Эгоист (СИ) [Марина Смбатовна Агекян] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Марина Агекян Эгоист

Глава 1

Лондон, Англия, май 1812 год

Как может крушиться надежда? Прямо на глазах. Как происходило сейчас.

Как происходило последние семь лет.

В первый год это казалось просто невозможным, второй год вызвал слабую, но уже серьезную озабоченность, третий год прошёл в мучительных тревогах, которые едва не разбили ей сердце. В четвертый год сердце всё же разбилось, вдребезги и окончательно. Последующие три года превратились в отчаянные поиски смирения и хоть каких-то сил, которые помогли бы жить дальше, но это было ужасно сложно сделать.

Шарлотте Уинслоу, старшей дочери виконта Уитлсфорда, было восемнадцать, когда она вошла во взрослую жизнь, была представлена ко двору, оказалась принята в общество и закружилась на балах. Тогда она обрела верных и преданных подруг, одной из которой стала старшая дочь графа Холбрука, леди Лидия. Темноволосая и голубоглазая девушка, которая успела покорить не одно мужское сердце в первые дни своего выхода. У Лидии имелось еще пять сестер, которые были слишком юны, чтобы выезжать, но как говорили в обществе, Лидия была самой прелестной из сестер. И хоть, по мнению Шарлотты, было еще рано делать такие поспешные выводы, ибо не все сестры расцвели в полную силу, она не могла не признать, что Лидия была красивой и очень нежной девушкой.

У самой Шарлотты так же имелись младшие сестры, целых три, которые так же были слишком юны для представления ко двору, и один брат, самый младший из детей виконта. Шарлотта не знала нехватки в кавалерах, и она могла бы сполна насладиться их вниманием, если бы не одно «но».

Однажды Лидия пришла на бал не только со своими почтенными родителями. С ними пришел ее старший брат, который вернулся в Лондон после долгой поездки по Европе. Ему было уже двадцать пять лет, он был молодым лордом, успевшим повидать мир, но не это прославило его. Многие знали его за буйный нрав, а некоторые отводили глаза, сетуя на то, что он распутный и непостоянный, но…

Стоило Шарлотте посмотреть на него, стоило ему невольно повернуть голову и скользнуть по ней задумчивым взглядом, как… Она в жизни не испытывала ничего подобного, но в тот момент у нее замерло всё внутри и сжался желудок. Дыхание застряло в горле, а в глазах потемнело, но она видела, видела только его и… не могла отвести от него взгляд. Шарлотта стояла, как пригвожденная к месту, не могла пошевелиться и чувствовала, как сперва застывает, а затем часто-часто бьётся сердце, будто стремясь разорваться прямо там, где находилось. Но и тогда она не могла дышать, так сильно потрясли ее его большие, темно-бархатные карие глаза, взгляд которых будто пронизывал ее насквозь. Ее стало трясти, но когда он повернул голову, отводя взгляд, ей почему-то стало еще хуже.

Она с трудом могла стоять на ногах, едва могла овладеть собой. И лишь только смотрела на его профиль, который был не менее идеальным, чем само лицо.

Густые каштановые волосы живописным беспорядком падали на его широкий лоб, темные брови, наседали на глубоко посаженные, большие пронзительные темные глаза с неправдоподобно длинными ресницами. Между бровями залегла одна глубокая морщинка, которая, ровно проходя по линии прямого носа и спускаясь вниз по красиво очерченным губам, повторяла точно такую же впадинку в самом низу твердого подбородка. Щеки возле ушей были тронуты темной щетиной треугольных бакенбард, еще больше подчеркивая выразительные скулы и притягивая взгляд острым углом к подвижным губам. Небольшие мешочки под глазами, будто он всё еще был спросонья, придавали его глазам особую выразительность, из-за которой было трудно смотреть на него. Он не просто был красив, как отмечали все, кто видел молодого наследника графа.

Шарлотте приходилось видеть много красивых молодых людей, но никогда еще при взгляде на них у нее не дрожали колени, а под ногами не разверзалась бездна, куда она падала без малейшего шанса спастись. Никогда еще ей не казалось, что что-то рушится на нее, быть может, небеса, а может на нее рушилось полное и окончательное осознание того, что жизнь никогда уже не будет прежней после появления этого человека. Это было такое сильное потрясение, что Шарлотта даже испугалась того, что никогда не оправится от этого. Ведь никогда еще один простой взгляд на другого человека не творил с ней такие немыслимые вещи.

К ее полному ужасу Лидия вместе со своей семьей подошла к ней. И пока родители Шарлотты представлялись друг другу, она пыталась найти в себе силы, чтобы заговорить. Только потрясение было столь велико, что она едва ли что-то промямлила, а потом просто присела, когда перед ней оказался брат Лидии, а когда с трудом выпрямилась, он уже растворился в толпе.

— Уильям соскучился по жизни в Лондоне, — улыбнулась Лидия, с любовью следя за ним.

Уильям… Боже, у него даже имя было такое будоражащее, что Шарлотта едва сдержалась от того, чтобы не расплакаться. Ее охватил страх и полное непонимание того, что с ней происходит. Она была еще слишком юна и впечатлительна, чтобы разобраться в себе, но была уверена, что с ней что-то не так.

В ту ночь она все же не сдержалась и, вернувшись домой поздно вечером, легла в кровать, прижала к лицу подушку и заплакала. И так и не смогла понять, что же с ней произошло.

На утром всё прекратилось, она чувствовала себя, как прежде. Снова стала выезжать, снова была собой, кружилась на балах, танцевала и просто наслаждалась жизнью. Ее родители были красивыми аристократами, и Шарлотта унаследовала их грацию и красоту. Она не знала недостатка в кавалерах, и ей уделяли не меньше внимания, чем Лидии. Пока однажды на очередной бал вместе с сестрой снова не приехал ее старший брат.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Шарлотта поняла это, едва увидела его. Ее снова охватило знакомое оцепенение, сердце замерло, а потом снова пустилось вскачь. И тогда же она поняла, что, наверное, так будет всегда. Не могла она спокойно смотреть на Уильяма. И хоть было опрометчиво и зазорно называть его по имени, тем более про себя, она ничего не могла поделать с собой.

Он был бесподобен, ошеломителен, вежлив, весел, учтив, предупредителен и… И ужасно падок на женское внимание. Вероятно, зная о своей внешности и отлично этим пользуясь, Уильям наслаждался обществом женщин, порой даже старше себя, просто потому, что был молод. Да и чем еще он мог заниматься?

В первое время Шарлотте нравилось наблюдать за ним, но только в самом начале, пока она не поняла, какого характера это внимание. Уильям не просто флиртовал… Он заманивал в свои сети, обещал, обольщал, покорял своей притягательной, волнительной улыбкой, а потом… Просто на глазах у всех уводил из залы тех женщин, обычно это либо вдовы, либо одинокие замужние женщины, чьи мужья любили проводить время в деревнях, которые приглянулись ему.

И больше не возвращался с ними на бал.

К концу сезона, набравшись немного опыта, Шарлотта, наконец, поняла истинный характер подобных эскапад. И сказать, что это не просто огорчило ее, значит, ничего не сказать. Она даже не ожидала, что это так сильно заденет ее. Но с какой стати? Господи, они едва знали друг друга! И… всё же ей ужасно хотелось, чтобы он хоть бы раз посмотрел на нее так, как смотрел на тех самых женщин, с которыми уходил. Хотела, чтобы он подошел к ней, хотела, чтобы он заметил ее, пригласил на танец…

Шарлотта резко покачала головой, сжимая в руке бокал и даже сегодня наблюдая сцену, к которой должна была привыкнуть за последние семь лет, но, увы, этого так и не произошло. Да, она была знакома с ним целых семь лет, но так и не научилась игнорировать его выходки. И каждый раз, когда он уходил из залы под руку с очередной женщиной, ей хотелось броситься за ними, расцарапать лицо незнакомке, а его… проткнуть его черствое, эгоистичное сердце чем-нибудь очень острым. И хоть Шарлотта не была такой кровожадной и жестокой, но порой эти сцены с его уходом доставляли ей столько боли, что она уже просто не знала, как с этим справляться.

Если в первые годы он вел себя предельно безрассудно и едва ли осмотрительно, но в какой-то степени прилично, чтобы не бросать тень на сестру, то после смерти отца, с которым, по словам Лидии, Уильям общался крайне редко, потому что тот слишком давил на него, он стал вести себя еще более вызывающе. Дошло до того, что мужья, чьих жен он соблазнял, вызывали его на дуэли. Шарлотта с содроганием узнавала, что он участвовал в пяти дуэлях, в одном из которых его ранили в ногу.

Иногда ей казалось, что в него вселился сам дьявол, потому что чем больше неприятностей он набирался, тем счастливее выглядел. И тем несчастнее делал свою семью, которая переживала за него. И хоть Лидия удачно вышла замуж и устроила свою жизнь, у них было еще пять сестер, о которых Уильяму, как старшому сыну и единственному главе семьи предстояло позаботиться. Но он заботился лишь о своих прихотях и с головой уходил в ночные кутежи, из которых едва ли выбирался по утрам.

Со дня его возвращения прошло семь мучительно долгих лет, но он так и не изменился. Разве только лицом, которое стало еще суровее, еще выразительнее, мужественнее, почти невозможное. Шарлотте, как и прежде, было тяжело смотреть на него, почти так же трудно заговорить с ним, как в первые дни знакомства. Если случайно сталкивались на балах, они просто обменивались приветствиями, узнавали, как дела в семье, Шарлотта неизменно просила передать теплый привет Лидии, после чего он удалялся, а позже уходил с очередной женщиной, с которой намеревался провести ночь.

Иногда Шарлотта ненавидела его и женщин, с которыми он уходил. Ненавидела за ту боль, которую он причинял ей, но потом была вынуждена признать самой себе, что это глупо, ведь он ни о чем даже не подозревает, но даже если бы что-то знал, ее переживания были ее личным делом. И как она могла сердиться или злиться на него за то, что он вёл ту жизнь, к которой привык?

Абсурдно. Всё это было слишком абсурдно.

Она сама загнала себя в ловушку, из которой не могла выбраться вот уже семь лет.

Как и сейчас, когда увидела, с каким решительным видом Уильям подходит к очередной своей жертве, вдове маркиза Хартли. Молодая и симпатичная с рыжими волосами, острым носом и надутыми тонкими губами, она весь вечер не спускала с него глаз.

Сердце похолодело в груди, когда Уильям взял протянутую руку маркизы и поднес к своим до боли красивым губам.

Рука самой Шарлотты невольно сжала ножку бокала с шампанским, к которому она так и не притронулась. На нее накатил жгучий гнев, но потом, когда она увидела, как Уильям привычным движением подходит ближе к маркизе и что-то шепчет ей на ухо, Шарлотту окатило холодное разочарование.

Боже правый, что она делает? Стоит тут и сожалеет о том, что он ни разу так и не подошёл к ней самой. Ни разу не целовал руку так, как другим дамам. Ей следовало взяться за ум, образумиться и…

Шарлотта вдруг отчетливо поняла, что с нее достаточно. Она не могла больше смотреть на это. Ее не просто тошнило, у нее не было больше сил выносить всё это. Не было больше сил смотреть на него такого. Сегодня он был не менее обольстительным и притягательным, чем всегда. Приятный золотистый свет, лившийся на него сверху, путался в его блестящих каштановых волосах, беспорядком обрамлявших его красивое лицо. В темно-синем сюртуке, в серебристом жилете, с идеально подвязанным шейным платком и ухоженными бакенбардами, Уильям казался таким невероятным, что сегодня было особенно больно смотреть на него. Смотреть и сохнуть по нему до сих пор.

Она просто настоящая идиотка, раз подумала, что может со временем все изменится, и он хоть бы раз увидит, заметит ее… Так она растратила свою молодость и превратилась в иссушенную старую деву двадцати пяти лет, на которую больше никто не желал смотреть. Да и с чего смотреть на завалявшийся товар?

Вся музыка, всё веселье, которым она наслаждалась сегодня, сопровождая свою вторую младшую сестру, которую они с матерью выводили в свет, стала раздражать и выводить из себя.

Развернувшись, Шарлотта направилась к матери и сестре Пенелопе, которая стояла рядом с мужем бароном Пентоном. Они являли собой красивую пару, обвенчавшись в прошлом году, когда Пенелопе было двадцать, и теперь они уже ждали пополнения. В этом году они появились, чтобы поддержать дебют Прюденс, которая очень волновалась в свой первый сезон, а сейчас кружилась в танце с очередным кавалером. Шарлотта была нескончаемо рада за них всех, но сегодня было крайне сложно ощущать радость, когда болезненно ныло сердце.

— Я хочу вернуться домой, — сразу же завила она, взглянув на мать. — У меня разболелась голова.

Прижав пальцы к виску, Шарлотта обнаружила, что вовсе не лукавит.

Виконтесса Уитлсфорд повернулась к ней. Ее серые глаза, которые унаследовала старшая из дочерей, вспыхнули беспокойством на тонком, тронутом слегка тоненькой сеточкой морщин, лице.

— Ты уверена? Мы же приехали совсем недавно. И ты так давно не видела Пенелопу.

Шарлотта неприятно поморщилась, когда особо громкие ноты музыкантов врезались в голову резким ударом боли, прострелив даже по спине и заставив ее вздрогнуть.

— Она ведь не уезжает завтра. — У нее и дыхание перехватило, когда краем глаза Шарлотта заметила, как Уильям уводит из зала вдову маркиза, которая жеманно улыбалась ему. Господи, она, наверное, никогда не привыкнет к этому, хоть и видела эти сцены почти тысячу раз! — Я очень хочу домой, — прошептала она, с трудом скрывая отчаянные нотки в голосе, потому что силы действительно покидали ее.

Мать печально покачала головой.

— Хорошо.

Пенелопа подошла и взяла сестру за руку.

— Я была рада повидаться с тобой. Приезжай завтра ко мне на чай. Давно мы не разговаривали по душам. Особенно теперь, когда твои бывшие поклонники снова обратили на тебя свой взор.

Сейчас у нее на душе кошки скребли, но Шарлотта предпочла не упоминать об этом. И тем более не желала говорить о поклонниках, с которыми общаться было так же тяжело и невыносимо, как и прежде.

Слабо улыбнувшись, Шарлотта кивнула и высвободила руку.

— Да, конечно. Обязательно приеду. — Взглянув на мать в последний раз, она устало добавила: — Я пришлю вам карету, как только доберусь до дома.

— Выпей лекарство и ложись спать. И увидишь, как утром тебе обязательно станет лучше.

Сомнительно, — грустно подумала Шарлотта и медленно покинула бальную залу, испытывая облегчение и… боль, которая ни на мгновения не покидала ее.

Обычно говорят, что со временем человек становится мудрее и рассудительнее, но, вероятно, это не относилось к ней, потому что за все семь лет, что она знала Уильяма, Шарлотта так ничему и не научилась. Не научилась мириться с тем, как он постоянно уходит с другой, как запутывается в одном скандале за другим, как женщины вешаются на него, а он… Он просто был невозможен!

Внезапно Шарлотта рассердилась на себя. Всё! С нее было достаточно. Она потратила на несбыточные грезы семь лет своей молодости, своей жизни, а он даже не подозревал о ее существовании. О нет, он знал, кто она такая, но… Она всегда была для него лишь мисс Уинслоу, дочь виконта Уитлсфорда, подруга его сестры, с которой она некогда выходила в свет.

Сжимая руки в кулаки, Шарлотта шла по длинному коридору, убеждая себя в том, что она отныне должна выбросить его из головы. Хватит ей мучиться и растрачивать свою жизнь на то, что никогда не сбудется. Разве семи лет не было достаточно, чтобы она поняла, что поступала ужасно легкомысленно? Она должна была взять свою жизнь в собственные руки и не позволять никому, Уильяму в том числе, управлять ее мыслями и тем более чувствами. Она устал, до боли устала ждать, что в один прекрасный день…

Ничего не изменится.

Ей следовало попытаться найти человека, с которым она могла создать семью и позабыть своё глупое увлечение. Да, в первый год это было волнительно, так сладко, что она не могла спать по ночам. В первый год во всем этом было столько обещания, столько ожидания. Каждый вечер на балах и праздниках она наивно полагала, что вот сейчас он заметит ее, подойдёт. Он подходил, но к другим женщинам, ко всем, но не к ней. Сперва она списывала это просто за вежливость, мол, он не стремился смутить подругу своей сестры, но когда Шарлотта немного глубже подумала об этом, она с удивлением обнаружила, что он не подходит к ней просто потому, что… не хочет этого.

Шарлотте было непросто делать подобное открытие, но в какой-то степени она с этим смирилась, рассудив, что Уильям просто молодой джентльмен, который просто наслаждается балами. О, он не просто наслаждался.

В свой второй сезон Шарлотта решила во что бы то ни стало обратить его внимание на себе. Она никогда бы не подумала, что начнет охоту на будущего мужа, как это делали другие дебютантки. Для нее это было ниже собственного достоинства, ибо не такой привязанности она желала. Собственно, она не охотилась за Уильямом, не преследовало, как следовало ожидать, она просто… Одевалась так, чтобы ее замечали. К ее немалому ужасу ее действительно замечали. Ей стали наносить визиты множество поклонников, но среди них не было того, чьего внимания она жаждала больше всего. Если в первый сезон она была вынуждена отклонить только два предложения, в свой второй ей пришлось отказать девятерым. Мать была в ужасе, отец слегка озадачен, но и тогда они ничего не сказали ей.

Третий сезон был самым мучительным. Не только потому, что Лидия, сестра Уильяма, уже вышла замуж и теперь Шарлотта очень редко сталкивалась с Уильямом. Но и потому, что ей самой было пора решить свою судьбу. Ей уже было двадцать лет, три сезона означали уже приличный срок. О, в этом сезоне она снова была окружена поклонниками, даже теми, которых она отвергла в прошлом году, но… Всякий раз сердце ее переворачивалось в груди, когда она думала о том, что один из них может подойти к ней, коснуться ее, стать ее мужем… Ей было так невыносимо, что она ощущала себя больной. Еще и потому, что в тот сезон ни Лидии, ни Уильяма не было в городе. Она даже не знала, где он. Вдруг… вдруг он нашел девушку, на которой собирался жениться? Ей хотелось сложить голову и умереть. Такой сердечной боли Шарлотта никогда в жизни не испытывала. Третий сезон был для нее самым мучительным, но она как-то пережила его. Особенно, когда до столицы дошли вести о том, что граф умер, и Уильям теперь стал новым графом Холбруком.

Пережила, как и все семь нескончаемых сезонов и вошла в свой позорный восьмой, достигнув двадцати пяти лет. Совсем уже преклонный возраст, если судить по меркам общества, но она так и не научилась справляться с собой.

Но сегодня Шарлотта с ужасом осознала, что так больше нельзя. Она просто губит свою жизнь. И пусть Уильям так и не женился, что служило ей неким утешением, она больше не могла позволять ему управлять своей жизнью, даже если он не имел об этом никакого представления.

Что ж, она возьмет себя в руки, выбросит его из головы, присмотрится и выберет хоть кого-то, кто будет мил ее сердцу и… И просто выйдет замуж, иначе навсегда останется мрачным пятном на истории своей семьи. Да, у нее ведь остались какие-то старые поклонники, к ним добавились парочка новых. Они все были недурны собой, образованы, начитаны, родовиты, не распутники… Среди них обязательно должен найтись хоть бы один, который мог бы стать хорошим отцом для ее будущих детей. Шарлотта очень хотела детей, которых считала смыслом жизни, продолжением той радости, которая посылала им жизнь. Она хотела семью, немного собственного счастья и детей. Что в этом плохого?

Да, решено, сегодня она поедет домой, примет лекарство, отдохнет, а с завтрашнего дня начнет новую жизнь, которая приведет ее к новым возможностям.

Сделав глубокий вдох, Шарлотта подождала в пустом холле большого особняка, где проходил бал, пока лакей принесет ей накидку, поблагодарила его и, поправив белую атласную перчатку, вышла из дома, радуясь тому, что сумела принять важное для себя решение.

Ночь была теплой, но дул неприятный резкий ветер, вырывая локоны из прически. Раздраженно схватив один темно-золотистый, она заправила его за ухо и собиралась спуститься по лестнице, чтобы направиться к ожидающей ее карете, как застыла, словно вкопанная.

Оглушительный выстрел сотряс ночную тишину.

Она резко повернулась на звук выстрела.

И обомлела.

На улице, погруженной в легкий полумрак, чуть дальше от ее кареты стоял мужчина, который крепко держал за локоть… ту самую вдову маркиза, с которой покинул бальную залу Уильям. Она плакала и пыталась вырваться, но тщетно. Худощавый, высокий мужчина с темными волнистыми волосами выпрямился и поднял вверх дымящийся пистолет.

Напротив него стоял… Уильям!

Он покачнулся, схватился за правое плечо и рухнул прямо на тротуар. Мужчина удовлетворенно кивнул, развернулся и потянул за собой плачущую маркизу. Они быстро взобрались в черный экипаж, и след их мгновенно простыл.

Шарлотта испытала такой леденящий ужас, что какое-то время не могла пошевелиться, прижав руку к побелевшим губам.

Только что на ее глазах убили Уильяма!

Это было так невероятно, так невыносимо, что она покачнулась. Стон потрясения вырвался из горла, а потом Шарлотта обнаружила, как бежит… Опрометью бежит, стремясь как можно скорее добраться до него, чтобы спасти, уберечь…

Это… это невозможно! Он не мог умереть! Только не так! Только не он!

О Господи!

Шарлотту бил такой озноб, что она без труда упала рядом с ним, не чувствуя землю под ногами.

Уильям лежал на боку, на той самой руке, из которой на тротуар вытекала алая струйка крови, намочив красивый бархатный сюртук, белый с серебристой вышивкой жилет и даже шейный платок. Лицо его тоже было запачкано кровью, вероятно, брызнувшей от удара выстрела.

Сердце ее замерло, а руки дрожали, когда она потянулась к нему.

— Господи, — пробормотала она побелевшими губами, коснувшись его мягких каштановых волос. Впервые в жизни коснувшись его волос не во сне, а наяву. Глаза его были закрыты, лицо искажено и бледно. — Уильям…

Шарлотта внезапно затаила дыхание, осознав, что просто не вынесет, если с ним что-то случиться. Как бы она ни была зла на него, она… не желала ему подобной участи. Никогда!

Рядом послышались шаги, а потом кто-то склонился над ними.

— Мисс Уинслоу, всё хорошо?

Это был их кучер, но Шарлотта не могла пошевелиться, глядя на неподвижного Уильяма. Небеса обваливались и рушились на нее, пригвоздив к месту. Сердце пронзила такая боль, что ей было нечем дышать. Боже правый, Уильям! Он не мог!.. Она не могла потерять его…

Внезапно его тело затряслось, он закашлялся, перевернулся на живот и издал протяжный, болезненный стон.

— Господи!

И, правда, Господи!

Он был жив! Хвала небесам, он был жив!

Голова закружилась, и сердце пустилось вскачь так рьяно, что Шарлотта едва не задохнулась от облегчения.

Склонившись к нему, она так крепко обняла его, что он снова застонал.

— Господи, Уильям, ты живой!

Он снова застонал и скатился на второй, здоровый бок. И только тогда поднял голову.

— Шарлотта? — Его темно-карие глаза удивленно уставились на нее. — Почему ты плачешь?

Встрепенувшись, Шарлотта выпрямилась на месте и быстро смахнула слезы со щек, проклиная себя за несдержанность. Изумленная тем, что он не только узнал ее, но и назвал по имени.

— Я думала… думала…

Она не могла говорить, когда он так пристально смотрел на нее.

Уильям нахмурился, от чего глубокая морщинка залегла между бровями, придав ему такой сурово-раздраженный, притягательный вид, что у нее перехватило в горле.

— Думала, что я умер? — Он покачал головой и попытался присесть, но снова застонал и схватился за плечо. — Черт побери, так было бы лучше для всех, разве нет?

Его голос прозвучал с резким гневом и даже осуждением.

Какой глупец! Разумеется, Шарлотта не считала так.

Проигнорировав его возмущение, Шарлотта потянулась к нему и помогла Уильяму присесть на тротуаре. Вид у него был неважный. Он бледнел всё больше, пока шевелился, а кровь вытекала из раны, стекалась между пальцами, которыми он пытался зажать рану, и стала капать на дорогу, внушая ей настоящий ужас.

— Вас нужно как можно скорее доставить домой. — Она склонила голову набок, чтобы лучше видеть его. — Кто это было? Кто стрелял в вас?

Хоть на улице и царил полумрак, а льющийся из высоких окон яркий свет освещал его большую фигуру, но этого было недостаточно, потому что он сидел спиной к свету.

Уильям поморщился, вероятно, от нового приступа боли и закрыл глаза.

— Не важно…

Глупый человек!

— И вы собираетесь оставить всё, как есть? — Она ощутила гнев, который испытывал к нему некоторое время назад. — А если бы он!..

— Хватит! — оборвал ее Уильям, начиная слабеть на глазах. Настолько, что едва снова не упал на тротуар. — Боже!

Шарлотта успела удержать его за здоровое плечо и невольно прижала его к своей груди, где всё онемело и болело.

— Вас нужно доставить домой, — прошептала она, на миг прикрыв глаза, когда почувствовала запах его терпкого одеколона, в котором выделялись острые сандаловые нотки, будоража сознание. — Вы можете встать?

Он задрожал, рука его безвольно упала на колени. Уильям закрыл глаза и покачал головой.

— Нельзя… мне домой.

Шарлотта удивленно посмотрела на него.

— Но вам нужен доктор.

Он застонал и к ее полной неожиданности тяжело опустил лоб ей на плечо. Он был так близко, что она ощутила на своей коже тепло его дыхания. Так близко, как не был никогда прежде. Так близко, что ее парализовало.

— Может, обойдемся без докторов?

Какой невыносимый человек! Он что, хочет истечь кровью прямо здесь!

Как бы ей ни было отрадно держать его в почти объятиях, Шарлотта медленно отстранила его от себя и посмотрела на его лицо, которое стало еще бледнее. Еще немного, и он окончательно потеряет сознание.

— Может, позвать ваших?..

Он снова резко, решительно покачал головой, отметая любое упоминание не только о своей матери, которая была на балу, но и двух других сестрах, младше Лидии, одна из которой, Тереза двадцати двух лет, уже была помолвлена, а третья по очереди, Эстер девятнадцати лет, выходила в свет уже во второй раз.

— Нельзя, они не должны это увидеть.

На этот раз в его голосе были не только непреклонные нотки, но и стыд.

Неужели он понял, что заходит слишком далеко, увиваясь за каждой юбкой! Как бы Шарлотте не было отрадно и это открытие, она не могла позволить ему сидеть тут и истекать кровью. И не могла позволить, чтобы другие это увидели, иначе разразится очередной скандал, в который на этот раз будет замешана и она сама.

— Назовите мне адрес, куда я могу вас отвезти. Где живет ваш доктор? Думаю, это было бы разумнее…

Он вдруг открыл глаза, посмотрел на нее затуманенным взглядом и вздохнул.

— Оставь меня здесь.

В его глазах было столько обреченности, столько боли и чего-то еще, что Шарлотте вдруг стало так же больно. Так больно, как не бывало даже в ее третий сезон. Еще и потому, что она никогда прежде не видела его такого… раздавленного и опустошенного. И всё это было вызвано вовсе не тем, что его дама оставила его и в него стреляли. В его глазах было нечто такое, от чего ее бросило в холодную дрожь.

Глава 2

Мчавшаяся по ухабистым дорогам карета была не самым лучшим средством для транспортировки больного и уж тем боле раненого человека, который истекал кровью, но только так Уильяма можно было как можно скорее доставить в безопасное место. Еще и потому, что он начинал бледнеть на глазах и… И мог снова потерять сознание.

Это так сильно напугало Шарлотту, что она невольно коснулась дрожащими пальцами его колена, ощутив напряженные, каменные мышцы под тканью запачканных белоснежных панталон, заправленных в высокие черные сапоги.

— Уильям… ты… Вы меня слышите? — спросила она, вглядываясь в сумраке и едва различимом исходящим от каретных фонарей свете в его застывшее, бледное лицо.

Уильям сидел на сиденье, скорчившись и продолжая держаться за раненое плечо.

На улице раздался лай собаки, кто-то громко вскрикнул, а затем снова наступила тишина.

— Лорд Холбрук… — Шарлотта прикусила губу и снова позвала его. — Уильям!

Он вздрогнул, когда колесо попало в особо глубокую рытвину, из горла его сорвался протяжный стон боли.

— Боже, где я? — прошептал он, не открывая глаз.

Ему действительно было плохо, так плохо, что он терял ориентацию в пространстве.

Недолго думая, Шарлотта пересела к нему как раз с той стороны, где находилось его раненое плечи.

— Позвольте мне взглянуть, — попросила она, не вполне представляя, что ожидала увидеть.

Но рука Уильяма была крепко прижата к ране.

— Кто здесь? — хриплым голосом спросил он, повернув к ней голову.

И снова был так близко к ней, что у нее замерло сердце.

Подняв руку, Шарлотта осторожно коснулась его лица, пораженная тому, что за один вечер так много раз касалась его. Так часто, что нельзя было сосчитать это. Боже правый, Уильям! Это действительно было он.

— Это я, — прошептала она так, будто он должен был узнать ее.

Веки его дрогнули и распахнулись. Затуманенными от боли глазами он посмотрел на нее и снова пробормотал:

— Шарлотта.

У нее что-то больно сжалось в груди. Так больно, что на глаза навернулись слезы. Вот как он это делал? Целых семь лет он едва ли замечал ее, едва знал о ее существовании, а сейчас смотрел на нее так, будто знал ее всю жизнь.

Глупенькая, он ведь просто был во власти агонии и боли из-за раны! Она не должна была думать ни о чем другом, иначе просто пропадёт. На этот раз окончательно и навсегда.

Сглотнув, Шарлотта осторожно коснулась его плеча.

— Позволь взглянуть на рану.

Он застонал, но не закрыл глаза. И медленно убрал руку.

В такой темноте и тем более через толстую материю бархатного сюртука она едва ли что-то могла разглядеть, но когда коснулась его плеча, на ее пальцах, затянутых в белые атласные перчатки, остались кроваво-красные следы.

Шарлотта вздрогнула и даже побледнела.

— Нужно остановить кровь.

У нее не было ничего под рукой, чем она могла воспользоваться. Шарлотта взглянула на свою уже испорченную перчатку.

— Нет, — прошептал Уильям, покачав головой. Затем потянулся к шее здоровой рукой и одним быстрым движением стащил шейный платок, обнажив горло. Твердое, напряженное горло с острым кадыком, которого Шарлотта никогда прежде не видела. — Вот, это сойдет.

Как ловко он прочитал ее мысли. Это тревожило Шарлотту, потому что она не думала, что он… был способен читать ее мысли. Ему нельзя было этого делать, а ей — позволять это.

Она взяла платок, который сохранил тепло его кожи, свернула жгутом и прижала к его ране.

Уильям поморщился и закрыл глаза.

— Очень больно? — спросила она, стараясь не причинить ему больших неудобств.

Он сглотнул, и кадык резко подпрыгнул, дойдя до подбородка, затем опустился на прежнее место. Удивительное зрелище, которое едва не сбило ее с мыслей.

— Такое ощущение, будто меня заживо жарят на медленном огне.

Шарлотта прикусила губу и только тогда заметила, как испарина выступила у него на лбу. Свободной рукой она снова коснулась его лица и стала вытирать не только влажные капельки, но и ненавистные красные следы крови, поражаясь тем, что даже через ткань может ощутить не только тепло, но и мягкость и гладкость его кожи.

Боже правый, она действительно касалась Уильяма, и это не было сном!

— Всё будет хорошо, — заверила она, не представляя, что с ней будет, если с ним что-то случится.

Уильям хотел ответить, но карета резко остановилась. Он застонал и задрожал.

Когда кучер открыл дверь, Шарлотта спешно вышла, торопя слугу, чтобы тот быстрее доставил Уильяма в дом. Пока же побежала к двери и стала стучать, чтобы им поскорее открыли. Дворецкий, невысокий, но строгой наружности, с редкими темными волосами и проницательными черными глазами мужчина в темно-зеленой с золотым ливрее, удивленно уставился на нее, затем перевел еще более удивленный взгляд на кучера, который тащил на своем плече джентльмена, едва пребывающего в сознании.

— Мисс Уинслоу, что всё это?..

— Нет времени! — оборвала его Шарлотта, входя в дом. — Велите принести в гостиную воду и чистые полотенца.

— Что случилось?

— Это лорд Холбрук. Его ранили на дороге. Мистер Адамс, — она кивнула на кучера, — сейчас отправится за доктором. Прошу вас, помогите ему доставить лорда Холбрука в гостиную, пока не приедет врач.

Без слов Хопкинс подхватил Уильяма за плечи и повел в гостиную, где горели свечи и огонь в камине. Кучер развернулся и бросился к карете. Шарлотта шла впереди, стаскивая с рук перчатки, которые потом бросила на пол.

Сердце стучало с такой отчаянной тревогой, что она едва вытерпела, пока Уильяма не посадил на диван перед камином. Он снова застонал и без сил откинулся здоровым плечом на спинку дивана. Лицо его было белое, он почти не шевелился.

Похолодев, Шарлотта заставила себя подойти к нему. На ходу, сняв накидку, она бросила ее на кресло, даже не заботясь, долетит ли та до места или нет.

Руки ее теперь были свободны, но она вдруг растерялась, не вполне представляя, что ей делать.

Единственное, что она знала, так это то, что не должна позволить ему уснуть.

— Лорд Холбрук, вы меня слышите? — прошептала она, присев рядом и снова коснувшись его лица. Кожа его начинала холодеть. Боже! — Уильям!

Он вздрогнул, но не открыл глаза.

— Где я? — прошептал он заплетающимся языком, будто был пьян.

Она точно знала, что сегодня он вообще не пил, даже не притронулся к бокалу шампанского, который взял с подноса лакея, но потом так же нетронутым опустил на другой поднос.

— В безопасности, — ответила Шарлотта, ощущая, как першит в горле от того, что она водила пальцем по его бледному лицу, пытаясь пробудить его.

Уильям вдруг хмыкнул и невесело улыбнулся, являя ей свои знаменитые ямочки на щеках, при виде которых у нее снова едва не замерло сердце. При этом напрягался подбородок, и ямочка на нем исчезала.

— Разве такое место существует для меня?

Что за человек? То просит оставить его на улице, то говорит, что стало бы лучше, если бы мир избавился от него, а теперь вот это! Как его понимать вообще?

— Уильям, пожалуйста, открой глаза. Тебе нельзя спать.

Огонь к камине отбрасывал на его лицо странные тени, которые почему-то пугало еще больше.

— Да? — он ухмыльнулся. — Почему же, если я так этого хочу?

Он выглядел сейчас таким… не похожим на себя прежнего, растерянным, сбитым с толку, таким уязвимым и беззащитным, что у нее снова защемило сердце. Таким невероятным, близким и реальным, что мурашки побежали по спине.

— Вы… ты потерял много крови и…

Ее прервали, когда в гостиную вошёл дворецкий с подносом всего необходимого.

Увидев его, Шарлотта встала.

— Мистер Хопкинс, помогите мне снять с лорда Холбрука сюртук до прибытия доктора.

— Д-доктор? — дрожащим голосом прошептал Уильям, нахмурившись. — Зачем нам доктор?

— Он обработает вашу рану, милорд.

— Милорд? — он нахмурился еще больше, от чего морщина на лбу стала еще глубже, медленно распахнул веки и нашел затуманенными карими глазами ее. — Ты меня не так называла.

Шарлотта ничего не смогла поделать с румянцем, который мгновенно залил ей лицо и шею.

Господи, как хорошо, что рядом был Хопкинс.

— Совершенно определенно так и называла.

— А вот и нет!

Что за шутки, в его-то состоянии!

Шарлотта взглянула на Хопкинса.

— Помогите мне снять…

Уильям вскинул здоровую руку, останавливая их, и даже слегка выпрямился на месте.

— Вы оба! Совершенно определенно не станете ничего снимать с меня. Я не какой-нибудь беспомощный идиот!

Шарлотта и Хопкинс молча переглянулись. Может, он все же выпил, а она не заметила этого?

— Но вы не…

— Еще одно слово, и я встану и уйду! — вполне решительно заявил Уильям, присев ровно на диване. — Я сам всё сделаю!

Больное плечо было опущено, правая рука безвольно болталась рядом. Он был бледнее молока, но собирался исполнить свои слова, если только его ослушаются. Шарлотта даже понятия не имела о том, что он мог быть… таким упрямым. И безрассудным. Нет, то, что он был безрассудным, она знала все последние семь лет.

Продолжая упрямиться, он потянулся здоровой рукой раненого плеча и, морщась и бледнея еще больше, снял с себя сюртук. Весь левый рукав белоснежной рубашки спереди и даже сзади был в крови, намочив и серебристый жилет! Сбросив сюртук на пол, Уильям едва сам не свалился без сил, когда дело было сделано. Ну что за человек!

Шарлотта была так зла на него и так перепугана, что едва не стукнула его по голове.

Бросившись к нему, она придержала его на месте, уперев руки ему в грудь и… застыла сама, ощтив под пальцами напряженные, словно камни, мышцы.

Она сидела перед ним на корточках, а он навис над ней и смотрел на нее так, будто никогда прежде не видел ее. Внезапно, подняв руку, он коснулся ее лица, ее щеки, заправив выбившуюся прядь светло-каштановых волос за ухо, и вздохнул.

— Какая ты красивая, — прошептал он, пристально глядя ей в глаза.

Шарлотта была уверена, что если бы стояла, она бы сейчас непременно упала. Господи, что он делает?

— Вам… вам…

Боже, что ей теперь делать? Как вернуть жизнь в привычное русло, когда всё так внезапно изменилось? Изменилось то, что она не только касалась его. Изменилось то, что она познала его собственное прикосновение, которое едва не перевернуло ей сердце.

— Шарлотта, — пробормотал он, коснувшись пальцем ее нижней губы.

Ее парализовало, а потом она потрясенно поняла, что готова расплакаться… Потому что никогда не думала, что он когда-нибудь назовет ее по имени. И коснется ее так… так нежно и тепло, что она едва не закрыла глаза от упоения.

Боже правый!

Она должна была что-то сделать, чтобы взять себя в руки.

Резко встав, Шарлотта едва не ударилась носом о его склоненную голову.

— Хопкинс, где полотенца, которые вы принесли?

Дрожь сотрясала ее тело так, что она едва устояла на ногах.

Хопкинс был рядом и тут же протянул ей белое, чистое полотенце. Придерживая Уильяма одной рукой за здоровое плечо, она осторожно помогла ем, и Уильям, опустив здоровую руку на спинку дивана, привалился к ней. Присев рядом с ним, Шарлотта прижала полотенце его плеча, надеясь, что хоть как-то сможет помочь ему, и остановить кровь, которой было так пугающе много.

Он снова стал стремительно бледнеть, теряя сознание. Этого нельзя было допустить, поэтому Шарлотта снова позвала его.

— Лорд Холбрук, где сейчас Лидия? — спросила она первое, что пришло ей в голову, чтобы занять его разговором и не позволять спать.

— Что? — поморщился он, удобнее устраивая голову в изгибе здоровой руки, которая покоилась на спинке дивана.

Шарлотта незаметно стянула из-под его спины подушку, чтобы хоть как-то привести его в чувства и занять его, пока не приедет доктор.

— Лидия, ваша сестра, которая вышла замуж за графа Колфрида пять лет назад, — напомнила она, внимательно следя за ним. — Где она сейчас живет?

Уильям недовольно нахмурился.

— Только Лидии мне сейчас не хватало, — пробормотал он раздраженно.

Его ворчание было добрым знаком, поэтому Шарлотта продолжила.

— И всё же, где она живет?

— В своём доме, полагаю.

— А где находится этот дом? Вряд ли в Лондоне.

Он снова поморщился.

— И, слава богу, что не здесь.

Шарлотта удивленно вскинула темные брови.

— Почему же? Я думала, вы ладите друг с другом.

Морщинка у него на лбу стала глубже, когда он нахмурился.

— Она всегда была мне занозой в заднице. — Он даже не заметил, как его собеседница снова залилась густой краской. — Всегда ей нужно подать то, подать это. Уильям, ты не так всё делаешь… — Попытался он скопировать капризный голос молодой дебютантки. — Вечно недовольная всем!

Шарлотта ощутила, как в груди разливается щемящее тепло. Уильям преувеличивал. Она знала, что Лидия души не чает в брате.

— У нее уже двое детей, я права?

У Лидии были старшая дочь и двухлетний сын.

Уильям вдруг улыбнулся.

— Они ждут третьего.

Рука Шарлотты застыла. Она не заметила, как улыбнулась ему в ответ.

— О, я очень рада за них.

— Да, мы все рады за нее. Моя вечная заноза…

— И всё же вы были рядом с ней, пока она не вышла замуж.

Как бы он не вел себя, Уильям всегда старался быть сдержанным и не переступал черту, когда рядом находилась его сестра. За это Шарлотта уважала его еще больше, потому что не переставала радоваться тому, что в нем всё же имелись достоинства, которые она могла оценить. И уважать его.

— Мне пришлось, — вздохнул он устало.

Лицо его начинало приобретать обычный оттенок, потому что он немного расслабился, и боль, вероятно, отступила, чему Шарлотта была несказанно рада.

— Не говорите, что вас заставляла Лидия. Или того хуже, ваш отец.

Его лицо вдруг застыло, а потом резко исказилось.

— Никогда не говори мне о моем отце!

Он так резко произнес свои слова, что Шарлотта даже вздрогнула. Она знала покойного графа, знала, что он чрезвычайно замкнутый и несколько даже суровый человек, но он никогда не был строг к своим детям. Только… Уильям заговорил о нем так, будто ему было… невыносимо любое упоминание об отце. Шарлотта была встревожена и хотела задать ему вопрос, но не успела, потому что в комнату ворвался низенький, лысенький, в округлых очках доктор Мартин.

— Где больной?

С облегчением Шарлотта встала, не испытывая однако облегчения, когда пришлось отпустить Уильяма. Еще и потому, что она никогда прежде не видела его таким… расслабленным, близким и способным открыться ей с той стороны, какую она в нем никогда бы не подумала обнаружить.

— Мистер Мартин, как хорошо, что вы так быстро приехали! Скорее сюда. Это лорд Холбрук. И он… в него стреляли.

Мужчина в черном сюртуке и с саквояжем в руке замер у дивана.

— Стреляли?

Шарлотта кивнула.

— Да, это очень… деликатная тема, которую лорд Холбрук не желает обсуждать с другими,поэтому… очень вас прошу, не говорить об этом никому, пока не выясниться, кто пытался навредить ему. — Она заглянула в глаза доктора, которые прятались за линзами очков, и тихо добавила: — И моей семье тоже. — Она посмотрела с тем же выражением лица на Хопкинса. — Мои слуги так же не станут выдавать секрет лорда Холбрука, чтобы не подвергать его жизнь опасности.

Хопкинс кивнул, как сделал это и доктор, снимая с себя плащ.

— Где вы его нашли? — спросил новоприбывший, входя в комнату.

— На улице.

Доктор Мартин, доставая свои инструменты из раскрытого саквояжа, который опустил на стол, быстро посмотрел на нее.

— Вы очень храбрая девушка, мисс Уинслоу.

Шарлотта неприятно повела плечом. Она бы не оставила Уильяма, где бы ни нашла его.

— Благодарю, но прошу вас заняться делом.

Кивнув, доктор взял острые ножницы и повернулся к притихшему Уильяму.

— Милорд, вы меня слышите?

Уильям простонал, по-прежнему полулежа на боку, выставив вперед раненое плечо.

— Ммм?

Доктор сосредоточился на кровавой ране, которая на фоне белоснежной рубашки казалась просто ужасающей, и склонился к нему.

— Мне нужно осмотреть вашу рану. Вам может быть больно…

— К черту… — ругнулся Уильям, даже не поморщившись.

— Вам следует выпить лекарство, чтобы…

— К черту лекарство! Я не стану пить то, что затуманит мне рассудок. Я и так едва соображаю. Хотите меня окончательно прикончить?

Доктор с печально улыбкой посмотрел на Шарлотту, затем снова на своего пациента.

— Мы хотим спасти вас.

— Тогда действуйте.

Доктор снова взглянул на Шарлотту.

— Мисс Уинслоу, я вынужден попросить вас покинуть гостиную. Это зрелище не для…

Шарлотта застонала и шагнула вперед.

— Господи, доктор Мартин, я не какая-нибудь кисейная барышня, которая при виде крови падает в обморок! Кроме того, как бы я вам не доверяла, я должна убедиться в том, что с ним всё будет в порядке, потому что я… в какой-то степени несу за него ответственность.

Она действительно боялась оставить Уильяма одного. Ей казалось, что если она уйдет, она… потеряет его, и это перевернет весь ее мир.

Вздохнув, доктор Мартин сосредоточился на деле.

— Милорд, мне придется снять с вас…

— Совершенно определенно вы с меня ничего не снимите!

— Почему? — недоумевал доктор.

— Я не могу пошевелиться, — едва слышно пробормотал Уильям. — Осматривайте меня так!

Поправив очки, доктор Мартин передал стоявшему рядом дворецкому пропитанное кровью полотенце и разрезал дорогой батист рубашки и тонкую ткань парчового жилета, чтобы добраться до раны. И застыл.

— Поднесите ко мне ближе свечу! — велел доктор.

Трясущейся рукой Шарлотта схватила канделябр и снова повернулась к Уильяму. И увидела, наконец, рану, большую, рваную дыру, из которой густыми толчками пробивалась багрово-черная кровь. Ей стало так дурно, что канделябр задрожал в руке.

— Мисс? — обеспокоенно прошептал доктор.

И тогда произошло нечто другое. Уильям открыл глаза и посмотрел прямо на нее.

— Всё будет хорошо. Не волнуйся.

Голос его прозвучал так сдавленно, так обреченно, что она едва не расплакалась. Это она должна была утешать его, а он… Он был самым невозможным из людей!

— Я… я держу свечу. Работайте, доктор, — велела Шарлотта, приложив все силы, чтобы не смотреть в глаза Уильяма.

Тот снова закрыл глаза и замер. Доктор разрезал почти всю материю на широком плече. На фоне огромного кровавого пятна его кожа казалась бледнее молока. Обнаружилось, что пуля к счастью прошла на вылет, не задев ничего важного. Оттого и было много крови, потому что она вытекала и из раны на спине, откуда пуля и вылетела. Шарлотта испытала такое облегчение, что снова едва не выронила канделябр, но сделала вид, будто перекладывает из одной руки в другу, потому что затекли пальцы. И не могла оторвать взгляд не только от раны, но и обнаженной кожи вокруг нее, натянутой, покрытой испариной, на которой виднелась поросль темных курчавых волос.

Доктор укоризненно покачал головой, помог Уильяму присесть ровно и снова уговорил ему выпить лекарство.

— Я буду зашивать вам рану на спине и груди, вы должны…

— Зашивайте! — процедил Уильям, присев к доктору спиной и уперев здоровую руку о спинку дивана, чтобы поддерживать себя.

Доктор вздохнул, взял иголку с ниткой и…

Шарлотта не могла смотреть на все это. Ей было уже невыносимо видеть дыру с толщиной в ее большой палец, зияющую на его спине, где напряглись мышцы, а кожа блестела от покрывавшей его испарины и крови.

Она отвернулась и сосредоточилась на том, чтобы удержать канделябр в дрожащей руке, пока доктор зашивал Уильяму спину, потом грудь.

Уильям же, этот несносный, невозможный человек терпел адские мучения, заставляя себя сидеть смирно и молчать, будто приговоренный к мучительной казне. Зачем он так поступал! Разве не лучше было бы выпить лекарство и подавить боль?

Когда доктор закончил, Шарлотта не была уверена, чей вздох облегчения был громче: ее или Уильяма. Доктор аккуратно забинтовал ему плечо и выпрямился.

— Ему нужно прилечь и как следует отдохнуть.

Шарлотта выпрямилась и взглянула на доктора, испытывая несказанную признательность.

— Благодарю вас! Адамс отвезет вас домой. Спасибо, что помогли нам. И да, прошу вас, никому не говорить об этом, пока не минует опасность.

Доктор Мартин кивнул.

— Разумеется.

Когда он собрался, Шарлотта взглянула на Хопкинса.

— Будьте добры, проводите доктора и… И принесите воды.

У нее так сильно першило в горле, что ей было трудно дышать.

Когда доктор и Хопкинс покинули гостиную, Шарлотта повернулась к Уильяму.

Он откинулся на спинку дивана, на которую без сил опустил голову, и снова замер. Лицо его было пепельного цвета, волосы прилипли к влажному лбу, губы почти посинели.

Сердце ее сжалось от боли за него. Осторожно подойдя, она присела рядом с ним.

— Милорд, вы меня слышите?

Он дышал едва заметно, и было такое ощущение, будто он спит. Шарлотта испытала почти непреодолимое желание протянуть руку и снова коснуться его. Погладить его по лицу, по волосам…

— Нет, — буркнул он слабо.

Она затаила дыхание.

— Но вы же ответили мне, значит слышите…

— Нет, — упрямо повторил он.

Что за вздорный человек!

— Как это понимать?

— А так, что пока не назовешь меня по имени, я не отвечу тебе.

Действительно, самый невозможный из людей!

Но у нее не было сил отказать ему. Глядя на него сейчас, Шарлотта понимала, как сильно он нуждается в отдыхе, но не могла же оставить его тут в собственной гостиной. Скоро вернутся ее родные, и что она им скажет? Она не могла оставить его здесь, но как в таком состоянии отослать его? Куда?

— Уильям, вам…

Он вдруг вздохнул и улыбнулся. На щеках обозначились ямочки, которых касались острые углы его темных бакенбард, а под глазами отчетливее виднелись усталые мешочки.

— Так уже лучше.

Шарлота отчаянно боролась с собой, чтобы не коснуться его.

— Вам не больно? — спросила она то, что беспокоило ее больше всего.

Хотя, что за глупый вопрос. Разумеется, ему было больно.

Уильям вдруг открыл глаза, повернул к ней голову и снова улыбнулся ей.

— Нет.

У нее защемило сердце.

Вот что ей с ним делать?

Он вдруг незаметно взял ее за руку своей здоровой рукой и медленно потянул к себе.

— Вам нужно вернуться домой, — пролепетала она то, что должна была сказать ему, отчаянно пытаясь не замечать его пожатия.

У него были очень решительные и теплые пальцы.

— Я не вернусь домой.

Шарлотта нахмурилась.

— Но вам нужно будет рано или поздно вернуться в Холбрук-хаус.

— Я уже давно не живу там.

Шарлотту поразили его слова так сильно, что она даже не заметила, как он прижал ее к своему здоровому боку, обвив при этом рукой ее за плечи.

— Что? Но… почему?

Он нахмурился, черты лица стали резкими, суровыми. И снова свет от свечей и камина стали отбрасывать на него такие странные тени, что ей стало трудно смотреть на него.

Господи, его лицо было так близко, что у нее начинало замирать сердце.

— Я не живу там с тех пор, как… как вернулся.

Вернулся из Европы, ошеломленно подумала она. Семь лет не живет в родительском доме. И скорее всего не потому, что там обитали шестеро его незамужних в ту пору сестёр, а теперь пятеро. Было в его словах нечто такое, что насторожило и напугало Шарлотту.

— И где вы живете?

— У меня есть небольшой дом подальше от центра города.

— И вы все это время жили там?

На этот раз она почувствовала, как его пальцы скользнули по ее виску, отводя назад темно-золотистую прядь. Вызывая в ней странный трепет, от которого она стала дрожать.

— Всё это время.

У нее было такое ощущение, будто она не знала его. Знала все семь лет, но не знала… настоящего. Не того обольстителя, который постоянно уходил с балов под руку с женщинами, а человека, который не только знал, что такое боль. Он не выпил лекарство, чтобы сохранить здравый рассудок, признавался в вещах, о которых никогда бы не сказал при других обстоятельствах. Когда же она упомянула его отца, Уильям едва не рассвирепел, а теперь и отдельный дом… Как будто он, лишив себя лекарства и возможности на облегчение, приговорил себя к одинокому существованию.

И сейчас он вдруг показался ей таким одиноким, что больно сжалось сердце. Еще и потому, что она действительно никогда не видела его таким: уязвимым, уставшим, раздавленным и… и каким-то разбитым.

— Шарлотта, — прошептал он, погладив ее по лбу и проведя пальцем по ее брови.

Она едва могла дышать, внезапно обнаружив, что почти лежит на нем.

— Уильям, что ты делаешь?

Он повернул к ней голову, потянулся к ней и коснулся губами ее губ.

— А на что это похоже?

Она задохнулась и застыла, будто остановилось время. Остановилось и ее сердце, потому что она не могла поверить в то, что происходило. В то, что Уильям, погрузив пальцы в ее уже безобразно испорченную прическу, притянул ее к себе и снова поцеловал.

Уильям! Поцеловал ее!

Уильям, который целых семь лет был в ее жизни и никогда не замечал ее.

Поцеловал!

Уильям!

Это действительно был Уильям. Были его губы. Теплые, нежные, такие ласковые, что она едва не расплакалась от изумления, счастья, от упоения. У нее закружилась голова, перехватило в горле. Шарлотта боялась дышать, боялась пошевелиться, но так хорошо чувствовала на себе его губы, что мурашки побежали по спине.

Он притянул ее еще ближе, давление его губ стало еще заметнее. Потрясенная происходящим, она подчинилась тому, что происходило. У нее сжалось всё внутри, а потом когда Шарлотта почувствовала прикосновение его языка к своим сомкнутым губам, внутри нее что-то взорвалось, обдав ее сладким томлением, которое разлилось по всему телу блаженным теплом.

Она тонула в нем, задыхалась и не могла поверить, что все эти годы не знала о существовании такого… силы такого соприкосновения, такого рая. Целых семь долгих, холодных лет она думала о нем и знала, какой он недосягаемый, а теперь он обнимал ее, воскрешая мечты, которые мелкими осколками лежали под ногами без единого намека на то, что их когда-нибудь можно склеить. Никогда еще она не ощущала подобной готовности последовать за ним, такого острого, что сама слепо подалась вперед, коснулась пальцами его теплой щеке и прижала свои губы к его губам, потрясенная желанием поцеловать его в ответ. Потому что не могла отпустить его. Потому что не представляла, что такое когда-нибудь будет возможно. Что она когда-нибудь ощутит тепло его красивых, потрясающих губ.

И тут же почувствовала, как он вздрогнул.

— Боже, — прошептал Уильям, на миг оторвавшись от нее. Но только на миг. — Шарлотта.

Невероятно, но он все еще понимал, кого обнимал, кого целовал. Это было не просто волшебно. У нее заныло сердце, когда он снова накрыл ее губы. Как будто действительно хотел этого. Не хотел подойти целых семь лет, а сейчас делал то, что навсегда могло перевернуть ее жизнь. На этот раз давление его губ было таким требовательным, что она не выдержала и раскрыла уста, чтобы дышать. И тогда к ней в рот устремился его горячий язык, ошеломив ее окончательно.

Она вздрогнула и чуть подалась назад, но он не позволил ей, притянув к себе за плечи.

— Не бойся меня, — хрипло попросил Уильям, снова жадно и властно накрыв ее губы. Как будто не мог оторваться от нее.

Внутри нее всё вздрагивало и замирало от потрясения, от потребности в нем. Она тонула в нем, в его запахе, его тепло. В ней никогда не было страха к нему. Как он мог подумать такое? Шарлотта лишь… никогда не думала, что когда-нибудь на самом деле поцелует его. И уж тем более не могла представить себе, что он сам захочет поцеловать ее.

Мир, наверное, перевернулся, или она сошла с ума, но сейчас это было неважно. Пока он целовал ее, открывая ей новые глубины и ощущения, которые она до сего момента никогда не испытывала, Шарлотта прижалась к нему и вернула поцелуй, с ужасом осознав, что все семь лет, что носила в груди сердце, оно никогда не переставало биться ради него. Боже правый, и она сегодня решила забыть его? Какая насмешка! Она никогда не будет способна забыть его. Тем более теперь, когда узнала вкус его поцелуя, и тепло его объятий. Пусть он был не в сознании и вряд ли отдавал себя отчета в том, что делает. Навряд ли он даже вспомнить об этом, когда проснется завтра утром, но… Но это останется с ней навсегда, и никто этого не отнимет у нее.

Так долго она мечтала хоть бы о маленькой возможности, чтобы он подошел к ней и просто взял ее за руку. Она даже не мечтала, что он обратит на нее подобное внимание, не мечтала, что когда-нибудь будет сидеть вот так рядом с ним. Это было не только ошеломительно. Ей вдруг стало ужасно больно от того, что и это обман, украденное мгновение, которое навсегда останется в прошлом. У нее запершило в горле, Шарлота с трудом поборола слезы, но у нее не было сил отпустить его. Не было сил бороться с чувствами, которые вызывали в ней откровенные, жадные ласки его губ, когда он поглощал, изучал, терзал и добрался до каждого затаенного уголка ее рта, которым коснулся языком, заставляя ее дрожать так, будто ее била лихорадка.

Тело покалывало и ослабело. Шарлотта слепо льнула к нему, вдыхала терпкий аромат сандала, горячей кожи и солоноватой запах крови, но даже тогда не могла заставить себя оторваться от него, повторяя движения его губ и лаская его сама так, что пьянящее чувство едва не ударило ей в голову.

Ее охватил мучительный страх и боль сожаления о том, что это не может длиться вечно.

И ведь верно, она уже задыхалась, пока он едва не зацеловал ее до одури.

Осторожно выпустив ее губы, Уильям вздохнул и снова посмотрел на нее.

— Зачем ты это сделал? — с тем же ужасом спросила Шарлотта, чувствуя, как от боли переворачивается сердце.

— За тем же, зачем не выпил лекарство.

— И зачем же?

Уильям едва заметно погладил ее по щеке, не представляя, что делает с ней.

— Чтобы не забыть этого. Чтобы сделать это. Я должен был это сделать … — Он заглянул ей в глаза. — Это был самый очаровательный поцелуй в моей жизни.

Шарлотта с трудом сдерживала подкатившие к глазам слёзы.

— Уильям, — прошептала она, не в состоянии проглотить острый комок в горле, ведь он… Завтра он уже не будет помнить этого. Он даже не вспомнит поцелуй из тысячи других для себя, но единственный для нее, который перевернул ее жизнь.

Он вздохнул и отстранил от нее руку.

— Я должен вернуться к себе домой. Не могу же я остаться здесь навсегда.

Господи, даже в таком состоянии он подумал об этом! Шарлотта уже боялась за сохранность своего сердца. Как она отошлёт его в таком состоянии домой? Как отпустит после того, что было?

Дверь гостиной распахнулась, и вошел хмурый Хопкинс с подносом, на котором стоял графин с водой и чистый, граненый стакан.

Шарлотта с трудом заставила себя отстраниться от Уильяма и встать. Колени ее дрожали, но она устояла на ногах.

— Хопкинс…

— Мисс Шарлотта, Адамс вернулся.

Она взяла графин, наполнила стакан водой и повернулась к Уильяму, который вновь стал дрожать. Он был слаб, ранен, о нем нужно было позаботиться. И всё же она не могла оставить его здесь.

Подойдя, она снова присела рядом с ним.

— Вот, возьмите.

Он с какой-то пугающей признательностью взял у нее стакан, кивнул и выпил всю воду. А потом поразил всех, когда резко встал на ногах. И едва не упал, когда вероятно закружилась голова. Шарлотта мгновенно встала и придержала его за локоть здоровой руки.

— Осторожно!

Он вздохнул, бледнея на глазах.

— Всё хорошо!

Ничего не было хорошо. Шарлотта забрала у него пустой стакан и передала Хопкинсу.

— У вас дома есть слуги, которые смогут позаботиться о вас?

Уильям покачал головой.

— Да.

Какой несносный человек. Врет и даже не краснеет!

С тревожным сердцем она посмотрела на Хопкинса.

— Помогите мне отвести его к карете.

Хопкинс с готовностью кивнул, избавился от подноса и подхватил Уильяма с одной стороны, пока то же самое пыталась сделать Шарлотта с другой стороны, но ей пришлось отойти, чтобы не растревожить его рану.

Когда они добрались до входной двери, там уже в нетерпении стоял Адамс. И только тогда Шарлотта поняла, что родные не вернулись до сих пор только потому, что она так и не отправила обратно их экипаж. Но сейчас не это волновало ее.

— Адамс, отвезите лорда Холбрука домой и пока сами не устроите его светлость и не убедитесь, что ему ничего не нужно, не возвращайтесь, вы меня слышали?

Кучер с готовностью кивнул и забрал раненого из рук дворецкого, который вероятно испытал облегчение, избавившись от большой проблемы.

Шарлотта ощутила настоящий холод, когда взглянула на бледное, изможденное, до смерти знакомое лицо, искаженное от боли и усталости. Она не была готова отпустить его так скоро. Так…

Уильям вдруг вскинул голову и посмотрел ей прямо в глаза. У нее замерло сердце, как замирало всякий раз, когда она ощущала на себе его взгляд.

— Спасибо, — молвил он тем своим глубоко-вибрирующим голосом, от которого завибрировало ее собственное сердце.

Шарлотта подошла к нему и, с трудом проглотив комок в горле, тихо попросила:

— Береги себя.

Он устало закрыл глаза и… Вскоре вышел из дома и скрылся в экипаже, а затем и вовсе исчез из ее жизни, будто никогда и не существовал.

Шарлотта зябко обхватила себя за плечи и опустила голову, чувствуя, как жгут глаза.

Пришла и прошла самая невероятная ночь в ее жизни, которая перевернула в ней всё вверх-дном, но ей придется сделать вид, что этой ночи никогда не существовало.

Взглянув на Хопкинса, который всё это время стоял рядом с ней, она тихо велела:

— Приберитесь в гостиной. И прошу вас, не говорите об этом никому. Лорду Холбруку действительно может угрожать опасность.

Шарлотта закрыла дверь, повернулась к лестнице, ведущей на второй этаж, и застыла, не представляя, как пойдёт к себе, как приляжет, а утром встанет и… будет до конца жизни делать вид, будто ничего этого не было.

Не было Уильяма… Не было его поцелуя… Не было его дыхания. И его боли.

Боже, как она теперь будет жить, когда на одну ночь он принадлежал ей? Пусть и не так долго.

Глава 3

Выздоровление шло мучительно медленно. Так медленно, что Уильям ненавидел свое плечо, владевшую им слабость, даже солнечные лучи, которые озорно прыгали вокруг, будто дразня его и говоря: вот мы умеем прыгать и бегать, а ты не можешь, инвалид!

Рана пульсировала, обжигала. Уильям плохо помнил, как вернулся домой и лег в кровать. В голове царил туман, в котором невозможно было разобраться или найти что-то реальное. Он чувствовал себя таким смертельно уставшим, что мечтал только о том, как бы поскорее лечь и уснуть. Глубоко ночью его пробудила рана, на которую он случайно надавил, когда повернулся правым боком. Перевязка хоть и была крепкой и надежной, но рана болела и ужасно ныла. Он с трудом смог уснуть, захмелев от боли.

Наутро следующего дня боль притупилась, рана только ныла, но всё равно было невыносимо поворачиваться, двигаться. Он пролежал в постели до самого вечера и выпил только один стакан чая, который принес ему единственный слуга в дома: экономка, уборщица и повар в одном лице. Уильям не держал большой штат, потому что так было удобнее избегать ненужных сплетен. Он достаточно выставлял свою жизнь напоказ, а то, что происходило тут, предпочитал держать в строжайшем секрете. И не потому, что привозил сюда женщин. Он давно уже никого не привозил сюда, предпочитая выезжать к женщинам, либо просто содержать их в тех квартирах, которые будут далеки от него. Он не хотел, чтобы хоть кто-то совал нос в его холостяцкую, отгороженную от общества жизнь.

Постепенно ему становилось лучше, но слабость давила на него так сильно, что он так и не смог подняться с постели.

Какая-то паршивая, простая рана, пуля прошла даже навылет, а он! Черт, это состояние убивало его. Уильям ненавидел беспомощность, к которой был приговорен на неопределенный срок. Он всегда был деятельным, активным человеком. Ранним утром он любил посещать боксерский клуб мистера Джексона, потом катался на коне. Днем запирался у себя дома и, пока общество гадало, куда он пропадал, а тем более, с какой из женщин, Уильям просиживал часами за своим письменным столом. Но вот вечера… Они полностью были посвящены наслаждениям и… И тому, что ему уже порядком надоело.

Он чувствовал себя не только уставшим, но и каким-то бесполезным, не зная, чем занять себя, а этого Уильям ненавидел больше всего, ненавидел состояние, когда не был способен ни на что. Будто уже и собственная жизнь не принадлежала ему. Будто он был достоин только того, чтобы его списать со счетов.

«Не дождешься!» — гневно подумал он, взглянув на полоток, как обычно делал, когда обращался к отцу.

Будь всё неладно!

Наутро после четвертого дня к нему явилась его мать. Высокая, худощавая женщина с темно-каштановыми волосами и такими же, как почти у всех детей карими глазами, Доротея была в ужасе, когда обнаружила сына, прикованного в постели.

— О Господи, Уилл! Почему ты не написал мне? Как ты мог так поступить с нами!

Осуждение в голосе матери больно ранило его. Уильям поморщился, ругаясь на экономку, которая впустила Доротею, но потом рассудил, что простая служанка не могла отказать властной графине, какой была его мать.

Собственно говоря, он даже понятия не имел, что мать явится сюда. Обычно он сам наносил им визиты, и вдруг изумленно понял, что сегодня как раз пятница, день, когда он должен был поехать в Холбрук-хаус, чтобы провести с семьей запланированное время. С тех пор, как он стал жить здесь, Уильям никогда не пренебрегал общением с родными, за исключением отца, с которым не желал сталкиваться. Что в прочем приходилось делать, когда он вывозил в свет Лидию, затем после траура по кончине графа, спустя два года стал вывозить с матерью Терезу, которой пришлось пропустить два первых сезона. И вот теперь была очередь Эстер. Он проследил за тем, чтобы Терезе досталась достойная партия, и испытал несказанное облегчение, когда в начале этого сезона молодой, подающие большие надежды виконт Марчем обратил внимание на слегка застенчивую, ранимую Терезу. Да, серьезный и степенный лорд Марчем сможет обеспечить ее и позаботиться о ней. Тем более, он испытывал глубокие чувства к Терезе, которая отвечала ему тем же.

Дело оставалось за Эстер, и хоть Уильям снова места себе не находил, волнуясь за сестру и пытаясь отогнать от нее охотников за приданым, сейчас, лежа в кровати, он ничем ей не поможет.

Черт побери, нужно было позаботиться и об Эстер, и на несколько лет он сможет со спокойной совестью опустить голову на подушку и не думать больше ни о чем. Когда же придет время Коры, Анны и Софи, он наберется достаточно сил, чтобы устроить и их будущее, а потом…

— Уильям, — послышался звонкий голос матери. — Ты почему молчишь? Почему не написал, что болеешь?

Уильям был в халате и ночной рубашке, которые скрывали его раненую руку, опущенную на подушку, поэтому ему не пришлось дать объяснений по этому поводу.

- Не хотел тревожить вас, — буркнул он, отвернув от матери свое лицо, и спешно стал собрать разбросанные по всей кровати исписанные листы, которые привез сегодня утром поверенный.

Еще одна неприятность, в которую он вляпался, потому что поверенный, строгий, холодный и сухой, как рыба, мужчина, присел перед ним и прямо заявил: еще одна такая выходка, и семья останется без главы семейства, а титул перейдет к дальнему и ненавистному родственнику, который поспешит выгнать из дома не только его мать, но и всех сестер. Если он не ценил свою жизнь, ему следовало подумать хотя бы о родных, которые всецело зависели от него.

Уильям тяжело вздохнул. Будто он сам не знал об этом!

— Не хотел тревожить? — с еще большим осуждением начала мать, сверля его острым взглядом. — Ты в своем уме! Что с тобой произошло? Что с плечом?

Господи, как можно было что-то скрыть от зорких глаз матери!

— Вывих! — недовольно выдал Уильям то, что приготовил для ответа родным.

И только один человек знал правду, вернее несколько, но та ночь была погружена в такой туман, что Уильям с трудом мог точно что-то вспомнить.

Вспоминать то, что казалось… просто невозможным.

Шарлотта… Это действительно была Шарлотта? Та самая робкая и застенчивая девочка, которая дружила с его сестрой? Которая бросилась к нему и помогла в самый критический момент, хотя будь на месте нее кто-то другой, несомненно, его оставили бы там на тротуаре истекать кровью?

Боже правый, могло ли это быть правдой?

— Да? — раздался над ухом голос матери.

Уильям вздрогнул и посмотрел на нее, слабо помня, о чем они говорили. Потому что все эти проклятые четыре дня пытался вспомнить, что на самом деле произошло той ночью.

Поэтому не заметил, как мать подошла и присела на краю кровати возле него.

— Да, — буркнул он в ответ, надеясь, что это удовлетворит ее.

Графиня Холбрук изумленно уставилась на него.

— Пытаешься сказать, что снова напился, куролесил, где-то упал и вывихнул плечо?

Уильям скрипнул зубами, потому что… впервые приписанные ему общеизвестные и нелицеприятные ярлыки, которыми он был проштампован, показались ему отвратительными. Как будто он ни на что другое не был годен.

Как будто на него не мог неожиданно напасть очень опасный человек.

— Да, — пробормотал он, сожалея о том, что мать оторвала его от дел, а ведь он только стал изучать важные отчеты, которые привез с собой Броуди, его секретарь, пришедший после визита поверенного.

Отчеты, в которых говорилось, что в одном из его поместий выявили хищения из средств арендных плат, которые собирал его нерадивый управляющий.

Графина нахмурила идеально ухоженные, тонкие брови и покачала головой.

— Ты никогда не умел врать, сынок. Особенно мне! — Сверкнув на него своими карими глазами, Доротея стянула перчатку и прижала ладонь к его лбу. — Слава Богу, у тебя нет температуры.

Ее беспокойство неожиданно тронуло Уильяма так сильно, что у него перехватило в горле. Впервые за долгое время он почувствовал, что не один. Ощутил чувство, которое нахлынуло на него в ночь ранения, когда Шарлотта… Боже, это действительно была она? Если это действительно была она, тогда она обладала странными способностями, потому что заставила его почувствовать, что он действительно не один во всем мире. Особенно, когда он подумал, что время пришло…

— Мама, я в порядке.

Она скептически посмотрела на него.

- Рассказывай немедленно, что с тобой стряслось. Тебя кто-то избил?

Ну, вот опять! Конечно, о чем еще могла подумать мать самого развратного человека в Англии, который стал полным разочарованием для всей своей семьи? И ведь стреляли в него по той же причине, о которой подумала мать. Только правда заключалась в том, что в него стрелял не оскорбленный муж. И хоть подозрительность матери задела его, Уильям впервые был благодарен своей никчемной репутации, потому что мог скрыть за ней то, чего ей не следовало знать. Никому.

— Я просто упал… Ночью, когда возвращался домой, было темно, я поскользнулся и… скатился с лестницы.

Доротея печально вздохнула.

— Сколько раз я просила тебя вернуться домой! — Она осторожно глянула на сына. — Ведь отца давно нет, и ты…

— Это исключено! — проскрежетал Уильям, ненавидя разговоры про отца. И хоть мать всегда поддерживала его в этом вопросе, она… она не знала всего, что произошло пять лет назад. Нет, вернее, уже одиннадцать, гневно подумал Уильям.

— Ну, будет тебе. — Опустив голову, Доротея принялась теребить материю лайковой перчатки. — Девочки очень скучают по тебе.

Сердце его наполнилось теплом, когда он подумал о сестрах. Единственные на его памяти люди женского пола, которые не шарахались от него и не ненавидели.

Нет, кажется, уже не единственные, когда внезапно перед глазами предстали тревожные, темно-серые глаза, полные предательской влаги.

Шарлотта… Господи, неужели это была она? Она не приснилась ему?

Он так отчаянно пытался вспомнить, что было с ним в ту ночь, что у него опять разболелась голова.

— Я непременно навещу их, как только встану с кровати.

Вздохнув, Доротея встала. И оглядела большую спальню, заваленную наспех брошенной одеждой.

Дом, который снимал Уильям уже много лет, походил на заброшенный особняк, в котором никто не обитал. И хоть всё внутри было обставлено дорогой мебелью, как и спальня, в которой стояла не только массивная, большая кровать, но и другая позолоченная мебель и мраморный камин, Уильям бывал здесь крайне редко.

— Позволь мне хотя бы прислать к тебе Томпсона. Он сможет стать отличным камердинером и позаботится о твоей одежде, потому что, смотрю, ты уже с этим совершенно не справляешься. — Она сокрушенно покачала головой. — Господи, Уилл, ты же граф, а не какой-то бродяга!

Уильям вздохнул и с тоской посмотрел на торчащие из-под подушки серые листы бумаг, к которым хотел вернуться. Ему нужно было написать важное письмо, которое он должен был отправить еще пару дней назад Роберту, мужу Лидии.

Сейчас у него не осталось больше сил спорить с матерью. Уильям отвернулся и устало опустил голову на подушку, ощущая тяжелую усталость.

— Хорошо, я подумаю об этом, а теперь… я хотел бы поспать.

Доротея какое-то время молча смотрела на него, подошла и укрыла его одеялом.

— Я пришлю к тебе Томпсона сегодня же вечером.

Уильям закрыл глаза.

— Хорошо…

Письма могли подождать, камердинер мог подождать, и отчеты могли подождать. Ему хотелось не только поспать…

Он услышал скрип половиц, затем звук закрывающейся двери и мог бы вздохнуть с облегчением и уснуть. И хоть он встал перед самым рассветом, едва стало светать, и провел долго времени за изучением отчетов, сейчас его волновало одно дело, но никак не связанное с этими отчетами.

С закрытыми глазами, спрятавшись от дневного яркого света, было легче соображать. Уильям расслабился, улегшись на здоровый бок, и стал восстанавливать хронологию событий той ночи.

Итак, что произошло?

Он должен был уйти с бала с маркизой Хартли, с этой очаровательной кокеткой, которая… Которая стала источником всех его бед. Уильям сразу это понял, когда только впервые увидел ее. Он дал слово, что позаботиться о ней, но к несчастью упустил ее. И не просто упустил. Его остановили.

Уильям поморщился, вспомнив вспыхнувшую боль в плече, когда пуля врезалась в него. Перед глазами потемнело так, что он потерял сознание и рухнул на землю. А вот потом… Какие-то обрывки. Сон? Мираж?

Как там оказалась Шарлотта, дочь виконта Уитлсфорда? Девушка, с которой дружила его сестра Лидия. По правде сказать в эту передрягу он попал благодаря Лидии и ее муженьку, но… Они не могли послать ему еще и Шарлотту.

В доме леди Кистон шел бал, все приглашенные должны были находиться там. Тогда… как Шарлотта могла оказаться рядом с ним? И она… Уильям точно помнил, как видел ее мокрые от слез глаза. Она подумала, что его убили? Печально известного развратника Англии. Разве миру не стало бы легче без него? Зачем ей плакать по этому незначительному поводу? По человеку, которого она не знала, вернее, почти не знала?..

Нет, она не оставила его там одного, как просил Уильям. Он точно помнил, как она подняла его. Или была не одна? Как такая хрупкая девушка смогла поднять его, когда он сам едва мог пошевелиться?

Черт, кажется он просто бредит! Только… не мог понять, почему в свои мысли впустил именно эту девушку. У него было столько женщин. Если он мечтал о ком-то, мог подумать хоть бы о своей последней пассии, с которой… черт, он ведь кажется подарил Розмари изумрудный браслет и отправил ее домой… и почти уже не помнил, как она выглядела, потому что это было почти… Когда? Кажется, еще в марте, когда он вернулся в Лондон и велел слугам открыть Холбрук-хаус для приезда родных.

Тогда зачем в самые мучительные минуты своей жизни он вообще решил думать о женщинах?

Черт, кажется, это был всего лишь сон, потому что Шарлотта не могла оказаться рядом с ним в тот момент. И тем более поднимать его одна. Да и куда бы она повела его?

Господи, как болит голова!

* * *
Наутро пятого дня, едва открыв глаза, Уильям был вынужден лицезреть три пары глаз, два карих и одни голубые, которые с беспокойством взирали на него.

— Силы небесные, только вас мне сейчас не хватало! — в ужасе прошептал он, пытаясь присесть.

К нему тут же бросилась Лидия и подложила ему под спину подушку. Тереза подошла к нему с другой, левой стороны, чтобы помочь ему присесть, и только Эстер осталась стоять у подножья кровати, встревожено наблюдая за ним.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Эстер таким тоненьким голосом, будто он уже умирал.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила Тереза, выпрямившись.

— Может, воды или хочешь чаю? — закончила Лидия, присев возле него.

Уильям почувствовал, как у него на лбу выступает испарина.

— Мне ничего не нужно, — недовольно пробурчал он, обведя всех трёх девушек грозным взглядом. — Вы что тут делаете? Кто вас впустил?

Лидия лучезарно улыбнулась, сверкнув своими голубыми глазами, которые унаследовала от отца, и поправила светло-золотистые локоны.

— Мистер Томпсон, кто же еще? В твоем доме почти нет слуг. Как ты так живешь?

Уильям заскрежетал зубами.

— Предатель! Я впустил в свой дом данайца! (намекает на выражение из поэмы Вергилия «Энеида» — «Боюсь Данаев я и дары приносящих», из Троянского цикла, сказанного перед тем, как внести в Трою коня, оставленного ими в качестве подарка греками — прим. автора).

— Никакой он не данаец, брат, — улыбнулась Эстер, окинув веселым взглядом его спальню. — Насколько помнится, мама жаловалась, что тут негде пройти, но посмотри, как здесь теперь чисто! Твой камердинер отлично справляется со своей работой.

Хитрюга! Уильям испытал желание свернуть шею самой острой на язык сестре.

— Может, всё же принести тебе чай? — осторожно заметила Тереза, робко коснувшись его плеча.

Уильям с трудом поборол потребность зарычать.

— Господи! Я не больной какой-то! Хватит приставать ко мне! Вы можете вернуться домой! Со мной ничего не случилось.

Не спуская с него подозрительного взгляда, Лидия тихо велела:

— Девочки, сходите на кухню, где бы она ни была, и принести вашему старшему брату самый вкусный чай и что-нибудь поесть.

Обрадованные тем, что им выпала возможность помочь брату, Тереза и Эстер с радостью выпорхнули из спальни, обсуждая, кто чем будет заниматься.

— А теперь рассказывай, что с тобой случилось, — послышался тихий, но серьезный голос Лидии, которая уже не скрывала тревогу, отражавшуюся в ее голубых глазах. — Это все из-за леди Хартли?

Уильям нахмурился, заглянув ей в глаза.

— Ты знаешь?

Лидия вздохнула.

— Роберт ничего не скрывает от меня.

Уильям напрягся.

— Кстати, ты должна быть в деревне, разве нет?

— Мы с ним вернулись в город пару дней назад.

Это почему-то взбесило его.

— Тогда твой Роберт мог бы сам заняться этой его чертовой леди Хартли, а меня оставить в покое!

Лидия внезапно побледнела.

— Неужели всё так серьезно?

Сытый по горло, Уильям присел, откинул одеяло в сторону и встал. Он мог себе это позволить, потому что спал в теплом, накинутом поверх домашней одежды халате, который так и не снял со вчерашнего дня. Халат, от которого уже начинало неприятно попахивать, и раз этот Томпсон такой хороший исполнитель, ему будет, чем заняться сегодня, кровожадно подумал Уильям, медленно подходя к окну.

Плотные обеды и ужины, и крепкий сон вернули ему силы настолько, что он уже вчера вечером мог встать с кровати. Что принесло ему несказанное облегчение.

— Я думал, что всё будет проще, но…

Лидия встала и посмотрела на широкую спину брата.

— Где она сейчас?

Уильям медленно обернулся к ней, ненавидя яркие лучи солнца, которые били ему в глаза.

— Я не знаю.

Он хотел пожать плечом, но боль не позволила ему это сделать.

— Что это значит?

Он поморщился.

— Какой-то тип явился прямо на улице и увез ее с собой.

Лидия подозрительно скосила взгляд ему на плечо.

— Это он с тобой сделал? Это ведь не вывих, как говорила мама?

Уильям опустил голову. Он не мог лгать Лидии, не только потому, что не хотел. Он должен был сказать ей, насколько серьезной была ситуация, даже если не намеревался пугать ее.

— Он стрелял в меня.

Тишину комнаты нарушил ошеломленный стон.

— Что?

Уильям взглянул на сестру и увидел, как она резко побледнела.

— Не переживай, всё… всё обошлось.

Только лишь чудом. Чудо, которое он никак не мог объяснить. Нет, неуклюжий неточный выстрел мог объяснить, но не то, что было потом…

— О Господи, — простонала Лидия, прижав руку к губам, и направилась к нему. — Как… как ты?..

Уильям поднял здоровую руку и опустил ей на плечо.

— Всё хорошо, не переживай.

— Но я… — лепетала она, отстранив от лица руку. — Я не знала, что всё так серьезно. Почему Роберт ничего не говорил мне?

Вот и он хотел знать о том, во что на самом деле впутали его.

Но… Больше всего он хотел знать… У него внезапно перехватило дыхание. Лидия… так живо напоминала свою подругу. Лицо Шарлотты снова возникло перед глазами. Точеное, невинное, прелестное и свежее… Господи, неужели она была настоящей? Она подобрала его на улице и увезла куда-то…

«Вам нужен доктор…»

Боже, только не это! Как он мог допустить подобное? И как она оказалась рядом с ним?

— Уильям, ты меня слышишь? Ты почему так пристально смотришь на меня?

Взволнованный голос сестры вернул его к реальности, но всё же… Уильям не мог перестать думать о том, что произошло той ночью.

Устало отойдя от сестры, он подошел к кровати и устроился с краю.

Черт побери, его рана была хорошо обработана и зашита. Уильям обнаружил это вчера вечером, когда его камердинер, который под страхом смерти поклялся никому не говорить об этом, сделал ему перевязку. Идеальные швы мог оставить только квалифицированный специалист. Но он ведь проснулся в собственной постели на утро после ранения. Если ему на пути действительно попадалась Шарлотта, тогда как он оказался в своем доме? И куда она увезла его от дома леди Кистон?

Господи, может, на старости лет он сходил с ума?

В комнату ворвались Эстер с Терезой, которые несли ему большой поднос, нагруженный едой.

— Сейчас мы тебя накормим, и ты снова будешь как новенький, — заявила Эстер, улыбаясь.

Уильям наблюдал за тем, как сестры передвигают к нему небольшой круглый стол, на который поставили поднос. Тереза аккуратно расправила на его коленях салфетку, а Эстер подвинула к нему дымящийся чай и угощения: холодную ветчину, сыры, наложенные на тонко нарезанный хлеб и даже куриная грудка.

Глядя на всё это, он вдруг испытал совершенно неожиданное и неуместное чувство того, что… просто не заслуживает всё это. Столько лет он вел такой жуткий, недопустимый образ жизни, что ему стало глубоко стыдно перед этими замечательными и добрыми девушками, которые приходились ему сестрами, любили его бескорыстно и крепко. И могли позаботиться о нем тогда, когда он уже мало на что был способен… Черт побери, отец давно умер, к чему было растрачивать свою жизнь на пустоту? Но… но что он мог поделать, если его душа была черна, как сам тьма? Он давно уже был не тем братом и не тем сыном, которым его родные могли гордиться. Он сделал почти всё, чтобы его даже ненавидели. Бывали минуты, когда он сам себя ненавидел, проклиная обстоятельства, которые привели его на этот путь.

Забота сестер тронула его так глубоко, что он ничего не смог сказать. Только пил чай, ел и слушал их веселый щебет о том, как быстро они поставят его на ноги.

Когда настала пора уходить, Лидия подошла к нему и порывисто обняла.

— Береги себя.

Уильям застыл от потрясения, потому что был уверен, что слышал эти слова… раньше.

— Я… — Он задрожал, а потом напрягся так, что испарина выступила на лбу. — Я на днях приду к вам, чтобы поговорить с Робертом.

Лидия выпрямилась.

— Да, обязательно приходи. Мы будем ждать тебя.

Сестры ушли, а он сидел на краю кровати, смотрел на пустую чашку и… никак не мог отделаться от мысли о том, что где-то совершенно точно слышал до боли знакомые слова.

Он был уверен, что их произнесли тем же женским голосом и так же глухо, как это только что сделала Лидия, только с еще большей нежностью, которую он и вообразить себе не мог.

Его прошиб холодный пот.

Неужели, Шарлотта ему не приснилась?

Он уже начинал не на шутку бояться этих мыслей. Но как? Как она оказалась тогда на улице? Черт, почему ее лицо всплывало в памяти каждый раз, когда он думал о той ночи? Ему было плохо, ужасно больно, так больно, что это затуманило ему сознание. Уильям мог просто бредить, но он бы никогда в жизни не бредил невинной девушкой, которая приходилась подругой его сестры. О ней он бы думал в последнюю очередь.

Понимая, что сходит с ума, Уильям встал. Подкрепившись, он ощущал в себе силы, которые действительновозвращались к нему. Он спустился в свой кабинет, нашел бумаги и засел за работой, чтобы хоть немного отвлечься и окончательно не сойти с ума. И просидел там до самого вечера, пока в дверь не постучался его камердинер.

— Милорд, вам принести что-нибудь поесть?

У него предательски заурчало в животе.

— Да.

— Сюда или вы поднимитесь к себе?

— Сюда, — бросил Уильям, устало откинувшись на спинку кресла. И спешно добавил: — И бутылку бренди.

Неодобрительно покачав головой, Томпсон удалился.

Уильям повернулся к горящему за спиной камину, сцепил руки на груди, и его снова охватили мысли, от которых он бежал весь день.

Томпсон незаметно принес поднос с едой — сочный прожаренный стейк, отварные овощи и кусок мясного пирога, а так же графин с бренди и бокал — и удалился.

Рассеянно взяв бокал, Уильям налил себе небольшую порцию и сделал первый глоток. Теплая волна проникла в него, заставив приятно вздрогнуть.

Почти так же, как в тот момент, как его губы коснулись женских губ.

Когда эта картина встала перед глазами, Уильям от потрясения едва не выронил бокал. Господи, кого он поцеловал в ту ночь? Тем более, когда был ранен!

Шарлоту?

Немыслимо!

Этого не могло быть! Это неправда.

Проведя дрожащей рукой по волосам, Уильям осушил бокал и снова наполнил его. Полумрак комнаты окутал его, вырывая из памяти такие видения, что ему стало жарко.

Он отчетливо помнил, как прижимал к себе теплое, женское тело. Господи, он не смог бы спутать это ни с чем! В ту ночь рядом с ним была женщина. Но Шарлотта? Матерь Божья! Как так?

Он снова осушил бокал и приступил к третьему. Тело наполнилось знакомой слабостью, руки дрожали. На пустой желудок не стоило пить. Тогда он съел пару кусков жареной свинины и снова запил, потрясенный тем, что приходит ему на ум.

Шарлотта? Невозможно! Он ведь едва знал ее, редко сталкивался с ней, видел ее в Холбрук-хаусе, когда она приезжала навестить Лидию. Видел ее на балах, когда она кружилась по паркету с очередным кавалером. Она была… Очень изящной, тоненькой и гибкой девушкой с темно-золотистыми волосами, которые переливались всеми оттенками золота, будоража сознание, с аккуратными, даже волнительно-красивыми чертами лица, и бледной, белоснежной кожей, которая порой сияла под мерцающим светом свечей. Он отчетливо помнил это, когда всякий раз, присутствуя на балах и видя ее, был вынужден подойти, чтобы поздороваться с ней, даже когда Лидия вышла замуж и уехала.

А Шарлота не вышла ни за кого.

Высокая и стройная, она казалась какой-то трогательно особенной. Округлое личико с широким лбом, темно-золотистыми бровями, живо поднимающимися вверх при всякой эмоции, тоненьким носом, румяными щеками и совершенными розовыми, четко очерченными губами, на которые он запрещал себя смотреть…

Губы, которые он целовал в ту ночь, были точь-в-точь такими же, как у нее.

Уильям опрокинул еще один бокал бренди.

Господи!

Не могла это быть Шарлотта! Как она оказалась с ним в темноте опасной ночи, когда ему самому грозила опасность?

Снова ее живое, полное эмоций лицо встало перед глазами, тревожа душу и заставляя дрожать так, что он едва не выронил бокал.

У нее был потрясающе нежный, чуть гортанный голос, который он не мог слушать спокойно.

Слышал в ту ночь, когда его ранили.

Уильям оцепенел, сознавая, что просто сходит с ума!

Он напился так, что Томпсону пришлось поднять его наверх и уложить в кровать.

Уильям уснул, но всю ночь ему снились ее губы. И ее глаза. Темно-серые, умопомрачительные, большие, такие волшебные и глубокие, что, глядя в них, он боялся утонуть.

Совершенно определенно этой ночью ему снились ее глаза. И губы. Самые нежные, самые податливые и теплые губы, какие ему когда-либо доводилось целовать! Он изнывал по этим губам, тянулся к ним, с умилением обнаружив, что она сама тянется к нему.

«Что ты делаешь?»

Да, она должна была так сказать, потому что… Он не имел никакое права целовать Шарлотту Уинслоу. Господи, Шарлотту! Лидия пристрелит его, если узнает об этом. Он сам боялся обнаружить, что это правда.

Наутро он проснулся таким разбитым и опустошенным, что не мог двигаться. Еще и потому, что тело сковало такое давящее желание, что он действительно боялся пошевелиться. Черт бы побрал всё на свете! Как он теперь будет жить, если во сне видел губы Шарлотты? Губы, которые целовал так долго, что они оба едва не задохнулись.

«Не бойся меня!»

Вздрогнув, Уильям присел, сознавая, что должен с этим что-то сделать. Рассеянно проведя рукой по лицу, он обнаружил под пальцами густую многодневную щетину, которая напоминала ему о том, сколь долго он проходил жуткий этап выздоровления.

Когда в спальню вошел Томпсон, Уильям строго велел:

— Позовите сюда миссис Джордан.

Когда экономка, приземистая, полноватая женщина с округлыми щеками и маленькими глазами, которая прятала свои серые волосы под чепцом, явилась к нему, взволнованно вытирая руки о фартук, Уильям прямо спросил:

— Кто привез меня домой той ночью?

Не было секретом, о какой ночи он говорил.

— Это был мужчина, милорд.

— Что на нем было надето?

Миссис Джордан выпрямилась, опуская раскрасневшееся лицо.

— Зеленая ливрея с золотой вышивкой.

Уильям потрясенно застыл.

Так это правда? Это ему не приснилось? В ту ночь Шарлотта оказалась на улице, подобрала его и отвезла… куда?

«Поедем к нам домой…» — четко послышался ее голос.

Он вспомнил всё. Как просил ее оставить его на улице, как она со своим лакеем, вернее, кучером, загрузили его в свою карету и отвезли домой. Как она… расспрашивала его о Лидии, пыталась остановить кровотечение. Помогала доктору и держала свечи, пока тот зашивал его рану, а затем попросила произошедшее держать в секрете. Умная девочка, если учесть, что на ее месте мало кто поступил бы с ним так же. А потом…

Уильям вовсе затаил дыхание, когда вспомнил, как обнимал ее. Его душила боль, в глазах туманилось от жгучих мучений, а он думал только о том, как бы поцеловать ее губы, которые были так близки. Так близки, что он не мог не поцеловать их.

Боже, и он поцеловал. Поцеловал так, как не целовал ни одну другую женщину. И ни один поцелуй на его памяти не показался ему таким… нежным, чистым и совершенным, как поцелуй Шарлотты, потому что она сама прильнула к нему и ответила, будто это было самое удивительно, что могло произойти с ними на самом деле. Поцеловала так, что парализовала его сердце.

Тоненькая струйка испарины покатилась у него по виску.

— Милорд, вы в порядке? — послышался встревоженный голос мисси Джордан.

Нет, он совершенно точно не был в порядке. Потому что действительно поцеловал невинную девушку, которая не только не бросила его умирать, но и спасла ему жизнь, иначе он бы действительно истек кровью.

Перешел черту, которую никогда не стремился нарушить, завлекая только вдов или опытных женщин, которые знали, чего хотят!

Кажется, в попытке разрушить свою жизнь, он причинил не меньше разрушений невинному человеку, который этого совершенно не заслуживал.

Тяжело дыша, Уильям вновь провел ладонью по лицу, которое на этот раз было гораздо бледнее. Щетина снова кололась, раздражая и давая понять, что он в реальности, а не бредит. Прикрыв глаза, он словно наяву снова увидел ее божественные губы. Таких невероятных губ он еще никогда не целовал. Губы, которые неустанно преследовали его уже несколько дней.

«Ты божественна… Я говорил тебе, как ты божественна?»

Невероятно, но он и это помнил. Он тронулся умом, если поступил с ней самым низким образом. Она ведь спасла ему жизнь, он сгорал от боли и едва не потерял сознание, пока зашивали ему рану. Откуда он нашел в себе силы, чтобы поцеловать ее? Целовать так, что оба едва не задохнулись.

Сокрушенно покачав головой, Уильям снова ощутил то, что совершенно определенно ощущал в тот момент. В тот момент он подумал о том, что умирает, что умрет и… так никогда не узнает, каким может быть чистый, искренний поцелуй. Такой, какой могли дать ему только ее губы. И когда она сама, неумело и без опыта, но смело и осторожно ответила ему, Уильям понял, что не только не может оторваться от нее. Он не сожалел о том, что сделал. Потому что рядом с ней он впервые в жизни ощущал себя так, будто уже не был один во всем мире.

Господи!

Она должно быть не только проклинает его. Она должна ненавидеть его за то, что он натворил. Шарлотта, эта жизнерадостная, улыбчивая и такая потрясающая девушка, которая с годами превратилась в ошеломляюще грациозную женщину, один поворот головы которой волновал кровь, спасла ему жизнь, а он поступил с ней так подло и отвратительно!

— Милорд?

Вздрогнув, Уильям поднял голову и взглянул на своего камердинера.

И внезапно отчетливо понял, что должен сделать.

Он должен отправиться к Шарлотте. Поблагодарить ее за спасение и… извиниться за то, что повел себя, как настоящая скотина. Потому что даже не помнил, благодарил ли ее за свое спасение или оставил с ней горечь украденного поцелуя.

Глава 4

Шарлотта смотрела на лорда Хамфри, который сидел рядом с ней на диване, и оживленно о чем-то рассказывал. Это был тот самый ее поклонник, который появился у нее во время ее первого сезона.

В последнее время ей стали наносить столько визитов, что у нее голова шла кругом. Это были и молодые, и овдовевшие лорды, неженатые члены Палаты Общин, даже новые кавалеры, которых она прежде в глаза не видела. И хоть после той ночи она не переставала выезжать вместе с Прюденс, у которой так же имелись собственные кавалеры, Шарлотта была почти изумлена обнаружить, что и на нее стали обращать внимание. Чему была довольна Пенелопа, с которой на следующий день после той ночи они пили чай в городском доме сестры. Чему была рада и Харриет, радостно поглядывая на дочь. И Шарлотта…

В сущности, разве не этого она добивалась? Ее уже не раз приглашали на прогулку по Гайд-парку, один раз со всей семьей пригласили в театр в личное ложе, присылали подарки и коробки конфет. Ей нравилось это внимание. Ей было приятно общество некоторых джентльменов, которые проявляли серьезные намерения и вызывали в ней приятные чувства. Больше всего ей нравился лорд Хамфри, высокий, приятной наружности, светловолосый и голубоглазый старший сын виконта, который унаследовал приличное состояние после смерти отца, а теперь вместе с матерью заботился о выходе своей младшей сестры. И если бы не это, они бы никогда так и не встретились, ведь в первый сезон именно лорд Хамфри был первым, кто просил руки Шарлотты. Ей нравилось, с какой серьезностью он относился не только к давнему увлечению, но что проявлял такое постоянство. Он будет надежным другом, хорошим мужем и замечательным отцом для детей, которые у него когда-нибудь обязательно будут.

Только… ее сердце было не на месте.

Шарлотта опустила голову, уже не пытаясь уследить за рассказом лорда Хамфри, потому что не могла перестать думать об Уильяме.

Прошло уже десять дней с того момента, как она отправила его домой. Беспокойство ни на миг не отпускало ее. Как он? Как его рана? Затянулась? Позаботились о нем как следует? Послал он за своим доктором? Хоть кто-то присматривал за ним?

Иногда ей бывало так мучительно тяжело, когда она вспоминала о том, как ему зашивали его раны, что Шарлотта с трудом удерживалась от того, чтобы не послать к нему слугу, который сумел бы разузнать о его самочувствии. Но разумеется, она не сделала ничего подобного.

Раз от него не было вестей, значит, он пошел на поправку.

И возможно забыл о той ночи.

Забыл о ее участии во всем этом.

И разумеется позабыл о том, как поцеловал ее.

Он не мог помнить поцелуй девушки, которую никогда не замечал. Возможно, даже сожалел, но несомненно позабыл. Поцелуй, который ничего не значил для него и так быстро стерся из памяти.

И хоть Шарлотта была реалисткой и понимала, как глупо обижаться, но… сердце покалывало от боли всякий раз, когда она вспоминала нежность и давление его губ, а потом понимала, что это для него ровным счетом ничего не значило. Поэтому он позабыл неприятную ночь и стал жить дальше.

Ее охватил какой-то ледяной ужас. Руки задрожали, а дыхание оборвалось.

Господи, и как теперь она будет выезжать? Как будет сталкиваться с ним и… видеть, как он опять ее не замечает и снова увидит из залы других женщин, ведь в этом сезоне он сопровождал третью сестру Эстер? Шарлотта снова вздрогнула. Как она вынесет всё это?

Ей нужно было как можно скорее выйти замуж и уехать, просто уехать из города, чтобы больше никогда не видеть его. Может, это избавит ее от многолетней тяги к нему? Шарлотта так на это надеялась, что едва не расплакалась от отчаяния.

Может, сразу согласиться на предложение на лорда Хамфри? Только, вся беда заключалась в том, что он еще не сделал никакого предложения…

Господи, она уже начинает сходить с ума. В попытке спасти остатки гордости и уцелевшие части своего сердца, Шарлотта едва не уговорила себя принять первое же предложение, которое ей сделают. Не важно кто, но… Так она окончательно могла загубить свою жизнь, но даже это не пугало ее так, как страх столкнуться с Уильямом и обнаружить, что он забыл ее, забыл всё то, что было. Всё, что так много значило для нее. Так много, что у нее сердце разрывалось всякий раз, когда она вспоминала его тихие стоны, полные боли, затуманенные страданиями глаза. И слова, которые обжигали сейчас даже больше, чем в ту ночь, потому что…

«Оставь меня здесь…»

Он никогда не производил впечатление изгоя, но эти его слова наводили на совершенно жуткие мысли. Уильям всегда производил впечатление безрассудного, легкомысленного, очаровательного повесы, который однако был глубоко предан своим сестрам, которых готов был защищать даже ценой собственной жизни. Вспомнить одно только то, что он едва не убил будущего мужа Лидии, когда Роберт едва не затянул ее в тайные правительственные интриги, из-за которых Лидия едва не пострадала, но слава Богу всё обошлось. Он тщательно оберегал сестер, внимательно проверял всех поклонников, которые претендовали на их руку, а сестры прислушивались к его советам и принимали решения, которые должны были сделать их счастливыми. Союз Лидии и Роберта был тому ярким подтверждением, а на очереди был еще один, когда к концу лета должна была выйти замуж обрученная Тереза, потерявшая из-за траура два первых года своего сезона, а еще два сезона пыталась найти себе подходящего партнера по жизни.

«Так было бы лучше для всех, разве нет?»

Зачем он так сказал? Зачем… Шарлотту ужасал не только его раненый вид и жуткое состояние, а то, что в тот момент, произнося эти слова, он выглядел так, будто искренне в них верил. Что миру стало бы лучше без него.

Глупый, тщеславный, эгоистичный человек! Как он мог не подумать о своей матери? А сестры? Неужели им всем было бы лучше без него?

Шарлотта вздрогнула и сжала пальцы, лежавшие на коленях. Она даже не допускала мысль о том, что с ним могло что-то случиться. Кто бы в него не стрелял в него, она очень надеялась, что Уильям найдет этого мерзавца и заставит заплатить за все свои мучения. И пережитой ею самой ужас, который она не позабудет до конца жизни.

— Мисс Уинслоу, я вас утомил?

Осторожный голос лорда Хамфри прервал болезненные мысли, от которых она начинала дрожать.

Ужасаясь того, какую допустила бестактность, пропуская важные речи лорда Хамфри мимо ушей, Шарлотта густо покраснела, испытывая искреннее раскаяние.

— Я… — Она сглотнула и прижала пальцы к виску, невольно поморщившись от боли. — Я просто…

— У вас болит голова?

Она вздохнула. Голова не переставала болеть вот уже десять дней.

— Вчера мы были в театре…

— Да, я вас видел.

Шарлотта опустила руку.

— Видели?

На этот раз слега заметно покраснел лорд Хамфри и выпрямился на месте. У него были очень густые светлые волосы, и еще более густые бакенбарды. Такие густые, что касались острого ворота рубашки. Шарлотта подумала, что их можно было немного постричь. Не ворот рубашки, конечно.

— Я прошу прощение, что не подошёл и не выразил вам и вашей семье свое почтение, но я сопровождал свою сестру и матушку.

Шарлотта успокаивающе кивнула.

— Конечно, я всё понимаю.

Она понимала, что, пребывая в ложе другого человека, не стала бы объектом внимания того, кто не желал разделять ее внимание с другим.

— Благодаря вашим словам с моих плеч свалилась огромная гора высотой в Эверест.

Лорд Хамфри был не только красивым человеком, но и весьма эрудированным, что ей так же нравилось. Шарлотта ощутила даже позывы улыбнуться, но не смогла. Что-то всё еще душило ее.

— Я очень этому рада.

Улыбнулся сам лорд Хамфри и встал.

— В таком случае не хочу вам больше мешать…

Шарлотта тоже встала.

— Вы нисколько не мешаете.

Его голубые глаза светились теплотой.

— Я не смею отнимать ваше драгоценное время. Тем более время моего пребывания с вами закончилось. Но… — Он подошел еще ближе. — Могу я пригласить вас завтра на прогулку, если вы будете чувствовать себя расположенной к таковой?

Шарлотта застыла, почему-то не в состоянии дышать. Еще ни один поклонник, кроме как в танцах, не приближался к ней так близко. Никогда не позволял с ней вольностей. Лорд Хамфри не выглядел сейчас так, словно мог позволить с ней вольности, ведь и дверь была открыта для приличия, но…

Шарлота призадумалась и расслабила нос, чтобы… попытаться ощутить, как пахнет одеколон лорда Хамфри. Почему-то до этого мгновения она не задумывалась об этом. Ей было как-то всё равно, но теперь… Она принюхалась. Свежий, бодрящий аромат морских волн и… И ничего необычного. Ничего, что могло бы взволновать ее впечатлительное сердце, даже не смотря на то, что ей было уже двадцать пять лет и иметь такой глупый орган, диктующий ей правила, было совершенно бессмысленно и даже опасно.

Только… Шарлотта не стала отчаиваться. Подумаешь, запах одеколона. Его можно сменить. На что-то, похожее на сандал…

Она резко прервала себя. Идиотка, какой еще сандал?!

Прочистив горло, Шарлотта подняла взгляд на ожидавшего ответ лорда Хамфри.

— Я с удовольствием прогуляюсь с вами завтра.

Лорд Хамфри улыбнулся, глаза его радостно засияли. Он был очень красивым мужчиной близким к тридцати годам, и возраст придавал ему еще больше солидности и привлекательности.

Отойдя на шаг назад, он взял ее руку и едва заметно поцеловал ее пальцы.

— Тогда до завтра, мисс Уинслоу.

Он покинул гостиную, а Шарлотта стояла на прежнем месте, смотрела на свою руку и гадала, почему… почему ничего не почувствовала? Ей следовало сосредоточиться, но…

Она снова разозлилась на себя. Какая разница, что она чувствует, а что нет? Лорд Хамфри будет ей хорошим мужем. Он был порядочным, тактичным и очень внимательным человеком. За семь лет она ни разу не слышала, чтобы он вляпывался в какой-нибудь скандал. В отличие от других!

— Почему ты такая серьезная?

Голос матери прервал очередные болезненные мысли, которые слава богу не получили продолжения.

Опустив руку, Шарлотта повернулась к матери. Худощавая и высокая, с темно-русыми волосами и серыми глазами, Харриет была всё так же грациозна и привлекательна, как возможно была в пору своей молодости.

— Я просто… я уже устала принимать сегодня посетителей.

Харриет улыбнулась и вошла в комнату.

— В таком случае, могу предложить тебе составить мне компанию и выпить со мной чаю на террасе, пока я жду своих гостей. — Присев на диване, она снова взглянула на дочь. — Хотя следует признать, что мне нравится видеть, как тебе наносят визиты.

Шарлотта опустила голову.

— И… и мне.

Харриет тихо постучала рукой с длинными пальцами по пустому месту рядом с собой, призывая дочь присесть.

— Кто тебе больше нравится? Есть кто-то, кого ты бы… выделила?

Вздохнув, Шарлотта присела на диване. Она знала, что мать желает ей только счастья, ведь все эти семь лет так ничего и не сказала ей по поводу того, почему она отклоняла одно предложение за другим, но… Сейчас Шарлотта испытала то, чего никогда не испытывала прежде: вину и раскаяние за то, что обманывала своих родных, разрушая их надежды на счастливый исход. Они ведь так старались, чтобы подарить ей незабываемые сезоны, и чем она отплатила им?

— Мне нравится лорд Хамфри, — наконец ответила Шарлотта, пытаясь вызвать в сердце чувства, которые были бы направлены только на лорда Хамфри, но это… это было так же трудно и бессмысленно, как и сизифов труд. (Сизифов труд — бессмысленное и изнурительное занятие, нескончаемая и бесплодная работа, названа по имени мифического древнегреческого царя Сизифа, провинившегося перед богами и осужденного ими вечно вкатывать на гору камень, который, достигнув вершины, каждый раз скатывался обратно вниз. — прим. автора).

Харриет улыбнулась.

— Он производит впечатление хорошего человека.

Слова матери тяжелым камнем повисли у Шарлотты в груди, как тот же камень Сизифа, который должен был скоро скатиться с горы. Как будто она была обречена снова поднимать его на вершину.

— Да, мама.

— И он всегда мне нравился.

Шарлотта еще ниже опустила голову.

— Да, мама.

— И у него красивые черные глаза.

— Да, мама.

Харриет подняла руку и, коснувшись подбородка дочери, подняла к себе ее лицо.

— Разве у него глаза не голубые?

Шарлотта нахмурилась.

— У кого?

Харриет внезапно рассмеялась и, отпустив дочь, встала с дивана.

— Так, на сегодня действительно хватит визитёров. Приводи свои мысли в порядок и приходи на террасу, а я пойду и попрошу, чтобы приготовили чай. Хватит думать, у тебя опять разболеется голова.

Она и так не переставала болеть, — удрученно подумал Шарлотта, сжимая тонкие пальцы, лежавшие на коленях. Мать выглядела… какой-то странной. Шарлотта нахмурилась. Она что-то не так сказала, не так ответила на вопросы матери?

Нет, вряд ли, все вопросы были односложные и…

Боже, почему ей было так плохо? Так плохо, что она испытывала даже дурноту. Может сослаться на головную боль и подняться к себе? Нет, она дала обещание матери выпить с ней чаю. И к черту головную боль, к черту всё остальное.

Шарлотта резко встала.

Она ведь поклялась начать новую жизнь. Она так и поступит! Непременно. И…

Дверь гостиной отворилась и вошёл напряженный и немного даже чересчур серьезный Хопкинс.

— Мисс Уинслоу, к вам посетитель.

Шарлотта едва не застонала.

— Сегодня я больше не принимаю. Я должна составить компанию своей матери.

Ей было даже неинтересно, кто из очередных лордов пожаловал к ней на этот раз.

— Но он просит принять вас, потому что дело очень важное.

Шарлотта даже открыла рот, услышав о такой наглости. Кто мог так дерзко поступить?

— Кто пришел, Хопкинс?

— Лорд Холбрук, мисс.

Шарлотта даже покачнулась.

— Что?

Хопкинс отошел в сторону, когда за его спиной послышались шаги, а потом и появилась высокая тень, медленно собираясь в большую фигуру, заполнившую весь дверной проем.

Господи! О Господи!

У нее подкосились ноги, и Шарлотта едва не упала.

Она не могла дышать, глядя на то, как живой, целый и невредимый Уильям, одетый с иголочки в темно-зленый бархатный сюртук и белоснежный жилет, доходивший накрахмаленным воротником чуть ли не до подбородка, под которым был завязан идеальный шейный платок, в белых бриджах, обтягивающих длинные ноги, и заправленные в черные, начищенные до блеска сапоги, медленно входит в гостиную, в которой находился всего десять дней назад.

Когда его будоражащие, острые и внимательные карие глаза остановились на ней, Шарлотта поняла, что сейчас упадет. Упадет и расшибется на смерть, потому что… Он не должен был приходить! И уж тем более не должен был помнить о ее существовании.

Он никогда в жизни не приходил сюда, никогда…

Но он стоял всего в нескольких шагах от нее. Такой красивый, такой серьезный и невероятный, что сердце ее замерло, а потом перестало принадлежать ей.

Глава 5

Поцеловал!

Господи, он действительно поцеловал ее!

Уильям сразу понял это, как только увидел Шарлотту, увидел ее ошеломленное, застывшее лицо.

Вернее, это была та самая девушка, которая дружила с его сестрой многие годы, кажется, они до сих пор переписывались, но… Почему ему вдруг показалось, что он никогда прежде как следует не видел ее?

Она была…

Уильям почувствовал легкое покалывание во всем теле, пока стоял перед ней, а она… Она смотрела на него так, будто ей явился призрак. В какой-то степени это можно было объяснить, ведь в последний раз она видела его, истекающего кровью.

И всё же не это сейчас волновало его.

Гостиная была отделана в нежных пастельных и золисто-зеленых тонах, придавая всему убранству неуловимую изысканность. И в окружении этой непосредственной, нежной обстановки Шарлотта показалась ему… Как будто он действительно никогда прежде не видел ее.

На ней было нежно-лимонного оттенка платье с округлым кружевным вырезом, маняще подчеркивающее золотисто-матовую кожу ее приподнятой груди. Тонкая, белая атласная лента, собранная под этой грудью, позволяла складкам платья падать до самого пола, обозначив ее гибкий стан и очертания округлых бедер. Короткие, расшитые кружевом рукава обнажали тонкие, изящные руки, которые она держала перед собой, сцепив тонкие длинные пальцы. Она дышала едва заметно, но глубоко, от чего грудь медленно поднималась и спадала, приковывая к себе внимание. Золотистый свет, лившийся из высоких окон, окутал ее каким-то странным сиянием, придав ей такое притягательное очарование, что у него внезапно забухало сердце.

Господи, она была… потрясающая. Удивительно, как это прежде он не замечал этого?

Очаровательная настолько, что он не мог оторвать от нее взгляд. Но больше всего его поразило ее лицо. Округлое, открытое, ясное, с аккуратными, мягкими чертами. Уложенные на макушке темно-золотистые волосы, сверкая, обрамляли это лицо, на котором так явственно читались изумление, потрясение, шок и даже… страх. Нежные щеки зарумянились, под тонкими дугами темно-золотистых бровей находились широко распахнуты самые невероятные, самые большие темно-серые глаза, какие ему только доводилось видеть. Глаза, которые он видел во сне. Глаза, которые смотрели на него сейчас так пристально, что Уильям невольно затаил дыхание. Господи!

Но даже не это потрясло его.

Взгляд его скользнул на ее чуть приоткрытые от изумления губы. Нежно-розовые, выразительные, чуть выпяченная, полная нижняя губа и немного вздернутая в очаровательном молчании верхняя. Уильям перестал дышать вообще, когда увидел эти губы.

Боже, он действительно целовал ее! В этом уже не было никаких сомнений. Целовал не только во сне, но и наяву. Целовал так, что едва не растворился в ней.

Внезапно Уильям ощутил, как напряжение охватывает его. Свет в комнате превратился в густой, непроходимый туман, который стал давить на него. Легкая дрожь прокатилась по спине, рука невольно сжалась, потому что в нем пробудилось острое желание докоснуться ее, чтобы убедиться в том, что стоявшая перед ним девушка… настоящая.

Боже правый, она была настоящей! И действительно стояла перед ним. Девушка, которая спасла ему жизнь, а потом подарила поцелуй, который он переживал едва ли не каждую секунду. У него так сильно заколотилось сердце, что он не мог нормально дышать.

И только потом, медленно придя в себя, Уильям понял, что они оба стоят, смотрят друг на друга и… ничего не говорят. А ему нужно было многое сказать. Все последние несколько дней, что он готовился к этой встречи, Уильям тщательно отрепетировал свою речь, всё до мельчайших подробностей, чтобы не смутить подругу своей сестры, чтобы не ранить ее чувства и попросить прощение за то, что он сделал в ту ночь.

Только ни одно тщательно подобранное слово не шло в голову. Его охватили чувства, с которыми он даже не мог бороться.

Заставив себя очнуться, Уильям выпрямился, не обращая внимание на слабую пульсацию в плече.

— Добрый день, мисс Уинслоу.

Она вздрогнула, махнула своими длинными золотистыми ресницами и резко опустила руки.

— Л-лорд Холбрук, — прошептала она тихим голосом, спохватилась и присела перед ним. — Добрый день.

Уильям испытал раздражение и даже не мог сказать, что было тому причиной больше: то, что она присела перед ним после того, как спасла ему жизнь, или что назвала его не по имени. Он четко помнил, как она называла его по имени в ту ночь. Особенно, когда он поцеловал ее. У него задрожали руки, едва он подумал об этом, о теплых губах, которые прижимались к нему. Сердце застучало быстрее, а дыхание перехватило. Боже, еще немного этих воспоминаний, и он совершенно забудет, для чего вообще приехал.

«Соберись!»

— Я… я могу с вами поговорить? — начал он, снова выпрямившись, чтобы хоть как-то побороть напряжение во всем теле.

Солнечный свет слишком живописно падал на застывшую фигуру Шарлотты, не позволяя ему соображать. Уильям рассердился на себя, потому что никогда не терял самообладание в присутствие женщины.

— Д-да, конечно. Проходите.

Он остался стоять на месте. То, о чем он хотел поговорить, не должно было дойти до ушей других. Поэтому Уильям медленно повернулся к двери и так же медленно прикрыл ее, но не закрыл до конца, чтобы не нарушать правила приличий.

И только потом обернулся к ней.

И снова почувствовал, как перехватывает дыхание. Боже, Шарлотта была действительно красива. Стройная, высокая, изящная…

Вот черт!

— Я должен… — Он запнулся, вновь ощутив неприятную пульсацию в правом плече. — Я должен сказать вам…

Уильям неожиданно увидел, как Шарлотта опускает голову, а ее щеки… покрывает нежный румянец. Удивление от его приезда прошло, только теперь она была… смущена. Он вдруг изумленно застыл, поняв, что она… не только нервничает, но возможно даже вспоминает их поцелуй. Легкая судорога прокатилась по всему телу, вызвав пламенные воспоминания, которые мгновенно охватили его огнем. Господи, неужели всё было так восхитительно, как он помнил? И она помнила…

Боже, как он поговорит с ней?

И это проклятое плечо. Он не мог долго стоять, а она не приглашала его присесть.

Вздохнув, Уильям послал все к черту и шагнул к ней.

Шарлотта вздрогнула, вскинула голову, и ее вновь расширившиеся от удивления глаза остановились на нем.

— Как ваше самочувствие?

Он застыл, столкнувшись со взглядом этих бездонных глаз.

Боже правый, какие глаза! И какие длинные ресницы! И какой чарующий голос… какая у нее матовая, гладкая кожа на шее и груди…

Как он себя чувствовал?

— Превосходно, — пробормотал он, стоя всего в трёх шагах от нее.

И горел. На него вдруг обрушилась такая острая потребность коснуться ее, что он едва не потянулся к ней.

Матерь Божья, да что с ним такое!

Неужели тот поцелуй действительно был таким… идеальным? Может, он просто выдумал всё это, находясь во власти боли?

— Что… что вы хотели сказать мне? — ее нежный, слегка сбивчивый голос нарушил тишину, вернув его к реальности, которая ни на мгновение не отпускала его.

Сглотнув, Уильям попытался снова.

— Я хотел поблагодарить вас за то, что вы сделали.

Ее щеки стали почти пунцовыми. Она снова сцепила перед собой руки и опустила голову. И выглядела такой потрясающей, что он снова стал бороться с потребностью подойти к ней. Боже правый, как он доведет разговор до конца?

— Не нужно… — начала было она, но он мягко прервал ее.

— Не каждая девушка поступила бы так же. Вы вели себя очень храбро. Я хочу, чтобы вы знали, что я ваш вечный должник.

Она снова подняла к нему голову. Уильям не мог дышать. Шарлотта всё же не была такой уж и высокой, как он подумал в первые минуты. Макушкой она разве что доставала ему до подбородка, но это было даже… лучше. Она бы так хорошо поместилась в его объятия…

Уильям отругал себя и сжал зубы, понимая, что на него нисходит больная горячка.

— Не нужно благодарить меня, — запинаясь промолвила она, глядя ему прямо в глаза и даже не подозревая о том, как отчаянно заставляет биться его сердце. — Я поступила…

— Очень смело, — спешно закончил он за нее, не позволяя ни при каких обстоятельствах принижать значение своего поступка. — Сомневаюсь, чтобы другие барышни поступили так же.

— Но…

Он поморщился.

— Могу я присесть? — спросил Уильям, ощущая странное головокружение.

И это проклятое плечо.

Шарлотта спохватилась и тут же указала на диван, залившись очаровательным румянцем.

— О конечно, простите, что не предложила этого раньше. Присаживайтесь.

Она сказала это так, будто действительно ей и в голову не пришло, что можно пригласить его присесть. Особенно зная о его ранении, но… Уильям очень хотел верить в то, что она думала о… Боже, о чем он сам думает!

Присев на диване, на котором он сидел десять дней назад, Уильям снова посмотрел на Шарлотту. И снова увидел ее смущение, которое ни на миг не отпускало ее. И это почему-то понравилось ему. Пусть в ту ночь произошли события, которые они оба не могли контролировать, но… он не хотел, чтобы она позабыла о них, об их поцелуе, который до сих пор не давал ему покоя.

— Благодарю, — ответил он, видя, как Шарлотта садится в кресло напротив него. С такой неуловимой грацией, что у него снова перехватило дыхание.

Боже, почему он прежде не замечал, какая она изящная и грациозная? Ее открытое личико, на котором читались все ее эмоции, эти невообразимо-большие темно-серые глаза и нежный румянец были настолько реальными, искренними и неподдельными, что он даже удивился. Ему еще никогда не приходилось видеть такой открытости, такой искренности и деликатности. Почти все женщины, с которыми он имел дело, жеманничали, кокетничали и играли, а вот Шарлотта была честна и даже не пыталась этого скрыть. Вероятно, по этой причине Лидия и дружила с ней. Уильям порадовался за сестру, у которой был такой искренний друг, но…

Теперь всё обстояло еще хуже, потому что он должен был просить прощение за поцелуй. О котором ни на миг не сожалел. Боже, это был самый невероятный, самый очаровательный, как он тогда сказал, поцелуй в его жизни, и он действительно не сожалел об этом. А если попросит прощение, тогда получится, что он сожалел… Черт, но он же смутил невинную девушку, пусть она уже была не дебютанткой. Это было еще одной причиной, чтобы извиниться, но язык не поворачивался сказать об этом…

— Я… — Уильям заставил себя заговорить, игнорируя слабую боль в плече. — Я надеюсь, в ту ночь… не сделал ничего такого, что… обидело бы вас?

К его полной неожиданности, она опустила голову, снова залилась румянцем и… и покачала головой.

— Нет, милорд.

Уильям был ошеломлен. Он же поцеловал ее, поцелуй был! И она… тоже помнила об этом! О том, что было недопустимо, низко, подло с его стороны…

Нет, — она сказала именно так. Не было ничего, чем он мог обидеть ее. За что должен был просить прощение.

Значит и о поцелуе она не сожалела? Но как так?

— Вы уверены? — осторожно спросил он, вглядываясь в ее опущенное лицо.

Она дышала глубоко и продолжала держать руки сцепленными, которые покоились на ее коленях. Шарлотта внезапно вздохнула, прикусила нижнюю губу и вновь покачала головой.

— Да.

Уильям не мог оторвать взгляд от ее губ. Потрясающе красивых, нежных губ, которые оказались в плену жемчужно-белых зубов. Его прошиб холодный пот, а потом…

Он задрожал, когда на него накатило такое отчаянное желание, что Уильям едва не застонал. Шарлотта сидела в двух шагах от него. Он мог запросто встать и подойти к ней, коснуться ее, чтобы избавиться от этого наваждения, которое преследовало его целых десять дней, а в последние дни едва не свело с ума.

У него бухало сердце, дрожали руки, а он смотрел на ее губы и… думал о том, как бы поцеловать ее снова.

Уильям резко встал.

Господи, если он сейчас же не уйдет, он совершит поступок, о котором точно пожалеет!

Шарлотта тоже поднялась, опустив руки.

— Милорд? Что-то не так?

Уильям едва не застонал, чувствуя, как задыхается. Всё было не так! Он не должен был так смотреть на нее, на губы, тепло которых отчетливо помнил. Не должен был желать, чтобы она назвала его по имени. Не должен был…

Боже, она ведь спасла ему жизнь, поступила так храбро, что он едва ли не восхищался ею. Она послала за доктором и позаботилась о нем, а потом смогла скрыть всё это и благополучно отправила его домой. Она проявила находчивость, сострадание и доброту к человеку, который ничего для нее не значил, который попрал все устои, сорвав у нее поцелуй вместо благодарности, а сейчас, вместо того, чтобы еще раз поблагодарить и уйти, он стоял, смотрел на ее губы и думал только о том, как бы поцеловать ее в очередной раз. Чтобы воскресить те невероятные чувства, которые она заставляла его испытывать.

Внезапно все мысли, всё на свете отошло в сторону. Такой жажды Уильям никогда в жизни не испытывал. Она притягивала его, манила так, как ни одна другая женщина на его памяти. Может, он выдумал действие того поцелуя? Господи, может он действительно просто по глупости придал всему произошедшему слишком большое значение?

Это можно было выяснить только одним способом.

Господи, он рехнулся, если думал об этом всерьез!

— Милорд, с вами всё в порядке? — вновь услышала он ее низкий, взволнованный, волнующий голос.

Волосы на затылке встали дыбом. Сердце колотилось так, что едва не выпрыгнуло из груди.

Обернувшись, Уильям быстро посмотрел на прикрытую дверь. Никто не увидит, никто ничего не узнает. Он просто коснется ее губ и убедится, что всё выдумал, что всё это было плодом его больного воображения. Иначе и быть не могло. И тогда он успокоится, отступится и уйдет с миром, и не станет больше смущать ее.

Да, он действительно сошел с ума, если пришел в дом порядочных людей, остался наедине с незамужней девушкой и собирался поцеловать ее, чего бы это ему ни стоило. Но он не видел другого выхода.

Уильям повернулся к ней.

Шарлотта с прежним удивлением смотрела на него.

— Хотите чаю? — любезно предложила она, волнуя его кровь своим пристальным взглядом.

Он задыхался, голова кружилась, но Уильям больше не видел ничего, кроме нее. И ее пленительных, притягательных губ.

— Не хочу.

— Тогда может угощения? Бисквиты. Вы любите бисквиты?

Перед ним уже стоял самый сладкий бисквит на свете, завернутый в муслин лимонного цвета.

Какая она стройная, как маняще притягивает его эта матовая кожа ее груди, шее, лице…

Уильям как завороженный шагнул вперед.

— Ничего не нужно, — пробормотал он, едва расслышав собственный голос.

Глаза ее округлились, когда Шарлотта увидела, как он приближается.

И стала невольно пятиться

— Что вы делаете?

Он продолжал надвигаться на нее, внезапно уловив нежный аромат сирени и жасмина. Сердце его забухало еще сильнее.

— Шарлотта, — он сглотнул. — Ты можешь…

— Что?

— Помолчать.

Она изумленно вскинула брови и остановилась.

Он остановился перед ней. Запах сирени стал просто убийственным, заполнив все его легкие.

— Я думаю.

На этот раз глаза ее расширились от изумления.

— О чем вы думаете? — с тем же изумление спросила она, а потом… так очаровательно нахмурилась, что перехватило дыхание. — О чем вы думаете? — уже с подозрением осведомилась она, сверкнув на него своими прелестными глазами. Как будто догадалась о его намерениях.

Господи, она была действительно восхитительной и непростительно проницательной!

Уильям едва мог дышать, чувствуя, как тонет в глубинах ее глаз.

— Тебе не понравится мой ответ, — хрипло промолвил он, придвинувшись к ней еще ближе.

Она застыла под его взглядом, и это ужасно ему понравилось. Нравилось думать, что он может так действовать на нее. Как действовала она.

— О чем вы думаете! — требовательно спросила она, выпрямив спину.

Как же он хотел, чтобы она назвала его по имени! Она ведь называла его имя в ту ночь и не раз.

Уильям думал о том, целовать ее медленно и не спеша, или просто прижать к себе, накрыть ее губы и пить ее до тех пор, пока не утолит эту сводящую с ума жажду?

Боже правый, он действительно собирался поцеловать ее!

Скорее, пока их не прервали.

Они стояли у камина, боковая панель которого прижималась к ее спине. Уильям нахмурился, не желая делить ее даже с камином. Яркие лучи падали на ее лицо, заставляя кожу мерцать, а темно-золотистые волосы сверкать. Глаза ее изумленно смотрели на него. Он вдруг вспомнил, как десять дней назад, сидя на том диване, он обнял ее и притянул к себе. Она не стала сопротивляться и доверчиво прижалась к его груди. Он помнил, как она коснулась пальцами его лица, как погладила щеку, провела этим дивными пальцами по его волосам, будоража сознание.

Такое невозможно было выдумать. Уильям помнил, как склонил голову и коснулся ее губ своими, как он целовал ее, целовал и никак не мог напиться ею.

У него снова закружилась голова. Дыхание оборвалось, а тело напряглось от совершенно очевидной потребности. Она стояла к нему так невыносимо близко, что он чувствовал даже тепло ее тела. И не мог оторвать взгляд от ее губ. Господи, ее губы! Почему он раньше не видел эти губы? Розовые, манящие, потрясающие… Он перецеловал столько губ, но ни одни не могли сравниться сладостью с ней. Самые идеальные, самые притягательные губы, какие он мог только вообразить себе. Губы, которые столько раз видел во сне, что уже счет им потерял.

Господи, ее губы!

Он должен был поцеловать ее губ, иначе просто сойдет с ума. Иначе решит, что всё, что было той ночью, оказалось просто сном. Не мог один простой поцелуй так сильно сокрушить его, так подействовать на него. Он ошибался, несомненно ошибался. У нее такие же обычные губы, как у других. Просто в тот момент, охваченный болью, он слабо соображал, и придал произошедшему непомерно большое значение.

Уильям покачнулся и… придвинулся к ней еще ближе, касаясь сапогом ее ноги.

— Милорд? — раздался ее сдавленный шепот.

В голове у него что-то щелкнуло. Уильям напрягся еще больше, теперь желая еегубы так, как ничего до нее. Он был обязан снова поцеловать ее, снова ощутить вкус этих губ и убедиться, что не выдумал их. Иначе просто не сможет уйти отсюда, не сможет отпустить ее.

— Уильям, что с вами?

Странная дрожь прокатилась по всему телу, зажав в болезненных тисках его сердце. Его имя, произнесенное этими губами, показалось верхом совершенства. О да, Господи, да, он хотел, чтобы она снова назвала его по имени, чтобы простонала его имя, чтобы забилась в агонии желания и шептала его имя до тех пор, пока он…

Уильям обнял ее и притянул к себе. Его рука наконец сомкнулась на тоненькой, девичей талии, и он мгновенно почувствовал, как она дрожит.

Она ошеломленно застыла и уперла руки ему в грудь. Ее потрясенные, округлившиеся темно-серые глаза уставились на нее.

— Что вы делаете?

Он задыхался от потребности коснуться ее. Уильям склонил голову, как в тумане потянувшись к ней, и совершенно отчетливо понимал, что ни ода женщина до нее не вызывала в нем таких неконтролируемых, сокрушительных чувств.

— Вот это, — ответил он и накрыл ее губы своими.

Господи, да! Какое блаженство.

Она застыла, застонала и… и просто стояла, позволяя ему касаться себя. Его на миг парализовало, всё внутри него застыло, затем напряглось, а потом он накрыл ее губы жадно, жарко. С такой потребностью, какую никогда в жизни не испытывал. Будто, если бы не коснулся ее, мог просто погибнуть. Она встрепенулась. Руки ее зашевелились у него на груди. Невольные поглаживания этих тонких пальцев вызвали в нем такую острую судорогу, что у него волосы на затылке встали дыбом. Боже, оказывается, он не выдумал всё это! Он не только целовал ее. У нее были самые сладкие, самые желанные губы, которые он когда-либо целовал. И собирался поцеловать еще раз…

Глупец, разве он уже не целует ее?

О да, он крепче обхватил ее за тали, теснее прижал к себе. Она неуверенно заерзала у него в объятиях, вызывая в нем удушающую дрожь. И так же, как в ту ночь, не стала сопротивляться, не стала вырываться. Уильям потрясенно застыл, когда ее руки поползли вверх, к его плечам. Она обняла его, не стремясь оттолкнуть его и на этот раз. Удивительно.

Снова в груди что-то сжалось и больно дрогнуло. Никто никогда не касался его с такой чарующей искренностью и теплотой. Она потянула свои руки еще выше. Уильям затаил дыхание, просто прижимаясь к ее губам, и ждал, что она сделает.

Шарлотта поразила его в самое сердце, когда медленно взяла его лицо в свои теплые ладони и повернула голову, прижавшись к нему своими губами.

И тогда он потерял голову, если до этого он вообще владел собой. Боже правый, она не собиралась отпускать его! Возможно ли такое? Только ему было уже всё равно. Уильям снова поцеловал ее, только на этот раз настойчиво, скользнув языком по ее губам. Она вздрогнула, из груди вырвался тихий стон. Он задыхался, боясь потерять чувство реальности. Еще и потому, что ее руки потянулись выше, добрались до его головы, и ее теплые, нежные пальцы пробрались ему в волосы.

И снова она не оттолкнула, а теснее прижалась к нему, ошеломляя и покоряя.

Его на миг парализовало, но потом Уильям притянул ее до предела к себе, к своим бедрам, которые почти окаменели. Его обволакивал аромат жасмина и сирени, кружа голову. Ее губы были не только мягкими и податливыми. Теплые и ласковые, они сводили его с ума. И когда Шарлотта раскрыла свои уста, он с ужасом осознал, что действительно теряет контроль над собой.

Такого с ним еще никогда не происходило. Он не только забыл, где находился, всё, чего он хотел сейчас, это прижать ее к себе еще теснее. Тело ее было словно выточено из мрамора, гибкое, податливое и такое мягкое, что от давления ее бедер у него поплыли мозги.

Никогда до этого он не испытывал ничего подобного. Его охватило такое беспредельное, такое острое желание, то он хотел уложить ее на что-нибудь горизонтальное, что находилось рядом, может, стол, или пол, хотел наброситься на нее, сорвать с нее всю одежду, прикоснуться к каждому дюйму ее восхитительно-гладкой кожи и позабыть обо всем на свете. Он действительно не мог думать, пока она невольно поглаживала его по голове, вызывая в нем просто отчаянную потребность овладеть ею как можно скорее.

Он горел, он тонул в ней, потрясенный огнем, который охватил его. Уильям млел от того, как неуклюже, но в то же самое время нежно она целовала его в ответ, пробуждая чувства, которые он никогда бы не подумал обнаружить в себе. Это же была Шарлотта, подруга его сестры! Он знал ее чуть ли не всю свою жизнь, и всё же, поглощая ее уста, Уильям не мог отрицать совершенно очевидного факта того, что он никогда не знал ее такую. И что хотел ее, только ее. До смерти. До дрожи. До одури.

Он просто сгорал, не просто поглощая ее уста. Чем яростнее он целовал ее, тем упоительнее она отвечала ему, кружа голову, повторяя все движения его языка, что едва не лишило его контроля над собой. Боже, она была не только страстной и отзывчивой, Шарлотта умудрялась касаться его таких мест, от чего он горел еще сильнее, еще стремительнее притягивал ее к себе, ощущая тепло ее дыхания на своем лице, легкие поглаживания ее пальчиков по своей голове. Проникая во всем уголки ее изумительного рта, он нашел и обласкал каждую нежную клеточку, чувствуя, как она дрожит, как снова издает стон удовольствия. Потрясающе, такие милые, сладкие звуки, самая божественная музыка, которую он когда-либо слышал.

Божественно, она была божественной, пока он поглощал, изучал, втянул к себе в рот ее язык и целовал ее до тех пор, пока они оба не стали задыхаться. Лихорадочно опустив руки ниже, он подхватил ее под ягодицы и притянул ее еще ближе к себе, стремясь хоть как-то унять агонию в чреслах, но добился совершенно противоположного результата, потому что желание к ней стало просто нестерпимым.

— Боже мой, что это вы там делаете?

Глава 6

Внезапно раздался громкий, посторонний голос, который привел их в чувства. Первой опомнилась Шарлотта, которая разжала руки и отскочила от него, умудрившись высвободиться из его железных объятий. Уильям остался стоять на месте, потрясенный тем, что только что произошло. Потрясенный тем, что ощутил болезненное чувство потери, когда она отошла от него.

У него всё еще кружилась голова, и дрожало всё тело, поэтому Уильям побоялся обернуться. Пытаясь выровнять дыхание, он прислушался, облокотившись о каминную полку, рядом с которым стоял небольшой стол. Тот самый стол, на который он едва не опустил Шарлотту.

Боже правый, что он наделал!

— Джонатан, — дрожащий голос Шарлотты ворвался в сознание, бередя душу. — Что ты тут делаешь?

Мальчик десяти лет вошел в гостиную и в ужас посмотрел на застывшую фигуру Уильяма.

— Что он пытался с тобой сделать? — Джонатан был не только взволнован, но и напуган. — Лотти, тебе было плохо? Он что-то с тобой сделал?

С трудом вернув себе самообладание и успокоившись, Уильям медленно обернулся, чтобы столкнуться с последствиями, на которые он обрек их обоих.

Шарлотта залилась жгучим румянцем, пытаясь успокоиться и, но это было почти невозможно сделать, потому что ее трясло всю от пальцев ног до макушки голову. Заметив это, Уильям ощутил, как у него защемило сердце. Она не растерялась в ту ночь, когда нашла его, истекающего кровью, привела к себе домой и позаботилась о нем, а сейчас выглядела такой расстроенной и напуганной, что ему захотелось подойти и обнять ее. Чтобы заверить, что ей ничего не угрожает. Боже, она ведь спасла ему жизнь, подарила два самых невероятных поцелуя, которые он никогда не позабудет, как он мог позволить, чтобы что-то тревожило ее!

Он не собирался разрушать ее жизнь. Каким бы ничтожеством ни был в глазах других.

Шарлотта тем временем пыталась успокоить брата.

— Милый, это совсем не то, о чем ты подумал.

Уильям усмехнулся, прекрасно зная, что именно с этих слов начинается величайшее падение человека, потому что она с головой выдала себя.

— Он обнимал тебя так, что ты не могла дышать! Я это видел! — в том же ужасе произнес Джонатан, пальцем осуждающе указав на Уильяма, который внимательно смотрел на него. — Что вы пытались сделать с моей сестрой?

Уильям вздохнул, сознавая, что ни одно его слово не исправит положение.

— Ничего плохого, уверяю тебя.

Но лицо мальчика всё еще было бледно от страха.

— Неправда, я видел, как сильно вы ее обнимали. Она плакала.

— Я не плакала! — заявила Шарлотта, став почти пунцовой.

Уильям вдруг подумал, что ему нравится наблюдать за ее растерянностью. И румянцем, который придавал ей еще более притягательный вид. Господи, его застукали за преступлением, он едва не обесчестил молодую невинную девушку в ее собственном доме, и всё, что он может, это наслаждаться ее растерянностью? Да что он вообще за человек такой!

Джонатан покачал головой.

— Да, ты не плакала, но тебе было плохо. Я это видел!

Шарлотта внезапно стала бледнеть и шагнула к брату.

— Милый, пожалуйста, говори потише, — взмолилась она. Голос ее дрожал, как и рука, которую она протянула к брату. — Уильям… Лорд Холбрук ничего такого не делал…

Боже, ему определенно нравилось, как она называла его по имени. В любом состоянии, в котором пребывала, потому что слушать ее голос было одним сплошным удовольствием.

— Но это неправильно! — удрученно заметил мальчик, а потом резко выскочил за дверь. — Мама!

— О Господи! — в ужасе прошептала Шарлотта, застыв на месте.

Уильям скрестил руки на груди и пристально следил за ней. Ни одна другая знакомая ему женщина не выглядела бы более потрясенной, растерянной и… такой до боли желанной, как Шарлотта в это мгновение. Пропади всё пропадом, но он хотел ее даже сейчас. Особенно сейчас.

— Всё хорошо, — попытался утешить ее Уильям, желая, как-то помочь ей.

Ситуация становилась абсурдной и собиралась обернуться против него, но впервые в жизни он не стал предпринимать ничего, чтобы спасти их обоих.

Шарлотта стремительно обернулась к нему. Прижимая одну руку ко лбу, а другую положив себе на бок, она выглядела и рассерженной, и скомпрометированной одновременно, потому что глаза ее горели, а губы покраснели и опухли. И да, ему это тоже безумно нравилось.

— Сейчас произойдёт катастрофа, а вам весело?

Он опустил руки и направился к ней.

— Послушай, Шарлотта…

Она резко вскинула руку и застыла.

— Умоляю, не подходите!

Уильям застыл и, вглядевшись ей в глаза, вдруг ошеломленно понял, что она… боится. Боится, что он подойдет к ней, потому что могла снова потерять голову. Боже правый, он не мог в это поверить. Поверить в то, что действовал на нее так же сокрушительно, как она на него. Что, возможно, она хотела его так же сильно, как он ее, если только она, в состоянии невинности, могла понять подобное желание.

Дверь гостиной резко распахнулась и вошла виконтесса Уитлсфорд.

— Что здесь происходит?

Рядом с ней стоял бледный и напуганный Джонатан.

— Шарлотта… — начал он, указав пальцем на нее. — Ей было плохо, когда я вошёл. Она стояла очень близко к лорду Холбруку. Он слишком больно обнимал ее, она едва не расплакалась.

Шарлотта, побледнев, смотрела на мать.

— Это неправда! Я не плакала!

Отчаяние в ее голосе выдало ее с головой.

— Тогда почему он причинял тебе боль? — спросил Джонатан, прикусив губу.

— Мне не было больно! — запротестовала Шарлотта, гневно сжав руки в кулачки.

Уильям не мог оторвать от нее зачарованный взгляд, потому что даже в таком состоянии она выглядела… божественно.

Виконтесса смотрела на него так же пристально, но уже с другими чувствами.

— Не было больно? — негодовал Джонатан.

— Да, я просто поскользнулась, а лорд Холбрук любезно придержал меня.

— Обо что ты поскользнулась? — ровным тоном осведомилась виконтесса.

Шарлотта, замерла и снова побледнела.

— Нога подвернулась…

Ее оправдания выглядели просто жалкими. И не только Уильям это понимал.

— Мама, — начал Джонатан, прижавшись к матери. — Этот человек что-то пытался сделать с нашей Лотти!

Шарлотта топнула ногой и застонала от отчаяния.

— Ничего он не делал!

— Да? — гневно выпалил Джонатан, осуждающе глянув на сестру. — Ты даже дышать не могла, потому что он прижимался своим ртом к твоему рту!

Шарлотта покачнулась и позеленела от страха.

Виконтесса подняла руку.

— Хватит! — Она посмотрела на сына. — Джонатан, милый, иди к себе. Дальше я разберусь сама.

Малыш послушно покинул гостиную, тихо прикрыв дверь.

— Мама, ничего страшного не произошло… — начала было Шарлота, но строгий взгляд матери остановил ее.

— Шарлотта!

— Мама, пожалуйста, ничего необычного не произошло. Я просто споткнулась и…

— У тебя покраснели губы. — Виконтесса перевела на Уильяма осуждающий взгляд. — Выйди из гостиной, я должна поговорить с лордом Холбруком.

— Мама…

— Немедленно!

Шарлотта была так бледна, что Уильям испугался того, что она сейчас упадет в обморок. Он был благодарен ей не только за то, что она позаботилась о нем в ту ночь. Он будет благодарен ей до конца жизни за сегодняшний поцелуй, которым она наградила его, даже в ущерб себя. Поцеловала и доказала, что такие поцелуи существуют, что нечто чистое и настоящее может существовать в захламленном фальшью и лживостью мире. Она спасла не только его тело, но и что-то такое внутри него, что было до этого мгновения мертво. Он не собирался загубить ее за это, не собирался позволять ей одной расхлебывать всё то, что натворили они оба, а он в большей степени.

Уильям направился к ней и осторожно коснулся ее локтя. Она вздрогнула и повернулась к нему. И смотрела на него таким полным ужаса и сожаления глазами, что у него дрогнуло сердце. Дрогнуло то, чего быть не должно.

— Пожалуйста, Шарлотта, выйди и позволь мне поговорить с твоей матушкой.

Глаза ее потемнели, но не так, как перед тем, как он поцеловал ее. Уильяму было жаль того, что он не может поцеловать ее снова, чтобы успокоить, но… Господи, он собирался поцеловать ее снова и снова. И снова, сколько раз потребуется, пока она не поймет, что пути назад нет.

Она понимала это, прекрасно понимала происходящее, потому что не была глупа. Оттого и была в ужасе.

- Но… но это нелепо.

Она не выглядела такой расстроенной и растерянной даже в ту ночь, когда стреляли в него.

— И всё же мне нужно поговорить с твоей матушкой.

Она побледнела еще больше.

— Может, не стоит?

Он с трудом удержался от того, чтобы не поцеловать ее на глазах ее собственной матери, чтобы Шарлотта, наконец, поняла, что стоит.

— Тебе придётся выйти.

Она вся сжалась, как будто ее приговорили к смертной казни. Медленно повернув к матери голову, Шарлотта тихо попросила:

— Пожалуйста, не делай того, о чем мы все потом пожалеем. Это не то, о чем вы подумали. Это просто… просто… недоразумение.

Уильям не считал их всепоглощающий поцелуй недоразумением и тем более не сожалел об этом.

— Шарлотта, выйди! — огласила виконтесса, и Шарлотта с затравленным видом покинула комнату, прикрыв дверь. И только тогда виконтесса вперила в него пронизывающий, гневный взгляд. — И что вы можете сказать по этому поводу? Разве моя дочь похожа на тех дев… на тех, с кем вы обычно проводите своё время? — Она застонала. — Боже, вас же видел мой сын, а если бы это был кто-то другой!

Решительно повернувшись к ней, Уильям так же спокойно произнес:

— Я не собирался допустить ничего предосудительного. И готов взять всю ответственность за произошедшее на себе.

Глаза ее округлились.

— Что?

Он снова повторил.

— Я женюсь на вашей дочери.

Когда он произнес слова, которые не собирался произносить никогда в жизни, Уильям не ощутил страха или недовольства. Даже гнева. Он не собирался жениться, но в последнее время четко понимал, что должен исполнить свой семейный долг. Родить наследника и обеспечить семье будущее, ведь в противном случае, если с ним что-то произойдет, все их дома и деньги отойдут тому самому прыщавому дальнему родственнику, который захочет выставить его сестер с матерью за дверь. Он не только не мог позволить этому случиться. Роберт втянул его в предприятие, которое могло быть гораздо опаснее, чем это казалось в самом начале.

До этого мгновения Уильям не мог представить себе ни одну девушку, на которой мог захотеть жениться.

До Шарлотты, одна мысль о которой волновала его кровь больше, чем он мог себе представить.

Виконтесса вдруг нахмурилась. Серые глаза, так удивительно похожие на глаза Шарлотты, сверкнули чем-то недосказанным.

— А если она не согласится?

Не согласится? Что за бред!

Уильям нахмурился, даже не допуская подобной мысли.

— Я буду настаивать.

— Об этом знаем только мы.

Ему не понравился намек на то, что раз об этом знает мало людей, значит, можно забыть это всё и жить дальше, словно ничего не было.

Но был поцелуй, который он не променял бы ни на что.

— Я не отказываюсь от своих слов, — упрямо заявил он, выпрямившись.

Виконтесса с любопытством взирала на него.

— Вы что, действительно хотите жениться на моей дочери?

У него снова волосы встали дыбом, но Уильям мгновенно понял, что не от ужаса.

— Да, хочу.

Он хотел ее, черт возьми, хотел Шарлотту Уинслоу так, что снова ощутил тугие, давящие позывы желания. Он не выдумал силу притяжения, силу собственного желания и нежность ее губ, с которыми она целовала его, целовала так упоительно, что он стал забывать обо всем на свете, потерял бдительность, и их обнаружили. Господи, что с ним было не так? Как можно было позволять такому желанию властвовать над собой? Как… как получилось так, что прежде он не замечал ее? И всё же факт оставался фактом: мало того, что ему нужно было когда-то жениться, тем более после того, что произошло с ним в ту ночь и с чем был согласен его поверенный, настаивая на этом; он не встречал ни одну особу, кого с таким отчаянием пытался бы заполучить.

До этого мгновения.

— Да, хочу, — снова повторил он, больше для виконтессы, чем для себя.

Она нахмурилась.

— Она может не согласиться.

Уильям испытал сильнейшее головокружение, когда подумал о том, что заполучит полное право касаться ее всякий раз, когда ему захочется это.

Святые угодники, миг, о котором он даже не смел мечтать!

— Согласится.

Шарлотта должна была согласиться, потому что он не оставит ей выбора.

Виконтесса вдруг загадочно улыбнулась.

— Тогда вы просто не знаете мою дочь.

Уильяму было не по себе услышать такое. Он знал Шарлотту с тех пор, как стал выводить Лидию, но… Но что точно он знал о ней?

Это ему и предстояло выяснить.

Боже правый, если бы только он знал, какая у нее нежная кожа, какой дивный стан, и какие волшебные губы! И, кроме того, он должен был поступить по совести. Не потому, что Шарлотта была подругой его сестры. Шарлота была из благородной семьи, которую он знал, девушка, чью репутацию он не мог, не осмелился бы поставить под сомнение. Она не заслуживала подобного отношения. Тем более после того, как спасла ему жизнь.

— Это не мешает мне настаивать на своём.

Виконтесса вздохнула.

— Тогда… Если вы убедите ее и если она согласится, так тому и быть, но… — Она нахмурилась. — Она не согласится.

Уильям напрягся. Что за черт? Почему виконтесса так уверена в этом? Ее слова раздражали его и бесили сверх меры.

— Согласится, — уже не так уверенно произнес он, ощущая что-то неладное. — Я могу с ней поговорить?

Виконтесса покачала головой.

— Думаю, для одного дня достаточно. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Приходите завтра.

Уильям не хотел уходить просто так, не закончив разговор и не решив главное.

А главное заключалось в том, что он собирался попросить Шарлотту стать его женой, потому что этого требовал не только его джентльменский кодекс, но и отчаянное желание, которое она вызвала в нем. Такое сильно, что он уже не мог думать ни о чем.

— Хорошо, я вернусь завтра и поговорю с Шарлоттой. В два часа. — Он направился к двери, но у порога остановился и обернулся. — Где сейчас ваш супруг? Виконт ведь в отъезде?

Виконтесса кивнула.

— Да, сейчас он в Брюсселе, уехал по делам Парламента.

Господи, опять этот Парламент, военные интриги и тайны! Он уже был сыт тем, что позволил вовлечь себя в интриги с леди Хартли.

— Когда он вернётся? Я должен поговорить с ним.

Виконтесса выглядела непривычно расслабленной и даже подозрительно спокойной, будто уже знала, какой исход может быть у всей этой затеи.

— Он вернется к концу месяца. — Взгляд ее стал серьезным. — Если до этого вы решите свои разногласия с Шарлоттой, мы разрешим вам жениться на ней.

Сердце Уильяма тревожно забилось в груди.

— Я справлюсь намного раньше, — заверил он и ушел, но уже не ощущал былой уверенности.

Будь всё неладно, но его сердце было не на месте, когда он думал о Шарлотте. Потому что ему не только предстояло уговорить ее выйти за него замуж. Было в словах ее матери нечто такое, что заставляло его нервничать. Будто Шарлотта действительно могла отказать ему. Но какие у нее могут быть причины? Он поцеловал ее, она ответила ему, взяв его лицо в свои ладони, самый удивительный момент его жизни! А потом их застали вместе. Он просто обязан был спасти ее репутацию, этого требовал его джентельменски кодекс.

Неужели было нечто такое, почему она могла отказать ему?

Уильям вздрогнул. Если это так, тогда… у него просто не было выбора, потому что… он не собирался отпускать ее. Пусть даже не думает об этом!

Глава 7

Шарлотта металась по гостиной, пока дверь не отварилась и внутрь не вошла ее мать. Она была так взволнована, сердце билось так неистово, что едва не выпрыгнуло из груди.

Господи! Это было… Невозможно.

Она не ждала его, даже представить себя не могла, что Уильям приедет к ней домой. И тем более захочет поговорить с ней. Прошло уже десять дней, он должен был позабыть о произошедшем и жить дальше прежней жизнью.

Но он не просто пришел. Они сидели и разговаривали, как цивилизованные люди. Он поблагодарил ее за то, что она сделала. И это почему-то отозвалось глухой болью в ее сердце, как будто она могла бы поступить иначе, а потом…

Земля перевернулась, и она оказалась в его объятиях. В том месте, где никогда не ожидала оказаться вновь. У нее едва не погибло сердце, когда Уильям вплотную приблизился к ней. Его глаза мерцали, потемнели, став почти черными. Они притягивали ее так сильно, что она не могла пошевелиться. Не могла унять жгучей тоски по нему, которая мгновенно охватила ее. Боже, она не видела его целых десять дней, боялась, что с ним могло что-то случиться, но он был цел и невредим. Стоял перед ней и смотрел на нее так, будто на всем белом свете не существовало никого, кроме нее.

А потом он посмотрел на нее губы.

И мир перестал существовать для нее.

Когда он обнял ее, не было для нее ничего естественнее, чем прижаться к нему в ответ, потому что… Даже не думала, как отчаянно хочет, чтобы он обнял ее. У нее заныло сердце, когда он прижал ее к своей твердой груди. Боже правый, Уильям! У нее с такой болью сжалось сердце, что она едва не расплакалась. Потому что никогда не думала, что он еще когда-нибудь обнимет ее, захочет обнять.

И уж тем более не думала, что снова ощутит его губы на свих губах.

Но когда он прижался к ней своими губами, теплыми и уже знакомыми, Шарлотта поняла, что не сможет отпустить его, даже если небеса на самом деле рухнут на нее. Они и рушились, но ей уже было всё равно.

Ей было важно только то, что он обнимал ее, именно ее, что касался ее, что хотел поцеловать ее. Только ее. Господи, она едва не умерла от упоения, когда он снова принялся ласкать ее губы в том ритме, в котором ласкал в прошлый раз. Оцепенение медленно сменилось жаром, а потом он проник к ней в рот своим языком и мир взорвался вокруг них яркими огнями. Он пил ее, а она отдавала ему всё, что только имела, тянулась к нему так, будто умирающая от невыносимой жажды. У него были самые волнительные, самые страстные и самые нежные губы на свете. Чем больше он целовал ее, тем сильное она дрожала. Что-то густое и горячее поднималось из самых недр ее существа. Если в прошлый раз шок помешал ей разобраться во всем этом, теперь она, уже немного знавшая силу его поцелуя, просто утонула в нем, начиная гореть.

Ей было жарко, так мучительно жарко, что она боялась сгореть. Когда он притянул ее к себе еще ближе, она ошеломленно ощутила рядом с собой его большое, напряженное тело. Но даже тогда не могла оторваться от него. Не могла перестать целовать его, погрузив пальцы в его мягкие, каштановые волосы. Сердце больше не подчинялось ей, забившись в совершенно ином ритме. Она задыхалась и хотела, чтобы это никогда не заканчивалось, потому что ничего удивительнее она в жизни не испытывала.

А когда изумление прошло, когда поцелуи Уильяма стали более настойчивыми, жар сменился чарующим удовольствием, от которого закружилась голова и задрожали колени.

И именно в тот момент Джонатан прервал их.

Если бы не он, Шарлотта с ужасом поняла, что не смогла бы отпустить Уильяма. И даже представить не могла, что произошло бы потом.

Боже, это было незабываемо!

И ужасно. Так ужасно, что ей хотелось провалиться сквозь землю, потому что она даже не думала, что до такой степени сумасшедшая и не владеет собой.

Когда Харриет взглянула на дочь, Шарлотта остановилась, как вкопанная, и почувствовала, как от страха у нее леденеют пальцы.

— О чем вы говорили?

Лицо матери было таким серьезным, что ей стало не по себе. Харриет закрыла дверь малой гостиной, в которой скрылась Шарлотта, подошла к дивану, но не присела, внимательно глядя на дочь.

— Ты позволила ему поцеловать себя?

Шарлотта застыла, ощутив, как щеки начинают предательски гореть. От стыда ей действительно захотелось провалиться сквозь землю. Еще и потому, что даже сейчас, глядя на мать, она не ощущала сожаления о том, что сделала, что поцеловала Уильяма, хотя должна была остановить его. Должна была… Она должна была думать прежде, чем терять голову. Но как же трудно думать, когда в голове не остается ни одной связной мысли. Даже сейчас губы ее горели, а сердце неистово стучало в груди, грозя лопнуть прямо там, будто Уильям отошел от нее секунду назад.

Сглотнув, Шарлотта опустила голову и заставила себя произнести…

— Это… это вышло случайно.

— Ты поскользнулась и оказалась в его объятиях?

Иногда мать могла быть очень жестокой, горько подумал Шарлотта.

— Нет, но…

— Но когда это произошло, ты не остановила его.

Шарлотте казалось, что с каждым словом ее ударяют обжигающей плетью, которая оставляла на ее душе багровые следы.

Она никогда в жизни не поступала так опрометчиво. Тем более не целовала кавалеров, никого, кто приходил бы к ним домой.

С трудом взяв себя в руки, Шарлотта попыталась заговорить снова.

— Это вышло случайно…

Харриет сделала еще один шаг в ее сторону.

— И если бы Джонатан вас не заметил, вы бы… не остановились.

Шарлотта хотелось провалиться сквозь землю немедленно!

— Мама… — прошептала она, задыхаясь от раскаяния и острой боли.

— Боже, Шарлотта! Я ведь ожидаю гостей! Ты хоть на минуту представляешь, что было бы, если бы вас заметил кто-то посторонний!

Боже, почему земля не могла разверзнуться прямо сейчас?

— Мама… — снова прошептала она, ощущая в глазах жгучую влагу.

Харриет растерянно прижала ладонь ко лбу. Жест, который унаследовала сама Шарлотта.

— Этому есть только одно решение.

Набравшись мужества, Шарлотта подняла голову и посмотрела на мать.

— Забыть и жить дальше?

Забыть, посыпать пеплом и никогда больше не думать об этом. О том, какие у него божественные, горячие, колдовские губы, от прикосновений которых она едва не лишилась разума. Нет, лишилась, если наступили такие печальные последствия.

Харриет резко обернулась к дочери.

— Он заявил, что хочет жениться на тебе.

Шарлотта перестала дышать, потому что даже в страшном сне ей не приснилось бы такое.

— Что? — потрясенно прошептала она, ощутив, как кровь отливает от лица.

Взгляд матери был серьезным и твердым, потому что Шарлотта выглядела так, словно подобное ей даже в голову не приходило.

— Он хочет жениться на тебе, — любезно повторила Харриет.

Голова ее пошла кругом от… Шарлотта даже не знала, что точно испытывает. Облегчение? Радость? Нет, ужас, полнейший и всепоглощающий.

— Он хочет жениться на мне только потому, что поцеловал меня?

Глаза матери потемнели.

— Так ты не отрицаешь того, что он целовал тебя?

Это было уже неважно. Господи, это уже не важно, потому что собиралась произойти настоящая катастрофа! Это… это…

— И что ты ответила ему? — спросила Шарлотта, не чувствуя землю под ногами.

Не чувствуя даже сердца, которое минуту назад скакало, как резвое, а сейчас собиралось омертветь.

Харриет нахмурилась.

— Он поступил так, как полагается джентльмену.

Шарлоту охватил беспредельный страх. Она не хотела, чтобы он поступил так, как полагается джентльмену! Будь всё проклято, но Шарлотта не хотела, чтобы он поступил так лишь из соображения совести. Или благородства души. Ей это было совершенно не нужно!

Господи!

— Я не выйду за него! — заявила она побелевшими губами, попятившись назад, будто шарахалась от страшного монстра.

Харриет забеспокоилась, увидев как искажается лицо дочери.

— Это единственный способ спасти твою репутацию.

Шарлотта с трудом сдержала нервный смех.

— Но какая репутация? Меня никто не видел!

— Видел Джонатан, он кричал, а это означает, что все слуги должно быть знают о произошедшем.

— К черту слуг!

— Шарлотта!

Шарлотта снова попятилась, ощущая ужасную головную боль.

О Господи, действительно происходила катастрофа, которую она не могла предотвратить.

— Наше слово против слов слуг! — попыталась она снова. — Никто ничего не докажет.

— Когда по городу расползутся слухи, о доказательствах уже никто не подумает. Или ты будешь ходить от двери до двери и попытаешься объяснить, что это чистая случайность?

О Боже…

Шарлотта отвернулась от матери и спрятала лицо в холодных ладонях, в которых некоторое время назад держала лицо Уильяма, но не могла спрятаться от той реальности, в которую обернула свою жизнь.

— Мама, ведь ничего не было…

Был просто один простой поцелуй… Не простой, услужливо подсказало ей сердце, которое билось почти так же, как в тот момент, когда Уильям обнял ее и коснулся своими губами ее губ. Поцеловал так горячо и неистово, что у нее едва не выпрыгнуло сердце из груди. Так, как она даже не смела представить себе. Так, что она не позабыла собственное имя, мечтая только раствориться в нем.

— И всё же, он приходил к нам домой. Многие это видели. Почти все слышали крики Джонатана. И никто не поверит в то, что ничего не произошло. Боже, Шарлотта, в нашем доме! У тебя еще две сестры, которых нужно выдать замуж. Как думаешь, после произошедшего, кто-то захочет знаться с ними? Захочет знаться с нами, если мы с твоим отцом позволяем в нашем доме такие вольности? От нас не просто отвернутся люди, нас просто забудут…

Шарлотте было так плохо, что она боялась упасть и сломаться.

Это действительно было ужасно.

Один невинный поцелуй… Не такой он был невинный, скорее пламенный, безудержный, такой страстный, что она бы действительно не остановилась, если бы Джонатан не прервал их. Еще и потому, что в тот момент, дремавшее в сердце давнее, забытое чувство содрогнулось и стало пробуждаться к жизни, угрожая всецело поглотить ее. А этого она никак не могла допустить, но в тот момент, когда она была в объятиях Уильяма, Шарлотта на одно мгновение показалось, что это рай, о котором она так долго мечтала.

Рай, который теперь обернулся настоящим адом.

— Я не смогу выйти за него замуж, — прошептала она сокрушенно, прекрасно сознавая, что это просто… убьет ее.

Позади послышался горький вдох матери. Вздох, в котором было больше понимания, чем в произнесенных словах, потому что Харриет прекрасно понимала, что до этого дня Шарлотта не позволяла себя подобных вольностей ни с кем. И тем более в их собственном доме. Она лишилась рассудка, если позволила такому случиться.

— Шарлотта, я не давала своего согласия, а сказала, чтобы он прежде поговорил с тобой. И если ты согласишься…

— Не соглашусь! — с непримиримой мукой воскликнула она, вся дрожа.

— И все же он придёт к нам завтра, чтобы поговорить с тобой.

Шарлотта опустила руки и резко обернулась, зная, что не сможет больше видеть его. Не потому, что сердилась на Уильяма за то, что он сделал.

Потому что не доверяла себя.

— Не о чем нам говорить!

Харриет подошла ближе. Голос ее был твердым и неумолимым.

— Ты встретишься с ним. Ты поговоришь с ним. И вы попытаетесь решить этот вопрос так, чтобы от этих последствий не пострадали невинные люди.

Шарлотта побледнела и внезапно почувствовала, как дрожат ноги.

— Мама, — простонала она, погибая. — Умоляю тебя, не проси меня выходить за него. Только не за него…

Харриет подошла к ней и с печальной улыбкой коснулась ее бледной щеки.

— А за кого же, дитя моё?

Шарлотта внезапно поняла, что близка к тому, чтобы расплакаться.

— За кого угодно, но только не за него.

Серые глаза виконтессы внимательно смотрели на дочь, пытаясь что-то понять, обнаружить.

— Просто встреться с ним и поговори. Я буду рядом, а потом… ты решишь, что тебе делать. Он должен исправить то, что натворил. Он должен будет начать ухаживать за тобой, чтобы всё выглядело естественно, поэтому у тебя будет шанс… отказать ему, когда придёт время. Тогда никто не заподозрит тебя в том, что ты могла совершить что-то предосудительное. И сегодняшний приход мы сможем списать на его первый визит.

Шарлотта сейчас ненавидела себя за проявленную слабость в гостиной больше, чем когда-либо.

Но в словах матери была доля правды, которая могла спасти ее… их всех. Если только она позволит Уильяму ухаживать за собой. Боже, могла ли она представить, что такой день когда-нибудь наступит?

Ей было так страшно, что она испытала желание спрятаться. Но… в произошедшем была и ее вина. Если бы она оттолкнула его от себя в тот момент, когда он обнял ее, всего этого ужаса можно было избежать. Но… Как она могла оттолкнуть его? Оттолкнуть Уильяма, который наконец обнял ее! Объятия, о которых она мечтала последние семь лет во сне и наяву.

Объятия человека, которому ничего не стоило разбить ее глупое сердце, которое так много раз разбивалось за последние семь лет, что она перестала вести подсчеты, на самом деле записывая в маленьком блокноте самые свои провальные ожидания, чтобы хоть с кем-то поделиться ими и забыть. Ей следовало сжечь эти записи, но… рука не поднималась, когда она открывала записи и тонула в воспоминаниях, которые причиняли боль и сладкую муку одновременно. Она была больна, больна им с того самого мгновения, когда впервые увидела его.

А теперь он просто из долга собирался жениться на ней. И дальше продолжать вести свою прежнюю жизнь, в которой было место еще многим женщинам.

Боже, она не могла согласиться на это, даже если бы сейчас ее приговорили к смертной казни, и единственным спасением стало бы решение выйти за него замуж.

— И потом я смогу отказать ему? — едва слышно прошептала Шарлотта, с надеждой глядя на мать.

Харриет сокрушенно покачала головой, увидев в глазах дочери достаточно, чтобы сделать собственные выводы.

— Если это будет то, чего ты захочешь.

Слова матери прозвучали пугающе. Как будто Шарлотта могла изменить свое мнение.

— Я не выйду за него, — снова повторила Шарлотта, высвободилась из объятий матери и бросилась к двери, мечтая поскорее оказаться в своей комнате.

Боже, жизнь ведь была такой предсказуемой, такой обыденной. Один неверный шаг, и всё рассыпалось на тысячи осколков. Теперь ей нужно было не только вновь встретиться с ним, но… позволить ему ухаживать за собой, позволять ему то, что смогла бы позволить, если бы… он сам этого хотел.

Никогда не хотел. Никогда не замечал ее. С какой стати она должна была делать вид, что польщена его вниманием? Он даже приехал сегодня, чтобы только поблагодарить ее за то, что она сделала той ночью. Если бы не та ночь, он бы и дальше не замечал ее существования. Как бы горько это ни было признавать, но это было так.

Ей следовало оставить его тогда в день ранения прямо там на тротуаре. Если бы Шарлотта знала, чем всё закончится, то так бы и поступила. Либо совершенно определенно позвала бы кого-нибудь из членов его семьи или по крайней мере друзей, которые помогли бы ему и увезли бы домой. Вместо этого она отвезла его к себе домой, позвала доктора, который помог ему, а потом… едва не рухнула на него, когда Уильям в горячке после обработки раны поцеловал ее, всколыхнул в ней чувства, которые она собиралась навечно похоронить в душе. И вот сегодня, вместо того, чтобы принять его благодарность и распрощаться с ним, она… Он…

Боже, что нашло на него? Сегодня он ведь не был в горячке, был абсолютно здоров. Даже цвет лица у него был естественный. Чисто выбритое лицо, в легком беспорядке зачесанные каштановые волосы и ухоженные бакенбарды, которые доходили до складок, окружавшие его красивые губы. Он выглядел как обычно. Тогда… Ради всего святого, почему он это сделал?

И с какой стати проявил благородство, когда мог сослаться на то, что их никто не видел, и просто уйти?

Закрыв за собой двери спальни, Шарлотта привалилась к ним, закрыла глаза и… не смогла сдержать горячие слёзы.

Как она позволит ему ухаживать за собой? Как посмеет так часто видеть его и… и делать вид, будто ничего этого не произошло? Целых два поцелуя! Уму не постижимо. Как она будет смотреть на него и не думая о его поцелуях, которые камня на камень не оставили в ее душе?

И как она потом откажет ему, кода придет время отказаться от него?

Она должна была отказаться от его предложения. Это было ясно, как божий день.

Медленно сползая на пол, Шарлотта спрятала лицо в свои руки и разрыдалась.

Если прежде впереди маячил ад, теперь она уже совершенно определенно пребывала там.

Потому что сама загнала себя в ловушку, из которой пыталась выбраться последние семь лет.

Глава 8

Когда после долгих ожиданий его впустили, а затем проводили в большой кабинет, заставленный высокими полками с книгами, Уильям двинулся прямо к тому углу, где стояли буфет с напитками.

— У тебя есть что-нибудь крепкое?

Роберт, граф Колфрид, высокий крепкий мужчина со светлыми волосами и почти такими же, как у его жены голубыми глазами, некогда служивший тайным агентом британской разведки, а ныне являющимся мужем Лидии, внимательно следил за напряженным шурином, который уже добрался до желаемой цели.

— Бренди, — предложил он, поправляя закатанные лацканы рубашки.

— Сойдет, — раздраженно кивнул Уильям, схватив графин.

— Ты можешь угощаться, я не возражаю, — насмешливо протянул Роберт, скрывая лукавую улыбку на твердом, сосредоточенном лице.

Еще бы возражал, гневно подумал Уильям, наполняя бокал, и быстро осушил все до последней капли. А потом застыл, привалился к буфету и закрыл глаза, чтобы дышать.

Господи, он наверное сошел с ума! Другого объяснения просто быть не могло.

— Могу узнать, в чем дело?

Никто не поверит в то, что он намеревался сделать. Уильям едва сам верил в то, на что собирался идти, но… Он уже твердо решил, что не отступится. Позволяя бренди бродить по ослабевшему телу, Уильям вдруг ощутил то неуловимое тепло, которое накатило на него в то самое мгновение, когда губы Шарлотты прижались к нему.

Боже, это действительно было невероятно! Так невероятно, что у него даже сейчас дрожали колени, и он… не мог думать ни о чем, кроме как вернуться и снова сжать ее в своих объятиях.

Уильям не понимал себя. Черт побери, у него ведь было столько женщин, что он перестал считать, а сейчас… ведет себя как неоперившийся юнец. Как будто никогда еще не целовал женщину. Не знал, что это такое.

Но черт побери, такое! Он никогда не знал вкуса подобного поцелуя: нежного и пламенного, осторожного и в то же самое время всепоглощающего. Такого страстного, что его затянуло в это с головой. Он не мог думать ни о чем, не мог желать ничего другого. Уильям действительно испытывал желание вернуться и снова обнять Шарлотту, только на этот раз он бы долго не выпускал ее из своих объятиях.

Боже…

— Кажется, сегодня я обручился.

Опустив руки, Роберт застыл и даже рот разинул от изумления.

— Что? Но… с кем?

Уильям рассеянно провел рукой по волосам, удерживая в другой руке пустой бокал, и медленно обернулся.

— Только никому ни слово! Я еще сам… Она еще не дала своё согласия.

Роберт еще шире разинул рот, от чего Уильям испытал желание стукнуть его по голове.

— И ты ждешь, что она согласится? Ты хочешь жениться на… на ком?

— На Шарлотте Уинслоу.

На этот раз Роберт улыбнулся и хлопнул себя по груди.

— Господи, подруга моей Лидии? — Он расхохотался. — Это будет сенсацией года, ты в курсе?

Опустив голову и сжав руки в кулаки, Уильям встал в бойцовскую позу и прорычал, едва ли не изрыгая огонь.

— Если ты скажешь еще хоть слово или рассмеешься, или просто улыбнешься, я размажу твое лицо по стене! И наплевать, что ты муж моей сестры и отец моих племянников!

Роберт мгновенно стал серьезным, поняв, что шурину не до шуток.

— Я уже понял, что дело деликатное и… очень непростое.

Иногда он мог использовать задатки дипломата, под которым скрывался опытный агент короны.

— Очень непростое, — повторил Уильям, не в состоянии успокоиться. Он снова повернулся к графинам, плеснул себе порцию бренди и выпил. И обессиленно привалился к узкому буфету, закрыв глаза. — Господи!

Роберт откашлялся.

— Могу узнать, почему ты остановил свой выбор на ней?

Потому что у нее были самые пленительные, самые колдовские губы на свете. Потому что она приворожила его. Может она ведьма? Уильям усмехнулся. Маловероятно, ведь в таком случае она бы излечила его там на тротуарегораздо быстрее, а не забрала бы к себе домой.

Но черт возьми, у нее действительно оказались такие сладкие губы, что он мог бы целовать их вечно.

Тяжело дыша, Уильям покачал головой, словно не верил в то, что скажет. В то, что произошло.

— Потому что тридцать минут назад я поцеловал ее в ее собственной гостиной, и нас застукал ее младший брат.

Слова повисли в кабинете тяжелым туманом. Уильям знал, что Роберт потрясён. Он сам был потрясён тем, что наделал, и уже не пытался объяснить мотивы, которые толкнули его на это безумство. Ему нужно было разрешить ту ситуацию, в которой он оказался. Они с Шарлоттой.

Не получив ответ, Уильям избавился от бокала и медленно обернулся. Он не совсем понимал, чего ожидал увидеть, когда посмотрел на Роберта. Изумление или сожаление? Но лицо Роберта выражал… ужас. Ужас по тому, как низко пал развратный шурин, теперь переключившись на невинных девиц, пусть и старых дев… Уильям поперхнулся. Старых дев? Шарлотта была старой? Упаси Господь кого-то назвать ее так при нем!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я даже не стану спрашивать, почему ты это сделал.

Ровный тон, за которым Роберт пытался скрыть осуждение и упрек, внезапно разозлили Уильяма.

— А ведь всё это из-за тебя! — прорычал он, вспомнив гнев, с которым хотел расквасить это аристократическое, холодное лицо.

Роберт изумленно приподнял золотистые брови.

— Из-за меня? Я что ли подвел тебя к ней, чтобы ты поцеловал ее на глазах у всех?

Роберт явно наслаждался тем, что издевался над ним! Уильям сделал шаг в его сторону, сжав кулак и готовый броситься на него, если только это потребуется.

— Я ведь просил не впутывать меня во все эти ваши шпионские дела. Мало мне было своих проблем, так теперь еще и это.

Роберт нахмурился, на его лице отразилось искреннее беспокойство.

— Как мисс Уинслоу имеет отношение к… тому, о чем мы с тобой договорились?

Уильям снова ощутил боль в плече, поэтому остановился. Боль, о которой забыл, когда обнимал Шарлотту.

— А такое, что в ту ночь, когда я увел с бала леди Хартли, как было оговорено, на нас напали. Ее увезли, а в меня стреляли. Неужели твоя жена ничего не рассказала тебе?

Роберт даже побледнел.

— Рассказывала.

Уильям вдруг застыл.

— Господи, надеюсь, ее нет дома?

Роберт покачал головой.

— Нет, она уехала за покупками.

Слава Богу!

— И где ты был все эти дни? — с тем же недовольным упреком спросил Уильям, чувствуя, как дрожат кулаки.

— Я как раз пытался найти того, кто это сделал.

Уильям прищурился.

— И как, нашёл? Вряд ли тебе это удалось. Ведь только я видел того человека.

— Который замешан в делах покойного мужа леди Хартли.

— К черту эту дамочку, ее мужа и все ваши дела!

Его жизнь летела к черту, а Роберт пекся только о своих делах! Мир не изменился. И никогда не изменится.

Только обеспокоенное выражение так и не сошло с лица Роберта.

— Так какое отношение мисс Уинслоу имеет к… нашему делу?

Уильям сжал зубы, чтобы сдержать себя.

— Она видела, как в меня стреляли, отвезла меня домой и позвала доктора. — И только тут осознал, что, впутав во все это дело Шарлотту, они могли подвергнуть ее такой же опасности, в которой была леди Хартли. — Боже, Роберт, если ей что-то будет угрожать!..

Роберт резко поднял руки.

— Этого не будет, обещаю!

Уильям не понимал, почему дрожит, но не мог успокоиться, едва думал, что с Шарлоттой могло что-то случиться. Надо просто успокоиться.

— Да, ее ведь никто не видел. Когда она подошла, те двое успели уехать.

Господи, да, нужно просто успокоиться и рассуждать трезво.

Роберт подошел к нему.

— Значит, мисс Уинслоу невольно спасла тебе жизнь. Она всегда была умной девушкой.

Да, горько подумал Уильям, внезапно ощутив, как сжимается сердце и дрожат руки. Руки, которыми он обнимал ее, касался ее. Как хорошо она уместилась в его объятиях, как приятно было держать ее в своих руках. Настоящее блаженство.

— Да, она спасла меня… — Произнес Уильям дрожащим голосом и отвернулся. Сердце его забухало в груди так стремительно, что снова стало трудно дышать. — Я пришел, чтобы поблагодарить ее, но…

Всё испортил. Она решит, что он просто монстр, который кидается на всех, кто носит юбки. И ведь так думали почти все те, кто знал его, вот только… Ему было ужасно неприятно то, что и она могла подумать так. Потому что не знала, что ни одна другая женщина не вызывала в нем таких умопомрачительных чувств и острой потребности немедленно поцеловать кого-то, поцеловать ее.

— Но вместо этого поцеловал ее, — услужливо напомнил Роберт, стоя за спиной.

Уильям вздрогнул и снова сжал пальцы, поймав только пустоту.

— Это…

Это не было случайностью, как пыталась заверить свою мать перепуганная и растерянная Шарлотта, которая старалась спасти ситуацию. Это было тщательно запланировано, сделано с определенной целью, и он не сожалел об этом. Да простит его Господь, но Уильям не сожалел о том, что поцеловал ее. Это было самое лучшее, что происходило с ним.

— Позволь узнать, — осторожно начал Роберт, — ты собираешься добиться ее согласия?

Ответ сорвался с губ почти без раздумий.

— Да.

— И ты ждешь, что она согласиться?

— Да.

Господи, да. Даже сейчас, как бы ему не было страшно от того, что он намеревался сделать, Уильям надеялся, что заполучит ее.

Другого варианта для них просто не существовало. Даже если небольшой скандал удастся замять. Уильям знал, как применять влияние, чтобы остановить распространение слухов, но… Но впервые не хотел этого, хотел, чтобы… у Шарлотты не осталось выбора. Потому что действительно хотел ее. В своей жизни. В своей постели. Днем и ночью, перед обедом и на завтрак. Господи, он целовал ее всего несколько минут назад, а уже думал о том, как бы снова поцеловать эти роскошные, манящие губы.

— Уильям, ты в порядке?

Теперь долгое время он не будет в порядке. Потому что не мог забыть ощущение губ Шарлотты на своих губах, давление ее бедер на его бедрах, прижатую к его груди мягкость ее груди, тепло ее дыхание, ласку ее пальцев… Боже, он чувствовал себя так, будто пропитался ею насквозь, так, что никогда не сможет позабыть ее. Наваждение какое-то. Что происходит? Что всё это значит?

Кажется, было плохой идеей приходить сюда.

Лучшее, что он мог сделать сейчас, это приступить к обсуждению темы, ради которой собственно и собирался встретиться с Робертом сразу же после визита к Шарлотте. Кто мог представить, что оттуда он вернется не только обрученным, едва ли обрученным, но уже совсем другим человеком?

Уильям медленно повернулся к Роберту, испытывая какое-то странное опустошение, усталость и отрешенность от всего.

— Расскажи мне всё, что ты знаешь о маркизе Хартли, и какое она имеет отношение к шпионской сети французов.

* * *
Шарлотта не могла найти себе места, меря шагами небольшой участок перед своей спальни, окна которой выходили на главную дорогу. Она должна была проследить за тем, чтобы не пропустить визит. Визит, одна мысль о котором начинала медленно сводить ее с ума.

Она не спала всю ночь, едва ли отдохнула. Утром встала полностью разбитая и опустошенная. Слава Богу отца не было дома, она не представляла, как посмотрит ему в глаза.

Мама ошибалась. Она не должна была придавать этому такого значение. И такой огласки.

Всё бы забылось, Шарлотта была в этом уверена. Ничего страшного не произошло бы, если бы мать просто отпустила Уильяма. Он бы ушел, и их дороги никогда больше не пересеклись бы. Шарлотта вышла бы замуж за лорда Хамфри и уехала бы из Лондона. И всё, всё бы забылось и ушло. Потому что твердо решила принять предложение лорда Хамфри, когда тот сделает его. Обязательно примет, выйдет за него, и ее жизнь навсегда будет решена. Она будет избавлена от всяких сердечных болезней, и никакие волнения больше не будут одолевать ее.

Но теперь ей приходится не только томиться в своей спальне, ожидая визита Уильяма. У Шарлотты леденела кровь от страха, едва она думала, что должна будет снова посмотреть на него. Смотреть на его красивое, сурово-сосредоточенное лицо, видеть его глаза и… и делать вид, что вчерашнего поцелуя не было. Если она могла объяснить тот его первый поцелуй, то во втором просто не было смысла. Господи, зачем он это сделал?

Невыносимо!

Невыносимый человек! Чего он этим добивался? Хотел просто подшутить над ней? И зачем согласился на условия ее матери? С какой стати предложил жениться? Шарлотта знала, что он этого не хочет. Никогда бы и не захотел, если бы не тот поцелуй. И не ее помутнение рассудка, когда она не смогла остановить его. Но… когда она могла остановить его? Это же был Уильям.

Когда раздался цокот копыт, Шарлотта резко повернулась к окну и замерла.

Лорд Хамфри. Господи, она и забыла, что и он должен был прийти к ней. Часы показывали два. Уильям говорил, что придет в два часа. Если эти двое столкнуться друг с другом, что она скажет?

Шарлотта внезапно разозлилась. С какой стати она должна что-то объяснять? Но… один ухаживал за ней, а второй должен был ухаживать и не только из чувство долга, но и потому, что у него не было другого выбора.

Она ненавидела ситуацию, в которой оказалась!

Кажется, настали самые худшие, самые тяжелые дни в ее жизни. Господи, как ей поступить?

Ей придется спуститься и разобраться во всем том, что сама и натворила. Но едва Шарлотта двинулась к двери, как раздался тихий стук.

Она в то же мгновение остановилась.

— Да?

— Мисс Уинслоу, я могу войти?

Это был Хопкинс, только это не принесло ей никакого облегчения.

— Да, Хопкинс, входите.

Он вошел, но серьезность его лица насторожила и напугала Шарлотту гораздо больше.

— Ваша матушка просила передать, чтобы вы не спускались вниз. И что, когда придёт… ваш гость, вы примите его в Зеленом салоне.

Который находился на втором этаже, где Харриет принимала только самых близких.

Значит мать решила разобраться с лордом Хамфри, чтобы дать ей возможность поговорить с Уильямом.

Худшей участи и представить невозможно. А если бы лорд Хамфри сегодня надумал сделать ей предложение? Это бы спасло ее в одночасье. И Уильяму не пришлось бы приходить, она бы послала ему записку, где всё бы объяснила, и всё это закончилось бы, даже не начавшись. И она никогда больше не увидела бы его, никогда бы не почувствовала на своих губах его губы…

Шарлотта с трудом удержала стон боли.

Как же всё это ужасно.

Она опустила голову, сжав перед собой руки.

— Хорошо, я пойду в Зеленый салон и буду ждать там. Приводите лорда Холбрука туда, как только он прибудет.

— Слушаюсь, мисс, — поклонился Хопкинс и вышел.

Шарлотта никогда не избегала трудностей и всегда смотрела страху в глаза, но сейчас ей было так страшно, что она не могла пошевелиться.

Глава 9

Уильям никогда не чувствовал себя таким растерянным, направляясь на встречу с женщиной. Особенно с женщиной, на которой собирался жениться. Мало того, что он едва не погубил ее, он… Всю ночь ему снилась Шарлотта, причем в таких невозможных позах, что у него волосы вставали дыбом, когда он вспоминал эти магические мгновения. Во сне она была не просто податливой, во сне она была божественной, страстной, такой горячей, что он едва не сошел с ума, когда проснулся и в очередной раз обнаружил в своих объятиях пустоту.

Он совершенно не представлял, что скажет ей, когда прибудет. Как полагалось просить руку? Он мог бы поехать в клуб и спросить совета у друзей, но тогда сошел бы за еще большего осла. К тому же он не собирался впутывать во все эту других, никого. Ему было уже тридцать два, он должен был знать, как делать предложение, и всё же, никогда в жизни он не делал предложений… Вернее, один раз сделал, но тогда… Он был слишком молод, тогда всё было слишком невозможно, чтобы осуществиться.

Он всегда всё делал не так. Всегда проваливал ответственные задания. Подвел отца, а потом отец подвел его. И это… сделало его таким, каким он стал.

Теперь ему предстояло иметь дело с тем, с чем он не знал, как справится.

Уильям ничего не сказал своей семье, так и не навестил их, никуда не выходил, а провел всю ночь в своем кабинете, глядя на слабый огонь в камине. Ночь была холодной и мрачной, но и это не остановило его.

Боже, он действительно собирался попросить Шарлотту стать его женой. Законной, на всю оставшуюся жизнь. Уильям не совсем представлял, что это такое. Как можно быть привязанным к одной единственной женщине? Да, он желал ее, но через пару дней он пожелает другую женщину. Так было всегда.

Как это назвал его отец? «Болезнь крови?»

Может он действительно больной, раз не может обойтись одной женщиной, но с какой стати он должен обойтись одной женщиной, когда и те не особо желали задерживаться возле него? К чему лукавить и говорить о преданности, если такое не существовало? Кроме того, он сам не желал видеть их рядом с собой дольше обычного. После того, что произошло с ним в двадцать один, когда он должен был уехать в Европу, Уильям не задерживался рядом с одной женщиной дольше недели.

Оттого ему и было страшно идти к Шарлотте, потому что… Он думал о ней уже больше десяти дней, а если быть точным, то все одиннадцать. Так долго он не задерживал в памяти ни одну женщину. И никогда ему еще не снились такие жаркие сны, как о ней. Господи, Уильям даже сейчас казалось, будто он проводит рукой по ее спине и чувствует, как она выгибается ему навстречу.

Шарлотта была… не похожей на других. Она казалась хрупкой, ранимой, такой деликатной и… чистой. Он не хотел обидеть ее, не хотел разрушать ее жизнь, ведь она ничего плохого не сделала ему. Спасла ему жизнь! Уильям был уверен, что причинит ей боль, если будет рядом с ней. Его репутация отпугнула от него всех мало-мальски приличных людей. Никто из приличных домов не желал связываться с ним. С ним было легко кутить и посещать бордели, но не проводить приятные вечера, полные тепла и смысла.

По правде сказать, последние одиннадцать лет он только этим и занимался, но ему это так осточертело, что Уильяма уже тошнило от притонов, от злачных заведений, где каждый день появлялись новые девки и новая выпивка. Мелькающая перед глазами череда неприятностей, которыми он уже был сыт по горло. Он не хотел видеть их, не хотел проводить очередную пустую ночь, а потом возвращаться к такой же пустой жизни.

Черт побери, какого дьявола он позволил в ту ночь Шарлотте помочь ему! Если бы она оставила его одного, ничего этого не произошло бы. Но тогда он бы ни за что не узнал, что на свете могут существовать губы чистые, бескорыстные и отзывчивые, такие, как ее губы. Что простой поцелуй может ошеломить и доставить не меньше удовольствия, чем полноценный акт. Что просто держать ее в своих объятиях, испивать ее сладость и ощущать ее утонченный аромат, покажется ему настоящим блаженством.

Она действительно была божественна. И вряд ли сознавала, как действует на него.

Когда он постучался в дверь, в которую стучался всего сутки назад, ему открыл тот же хмурый дворецкий. Который сыграл немалую роль в его спасении. Занятый своими мыслями, Уильям кажется так и не поблагодарил его за это.

— Милорд, — произнес дворецкий строгим, ровным голосом, который отдавал арктическим холодом.

Уильям вздохнул. Слуги узнавали о происходящем в доме еще до того, как об этом становилось известно самим хозяевам. Несомненно, и этот знает, что произошло. Ведь он был свидетелем того, что произошло в ту роковую ночь.

Уильям вздохнул. Ему не нужны были враги в доме, в котором теперь так много решалось.

— Как вас зовут? — спросил Уильям, стоя на ступеньках.

Дворецкий удивленно приподнял кустистые темные брови.

— Простите, милорд?

— Ваше имя. Как вас зовут?

— Реджинальд Хопкинс.

— Мистер Хопкинс, — тихо заговорил Уильям, подойдя ближе, — позвольте поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня в ту ночь.

Для большей убедительности он протянул руку дворецкому в надежде, что тот пожмет ее.

Хопкинс был потрясен, но не стал мешкать и быстро пожал ему руку.

— Я не сделал ничего особенного, милорд.

Уильям опустил руку и покачал головой.

— Я так не считаю. — Вздохнув, он вошел в дом, когда дворецкий отошел в сторону. — А теперь… мисс Уинслоу ждет меня. Проводите меня к ней.

Одна мысль о том, что он снова увидит Шарлотту, заставила сердце стучать сильнее, а кровь бежать по венам быстрее. Господи, совершенно определенно эта девушка обладает особыми чарами, которыми опутала его.

— Да, разумеется, милорд. Прошу вас сюда.

Дворецкий указал на лестницу, ведущую на второй этаж. Уильям удивленно вскинул брови. И вдруг услышал голоса, которые доносились до него из соседней комнаты. Гостиной, в которой Шарлотта приютила его в ту злополучную ночь. В которой он вчера в это самое время обнимал и целовал ее.

— У вас гости? — с недобрым предчувствием спросил он, глядя на двери.

Там были мужчина и женщина.

— Леди Уитлсфорд принимает гостья. — Хопкинс направился к лестнице. — Прошу сюда.

Ощущая странную тревогу, Уильям все же пошел за Хопкинсом, и вскоре оказался перед белыми, отделанными зеленой и золотистой лепниной дверями, за которыми находился зеленый салон. Зеленый, потому что стены были обиты нежно мятным шелком, мебель была из светло-зеленой, белой и золотистой парчи.

Но не это занимало его.

Уильям застыл у дверей и даже не услышал, как Хопкинс доложил о его прибытии и вышел, закрыв дверь. Закрыл дверь, оставив его наедине с…

Господи, Уильям не мог дышать. Шарлотта. Вчера он думал, что просто свет сыграл с ним злую шутку. И жаркие сны, с которыми не мог бороться целых десять дней. Но ведь и сегодня он пришел сюда с не менее жаркими снами.

И все равно был потрясен.

Шарлотта была потрясающей. На ней был наряд из светло-зеленого шелка, который подчеркивал всю ее высокую, гибкую, стройную фигуру, открывая взору мягкую ложбинку, приподнятую тугим корсетом. Темно-золотистые волосы, уложенные так, что ни одна прядь не касалась лица, переливались всеми оттенками золота под лучами сегодняшнего солнца.

Она стояла в дальнем углу под портретом какого-то джентльмена, может родственника, но Уильяма это мало волновало, потому что он не мог оторвать от нее потрясенного взгляда. Ее лицо было обращено к нему, застывшее, слегка бледное, но потрясающе красивое, наполненное настороженностью, напряжением и… страхом. Она как и вчера сцепила перед собой руки и смотрела на него.

Уильям едва не задохнулся, когда скользнул взглядом на ее губы. Губы, которые не мог забыть. Которые хотел целовать снова и снова. Которые притягивали его гораздо больше, чем он мог представить себе.

Боже, он знал ее целых семь лет! Как получилось так, что за всё это время он так и не понял, какой на самом деле она была.

Вся правда заключалась в том, что он действительно не знал, какой она была. И хоть уже понял, какой храброй и сострадательной, готовой помочь ближнему она могла быть, он действительно не знал ее так, как хотел. Не только физически.

— Добрый день, — проговорил он чуть хрипло.

Плечи ее едва заметно дрогнули. Она пустила голову, скрыв от него свое лицо, и присела.

— Добрый день, милорд.

Он шагнул вперед.

— Уильям.

Она резко подняла голову. Ее потрясающие темно-серые глаза расширились от изумления.

— Простите?

Она отлично расслышала его. Уильям шел к ней, не замечая ничего, но потом резко остановился, осознав, что если приблизится, он… просто потеряет голову и разговор не состоится.

Невероятно, уже прошло одиннадцать дней, как он открыл для себя мисс Шарлотту Уинслоу, но его интерес к ней не только не угас, а возрастал в трехкратном размере. Как и сила притяжения, с которым было так невыносимо трудно бороться.

— Ты можешь называть меня по имени, когда мы одни, — сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Она напряглась, лицо вытянулось, а свет в глазах угас.

— Думаю, это совершенно лишнее.

Уильям понимал, что всё это дается ей так же тяжело, как ему.

Еще вчера они жили своей обычной жизнь, а сегодня… Он собирался просить ее руки. Собирался изменить их жизни до неузнаваемости. Может у нее были свои собственные планы на эту жизнь, но теперь они были связаны. Не только долгом чести. Глядя на нее, Уильям осознал, что не забудет ее губы. Никогда не сможет. И никогда не сможет отпустить ее.

— Как ты провела свой день? — заговорил он снова, надеясь прогнать окутавшее их напряжение.

И едва не прикусил губу. Что за дурацкий вопрос!

Шарлотта снова опустила голову, будто не могла смотреть на него. Будто не сама еще вчера стояла перед ним, в его объятиях, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала его сама. Никогда еще никто так нежно не касался его.

— Всё хорошо, благодарю, — тихо ответила она.

Черт! Не так всё должно было быть. Он не хотел расстраивать ее. Не хотел… Уильям посмотрел на букет, который принес ей. Букет белых лилий, которые источали такой дурманяще-терпкий замах, что он едва не задохнулся. Не то, что изысканный шлейф сирени и жасмина.

Что ж, они оба знали, для чего он пришел. Уильям снова посмотрел на склоненную голову Шарлотты. Заметил, с каким отчаянием бьется тоненькая жилка на ее шее. И это внезапно успокоило его, дав понять, что и она нервничает, что и для нее всё это важно и волнительно.

Иначе никогда бы не осталась в его объятиях. Никогда бы не поцеловала его. Дважды.

Уильям внезапно застыл, впервые осознав одну удивительную вещь: он два раза целовал ее, и она два раза принимала его поцелуи, так ни разу не остановив его. Господи, но почему? Она была робкой девушкой, и едва ли умела целоваться, что означало, что она вообще не целовалась прежде. А его поцеловала. Два раза. И из-за этого вляпалась с ним в эти неприятности.

Он хотел подойти к ней и спросить, почему она это сделала, но такой вопрос испортил бы всё. Может она просто из неопытности растерялась и не смогла отреагировать. В любом случае вся вина лежала на нем, и Уильям собирался исполнить свой долг, во что бы то ни стало.

Как бы ему ни было трудно стоять перед ней в трех шагах и не иметь возможности касаться ее, но остро ощущать эту сумасшедшую близость, он должен был исполнить то, за чем пришел.

Прочистив горло, он официально заявил:

— Шарлотта, я прошу вас стать моей женой.

Она побледнела и вздрогнула. Пальцы ее побелели, когда она сильнее сжала их.

Уильям напрягся. Не молчания он ожидал, когда произнес слова, которые не собирался произносить никогда в жизни.

И все же он ждал ответа, отчетливо поняв, как многое теперь зависит от этого. И с каким нетерпением он ждет этого.

— Я… я не могу, — наконец услышал он ее робкий, тихий ответ.

Ответ, который заставил его напрячься так, что заболела шея.

— Прошу прощение?

Шарлотта вздрогнула, словно ее ударили.

Сжимая перед собой руки, она повторила уже тверже, по-прежнему держа голову опущенной.

— Я не могу принять ваше предложение, милорд.

Уильям смотрел на ее дрожащие руки, которые еще вчера в это время были в его волосах и гладили его по голове так, что у него едва не подогнулись коллеги. Он смотрел на губы, которые целовал так крепко, что едва не стёр их в кровь. Он смотрел на девушку, которая спасла ему жизнь, обнимала и называла его по имени так, будто дороже его не было на свете никого, и это ему не приснилось.

И сейчас она отказывала ему?

«Вы не знаете мою дочь…»

Никогда в жизни он не испытывал такого потрясения, как в это самое мгновение.

Уильям испытал желание швырнуть цветы в сторону, броситься к ней, сжать ее в своих объятиях и целовать ее так долго, чтобы она снова назвала его по имени. И сказала, что согласна. Потому что… потому что он не представлял, как отпустит ее. В груди что-то похолодело, едва он подумал, как уходит от нее и… и никогда больше не увидит ее. Это было немыслимо! Невозможно!

Она не могла отказать ему!

— Почему? — спросил он, дрожа, как зеленый юнец, которому отказывали впервые в жизни.

Да, ему отказывали впервые в жизни.

Она медленно опустила руки, но не расцепила пальцы. Так же медленно подняла голову и полным страха и отчаяния глазами посмотрела на него. Посмотрела так, что у него снова перехватило дыхание, как это было вчера… и в ту ночь, когда она оказалась к нему так близко, что он потерял голову.

— Потому что это неправильно.

Боже правый, он действительно хотел ее! И не просто хотел. Уильям ощутил просто убийственное желание снова увидеть, как она сама хочет его, пусть даже не осознает свои истинные желания будучи невинной, ведь даже ее поцелуи были такими неопытными, что он млел от них.

Будь он проклят, если позволит ей вот так просто взять и оборвать всё это волшебство, потому что… он не просто желал ее. В этом было нечто сокрушительное, что-то такое особенное, что делало отказ от нее невозможным. Уильям знал, что на свете существует много женщин, не бывает незаменимых женщин. Он легко находил замены.

Но замены для Шарлотты просто не существовало. И он не хотел другую. Хотел только ее. Полностью и целиком.

— Это… это неправильно? — наконец заговорил он, обретая дар речи. — Как это может быть неправильно?

Она сглотнула и отвернула от него свое бледное лицо.

— Да, это… это было недоразумение.

— Недоразумение? — тупо повторил он, увидев, как у нее задрожали плечи.

— Да, это… вышло случайно… И мы… вы не должны расплачиваться за то, что не имеет никакого смысла… И нам…

Уильям внезапно испытал желание подойти и встряхнуть ее. Чтобы она не говорила того, что вывело его из себя. Недоразумение? Случайно?

— Я целовал тебя! — гневно произнес он, пристально глядя на ее профиль, на ее губы, которые были слегка раскрыты и снова вызывали желание наброситься на нее, поглотить ее, чтобы она выбросила из головы эти вопиющие мысли. Когда она замерла, он снова бросил: — Я целовал тебя, я сжимал твои ягодицы, а ты липла ко мне и ерошила мне волосы, пока я ласкал твой язык! Это вышло случайно?

Она покраснела так густо, что запылали даже кончики ушей, длинная шея и вся верхняя часть груди, которая поднималась и опускалась гораздо быстрее, чем прежде.

— Вы ведете себя отвратительно! — убийственно осуждающим голосом произнесла она, замерев, как статуя.

— Тогда не смей называть наш поцелуй случайностью или недоразумением, иначе я за себя не отвечаю! — Он подошел ближе и уже более миролюбиво добавил: — Я хотел этого. И ты хотела этого.

На этот раз она стала стремительно бледнеть, будто одно упоминание об их поцелуе вызвал у нее не только сожаление, но и ужас. Боже правый, Уильям с трудом удержался от того, чтобы не подойти к ней еще ближе. Чтобы доказать ей, как она ошибается!

— Вот поэтому то, о чем вы говорите, невозможно, — убитым голосом произнесла она, опустив голову.

Уильям не мог перестать смотреть на нее.

— Но пойдут слухи, если они уже не пошли. И ты, и твоя семья будете…

— Можно обойтись и без крайних мер, — вдруг сказала она.

Уильям застыл. Она сказала это так, будто… у нее был план.

— О чем ты говоришь? Я не собираюсь бесчестить подругу своей сестры и уйти от ответственности. Или ты думаешь, что я прихожу домой к каждой невинной девушке и набрасываюсь на нее, едва предоставляется такая возможность?

Шарлотта нервно сжала руки перед собой и отошла от него на несколько шагов. Лицо ее было бледное и даже осунувшееся.

— Вы… вы можете начать ухаживать за мной. Никто не подумает представить ситуацию в плохом свете, а потом… потом я откажу вам, и вы уйдете со спокойной совестью. И вам не придется жениться против своей воли.

Никогда прежде Уильям не был потрясен так, как в это мгновение. Стало быть, она уже все решила, расписала, подвела черту и поставила точку?

Но она совершила колоссальную ошибку. Потому что не согласовала с ним свой план! У нее был план, причем гениальный. Причем такой, который бы дал им обоим выходит их сложившейся ситуации.

Уильяму полагалось радоваться и тут же согласиться.

Вот только… он был в ярости!

— А тебе известно, что решения, касающиеся своей жизни, я принимаю сам и не позволяю этого делать другим? Даже не позволял своему отцу!

Она резко обернулась к нему.

Уильям испытал удовлетворение, когда увидел, что она, наконец, поняла, как глупо и необдуманно вела себя.

— Но… вы ведь… Вы никогда не хотели жениться на мне. И это… то, что произошло, это действительно было… Если бы не то нед…

— Шарлотта! — предостерегающим голосом оборвал ее Уильям, сделав шаг вперед. — Если ты еще раз назовешь это «недоразумением», я буду только счастлив подойти и показать тебе, что это было всё, что угодно, но не недоразумение!

Она ошеломленно уставилась на него.

— Вы не посмеете!

Сердце его запрыгало в груди от того, что он едва не подумал поддаться этому желание. Едва представил, как снова обнимает и целует ее волшебные губы.

— Для меня не будет участи более сладкой и упоительной, чем доказать тебе, что наш поцелуй понравился тебе так же, как и мне. Имей в виду, что когда мужчину задевают за живое и тем более бросают ему вызов, он просто обязан доказать, как сильно могут заблуждаться на его счет!

Она резко закрыла рот.

Уильям удовлетворенно хмыкнул. Черт побери, снова зацеловать ее будет самым прекрасным переживанием в его жизни. И будь он проклят, если этого не сделает.

— Вы действительно ведете себя отвратительно!

Он улыбнулся, но не ощущал никакого веселья.

— Итак, к чему мы пришли? — Он скрестил руки на груди, осторожно отставив в сторону букет цветов, которые так и не вручил. — Ты хочешь, чтобы я ухаживал за тобой до тех пор, пока у тебя не будет повода отказать мне?

Она вдруг выпрямилась, став еще выше, и ее темно-серые глаза наполнились решимостью.

— Совершенно верно.

Она выглядела такой грозной и воинственной, такой потрясающей и притягательной, что Уильям едва не потерял голову.

— А ты не думала, что я могу сделать так, чтобы ты не отказала мне?

Она снова вздрогнула… Пару мгновений Уильям гадал, что произойдет дальше: она покраснеет или побледнеет. К его большому облегчению произошло первое, что стало настоящим бальзамом для его израненной души.

— Нет, не приходило, — совершенно искренне ответила она.

Вот поэтому он хотел ее. Потому что она была искренна с ним, ее ожидания были честными, а порывы благородными. Она даже не думала играть, юлить или жеманничать.

Уильям вздохнул. Боже, она была просто до жути наивной, если думала, что он отступится. Тем более теперь. Он не хотел другую, он хотел ее, целиком и полностью, в своем полном распоряжении и сгорающей от страсти только по нему одному.

— Ты так уверена, что сможешь отказать мне? — тихим голосом спросил он, пристально глядя ей в глаза.

Она не отвела взгляда, но он заметил, как покраснели кончики ее ушей. Боже, прелестно! Это даже лучше, чем он мог рассчитывать.

— Да, — просто ответила она. — К тому же, у меня есть еще кавалеры, которые добиваются моей руки. Я ведь могу принять только одно предложение. И вряд ли это будет ваше.

Он ушам своим не верил. Мало того, что она уже давала понять, что у него нет никаких шансов, Шарлотта весьма коварным, но вместе с тем непростительно невинным жестом махала перед ним красной тряпкой и ждала, что он не бросится в атаку! Едва он представил, как кто-то другой касается ее, возможно, даже пытается сорвать поцелуй, как кровь ударила ему в голову.

Уильям сделал глубокий вдох, затем выдох и снова вдох, чтобы не потерять контроль над собой. Его так и подмывало подойти и поцеловать ее, а потом велеть назвать имена тех, о ком она думала, и заставить ее убедиться в том, что она ни о ком не думает, кроме него. Почти так же, как он сам не мог думать ни о ком, когда она оказывалась рядом с ним.

Нет, он поступит иначе. Он сделает то, чего она не ожидала.

Крепко сжав цветы, он направился к ней и с очередным гневным удовлетворением отметил, как трепыхается под белоснежно-матовой кожей тоненькая жилка. Что ж, это всё давалось ей не так уж и просто, как она пыталась убедить его в этом.

Подойдя, Уильям протянул ей букет цветов.

— Это тебе, — прошептал он мягко, глядя ей прямо в глаза. Потому что знал, что именно таким взглядом мог смутить ее.

Шарлотта встрепенулась, но медленно протянула к нему руку. Ее тонкие изящные пальцы сомкнулись на букете. Его охватила легка дрожь, когда он увидел эти ласковые пальцы. Пальцы, которые вчера в это мгновение обнимали его.

— С-спасибо… — пробормотала она, взяв букет. — Не стоило…

Он не смог удержаться. Придвинувшись к ней еще ближе, Уильям прижал палец к ее губам. И тут же ощутил тепло ее дыхания. В нем вспыхнул жар, который стал распирать ему грудь.

Господи, так откровенно и так сильно он никогда никого не хотел! Так, что едва владел собой.

Но сейчас, присмотревшись, он внезапно заметил в глубинах темно-серых глаз… страх непреодолимый и сильный. Шарлотта была напугана. До такой степени, что едва скрывала это.

Сердце Уильяма больно сжалось. Боже, он действительно вел себя отвратительно, допуская с ней слова и вольности, которые не пристало слушать и видеть порядочной и воспитанной девушке из благородной семьи. Но она… Шарлотта не имела никакого представления о том, что он не собирался отступать. Сколько бы у нее не было кавалеров.

— Я буду ухаживать за тобой, как ты того хочешь, — заговорил Уильям, отстранив от нее свою руку, но не спуская с нее своего пристального взгляда. — Я сделаю так, как ты хочешь, и мне плевать сколько у тебя поклонников, хоть целая армия. Сегодня у нас шестнадцатое число понедельника. Твой отец возвращается в столицу в конце месяца. Я обещаю, что когда он вернутся, мы вместе сходим к нему и попросим его благословить нас.

Ее глаза наполнились ужасом и непониманием.

— Но…

Он снова был вынужден прижать палец к этим божественным губам.

— Не произноси слов, о которых потом будешь сожалеть. — Опустив руку, Уильям вздохнул и заставил себя сделать шаг назад. — Я приду завтра, чтобы отвести тебя на прогулку. Будь готова к этому времени. И я не приму отказа, даже если у тебя внезапно подскочит температура или перед вашим домом появится трещина до центра земли.

Он развернулся и ушел, впервые в жизни собираясь добиться женщины, которая должна будет принадлежать ему. Даже раньше, чем приедет ее отец. Даже раньше, чем она могла себе представить.

Уильям не собирался отдавать ее другому, не собирался позволить ей допустить даже мысль о том, что она может принадлежать другому.

И кажется, во всем этом ему могло помочь только одно: не только пробудить в ней воспоминания о том, каким мог быть их поцелуй, и какие чувства можно было испытать при этом.

Кажется, ему придется соблазнить ее. Господи, занятие, самое приятное и самое притягательное, какое ему даже не могло присниться! Потому что это был единственный способ заставить ее принять его предложение.

Глава 10

Шарлотта почему-то до последнего надеялась, что Уильям не придет.

Особенно после того, что он устроил вчера в Зеленом салоне.

Собственно, чего она ожидала от него и той встречи, которая должна была состояться после разоблачения? Самые мучительные минуты в ее жизни, которые наступили сразу же после самых восхитительных минут, каких у нее никогда бы не было без него.

Шарлотта вздрогнула и закрыла глаза. Ужасным во всей этой ситуации было то, что она никак не могла забыть, как он целовал ее. Даже после того, как Уильям вчера грубо заявил, что произошедшее вышло не случайно. Тогда получается, он… Он знал, что так поступит? Задумал с самого начала, когда пришел к ней? Но… И ведь он сказал, что хотел этого, что это ему понравилось так же, как и ей… В тот момент от нахлынувшего на нее стыда Шарлотта едва не провалилась в землю, когда он напомнил ей о самой большой слабости в ее жизни. Как он мог знать, как именно и насколько это ей понравилось? Как он вообще посмел сравнить свои желания с ее собственными! Шарлотта была в ужасе не только потому, что он в какой-то степени понял, как ее тянуло к нему, но еще и потому, что получалось, если ее подозрения верны, значит он… планировал поцеловать ее еще до того, как пришел к ней домой? Но как это возможно? И Господи, как целовал ее! Она до сих пор теряла все мысли, и ее охватывал легкий трепет, когда вспоминала ласку его губ.

«Я целовал тебя, сжимал твои ягодицы, а ты липла ко мне, пока я ласкал твой язык!»

Порочный, греховный человек!

Как он посмел после всего явиться к ней домой и говорить такое! Неужели он запомнил, что было в ту ночь? Шарлотта всем сердцем надеялась, что это не так, но… Возможно, всё дело было в том, что он так и не выпил лекарство, предложенное доктором. Вот, почему он спрашивал, не делал ли тогда что-то, что обидело ее. Господи! Значит, он помнил… не забыл, как поцеловал ее? Потому что выглядел так, словно собирался просить прощение… За то, о чем она никогда не сожалела и не смогла бы.

Ей не следовало принимать его два дня назад, когда он так неожиданно приехал к ней домой. Тогда ничего этого не произошло бы, но… Кого она обманывает? Когда это она была способна отказать ему? Или вести себя разумно, когда он близко подходил к ней. Поддалась своей величайшей слабости, и вот, к чему это привело. К провалу, который собирался отравить ей всю жизнь.

Теперь она была вынуждена не просто каждый день видеть Уильяма. Она была вынуждена каждый лень видеть его рядом с собой! Это было… Опасно, страшно и невероятно одновременно.

И теперь эта прогулка. Как она вынесет, если проведет с ним больше времени, чем обычно? Если еще дольше будет слушать его будоражащий голос, видеть его мерцающие бархатисто-теплые глаза, выражение этого подвижного, невероятного лица. Ведь всё произошло случайно. Он бы никогда не заявил о намерениях жениться на ней, если бы не та оплошность с ее стороны. Боже, почему он не посмотрел на ситуацию ее глазами? Их ведь не видели, всё можно было уладить и без всяких жертв, а теперь получается, что он просто вынужден проводить с ней время, вынужден делать то, чего не хочет. Никогда не хотел…

«Я хотел этого…» — напомнил ей услужливый голос. Шарлотта задрожала от отчаяния. Нет, она не должна верить в это, не должна даже допустить мысль о том, что он что-то хотел. Он просто поддался какому-то сиюминутному помешательству. Она даже не могла объяснить, зачем он это сделал. Если она поверит в то, что он хоть немного хотел этого, она пропадёт и никогда не сможет сберечь своё сердце. А что, если он уже сожалел о том, что подчинился какому-то глупому джентльменскому кодексу и предложил ей брак? Сколько продержится его джентльменский дух?

Волосы ее от страха встали дыбом. Брак с Уильямом! Что могло быть более желанным. Но только в ее мечтать. В реальности это будет настоящим адом, потому что она не сможет смотреть, как потом, потеряв к ней интерес, он уйдет с другой. А это непременно произойдет, потому что она собственными глазами видела эти жуткие сцены последние семь лет. За семь лет он не изменился, никогда и не изменится.

Господи, что ей теперь делать? Как вести себя с ним? Как вообще смотреть на него после всего, что было, и сохранить здравый рассудок?

В дверь ее спальни постучали, а затем вошла ее горничная.

— Мисс Уинслоу, лорд Холбрук ждет вас внизу.

Слова Нэнси заставили колени Шарлотты задрожать.

Боже правый, как же быстро всё происходило! Ее закрутило в цепь непредвиденных событий так быстро, что у нее уже кружилась голова.

Прогулка, всего одна прогулка, и она будет свободна! — утешала себя Шарлотта, взяв протянутый ей парасоль и шаль, которую накинула на плечи поверх бледно-розового пелисса, поправила соломенную шляпку и направилась вниз.

Уильям ждал ее у лестницы. Едва увидев его, Шарлотта застыла, почувствовав как перехватывает дыхание. Боже, этот человек может быть менее красивым? На нем был серый сюртук с черным воротником, черный жилет и белоснежный шейный платок, повязанный на стоячем воротнике белой рубашки с таким же высоким воротником, который дотягивал до его ухоженных темных бакенбард. Белые бриджи, обтягивая длинные ноги, тонули в высоких черных сапогах. Его сосредоточенное лицо было обращено к ней, а пронзительные, мерцающие темные глаза смотрели прямо на нее. Блестящие темно-каштановые волосы, зачесанные налево и в привычном беспорядке падали ему на лоб, вызывая острую потребность коснуться его.

Ну вот, прогулка еще не началась, а она уже не может сдвинуться с места.

Боже, она была безнадежна.

— Шарлотта, добрый день, — сказал он и улыбнулся своей мягкой улыбкой, от которой на левой щеке появилась небольшая ямочка.

Шарлотта сделала глубокий вдох, затем выход и снова вдох. И медленно спустилась вниз.

— Милорд, д-добрый день.

Когда она оказалась внизу, он подошел ближе.

— Ты выглядишь прелестно, — заметил он своим глубоким голосом, от которого мурашки пошли по телу. — Это тебе.

Он смотрел на нее так, будто действительно считал ее прелестной. Смотрел так, как никогда не смотрел. Ей было по-особенному больно от этого взгляда. Еще хуже Шарлотта почувствовала себя, когда только после всего этого заметила, что он протягивает ей букет… на этот раз белых роз. Вчера были белые лилии, а сегодня розы. Он как будет пытался найти то, что ей нравилось. И это внезапно тронуло ее.

Шарлотта взяла букет.

— Б-благодарю. — Она повернулась к Хопкинсу и передала ему красивый букет. — Поставьте, пожалуйста, в вазу.

Хопкинс поклонился и удалился.

Уильям предложил ей свою руку. И снова Шарлотта замешкалась, пораженная тем, что ей дозволено касаться его. Боже, сможет она после этой прогулки вернуться домой живой?

— Ну же, я не укушу тебя, — послышался его тихий, мягкий голос. — Смелее.

Она собрала всё своё мужество и обхватила рукой его локоть. И тут же почувствовала, как он напрягся, какая твердая и тяжелая была у него рука.

— Итак, как поступим? — спросил Уильям, задумчиво глядя на нее. — Поедем в Гайд-парк в экипаже или пройдёмся?

Шарлотта подняла к нему бледное лицо.

— Мы пойдём в Гайд-парк?

Господи, туда, где все их увидят и у нее не будет шанса отделаться от него?

— Именно на это я и рассчитываю, — любезно проговорил он.

— Что?

Уильям довольно улыбнулся.

— Я отвечал на твой вопрос.

— Но я не задавала никакого вопроса, — рассердилась Шарлотта.

Глаза его хитро замерцали.

— Разве?

Она сглотнула и опустила голову, внезапно разозлившись на него за то, что он так легко может прочитать ее мысли. И на себя за то, что уже не может совладать с собой.

— Прогуляемся! — произнесла она самым своим ледяным тоном, на который была способна.

— Чудесно! — еще шире улыбнулся он, шагнув к дверям. — Так я больше времени проведу с тобой.

Негодяй! Вот как он может быть то самым притягательным и желанным человеком, а потом вызывать острое желание проткнуть его шпагой!

Воспользоваться экипажем было бы глупо не только потому, что стояла теплая солнечная погода, а приятный ветер ласкал разгоряченную кожу. Дом Шарлотты находился недалеко от Гайд-парка на Гросвенор-сквер, так что совсем скоро они оказались у входа в парк, а затем и в самом парке. Где было непомерно много людей.

Боже, у нее действительно не останется ни единого шанса спасти себя. И свое сердце.

— Ну что, мы будем и дальше молчать, или мне позволено задавать вопросы? — послышался его насмешливо-глубокий голос.

Шарлотта вздрогнула и почувствовала, как напряглась его рука. На которую ей было так приятно опираться. Они медленно приближались к Серпантину, чуть дальше от которого виднелась белая полоска Роттен-роу, где Шарлотта хотела бы быть меньше всего.

Погода действительно стояла такая чудесная, что ей даже не пришлось раскрывать зонтик, который она несла в свободной руке, потому что тонкие облака словно ширма закрывали солнце, а поля надетой шляпки прикрывали лицо достаточно, чтобы не бояться ярких лучей. Только даже это не могло отвлечь ее.

— Вы хотите задать мне вопрос?

Глупее, кажется, нельзя и было начинать, однако это не смутило Уильяма.

Он с улыбкой посмотрел на нее и поправил свою черную шляпку, надвинутую на каштановые густые волосы.

— Разве не с вопросов начинается разговор? Если хочешь, можешь рассказать мне что-нибудь интересное.

Шарлотта скрипнула зубами. Почему даже его рука была такой приятной?

— Можете задавать свой вопрос. — И поспешила добавить резче: — Если он, конечно, не дурацкий.

Будь он неладен, но его улыбка стала еще шире, от чего снова обозначила ямочка на левой щеке.

— Ты же еще не слышала мой вопрос. Откуда такая убежденность в том, что он должен быть непременно дурацким?

Шарлотта старалась смотреть на всё, что угодно, но только не на него.

— Может, предчувствие?

Он вдруг накрыл ее руку, лежащую на его локте, теплой ладонью, и глухо рассмеялся. Так, что невольно прижал ее предплечье к своей груди, и Шарлотта тут же ощутила, как дрожит его грудь, большая, широкая, твердая грудь.

— Боже, у тебя прелестное чувство юмора. Я говорил, что это мне нравится?

Шарлотта сердито отдернула от него руку.

— Это уже вопрос?

Он снова взял ее руку и вернул на место. Поправил шляпу, и они пошли дальше.

— В какой-то степени, если только ты хочешь отвечать на риторические вопросы.

— Я же говорила, что вопрос будет дурацким.

Он снова рассмеялся, но не так громко и глубоко.

— Чудесно, кажется, мы поняли друг друга.

Она перевела на него сердитый взгляд.

— Мы должны были что-то понять?

Он снова улыбнулся, заставляя ее сердце биться чаще. Господи, ну почему у него должна быть такая волнующая улыбка!

— Я же говорил, что для разговора понадобятся вопросы.

— И это самое большое открытие, которое вы сделали?

Улыбка вдруг сбежала с его лица.

— Почему ты сердишься на меня?

Шарлотта застыла и снова отвернула от него лицо, стараясь сохранить присутствие духа. Они как раз вышли на Роттен-роу, самую многолюдную прогулочную дорогу, где она обязательно встретит какого-нибудь знакомого и… И жизнь ее перевернётся с ног на голову. Если уже не перевернулась.

— С чего вы взяли, что я сержусь?

Он снова накрыл ладонью ее пальцы, вызывая в ней легкий трепет.

— Ты сердишься на меня. Я же не слепой. Почему?

Она резко покачала головой.

— Это не так.

Она не заметила, как он обеспокоенно нахмурился.

— Вчера я принес тебе лилии, сегодня розы… Я принес тебе не те цветы? Я забыл спросить. Какие цветы тебе нравятся?

Вероятно, это и был вопрос, который он намеревался задать ей с самого начала. Она невольно посмотрела на него.

— Зачем вам это?

Шарлотта вдруг увидела, как потемнели его бархатистые карие глаза, которые в свете ярких лучей поблескивали потаенным обещанием.

— Затем, чтобы потом я принес то, что тебе нравится.

Ей снова стало трудно дышать. Господи, она уже теряет голову, а он еще ничего не сделал, просто пообещал принести ей ее любимые цветы. Шарлотта удрученно перевела взгляд на дорогу. Ему никогда ничего не нужно было делать, ничего особенного, чтобы ее сердце перестало подчиняться ей.

— Совершенно не нужно этого делать.

Она услышала, как он вздохнул. Протестующе, возможно, даже устало.

— Совершенно определенно нужно. Итак, какие твои любимые цветы?

Какой упрямый человек! Он не отступится, пока она не ответит. Что ж, если ему это было так уж необходимо, Шарлотта не видела причин утаивать от него такую мелочь.

— В детстве мне нравились розы. Мне нравилось, как они пахли, — начала она, стараясь не смотреть на удивленные лица, которые повернулось в ее сторону.

Поэтому не заметила, с каким удивлением он взирал на нее, словно не ожидал, что она ответит, ответит правдиво. Что захочет поделиться чем-то личным, о чем возможно не знал никто другой.

— Да, розы пахнут изумительно, — произнес он низким голосом, от которого мелкая дрожь прошлась по спине. Занятая борьбой с собой, Шарлотта и тогда не заметила, как его взгляд скользнул по ее профилю и шее, отмечая каждый дюйм кожи, как будто это было самое невероятное, что он видел в своей жизни. — А теперь розы тебе больше не нравятся?

— Нравятся.

Она почувствовала, как его пальцы в белой перчатке погладили ее пальцы в белой атласной перчатке. Даже сквозь ткань, отделяющая их, она ощутила его тепло так, что по телу прокатилась легкая дрожь.

— Но они не твои любимые цветы.

И снова ее поразило то, что он так легко прочитал ее мысли. Даже не глядя ей в глаза.

Ну что за человек!

— Да, теперь я предпочитаю гиацинты.

Она почувствовала на себе его удивленный взгляд еще до того, как он посмотрел на нее.

— Почему? — спросил он тихо.

Ей вдруг… стало приятно то, что он спрашивает об этом. Как будто хотел узнать ее настоящие причины, узнать ее саму. Как будто ему было важно, о чем она думает, какие желания испытывает.

И снова Шарлотта ответила, потому что хотела этого.

— Они красивые, а их маленькие лепестки, образующие большую шапку, кажутся мне сплоченным войском, которое не бросит ни одного своего товарища.

Он не переставал смотреть на нее.

— Да, кажется, у них приятные нежные лепестки…

— Да, и кроме того, у них красивая история рождения. — Шарлотта подняла к нему свое лицо. — Вы знаете о смерти Гиацинты?

Она задала свой вопрос скорее из упрямого любопытства, чтобы узнать, сможет ли он ответить. Он всегда казался ей… миражом, видением, чем-то нереальным, во что она верила издалека. Но теперь он стоял рядом с ней, держал за руку ее, смотрел на нее и спрашивал о ней. Был таким реальным, что ее пробрало до костей. Ей хотелось ущипнуть себя, чтобы поверить в то, что это не сон. Что он настоящий, и сейчас на короткое мгновение принадлежит ей. Как всё его внимание и его до дрожи пронзительный взгляд, направленный будто ей в самую душу.

— Ты имеешь в виду историю спартанской принцессы, которую убил Аполлон, однажды случайно метнув диск, а после ее смерти от капель ее крови выросли цветы, которые потом стали называть в честь нее?

У Шарлотты почему-то от страха сжалось сердце. Он знал! Черт побери, он знал ее любимую историю. Она не была такой уж и распространенной, но он знал. И это еще больше расстроило ее. Ведь, открывая в нем человеческие качества и глубину, кроме порывов ловеласа, она тем самым еще больше допускала его в свою душу, из которой не смогла бы потом выдворить, когда придет время отказать ему.

«Ты так уверена, что откажешь мне?»

Она должна была отказать ему! Другого выбора у нее просто не было. С ним у нее не было никакого выбора. И это убивало ее гораздо сильнее, чем Шарлотта была готова признаться, и ей… От этого ей хотелось плакать.

Опустив голову, она шла вперед, не разбирая дороги, и едва не столкнулась с кем-то, кто неожиданно оказался у нее на пути.

— Господи, Уильям! — Раздался голос изумленной Лидии. Когда Шарлотта подняла свой взгляд, она увидела, с каким ошеломлением Лидия смотрит на брата, затем переводит застывшие голубые глаза на нее. — Шарлотта! Как… Что вы тут делаете?

Уильям напрягся, вероятно, точно так же, как Шарлотта, которая не могла даже дышать, потрясенная не меньше, потому что не ожидала, что в первый же день…

Но что могло произойти, если она прогуливалась под руку с Уильямом, а позади семенила ее горничная?

Разумеется, любой, кто увидит ее с ним, подумает о том, что было написано у Лидии на лице.

— Добрый день, сестра, — слегка резким голосом заговорил Уильям, пристально глядя в хитрые глаза сестры, которая выглядела не такой уж и удивленной. — Что ты тут делаешь?

Лидия с широкой улыбкой окинула их обеих восхищенным взглядом.

— Полагаю, то же, что и вы… — Но она все же была растеряна. — Как вы вдвоем оказались тут?

Уильям скрипнул зубами, и Шарлотта это расслышала.

— Полагаю, точно так же, как и ты.

Шарлотта, глядя на его чеканный профиль, на котором треугольный бакенбард, едва ли не доходивший острым углом ему до губ, выделялся еще отчетливее, внезапно поняла, что готова улыбнуться, хотя минуту назад испытывала острую потребность поплакать.

Господи, она наверное ненормальная!

Рядом с Лидией стояли еще две дамы. Попрощавшись и отпустив их, Лидия снова повернулась к ним.

— Я рада видеть вас… вдвоем.

Последнее слово она произнесла с таким намеком, что Шарлотта опустила голову и не смогла справиться с предательским румянцем.

Уильям накрыл ее руку на своем локте и сжал ей пальцы. Жест, который удивил ее больше всего, как будто он пытался защитить ее от своей сестры и хотел сказать, что всё будет хорошо.

— Тут недалеко есть небольшая кофейня, я хотел угостить мисс Уинслоу мороженным. Хочешь присоединиться к нам?

Конечно, она захочет.

Лидия просияла.

— Конечно, хочу. — Она встала рядом с Шарлоттой и взяла ее за другую руку. — Дорогая, как давно я тебя не видела! Как ты поживаешь?

Шарлотта чувствовала себя так, будто брат и сестра ведут ее на закланье.

— Замечательно. — Она осторожно высвободила руку, которую держал Уильям и отвернулась от него. Слава богу появился повод отпустить его, тогда… Почему на сердце стало еще тяжелее? Отогнав от себя все нелепые мысли, Шарлотта, переложив в освободившуюся руку парасоль, сосредоточилась на подруге, по которой ужасно скучала. — Как ты сама поживаешь? Как Роза и Кит?

Лицо Лидии тут же просияло.

— Они такие замечательные, как и пару дней назад, когда я видела их в последний раз. Так надолго я еще не оставляла их. Уму не постижимо, что я смогла это сделать.

— Давно вы приехали?

— Неделю назад. Роберту нужно кое-что сделать в Лондоне…

Она вдруг резко замолчала, переведя взгляд поверх головы Шарлотты. Проследив за ее взглядом, Шарлотта увидела предостерегающий взгляд Уильяма, который как будто запрещал ей говорить.

— В чем дело? — спросила Шарлотта, пристально глядя на него.

— Ничего, — почти равнодушно пожал он плечами, а затем с улыбкой добавил: — Мы пришли.

Уильям открыл дверь в уютную кофейню, стены которого были отделаны в голубых тонах. Проведя их чуть вглубь, где стоял небольшой округлый стол, накрытый белой скатертью, он выдвинул стул и посмотрел на Шарлотту.

— Прошу.

И все же он был джентльменом до мозга костей. Когда Шарлотта устроилась и приставила к стулу зонтик, Уильям усадил сестру, сделал заказ и тоже сел за стол. Они сидели так, что оказались лицом к большому окну, выходящему на прогулочную дорожку, за которым виднелась голубая лента Серпантина.

— Как проходит ваш с сестрой сезон? — спросила Лидия, внимательно глядя на Шарлотту.

Шарлотта догадывалась, что Лидией владело более острое любопытство, и она бы с удовольствием задала другие вопросы. Ведь не каждый день ее брат гулял по парку под руку с незамужней девушкой. Шарлотта вдруг застыла, поняв, что это так. За последние семь лет никто не видел его на Роттенроу, прогуливающегося под руку с незамужней девушкой, которая была на выданье. Пусть даже со старой девой.

— Замечательно, — ответила Шарлотта. — А как ваш…

Она не успела задать вопрос, потому что Лидия опередила ее.

— У вас с Прюденс достаточно кавалеров?

Шарлотта никогда не думала, что Лидия может быть такой… откровенной. И хоть было нетактично спрашивать о кавалерах, но они были подругами. Вот только Лидия могла не делать этого хоть бы в присутствии брата. Который хотел жениться на Шарлотте…

Шарлотта внезапно поняла, что у нее разболелась голова и ей ужасно хочется домой.

— Достаточно… — пробормотала она, готова опустить голову.

— Один из них как раз сейчас сидит перед тобой, — послышался холодный, немного даже резкий голос Уильяма.

Похолодев, Шарлотта тут же подняла на него голову. Господи, что он делает! Зачем это делает? У них ведь была договоренность…

Но ее мысли уже остановила Лидия, которая обрушилась на брата вопросами:

— Ты что, ухаживаешь за Шарлоттой?

Уильям скрипнул зубами.

— А как по-твоему, почему я с ней?

«С ней!»

Шарлотте стало больно от того, что он говорит.

«Наш поцелуй…» — тем более, когда она вспомнила об этом. У них ничего не могло быть своего.

Лидия просияла.

— Ты ухаживаешь за Шарлоттой? — Лидия чуть не подпрыгнула от радости. — Боже правый, это же…

Уильям склонился к сестре.

— Ты можешь говорить тише?

Она потупилась.

— Это разве секрет?

Уильям покачал головой.

— Нет, вовсе не…

Он вдруг замолчал и посмотрел в окно. Шарлотта проследила за его взглядом и увидела… как рыжеволосая женщина в красном платье проплыла перед кофейней.

Господи, леди Хартли!

Уильям мгновенно встал. Нервно взглянув на Шарлотту, он нетерпеливо сказал:

— Я… я кажется увидел знакомого, с которым должен обязательно поздороваться. Пожалуйста, подожди меня. Я скоро вернусь.

Он даже не стал ждать ответа и быстро покинул кофейню.

Что-то с треском оборвалось в груди, когда она увидела, с какой стремительностью он бросился за… За женщиной, которую так и не успел увести с бала, преследуя одну единственную цель. У нее похолодели пальцы. Шарлотта опустила голову. Это ведь была их первая прогулка, первый выход, который еще не закончился, а он уже… бежит за другими женщинами. Вернее, за старой знакомой!

Шарлотту внезапно поежилась от ужаса. Ей стало так мучительно и тяжело, что она не могла даже нормально дышать. У нее не было никакого желания сидеть и ждать его, пока он гонится по всему городу за женщиной, с которой уходил в ту ночь с бала. Вот чего она боялась. Едва только они вышли на прогулку, как это… началось. Господи, если это произошло с первого дня, что же будет дальше? Нет, она этого точно не хотела. И не собиралась этого выносить.

Шарлотта резко встала и даже не заметила кондитера, который принес им наконец заказанное мороженное, который чуть не выронил красивые стаканчики, наполненные лакомством

— Я должна вернуться домой, — произнесла она, стараясь скрыть взгляд от подруги. — Прости, Лидия. Я была рада увидеть тебя, но мне пора.

Лидия удивленно схватила ее за руку.

— Останься. Уильям проводит тебя.

— Кажется, он очень занят.

— Не настолько, чтобы не проводить тебя домой. Шарлотта, пожалуйста останься. Нам так много нужно обсудить.

Шарлотта не осталась бы, если бы ей обещали новое сердце.

— Извини, но мне действительно пора. Приятно провести время.

Схватив зонтик и поправив на плечах шаль, она развернулась и спешно вышла из кофейни, боясь оглянуться, боясь на улице увидеть сцену, которая причинит ей еще больше боли.

Боже, на что она согласилась, когда приняла предложение матери, а затем предложила это Уильяму? Как она вынесет всё это?

Глава 11

Едва войдя в кофейню, Уильям сразу же понял, что там нет Шарлотты. Она ушла, так и не дождавшись его. Черт, какая упрямая женщина!

Она не дала ему ни единого шанса и с самого начала была настроена против этой прогулки. Он даже не сомневался в этом, едва только увидел ее на верхней ступеньки лестницы. Такую грациозную, стройную, изящную и… пленительную. Лучи солнца, лившиеся на нее из окон, находившихся позади нее, придавали ей такое необычное сияние, что у него даже замерло сердце. Такая обворожительная и в то же время застенчивая и сдержанная. Боже, почему он раньше не замечал ее, не замечал, какой… необыкновенной она была? И не только, когда целовал ее. На своем веку Уильям повидал столько женщин, что и не сосчитать, но почему именно Шарлотта так сильно действовала на него?

Пока они прогуливались до парка, затем и по парку, пусть она и продолжала сердиться на него, ведь обещала же найти любой повод, чтобы отказаться ему, Уильям не мог не признать, что наслаждался ее обществом. Ему нравилось, как непринужденно она шла рядом с ним, нравилось ощущать ее руку на своей руке, ощущать ее тепло, которое вселяло в душу необъяснимый покой. И нравилось беседовать с ней. Ему нравилось, какими колкими, а порой и резкими замечаниями она комментировала его поступки или мысли. У нее действительно был живой, острый ум и очень тонкий юмор, местами черный, но восхитительный.

А еще ему понравилось дразнить ее. Причем безумно. Ему было любопытно и в то же самое время интересно наблюдать за малейшим изменением выражения ее лица.

И ее глаза… При свете дня, особенно когда она была недовольна, они сверкали какой-то непостижимой глубиной и притягательностью, отчего он не мог отвести от нее взгляд, ощущая себя так, будто она заворожила его. И эти губы, которые она то поджимала, то удивленно раскрывала. А в один неожиданный для него момент провела по ним языком. Увидев кончик розового языка, Уильям испытал такую сильную муку, что едва не наступил ей на ногу. Они ведь шли по улице, просто беседовало. Ничего не толкало на непрошенные мысли, и всё же, Уильям не мог подавить оглушительной потребности завладеть не только ее губами, но и втянуть в себя этот превосходный язычок, который мог быть дерзким и сладким одновременно.

Господи, он действительно наслаждался ее обществом! Наслаждался так, как не наслаждался ничем прежде. Ее мыслями, ее предпочтениями в цветах. Уильям никогда бы не подумал, что цветы могут вызвать… такие странные и разумные эмоции. По правде сказать, он даже не мог вспомнить, как выглядели гиацинты, кажется смесь сирени и луковых стеблей, но его поразило то, что Шарлотта… Для нее имело значение верность и преданность. Настолько сильно, что она даже по этим критериям подобрала под стать вере сердца цветы, в бутоне которого ни один «товарищ» не бросит другого.

Уильям был тронут до глубины души. Не только тем, что она ответила. Тем, что она была честна с ним, даже не подозревая о том, что это значило для него. И… и внезапно понял, что это действительно так, это много значило для него самого, потому что… он хотел узнать ее, знать, какой была девушка, от поцелуев которой у него туманился рассудок. Девушка, рядом с которой он мог идти спокойным шагом и думать не только о поцелуях, но о других вещах. О цветах, о детстве… То, что он никогда не обсуждал с другими женщинами.

И никогда еще не наслаждался простым разговором так, как с ней. Кажется, прогулка и Шарлотта поразили его гораздо больше, чем ее.

В тот момент, когда она заговорила о розах, он подумал о том, что именно такой же бархатистой была и ее кожа, которую он исследовал так мало, так недолго.

И упоминание о бедной спартанской принцессы, история которой была так важно для нее, что у Шарлотты потемнели глаза, будто она сочувствовала гибели несчастной. Он был… приятно сражен тем, что в ней не только была глубина, Шарлотта была не только умна, но и сострадательна даже к тем, кого никогда не видела. Он так часто привык видеть другой тип людей, что совершенно не представлял, что где-то могут обитать люди с чистой душой, незамутненными мыслями и сильным, преданным сердцем. Таким, каким обладала Шарлотта. Ведь в ту ночь она спасла жизнь и ему, человека, которого едва знала. Шарлотта не только не бросила его одного, она позаботилась о нем, а когда он пришел поблагодарить ее за это, она… смотрела на него так, словно не ждала ничего взамен. Словно его выздоровление было важнее всего этого. Бескорыстная, искренняя, острая на язычок и… такая упрямая!

Уильям смотрел на нее и понимал, что не только восхищается ею, по-настоящему восхищается. Он задыхался, пока смотрел ей в глаза. Господи, что в ней было такого особенного, от чего он не мог сдерживать свои чувства дольше пяти минут? Почему он не мог соображать, когда она находилась рядом с ним, тем более так близко, что иногда, когда они отходили в сторону, уступая место другим парам, он ощущал прикосновение ее мягкого бедра к своей ноге, и это еще больше будоражило сознание, вызывая мысли, от которых он едва отделался. И возможно под их влиянием натворил бы больше глупостей, если бы не появилась его сестра.

Черт, Лидия, которая смотрела на него так, словно знала обо всем. Проклятый Роберт. Он что, не мог держать язык за зубами!

Да уж, прогулка обещала быть сложной, но он не ожидал, что во всё это как-то вклинится и печально известная леди Хартли. Черт бы ее побрал, потому что из-за нее ему пришлось оставить кофейню, и вот теперь Шарлотта ушла. И возможно даже потом вставит это ему в вину за то, что он не может даже провести одну простую прогулку должным образом. Значит с ним не за чем иметь дело, и она откажет ему! Черт, черт, черт! Он не собирался допустить ничего подобного.

А Лидия, которая так восторженно и с любопытством смотрела на него, могла стать прекрасным козлом отпущения, ведь в сущности из-за ее появления всё это и произошло!

Вздохнув, Уильям подошел к сестре, которая уже доев свою порцию мороженного, внимательно следила за ним.

— Ты всё знаешь, да? — спросил он без предисловия, усевшись на своё прежнее место.

Лидия нахмурилась.

— Ты что, делаешь это из благодарности к ней за то, что она помогла тебе?

Уильям вздохнул, обнаружив, что Роберт умолчал хотя бы о самом главном. О поцелуе, о котором Лидии не следовало знать. Значит, у Роберта все же был какой-то кодекс чести.

— Нет, конечно нет.

Глаза Лидии жадно заблестели.

— Значит, она тебе нравится?

Уильям тщательно владел собой, чтобы скрыть всякие чувства, хотя сердце почему-то билось с необъяснимой тревогой.

— Как ты думаешь, мудрая сестрица, если бы женщина не нравилась мне, захотел бы я жениться на ней?

Лидия заулыбалась так широко, что ему захотелось стукнуть ее.

— Это просто… фантастика! — едва ли не завопила она, хлопнув в ладоши.

Уильям схватил ее руки и опустил вниз.

— Можешь помолчать?! Я не хочу, чтобы каждый знал об этом.

— Но скоро все узнают. Ты не сможешь это скрыть. Да и как можно ухаживать за девушкой в тайне? — Лидия вздохнула. — И ты должен рассказать всё маме.

Господи, у него голова шла кругом, как будто всё уже было решено. Всё развивалось слишком стремительно.

— Я просто ухаживаю за ней, — мрачно ответил Уильям, отняв руку от сестры. — И она не обязана согласиться со мной…

Господи, что он несет? Разве не он собирался сделать всё возможное, чтобы она согласилась?

— Перед моим братом не устоит ни одна девушка. — Улыбка Лидии стала теплой. — Мама захочет устроить ужин и пригласить их к нам домой. — Она накрыла его руку. — Поговори с мамой.

Уильям встал.

— Да, вечером я поеду к ней. Но сейчас я должен идти.

Улыбка Лидии не погасла.

— Конечно, иди. Сомневаюсь, что ты догонишь ее, но нельзя было так оставлять ее. Шарлотта выглядела очень… грустной, когда уходила.

Уильям скрипнул зубами.

— Только твоих нотацией мне сейчас не хватало. Иди домой к своему мужу, который не умеет держать язык за зубами.

Улыбка ее была полна любви.

— А знаешь, я люблю его немного больше, чем тебя. И надеюсь, ты найдешь то же самое в своей будущей жене. Супруги должны любить друг друга больше, чем всех остальных.

* * *
Шарлотта сидела в гостиной на диване и смотрела в окно, но почти ничего не замечала.

Итак, это случилось почти сразу же. Его хватило всего на два дня. На то, чтобы прийти и сделать ей скандальное предложение, а потом эта прогулка, которую можно был даже не считать. За кем он побежит в следующий раз?

У нее дрожали руки, а сердце едва билось в груди от заполнившей его тяжести. Господи, и что ей делать теперь? Может, сразу отказать, а лорду Хамфри попросить поторопиться с предложением? Боже, лорд Хамфри! Шарлотта застыла. В свете последних событий она даже забыла о прогулке, которую обещала ему. Прогулка, которая должна была состоится еще вчера! Он ведь должен был прийти вчера. Он приходил? И кто встречал? Почему ей ничего не сказали?

Ужасно, всё это было просто ужасно, потому что она начинала уже разрушать свою собственную жизнь. А ведь Уильяма еще не было в ее жизни одного полного дня!

Дверь в гостиной отворилась и вошла виконтесса Уитлсфорд. Харриет тут же нашла встревоженным взглядом дочь, которая сидела возле окна и смотрела на сад. Из всех гостиных Шарлотта выбрала ту, где она не смогла бы найти воспоминаний, связанных с Уильямом. Ведь теперь ей стало казаться, что он не только в холле и той гостиной, где они обычно принимали гостей. Гостиная, где она привезла его в день ранения, где он поцеловал ее, «сжимая ей ягодицы»! Но и Зеленый салон уже нагнетал на нее тоску, едва только Шарлотта смотрела на ее двери.

Боже, она уже и в собственном доме не могла найти уединения.

— Как прошла прогулка? — спросила Харриет, направляясь к дочери.

Вздрогнув, Шарлотта сильнее сжала пальцы, чтобы скрыть чувства. Матери не к чему было знать, что на самом деле произошло.

— Приятно, — безразлично ответила она, продолжая смотреть в окно, где стоял дуб с широкими ветками, на которых беззаботно прыгали два скворца.

— Хопкинс сказал, что ты вернулась одна, — осторожно заметила мать, приближаясь.

Шарлотта опустила голову.

— У лорда Холбрука появились важные дела, он вынужден был уехать.

Харриет обеспокоенно посмотрела на дочь, остановившись у дивана, где та сидела. Видя странную бледность Шарлотты, Харриет присела рядом с ней. Взгляд ее стал ласковым и обеспокоенным.

— Кажется, граф не такой, каким его все представляют, — произнесла Харриет, следя за малейшим изменением лица дочери.

Шарлотта едва заметно кивнула головой, которая снова стала болеть. И не только голова.

— Да, мама.

— Он очень галантный молодой человек.

— Да, мама.

— И у него красивые голубые глаза.

Шарлотта медленно покачала головой.

— У него карие глаза, мама.

Улыбка Харриет так и застыла на ее губах словно от потрясения.

Их внезапно прервал стук в дверь, затем в гостиную вошел Хопкинс.

— Леди Уитлсфорд, лорд Холбрук спрашивает, можно ли ему повидать мисс Уинслоу.

Шарлотта побледнела и не осмелилась взглянуть на мать.

— Кажется, эти дела не были такими уж и срочными. — Сделав своё осторожное замечание, Харриет посмотрела на дворецкого. — Проводите его сюда. Моя дочь примет его.

Сказав это, Харриет встала, когда Уильям вошёл в комнату. Шарлотта отвернулась, Уильям это заметил, но не показал виду.

— Леди Уитлсфорд. — Он поклонился. — Рад видеть вас в добром здравии.

Харриет улыбнулась, но взгляд ее был задумчивым и внимательным. Слегка даже тревожным.

— Лорд Холбрук, вы очень галантны.

Шарлотта изо всех сил сжала пальцы в кулак, который зарыла в юбки платья, чтобы этого никто не увидел.

— Я…

Уильям это заметил.

— У вас ведь возникли какие-то срочные дела, — как бы между прочим заметила Харриет, услышав позади легки вдох.

Уильям напрягся и выпрямился.

— Ничего важного, уверяю. Я приехал узнать, как мисс Уинслоу добралась до дома. Сожалею, что не смог проводить ее.

Глаза Харриет прищурились.

— Проводите ее в другой раз.

— Обязательно, только… — Он вдруг нахмурился. — Моя матушка устраивает ужин завтра вечером и приглашает вашу семью отужинать с вами. Вы примите приглашение?

Шарлотта была уверена, что он выдумал всё это только что. Ведь его сестра была почти потрясена, увидев их недавно в парке. Вряд ли его мать уже знает о его намерениях и уж тем более нашла время устроить ужин, на который не выслала приглашения. Господи, скоро все узнают, что он… преследует ее! От этого ей стало еще тяжелее на сердце.

— Я очень признательна за приглашение, милорд, но мы уже отправили согласие посетить бал леди Кемпсон.

Шарлотта вздохнула с облегчением, благодарная матери за отсрочку, ведь… всё это развивалось так стремительно, что невозможно было сделать и вдоха.

Уильям не растерялся и на этот раз.

— Тогда может на следующий вечер? У вас имеются какие-то планы на послезавтра?

Харриет вдруг повернулась и посмотрела на Шарлотту.

— Милая, следующий вечер у нас свободен, мы можем поужинать с леди Холбрук. Не планируй ничего на этот день.

Шарлотта сделала глубокий вдох, продолжая смотреть в окно.

— Да, мама.

Харриет с улыбкой посмотрела на Уильяма.

— Вот и чудесно. Передайте вашей матушке, что мы с удовольствием посетим ее ужин. А теперь прошу меня извинить, но я должна дать распоряжение Хопкинсу по поводу сегодняшнего вечера. — Она посмотрела на Шарлотту. — Я скоро вернусь.

Она вышла, не прикрыв дверь.

Уильям вздохнул и направился к Шарлотте. Она застыла, так сильно повернув голову к окну, что едва не заработала себе вывих. Тем самым она давала ему понять, что им не о чем говорить. В сущности, о чем они могли говорить, после того, как он побежал…

— Догнали ее?

Шарлотта могла поклялся, что собиралась произнести свой вопрос не таким жалким голосом, но всё же ей удалось вложить в него тот смысл, который она хотела, потому что Уильям застыл у дивана, так и не присев.

Господи, он снова собирался сидеть рядом с ней! В комнате, где не было никого, кроме них двоих.

Да, удовлетворенно отметила про себя Шарлотта, увидев в леком отражении стекла его застывшую фигуру. Он не ожидал, что она заметит леди Хартли, и уж тем более заговорит с ним об этом. Что ж, пусть привыкает. Она не собиралась молчать, чтобы скрывать его грехи. Если он намеревался ухаживать за ней, он должен был понимать, что она не потерпит лжи или обмана.

Он долгое время смотрел на нее, она чувствовала на себе его тяжелый, задумчивый взгляд, от которого у нее мурашки бежали по спине. Смотрел, не понимая, что делает с ней, как… действует на нее. Как… как много значит то, куда он уходит каждый раз, когда думает, что она этого не заметит!

Уильям все же присел, протянул руку и накрыл ее сжатый кулачок, который отыскал в складках юбки, как будто точно знал, где она прятала его.

Шарлотта напряглась, мечтая о том, чтобы высвободить руку, но он крепко держал ее.

— Я не догнал ее, — сказал он, пристально глядя на нее.

Она моргнула, продолжая смотреть в окно.

— Сожалею.

— Не нужно. — Уильям продолжал смотреть на нее так, будто никогда не видел ее. Так, будто хотел что-то отыскать на ее лице. — Шарлотта, мне жаль, но я должен был сказать ей кое-что.

Он этих слов ей стало еще тяжелее, ведь он даже не стал отрицать того, за кем побежал, и что его с ней что-то связывало. Шарлотта заставила себя кивнуть:

— Да, конечно.

Уильям на это ничего не сказал. Шарлотта ждала, что он опять пустит какую-нибудь острую или вульгарную реплику. Вместо этого Уильям осторожно сжал ее кулачок, а потом накрыл ее другой рукой и стал медленно разглаживать ее напряженные пальцы. Так нежно, что у нее вдруг запершило в горле. И затуманился взгляд, потому что стало казаться, будто он пришел попросить прощение за то, что сделал. Иначе он бы не сидел сейчас рядом с ней.

Боже, Шарлотта вдруг поняла, что в большой опасности, раз он захотел вернуться, чтобы убедиться, что она благополучно добралась до дома. А он продолжал гладить ее руку, заставляя легкому трепету бродить по всему ее телу, ни на миг не стихая.

— Шарлотта, — тихо попросил он. — Посмотри на меня.

Она замерла не только от его слов, но и от того, что он не переставал гладить ее пальцы, заставляя мысли путаться в голове. У нее так быстро стучало сердце, что она едва могла дышать.

Он так просто сидит и говорит о том, что должен был пойти за той женщиной. Может, это происходит так? Он обсуждает своих женщин с другими? Господи, как бы это абсурдно ни звучало, но она не могла говорить с ним о… леди Хартли. Не хотела даже слышать, как он произносит ее имя. Шарлотта достаточно насмотрелась за последние семь лет.

Когда его пальцы случайно, с какой-то ленивой нежностью погладили ее запястье, ее обдало странным жаром. И только тогда Шарлотта выплыла из оцепенения, в которое закутала себя.

Осторожно повернув голову, она тут же столкнулась с его мерцающими, внимательными глазами, которые под лучами солнца казались… темно-золотистыми, как и длинные ресницы, обрамляющие их. Чуть спутанные волосы беспорядком падали на его лоб, доходя до темных бровей. Как же ей хотелось снова запустить пальцы в эти волосы! Шарлотта сглотнула. Когда он не был напряжен, ямочка на подбородке выделялась отчетливее. У нее заныло сердце. Как же близко он сидел к ней. Как нежно касался ее руки. Ей вдруг захотелось опустить голову ему на плечо и расплакаться.

С трудом сдержавшись, Шарлотта тихо спросила:

— Вы пошли за ней, потому что хотели узнать о той ночи? О том, кто стрелял в вас?

Боже, неужели она ищет ему оправданий? Но может хоть так ее сердце перестанет болеть меньше?

Уильям нахмурился, от чего появилась любимая морщинка между бровями, став вровень с ямочкой на подбородке.

— Ты видела всё до выстрела? — Он нахмурился еще больше. — Как ты оказалась тогда на улице?

Шарлотте было трудно думать, когда он так пристально смотрел на нее. И тем более, когда при этом продолжал держать ее руку в своей.

— Я собиралась вернуться домой.

В глубинах его глаз появилось недоумение.

— Зачем? Бал ведь только начался.

Шарлотта опустила глаза.

— У меня разболелась голова, поэтому я решила уехать.

Глаза его вдруг подозрительно прищурились, как будто он не поверил ей.

И снова Шарлотте стало не по себе от того, как легко и быстро он мог читать не только ее мысли, но и уловить то, что она могла быть… нечестной.

— Шарлотта…

Она вздрогнула и быстро спросила, чтобы отвести от себя подозрение.

— Кто стрелял в вас? Вы узнали?

Он покачал головой.

— Нет.

Ее охватило прежнее беспокойство.

— Он не опасен? Не попытается снова?..

Он крепче сжал ей руку.

— Я позабочусь об этом. Не волнуйся, всё будет хорошо.

Она так не думала, потому что на этот раз ее взгляд скользнул на его плечо. Раненое плечо. Ей вдруг стало не по себе при мысли о том, что случилось бы с ним, если бы она не вышла на улицу и не нашла его. Если бы она опоздала или вышла туда намного раньше него.

— Как ваша рана?

Его глаза вдруг расширились, а потом потемнели, будто ее вопрос имел… значение для него. Шарлотта затаила дыхание, когда увидела, как он…

Подняв свободную руку, он коснулся ее подбородка и поднял ее лицо к себе. Когда их глаза встретились, у нее болезненно дрогнуло сердце, потому что в глубинах его темно-золотистых глаз таилось какое-то пугающее понимание и… что-то еще, чего она не смогла понять.

— Шарлотта, я благодарен тебе за то, что ты сделала в ту ночь. Благодарен за то, что ты и сейчас спрашиваешь о моем самочувствии. Но ты должна кое-что знать.

— Знать? — прошептала Шарлотта, едва дыша, потому что тонула в бархатистом блеске его глаз.

Его пальцы прошлись по подбородку и погладили ее по щеке, вызвав в ней легкое удушье.

— Ты должна знать, что я ухаживаю за тобой, и что всё мое время будет принадлежать тебе. — Он оглядел все ее лицо, будто заново знакомился, и снова заглянул ей в глаза. — И я буду честен с тобой.

Шарлотта была поражена до глубины души. Не только тем, как он касался ее, заставляя сердце трепыхаться в груди так, что оно могло в любую секунду выпрыгнуть и упасть ему в ладонь. Не только тем, как смотрел на нее. Но и тем, с какой искренностью говорил. Так убежденно, что она едва не поверила ему… Поверила, всем сердцем желая, чтобы это было так!

Боже, что с ней станется, если она поверит в то, что важна для него?

— Ты мне веришь? — спросил он таким тихим голосом, что его едва можно было услышать.

Но она услышала, и не переставала дрожать, пораженная обещанием, которое он дал ей. Которое она не могла не принять, как бы скверно он не поступил сегодня на прогулке. Ведь он даже пришел, чтобы проверить, как она добралась до дома, хотя мог уйти и даже не вспомнить ее.

Боже, что происходило? Как ей удержать в груди сердце, которое рвалось и стонало?!

— Да, — прошептала она в ответ, до дрожи чувствуя поглаживая его теплых пальцев по своему лицу.

И внезапно поняла, что он хочет поцеловать ее. Глаза его потемнели и даже затуманились. Почти как в ту ночь, когда он притянул ее к себе. Так же, как и в тот день, когда он подошел к ней, обнял и поцеловал. Его глаза всегда темнели и затуманивались перед тем, как он склонял голову к ней. Шарлотта была уверена, что не сможет устоять, если он и сейчас это сделает. И снова разразится скандал, и ее на этот раз ничто не спасет, если их снова обнаружат.

Но он не спешил. Уильям улыбнулся, от чего обозначилась ямочка на левой щеке, отнял руку от ее лица, затем сжал другую ее руку, вернул ей на колени и быстро встал.

Шарлотта задрожала от холода, ощутив себя брошенной.

— Тогда увидимся завтра. Спасибо за сегодняшнюю прогулку. Я получил настоящее удовольствие, гуляя с тобой, — искренне произнес он и поклонился ей. — До встречи, Шарлотта.

И ушел, даже не оглянувшись.

Шарлотта была изумлена.

Не тем, что он хотел поцеловать ее. Шарлотту по-прежнему колотила легкая дрожь, а рука и щека горели в тех местах, до которых он дотрагивался. Она была поражена тем, что он не поцеловал ее. Тем, что оказывается, мужчины умеют сдерживать свои порывы, а Уильям тем более.

Невероятно.

Глава 12

Едва выйдя из дома Шарлотты, Уильям застыл на ступеньках, не в состоянии пошевелиться. То, что стало происходить с той ночи, то, что во всё это была вовлечена Шарлотта, и то, что он собрался жениться на ней, обрело… странное, но важно значение. Сегодняшняя прогулка действительно не только доставила ему удовольствие.

Если до начала прогулки Уильям чувствовал себя растерянным, теперь он был сбит с толку. И зол. Не на Шарлотту, нет, ведь она…

Да, она была не только расстроена, когда он нашел ее, одиноко сидящую у окна так, будто ее бросили. Она выглядела какой-то донельзя несчастной, как будто земля перевернулась, или собиралась перевернуться и причинить ей вред.

Ее расстроенный вид… неприятно подействовал на него. Да, в прошлом он оставлял многих женщин в подобном состоянии. Но никогда еще их самочувствие и тем более мнение не волновало его так, как вид сжавшейся и несчастной Шарлотты.

Уильям пришел не только для того, чтобы загладить свою вину за испорченную прогулку, которую не смог довести до логического приятного завершения. Он испытывал почти отчаянное желание сделать так, чтобы она не сердилась на него. А еще… Не смотря ни на что он просто хотел еще раз увидеть ее. Увидеть девушку, которая могла с такой легкостью пикировать с ним, встречать острым словцом его собственные резкие замечания. Это было великолепно, изумительно наблюдать, как вспыхивали ее глаза, когда он дразнил ее. Он никогда не дразнил ни одну другую женщину.

Вздрогнув, Уильям выпрямился, спустился наконец со ступенек и устроился в ждущем его экипаже. Ему было нужно срочно увидеться с Робертом, а потом он поедет к матери. И ему придется пережить самый мучительный разговор в своей жизни, потому что она не пожалеет вопросов и не пощадит его.

Карета покатилась по улицам Лондона, Уильям откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. И снова увидел грустное, застывшее лицо Шарлотты. И снова неприятное чувство кольнуло его.

Как бы Шарлотта не сердилась на него, она всё же не прогнала его, хоть он этого и заслуживал. Потому что она знала, кого он увидел в окне кофейни и за кем последовал, оставив ее одну! Это было бы оскорбительно для любой девушки, но даже тогда Шарлотта не прогнала его, решив, что он сделал это только для того, чтобы выяснить, кто стрелял в него. Какая умная и мудрая девушка, которая за тоном беспокойства скрывала боль от нанесенной ей обиды.

Какая-то давящая нежность снова охватила его, когда он вспомнил, какими нежными и мягкими были ее пальцы, когда он нашел их под складками юбки и стал поглаживать их. Он не мог оторвать взгляд от них. В какой-то момент Шарлотта разжала кулачок. Уильям продолжал гладить ее длинные пальцы, поражаясь тому, какие приятные, щемящие и странные ощущения возникают в груди. Он никогда не гладил руку женщины просто так. И не получал от этого удовольствие так, как пару минут назад.

И никогда не говорил другим женщинам то, что сказал сегодня ей. Дал обещание, которое намеревался сдержать. Потому что не хотел, чтобы она думала, будто он не способный на честность. Потому что видел такое пронзительное осуждение в ее глазах, что это его даже задело. Да, он прежде вел недостойную жизнь и не гордилсяэтим, но ему вдруг стало не все равно, как о нем думает Шарлотта, потому что не хотел, чтобы она думала, будто он ничего не стоит, что его слова ничего не стоят. Тем более после того, как испортил ей прогулку. Никогда еще мнение другой женщины не волновало его так, как ее. В тот момент он был готов пообещать ей даже больше, если это только прогонит боли из ее красивых, но таких грустных глаз.

Боже правый, почему она вызывала в нем столько необъяснимых, мучительных чувств? Что в ней было такого? Может, это с ним что-то было не так? Может, пулевое ранение вышибло в нем половину мозгов? Да, возможно, это и могло объяснить то, что он терял остальное, когда видел ее.

И всё же Уильям не мог забыть, с какой тревогой она смотрела на него, на его плечо, когда спросила о его самочувствии. Милая, добрая Шарлотта. Спрашивала о нем даже, когда он ранил ее, оставив во время прогулки. Другая женщина непременно прогнала бы его, или потребовала бы компенсацию в виде изумрудного браслета или чего-то подобного. Но Шарлотте такое даже в голову не пришло. Разве… разве могли существовать такие женщины?

Открыв глаза, Уильям посмотрел на свой сжатый кулак.

Он не просто намеревался жениться на ней. Это стало затрагивать в нем чувства, которых быть не могло. Не должно. И все же факт оставался фактом: Шарлотта волновала его так, как не волновала до него ни одна другая женщина.

И она видела всё то, что произошло в ту ночь до выстрела. Уильям точно помнил, что она выглядела какой угодно, но не женщиной, у которой болела голова. И хоть сейчас важнее было другое, ее безопасность, но его все еще настораживал факт того, что она покинула бал. И так вовремя пришла ему на помощь. Черт, получается… ее тоже могли заметить? У него похолодело в груди, когда Уильям осознал, что она тоже… может быть в опасности. В настоящей. Поэтому он должен был срочно переговорить с Робертом, но Уильям не мог перестать думать о Шарлотте.

Господи, как же она была близка! Как было бы просто опустить голову и снова прижаться к ее волшебным губам. У него кружилась голова. Уильям чувствовал тепло ее дыхания на пальцах, когда коснулся ее нежной щеки, знал, как будет легко потеряться в ней, чтобы не думать ни о чем, чтобы наконец насладиться теплом ее губ, ее поцелуем, который снова всколыхнет в нем все чувства. Который он так давно не ощущал! Уильям страшился и в то же время отчаянно хотел поцеловать ее, но знал, что если коснется ее, он потеряет голову и… Не сможет заняться делами, которые не терпели отлагательство.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌

Он должен был убедиться в том, что ей ничего не угрожает.

Роберта он нашел в его кабинете сидящим за столом, где он писал какое-то длинное письмо. Лидии дома не оказалось, вероятно, она прямо из парка поехала в Холбрук-хаус, чтобы рассказать об увиденном матери. Уильям скрипнул зубами. Лидия! Но что он мог поделать? Скоро он сам собирался поехать к матери.

И все же сейчас его беспокоили не родные.

— Я видел ее сегодня в парке! — заявил он, остановившись перед столом Роберта.

Отложив перо, Роберт внимательно посмотрел на него.

— О ком ты говоришь?

Уильяма охватил приступ острого гнева.

— Об этой твоей проклятой леди Хартли!

Роберт нахмурился.

— Ты видел ее? Где?

— В Гайд-парке.

На этот раз Роберт встал.

— Она была одна?

— Кажется, да…

— Ты пытался ее остановить?

«Вы догнали ее?»

Уильям испытал желание врезать Роберту, потому что его дурацкое задание стоило ему прогулки с Шарлоттой.

— Да, черт побери! Но она исчезла в толпе. Я не нашел ее. — Он подошел ближе и, глядя ему в глаза, требовательно спросил: — А теперь выкладывай, что происходит, и не пытайся говорить завуалированно, как делал это в прошлый раз. Потому что оказывается, что Шарлотта стояла на улице еще до выстрела, и возможно, ее могли заметить. — Голос его оборвался, а холодный страх медленно охватил его. — Получается, что и она может быть в опасности.

Роберт вышел из-за стола и подошел к нему, заметив, как побледнел Уильям.

— Я не позволю, чтобы с ней что-то случилось. Хочешь, я приставлю к ее дому охрану?

Рука его невольно сжалась в кулак.

— Я в состоянии позаботиться о ней сам, а ты давай выкладывай мне всё, иначе я больше не буду помогать вам в чем бы то ни было!

Прижав пальцы в переносице, Роберт отошел от него и покачал головой.

— Ты должен понимать, что, то, что я тебе скажу, не должно выйти за двери этой комнаты, потому что это секретные сведения.

Уильям напрягся.

— Разумеется, — процедил он гневно.

— Наполеон стремится нас ослабить, объявив о блокаде, которая длится уже шесть лет, но так как Российская империя, его союзник, не поддержала его в этом вопросе и продолжает с нами торговые отношения, у меня есть сведения, что в ближайшее время Наполеон выступит на Российскую империю с войной.

— И какое это имеет отношение к нам, если он занят завоеванием этой необъятной страны?

Роберт обернулся к нему.

— Наша страна ослабла, наш король безумен, страной правит… Регент, который думает только о своих удовольствиях. Наполеон никогда не был глупым и не ведет войну только на один фронт.

Уильям нахмурился.

— Стало быть, он послал кого-то, кто будет шпионить здесь для него?

Роберт кивнул.

— Ты верно подумал. Из тебя выйдет неплохой шпион.

Уильям пригрозил ему кулаком.

— Черта с два вы меня втянете во все это!

Роберт вдруг улыбнулся.

— Ты уже в этом деле, если еще не заметил.

Черт!

— Это было бы не так… опасно, если бы…

— Не Шарлотта. — Роберт подошел к нему. — Я смотрю, она тебе не так уж и безразлична, хоть должен признать, я не думал, что ты хоть когда-нибудь станешь интересоваться ею.

Уильям грозно сверкнул на него недовольным взглядом.

— Не вмешивайся в мои дела!

— Хорошо, не буду. Ты прав, это не по-мужски.

— Так кого вы подозреваете? Неужели, леди Хартли и есть ваш шпион?

Роберт покачал головой.

— Она слишком… бесхитростна, чтобы быть хитрой шпионкой. Мы полагаем, что за всем этим стоит ее муж.

Уильям нахмурился.

— Так он не умер? Он прикрывается своей смертью, чтобы вести двойную игру?

Роберт снова улыбнулся.

— Ты снова прав, друг мой. Но дело в том, что леди Хартли раскрыла себя. И теперь не только мы охотимся за ней.

— Стало быть, и французам она больше не нужна.

— Да, если мы сможем найти ее раньше них, мы сможет вытащить из нее нужные сведения в обмен на безопасность.

Уильям снова разозлился.

— А почему вам в голову не пришло самим подойти к ней на том балу, или встретиться с ней еще раньше?

— Потому что мы узнали о ее личности накануне, а наши агенты почти все заняты. Нам нужен был тот, кто не вызвал бы подозрений. Ты бы привез ее к нам, и на этом твоя миссия закончилась бы.

Ощущая какую-то слабость, Уильям опустился в ближайшее кресло и провел ладонью по волосам.

— Черт побери, и где я теперь найду ее? Может ее уже нет в живых.

— Если бы это было так, мы бы уже знали об этом. К тому же ты видел ее совсем недавно.

Черт, ему сейчас только этой леди Хартли не хватало. Уильям закрыл глаза. И внезапно увидел грустно лицо Шарлотты, которую она отвернула от него. Он хотел заняться ею, а не подвергать ее жизнь еще большей опасности. И не хотел делать того, что еще больше отравит ее мысли о нем.

— Вы выбрали меня, потому что никто бы не подумал, с какой именно целью я увожу с того бала эту особу.

Роберт вздохнул.

— Да, твоя репутация оказала нам огромную услугу.

Его репутация, из-за которой Шарлотте было стыдно за него. И пусть она это пыталась отрицать, но это было так. Открытие, которое ужасно не понравилось ему.

Уильям резко встал.

— К черту эту дамочку, у меня есть дела поважнее.

Роберт снова улыбнулся.

— Ты говоришь про ужин, который должна будет устроить твоя матушка?

Уильям был изумлен.

— Господи, как ты узнал об этом? Я же видел твою жену всего час назад. Она сейчас должна быть у нас дома. Ты не мог так быстро…

— Она прислала мне записку.

Уильям сокрушенно покачал головой.

— Вы просто невозможны!

Он ушел еще до того, как Роберт произнес бы свою заключительную реплику относительно того, какими должны быть супруги.

Это не только раздражало. Это начинало выбешивать его.

* * *
Шарлотта не чувствовала себя так неловко даже в свой первый сезон. Бал у леди Кемпсон едва начался, как, войдя в залу с матерью и сестрой, Шарлотта оказалась в окружении семьи… Уильяма. Его мать не переставала улыбаться, глядя на Шарлотту так, будто она совершила один из подвигов Геракла, Лидия почти не замолкала, держа под руку своего красивого мужа, Эстер взяла Шарлотту за руку, и лишь только Тереза с милой улыбкой старалась сделать так, чтобы прогнать ненужную неловкость. Все усугубилось еще и тем, что графиня Холбрук не переставала говорить об ужине, была так весела и счастлива, как будто дело уже было решеное.

Ощущая давящую тяжесть в груди, Шарлотта извинилась и отошла к столу, на котором стояли угощения. Ей нужно было хоть немного отвлечься, потому что… Она не могла. Не могла смотреть на счастливые лица своих друзей и знать, что всё это… неправда, что скоро всему этому придет конец. Если только сам Уильям не устанет от всего этого и не уйдет раньше, чем она откажет ему.

У нее задрожала рука, в которой она держала бокал с лимонадом. В горле застрял ненавистный комок, но ей не хотелось пить, потому что Шарлотта знала, что это не поможет. Ничего не помогало с тех пор, как вчера, сделав свое ошеломляющее обещание, Уильям встал и ушел. Может быть даже на поиски леди Хартли… Шарлотта разозлилась и оборвала себя. Она вела себя глупо, предвзято. Ей… ей ужасно хотелось верить, что это не так, и всё же…

У нее стало покалывать всю шею и затылок, тело напряглось, а сердце на миг застыло, а потом стало биться чаще. Еще до того, как поднять голову, она уже знала, почему так произошло.

В зал вошел Уильям. В строгом вечернем черном фраке и белом жилете с идеально подвязанным шейным платком, который еще больше оттенял блеск его темных, пристальных глаз. Сглотнув, она тут же отвернулась, ужасно боясь того, что этот взгляд остановится на ней, и она… потеряет не только дыхание, но и последние остатки здравомыслия.

Стараясь восстановить дыхание, Шарлотта быстро выпила все содержимое бокал, прикладывая все силы для того, чтобы не дрожала рука.

— Добрый вечер, — послышался рядом смутно-знакомый голос.

Подняв голову, Шарлотта увидела лорда Хамфри.

— Милорд, — промолвила она, ощутив, как на нее накатывает чувство глубочайшей вины. — Добрый вечер.

Лорд Хамфри улыбнулся тепло и приветливо, не смотря на то, как ужасно она поступила с ним, напрочь позабыв о нем.

— Я рад видеть, что вам стало лучше.

Шарлотта замялась.

— Да… благодарю.

— В тот день, когда я приходил к вам, ваша матушка сказала, что вы неважно себя чувствуете.

Так значит он приходил, и его приняла мама, не сказав ей об этом ничего. А может и сказала, когда Шарлотта этого не слышала. В последнее время она мало что слушала. Шарлотта с трудом боролась с румянцем, выступившим на щеках.

— Да… мне нездоровилось.

Очень нездоровилось. Настолько, что с тех пор, она потеряла всякий покой.

— Зато я был рад узнать, что на следующий же день вам стало лучше. — Когда Шарлотта резко подняла голову, она тут же столкнулась с его задумчивым взглядом. — Моя сестра видела вас, прогуливающуюся по Гайд-парку. Она пыталась окликнуть вас, но вы ее не заметили.

Теперь Шарлотта почувствовала, как кровь отливает от лица. Господи, так не только Лидия видела ее тогда в парке с Уильямом! И лорд Хамфри деликатно обошел острую тему, дав ей возможность опровергнуть или сказать хоть что-то по этому поводу. Но что она могла сказать?

Помимо ее воли взгляд скользнул в сторону и тут же нашел слегка растрепанную темноволосую голову, а вместе с ним и совершенно определенного человека, который с ленивым безразличием прогуливался по залу, не подходя ни к кому конкретно. У него был такой скучающий вид, будто он едва сдерживал порыв зевнуть. И он ни разу не повернулся в ее сторону, не нашел ее взглядом, хотя должен был заметить большой круг людей, который состоял исключительно из ее родных и его. Несомненно он знал, что она тоже здесь, но…

Какая-то горечь появилась во рту, которую она не смогла запить, взяв новый бокал с лимонадом. Мог вообще не приходить, если ему было скучно! А она стоит и так непозволительно рассеянно разговаривает с единственным человеком, который мог стать ее спасением.

Отвернувшись от зала, Шарлотта сосредоточилась на лорде Хамфри.

— Простите, но я действительно не заметила вашу сестру.

Лорд Хамфри не выглядел задетым. Он подошел ближе. Улыбка его была по-прежнему радушной и дружелюбной.

— Ничего страшного. Она сегодня здесь. Я мог бы познакомить вас.

Шарлотта не заметила, как сжала бокал.

— Я буду рада познакомиться с ней.

— Сейчас она танцует. Может быть мы последуем ее примеру? Вы позволите пригласить вас на танец?

Рука ее задрожала. Шарлотта опустила бокал на стол и снова взглянула на него.

— Д-да, с удовольствием.

— К сожалению следующий танец уже обещан, но потом я свободен. — Он кивнул на карточку, которая висела у нее на запястье. — Вы сделаете запись?

Шарлотта тут же кивнула, открыла карточку и вписала его имя рядом с контрдансом.

— Я буду ждать нашего танца, милорд.

Он улыбнулся и поклонился.

— Счастлив был увидеть вас. До скорого.

Он ушел, а Шарлотта осталась стоять на месте, глядя ему вслед. Лорд Хамфри был очень красивым, внимательным, галантным человеком. Он мог бы стать замечательным мужем, замечательным отцом, замечательным…

Чем больше она находила слов, тем труднее ей было дышать.

Проклиная все на свете, Шарлотта провела взглядом по всей зале и… так и не увидела темноволосую голову.

Ушел! Ну, конечно. С какой стати ему быть тут и скучать…

— Кого ты там ищешь? — раздался рядом до боли знакомый голос.

Глава 13

Сердце ее замерло в груди от легкого ужаса. Шарлотта вздрогнула и повернулась к нему.

— Уильям! — И тут же спохватилась. — Милорд.

Темно-золотистые глаза удовлетворенно заблестели, когда он понял ее оплошность. Оплошность, за которую она готова была откусить себе язык. Еще и потому, что чувствовала острую потребность чем-то занять себя, чтобы… Господи, каким же красивым он был! Каким до боли!.. У нее перехватывало дыхание, пока она смотрела на него. И кажется колени стали дрожать.

Святые небеса, почему он всегда так сильно действовал на нее? Еще совсем недавно рядом с ней стоял порядочный и такой же красивый джентльмен. У того тоже были красивые глаза… светлого оттенка. И волосы… тоже светлые… Она ждала от него предложения, собиралась стать женой лорда Хамфри и знала, что это будет для нее самым лучшим решением. Но… но почему она ничего не чувствовала, когда стояла к лорду Хамфри так же близко, как стоял сейчас Уильям?

— Думала, я ушёл? — выгнув темную бровь спросил он, растянув губы в такой захватывающей полуулыбке, что у ее замерло сердце.

Боже, он едва подошел, а она уже теряла голову!

С трудом взяв себя в руки, Шарлотта отошла от него на шаг и сжала перед собой пальцы, чтобы унять дрожь.

— Я подумала, что вам стало скучно.

— Мне действительно стало скучно, — признался он, с неприкрытым безразличием оглядев всю толпу. — На балах всегда царит смертная скука.

Шарлотта не заметила, как сжала зубы.

— И всё же вы не ушли.

Уильям с легким недоумением пожал плечами и снова взглянул на нее. Остро, пристально, так, что она снова испытывала затруднения с дыханием.

— Не ушел, — ответил он спокойно.

— Почему?

Он сделал шаг в ее сторону, оказавшись опасно близко.

— Потому что ты здесь.

Она застыла с таким ошеломлённым выражением лица, что даже рот разинула от изумления. Потому что не ожидала услышать ничего подобного. Потому что… была в легком ужасе, ведь когда он смотрел на нее так, говорил подобные вещи, сердце ее невольно начинало верить в то, что она действительно была главной его причиной.

Потому что получается, что он заметил ее, хоть ей и казалось, что он даже понятия не имеет о том, что находится в одном с ней помещении.

— Но это… — начала было она, но Уильям резко оборвал ее.

— Кто это подходил к тебе? — подозрительное прищурившись, спросил он жестко, пристально глядя ей в глаза.

Шарлотта моргнула от удивления.

— Кто?

— Лорд Хамфри, — услужливо пояснил он, и Шарлотта внезапно заметила, как задергался желвак у него на щеке, когда Уильям сжал зубы. Недовольно, даже гневно. — Кажется, это был он.

Она была удивлена. Не только его реакцией.

— Вы его знаете?

Он выглядел весьма угрожающе, когда мрачно нахмурился, и на лбу обозначилась знаменитая морщинка.

— Так это один из твоих кавалеров, о которых ты говорила!

Голос его прозвучал резче, чем обычно. И это удивило ее еще больше. Удивило так сильно, что даже задело. Он совсем недавно появился на балу, почти не замечал ее, а теперь смеет делать ей какие-то… замечания?

Шарлотта спокойно встретила его почти разъяренный взгляд.

— Да, мой кавалер, причем давний.

Она с каким-то жадным удовлетворением отметила, как резко потемнели его глаза.

Он придвинулся к ней еще ближе.

— Давний? Что это означает?

Шарлотта застыла, внезапно ощутив себя перед ним маленькой и беззащитной. Он не только возвышался над ней. Она вдруг поняла, что не в состоянии вести эту битву с ним на равных. Особенно, когда он стоял к ней так ужасно близко.

— Он… он ухаживал за мной в мой первый сезон.

Глаза его опасно заблестели, а желвак на щеке под ухоженным бакенбардам задергался заметнее.

— И он просил твоей руки?

Она не смогла выдержать его взгляд и опустила голову.

— Да.

И не заметила, как побледнел Уильям.

— И ты… что ты ответила?

Она снова посмотрела на него, поражаясь его недогадливости.

— Как что ответила? Тогда я отказала ему, иначе не стояла бы сейчас тут.

Он смотрел на нее так, будто видел впервые.

— Отказала тогда? Так он просил твоей руки в твой первый сезон?

Почему в его голосе слышалось такое облегчение?

— Да.

Он вдруг прикрыл глаза и сделал глубокий вдох, будто не мог взять себя в руки.

— А для чего он подошел к тебе сегодня?

Господи, что за допрос! Шарлотта выпрямилась, не желая, чтобы он и дальше нависал над ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Он приглашал меня на танец, — почти с вызовом заметила она.

Пора было спустить его с небес на землю. То, что он преследовал ее, называя это ухаживаниями, и не оставлял ей выбора, не означало, что она поверит ему и согласится принять его предложение. Шарлотта знала, что этого никогда не произойдёт, даже если перевернется земля.

— И ты уже танцевала с ним? — снова спросил он с каким-то пугающим предостережением, что еще больше не понравилось Шарлотте.

Она даже отошла от него на шаг, пытаясь успокоить отчаянный сутк сердца.

— Нет, но…

— Вот и отлично! — почти гневно прорычал Уильям, снова надвинувшись на нее.

Шарлотта застыла на месте, вспомнив точно такой же момент в собственной гостиной, когда он вот так же подошел к ней, обнял и…

У нее закружилась голова, но она отчетливо почувствовала, как он взял ее за руку и, развернувшись, повел в центр танцевальной площадки.

— Что вы делаете? — заговорила она, опомнившись.

Он даже не смотрел на нее, почти таща ее за собой.

— А на что похоже?

Уильям резко остановился и повернулся к ней, не выпуская ее руки.

Шарлотта вперила в него гневный взгляд.

— Можно ведь было просто пригласить!

Что за человек! И что за дикие манеры!

Вот только все разумные мысли вылетели у нее из головы, когда он обхватил ее за талию, резко прижал к себе, почти вплотную, что было недозволительно даже для старых дев, а потом посмотрел на ее губы таким жарким, многообещающим взглядом, что у нее едва не подогнулись колени. Он смотрел на нее так, словно собирался поцеловать ее тут прямо у всех на глазах. И это… окончательно бы поставило точку в ее судьбе…

Только не это испугало Шарлотту. В голове проносилась просто сумасшедшая мысль: как же давно она не ощущала его губы на себе. Как будто делала это регулярно последние семь лет.

— Я приглашаю тебя сейчас, так что ты не сможешь отказать, — послышался его ставший вдруг хриплым голос, от которой завибрировало все внутри.

Шарлотта сглотнула, боясь лишиться самообладания. И все же ответила ему искренне, пусть даже он этого не заслуживал.

— Я бы не отказала.

Он сжал ей руку своей правой рукой, а другой еще крепче обхватил ее за талию. И притянул к себе почти вплотную. Почти как в тот день во время поцелуя. Боже, она сейчас… потеряет голову и даже не заметит, как это произошло.

— Тогда потанцуй со мной.

Его голос прозвучал не только с особой просьбой. Была в нем такая неприкрытая ласка, что у нее дрогнуло сердце. Едва живая, Шарлотта подняла голову, заглянула ему в глаза и сказала то, что не должна была сказать ему никогда:

— Я потанцую с тобой.

Она была уверена, что ее слова ничего бы не решили, хоть он и смотрел на нее так, словно не отпустил бы, даже если бы она стала возражать. Особенно, если бы она стала возражать, но… В какой-то момент, глядя ему в глаза, Шарлотта увидела в них нечто такое, будто ему был важен ее ответ, ее согласие.

Внезапно всё на свете померкло. Последние несколько дней были невыносимо тяжелыми и изматывающими. Она так устала сдерживать себя. Просто хотела хоть раз насладиться дарованными ей мгновениями, не думая ни о чем. Остались его завораживающие бархатистые глаза, его теплое пожатие, твердая грудь, к которой он прижимал ее. А потом он закружил ее в медленном вальсе, унося ее с собой туда, где не было никого, кроме них.

И она закружилась вместе с ним. Смотрела прямо ему в глаза, держала его за руку и… И это был самый потрясающий танец в ее жизни.

До тех пор, пока он не поморщился, будто от боли, и невольно не опустил их сплетенные руки так, словно ему было трудно держать их поднятыми.

— Что такое? — встревоженно спросила Шарлотта, заглянув ему в лицо.

Уильям поморщился и покачал головой.

— Ничего, с чем я бы не справился.

Когда ее поразила догадка, Шарлотта едва не наступила ему на ногу.

— Ваше плечо! — воскликнула она, а потом пронзила его осуждающим взглядом. — Вы еще не окрепли, чтобы танцевать на балах!

Он поморщился еще больше, но быстро улыбнулся, чтобы не выдать себя.

— Любой нормальный мужчина не станет говорить о подобном своей даме, чтобы не выглядеть в ее глазах…

— Любая нормальная женщина поймет и не станет ждать подобных жертв от своего кавалера, если это вредит его здоровью.

Волнуясь за него, она даже не заметила, как он довольно улыбнулся, когда она назвала его своим кавалером.

— Шарлотта… мы уже танцуем, и я не отпущу тебя.

Она нахмурилась и медленно кивнула. И сильнее сжала его руку.

— Тогда позвольте, поведу я.

Она даже в подтверждение своих намерений придержала его правую руку, которую ему было сложно держать долго вытянутым.

Уильям смотрел на нее так, словно она сошла с ума.

— Исключено.

Шарлотта не собиралась продолжать во вред его самочувствию. Что за упрямый человек!

— Мы сейчас же закончим танец, если вы будете упираться и дальше.

Он вдруг склонил к ней голову и тихо шепнул:

— Шарлотта, не глупи. Я доведу танец до конца.

У нее мурашки побежали по спине от его шепота. Не в силах смотреть на него, она отвернула лицо.

— И всё же нехорошо с вашей стороны вести себя так безрассудно.

Воспользовавшись поворотом в танце, он вдруг снова тесно прижал ее к себе, так, что она невольно ощутила тяжелый стук его сердца, а его лицо на миг утонуло в ее волосах.

— Сердце моё, я в состоянии вести тебя в танце. Я не какой-нибудь жалкий калека.

Острый комок, возникший в горле, стал царапать так мучительно, что она снова стала задыхаться. Потому что никогда не думала, что услышит подобное нежное обращение от самого Уильяма. Слова, обращенные ей.

Ей хотелось стукнуть его, но Шарлотта понимала, что ему кажется, будто задето его мужское самолюбие. Будь оно неладно!

Не представляя, где взяла для этого силы, она снова заглянула в его карие, бархатистые глаза, которые с особым мерцанием смотрели на нее. Сердце ее не подчинялось ей, но Шарлотта заставила себя заговорить:

— Я никогда не считала тебя калекой. И ты нисколько не принизишь свое достоинство, если доверишься мне. В конце концов никто не узнает, что произошло, а я не могу позволить тебе танцевать с раной, которая еще не зажила.

Да, кажется, честность была самым верным из орудий, которым она редко пользовалась, когда дело касалось Уильяма, но только так она могла спрятать от него свое израненное сердце. Но не сегодня.

Он вздохнул, а потом переложил тяжесть своей руки в ее руку.

— Хорошо.

Шарлотта пребывала в легком шоке от того, что он уступил, но тут же придержала его руку, не собираясь отпускать его.

И повела его сама, чувствуя, как снова болит и переворачивается сердце. Потому что он выглядел не только каким-то притихшим, но и слегка бледноватым, будто рана беспокоила его гораздо сильнее, чем он пытался показать.

Глупый, вредный человек!

Шарлотта больше ничего не сказала, и закружилась с ним, закружилась в самом невероятно танце в своей жизни, потому что Уильям был с ней, Уильям смотрел на нее, Уильям продолжал обнимать ее так, будто для него существовало только это мгновение.

И это было волшебно!

* * *
Да, это был самый невероятный танец в его жизни. Не только потому, что впервые вёл не он, а женщина, с которой он танцевал. Уильяма поразило то, что, вновь, пристав к ней с неприятным допросом и едва не выведя ее из себя, Шарлотта снова поставила его самочувствие выше всех перебранок и недосказанности.

Такая элегантная, стройная и волшебная в бледно-голубом платье из шелка, который так хорошо подчеркивал девичий стан и придавал ее глазам особый блеск.

Господи, как он удержался от того, чтобы не поцеловать ее прямо там, в бальной зале? Как можно был так долго обойтись без ее поцелуя? Ему казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как он целовал ее. И она целовала его. Уильям хотел этого и уже не мог даже бороться с желанием, не мог объяснить, как можно испытывать такие острые чувства до сих пор.

Но всё внутри у него переворачивалось, когда он вспоминал, как Шарлотта стояла у стола с угощениями и разговаривала с лордом Хамфри. Уильям не мог дышать. Его накрыло что-то мрачное, опасное и густое. Что стиснуло грудь и вызывало просто дикое желание подойти и оттащить этого болвана от нее.

Подумать только, он делал ей предложение в ее первый сезон. И хоть она не вышла тогда замуж, ни за кого не вышла, Хамфри так же не женился. Уильяму было известно, что Хамфри обладает безупречной репутацией, а теперь выводит в свет свою сестру.

Черт, у него чесались руки свернуть Хамфри шею. А еще лучше просто подойти и приказать, чтобы он держался подальше от Шарлотты, потому что она…

Что она? — спрашивал тоненький голосок внутри. Она разве обещала принадлежать ему? Да, он хотел ее, но этого было мало. Что бы он ни делал, всё восставало и оборачивалось против него. Как будто он еще больше настраивал Шарлотту против себя. Испорченная прогулка, потом танец…

Черт, не этого он хотел. Уильям вообще перестал понимать себя, когда дело касалось Шарлотты. У него будто наступало какое-то затмение, помутнение, когда она оказывалась рядом с ним. Он хотел прижимать ее к себе, хотел, чтобы она смотрела на него, не разговаривала ни с кем, кроме него. И чтобы пообещала принадлежать ему, иначе… Впервые в жизни он желал женщину настолько, что на самом деле собирался жениться на ней. И другого просто не представлял себе.

Уильям с трудом вынес долгую ночь, а когда наступило утро, понял, что должен что-то сделать. Еще до того, как наступит время ужина, ведь сегодня они должны были ужинать у его матери.

Он снова испытывал желание увидеть Шарлотту. Хотел убедиться, что она не забыла его. Тем более, когда после того дивного вальса танцевала веселый контрданс с Хамфри. Уильям думал, что его хватит удар, если рука Хамфри еще ближе притянет ее к нему. А потом был готов сломать руку всем, кто продолжал танцевать с ней. С горечью он был вынужден признать, что у нее действительно много кавалеров.

Уильям едва не разбил лицо Хамфри, когда тот внезапно оказался рядом с ней. Каким-то чудом Уильям удержал себя в руках и покинул бальную залу, впервые уйдя оттуда без женщины. Что ж, это было для него непривычно. Пусть и Шарлотта привыкает к тому, что иногда происходят события, которые никто не может объяснить. Ведь она знала о его репутации, даже монахини знали об этом, вот только Уильям не собирался больше давать ей шанса не только стыдиться себя, но и ставить хоть что-то ему в вину, чтобы потом отказать ему.

Потому что оказывается, у него имелся довольно серьезный соперник.

Который как раз выходил из ее дома, к которому подошел сам Уильям.

Застыв, он изумленно наблюдал за тем, как сама Шарлотта стояла в дверях, улыбалась Хамфри и что-то нежно говорила ему, пока тот с идиотской улыбкой слушал ее. Надо же, она нашла время, чтобы проводить его!

Кровь медленно поднималась вверх, собираясь ударить в голову, но Уильям отчаянно пытался совладать с собой. В прежние времена он бы тут же ушел и даже не вспомнил имя женщины, которая так поступала с ним, но Шарлотта… Она ведь честно предупредила его о том, что у нее были кавалеры, которым она собирается и дальше уделять внимание. Она не стремилась обмануть его, ввести в заблуждение. Она была не такой, как все. Не только потому, что притягивала его так, что волосы вставали дыбом. В ней как будто таилась некая загадка, которую, поняв, он поймет и себя, и свою жизнь, с которой вот уже много лет не знал, что делать. Пустая никчемная жизнь, которую никто не пожелал спасти, а Шарлотта спасла, не сказав ни слова.

Пустота в груди увеличилась, а потом что-то оборвалось, когда Уильям увидел, как Хамфри берет Шарлотту за руку, склоняется и целует ее пальцы. Она при этом мило зарделась и не спускала со своего кавалера потупленного взгляда. Это что-то кричало о том, что только он, Уильям, может дотрагиваться до нее! Это чувство было так ново и так сильно, что Уильям не мог дышать. Какое-то время молча смотрел на нее, а потом понял, что Хамфри составляет большую угрозу, потому что его намерения были серьезными и расположение к нему Шарлотты только слепой бы не заметил.

Черт бы побрал всё на свете!

Уильям готов был отшвырнуть букет в сторону и уйти. Но чудом сдержал себя, дождался, пока Хамфри не ушел, и только тогда направился к дверям ее дома, пока Шарлотта не ушла.

Она заметила его и застыла в дверях. И снова в лучах солнца, которые прыгали на ее матовой коже, терялись в густых темно-золотистых волосах и отражались в глубинах темно-серых глаз, в простом белом платье в полоску из муслина, который не скрывал в округлом вырезе волнующую высокую грудь, она выглядела такой сказочно красивой, что он едва не потерял дар речи.

Не замечая ничего вокруг, Уильям поднялся по ступенька, приблизился к ней, но остался на лестнице, оставив последнюю ступеньку не пройдённой.

— Что он здесь делает? — спросил он даже не поздоровавшись.

Она нахмурилась и отошла в сторону. Как будто приглашала его войти.

Только Уильям не был расположен ни к чему. Ему было так трудно дышать, что он едва владел собой. Но владел.

— Добрый день и вам, милорд, — произнесла Шарлотта, указав тем самым на его бестактность.

Это еще больше разозлило его. Уильям напрягся, начиная дрожать от острого, совершенно необъяснимого чувства.

— Так что, Шарлотта? Что тут делал этот Хамфри?

Она слегка напряглась, опустила голову и… И это ужасно не понравилось ему.

— Он проводил меня домой после прогулки.

У него замерло всё внутри. Уильям поднялся на последнюю ступеньку, оказавшись рядом с ней.

— Так значит ты прогуливалась сегодня с ним?

Она медленно приподняла голову.

— Да.

Несомненно, это была самая идеальная прогулка в ее жизни.

Уильям застыл, пораженный тем, как это неприятно подействовало на него. Как будто кто-то ворвался к нему домой и ограбил его. Черт, она не шутила, когда говорила, что у нее есть кавалеры. И что она не примет его, Уильяма, предложение. Это… это казалось таким невероятным, таким невозможным, что он не мог пошевелиться. Уильям мог схватить ее прямо сейчас и унести к себе домой. Мог вытащить на улицу и поцеловать перед всеми, чтобы не оставить ей выбора. Но…

Не этого он хотел. Черт побери, не этого добивался. Он вдруг понял, что не только хочет ее тело. Уильям отчаянно хотел ее расположения, а это… Этого нельзя было так просто добиться, не приложив усилий. Собственно, ради этого он и пришел сюда. Хотел сделать ей хоть что-то приятное, что скрасит оставшиеся часы до ужина, когда они снова увидятся. Хотел, чтобы она думала только о нем, вспоминала только танец с ним. Хотел, чтобы она желала их следующей встречи, чтобы она сама захотела этого, хотела его, а не другого. Чтобы не сожалела о том, что он появился в ее жизни, чтобы глаза ее сияли при взгляде на него, как это было недавно, когда она смотрела на Хамфри.

Уильям вдруг поразился тому, как много хочет от женщины, от Шарлотты. Так много, что это даже не поддавалось рациональному объяснению. Но он пришел сюда не для того, чтобы устраивать очередную сцену. Он не стремился обидеть и тем более расстроить ее. Как возможно подумала и она.

Сделав глубокий вдох, Ульям протянул Шарлотте цветы.

— Вот, я принес тебе гиацинты. Мама выращивает их у нас в саду. Я подумал, они тебе понравятся.

Она удивленно посмотрела на яркий, разноцветный букет так, как будто только что заметила его.

— Какие они милые. — Шарлотта подняла на него полные признательности глаза. — Спасибо.

И снова что-то дрогнуло в груди. Легко и слишком просто. Вот как так получалось: то он хотел встряхнуть ее, то потом дрожал так, будто мог упасть перед ней на колени совершенно без сил?

Уильям ужасно хотел обнять ее, но заставил себя стоять на месте. Он вручил ей цветы и отошел от нее. Ему вдруг стало почти невыносимо находиться рядом с ней.

— До вечера, Шарлотта.

Глаза ее потухли. Она опустила голову.

— До вечера, милорд.

Глава 14

Когда карета остановилась перед Холбрук-хаусом, Шарлотта ощутила такую дрожь, что была вынуждена спрятать пальцы под складками серого, блестящего шелка, чтобы скрыть свое волнение.

Это был всего лишь ужин, и он ничего не решит, но…

Она не могла забыть, как вчера днем увидела на пороге собственного дома Уильяма. С букетом до боли красивых нежных гиацинт, которые он вздумал сорвать в саду своей матери и принести ей. Потому что «подумал, что это ей понравится».

Ей и понравилось, так сильно, что, унеся цветы в свою комнату, заперлась за дверью и… не смогла сдержать слезы. Боже, ее любимые гиацинты от Уильяма! Поступок, который поразил ее в самое сердце.

Боже, у нее было очень мало сил бороться с собой. Потому что еще внизу, когда она смотрела на Уильяма и отвечала на его вопросы о лорде Хамфри, ей вдруг показалось, что она… нанесла Уильяму смертельную обиду, когда сообщила, что вернулась с прогулки с лордом Хамфри. В тот момент его глаза потемнели, а лицо побледнело так стремительно, что… Она никогда еще не видела его таким… подавленным.

Он принес ей цветы, чтобы сделать ей приятное, а она дала ему только горечь и разочарование. В сущности, разве она не говорила, что откажет ему? Он прекрасно знал об этом, хоть и продолжал упрямиться. И этот ужин в доме его матери. Как будто он мог что-то изменить.

Шарлотта вздрогнула, когда обнаружила руку матери на своей руке.

— Всё хорошо? — с тревогой спросила Харриет, пока Прюденс выходила из кареты.

Шарлотта нервно кивнула, не уверенная ни в чем.

— Д-да.

— Тогда пойдем, — улыбнулась ей мать и вышла из кареты.

Шарлотта и прежде бывала в этом большом доме с высокими колоннами и нависающим фронтоном, который, казалось, составлял всю крышу, но сегодня впервые ей было так невыносимо тяжело пересекать его порог.

Потому что там ее ждал Уильям. Самый невозможный из людей. Тот, кто никогда бы не стал ждать ее, если бы не та ночь. И его глупая идея поцеловать ее через десять дней после своего тяжелого ранения.

Ей следовало отбросить все мысли, просто поужинать и вернуться домой. И не предавать этому какое-то особое значение, ведь… Лорд Хамфри был невероятно внимателен во время прогулки и почти недвусмысленно намекнул, что готов сделать следующий шаг. У Шарлотты замирало сердце при мысли о том, что он скоро сделает ей предложение. На прогулке он познакомил ее не только со своей сестрой, но и матерью, которая тепло улыбнулась Шарлотте и потом увела дочь, чтобы молодые провели время вдвоем.

Ей нужно было продержаться всего один вечер, и ее судьба будет решена.

Что ж, не такая уж и сложная задача.

Так думала Шарлотта до того, пока они не оказались в холле. Она полагала, что их встретит дворецкий, который возьмет верхние одежды и проводит в гостиную, где хозяева уже ждали своих гостей.

Но Шарлотта замерла, когда ей навстречу решительным шагом шел Уильям.

Она застыла, как вкопанная, когда его тяжелые, острый взгляд остановился на ней. Казалось, что ей навстречу идет не человек, а большая скала, в которую она непременно врежется и погибнет.

На нем был черный сюртук, подчеркивающий ширину плеч, черные длинные панталоны, белоснежней жилет, расшитый серебряными нитками, и белая рубашка со строго стоячим воротником, который дотягивал до его ухоженных бакенбард.

Волосы, зачесанные налево, были в привычном беспорядке, падая на широкий лоб. Темные глаза горели и были прикованы к ней, лицо сосредоточенное и серьезное.

У нее едва не остановилось сердце, когда Уильям остановился перед ней. Такой высокий, такой до боли знакомый, такой невероятный, что снова закружилась голова.

— Шарлотта, — произнес он своим глубоким, завораживающим голосом, взял ее руку и, склонившись, прижался теплыми губами ее пальцев. Ее мгновенно парализовало, а он выпрямился и добавил: — Счастлив, наконец, видеть вас у нас дома.

Шарлотта в ужасе смотрела на него и… И не могла подавить боль, которая сжала ей сердце. И не потому, что его бакенбарды сегодня были… немного короче, не доставая острыми углами до складок вокруг губ. Видимо его камердинер сегодня переусердствовал и… И Шарлотта почувствовала себя еще более удрученной. Потому что она всегда восхищалась этой волнующей растительностью на его лице.

Ей было не по себе от того, что, едва войдя в его дом, она уже потеряла здравомыслие и растеряла все свои тщательно запланированную линию поведения и может даже слова, которые скажет ему при встречи, потому что… Он смотрел на нее так, будто ждал ее, будто только она и имела значения во всем этом дне.

Он всегда умел вызывать в женщине чувство собственной исключительности. До тех пор, пока смотрел на нее. Когда же он уходил, а он всегда уходил, как ушел и тогда из кофейни, едва заметив леди Хартли, он даже не замечал, что оставлял за собой горы «трупов». Шарлотта давно поклялась не быть одной из всех.

— Д-добрый вечер, — промолвила она, опустив голову.

И хотела отнять у него свою руку, но он решительно удержал ее в своих теплых пальцах, прикосновение которые волновало ее сверх меры.

Выпрямившись, Уильям с улыбкой посмотрел на ее мать и сестру.

— Леди Уитлсфорд, мисс Прюденс, прошу вас проходите.

Он сам проводил их до гостиной, а Шарлотту при этом держал подле себя. Она шла, едва замечая дорогу, отчаянно стараясь не заметить его руку, которой он держал ее, а большим пальцем в какой-то непостижимый момент будто бы невольно погладил тыльную сторону ее ладони, заставив ее поежиться от трепета.

Когда же они оказались в гостиной, он все же выпустил ее. Шарлотта испытала такое облегчение, что едва не лишилась последних сил. Будто они потребовались для того, чтобы бороться с ним. А ведь она только приехала.

Родные Уильяма, его мать, сестры, даже Лидия с мужем, все окружили их и приветствовали с такой теплотой, словно они уже были членами семьи. Лидия болтала без умолку, рассказывая не только о своих детях, но и о том, какой бывает семейная жизнь. Доротея улыбалась и журила дочь, заметив, что так она избалует своих детей. Шарлотта слушала все это и старалась придать своему лицу такое бесстрастное выражение, которое позволит ей держаться и не растерять весь свой арсенал еще до ужина, но и при этом не выглядеть чересчур неблагодарной и недружелюбной.

Затем, когда дворецкий объявил готовности ужина, Уильям медленно подошел к ней. Шарлотта знала, что так произойдет, но не думала, что снова потеряет присутствие духа, едва он оказался рядом с ней. Всё то время, что они провели в гостиной, болтая и ожидая ужина, он стоял в углу, не позволял себя вовлечь в разговоры, молча пил аперитив и внимательно следил за ней. Она чувствовала его взгляд так, будто он касался ее по-настоящему. Как сейчас.

— Прошу, — протянул он ей руку.

Она положила свою ладонь на его согнутый локоть, и они направились в столовую. Большую красивую комнату, увешанную картинами известных английских художников, где приятно горели множество свечей, придавая всему происходящему оттенок какой-то несбыточности и нереальности.

Уильям сидел во главе длинного стола, где напротив него восседала его элегантная и красивая мать, а Шарлотту посадил по правую от себя руку. В самое почетное место.

Итак, ужин начался, и все теперь знали, что он ухаживает за ней.

Шарлотта пребывала в таком напряжение, что бояласьприкоснуться хоть к чему-то. Она была уверена, что прольет содержимое бокала, если возьмет его, или ложка выскользнет из пальцев, если она совершит оплошность.

— Мне заверили, что суп очень вкусны, — послышался рядом тихий голос. — Почему ты не ешь?

Сделав глубокий вдох, Шарлотта рискнула посмотреть на него. В свете свечей его лицо обрело какой-то золотистый оттенок, а глаза мерцали бархатным обещанием, вызывая озноб во всем теле. Он смотрел на нее так, что она… никогда не могла устоять перед ним.

— Я… я… — она даже не могла говорить.

Уильям вдруг нахмурился, и выглядел при этом очень обеспокоенным.

— Почему ты так расстроена? Что-то случилось?

Как она могла это объяснить? Сейчас… снова был вечер, когда казалось, что он принадлежит ей, но когда это закончится, и он уйдет, она… Она так часто в прошлом теряла его, что теперь, привыкнув к его взглядам, разговорам, прикосновениям, она просто… Что с ней станется потом?

— Ничего, — ответила Шарлотта, прикусив губу и опустив голову.

— Почему ты лжешь мне?

От изумления она вскинула на него резкий взгляд.

— Я не лгу!

Он спокойно встретил ее недовольный взгляд. Слишком спокойно.

— Я же прекрасно вижу, что ты лжешь. Ты… — Взгляд его вдруг опустился на ее губы. — Ты всегда покусываешь свою восхитительную губу, когда собираешься говорить неправду.

От возмущения она едва не стукнула рукой по столу, но… не могла пошевелиться, не могла дышать, потому что от его пристального взгляда по всему телу разилось просто недопустимое тепло. Как будто он уже поцеловал ее. Не целовал так невыносимо давно…

— Это не так! — попыталась возразить Шарлотта, взяв ложку, чтобы хоть чем-то занять руку.

Он вдруг откинулся на спинку своего стула и улыбнулся.

— Мы можем до утра препираться с тобой, но я все равно останусь при своем мнении.

Шарлотта охватила легкая паника. Не собиралась она сидеть с ним до утра.

— Вы меня не знаете.

Он вдруг снова подался вперед. Взгляд стали серьезными.

— А хотел бы знать. Поверь, я бы отдал все на свете, чтобы узнать, какая ты на самом деле.

Шарлотта едва могла дышать, видя не только искренность в его глазах. Его интерес был… не сиюминутным, не продиктованным только обстоятельствами одного вечера.

Господи!

— Уильям, милый, почему ты мешаешь Шарлотте кушать?

Спокойный голос графини ворвался в сознание и вернул к реальности, где Шарлотта обнаружила, как при всех недозволительно близко склонилась к Уильяму.

Проклиная себя за то, что не в состоянии бороться с румянцем, от которого горело лицо, она выпрямилась и, быстро опустив голову к тарелке, принялась есть, делая вид, будто занята.

Уильям отвернулся от нее и угрожающе посмотрел на мать, у которой был слишком невинный вид.

— Я рассказывал ей о том, какой сегодня вкусный черепаховый суп приготовил наш повар.

Доротея улыбнулась, едва заметно покачав головой.

— Тогда позволь ей самой оценить старания нашего повара.

Лидия, сидевшая чуть дальше от брата с левой стороны, с интересом посмотрела на него.

— Дорогой брат, не хочешь рассказать нам о том, куда подевался большой куст гиацинтов, которые так заботливо выращивает наша матушка? Мне сегодня сказали, что именно ты ушел из дома с большим букетом. Куда ты уносил их? Кому они были предназначены?

Шарлотта едва не подавилась супом. Вытерев губы салфеткой, она быстро взяла бокал с красным вином и сделала несколько глотков, заметив при этом, как нервно Уильям схватил свой собственный бокал.

— Дорогая сестра, — обманчиво мягким голосом заговорил он, глядя на Лидию, — как мне известно, ты уже несколько лет не живешь в этом доме. С каких пор тебя беспокоит такой пустяк?

Улыбка Лидии стала шире.

— С тех пор, как я узнала о том, что гиацинты — любимые цветы нашей дорогой Шарлотты. Скажи, умоляю тебя, что они были предназначены ей. — Лидия тут же перевела нетерпеливый взгляд на Шарлотту. — Дорогая, надеюсь, он привез этот букет тебе, а не какой-нибудь тайной возлюбленной?

Шарлотта задыхалась. Лидия в сущности просто подразнивала и пыталась в какой-то степени сблизить своими разговорами подругу и брата. Только понятия не имела о том, на какие глубокие раны наступала.

Сделав еще один глоток, Шарлотта поставила бокал на стол и наконец ответила, потому что все, включая и Уильяма, ждали ее ответа.

— Да, они были для меня.

Лицо Уильяма помрачнело, зато глаза Лидии довольно просияли.

— Я знала, что у моего брата идеальный вкус!

— Букет был действительно красив, — раздался голос Прюденс, которая сидела возле Эстер и мечтательно смотрела на Лидию. — Жаль, что Шарлотта унесла его к себе в комнату.

Ее слова подхватила Эстер.

— Обычно, когда джентльмены приносят мне букеты, я их оставляю в общей гостиной.

Лидия лукаво улыбнулась.

— Это был не обычный букет и не от обычного джентльмена. — Она снова с лукавством взглянула на брата. — Правда, Уильям?

Шарлотта ощущала на себе острый взгляд Уильяма, от которого у нее горело всё внутри. Еще немного, и все ее тайны могут вывернуть наизнанку и высыпать на стол! И лишь, совладав с собой, она обнаружила, что Уильям сам испытывает муки неловкости, когда, взглянув на него, поняла, что он готов убить свою хитрую сестрицу.

— Тебе больше не о чем говорить, сестра? — спросил он, скрипнув зубами.

Лидия одарила его улыбкой, полной обожания.

— Предлагаю выпить тост за идеальные букеты.

Леди Холбрук развеяла напряжение, царившее за столом, когда начала непринужденный разговор об отвлеченных вещах.

Вскоре суп сменили основные блюда, перед Шарлоттой поставили тарелку с овощами жареной ножкой баранины. Вид сочного, отлично приготовленного мяса вызвал в ней… легкий протест. У нее не было аппетита, она даже не чувствовала вкуса еды. Потому что не только сидела невероятно близко к Уильяму. У нее замирало сердце каждый раз, когда он двигался. Как например сейчас, когда он будто невольно склонился в ее сторону, отпил немного вина из своего бокала и тихо заговорил, не глядя на нее.

— Я когда-нибудь убью ее.

Шарлотта удивленно посмотрела на него и, проследив за его взглядом, заметила, что он сверлит глазами слишком часто улыбающуюся Лидию.

— За что? — спросила она так серьезно, будто он сам был серьезен в своем желании.

Уильям медленно повернул к ней свою голову.

— Иногда она бывает чрезмерно любопытной, не находишь?

Впервые за долгое время Шарлотте пришлось согласиться с ним. Особенно, когда она вспомнила, как столкнулась с его сестрой в Гайд-парке.

— Да, это верно, — кивнула она, испытав даже облегчение, когда ее отвлекли от тяжелой пищи.

Глаза Уильяма вспыхнули теплотой и такой неподдельной благодарностью, что у нее перехватило в горле. Он не мог не заметить, что она действительно впервые согласилась с ним. И это… как будто объединило их, создав некую связь, которую она не могла разорвать.

— Иногда она бывает слишком невыносимой.

Шарлотта быстро взглянула на подругу.

— Но она любит вас так же, как вы ее. — Она снова посмотрела на него. — Вы бы не причинили ей вреда, как бы сильно она вас не раздражала.

В памяти вдруг всплыл короткий разговор, который они вели в ночь его ранения, когда она не должна была позволить ему уснуть.

К ее полной неожиданности, Уильям посмотрел на нее так, будто вспомнил о том же.

Он вновь опустил голову, а потом она застыла, ощутив, как он накрыл ладонью ее руку, которая лежала на столе. При всех!

— Иногда крайне необходимо держать своих сестер подальше от своей жизни. — Он лениво перебирал ее пальцы. И это вызвал легкий озноб во все теле, потому что их руки не были укрыты перчатками. — Какие у тебя красивые пальцы… — пробормотал он.

Шарлотта резко отдернула руку, боясь, что у нее сейчас лопнет сердце.

Но он удержал ее пальцы в своей руке.

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала она, едва живая.

Он поднял на нее свои завораживающие глаза, и было в его темных глубинах нечто такое, что заставило ее застыть.

— Скажи, а он дарил тебе цветы?

Шарлотта даже рот открыла от его бесцеремонного вопроса. Не только потому, что поняла, о ком он говорит. Она была разгневана тем, что Уильям заговорил об этом при всех, и хоть говорил тихо, это нисколько не извиняло его. Потому что он смотрел на нее так, будто ответь она положительно, это прозвучало бы как признание в убийстве.

— Как вы смеете!

Он сильнее сжал ее пальцы. Лицо его напряглось, а на щеке под бакенбардам, задергался желвак.

— Так что, Шарлотта, дарил или нет?

— Я даже не стану отвечать на этот вопрос.

Глаза его потемнели.

— Дарил, — быстро заключил он.

Это разозлило ее.

— Конечно, дарил, потому что нормальный кавалер всегда дарит цветы своей даме.

Он прищурился.

— Стало быть, я не нормальный кавалер?

Шарлотта снова дернула руку. Но и тогда он не отпустил ее.

Господи, чего он добивается? Еще одного скандала?

— У вас просто талант тянуть за словами! Я такого не говорила.

Он подался к ней еще ближе.

— А скажи, ты хранишь его цветы так же в своей комнате, как мои?

Она же так хотела просто прийти, просто поужинать, возможно, обменяться несколькими словами, и вернуться домой. Но кажется, всем ее добрым, незамысловатым планам пришел конец.

Каким-то чудом она все же выдернула руку из его пальцев, ощущая на него такой гнев, что ее даже стало трясти.

— В любом случае это вас не касается.

Его взгляд стал острее.

— Сердце мое, это очень даже меня касается!

Она вдруг поняла, что ненавидит его за то, как он называет ее.

— Если вы будете продолжать в таком же духе, я встану и уйду.

Он взглянул на стол, пытаясь отыскать ее руку.

— Ты не посмеешь. Я этого не позволю.

Подошли слуги, которые приносили десерт.

Шарлотта испытала такое облегчение, что едва не расплакалась, когда между ними встал дворецкий.

— Милый брат, — снова послышался веселый голос Лидии. — Ты снова мешаешь Шарлотте насладиться изысканными блюдами нашего повара.

Уильям с таким грозным видом повернулся к сестре, что едва ли не изрыгал пламя.

Шарлотта отвернулась от него. Ей было все равно, если даже он сам сгорит от этого.

— Почему ты вечно суешь свой нос в чужие дела? — почти гневно выпалил Уильям схватив свой бокал.

Лидия не растерялась даже тогда. Осознав, что брата лучше не трогать, она взглянула на Шарлотту.

— Милая, как считаешь, какая черта характера в мужчинах самая невыносимая? — Она снова весело улыбнулась. — Я например считаю, что сварливость самая ужасная из всех.

Как бы сильно Шарлотта ни была зла на Уильяма, даже она понимала, что его терпение не безгранично. Но раз зашел такой разговор, что ж, и она могла высказаться. Тем более ей было, что сказать.

Вздохну и стараясь не смотреть на Уильяма, она наконец произнесла:

— Непостоянство.

И тут же почувствовала, как Уильям повернулся к ней.

— Позволь уточнить, — с деланым интересом продолжила Лидия, сделав небольшой глоток из собственного бокала. — Ты имеешь в виду непостоянство характера или поступков?

— Я имею в виду непостоянство в прямом смысле этого слова.

Шарлотта сделала вид, что не замечает, как напрягся Уильям, почти прожигая ее недовольным взглядом.

— Стало быть, ты считаешь, что мужчины не способны на верность?

Его голос прозвучал низко, осторожно, но гневно.

Она заглянула ему прямо в глаза и спокойно ответила:

— Да.

Ну вот она и сказала, произнесла слова, которые прожигали ее насквозь, почти как его взгляд сейчас. Только от этого ей стало еще хуже, потому что Шарлотта поняла, что допустила колоссальную ошибку, поддавшись порыву и выставив самую свою большую муку на всеобщее обозрение. Явив это ему!

Она хотела провалиться сквозь землю!

Уильям побледнел, а его красивое лицо внезапно исказилось.

Молчание, нависшее над столом, прервала графиня, резко встав.

— Полагаю, что мы все может перейти в гостиную, чтобы выпить чаю.

Все дружно встали.

С облегчением встала и Шарлотта, бросив на стол льняную салфетку и отвернувшись от стола, готовая уйти от Уильяма так далеко, как это возможно.

Но она не сделала и шагу.

Его длинные пальцы сомкнулись на ее запястье.

У нее едва не остановилось сердце, когда она взглянула на него. Он выглядел так, словно не собирался отпускать ее.

И это подтвердилось, когда она услышала его голос:

— Мама, я покажу Шарлотте наш сад, пока не стемнело. Она должна увидеть свои любимые гиацинты, которые ты выращиваешь. Мы вернемся через пятнадцать минут.

Глава 15

Уильям терпел до тех пор, пока не понял, что больше не может.

Он и так вынес достаточно. Слишком долго он ждал ее появления, мечась из угла в угол в доме матери, которая не переставала сыпать на него вопросами.

После той встречи с Шарлоттой на пороге ее дома, Уильям не находил себе места. Ему вдруг стало казаться, что он уже теряет ее, так и не сумев обрести. Мысль, которая казалась ему просто невозможной. Невозможной, потому что он еще никогда прежде не чувствовал такую неодолимую тягу к женщине. Чувствовал одиннадцать лет назад, но это длилось недолго. Невозможным, потому что все эти одиннадцать лет ни одна женщина не вызывала в нем подобных чувств.

Невозможным, потому что Шарлотта вошла в его жизнь так стремительно и прочно, что он уже не мог думать ни о чем.

Он едва не обомлел, когда увидел ее в холле, залитой золотистым светом ярких свечей. Серебристое, переливающееся платье из шелка подчеркивало матовую белизну ее нежной кожи, вызывая почти болезненную потребность коснуться ее. Округлый вполне приличный вырез открывал взору мягкую ложбинку, оголённые плечи и изысканную тонкую шею, на которой покоилась золотистая цепочка с бриллиантовым кулоном. Нежные, хрупкие руки были затянуты в белые длинные перчатки до локтей, а темно-золотистые волосы, уложенные короной на голове, сверкали так, что он умирал от желания подойти и погрузить лицо в этот пушистый рай, который непременно должен был пахнуть сиренью и жасмином.

Господи, она выглядела такой потрясающей, что он едва вспомнил, как нужно разговаривать. Особенно потому, что платье подчеркивало глубину ее глаз, направленных на него. Она смотрела на него так пристально, с таким затаенным страхом и неприкрытой нежностью, что у него перехватило в горле.

Уильям дрожал, стоя перед ней. Думал о том, как плохо, что рядом с ними есть еще люди. Но только лишь чудом взял себя в руки, проводил ее до гостиной и вытерпел час простых бесед, пока не подали ужин.

Шарлотта вела себя достаточно скованно, но мили и радушно, отвечая на все мыслимые и немыслимые вопросы его родных, которые не давали ей покоя. Иногда ему хотелось просто подойти и вытащить ее из этого завихренного круга, пока ее… не отняли у него.

Уильям испытала небольшое удовлетворение, когда она оказалась рядом с ним во время ужина. Только он даже не представлял, какие испытания ждут его впереди.

Она выглядела такой соблазнительной и такой притягательной, что он с трудом владел собой. А она даже не догадывалась об этом, не догадывалась о том, какие муки ему приходилось терпеть. Он ведь был всего лишь мужчиной, а она… стала для него самой желанной женщиной, при виде которой у него кружилась голова и отчаянно билось сердце.

Нет, он наверное когда-нибудь точно прикончит Лидию. Как эта мерзавка посмела поднять тему гиацинтов! И это будто обрушило на него то, чему свидетелем он стал сегодня днем. Снова к нему вернулись эти мрачные, опасные и неконтролируемые чувства, с которыми он не мог бороться. И уже не хотел, когда попытался узнать, дарил ли Хамфри ей цветы. Типичный и самый глупый вопрос, но… почему ему вдруг стало больно от этой мысли? Почему он не мог даже допустить мысль о том, что кто-то другой кроме него может дарить ей подарки? Даже смотреть на нее!

Он наверное начинает сходить с ума, но потерял всякие терпение, когда она посмотрела на него и заявила, что да, мужчины не могут быть постоянными.

Это подействовало на него, как красная тряпка на быка. Черт, ей хоть известно, что все эти дни, с тех пор, как она нашла его в ту ночь и увезла к себе домой, он не может думать ни о ком кроме нее?! Даже сейчас сидя рядом с ней и ужиная в цивилизованном обществе, он думал только о том, как было бы здорово снять с нее всё эти одежды, оставить ее только в золотистой цепочке с бриллиантом и уложить на стол перед собой вместо ужина. Думал только о том, как зацеловать ее с ног до головы, а она смеет заявлять такое?

Это задело его. Причинило такую неприятную боль, какую он сам не ожидал ощутить. Уильям догадывался о том, что ей должно быть непросто смириться с его репутацией, но… Откровенное заявление, да еще сделанное таким образом, будто она никогда не поверит в нечто хорошее, чем он мог бы обладать, просто вывели его из себя.

Она сидит тут перед ним, делает вид, будто сама ни в чем не повинна, и смеет еще осуждать его! Что ж, он был только счастлив напомнить, как сильно она заблуждалась. Потому что когда он целовал ее, она сама отвечала ему, и никто не заставлял ее этого делать! И если она этого не хотела, тогда ей следовало оттолкнуть его!

О нет, такое лицемерие он не мог простить ей!

Уильям испытал болезненное удовлетворение, когда схватил ее за руку, развернул к себе и увидел страх и непонимание в ее расширившихся больших глаза.

— Мама, я покажу Шарлотте наш сад, пока не стемнело. Она должна увидеть свои любимые гиацинты, которые ты выращиваешь. Мы вернемся через пятнадцать минут.

На улице было темно, хоть глаз выколи.

Мать с легким ошеломлением посмотрела на него. Все с тем же недоумением остановились и обернулись к ним.

Взгляд Доротеи стал тяжелым и неумолимым.

— Эстер, милая, составь компанию Шарлотте и Уильяму.

Эстер с улыбкой вышла вперед.

— Разумеется, мама.

Уильям скрипнул зубами, но ничего не сказал. Это вряд ли бы остановило его, тем более сейчас.

Шарлотта поморщилась от того, как сильно он сжимал ее пальцы. Как будто хотел сломать их. Что за бес вселился в него!

По-прежнему молча, он развернулся и едва ли не потащил ее за собой. Эстер шла за ними, стараясь поспевать за широкими шагами брата.

— Мы выйдем в сад через двери библиотеки? — спросила она с лукавой улыбкой, от которой Шарлотте стало не по себе.

У нее похолодело в груди, когда весь гнев, который обуревал Уильяма, передался и ей.

Они действительно вошли в библиотеку, но Уильям неожиданно остановился и обернулся к сестре. Глаза его горели яростью.

— Ты останешься здесь и не выйдешь в сад! И никому ничего не скажешь. Я должен кое-что сказать мисс Уинслоу. Если ты появишься в саду или приблизишься к дверям, я сломаю тебе ногу, и ты пропустишь этот сезон, поняла меня?

Эстер изумленно уставилась на него.

— Ты объелся белены, брат?

Шарлотта посчитала нужным вмешаться, потому что это было уже слишком.

— Эстер, дорогая, ваш брат разумеется не имел в виду ничего из того, что сказал.

Он повернул к ней голову и сверкнул на нее тем же яростным взглядом.

— Я как раз имел в виду именно то, что сказал.

И потащил ее за собой.

Ночь встретила их приятной прохладой, только Шарлотта была не в состоянии этого заметить. Все ее внимание было приковано к напряженной фигуре Уильяма, который повел ее по террасе, но не подвел к лестнице. Он завел ее за угол, прижал к холодной, каменной нише и навалился на нее своим огромным, напряженным телом. Так, что она застыла и уставилась на него.

— Как вы смеете! Что вы делаете? — изумилась Шарлотта, затаив дыхание, когда увидела, как в легком свете, льющемся из высоких окон библиотеки, темнеют его завораживающие карие глаза.

Уильям дышал тяжело и глубоко.

— Что мне с тобой делать? — послышался его тихий шепот, полный затаенной тревоги.

По телу пробежали мурашки, когда он склони голову к ней.

— В каком смысле? — пробормотала Шарлотта, едва дыша.

Он склонил голову еще ниже и внезапно прижался губами к ее губам. Но только на мгновение и, всколыхнув все чувства, он отступил.

— Ты становишься лгуньей, а это тебя не красит.

Шарлотта едва выровняла дыхание, с трудом придя в себя от его легкого поцелуя.

Они были совершенно одни, и он мог сейчас сделать всё, что взбредет в его горячую голову.

— Я… я не лгу. Когда это я лгала?

Уильям прижимался к ней так тесно, что ощутил мягкость каждой волнующей выпуклости ее тела. У него внезапно задрожали колеи. Уильям с трудом сдерживал себя. Господи!

— Шарлотта, ты думаешь, я могу целовать тебя, а потом пойти, найти другую женщину и целовать так же ее?

Она застыла, ощутив острую потребность ударить его. Невыносимый!

— Зачем ты это делаешь?

Он тут же схватил ее запястья, угадав ее намерения.

— Потому что я не хочу чужие губы, я хочу твои.

Он снова прижался к ее губам. Быстро, едва заметно. И она потеряла еще немного своего дыхания.

Задрожав, Шарлотта привалилась к нему, боясь лишиться чувств. Ей было так страшно, что она закрыла глаза.

— И что будет, когда ты получишь, чего хочешь?

Уильям внезапно застыл, ошеломленный ее вопросом. Вопрос, который так внезапно сокрушил его. Вопрос, в котором было больше смысла, чем он думал. Неужели именно в этом и заключалась причина того, что она не хотела стать его женой?

О Боже.

Его вдруг накрыла такая нежность к ней, что он выпустил ее запястье, поднял руку и коснулся ее бледной щеки. Боже, он никогда не стремился обидеть или ранить ее, но кажется его прошлое спокойно за него делало это, отнимая всякий шанс быть с ней.

— Пожалуйста, стань моей женой, — припросил он, задыхаясь от слов, которые снова произносил.

Слова, которые имели для него такое колоссальное значение, что замирало сердце. Черт, он поклялся не произносить этих слов никогда в жизни, но внезапно понял, что мог сказать их только Шарлотте.

Шарлотта уставилась на него так, будто видела его впервые. Возможно, так и было, ведь еще секунду назад он был зол, как сам черт, а теперь… В нем что-то переменилось, и Уильям посмотрел на нее с такой нежностью, что у нее заболело сердце. Коснулся ее с такой осторожностью, что она едва не разрыдалась. Особенно когда услышала слова, которые никогда не думала услышать вновь от него. Слова, произнесенные с таким страхом и болью, будто он не вынес бы, если бы она отказала ему.

Но она не могла дать ему того, что он так отчаянно просил. Он не понимал, а она не смогла бы ничего объяснять.

— Не-е могу.

Какое-то время он молча смотрел на нее, будто старался принять эти слова.

Уильям старался дышать, чтобы действительно расслышать всё, что она говорит. Говорит совсем не то, чего хочет. Это было ясно, как божий день. Он вдруг понял, что даже если упадет перед ней на колени и поклянется ей в вечной верности, она и тогда не согласится. Было в ней нечто такое, что вселяло в него необъятный ужас. Словно в ней таилась некая сила, с которой он не мог бороться. Что бы ни делал.

Подавшись вперед, он снова прижался к ее восхитительным, подрагивающим губа, умирая от желания к ней.

На две секунды дольше.

У Шарлотты задрожали колени. У нее оборвалось дыхание и внезапно заныло сердце.

Его губы на этот раз прижались к ее щеке. С такой нежностью, что у нее запершило в горле.

— Почему? — Он прошелся мелкими поцелуями по всему ее лицу и чуть отстранившись, заглянул ей в глаза. — Из-за моей репутации? Ты стыдишься меня?

На этот раз у нее защипало в глазах.

— Уильям…

Он вдруг улыбнулся, поразив ее в самое сердце.

— Знаешь, как мне нравится, когда ты называешь меня так?

Она побледнела и выглядела так, словно могла рассыпаться на части, если он снова дотронется до нее. Этого он не мог вынести. Не для этого он вывел ее на террасу. Уильям умирал от желания поцеловать ее, подарить ей хоть немного тех дивных, непревзойдённых ощущений, которые она сама заставляла его испытывать. Подарить то, что свяжет ее с ним. То, что не дал бы ей никто.

На этот раз Уильям склонился к ней и решительно прижался к ее губам. Сперва незаметно, осторожно… Чтобы она смирилась, не боролась. Но постепенно его затянуло, когда Уильям услышал ее сдавленный стон. И улыбнулся про себя, ощутив, как ее руки поднимаются по его спине и ложатся на его плечи. Затянуло так, что он уже не мог думать ни о чем. Он привел ее сюда, чтобы доказать, что она не может останавливать его, когда он касался ее, но всё смешалось и наказанию подвергался теперь он сам, потому что никак не мог отказаться или отпустить ее.

О да, он обожал, когда она обнимала его так. Когда он находил в ней эту очаровательную уязвимость, с которой она не могла бороться. Никогда не могла. Не могла отказаться от него всякий раз, когда он касался ее. И не отталкивала, что бы ни произошло до этого.

Это было сильнее любого удара, крепче любого вина. Он тонул в ней, раскрывая ее уста. Она задрожала, теснее прижалась к нему. И снова поразила его, потянув руки выше и погрузив пальцы ему в волосы. Уильям так стремительно терял голову, что ничего не мог поделать с собой. Потому что слишком долго не касался ее. Слишком долго не чувствовал ее так близко.

Да, слишком долго его не было так близко в ее жизни. Так близко, что она снова ощутила каждую твердую мышцу на его напряженном теле. Боже, это было восхитительно, так же волшебно, как в первый раз, как во второй раз… Нет, сейчас это было как-то иначе, особеннее. Потому что в ней снова появилось ощущение того, что он принадлежит ей. В груди было так пусто без него. Так оглушительно пусто все эти семь лет, и вот стоило ему обнять и прижать ее к себе, как эта пустота лопнула. Как снова не осталось ничего и никого, кроме него.

Задрожав, Шарлотта теснее обняла его, пропуская его мягкие спутанные пряди между пальцами, и встала на цыпочки, чтобы быть к нему еще ближе, чтобы поцеловать его так, как не целовала никогда прежде.

Его горячие губы были такими же неумолимыми и требовательными как прежде, но сегодня в нем была оглушительная нежность, от которой стиснуло в груди. Она млела и таяла, позволяя ему захватить себя. Как он тогда сказал? Ласкал ей язык? О да, это было так восхитительно, что Шарлотта не удержала очередного стона блаженства. Ей было так невыносимо хорошо. Что-то мучительно теплое и сладкое поднималось из самых недр ее существа, заполняя ее каким-то особенным смыслом. Шарлотта следовала за ним, повторяя его движения, лаская его в ответ, как только могла, дрожа от упоения. И понимала, что не может, не в силах отпустить его, отказаться от него. Это было выше ее сил, это бы медленно уничтожило ее. Как происходило всегда…

Когда ее пальцы невольно задели чувствительно место на затылке, Уильям испугался того, что действительно может потерять голову. Но даже тогда не мог отпустить ее. Господи, такого всепоглощающего удовольствия он никогда не испытывал от простого поцелуя! И внезапно понял, что такими будут всегда все ее поцелуи. Все поцелуе Шарлотты будут такими огненными, такими одурманивающими. Такими, от которых он сам никогда не сможет отказаться.

Она должна была остаться в его жизни, и позже он обязательно придумает, как это сделать, но сейчас Уильям просто хотел насладиться ею. И оставить на ее теле следы, которые будут всегда напоминать о нем. Чтобы даже прикосновения других, если не дай бог такие будут, не заняли в ее душе такое место, какое занимали его прикосновения, от которых она никогда не отказывалась.

Уильям сомневался, что Хамфри мог поцеловать ее так, как целовал ее он сам. Кровь ударила в голову от этих вопиющих мыслей.

«Моя!»

Раскрыв ее уста чуть шире, он резко втянул к себе ее розовый язычок, кончик которого так отчетливо помнил, и услышал сдавленный стон Шарлотты. Она вдруг обмякла и повисла у него на шее. Удовлетворенно кивнув, он прислонил ее к стене, чуть отстранился от нее и, проведя рукой от ее бедра по тонкой талии вверх, накрыл ладонью ее грудь, спрятанную под корсетом.

Шарлотту пронзила такая резкая судорога, что она застыла и оторвалась от его губ, едва дыша.

— Уильям, что ты делаешь? — задыхаясь спросила она, уронив голову ему на плечо.

Он повернул голову и прижался губами ее восхитительной шеи, сжав ей грудь, а потом дернул лиф вниз.

Шарлотта ахнула и не успела ничего поделать, чтобы остановить его, когда он стянул еще чуть ниже лиф платья, и ее левая грудь выпала наружу. Он тут же сжал ее в своей ладони. Шарлотту парализовало. Задыхаясь, она зажмурила глаза, стараясь справиться с собой, но когда он сжал ее обнаженную грудь в своей широкой, теплой ладони, по всему телу прокатилась такая мучительно приятная волна, что она едва не расплакалась от удовольствия.

— Господи…

Уильям застонал, собирая губами на матовой коже ее шеи капельки испарины, которые там внезапно выступили. Он чувствовал, как она дрожит. Ощущал небольшую, но упругую грудь, которая так хорошо умещалась в его ладони, что он едва сдержался от того, чтобы не освободить вторую. Приподняв Шарлотту, он прислонил ее к стене и чуть отстранился от нее. На улице было темно, но лунный свет осветил потрясающее зрелище, на которое он едва мог смотреть. Матовая кожа мерцала, покрывшись тоненькой испариной, бледно-розовый сосок набух и выпирал, притягивая жадный взгляд. Сердце его стучало так неистово, что Уильям боялся задохнуться. Боже, она была совершенством! Как и все ее поцелуи.

Едва владея собой, Уильям опустил голову ниже, и, продолжая держать ее грудь в руке, отодвинул в сторону пальцы и заменил их своими губами.

Шарлотте показалось, будто ее ударила молния. Ноги стали ватными. Ее снова пронзило что-то неистовое, острое и огненное, ослабив колени. Совсем недавно его губы были на ее губах, а теперь…

Невозможно! Что он с ней делал? Как она будет жить дальше, если он… Он вобрал в свой горячий рот ее бедный сосок так же, как минуту назад расправился с ее языком. Ее обдало жгучей волной. Обессиленная, она схватила его за голову, закрыла глаза и спрятала лицо в его волосах.

— Уильям, — пробормотала Шарлотта, задыхаясь и погибая, а он продолжал ласкать ее, целовать и истязать беззащитную плоть до тех пор, пока у нее не потемнело в глазах.

Она не смогла остановить его, даже когда он стал ласкать ее языком и зубами, вызывая в ней такие острые сладостно-мучительные ощущения, что она едва не лишилась чувств. Тело больше не подчинялось ей, а где-то глубоко внутри нее зарождалось нечто опасное, темное и напряженное.

— Он трогал тебя так? — внезапно спросил Уильям и вновь прижался губами к ее груди.

У нее оборвалось дыхание.

— Кто?

Уильям не переставал ласкать ее, ошеломляя, покоряя. Он не собирался оставлять ей возможности для отступления, потому что таких троп больше не существовало. Он не отпустил бы ее, даже если бы настал конец света. Тем более по этой причине. Такого всепоглощающего желания обладать кем-то он никогда не знал. Но и не знал, какое счастье можно испытать, когда желанная женщина так же отчаянно желала его. Только его.

Он хотел ее до одури, до умопомрачения, так сильно, что боялся потерять голову. Тело его напряглось, а чресла окаменели настолько, что он едва не задохнулся, когда в какой-то момент Шарлотта невольно прижала бедра к нему, поддаваясь прелестному желанию быть к нему еще ближе.

Ласкать ее было не только удивительно. Ему доставляло удовольствие одно то, что он пробуждал в ней ее собственное удовольствие. Заставлял дрожать и желать этого. Он млел только от того, как нежно она поглаживала его голову, при этом зарылась лицом ему в волосы, и он чувствовал ее теплое, прерывистое дыхание на себе.

Но больше всего ему нравилось то, что, находясь в его объятиях, она не думала ни об одном из своих кавалеров.

С трудом оторвавшись от ее восхитительной, упругой груди, которую тут же накрыл ладонью, Уильям резко поднял голову и заглянул в ее затуманенные темно-серые, волшебные глаза.

— Если он тронет тебя так, я сломаю ему руки. И шею.

Она смотрела на него так, словно действительно не понимала, о ком он говорил. И это наконец успокоило Уильяма. Сжимая ее грудь пальцами, а другой обнимая ее за талию, он склонил голову и поцеловал ее раскрытые, дурманящие губы.

Обласканная и замлевшая, Шарлотта даже не думала сопротивляться, когда он накрыл ее рот своим. Обнимая его, она вернула ему поцелуй, понимая, что никогда не сможет забыть его. Никогда не сможет отказаться от него. Никогда не сможет перестать… думать о нем. О том, что только что произошло. Что останется с ней на всю оставшуюся жизнь.

Он поцеловал ее так жарко, так крепко, что она едва не задохнулась.

— Ты выберешь меня, Шарлотта, — сказал он уже мягче, спокойнее, приподняв голову и тяжело дыша. В свете лунного света он увидел, как потемнели и горели ее глаза. Глаза, в которых отражались все ее желания. И страхи. — Я обещаю, что ты выберешь меня. И никогда не пожалеешь об этом.

Она закрыла глаза и едва сдержала слезы, стараясь прийти в себя, и сознавая, что то, о чем он говорит, никогда не будет возможно. Ни первое, ни тем более второе.

Простояв в его теплых объятиях казалось целую вечность, пока не успокоилось бешено бьющееся сердце, в какой-то момент Шарлотта поняла, что реальность возвращается. Но Уильям так удивительно ласково обнимал ее, что ей не хотелось пошевелиться. На одно мгновение не существовало никого, кроме него. Не было ничего, кроме того, что он мог принадлежать ей. Сладкий дурман, в который ей хотелось верить всем сердцем, но это было невозможно. Тем более теперь.

Уильям медленно отстранил ее от себя, поправил ей платье, слегка задев ей грудь своими пальцами так, что по ней снова прокатился жаркий трепет, едва не сбив ее с ног. Будто бы понимая это, он придержал ее, затем окончательно привел ее в прежний презентабельный вид, насколько это было возможно, поставил ее на ноги и замер перед ней. В какой-то момент поднял руки и взял ее лицо в свои теплые ладони, едва не заставив ее расплакаться от нежности, с которой продолжал касаться ее.

— Всё хорошо, — прошептал он, глядя ей в глаза, бередя ей душу и поглаживая ее бледные щеки так, что у нее снова задрожали колени. — Ты готова вернуться?

Шарлотта закрыла глаза, стараясь дышать, вернуть себе самообладание, а потом медленно кивнула.

— Да.

Он так странно смотрел на нее, что ей снова стало страшно. Смотрел с какой-то глубокой убежденностью, будто уже что-то решил для себя.

— Тогда пойдем.

Он отошел от нее, взял ее за руку и повел обратно в дом.

В библиотеке у самых дальних полок с книгой в руке стояла Эстер со скучающим видом. Заметив их, она с облегчением вернула книгу на место и подошла к брату.

— Вы смогли там что-то разглядеть в такой темноте?

Шарлотта со страхом покосилась на Уильяма, который так и не выпустил ее руку. Теперь он выглядел гораздо спокойнее, чем когда выводил ее в сад. И даже Эстер это заметила.

— Эстер, — спокойно, даже дружелюбно и ласково попросил он. — Иди вперёд. Мы последуем за тобой.

Глаза Эстер хитро заблестели.

— Учти, мы вместе должны вернуться в гостиную.

Уильям вдруг повернулся к Шарлотте. Сердце ее замерло в груди, когда его задумчивый, мерцающий взгляд остановился на ней. К ее полной неожиданности он поднял ее руку в своей, быстро поцеловал ее ладонь и отпустил ее.

— Идите вместе, я скоро приду.

Шарлотте снова стало страшно. Ей хотелось знать, что с ним произошло. Что он решил. Но она ничего не сказала.

И медленно покинула библиотеку вместе с его сестрой, ужасаясь того, что на террасе произошло не только обмен колкими репликами и яростными ласками.

Произошло нечто такое, с чем она могла не справиться.

Глава 16

Уильям сидел в своем кабинете возле заваленного бумагами стола, но не мог сосредоточиться ни на одном письме.

Прошло уже два дня с того ужина, а он так и не рискнул больше найти встречу с Шарлоттой. Боже правый, Шарлотта! Едва он думал о ней, как сердце замирало в груди, в голове туманились, а руки дрожали от потребности снова обнять ее. Только на этот раз он четко знал, что если обнимает ее, она не станет возражать. Ни за что не остановит его. И он не остановится.

Ее податливость можно было отнести к неведению незамужней девушки, в которой пробуждалась страсть, и все же дело было в другом.

Была в ней некая сила, перед которой он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ее безоговорочная готовность подчиниться ему внушала даже страх. Ни одна женщина не обнимала его так, будто это было для нее настоящим блаженством. Ни одна женщина не касалась его с такой искренней нежностью, что у него подгибались колени. Ни одна женщина не целовала его с таким упоением, чтобы он почувствовал себя совершенно особенным и единственным для нее. Так, что он снова чувствовал, будто не один во всей вселенной.

Шарлотта могла осудить его, могла пронзить его гневным взглядом, могла даже винить в непостоянстве, но никогда не вела себя безрассудно, если дело касалось его самочувствия. И никогда не лгала или не играла, когда он обнимал ее. Она была честна с ним, даже когда это причиняло ей боль. Когда он обнимал ее, всё происходящее казалось ему таким же серьезным, как это было для нее. Он был в этом уверен, видел это по ее глазам, когда заглянул в них в ту ночь. В ту ночь она отдавала ему слишком много, и Уильям был уверен, что ей даже в голову не пришло остановить его, если бы он сам не остановился.

Это поражало, умиляло и пугало одновременно, потому что Шарлотта даже не попросила его верности, которую он уже был готов отдать ей, лишь бы она осталась в его жизни.

Устало вздохнув, Уильям откинулся на спинку кресла, бросил перо и закрыл глаза.

Уже одиннадцать лет он жил в пустоте. Пустота почти поглотила его, не оставив места ни для чего. Он был уверен, что и его сердце очерствело, просто одичало. С того проклятого дня, когда он проклял собственного отца за поступки, за которые ненавидел его тогда. И отец умер, потому что он проклял его.

Черт, в нем не осталось ничего стоящего. Ничего, что он мог бы предложить Шарлотте, этой удивительной девушке, которая продолжала потрясать его своей нежностью. Если сперва это была непереносимая сила притяжения, которая влекла к ней, теперь его тянуло к ней по пугающе глубоким причинам. Он должен был быть рядом с ней просто для того, чтобы видеть ее. Будто сердце не могло найти покой, если бы он не нашел в этом дне Шарлотту.

Она была удивительно сильной духом девушкой. И невероятно смелой. Не только потому, что позаботилась о нем в ту страшную ночь. Она могла смело посмотреть ему в глаза и сказать правду, которую никто до нее не рисковал произнести перед ним. А потом обнимала его и целовала с такой сладостью, что он мог сгореть прямо в ее объятиях.

«Не могу…»

Такие простые слова, но они пошатнули весь его мир.

Потому что даже его поцелуев было недостаточно, чтобы покорить ее. Удивительно, единственная способность, которой он обладал, оказалась совершенно бесполезной, когда дело коснулось Шарлотты. В ней была особая сила, с которой он не мог справиться, но теперь Уильям не только хотел этого.

Он должен был найти способ, чтобы завоевать ее. Любой ценой. Она затронула в его душе слишком глубокие чувства, и это Уильям не мог оставить без внимания.

Поэтому он не пошел к ним, чтобы навестить ее на следующий день после ужина, отправив ей только букет из гиацинтов.

Он не попытался найти с ней встречу и сегодня, оставшись дома и на второй день.

Прежде такое длительно заточение непременно вызвало бы в нем острое желание вырваться на свободу, пойти найти сомнительное удовольствие, чтобы забыться. Но теперь, когда в его жизни появилась Шарлотта, ему не нужно было забываться, не нужны были развлечения, от которых оставался горький осадок. Рядом с ней в его душе как будто всё вставало на свои места, мир не дрожал под ногами, а небеса не стремились обрушиться на него. Когда она смотрела на него, ничего на свете не имело больше значения. Когда она оказывалась рядом с ним и касалась его, в нем появлялась удивительная сила и вера в то, что он справится с самыми опасными трудностью.

Он остался дома не только, чтобы подумать. Уильям хотел дать временную передышку и Шарлотте, не вселив однако в ней убежденность в том, что он отступил. Нет, как раз наоборот. Он не переставал думать о ней и… чертовски соскучился по ней за эти два дня. Соскучился по ее голосу, по тому, что обожал дразнить и видеть, как она то краснеет, то поджимает свои до одури притягательные губы. И очень хотел верить в то, что и она думает о нем, скучает по нему. Вспоминает тот момент безумной страсти, который они разделили друг с другом.

Подняв голову, Уильям обнаружил, что часы показывали четыре часа дня. Что ж, у него было достаточно времени, чтобы подняться в свою комнату, привести себя в порядок, поправить наконец небольшой изъян в бакенбардах, которые в прошлый раз неаккуратно подбрил рассеянный Томпсон, а потом Уильям планировал посетить бал, на котором обязательно должна была быть Шарлотта, чтобы снова быть с ней, может даже станцевать, просто стоять рядом с ней и…

Странное тепло и нетерпение охватили его, как будто он собирался вернуться к чему-то… родному, знакомому, необходимому.

Уильям встал и покачал головой, увидев полный беспорядок своего кабинета.

Может ему пора нанять нормальный штат слуг?

* * *
Шарлотта стояла, как пригвожденная к месту, глядя в глаза лорда Хамфри, который взял ее за руку. Посреди бальной залы, в окружении множества свидетелей.

— Пожалуйста, согласитесь стать моей женой, — сказал он мягко, глядя ей в глаза.

За последние два дня она уже получила рекордно много предложений, целых два. И если в первом случае она не могла дать согласия, то этого предложения она совершенно определенно ждала, хотела… Но ее охватил такой холод, такой неподдельный страх, что она не могла дышать. Она не могла раскрыть рот и ответить согласием. Что же случилось? Почему она не могла ответить? Это же было то, к чему она так отчаянно стремилась, ее спасение от всего того, что произошло два дня назад.

Шарлотта сжалась, вспомнив всё в самых мельчайших подробностях то, что произошло два дня назад. И не только на террасе.

С тех порона не видела Уильяма. Он как будто провалился сквозь землю. Исчез. Нет, она была не до конца честна. Он прислал ей совершенно невероятной красоты букет гиацинтов с одним коротким посланием:

«Они срезаны не из сада моей матери».

И всё.

Он преследовал ее с тех пор, как явился к ней домой и поцеловал в нижней гостиной. С тех пор, она не знала покоя, мечтая избавиться от него.

Прошли два дня. Все ее мечты исполнились. Она избавилась от Уильяма. И получила предложение от лорда Хамфри, только…

Все, чего ей сейчас хотелось, это спрятать лицо в ладонях и разрыдаться.

У нее не просто болело сердце. Она задыхалась от боли, которая охватила всё ее существо.

— Шарлотта, — осмелел лорд Хамфри, сжав ее пальцы. — Я напугал вас?

Как странно слышать свое имя из чужих уст. Она сглотнула и осторожно высвободила свои пальцы из его.

— Я… я просто не ожидала этого.

Когда шла на бал с матерью и сестрой, она даже не думала о подобном развитии событий.

— Простите, я не хотел этого, — виновато молвил он, продолжая стоять перед ней. — Я просто… не могу больше молчать.

Она вздохнула и опустила голову.

— Я… понимаю…

Господи, что она несет? Идиотка! Очнись и сделай что-нибудь, иначе просто окончательно разрушишь свою жизнь.

Но разве ее жизнь уже не была разрушена? У нее до сих пор болела грудь, которую ласкал Уильям. Ласки, которые она не только не могла позабыть. Она не представляла, что кто-то другой может так же, как он, касаться ее. Или вообще не коснуться…

Боже…

Лорд Хамфри вновь взял ее за руку.

— Шарлотта, прошу вас, не бойтесь меня. Мои намерения чисты.

Она слишком хорошо это знала.

— Да, милорд.

— Роджер.

Она взглянула на него.

— Что?

— Прошу вас, называйте меня по имени. Меня зовут Роджер.

Она даже понятия не имела о том, как его зовут.

— Х-хорошо.

— И прошу вас, не торопитесь. Я готов ждать вашего ответа столько, сколько угодно.

Боже, он был… слишком великодушен! Но Шарлотта испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.

— Спасибо.

Он улыбнулся, медленно поцеловал ее пальцы и отпустил ее.

— Тогда я не стану больше тревожить ваш покой, пока вы не дадите мне своего ответа.

Он ушел, а она осталась стоять на месте и чувствовала себя так, будто разверзлась бездна, и она падала.

Нервно оглядевшись, Шарлотта заметила стол с полными бокалами шампанского. В горле царапало, ей было трудно дышать. Невыносимо стоять тут. Невыносимо при мысли о том, что она уже два дня не видела Уильяма и не знала, как он.

Дрожа всем телом, она двинулась к столу, схватила первый бокал и стала пить.

Где он? Что с ним случилось? Неужели он нашел свою треклятую леди Хартли?

Опустив на стол пустой бокал, она потянулась за другим.

Боже правый, он уже потерял интерес? Забыл о ней? Разве не этого она ждала? Он мог говорить ей красивые слова, мог зацеловать до одури ее губы и грудь, отчаянно просил, чтобы она стала его женой, но прошло два дня, и след его простыл.

А лорд Хамфри был рядом. Он сможет позаботиться о ней, сможет дать ей спокойствие, безопасность и надежду на безмятежное будущее, если она примет его предложение.

Она должна была принять его предложение. Другого выхода у нее просто не было. И Уильям… Разве она не говорила ему, что никогда не согласится стать его женой?

«Ты выберешь меня, Шарлотта. Я обещаю, что ты выберешь меня. И никогда не пожалеешь об этом».

Как-то быстро он сдался, быстро отступил. Но ведь… прежде он держался и того меньше, разве она не видела это собственными глазами на протяжении семи лет? Как могло что-то измениться за эти семь лет?

«Шарлотта, ты думаешь, я могу целовать тебя, а потом пойти, найти другую женщину и целовать так же ее?»

Как складно он говорил.

«И что будет, когда ты получишь, чего хочешь?»

И что он ответил ей на это? Ничего, снова сбил с мысли, снова заговорил о том, что было просто невозможно. Ему даже в голову не пришло дать хоть какие-то обещания, лишь упреки и жгучие ласки, которыми едва не испепелил ее.

И прост исчез.

И она должна была принять предложение Роджера.

Шарлотта не заметила, как осушила третий бокал. Сердце ее ныло, глаза горели от непролитых слез. Ноги дрожали так, что она едва могла стоять на ногах, но Шарлотта умудрилась взять еще один полный бокал, а потом… Ей стали невыносимы громкие голоса, жар, рев музыки и духота. Она хотела уйти отсюда, выйти на свежий воздух, тем более погода стояла теплая.

Каким-то чудом она нашла двери, ведущие в сад. У самого порога она вдруг застыла, ощутив как покалывает затылок и замирает сердце. Она резко обернулась, но… едва не упала, схватившись на ручку дери. Нет, ей определенно лучше выйти в сад.

Пошатываясь, Шарлотта зашагала по каменной террасе, которую освещали небольшие фонари, прикрученные к каменной балюстраде. Снаружи было тепло и темно. Светила луна, освещая темную растительность сада, потревоженная только редкими парами, которые там прогуливались. С трудом передвигая словно сделанные из облаков ноги, Шарлотта осторожно спустилась по ступенькам и двинулась в дальний угол сада, едва освещенный и безлюдный, где ее никто не посмел бы побеспокоить.

Найдя железную скамейку, Шарлотта пошатываясь подошла и со стоном облегчение едва ли не упала на нее. Склонившись вперед, она опустила локти на колени и прикрыла лицо свободной рукой, придерживая бокал шампанского, который наполовину опустел, пока она шла сюда.

Боже, почти четыре бокала! Она никогда столько не пила. И что ей теперь делать?

Она не хотела шампанского. Ее тошнило. А еще, ей ужасно хотелось спать. Голова кружилась, в теле бродила приятная слабость, но почему-то сердце не переставало болеть, чтобы она ни делала.

Может выбросить его? Бокал, разумеется. Чтобы избавиться от ставшего ненавистным шампанского. Если бросить бокал, он упадет и разобьется на мелкие осколки. Как наверное разбивается сердце. Утром слуги найдут осколки и решат, что это сделал какой-нибудь пьяный дурак. Пьяный, да, но… Под подозрение ведь не сможет попасть благородная девица из порядочной семьи? Даже старая дева. Самая обречённая, самая глупая старая дева!

Господи, о чем она думает?

— Можно мне присоединиться к тебе?

Шарлотта так резко выпрямилась, что у нее закружилась голова, и она едва не свалилась на землю.

А потом она оказалась прижатой к теплой, твердой груди, и на нее смотрели самые невероятные бархатистые карие глаза, взгляд которых пробрал ее насквозь.

— Уильям, — пробормотала она потрясенно, подняв руку и коснувшись его щеки, чтобы убедиться, что он настоящий. — Боже, откуда ты взялся?

Он незаметно отобрал у нее бокал. Взгляд его стал укоризненным.

— А откуда у тебя вот это? — Он принюхался и нахмурился. — Позволь спросить, сколько ты уже успела выпить?

У нее продолжала кружиться голова. Проклятое шампанское. Всё дело именно в этом!

— Этот четвёртый, — тихо ответила она и вдруг к полному своему стыду икнула. Так неприлично и громко, что покраснела до самых ушей. — Прости, — молвила Шарлотта, опустив ставшее пунцовой лицо.

Уильям покачал головой и прижал ее к своей груди.

— Я глазам своим не поверил, когда увидел, как ты шатаешься. Я думал, мне это снится.

Шарлотта уткнулась лицом ему в грудь, в мягкие складки его сюртука, жилета и шейного платка, вдохнула запах знакомого сандала и блаженно закрыла глаза. Боже, как ей стало хорошо, спокойно и… тепло! Как ей этого не хватало! Как будто она все это время мерзла. Еще и потому, что почувствовала, как его тяжелая рука медленно обнимает ее за плечи. Она снова была в его объятиях. Разве возможно такое блаженство?

— Да, иногда нам сняться странные сны, правда? — прошептала она, вдруг задрожав. — Иногда такие коварные, что мне хочется поймать их и уничтожить.

Уильям не смог сдержать улыбку, утопая в аромате ее волос, в тепле ее расслабленного, прижимающегося к нему тела.

Боже правый, он даже не надеялся найти ее так быстро, когда пришел на этот бал. Тем более в таком состоянии. Состояние, которое не на шутку встревожило его, потому что было очевидно, что что-то довело ее настолько, что она выпила целых четыре бокала шампанского прямо на балу. Вопиющий скандал, если хоть кто-то узнает об этом.

— Что случилось? — спросил он, бросив на мягкую траву бокал, который даже не издал ни единого звука, а потом привлек к себе Шарлотту и обнял двумя руками. Боже, Шарлотта. Как же он скучал по ней! — Что произошло с тобой?

Она теснее прижалась к нему, бередя ему душу. Так доверчиво, какой он уже не надеялся заполучить ее.

— Ничего, — послышался ее тихий голос.

Он мог поклясться, что она прикусила губу.

— Ты прикусила сейчас свою губу?

— Как ты догадался?

Что-то щемило в груди, что-то так сильно давило на сердце, что он боялся задохнуться. Но Уильям взял себя в руки, чуть отстранил ее от себя и, когда она подняла к нему свое бледное, до боли родное лицо, Уильям спросил уже серьезно:

— Что тебя так расстроило?

Глаза ее вдруг потемнели, а нижняя губа… задрожала. Он похолодел, испугавшись того, что она вот сейчас заплачет, и у него навсегда разобьется сердце. Уильям никогда не видел ее такой… расстроенной.

— Ты не поймешь, — удручённо ответила Шарлотта, снова прикусив губу. Только на этот раз для того, чтобы скрыть своё волнение и дрожь.

— А если я всё же пойму? — осторожно спросил он, продолжая обнимать ее. — Попробуй рассказать мне, в чем дело, и я помогу тебе.

— Ты не сможешь, — с еще большей грустью заявила она, что едва действительно не разбило его сердце.

Уильям нахмурился, осознав, что дело весьма деликатное и серьезное. И связано с ним. Неужели это он так… плохо действует на нее? Это ранило его куда больше, чем он мог признать себе, ранило так же, как сознание того, что она никогда не подумает о нем хорошо, что он не справится с тем, что так мучило ее. Как будто она не верила в него. Как будто он не был уже ни на что годен.

Ему хотелось не только помочь и прогнать ее печаль. Уильям вдруг осознал, что хочет стать обладателем всех ее мыслей, всех тайн и тревог, чтобы найти дороги к ним и развеять их.

— Шарлотта… — прошептал он, но она вдруг подалась вперед и коснулась пальцами его щеки.

— Не шевелись! — попросила Шарлотта слегка заплетающимся голосом, водя пальцем по его лицу.

Уильям замер не только от ее просьбы. Его парализовало от той нежности, с которой она коснулась его. Его поразила и мысль о том, что она ни за что не повела бы себя так. Если бы не была пьяна. Никогда бы не говорила то, о чем думает. Он до боли хотел узнать, о чем она думает, что делает ее такой печальной, чтобы наконец понять ее и понять эту упрямую причину, по которой она отказывала ему.

— Я не двигаюсь, — зачарованно обронил он, даже затаив дыхание, когда она добавила к правой руке левую, взяв его в кокон своих теплых, любопытных пальцев. Боже, какие у нее теплые пальцы!

Продолжая касаться его щек, Шарлотта вдруг нахмурилась. Луна, выглянувшая из-за облачка, осветила ее задумчивое, прелестное лицо.

— Н-не могу понять, как… как ты отрастил их?

Она поигрывала его бакенбардами, изучая из так, будто он было научным экспонатом. Погладила поросль волосы на его щеках с такой нежностью, что у него замерло сердце. Уильям чувствовал себя так, будто его околдовали.

— Я просто не сбриваю щетину по бокам.

Она нахмурилась еще больше.

— Да, в этот раз углы правильные и острые, — заметила она, словно делала научное заключение.

Уильям был потрясен тем, что она не только обращала внимание на его бакенбарды, но что до такой степени изучила их форму, что могла заметить разницу.

— Что ты сказала?

Она продолжала водить по его лицу пальцами, сбивая его с мыслей.

— Ты сам бреешься?

Боже, она была неисправима! И до ужаса упряма. Просто божественна.

— Иногда это делает мой камердинер.

Она смотрела на него так, будто он сообщал ей важное научное открытие.

— В день ужина… это делал он?

Уильям с трудом кивнул.

— Да.

Она так же удовлетворенно кивнула.

— Тогда понятно. — Потом заглянула ему в глаза и ошеломила его, добавив: — Ты делаешь это гораздо лучше. Хотела бы я на это посмотреть.

Господи, он будет счастлив показать ей это каждое утро, которое она согласится разделить с ним. До конца жизни…

Сглотнув, Уильям снова обхватил ее за плечи и привлек к себе, но даже это не отвлекло ее от того, что она продолжала изучать его лицо. Как будто видела впервые. Касалась, будоража сознание и вызывая такие острые чувства, что он начинал терять голову. Пристально глядя на него, она прошлась большими пальцами по его подбородку, задержавшись на неглубокой ямочке, погладила по щекам и снова вернулась к его бакенбардам, будто не могла оторваться от них. Уильям был сражен до глубины души.

— Шарлотта, — с тихим отчаянием прошептал он, чувствуя, как в ответ на ее ласки напрягается его тело.

Она вдруг нахмурилась.

— Какие у тебя красивые губы, — прошептала она ошеломленно, ошеломляя в ответ его. — Никогда не видела таких красивых губ.

И она не лукавила. За последние семь лет она видела столько мужских губ, но никогда таких, как у него…

— Шарлотта, — уже задыхаясь обронил Уильям.

Она провела по его нижней губе большим пальцем, заставив его цепенеть.

— А что, если я тебя сейчас поцелую?

Удивительно, Шарлотта ни разу не подумала поцеловать лорда Хамфри, Роджера, не думала так ни об одном из знакомых ей мужчин, но не могла думать ни о чем кроме того, чтобы поцеловать сейчас Уильяма. Потому что… Хотела только его поцелуев, хотела только его объятий. Господи, она пропала окончательно и бесповоротно, если позволяла этим чувствам овладеть собой до такой степени! Но сейчас, сидя возле него, прижимаясь к его груди и глядя в его завораживающие карие глаза, Шарлотта твердо знала, что хочет только его. И это ужасало ее до потери пульса.

— Тогда я поцелую тебя в ответ, — продолжая задыхаться, промолвил Уильям, умирая от желания поцеловать ее.

Но знал, что в таком состоянии ни за что не тронет ее.

— Это будет нечестно.

Он был поражен тем, что она прочитала его мысли.

— Почему?

Ее глаза потемнели еще больше, когда она заглянула ему в глаза.

— Скольких женщин ты уже перецеловал?

Уильям похолодел и застыл. И чувствовал себя так, будто небеса рушатся на него. Рушится то, чего он так сильно боялся. Проклятье!

— Так, хватит вопросов! — велел он и тут же замолчал, увидел, как от боли искажается ее лицо.

«— Стало быть, ты считаешь, что мужчины не способны на верность?

— Да…»

Уильям вдруг почувствовал себя ничтожным в ее глазах, но… Разве человек не может измениться? Почему она не могла поверить в то, что он мог… захочет измениться? Тем более, когда была для этого веская причина…

Глядя ей в глаза, Уильям спросил о том, о чем не спрашивал ни одну женщину до нее.

— Ты больше не хочешь целовать меня? — заговорил он тихо, решив, что вызвал в ней глубокое отвращение. Так что она больше никогда не захочет касаться его.

И снова она поразила его в самое сердце. Убрав от его лица свои руки, она опустила голову ему на грудь, доверчиво прижалась к нему своей щекой и закрыла глаза.

— Глупенький, конечно, хочу. Но не стану.

Он обнял ее, прижал к себе и зарылся лицом в ее мягкие, пахнущие сиренью и жасмином волосы.

— Почему?

— Потому что это неправильно.

Ну вот опять, опять она считает, что у них ничего не выйдет, что это невозможно, неправильно. Откуда в ней эта убежденность? Откуда это неверие в то, что у них ничего не получится? Она даже не подозревала о том, насколько дорога стала ему. Даже не знала, что заполнила все его сны, все мысли собой.

Уильям закрыл глаза. Он должен был быть благодарным небесам за то, что произошло сегодня. Ему о многом нужно было подумать, еще больше сделать, но сейчас он просто хотел держать ее в своих объятиях и наслаждаться этими редкими, такими сокровенным минутами.

— Ты думала обо мне все эти дни? — тихо спросил он, почувствовав, как она потерлась щекой о мягкую ткань его жилета.

— Каждую секунду.

У него защемило сердце.

— А ты скучала по мне?

— Каждую секунду.

Он понимал, что поступает нечестно, безнравственно, беззастенчиво грабя ее, но только так мог узнать хоть что-то, что помогло бы ему понять ее. Что помогло бы зажить некоторые раны на его собственном сердце, что позволило бы залечить те же раны в ней.

И чтобы не быть полуночным грабителем до конца, Уильям сделал ответный дар.

— И я скучал по тебе.

Она вздрогнула.

— Правда?

Она не подняла голову, потому что та отяжелела, а шея ее ослабла. Такая ранимая, такая до боли желанная.

«Такая до боли моя…»

Уильям осторожно погладил ее по волосам.

— Чистая правда.

— А ты думал обо мне?

Он вдруг улыбнулся.

— Каждую минуту.

Никогда еще он не говорил таких слов другим женщинам. Прежде это привело бы его в полнейший ужас. Но с Шарлоттой все было иначе. С ней всё было естественно, правильно. Он мог говорить о том, что действительно чувствует и не бояться быть преданным. С ней он мог делиться своими мыслями, зная, что они будут в надежных руках.

Боже, с ней мир действительно казался другим, ярким, нормальным, реальным. Рядом с ней сердце не ныло от жгучего чувства вины, а грудь не болела от царившей в ней целых одиннадцать лет пустоты. Сейчас он не сожалел о том, что поцеловал ее в ту ночь. Сейчас он ужасался того, что мог потерять это волшебство, если бы не поцеловал ее тогда. Обнаружил то, что не хотел уже терять. Потому что Шарлотта действительно была удивительной девушкой. И должна была принадлежать ему. Только ему одному. Как и он ей…

Темнота ночи опустилась на них, но Уильям никогда не чувствовал себя настолько прозревшим.

— Шарлотта, кажется у нас нет другого выбора. — Он снова погладил ее по голове. — Шарлотта?

Но она так и не расслышала его.

Потому что крепко спала. Уснула прямо в объятиях человека, которому собиралась отказать. Которого минуту назад хотела поцеловать… Боже правый, как он мог отпустить ее?

Уильям мог бы сам отвезти ее домой, но не стал поступить с ней так. Поэтому взял ее на руки, такую легкую и доверчиво прижимающуюся к его груди, и шагнул к террасе, но так, чтобы его никто не заметил. Когда же появился лакей, он послал за родными Шарлотты, а когда те пришли и изумленно посмотрели на них, Уильям быстро объяснил произошедшее, погрузил безмятежно спящую, невероятно расслабленную и такую беззащитную Шарлотту в карету, и отправил ее домой вместе с ее матерью и сестрой.

Глядя им вслед он вспоминал, как уютно она устроилась в его объятиях, на его груди, как сладко спала, тревожа его теплом своего дыхания. Он хотел, чтобы она каждую ночь спала рядом с ним. Чтобы каждое утро просыпалась в его объятиях. И он будет только счастлив показать ей, как сбривает щетину, не трогая бакенбарды.

Уильям готов был отдать все на свете, чтобы это стало реально.

Глава 17

Утро наступило неожиданно и болезненно. Вернее, это было позднее утро. Голова раскалывалась, поэтому Шарлотта едва смогла оторвать ее от подушки. Яркие, солнечные лучи слепили так, что некоторое время Шарлотта просто не могла отрыть глаза. Еще полчаса она сидела на постели, пытаясь прийти в себя и понять, что происходит. И что произошло.

Почему ей было так плохо? Почему она проспала?

На все эти вопросы ей пришлось получить ответы от матери, которая, после ухода горничной, подошла к постели и присела рядом. Взгляд Харриет был внимательным и слегка даже напуганным.

— Шарлотта, ты помнишь, что произошло вчера? — спросила она.

Шарлотта неприятно поежилась, расслышав в голосе матери серьезные нотки.

— Вчера?

— Да, на балу леди Портсмут.

Шарлотта даже не могла вспомнить, как выглядела леди Портсмут. Зато воспоминания атаковали ее, как артиллерийский залп. Серьезное лицо лорда Хамфри, его предложение, которое она ждала с таким нетерпением. Оказывается, не с таким нетерпением. Потом ужас, который поглотил ее. И попытка убежать от всего этого. Бокалы шампанского… Их было, кажется, много…

Шарлотта с тревогой посмотрела на мать.

— Я… надеюсь, не сделала ничего… предосудительного? — спросила она, прикусив губу.

Взгляд Харриет не смягчился, зато беспокойство усилилось.

— Ты выпила много шампанского. И уснула в саду леди Портсмут. Тебя нашел лорд Холбрук, позвал нас и проводил нас домой.

Господи, так Уильям не снился ей! Шарлотта застыла, боясь даже дышать. Она помнила туманные видения, его нежный голос, объятия, улыбку в ночи, которую освещала проказливая луна, то исчезая, то появляясь. Уильям был так близко, что она чувствовала его тепло, так близко, что она видела каждую черточку его сосредоточенного лица… Она что-то говорила ему, и он отвечал, с поразительной готовностью и искренностью, позволяя ей касаться себя, делать то, что ей не следовало делать никогда.

«— А что, если я сейчас тебя поцелую?

— Я поцелую тебя в ответ…»

Боже, неужели, и это она говорила? И как не провалилась сквозь землю после этого?

Шарлотта почувствовала, как мать взяла ее за руку.

— Милая, что происходит? Почему ты так много выпила?

Шарлотта не могла пошевелиться от охватившего ее страха.

— Я… я просто хотела пить. Меня мучила жажда, а под рукой не оказалось ничего, кроме…

— Ты могла бы выпить лимонада. Никогда ты не делала ничего подобного. — Заглянув дочери в глаза, Харриет осторожно спросила: — Что происходит? Что тебя мучает?

Шарлотта скорее умерла бы, чем сказала, что… Ей вдруг стало так больно, что перехватило в горле. Высвободив руку, Шарлотта медленно встала с кровати и подошла к окну, за которым наступил еще один солнечный, яркий, для многих счастливый, беззаботный день. Но не для нее.

Как она могла говорить о том, что происходило? Все семь лет, что она носила эту тяжесть в себе, это стало для нее собственной непосильной ношей, с которой могла иметь дело только она. Это невозможно было поверять никому. Только дневнику, который ей следовало давно сжечь. Как она даже вслух может говорить о том, что мучило и медленно убивало ее последние семь лет?

— Ничего, мама, — наконец ответила Шарлотта, обхватив себя руками и закрыв глаза.

Харриет встала, но не подошла к дочери.

— Ты уверена?

Шарлотта еще ниже опустила голову, мечтая спрятаться от этого, от всего мира.

— Да, мама.

Харриет вздохнула и покачала головой.

— Сегодня…

— Сегодня я никуда не хочу выходить, — оборвала ее Шарлотта тонким, почти несчастным голосом. — Можно, я останусь дома?

— Хорошо. Отдыхай.

Дверь спальни закрылась. Шарлотта вздрогнула и с трудом сдержала слезы. Господи, кажется она была близка к тому, чтобы столкнуться лицом к лицу с неотвратимой катастрофой.

* * *
Шарлотта бродила по дому, не задерживаясь ни в одной конкретной комнате. У нее было такое ощущение, словно она потерялась. Головная боль прошла, когда Нэнси принесла ей странную настойку, пахнущую яйцом, а на вкус углем. Удивительно, ей стало немного лучше, но это нисколько не избавило ее от той тяжести, которая снова давила на грудь, переворачивая сердце, потому что… Потому что, то, что Шарлотта сдерживала последние семь лет, уже вырывалось наружу, и она не имела никакой возможности предотвратить это. Еще немного, и она станет жертвой такой катастрофы, которая камня на камень не оставит от ее жизни.

Боже, что она делает? Ей следовало немедленно взять себя в руки и… дать ответ лорду Хамфри. И… это всё решит. Но стоило подумать о том, как она свяжет жизнь с этим красивым, достойным человеком, который был искренен и почтителен к ней, как Шарлотте… хотелось умереть.

Мать забрала Прюденс, Сьюзан и Джонатана и поехала навестить Пенелопу, поэтому Шарлотта была дома одна. Тишина, царившая вокруг, должна была помочь унять тревоги, но становилось еще хуже. Шарлотта была уверена, что если даже убежит на край света, ничего уже ей не поможет, потому что… если она еще раз увидит Уильяма, она просто… Не сможет больше справиться с собой.

Если прежде она пыталась хоть как-то понять его, теперь она не могла понять даже себя. Ведь стоило ему оказаться рядом с ней, как она… как вчера, льнула к нему, тянулась к нему, не могла перестать хотеть дотрагиваться до него. А он позволял ей, позволял то, что связало ее с ним с еще большей силой. Она пыталась увидеть в нем беспечного повесу, который последние семь лет думал только о собственных развлечениях, но… в последнее время он вел себя совершенно нелогично. И если быть честной, он старался быть дружелюбным, когда на первой прогулке пытался узнать, что ей нравится, он пытался быть радушным, когда они сидели на ужине в доме его матери. И вчера… он позаботился о ней, хотя мог оставить и уйти, ведь повесам не нужны такие хлопоты, разве нет?

Господи, чем больше она думала, тем страшнее ей становилось!

В дверь Зеленого салона, где пребывала Шарлотта, забившись в углу под окном, отворилась и вошел хмурый Хопкинс.

— Мисс Шарлотта, к вам посетитель.

О нет. Не может это быть лорд Хамфри. Он ведь обещал, что не будет торопить ее. Она и не была готова дать ему ответ. Может, позже…

Тяжело дыша, Шарлотта взглянула на дворецкого.

— Это… Надеюсь, это не лорд Хамфри?

Хопкинс едва заметно покачал высоко поднятой головой.

— Нет, мисс…

— Тогда, кто бы это ни был, отошлите. Я не принимаю сегодня.

Шарлотта резко отвернулась, боясь даже представить, кто мог прийти к ней. Она не принимала. Кто бы это ни был…

Когда Хопкинс ушел, она испытала такое облегчение, что едва не расплакалась.

Боже, кажется, она совершенно определенно разваливается на части!

И это было ужасно.

— Я знал, что так и будет, — донесся до нее до боли знакомый голос.

Голос, который она слышала во сне и наяву последние семь лет. Голос, который не просто обожала.

Голос, который пробрал ее насквозь так сильно, что Шарлотта действительно едва не расплакалась, ощутив жгучую тоску, которая ни на миг не отпускала ее последние три дня.

Медленно повернув голову, она увидела Уильяма, стоявшего на пороге гостиной. Скрестив руки на широкой груди и опираясь плечом о косяк двери, он чуть склонил голову набок, от чего его спутанные, мягкие волосы закрывали его лоб до самых бровей, делая его взгляд острым и пронзительным, и внимательно следил за ней. В темно-бордовом бархатном сюртуке, белоснежных длинных панталонах, утонувших в высоких черных сапогах, как всегда в белом жилете и с идеально подвязанным шейным платком, чисто выбритый и расслабленный, залитый дневными лучами солнца, он выглядел так потрясающе и так до боли знакомо, что Шарлотта снова испытала потребность разрыдаться. Потому что ей было больно смотреть на него. Потому что ее захлестнуло то, над чем она уже была не властна.

— Уильям, — прошептала она, не в состоянии проглотить комок в горле.

Испытывая просто удушающее желание подойти и обнять его.

Он улыбнулся, оттолкнулся от двери и вошёл в комнату.

— Я должен был зайти, чтобы узнать о твоем самочувствии. — Он остановился недалеко от дивана, в пяти шагах от нее, серьезно посмотрел на нее и участливо спросил: — Как ты?

Шарлотта смотрела в его завораживающе карие глаза и… и думала о том, что наверное никогда не перестанет думать о нем. Это была болезнь, такая сильная, что ни один доктор на всем белом свете не излечит ее. Потому что даже во с ней ей не приснилось бы, что Уильям может прийти к ней домой, потому что волновался за нее и хотел узнать о ее самочувствии. Реальность, которая пугала ее гораздо больше, чем сны.

— Х-хорошо, спасибо, — с трудом заставила себя проговорить Шарлотта и, опустив голову, незаметно прикусила губу.

Он не приближался к ней и хоть стоял далеко от нее, Шарлотта не могла унять нервную дрожь, которая постепенно усиливалась.

— Ты прикусила губу.

Она резко вскинула голову.

— Что?

Он так пристально смотрел на нее, что ей стало не по себе. Еще и потому, что в глубинах его глаз таилась… какая-то непостижимая нежность. И словно этого было мало, Уильям вдруг мягко улыбнулся и покачал головой.

— Ты же знаешь, что я могу определить, когда ты утаиваешь правду, а когда говоришь честно.

У нее перехватило в горле. Ох, Уильям!

— Я…

Улыбка его погасла, а на лице отразилось все то беспокойство, которое светилось в глазах.

— Ты выглядишь очень бледной.

У нее так часто билось сердце, что Шарлотта едва могла дышать. Не в силах больше справиться с этим волнением, она медленно встала. Был только один способ узнать всю правду, которая мучила ее с тех пор, как она проснулась.

— Я что-то говорила тебе вчера? — Когда она увидела, как лукаво заблестели его глаза, ее охватил настоящий ужас. — Что я говорила тебе? — уже требовательнее спросила она, затаив дыхание.

Лукавые смешинки в его глазах завораживали. Точно так же, как и мягкая улыбка, которая вновь появилась на его красивых губах, а на щеках обозначились обожаемые ямочки.

— Ты так много говорила, — с дразнящей улыбкой произнес он, растягивая слова.

Сжав перед собой руки, Шарлотта сделала шаг в его сторону.

— Не может быть! Я же была…

— Пьяна? — услужливо подсказал он, не переставая улыбаться.

Ей хотелось чем-нибудь запустить в его нахальную голову. Или просто подойти и сжать его в своих объятиях так, чтобы он больше ничего не говорил.

— Вообще-то неприлично напоминать об этом леди!

— Вообще-то я получил колоссальное удовольствие, беседуя с этой леди, когда она была в нетрезвом состоянии.

Шарлотта застыла на месте.

— О чем ты говоришь?

Уильям выпрямился, его улыбка стало загадочной.

— О том, что ты бываешь просто очаровательной в таком состоянии.

Шарлотта испытала желание спрятаться, потому что он действительно выглядел так, будто их вчерашняя беседа, о чем бы она ни была, доставила ему незабываемое удовольствие.

— О чем я говорила?

Он вдруг стал серьезным и нахмурился. Прядь каштановых волос упала ему на лоб, дотягивая до темной брови, и ей нестерпимо захотелось коснуться этой пряди, чтобы откинуть ее назад. Боже, как давно она не касалась его! Как давно не видела! Вчерашний вечер не считался, потому что она едва что-то помнила.

Тишину комнаты заполнил его мягкий, глубокий голос.

— Не волнуйся, ты просто рассказывала мне, сколько бокалов шампанского выпила.

Она незаметно снова сделала шаг в его сторону.

— И сколько я выпила?

Уильям призадумался, нахмурившись еще больше.

— Кажется, четвертый был уничтожен не до конца, когда я нашёл тебя.

И еще шаг.

— Как ты нашел меня?

— Просто пошёл за тобой.

И еще один шаг.

— Но почему?

Он вдруг напрягся, глаза его потемнели и… запылали, почти как в ту ночь после ужина.

— Шарлотта, если ты сделаешь еще один шаг в мою сторону, я тебя поцелую, и меня не сможет остановить даже твоя мать, если она зайдет сюда.

Матери не было дома, — молниеносно пронеслось у нее в голове.

Вздрогнув, Шарлотта сделала два шага назад, понимая, что просто сходит с ума. Ее снова охватил страх и напряжение, в котором она пребывала до его прихода.

— Почему ты пришёл? — спросила она, опустив голову, потому что не могла больше смотреть на него.

На этот раз к ее большому изумлению он сам шагнул к ней, позабыв свои предупреждения.

— Хочу пригласить тебя на прогулку.

Она резко отвернулась от него, начиная дрожать только от того, что он продолжал приближаться к ней.

— Исключено, сегодня я не выхожу из дома.

Еще один шаг.

— Ничего не желаю слушать. Ты такая бледная, что тебе срочно нужен свежий воздух и солнечные ванны. Иди одевайся. Я подожду тебя внизу.

Она вся сжалась, когда почувствовала, как он останавливается позади нее.

— Пожалуйста, — послышался за спиной тихий шепот, и ей в шею ударило теплое дыхание, заставив ее на миг прикрыть веки. — Это будет всего лишь прогулка. Мы пройдемся по Оксфорд-стрит. Говорят там открылся какой-то новый магазин, где продаются самые последние бритвенные принадлежности. Может, поможешь выбрать мне бритву, чтобы в следующий раз я не ошибся с углом?

У нее по всему телу бегали то маленькие, то крупные мурашки, заставляя ее дрожать так, что Шарлотта едва не упала, потому что у нее ослабели колени. От его близости, от его тихого голоса, только от того, что он пришел и находился сейчас рядом с ней, а не где-то еще. Ей хотелось закрыть глаза, прижаться к его спине и… никогда больше не шевелиться.

С трудом владея собой, Шарлотта медленно обернулась к нему, боясь даже дышать, когда взгляд мерцающих карих глаз поймал ее. Боже, он стоял так близко, что она могла протянуть руку и…

Он сам протянул руку и коснулся ее щеки, будоража сознание.

— Мы идем на прогулку, Шарлотта, и я жду тебя внизу. Одевайся и выходи. — Он убрал от ее лица темно-золотистую прядь за ухо и тише добавил: — Не заставляй меня подняться к тебе и спустить тебя в том, в чем ты будешь. Как бы мне этого не хотелось.

В нем действительно была сила, которая могла заставить ее сделать всё, что угодно. Самая большая слабость в ее жизни. Как она могла отказать ему?

* * *
Она была готова через полчаса. И снова замерла на верхних ступеньках, как сделала в прошлый раз, когда появилась на втором этаже вместе со своей горничной, которая должна была сопровождать их.

И снова Уильям не мог оторвать взгляд от Шарлотты, которая медленно спускалась, скользя рукой по каменным перилам. Боже, какой пленительной она была! Как она умудрялась каждый раз поражать его так, что он терял дар речи? Но даже не это поразило его, а то, что при одном взгляде на нее его снова охватило чувство того, будто он именно там, где и должен быть. Именно с тем, с кем ему следует быть. Чувство обретения чего-то особенного, а когда она посмотрела на него, Уильям осознал, насколько родным стал для него этот взгляд.

Сегодня на Шарлотте была маленькая с золотистыми лентами соломенная шляпка, закрепленная на ее пышных темно-золотистых волосах чуть набок, а сверху на нее было надет темно-золотистый пелисс, застегнутом на все длинные пуговицы до талии на манер мундира. Стройная и изящная, она не шла, а будто бы скользила поверх ступенек, приближаясь к нему. У него замерло сердце в ожидании мгновения, когда же это произойдет. Господи, как он вынес два дня и один короткий вечер, чтобы по-настоящему увидеть ее!

Уильям с трудом вытерпел ночь и дождался времени, когда можно будет навестить ее. После вчерашнего это желание стало таким острым, что оно едва не поглотило его. У него было такое ощущение, словно со вчерашнего вечера в нем появилась тоненькая, но невероятно прочная нить, которая тянулась к Шарлотте и навсегда связала его с ней. Связь, которую он не хотел разрушать. Связь, которая вдруг стала так много значить для него.

Да, он обнаружил ее такой же бледной и подавленной, какой ожидал увидеть, когда приехал сюда. Поэтому должен был пригласить ее на прогулку, чтобы она немного развеялась. Уильям не мог видеть ее такой грустной. В нем будто что-то отмирало, когда он замечал в ее глазах эту невыразимую печаль. Она слишком много думала. Слишком много таила в себе. Уильям был благодарен небесам за вчерашний вечер, когда он смог увидеть хоть что-то в ее тщательно оберегаемой душе. Совсем немного, но он благоговел перед тем, что мог открыть в ней еще. Потому что должен был увидеть всё. Всё это должно было принадлежать ему. Как и она.

Он скучал. Безумно скучал по ней, хоть и прошло не так много времени с их последней встречи. А еще… Ему доставило огромное удовольствие дразнить ее там в гостиной. Господи, он наверное никогда не перестанет наслаждаться моментом, когда ее глаза то темнели, то расширялись, затягивая его в свои умопомрачительные глубины. Он обожал видеть, как она краснеет, а еще прикусывает губу. Одному Богу известно, как он сдержался, чтобы не поцеловать ее прямо там.

— Уильям? — послышался рядом ее озадаченный голос.

Уильям моргнул и почувствовал, как теплая волна разливается по всему телу от того, с какой легкостью и непосредственностью она стала называть его по имени. И стоять рядом с ним. И беседовать. Как будто рухнула какая-то стена, которая всё это время стояла между ними. И всё благодаря вчерашнему вечеру, когда ему явилось не только ее знаменитое упрямство. Но и затаённый намек на то, что он был ей небезразличен. На самом деле она явила ему гораздо больше, как и свою беззащитность и хрупкость, которые он намеревался сберечь.

Подав ей руку, Уильям улыбнулся ей.

— Поедем в экипаже или прогуляемся?

Она спокойно встретила его взгляд.

Боже, да, между ними ничего не должно было стоять!

— Прогуляемся.

Он обожал, когда она произносило то, что совпадало с его желаниями.

Они вышли в новый теплый день, который уже не казался таким невыносимым. Горничная Нэнси семенила позади них, чтобы не мешать. Чувствуя на своей руке нежную руку Шарлотты, Уильям повел ее по Гросвенор-сквер, повернул налево на Дьюк-стрит и пошел вдоль дороги, которая должна была привести их прямо к Оксфорд-стрит.

Поразительно, снова он шел на обыкновенную прогулку, только испытывал при этом такое воодушевление, как будто шел на собственную коронацию. И всё это только благодаря тому, что рядом с ним шла Шарлотта.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, на самом деле волнуясь за нее.

— Хорошо.

Украдкой взглянув на нее, Уильям с облегчением заметил, как здоровый румянец возвращается к ней.

— Я же говорил, что прогулка поможет.

Она вдруг поразила его, повернула голову к нему и… улыбнулась. Так нежно и осторожно, что он едва не споткнулся. Господи, Уильям был потрясен, потому что никогда бы не подумал, что она может улыбнуться ему просто потому, что хотела этого. Оттого и была ее улыбка такой завораживающей и бесконечно особенной. Он никогда не видел ничего прекраснее. И никогда у него не кружилась голова просто от того, что он пытался сделать приятное женщине. Не в постели.

— Да, кажется, ты был прав.

Да, кажется, мир сошел с ума, раз она соглашается с ним, но это было потрясающе. Снова на него нахлынуло то, что он всегда испытывал в присутствии Шарлотты: будто море ему было по колено, а все горы легко преодолеваемы. И что он не один во всем мире. Удивительные ощущения.

— Я рад, что тебе стало лучше.

Она продолжала смотреть на него, тревожа душу.

— Почему ты заговорил о бритвенных принадлежностях? — вдруг спросила она, нахмурившись. — Я думала…

— Что я заведу тебя в магазин для лент или перчаток или шалей или что вы там любите покупать?

Шарлотта вдруг округлила глаза и спустила взгляд на его… бакенбарды.

— Боже, неужели вчера я спросила о них?

Уильям почувствовал, как что-то стиснуло ему грудь. Сжав ей руку, он поборол потребность так же сжать ее в своих объятиях.

— Может, я куплю измеритель, чтобы соблюдать определенный угол, — произнес он с лукавой улыбкой. — Какой кстати должен быть этот угол? Шестьдесят, семьдесят градусов?

Шарлотта смотрела на него в каком-то ласковом ужасе, а потом… просто рассмеялась. Уильям застыл, не в состоянии сделать и шаг. Потому что не думал, что может заставить ее смеяться, потому что никогда не слышал ее дивного смеха, от которого завибрировало у него в груди, а желание прижать ее к себе стало просто нестерпимым.

— Ты просто невыносим, ты знаешь об этом? — ласково произнесла она, немного успокоившись.

Уильям смотрел ей в глаза и думал о том, что хочет быть невыносимым только для нее.

— Это плохо? — прошептал он, начиная задыхаться.

Она вдруг стало серьезной и покачала головой.

— Нет, конечно нет. — На этот раз она зашагала первой и повела его за собой. — Кто научил тебя бриться? Наверное, камердинер?

Уильям вдруг обнаружил, что вся веселость и радость покинули его, а на их место воцарилось нечто тяжелое и вековое.

— Нет, — едва слышно ответил он.

Шарлотта удивленно посмотрела на него.

— Нет?

Он не заметил, как сжал зубы.

— Мой отец.

На этот раз Шарлотта нахмурилась, обнаружив, как он не только бледнеет, но и напрягается так, что она могла поклясться, что держит не его руку, а тяжелый камень. Несколько раз он упоминал отца в их разговорах и всегда в неприятном или яростном контексте. Особенно в ту ночь, когда его ранили. И теперь, увидев в нем эту перемену, ей… стало тревожно и неспокойно за него. Потому что она никогда бы не подумала, что есть что-то, что причиняло ему… боль. Настоящую и глубокую душевную боль.

— Ты не был дружен со своим отцом?

Уильям мог поклясться, что ни за что бы не заговорил об отце. Да и о чем говорить? Нечего было говорить. Он не хотел портить прогулку. Очередную прогулку, которую хотел сделать идеальной для нее. Но на него продолжала давить давняя боль, которую заметила Шарлотта. Потому что он почувствовал, как она сжала его руку. Будто в попытке поддержать и подбодрить его. И это тронуло его до глубины души. Он никому не говорил об отце, это было просто немыслимо, но сейчас Уильям внезапно испытал просто отчаянную потребность высказаться. Шарлотте. Потому что именно она могла бы понять его. Потому что Шарлотта была единственной женщиной, которую не смогли бы напугать его мысли.

Единственная женщина, которой он мог доверить такое.

— Мы были с ним очень дружны.

Когда он заговорил, Шарлотта испытала настоящее облегчение, потому что боялась, что он так и не ответит. Благодарная ему за это, за то, что он нашел в себе силы впустить ее в свою душу, она снова сжала его руку. Еще и потому, что отчаянно хотела знать то, что было частью его. То, чего она никогда не знала.

То, что могло помочь ей лучше понять его. Его глубокую, человеческую сторону.

— Всегда, когда бы я не видела его в прошлом, — осторожно заметила она, — мне никогда не оставляло чувство, что он любит своих детей. И очень гордится тобой.

Да, она могла видеть их, видеть его отца, потому что давно дружила с Лидией. Это почему-то сделал разговор более… терпимым.Только…

— Только… он не всегда гордился мной.

— В каком смысле?

Уильям снова напрягся, почувствовав, как холодная испарина выступает на лбу.

— Перед тем, как отправиться в Европу, я… я с ним поссорился.

Шарлотта замедлила шаг, когда мимо стала проходит большая группа людей. Когда снова вокруг воцарилась тишина, она тихо спросила:

— Из-за чего?

Он поджал зубы, от чего жилка задергалась под бакенбардам на правой щеке.

— Это… это…

Это было слишком тяжело, чтобы говорить об этом, — удрученно поняла Шарлотта, не представляя даже, что он мог хранить в своем сердце такую муку. Уильям всегда казался ей беспечным и слегка даже безрассудным. Она даже подумать не могла, что в нем может быть не только такая глубина, но… способность испытывать такие сильные чувства. Господи, открытие, которое… ставило под большую угрозу ее собственное сердце.

— И ты не пытался помириться с ним? — снова спросила она, дрожа при мысли о том, что ему может быть очень больно. Видя, как это важно для него. Ей хотелось обнять его, чтобы унять его боль.

Уильям вдруг остановился и заглянул ей в глаза. Его собственные глаза потемнели так, что стали почти черными. Шарлотта затаила дыхание, потрясенная до глубины души тем, что он страдал до сих пор из-за ссоры, которая произошла почти целую вечность назад. Ссора, которая оставила в его душе неизгладимый след.

— Мы с ним ужасно поссорились, а потом…

Голос его оборвался. Шарлотта не смогла сдержаться. Подняв руку, она коснулась его щеки, позабыв о том, что стоит посредине улицы, где все это видели.

— Что произошло?

Он нахмурился так, что морщинка на лбу стала опасно глубокой.

— Я назвал его последними словами… а потом… — Он на миг прикрыл глаза. — Я проклял его, и он умер.

Шарлотта застыла, глядя на его лицо, которое напоминало изваяние. Лицо человека, которого она оказывается даже не знала. Не знала, что он мог быть таким: опустошенным, ранимым, мучимым чувством вины за то, в чем только что признался.

Какое-то время она молча смотрела на него, пытаясь понять истинный смысл его слов. Уильям не только поссорился с отцом, с которым был очень дружен. Он… в порыве ярости, сказав что-то обидное, он решил, что…

— Ты что, решил, что его смерть на твоей совести?

Он побледнел так резко, что ей стало даже плохо.

— Шарлотта… — будто задыхаясь, прошептал он.

Боже правый, он действительно так считал! Это его мучило каждый раз, когда он упоминал отца. Боль именно от этого чувства вины таилась в глубинах его глаз, когда в ту ночь после ранения он просил ее оставить его на тротуаре. Когда обрек себя на мучения и не выпил лекарства. И говорил, что для него нет безопасного места, потому что… Чувство вины всегда носил в себе и считал, что недостоин… спасения.

У нее перехватило в горле от мыслей, которые поразили ее до глубины души. Боже правый, Уильям! Он… всё это время он страдал, но никогда никому не показывал этого, предпочтя, чтобы все видели в нем безрассудного повесу, но на самом деле!

Она была благодарна ему за это признание так сильно, что едва не расцеловала его.

Задрожав, Шарлотта схватила его за руку и повернула к себе, не в силах позволить ему думать…

— Насколько мне известно, твой отец умер спустя шесть лет после твоего отъезда в Европу. Он умер от простуды. — Глаза ее сверкали от гнева. И ответной боли. — Извини меня, Уильям, но что бы ты не думал, я не считаю, что ты обладаешь какой-то сверхъестественной магической силой, которой можешь наслать на людей горе и смерть. И даже если обладаешь, получается, что твои способности не так хорошо, потому что тебе пришлось ждать целых шесть лет. — Она вдруг замолчала, притянула его еще ближе к себе и совсем тихо попросила: — Боже, Уильям!.. Скажи пожалуйста, что ты так больше не думаешь! Умоляю тебя!

Уильям продолжал задыхаться. Он тонул в темно-серых глазах, которые светились беспокойством только по нему одному. Глаза женщины, которой было дело до него. Девушка, которая стояла перед ним и пыталась убедить его в обратном только потому, что эта мысль… была для нее такой же невыносимой, как для него.

Она не знала, не знала всего того, что произошло тогда, но Уильям был благодарен ей за каждое слово, которым она захотела развеять болезненные воспоминания, которые он так долго не отпускал. Он сам изумлялся тому, что рассказал ей об этом, о самой своей постыдной тайне, которая должна была отвратить от него Шарлотту, но она держала его так крепко, будто не могла отпустить. Держала так, словно не позволила бы ему упасть, если бы под ногами разверзлась земля.

Никто никогда не держал его так решительно. Так, будто он действительно не был один во всем мире. Задыхаясь, Уильям коснулся ее лица, благоговея перед ней. Благоговея перед тем, что она была и оставалась в его жизни, не смотря ни на что. Пораженный тем, что еще не целовал ее сегодня. Так долго…

— Шарлотта… — прошептал он, задыхаясь еще больше.

По улице снова стали проходить большие группы людей. Они уже стояли на перекрестке с Оксфорд-стрит.

Когда толпа прошла мимо них, кто-то толкнул его в правый бок. Так резко, что Уильям едва не задохнулся. Бросив вперед левую руку, Уильям обнял Шарлотту и прижал к себе в порыве уберечь ее.

Толпа схлынула так же внезапно, как появилась. Уильям отстранил от себя Шарлотту и хотел узнать, как она, но странная боль вспыхнула в правой руке.

— Что… — пробормотал он, повернув голову, но застыл и не мог пошевелиться.

В его ладони покоилась маленькая записка.

«Если ты не прекратишь поиски, пострадают те, кто рядом с тобой!»

Он похолодел, а потом услышал тоненький голос Шарлотты. Она смотрела на его правую руку, чуть пониже плеча.

— Почему у тебя порван сюртук? — Нахмурившись, она коснулась рукой в белой перчатке того места, где ткань разошлась. Когда она отняла от него руку, на ее пальцах остались красные следы. Шарлотта побледнела и покачнулась. — Боже правый, Уильям, это кровь!

Глава 18

Шарлотта ощутила такую панику, что у нее закружилась голова. Точно такую же панику и всепоглощающий страх она ощущала в ту роковую ночь, когда стреляли в него.

У нее едва не подкосились ноги, когда она заглянула в бледное лицо Уильяма.

— Боже, Уильям, у тебя кровь! — прошептала она бледнея сама.

Уильям не мог пошевелиться, но сумел скомкать записку и незаметно положить в свой карман, чтобы Шарлотта ничего не увидела. Черт, кажется, ситуация становилась гораздо опаснее, чем он даже предполагал!

Он быстро оглядел Шарлотту.

— Ты в порядке?

Она нервно кивнула, в ужасе глядя на него.

— Нам нужно вернуться… Нужно посмотреть, что с тобой.

Словно в подтверждении того, что ситуация серьезная, запульсировала рана на руке. Черт, кто-то пырнул его ножом! Посредине дня и едва ли не на глазах у всех. Когда Шарлотта стояла рядом с ним. Господи, а если бы случайно задели ее?

— Нам нужно немедленно уходить отсюда. — Он вскинул голову и увидел свой экипаж, который медленно катился за ними, как он и велел. Взяв Шарлотту под руку, он отыскал глазами ее горничную и кивком головы подозвал к себе. — Поехали.

Он помог им сесть в экипаж, прыгнул в него сам и закрыл дверь. И спустил все шторы, чтобы их никто не увидел.

Шарлотта сидела перед ним, но когда он опустил шторы, пересела к нему, не обращая внимания на озадаченную Нэнси, которая тихонько сидела в углу.

— Дай мне посмотреть на твою руку, — требовательно попросила она, выжидательно глядя на него.

Уильям отмахнулся, ужасаясь уже от того, что она уже испачкала свои перчатки.

— Пустяки, — пробормотал он, не обращая внимания на пульсирующую рану.

А вдруг нож был отравлен?

— Уильям Джеральд Эджуорт, ты сейчас же подашь мне руку, или я сама это сделаю! Выбирай!

Уильям на мгновение застыл, глядя на решительно настроенную Шарлотту, которая выглядела… Господи, она была великолепна, даже когда сердилась на него! Особенно, когда сердилась на него, но он знал, что сейчас ей гораздо страшнее, чем даже ему. Поэтому он не стал дразнить ее.

Будь проклят Роберт со своим заданием, но кажется, только благодаря этому Шарлотта все еще была с ним!

Вздохнув, Уильям повернулся к ней правым боком.

У него до сих пор болела рана на правом плече, а теперь к ней добавилась еще и эта неприятность, но, стараясь не замечать неудобства, Уильям протянул ей руку.

— Осторожно, не испачкайся.

Ее глаза вдруг потемнели.

— Думаешь, это меня остановит?

У него перехватило в горле. Господи, Шарлотта! Он совершенно определенно не заслуживал ее.

Стараясь сохранить присутствие духа, Шарлотта стянула перчатки и повернула его руку так, чтобы разглядеть рану. Она проходила под плечом, под раненым плечом, вдруг с болью подумала Шарлотта, которое еще не зажило, и теперь вот это! Длинный, глубокий порез, из которого продолжала сочиться кровь. Слои одежды были слишком толстыми, да и бархатная ткань натянулась так, что было сложно что-то разглядеть. Ему нужно было снять всю верхнюю одежду, чтобы она смогла добраться до его раны.

Снова кровь. Снова она видела то, что могло свести ее с ума.

— Боже правый, кто это сделал? — прошептала она, начиная бледнеть.

Уильям покачал головой.

— Неважно.

Она с упреком посмотрела на него.

— Уже второй раз кто-то пытается навредить тебе. Только не говори, что это совпадение.

Боже, она не должна была быть такой умной! — с щемящим восхищением подумал Уильям.

— Шарлотта…

— Нужно остановить кровь.

Она полезла в свой ридикюль за платком, но он вновь, как в ту ночь, стянул шейный платок и протянул ей.

— Вот, возьми это.

Снова ее глаза потемнели, отражая воспоминания о той ночи, когда он сделал почти то же самое.

Сглотнув, Шарлотта взяла платок, уже привычным движением скрутила и прижала к его руке. Уильям поморщился, но закрыл глаза. У него на лбу выступила испарина.

Не сдержавшись, Шарлотта подняла свободную руку и, наконец, откинула назад темную прядь, падавшую ему на лоб.

— Куда мы едем? — тихо спросила она, чувствуя, как сжимается сердце при взгляде на его бледное лицо.

— Ко мне домой.

Шарлотта нахмурилась.

— Не в Холбрук-хаус.

Он покачал головой.

— Разумеется, нет.

Она испытала облегчение, потому что… хотела сама позаботиться о нем. Без свидетелей.

Оставшийся путь они проделали в молчании. Рана хоть и продолжала кровоточить, внушая ей ужас, но на этот раз он не терял сознание, как бывало в прошлый раз. И все равно ей было страшно так же, как в ту ночь.

Шарлотта едва вытерпела двадцатиминутный путь, а когда карета остановилась, Уильям сам вышел и помог выйти ей. Беспокойство за него охватило ее так сильно, что Шарлотта едва заметила Нэнси, семенившую рядом. Она не заметила и большой дом, в который вошла, большой холл, в котором оказалась. Ей нестерпимо хотелось посадить Уильяма на что-то и заняться его раной.

И словно поняв это, он взял ее за руку, и что-то сказав высокому мужчине, который открыл дверь, кивнув так же на ее горничную, Уильям потянул Шарлотту за собой к лестнице, потом повел по длинному коридору, завел в большую комнату, залитую солнцем и закрыл дверь.

Яркие лучи лились из высоких окон, освещая огромную спальню с тяжелой позолоченной мебелью и стоявшая перед мраморным камином необъятных размеров кровать с высоким столбиками, на которых был подвязан тонкими шнурками бархатный балдахин.

Это была его спальня!

Шарлотту охватила легкая дрожь. Она с отчаянием пыталась справиться с собой, чтобы сосредоточиться на главном, но, обернувшись и оглядевшись, она заметила… разбросанные бумаги по всей поверхности кровати, исписанные вдоль и поперек. Как будто кто-то здесь долго и усиленно работал. Удивительно, но она никогда не думала об Уильяме, как о человеке, способном кропотливо сидеть над бумагами, слишком часто видя его в другом образе. Но… его комната не выглядело, как логово распутника, который каждый вечер забирал с балов разнообразных женщин, а походило на строгое, даже слега необитаемое место, где… можно было просто отдохнуть. И поработать.

Удивленная этим открытием, она медленно повернулась к нему. Уильям неподвижно стоял у порога, прислонившись спиной к двери. У нее перехватило дыхание, когда его тяжелый, пристальный взгляд остановился на ней. И снова ее посетила мысль о том, что она не до конца знала его. Не знала, какую боль он таит в себе, виня себя не только за ссору с отцом, но даже в его смерти. Не знала, что он мог быть внимательным, что просто приходил к ней, чтобы узнать, как она поживает после вчерашнего… глупого поступка. Ее поразила еще одна мысль, которая до этого мгновения не посещала ее прежде: после смерит графа Уильям должен был вести дела семьи и делал это самостоятельно без посторонней помощи. И Шарлотта знала, что у его семьи нет ни долгов, ни каких бы то ни было затруднений. Он не промотал деньги отца, заботился о сестрах и матери, и…

И кажется, если она еще секунду будет думать об этом, она навсегда лишится своего сердца.

Шарлотта с трудом справилась со своим волнением, отошла от него и тихо попросила:

— Сними… с себя сюртук.

Уильям старался дышать, чтобы не задохнуться. Они были одни, на всем белом свете. Рядом не раздавалось ни единого звука, кроме ее дыхания. Рана продолжала болеть и пульсировать, но это было самое последнее, о чем он сейчас мог думать. И ее слова… Они заставляли волосы встать дыбом от охватившего его волнения.

Господи, Уильям так отчаянно боялся потерять контроль над собой, что должен был хоть что-то сделать, чтобы отвлечься и… и развеять охватившее их обоих оцепенение.

— Кажется, моего камердинера хватит удар, когда он увидит второй испорченный сюртук.

Уильям расстегнул пуговицы и, морщась, снял и бросил в сторону сюртук.

Шарлотта подошла к находившемуся рядом с высоким окном столу, где стоял кувшин с водой и полотенца. И чистые бинты. Скорее всего для перевязки его плеча.

Уильям подошел к ней сзади и вздохнул.

— Да, мне до сих пор приходится перевязывать плечо, чтобы двигаться свободнее.

Шарлотту больше не удивляло то, как он понимал ее мысли. Взяв со стола все необходимое и намочив небольшое полотенце, она обернулась к нему.

Его глаза прожигали ее насквозь так сильно, что она едва могла дышать. Но усилием воли взяла себя в руки.

— Присядь, пожалуйста. Я должна…

Он кивнул и отошел к большой кровати. Двигаясь медленно и морщась каждый раз, когда шевелил правой рукой, Уильям наспех собрал все бумаги, запихнул их под подушку и присел на мягком матрас. Лицом к ней. Солнечные лучи, лившиеся на него из противоположного окна, осветили не только блестящие каштановые волосы, которые падали на его широкий лоб.

Взгляд ее тут же задержался на слегка бледном лице Уильяма, затем на его правой руке, которая была… вся в крови.

Ее затошнило.

Шарлотта медленно подошла к нему, взглянула на руку и… покачала головой.

— Так я не смогу…

Уильям так остро ощущал ее близость, что перехватило дыхание. Особенно потому, что…

Сглотнув, он поднял руки и стал расстегивать длинный ряд пуговиц на своем жилете, затем на рубашке, а потом… резким движение стянул все это с себя через голову, окончательно взъерошив свои волосы, и бросил на пол.

Шарлотта застыла, испугавшись того, что ослепла. Но нет, беспечные лучи, падая на него косыми лучами, не позволили ей ослепнуть. Услужливо прыгая на его натянутой бледной коже, они освещали его напряженную, широкую грудь, которая… Она не могла оторвать взгляд от него и даже представить себе не могла, что под его одеждой скрывается нечто… столь невероятное и захватывающее. Никогда еще ей не доводилось видеть ничего более потрясающего, чего его грудь.

Его кожа не была тронута загаром. Бледная, но лучи солнца позолотили ее, прыгая на выпуклостях и скрываясь в темных впадинках, обозначив рельефы, которые таили его мощь и сила. Под атласной кожей скрывались бугры мышц, а поверх словно веером посередине его грудь была покрыта темным пушком волос, которые сужались на животе и тоненькой дорожкой убегало вниз, огибая впалый пупок и скрываясь под поясом панталон.

Шарлотта вдруг подумала о том, что у нее сейчас вспыхнут кончики ушей, если она еще немного дольше будет разглядывать его, или просто остановится сердце.

— Шарлотта, — прошептал он, протянув к ней руку. — Всё хорошо?

Она вздрогнула и пришла в себя. Господи, он ранен, из его раны текла кровь, а она что делает!

Судорожно вздохнув, Шарлотта кивнула и повернулась к его правому плечу, которое всё еще было плотно забинтовано.

Взору ее предстал длинный порез на внешней стороне его напряженной руки чуть выше локтя, из которой стекались несколько струек крови. Это привело ее в чувства быстрее, чем силы, с которыми она так отчаянно сражалась.

Взяв в руку смоченное полотенце, Шарлотта осторожно прижала к его ране. Уильям вздрогнул и закрыл глаза. У нее задрожала рука при мысли о том, что ему снова больно.

— Кто это сделал? — тихо спросила она, снова ощутив холодные потуги страха.

Уильям дрожал, но старался не пугать ее, сдерживая острую потребность застонать. Черт, рана не была такой уж и опасной, но весьма неприятной. Уильям позволил Шарлотте позаботиться об этом только потому, что это могло успокоить ее.

— Я не знаю.

Шарлотта вдруг поняла, что он не просто лжет. Он не хотел говорить ей правду.

— Всё это из-за нее, да? Это кто-то из ее бывших поклонников? Или родственник ее покойного мужа?

Уильям незаметно покачал головой. Черт, она была слишком умна, чтобы он что-то скрывал от нее. Это ж была Шарлотта. Пора бы ему уже привыкнуть к этому, но… было чертовски трудно соображать, когда на нем не было половины одежды, а она стояла так близко к нему.

Кроме того, по ее дрожащему голосу он понял еще одну вещь. Ей было не только важно знать правду. Она все еще считала, что его до сих пор что-то связывает с леди Хартли.

— Не волнуйся, — пробормотал он, повернув к ней голову.

Стараясь не замечать его взгляд, Шарлотта убрала полотенце, бросив его на стоявший недалеко столик, взяла бинты и, прижав небольшой лоскуток чистого полотна к неглубокой, но длинной ране, стала осторожно бинтовать ему бицепс. При этом делала все возможное, чтобы пальцы не дрожали, всякий раз соприкасаясь с теплой кожей, по которой она хотела провести всей рукой.

Ей было так важно узнать правду, что она едва не расплакалась. Потому что не только не могла выносить мысль о том, что ему могла снова угрожать опасность. Это означало, что Уильяма до сих пор что-то связывало с той женщиной, иначе на него никто бы не напал.

Боже, только ей стало казаться, что их начало связывать что-то важное, глубокое и настоящее, когда он рассказал о своем отце, а потом она нашла бумаги, свидетельствующие о том, что он не всегда праздно проводил время, но мог заняться чем-то важным, как реальность вновь обрушилась на нее, пытаясь доказать, что между ними не может быть ничего общего. Но даже тогда… Шарлотта ужасно хотела, чтобы его ничем не связывало с леди Хартли.

— Это… это очень сложно сделать… — бормотала она, завершая бинтовку. — Особенно, когда с тебя стекается кровь.

Уильям с трудом сдержал улыбку. Не только потому, что она выглядела такой расстроенной, что дрожала нижняя губа.

Он ужасно хотел поцеловать ее. И знал, что это сделает. Сейчас его не смогли бы остановить даже все его родные, если бы вздумали ввалиться в его комнату разом. Потому что это было необходимо не только ему. Он должен был поцеловать Шарлотту потому, что это было прежде всего нужно ей.

Закончив с раной, она стояла перед ним, не шевелясь, и выглядела такой расстроенной и растерянной, что у него защемило сердце.

— Шарлотта, всё хорошо, не волнуйся, — повторил Уильям, пристально глядя на нее, а потом… поднял руки и незаметно для нее стал расстегивать большие медные пуговицы на ее пелиссе. Шарлотта застыла и опустила к нему голову. Когда их глаза встретились, когда он сбросил с ее плеч пелисс на пол, обнял ее и притянул к себе, Уильям сказал ей то, что было чистой правдой. То, что она должна была услышать. И поверить в это. — У меня с ней ничего не было, Шарлотта. И никогда не было. — Он всмотрелся ей в глаза, посадил ее к себе на колено и еще тише добавил: — И никогда не будет.

Шарлотта не могла дышать, не могла пошевелиться, опустив руки на его обнаженные плечи, слегка обнаженные, потому что правую сторону скрывали бинты, два оборота бинтов.

Сегодня, проснувшись, она даже не надеялась, что день принесет ей столько важного и необходимого, но Уильям сегодня открылся ей с совершенно другой стороны. Ранимый, таивший в себя столько боли. Человек, заботящийся о своей семье, ведущий дела семьи. И тревожащийся за нее. Шарлотта смотрела в его завораживающие глаза и вдруг обнаружила, как щиплет в глазах, потому что его слова прозвучали полным смысла обещанием.

— Пожалуйста, не делай мне таких обещаний.

Он еще теснее притянул ее к себе, от чего мурашки побежали по спине, а потом развернулся и медленно опустил ее на матрас, улегшись рядом с ней.

— Но я делаю, — сказал он, опустил голову и быстро поцеловал ее в губы. Так быстро, что она едва заметила это. Так быстро, что она потеряла свое дыхание. — И тебе придётся поверить в это.

Она не могла. Млея от упоения, замерев от его близости, Шарлотта была в полнейшем ужасе. Потому что он даже понятия не имел о том, что если она поверит ему, она… погибнет.

Он знал, как это важно для нее не только потому, что это было написано у нее на лице. Уильям хотел, чтобы она верила в него. Знала, что он не предаст ее. Господи, как он мог думать о других, когда в его объятиях, в его жизни была только она?

Уильям вздохнул и на этот раз, опустив голову, прижался губами нежной кожи ее шеи, где отчаянно бился тоненький пульс.

Шарлотта вздохнула, задрожала и стала дышать глубоко и прерывисто.

— Уильям, что ты делаешь? — прошептала она, теряя голову.

Руки ее ослабели, поэтому она осторожно обняла его за плечи, поражаясь тому, какая горячая и гладкая у него кожа, под которой напрягались и вздувались перекатывающиеся будто в ее ладонях мышцы. Она была заворожена этим. Заворожена теплом его тела, которое окутало ее.

— Уильям, — пробормотала она, закрывая глаза, когда его теплые губы прошлись по всей длине ее шеи, вызвав в ней мучительный озноб, от которого она вздрогнула. — Что ты делаешь?…

— Не могу оторваться от тебя, — пробормотал он, продолжая покрывать поцелуями всю ее шею.

И действительно не мог оторваться от нее. Особенно когда она подняла руку и зарылась пальцами ему в волосы. Он сам задрожал и опустился грудью на ее грудь.

Божественно! Она была просто божественна. Как и всегда.

Как же долго. Господи, как долго он не касался ее! Это было мучительно, так невыносимо, что Уильям едва мог сдержать себя. День сегодня выдался невероятным, его едва вновь не убили, вероятно, просто хотели предупредить, но… Шарлотта снова была рядом с ним, и всё обошлось. Его счастливый талисман, его обереге. Она была рядом, когда он рассказал об отце, не убежала, когда он признался в самом постыдном грехе, позаботилась о нем, а теперь обнимала его так, будто не собиралась отпускать.

Тяжело дыша, Уильям поднял голову и заглянул в ее завораживающие темно-серые глаза. Щеки ее раскраснелись, губы были приоткрыты. Она смотрела на него с такой ошеломляющей нежностью и верой, что у него защемило всё внутри.

Опираясь о левое здоровое плечо, он все же поднял правую, измученную ранами, руку, коснулся ее лица и быстро стянул с нее шляпку, бросив ее в сторону.

— Сердце мое, прости меня, но кажется, я снова испортил нашу прогулку.

Глаза ее потемнели еще больше.

Она вдруг взяла его лицо в свои ладони, как он и любил, погладила пальцами его щеки, проведя ими с особой лаской по его бакенбардам, что он любил еще больше, и тихо шепнула:

— Пожалуйста, не говори так. Это была самая замечательная прогулка, если бы не… — Прогулка, которую она не забудет никогда. Как и всё, что было связано с ним. — Я бы не смогла… не смогла…

Голос ее оборвался. Уильям потрясенно смотрел в ее затуманенные глаза, видя в них тот же страх, который сжимал и его сердце. Сердце, которое было переполнено столькими необъяснимыми чувствами к ней, что он не мог больше бороться с собой, не мог отпустить ее. Девушку, которая смотрела на него сейчас так, будто не вынесла бы, если бы с ним что-то случилось. Будто он был дороже ей всего золота на свете. Как бы прежде не отвергала…

Едва живой, Уильям опустил голову и нашел наконец ее губы, потрясенный тем, что и она стала ему так дорога, что это не смогло бы возместить всё золото мира.

Она встретила его губы с такой же готовностью, с которой отвечала всегда. И он млел от той нежности, той доверчивости, с которой она поцеловала его в ответ, раскрыв свои уста. Уильям задыхался. С ним что-то происходило, пока он целовал ее, вбирая ее в себя без остатка. Боже правый, Шарлотта! Это было… невероятно. Он как будто нашел то, что могло успокоить все его раны. Еще совсем недавно она произносила слова, которые притупили давние раны на сердце, которые до сих пор не затянулись. Но стоило ей коснуться его, как всё утихало, жизнь становилась не просто терпимой. Жизнь могла бы быть изумительной рядом с ней.

На нее нахлынула такая сладостная нега, что Шарлотта закрыла глаза, не в состоянии отпустить его. Ей было так невыносимо думать о том, что с ним действительно могло что-то случиться, что отчаяние и страх полностью приковали ее к нему. Шарлотта боялась, что если отпустит его, он снова может пострадать. Пока он был в ее объятиях, она могла уберечь его. И… целовать. Боже, как сладко, как волшебно было целовать его, позволять ему пить себя и вовлекать в то безумство, которое охватывало ее всякий раз, когда он касался ее.

Только на этот раз все было иначе. Он не спешил. Им не владела мучительная жажда, как бывало прежде. Нет, он целовал ее так же жадно и долго, но все его действия были будто измерены и просчитаны. Он не торопился, растягивая удовольствие до такой степени, что она стала задыхаться, а дурманящий трепет заполнил всё ее тело, заставляя ее дрожать и лежать, будто скованная невидимой тяжестью.

Когда дышать стало мучительно сложно, Шарлотта оторвалась от его губ. И тут же почувствовала, как его ладонь опускается на ее грудь. Ее снова парализовало. Потому что это была та самая левая грудь, которую он ласкал тогда на террасе. Ласки, которые она не могла забыть, воспоминания о которых тут же нахлынули на нее, едва он сжал ей грудь.

Задрожав, она закрыла глаза и прижалась лбом его гладко выбритого подбородка.

— Твоя… рука…

Уильям стал покрывать поцелуями ее лицо, снова сжав ей грудь.

— Мне убрать руку?

Она задрожала еще сильнее и даже покачала головой.

— У тебя рука ранена!

Он не смог сдержать улыбку, приподняв голову и взглянув на нее. Щеки ее стали пунцовыми, закрытые глаза под веками трепетали, а губы покраснели от его поцелуев. Боже, она была такой восхитительной, что он едва не потерял голову. И еще раз сжал ей грудь, где билось ее отчаянно бьющееся сердце, словно в его ладони.

— Я не в состоянии думать ни о чем, когда ты рядом со мной, — признался Уильям и увидел, как она открывает глаза. — Как ты можешь это делать? Это нужно немедленно исправить.

Ее взгляд потряс его до глубины души. Когда он снова сжал ей грудь, темно-серые глаза стали похожими на грозовые тучи, которых скоро увлечет за собой порывистый ветер.

Ее руки все еще были в его волосах. Шарлотта сглотнула, прекрасно сознавая, что он может сделать, что он уже делал, не переставая ласкать ее грудь в такой томительной медлительности, что от забродившей по всему телу сладкой волне у нее покалывало даже под подошвами ног. Она уже не хотела думать, как они оказались тут, как это произошло. Шарлотта хотела, чтобы он держал ее так вечно, чтобы смотрел так на нее всегда. Будто она действительно была той силой, которая не позволяла ему мыслить рационально, когда она была рядом с ним.

Он снова сжал ей грудь, которая стала такой чувствительной, что из горла на этот раз вырвался приглушенный стон. Легкий озноб накатил на нее так внезапно, что Шарлотта закрыла глаза и утонула в его ласках, а потом почувствовала, как он прижался губами ее ключицы. Уильям поднялся поцелуями по ее подбородку и оказался у самых ее губ, но не спешил поцеловать. Это было так мучительно, что Шарлотта распахнула веки, желая его губы больше всего на свете.

Он заглянул ей в глаза. Она внимательно смотрела на него. Ее пальцы погладил его по волосам. Ее вдруг охватило осознание того, что она привязана к нему намного сильнее, чем даже воображала себе. Завороженная, Шарлотта знала, что он сейчас сделает. И снова у нее не было даже мысли о том, чтобы остановить его.

— Шарлотта… — пробормотал Уильям и медленно, с какой-то агонизирующей потребностью накрыл ее губы.

Не в состоянии подавить очередной стон, Шарлотта потянулась к нему и обняла его за горячие, обнаженные плечи. И он утонул в ней, заставляя ее тонуть в наслаждении, которое пробудил в ней не только поцелуем. Его ладонь мяла и ласкала ее грудь, но потом пробралась через вырез внутрь и накрыла податливую плоть. Шарлотта задохнулась, оторвалась от его губ и спрятала лицо у него на груди.

— Не бойся меня, — хрипло попросил Уильям, продолжая ласкать ее, сгорая вместе с ней. Господи, она была такой восхитительной, что он боялся не найти в себе силы отпустить ее, если она попросит об этом. — Пожалуйста, позволь доставить тебе удовольствие, — шепнул он, горя от оглушительного желания к ней.

Она зажмурилась, с трудом борясь с чувствами, которые вызывала в ней неустанная ласка его ладони. Она дрожала, едва могла дышать. В глазах то темнело, то какие-то кружки яркого света прыгали перед ней, когда его длинный палец задел чувствительный сосок.

Шарлотта задрожала, но даже тогда не остановила его.

Уильям всегда млел от того, с какой готовностью Шарлотта встречала его ласки. Но никогда еще ему не было так приятно видеть не только ее отклик, но и молчаливое согласие, с которым она и на этот раз давала ему свободу. И он хотел обрушить на нее всю ту нежность, которая душила его. Уильям снова нашел ее губы, только на этот раз она сама поцеловала его. С такой яростной страстью, что он едва не потерял голову.

Дернув лиф платья, он высвободил ее грудь. Шарлотта шумно вздохнула, теснее прижимаясь к нему. Прижимаясь к этой великолепной, потрясающей груди, которая поражала воображение. Снова его губы пили ее, будоража и тревожа, вызывая такую огненную негу, что Шарлотта невольно выгнула спину. Тогда он выпустил ее губы, спустился ниже и, убрав ладонь, снова накрыл горячими губами ее грудь с такой жадностью и стремительностью, что у нее перехватило дыхание. Шарлотта ахнула и откинула голову назад, не выпуская пальцы из его волос. Бесподобно. Она горела, дрожала, но тело наполнялось такой невыносимой усладой, что она не могла пошевелиться, боясь потерять это чудо.

Великолепно, думал Уильям, снова припав к белоснежно-молочной груди с бледно-розовым соском, который стал темнеть и твердеть прямо у него на глазах. В прошлый раз царила ночь, и он мало что видел, желая только прикоснуться к ней, но сегодня он видел. Косые лучи солнца падали на нее, освещая мягкую грудь как реликвию, которую он держал в своей руке. Сладостный рай, из которого он мог пить часами, наслаждаясь не только вкусом ее кожи. Под губами стучало ее сердце так неистово, что могло вырваться в любое мгновение. О да, Уильям хотел, чтобы она горела, ошеломленный тем, что он мог вызывать в ней такие острые чувства. Отчаянно хотел, чтобы всё это было нужно ей так же, как ему.

Все его тело горело, в тех местах, где касались ее руки и губы, кожа должна была уже воспламениться. Она ласкала его своими длинными пальцами, не сознавая этого, не понимая, что делает с ним. Уильям боялся пошевелиться, ощущая такое мучительное напряжение, что мог взорваться, но впервые, терзаемый всепоглощающим желанием, он понимал, что не зайдет далеко, потому что сейчас важнее всего было ее желание, ее ощущения, ее удовольствие.

Рука его, высвободив грудь и уже теперь ничем не занятая, потянулась ниже, легла ей на колено и… стала поднимать вверх подол шелкового платья. Сгорая и борясь с тем, что росло в ней, Шарлотта не заметила, как он до неприличия высоко поднял подол ее платья, окружив ворохом ее талию, до тех пор, пока его рука не легла на внутреннюю сторону ее бедра.

Она застыла и приподнялась, бросив вперед руку и схватив его за запястье.

— Боже… — ошеломленно пробормотала Шарлотта, увидев, как он поднимает голову от ее груди.

Лучи света осветили влажный, потемневший кружок, который он терзал все это время своими красивыми губами. Глаза его потемнели.

Уильям благоговел перед ней, не в состоянии оторвать взгляд от нее. Да, она была божественна, как всегда. Не убирая руку от ее мягкого, стройного бедра, затянутого шелковым чулком, Уильям приподнялся и лег рядом с ней.

— Позволь мне доставить тебе удовольствие, — прошептал он, снова прижавшись к ее губам.

Шарлотта едва могла дышать, но когда его рука скользнула еще выше и, пробравшись сквозь складки панталон, прижалась к самому умопомрачительному месту, она задохнулась и упала обратно на кровать.

— Уильям! — потрясенно простонала она, зажмурившись.

Боже правый, что он делает! Это… это было невозможно!

То, что он делал до этого, породило огонь именно в том месте, к которому прикасались сейчас его пальцы. Там не только все горело, но и отчаянно, неистово пульсировало, будто ждало именно его прикосновения. Будто только это могло унять натянутое напряжение, переходящее в боль. И словно зная это, Уильям еще настойчивее прижал пальцы к этому крохотному месту, заставив сильнейшую судорогу прокатиться по телу так, что у нее непроизвольно выгнулась спина. Шарлотта не могла дышать, задыхаясь от наслаждения, которое накатывало на нее мелкими волнами.

— Да, всё правильно, — пробормотал Уильям, снова накрыв ее губы, и не переставал ласкать ее, пальцами ощущая ее жар, ее пульсацию, тот рай, в который мечтал погрузиться, мечтал подарить ей то наслаждение, которое она заслуживала, в котором сейчас нуждалась. Которое никогда не забудет.

Она сгорала, Шарлотта сама вцепилась в его губы, не в состоянии остановиться. Не в состоянии отказаться от него. Так было всегда, так произошло и сегодня, когда одним прикосновением в ней высвободилась сила, которую она больше не могла сдерживать, не могла остановить. Боже правый, она всегда была беспомощна перед этой силой, потому что…

Пока он целовал и поглощал ее, его пальцы медленно и настойчиво ласкали ее, усиливая напряжение и вызывая такие сокрушительные ощущения, что в какой-то момент ей стало казаться, будто она умирает. Ей было то мучительно хорошо, то так страшно, что Шарлотта не понимала, что происходит. Она умирала. Шарлотта была уверена, что сейчас умрет, так неистово колотилось ее сердце, готовое разорваться в груди. Так неистово горело ее тело, что она не могла с этим бороться.

Нет, она не могла умереть так… Ее сердце действительно разрывалось, но только от того, что она… Шарлотта прижалась к его губам, не заметив, как слезинка скатилась по виску и утонула в волосах. Она любила его! Господи, она так сильно любила его, что не представляла, как вместить в себе эту сумасшедшую силу, которая все же выбралась наружу, готова уничтожить ее!

Прежде она любила образ, находившийся на расстоянии, но теперь… Он был живым и настоящим, из плоти и крови, тяжелый и горячий, страстный и неистовый, открытый и щедрый. Душевный и глубокий, такой, каким она никогда бы не узнала его, если бы не тот невольный поцелуй в ночи, который перевернул ее жизнь. Перевернул и связал ее с ним так крепко, что эту связь уже ничто не смогло бы разрушить.

Она любила его. Господи, она любила его до боли, покрывая поцелуями все его лицо. Любила его запах, его дыхание, которое было на ее коже, любила его кожу, которая дрожала и сокращалась под ее губами, когда она коснулась его напряженного плеча. Она любила в нем каждый дюйм, каждый изъян, каждую волосинку. И боялась, что сейчас эта великая сила уничтожит ее вместе с его пальцами, которые ни на миг не переставали ласкать ее. Она нашла и выпустила свою любовь, которая собиралась превратить ее жизнь в сущий ад, но даже ужас перед грядущим не мог уже остановить то, над чем Шарлотта никогда не была властна.

Опустив ее на матрас, Уильям снова нашел ее губы и приник к ним неистовым поцелуем, и ласкал ее там, заставляя не только густому наслаждению бродить по телу, но и сгущаться напряжению, которое было невыносимо терпеть.

— Уильям, — в какой-то момент задохнулась Шарлотта, крепко обняв его за обнаженные плечи, которые напряглись так, что казались каменными глыбами. Он придавил ее к матрасу весом своего тяжелого тела, опустив бедро ей на ногу, будто удерживал ее на месте, чтобы она не исчезла, целовал с какой-то яростной потребностью. И до предела прижал палец к самому чувствительному месту на ее теле. — Господи!

Внутри нее что-то замерло, как будто земля перестала вращаться вокруг солнца, а потом взорвалось, обдав ее такой горячие волной, что она сперва задохнулась, а потом утонула от обрушившегося на нее блаженства, которое окатило каждый уголок ее трясущегося тела. Она непроизвольно сжала бедра, будто могла остановить его, бросила вниз руку и схватила его за запястье. Но даже это не остановило его, потому что, словно не замечая этого, Уильям продолжил свои невероятные ласки и…

Это было… так невероятно, так невыносимо и прекрасно, что она едва не расплакалась. Шарлотта прижималась к нему и сотрясалась, понимая, что мир рассыпался на тысячи частей, и она уже никогда не соберет эти части вместе. Потому что теперь была отмечена им до конца жизни.

Уильям лежал рядом, нежно целуя ее в щеку, будто пытался успокоить, пока горячие, высокие волны не схлынули, пока она не смогла выровнять дыхание и вернуться к реальности. Тогда он поднял голову, заглянул ей в глаза и… И улыбнулся ей. С такой теплотой и нежностью, явив ей ямочку на левой щеке, что у нее заболело сердце.

Он быстро поцеловал ее в лоб и убрал руку.

— Спасибо, — шепнул Уильям, обняв ее и продолжая лежать рядом с ней.

Она боялась разрыдаться.

Закрыв глаза, Шарлотта прижалась лбом его теплого плеча, которое пахло им самим.

— За что?

Он вздохнул и зарылся лицом ей в волосы. Боже правый, Уильям был потрясен не меньше, чем Шарлотта, которая получила первое в своей жизни наслаждение. Никогда еще ему не доставляло такого удовольствия ласкать женщину. Ласкать Шарлотту. Он много раз думал о том, каково это будет, когда она окажется в его объятиях. Ему хотелось еще столько всего показать ей, разделить с ней. Было просто удивительно видеть, как она реагирует, как она трепещет, как в порыве отчаяния ласкает его и целует в ответ. Самые завораживающие поцелуи в его жизни.

Без которых он уже не мог жить, не мог представить свой день.

— За то, что позволила мне это, — прошептал Уильям вдыхая ее до боли нежный аромат сирени и жасмина.

Позволила то, что связало теперь их вместе навеки.

Шарлотта зажмурилась, но так и не смогла остановить еще одну слезинку, которая скатилась из-под закрытого века и потерялась в густых волосах. Ее душило такое отчаяние, такой страх, что она уже не представляла, как теперь будет жить дальше.

О том, чтобы вернуться к прежней жизни, не могло быть и речи.

Уильям повернул голову, быстро поцеловал ее в щеку и приподнялся, расправляя подол ее юбки. И не мог насмотреться на милое, раскрасневшееся и покрытое легкой испариной лицо, которое лежало прямо перед ним, а ее голова покоилась у него в локте.

— Моя матушка приглашает вас через пару дней в наш загородный дом на выходные. Скажи, что вы приедете. Я хочу, чтобы ты приехала. Скажи, что придешь.

Шарлотта боялась дышать, боялась посмотреть на него. Потому что знала, что он может увидеть в ней то, что она больше не могла скрывать от него.

Как она могла отказать ему? Тем более теперь.

Как она могла теперь жить без него? Тем более теперь, когда его стало слишком много в ее жизни.

— Да, приедем, — пробормотала она, отчаянно сдерживая себя. — Я приеду.

И да хранит ее Господь!

Глава 19

Уильям помог ей встать и одеться, а потом настоял на том, чтобы проводить ее домой. И ничего не хотел слышать о том, чтобы отпустить ее одну. Зайдя в гардеробную, он нашел там чистую рубашку, жилет и сюртук, оделся и вышел к ней. Они спустились вниз вместе. Ее горничная ждала их в холле. Только не это волновало его. Шарлотта притихла и выглядела так, будто с ней произошло что-то… страшное.

Он был уверен, что доставил ей удовольствие, но снова это могло обернуться против него. Каждый раз, когда Уильям думал, что вот уже приблизился к ней, она отдалялась от него еще больше. И это не на шутку напугало его. Явно не инцидент с ним расстроил ее, и тем более ласки, которые он подарил ей. Его снова охватил страх. Сможет он когда-нибудь понять ее и ее сердце?

Пока они ехали к ней домой, он смотрел на нее и ощущал, как в груди растет тревога. Ему вдруг стало все равно, что с ними едет ее горничная. Было слишком невыносимо отпускать Шарлотту такой… подавленной и несчастной. Особенно после того, что произошло.

Протянув руку, Уильям взял ее пальцы без перчатки и заставил ее посмотреть на себя.

— Всё хорошо?

Она залилась густым румянцем. Разумеется, ведь рядом сидела ее горничная, хоть и почти всецело повернувшаяся к окну, на котором шторка была задернута. Шарлотта нервничала. И ее пальцы… они были холодными, когда он взял их в свою ладонь.

— Шарлотта, — уже более твердо позвал он ее, мечтая снова отвезти ее к себе домой, запереть в своей комнате и потребовать, чтобы она наконец сказала, в чем дело. — Что такое?

Она сглотнула и опустила встревоженный взгляд на его правую руку.

— Ты сможешь найти тех, кто сделал это с тобой?

Он застыл, потому что понял, что она снова пытается уйти от ответов. Пытается скрыть под предлогом беспокойства за него свои истинные чувства, то, до чего он стремился добраться любой ценой. Уильям несомневался, что ее беспокойство было искренним, но… Она не имела права скрывать от него что-то важное, тем более после того, что они разделили друг с другом. Господи, он уже боялся касаться ее, потому что это действительно отдаляло ее от него. И не позволяло до конца насладиться тем, что он хотел дать ей еще. Дать всё.

— Пожалуйста, не волнуйся.

Она кивнула, но не отняла от него руку, которую он продолжал держать до тех пор, пока они не приехали.

Тогда, быстро выйдя, он повернулся, чтобы помочь ей. Она взяла его руку, чтобы выйти, но Уильям удивил ее. Он подхватил ее за талию, притянул к себе и обнял. И не опустил на землю. Когда ее изумленные, расширившиеся темно-серые глаза остановились на нем, Уильям притянул ее до предела к себе и замер.

— Я не жалею о том, что произошло. Скажи, что и ты не жалеешь, иначе я подумаю, что всё это было тебе не нужно.

Глаза ее потемнели. Уильям был уверен, что Шарлотта сейчас потребует, чтобы он опустил ее на землю, но…

Она прижала свои длинные изящные пальцы к его щеке, погладила его бакенбард и тихо шепнула ему, глядя прямо в его глаза:

— Нужно.

Он стоял, как громом пораженный, потому что даже не думал, что она не только ответит, но и признается, что это… Что-то с могучей силой ударило ему в грудь так, что мгновенно перевернулось его сердце. С ним опять что-то происходило. Что-то столь непостижимое и неотвратимое, что он даже испугался этого. Смотрел в глаза самой непостижимой женщины, которую не мог завоевать, но знал совершенно точно, что должен завоевать ее, чего бы это ему ни стоило.

— Шарлотта, — пробормотал Уильям, задыхаясь, мечтая поцеловать ее сейчас больше, чем когда бы то ни было. С трудом сдерживая себя, он медленно опустил ее на тротуар. — Увидимся через два дня. Моя мама пришлет вам приглашение, если уже не прислала. Это одно из наших имений, которое находится в нескольких часах езды от Лондона, в Ричмонде.

Шарлотта убрала от него руку и медленно кивнула.

— Хорошо… — Она хотела уйти, но обернулась и снова заглянула ему в глаза. — Береги себя.

И ушла, оставив его потрясенного стоять возле своей кареты и…

Уильям смотрел ей вслед, пытаясь понять, что может удерживать ее от согласия быть его женой, тем более после всего, что произошло между ними. Они не просто подходили друг к другу, их не только влекло друг к другу. Их связывало нечто столь сильное и глубокое, чего он сам не мог разорвать. Никогда он не тонул в женщине так всецело, как утонул в ней. Никто никогда не вызывал в нем потребности доверить ей так, как Шарлотте. Никого он не стремился уберечь и защитить так, как ее. Она была нужна ему даже больше, чем оба могли себе это представить. И сегодня… он убедился в том, что тоже хоть немного, но нужен ей. Тогда… Какая сила могла всё еще стоять между ними? Господи, он так отчаянно хотел знать правду, что готов был пойти за ней, и… И уже просто сходил с ума, понимая, что бьется о стену, которая не поддается. Что бы он ни делал.

Отвернувшись от ее дома, Уильям привалился к дверцы кареты и закрыл глаза.

Черт, в связи с последними событиями он упустил из виду самое главное, что могло стать настоящей проблемой. Пора ему было заняться тем, что могло навредить не только ему, но и Шарлотте. Она была дома, в безопасности. Теперь он мог заняться тем, что так долго откладывал.

Роберт просил его найти леди Хартли.

Уильям прыгнул в карету и назвал адрес. С удовольствием он займется этим и покончит с интригами раз и навсегда, потому что через два дня он должен будет заняться тем, что определит всю его дальнейшую жизнь. У него должна быть свежая голова и ясные мысли, чтобы раз и навсегда привязать к себе Шарлотту, только… Только он вдруг ощутил непреодолимый страх. Впервые ему стало действительно страшно задать ей главный вопрос, потому что Уильям почему-то был уверен, что она снова откажет ему. И сердце его не перенесет этой утраты.

Дом маркизы Хартли стоял подальше от всех особняков в Мейфере.

Поднявшись по белым ступенькам, Уильям постучался.

Ему открыл дородный, будто бы покрытый плесенью, седоволосый дворецкий, который с затуманенным катарактой глазами уставился на него.

— Кто это?

Уильям поднялся на самую последнюю ступеньку, чтобы его лучше видели.

— Мне нужно срочно увидеть маркизу Хартли. Где она?

Лицо дворецкого оставалось невозмутимым.

— Леди Хартли не появлялась дома вот уже двадцать дней.

Уильям застыл. С той самой роковой ночи, которая произошла ровно столько же дней назад. Но не это разозлило его.

— И вы каждому сообщаете об этом?

Вдруг были и другие, кто наводил о ней справки?

Черт, почему Роберт не занялся этим простым делом, а поставил под удар своего единственного шурина?

— Всего хорошего, — сказал чопорно дворецкий, собираясь закрыть дверь.

Уильям бросил вперед руку и остановил его.

— Может есть какие-то родственники, к которым она поехала? Может они знают, где маркиза?

— У ее есть только тетя, та живет в Гринвиче.

— Как ее имя?

— Графиня Самммерхайз.

И тут же закрыл дверь. Чопорный старикашка!

Вздохнув, Уильям развернулся и направился к своей карете, пытаясь подавить не только раздражение, но и боль в руке. Мало ему было плеча, теперь еще и это.

Пора было найти эту леди Хартли, передать правительству, и пусть знающие люди разберутся с ней, потому что ему уже осточертело гоняться за ней по всему Лондону.

* * *
Когда он добрался до Гринвича, начинало уже смеркаться. Ослабевшие лучи уходящего солнца проливались на большой из белого камня дом, в котором жила упомянутая графиня, тетя печально известной леди Хартли.

Уильям испытал удовлетворение, когда вышел из кареты и направился к дверям. Что ж, по крайней мере здесь можно было добыть хоть какие-то сведения. Не могла ее тетка не знать, где эта вздорная женщина, которая, скорее всего, стала жертвой мужских амбиций и политических интриг.

Он громко постучался, очень надеясь, что найдет здесь нужные ответы.

Дверь ему открыла полноватая женщина с взволнованным, слегка бледным лицом, чуть растрепанными волосами и встревоженными маленькими глазами, которые смотрели на него так, словно она увидела приведение.

— М-милорд?

Уильям нахмурился.

— Вы меня знаете?

На ней было слишком дорогое платье из плотного шелка, чтобы принять ее за обычную прислугу.

— Мы с вами не встречались, но вы… граф Холбрук.

Уильям был поражен.

— А вы леди Саммерхайз, — сказал он, прищурившись.

И заметил, как женщина вздрогнула и тут же прижала дрожащую руку к своей полноватой груди.

— Милорд, вам лучше уйти.

Она что-то знала! Без сомнения. Сердце Уильяма забилось чаще. Разумеется, он не уйдет отсюда, пока не получит то, за чем пришел!

— Миледи, я могу поговорить с вами? Это очень важно…

Она оборвала его, яростно тряся головой.

— Лучше уходите! — В голосе ее слышалась паника. Она еще теснее прижала руку к округлому вырезу, будто стремилась удержать сердце на месте. — Уходите!

Она хотела прикрыть дверь, но Уильям бросил вперед ногу и придержал дверь рукой.

Когда женщина взволнованно воскликнула и отскочила, он распахнул дверь.

В холле в центре приглушенного света Уильям увидел того самого худощавого типа, кого меньше всего ожидал обнаружить здесь. Человек, который стрелял в него в ту ночь!

Сердце сперва замерло, а потом наполнилось таким гневом, что потемнело в глазах.

— Мерзавец! — прорычал Уильям и, недолго думая, бросился на того темноволосого мужчину, которого так долго искал.

Мужчина побледнел, но остался стоять на месте.

— Ви! — угрожающе произнес он, нисколько не испугавшись надвигающегося на него Уильяма. — Держитесь от нас подальше! — воскликнул тот с явным французским акцентом. — Иначе ти пострадаешь. Это не шютки.

Уильям налетел на него и сбросил с ног на мраморный пол.

— Трус! Это ты пырнул меня сегодня ножом?

Когда рядом с ним стояла Шарлотта.

— Ти бил так занят! — с ядовитой усмешкой произнес француз, поднимаясь на ноги.

В голове у Уильяма что-то щелкнуло. Мало того, что мерзавец ничего не отрицал, он к тому же не боялся за свою шкуру и продолжал провоцировать своего врага. Уильям озверел и ударил его железным кулаком по лицу так, что в сторону полетела кровь.

— Как ты смеешь угрожать мне и моим близким! И я тоже не шучу.

Он бросил вперед другую руку, раненую, которая продолжала болеть, но это уже было неважно.

Француз сумел остановить его и отпарировать удар, потому что раненое плечо не позволило кулаку достигнуть цели, ослабив руку.

Левый хук пришёлся Уильяму прямо под глаз. В лице вспыхнула такая пламенная боль, что он на миг застыл.

— Я смею многое. Ти ничтожный букашка, который не смёжет остановить нашего императора!

Справившись с собой, Уильям схватил его за лацканы черного сюртука, удержал на месте и ударил в живот так, что тот согнулся, а потом левым хуком заставил его выгнуться и рухнуть на пол.

— Я затолкаю ваши планы и вашего императора в задницу всей вашей страны, если пострадает хоть кто-то из моих близких!

Корчась на полу, француз поднял голову, будто ему этого было мало.

— Тогда оставьте леди Хартли в покое. Она вам не по зубам.

Уильям оседлал его и ударил его по зубам.

— А так доходчиво?

Движением ноги тощий француз сбросил его с себя и навалился на него.

— Вы пожалеете об этом.

И снова ударил по его лицу так, что там совершенно определенно останется большой фингал.

— Мерзавец! — взревел Уильям, яростно встряхнув француза с себя. Черт, неужели он не мог справиться с этим самоуверенным предателем? — Вы насильно удерживаете ее мужа и через него шантажируете ее, чтобы она работала на вас?

Кажется, Роберт немного не так понимал образ мышления этих французов, потому что «покойный» муж леди Хартли не работал на французов, как и его жена. Они оба были жертвами лягушатников, которые выставили это так, будто чета Хартли была предателями.

— Она будет делать то, что ей прикажут! — уверенно заявил француз.

Уильям приблизился к нему.

— Так я и думал! Вы ничтожество, если решили запугивать беззащитных женщин, потому что настоящие английские мужчины вам просто не по зубам. — Он снова ударил его по зубам. — Так доходчиво?

Господи, едва Уильям представил, как Шарлотте могла угрожать опасность только потому, что она прогуливалась вместе с ним, у него волосы вставали дыбом от страха. Ему хотелось стереть с лица земли этого мерзавца.

Француз оказался прытким, прицелился и, зная точно куда бить, ударил его в раненое плечо с такой точностью, что перед глазами все потемнело. Уильям оцепенел и рухнул на пол, когда правая рука дернулась и онемела.

Францу, пошатываясь и отплевывая кровь, с разбитым лицом, придерживая порванный лацкан сюртука, поспешил ретироваться, бросившись к двери, и убежал.

Уильям изо всех сил пытался прийти в себя и встать, чтобы не допустить нападения на бледную и сжавшуюся в углу графиню. Он боялся, что ее уведут, но слава богу ее не тронули. Француз поспешил спасти собственную шкуру.

Уильям медленно присел, держась за правое плечо, а потом встал, чувствуя боль не только на лице, но и во всем теле. Боль была невыносимой, но ее можно было терпеть. Утешало только то, что французу досталось больше.

Пытаясь дышать, Уильям подошел к напуганной до смерти графине.

— Вы поедете со мной.

Она вдруг заплакала и покачала головой.

— Это так ужасно!

— Не волнуйтесь, туда, куда я вас отвезу, о вас позаботятся.

Она не переставала плакать.

— Моя бедная Сара.

Уильям опустил руку от плеча.

— Где ваша племянница? Вы знаете?

Графиня с болью посмотрела на него.

— Да, я ее прятала, спрятала с тех пор, как она прибежала ко мне вся в слезах и сказала, что… Откуда вы знаете, что ее муж жив?

Уильям нахмурился.

— Догадался. Так где она?

— Я отправила ее в деревню к одной моей подруге, которая никогда не выезжает в Лондон. О ней никто не знает.

— Вы уверены, что леди Хартли там ничего не угрожает?

— Конечно, только сегодня утром пришло ее письмо.

— Надеюсь, письма никто не видел?

— Я сожгла, как только получила.

Продолжая ощущать ноющую боль во всем теле, Уильям взял ее за руку и повел за собой, испытав облегчение от того, что дело наконец закончится, и его оставят в покое.

— Вам нельзя здесь оставаться. Поедем, я отвезу вас в безопасное место. И вы расскажете, где находится ваша племянница.

— Вы сможете защитить ее?

Уильям хотел улыбнуться, но у него уже заплыл глаз, которым почти ничего не видел, и болело всё лицо. Черт, как он явится на загородный праздник в таком виде?

— Конечно, защитим, — пообещал он, помогая графине садиться в карету.

Устроившись напротив, Уильям стукнул по крыше и застонал, прижав правую руку к груди. Черт, кажется, он действительно был мало на что годен, но по крайней мере сделал одно полезное дело. Оставалось отправить надежных людей к леди Хартли, и всё будет кончено.

Дальше пусть разбирается Роберт, а он… Уильям понимал, что должен будет принимать ванны и делать множество компрессов, чтобы своим видом не свалить в затяжной обморок не только своих родных.

Откинув голову назад, он закрыл глаза и… уже скучал по Шарлотте, мечтая о том мгновении, когда сможет сжать ее в своих объятиях.

Глава 20

В прошлом Шарлотте доводилось несколько раз бывать в этом имении, не основная резиденция Холбруков, которая находилась в Дербишире. Эждуорт-парк представлял собой классический загородный дом с внушительными колоннами, расписными фронтонами, сверкающими окнами и большим парком, расположенным позади дома и окружавшим небольшое озеро, где водилась вкусная форель. Это было местом, куда могли приехать члены семьи, если не хотели мучиться в долгой дороге, но при этом желали тишины и покоя.

Выходя из кареты, Шарлотта огляделась, ощущая не только волнение.

Все эти два дня, что она находилась дома, ей приходилось бороться с мукой, которая ни на мгновение не отпускала ее. И всему этому был не только беспокойство за Уильяма, которому все еще могло что-то угрожать.

В тот же день, едва она вернулась домой, где ее ждала мать и встревоженные сестры и брат, ожидая объяснений, хотя должны были знать, куда она ушла, потому что Шарлотта оставила им короткую записку, к ней снова пришел посетитель.

Она приняла лорда Хамфри в гостиной, которую освободили родные.

Шарлотта не чувствовала сердца, когда взглянула в красивые глаза лорда Хамфри, то ли голубые, то ли зеленые, она уже не пыталась это разглядеть. Потому что у нее не осталось больше сердца. Она оставила сердце в руках Уильяма, когда он привез ее домой и уехал.

— Мисс Уинслоу, я рад видеть вас в добром здравии.

Он всегда был галантным. Шарлотта вдруг улыбнулась, ощутив к нему признательность за то, что он показал ей преданность, которую пронёс сквозь года. Преданность, которую она могла оценить, но не вознаградить.

Сделав глубокий вдох, Шарлотта подошла к нему.

— Вы всегда были так добры ко мне.

Взгляд его стал серьезным.

— Мисс Уинслоу, я не хочу торопить вас и всё же…

Шарлотта коснулась его руки.

— Вы станете очень хорошим мужем, милорд. — Заглянув ему в глаза, она тише добавила: — Но только не моим. Я всем сердцем желаю вам счастья и надеюсь, что другая девушка сможет оценить всю глубину и доброту вашего сердца.

Ей было очень непросто отказать ему, сказать то, что возможно разобьет его сердце, но Шарлотта не смогла бы принять его предложение, даже если бы от этого зависела вся ее жизнь.

У нее не осталось больше жизни. Ничего не осталось, кроме паники и отчаяния. Тем более после того, что она разделила с Уильямом в его доме. После прикосновений, которые навсегда останутся с ней. После этого она не представляла в своей жизни никого другого, ни чьих прикосновений и поцелуев. Это было просто немыслимо. Невозможно.

Лорд Хамфри задумчиво посмотрел на ее пальцы, которые лежали на его руке, затем накрыл их своей ладонью.

— Мне жаль, что я не смог завоевать вас.

Она сглотнула и покачала головой.

— Не говорите так. Просто…

Он с грустной улыбкой посмотрел на нее.

— Просто ваше сердце давным-давно отдано другому. — Он покачал головой, когда увидел, как она хочет возразить. — Прошу вас, не нужно слов. Я не слепой. Я видел, как вы смотрите на него.

Шарлотта вырвала руку и отвернулась от него. У нее так больно сжалось сердце, что она с трудом сдержала слезы, подступившие к горлу. Неужели она была настолько очевидной, что другие заметили все, что она пыталась скрыть все эти годы?

— Милорд… — начала она, но лорд Хамфри подошел встал перед ней и снова улыбнулся.

— Позвольте и мне пожелать вам искреннего счастья. Я надеюсь, что и ваше сердце оценят по достоинству. У вас уникальное, самое преданное сердце, какое я когда-либо видел.

Он склонился, поцеловал ее в лоб, улыбнулся в последний раз и ушел.

И вот теперь она приехала в Эджуорт-парк, отрезав себе все пути, но и не видя впереди ни одной дороги, по которой могла бы идти. Она уже была в аду после всего, что пережила и узнала. Боже, кажется, она переоценила свои способности. Она не могла выйти за Роджера. Ни за кого не могла. Это было ясно как божий день.

На ступенях дома их уже ждали леди Холбрук, Лидия с мужем, Тереза со своим женихом лордом Марчемом, улыбающаяся Эстер, за которой стояли самые младшие, семнадцатилетняя Кора, пятнадцатилетняя Анна и самая младшая из всех тринадцатилетняя Софи. Но это было не все, потому что рядом с ними стояла и сестра Шарлотты Пенелопа и ее муж барон Пентон.

Увидев их, Пенелопа бросилась сперва к матери, потом обняла всех младших сестер и брата, и только потом оказалась перед Шарлоттой.

— Как я рада тебя видеть! — сказала она, обняв сестру.

Шарлотта обняла ее в ответ.

— Я не думала, что и ты будешь здесь.

Пенелопа улыбнулась.

— Леди Холбрук решила собрать все семьи без исключения.

Это было очень мило с ее стороны, и хоть Шарлотта испытала неловкость, столкнувшись со взглядом графини, леди Холбрук сделала так, чтобы она не ощутила стеснения.

Поприветствовав друг друга, леди Холбрук пригласила всех войти в дом, только ноги Шарлотты почему-то не шли. Тяжелое беспокойство охватило ее. Где же Уильям, или он уже забыл?.. Она тут же покачала головой. Как же предвзято она судила его. Потому что не до конца понимала его. Невероятно, но он все эти годы винил себя в смерти отца. Какой глупый. Как можно было взять на себя такую ношу? Разве такое было кому-то под силу? И вот теперь, зная, что такое настоящее чувство вины, когда она разбила сердце бедному лорду Хамфри, Шарлотта содрогалась при мысли о том, что с Уильямом могло сделать его собственное чувство вины, которое он уже пять лет после смерти отца носил в себе.

Хоть ей пришлось пережить тяжёлые дни, она не переставала думать и волноваться о нем. Как его рука? Как он сам? Не произошло ли с ним что-то еще? У нее леденела кровь, когда Шарлотта вспоминала мучительные минуты его ранения. После которых последовали самые скандальные и… невероятные минуты в его объятиях. Шарлотта боялась, что не сможет посмотреть ему в глаза после того, что произошло в его доме. Волнение не покидало ее, когда она вошла в большой, залитый яркими лучами холл, где их ждали слуги, чтобы принять верхнюю одежду. Половина гостей уже скрылась в гостиной, не прерывая веселых разговоров.

Шарлотта расстегивала накидку, чтобы передать дворецкому, когда почувствовала покалывание в затылке, затем ее сердце замерло, и тогда она услышала тяжелые шаги.

Сердце ее подпрыгнуло в груди, когда она повернулась. И застыла от ужаса, когда увидела лицо Уильяма. Всякое смущение и неловкость мгновенно позабылись.

Улыбаясь, он беззаботно приближался, но…

— Господи, Уильям, что с твоим лицом? — изумленно спросила Шарлотта и направилась к нему, позабыв обо всех, кто сейчас наблюдал за ней.

Он снова улыбнулся, будто пытаясь прогнать все тревоги, но ссадина на правой скуле и бледно-фиолетовая отметина под левым глазом стали еще заметнее, внушая настоящий ужас.

Остановившись перед ней, Уильям быстро взял ее руку в свою.

— Всё хорошо, — произнес он веселым голосом, делая вид, будто не произошло ничего страшного. — Прошу тебя, не смотри на меня так, как будто я умер.

Она сжала его руку и еще ближе подошла к нему, не в состоянии унять дрожь тревоги.

— Ты нашел того, кто стрелял в тебя?

Сердце ее замерло от страха, когда Шарлотта поняла по его глазам, что это не так, но что его раны имели к этому непосредственное отношение.

Лицо его посуровело и стало серьезным.

— Не нужно волноваться, всё уже позади.

У нее сжалось сердце.

— Но твое лицо!

Бедное, несчастное, обожаемое лицо!

Он вновь улыбнулся и покачал головой.

— Не волнуйся, почти всё зажило. — А потом ухмыльнулся и тише добавил: — Тот, кто это сделал, находится в еще худшем состоянии. Поверь мне.

Она хотела стукнуть его за то, что он подверг себя такой опасности. Но еще больше ей хотелось схватить его, прижать к себе и поцеловать. Господи, как же сильно она скучала по нему!

— Уильям… — прошептала Шарлотта, едва в состоянии дышать.

Склонив к ней голову, он заговорил так тихо и незаметно, чтобы никто не понял, как он говорит. И что говорит.

— Сердце мое, сейчас это невозможно, потому что на нас смотрят.

Шарлотта удивленно вскинула брови.

— Что?

Он перевел на нее такой жгучий, многозначительный взгляд, что она едва не вспыхнула.

— То, о чем ты подумала.

Ну конечно, как она могла забыть о том, как он с легкостью умел читать ее мысли.

Сделав глубокий вдох, Шарлотта отошла от него и хотела повернуться к тем, кто действительно пристально следил за ними, но Уильям удержал ее за руку.

— Не так быстро.

Она непонимающе уставилась на него.

— Что?

Уильям встал рядом с ней, затем окинул задумчивым взглядом свою сестру Лидию и ее мужа, Эстер и Прюденс, которые с нескрываемым интересом наблюдали за ними.

— Хотите после долгой дороги размять ноги и немного прогуляться? — предложил он, крепко держа руку Шарлотты, от чего его тепло передалось ей, вызвав щемяще-сладостные ощущения, которые она не испытывала долгих мучительных два дня.

Лидия улыбнулась и вышла вперед, в манере брата взяв за руку своего мужа.

— Отличная идея, братец, с удовольствием составим вам компанию.

Эстер приблизилась к нему.

— Куда ты нас хочешь отвести?

Уильям хитро улыбнулся и подмигнул ей.

— К озеру, куда же еще. Должен же я когда-нибудь утопить там одну из своих невыносимых сестер.

Эстер рассмеялась.

— Надеюсь, это буду не я.

Уильям посмотрел на Шарлотту и подмигнул ей.

И мир снова взорвался тысячами огней. Она последовала за ним, понимая, что пошла бы за ним до края света.

* * *
Если честно, лицо еще побаливало, но слава Богу почти все синяки зажили, а опухоль спала. Уильям не знал, что прикладывал к нему Томпсон, но это сработало.

Он не хотел пугать Шарлотту при встречи, но никогда бы не подумал, какое изумление и щемящее тепло обрушится на него, когда она с встревоженным видом подошла к нему и едва не коснулась, решив, что он все еще страдает от полученных ран. Никогда еще мысль о том, что он может быть так важен для кого-то не грела душу так, как в тот момент. Ее беспокойство за него имело как-то особое значение. Почти так же, как два дня назад, когда она обрабатывала его раненую руку, а потом… лежала перед ним вся пылающая и дрожащая.

Сейчас она шла рядом с ним, сжимала в ответ его руку и… И выглядела слишком подавленной и серьезной, чтобы Уильям оставил всё как есть.

Было два часа дня, стоял удивительно теплый день уходящего мая. Конец месяца. Срок, которого он ждал, который обещал ей, но теперь было важно не просто добиться ее. Взглянув на ее профиль, Уильям снова испытал то, что распирало ему грудь тогда в холле. Оглушительная тоска и потребность в ней сжали его сердце так неумолимо, что он едва не обнял и не поцеловал ее прямо там при всех. Особенно под любопытным взглядом Лидии, которая только этого и ждала.

— Всё хорошо? — спросил он, замедлив шаги так, чтобы все прошли вперед и у него была возможность поговорить с Шарлоттой.

Вздохнув, Шарлотта наконец взглянула на него. Ее потемневший, встревоженный взгляд снова остановился на уже рассасывающемся синяке под левым глазом.

— Ох, Уильям, — вздохнула она горько.

Он нахмурился и сжал ей руку, не в состоянии видеть это грустное выражение лица.

— Всё ведь хорошо. Не волнуйся.

— Правда? Где сейчас этот человек?

Черт, вот как она умудрялась смотреть проблеме прямо в сердце? Его собственное сердце замерло, когда он увидел, как она остановилась, подошла к нему и снова коснулась его лица своими нежными пальцами, которые с какой-то благоговейной нежностью прошлись под левым глазом, а потом… Он удивился бы, если бы она не погладила его бакенбарды. Странный жест, который вызвал в груди легкое удушье. Он смотрел ей в глаза и гадал, подозревает ли она о том, что делает с ним.

— Не волнуйся о нем, — хрипло молвил Уильям, мечтая, чтобы она никогда не убирала руку от его лица. — Он больше никогда не побеспокоит меня.

Она смотрела на него недоверчиво и опасливо.

— Пока он на свободе, как я могу не волноваться за тебя?

Уильям испытал просто сокрушительное желание обнять и поцеловать ее.

И хоть Роберт говорил ему то же самое, Уильям был уверен, что этот французишка уже давно уплыл обратно в свое логово. Ведь они нашли леди Хартли, доставили в столицу и поместили под охрану. Она выдала им все сведения, и пошли уже аресты некоторых предателей и шпионов.

— Этот французишка уже ничего не посмеет сделать, поверь мне.

Темно-серые глаза расширились от изумления.

— Он был француз? — Она ахнула. — Шпион?

Вместо того, чтобы броситься доказывать, как она ошибается, Уильям глуповато улыбнулся и незаметно обнял ее за талию. У него кружилась голова от того, как близко она стояла к нему. Как было просто рассказывать ей все свои опасения, поверять ей все свои мысли. И он восхищался той силе, с которой она боролась с трудностями, и проницательности, с которой догадывалась обо всем, что он пытался скрыть от нее. Как будто он был открытой книгой для нее.

— Говори тише, иначе нас услышат. Это секрет. Ты не должна была ничего знать.

— Но… это… — Она встревоженно вздохнула. — Как твоя рука?

— В полном порядке.

— Ты уверен?

— Шарлотта…

Их прервал громкий голос Лидии.

— Дорогой братишка, ты отпустишь к нам Шарлотту, или захватил ее в плен?

Уильям улыбнулся и покачал головой.

— Кажется, еще до ужина в озере утонит одна красивая блондинка.

Шарлотта замерла, а потом глухо рассмеялась.

Уильям смотрел на нее и понимал, что трудно кого-то убивать, когда ты слышишь такие потрясающие звуки.

Они прогулялись вдоль озера все вместе, болтая о чем-то и ни о чем конкретно. Уильям показал место, где распорядился устроить пикник завтра днем. Под навесным высоким дубом было уютно расставить столы, зонтики и под шум легкого ветра, шелеста листьев и бодрящего запаха прозрачно-чистого озера провести приятно несколько часов.

— Беру обратно свои слова, — заметила Лидия, глядя на брата. — Ты у меня самый находчивый из братьев.

Уильям ухмыльнулся.

— Можно подумать, у тебя есть еще братья.

Эстер рассмеялась, подошла к нему и поцеловала его в щеку.

— И мы все любим тебя за твою великую находчивость.

И упорхнула прочь, не сознавая, что наделала.

Уильям вдруг застыл. Его взгляд остановился на Шарлотте, которая стояла вместе со своей сестрой Прюденс. Почувствовав его взгляд, Шарлотта обернулась, и его сразило что-то могущественное, что-то такое сильное, от чего он едва не покачнулся. Земля на мгновение ушла из-под ног, а потом он почувствовал, как что-то рушится на него, небеса или та же земля, которая перевернулась, но что-то рушилось на него стремительным потоком, пока Шарлотта смотрела ему в глаза.

Он хотел подойти к ней. Так отчаянно хотел прямо сейчас обнять ее, что заболели руки.

Уильям не заметил, как его сестры, Роберт и Прюденс пошли вперед, оставив его одного с Шарлоттой. Он не замечал ничего, потому что задыхался. Потребность в ней была столь велика, что он не смог бороться с собой и шагнул к ней. У него было такое ощущение, будто земля всё еще уходит из-под ног. Уильям стремительно приближался к Шарлотте, мечтая ухватиться за нее, чтобы уцелеть во всем этом водовороте, который затягивал его. Господи, что это было?

Оказавшись перед ней, он схватил ее за запястье.

— Уильям? — удивленно молвила она.

Он не смог совладать с собой.

Развернувшись, Уильям повел ее за собой к высоко остриженным кипарисам, стоявшим вдоль границ сада, которые могли благополучно скрыть их от посторонних глаз. Заведя Шарлотту за угол, он остановился у небольшой ивы, прижал ее к стволу дерева и прижался к ней сам всем своим бренным телом.

— Шарлотта, — пробормотал он, глядя ей в глаза так, будто тонул, будто мог прямо сейчас задохнуться.

Впервые он не мог пошевелиться, хотел поцеловать ее, но почему-то ему стало страшно от этого. Уильям был уверен, что после этого уже никогда не будет прежним.

Подняв руку, Шарлотта коснулась его здоровой щеки, на которой уже заживала ссадина.

— Уильям, что с тобой?

Он сам хотел бы узнать ответ на этот вопрос. Придвинувшись к ней еще ближе, он обнял ее за талию и хрипло попросил:

— Поцелуй меня, Шарлотта. Прошу тебя, поцелуй меня, если ты еще хочешь этого.

Она застыла, как будто была потрясена его слова. Возможно, он заходил слишком далеко. Не только тем, что постоянно пытался скомпрометировать ее. Тем, что мучил ее, требовал невозможного. И… и являл свою величайшую слабость, потому что да, она стала его самой большой слабостью, перед которой он не мог устоять.

Сердце его билось тяжело в немом ожидании. Но это длилось недолго.

Уильям застыл, увидев, как Шарлотта берет его лицо в свои нежные ладони, как ее пальцы невольно проходятся по его бакенбардам, а потом она встал на цыпочки и прильнула к его губам с такой нежностью, что у него едва не подогнулись колени. Он тонул в ней, благоговел перед ней. Господи, как он все еще мог устоять перед ней?

Оторвавшись от него, Шарлотта снова заглянула ему в глаза.

— Так хорошо?

Он всё равно не мог дышать, не мог чувствовать сердце, к которому прижал ее.

Сердце, которое как будто уже не принадлежало ему.

Он посмотрел на ее красивое, залитое теплыми лучами солнца лицо, обращенное к нему. Прошелся взглядом по широкому лбу, блестящим волосам, укрытым под небольшой шляпкой, по темно-золотистым дугам бровей, под которыми широко распахнулись самые пленительные, самые ясные и пронзительные темно-серые глаза и слегка раскрытые губы, которые находились в дюйме от него. Шарлотта… его…

— Теперь моя очередь, — шепнул Уильям и на этот раз сам накрыл ее губы.

Она тут же раскрылась ему навстречу. Пальцы ее погрузились ему в волосы. Он испытал несказанное облегчение, когда она прильнула к нему. И тогда крепко обнял ее. И поцеловал так глубоко, так горячо, что она стали задыхаться. Шарлотта задрожала, издав глухой стон. Уильям вздрогнул и стал целовать ее еще настойчивее, испивая ее уста и ни на мгновение не отрываясь от нее, как будто боялся, что она может исчезнуть. Шарлотта чуть повернула голову, чтобы быть к нему еще ближе. Ее пальцы погладил его по голове, заставив сердце дрожать еще стремительнее.

Уильям застонал и обессиленно привалился к ней, умирая от желания. Господи, у него было такое чувство, что он никогда не перестанет желать ее. Только ее одну. Никогда не перестанет желать обнимать ее, касаться ее. На всю оставшуюся жизнь. К ней он хотел прикасаться каждую ночь. Хотел открыть себе все ее тело, изучить каждый контур, обласкать каждый дюйм. Хотел, чтобы она была рядом с ним каждую минуту, которая без нее казалась пустой и невыносимой.

Хотел доставить ей такое удовольствие, чтобы она до конца жизни не смогла прийти в себя. Точно так же, как он не мог опомниться от ее поцелуев.

Заставив себя оторваться от нее, Уильям привалился к ней своим лбом, заглянул в самые потрясающие глаза и вдруг понял, что так будет всегда.

— Добро пожаловать в Эджуорт-парк, — прошептал он, погладив ее по румяной щеке.

Она улыбнулась ему такой чарующей улыбкой, что у него стиснуло в груди, и провела пальцами по его спутанным волосам, отводя назад особо длинную прядь.

— Это самое лучшее приветствие, каким меня когда-либо встречали.

Уильям вздохнул, привлек ее к себе, опустив ее голову к себе на грудь и застыл, закрыв глаза.

«Господи, я не смогу отпустить ее!» — думал он потрясенно, обнимая ее и вдыхая самый потрясающий аромат своей жизни.

* * *
Ужин прошел в совершенно непривычной, дружественной и веселой обстановке. На этот раз не было скованности, не было недосказанности. И на этот раз Шарлотта сидела по правую его руку, только сегодня он разговаривал с ней больше, шутил с ней больше, чем в прошлый раз, и замирал всякий раз, когда мог вызвать ее тихий смех, который завораживал его.

Уильям смотрел в ее сверкающие серые глаза, порой забывая, что рядом сидят люди, и думал о том, что смог бы прожить рядом с ней всю оставшуюся жизнь и не сожалеть ни об одной минуте. Она была не только умной и проницательной. Она умела быть снисходительной, уступчивой, когда нужно, лукавой, когда хотела что-то скрыть, а что-то вытащить из него на свет божий. Она могла быть очень упрямой, но невыносимой нежной. И безумно страстной, когда начинала целовать его.

Уильям поразился тому, как смог продержаться весь ужин и не потерять голову раньше времени.

После ужина, когда они перешли в гостиную, где женщины, сидя на диванах и в креслах, о чем-то весело разговаривали, и пили чай, а лорд Марчем и супруг Пенелопы барон Пентон беседовали, стоя возле камина, к Уильяму подошел немного обеспокоенный Роберт.

— Мы так и не смогли найти Леклера.

Он имел в виду того француза, которого недостаточно хорошо избил Уильям, раз тот сумел сбежать.

— Но вы же нашли его логово, — напомнил Уильям, сделав небольшой глоток из бокала. И не переставал смотреть на Шарлотту, которая что-то оживленно поясняла, делая даже жестикуляции, чтобы быть доходчивой. Боже, страстная до мозга костей! — Нашли там все разоблачающие документы касательно шпионажа. Леди Хартли кажется доходчиво все объяснила.

— В тот-то и дело, — нахмурился Роберт. — Вероятно, ты их спугнул. Они успели замести все следы и теперь…

Уильям обеспокоенно посмотрел на зятя.

— Что теперь? Что снова стряслось?

Взгляд Роберта был невыносимо серьезным.

— Я думаю, что в отместку за то, что ты сделал, они попытаются… навредить тебе.

Уильям сжал челюсти, которые перестали болеть после поцелуя Шарлотты.

— Пусть попробуют.

Роберт встревоженно покачал головой.

— Я серьезно.

— И я тоже.

— Никто не знает, какую роль во всем этом сыграл ты, потому что я скрывал своего надежного источника. После того, как ты привез ко мне леди Саммерхайз, а потом мы нашли леди Хартли, я думал, что будет лучше, если и дальше скрывать твою вовлеченность, но теперь понимаю, что тебе все еще может угрожать опасность.

Уильям опустил бокал с бренди, ощутив легкую тревогу.

— О чем ты говоришь?

Роберт подошел к нему еще ближе.

— Все порты находятся под надежной охраной, и мне доподлинно известно, что ни один человек, подходящий под твое описание, не покидал страну.

— Он мог изменить внешность и уплыть раньше.

— Ты сам в это не веришь.

Уильям гневно сжал бокал.

— Я думал, что меня ждут приятные выходные. — У него язык не повернулся отругать Роберта за то, во что его втянули, потому что… Его взгляд перешел на Шарлотту. Без этого задания он бы никогда не узнал ее так, как узнал теперь. — Черт, Роберт, я сейчас не в состоянии думать о деле.

Роберт вздохнул.

— Просто будь осторожен, пока мы не найдем этого типа и все его документы, которые разоблачат, я уверен, нескольких аристократов, подданных нашего короля, в постыдной измене. Их ждет виселица, как только эти документы окажутся у меня в руках.

Уильям сверкнул на него глазами.

— Веселенькие деньки тебя ждут, зятек.

Роберт печально вздохнул.

— Поверь, это не так.

Глава 21

Пикник на следующий день прошёл именно так, как и рассчитывал Уильям, сидя за длинным, накрытым угощениями, столом, слушая тихие беседы и…

И понимая, какая у него была пустая жизнь до всего этого. Жизнь, в которой могло быть так непомерно много.

Опустив взгляд на бокал с шампанским, который вертел в руке, Уильям поразился тому, что много лет отдал себя зияющей пустоте. Отчаянно надеясь, что пытается заполнить эту пустоту, тем самым он принес в свою душу мрак и обреченность. Потому что до последнего верил в то, что именно он обрек отца на смерть. Что отец умер от разочарования и… и предательства, которого Уильям так и не простил ему.

Но теперь, оглядываясь назад, Уильям вдруг понял, что сам не дал отцу прощения. Да, последние одиннадцать лет он ненавидел его. Ненавидел за то, что отец сделал на его совершеннолетии, потому что тогда считал себя достаточно взрослым, чтобы принять собственные решения, а отец взял и… развеял все его надежды, разрушил то, что могло бы быть у него. Но каким же глупым он был. Отец раскрыл ему глаза на величайший обман, которым пытались опутать его, а он… Вместо благодарности он проклял его. И хоть Шарлотта и пыталась убедить его в том, что это не так, Уильям все равно считал, что в смерти отца была и его вина. Отец умер от разочарования, от того, каким беспутным стал его единственный сын, на которого возлагал так много надежд. Который не оправдал его ожиданий. И собственных возможностей.

— Почему это мой брат такой серьезный? — послышался тихий голос Лидии, которая присела рядом с ним и накрыла его руку своей. — Что тебя может тревожить в такой солнечный, счастливый день?

Уильям поднял голову и взглянул сестру, затем его взгляд скользнул по столу и тут же нашел Шарлотту, которая беседовала с Эстер. Сердце его наполнилось щемящим теплом, когда он увидел, как улыбается Шарлотта. Ее присутствие давало ему то, чего он не ощущал никогда прежде. Будто он обрел то, что навсегда сделает его полноценным. Словно в нем было то, чем он мог быть достойным ее. Удивительно, как много могло ему дать одно ее присутствие, которым теперь он так дорожил и желал.

— Ничего меня не тревожит, — рассеянно произнес он, проглотив комок в горле.

Лидия, проследив за его взглядом, улыбнулась.

— Шарлотта всегда была мне преданной подругой. — И тут же вернула взгляд на брата. — Она замечательная девушка и…

Поморщившись, Уильям выпрямился на стуле.

— И не старайся, потому что я всё знаю без тебя.

Ее губы растянулись в лукавой улыбке. Она отняла от него свою руку и…

Вдруг сказала то, что перевернуло всю его жизнь.

— Ты уже сказал ей, что любишь ее?

Бокал едва не выпал из руки и не разбился.

Уильям не мог дышать, не смог даже моргнуть, оцепенев от слов, которые обрушились на него.

Улыбка Лидии стала шире.

— Просто скажи ей, как много она значит для тебя и покончи с этим!

Она встала, взъерошила ему волосы легким движением руки и удалилась.

Уильям сидел на месте, как громом пораженный. Его взгляд снова скользнул в сторону и нашел темно-серые глаза, направленные в его сторону. Шарлотта смотрела на него с легкой тревогой и бесконечной нежностью, а он… Уильям снова почувствовал, как небеса рушатся на него, а земля разверзается, обещая поглотить его. Но и снова с ним ничего не произошло. Его не только удерживал внимательный взгляд Шарлотты.

Уильям продолжал задыхаться, потому что осознал силу, которая всё это время стремилось перевернуть его сердце. Перевернуло окончательно и бесповоротно.

Он любил ее. Господи, он любил Шарлотту Уинслоу, подругу своей невыносимой сестры! Любил так, как только это было возможно. Любил так неистово, что сердце снова стало переворачиваться в груди, но только без угроз покинуть его грудь. Любил с такой силой, что задрожали руки. Любил до одури.

Уильям даже представить не мог, что может так любить. Считал, что любил когда-то, но это… То, что вызывала в нем Шарлотта, было столь мощно и неодолимо, что с этим не смогло бы справиться ничто на свете. И он не мог. Он всегда был беспомощен перед темно-серым взглядом, перед невольными прикосновениями ее пальцев, перед ней целиком. Без остатка его сердце принадлежало ей, а она… Шарлотта так и не сказала ему, что станет его женой.

Трясущимися руками поставив бокал на стол, Уильям вскочил на ноги, чувствуя, как от паники кружится голова. Господи, что он будет делать, если она откажется и уйдет и на этот раз?

У него было не так много дней, чтобы уговорить ее. Сегодня была суббота, а возвращаться в город они планировали рано утром в понедельник. У него был этот день и максимум завтра, и… всё.

Увидев, как Шарлотта нахмурилась, продолжая смотреть на него, и тоже встала, Уильям задрожал, и сделал шаг назад.

— Уильям? — тихим шепотом позвала его она, нахмурив тонкие брови.

Он сглотнул.

— Я… Мне нужно срочно кое-что сделать. Я скоро вернусь.

Он развернулся и зашагал к дому, чувствуя, как дрожат колени. Сердце колотилось так неистово, что он едва мог дышать. Проведя рукой по волосам, он свернул к высокой каменной стене и застыл, не зная, что ему делать. Он мог вернуться назад, упасть перед ней на колени и попросить ее остаться в его жизни навсегда, но Уильям почему-то был уверен, что она и тогда откажется. Что бы он ни делал, она могла поцеловать его добровольно, но потом непременно уходила. И это… это поселило в душе такой беспредельный страх, что он… Уильям осознал, что не сможет удерживать ее силой, если она пожелает уйти. После всего, что они разделили друг с другом, она действительно могла уйти!

Он сжал в кулаки дрожащие руки. Господи, он любил ее, любил Шарлотту так, как не любил никого и никогда,даже Мередит, из-за которой поссорился с отцом. Но это… Как он мог решить, что любит Мередит? Из-за нее он превратил свою жизнь в ад, из-за нее он поссорился с отцом, а когда отец открыл ему глаза на обман и предательство Мередит, Уильям ополчился на отца и перенес всю свою ненависть и ярость на него. И жил своей никчемной жизнью, чтобы еще больше разозлить его. И это сработало, потому что отец умер. Из-за него.

Какой глупец! Господи, во что он превратил свою жизнь и жизнь ни в чем не повинной девушки, которая уже дважды пыталась спасти ему жизнь? Он преследовал ее, чуть ли не угрожал, пытался соблазнить на ночной террасе, пока их родные пили чай в гостиной. Боже правый, как она после всего этого не возненавидела его?

Но, Боже, он действительно любил ее. Так, что едва мог стоять на ногах. Едва чувствовал сердце, которое больше не принадлежало ему. Он хотел сделать ее счастливой, хотел, чтобы она была счастлива, пребывая рядом с ним. Хотел слышать ее смех каждый день, хотел обнимать каждую ночь. И показать, как бреется по утрам. Он так много хотел дать ей, так много показать. Рядом с собой он не представлял никого, кроме нее. В его сердце не было никого, кроме нее. И не будет.

Уильям знал это четко. Как и то, что если она попросит освободить ее от своих притязаний, он… не сможет настаивать и дальше, потому что не хотел больше причинять ей боль.

Боже правый, он не просто любил ее! Он любил ее так сильно, что мог отпустить, если она решит уйти!

* * *
Шарлотта хотела направиться за ним, но ее остановила Лидия, которая подошла и взяла ее за руку.

— Давай пройдемся возле озера, — с улыбкой предложила она.

Шарлотта хотела пойти за Уильямом, потому что после короткого разговора с сестрой, он так резко побледнел, что едва не свалился со стула. Что с ним произошло? И что сказала сестра, что так резко заставило его перемениться в лице? Настолько, что он встал и ушел.

Уильям был замечательным собеседником. Ей еще никогда не доставляло такого удовольствия беседовать с ним, как вчера за ужином. Он был остроумным и деликатным, много шутил, давал взвешенные советы, а когда хитро улыбался, Шарлотта забывала о том, что сидит за столом.

Никогда прежде она не видела его таким… расслабленным, счастливым, беззаботным, непривычно домашним, и полностью сосредоточенным на ней, потому что она видела, что каждое усилие за ужином, которое он прилагал, было направлено на то, чтобы удивить и порадовать ее. Поступок, который заставлял ее сердце с еще большей силой рваться из груди. Рваться к нему. Вчерашний ужин был самым волшебным временем, которое она проводила с ним. Время, которое она не хотела, чтобы закончилось.

Боже, кажется она была не только безнадежна. Она уже не могла заглушить голос сердца, который во всю орал ей в уши. Она любила его, настолько, что умирала от любви к нему. Умирала от страха обрести и потерять его одновременно. Он…

— Пожалуйста, давай прогуляемся, — настояла Лидия, а потом потянула ее за собой.

Хоть все ее мысли были заняты другим, Шарлотте не оставалось ничего, как вместе с Лидией пройтись вдоль берега озера, заросшего остриженной травой, которую колыхал легкий, теплый ветер. Солнечные лучи, отражаясь на водной глади озера, стремились ослепить их, но Шарлотта отвернулась.

— Я всегда думала, — начала Лидия, держа Шарлотту под руку, — что у меня самый безрассудный из братьев.

Что-то болезненно сжалось в груди.

— Лидия… — тихо прошептала Шарлотта, не в состоянии говорить об Уильяме ни с кем.

Лидия вдруг с серьезным видом посмотрела на нее.

— Он такой безрассудный, что без малейших колебаний взялся распутать дело с леди Хартли, даже не представляя, что это ему будет стоить.

Шарлотта так резко остановилась, что едва не упала и не потянула за собой Лидию.

— Леди Хартли?

Лидия с улыбкой посмотрела на нее, а потом подалась вперед и шепнула так тихо, будто раскрывала великую тайну.

— Мой муж пытается поймать шпионов, которые шантажируют леди Хартли и ее мужа.

Шарлотта была потрясена до глубины души. И хоть вчера Уильям обмолвился о том, что стрелявший в него человек был французским шпионом, услышать такое…

— Так его с ней связывает просто дело?

И тут же замерла, когда поняла, что выдала себя.

Глаза Лидии удовлетворенно заблестели, но она продолжала оставаться серьезной.

— Боже, ты подумала, что у него с ней… — Она замолчала и покачала головой. — Он даже не знал о ее существовании, пока мой муж не попросил Уилла поехать на бал и привезти ее в надежное место, где они смогут работать с ней и дальше. — Лидия снова сокрушенно покачала головой. — У моего брата конечно не самая безупречная репутация… — Она исправилась, увидев скептический взгляд Шарлотты. — Хорошо, одна из самых скандальных репутаций, но он всегда честен с другими. В этом ему не откажешь.

Шарлотте было трудно дышать.

Она прижала ладонь ко лбу и отошла в сторону, строясь остановить сумасшедший бег сердца. Боже правый, он ведь говорил ей, что его с леди Хартли ничего не связывало, это она предпочла… Она так отчаянно хотела поверить ему, что побоялась сделать это до конца. А он был честен с ней. Всё это время. И да, хоть после того, как он заявил о своих намерениях жениться на ней, Шарлотта не могла поставить ему в вину попытки уйти с бала с другими женщинами. Но… но это как обычно могло затянуться не слишком долго. Ведь он всегда уходил. Вопрос времени. И всё же…

Обойдя ее, Лидия встала перед ней. Глаза ее были такими печальными, что Шарлотте стало не по себе.

— Знаешь, Уильям не всегда был таким… — Она вздохнула. — Много лет назад…

Шарлотту охватила паника, потому что стало очевидно, что ей хотят рассказать что-то очень важное.

— Пожалуйста, не нужно…

Лидия улыбнулась грустной улыбкой, не скрывая своих намерений.

— Одиннадцать лет назад, если быть точной, кое-что произошло в его жизни.

— Лидия, — взмолилась Шарлотта, понимая, что не уцелеет, если услышит то, что Лидия хотела рассказать.

Разумеется, Лидия не промолчала.

— Мне было тогда чуть больше четырнадцати, но я помню скандал, который разразился у нас дома в Холбрук-касле, когда мы жили в Дербишире. — Повернувшись к озеру, она обхватила себя руками. — Тогда Уильяму было двадцать один, он только стал совершеннолетним, и… Он влюбился в дочь нашего соседа, лорда Ширбрука. Она была вздорной и капризной девушкой и всегда добивалась своего. Она опутала его в свои сети, а потом сказала, что он соблазнил ее и что она ждет от него ребенка.

Шарлотта покачнулась, не ожидая услышать ничего подобного.

— Ребенка?

Лидия резко обернулась к ней. Глаза ее горели осуждением и гневом.

— Это был не его ребенок, нет! Мне кажется, она сама завлекла его к себе, чтобы выставить это в подобном свете. Наш Уильям, благородный до кончиков ногтей, верил, что это его ребенок. Пришел к отцу и заявил, что собирается жениться на ней. Но отец запретил ему это и сказал, что вся округа знает, что эта девица бегает только за их конюхом, от которого и был ребенок. Которого она с таким упорством пыталась навязать моему брату.

Сердце Шарлотты похолодело.

— И что сделал… Уильям?

Лидия грустно покачала головой.

— Он говорил, что любит ее и не отступится от нее.

Господи, Уильям любил? Любил настолько, что собирался пойти против отца?

— Они… они сбежали? — спросила Шарлотта, чувствуя, как что-то царапает ей горло.

Лидия с улыбкой покачала головой.

— Нет, он хотел сделать всё, как положено. Тогда отец взял его с собой и отвез на конеферму нашего соседа. Там и якшалась Мередит, которую и увидел Уилл своими глазами в объятиях другого. О, она тогда устроила потрясающую сцену, как мне потом рассказали наши слуги, которые собрали все сплетни. Она кричала, что ее соблазнили, что это насилие, что ее обманули, но на Уилла больше не произвели впечатление ни ее стенания, ни наветы. Эта дрянь разбила ему сердце, а потом стала причиной того, что он поссорился с отцом.

«Мы с ним ужасно поссорились, я назвал его последними словами, а потом проклял, и он умер…»

Господи, так вот, почему он поссорился с отцом! Вот, почему считал, что смерть отца лежит полностью на нём. Из-за какой-то девицы, которая не только разбила ему сердце, но… отравила ему всю его жизнь!

Голос Лидии снова ворвался в сознание, переворачивая все мысли.

— Он не смог простить отца за то, что он открыл ему правду. Оказывается, правда иногда может уничтожить человека. Как едва не уничтожила Уилла. Он был так дружен с отцом, но потом… Потом он пустился во все тяжкие, чтобы забыться, только человек не может убежать от боли, которую постоянно носит в своем сердце.

Шарлотта боялась дышать, потому что была уверена, что непременно разрыдается. Не только потому, что наконец поняла главную причину, по которой все эти семь лет он поступал так, как поступал у нее на глазах. И не потому, что он любил и у него было уникальное сердце.

Ее поразило то, что она сама любила его так сильно, что уже ничего это не могло изменить. Даже ее страхи снова увидеть, как он уходит, уходит к другой. Любила так сильно, что страх потерять его был гораздо сильнее страха собственного разбитого сердца.

Лидия подошла к ней и с мягкой улыбкой коснулась ее бледной щеки.

— Ты думаешь, он постоянно водит к нам девушек и заверяет, что хочет на них жениться? — Улыбка ее стала шире. — Шарлотта, ты единственная девушка, на которой он захотел жениться после Мередит.

Лидия ушла, оставив потрясенную Шарлотту стоять у берега озера. Она задыхалась. У нее так сильно тряслись руки, что она боялась никогда больше не вернуть себе самообладание.

Боже правый! Уильям!..

Его не просто обманули! Разбитое сердце ужасно больно носить в груди. Шарлотта это знала. Но если в ее случае она сама порой разбивала свое сердце, Уильям же… Его обманули самым жестоким образом, разрушив не только всю его жизнь, но и лишив дружбы отца, который был ему так дорог.

Шарлотта ужасно хотела верить в то, что ее слова, сказанные тогда во время их второй прогулки хоть как-то переубедили его в том, что он ошибался, но ее поразило нечто другое.

Что не смотря на все это он продолжал…

«Шарлотта, ты думаешь, я могу целовать тебя, а потом пойти, найти другую женщину и целовать так же ее?»

У нее подгибались колени так, что она едва могла стоять на ногах. И боялась поверить в то, что… могло быть неправдой…

Господи, Уильям! Могло ли это быть правдой?

* * *
Ночь была теплая и лунная. Сребристый свет ночного светила падал на уснувшую землю, скрывая от глаз все изъяны и осветив волшебным мерцанием лишь безмятежную водную гладь озера.

Уильям сидел на скамейке недалеко от озера, вслушивался в ночные шорохи, которые складывались в странную тишину, и… и пытался дышать.

Вот и всё. Закончилось время, которое было отведено для этого выезда. Сегодня была ночь воскресенья, а завтра утром все они уедут в Лондон, и…

Он с трудом вернулся тогда к пикнику. С трудом высидел его до конца, заметив, как Лидия возвращается от озера, оставив там одинокую Шарлотту. Он хотел подойти к ней, но впервые не рискнул сделать это. Потому что знал, что просто падёт к ее ногам и уже никогда не сможет встать.

Она выглядела немного бледной, когда вернулась. И хоть он старался редко смотреть на нее, чтобы хоть как-то управлять своими чувствами, в какой-то момент Уильям обнаружил, что она делает то же самое. Это бы ужасно разозлило его, если бы он не был в таком скверном состоянии.

Впервые в жизни у него болело сердце так, что он не мог сосредоточиться ни на чем. Сердце, которое не болело так, даже когда он обнаружил обман Мередит. Даже когда потерял отца по своей вине.

Много лет назад Уильям думал, что любит, он искренне верил в это, когда смотрел на Мередит, но она лгала ему, лгала и даже не сожалела об этом. Момент, когда отец привел его в конюшню и заставил увидеть Мередит, был самым страшным в его жизни. В тот момент Уильям думал, что у него остановится сердце от боли. Он верил в то, что она и душой и телом принадлежит ему, что ее чувства и помыслы чисты, но… но даже тогда он услышал, как она смеется вместе со своим любовником и говорит, как же ей с легкостью удалось окрутить соседского сынка…

Уильям непроизвольно сжал руку в кулак, которым в тот далекий день хотел ударить ее. Впервые в жизни он хотел ударить женщину, хотел убить, но его остановил отец. Отец, который сделал с ним такое. Открыл глаза, но и… почти уничтожил его. Уильям хотел убить отца, хотел… Он ушел оттуда не оглядываясь, ушел, бросив им все в лицо проклятия, надеясь, что все сгорят в аду. Ему хотелось завыть, хотелось кого-нибудь убить, но он сам уже был мертв.

До тех пор, пока не встретил Шарлотту, до тех пор, пока она не пробудила его сердце и не показала, какой может быть настоящая, чистая, беспредельная любовь.

Сердце, которое на этот раз не вынесет, если Шарлотта уйдет.

Уильям вздрогнул и провел рукой по своим волосам. Кажется, он был близок к самому большому провалу в своей жизни. Он заставил себя сидеть в тот вечер на ужине, старался держать себя в руках. И хоть Шарлотта тоже выглядела непривычно притихшей, глядя на нее, он не мог перестать думать о том, что у нее еще много кавалеров, был этот невыносимый лорд Хамфри. И она должна сделать выбор. Но что сделал он сам, Уильям, чтобы она выбрала его? Он уже давно понял, что поцелуями и ласками не добиться ее. Да, она принимала их, могла поцеловать его в ответ с таким упоением, что он забывал обо всем на свете… Но он так и не завоевал ее сердце. Потому что не предложил ничего достойного.

Возможно, всему виной его скверная репутация, но… Бывали минуты, особенные минуты, когда Уильяму казалось, что он дорог ей. Как казалось и сегодня днем на прогулке, всей молодой компанией направившись к небольшим руинам старинного аббатства, которые находились недалеко от Эджуорт-парка. Шарлотта выглядела просто очаровательно в бледно-золотистом платье, поверх которого накинула кашемировую шаль, и в небольшой шляпке с золотыми лентами, которые подчеркивали переливающийся блеск ее волос. Уильям боялся дышать, боялся подойти и коснуться ее, потому что был уверен, что потеряет голову. И она, она так странно смотрела на него во время прогулки. Как будто пыталась понять, о чем он думает.

В конце прогулки она снова оказалась рядом с ним. Чувствуя ее так близко, Уильям едва не потерял связь с реальностью. И едва не произошло непоправимое, когда маленький Джонатан, который залез на особо высокую стену, едва не упал оттуда. Уильям успел подхватить его, потому что стоял ближе всего. И хоть Шарлотта выглядела перепуганной выходкой брата, потом она с не меньшим беспокойством подошла к нему и коснулась его плеча.

— Ты в порядке? — спросила она, заглянув ему в глаза.

Всякий раз, когда она беспокоилась о нем, Уильям чувствовал себя так, будто имел шанс завоевать ее. У него ныло и болело плечо, но больше всего болело его сердце.

Он улыбнулся и покачал головой.

— Да, всё хорошо.

Он увидел по ее глазам, что она не поверила ему. Но… но даже не это поразило его. Когда они возвращались домой, Шарлотта шла рядом с ним. Уильям не смог удержаться и осторожно взял ее руку в свою. Она тут же сплела с ним свои пальцы и сжала в ответ. И Уильям потрясенно понял, что может потерять всё это. Потерять ее.

Если не найдет никакого способа отвоевать ее у всех тех поклонников, которые у нее были.

Ужин прошел в теплой, но немного натянутой обстановке, потому что завтра утром всем предстояло уехать домой, вернуться к прежней жизни, которая уже никогда не будет прежней. Особенно для него.

Одному Богу известно, каких трудов ему стоило усидеть на ужине, а потом пожелать всем спокойной ночи и уйти. На время выходных, пока в доме были гости, он уговорил мать отдать в его распоряжение отдельно стоящий флигель. Уильям знал, что не сможет спать под одной крышей с Шарлоттой. И вот теперь это.

Любовь, которую он не ожидал, обрушилась на него и больше не собиралась покидать его. Он и не хотел этого. Удивительно, что он не понял этого раньше. Не понял, потому что никогда не знал настоящей любви. Удивительно, но любить Шарлотту было так легко, так мучительно сладко. Всё в ней вызвало в нем восхищение и даже гордость. Она могла одним взглядом усмирить его сердце, а через секунду заставить его биться с таким отчаянием, будто собиралась вытащить его из его груди. И он бы с радостью отдал ей свое сердце. Если бы она забрала его себе. Если бы захотела этого.

Он не просто хотел ее. Не просто любил. Это было даже больше, чем он мог себе представить.

Уильям снова вздрогнул, когда позади раздался хруст ломающейся ветки. Он резко повернулся на скамейке и обомлел.

В нескольких шагах позади него в одной ночной рубашке и накинутом поверх шелковом белоснежном пеньюаре, с распушенными волосами, которые переливались серебристыми прядями, и обращенным к нему лицом стоял предмет всех его мечтаний.

— Шарлотта… — изумленно простонал Уильям, чувствуя, как сердце его замирает под ее пристальным взглядом. — Что ты тут делаешь?

Она встрепенулась, но не отвела взгляд, а обхватила себя руками и чуть ниже опустила голову.

— Я увидела, как ты пришел сюда, и… тоже захотела подышать свежим воздухом. Можно, я присяду рядом с тобой?

Волосы на затылке встали дыбом, едва он представил себе, как Шарлотта, едва одетая и с распущенными волосами, которые перекинула через правое плечо, подходит и садится рядом с ним.

— Да, конечно, — сказал он, и словно в тумане увидел, как она подходит, подходит невероятно близко. — С-садись…

Лунный свет падал на ее шелковый пеньюар, который облегал ее тело, как вторая кожа, обрисовав не только линию бедер и тонкую талию, но и высокую грудь с темными сосками, которые проступали сквозь почти прозрачную ткань ее ночного одеяния.

Боже правый!

Шарлотта присела рядом с ним, стараясь не смотреть на него, потому что боялась растерять все мысли, которые не давали ей покоя.

Ей не просто не спалось. Она места себе не находила не только с тех пор, как после пикника возле этого самого озера что-то изменилось. Вид встревоженного и напряженного Уильяма беспокоил ее гораздо сильнее, чем даже собственные переживания. Его будто подменили. Даже на ужине после пикника он вел себя скованно, мало говорил и почти все время молчал, погрузившись в долгие раздумья. Она испытывала желание прямо спросить его, в чем дело, но… не рискнула. Может, это она чем-то рассердила его?

Но нет, потому что на прогулке сегодня днем к руинам и обратно, он… Он все время был рядом с ней, а потом конец даже взял ее за руку. И сердце ее едва не упало к его ногам, когда стало очевидно, что не она отвратила его от себя. Это был единственный раз, когда он коснулся ее после того поцелуя, которым приветствовал ее в своем доме. Он больше не пытался найти с ней встречу, даже не пытался поцеловать. И это рукопожатие в конце прогулки… как будто дало ей слабую надежду на то, что она все еще хоть что-то значит для него. Значит даже после того, что ему много лет назад разбили сердце без права на исцеление.

И вот теперь он сидел тут в полном одиночестве. Ушел после ужина, ушел так легко, будто их больше ничего не связывало.

Время пребывания в Эжуорт-парке неумолимо закончилось. Завтра она уедет домой и… И возможно, он закончит свою глупую затею, которая началась с таких невероятных событий. Она говорила, что должна будет отказать ему. Возможно, он придет, чтобы услышать ее слова, но Шарлотта пребывала в настоящем ужасе… Потому что не представляла, как откажет ему.

Ей отвели спальню, которую она делила с Прюденс. Сестра легла и уже блаженно спала, не ведая ни о какой мирской суете, а Шарлотта стояла у окна и не могла пошевелиться до тех пор, пока не увидела, как к озеру приближается одинокая высокая фигура. И только ткань белоснежной рубашки белым пятном выделяла его в темноте ночи, притягивая ее взгляд, как магнит. Поэтому она и пришла сюда. Не могла не прийти. Не могла больше делать вид, будто всё это не важно для нее. Очень важно, так важно, что она хотела понять, что с ним не так. И что ей теперь делать.

— Почему ты здесь? — осторожно спросила Шарлотта, украдкой взглянув на него и отметив, как ссадина и синяк на его лице полностью зажили.

Его густые волосы взлохматились и мягкими прядями падали на широкий лоб. Глаза мерцали, прикованные к ней. Лицо застывшее, суровое, будто высеченное из мрамора, и сосредоточенное. Льняная ткань расстегнутой на несколько верхних пуговиц рубашки, концами скрываясь в поясе черных бриджей, прилипла к его груди, будоража воображение и напоминая о том, что на самом деле скрывается под ней. К чему она прижималась несколько дней назад.

— Не спалось, — ответил он уклончиво, не спуская с нее взгляда. — А ты почему здесь?

Она откинулась на спинку скамьи и ответила так же тихо, как будто боялась звука собственного голоса.

Боялась, что всё это развеется, и она потеряет его.

— Не спалось.

Подняв лицо к небесам, она всматривалась в звездное небо, а Уильям не мог оторвать взгляд от ее профиля, глядя на губы, которые мечтал зацеловать до полусмерти.

Вздохнув, Шарлотта снова взглянула на него.

— Как твое плечо? И рука?

У него кружилась голова.

— Сносно.

— Не болит?

Болело, болело в другом месте.

— Нет.

Она снова перевела взгляд на небо и застыла, даже не догадываясь о том, какое потрясающее зрелище представляет собой.

— Я рада, что твои раны заживают, — тихо обронила Шарлотта, замерев на месте.

Сердце его колотилось так неистово, что Уильям снова стал задыхаться, но усилием воли откинулся на спинку скамьи и поднял лицо к небу.

— Всё хорошо? — тихо спросил он, опустив руку на гладкую деревянную поверхность скамьи.

И пораженно застыл, когда обнаружил там ее пальцы. Что-то дрогнуло в груди, а потом Уильям быстро взял ее руку в свою и сплел с ней свои пальцы. Как она сделала сегодня после прогулки.

Как и на прогулке, она тут же сплела свои пальцы с ним, будто не могла отпустить его.

— Не знаю. — Шарлотта вдруг повернула голову к нему. — Всё хорошо?

Он тоже не знал. Уильям боялся посмотреть на нее, но это было бесполезно. Он был уверен, что не выпустит ее руку, даже если вода в озере поднимется и поглотит его.

Стараясь дышать, Уильям поднял ее руку, притянул к себе и прижался губами к тыльной стороне ее ладони.

Шарлотту пронзила легка дрожь.

— Уильям?

Господи, как он любил, когда она называла его по имени! В ее голосе послышалось такое отчаяние, как будто… будто она впервые могла остановить его, даже не подозревая о том, как сильно нужна ему.

Уильям похолодел, поняв, что не сможет, ни за что не отпустит ее. Какая-то мука сжимала ему сердце. Он стал покрывать легкими поцелуями каждый ее дрожащий пальчик, и снова услышал, как она шумно вздохнула. Как будто собиралась сказать что-то еще.

— Шарлотта, — пробормотал он с неприкрытой болью, повернул ее запястье к себе и припал губами к отчаянно трепыхающемся пульсу. — Мне отпустить тебя?

Она задрожала, а потом он с потрясением обнаружила… ее вторую руку в своих волосах, которая погладила его по голове.

С ним снова что-то произошло. Что-то содрогалось и падало внутри него. Его истосковавшееся, измученное по ней любовью сердце.

Опустив ее руку, Уильям повернулся к ней. Она была нужна ему сейчас даже больше, чем он мог себе представить.

Глаза ее потемнели, губы дрожали. Ветер подхватил темно-золотистые пряди, пахнущие сиренью и жасмином, и бросили ему в лицо. Он не мог пошевелиться, но отчетливо увидел, как Шарлотта сама тянется к нему.

Мгновение, и она оказалась в его объятиях. Он прижал к себе. Ее руки обвили его плечи. Он больше не мог бороться с собой, не мог сдерживать себя, потому что его душила не только любовь к ней. У него было такое ощущение, будто отпустив ее, он просто растворится в пустоте и потеряет ее.

Не мог отпустить ее еще и потому, что она сама обняла его, обняла так, как будто хотела этого.

Уильям нашел ее губы и поцеловал ее. Поцеловал так, как не целовал никого и никогда, потому что никого и никогда не любил до нее. Он погибал от этой любви, погибал без нее. И ничего не мог поделать с собой.

Шарлотта застонала, чуть склонила голову, и мир исчез.

Покоренный ею навечно, Уильям поднял ее и посадил на свои колеи так, что она обхватила его бедра своими длинными ногами. И приземлилась всей своей умопомрачительной тяжестью на его напряженные чресла так, что он едва не взорвался.

— Господи, — пробормотал он, потянулся к ней, зарыл руки в мягкий шелк ее волос и еще ближе притянул к себе, потому что умирал по ней. — Шарлотта…

Он запечатал ее губы таким яростным поцелуем, что она не смогла дышать. Шарлотта и не хотела. Господи, ей не нужно было дыхание, потому что… она думала, что навсегда потеряла его поцелуи, думала, что ему больше не хочется целовать ее. Он был так отчаянно нужен ей, что она больше не могла без него. Всё, что ей было нужно, находилось в ее объятиях. Всё, что она хотела, чтобы он никогда не останавливался, не переставал дотрагиваться до нее. Она не просто любила его. Шарлотта была уверена, что никогда больше в ее жизни не наступит такого волшебного мига, как этот. Никогда она не сможет целовать его так, как в это мгновение. Никого кроме него не сможет коснуться…

Возвращая ему жаркие поцелуи, она хотела быть к нему как можно ближе, хотела касаться его так, как не касалась до этого мгновения. И да простит ее Господь, но она хотела себе все его поцелуи, все до единого. Удивительным приключением было целовать его красивые, иногда твердые, а иногда ласковые жадные губы, которые он так хорошо научил ее целовать. Смертной мукой было быть вдали от него, не чувствовать его, не чувствовать собственного сердца, когда его не было рядом с ней.

Сейчас он был с ней, рядом с ней, и так пламенно целовал ее, что она стала задыхаться.

Сидя на нем верхом, Шарлотта замерла от смущения, когда почувствовала, как задирается подол ее ночной рубашки. Не могла не почувствовать, как напрягаются его бедра, и еще что-то, что прижималась как раз к тому месту, которое он ласкал в день очередного нападения на него. К тому месту, которое снова вспыхнуло, дрожало и болело все сильнее, пока он целовал ее, пробуждая в ней чувства, которые она уже и не надеялась ощутить вновь.

Опустив руки ей на плечи, он толкнул ее к своей груди. Без корсета и лишних слоев одежды, она так отчетливо чувствовала его, чувствовала, как ее грудь трется и вжимается в его напряженное тело, что у нее перехватило дыхание. Его губы терзали, исступленный поцелуй заставлял ее млеть и гореть. Даже ветер не мог остудить. И словно этого было мало, он скользнул руками ей на талию, сжал ее и… и усадил на свои колени так странно, что Шарлотта… Она ахнула и оторвалась от его губ, когда что-то твердое уперлось ей между ног как раз в то место, где горело больше всего.

— Не бойся меня, — горячо прошептал Уильям, покрывая поцелуями ее лицо, спустился по шее и с жаром прижался к трепыхающейся жилке, которая пульсировала в такт тому, что вспыхнуло в ней, когда он, обнимая ее за талию, качнул ее на себя так, что она потерлась своим жаром о его твердость.

Задрожав от изумления, Шарлотта выгнула спину и едва не ослепла, когда от этого мимолетного движения острый озноб прокатился по всему телу, заставляя ее трепетать так, будто она погибала.

— Господи! — задыхаясь молвила она, схватив лацканы его рубашки и уткнувшись ему в шею.

Уильям погладил ее по спине, а потом шепнул ей в самое ухо.

— Я хочу быть с тобой. — Он прижался губами к ее щеке и хрипло добавил: — Я до смерти хочу быть с тобой, Шарлотта. Пожалуйста, останься.

Она не только не могла ответить, Шарлотта не могла даже пошевелиться, такое оцепенение охватило ее. Дыхание медленно вернулось к ней. Она подняла голову, заглянула ему в глаза, которые в лунном свете пылали еще отчетливее, и смотрели на нее так, будто пытались заглянуть ей в самую душу, и поняла, что даже сейчас не сможет отказать ему. Никогда не могла. Никогда не могла перестать любить его. Это было сильнее ее. Даже, если он снова уйдет, она не сможет перестать любить его и тогда. Даже когда в прошлом Шарлотта пыталась уверить себя в том, что всё прошло, она просто обманывала себя. Как можно было перестать любить его? Как можно было просто задержать биение сердца?

Невозможно.

Подняв дрожащую руку, она коснулась его лба и с особой нежностью отвела от лица темную прядь назад. Луна осветила его застывшее, напряженное лицо. Она опустила взор на его губы, самые красивые, самые захватывающие губы на свете.

— Уильям, — пробормотала она, захваченная им навсегда.

И поцеловала его сама.

Ульям вздрогнул, а потом так крепко обнял ее и прижал к своей груди, что она едва не задохнулась. И тут же овладел ее губами агонизирующим, таким дурманящим поцелуем, что она снова вспыхнула. Еще и потому, что вновь обхватив ее за талию двумя руками, он толкнул ее к себе. Трение повторилось. Шарлотта задохнулась от накатившего на нее блаженного трепета, вцепилась ему в шею и не смогла сдержать протяжного стона, который сорвался с губ, но он не позволил ему вырваться на свободу, поглотив собственными жадными устами. Господи, она не просто тонула в нем. Уже имея некоторое представление о том, что может произойти, она все же не была готова к тому, что он делал сейчас. Опалял, ошеломлял, не оставлял в ней ничего, что принадлежало бы ей. Принадлежало ему.

Теперь между ними не было не только многочисленных слоев одежды. Впервые между ними не стояли горечь и боль. Она хотела раствориться в нем и остаться там навсегда. Потому что любила, потому что не представляла, как жить без него. Как она все эти годы жала и смотрела, как он уходит с другой? Уходит, чтобы заглушить боль разбитого сердца и потерю отца. Она отдала бы все на свете, чтобы исцелить его сердце, чтобы это сердце принадлежало ей. Но у нее были только эти мгновения, которые она не собиралась променять ни на что.

Да, прежде она любила его образ, а теперь она знала, каким он был настоящим. Не только огненным, внимательным и страстным. Он был самым необычным из людей. Даже во время этого глупого ухаживания, что она предложила ему, не отвернуло ее от него, ведь в какой-то степени она боялась обнаружить в нем того повесу, который всегда уходил. За это время она узнала то, что привязало ее к нему еще крепче. То, что делало его близость, его поцелуи до смерти необходимыми. Без которых она уже не представляла свою жизнь.

Его руки спустились на ее бедра. Шарлотта почувствовала прохладу ночи, когда ткань ночной рубашки и пеньюар задрались еще выше, обнажив ее ноги. Его руки согнули ее ноги в коленях настолько, чтобы она еще точнее опустилась на него, прямо на эту непостижимую твердую, как камень выпуклость. У нее перехватило дыхание. Его пальцы погрузились в мягкость ее бедер, он потянул ее на себя, и снова это умопомрачительное скольжение, которое вырвало из нее почти все дыхание. И снова по телу прокатилась такая мучительная судорога, что она обессиленно рухнула ему на грудь, не переставая дрожать.

А он не переставал целовать ее, держал за бедра и двигал в таком убийственном ритме, что потемнело перед глазами. Она не просто задыхалась. Шарлотта боялась потерять сознание от того, что в ней с пугающей стремительностью нарастала сила мощнее и пронзительнее, чем то, что нахлынуло на нее в прошлый раз.

Его движения не прекращались, в какой-то безумный момент он сам задвигался с ней, издав глухой стон, когда она особо тяжело опустилась на него. Шарлотта горела. Взяв его лицо в свои ладони, она поцеловала его с такой яростью и потребностью, какую никогда не подумала бы обнаружить в себе. Огонь внутри не просто нарастал. Она чувствовала, как дрожит Уильям. Будто все это действовало на него так же сокрушительно, как и на нее.

Реальность отступила, было только это захватывающее скольжение, которое возносило ее всё выше. В какой-то момент ей показалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Она вцепилась ему в плечи, ощущая под тонкой материей рубашки его вздувшиеся, напряженные как камень мышцы. А потом ее обдало жаркой волной. Мышцы живота сократились. Ее тело содрогнулось, пронзительное наслаждение обрушилось на нее, захватив в плен каждую клеточку, каждый нерв. Она не переставал содрогаться, держа его лицо в своих ладонях, и не могла перестать целовать его, любя его всем сердцем и душой.

Когда все стихло, Уильям заглянул в затуманенные, самые завораживающие темно-серые глаза на всем белом свете, пораженный тем, что сумел вынести все это и не сойти с ума. Но снова, как и в прошлый раз, имело значение только ее наслаждение, только ее чувства. Он млел не только от того, с какой удивительной жаждой и ошеломляющей искренностью она шла им навстречу, расцветая перед чувствами, которых никогда не испытывала. Он снова был поражен тем, что сумел доставить ей удовольствие. Сумел подарить ей мгновения, которые они оба никогда не забудут. Что бы ни произошло.

Шарлотта перестала дрожать, погладила его по щеке, пройдясь пальцами по его бакенбардам, и в какой-то безумный момент улыбнулась ему. Как будто была счастлива.

Уильям был потрясён до глубины души. Такого он никак не ожидал, не думал, что действительно сумеет сделать ее счастливой. Но еще больше не ожидал, что сам испытает чистое, незамутненное счастье, когда смотрел на ее раскрасневшееся лицо, лучистые глаза и эту божественную улыбку. Господи, он не просто любил ее. Он сходил по ней с ума и знал, что от этого ничто не излечит его.

Уильям привлек ее к себе и поцеловал ее улыбку, а потом подхватил ее на руки и встал.

— Я говорил тебе, какая ты божественная?

Она залилась румянцем и покачала головой.

— Нет.

Он привалился к ней своим лбом и тихо шепнул:

- Тогда я сейчас же покажу это. И буду говорить всю ночь, пока ты не убедишься в этом.

И направился с ней в свой флигель, потому что больше не мог говорить.

Глава 22

Внутри горело лишь несколько свечей, которые оставил расторопный слуга, когда Уильям вошел в маленькую прихожую флигеля и закрыл ногой дверь. Ночные звуки остались снаружи. Внутри царила нерушимая тишина, которая приняла их в свои долгожданные объятия.

Обнимая его за шею, Шарлотта с замиранием сердца чувствовала, как он несёт ее через гостиную, поднимается по ступенькам на второй этаж и заходит в комнату, где так же горело несколько свечей. Она понимала, на что соглашается, на что идет. Назад пути больше не будет. Если она останется, это отрежет пути им обоим и отказать ему станет просто невозможно, но когда это она могла отказать ему? Тем более, когда сердце было переполнено бесконечной любовью к нему. Все эти дни, что она измучила себя, боясь обнаружить, что он перестал желать ее поцелуев, Шарлотта с изумлением нашла не только то, что считала потерянным для себя. У нее было такое ощущение, будто все его поцелуи будут принадлежать только ей. Впервые она позволила своей любви вырваться наружу, впервые любовь к нему не причиняла ей боль. Возможно, боль наступит потом, но сейчас она была не в состоянии думать ни о чем, думала только о его сильно бьющемся сердце, которое билось рядом с ней, когда он подошел к кровати и медленно опустил ее на пол.

Глаза его мерцали обещанием и чем-то еще, что она не осмелилась назвать.

У нее дрожали руки, когда Уильям, возвышаясь над ней, развязал пояс ее пеньюара и сбросил его на пол.

Опустив голову к ней, он прижался губами ее шеи, волнуя кровь. Она вдруг почувствовала, как щетина его бакенбард поцарапала ей кожу, и не смогла сдержать невольную улыбку.

— Ты ведь уже видела меня, правда? — шепнул он, потянувшись за ее ночной рубашкой.

Трепеща и едва живая от того, что должно произойти, Шарлотта подняла руку и зарылась пальцами ему в волосы, пока он осыпал горячими поцелуями всю ее шею.

— Д-да, видела.

Видела такую потрясающую грудь, которую не забыла бы, если бы даже ослепла и впала в старческий маразм, лишившись памяти.

Повернув голову, он стал покрывать поцелуями другую сторону ее шеи. Ноги ее задрожали, и Шарлотта едва не упала, когда ее тело вспыхнуло вновь от недавно испытанных чувств, стремительно нараставших внутри нее.

Уильям поднял голову и взглянул на нее.

— Теперь моя очередь. — Его глаза жадно прошлись по всей ее фигуре, а потом он сделал какое-то быстрое движение рукой, и белый шелк, скользнув по ней, упал к ее ногам рядом с пеньюаром. — Боже правый, ты действительно божественна! — потрясенно промолвил он, застыв перед ней так, будто на самом деле увидел нечто чудесное.

Уильям боялся дышать, чтобы не развеять это потрясающее видение. Не только потому, что она действительно была красива. А потому, что это была Шарлотта, девушка, которую он хотел больше всего на свете. Которую собирался любить этой ночью. Любить до конца жизни. Что бы ни стояло между ними.

Такая изящная, тонкая и пленительная. Шелковистые волосы волнистым каскадом падали ей на белоснежные плечи, спину и грудь, доходя ей до талии и еще больше подчеркивая эту матовую белизну. Округлые плечи переходили в высокую грудь, увенчанную напряженными розовыми сосками. Узкая талия вызывала острое желание тут же обнять ее. Чуть расширяясь на бедрах, грациозные линии уходили вниз по стройным ногам, которыми она еще недавно сжимала его. Шарлотта была идеальна от макушки головы до кончиков потрясающе красивых пальцев на ногах.

И сегодня собиралась принадлежать ему.

Уильям боялся, что у него остановится сердце прежде, чем он даже поцелует ее.

— Сердце мое, — пробормотал он, обнял, привлек к себе и поцеловал.

Тело его мгновенно налилось горячей тяжестью, когда она, вся дрожа, восхитительно обнаженная, прильнула к нему.

Задыхаясь от смущения и не зная, как укрыть себя от его жадного взгляда, Шарлотта увидела свое спасение только в том, чтобы снова прижаться к нему. Но он опередил ее. Когда их губы слились, она обхватила его за шею и тут же ощутила легкое раздражение, обнаружив на нем царапающую ткань рубашки.

Как будто поняв это, он схватил ее руку, положил на свою грудь и пробормотал между поцелуями:

— Расстегни, пожалуйста, иначе боясь, у меня не получится, потому что у меня дрожат руки.

Шарлотта была изумлена тем, что это на самом деле действует на него так же, как он на нее. Невероятно, неужели она тоже могла заставить его дрожать одним прикосновением? Что-то сладкое ударило ей в голову. Нащупав маленькие пуговицы, она стала расстегивать их, сбиваясь всякий раз, когда его поцелуй становился жарче. Пальцы ее невольно гладили его горячую кожу, покрытую пушком мягких волос, пока она расправлялась с его рубашкой.

Когда она расстегнула пуговицы до середины, Уильям оторвался от нее, выпрямился и стащил через голову раздражающую ее часть одежды.

На этот раз замерла Шарлотта. Не потому, что ее взору предстала его бледно-матовую атлетическую грудь с рельефными мышцами, которые она собиралась трогать.

Она снова видела повязку на правом плече и забинтованный правый бицепс, чуть выше локтя. И еще, у него на животе и на боку красовались два темных неровно-округлых синяка. И хоть по происшествию выходных бледный синяк под левым глазом и ссадина на правой скуле полностью зажили, оказывается, его били так сильно, что отметины на теле до сих пор остались.

Она коснулась одного синяка пальцами, чувствуя, как перехватывает в горле, и заглянула ему в глаза.

— Господи, тебя действительно били! — потрясенно промолвила она, боясь представить, какую боль он при этом испытывал.

Уильям нахмурился и накрыл ее руку.

— Всё уже зажило. Мне не больно…

Она надавила на его живот, и он шумно застонал.

— Лжёшь и даже не краснеешь! — произнесла Шарлотта с упрёком.

Уильям боялся потерять голову раньше времени. Обняв ее, он привлек ее к себе.

— Обожаю твои методы выводить меня на чистую воду.

— Шутить изволите, милорд?

Уильям улыбнулся и покачал головой.

— Собираюсь целовать тебя, сердце мое, целовать до тех пор, пока ты не задохнешься.

И сдержал слово. И поцеловал. Так пьяняще и безудержно, что Шарлотта едва не упала, не в состоянии удержать прямыми подгибающиеся ноги. Застонав, он поднял ее на руки, опустил на кровать и лег рядом с ней, сбивая покрывало и простыни, под которые погрузились ее ноги.

Она почувствовала, как он скидывает сапоги, которые с шумом упали на пол, разорвав тишину ночи. Шарлотта утонула в его поцелуях и хотела обнять его, но Уильям оторвался от нее, приподнялся, сбросил с себя черные бриджи и уже полностью обнаженный, лег рядом с ней, нырнув под простыню.

Шарлотта затаила дыхание, когда почувствовала его всего, когда он придвинулся к ней еще немного ближе, коснувшись волосатой ногой ее ноги. Ощутила такие части его тела, какие даже не представляла обнаружить… Как… как это возможно? Как это пряталось в его бриджах?

Он усмехнулся и перевернул ее на спину.

— Когда-нибудь я покажу это тебе. — Он поцеловал ее легко и непринужденно, сбивая с мыслей. — Как покажу и то, как бреюсь.

Невозможный, совершенно невозможный человек!

Она не могла больше думать. Обняв его за плечи, Шарлотта притянула его к себе и сама поцеловала его, начиная заново гореть. А он продолжал ошеломлять ее, потираясь о нее своим твердым, таким же волосатым, наряженным телом, от прикосновений которого в ней вспыхивали болезненные, яркие искры. По телу пробежалась знакомая дрожь, когда его теплая, широкая ладонь правой руки легла ей на грудь.

— Пожалуйста, не напрягай руку, — пробормотала она, покрывая поцелуями его лицо.

Уильям застыл.

— Господи, Шарлотта, ты еще можешь думать? — Он удивленно покачал головой. — Как же плохо стало быть я тебя целую. — Просунув ей под голову левую руку, которую укрыл каскад ее ошеломляюще длинных волос, он заглянул ей в глаза и тут же потребовал: — Не шевелись.

Шарлотта нахмурилась.

— Что?

— Не шевелись, — повторил он свою просьбу. Глаза его потемнели. Уильям сам не двигался, прижимаясь к ней своим невероятным телом, а потом скользнул рукой ниже и вновь сжал упругую, мягкую грудь. И увидел, как затуманиваются ее глаза, как раскрываются покрасневшие губы и как выгибается ее дивное тело, прижимаясь к нему с такой потрясающей мягкостью,что что-то крепкое и упоительное ударило ему в голову. Стараясь дышать, но оставаясь неподвижным, Уильям внимательно следя за ней. — Я же просил, чтобы ты не шевелилась, — укоризненно промолвил он, задев большим пальцем чувствительный сосок.

Шарлотта дернулась, подавив глухой стон, а потом… Он совершенно не ожидал того, что она сделала потом.

Опустила руку вниз, Шарлотта прикусила нижнюю губу и… весьма ощутимо ущипнула его за бок.

Уильям изогнулся так, едва не выпрыгнув из постели.

— Господи! — прошептал он, уронив голову ей на плечо. — Что ты делаешь?

Глаза ее мерцали какой-то убийственной нежностью.

— Пытаюсь доказать, что невозможно не двигаться, когда тебя так касаются. Доходчиво?

Уильям заглянул ей в глаза, увидел, как она улыбается и… И не просто задыхался от любви к ней. Она была бесподобна. Она была божественна. И он никогда не перестанет любить ее. Что бы она не решила завтра, послезавтра… Сейчас она принадлежала ему. Собиралась принадлежать ему целиком, без остатка.

— Более, чем доходчиво, сердце моё, — пробормотал он, любя ее сейчас даже больше, чем минуту назад.

Опустив голову, Уильям завладел ее губами. Она в то же мгновение прильнула к нему, обхватила его плечи дрожащими руками и ответила на поцелуй.

И снова он не просто утонул в ней. Он не хотел, чтобы это когда-нибудь кончалось. Боже, как он сумел прожить все эти одиннадцать лет в пустоте и мраке? Как мог жить, не зная ее? Едва их жизни не разминулись, если бы не та ночь. Шарлотта, его жизнь, его первая и единственная любовь.

Он действительно млел от того, как она отвечала на его ласки, как принимала и реагировала на все его прикосновения. С той страстью, которая могла соперничать с его собственной. Так нежно, а иногда так порывисто, что он едва не лишился самоконтроля.

Он ласкал ее изумительное тело, чувствуя, как она трепещет под ним. Спустился ниже и зацеловал сперва одну восхитительную грудь, испивая нежно-розовый сосок, затем набросился на другой, вырывая из ее горла такие потрясающие звуки, которые складывали в мелодию его жизни. Кожа ее, окутанная ароматом жасмина и сирени, была такой нежной и сладкой, что он мог целовать ее вечно. Изучая ее, он чувствовал ласку ее пальцев, которыми она водила по его спине и плечам, вызывая такую острую дрожь, что становилось просто невыносимо терпеть эти муки.

Когда он снова навис над ней, сгорая от желания немедленно оказаться в ней, она вдруг поразила его в самое сердце, когда сбросила его с себя, и когда он лег на спину, опустила голову к нему, накрыв их обоих каскадом своих шелковистых волос, и тут же, не теряя времени, прижалась к его губам, опустив руку на его грудь.

— Шарлотта, милая, что ты делаешь? — задыхаясь обронил Уильям, дрожа и едва сдерживая себя.

Она милосердно выпустила его губы, запутавшись ногами в мягкие простыни, которые укрывали его до пояса.

— Меня дразнить значит можно, а сам не способен терпеть и двух минут? — Ее потемневший взгляд скользнул на его грудь. — Только, пожалуйста, не шевелись.

Уильям перестал дышать вообще, когда ее губы дождем обрушились на его грудь. Его пронзило нечто столь мощное и потрясающее, что у него потемнело в глазах. Он мог бы объяснить ей, что мужская анатомия устроена так, что двух минут может катастрофически не хватать, но все мысли вылетели из головы, когда она накрыла губами его сосок и провела по ним своим языком.

— Господи, — пробормотал он, едва не взорвавшись. Зарывшись пальцами ей в волосы, Уильям закрыл глаза и лег на подушки, понимая, что не просто любит ее. Он обожал ее, а это в свою очередь переходило грань сумасшедшего поклонения. — Шарлотта…

Она не могла остановиться, не могла подавить желание касаться его всего. Шарлотта даже не думала, что способна на такое, но когда поняла, что его великолепная грудь прямо перед ней, а он бессовестно терзает ее, не позволяя дотронуться до себя, у нее просто не осталось выбора.

Она обожала эту грудь. Свет от нескольких свечей, горевших недалеко на тумбочке, сыпался на него золотым дождем, осветив каждую впадинку и выпуклую мышцу, притягивая взор, как магнит. Такой невероятный, такой не похожий ни на кого. Никогда прежде она не видела ничего столь захватывающего и неизведанного. Его кожа была такой же горячей, как она и помнила. Словно сделанная из атласа, она была гладкой до тех мест, где начинался мягкий пух волос. Тех мест, которых она не могла касаться губами сразу, но которые не хотела упустить, Шарлотта гладила пальцами, чувствуя, как сокращаются эти каменные мышцы. Изучать его было не просто удовольствием. У нее было такое ощущение, будто она опьянела и никогда уже не придет в себя.

Темные волоски на его груди щекотали ей нос, слабый запах сандала, смешенного с густым ароматом его кожи, кружил голову, но она продолжала, нашла губами его розовый маленький сосок и прижалась к нему точно так же, как это делал он сам.

Уильям напрягся и вздрогнул.

— Шарлотта… — в его стоне была мольба и отчаяние одновременно.

Она улыбнулась, счастливая от того, что действует на него так же, как и он на нее, но не переставала покрывать все его большое, сильное тело поцелуями, захмелев от своих исследований. Боже, настоящее сумасшествие, но это было самое невероятное, что она когда-либо делала в своей жизни, открывая себе его всего. В самой середине его напряженной груди, где впадинка была глубже, а волос больше, Шарлотта обнаружила под губами легкую испарину. Кожа его на вкус была солоноватой, терпкой, как будто она пила выдержанное старинное вино с ароматом сандала.

— Шарлотта…

Уильям вздрогнул под ней. Простыня сбилась до самого поясе. Но и тогда она не остановилась, чувствуя, как под щекой бьется его сердце. Сердце, которое сейчас принадлежало ей.

Шарлотта прошлась губами еще ниже, по невероятной впадинке на его животе, где мышцы разделялись на несколько квадратных островков, когда Уильям замер.

— Господи, Шарлотта! — едва не взревел он, не в силах больше терпеть эту муку.

Он схватил ее за округлые плечи, перевернул на спину и лег на нее сверху, придавив ее весом своего тела так, чтобы она не смогла пошевелиться.

— Тебе понравилось? — спросила Шарлотта, когда их глаза встретились.

Уильям был потрясён до глубины души.

— Господи, Шарлотта, у меня едва не остановилось сердце, а ты говоришь!..

Это действительно было слишком. Он припал к ее губам яростным поцелуем, не оставляя место ни для недосказанности, ни для сомнений, и стал коленом раскрывать ее бедра, опустив руку ниже.

Шарлотта оцепенела, когда почувствовала, как к ней снова прижимаются не только его пальцы. Ей на живот легло что-то большое, дрожащее и горячее.

Глаза Уильяма горели, когда он снова посмотрел на неё и замер. Волосы спутались и падали ему на лоб, делая его взгляд невыносимо пронзительным. Его пальцы пробрались до чувствительного места, которое горело и снова стало болеть. Шарлотта ахнула и спрятала лицо у него на груди, когда он снова стал ласкать ее там, вызывая такие острые ощущения, что у нее потемнело в глазах.

— Уильям… — задыхаясь промолвила она, сжав ему плечи дрожащими пальцами.

Он раздвинул ей ноги пошире и опустился на ней. Горячая часть его оказалась на месте его пальцев, которые исчезли. Шарлотта затаила дыхание. Сердце ее колотилось так часто, что могло лопнуть в любое мгновение. Господи, что он собирался делать? Как она всё это вынесет?

Уильям осторожно опустил ее на подушки, крепко обнял и, повернув голову, прижался губами ее щеки.

— Расслабься.

Она даже дышать не могла, чувствуя его всего так, что мурашки побежали по телу. Чувствуя решительное давление там, где у нее всё горело и пульсировало.

— Я… я не могу пошевелиться.

Он вдруг улыбнулся. Коснувшись пальцами ее лица, он повернул ее лицо к себе и заглянул ей в глаза.

— Это ненадолго, обещаю.

Он накрыл ее губы своими.

И подался вперед.

Что-то обожгло ее внизу, вырвав из горла такой протяжный стон, что Уильям снова застыл.

Сердце ее едва не выпрыгнуло из груди. Шарлотта дрожала от боли и… И снова потрясенно замерла, осознав, что эта совершенно непостижимая часть его оказалась в ней. Часть его. Которая полностью поместилась внутри нее. Он стал частью ее. Такой непостижимой, что к горлу подступили горячие слезы. Сколько раз она хотела, чтобы он был частью ее. Не так, потому что о существовании подобного никогда бы не узнала без него, но это… Это было именно то, что в совершенстве могло описать то, как она могла быть и частью его. Неотделимой.

Уильям погладил ее по щеке, убрав прядь волос, пахнущих больше сиренью, чем жасмином.

— Прости, но без этого у нас ничего бы не получилось.

Она тонула в нем. Не смотря ни на что. Ее вдруг охватила такая мука, что Шарлотта подалась вперед и сама поцеловала его.

И едва не задохнулась, когда он пошевелил бедрами. То мучительное и сладкое, что он заставил испытать ее на скамейке, вернулось во сто крат, став такой сильной, что она даже зажмурилась, замерев от страха.

— Боже, — молвила Шарлотта, едва живая.

— Тебе… больно? — спросил Уильям, тут же замерев.

Она с трудом покачала головой.

— Н-нет… просто…

Он смотрел на ее раскрасневшееся лицо и не мог оторвать от нее взгляд.

— Что просто?

— Дышать трудно.

Его накрыла щемящая нежность. Уильям осторожно поцеловал ее в губы.

— Сердце мое, тебе придется это сделать, потому что я собираюсь продолжить.

Она открыла глаза и изумленно уставилась на него.

— Продолжить?

Уильям задыхался не только от потребности в ней.

— Двигайся со мной, — попросил он, сгорая и с трудом сдерживая себя из последних сил. — Сердце моё, двигайся со мной, — шепнул он, выйдя из нее, а потом так же плавно вошел до самого конца.

Принося с собой такую жгучую волну, что она едва не сгорела. Тело завибрировало, спина выгнулась, а в ушах зазвенело. Шарлотта боялась умереть прямо у него в руках. Закрыв глаза, она уцепилась в него и не смогла сдержать глухого, протяжного стона, как будто уже погибала.

Когда волна немного утихла, она шепнула ему прямо в ухо:

— Помнится, кто-то просил не шевелиться.

Уильям задохнулся от смеха, от бесконечной любви к ней. От незамутненного счастья, смыслом которого стала Шарлотта.

— Боже правый, Шарлотта, ты действительно божественная, — с нескрываемым восхищением простонал он, медленно входя в нее, чувствуя, как ее тело выгибается ему навстречу, как она дрожит, как лихорадочно гладил его по спине и даже тогда пытается не задеть его забинтованное плечо и раненую руку.

Боже, она была не просто бесподобной. Он хотел ее так, как не хотел никого и никогда. Хотел, чтобы она была не только в его жизни, но чтоб всегда была частью его самого. Как сейчас. Сердце к сердцу, кожа к коже, разделяя с ним одно дыхание на двоих. Разведя трепещущие бёдра еще шире, он стал медленно погружаться в нее, в сладостные глубины, задыхаясь от удовольствия, наслаждаясь трением ее груди о его грудь, чувствуя животом ее подрагивающий, плоский живот. Она была такой чарующей, такой прелестной, страстной и горячей, что он боялся потерять голову окончательно.

Шарлотта пыталась последовать его совету, пыталась двигаться, но каждый раз, когда он оказывался в ней, на нее накатывала такая сокрушительно-томительная слабость, что она едва могла дышать. Она захлебывалась от удовольствия, которое росло в ней и становилось таким мучительным, что она едва выносила все это. В какой-то момент Шарлотта все же поймала его ритм и попыталась двигаться вместе с ним, но перед глазами все завертелось. Напряжение сковало ее так, что она вцепилась в него, зажмурив глаза.

— Уильям, — прошептала она, дрожа и погибая в его объятиях.

Он как будто знал, что с ней творится. Крепко обняв ее за плечи руками, упираясь локтями по обе стороны от нее, Уильям медленно вышел из нее, а потом так резко бросился вперед, что внутри нее взорвалось то самое напряжение, которое все это время скапливалось в ней. Шарлотта затаила дыхание, а в следующую секунду содрогнулась от накатившего на ее удовольствия, выдохнув его имя. Безумная волна прокатилась по всему телу, заставляя ее дрожать и продолжать шептать имя, которое она берегла в себя мучительно долгое время без право на то, что оно когда-нибудь достанется ей. Досталось, сейчас его имя, как и он сам принадлежали ей, и она не собиралась отдавать его никому, даже собственным страхам.

Познавая с ней высоты, какие никогда ему даже не приснились бы без нее, Уильям впервые испугался того, что должно было произойти. Такого с ним никогда не происходило, такого всепоглощающего желания быть с кем-то никогда не охватывало его. Никто никогда не вызывал в нем не только таких умопомрачительных чувств, но и бесконечной нежности. И беспредельной любви. И когда она сомкнулась вокруг него в таком же страстном порыве, в котором целовала его, Уильям понял, что больше не может. И взорвался в то же мгновение. Наслаждение, проползая по спине и ударяясь ему в голову, накрыло его с такой силой, что он едва не ослеп.

Отдавая ей всего себя без остатка, он рухнул на нее и прижался к ее губам своими, повторяя ее имя.

По лицу струилась испарина, сердце билось как сумасшедшее, а он не переставал обнимать и целовать Шарлотту, сознавая, что нашел свой рай.

Она перестала дрожать, но не переставала касаться его. Взяв его лицо в свои ладони, она невольно погладила его повлажневшие бакенбарды и поцеловала его в ответ. У него едва не перевернулось сердце, когда она пригладила его волосы и в который раз произнесла:

— Уильям.

Будто не могла отпустить его. Будто для нее не существовало никого, кроме него. Никого не только среди всех ее кавалеров, но и во всем мире.

Свечи погасли, тишина развеялась, вернув их к реальности. Реальность, которую они разделили друг с другом.

Уильям улегся рядом на здоровый бок, притянул ее к себе и снова заглянул ей в глаза. В темноте он плохо разглядел их выражение, но снова его охватила мука, которая начинала сводить его с ума.

— Пожалуйста, выбери меня, — прошептал он, не стараясь даже скрыть в голосе нотки мольбы. — Шарлотта, выбери меня.

Она ничего не сказала, спрятала лицо у него на груди и закрыла глаза, утонув в его объятиях.

Прежде Шарлотта была уверена, что это для него обычное дело, и, получив свое, он может спокойно уйти к другой. Она даже боялась подумать, что подобное можно разделить с другими.

Только теперь в ушах звучал не только тоненький голос собственного сердца, но и слова его сестры, которые породили в душе такую острую надежду, которую она не могла подавить, отчаянно желая верить в то, что это для него значит так же много, как и для нее. Отчаянно хотела верить в то, что нужна ему не на день или два. Нужна на всю оставшуюся жизнь.

Тем более после того, что случилось. Она не могла поверить, что можно касаться так кого-то, ничего не испытывая взамен. Касаться так, чтобы обрушить целые миры. Она не просто любила его.

Она выбрала его еще семь лет назад.

И ей не было никогда страшно так, как в это мгновение, потому что она уже принадлежала ему.

* * *
Шарлотта проснулась от того, что кто-то гладил ее по плечу. И едва не задохнулась, когда обнаружила, что лежит в постели под мягкой простыней рядом с Уильямом и… совершенно обнажена так же, как и он. Одна его волосатая нога лежала между ее ног, которую она обвела своими, тяжелая правая рука его покоилась на ее талию, другая служила подушкой ее голове. Они лежали на боку и прижимались друг к другу. Его дыхание касалось ее лба, как и губы, которыми он водил по ее лицу.

— Прости, что приходится будить тебя, — послышался его тихий, слегка даже хриплый голос. — Но как бы мне ни хотелось оставить тебя у себя, тебе нужно вернуться в дом, пока не заметили твое исчезновение. Скоро начнет светать.

Как она вернётся к реальности после всего, что было?

— Хорошо, — судорожно шепнула Шарлотта, на миг закрыв глаза, чтобы еще немного искупаться в тепле его объятий.

Уильям привлек ее к себе и приподнял ее лицо к себе за подбородок.

— Но только после этого.

Он поцеловал ее с такой удивительной бережливостью, с такой нежностью, что у нее запершило в горле. В его поцелуе не было страсти, только чувства и какое-то сокрушительное благоговение, от которой больно сжалось сердце.

Прижав руку к его щеке, она вернула ему поцелуй, уговаривая небеса дать ей силы покинуть этот рай.

Уильям вдруг улыбнулся и оторвался от нее.

— Не могу поверить, что мои бакенбарды тебе так сильно нравятся.

Она удивленно посмотрела на него.

— Что?

Он осторожно убрал с ее лица шелковистую прядь темно-золотистых волос.

— Ты всегда гладишь мои бакенбарды, когда касаешься меня.

— Разве?

Он ухмыльнулся.

— Постоянно.

Она притворно гневно нахмурилась.

— Если не перестанешь дразнить меня, я их сбрею.

Он прижал ее к себе еще теснее.

— А вот и не сбреешь.

Шарлотта откинула голову назад, чтобы в темноте ночи хоть как-то разглядеть его.

— А вот и сбрею.

Он снова улыбнулся.

— Ни за что в это не поверю.

— Почему?

— Ты хоть бы раз в жизни держала бритву в руке?

Она грозно посмотрела на него.

— Я быстро учусь.

Он вдруг перестал улыбаться, подался вперед и тут же накрыл ее губы.

Она вся обмякла и прильнула к нему, мгновенно утонув в тепле его поцелуя.

Он не переставал обнимать ее, и не отпустил, будто… Было такое ощущение, будто он не может отпустить ее.

— Тебе нужно вернуться, — прошептал он между поцелуями, не разжимая руки.

— Разве? — шепнула в ответ Шарлотта, вернув все его поцелуи.

— Боже, Шарлотта, я сейчас потеряю голову, и ты никогда не уйдешь отсюда.

Это было бы самое лучшее, что могло произойти с ней.

Вздохнув, Уильям выпустил ее губы, высвободился из ее объятий и присел на постели. У Шарлотты невольно перехватило дыхание, когда лунный свет посеребрил широкую спину с мышцами, которые перекатывались под бледной кожей, пока он одевался. Найдя брошенные на полу бриджи, он спешно натянул их на себя и встал.

И обернулся к ней. И снова дыхание застряло в горле, когда она увидела его обнаженную грудь, залитую мерцанием лунного света, который затемнял впадинки, в которых рос пушок темных волос. Боже правый, она когда-нибудь научится смотреть на него без боли?

— Я бы зажег свет, но так твои глаза будут видеть в темноте лучше. — Он протянул ей руку и помог встать с кровати. Темнота скрывала ее наготу, но Шарлотта не смогла справиться с ярким румянцем, почему-то уверенная, что он видит ее даже во мраке ночи. Уильям нашел и ее одежду, надел на нее рубашку и накинул ей на плечи шелковый пеньюар. Ногами она пошарила по полу и нашла свои комнатные туфли. — Шарлотта, — позвал он ее, когда она повернулась к нему.

— Да? — отозвалась она, вдруг решив, что сейчас он скажет то, что поставит конец всем ее мучениям. И всем сомнениям.

Он обнял ее за талию и привлек к себе. Темно-карие глаза не переставали мерцать в темноте, волнуя сердце.

— Я не сожалею о том, что произошло.

О, и она не сожалела, но… Ей вдруг стало невыносимо при мысли о том, что он может захотеть жениться на ней только потому, что произошло здесь.

Или того хуже, потерять к ней всякий интерес, когда получил то, что так страстно желал.

— Спасибо, — шепнула она, опустив голову.

Его пальцы тут же вернули себе ее взгляд, приподняв ее лицо за подбородок.

— За что?

— За то, что честен со мной.

По крайней мере он никогда не давал тех обещаний, которые не мог выполнить.

Уильям вздохнул и опустил голову к ней.

— Я ведь обещал это тебе.

Да, она помнила об этом. Он обещал ей это в тот день, когда испортилась их первая прогулка. Но… сердце ее хотело других, горячих, беззаветных обещаний.

— Спокойной ночи, — произнесла она, погладив его по щеке.

Он снова улыбнулся.

— Вот опять.

Рука ее замерла.

— Что?

Он вдруг сложил губы в трубочку и принял серьезно-профессорский вид, как будто размышлял над важной теоремой.

— Не знаю, ревновать или завидовать им.

Она недоуменно вскинула брови.

— О чем ты говоришь?

Он накрыл ее руку, лежавшую на своей щеке, и повернул голову так, чтобы она увидела.

— Ты снова их гладишь.

Шарлотта с трудом удержалась от того, чтобы не рассмеяться.

— Ты просто невыносим, Уильям! Ты знаешь об этом?

— Кажется, мне придется их побрить. У меня появился серьезный соперник.

Она отняла от него руку и грозно посмотрела на него.

— Только посмей!

— Иначе что?

— Иначе я снова ущипну тебя!

Она все же не смогла сдержаться и улыбнулась, понимая всю абсурдность этого разговора.

Уильям удовлетворенно кивнул и погладил ее мягкие волосы.

— Вот и отлично.

— Что? — в который раз спросила она, не в силах заставить себя отойти от него.

— Что ты снова улыбаешься.

Она не смогла сдержаться и поцеловала его.

Уильям вздохнул, взял ее за руку и повел вниз. Открыв входную дверь, он заглянул ей в глаза, которые осветила луна.

— Когда окажешься внутри, зажги свечу и поднеси к окну, чтобы я знал, что ты благополучно добралась до своей комнаты, и что мне не придется последовать за тобой.

Она размышляла над тем, что можно не зажигать свечу, но потом отмела эту порывистую мысль, не стремясь разжигать скандал или шокировать своих родных, как и его.

— Хорошо.

Он склонил голову и поцеловал ее в последний раз.

— Спокойной ночи, сердце мое.

Она вздохнула и отошла от него.

— Спокойной ночи, Уильям.

«Жизнь моя…»

Глава 23

Жизнь, наверное, приводит человека к каким-то определенным моментам, когда нужно сделать решающий шаг, чтобы либо уйти от прошлого, либо шагнуть в будущее.

Сидя на мягкой траве перед озером, который был залит яркими утренними лучами солнца, скользящими ласковым мерцанием по водной глади, в окружении высоких кустарников и деревьев, способных скрыть от посторонних глаз, Шарлотта держала в дрожащей руке кожаный дневник, который почему-то взяла и в эту поездку. Глупый порыв, но за последние семь лет она перемещалась с этим дневником с такой потребностью, что он стал неотделимой ее частью. Страницы, которые поверяли все ее мысли. Куда бы она ни поехала, дневник всегда был вместе с ней, они были неразлучны, как день и ночь.

Ночь… Она прошла. Самая невероятная ночь в ее жизни, которая изменила абсолютно всё. И хоть появилось еще больше страхов и вопросов, проснувшись ранним утром, Шарлотта умыла себя, оделась и выскользнула из дома, пока не проснулись остальные, чтобы готовиться к отъезду. Было решено уехать после завтрака, но… она не смогла бы проглотить ни крошки.

Ей было необходимо разобраться с этим проклятым дневником, который стал большой раной на ее душе.

Шарлотте хотелось уничтожить дневник. И возможно был некий символизм в том, чтобы сделать это в доме Уильяма. Она леденела при мысли о том, что ждало ее в Лондоне. Неизвестность душила ее, страхи снова овладели ею, не давая покоя. Ей было почти невыносима мысль о том, что она может никогда уже не увидеть Уильяма. И всё же эта ночь подарила ей нечто особенное, подарила его, и эти воспоминания казались настолько важными и бесценными, что… больше не было необходимости вести дневник.

Сборник всех ее болезненных, местами наивных мыслей, которые меркли по сравнению с тем, что она пережила этой ночью.

Она была так наивна, полагая, что знает, что такое любовь. Любить на расстоянии и вблизи были две совершенно разные вещи. Если прежде она думала, что Уильям живет в ее сердце, теперь он жил в ее душе, его запах остался на ее коже, в ее волосах. Он стал такой неодолимой частью ее самой, а она растворилась в нем настолько, что уже не знала, где и что принадлежит ей, а что ему.

Семь лет тонкие страницы хранили величайшую тайную ее жизни, но настала пора покончить с этим. Не только потому, что она выросла. Выросла и стало зрелой и ее любовь, которую уже не уничтожат ни года, ни времена, ни войны. Любовь к человеку, которого она почти не знала, узнала так, как не знала никого. Человеку, которого она любила до последнего вздоха.

Взяв тканевую сумочку, в которой хранила истертый местами дневник в темно-коричневой кожаной обложке, схваченной тонким шнурком, Шарлотта хотела развязать завязанный узел, чтобы в последний раз взглянуть на до боли знакомые записи. Узел легко подался, шнурок упал на зеленую траву. Белые страницы раскрылись перед ней, воскрешая события, которые останутся с ней навсегда…

Уильям.

Боже, она даже не думала, что когда-нибудь сможет любить так, как любила его. У нее вдруг заныло сердце. Что она будет делать, если он исчезнет из ее жизни? Она бы не обрела так непомерно много, если бы не тот роковой случай в ночи. И не печально известная леди Хартли.

Шарлотта покачала головой. Оказывается, порой то, что так очевидно, вовсе не то, чем может показаться. Но… семь лет были ей хорошим уроком.

Она пролистала дневник до конца, остановившись на пустых страницах. Их было не так много.

Да, следовало поставить тут точку. И вряд ли это будет «они жили долго и счастливо». В ее случае это так же невозможно, как достать с небес звезду. Совсем скоро она вернётся к своей прежней жизни, и всё это волшебство развеется. И…

Хрустнула ветка.

Шарлотта вдруг напряглась и выпрямилась, когда услышала странный звук. В затылке стало покалывать, а потом замерло сердце.

Еще до того, как повернуть голову, она уже знала, кто стоит за ней.

— Шарлотта?

Руки ее задрожали, когда она увидела чисто одетого, гладко выбритого, с потрясающе ухоженными бакенбардами, растрепанными чуть влажными волосами Уильяма, который замер в нескольких шагах от нее и смотрел на нее. На нем были черные бриджи, заправленные в до блеска начищенные сапоги, белая рубашка, закатанная до локтей, на которых лучи солнца позолотили пух словно позолоченных волос, и черный жилет с высоким воротом, под которым такой же высокий воротник рубашки был перехвачен белоснежным шейным платком. Лицо его хранило отпечаток легкой усталости, которую выдавали небольшие круги под глазами, но даже их она обожала.

Боже правый, в любом виде он умудрялся выглядеть так потрясающе, что она не могла спокойно смотреть на него! Тем более теперь, когда знала, какая мощь скрывается под всей этой одеждой.

У нее запылали щеки, когда Шарлотта увидела, как потемнели его глаза. Потому что он понял, о чем подумала она.

Они расстались всего несколько часов назад, но даже сейчас ее тело затрепетало, а сердце глухо билось в груди, воскрешая все те невероятные мгновения, которые она провела в его объятиях.

Склонив голову вперед и приняв сурово-решительный вид, он раздвинул высокие ветки куста и шагнул к ней.

— Что ты тут делаешь? Я думал, ты еще спишь.

Сердце забилось еще быстрее, когда он стал приближаться. На нем было слишком много солнца, слишком трудно было смотреть на него.

Шарлотта отвернулась, прикусив губу.

— Мне… мне не спалось.

Он приблизился, опустился рядом с ней на траву и вытянул перед собой одну ногу. Другую сжал в колене, и опустил на него левую руку. Правой он оперся о землю и повернул лицо к ней.

И был так близко, что у нее мурашки побежали по спине.

— Перестань кусать губу, — глухо молвил он и вдруг улыбнулся. — Сердце моё, это выдает тебя.

Шарлотта задыхалась, сжимая побелевшими пальцами дневник.

— Я…

Господи, она даже говорить не могла!

Словно сжалившись над ней, он опустил взгляд на ее руки.

— Что читаешь?

И только тут Шарлотта застыла, даже слегка побледнев, потому что осознала, что все еще держит дневник. Который он никогда не должен был увидеть.

У нее снова задрожали руки. Лихорадочно соображая, что делать, она увидела тканевую сумку и быстро засунула под нее позор своего прошлого.

— Н-ничего… так просто… девичий роман.

Когда она повернулась к нему, взгляд Уильяма был задумчивым и даже недоверчивым.

— После ночи со мной ты встала ни свет ни заря и пришла сюда, чтобы почитать какой-то сентиментальный роман?

Господи! И как она могла забыть, что у него был не только острый ум. Что и она сама могла быть самой последней дурочкой на свете.

Только… его взгляд, упоминание о ночи… его близость… сбивали ее с мысли так, что она снова не смогла найти, что ответить.

Лишь только затаила дыхание, опустила голову и шепнула:

— Уильям.

Будто задыхалась.

И точно задохнулась, когда он подался вперед и коснулся своими губами ее губ. Ее тут же обдало жаром узнавания. Сердце сжалось от оглушительной любви к нему. Боже, она отдала бы все на свете, чтобы встречать так каждое утро. У нее не было ни сил, ни тем более желания отказать ему, отказаться от него. Подняв руку, она коснулась его щеки и вернула поцелуй, в котором едва не утонула.

Глаза его пылали, когда Уильям чуть отстранился от нее.

— Как ты? — спросил он, присев, а потом обонял ее и прижал к своей груди. — Как ты себя чувствуешь?

У нее порозовели даже кончики ужей, потому что Шарлотта увидела, как он посмотрел на них. Но ничего не могла поделать с собой. Оставалось всего несколько часов пребывания в этом раю, и, возможно, он навсегда исчезнет из ее жизни.

Опустив руки ему на грудь, Шарлотта взглянула на его идеально завязанный шейный платок, стараясь подавить муку в душе.

— Х-хорошо, — шепнула она, поигрывая пальцем кончиком шейного платка.

Он ближе притянул ее к себе.

— Нигде не болит?

Щеки ее стали пунцовыми. Чтобы хоть как-то побороть смущение, она решила подразнить его на его же манер.

— Не переживай, у меня уже всё зажило.

К ее полной неожиданности Уильям запрокинул голову и рассмеялся.

— Господи, сердце моё, ты прост неподражаема! Я говорил тебе об этом?

От щемящего счастья закружилась голова, когда она взглянула на него.

— Нет, еще нет.

Он склонил к ней голову. Не переставая улыбаться, Уильям сверкнул на нее своими дьявольски проникновенными, бархатистыми карими глазами и… И стал опускать ее на траву.

— Сейчас скажу.

Шарлотта замерла от страха.

— Что ты делаешь?

Их же могли заметить в любое мгновение.

Уильям не ответил и припал к ее губам таким пламенным поцелуем, что она позабыла обо всем на свете… Не обо всем.

— Я должен был это сделать, — пробормотал он, осыпая ее лицо жаркими поцелуями.

Легкий трепет прошелся по коже, обещая дорасти до умопомрачительно-острых ощущений, которые неумолимо охватывали ее. Дыхание обрывалось, и Шарлотта закрыла глаза, не в состоянии сдвинуться с места. Она была способна только на то, чтобы зарыть пальцы в его мягкие, густые волосы, согретые солнцем, чтобы хоть как-то удержать связь с реальностью. Чтобы удержать его в своих объятиях еще немного дольше.

— Уильям, пожалуйста, прекрати, — взмолилась она, почувствовав, как его губы прижимаются к ее шее. Спина непроизвольно выгнулась, когда он опустился сверху и обнял ее. — Пожалуйста… нас заметят.

Он не переставал целовать ее, захватывая ее настолько, что она уже не могла бороться с ним.

— Никто не имеет права мешать мне, когда я занимаюсь тобой.

Если он сейчас же не прекратит, ее унесет такой волной, что она не сможет вернуться в этот мир.

— Это нечестно! — всхлипнула Шарлотта, когда его ладонь легла ей на грудь.

Еще немного, и она сама притянет его к себе, отправив весь мир к черту.

Уильям вдруг замер, поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Почему же, это как раз самая честная вещь на свете.

Солнце позади него заливало его всего таким золотисто-мерцающим светом, что он сиял словно сказочное видение. Ее пальцы всё ещё были в его волосах. Шарлотта вытащила их и коснулась его ушей. У него были слегка оттопыренные уши, но даже они…

— Даже уши у тебя красивые, — вдруг всхлипнула она.

Губы его тронула самодовольная, нахальная улыбка.

— Предлагаешь их отрезать? Или сбрить вместе с бакенбардами?

Она хотела поцеловать его, так сильно, что снова стала задыхаться. Так отчаянно, что готова была притянуть его к себе и…

— Дорогой братец, я, кажется, слышу твой голос. Там с тобой кто-то есть?

Шарлотта застыла так, что едва не превратилась в изваяние.

Лицо Уильяма исказилось. Опираясь о руки по обеим от нее сторонам, он напрягся.

— Нет, я действительно утоплю ее в этом озере! — процедил он гневно. — Она просто невыносима!

Шарлотта была согласна с ним сейчас даже больше, чем когда-либо, но не стала возражать, когда он вскочил на ноги, схватил ее за руку и так же придал ей вертикальный вид.

Шарлотта успела даже отряхнуть от бледно-голубого наряда прилипшие травинки, когда из-за кустов появилась Лидия.

Заметив их двоих, она остановилась. На губах ее играла понимающая улыбка.

— О, простите, я… не думала, что здесь кто-то есть. Я просто хотела прогуляться перед отъездом домой.

На ее лице не отражалось ни единого сожаления о том, что она потревожила других.

Шарлотта пыталась справиться с собой и не позволить румянцу выдать себя, но… ей было так трудно это сделать. Еще и потому, что ее рука все еще была в руке Уильяма.

Она спешно отняла свои пальцы. Легкий холод прошелся по ней.

— Лидия, доброе утро.

Улыбка Лидии стала шире.

— Доброе утро, дорогая. Скоро подадут завтрак…

— Не хочешь перед этим искупаться? — с тем же гневом предложил Уильям, услужливо кивнув на озеро.

Лидия звонко рассмеялась.

— Ты как всегда сама доброта, Уилл.

Шарлотта сжала перед собой руки и спешно проговорила.

— Простите, но я еще не укладывала вещи. До встречи за завтраком.

Она шагнула вперед, мечтая исчезнуть из-под любопытного взгляда Лидии, но когда проходила мимо нее, та остановилась ее.

— Шарлотта?

Шарлотта взглянула на нее.

— Да?

Лидия подняла руку к своему правому виску, щеки ее зарумянились.

— У тебя вот тут в волосах… застряла травинка.

Шарлотта резко отвернулась, не стараясь уже бороться с окатившим ее румянцем, и спешно ушла в дом, думая о том, что иногда полезно топить людей. Чисто для практики.

Уильям посмотрел на сестру таким жгучим взглядом, что та должна была уже сгореть, как горели ведьмы на инквизиторских кострах.

— Я что-то не вижу, чтобы у тебя был длинный нос! — процедил он недовольно, стараясь заглушить в душе потребность броситься за Шарлоттой.

Он даже не ожидал обнаружить ее тут, когда вышел к озеру, чтобы подышать свежим воздухом. Он едва сомкнул глаза, лежа в пустой кровати и глядя в потолок, и укрытый простыней, который хранил жасмином и сиренью. Потребность найти ее и вернуть обратно была столь велика, что он очень надеялся, что она не зажжет свечу.

Но она дала сигнал о том, что уже в своей комнате. Он вернулся в свою.

И всю ночь думал о том, что же ему делать. Ведь в какой-то безумный момент, когда страхи стали такими нестерпимыми, что едва не сожрали его, Уильям даже позорно взмолился о том, чтобы выбрали его. Но даже тогда Шарлотта не ответила ему.

Итак, у него был только один выход. Она думала, что сможет так легко отмахнуться от него, когда придет время дать ему ответ? Думала, что после всего произошедшего сможет вернуться к своим прежним кавалера, к этому франтоватому Хамфри, и Уильям это позволит? Он сломает все кости любому, кто дотронется до нее. А если она сама даже допустит мысль о том, чтобы тронуть другого, он…

Уильям знал, что должен сделать. И это немного утихомирило огонь в груди. Решение пришло к нему ранним утром, когда появились первые лучи.

Если его скверная репутация не позволяет ей верить в него, что ж, тогда… Он собирался дать ей один день. Пусть возвращается в свой дом, пусть немного придет в себя от этой загородной поезди. Сегодня ночью она уснет в своей девичьей постели, но уже отмеченная им, а завтра… Завтра он поедет к ней. Вчера вечером, когда он был в кабинете, к нему зашла мать и дала ему семейное кольцо, которое велела подарить Шарлотте. Он поедет к ней завтра с этим кольцом и снова попросит, чтобы она вышла за него замуж. Подарит ей не только кольцо, но и свою верность, которую намеревался хранить ей до конца жизни. Ей придется поверить ему. Но если она откажет, если даже вздумает отказать ему, у него будет только один выход.

Как бы ему не хотелось совершать долгую поездку, но для подобных дел существовала только одна дорога: в эту чертову, пыльную, деревню кузнецов, Гретна-Грин. Может, поездка немного остудит его гнев, а потом… Она будет принадлежать ему. И он будет любить ее каждую ночь, каждый день до тех пор, пока она не полюбит его в ответ. И родит ему кучу детей, которых они будут обожать. И он будет дразнить ее и целовать всякий раз, когда она вздумает сердиться на него. Она может и ущипнуть его, но… У него будет самая счастливая жизнь, которую можно только вообразить. Но только с ней. И Уильям очень надеялся, что сможет сделать такой же счастливой ее, какой делала его она, просто находясь рядом с ней.

И эта утренняя встреча вселила в него некоторую надежду на то, что ему не придется отвозить ее так далеко, потому что она могла… Шарлотте не могла целовать его, восхищаться его ушами, если ничего не испытывала к нему.

— Уильям, ты меня слышишь? — раздался рядом голос Лидии.

Он совсем забыл о ней. Уильям повернулся и гневно посмотрел на нее.

— Я все думаю, когда должен утопить тебя в озере.

Лидия застыла, улыбка сбежала с ее лица.

— Я не думала прерывать вас, чем бы вы там ни занимались.

— Ты смутила ее, а она не делала ничего предосудительного!

Он гневно развернулся и, опустив голову, провел рукой по волосам.

— Я не хотела этого, честно, — призналась Лидия.

Но Уильям не слышал ее, когда увидел тканевую сумочку, на которой был вышит бутон красивых синих гиацинтов. Шарлотта читала, когда он нашел ее, и так спешно ушла, что забыла забрать свои вещи. У него сжалось сердце, когда он вспомнил, как она гладила его по голове, когда лежала тут на траве, такая пленительная и желанная, что у него замирало сердце. Тонкий мусли едва скрывал от него очертания ее тела, к которому он снова хотел прижаться. Солнце позолотило ее кожу, вызывая почти пьянящее желание зацеловать ее с ног до головы. Боже, у него было такое ощущение, что он никогда не сможет напиться ею.

Вздохнув, Уильям отвернулся от сестры, которую все еще мечтал утопить в озере, подошел и, наклонившись, схватил легкую сумочку. Внутри были какие-то вещицы, которые звякнули друг о друга, но не это привлекло его внимание.

Под сумочкой лежала книга в кожаном переплете. Старая, истертая. Господи, она привезла книгу с собой сюда? Он мог предложить ей любую книгу из собственной библиотеки, какую она бы захотела…

И снова желание почитать сразу же после пробуждения, после ночи с ним показалась ему странной.

Уильям схватил книжку, но она была толстой, и пока он поднимал, она раскрылась. Его взору предстали…

Белоснежные, как ее кожа, страницы исписанные красивой девичьей рукой.

Уильям замер, когда в глаза бросилась надпись.

«Дневник Шарлотты Уинслоу! Посторонним руки прочь!»

Пораженный, он медленно выпрямился.

Дневник? Она вела дневник? В который полагалось записывать все свои сокровенные, укрытые от других заветные мысли?

У него затряслись руки. Ему следовало тут же закрыть его и вернуть хозяйке. Он намеревался поступить именно так.

Налетел порывистый ветер и перевернулись две страницы. Уильям был готов закрыть дневник, когда…

Дыхание у него перехватило, когда он увидел свое имя. И дату. 23 апреля 1805 год. Год, когда он вывел в свет Лидию. Но… Как в дневнике Шарлотты семилетняя запись могла хранить его имя?

У него заколотилось сердце и завертелось перед глазами…

«Уильям Джеральд Эджуорт, самый прекрасный из людей…»

И еще запись. Неделей позже.

«Когда он входит в комнату, я даже чувствую это. Глупо наверное, и вряд ли мне кто-то поверить, но у меня совершенно иначе бьется сердце, когда я даже еще не вижу его, но знаю, что скоро он появится…»

Боже правый!

Ветер перевернул еще страницу.

«Он прекрасный танцор. Уильям приглашает так много женщин на танец, но… Какая я дура, с чего это вдруг ему захочется пригласить меня…»

Что-то с невыносимой силой сдавило ему грудь.

Уильям сам перелилась пару страниц.

«03 мая 1806 года. Наверное, это самый глупый из сезонов. В прошлом году я отказала лорду Хамфри, а в этом, как только стала надевать красивые наряды, вокруг меня стали виться самые глупые представители мужского пола. Как мухи на сахар. Но я ведь одеваюсь не для них. И всё равно он этого даже не заметит. Глупая я, а может он?»

«15 мая 1807 года. В прошлом году мне пришлось отказать девятерым претендентам на мою руку. Мои родители были в шоке, но в большем шоке пребывала я, потому что… Потому что это сделало из меня настоящую гневную злючку. Только… Какой пустой и бессмысленный сезон. И снова эти глупцы вьются вокруг меня. Среди них есть и хорошие, достойные джентльмены, но я даже не могу смотреть на них, а на того, кого хотела бы смотреть до конца жизни, его нет. Он уехал в деревню, потому что умер его отец. Хоть Уильям самый невозможный из людей, я надеюсь, что рядом с ним будет хоть кто-то, кто сможет помочь ему справиться с этой болью утраты».

Уильям задыхался, но перелистнул еще пару страниц, чувствуя, как холодеют пальцы.

«06 июня 1808 года. Двадцать восемь! Сегодня он ушел из зала с двадцать восьмой женщиной в этом сезоне. А ведь сезон еще не закончился! Будь неладны все мужчины с их непостоянным сердцем! И хоть он носит траур и не танцует, но я слышала, что он уже стрелялся на двух дуэлях. Глупец! Он вообще думает о своей жизни?»

«01 мая 1809 года. Нет, пять дуэлей, на одной из которых его ранили в ногу, и вот теперь он снова уехал в деревню, чтобы вылечить свои раны. Господи, где мне взять еще сил, чтобы выносить всё это? Еще один сезон, еще несколько кавалеров, которых я видеть не желаю. Никого не хочу видеть! Будь всё неладно!»

«23 мая 1810 года. Я ненавижу его! Как он может каждый вечер уходить с бала под руку с разными женщинами? Как так можно предавать собственное сердце? Неужели ему не хочется чего-тоискреннего и настоящего? Он хоть видит, что не нужен этим женщинам, которые забывают его сразу же после того, как получают желаемое? Как можно любить и ненавидеть одновременно? Но кажется именно это вызывает во мне Уильям Джеральд Эджуорт. Самый невыносимый из людей!»

«01 апреля 1811 года. Боже, я люблю его! Это… это не поддается объяснению. Может меня кто-нибудь избавить от этого недуга? Я больше не могу… А он даже не знает о моем существовании».

Уильям боялся дышать, когда добрался до самых свежих дат.

«06 мая 1812 года. Сегодня была самая мучительная ночь в моей жизни. Я думала… думала… Такого страха я никогда в жизни не испытывала. Если бы… если бы с ним что-то случилось на моих руках, я бы наверное сложила голову рядом с ним и отправилась бы за ним, чтобы найти его, где бы он ни был, и спустила бы с него шкуру за то, что из-за своей прихоти и безразличных ему женщин едва не погиб! Идиот! Болван! Когда он откроет глаза и посмотрит на мир серьезно?.. Боже, пусть он поправится, я прощу ему всё, что угодно, если с ним ничего не случится!»

Уильям захлопнул дневник, всё еще не в состоянии дышать. Перед глазами вдруг встало бледное лицо Шарлотты, когда в ту ночь ранения, она склонилась над ним, чтобы помочь, и обняла его. А по щекам ее катились слезы. Слезы, не только потому, что она испугалась.

Она любила его? Шарлотта любит его? Даже, когда отказывала ему?

Он был слеп. Так беспечно слеп и только сейчас глаза его открылись широко.

Боже правый, то, что он держал в своих руках!.. Это…

Он задыхался. И не мог поверить в то, что Шарлотта не просто любит его.

Она любила его с тех пор, как появилась в свете. С молодых лет, когда влюбленность приходила к впечатлительным девушкам и уходила, заменяясь новыми увлечениями. Но ее сердце было постоянно, в отличие от него. Ее сердце было благородно, в отличие от него. Ее сердце знало, что такое сострадание, пережило самые мучительные минуты падения, предательства и… И всё равно продолжало любить его, сострадать ему.

Господи, он даже не подозревал об этом, а она… Семь лет носила в груди сердце, которое он ранил, сам не зная об этом. Ранил даже тогда на ужине, не представляя, что это значит для нее, когда едва ли не наказал ее за то, что она считала его непостоянным. После всех этих наблюдений, она… Господи, она даже вела счет всем женщинам, с которыми он уходил!

Уильяма охватил настоящий ужас. Он почему-то был уверен, что если покопаться в записях, он найдет имена всех женщин, с которыми он был.

И после этого он удивлялся, что она не желала стать его женой? Жена, которую он так же бросит и уйдет к другой, потому что не знал ничего другого? Не был постоянным!

Уильям покачнулся и закрыл глаза.

Боже правый, она любила его! Она позаботилась о нем той ночью, даже когда увидела, что он ушел с леди Хартли, решив, что он ушел с ней по той же причине, по которой уходил всегда. У нее не было причин думать иначе. У нее были… все причины, чтобы не доверять ему, ненавидеть его. И все равно она молилась Богу о том, чтобы он поскорее поправился.

А сегодня ночью пришла и осталась с ним, продолжая считать его не только распутником, но ни на что не годным! Потому что любила его той любовью, которая умела прощать, которая знала, что такое сострадание, боль потери и…

Уильям боялся открыть глаза.

Она любила его, когда целовала его. Вот, почему она не могла остановить его ни в первый раз, ни во второй. Вот, какая сила светилась в ее глазах, когда он смотрел на нее. Она ждала этого целых семь лет. А что он сделал? Мучил, преследовал и грабил ее, забирая всё новые поцелуи, наивно полагая, что этим сможет завоевать ее.

Он вдруг почувствовал себя ничтожным и таким маленьким по сравнению с ней, что даже его чувства терялись перед ней. Такая искренняя, благородная, смелая и нежная. Она обрушила его мир, перевернула все вверх дном… Но даже сейчас она думала о том, что не нужна ему.

Что он поиграется с ней и…

«И что будет, когда вы получите то, что хотите?»

Теперь он так хорошо понимал случайно оброненную фразу, которая обнажала ее ранению душу.

— Уильям, милый, что с тобой такое? Почему ты такой бледный?

С трудом заставив себя открыть глаза, Уильям взглянул на сестру, которая… так много сделала для него. Которая пыталась помочь ему, а он… дурак, думал, как утопить ее.

Когда чувство реальности вернулось, а голова перестала кружиться, он ощутил просто удушающую потребность броситься за Шарлоттой, но… Но он не должен был открывать ее дневник. Она решит, что он по-настоящему ограбил ее, проникнув в ее сокровенные мысли. Она не простит ему этого. Он и так с трудом отвоевал небольшое ее доверие.

Глупец, а он думал, что она целует его только потому, что он самый искусный из соблазнителей.

Боже, сумеет он любить ее хоть бы в половину так сильно, как она?

Он должен был найти любой способ, чтобы исправить всё… Он должен был попросить у нее прощение, пойти на бал и пригласить ее на танец… И хоть он уже танцевал с ней, Уильям до сих пор понятия не имел о том, что это на самом деле значило для нее.

Боже, Шарлотта!

О Гретна-Грин стоит забыть раз и навсегда. Она была достойна самого лучшего!

Уильям попытался совладать с собой, засунул дневник в сумочку и протянул Лидии. Он был благодарен небесам за эту случайность, потому что у него действительно открылись глаза.

— Это… это вещи Шарлотты, — заговорил он хрипло. Откашлявшись, Уильям вложил сумку Лидии в руки и отошел от нее. — Передай это ей. Не говори… о том, что я нашел их.

Лидия с каким-то ужасом смотрела на него.

— Что с тобой?

Он сделал еще шаг назад.

— Н-ничего. Иди в дом. Я… я должен немедленно отправиться в Лондон. До встречи.

Он развернулся и ушел, даже не обернувшись.

— Уильям, стой! И Роберт уехал… Какого черта вы уезжаете раньше времени?

Но он уже ничего не слушал.

Уильям боялся, что если вернется в дом и взглянет на Шарлотту, она поймет все по его лицу. Ему нужно было… успокоиться, а потом… поехать к ней и попросить прощение. Ни в коем случае не выдать того, что он видел ее дневник, иначе она до конца дней будет думать о том, что он из жалости породил в душе чувства, которые пытался представить как любовь. Ведь она была о нем такого низкого мнения.

И всё равно он даст ей всего день, а завтра с первыми лучами поедет к ней домой и… И падет к ее ногам, предложит ей свое сердце и будет надеяться, что она примет его так же, как это глупое сердце.

* * *
Уильям приехал домой к двум часам дня. Бешеная скачка немного успокоила его, но… Но не прогнала боль в сердце. В мозгу все еще звучали слова, которые он читал тогда у озера, и… И с таким отчаянием хотел увидеть Шарлотту, что едва не повернул и не поехал обратно к ней. Как он докажет ей, что она единственная, кого он хотел видеть в своей жизни? Как он докажет, что только она живет в его сердце, если семь лет она видела то, что стерло в ней всякую веру в постоянное сердце, на которое он не был способен по ее мнению?

Злой и уставший, грязный с дороги, Уильям спешился, отвел коня в конюшню, расположенную в задней части дома, и пошел в дом, где царила тишина.

Только в доме его ждали.

Не его слуги.

Уильям застыл, когда увидел в холле пятерых мужчин. Всех незнакомых, а одного в странном, напоминающем форму констебля форме и высокой шляпке котелке.

Дородный мужчина с густыми, неухоженными бакенбардами, вышел вперед. Уильям вдруг подумал о том, что сказала бы Шарлотта об этих страшных бакенбардах, если бы увидела их, но вся веселость тут же исчезла, когда мужчина раскрыл перед ним длинный свиток.

— Милорд, вы Уильям Джеральд Эджуорт, граф Холбрук?

Черт, за последние несколько часов он так часто слышал свое полное имя, что его даже передернуло.

— Да, а вы кто?

Лицо мужчины, потное и недовольное, исказилось от злобы. В другой руке он держал кипу раскрытых и неровно сложенных вместе документов.

— Я — виконт Хаксбридж, подданный его величества. Констебль Беркли нашел у вас дома документы, касательно плана Наполеона напасть на Британию. Откуда они у вас? И где месье Леклер?

Уильям застыл.

— Откуда у вас это бумаги?

Глаза виконта торжественно заблестели.

— Так вы не отрицаете того, что знаете об этих бумагах? — Он тут же кивнул голову на упомянутого констебля в длинной черной шляпке, который тут же вышел вперед. — Что ж, так даже проще. Мистер Беркли, арестуйте его.

Уильям изумленно уставился на него.

— Что?

Пожилой виконт чопорно заявил:

— Именем короля и регента, Уильям Джеральд Эджуорт, граф Холбрук — вы обвиняетесь в государственной измене за планирование заговора по свержению нашего монарха, за укрывательство французских шпионов, и я приговариваю вас к повешению.

Уильям попятился.

— Вы что, с ума сошли? Я сам пару дней назад выбил весь дух из вашего Леклера и…

И только тут вспомнил, о чем говорил ему Роберт. О том, что никто не знал о вовлеченности Уильяма во все эти дела. И что Леклер, провалив задание, захочет отомстить ему. Вот и подкинул все документы ему в дом. Черт побери, но Леклер не шутил, а Уильям недооценил врага.

Беркли подошел и скрутил ему руки так, что заболело плечо, и Уильям не смог высвободиться.

— Черт побери, я ни в чем не виновен! Пошлите за графом Колфридом. Он знает, почему мне известно о Леклере.

Хаксбридж с ненавистью скривил губы.

— Не смейте вмешивать сюда такого же преданного нашему королю лорда, который так много сделал для страны!

— Но он прольет свет на…

— На ваши дела, не сомневаюсь. Он говорил, что охотиться на Леклера, но сейчас его нет. Он по срочному делу уехал в Эдинбург, а вы… К тому времени, когда он вернется, вы уже будете повешены.

Уильям остолбенел.

— Что? Он же был в Ричмонде вместе с моей семьей пару часов назад, когда я уехал оттуда…

«И Роберт уехал в Лондон…» — вдруг вспомнил он слова Лидии.

Уильям был уверен, что Роберт не мог так поступить. Если ему стало что-то известно, Роберт бы непременно сообщил ему обо всем. Стало быть… Леклер действительно не шутил. И что-то сделал с Робертом, подставив его, Уильяма, так, чтобы расправиться с ним руками закона той страны, которому Уильям служил.

Пока констебль держал его, виконт медленно подошел к Уильяму. В глазах его полыхала не только ненависть.

— Ну что, вы поняли, что все бесполезно? Граф Колфрид ничем не сможет вам помочь, потому что такому негодяю как вы, следует болтаться на виселице, как можно скорее. Если только… — Он яростно взглянул на бумаги, которыми стал помахивать перед глазами Уильяма, который ничего не разобрал. — Тут у вас описан план по нападению на министра внутренних дел лорду Арчибальду. Его убили прошлой ночью. В плане сказано, что это должны были сделать вы. И вчера ночью на окраине города лорд Арчибальд был застрелен. Если вы утверждаете, что были в Ричмонде с семьей, где вы были прошлой ночью?

Уильям ощутил леденящий страх. И желание улыбнуться. Потому что судьба наконец решила наказать его за то, что много лет назад он наслал на родного отца проклятье. И разрушил жизнь самой удивительной девушки на земле.

Он бы не мог сказать, где был прошлой ночью, даже если это будет стоить ему жизнь. И кажется, это действительно будет стоить ему жизни, потому что он не собирался бесчестить имя Шарлотты, которая подарила ему самые невероятные минуты его жизни.

Даже если он был в Ричмонде со своей семьей, никто не поверит в то, что ему не составило труда добраться из Ричмонда до окраин Лондон, убить человека и вернуться обратно до рассвета, чтобы скрыть следы преступления и заработать себе железные алиби.

И все это накануне того, что он собирался исправить ошибки молодости и положить к ногам Шарлотты свое переполненное до краев любовью только к ней одной сердце.

Господи, теперь еще до наступления нового рассвета его повесят, Роберт не сможет ему помочь, а Шарлотта так и не узнает, как сильно он любил ее и как много она значила для него.

Неужели, это должно было закончиться именно так?

— Уведите его! — яростно выпалил виконт, даже плюнув на Уильяма. — С предателями не нужно церемониться, кем бы они ни были. И хорошенько заприте его, пока не приготовите виселицу. Судья уже вынес приговор, завтра утром вы будете повешены, милорд.

Да, подумал Уильям, когда его запихнули в черный грязный фургон, закрыли за ним двери и повезли скорее всего в Ньюгейт. Еще утром он пребывал в раю, а завтра утром отправится прямиком в ад за убийство, которого не совершал. Но за много других злодеяний, которые совершил.

Всё так и должно было закончиться.

Глава 24

Шарлотта была поражена, обнаружив, что отец вернулся.

Вернувшись домой во второй половине дня, уставшая и подавленная, едва войдя в дом, она увидела его, стоявшего в гостиной.

Радость от встречи с отцом омрачило давящее оцепенение, которое тут же сковало ее.

«Я обещаю, что когда он вернутся, мы вместе сходим к нему и попросим его благословить нас».

У нее задрожали колени. После той встречи у озера, она больше не видела его. Когда в дом вернулась Лидия, она сообщила, что он по какому-то срочному делу уехал в Лондон. Он даже не пришел, чтобы попрощаться.

А потом Лидия передала ей забытую сумку, в которой находился ее печально известный дневник. Холодея от страха и гадая, открывал ли его хоть кто-то, Шарлотта схватила свои вещи и пошла в свою комнату, чтобы запихнуть их в самый дальний угол сундука.

Ну что ж, выходные закончились, а Уильям уже занялся новыми делами, как будто ничего не произошло. И хоть она не должна была так предвзято судить о нем, ведь она не знала, какие именно дела вызвали его, ее сердце было не на месте. Может, всё дело в этом французском шпионе? Может, поэтому граф Колфрид поехал с ним? Да, это было важнее, чем ее сердечные дела, которые она вот уже семь лет безуспешно пыталась наладить.

Итак, она вернулась к своей прежней жизни, вернулся отец из Брюсселя и… И что она будет делать теперь? Ей хотелось сложить голову и умереть. Потому что Шарлотта была уверена, что больше никогда не увидит Уильяма. Он занялся своими делами, за которые она не могла осудить его, потому что знала, что так и будет. Она добровольно пошла на то, что навсегда изменило ее жизнь. Он дал ей то, что она хотела, но не обещал ничего большего. И на это она тоже согласилась, зная о последствиях. Ей просто нужно было научиться жить этой новой, пустой и бессмысленной жизнью, только… это было почти невозможно сделать.

Его не было в ее жизни несколько часов, а ей уже казалось, что прошла одна долгая, мучительная жизнь без него… Господи, как она проживет эту долгую жизнь без него?

Поздно вечером еще до ужина кто-то постучался в их входную дверь.

Когда Хопкинс объявил о том, кто приехал, Шарлотта сперва была удивлена. Но когда встревоженная и даже бледная Лидия вошла в гостиную, Шарлотта встала, внезапно осознав, что что-то случилось.

Уильям!

Сердце ее похолодело, едва она решила, что в него опять стреляли.

И когда напуганный взгляд Лидии остановился на ней, у Шарлотты оборвалось дыхание.

— Лидия, дорогая, — заговорила Харриет, направившись к молодой графине. — Проходите, вы приехали как раз к ужину…

Лидия не сдвинулась с места и продолжала смотреть на Шарлотту.

— Я… я приехала попросить Шарлотту об одолжении.

Не чувствуя пола под ногами, Шарлотта направилась к ней, готовая абсолютно на всё.

— Что случилось?

— Дело в том, что… — Голос Лидии дрожал. — Роберт уехал и мне так страшно дома одной, что я хотела предложить тебе переночевать сегодня со мной. Шарлотта, ты составишь мне компанию?

Шарлотта знала, что Лидия очень находчивая, но… Сердце ее замерло от ужаса, когда она поняла, что случилось нечто столь страшное, что Лидия не может говорить об этом, не может сама с этим справиться. И как… как ее муж мог уехать, если Уильям занимался этими шпионами? Как граф мог оставить Уильяма одного разбираться со всем эти? Уильям ведь был дважды ранен и избит, пусть синяки и зажили.

Господи, едва она подумала о том, что с Уильямом могло произойти что-то еще, как у нее перехватывало в горле.

— Конечно, я составлю тебе компанию, — тут же ответила Шарлотта, подойдя и сжав руку подруги.

У Лидии были ледяные пальцы.

— Тогда поедем сейчас?

— Вы не останетесь на ужин? — удивился виконт, статный, высокий и серьезный мужчина за пятьдесят, выступив вперед и встав рядом с женой.

Лидия попыталась улыбнуться.

— Я уже просила нашего повара приготовить любимые блюда Шарлотты. Роберт уехал так внезапно. Поэтому я сама приехала за ней.

Шарлотта быстро кивнула.

— Тогда может поедем? Я не люблю, когда блюда остывают.

Лидия издала облегченный вдох, который расслышала только Шарлотта, и нервно улыбнулась.

— Благодарю вас за понимание. Приятного вам вечера.

Она развернулась и едва не потащила за собой Шарлотту, которая уже места себе не находила.

Когда они вышли на улицу, порывистый ветер ударил им в лицо, за которым последовали первые капли дождя. Но даже это не остановило Шарлотту. Она развернула к себе Лидию и почти потребовала:

— Где Уильям?

Лидия побледнела и кивнула на ожидавшую их карету.

— Не здесь, прошу тебя.

И правда. Заморосил дождь, которого удавалось избежать целый месяц. Расплата за долгую хорошую погоду, но дождь волновал Шарлотту меньше всего.

Они подошли и быстро взобрались в карету, но когда дверь закрылась, свет от фонаря осветил лицо еще одной женщины, которую Шарлотта ожидала увидеть меньше всего.

Леди Хартли.

— Что она здесь делает? — произнесла Шарлотта, не скрывая растущей в груди ярости.

И хоть она знала, что на самом деле связывало Уильяма с этой женщиной, видеть ее было крайне… неприятно.

Тишину нарушила сама леди Хартли, поправив свои рыжие волосы. Она была бледна и напугана так же, как Лидия.

— Нам нужно спешить. Если мы не поторопимся и не освободим лорда Колфрида, Холбрука повесят еще на рассвете.

Кровь отхлынула от лица. Шарлотта перестала дышать, глядя в глаза женщины, которые произнесла… невыносимые вещи.

— Что? — прошептала она побелевшими губами.

Лидия накрыла ее похолодевшие руки.

— Кто-то похитил моего Роберта, а Уильяма… Его обвинили в убийстве министра внутренних дел, которого убили вчера ночью. Никто не сможет доказать, где был Уильям. Только Роберт знает, как спасти его. А нам нужно спасти Роберта…

— И я знаю, где его могут удерживать, — добавила леди Хартли с грустными глазами.

Шарлотта была не только в ужасе. Взглянув сперва на леди Хартли, которую в прошлом в глубине души ненавидела, она перевела взгляд на Лидию. Подруга была не только в панике, не представляя, где ее горячо любимый муж. Боже, Лидия ведь была в положении, а теперь в таком состоянии должна была заняться весьма опасными поисками, вызволяя мужа и брата. Значит, всё-таки эти шпионские интриги и расследования привели к ужасающим последствиям, как бы не пытался Уильям убедить ее в обратном. Господи, его же недавно избили, в него стреляли, пырнули ножом, а теперь…

По спине прокатился леденящий озноб.

— Министра убили вчера ночью? — спросила Шарлотта, обретая дар речи.

Лидия судорожно кивнула.

— Никто не знает, никто не докажет, где был Уильям. Только Роберт может нам помочь.

Но… это было не так! Шарлотта прекрасно знала, где вчера ночью находился Уильям. Она была единственным человеком, кто мог доказать, где пребывал Уильям прошлой ночью. Всю ночь.

— Но… но Уильям прошлой ночью был…

Лидия вдруг смахнула слезинку, которая скатилась по ее бледной щеке.

— Да, он был дома, спал, как и мы все. Но никто не видел его ночью, кому в голову придет пойти и проверить, где он? Сегодня я была у него… — Она шмыгнула носом. — Его держат в грязной камере Ньюгейта как какого-то предателя. Это ужасно.

Шарлотта подавила приступ ужаса.

— Но он…

— Да, я разговаривала с ним. Он говорит, что спал в своем флигеле. Но никто его не видел, чтобы подтвердить этот факт. Поэтому нам нужен Роберт.

Если до этого Шарлотта пребывала в ужасе, сейчас ее охватило леденящее оцепенение. Он говорил, что спал и никто его не видел, чтобы подтвердить, где он был? А как же она? Она же…

Внезапно у нее заныло сердце.

«Ты единственная девушка, на которой он захотел жениться после Мередит…»

Шарлотта не смогла сдержать слезы, которые покатились по щекам. Так всё это было… не просто так? И ночь… была… стоила для него… Он собирался ценой собственной жизни уберечь ее репутацию? Глупец! Какой идиот!

Боже, неужели, она была ему настолько дорога? Неужели, он был настолько безрассуден, чтобы рисковать собой ради нее?

Это… Она хотела сама добраться до него и убить его! Как он мог рисковать собственной жизнью! Разве его жизнь не стоит того, чтобы потерять не только честь, но и!.. Она бы отдала всё, что имела, лишь бы спасти его.

Смахнув собственные слезы, Шарлотта повернулась и посмотрела на Лидию.

— Мы спасем Роберта, не волнуйся. И спасем Уильяма, даже если Роберт не сможет помочь ему.

Лидия удивленно смотрела на нее.

— Но как мы это сделаем?

Прежде Шарлотта испытала бы жгучее смущение, признаваясь в подобном, она бы даже испугалась того, что лишится расположения Лидии после того, что та узнает о том, что Шарлотта провела всю ночь в объятиях Уильяма.

Но не сегодня.

На кону стояло слишком много, и Шарлотта была готова на всё, что угодно, лишь бы вызволить Уильяма. Тем более теперь, когда он решил умолчать о том, что могло спасти его.

— А так, что я знаю, где он был прошлой ночью. До самого рассвета.

* * *
Проводя длинным ключами по прутьям решётки, создавая какофонию жутких, зловещих звуков, которые разносились до самых дальних уголков пустых коридоров, надзиратель подошел к двери и без лишних церемоний плюнул в него.

— Эй, предатель, вставай. Петля для тебя готова!

Влажный воздух в камере оседал на стены мелкими каплями, которые стекались вниз, глухо падая на холодный пол, который едва освещал пасмурный утренний рассвет, проникая внутрь через зарешеченное небольшое окно над потолком.

Уильям с трудом присел на холодном полу, застланном соломой и толстым слоем грязи, от которого поднимался жуткий смрад, обжигая ноздри и даже заставляя слезиться глаза. У него ныло все тело, болели все кости. Болело все лицо. С предателями тут не церемонились, с предателями порой обходились даже хуже, чем с самыми закоренелыми преступниками. Мало того, что его обвинили в предательстве, на нем висело убийство министра, ни много ни мало.

Уильям хмыкнул. Таких заслуг не смог бы заполучить никто, разве только он. По глупости. И как это он упустил этого скользкого слизняка Леклера? Надо было довериться внутренним инстинктам и прикончить его прямо там, в холле леди Саммерхайз. Ударить так, чтобы тот упал и больше не встал. Тогда всего этого можно было избежать. Сегодня он должен был поехать к Шарлотте, должен был… Уильям надеялся, что она благополучно добралась до дома, смогла отдохнуть и… И не забудет его.

Может написать ей записку? Но кто ей передаст его послание? Тюремщики откроют, прочитают и будут смеяться до тех пор, пока его не повесят, потом плюнут на его труп и пойдут пить эль в ближайшей таверне, и даже не вспомнят его.

Когда дверь камеры со стоном распахнулась, Уильям попытался встать сам, чтобы не доставить тюремщику удовольствия смеяться над его неудачными потугами. На руках и на ногах у него были тяжелые, холодные кандалы, которые стерли запястья в кровь. С ног давно стащили дорогие сапоги и присвоили себе. Как забрали и жилет. Рубашка его была порвана на плечах, когда вчера его колотили надзиратель и его помощники в дружной компании. Защищаться в кандалах было ужасно неудобно, но Уильям снова хмыкнул, встав на ноги, когда взглянул на заплывший глаз мистера Боумана.

— Как ваш глаз, старина? Надеюсь, вам плохо видно? — спросил Уильям, едва устояв на ногах. — Спотыкались, надеюсь, пару раз? Говорят, смотреть на мир одним глазом весьма неудобно.

Толстый, грузный мужчина с потным лицом и сальными глазами подошел к нему и так резко ударил по ногам, что Уильям снова свалился на каменный пол, ударившись локтем. Господи, на нем было столько синяков, что они до конца его дней не заживут. А ведь верно, подумал с ужасом Уильям, вновь пытаясь встать, потому что до конца ему осталось всего немного. Может, меньше часа.

— Щенок! — снова плюнул на него Боуман, едва удержавшись, чтобы не пнуть его в живот. — Мало того, что ты сделал с нашей страной, тебе нужно было убить еще и министра, да?

Ну конечно, теперь в нем видят все ошибки, все несчастья страны. Многим доставит удовольствие поиздеваться над предателем, который продал родину. Леклер справился отлично, только… Если до этого происходящее хоть как-то веселило Уильяма, теперь ему было не до смеха.

Потянув его за шиворот, Боуман поставил его на ноги.

— Убери от меня руки! — прорычал Уильям, ощутив вкус крови во рту, когда треснула рана на губе. — Я сам пойду.

Боуман ухмыльнулся.

— Конечно, сам пойдешь. С тобой никто не станет церемониться.

И Уильям пошел, ощущая под босыми ногами холодные каменные плиты. Ноги хлюпали в грязи, которая прилипала к стопам. Его повели по узким, темным коридорам, которые словно смыкались над ним, а не выпускали на свободу.

Утро встретило его моросящим дождем. Над небольшой, расположенной перед высокими мрачными стенами Ньюгейта площадью, где собрались зрители и был готов помост с виселицей, которую еще в начале века перенесли из Тайберна сюда, нависали серые, свинцовые тучи. Уильям со стоном поднял голову к небу, чтобы дождь смыл с него зловонья и засохшую кровь. Черт, мало того, что он подвел отца, заставив его стыдиться единственного сына, мало того, что отец умер по его вине, вся его семья будет обречена на вечное изгнание, потому что их единственный опекун стал не только убийцей, но и предателем. Их вычеркнут из общества. Проклятый дальний кузен завладеет всем его состоянием и не только выбросит его мать и сестер на улицу. Они будут приговорены на вечное изгнание с несмываемым пятном позора. От Терезы откажется его жених, а Роберт… Роберт был волен поступать так, как было лучше в его интересах. И хоть Уильям не сомневался в порядочности зятя, но все же не хотел, чтобы его позор замарал и доброе имя Роберта.

Он подвел не только отца. Он подвел всю свою семью.

И Шарлотту.

Одна мысль о ней, о том, что он потеряет ее, так и не обретя, внушала ему такой леденящий ужас, что у него содрогалось сердце. Сердце горело и сжималось от такой неистовой боли, как не болело никогда, как не болело даже одиннадцать лет назад. Его мучила мысль о том, что он так ничего не смог сказать ей, не сумел подарить ей то, что она заслуживала.

И теперь… Она решит, что он поступил с ней так же, как поступал с другими женщинами на протяжении семи лет у нее на глазах. Она решит, что он ничего не стоит, его слова ничего не стоят, его прикосновения ничего не стоят. Ночь, которую она подарила ему, ничего не стоит… Но она будет неправа, потому что за это он был готов отдать всё, что имел, лишь бы ее имени не коснулся его собственный позор. Боже, он же был с ней, и она… Сердце леденело при мысли о том, что ночь могла иметь последствия. Впервые он подумал о ребенке, о том, что у них могло бы быть, если бы не все это. Ребенок Шарлотты и его… Это было… верхом блаженства, стало бы началом всех его надежд, об этом он мог только мечтать. Но теперь он не узнает ничего, ничего не исправит!

Ему было горько от того, что Шарлотта, решив, что он разрушил ее жизнь, бросив после той волшебной ночи и так и не пришёл к ней, возненавидит его по-настоящему, со спокойной совестью забудет, займется своей жизнью, примет предложение достойного человека и… и будет счастлива.

Господи, Уильям думал, что способен желать ей счастья, но… Да, он желал ей счастья, но только сам хотел дать ей это счастье, хотел… Так много хотел, что… Он потерял слишком много времени. Потратил зря всю свою молодость и время.

О нем забудут, его имя предадут анафеме и…

Черт, у него не было ни единого шанса хоть что-то исправить!

Когда его подвели и, толкая за спину, заставили подняться на помост, на котором стояла несущая смерть виселица, где его уже поджидал виконт Хаксбридж, гул голосов толпы, которая окружала место казни, постепенно стихла. Пришли все ленивые лентяи, которые хотели позабавиться бесплатным зрелищем. Посередине болталась петля, которую раскачивал резкий ветер. Дождь бил в глаза, сея туман, который окутал округу.

Уильям вдруг ощутил холод, который пробрал его насквозь, и жгучий страх. Такой леденящий, что он не мог пошевелиться.

Боже правый, должен же быть способ бороться! Он не мог так просто сдаться, не мог позволить этому случиться…

Толкнули в спину, и он стал подниматься по скользким деревянным ступеням.

Лорд Хаксбридж, достав из кармана платок, промокнул лоб, и повернулся к нему.

— Итак, милорд. Ваше преступление доказано, но у вас есть шанс очиститься. Признайтесь в своем грехе, и священник отпустить их вам.

Сжав зубы и руки, которые уже не чувствовал от холода и боли в стертых запястьях, Уильям гневно посмотрел на виконта, который был на голову ниже его.

— Я этого не делал, я никого не убивал. И не предавал страну. На вашей совести будет смерть невинного, если вы повесите меня. И когда знающим людям это станет известно, вас самого повесят.

Хаксбридж побледнел, будто наконец осознал, что творит, но проигнорировал это, задав свой ужасающий вопрос.

— Тогда скажите, где вы были в ночь убийства министра.

Уильям вздохнул.

— Я был дома, в своей постели.

Он сказал правду, в которую никто не поверил. Он был в своей собственной последи.

С самой невероятной женщиной на всем белом свете. Она была лучшее, что он знал в своей жизни. Шарлотта подарила ему мир и покой. И любовь, о существовании которой он не узнал бы без нее. Знать, что она любила его, любила так долго своим постоянным, сильным сердцем, было потрясающим открытием. Только… эту любовь отравляла мысль о том, что он был недостоин этой любви. Потому что не стал достоин того, чтобы она сказала об этом ему лично. Он бы отдал всё на свете, чтобы услышать эти слова, но… Жаль, что она будет думать, что он так и не оценил ее, и будет считать его невыносимым всю оставшуюся жизнь. Потому что у него не хватило времени доказать ей, как она была нужна ему. И как сильно он любил ее.

Лорд Хаксбридж рассмеялся.

— Как складно вы сочиняете. Почему не придумали что-то более занятное? Все знают, что каждую ночь вы проводите с какой-нибудь дамочкой. Может, кто-то из слабого пола подтвердит место вашего пребывания?

Яростно зарычав, Уильям шагнул вперед, готовый схватить этого надменного типа, но его остановил надзиратель, потянув его назад за кандалы, которые больно впились в запястья. Уильям заскрежетал зубами, но ничего не сказал.

— Хватит! — воскликнул лорд Хаксбридж, когда народ стал галдеть. — Давайте уже покончим с этим и разойдемся по домам. Становится холодно.

Толпа возликовала.

— Да! Смерть предателю!

— Смерть.

— Повесить и забыть!

Господи, и ради этих людей он старался найти настоящих негодяев?

Нет, он сделал прежде всего ради своей семьи, но… Теперь и это уже ничего не будет значить.

К нему подошел священник в черной сутане. Худощавый, высокий с тонким, осунувшимся, почти несчастным лицом, он безразлично посмотрел на Уильяма.

— Покайся, сын мой, и я отпущу вам грехи.

Уильям вдруг задрожал, понимая, что это его последние минуты. Господи, как так вышло?

— Преподобный, я… не виновен. Скажите этим людям, что они вешают не того человека. Я…

Преподобный с тем же безразличием повернулся к виконту.

— Он отказывается признавать свои грехи.

— Но как я могу говорить того, чего нет?! — разгневался Уильям.

— Тогда скажите, где вы были в ночь убийства! — потребовал виконт, сытый уже по горло.

Уильям покачал головой. Черт, сейчас его точно повесят. Неужели, именно таким должно быть правосудие? Вешать любого, лишь бы закрыть дело и пойти домой, чтобы не замерзнуть. Неужели жизнь человека ничего не стоила?

— Хорошо, черт побери, заканчивайте! — прорычал он, даже сам шагнув к петле. — Только снимите с меня эти кандалы. Я же не убегу!

— Вы останетесь в них.

— Ну и черт с вами!

Он уже подошел к петле, которая зловеще покачивалась перед его глазами. Деревянный помост скрипнул под ногам. Дождь барабанил по лицу, стараясь остудить боль в синяках. В последний момент Уильям остановился и прикинул, может ли убежать, но нет, в кандалах он даже с помоста не спрыгнет.

У него не было ни единого шанса.

— Стойте! Стойте, ради Бога!

Тишину, окутавшую площадь и людей, испытывающих разные ожидания, взорвал до боли знакомый женский голос.

Уильям резко повернулся и остолбенел, увидев, как сквозь толпу к нему бежит…

Нет, это ему мерещится. Такого быть не может! Она не может быть здесь. Господи, она должна быть где угодно, но только не здесь!

Уильям зажмурился.

И снова открыл глаза.

И снова увидел… У него сердце было готово выпрыгнуть из груди от ужаса, от счастья, от ярости…

Да, никаких сомнений.

Это была Шарлотта.

Глава 25

В красивом шелковом вечернем платье цвета ультрамарина, который… был запачкан, а местами даже порван. Волосы ее были распущены, заплетены в толстую косу, которая болталась у нее на спине, пока она проталкивалась вперед. Лицо ее было бледно и тоже испачкано, но она шла с такой решительностью, что вероятно даже воды красного моря расступились бы, чтобы пропустить ее.

Господи всемогущий, Шарлотта! На месте его казни!

Что она тут делает? Она же… Она же ничего не должна была знать? Как она узнала об этом? Но что бы это ни было, ее появление сокрушило его. Опустошило и заставило почувствовать себя самым слабым из людей. Потому что он ничего не мог изменить. Потому что до боли хотел увидеть ее.

«Я люблю его… Может кто-то избавить меня от этого?»

Она даже представить себе не могла, как сильно он нуждался в ее любви, в ней. Уильям так отчаянно хотел ее любви, что закружилась голова. Хоть бы в последний раз… Шарлотта!

Уильям невидящим взглядом шагнул к ней, но внезапно ощутил такую слабость, что рухнул на колени. И тогда она оказалась прямо перед ним у помоста, который разделял их.

Сердце его сжалось от оглушительной боли. Уильям потрясенно смотрел в самые невероятные, самые обожаемые темно-серые глаза на свете и увидел, как слеза покатилась по ее бледной щеке, слившись с капельками дождя, ставшими ей удобной маскировкой.

— Уильям, — прошептала она с такой мучительной болью, что ему стало трудно дышать.

— Шарлотта, — молвил он, боясь моргнуть, чтобы она не исчезла. Как он теперь засунет голову в петлю? — Господи, что ты тут желаешь?

Его оборвал недовольный голос Хаксбриджа.

— Кто вы такая, и что вы тут делаете?

Встрепенувшись, Шарлотта перевела на виконта свой взгляд. И Уильям изумленно заметил, как меняется выражение ее лица, став таким решительным и неумолимым, а взгляд таким обжигающим и холодным, что это поразило его в самое сердце. Она выглядела точно так же, как в ту ночь, когда решила увезти его с собой после ранения.

— Я — Шарлотта Уинслоу, дочь виконта Уитлсфорда, министра иностранных дел Британской империи.

Уильям потрясенно застыл, потому что знал, что ее отец мог вернуться, только если получит это повышение, чтобы занять наконец заслуженную должность.

— Твой отец вернулся?

Она повернула голову к нему, и в темно-серых глазах запылала такая нежность, что ему снова стало больно.

— Да, вернулся вчера. И… и, кажется, ты что-то обещал мне на тот день, когда он вернется.

У него так сильно стиснуло в груди, что Уильям не мог дышать. Потому что она смотрела на него так… будто он все еще имел значения для нее.

Господи, она была великолепна, но…

Уильям внезапно понял, почему именно она пришла.

— Что вы тут делаете, мисс Уинслоу? — спросил Хаксбридж.

Уильяма охватили непреодолимые ярость и страх одновременно. Он выпрямился на коленях, не в состоянии встать, особо остро ощущая тяжесть ржавых цепей, и так же яростно прорычал:

— Ты сейчас же развернешься и уйдешь отсюда!

Она продолжала смотреть на него с такой неумолимой твердостью и ошеломляющей нежностью, что у него оледенела душа.

— Я пришла сюда не для того, чтобы уйти.

Уильям подвинулся к краю помоста, чтобы быть к ней ближе, когда заговорит.

— Ты совершенно определенно оставишь меня тут и исчезнешь!

Глаза ее вдруг потемнели, и Шарлотта поразила его в самое сердце, когда ответила:

— Когда это я могла оставить тебя?

Шарлотта с ума сходила, пока вместе с напуганной Лидией и леди Хартли направлялась загород к какому-то таинственному заброшенному дому, в котором по словам маркизы Хартли удерживали Роберта. Дорога была долгой, утомительной. Там они, обыскав большой пыльный дом и жуткие подвалы, но так никого и не нашли. Лидия была в ужасе, а Шарлотта боялась, что они потеряют время и… не успеют спасти Уильяма.

Боже правый, подумать только, его собирались повесить за преступление против родины и за убийство министра! И если они не поторопятся, она больше никогда… Шарлотта изо всех сил старалась не думать об этом, уверяя себя в том, что справится. Иначе и быть не могло. Должна справится. Другого варианты просто не существовало. И если поддастся отчаянию, она точно не сможет помочь Уильяму.

Соображая, леди Хартли предложила вернуться в Гринвич, где находился дом ее тети. Она рассудила, что преступники будут держать Роберта там, где его с меньшей вероятностью смогут найти. Еще четыре часа до Гринвича, а затем долгая дорога до окраины Лондона, на севере которого располагался Ньюгейт, самое зловещее место в стране. Но всё это было бы оправдано, если только Роберт будет там в Гринвиче. Отчаяние овладевало Шарлоттой всё больше и больше. Это было почти невозможно. Так они потеряют не только время, но и единственную возможность помочь Уильяму.

Шарлотта не могла так рисковать, и решила, что попытается предотвратить неминуемое собственными силами, поэтому предложила разделиться. Лидия и леди Хартли поедут в Гринвич, а она возьмет наемный экипаж и поедет прямо в Ньюгейт, чтобы попытаться спасти Уильяма.

Любой ценой.

И какое облегчение она испытала, когда поняла, что не опоздала. Только… картина, открывшаяся ее взору, была такой невыносимой, что она едва не разрыдалась. Уильям стоял возле петли, на которой его собирались повесить. И выглядел так, будто его вытащили из самого ада.

Господи!

— Вы что, его сообщница? — спросил жирный потный мужчина, который стоял рядом с Уильямом.

Шарлотта встрепенулась, но никак не могла прийти в себя от происходящего.

Вот она нашла его, спустя целую вечность. Нашла, но…

У нее заболело сердце, когда Шарлотта снова посмотрела на замершего, грязного, мокрого и потрясенного Уильяма. Он снова был избит, красивое лицо в очередной раз покрытое царапинами и кровью. Волосы были грязными и влажными прядями укрывали нахмуренный лоб. Правая скула вздулась, являя гордый синяк, а нижняя губа была рассечена с правой стороны, и оттуда текла тоненькая струйка крови, которую пытались смыть капли дождя.

На нем была только рубашка, ставшая серой от грязи, и бриджи, в которых он был еще вчера утром. Он был босым, ноги до колен покрыты слоями грязи, которая осталась на нем вероятно после пребывания в жуткой камере, а ноги и руки закованы в кандалы, которые стерли запястья в кровь. Еще вчера он был свеж и здоров, лежа с ней на траве, а сейчас… Господи, что с ним сделали? Из него пытались сделать опасного преступника, которым он совершенно определенно не являлся, а теперь пытались повесить. У нее на глазах.

Содрогаясь, Шарлотта попыталась взять себя в руки. Не было больше страхов, не было больше сомнений. Она пришла сюда не только, чтобы спасти его. Она пришла сюда отвоевать любовь всей своей жизни, которая целых семь лет ускользала от нее.

Они не могли повесить его. Ни за что на свете! Только через ее труп!

У нее дрожали руки. Шарлотта с таким отчаянием хотела подойти и коснуться его, убедиться, что это на самом деле Уильям, ее Уильям, которого она не собиралась отдавать никому, что едва устояла на ногах. Хотела подойти и укрыть его собой от всей той грязи и боли, которую причинили ему.

Вместо этого с усилием вернув себе самообладание, Шарлотта гневно посмотрела на того, кто отвечал здесь за происходящим.

— Нет! — заговорить она, проглотив комок в горле, когда снова заглянула в пронзительные бархатисто карие глаза. — Я свидетель!

Уильям задрожал и снова зарычал.

— Молчи!

О, как ей хотелось стукнуть его! По-прежнему самый невыносимый из людей! Как он мог даже допустить мысль о том, что сможет заставить ее молчать! Господи, неужели она была ему так дорога? Она хотела спросить об этом, но… потом, не сейчас…

Шарлотта развернулась и зашагала прочь.

Уильям в какой-то момент решил, что она подчинилась и вот сейчас уйдет, а потом его повесят, но Шарлотта… С грациозным движением приподняла юбки платья, а потом стала медленно подниматься по ступенькам помоста с таким видом, будто воинственная королева, собирающаяся вступить в битву со всем миром. И даже моросящий дождь окутал ее таким завораживающим сиянием, что он не мог оторвать от нее взгляд.

Ее вид так сильно потряс его и одновременно восхитил, что Уильям не заметил, как прекратился дождь. Зато увидел, как Шарлотта подходит к нему и… и гневно смотрит на виконта Хаксбриджа.

— Я свидетельница и могу подтвердить слова графа!

Виконт Хаксбридж с сомнением прищурился.

— И какие слова, позвольте узнать?

Уильям зарычал и медленно поднялся на едва гнущихся ногах, звеня сковавшими его цепями.

— Замолчи сейчас же!

Она встретила его яростный взгляд не только спокойно. В глубинах ее глаз таилась такая нежностью, что его пробрало до костей. Она смотрела прямо ему в глаза, когда заговорила вновь.

— Ясвидетельствую о том, что знаю, где был лорд Холбрук в ночь убийства министра внутренних дел.

Толпа загудела. Кто-то насмешливо бросил.

— Конечно, в ее постели!

Уильям шагнул к ней, едва сдерживая себя. Черт побери, она хоть понимает, какой позор навлекает на себя и на свою семью? Или хочет, чтобы ее повесили вместе с ним?

— Шарлотта, ради Бога, что ты делаешь?

Лицо ее побледнело, губы дрожали, но она по-прежнему выглядела неумолимой, восхитительной.

— Спасаю тебя, глупый ты человек, — просто ответила она, как будто в этом заключался весь смысл ее жизни, когда он остановился перед ней.

Уильям внезапно ощутил такую слабость, что едва снова не упал. Прямо к нее ногам. Как часто за всю эту нескончаемую ночь он думал о том, чтобы еще раз увидеть ее. Лежа на холодном, грязном каменном полу, он умолял небеса дать ему еще один шанс, еще раз увидеть ее. Вот она стоит перед ним, а он не может говорить, потому что задыхается.

— Сердце моё, не нужно…

Она подошла к нему и, подняв руку, коснулась его щеки. Ее пальцы не только погладил его пульсирующую, саднящую кожу, но и отросшую, неухоженную поросль, вызвав в душе такую вспышку нежности, что он едва удержался от того, чтобы не поцеловать ее.

— В прошлый раз ты говорил то же самое, но это не помешало мне заняться тобой. Что может помешать мне теперь, Уильям?

Боже, неужели она всё еще любила его? Неужели, он всё еще был достоин ее любви?

Едва дыша, он привалился к ней своим лбом, вдохнув до боли любимый запах сирени и жасмина.

— Они тебе не поверят.

— Я дочь министра, и буду кричать об этом до тех пор, пока мне не поверят последний глухой.

— Тогда тебе придется ждать до второго пришествия.

Глаза ее затуманились.

— Ты не веришь в то, что я смогу?..

Ненавидя кандалы, которые сковывали движение, Уильям всё же поднял руку и коснулся ее бледной, нежной щеки, на которой красовалось пятно от пыли.

— Господи, что с тобой произошло?

Шарлотта задрожала, почувствовав прикосновение его холодных пальцев. Ей с таким отчаянием хотелось вжаться в его ладонь, что она с трудом поборола эту слабость. Боже, а она уже была подумала, что больше никогда не увидит его!

— Мы с Лидией всю ночь искали Роберта.

Он остолбенел.

— Что?

— Леди Хартли знает, где его удерживают.

Значит, он не ошибся, Роберт тоже пострадал во всей этой проклятой шпионской игре. Только без присутствия Роберта могли повесить его, Уильяма, но, судя по тому, что Шарлотта приехала одна, они никого не нашли.

И хоть, узнав об этом, Уильям должен был разгневаться еще больше, потому что три одинокие женщины пустились в поиски, которые могли стоить им жизни, сейчас у него не было никаких сил отругать Шарлотту, потому что… Он боялся, что ему осталось всего несколько минут, драгоценные минуты, которые он должен был использовать только для того, чтобы излечить ее сердечко, которое сам же разбил еще семь лет назад.

— Шарлотта… — пробормотал он обреченно. — Я не хочу, чтобы ты это видела! Уходи.

Она подошла к нему вплотную. Господи, как он может требовать от нее такое? Как может даже допустить мысль о том, что она может уйти и оставить его?

— Я не уйду отсюда без тебя… — Голос ее вдруг оборвался. — Ты так ничего и не понял?

Он задрожал и прижал палец к ее губам. И не смог сдержаться. Уильям так долго носил это в себе, пусть и понял это лишь недавно, но у него было так мало времени, что он не мог потерять последнюю возможность.

— Я люблю тебя, — простонал он то, что мучило его все это время. Когда Уильям увидел, как округлились ее глаза, он понял, что Шарлотта не только потрясена, но и… возможно не верила в то, что он способен на это. Что она заслуживает этой любви. Он прижал дрожащие пальцы к ее щеке, смахнув еще пару слёз. — Шарлотта, ты единственная женщина в моей жизни, которая заставила меня ощутить настоящую любовь. Я люблю тебя от макушки головы до маленьких пальчиков ног. Я люблю твой непокорный дух, люблю твою смелость, с которой ты можешь бросить вызов не только мне, но и всему миру. Люблю твое благородное, щедрое, нежно сердце. — Увидев, как слезинка снова скатывается по щеке, Уильям поймал влагу и глухо добавил: — Прости, что не сказал об этом раньше, но я боялся, что я сам, как и моя любовь, будет тебе не нужны.

В какой-то степени она догадывалась о том, что его чувства могли быть к ней сильны, но услышать слова, которые она не надеялась услышать никогда, надеялась услышать больше семи лет… казались настоящим чудом. Тем более, когда он произнёс их, глядя ей прямо в глаза, как будто пытался вложить каждую произнесенную букву ей в сердце так, чтобы она никогда не потеряла их.

У нее так сильно перехватило в горле, что Шарлотта едва не разрыдалась.

— Ты… ты любишь меня? — потрясенно пробормотала она, боясь пошевелиться и разрушить самый сладкий сон в своей жизни.

Но во сне он не мог быть таким побитым.

Уильям стоял перед ней и был… до предела настоящим.

— Люблю всем сердцем, которое бьется во мне. Люблю даже больше, чем ты можешь себе представить. Люблю так, что не представляю свою жизнь без тебя.

Шарлотта думала, что ее собственное сердце не способно разрываться так от любви, но сейчас боялась, что именно это и произойдет. Семь лет она стояла и ждала, глядя в его сторону, чтобы он хоть раз посмотрел на нее, семь лет ждала, что он наконец заметит ее, семь лет мечтала услышать слова, которые казались ей несбыточной мечтой, но это… Боже правый, он любил ее? Сказал, что любит… Уильям, ее Уильям любил ее? И не просто любил.

— Так ты поэтому не сказал им, где был прошлой ночью, и собирался позволить им повесить себя, лишь бы… защитить меня?

Он снова привалился к ней своим лбом и закрыл глаза.

— Это была самая лучшая ночь в моей жизни. Я не хотел омрачать ее ничем, хотел, чтобы ты вспоминала о ней, как о миге, когда я хотел прикасаться тебя, любить тебя, только тебя одну. Всегда. Я бы не стал подвергать тебя опасности, что бы ни произошло, потому что не допущу, чтобы из-за меня тебя коснулось хоть малейшая тень позора. Я больше не хочу, чтобы ты сожалела о том, что я есть в твоей жизни.

Она мочала слишком долго, и когда Уильям снов взглянул на нее, он столкнулся с потрясенным взглядом темно-серых глаз.

— Я никогда не жалела о том, что ты есть в моей жизни, — промолвила она, умирая от любви к нему. И, увидев в глубинах его пылающих бархатистых карих глаз ту силу, которую видела в них той ночью, когда побоялась дать этому название, Шарлотта потрясенно покачала головой, едва живая от сознания того, что это правда. — Господи, Уильям, ты действительно меня любишь!

Уильям вдруг улыбнулся, превозмогая боль во всем лице. Всё это время, что он пытался завоевать ее и боролся с силой, которая стояла между ними, Уильям думал, что никогда не сможет преодолеть ее, но… Но теперь мог, потому что благодаря Шарлотте в нем самом появилась сила, с которой он мог бороться с целым миром. Чтобы отвоевать ее и самое храброе сердце, которое должно было достаться ему.

И она поверила ему, поверила в любовь, которую он хотел дать ей. Господи!

— Люблю, Шарлотта, до смерти, до потери пульса. Люблю и ничего с этим поделать не могу.

Что ж, если она дождалась этого дня, Шарлотта собиралась сделать всё возможное, чтобы внезапно обретенное счастье осталось с ней, с ними навсегда.

Сделав глубокий вдох, она вытерла щеки, а потом взяла его за руку и вместе с ним повернулась к виконту Хаксбриджу.

— Милорд, со всей ответственностью заявляю, что в ночь убийства министра…

Уильям напрягся.

— Шарлотта!

— … лорд Холбрук был со мной!

Понимая, что бесполезно, Уильям сам посмотрел на Хаксбриджа.

— Мы помолвлены!

Виконт изумленно смотрел на него.

— И где объявление?

— Мы еще не успели послать его в газеты.

Шарлотта с воинственным видом шагнула вперед, не выпуская его руку ни на одно мгновение.

— И если вы не поверите мне, дочери министра иностранных дел Британии, если вы повесите невинного человека, предлагаю вам сейчас же собрать вещи и покинуть страну, потому что мой отец, как и лорд Колфрид, всё это время занимавшийся делом мистера Леклера, так же как и я сама будем преследовать вас до конца ваших дней, пока не найдем и сами вас не повесим. Лорд Холбрук ни в чем не виноват. Побойтесь Бога, он же спасает вашу страну, пока вы греете ваши задницы у камина!

Уильям пару секунд не мог дышать, а потом подошел к ней и потрясенно пробормотал ей в ухо:

— Я говорил тебе, какая ты божественная?

— А я говорила тебе, какой ты невыносимый? — произнесла Шарлотта, даже не глядя на него. — Помолчи, я тебе жизнь спасаю! — Она снова встретила уже не такой решительный взгляд виконта. — Ну так что, милорд? Что мне сделать, чтобы вы поверили моим словам?

Сейчас было важно спасти его, спасти любой ценой от этих глупцов, которые действительно собирались повесить Уильяма!

Хаксбридж достал из кармана платок и снова промокнул влажный лоб.

— Кажется… появились некоторые обстоятельства, которые мы должны тщательно расследовать.

— Отпустить! — крикнул кто-то в толпе.

— Отпустить лорда Холбрука и это милую леди!

— Пов-весить! — хмыкнул пьяный голос, но кто-то быстро его заткнул.

— Замолчи!

— Никаких дополнительных расследований! — решительно заявила Шарлотта, сжав в кулак свободную руку. — Вы отпустите его сейчас же, иначе я!..

— Вы отпустите его сейчас же! — раздался гневный голос Роберта.

Повернув голову, Уильям увидел, как тот выходит из своей кареты, которая резко остановилась на маленькой площади. Выглядел он неважно. Избитый, весь в синяках, в пыли и грязи, он держался за грудь одной рукой, будто придерживал сломанное ребро, а другую поддерживала Лидия, которая помогла ему выбраться наружу. Тяжело ступая, она под руку с мужем двинулась к помосту. Толпа расступилась. Лорд Хаксбридж вспотел еще заметнее.

— Лорд Колфрид!

Поднявшись на помост, Роберт брезгливо посмотрел на Хаксбриджа.

— Милорд, вы идиот! Как вам в голову пришло вешать моего шурина? Вы же знали, что я привлек его к поискам Леклера.

Виконт вдруг попятился.

— Но бумаги… Мы нашли их в доме у лорда Холбрука. Там значилось его имя.

Роберт скрипнул зубами.

— Любой зрячий смог бы определить, что их подделали.

Шарлотта вдруг ощутила такой гнев, что даже выпустила руку Уильяма. И шагнула к виконту.

— Вы что, знали, что Холбрук занимается поисками настоящего шпиона, и все равно собирались повесить его?

Виконт застыл у самого края помоста, побледнев, как полотно.

— Но свидетельства… И лорд Холбрук не хотел говорить, где был в ту ночь…

Никогда прежде Шарлотта не ощущала такую всепоглощающую ярость, как в это самое мгновение. И недолго думая, она бросила вперед руку, прицелившись кулаком, и ударила виконта в глаз с такой силой, что он покачнулся и, не выдержав тяжесть собственного тела, свалился вниз на грязную влажную землю. Толпа радостно вскрикнула и зааплодировала.

Потрясенный до глубины души, Уильям быстро повернулся к надзирателю и гневно велел, протянув вперед руки:

— Снимай!

Тот быстро снял с его рук и ног кандалы, и только тогда Уильям подошел к Шарлотте, которую приветствовала толпа.

Он обнял ее за талию, развернул к себе и прижал наконец к своей груди, где все было пусто и невыносимо одиноко без нее.

— Ты самая потрясающая женщина на всем белом свете, ты знаешь об этом?

Она вдруг замерла, с ужасом посмотрела на все синяки, которыми было покрыто его красивое лицо, и, сокрушенно покачав голову, осторожно взяла его лицо в свои дрожащие, теплые руки.

— Боже правый, что они с тобой сделали?..

Уильям не обратил внимание на ее слова, опустил голову и крепко, безапелляционно, жадно и властно поцеловал ее. Прямо перед всеми. Толпа снова загудела, вверх полетели шляпки. Выглянуло даже солнце, осветив счастливы лица.

Шарлотта вся обмякла и привалилась к нему, чувствуя себя совершенно без сил после борьбы, которую… выиграла. Господи, она смогла отвоевать у жизни Уильяма!

— Уильям, — пробормотала она, собираясь вернуть поцелуй, но думала, как сделать это так, чтобы не задеть рану на его губы, только Уильям медленно отпустил ее.

Чтобы встать перед ней на колени.

Шарлотта ахнула, как и собравшаяся толпа, как и Роберт с Лидией, которая со слезами смотрела на брата.

Подавив стон боли, Уильям все же заставил себя встать на одно колено, которое болело меньше всего. И снова заглянул в глаза женщины, которую обожал до безумия.

— Шарлотта Уинслоу, ты бегала от моего предложения слишком долго. Скажи, что согласна стать моей женой, иначе я не отпущу тебя отсюда никуда, пока ты не согласишься.

Шарлотта смотрела на его разбитое лицо, на синяки и царапины, на грязную одежду, взлохмаченные волосы, и думала о том, что невозможно любить его больше, но именно сейчас любила его гораздо больше, чем могла себе даже представить.

Ноги ее задрожали, и она сама опустилась перед ним. Не видя и не слыша никого, она снова взяла его лицо в свои ладони. Пальцы ее невольно прошлись по поросли на его щеках.

— Уильям…

Глаза его потемнели.

— Скажи, что ты станешь моей, Шарлотта, иначе в моем спасении, вообще в моей жизни не будет никакого смысла. Я не смогу жить, если в моей жизни не будет тебя.

Она не заметила, как слезинка снова скатилась по щеке. Могла ли она даже мечтать о том, что когда-нибудь услышит эти слова из его уст, обращенные к ней? У нее перехватывало в горле, но Шарлотта потянулась к нему.

— Я соглашусь, если ты пообещаешь, что больше никогда не втянешь себя в такое дело, где тебя могут снова вот так избить. Иначе я привяжу тебя к ножке кровати и до конца твоих дней не выпущу из дома.

Уильям едва мог дышать от счастья, которое обрушилось на него.

— Господи, сердце моё, надеюсь, это обещание?

— Это угроза, любовь моя, и ты последуешь моему совету, если хочешь остаться цел и со мной.

Уильям замер.

— Так ты согласна?

Она улыбнулась ему.

— Однажды ты попросил выбрать тебя, так и не узнав, что я давно уже сделала это. — Шарлотта погладила его по щеке, задев пальцем легкую поросль волос. — Я выбрала тебя семь лет назад. Как я могу отказать тебе сейчас?

Никогда прежде ни одно признание не разило его с такой силой, как ее слова, поразив его до глубины души. Уильям был уверен, что никогда не оправится от них. И не хотел. Теперь он хотел другое, хотел подарить ей все радости жизни, которые сделают ее счастливой, чтобы она никогда не пожалела о своем выборе.

— Я буду делать всё возможное, чтобы ты никогда не сожалела об этом, — пообещал он то, что действительно собирался исполнить до конца их дней.

И поцеловал ее. Поцеловал улыбку женщины, которая будет принадлежать ему до конца его дней.

Подумать только, еще совсем недавно его едва не повесили, а сейчас он ощущал себя самым счастливым и свободным из людей. И смог заставить Шарлотту поверить в то, чем теперь дышало его сердце.

Сжав ее за талию, Уильям притянул ее к себе и еще раз поцеловал. Крепко. Властно. Так, чтобы дать понять ей, что она действительно принадлежит ему. До конца жизни.

— Боже правый, Шарлотта! Ты теперь моя! — пробормотал Уильям, начиная дрожать. От счастья. От боли. От усталости. От ее близости.

На плечо ему опустилась мягкая рука.

— Мой дорогой братец, я думаю, что ты вполне способен продолжить это в другом месте, так что сейчас нам всем лучше вернуться домой.

Уильям отстранился от Шарлотты, но не выпустил ее из своих объятий. Глаза ее горели счастьем так же, как и его сердце.

— Мы не будем топить ее, правда?

Шарлотта улыбнулась ему в ответ и погладила его по щеке, задев бакенбард.

— Только не сегодня!

Над толпой пронеся счастливый смех человека, который получил от жизни больше, чем подозревал.

Но не всё.

Глава 26

Уильям просил, даже настаивал на том, чтобы его отвезли к нему домой, но он был один против трёх решительно настроенных людей, поэтому потерпел полное фиаско. Но не такое уж и полное, потому что Шарлотта не только согласилась стать его женой.

Она сидела рядом с ним и держала его руку в своей до тех пор, пока они не добрались до особняка Роберта.

Как бы Уильям ни был удивлен этому, но доктор Лидии, которая сумела предугадать даже это, уже ждал их в прихожей. Серьезный и степенный муж науки, взглянув на Уильяма и Роберта, решил заняться сперва самым побиты, как он выразился, глядя на Уильяма, затем и наименее пострадавшим, коим обозначил Роберта.

Теперь, когда всё страшное и неминуемое осталось позади, а шум толпы стих, Уильям наконец ощутил каждую ноющую кость в своем теле, каждый синяк, который оставили на нем во время пребывания за решеткой. Он едва мог пошевелиться из-за боли, которая вспыхивала в груди от малейшего движения. Лицо пульсировало, запястья ныли, ноги едва ходили. Он не ел и не пил со вчерашнего утра и кажется ослаб настолько, что не мог добраться до комнаты, которую отвела в его распоряжении сестра.

Зато Шарлотта стояла рядом с ним и помогала тогда, когда он уже не мог ходить.

Тронутый до глубины души, Уильям смотрел на нее и чувствовал себя стариком. Теперь, когда за дверью остались все невзгоды, а рядом стояла женщина, которая собиралась остаться в его жизни навсегда, ему вдруг стало… больно от сознания того, какую пустую, неправедную и, возможно, эгоистичную жизнь он вёл. Сегодня, столкнувшись лицом к лицу со смертью, он на самом деле осознал, какой никчемной были последние годы его жизни. Скатываясь вниз по наклонной, чтобы заглушить боль в сердце, он творил столько глупостей, что потерял доверие отца, который пытался лишь открыть ему глаза на правду. Правда, которую Уильям позволил уничтожить его. И едва он сам не уничтожил свою жизнь.

— Тебе не нужно оставаться рядом со мной, — произнес он, войдя вместе с Шарлоттой в большую обставленную золотисто-синей мебелью комнату, залитую солнечными лучами.

Он был таким грязным и вонючим, что мог испугать даже черта.

Но не Шарлотту.

Она посмотрела на него так, будто он сошел с ума, затем медленно подвела к кровати и помогла ему присесть. Уильям не смог сдержать стона боли и облегчения, когда ощутил блаженную мягкость матраса и затих. У него болели даже ребра.

— Все ребра целы, — заключил доктор, тщательно осмотрев его. — Как и все остальные кости. Но вам сильно досталось.

Уильям поморщился.

— Там не церемонятся с предателями.

Шарлотта сжала его руку, стоя рядом возле кровати.

— Не говори так! Никакой ты не предатель!

Прежде, чем доктор обработает его раны, Уильям хотел умыться, но Лидия, предугадав его мысли, уже послала в комнату горячую воду. С трудом, но с радостью умывшись и надев чистую одежду, которую послала ему сестра из вещей Роберта, Уильям почувствовал себя гораздо лучше.

Уильям медленно направлялся к кровати, когда в комнату вошла Лидия. Увидев его, Лидия вдруг расплакалась и, не обращая внимания ни на кого, тем более на стоны Уильяма, она бросилась ему на шею и крепко обняла его, едва не сбив его с кровати, на которой он присел.

— Уилл… — бормотала она, не переставая плакать.

После ванны, которая смягчила его раны, Уильям мог двигаться немного лучше. Но даже если бы не это, он обнял сестру в ответ, почувствовав, как та дрожит.

— Всё хорошо… не плачь…

— Я чуть было не потеряла тебя. — Она всхлипнула. — После отца… я бы этого не вынесла.

Грудь его стиснула так сильно, что Уильям закрыл глаза.

— Не говори так. Ты меня не потеряешь. И отец… — Его голос вдруг затих. — Он бы…

Он был бы счастлив избавиться от такого паршивого и позорного сына, как он.

Лидия так резко подняла голову, что едва не стукнула его по носу головой.

— Что?

Уильям застыл.

— Я что, произнес свои мысли вслух?

Лидия смотрела на него так, будто он произнес богохульные вещи.

— Отец желал избавиться от тебя? — Глаза ее снова наполнились слезами. Она вдруг стала серьезной и покачала головой. — Господи, ты что, думаешь отец… стыдился тебя?

Уильям даже побледнел, не желая говорить об этом. Тем более сейчас.

— Лидия… — и снова его голос сорвался, выдав всё отчаяние и сокрушительное чувство вины, которое он испытывал всякий раз, когда вспоминал отца.

— Отец пытался уберечь тебя, а потом… — Она осторожно коснулась его подбородка и заставила посмотреть на себя. — Он всегда винил себя за то, что разбил тебе сердце, и не знал, как искупить свою вину.

Уильям уставился на Лидию так, будто видел ее впервые.

— Он… Что?

Лидия с болью покачала головой.

— Он желал тебе только счастья. Ты был и оставался его первенцем. Он всегда гордился тобой. И жалел только о том, что не смог дать тебе того счастья, которое ты заслуживал.

Уильям не мог дышать, боясь, что сердце его сейчас лопнет в груди.

— Ты не понимаешь. Я же… Я же проклял его за то, что он сделал. И он…

Лидия потрясенно замерла.

— Господи, Уилл, ты что, решил, что он умер из-за тебя? — Она изумленно округлила глаза. — Ты хоть помнишь, что в тот год сильнейшая простуда подкосила нас всех? Мог умереть любой из нас, и все дело не в том, что кто-то кому-то что-то пожелал в сердцах. Никто из нас не проживет дольше, чем нам отмерено. А отец… Он всегда любил тебя. Гордился тобой. И винил себя за то, что ты перестал надеяться и верить в любовь. Он корил себя за то, что из-за него ты стал разрушать свою жизнь. Но никогда не переставал любить тебя. И хоть в последний день тебя не было с нами, он произнес твое имя перед тем, как закрыть глаза. Попросил сказать тебе, как ему жаль всё то, что он сделал тебе. Уилл, он любил тебя до последнего вздоха.

Уильям сидел, оцепенев, поэтому не заметил, как Лидия быстро поцеловала его в небольшой нетронутый синяками участок на его щеке, затем подошла к Шарлотте, которая всё это время стояла рядом с кроватью, встревожено наблюдая за братом и сестрой, и так же порывисто обняла ее.

— Спасибо, — шепнула Лидия. — Спасибо, что спасла его. Что собираешься спасать его до конца жизни.

Шарлотта сглотнула и с трудом отстранилась от Лидии.

— Не нужно благодарить меня за это.

Улыбнувшись в последний раз, Лидия покинула комнату, тихо прикрыв дверь.

Уильям не заметил, как к нему подошла Шарлотта, коснулась своими мягкими пальцами его волос и незаметно сжала его дрожащую руку.

— Уильям… — прошептала она мягко.

Уильям задрожал, а потом ощутил такую острую боль, что едва не задохнулся. Боже правый, оказывается, отец… любил его! Уильям закрыл глаза. Оказывается, боль может быть не только плохим советчиком, но и врагом. Боль затуманила ему сознание настолько, что он предпочел поругаться с отцом. Горячая пора молодости сыграла с ним злую шутку, и хоть тогда отец сыграл во всем роковую роль, Уильям мог бы быть… менее жестоким и более рассудительным…

— Не суди себя так строго, — послышался голос Шарлотты, которая прижала его голову к себе и стала гладила его по волосам, пропуская между пальцами его темные пряди. — Когда нам больно, мы перестаем соображать, перестаем здраво мыслить. Необходимо время, чтобы побороть боль, а потом начать видеть ситуацию такой, какая она есть. Твой отец мог бы иначе объяснить тебе ту ситуацию, а мог просто закрыть на всё это глаза и позволить тебе совершить самую ужасную ошибку в твоей жизни. Тогда не только ты бы разрушил свою жизнь, но и он бы стал причастен к этому. Не суди его и не суди себя. Не нам решать, кто умрет, а кто остается. Это решает Бог. Не из-за тебя умер твой отец, не ты приговорил его на смерть. И он не ненавидел тебя. И ты, я уверена, никогда по-настоящему не испытывал ненависти к нему. Отпусти свою боль, которая мешала все это время тебе жить. Ведь в нашей власти сохранить добрые воспоминания и передать их другим поколениям, потому что только так человек остается в нашей памяти навсегда.

Стараясь дышать, Уильям медленно поднял голову и изумленно посмотрел на Шарлотту.

— Ты знаешь?

Глаза ее с непостижимой нежностью смотрели на него.

— Да.

Лидия. Несомненно, это она рассказал о том, что произошло одиннадцать лет назад, но сейчас не это поразило Уильяма.

Еще до своего ареста он думал, что навсегда потерял Шарлотту, думал, что лишил себя возможности не только заслужить ее любовь, но и право претендовать на нее. И не смотря ни на что, она пришла, отвоевала его у всего мира, а сейчас стояла рядом с ним так, будто никогда не собиралась оставлять его одного.

Еще совсем недавно он думал, что ничего этого не достоин, потому что стал причиной смерти отца, а теперь… Оказывается, отец считал себя виноватым во всем, что произошло. Если бы не эта сводящая с ума боль предательства и разбитого сердца, которая не позволила ему поговорить с отцом… Если бы не всё это, Уильям никогда бы не оказался там, где он стоял, вернее, сидел, сегодня. Рядом с той, кто не только спасла ему жизнь, спасла дважды, если не больше. Она даровала ему покой и всё то, чего он никогда не надеялся обрести в этом мире.

Она поверила ему тогда, когда он уже сам не верил в себя.

Сглотнув, Уильям поднял больную руку и коснулся ее нежной щеки.

— Ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю? Люблю так, как не любил никого. Даже ее.

Шарлотта вздрогнула, глаза ее повлажнели. Она поняла, о ком он говорил. Поняла, что именно он хотел сказать. Господи, неужели его сердце могло так всецело принадлежать ей? И неужели, он наконец поверил в то, что ни в чем не виноват? Ее душило так много чувств, что она не знала, как заговорить.

— Уильям…

Им не позволили продолжить.

В комнату стремительно вошёл доктор, чтобы заняться, наконец, его ранами. И принялся за дело с дотошной тщательностью, обработал все старые и новые раны, перевязал запястья и щиколотки, правое плечо и ножевой порез, который слава Богу стал заживать.

Убедившись, что всё сделано как следует, Шарлотта накормила его горячим супом, на этот раз заставила его выпит лекарство, которое дал им доктор, и… И снова, как верный стражник, уселась рядом с ним на матрасе и сплела свои пальцы с его с таким видим, будто не собиралась никуда уходить. И смотрела на него так, что переворачивалось сердце.

Умытый, накормленный, одетый в чистую одежду, расслабленный и лежа на чем-то мягком и чистом, Уильям ощутил, как сокрушительная слабость овладевает им.

Но не мог позволить этому случиться, пока… Пока не услышит самое главное. Не скажет то, что она должна была узнать. То, что он еще хотел сказать ей.

Когда слуги и доктор вышли и прикрыли дверь, Уильям заглянул в обожаемые темно-серые глаза. И почувствовал, как нечто сильное давит на сердце.

— Скажи мне, я действительно такой невыносимый? — вдруг спросил он, став серьезным.

У Шарлотты сердце сжималось всякий раз, когда она смотрела на его побитое лицо, но ее утешило одно то, что она смогла позаботиться о нем. После ванны, которую он принял, пока она ходила за едой, после того, как доктор позаботился о каждой царапине на его теле, переодетый и уже спокойный, он стал выглядеть намного лучше. И даже после разговора с сестрой, казалось, что ему должно было стать лучше. Но его бледность, которую не могла скрыть даже проступившая на его лице темная щетина, которая сливалась с бакенбардами, так и не прошла, потому что его снова что-то мучило.

Она думала, что он сейчас уснет. Глаза его слипались, но… его вопрос удивил ее.

— О чем ты? — тихо спросила Шарлотта, склонившись к нему и отводя назад прядь темно-каштановых волос, не в состоянии подавить потребность касаться его. Чтобы убедиться в том, что он не снится ей. Что он действительно цел и невредим. И что он с ней.

И что наконец поверил в то, что демонов прошлого нужно отпустить.

Уильям поймал ее руку и прижал к своим губам.

— Я совершал столько необдуманных, непростительных поступков, что ты должна была ненавидеть меня, а не… желать спасать.

Она прижала палец к его губам, чтобы удержать поток возмутительных слов.

— Во мне никогда не было ненависти к тебе. — Она вдруг вздохнула и опустила голову. — Признаться…

Уильям незаметно обнял ее за плечи и притянул к себе, к своей груди, где все еще было пусто без нее. Пока он умывался, она тоже умылась и переоделась и выглядела уже не такой несчастной, как тогда, когда появилась на площади. Но все равно была такой же уставшей, как и он сам, потому что не спала всю ночь, разыскивая по всему Лондону пропавшего Роберта. Роберт, с которым слава Богу всё было хорошо.

— В чем ты хочешь признаться? — спросил Уильям, заглянув ей в глаза.

Но Шарлотта снова опустила ресницы, скрывая от него свой взгляд. И почему-то задрожала, когда заговорила.

— Признаюсь, да, бывали мгновения, когда я думала, что ненавижу тебя, но это… Это было так несправедливо. Это было так давно. — Горло ее перехватило от давних воспоминаний, и Шарлотта вдруг испытала желание высказаться. Чтобы он наконец понял, узнал… — Это действительно было несправедливо, ведь ты… Тогда ты ничего не знал обо мне.

— Когда не знал? Ты же была подругой моей сестры, и я, пусть и не часто, но видел тебя. Пусть не так хорошо, но знал тебя.

Она покачала головой и вдруг покраснела.

— Ты подумаешь, что я глупая и…

Пораженный, он прижал палец к ее губам.

— Сердце моё, я считаю тебя кем угодно, но только не глупой.

На этот раз Шарлотта рискнула поднять на него глаза. И внезапно обнаружила, что почти лежит на его груди, а он обнимает ее. Он был так близко, что у нее затрепыхалось сердце, а потом сжалось от оглушительной любви в нему. Господи, она едва не потеряла его! Едва не лишилась того, что придавало смысл всей ее пустой жизни. Она любила его бесконечно. За то, что он сейчас обнимал ее, смотрел так, как она даже не могла мечтать. За всё то, что он сделал, за то, что вылечил ее сердце, едва не подставив под удар своё собственное. Сильное, благородное сердце, которое он вручил ей сегодня утром перед многочисленной толпой.

Протянув руку она снова погладила его по щеке, стараясь не задеть его раны.

— Я влюбилась в тебя в тот самый момент, когда увидела. — Шарлотта почувствовала, как он вздрогнул, а потом увидела, как потемнели его карие, самые обожаемые глаза. — Когда я тебя увидела, мне показалось, что земля разверзлась, и я падаю, но я не падала. Мне показалось…

Уильям сглотнул, замерев от потрясения.

— Что небеса рушатся на тебя, но ты не погибаешь, а становишься еще сильнее.

Она изумленно застыла.

— Откуда ты знаешь?

Уильям едва мог дышать, пораженный тем, как сокрушительно подействовали на него ее слова. Слова, которые он боялся никогда не услышать.

— Я сам испытал это в Эджуорт-парке, когда мы гуляли возле озера в день вашего приезда. И еще отчетливее и сильнее на пикнике. Тогда я посмотрел на тебя и понял, что все те невероятные чувства, которые ты вызывала во мне всё это время, и есть любовь. Я понял это слишком поздно, потому что… никогда ни к кому не испытывал ничего подобного.

И хоть он уже говорил ей слова любви, слушать их снова было…У нее было такое ощущение, будто ей вручили величайшее сокровище мира. Семь лет Шарлотта думала и боялась, что никогда не услышит этого, а теперь…

«Ни к кому…» — эти слова поражали больше всего, потому что она даже не думала, что он заговорит об этом. О том, что едва не разрушило его. То, что ей всё же удалось спасти и исцелить. До этого мгновения она даже не представляла, как ей было важно завладеть всем его сердцем.

Пытаясь дышать, Шарлотта теснее прижалась к нему, подняв ноги и полностью улегшись на кровать рядом с ним.

— Я вызывала в тебе невероятные чувства?

Уильям медленно улыбнулся, отчаянно прогоняя позывы сна, которые наваливались на него вместе со слабостью. Проклятое лекарство. Ему не следовало его пить!

— Постоянно, — шепнул он, заправив ей за ушко прядь темно-золотистых волос. — С той ночи, как ты отвезла меня к себе домой, помогла, а потом поцеловала… Я не мог перестать думать о тебе. В какой-то момент решил, что ты мне снишься, но потом понял, что это произошло на самом деле. И твой поцелуй…

— Мой поцелуй? — завороженно повторила Шарлотта, ощущая себя так, как будто ей действительно открывали величайшие сокровища мира.

О да, теперь он мог говорить об этом, мог признаваться в том, что она должна была знать.

Благоговея перед ней, Уильям снова погладил ее по щеке.

— Знаешь, почему в ту ночь я поцеловал тебя?

Шарлотта как завороженная смотрела на него, не в силах дышать. Не в силах поверить в то, что ее поцелуи имели над ним такую власть. Не веря в то, что наконец услышит ответ на самый невозможный вопрос.

— Почему?

— Тогда мне было так плохо, что я думал, что… умру. А твои губы казались мне такими совершенными, что я не мог умереть, не поцеловав тебя, губы, которые меня заворожили. Губы девушки, которая спасла мне жизнь и ничего не попросила взамен.

У нее запершило в горле.

— Уильям…

Он осторожно прижал палец к ее губам.

— Когда ты поцеловала меня в ту ночь, вернее, ответила на мой поцелуй, я… Я никогда в жизни не ощущал такого чистого, такого искреннего и нежного поцелуя. Поцелуй, который собирался оставить в своей жизни навсегда.

Шарлотта боялась дышать, потрясенная тем, что тот поцелуй подействовал на него почти так же сокрушительно, как и на нее.

— Уильям… — пробормотала она, вся дрожа.

Но и тогда Уильям помешал ей заговорить, проведя пальцем по ее щеке.

— Да, сердце моё, за всю свою никчемную жизнь я перецеловал много женщин и не горжусь этим, но именно это позволило мне найти из тысячи поцелуев один единственный, который я снова хотел, когда спустя десять дней пришел к тебе домой.

Она была поражена до глубины души.

— Ты пришел только потому, что снова хотел поцеловать меня?

Уильям улыбнулся, пытаясь держать глаза открытыми.

— Хотел? — Он ухмыльнулся, ощутив боль в щеке. — Я умирал от желания поцеловать тебе, потому что думал, что просто выдумал твои губы и их сладость. Я должен был убедиться, что это всё произошло со мной на самом деле, что я не выдумал тебя. Я хотел тебя от кончика волос до пальцев ног. Тогда ты так много говорила, кажется, хотела предложить мне какие-то бисквиты, но я не мог думать ни о чем, кроме как поскорее обнять тебя. И когда я поцеловал тебя, а ты снова ответила мне, ответила со всей своей трогательной нежностью, с которой касалась меня всегда, я понял, что больше не хочу ни чьих губ, кроме твоих. И хочу, чтобы ты всегда отвечала мне так. У меня душа переворачивалась от того, что ты не могла остановить меня и целовала так, что у меня подгибались колени.

Шарлотта потрясенно покачала головой. Даже во сне ей не приснилось бы такое. Когда она сгорала от сомнений и страха, он приходил, потому что… нуждался в ней?

— Боже мой…

Он медленно кивнул, будто прочитал ее мысли.

— Поэтому я заявил, что хочу жениться на тебе. Я хотел этого. Шарлотта, я хотел этого с того мгновения, как сказал об этом. Я не лукавил, не играл, и даже честь тут была ни при чём. Я не мог упустить тебя, должен был заполучить даже, когда этот Хамфри ошивался рядом с тобой.

Всё еще пораженная услышанным, Шарлотта сделала собственное признание.

— Я отказала ему.

На этот раз потрясенно застыл Уильям.

— Что?

— Он сделал мне предложение на том балу, когда я выпила несколько бокалов шампанского, но я отказала ему. — Она вдруг застонала, уронила голову ему на грудь и застыла, вдыхая его до боли знакомый запах. — Уильям, я отказывала другим целых семь лет, потому что… — Она снова заглянула ему в глаза. — Я любила тебя, любила всегда, днем и ночью, во сне и наяву. Я любила тебя даже тогда, когда ты не смотрел в мою сторону, не знал о моем существовании. Любить тебя было непросто, но я не смогла перестать делать это, даже когда поняла, что это бесполезно, и что наши дороги никогда не пересекутся.

Потрясение было столь велико, что Уильям не мог пошевелиться. Он даже не думал, что сердце может переворачиваться и наполняться еще большей любовью, но сейчас с ним происходило именно это.

— Поэтому в ту ночь ты ушла тогда с бала, когда я увел оттуда леди Хартли?

Ее глаза потемнели, пытаясь скрыть давнюю рану, которую ему предстояло излечить.

— Я столько раз видела, как ты это делаешь, что…

Он покачал головой и в который раз прижал палец к ее губам.

— Я даже не знал, что своими поступками разбиваю тебе сердце, — с сокрушительной мукой признался он, старясь дышать. Глаза уже не на шутку слипались, но он пытался сдержаться из последних сил. — Я… я так виноват перед тобой…

— Откуда ты мог это знать? Ты ведь мне ничего не обещал.

Он снова погладил ее по щеке.

— Я до конца жизни буду благодарен тебе за то, что ты сделала для меня в ту ночь. Не только не позволила истечь кровью. Ты подарила мне поцелуй, который изменил мою жизнь. Изменил меня. После него я бы не смог коснуться ни чьих губ, кроме твоих. — Он заглянул ей в глаза. — Ни одна женщина до тебя не имела для меня хоть какого-то значения. Я даже не думал, что способен на такие сильные чувства, пока в моей жизни не появилась ты. Не появилась по-настоящему. Мне нужны твои губы, Шарлотта, мне нужен твой запах, нужна твоя кожа. Поэтому я пришел к тебе после выздоровления. Поэтому я приходил к тебе снова и снова, и сходил с ума от того, что вокруг тебя ошивались другие, и что ты можешь выбрать их, а не меня. Я так боялся потерять тебя, что начинал терять голову. Чем больше я целовал тебя, тем больше ты отдалялась от меня. Это сводило меня с ума, потому что ты была единственной женщиной, которую я не мог понять. Хотя теперь я понимаю, что так ты пыталась уберечь от новой боли свое бедное сердце. Я не мог отпустить тебя, но и не представлял, как завоевать тебя, сделать своей. Только, оказывается, мне нужно было просто…

— Что?

Он притянул ее к себе и, наконец, поцеловал в губы. Нежно, так упоительно, что у нее защемило сердце. Его слова переворачивали ей душу, но Шарлотта прильнула к нему и опустила руку на его мерно поднимающуюся и опадающую, сильную грудь.

— Я должен был просто отдать тебе свое собственное сердце, чтобы ты больше не боялась меня. Чтобы наконец понял, как дорога мне, как сильно нужна.

Он даже понятия не имел о том, что делали с ней его слова.

— Уильям… — прошептала она глухо.

— Я собирался прийти к тебе домой на следующий день после возвращения в Лондон, но…

Подавшись вперед, Шарлотта сама поцеловала его в ответ, теряя себя в его тепле. Подумать только, а она боялась, что больше никогда не увидит его. Думала, что та ночь может стать переломным для нее, ведь прежде…

— Собирался прийти?

— Да, — пробормотал Уильям, подарив ей еще один поцелуй, такой нежный, что она едва не растаяла. — Хотел выкрасть тебя и отвезти в Гретна-Грин, если ты не согласишься стать моей женой после всего, что мы разделили друг с другом.

Шарлотта изумленно уставилась на него.

— Что?

Уильям вздохнул.

— Я бы не смог отпустить тебя, если бы ты снова отказала мне. У меня было столько планов, но… Эта чертова петлял, в которую меня едва не засунули из-за моей ошибки, когда я отпустил Леклера!

Шарлотта содрогнулась от ужаса того, что едва не отняло его у нее.

— Не напоминай, — пробормотала она, тяжело дыша. — У меня волосы встают дыбом всякий раз, когда я вспоминаю, в каком виде я нашла тебя сегодня утром.

Уильям погладил ее по мягким волосам, и снова стал покрывать ее губы мелкими, дурманящими поцелуями, отвлекая, сбивая, увлекая и завораживая…

— Ты была великолепна сегодня утром, сердце моё! Я никогда в жизни не забуду этот момент. Запомню таким невероятным именно благодаря тебя.

Она отстранилась от него и заглянула ему в глаза. Сердце ее ныло и болело за него.

— Я люблю тебя Уильям, — прошептала она с такой болью, что у него перехватило в горле. — Люблю так сильно, что не представляю, как жила все эти семь лет и не сошла с ума. Семь лет я хотела и понимала, что не смогу сказать тебе эти слова. Семь лет я пыталась уберечь свое сердце от того, чтобы оно не разбилось.

Глаза его потемнели, Уильям стал серьезным и сокрушенно покачал головой.

— Прости меня…

Шарлотта быстро прижала палец к его губам.

— Не говори так. Моё сердце принадлежит тебе, только тебе с тех пор, как я увидела тебя.

Он сглотнул и крепко обнял ее.

— А моё сердце твоё, на веки вечные.

Она вздохнула и снова шепнула слова, которые теперь не пугали, а освобождали ее от тяжелых оков.

— Я люблю тебя. — Она поцеловала его красивые, немного опухшие от побоев губы. Губы, которые не перестанет желать целовать никогда в жизни. — Я полюбила тебя с тех пор, как увидела…

На этот раз Уильям потянул ее к себе так, что она до предела прижалась к его груди. Продолжая обнимать ее одной рукой, он удобнее устроил ее возле себя на подушках, укрыл ее одеялом и снова посмотрел на это прекрасное, до боли любимое лицо.

— Когда ты впервые увидела меня?

Глаза ее затуманились.

— На балу, куда вы пришли с Лидией после ее представления ко двору.

Он вздохнул, зарывшись пальцами ей в волосы, которые она снова заплела в толстую косу.

— Целую вечность назад.

Шарлотта задрожала и накрыла его руку своей.

— Да, вечность и один день, которые изменили мою жизнь.

Она смотрела на него с такой любовью, что разбивала ему сердце.

— Я люблю тебя, — с отчаянием молвил Уильям, склоняясь к ней. Голова туманилась от счастья, от беспредельной любви и… бесконечного дурмана. Он был свободен не только от оков, но и от горечи прошлого, которая едва не уничтожила его и не помешала ему найти эту удивительную девушку. — Шарлотта, я не должен был пить то проклятое лекарство!

Она встревоженно нахмурилась.

— Почему?

Он вздохнул, притянул ее к себе и снова поцеловал. Медленно, долго, глубоко, вырвав из горла сдавленный стон.

— Потому что хочу целовать тебя.

Она улыбнулась сквозь поцелуи, удобнее устраиваясь рядом с ним.

— Ты и так меня целуешь.

И это было волшебно, потому что она снова чувствовала не только жар его губ, но и тепло его тела, которое, наконец, согрело ее.

Уильям не мог оторваться от ее губ, но чувствовал, как засыпает.

— Хочу целовать тебя дольше, гораздо дольше.

— Для этого у нас будет всяжизнь, — шепнула Шарлотта, ощущая себя такой счастливой, какой не думала ощутить никогда.

Ее сердце трепыхалось, дыхание обрывалось. Она была переполнена не только любовью к нему. Ее заполняла его собственная любовь к ней. И это тоже было волшебно.

— Я хочу делать это сейчас, — упрямо молвил он, перевернув ее на спину.

И тут же застонал.

Шарлотта хоть сама едва сдерживалась, чтобы не уснуть, испытывая невыносимую усталость, еще и потому, что его объятия согрели ее, но смогла оторваться от него и заглянуть в его затуманенные глаза.

— Ты просто невыносим, Уильям! Тебе нужен беречь себя и отдыхать.

У нее на мгновение перехватило дыхание, когда она подумала о том, что едва не потеряла его, если бы опоздала.

Он отвел от ее лица прядь вьющихся волос и сонно уткнулся носом ей в щеку, водя по ее коже своими теплыми губами.

— Спасибо тебе, — пробормотал он, не переставая касаться ее.

Погрузив пальцы ему в волосы, Шарлотта прижала его к своей груди и закрыла глаза.

— За что?

— За то, что любила меня все эти годы и спасла меня своей любовью. Я был безумцем и эгоистом, пока в моей жизни не появилась ты.

У нее запершило в горле.

— Не нужно благодарить меня за это.

Он медленно поднял отяжелевшую голову и словно пьяный посмотрел на нее.

— Хочу сказать, что я не такой уж и испорченный, как ты думала все эти семь лет. Я не всегда возил в личные покои женщин, с которыми уходил с балов. С половиной я расставался, едва выходил из бальной залы. И кроме того. — Увидев, как изумленно расширились ее глаза, и, словно этого было мало, он спешно добавил: — И я стрелялся на трех дуэлях. И не ради тех женщин, с которыми уходил. Первые два были за честь моего отца и моей семьи, а в третий раз я был секундантом, но так как мой товарищ был не в состоянии стрелять, потому что был в стельку пьян, на его месте выступил я.

Шарлотта смотрела на него так, будто у него появилась вторая голова.

— Что?

Уильям моргнул. Черт, он едва не выдал себя.

— Это так, к сведению, чтобы ты знала и не считала меня до конца испорченным.

— Господи, Уильям, — молвила она, прижав руку к его щеке.

Слава Богу, ничего не заподозрила!

Слава Богу, что он нашел ее дневник, и понял, как окончательно излечить раненое им же самим ее большое, благородное, сильное сердечко.

Уильям с облегчением подмигнул. Может судьбе, а может читателю, который сейчас наблюдал за ним, но теперь Шарлотта безраздельно принадлежала ему. Как и он ей.

— Кому ты подмигнул? — с трудом пробормотала Шарлотта, пытаясь сосредоточиться на нем.

Боже правый, у нее была такая теплая ладонь, что он едва не застонал.

Уильям всё же застонал, в последний раз прижался к ее губа и, уткнувшись ей в шею и закрыв глаза, счастливо пробормотал:

— Нашему будущему.

И оба, улыбаясь, мгновенно уснули.

Эпилог

Два месяца спустя, Холбрук-касл, Девоншир, Англия

Когда Уильям проснулся утром, встал с кровати и, надев халат, направился к своему туалетному столику, Шарлотта ахнула и резво присела на постели.

— Постой! Ты… ты не должен это увидеть!

Удивленно остановившись и обернувшись, Уильям взглянул на нее.

— В чем дело? — нахмурился он.

Быстро натянув на себя под простыней свой собственный пеньюар, Шарлотта встала и подошла к нему.

После тех ранений, которые он получил в самый страшный день их общей жизни, к этому моменту все его увечья и синяки слава Богу зажили. Так что он снова стал похож на того притягательного повесу, в которого она влюбилась с первого взгляда. Влюблялась каждый день своего брака, который через три дня после его освобождения они заключили в холле Холбрук-хауса, где собрались только их родные.

И да, они вместе сходили к ее отцу за его благословением. Виконт улыбнулся и благословил их, но сказал, что не припоминает такого побитого жениха, каким был в тот день Уильям, когда синяки стали больше, а правый глаз даже заплыл. Но это нисколько не волновало Шарлотту, вернее, волновало только его самочувствие, хоть ему больше ничего не угрожало, и он шел на поправку. В тот день она была счастлива, как никогда прежде, потому что ее мечта, которую она носила в сердце целых семь лет, исполнилась.

Не зря говорят, что тот, кто долго ждет, тому воздастся.

Шарлотта не могла без смеха вспомнить свою брачную ночь, когда они старались найти на его теле точки, которые бы не болели, пока пытались любить друг друга. Это была самая незабываемая, самая веселая, самая счастливая и полная любви ночь, которая у них когда-либо была. Ночь, которую они еще долго вспоминали, лежа рядом и смеясь над воспоминаниями, из которых стала складываться их новая жизнь.

Шарлотта была счастлива с ним так, как не была никогда и ни с кем.

Проведя брачную ночь в его холостяцком доме, на следующий день они отправились в Холбрук-касл, где могли побыть вдвоем. И до сегодняшнего дня пребывали здесь в тишине и блаженном счастье, не спеша вернуться к реальности.

В отличие от сегодняшнего дня.

Подойдя к туалетному столику мужа, Шарлотта вздохнула и поправила крышку небольшой коробки, которая стояла там.

— Ты не должен был увидеть это сейчас, — почему-то грустно ответила она.

Уильям подошел к ней сзади, обнял и, склонив голову, прижался губами ее шеи.

Она тут же затрепетала и откинулась на его грудь.

— Хорошо, не буду смотреть, если ты сию же минуту не вернешься со мной в постель.

Она покраснела до самых ушей, хоть и была замужем уже два месяца.

— Уильям, мы же встали оттуда только что!

Он обожал видеть, как краснеют кончики ее ушей.

— Мы только что просто проснулись. Разве это причина, чтобы не возвращаться туда?

Как бы она не желала этого, другое дело, не терпящее отлагательства, звало ее.

Закрыв глаза, она подняла руку и зарылась пальцами в его волосы, пока он продолжал ласкать ей шею.

— Я хотела упаковать его…

— Да? — пробормотал он, скользнув руками выше и накрыв едва прикрытую пеньюаром грудь.

Шарлотта шумно вздохнула, когда сладкая волна прокатилась по всему телу.

— И хотела удивить тебя.

Он улыбнулся, сжав ей грудь. И удовлетворенно вздохнул, когда она ахнула, задрожала и теснее прижалась к нему.

— Ты удивляешь меня каждый день, Шарлотта. Пожалей моё бедное сердце.

Она с трудом открыла глаза, высвободилась из его объятий и подошла к столу.

— Хорошо, так и быть. Смотри. — Ее глаза заблестели, когда Шарлотта коснулась крышки квадратной коробки. — Это мой тебе свадебный подарок. Я прошу прощение, но его доставили мне намного позже, чем я планировала.

Глаза его замерцали.

— Я тронут, что ты вообще решила сделать подарок.

Открыв коробку, Уильям даже присвистнул, увидев… потрясающей красоты бритвенный набор. Красивая бритва с ручкой из слоновой кости и в тонком ободке, сделанном из расписного золота, такой же помазок с позолоченной ручкой. Свернутый ремень, чтобы точить лезвия, покоился рядом. Стаканчик для помазка был изготовлен из плотного золота, украшенный вставками из драгоценных камней. Там лежало даже зеркало в позолоченной раме, на ножке которого красовался мерцающий рубин. Рядом лежал футляр с запасом лезвий для бритья и пинцет, которым можно было менять старые лезвия. На крышке футляра красовалось название «Стерлинг и братья», самая знаменитая фирма, которая выпускала самые дорогие и самые лучшие бритвенные принадлежности для мужчин.

— Тебе нравится? — осторожно спросила Шарлотта, пристально наблюдая за мужем.

Уильям смотрел на всё это и хотел… Схватить жену и расцеловать ее. Она подарила ему столько счастья, что он боялся однажды проснуться и обнаружить, что это сон. Она всегда стояла рядом с ним, могла отругать его, но что бы ни произошло, всегда шла с ним навстречу любым трудностям, какие бы не поджидали их. Он не просто любил ее. Иногда это переходило грань даже обожания.

Поборов свои чувства, Уильям взглянула на взволнованную Шарлотту. Он знал, как ей было мучительно, когда в те первые дни после своего спасения доктор велел ему побриться полностью, чтобы залечились раны на лице. Это были для Шарлотты две самые тяжелые недели в ее жизни. Он млел и старался заполнить ее мысли своими ласками, чтобы отвлечь, но всегда чувствовал, как она поглаживает его лицо, а пальцы ищут любимую поросль, которую он еще не отрастил.

Шагнув к ней, он обнял жену и крепко поцеловал ее.

Шарлотта вздохнула и медленно обхватила его за шею.

— Ну как? — спросила она, начиная краснеть от его поцелуя.

Уильям поднял голову и заглянул ей в глаза.

— Это самый прекрасный подарок в моей жизни. Спасибо.

Она улыбнулась ему в ответ.

— Слава Богу, я думала, тебе не понравится.

Он изумленно уставился на нее.

— Не понравится? Такой шедевр? Тем более от тебя? — Сокрушенно покачав головой, Уильям подхватил ее на руки и понес к кровати. — Кажется, я все еще мало целую тебя, чтобы убедить, как это волшебно для меня.

Она рассмеялась, когда упала на кровать, а потом потянула его к себе, взяла его лицо в свои ладони, а пальцы уже привычным жестом погладили темные бакенбарды.

— Это был не единственный подарок, — шепнула она лукаво.

Уильям застыл, пристально глядя ей в глаза.

— Не единственный?

Она с улыбкой покачала головой.

— Нет. У меня есть еще один подарок.

Уильям ухмыльнулся.

— Еще один набор? — Она глухо рассмеялся. — Сердце моё, ты решила?..

Он не договорил, потому что Шарлотта прижала палец к его губам.

— Этот подарок здесь.

Он нахмурился, коснувшись губами ее пальца так, что она убрала свою руку.

- Ты спрятала его под подушку?

На этот раз Шарлотта ничего не сказала. Лишь взяла его руку, спустила ниже и, пока Уильям, затаив дыхание, соображал, что она делает, жена опустила его ладонь на свой плоский живот.

— Он вот тут.

Уильям почувствовал, как волосы его шевелятся на затылке. Его парализовало так, что он не мог пошевелиться.

— Ты… ты…

Шарлотта улыбнулась ему с такой нежностью, как не улыбнулась никогда прежде. Глаза ее горели полным и безоговорочным счастьем.

— Я уверена. — Она чуть подалась вперед и быстро поцеловала его, вызвав такую острую судорогу во всем теле, что он едва не упал на нее. — Уверена в том, что через восемь месяцев у нас родится Джейсон.

Так звали его отца.

Уильям с таким ошеломлением смотрел на жену, совно никогда прежде не видел ее. Возможно, так и было, потому что он никогда еще не испытывал к ней ту любовь, которая нахлынула на него сейчас. Однажды он подумал о том, что у них могут быть дети, и ему было больно при мысли о том, что он может не увидеть своего ребенка, но теперь…

Тяжело дыша, Уильям медленно склонился к ней и с какой-то благоговейной нежностью поцеловал ее, будто боялся развеять сон, который все еще снился ему.

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — прошептал он, снова коснувшись ее губ.

Ему всегда было мало ее губ, ее всего.

Шарлотта рассмеялась, снова взяла его лицо в свои ладони и в который раз погладила его отросшие бакенбарды.

— Иногда мне кажется, что ты сам не знаешь, как сильно я сама люблю тебя.

Уильям мог бы улыбнуться, если бы его не душила такая оглушительная любовь к ней. Его ладонь чуть заметнее опустилась на ее живот, на то, что он будет охранять ценой собственной жизни до тех пор, пока дышал.

— Я говорил тебе, какая ты божественная? — спросил он между поцелуями, улегшись рядом с ней.

Шарлотта поцеловала его в ответ и улыбнулась.

— А я говорила уже, что тебе пора побриться?

Он опустился на нее, развязывая пояс ее шелкового пеньюара, и снова крепко, жарко, пламенно поцеловал ее.

— Я побреюсь, только позже.

Она разомлела от его поцелуев, но смогла оторваться от него, чтобы сказать:

— Обожаю смотреть, как ты бреешься.

Уильям застыл, потому что знал, когда она так говорит.

— Который длиннее другого?

Она озорно улыбнулась и коснулась его правой щеки.

— Вот тут чуточку длинновато.

Он улыбнулся.

— А по-моему они ровные.

— Ты не доверяешь своей жене?

На этот раз рассмеялся Уильям и снова накрыл ее губы своими.

— Всецело и полностью, и чтобы доказать это, вручаю в твои надежные руки свою новую бритву. Отныне будешь брить меня сама.

Шарлотта почувствовала, как он сбрасывает с себя свой собственный халат и опускается на нее всей своей тяжестью. Совсем скоро у нее не останется здравых мыслей, но сейчас…

— А если я случайно порежу тебя?

Его рука легла на ее грудь, оттеснив еще с десяток тысяч мыслей.

— Помнится, кто-то говорил, что быстро учится.

— Помнится, кто-то говорил, что я не смогу держать в руке бритву…

Стон сорвался с ее губ, когда он отодвинул полы пеньюара и, склонив голову, припал к ее груди.

— Это так, сердце моё, но чтобы лишить себя замечаний, поверяю это тебе.

Шарлотта закрыла глаза и ахнула, ощутив ласку его языка.

— Но мне нравится твоя шея, я не хочу поранить тебя.

Уильям глухо рассмеялся, поднял голову и перед тем, как завладеть ее губами, молвил:

— Моя шея никогда не будет в более надежных руках, чем в твоих.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Эпилог