандармы. Пусть у нас и явный сбой, но инерцию потока времени никто не отменял! Чтобы закрепить чудесное спасение вашего драгоценного сосуда царственной крови, нужно было расколоть пузырек гранаты – а он остался у Полины, в каком бы году она сейчас ни пребывала.

Непроизвольная попытка растянуть разбитые губы в злорадной улыбке. Удар в ответ.

– Почему на вас мундир николаевских времен?

О, дошло до нашего жирафа. Только вот от этого ни разу не легче – правду все равно не расскажешь…

– Достался от батюшки…

– И ничего лучше, чем надеть его, собираясь в столицу, вы не придумали?

– Увы…

Удар. Когда уже этот проклятый унтер устанет махать кулачищами?!

– С кем вы контактировали в столице?

– С Пушкиным Александром Сергеевичем!

Удар. И еще удар. Но ведь чистую же правду выдал, Уроборос вам в задницу! И это я еще Данзаса с д’Антесом не упомянул! И покойного Ковальского до кучи! Впрочем, здесь, в 1881-м, они все давно покойники… Или д’Антес еще жив? Не помню…

Опять удар. А сейчас-то за что? Ничего же не сказал! Или я прослушал очередной идиотский вопрос?

Удар. Удар. Удар. Темнота.


* **


– Имена членов Исполнительного комитета?

– Я… не знаю… никакого комитета…

Удар.

– Кто передал вам бомбу?

– Никто… Я же говорил…

Удар.

– В чем смысл нелепого маскарада с мундиром времен прошлого царствования? Это какой-то символ? Условный сигнал? Что?

– Нет никакого скрытого смысла…

Удар. Удар.

– Прекратить!

Кулак унтера неподвижно замер в сантиметре от моей давно уже превращенной в кровавое месиво скулы – контроль, которому бы позавидовал иной мастер восточных единоборств.

– Что здесь происходит?

Полковник суетливо обернулся на голос. Как смог, скосил туда глаза и я: в дверях стоял увешанный золотыми аксельбантами генерал – все того же, жандармского ведомства, будь оно неладно!

– Произвожу допрос злодея, ваше превосходительство, – вытянувшись, насколько только позволяла это сделать его незаурядная комплекция, доложил полковник.

– Ну и как успехи? – последовал вопрос.

– Покамест молчит, сволочь, – развел руками «мой» жандарм. – У них, в этой так называемой «Народной воле», сие – обычное дело! Ну ничего, он у меня еще соловушкой запоет…

– Оставьте нас, – скривившись, перебил его генерал. – Вон отсюда! – рявкнул он, заметив, что полковник не спешит исполнять распоряжение. – Все вон, живо!

– Слушаюсь, ваше превосходительство!

Полковник, унтер и весь допрос тихой мышкой просидевший в углу стенографист поспешно удалились. Дождавшись, пока дверь за ними с грохотом захлопнется, генерал неспешно подошел ко мне, встал, заложив руки за спину и с искренним интересом принялся меня разглядывать. Все, на что я оказался способен в ответ – ненадолго поднять на жандарма злые глаза – но скоро без сил уронил голову на плечо.

– Любопытный мундир, – помолчав с минуту, проговорил жандарм. – Что, сударь, машина времени сломалась? – спросил он затем с кривой усмешкой.

Вздрогнув, я снова взметнул взгляд на жандарма – тот как раз сунул мне под нос свою правую руку. На среднем пальце, почти незаметное для непосвященного, сидело кольцо. Точно такое же, как и то, что носил я сам.

Глава 24

г.Санкт-Петербург, 2 (14) марта 1881 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)


– Ну и объясните мне, любезный Алексей Дмитриевич, за каким, как у нас говорят, Уроборосом нашему Ордену понадобилось убивать Государя Императора? – сухо поинтересовался генерал.

– В наше время тоже так говорят… – на моем лице промелькнула легкая ухмылка, тут же, правда, изгнанная прочь болезненным спазмом.

Я возлежал на пуховой перине, со всех сторон обложенный подушками – буквально утопая в этом постельном великолепии. Мои скулы и подбородок были густо вымазаны какими-то едкими мазями, на лбу покоилась холодная повязка примочки, которую каждые полчаса меняла на новую молчаливая пожилая женщина в черных одеждах – про себя я называл ее «монахиней». Пахло спиртом, медом и какими-то травами.

В качестве обезболивающего меня поили горьким отваром, в котором я заподозрил было опиум (а чего еще прикажете ожидать от просвещенного XIX века?) и поначалу всячески пытался от него отвертеться, но меня успокоили, сказав, что это настойка из смеси белены, каннабиса и ивовой коры. Не то чтобы сие чудо народной медицины совсем не помогало – возможно, без него все было бы еще хуже – но малейшая попытка пошевелить головой все равно вызывала в моем мозгу взрыв бомбы – вероятно, подобной той, что предназначалась Александру II – а каждое произнесенное слово отдавалось в челюсти ударом когтистой лапы.

К тому же из-за последствий взрыва ли, а может, из-за упомянутой дурман-травы, мысли мои затейливо плутали и путались, когда же усилием воли я пытался хоть как-то сосредоточиться, это снова отдавалось болью – добро хоть не резкой, как при физическом движении, а тягучей и тупой, но «зато» долго потом не отступающей.

Однако выбора у меня не было – Осип Фомич (этим именем представился мне генерал) задавал вопросы, и на них нужно было отвечать – вроде как, в моих же интересах. А то, что, забываясь, временами я ронял фразы и не по делу – наподобие брошенной только что, о бытующей в Ордене поговорке – тут уже, вероятно, виной была моя нынешняя пришибленность – инстинкты срабатывали раньше, чем полусонный разум успевал сказать им свое «Стоп!».

– А что до Императора, – переведя дух, продолжил я, – то Орден тут ни при чем… Это все ваши местные революционеры постарались… Я там случайно оказался… И, толкнув бомбиста, по сути, Государя вашего спас… При естественном ходе дела царь должен был погибнуть – а ваш полковник… Добрейшей души человек, кстати, – не удержался я от едкого замечания. – Так вот, полковник проговорился, что Император выжил…

– Не судите строго господина Скуратова, – покачал головой Осип Фомич. – Он верный слуга царю и воспринял происшедшее как личное себе оскорбление. Ну и кое с кем другим его методы сработали исправно. Первый, выживший бомбист – некто мещанин Рысаков – уже много успел нам рассказать. Вас, кстати, он и в самом деле в числе заговорщиков не называет. Кстати, раз уж на то пошло, ответьте, для мня это важно: вы действительно дворянин? И капитан Евгений Радкевич, часом, не ваш предок? Встречал я его на турецкой войне…

– Сословия в России отменили в 1917-м… – решил я сконцентрироваться только на первой части вопроса. – Нет более ни дворян, ни мещан… Хотя нет, мещане, пожалуй, как раз сохранились… В каком-то смысле… Правда, наверное, мне не следовало вам этого рассказывать… – с запозданием сообразил я. – Да и вообще, наша с вами встреча – готовый рассадник парадоксов…

– Если хотите, верну вас полковнику Скуратову и навсегда забуду о вашем существовании, – усмехнулся генерал. – Хотя, после того, что вы рассказали о ликвидации в Империи дворянства… Нет, – вздохнул он, – такого точно не забудешь. Остается лишь надеяться, что все это – ради лучшего будущего.

– Ради лучшего будущего… – как заклинание повторил я девиз Ордена.

– А насчет парадоксов – не переживайте, – продолжил между тем Осип Фомич. – Пердимонокли, подобные вашему, уже случались – и, насколько мне известно, ничем страшным не обернулись. А известно мне, поверьте, немало…

– А какой у вас градус посвящения? – машинально спросил я.

– Уж наверняка повыше вашего, сударь, – хмыкнул генерал. – А у вас что, принято о таком спрашивать? В наше время подобный вопрос считается неподобающим.

– Извините, – пробормотал я. – Я не знал… У нас это в порядке вещей… У меня третья степень посвящения, – зачем-то добавил в конце.

– Извинения приняты, – вполне серьезно кивнул мой собеседник. – Как я и сказал, мой градус значительно выше вашего. А теперь, сударь, будьте так любезны, расскажите – со всеми возможным подробностями – как именно вы оказались вчера на набережной Екатерининского канала. Да еще в столь неудачный… Или, наоборот, удачный – если верить вашей версии случившегося – момент. Отдельно прошу уточнить, почему на вас был мундир эпохи Николая Павловича – подобных ошибок в экипировке даже мы не допускаем. Ну и где ваш спутник – только не говорите, что в будущем на миссию отправляют в одиночку…

– В одиночку не отправляют… – покачал головой я – зря шевельнулся: только организовал себе под черепом очередной локальный теракт. А может, и не зря: взрыв боли изгнал из головы все лишние мысли, включая сомнения. – Вы правы, нас было двое, – продолжил я на этом расчищенном поле уже уверенно. – Я и моя напарница. Мы прибыли из первой половины XXI века. Но изначально не к вам – в январь 1837 года…


* **


– На случай, если это вам интересно, сударь, – проговорил генерал, внимательно выслушав мой рассказ и задав несколько уточняющих вопросов – весьма четких и уместных. – В нашей версии истории в начале января 1837 года за Александром Пушкиным действительно числится несостоявшаяся дуэль с неким поручиком Солженицыным. Противник на место поединка не явился, чем, по утверждению свидетелей, немало раздосадовал поэта. В сопровождении господ Данзаса и д’Антеса он направился по известному ему – и вам – адресу, где оного Солженицына не застал, но обнаружил мертвое тело отставного майора Ковальского, секунданта своего сбежавшего противника. Полиция провела расследование, однако убийца схвачен не был. Что до Пушкина, то на следующий день после несостоявшейся дуэли на улице в него стрелял неизвестный. Рассказывали, будто поэта уберег Господь: в момент выстрела Александр Сергеевич поскользнулся на льду, упал, и пуля лишь зацепила ему плечо. Стрелявшего так и не нашли. Более того, осталось непонятным, откуда вообще был произведен выстрел: от любой возможной точки расположения стрелка дистанция для пистолета – да даже и для ружья – была слишком большой. Сразу после этого случая Пушкин с семьей уехали из Петербурга. Некоторые выражаются резче: сбежали. Но от судьбы не убежишь. В дороге у поэта открылась та самая рана в плече. Оставленная без должного ухода, она воспалилась – и произошло заражение. Меры снова не были приняты вовремя, а когда Пушкин попал в руки квалифицированного врача, было уже поздно. 29 января поэт скончался.

Вот как, значит? Я прикрыл глаза, старательно концентрируясь на ускользающей мысли. Стреляла Полина из своего карабина – тут сомневаться не приходится. Получается, она осталась в 1837-м – как минимум, на день – и решила все же исполнить миссию. На первый взгляд, не преуспела – выстрел пришлось делать издалека, да еще эта история со скользким льдом… Моя напарница промахнулась, сумев лишь легко ранить везунчика-Пушкина. Но, как верно заметил жандарм, от судьбы не убежишь. Или, выражаясь научным языком, поток времени – субстанция весьма инертная. Суждено было поэту умереть в конце января – он и умер…

– На случай, если вам это интересно, ваше превосходительство… – не столько передразнивая собеседника, сколько просто идя по проторенной им дорожке, проговорил я, открыв глаза. – Вчерашнее счастливое спасение Императора в потоке никак не закреплено. Ежели все пойдет само собой – в ближайшее время он все равно должен умереть. Хотите переиграть судьбу – усильте бдительность.

– Уже сделано, – кивнул Осип Фомич. – Государь находится под лучшим присмотром из возможных. И да, я понимаю, что даже это не дает нам гарантий – но как верноподданный сделаю для безопасности Его Величества все, что смогу… А как товарищ Гроссмейстера Ордена – постараюсь помочь вам.

– Очистите меня от обвинений в попытке цареубийства? – уточнил я.

– Это само собой. Но главное – попробую вернуть вас в ваше время. Да, это возможно, – быстро добавил он, упреждая мои скороспелые вопросы – в порыве немедленно их задать я даже приподнялся на своих подушках, забыв о боли. – И нет, обещать я пока ничего не могу. Но, как уже упоминал, казусы, подобные вашему, в анналах Ордена зафиксированы. Некоторые из них удалось разрешить благополучно, хотя и не все. Так-то ясно, что нужно делать… Но, как говорят французы, le bon Dieu est dans le détail[1]…


* **


– Так или иначе, это не вопрос нескольких дней, – заметил Осип Фомич. –Для организации переноса вас потребуется доставить в Москву, поближе к Машине. Но, во-первых, придется подождать, пока заживут ваши раны…

– Не нужно ждать, я готов ехать! – горячо заявил я, порываясь сесть, но осуществить этого простого движения не смог. Пришлось сделать вид, что и не собирался.

– А во-вторых, что куда важнее, пока не завершено следствие, забрать вас из Петербурга я не вправе, – не обращая никакого внимания на мои дерганья, размеренно продолжил генерал. – Перевести из обвиняемых в разряд свидетелей – это одно, но вовсе вырвать из дела… Слишком рискованно. Да и не нужно. Ваше нынешнее состояние всяко не располагает к переезду.

– Понятно… – пробормотал я, решив до поры смириться. – А Полину… Ну, мою напарницу, – уверенности, называл ли я ранее жандарму настоящее имя девушки, у меня не было. – Ее вы тоже сможете вернуть в будущее?

– Из 1837 года? – саркастически усмехнулся Осип Фомич. – Разве что она также прибудет сюда, в 1881-й. Подобно вам, напрямик – ну или, так сказать, своим ходом, за годом год… Сколько ей в таком случае исполнится нынче?

«На автомате» я попытался подсчитать, но цифры в голове безнадежно перемешались.

– На миссию она пошла в восемнадцать, – это все, что смог я пояснить.

– Значит, теперь ей около шестидесяти лет, – «обрадовал» меня генерал. – Небось, внуков воспитывает… Шучу, – поспешил он, однако, заметить тут же. – Наиболее вероятно, что ваша напарница эвакуирована в штатном порядке. Если бы сбой касался вас обоих – скорее всего мы бы и ее увидели на Екатерининском канале. Впрочем, тут мы с вами можем лишь строить предположения – в той или иной степени обоснованные. Так что лучше вернемся к вашей собственной судьбе – с ней все пока куда более прозрачно. Скажите, в вашем веке Машина все еще находится в подвале Сухаревой башни?

– Сухаревой башни? – нахмурившись, переспросил я.

– Сухарева башня в Москве. Там Машина стояла с времен Якова Брюса, – уточнил жандарм. – Место надежное, находится под монаршим патронажем, никому чужому не подступиться – ни в каких чинах…

– Нет, – выговорил я. – Башню снесли… снесут в XX веке. Наверное, тогда Машину и перевезли. Я точно не знаю, как-то не интересовался этой темой…

– И где же она теперь? Вернее, потом?

– В районе Волоколамки… – ответил я – все же после некоторых колебаний. Секрет, конечно, еще тот, но все же…

– Машина не в Москве? – удивился мой собеседник. – В уездном городе Волоколамске?

– Нет. В Москве. На Волоколамском шоссе. Ну, на тракте. Это часть Москвы. Будет. В районе метро «Тушинская». Метро – это такая подземная железная дорога.

– Метрополитен? – уточнил генерал. – Как же, слыхал: в Лондоне такой уже есть и, вроде бы, в Северо-Американских Соединенных Штатах… На карте сможете показать? – спросил он затем.

– Думаю, смогу…


* **


– О, да это аж за усадьбой Покровское-Глебово! – присвистнул Осип Фомич, когда после долгих поисков я наконец ткнул пальцем в некую область на принесенном по его приказу топографическом плане. – Разрослась Первопрестольная! Вот так и понимаешь, что скрывается за нашим «ради лучшего будущего»… – восхищенно проговорил он. – Велико ли здание, где стоит Машина? – спросил уже с прежней деловитостью.

– Весьма велико, – подтвердил я. – Там, по сути, целый квартал занят штаб-квартирой.

– А вот это уже не очень хорошо, – помрачнел жандарм. – Чтобы вернуть вас в будущее, нам придется синхронизировать работу обеих Машин – нашей, и той, в веке XXI. При этом, располагаться они должны в одной и той же географической точке – плюс-минус двадцать саженей. Там же должны будете находиться и вы. Нашу Машину мы перевезем – уверен, Гроссмейстер даст на это свое согласие – но вот что касается вас, сударь… С Сухаревой башней было бы просто – ее длина по фасаду около двадцати саженей, ширина – без малого двенадцать. Нужную дистанцию можно выдержать, просто находясь на мостовой возле здания – так, по моим сведениям, и поступили в прошлый раз, отправляя домой жертву сбоя. Но если само здание слишком большое…

– Сажень – это сколько? – уточнил я.

– Три аршина.

– То есть около двух метров, чуть больше… – проговорил я для себя. – Нет, комплекс зданий штаб-квартиры точно крупнее, – сообщил со вздохом. – Гораздо крупнее.

– Тогда велик риск, что, перенесясь в будущее, вы окажетесь внутри какой-нибудь внутренней стены или аккуратно вписанным в мебель, – развел руками Осип Фомич. – То есть, либо нам нужна точная схема внутренних помещений, либо придется забрасывать вас на крышу, – заметил генерал. – Там высоко?

– Ну, несколько этажей… Но машина же в подвале, а они там глубокие… Двадцати саженей может не хватить…

– А что насчет планировки?

– Я бывал далеко не во всех помещениях… И в основном – в том же подвале.

– Яму вырыть – не проблема. Важно понимать, где и на какую глубину копать. Можете начертить план здания – хотя бы в той части, что вам знакома? – спросил генерал.

– Я… Я могу попробовать… – неуверенно выговорил я.

– Придется попробовать, – кивнул жандарм. – И, по возможности, не затягивая – операцию мне еще с Гроссмейстером согласовывать…

– Я… Я сделаю, что смогу…


* **


– Сударь мой, сие все, на что вы сподобились? – скептически прищурившись на полученный от меня карандашный чертеж, поинтересовался Осип Фомич.

– Увы, – виновато вздохнул я. – Это – максимум…

Составленная мной схема явно оставляла желать много лучшего. Если в размерах коридоров и комнат я был более или менее уверен – хотя и здесь по мере разрастания рисунка легко могли накапливаться ошибки – то о глубине залегания известных мне этажей оставалось только догадываться.

– На самом деле, не так уж и плохо, – неожиданно заключил жандарм. – Признаться, я ждал куда меньшего.

– Но для безопасного переноса этого явно недостаточно, – снова вздохнул я – с робкой надеждой, что собеседник со мной не согласится.

– Для переноса – недостаточно, – и не подумал возражать генерал, аккуратно складывая чертеж и пряча его в карман своего синего мундира.

– Но… – понял я лишь то, что не успеваю следить за виражами его мысли. – Что ж тогда хорошего?

– Дело в том, Алексей Дмитриевич, что я вынужден перед вами извиниться, – покачав головой, будто бы вовсе невпопад ответил Осип Фомич. – Я вам солгал. Ну, или, выражаясь обтекаемо, умышленно ввел в заблуждение.

– Насчет чего? – похолодел я.

– Насчет возможности вашего возвращения. Не существует способа отправить вас в будущее. В принципе не существует, вне зависимости от места нахождения Машины и прочих деталей. Ну или, по крайней мере, мне таковой способ неведом.

– Э… – растерянно протянул я. – А как же те случаи, о которых вы рассказывали?..

– Тоже выдумка, – развел руками генерал.

– Но… Но зачем? – только и сумел выдавить из себя я.

– Вот за этим самым, – самодовольно похлопал ладонью по карману с чертежом мой собеседник. – Для переноса из потока в поток ваш рисунок совершенно не годится – тут вы правы – а вот для… для некоторых иных целей – в соответствующее время, разумеется, и при дополнительной проработке – вполне. Дело в том… – он ненадолго умолк, словно задумался, стоит ли продолжать – и, как видно, рассудил, что стоит. – Дело в том, сударь, что я представляю отнюдь не Орден.

– А… что тогда? – само собой вырвалось у меня.

– Легион, конечно же, – с доброй улыбкой сытого людоеда ответил Осип Фомич. – Легион – организацию, которая хорошо умеет ждать…


[1] Добрый Господь в деталях (фр.) – своего рода, аналог выражения «дьявол кроется в деталях»

Глава 25

г.Санкт-Петербург, 5 (17) марта 1881 года

3849-е санкционированное вмешательство в поток времени (сбой)


– Да не казните себя, Алексей Дмитриевич, – положив ладонь мне на плечо, вкрадчиво проговорил Осип Фомич.

Первым моим порывом было незамедлительно сбросить его руку, но я сдержался: пусть считает меня смирившимся. А там еще посмотрим!

Время близилось к полудню. Провожаемые холодными молчаливыми взглядами античных статуй и бюстов, вдвоем с генералом мы неспешно шли по пустынным белым аллеям Летнего сада. Жандарм был в штатском, мой крамольный вицмундир прошлого царствования – чудом не сделавшегося позапрошлым – скрывала серая офицерская шинель. Сквозь тучи проглядывало солнце, под подошвами сапог задорно скрипел чуть подтаявший в его лучах снежок… Просто-таки идиллия, Уроборос ее загрызи!

– Орден проиграет, но вашей вины в этом, почитайте, что и нет, – продолжил между тем мой спутник. – Пеняйте на тех, кто скрыл от вас информацию о Легионе. Догадываюсь, почему они так поступили – но это уже неважно. Добавьте сюда ваш шок после взрыва бомбы, травы, которыми вас поили… Вы, сударь, были просто обречены на откровенность со мной. А Орден, соответственно – на поражение.

– За себя не скажу, – с сомнением покачал я головой, – а вот насчет Ордена – тут вы, пожалуй, поторопились. Ну, выяснили вы адрес, по которому через полторы сотни лет окажется Машина. И что с того? Чертеж, что я нарисовал, слишком приблизителен, чтобы всерьез на него опираться. И главного – точного места нахождения Машины – на нем нет. Как толком нет и описания системы охраны – я только пост на входе указал… Про ту же Сухареву башню вам наверняка куда больше известно!

– Лиха беда начало, – усмехнулся генерал. – Установим и точное место, и расстановку постов… А что до Сухаревой башни – я уже говорил, к ней нам, к сожалению, не подступиться.

– А с чего вы взяли, что к новой штаб-квартире подступиться будет легче? – запальчиво поинтересовался я.

– Лучшее тому свидетельство – ваше у нас появление, Алексей Дмитриевич, – заявил жандарм. – Точнее, даже не само по себе оно – а предшествовавший ему провал вашей миссии. У Машины сбоев не бывает – это мы уже усвоили твердо. В вашем веке в штаб-квартире Ордена произошло что-то крайне неординарное. Скорее всего, Машина была уничтожена. И полагаю, аккурат усилиями дождавшегося своего часа Легиона. Впрочем, если даже это и не наша заслуга – что ж, мы не гордые. Главное – результат.

– Что угодно могло случиться, – заспорил я. – Будь здесь, и правда, замешан ваш Легион – зачем нужно было ждать так долго? Машину перевезли на Волоколамку не день и не два назад!

– Как раз момент вмешательства и говорит о том, что сбой – дело наших рук, – пояснил жандарм. – Атаковать ранее, чем вы, Алексей Дмитриевич, отправились на миссию, означало бы гарантированно сотворить парадокс. Поступить так было бы с нашей стороны крайне безответственно. Затягивать с ударом – значит, тоже столкнуться с парадоксом – не случись сбоя, вы бы не попали в 1881 год и не поделились с нами ценной информацией. Момент нападения подобран идеально: после вашего ухода в прошлое – и до расчетного срока возвращения. Совпадение? Не думаю. Значит – работал Легион.

– Легион… – пробормотал я, лихорадочно ища возражения – и, к собственному ужасу, не находя их. – Откуда он вообще взялся на мою голову, этот Легион?! – выдохнул в отчаянии.

– Легион – отражение Ордена, – воспринял вопрос отнюдь не как риторический Осип Фомич. – Появилась угроза – нашлась на нее и управа. Обе организации восходят к 1697 году, когда Яков Брюс получил свою Машину. Об этом проведал один из влиятельнейших людей России того времени – глава Преображенского приказа розыскных дел князь-кесарь Федор Ромодановский. В Ордене утверждают, будто информация была вырвана у их первого Гроссмейстера посредством пытки, однако это ложь. Тот сам пришел к Ромодановскому – потому что хотел заручиться его покровительством. Но князь-кесарь раскусил подлинную суть замысла Брюса и приказал уничтожить Машину. Вот на этом этапе, возможно, дошло дело и до каленого железа. И именно тогда в распоряжении Ромодановского оказалось полдюжины колец…

Генерал принялся было стягивать с руки перчатку – должно быть, собираясь снова продемонстрировать мне заветный ободок – но, передумав, просто постучал двоеперстием левой кисти по корневой фаланге среднего пальца правой.

– Также в руки князя-кесаря попал некий прибор, – продолжил жандарм. – Сам по себе – почти бесполезный, но без него Машина оказалась связана некими ограничениями – в отношении диапазона доступных лет и некоторыми иными. Это должно было стать только первым шагом, но проныра Брюс сумел получить защиту у царя Петра. Есть подозрение, что для этого ему пришлось кое-что подправить в прошлом – отсюда, кстати, расхожие слухи, будто Петра I подменили в Европе – в памяти кого-то из незафиксированных Столпов сохранилась прежняя, истинная версия истории. Так или иначе, Ромодановский получил от царя жесткую отповедь и бороться в открытую уже не мог – поэтому он основал Легион – для тайного противодействия детищу Брюса, Ордену. Да, силы были неравны. Легион всегда уступал своему антиподу – и числом, так сказать, штыков, и политическим влиянием – пусть некоторым из нас, как, например, вашему покорному слуге, – Осип Фомич несколько картинно поклонился, – и удалось достичь определенных высот в Империи… И все же победа осталась за нами. Пожалуй, Алексей Дмитриевич, я слукавил, сказав, что мы не горды. Гордыня – большой грех, но ничего не могу с собой поделать: я страшно горжусь, что приложил руку к краху Ордена!

– За что же вы нас так не любите? – вздохнул я. – В конце концов, ведь это не Брюс тогда пытал каленым железом вашего Ромодановского – ровно наоборот!

– Не исключено, что история о пытке – вовсе выдумка Брюса, – презрительно скривившись, заметил генерал. – Душещипательная сказочка, сочиненная им для царя. Но если и нет… Орден должен был быть остановлен – прежде, чем осуществит задуманное. И он остановлен. Мы успели.

– Так что такого страшного, по-вашему, было задумано-то?! – всплеснул руками я.

– Призвание в мир Антихриста – ни больше ни меньше!

– Что? – споткнулся я, едва не упав – однако предупредительный спутник успел подхватить меня под локоть и удержать. – Антихриста? Вы серьезно?

– Абсолютно серьезно, – невозмутимо кивнул жандарм. – Все эти истории о преобразовании Орденом общества – лишь красивый антураж. Возможно, вы и сами заметили, сударь: не особо-то Скачки способствуют прогрессу – как социальному, так и техническому. Нет, что-то, вроде бы, делается и здесь, отрицать не стану, но явно не это главное. Мечтой Брюса было не создание Нового Справедливого Мира, а выведение Нового Человека. Сверхчеловека. Богоборца. Того, что сумеет одолеть Ангела Господня, явившегося к Изобретателю и потребовавшего уничтожить Машину – эту историю вы, надеюсь, знаете?

– Знаю, – почти машинально подтвердил я. – Только речь в ней шла вовсе не об ангеле…

– Можете в духе времени называть его посланцем Высших Сил – суть дела от этого ничуть не поменяется. Изобретатель дерзнул ему перечить и спрятал Машину в прошлом – с тем, чтобы к нужному моменту родился Антихрист. Сверхчеловек.

– Не понимаю, – мотнул я головой – видимо, слишком резко: боль, о которой последнее время я уже начал было понемногу забывать, тут же напомнила о себе разрывом портативной бомбочки. – Как Машина породит этого вашего Супермена? – несмотря ни на что, продолжил я. – Или это должен быть робот? Терминатор? Ну, искусственный организм, – поспешно пояснил в ответ на недоуменный взгляд собеседника. – Типа голема…

– Что вы, Алексей Дмитриевич, конечно же нет, – отмахнулся Осип Фомич. – Жидовские легенды о големах тут ни при чем. Антихриста родит человеческая женщина от человеческого мужчины. Не совсем обычная, конечно, женщина – и не от первого попавшегося мужчины. Дело в том, сударь мой, что параллельно с тем, как вы, посланцы Ордена, ломаете прошлое, само время меняет вас. В ходе переноса происходит… не знаю точно, как описать это строго научным языком… Орошение, опыление, отравление… Пребывание между потоками перестраивает ваш организм на клеточном уровне, – прозвучало это как-то уж слишком по-современному. В XIX веке уже знали о клетках? Хотя, может, и знали. – Понемногу, почти незаметно. И, судя по всему, не особо предсказуемо. Машина вынуждена действовать методом проб и ошибок. Встречая вас с миссии, она оценивает результат, и если тот ее устраивает – посылает вас снова, для усиления эффекта, а если нет – отбрасывает. Затем полученное закрепляется путем браков с такими же подвергнувшимися воздействию – вы же в курсе, что Орден не поощряет связи своих членов на стороне? Как же: кровь подопытных не должна попусту разбавляться! Дети от таких союзов снова направляются на миссии – и так из поколения в поколение. Как Воронежские конезаводчики вывели орловского рысака – так и Машина готовит приход Антихриста. На вашем месте, Алексей Дмитриевич, я бы только радовался, что на вас эта цепочка зла оборвется!

Умолкнув, генерал остановился и воззрился на меня, явно ожидая реакции на свой рассказ.

– Бред какой-то… – только и смог выговорить я. Слова жандарма казались полнейшим абсурдом, но, что и как на них возразить, я пока не понимал.

– Ну, почему же сразу бред, – пожал плечами Осип Фомич. – Уж точно ничем не хуже той чуши, что льет в уши своих адептов Орден. Общество они, мол, развивают, государство укрепляют, России служат… Как же! Будь так, давно бы русский орел распростер крылья и над Константинополем, и над Веной, и над Лондоном! Не так уж и много нужно для этого в прошлом переиграть… – заметил он почти мечтательно. – Но нет же: вам Александра Сергеевича Пушкина на убой подавай! Лишим гения пары недель жизни – и будет всем счастье! Самим не смешно? Ладно, не станем ссылаться на собственное признание Брюса Ромодановскому – но есть же объективные, неопровержимые факты! Одних посланцев Машина использует многократно, о других забывает после первой же миссии – а то и вовсе не задействует. Факт? Факт. Причем, от поведения посланца на миссии выбор Машины очевидным образом не зависит. Далее. Способности Столпа передаются по наследству – это еще один факт. Сын или дочь двоих родителей-Столпов почти наверняка тоже окажутся таковыми. Если Столп – только один из родителей, тут уже возможны варианты…

– Мои папа и мама – оба были обычными людьми, – сухо заметил я.

– Иногда способности проявляются через поколение или два – отсюда, вероятно, рождение Столпов в обычных семьях. Либо их родителей попросту вовремя не выявили и не окольцевали ни Орден, ни Легион. Как моего отца, например… Да вы, сударь мой, были с ним знакомы! – улыбнулся внезапно генерал – будто бы не слишком веселой улыбкой.

– В самом деле? – недоуменно нахмурился я. – Что-то не припомню на своем жизненном пути на одного Фомы…

– Зато наверняка помните некоего Томаша. Если по-русски – как раз Фому. Что ж, раз уж об этом зашла речь, позвольте еще раз представиться: генерал-майор Осип Фомич Ковальский – к вашим услугам!


* * *


– А ведь я вам, Алексей Дмитриевич, даже благодарен, – с кривоватой усмешкой заявил жандарм. – Ваш рассказ расставил последние точки над «i». То, что Машина не смогла предсказать появление на сцене миссии моего несчастного отца, да еще и дважды не смогла, и послужило для меня окончательным доказательством его былых способностей. Угасших в детстве, но все же оставивших свой след. Как вы, вероятно, знаете, Столпы приподняты над потоком времени – и поэтому Машине плохо удается их просчитать…

– Мы защищались… – пробормотал я непрошенные – и, вероятно, бессмысленные – оправдания. – И в 1812-м, и в 1837-м…

Тем временем, замедлив шаг, Осип Фомич остановился перед одной из статуй на аллее – изваянием молодой женщины, попирающей ногой мешок с рассыпанными монетами и прижимающей к груди нечто, напоминающее лавровый венок – припорошивший скульптуру снежок не позволял определить предмет в ее руке с уверенностью.

– Немезида, греческая богиня возмездия, – задумчиво кивнул на нее генерал. – А ведь это, пожалуй, символично… При всей однозначности моих чувств к Ордену, в данном конкретном случае мне не в чем вас упрекнуть, – к немалому моему удивлению заявил он затем. – Вы и в самом деле защищались. Кстати, в течение нескольких лет я и сам мечтал поквитаться с дорогим папашей. Открывшиеся у меня способности он именовал не иначе, как печатью сатаны. Дошло до того, что отец решил утопить меня в Неве! И не просто решил… На мое счастье, вмешался Легион. Лет до десяти я вынашивал планы жестокой мести, а потом, благодаря вам с напарницей, все устроилось само собой. Собственно, не появись вы, отец бы все равно умер в 1837-м, просто чуть позже…

Жандарм еще продолжал что-то говорить, но я уже его не слушал – новость о родстве Осипа Фомича с моим злым гением Ковальским вдруг затмилась иной, куда более актуальной. Ноги у меня внезапно похолодели, лицо обдало жаром, живот подвело, сердце замерло… Как я уже как-то упоминал, прочувствовав раз, подобное уже ни с чем не спутать!

Еще миг, и Летний сад, включая разоткровенничавшегося генерала, пришел в движение, завертелся вихрем – и меня выдернуло из чужого потока времени, словно утопающего из черного омута.

Глава 26

г.Санкт-Петербург, август 20** года

Текущий поток времени


Вот теперь в Летнем саду было под стать его названию – зелено и знойно, несмотря на подступавшие сумерки. Даже мраморной Немезиде, похоже, стало жарковато – богиня аж платье с плеч приспустила, обнажив куда больше, чем требуют приличия что XIX, что XXI века. Может, конечно, она и зимой так стояла, да под снегом я не разглядел…

Оторвав взгляд от равнодушной статуи, я принялся торопливо расстегивать теплую шинель. По мере того, как мои пальцы едва ли не «на автомате» скакали по орленым пуговицам, мозг изо всех сил пытался сосредоточиться на новой реальности – но там, где он мог ожидать ее найти, зияла лишь черная пустота. Я отлично помнил, как отправился на миссию, что видел и делал в 1837-м и в 1881-м, уже привычно ощущал границу, установленную недавним Скачком, но за ней, за этой границей, не было ничего, никакой новой версии бытия!

Судорожно сдернув с руки перчатку, я даже проверил, не исчезло ли с пальца кольцо – уж очень ощущения были похожи на пробуждение утром очередной роковой пятницы в бытность мою до знакомства с Орденом. Облегченно выдохнул: нет, ободок сидел как влитой. Но, может, рано радоваться? Может, кольцо сломалось? Если, как утверждал Осип Фомич, Машина уничтожена – должны были перестать работать и цацки на пальцах? Или как?

Так, стоп. Если бы Машины не стало – как бы тогда меня перенесло сюда? И куда это «сюда» – кстати? До сих пор я почему-то не сомневался, что вернулся в свое родное время, но что, если это не так? Летний сад, как я успел убедиться, он и в далеком 1881 году – Летний сад. Что уж говорить о каком-нибудь там 1917-м или, скажем, 2000-м?

– Простите, какова цена? – раздалось вдруг у меня за спиной.

Я резко обернулся: возле меня стоял мужчина лет тридцати, одетый в джинсы и футболку, на ногах – кроссовки. Такого, пожалуй, легко можно встретить и в конце XX века, и в первой трети века XXI…

Несколько позади незнакомца, возбужденно переговариваясь, толпились человек десять восточного вида людей – китайцев или, возможно, японцев… Даже удивительно, что я не услышал, как они подошли! Эти также были одеты вполне универсально, разве что на груди у одного паренька в обрамлении каких-то замысловатых иероглифов красовались синие цифры: «2020». 2020 год? Олимпиада, или что там у них, в Азии, тогда было? Грызи Уроборос, как же плохо не знать текущих реалий! Ну, по крайней мере, с веком более или менее ясно…

– Что, извините? – переспросил я у обратившегося ко мне мужчины – в отличие от остальных, внешность у него была вполне себе славянская, да и говорил он по-русски чисто.

– Спрашиваю, сколько стоит с вами сфотографироваться? – пояснил тот, кивнув на мой слегка потрепанный при покушении на Императора, но еще довольно представительный вицмундир.

– А-а… – сообразил я наконец, что меня принимают за ряженого актера. – Это… Извините, рабочий день закончился… – привел я первую пришедшую на ум отговорку.

– Да ладно! – слегка нахмурился незнакомец. – Что вам, трудно, что ли? Я – гид, туристы очень просят, – указал он на азиатов позади себя. – В долгу не останемся!

– Прошу прощения, нас серьезно штрафуют за работу в неурочное время… – не уступал я – сама идея позировать для фотографий почему-то казалась мне в этот момент едва ли не кощунственной!

– Ну, так вы бизнес не наладите… – разочарованно протянул гид, отворачиваясь к своим подопечным, но тут его окликнул уже я:

– Извините… А какое сегодня число?

– 11 августа, – обронил он, чему-то усмехнувшись.

– А… год? Год какой?

– У вас, должно быть, какой-нибудь там 1825-й от Рождества Христова, – хмыкнул гид. – Хотя нет, – мотнул он тут же головой, – судя по мундиру – скорее 1840-й. Но точно не скажу – не мой период: я больше по XX веку…

– А у вас какой? – не отставал я.

– Что, брат, машина времени сломалась? – хохотнул он, почти в точности повторив, сам того не подозревая, слова Осипа Фомича. Я даже стрельнул глазами на его правую кисть – мой собеседник как раз картинно вознес руки: нет, кольца там не было. – Две тысячи… – он таки назвал год. Год моего текущего потока.

– Спасибо! – пробормотал я.

– Не за что, обращайтесь!..

Гид наконец вернулся к своим туристам, я же твердо вознамерился поскорее убраться от них подальше, как вдруг меня снова окликнули – на этот раз с противоположной стороны:

– Эй, постойте!

Теперь это был парень приблизительно моего возраста – может, даже чуть младше. Торопливо приближаясь, он тянул с плеча рюкзак – в какой-то момент мне даже показалось, что это некое оружие, и я успел неловко попятиться.

– Рабочий день закончился, – выдал я уже опробованный однажды ответ.

– У меня – так только начался, – невозмутимо заметил парень. – Игорь Одинцов? – спросил он вдруг затем.

– Э… Да, – растерялся я. – Мы знакомы?

– Вам просили передать, – запустив руку в недра рюкзака, парень извлек оттуда пухлый картонный конверт и протянул его мне.

– Что это? – сдвинул брови я, машинально беря посылку.

– Понятия не имею, – развел руками парень – свой рюкзак он уже успел снова закинуть за плечо. – Но если вдруг там окажется бомба, и она взорвется – у вас будет право подать жалобу! – должно быть, с его точки зрения это была очень смешная шутка – курьер так и зашелся хохотом.

– Нужно где-то расписаться? – зачем-то уточнил я, вертя в руках полученный пакет.

– Нет, на этом все, – заявил парень. – Хорошего вечера!

С этими словами он повернулся и удалился по аллее восвояси.

Проводив его недоуменным взглядом, я осторожно надорвал конверт – и мне на ладонь выпал плоский черный прямоугольник смартфона. В следующий миг он беззвучно завибрировал от входящего звонка. На ожившем экране высветилось имя абонента – «Хозяин».

Не найдя лучшего решения, я ткнул пальцем в зеленый кружочек приема вызова и поднес гаджет к уху:

– Алло?

– Игорь Одинцов? – раздалось из трубки. Голос был мужским. Незнакомым.

– Да, я слушаю. С кем имею честь?

– Вы говорите с новым хозяином Машины, – послышалось в ответ. – А еще с тем, чьи приказы вы отныне станете безоговорочно исполнять – если, конечно, не хотите снова вернуться в 1881 год. Или в 1837-й. Или куда еще мне вздумается вас забросить. Это ясно?

– Ничего не ясно! – заявил я – чистую, в общем-то, правду. – Что значит, «хозяин Машины»? Вы из Ордена?.. Или… – мелькнула догадка, – из Легиона? Что вообще вам от меня нужно?

– Ордена больше нет, – проговорила трубка. – Легиона, по сути, тоже. Так что я сам по себе. Важно, что Машина у меня. Не пытайтесь искать ни ее, ни меня – это бесполезно. А вот мне известен каждый ваш шаг – что в текущем потоке, что в любом, куда бы я вас ни отправил. Что же касается вашего последнего вопроса… Просто садитесь на поезд и поезжайте в Москву. Завтра я свяжусь с вами и отдам новые распоряжения. Постоянно держите при себе этот телефон и не позволяйте батарее разряжаться! Если не смогу до вас дозвониться – сразу зашлю в какой-нибудь неприятный год. В войну или эпидемию – вариантов масса! Это ясно?

– Где я, по-вашему, возьму зарядку для телефона? – пробурчал я далеко не самое главное из скопом родившихся у меня возражений.

– Посмотрите внимательнее в конверте. Там же найдете паспорт и деньги на дорогу до Москвы. Как приедете – ожидайте звонка. На этом все! До связи!

– Погодите! – торопливо бросил я в трубку, но разговор уже прервался.

Опустив руку с телефоном, я посильнее встряхнул раскрытый конверт: там и в самом деле оказалось зарядное устройство, паспорт на мое имя и тоненькая пачка купюр. Рассовав полученное по карманам, я в последний раз покосился на все еще толпившихся неподалеку внимавших гиду туристов и, перекинув через локоть серую шинель, поспешно зашагал прочь от бесстыдницы Немезиды.


* * *


Вопреки моим опасениям, на улицах пресловутый вицмундир особого ажиотажа не вызвал. Деликатные питерцы если и задерживали на мне свои взгляды, делали это почти незаметно. Большинство же прохожих и вовсе не обращали на меня никакого внимания: идет человек в старинном наряде – ну и пусть себе идет, эка, мол, невидаль для культурной столицы…

Направился я, к слову, вовсе не на вокзал – в точку эвакуации, куда должен был перенестись, завершись миссия штатно. Благо от Летнего сада до одного из многочисленных питерских мостов, под которым находилось расчетное место моего возвращения, путь оказался не так уж и долог.

Понятие «стемнело» в современном мегаполисе с его бурной ночной жизнью более чем условно, но в месте, где мне предстояло спуститься к воде, как по заказу царил полумрак. Перемахнув через ограждение набережной и сойдя по шатким деревянным ступеням, я шагнул под мост – и немедленно напоролся грудью на что-то твердое, подозрительно напоминающее срез ружейного ствола.

– Не двигайся! Застрелю! – подтвердил мою догадку пронзительный голос.

На этот раз, к счастью – отлично мне знакомый.

– Полина! – радостно воскликнул я.

– Игорь?.. – дуло отдернулось, и почти тут же послышался всплеск – что-то упало в воду.

– Зачем же оружием разбрасываться? – хмыкнул я.

– Это была просто палка. Тут таких целая куча… Я боялась, что больше тебя не увижу! – щуплая фигурка резко надвинулась на меня из темноты, заключая в судорожные объятия. – Я думала, ты вовсе сгинул…

– Сам так же думал… – признался я, в свою очередь приобнимая вновь обретенную напарницу. – А ты-то как? Слышал, все равно в Пушкина стреляла? – спросил зачем-то – по-хорошему, судьба поэта была последним, что меня сейчас волновало. Видно, снова «поплыл по течению»…

– Не попала, – буркнула в ответ девушка. – Так, задела слегка…

– После рана воспалилась, и он умер, – сообщил я.

– В самом деле? Я ни фига не помню! Словно и не было Скачка!

– Я тоже. Старую редакцию помню, а новой будто и нет.

– А откуда тогда о Пушкине знаешь? – подозрительно поинтересовалась Полина.

– Мне рассказали. В 1881 году. Не поверишь кто – сын Ковальского!

– В 1881-м? – присвистнула девушка. – Ты и туда успел наведаться? Похоже, время зачесть вслух сочинения из цикла «Как я провел это лето», – задумчиво заметила она. – Кто первый?

– Давай, ты, – предложил я.

– Ну, хорошо. Присядем, – подавшись назад, Полина указала рукой на бетонный блок у опоры моста – глаза мои уже немного привыкли к здешней темноте, но, чтобы рассмотреть предложенную «скамью», мне все же пришлось сделать короткий шаг в ту сторону. – Итак, когда ты вдруг исчез из саней…


* * *


Как и следовало ожидать, в 1837-м моей напарнице пришлось несладко. Заметив потерю пассажира, перепуганный «ванька» наотрез отказался везти дальше и ее. Не понимая, что происходит, Полина пешком вернулась в «тетушкин» дом, но скоро туда нагрянул разгневанный «Наше Все» со своими секундантами. В последний момент «швейцар» Степан успел вывести девушку через черный ход.

На следующий день, решив во что бы то ни стало закончить нашу миссию, Полина подстерегла Пушкина на набережной, но сумела его только ранить. Преследуемая по пятам полицией, девушка скрылась на окраине города, где столкнулась с какой-то полуразбойничьей ватагой. Застрелила из карабина главаря лиходеев и попыталась подмять шайку под себя, но та разбежалась, бросив обжитое логово. Полина обосновалась было там, но ночью по ее душу явилась другая банда. У них моя напарница тоже кого-то застрелила, но силы были неравны – пришлось делать ноги.

Следующие несколько дней девушка скиталась по питерским трущобам, скрываясь и от полиции, и от бандитов, но в конце концов ее все же прижали – Полина даже толком не поняла, кто из преследователей. Боезапас подходил к концу – моя напарница уже всерьез прикидывала, чтобы оставить последнюю пулю для себя – когда ее внезапно выдернуло из потока времени, перенеся «домой». Верный карабин остался в 1837-м – из-за этого, похоже, девушка переживала сильнее всего. Можно было лишь надеяться, что воспроизвести конструкцию XXI века в веке XIX не смогут ни власти, ни преступники.

Вскоре по возвращении ей вручили конверт с телефоном – так же, как и ко мне, подошел курьер и отдал без объяснений. А вот загадочный «хозяин Машины» оказался с девушкой чуть откровеннее, оговорившись, что до недавнего времени состоял в Легионе, и только теперь «сам по себе», а остальные «легионеры» якобы погибли.

– Про Легион я и раньше слышала, – заметила Полина, в свою очередь выслушав мою историю. – Когда-то он действительно доставлял Ордену определенные неприятности, но считалось, что где-то с конца XIX века с ним покончено. А они, получается, просто затаились… Это ж надо – на столько лет! – покачала она головой. – Завидная выдержка!

– А почему меня про Легион не предупредили? – хмуро спросил я. – Почему о нем вообще не рассказывают?

– Так говорю же: считалось, что тот давно самовыпилился. Было бы неудивительно, учитывая, что у них имелось всего шесть колец! Ну и неофициально: думаю, руководство не хотело, чтобы разные Радкевичи и Кузьмины обрели надежду на поддержку извне, пусть даже и призрачную.

– Эти как раз что-то такое знали, – хмыкнул я. – Они себя называли Новым Легионом. Я тогда еще не понял ни фига, к чему это…

– Так я и не говорю, что политика умалчивания – правильная, – пожала плечами Полина. – Но эти претензии надо Гроссмейстеру высказывать. Уверена, кстати, что у него найдется, что на них ответить.

– А что думаешь по поводу этой истории с выращиванием Антихриста? – спросил я.

– Чушь полная, – убежденно заявила девушка. – Легион просто валит с больной головы на здоровую. Зло – это они, а не мы. Доказательств того в хрониках Ордена – тьма, некоторые я сама видела… Но тут тоже лучше высокоградусному руководству вопросы задавать.

– Если еще есть, кому на них отвечать, – угрюмо буркнул я.

– Эй, полегче, у меня, вообще-то, в штаб-квартире родной отец оставался! – вспыхнула Полина. – Правда, я ему уже набирала, как раз перед твоим появлением – абонент недоступен… – резко помрачнев, добавила она.

– Нужно еще кому-нибудь из наших позвонить! – встрепенулся я. – Виктору тому же… Только я не помню их номеров… – пришлось признать тут же.

– В «контактах» телефона же все есть, – помахала у меня перед носом гаджетом девушка.

– Правда? – удивился я. – У меня там только этот «Хозяин»…

– Да не в той трубке, что прислали! – скривилась Полина. – В наших старых. Они же обе тут, в точке эвакуации! Слегка подразрядились, но на несколько звонков хватит!

– А, точно, – сообразил наконец я. Собственно, за телефоном-то я сюда и шел – ну, еще за одеждой, конечно – но, встретив напарницу, как-то разом переключился на другие мысли…

– Вот, Панкратов, – тем временем уже тыкала пальцем в экран девушка. – Сейчас позвоним… – она поднесла мобильник к уху. – Тоже недоступен абонент, – сообщила через несколько секунд. – Ладно, попробую Горилле набрать… И этот недоступен… Крутись Уроборос! Давай-ка тогда Петрухе звякнем… Недоступен…

Не ответили и еще несколько номеров. Последней Полина попыталась дозвониться до Зульфии – с тем же безрадостным результатом.

– Вообще-то, это еще ничего не значит, – поспешил заметить я, когда, отчаявшись, девушка в исступлении отшвырнула смартфон – хорошо хоть не в реку, как ту палку. – После Скачка номера могли и поменяться…

– Записаны должны были быть уже новые, – сокрушенно покачала головой моя напарница.

– Ну, да, наверное… – вынужден был согласиться я. И все же добавил: – Но мало ли! У нас же тут почти парадокс! Я пересекся в прошлом со Столпом, тот повлиял на будущее… Да и сам сбой, которым меня закинуло в 1881-й…

– Да, все может быть… – бесцветным голосом пробормотала Полина. Внезапно, нагнувшись, она подобрала брошенный смартфон и снова принялась что-то быстро набирать на экране.

– Это ты кому теперь звонишь? – спросил я, силясь заглянуть ей через плечо.

– Никому. Новостную ленту хочу проглядеть… Если произошло что-то по-настоящему грандиозное, в интернете это хоть как-то бы да отразилось… Вот… Крутись Уроборос! – честно говоря, на этот раз произнесла она вовсе не «крутись» – кое-что позабористее.

– Что там? – похолодев, выговорил я.

Вместо ответа девушка молча протянула мне гаджет. Экран пересекал заголовок:


Бойня на Волоколамском шоссе

Счет жертв идет на сотни

Глава 27

г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


В Москву мы приехали ночным поездом – легендарной «Красной стрелой». Достаточно удобно: сел – лег спать, проснулся – пора выходить. Но, уже купив в кассе билеты, узнали, что существует еще один способ добраться в столицу по рельсам – высокоскоростная магистраль имени Луи-Жозефа д’Антеса. Да-да, именно так, названная в честь сына несостоявшегося убийцы Пушкина. На мемориальной доске в здании вокзала значилось, что оный Луи-Жозеф, инженер, был одним из вдохновителей развития российских железных дорог.

– А ты говоришь, от миссий никакого прогресса, – заметила мне Полина.

Мы вообще всю дорогу беседовали исключительно о вещах не особо важных, старательно избегая темы случившегося в штаб-квартире Ордена.

– Я говорю?

– Ну, Осип Фомич твой говорит. Говорил… Антихриста какого-то выдумал… Вот, пожалуйста: за два часа из Петербурга в Москву – быстрее, чем самолетом, с учетом ожидания в аэропорту. До Скачка такого не было!

– До Скачка – не было, – признал я.

– Одно непонятно: я же гранату так и не активировала, – задумчиво проговорила между тем девушка. – По идее, даже без дуэли с Пушкиным д'Антес должен был из России уехать… Наверное, это было альтернативное русло…

– Альтернативное русло?

– Ну, так бывает, что из некой точки времени поток может пойти несколькими путями. По умолчанию – по основному руслу, но если аккуратно подкорректировать прошлое – легко перестроится на запасное. В серьезных вопросах это не работает – если, конечно, вовремя не использовать гранату. Однако в мелочах – вроде судьбы молодого кавалергардского поручика-эмигранта – иногда случается… Но, может, и не в этом дело, может, снова парадокс вмешался, – тут же добавила она.

– А применительно к Александру II он случайно не вмешался? – поинтересовался я. – Или какого-нибудь резервного русла там не нарисовалось? Ну, в смысле, спасся Император в итоге или нет? – пояснил я свой вопрос, заметив на лице напарницы тень непонимания.

– А, сейчас глянем, – сообразив, о чем это я, охотно кивнула Полина, доставая смартфон. – Ой, и Википедии в сети теперь нет – какой-то «Универсал» вместо нее! Но внутри похоже… Так, значит, Александр II – что тут у нас о нем?.. Нет, не нарисовалось резервного русла, – найдя, что искала, подняла на меня глаза девушка – но тут же снова перевела взгляд на экран и начала читать. – «После полученного ранения Император пошел на поправку и, несмотря на уговоры врачей, поспешил вернуться к активной жизни… 16 марта, будучи во дворце, царь внезапно почувствовал себя плохо, потерял сознание, упал с парадной лестницы и получил перелом основания черепа. Через несколько часов наступила смерть…»

– Жаль, – вздохнул я. – Кому парадокс и железная дорога его имени, а кому – банальная инерция потока и с лестницы упасть…

– Должно быть, это потому, что Российский Император – не какой-то там вам франт-французишка, – предположила Полина. – Не мелочь пузатая, в общем.

– Должно быть… – кивнул я. – А что, наша граната так и у тебя? – спросил затем.

– У меня, – похлопала себя по карману девушка. – Вот только толку теперь с нее…

В этот момент диктор объявил о подаче к перрону нашей «Красной стрелы», и мы поспешили на посадку.


* * *


Прямо с вокзала мы рванули на Волоколамку – к штаб-квартире. Это даже не обсуждалось. У метро на последние деньги Полина хотела купить цветов, но, увидев, как подрагивающими руками она пересчитывает мятые купюры, и узнав, куда именно мы направляемся, пожилая женщина-торговка всучила нам по дюжине багрово-алых гвоздик, не взяв ни копейки.

Подходы к штаб-квартире были перегорожены красно-белой полицейской лентой. Людей в этот ранний час сюда пришло немного, но все окрестные тротуары оказались устланы цветами, заставлены зажженными свечами (еще больше было прогоревших), попадались фотографии, иконы и детские игрушки. На глухой серой стене какого-то здания, к Ордену никакого отношения не имевшего, просто соседнего, висели бесконечные списки погибших в «частном клубе Уроборос» – не знаю уж, откуда взялось это почти издевательское название.

Списки эти мы с Полиной уже видели в интернете, но там они выглядели какими-то ненастоящими, словно бы чьей-то злой шуткой, обманом. Казалось, вот приедем в штаб-квартиру – и морок немедленно развеется, а страшные новости с сайтов сами собой исчезнут, оказавшись голимыми фейками… Улыбнется в приемной Гроссмейстера Танюша, приглашая на доклад к Анатолию Сергеевичу. Дружески похлопает по плечу Эф Эф, поделится последними вводными Виктор, привычноокрысится на Полину подлечившаяся Зуля…

…Белоголовцев Федор Федорович…

…Ибрагимова Зульфия Абдурахмановна…

…Обручева Мария Юрьевна…

…Панкратов Виктор Андреевич…

…Ульянов Анатолий Сергеевич…

…Хмельницкая Вера Павловна…

Череда имен, как хорошо знакомых, так и совершенно мне неизвестных. Сотни людей, считавших себя – и не без основания считавших – избранными… Все они теперь превратились всего лишь в мелкие черные строчки.

Почему-то именно этот сухой реестр на криво прилепленных к стене листах формата А4 делал для меня случившееся неумолимо-реальным.

И безумно страшным.

Гвоздики выпали из рук Полины, веером рассыпавшись по мостовой. Прямо по ним, не замечая, как топчет ногами цветы, девушка двинулась к стене со списками. Подняв ладонь, медленно провела пальцами по строчке с именем отца – словно не по бумаге, а по человеческому лицу. Затем покачнулась и аккуратно опустилась на асфальт – словно домик карточный сложился.

Метнувшись к напарнице, я испуганно схватил ее за плечо, развернул к себе лицом. На миг мне показалось, что взгляд девушки остекленел, и она не дышит, но тут тело Полины содрогнулось, и, внезапно уткнувшись лбом мне в колено, она разрыдалась. Насухо, без слез.

Пришел мой черед выронить наземь эти нелепые гвоздики.


* * *


Обещанный вечерний звонок от «Хозяина» застал нас с Полиной на моей измайловской квартире – ехать к себе на Покровку, где они жили с отцом до Скачка, девушка отказалась наотрез, а больше податься ей было и некуда. Домашний адрес у меня не поменялся – в этом я убедился заранее, проверив регистрацию в паспорте. Ключи подошли к двери без проблем.

Вызов пришел на Полинин телефон, но ответил на него я – любая попытка произнести хоть слово все еще оборачивалась для девушки беззвучной истерикой. Впрочем, мой нынешний настрой спокойным тоже было не назвать.

– Добрый вечер, Игорь, – ничуть не удивившись мужскому голосу в трубке, откликнулся «Хозяин» на мое отрывистое «алло». – Я знаю, вы заезжали на Волоколамку…

– Это твоих рук дело, сволочь?! – разом взорвавшись, перебил собеседника я. – То, что произошло в штаб-квартире Ордена?!

– Я был там, – не стал отрицать тот. – Но, если вам будет от этого легче, никого не убивал… Ну, не считая пары-тройки привлеченных Легионом боевиков – но вы же не за них так переживаете? Бойню устроили именно они, наемники. Сам я до последнего не знал, что именно готовится – операция разрабатывалась в строжайшей тайне…

– То есть ты у нас, типа, хороший?! – захлебываясь в неистовстве, рявкнул я. – Отомстил подлым убийцам?! А сам к Легиону и отношения не имеешь?!

– Почему же не имею – имею… Точнее, имел. И месть тут совершенно ни при чем. Вышло так, что на место я прибыл только к шапочному разбору. Гроссмейстер Ордена был уже мертв, как и Легат Легиона. Вместо того, чтобы, как им было приказано, уничтожить Машину, опьяневшие от пролитой крови боевики бродили по коридорам и добивали выживших. Тут возникло, скажем так, недоразумение – мне пришлось защищаться… А потом, когда стало тихо, я подумал: что добру-то зря пропадать? И забрал Машину. Я же не упоротый фанатик, как многие бывшие ваши и почти все бывшие наши. Просто обычный человек – ну ладно, обычный Столп – которому выпал редкий шанс… Только не спрашивайте, как я вывез оттуда Машину – это отдельная история. Но отныне больше никаких вселенских миссий, никаких радикальных Скачков! Тем более, что Машине все же здорово досталось, функционал у нее теперь несколько ограничен. Например, чтобы вытащить вас с напарницей из прошлого, мне пришлось здорово попотеть…

– А не боишься все это по телефону рассказывать? – хмыкнул я. – Про убийства, про кражу?

– Это особые аппараты, из старых запасов Легиона. Поэтому и прошу их не терять – новые взять будет неоткуда.

– Отлично! Прямо сейчас иду и швыряю твою трубу в мусоропровод! – бросил я, в самом деле делая шаг к двери.

– Это был бы не слишком умный поступок. Так просто вам от меня всяко не избавиться, – усмехнулся «Хозяин». – К тому же, неизбежно последовала бы расплата… Я смотрю, Игорь, вы не вполне отдаете себе отчет, насколько крепко я держу вас за… Скажем так, за горло. Так что небольшая демонстрация не помешает. Будьте так любезны спуститься ненадолго во двор…

– И не подумаю, – отрезал я. – Хотите что-то показать – показывайте здесь!

– Дело в том, что вы еще нужны мне живым, – невозмутимо заявил «Хозяин». – Ваши с напарницей кольца зафиксированы у Машины как рабочие – так я, кстати, и узнал ваши подлинные имена, а то в летописях Легиона вы числились Алексеем Радкевичем. Менять их, кольца то бишь, в системе на какие-то другие хлопотно, да и, признаться, не такой богатый сейчас у меня выбор. Так что не упрямьтесь – делайте, как я скажу. Обещаю, больно не будет… на первый раз. А уяснить, что к чему – полностью в ваших интересах!

– Ну, хорошо… – сам не особо понимая, зачем соглашаюсь, буркнул я. – Сейчас…

– Не прерывайте пока связь! – напутствовал меня собеседник. – Так нам будет удобнее.

Выйти из дома было делом пары минут.

– Ну? – угрюмо бросил я, оказавшись во дворе.

– Пройдите шагов двадцать, – распорядился «Хозяин». – Строго вперед.

Пожав плечами, я сделал, как он велел – и тут же оказался в центре стремительного вихря, со знакомыми ощущениями «синдрома переноса» в теле.

От неожиданности я крепко зажмурился, но тут же заставил себя снова открыть глаза. По-прежнему с телефоном в поднятой к уху руке, я стоял на тропинке посреди зеленого луга. Нещадно палило зависшее в зените солнце. Вдалеке, что справа, что слева, поднимался лес. Спереди же, прямо на меня, гоня во весь опор вороного коня, летел всадник – в шляпе-треуголке и развевающемся плаще.

– Алло… – машинально проговорил я в трубку. Телефон, конечно же, молчал.

Первой моей мыслью почему-то было: а разве в гаджете нет серебра? Как он перенесся сюда вместе со мной?

Второй: наверняка есть, но, наверное, немного – до грамма Машина вроде терпит…

И только третьей: да ведь этот олух на вороном сейчас меня затопчет на фиг!

Тем временем, всадник тоже меня заметил и, не сбавляя хода, потянулся рукой к эфесу сабли. Сверкнула сталь изогнутого клинка – и тут же исчезла в смерче смены потока…

Судорожно хватая широко распахнутым ртом воздух, я снова торчал посреди вечернего московского дворика. В руке у меня требовательно вибрировал смартфон.

– Поняли, почему давать вам этот урок в квартире было бы неразумно? В 1805-м – а побывали вы только что именно там – вы бы попросту разбились, рухнув с высоты четвертого этажа, – без предисловий заговорил «Хозяин». – Но учтите: если станете артачиться, в следующий раз меня это уже не остановит! Да, вы с Полиной Белоголовцевой для меня важны, но все же не критичны. Это ясно?

– Ясно, – пробормотал я, будучи все еще под впечатлением от скоротечной заброски в прошлое.

– Ну а раз ясно – слушайте внимательно. Сегодня, так и быть, можете отдыхать, а завтра с утра возвращайтесь на Ленинградский вокзал. В камере хранения откроете ячейку номер десять. Код – 1837. Легко запомнить, это тот самый год смерти Пушкина. В ячейке найдете подробные инструкции и экипировку. В 9:00 я вам еще наберу, если что-то останется непонятным – оговорим. Это ясно? – задал он свой ставший уже традиционным вопрос.

– Ясно…

– Тогда до завтра. Спокойной ночи, Игорь.

И прежде, чем я успел что-либо ответить, «Хозяин» отключился.

Глава 28

г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


– Вы вообще хоть малейшее представление имеете о том, как организуются миссии?! – рычал я в трубку – стоит отметить справедливости ради, что все же обращаясь при этом к «Хозяину» на «вы». – Где резервные точки эвакуации?!

– Они не потребуются, – мне показалось, или в голосе собеседника не прозвучало обычной уверенности? – Задание элементарное…

– Не бывает элементарных заданий – бывают хорошо подготовленные! – бросился я развивать наступление. – А тут у вас – расчет на авось!

– Ничего подобного! Операция тщательно спланирована!

– Да ни драного Уробороса у вас не спланировано! По-хорошему, начинать надо с рекогносцировки на месте…

– Скажите еще, что, живя на востоке Москвы, никогда не бывали в Кусково! – хмыкнул «Хозяин».

– Ну, бывал, – не стал отрицать я. – Школьником, на экскурсии. И что с того? Думаете, я там перепад высот замерял между нашим временем и… Вы даже не сказали, в какой год нас посылаете! – только сейчас сообразил я.

– В 1918-й, – буркнул мой собеседник. – Могли бы и по одежде примерно определить, раз такие умные! Только это не важно! На место вы прибудете ночью – и до утра вернетесь. В парке в это время не будет ни души – так что, в принципе, можно хоть в джинсах лететь, хоть в том вашем мундире пушкинской поры – никто ничего не увидит. Это ясно?

– Так дела не делаются, – заявил я.

– Теперь – делаются, – как видно, устав спорить, отрезал «Хозяин». – И нравится вам это, Игорь, или нет – никакого значения уже не имеет. Тащите свои задницы на место и занимайте исходную позицию! Как только будете готовы – отзвоните, и я вас заброшу. На этом все. До связи.

– Погодите!.. – начал было я, но абонент уже прервал вызов. – Ты это слышала? – возмущенно качая головой, повернулся я к Полине. Вопрос вышел риторическим – динамик моего телефона был установлен «на громкую».

– Авантюра, – кивнула девушка. – Влипнем, как пить дать.

– Ну, может, еще и не влипнем… – вынужден был невольно встать на защиту плана миссии я – другого у нас все равно не имелось.

– Не в этот раз – так в следующий, – хмуро пожала плечами моя напарница. – С таким-то подходом… Впрочем, может, оно и к лучшему – чтобы поскорее… – добавила она едва слышно.

– Только вот не надо снова начинать! – сердито сдвинул брови я. – Все образуется. По-быстрому смотаемся на эту идиотскую миссию – и начнем действовать, как договорились. Найдем уцелевших из Ордена, выследим этого гада, отберем у него Машину – и все переиграем!

– Ты сам-то в это веришь? – подняла на меня пустые глаза Полина.

– Безусловно! – соврал я.

– Ну, хоть кто-то верит…


* * *


Минувшую ночь я провел на гостевой раскладушке, уступив напарнице свою кровать в спальне (да, вместо прежнего диванчика у меня теперь стояла широченная кровать – да что толку?). Вышло это как-то само собой, никакого иного варианта просто не рассматривалось. Двери между комнатами в квартире не было, и сквозь сон я слышал, как сбивчиво и неровно сипит, ворочаясь в постели, Полина. Пару-тройку раз мне показалось, что хрипы перешли в негромкий плач, но прежде, чем я решался встать и подойти, все возвращалось на круги своя.

Более-менее спокойным дыхание девушки сделалось лишь к утру – когда уже, собственно, подходила пора подниматься.

Встав с раскладушки и одевшись, я направился в спальню, но остановился на пороге: сбросив на пол одеяло и подушку, Полина лежала, свернувшись в комочек на самом краю кровати. Нагишом. Войти, застав ее в таком виде, было бы, наверное, неправильно.

Принудив себя отвести взгляд от открывшейся мне картины, я торопливо отступил на шаг, за межкомнатную перегородку.

– Пора вставать! – громко бросил оттуда.

Никакой реакции из спальни на это не последовало.

– Полина, просыпайся! – на секундочку заглянув в арку проема и снова отпрянув, повторил я свой призыв. – Скоро уже ехать!

– Не хочу… – пришел на этот раз едва слышный ответ.

Я в третий раз сунулся в спальню: девушка лежала, не сменив позы и даже не подумав поднять упавшее одеяло.

– Тот легионер, чтоб его Уроборос проглотил, будет звонить в девять, – напомнил я, на этот раз уже не отступая. – А нам еще до вокзала нужно доехать.

– Зачем? – выдохнула в простыню Полина.

– Ну, он так велел – я же вчера рассказывал…

– Да пошел он!..

– Если не сделаем, он закинет нас в какой-нибудь дремучий год!

– Ну и пусть. Мне все равно.

– Мне не все равно! – заявил я и, сообразив, что могу быть понят превратно, поспешно добавил: – Я не позволю ему причинить тебе вред!

– А он и не сможет… Больше, чем уже сделано…

– Нельзя сдаваться! – помедлив, я все-таки шагнул в спальню. Приблизившись к кровати, присел на угол. Стараясь не опускать взгляд ниже скрюченной Полининой спины, осторожно положил ладонь на острое, горячее плечо девушки. То не дрогнуло – напарница моего присутствия словно и не заметила. – Нельзя сдаваться! – повторил я, не очень понимая, что тут еще можно сказать.

– Это почему же?

– Ну… – надо признать, вопрос поставил меня в тупик. – Потому что, не все еще потеряно…

– Все потеряно, – отрезала Полина. – И я сейчас даже не об отце… Не только о нем. Орден разгромлен. Машина украдена. Мы на крючке у этого, крутись Уроборос, легионера! Все потеряно, Игорь! – дернувшись всем телом, она развернулась ко мне лицом… и не только. Ничуть не смущаясь своего вида – похоже, вообще не задумываясь о нем.

Соскочив с вывернувшегося плеча, моя ладонь чиркнула по груди напарницы, и, вздрогнув, я поспешил убрать руку прочь.

– Нет, не все, – упрямо покачал головой затем. – Кто-то из Ордена наверняка уцелел. Некоторые живут… жили не в Москве, да и москвичи не все и не всегда приезжали на сбор в штаб-квартиру! В том же Питере есть наши! – кстати вспомнился мне разговор в больнице с Зулей (сколько же времени прошло с тех пор!). – Некая Кристина Ястребкова и мой тезка, Игорь. Наверняка не только они! – слово за словом убеждая самого себя, с жаром заговорил я. – В других городах тоже кто-то был. Найдем всех, соберем…

– Ну, найдешь ты эту Кристину… – скривилась девушка. – Не спрашиваю даже как – допустим, найдешь. Еще кого-то отыщешь… И что дальше? Машина-то – тю-тю!

– И Машину вернем.

– И каким же это, интересно, макаром?

– Вычислим легионера! – принялся импровизировать я. – Придумаем как. Рано или поздно на чем-нибудь он да проколется. Если нас будет много – выследим его и отберем Машину!

– Ну, предположим, – с неприкрытым скепсисом кивнула Полина. – Пока все выглядит отпетой маниловщиной – но предположим. Нашли мы Хозяина, забрали Машину… Сколотили Новый Орден из народа с первым-вторым градусом – все, кто выше, погибли в штаб-квартире. И что дальше?

– А дальше… А дальше – поломаем историю! – с энтузиазмом – почти и не притворным – выдал я. – В первый раз, что ли? Скажем, полетим в 1880-й и застрелим там Осипа Фомича! Или еще раньше прыгнем – и поможем его сумасшедшему папаше утопить сыночка в Неве! Да мало ли вариантов! Пусть их Машина считает – она, типа, умная! А мы сделаем!

– Это готовый парадокс, – мотнула головой моя напарница. – Причем такой, что мало никому не покажется…

– Ну и что? – демонстративно пожал я плечами. – Пусть будет парадокс! Не все ли теперь равно?!

– Безответственный подход… – пробормотала она. – Но знаешь… – впервые за время разговора глаза ее блеснули жизнью. – Что-то в этом есть… – Полинина рука дернулась к груди, словно девушка решила запоздало прикрыться от моего нет-нет да и соскальзывавшего туда взгляда. Не завершив движения, моя собеседница виновато улыбнулась. – Ты прав, что-то я рано сложила лапки. План у тебя, конечно – курам на смех, но лучше такой, чем никакого… Ладно, уговорил: работаем! – свесив руку с кровати, она нащупала на полу одеяло и подтянула его к себе.

Я посторонился, а затем и вовсе поднялся на ноги:

– Ну, тогда вставай, одевайся – я буду на кухне!

– Чайник там поставь! – напутствовала меня Полина.

Кивнув, я вышел из спальни.


* * *


Как ни странно, легионер оказался прав: это была самая простая миссия из всех, о которых мне только приходилось слышать. Теоретически. Потому как уровень предварительной проработки операции, конечно, удручал. Особенно что касается места заброски – она же точка эвакуации. Дело едва не обернулось полной катастрофой на первых же наших секундах в 1918-м… Но обо всем по порядку.

В ячейке камеры хранения мы нашли два комплекта одежды: холщовые штаны и косоворотку для меня и длинную рубаху с сарафаном для Полины. В наборе шли онучи и две пары лаптей.

Кроме этого там имелась газетная вырезка – Уроборос знает от какой даты – об уникальном кладе золотых и серебряных монет, найденном рабочими при прокладке коммуникаций в усадьбе Кусково. Плюс – две карты оной усадьбы – современная, распечатанная из Гугла или Яндекса, и, типа, старинная. На обеих фломастером было отмечено по три места, подписанные соответственно «клад», «закопать здесь» и «выход» (на первом из планов – «вход»).

Дополняли выделенную нам от щедрот «Хозяина» экипировку складная металлическая лопата и электрический фонарик.

– Что-то неясно? – с искренним удивлением поинтересовался легионер, застав меня звонком на выходе из здания вокзала.

– Вообще ничего не ясно! – не столь уж и преувеличив, заявил я.

– Что ж, объясняю, – вздохнул мой собеседник. – Отправляетесь в Кусково. Переноситесь в прошлое. Выкапываете ларец с сокровищами. Переносите его в указанную вам точку – и перепрятываете там. На глубине не менее полуметра. Все, профит. Можно возвращаться.

– Допустим, – буркнул я. – А граната где?

– Какая граната?

– Обыкновенная. Чтобы поток времени размягчить.

– Не надо ничего размягчать, пусть все идет само собой. Место, где вы оставите ларец, ни разу в истории не раскапывалось. Вот пусть так все и остается! Клад пролежит нетронутым до наших времен, а здесь… Так, это уже не ваше дело, – одернул «Хозяин» сам себя.

– Так вы банально хотите золотишко прикарманить! – насмешливо хмыкнул я. Сказано было достаточно, чтобы сообразить, что тут к чему. – Ради этого весь сыр-бор, да?

– Говорю: не ваше дело! – отрезал легионер. – По самой операции есть еще вопросы?

– Да сколько угодно!..

Дальнейший наш с ним разговор я уже пересказывал, повторяться не стану.

Так или иначе, к десяти утра мы с Полиной были в Кусково. На входе в парк (пришлось, кстати, приобрести билеты – отслюнявить нам на них деньжат наш гений планирования и не подумал) охрана скептически примерилась к увесистому баулу с экипировкой, попросила его открыть, строго поинтересовалась, зачем нам в музейном комплексе лопата и народные костюмы, и предложила оставить громоздкие вещи на вахте. Я сказал, что лучше тогда отнесу их в машину, на которой мы якобы приехали – в итоге баул пришлось перебрасывать через забор.

Дальше все какое-то время шло благополучно: мы выдвинулись в точку, подписанную «вход» – от посторонних взглядов она оказалась неплохо укрыта зеленой стеной стриженого кустарника – переоделись и доложили «Хозяину» о готовности.

– Напоминаю, Машина повреждена, визуальный ряд сбоит, так что я вас слышу, но не вижу, – бросил напоследок тот. – Как закончите – кричите!

– Хорошо, – подтвердил я.

– Ну, тогда – удачи!..


* * *


Усадьба Кусково, 30 октября 1918 года

Произвольное вмешательство в поток времени


– Крутись Уроборос, что ж так больно-то!

Стояла лунная, звездная ночь. Более чем прохладная – едва ли летняя. Скорее – осень, еще без снега, но уже и без зеленой травы. Я зажег фонарик: луч выхватил разлапистое дерево, отсутствовавшее здесь в XXI веке. Его длинная голая ветвь, словно костлявая рука великана-мертвеца, жадно тянулась к Полине, отворачивая в сторону в считанных сантиметрах от лица девушки… Отворачивая, да не совсем. Одинокий прутик торчал точно вперед, бесцеремонно пронзая моей напарнице мочку уха, уже окровавленную. На ладонь правее – вошел бы в глаз.

Несмотря на стылый воздух, меня прошиб пот.

– Что там? – испуганно пробормотала Полина. – Мне не видно – но чувствую себя бабочкой, наколотой на булавку…

– Жить будешь, – резко севшим голосом выговорил я, поднимая руку и дрожащими пальцами обламывая веточку. – Все, бабочка, лети… – попытался пошутить.

– Говорила же: авантюра, – выдохнула девушка, нащупывая остатки прутика, еще раз переламывая их – уже у самого уха – и отбрасывая половинки. – Крутись Уроборос: вся рука теперь в крови…

– Работать можешь? – резко выдохнув, подчеркнуто деловито спросил я.

– Держать фонарик, пока ты будешь яму копать? Что там мочь?

– Тогда пошли, – почему-то мне хотелось как можно скорее убраться подальше от совсем чуточку промахнувшегося дерева-убийцы.

– Пошли, – кивнула Полина, болезненно морщась и снова поднимая руку к пробитой мочке.

К счастью, на этом серьезные неприятности – не вообще, конечно, а связанные с конкретной миссией – для нас закончились. После часа энергичного махания лопатой в отмеченной на карте точке – за вознесенным на постамент мраморным женским бюстом – на глубине около метра я достучался до препятствия, действительно оказавшегося крышкой кованого ларца. Тот был заперт, но, высвобождая клад из плена густо оплетших его гибких корней, я случайно сбил и проржавевший навесной замок. Несколько блеклых кружков вывалилось наружу, я хотел было бросить их обратно в ларец, но, опередив меня, монеты шустро подобрала Полина.

– Это обойдется папаше Дорсету в лишних пятьсот долларов, – с ухмылкой заявила она, указав левой рукой на свое поврежденное ухо, а правой пряча добычу в декольте сарафана.

– Не серебро? – одними губами – чтобы не услышал легионер – спросил я. – А то ведь Машина не пропустит!

– Нет. Думаю, золото, – столь же беззвучно ответила девушка.

Перетащив ларец на новое место – к подножию одинокой высокой колонны, увенчанной вооруженной копьем статуей – я принялся рыть яму уже там. Здесь дело двигалось несколько медленнее – то ли землекоп уже порядком подустал, то ли грунт оказался тверже и тяжелее. В какой-то момент Полина меня даже подменила – но ненадолго: от напряжения из ее пораненной мочки снова хлынула кровь, и я поспешил забрать у девушки лопату.

Долго ли, коротко ли, но яма была готова, ларец спущен на ее дно и засыпан. Тщательно разровняв и утоптав землю, мы навалили сверху веток и обломков кирпичей, кои в изобилии были разбросаны по округе. Не будешь знать, что и где искать – ни за что не догадаешься о тайнике.

Как изволил ранее выразиться «Хозяин» – все, профит, можно возвращаться.

Мы и вернулись. На удивление – без происшествий.

Глава 29

г.Ярославль, 10 (23) июля 1913 года

Произвольное вмешательство в поток времени


– Ну, вот и пришли, – проговорила Полина, указав жестом на трехэтажное здание Почтово-Телеграфной конторы, отделенное от нас заросшим бурьяном пустырем. А затем, выразительно на меня посмотрев, коротко кивнула на дом по соседству, белый, в два этажа, над подъездом которого красовалась слегка выцветшая вывеска «Рейнольдс & Уошбурн, поверенные и агенты» – со всеми полагающимися эпохе «ерами» и прочими «ятями».

На Почтовую улицу города Ярославля (она же Спасо-Нагородная, смотря каким картам верить) мы вышли со стороны Волги – мимо симпатичной белокаменной церквушки, с невысокой шатровой колокольни которой окрестности оглашал торжественный перезвон. На мне был защитного цвета пехотный мундир с золотыми погонами – по единственной маленькой звездочке на каждом (волею «Хозяина» из поручиков меня «разжаловали» в прапорщики). На голове – фуражка с довольно высокой тульей. У левого бедра – подвешенная на плечевой портупее драгунская офицерская шашка. Дополняли образ зловещего вида бинты, туго перетягивавшие челюсть и закрывавшие рот – «аксессуар», для нашей с напарницей задумки совершенно необходимый, а вот поставить о нем в известность легионера мы не потрудились.

Моей спутнице «Хозяин» выдал длинное темно-синее платье, по сравнению с ее же нарядом для 1837 года – куда менее пышное и не столь утянутое в талии, и аккуратную шляпку с ажурной вуалеткой на пол-лица. Левой рукой Полина светски опиралась на мой правую.

Сам перенос прошел без эксцессов – если не считать того, что «высадились» мы в полночь, действовать же нам предстояло только утром, с открытием контор. Но хоть площадка на этот раз была выбрана с умом – как минимум, никаких тебе неучтенных деревьев. Да и предпочтение темного времени суток, по большому счету, не стоило ставить легионеру в вину: позднее час – меньше шансов нарваться на случайного свидетеля. Что, впрочем, не мешало нам показушно-сварливо сетовать на связанные с этим неудобства – до тех самых пор, пока перед выдвижением к Главпочтамту мы не замотали мне рот бинтом.

Что до нашего задания, то, по заверению «Хозяина», оно снова было «элементарным»… Так бы, наверное, и оказалось – не задумай мы внести в спущенный «сверху» план несколько существенных дополнений.

Прошедшие с прошлой миссии – той самой, в Кусково – неполные две недели обернулись для нас сплошным разочарованием. Поиск уцелевших членов Ордена результата не дал. Единственным человеком, на кого нам удалось выйти, найдя в «пиратской» базе заветный телефонный номер, была Кристина Ястребкова из Питера, но та с нами разговаривать категорически отказалась – то ли из страха, то ли из некой личной неприязни к Полине, я так и не понял. Повторные попытки до нее дозвониться – с разных телефонов – оказались безуспешны – «абонент недоступен», и точка! Не вышло связаться и через соцсети – все свои аккаунты Кристина удалила.

Не получилось и выследить «Хозяина». Идея была засесть в Кусково и дождаться, когда легионер явится за приготовленным для него кладом, но сразу же по нашем возвращении из 1918-го тот позвонил и недвусмысленно велел нам убираться из усадьбы куда подальше. Судя по всему, по телефону «Хозяин» нас в текущем потоке и отслеживал. Отключить «маячок» мы не сумели, ходить же без гаджета легионер строжайше запретил, время от времени проверяя соблюдение приказа внеурочными звонками.

Единственное, чего нам удалось добиться – более тщательного подхода к организации миссии. Выслушав историю о ветке в Полинином ухе, «Хозяин» признал – пусть и сквозь зубы – что подобное недопустимо. Заверил, что впредь будет аккуратнее, а также обещал предусмотреть резервные точки эвакуации. Заодно получилось убедить его заранее ставить нас в известность о деталях предстоящей операции – типа, для настроя и теоретической подготовки. Ну, как заранее – после бурных дебатов сошлись на сутках «форы». Но все ведь лучше, чем день в день, за час до переброски!

То есть какой-никакой прогресс имелся – но, конечно же, совсем не тот, что нам бы хотелось.

Первой не выдержала Полина.

– Снова ничего! – бросила она, отрывая взгляд от очередной телефонной базы на экране компьютера и ударяя сжатым кулачком по столу. – Крутись Уроборос, это тупик!

– Не стоит отчаиваться, – подходя сзади, попытался успокоить напарницу я. – Мы только начали работу!

– Это ты называешь работой? – хмыкнула девушка. – Имитация бурной деятельности – вот что это такое!

– Пока у нас слишком мало вводных, – вкрадчивым тоном проговорил я. – Чем дальше пойдет дело, тем больше у легионера будет возможностей совершить ошибку…

– Ну да! Например, чем-нибудь нас хорошенько нашпиговать при очередном переносе!

– Он бьет себя пяткой в грудь, что такое не повторится!

– К Уроборосу его пятку! Вместе с грудью! Нужно менять тактику – или так и помрем рабами кольца! – потрясла она правой пятерней.

– Предлагаешь их срезать? – нахмурился я, переводя взор на собственный окольцованный палец. – Нет, ну, тоже, конечно, вариант…

– Не вариант! – мотнув головой, рявкнула Полина. – Избавиться от кольца – значит, признать поражение! Власть над нами легионер утратит, но с мечтой о возврате Машины можем тогда распрощаться навсегда! Нет, я не сдаться предлагаю, а наоборот, перейти в наступление!

– Ну, и как же? – опуская руку с кольцом, скептически прищурился я. – Что мы можем сделать такого, чего еще не пробовали или хотя бы не обсуждали?

– Послать весточку в Орден! – набрав побольше воздуха, выпалила девушка. – Из прошлого – в день, когда нас отправили к Пушкину! Предупредить, чтобы были настороже!

– Схлопочем грандиозный парадокс, – почти машинально выдал в ответ я.

– И пусть! Ты же сам говорил: не все ли теперь равно! Забыл?

– Говорил, – признал я. – Ладно, Уроборос с ним, с парадоксом. Как ты собираешься такое провернуть?

– Пока не знаю, – развела руками Полина. – Надо думать.

– Послание через годы… – пробормотал я. – Помнится, что-то подобное ты однажды уже пробовала замутить… Не прокатило.

– Я была юной дурочкой и действовала в лоб. Чтобы все срослось, на этот раз придется сработать хитрее… Еще, конечно, многое зависит от того, куда именно нас пошлет легионер…

– Это точно, – согласился я. – Я про «куда пошлет», а не про «дурочку», – пояснил тут же на всякий случай. –Ну, тут ждать недолго: завтра он обещал рассказать о новой миссии.

– Что ж, до завтра можно и потерпеть, – сосредоточенно кивнула девушка, выключая компьютер.


* * *


г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


– Сперва небольшая предыстория, – бодро начал свой телефонный инструктаж «Хозяин». – В феврале 1913 года в России широко отмечалось 300-летие царствования дома Романовых. Среди праздничных мероприятий значился и выпуск юбилейной серии почтовых марок с портретами представителей династии. Такая серия была изготовлена. Всего в ней было семнадцать марок – казалось бы, ровно по числу предков, предшественников на троне тогдашнего императора Николая II. Однако не все так просто. Некоторые портреты повторялись, а об иных царях почему-то забыли. И если ожидать появления на марке изображения свергнутого в младенчестве Елизаветой Петровной Иоанна Антоновича, пожалуй, и не следовало, то отсутствие в пантеоне Анны Иоанновны, процарствовавшей в XVIII веке целых десять лет, уже выглядит загадочно… Выглядело до недавнего времени. В прошлом году марка с портретом этой императрицы – номиналом в пять копеек – всплыла на лондонском аукционе «Сотбис» при распродаже коллекции, принадлежавшей одному из членов британской королевской семьи. Оказалось, что соответствующий тираж в 1913-м был отпечатан, но по какой-то причине изъят и почти полностью уничтожен. Однако из-за праздничной неразберихи некоторое количество экземпляров все же попало в продажу и, прежде чем власти спохватились, было реализовано – летом 1913 года через почтовую контору города Ярославля… Конец предыстории.

– И почем же эта Анна свет Иоанновна ушла на «Сотбис»? – поинтересовался я, уже понимая, к чему ведет легионер.

– За семьсот пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, – охотно ответил мой собеседник. – На сегодняшний день это самая дорогая российская марка в мире. И вы мне ее привезете. Разумеется, не ту, из королевского собрания, а точно такую же. Или даже несколько точно таких же – непосредственно из 1913 года. Это ясно?

– Ясно, – вздохнул я. – Снова микроскопом гвозди будем забивать – что ж тут неясного?..

– Тогда отправляйтесь на вокзал за экипировкой и материалами, – проигнорировал мое едкое замечание собеседник. – Ячейка та же. Код – 1913, не перепутаете. Завтра вечером извольте быть в Ярославле. Все уточняющие вопросы – по ходу дела. До связи.

– Филателист Уроборосов… – с чувством буркнул я в уже отключившуюся трубку.

– Ярославль, значит? – задумчиво пробормотала слышавшая весь наш разговор моя напарница. – Что ж, посмотрим, что там было хорошего в этом вашем Ярославе в юбилейном 1913-м – помимо драгоценной марки…


* * *


г.Ярославль, 10 (23) июля 1913 года

Произвольное вмешательство в поток времени


– Ну что, удачи нам… – едва слышно прошептала Полина.

Выпустив мою руку, девушка неспешно направилась к подъезду Главпочтамта. Каблучки ее кожаных ботиночек звонко застучали по булыжной мостовой.

Проводив напарницу взглядом, я одернул мундир и решительно зашагал в противоположном направлении – к конторе господ Рейнольдса и Уошбурна, подданных Его Величества короля Соединенного Королевства Великобритании и Ирландии Георга V. Юристов, чей бизнес, благополучно пережив бурный XX век, сохранился (на данный момент – еще только сохранится) и в веке XXI.

Внутри за стойкой меня встретил ухоженный, напомаженный клерк.

– Чем могу служить, господин прапорщик? – со слащавой улыбкой поинтересовался он у меня по-русски, да еще и с характерным волжским «оканьем» – должно быть, персонал уважаемые английские хозяева набирали из местных.

Демонстративно скривившись, я схватился рукой за ухо, затем, выждав пару секунд, протянул клерку заготовленную записку, над которой, в числе прочих, корпел накануне весь вечер, старательно расставляя в конце слов твердые знаки – не исключено, что даже пару лишних где-нибудь прописал. Что до «ятя» и «i» с точкой, то ими, за неимением времени, мы с Полиной решили не заморачиваться: в конце концов, простой армейский прапорщик мог закончить гимназию (или где он там должен был учиться?) и на тройки:

«Прошу не отвечать вслухъ: я контуженъ, звуки доставляютъ мне нестерпимую боль. Говорить тоже не могу. Мне необходимо встретиться с г-ном Рейнольдсом или г-ном Уошбурном по важному и неотложному делу!»

По его собственным словам, на миссии нас с Полиной «Хозяин» видеть не мог – но зато прекрасно слышал. Так что, дабы не выдать наши с напарницей планы, ничего мало-мальски подозрительного я произнести не имел права.

При этом, различал ли легионер сказанное в нашем присутствии другими, мы не знали. Может быть, нет, а может – и да. Поэтому на всякий случай было решено попытаться заставить молчать и всех потенциальных собеседников.

Существовал и третий рубеж обороны – пока я находился у юристов, моя напарница должна была затеять на почте скандал. Стоило рассчитывать, что внимание «Хозяина» переключится на девушку – а следить разом за двумя разлучившимися эмиссарами было невозможно и при исправной Машине.

– О, простите… – начал было клерк между тем. Я снова изобразил на лице страдальческую гримасу (труда мне это не составило: не ровен час, услышав лишнее, легионер прервет миссию!), и он осекся. Виновато приложил ладонь к груди, затем суетливо закивал, жестом предложил мне обождать и удалился с моей запиской в руках.

Вернулся он примерно через полминуты и, снова жестом, пригласил меня следовать за собой. Я несколько перевел дух: похоже, дело пошло… Но самое сложное еще оставалось впереди.

В просторном светлом кабинете меня ожидал плотный мужчина в сером твидовом костюме-тройке, чем-то почти неуловимо напомнивший мне покойного (вернее, еще даже не родившегося) Гроссмейстера Ордена Анатолия Сергеевича Ульянова. Поднявшись из-за стола, джентльмен пожал мне руку, сокрушенно покачал головой, глядя на мои бутафорские бинты, и знáком предложил присесть. Затем, опустившись в кресло и сам, протянул тисненую золотом визитную карточку, из которой я узнал, что передо мной сэр Уильям Рейнольдс-младший собственной персоной. В ответ я передал ему вторую приготовленную записку, составленную все в той же промежуточной старо-новой орфографии:

«Меня зовутъ Игорь Одинцовъ. Имею к Вамъ дело крайне деликатного характера и весьма неординарного содержания. У меня имеется некое письмо. Принявъ оное, Вы незамедлительно вывезете его в Англию, где письмо должно храниться какъ минимумъ до начала XXI века. Затем его следуетъ вернуть в Россию и вручить адресату точно в указанные дату и время. Иныхъ пояснений не будетъ. Срокъ вручения письма…»

Далее шли дата нашего с Полиной ухода в 1837 год и время – «17:00».

Поняв по поднятому на меня удивленному взгляду сэра Уильяма, что записку тот дочитал, я медленно выложил на стол запечатанный конверт с посланием Ордену, и сверху, один за другим, пять золотых империалов, столь удачно позаимствованных Полиной из Кусковского клада.

В любой иной ситуации наблюдать за реакцией юриста было бы, пожалуй, весьма занимательно. Пухлая рука Рейнольдса дернулась к монетам, замерла на полпути, снова потянулась к стопке золотых кругляшей… Глаза англичанина забегали, перескакивая то на деньги, то на письмо под ними, то на меня. Брови вовсе зажили самостоятельной жизнью, то складываясь домиком, то сходясь к переносице, то изгибаясь крутой дугой – тут, правда, отметилась только правая, левая на такой трюк оказалась неспособна. Лоб пересекла глубокая складка. Губы дрогнули, рот приоткрылся – в явном намерении заговорить, но я снова показал на свое якобы больное ухо, и хозяин кабинета ограничился поспешным понимающим кивком.

Я все ждал, когда он заберет золото – с этого момента сделку можно было бы, вероятно, считать состоявшейся – но, так и не дотронувшись до монет, Рейнольдс потянулся к чернильному прибору на столе. Взяв лист бумаги, наскоро набросал несколько слов и протянул написанное мне.

В отличие от меня, «ятями» англичанин не пренебрегал. «Откажется!» – с ужасом успел подумать я, разбирая его убористый почерк.

Но нет, из записки лишь явствовало, что юрист просит у меня какой-нибудь официальный документ – для составления сделки. Не сдержав облегченного вздоха, я достал из кармана состряпанное легионером офицерское Удостоверение на мое имя.

Внимательно его изучив – разве что на зуб не попробовав – сэр Уильям что-то пробормотал себе под нос по-английски – ни я, ни, надеюсь, «Хозяин» ничего не расслышали, но очередную порцию холодного пота на спине я заработал – и принялся собственноручно составлять договор.

Признаться, соглашение я подписал, почти не глядя: спеша, пока юрист не передумал – проверил только ключевые даты. После этого, наконец, Рейнольдс стряхнул монеты в ящик стола и забрал конверт с письмом.

Получив экземпляр договора и обменявшись на прощание крепким рукопожатием с сэром Уильямом, не чуя под собой ног, я покинул кабинет.

Полина ждала меня на полпути между почтамтом и конторой Рейнольдса – то ли не решаясь приблизиться, то ли не желая зря маячить под окнами у англичан.

– Ну? – нетерпеливо спросила она у меня.

Я молча продемонстрировал ей подписанный сторонами договор. На глазах расслабившись – только теперь стало понятно, сколь напряженной была ее поза до этого – в ответ напарница небрежно помахала перед моим носом блоком из четырех почтовых марок.

Не придумав ничего лучше, я лишь одобрительно кивнул.

Подгоняемые нетерпением, до точки эвакуации мы дошли очень быстро – последние метры едва сдерживались, чтобы не перейти на бег. Вот и заветный пятачок у пристани – как, кстати, «Хозяин» его только отыскал, если, типа, в прошлом слеп как крот? Не на слух же… Или это у него только за миссией воочию следить не получается?

Ладно, Уроборос с ним…

Среди дня место было не таким уж и тихим – на пирсе неподалеку вовсю толпился народ – но нас с напарницей это уже не волновало. Я с наслаждением разматывал до смерти мне надоевшие слюнявые бинты, Полина же, достав откуда-то – чуть ли не из рукава платья – сбереженную в XIX веке гранату, с размаху швырнула пузырек на камни под нашими ногами и крикнула:

– Эй, у Машины! Забирай нас!

«Синдром переноса» не заставил себя ждать… В отличие от самого переноса.

– Не поняла… – нахмурившись, проговорила моя напарница.

– Прям, как тогда, в 1837-м… – пробормотал я, удивленно озираясь.

– То есть у нас получилось… – я так и не понял, вопрос это был или утверждение. – Легионер начал нас возвращать, произошел Скачок… И Машина у него пропала, так? Ну а мы, соответственно, застряли?

– Тс-с! – «на автомате» приложил я палец к губам: если догадка напарницы не верна, «Хозяин» сейчас нас слышал.

– Эй, ты там! – подняв взор к ясному летнему небу, прокричала Полина. – Я пошутила! Давай, продолжай эвакуацию!

Несколько человек на пристани удивленно обернулись на ее звонкий голос, кто-то, кажется, и вовсе двинулся в нашем направлении – случайно так совпало или нет – Уроборос разберет!

– Пошли-ка отсюда, – предложил я, беря напарницу за руку. – Может, дóма в этой точке какая-то помеха. Перейдем на резервную – благо их у нас тут целых три!

– Ну, давай попробуем… – неуверенно кивнула девушка.

– Мы уходим из основной точки! – четко проговорил я для легионера. – Направляемся к запасной. Как дойдем – дадим знать…

Добраться до места нам, однако, было не суждено: «синдром переноса» накатом застал нас прямо посреди городской улицы.

– Ты тоже это чувствуешь? – впившись пальцами в мою ладонь, выдохнула Полина.

– Прыгаем вверх! – крикнул я вместо ответа. – На случай, если в нашем времени мостовая…

«Мостовая пролегает выше», – хотел сказать я. Окажись перепад высот небольшим, сантиметров так в десять-двадцать, это и в самом деле могло бы нам помочь… В любом случае, договорить я не успел – нас с Полиной уже вовсю несло между потоками.

Кажется, в последний момент подошвы моих сапог все же оторвались от брусчатки. Среагировала ли напарница, и если да – хватит ли нам силы прыжка, узнать мне предстояло лишь на выходе из свирепо кружившего нас вне времени вихря.

Глава 30

г.Ярославль, 20 июля 1918 года

Произвольное вмешательство в поток времени (сбой)


Что-то пронзительно свистнуло совсем рядом и сухо ткнулось в только что проявившуюся из небытия стену – чуть повыше тульи моей фуражки – выбив фонтан кирпичной крошки. Один из осколков болезненно чиркнул мне по скуле. Невольно схватившись за нее ладонью, я исступленно завертел головой, озираясь – и сразу же увидел Полину.

Напарница поднималась с мостовой, на которую, должно быть, упала, выпав из вихря переноса. Вернее, пока только пыталась подняться – правая нога девушки плясала, ища опору, а вот левая словно приклеилась к брусчатке.

– Что с тобой? – бросился я к спутнице. – Тебя… впечатало в камни? – осенила меня пугающая догадка.

– Похоже, только каблук, – пробормотала Полина, отрывая наконец от дороги левую ногу. Кожаный ботиночек остался на мостовой – и в самом деле вросший подошвой в серый камень.

– Уф-ф… – облегченно выдохнул я, подхватывая косолапо балансирующую на одной ноге напарницу под руку.

– Нужновторой тоже снять, – заявила девушка, пробуя встать прямо – и вместо этого заметно скособочась.

– И что, босиком пойдешь?

– А есть выбор?

Пока, повиснув на мне, напарница возилась с уцелевшим ботинком, я сумел осмотреться по сторонам. Без сомнения, это была все та же ярославская улица. Разве что совсем пустая – нигде ни души. И стекла в некоторых окнах выбиты. Даже во многих. Да почти во всех, если приглядеться! Что тут у них произошло?

Некое подобие ответа на мой вопрос пришло в виде приглушенного расстоянием звука не то раскочегаривавшейся где-то на соседней улице паровой молотилки, не то газующего мотоцикла – и еще одного свиста. В десятке метров от нас с Полиной жалобно зазвенело очередное стекло. Тут же откуда-то издалека донесся похожий на гром раскат, почти сразу за ним – второй. Я машинально задрал голову: на небе не было ни облачка, не говоря уже о грозовых тучах.

Судя по солнцу, время близилось к полудню. Судя по знойной погоде, стояло лето. Интересно, а год какой?

Мои размышления были прерваны тем, что с головы у меня внезапно слетела фуражка. Разумеется, не сама по себе слетела – что-то с силой в нее ударило. Камень? Или… пуля?

– Крутись Уроборос, да тут у них постреливают, – первой сообразила Полина. Голос ее звучал спокойно, словно речь шла о чем-то, не имевшем к нам никакого отношения. Что ж, все мы слегка притормаживаем после переноса…

Опомнившись, я схватил напарницу за плечи и повалил на мостовую. Сам тоже упал – рядом. Кажется, вовремя: сверху снова характерно тренькнуло. Возобновилась и отдаленная канонада.

– Куда же это нас занесло? – силясь вжаться в запыленную брусчатку, растерянно пробормотал я.

– Точно не домой, – заметила слева девушка. – Я помню эту улицу – мы шли по ней на пристань с вокзала. В наше время тут асфальт.

– Идет какая-то война, – продолжил рассуждать я. – Вряд ли Великая отечественная – тогда немцы до Ярославля не дошли…

– У нас почти наверняка парадокс, забыл? Может, в этой версии и дошли…

Ее слова заглушил хлесткий стрекот откуда-то из поднебесья. Вывернув шею, я посмотрел туда: над крышами, едва не задевая их растопыренными стойками шасси, тарахтел самолет-биплан с красными пятиконечными звездами на крыльях. Немного не долетев до нас, он свернул в сторону, и сделалась видна эмблема у него на хвосте – также алая пентаграмма, только почему-то нарисованная лучом вниз. Впрочем, поди еще разберись, где верх, где низ у тех, что украшали крылья…

– Нет, вряд ли это сороковые годы прошлого века, – заявила Полина, также провожая взглядом кургузый аэроплан. – Больно уж примитивная конструкция. Больше на времена гражданской похоже.

– А в Ярославле тогда были бои? – спросил я.

– Тогда везде были бои. Брат на брата, все дела… Опять же, не забывай про возможный парадокс…

– Ваше благородие! Барышня! Скорее сюда!.. – послышалось вдруг откуда-то слева. Мы с напарницей синхронно обернулись: на другой стороне улицы из приоткрытой двери подъезда нам отчаянно махал рукой какой-то человек, одетый во все черное – не считая широкой бело-сине-красной повязки на рукаве. – Нет, нет, не поднимайтесь! – прокричал он – Полина и в самом деле начала уже было привставать с мостовой. – Ползком!

– Легко сказать – ползком, а когда на тебе такое платье… – проворчала девушка, впрочем, снова послушно припадая к брусчатке.

– Ладно, двинули, – бросил я, пропуская напарницу так, чтобы держаться от нее с той стороны, откуда прилетали пули.

– Быстрее внутрь, ваше благородие, здесь безопасно! Насколько это сейчас вообще возможно…

Подгоняемые этими криками, последние метры до подъезда мы, не выдержав, все же преодолели бегом. Под жутковатый аккомпанемент свиста пуль – но, в итоге, благополучно.

Черное одеяние незнакомца оказалось формой железнодорожника. Причем, сперва я принял его за моряка – из-за якоря с топором на кокарде фуражки. Ну зачем поезду якорь? Ан нет, видимо, для чего-то нужен.

– Кто вы? – осведомилась Полина, вваливаясь в подъезд.

– Городов я. Так-то путеец, но вот пришлось пойти помощником машиниста на бронепоезд, – последовал ответ. – Только нету больше нашего бронепоезда… – резко помрачнев, добавил он. – Да и тут нас черти узкоглазые крепко прижали…

– Прапорщик Одинцов, – представился я, отметив про себя этих «узкоглазых». Неужели русско-японская? Но почему в Ярославле-то?! – Это, – кивнул на напарницу, – моя… моя сестра Полина.

– Пройдемте наверх, – шагнул железнодорожник вглубь дома. – Наши – там.

Коротко переглянувшись, мы с девушкой двинулись за ним следом.

«Наших» – помимо Городова – оказалось трое. Еще один железнодорожник – пожилой мужик, назвавшийся Прохорычем – с маузером в громадной деревянной кобуре у пояса. Вооруженный винтовкой парень, едва ли не младше нас с Полиной, в длинной солдатской шинели не по погоде («Васильев я, Серж Васильев. Студент. Ну, бывший. Мерзну вот что-то. Болею, наверное…»). Оба – с такими же, как и у Городова, бело-сине-красными повязками.

Третьего «нашего» я увидел не сразу – он вышел из соседней комнаты, когда с первыми двумя мы уже перезнакомились. Мужчина лет тридцати пяти, с несомненной военной выправкой, в зеленом офицерском кителе, но без погон, и фуражке с мягкой тульей – без кокарды, но с черно-оранжевой – «георгиевской» – лентой на околыше. Имелась у него и повязка на рукаве – также георгиевских цветов.

– Штабс-капитан Седов, – отрекомендовался он, пожимая мне руку.

– Прапорщик Одинцов.

– Да, я слышал… – взгляд штабс-капитана скользнул по золотым погонам на моих плечах, по щегольскому мундиру, по эфесу шашки – печально, и чуть ли не с завистью. – С начала германской не видел такой красоты, – вздохнул он. – Вы, Одинцов, к нам будто прямиком со смотра явились… Причем, года так из 1913-го… Помнится, один англичанин, Уэллс, роман написал – «Машина времени», кажется, ну или что-то вроде этого. Вот будто про вас.

– Старые запасы… – пробормотал я. И зачем-то добавил: – Погибать, так при полном параде!

То есть для них здесь 1913 год тоже в прошлом. Значит, точно не русско-японская. Кто же тогда эти загадочные «узкоглазые»?

– Тоже верно, – кивнул между тем штабс-капитан. – Из какого вы отряда?

– Я… Из резерва, – брякнул я наобум – нужно же было что-то отвечать.

– Не знал, что у нас есть резерв, – покачал головой офицер.

– Больше и нет, – развел я руками. Логично же, раз бронепоезд потерян, а «нас прижали»?

– Как вы оказались там, на улице? – не отставал Седов.

– Вернулся за сестрой, – кивнул я на напарницу. – Прошу прощения, я ее не представил – Полина Одинцова, моя сестра… И… Еще раз прошу прощения, господин штабс-капитан – это что, допрос? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Что вы, – печально скривился мой собеседник. – Какие тут подозрения. Последнее, что станут делать красные – засылать к нам переодетого офицером шпиона. Нет у нас под это достойных секретов… Да и видно же, что вы не китаец и не мадьяр… – усмехнулся он.

– Русские части у большевиков считаются ненадежными, – вмешался в разговор Городов. – Вот и бросили на нас узкоглазых.

– С севера, говорят, латышские стрелки наступают, – добавил его старший коллега Прохорыч. – У нас здесь – китайцы, на юге – мадьяры…

– Да нет, я слышал, мадьяры с запада прут, рука об руку с узкоглазыми, – заспорил Городов.

– В общем, полный интернационал, как и положено у большевиков, – усмехнулся Седов. – Давят, сволочи… Да вы, Одинцов, небось, все сами видели… Ну ничего, мы им тоже жару задали! Попомнят краснопузые наш Ярославский июль 18-го…

Ну вот, и с годом разобрались, и с сутью конфликта. Полина была права – это гражданская война, 1918-й. Красные наступают… а мы, значит, у белых. Ну да, золотые погоны обязывают… Вот только дела у «наших», похоже, не очень. Подмога не пришла, подкрепленье не прислали – если не считать нас с «сестрой»…

Интересно, а многие так выбирали сторону в гражданской войне – нечаянно оказавшись в один прекрасный (или скорее, ужасный) момент по-особому одетыми или в определенной компании?

Звякнуло стекло – и до того разбитое. Влетев в окно, пуля ударилась в стену за спиной штабс-капитана. Все присутствующие дернулись – кто сильнее, кто едва заметно – невозмутим остался один Седов.

– Можете сообщить что-нибудь новое о продвижении красных? – спросил он у меня.

– Едва ли что-то существенное, – пожал я плечами. – Я пришел с другой стороны. Насколько могу судить – по городу работает артиллерия. Видел аэроплан… Он к Волге ушел.

– За новыми бомбами полетел! – заявил Городов.

– Да ладно тебе выдумывать, – цыкнул на него Прохорыч. – Виданное ли дело – бомбы на аэроплане! Они ж тяжеленные, с ними ему ни в жисть не взлететь!

– Еще как взлететь! Как, думаешь, они наш бронепоезд остановили? Бомбами с аэропланов забросали!

– У бронепоезда банально закончились снаряды к орудиям, поэтому его и оставили, – повернулся к нему Седов. – А бомбить с аэропланов еще в германскую научились, – заметил он уже Прохорычу. – Прогресс, господа, не стоит на месте!

– Уж лучше б стоял! – буркнул пожилой железнодорожник. – Или вовсе прилег отдохнуть!

Между тем штабс-капитан приблизился к окну и осторожно выглянул на улицу. Трудно сказать, что он там сумел высмотреть, но через четверть минуты Седов обернулся к нам с самым решительным выражением на лице.

– В общем, так, господа, – отчеканил офицер. – Считаю, что оставаться здесь далее бессмысленно. Китайцы не суются только потому, что не знают, как нас мало. Тем не менее, очевидно, что их наступление – всего лишь вопрос времени. Никакого стратегического значения наша с вами позиция не имеет, удерживать ее любой ценой смысла я не вижу. Поэтому предлагаю отходить к Волге. И там – либо соединиться с другими отрядами, либо покинуть город по воде.

– Как это покинуть? – ахнул Городов. – Ваше благородие, у меня здесь, вообще-то, семья! Если уж наше дело – труба, лучше германцам сдаться! Ну, местной комиссии военнопленных…

– Да, у них, вроде как, нейтралитет, – поддержал коллегу Прохорыч. – Не выдадут же они нас большевикам!

– По первому же щелчку пальцев выдадут, – покачал головой Седов.

– До германцев – как и до Волги – еще добраться нужно, – из угла комнаты, где сидел на полу в обнимку с винтовкой, подал голос студент Васильев. – Улица насквозь простреливается – не пройдем.

– Пойдем по крышам, – заявил штабс-капитан.

– По крышам? – хмыкнул студент. – Чтоб к Господу ближе? Это вариант…

– Что у вас из оружия, прапорщик? – спросил между тем Седов меня.

– Только вот это, – указал я на эфес своей драгунской шашки.

– Нет, вы у нас точно из плеяды героев господина Уэллса, реликт довоенной эпохи… – расстегнув кобуру на поясе, он протянул мне массивный черный наган с до блеска отполированными деревянными накладками на рукояти. – Вот, держите. Патроны, уж извините, только те, что в барабане…

– Благодарю, господин штабс-капитан, – взял у него револьвер я.

Признаться, стрелять я пока ни в кого не собирался. Оно понятно, что мертво, умереть не может, но, по большому счету, мне что красные, что белые, что, pardon, желтые (политкорректность же в 1918-м вроде еще не ввели?) – не враги…

Нет, конечно, если придется защищаться…

– Да, а как же вы сами, господин штабс-капитан? – запоздало дернулся я.

– У меня есть еще, – отозвался офицер.

В окно влетела очередная шальная пуля – на этот раз на нее как-то даже внимания особо не обратили.

– Все готовы? – обвел взглядом Седов комнату. Присутствующие, включая нас с Полиной, по очереди кивнули. – Тогда выдвигаемся!


* * *


Дома на улице стояли вплотную один к другому, так что идти по крышам и в самом деле можно было, словно по проспекту. По большей части кровля была покатой, но не настолько крутой, чтобы соскользнуть с нее вниз. К тому же, тут и там из нее торчали кирпичные трубы, поднимались разного рода надстройки, над фасадами иногда возвышались вывески или просто торчала какая-то ржавая арматура – потребуется за что-то ухватиться – всегда найдется за что…

А еще, как оказалось, легко найдется, где организовать засаду.

Первым упал Городов – не проронив ни слова, не издав ни звука, просто клюнул носом вперед и замер. Прежде, чем я сообразил, что случилось, идущий передо мной Васильев вскинул к плечу винтовку и выстрелил, затем передернул затвор – и снова выстрелил. Справа, с другого ската крыши, его тут же поддержал Седов – из револьверов с двух рук, «по-македонски». Рванул из кобуры свой огромный маузер Прохорыч…

Только теперь я заметил противника – это и в самом деле были китайцы (ну, или еще какие азиаты), невысокие, коренастые, в светло-зеленых гимнастерках и фуражках с красными звездочками. Беспорядочно паля из винтовок с примкнутыми штыками, они высыпали из-за труб следующего на нашем пути здания, словно стая саранчи, на несколько секунд заполонив собой всю крышу, но, столкнувшись с ответным огнем, немедленно отхлынули назад, попрятавшись. Убраться, впрочем, успели не все – шесть или семь тел остались лежать неподвижно, еще один китаец полз, волоча ногу – почему-то не вслед за товарищами, а на нас – то ли хотел во что бы то ни стало продолжить атаку, то ли в шоке перепутал, где свои, где чужие.

Хладнокровно прицелившись, Прохорыч оставил этот вопрос навеки без ответа.

Что до меня, то я едва успел поднять руку с наганом, как стрельба уже стихла.

Опустив винтовку, Васильев метнулся к Городову, склонился над ним и почти тут же обернулся к Седову:

– Наповал.

– Отходим, – бросил на это из-за люкарны[1] штабс-капитан. – Красных слишком много…

– Китайцы, – буркнул студент, прячась за печную трубу. – Их уже за четыреста миллионов, и через одного – готовый большевик.

– Что, все четыреста мильенов здесь у нас, в Ярославле? – ахнул залегший Прохорыч.

– Да нет, там, в Китае.

– А, ну тогда ладно…

Они все говорили и говорили, но я уже не слушал. Обернулся, ища глазами Полину – и тут же увидел ее, лежащую ничком в трех шагах позади. Сперва мне показалось, что напарница просто так укрылась от обстрела, но тут я заметил у нее над виском аккуратную черную дырочку, из которой сбегала по щеке тоненькая алая струйка.

Что?! Нет!

Как ошпаренный сорвавшись с места, я бросился к девушке, неловко схватив, перевернул на спину. Голубые Полинины глаза, застыв, зачарованно воззрились мимо меня, в недоступно-высокое небо.

– Нет… – отчаянно встряхнул я безжизненное тело. – Нет!

– Ваше благородие, уходим, – тронул меня сзади за плечо Прохорыч, невесть как успевший преодолеть разделявшее нас расстояние. Затем, наклонившись, он закрыл Полине глаза, и повторил: – Уходим! Приказ господина штабс-капитана! – выпрямился – и вдруг, покачнувшись, завалился назад, едва не столкнув меня с крыши. На груди его мундира расплылось кровавое пятно – почти незаметное темно-бордовое на черном.

Я вскинул голову – в нашем тылу один за другим выбирались на крышу китайцы – кто из чердачных окон, кто карабкался прямиком с фасада.

В самом деле, как же их много!

Револьвер в моей руке взметнулся сам собой, а вот тугой спусковой крючок поддался будто бы с неохотой – пришлось перехватить оружие обеими руками. Прежде, чем выстрелить, краем глаза я еще успел заметить, как, выронив винтовку, рухнул, путаясь в полах шинели, Васильев, как судорожно схватился за окровавленное плечо Седов… А после – как упал бегущий на меня китаец, как покатился кубарем другой, как подкосились ноги у третьего…

Расстреляв патроны, я отшвырнул отныне бесполезный револьвер и рванул из ножен шашку. Из «наших» на крыше к этому моменту я уже остался один – лихого штабс-капитана враги подняли на штыки и сбросили вниз, на мостовую. Взметнув клинок, я шагнул навстречу китайцам…

Эту пулю я даже увидел. Время вдруг словно остановилось, и она, медленно вращаясь, выскользнула в дымном облаке из винтовочного ствола и поплыла на меня. Неспешно так, будто понимая, что никуда я от нее не денусь, давая прочувствовать и осознать неизбежное…

Нет, страха не было. Ничего не было: ни мыслей, ни чувств, ни ощущений.

Только мы двое – я и эта пуля.

А потом она вошла мне в лоб, словно к себе домой – и, похоже, не стало и самого меня.


[1] Слуховое окно в виде выступа на крыше

Глава 31

г.Санкт-Петербург, август 20** года

Текущий поток времени


Было темно, но не так чтобы очень. Жарко – но не слишком. Что-то шумело, гудело и поскрипывало – но приглушенно, в отдалении. Пахло тиной, плесенью и автомобильными выхлопами – слегка. И даже привкус крови во рту не казался таким уж пугающим – словно губу прикусил, тоже мне беда! Ну, точно прикусил – язык нащупал крохотную ранку.

Ад на минималках? Потому что на рай по-любому не тянет… Если же не то и не другое…

– Крутись Уроборос!

Что? Что?!!

Я обернулся: позади меня стояла Полина.

– Садиста, который придумал корсет, нужно на фиг выпилить из истории! – сердито заявила девушка, стягивая с себя каракулевую пелерину и оставаясь в длинном платье – том самом, по моде 1837 года.

Машинально я опустил взгляд, оценивая собственный наряд: распахнутая шинель, темно-зеленый вицмундир… Покосился по сторонам: опоры моста, река (должно быть, Нева) – наша точка эвакуации…

Ну да, я же только что вернулся из XIX века, после дуэли с Пушкиным. Как и планировалось, дал промах – поэта сразила из укрытия моя напарница. Сперва, кажется, в случившееся никто не поверил: полковник Данзас так вообще решил, что лицейский друг его разыгрывает, даже шутя пнул лежащее на земле тело сапогом в бок… Потом, конечно, начался переполох, все забегали, заголосили, стали наперебой звать врача – и под прикрытием этой суматохи мы с Полиной по-быстрому свалили с Черной Речки на ожидавшем нас на тракте «ваньке»…

Все так, все логично…

Но ведь было же и другое! Бомба для Александра II, разгромленная штаб-квартира Ордена, клад в Кусково, юридическая контора сэра Уильяма, ярославская крыша… Полина, сраженная пулей азиата-красноармейца, моя собственная смерть…

Все это не выдумка, не сон!.. Или…

– Ты что-нибудь понимаешь? – снова поднял я глаза на напарницу. – Нет! – тряхнул головой тут же. – Неправильный вопрос. Что ты помнишь?

– Помню, как убила Александра Сергеевича Пушкина, – с горькой усмешкой заявила девушка, нашаривая у себя за спиной завязки корсета. – Будет что внукам рассказать!

– А… еще что-нибудь? Что-нибудь… странное?

– Есть такое, – помедлив, кивнула Полина. – Не так отчетливо, но… Будто мы уже однажды возвращались сюда из 1837-го… Да ну, чушь! – решительно мотнула она длинной челкой.

– А если не чушь? – подался вперед я. – Возвращались мы – и… что?

– Тебе так вот приспичило мое дежа вю обсудить? – нахмурилась девушка. – Вообще-то это совсем не то, чем стоит хвастаться!

– Мы уже возвращались из 1837-го – и что было потом? – не отступал я.

– Что-что… Ты пришел… То есть мы не вместе вернулись? – удивленно спросила она – не то у меня, не то у самой себя. – Странно… Слушай, и миссию мы тогда провалили! – сообразила Полина. – Погоди, я что-то запуталась. Получается, это нам что, дали второй шанс? Так вообще бывает?

– По ходу, бывает, – хмыкнул я. – Второй шанс, да… Так что было дальше?

– Я набрала Панкратову… Нет! Сначала – еще до твоего прихода – сюда, под мост, сунулся какой-то хмырь и всучил мне конверт. Там внутри был телефон. Тот зазвонил, и мне сказали, что Орден уничтожен… Что?! – до крайности поразилась девушка собственным словам. – Крутись Уроборос! Я помню, как мы с тобой пришли к штаб-квартире, эти цветы, эти списки на стене… Помню звонки от «Хозяина»! Помню Ярославль… Помню, как… Помню. Как. Меня. Убили, – бесцветным голосом выговорила она.

– А следом меня, – сообщил я напарнице. – И сразу – вот это вот все… – обвел я жестом наше убежище под мостом.

– Я должна позвонить отцу! – сорвавшись с места, Полина бросилась к тайнику, где были спрятаны наши вещи, и выхватила оттуда смартфон. Ее пальцы заскользили по экрану. Затем, поднеся трубку к уху, девушка несколько секунд напряженно вслушивалась в нее – и вдруг безвольно уронив руку, прошептала в ужасе: – Абонент недоступен…

– Не может быть! – похолодел я. – Все же… Все должно было измениться! Набери еще кому-нибудь!

Однако напарница меня уже словно не слышала.

Сделав шаг вперед, я забрал из ее вялых пальцев гаджет, оживил успевший затемниться экран, нашел в «контактах» фамилию Панкратова и нажал на «вызов». Почти сразу послышался гудок, а за ним знакомый, веселый такой голос:

– Да, Полинк!

– Виктор, это не Полина, это Игорь! – заорал я так, словно собирался переговорить с Москвой без посредства телефонной линии.

– Что случилось? – мигом переключившись с радостно-беззаботного тона на обеспокоенный, поинтересовался Панкратов.

– Нет, нет, у нас все в порядке, – понизив голос до почти нормального, поспешил заверить его я. – А… У вас как? Что с Орденом?

– А что с ним сделается? – усмехнулся мой старый напарник. – Это ж Орден!

– Это ж Орден… – завороженно повторил я за ним. – И ничего… необычного? – уточнил все же.

– Да нет, все как всегда. Никаких новостей… А вот тебе, чувствую, есть что рассказать, – заметил Виктор.

– Есть, – подтвердил я. – Еще как есть. Но не по телефону.

– Тогда руки в ноги – и в Капотню! – бросил Панкратов.

– В Капотню? – не понял я. – А, ну да, конечно… – нет, понял – просто не сразу вспомнил.

Уже не первый десяток лет штаб-квартира Ордена размещалась на южной окраине Москвы, в Капотне. Какая Волоколамка? Кто сказал «Волоколамка»? Вам бы только все запутать!


* * *


– Так вот ты какой, Глобальный Парадокс… – задумчиво проговорил Гроссмейстер, выслушав наш с Полиной доклад.

– Вообще-то, не такой уж он и глобальный, – протянул Виктор – в роскошном кабинете Анатолия Сергеевича, на первый взгляд, не отличимом от того, что помнился мне по той, прежней штаб-квартире, мы собрались вчетвером. – Мир вокруг как стоял, так и стоит…

– Нет, – покачал головой глава Ордена. – Этот мир уже никогда не будет прежним. По крайней мере, для нас…

– У меня есть вопросы! – почти перебив Гроссмейстера, вскинул голову я.

– Что ж, полагаю, Игорь, вы имеете на них право, – невозмутимо кивнул Анатолий Сергеевич.

Ну, о’кей, поехали…

– Раз теперь… точнее, раз уже давно Орден прописан здесь, в Капотне – значит, то наше письмо из 1913 года вы не получали?

– Нет, разумеется, – ответил Гроссмейстер.

– И никакого нападения на штаб-квартиру со стороны Легиона не было?

– На нашей памяти – нет.

– Но почему? Ведь отправляясь в 1837-й – а затем в 1881-й – я не мог не знать о Капотне. И, по логике, должен был рассказать Осипу Фомичу…

– Парадокс, – развел руками Анатолий Сергеевич.

– Это не ответ…

– Наоборот, это ответ. Была бы логика – не шло бы речи и о Парадоксе. Логика нарушена – видим Парадокс. Это же не вопрос нашего понимания или непонимания причин и следствий. Время так защищается от необдуманного вмешательства – попирая причинность. Тем Парадокс и опасен. Если верить вашему Осипу Фомичу, это даже в Легионе неплохо понимали…

– Кстати, о Легионе, – подхватил новую мысль я. – Он действительно существует?

– Как минимум, существовал – с 1697 года. Считается, что тогда он был почти равен Ордену по силе. Но по мере того, как мы укреплялись, Легион слабел. До сегодняшнего дня предполагалось, что в конце XIX века он окончательно сошел со сцены. Теперь мы знаем, что это не так – по крайней мере, в одной из версий реальности. Легион не сгинул – он просто затаился. Далеко не факт, кстати, что это произошло именно из-за полученной от вас, Игорь, информации – скорее всего, тут сказался целый комплекс факторов…

– Прошу прощения, Гроссмейстер, но, вообще-то, данная информация относится к пятой степени посвящения, – воспользовавшись тем, что Анатолий Сергеевич умолк, вставил ремарку Панкратов.

– А то, о чем нам рассказали ребята – минимум к шестой, – парировал глава Ордена. – И тем не менее, ты здесь, слушаешь.

– Мне выйти? – подобрался Виктор.

– Да сиди уж, – махнул рукой Гроссмейстер. – А что касается сведений о Легионе… Полагаю, в свете последних событий следует спустить ее по меньшей мере градуса до третьего. И составить план мероприятий по выявлению возможных угроз. Капотню не должна постигнуть судьба Волоколамки – пусть мы с тобой про такую и не помним.

– Это я себе уже пометил, – деловито кивнул Панкратов.

– У вас еще остались вопросы, Игорь? – снова повернулся Анатолий Сергеевич ко мне – уже будто бы в некотором нетерпении.

– Из принципиальных – всего один, – заявил я. – Что насчет Антихриста? Ну, сверхчеловека, которого Машина, типа, пытается вывести путем селекции? Неприятно, знаете ли, чувствовать себя племенным бычком. И еще неприятнее вдруг узнать, что все время служил темной стороне…

– Мы понимаем, что это чушь, – поспешила зачем-то вмешаться в разговор Полина, – но если в нее верят легионеры…

– А не плевать, во что они там верят? – брезгливо поморщился Виктор. – Ясно же, что это бред сивой кобылы!

– Хотелось бы услышать это от вас, Анатолий Сергеевич, – сухо заметил я Гроссмейстеру. – Чушь? Бред? Или что?

К немалому моему – и, пожалуй, не только моему – удивлению, ответил глава Ордена не сразу. С четверть минуты он задумчиво переводил взгляд с Полины на меня, лишь мельком косясь на Панкратова, затем наконец заговорил:

– Как вам сказать, Игорь… И да и нет. Конкретно насчет Антихриста – разумеется, вздор. Отговорка, придуманная Ромодановским, чтобы очернить Брюса перед царем. Тогда выдумка не особо сработала, но вот, не забылась… Но дело в том… – Анатолий Сергеевич снова ненадолго умолк, будто собираясь с мыслями. – Дело в том, что перемещение между потоками действительно нас меняет, – продолжил он, снова обведя присутствовавших в кабинете долгим взглядом. – В современной науке нет подходящего термина для описания ни сути этого воздействия, ни его результатов. Это не мутация, наш геном остается прежним… И все же что-то происходит. Почти неуловимое. Возможно, вовсе нематериальное. Но четко фиксируемое Машиной. И да, эти изменения наследуются. И еще раз да: закрепление их в потомках – одна из целей деятельности Ордена. Не единственная, но одна из. Если хотите, можно назвать это ожиданием рождения сверхчеловека… Сверхлюдей. Которым уже не будет нужна Машина. В этом и состоял замысел Изобретателя – сделать свое детище ненужным. И тем самым не победить Врага в конфликте, поводом к которому послужило создание Машины – а предотвратить само возникновение этого конфликта. Сверхлюди народятся не для войны – а для того, чтобы войны не было! Вот такой расклад, – с какой-то несмелой улыбкой заключил Гроссмейстер. – С грифом высшего, седьмого градуса, на секундочку. Так что очень надеюсь на вашу сдержанность и деликатность, друзья.

Анатолий Сергеевич умолк, и на некоторое время в кабинете повисла абсолютная тишина.

– Простите, Гроссмейстер, но я, кажется, недопонял, – первым осмелился нарушить ее Виктор. – Эти ваши… наши сверхлюди… Раз им не будет нужна Машина… Они что, смогут гулять между потоками сами по себе? Или наоборот, вообще не смогут путешествовать во времени – несмотря на помощь Машины?

– В последнем случае они были бы не сверх-, а недо-человечки, – покачал головой глава Ордена. – Нет, речь идет именно о смене потока на иной без посредства Машины.

– Как такое может быть? – спросил уже я.

– Как – понятия не имею, – развел руками Анатолий Сергеевич. – Но может – теперь я в этом уверен. И вы, Игорь – первое за триста с гаком лет подтверждение того, что Орден на верном пути.

– Я?!

– Он? – ахнула Полина.

– Вспомните ваш рассказ о сбое, – предложил мне Гроссмейстер. – Вернее, о сбоях. В первом случае, в 1837 году, перенос был инициирован – и прерван. Очевидно, из-за того, что Легион захватил штаб-квартиру Ордена и завладел Машиной. Но, тем не менее, вы переместились – в 1881 год. Машина уже не работала, но, судя по всему, заданный ею вектор – в будущее – сохранился. И вы ему последовали – на сколько сумели. Неосознанно, но, заметьте: сами, без чьей-либо помощи. То же самое, похоже, повторилось в 1913-м. Начался перенос, произошел Скачок – и легионер лишился Машины. Но вы все же прыгнули – пусть и с некоторой задержкой. Недалеко, всего лишь в 1918-й – но зато снова сами! Других объяснений, кроме проснувшихся в вас способностей, лично я не вижу.

– То есть я, получается, тоже сверхчеловек? – растерянно поинтересовалась Полина. – В 1918-й меня ведь как-то закинуло!

– Возможно, – кивнул Анатолий Сергеевич. – Но здесь уже допустимы варианты: в тот момент, в 1913-м, вы держали Игоря за руку, составив с ним, таким образом, единую систему…

– А в 1837-м – выпустила… – прошептала, припомнив, моя напарница. – И осталась в прежнем потоке…

– В любом случае, речь пока только о первом успешном шаге – на долгом и трудном пути, – заметил глава Ордена. – Однажды – даже дважды – неконтролируемо проявившаяся способность – еще не победа. Всего лишь – знак будущей победы. Сверхчеловека среди нас пока нет – но когда-нибудь он родится, теперь я в этом не сомневаюсь.

– Все это вилами по воде писано! – мотнув головой, резко заявил Панкратов. – Парадокс есть парадокс – вы сами сказали, Гроссмейстер, что искать в нем логику – пустое дело. Можно придумать тысячу версий случившегося – что в 1837-м, что в 1913-м. И появление в Ордене доморощенного Супермена – последняя из вероятных!

– Придумать – можно, – хмыкнул Анатолий Сергеевич. – И буду тебе, Витя, весьма благодарен за любую, самую фантастическую гипотезу. Жду предположений и от вас, – перевел взгляд Гроссмейстер на нас с Полиной. – И еще раз напоминаю: прозвучавшее сегодня в этой комнате – в высшей степени секретно. Пока на этом все… Вы свободны.

Заскрипели отодвигаемые стулья – но только не мой: ошарашенный услышанным, я словно прирос к своему месту.

– Эй, мистер Супермен, проснись и пошли! – тронула меня за руку Полина.

– Только желательно просто шагом и за дверь, а не сквозь время, – буркнул Виктор.

– Не завидуй, – насмешливо прищурилась на него девушка.

– Было бы чему… – проворчал Панкратов.

Глава 32

г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


Домой (несмотря ни на какой парадокс, мой адрес не поменялся) я ехал один. Полина задержалась в штаб-квартире – так и не сумев дозвониться до отца, она хотела найти какой-нибудь другой его номер (мало ли, может, новый появился – у нас же парадокс), но Танюша, секретарь Анатолия Сергеевича, была чем-то по горло загружена и от любых вопросов и просьб только нервно отмахивалась: «Потóм! Потóм!» Виктор же по-быстрому свалил прямо после совещания, а обратиться непосредственно к Гроссмейстеру моя напарница не решилась – тем более, что тот наверняка отослал бы ее обратно к помощнице.

– Тебя подождать? – спросил я, поняв, что это надолго.

– Зачем? – пожала плечами девушка. – Нам же все равно не по пути…

Ну да, верно, не по пути…

– У меня там могли остаться твои вещи, – напомнил я – за две недели проживания в Измайлово – «в рабстве кольца» – Полина успела обзавестись кое-каким скарбом. Этак на полшкафа.

Похоже, думая в этот момент о чем-то совсем другом, девушка лишь махнула рукой:

– А, парадокс с ними!..

Не иначе, в Ордене родилась новая идиома.

С другой стороны, подмечено было верно: только в силу парадокса Полинины пожитки и могли бы сохраниться на моей квартире после Скачка…

…– 9-я Парковая? – переспросил таксист, когда я устроился на заднем сиденье его желтой «Лады Весты». – Там сейчас трубы меняют, все вокруг перекопано. К дому не подъедем – придется немного пройти…

– Ну, что делать… – развел я руками.

«Немного» обернулось несколькими сотнями метров – потрудись водитель обогнуть квартал и заехать с противоположной стороны, шагать пришлось бы куда меньше. Но так уж ему показал навигатор. Будучи совсем не в настроении спорить, я расплатился и выбрался из такси. Может, оно будет и к лучшему – прогуляться. Даже Супермены иногда ходят пешком. А уж недо-Супермены…

Интересно, прав ли Анатолий Сергеевич с этой его безумной теорией? Виктор, вон, кажется, в нее ни Уробороса не верит. Но где Панкратов, а где Гроссмейстер! Кому, по идее, виднее?

Однако, если глава Ордена прав – за что мне такое счастье? Всего две миссии – и сразу нужная мутация? Вернее, не мутация – но смысл понятен. И да, именно две – началось все уже в 1837-м…

Да и родители у меня обычные люди… Хотя, помнится, незабвенный Осип Фомич, Уроборос его дери, говорил, что способности Столпа могут передаваться через поколение…

Кстати, и миссии мне выпали нетривиальные – со сбоями, даже, вон, с парадоксом. Может, в этом все и дело? Но тогда новый вопрос – а не подстроила ли те сбои Машина? Не заложилась ли она на парадокс специально? Не является ли все случившееся частью ее плана?

Впрочем, это я, пожалуй, уже лишку хватил. Парадокс заведомо нелогичен – как его просчитаешь?

Или Машина может?

Погруженный в эти путаные мысли, к дому я двигался, что называется, «на автопилоте» и у самого подъезда едва не столкнулся с каким-то прохожим. Машинально шагнул вправо – но туда же, должно быть, тоже рефлекторно, сместился и человек впереди. Сдвинулся влево – тот отзеркалил и этот мой маневр.

Осознав наконец всю нелепость нашего топтания туда-сюда, я поднял глаза: передо мной стояла Ольга.

После всего, что случилось со мной за последнее время, я даже как-то не особо удивился. Наоборот, мелькнула мысль: «Хорошо, что Полины нет…» За ней другая: «А почему, собственно, хорошо-то?» И только затем: «Ольга же не знает моего адреса!» Не знала. Снова парадокс?

– Э… Привет! – пробормотал я. – А… что ты здесь делаешь?

– Угадай! – хмыкнула девушка. Но тут же и ответила: – Тебя жду, разумеется.

– А… зачем? – как-то само собой выскочило у меня.

– Вот за этим, – стрельнула рыжая глазами куда-то мне за спину, но прежде, чем я успел оглянуться, между лопаток мне что-то уткнулось. И, судя по характерному щелчку взводимого курка, едва ли на сей раз это была обычная палка.

– Не дергайся, – шепнул сзади мужской голос. Вроде бы, даже знакомый – но никакого визуального образа при первых его звуках у меня не возникло. – Рыпнешься – продырявлю без разговоров. Спокойно иди вперед, в подъезд. Это ясно?

«Это ясно»?!

– Более чем, – выдохнул я, поняв наконец, где мог голос этот слышать. Телефон, конечно, искажает звучание, и тем не менее…

Вот только Ольга-то здесь каким боком?!

– Тогда шагай! – последовал приказ.

Впереди бывшая подруга уже любезно открывала мне дверь подъезда.

Подниматься было невысоко, но рыжая предпочла вызвать лифт. Внутрь мы набились вчетвером: к Ольге и легионеру – а в личности того, кто приставил к моей спине ствол, я уже не сомневался – присоединился еще один человек – чернявый парень лет двадцати пяти. Что до бывшего «Хозяина», то в зеркале на стене кабины я сумел рассмотреть и его – правда, мельком. Был он где-то ровесником Виктора – под тридцать или слегка за. Довольно высок, белобрыс, над левой бровью – давно заживший шрам… Нет, не над левой, над правой – зеркало же…

– Ключи где? – спросила меня Ольга, когда, покинув лифт, мы остановились перед дверью квартиры. – Нет, сам не доставай, просто скажи, где?

– В джинсах, в правом переднем кармане, – буркнул я.

– Привычек не меняешь, – усмехнулась рыжая, бесцеремонно запуская туда руку и получая в награду презрительную гримасу.

– Так вы правда знакомы? – с любопытством спросил у нее чернявый.

– Не в этой жизни, – бросила девушка, вставляя ключ в замочную скважину.

– Можете не разуваться, – постаравшись, чтобы прозвучало как можно более едко, проговорил я, переступая порог. – Чувствуйте себя как дома…

– О, в этом не сомневайся! – в тон мне заверила Ольга.

Проведя через коридор, меня втолкнули в комнату. Бывшая подруга деловито прошлась уже по всем моим карманам, последовательно выудив паспорт, телефон и несколько денежных купюр. Добыча отправлялась на кровать. Тем временем чернявый приволок с кухни стул и поставил его у стены. Мне велели сесть. Затем «Хозяин» перепоручил Ольге пистолет – небольшой, черный, с толстым глушителем на стволе – сам же достал из рюкзака за плечами длинную бельевую веревку и привязал меня ею к стулу – столь туго затянув, что теперь я едва мог дышать. Что там Полина говорила про корсет? Вот сюда бы ее сейчас!

Хотя нет, сюда лучше не надо – разве что в сопровождении вооруженного отряда…

– Кто вы такие? – выдавил я, когда, закончив с веревкой, «Хозяин» отошел к своим подельникам на другой конец комнаты и принялся там с ними о чем-то шушукаться. – Что вам от меня нужно?

Ответ на первый вопрос я, в принципе, знал – смущало лишь наличие в раскладе Ольги. Что до второго – то тут уже начинались варианты. Хотя, если подумать, все они сводились к одному…

– Мы – Легион, – посмотрев на «Хозяина» и заручившись его молчаливым разрешением, заявил чернявый.

Что ж, кто бы сомневался!

– А нужна нам, Игорь, штаб-квартира брюсовцев, – добавила, демонстративно поигрывая пистолетом, Ольга. – Для затравки – ее новый адрес. Ну, надо же с чего-то начинать! Ясен пень, мы могли бы его выяснить, просто проследив за тобой по-тихому, но это – время, да и потом все равно пришлось бы встречаться и разговаривать: адрес – это даже не полдела…

Хм, угадано два из двух. Приз будет?

Вот только… Она спрашивает о «новом» адресе. То есть Легион в курсе, что был «старый»? О котором сам Орден ни сном не духом? Уроборосов Парадокс!

Ладно, сейчас это не главное…

– «Нам»? – попытавшись наскрести по сусекам побольше сарказма, переспросил я. – А тебе-то это на кой? Ты же у нас не Столп!

– С чего ты взял? – ухмыльнулась девушка. – Разумеется, Столп, – быстрым шагом преодолев разделявшее нас расстояние, она сунула мне под нос правую пятерню: на указательном пальце сидел неприметный ободок кольца.

– Но ведь не была же… – ошеломленно пробормотал я. – Или была?

– Оля с нами с детства, – заявил от окна «Хозяин».

– Сколько раз можно просить?! – недовольно обернулась к нему девушка. – Ольга – не Оля! Я же тебя «Родей» не зову!

– Эй, народ, вы еще ему наши фамилии назовите! – недовольным тоном предостерег чернявый.

– Мою он и так знает, – отмахнулась девушка.

– Да и не расскажет уже о них никому, – криво усмехнулся «Родя». – Так что разрешите представиться, – сделал он шаг вперед и картинно поклонился, – центурион Легиона Родион Ковальский!

– Что? – только и смог вымолвить я. – Ковальский?

– Я знал, что тебе понравится, – хмыкнул центурион. – Есть, о чем повспоминать напоследок, правда?

– Ладно, с тобой все ясно, – буркнул я, изо всех сил стараясь держаться невозмутимо. – Но вот ты… – мой взгляд снова перескочил на Ольгу. – Не понимаю.

– Я была, как это называется, не закреплена, – охотно пояснила девушка. – В младенчестве способности, наверное, проявлялись, но потом угасли. И, ясное дело, я ничего о них не помнила, когда мы с тобой… скажем так, тесно общались…

– Да, куда уж теснее, – не преминул подтвердить я.

– …в прошлой жизни, – проигнорировала мое замечание Ольга. – Все изменилось после последнего Скачка. Ошибка исправлена – я с двух лет в Легионе… Смешно: говорят, что, если бы мы тогда с тобой не расстались, я могла бы, наоборот, однажды проснуться поганым брюсовцем… В общем, что ни делается – все к лучшему!

– Да, неплохо они тебя оболванили… – выдохнул я.

– На себя посмотри! Милостью Ордена, почти всю жизнь считал себя сумасшедшим! Потерял после Скачка родителей! И что? Продолжаешь таскать брюсовцам каштаны из огня! Ну и кто здесь оболванен?!

– Я вовсе не…

– Так, хватит! – рявкнул Ковальский.

Ольга разом унялась, демонстративно отступив на шаг, но я уже вошел в раж.

– А ты вообще помолчал бы! – бросил центуриону. – Он же всех вас предал – вы в курсе? – выразительно посмотрел я сперва на чернявого, затем на Ольгу. – Во время прошлой авантюры со штаб-квартирой! Ну, на Волоколамке! Помните? – чернявый неуверенно кивнул, девушка никак не отреагировала. А, ну да, она же тогда в Легионе не состояла… – Когда вы все погибли, вместо того, чтобы уничтожить Машину, он забрал ее себе! И тупо принялся тырить из прошлого золотишко!

– Ну, я, положим, нигде не гибла, – слегка склонила голову на плечо Ольга, – но история любопытная…

– А вот меня, помнится, всего изрешетили, – хмуро бросил чернявый. – Это правда – насчет Машины? – повернулся он к Ковальскому. – Ты не рассказывал.

– Таков был приказ Легата, – невозмутимо развел руками центурион. – Наш план «Б». Мы с самого начала подозревали, что уничтожить Машину будет непросто. Так оно и оказалось. Ядерная бомба бы справилась, но у нас, сам знаешь, как-то ни одной в загашнике не нашлось. Пришлось вывезти трофей и временно припрятать – для изучения. А деньги… Так нужно же было финансировать исследования! Как я уже сказал, Легат в курсе, когда здесь закончим, можешь сам у него спросить.

– Врет как сивый мерин! – поморщился я.

– Можешь спросить у Легата, – повторил чернявому Ковальский. – А пока – к делу. Оля? Ой, прости – Ольга. За работу!

Кивнув, девушка вернула ему пистолет, затем взяла с кровати отобранный у меня телефон, подошла с ним ко мне и приставила экран к моему лицу. Сообразив, что она собирается делать, я поспешно состроил рожу – настолько кривую, насколько только был способен – но гаджет все же меня узнал и дисциплинированно отключил блокировку. Технологии, чтоб их…

– Белоголовцева Полина, – подсказал Ольге через комнату центурион.

– Я помню инструктаж…

– Что? – широко распахнул глаза я. – Что ты делаешь?

– Тут есть просто «Полина», без фамилии, – сообщила между тем Ковальскому девушка. – Наверное, она.

– Пиши, – распорядился центурион.

– Что?! Ты?! Делаешь?! – едва не подскочил я вместе со стулом, к которому был примотан. – При чем тут Полина?!

– Помнится, я у тебя в телефоне тоже без фамилии шла,только под именем, – лукаво мне подмигнув, заметила Ольга. – Симптомчик, однако!

– Это ничего не значит…

– А это и не важно. Просто напарница – тоже хорошо. Ты спросил, что я делаю? Пишу ей от тебя письмецо. Вот, послушай: «Срочно приезжай ко мне! Все объясню на месте. Речь о парадоксе. Не пиши и не звони – ответить не смогу. Просто приезжай! Срочно!!! Вопрос жизни и смерти!!! Главное: никому не слова!»

– Полина на такую лажу ни за что не купится… – хрипло – во рту у меня внезапно пересохло – выговорил я.

– Вот и проверим, – пожала плечами девушка, небрежно бросив смартфон обратно на кровать.

– Она приедет, – заявил от окна Ковальский. – Впрочем, пока ее ждем, можешь все рассказать нам сам. Я имею в виду – о штаб-квартире. Адрес, подходы, размещение охраны… Если поторопишься, вопросов к Белоголовцевой у нас уже не останется! Ну как, начнем?

– Да катись ты Уроборосу под хвост!

– Фу, как некультурно! Ладно, не очень-то и хотелось. Подождем…


* * *


– Попробуем еще раз. Адрес штаб-квартиры Ордена?

– Пошел ты!.. – прорычал я, неистово кидаясь вперед и вынуждая при этом веревки глубоко врезаться в тело – мои голые предплечья уже были сплошь в крови – впрочем, я этого почти и не замечал.

Рывок не привел ни к чему, кроме очередного тычка дулом пистолета под ребра в исполнении грузно повисшего у меня на плечах Ковальского.

– Неправильный ответ, – констатировал центурион. – И не ори так – соседей переполошишь. Еще раз перейдешь на крик – прострелю тебе ногу. А рот на время заткну – как вон ей, – кивнул он на привязанную по соседству ко второму стулу Полину. – Или, может, надежнее будет ей что-нибудь прострелить?

Она приехала. Она, парадокс в задницу Уроборосу, приехала! И угодила прямиком в расставленную ловушку.

Отвечать на вопросы легионеров моя верная напарница, разумеется, отказалась, да от нее, похоже, иного и не ждали, потому как почти сразу запихнули в рот тряпку для мытья посуды (все, что она успела мне крикнуть – «Не говори им ничего, что бы они ни…»). После этого спрашивали только меня. Трижды не получили ответа. И трижды за этим следовал негромкий хруст – чернявый при помощи пары найденных на столе карандашей ломал Полине очередной палец на руке. Вопли боли заглушал кляп.

– Глупо, – вздохнул Ковальский. – Очень глупо! Только зря оба страдаете. А ведь пальчики – это так, разминочка. Закончим с ними – перейдем к… Ох, лучше бы тебе этого пока не знать! А конец-то все равно будет один и тот же – никуда вы от нас не денетесь! Так что хватит упрямиться. Отвечай: где ваша чертова штаб-квартира?

– В Медведково, – обреченно выдохнул я, надеясь тем самым выиграть нам время.

Забившись в узах, словно золотая рыбка в неводе, Полина яростно замычала: то ли, поняв мою игру, постаралась изобразить возмущение «гнусным предательством», то ли просто не могла уже молча сносить неотступающую боль.

– Та-ак, – протянул центурион. – Уже лучше… Если ты, конечно, не врешь! – ухватив меня за подбородок, Ковальский развернул мое лицо к себе и впился глазами в глаза. Мне показалось, что взгляд я выдержал. – Скорее всего – врешь, – все же предположил – а может, просто попытался взять меня на понт – он. – Но проверим. Итак, какая улица?

Не то чтобы я хорошо знал тот район – Медведково назвал просто потому, что оно, вроде как, где-то на севере – в противоположном конце города от Капотни. Так себе хитрость, ясное дело, но что сказано, то сказано…

– Ну, возле парка, – выговорил я – там же, наверное, есть какой-нибудь парк? Они везде есть… – Почти прямо на МКАД… – вот МКАД там точно имеется.

– Проверим, – повторил Ковальский. – И если соврал – уж не обессудь… Оля, отзвонись Легату, доложи.

– Ольга! – потянулась за телефоном рыжая.

– Да, да, я помню, – кивнул центурион. – А у тебя, – снова повернулся он ко мне, – есть часа полтора, чтобы передумать. Если наши скажут, что там и похожего ничего нет… Ох, не завидую я тогда вам, господа брюсовцы! Наизнанку выверну! А пока, чтобы вам лучше думалось… Влад, закончи с ее левой рукой – для ровного счета! Чтобы потом, если что, с чего-то более веселого начать.

– Что? – вытаращил глаза я. – Нет, стойте! Я же вам все сказал!

– Может, и да, – пожал плечами центурион. – Но если вдруг нет – сразу поймешь, насколько был неправ…

Чернявый уже взялся за свои карандаши.

– Не надо! – взмолился я.

– Надо, Федя, – осклабился Ковальский. – Надо!

– Нет! – заорал я, рывком заваливая стул на бок – в полупризрачной надежде попасть коварному центуриону головой в живот – но нашего мучителя там уже не оказалось. Пропали вдруг и оба его подручные, исчезла несчастная Полина, растворилась даже сама комната вместе с мебелью, стенами и окном – все это разом скрылось в бушующем вихре переноса.

Глава 33

г.Москва, август 20** года

Спонтанное вмешательство в поток времени


Веревки исчезли – вместе со стулом – и, завалившись набок, я неслабо так приложился о пол – сперва бедром, а затем и плечом. Получается, пол снова существовал. Кровать тоже – падая, я едва не въехал головой в угол ее деревянной ножки. Появились стена, окно, стол возле него… Вся комната вернулась – но без легионеров и без Полины. Раны же от веревок на моих предплечьях наоборот исчезли. Ну, ясное дело – перенос лечит…

А вот что было непривычно: чувствовал я себя словно подвешенным на резиночке. Дернут – и мигом улечу. Или сам подпрыгну – и только меня здесь и видели…

Пока, правда, не дергали, да и сам я прыгать не спешил, но натяжение ощущалось явственно.

Это меня что, родное время так на поводке удерживает?

А сейчас, собственно, я где? Или, строго говоря, сейчас – это когда?

В окно бил свет – значит, день. Мой взгляд скользнул к часам на стене: так и есть, 13:20 – разгар дня. Вот только какого именно дня?

Рука привычно нырнула в карман, но верной шпаргалки-смартфона там не оказалось. Ну да, точно: у меня же его отобрали, и он остался… где? В будущем? То есть в моем бывшем настоящем? Это если я в прошлое перенесся. Хотя куда же еще: заглянуть в собственное грядущее, вроде как, невозможно… Ну так до сегодняшнего дня я пребывал в твердой уверенности, что без Машины путешествий во времени не бывает…

Мухой метнувшись к столу, я стукнул по кнопке стационарного компа. Ме-е-едленно пошла загрузка. О, Уроборос, на дворе XXI век, а мой ПК с черепашьей скоростью включается! Или не XXI? Я торопливо огляделся по сторонам: нет, вокруг точно не прошлое столетие, и даже не минувший год – эта царапина на подоконнике появился совсем недавно, а настольную лампу вообще Полина купила, когда случайно расколотила мою старую…

Ага, значит, и другие ее вещи могут быть здесь? Ладно, потом проверю, сейчас не до того…

Компьютер наконец загрузился, и на экране таки высветилась дата. Сегодняшняя. То есть ясно дело, что сегодняшняя, какая же еще – просто в точности та же самая, что и была до переноса! Да-а, недалече я, значит, прыгнул… Уроборос! Сколько, говорите, сейчас времени? 13:21? Так я же вот-вот сюда приду! И не один, а в теплой, дружеской компании!

Что делать? Спрятаться куда-нибудь по-быстрому? Мой взгляд заметался по комнате. Куда? Под кровать? Или, может, в туалете запереться – кажется, туда легионеры не совались… Не сунутся…

Нет, глупо. Ну, спрячусь я – и что? Потом выскочу, как чертик из табакерки, и нападу на них? Только не из-под кровати… Можно, конечно, тупо подстеречь гадов прямо у входной двери. Но их трое, да еще пистолет… Правда, и нас там будет двое. Два Игоря Одинцова, ага. Кто там что-то говорил о парадоксах?

Впрочем, недолго нас пробудет двое – у того, другого Игоря к спине, вообще-то, приставлен ствол. Чуть что – и Ковальский выстрелит. К тому моменту я успею разве что вырубить Ольгу – и то, если рука не дрогнет… Перед моим мысленным взором всплыл образ привязанной к стулу Полины, в ушах зазвучал хруст ломаемых пальцев напарницы, ее отчаянный вой сквозь кляп… Нет, не дрогнет, даже не надейтесь! Но потом все равно я окажусь один против двоих, безоружный против пистолета.

Короче, не вариант.

Что же остается? Только валить отсюда подобру-поздорову – и ловить Полину где-то на подходе.

Подорвавшись, я пулей вылетел в коридор, распахнув входную дверь, выскочил на лестничную площадку… Стоп! Если квартира окажется не заперта – не насторожит ли это легионеров? Вряд ли они, конечно, заподозрят, что это я лично орудую в своем прошлом, и тем не менее… Опять же, не стоит без нужды городить парадоксы…

Поспешно вернувшись за порог, я сорвал с крючка запасной комплект ключей. Снова выскользнул за дверь, прикрыл ее за собой и запер на замок. Вот теперь другое дело!

Перескакивая через три ступеньки, я рванул вниз по лестнице.

Хлопок подъездной двери застал меня между вторым и первым этажами. Ухватившись обеими руками за пластиковые перила, я кое-как затормозил свой стремительный полет, отпрянул назад – и вовремя: внизу к лифту уже приближалась Ольга. Следом за ней Ковальский вел под прицелом меня.

– Может, быстрее пешком? – спросил из-за их спин чернявый (как там его назвал центурион? Влад? Точно, Влад).

Так, пока ничего страшного, он, вроде бы, и в прошлый раз порывался идти по лестнице.

– Я уже вызвала, – ответила девушка, отрывая палец от кнопки.

Лифт открылся сразу – стоял на первом этаже – и их спор затих, толком не возникнув. Все четверо зашли в кабину и уехали, я же – тот я, что наблюдал за ними со стороны – выждав для верности еще пару секунд, со всех ног бросился к выходу.

До приезда Полины оставалось еще около часа. Будь у меня телефон, можно было бы просто написать ей или позвонить – предупредить… Но телефона у меня не имелось. Хуже того: я не помнил наизусть номер напарницы – так что варианты «попросить у кого-нибудь из прохожих мобильник» или «купить в ближайшем салоне дешевую трубку и новую сим-карту» тоже не прокатывали. Последний – еще и потому, что, торопясь покинуть квартиру, я не сообразил захватить ни копейки денег.

То есть все, на что я сейчас был способен – ждать.

Причем, ждать не у подъезда – незадолго до прихода моей напарницы Ковальский посылал вниз Ольгу с Владом – проконтролировать. Значит – за котлованом, где недавно меня самого высадило такси. Даже если вдруг Полине попадется более опытный водитель, и повезет ее в объезд – я успею их заметить на повороте и перехватить. В крайнем случае, на дорогу выбегу…

Решив так, я поспешил прочь от дома – туда, где за ограждением с красочным, но густо забрызганном грязью плакатом «Приносим извинения за неудобства, связанные с… бла-бла-бла», рычал, вскрывая теплотрассу, трудяга-экскаватор.


* * *


Выбегать на дорогу, бросаясь под колеса, не потребовалось – такси привезло Полину ровно в ту точку, что и меня до того. Ну да, у них же там одна система навигации…

Девушка еще и дверцу не успела за собой прикрыть, как я уже был рядом.

– Не отпускай машину! – схватил я ее за руку. – Срочно уезжай!

– Чего? – опешила моя напарница. – Я вообще-то только приехала! Потому что кое-кто написал…

– Я знаю! – перебил я ее, не дослушав. – Это ловушка! Немедленно уезжай отсюда! Встретимся в пять! Сегодня! В штаб-квартире.

– Я туда не поеду, – внезапно мотнула головой Полина. – После того как… Погоди, я же тебе не рассказала! Тут такое…

– Все потом! – снова оборвал ее я. – Ладно, не хочешь в штаб-квартире – давай… – спорить было некогда, но заранее продумать запасное место встречи я не догадался. – Давай в сквере на Покровке! – пришел мне на ум хоть какой-то вариант. – Ну, где еще трамвай рядом ходит. Помнишь, мы с твоим отцом как-то подъезжали на его машине и подбирали тебя там?

– Помню, – кивнула девушка. – Но…

– Я сейчас не в своем потоке, – уже буквально заталкивая ее в такси, выпалил я. – Каждая лишняя секунда нашего разговора только усугубляет парадокс! Уезжай! И что бы тебе ни приходило от меня на телефон – не реагируй!

– Хорошо… – ошалело пробормотала моя напарница уже из салона автомобиля.

– В пять на Покровке! Только дождись меня обязательно! – прокричал я, с грохотом захлопывая за ней пассажирскую дверцу.

Через стекло я видел, как Полина растеряно кивнула, затем, повернув голову к водителю, что-то тому сказала. Я отступил от такси, и, дав задний ход, автомобиль покатил прочь.

Дождавшись, пока он скроется за поворотом, я повернулся – и нос к носу столкнулся с Ольгой.

– Ты?! – вырвалось у меня.

– Офигеть не встать… – широко распахнув свои зеленые глаза, пробормотала рыжая бестия. – А я-то, дура, не верила – думала, это так, сказочка для поддержания боевого духа… Ты сейчас там – и одновременно ты тут… Так ты – выродок из Машины! Враг рода человеческого! Антихрист!

Ее пальцы нырнули в карман джинсов, я же метнулся вперед, стремясь перехватить руку, не дать вытащить телефон… Девушка отшатнулась, но я все же дотянулся до нее в прыжке – и в этот момент невидимая резинка за моими плечами, должно быть, решив, что загостился я в прошлом, грубо рванула меня из потока времени в смерч переноса.


* * *


г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


Я стоял на четвереньках, уткнувшись головой в металлическую сетку возведенного ремонтниками ограждения. Оба моих кулака были крепко сжаты – пальцы правого стискивали край какой-то плававшей в грязной луже черной тряпки, левого – пустую штанину узких голубых джинсов. Точно таких, что были сегодня на Ольге. Снова переведя взгляд на правый кулак, узнал я и «тряпку» – одну из любимых маечек моей бывшей подруги.

Самой Ольги видно нигде не было – ни полуголой, ни одетой.

Ничего не понимая, я поднялся на ноги – все так и держа в руках нечаянно добытую одежду. Ни штаны, ни майка не были порваны. Джинсы – так даже застегнуты на молнию и пуговицу. Так куда же делась их хозяйка-то?

Я помнил, как Ольга потянулась за телефоном, как я прыгнул на нее – да, как раз сумев ухватить левой рукой за карман, а правой – за подол майки… И тут произошел перенос. Уроборос ведает, инициировал его я – машинально, или все вышло вовсе помимо моей воли – например, пришло время возвращаться. А я именно вернулся – в этом у меня почему-то не было никаких сомнений. С Ольгиными вещами вернулся – но без нее.

Странно.

А может, и не странно. Перенос человека в собственное будущее невозможен – а в случае Ольги это было бы именно так! Но я попытался. И раз одежда здесь… Может быть, девушку, выдернув из нее, засосало между потоками?

Особой радости мне эта мысль не доставила. Как, впрочем, и сильного огорчения – все мои чувства, да и мысли тоже, словно через вату наружу пробивались. Так обычно и бывает – после Скачка.

Точно: Скачок! Я же вернулся в свое время – значит, случился и он. Едва ли в мире вокруг многое поменялось – за час ничего особо грандиозного не наворотить, да и гранаты у меня не было, но Полину я развернуть всяко успел. А Ольга… Что бы с ней ни сталось, она сама во всем виновата!

Бросив на землю явно бесполезную майку, я наскоро прошелся пальцами по карманам «трофейных» джинсов. Нашел транспортную карту на предъявителя и тот самый телефон, что в последний момент она порывалась достать – заблокированный, но сподобившийся показать на экране время: 15:45.

Ну да, где-то без двадцати три я удрал из квартиры, час провел в прошлом, дожидаясь Полину – так примерно и получается…

Решительно швырнув выпотрошенные штаны в ту же лужу, где плавала майка, я рассовал гаджет и транспортную карту уже по своим собственным карманам и поспешил к метро – до назначенной мною Полине встречи оставалось немногим более часа.

Глава 34

г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


– Молодой человек!

Я был уже у входа в подземку, когда путь мне преградил полицейский сержант.

– Да? – вопросительно посмотрел на него я.

– Предъявите, пожалуйста, документы.

– А что такое? – удивленно поднял я брови.

Мой паспорт остался в квартире на кровати, куда его бросила Ольга. Была у меня шальная мысль туда вернуться, но что, если легионеры еще не убрались вон? Да и отродясь у меня в Москве документы не проверяли – местных жителей полиция на раз вычисляет, и мы ей, как правило, не интересны…

– Ваш паспорт, пожалуйста, – за спиной у меня вырос еще один бравый страж порядка. Прям, обложили!

– Э… Кажется, дома забыл, – заявил я, для видимости похлопав себя по карманам. – Но я тут рядом живу, если хотите…

– Вам придется пройти с нами, – заявил на это сержант.

– Извините, но я спешу… – начал было я.

– Это не займет много времени, – последовало заверение.

– Да что случилось-то?!

– Вы идете добровольно или нет? – проигнорировав мой вопрос, поинтересовался второй полицейский.

– А если, допустим, нет? – с вызовом обернулся я к нему.

– Тогда пойдете недобровольно, – хмыкнул сержант, ловко хватая меня за руки и явно отработанным движением застегивая на моих запястьях стальные наручники. – Хватит разговоры говорить! – сухо бросил он затем. – Считайте, что вы задержаны!

– Эй, за что?

– Сами знаете, за что, – заявил сержант, совсем не деликатно подталкивая меня прочь от входа в метро.

– Ну и почем ты продался Легиону? – сообразив наконец, насколько все может быть серьезно, процедил я сквозь зубы.

– Так, поговори еще у меня! – разом отбросил остатки вежливости сержант.

Его товарищ так и вовсе молча отоварил меня резиновой дубинкой – вроде бы и почти без замаха, но от удара я сразу же согнулся пополам.

Так, скрюченным, меня по улице и повели.


* * *


– Что у вас в карманах? – задал мне вопрос краснощекий полицейский лейтенант, представившийся дознавателем Хреновым.

Да, именно так. Причем моя попытка обратиться к нему «господин Хренов-дознаватель», мягко говоря, успеха не имела.

– Ничего особенного, – буркнул я. – Ключи, проездной, телефон…

– Вытащите все, – распорядился лейтенант. – Понятых прошу быть внимательнее!

На стол, разделявший нас с Хреновым, дружно насели сбоку две бойкие старушки-веселушки.

Пожав плечами, я полез в карман. Сделать это в наручниках было не слишком удобно, но снять с меня «браслеты» полицейский отказался уже дважды – третий раз я просить не стал.

Ни ключи, ни транспортная карта лейтенанта не заинтересовали ни на йоту. В отличие от гаджета – его он сцапал даже прежде, чем телефон лег на стол.

– Смартфон модели «Айфон ЭсТэДжи мини», черный, – проговорил под запись Хренов, демонстрируя добычу одновременно и на камеру, и парочке божьих одуванчиков-понятых. Бабульки наперегонки закивали головами: видим, мол, милок: как есть «ЭсТэДжи»! – Заблокирован, – прокомментировал между тем Хренов. – Ввожу пароль, полученный от потерпевшей: «Эль-русская»… «Е-русская»… «Гэ-русская»… «И-русская»… «Оу-английская»… «Эйч-английская»…

«ЛЕГИОуХ»? А, в смысле, «ЛЕГИОН»! Хороший пароль. Главное, оригинальный…

– Как видите, блокировка снята, пароль подошел, – продолжил тем временем свои манипуляции с гаджетом дознаватель. – Смотрим серийный номер модели… – он назвал длинную последовательность из букв и чисел. – Телефонный номер абонента: восемь, девять-восемь-пять… – прозвучали цифры. – Прошу убедиться. Теперь прошу подписать вот здесь, – чиркнув несколько слов в заготовленном протоколе, он пододвинул результат своих трудов старушенциям. – Вот так, благодарю. Понятые пока свободны… Что скажете, Игорь Дмитриевич? – обратился лейтенант уже ко мне. – Или вы у нас вовсе не Игорь? И тем более – не Дмитриевич?

– А почему – «тем более»-то? – буркнул я.

– А почему бы и нет?

– Я уже предлагал съездить ко мне домой за паспортом. Это дело на полчаса максимум. Половина глупых вопросов отпала бы.

– Съездим еще, всему своем время, – кивнул Хренов. – Но, чтобы уж два раза не вставать, сначала проясним вторую половину вопросов. Может, они на поверку и не такими глупыми окажутся… Где вы взяли этот смартфон?

– Нашел на улице, – хмыкнул я.

По большом счету, это было правдой – хоть на детекторе проверяй.

Эх, дернул же меня Уроборос забрать этот Ольгин телефон! На кой, по большом счету, он мне сдался – тем более, запароленный?! Нет, наверное, специалисты в Ордене сумели бы его вскрыть – и даже найти внутри что-нибудь интересное… Вот только до того меня легко могли по нему проследить легионеры.

Собственно, засовывая тогда гаджет в карман, я не думал ни о первом, ни о втором обстоятельстве. Тупить после Скачка – бесценно…

– Нашли, значит, – хищно прищурился дознаватель. – И где же это у нас в Москве валяются под ногами Айфоны?

– В районе 9-й Парковой, – снова честно ответил я.

– Это там, где вы напали на потерпевшую?

– С этого конца ваши коллеги уже заходили, – вздохнул я. – Повторяю еще раз: я ни на кого не нападал!

– А вот здесь написано, что нападали! – вынув из папки перед собой исписанный листок, протянул его мне лейтенант. – Не желаете ознакомиться?

– Никогда не любил фэнтези, – презрительно бросил я, но бумагу все же взял.

Это была копия заявления в полицию. Все данные потерпевшей были тщательно замазаны белым канцелярским корректором, но угадать автора пасквиля труда не представляло.

Из документа следовало, что сегодня приблизительно в половине третьего пополудни неизвестный моего возраста, моей внешности (описание было дано весьма точное, я и сам бы не сумел лучше) и в такой же, как на мне, одежде подстерег несчастную жертву у раскопанной теплотрассы на 9-й Парковой улице, после чего попытался изнасиловать и ограбить. Сорвал часть одежды – джинсы и майку – но потерпевшая сумела вырваться и убежать на улицу, где попалась на глаза наряду полиции. Вместе со штанами негодяю достался дорогой телефон престижной модели.

Заканчивалась бумага слезной мольбой к доблестным полицейским найти и наказать злодея, а также вернуть похищенный мобильник и, если получится, одежду.

Закончив читать, я в задумчивости откинулся на спинку стула. Хренов меня не торопил – вероятно, не желая мешать «клиенту дозревать», только глазами исподлобья зыркал.

Итак, что у нас тут получается?

Во-первых, Ольга выжила. Ну да, если бы ее и впрямь засосало потоками, в награду мне, наверное, достались бы не только джинсы и футболка. Возомнить, что, отправляясь на встречу со мной, рыжая бестия не потрудилась надеть белья, при определенной доле фантазии было еще можно, но обувь на Ольге точно имелась. Удивительно, что я сразу это не сообразил. Все Уроборосов Скачок!

Несмотря на весь пыл моей ненависти к легионерам – после того, что они делали с Полиной – где-то в глубине души я ощутил и облегчение тоже. «Тоже» – потому что основным чувством тем не менее было разочарование – полку опасных врагов не убыло.

Ладно, продолжим. Что у нас сегодня «на второе»?

А во-вторых, теперь стало понятно, как полицейские вычислили меня у метро – по описанию бывшей подружки. И это означало, что они совсем не обязательно работают на Легион напрямую. Может, и работают, но, может, просто добросовестно исполняют свой служебный долг. И если верно последнее – тогда для меня еще не все потеряно!

Ну и в-третьих… А в-третьих – как следствие из «во-вторых» – милая Олечка (знаю, что не любишь подобного обращения – но это твои проблемы, дорогуша), в затеянную тобой игру ведь можно играть и вдвоем!

– Ну что ж, – выдавив кривоватую улыбку, прервал молчание я. – Будем считать, что благородный рыцарь из меня не получился… Придется переквалифицироваться в управдомы… То бишь в стукачи…

– Благородный рыцарь? – вздернул брови Хренов. – Вы это о чем?

– Съемка еще ведется? – вопросом на вопрос ответил я.

– Разумеется, – кивнул дознаватель. – Я сообщу, когда остановлю видеозапись.

– Тогда слушайте. Вот здесь, – ткнул я пальцем в листок заявления, – указано: «неизвестный». Это знаете ли, даже слегка обидно. Столь подробно описанное вашей так называемой потерпевшей лицо ей очень даже известно. Как и мне – она сама. Заметьте, вы же не называли мне заявительницу по имени! Даже вон в документе замазали. Так я вам скажу: зовут ее Ольгой, фамилия – Бирюкова. Проживает она в Кузьминках. Точнее, до недавнего времени там проживала, где сейчас – не знаю, может, и там же. Удивлены?

– Не особо, – явно соврал лейтенант. – То есть ваше нападение было не спонтанным? Тщательно подготовленным?

– Думаю, да, – кивнул я. – Тщательно подготовленным. Вот только стороны нужно поменять местами. Не я напал – на меня напали.

– Сорвали одежду и пытались изнасиловать, – голос Хренова просто фонтанировал сарказмом.

– До этого, к счастью, не дошло, – покачал я головой. – Но, если уж быть до конца откровенным, некоторое время назад мы с Ольгой встречались. Потом – расстались. Вроде бы, полюбовно и, как я думал, навсегда. И вот сегодня она с новыми дружками подстерегла меня у моего дома. Приблизительно в 13:20. Там рядом магазин, на нем висит камера – полюбопытствуйте: увидите много интересного. Пока же на словах: на меня наставили пистолет – ну или, как у вас пишут, предмет, похожий на пистолет, но проверять степень этой похожести мне как-то совсем не улыбалось. Завели в мою же собственную квартиру, отобрали телефон… Не знаю, чего они хотели – может, просто пошутить – мало ли у кого какой юмор – а может, и чего похуже. В общем, мне удалось вырваться и удрать. Убегая, я схватил первый попавшийся телефон – оказалось, чужой. Вот, собственно, и вся история…

– Почему же вы не обратились в полицию? – хмыкнув, поинтересовался дознаватель.

– Я же сказал: не был уверен, что все это не дурацкий розыгрыш. Я и сейчас еще сомневаюсь. Но, раз уж все так далеко зашло, – кивнул я на заявление на столе, – дальше молчать глупо. Ишь чего придумала – изнасиловать я ее хотел! Размечталась!

– Да уж… – качая головой, протянул Хренов. – А говорите, фэнтези не любите. Вам бы, молодой человек, романы строчить да в интернет выкладывать – озолотились бы!

– Не верите – проверьте записи с камер у моего дома. В квартиру загляните – там наверняка после визита Бирюковой тот еще порядок. Ну и отпечатки пальцев поищите, а когда найдете – задайтесь вопросом: что это несчастная потерпевшая делала дома у «неизвестного» негодяя!

– Проверим, обязательно проверим, – бросил лейтенант – не то чтобы растеряно, вовсе нет – но уже и без былого нажима. – А пока потрудитесь все, что вы тут наговорили, подробно изложить на бумаге, протянул он мне через стол чистый разлинованный лист и ручку.

– У вас же, вроде, видеозапись, – напомнил я.

– Так положено.

– Тогда, может, снимите наконец с меня эти вериги, – приподняв, потряс я скованными руками. – Неудобно же будет писать!

– Ничего, справитесь, – кажется, «на автомате» заявил Хренов, но тут же, видимо, передумал. – Хотя… Пожалуй, можно…

Что ж, 1:0 в мою пользу.

– Только как вы тогда объясните, что наш патруль нашел потерпевшую на улице в исподнем? – спросил дознаватель, двумя пальцами поворачивая в замке «браслета» маленький серебристый ключик.

– Это вы лучше у нее самой спросите, – злорадно проговорил я, с наслаждением потирая натертое запястье. – Я тут – пас!

– Спросим, – согласился лейтенант. – Непременно спросим… А вы пока давайте пишите, пишите! Как говорится, что написано пером – в лес не убежит!


* * *


– Одинцов, на выход! – буркнул сержант, от души погрохотав запором «обезьянника» – длинной узкой камеры с тремя стенами кирпичными, и одной, со стороны входа – в виде металлической решетки.

Вопреки моим робким надеждам, после письменных объяснений восвояси меня не отпустили (это, пожалуй, было бы уж слишком хорошо), не повезли на квартиру за паспортом (на что я уже всерьез рассчитывал как на первый шаг к вожделенной свободе), а, отобрав шнурки от кроссовок, заперли в компании с похрапывавшим на лавочке пьянчужкой и оборванным, источавшим непередаваемую гамму ароматов пожилым бомжиком – я таких только в кино видел. Заперли – и забыли на добрых два часа.

Полицейские, то и дело проходившие перед камерой, упорно не обращали на нас, ее обитателей, внимания – хоть ты вприсядку пляши перед ними. Зато задержанные, которых время от времени проводили мимо, непременно приостанавливались и совали сквозь прутья решетки сигарету-другую. Улов неизменно доставался бомжу – думаю, за время нашего соседства он так насобирал не меньше пачки.

И вот теперь тюремщики вдруг обо мне вспомнили.

Оторвавшись от стены, подпирая спиной которую коротал «сладкие» мгновения заключения, я вышел из камеры… и сразу увидел приветливо машущего мне рукой с противоположного конца коридора Виктора.

– Иди сюда, узник совести! – с усмешкой бросил мне Панкратов.

– Ты-то здесь откуда? – только и нашелся, что спросить я.

– Я же адвокат, забыл? Вот, приехал вырвать тебя из лап беззакония!

В черном деловом костюме, при галстуке, с пухлым кожаным портфелем под мышкой он и в самом деле выглядел типичным адвокатом – как их показывают в телесериалах.

– Не слишком же ты торопился, – усмехнулся я. – Меня эти лапы уже слегка подпридушили… в объятиях.

– Ничего, на улице раздышишься, – весело заявил Виктор. – Сейчас, только пару бумажек подмахнем…

– Уроборос через плечо, как же я рад тебя видеть, – прошептал я, стискивая наконец его руку. – Тут такое было! В смысле, не тут, а…

– В машине расскажешь, – выразительно заглянув в глаза, оборвал меня Панкратов.

– Да, разумеется…

Через три минуты, покончив с формальностями, мы с адвокатом благополучно покинули этот не в меру гостеприимный форпост правопорядка.

Глава 35

г.Москва, август 20** года

Текущий поток времени


– Кое-кто из наших Скачок ощутил, – заметил Виктор, выслушав историю моих похождений. – Горилла, например, о чем-то таком говорил. Но лично я ничего не почувствовал. А он, значит, и правда был?

– Был, – кивнул я. – Слабенький, наверное – но был.

– Надо будет извиниться перед Гориллой, – вздохнул Панкратов. – А то я ему проспаться посоветовал…

Элегантная серая «Тойота» (на автомобильные предпочтения моего старого напарника не повлияли ни Скачки, ни даже парадокс) неспешно тащилась в плотном потоке – по московским меркам, еще не пробке, но уже близко к тому. Виктор, ясное дело, был за рулем, я блаженно развалился на пассажирском сиденье.

Темнело: время близилось к восьми вечера, да и погода вносила свою лепту в дело мрака. Дождь, первыми каплями которого радостно встретила меня свобода на выходе из полиции, теперь лил как из ведра, так что яростно мельтешившие «дворники» едва справлялись с расчисткой лобового стекла. Время от времени черноту туч разрывала белая вспышка, и куда-то за дома впереди нас втыкалась могучая молния. Гром от нее почти не отставал – гроза бушевала совсем рядом.

– Легко получилось меня вытащить? – спросил я Панкратова.

– И да и нет, – усмехнулся Виктор. – Сам я, считай, ничего и не сделал: только паспорт твой им подвез. Тебя и так уже собирались отпускать: в отдел позвонили из главка и дали команду. А вот чтобы организовать этот звонок, кому-то из наших пришлось напрячься…

– Ты был у меня дома? Ну, раз забрал там паспорт?

– Был. Но паспорт не оттуда – это, скажем так, качественная копия из архива штаб-квартиры. А вот дома у тебя я паспорта не нашел. Должен признать, мне вообще не очень понравилось то, что я там увидел. Если бы не точная инфа, что ты уже пару часов отдыхаешь в полиции – подумал бы нехорошее… И это я тогда еще про Легион не знал! Надо же, снова Ковальский… – хмыкнул Панкратов.

– Да, Ковальский, – кивнул я. – И Ольга…

– Ну, это уже твои личные заморочки, – усмехнулся Виктор.

– Вот назвали бы мы ей адрес штаб-квартиры – сразу стали бы общие, – парировал я.

– Ничего, и так хорошо получилось, – ответил Панкратов фразой из старого анекдота. – С этим твоим доморощенным суперменством нам теперь разбираться и разбираться… Кстати, поясни еще раз: последние переносы были самопроизвольными, или ты все контролировал?

– Да ни Уробороса я не контролировал! – буркнул я. – По крайней мере, при прыжке «туда». Я же, пока в полиции торчал, пробовал в прошлое смыться – без толку.

– И что бы ты делал в прошлом – в той же запертой камере?

– Так я не в камере пробовал – раньше. Пока дознавателя ждал, в туалет попросился, ну и… Это знаешь… – задумался я, ища подходящую аналогию. – Как простоявший зиму на морозе автомобиль заводить – было дело, развлекались мы этим с отцом, я еще совсем мелким был, но отлично помню. Хотя, может, на самом деле и не помню, просто по записям живо вообразил… Ну да не важно. Там же как: вроде какое-то «дыр-дыр» есть – а не схватывает. Недостает чего-то. Отец говорил: искры. Вот и тут мне не хватало искры. Взрывчика. Шока. Пинка.

– Ну, судя по твоему рассказу, при уходе в прошлое моральных пинков Легион тебе выписал в избытке. А что обратно?

– А обратно меня «резинкой» вытащило – я же рассказывал. Думаю, если бы я захотел вернуться раньше – смог бы: достаточно было просто не сопротивляться. Когда на Ольгу кинулся, я, наверное, утратил контроль, ну и… Непонятно только, почему ее с собой не утащил – только одежду, да и ту не всю.

– Тут как раз объяснение придумать нетрудно, – заявил Виктор, останавливая «Тойоту» на светофоре. – Самое простое: на этой твоей Ольге оказалось что-нибудь серебряное. Колечко там или цепочка, может, крестик. Достаточно массивное, чтобы поток не пропустил. Кстати, возьми, – оторвав правую руку от руля, Панкратов сунул ее за пазуху и достал оттуда характерного серебристого цвета плоский кругляш. – Держи при себе. Лучше – в контакте с кожей, но можно, наверное, и просто в кармане. От спонтанных провалов в прошлое должно помочь.

– Серьезно? – сдвинул брови я, беря и рассматривая блестящую вещицу. – Юбилейный серебряный рубль?

– Вообще-то трехрублевик. Ну, извини, собирался второпях, наручников под рукой не оказалось!

На светофоре загорелся зеленый, и мы снова тронулись – проехали, правда, недалеко – сразу за перекрестком опять начинался затор.

– Ну да, наручники-то понадежнее будут… – пробормотал я, зажимая монету в кулаке.

– Ну, если настаиваешь, приедем в штаб-квартиру – закуем тебя в серебряные наручники.

– Нет уж, спасибо… Погоди! – сообразил вдруг я. – Мы что, в штаб-квартиру едем?

– Если это называется «едем»… Ну а куда же еще?

– Нужно сначала Полину забрать! Мы с ней договорились встретиться на Покровке! Правда, я уже часа на три опоздал… Но она обещала дождаться!

– Ну и где ты раньше был? – буркнул Виктор. – Мы же совсем в другую сторону свернули! На, – сунул он мне свой телефон, – набери ей, скажи, чтобы сама добиралась! Там у меня один из последних разговоров – как раз с ней, легко найти.

И в самом деле без особого труда отыскав в списке Полину, я нажал на вызов. Пошли длинные гудки: один, второй, третий… После шестого механический голос предложил оставить сообщение.

– Не берет трубку, – сообщил я Панкратову, дав отбой. – Ну да, я же ей сказал, чтобы не обращала внимания на телефон – это снова могла оказаться провокация Легиона…

– Тоже мне, дети шпионов, – недовольно скривился Виктор. – Ладно, – вздохнул он затем, – поехали за ней. Где вы договорились на Покровке? У нее дома?

– Не совсем, – мотнул головой я. – Там скверик такой… Будем подъезжать – покажу.


* * *


Ливень и не думал прекращаться – кажется, даже наоборот, припустил сильнее прежнего.

– Дать тебе дождевик? – предложил Панкратов.

Припарковался он у самого сквера – как это принято в Ордене, прямо под запрещающим знаком – но совсем уж в пешеходную зону заехать усовестился, и несколько десятков метров оставалось преодолеть на своих двоих.

– А ты со мной не пойдешь? – спросил я.

– Что я, больной – лезть под такой водопад? Сам справишься.

– Ясное дело, справлюсь. Не надо, – отмахнулся я от сложенной полиэтиленовой накидки, которую Виктор уже достал из кармашка на дверце. – Так добегу.

– Ну так беги.

Полину я увидел еще издали. Вернее, не саму Полину – ее большой бело-зеленый зонт, торчавший из-за высокой спинки парковой скамейки – почти такой же девушка купила, пока жила у меня, пояснив тогда, что специально выбрала похожий на оставшийся дома.

Подбегая, я громко ее окликнул, но прогрохотавший в этот момент мимо сквера трамвай съел мой крик, не подавившись.

– Полина! – повторил я, приблизившись уже вплотную и протягивая к девушке руку через спинку скамейки.

Что-то щелкнуло. В первый момент мне померещилось, что на меня снова надели наручники – как давеча полиция – но нет. Точнее, не совсем: браслет, стиснувший мое левое запястье, был один, без пары для второй руки.

– Что ты… – начал было я, и в этот момент зонтик отодвинулся в сторону – девушка обернулась.

Вот только была это вовсе не Полина.

Зажав рукоять зонта под мышкой, из-под непромокаемого бело-зеленого купола в меня целилась из уже знакомого мне пистолета с глушителем самодовольно скалящая зубки Ольга.

– Снова ты?! – ахнул я, непроизвольно пятясь – и тут же уперся поясницей еще в один ствол.

– Не дергайся, – коротко бросил словно из-под земли выросший за моей спиной чернявый Влад. – Лишнюю дырку в организме заработаешь!

– Он пришел один? – деловито поинтересовалась у сообщника Ольга.

– Приехал на машине. Водитель вроде остался внутри.

– Сходи, проверь, – распорядилась девушка. – А ты садись сюда, – указала она мне на скамейку. – Тут немного сыро, но ты уж прости… Стой! Что там у тебя в руке? Покажи!

Я разжал кулак: на ладони лежала полученная от Виктора монета.

– Серебро? – усмехнулась Ольга. – Сам уже себя боишься, что ли, господин Антихрист? Можешь выбросить – эта штука понадежнее будет, – указала она глушителем на новоявленный браслет у меня на руке. Мы все такие носим – уже триста лет. Сегодня, вот, впервые пригодилось.

– Что-то не вижу у тебя ничего похожего, – буркнул я.

– У меня он на щиколотке, – притопнула она ногой. – Прости, джинсы ради твоего любопытства подворачивать не стану… Ну, что встал столбом? Сказано: садись! Владу тебя сторожить недосуг!

Медленно обойдя скамейку, я присел на ее край.

– Ближе! – велела Ольга.

Вытирая джинсами дождевую воду – впрочем, одежда моя и так уже была мокрой насквозь – я пододвинулся.

– Стоп, достаточно, – кивнула девушка, когда между нами осталось около метра. – Вот так и сиди.

– А где ваш пан-центурион? – щурясь от заливавшего глаза дождя, спросил я.

«Где Полина?!» – кричало все внутри меня, но от этого вопроса мне удалось удержаться. Впрочем, ответ я получил именно на него.

– Повез твою подружку к Легату, – ухмыльнувшись, поведала мне Ольга. – Так что теперь все будет по-взрослому: можешь считать, адрес вашей штаб-квартиры у нас в кармане.

– А от меня вам что нужно? – спросил я просто потому, что такому вопросу было сейчас логично прозвучать – по сравнению с участью влипшей напарницы, собственная судьба меня мало занимала.

– Ты – наш план «Б», – хохотнула рыжая. – Если вдруг девица сподобится отбросить коньки раньше, чем все рассказать – возьмемся за тебя.

– Как вы узнали про это место? – как заведенный, задал я новый вопрос.

– Так ты же сам его назвал. У такси – помнишь? Подходящий сквер тут один.

– Так ты все слышала? – опешил я.

– А ты только что это понял? – кажется, Ольга даже удивилась. – Я думала, поэтому ты на меня тогда и набросился. Разве нет?

О, Уроборос, каким же я оказался идиотом!

– Правда, из-за твоего мерзкого трюка с моей одеждой, сюда мы едва не опоздали – пока то да се… Симку опять же пришлось восстановить – нам нельзя долго оставаться без связи. Думала, это две минуты, а оказалось – все двадцать пять… Короче, был уже шестой час, – поморщившись, продолжила девушка. – Но подружка твоя – умница: дождалась. А на тебя мы, собственно, уже особо и не рассчитывали. На всякий случай остались – и вот, приятный бонус… Что там с водилой? – на миг стрельнула она глазами в сторону – к нам возвращался Влад.

– Больше не побибикает, – хмуро бросил чернявый. – Вот, глянь-ка, что я у него нашел! – в правой руке он держал пистолет – должно быть, не свой, по крайней мере, без глушителя – в левой – снаряженный магазин от него. – Да не на ствол смотри, на пули!

Постойте, это он о Викторе? Что значит, «больше не побибикает»? Он его что…

– Неужели серебряные? – присвистнула между тем Ольга, с интересом поглядывая на магазин. – А что, удобно. Чтобы браслет на кого-то надеть – еще дотянуться нужно… Видел, что тебе твои друзья-брюсовцы приготовили? – отщелкнув верхний патрон, девушка показала его мне издали. – А ты все: монета, монета…

Вдалеке недовольно протренькал трамвай, видать, сгоняя со своего пути замешкавшегося пешехода или неосторожно выехавшего на рельсы водителя. Звук приближался.

– Прям вот серебряная пуля? – нарочито-недоверчиво проговорил я. – Дай-ка …

Должно быть, «на автомате» рыжая протянула мне патрон – похоже, и в самом деле с серебряной пулей. Моя рука двинулась навстречу, и вдруг, нежданно для расслабившейся девушки, стукнула по глушителю направленного на меня пистолета. Оружие выстрелило, но пуля ушла в небо. В ответ сверху раздался гром: кому понравится, когда в тебя палят почем зря?

Тем временем, взлетев с ногами на скамейку, я ударил Ольгу носком кроссовка в подбородок и, перемахнув через деревянную спинку, носорогом ломанулся через кусты к улице.

– Стой, гад! – заорал мне вслед чернявый, торопливо вставляя магазин в пистолетную рукоять и с клацаньем передергивая затвор. – Все равно же не уйдешь, чертов Антихрист!

Ну, это теперь мы еще посмотрим: и кто тут из нас Антихрист, и кто куда уйдет или нет…

Сзади громыхнуло – на этот раз уже явно не с небес. Свистнула пуля – мимо… Если действительно серебряная и попадет, даже не поразив насмерть – это может стать проблемой. Как проблемой был браслет на моем запястье – но на его счет у меня уже имелась одна идейка. Совершенно безумная – и именно потому она могла сработать.

Еще одна выпущенная чернявым – а может, уже и очухавшейся Ольгой – пуля обожгла мне плечо – рассекла футболку и глубоко взрезала кожу. Но раз в теле не застряла – Уроборос с ней! Тем временем я уже вывалился из зарослей на улицу – аккурат к рельсам. Трамвай как раз проходил мимо – на него-то я и рассчитывал, услышав еще из сквера – поэтому и решился на этот шальной рывок. Неимоверным усилием заставив себя не зажмуриться – вслепую у меня не было бы никаких шансов, все нужно было проделать четко и аккуратно – я рухнул на колени и, сжав зубы, сунул руку с серебряным браслетом под стальное колесо.

Сверху зазвенело оконное стекло – в него угодила очередная пуля. Бедные пассажиры!

Осколки посыпались вниз, но там, на асфальте, никого уже не было – орущего от боли благим матом, меня затянуло в воронку переноса – «пинок» вышел на загляденье.

Кажется, сработало!

Глава 36

г.Москва, август 20** года

Спонтанное вмешательство в поток времени


Вихрь начал было слабеть, но откуда-то я точно знал: рано. Нужно нырнуть глубже, протянуть дольше, продвинуться дальше. Я наклонился вперед – словно и в самом деле собрался физически плыть сквозь поток, даже подгреб руками на манер брасса – и время неохотно, но уступило. Круговерть зашлась с новой силой – правда, невидимая резинка у меня за плечами заметно натянулась.

Сколько мне так удалось выиграть? Пару секунд? Минуту? Час? Я понятия не имел. Чувствовал только, что с каждым символическим гребком сопротивление потока нарастает, а привязь все сильнее тянет меня назад.

Но пора остановиться пока не пришла. Можно еще. Значит – нужно еще! На миллиметр. На миг. На гран. На мысль… Что заберу – все мое!

Последнее усилие. Последний рывок. Кажется, все: глухая стена… За спиной – звенящий от напряжения жгут от катапульты. Только дай слабину – и выстрелит. Но обратно мне нельзя, никак нельзя – надо еще немного вглубь. Хотя бы чуть-чуть… Я смогу!

Внезапно где-то не то сзади, не то сверху раздался оглушительный хлопок, и удерживавший меня поводок разом исчез, будто лопнул. Точно лопнул: невидимым обрывком меня стегнуло по затылку – и выкинуло прочь из межвременья переноса.

Асфальт. Причем, сухой асфальт. Утопленный в нем гладкий рельс. Правая ладонь – кажется, я на нее опираюсь. Левая… Левая культя. Благополучно зажившая – раны перенос лечит. Но от этого не менее безобразная – утраченные конечности поток не возвращает.

Но я знал, что так будет. Заранее согласился уплатить эту цену. Я жив, и, похоже, в прошлом – стало быть, оно того стоило.

Мои путаные размышления прервала заливистая трель трамвайного сигнала – сперва я услышал именно ее, и лишь затем – стук колес по рельсам и надсадный скрип тормозов. Я вскинул голову: нервно подмигивая электронной табличкой с номером маршрута, на меня надвигался тупорылый бело-голубой стальной монстр, отсюда, снизу, казавшийся размером с аэробус – разве что без крыльев.

Долгую секунду я завороженно смотрел, как он неумолимо приближается, затем, опомнившись, шарахнулся с путей.

Не переставая сигналить (сумей я перевести это треньканье с трамвайного на русский – наверняка узнал бы о себе много нового и интересного), сцепка из трех вагонов прогрохотала мимо. Некоторое время я тупо пялился ей вслед, затем бегло огляделся. Позади меня находился знакомый зеленый сквер. Прямо, через улицу, уныло щурился забитыми фанерой окнами подготовленный под снос двухэтажный дом – он здесь, скорее всего, раньше тоже стоял, но детально за ливнем я его не рассмотрел – собственно, и не пытался.

Да, точно, был же ливень… Я поднял глаза к небу: солнце скрывали облака, но дождем пока и не пахло. Как и сумерками. На сколько же это я прыгнул?

Ответ пришел сам собой (вернее, вопрос отпал) – в виде оклика с противоположной стороны улицы:

– Игорь!

Я обернулся: по тротуару в своей любимой темной юбке-миди и бежевой блузке, с сумочкой на плече спешила Полина.

Просияв, я бросился девушке навстречу – второпях едва не попав еще под один трамвай, уже противоположного направления, за что снова удостоился недовольного трезвона. Резкий звук несколько привел меня в себя, и, пропустив вагоны, оставшуюся часть улицы я пересек уже с оглядкой.

– Прости, я немного задержалась… – выпалила девушка. – Что с тобой? Ты что, под поливалку угодил или в фонтане искупался? – искалеченную руку я сообразил спрятать за спину, но не заметить мою без единой сухой нитки одежду напарница, конечно, не могла.

– Какое сегодня число? – первым делом спросил я.

– С утра было… – Полина назвала дату. День оказался прежним. – Ты что, снова не в своем потоке? – вытаращив глаза, догадалась девушка.

– Уже не знаю, – рассеянно бросил я – резинка назад не тянула, и я понятия не имел, смогу ли вернуться. – Может, теперь он и мой.

– Объясни, – потребовала напарница.

– Ну, это долгая история… Когда я сегодня вернулся домой из штаб-квартиры…

– Начало я знаю, – перебила меня Полина. – Был Скачок – и я отлично помню, как приехала к тебе, как попалась легионерам, как ты сбежал… Ты, кстати, хоть понял, что, свалив из квартиры, оставил меня с ними одну почти на час – до Скачка? – хмуро бросила она.

– Э… – об этом я, и правда, как-то не задумывался. – Так перенос же был спонтанным! – поспешил оправдаться. – Но ведь все обошлось? – спросил уже с испугом.

– Опустим подробности, – нервно скривившись, бросила девушка. – Во всяком случае, адрес штаб-квартиры я им не назвала. А в новой реальности ты встретил меня у такси и велел прийти сюда. Я здесь – так что будем считать: да, все обошлось. А вот что ты снова делаешь не в своем времени? Мало нам парадоксов?!

– Спасаю тебя, вообще-то, – в некоторой даже запальчивости заявил я. – В сквере они тебя схватили… Вернее, схватят… То есть, надеюсь, что теперь уже нет… Короче: надо отсюда валить, пока не набежали легионеры! – мотнув головой, перешел я к сути.

– Ну раз надо… – взгляд напарницы скользнул вдоль улицы и вдруг замер, уставившись куда-то мне за спину. – Поздно, – выдохнула Полина. – Они уже здесь!

Я обернулся: по тротуару прямо на нас быстрым шагом двигалась Ольга. У уха она держала телефон, а смотрела вовсе в сторону – через дорогу, на сквер – но стоило ей приблизиться еще на дюжину шагов…

– Сюда! – схватив за локоть – увы, за левый – Полина дернула меня в глухую арку. Когда-то через нее, должно быть, осуществлялся въезд во двор, но сейчас проем был заколочен досками – доступен остался лишь двухметровый пятачок, с которого в дом вела хлипкая даже с виду дверь, заклеенная бумажной лентой с синими печатями муниципалитета. – Крутись Уроборос, что у тебя рукой?! – потянув за локоть, девушка невольно вытащила на обозрение мою уродливую культю.

– Оставил в будущем, – выдохнул я, хватаясь здоровой кистью за ручку опечатанной двери.

Похоже, только на приклеенной бумаге та и держалась – распахнулась с первого же рывка, едва не слетев с петель. Прошмыгнув внутрь, мы захлопнули дверь за собой – оставалось надеяться, что это произошло прежде, чем Ольга на тротуаре поравнялась с аркой. Так или иначе, рыжая легионерша ничего не заметила – по крайней мере, за нами она не сунулась.

– Уф-ф, кажется, пронесло! – прошептал я.

– Так что случилось с твоей рукой? – таким же шепотом спросила Полина.

– Под трамвай попал… Нет, честно!

– А потом был перенос? Раз зажило?

– Ну, да… Смотри, тут лестница! – глаза мои немного привыкли к темноте, и из мрака выступили ведущие вверх каменные ступеньки.

– Предлагаешь подняться? – уточнила моя напарница.

– Сверху может быть что-то видно, – предположил я.

– Ну, пошли… – на ощупь достав из сумочки телефон, Полина зажгла фонарик. Стало видно, что лестница завалена обломками кирпича и еще каким-то мусором, одна ступенька оказалась расколота пополам, другую и вовсе словно выдернули гигантскими клещами, сбросив вниз. – Нам всяко нужно поговорить – почему бы не сделать этого на втором этаже, у окошка с видом на живописный сквер?


* **


С окошком не то чтобы совсем не сложилось – отогнув край фанерного листа мы получили вполне рабочую амбразуру. Сквер через нее просматривался лишь частично, но скамейка, на которой меня подстерегла Ольга, худо-бедно видна была. Как и сама рыжая. Влад и Ковальский периодически «в кадре» тоже мелькали, то врываясь в него, то на время пропадая.

– Значит, говоришь, Виктора они застрелили? – как-то уж слишком спокойно уточнила Полина, когда я закончил свой рассказ.

– Сам я этого не видел, но со слов Влада понял, что да…

– Ну да, со слов Влада…

– Думаешь, легионер все наврал, и ему удалось скрыться? – не понял я ее сомнений.

– Я уже вообще не знаю, что тут думать. Особенно по поводу Виктора. Я же тебе так и не рассказала…

– Погоди, – сообразил я. – Надо же его предупредить! Набери ему…

– Сам набери, – неожиданно резко ответила девушка.

– У меня же нет телефона… – в некотором недоумении напомнил ей я.

– Ладно, держи, – неохотно протянула мне напарница разблокированный мобильник. – Но разговаривать с ним будешь сам!

– Да, чувствую, тебе и в самом деле нужно мне что-то рассказать, – пробормотал я, беря из ее руки трубку.

– А я о чем!

Панкратов ответил сразу, но как-то сухо – когда я в прошлый раз набрал ему с Полининого смартфона, голос моего старого напарника звучал куда как приветливее:

– Да!

– Виктор, это Игорь Одинцов, – быстро заговорил я. – Слушай внимательно и выполни в точности. В ближайшее время тебе скажут – если до сих пор еще не сказали – что меня задержали в Измайлово…

– Уже сообщили, – перебил меня Панкратов. – Ты из полиции звонишь? А почему с номера Белоголовцевой?

– Не совсем… Слушай, говорю! Все, что делается для моего освобождения – ну, там, звонок из главка и что там еще – пусть делается, а сам ты за мной не приезжай! Вместо этого подтягивайся на Покровку… сейчас… – оторвав трубку от уха, я вывел на экран карту и нашел адрес нашего укрытия. Затем назвал его Виктору. – Это старый двухэтажный дом, выселенный. В центре фасада прямоугольная арка, в ней, справа – дверь. Постарайся, чтобы никто не заметил, как ты в нее войдешь. Остальное на месте. Понял меня?

– Не то чтобы понял, – буркнул Панкратов. – Но сделаю.

– Отлично. Ждем тебя, – закончил я разговор.

– Зачем ты позвал его сюда? – насупившись, поинтересовалась Полина, когда я вернул ей телефон.

– Хочу показать ему легионеров. Пусть на всякий случай их знает еще кто-то, кроме нас с тобой.

– А нас ты, типа, уже списал? – хмыкнула девушка.

– Нет, – мотнул головой я. – Не знаю… – поправился тут же. – Мы с тобой не на пороге даже – почитай, внутри хорошего такого парадокса, – принялся объяснять затем. – Уроборос знает, как все обернется после Скачка – что мы будем помнить, а что нет! Да и случится ли вообще этот самый Скачок? После того, как порвалась резинка – ну, ты поняла, о чем я – не уверен, что смогу вернуться, – по внутренним ощущениям, правильнее было бы сказать «почти уверен, что не смогу», но признаться в этом даже самому себе я пока не решался. – Так что лучше подстраховаться.

– Но если Виктор приедет и столкнется здесь с тобой – парадокс его тоже затронет, – резонно заметила Полина.

– Поэтому говорить с ним будешь ты. А я куда-нибудь зашхерюсь. Надеюсь, это поможет.

– А если нет?

– Есть идея получше?

– Да нет… Просто глаза бы мои его не видели…

– Кого?

– Да Виктора, чтоб ему…

– Уроборос в парадокс, что за кошка между вами пробежала?! – всплеснул руками я – с культей эффект вышел, впрочем, весьма оригинальный. – Он что-то тоже не особо был рад твоему звонку!..

– Ну еще бы! После всего, что я ему сказала в прошлый раз!

– Да что сказала-то?!

– Что он гад, сволочь и беспринципный карьерист!

– Гад и сволочь – это, допустим, женское, а карьерист-то почему? – попытался сыронизировать я.

– Из-за моего отца… – резко сбавив тон до полушепота, проговорила девушка. – Все никак не получалось тебе рассказать. Виктор же в Ордене теперь вместо него…

– Не понял. А что случилось с Федором Федоровичем? – нахмурился я.

– Они его исключили и сослали. На остров. Без кольца… – с каждым новым произнесенным словом голос Полины звучал все тише, пока вовсе не смолк.

– За что? – только и сумел вымолвить я

– Якобы за убийство Ибрагимовой. Ну, тогда, на конном полигоне. В этой реальности Зульфия разбилась насмерть. Расследование вел Виктор – и в итоге обвинил в случившемся отца. Приговор – изгнание… – на глазах у моей напарницы выступили слезы – лицо девушки скрывалось во мраке, но я видел их столь же отчетливо, как если бы в него бил лучом прожектор. – Говорят, мне позволили проводить его в аэропорт… А я этого даже не помню!

– Я тоже такого не помню… – ошалело покачал головой я.

– А они все не помнят прошлую реальность, когда виновными оказались те мелкие из Интерната… Или только говорят, будто не помнят… Такой вот, к драному Уроборосу, парадокс…

Полина умолкла, словно захлебнувшись словами – и в установившейся тишине стало слышно, как стучат по фанере на окне первые капли начинавшегося дождя. Где-то далеко-далеко пророкотал гром – приближалась гроза.

Глава 37

г.Москва, август 20** года

Спонтанное вмешательство в поток времени


– Нет, я, конечно, все понимаю… Скачок, парадокс, все дела… Но я помню и последнюю реальность. Фрагментами – но помню! И отца твоего в ней – тоже. Не мог он так поступить! – на том, что когда-то сам подозревал в подобном Эф Эф, я предпочел акцента не делать. Ну, подозревал, и что? Потом стыдно было…

– Конечно, не мог, – бесцветным голосом вторила мне Полина.

– И это… Мы же, по идее, имели право его помиловать! – сообразил я. – Как «отмеченные Машиной»! Почему не сделали?

– Не знаю… Не помню… Пустота…

– А этих… Малолеток из Нового Легиона – их проверяли? – спросил я.

– Радкевич с Хмельницкой были чуть ли не главными свидетелями. Это они, якобы, видели, как отец натягивал трос. А Лиза Кузьмина в деле вообще не фигурировала.

– А самих их что, даже не подозревали?

– Типа, у них не было мотива.

– Ни фига себе не было! А заговор? А Новый Легион?!

– Никто здесь о таком и не слышал.

– Понятно… – протянул я. – А что Эрастович? – вспомнил тут же о проницательном инструкторе верховой езды. – В прошлый раз, по сути, это он все дело раскрыл!

– Марк Эрастович трагически погиб на следующий день после смерти Ибрагимовой. Упал с лестницы и ударился головой. Прям почти как Зульфия… Отца и в этом пытались обвинить, но не нашли убедительных доказательств. Сошлись на том, что произошел несчастный случай.

– Офигеть! – покачал я головой. – И никто не подумал, что как-то уж очень вовремя выпал этот несчастный случай?

– Говорю же: подумали. Подозревали отца, но не сумели доказать.

– Офигеть… – повторил я. – И Виктор со всем этим бредом согласился?

– Это с ним согласились. Виктор вел расследование, он и выдвигал обвинения.

Все, что я сумел на это выдать – третье подряд глубокомысленное «Офигеть!».

С минуту мы молчали. Отвернувшись к окну, Полина невидящим взглядом уставилась в «амбразуру», я же лихорадочно соображал, что и как теперь делать.

– Значит так! – произнес затем – столь резко, что девушка у окна вздрогнула. – Концепция меняется. Говорить с Виктором стану я. А ты спрячешься в соседней комнате и будешь внимательно слушать. Даже нет: лучше запиши все на диктофон! – пришла мне в голову новая идея. – Главное – не высовывайся, что бы ни случилось!

– А как же парадокс? – не оборачиваясь, бросила в пространство моя напарница. – Если с тобой еще и Виктор пересечется…

– Уроборос с ним! – отмахнулся я культей. – Сгорел сарай – гори и хата!

– Всю деревню бы так не спалить… Но я-то что? Я только за! И правда: гори оно все синим пламенем! – тряхнула она головой.

– Но-но, – нахмурился я. – Давай без фанатизма!

– Как скажешь, начальник…


* * *


– А где Полинка? – первым делом поинтересовался Панкратов, поднявшись ко мне по замусоренной лестнице. – По телефону я так понял, что вы вместе.

– Ушла, – бросил я. – Мы решили рассредоточить силы.

– В смысле рассредото… – начал было Виктор. – Погоди! – луч его телефонного фонарика неуверенно скользнул ниже моего левого локтя. – Что за дрянь у тебя с рукой?!

– Уроборос откусил, – хмыкнул я. – Это долгая история…

– Как я понимаю, выслушать ее ты меня сюда и вызвал?

Стянув через голову мокрый дождевик, Панкратов огляделся, куда бы его пристроить. Затем свернул накидку в рулон и, пройдя через комнату, положил его на подоконник. Постоял несколько секунд, всматриваясь через «амбразуру» в не на шутку припустивший ливень, и затем вдруг двинулся к двери, за которой несколько минут назад скрылась Полина.

Я затаил дыхание. В соседней комнате было где спрятаться, но если мой старый напарник надумает устроить тщательный обыск…

Но обошлось. Заглянув за дверь, Виктор поводил из стороны в сторону фонариком и, видимо, не заметив ничего подозрительного, снова повернулся ко мне:

– Итак, настало время удивительных историй?

– Так и есть, – кивнул я. – Но моя терпит – сначала я хотел бы услышать твою.

– Мою? Это какую же?

– Про изгнание Эф Эф.

– Ах, это… – с явным неудовольствием протянул Виктор. – Полинка и тебе успела нажаловаться?

– Кое-что рассказала, – не стал отрицать я. – Но подробности хочу узнать от тебя.

– Какие еще подробности? О случившемся было официально объявлено – весь Орден в курсе!

– Допустим, я что-то подзабыл.

– Ах, да, вы же у нас с Полинкой, вроде как, под парадоксом! – понимающе кивнул Панкратов. – Тут помню, тут не помню, тут рыбу заворачивали…

– Давай ближе к делу, – попросил я.

– Ближе – так ближе. Это случилось еще в той, предпоследней версии реальности, но результаты остались закреплены и в нынешней, просто события отодвинулись на месяц ранее. Дело, видишь ли, оказалось непосредственно завязано на миссию, так что тут у нас Малый Парадокс в полный рост… Короче. Началось с того, что Зульфия Ибрагимова (помнишь такую?) упала с лошади и свернула себе шею. Прямо перед предстоявшей ей заброской – причем, напарницей она должна была стать не кому-нибудь, а тебе, дружище. На месте происшествия были обнаружены следы от троса, о который споткнулась лошадь. Нашлись свидетели, один из которых видел, как Эф Эф держал подобный трос в руках, а второй – как отвязывал его от дерева…

– Свидетели – это Хмельницкая и Радкевич? – уточнил я.

– Вот, а говоришь, что ничего не помнишь! – будто бы даже посветлел лицом рассказчик. – Да, Вера Хмельницкая и Леша Радкевич.

– Это же подростки!

– А у подростков что, глаз нет? Или языка?

– Бывает, что нет мозгов!

– У этих с мозгами все в порядке, – улыбнулся каким-то своим мыслям Виктор. – Да тут семи пядей во лбу и не нужно, – заметил он затем. – Увидели – рассказали. Был, кстати, еще один свидетель, вполне себе взрослый – Марк Эрастович, инструктор с полигона, но он, к сожалению, как раз рассказать ничего не успел… Уверен, что упасть с лестницы ему помогли, проскальзывали там кое-какие мелочи, указывавшие, к слову, все на того же Эф Эф – но косвенно. Доказать не получилось. В отличие от основного преступления – там все было более чем очевидно.

– Ну и зачем, по-твоему, Эф Эф было убивать Зулю? – терпеливо дождавшись, когда Панкратов закончит, спросил я.

– Не исключено, что убивать ее он и не собирался. Просто на время устранить, снять с миссии – с тем, чтобы пропихнуть на место Ибрагимовой свою дочь. Выбор там у Машины был весьма скудный, так что расчет легко оправдался. В итоге в прошлое с тобой пошла Белоголовцева.

– Что ж вы тогда ее не заменили, если выяснилось, что все было подстроено ее отцом? – саркастически хмыкнул я.

– Стоял так вопрос. Но Гроссмейстер решил ситуацию не усугублять. А может, Машина уперлась – я точно не знаю. В общем, оставили как есть.

– Допустим, – кивнул я. – Душа Машины – потемки… Но вот скажи, ты сам-то веришь, что Эф Эф мог на такое пойти? Только честно.

– До последнего не верил, – развел руками Виктор – чуть ли не виновато. – Я же главного не рассказал: трос в итоге нашли в багажнике машины Эф Эф! Это было последней каплей…

– А что, если его туда специально подбросили? – предположил я.

– Кто? Точно не Хмельницкая с Радкевичем – у них просто не было такой возможности. Да и мотива топить Эф Эф – тоже!

– А вот у кого-то такой мотив явно имелся, – хмуро бросил я.

– Что ты имеешь в виду? – словно бы подобравшись, прищурился Панкратов.

– Ты почувствовал сегодня Скачок? – вступая на тонкий лед провокации, осведомился я вместо ответа.

– Скачок? Какой еще Скачок?

– Самый обычный. Многие почувствовали, – заявил я с его же слов – только сам Виктор сейчас об этом не знал. – Горислав, например.

– Да, Горилла нес какую-то пургу, – неуверенно кивнул Панкратов. – И еще парочка наших… Но…

– Это не пурга, – холодно заявил я. – Скачок был. Я ходил в прошлое. Без Машины – я теперь это могу. Не веришь – спроси у Гроссмейстера. Так вот, там, в прошлом, я кое с кем перетер по душам. С Хмельницкой, с Радкевичем, с Марком Эрастовичем – когда он был еще жив. Еще с парой человек, – добавил я с запасом. – А кое на что и собственными глазами посмотрел…

– Невозможно… – изменился в лице Виктор. – Ты с ума сошел! – опомнившись, тут же воскликнул он. – Уроборос тебе в хронологию, это же готовый парадокс!

– Никакого парадокса, – мотнул я головой. – Инструктор как был мертв, так и остался. Вера с Лешей как официально придерживались своей версии случившегося – так и продолжают. Пока что. Раскрыть карты я собираюсь только в текущем потоке, – то, что не такой уж он для меня и текущий, уточнять я не счел нужным. – Собственно, уже начал раскрывать…

– Начал, значит… – совсем другим тоном – уверенным и спокойным, как у человека, отбросившего все лишние сомнения – проговорил Панкратов. Рука Виктора как бы невзначай скользнула за отворот его стильного «адвокатского» пиджака – и в следующий миг в лицо мне уже смотрел черный пистолетный ствол. – Нет, не так, – сам себя поправил мой старый напарник, опуская оружие столь же быстро, как только что его вскинул – и прежде, чем я успел выдохнуть, раздался выстрел.

Правую ногу из-под меня словно оглоблей выбило. Потеряв равновесие, я рухнул на пол – не «как подкошенный», а именно что подкошенный – и только затем почувствовал резкую боль в бедре. Машинально схватился за него – ладонь уткнулась в теплое и липкое.

– Случайно не навылет? – озабоченным тоном полюбопытствовал с высоты своего роста Панкратов, осветив мою рану лучом фонарика. – Нет? Отлично. Пуля серебряная, – пояснил он, демонстрируя мне издали пистолет – словно по тому можно было понять, что за патроны притаились в магазине. – При желании такой, разумеется, можно и убить, но покамест довольно будет и того, что она в тебе застряла – в прошлое ты с ней точно не сбежишь. Так что продолжаем разговор… Кто еще знает?

– То есть ты признаешь, что Эф Эф не был ни в чем виноват – ты его просто подставил, чтобы подняться в Ордене? – до скрежета стиснув зубы – от боли и злости – «для протокола» уточнил я.

– А это уже неважно, – скривился Виктор. – Не важно для него – а скоро будет неважно и для тебя. Но сначала ты мне расскажешь, кому успел разболтать.

– Гроссмейстеру! – процедил я. – И Анатолий Сергеевич уже обещал, что вернет Эф Эф с острова!

– Вранье, – без тени сомнения заявил Панкратов. – Ты слишком многого не знаешь, Игорь, и еще меньше понимаешь, – устало поморщился он. – Поэтому и лжешь так неумело. Ладно, новая попытка, она же последняя, – дуло пистолета нацелилось мне в живот.

– Ты о том, что второй раз орденское кольцо не надеть? – понял я свою промашку.

Но, как оказалось – понял неверно.

– Нет никакого острова, – сплюнул Виктор. – Все это красивая сказка для низших градусов! Представь, как бы мы доставляли туда ссыльных в каком-нибудь XVIII веке! Пока просто доплывешь – полдюжины Скачков случится! Глядишь, арестованные и конвой несколько раз местами поменяются! Нет, Игорь, все проще – и жестче. Изгоев попросту казнят. Смерть – неплохой залог стабильности, воскресают люди редко – даже Столпы после Скачка…

– Что?! – ошалело прохрипел я.

– Что?! – в голос раздалось с противоположного конца комнаты.

Я вскинул голову: из-за двери опрометью выскочила Полина. С телефоном в вытянутой руке – словно с грозным оружием на врага.

– Назад! – выдохнул я. – Беги!

– Стоять! – рявкнул в свою очередь Виктор, направляя на девушку пистолет. – Стоять, дура, пристрелю!

Что должно произойти дальше, виделось мне предельно ясно: остановиться Полина и не подумает. Вперед ли бросится, назад ли – Панкратов выстрелит… Однако, вопреки моим ожиданиям, девушка послушно застыла на месте, так и продолжая нелепо удерживать перед собой совершенно бесполезный сейчас гаджет с записью нашего с Виктором разговора.

– Вот так, умница, – осклабившись, кивнул Панкратов. – А теперь медленно – я сказал ме-е-е-едленно – отдай мне телефон.

Словно загипнотизированная, моя напарница сделала шаг вперед, протягивая ему мобильник – чтобы забрать его, Виктору пришлось переложить свой в руку с пистолетом, не очень ловко зажав между мизинцем и безымянным пальцем. На миг скакнув в сторону, луч фонарика все же снова осветил Полину – пусть и заметно подрагивая при этом.

Нетвердой походкой девушка приблизилась к Панкратову еще на шаг, пальцы Виктора легли на корпус ее телефона…

Что-то ярко сверкнуло, послышался непонятный хруст, пахнуло озоном. Панкратов покачнулся и выронил пистолет. Стремительно подавшись вперед, Полина ткнула ему, ошеломленному и безоружному, гаджетом в лицо. Снова вспышка, снова треск – и Виктор тяжело осел на пол. Оседлав его неподвижное уже тело, моя напарница принялась наносить тычки смартфоном – в лоб, в ухо, в горло – всякий раз удерживая контакт секунду-другую. Даже когда вспышки прекратились и исчез сопровождавший атаки сухой звук, какое-то время девушка еще продолжала лупцевать поверженного противника своим чудо-мобильником.

Наконец унявшись, Полина с видимым трудом встала на ноги и подошла ко мне. Абсолютно невыразительным голосом спросила:

– Ты тут как? Ранен? Куда?

– В ногу, – судорожно кивнул я на простреленное бедро. – А ничего так у тебя телефончик!

– Телефон в сумочке, – проронила девушка. – А это электрошокер – просто выглядит похоже – так специально сделано. Виктор, вон, тоже не понял… Прости, что долго не шла. Хотела записать как можно больше…

– Все правильно, – все еще находясь под впечатлением от увиденного, произнес я. – Мы же так и договаривались.

Опустившись на колени, напарница дотронулась тыльной стороной кисти до моей ноги. Я невольно охнул. – Прости, – снова извинилась Полина – по-прежнему совершенно «деревянным» тоном. – Надо тебя перевязать… Или просто рванешь в свой поток – и все заживет?

– Сначала придется серебряную пулю вытащить, – заметил я.

– Я смогу, – заявила Полина. – Но не здесь, конечно…

– Только не факт, что даже это поможет, – продолжил я. – Когда Виктор выстрелил, я машинально попытался нырнуть – сам даже не знаю куда, обратно в будущее или дальше в прошлое. Даже ни малейшего «дыр-дыр».

– Дыр-дыр?

– А, это я не тебе аналогию приводил… Когда автомобиль после долгого перерыва пробуешь завести – звук такой идет из-под капота. А потом либо схватывает, либо нет. Так вот, тут даже до звука не дошло.

– А, понятно, – кивнула девушка. – Так, чем тебе ногу-то замотать? – неуверенно оглядевшись по сторонам, Полина начала было высвобождать из-под пояса юбки подол своей бежевой блузки, но, вдруг передумав, поднялась и вернулась к телу Панкратова. Наклонилась, завозилась – послышался звук разрываемой ткани. – Вот, – снова подошла она ко мне через минуту с охапкой лоскутов. – А этот гад жив, кстати, – кивнула моя напарница на обобранного Виктора. – Очухается нескоро, но, если не решим добить, нужно будет его на всякий случай связать. Хотя мы же, наверное, все равно отсюда скоро уходим?

– Не раньше, чем свалят легионеры, – ответил я. – С такой ногой далеко от них я не убегу.

– Щас закончу – гляну, как они там. Штаны сам снимешь, или помочь?


* * *


– Еще мокнут, – все тем же безэмоциональным голосом сообщила Полина от окна. – Все трое.

– Подождем, – бросил я с пола. – Нам спешить некуда.

– Спешить некуда… – согласилась девушка. – А ведь я знала, – добавила она вдруг, помолчав. – В глубине души – все прекрасно понимала…

– Ты это о чем?

– Об острове. Что его нет. И что изгоев казнят… У меня же был пятый градус. Пусть неофициально, но был. И все вопросы при мне старшими спокойно обсуждались. Наверное, я просто не хотела верить. Притворялась – и перед другими, и перед собой в первую очередь – что не догадываюсь. Так вплоть до сегодняшнего дня и пропритворялась. Но на самом деле… А эти что-то засуетились, – внезапно прервавшись на полуслове, сменила она тему – но не тон. – Влад зачем-то за скамейкой спрятался, Ковальский вовсе куда-то слинял. Будто увидели кого-то… Крутись Уроборос! – впервые за последние минуты произнесла она хоть что-то с полным чувством.

– Что? Что там такое? – нахмурился я, даже не зная, радоваться этой в ней перемене или пугаться.

– Не что, а кто, – в растерянности выговорила моя напарница. – Там, в сквере… Там, в сквере – ты!

Глава 38

г.Москва, август 20** года

Спонтанное вмешательство в поток времени


Уроборос твой налево! Я должен, обязан был сообразить, что это случится! Но нет. Виктора предупредил, а о себе самом не подумал! Панкратов же говорил, что полицейские меня и без него собирались отпустить! Ну и вот, выйдя из узилища, я – тот я, к которому не приехал адвокат, назовем его, чтобы не путаться, «Игорь № 2» – разумеется, поперся на Покровку, к Полине. Прямиком в засаду.

– Помоги, – пробормотал я напарнице. – Помоги встать… Я должен сам посмотреть…

– Да, конечно, – кивнула девушка, отстраняясь от окна.

Подошла, протянула руку, подставила хрупкое с виду плечо. Навалившись на него (выдержало!), я кое-как доковылял до «амбразуры».

Видно сквозь стену ливня было плоховато, но себя я узнал без труда. Игорь № 2 сидел на скамейке, зажатый между Ковальским и Владом. Ольга стояла перед ним, уперев руки в бока и слегка подавшись вперед – должно быть, что-то говорила.

– У нас теперь есть пистолет, – напомнила из-за моей спины Полина. – Можем… Могу подобраться к ним через кусты…

– У них там по меньшей мере два пистолета, – покачал я головой. – И еще заложник, которым они смогут прикрываться.

– Но надо же что-то делать…

– Надо, – кивнул я. – Дай мне телефон. Только не перепутай – тот, что звонит, а не тот, что валит с ног, – попытался пошутить.

– Иной разговор валит с ног почище шокера, – хмыкнула девушка, суя мне в ладонь гаджет. – А кому сбираешься звонить?

– Вот им, – кивнул я за окно. – Вступлю в переговоры с террористами…

Ольга же упомянула, что восстановила сим-карту? Значит, осталось только вспомнить ее номер. Хренов-дознаватель произнес его вслух – всего раз, но моя прежняя, доорденская жизнь – «лесенкой» – немало способствовала укреплению памяти. Как же там было? Восемь, девять-восемь-шесть… Нет, не шесть… Кажется, пять. Да, именно пять. Далее…

– Алло? – набрав последнюю цифру, надавив на зеленую иконку вызова и включив режим громкой связи, услышал я хорошо знакомый голос.

– Добрый вечер, Ольга, – самым вкрадчивым тоном, на который сейчас только был способен, проговорил я.

– Кто это? – выдержав короткую паузу, нервно поинтересовалась моя бывшая подруга.

– Ты поняла, кто это. И даже не очень удивилась. Ты уже знаешь, что я теперь могу быть в нескольких местах одновременно.

– Ну да, и сейчас одно из этих мест – в метре передо мной! И под прицелом двух стволов!

Отлично. По крайней мере, она не стала валять дурочку, будто не догадывается, с кем говорит.

– Мне это известно, – спокойно продолжил я. – Я наблюдаю за вами при помощи дрона. Не нужно задирать голову – из-за дождя вы все равно ничего не разглядите. А ваша компашка у меня как на ладони. И знаешь, что я рассчитываю увидеть через несколько минут?

– Как Влад всадит пулю в лоб одному глупому брюсовцу?

– Не угадала. Как оный брюсовец останется сидеть на скамеечке, живой и невредимый, а вы трое дружно встанете, дойдете до остановки, дождетесь трамвая и уедете на нем.

– Терпеть не могу трамваи, – показушно фыркнула Ольга. – Нет, конечно, мы не станем вечно тут торчать. В такой-то дождь – на нас и так уже сухого места нет. Скоро уедем. Благо у Роди авто наготове. Вот только ты – этот ты – поедешь с нами.

– Ты не поняла, – тяжело вздохнул я – вполне искренне. – Я ни о чем не прошу – я всего лишь описываю ближайшее будущее. Подчеркну: благоприятное для вас будущее. Потому как если вы не хотите, чтобы одного из вас, к примеру, придушили еще в колыбели, другого столкнули под автобус по дороге в детский садик, а третий захлебнулся нечистотами в школьном туалете – сделаете так, как я сказал. Сомневаешься, что мне это по силам? Давай проверим. С кого из троих начнем? Может, как раз с тебя?

Тронув за локоть, Полина молча показала мне большой палец – горазд, мол, ты, напарничек, врать.

Разумеется, ничего из обещанного сделать я легионерам был не способен – по крайней мере, прямо сейчас, с серебряной пулей в ноге – но Ольга, воочию видевшая мои прыжки из потока, знать этого не могла.

– Звучит красиво, – нервно бросила она в трубку. – За одним ма-а-аленьким исключением. Если это правда – что тебе помешает устроить все то же самое после нашего ухода? Особо теплых чувств, как я догадываюсь, ты к нам не испытываешь. Сейчас у нас хоть какой-то козырь есть – я про твоего дубля на лавочке. А там и его не останется!

– Вопрос справедливый, – согласился я. – Объясняю. То, о чем я говорю, непременно повлечет парадокс. Целую кучу парадоксов. А их, знаешь ли, никто не любит – ни в Ордене, ни в вашем Легионе, – помнится, Осип Фомич был в этом вопросе весьма щепетилен, соотнося момент удара и нашу с Полиной миссию в 1837 год. – Но если вы очень-очень-очень меня огорчите, на парадоксы мне будет наплевать. Пока нет, но тогда – да. Ты права, вы уже меня очень огорчили. Но разница между «очень» и «очень-очень-очень» – аккурат судьба моего, как ты выразилась, дубля. Не то чтобы он представлял из себя что-то безумно ценное – это тупиковая ветвь, плод просчета – но лично мне, по понятным причинам, он небезразличен. Так что сделаете, как я сказал – можете выдохнуть и расслабиться. По крайней мере, пока не сотворите какую-нибудь новую гнусность. Начнете юлить – пеняйте на себя.

– Что-то это слишком похоже на предложение капитуляции, – заметила Ольга. – Нам нужно подумать.

Полина снова тронула меня за локоть:

– Посули им адрес штаб-квартиры, – беззвучно, одними губами проговорила она, когда я обернулся.

– С ума сошла? – вытаращил глаза я, не забыв, впрочем, отключить микрофон телефона.

– А что, Карфаген должен быть разрушен!

– Но не такой же ценой! Вспомни бойню на Волоколамке!

– Ну… В конце концов, я же сказала посули, а не выдай, – буркнула моя напарница, потупившись – похоже, мне удалось ее усовестить.

– Это и есть предложение капитуляции, – сухо проговорил я – снова в эфир. – Но относительно почетной капитуляции. Хотите думать – думайте. С Легатом вашим посоветуйтесь… – вот да, пусть начальство им объяснит про парадокс! – На все про все даю ровно десять минут. По истечении которых либо увижу вас на остановке трамвая, либо… Либо огорчусь уже по-настоящему. Со всеми, так сказать, вытекающими. Не знаю, что найду, вернувшись, в новой реальности, но вас троих в ней точно не окажется. А может, и в целом Легиона. Это все. Au revoir.

И, не дав собеседнице возможности немедленно продолжить спор, я оборвал разговор.


* * *


– Подошел трамвай, – сообщила Полина от окна. – Слушай, похоже, легионеры, и правда, собираются в него загрузиться! Неужели сработало?

У «амбразуры» моя напарница осталась в одиночестве: из-за нестихавшей боли в ноге я предпочел опуститься на пол.

Второй телефонный разговор – минуту назад – я провел уже там, полулежа.

– Мы согласны отступиться – на этот раз, – сухо заявила Ольга. Это она перезвонила – хотя Полина меня и уверяла, что ее номер у чужих абонентов не определяется и обратный звонок невозможен. – Но есть один нюанс…

– Никаких нюансов, – отрезал я.

– Да послушай же! – взвилась рыжая. – Мы уходим, этот остается – тут все в силе. Но дело в том, что твой дубль ранен. Так случилось еще до нашего прошлого разговора – он зачем-то задергался, когда было сказано сидеть смирно… Рана пустяковая, мы его даже перевязали…

– Дай угадаю, – не удержался я. – Пуля в правом бедре?

– А, ну, ты все видел… – протянула Ольга.

Уроборосова инерция потока!

– Пуля хоть не серебряная?

– Какая еще серебряная? Обычная. Мы просто не хотели бы, чтобы возникло недопонимание – со всеми, как ты выражаешься, вытекающими. Твои условия приняты. Но сделанного – не воротишь.

– Идет, – буркнул я.

…– Садятся в трамвай, – продолжила комментировать от окна Полина. – Все, они внутри! Двери закрываются… Тронулись! Ну, я пошла?

– Иди, – кивнул я. – Да, пистолетик на всякий случай все же захвати!

– Уже подумала об этом.


* * *


– Тупиковая ветвь, значит? – хмыкнул Игорь № 2. – Ну чё, спасибо…

Рана его, похоже, была легче моей – шел он почти сам, правой рукой все же слегка опираясь на Полинино плечо, а в левой – на зависть целой и невредимой – держа пистолет Виктора, который ему зачем-то отдала моя напарница. Его напарница. Наша.

Фантасмагория.

– Нужно же было запудрить им мозги, – кривовато усмехнулся в ответ я.

– Ну да, я так и понял. Говорю же: спасибо. Э, а что это у тебя с рукой?

– Уроборос наперекосяк, вы все сговорились, что ли, спрашивать? Модно сейчас так! Кстати, береги свою: инерция времени – дело такое, – указал я сперва на собственную перевязанную ногу, затем на его.

– Это уж точно… – оторвавшись от Полины, он аккуратненько сполз по стеночке на пол. – Ну, что будем делать?

– Хороший вопрос, – кивнул я.

– Ну еще бы! Я же не один чувствую, что тут заваривается грандиозный, просто колоссальный… этакий Царь-парадокс?

– Похоже на то, – согласился я.

– Нашли чем напугать, – мрачно обронила у окна Полина. – Что мы, парадоксов не видели? Может, в результате все только к лучшему обернется?

– Что ты имеешь в виду? – хором спросили мы со вторым Игорем.

– Уроборос, теперь всегда так будет? – умудрившись разом и нахмуриться, и растянуть губы в улыбке, обернулся ко мне «дубль».

– Пока мир не рухнет, – развел руками я – вероятно, с подобным же смазанным выражением на лице. – Так что ты имела в виду, насчет «к лучшему»? – повторил затем наш вопрос напарнице.

– Ну, я тут подумала… – девушка замялась, неуверенно переводя глаза с одного из нас на другого – и обратно. – Вдруг парадокс так все перевернет, что отец окажется жив? – скороговоркой выпалила она.

Синхронно набрав в грудь воздуха для ответа – и поняв это – мы с «дублем» переглянулись. Он кивнул – давай, мол, ты, говори.

Уважает старшего – мне же на целых три с половиной часа больше!

– Так, к сожалению, не получится, – воспользовавшись предоставленным мне словом, покачал я головой. – То, что произошло с Федором Федоровичем, было задолго до моего прыжка под трамвай. Как бы парадокс ни выстрелил, более ранних событий он никак не затронет.

– Под трамвай? – поднял брови Игорь № 2.

Вместо ответа я помахал ему культей.

– Точно, браслет! – сообразив, кивнул «дубль», поднимая собственную руку – с серебряным ободком на запястье. – Радикальный способ, мне он даже в голову не пришел.

– Это потому, что у тебя достойного стимула не было, – предположил я.

– А у тебя был?

– Ага. Они держали в плену Полину.

– Ну, тогда понятно. Кстати, никто не знает, как снять эту штуку, ничего себе не отрезая? – постучал он стволом пистолета, который, усевшись, переложил в правую руку, по браслету.

– Можно отстрелить, – предложил я.

– Серебряной пулей? – скептически покачала головой девушка.

– Так, чувствую, что снова чего-то не знаю, – заметил Игорь № 2. – У нас серебряные пули? Мы теперь еще и с вампирами боремся?

– Пока только с оборотнями… – покосившись куда-то в сторону, бросила Полина. – Дай гляну.

Подойдя к «дублю», она присела возле него. Коротко осмотрев браслет, раскрыла сумочку, несколько секунд в ней копалась – и извлекала наружу длинную золотистую шпильку. Затем, положив закованную руку Игоря № 2 себе на колени, вставила тонкий кончик в прорезь замка, ковырнула раз, другой – и, расстегнувшись с тихим щелчком, браслет упал на пол.

– Voilà[1], – девушка встала и вернулась к окну.

– Спасибо, – пробормотал «дубль», потирая запястье.

– Всегда пожалуйста.

– Ладно, вернемся к нашим Уроборосам, – заявил Игорь № 2. – По-любому, чем туже мы сжимаем пружину – тем сильнее она ударит, когда распрямится. Поэтому, как мне кажется, единственный способ не предотвратить даже – хоть как-то смягчить будущий парадокс, – повернулся он ко мне, – перестать ее сжимать. То есть нам с тобой нужно поскорее разбежаться по разным потокам. И так как текущий – типа, мой родной…

– По ходу, мой теперь тоже, – перебил его я. – Думаю, что на последнем переносе я надорвался. Нырнул глубже, чем был готов – и теперь здесь застрял. К тому же, серебряная пуля… Может, тупо махнемся местами?

– Предлагаешь мне перенестись на три часа вперед вместо тебя? – нахмурился «дубль». – Ничего не выйдет: для меня это будущее.

– А, ну да…

– А если я прыгну в прошлое и попытаюсь закрепиться там, боюсь, все только еще сильнее запутается…

– Тупик, – развел я руками.

– Но естьеще вариант, – Игорь № 2 взвесил в руке пистолет. Я уже примерно знал, что он скажет дальше – слишком много у нас с ним было общего. В чем, собственно, и состояла проблема. – Остаться должен кто-то один, – продолжил между тем «дубль», – и раз переносом во времени проблему не решить… – он демонстративно снял оружие с предохранителя.

– Эй, ты спятил? – поняла наконец его мысль и Полина.

– Нет, он прав, – хмуро заметил ей я. – Так или иначе, один из нас двоих должен уйти. И это, – кивнул я на пистолет в руке Игоря № 2, – вполне себе способ.

– И ты туда же? – всплеснула руками девушка. – Пара психов! Я вам не позволю! – решительно заявила она.

– Не исключено, что тогда парадокс сметет нас всех троих, – заявил «дубль». – И пол-Москвы заодно.

– А может, и нет! Крутись Уроборос! Да и как вы решите, кто достоин остаться?!

– Это самое сложное, – кивнул Игорь № 2.

– Так и есть, – подтвердил я. – Но рассуждая отвлеченно… У тебя две здоровые руки, – повернулся я к «дублю». – И «прыгалка» еще не сорвана…

Не то чтобы я так рвался получить пулю – просто и в самом деле не видел иного выхода. К тому же, была у меня одна безумная идейка, озвучивать которую я пока не спешил…

– Возможно, твоя способность к перемещению еще и восстановится, – постарался не уступить мне в благородстве Игорь № 2.

– Может, тогда просто подождем и вернемся к этому вопросу позже? – снова вмешалась Полина.

– Часики тикают, – в один голос ответили мы.

– Ну и Уроборос с ними!

– Давай, – не слушая ее более, бросил я «дублю». – Сделай это!

– Не надо, прошу! – взмолилась наша напарница.

Игорь № 2 направил на меня пистолет.

Полина метнулась к нему от окна, должно быть, собираясь встать между нами, но, скривившись, словно лимона отведал, «дубль» опустил оружие даже раньше, чем она подоспела.

– Не могу, – покачал головой Игорь № 2. – Это все равно, что застрелиться. Нет, не могу…

Я подозревал, что так будет – на его месте я бы тоже не сумел.

– Вот и молодец… – облегченно пробормотала Полина, снова отступая. – Вот и умница…

– Ты не поняла, – снова покачал головой «дубль». – Ничего не отменяется. Просто это придется сделать тебе, – перехватив пистолет за ствол, он протянул его девушке рукоятью вперед. – Заодно сможешь выбрать цель. На свой вкус, – невесело улыбнулся он.

– Нет, – широко распахнув глаза, мотнула головой наша напарница. – Ни за что!

– Надо, – вздохнул Игорь № 2. – Бери.

– Бери, – вторил ему я. – Так надо!

– Нет!

– Да!

– Давай!

– Нет… – протянув было руку к пистолету, Полина поспешно ее отдернула. – Даже не просите!

– Ты должна…

– Делай же!

Рука девушки снова слегка приподнялась, но, звонко хлестнув по ней второй, словно каждая из них жила самостоятельной жизнью, Полина снова убрала ее назад:

– Нет…

Неизвестно, сколько бы еще продолжались наши препирательства, но уже в следующий миг оружие оказалось вырвано из пальцев «дубля». Сделала это не девушка, и уж понятно не я: адским демоном вынырнув из полумрака, пистолет схватил Виктор, о котором мы, признаться, благополучно забыли – даже рук ему не связали, закрутившись. Хотя ведь собирались! А он, получается, в какой-то момент пришел в себя – и только ждал шанса отыграться…

Дальше все происходило очень быстро. Полина рванулась вперед, но, нарвавшись на выставленный локоть Панкратова, отлетела к подоконнику, глухо врезалась в него и, охнув, сломанной куклой повалилась на пол. С противоположной стороны на Виктора бросился Игорь № 2, однако чуть промедлил из-за раненой ноги – Панкратов уже успел положить палец на спусковой крючок и выстрелил в «дубля» практически в упор.

Вот только за миг до того, как из пистолетного ствола вырвалось пламя, Игорь № 2 пропал. Исчез. Растворился в воздухе.

А пуля никуда не исчезла. Более того, за первой последовала вторая. Не встретив на своем пути никакой преграды, одна из них ударила меня в грудь, выбив дух, вторая – в лоб, расплескав по стене мозги.

Так и подмывает сказать: «только я об этом уже не узнал»…

Узнал. Еще как узнал.

Навалившаяся на меня было тягучая тьма забвения, словно испугавшись собственной наглости, разом рассеялась, и прямо перед собой я увидел стриженый затылок Виктора. А в своих руках – двух полноценных, здоровых руках – увесистую железную трубу, которая на этот самый затылок и опустилась с размаху.

И еще при этом я отчетливо помнил, как, будучи «дублем» (хотя сам себя так, конечно, не называл), только что рванул в прошлое – недалеко, где-то на полчаса, и ненадолго – едва хватило сделать пару шагов, чтобы зайти Панкратову за спину. И вот – вернулся. Уже не номером вторым… Хотя нет, и им тоже. Но еще и самим собой прежним, «старшим». Два в одном.

И никакого пока заметного парадокса.

Виктор упал – на этот раз, похоже, навсегда – и, отшвырнув сослужившую свою службу трубу, я бросился к распростертой на полу у окна Полине. Ее левый висок был в крови, но, стоило мне склониться над девушкой, как та открыла глаза.

– Ты который из? – было ее первым вопросом. Затем, увидев неповрежденную руку, она сама же и ответила – как мне показалось, с некоторым разочарованием: – А, этот…

– И этот, и тот, – счастливо улыбнулся я напарнице. – Оба двое.

– Так бывает?

– Очевидно, да. Как тогда, в Питере под мостом – после Ярославля. Встать можешь?

– Конечно.

Для того чтобы подняться на ноги, ей все же потребовалась моя помощь.

– Правильно я понимаю, что больше нас здесь ничего не задерживает? – опираясь на мою руку, спросила Полина. – Или еще нужно что-то сделать с телами? – уточнила она, окинув взглядом поле завершившейся битвы.

– Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, – заявил я, делая шаг к лестнице.

Спустившись по ступенькам, мы вышли на улицу. Дождь, еще совсем недавно поливавший вовсю, уже прекратился. Более того, небо почти расчистилось – и теперь с его черного бархата, лишь слегка подернутого серой ватой облаков, нам светили, дразня и маня, редкие (много их в городе видно и не бывает) холодные звезды. Какая из них окажется путеводной – и окажется ли хоть одна – можно было только гадать.

Мы же с Полиной двинулись куда глаза глядят. Просто вперед, в теплую московскую ночь – навстречу новому дню.


[1] Вот (фр.)

ЭПИЛОГ

Атолл Папанраасиа (неофициально – остров Якова Брюса), август 20** года

Текущий поток времени


Солнце палило нещадно. Оно здесь всегда палило нещадно, даже через пять минут после рассвета и перед самым закатом, о чем уж говорить сейчас, в полдень!

На все ее жалобы на местный климат шеф только посмеивался в бороду и обещал, что в сезон дождей они еще мечтать будут о ласковом теплом лучике. Включать кондиционер он разрешал только на пару часов, вечером – чтобы остудить комнату перед сном. Ну, тут его можно было понять – с электричеством на острове было неважно, почти все, что вырабатывали солнечные панели на крыше бунгало, шло на поддержание работы аппаратуры – а на пике этого даже не хватало, приходилось запускать пахучий и немилосердно рычащий дизель-генератор и жечь драгоценную солярку.

Удивительно, как ей удалось выпросить у шефа холодильник для напитков! Возможно, потому лишь, что он и сам был непрочь скоротать вечерок за баночкой ледяного пива.

Но самой в холодильник не спрячешься, так что единственным ее спасением оставался океан – благо он тут был со всех сторон, и это если еще не считать мелкой лагуны внутри острова. Почти все свободное время она проводила, как сейчас: лежа в воде – издали изумрудно-бирюзовой, вблизи же – прозрачной, словно слеза. Свою лепту слез сюда она тоже внесла – осознав наконец, на что подписалась. Случилось это примерно через месяц после высадки, когда окончательно схлынула эйфория от знакомства с новым, столь экзотичным домом. Контракт в тропиках на десять лет (при прожитых к настоящему моменту неполных двадцати) – там, в Москве, это казалось чуть ли не сказкой (особенно с учетом возможных альтернатив: маячил не только пряник). До кучи, и делать-то почти ничего не придется… Почему-то в той бумаге ничего не было написано ни про тучи голодных москитов по вечерам (в отличие от родных комаров, подлетающих бесшумно, а кусающих куда больнее), ни про ядовитых медуз в океане (прежде чем она сумела отыскать место, куда эти твари не заплывали, те успели располосовать ей обе ноги и руку бордовыми узорами ожогов), ни про злобный ротавирус, сваливший ее на неделю с температурой под сорок. О неотступающей жаре, о жестоком солнце, под которым на ее смуглой азиатской коже чуть ли не впервые в жизни высыпали коричневые веснушки, там тоже не оказалось ни слова.

Но слезами горю не поможешь – и, пролившись, они остались в прошлом. С чем-то пришлось смириться, чего-то научиться избегать, что-то – как, например, эти ежедневные ванны в океане – суметь полюбить. Главной проблемой неожиданно оказалось то, что в Москве представлялось едва ли не основным плюсом – нудное безделье. По большому счету, ни секретарь, ни референт шефу были не нужны – с делами он прекрасно управлялся и сам. За все два месяца аврал случился лишь однажды, когда в самый ответственный момент вдруг засбоила безотказная аппаратура. Вот тогда пришлось побегать. А так…

Ни телефона, ни собственного компьютера с выходом в сеть у нее не имелось – вот это как раз оговаривалось заранее, но вовремя не насторожило – зачем в раю интернет?! Был ни к чему не подсоединенный ноутбук – шеф закачал ей на него несколько тупых игрушек – но все их она трижды прошла за первые же дни.

Со скуки она даже вызвалась готовить шефу (ну и себе заодно) обеды и ужины – так себе забава…

Кстати, об обеде – как раз близилось время сегодняшнего. А значит, подошла пора возвращаться в бунгало, чтобы хотя бы салатик по-быстрому напилить: раз уж назвался груздем – мухомором не прикидывайся…

Помедлив еще минуту, она поднялась на ноги. До берега отсюда было добрых пятнадцать метров, но вода едва доходила ей до колен. Выжала длинные, так-то цвета вороньего крыла, но будто бы начавшие немного выгорать волосы, провела ладонями по груди и бедрам, смахивая капли. Купальным костюмом она пренебрегала – а кого стесняться? Шеф на этот берег не ходил, предпочитая отмокать в лагуне, а кроме них двоих на острове никого и не было.

Признаться, последнее время ей даже иногда хотелось вот так, выходя во всей своей юной красе из океана, нечаянно – непременно нечаянно! – столкнуться у кромки воды с шефом. Конечно, тот уже безнадежный старикан (сколько ему там лет? Сорок? Да у него же дочь чуть младше нее!), но человек, как оказалось, неплохой (честно говоря, в Москве она его слегка недолюбливала – и не то чтобы совсем без оснований). Да и можно подумать, здесь богатый выбор? Контракт, как ни крути, длинный, а в монашки она не вербовалась…

Пока что, правда, если шеф и испытывал к ней что-то личное – чувства это были сугубо отеческие, по крайней мере, выглядели таковыми. Но тут уж ей карты в руки…

Девушка резко мотнула головой – как ни выжимала волосы, соленые капли полетели во все стороны. Хватит! Пока что она ничего такого твердо не надумала! Так, мимолетные фантазии… Ну да спешить ей некуда: на острове им десять лет куковать – если, конечно, в Ордене не передумают или не вмешается Скачок. На последнее, правда, рассчитывать особо не приходилось: шеф рассказывал, что место здесь особое, чуть ли не самое стабильное на планете. За это остров и выбрали для… Для командировки, назовем это так.

Пока она шла через пальмовую рощицу к бунгало, тело успело высохнуть. У заднего крыльца лежало на перилах ее пляжное бикини. Натянув купальник, она завернулась в тонкое цветастое парео, и только затем вошла внутрь.

Шлепая босыми ногами по дощатому полу, первым делом направилась к холодильнику с напитками, открыв дверцу, скептически изучила содержимое. Запасы ее любимого ромового коктейля закончились еще неделю назад, до нового подвоза оставалось ждать еще неделю. Скользнув взглядом по рядочку мгновенно запотевших баночек пива, она даже потянулась было к крайней из них, но тут же руку убрала: это шефу. Тот бы, конечно, не отказался поделиться, но резервы на острове скудны, а до их пополнения, как уже было сказано, целая неделя. Нет, лишать шефа его любимого пива было бы некрасиво. Да и недальновидно.

Еще раз окинув взглядом нутро холодильника и с отвращением скривившись на сладкую колу – вот уж чего можно завозить поменьше – она взяла с верхней полочки пластиковую бутылку с обычной питьевой водой без газа и захлопнула дверцу. Открутила пробку, с наслаждением сделала несколько больших глотков – и тут услышала приглушенный голос шефа. Доносился тот из-за двери рабочего кабинета.

Внеурочный сеанс связи с Большой Землей? Странно, что шеф ее не предупредил – обычно в таких случаях он предпочитал держать секретаря поблизости. Не нашел? Скорее всего так. Но теперь врываться в кабинет с криком «Вот она я, шеф!» было бы уже, пожалуй, глупо.

А вот послушать снаружи – почему бы и нет? Какое-никакое, а развлечение…

Отставив полупустую бутылку, она на цыпочках подкралась к неплотно прикрытой двери и приникла к щелочке между той и косяком. Шеф как раз умолк – заговорил его собеседник. Кто именно был на экране, видеть она не могла, но без труда узнала голос. Собственно, на связь с островом всегда выходил один и тот же человек. Анатолий Сергеевич Ульянов, Гроссмейстер Ордена.

– Я же скинул тебе копию отчета, – сварливо произнес шефов собеседник. – Того самого, что ложится на стол ко мне самому!

– Я читал, – откликнулся шеф. – Там больше воды, чем вокруг моего острова! А самого главного, как раз, нет. Ты же понимаешь, мне нужно то, что в отчетах не пишут!

– Нужно ему… – проворчал Гроссмейстер. – Ну, ладно, слушай. Развитие пошло лавинообразно. Такого я не ожидал: парень уже полностью вырван из потока. Силенок у него пока, конечно, маловато, но потенциал… Я вообще не вижу ему пределов.

– Серьезно? – хмыкнул шеф.

– Ну, естественных пределов. Но и Машина его уже почти потеряла. В общем, вывод такой: контролировать Одинцова, пока он не сидит в нашем подвале в серебряных кандалах, мы не способны – совершенно. Но есть и хорошая новость: поднявшись над потоком, он обрел небывалую стабильность, которую буквально разбрызгивает вокруг себя, словно бегемот дерьмо. В результате, несмотря на все его выкрутасы, соответствующего букета парадоксов мы не наблюдаем.

– Все равно нужно его вернуть, – заявил шеф. – И как можно скорее!

– Работаем над этим, – бросил Ульянов. – Там же еще вот какой фактор нарисовался: с ним ушла Полина.

– Полина? – изумился шеф. – Полина бросила Орден?! Уроборос вам на голову, а говоришь, нет парадоксов!

– Тут дело не в парадоксе – а в этом идиоте Панкратове.

– Вот как? И что же он такое отчубучил?

– Намекнул Полине, что теперь она сирота.

– А то она не понимала!

– Как оказалось, нет.

– Удивительно… Но все равно, кто Виктора тянул за язык? – вздохнул шеф. – Всыпь ему там как следует!

– Вообще-то, он свое уже получил, – усмехнулся Гроссмейстер. – Полина разрядила в него шокер, а Одинцов добавил какой-то железякой по башке. Так что клиента пришлось выводить из комы. Ну ничего, очухался – уже разговаривает. Рвется спасать Орден – но, к счастью, доктора пока не пускают.

– Ясно. Ладно, по Полине я представлю свои соображения. Есть к ней один ключик… По Игорю подумаю, но тут тебе не месте виднее…

– Учти, на него теперь еще и Легион зуб точит. Правда, тоже пока не понимает, как подступиться.

– Это я видел в докладе. Что-то сверх написанного?

– Нет, по Легиону там все, что у нас есть. Будем с ними разбираться.

– Ясно, – повторил шеф.

– Ну раз ясно, на этом все, – заявил Ульянов, по-видимому, собираясь отключиться.

– Погоди, – остановил его шеф. – Есть одна маленькая просьба. Личного характера.

– Слушаю тебя.

– Тут референт мой краску для волос клянчит. Я в прошлом месяце включил в заказ – не прислали. Ты уж там распорядись – девочка очень просит.

– Фиолетовую, небось? – хохотнул Гроссмейстер, заставив подслушивавшую разговор девушку покраснеть. Что тут такого смешного?!

– А Уроборос ее разберет! Она мне название и номер написала, я так и отправил.

– Ну хорошо. Я дам команду. Самому тебе ничего больше не нужно?

– Мобильную атомную электростанцию.

– Не в этой реальности.

– Да я понимаю. Шучу.

– Тогда на этой веселой ноте и закончим. Следующий сеанс – по обычному графику.

– Принято. До связи.

– До связи.

Разговор прервался, и Зульфия поспешно отступила от двери обратно к холодильнику. Вовремя: через считанные секунды из кабинета, одетый в длинные шорты-бермуды и распахнутую на груди свободную клетчатую рубашку, вышел ее шеф – Федор Федорович Белоголовцев, посвященный шестого градуса, которого большинство в Ордене считали разжалованным, лишенным кольца и изгнанным, а немногие – достигшие пятой степени и, вроде как, допущенные к секретам – и вовсе казненным. И лишь Гроссмейстер, да вот еще она, Ибрагимова, были в курсе правды. Собственно, о том, что жива сама Зульфия, знали в целом свете только Ульянов и Эф Эф.

С улыбкой кивнув секретарю, шеф открыл холодильник, достал оттуда банку пива, с хлопком откупорил, отпил, затем спросил:

– Купалась?

– Как всегда, – развела руками она. – А что еще делать?

– Пришло время немного поработать. Помнишь, был такой Тёма Воробьев?

– Полинин мальчик? Которого грузовик сбил? Конечно, помню, – кивнула она.

– Подбери мне все, что у нас по нему есть. Включая Полину авантюру с письмом из прошлого. А еще посмотри, не найдется ли чего-нибудь по родителям Игоря Одинцова. Но это, скорее всего, через штаб-квартиру надо будет запрашивать… Однако ты все равно сначала поищи в локальной базе.

– Хорошо, – несколько удивившись заданию, но постаравшись не подать вида, проговорила Зульфия. – Когда это нужно?

– Судя по всему, еще вчера. Но хотя бы сегодня к вечеру.

– Хорошо, – повторила девушка. – Я все сделаю. Только вот как быть с обедом… Я еще им не занималась.

– Обед по расписанию, – усмехнулся шеф. – На голодный желудок – какая работа?

– Тогда я пошла резать салат, – заявила она. – Через пятнадцать минут – подтягивайтесь на веранду!

– Договорились, – подмигнул ей Эф Эф.

Конец.


Оглавление

  • ПРОЛОГ
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27
  • Глава 28
  • Глава 29
  • Глава 30
  • Глава 31
  • Глава 32
  • Глава 33
  • Глава 34
  • Глава 35
  • Глава 36
  • Глава 37
  • Глава 38
  • ЭПИЛОГ