Подозревается оптимистка [Татьяна Владимировна Луковская] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

 Луковская Татьяна Подозревается оптимистка

Глава I. Фельдшерица

Нина считала себя меланхоликом и глубокой пессимисткой, списывая все неудачи на депрессивный характер, но вот злые психологические тесты упорно выдавали: «Ваш тип темперамента – сангвиник».

– Да врут, нагло сочиняют, – возмущалась Нина, уязвленная в посягательстве на нежно взлелеянную самооценку. – А еще я интроверт и побаиваюсь людей.

– То-то ты в медучилище учиться пошла, – подсмеивалась мама, – наверное из-за боязни большого скопления народу, в поликлиниках на прием по одному ведь заходят.

«Ну, какой из меня сангвиник, – вздыхала молодая фельдшерица, пробираясь по травке вдоль забора, чтобы не месить дорожную грязь, – они ведь безалаберные, безответственные, вечно везде опаздывают, а я вот на работу в полвосьмого иду, и без всяких опозданий». Нина, перепрыгнув небольшую лужу, опять свернула на траву, потом наступила на заботливо оставленную вчера фанерку и облегченно выдохнула – вот и бетонированный двор поселкового фельдшерского пункта. Почва в Веселовке глинистая, вязкая, а асфальт только на двух центральных улицах. Соседские бабульки давно советовали переобуться в калоши или на худой конец в резиновые сапоги, но Нина, поддерживая статус «городской фифы», каждый день упорно натягивала модные туфельки, превращая дорогу на работу и обратно в хитроумный квест.   

Поковырявшись в замке и отключив сигнализацию, Нина вошла в помещение медпункта, там ее ждали другие, более удобные туфли и два халата, как она сама их со смехом называла – один «санитарский», другой «докторский». Для медпункта штатную уборщицу не выделили, только раз в неделю прибегала тетя Галя со шваброй из правления сельхозартели, а на большее молодому фельдшеру не приходилось и рассчитывать. Поэтому Нина вечером, после рабочего дня, надевала «санитарский» халатик и тщательно промывала полы, потом, не чувствуя рук и ног, тащилась домой, а с утра выспавшаяся и бодренькая снова облачалась в униформу санитарки, проводила дезинфекцию помещения, протирала пыль, промывала раковину.

И ко времени открытия пункта Нинель Александровна Старова уже сидела в белоснежном «докторском» халате за сияющим столом, готовая принимать страждущих.

С утра приходили настоящие больные, у кого за ночь накопились проблемы со здоровьем, с ними надо было проявить особую внимательность: выслушать, тщательно осмотреть, попробовать прикинуть диагноз, направить куда следует, может даже вызвать скорую, и такое бывало – дотерпятся до крайней точки, а потом спеши – каждая минута дорога. Нина еще плохо привыкла к чужой боли и очень нервничала, долго переживая каждый такой случай.

В полдень был короткий обеденный перерыв, а затем обход. Вот здесь модные туфли особенно обижались на хозяйку, поскольку на вызовы приходилось топать в самые отдаленные концы села. Выбираясь из очередной вязкой колеи, Нина доставала толстую пачку влажных салфеток и начинала реставрировать обувь до следующей колдобины, и дальше процедура повторялась несколько раз. «Ничего-ничего, летом просохнет, буду ездить на велосипеде». Сдаваться и натягивать резиновые сапоги Нина пока не собиралась.

А после обеда, ближе к вечеру, можно было расслабиться, в пункт приходили уже не больные, а «болезные» – старички и старушки, переделавшие дома все необходимые дела, жаждущие развеять скуку и получить долю внимания: давленьице померять, про головокружения рассказать, на ревматизм пожаловаться, сплетню какую горячую передать, а то сидит тут молодая красна-девица как в темнице, и не знает, что за околицей делается. Старички приносили пирожки, ватрушки, баловали фельдшерицу домашними заготовками.

Тоже изнывая от скуки и без общения, Нина очень радовалась таким визитерам, с удовольствием погружалась в хитросплетения местных Санта-Барбар, даже давала какие-то житейские советы, хотя ничего в этом не соображала. Ну, надо же как-то разговор поддерживать.

Но это будет позже, а сейчас в восемь утра молодой специалист абсолютно спокоен, энергичен и готов к приему. Нина перебрала бумаги, педантично выровняла их в стопочку, посмотрела в окно на цветущие за забором вишни, вдохнула влетевший через форточку нежный аромат. Весна! Май! Хорошо.

– Кхе-кхе, кхе, – долетел до уха натужный кашель. – Кхе, – повторилось, а дальше кашель перешел в мокрый булькающий лай.

«А-я-яй, какой нехороший звук. Да здесь минимум бронхит, – перевела Нина взгляд на дверь, в ожидании больного. – Вот ведь старички, по ерунде сразу бегут, а как серьезное что-то, так тянут до последнего. Запущено-то как».

Входная дверь скрипнула, но на пороге появился совсем не старичок. Безнадежно вытирая жутко грязные кроссовки о чистенький половичок, перед Ниной стоял высокий парень, на вид лет тридцать, может меньше, возраст добавляла жесткая щетина на щеках и подбородке. Темно русые, почти черные волосы, состриженные на висках и ниспадающие на лоб волнистым чубом, нос с легкой горбинкой, тонкие брови хитрой дугой и узкое с выделенными скулами лицо придавали парню сходство с казаком на иллюстрациях к «Тихому Дону». Ему бы усы, ну вылитый Гришка Мелихов. А вот вытянутые вареничками мочки ушей будто предназначались под рубиновую серьгу, с ней и банданой вокруг головы парень смахивал бы на пирата. «Интересный экземпляр», – пробежалась Нина по пациенту глазами, а судя по характеру кашля, она не сомневалась, что перед ней именно пациент. Спортивная одежда и ветровка были хорошего качества, но густо заляпаны пятнами грязи, а еще от незнакомца пахло дымом. «Турист. Или палатка хлипкая, или пьяным на земле поспал, у них, у туристов, это водится».

– Здравствуйте, скажите, – осипшим голосом начал «казачок», – а когда будет доктор?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Боюсь, что никогда, – улыбнулась Нина. – Доктор нам по штатному расписанию не положен. Я фельдшер, у вас кашель плохой, давайте я вас осмотрю.

Казачок с сомнением посмотрел на молодую специалистку.

– А врачи у вас тут в деревне не живут? – не вежливо пробубнил он и тут же опять зашелся в надрывном лае.

– Нет, – обиженно поджала губы Нина. – Так будем слушаться или нет?

– Будем, – смирился казачок, намереваясь пройти в комнату.

– Стоять! – жестом остановила его фельдшер, вскакивая из-за стола.

Парень непонимающе вскинул брови.

– Вы не могли бы разуться у входа, – указала Нина на комки грязи, прилипшие к большим кроссовкам, – и куртку вон, на крючок повесить?

– А у вас бахил нет? – с сожалением посмотрел парень на свою обувь.

– Боюсь, бахилы здесь уже не помогут, – категорично покачала головой Нина.

Казачок продолжал мяться у двери.

– Да вы не бойтесь, здесь полы чистые, – подбодрила его фельдшер.

– У меня дырка на носке, – неожиданно смутился парень.

– Ой, да что я дырок не видела, – отмахнулась Нина, и чтобы разрядить обстановку начала мягко расспрашивать, – в палатке простудились?

– В речке искупался, – парень снял кроссовки и куртку и, поджимая пальцы, быстро прошел на стул для пациентов.

– Смело, моржеванием занимаетесь?

– Нет, просто дурак.

– Здоровая самокритичность – первый шаг к выздоровлению, – Нина достала инструменты для осмотра.

– А вы по совместительству не нарколог? У них такие байки.

– А вы и там успели отметиться, – укоризненно посмотрела Нина, – такой молодой, очень жаль. Давно кашляете?

– Я не алкаш, и перегаром от меня не несет, – обиделся парень.

– Кашляете давно? – пропустила мимо ушей фельдшер.

– Дня три.

– Температура?

– Не знаю, нечем было мерять.

– Вы в поход без градусника пошли? – возмутилась фельдшер.

– У нас не поход, а разведка.

– Вы военный? – Нина удивленно приподняла бровь.

– Археолог. Городище славянское вниз по Крынице копать будем, – при этом казачек как-то очень внимательно посмотрел на девушку светло-карими глазами, словно чего-то ожидал от нее.

– Интересная профессия, – все что смогла ответить на его немой вопрос Нина. – Фамилию, имя, отчества свои назовите, полис у вас с собой?

– У меня полиса нет. Вы мне каких-нибудь таблеток выпишите, и я пойду. Если надо, я заплачу, – казачок полез куда-то в карман.

– Не надо мне платить! – возмутилась Нина. – Что же у вас так экспедиция плохо организована – ни градусник, ни полис вы с собой не берете?

– Градусник был, разбили случайно, а полис я дома на тумбочке забыл. Серегин Степан Игоревич я, вот мой паспорт.

На стол лег документ.

– Откройте рот. Горло рыхловатое, – засуетилась Нина, – ой, а лоб-то горит! – дотронулась она рукой до пылающей кожи. – Не нравится мне это, давайте слушаться, приподнимите футболку, а лучше снимите.

Пациент послушно подчинился.

– Хорошо, если только бронхит, – наморщила Нина лоб. – Ой, не нравитесь вы мне, Степан Игоревич.

– А вы мне – ничего так, симпатичная, – отшутился казачок, хотя лихорадочный блеск карих глаз и бледная кожа с посиневшими губами делали заигрывание нелепым.

Градусник указал тридцать девять и две.

– Надо ехать в район, сделать КТ или рентген. Есть подозрение на пневмонию. Вы на машине? Я могу сесть за руль, я хорошо вожу, а лучше скорую вызвать.

– Я никуда не поеду, выпишите таблетки, пацаны купят, – к удивлению Нины, пациент оказался твердолоб. – У меня сильный организм, через пару дней буду как новенький. Вам нужен официальный отказ от госпитализации? Дайте бумагу, я напишу, все что нужно, – и опять этот удушающий кашель.

Нина растерянно захлопала ресницами, а потом присела на корточки рядом с парнем, и с мягкой улыбкой заглянула ему в лицо.

– Степушка, миленький, не надо упираться, – применила она прием для маленьких детей, опасающихся прививок, – полежишь пару денечков в стационаре, поставят диагноз, назначат курс, и если ничего страшного, то вернешься себе на раскоп. Я вызываю скорую? – Нина потянулась к телефону.

– Нет! – рявкнул пациент. – Ладно, не хотите выписывать лекарства, так я пошел.

Он рывком поднялся.

«Ой, дурной! И откуда такие бычки берутся?»

– Штаны снимай! – приказным тоном крикнула она ему в спину.

– Что? – растерянно обернулся казачок.

– Говорю, штаны приспустите, жаропонижающее колоть буду, ­ – Нина скрестила руки на груди. – Или вы уколов как больницы боитесь?

– Боюсь, – шмыгнул он носом, – но потерплю.

«Придется лечить на месте, но бумажка с отказом от госпитализации – хорошая идея». Нина извлекла из шкафа ленту шприцов… 

Глава II. Работа и личная жизнь

Сегодня модным туфлям пришлось особенно туго, их хозяйка, не разбирая дороги, ляпала прямо по жидкой грязи. Нина спешила домой. Упрямого пациента она оставила в медпункте на кушетке, вколов и влив в него все необходимое, почти силой заставив выпить полную кружку чая на травах, который всегда носила в небольшом термосе.

– Сейчас температура начнет спадать, и вам станет жарко, никуда не уходите. У вас смена белья с собой есть?

– В машине, в синей сумке, я сейчас при… – попытался подняться пациент.

– Я сама принесу, гоните ключи, – не терпящим возражения голосом заявила Нина, властно протягивая руку, когда нужно, она могла быть твердой. – Туалет и раковина там. Лишний раз не вставайте.

Порывшись в новой стального цвета иномарке, она без труда нашла сумку с мешаниной вещей, нырнула в нее и извлекла чистое нижнее белье, шорты (лучше бы трико, ну да ладно) и новую футболку. Вернулась, сунула Степке его одежду, задернула ширму, чтобы тот переоделся. А что делать, придется организовывать койко-место прямо в медпункте, не в палатку же его в таком состоянии отпускать.

Чтобы пациент не удрал, Нина предусмотрительно «забыла» вернуть ему ключи и паспорт, а также забрала грязные вещи вместе с курткой в стирку. «Так-то лучше, надеюсь, ума хватит в шортах не уйти». Осматривая Степу, она незаметно проверила вены, зрачки, принюхалась к запаху изо рта – ничего подозрительного. Вроде не наркоман, и не алкоголик.

Теперь в короткий обеденный перерыв надо было что-то сообразить казачку на обед. Себе Нина готовила по чуть-чуть, чтобы хватило на один раз. В холодильнике стоял только вчерашний гречневый суп. Что же можно на раз-два приготовить? Курицу жарить долго. Сосисок нет. Яйца сварить? Пометавшись по кухне, хозяйка поставила воду на макароны и вскрыла тушенку. «У меня не ресторан, пусть ест, что дают. Надо было в больницу ехать». Заварив еще термос чая, подхватив судки с обедом, подушку и плед, Нина со вздохом обулась в резиновые сапоги и побежала обратно. Отмывать туфли не было времени.

– Это ваш обед, – начала она выкладывать перед Степкой контейнеры с супом и макаронами по-флотски.

– Я заплачу, – смутился тот.

– Богатенький Буратино. Чтобы все съел, я слежу, – она забавно сначала указала жестом виктории себе на глаза, а потом перевела пальцы на пациента.

– Аппетита нет, – вздохнул он, – и жарко, вся спина мокрая.

– Вон на подоконнике ваша вторая майка, переоденьтесь. Завтра чистое принесу. Значит так, посидите здесь, хотя бы денек, пока температуру не собьем.

Нина лукавила, одним днем явно не обойдешься, но зачем сразу пугать больного. Информацию можно и по частям выдавать.

– А Интернет здесь есть? – Степка повертел в руках телефон.

– Нет, и мобильник ловит в этом краю села слабо. Зато есть радио, – подбадривающе улыбнулась Нина, увидев кислое выражение лица своего пациента, – вон, на стене висит, от прежнего фельдшера осталось. Вы покрутите колесико, там много каналов, а лучше поспите. Я убежала на обход, приду, опять колоться будем, настраивайтесь.

И Нина выпорхнула за дверь.

Обход сегодня состоял всего из одного посещения, но пожилой пациент, которому фельдшер делала ежедневный курс инъекций внутривенно, проживал со своей женой за фермой в четырех километрах от медпункта. Обычно Нина шла неспешно, наслаждаясь ароматом садов и подставляя лицо ласковому весеннему солнышку, но сегодня было какое-то нервное напряжение, не дававшее прочувствовать красоту и ускоряющее шаг. «А чего спешить? Укол подействовал, температура спала, несколько часов в запасе есть. Ему в одиночестве еще лучше, расслабится, может поспит», – убеждала себя Нина, а ноги все равно быстро перескакивали через лужи. Позади загудела машина.

– Нинель Александровна, вы к Ковалевым? А я как раз на ферму. Садитесь, подвезу.

Из огромного рычащего джипа выглянуло крупное лицо хозяина сельхозартели, и по совместительству главы Веселовского поселения. «Наша олигарха» – как его в шутку именовали старушки. Иван Павлович Рыжов – большой дядька чуть за пятьдесят, с пивным пузиком и залысинами – недавно развелся и, как говорится, находился в активном поиске. Чтобы не создавать лишних сплетен, Нина всегда отказывалась садиться в его монстра, отнекиваясь любовью к пешим прогулкам, но сегодня форс-мажорные обстоятельства – больной с температурой под сорок, и Нина, неловко поднявшись на небольшую подножку, села рядом с Рыжовым.

Дядька довольно улыбнулся и, рисуясь перед молоденькой попутчицей, даванул по газам. Джип с готовностью ответил хищным рыком и покатил по полным мутной воды колеям.

– Машина вам нужна, Ниночка, так ведь все ноги можно убить, – украдкой пялясь на обтянутые капроном коленки, небрежно бросил Рыжов, как будто купить машину – это так же просто, как мешок картошки.

– Ходить полезно для здоровья, – парировала Нина, натягивая юбку на колени.

– Не скажите, бывает так находишься, что и ноги не ворочаются. А машинка и время экономит, и от дождя опять же укрыть может, – подмигнул Рыжов. – Такая королева пальчиком бы щелкнула, и нашлись бы добры-молодцы, готовые машинку к порогу медпункта подкатить, – он слегка подался в сторону попутчицы.

«Вот дернуло меня к нему в машину сесть», – Нина вжалась в дверь, нащупывая ручку.

– А ко мне сегодня археолог в пациенты попал, – решила переключить она разговор. – Температура сорок, говорит – в речке искупался.

– Перед девицами небось сопляк рисовался, – небрежно махнул рукой Рыжов.

– Да он уже не сопляк, под тридцать, – продолжала «непринужденно» беседовать Нина, впереди замаячила ферма, чуть-чуть осталось.

– И под тридцать – сопляк. Бабы, выпивка, о чем они там еще могут думать? А археологи, так эти вообще не просыхают.

– Да нет, он трезвый. Сказал – городище копают.

– Да, газопровод потянут к Аношкам, а по правилам, сначала археологи должны пройти. Культурное наследие, все по закону. Куда ж деваться? Они ко мне приходили, документы показывали, открытые листы, что-то такое.

«Значит, правда, археолог», – выдохнула Нина.

– Вы мне здесь остановите, я вон там пройду, – попросила она.

– Зачем же огородами, я вас к калитке подвезу, – сделал барский жест Рыжов.

Нина едва заметно поджала губы, но настаивать не стала. Машина объехала ферму, крутнулась на пятачке и выехав на крайнюю улицу, подкатила к стоящему на отшибе двору.

– Спасибо, – торопливо распахнула дверцу фельдшер.

– Я вас подожду, – сладко улыбнулся Рыжов.

«Да, что ж за напасть!»

– Не надо меня ждать, Иван Павлович, – строго посмотрела на него Нина, и не дожидаясь ответа, побежала во двор.

Бабка Лушка Ковалева, как и следовало ожидать, занимала свой наблюдательный пункт у окна, и к досаде Нины, видела дорогущий джип.

– Это тебя доставили? – заговорщически подмигнула она, вошедшей фельдшерице.

– Иван Павлович на ферму ехал, как раз по пути было, – промямлила Нина. – Как Евгений Михайлович?

– Ой, ты не теряйся. Хороший мужик, свободный, хватать надо, – бабка Лушка через плечо Нины продолжила разглядывать не желавшую отъезжать от калитки машину.

– Он же старый… и толстый, – с раздражением тоже посмотрела через стекло Нина.

– А тебе прям красавца подавай, да от них одни слезы, от красавцев этих, – прошамкала беззубым ртом бабка. – Да и чего ж старый, самой-то сколько уж годков?

– Двадцать пять.

– Вот, самой уж далеко не семнадцать, – сказано это было таким тоном, что Нина почувствовала себя страшно древней, почти ровесницей самой бабке Лушке. – Мужчина состоятельный, солидный, – продолжала старуха, – жену бывшую в город сбагрил, квартиру ей там купил, дочь уже взрослая, в институтах учится. Домища у него какая пустой – без хозяйки стоит. Так чего ж теряться, такой долго один не пробудет? Люська Петрова уж вокруг него вьется. Нинка, не упусти, ой, локти кусать будешь.

– Пойдемте, Лукерия Тихоновна, Евгения Михайловича проведаем, – снисходительно улыбнулась Нина.

– Чего на него смотреть, не убежит? – отмахнулась старуха.

Нина на нее не сердилась: старший сын Ковалевых погиб, младший работал где-то на «северах», невестка с внуками приезжали редко. И Лукерья уже несколько лет в одиночестве стойко тянула груз забот о парализованном муже, нанять в помощь сиделку не было денег. И для этой пожилой, прижатой нищетой женщины материальный достаток был недостижимым идеалом благополучия, а все остальное – несущественными мелочами, с которыми можно и нужно мириться. Наверное, Нина тоже так будет рассуждать в свои восемьдесят с небольшим, а вот в двадцать пять сердце еще на что-то надеется и рисует рядом с собой уж точно не престарелого дядечку с баблом.

Назад опять пришлось ехать с Рыжовым, Нина хмуро молчала, давая понять, что не в восторге от навязчивой помощи. Поселковый голова на кого-то орал по телефону, именуя собеседника дебилом, полудурком и без пяти минут безработным. «Он не только старый и толстый, он еще и хам», – бросила презрительный взгляд Нина на потенциально жениха, а может и не жениха, кто знает, на что он там намеки делает, возможно всего лишь в любовницы зовет.

Выскочив из машины у бетонной площадки медпункта, Нина выдохнула с облегчением, но как оказалось преждевременно.

– Ниночка, извините, при вас пришлось разборку устроить, – Рыжов вышел следом за ней, – работа, понимаете, приходится голос повышать.

– Да-да, я пойду, у меня там пациент с температурой. Спасибо, что подвезли.

Но Рыжов, будто не слыша, продолжал идти в след за ней.

– А как вы относитесь к шашлыку?

«Никогда больше не сяду в чужую машину», – с опозданием зареклась Нина.

– Не очень, тяжелая пища. До свидания.

– Тогда может уху? Приглашаю в субботу, мы тут собираемся небольшой компанией.

– Я по выходным к родителям езжу. Еще раз до свидания, – Нина распахнула дверь медпункта.

– Ну, в следующий раз, – наконец сдался голова, – вы обещали, не забудьте, до свидания, Ниночка.

«Когда это я успела что-то пообещать».

– Что вы пообещали? – завернувшись в плед, согнувшись вопросительным знаком, у двери стоял бледный Степан.

– Морозит? – встревоженно подлетела к нему Нина, бесцеремонно трогая рукой лоб. «Как печка!»

– Немного, – кисло улыбнулся казачок.

«Сорок и две», – выдал страшный вердикт термометр. «Ой, мамочки!»

– Степушка, давай скорую вызовем, я тебя очень прошу, очень, – взмолилась Нина.

– Фельдшер, колите что нужно, – не унимался отчаянный больной. – Этот боров на «бобике» пристает к вам?

– Ну, так скажем, навязчиво ухаживает, – Нина торопливо стала распаковывать шприцы и вскрывать ампулы.

– Набить ему морду? – синими губами выдал казачок.

– Пока не за что. А вы драчун? Приспустите штаны.

– Нет, я смирный, но для вас могу.

– Как благоро-о-одно, – иронично протянула Нина. – Вы прямо мой рыцарь, на сером коне.

– Почему на сером? – не понял Степка.

– Машина у тебя серая, – подмигнула Нина, наполняя новый шприц.

Нет, она с казачком не заигрывала. Если бы утром на пороге появился вот такой вполне себе здоровый красавец, Нина бы засмущалась, растерялась, нахмурилась, сухо отвечала бы на вопросы и отводила взгляд, то есть вела бы себя зажатой скромницей. Другое дело – больной, уж здесь смущаться и мямлить никак нельзя. И сейчас для Нины этот смазливый казачок был не мужчиной, а большим капризным ребенком, которого, если не удается отправить в больницу, надо срочно излечить – лекарствами, заботой и шутками. А еще она подбадривала саму себя, потому что в душе панически боялась худшего… 

Глава III. Домашний уют

– Что же с тобой делать, Казачок? – Нина задумчиво потерла виски, где-то на подступах стояла мигрень.

– Мне уже хорошо. Вы идите домой, Ниночка. Я правильно расслышал имя? – щеки у Степки и вправду слегка порозовели, лекарства начали действовать.

– Вообще-то, я Нинель, но можно Нина.

– Нинель? Ничего себе, родители у тебя, гляжу, с фантазией.

К подколам по поводу своего имени Нина уже привыкла, поэтому возмущаться нетактичностью казачка не стала.

– Нинель Мышкова, актриса такая была, маме очень нравится, – дежурно ответила она, размышляя о своем. «Сейчас температура спала, тридцать семь и пять – это семечки, но к утру же опять полезет. Как его бросить здесь? А сидеть рядом на стуле всю ночь я не смогу, мне же завтра на работу. Что же делать?»

– Скажи, Казачок…

– Да почему ж казачок, у меня в роду казаков не было? А нет, были, по бабке отца, те с Кубани, – оживился Степка, почувствовав себя значительно лучше.

– Вот видишь, быть тебе Казачком, – припечатала Нина. – Скажи, Казачок, ты же не маньяк?

– С утра не был, но под воздействием убойной дозы антибиотиков, – он скосил глаза на коробку с использованными шприцами, – теперь и не знаю.

«А он, оказывается, балабол».

– Мне придется тебя домой забрать, только, пожалуйста, без глупостей, хорошо? У меня электрошокер есть, если что, – зачем-то добавила Нина.

– Ничего себе, – попытался сипло присвистнуть больной, – и откуда такие вещи у музы медицины?

– Один человек подарил, для самообороны, – замялась она, – зимой с обхода уже по темноте иду, чтобы от собак бродячих отбиваться, ну и на всякий случай, в селе почти одни старики живут.

Старенький электрошокер Нине раздобыл участковый Роман Витальевич, но строжайше запретил рассказывать, что это его подарок. Нина все понимала и про грозное оружие помалкивала, и сейчас при крайней необходимости взболтнула в первый раз.

– Я буду шелковым, – с легкой усмешкой проронил Степан, и в сверкающих болезнью глазах заплясали хитринки.

«Бабы за ним, наверное, умирают, – сделала вывод Нина, еще раз разглядывая тонкие упрямые брови, – но мне такие упертые твердолобы не нравятся, одна морока с ними. Как там сегодня бабка Лушка сказала – от красавцев одни слезы… и головная боль», – добавила она от себя.

– Заворачивайся в плед, я сейчас соберу лекарства, и поедем, – скомандовала Нина, окончательно приняв решение.


Степка, обернувшись как Архимед пледом, завел машину, Нина, жестикулируя, объяснила куда ехать. Вел Казачок спокойно, уверенно и плавно, что по неровной дороге было целым искусством.

– Ты хороший водитель, – похвалила Нина, – не люблю дерганных и шустрил.

– Лучше чем боров?

– Какой боров? – не поняла Нина.

– Что тебя сегодня подвозил.

– Не хочу об этом говорить, – надулась она, отворачиваясь к окну.

– А ты хвасталась, что тоже водишь, у тебя машина есть? – Степке явно полегчало, он стал более любопытным и каким-то цепким, именно это слово приходило Нине на ум. «Зря я его, наверное, домой тащу, не пропал бы за ночь и в медпункте».

– Была… раньше, мы с мужем по очереди ездили, – все же ответила она.

– Ты замужем? – искренне изумился Степка.

– Уже нет, – поспешила разъяснить Нина, – после развода наша «жужа» мужу досталась, как юрист сказал – на его добрачный капитал была куплена.

– А сколько тебе лет, что ты уже и замужем успела побывать? – спросил Степка, следя за дорогой и не поворачивая головы.

«Всем сегодня мой возраст покоя не дает».

– Двадцать шесть, – зачем-то накинула Нина год для солидности.

– Ничего себе, ­– опять с шипением присвистнул Степан, – а на вид дите – дитем.

– Сам ты дите, – оскорбилась Нина, – взрослый мужик уже бы в стационаре под наблюдением врачей лежал, а не разъезжал с температурой по деревне с неопытным фельдшером.

– А чего с мужем развелась? – пропустил Степка ее ворчание.

– Не сошлись характерами, – буркнула Нина.

– Ясно, загулял.

– Тормози! – внезапно прикрикнула Нина. – Проскочили, вон мой дом, – указала она на низкий штакетник и нависающие над ним ветви цветущих слив. – Я открою, чтобы ты загнал во двор.

Она отворила калиточку, потом распахнула ворота. Машина медленно вкатила в спящий сад.

– Быстрее в дом, – скомандовала Нина, прикрывая ворота, Степка заспешил за ней.

– Ты снимаешь целый дом?

– Нет, я его купила, – с гордостью произнесла Нина.

– Доктор, вы прямо шкатулка с секретами.

– Ну, ты, Казачок, тоже не простачок. Любопытством так и фонтанируешь.

– Побочный эффект от лекарств.

– А завтра еще прогревание добавим. Аллергии какие-нибудь есть?

– Не замечал.

Они оказались на пороге. Нина порылась в кармане плаща, ища ключ, нащупала в темноте замочную скважину. «Надо бы сюда свет провести».

– Ну, вот мои хоромы. Проходи, – пригласила она гостя. – Я тебе в зале на диване постелю, там и телек есть и вай-фай. Лежи выздоравливай.

Степка с любопытством оглядывался. А пусть смотрит, Нина не стыдилась своего жилья, очень даже неплохой дом достался. Вернее, полдома. На улице Советской стояли типовые коттеджи на два хозяина, построенные от некогда богатого колхоза. В стандартный комплект жилья входили: длинный коридор, две комнаты, небольшая кухонька и просторная, расчерченная квадратами рам веранда. Из удобств – газовый котел, с печкой городская девушка, наверное, не справилась бы. Водопровода нет, но в колодце установлен мотор, отец его проверил, сказал – сгодится. Нажимаешь кнопку, и в рукомойник льется ледяная чистейшая вода. От прежних хозяев осталась пристройка к веранде с ванной и унитазом. Передавая Нине имущество, сын старушки, что здесь проживала раньше, напомнил, что для чистки выгребной ямы надо нанимать ассенизационную машину, а прямо в ванне воду греть кипятильником. Но родители в подарок на новоселье купили водонагреватель, а отец даже исхитрился подключить стиральную машину. Теперь у Нины были все блага цивилизации.

Старая хозяйка, по немощи уезжая навсегда жить в город к родным, долго крестила стены и Нину, желая ей счастья. Нина верила в силу благословения, и с удвоенной энергией кинулась в новую жизнь: оклеила стены обоями в веселенькие цветочки, покрасила пол, на кухне с отцом постелили линолеум. Вот только огород в двадцать соток девушку пока пугал. Добрый сосед, дед Гриша, покосил на нем под зиму бурьян, но засаживать землю овощами Нина не кинулась. В медпункте работа наваливалась бесконечным потоком, да и как сажать и ухаживать за растениями новая хозяйка не знала. Для начала у дома она разбила две клумбы и, смешно поковырявшись вилами в вязком суглинке, выделила себе небольшую грядку под зелень и огурцы. Соседка баба Рая еще обещала, когда ночи станут теплее, подарить рассаду помидоров. И это хозяйство для Нины было уже маленьким подвигом.

– Мужика тебе нужно, – сокрушенно качали головами старики-соседи.

Но пока новая хозяйка надеялась выстоять самостоятельно.

Уложив пациента на диване и всучив ему пульт, со словами: «Не скучай, Казачок», она побежала на кухню, готовить ужин. На сковородку отправились два окорочка, была вскрыта банка с кабачковой икрой, на плите запыхтела кастрюлька с будущим яблочным компотом, кроме яблок Нина забросила туда горсть клюквы и несколько ягод шиповника – витамины для больного. Пока все жарилось и парилось, побежала загрузить стирку. Вернулась. Степка стоял у плиты и приглядывал за шкворчащими окорочками.

– Зачем поднялся? Я же уже прибежала. Иди ложись, – попыталась она его выпроводить.

– Мне там скучно, – проворчал он.

– Значит пока температура не поперла.

– Я тут перчика для вкуса добавил, у тебя упаковка невскрытая стояла, – Казачок деловито махнул деревянной лопаточкой.

– Увы, готовка не мой конек, – увидела в нем опытного кулинара Нина.

– Да нет, суп ничего так был, макароны, конечно, переварила, надо было раньше на дуршлаг откидывать.

«Мог бы и промолчать, про дареного коня, наверное, не слышал».

Они сели ужинать.

– И чего это городскую девочку в глушь понесло? – как бы невзначай бросил Степка, намазывая на хлеб икру.

– С чего ты взял, что я городская? – недовольно фыркнула Нина, ей-то казалось, что она за девять месяцев прямо-таки вросла в местный быт.

– Потому что я, например, паренек деревенский, а ты городская, – улыбнулся Степка, хитро прищуривая глаза. – Депрессию после развода приехала лечить?

– Я четыре года как развелась, да и замужем-то всего полгода была, уже и не помню. А ты, я так понимаю, не женат?

– Допустим, – взгляды встретились, здоровье пациента улучшалось, а значит Казачок медленно превращался для Нины в красавчика, и от этого она начинала чувствовать себя неловко. Надо сохранить непринужденность любой ценой.

– Не допустим, а точно. Была бы жена – уже бы прилетела спасть любимого, – подражая Казачку, так же хитро улыбнулась она.

– Ну, жены, они разные бывают, но я не женат, а ты уходишь от ответа. Зачем ты сюда приехала?

– По программе «Земский фельдшер»… Завербовалась на пять лет, денег дали, вот, домик купила.

– Ты сирота? – Степка стал совсем серьезным, а потом зашелся в кашле.

– Компот теплый пей, – пододвинула Нина кружку. – Почему сирота? У меня папа с мамой есть и сестра старшая.

– Странно, и куда эти родители смотрели, когда тебя молодую-интересную в эту глушь запирали?

– Я уже девочка взрослая, и сама могу решать, куда мне запереться, – наезд незнакомого человека на семью Нине не понравился. – Поел, попил, иди ложись, тебе выспаться нужно.

– У вас с жильем были проблемы или в семье не ладилось? – Степка не собирался просто так отступать, вбирая полную картину мотивов фельдшерицы.

– У нас хорошая семья, – вспыхнула Нина, – и квартира трехкомнатная. Просто сестра развелась и с племянниками домой вернулась. Вот такие мы бабы, неуживчивые. Семке в школу в следующем году, а Мишке уже тринадцать, подросток, ему свое пространство нужно.

– А тебе не нужно? – пристально посмотрел на нее Степка.

– У них беда, а я что? Я бы сняла себе жилье, но я не врач, а у фельдшера зарплата – слезы. И на скорой помощи я работать не смогла… не мое это, как оказалось. А в общаге это только в восемнадцать весело, а когда тебе уже за, то иногда тишины хочется… да просто свой угол… А тут такая возможность, здесь классно, удобства есть, речка, люди добрые, уважают, а я в следующем году освоюсь, кредит возьму и машину куплю, так и совсем красота будет, три с половиной часа и я дома, по автобусам трястись не надо. Машина – это свобода. Вот, – Нина выдохнула, закончив пламенную речь, в которой убеждала не Степку, а скорее себя, как ей повезло и как у нее все здорово складывается.

– Понятно, – задумчиво произнес Степка, вставая из-за стола и с какой-то грустью посмотрев на Нину. – Я на месте твоих родителей в лепешку бы расшибся, а дочке хотя бы студию драную, да купил.

– Да что ты про моих родителей знаешь, чтобы так про них говорить?! – закричала Нина, тоже вскакивая на ноги. – Да они у меня самые лучшие, самые-самые! – и она начала рыдать.

– Нин, ты чего, я не хотел, – испугался Степка, подлетая к ней, – вырвалось, не подумав. Прости, Нин, ну не плач, хорошие у тебя родители, – он начал неловко гладить ее по голове, – просто страшно здесь одной, и электрошокер не поможет, если что. Знаешь сколько таких случаев, уж я насмотрелся. А ты вон какая добрая, доверчивая, незнакомых людей в дом приводишь, за тобой глаз да глаз нужен.

– Я вовсе не одна, – отдернула Нина его руку, – за стеной Григорий Васильевич живет, он еще крепкий мужик и у него ружье есть, – последнюю фразу она кинула гостю с вызовом.

– И к хозяевам жизни местным в машину садиться не нужно, держи дистанцию, – голосом нудного отца продолжил Степан. – Если что – отмажутся, с них как с гуся вода, тебя же еще виноватой выставят. Понимаешь, про что я?

– Я к тебе спешила, – совсем разобиделась на пациента фельдшер, – если бы ты не упрямился как осел и в больницу поехал, мне к нему и не пришлось бы подсаживаться.

– Еще раз прости, если лишнего наговорил, сорвалось, – Степка сгреб посуду в раковину и поставил на плиту чайник.

– Степ, иди спать.

– Я и так халявщик, дай хоть посуду помыть, – буркнул он.

– Иди ложись, халявщик, – уже мягко добавила Нина, оттаивая, – что я две тарелки не помою.

Пациент послушно побрел в зал.

– У тебя уютно, – крикнул он ей из-за двери.

«Да уж, сначала гадости наговорят, потом комплименты делают».

Глава IV. Бессонница


Нина неспешно вымыла посуду, протерла стол, развесила сушиться кухонные тряпки и полотенце. После напряженного разговора со Степкой в душе был какой-то раздрай. «Почему я не сдержалась, кричать кинулась, разревелась при чужом человеке. Истеричка», – корила она себя. В свое короткое замужество таких вещей она себе не позволяла. Пашка был из интеллигентной семьи, мама кандидат там каких-то наук, папа тоже не из простых. Нравилась ли им Нина, дочь слесаря и нянечки? Сложно сказать, с ней они всегда были подчеркнуто вежливы и на вы. И она тоже старалась подражать свекрови, держать себя в руках, управлять бушующими внутри эмоциями. Как настоящий аристократ Пашка посуду за собой не то чтобы не мыл, а даже не соизволял донести ее до раковины, и вообще, как многие сильно «интеллигентные» люди был свинтусом в бытовых мелочах, но Нина терпела. Хотелось дать хорошую затрещину, а она улыбалась, отшучивалась, а надо было, наверное. С мужа она сдувала пылинки и не могла надышаться: как же, такой видный парень, студент универа, обратил на нее внимание, сразу замуж позвал. Ей в душе всегда казалось, что она надкусила чужой пирог. Поэтому, когда в один прекрасный (ужасный) день муж пришел и буднично бросил с порога: «Я полюбил другую», Нина не удивилась. Мама подбадривала: «Хорошо, что не успели завести детей». А Нине, двадцатилетней дурехе, очень хотелось себе ляльку, но у Паши карьера, какие дети, и она смирилась… а, как оказалось, все к лучшему.

Нина по жизни была везунчиком, у нее всегда все оказывалось «к лучшему». Например, она очень хотела настоящую свадьбу, с платьем в пол, фатой, букетом невесты, выкупом и шумным застольем. Раз в жизни можно ведь почувствовать себя принцессой. Отец тогда был еще здоров, подкалымливал, и семья могла себе это позволить. Но Пашкины родители сказали – мещанство, зачем тратить на ветер деньги, и Нина уступила. Они с Пашкой просто расписались, а потом посидели с родителями за столом у Нины дома. И все торжество. Правда невеста все же купила себе скромное белое платьице до колен, а в волосы вставила кремовую розу. И сама себе казалась прихорошенькой, и Пашка ее хвалил, и тискал, и смотрел с обожанием... Где-то до сих пор, в недрах старого компа хранится их совместная фотография на пороге ЗАГСа – молодые и счастливые – рука не поднялась стереть. Мгновения счастья надо бережно сохранять, их так мало.

А почему это все было к лучшему? Да потому, что вскоре отец заболел, серьезно, и началась суровая борьба за его жизнь, и накопленные средства ушли в карманы белых халатов. А если бы сыграли помпезную свадьбу, откуда взялись бы средства на лечение, реабилитацию, лекарства? Так и получается – повезло.

Вторая свадьба у Пашки была шикарной, на двести гостей, в пафосном ресторане. Нине не преминули рассказать об этом в ярких подробностях знакомые сплетницы. Как же, саму дочь ректора под венец повел, тут не до скромности. И опять удача, Нина несколько дней дежурила в коридорчике перед отделением интенсивной терапии, и ей было не до свадьбы бывшего. Она выходила отца и свой душевный покой. Разбитые чувства показались такими мелочами по сравнению с жизнью родного человека.

И сейчас она каждый день отправляла родителям бодрые сообщения с юмором и забавные фотки: «Я с соседским котом, правда похож на рысь?», «Вот что я купила на премию», «Грибы бабы Раи, осенью нарву таких же», «Чаепитие с подругами», и их дочь за столом с пятью бабулями и электрическим самоваром. А главное, Нина старательно рассказывала, как ей здесь нравится, что Веселовка – это просто рай земной, чтобы родители не испытывали мук совести, а тут какой-то заезжий археолог раз и влез со своими «удивлениями». «А чего я не удивляюсь, что он до тридцати лет не женился? Цены себе не сложит?»

Нина порылась в ящике стола, достала градусник и пошла в комнату к больному. Степка мирно спал, запрокинув голову и оглушительно храпя. Волна свистяще-рыкающих звуков разносилась по залу и опадала, ударяясь об оконные стекла. Нина легонько коснулась лба пациента пальцами, опять горячий, оттопырила ворот футболки, чтобы вставить градусник. Храп прекратился, на девушку уставились блестящие зрачки.

– Я к любви-ласке пока не готов, – хмыкнул Степка, заходясь кашлем.

– Сейчас подзатыльник дам, будет тебе любовь и ласка. Градусник ставь, горишь.

Он послушно приподнял футболку. Нина всунула градусник и села ждать на край дивана.

– Что ж ты такая хорошая? – вздохнул Степка.

– А как ты археологом стал?

«А что, он расспрашивает, а мне нельзя?»

– Ну, как-то так, думал-думал кем бы стать, а потом раз и осенило – пойду в археологи, – отшутился Казачок, рассказывать про себя подробности он не собирался.

«Не хочет, и не надо, и я про себя больше ничего не расскажу, – надула губы Нина, – скользкий он какой-то. Быстрее бы выздоровел».

Градусник показал тридцать восемь и три. А еще только вечер. Когда последний раз кололись? Всего три часа назад. Опять полезло беспокойство.

– Ну, ты спи, – поднялась она. – Я буду приходить, лоб трогать, ты не пугайся.

– Нина, ты сама спи, ничего со мной за ночь не случится, – мягко попросил ее Степка. – Я не маленький ребенок, хоть тебе это и кажется. Если почувствую себя хреново, я сам тебя разбужу.

– Договорились.

«Разбудит он, как же, такие твердолобые помирают молча».

– Степ, если с тобой что-нибудь случится, – этика не позволяла ей прямо озвучить худшее, – меня посадят.

– Из-за меня тебя точно не посадят, – и опять этот цепкий взгляд.

«Скользкий и странный».


Нина забралась в постель, свернулась калачиком, окутывая себя теплым одеялом. «Спать, спать, спать». Но сон не шел. «А интересно, ну просто так, любопытно, какие девушки нравятся таким вот красавчикам, как Степка?» Нина открыла галерею телефона, нашла свою позавчерашнюю фотку в ветках цветущих вишен. На нее смотрела улыбчивая девчонка с большими открытыми миру карими с оливковым ободком глазами. «Рост у меня чуть ниже среднего, но, если на каблуки встать, то вполне приличный, не коротышка. Худая, но не тощая же, не анарексичка, и грудь какая-никакая есть. Волосы, конечно, можно было бы и погуще, зато мягкие, приятные на ощупь, – она потрогала разметавшиеся по подушке пряди. –  Цвет насыщенно-русый, светлей, чем у Казачка, но не мышь какая-нибудь бесцветная. И ресницы у меня свои, пушистые, не наращенные, и зубы ровные… О каких глупостях я думаю, – Нина со вздохом отключила телефон, – одичала я здесь без мужского внимания, что на каждого больного казачка засматриваться стала. Если так пойдет, то скоро и Рыжов за первый сорт сойдет».

Два ночи. На цыпочках хозяйка прокралась к гостю, посветила фонариком. «Спит, затих, даже не храпит. Живой? Что за глупости, Нина, ты же медик!» Потихонечку потрогала мужской лоб. Теплый, но не горячий. «Мерять? Нет, разбужу. Пусть дрыхнет».

Звук будильника долго не мог достучаться до сознания. Нина приоткрыла тяжелые веки. Уже вставать? Полседьмого. Соня похлопала себя по щекам, чтобы взбодриться. Накинула халат, забежала к Степке. Он опять бурно храпел. Жалко, но пришлось будить.

– Пациент, укольчики, таблеточки.

Степка приоткрыл один глаз.

– Садистка, – и, закашлявшись, отвернулся на другой бок.

Нина восприняла это, как разрешение на процедуры и начла вскрывать ампулы.

Градусник показал тридцать семь и пять. Терпимо.

– Я убегаю на работу, – предупредила Нина. – В холодильнике яйца, забацаешь себе яичницу. Ну, и вообще, не стесняйся, ешь, что понравится. Я в обед забегу, если успею – суп сварю, и еще постараюсь ингаляцию сделать, у баб Раи аппарат есть, временно можно взять. Это мой номер, – она быстро нацарапала на бумажке, – хуже станет, звони.

– Нин, все нормально будет, беги, – улыбнулся Степка с закрытыми глазами. – Хочешь, паспорт мой у себя оставь, для надежности.

«А ведь его паспорт и вправду досих пор у меня в сумке лежит».

– Паспорт я оставлю, чтобы не долеченным на раскоп свой не удрал. Тебе больничный нужен?

– Обойдусь, – так и не открыв глаза, ответил он, натягивая до подбородка одеяло.

Немного позавидовав беспечности болящего, Нина наскоро умылась, надела приталенное платье в мелкую клетку, крутнулась у зеркала, выпила большую кружку растворимого кофе с молоком, съела бутерброд с сыром, накинула розовый плащик, вышла на двор, оттерла от вчерашней грязи туфли, окуная тряпку в бочку для полива, понюхала полураспустившийся бутон тюльпана и побежала на работу.

Глава V. Сплетни

Нина не успела дойти еще и до бетонной площадки медпункта, а на пороге ее уже ждала Лиза Лисицына, богатырской комплекции разбитная мать одиночка чуть за тридцать. За руку женщина держала Саввушку, одного из своих трех пацанов. Шестилетний сын хныкал, прижимая к себе перемотанную бинтом руку.

– Что случилось у нашего героя? – приветливо улыбнулась фельдшер.

– Загнал занозу, да не дался вынуть, – пожаловалась Лиза, – а руку за ночь разнесло, всю ночь не спали. Нина, посмотри.

– Сейчас все посмотрим. Проходите.

– Не надо смотреть! – жалобно пискнул мальчик, – будет больно.

– Так ведь уже больно, – сурово глянула на него мать, – а вчера бы вынули и ничего бы не было.

– Терпи герой, процедура простенькая, – Нина быстро вымыла руки. Посмотрим.

– Ой-ой! – завопил Саввушка.

– Посмотрим, – твердо повторила фельдшер, – от одного слова «посмотрим» разве что-нибудь бывает?

– Бывает, – всхлипнул мальчик.

– Вот если бы я была, скажем, ведьма, – Нина заложила инструменты в стерилизатор и начала медленно развязывать самодельную повязку, – так вот, если бы я была ведьмой, я бы вот так зло посмотрела… гной, вскрывать и промывать нужно… и все у бедненькой жертвы заломило бы, заныло. Сказки любишь? Видел, какие там ведьмачки бывают.

– С зубами большими и лохматые, – заулыбался мальчик, – и мухоморы в волосах.

– И я говорю, ведьмы, они такие. А вот если бы я была феей, – Нина вынула из стерилизатора инструменты и разложила их перед собой, – такой с крылышками, я бы вот так дунула – фу-у-у, – она легонько подула на воспаленную кожу, – и все бы само прошло.

– Жалко, что вы, тетя, не фея.

– Сама опечалена, – Нина сделала решительны разрез.

– Ай-яй-яй!!! – завопил малыш.

– Уже все, мой герой. Все. Раз я не фея, приходится скальпелем. Все, разве больно было? Теперь промоем.

– О-е-ей!!!

– Готово. Теперь повязочку, это чтобы быстрее заживало…

– Ах, как у тебя, Ниночка, все складно получается, – похвалила Лиза, выдыхая с облегчением, – своего нужно завести.

– Я бы с удовольствием, да не от кого, – отшутилась Нина.

– А говорят, у тебя хахаль из археологов ночует, – бросила Лизка небрежно, с явным любопытством заглядывая Нине в глаза.

Фельдшер на миг потеряла дар речи. Вот как?! Как Лизка уже могла успеть проведать про Степку? Она вообще на другом конце села живет.

– Это не хахаль, это больной, – попыталась Нина оправдаться.

– Да ладно, дело молодое, чего там.

Ну, Нина и не надеялась, что ей поверят.

– А откуда ты знаешь? – не удержалась от вопроса.

– Люська Петрова видела, как вы машину во двор загоняли, а баб Зина Черникова вчера сюда заходила, а тебя не было, а твой в одеяле на кушетке сидел. Ну, ты баб Зину знаешь, она полюбопытствовала – кто такой, а он говорит – археолог. Я так понимаю, это те, что у Паршина леса роют, где газопровод тянуть будут. Говорят, симпатичный мужчинка. А мне Анна Ивановна  Быханова у колонки сказала. Ты уж не теряйся, а то паутиной здесь порастешь, – Лизка брезгливым взглядом окинула чистенькую комнату медпункта, будто там из каждого угла на нее уже смотрел паучище.

Нина не знала, что ответить, понятно, что чем больше она будет отпираться и оправдываться, тем крепче будет убеждение Лизки, а значит и всей Веселовки. «Одни неприятности из-за одного упрямого казачка. Теперь позора не оберешься».

А к десяти в медпункт нагрянула делегация с раскопа, парни и девушки толпой выгрузились из уазика, и как только там все поместились?

– А где наш Степушка? – капризным тоном прогундосила рыженькая девчонка небольшого росточка.

– Здравствуйте, – бесцеремонно отстранил рыжую девицу высокий крепкий парень с курчавой бородкой. – Вы Нина?

– Да, – кивнула фельдшер.

– Я Дмитрий, начальник экспедиции. Я звонил Степану, он как-то расплывчато все объяснил – что ему лучше, и его лечит фельдшер Нина.

– Гы-гы, – послышалось за спиной.

Вот и археологи в бескорыстную помощь не верят.

– На счет «лучше» я не уверена, – покачала головой Нина, – вчера вечером температура была за сорок.

– Ничего себе, – присвистнул кто-то из парней.

– Сегодня гораздо меньше, но еще не вечер. А ваш коллега не хочет ехать в район, а надо рентген легких сделать, хотя бы, чтобы убедиться, что все нормально. Ведь так спокойней было бы. Уж вы поговорите с ним, Дмитрий, как старший, что это надо сделать, – Нина умоляюще посмотрела на бородача. – Никак не могу понять природу его упрямства.

– Ну природа-то понятная, – опять кто-то хихикнул из-за спины у Дмитрия.

– Я поговорю, ­– в отличии от коллег мрачно произнес бородач. – А где он? Сказал – в «санатории», это где?

«Шутник», – разозлилась Нина на Казачка.

– Он… я… я его к моим соседям, старичкам, пристроила… временно, – соврала она. – Раиса Николаевна за ним приглядывает. Вот.

«Как же тяжко врать!»

– А навестить его можно? – влезла рыженькая.

«Поклонница кареглазых красавцев», – неприятно кольнуло Нину.

– Не думаю, что это хорошая идея, – за фельдшера ответил Дмитрий. – И так стариков напрягли, а тут еще мы завалимся.

Нина с благодарностью взглянула на бородача.

– Ребят, вы идите, а то мы тут натоптали как слоны, – махнул своим Дмитрий, – я у Нинель Александровны спрошу про лекарства и что-там купить может нужно ­и прибегу, – он демонстративно достал из нагрудного кармана блокнот и ручку.

Если Нина когда-либо и представляла настоящих «идеальных» археологов, то именно такими как Дима: обветренными, загорелыми, бородатыми и плечистыми, неопределенного возраста, вечными «пацанами».

– Вы знаете мое имя и отчество? – улыбнулась она бородачу.

– Степан сказал, – кашлянул Дмитрий, Нина поняла, что он хочет что-то сообщить ей с глазу на глаз.

– Никаких лекарств и продуктов не нужно, все есть, – осторожно начала она, ожидая чего-то.

– Он вас не обижал? – вдруг выдал Дмитрий.

– А может? – обомлела Нина, хлопая ресницами.

– Понимаете, – начал Дмитрий подбирать слова, – у нас в этом году «сборная солянка» получилась, работать надо быстро, сроки поджимают, а своих людей не хватает, много новеньких набрали. Степан из них. Я за него, как за своих, ручаться не могу, вот и спрашиваю – как тут?

Он неловко покрутил в тонких пальцах авторучку.

– Ничего плохого я не заметила. А были симптомы? – Нина не могла понять, отчего бородатый мнется, будто чего-то недоговаривает.

– Да нет, он просто бульдозер, нам без него туго придется. Старательный парнишка, ну и у костра поколдовать или рыбы на уху наловить – всегда первый. Со всеми – хи-хи да ха-ха, быстро общий язык нашел. Да вы не волнуйтесь, Нина, это просто, а то, гляжу, я вас напугал.

– Мутный он немного, да? – подсказала Нина.

– Не замечал… немного. Ну, я пошел. До свидания, – Дмитрий развернулся уходить.

– А правда, что вы славянское поселение роете? – полюбопытствовала Нина, ей не хотелось прощаться на напряженной ноте.

– Да, – равнодушно пожал плечами Дмитрий, видно он не любил праздного любопытства.

– А у нас в школе археологический кружок был, я пять лет ходила, – выдала Нина, чтобы поднять свою значимость. – Мы еще в детский археологический лагерь ездили. «Возрождение истоков», может слышали?

– Как же не слышал? ­ – оживился бородач. – Я там тоже и школьником пахал, и вожатым не один год. Вы городские были или из района? А какая школа?

– Двадцать третья.

– Евгений Борисович привозил, верно?

– Да, – обрадовалась Нина.

– Мировой мужик. А чего на истфак не пошла?

– Лечить нравится, – улыбнулась Нина.

– Время будет, можешь к нам медработником на поток.

– Хотелось бы, – воодушевилась она.

– А здесь девятый – десятый века, выше пусто. Первым слой пепла идет, сгорел городец, – затараторил Димка. – Вал сохранился, керамики много, но черные копатели опередили, сильно все «перекурочили», слои перемешали, датировку сбили. Следы прошлогодние, ничего не знаешь, кто здесь рылся?

– Я только в конце августа приехала, не знаю, – пожала плечами Нина, ей было приятно, что Дмитрий принял ее за свою.

За окном свистнули, мол, чего копаешься.

– Ну, бывай, Нина, увидимся, – дружелюбно махнул Димка рукой и вышел.


Приняв трех пациентов и один вызов по телефону, Нина побежала колоть персонального больного и заодно пообедать. Степка не звонил, и она надеялась, что у него более-менее благополучно.

Прошлепав мимо своей калитки, Нина завернула к Гребенкиным за ингалятором. Баб Рая, статная женщина кустодиевских форм, энергично выбивала половики, развесив их на заборе. Штакетник жалобно скрипел под волевыми ударами, выгибаясь дугой.

– Сказала же своему – Гриш, вбей еще столб, так нет же, и так сойдет, – пожаловалась баб Рая Нине, – вот сейчас завалится, так я виновата буду.

– Раиса Николаевна, вы бы не могли одолжить мне ингалятор? – нарочито буднично попросила Нина. – Я потом простерилизую и верну.

– Для мужа? – подмигнула баб Рая. – Видела сегодня, красивый зараза.

– Это не муж, – покраснела Нина.

– Бывший муж, какая разница, мириться же приехал, – добродушно улыбнулась соседка.

– Да нет, это вы все не так поняли, – путанно принялась разъяснять Нина, – Это Степа, он просто заболел и я…

– Он мне сказал, – перебила ее баб Рая. – А я гляжу – машина незнакомая стоит. Думаю, Александр Петрович приехал на новой.

– Да откуда у папы деньги на такую.

– Ну, думаю, схожу поздороваюсь. Захожу, а там мужчинка на кухне в фартуке твоем яишню жарит. «Здрасте – здрасте». «Кто ж такой?» А он мне: «Муж бывший, раскаиваюсь, жить без нее не могу, помириться решил». Такие дела.

«Юморист, значит? Ну, я тебе устрою, смеяться вместе будем, – Нина сжала кулаки. – Смелый? Позабыл уже, что уколы я пока колю».

– Нина, ты его сразу не прощай, помучай немного, чтобы неповадно было, – баб Рая заговорщически понизила голос.

– Помучаю, Раиса Николаевна, помучаю. И ингаляцию с календулой проведем, спиртовой раствор, – она злорадно улыбнулась, представляя как казачок кривится, вдыхая удушливые ароматы вонючего цветочка.

Глава VI. Дирхем

Нина со злостью рванула ручку входной двери и влетела в дом. По коридору порхали приятные обеденные ароматы. Нервно скинув туфли, хозяйка протопала на кухню. Казачок в фартуке сидел на табуретке и пялился в телефон.

– Как температура? – сквозь зубы проговорила Нина.

– Тридцать семь и две, – отчитался Степка, откладывая мобильник.

– Кашель как?

– Мокрый, но откашливаться стал, – посмотрел он на нее большими наивными глазами.

– Ты чего баб Рае наговорил? – пошла в наступление хозяйка, выставляя как улику на стол коробку ингалятора.

– Репутацию твою у бабушек спасал, – равнодушно кинул Степка.

– Какую репутацию? – опешила Нина.

– А как лучше звучит: «Я привела в дом неизвестного мужика, теперь лечу» или «Приехал муж, обижена, но приходится ухаживать, он же болен?» – Степка надменно скрестил руки на груди. – Потом скажешь – не смогла простить, расстались друзьями. Они тебе в рот заглядывать будут и героиней романов считать, а так, сама понимаешь, кем. Старое поколение, у них свои тараканы.

– То есть ты у нас благородный, честь дамы защищал? – недовольно фыркнула Нина.

– Нет, сказочник, и небылицы плел.

– Да все уже знают, что ты из полевого лагеря. Какой муж?

– Вот, даже в лагерь напросился, чтобы ближе к тебе быть. Есть давай, остывает.

– А что у нас на обед? – Нина вымыла в раковине руки и заглянула под крышку чугунка. – Плов? Ничего себе! – на нее смотрел рассыпчатый рис, мягкого желтого оттенка, в обрамлении морковки и долек чеснока, за нос дразняще схватил мясной дух. – А где ты мясо взял?

– Ни одна соседская кошка не пострадала, – отшутился Степка, по-хозяйски раскладывая тарелки. – На тушенке. Лучше, конечно, мясо, но «на безрыбье» как получилось.

– Так я тушенку вчера в макароны забросила, – все же припомнила Нина Ваську, упитанного кота бабы Раи.

– Это из моих запасов. Должен же я как-то отработать, – Степка открыл холодильник, на верхней полке ровными рядами стояли банки.

– Спасибо.

– У меня в машине еще пачка рафинада. Может принести?

– Сахар у меня есть, – усмехнулась Нина.

Они сели обедать. Вкусно, что и говорить, мужики, если у них руки откуда надо растут, готовить умеют – пальчики оближешь.

– Теперь быстрее колоться и ингаляцию, а то у меня сегодня еще два вызова, – торопливо поднялась из-за стола Нина. – У Анны Ивановны ногу раздуло, надо глянуть, и инъекцию Ковалеву.

– Ну, иди готовь орудия пыток, я посуду помою, – совсем уж милостиво предложил Степан.

«Да он сегодня не мужчина, а праздник».

Нина в хорошем настроении впорхнула в зал, бегло пробежалась глазами по полке шкафа и… Настроение резко потухло. Содержимое шкафа просматривали! Степка определенно рылся в ее вещах. Нет, все было разложено как прежде, почти в той же последовательности, но по едва уловимым приметам можно было понять, что предметы трогали и передвигали: вазочка чуть сдвинута – четверть круга чистого пространства в тонком слое недельной пыли, полотенца лежат слишком ровно, и вчера верхним было синее (это Нина точно помнила), а сегодня розовое; а фарфоровая козочка вообще оказалась в другом углу полки. Нина растерянно взяла ее в руки и заметила, что у статуэтки отбит хвостик. «Ну, это уж слишком! Чего он искал, деньги? Так у меня их отродясь не было, на карточке немного, да и та с собой в сумке». Нина полезла в сумочку – не вытащил ли больной у нее зарплатную карточку под утро, когда ее разморило сном, но серый угол карты привычно торчал из внутреннего кармана.

– Нин, я повиниться перед тобой хотел, – в комнату побитой собачкой вошел Степка. – Я у тебя тут покопался немного. Я твоей ржавой открывашкой палец распахал, аптечку искал, – он показал распоротую кожу у основания указательного пальца. Кто вообще такие открывашки дома держит, ими же открыть ничего невозможно? – возмутился он, но робко.

– Аптечка внизу, в коробке из-под туфель, ­– холодно произнесла Нина.

– Как бы я мог догадаться, ты бы хоть крестик на крышке нарисовала, – проворчал Степка.

– Я одна живу, и знаю, где у меня аптечка. Дай посмотрю, – она поймала его руку, – обработать нужно.

– Я потом свою в машине аптечку вскрыл и перекисью залил. И еще это… – он зашарил в кармане, – вот, случайно зацепил, – на руке у него лежал маленький, похожий на молочный зуб хвостик фарфоровой козочки. – Случайно, повернулся, рукой махнул, а она… Я склею. У тебя клей есть?

– Нет, – буркнула Нина, забирая хвостик.

– Ну, у соседей можно попросить. А хочешь, я тебе новую козу куплю?

– Это подарок, от подружки, – Нина положила хвостик рядом с козой. – Она замуж вышла и на Дальний Восток уехала, может мы с ней в живую, не через экран, больше и не увидимся. 

– Ну, я же случайно. У меня кровища текла, – просительно произнес казачок, – я сначала хотел твоим полотенцем перехватить, уже достал, но не стал борзеть, футболкой своей обмотал.

Все объяснилось, Нина облегченно выдохнула.

– Прошу на процедуры, – указала она на диван.

– Нин, у меня еще кое-что? – прикусил Степка нижнюю губу.

– Что еще разбил? – укоризненно посмотрела на него Нина.

– Я под полотенцами случайно вот это нашел, – он опять погрузился рукой в карман, что-то достал, разжал кулак.

На его ладони лежала стального цвета почерневшая во впадинах гравировки монета, с неровными гнутыми краями, сплошь покрытая вязью письма, похожего на арабский. Видно было, что монетку пытались оттереть от налета времени, но не совсем удачно.

– Нин, что это? ­­– с очень серьезным выражением лица, без тени робости и иронии, произнес Степан, поверхностью монеты поймав луч солнца.

– Монетка сувенирная, – пожала плечами Нина.

– Где ты ее взяла?

А взгляд ледяной, со злой искрой, будто другой человек стоит. И ни казачок, и ни пират, а кто? Начальник, придирчивый босс?

– Подарили? – Нина не могла понять его перемену.

– Кто подарил?

– Степ, это допрос?

– Нин, кто подарил?

– Я не знаю, – кисло улыбнулась она, – Степ, давай колоться, я опаздываю.

– Как это ты не знаешь? – раздраженно бросил он.

– А так, не знаю. Пришла с обхода, а на столе в медпункте монетка эта лежит и записка: «Любимому доктору от благодарного пациента, на память».

– А где записка?

– Ну, не знаю. Выбросила, наверное. Чего ее хранить? Не открытка же.

– А теперь подробней, – Степка облокотился о шкаф. – Когда это было?

– Недели две назад, я точно не помню. Недавно. Да что ты ко мне пристал? Понравилась, себе забирай.

– Нина, это фальшивый дирхем, – еще раз сунул он ей чуть ли не под нос монету.

– Ну, понятно, что фальшивый, не настоящий же, – буркнула Нина.

– В том-то и дело, что настоящий фальшивый дирхем.

– Ты уж определись – настоящий или фальшивый, – Нина скрестила руки на груди, тоже с вызовом облокачиваясь о полку шкафа.

– На Руси в девятом – десятом веках своих монет еще не было, ходили арабские деньги, – старательно принялся объяснять Казачок. – Серебряные дирхемы попадали с торговыми караванами, но монет не хватало, и наши кузнецы-умельцы стали копировать форму и гравировку: брали серебряный кружок, выбивали на нем узор, вроде бы как похожий. Но прочесть на ложном дирхеме надпись нельзя, ошибки там закрадывались, языка-то наши не знали. Так вот это, – Степка указал на монету, – славянская копия арабского дирхема, ей тысячу лет. И она спокойненько лежит у тебя среди полотенец.

Нина ошарашено хлопала ресницами.

– Ты уверен? Вот так посмотрел и определил?

– Не уверен, – уклончиво отозвался Степка, – экспертизу надо делать.

– Вот видишь, ты не уверен, – ухватилась за ниточку Нина. – Это копия, подражание. Стали бы мне такую дорогущую настоящую монету дарить.

– Вот ты говоришь, на столе лежала, ты не закрываешь медпункт, когда на обход уходишь?

– Закрываю, конечно, – обиделась Нина, – даже форточки.

– Ну, и как она могла на столе оказаться?

– Ключ второй в правлении на гвоздике висит, по субботам у меня Галин Михална, уборщица агропредприятия, моет. Любой с гвоздика мог взять. Неправильно, конечно, я ей говорила, чтобы не бросала, но она не слушает, ворчит – чего у тебя там брать. У меня и вправду нечего брать – наркотических препаратов нет, дорогого оборудования тоже, только картотека.

– Поня-а-атно, – протянул Степан.

– Так монету сдать нужно, раз она такая редкая, – сообразила Нина, – в полицию или музей. Куда их сдают, я не знаю?

– У себя пока оставь, я узнаю, – уклончиво ответил Степка, вкладывая ей в руку монету, – колоться давай.

Он стал каким-то чужим, отстраненным, будто Нина в чем-то была виновата. Она сделала инъекцию и пошла на кухню настраивать ингалятор. Незаметно достала из кармана монетку, покрутила в руках. «Чего в ней такого редкого?» Воровато оглянувшись на дверь, Нина приподняла плинтус у газового котла и сунула в щель старинный раритет. Всего пять минут назад она хотела отдать этот дирхем, или как его там, Степке, а теперь отчего-то совсем Казачку не доверяла. «Странный, накинулся на меня как на преступницу какую». Было немного обидно.

– Иди дышать? – с холодком в голосе позвала она больного.

– Я пока не умер, дышу вроде, – вошел снова в хорошем настроении Степка, словно и не было этого допроса с пристрастием.

– Сегодня пять минут, потом до семи доведем. Засечешь время, – стала объяснять Нина, – потом вот на эту кнопочку нажмешь, подышишь, выключишь, разберешь потихоньку. Осторожно, чтобы не сломать, и водой промоешь. Понятно?

Больной кивнул.

– Тогда я побежала, смертельно опаздываю.

– Возьми машину, – сделал барский жест Степка.

– Какую машину?

– Мою машину возьми, доедешь быстро. Ты ж говорила, хорошо водишь. Правда, я так понял, это четыре года назад было.

– У отца тоже машина есть, я вожу. У тебя ручник или автомат?

– Автомат.

– Обалдеть, – не смогла сдержать восторга Нина.

Надо было вежливо отказаться, но соблазн был так велик, так велик!

– Я буду осторожной. Честное слово, – одарила она Казачка счастливой улыбкой.

– Ключи, кстати, уже у тебя, – ухмыльнулся Степка.

Инцидент с монетой был исчерпан. Нина села в Степкино авто…  

Глава VII. За рулем

Вначале Нина хотела доехать до Ковалевых полевой дорогой вокруг села, чтобы не привлекать к себе внимание, но потом подумала: «А чего я смущаюсь? Мой, хоть и бывший, но все же муж, значит, почти моя и машина. Что я не могу у бывшего мужа временно машину одолжить? А по полям можно бампером зацепиться или в грязи застрять. Поеду по главной, а потом к ферме сверну».

В полдень село казалось особенно пустынным, никого не встретив, Нина спокойно прокатилась по асфальту, наслаждаясь послушностью руля и мерным шуршанием шин. Левую ногу первое время приходилось осаживать, так как она не привыкла к безделью, но постепенно все наладилось. Широкая педаль тормоза и узкая газа старательно срабатывали – автомат замедлял или наоборот ускорял автомобиль по первому желанию водительницы. «Ах, мне бы такую «жужу». И как на такие зарабатывают?»

За ночь лужи у фермы немного просохли, и Нина смогла осторожно проехать в колее, обогнуть унылое здание коровника и, развернувшись на пятачке, подрулить к дому пациента. Припарковавшись у забора, водительница, гордо вскинув голову, пошла во двор.

– Эхе-хе-хе-хе, – ворчливо начала бабка Лушка, – приполз кобель на коленях, и она уже расцвела, на машинах евоных раскатывает. Гнать его надо, поганой метлой. Раз предал, так и будет по бабам шнырять, жизни не будет.

«О, Лукерья Тихоновна уже в курсе. Веселовское сарафанное радио по скорости далеко обгоняет сверхскоростной Интернет».

– Ничего я не расцвела, а машину пришлось взять, у меня сегодня еще один вызов.

– Это куда ж? – полюбопытствовала Лукерья.

– К Анне Ивановне Быхановой, ногу осмотреть, она с утра позвонила. Не слышали?

– Нет, не слыхала.

«Правильно, про меня же интересней, чем какая-то там нога».

Справившись у Ковалевых, Нина быстренько добралась до Анны Ивановны, одинокой учительницы на пенсии. Осмотр вызвал у Нины опасения, и она предложила госпитализацию.

– Сахар повышенный, и такой отек. Собирайтесь, Анна Ивановна в больницу.

– Да у меня уж все собрано. Такси правда пока дождешься. Ниночка, а ты на машине, может отвезешь старуху?

– Не могу, Анна Ивановна, у меня доверенности на эту машину нет, а Степка приболел, так что все же давайте такси вызывать.

Такси приехало через два часа. Все это время Нина сидела со старушкой. Проверила, все ли вещи та взяла и ничего ли не забыла, выписала направление.

– Вы мне, как разместитесь, позвоните, – на прощание махнула она рукой пациентке.

«Вот и еще один повод свою машину иметь. А то ехать полчаса, а ожидать до вечера, да и сдерет сейчас с нее как до Магадана».

– Ниночка, никого не слушай, мирись со своим. Одной плохо, никому не нужна, – всплакнула Анна Ивановна, садясь в такси, – а так хоть деток заведете. Мирись.

Нина помахала ей рукой.

На обратной дороге встретился джип Рыжова, плавно прижавшись к обочине Нина обрулила железного монстра, холодно кивнув «хозяину жизни». Узнал ли тот ее, не известно, но Нина все равно была довольна. Если бы не продолжавшая держаться Степкина температура и этот дурацкий дирхем, день был бы просто прекрасным.

Приняв небольшую компанию «болезных», успевших собраться в ее отсутствие на лавочке у медпункта, и выслушав кардинально противоположные советы, как ей нужно действовать с прохвостом-мужем, Нина завершила рабочий день. Вымыла полы, замкнула дверь и поехала в магазин за хлебом.

В небольшой продуктовый магазинчик у остановки Нина забредала редко. Накрутка здесь была приличной, а из свежих товаров только хлеб из Алексеевской пекарни. Литровую банку молока раз в неделю Нина покупала у Лизы Лисицыной, яйца в большом количестве, отнекиваясь от денег, носила баб Рая, а все остальные продукты привозили родители, или Нина сама набирала пакет вкусностей, запихивая его под сиденье в автобусе.

За хлебушком можно было и добежать, магазин на соседней улице, но так хотелось покрасоваться. Нина плавно, как на уроках с инструктором, припарковала Степкину машину в сторонке под яблоней-дичкой, вышла, поздоровалась с дедушками, загоравшими на остановке в ожидании пазика, нажала со звуком «пим-пим» на блокировку замка и пошла внутрь магазина. Детский сад, но иногда можно.

А в полумраке продуктовой лавки Нина натолкнулась на близняшек Сериковых. Оля и Юля студентки первокурсницы часто приезжали к деду с бабкой погостить. Нина, одичавшая без ровесников, хоть и была их старше, быстро сошлась с новыми подругами. И очень радовалась возможности поболтать на завалинке или промяться в неспешной прогулке по селу. Одной гулять было как-то глупо.

– Приветик, а вы чего не в универе? – радостно улыбнулась она. – Сегодня ж четверг.

– Ой, Нина здесь. Привет, – кинулись они ее обнимать. – Не убежит универ, в субботу же первое мая, три дня выходных, из города не выедешь, пробки, мы решили раньше рвануть.

Оля и Юля были болтушками и веселушками, к жизни относились легко и поверхностно. Ухоженные, «наманикюренные», в дорогих одежках, но простые в общении, без ужимок и понтов, для большой душевной дружбы близняшки не годились, но как приятельницы отлично могли развеять скуку.

– Нина, это твоя? – ахнула Оля, когда они вместе вышли наружу и увидели машину. – Классная тачка.

– Нет, это муж бывший дал прокатиться до магазина, – небрежно махнула Нина ключами.

– Ой, да, бабушка вчера всю голову пробила, – вспомнила Юля, – к тебе там бывший вроде как мириться приехал. Так интересно, а мы и не знали, что ты замужем была, – как на взрослую опытную женщину посмотрела она на Нину.

– Да нет, не будем мы мириться, – решила сочинительница выбрать для подруг другую версию, – просто финансовые дела после развода надо уладить, бумаги кое-какие подписать, и все. А тут искупался в речке, разболелся. Подлечиваю, куда ж деваться, не чужой пока.  

– А-а-а. Нин, а ты слышала, тут археологи копают? Пацанов симпатичных много, мы завтра сходим, вроде как на экскурсию, – Оля подмигнула Юле. – Пойдешь с нами?

– Нет, я завтра еще работаю, а потом домой на праздники уеду, – отказалась Нина, подуставшая от археологов.

– А как же муж больной? – напомнила Оля.

«А как же больной Степка?» – нажала и совесть.

– Ну, если он оклемается к субботе, то уеду, – неопределенно пожала плечами Нина, и сама не зная, что делать.

– Если не уедешь, то первого мая приходи к нам, – махнула на прощание Оля, – мы фейерверк купили, пускать будем. И однокурсники обещали приехать.

– Да, может из археологов кого позовем, – хихикнула Юля.

– Ну, если не уеду, – помахала им Нина, садясь в машину.

У Ковалева завтра последняя инъекция, а что делать со Степкой? Курс антибиотиков еще не закончен, ингаляцию не известно – смог он сам сделать или нет, и температура спала, но не нормализовалась. «А пусть на выходные домой едет. Он говорил – деревенский. Вот к родителям в деревню свою родную пусть и уезжает. Что там, во всей деревне, никто уколы колоть не может? Ингалятор бабы Раи, конечно, я ему с собой не дам, но тоже можно поискать при желании, сейчас у многих такой аппарат есть. А я уже домой хочу, две недели не была, соскучилась. Все, решено, приеду сейчас и так ему и скажу».  

Скучала ли Нина по городу? Да, скучала. И по суетливому потоку людей и машин, и по громадинам многоэтажек, и даже по стайкам ласточек на проводах. Ласточки были и здесь, в Веселовке, а все ж не те, не отчаянные и дерзкие, пролетающие перед самым лобовым стеклом автомобиля, чуть не касаясь его крылом. Местные были осторожны и летали где-то недосягаемо высоко. А еще Нина обожала, сидя на балконе с чашкой кофе, смотреть на уличную суету или гулять в парке по шуршащим гравием дорожкам, или бродить по сонному городу ранним утром, когда мало прохожих и угловатые дома погружены в себя, а город еще свеж и опрятен. Ей не доставало равнодушия толпы, когда никому до тебя нет никакого дела и можно делать все, что хочешь, – разводиться, сходиться, притаскивать в дом незнакомцев, и ни перед кем не оправдываться за свои порывы и увлечения.

Здесь в Веселовке тоже хорошо, и есть своя прелесть бытия, одни дурманящие голову ароматами сады чего стоят, а река, а лес, а бескрайнее небо и россыпь луговых цветов, а малиновые закаты! Но сейчас Нине очень хотелось отдохнуть от пристального внимания и эмоций, вздохнуть полной грудью другую, утраченную ей жизнь. И поэтому надо спровадить Степку домой.

Глава VIII. Сомнения


Степку она застала на старенькой яблоне, он сидел, оседлав дерево и опиливал сухие ветки.

– Я не поняла, – грозно крикнула ему Нина, выпрыгивая из машины, – это что за «дю Солей»?

– Их еще по осени надо было опилить, – проворчал Степан.

– Боже, какие мы хозяйственные. Быстро в постель!

– Ты так не шуми, а то соседи неправильно поймут, – подмигнул казачок, слезая с дерева.

– Я жена, мне можно. Чего тебе на диване в тепле-то не лежится? – она потрогала Степкин лоб, теплый. – Пошли температуру мерять.

«Тридцать семь и шесть, и в одеяло кутается, значит, еще повысится».

– Степ, ну объясни мне, загадочный русский мужик: у тебя вчера сорок было, а ты сегодня по яблоням скачешь, ну как так можно, а?

– Я померял, тридцать шесть и восемь, ну я и решил – чего валяться.

– А пилу где взял? У меня не было.

– Дед Гришка одолжил.

– Лучше бы в тепле ужин приготовил, – сокрушенно покачала головой Нина.

– Я картошки начистил, сейчас пожарю, – приподнялся Степка.

– Лежи уже, сама пожарю, или не доверяешь? – хмыкнула она.

– Пробуй, – милостиво разрешил пациент.

Пашка на стряпню неопытной хозяйки никогда не жаловался, свекровь готовила дурно, поэтому, что бы там не «сварганила» Нина, воспринималось им с восторгом и на ура. Этот же деревенский паренек, избалованный, как видно, мамкиными варениками и борщами, да и сам в долгой холостяцкой жизни приученный к плите, просто так нахваливать Нину не собирался.

– Корочки золотистой не хватает, тушеная получилась, а не жареная, – не стесняясь, проворчал он, – и пересолено малость.

Разозлившись, Нина решила, что самое время поговорить об отъезде.

– Горелое вредно для желудка, – мрачно произнесла она, – в субботу первое мая, я к родителям уеду.

– А уколы? – возмущенно вскинулся казачок. – Там же курс должен быть, минимум семь дней, так ведь?

– А ты поедешь к своим родителям, в свою деревню, и они тебе найдут, кто уколы три дня поделает. Я могу тебе рассказать – как, а ты маме, там не сложно, она и сама сможет, лекарства я тебе дам…

– Я не поеду, – категорично отрезал Степка, – она меня на раскоп больше не выпустит.

«Хорошая мама, правильно сделает».

– Ты с родителями живешь?

– Нет, у меня в райцентре квартира.

– Ну, так к себе поезжай, может какая интересная соседочка поколет.

– Ты меня на что подбиваешь? – вдруг обиделся Степка, резко вставая и заходясь тяжелым кашлем.

– Ладно, я остаюсь. Будем лечиться, – обреченно выдохнула Нина.

– Картошка вкусная была, я больше критиковать не буду, – обрадованно улыбнулся Степка, – и посуду помою. Ты иди, отдыхай, – совсем уж расщедрился он.

Нина пошла с телефоном на улицу, села под опиленную яблоню и нажала маму.

– Алло, Нинчик, как дела, не заболела? – полилось из динамика.

– Все хорошо, с работы пришла, поела, – бодренько отрапортовала Нина, всей душой ненавидя сейчас Степку.

– А мы тебя ждем. Семка тебе тут рисунок нарисовал. Отец рыбу засолил, как ты любишь.

– Мам, я не смогу приехать, – выдохнула Нина.

– Почему, что-то случилось? – встревожилась мать.

– Да понимаешь, тут у пациента курс уколов еще не закончился, надо колоть каждый день. Бросить нельзя.

– Так пусть кто-другой поколет, чего там сложного? Покажи – как, – предложила мать. – Нин, ты тоже на выходные право имеешь. Всем не поможешь.

– Мам, они старенькие, сами не смогут уколоться. Я на девятое мая точно приеду, на салют с племянниками схожу. Не успеете глазом моргнуть, а я у вас.

– Ладненько. Но так нельзя, сразу их всех на место ставь, на шею сядут.

«Уже сел», – вздохнула про себя Нина.

Поговорив, она отключила мобильник, но через несколько секунд опять раздался бодрый звонок. «Мама».

– Мы тут с отцом переговорили, мы к тебе сами приедем, – радостно выдала матушка.

«Сами?! Только не это! Что они увидят? Незнакомого мужика на диване, которого Нина притащила в дом лечиться. Ой, какая разборка будет? Я бы свою дочь точно бы отчитала по первое число».

– Мам, не надо приезжать, – медленно растягивая слова, начала Нина на ходу придумывать предлог отказать, – у нас здесь ливень прошел, три дня не останавливаясь лило, дорогу размыло. Вы на нашей не проедете.

– Ну, бросим на асфальте, пешком дойдем, кому она, развалюха, нужна.

Аргумент оказался слабоват.

– Скажи, мост смыло, – из-за плеча подсказал Степка.

– И мост смыло, да, один пролет, – воспользовалась подсказкой Нина. – Сейчас бригада ремонтная работает, к девятому мая обещали починить.

– Ну, ладно, доченька, скучаем, – мама отключилась.

– Ты, когда-нибудь, уляжешься в постель или нет? – зло прошипела Нина на больного.

– Я там целый день честно лежал. Нин, я буду лечиться, к девятому стану как новенький, обещаю, – он комично-заискивающе посмотрел ей в глаза. – Я тебя развлекать буду, чтобы тебе не скучно было, я петь умею и цыганочку с выходом, но это дернуть надо… много… сказки на ночь – тоже не проблема.

– Откуда ты взялся-то такой, сказочник? – Нина рассматривала хитрую ухмылку и приподнятую острую бровь.

А вот сейчас он не казачок, а пират, шутит, а что-то дикое и опасное исходит от него, и Нина чувствует это, но объяснить не может. Будто два разных человека, и один притаился за спиной другого, и лишь изредка выглядывает, приводя к неосознанной тревоге.

Всю пятницу Нина ходила в каких-то смятых растревоженных чувствах, все было как всегда и отчего-то не так. Фельдшер активно занималась делами, подчищая завалы рутинной писанины перед трехдневными выходными. У Степки впервые в этот день к обеду температура нормализовалась, к вечеру все же выдала тридцать семь и две, но положительная динамика была налицо. Правда по ночам больного душил надрывный кашель, и Степка несколько раз вставал попить водички, Нина слышала его тяжелые шаги на кухню и обратно, это убеждало, что она приняла все же правильное решение, до здорового пациенту было еще далеко.

Деду Гришке Нина строго-настрого запретила выдавать гостю какие-либо инструменты, а со Степки взяла честное слово, на двор выходить только дышать свежим воздухом. Сказки он ей не рассказывал, но байки про любимую рыбалку вечером за столом травил, разделывая плотвичек, которых после обеда принесли на гостинец друзья-археологи.  

Нина слушала, улыбалась и отдыхала на стуле. Ужин, как виноватая сторона, взял на себя пациент.

– Степ, а что ребята рассказывали, они до материка[1] дошли?

– Евразию прорыли, до Америки пока не докопали, – отшутился он.

– А находки какие?

– Черепки, какие там еще находки, – отмахнулся Степка.

– А керамика ленточная или уже на круге сделана?

– Нин, а ты откуда все это знаешь? – Степка внимательно посмотрел ей в глаза, прожигая острым взглядом.

– В детстве с кружком на раскопки ездила, – пожала плечами Нина. – Представляешь, мы с Димой в одном лагере археологическом были.

– Ты с Димкой Рощиным знакома? – отчего-то напрягся казачок.

– Нет, это когда они в медпункт тебя проведать приезжали, помнишь, я тебе рассказывала? Ну, мы разговорились и выяснили.

– Значит, ты тоже, вроде как, археолог, – процедил Степка.

– Да ну, какой я археолог, я уж ничего и не помню? – рассмеялась Нина.

– А мне так кажется, что ты все очень даже помнишь, – задумчиво произнес казачок.

– У тебя рыба горит! – охнула Нина, указывая на сковородку.

Вдвоем они кинулись спасать плотву.

– Заговорила ты меня, Нинка, до смерти, рыбу проспал, – проворчал Степка.

– Я тебя заговорила? – обиделась Нина. – Ничего себе!

– Тук-тук, тук! – своевременно раздалось от двери, останавливая готовую разразиться ссору.

Пара подняла головы от чадящей сковородки.

– Весело тут у вас, – на пороге, втягивая носами  запах гари, стояли близняшки.

– Обхохочешься, – Нина накрыла крышкой несчастную рыбешку.

– Оля, Юля, – представились Степке девчонки.

– Степан, – махнул он им рукой.

Сестренки были расфуфыренными, при макияже, спортивные костюмчики выгодно облегали стройные фигуры, а через обтягивающие топы просматривалась высокая грудь. Нина в домашнем халате и с волосами, забранными в небрежный пучок, почувствовала себя метлой, стоящей в углу за порогом.

– Я бы пригласила вас поужинать, но у нас здесь авария, – развела она руками.

– Да мы ненадолго. Нина, ты же не уехала, да? – улыбнулась Оля.

– Нет.

– Можно у тебя шашлыки завтра организовать, – просяще сложила руки Юля, – дед ворчит, не разрешает у нас. Можно, ну пожалуйста?

– Можно, у меня и мангал есть, – легко согласилась Нина, только бы их побыстрее выпроводить.

– Отлично, тогда мы завтра часам к пяти подрулим. Приятно было познакомиться, – помахали они казачку и скрылись за дверью.

– А это что за куколки? – с интересом посмотрел им вслед Степка.

И Нина ощутила ревность. Ревность! Только этого не хватало! Ну, как же так?! Откуда? Он же невыносим!

– К соседям внучки приехали, – равнодушно пожала она плечами.

– Где учатся? – продолжал смотреть в сторону закрывшейся двери Степан.

– В универе, филфак, кажется. Точно не помню, – она раздраженно прикусила губу.

– На вид курицы, а в универе, чудеса, – подмигнул ей Степка, словно считав все ее чувства.

– Хорошие девчонки, – защитила подруг Нина, в душе ликуя.

«Завтра тоже принаряжусь, у меня не хуже футболочка в обтяжку есть».


Глава IX. Вечеринка


Компания пришла женским коллективом студенток филфака. Среди них был только один субтильный мальчонка, очень обрадовавшийся Степке, и достававший его умными беседами, пока тот управлялся с мангалом. Степка держался стойко и беззлобно отшучивался. Шесть девочек вытащили из сарая старый стол и принялись на нем строгать салаты. Царило общее веселое возбуждение. Нина тоже вынесла матушкины соления и салфетки. Дамы с любопытством поглядывали на Степана, но предупрежденные, наверное, близняшками о «тяжелом разводе», тактично оберегая чувства Нины, обходили парня сторонкой. Нину это немного, ну самую малость, забавляло.

Уже смеркалось, когда во двор шумной толпой хлынули археологи. С собой они притащили ящик невесть откуда взятых апельсинов и уже замаринованное мясо. Появление большого количества мужчин вызвало ажиотаж среди студенток, полились шуточки и хихиканье, зазвенела гитара. В качестве стульев пошли: ведра, древняя тумбочка, сломанная раскладушка, бревно, валявшееся у огорода. Нина разрешила из кухни принести на двор и табуретки.

Уже знакомая рыженькая девица, которую звали Катей, сразу подбежала к Степке, набиваясь в помощницы. Но больного у мангала сменили другие парни, и он, накинув на плечи плед, сел на пенек, на котором утром рубил дрова. Нина переживала, что на дворе для Степки слишком сыро и в душе уже раскаивалась, что позволила у себя эту кутерьму.

– Привет, Нинель, – как старой знакомой кинул ей проходивший мимо худой парень, с похожей на редиску головой – узкий острый подбородок и пухлые розовые щеки.

– Привет, – растерянно ответила она незнакомцу, этого парня Нина точно ни разу не видела.

Студентки потребовали музыку и танцы. Степка включил в машине приемник, открыв боковое стекло, чтобы было лучше слышно.

Нина поняла, что вечеринка грозит вылиться в шумное действо, и заспешила к соседям, заранее попросить прощение за намечающееся беспокойство.

– Ну, что ты, Ниночка, – успокоила ее баб Рая, – веселитесь, не каждый же день, потерпим.

Что и говорить, с соседями Нине повезло.

Возвращаясь, прямо в створе калитки она столкнулась с Дмитрием, тот был угрюм и чем-то расстроен.

– Что-то случилось? – поинтересовалась Нина.

– Да так, – неопределенно пожал плечами бородач.

– Ну, так проходите, у нас вон, весело, – добродушно улыбнулась она ему.

– Знаете, Нина, тут такое дело, – замялся он. – У нас неприятный инцидент на раскопе произошел. Шутники драные завелись, я прямо и не знаю как этих сволочей назвать, – он нервно сжал руки в кулаки.

– Да что случилось? – совсем уж обеспокоенно уставилась на него Нина.

– Два шурфа ночью бетоном залили.

– Как это? Прямо ямы бетоном на раскопе зацементировали, да? А кто?

– Если б я знал – кто, шею б ему свернул, – Дмитрий сердито раздувал ноздри, и не подумаешь, что он такой воинственный. – Мы вчера, уж ближе к вечеру, заложили два шурфа, вплотную к квадрату, где черные копатели рылись, успели углубиться только на три штыка. Утром приходим работать, а в ямах бетон, даже на бровке[1] цементный гребень. Вот как?

– А вы ничего не слышали?

– Лагерь у речки, в стороне стоит. Это ж надо было бетономешалку найти, а цемента сколько, не один мешок. А песок? Упашешься. Вот кому это надо? У нас работа серьезная, а они прикалываются, – Димка просто не мог отойти от возмущения.

– Михалыч, – крикнули ему парни, – да иди ты дерни стакан, шашлычком закуси. Завтра ломы привезут и все разобьем, делов-то.

– Дожди затяжные обещали, я думал мы за сегодня управимся, – раздраженно посмотрел Димка на вечернее небо, на котором не было ни тучки. – Нина, вы же местная?

– Ну, почти, – растерялась хозяйка, не зная, как ответить на этот вопрос.

– Может знаете, кто здесь особо веселый из местной молодежи? 

– Здесь из молодежи постоянно живу только я, – улыбнулась Нина. – особым весельем не отличаюсь. Правда вот на праздники к некоторым бабушкам внуки приезжают, – она указала на резвящихся под музыкублизняшек. – Но я всех не знаю. А вы, Дмитрий, в полицию не заявляли?

– Сообщил, – буркнул он. – А бетономешалка у кого есть, не знаете?

– У Рыжова, это поселковый голова наш. У него рабочие в особняке все время что-то улучшают. Там бетономешалка точно есть. Вы про это полиции скажите, пусть туда сходят, может это из рабочих кто-то балуется?

– Обязательно, – мрачно произнес Димка, глядя куда-то в толпу ребят.

«Вот так история, – озадачилась Нина, – люди стараются, работают, спят в сырости в тоненьких палатках, апрель – это тебе не июль. Некоторые даже болеют, а тут шутники развлекаются, а на чужой труд им плевать». Захотелось как-то подбодрить Димку, чем-то отвлечь. «О, как раз можно спросить, куда деть этот проклятый дирхем, ну и пусть за одно посмотрит – настоящая монета или нет. Дима все-таки начальник экспедиции, наверняка, больше знает, чем Казачок».

Они пошли с Дмитрием от калитки к столу.

– А мне недавно подарили такую странную штуку… – начала Нина.

– Доктор, нам на процедуры вечерние не пора? – подлетел Степка, он требовательно схватил Нину за рукав плаща.

– Так еще часа два, наверное, – Нина посмотрела по привычке на запястье, где обычно у нее болтались часы, но сегодня она их не надела.

– Давай сейчас, а то потом забудем, – настырно потянул ее Степка к порогу.

Димка с пониманием улыбнулся. Пара зашла в дом.

– И что это было? – недовольно сдвинула Нина брови.

– Не надо ему рассказывать про дирхем, – зло прошипел Степка, – и никому не рассказывай.

– Почему? – не поняла Нина, невольно отшатываясь от него.

– По кочану, – невежливо отрезал казачок, – ты его происхождение толком объяснить не можешь, сначала автора подарочка опознай, потом и будешь хвастать.

– Не собиралась я хвастать, – обиделась Нина, – я Диму отвлечь хотела. Слышал, какая у вас беда на раскопе случилась?

– Слышал. Давай уже колоться.

– Тебе не интересно, кто это сделал?

– Я не пойму, почему это тебе интересно? – буркнул Степка, укладываясь на живот для процедур.

– Переживаю за людей.

«Какой он грубиян, все-таки».

Когда они вернулись на двор, оказалось к компании присоединилась «мимо проходящая». Дочь Рыжова пришла на «запах» веселья со словами: «Ой, можно к вам, а то у отца одни старперы?» Нина толком ее и не знала, да и видела только сидящей за стеклом шустрой спортивной машинки. Местные бабульки дочь «олигархи» Алину не любили, так как она не считала нужным со всеми здороваться, а, как известно, для местных, это, что красная тряпка для быка, и огромное клеймо позора. Поэтому слышала Нина про девушку все сплетни только в негативном ключе: вертихвостка, зазнайка, на чужих богатствах нос дерет, хахалей меняет как перчатки, к отцу приезжает, только чтобы денег стрельнуть, ну и прочее. Ничего особенного в Алине на первый взгляд не было – среднего роста, спортивного телосложения, с широкими плечами и узким тазом; облегающие черные лосины выгодно подчеркивали крепкие накачанные ноги. Что там про нее говорили – легкой атлетикой занимается? Черты лица как у отца крупноваты, но их сглаживала широкая белозубая улыбка, которую, зная свои сильные стороны, Алина все время демонстрировала.

– О, Алинчик! – обрадовались близняшки, как оказалось, с ней хорошо знакомые. – Проходи, у нас здесь так классно.

В отличие от бабушек, с молодежью Алина очень дружелюбно поздоровалась, подсела к столу, пробежала глазами охотницы по лицам присутствующих парней, задержалась на Димке, бегло пролетела мимо редискоголового и одуванчика-филфаковца, несколько мгновений рассматривала парня с прирсингом брови и уперлась в Степку. Тот с приколами рассказывал счастливой рыженькой, как героически терпит уколы и супер-горькие таблетки, которыми пичкает его суровая Нина.

Из машины полетел медляк, и Алина пароходом поплыла на Казачка.

– Пригласите даму размяться, – улыбнулась она, хитро прищуриваясь, – сто лет медляки не танцевала.

Степка кинул на нее такой же игривый взгляд. «О-о, в свою стихию попал», – не смогла сдержать разочарование Нина.

– Я бы с радостью, только болею, – он с бульканьем кашлянул в кулак. – Вдруг заразный, заражу очаровательную девушку.

«Меня, значит, можно заражать, про маску даже не заикнулся ни разу, а очаровательных девушек нельзя», – возмущению не было предела.

– Зараза к заразе не пристает, – фыркнула Алина, хватая его за руку и выводя в круг уже танцующих пар.

Степка держал девицу уверенно, привычно, они сразу о чем-то зашептались. Вечер для Нины был испорчен, на что она надеялась – непонятно, но… но. Тут она заметила пожухшую рыженькую Катю, и поняла, как это комично смотрится со стороны, улыбнулась и шепнула рядом стоящему одуванчику-филфаковцу:

– Девушка скучает, пойди пригласи.

Тот почесал нерешительно затылок, вздохнул и под подбадривающие кивки Нины пошел приглашать Катю. Та встрепенулась, тоже вздохнула, но все же пошла топтаться под плавные звуки неспешной мелодии. Нина, довольная, взяла апельсинчик.

– Можно вас пригласить? – рядом стоял парень с пирсингом.

– Можно, – Нина отложила апельсин.

Бритый, пирсингованный с татухой на шее парень был весь такой неформальный и дерзкий, от него приятно пахло лосьоном и мятной жвачкой. Простоватое курносое лицо компенсировала подбритая, проколотая кольцом бровь. «И не хуже Казачка», – положила ему руку на плечо Нина.

– Меня Прохором зовут, – представился парень.

– А меня Нинель.

– Вы француженка? – пошутил он.

– Еще утром не была, – Нина скользнула взглядом через его плечо и натолкнулась на внимательные глаза Казачка.

«Танцуешь со спортсменкой, так и танцуй», – разозлилась Нина.

– Тут такие слухи ходят, что вы со Степкой вроде как женаты были, – выдал Прохор.

– Ну, мало ли, кто на ком женат был, – усмехнулась Нина, забавляясь скоростью сплетни.

– Это да, – крепче приобнял ее парень.

Весь оставшийся вечер он не отходил от Нинель, травил ей несмешные анекдоты и даже почистил апельсин. А Степку атаковала Алина, из ее цепких рук он вырваться уже не мог или не хотел. Они неспешно беседовали, заняв скамейку в тени яблони.

Прозябая в глуши долгими зимними вечерами, как Нина мечтала вот о такой веселой бесшабашной вечеринке, и чтобы шашлыки, и песни под гитару, и танцы до визга, и медлячок под настроение. Как хотелось, чтобы какой-нибудь ухажер, пусть и немного нелепый, проявил симпатию, чтобы почувствовать себя снова женщиной, красивой и желанной. И вот все сбывалось. Но как говорится – бойтесь своих желаний. Казачок беседовал с другой, и ничего уже не хотелось. И наваливалась усталость, и в голове скользила навязчивая мысль: «Когда же это все закончится?»

Димка, наверное, считал ее мысли:

– Орлы, отчаливаем! Завтра в восемь на работу, – махнул он головой в сторону калитки.

– Завтра же еще выходной, – недовольно наморщила носик Юля.

– Это у вас, милая барышня, выходной, а у нас контракт. Уходим.

– А фейерверк! У нас же есть фейерверк, – вспомнила Оля.

– Здесь взрывать не дам, – встрепенулась Нина, – соседи уже спят.

– А пойдемте всех проводим и в поле взорвем, – не растерялась и предложила Оля.

Толпа засобиралась на выход.

– Пойдем фейерверк смотреть? – впервые подошел к Нине Степка.

– Я пойду, – обиженно вздернула она нос, – а ты в дом иди, и так рискуем.

– А потом ты «с полей» одна возвращаться будешь? Ну, уж нет, – он плотнее застегнул куртку.

– Я ее провожу, – с вызовом влез Прохор, пытаясь встать между Степкой и Ниной.

– Не надо мою жену провожать, – с угрозой в голосе рявкнул Казачок, – я как-нибудь и сам. Пошли, – он взял Нину под руку.

Прохор под таким напором ошарашенно отступил.

«Ничего себе!» Нина от возмущения и удивления не могла произнести вслух ни слова, а просто послушно пошла за калитку. Мимо проплыли злые глаза Алины. 

Глава X

– Казачок, ты лишнего дернул? – зашипела на него Нина, наконец опомнившись и вырывая руку. – Какая жена? Ты мне так всех кавалеров распугаешь.

– А мне показалось, что тебе Прошка надоел, и ты не знаешь как от него отвязаться, – снова настырно взял ее под руку Степка, – я помочь хотел.

– Я тебя не просила, – Нина попыталась опять выдернуть руку.

– Чего ты вырываешься? Я не кусаюсь, – возмутился Казачок. – Здесь темно, споткнешься, нос расквасишь.

– Алина вон ревнует, – кивнула Нина в сторону идущей сзади толпы.

Компания растянулась по дороге, разбившись небольшими группами и парочками.

– С чего ей ревновать? Я не ее парень, так, поболтали. Я про местные красоты расспросил, про папашку ее. Интересный тип в любовники к тебе набивается.

– Можно про это не говорить сейчас? – раздраженно бросила Нина.

– Можно, – легко согласился Казачок.

Дальше шли молча.

Звезды заволокло тучами, темнота сгустилась. Кто-то из компании регулярно спотыкался, ругаясь под общий смех, некоторые подсвечивали тропинку фонариками и телефонами, но все равно коварная сельская дорога оказывалась хитрее, подкидывая бредущим замысловатые неровности. Нина тоже пару раз пыталась спикировать вниз, но ловкая рука Степки вовремя ее подхватывала, спасая от незапланированного полета. Ветер усилился, налетая порывами, одно радовало, что он был южным и теплым. Нина с беспокойством трогала Степкин лоб и как заботливая мамаша без конца щупала, не расстегнул ли этот пижон куртку.

Выйдя в поле, установили коробку с петардами, разбежались в стороны, выбрав места для просмотра. Прохор поджег фитиль. В черное небо взмыли искрящиеся струи света, потом в вышине один за другим распустились огненные цветы – алый, изумрудный, янтарный. Красиво!

Ответом скромному молодежному салюту был оглушительный артобстрел и впечатляющие охапки огней над особняком «олигархи».

– Это папины друзья балуются, – с легким самодовольством сообщила Алина.

– А у нас душевней, – выдала Катя.

Компания одобрительно загудела.

И тут с неба стали срываться первые крупные капли. Дождь?!

– Ребятушки, погнали по домам, – скомандовал Дмитрий.

– Кому по домам, а кому в палатку, – вздохнул кто-то.

Капли стали сыпать чаще, настойчивее.

– Степа, уходим, тебе нельзя вымокнуть, – дернула Казачка за рукав Нина.

И, ни с кем не попрощавшись, они побежали назад к деревне. Остальные тоже рванули кто-куда. Вечеринка завершилась.

Нина с Казачком бодрым шагом спешили по придорожной траве, где меньше неровностей и выбоин. Бежать для Степки в его состоянии было нежелательно, но вымокнуть смертельно опасно. «То же мне медик, эгоистка, – нещадно ругала себя Нина, – дался мне этот салют, что я фейерверков не видела? На девятое мая с племянниками в городе посмотрела бы, так нет же».

– Степ, возьми мой плащ, на голову накинешь, – попыталась она развязать пояс.

– Мадмуазель, ну вы совсем меня за мужика не держите, – в шутку обиделся Казачок.

Дождь плавно перешел в ливень, когда пара рысцой доскакала до дома и оказалась на пороге веранды. Можно выдохнуть.

– В ящике моей тумбочки фен, бегом сушить голову, – приказала Нина, быстро стягивая вымокший плащ.

– Но я… – что-то хотел возразить Казачок.

– Больной, не спорьте, просто высушите голову, а я побежала чай заваривать.

Она влетела на кухню, поставила чайник на плиту, бросила к заварке горсть липы, чабреца, несколько ягод клюквы. За стеной старательно шумел фен. «Сейчас чайку попьем, спать ляжем. А завтра во дворе просохнет, порядок навести нужно». Степке Нина принесла кружку прямо в комнату.

– Пей здесь, в кровати, и укутывайся потеплее, может пронесет, – вздохнула хлопотунья.  

– Я апельсинами не увлекался, чтобы меня пронесло, – отшутился больной, – а вот некоторым любезно чистили, так там последствия непредсказуемы…

– Спокойной ночи, – обиделась на шутку Нина и пошла к себе.

Надо спать, второй час ночи, но переполнившие сегодня до краев однообразную жизнь впечатления не давали уснуть. Особенно беспокоил и раздражал Казачок, который беспардонно влез между ней и возможным кавалером, но сам никаких попыток сблизиться и проявить симпатию не предпринимал. И вот эти его жесты – за руку взял, поддержал – можно рассматривать и как нечто большее, и как простую внимательность к своему доктору. А все сводить на «ха-ха» уже просто бесило. «Скорей бы поправился», – как мантру читала Нина.

Не дождавшись сна, она накинула старенькую куртку, захватила плед и пошла на веранду. Дождь заливал стекла бойкими радостными потоками, в отдалении громыхнула гроза.

«Люблю грозу в начале мая…» – пришли знакомые с детства стихи. Нина распахнула входную дверь, вдохнула аромат сырой травы, расстелила на верхней ступени порога плед и уселась наслаждаться ночью и дождем.

Но просидеть в одиночестве получилось не больше минуты. С кружкой в руках и завернутый в одеяло рядом на плед плюхнулся Степка.

– Казачок, ну чего ты добиваешься, воспаления легких? – простонала фельдшер, порядком подустав от беспокойного больного.

– Я, видишь, экипировался и чай пью, выполняю все рекомендации.

Они оба замолчали, вглядываясь в ночь. У Гребенкиных на пороге горел фонарь, и Нина видела профиль Казачка и его полуприкрытые глаза. «Спит на ходу, чего приперся?»

– Нин, а почему все-таки вы с мужем расстались? – неожиданно спросил Степка.

– Зачем тебе? – холодно отозвалась Нина, вопросы про Пашку были для нее мучительно-болезненными.

– Дурное мужское любопытство. С трудом представляю, как от такой женщины можно уйти, – он открыл глаза и, повернув в сторону Нины голову, внимательно посмотрел на девушку.

О, тонкий яд лести, сердце Нины так и подпрыгнуло, а по спине пробежал приятный холодок волнения.

– Он полюбил другую, – тихо призналась она.

– Все-таки кобель, – хмыкнул Степка.

– Нет, не кобель, – немного резче чем нужно ответила Нина. – Он сначала пришел и признался мне, а потом только начал за той ухаживать.

– Ну да – ну да, я тоже в детстве сказки любил, – небрежно отставил в сторону кружку Степка.

– Но, это было именно так, – почему-то кинулась защищать мужа Нина. – Он сказал, что мужчина ценит только то, что завоевывает в борьбе, а я слишком легко ему досталась. Он вот так поманил пальчиком, – Нина несколько раз дернула скрюченным указательным пальцем, – и я за ним побежала, а это скучно.

– Ну, кому как, – вздохнул Степка.

– А за нее он бился, сражался как настоящий рыцарь на турнире, – Нина никогда никому этого не рассказывала, а тут вдруг захотелось выплеснуть все на незнакомого человека. – Знаешь, она вроде Алины, из очень обеспеченной семьи, да к тому же красавица. Вокруг нее прямо толпы парней крутились, а он их всех обскакал, сумел добиться ответных чувств. Это, знаешь ли, не так-то просто.

– Да не так уж и сложно, кто смел, тот и съел, – с иронией посмотрел на нее Степка, – слыхала про такую поговорку?

– Я гляжу, у тебя большой опыт, – фыркнула Нина, отодвигаясь.

– Нин, вот я тебе зуб даю. Посмотри, какой тебе из моих зубов нравится? – он улыбнулся, слегка оскаливая клыки.

– Вон тот, остренький, – подыграла она его шутке.

– Вот я тебе этот зуб даю, что твой бывший сейчас горькими слезами рыдает в подушку, тебя вспоминая.

– Не жалко, зуба-то? – усмехнулась Нина.

– Жалко, но я прав.

– У него все хорошо, говорят, кафедрой уже заведует, к защите докторской готовится.

– Я ж тебе не про кафедру, – Степка опять внимательно на нее посмотрел своим блестящим цепким взглядом.

Стало как-то неловко.

– А у тебя были серьезные увлечения? Ты влюблялся? – мстительно решила Нина поставить Казачка на свое место.

– Да кто ж не влюблялся в семнадцать лет? Две недели Яну любил, месяц Вику, два дня Полину.

– Я тебе все рассказала, а ты отшучиваешься, – надула губки Нина, – это нечестно.

– А я… западал на девушку лучшего друга, – выдал он.

– Да ну, – заинтересовалась Нина, поудобней разворачиваясь к рассказчику. – И?

– И… У них там все только начиналось, ну, знаешь, вздохи, многозначительные взгляды и больше ничего. Он почему-то медлил, решиться никак не мог. Когда девушка сильно нравится, это не всегда просто. Только рыцари-карьеристы могут других локтями расталкивать.

– Можно без наездов?

– Можно. В общем, она мне тоже очень понравилась, азарт начал брать: они еще не встречаются, он мямлит, что она вся такая, а он такой – не такой, а я решил, что я очень даже такой. Короче, кто первым встал, того и тапки, и все по-честному, не надо было тянуть.

– И ты не стал тянуть?

– И я не стал лезть, передумал. Такие у них чистые светлые чувства друг к другу были. Жалко их стало, – Степка посмотрел в темноту.

Нина вся сжалась от захлестывающей ревности к этой незнакомой чудо-девушке.

– Если у них настоящие чувства, ничего бы у тебя не получилось, даже если бы и решился, – запальчиво произнесла она.

– Возможно, а может и нет, – подмигнул он ей. – А еще, если бы она хоть пальчиком поманила, как ты там сейчас показывала, – он повторил Нинин жест, – я бы и на дружбу наплевал, но не позвала. Все к лучшему.

А у него тоже «все к лучшему» происходит, надо же.

– А как у них сейчас?

– Памперсы, коляска, – наигранно скривился Казачок, – какие-то там колики и вечерние купания.

– Счастливые, – выдохнула Нина.

Степка ничего не ответил, продолжая взглядом буравить дождь. Пауза чуть затянулась.

– Нин, ты знакома с Карасевым? – такого вопроса Нина ну никак не ожидала.

– А кто такой Карасев? – не поняла она.

– Щекастый такой, красномордый. Он с тобой поздоровался сегодня.

– Нет, я его не знаю.

– Нин, он поздоровался с тобой как со старой знакомой, зачем отпираться? – и опять на Нину смотрят карие очи, но теперь требовательно, с наездом, как тогда, у полки с дирхемом.

– Я его не знаю, – раздраженно бросила Нина, – и не знаю, почему он со мной поздоровался. Может он был среди ребят, которые приезжали в медпункт узнать, как ты, а теперь вспомнил меня и поздоровался.

– А кто еще тогда приезжал в медпункт? – продолжил давить взглядом и интонацией Степка.

– Рыжая твоя приезжала.

– С чего это она моя?

– Бегает за тобой, не видно, что ли?

– Ну-ну. А с Димкой ты до этого знакома не была?

– Нет.

– Но вы прямо с ним как старые знакомые сегодня разговаривали. Он у нас парень суровый, посторонних не особо жалует.

– Мы вычислили, что в одном лагере были в детстве, но я его не вспомнила, у него же бороды тогда не было.

– А он тебя помнит?

Чего это Казачок к ней прицепился? И вопросы его на ревность не похожи, как бы Нина не тешила себя надеждой, скорее это допрос какой-то.  

– И он меня не вспомнил.

– А беседовали как друзья, а может вы все же до этого встречались?

– Да не встречались мы до этого! – вспылила Нина. – Степ, ты вроде как меня допрашиваешь.

– Пока нет, просто интересуюсь.

– Что значит «пока»? – растерялась Нина.

– Надеюсь, что ты сама все расскажешь и допрашивать не придется, – их окутывала темнота, но Нина почувствовала, что перед ней холодное каменное лицо чужого человека.

Что вообще происходит?

– Степ, ты кто? – выдохнула она, вжимаясь в дверную раму.

– Я мент.

– Кто?!

– Опер, и ты это прекрасно знаешь, но играешь хорошо, удивление очень натуральное.

Глава XI. Обвинение

Нина замерла, оглушенная новостью. Все в голове мешалось, и только одна мысль безумно пульсировала: «Что происходит? Куда я опять вляпалась?» Теперь они со Степкой стояли на веранде друг напротив друга, скрестив руки на груди и испытывающе-недоверчиво переглядываясь.

– Почему я должна это была знать?

«Ой, совсем не об этом сейчас надо спрашивать!»

– Ты лазила по моей сумке, когда искала чистую одежду. Удостоверение лежало в боковом кармане, я слишком поздно про него вспомнил, тогда мне не до этого было.

– Я искала чистое белье – носки, трусы, майки, – презрительно выдала Нина, – зачем мне открывать для этого боковой карман? И неплохо бы показать это самое удостоверение.

Степка полез в карман трико и достал корочку, посветил мобильником. Нина нагнулась. С дежурно-строгим выражением лица, гладко выбритый на нее смотрел Казачок в форме полицейского.

– Кабаков Василий Алибабаевич, – нараспев прочитала Нина.

– Алексеевич, – исправил ее шутку Казачок.

– А паспорт, который у меня в сумке лежит?

– Не потеряй, мне его под роспись сдавать.

– А я еще не понимала, почему ты все время оглядываешься, когда я соседского кота зову, Вася, – злость так бурлила, что хотелось сделать ему что-то гадкое. – Что тебе от меня нужно?

– Верни ценности и назови сообщников, и все, – пожал плечами Казачок.

– Какие ценности? – обомлела Нина.

– Нин, не надо упираться, только хуже себе сделаешь, – более дружелюбным голосом произнес Казачок, – будешь сотрудничать, отделаешься легким испугом, я тебе обещаю.

– Да ты про что?! – повысила она голос. – Ценности? Ты про тот дирхем? Так я же объяснила, что мне его пода… подбросили. Из-за одной дурацкой монеты весь этот цирк?

– Двести пятьдесят монет клада, это только по предварительным данным, а еще медные и серебряные украшения: колты, браслеты, кольца. Может и еще что-то. Чего там у вас спрятано? Может уточнишь списочек?

– Степ… или как там тебя, какие клады? Какие колты? – Нина задыхалась от возмущения и подступающего страха.

– Нин, все улики указывают на тебя.

– Одна монета под полотенцем – это все улики? – фыркнула она.

– Я тебе не враг, – выдохнул Вася-Степа, протягивая к Нине руку, но она в панике отшатнулась, – я помочь хочу. Я сильно рискую сейчас, перед тобой раньше времени открываясь, но потом будет поздно, я не смогу тебя спасти. Ты хорошая, добрая…

– Спасибо, что заметил, – нахмурилась Нина.

– Да, хорошая, но попала в тяжелые жизненные обстоятельства и непорядочные люди этим воспользовались.

– Это уж точно, – зло сверкнула она глазами.

– Подельники твои орудовали на Тамани, так?

Нина молчала.

– Там их спугнули, они перебрались сюда. Кто-то из них случайно или не случайно встретился с тобой, и ты рассказала, что работаешь в деревухе, где на окраине есть нетронутое поселение. Они примчались, рылись здесь по осени, наткнулись на ювелирную мастерскую, но вскоре ударили морозы, пришлось свернуть раскоп. Димка сказал, что здесь у реки «перелаз» торговый был, броды. Городок богател на торговле, а подельники твои нашли ремесленный угол большой семьи ювелиров.

– Они не мои подельники, – перебила его Нина.

– Друзья, если тебе так удобней. Весной они вернулись и обнаружили клад из арабских монет и их славянских копий. Местные умельцы копировали дирхемы, и это был их основной заработок, ну а для черных копателей обалденная находка. Ты выступила в качестве сбытчицы и держала связь со скупщиками.

– С кем?!

– Скупщиками антиквариата. Но две недели назад мы одного из них поймали, и он указал на тебя.

– На меня? – Нина расширила глаза.

– Актриса ты обалденная, надо было в театральный идти.

– Как он мог на меня указать? – в голове не укладывались факты, которыми сыпал оперативник.

– Фигуристая девица, среднего роста, с темно-русыми волосами чуть ниже плеч, в очках и с ярким макияжем. Сказала, что доктор из Веселовки, передала скупщику десять монет и медный браслет, намекнула, что если тот найдет канал сбыта, то у нее еще двести пятьдесят монет найдется, – Казачок говорил быстро, словно Нина могла его перебить, но она молчала, переваривая услышанное. – Доктор здесь один, это ты. Уж извини.

– То есть, я маскируюсь под очками, – медленно начала Нина, когда он вопросительно уставился на нее, – намазываю в палец толщиной слой тонака, чтобы меня не узнали, а потом как идиотка сообщаю, что являюсь доктором из Веселовки. Где логика?

– По словам скупщика, ты все время оглядывалась, нервничала и заявила, что больше так рисковать не будешь, и, если ему надо, пусть лучше сам сначала позвонит, а потом приезжает в Веселовку и ищет доктора в медпункте.   

– Какая я продуманка, – иронично протянула Нина.

– Нин, все указывает на тебя, – Казачок говорил мягко, но настойчиво, – у тебя есть опыт раскопок, и ты имела возможность попасть в нужную тусовку копателей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– То же мне опыт – в детстве в археологическом лагере несколько смен была… сто лет назад. Да я кроме материка и точки ноль[1] уже ничего и не помню.

– А может и помнишь.

«Вот гад!»

– Может и помнишь, – настырно повторил Казачок, – к этому добавить показания скупщика, плюс – дирхем, найденный у тебя в доме, происхождение которого ты подтвердить не можешь, плюс – ты, возможно, знаешь некоторых парней с раскопа – вы по-приятельски здоровались и беседовали. А если к этому добавить тяжелые жизненные обстоятельства, в которые ты попала…

– Да какие у меня тяжелые обстоятельства? Что ты заладил? – возмущенно перебила Нина. – Работа есть, жилье есть, как сыр в масле катаюсь!    

– Твоя сестрица была замужем за недурным адвокатом, при деньгах, но подловила супруга на измене, разобиделась и, прихватив пацанов, «срулила» к родителям, на алименты из гордости не подает, работу нашла копеечную, а к образу жизни с детьми привыкли безбедному. Родители выдыхаются, чтобы компенсировать, так?

– Ты откуда все это знаешь?

Теперь Нине не казалось, что она испытывает какие-то нежные чувства к пациенту, наоборот, в это мгновение она уверилась, что ненавидит этого жестокого человека, который рылся не только в ее вещах, но и в ее семье.

– Справки навел… пришлось, – кашлянул в кулак Казачок, опуская глаза под ее возмущенным взглядом. – Отец инвалид, вторая группа. Жилплощадь всех разместить не позволяет, это уж ты мне сама рассказала. Чтобы самой не быть обузой родне, ты влезла в программу «Земский фельдшер», взяла деньги, купила полдома. Вот только назад продать его по той же цене уже не сможешь. Старые хозяева, наверное, рады-радешеньки, что втюхали тебе эту бесценную хату. А у тебя так не получится, покупателей здесь нет, для городских дач слишком далеко. Вот и вывод напрашивается – не вырваться, ловушка захлопнулась. Так?

Нина молчала.

– Женихов нет, разве что подержанные, вроде папаши Алины, подруги приезжают только по большим праздникам, грязь, удобства отсутствуют, развлечений тоже нет, в город на автобусе не наездишься. Спасла бы своя машина, да на зарплату сельского фельдшера разве скопишь? А тут такой простой заработок, и ничего же страшного – ни убийство, ни наркота, подумаешь – монетки. Верно?  

– Ничего не верно! – просто кипела Нина.

Взять и вот так обесценить ее жизнь, да кто ему право такое давал?! 

– Ничего не верно, мне здесь нравится, меня здесь уважают. Ты хоть знаешь, что такое уважение?! Да откуда тебе знать. Я тебя как родного в дом свой привела, лечила тебя, а ты по моим вещам рылся, компромат на меня собирал.

– Я работал, – вышел из равновесия и Васька, – поставь себя на мое место, просто поставь, как я должен был поступить?

– На обыск нужна санкция, я не такая темная, знаю. Ты действовал незаконно, – Нина отошла опять к двери, дождь прошел, наступила какая-то оглушительная тишина.

– Лучше я, чем официальный обыск, но можешь пожаловаться куда следует, я не против. Нин, я тебе очень благодарен и за лечение, и за приют, я тебе зла не желаю, я помочь хочу. Скажи, кто в лагере из черных копателей, а я знаю, что эти люди в экспедиции. Они не успели раскопать все, началась официальная разведка, в земле еще может что-то быть, а это большой соблазн и очень большие деньги. Но я всех вычислю, разобьюсь, но вычислю… Но тогда будет поздно, я спасти тебя не смогу, пойдешь соучастницей.

– Благородным хочешь показаться? Ты сейчас мне все выложил, потому что «момент истины» выбрал, как у Богомолова, читал, или ты только кино смотришь? Я подшофе, разомлела, ты мне про любовь свою несчастную напел, отвлек, а потом бац – я мент, колись. Вас этому учили?

– Богатая у тебя фантазия, как я погляжу, – обозлился Васька.

– До тебя далеко. Скажи, – Нина с какой-то безнадежностью обернулась к Казачку, – ты в воду холодную полез, чтобы заболеть и ко мне в пациенты попасть?

– Нет, это случайно вышло, своим в доску в новой компании хотел стать. Перестарался.

– Ничего, премию дадут, – процедила она. – А палец когда порезал?

– Здесь специально, – признался Казачок, – следы заметал.

– Пострадал на производстве, – хмыкнула она.

– Нин, не о том сейчас надо говорить.

В этом театре абсурда Нину больше всего угнетало не то, что кто-то искусно ее подставил, и не то, что Степка оказался вовсе и не Степкой; ее ранило, что он не верил ей, прожив с ней несколько дней бок о бок, не понял, какая она на самом деле. Ее искренняя доброта и желание помочь для него лишь коварная уловка – задобрить, отвести подозрения. В душу пробралась черная обида.

– Ну, вот что, Кабачок…

– Уже не Казачок? – усмехнулся Васька.

– Не дотягиваешь, – холодно отозвалась Нина. – У нас еще три дня уколов, их надо доделать. Съедешь завтра к соседям, я поговорю с Гребенкиными, чтобы тебя приняли, я буду приходить колоть. Потом можешь приезжать с официальным обыском. Это все. Я пошла спать, – она отвернулась от дышащей свежестью ночи.

– Так значит, – тоже ледяным тоном произнес Васька. – Не бойся, я тебя больше не напрягу, обойдусь и без уколов, не помру.

– Как хочешь. «Он что думает, я его уговаривать буду? Больно надо».

Васька первым ушел в комнату, Нина услышала шуршание, через несколько секунд он вышел с курткой под мышкой и начал обувать кроссовки.

– Ты куда это? – не хотела, но всполошилась Нина.

– В машину спать. Освобождаю тебя от своего присутствия.

– Хватит дурить, тебе нельзя, осложнение будет.

– Сам разберусь, – и он зашагал к автомобилю, щелкнул автоматический замок, хлопнула дверца.

Как назло, опять пошел дождь. Допустить, чтобы столько усилий по лечению пропали даром, Нина не могла. Она молча пошла вслед за Васькой, и встала перед машиной, чтобы очертания фигуры хорошо были видны в лобовое стекло.

– Иди в дом, – крикнул ей Васька, приоткрыв окно, но она упрямо стояла под струями дождя, прикусив губу и с упреком глядя на обидчика. – Да что ж ты творишь?! – он, тихо матерясь, выскочил из машины и, подхватив Нину под коленки, взвалил на плечо и понес в дом.

– Уколы надо доделать, – хрипло бросила она, когда Васька поставил ее в центре веранды.

– Хорошо, – обреченно выдохнул он.

Она убежала в свою комнату, напоследок громко хлопнув дверью.

Через полчаса прокралась в зал, проверить, не ушел ли гость. Тот спал на диване, не раздеваясь и свернувшись калачиком. «Так-то лучше. В смерти моего врага меня никто не упрекнет», – укрыла она его одеялом.

Глава XII. Паника и позитив

Проснулась Нина поздно, часы показали одиннадцать. Разодрав слипшиеся ресницы, соня посмотрела в окно – яркое солнце напирало на стекло, сообщая, что день обещает быть ясным. «Укол! Проспала!» – Нина побежала в комнату Степки-Васьки. Диван был сложен, а постельное белье оставлено в углу аккуратной стопкой. Гостя нигде не было. Со двора исчезла и машина. Что удивительно, не наблюдалось и следов вчерашней вечеринки: ни пластиковых тарелок и стаканчиков, ни смятых салфеток, ни бутылок и пластиковых баклажек. Оставшиеся апельсины были аккуратно сложены в эмалированный таз, а вычищенный мангал заботливо убран в сарай.

«Ушел». Расстроилась ли Нина? «А вот и нет. Туда ему и дорога». Но отчего-то хотелось рыдать в голос. Хозяйка задумчиво взяла апельсин и села чистить его на скамейку под яблоней.

«Взбодрись, Нинок, взбодрись! Ничего страшного пока не случилось. Никто не умер, и не заболел, солнце светит, птички поют. Давай порассуждаем, – пригласила она к диалогу саму себя, – ну, ошиблась, показалось, что есть какая-то симпатия, а он всего лишь «работал». Ну, и что? Ничего же между нами не было, вот если бы мы были женаты, или встречались, ну или хотя бы переспали, да просто, если бы я в любви ему призналась… вот тогда все было бы грусть-печаль, а так… Ну, не тот оказался, подумаешь, парней много, да и нужны ли они, эти парни? Права бабка Лушка – одни проблемы и слезы от них. Так что, в этой ситуации, сплошной плюс».

Нина, отломила сочную дольку и запихнула в рот, энергично прожевывая: «Мне витамины нужны, стресс пережить, а то весна, авитаминоз, и ситуация в мрачном свете видится, а все не так уж безнадежно…

Теперь по поводу обвинений. Что у него реально есть на меня? Один дядечка заявил, что это я ему продала находки. Но если устроят как в кино опознание, так вроде называется, – поставят несколько девушек и меня среди них, узнает ли тот дядечка меня? Сильно сомневаюсь. Хотя, если ему мою фотку показали заранее и дядька с ними в сговоре, то обязательно укажет на меня? Все равно ерунда, для суда это слишком хлипкие доказательства – мое слово против его. Ну, я так думаю. Теперь разберемся с дирхемом в моем шкафу… А не было никакого дирхема. Сейчас пойду заберу его и выброшу за селом куда-нибудь подальше, доказывай потом, Кабачок, что он был».

Нина вскочила на ноги, отложила остатки апельсина назад в тазик и побежала в дом на кухню, приподняла плинтус. Монеты не было, пропала, Степа-Вася забрал. Несколько секунд Нина тупо смотрела на пол, судорожно глотая воздух, но быстро взяла себя в руки: «Улики, изъятые без понятых и нужных процедур, в суде не являются доказательствами. Так что, Кабачок, зря ты это сделал, ничего не докажешь». 

Она вернулась на двор. После пропажи монеты опять накатило отупляющее беспокойство, его надо было побороть любой ценой. «Давай, Нинок, рассуждай дальше. Надо учесть все варианты развития событий. Эти «копатели» целенаправленно подставляли именно меня, но почему? Что я им могла плохого сделать? Я здесь старалась быть профессионально-вежливой, вроде бы со всеми бабушками подружилась, кому я могла перебежать дорогу? А из прошлой жизни? Пашка? Так он меня сам бросил, я ему имущество вернула, споров по разделу у нас не было. Больше я никого припомнить не могу. Может и были какие-то ссоры, но хоть убей, не вспомню».

Нина достала из тазика недоеденный апельсин и снова уселась на лавочку жевать, так ей лучше думалось, а когда думалось, то почти не переживалось и совсем не плакалось. «Хорошо, допустим, я им под руку попалась случайно, и дело не во мне, звезды так сошлись – сделать меня козлом отпущения, что из этого следует? Что если будет обыск, то у меня обязательно найдут еще пару монет, или какой-нибудь колт. Кстати, что такое колт?» Она достала из кармана мобильник и полезла в поисковик. «Колт – древнерусское женское украшение, полая металлическая подвеска, прикреплявшаяся к головному убору». Нина со вздохом отложила телефон.

«Показания скупщика, мои отпечатки пальцев на дирхеме, который забрал Кабачок, и горсть монет у меня где-нибудь в саду – слишком много улик. Все, мне уже не отвертеться… Можно попробовать поискать монеты самой, игра на опережение, но у меня нет металлоискателя, дирхемы могли зарыть вон там, на клумбе под бархатцами, или на грядке с укропом, запихнуть в щель забора, под крышу, между половицами, да куда угодно! Оперативники быстро обнаружат, «пропикав» датчиками двор, а я нет. И что тогда? Уголовная ответственность? Тюрьма? Но я же ничего не делала, разве так можно?!» Стало страшно и одиноко.

Глотая все-таки прорвавшиеся слезы, Нина доела апельсин. «Да что ж так кисло?! Все сегодня какое-то кислое. А не сварить ли мне кофе на углях? Устрою себе кофейню». Она с притворным воодушевлением залетела в сарай, вытащила обратно мангал, насыпала туда из бумажного пакета остатки угля, плеснула жидкостью для розжига. Пламя вмиг заплясало за железными бортами.  

Нина принесла турку, пачку с кофе, коробочку сахара, собранные с домашнего молока густые сливки и шампур с насаженными ломтями хлеба. «Завтрак на воздухе, а то на апельсинах долго не протянешь. Буду пить кофе и закусывать тостами». Нина набрала стаканчик холодной колодезной воды, засуетилась вокруг мангала, потом опять присела на любимую лавочку в ожидании, когда образуется зола, чтобы зарыть в нее турку.

«А сколько мне грозит? Надо посмотреть УКа. «Поиск и (или) изъятие археологических предметов… наказываются штрафом в размере до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до восемнадцати месяцев, либо исправительными работами на срок до одного года, либо лишением свободы на срок до двух лет» Ну вот, всего-то пятьсот тысяч, можно кредит взять не на машину, а на выплату штрафа. Нинок, все неплохо, прорвемся». И тут Нина провела глазами по кодексу дальше: «Те же деяния, совершенные… группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, наказываются штрафом в размере до одного миллиона рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до пяти лет, либо лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до пяти лет, либо принудительными работами на срок до пяти лет, либо лишением свободы на срок до шести лет».

«Организованной группы! А ведь это именно то, о чем говорил вчера Кабачок – группа черных копателей, а я в ней сбытчик. Миллион! Где я его возьму, с моей зарплатой мне и кредит такой не дадут? Шесть лет! Отец не переживет!» Паника захлестывала как атлантический ураган, безжалостный и беспощадный. «А еще эта программа земская. Ведь если я не отработаю пять лет, мне и эти деньги надо будет возвращать. А на дом, правильно сказал Кабачок, покупателей я уже не найду! Меня посадят, а потом я всю жизнь буду работать в нищете, отдавая государству долги. Ой, мамочки!»

– Здравствуйте Ниночка, – в калитке, поблескивая лысиной, стоял Рыжов. – Что же вы меня обманули, говорили домой поедете, а сами, – он широкими шагами как хозяин пошел по двору.

– Девочкам негде было вечеринку устроить, пришлось остаться, – на ходу сочинила Нина, чтобы отвязался.

«Что ему надо? Только его сейчас для полного счастья не хватает?»

– Я гляжу, вы одиночный пикник организовали, – Рыжов выдвинул убранную Васькой от дождя под стол табуретку и вальяжно уселся на нее с подветренной стороны мангала.

«Зачем он усаживается здесь? Как же мне надоела эта всеобщая беспардонность, или это только я не умею на место прилипал ставить?» – Нина начинала медленно закипать.

– Я завтракаю, а потом мне бежать надо… – не стала она уточнять – куда.

– Кофе? Не угостите, – по-кошачьи растянул улыбку Рыжов, еще чуть-чуть и замурлычет.

– Извините, Иван Павлович…

– Можно просто – Иван.

– Извините, Иван… Павлович, но у меня кофе только на одну чашку остался, а я еще не завтракала. Вы что-то хотели, кто-то заболел? – перевела Нина разговор в профессиональную плоскость.

– Да нет, все здоровы. Я так, про Алину мою хотел расспросить, – неопределенно махнул он рукой.

– А что я могу рассказать про вашу Алину? – удивилась Нина.

– Она вашим бывшим мужем восхищается, Ниночка, – подался вперед Рыжов, – все уши прожужжала, какой он душка.

– Ну-ну, – усмехнулась Нина.

– Дочь у меня одна, кровинушка, и это слово «бывший», честно скажу, меня очень напрягает. Вот я и хотел с вами по-дружески побеседовать, что там за муж. Бывшей же жене видней.

Добрехались! Что теперь говорить? Признаться, что Кабачок не муж, но тогда Рыжов распознает в Нине даму легкого поведения и его настырные ухаживания могут перерасти в откровенное домогательство. Нина решила врать до конца:

– Зря волнуетесь, он вполне приличный человек и старательный сотрудник, трудоголик, можно сказать, – начала она нахваливать Кабачка, – а еще готовит вкусно и посуду за собой моет.

– И чего ж вы, Ниночка, с таким идеальным расстались? – прищурился Рыжов.

«Да, отчего я могла расстаться с таким идеальным мужчиной?»

– Он немного… командирист, ну и критиковал, как я готовлю, и в деревню переезжать со мной не хотел… короче, мы разные люди и друг другу не подходим, – выдохнула она.

– Сопляк он еще, не понимает, что королев на руках надо носить, – скользнул по Нине говорящим взглядом гость.

«А ведь это твой шанс на спасение, – прошептал Нине искушающий внутренний голос. – Захомутай его, и он решит все твои проблемы. Для него миллион – это вообще не деньги. Старый? Так тебе его не варить. Противный? Привыкнешь».

– Давайте начистоту, Иван Павлович, а то, что мы все намеками? – Нина поставила турку в золу и повернулась к Рыжову.

– Давайте, Ниночка, давно пора.

– Я своего мужа, хоть и бывшего, люблю и отдавать его вашей дочери не намерена, и заводить с вами каких-либо отношений, если вы сейчас на это намекали, тоже. Если вы совсем не это имели ввиду, простите, – она скрестила руки на груди, сурово глядя на гостя.

– Я не это имел ввиду, – отчего-то сильно стушевался Рыжов, суетливо вставая с табуретки. – Всего хорошего, Нина Александровна.

– До свидания, – холодно улыбнулась она.

Шанс на спасение уплыл вместе с рычащим монстром главы поселения. Что теперь? «Надо подумать. Руки опускать рано. Меня еще никто не сажает, чего раньше времени помирать. Завтракать пора». Словно услышав ее призыв зашипела турка, требуя немедленно снять ее с раскаленной золы. По саду полетел головокружительный кофейный аромат. Нина вдохнула и улыбнулась. «Я со всем справлюсь, все будет хорошо».

Ответом ей было недовольное ворчание:

– Пожар не устрой, гурманка.

Облокотившись о забор, со стороны участка Гребенкиных стоял Васька.

Глава XIII. Расследование

– А я думала, ты из Веселовки отчалил.

– Сама же к соседям жить вчера отправила, – как ни в чем не бывало подмигнул ей Васька, словно и не было ни ночного разговора, ни ссоры, ни его психа, с попыткой уехать в ночь.

– И как, приняли? – кинула Нина на него беглый взгляд, переливая кофе из турки в чашку и всем своим видом показывая, что поинтересовалась из праздного любопытства.

– Приняли как родного, – бодро-кисло улыбнулся Васька, похоже и ему сегодня кисловато.

– Я кофейку выпью, приду укол делать, а то утренний сеанс проспали, – Нина решила идти по пути небрежного равнодушия.

– Я завтра на раскоп уйду, – предупредил пациент.

– На зло маме отморожу уши, – иронично посмотрела на него Нина, – ну-ну.

– Я недолго, потом вернусь. Никуда из села не уезжай.

– Я под надзором? – с вызовом посмотрела на него Нина.

– Под приглядом. Я тебя просто прошу, пока никуда не уезжать.

– Мне в райцентре во вторник лекарства надо получить, – предупредила она.

– Всегда по вторникам получаешь? – насторожилсяВаська.

«О, ищейка след взяла».

– В начале каждого месяца.

– По срокам совпадает, – себе под нос проворчал он.

– Ну, совпадает и совпадает, – безразлично пожала плечами Нина. – Кабачок, ты иди, хоть сегодня отлежись в теплой постели.

– Я тебя во вторник сам отвезу.

– Под конвоем поеду, – Нина демонстративно намазала тост густыми домашними сливками и откусила кусочек.

– На кофе не приглашаешь? – хмыкнул Васька.

– Небось баб Рая и без меня уж закормила разносолами.

Нина думала, что не сможет больше вот так, спокойно, разговаривать с ним, но нет, все получалось, и вроде как непринужденно, без напряга.

– Ладно, жадина. Жду на процедуры, – и Васька исчез за забором.

К огорчению Нины, настроение стало улучшаться. О причинах этих улучшения сейчас ей думать не хотелось.

«Лучше б ты действительно уехал, – вздохнула она, – полиция мне не верит и значит будет разрабатывать только эту версию. А что, подозреваемая под боком, улики налицо, ничего больше искать не надо, дело закрыто, премии в кармане, звездочки на погонах. А если попробовать самой, ну ничего же не теряю? Если скупщик не является их сообщником, и к нему действительно приезжала женщина из Веселовки, косившая под меня?

Кто подпадает под мои параметры? Алина Рыжова, тоже худая, тоже примерно среднего роста; парик, макияж, и мать родная не узнает. А еще близняшки – учатся на филфаке, это рядом с истфаком, могли пересекаться с парнями историками, закрутить роман, выболтать про поселение. Люся Петрова, бухгалтер поселкового совета и по слухам любовница Рыжова, худенькая, моложаво выглядит и рост мой. И, в отличие от вышеперечисленных, у нее есть мотив – ревность… А еще дачница Лада Валерьевна, правда ей далеко за сорок, но у нее фигура девичья, опять же при хорошем гриме в возрасте уже легко заблудиться. Про ее жизнь вообще ничего не известно, кроме того, что она сдает в Москве квартиру и на эти деньги релаксирует в деревне. Кто она на самом деле? Может искусствовед или историк.

Думаем дальше, логически думаем, не спеша. Чтобы подкинуть мне дирхем, нужно иметь доступ к ключу от медпункта. Алина и Люська вполне могли его добыть. Алина могла зайти в правление под предлогом, что разыскивает папу, а Люська там подрабатывает на полставки. А что с остальными? Близняшки за мной несколько раз в медпункт заходили, да и дома бывали, легко могли сделать слепок и с моего ключа. С Ладой Валерьевной посложней, она приходила ко мне всего один раз, обострился хронический отит. Могла сделать слепок? Сложно сказать, возможно. Я бумаги заполняла, а еще вызов на мобильник был, связь плохая и я выбегала во двор. Как-то круг подозреваемых не сужается. Детектив из меня никакой.

А начну-ка я… с сыновей Лизы Лисицыной, они «на вольном выпасе», везде бродят, нос свой суют. Мальчишки могли видеть, как кто-то рылся на месте поселения, и описать этих людей. Могут появиться какие-то зацепки. Сделаю укол и пойду к Лизе за молоком».


Баба Рая громко охала и ахала, и советовала не дурить, а немедленно мириться.

– Ну, пригласил ее там хахаль какой танцевать, – выговаривала она Кабачку, – так она ж просто, из вежливости согласилась. Нина у нас не такая. Чего ж разбегаться?

«Вот, значит, какая у нас версия, я вертихвосткой оказалась, а он жертва, ну-ну». Нина наградила Ваську таким красноречиво-укоризненным взглядом, что тот немного покраснел. «Кабачок медленно превращается в помидор», – злорадно обрадовалась Нина. Очень хотелось оттоптаться по его фантазии, припомнив при Гребенкиных, что и он в пляс со студенточками пускался, но Нина сдержалась, зачем переигрывать. Они и так до того вжились в роль, что границы лжи невольно стали стираться, а вымысел лезть в реальность. 

Выполнив положенные процедуры, Нина простилась со стариками Гребенкиными, и пошла к выходу, Васька выбежал за ней.

– Нин, давай помиримся, – вдруг предложил он.

«Вот это уж совсем лишнее. Зачем? Чтобы легче меня было дожать?»

– Я сотрудничать со следствием не намерена, можешь передать туда, – она показала пальцем куда-то вверх.

– Туда, это на МКС? – иронично поднял глаза на пушистое облако Васька. – Я думаю, им не нужно.

Нина не ответила и быстрым шагом почти побежала к калитке, но Кабачок оказался проворней, перегородив ей дорогу у самого выхода.

– Нина, не переживай, я все выясню, я сумею тебя защитить.

– Степ… Вась, я сама себя защищу, а ты работай, – она бочком обошла его и закрыла за собой калитку.

Вот так бы взять и закрыть эту нелепую историю, да не получится, разве можно забыть крепкие руки, которые как пушинку несут тебя под дождем?


Высыпав в кулек оставшиеся апельсины и прихватив литровую банку под молоко, Нина отправилась к Лизавете. Вчерашний дождь оббил вишневый цвет, дорога была устлана белыми лепестками, на смену вишням и сливам роль солистов весенней увертюры брали на себя яблони, они распускали первые бутоны, разнося по округе тонкий фруктовый аромат. Нина пила воздух жадными глотками. Зачем заглядывать так далеко в будущее, вот он, краткий миг, наслаждайся: маем, свежестью, мягким солнышком, запахами садов и тем, что кое-кто не уехал и даже предложил помириться, корыстно, конечно, преследуя свою выгоду, но тем не менее. Много ли надо для растревоженной души?

К огорчению Нины, Лиза была дома одна.

– А где мальчишки, я им гостинец принесла? – обвела она большой двор Лисицыных.

– Прибегут, к обеду всегда являются, – Лиза копалась на огороде.

В отличие от праздной дачницы Нины, Елизавета со старухой матерью содержали двадцать соток пахотной земли, кур, козу с козлятами, корову и двух поросят. Мужики в ее жизнь приходили и уходили, оставляя на память по ребеночку, а кормить многочисленное семейство требовалось.

Лиза отмыла в бочке большие натруженные руки, вытерла широким полотенцем и, забрав у Нины банку, пошла в погреб за молоком.

– Вот, сегодняшнее, – протянула она гостье.

– Как рука у Савелия? Вы чего не приходите на осмотр?

– Да зажило как на собаке? Ну, чего там, помирились? – подмигнула Лиза.

– Нет, к Гребенкиным съехал, – вздохнула Нина.

– Ну и наплюй, значит не судьба, найдешь еще, – как могла, подбодрила Лиза. – Салют видела вчера, толстопузы наши кутили.

– Видела, – невесело улыбнулась Нина, – а мальчики видели? – она понимала, что отвлекает Лизу от работы, но очень хотелось поговорить с ее сыновьями, поэтому тянула время. – Им, наверное, интересно было.

– Меньшой спал, а старшие смотрели, и я на двор с ними выбегала. С двух сторон бахали. Вот некуда людям деньги девать, за минуту мою зарплату в небо запустили.

– Ну, если есть, чего ж не пошвырять, – вздохнула Нина, – сытый голодного не разумеет.

– Во-во, – Лиза украдкой бросила взгляд на грядку, и гостья поняла, что пора прощаться.

Выйдя за ворота Лисицыных, на углу улицы Нина все же увидела мальчиков, они с гомоном тащили что-то белое и круглое, попеременно вырывая это нечто друг у друга из рук. Нина поравнялась с ребятней.

– Привет.

– Здравствуйте, тетя Нина, – хором отозвались братья.

– А что это у вас такое интересное?

– Вот, ­– старший одиннадцатилетний Артем протянул руки вперед и на Нину посмотрела печальная мордочка.

– Да это же щенок! – ахнула Нина.

Пухлый белый комочек с печальными глазами два раза пискнул.

– Есть хочет, – сделал вывод Саввушка.

– А где вы его взяли? – Нина пальчиком погладила щеночка между ушей.

– За фермой нашли.

Самый подходящий момент для начала расспросов.

– А скажите, мальчики, – как бы между прочим начала Нина, – вы на месте раскопок, ну, где сейчас археологи роют, были?

– А как же, – гордо выпятил грудь Артем, – мне даже копать дяди разрешили. Я целый черепок нашел.

– А до того, как здесь раскопки начались, вы там… на месте раскопок раньше людей с лопатами не видели? – Нина замерла, переводя взгляд с одного чумазого лица на другое.

– Видели, – шмыгнул носом восьмилетний Коля.

– А когда видели? – сердце участилось от подступившего волнения. – Когда это было?

– В апреле, после каникул, – уточнил Артем.

– И кто там копал?

– Так вы же, теть Нин.

– Я?! – Нина обомлела, перед глазами запорхали черные мушки. «Что происходит? Может я с ума схожу?»

– Ну да, вы там с лопатой ходили.

– Вот прямо я, и вы со мной говорили? – Нина в конец разволновалась от масштаба надвигающейся на нее катастрофы.

– Нет, мы вам крикнули, а вы в лес пошли. Мы вас догнать не смогли.

– Это не я была, с чего вы взяли, что это я?

Старшие мальчишки с подозрением исподлобья посмотрели на «странную тетеньку».

– Ваш плащ был, – выдал Коля, указывая на розовый плащик Нины, – и волосы такие же.

– Но лица вы не видели?

– Не помню.

– Я тоже не помню, – поддакнул Артем.

– Странно, – пробормотала Нина и, не попрощавшись с мальчишками, побрела по улице.

– Тетя Нина! – закричал Саввушка ей в спину. – Возьмите щеночка, а то нам мамка не разрешит его оставить.

Детские руки всунули Нине пушистый комок, она мимодумно кивнула. Улица расплывалась, все казалось каким-то мутным и нечетким. «Я рылась на раскопе! Меня видели, и может не только мальчики. Я пропала, я пропала!»

Глава XIV. Звонок

Только поставив банку на землю и одной рукой отворив калитку, Нина осознала, что теперь она обладательница собаки. Вернее «собака» – это пока громко сказано, на левой руке, пригревшись, спал упитанный щеночек, кругленький как мячик или клубок, белый с черненькими обвислыми ушками и короткими скрюченными лапками.

– Сходила на разведку, трофей принесла, – Нина вошла в дом и бережно положила щенка на кровать.

Тот сразу проснулся, тревожно оглядываясь и скуля.

– Ну, и что мне с тобой делать? Меня скоро посадят, а я хозяйством обзавожусь, – хозяйка взяла нервничающего щенка на руки, тот расслабился и напрудил Нине на джинсы. – Вот все вы, мужики, такие, вас пригреешь, а вы… Будешь у меня… Как же тебя назвать? Будешь у меня Колобком.

Она переоделась и отнесла щенка на кухню, из табуреток и старого покрывала сделала загончик, поместив туда Колобка, чтобы не мешал готовить еду. Но щенок как узник мрачного замка быстро нашел щель и высунув в нее нос, жалобно заскулил, взывая к состраданию.

– Ой, на совесть ты давить умеешь, это я уже поняла. Что делать-то с тобой?

В детстве у Нины дома жили только рыбки в аквариуме, она понятия не имела, как ухаживают за щенками – чем их кормят, как выгуливают, когда вакцинируют и прочее, прочее, прочее. Щенок был уже не слепым и довольно крупным, а значит кроме молока ему не повредило бы и мясо. Нина открыла тушенку из запасов Кабачка, положила в мисочку, залила молоком и поставила деликатес в загончик. Щенок радостно подбежал к еде и зачавкал, разбрызгивая молоко на пол.

– Надо бы тебя, поросенка, на веранду. Там тепло и навык ходить по нужде куда нужно, а ни куда попало, можно не так болезненно отрабатывать.


Сидя на раскладушке в залитой солнцем веранде, Нина меланхолично гладила сытого Колобка, рассуждая, что же это было: «Мальчишки видели меня и уверены в этом – я бродила по древнему поселению с лопатой. Но в той стороне села я была всего один раз, когда по осени приезжала мама, и мы ходили гулять к лесу, и все. Кто же тогда это мог быть? Кажется, я топчусь по кругу. Надо придумать повод и сходить для начала к этой дачнице, как ее там, Ладе Валерьевне, посмотреть невзначай, нет ли у нее плаща как у меня и паричка. А у Люси дочь скоро в школу пойдет, можно зайти, напомнить, каких врачей на комиссии надо пройти. С Алиной и близняшками сложнее. К Рыжовым мне не прорваться, да и не особо хочется (совсем не хочется), Оля с Юлей вещи могли с собой увезти… А может и не стоит по домам ходить, та, что выдает меня за себя, далеко не дура, чтобы улики на видном месте бросать. Вот если бы Кабачок мне поверил, тогда с его помощью… но он не верит и убеждать его у меня нет никакого желания». 

Телефон завибрировал тревожными волнами. Неизвестный номер. Наверное, кто-то из пациентов.

– Алло, – приняла Нина вызов.

– Здравствуй, Нинель, – произнес немного севший мужской голос, – это Павел.

– Павел Андреевич, вы? – бодренько отозвалась фельдшер. – Что случилось? Опять желудок беспокоит?

– Нин, ну ты совсем там заработалась, – недовольно выдали в ухо, – или это юмор у тебя такой, тонкий?

Нина непонимающе посмотрела на мобильник, переваривая информацию:

– Паша, это ты? – осторожно выдохнула она.

– Быстро ты забыла мой голос, – и опять оттуда легкое раздражение.

– Что-то случилось? – Нина отложила спящего щенка и начала ходить по веранде с телефоном у уха. – С мамой?

– Почему сразу случилось, я что жене не могу позвонить… бывшей? – язык немного заплетался.

«Напился», – сделала вывод Нина.

– Паш, зачем ты звонишь?

Она давно стерла его номер из памяти – и электронной, и своей. Столько времени утекло, странно.

– Узнать, как ты живешь, – пробормотал он. – Совесть мучает.

– Можешь дать ей отбой, у меня все нормально. Ты иди поспи, дневной сон для здоровья полезен. Испанцы всегда в жару спят. Пока, – она отключила телефон, но абонент набрал снова.

– Нин, ты так обижена, что и поговорить со мной не хочешь? Раз в год позвонил, а ты…

– Раз в четыре года, – уточнила Нина.

– Тем более. Как ты живешь? Говорят, подалась в какую-то глушь.

– Врут, – Нина не хотела вдаваться в подробности, – сам как?

– В шоколаде.

– Поздравляю, – хотелось быстрее закончить этот абсурдный разговор.

– Нин, ты ненавидишь меня?

До появления в медпункте пациента с горящими карими глазами Нина не задумываясь ответила бы: «Да». Да, она ненавидела Пашку, ненавидела и в душе презирала, хотя вслух посторонним всегда старалась объяснить его мотивы, придав им некий отблеск благородства. Зачем она это делала, Нина и сама не знала. Наверное, руководствовалась принципом – про покойника либо хорошо, либо никак, а в ее жизни бывший муж умер. Но теперь все смотрелось как-то по-другому и даже немного комично. Ненависть умерла вместе с любовью.

– Нет, Паш, с чего мне тебя ненавидеть? Ошибки молодости, у всех есть.

– Я, значит, для тебя – ошибка молодости? Такая мелкая ошибочка, малюсенькая, крохотулечка, – он раздражался все больше, хорошо, что находился далеко, а не где-то поблизости.

– Паш, что у тебя случилось? – голосом врача поинтересовалась Нина.

– Нина, как у тебя дела?

– Я влюбилась, – выдохнула она, и сама испугалась сказанной фразы, словно та материализовалась в нечто осязаемое. 

– И он, конечно, идеальный, – хмыкнули в трубке, – и лучше меня с сто раз.

– Нет, такой же засранец, только посуду за собой моет.  

– Зачем ты меня отпустила? Ты даже не попыталась за меня бороться? Развернулась и ушла, любящая женщина так не поступает.

– А как надо было? – устало спросила Нина. – Пощечин тебе надавать на прощание.

– Хотя бы.

– Как родители? – попыталась она увести разговор от бессмысленной темы.

– Мама так меня убеждала, так настаивала… – в трубке замолчали.

– Здоровья ей, – небрежно бросила Нина.

– Она тогда говорила, что ты лучшее, что я получил от жизни, счастливый билет, – выдал Пашка, – что я совершаю дикую ошибку, уходя от тебя, что буду жалеть, но будет поздно…

Нина удивленно приподняла бровь, она была убеждена, что свекровь ее недолюбливала.

– А я ее тогда так обидел, сказал, что она печется не обо мне, а о своей счастливой старости. Вот она как раз дала мне пощечину, она меня, дурака, любит, а ты нет.

– Может быть, – теперь Нина и сама не знала, что у них было с Пашкой, – Паша, мне пора. Счастья тебе.

– Она изводит меня своей ревностью, постоянным недовольством, детскими капризами, просто со свету сживает. Знаешь, вечно оттопыренная нижняя губка – так вначале мило казалось, а теперь просто выворачивает.

«Кажется теперь он не о маме, а о жене».

– А эти ее родственнички, при должностях, – взорвался Пашка, – все время норовят напомнить мне мое место. Как там в «Простоквашино»: «Мы его на помойке нашли, отчистили, отмыли, а он нам «фигвамы» рисует», и мордой меня в... куда я заслужил. Ты должна была спасти меня, а ты меня бросила, отдала им. Нина, как же так? Ты предала меня, моя женщина меня предала, – он с пьяным упорством накручивал себя все больше и больше, нужно было что-то сказать ему, как-то привести в чувства.

– Не обращай на них внимание, люди любят самоутверждаться за счет других, а ты просто не обращай внимание. Ты талантливый ученый и заслужил свое место, ты бы и без них пробился, не так быстро, но смог бы. Чем они перетрудились, замолвив словечко за молодого перспективного специалиста? Да только выгоду получили – вот какие мы молодцы, какие кадры подбираем. Наплюй на них. А с женой помирись, ревнует, значит, любит, любит по-настоящему… не так, как я. Берегите свои чувства, все остальное мелочи, слышишь?

– Нин, ты злая и мстительная. Зачем ты со мной так? Мне же больно, – почти застонал он.

– Я искренне, – сказала она полуправду, Нина и сама не знала – жалеет или иронизирует.

Продолжать разговор было мучительно и глупо. «Мы в ответе только за тех, кого приручили, – она опустилась на раскладушку и погладила щенка, – я ему ничего не должна».

– За все платить надо. Прощай, Паша. Не звони мне больше.

Видно, все зубы у Кабачка останутся целыми, и тот острый клык тоже.

Вот так ждешь расплаты, взываешь к справедливости, придумываешь, каково оно будет, когда тебя наконец оценят, затоскуют, пожалеют об утрате, готовишься злорадно потереть ручонки, а наступает этот долгожданный миг, и ничего уже не хочется. И звонка этого со вкусом горечи тоже не надо. Пашку Нине было искренне жаль, не ушел бы он тогда от нее к другой, все равно был бы несчастен – фантазировал, как бы взлетел вдали от нее, чего мог бы достигнуть, и тихо ненавидел дочь слесаря. Есть категория людей, которая вечно недовольна жизнью – обстоятельствами, окружающими людьми, возможностями. Пашка из таких, он мучается сам и прессует других.

«Надо убрать его номер в спам».

– Поспал? – улыбнулась она щенку. – Пошли бегать, а то ты уж больно какой-то округлый, не спортивный, а тебе надо расти, крепнуть, ты теперь у меня главный защитник. Да?

Колобок одобрительно чихнул.

Они побегали по бетонной дорожке, поиграли в прятки за кустом сирени, повалялись на пледе в тени цветущего сада.

– Быстро ты мне замену нашла, – высунулся из-за забора Васька, с напускным недовольством разглядывая пухлого соперника. – Эх, братан, вызвал бы я тебя на дуэль, да мелковат ты.

Кабачок был весел и на вид расслаблен, но теперь Нина знала, что доверять этой демонстративной безалаберности не стоит.

Она несколько секунд раздумывала, а потом выдала:

– Меня в начале апреля видели на городище… мальчишки видели, братья Лисицыны, – а чего молчать, все равно узнает, дети не умеют хранить тайны, даже если об этом слезно попросить.

Васька скосил голову вправо и прищурил левый глаз:

– А поподробней?

– Я блуждала по поселению с лопатой в розовом плаще, а когда увидела мальчишек, рванула в лес.

– Быстро рванула? – усмехнулся Васька.

– Только пятки сверкали.

– А что же вы, Нинель Александровна, на раскопки в нарядном плаще пошли, у вас же куртка спортивная есть?

– Черную куртку я привезла неделю назад, в огороде возиться, – выложила Нина, хотя это могло бы стать ее хлипким алиби.

Ну, что он скажет? Как-то должен же прореагировать на признание «матерой аферистки».

– Во сколько тебя во вторник везти за лекарствами? – буднично спросил он.

И все?! А лично поговорить с пацанами, а осмотреть лес, а прикинуть, кто мог вместо Нины там копаться? Лентяй.

– К одиннадцати, – обиженно буркнула она и, подхватив щенка на руки, зашагала к дому.

– Как зверюгу назвала? – полетело ей в спину.

– Колобок. 

– Бедняга. Не расстраивайся, дружище, я буду звать тебя Рексом.

– Свою заведи и называй как хочешь, – Нина вошла в дом и в знак протеста громко хлопнула дверью.

Глава XV. Бабник?

Кабачок подъехал к самой калитке Нины ровно в десять, пижонски посигналил, предварительно опустив ветровое стекло. Пассажирка демонстративно обошла распахнутую для нее переднюю дверь и уселась на заднее сиденье.

– Ну-ну, – холодно бросил Васька.

Поехали молча.

При выезде из Веселовки на обочине Нина заметила голосующую женщину и присмотревшись, узнала ту самую Ладу Валерьевну, к которой совсем недавно так рвалась попасть в гости.

– Давай подвезем, – попросила Нина, жалостливо посмотрев в зеркало заднего вида.

– Давай подвезем, – недовольно поджал губы Васька, но крутнул руль к обочине.

– Вы в райцентр? – заглянула женщина в кабину. – Подбросите?

– Садитесь.

Лада села на переднее сиденье рядом с водителем. Машина плавно тронулась. Ростом попутчица была на полголовы выше Нины, лицо излишне вытянутое, узкое, но ухоженное, тщательный макияж казался легким и едва заметным, так накраситься могла только женщина, не лишенная вкуса. Волосы играли на солнце насыщенно-черным цветом, но пробор выдавал тонкую полоску седины. Одета Лада была небрежно, по дачному, и в то же время с модным налетом – водолазка, джинсы и обвивающая плечи приглушенных пастельных оттенков шаль. В селе женщина держалась замкнуто и нелюдимо, что рождало поток догадок и питало фантазию местных сплетниц. Вот и в машине попутчица напряженно молчала, отстраненно разглядывая проплывающий мимо пейзаж.

– Как вам в наших местах? – начал поддерживать разговор Васька.

– Ничего, – сухо кивнула Лада, Нина почувствовала, что она не хочет беседовать.

А вот Кабачок либо этого не заметил, либо нагловато проигнорировал:

– Вы, говорят, из столицы?

– Да.

«А этот откуда уже знает? Баба Рая про всех доложила?»

– Из самой столицы да в нашу глушь? Разбитое сердце или за экологией приехали?

Нина аж поперхнулась от его беспардонности.

– Экология – это наука, за ней проще в Академию наук сходить, – отбрила его Лада, и Нина злорадно улыбнулась.

Васька заметил ее ухмылку в зеркало заднего вида, но не обиделся, а наоборот подмигнул.

– А чем здесь занимаетесь? Любопытство просто раздирает – на что живете?

– Степа! – не выдержала и одернула его Нина.

«А вот как его на людях называть? Степа или Вася? Кабачок он и есть Кабачок».

– Ну, я же так, из житейского любопытства, – небрежно повел он плечами. – Я вот как белка в колесе кручусь, жизни не вижу, а тут человек с природой сливается и горя не знает. Говорят, пейзажи пишете, неужели покупают? – новый укол в сторону попутчицы.

– Покупают, – ледяным тоном ответила Лада.

– Здорово, так вы к нам за вдохновением приехали? Впечатлений, так сказать, набраться? – Васька прессовал и прессовал несчастную даму, а краснела Нина.

– У меня ослабленный иммунитет, мне посоветовали сельский воздух, ­– с легким психом кинула Лада.

– У нас замечательный воздух, и вода кристальная, – вступилась Нина, разбавляя допрос светской беседой. – Степа, ты заметил, какая здесь хорошая вода, и вкусная? Пьешь и не напиться. 

– А родственники не беспокоятся, что вы так далеко забрались? Не переживают? – пропустил он мимо ушей реплику Нины.

– Мы созваниваемся.   

Васька еще долго выведывал сюжеты пейзажей, да где у художницы любимые места для вдохновения, как она находит живописность реки и леса. Здесь Лада немного оттаяла и охотно рассказала о лесном овраге и ручье за сосновым бором, и набросках старой времянки Ковалевых под соломенной крышей. Беседа стала более непринужденной, но все равно, когда на обочине показался указатель райцентра, Лада Валерьевна заметно выдохнула. «Интроверт и социопат», – сделала про нее вывод Нина.

– Сколько я вам должна? – полезла художница в кошелек.

– Ну, что вы, не надо, такая приятная беседа, – расщедрился Васька. – Вас назад подвезти?

– Нет, – уж слишком поспешно произнесла она, что Нину позабавило.

– Вась, чего ты к ней пристал, – возмутилась Нина, когда Лада скрылась из виду. – Ты же видел, что она отвечать не хотела.

– Нин, ты когда работаешь, своих старичков лечишь, я тебе умные советы разве даю?

«Мамочки мои, так это он работал? А еще над художницей стебался. Хам». Нина обиженно замолчала.


Пробегав с бумажками, молодой фельдшер наконец попала на аптечный склад, где провизор Вероника выдала ей все необходимое, одновременно успев рассказать последние около-медицинские и районные новости. После замкнутой Лады Валерьевны Вероника оглушала речевым потоком. Нина улыбалась и поддерживала разговор с трудом вставляемыми фразами: «Ну, надо же!», «Никогда бы не подумала», «Да ты что?»

– Опять коробки на себе потащишь? – посочувствовала ей Вероника, когда с удовольствием высказалась.

– Да нет, машина в Веселовку идет, я «на хвост села», – призналась Нина.

– Это хорошо, – улыбнулась Вероника, выглянув в окно. – О, а это не Кабаков?

Нина замерла. «Она его знает?»

Васька стоял, прислонившись к капоту своей машины, и разглядывал носы кроссовок.

– Да, точно он, – продолжила Вероника глазеть через стекло, невольно поправляя прическу. – И чего здесь забыл? Подлечиться в больничку приехал?

По последней язвительной реплике Нина поняла, что Вероника раньше общалась с Кабачком довольно тесно.

– Ты его знаешь? – пытаясь придать голосу равнодушие, спросила Нина.

– Да так, – сделала неопределенны жест Вероника, сразу из жизнерадостной болтушки превращаясь в настороженную «агентессу на задании», – а он не тебя ждет? – хитрые лисьи глазки уставились на Нину.

– Меня, – покраснела та.

– А у вас с ним…

– Нет! – постаралась сразу оборвать все предположения Нина. – Василий Алексеевич… «Да лучше так, официально»… Василий Алексеевич к моим соседям едет, увидел, согласился подвезти… Я с его родственниками рядом живу. «Ну, как-то так».

– Смотри, – с легкой насмешкой обвела взглядом Вероника смущенную собеседницу, – этот не женится.

Нине надоела позиция обороняющейся, и она решила тряхнуть провизора в ответ:

– Да чего там смотреть, мне такие парнишки не по зубам, а у вас что-то было, да?

Теперь пышнобедрая яркая блондинка Вероника слегка зарумянилась:

– Встречались пару месяцев... У него то работа, то рыбалка, надоело. Да и вообще, он бабник, долго ни с одной не проходил. Цену себе не сложит.

«А он ее сильно обидел, – догадалась Нина. – Ох, и Кабачок! Прямо не овощ, а фрукт какой-то».


Нина выскочила с двумя коробками на крыльцо, Васька тут же подлетел, забирая ношу.

– Они легкие, – с сожалением протянула Нина, понимая, что за ними наблюдает Вероника.

– Снежная королева, оттаивай уже, сколько можно снегом засыпать, – возмутился Васька, – я еще не долечился, мне холодное противопоказано.

Нина мельком посмотрела на окна аптечного склада, пару секунд поколебалась и милостиво села на переднее сиденье, но не для того, чтобы «оттаивать», а с одной лишь целью – подергать расспросами водителя.

– Тебе Вероника привет передала, – ехидно улыбнулась она, когда машина набрала скорость, вырываясь на полевую дорогу.

– Какая Вероника? – не понял Васька.

– Ты много Вероник знал? – фыркнула Нина.

– Нет, только одну, давненько уже, – неопределенно размазал ответ Кабачок. – Что, гадостей про меня наговорила? – он бросил на Нину быстрый взгляд и снова сосредоточился на пустынной дороге.

– Просто спросила – не Кабаков ли там стоит, – соврала Нина. – А вы встречались? – задала она ему тот же вопрос, что и Веронике.

– Дурак был.

«Вот и как это понимать?»

– А почему расстались?

– Поумнел.

– Не совсем, раз в ледяной речке в апреле купался, – не удержалась и поддела Нина.

– На пути к просветлению, но иногда срываюсь.

Нина помолчала, а потом выпалила на одном дыхании:

– Она сказала, что ты бабник.

Что он ответит на такую реплику в лоб? Будет оправдываться или подтвердит, а может переведет в шутку?

Васька стал серьезным, как на фото с удостоверения, и за всю оставшуюся дорогу не произнес ни слова. Нина обиделась на его пренебрежение и отвернулась к стеклу, последнее время она только и делала, что обижалась на несносного пациента… обижалась, но до конца разозлиться так и не получалось. «Тряпка!» – ругала себя в сердцах.


– Спасибо, – сухо сказала она, когда Васька остановился у медпункта и помог ей занести коробки.

– Я Рексу харчишек купил, на пороге веранды оставлю, – буркнул Васька, не глядя в глаза.

– Спасибо, – кивнула Нина, не было сил протестовать ни против подарка, ни против навязываемой клички питомца.

– И кто ж тебе этого «хомячка» подарил? – с легкой иронией произнес Васька.

– Мальчики.

– С раскопа мальчики? – прищурился Кабачок.

– Просто мальчики, – огрызнулась Нина.

– Где ж ты его держать-то будешь? – как на неразумное дитя посмотрел Кабаков.

– Дома, где же еще? – раздраженно пожала она плечами.

– А знаешь, что этот «колобок» – помесь с московской сторожевой, размером с теленка может вырасти?

– Д-да? – растерялась Нина.

– За вами, фельдшер, приглядывать нужно, а то вы прямо магнит для разных жуликоватых мальчиков… и дур крашенных.

Хотелось выкрикнуть, что он не прав, да разве против правды попрешь. 

Глава XVI. Моя семья и другой

– Опять не приедешь? Ну, как же так?! – Нина физически ощутила огорчение матери. – Нинок, что-то случилось?

Обмануть любящего человека очень сложно. Нина собрала остатки артистизма и самозабвенно погрузилась в ложь:

– Понимаешь, тут пациент нестабильный, может приступ произойти, а скорая долго будет ехать…

– Нина, пациенты никогда не кончатся, так нельзя, мы тебя три недели не видели.

По законам психологии надо предложить равноценную альтернативу, Нина на секунду задумалась:

– А приезжайте лучше вы ко мне… мост отремонтировали, после дождя все просохло, – и сама обрадовалась, что рядом опять замелькают родные лица.

– Но дети салют хотели посмотреть, так долго ждали… – нерешительно начала мать.

– А мне щенка подарили. Я сейчас фотку скину, такой милага. Колобком зовут.

Щенок решил вопрос мгновенно, племянники пришли в восторг, семейство засобиралось в дорогу. Нина ждала гостей в субботу к обеду. Вымыла полы в комнатах и крыльцо, пропылесосила половички, даже подкрасила калитку. Два часа провозилась на кухне, пытаясь испечь булочки, выкинула горелых уродцев в мусорное ведро, снова замесила тесто, сверяясь с видео мастер-класса. Новый вариант оказался уже вполне сносным, хозяйка удовлетворенно выдохнула.

Уколы Ваське она закончила колоть еще во вторник вечером и с тех пор его не видела, вернее видела проплывающую за забором чернявую макушку – утром на раскоп, вечером с раскопа. Через бабу Раю передала Кабачку, чтобы не спал в палатке и не сидел у реки. На этом она посчитала свой долг перед пациентом выполненным, и ни с какими другими советами и просьбами не приставала.  

Баба Рая охала и настойчиво предлагала помириться пока не поздно, потому как дочь «олигархи» уже пару раз как бы случайно наталкивалась на Ваську в поле, и бдительные односельчане видели, как они вдвоем возвращались домой. «Пока не под ручку, на расстоянии, – качала головой соседка, – но долго ли, уж такая прилипала. А ты тут все дуешься, пригласила бы его починить чего, он рукастый, антенну нам настроил, явился бы, а там само бы пошло». Но Нина, задетая равнодушием и подозрениями Кабачка, подлизываться к нему не собиралась. «Пусть за богатенькой поухлестывает, зачем ему нищая аферистка «под колпаком у полиции». Когда же мои приедут?» Хотелось отвлечься.


– Вау!!!  Какой классный! – младший племянник Семка поднял щенка на руки. – Тяжеленький.

– Кушает за двоих, – улыбнулась Нина, наслаждаясь суетой шумного двора.

Отец загонял на лужайку машину, мама выставляла из деревянного ящика банки и подарки, Рита нюхала все цветущее от сирени до первых одуванчиков у забора, по-детски закрывая от наслаждения глаза. Ну, а мальчишки конечно же атаковали Колобка, который от напора бесцеремонных гостей сначала стушевался и позорно забился под крыльцо, но потом осмелел и охотно принял угощения и ласки, в знак дружелюбия виляя тощим хвостом.

А потом Нина кормила всех булками и пловом, который сильно уступал Васькиному шедевру, но родители и сестра, не имея эталона для сравнения, все равно щедро нахваливали прекрасную хозяйку. К вечеру решили затеять сосиски на костре и печеную картошку. Матушка расспрашивала Нину обо всем – что ее «ребенок» кушает, не замерзает ли, как справляется с пациентами, чем занимается вечерами. Нина говорила и говорила, весело, с огоньком, расписывая прелести деревенского житья-бытья. Родители довольно кивали. И только бдительная Рита бросала на сестру испытывающие взгляды, но пока помалкивала, подыгрывая в домашнем спектакле.

Ближе к вечеру все разбрелись кто куда. Матушка прилегла отдохнуть, Рита тоже завалилась с книжкой на раскладушке под яблонями. Отец полез в капот машины, реанимировать старушку, пережившую стресс дальней дороги. Нина пристроилась с племянниками в тенечке резаться в подкидного – они вдвоем с Семкой против ушлого Мишки, который легко их «делал» в одиночестве, навешивая погоны то брату, то тетушке.

И тут Нина, внезапно посмотрев через Мишино плечо, заметила, что рядом с отцом у калитки стоит Васька и что-то быстро говорит с серьезным выражением лица. Сердце подпрыгнуло и тут же замерло в немеющем страхе: «Неужели он все сейчас расскажет папе?! Да как он может?! Кто ему разрешал?!» Со словами:

– Ребят, поиграйте сами, я сейчас, – Нина сорвалась с места, метнувшись на другой конец широкого двора.

Она летела к калитке почти бегом, задыхаясь и спотыкаясь на ровном месте, сжимая и разжимая вмиг затекшие пальцы. Лица отца Нина не видела, он стоял спиной. Васька же продолжал объяснения, помогая себе жестикуляцией. Он сделал пальцами круг, очень похожий на монету. «Сволочь!»

– Что здесь происходит?! –  на ходу крикнула Нина, еще даже не поравнявшись с мужчинами.

– Да вот, с Василием беседуем, – добродушно улыбнулся отец, поворачиваясь к ней.

«Вроде не расстроен, в хорошем настроении, может этот еще не успел все выложить?» 

– О чем ты с ним можешь беседовать? – раздувая ноздри от возмущения, Нина прожгла опера взглядом.

– О рыбалке. Вася, говорит здесь на щуку можно сходить, только блесну нужную подобрать, – отец вытер руки засаленной тряпкой и закрыл капот.

– Я и удочки могу найти, давно хочу сходить, а компании подходящей нет, – вжился в роль простачка Васька, наивно хлопая ресницами, – предлагаю дядь Саше завтра по утречку сбегать.


«Уже «дядь Саша»? Гляди ж ты? Вот, как он так быстро со всеми сходится? Прощупать семью мою хочет, на предмет соучастия. Опять эти штучки издалека». От пережитого волнения у Нины подкашивались ноги, а Кабачка хотелось если и не придушить, то стукнуть удочкой вместо хворостины по мягкому месту там, где еще следы от уколов не прошли.

– Кабаков, какая тебе рыбалка после бронхита? – скрестила она руки на груди.

– Я оденусь хорошо, – на удивление мягко попытался возразить Васька.

– Ему врач говорит – нельзя, а он потеплее оденется. У тебя кроме ветровки даже вещей теплых нет.

– Нин, ты знаешь, какие у него вещи с собой? – наиграно-удивленно спросил отец, лукаво прищуривая глаза.

– Пришлось узнать, это самый твердолобый мой пациент, – процедила Нина. – Пап, тебя там мама чего-то звала.

– А рыбалка? – попытался протестовать Васька.

– И никакой рыбалки, браконьеры, нерест идет, ждите лета. Полиции ли этого не знать?

Мужики пожали друг другу руки, и отец зашагал к дому. Фельдшер и бывший пациент остались стоять друг напротив друга.

– Не смей приближаться к моей семье! – прошипела Нина, как только за отцом закрылась дверь веранды. – Они ничего не знают.

– А ты знаешь? – попытался поймать ее на слове Васька и невольно сдернул клапан со шлюза ее негодования.

– Не смей приближаться к моей семье! – почти заорала Нина. – Отцу нельзя волноваться, он болен! Понял, ты?! Болен! Если с ним что-нибудь случится, я тебя прибью. Слышишь?! Я не шучу. Хочешь под шумок на рыбалке обыскать машину? Сейчас обыскивай, я тебе разрешаю. Смотри! Может там контрабанда. Папа машину не закрыл, завтра перед их отъездом тоже можешь прийти, полазить. Хочешь, ночью приходи, я тебе фонарик дам, сможешь шины разрезать, а то вдруг там бриллианты! Будешь прессовать мою семью, я на тебя жалобу накатаю.

– Коллективную? – с ехидцей выкатил нижнюю губу Васька, казалось, угрозы Нины его только забавляют.

Что же сказать, чтобы стереть ухмылку с его смазливого лица? Нина чувствовала беспомощность, она проигрывала, ее эмоциональное негодование разбивалось вдребезги об его каменное спокойствие.

– А я… а я твоему начальству скажу, что ты ко мне приставал, шантажировал монетой и склонял к интиму. «Оборотень в погонах» и все такое. Тебе там мало не покажется. Пойдешь охранником в супермаркет, сумки у бабушек трясти. Понял?

– Понял, – рыкнул Васька, теряя насмешливое выражение лица.

«Наконец-то задело!» – обрадовалась Нина, понимая, что перешла черту, за которой возврат к дружбе уже невозможен. Но заставившая зашевелиться волосы недавняя паника толкала сжигать мосты, и Нина с мазохистским упорством это сейчас делала; и хотелось то ли разрыдаться в голос с завыванием, то ли кинуться на обидчика с кулаками, нервы сдавали.

Васька внезапно рывком дернул Нину к себе, крепко прижал одной рукой, другой зарылся в ее волосах, оглаживая затылок, требовательные мужские губы коснулись женских губ быстро и неожиданно. Поцелуй получился просто на разрыв, отчаянный и нагловатый, нескромно говорящий обо всех скрытых желаниях. Пашка так не умел, чтобы до головокружения, до дрожи в коленках, до пробуждения первобытных инстинктов – горько-сладкий вкус злости и страсти. И тянуло самой прижаться крепче и ответить на все порывы, глотнуть из чаши наслаждения, не оглядываясь, позабыв обо всем. С огромным трудом Нина заставила себя упереться в крепкую грудь, отстраняясь.

Он отпустил ее так же внезапно, как начал целовать, сразу отступая на шаг. Секунду раскрасневшиеся они смотрели друг на друга.

– Кабачок, ты что делаешь? – возмутилась Нина, округляя глаза.

– Это что бы были основания для жалобы, – процедил он и, не давая больше заглянуть себе в лицо, развернулся и торопливо вышел в калитку.

Нина с горящими губами постояла немного у машины, чтобы успокоиться. Мысли хаотично скакали в голове. «Ну, и что это было? Он понял, что мне нравится, и поразвлечься решил. Вот я орел какой, как могу баб завлекать. Колись, сдавай дружков, влюбленная дурочка. Не на ту напал, я тебе не девочка пятнадцати лет, а опытная женщина в разводе». Нина почувствовала, что успокаивается. «А целуется он – просто чума. Ну, по крайней мере, будет что вспомнить в тюрьме», – хмыкнула она и уже в более бодром настроении зашагала к дому. 

Глава XVII. Меланхолическая

Толстые сардельки с важным шипением вертелись над мангалом, теряя в золу аппетитный сок и показывая проголодавшемуся семейству потрескавшиеся золотистые бока. Колобок, чувствуя дразнящий мясной запах, путался под ногами, смешно шмыгая носом и поскуливая. На столе под сливами уже ждали своего часа ломтики хлеба и порезанные колечками помидоры.

– Ах, тепличные совсем не то, – вздохнула мама, – ни запаха от них, ни вкуса, трава-травой, надо было не помидоры, а огурцы брать.

– На воздухе все за милую душу сметут, – отмахнулся отец, – никого еще за стол приглашать не будем? – подмигнул он Нине.

– Семьей посидим, ой, у меня там еще укропчик на грядке есть, я принесу, – она излишне поспешно сорвалась с места.

Укроп был еще совсем маленьким и хиленьким, ему бы еще пару неделек подрасти, но раз уж пообещала надергать, надо рвать. И Нина варварски нащипала лохматых верхушек.

– Вот, сейчас покрошу помельче, и можно картошечку присыпать, – показала она маме свою добычу.

– Нина, да пусть бы пока рос, – пожалела растение мама.

– Там еще много, – отмахнулась дочь, – зато аромат так аромат, – она протянула матери пряную травку.

– Это да, с магазинным не сравнить.

Отец начал снимать шампуры с сардельками с мангала, облизывающиеся дачники довольно потерли руки, в предвкушении.

– А Нина с каким-то мужиком целовалась, – ни с того ни с сего в темнеющее небо громко бросил Семка.

– С каким мужиком? – матушка застыла с вилкой в руке.

– Ничего такого, – возмутилась Нина, – тебе показалось, – дернула она племянника за край куртки.

– Да, ему показалось, – проявил солидарность с тетушкой Мишка.

– Ничего не показалось, они… – договорить Семка не успел, потому что брат надвинул ему козырек кепки на лицо до самого подбородка.

– Поня-а-атно, что тут за нестабильные пациенты, – протянула мать, – и кто такой?

Нина хотела возразить, что никого и нет, а это все так, просто, ну или еще что-то, но тут в разговор вступил отец:

– Нормальный такой хлопчик, уже знакомиться приходил. В полиции работает.

– Ой, Ниночка, – вздохнула мать, – то маменькин сынок, теперь вот мент, где ты их выкапываешь на свою голову?

Нина опять хотела вставить, что никого не выкапывает и вообще с недавних пор на раскопки у нее стойкая аллергия, но сегодня она как-то везде не успевала, даже вставить реплику.

– Да ладно тебе ворчать, нормальный паренек, вежливый, рыбалку любит – вступился отец, – не ты ли, мать, плакала, что она лучшие годы в одиночестве губит?

– Еще и рыбак? – мать совсем уж недовольно сдвинула брови.

– А пойдемте салют смотреть, – напролом влезла в дискуссию Нина.

– Салют, салют!!! – обрадовался Семка.

– Какие тут салюты? – наконец отвлеклась матушка.

– Помещик местный, по слухам, палить будет. Лучше с поля смотреть, отсюда плохо видно будет. Мы на первое мая за село ходили.

– Мы – это ты и кавалер? – поинтересовалась мама.

– Я и Юля с Олей, внучки соседей, ну я тебе про них рассказывала.

Сытно поужинав, семья засобиралась «в поля».

За околицей Рита чуть притормозила Нину за рукав, показывая, мол, пусть вперед идут, а мы чуть поодаль, ей тоже хотелось выпытать подробности романа младшенькой.

– Ну, и как там у вас с этим рыбачком, серьезно? – шепнула она Нине на ухо.

– Все очень серьезно, – вздохнула Нина, ей вдруг очень захотелось хоть кому-то рассказать о своем отчаянном положении.

– Да ну? – хихикнула сестра, не уловив интонацию.

– Все очень серьезно, меня, наверное, посадят, – выпалила Нина, опасливо глядя в спину матери.

– Куда посадят? – не поняла сестра.

– В тюрьму, куда у нас ещесажают.

– Нин, ты что такое говоришь? – Рита до боли сжала ей руку. – Эй, салютчики! – окликнула она детей и родителей. – У меня у ботинка подошва отлетела, вы идите, а мы сейчас с Ниной сбегаем переобуться и вернемся.

– А куда идти? – спросил отец, вглядываясь в развилку у незнакомой лесополосы.

– Прямо по тропинке, там вышка сотовой связи, рядом с ней хорошо будет смотреть, – показала рукой Нина.

И они с Ритой, развернувшись, быстро пошли в сторону улицы.

– Васька просто за мной приглядывает, чтобы я не сбежала, – выдала Нина сестре, – я, вроде как, под надзором… почти.

– Нина, что случилось? – Рита опять стиснула ее руку. – У тебя пациент умер? Неправильный диагноз? Не вовремя отправила в больницу?

– Да ты что?! Слава Богу, все живы, – сама испугалась версий сестры Нина. – Это вообще с медициной не связано. Я черный копатель… оказывается.

– Кто?

Нина видела, что Ритке физически плохо, и надо как-то успокоить сестру, пока та не хлопнулась в обморок.

– Да ты не бойся, за это много не дают, не успеете оглянуться, как я выйду.

– Да ты оптимистка, – мрачно произнесла сестра, с большим трудом беря себя в руки, – живо выкладывай, куда вляпалась!

Нина сбивчиво начала рассказывать: про появление на пороге медпункта казачка, который на деле оказался Кабачком, про дирхем, про Васькино признание и обвинения, и что мальчишки опознали в ней копательницу в розовом плаще.

– Ясно, полиция ищет крайнего, чтобы дело в архив сдать, – сделала свой вывод Рита, – этот мент тебе монету и подсунул, думают – бедная, значит и заступиться некому, – сестра зло сжала кулаки.

– Нет, это не Вася! – слишком горячо вступилась за Кабачка Нина. – Он мне помочь хочет.

– Нина, ну нельзя же в твои годы такой наивной быть! Ну, тут же все очевидно, как дважды два. Раскрыть дело надо? Надо. Как эту скупщицу найти? А никак, проще дожать докторшу. Подкинул тебе монету, пацанов подговорил, а скорее всего их мамашу, чтобы показания нужные дали, и все, преступление раскрыто. Что ж делать-то? – Рита резко остановилась, плотнее застегивая куртку.

– Нет, это не он, – упрямо повторила Нина. – Ты не права. Он хороший, он ради меня операцию чуть не сорвал, ведь если бы я и вправду оказалась преступницей и свою банду предупредила, то вся оперативная работа рухнула бы, его выгнали бы из полиции, а может даже посадили…

– Ну, пока могут посадить тебя, – прервала ее Рита.

– Он старается, но все против меня, понимаешь?

«Кабачок, ты же стараешься, ты же сам говорил, чтобы я не боялась, что ты защитишь меня?»

– Я понимаю только то, что тебе срочно нужен хороший адвокат, – сухо ответила Рита, зашарив в кармане. – И не вздумай влюбиться в этого прощелыгу, не давай ему петлю у себя на шее затянуть, хватит нам и Пашули.

– Кому ты собралась звонить? – опасливо посмотрела Нина на вспыхнувший в руках у сестры экран.

– Отцу своих детей, – вздохнула Рита, отворачиваясь.

Маргарита была аристократкой по жизни – утонченная, манерная, сдержанная до чопорности, немного зацикленная на своих эмоциональных состояниях и оттого временами истерично-меланхоличная, а временами жесткая, даже стальная. И главное, она не напяливала образ, она так жила, воспринимая мир через призму утонченного эстетского максимализма. Бывает же такое, видно аист сильно сбился с курса, когда принес младенца не к вилле на берегу океана, а на рабочую окраину в малогабаритную квартирку. Сейчас Нина оценила всю жертвенность сестры. Ведь, чтобы упивавшейся своей обидой и нежно ее холившей Рите перешагнуть через гордость и снизойти до звонка Костику, нужно действительно сильно любить и жалеть маленькую глупенькую сестренку.

Ответили не сразу, мобильник успел выдать пару уверенных протяжных гудков, потом что-то заскрежетало.

– Алло, Ритуля!!! Что случилось?! – заорал в трубку взволнованный мужской голос. – Что-то с мальчиками? Что с пацанами?!

– С мальчиками все в порядке, – с надрывным спокойствием произнесла Рита, – Нинель могут посадить.

На том конце замолчали, видно переваривали.

– Врачебная ошибка? – наконец выдал Костик ту же версию.

– Нет, незаконные раскопки и торговля национальным достоянием, так, кажется, это называется, – Рита вздохнула.

– Можно подробности, – деловым тоном произнес Константин.

Рита медленно, немного нараспев начала пересказывать только что услышанную историю, но акценты расставив не на болезни Кабачка, а на дирхеме и скупщике.

– Нам нужен хороший адвокат, – подытожила она, – посоветуй кого-нибудь, ты же всех знаешь.

На том конце молчали.

– Если дело в деньгах, не вопрос, мы найдем, чем оплатить услуги, – с нажимом на «услуги» сказала Рита.

– Я кредит возьму, – через плечо сестры кинула в черноту мобильника Нина.

– Я подумаю, – прилетело из темноты, и абонент отключился.

– И все? – разочаровано посмотрела Рита на молчащий аппарат. – Гаденыш зажравшийся, – выплюнула она, убирая ненужный уже телефон. – Ниночка, не переживай, – на утонченном лице вспыхнула вымученная улыбка, – обойдемся и без него, я обзвоню старых знакомых, наведу справки, мы найдем тебе хорошего адвоката, он камня на камне от этих сомнительных доказательств не оставит. Все будет хорошо.

– Конечно все будет хорошо, – тоже улыбнулась Нина, – а и посадят, ничего страшного, это ж ненадолго.  

– Вот так не надо говорить, – приложила Рита палец к губам сестры. – Пойдем салют смотреть.


Назад семейство вернулось уже в глубокой темноте, Семка под впечатлениями всю дорогу рассуждал, что если когда-нибудь разбогатеет и станет миллиардером, то будет каждый день устраивать салюты, а еще купит Колобку золотой ошейник, а Нине коробку глазированных сырков, любимого лакомства тетушки. «Расти быстрее, твоей растяпе тетке не только сырки, но и юридическая помощь не помешает», – хотелось пошутить Нине, но она предусмотрительно промолчала.

Дома начали размещаться ко сну. Решено было мальчишек уложить в спальне на Нининой кровати, родители лягут в зале на диване, а для сестер отец в веранде насосом накачает надувной матрац. Под теплым одеялом дачницы не должны были замерзнуть прохладной майской ночью.

Никому отчего-то не хотелось спать.

– А давайте еще чайку попьем, – предложила Нина.

В тесноте да не в обиде семейство разместилось на крохотной кухоньке, ароматной струей в чашки полился мятный чай… И тут скрипнула входная дверь, чьи-то тяжелые уверенные шаги раздались в коридоре. «Вася? – пронеслось предположение, – а кто же еще?»

– Привет, – на пороге кухни, взъерошенный, в криво застегнутой рубашке навыпуск стоял Костик. Его огромная тяжеловесная фигура заслонила весь дверной проем.

– Папа! – обрадовался Семка, срываясь к отцу и тут же оказываясь над землей в крепких мужских руках.

Мишка тоже было хотел рвануть к отцу, но глянув на поджавшую губы мать, осмотрительно остался на месте.

«Как надо было лететь, вылупив глаза, чтобы за два с половиной часа после разговора уже домчаться до Веселовки?» – невольно оценила оперативность бывшего зятя Нина.

– И чего такого красивого кавалера, – теща недовольно глянула на неправильно застегнутые пуговицы, – в наши пенаты занесло?

– Так Нинель спасать, – выдал Костик.

– Идиот, – в отчаянье закрыла лицо руками Рита, а Нина выронила чашку. Та с глухим стуком ударилась об пол, раскалываясь на почти идеально ровные половины.

Глава XVIII. Сновидение

Действовать надо было мгновенно и уверенно, иначе правда прорвется наружу, и последствия будут непредсказуемыми. Нина набрала побольше воздуха в легкие:

– Маргарита и Константин, простите меня пожалуйста, – с пафосными интонациями начала она свой монолог, – я вас обманула, я все выдумала, чтобы был повод вас помирить. Рита, это было недоразумение, я в этом уверена, Костя не виноват, верно ведь, Костя?

– Д-да, ­– на автомате произнес зять, ссаживая сына на пол.

– Завистливые люди вбили между вами клин, и вы разбежались, но так не должно быть. У вас дети. Вот я и решила, что вам надо поговорить, – теперь Нина затараторила, опасаясь, что ее кто-нибудь прервет, – а на самом деле я не брала Васину машину и не разбивала бампер дорогой иномарки поселкового головы, все совершенно целое, просто целехонькое, и…

– Та-а-ак, – вклинился в ее поток отец, – ты помяла не только дорогущую машину чужого дяди, но и Васину?

Нина потупила глаза, «признавая» вину:

– Целехонькое все, – робко повторила она. – Адвокат уже не нужен.

– Понятно, – отец покачал головой, – а ты мать, на нового зятя грешила, а он, я так понимаю, ремонт оплатил. Да, Ниночка?

– Ну, как-то так, – вымученно улыбнулась Нина, – ни у кого претензий нет.

– Нин, ты еще и машину разбила? – не врубился в спектакль Костик и получил болезненный щипок в бок от бывшей супруги.

– Как можно быть таким ослом? – зло прошипела Рита.

– Нина, ну зачем ты за руль чужой машины садилась? – укоризненно покачала головой мать.

– У меня пациентов в этот день много было, а Вася сказал – бери мою, и ключи дал.

«Ну, ведь правду же сейчас говорю, ведь так все и было, и Рыжов мимо проезжал, могла бы с колеи вильнуть и бац… А вот заплатил бы Кабачок за ремонт – это еще вопрос, но на то она и фантазия, что можно и приукрасить серую реальность легкой романтикой».

– Давайте спать, – добродушно улыбнулся отец.

– Я в машину, – то ли с утверждением, то ли с вопросом сказал Костик.

– Нельзя сейчас спать в машине, ночи еще холодные, застудишься, – категорично перекрыла дорогу рукой Нина. – Я к мальчишкам в комнату поставлю старую раскладушку и лягу с ними, а вы с Ритой на матраце в веранде.

– Ну, уж нет, – возмутилась сестра, – пусть сам на раскладушке спит.

– Боюсь, мой раритет габаритов Костика не выдержит, – указала Нина на богатырскую фигуру зятя.

Рита окинула бывшего мужа красноречивым взглядом, в котором ясно читалось: «Меньше надо жрать». Костик покраснел, втягивая живот.

– Год на пицце и пельменях сижу, – буркнул он.

– А что, она не готовит? – не удержалась от язвительности Рита.

– Да кто она?! – возмутился Костик.

– На раскладушке лягу я, – фыркнула Рита.

– А я с твоим мужем, что ли? – хмыкнула Нина. – Взрослые люди, ляжете валетом, это всего на одну ночь. И без возражений, – прервала она открывшую было рот Риту, – я хозяйка – всем спать.


На скрипучей проваленной раскладушке было жутко неудобно, Нина укладывалась то на правый бок, то на левый, то переворачивалась на живот, подложив кулаки под подбородок: «Лучшее место пыток нашего района». Мальчишки давно сопели в четыре дырки, а их тетушка сидела в темной комнате, завернувшись в плед. «Может все же в машину лечь? Отец ключи на столе в кухне оставил».

Нина тихонечко натянула на пижаму свитер, надела носки, прихватила под мышку свернутый плед, не зажигая свет, нащупала на кухне ключи и крадучись узким коридором пошла в сторону веранды.

– И что самое опасное, она в него влюблена, – услышала Нина сдавленный шепот Риты.

– С чего ты взяла? – как можно тише пробасил Костик.

– Да слепой не заметит, – возмущенно выдала Рита: – Ах, он такой молодец, ах, он меня спасает, ах, себя бедненького подставляет.

– Так может и правда спасает? – робко возразил Костик.

Нина невольно остановилась, прислушиваясь к разговору.

– Да уж расстарались вы нас спасать, полной ложкой не расхлебать, спасатели.

– Ритуль, я тогда просто ее подвез, дождь был, а она без зонтика. Да погоди ты злиться, выслушай, это правда.

– Ну да, и она тебе из благодарности стринги в карман сунула.

– Я не знаю, откуда взялись эти чертовы трусы! Я тебе сто раз это говорил! Я тебе предлагал полиграф пройти, как мне еще доказать?! Рит, я люблю тебя.

Надо было тактично уйти, и Нина уже развернулась обратно, но тут Рита с всплеском рыданий выдохнула:

– А теперь из-за меня посадят сестру, я посажу Нину в тюрьму!

– Да ты здесь при чем? – возмутился Костя.

– Да как «при чем»? – довольно точно передразнила жена его интонацию, – Ты с этими трусами, я с чемоданами приехала с детьми к родителям, мы выжили Нину из собственной квартиры, а теперь она влипла в такую историю, – и Рита зарыдала навзрыд с отчаянным завыванием.

– Ну, малыш, ну не надо себя корить, все улики косвенные, прорвемся, – принялся утешать ее Костик.

Нина решительно ступила на веранду, чтобы тоже успокоить сестру… Рита с Костиком страстно целовались. Нина тихо вышла и побрела дальше мучаться на древней раскладушке. Отчего-то младшая сестренка была уверена, что изворотливому лису в работе, но совершенному тюфяку в быту, Костику действительно кто-то подкинул «нужные» улики, ведь вот ее же подставили, почему его не могли? Ну, даже если труселя забрели в карман успешного адвоката сами, уход Риты с детьми просто раздавил Костю, смял морально и физически, и Нина надеялась, что он все осознал. Она вообще была склонна верить в лучшее.


На этот раз сон навалился тяжелым ватным одеялом, не помешала ни скрипучая раскладушка, ни круглобокая луна, заглядывающая в окно. Нина слепила отяжелевшие веки и погрузилась в мир полутеней и иллюзий. Ей почудилось, что она в деревянной избе с горстью дирхемов в руках. Серебряные монетки совсем новенькие, сверкают в отблеске языков пламени каменного очага – ненавистные кругляшки, приносящие только беды, хочется зашвырнуть их подальше и не видеть больше никогда. Отчего-то тревожно, да нет, не тревожно, страшно, жутко страшно, сердце учащает бег, а голову так и тянет оборотиться к запертой двери.

А где-то там, за бревенчатой стеной усиливается шум, крики, стоны, дикое гиканье. Нина спешно ссыпает монеты в кожаный мешочек и засовывает в щель между половицами, и тут дверь начинает сотрясаться от мощных ударов, кто-то бьет ногами о дубовый створ. Нина мечется по комнате, и ее не удивляет ни то, что на ней беленая рубаха, подпоясанная широким поясом, ни черная юбка в пол, не смущается она и кожаными сапожками на ногах, как будто так и надо. Нине дико страшно… она ищет оружие. Хватает большой тяжелый топор, выставляет вперед. Дверь с треском падает под напором коренастого плосколицего воина, в маленьких глазках застыли похоть и смерть. Нина знает, ей не справиться с мужчиной, она готовится принять свой первый и последний бой. Топор занесен. Чужак мягкой кошачьей походкой проходит в горницу, воровато оглядывается, не хочет делиться добычей с приятелями, с усмешкой оглаживает усы, подмигивает, играет. Нина до боли стискивает топорище.

И в избу врывается ураган, все начинает рябить перед глазами… не ураган, а Васька, лохматый, дикий, с лопатой-бородой. Одним резким толчком он валит врага. Удар, и на полу расплывается бурая кровь.

– Бежим, – хватает ошарашенную Нину за руку спаситель.

Она, прижимая топор, перешагивает через труп и идет за Васькой. Они, озираясь, пересекают двор.

– Прыгай в колодец! ­ – шепчет он ей.

– Как? – расширяет она глаза.

– Прыгай и прижмись к стене.

Нина бросает топор, подбирает юбки и кидается в черноту. Громкий всплеск. Конец? Ноги нащупывают дно, неглубоко, вода достигает подбородка. Васька, упираясь о стенки, спускается вниз, ему вода по грудь. Подняв руку вверх, он прикрывается деревянным щитом.

– Переждем здесь, скоро темнеть начнет, если заглянут, в полутьме подумают – щит плавает.

Нина молчит, страх не оставляет, цепко держит за горло, сбивает дыхание.

– Замерзла? – ласково шепчет Васька и, наклоняясь к ней, щекочет черной бородой. – Прижмись ко мне, я теплый.

– С чего это я к чужому мужику прижиматься должна? – недовольно надувает губы Нина.

– Отчего ж к чужому? К суженому своему. Жена ты теперь моя, – сильная рука прижимает ее к широкой мужской груди, он и вправду теплый, а ноги уже начинают коченеть.

– Брат тебе отказал, – все же вспоминает сознание.

– Где твой брат? – сверкает Васька острыми соколиными очами.

– Это наша могила, мы теперь не вылезем отсюда, – всхлипывает Нина.

– Вылезем.

Ей бы его железную уверенность.

Страх бледнеет, но вместо него приходит пробирающий до костей холод. Нина, забыв стеснение, цепляется за мужчину, прижимаясь всем телом. Зубы стучат, отбивая дробь, во мраке колодца уже ничего не видно, глаза слипаются. Спать.

– Не спи, – хлопает ее по щекам муж. – Еще немного.

– Я больше не могу, – шепчет Нина, с трудом размыкая непослушные губы.

– Ладно, полезли. Залезай мне на плечи и постарайся дотянуться до края.

Он как пушинку поднял ее вверх; цепляясь за мокрые стены, Нина подтянулась и обхватила руками последний венец, Васька подтолкнул ее снизу, и она выглянула из мокрого убежища. Ах! Город пылал, дым уходил в безветренное небо мрачными черными столпами, языки пламени бегали по еще не рухнувшим крышам. И никого живого – ни друзей, ни врагов. Только кровавая полоска заката и пожарище.

Нина выбралась и тут же вдохнув горького дыма. За ней, как гибкий хорек, легко вылез Васька.

– Мокрый рукав ко рту прижимай! – скомандовал он, – Прорываться будем.

– Там серебро, – указала Нина на свою полуобгорелую избу без крыши. – С того края огонь не взял, может поищем?

– Богам дань оставь, чтоб выйти дали, – усмехнулся Васька и потянул ее за собой.

Дальше все как в тумане: в «черевичках» хлюпала вода, дым выедал глаза, а сильная рука тянула все дальше и дальше. Через пролом в городне беглецы выбежали из града, в отдалении горели костры стана врага. Да, здесь им уже делать нечего. Завтра будет огромное пепелище, братская могила вместо цветущего города. Нина этого не увидит, муж ведет ее к дубраве, ноги плохо слушаются, подгибаются… Васька несет ее на плече... Когда-то он уже носил ее так.

Лес смыкается за их спинами. Можно выдохнуть, лес-батюшка, защитник, он отведет недругам глаза. Уцелел ли кто-то еще? Что дальше?

– Что же делать? – шепчет Нина мужу.

– Жить, – прижимает он ее к себе, а дальше…


Нина очнулась от того, что по ней кто-то скакал. Это Семка с Колобком прыгали через ее раскладушку.

– Проснулась, соня, – помахал ей племянник куском батона.

– Ох, Семен, такой сон мне испортил, – вздохнула Нина.

– Интересный? – заинтересовался племянник.

– Жуткий… но интересный, – еще раз вздохнула она.

Глава XIX. Хулиганка

Костик под надуманным предлогом отправился побеседовать с Нининым «пациентом», сестры остались ждать его на скамеечке под яблоней. Рита хмурила тонкие бровки, стараясь вести себя «как обычно», но ее выдавал счастливый взгляд и засос на шее. «Может все у них наладится? – украдкой изучала Нина сестру, хотелось для близких уверенного тихого счастья. – Им бы для полного примирения дочку родить. Хотя, чего я лезу, мне бы со своими чувствами и перспективами разобраться. Чего там Кабачок «моему адвокату» сейчас наговорит?»

Переговорщика довольно долго не было. За забором слышалось невнятное мужское перешептывание. «Ну, что же так долго?» Наконец, Костик появился, по его профессионально-нейтральному лицу невозможно было ничего понять.

– Что говорит? – первой нетерпеливо вскочила Рита.

– Говорит, надо искать на участке другие монеты, – пожал плечами Костя.

– Нет у меня никаких монет! – Нине хотелось разреветься, она все же надеялась, что у Кабачка появились хоть какие-то альтернативные версии, кроме лобового обвинения своей фельдшерицы.

– У тебя нет, а на участке могут быть. Он говорит, что если это подстава, то одной монетой не ограничились, действовали наверняка. Поэтому нужно искать другие монеты.

А ведь Нина и сама об этом думала, но бескрайний фронт поисковых работ охладил ее пыл, а теперь втроем шансы возрастали.

– Так давайте искать, – воодушевилась она.

– И этот твой очень хороший товарищ застукает нас, как говорится, с поличным с горстью монет в руках, – едко процедила Рита, Ваську она уже заочно недолюбливала. 

– Не успеет, я их проглочу, – пошутил Костик. – Улики действительно пока только косвенные, их много, но прямых доказательств причастности нет. А вот изъятие ценностей при обыске, сами понимаете. Выпроваживаем тестя с тещей вместе с пацанами и ищем.


Но все усилия оказались напрасны. Тщательный осмотр дома и участка ничего не дал. Втроем искатели прощупали прутами землю на грядках, заглянули во все щели и щелочки. Костик по ветхой стремянке даже рискнул залезть под самую крышу, приведя в замешательство воробьев. Схрон, если он и был, найти не удалось.

– Я постараюсь в ближайшее время раздобыть металлоискатель, – успокоил расстроенных барышень Константин. – И, Нина, наворочали вы дел со своим ухажером. Объясни, зачем вы всей деревне рассказали, что сожительствовали?

– Ну, он просто одной бабушке ляпнул, что мы были женаты, – виновато протянула Нина, – это была вынужденная мера, чтобы про меня слухи не ходили, он ведь жил здесь, а у бабушек с этим строго…

– Слали бы подальше этих бабушек. Ты подозреваемая. По-до-зре-ва-емая, – нараспев повторил он, – а твой сожитель, потому что брак не зафиксирован, значит, сожитель, ведет твое дело и не сообщил об этом факте начальству. Чуешь, куда ветер дует? Вот-вот. Сама уже понимаешь. Такой на вид прожженный, зачем это сделал, не понятно. А изъятие улики – это совсем за гранью. Теперь он соучастник и уже срок себе накрутил.

– Срок? – Нина в ужасе расширила глаза. – Но он вообще не при чем, на меня хоть кто-то зуб имеет, а Вася же просто… Он вернет монету назад, я его уговорю, – засуетилась она, – и мы положим ее назад под полотенце, – Нина уже собралась бежать к Гребенкиным.

– Вернете, если водолазов наймете, он ее в речку выкинул. Очень профессионально.

– Ой, мамочки, – прикрыла Нина рот рукой.

– У него теперь один путь – найти настоящую соучастницу, – развел руками Константин.

– Легко сказать, – вздохнула Нина.

– И мой совет, – Костик оглянулся по сторонам, – не светитесь лишний раз вместе. Иначе его отстранят, а на его место могут не такого романтичного «юношу» прислать. Поняла?

– Поняла, – устало выдохнула подозреваемая.

– И, Ниночка, – неожиданно ласково произнес Константин, – спасибо тебе за нас, – он улыбнулся жене, весь разговор тихо стоявшей в уголке.

– Ну, мы еще полностью не помирились, – посчитала нужным заметить Рита.

– Так поехали, «домиримся».


Парочка уехала мириться дальше, а Нине оставалось только грустить. Но долго предаваться меланхолии было невыносимо, и фельдшер, несмотря на выходной день, отправилась проверить состояние здоровья Ковалева, ну и заодно поздравить стариков с праздником.

Солнце давно перевалило гребень зенита, близился вечер. Выбивая каблучками придорожную пыль и прижимая к себе сумку с тонометром, Нина спустилась с косогора, проскользнула вдоль узкого переулка, выбралась на асфальт и прошлась по главной самой широкой улице Веселовки. Дальше надо было обогнуть заброшенный колодец, подняться на холм, поравняться с фермой и завернуть к окраинной усадьбе Ковалевых.

Колодец мерно скрипел сломанным журавлем, словно пытаясь сбить Нину с позитивного настроя. Не желая долго лицезреть этот символ запустения, девушка ускорила шаг и почти столкнулась с миниатюрной Люсей Петровой. Дамочка так неожиданно появилась у Нины на дороге, что это смахивало на засаду. Хотя откуда она могла знать, что Нине взбредет в голову прогуляться в эту сторону.

Маленькая, на вид хрупкая, но при этом цепкая как репей, с заразительным смехом и игривой улыбкой, Люська легко находила кавалеров даже в этом захолустье, но Рыжов, конечно, был самой крупной рыбой, зацепившейся за умело брошенный крючок. Здоровьем тридцатипятилетняя красавица отличалась отменным, поэтому Ниной никогда не интересовалась. Их пути всегда шли параллельно и независимо друг от друга. Но сейчас брюнеточка перегораживала путь с явно недружелюбными намерениями.

– Поговорить нужно, – с долей агрессии бросила она сопернице.

– Говори, – пожала плечами Нина, после карнавала абсурда, что творился последнее время, она уже ничему не удивлялась.

– Иван Павлович крайне недоволен твоим мужем, – высказалась Люся, как будто Нина ее подчиненная, и они стоят не посередине пустыря, а в офисе.

– А я здесь при чем? – пожала плечами Нина. «Где уже Кабачок успел пересечься с «олигархой»?»

– Поговори с ним, раз он нас не хочет слушать, – показала Люська и свою значимость, – ходит, вынюхивает, нос сует, куда не следует. Им разрешение на раскопки дали, чего им еще нужно, а дела сельхозпредприятия их не касаются.

– Ва… Степа целый день на раскопе, зачем ему ваше предприятие? – раздраженно бросила Нина.

– А зачем он с уборщицей терся, ключи выпрашивал, по офису артели в выходной шлялся? Иван Павлович уже знает, что этот твой – мент, можете не скрывать. Так вот, передай ему – будет совать нос в бухгалтерию или еще куда, крупно пожалеет!

«О-о! Так вот в чем дело, мухлюют по-тихому, а Ваську за «ревизора» залетного приняли». Нина не удержала усмешку и этим сильно разозлила Люську:

– Смеешься, как бы плакать не пришлось, я тебя «святоша» насквозь вижу! Ты за Рыжовым, муженек твой за Алинкой ухлестывает, семейный подряд, денежки их к рукам прибрать хотите? Днем, значит, твой мент с дочкой головы гуляет, а по ночам к тебе через забор лазит, уютно устроился! – Люська надменно скрестила руки на груди.

– Какой забор? Ты что мелешь? – возмутилась Нина.

– Больно много твой мент на себя взял, – как можно более зловеще произнесла Люська, – передай, чтоб от дочки Ивана Павловича отстал, а то ноги ненароком повыдергивают.

– Ноги повыдергивают? – опавшим голосом выдохнула Нина, только сейчас до нее стала доходить реальность угрозы.

– А ты думала, так вот вас к баблу и подпустят? – почувствовав слабость дрогнувшей соперницы, нагло подмигнула Люська.

«Ноги повыдергивают, Васе? За что? За то, что эта спортсменка ему прохода не дает? За то, что они рабочих своих обкрадывают?» Страх и ярость смешались в удушливый коктейль; и Нина неожиданно для самой себя, отшвырнув сумку с тонометром, кинулась на Люську, опрокидывая ту на землю. От неожиданности миниатюрная бухгалтерша не успела даже вскрикнуть.

– Только попробуйте, сволочи, его тронуть! Я сейчас тебя раньше прямо здесь закопаю, – усевшись на Люську, Нина стала загребать пальцами придорожный песок и кидать его в ненавистное лицо, – зарою! Поняла?!

– Мамочки! Помогите! Сумасшедшая!!! – наконец заорала Люська, пытаясь вырваться.

– Я сумасшедшая? Они людей собираются калечить, а я сумасшедшая, да вас самих в психушку надо сдать! Подворовываете, так и воруйте, пока рожи не треснут, людей не трогайте за бумажки ваши поганые!

Выговорившись, Нина поуспокоилась и слезла с соперницы, голова кружилась, к горлу подступала тошнота. Растрепанная и грязная Люська резво вскочила на ноги и, не оглядываясь, рванула по улице, довольно ловко перебирая высоченными каблуками.

«Что это было? – Нина потерла виски. – Я, фельдшер, людей должна лечить, а я избила человека». Аффект прошел, стало нестерпимо стыдно. «Ну, теперь, если Васька узнает, точно меня за преступницу примет». Пошатываясь, Нина подняла сумку, отряхнула колени и пошла к Ковалевым.


Засидевшись с Лукерьей за чаем, Нина вышла из двора Ковалевых уже в надвигающихся сумерках. Идти снова через все село ей не хотелось, и она свернула в поле, собираясь сделать солидный крюк вдоль речки. «Только бы никто не видел, как я ее лупила», – молилась Нина, представляя, с каким выхлопом разорвут подробности о драке скучное болотце устоявшихся сплетен. 

Река остывала, выдыхая легкий туман, лягушки выводили серенады, над головой промчалась первая летучая мышь. Нина зябко повела плечами от холода и ускорила шаг.

Впереди из туманной дымки выплыли два силуэта. Они тоже двигались в обход села. Ваську Нина узнала сразу, просто почувствовала, что это он, а уж потом различила знакомую высокую фигуру, а вот второй силуэт расплывался, не желая складываться в образ, пока Нина не подошла достаточно близко. Девушка, это девушка! Алина. Ну, кто же еще? Пара шла неспешно, дочь головы о чем-то оживленно трещала, кажется, про соревнования, Васька поддакивал. Значит это правда, они встречаются. Зачем тогда он лез с поцелуем? Понятно зачем, бабник, Вероника же все про него рассказала.

Нина подавила острый приступ ревности и решила демонстративно обогнать парочку на «повышенной передаче».

– Вечер добрый, – небрежно кинула она, не глядя в их сторону.

– Ничего себе, – услышала уже за спиной возмущенный Васькин голос, – ты что здесь по потемкам одна бродишь?

– От Ковалевых иду, давление меряла, – не оглядываясь, кинула Нина.

– А может кого-то подлавливала? – хихикнула Алина.

И это она сказала зря, нельзя сегодня ничего под руку Нине говорить, опасно для прически и маникюра. Словно тихоня сломалась и при ремонте в нее по ошибке вставили какую-то инородную деталь.

– Слышь ты, мажорка недоделанная, – повернулась Нина к обидчице, –сначала папашке своему объясни, что сама за моим хвостом бегаешь, а потом уж вдоль речки прогуливайся. А то твой крутой папаша, думает, что это мой тебе прохода не дает, обещал кое-кому, – при этом Нина выразительно посмотрела на Ваську, – ноги выдернуть.

– Врешь, папа в мою жизнь не лезет!

Кажется, Алина покраснела.

– Пойди у его любовницы спроси, она как раз мне сейчас угрожала, требовала унять любвеобильного супруга, – и не дожидаясь ничьих ответов, Нина отвернулась и ускорила шаг почти до бега.

– Алина, извини, здесь не далеко, ты же сама дойдешь? – кинул спутницу Васька и побежал догонять «жену». – Нинка, стой! Стой, тебе говорю!

Глава ХХ. Находка

Нина плыла кораблем в своем фарватере, не обращая внимание на «опрохвостившегося» Кабачка.

– Нин, да я просто ее проводил, темнеет уже, – зачастил Васька, пытаясь поймать ритм Нининых шагов, – Ей скучно дома, она у нас на раскопе целыми днями пропадает, а назад в село только нам двоим идти, остальные в лагере ночуют. Нин, ну нам просто по пути было, – он на ходу попытался заглянуть ей в лицо. – Правда.

Нина продолжала игнорировать бывшего пациента, ее душила обида: «Я ради него в драку полезла, опозорилась, а он дамочек по темноте провожает, про спорт интересуется. Купи себе велосипед, спортсмен!»

– Ладненько, зайдем с другого конца, – не унимался Васька, – «любовница папаши» – это Людмила Петрова?

– Да, – неохотно все же ответила Нина.

– Что она тебе сказала?

– Чтобы ты не рылся в делах сельхозпредприятия.

– Ну-ну, надо будет после этого всего и их тряхнуть.

– Вася, – встрепенулась Нина, – ты же не генерал, и даже не полковник.

– Буду, – шутливо бросил он.

– У этого Рыжова такие связи, он с самим начальником полиции чаи гоняет.

– С дядь Леней, что ли, квасят?

– Не знаю, какие там дядь Лени, только угрозы Рыжова надо всерьез воспринимать, а ты, как я погляжу, – она обвела Ваську скептическим взглядом, – все к шутке сводишь.

– Нравится, как ты ревнуешь, чего ж не пошутить, – приобнял он ее за талию.

Нина тут же вырвалась.

– Ничего я не ревную, просто одного неугомонного пациента жалко. И что ты делал ночью у меня во дворе? – вспомнила она слова Люськи.

– А что я делал ночью у тебя во дворе? – насторожился Кабачок, обнимая Нину уже не за талию, а тактично за плечи и доверительно склоняя к ней голову.

Поле закончилось, вдоль дороги уже началась первая улица, за забором напористо залаяла собака.

– Через забор перелазил, тебя видели, – с упреком бросила Нина.

– А чего я, дурак, в калитку не вошел?

– Не знаю. Кабачок, я же тебе не запрещаю у меня искать, приходи днем, я тебе и дом, и сарай открою, и лопату дам…

– Нин, а ты на ночь дверь входную запираешь? – огорошил он ее неожиданным вопросом.

– Запираю… иногда… почти всегда, но редко.

– Нин, ну ты как маленькая, – возмутился Васька.

– Чего мне здесь бояться?

– Еще скажи, что у тебя электрошокер есть. Короче, на ночь и калитку, и дверь на веранду запирай на ключ, и, если что, звони.

– В полицию? – притихла Нина.

– Мне для начала, давай телефон, я свой номер вобью.

– Это не ты был, да? – Нина послушно протянула телефон, плотнее прижимаясь к Ваське.

«Какой-то мужик слонялся ночью по моему двору, ничего себе! – стало как-то страшновато. – Так может это Костика видели, надо будет у него спросить – он вчера в калитку вошел или через забор перелез. Нина, не паниковать, конечно, это был всего лишь Костик. Что на твоем дворе чужим мужикам делать, укроп воровать?»

– Замерзла? – по-своему истолковал ее прижухший вид Васька и, сняв с себя ветровку, набрасил Нине на плечи. От куртки запахло дымком и мужским одеколоном.

– Вась, не надо этого, – Нина с неохотой попыталась вернуть ему куртку, – мне Костя разъяснил, что нам лучше друг от друга подальше держаться, для пользы дела.

– Для пользы дела можно еще молнию застегнуть, – снова упрямо накинул на нее ветровку Васька.

– Тебе же нельзя после болезни мерзнуть? – робко возразила Нина.

– Так я все рекомендации выполняю, видишь, как утеплился, – он показал поднятый ворот свитера. – Лишь бы доктора лишний раз не расстраивать.

Они дошли до калитки Нины. Нужно вежливо прощаться, но Васька, как бы случайно, загородил проход. Он мялся, что-то собираясь сказать. Нина, четко следуя инструкции Константина, обрулила Кабачка вдоль забора и скользнула во двор.

– Нин, подожди, – растерянно пробормотал Васька.

– Мне завтра на работу, я все калитки и двери запру, обещаю, – поспешно заверила она.

– Я правда с Алинкой из вежливости прошелся, просто, чтобы девчонке одной по темноте не идти.

«Я тогда просто ее подвез, дождь был, а она без зонтика. Я не знаю, откуда взялись эти чертовы трусы», – вспомнилось Нине оправдание Костика.

– И вчера прошелся, и позавчера, и ранее, да вас вся деревня видела и не один раз, – разозлилась Нина, считая аргумент Кабачка уж больно хлипким.

Легко давать сестре советы – поверь, прости, а вот когда сама оказалась в такой же ситуации, так тут эмоции и полезли через край, не давая принять мужскую версию.  

– Если нам в одну сторону надо было идти, что я от нее отбиваться должен был? – проворчал Васька.

– Раз в одну сторону, второй, третий, а потом трусы в карманах находят, – съязвила Нина, и только тут вспомнила, что чуть не ушла в куртке Кабачка. Поспешно скинула ветровку, протягивая хозяину.

– Да какие трусы? – разозлился Васька. – У меня в карманах даже жвачки нет, вот смотри, – он с раздражением вывернул карманы куртки, и на траву упал какой-то светлый предмет. Носовой платок?

– Выпало, – указала Нина на нечто.

Васька непонимающе покрутил головой, нагнулся и поднял тряпку, посветил фонариком. В луче света на его ладони лежали кружевные розовые стринги.

– Нин, что за шутки? – зло крутнул Кабачок женским предметом.

– Хотела бы и я знать, – задумчиво протянула она, беря стринги двумя пальчиками. «С ярлычком на шве, забыли отрезать, забавно. Ну, не мог же Костик так дурацки пошутить?»

–  А где твоя куртка сегодня утром лежала? – осторожно спросила она у Васьки.

– В палатке у кого-нибудь, я ее вчера вечером в лагере забыл. Пацаны, наверное, одевали. Я знаю, ты мне не веришь, – с досадой добавил он.

– Видишь, как плохо, когда тебе не верят, – не удержалась Нина от воспитательной нотки. – Но я тебе верю, Кабачок. Верю, – и она, приподнявшись на цыпочках, обхватила ладонями его небритые щеки и быстро чмокнула в кончик носа.  

К порогу Нина долетела раньше, чем Васька очнулся.

– Нин, я…

– Спокойной ночи, трусы сохрани, это улика, – хихикнула она, исчезая за дверью.


Сегодня с Васькой свои подозрения она обсуждать не хотела, сперва надо все обдумать самой. А перспектива вырисовывалась тревожная. Кто-то пакостит ее семье, причем гаденько, из-за угла. Рассорили Костика с Ритой, сыграв на ее патологической ревности, пытаются посадить Нину, втягивая в темные делишки антикварной мафии. А теперь еще и вбивают клин между ней и ее защитником, действуя топорно по той же схеме, что и с сестрой. Хотя, может это всего лишь совпадение, и Алина могла сейчас в полумраке находочку подсунуть, чтобы, так сказать, ускорить процесс расставания бывших супругов, или и вправду пацаны в Васькиной куртке развлекались, а может и он сам… Нет, об этом сейчас лучше не думать, и вообще, редкая женщина, перед тем как носить и без того жутко неудобное изделие, не срежет ярлык.

Нина, согласно Васькиным пожеланиям, надежно заперла и дверь на веранду, и входную дверь в комнаты.

«У нас простая семья, где и кому мы могли перейти дорогу? – продолжились неспешные рассуждения. – А может это не нам, а Костику вредят? Вот у него-то недоброжелателей с его профессией вполне хватает. И деньги в его кругах большие крутятся. Я окажусь на скамье подсудимых, он будет меня защищать, а дальше они ему еще какую-нибудь гадость подкинут. Например, Костик привезет металлоискатель, а на суде это вывалят, как попытку сокрытия улик, и лишат адвокатской практики. А что? Да запросто. Завтра же позвоню, чтобы никаких аппаратов не привозил, обойдусь».

Нина, поужинав, улеглась на диване, пристроив рядышком Колобка. Как она не старалась, а перед глазами все время невольно всплывал покрытый легкой туманной дымкой берег и бредущая по нему пара – Васька и Алина. Нина честно боролась с ревностью, но ничего не выходило. Кровь не водица, от старшенькой младшая сестра ушла недалеко… и эти трусы.


А на следующий день к медпункту потянулись многочисленные «болезные», причем не как обычно – после обеда, а уже с утра, так им было невтерпеж. Причина людского потока Нине открылась довольно быстро – драку с Люськой кто-то видел. Но этот неизвестный доброжелатель перекроил события несколько по-своему: бухгалтерша приревновала фельдшерицу к Рыжову, подкараулила ее на пустыре, налетела, сбив с ног, но отважная Нина не растерлась, выкрутилась и наподдала обидчице. И вся Веселовка с удовольствием поддержала именно эту благородную версию. На Нину разом навалилась нежданная слава «воительницы» и куча непрошеных советов:

– В следующий раз бей сразу в нос, по сопатке оно самое то.

– Лучше кричи громче, чтоб вышел кто, а еще лучше свисти. Не умеешь свистеть? Носи с собой свисток.

– Сумкой прикрывайся, а то вдруг у нее нож.

– Бяги, Нинкя, бяги. Молодая, бегать умеяшь.

Молодого фельдшера все эти разговоры огорчали, вернуть бы все назад, ни за что не полезла бы в драку, стерпела бы, да разве можно оборотить прошлое. «Боже, теперь Васька все узнает! А так ведь не хотелось имидж хрупкой беззащитной барышни портить. Что он обо мне подумает? Что я не цветочек, а дама с двойным дном. Опять начнет подозревать».

К полудню прилетел начальник безопасности Рыжова с огромным букетом алых роз:

– Иван Павлович приносит свои извинения за вчерашний инцидент, – вручил он розы растерявшейся Нине.

От бутонов шел приятный аромат, в центре красовалась записка: «Божественной Нинель». «Да что б тебя, он что и вправду решил, что я из-за него в драку полезла? Ведь только отбилась от его настырных ухаживаний, и что теперь, по новой все начнется? Наверное, у меня на сегодня гороскоп неудачный, звезды не так сошлись». Нина с сожалением отшвырнула букет на кушетку, но потом, подумав, что цветы ни в чем не виноваты, все же поставила их в большое эмалированное ведро.

Последней прибежала Лизка, выставила на стол подарок для Нины –сверток с домашним сыром и с шумом уселась на кушетку.

– Решила все-таки своего непутевого бросить и за Рыжова повоевать? – выдала она гипотезу. – Одобряю.

– Ни за кого я не воюю, – нахмурилась Нина. – Люська тявкнула на меня, а я немного расстроена была, ну и… не сдержалась, о чем сейчас сильно жалею, я ее, кажется, очень напугала.

– Нашла, о чем жалеть, – отмахнулась Лизка, – давно пора, у самой руки на нее чешутся. Слушай, я твоего бывшего не знаю, но Лада мне рассказала, что, мол, редкостный болван и хамло. Ты уж извини за откровенность, но зачем он тебе нужен?

– Ты что же, с Ладой общаешься? – удивилась Нина, даже пропустив Лизкины оскорбления Кабачка мимо ушей.

– Она у меня экологически чистые продукты покупает. Ничего так баба, вполне приличная, хоть и художница. Смотри на меня, ну смотри же внимательней!

Лизка подставила Нине для обозрения свое крупное, смахивающее на мужское лицо:

– Ну, как?

– Что как? – не поняла Нина.

– Брови мои как? Лада мне «сконструировала».

Нина только сейчас рассмотрела прекрасную работу корректора бровей, как в лучшем салоне.

– Красиво, – искренне похвалила она.

– То-то же. Очень она тебя жалела, говорит – такая чудесная девушка, а выбрала себе не пойми что, на смазливую мордаху повелась. Так и сказала. Приглядись к Рыжову. Я побежала, мне еще корову поить, – и Лизка так же поспешно удалилась, как и пришла.

«Доработался, Кабачок, не только у меня теперь репутация подмоченная», – печально посмотрела Нина на задвинутый в угол букет.

От меланхолии Нину отвлекло легкое шуршание шин. У бетонной площадки припарковалась хорошо видная из окна полицейская машина, из нее вышел подтянутый крепкий парень в полицейской форме. Сверкнув на солнце медной шевелюрой, он надел фуражку и направился прямиком к медпункту. Нину охватило предчувствие надвигающейся беды.

Глава XXI. Подстава

Дальше все было как в каком-то нелепом сне, и этот сон казался менее реальным, чем видение пылающего древнего города. Парень представился неофициально, по имени, кажется, его звали Антон или Артем, Нина совершенно не запомнила. Он предложил ей проехать к лагерю археологов для какого-то «опознания». Нина на негнущихся ногах, от волнения обжигая горло внезапно налетевшим северным ветром, побрела к полицейской машине. На заднем сиденье уже сидел какой-то сильно загорелый тип, бомжеватого вида в неопрятной одежде. Нина собралась подсесть к нему, но Антон-Артем показал на место впереди. Полицейский что-то твердил, что это формальность, просто надо кое в чем убедиться, и чтобы она не расстраивалась, и что-то еще, и еще монотонно-убаюкивающее. Из речевого потока Нина только уловила, что нельзя выдать Ваську, там он по-прежнему археолог.

Машина, поднимая пыль, промчала по полевой дороге, повернула к излучине и остановилась у крутого обрыва. Здесь на пригорке стоял палаточный лагерь.

А в лагере царила суета, чуть в стороне уже припарковался второй полицейский экипаж, люди в погонах о чем-то оживленно беседовали с археологами. В толпе мелькала и чернявая голова Васьки, и розовая бейсболочка Алины.

Нина вышла из салона и пошла вслед за Антоном-Артемом, за ними поплелся и загорелый тип.

– Карпов, что здесь? –окрикнул одного из сотрудников Нинин сопровождающий.

– Все готово, Антон Иванович.

В импровизированном людском круге стояли трое, в одном из них Нина узнала редискоголового Карасева, двое других Нине или не запомнились, или она их вообще раньше не видела, такие неприметные «типичные» парни – русоволосые, сутулые, с мелкими чертами лица, возможно, братья.

– Так, откуда у вас, гражданин Карасев, в палатке взялись представленные ценности? – громко спросил Антон.

Только сейчас Нина заметила, что на белой фланели прямо на земле были разложены удивительные вещи: почерневшие от времени браслетные кольца и бусы из материала напоминавшего цветное стекло.

– Мне подбросили, – ровным тоном отозвался Карасев.

– Денис, как ты мог, мы ж с тобой столько лет… – это Дима в сердцах бросил товарищу, обреченно махнув рукой.

– Мне подбросили, – упрямо повторил Карасев.

– Понятые, вам хорошо все видно, слышно? – обратился Антон к деду Федору Баркову, проживавшему на крайней улице у фермы рядом с Ковалевыми, и запачканной краской дачнице Ладе, которую выловили, очевидно, когда она возвращалась с пленэра.

Оба закивали. Дед Федька с явным удовольствием вникал в следственные действия, наслаждаясь своей значимостью, а вот Лада отстраненно куталась в шаль, испытывая явный дискомфорт.

– Значит, подбросили и происхождения этих вещей вы не знаете? – продолжил наседать на Карасева Антон.

– Нет, не знаю.

– А если я скажу, что вас опознали на Тамани? Краснодарские коллеги хорошо сработали, – полицейский прищурился.

– Клевета, – упертости Карасеву было не занимать, на полицейского он смотрел открыто и с легкой усмешкой, под которой если и прятался страх, то внешне это совсем не бросалось в глаза.

Антон едва заметно махнул головой загорелому типу, тот сразу приблизился, попадая в эпицентр внимания.

– Этот красномордый у нас бетономешалку на одну ночь просил, – затараторил загорелый, шмыгая носом. – А я ему сначала давать не хотел, потому что у нас сроки поджимают, Палыч и так не доволен, но этот нам хороших деньжат сунул, ну как отказать? Да я ж не знал, что это на пакость какую. Надо и надо, мне какая разница – зачем. Просил никому не говорить, да если тут жаренным запахло, я соучастником быть не собираюсь. Подставлять меня не надо, у меня печень больная.

Карасев выдержал все стоически, а его спутники сильно скисли – кольцо неумолимо сжималось.

– Не хотите поменять показания? – опять обратился Антон к Карасеву.

– Хочу, – вздернул острый подбородок Карасев. – Мы лишь исполнители, все придумывала и организовывала она.

– Кто она? – насторожился Антон.

– Она, – Карасев резко ткнул пальцем в сторону Нины.

Почему-то она ждала этого выпада и даже не удивилась, настолько в кожу успела въесться безысходность, сжирающая природный оптимизм.

– Врешь, сволочь! – ломанулся через толпу Васька. – Врешь!

– Нет, не вру, – твердо припечатал редискоголовый, дерзко глядя на Кабачка.

– Врешь, она здесь ни при чем! – Васька смог прорваться в круг, теперь его от Карасева отделяла лишь крепкая фигура Антона.

– Тебе-то откуда знать? – хмыкнул Карасев. – Думаешь, она только перед тобой ноги раздвигала?

– Ах, ты ж… – Васька рванул к обидчику, но в друга мертвой хваткой вцепился Антон.

– Стоять! Стоять!!! – заорал он в самое ухо Кабачку.

– Иди на…– запальчиво попытался отпихнуть Васька Антона. – Убью мразь…

– Стоять!!! – сорвал голос Антон, да кто б его в запале слушал.

Васька пер к ненавистной цели.

Удар… Это Антон со всего размаху врезал Кабакову в челюсть. Толпа громко ахнула и так же с шумом выдохнула. Васька пошатнулся, невольно хватаясь за ушибленное место.

– Степа, не надо, пожалуйста! – опомнившись, взмолилась и Нина.

Васька зло сплюнул и отошел в сторону.

– Где вы познакомились с гражданкой Старовой? – с ледяным спокойствием, растирая костяшки пальцев, обратился к Карасеву Антон.

– В детском лагере «Возвращение к истокам», двенадцать лет назад, – не моргнув глазом, соврал Карасев.

«Что делать с Колобком? – заметалось сознание Нины. – Если пес и вправду вырастет размером с теленка, то не сможет жить в нашей квартире. И еще надо как-то аккуратно подготовить отца, может сначала курс успокоительных ему проколоть? От услуг Костика откажусь, пусть найдет постороннего адвоката, от греха подальше… Меня сейчас сразу в тюрьму повезут? Надо было кроссовки обуть, в туфлях будет неудобно. Попрошу один звонок Рите, я ведь имею право на один звонок, так всегда в фильмах делали». Краем глаза Нина заметила, как устало Димка потер лоб, больше всего ей сейчас было противно оттого, что такой хороший человек думает о ней, как о преступнице. Нина так погрузилась в пучину перспектив и переживаний, что уже не улавливала разговоров.

– А ты, драчливый, ко мне в машину, пока еще дров не наломал, – долетело до уха, – и мамзель свою захвати.

Кто-то коснулся Нины, это Васька бережно взял ее под руку и как безвольную куклу повел прочь. Толпа, ядовито перешептываясь, расступилась. Кажется, мелькнула злорадная ухмылка Алины, испуганные глаза Лады, сочувственно-любопытный взгляд деда Федьки. Все проплывало мутным калейдоскопом. Перед Ниной распахнулась белая дверца автомобиля. Они с Васькой оказались на заднем сиденье. Как быстро стемнело, в салоне уже стоял полумрак.

– Нина, все будет хорошо, мы их дожмем, – тяжелая мужская рука погладила ее как маленькую по голове, – мы сможем, не сомневайся. Слышишь?

– Кабачок, ты моего Колобка себе заберешь, можешь его Рексом называть. У родителей просто негде, а я…

– Я заберу его, честно, я вас обоих отсюда заберу, – Васька поцеловал ее в висок. – Ну, жизнелюбивая моя, чего ты так расклеилась?

– Тебе нельзя рядом со мной крутиться, это плохо закончится. Ты чуть не избил подозреваемого, у тебя такие неприятности были бы. Я для тебя сплошные неприятности.

– Хватит выдумывать, – проворчал Васька.

– Больно? – Нина осторожно коснулась подушечками пальцев ушибленного места.

– Я его слегка приложил, – это в автомобиль запрыгнул Антон. – Для профилактики.

– Давно небось мечтал? – хмыкнул Васька.

– А то. А тут такой случай, грех было не воспользоваться. Вась, может рано мы их взяли?

– Да я бы еще попас, да Дима и сам заметил, как они в своем квадрате по карманам находки распихивают, первым ко мне посоветоваться прибежал – вызывать полицию или нет. Пришлось добро давать, – машина тронулась, Васька уложил голову Нины себе на плечо, – испугали моего Щуренка, она вон уже чемоданы в места отдаленные пакует.

– Нинель Александровна, – посмотрел на Нину Антон через зеркало заднего вида, – кому вы рассказывали, что были в детстве в археологическом лагере?

– Диме, – выдавила Нинель.

– Еще?

– Васе.

– Больше никому? Кто мог еще знать?

– Никто, больше никто, – всхлипнула Нина.

– И вы этого Карасева не помните?

– Нет.

– Н-да, – недовольно сморщил нос Антон.

«Надо как-то собраться. Ой, дед Федька моим старушкам теперь такого наговорит. Это ж надо, самого болтливого в понятые позвали!» Машина медленно обогнула заливной луг, подняла облако пыли на полевой грунтовке и въехала в село. Васька продолжал обнимать Нину, она чувствует, что он даже сдерживает дыхание, чтобы ее не потревожить. «Мышеловка захлопнулась, столько улик, хоть и косвенных, мне уже не выпутаться. Не сегодня так завтра приедут и ко мне с обыском. Люди видели неизвестного мужика у меня во дворе, а как сегодня сказал по телефону Костя: «Я не в той спортивной форме, чтобы через забор перемахивать, я могу его только проломить». Это был не он, значит «улики» уже аккуратно подброшены. Я загублю Васю, если он будет рядом, всплывут все его нарушения, это будет катастрофа… Что же делать? Надо отвадить его, пусть встречается с этой Алиной или еще с кем-то. Нельзя утянуть его с собой на дно».

Автомобиль плавно подъехал к воротам.

– Мы Алешку крестим в следующее воскресенье, – повернулся назад Антон, – ты крестный, не забудьте, голубки, приехать.

«Ну, вот, у него крестник будет, а я ему такую пакость».

Антон уехал, Васька с Ниной остались у калитки, просто дежавю какое-то, только теперь все значительно хуже, и нельзя любимого мило чмокнуть в нос…

– Спокойной ночи, Василий, – холодно произнесла Нина.

– Нин, что опять не так? – обиженно насупился Кабачок.

– Ничего, просто спокойной ночи, – пожала она плечами.

– Давай уже мириться, – улыбнулся он, – мне без тебя грустно, опять заболеть хочется. Доведешь, пойду в речке купаться, – от этой смешной угрозы хотелось броситься ему в объятья, но…

– Мне звонил муж, – выдохнула она, отводя глаза.

– Гони его в шею, – обозлился Васька.

– Прости, – и Нина как ошпаренная кинулась к крыльцу, но никто ее не попытался догнать. Все, она растоптала их любовь.

Глава ХХII. Привидение


Нина рыдала на веранде, уткнувшись носом в надувной матрац, все попытки успокоиться и найти хоть какую-то опору для светлых мыслей рушились под напором щемящей тоски. Казалось, чернота просочилась сквозь оконные стекла и заползла в самое сердце. Колобок, чувствуя неладное, тихонечко лежал рядом, уложив лобастую голову на лапки.

– Что же мне делать, Рексик, что же делать? Не могу я без него, он мне сразу понравился. Бывает же такое, вошел человек и сразу понравился? Ну, может он и не такой уж идеальный, может мне переносицу розовые очки давят. Бабник, и не женится никогда. Я все понимаю, Рексик, все понимаю. Но так мне без него одиноко, так плохо. А всяких Алин, Вероник и прочих просто придушить хочется. Наверное, я действительно преступница.

Щенок одобрительно пискнул.

– Дурочка, да? Согласна. Меня не сегодня, так завтра арестуют, мне надо думать, как выкрутиться, а я по мужику слезы лью. Чокнутая… Но что же делать, если видишь, что человека по тебе скроили, для тебя сделали, если без него пропадешь, зачахнешь… Что же делать? Надо петь, – Нина встрепенулась, вытерла слезы и, поджав ноги, пристроила щенка на колени. – Мы с тобой сейчас споем, чтобы развеяться. Я вот петь совсем не умею, но очень люблю. Спрашиваешь, что будем петь? Ну, трали-вали какие-нибудь, как чижика и кота куда-то там везли. Не вовремя? Тогда колыбельную, когда птички в пруду уснули или рыбки, ну кто-то там уснул. Нет, лучше казачью, про ворона и мертвую руку с кольцом… Нет, слишком мрачно, и так выть хочется. Споем про кукушечку. Бабушка мне пела. Да что я раскисаю? В старину еще хуже было, а бабы пели. И я спою.

И Нина тихо, в полголоса, затянула песню, вглядываясь в ночной сад, освещенный соседским фонарем: «Куда летишь да, кукушечка? Куда летишь да ты серая…» И стало чуть легче, плавный ритм с голосовыми переходами выравнивал дыхание и расслаблял, мысли улетали куда-то далеко – далеко, разрывая время. И уже виделись верхушки деревьев, над которыми летит беспечная кукушка, не отяжелённая заботами и невзгодами. Свобода и ветер. «Я справлюсь, я сильная. Хотите меня сломать? А не получится».

Словно безмолвный ответ – среди веток мелькнула тень. Нина вздрогнула и резко замолчала. Показалось? Тихо. Какие-то неясные звуки, похожие на бормотание. Опять тишина. Сердечко заскакало зайцем, воздуха перестало хватать. «Показалось, просто показалось. Ночь, темно, чего только не примерещится. Блин, я не закрыла дверь!» Нина поспешно поднялась, не отрывая взгляда от окна, сделала несколько шагов к двери, нащупала засов и… дико завизжала! В полуметре от нее отделяемая одним стеклом стояла тень… человек без лица, нечто черное. Чужая пятерня резко шлепнула по стеклу.

– Мама!!!

Нина, подхватив Колобка, ломанулась в дом, захлопнула за собой дверь и повернула ручку замка.

– Помогите!!! – замолотила она по стене, отделяющей ее от Гребенкиных. – Помогите!

«Звонить, надо звонить Ваське. Где телефон?! – заметалась по комнате. – Остался валяться на матраце в веранде. Электрошокер?» Новый круг по комнате. «Где электрошокер?» Из сумки полетели: салфетки, помада, поддельный паспорт Кабачка, который она так и не вернула. Рука нащупала оружие. «Надо проверить». Раз, два, три. «Не работает! Да как же так?!»

Тень появилась снова, но уже в окне спальни. Нина истошно завизжала, оглушая себя. Сквозь свой визг она не сразу расслышала, что во всю тарабанят в дверь.

– Нина, это я!!! Нина, открой!

«Вася?!»

– Вася!

– Нина, ты где? Я сейчас дверь выломаю! – заорали с той стороны.

– Я здесь! Я сейчас открою! – закричала она, прокручивая замок.

Васька ввалился в комнату с безумным взглядом, сжимая в руке черенок лопаты, на Нину пахнуло перегаром.

– Что случилось?! – задыхаясь, выпалил Кабачок.

– Вася! – Нина судорожно вцепилась в его рубашку.

– Щуреночек, что случилось? Ты цела? – он слегка отстранил ее, разглядывая.

– Ты пьяный, – глупо улыбнулась она.

– Н-нет, немного, дед Гришка налил, – смущенно буркнул он. – Вовремя ты закричала, а то бы с горя наклюкался.

– Где?! Кто?! – это в веранду влетел уже дед Гришка с ружьем наперевес.

– Там, там человек стоял, – Нина дрожащим пальцем указала в стекло, – черный человек, он рукой в стекло бил.

– Стойте здесь, я посмотрю, – Васька метнулся в ночь.

– Не надо! – взвизгнула Нина, пытаясь выбежать за ним.

– Не бойся, справится, – крякнул дед, удерживая ее за руку. – Ребятишки, должно, шуткуют, сейчас им уши надерет.

Нину трясло. «А думала, хуже уже не может быть, и вот тебе, пожалуйста».

– Дед, чего там? – это по ступенькам как молодая резво поднималась баба Рая, тоже вооруженная большой скалкой.

– О, гляди, бабий батальон прибыл, – попытался рассмешить Нину дед Гришка, – сейчас всех шутников разметает.

– Ниночка, ну что же случилось? – ласково заворковала баба Рая.

– Да пацаны, наверное, подшутили, – отмахнулся дед, – в окно постучали.

– Да какие тут пацаны, не каникулы же, они в школе еще учатся, – с сомнением покачала головой баб Рая, – разве что эти, с раскопок.

«Да, это с раскопа, – тут же ухватилась за эту мысль Нина, – отомстить мне хотят, как главной злодейке».

– Ниночка, испугалась? Вот ведь, окаянные! – старушка приобняла Нину, пытаясь успокоить.

– Там Вася, один, чего он не идет назад? – жалобно простонала Нина.

– Во как испугали, – шепнул дед жене, – имена уже путает.

– Вася! – выскочила Нина на порог.

– Здесь, здесь я, – отозвался знакомый голос из темноты. – Никого, – Кабачок вынырнул в кольцо света.

– Был, точно был. Ты мне веришь?

– Верю, – он взбежал к ней по ступенькам и обнял, прижимая к себе.

Нина снова позорно разрыдалась, уткнувшись в Васькину рубашку.

– Ну, ты чего, отчаянная моя? Не надо, – еще крепче прижал ее утешитель.

– Пусть поплачет, страх снимет, – махнула рукой баб Рая. – Ну, мы пойдем, – дернула она мужа за рукав.

– Так может за «лекарством успокоительным» сбегать, – ребром ладони ударил дед себя по горлу.

– Без тебя успокоятся, – нахмурилась баб Рая.

– Ладно, пойдем, – крякнул дед Гришка.

– Ты же с ними не уйдешь? – беспокойно забегала Нина взглядом по лицу Кабачка.

Понимая, что поступает как махровая эгоистка, она все же не могла его отпустить, только не сегодня, не в этот миг, когда все против нее, когда чья-то ненависть сводит с ума. Потом, возможно, Нина соберется с силами, снова попытается его оттолкнуть, но сейчас этих сил просто не осталось.

– Не уходи, – взмолилась она.

– Я не уйду, мало ли кто там звонил, – зарылся Васька губами в ее волосах, – так я ему тебя и отдал, не на того нарвался.

– Не отдавай меня никому, хорошо? Не отдавай, – кинулась она покрывать его щеки поцелуями.

Калитка скрипнула, это Гребенкины тактично вернулись к себе, а пара страстно целовалась на крыльце ничего вокруг не замечая.

– Рыбка моя, Щуреночек мой, – посыпался легкий шепот.

– Как ты меня назвал? – остановилась Нина, хмуро глядя на любимого.

– Как? – прожигая угольками глаз, выдохнул он.

– Почему Щуренок, я что, как щука плоская? – она дерзко положила его ладони на свои округлые формы.

– А почему Кабачок, я что, зеленый? – хмыкнул Васька, и подхватив ее на руки, понес в дом.

Дверь он запер на замок, но свет не включил.

– Направо или налево? – остановился у развилки комнат.

– Уши оборву за лево, – хихикнула Нина.

– Это ты можешь, уже наслышан, – хохотнул Кабачок, и завернул со своей ношей к дивану.

– И тебе не стыдно выдавать себя за мужа расхитительницы сокровищ и хулиганки? – вздохнула она.

– Ни капельки, – уложил он ее на мягкий плед. – Ну, что, Щуренок, наконец-то доктор здесь я, лечиться будем?

– Кабчок, а ты пошляк, – слегка дернула его за ухо-вареничек Нина.

– Иногда... почти всегда, но редко.

Больше они не разговаривали, слова куда-то провалились, в своей цивилизованности уступив место первобытной страсти. Нина в безудержной смелости не узнавала себя, завтра, когда рассветет, наверное, будет стыдно, да и пусть. Зачем думать о завтра, если есть такое горячее сегодня. Диван скрипел, протяжным стоном усиливая желание, и хотелось дарить себя, дарить одному единственному, всю без остатка. И Васька охотно принимал подарок, он тоже изголодался и пережил отчаянье, ему тоже хотелось заблудиться в облаке волос и в сплетении нежных рук, поймать ритм чужого сердца.

Кажется, черная тень на мгновение снова заслонила окно, но пара этого уже не заметила. Мрачные тени подождут, все может подождать, когда любовь поет песнь жизни


– Проспали! Вася, мы проспали! – Нина, перепрыгивая через мужские ноги, кубарем скатилась с дивана. – Полвосьмого! А я вчера даже убраться не успела! Елки-палки.

– Полчаса еще, – лениво промурлыкал Васька, слегка приоткрывая левый глаз.

– Еда в холодильнике, чайник на плите, я побежала, – она одновременно пыталась надеть и колготки, и платье, попеременно натягивая то одно, то другое. – Ключ на столе, закроешь, положишь под порог.

– Стоять! – голосом прапорщика остановил ее Васька. – А завтракать? Ты что голодная собралась бежать?

– Вась, я опаздываю, – Нина легким жестом подвела ресницы, – не умру. Поем в обед.

– Не выпущу, пока не позавтракаем, – завернувшись в простыню, перегородил он ей дорогу.

– Но я… – начала лепетать Нина.

– Сапожник без сапог, – продолжил за нее Кабачок, – Я жарю яичницу, ты делаешь бутерброды, потом я подброшу тебя на машине и помогу убраться в медпункте.

– Но тебе же тоже на раскоп.

– Скажу, в полицию возили, утром из дома ехал? – отмахнулся Васька.

Нина смирилась и побежала на кухню.

Они готовили завтрак, быстро, слаженно как единая команда, перекидывались шутками, пощипывали друг друга и чмокали в щечки. И никакого смущения, неловкости, будто они уже сто лет так вместе проводили утро. Колобок тоже получил свою мисочку лакомств.

Уже у входа, обуваясь, пара неловко стукнулась лбами. Расхохотались, Васька притянул Нину к себе, жарко целуя.

– Может чуть задержимся, – обжигая, зашептал он на ухо, – не убегут эти пациенты.

– Ну, уж нет, – здесь Нина проявила твердость, но смягчила отказ ответным поцелуем.

В обнимку они вышли на порог, Нина захлопнула дверь, зарылась в сумке в поисках ключа, подняла голову и застыла, округлив глаза…

Прямо на ее входной двери ядовито-красной краской ровным почерком отличницы были выведены слова: «Отстань от моего мужчины, сучка!»

– Последнее слово, я так понимаю, это подпись, – мрачно пошутил Васька, тоже разглядывающий послание.

Нина провернула ключ, запирая замок, и спустилась со ступенек.

– Ну, и кто она, твоя женщина? – обиженно посмотрела она на Кабачка.

– С прошлой ночи ты, – виновато посмотрел он на нее.

– А до прошлой ночи?

– Я с ними разберусь, – буркнул Васька.

– С ними? – переспросила Нина, поперхнувшись.

«Ну, а что ты хотела, тебя же предупреждали?» – прошипел внутренний голос. Вот думаешь, что ты ко всему готова, а судьба все новые коленца выбрасывает. Нина и Васька застыли друг напротив друга, Васька напряженно ждал ее реакции, что сейчас выкинет его непредсказуемый Щуренок. Получается Нину вчера до смерти напугали вовсе не разобиженные археологи, и не мафия копателей, а какая-то бывшая Васькина пассия, уж очень разозлившаяся, что потеряла любовника.

Нина чувствовала, что надо выдать реакцию. «Мне все равно ни сегодня, так на днях в тюрьму. Ни свадьба, ни настоящая семья все равно не светит. А временное, оно не такое серьезное, зачем омрачать ссорой».

– Вот ключ, ты, наверное, первый с работы придешь, мне отчет надо написать, – улыбнулась она, – и вещи перетаскивай, а то неловко перед стариками.

Васька сгреб ее в охапку, облегченно выдыхая.

Глава XXIII. Послание

– Проспали! Вася, мы проспали! – Нина, перепрыгивая через мужские ноги, кубарем скатилась с дивана. – Полвосьмого! А я вчера в медпункте даже убраться не успела. Елки-палки!  

– Полчаса еще, – лениво промурлыкал Васька, слегка приоткрывая левый глаз.

– Еда в холодильнике, чайник на плите, я побежала, – Нина одновременно попыталась надеть и колготки, и платье, попеременно натягивая то одно, то другое. – Ключ на столе, закроешь, положишь под порог.

– Стоять! – голосом прапорщика остановил ее Васька. – А завтракать? Ты что, голодная собралась бежать?

– Вась, я опаздываю, – Нина легким жестом подвела ресницы, – не умру. Поем в обед.

– Не выпущу, пока не позавтракаем, – завернувшись в простыню, перегородил он ей дорогу.

– Но я… – начала лепетать Нина.

– Сапожник без сапог, – продолжил за нее Кабачок, – Я жарю яичницу, ты делаешь бутерброды, потом я подброшу тебя на машине и помогу убраться в медпункте.

– Но тебе же тоже на раскоп.

– Скажу, в райцентр в полицию возили, утром из дома ехал? – отмахнулся Васька.

Нина смирилась и побежала на кухню.

Они готовили завтрак – быстро, слаженно, как единая команда, перекидывались шутками, пощипывали друг друга и чмокали в щечки. И никакого смущения, неловкости, будто они уже сто лет так вместе проводили утро. Щенок, которого Нина теперь именовала Рексиком, а Васька Колобком, чувствуя общее благодушие, принялся выпрашивать к привычному завтраку добавку и получил еще пару кусочков собачьего лакомства.

Яичница у Васьки получилась ажурная и пышная, с легкой золотистой корочкой. Все ингредиенты – яйцо и сковорода – у Нины тоже всегда были под рукой, но так идеально никогда не получалось. Жаль, что нет времени неспешно насладится чудесным завтраком.

Уже у входа, обуваясь, пара неловко стукнулась лбами. Расхохотались, Васька притянул Нину к себе, жадно целуя.

– Может чуть задержимся, – обжигая, зашептал он на ухо, – не убегут твои пациенты.

– Ну, уж нет, – здесь Нина проявила твердость, но смягчила отказ ответным поцелуем.

В обнимку они вышли на порог, Нина захлопнула дверь, зарылась в сумке в поисках ключа, подняла голову и застыла, округлив глаза…

Прямо на ее входной двери ядовито-красной краской ровным почерком отличницы были выведены слова: «Отстань от моего мужчины, сучка!»

– Последнее слово, я так понимаю, это подпись, – мрачно пошутил Васька, тоже разглядывая послание.

Нина провернула ключ, запирая замок, и спустилась со ступенек.

– Ну, и кто она, твоя женщина? – обиженно посмотрела она на Кабачка.

– С прошлой ночи ты, – виновато посмотрел он на нее.

– А до прошлой ночи?

– Я с ними разберусь, – буркнул Васька.

– С ними? – переспросила Нина, поперхнувшись. – Их так много?

– С ними, это с пакостниками, испортившими твою дверь, а много их или мало, я пока не знаю.

«А он разозлился, вон брови сдвинул недовольно. Наверное, перебирает в уме, которая могла дойти до такой крайности. Виолетта, Алина, кто там еще может быть? Ну, а чего ты хотела, тебя же предупреждали – кто он такой? – прошипел внутренний голос. – Думаешь, что ты ко всему готова, а судьба все новые коленца выкидывает». Нина и Васька застыли друг напротив друга, Васька напряженно ждал ее реакции, что сейчас сделает его непредсказуемый Щуренок. Получается, Нину вчера до смерти напугали вовсе не разобиженные археологи, и не мафия копателей, а какая-то бывшая Васькина пассия, уж очень разозлившаяся, что потеряла любовника.

Нина чувствовала, что надо выдать реакцию. «Мне все равно ни сегодня так на днях в тюрьму. И Вася, при всем его желании, не сможет меня спасти, слишком там продуманные ребята сидят. Ни свадьбы, ни настоящей семьи не предвидится, пора уже превращаться в реалистку. Мой бурный роман – временное явление, порыв, а временное, оно не такое серьезное, зачем омрачать ссорой головокружительное мгновение».

– Вот ключ, ты, наверное, первым с работы придешь, мне отчет надо написать, – улыбнулась она, – и вещи перетаскивай, а то неловко перед стариками. А если «они» нагрянут, скажи, что уже занят.

Васька сгреб ее в охапку, облегченно выдыхая.

«Обрадовался, ну может я ему хоть немного все же небезразлична, хоть чуточку дорога. Ну, можно же мне немного самонадеянно решить, что я все же выделяюсь среди его Виолетт? – думала Нина, вжавшись в автомобильное кресло и разглядывая ухабы грунтовки.  – Конечно, я читала в разных статьях, что мужчины не меняются, и бабника перевоспитать нельзя, это просто невозможно, у него напрочь сломаны нравственные границы и все такое, и с Алиной он в тумане гулял... Не хочу сейчас об этом думать. Любовь – это плохое чувство, оно делает тебя беззащитной».

– Рука, стучавшая вчера по стеклу, была женской или мужской? – прервал ее размышления Кабачок.

– А-а? – очнулась Нина.

– Говорю, рука женская по стеклу стучала или мужская? – терпеливо повторил он.

– Рука… В перчатке, – Нине было страшно даже вспоминать тот жуткий момент. – Нет, я не могу сказать, я так перепугалась.

– Не бойся, ничего они тебе не сделают. И хватит уже думать про моих бывших баб и накручивать себя разными глупостями, – Васька излишне резко затормозил у бетонной площадки медпункта.

– И ничего я такого не думала, – встрепенулась Нина, – с чего ты взял?

– По лицу кислому все вижу. Может это поклонницы Рыжова тебя атаковывают, – он указал подбородком в сторону медпункта, там уже стоял с новым букетом алых роз начальник службы безопасности «олигархи».

– Опять? – возмутилась Нина.

– Что значит «опять»? – зеркально возмутился и Кабачок. – Это не первый букет?

– Второй, – призналась Нина.

Откормленный, лопоухий, с манерами гусара на пенсии, отставник протянул ей розы, картинно приветственно махнув головой:

– По какому случаю моей жене чужие дяди цветочки дарят? – с напором пошел на начальника безопасности Васька.

– Иван Павлович желает поддержать Нинель Александровну в тяжелую минуту обвинений, и сообщить, что он не верит клевете, – гордо выпрямился отставник.

– Ну, хоть кто-то не верит, – улыбнулась Нина, вдыхая цветочный аромат, но тут же, опомнившись, протянула цветы обратно. – Я не могу принять, это некрасиво по отношению к моему мужчине. Заберите, пожалуйста.

Отставник послушно принял букет и укатил восвояси.

Васька с особым энтузиазмом кинулся намывать полы, даже не дал Нине протереть пыль, вырвав у нее тряпку из рук.

– Работай по специальности, девятый час уже, – кинул он фельдшеру, – а цветы эти, – указал на букет в ведре, – я пойду выброшу, а то вялые какие-то, сейчас лепестки ронять начнут, пол замусорят.

– Ну, пойди выброси, – хихикнула Нина.

Настроение улучшилось. Может это действительно Люська ночью была, месть за «избиение» устроила, ну и за букеты Рыжова поквиталась.

Васька убежал на раскоп, к медпункту потянулись пациенты, никто из них ничего про вчерашний инцидент в лагере не говорил, прием проходил буднично и размеренно. То ли дед Федька не проболтался, то ли сельчане посчитали какие-то там древние медяки ерундой и не осознали степени виновности фельдшерицы, но Нина облегченно выдохнула.

На подъеме она провела рабочий день, наскоро настрочила отчет и уже засобиралась домой, как в дверь медпункта робко постучали.

– Входите! – выкрикнула Нина, выкладывая назад из ящика стола уже убранные письменные принадлежности.

В комнату, привычно кутаясь в шаль, вошла Лада. Она отчего-то тревожно оглядывалась и нервно кусала губы.

– Опять отит беспокоит? – дружелюбно улыбнулась Нина.

– Я бы хотела с вами поговорить, – тихо проговорила посетительница, и фельдшер поняла, что перед ней не пациентка.

– Я вас слушаю, – совсем другим, холодным тоном произнесла она, нутром чувствуя, что информация будет не из приятных.

– Я могу присесть? – Лада просительно посмотрела на стул.

– Конечно, присаживайтесь.

Женщина села, но не спешила начинать разговор, то укутываясь в шаль, то опять сбрасывая ее с плеч. Нина терпеливо ждала.

– Вы чудесная девушка и прекрасный специалист, – начала почти шепотом Лада, – наверное, я лезу не в свое дело, но мне хочется вам помочь. Понимаете, искренне помочь… Я вчера была там, у реки, и все видела.

«Чего ей нужно? – напряглась Нина. – Как этот божий одуванчик может мне помочь?»

– И знаете, – продолжила Лада уже более твердым голосом, – у меня сложилось впечатление, что ваш муж не тот, за кого себя выдает.

Нина невольно улыбнулась.

– Ну да, вы-то, конечно, это и без меня знаете. Но я только вчера заметила, эта драка картинная, не стал бы офицер полиции так прилюдно бить свидетеля, даже из благородных мотивов, ради чего подставляться? Так врезать можно только близкому другу, ну если знаешь, что он остынет, простит и все сойдет с рук… У меня такое впечатление сложилось.

– Какая проницательность, – усмехнулась Нина.

– Не считайте меня врагом, – поспешно чуть привстала с своего места Лада. – Я никому не собираюсь больше выдавать мои подозрения. Просто то, что там вчера происходило было похоже на хорошо спланированный спектакль. Спектакль для одного зрителя, вернее зрительницы. Для вас, Нинель.

– Для меня? – оторопела Нина.

– Понимаете, – Лада закуталась в шаль по самый подбородок, – я несколько лет служила декоратором в театре. Любила тихонько посидеть в уголочке на репетициях, это такое волшебное действо, когда рождается сцена… Так вот вчера у меня сложилось впечатление сцены. У каждого своя реплика, своя роль. Этот подозреваемый, вы заметили, как спокойно и нагло он себя вел? Разве так ведут себя люди, которым грозит тюрьма?

Да, этот редискоголовый был прямо воплощением железного равнодушия. Здесь Лада подметила точно.

– А эта сцена с избиением – ваш бывший муж, уж простите, подождал сигнала от рыжего, тот незаметно махнул головой, мол, можно, и только после этого ваш муж кинулся на обвиняемого. А тот, опять же, не дернулся. Для кого они могли разыграть этот спектакль, только для вас. Пока вас не привезли, это была обычная следственная рутина. Нина, вы в опасности! – Лада вскочила на ноги. – Бывшие мужья очень злопамятны, поверьте мне, я знаю, что говорю, сама через это прошла.

Нина не знала, что ответить, как переварить эту мутную информацию, сотканную из ощущений и подозрений.

– Думаете, почему я здесь, в этой глухомани, из-за любви к природе? – продолжила уже резко Лада. – Он отобрал у меня все. А ваш еще страшнее, он хочет забрать у вас свободу. Нина, свободу, поймите это!

– Я сочувствую вашему горю, но ваши подозрения безосновательны, – Нина тоже поднялась, резким хлопком задвигая ящик стола.

– Я ничего не берусь утверждать, но посчитала своим долгом высказать вам свои подозрения. Не обижайтесь, если я не права, забудьте, – и посетительница, подобрав края шали, вылетела в ночь, а на дворе уже стояла глубокая тьма.

«Как быстро стемнело», – вздохнула Нина.

Глава XXIV. Бред

Уличный фонарь еще не загорелся, поэтому Нина довольно долго провозилась с замком, запирая медпункт, никак не удавалось попасть в скважину, а лезть в сумку за телефоном не хотелось. Наконец, послышался знакомый щелчок, готово.

Фельдшер плотнее запахнула розовый плащик и заспешила через бетонную площадку к дороге, ощущение панической тревоги не покидало. За раскидистым кустом сирени Нина не сразу заметила притаившийся автомобиль. Увидев ее на дороге, водитель врубил фары, освещая тонкую фигурку.

Нина невольно зажмурилась, прикрывая глаза ладонью. Из машины настойчиво посигналили, мол, тебя жду. Только выйдя из полосы света, Нина смогла рассмотреть, что это легкое авто Кабачка. Он ее ждет. Еще полчаса назад она бы ликовала – беспокоится, что уже темно, встречает, но сейчас… Коварная змея сомнения заползла незаметно, обвила скользкими кольцами по рукам и ногам, нашептывая неприглядные факты. «Нет, это бред, эта тетка ненормальная, ее предали и она теперь во всех видит предателей, это бывает, есть такой психологический эффект, кажется, проекции. Ладу надо пожалеть».

Нина побежала к машине.

– Привет, – бодренько улыбнулась она Кабачку.

Тусклый свет салона осветил его слегка недовольное лицо:

– Ударница земского фронта, рабочий день давно закончился.

– Но у мня же отчет, я же тебе говорила еще утром, – невольно кинулась оправдываться Нина.

– Чего этой блажной здесь надо было? – прищурил Васька глаза.

Нина вздрогнула. Что говорить?

– А что? – отбилась она ответным вопросом.

– Как что? Темень на дворе, а эта дамочка фельдшеру домой не дает уйти! – возмутился Васька. – Так чего ей надо было?

«Признаться или нет?» Нина смотрела на любимое лицо, оглаживала взглядом каждую складочку, горбинку носа, непослушный чуб, тонкие упрямые брови. Вот он весь, такой знакомый и совершенно неизвестный. Она почти ничего не знает о его жизни за пределами Веселовки, какой он там, в другом, большом мире. Да и надо ли Ваське говорить о подозрениях Лады, что это может изменить?

– У нее отит обострился, она не могла ждать до завтра, – вылетела ложь.

– Поня-а-тно, – протянул Кабачок, поворачивая ключ зажигания.

Машина рыкнула, потом, успокоившись, мерно замурчала как большая кошка и покатила по спящей улице, раздвигая фарами стену сумрака.

– Местные расспросами не доставали?

– А? – кажется Нина опять провалилась в проклятые мысли.

– Н-нет. Все спокойно прошло.

– А что случилось? – природное или профессиональное чутье не подводило Кабачка.

– Устала. Долгий день. А куда мы едем? – Нина очнулась и с испугом посмотрела в черноту окна, по обе стороны машины стелилось поле. – Вася, куда мы едем?!

И липкий страх, и воздуха предательски не хватает. Нина нажала кнопку, опуская ветровое стекло, в лицо дохнуло ночной прохладой.

– Отдыхать едем, – подмигнул ей Кабачок, оскаливаясь.

– Куда отдыхать? – с трудом выговорила Нина.

– Сюрприз, увидишь, – нажал он на газ.

Машина опять угрюмо зарычала.

«Почему он не говорит, куда меня везет? Какие могут быть сюрпризы ночью? Куда мы едем? Отдохнуть? Может навсегда отдохнуть!» В голове началась какая-то чехарда, словно две разные Нины вступили в безумный спор: одна любящая, наивная, другая – издерганная и подозрительная. «Для кого они могли разыграть этот спектакль, только для вас. Вы в опасности», – навязчиво звучали в ушах слова. И Васька, как назло, молчал, сосредоточенно разглядывая выплывающую из темноты грунтовую дорогу (или дела вид, что сосредоточенно смотрит).

«Почему он молчит? А с чего я взяла, что он так влюбился, что тогда, после вечеринки, выдал себя, чтобы предупредить глупенькую фельдшерицу об угрожающей опасности? Кто я такая, чтобы по мне сохнуть, не Моника же Белуччи? Дорогая машина у простого опера, откуда? А если его наняли враги Костика, какие-то влиятельные люди, и он всего лишь послушный исполнитель, и не помогает мне, а только еще больше запутывает? А теперь его хозяева приказали и вовсе меня убрать, а потом на мертвую повесят «всех собак», это очень удобно. Я уже и отмыться нес смогу, и все чистенькими выйдут». Ветер хлестал в лицо, но Нина не поднимала стекло, подставляя свежим потокам разгоряченные щеки.

«У меня бред, не может Кабачок оказаться этим, ну никак не может, он хороший… Почему он молчит?»

– Вась?

– Да? – он тоже как будто вынырнул из своих мыслей.

– А ты.. ты меня любишь? – такой несвоевременный вопрос, она никогда его не задавала, даже Пашке, просто считала, что между ними это само собой разумеющееся, а оказалось нет.

Васька резко нажал на тормоз. Где они? Справа чернел лес или глубокая лесополоса, слева лежала гладь поля.

– Нина, почему ты спросила? – сухо спросил он, отстраненно глядя на попутчицу.

«Мог бы и соврать», – к страху примешалась горечь. Нина и сама понимала, что глупо после единственной ночи спрашивать о чувствах. И тут ей овладел какой-то злой азарт:

– Если любишь, то должен знать: я хочу настоящую свадьбу, человек на сто… пятьдесят. Да, на сто пятьдесят. Платье принцессы, в стразах, со шлейфом и голой спиной, такое ажурное.

«Боже, какую чушь я несу».

– Все? – усмехнулся Васька.

– Нет, – с вызовом кинула Нина, – и чтобы лимузин белый, и ресторан на набережной, какой-нибудь пафосный, вроде «Самовароффа». И живая музыка, тамада на приколах, и…

– И?

– И свадебное путешествие на…

– Сейшелы, – подсказал ей Васька, в темноте не было видно его выражения лица.

– Да нет, Черное море меня устроит, какое-нибудь Сочи или Ялта.

– Все? – повернулся он к ней, вальяжно опираясь на руль.

– Все, – выдохнула Нина, нащупывая за собой ручку двери.

«Сейчас отвлеку и дам деру, повезет, смоюсь, не повезет, хоть боролась».

– Боюсь, я твои фантазии не потяну, – холодно произнес Кабачок. – На мне кредит на машину и ипотеку еще два года выплачивать.

– Вот оно что, – усмехнулась уже Нина. «Сейчас надо бежать, а там уж разбираться, кто он». – У тебя долги, а тут появилась такая возможность.

– Какая возможность? – резко подался Васька вперед.

Нина вжалась в дверь, сжимая левой рукой до боли ручку.

– Ты не переживай, Кабачок, тебе обязательно заплатят, если поймаешь…

Тут она швырнула в Ваську сумку, дернула ручку и, вывалившись из машины, кинулась в гущу деревьев.

– Куда! – услышала она крик за спиной, но, не обращая внимание, только прибавила темп.

«Бежать! Бежать! Провались ты пропадом, любовь! Провались!» Закрывая лицо от хлещущих веток, Нина углублялась все дальше и дальше, огибая дерево за деревом, разрывая паутину, спотыкаясь о сучки и коряги. Один раз беглянка упала и больно ударилась коленкой, торопливо поднялась. Погони за спиной не было слышно. «Бежать!» Но сил уже не было, в боку кольнуло, колено заныло. Нина, прихрамывая перешла на шаг. Все казалось бредом.

«Интересно, где я? Если куда-нибудь идти, то куда-нибудь обязательно придешь. Земля, она вообще круглая». И лес расступился, открылось бескрайнее поле, покрытое молодыми злаковыми ростками. Немного подумав, Нина шагнула в него. «Ж-ж-ж», – резкий звук мотора, и как из ниоткуда вылетела и перегородила беглянке дорогу знакомая машина.

– Нинка, стой!!! – заорал Васька. – Стой, ненормальная!

Но ненормальная, развернувшись, драпанула обратно в лес. «Буду бороться до конца!» Позади полетел отборный мат и громкий треск веток.

– Дура, стой!

Крепкая рука сжала плечо и под ее тяжестью Нина рухнула вниз, увлекая за собой и охотника. Они покатились по земле, ломая куст.

– Вася, не убивай меня, пожалуйста! – закричала Нина.

– Нин, ты чего?! Нин? – Васька на локтях висел над ней, даже в темноте она видела его лихорадочный блеск глаз.

– У меня родители пожилые, папа больной. Не убивай меня, лучше посадите, я отсижу, если так надо, отсижу, правда, – голос сорвался на плач.

– Дура, – рывком поднял он ее с земли, и убедившись, что она стоит и не падает, развернулся и побрел назад.

Нина продолжала стоять. «Бред, я попала в бред».

– Поехали домой, – сухо кинул ей через плечо Кабачок.

Она послушно побрела за ним.

У машины Васька не сел в салон, а обойдя, открыл багажник.

– Вот, – махнул он Нине, присвечивая телефоном. – Покатались, твою мать.

В багажнике лежал огромный букет роз, конфеты, раскатившиеся во все углы фрукты, бутылка шампанского и вдребезги разбитые фужеры.

– Зато виноград цел, – виновато пискнула Нина, бережно доставая длинную гроздь. – Помялся только чуть-чуть.

Васька угрюмо молчал, и это молчание не предвещало ничего хорошего.

– Васенька, миленький, прости меня пожалуйста, я больше так не буду, честное слово…

Он продолжал зло раздувать ноздри.

– Ну, прости, – Нина робко коснулась края его рукава. – Я так виновата, я поверила этой женщине, на меня что-то нашло, прямо затмение какое-то, может она гипнотизер… я раскаиваюсь. Просто я тебя так плохо знаю, да я тебя вообще не знаю. А еще я сильно тебя люблю.

– Так люблю, что приняла за убийцу, – Васька недовольно скрестил руки на груди.

– Убийц тоже любят, что-то я не то говорю, да? Прости. Посмотри в мои раскаивающиеся глаза. Я для тебя что хочешь сделаю. Вот что хочешь, прямо все-все.

– Прямо все? – с издевкой переспросил он.

– Да.

– Тогда так, – Васька встрепенулся как воробей, встряхивая чуб, – свадьба на тридцать человек, ну, максимум на пятьдесят. Платье ладно уж, оставляем, но лимузин заменяем вот этой, а гулять будем в пельменной у Вадика, это мой одноклассник, скидку сделает, вполне приличное заведение и кормят лучше, чем в твоем пафосном ресторане. А свадебное путешествие через два года, когда я выплачу ипотеку. И это мое последнее слово, – Васька грозно сдвинул брови, –… а и еще, массаж, я спину потянул, когда за тобой бежал. Теперь все, – он с вызовом посмотрел на Нину.

– Да не нужна мне свадьба, – кинулась Нина ему на шею, – это же я так, из вредности. Из вредности.

– Щуренок ты и есть, – выдохнул Васька, позволяя себя целовать.


Нина ехала, зарывшись носом в букет, ей было и смешно, и стыдно. Васька так же сурово вел машину, пробивая фарами дальнего света горизонт. Оба виновника недоразумения молчали, переживая глупый вечер.

– Я тоже люблю тебя, – не поворачивая головы, произнес Кабачок.

– Ради этого можно было и по лесу побегать, – хихикнула Нина.


Глава ХXV. Приглашение

С тарелки на Нину смотрели два грозных ока глазуньи, яичный монстр улыбался кроваво-алой улыбкой кетчупа и оскаливал сырные зубы.

– Креативненько, – кашлянула Нина, втыкая вилку в хищную пасть.

– Фирменный завтрак от киллера, – Васька улыбнулся, дублируя яичный оскал.

– Ну, я же извинилась, – возмутилась Нина, – ты тоже, между прочим, виноват.

– Это чем же? – Васька деловито намазал толстый слой масла на тонкий ломтик батона.

По кухне витал дурманящий аромат крепко-сваренного кофе.

– Ты бы мог сразу внятно объяснить, что мы едем на свидание, а не везти меня угрюмо в ночь.

– И испортить сюрприз? Вот не был я никогда романтиком и начинать ни кчему, Рыжова хотел перещеголять, – Васька недовольно шмыгнул носом. – Да мне и в страшном сне не могло присниться, что моя девушка такого себе насочиняет! Это ж надо было додуматься: убивать я ее везу.

– Но я… – попыталась вклиниться в его отповедь Нина.

– Что я? И заметь, тебе достался ангел без крыльев, терпила. Другой на моем месте месяц бы не разговаривал.

– Ну да, а ты лишь мягко пилишь, – буркнула Нина.

– А вообще, один – один, я тебя за преступницу принял, ты меня за убийцу. Можно забыть и наслаждаться жизнью.

А ведь и вправду, теперь они квиты, оба сели в лужу, но не перестали любить. Кто теперь может им помешать?

– А что тебе наша блажная наговорила? - вспомнил Васька.

– Что вы там, на берегу, разыграли передо мной спектакль, и ударил тебя Антон неправдоподобно, как в театре. Она декоратором в театре работала и в этом разбирается.

– А санитарка может оперировать, она тоже по операционной ходит, да? – пристально посмотрел на Нину Кабачок.

Нина хихикнула.

– Самой смешно? А что касается Антохиного удара, так синяк на челюсти я себе тоже каждое утро у зеркала рисую? – Васька показал почерневший кровоподтек.

– Васенька, а ты сегодня за мной приедешь? – примирительно спросила Нина, переводя тему разговора.

– Так же в десятом часу? – усмехнулся Кабачок.

– Нет, раньше… намного раньше. Еще светло будет… наверное.

– Буду в четыре, и не минутой позже.

Нину не покидало ощущение, что она упускает нечто важное, что-то она должна рассказать Кабачку, что-то значимое, но что? Кофе расслаблял, не давая сосредоточиться. Для кого-то этот насыщенный вкусом напиток – средство взбодриться и настроиться на рабочий день, а для Нины - минута отдыха среди монотонных будней, и обязательно с сахаром и сливками, «по девичьи», как пошутил Васька. Он-то больше любил чай, в большой кружке-бадье, крепкий и без сахара. Вот Нина уже и знает какие-то привычки любимого.

– Карасев действительно был с тобой в археологическом лагере, – вырвал Васька Нину из блаженной неги, – не спеши кукситься, все нормально.

– Да где же нормально? – огорчилась Нина.

– Ему в тот год было шестнадцать, а тебе двенадцать.

– Ну, и что?

– Нин, я был пацаном шестнадцати лет, – улыбнулся Васька, – мы на таких малявок и внимание не обращали, все вы были на одно лицо, есть барышни и постарше. Как он мог тебя запомнить, объясни – разные отряды и разный возраст? Или ты там проявляла суперактивность и была малолетней звездой раскопа, чтобы тебя все запомнили?

– Да нет, что ты, – улыбнулась Нина, – я в детстве была тихая как мышка.

– То-то и оно. Выходит, вранье по наводке. Вопрос, кто навел? Ну, повспоминай, кто знал, что ты в этом лагере в детстве пропадала? – Васька подался вперед, выжидательно застыв с бутербродом в руках.

– На «большой земле» многие, – пожала плечами Нина, – родители, сестра, одноклассники, некоторые из них тоже ездили, Пашка, я ему как-то рассказывала.

– А Костик этот?

– Костик нет, если только ему Рита рассказывала… я не знаю.

И тут на Нину снизошло озарение, яркая вспышка. Вот что она хотела рассказать Ваське, как можно было забыть?!

– Я и здесь, в Веселовке, рассказывала.

Кабачок вопросительно замер, боясь спугнуть блуждающую Нинину мысль.

– Да, рассказывала, на дне рождения у бабы Раи, да точно, это было на дне рождения.

– Кому рассказывала? – осторожно навел Васька.

– Бабушкам.

– Каким бабушкам? – с нажимом в голосе спросил он.

– Подругам баб Раи. Все про молодость вспоминали, ну, до меня очередь дошла, надо же было что-то рассказать.

– Про молодость? – хрюкнул от смеха Васька.

– Про жизнь, – надулась Нина.

– Когда это было?

– В начале марта, у нее день рождения на восьмое марта.

– Щуренок, нужен список всех бабушек, срочно, – возбужденно поднялся Васька, – срочно!

– Я постараюсь вспомнить, но лучше у самой именинницы спросить.

– Ладно, спрошу. Ну что, по коням?


Они торопливо запрыгнули в машину. Сегодня было ветрено и сыро, небо нагоняло серые тучи, предвещая к обеду дождь. Салон не успел прогреться, и Нина поплотнее запахнулась в плащик.

– Давно плащ купила? – поинтересовался Васька.

– Осенью.

– А где, если не секрет?

Нина сразу поняла, что Васька интересуется не из праздного любопытства, а чтобы выяснить обстоятельства появления «дублерши».

– Я на сайте заказывала, у меня фигура стандартная, я часто так делаю.

– Нестандартная девушка со стандартной офигительной фигурой, – подмигнул ей Васька, – адрес этого сайта тоже мне напиши.


У медпункта дежурила уже знакомая машина начальника безопасности Рыжова. А сам отставник стоял на крыльце с неизменным букетом алых роз. «День сурка какой-то, – вздохнула Нина, – главное, чтобы все последующее не повторилось».

– Я сейчас разберусь, – сжал челюсти Васька, тоже раздосадованный появлению весточки от соперника.

– Вась, да ну их всех, – попыталась придержать его за руку Нина, но Кабачка уже нельзя было остановить.

– Милейший, вам же вчера ясно было сказано, что букеты своей жене я буду покупать сам! – еще не дойдя, крикнул он отставнику.

Тот как-то сразу поник:

– Очень прошу Нину Александровну, чтобы она взяла этот чертов букет, а то меня уволят, а у меня дочь на коммерческом учится, – начальник безопасности смиренно протянул букет, в этот миг напоминая кота из «Шрека».

Мягкосердечная Нина тут же забрала розы.

– А еще Иван Павлович приглашает вас на юбилей сельхозпредприятия в эту субботу, – отставник вынул из кармана красный пригласительный конверт, – как лучшего работника села, передовика, так сказать.

– Вот это точно нет, ­ – Нина решительно отвела рукой приглашение.

– Вас с супругом, – кашлянул дядечка.

– Нет, у нас будут дела, мы не смо…

– И много народа приглашено? – влез Васька.

– Почетные ветераны села, гости из района, администрация в полном составе…

– Мы будем, – Васька выхватил конверт и стал его решительно распаковывать, – о, прямо здесь, в совхозной столовой, как удобно.

– Вась, ты чего? – растерянно шепнула ему Нина.

– Держи врага на виду, – подмигнул Васька.

– Так что передать Ивану Петровичу? – окликнул их дяденька.

– Мы придем, – смирилась Нина.

Труженик охраны скрылся из виду.

– У меня даже платья подходящего нет, – огорченно подняла Нина глаза к серому небу.

– Заканчивай пораньше, съездим в райцентр купим, – беспечно улыбнулся Васька, – ну все, я поехал бабушек твоих трясти. Звони.


Ах, как давно Нина не бывала на праздниках, может и хорошо, что они согласились: первый совместный выход в свет как пары, так здорово и волнительно. А они с Кабачком хорошо будут смотреться. Интересно, а у него кроме джинсов и растянутого свитера есть какая-нибудь одежда поприличней, не в полицейскую же форму его наряжать. «Купим ему рубашку и брюки в тон, и галстук. Нет, наверное, он против галстука упираться станет». «Кабачок, а ты наденешь галстук?» – отъэсемесила она ему. «Ни за что». «А если я очень попрошу?» «Если ОЧЕНЬ, само собой». Нина довольно улыбнулась: «Ладно, обойдемся без галстука».

 Конечно, неприятно, что на банкете в роли хозяина будет этот Рыжов, да и слухи о следствии наверняка уже бродят где-то за спиной молодого фельдшера, но ведь можно же не думать сейчас о плохом, а как Золушка мечтать о бале, тем более по сравнению со сказочной Золушкой Нина в более выгодном положении – свой принц у нее уже имеется, а остальное приложится. Нина улыбнулась угрюмому небу.

Глава XVI. «Справедлив и спокоен»


Ночной воздух приятно пах свежей зеленью, машина старательно шуршала колесами по черному асфальту, Нина с Васькой возвращались с покупками домой. На заднем сиденье лежали пакеты с обновками, приятно шелестя при каждом повороте руля. Нина опасалась, что так поздно магазины будут закрыты, да и вообще будет ли приличный выбор в районных «бутиках». Но ее пренебрежение оказалось напраслиной. Васька привез ее в магазин к своей «многоюродной» тетушке, веселой пышечке, которая с прибаутками разложила перед гостьей целый ворох достойных нарядов. Нина заметалась между «красивым» и «полезным»:

– Вот это очень милое, бежевое и по фигуре, – задумчиво покрутилась она перед зеркалом в струящемся атласном платье.

–Так давай брать, чего там думать, – нетерпеливо посмотрел на часы Васька. – Мне нравится.

– Но оно короткое, – вздохнула Нина, – и декольте.

– Боишься, мужики мне завидовать будут? – хмыкнул Кабачок.

– В субботу банкет, а в воскресенье крестины, надо такое платье выбрать, чтобы и туда, и туда можно было сходить.

– Ну-ну, а потом еще и картошку чтобы в нем удобно было копать и в мороз по снегу ходить.

– Вот это длинное поприличней, – не обращая внимание на шутку, потрясла Нина подолом бирюзового платья, пуритански закрытого со всех сторон.

– Теть Лен, заверни оба, мы берем, – изображая щедрого восточного мужчину, полез в карман за деньгами Васька.

– Не надо, это же дорого, а у тебя ипотека и кредит, и… – попыталась остановить аттракцион щедрости Нина.

– Теть Лен, заворачивай, мы берем оба, – настырно повторил Васька, он мог быть очень упрям.

Тетя Лена, с хитринкой в глазах, как бы незаметно разглядывала потенциальную родственницу.

– А говорили, ты, Васенька, месяц уже в командировке какой-то, носа домой не кажешь, – мягко улыбнулась она, протягивая пакеты с обновками.

– Почему не кажу? Был на днях. Братаны и без меня огород посадили, – поспешил оправдаться Васька, незаметно дергая Нину за рукав, мол, линяем.

– А это ж родственница твоя по папке, наверное, да? – тетя Лена предусмотрительно перегородила выход своей дородной фигурой.

Нина отчего-то напряглась – что он скажет, как ее представит, отшутится или соврет, или…

– Это, теть Лен, жена моя… будущая, – гордо приобнял Нину жених.

– Да-а-а, а мамка-то знает? – протянула тетя Лена, таким тоном, словно Кабачку не тридцатник, а лет десять, и он по неосторожности порвал штаны.

– Само собой, – усмехнулся Васька.


– А ты этой тете Лене соврал, ну, что родители знают про нас? – осторожно спросила Нина, когда машина переехала мост, заворачивая уже к Веселовке.

– Почему соврал? Они знают, после крестин поедем знакомиться. Тут спешить надо, а то в таком платье уведут тебя, «а» не успею сказать, – озорно подмигнул ей Васька.

– Тебе правда понравилось?

– Совсем без платья лучше, но в платье тоже ничего.

Он сегодня был в ударе, сыпал шутками, ласкал взглядом и отчего-то слегка волновался. Особенно когда они заехали к нему на квартиру забрать рубашку на банкет и служебную форму. Обход бабушек, чтобы быстрее вызвать их на откровенность, Васька решил завтра делать официально, при погонах.

Квартирка была совсем крохотной, конечно, для холостяка вполне себе приличная и уютная, но Нина с сожалением отметила, что ни кроватку, ни коляску здесь уже не поставить, да и двуспальная кровать отберет значительную часть площади, а если Колобок-Рексик вымахает в огромную собачищу...

– Ну как? – осторожно спросил Васька.

– Очень хорошо, – соврала она, чтобы не огорчать своего мужчину.

Теперь Нина в тайне от Кабачка рассуждала, что если бы удалось продать это коммунальное чудо, и перебраться в Веселовку, то можно было бы погасить кредит за машину и ипотеку выплачивать не пришлось бы, и деньги по земской программе не возвращать, сплошные плюсы. А на работу Васька каждый день мог бы добираться и на машине, полчаса до райцентра – это и не расстояние вовсе. Но как ему это предложить? Он с такой гордостью показывал ремонт на балконе и встроенный шкаф, и классный вид на лес из окна. Ну не могла Нина его обидеть. «Как-нибудь разберемся», – отмахнулась она от себя.

Вообще Васька раскрывался ей все с новой и с новой стороны: на вид раздолбай, весь на шуточках, несерьезный, а на самом деле – крепко стоящий на ногах мужик, без иллюзий и розовых очков, в меру хозяйственный, без фанатизма, в меру разгильдяистый по мелочам.  С ним Нине было легко и, насколько это было возможно в сложившейся ситуации, относительно спокойно. Сейчас она была убеждена, что никто ее не посадит, Васька во всем разберется и обязательно выведет всех злодеев на чистую воду. «Как я могла поверить, этой странной даме?» – мысленно удивлялась она, улыбаясь Кабачку.

Машина неуверенно перелезла через земляной гребень, съезжая с асфальта на грунтовку родной улицы. Вот и дом.

– Уже и спать хочется, – зевнула Нина.

– А чай? Чайку попьем? – Васька плавно развернул авто, чтобы закатить во двор.

– Обязательно попьем, с мятой, – Нина побежала отворять ворота.

– Да я бы сам открыл, – в спину проворчал ей Васька.

Обнявшись, с пакетами, нагруженными вещами, они пошли к крыльцу и замерли.

На пороге, опустив голову на колени, сидел мужик. И хотя лица не было видно, и сама фигура незнакомца терялась в набежавших сумерках, Нина сразу узнала знакомую кудрявую шевелюру. Что-то неприятно кольнуло в груди.

– Это что за чучело? – присвистнул Васька. – Эй, мужик, тебе чего?

Незнакомец оторвал лицо от колен и поднял на хозяев замутненный взгляд, на Нину пахнуло крепким перегаром.

– Закружились девчонки-мальчишки в вихре безудержной страсти, –выдал гость, смешно дергая курносым носом.

– Чего? –  не понял Васька.

– А меня они оставили плакать, сидя на стиральной машине в ванной – речитативом протараторил кудрявый и попытался подняться, неумело хватаясь за перила, но снова плюхнулся на порог. – Поступили жестоко. Обломали крылья, – вдруг загорланил он во все горло. – И оставили плакать, забывая про совесть. Что же это такое, где же правда, люди? Я один в поле воин. Справедлив и…[1], – энергия вышла в крик, гость обмяк и снова уронил голову на колени.

– И спокоен, – мрачно закончила за кудрявого Нина.

– И кто это? – скрестил руки на груди Васька.

– Петр Налич, – выдала Нина.

– Кто?! – поперхнулся Васька.

– Песня Налича, мне очень нравилась, – прошептала она, – а Пашка ее терпеть не мог, говорил, что она глупая.

– Понятно, – Васька рывком поднял на плечо безжизненное тело.

– Вася, ты куда его? Не надо! – перепугалась Нина. – Он же пьяный.

– Вот и поспит с Колобищем на веранде, проветрится как раз. Я бы его и на стиральную машину уложил, как он просил, да здоровый зараза, не поместится. Открывай, занесу.

– Осторожно, – подхватывая пакеты, побежала за Кабачком Нина.

– Да ничего с твоим бывшим не случится, – огрызнулся Васька.

– Спину сорвешь, он тяжелый, – с укором произнесла она.

– Не дождется, одеяло принеси, чтобы не застудился «бедненький».

Колобок, учуяв резкий запах, улизнул в дом, а пара продолжала стоять над храпящим гостем.

– Надо его жене позвонить, а то будет беспокоиться, – выдала Нина. – Вась, позвони, а?

– Только ради тебя.

Он обшарил Пашкины карманы и извлек мобильник. К счастью, тот оказался не запароленным.

– Света, Женя, Катя, – на распев прочитал он, – и которая из них жена? А вот – «Любимая». Будем звонить любимой.

В сумке у Нины надрывно зазвонил телефон.

– Алло? – ответила она на вызов.

– Вот и поговорили, – мрачно произнес ей из динамика Васька.

Нина с досадой прикусила губу.

– Как его жену зовут, не помнишь?

– Н-нет, – напрягла Нина память, – но Света, это двоюродная сестра, Женя – это парень.

– Тогда звоним Кате.

– Да, ее Катя звали, – вспомнилось Нине, – как Екатерину Великую, он еще сказал, что у нее царственное имя.

– Царица, говоришь? Сейчас побеседуем с этой царицей, – Васька снова позвонил.

– Просто скажи, что ты друг, и он у тебя ночует, ладно? – засуетилась вокруг него Нина.

– Разберемся, «Любимая», – окинул он ее ироничным взглядом.

«Разозлился, – досадливо отметила Нина, – но чем я-то виновата?»

Васька нажал на вызов.

– Павел! Наконец-то! – закричал в трубку взволнованный женский голос. – Паша, ты где?!

– Паша спит, – сухо прервал ее Васька.

– Как спит? Он где? Это больница?

– Ваш муж напился и отсыпается, – поспешил развеять страшные подозрения Васька. – Завтра вызовем такси и отправим его домой.

– Скажите адрес, я за ним сама приеду, – уже ровным холодным тоном произнесла Катя.

– Это далеко, всю ночь прокатаетесь.

– Вы кто? – сухо спросила она.

– Я Василий.

– Не знаю такого друга. Вы ее мужчина?

Нина замерла от такой прозорливости другой женщины.

– Да, я ее мужчина, – спокойно ответил Кабачок.

– Что же вы мужчина за своей женщиной не следите, – опять заорали в трубку, – она к моему мужу ручонки свои протягивает, а вы даже ухом не ведете, спать его укладываете, что за мужики пошли, тряпки сплошные…

– Откуда вы знаете, про Веселовку? – неожиданно спросил Васька.

На том конце резко замолчали, казалось, Катя даже перестала дышать. Тишина.

– Что вы молчите? Я сказал – далеко, и вы сразу смекнули, где он. Откуда у вашего мужа наш адрес?

– Сами у него спросите, – связь оборвалась.

Нина и Васька посмотрели друг на друга.

– Я не давала ему адрес, честное слово, да он-то и звонил всего один раз, я его вежливо послала.

– А надо было невежливо, – Васька излишне суетливо поднял пакеты с покупками с пола и пошел в дом.

– Вась, ну чего ты обижаешься? Я здесь при чем, я же его не приглашала? – разозлилась и Нина.

– Я не обижаюсь, я как в той песне «справедлив и спокоен», – ершисто вскинул голову Васька.

– Тогда целуй, – встала она у него на пути, подставляя губы.

– Зацелую, Нин, я тебя разным кудлатым не отдам, я за тебя бороться буду.

– Не надо за меня бороться, – улыбнулась Нина, – я никуда от тебя уходить не собираюсь.

Они обнялись, ласкаясь как два котенка, наслаждаясь бархатом прикосновений.

– А где у вас т-туалет? – оборвал идиллию заплетающийся голос.

Глава XVII. Прошлое и настоящее

Утро оказалось тяжелым и наэлектризованным. Оба мужа, бывший и будущий, с мрачными лицами сидели за столом, между ними порхала Нина, стараясь сгладить напряжение. Пашка мучался похмельем, время от времени морщась очевидно от подкатывающих приступов мигрени.

– Вот лекарство, выпей, полегчает, – сердобольно поставила Нина перед ним стакан с каплями. – У тебя деньги на такси есть, или тебе дать?

– Есть у него деньги, – недовольно за гостя ответил Васька.

– А, шмонать по карманам – любимое занятие ментов, – Пашка махнул подбородком в сторону открытой двери, где в проеме виднелась развешенная Ниной отутюженная Васькина форма.

– Сиди дома, с женой, никто по карманам шмонать и не будет, – не остался в долгу и Кабачок.

– Где хочу, там и сижу, – с вызовом вскинул брови Пашка, прожигая соперника ненавидящим взглядом.

– Про неприкосновенность чужого жилища в Конституции не читал, нет? – с небрежным спокойствием отхлебнул из кружки чай Кабачок.

– Паша, у меня вот есть номер районного таксиста, – влезла между ними Нина, – быстрее приедет, а то городского пока дождешься, – она всячески пыталась выпроводить нежеланного гостя.

– Ему лучше грузовое вызывать, – прищурился Васька, – мы ему стиральную машину с собой завернем, чтобы рыдать было на чем.

– Вася, не надо… – договорить Нина не успела.

– Ах, ты ж, сученок! – Пашка воинственно вскочил из-за стола, роняя табурет, и кинулся на Ваську.

– Стоять!!! – заорала Нина, от страха подражая Антону, жалко, что в челюсть так же эффективно дать она не могла. – Стоять!

Но драки не произошло. Васька быстрым жестом отодвинул Нину за спину, выступив на передовую, Пашка замахнулся, но бить не стал, продолжая с раздражением тяжело дышать.

– Откуда взял наш адрес? – рявкнул Васька.

– С чего это твой? – отбил соперник.

– Его – его, – подтвердила Нина, сразу расставляя все акценты.

– Где взял адрес? – проговаривая каждый слог, четко произнес Кабачок.

– Добрые люди дали, – усмехнулся Пашка, с видом легкого превосходства посмотрев на Ваську: вот, мол, не хочу говорить, и ничего ты со мной не сделаешь, не имеешь права.

– Паша, кто тебе дал мой адрес? – мягко, но настойчиво попросила и Нина.

Противостоять бывшей жене Павел уже не мог и сознался:

– Чинушам, что программу «Земский доктор» курируют, на лапу дал, они адрес и выложили.

– Дорого взяли? – без тени иронии спросил Кабачок.

– Свои деньги считай, – огрызнулся Пашка, тряхнув кудрями.

– Паша, дорого они за такие сведения берут? – опять пришла на помощь Нина.

– Не очень, по цене коньяка.

– Поня-а-тно, – так знакомо протянул Кабачок, делая свои какие-то выводы. – Жена твоя откуда про Веселовку знает?

Пашка вздрогнул, Нина сразу уловила испуг, даже панику. Но Павел быстро взял себя в руки:

– Я ей ничего не говорил. Наверное, не только менты, но и аспиранточки любят по карманам шарить, – отрешенно добавил он, как человек, которому уже все равно.

– Паша, надо помириться с Катей, она вчера очень переживала за тебя. Все наладится, – воркуя, пропела Нина.

– Я сам решу с кем мне мириться! – взвизгнул Пашка. – Что ты со мной разговариваешь, как с психом?! Я пока дееспособен!

– Ну, так решай, Паша, решайся на что-нибудь, если тебе так легче, – наконец вышла из равновесия и Нина, сбрасывая благородную доброту. – Только подальше от меня, я тебе не «любимая», я тебе никто. Понимаешь, никто?!

– Нин, прости меня, – Пашка вдруг бухнулся на колени; некогда такое родное лицо, с одухотворенными тонкими чертами, стало жалким, потухшим.

Он и сам, возможно, осознавал безнадежность этого отчаянного жеста, но продолжал стоять, глядя на нее снизу вверх.

–  Паша, встань, на полу дует, – прошептала хозяйка.

– Нин, прости, я сопьюсь без тебя, сгину, на твоей совести будет…

– Э-э-э, доцент, – опять закрыл собой Нину Васька, – каждый за свою жизнь сам отвечает, не надо с больной головы на здоровую валить.

Пашка резко вскочил с колен.

– Нинель, а помнишь, как мы на лодке катались, и я весло уронил, смешно было, да? А как пирожки пекли, а соседи пожарку вызвали, а как по вечерам кофе пили, а этот вон только чаи может гонять, – Пашка пренебрежительно махнул в сторону Васькиной кружки, – он в хорошем кофе небось и не понимает, а мы с тобой понимаем…

– Вали отсюда, специалист, – перебил его Кабачок, воздух снова заискрил.

– Вася, я прошу, – взмолилась Нина, безошибочно определяя, кто из драки выйдет победителем.

Васька недовольно повел челюстью, но сдержался.

– Нина, нам надо поговорить, – как победу, воспринял отступление соперника Пашка, – не при нем, позвони мне, нам многое нужно обсудить с глазу на глаз, позвони.

– Я не позвоню, – все, что сейчас хотела Нина, это, чтобы он как можно быстрей уехал.

И Пашка это наконец понял. Он, больше не глядя на Нину, небрежно кинул в карман телефон и направился к двери.

– Если я узнаю, что ты замешан в травле, – мрачно произнес ему в спину Васька, – я тебя посажу, доцент, и тесть не поможет.

– Ты о чем? – резко развернулся гость.

– Не понял? Значит, умница, но я тебя предупредил.

И Пашка испугался, стушевался, неловко попятился, теряясь под Васькиным пронзительным взглядом, бравада слетела. Что-то невнятно пробормотав, гость выбежал вон.


– Вась, зачем ты его доставал? – с укором покачала головой Нина, когда они остались одни.

– Я? – с наслаждением отхлебнул из кружки-бадьи Васька, откидываясь на спинку стула.

– Ну, не я же? Детский сад какой-то.

– Потому что он сволочь, Нина.

– Да нет, он просто запутался и…

– Да сволочь – сволочь, и ты тоже так думаешь.

Ну, что тут скажешь? Он прав. А против правды, как известно, не попрешь.

По комнате еще витал эстетский запах Пашкиного дорогого одеколона, смешанный с ядреным перегаром. Нина распахнула форточку, впуская свежий воздух раннего утра. Гость убрался, а напряжение осталось. И ничего Нина плохого не сделала, и бывшего настойчиво выпроваживала, а вот чем-то зацепила любимого, чем-то расстроила. Она видела это по грустным Васькиным глазам, нарочитому спокойствию. Неужели ревнует? Нет, ни к этому жалкому, помятому амбициями человеку, он ревновал ее к счастливому прошлому, к тем памятным моментам в ее жизни, которые прошли без него, и в которые ему уже не попасть.

Надо что-то сказать, как-то дать ему понять, что… Нина повернула голову, беспокойно посмотрев на настенные часы.

– По коням? – по-своему оценил ее жест Васька, торопливо поднимаясь из-за стола.

– Успеем, – улыбнулась она, расстегивая две верхние пуговицы халатика и с хитринкой заглядывая в карие глаза.

Уговаривать Ваську не пришлось, уже привычно взвалив любимую ношу на плечо, он понес ее в спальню…


Немного взъерошенные и совершенно помирившиеся, они ехали к медпункту. Нина никак не могла привыкнуть к Ваське в форме, ну не поворачивался теперь язык иронично обозвать его Кабачком, видно все же придется достать из закромов залежавшееся «Казачок», а как по-другому? При исполнении все же.

– Что меня злит, так это то, что круг подозреваемых не сужается, а только увеличивается, – честно признался Васька.

– А кто у тебя подозреваемые?

– Кроме девяти бабушек с именин? – подмигнул он.

Нина хихикнула.

– Здесь две основные версии. Первая – ты случайная жертва: симпатичная молодая специалистка, у всех на виду, вот и решили под тебя «закосить». Тут еще слух пошел, что ты вроде как к археологии отдаленное отношение имеешь, ну сама так и просишься для подставы.

– Ну, я же не специально? – вздохнула Нина.

– Не переживай, разберемся. И я вначале эту версию основной рассматривал. А в ней в круг подозреваемых просятся Рыжов со своей Люсей. Рыжов на землях поселения крышует черных копателей, они ему отстегивают, Люся сбывает краденое, а на тебя вешают. А в случае чего, может «благородно» подкатить с предложением отмазать молодую фельдшерицу за благосклонность.

– Очень похоже, – выдохнула Нина.

– В одну обойму идет и Алина. Была первой красоткой на селе, пыль в глаза дорогущим джипом бросала, а тут Дон Кихот в юбке пожаловал, и джип с хозяйкой потускнели.

– Ну, это вряд ли, – с сомнением повела Нина плечами.

– Я ж с ней пообщался, для дела само собой. Она азартна как все спортсмены, да еще и завистлива.

– А близняшки? – напомнила Нина.

– А эти тоже, по глупости могут в историю влипнуть, очень эмоциональные девочки. Вот их я и начал разрабатывать. Но тут в дело вмешались трусы.

– А как ты догадался? – подпрыгнула от удивления Нина. – Я же тебе ничего не говорила.

– А должна была, – с укором посмотрел на нее Кабачок. – Реакция тебя выдала. Думал – пополам меня за эти труселя распилишь, а ты, как мне показалось, прямо-таки обрадовалась, повеселела. К чему бы такая радость? Я позвонил твоему адвокату и в наглую расспросил, отчего тот поссорился с женой, он вспылил, мол, не мое собачье дело, но я объяснил ему, что возможно его клиентка страдает из-за него, попросил все вспомнить. Тут первые стринги и всплыли. А к подозреваемым добавилась неместная Лада, как и Алина, околачивающаяся у лагеря, а тут еще ее попытка нас рассорить. Вот прямо напрашивается на главную интриганку и засланную казачку. А теперь надо добавить депрессивного с неустойчивой психикой бывшего да его ревнивую жену, у которой искусствоведческое образование… – Васька задумчиво замолчал, но увидев, что Нина загрустила, тут же бодро улыбнулся. – Но круг этот не такой уж и большой, прощупать всех успею. Там Антоха подключился, и зацепки кое-какие имеются. Прорвемся. А начнем с бабушек.

– Вряд ли бабушки что-то вспомнят, – вздохнула Нина.

– Плохо ты своих пациенток знаешь.

Похоже, в их семье оптимистом теперь стал Васька или он что-то не договаривает.

Глава XVIII. Банкет.

Результаты опроса бабулей Нину просто добили, пошатнули в ней веру в человечество. Она была уверена, что бабушки или не вспомнят, или вообще никому не говорили о таком незначительном эпизоде, и все труды любимого напрасны, но то, что принес вечером Вася, не вписывалось в ее картину мира.

О неладном она прочла сразу по его глазам – такой озабоченный, немного бегающий взгляд.

– Ничего не удалось узнать? – осторожно спросила Нина.

– Долго пришлось каждую раскручивать, – издалека начал Васька, – местные старушки отчего-то решили, что я под «олигарху» копаю. Опасно старичков обманывать и по паям недодавать. Такого наговорили, можно Рыжову сухари сушить, – Васька кисло улыбнулся.

– А про меня? – замерла Нина.

– Хвалили, счастья желали. Надо было осторожно выспросить, как бы невзначай, чтобы никого не спугнуть, я с подходом…

– И?

«Ну чего он тянет?»

– Зинаида Рожкина обсуждала тебя с Елизаветой Лисицыной, когда появились археологи, мол, наша-то Ниночка тоже в детстве копала, – Васька внимательно посмотрел на Нину.

– А еще кому? – не поняла она его напряжения.

– Никому, больше никто ничего не вспомнил.

– Ну, значит этот Карасев откуда-то еще узнал, не Лиза же ему сказала, – разочарованно протянула Нина.

– А почему не Лиза? – небрежно бросил Васька.

– Но… это же Лиза, у нее дети, и вообще… какое она отношение к копателям может иметь?

– В розовом плаще на раскопе тебя видели только ее дети.

– Меня еще опознал скупщик, – робко попыталась защитить подругу Нина.

– Скупщик опознает любого, за кого ему заплатят, а мальчишек можно науськать, внушить, они и сами поверят при нужном подходе, что тебя видели.

– Да нет, этого не может быть! Она такая хорошая, просто в жизни не везло.

– Ну да, от каждого мужика по ребенку.

– Ты не понимаешь, – возмутилась Нина.

– Я пытаюсь, Нин, пытаюсь, но факты, – Васька устало плюхнулся на диван.

– Да какие факты?

– Видели мужика, который перелазил через твой забор, а у твоей Лизаветы мужская фигура, в темноте перепутать очень легко. Мальчишки ее все время рядом с тобой крутятся…

– Они Рексика проведать приходят.

– А до этого в гости приходили?

– Ну, приходили… пару раз.

– То-то же, могли монеты во все щели запихнуть, ничего сложного. Материальное положение в семье тяжелое, безденежье. Рыжов, как я убедился, мастер зарплату задерживать и недоплачивать: не нравится – ищи другую работу, а где здесь другая работа? А это, Нина, соблазн. Она тебе говорила, чтобы ты меня бросила и на Рыжова внимание обратила?

– Да причем здесь это? – раздраженно бросила Нина.

– Значит говорила, – подытожил Кабачок.

– Я пойду и поговорю с ней, надо все выяснить, – Нина бросилась к вешалке, снимать плащ.

– А вот этого делать не нужно, – опередил ее Васька, – нельзя спугнуть, это наш шанс, понимаешь? Не единственный, но шанс. За ней надо последить, я уже связался с Антоном. А ты ограничь встречи с этим семейством, пока мы все не выясним.

– Это не она, – упрямо поджала Нина губы.

– Разберемся.


Теперь Нина вспоминала все встречи с Лизой. Две молодые женщины, они были такими непохожими друг на друга, словно из разных миров, но все равно как-то быстро сошлись. Лиза в Веселовке, по сути, – ее единственная подруга, близняшки не в счет, те – просто приятельницы. Лизке можно было пожаловаться на жизнь, получить дельный совет от сапожника без сапог. Вот только Васька у Лисицыной не вызывал восторгов в сравнении с Рыжовым, оно и понятно, имея на руках троих детей и старуху-мать, Лиза очень ценила именно материальное благополучие. Могла ли она ради денег подставить Нину? И тут мозг взрывался, верить не хотелось, но внутренний голос солидаризировался с Васькой, нашептывая, что родные дети важнее какой-то там фельдшерицы.


Остаток недели прошел в нервном напряжении и какой-то тоске, Нина и сама удивлялась, как задевало ее возможное предательство. Для нее все люди в Веселовке, за редким исключением, были милыми и добрыми, не без недостатков, но в целом положительными.

Лизу она не видела, за молоком, как обычно, не пошла, но полную банку притащили мальчишки:

– Мама прислала, а то вам некогда, так мы сами.

Нина торопливо, пряча глаза, отблагодарила, сунув на всех шоколадку. Стало еще кислее.

Васька отвлекал, как мог, подбадривал. Хорошо, что он рядом, одной было бы невыносимо.


В субботу, приодевшись, они парой отправились на поселковую площадь. Там сначала должен был состояться торжественный митинг с речами, грамотами и бесплатной полевой кухней с гречневой кашей, скудно разбавленной тушенкой. А потом избранных, среди них и Нину с Васькой, приглашали в столовую.

Рыжов рассыпался в комплиментах «очаровательному доктору», не обращая внимание на Ваську и всячески пытаясь его оттеснить широкой спиной. Но с Кабачком этот номер не проходил, он довольно ловко уводил Нину в сторону.

Люська же наоборот пугливо бегала от Нины, сохраняя приличную дистанцию. «Думает, что я припадочная. Видно, хорошо так я ее испугала», – немного покалывала совесть, но не сильно.

Среди приглашенных была и Вероника с начальственным пузатым мужем, она царственно прошла мимо Нины, одарив ее высокомерным кивком.  Все поведение «блондинистой герцогини» говорило: это на работе мы ровня, а здесь ты девушка обычного мента, а я птица более высокого полета. Но от Нины не укрылось легкое замешательство аптекарши при виде Кабачка. Женская вредность восторжествовала, и Нина, прижавшись к Ваське, чмокнула его в щеку, показывая свои права на любимого. Мелкая пакость, но приятно.  

Столы ровными квадратами стояли вдоль стен, оставляя пространство для танцев, и ломились от столичных деликатесов и местных разносолов. Как на свадьбе между гостями бегал тамада, пытаясь вытащить подвыпивших клиентов на дурацкие конкурсы, он было рванул к «чудесной паре», но Васька дал массовику-затейнику довольно твердый отказ, и их с Ниной больше не донимали.

Хвастливые речи, о повышении производительности и поднятии деревни с колен, продолжились и в помещении. Завроно всплакнул о закрытии в Веселовке начальной школы, глава района браво отрапортовал об открытии в следующем году нового консервного заводика, дама с пышным начесом выкрикнула тост за здравие Ивана Павловича. Вообще, складывалось впечатление, что юбилей не у сельхозпредприятия, а у Рыжова, столько комплиментов и здравиц лилось в его сторону. Как же, главный инвестор района!

Из динамиков вырвалась зажигательная музыка.

– Танцевать пойдем? – робко спросила Нина, она не знала, как Васька относится к таким развлечениям.

– Лучший танцор районного дома культуры к твоим услугам, – подмигнул он ей, павлином выходя из-за стола.

Танцевать он не умел совсем, но особо по этому поводу не комплексовал. Нина развеселилась, она на время позабыла о подозрениях и нависших обвинениях, да обо всем на свете, ей просто было хорошо рядом со своим мужчиной. Но тут в кармане у Васьки прозвонил телефон, на мониторе мелькнуло «Тишин».

– Это Антон, я выйду, перезвоню? – извиняющимся тоном спросил Васька.

– Да-да, конечно, иди, – замахала головой Нина, – надо – так надо.

Через пару минут он вернулся.

– Мне надо уехать.

– Как уехать? – обомлела Нина.

– Там срочно, – пробормотал Васька.

– Тогда я домой пошла, что мне без тебя здесь делать, – расстроилась Нина, как хорошо все шло, и на тебе.

– Нет! – излишне резко вдруг отозвался Кабачок. – Побудь здесь, а потом, чтобы тебя все видели, попрощайся, но иди не домой, а к Ковалевым. Переночуешь у них. Слышишь? Я заберу тебя утром. Домой одна не ходи. Нина, ты поняла?

– Вась, что случилось? – Нина с мольбой посмотрела на него.

– Пока ничего. Нина, главное сейчас выполнить мои инструкции, хорошо? – он обнял ее за плечи, выжидая ответ.

– Хорошо, – смирилась она.

И Васька убежал, а Нина осталась среди чужих ей людей. И праздник сразу стал ненужным, эмоции померкли, публика стала раздражать. И Люська, и Вероника, каждая из своего угла, злорадно лыбились, еще больше подмачивая вечер.

– Чего ждать-то? – самой себе задала вопрос Нина. – Пойду сразу к Ковалевым.

Свет приглушили для медленного танца, и Нина, воспользовавшись полумраком, бочком-бочком заспешила к выходу.

– Нинель Александровна! Куда же вы?! – услышала она где-то за спиной пьяный голос Рыжова, но только ускорила шаг.

В вестибюле, сорвав с вешалки плащ, Нина, на ходу застегивая пуговицы, спорхнула с порога и побежала через опустевший двор.

– Нинель Александровна, ну куда же вы спешите, Золушка моя? – это Рыжов, вышел с черного хода и теперь ломился наперерез.

«Да, чтоб тебя!»

– Извините, я спешу, – буркнула она, не поворачивая головы.

– Нинель, выходи за меня замуж, – выпалил Рыжов, прочно перекрывая ей дорогу.

«Ну, и где ты, защитник мой, Васенька», – разозлилась Нина на Кабачка.

– Извините, но я уже помолвлена. До свидания.

– Зачем тебе этот прыщ? Бросил девушку одну, небось наплел о задании, они всегда так делают. Нинель, я сделаю тебя счастливой, мы увидим весь мир, – он протянул к ней руки, угрожающе приближаясь.

«А он сильно поддал! Что же делать?»

– Ниночка, солнышко, ласточка, цветочек. Разве он тебя так называет? – зашептал Рыжов заплетающимся языком.

«Вот это в точку. Щуренок, это вроде бы ребенок щуки, очень романтично».

– Пустите, мне нужно идти, – твердо вывернулась она из расставленных объятий.

– Да погоди. Я знаю, что на тебе дело, срок грозит.

Нина вздрогнула.

– Я мог бы помочь все замять, – почувствовал замешательство Рыжов, – твоему менту это не по зубам. Я тут побеседовал, улик против тебя много, не сегодня так завтра повестка придет, а то и на «воронке» подкатят. Зачем такой красавице в тюрьму? А как посадят, твой мент тебя завтра же забудет, встретит какую-нибудь, вроде моей Алинки…

«А ведь верно, где Алина? Ее не было!»

– А где ваша дочь? – невпопад спросила Нина.

– В городе с друзьями тусит, – отмахнулся Рыжов. – Нина, решайся, я могу спасти тебя, у меня связи.

– Мне ваша помощь не нужна, – отрезала Нина.

– Гордая? Гляди, там с тебя спесь быстро собьют, – он вроде бы как отступил, но стоило Нине сделать шаг, как большая рука железной хваткой схватила ее за запястье.

– Пустите!!! Что вы делаете?!

– Ну, хоть один поцелуй. Все равно приползешь, в камере посидишь недельку, и сама свидания искать будешь.

– Пустите, я закричу!!! – взвизгнула Нина.

«В кармане отремонтированный Васькой электрошокер, если сейчас не отпустит, придется приложить». Рука нащупала холодный пластик.

– Иван Павлович! – раздался зычный голос начальника безопасности.

Никогда Нина так не радовалась этому угловатому господину.

– Чего тебе? – недовольно огрызнулся Рыжов, все же отступая от жертвы.

– Там вас Эдуард Николаевич зовет, сердится.

Ссориться с главой района Рыжову не хотелось и, пробурчав: «Подумай, я предупредил», он, пошатываясь, пошел назад.

А Нина, растирая запястье, выпорхнула в майскую ночь. «Как ты мог меня бросить, Кабачок?! – вдруг навернулись слезы. – Как я устала!»

Глава XXIX. Засада


Фонари, такие естественные для городских улиц предметы, в Веселовке были подобны краснокнижным животным, вроде бы где-то существуют, и даже кто-то пару раз их видел, но довольно давно и, возможно, вовсе не здесь. Нина бодрым шагом разозлившегося человека пробиралась между черных заборов по стежке, высвеченной луной. Окна в домах не светились, пожилые хозяева спали, и только настырные собаки оглашали лаем округу, но тоже как-то так, ненавязчиво, лениво.  

«Кинул меня на съедение этому Бармалею, дела у него! А мог бы и подбросить до дома, никуда бы дела не убежали, там-то и времени бы заняло – пару минут. Так нет же: «Иди спать к Ковалевым, я утром приеду». Барин! А тут твою невесту чуть не облапали! А если бы этот дядька-охранник на крыльцо не вышел, и я электрошокером первое лицо района приложила бы? Ты об этом подумал? – с упреком бросила Нина кусту сирени, будто это Васька. – Вот и получается, что я для тебя и не любимая, и не дорогая. А по реакции этой вертлявой Вероники так и вовсе понятно, что это не ты, а она тебя бросила, променяла на начальничка. Кабачок, неужели тебе нравятся такие женщины? Да я в тебе разочарована!»

Нина невольно топнула ножкой и растерянно оглянулась – перед ней простирался пустырь с заброшенным колодцем, там, где она побила Люську. «Мне ж к Ковалевым надо. А куда я иду? Растяпа», – ругая уже себя, Нина повернула назад, но тут в просвете между домов ей почудилось движение. Сердце сразу екнуло, Нина напрягла зрение. Так и есть, позади торопливо шла объемная мужская фигура. Случайный прохожий или…  

Раздумывать долго Нина не стала и, подобрав полы плаща, бросилась бежать вдоль улицы. «Поздно заворачивать к Ковалевым, уже пролетела нужный проулок. Переночевать можно и у Гребенкиных. Зачем вообще Кабачок меня к Ковалевым направил, если есть добрые баба Рая и дед Гриша? И домой можно за зубной щеткой и пижамой сгонять».

Часто оглядываясь, Нина пробежала несколько сотен метров, свернула с асфальта на родную грунтовку. Собственная улица была такой же сонно-безлюдной, как и остальные. «Ой», – споткнувшись о валявшееся у забора соседей бревно, Нина чуть не пропахала носом местный суглинок, но вовремя успела выставить вперед руки и лишь плюхнулась на четвереньки. «Да что ж не везет-то так! Колготки порвала. Так и есть, дырень».

Нина поднялась, отряхивая колени, и… застыла, от удивления открыв рот. В ее собственном доме в спальне горел свет! «Я же сама все выключила перед выходом, или нет? Может Вася заезжал, включил лампу, а выключить забыл? Растяпин ты, Кабачок». В окне мелькнул девичий силуэт – тонкая, стройная фигурка крутнулась в потоке света, на миг прильнула лбом к стеклу, словно кого-то высматривала, и, распахнув пошире форточку, скрылась в глубине комнаты.

«Я, значит, ночуй у Ковалевых, а он на задании! С девицей! В моем доме! В моем собственном доме! Сукин сын!» Несколько минут Нина стояла перед забором, переваривая увиденное, но потом, рассудив, что терять ей уже нечего, решила все же испытать сегодня электрошокер, а то пропадает бедняга без дела. Выхватив из кармана оружие, Нина пинком ноги распахнула калитку и побежала к крыльцу…

– Отбой! Это моя лягушонка в коробчонке скачет! – услышала она насмешливый Васькин голос из зарослей малины.

– Отбой, это хозяйка, – забасил кто-то из темноты.

Рядом с Ниной нарисовалась тень, по очертаниям, это был Кабачок.

– Тебе куда сказали спать идти? – зло прошипел он. – Ты нам операцию срываешь.

– Я за пижамой пришла, – ляпнула Нина первое попавшееся, в кустах дружно заржали.

Мужская рука потянула ее в угол между сараем и домом.

– Здесь будешь сидеть.

– Вась, что происходит? Кто дома ходит?

– Вот хочется позлить тебя и сказать «любовница», но не буду. Сотрудница это наша. На живца ловим. И живцом здесь должнабыть не ты. Почему к Ковалевым не пошла?

– Потому что Рыжов ко мне приставал, а защитить меня некому было, я еле вырвалась, ну и разозлилась, и забыла про Ковалевых, и вообще…

– Я же договорился с Митричем, начальником службы безопасности, что он за тобой приглядит, – растерянно пробормотал Васька.

Тут ухнул филин. Наверное, это был условный сигнал, потому что Васька быстро вжался в стену, прижимая и Нину. Кто-то шел вдоль забора, как совсем недавно брела Нина, и так же споткнулся о брошенную колоду, отборно матерясь низким гортанным лаем.

– Василий Алексеевич, сам свою козу охраняй, – полетело от калитки, – она бегает, как ненормальная, никакого здоровья не хватит.

Это начальник безопасности Рыжова, Митрич, честно пытался догнать Нину по темным улицам Веселовки. Нина хихикнула, но Васька легонько шлепнул ее по мягкому месту.

– Спортсмэнка – активистка, – проворчал он, уже ласково целуя ее в щеку.


Потянулось нервное ожидание. А придет ли кто-то? И кто должен прийти? Внешне казалось, что двор пуст, ухо не ловило посторонних шумов, нос – посторонних запахов, но теперь Нинель знала, что в малине сидит Васька, а у поливной бочки, судя по голосу, Антон, а вдоль покосившейся бани притаились еще сотрудники. Только Митричу не дали тряхнуть стариной и отправили назад в столовую, предупредив, что, если кого-то встретит, должен сообщать, что провожал фельдшерицу домой.

Нина, уперевшись лопатками в бревенчатую стену сарая, начала мерно клевать носом. Раньше она и не думала, что можно дремать стоя. Пару раз зевнув, хозяйка энергично похлопала ресницами, прогоняя сон. «Почему не я «живец», я прекрасно могла бы поработать наживкой на диване или в любимой кроватке». Как ответ на ее внутренний монолог, свет в окне спальни погас. От пронзительной тишины стало как-то жутко. Вот и знаешь, что двор полон народу, а все ж сердечко ускоряется.

Оно пришло неожиданно, и совсем не оттуда – откуда ждали. Черное пятно, плавно, почти невесомо, обогнуло грядку с укропом; низенькая калиточка, отделяющая двор от огорода, едва слышно скрипнула, впуская нового гостя. А живой ли это человек? Есть ли там плоть и кровь. Безликое привидение повело тем, что должно быть головой, озираясь, и пошло прямо в сторону Нины! «Оно меня видит?!» Нинель вжалась в стену, ноги отяжелели. В каком-то кино она это уже видела, тогда было страшно, но вживую – это просто не передать!

Привидение прошло мимо, едва не зацепив хозяйку усадьбы растянутым балахоном, ноздри Нины почувствовали тонкий, почти неуловимый запах хороших духов. Женщина! Высокая, но женщина. Или мужчина? Брызнулся, чтобы сбить с толку. Черная тряпка не давала возможности рассмотреть фигуру. «Это не Лиза!» – обрадовалась Нинель. Как бы тщательно подруга не мылась, запах коровника намертво въелся в кожу и волосы, и Нина всегда его ловила своим тонким медицинским чутьем. А здесь аромат, легкий флер.

Тень полукругом прошлась по двору, взошла на крыльцо, засуетилась у двери. «Что оно делает? Снова пишет? Моя бедная дверь, опять перекрашивать».

Нечто спустилось с порога и включило у себя на лбу фонарик! Лучик света зашарил по стене сарая, Нина торопливо пригнулась. Привидение отворило скрипучую дверь и вынуло лопату, подошло к цветнику и начало прямо посередине клумбы, энергично работая лопатой, рыть яму.

– Эй! Ты что делаешь?! – возмущенно зашумела Нина, сразу сбрасывая страх. – Это же мои астры!!!

Привидение вздрогнуло, бросило лопату и ломанулось к входной калитке, но не тут-то было, на него навалилось сразу несколько человек. Привидение жалобно взвизгнуло.

– Ай, она меня цапнула!

– Все, Колян, сорок уколов в живот, – кажется, это Васькины шуточки.

Во дворе у Гребенкиных загорелся свет, и на пороге Нины неожиданно оказался мощный прожектор. Сцена сразу осветилась как днем. Стали видны и оперативники, и выбежавшая из дома с пистолетом в руках тоненькая дублерша Нины, и пойманный нервно-трепыхающийся призрак. Антон стащил черную сетку с лица подозреваемой, под ней оказалась Лада. Всегда меланхолично-направленный в себя взгляд теперь был панически испуганным, женщина продолжала рваться из мужских рук, хотя тщетность этих попыток была очевидна.

– Лада Валерьевна, успокойтесь, – требовательно обратился к ней Васька. – Объясните, что вы здесь делаете?

– Я просто гуляла и заблудилась, пришлось выходить через огороды, – Лада не без труда успокоилась, хватка оперативников ослабела. – Пустите меня, я никуда не убегаю.

– Отпустите, – приказал Антон.

Теперь Лада стояла в плотном кольце незнакомых лиц.

– Гуляли в черной маске? – иронично уточнил Антон.

– Это от комаров.

– А зачем вы взяли лопату и нанесли ущерб чужому имуществу.

Девушка-оперативник отошла, и Нина смогла прочесть на входной двери новую надпись: «У тебя ничего не получится».  

– А что должно было получиться? – с интересом спросил Васька.

– Мужа чужого украсть, – злобно выпалила Лада. – Вы, Василий, должны вернуться в семью, вас любит жена, а эта женщина вас просто приворожила.

– Кто? – не понял Васька.

– Эта женщина, – Лада с ненавистью ткнула пальцем в сторону Нинель. – Поверьте, это не любовь, просто заклинания, черная магия. Завеса спадет, но будет поздно. Вернитесь к жене!

«Что она несет?! К какой жене должен вернуться Кабачок? Что я еще не знаю?»

– Почтеннейшая, я не женат и никогда не был, – Васька, деловито приблизился к клумбе и уставился в перекорёженную землю.

– Не трогайте! Я провела обряд, теперь вам полегчает, и вы прозреете, – заволновалась Лада.

– Так кто вас нанял с меня порчу снять? Уточнить не можете? – Васька взял лопату.

– Зачем вы до нее дотронулись? Теперь обряд придется повторить заново, – взволнованно выдохнула Лада.

– Так вас наняла моя бывшая жена? – гнул свою линию Кабачок. – И как имя жены?

Лада замолчала.

– Так как? – подошел к ней Кабачок.

– Я не могу выдать свою клиентку, я ничего плохого не делала, а за поврежденную клумбу я заплачу.

– Так если вас наняла моя жена, то я, стало быть, и так знаю ее имя. Чего скрывать? Озвучьте для понятых, – он кивнул в сторону забора, и Нина заметила стариков Гребенкиных. – Ну?

– Меня наняла Екатерина Терновых, – сдалась Лада.

– Пашина жена? – охнула Нина.

– И зачем она вас наняла? – усмехнулся Кабачок.

– Помочь ей вернуть вашу любовь.

– Понятно, что же она вам даже не показала фото своего мужа? – Васька покрутил лопату в руках.

– Мне хватит и астральной связи, главное вовремя провести обряд, – грудным голосом с придыханием произнесла Лада.

– Значит, колдунья седьмого разряда, – Васька перевернул рукоять и потрогал лезвие лопаты. – И все в пределах КоАП

– Я ничего плохого не делала, – упрямо сжала Лада губы.

– Понятые, подойдите, пожалуйста.

Васька влез в центр клумбы и заработал инструментом... Лада замерла соляным столбом… Один взмах, второй и… глухой стук. Жестяная коробка от датского печенья… Дирхемы, много древних, подернутых временем монет. Клад из раскопа прямо посередине Нининого двора!

Глава ХХХ. Объяснение

Часы показывали час ночи, а Нина с Васькой все сидели на веранде, укутавшись в большой плед. Было так приятно положить голову на плечо любимому и расслаблено прикрыть глаза.

– Меня теперь не посадят? – робко спросила Нина.

– Нет, конечно, что за глупости? – пожурил ее Васька. – Все позади.

– Но ведь клад нашли у меня во дворе, – Нина никак не могла поверить, что тучи разошлись над ее головой.

– Ну, не ты же его туда зарыла.

– А кто? Лада? Зачем вообще было зарывать у меня на клумбе весь клад? Где логика?

– А логика проста, спрятать подальше от себя.

– Но я же подозреваемая? У меня первым делом искать и будут, а они ко мне во двор со всеми ценностями.

– Группу Карасева пасли еще с Тамани, он это чувствовал, поэтому зарыл клад у сообщницы.

– У меня?

– Да причем здесь ты, – снисходительно отмахнулся Васька, – у Лады, но она занервничала, когда его арестовали, и, выкопав банку, притащила ее к тебе. Помнишь, когда появилось впервые привидение? По-женски аккуратно она выкопала твои бархатцы…

– Астры, – невпопад поправила Нина.

– Вот-вот, зарыла банку и воткнула рассаду назад. Лил дождь, землю перемесило, следы смыло, цветочки не пострадали, никто ничего не заметил. Если бы на Карасева все же надавили, и он прокололся бы, то доказательств против Лады как не бывало, она просто обвинила бы его в клевете, а вот для тебя такая находка – гарантированная тюрьма. Но покровители, а на самом деле мы с Антохой, стали требовать клад, прислав курьера. И пришлось Ладе выкапывать все обратно.

– А кто ее покровители?

– И это правильный вопрос, – загадочно улыбнулся Васька. – Но она на него ответила сама – Екатерина Терновых.

– Жена Паши? Кабачок, я ничего не понимаю. Хватит ходить вокруг да около. Быстро колись, как все там было, – и Нина больно ущипнула его в бок.

– Лада проговорилась тебе, что любимый мужчина сильно ее подставил. Помнишь, ты мне рассказывала? Так это все правда. Она действительно работала в театре, имела квартирку, не в столице, как она тут сочиняла, а в нашем родном областном. И тут нарисовался альфонс, втерся в доверие, набрал от ее имени и с ее одобрения кредитов и слинял. Лада оказалась в долгах, вся зарплата уходила на погашение процентов. Тогда художница бросила любимую работу, прошла курсы визажистов и устроилась в хороший салон. Для нее это была маленькая драма – человек искусства превратился в ремесленника. Но, что самое печальное, денег все равно не хватало, да еще перед глазами поплыла такая роскошная чужая жизнь. Как-то Лада разговорилась с богатой клиенткой и поплакалась ей на свою злую судьбу. К слову, та тоже была человеком близким к искусству, искусствовед все-таки, и вызвала у загнанной дамы доверие. И тут Екатерина Терновых, а это была она, предложила Ладе хорошие деньги, очень хорошие деньги, если та поможет посадить бывшую жену своего мужа за решетку.

– Меня? – Нина уставилась на Ваську не мигая. – Но что я ей сделала? Это Паша бросил меня ради нее, а не наоборот?

– Ты слушать-то будешь или возмущаться?

– Буду слушать. Но в голове какая-то каша.

– Эта Катя делала за хорошие деньги оценку найденных черными копателями находок и сводила пацанов с кем надо, а круг ее знакомств, с такими-то связями, был очень широк. При этом она ничем не рисковала, доказать ее причастность было почти невозможно. Знал ли папа-ректор об этой шалости дочери? Трудно сказать. Так бы Катя успешно и трудилась на ниве теневого бизнеса, но тут ее муженек загрустил. Телефон у Паши не запаролен, как мы смогли убедиться, влезть и определить – кто любимая, а кто нелюбимая – дело пары секунд. Катя заметалась, обратилась к частному детективу. Тот предложил ей услать тебя подальше, куда Макар телят не гонял.

– В тюрьму?

– Рано. Детектив подсунул вашему зятю девицу, было там у Костика с ней или нет, но трусы она в его кармане оставила. Твоя сестра, разругавшись с супругом, вернулась домой, ты начала искать варианты жилья, тут и появился представитель администрации, предложивший тебе программу «Земский доктор». Так?

– Да, – согласно кивнула Нина.

– Все просто.

– Разрушить семью, где двое детей, это просто? – Нина была поражена. – Выходит, у Риты из-за меня проблемы были.

– Хвати уже на себя чужую вину примерять. Все устаканилось, Катя праздновала победу, но по весне Пашку накрыл новый приступ ностальгии и он, проплатив деньги, узнал твой адрес. Фотка со скрина опять же спокойно лежала в телефоне. И Катюше стало ясно, хоть на Луну тебя ушли, а муж будет предаваться воспоминаниям и страдать, причем, даже убийство не гарантирует результат – будет приносить на могилку цветочки и рвать на себе волосы.

– Вась, ну это уж совсем за гранью, – Нина придвинулась к нему вплотную, вжимаясь в крепкое плечо.

– Тюрьма! Вот лучшее средство! Паша брезглив, он точно тебя разлюбит, разочаруется. Идеальный вариант. Тем более, что место твоей ссылки совпало с осенними раскопками банды Карасева. И выдумывать ничего не надо, подкинули пару монет и аккуратно навели на тебя оперативников, дело сделано. Вот только нужна была дублерша, та, что будет тебя изображать. Самой подставляться Кате не хотелось, тут и подвернулась под руку Лада. Причем они подставили и беднягу скупщика, нам был анонимный звонок, что он получил дирхемы, а все для того, чтобы скупщик тебя подробно описал. Карасев был против всей этой затеи, он уже понимал, что ходит по краю, но Катя его прочно держала на крючке.

– В голове не укладывается, бедный Паша, не жена, а маньячка какая-то.

– Пожалей-пожалей, – обиделся Васька, отодвигаясь.

– Это я так, к слову, конечно, не бедный, – Нина упрямо придвинулась к любимому.

– Что забавно, Лада старалась свою работу выполнять качественно, и когда я объявил, что являюсь твоим бывшим мужем, и слухи поползли по деревне, она решила помочь клиентке и всячески пыталась нас развести…

– А надо было наоборот стараться нас соединить, ну для блага клиентки, – хихикнула Нина.

– Лада и Катю взбудоражила еще больше, докладывая, что муженек постоянно бродит вокруг бывшей.

– Но разве Пашки дома в это время не было?

– А он все чаще стал зависать в барах, у друзей, даже рыбалкой увлекся, лишь бы домой лишний раз не идти. К тебе он долго не решался приехать, трусил, хотя адрес лежал в кармане. А вот его жена уже не трусила, с Ладой они провернули тот же номер с трусами, но уже в моем кармане. Потом через Лизу Лисицыну пытались спровадить тебя к «олигархе», потом этот выпад с вечерним визитом в медпункт, после которого мы с тобой резво бегали полночи по лесам. Этой глупой суетой они дали мне в руки зацепку, слабенькую, но зацепку. Я обратил на Ладу внимание, Антон нарыл ее биографию, сличили ее клиентскую базу по салону и вышли на Катю.

– И что теперь будет? Катю посадят?

– «Кто ж его посадит, он же памятник?» С такими-то связями, выкрутится. А твоему Паше надо решать, что ему дороже – карьера в универе или свобода, и никто за него этот выбор не сделает.

– Он не мой. А если сопьется, так и не решив?

– Пойдешь спасать? – на Нину глянули горячие угольки ревности.

– Не пойду, Вась, чего ты злишься? Мы им благодарны должны быть, если бы не они, мы бы с тобой не встретились, – она ласково обняла его, целуя в щеку.

– Я здесь рыбачу каждый год, и так бы тебя увидел… чуть позже, – упрямо надул Васька щеки. – Мимо такой красотки не прошел бы, уж поверь мне. Так что рассыпаться в благодарностях твоему бывшему и его крейзи-жене не собираюсь.

– Так прямо и заметил бы? – теперь надула губы Нина. – Тебе вон разные Вероники нравятся, я по типажу не подхожу, крашусь скромнее.

– О-о-о, – протянул Васька насмешливо, – чего там тебе на банкете успели напеть, пока я в засаде сидел?

– Ничего, просто сама догадалась: она тебя первой бросила ради того толстого дядьки, а не бросила бы, так ты бы сейчас прочно женат был.

– Ты ошиблась с Пашкой, а я с Вероникой. Люди иногда ошибаются, представляешь? – взгляд Васьки стал мягким, обезоруживающим. – Не будем больше вспоминать о них, Щуреночек?

– А почему Щуреночек? Ты так и не ответил. Звучит как акулушка или сколопендрушка, – выспрашивать все, так сейчас.

– Я люблю рыбалку, и не как Паша, чтобы из дома смыться, а просто рыбалку. И моя жена должна с этим смириться, потому что это способ релакса, гармония с природой, и любимая женщина должна понимать… – он набрал воздуха выдать еще что-то воинственное.

– Ближе к делу, – одернула Нина.

– Дед первый раз меня на рыбалку взял, и я на блесну щуреночка поймал, крохотного совсем, но гордости было. Самое счастливое воспоминание из детства. Всем ходил хвастался, тобой тоже хвастать буду, пусть завидуют, – он запустил руку в ее мягкие волосы, губы потянулись к губам.

– Надо спать ложиться, – вздохнула Нина, – а то проспим, нам же на крестины. Не боишься, насмотрюсь на пупсика, тоже захочу такого же?

– Такой же рыженький не получится, – крепче прижал ее к себе Васька, – я только чернявеньких казачков могу выдать.

– Согласна.

По крыше забарабанил дождь, сначала робко, несмело, потом настырней, по-хозяйски основательно, смывая страхи, волнения и весеннюю суету. На пороге уже в томительном ожидании топталось знойное лето.  


Конец




Оглавление

  • Глава I. Фельдшерица
  • Глава II. Работа и личная жизнь
  • Глава III. Домашний уют
  • Глава IV. Бессонница
  • Глава V. Сплетни
  • Глава VI. Дирхем
  • Глава VII. За рулем
  • Глава VIII. Сомнения
  • Глава IX. Вечеринка
  • Глава X
  • Глава XI. Обвинение
  • Глава XII. Паника и позитив
  • Глава XIII. Расследование
  • Глава XIV. Звонок
  • Глава XV. Бабник?
  • Глава XVI. Моя семья и другой
  • Глава XVII. Меланхолическая
  • Глава XVIII. Сновидение
  • Глава XIX. Хулиганка
  • Глава ХХ. Находка
  • Глава XXI. Подстава
  • Глава ХХII. Привидение
  • Глава XXIII. Послание
  • Глава XXIV. Бред
  • Глава ХXV. Приглашение
  • Глава XVI. «Справедлив и спокоен»
  • Глава XVII. Прошлое и настоящее
  • Глава XVIII. Банкет.
  • Глава XXIX. Засада
  • Глава ХХХ. Объяснение