Сумрак и Греза (СИ) [Rauco] (fb2) читать онлайн

====== ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ КРАТКИЙ ОЧЕРК ПО РЕПРОДУКТИВНОЙ БИОЛОГИИ ХИЩЕЙ, ИЛИ ВСЕ, ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ О ХИЩНИКАХ, НО БОЯЛИСЬ СПРОСИТЬ ======

Комментарий к ПРЕДИСЛОВИЕ, ИЛИ КРАТКИЙ ОЧЕРК ПО РЕПРОДУКТИВНОЙ БИОЛОГИИ ХИЩЕЙ, ИЛИ ВСЕ, ЧТО ВЫ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ О ХИЩНИКАХ, НО БОЯЛИСЬ СПРОСИТЬ И, по традиции, если Читатель не страдает зоологией головного мозга, вот эту часть можно пропустить. Но она тоже по-своему прикольная)

Обращаю Ваше внимание на то, что эта часть СИЛЬНО отличается от следующих глав.

Мужик перед первой брачной ночью красит свой член зеленкой.

Его друзья в недоумении спрашивают:

— Вася, а зачем ты это делаешь?

— Приду я к своей Машке в первую брачную ночь, разденусь, а она спросит:

«Почему у тебя член зеленый? ». А я ей как дам по морде и скажу:

«А ты где другого цвета видела?»

(Народное творчество)

Здравствуй, дорогой Читатель! Ну вот, я не сдержала обещание, данное себе — не увлекаться написанием фанфиков, но выполняю то, что пообещала тебе: раскрываю некоторые секреты Сумрака (Нашатыря). В частности, станут ясны корни его определенных завихов… Ну, и очередная порция испытаний свалится на его бедную головушку. В целом, он отличный парень, так что местами его будет, наверное, очень жалко… Но нет худа без добра, так что просто пожелаем ему удачи!

Почему в мою больную голову пришло подвергнуть его дальнейшим издевательствам? Во-первых, мне не хотелось его так просто отпускать после первой истории, а, как потом оказалось, не мне одной. Во-вторых, мне захотелось как-то устроить его личную жизнь, ну заслужил ведь он немного «семейного счастья», не так ли? Вы только не сильно за него переживайте в процессе прочтения — то, что для нас так себе, для инопланетян может оказаться самое оно.

Скажу сразу, все это сделано не без особого зловредного умысла. Если целью первого произведения были рассуждения об анатомии и поведении Охотников, то целью данного грязного и развратного, но, безусловно, высоконаучного текста (сарказм) является изучение их репродуктивной биологии. Как и прежде, все ситуации тщательно смоделированы с целью развеять некоторые стереотипы, а не просто порождены моим больным воображением.

Пресловутый Сезон размножения упоминается почти во всех образцах фан-арта, но почему-то мало где подробно описывается, уступая пальму первенства излюбленной писателями и читателями ксенофилии. А где и описывается, то весьма противоречиво. Сперва упоминается, что самки Хищников более крупные и сильные, нежели самцы, но, как доходит до дела, то все самцы — молодцы и насилуют самок направо и налево. Нестыковочка выходит. Хотя, если взять как пример ближайшие земные аналоги, то бишь некоторых пресмыкающихся, птиц и примитивных млекопитающих, то ситуация с брутальными дамами становится весьма правдоподобной. Фан-арт, видимо, дошел до этой идеи по какому-то наитию…

С другой стороны, для большинства организмов, имеющих гаремную структуру, которая также часто относительно Хищей упоминается, характерны мелкие самки… НО. При этом размножаются лишь самые матерые самцы, молодняк же трется в сторонке. Если же организм растет всю жизнь, как это характерно для рептилий, и зрелые особи разного возраста сильно отличаются по своим габаритом, стратегия может быть гораздо более сложной. Так молодые самцы могут действительно оказываться в полностью подчиненном положении у крупных самок. У них не останется иного выбора, так как ровесниц будут сразу расхватывать крупные «секачи», стремящиеся доминировать. Молодняку в этом случае придется действовать ловкостью и хитростью, либо не спариваться вообще. «Секачам», конечно, несоизмеримо проще, так как они уже способны самок «поставить на место», но до их возраста и массы еще надо дожить…

Так что да, и впрямь выходит все относительно. Но вообще в природе почти не наблюдется каких-либо железных правил репродуктивных взаимоотношений. Только у самых примитивных созданий инстинкт дискует все «от и до». А вот дальше — начинаются такие страсти, что создателям мелодрам и не снилось… У большинства более-менее сложноорганизованных животных встречаются в брачном поведении супружеская измена и обман, проституция и гомосексуализм, и так далее, и тому подобное. Гаремная структура тоже дает сбои. Например, часто бывает так: молодой самец начинает пахнуть как самка и потихоньку проникает в гарем незамеченным, преспокойно спариваясь под носом у вожака с его супругами. Даже «классический» львиный прайд на поверку оказывается не таким уж классическим: то в нем несколько самцов, а то вообще ни одного…

Не будем также забывать, что мы сейчас имеем дело с цивилизованными организмами, так что все должно быть еще сложнее. Так же, как у человека, скорее всего, у Хищника уже нельзя с точностью определить изначальную систему семейной организации. Путаница, короче. Но, надеюсь, в общих чертах все всё поняли.

Далее. Многих чрезвычайно тревожит вопрос: а как же Хищи, собственно, размножаются? С уверенностью могу сказать только одно: ХОРОШО. Иначе бы они просто вымерли.

Ладно, шучу, подробнее об этом.

Интересна завышенная в фан-арте сексуальность данных персонажей — ну, с одной стороны это черта всего фан-арта как жанра, с другой, это может быть и весьма похоже на правду, если рассматривать Хищников как рептоидов, имеющих социальную структуру. Далеко за примерами можно не ходить. Самцы черепах во время гона дуреют настолько, что пытаются трахнуть на своем пути все, от камня до башмака. Самцы эублефаров порой не жрут месяцами, добиваясь внимания самок, а, при содержании в неволе парой, кавалер и вовсе может довести боевую подругу своими приставаниям до смерти. Гаремы у ящериц — обычное дело, как у змей обычное дело «групповуха». Интересные, в общем, товарищи.

Потом: живорождение или откладывание яиц? Я за второе. Откладка яиц — самый простой, не затратный и быстрый способ размножения, позволяющий «наделать» как можно больше потомков. Думаю, по контексту это подходит. И вообще шикарно, если пол определяется не генетически, а в зависимости от температуры инкубации — можно хорошо регулировать половое соотношение и восполнять дефицит «быстро кончающихся» самцов. Ну, и беременность у крупного организма длится около года — при таком раскладе самки не могут размножаться ежегодно, а это упущение, нестись же можно ежесезонно без сильного ущерба для здоровья.

Кстати, большое заблуждение, что у организмов, выходящих из яиц, нет пупка (где-то я видела целую полемику как раз по поводу Хищей). Так вот, пупок у Хищника конечно есть, только это не совсем след от пуповины, а место бывшего крепления желточного мешка.

После выхода из яйца происходит рассасывание остатков желтка, ушедшего внутрь тела детеныша, и через некоторое время малек может начать сам питаться. Кстати, на первой стадии молодняк вполне может быть насекомоядным (подобно крокодилам, агамам, некоторым игуанам, всем варанам), а лишь потом переходить на более труднодоступный белок. До меня только сейчас дошло, но, возможно, именно поэтому Нашатырь в первой части отказался от принесенных ему личинок — это все равно, что Зоя принесла бы суровому воину бутылочку с детской смесью…

Интересно мнение насчет сезонности размножения. Это явление характерно для огромного числа организмов. Кстати, несгибаемая сезонность свойственна как раз таки рептилиям — они даже в условиях городской квартиры, находясь на противоположном от исконных местообитаний конце света и будучи искусственно разведенными, каким-то образом чуют, когда надо размножаться… У наших героев сезонность может обуславливаться годовыми колебаниями температур и осадков. Если принять, что Хищи — яйцекладущий вид, можно предположить, что размножение приходится на конец какого-нибудь дождливого сезона — для яиц губительно заливание водой, но недопустимо и высыхание. Это изначально, а далее биологические часы, гормональная синхронизация, все дела… Что особенно удобно, вне сезона размножения самцы спокойно могут шарахаться по галактике, занимаясь своими охотничьими делами. Но как следствие, они должны быть в этот период совершенно асексуальны. Теперь Читатель понимает, почему я со скепсисом отношусь к ксенофилии…

Чтобы не отходить далее от контекста по ходу повествования, я, пожалуй, также затрону здесь возможную анатомию и физиологию репродуктивной системы исследуемых существ. Если уж проводить тесную аналогию с рептилиями или примитивными млеками, то выглядеть это может примерно так. Как у организмов с двусторонней симметрией у них присутствуют парные семенники и яичники, у самцов и самок соответственно. У самок, скорее всего, имеется семяприемник, который с натягом можно считать неким аналогом влагалища, матка им без надобности. Снаружи все выглядит как клоакальная щель крокодила (хотите — посмотрите в Интернете). Интересный вопрос, присутствует ли у самки клитор. Ну, даже, если он у крокодилов есть (представьте себе!), то что ж мы будем Хищевскую-то самку обижать… Тем более, что при формировании на эмбриональной стадии первичных половых признаков у животных, «болванка» изначально одна, и только от гормонального фона зависит, сформируется ли на месте первичного органа семенник или яичник, пенис или клитор.

Самец Хища, кстати, внешне от самки отличается, скорее всего, не сильно. В пропорции он может быть ниже ростом, но шире телом, с более массивной головой и более крупным челюстным аппаратом, а так же, вероятнее всего, с более длинной гривой. Его генитальная область более выпуклая, так как в половой складке переднего отдела клоаки располагается самая большая загадка Хищника, наверное, любимый объект фантазий в фан-атре — некий совокупительный орган. И вот тут два варианта: парные гемипенисы, как у ящериц или более-менее сформированный половой член, какой мы можем видеть у крокодилов и черепах. Равновероятно и то, и другое (но никак не одновременно, как почему-то считает часть фанатов). Ну, если уж придерживаться крокодиловой теории, пусть будет лучше один, но качественный. Чем неудобны гемипениисы? Во-первых, оба враз все равно не используются. Во-вторых, это чрезвычайно «несерьезная» структура, сформировавшаяся практически на пустом месте, «чтобы было хоть что-то». Они имеют достаточно простое строение, в спокойном состоянии ввернуты внутрь как пальцы перчатки. Короче говоря, с такими причиндалами о разнообразии сексуальной жизни говорить не приходится (и это как-то обидно). Хотя, есть у них и неоспоримый плюс в эффективности: благодаря единовременному использованию только одного органа, используется и только один семенник, что позволяет самцу практически без передыха переходить к новому спариванию с использование второй части половой системы. Но, наверное, можно прожить и без этого. Кроме того, остается только пожалеть бедного перевозбужденного самца, которому досталась лишь одна партнерша, не захотевшая, к тому же, продолжения: с одного боку у него, что называется, убыло, а второй так и осталось распирать…

Короче говоря, пусть остается в одном экземпляре… Насчет формы фантазировать, как наш брат фанат, я не буду, думаю, она, скорее всего, достаточно незамысловатая, цилиндрическая, со слегка утолщенной головкой. Не станем снабжать нашего героя столь же жутким агрегатом, как у черепах — черепахам деваться некуда, у них панцирь, из-за которого самец еле достает до самки и все время норовит скатиться, ему обязательно нужен хороший «якорь». Вот у крокодильчиков все более аккуратно, пусть так и будет. Насчет наличия бакулюма* почему-то сильно сомневаюсь.

Кстати, убранное положение пениса и его фактическое бездействие в течение большей части года отнюдь не располагает к тому, чтобы сквозь него проходил еще и мочеиспускательный канал, скорее всего, он открывается в клоаку где-то рядом. Так что, мужики, простите, ссыт Хищник, скорее всего, сидя.

А вот деталь, над которой почему-то никто еще не задумывался (ну, или я не встречала). Цвет. Какого цвета может быть половой орган Хищника? Включаем логику… Правильно, ЗЕЛЕНОГО. Потому что слизистая оболочка как правило прозрачна и имеет цвет крови в сосудах. И, если с пастью еще прокатит пигментация какого-нибудь коричневого цвета («канонной» розовой пасти у Хища быть ну никак не может), но смысл пигментировать то, что обычно спрятано? Да, думаю, он зеленый… Теперь Читатель понял, к чему был анекдот.

Семенники и их придатки с большой долей вероятности располагаются в полости тела — во-первых, тело взрослого самца очень крупное и не может иметь высокой температуры, так что сперма и внутри «не сварится», во-вторых, снаружи как раз-таки весьма жарко, в-третьих, у прямоходящего организма при расположении семенников в мошонке размер их может быть лишь весьма ограниченным, иначе, пардон, запинаться будет и натирать… В брюшной полости крупные семенники, как ни крути, хранить удобнее — а у большинства организмов с выраженной сезонностью размножения в период гона данные органы увеличиваются в несколько раз. Да и защищены они лучше — для драчливых самцов это тоже веский аргумент. Ну, и, наконец, по «канону» ничего там не болтается, поглядите сами…

Еще один спорный момент: грудь. В смысле, млечные железы. Так как мы уже постановили, что Хищам для жизни требуется высокая влажность, не приходится сомневаться, что в процессе их эволюции необходимости выпаивать детенышей не возникало. Млечные железы млекопитающих сформировались из потовых в связи с необходимостью снабжать детенышей влагой, только потом прибавилась еще и функция питания. В случае же с Хищниками — нет причины, нет и сисек.

Ну, с анатомией достаточно. Еще пара слов о поведении. Используя общие рептильные тенденции и некоторые уже привычные фанатам сведения о семейном укладе Хищников, я вновь постараюсь получить наиболее достоверную картину. Кого-то она может и не устроить. Например, некоторых любителей «горяченького» могут разочаровать отличия физиологии полового акта нашего объекта от таковой у человека. Но уж не обессудьте, трах в данном произведении отнюдь не самоцель. И, да, описание, как всегда, будет местами цинично, если не научно. Но я честно постараюсь «сделать это как можно более нежно и аккуратно, чтобы не задеть чьих-то чувств», литературным языком и с определенным смаком; без лишней пошлости, но и без ложной скромности.

Теперь о тех, кто меня особо на данный труд вдохновил. Я вот уже несколько лет занимаюсь разведением рептилий, поэтому в вопросах дырок и пиписек чувствую себя уже практически, как в родной стихии. Ох, дорогой Читатель, какое же это волнительное дело, разведение, сколько же впечатлений! С одной стороны, весьма уморительно наблюдать за самцом, который упорно таскается за понравившейся самкой, пытаясь как-то склонить ее к разврату, трогает ее лапами и пытается прикусить за шкварник. При этом сидишь, как полная дура, волнуешься и подглядываешь — попал, не попал? Видать, на этом я потеряла последние остатки своего стыда… И мне пришло в голову полученные впечатления самую малость экстраполировать на Хищников… Да что это я? Читайте, сами увидите.

Кстати, некоторые имена и образы я тоже посмотрела у своего племенного поголовья леопардовых гекконов. Сумрак-то, конечно, перекочевал сюда из произведения «Нашатырь» (хотя, теперь у меня есть хорошее имя еще для одного самца-производителя какой-нибудь темной морфы), а вот Прорва, Осень и Солнышко реально существуют. Прорва — огроменная сволочь, не подпускающая к себе нормально мужиков и нифига уже толком не несущаяся; Осень — кусачая нахалка, а Солнышко… Ну, Солнышко — такая просто наивная и честная давалка. Грезой я назвала одну из последних приобретенных мной самок — из-за необычного нежного окраса и своих длительных мечтаний данную самку купить.

Еще напоследок скажу кое-что насчет терминологии и общих моментов с другими фанфиками — и тогда уж заткнусь. То есть, начну рассказ. Ну, все поняли. В этот раз я буду использовать некоторые из «общепринятых» терминов, ибо так удобнее мне и привычнее Читателю. Так, гораздо логичнее называть Хищников давным-давно выдуманным эпитетом «яутжи», чем придумывать какое-то свое название. Мне больше нравится название «науду», но я сомневаюсь, что со своим челюстным аппаратом сами Хищи могут такое слово выговорить… Про расы и подвиды я вообще не буду вести полемики, так как это не соответствует цели данного произведения.

Термины, у которых есть русский перевод, я использовать не буду. Конечно, это придает определенный шарм работе, но, лишь, пока не взглянешь с критической стороны. Если, читая о жизни Хищей, мы ничего странного не находим во фразе «Из раны на плече яутжа закапал твей», то, читая, например, про жизнь американцев, и наткнувшись на фразу «Из раны на плече человека закапал блууд», мы удивимся…

Пожалуй, это все, что я хотела сказать, прежде чем отворить перед Читателем дверь в мир рептильного разврата.

Хотя, да, еще одно: альтернативные реальности, альтернативные реальности…

Бакулюм (лат. baculum — палка, посох; также: os priapi, os penis) — кость, образовавшаяся в соединительной ткани полового члена, обнаружена у насекомоядных, рукокрылых, грызунов, хищных (сюда теперь включены и ластоногие) и некоторых приматов.

====== Глава 1. Первый Сезон Сумрака ======

Хотеть не вредно – не хотеть противоестественно.

(Ваш автор)

Вообще, он хотел пропустить и этот Сезон. Несмотря на то, что его возраст и боевые заслуги уже позволяли добиваться внимания низкоранговых самок, Сумрак колебался. Не то чтобы он боялся женского пола (хотя, между нами говоря, там было чего бояться) или неудач на любовном поприще, просто у него никак не получалось воспринять самого себя физиологически зрелым самцом, участником этой бесконечной и безумной репродуктивной гонки.

Всю жизнь это было чем-то далеким и второстепенным. Юнцы с детства мечтают стать знаменитыми воинами и удачливыми охотниками, но вряд ли кто-то из них грезит о статусе великого оплодотворителя. Это не достижение и не самоцель, это закономерный итог, к которому приходишь, если удается выжить и добиться высокого ранга. Самец начинает хвастаться количеством и качеством своего потомства лишь на старости лет – когда больше просто нечем похвастаться. Тогда да, его статус в обществе измеряется уже лишь его наследием… Иное дело – молодняк, такой как Сумрак. Еще неясно, что за ценность в его генах. Ну да, победы, ну да, трофеи, ну да, потенциал… Но всегда слишком мало с точки зрения большинства самок. И, чем рискнуть, но с позором вернуться отвергнутым девственником, лучше еще годик подождать.

Тем более, пока не начинало действительно серьезно припекать в физическом плане. Самцам средних лет просто некуда деваться. Им сносит башню в результате интоксикации собственными гормонами, и тогда все, что движется, в зависимости от половой и видовой принадлежности, им хочется либо убить, либо трахнуть. Молодняку для разрядки нужно меньше, достаточно слегка поколошматить собратьев, и можно жить дальше... Но так только до поры.

Сумрак не отличался повышенной агрессией, и в отношении сородичей ему чаще приходилось обороняться, чем провоцировать конфликты, даже во время Сезона. Всегда есть те, кто задирает и те, кого задирают. В повседневной жизни тихий и терпеливый молодой самец относился ко вторым, поэтому его тело носило на себе слишком много для его весьма нежного возраста следов битвы. Хотя, те, кому он раз давал отпор, как правило, больше к Сумраку не цеплялись – он был спокоен, да, но отнюдь не слаб. И еще, если хорошо постараться, его можно было разозлить…

Характером он отчасти пошел в отца. Гроза был очень крупным самцом с темной шкурой и гривой, доросшей почти до пояса, главой уважаемого клана и предметом вожделения самок. Он также слыл своим феноменально спокойным нравом – чтобы вывести его из себя, надо было… Сложно представить, что надо было сделать для этого. Но, если уж кому-то удавалось пробудить в нем зверя, то целым обидчик уже не уходил. Придя в ярость, Гроза полностью оправдывал свое имя, круша все на своем пути и наводя ужас на врагов и на друзей.

Дражайшая матушка Сумрака, Загадка, являлась на редкость плодовитой главой обширного гарема и была, в целом, самкой весьма положительной, хотя и с некоторыми странностями… В частности, она отказывалась инкубировать Грозе сыновей. «Я не хочу растить пушечное мясо», – с презрением говорила она и раз за разом дарила супругу очаровательных, но слишком уж многочисленных дочек. И Гроза ничего не мог поделать с этим, ибо любил эту упрямицу больше жизни… Однако, периодически он все же по этому поводу срывался и с воплем: «Развела тут бабье царство!» ронял что-нибудь из мебели, после чего надолго пропадал у других жен. Дочерей он, конечно, обожал, но их реально было многовато. И все постоянно клянчили подарки. Подле матери они, обычно, не задерживались – за наследницами Загадки чуть ли не очередь из знатных самцов выстраивалась, но, взамен одной повзрослевшей и покинувшей родной дом девки тут же появлялись две другие… Грозе же, как любому самцу, хотелось побольше сыновей, и, по возможности, именно от любимой самки. Но Загадка оставалась непреклонна, хотя другие обитательницы гарема покорно и чуть ли не пачками производили потомство мужского пола.

Надо сказать, среди сыновей Грозы уже было немало достойных и храбрых воинов, он вполне мог ими гордиться, да и гордился… Но всегда втайне надеялся как-нибудь переубедить старшую жену. В данном начинании он преуспел всего лишь раз. Тем самым долгожданным потомком и стал Сумрак, на которого, таким образом, еще с самого детства были возложены огромные надежды. Он не знал точно всей истории целиком, но был в курсе, что сам факт его рождения явился результатом некоего шантажа, который отец вынужденно применил к любимой самке. Ох, как же Гроза в тот момент ее недооценил…

Загадка души не чаяла в единственном сыне – что правда, то правда, но она приложила максимум усилий, чтобы воина из него не получилось. И даже не специально. Ее всепоглощающая материнская любовь сделала все без помощи каких бы то ни было коварных замыслов…

Стоит начать с того, что рос Сумрак среди сестер. Среди целой толпы сестер. Причем, старшие опекали и баловали его не хуже матери, а младшие беспрестанно испытывали на прочность. Он, конечно, общался со сводными братьями, но в общие игры его принимали редко, главным образом, потому, что стоило ему присоединиться к какому-то увлекательному занятию, типа барахтанья в болоте или имитации военных действий, как выяснялось, что он вот прямо сейчас и срочно понадобился своей обеспокоенной родительнице. Загадка все время стремилась держать его при себе, окутывая безграничной лаской и заботой, благодаря чему Сумрак хоть и рос более чувственным, чем другие сверстники, но с каждым годом становился все несноснее. Он был брезглив, нерешителен и склонен к пустым переживаниям. Из более приемлемых черт характера у него сформировалось практически возведенное в ранг инстинкта почитание самок, чистоплотность и послушание. Был Сумрак наделен также большим запасом терпения, по-другому в женском коллективе просто никак. А еще страдал повышенным чувством ответственности – еще бы, попробуй пообещать что-нибудь одной из сестер и забудь потом об этом… Визгу будет… Еще, чего доброго, потом и зубов не досчитаешься – если среди самцов удар в лицо считался самым низким и недостойным, то самки подобное правило не признавали совершенно.

У яутжей на начальном этапе было принято «семейное обучение». Матери, тетки, старшие сестры, а так же неродственные гаремные самки давали молодняку все необходимые для жизни навыки. Первое представление об охоте, самозащите и владении простейшим оружием будущие воины, как ни странно, также получали от них. Лишь потом, когда подросшие самцы отправлялись в орбитальные колонии, за их воспитание брались видавшие виды наставники. Хотя, это воспитание больше походило на игру «Тот, кто выжил – молодец». Тем не менее, свои плоды подобная система исправно приносила, о чем свидетельствовали славные победы каждых последующих поколений и новые покоренные просторы космоса. Конкретные научные знания молодняк по мере возможности также получал в колониях, а впоследствии от вожаков, уже, так сказать, «по ходу практики».

Такая система воспитания и образования работала без сбоев тысячелетиями. Но необходимой основой всегда была и оставалась первичная ненавязчивая материнская муштра. Загадка, наверное, была в курсе… Хотя, как знать… Сумрака она обучала по своей авторской методике, не особо подпуская к нему других самок. В результате, он хорошо рисовал (что, безусловно, пригодилось ему в будущем, позволив стать непревзойденным гравировальщиком трофеев) и разбирался в лекарственных травах (что тоже пару раз выручило). Но при этом самое его удачное упражнение с копьем выглядело, как удар самого себя по голове, а в ответ на предложение подтянуться или отжаться, он вместо «Сколько раз?» спрашивал: «Зачем?»

Время шло, из детеныша Сумрак превратился в подростка, постепенно приобретая черты молодого юноши, а Загадка словно бы не понимала, что уже грядет время обучения, когда ее изнеженного потомка просто сожрут живьем… К сожалению, так совпало, что загруженный делами Гроза в тот период редко наведывался к самкам – бывал лишь в Сезон Любви, когда самых младших детенышей старались держать от взрослого поколения подальше. Но ему бы даже в голову не пришло проверять, насколько правильно жены воспитывают молодняк, ибо это воспринималось как что-то само собой разумеющееся. Именно потому он забил тревогу слишком поздно.

Как-то, в один из свободных вечеров, пожелав впервые встретиться в резервации с подросшими сыновьями, дабы рассказать им о своих славных подвигах, вожак заметил, что для полного числа не хватает одного из юнцов. Он еще не знал это поколение в лицо, но о численности-то был хорошо осведомлен. Когда он спросил, кого нет на месте, подростки захихикали* и кто-то из них осмелился просветить папашу, сказав: «Так это Сумрака нет Загадкиного, он уже спатеньки лег, у него режим!» После этих слов среди парней уже начался настоящий неконтролируемый ржач. Но надо было видеть, что в тот момент сделалось с Грозой… Его глаза позеленели от злости, и самец в два счета с оглушительным ревом разогнал молодежь, а сам ринулся в покои старшей жены, точно ураган. Испугав возлюбленную до полусмерти, он, трясясь от гнева, потребовал предъявить ему сына, а, когда та вывела за руку заспанного и оробевшего Сумрака, чуть не сполз вниз по стеночке. Крупный, но совершенно неразвитый физически для своих лет, подросток не производил не только впечатления будущего воина, но и самца вообще. На его лоснящейся полосатой шкурке не было ни одной царапинки, в еле достигающую плеч гриву были вплетены разноцветные бусины – явно дело рук сестричек, а узкие мальчишеские бедра вместо стандартной замусоленной тряпки прикрывала затейливо повязанная изысканная ткань.

Придя в ужас от увиденного, Гроза не придумал ничего лучшего, чем, схватив упирающегося и орущего сына за шкирку, уволочь его к себе на корабль и увезти из проклятого места побыстрее, не смотря на истерику матери. С Загадкой он, наплевав на приличия, остаток Сезона даже не разговаривал. Потом он, конечно, ее простил, но больше уже никогда не заикался насчет потомства мужского пола. Воистину, если тебя о чем-то просят, не отказывай, но сделай так, чтоб больше не просили…

Гроза выбивал из сына дурь несколько лет кряду, измочалив о его спину не один кнут. Первые месяцы на корабле Сумраку казались сущим адом. Отца он боялся до дрожи, до оцепенения, до безумия. И не только отца: гоняли подростка, дабы привести в надлежащую форму, практически всем кланом. Но, то ли жесткая методика воспитания имела свои плюсы, то ли Сумрак внутри оказался сильнее, чем даже думал сам, а только спустя некоторое время прежнего неженку было просто не узнать. Он оказался способным учеником, постигая искусство владения всеми видами оружия, привыкая сражаться, забыв о страхе и превозмогая боль, проникаясь кровавой философией Охоты.

Наконец, настал момент, когда Гроза не только смог вздохнуть с облегчением, но и с уверенностью выпустить юнца во взрослую жизнь. Сумрак с честью прошел Первое Посвящение и начал стремительно завоевывать отцовское одобрение на многочисленных заданиях. Некоторые странные замашки у него по-прежнему оставалась, но, в целом, молодой самец уже не отличался от остальных перспективных бойцов. Отец всегда имел для него непререкаемый авторитет, с матерью же юный воин так никогда больше и не виделся, однако ее последнее напутствие не забывал ни на минуту. «Ты должен выжить, сынок, обязательно!» – только и успела прокричать ему она в тот вечер, когда его судьба так круто переменилась. И он выживал. Назло врагам, назло обстоятельствам. Тысячу раз он мог пасть от ран, сотни раз попадал в западни, но звучащее где-то на границе сознания: «Выживи, сынок!» заставляло подниматься и сражаться, собирать волю в кулак и идти напролом, последним усилием возвращать себя почти с той самой грани, откуда нет пути назад…

Об этом не знал никто, даже отец. Все поражались находчивости и выносливости Сумрака, но думали, что он обязан этими качествами лишь тренировкам, дисциплине и хорошей генетике. Старшие воины прочили юнцу блестящее будущее, отец довольно потирал руки… А Сумрак просто делал то, чего от него ожидали, давно уже не задумываясь о том, чего хочет на самом деле. Со временем он полюбил Охоту, но чувства его были иными, чем у большинства. Если для остальных самцов яутжей Охота была средством показать свою доблесть, то для него это, прежде всего, был эксперимент над собой, испытание пределов собственной выносливости – пари с самой Смертью. И, когда Сумрак в одиночку кидался на очередное сверхопасное существо, а за его спиной шептали, что этот юнец слишком много о себе возомнил, сам он как молитву мысленно повторял: «Я обязан выжить». И выживал.

Получив ранг Кровавого, молодой самец пришел к Грозе на поклон и испросил разрешения перейти в другой дружественный клан, мотивируя свое желание тем, что не хочет, чтобы все вокруг считали, будто он пользуется излишним отцовским покровительством. На самом деле, конечно, Сумраку просто хотелось, как можно дальше оказаться от требовательного родителя и от корабля, полного тяжелых воспоминаний. Он безусловно уважал отца и преклонялся перед его силой и мастерством, но предпочел бы дальше делать это с более почтительного расстояния. Гроза отпустил его скрепя сердце, но внутренне в очередной раз возликовал и, при следующем своем визите, осыпал Загадку подарками с ног до головы…

Да уж, Гроза всегда был большим дамским угодником… В последнее время он ежегодно тормошил своего нерешительного потомка, дескать, пора уже, чай, не мальчик… Теперь, когда не мог тормошить лично, слал недвусмысленные сообщения. И ежегодно Сумрак находил очередной отмаз. В этом году он сказал отцу, что… Что-то он уже забыл, что ему сказал…

Сумрак, тяжело вздыхая, нервно нарезал круги по своему отсеку. Третья неделя Сезона была на исходе. Он собирался его пропустить… Но с каждым днем все четче осознавал, что на этот раз не продержится. Терялась ясность ума, уже пару раз самец с психу принимался громить все вокруг, а с утра, пожалуй, впервые нарвался на драку сам, да еще и с более сильным и крупным соперником – тот-то какого черта, кстати, не у самок был?

Сейчас, когда чуть схлынули эмоции, и перестали саднить обработанные раны, снова начало немилосердно тянуть живот. От этого чувства хотелось лезть на стену. Зная, что в опустевших коридорах корабля его никто не услышит, самец начал тихонько измученно подвывать. Вместе с телесными страданиями навалилась беспросветная тоска. Сумрак, морщась, оглядел свою захламленную берлогу, которая в последние дни еще и была перевернута вверх дном. Противно… Как же он только не пытался отвлечься – все было без толку… Пробовал изматывать себя тренировками, но каждая вторая оканчивалась незапланированным поединком; пытался гравировать черепа и перепортил больше, чем в ученические годы; затеял, наконец, уборку, а в конечном итоге взбесился из-за какой-то мелочи и разнес вообще все. Можно было нажраться успокоительных, но это как-то уж совсем было бы недостойно. Оставалось одно…

…Туманные угодья самок были прекрасны. Приятный климат, пышная растительность, чистый воздух… Прибывавшие сюда самцы, конечно, вряд ли любовались этими красотами, не придал им значения и взволнованный Сумрак: мысли были заняты совсем другим.

Он был здесь впервые. Родился он не просто в другом месте, а даже на другой планете – всего их в распоряжении самок было четыре. Сунуться на родину он бы сейчас ни за что не рискнул, слишком велик был соблазн проведать мать и сестер. Делать это в Сезон строго запрещалось – одна из немногих вещей, категорически в это время недопустимых. Так что от греха подальше Сумрак выбрал одну из трех оставшихся планет, выбрал, особо не заморачиваясь, просто ткнув куда попало пальцем и попав на Чертоги Серой Провидицы. Его ничтожные шансы были везде приблизительно равны, так что существенной разницы он не видел.

Прибыв на место, Сумрак посадил свой старенький, несколько лет назад щедро выделенный отцом челнок в первом приглянувшемся лесном массиве, неподалеку от одного из крупных поселений, мало-мальски прихорошился и отправился завоевывать дамские сердца. Как того требовали правила и традиции, он был безоружен; на перевязях размещались любимые трофеи, из одежды – только набедренная повязка.

Он выбрал для самок самые лучшие и ценные дары, хотя, почти не сомневался в том, что в этот раз все они при нем и останутся. Конечно, ему ничего не светит… Сезон переваливал за свой экватор, все особи женского пола репродуктивного возраста уже в гаремах или парах, разве что отбить чью-то подругу… Ну, нет, Сумрак был в плане размножения неопытен, но ведь и не дурак. Какой самец в здравом уме будет готов поделиться партнершей? А за своих самок воины дерутся с двойным остервенением, это уже не нелепые стычки озабоченных юнцов…

- Не меня ищешь, боец?

Погруженный в раздумья Сумрак не сразу ее заметил. Он просто не ожидал встретить здесь кого-либо: вся движуха начиналась ближе к центру поселения, а здесь простирались пустынные окраины. Самка стояла в тени деревьев, приняв небрежную позу со скрещенными руками. Она была взрослая. Сильно взрослая. Раза в два старше Сумрака и на голову его выше – и это притом, что он был достаточно рослым самцом.

Самка, не дожидаясь ответа, игривой походкой направилась к нему, заинтересованно приподнимая максиллы. Сумрак остановился и нервно потянул воздух. Самка была готова к спариванию. И не просто «в целом готова», а готова прямо сейчас и прямо здесь. Стоило манящему аромату достигнуть молодого воина, и он ощутил, как мощный спазм болезненно скручивает его внутренности, а ноги начинают предательски подкашиваться. Он был застигнут врасплох. Новые ощущения захлестнули с головой, лишая воли. Что происходит? Он не думал, что будет… так. Почему накатила такая слабость? И что подумает самка, когда заметит его состояние? А она заметит, такое не скрыть…

Ненавидя себя, сгорая со стыда, последним усилием подавляя дрожь, самец приосанился и сделал шаг навстречу, безуспешно пытаясь изобразить спокойствие и уверенность.

- Приветствую тебя, о достойнейшая, – поздоровался Сумрак, как того требовал этикет.

- Назови свое имя, воин, – властно приказала самка, награждая его пристальным взором ярких, желтых, как две полные луны, глаз.

- Сумрак, сын Грозы, – он склонился перед ней.

- Гроза – смелый и сильный предводитель, если его потомок хоть вполовину так же хорош, то он желанный гость в моем доме.

- Я не разочарую тебя, достойнейшая, – самец поднял на нее глаза, выдерживая очередной долгий испытующий взгляд.

- А моих сестер?

Боги! Молодой воин похолодел. Им заинтересовались сразу несколько самок? Нет, одно дело разок опозориться, получая первый опыт с одной, и потом забыть это, как страшный сон, но совсем другое, когда их три или четыре, и кто-то из них всю, не факт, что эстетичную картину спаривания будет наблюдать со стороны, а потом они еще и со смаком обсудят любовника за его спиной…

Ему отчаянно захотелось сбежать.

- Твои сестры останутся довольными.

«Боги, что, ЧТО я несу???»

- Я Прорва, дочь Свободы.

Свобода…Что-то он слышал об этой самке…

Это была часть ритуала знакомства. Самец обязан был назвать имя отца, а самка – имя матери. Так они понимали, что не являются родственниками.

- Узнать тебя для меня большая честь, – Сумрак снова поклонился, и Прорва знаком повелела следовать за ней.

*Я не думаю, что Хищники умеют смеяться. Смеяться как люди. Но они явно используют какой-то звук, обозначающий веселье, возможно, стрекочут как-то по-особому.

Комментарий к Глава 1. Первый Сезон Сумрака И-и-и… Продолжаем слушать «Deep forest». Композиция «Undecied».

Образ Сумрака остается у меня неразрывно связанным с треком «Night bird»

Порассуждав немного о детстве и ранней юности Нашатыря (нет, он для меня навсегда Нашатырем останется, как бы его на самом деле ни звали), я поняла, что теперь обожаю его еще больше. Это просто феномен какой-то… И откуда он на меня свалился…

====== Глава 2. Бесценный опыт ======

Комментарий к Глава 2. Бесценный опыт Навеяло: «Deep forest». Композиция: «India»

У всех, кто верил в целомудренность Нашатыря, прошу от всей души прощения...

А вот с эскиза этой картинки началось данное произведение: https://gvatya.tumblr.com/image/164530585038

Они неоднократно пытались заниматься любовью,

но всегда почему-то получался секс.

(Владимир Семенов)

Идти было недалеко. Самец двигался за самкой на почтительном расстоянии, украдкой разглядывая ее. Прорва была по-своему красива, но уже чувствовалось, что она близка к увяданию. Неизвестно, когда у нее были последние детеныши: похоже, она уже не пользовалась популярностью у самцов, и с большой долей вероятности их союз тоже оказался бы бесплоден.

Ранг самок на этой планете зависел от многих вещей. Высокий ранг приобретали самые плодовитые из них, а их дочери автоматически наследовали его от матерей, хотя и могли впоследствии его лишиться. Теряя с возрастом или из-за каких-то нарушений способность к воспроизводству, самки теряли и статус, однако самые опытные и уважаемые из них продолжали удерживать определенную власть внутри женского коллектива, просто самцы переставали ухаживать за ними. В редких случаях подобные особы, не желая остепеняться, открывали охоту на юнцов, у которых выбор был невелик. Похоже, в сети таких охотниц как раз и шел сейчас Сумрак, шел добровольно, осознавая риск, но отчаянно хватаясь за эту, скорее всего, единственную возможность.

Низкий ранг, а, соответственно, и большую доступность, имели также незнатные молодые самки, вступившие в свой первый или второй Сезон. Но таких, в основном, сразу разбирали пожилые самцы, у которых хватало терпения и опыта на уламывание нерешительных девиц, но не хватало запала для самок, находящихся на пике сексуальности. Таким образом, спаривание между собой молодняка, скорее, было чем-то из ряда вон выходящим, нежели нормой.

При всем при этом, выбор всегда оставался за женской половиной. Взять самку силой было позором для любого самца, кроме того, это было и достаточно опасно, так как обороняться дамы умели весьма и весьма неплохо. Любая самка могла отвергнуть ухаживания без объяснения причин, могла своевольно покинуть гарем — и никто бы ей слова не сказал. Иное дело, что вне гарема ее ранг сразу падал, особенно, если ее возраст был слишком юным или, напротив, слишком преклонным. Зато, попав под покровительство знатного самца, даже самая невзрачная замухрышка перенимала его статус.

Вообще, у самок было гораздо больше прав и свобод, чем у самцов. Не могли они, пожалуй, лишь одного: остаться с партнером, проигравшим за них бой. Они могли отвергнуть победителя, но продолжать спариваться со слабаком считалось не то, что дурным тоном, а чуть ли не преступлением против собственного рода…

А в остальном самкам жилось вполне себе вольготно. И они беззастенчиво пользовались всеми своими привилегиями.

Прорва вот сейчас планировала от души попользоваться Сумраком.

Довольно легко для своих габаритов она скользила по тропинке через залитую красными закатными лучами рощу. Самка была крупной, мощного телосложения, с широкими, полными бедрами. Ее мускулистое тело, едва прикрытое несколькими полосками тонкой ткани, в закатных лучах казалось темно-бронзовым. Феромоновый шлейф струился за ней, подобно волшебному потоку, пьянящему и зовущему, помимо воли увлекающему за собой в царство грез.

Сумрак не мог однозначно сказать, нравилась ли она ему: он знал Прорву не более десяти минут, что можно понять за это время… Но этот дикий, животный магнетизм, не имеющий ничего общего с симпатией и, уж тем более, с любовью, подчинял его всецело, заставляя буквально бежать за коварной искусительницей по пятам.

Миновав светлую рощу, они подошли к нагромождению скал. Обломки неправильно формы вросли в землю, образуя причудливый, ломаный пейзаж. Всюду здесь ощущались отголоски в прошлом бурной вулканической деятельности, но наплывы магмы давным-давно поросли травой, и вулкан потух, провалившись и заросши лесом, видневшемся вдоль высокой линии горизонта. Вблизи же скалы образовывали естественную арку,а за ней тянулся каменный коридор, в стенах которого клубился легкий, едва заметный пар.

Прорва уверенно нырнула под арку, и Сумрак поспешил туда же. Коридор привел к группе затянутых белым маревом горячих источников, призывно плещущихся в обрамлении вулканической породы и песчаника. После целого года, проведенного на охотах и заданиях, молодой воин, вернувшийся с чужбины, мог лишь мечтать о том, чтобы понежиться в такой купальне. Если удастся, надо бы тут задержаться на обратном пути…

Прорва рыкнула на зазевавшегося было юнца, подгоняя его. Их путь шел дальше, мимо водоемов. Через заросли кустарника к просторному жилищу, вырубленному прямо в желтоватой скале. Стены украшала затейливая резьба, а в многие окна были вставлены яркие витражи. Судя по всему, дом этот когда-то был весьма богат и уважаем… Но сейчас он носил следы запустения. Вьющиеся растения затянули стены и крышу, проникая усиками и корешками в щели и выламывая целые куски породы; обширная терраса по краю обкрошилась, на клумбах обильно произрастал бурьян. Сумрак предположил, что когда-то здесь обитал гарем одного из весьма почтенных самцов, но хозяин, во всей видимости, давно уже отсутствовал не только в самом доме, но и на этом свете. И от гарема остались лишь Прорва и… сколько там у нее было сестер?

Следом за самкой он ступил в прохладу и тень этого неуютного жилища. Сколько здесь было комнат — одним богам ведомо. Прорва явно не собиралась устраивать экскурсию. Проведя самца через темный холл, увешанный древними, запыленными трофеями, среди которых Сумрак успел заметить несколько весьма достойных, она откинула тяжелый занавес, скрывающий вход во вместительный зал. Впрочем, из-за лепнины и колонн, а так же драпировок на стенах, кучи подушек, шкур и прочей дребедени, помещение казалось более тесным, чем на самом деле. Воздух был спертым и… Ох, описанию это просто не поддавалось: воздуха там, скорее, не было вовсе. Зал пропитался самками. Здесь все пахло ими: от косматых шкур на полу до самой маленькой безделушки, коих в изобилии валялось на полках, и вообще повсюду. Сумрак бы предположил, что здесь уже многократно спаривались в этом Сезоне, но в витающих ароматах, от которых постепенно начинало кружить голову, не было ни одной мужской ноты, так что оставалось лишь предполагать, чем таким тут занимались эти самки…

Самца, попавшего под власть этого недвусмысленного химического сигнала, теперь уже ощутимо потрясывало, при каждом резком выдохе вырывался непроизвольный рык, заглушить который никак не получалось; в подбрюшье все напряглось.

В зале их присутствовало двое: одна почти Прорвиного возраста, чуть помладше, а другая лишь немногим старше Сумрака. Прорва была значительно крупнее и тяжеловеснее сестер (если это реально были ее родные сестры), с крупными жвалами, почти как у самца. На ее коже не выделялось особого рисунка. Вторая самка ростом чуть уступала ей и выглядела стройнее. Ее лицо имело тонкие черты, изящные максиллы и мандибулы напоминали тонкие спицы, короткая грива слегка топорщилась в стороны. У нее были темные глаза и темная кожа, полосы на которой дробились мелкими пятнышками. Младшая сестра цепляла взгляд, пожалуй, больше всего: она оказалась самой миниатюрной и обладала слегка светящимися, почему-то излишне горячими желтовато-красноватыми покровами.

Яутжи видели мир в крайне специфических тонах, различая лишь самую коротковолновую часть светового спектра, начиная с инфракрасного излучения. Все предметы, не излучающие тепла и окрашенные в холодные тона представали для них в градациях черного и серого. Такая особенность зрения до сих пор отлично пригождалась воинам во время ночных охот, точно так же, как и их далеким предкам, обитавшим в лесных чащобах. Одновременно это приводило и к тому, что особи с кожей красноватых и коричневатых оттенков, встречающиеся реже, чем серые и зеленоватые, всегда эффектно выделялись на фоне остальных.

— Возлюбленные мои сестры, я кое-кого привела к вам! — торжественно объявила Прорва. С этими словами она посторонилась и с высокомерным прищуром оглядела мнущегося в дверях Сумрака. Две другие самки, занятые до того неторопливой беседой, привстали с подушек и, следуя ее примеру, начали придирчиво осматривать самца, приподнимая максиллы и в открытую принюхиваясь. Сумрак поспешил склониться перед ними.

— Никогда прежде мне не приходилось видеть столь прекрасных дев, — проговорил он, не осмеливаясь пока поднять головы. Темная самка встала и приблизилась к нему.

— А ты вообще-то много дев встречал? — поинтересовалась она.

— Нет, о, достойнейшая, но я не сомневаюсь…

— Вот и дальше не сомневайся, — насмешливо рыкнула она. — Как твое имя?

— Сумрак, о, прекраснейшая. Сумрак, сын Грозы.

Он глянул на нее слегка с опаской. Получилось снизу вверх… Ладно, это нормально. Все через это проходят…

— Осень, дочь Свободы, — сделав паузу, наконец, представилась самка.

— А я Солнышко. Свобода — и моя мать тоже, — не дожидаясь очереди, встряла младшая самка. Она пожирала Сумрака глазами более жадно, чем сестры, видно, молодой воин сразу приглянулся ей.

— Большая честь для меня узнать вас, — вновь склонился самец. — И еще большую вы окажете мне, если примете мои скромные дары.

С этими словами он принялся неторопливо увешивать шеи и запястья самок кристаллами и самоцветами. Некоторые ожерелья были собраны из костяных и роговых бусин, которые Сумрак выточил собственноручно, отдельные звенья состояли из драгоценных металлов, но главным условием было присутствие в каждом украшении какой-то маленькой, но вместе с тем узнаваемой частицы одного из добытых им трофеев — когтя Священной дичи, зубов гигантских ящеров, склеротикальных колец* летучих и водных монстров. Сумрак хорошо был осведомлен о том, какие именно побрякушки нравятся самкам. Когда-то он полностью обеспечивал многочисленных сестер самодельными украшениями, и успел отлично изучить даже самые требовательные женские вкусы в данной области. А вот в остальных областях он чувствовал себя менее уверенно…

Но подарки самкам явно понравились — считай, полдела было сделано. Убедившись, что самец подошел к ритуалу обмена любезностями весьма ответственно, они, не сговариваясь, приняли решение в его пользу, и, не долго думая, сами перешли в наступление.

Первой к нему потянулась Прорва.

— Твои дары достойны восхищения, но мы пока не получили главного из них, и, буду откровенна, нам не терпится им завладеть, — томно произнесла старшая самка, обходя воина кругом и начиная оглаживать его плечи и грудь. Эти прикосновения будоражили, заставляя забыть сомнения и оставить нерешительность. Сумрак почувствовал, что былая неловкость начинает сменяться возбуждением, и голову постепенно заволакивает легкий туман. Кажется, не смотря на его опасения, все шло, как надо…

Тем временем, Осень без особого промедления присоединилась к сестре. На ходу она небрежным движением скинула легкую ткань, представ перед самцом в своем первозданном виде. Прорва одновременно встала у него за спиной, прижимаясь всем телом, и Сумрак почувствовал, что она тоже обнажена. Осень прильнула к нему спереди, начиная блуждать руками по напрягшемуся торсу воина…

А он стоял между ними двоими, как дурак, и не знал, что ему делать.

Вдруг Осень приблизила раскрытые жвала к его горлу и провела самыми кончиками до ключиц, отчего Сумрака пронзила сладкая дрожь, но в следующий момент он почувствовал неожиданную, а потому еще более острую боль. Самка глубоко впилась сбоку в основание его шеи всеми четырьмя зубьями так, что брызнула кровь. Первым желанием было оторвать от себя бестию. Левой рукой самец успел упереться в ее мягкий горячий живот, но правую грубо перехватила в районе запястья Прорва с поразительной легкостью удержав в опущенном положении и даже слегка отведя назад. Сумрак просто опешил от силы этой самки. Она «сделала» бы его в поединке по армреслингу, наверное, за полминуты…

Прорва зарычала и схватила остолбеневшего юнца за гребень, запуская когти в гриву и принудительно запрокидывая его голову назад. Осень, продолжая вгрызаться в плоть, одним уверенным движением переместила отталкивающую ее руку себе на талию, прижимаясь сильнее и вычерчивая когтями незримые линии на широкой груди. Сумрак взвыл, чувствуя, что задыхается. Сердце отбивало бешеный ритм. Боги! Ни в одной схватке он не чувствовал себя столь же беспомощным!

Одновременно он ощутил прикосновения еще одной пары рук. Солнышко, словно по безмолвному приказу, присоединялась к этому неравному сражению. Она тенью скользнула вниз, присев у ног самца, и теперь ласкала его живот, нежно покусывая бедра. Проворные пальцы младшей самки уже разбирались с застежками пояса. Спустя мгновение набедренная повязка слетела на пол.

Сумрак несколько раз дернулся, но быстро осознал, что ему уже не вырваться. Да и зачем было вырываться? Разве, не за тем он пришел сюда? Он случайно обнаружил, что его левая рука уже не лежит на талии Осени, а хищно сжимает ягодицу самки. Прорва продолжала крепко удерживать его сзади, вынуждая прогнуться. Ее дыхание скользнуло по спине, и жвала сдавили кожу в районе лопаток. Солнышко тоже даром времени не теряла. Ее ласки «на нижней палубе» становились все более откровенными.

Глаза самца распахнулись, и резной потолок отразился в ставших огромными зрачках, когда один, а затем второй и третий пальцы самки проникли в клоакальную щель, нащупывая уже налившееся кровью мужское естество.

— Солнышко, когти… — только и смог выдавить он.

Это будто бы стало сигналом для старших сестер. Прорва, застрекотав ему прямо в ухо, до боли вцепилась в гриву и сильнее надавила на лоб, одновременно выворачивая его руку. Угрожая сломать несчастному самцу позвоночник, она вынудила его опуститься на колени. Дело довершила Осень, навалившись спереди и ловко уложив жертву на спину.

Отпущенный ненадолго старшей самкой, Сумрак притянул к себе среднюю сестру и, уже полностью отдавшись во власть инстинкта, принялся исследовать руками ее податливое тело. Прорва же, сурово рыкнув на младшую, занимающую сейчас самую выгодную позицию, оказалась где-то в районе ног самца. Солнышко, поняла намек и сдвинулась вперед, оттесняя Осень и подлезая под правую руку воина. Тот не успел опомниться, как обе самки с двух сторон завладели его верхними конечностями, надежно фиксируя к полу; при этом они продолжали свои кусачие ласки.

Прорва немедленно оседлала его бедра и, наклонившись вперед, принялась гладить и массировать грудь и живот самца, мучительно медленно подбираясь к паху. Сумрак изнемогал. Он уже стонал в голос, и к его утробному вою примешивались томные вздохи всех трех самок. Вдруг старшая спустилась ниже и без всякого предупреждения, к тому же весьма поспешно и неосторожно, погрузила палец глубоко в увлажнившуюся половую складку, пытаясь вывернуть твердеющий пенис. От внезапной резкой боли у самца померк в глазах свет. Его тело изогнулось дугой, а из пасти вырвался новый крик. Чувствуя, что эрекция начала спадать из-за последнего травмирующего действия, Прорва нехотя вытащила окровавленный коготь и вернулась к прежним ласкам. Однако ее терпения не хватило надолго. Самка принялась наносить чувствительные укусы в беззащитный живот, а руками с усилием провела сверху вниз, безжалостно надавливая на вздувшиеся семенники. Брюшные мышцы конвульсивно задергались под ее пальцами, сигнализируя о том, что организм самца уже не в силах сдерживать возросшее в железах давление, но было поздно: копулятивный орган опал и полностью ушел обратно в складку. Самец заметался близкий к панике. Его распирало желание, но истязавшие его хищницы раз за разом самым жестоким образом остужали его пыл, держа на самой грани. Видя, что творится с юнцом, Осень наклонилась к нему и прошипела:

— Расслабься, глупый, сегодня все сделают за тебя.

Сказать, что ее слова прозвучали унизительно — все равно, что не сказать ничего. Сумрак был просто раздавлен. Он содрогнулся в последний раз и замер, тяжело дыша. Прорва старательно елозила на нем, но все чувства будто разом отшибло.

Тогда Солнышко решила прийти на помощь способом, который сперва обескуражил молодого воина, но, тем не менее, оказался вполне действенным. Она отпустила его плечо и перелезла на грудь, после чего привстала и разместила колени по обеим сторонам от его головы, зажав ее и не давая возможности отвернуться. Прямо над пастью Сумрака оказалась зазывно приоткрывшаяся вульва, возбужденные соки которой уже буквально стекали вниз. От пьянящего аромата самки сознание вновь помутилось. Осень где-то за пределами видимости незаметно освободила из своей цепкой хватки его вторую руку, позволяя подхватить младшую самку под ягодицы и притянуть ближе к себе. Жвала самца разошлись и захватили бедра самки изнутри, а нижний ряд зубов уперся чуть позади нижнего края клоакальной щели. С некоторым усилием он провел вдоль нее острыми резцами, закрывая рот, под конец уткнувшись подбородком в центр влажного углубления и ощутив, как смазка смешанная со слюной течет по его шее. Несколько раз Сумрак повторил это движение, глотая солоноватую, дурманящую жидкость, после чего решился добавить к ласкам язык, погрузив его раздвоенный кончик в пылающее лоно и принимаясь баловать партнершу легкими круговыми и колебательными движениями. Одновременно на остатках самообладания он пытался контролировать силу сжатия челюстей, чтобы не поранить самку, а она извивалась над ним, издавая какой-то невообразимый спектр звуков. Осень вторила ей частым стрекотанием. Возлежа позади его головы она, временно лишенная внимания любовника, гладила собственное тело руками, периодически задерживая их в промежности.

Тем временем Прорва плавно скользнула вперед. Сумрак ощутил, что их половые отверстия смыкаются, прижимаясь уже вывернутыми наружу складками слизистой оболочки. В следующее мгновение старшая сестра толкнула Солнышко в спину, давая понять, что самца нужно полностью уступить ей. Нехотя та повиновалась, присоединяясь к томящейся в ожидании Осени, а Прорва склонилась над Сумраком, встретившись с ним взглядом. Чувствуя, как снова перехватывает дыхание, самец обеими руками привлек партнершу к себе и напряг поясницу, вторгаясь, наконец, после всех этих жестоких испытаний в долгожданное тело самки и впервые погружаясь в бурные волны экстаза. Согласное рычание на два голоса гулким эхом отразилось от стен. Наставница, взявшая на себя в любовной игре ведущую роль, несколько раз сильно двинула бедрами, ощущая, как в нее изливаются все новые порции густого теплого семени. Она вся пульсировала изнутри, заставляя молодого воина терять последний контроль. Сумрак буквально растворялся в ней, купаясь в аромате вожделения, переставая чувствовать время, забывая где он и кто он…

А Прорва упивалась своим доминирующим положением. Нет, она не ошиблась в выборе, юнец был хорош, и еще как! В отличной физической форме, к тому же, достойный охотник для своих лет. Обходительный, обаятельный, возбуждающе невинный и… послушный. Он, конечно, не вернется в следующем Сезоне… Но она возьмет от него максимум в этом. Прорва усмехнулась, обдумывая свои пошлые и коварные фантазии, одновременно слезая с полубессознательного самца.

Он открыл глаза и сразу же увидел над собой лицо Осени, все еще сидящей у него в головах. Самке явно не терпелось занять место старшей сестры. Тем не менее, она позволила самцу приподняться. Оказавшись с ней лицом к лицу, он ненадолго замешкался, пытаясь оценить свое состояние. Осень потянулась к нему.

— Иди ко мне, мой нежный Сумрак, — промурлыкала она, перелезая на его бедра, — я хочу скорее отведать твоих ласк!

— Расскажи о своих победах, храбрый воин, — жарким шепотом вторила Солнышко, прильнув сзади и проводя пальцами вдоль многочисленных шрамов.

Прорва возлежала рядом, откинувшись на подушки, и с интересом наблюдала пикантную картину из-под полуприкрытых век. Она лениво поигрывала когтями с собственной гривой, перебирая и теребя отростки, но ее скрещенные ноги выдавали попытку успокоить все еще жаждущее лоно.

— Сегодня вы — моя главная победа и главный трофей, — дерзко прорычал самец, вновь распаляясь и оставляя свою прежнюю неуверенность где-то далеко позади.

— Прекрати уже свою лесть, нам нужно иное, — осадила его Осень, придвигаясь ближе и обвивая его шею руками. Солнышку таким образом вновь пришлось потесниться и ждать своей очереди.

Соитие со второй самкой длилось несколько дольше. Средняя сестра также перевела инициативу на себя, направляя еще несколько неумелые действия Сумрака. Поначалу она вела себя нежнее, чем Прорва, но во время кульминации бешено забилась в объятиях самца, раздирая ему спину буквально в клочья. С последним толчком, она взревела и вновь впилась зубами в его плечо, вызвав ответный рев, в котором смешались боль и наслаждение. К этому моменту Сумрак перешел в знакомое трансовое состояние, при котором любые повреждения переставали ощущаться как угроза, а лишь служили напоминанием о том, что он все еще жив. Ровно то же самое он не раз испытывал в пылу жестокой схватки, когда обращать внимания даже на серьезные травмы просто не было времени.

Осень, отдышавшись, выпустила самца и встала, возвышаясь над ним, будто одержавший победу соперник. Ее челюсти и руки сочились свежей кровью, а по ногам сползали капли желтоватой спермы. Сумрак поднял на нее затуманенный взор, невольно залюбовавшись этим диким зрелищем. Воистину, она была столь же прекрасна, сколь жестока…

Пришел черед уже изнывающей в нетерпении младшей самки. Давая воину возможность немного восстановиться, она расположилась со спины, осторожно гладя и разминая его израненные плечи. От этих прикосновений Сумрак совершенно разомлел, позволив себе тихо заурчать. Но его полное расслабление в планы самки не входило. Переместив руки на заметно опавшую область семенников, она принялась жадно водить ладонями по животу любовника.

— Надеюсь, там осталось что-то для меня? — Солнышко заглянула ему в лицо. У нее были необычные, гипнотизирующие ярко-оранжевые глаза с черными прожилками.

— Ну, мало-то тебе точно не покажется, — заверил самец, оборачиваясь и пытаясь заключить ее в объятия. Самка проворно от него ускользнула и растянулась на шкурах, изящно прогнув спину. Пока Сумрак поднимался на ноги, чтобы подойти к ней, Солнышко перекатилась на живот. Она оглянулась и в заигрывающем жесте подогнула одну ножку, открывая взору самца самое сокровенное. Чувствуя себя уже полностью готовым вновь ринуться в бой, он навалился на самку сверху. Из его груди вырывался переливистый рокот, а тело, уже будто живя отдельно от разума, начало искать возможность скорее «пристыковаться» к заветному отверстию. Раза с третьего он попал в цель и ненадолго замер с напряженной спиной, прислушиваясь к ощущениям. Солнышко, наконец-то чувствуя плотно заполнившего ее самца, застонала и впилась когтями в шкуры, судорожно комкая их. Ей показалось, что до первого его движения прошла целая вечность, и, когда Сумрак совершил долгожданный плавный толчок, одновременно начиная изливаться, ее затрясла крупная дрожь. Чтобы не выскользнуть в самый ответственный момент, самцу пришлось крепко сжать извивающуюся партнершу и слегка прикусить ее кожу на хребте, что спровоцировало у нее мощный оргазм. Лоно самки сильно сжалось, вбирая в себя эякулят и доводя самца до буйного исступления. Еще спустя несколько минут активных действий рычащая парочка распалась, тяжело переводя дыхание.

Самец откинулся на спину и закрыл глаза; по телу разливалась приятная усталость… Однако скоро выяснилось, что самки еще не насытились молодым любовником и настойчиво требуют продолжения. «Интересно, насколько меня хватит», — обеспокоенно подумал Сумрак, заново придавленный к полу изголодавшейся Прорвой. Даже в самых смелых помыслах он никогда не рассчитывал сразу взять подобный темп…

На исходе ночи изможденный самец потерял количеству спариваний счет. Он уже буквально выжимал из себя последние капли, а самки все не унимались, сменяя друг друга, а то и набрасываясь всем скопом. Но, наконец, утомились и они. Повалившись на взбуровленные шкуры среди в беспорядке раскиданных подушек, они уснули крепким, удовлетворенным сном. Тогда, насилу отыскав в окружающем хаосе свою набедренную повязку, Сумрак потихоньку вышел из зала и покинул это жилище разврата. Обнаженным он добрался к источникам, ополоснул влажное, липкое, гудящее тело и лишь тогда оделся. Какое там было понежиться в купальнях… Ему уже было абсолютно не до того. Он пребывал в глубоком потрясении.

Над далекими горами занимался рассвет. Не желая более задерживаться ни минуты, воин направился к уединенной поросшей редким молодым лесом лощине, неподалеку от которой прошлым утром посадил свой челнок. Там он вскарабкался на самое высокое дерево, уселся в развилке и обессиленно привалился спиной к стволу. Среди густой кроны он наконец почувствовал себя защищенным от всего остального мира и смог немного успокоиться.

Передохнув некоторое время, Сумрак еще раз внимательно оглядел себя. Н-да… Жалкое было зрелище. Весь помятый, искусанный и истисканный, он чувствовал себя скорее не как самец, вкусивший желаемого, а как какая-то загнанная дичь… Кошмар. Нужно срочно брать инициативу в свои руки, иначе ничем хорошим это не кончится! Получить удовлетворение такой ценой — да на черта это надо? Тем более, что никакого ожидаемого эмоционального подъема он не испытывал, только странный отходняк. Просто отпустило.

Он, безусловно, был в курсе, что самки отличаются норовом, а, подчас, и настоящей агрессией. Но эти трое во всех смыслах превзошли его ожидания. И, хоть Сумраку пока было не с чем сравнивать, кое-какие сомнения в его голову все же закрались. Почему в разгар Сезона эти самки были одни? Из-за возраста? Ну, допустим, это могло еще касаться Прорвы. Ну, ладно, Осень также была уже немолода. А Солнышко? Она-то чем другим самцам не угодила? Или, может, другие самцы просто не осмеливались ступить на территорию сестер, зная, чем это кончится? Сумрак вот теперь отлично знал…

Он представлялся себе сейчас потрепанной выжатой тряпочкой. Эти самки выпили его до дна, лишили всех сил; на теле не осталось ни единого живого места. По внутренней стороне бедра снова потекла, видимо, из-за какого-то неосторожного движения, небольшая струйка крови — Прорва, добираясь до вожделенного органа, глубоко рассекла когтями край клоакальной щели. Сумрак вообще не представлял, как теперь там заштопать… Одно было хорошо — на время исчезло это гадкое ощущение внизу.

Вечером он пойдет к ним снова.

*Склеротикальное кольцо— кольцевая костная конструкция, поддерживающая глазное яблоко, встречается у птиц, было также у динозавров, птерозавров и ихтиозавров. Вполне возможно, нечто подобное может существовать и у некоторый инопланетных организмов, а почему бы и нет.

====== Глава 3. Воспоминания ======

То, что представляется нам тяжкими испытаниями,

иногда на самом деле — скрытое благо.

(Оскар Уайльд)

Сумрака угораздило уснуть, сидя в кресле пилота, поэтому проснулся он в тот момент, когда, пытаясь устроиться поудобнее, промахнулся головой мимо спинки, съехал по ее краю и стукнулся лбом об угол боковой панели управления. Ворча и потирая ушибленное место, самец поднялся, уперся руками в переднюю консоль и попытался собраться с мыслями. Это теперь называется «а посплю-ка я сегодня на свежем воздухе». Когда он под утро вернулся в челнок за медикаментами, оставаться здесь, в духоте, он не собирался. Думал, замажет повреждения и потом пойдет подремлет несколько часов где-нибудь на ветерке, силы восстановит… Но его неожиданно просто вынесло. Даже препараты не успел убрать. Целую банку «искусственной кожи» теперь выбросить придется — забыл закрыть… Впрочем, хорошо, что он тут вырубился, иначе в своем нынешнем состоянии полетел бы сейчас не с кресла, а с дерева… Что-то совсем ему не нравилось, что с ним происходит. Слыханное ли дело — так раскиснуть, что умудриться во сне упасть?

Он потянулся, широко раскрыв и вытянув жвала, хрустнул затекшей шеей и встряхнулся. Надо было просто взять себя в руки. Ничего страшного не произошло, просто ночью наконец-то состоялось его первое близкое знакомство с противоположным полом. Не совсем так, как он ожидал, но как уж есть. Отец пока не знает, что он сорвался. Узнает — будет торжествовать. Еще и подробности начнет выспрашивать, надо будет какую-нибудь пристойную легенду на такой случай сочинить…

Сумрак иногда сам ужасался, сколько же ему приходится по жизни врать. Это было свидетельством его внутренней слабости, за это он иногда просто себя ненавидел. Но как было иначе? Ни одно живое существо не способно измениться полностью. Можно поработать над внешней оболочкой, закалить характер, отучить, приучить, сломить, заставить… Но в глубине всегда останется изначальная суть. Уничтожишь ее — уничтожишь собственную личность. Будешь скрывать — будешь лгать.

Вот и то, что случилось вчера, выдавало его с головой… Он поступил крайне неразборчиво, потому что не был уверен в своих силах, не верил в свои возможности. Плюс, как всегда, не смог ослушаться самки… Что он имеет в итоге? Двух развратных старух и нимфоманку… И еще большой вопрос, кто здесь кого на самом деле имеет…

Ладно уж, что толку теперь рассуждать? Придется делать то, что можешь, с тем, чем располагаешь. И не ныть.

Собрав разбросанные лекарства и повязав на бедра чистую ткань, самец покинул челнок и отправился к протекавшей неподалеку реке. С собой он прихватил копье — нужно было добыть что-нибудь для самок.

Времени оказалось уже за полдень. Умывшись прохладной водой и побродив по мелководью, Сумрак слегка взбодрился. У него даже поднялось настроение. Подумаешь, рассуждал теперь он, разница в возрасте большая… Со старухами — это он, конечно, погорячился. Прорва и Осень, конечно, дамы не первой молодости, но вполне себе еще ничего… А Солнышко… О ней он тоже судил слишком поспешно. Да, она продолжала на него набрасываться, когда даже старшие сестры уже выдохлись, ну, так это наоборот, наверное, должно было льстить. Значит, он ей понравился. С какой стороны не взглянуть, обиднее было бы, если б самки разочарованно выставили его за дверь после пары-другой соитий.

Мысли о самках и ночном произволе отозвались кратковременным спазмом в подбрюшье. Дабы отвлечься, Сумрак поспешил на охоту и прогонялся за добычей весь остаток дня. Но стоило повеять ночной свежести, как молодой воин отправился за новыми любовными приключениями. На его плече покоилась внушительная звериная туша. Самки всегда предпочитали «разводному мясу» свежепойманное, особенно их жажда крови активизировалась в брачный период, так что ежедневная поставка дичи, хотя бы в чисто символических количествах, становилась на это время святой обязанностью любого самца. Сумрак со свойственным ему прилежанием отловил здоровенное копытное, так что самки теперь при желании могли просто ужраться.

Проделав длительный путь к потухшему вулкану, самец перехватил свою тяжелую ношу и зашел под арку. Можно было переставить свой транспорт ближе, чтобы не таскаться в такую даль, но пока не особо хотелось, чтобы любовницы знали, где он скрывается днем. Летать каждый раз туда-сюда тоже был не вариант — садиться за штурвал после любовных игрищ Сумрак просто бы не рискнул. Да и полезно было пройтись — мысли как-то прочищались.

Самок он застал в купальнях за вечерним омовением. Они кратко о чем-то переговаривались, до блеска натирая свою чешую. От вида лоснящихся влажных тел Сумрак мгновенно испытал острый приступ желания, но надо было соблюдать приличия. Остановившись на берегу, он раскланялся и поприветствовал сестер, снова выдавая им отменную порцию комплиментов. Самки заметно оживились при его появлении: видимо, все-таки надеялись на продолжение, но допускали, что неподготовленный любовник может и сбежать.

Указав на принесенную охотником дичь, Прорва по-хозяйски распорядилась:

— Это унеси в дом и возвращайся.

Вот ведь командирша… Но он послушался, направившись к обветшалому зданию. Скинув тушу в прохладном холле, самец позволил себе на секунду задержаться, осматривая забытую трофейную стену и гадая, кто же мог быть его предшественником и что с ним приключилось. Может, Прорва до смерти затрахала или Осень что-то жизненно важное откусила? Подумав так и невесело усмехнувшись, Сумрак вышел во двор, поспешив вернуться к самкам. Нельзя было заставлять их ждать.

Они и правда уже пребывали в нетерпении. Оказалось, что старшие сестры были приглашены этой ночью на какой-то непонятный самочий праздник, что-то вроде церемонии посвящения младших, короче, ерунда. И Осень выполняла в этом году роль Главной Жрицы, так что ей требовалось уйти рано, чтобы все подготовить до начала действа. С милостивого разрешения Провы она в этот раз первой получила доступ к самцу и быстро покинула купальни, оставив на теле Сумрака новые укусы и царапины. Он уже догадывался, что причина одиночества самки заключается в ее неуемном желании еженощно грызть партнера, а теперь и вовсе все встало на свои места: Осень была неразрывно связана с Храмом, а большинство охотников преследовал суеверный страх перед служительницами культа. Сумрак, впрочем, был далек от всякого рода домыслов, его бы еще кусали пореже и понежнее, так он бы вообще не возражал…

Солнышко как самка среднего возраста не годилась ни в посвящающие, ни в посвящаемые, так что в празднике не участвовала, но отправилась с сестрой — помочь ей нарядиться и проводить ее. Проходя мимо получившего недолгий отдых самца, она озорно дернула его за гриву, пообещав очень скоро вернуться. Прорва, которой до церемонии оставалось чуть больше времени, между тем решила, что любовнику уже довольно прохлаждаться, и небрежно поманила его к себе.

И вот тут он совершил огромную ошибку, решив поменяться с Прорвой ролями и спариться с ней более естественным образом. Рассудив, что, если оставить все как есть, эта самка и дальше будет фактически насиловать его, Сумрак вознамерился поставить ее на место. Он быстро перешел в наступление, начав ласкать ее тело и проворно заходя ей за спину. Воспользовавшись расслабленным настроем и слегка усыпленной бдительностью самки, он ухитрился даже нагнуть ее, пристроиться сзади и прикусить за загривок, но предпринять дальнейших действий ему было не суждено…

Прорва выпрямилась, играючи стряхивая его с себя, а потом развернулась и ударила так, что он отлетел к одному из вертикально торчащих на берегу скалистых уступов.

— Лучше тебе быть послушным мальчиком, — прорычала она, резко выведенная из себя.

Угрожающе подойдя к неуверенно встающему на ноги самцу, Прорва схватила его за горло. Сумрак стоически выдержал данное издевательство. Конечно, он смог бы дать отпор, но ударить самку… Это было недопустимо, какой бы зверюгой она ни была. А как можно аккуратно, без применения силы высвободиться из столь железной хватки он попросту не представлял…

Одним непринужденным движением своего мощного корпуса, Прорва впечатала юнца в стену. Приблизив свои жвала к его лицу почти вплотную, она зарычала и медленно отпустив шею самца, приказала:

— Повернись!

Он непонимающе уставился на нее. Прорва зашипела и, схватив его за плечо, насильно развернула к себе спиной, после чего навалилась на самца, прижимая его грудью к скале. Упершись в холодную поверхность ладонями, он повернул голову и встретил ее бешеный взгляд. В этот момент ему реально стало страшно. Он понял, что сильно пожалеет, если двинется еще. Прорва обхватила его поперек туловища одной рукой, другая же скользнула вниз. Сумрак мгновенно понял, что эта извращенка снова собирается использовать вчерашний прием. Боги, за что? Зачем она это делает? Она ведь понимает, что не доставляет этим удовольствия партнеру, а лишь только причиняет боль… Если ей так не терпится, то зачем делать то, что не приблизит момент соития, а наоборот оттянет на неопределенный срок?

Но ощущение растущего напряжения внезапно прервало его отчаянные мысли. К великому стыду и немалому удивлению, Сумрак осознал, что на самом деле предвкушает это прикосновение самки. Голова совсем дурная, видать стала…

Прорва поддела его стремительно восстающий пенис большим пальцем — уже, правда, аккуратнее, чем вчера — и вывернула наружу. Самец ахнул. Его тело будто бы прошил электрический разряд. Чешуйчатые жесткие пальцы сомкнулись на нежном органе, сдавив его; одновременно другая рука самки резко нажала на низ живота. Сумрак разразился громоподобным рычанием, под его когтями закрошился песчаник, и к ногам почти сразу обильно потекло тягучее семя. Прорва сжала самца крепче и сделала несколько сильных массирующих движений, каждое из которых сопровождалось новым стоном и новым толчком золотисто-медовой жидкости. Не выдерживая такого напора, бедняга уткнулся лбом в стену и зажмурился, полностью отдаваясь воле неистовой самки. Наконец, почувствовав, что самец полностью иссяк, она отшвырнула его, как надоевшую игрушку. Сумрак обессилено сполз вниз. Прорва осталась возвышаться над ним. Как же она упивалась беспомощностью молодого любовника! Нет, похоже, ей не столько был нужен сам секс, сколько возможность распоряжаться неопытным самцом, вседозволенность в его отношении, его покорность. Создавалось впечатление, что Прорва затаила в своей душе лютую ненависть ко всему мужскому полу…

Самка, презрительно фыркнув, встряхнула влажной рукой, отвернулась и направилась к воде, грациозно войдя в купель. Сумрак остался сидеть, тяжело дыша и глядя в одну точку. Его пенис медленно ушел внутрь, уронив наземь последние капли спермы.

Солнышко, вернувшись к источникам, застала как раз самый конец экзекуции, но, похоже, сразу поняла, что произошло. Солнышко вообще казалась наиболее адекватной самкой из всех троих. Когда все закончилось, она приблизилась к самцу и села рядом. Сумрак сконфуженно отвернулся. Она видела не все, но более, чем достаточно; Прорва, разве что, только ноги о него не вытерла… Размазав его генетический материал по полу, вместо того, чтобы принять в себя, она уронила самооценку молодого самца ниже плинтуса.

От легкого прикосновения он невольно вздрогнул.

— Послушай совета: не перечь старшей сестрице, — утешительно поглаживая его по голове, проговорила младшая самка. — Все равно будет так, как хочет она.

Прорва вылезла из воды и прошествовала мимо, не удостоив провинившегося любовника даже взглядом, и ответив Солнышку на посланное вдогонку пожелание хорошо провести время аналогичным пожеланием с явным оскорбительным для самца подтекстом.

Когда она скрылась из виду, Солнышко, немедленно полезла на вжавшегося в стену Сумрака.

— Прошу тебя, дай мне минуту… — его взгляд стал почти умоляющим, но самка только заискивающе потерлась об него головой и поудобнее разместилась напротив, обхватив талию самца ногами.

— Мы пока можем просто поласкаться, — предложила она. — Отдыхай, сестры вернутся нескоро, так что остаток ночи ты только мой.

Последние слова Солнышко произнесла ему в самое ухо, зарывшись в гриву и нежно перебирая ее пальцами. И потом они правда были лишь вдвоем… Уже позабыв о пережитом унижении, Сумрак раз за разом брал ее то сзади, то стоя, то лицом к лицу. В своих безудержных порывах они оба словно бы перешли на какой-то иной уровень сознания, до бесконечности соединяясь, расходясь и опять соединяясь, теряя разум и безуспешно пытаясь насытиться друг другом. Под конец измученные, но довольные, они вместе соскользнули в теплую воду под молчаливо созерцавшими их страсть звездами…

Шли предрассветные часы. Сумрак добирался до лощины медленно, еле переставляя ноги, практически «на автопилоте». Мысли текли в голове сплошной чередой, рождая невнятные образы и перебирая отрывочные воспоминания. Самец возвращался, будто бы не с ложа любви, а с вышедшей из-под контроля вечеринки, разве что не шатаясь.

Сначала он был почти доволен… Окончание ночи, хоть и было утомительным, но больше в приятном смысле этого слова. Однако, по мере выветривания наступившей эйфории, унижение и боль, которым подвергла его Прорва, медленно, но верно начали вытеснять из сознания сладостные минуты, проведенные с Солнышком, пока в какой-то момент Сумрак вновь не почувствовал себя несправедливо наказанным подростком, безуспешно пытающимся понять, в чем его вина… Как тогда…

Отец…

Первые дни на клановом корабле…

До того момента он видел Грозу лишь издали, да слышал от матери и сестер о его благородном и миролюбивом характере. Но первая личная встреча настолько потрясла и испугала мальчишку, что тот едва не начал заикаться. Что-то эти самки явно напутали… Хотя, чего было ожидать от опытного, повидавшего многое воина, успешно доведенного до состояния шока? Еще и в разгаре Сезона… Гроза, конечно, был на взводе больше, чем когда-либо, и не по собственной вине, но Сумраку-то от этого легче не становилось.

По причине своего слишком юного возраста и специфического воспитания молодой самец был настолько наивен и прямолинеен, что невольно стал настоящим специалистом по выведению отца из состояния эмоционального равновесия. В первый же день он спровоцировал Грозу на крайние меры, когда сперва без всякой задней мысли поинтересовался, почему это на корабле так грязно. Действительно, а почему же клановый корабль, на котором в разное время обитали от тридцати до ста взрослых самцов, суровых, закаленных в боях межзвездных охотников; корабль, ведавший ежедневно десятки сражений; корабль, на который сволакивались ежегодно тонны необработанных трофеев, не отличался стерильностью?..

Гроза на первый раз стерпел. И его неразумный потомок, вместо того, чтобы заткнуться и делать, что говорят, продолжил выдвигать претензии, не подозревая, что играет с огнем. Когда ему было велено переодеться, Сумрак, с подозрением разглядывая предложенную «униформу», беспардонно осведомился:

— А чем моя одежда плоха? И оно, что, уже ношеное?

Гроза только скрежетнул зубами.

— Мне еще еще три года до обучения, для чего ты забрал меня, отец?

Вот это стало последней каплей. Гроза взревел. Гроза вспыхнул. Сумрак доигрался…

То, что последовало дальше, он помнил так, будто это случилось вчера. Его, еще ни разу в жизни ничьим пальцем не тронутого, отец бросил на колени и безжалостно выпорол до кровавых рубцов. Ни юный возраст, ни скромные габариты подростка не остановили его руку; вожак наказал его с той же строгостью, которую иногда был вынужден применять к особо проштрафившимся охотникам клана. К взрослым, черт возьми, привычным к боли мужикам, огромным, почти как он сам!

Сумрак охрип от крика, и ноги отказывались держать его. Слезы застилали глаза, он ничего уже не видел вокруг и ничего не понимал. А озверевший Гроза схватил сына за гриву, подняв одним рывком, протащил по коридору и втолкнул в пустой отсек, где молодому самцу предстояло провести все ближайшие, отнюдь несладкие свои годы…

Забившись в дальний угол, Сумрак провыл всю ночь от ужаса, обиды и боли. К утру вся спина воспалилась, началась лихорадка. Явился чопорный корабельный врач, направленный остывшим и теперь уже обеспокоенным Грозой. Он сердито сказал, что не обязан ко всем болезным сам таскаться, и Сумрак должен был обратиться еще вчера, а то, что юнец не в курсе, где медотсек — не его проблемы; обколол антибиотиками и дозволил тренироваться.

Этот случай был лишь первым в бесконечной череде подобных… Так нелепо и недостойно Сумрак приобрел свои первые шрамы, которым суждено было оставаться на его шкуре всю жизнь как напоминание о том, кем он был, и намек на то, кем он должен был стать.

Именно такие ситуации быстро научили его держать пасть на замке, а, если и говорить, то часто неправду. Капризам и вольнодумству следовало навсегда остаться под далеким кровом материнского дома…

Мать…

Иногда она, конечно, тоже была к нему строга, но максимум, что позволяла себе — это легкий шлепок или подзатыльник. Ее дочерям, порой, доставалось крепче, чем единственному наследнику. А Сумрак, даже капитально провинившись, вскоре оказывался полностью прощенным. Тогда, прикорнув у Загадки на коленях, он наслаждался тем, как мать нежно ворошит его гриву и гладит по спине, слушая ее долгие рассказы о мире и природе вещей, о яутжах и их взаимоотношениях, об искусстве, морали и политике — обо всем на свете.

Для окружающих так навсегда и осталось непонятным, почему Загадка настолько по-особенному относилась к сыну. Даже супруг, спустя годы, не добился от нее вразумительного ответа. А все было на самом деле элементарно. Изначально не хотевшую сыновей самку просто перемкнуло, когда она впервые увидела свое дитя: маленькую копию возлюбленного Грозы, который так редко бывал рядом и которого Загадка, будь на то ее воля, никуда бы от себя не отпустила.

Сумрак навсегда запомнил прикосновения материнских рук… Ни одна самка не смогла бы дать того же. Женские ласки, как он уже успел убедиться, всегда вели только к одному… И, чем ближе эти хищницы оказывались к заветной цели, тем яростней и жестче становились их касания, будя в самце ответную ярость. А он иногда так хотел прежнего покоя…

Лишь однажды молодому воину довелось испытатьнечто, от чего всколыхнулась внутри все родное, близкое, забытое…

Сойэ…

Эта самка многим отличалась от самок яутжей. Ничего удивительного, ведь она таковой и не являлась. Она была уманкой – представительницей одной из слаборазвитых далеких цивилизаций. С уманами поддерживались длительные и прочные отношения одностороннего порядка — проще говоря, на уманов издревле охотились. Агрессия этих, на первый взгляд, очень слабых существ, иногда просто поражала. Они неустанно грызлись между собой, истребляя целые населенные пункты самым варварским способом. Они не чтили своих самок и не останавливались перед уничтожением детенышей, но при этом умудрялись плодиться с такой ошеломительной скоростью, что можно было только диву даваться. Разумный контакт с этим видом вряд ли что-то мог дать, а вот боевые упражнения на планете уманов были полезны, развивая у молодняка представление о хитром и коварном враге, которого легко недооценить. Раз в несколько лет яутжа выбирали из всей популяции самые агрессивные и опасные группировки, на которых тренировалась побеждать. Черепа этих странных существ должны были на начальном этапе украсить трофейную стену каждого достойного воина. Кое-кто потом всерьез увлекался добыванием специфической дичи, кто-то, напротив, разочаровывался в ней — видимо, кому как везло, у уманов не было общей военной стратегии. Именно благодаря своей непредсказуемости они и считались достаточно сложным объектом для Охоты.

Самому Сумраку довелось побывать в их владениях три раза. В первый раз ему не понравилось — было слишком легко. Настолько, что он усомнился, заслуживают ли вообще уманы внимания как соперники. Ему даже как-то совестно стало их убивать… Во второй раз, когда Сумрак прилетел уже в порядке эксперимента, его наоборот чуть не прикончили. В третий раз он вернулся, чтобы, наконец, разобраться для себя, стоит ли дальше тратить на уманов время. И вот тогда он встретил ее…

Сойэ, по-видимому, оказалась жертвой самцов из чужого племени. Непонятно, зачем они ее держали у себя — решили бы спариваться, так спаривались бы — они круглый год этим занимаются. Но вторую самку, бывшую с ней в паре, они, тем не менее, хладнокровно убили, а она-то всего-навсего попыталась незаметно от них улизнуть. Видно, что-то другое было у них на уме… Самцов этих Сумрак перебил без особого напряга, вновь оставшись разочарованным. Что было делать с самкой? Ну, он просто решил ее выпустить, пускай бежит, может, своих отыщет…

Тут-то его и поджидал огромный сюрприз. Самка увязалась за ним. Отогнать не получилось, спрятаться тоже. А она вдруг ни с того ни с сего еще и начала на него напрыгивать, совершая при этом оскорбительные жесты… Сумрак был обескуражен. Он даже на минуту заколебался — а не ошибся ли он с полом? У самок уманов на голове обычно произрастал густой длинный мех, а эта была короткошерстная, подстать мужским особям. Короче говоря, запутавшись в поведении этого наглого существа, Сумрак едва не пришиб его, но вовремя остановился, допустив мысль, что, может быть, между ними произошло банальное недопонимание. Откуда уману знать, какие жесты у яутжа дружеские, а какие вызывающие? Может, те ее кивки нелепой головой означали не агрессию, а, к примеру… благодарность? В любом случае, особь поступила весьма благоразумно, упав на землю и продемонстрировав свою несостоятельность как воина. Но даже после этого инцидента она не отвязалась…

Сумрак подумал, что, должно быть, все равно отвяжется по дороге, и в конце концов позволил особи бежать следом. И она реально быстро отстала… После чего начала пищать, как детеныш! Сумрак не выдержал, вернулся посмотреть. И, стыдно признаться, сердце его дрогнуло. Это было как младшую сестренку в беде оставить… Нет, он понимал, конечно, что глупо так рассуждать, что нельзя сравнивать самку дичи с сородичами, но… Черт! Черт! Еще раз черт! Он просто не смог бросить ее.

Ох, узнай только об этом Гроза… Да ладно, впервой, что ли, его удары терпеть?

Сумрак так и не решился ее прогнать. Пришлось думать, чем ее кормить — сама она почему-то была настолько беспомощна, что в первые же несколько суток обязательно бы погибла, окажись в лесу одна. Есть Сойэ хотела каждый день, да еще и не по разу, вообще на редкость прожорливое оказалось создание… Сумрак совсем с ней замаялся.

При этом, у него оставались здесь незавершенные дела. Неподалеку находилась еще одна стоянка уманов — по виду таких же, как те, что пленили Сойэ. Их было чуть больше, и, возможно, там бы дела пошли интереснее… Но, потерявший сосредоточенность из-за всех последних событий, охотник совершил одну нелепую ошибку, в результате чего был серьезно ранен и едва унес ноги. Как же он был сердит в тот момент на проклятую уманку! Но еще больше — на себя.

Позже, отлеживаясь в безопасном месте, он много думал о случившемся, краем глаза наблюдая за своей необычной спутницей. И она удивляла его все больше. Она не только не оставила его — в сущности, теперь совершенно для нее бесполезного, но еще и пыталась ему ПОМОЧЬ. Правда, в основном, она мельтешила вокруг, доставая своим бормотанием и необъяснимыми попытками прикоснуться. Сумрак никак не мог взять в толк, для чего она все время лезла к нему, но иногда просто сил не было ее отгонять…

А потом… Потом много еще всего произошло. Но самым странным из произошедшего был тот факт, что Сумрак начал к Сойэ привязываться. Как, очевидно, и она к нему. Но она искала защиты, а вот что их совместное времяпрепровождение могло дать самому воину?..

Сперва она придумала ему имя — просто потому, что не смогла выговорить: «Сум-рак». Он-то хотя бы называл ее так, как она сама представилась*… Впрочем, собственную новую кличку он бы уже вряд ли воспроизвел, больно что-то это было заковыристое. Наверное, означало что-то типа «Спаситель» или «Герой»? Ну, а как еще могла его величать эта слабая и глупенькая самка, обязанная ему своей маленькой жизнью?

Потом Сойэ начала перенимать его жесты. Сумрак не раз с удивлением замечал, что она даже периодически копирует его позу. Может, конечно, она делала это и инстинктивно — уманы хорошие имитаторы… Но при этом она все с большей настойчивостью стала искать с ним зрительного и тактильного контакта, а это уже беспокоило. Сумрак не мог понять, что у нее на уме. Он пытался сторониться, сопротивляться… Но она его обхитрила и сделала в конце концов то, чего не удавалось еще никому с тех пор, как Сумрак завершил обучение и пересмотрел взгляды на жизнь: отыскала его слабину…

У нее были удивительно нежные, ласковые руки; без когтей, мягкие, не приспособленные для обороны. Их прикосновения… Они не просто были приятны, они давали необъяснимое чувство уверенности и защищенности, унося куда-то прочь от этого мира. Когда Сумрак после долгих сомнений все-таки сдался на их милость, то понял, что уже никогда не будет в силах им противиться. Он словно бы снова познал теплые материнские объятия, дарующие покой и безопасность…

Лишь к самому концу путешествия они научились друг с другом говорить — при помощи пиктограмм. Придумала это, кстати, именно Сойэ — не такая уж она, видимо, была и глупая. Хотя, если честно, Сумрак бы предпочел и дальше общаться с ней при помощи жестов. Уманка завалила его вопросами, среди которых были не совсем приятные и не совсем приличные… Но он честно попытался ответить на все. А из того, что она сама рассказала, он понял лишь одно: Сойэ сильно расстраивал тот факт, что ее сородичи для яутжей являются объектом охоты. В общем-то, ее можно было понять…

И Сумрака опять подвела его многострадальная натура. Никогда он не позволял себе обидеть или даже просто огорчить самку. А эта самка еще и стала для него весьма небезразлична, хоть и принадлежала к иному виду. Относиться к Сойэ, как к другим уманам, после того, что она совершила, воин уже не мог. Он чувствовал, что глубоко обязан ей, ведь это хрупкое существо не просто скрасило его одинокие скитания, оно вернуло ему нечто крайне ценное — самого себя.

Сумрак отвел уманку к сородичам. Он поступил, как был должен. И вовремя — еще немного, и она свела бы на нет все старания Грозы.

Прощались они слишком долго. Сойэ все что-то тараторила на своем непонятном языке и цеплялась за него. Сумрак сказал лишь одно: «Я обещаю, что не убью впредь никого из твоего народа». Это было меньшее, что он мог для нее сделать.

*Мне кажется, что Хищи слышат несколько в ином диапазоне, чем человек, поэтому имя Зои для Сумрака звучало в искаженном варианте. И еще сомневаюсь, что он смог бы выговорить звонкое «з».

Комментарий к Глава 3. Воспоминания Навеяло: «Deep Forest» – «Twosome».

Характер Солнышка «Deep Forest» – «Marta's Song»

Солнышко пытается приободрить Сумрака: https://gvatya.tumblr.com/image/164605833538

====== Глава 4. Греза ======

Наш девиз непобедим — возбудим и не дадим!

Наш девиз в ответ на ваш — поломаешься и дашь!

(Народное творчество)

Уже вторично обеззараживая и прижигая нанесенные самками раны, Сумрак сделал вывод, что ему необходимо сменить стиль поведения. К каждой из сестер нужен был собственный подход, что сильно осложняло задачу для только еще постигающего науку любви самца, но других вариантов не оставалось. Сезон был в разгаре, и уйти от выбранных дам не позволяли правила приличия. Не позволил бы этого сделать и его дорвавшийся до секса молодой организм — получив, наконец, реализацию, инстинкт размножения запустил лавинообразные процессы, которые на данном этапе было уже не остановить. Даже попытайся теперь самец подавить зов природы, ему просто никакими способами не удалось бы этого сделать, не тронувшись умом… Но и оставлять все как есть не годилось, в противном случае к концу Сезона эти дьяволицы просто извели бы его.

В первую очередь что-то надо было решать с Прорвой. Со своими нетипичными замашками она рисковала просто покалечить партнера. Например, то, что она проделала этой ночью… Одно неосторожное движение, и Сумраку грозила серьезная травма ретракторов*. Еще пара таких «сеансов» могла привести к выпадению пениса — сущему кошмару любого самца. Эта злая шутка собственного организма как раз и приводила самцов к фактически полной неспособности самоудовлетворения: мышцы, подтягивающие половой орган, автоматически срабатывали сразу, как спадала эрекция, и одновременно не позволяли добиться ее наступления «ручным» способом. Если же кто-то все-таки задумывал сражение с собственными ретракторами, те упирались до последнего и весьма легко рвались, что приводило к поистине страшным последствиям… У зрелого самца, по тем или иным причинам не участвующего в размножении, с интервалом в две-три недели происходили непроизвольные поллюции, позволяющие избавиться от спермы «с истекшим сроком годности», но в промежутках приходилось терпеть дискомфорт и даже боль, сопровождающиеся нервными срывами. Эта пытка была направлена лишь на то, чтобы обеспечить продолжение рода, не терпящее отлагательств. Образ жизни яутжей приводил к высокой смертности среди всех возрастных категорий, поэтому подобный темп размножения был просто необходим. При иной физиологии их род, вероятно, давно бы уже угас, учитывая раздельное проживание самок и самцов, а так же склонность последних к кочевой жизни, трансформировавшуюся за многие тысячелетия в межзвездные перелеты. Ведь, имейся у самцов выбор, они предпочли бы тратить время и энергию на охоту и исследования, а не на свои капризные и во всех отношениях дорогостоящие гаремы… Впрочем, месяц-полтора все равно вылетал бы в этом случае из графика, так как на время гона каждый корабль превращался бы из военной базы в царство онанизма.

Конечно, избыточный репродуктивный потенциал яутжей в условиях нехватки или недоступности партнеров мог бы компенсироваться, как у многих других существ, возникновением временных или постоянных гомосексуальных связей, однако такого практически никогда не происходило из-за высокого уровня агрессии между самцами. Опять-таки, будь у охотников склонность к такого рода сбоям, они бы давно уже вымерли…

Природа хорошо позаботилась о том, чтобы не творилось никакого произвола. Неизменно, год за годом, мужская часть населения возвращалась на исконные территории из далеких странствий, чтобы зачать потомство, и ничто не могло их остановить. Даже периодически вспыхивающие военные конфликты ситуации не меняли: перевозбужденные, преисполненные агрессии воины просто сметали любого противника со своего пути и очертя голову скорее неслись к своим самкам. История знала множество примеров, когда масштабные сражения были выиграны «на гормональном всплеске» за считаные часы, причем, сами воины из числа выживших потом весьма слабо помнили, как они дрались, с кем они дрались и зачем это делали…

Итак, Прорва… Либо она была малознакома с физиологией самцов, либо ей просто было от всей души наплевать. Спасало лишь то, что организм реагировал на самок, и приводящие мышцы расслаблялись. Но тянуть за них все равно оставалось нежелательным. Можно было, конечно, попробовать деликатно с Прорвой поговорить… Но как-то все равно слишком дико выглядел бы подобный разговор: «Дорогая, пожалуйста, больше не дергай меня за член, иначе он испортится, и ты более не сможешь им пользоваться». Да и вообще говорить о чем-то с Прорвой казалось весьма глупой затеей…

А, что, если попробовать ее отвлечь? Например, вместо того, чтобы поддаваться ей, лишь создать иллюзию, что она полностью контролирует ситуацию. Возможно, это успокоит ее, заставив передумать применять силу…

Самец погрузился в раздумья, на время перестав латать свою попорченную во многих местах шкуру. Потом, прикинув в голове что да как, вернулся к неприятному, но необходимому занятию. Закончив с царапинами на груди и животе, Сумрак попытался дотянуться до спины. Ох, после Осени все снова было в плачевном состоянии… Там еще вчерашнее не особо затянулось, а она разодрала по новой. И еще завтра добавит. Почему только к самкам нельзя ходить в броне? Он сжал челюсти и щедро плеснул за плечо антисептик. Зашипело, Сумрак скривился.

Интересно, а, если попробовать ответить Осени тем же? Воспитание не позволяло ему причинить самке какой-либо вред… Хотя, после всего, что вытворяли с ним развратницы, невольно возникал вопрос, а так ли уж нужно было демонстрировать им свое воспитание? Не исключено, кстати, что Осень специально его провоцировала. Возможно, стоило проверить…

В итоге, потратив почти полдня на размышления, он, наконец, разработал целую стратегию по удовлетворению своих неуемных самок. Не факт, что она сработала бы, но попробовать Сумрак был обязан.

Вечером, придя в долину источников, он, в качестве особо хитрого подкупа, преподнес им большую связку разнообразной пернатой дичи. Сумрак выслеживал крылатых тварей несколько часов кряду, выбирая животных с самым вкусным мясом и самым красивым оперением — все самки любили не только сытно поесть, но и на досуге понаделать безделушек из разных странных материалов, вроде ракушек, перьев и затейливых веточек. Сумрак ничуть не сомневался, что его подарок оценят по достоинству.

Благосклонно приняв дары, самки окружили воина, довольно воркуя. Прорва и Осень, очевидно, были в хорошем расположении духа после удачно прошедшей накануне церемонии; Солнышко также сияла больше обычного, но по другой известной им обоим причине. Пару минут самец позволил себе купаться в лучах женского внимания, но затем резко ушел от тройных объятий, отступил на несколько шагов и загадочно оглядел любовниц. Те мгновенно заподозрили что-то, почувствовав в нем необъяснимую перемену, но понять, в чем именно она заключается, не смогли, а потому пришли в некоторое замешательство.

Неторопливо, чувствуя на себе прожорливые взгляды самок и лукаво поглядывая на них в ответ, Сумрак расстегнул свое лаконичное облачение, позволив ему свободно пасть вниз. Перешагнув через набедренную повязку, он направился к Прорве. Самка насторожилась, вздергивая голову и предупреждающе скалясь. В ее выражении теперь читалось: «Что, хочешь попробовать снова? Вчера тебе не хватило?» Но юнец более не претендовал на главенство. Приблизившись, он вдруг опустился перед ней на колени. Глаза Прорвы расширились от нескрываемого удивления.

— Что сегодня пожелает моя Госпожа? — с придыханием произнес самец, поднимая на самку похотливый взгляд и обнимая ее ноги.

Осень и Солнышко, стоявшие поодаль, замерли на секунду, а потом начали возбужденно перешептываться. Прорва же сориентировалась очень быстро, включаясь в игру, определенно сразу пришедшуюся ей по нраву. Самка одобрительно зарокотала, приподняв максиллы, затем сделала шаг назад и оттолкнула покорившегося воина ногой. Не противясь, Сумрак рухнул на спину, и тяжелая стопа Прорвы безапелляционно придавила его грудь.

— Сопротивляйся, неудачник, — процедила самка, нехорошо осклабившись.

— Я более не посмею, — прохрипел в ответ самец.

— Даже если я попытаюсь тебя убить? — Прорва чуть перенесла свой вес вперед, сильнее надавливая на грудную клетку Сумрака. Он схватился было за ее стопу, но тут же отпустил и уронил руки.

— Я в твоей власти…

Тогда Прорва убрала ногу сама и приказала:

— Встань!..

Сумрак беспрекословно повиновался, но не успел он выпрямиться, как старшая самка добавила с издевкой:

-…на четвереньки!

И опять, вопреки всем ожиданиям, самец исполнил ее желание, добровольно приняв унизительную позу. Голову он опустил, будто признавая собственную ничтожность. На самом же деле Сумрак прятал в гриве непроизвольно вылезающую ухмылку. Что еще эта самка выдумает? В любом случае, он решился идти до конца.

Прорва несколько мгновений полюбовалась на это дикое зрелище, потом мельком взглянула на застывших в ужасе сестер. Даже для них, привыкших к ее странностям, это было уже слишком. Раздраженно рыкнув на них, чтобы не пялились, Прорва обошла кругом остающегося неподвижным в ожидании дальнейших указаний самца. Зайдя с тыла, она внезапно склонилась и накрыла его собой, сомкнув жвала на его загривке и имитируя таким образом типично мужское поведение. Она надеялась спровоцировать ответную реакцию, но Сумрак остался непоколебим. С негодованием Прорва осознала, что не сопротивляющийся самец становится ей совсем не интересен! Но она решила не сдаваться. Разжав челюсти, самка поместила ладонь на его шею и грубо надавила, пригибая к полу и ставя в наиболее подчиненное положение. И опять ничего…

— Нравится? — прошипела Прорва, тесно прильнув к самцу.

— Да… — выдохнул тот.

Прорва взревела. Навалившись всей своей, к слову, немаленькой, массой, она просунула руку промеж его бедер и принялась ласкать юнца как женскую особь… Ладно, хоть когти убрала… Сумрак сжал зубы, вытерпев и это, но ухмылка с его лица уже слетела.

— А так? — агрессивно осведомилась Прорва.

— Да… — еле проговорил Сумрак.

С разочарованным воем партнерша тут же отбросила его от себя. Но самец, опершись на руки и медленно подняв голову, уставился на нее с наигранной преданностью и тихо произнес:

— Что еще я могу сделать для моей Госпожи?

— Да делай уже, что хочешь! — рассерженно прозвучал более чем неожиданный ответ. Вот так… Он-то планировал лишь подыграть ей, чтоб не зверствовала, а вместо этого отбил всю охоту издеваться дальше. Удачно вышло…

Сумрак приблизился к самке, ставшей теперь непривычно пассивной, и, без труда склонив ее к совокуплению, преспокойно взял свое. Две другие самки, ни разу не решившиеся высунуться, пока длился этот цирк, сидели поодаль, размышляя над тем, что за чудеса они сейчас наблюдают. Самец выдерживал Прорву уже третью ночь — невиданное дело — и не просто выдерживал, а пытался адаптироваться к ее нетипичным запросам. Прежние самцы, которых удавалось заманить в долину источников, либо бежали от нее без оглядки, наплевав на приличия и честь, либо нелепо сходились со старшей сестрой в рукопашную, после чего постыдно изгонялись. Жившие уединенно, сестры не стремились славить по всем углам «подвиги» горе-любовников, так что те уносили свой позор с собой и имели выбор — просто забыть обо всем или мучиться от осознания собственной слабости.

Сумрак слез с успокоившейся Прорвы, напоследок погладив ее по груди и животу. Самка лениво потянулась и наградила его уже более-менее доброжелательным взглядом, но с оттенком осуждения. Ничего, не все ж ей верховодить…

— Чьи желания мне исполнить теперь? — вставая и поворачиваясь к ее притихшим сестрам, поинтересовался самец.

— А ты выбери, — предложила Осень, поднимаясь с подушек и направляясь к нему. Солнышко двинулась вслед за ней.

— Представляете? Не могу, — приобнимая обеих, заявил Сумрак.

Он сам чувствовал, что наглеет, причем, разум, уже освобожденный от избыточного гормонального давления, теперь вполне сносно работал, так что приобретенный напор отнюдь не являлся следствием слепого инстинкта. Сумрак просто начал осознавать собственную востребованность, и это ему льстило. Перестав опасаться, что его прогонят или засмеют, он стал держаться намного увереннее. Самкам это, по-видимому, еще как нравилось.

Самец начал одновременно ласкать и раздевать обеих партнерш, а они ублажали его в ответ, но затем Осень легонько подтолкнула его к Солнышку, отступая и устраиваясь рядом с Прорвой. Сумрак аккуратно уложил младшую самку на шкуры и уже со знанием дела навис над ней, принимаясь водить по изнемогающему телу кончиками максилл. Продвинувшись к податливо разошедшимся бедрам, он опустился между ними и разместил ноги Солнышка у себя на плечах, нежно перебирая жвалами по чешуйчатым коленям. Разум постепенно успокоился, и в нем все более к месту начали всплывать сцены из когда-то давно изученного «Трактата о любви». В то время Сумрак и не помышлял о скором применении полученных знаний на практике, просто все читали, и он прочел…

Самка выгибалась от удовольствия, закатывая глаза и погружая пальцы в свою гриву. Ее вульва уже сочилась влагой и жаждала прикосновений самца — заметив это, Сумрак начал легонько поглаживать у Солнышка в промежности, доводя самку до настоящего исступления.

— Возьми… Возьми меня, воин! — взмолилась, наконец, она, и тогда самец незамедлительно внял ее мольбам.

Пока они забавлялись, Прорва и Осень о чем-то негромко разговаривали, по всей видимости, все еще глубоко пораженные случившимся. Сумраку сейчас, в общем-то, было без разницы, о чем они говорят — свое дело он делал, и претензий пока ни от одной из любовниц не поступало.

Оставив младшую самку корчиться в послеоргазменных конвульсиях, самец встал и направился к Осени. Поклонившись обеим старшим самкам, он протянул ей руку, помогая подняться и отвел в сторону, где тут же овладел ею стоя, прижав спиной к стене, и без какого бы то ни было продления предварительных ласк. Одной рукой он подхватил самку под бедро, приведя его к своему боку, а второй удерживал за шею. Жрица разразилась гневным рычанием и крайне неприлично обозвала самца, но было ясно как день — именно этого она втайне и желала. С одной стороны, своим нахальным поведением он дал ей повод оторваться по полной, с другой — показал, что не останется в долгу и сам.

Осень со всей силы воткнула в партнера когти и, сорвав его пятерню со своего горла, принялась терзать его плечи жвалами. Он, не сдерживаясь, тут же начал кусать ее в ответ, одновременно вгоняясь все глубже. И это оказалось… весьма… необычное ощущение. А ведь и впрямь легко было увлечься и переусердствовать… Не удивительно, что к концу соития они оба были покрыты словно бы кровавой испариной. Планы Сумрака избежать лишних травм, похоже, так и не удались, но одновременно то, что произошло, уже более пришлось ему по вкусу.

Пока Осень приходила в себя, а Прорва с неопределенным видом глазела на разворачивающееся действо, Сумрак снова скользнул к Солнышку. Если Прорве для удовлетворения нужно было доминировать над партнером, а Осени предаваться взаимным истязаниям, то с этой самкой было чуть проще — ей всего лишь требовалось больше, чем остальным. Раза эдак в четыре. Организм самца уже начал перестраиваться, адаптируясь к сексуальным аппетитам сестер. Теперь Сумрак мог держаться с каждой самкой дольше, хотя бы отчасти контролируя свое возбуждение, и выдавал гораздо меньшие порции семени, восстанавливаясь для следующего акта за считанные минуты.

Солнышко уже ждала, изъявив на этот раз желание принять его ухаживания в боковой позиции. Закончив с ней, Сумрак вновь приклонил колени перед Прорвой и так далее по кругу до полного изнеможения…

В этот раз он особенно выдохся в физическом плане. Возможно, сказалось уже почти двухнедельное голодание — ведь самцы почти не питались в Сезон. Пожалуй, надо было все-таки что-нибудь поймать и сжевать, дабы восполнить силы. Окружающие леса кишели всякими тварями, так что сложности это не составляло, труднее было вспомнить о притупленном чувстве голода и заставить себя пойти охотиться не только для самок.

Он с легкой завистью поглядел на блаженно ворочающихся во сне любовниц. К ним пришли, принесли еду, удовлетворили все прихоти — что еще для счастья надо? Сейчас будут дрыхнуть до самого обеда; ни печалей, ни забот… Будь только его воля, Сумрак бы тоже прямо здесь завалился сейчас спать среди теплых и расслабленных самочьих тел. Он реально дико устал… Но его, увы, не пригласили остаться, так что он вновь покинул жилище сестер и поплелся к лощине.

Чей-то гневный окрик разбудил его. Сумрак, как раз смотревший какой-то приятный сон, аж подскочил от неожиданности, в последний момент вцепившись когтями в ствол дерева. Ну разве ж можно так пугать…

Самка стояла в двух шагах, задирая голову и злобно на него шипя. Она была очень молода и хороша собой, так что, восстановив равновесие на ветке, Сумрак сразу залюбовался ею. Стянутая в пучок короткая грива забавно торчала назад, стройное тело покрывал затейливый узор, ярко проступивший сейчас от негодования, рассерженные глаза сверкали, как два чудесных рубина. Самец наклонился к ней, слегка свесившись с ветки, и ощутил очень слабый любовный запах. Самка явно еще не до конца пришла в охоту. Вероятно, этот Сезон был для нее первым, как и для него самого. Необходимой для совершения в этом году кладки массы она не имела, потому и не выделяла нужного количества феромонов.

— Ты зачем кричишь? — поинтересовался у нее Сумрак. — И что вообще здесь делаешь?

— А ну-ка быстро свалил с моего дерева! — агрессивно прощелкала самка.

— Найди себе другое, дорогуша, — хмыкнул в ответ обиженный самец, — на нем не написано, что оно твое.

В другое время он бы, наверное, просто послушался и быстренько исчез, чтобы не раздражать самку, но за последние дни прекрасный женский пол уже заметно подистощил запасы его терпения, так что Сумрак решил учиться иногда тоже отстаивать свои права.

— Я первая нашла это место, и тебя я тут раньше не видела, — уже чуть тише, но по-прежнему с возмущением сказала самка.

— И поэтому надо меня отсюда выгнать? — саркастически довершил ее мысль Сумрак.

Самка снова зашипела. Нет, что-то он уже становится непозволительно грубым, нельзя так…

— Послушай, — тут его голос внезапно выдал некую усталость, — я не собираюсь тебе докучать, просто подремлю тут немного и уйду.

— Ну ты и нахал!.. — вспыхнула самка. Сумрак закатил глаза. Да что она такое возомнила?

— Ты за пределами поселения, — многозначительно заметил он. — И сейчас разгар Сезона Любви. Ты в курсе, что тебе вообще не положено тут находиться?

— Именно поэтому я и здесь, — вдруг неожиданно призналась она. — Сбежала от Серого. Он меня достал.

Сумрак узнал это имя. Серый был огромной трехсоткилограммовой махиной (против его собственных девяноста с небольшим), с грубой шрамированной шкурой неопределенного цвета. Он отличался непредсказуемым нравом и имел за своими мощными плечами уже столько побед, что вряд ли мог упомнить их все. Таких, как он, сверстники Сумрака побаивались и обходили стороной. В схватке один на один не было бы никаких шансов…

Так, стало быть, это одна из его самок… Досадно… И, все же…

— А не боишься, что тут я тебя достану? — по его шутливому тону она должна была догадаться, что самец говорит несерьезно, но самка снова взвилась в бешенстве.

— Размечтался! — рявкнула она. — Зубы коротки! Серый, если узнает, что ты хотя бы посмотрел в мою сторону, на клочки порвет! Ты хоть знаешь, кто моя мать?

— Нет, — честно признался Сумрак.

— Я тридцать первая дочь Желанной, Великой Матери, — с вызовом произнесла самка.

Воин вздохнул и вынужденно отвернулся. Кто такая Желанная он прекрасно понял.

— Я не хотел оскорбить тебя, дочь Великой Матери, — смиренно проговорил самец.

Собеседница только фыркнула. Боги, как она все-таки была хороша!..

— Как зовут твою наглую рожу? — неожиданно спросила она.

— То есть, ты все-таки хочешь познакомиться? — рискнул поинтересоваться Сумрак.

— Я хочу знать, кому Серый скоро вырвет жвала!

— Он, что, баба, на жвала мои покушаться? — съязвил самец в ответ. Серого поблизости все равно не было, так что молодой воин мог позволить себе немного бравады.

Сумрак резко соскочил с ветки, выпрямившись перед самкой. Он был ее выше.

— Сумрак, сын Грозы, к твоим услугам, — уже вполне серьезным тоном сказал он и в упор поглядел на самку. — Ты знаешь, что теперь должна ответить мне…

— Греза, дочь Желанной, — без колебаний объявила она. — И ты знаешь, что не имеешь права даже на намеки в мой адрес.

— Знаю, — Сумрак усмехнулся и отошел. Самочьи угрозы ровным счетом ничего не стоили. Если Серый прознает, что она выходила за пределы территории и болтала с юнцом, который ей даже близко не ровня, у Грезы будут крупные неприятности. Так что она ничего не расскажет. Домогаться ее он не собирается, а жаловаться на то, что самец просто отказался уходить с ее дороги и ради этого выдавать свои несанкционированные вылазки не станет она сама…

— Эй, а что это с тобой приключилось? — спросила вдруг Греза, теперь уже никак не желающая отставать.

Самец обернулся. Сперва он не понял, о чем речь, но потом догадался, что самку удивил его пожеванный вид.

— Мои любимые постарались, — небрежно ответствовал он. — Удивлена?

Самка еще раз скептически оглядела его. Похоже, самец действительно не врал. И тут могло быть только одно из двух: либо он очень плохой любовник, либо очень хороший…

— У Серого двадцать самок в гареме, он кроет ежедневно более десяти. И он выглядит менее потрепанным. Только не говори, что такой салага, как ты, собрал больше самок!

— А, если и так? — хитро прищурился Сумрак.

— Тут есть какой-то подвох, — фыркнула Греза, удаляясь.

«Ты даже не представляешь, какой», — подумал он, глядя ей вслед.

*Ретрактор — мышца, осуществляющая оттягивание назад.

Комментарий к Глава 4. Греза Навеяло: «Deep Forest» – «Media Luna»

Образ Грезы – «Deep Forest» – «Savana Dance»

Образ Прорвы – «Deep Forest» – «Anastasia»

Сумрак и Осень: https://gvatya.tumblr.com/image/164669854973

====== Глава 5. Расплата ======

Комментарий к Глава 5. Расплата Народ, приношу за это свои искренние и глубокие извинения...

Обещаю, что в следующих главах подобной жести уже не будет.

Навеяло: «Deep Forest» – «Elemental»

Не существует недостатка, на который не найдется любителя.

(Маркиз де Сад)

Пришел новый вечер, и новая ночь страсти ожидала молодого воина впереди. Сумрак славно поразвлекся на охоте, добыв увесистого травоядного ящера для самок и кое-какую мелочь для себя. Сытый, отдохнувший, с новыми силами он двинулся в путь, мимоходом строя грандиозные планы относительно предстоящей оргии. Он еще много чего с самками не попробовал и не собирался упускать ни единой возможности. Теперь, когда он знал к ним подход, игра становилась все более захватывающей и интересной, самооценка же самца и вовсе взлетела почти до небес.

В жилище самок он бодро ступил уже почти, как к себе домой. И сразу столкнулся в тускло освещенном холле с Прорвой. Поприветствовав ее и обменявшись с ней несколькими дежурными фразами, призванными создать иллюзию предшествующего спариванию общения, он поинтересовался, где же другие сестры.

— О, не волнуйся, они пока не вернулись: ушли в поселение проведать одну пожилую родственницу, да, видно, заболтались с ней.

Сумрак понимающе склонил голову. Надо же, какие внимательные и добродетельные самки оказались…

— Пойдем, отнесем пока твою добычу в кладовую, — Прорва махнула ему рукой. — Боюсь, туша может тут испортиться до утра, сегодня днем стояли слишком высокие температуры, и ночь, думаю, тоже будет… жаркая.

Не уловив в ее словах ничего странного, самец с готовностью потопал вслед за хозяйкой жилища вниз по лестнице. Подземное хранилище, куда привела его Прорва оказалось весьма вместительным. В нем располагались три холодильные камеры, когда-то, по всей видимости, хранившие запасы провизии для достаточно обширного гарема. Вдоль стен стояли столы для разделки мяса, а сверху свешивались крючья для подвешивания больших туш. Под самым потолком располагались узкие окна, за которыми уже темнела полночь. Помещение было едва освещено несколькими люминесцентными фонарями.

— Вон, тот крючок, — указала самка. — На него повесь, будь добр. Только его слегка заедает, потяни вниз. Да брось ты пока тушу.

Сумрак простодушно начал исполнять все указания самки. Он дотянулся до крюка, болтающегося над самой головой в углу у стены, и попробовал опустить его, но не тут-то было — цепь, к которой этот крюк был закреплен, где-то вверху конкретно заклинило. Пришлось приложить дополнительные усилия. Наконец, цепь поддалась, и самец притянул крюк на уровень груди.

— Вот, молодец, — похвалила Прорва, — тогда держи пока, я сейчас привяжу…

Самка извлекла гибкий металлический трос и наклонилась над убиенным ящером.

— Гляди-ка, кажется, сестры возвращаются, — она мотнула головой в сторону окошка. Сумрак непроизвольно оглянулся…

Что-то больно резануло запястья. Самец от неожиданности взрыкнул и разжал руки, одновременно быстро разворачиваясь к самке. Кажется, на все ушла лишь доля секунды, но Прорве непостижимым образом хватило и этого времени. Одним выверенным движением она стянула при помощи троса запястья воина, и в несколько оборотов закрепила трос на крюке, привязав, таким образом, совершенно не ту добычу, о которой изначально шла речь.

Сумрак взревел и дернулся в сторону, цепь зазвенела, трос впился в кожу как лезвие. Прорва быстро отскочила к рядом стоящей колонне и потянула один из рычагов вмонтированного в нее пульта. Вверху что-то глухо лязгнуло, цепь поехала к потолку, вздергивая верхние конечности самца и лишая того последней возможности освободиться.

Что за черт???

Посмеиваясь, Прорва встала перед обалдевшим от ее действий юнцом, уперев руки в бока.

— Что я вижу? — с притворным изумлением произнесла она. — Охотник — пойман?

И вновь злорадно застрекотала.

Сумрак рванулся, что есть силы, но не добился ничего, кроме острой боли в запястьях. Самка же неторопливо ухватила валяющуюся рядом тушу за хвост и потащила к одной из камер свежести. По дороге она нравоучительно бросила через плечо:

— Запомни и учти на будущее, дорогой, еду надо хранить в холодильнике, а не развешивать где попало.

И добавила, чуть помолчав:

— Какие же, вы, молодняк, легковерные…

Самец стоял в полном шоке. Он не понимал, что происходит. Прорва — сумасшедшая? Она заманила его сюда с целью прикончить? Может, она и сестер своих поубивала уже?..

— Что ты задумала? — проговорил, наконец, он, и голос предательски дрогнул.

— О, тебе должно понравиться, — пообещала Прорва, приближаясь и внезапно обнимая воина одной рукой, а второй начиная перебирать по его напряженному мышечному рельефу. И Сумрак мгновенно все понял. Даже слегка отлегло. Но лишь слегка.

Это была ее очередная жестокая игра. Ну, что ж, видимо, придется подыгрывать…

— Я подчиняюсь своей Госпоже, — самец расслабил руки, слегка обвиснув на цепи, и подался вперед, прикрыв глаза и умиротворяюще протягивая к самке ротовые придатки.

Прорва отстранилась и грубо схватила его за максиллы. Болезненно уводя их вверх и в стороны, она вынудила жертву запрокинуть голову, после чего приникла жвалами к открывшемуся горлу. Сумрак почувствовал, как клинки ее клыков давят на кожу. Лишь присутствующие на шее складки воспрепятствовали тому, чтобы самка прокусила ее, повредив жизненно важные сосуды. Нельзя сказать, что подобные ласки приносили много удовольствия…

Но через мгновение руки Прорвы отпустили лицо воина и вновь переместились на его грудь. Когти принялись выписывать на ней круги и линии. Жвала медленно разомкнулись. Вот проворные пальцы пробежали вдоль одного из свежих шрамов, задержались на секунду… Потом таким же образом нащупали рядом второй… Третий… Это было даже приятно. Видишь, самка, сколько отметин оставляют ночи, проведенные с тобой и твоими несдержанными сестрами? Самец стерпит все, лишь бы его партнерши остались довольны. Осознай это и цени…

Внезапно новая боль заставила Сумрака просто взвыть. Коготь поддел струп и вошел под него, растревожив рану. И еще раз, и снова… Прорва начала приводить в исполнение какую-то дикую пытку, одновременно очень нежно водя по телу воина руками, но периодически натыкаясь на покрытые коркой рубцы и резко вскрывая их заново. Кровь засочилась, закапала вниз, прокладывая на чешуе светящиеся дорожки. Истязаемый самец мучительно задрал голову в беспомощности шевеля трясущимися жвалами, его учащенное дыхание стало хриплым, но ни единого крика больше не вырвалось из пасти.

Прорва медленно, растягивая это садистское удовольствие, продолжала свое мерзкое занятие, спускаясь по торсу вниз. Она тоже дышала глубоко и часто, периодически срываясь на вожделеющий рокот. Ткань с бедер Сумрака она буквально сорвала и теперь принялась поглаживать все, что прежде под нею скрывалось. Проводя вдоль ожидаемо увлажнившейся клоакальной щели, самка нащупала еще один рубец — в самом нежном месте. Не задумываясь, она ковырнула когтем и его. Сумрак не выдержал, захлебнувшись в крике и начав неистово дергать цепь.

Не обращая внимание на его страдания, самка придавила его своим телом к стене и начала массировать подбрюшье любовника, размазывая кровь по его животу и вызывая череду стонов не то боли, не то уже удовольствия.

Это была исключительно односторонняя игра, как в ней участвовать, Сумрак не представлял. Похоже, он угодил в западню. Больше всего ему сейчас хотелось все это прекратить…

И одновременно само тело откликалось даже на столь жестокие ласки. Разъяренная самка пахла с каждой минутой все более возбуждающе; организм Сумрака также начал активно выделять густой, концентрированный мускус, так что из желез на шее, подмышками и в паху потек прозрачный секрет. Самки яутжей издавали особый запах, лишь будучи в охоте, самцы — при половом возбуждении, а так же в состоянии агрессии. Причем, в зависимости от ситуации, запах самца менялся, так как в первом случае был призван просигнализировать самкам о серьезных намерениях, а во втором его задачей было подавить боевой дух конкурентов. Надо сказать, что сейчас Сумрак благоухал дикой смесью первого и второго, точно не мог решить, хочет он с Прорвой спариться или убить ее. Да, в общем-то, так оно и было…

Быстро наполняющийся кровью пенис начал выдвигаться из своей складки. Стоило его головке оказаться снаружи, как Прорва ловко прижалась к самцу, позволяя в себя войти. Сумрак грозно зарычал на самку, но та, нисколько не смущаясь, ухватила его одной рукой за зад, а вторую положила ему на плечо, начав двигаться в устраивающем ее темпе. Правую ногу она для удобства закинула самцу на бедро и слегка прогнулась, развратно вглядываясь из-под полуприкрытых век в широко распахнутые, дикие глаза партнера.

Сумрак все это время думал, что помыслы самок уже раскрыты… Он думал, что им уже ничем его не пронять… Как же он ошибался! Вчера он был настолько уверен в себе… Да, что там, час назад был! Кратковременный триумф затмил его разум, и Прорва немедленно этим воспользовалась, жестко поставив юнца на место.

Происходящее вновь не подавалось анализу и контролю. Мысли самца пошли вразрез с реакциями его туловища. Он чувствовал беспомощность, бессильную злобу, уже почти ненависть к Прорве… А тело чувствовало только боль и похоть, похоть и боль…

Содрогаясь и ревя во всю мощь своей глотки, он обильно, в несколько приемов кончил, откинул голову назад и прижался затылком к стене. На самку ему в этот момент даже глядеть не хотелось.

Прорва удовлетворенно заурчала, принимаясь водить когтями вдоль позвоночника самца, нависая над ним и приближая свои жвала к его зажмуренным глазам.

— Зачем?.. — измученно приподнимая веки, наконец вопросил он.

— Затем, что я так хочу, — отрезала Прорва ислегка сжала рукой его горло.

Погрузив пальцы в свою пышущую жаром скользкую промежность, самка сняла порцию слизистой субстанции, состоящей из пролившейся спермы и смазки обоих партнеров, а затем щедро намазала Сумраку на область носа, проведя через верхнюю челюсть до ротовых складок. Несчастный самец задергался, отфыркиваясь, но мучительница крепко удержала его за шею. Вкус самки, смешанный с его собственным вкусом… Мысли, чувства, ощущения — все моментально переклинило. Разум пришел в смятение, инстинкт сошел с ума, и лишь чувство гордости восстало и взбунтовалось.

— Хорошо тебе со мной, воин? — елейным голосом осведомилась Прорва.

— Пусти! — из последних сил рванулся Сумрак, раздирая вывернутые запястья. Он не мог больше мириться с навязываемыми Прорвой правилами, все это было уже не смешно.

— Разве, так просят Госпожу? — притворно изумилась самка, разводя руками. — Вот уж не ожидала от тебя…

И тут Сумрака сорвало… После этих слов самец впал в настоящее бешенство, забившись точно рыба крючке. Он рычал так, что вибрировали стены, заходясь и раздувая израненную грудь, угрожающе щелкал жвалами, бросаясь вперед и безуспешно пытаясь дотянуться до злодейки. В нашедшем помрачении он рисковал вывихнуть себе оба плеча. Кровь от запястий уже текла к локтям и брызгала на колышущуюся гриву. Сверкающие глаза Сумрака сделались почти безумными, в них начали один за другим лопаться тонкие сосуды.

Прорва немного отступила и созерцала все это представление со спокойным и даже слегка скучающим видом. Минуте на пятой, когда стало чувствоваться, что самец выдыхается, она решительно шагнула к нему.

Ощущение прильнувшего теплого тела заставило Сумрака резко замереть. Прорва сдавила его в объятиях, окутывая облаком феромонов и принялась настойчиво тереться о его пах, одновременно перебирая руками гриву и массируя плечи. Обезоруженный подло примененными женскими чарами самец издал какой-то судорожный жалкий всхлип, сдался и окончательно затих. Теряя остатки воли, он почувствовал резкую смену собственного настроя, будто кто-то повернул незримый переключатель… Желание разорвать Прорву на месте улетучилось, словно какое-то наваждение. Теперь ему захотелось немедленно снова спариться с ней, пусть даже в такой неудобной, скованной позе. Улучив момент, он перехватил скользящее по его лобку половое отверстие самки и двинул тазом, вводя свой член. Прорва тихо вскрикнула и совершила встречное движение.

Но самцу она не дозволила сделать и пары толчков. Лишь только ощутив, что орган внутри ее лона достигает полного напряжения, Прорва соскочила с пронзающего ее стержня и нырнула куда-то вниз. Опустив следом взгляд, Сумрак с ужасом увидел, как ее челюсти смыкаются на возбужденном пенисе, и он наполовину исчезает в пасти самки. С секундной задержкой самец ощутил впивающиеся в его плоть острые зубы. Прорва не прокусила, но надежно зафиксировала чувствительный орган, плотно охватив его головку ротовыми складками и зажав посередине между нижним рядом зубов и диастемой. Одновременно она уперла концы жвал в четыре точки по окружности пениса и провела ими с легким надавливанием до самого основания. Это было в прямом смысле «острое» ощущение. И нельзя сказать, что было совсем неприятно… Но зубы… Самца сковал невольный страх. Прорва заглотила пенис глубже и провела жвалами в обратном направлении. Сумрак напрягся и стиснул челюсти, боясь даже шелохнуться. Возбуждение отступило на второй план, уступая место здравомыслию. Член потихоньку начал опадать, выскальзывая из Прорвиной хватки. Вскоре самке ничего другого не оставалось, кроме как разочарованно выпустить жертву.

Следующие несколько минут она безуспешно пыталась вновь распалить страсть самца, но он более не поддавался, так как устал, потерял много крови и в довершение всего явно прилично струхнул перед перспективой остаться евнухом.

Осознавая тщетность своих попыток, Прорва пришла в ярость. Один? Всего один раз за целую ночь??? Нет, ее это ни коим образом не устраивало. Негодующе рыча, самка вновь схватила истерзанного партнера за горло и сжала его своей лапищей, перекрывая доступ воздуха. Сумрак захрипел, пытаясь вырваться, но ничего не получилось. Накатило всепоглощающее постыдное отчаяние.

— Моя Госпожа… прошу… — взмолился он, в итоге, не видя иной альтернативы. Проще уже было дать ей желаемое…

Прорва сильно двинула ему коленом в живот и разжала хватку. В своем прикованном состоянии он даже не смог согнуться. И так уже недостаточное дыхание перехватило окончательно. Сумрак почувствовал, как из угла правого глаза скатилась вниз недопустимая, недостойная воина тяжелая капля.

Прорва отошла и вновь тронула рычаг. Цепь натянулась сильнее, самец практически повис в воздухе, и его когти панически заскребли по полу, безуспешно пытаясь уцепиться за уходящую из-под ног поверхность.

— С этого дня, — процедила самка, приближаясь и вглядываясь в его лицо, оказавшееся теперь почти на одном уровне с ее головой, — ты будешь во всем слушаться меня. Скажу сопротивляться — будешь сопротивляться, скажу ползать — поползешь! Ты хорошо понял?

Да… Какого черта?! Нет! Нет! Ни за что! Иди ты лесом, проклятая тварь! Сумрак на остатках дыхания яростно заклокотал.

— Нет! — рявкнул он, клацнув жвалами прямо у самки перед носом.

— Будешь, — повторила она ядовитым шепотом и куда-то вышла.

Вернулась она быстро — Сумрак даже не успел как следует обдумать ситуацию и решить, что ему делать дальше. В руках у Прорвы была какая-то склянка. Крепко взяв самца сзади за гриву, она сунула пузырек ему глубоко в пасть, ничуть не опасаясь мощных жвал.

-Пей! — приказала она, заливая ему в глотку какой-то горькую настойку. Сумрак поперхнулся и против воли сделал глоток. Прорва отпустила его и отдалилась на пару шагов, уставившись на самца с непонятным ожиданием…

Спустя несколько минут Сумрак ощутил неконтролируемый прилив возбуждения и вместе с тем дурноту. В следующий момент он с ужасом догадался, что она ему выпоила: вытяжку из травы, которую иногда именовали «Последняя ночь». Престарелые самцы, чтобы не опозориться перед самками, пили ее, когда уже не могли полагаться на собственные силы. Она стимулировала сильную эрекцию, но вызывала резкий скачок давления, так что многие из отставных ловеласов гибли на ложе любви…

Прорва не могла не знать, насколько это опасно, но в своей жажде экспериментов над молодым любовником она уже слишком далеко зашла. Его организм с большой долей вероятности должен был выдержать, видно, именно этим она и успокаивала себя.

Сумрак тем временем с откровенным испугом смотрел на собственный увеличившийся до небывалых размеров орган. Пенис перестал умещаться в складке и полностью вышел наружу. Выступили уродливо вздувшееся вены, в закаменевшем подбрьюшье гулко отдавались удары пульса, кажется, уже сотрясая все тело. Дальше все происходило как во сне. Кошмарном бесконечном сне. Прорва накинулась на самца и начала раз за разом насаживаться на его орудие, с упоением, с безумием, со стонами и завываниями. А Сумрак уже почти не осознавал, что конкретно происходит, не слышал, издает ли он сам какие-то звуки, не понимал, движется он или уже просто используется самкой как неживая сексуальная игрушка. С большим трудом он излился несколько раз. Потом вдруг отключилось зрение, а звон в ушах поглотил все остальные шумы…

Очнулся он, скорчившись на полу. Запястья были иссечены в кровь, но свободны. Болело все. Вообще все.

— Ты обмочился, — равнодушно констатировала взирающая на него сверху вниз Прорва.

«Я сейчас еще и блевану», — с тоской подумал Сумрак.

Голова продолжала гудеть, голос Прорвы словно бы проходил через вату. Сумрак нащупал рукой какую-то опору и поднялся на трясущихся ногах. Боги, что за унижение… Для чего он это все терпит…

— На сегодня свободен, — сообщила истязательница, посторонившись и пропуская его к выходу. — Если не придешь завтра, я перед сестрами объявлю тебя трусом и неполноценным самцом.

— Но ведь ты знаешь, что я приду, — поднимая на нее мутный взгляд, молвил посрамленный воин. Прорва ничего не ответила.

Проводя глазами его пошатывающуюся удаляющуюся фигуру, она принялась прибираться на «поле боя». В душе безжалостной самки на миг шевельнулись вялые отголоски совести. Сегодня она, пожалуй, перешла границы дозволенного. Она могла просто угробить юнца. Ей, конечно, это сошло бы с рук, как и многое другое, но… Наверное, стоило быть с ним помягче. Хотя, с другой стороны, пусть не думает, что в сказку попал. Он попал в Сезон, и церемониться с ним никто не будет — не дорос еще до церемоний.

А ведь он, при всем при этом, неплохо держался. Другой бы молил о пощаде уже на третьей минуте, либо начал бы как баба кусаться и отпинываться. Но этот твердо стоял на ногах до самого конца. Даже, когда сознание и силы покинули его, и взгляд сделался совсем пустым, по-прежнему стоял, покуда полностью не отключился. Он не сдался ей. Он и вчера не сдался — обманул. Целеустремленный, предприимчивый, находчивый самец. Твердый характер, сильная воля… В прежние времена Прорва сочла бы за великую удачу зачать от такого самца.

И одновременно… Как же он был наивен и доверчив! Развратнице хотелось пользоваться этим снова и снова, но она понимала, что юнец быстро учится. В следующий раз он будет осторожнее… Если он вообще наступит, этот следующий раз.

Сумрак, желая куда-нибудь провалиться от стыда и отчаяния, практически наощупь выбрался во двор. Он успел дойти до ближайших кустов, где его благополучно вывернуло. Стало немного легче. Потом самец добрел до источников, упал на берег и жадно приник к воде. Пил он долго, иногда переводя дыхание и вновь глотая невкусную жидкость с легким сернистым привкусом. Напившись, он умылся и ополоснул тело. Настойка продолжала свое коварное действие, так что запахнуть набедренную повязку оказалось делом нелегким. Разбухший пенис до сих пор частично выставлялся из клоакальной щели, и его головка неприятно терлась о ткань. Возникла мысль вообще пойти голым, но как-то было неудобно щеголять с таким стояком даже в этот глухой час.

Униженный и разбитый, самец пошел прочь с территории самок. Уже в роще кто-то его тихо окликнул и, прежде чем Сумрак смог сориентироваться, чья-то рука, вынырнувшая из кустов, затянула его внутрь естественной зеленой беседки. Солнышко поглядела на него с огромным состраданием.

— Я так и знала, что она собирается проделать с тобой что-то ужасное, — вздохнула самка. — Как ты?

— Я в порядке, — солгал Сумрак, безуспешно пытаясь сфокусировать взгляд.

— Не серчай на нее, она иногда себя не контролирует…

— Я сам виноват, вчера сделал что-то не так…

— Ну, на мой взгляд, ты делал все как надо, — тут уже с явным намеком произнесла младшая сестра. — И я сейчас не против повторить.

— Солнышко… — начал было Сумрак, но самка, от взгляда которой не ускользнула заметно топорщащаяся в его причинном месте ткань, проворно ухватила его за промежность. Самец, не сдержавшись, взвыл.

— Тебе все равно надо сбросить лишнее напряжение, — почти наставительным тоном произнесла она.

Да, в кустах он еще этого не делал… Прямо ночь незабываемых впечатлений. Ну, что, хотел, значит, попробовать что-то новое? Получите, распишитесь… Мечты сбываются…

Самец не помнил, как добрался до лощины, не помнил, как пересек ее и дошел до челнока… Уже внутри, проглотив горсть сорбентов и вколов себе самый мощный из стабилизирующих препаратов, он начал потихоньку возвращаться к действительности, но состояние все еще оставляло желать лучшего. Руки тряслись, из-за отекшего подчелюстного пространства в горле стоял ком, веки припухли и не желали открываться, в уголках глаз засохли, неприятно стянув кожу, маслянистые слезы. Срам-то какой…

Кое-как замазав повреждения регенерирующим составом, Сумрак без сил опустился в кресло и провалился в мучительный, тревожный сон. Потом ему мерещился какой-то бред. Отовсюду лезли непонятные твари, а он был безоружен и никак не мог отбиться. Наконец одна из них повалила его и вгрызлась в пах, а когда ее удалось скинуть, самец обнаружил, что вместо нижней части тела зияет кровавая дыра. Боли не было, но была паника: как же он теперь такой покажется Прорве???

Лишь проснувшись от лучей полуденного солнца, бьющих сквозь стекло кабины, Сумрак испытал незначительное облегчение. Все это был дурной сон… Но тот кошмар, что происходил минувшей ночью, оказался вполне реален. И сегодня он обещал продолжиться. Но у самца не оставалось выбора, нужно было встретить свою участь с гордо поднятой головой. И как-то постараться больше не обделаться…

А гордую голову, между тем, сжимало словно в тисках — последствия вчерашней выпитой дряни. Подбрюшье также готово было просто лопнуть — а это уже после принятого стабилизатора. Он восстанавливал все функции организма, не исключая репродуктивную. Проклятье… Сумрак чувствовал себя так, будто бы и не касался самок, опять все сначала…

Самец поднялся, нетвердо встав на ноги. Первым делом оттянул ремень и с опаской заглянул под ткань. Вроде, все было в порядке, а вот саму набедренную повязку можно было ставить в угол рядом с обувью… Переодевшись и туго перемотав искалеченные запястья полосками кожи, как перед тренировкой с каким-то тяжелым инвентарем, он поковылял на охоту. Сегодня надо было пойти к самкам пораньше, а то Прорва реально им наплетет такого…

Подстрелив первое попавшееся, что шевельнулось в подлеске, Сумрак взвалил добычу на плечо и вернулся к челноку, закинуть оружие, после чего в наступающий предзакатный час двинулся к долине источников. Лощину он попытался обойти по самому краю, как можно более незаметно, сделав большой крюк. Об одном молился — только бы не встретить ее… И его все равно угораздило столкнуться с Грезой прямо нос к носу.

— Опять ты тут? — самка сделала вид, что удивилось. Но Сумрак готов был поклясться, что на самом деле она искала его специально…

— Я ухожу, — буркнул он, пытаясь пройти мимо.

— Что-то ты совсем неважно выглядишь, — заметила она.

— Я… — Сумрак все-таки замешкался, и теперь судорожно пытался придумать, что бы соврать. На ум пришло лишь одно, и, наверное, это было ничем не лучше правды. — Я перебрал вчера.

— Оно и видно, — презрительно фыркнула Греза.

— Самому стыдно.

— И часто с тобой такое приключается? — она скептически прищурила глаз.

— Обычно, нет, — честно признался Сумрак и повторил: — Я сейчас уйду, не беспокойся.

После этих слов он еще и случайно икнул, так что история с попойкой и впрямь приобрела ужасающую натуральность.

— Дурак ты, — хмыкнула самка. — Оставайся уж. Сходи умойся только, смотреть на тебя страшно.

А идея была неплохая… Река протекала всего в двух шагах. Перед визитом к любовницам следовало хоть немного привести себя в порядок. Спасибо за напоминание этой наглой девице…

Он спустился к воде, кинул предназначавшуюся самкам тушу на берегу и ополоснул лицо, грудь и плечи. Краем глаза Сумрак заметил, что Греза спустилась следом, но, умываясь, он упустил ее из вида…

Незаметно подкравшись со спины, озорница резко толкнула его, скинув в воду. Когда Сумрак выплыл, кашляя и отплевываясь, она злорадно сообщила, что ему надо было капитально освежиться, и она всего лишь оказала ему услугу. Самец только головой покачал. Какие-то нелепые детские шалости…

Он уселся на берегу, обсыхая. Греза неожиданно плюхнулась рядом и принялась болтать… Таак, где-то мы уже это проходили… Незатыкающееся, непосредственное, навязчивое существо. Сумраку, похоже, на них везло. И что же тебе надо?..

Греза жаловалась на жизнь в гареме, где другие самки заискивали перед ней так, что аж тошнило. Отличная, надо сказать, с ее стороны была мысль — найти в Сезон незнакомого озабоченного низкостатусного самца и поделиться с ним недовольством по поводу своей личной жизни. Просто блестящая мысль! Ах, тебе еще и Серый не люб? Превосходно. И ты его не подпустила еще ни разу? Какая ценная информация!

Сумрак слушал ее вполуха и чувствовал, что его потихоньку начинает потрясывать от смеха. Нервного смеха. То, что она уговорила его остаться, рисковало вот-вот перерасти в большую проблему. Глупая самка… Она, что, совсем не понимала, что творит?

Всколыхнувшееся под действием препаратов желание уже вовсю давило на мозг. Он чувствовал, что его тянет к ней все больше. Если бы она подала ему хоть один повод, хоть один неосторожный знак внимания, он бы незамедлительно овладел ею прямо здесь, на берегу. Пусть это не по правилам, пусть это нарушение общественной морали, черт с ней, с моралью. Некоторые отчаянные юнцы вообще в гаремы пробираются и устраивают там беспредел. Даже иногда уходят живыми — это, конечно, если хозяин не просечет, и самки окажутся благосклонными. А тут нейтральная территория, и Серый где-то далеко, тогда как Сумрак рядом… И готов…

Останавливало лишь то, что пока была не готова сама самка. Если бы она источала еще и более сильный запах, Сумрак едва ли смог бы сдержаться… Его тянуло к ней, отчаянно и неодолимо тянуло. Но, к счастью, не на уровне биохимии.

Молодой воин помучился так еще несколько минут и все же решил не искушать судьбу. Да и его дражайшие извращенки уже заждались… Он встал, учтиво поклонился дочери Великой Матери, подобрал дичь и поспешил скрыться. Их прощание со стороны выглядело крайне быстрым и неловким. Греза осталась любоваться закатом, а Сумрак пошел доказывать своим самкам, что он не трус…

====== Глава 6. Новые подробности ======

Если существуют секс-бомбы, где-то должны быть и секс-саперы.

(Народная мудрость)

В раскрытые окна заглядывало бордовое закатное солнце, сквозь зыбкий туман протягивая над долиной свои последние лучи. Минувший день снова выдался очень жарким. Вот уже месяц, как прошли последние ливни, но пропитавшаяся влагой почва до сих пор отдавала легкий пар, а по утрам на нее выпадала обильная роса.

Запущенный сад, простиравшейся под стенами гарема, расцветал сейчас буйным цветом, но его красками было почти некому любоваться. Его окраина плавно перетекала в дикий лес, где сестры, бывало, охотились вместе. Среди колышущихся трав царила мертвая тишина, нарушаемая лишь шумом ветра и чириканьем крылатых созданий. Когда-то давно все здесь было иначе: облаченные в дорогие ткани самки лениво коротали раскаленный полдень в беседке, по тенистым дорожкам бегали, дурачась и меряясь силами детеныши; самые младшие ползали в густых древесных кронах, забавно квакая и преследуя мелкую живность, а те, что постарше упражнялись с копьями или, усевшись в кружок, слушали рассказы матерей и теток… Когда-то здесь было привольно и легко, не было особых забот, не было проблем… А потом все стало меняться. И в один из дней изменилось совсем…

— Сестра, ты не слишком ли жестко с мальчишкой? — осторожно спросила Осень.

Самки прятались от зноя в любимом зале. Здесь они собирались по вечерам, обсуждая сплетни и играя в настольные игры. Сюда же они приводили редких самцов, которых удавалось заполучить. Здесь также частенько развлекали друг друга запретными ласками, когда самцов не было.

Сейчас эти стены стойко впитали запах нынешнего претендента на гарем. Сумрак исправно являлся выполнять свой мужской долг и предавался этому занятию с полной самоотдачей. Поначалу он, конечно, вел себя неуверенно и слегка нелепо, подобно большинству юнцов, впервые рискнувших опробовать свои силы, но уже на третью ночь начал делать заметные успехи. Терять его так скоро не хотелось бы…

— Что это ты имеешь в виду? — Прорва откинулась на подушки, изобразив непонимание.

— Прости, я рассказала, — вклинилась в разговор Солнышко. — Я вчера видела его, ну, после…

Старшая самка негодующе зафыркала и злобно зыркнула на младшую.

— Ни о чем вас попросить нельзя, — с раздражением проговорила она. — Это только наше с ним дело, я же ясно сказала вчера: не приближаться, не вмешиваться. Куда ты, рыжая, полезла?

Солнышко оскорбленно насупилась.

— А, если он больше не придет? — хныкнула она.

— Разумеется, не придет, — согласилась Прорва. — Все они одинаковые.

— Да ты о чем вообще! — вдруг взвилась Солнышко. — Что значит «одинаковые»? Ты же сама его отравила! Он после этого снадобья мог вообще больше не оклематься! А ты еще и полный флакон ему залила — ты хоть понимаешь, что это количество на самца раза в три крупнее рассчитано?

Прорва привстала и предупреждающе рявкнула на нее, заставив умолкнуть — мала еще дерзить. Осень сокрушенно покачала головой и умиротворяюще промолвила:

— Прорва, душа моя, если ты сама мужененавистница до мозга костей, то хоть о нас с сестрой подумай…

— Да сколько ж вам говорить, дуры: не повторяйте моих ошибок! — зашипела Прорва. — Поймите, мужик — не дар божий, а лишь средство достижения определенных целей. И в нашем случае цель остается одна — секс, удовольствие, разрядка. Сколько раз вы обе приносили потомство? Еще актуально, нет? Я вот даже не помню, как выглядят мои сыновья и не знаю, живы ли они, а новых у меня не будет. А ты, Осень, кому сейчас интересна, связанная своей клятвой Храму? А Солнышко сколько раз пыталась у нас зачать? Поймите и примите: мы никому не нужны. Сумрак пришел, потому что ему было все равно с кем получить первый опыт. Через год его запросы возрастут, а про вас он даже не вспомнит. Он такой же, как все они. Поэтому проводите с ним время, как вам того хочется, и не мешайте мне заниматься тем, чего хочу я. Если самец не в силах удовлетворить все желания самок, стоит послать его куда подальше.

Сестры уязвленно замолчали. Но Прорва была во многом права…

Дальше разговор не клеился. Самки сидели, нервно поглядывая друг на друга, и каждая думала о своем. Прорва — о своей правоте, Осень — о Храме и клятве, Солнышко — о крепком теле Сумрака и грядущей перспективе никогда им больше не насладиться.

Время шло. За окнами уже начало темнеть, а самец так и не появился.

— Короче, твоими стараниями он действительно не вернется… — проворчала, наконец, Солнышко.

— Поверь, НЕ МОИМИ, — отрезала Прорва.

— Жаль, — протянула Осень. — Мне он нравился…

И тут снаружи послышались шаги. Через несколько секунд в зал как ни в чем не бывало вошел Сумрак. Как водится, с гостинцами, на вид несколько потрепанный, но вполне жизнерадостный. Самки замерли от удивления.

— Приветствую достойнейших! — поклонился он. — Я считал мгновения до нашей новой встречи.

Прорва встала и степенно подошла к самцу. Приблизившись и практически коснувшись его жвал своими, она процедила:

— Молодец… — и резко вышла. В эту ночь она больше не показывалась, предоставив Сумрака в полное распоряжение сестер.

Уж неизвестно, просто совпало так, или самки настолько обрадовались его возвращению, или ненасытность самого самца, накачанного стимуляторами, так на них подействовала, а, может, сказалось отсутствие Прорвы, способной морально подавить кого угодно, но то, что происходило в ближайшие несколько часов отличалось поистине дикой несдержанностью. Пожалуй, впервые Сумраку пришлось предаваться столь безумной, животной страсти. Сестры стелились перед ним, обвивали его, стремились слиться с ним в единое целое. Они льнули к своему вожделенному воину, доводя его своими прикосновениями до высшей степени наслаждения и не гнушаясь мимоходом взаимных весьма откровенных ласк. Сумрак пытался поймать то одну, то другую, а они играли с ним, то в последний момент выскальзывая и заставляя схватить воздух, то наоборот по своей воле падая ему прямо в руки. Сумрак жадно глотал их сладостные соки, упивался возбуждающим ароматом и брал, брал, брал без остановки, а самки алчно впитывали его в себя, и им было все мало, мало, мало…

С каждой минутой они уходили все дальше за некую грань, разделяющую мираж и действительность. Нить осознанности стремительно истончалась, вот-вот грозя порваться, позволив беспомощно рухнуть в бездну чувств. Мысли путались, реальность плыла…

…Все три разгоряченных тела сплелись в движущийся запутанный клубок. Чья-то густая грива рассыпалась среди подушек, чьи-то когти рассекают кожу, чьи-то руки тянутся гладить, сжимать, дразнить. Мощные жвала смыкаются то с удивительной нежностью, то с грубой силой, глубоко прокусывая плоть; то щекочут самыми кончиками, то колют словно иглы. Тело трепещет, выгибается, молит о новых, еще более сильных и острых ощущениях. Рычание и стоны, сбитое дыхание, одуряющий запах соития. Разливается золотистая субстанция, стекает по ногам, по влажному животу, смешивается с кровью и ползет по исступленным изгибам, омывает их, капая вниз и пропитывая шкуры на полу…

Кричи!

Умоляй!

Нет! Да… Еще!

Продолжай. Прошу, дай испытать это снова…

Нет!

Да!

Мало… Хочу… Снова… Сильнее!

Хватит! Больно!

Дай мне… Да… Вот так…

Не могу больше! Еще! Еще!

Еще…

Изнутри неумолимо поднимается разрушительная, неконтролируемая волна. Она давит, кипит и обжигает. Она стремительно захлестывает, не оставляя ни единого шанса. Она сносит в небытие.

Последний удар…

Провал…

Темнота…

Звон тишины…

Солнышко глубоко и размеренно дышала, раскинувшись среди подушек. Ее глаза были закрыты, тонкие жвала слегка разошлись. Солнышко спала крепким, спокойным сном, утомленная и пресыщенная долгой любовной игрой.

Осень тихо поднялась и потянулась, грациозно выгибая шею.

— Идем со мной, — шепнула она Сумраку, выходя из зала.

Он встал и так же бесшумно последовал за ней, не задавая лишних вопросов.

Она привела его в небольшую комнату с мозаичным полом и пурпурными стенами. Обстановка была простой, но по-своему изысканной. В многочисленных нишах виднелись внушительные фолианты и предметы культа; черепа, по-видимому, имевшие какое-то иное значение, помимо трофейного, а также какие-то склянки и коробки с непонятным содержимым. У широкого окна располагалось большое, мягкое ложе, рядом стоял небольшой столик, повсюду валялись излюбленные самками пухлые подушки. Сумрак умел такие подушки шить, только, конечно, никогда никому в этом не признавался…

Очевидно, это была спальня Осени. Зачем только они сюда пришли? Самка хотела продолжить тут?..

Сумрак в нерешительности остановился на пороге. Откровенно говоря, девчачьи комнаты его с детства слегка нервировали. Побывать в них из чистого любопытства всегда хотелось, но никогда не разрешалось, а те несколько раз, когда родные и сводные сестры сами затаскивали его в свои апартаменты, радужных воспоминаний не оставили. Всегда они затевали какую-то шутку или гадость…

— Ну, что ты там встал? — спросила Осень, роясь на полке. — Зайди и сядь. Я сейчас.

Сумрак поглядел на нее недоверчиво, но повиновался. Вряд ли у нее на уме было то же, что у Прорвы. Он присел на край ложа и тут же утонул в нем.

Осень тем временем достала салфетки и бутылочку с антисептиком. Протерев несколько укусов и ссадин у себя на шее и груди, она подошла к самцу.

— Ну-ка, дай-ка, — проговорила она, слегка поворачивая его за плечо.

Как всегда, шкуре самца досталось весьма прилично. Он сам лишь несколько раз позволил себе до крови хватануть самок, и то в минуты, когда уже совершенно себя не контролировал, а уж они-то не стеснялись. Впрочем, он привык.

— Не стоит, — попытался он остановить Осень, — я в состоянии сам…

— Успокойся и не дергайся, я перестаралась, у тебя на спине что-то страшное, — удержала его самка.

Ха, а, будто до этого бывало как-то иначе?

Не взирая на его протесты, Осень тщательно промыла все раны и нанесла какую-то мазь, от которой шкура неприятно заблестела. Снадобье пахло резко и пряно, но хорошо охлаждало ссадины. Самочьи лекарства, конечно, были гораздо более щадящими, чем те, которые обычно использовали воины, только, скорее всего, и менее эффективными.

— Спасибо, — поблагодарил Сумрак, вставая.

— Ты куда собрался?

— Думал, ты хочешь отдохнуть, — замялся он. — Ночь на исходе.

— Останься, — скорее приказала, чем попросила Осень.

— Хорошо, — опять послушался самец и добавил чуть смущенно: — Что… делать будем?

Он никогда еще не оставался с самками после любовных утех — они всякий раз засыпали, и Сумрак потихоньку уходил, исчезая до следующего вечера. Поэтому сейчас он, мягко говоря, чувствовал себя не в своей тарелке. С чего это Осень вознамерилась с ним пообщаться? Почему озаботилась его ранами? Зачем увела к себе?

— Как ты и сказал, просто отдохнем.

Она элегантно откинулась на ложе, созерцая обескураженного самца с легкой усмешкой. Сумрак аккуратно вновь присел на край, но Осень приглашающе похлопала по кровати возле себя. Самец неловко подобрался ближе и растянулся рядом с ней, приподнявшись на локте, насколько это позволяла мягкость перины.

— Ты что так напрягся? — удивилась Осень. — Я тебя не съем.

Она легонько толкнула его в грудь, укладывая на спину и заглядывая в его лицо.

— Могу я тебе задать один вопрос? — она выжидающе поглядела на самца.

— Да, конечно, задавай… — согласился он, прогнозируя какую-нибудь женскую глупость типа, «С кем из нас тебе больше нравится спариваться?» или «А я, по-твоему, красивая?»

— Почему ты вернулся после того, что было вчера?

Таак, и она тоже в курсе… Хотя, глупо было надеяться на то, что самки могут держать рот закрытым, а жвала прижатыми… Давайте уже всем расскажем, да, что там, давайте в новостях объявим: леди Прорва из долины горячих источников отымела доверчивого охотника в кладовке в особо извращенной форме, в результате чего тот вырубился, сделал лужу и наблевал в саду…

Сумрак поежился. Но, тем не менее, сделал глубокий вдох и честно ответил:

— Если бы я не вернулся, я бы нанес оскорбление вам и уронил бы свою честь.

— Интересная позиция… — неопределенно хмыкнула Осень.

— Вполне, на мой взгляд, нормальная… Есть общие правила приличия, и…

— То есть, ты считаешь, то, что вчера с тобой вытворяла сестрица, твоей чести не уронило? — перебив его, уточнила самка.

— Все, что происходит на брачном ложе, должно там же и оставаться, — слегка уклончиво ответил самец. — Не стану утаивать, самолюбие мое пострадало и гордость тоже. Но не честь. Мою честь уронит убийство беззащитного, мою честь уронит бегство с поля боя, мою честь уронит грубое неуважение к самке. Но никак не попытка удовлетворить ее запросы в брачный период.

— Значит, сдаться врагу — недостойно, сдаться самке — допустимо? — продолжила допытываться Осень. Вот потому-то служителей культа многие недолюбливали. Всегда им надо было докопаться до сути, залезть в чужую голову, выведать все, что руководит окружающими… Захотелось ответить, что не ее дело, но это была бы неправда — как ЕГО самке ей БЫЛО до этого дело.

— Ты действительно не видишь разницы, или просто пытаешься меня запутать? — вздохнул Сумрак.

— Итак, значит, тебе вчерашние развлечения понравились? — проигнорировав вопрос, резюмировала Осень.

Сумрака вдруг заметно передернуло, подавить эту реакцию он просто не успел.

— Прекрасная Осень, я так не говорил, — тихо произнес он. — Но, если Прорве именно это было необходимо, чтобы почувствовать себя счастливой, кто я такой, чтобы препятствовать ее счастью. Хотя, я не думаю, что так уж оправдал ее ожидания. Местами мне надо было оставаться сдержанней.

Осень изумленно прищелкнула.

— Помилуй, да ты даже не пытался отбиваться — это ли не сдержанность?

— А, может, хватит об этом? — устало попытался уйти от неприятной темы Сумрак.

— Ой, кто это у нас вдруг застеснялся? — она фривольно потянула самца за мандибулу. — Расслабься, мне просто интересны твои мотивы. Никто со времен распада гарема не терпел Прорву столько, сколько терпишь ее ты. Тут определенно не без доли мазохизма.

Самец завозился и попытался вылезти из-под нее, но получилось лишь отползти назад и слегка приподняться. Он серьезно поглядел на Осень.

— Если тебя правда интересует мое отношение… Как ты считаешь, я получаю удовольствие, когда Священная Дичь вцепляется в меня всеми когтями? Отнюдь, но я и не ожидаю от нее иного. Ее дело нападать, мое — убить ее. И это нормально. Так было всегда, и так должно быть. Здесь нечто похожее. Если некоторые самки хотят нападать, на то их право. Нападающую дичь я должен убить. Нападающую самку — покрыть.

— Слова истинного воина, — удовлетворенно склонилась Осень. — Признаться, иного я и не ожидала…

— Зачем тогда выспрашивала?

— Хотелось удостовериться.

Они помолчали.

— Она же не всегда была такой, верно? — наконец, решился спросить Сумрак.

— Не всегда, — эхом отозвалась Осень. Заметив ожидание в глазах собеседника, она вздохнула и начала свой рассказ.

Утес был властным и горделивым самцом. Прославленный воитель, снискавший славу и почести, он выбирал лишь самых лучших самок. Двух старших сестер он увел из чужого гарема, свернув его владельцу шею голыми руками. Прорва стала его любимой игрушкой. Ему нравилось ее укрощать, нравилось, что каждая ночь любви напоминала сражение. Эта самка и в те годы была крупнее остальных, а ее боевой нрав несказанно будоражил Утеса. Они непрестанно бросали друг другу вызов, испытывали друг друга, обманывали друг друга. Столь страстного и дикого романа, наверное, свет еще не видывал… Прорва не признавалась в открытую, но обожала она своего самца слепо, без оглядки, гораздо больше, чем он ее. Она находила в нем нечто такое, чего не встречала в других самцах — титаническую силу духа. Он единственный был способен подчинить своенравную самку хоть на краткий миг. И за это она его любила. Она дарила ему сыновей — Сезон за Сезоном — таких же крупных, как она и таких же сильных, как Утес.

Все шло прекрасно, пока однажды самку не скосила тяжелая болезнь. Казалось, владыка гарема должен был места себе не находить от переживаний, но… Он осознал в тот момент, что Прорва иногда может быть слаба. И сразу потерял к ней интерес. Пока она была прикована к постели, и сестра с другими самками ухаживали за ней, Утес не посетил ее ни разу. Он проводил Сезон с другими партнершами и искал Прорве достойную замену для своих увеселений. На некоторое время он увлекся было Осенью, но той недоставало Прорвиного мастерства жестоких прелюдий, и Утес также быстро охладел к ней.

Через год, когда самец вновь прибыл в свой гарем, Прорва была уже на ногах и полна сил. Но подорванное здоровье уже не позволяло делать частые кладки. Таким образом, она лишилась покровительства Утеса окончательно: единожды увиденная больной и слабой, она перестала возбуждать его чувства, а, став плохой производительницей, окончательно обесценилась в его глазах.

Прорва крайне болезненно восприняла это. Любимый сперва обделял ее ласками, а затем и вовсе перестал замечать. Она пыталась добиться его внимания. Она как-то даже напала на него, попытавшись взять принадлежащее ей силой, но Утес лишь грубо оттолкнул ее и запретил впредь даже приближаться к себе. Она хотела покинуть гарем, но не нашла в себе решимости это сделать. Она надеялась до последнего, что Утес вспомнит их былую страсть…

Но этому не суждено было произойти. Утес пал в сражении, и осиротевший гарем быстро расхватали другие самцы. Осталась никому не нужная Прорва… И Осень, сознательно отвергшая всех претендентов. Через несколько лет их одинокого существования к ним присоединилась Солнышко — последняя дочь Свободы. Она сменила несколько гаремов, в итоге, все равно оставшись одна. Ей было некуда больше идти, и она пришла к сестрам.

Так повелось, что самцы не задерживались с ними надолго, главным образом, благодаря старшей сестрице, ищущей в каждом такого же любовника-соперника, каким был Утес. Постепенно Прорва разочаровалась во всем мужском роде и теперь лишь издeвалась над каждым новым кавалером, измысливая все новые способы испугать, унизить, обратить в бегство. И никто более не мог противостоять ей ни в постели, ни в битве…

Осень замолчала. Сумрак напряженно о чем-то думал.

— Вы скорбели о нем? — наконец, спросил он.

— Я — нет, — созналась Осень, — хотя, признаться, мне тоже нравилась его агрессивная манера, но без какой бы то ни было личной привязки… А вот Прорва долго была безутешна. Она старалась не показывать своего горя, но я-то видела…

— Мне кажется, или она была главой гарема?

— Что ты, нет. Но всегда мечтала.

Итак, теперь у него в руках был козырь. Он узнал слабую сторону Прорвы. Даже несколько ее слабых сторон. Спасибо, Осень. Спасибо, если ты вывела на этот разговор намеренно, и даже, если ты просто по-женски разболтала все чужие секреты, все равно спасибо, это очень пригодится.

— А почему же ты так и не пошла ни за одним из самцов? — задал он следующий вопрос. — Неужели, среди них не было ни одного достойного?

— Почему же, были, — возразила самка. — Но я не могла в тот момент оставить сестру. А потом мне пришлось сделать выбор — в пользу Храма. Чтобы мы могли и дальше безбедно существовать. Ведь Храм берет под свое полное покровительство тех, кто служит ему. Но это означало, что мне предстоит отречься от будущих детенышей. А кому я нужна такая?

— Подожди, а как… — Сумрак не договорил и вдруг опять смутился. Осень рассмеялась.

— Средств полно, не будь таким наивным.

— Если честно, не очень хочу знать подробности, — признался Сумрак.

— Тебе и ни к чему.

Самка продвинулась вперед и подмяла его под себя, утопив в ложе. Он слегка ее приобнял, проводя самыми кончиками когтей вдоль позвоночника. Осень заурчала, прижимаясь к нему. От нее пахло по-особенному – не как от других. Сезонный аромат вожделения мешался на ее коже со шлейфом эфирных масел и благовоний, становясь на удивление притягательным. Сумрак невольно подумал, что, пожалуй, хотел бы увидеть свою Жрицу в церемониальном одеянии во время совершения богослужения. Жаль, что самцов обычно на большинство самочьих религиозных таинств не допускали…

— А вообще, чем твои сестры занимаются? — пользуясь неожиданной словоохотливостью партнерши, решился спросить самец. Та помолчала немного, словно размышляя, следует ли ему вообще что-то еще знать о их жизни, но потом ответила:

— Прорва с некоторых пор состоит при Совете, но об этих делах я с твоего позволения, распространяться не стану, если тебе интересно, спроси у нее сам. Солнышко ведет хозяйство. Еще она занимается изготовлением снадобий…

Вот теперь стало понятно, у кого Прорва стянула тот возбудитель… Сумраку вдруг живо представилась картина, как к Солнышку втихаря наведываются неуемные старикашки за чудодейственным средством. Хотя, нет, вряд ли они осмеливаются так, в открытую, наверное, она как-то пересылает снадобья клиентам… Молодец, кстати, Солнышко, качественные готовит настойки — после них даже удается не помереть.

Расшевеленная поглаживаниями, Осень вдруг начала беспокойно елозить в его объятиях, заставив, в итоге, самца выпустить ее. А он-то только успокоился, даже стал задремывать…

Она встала и закрыла дверь в комнату, дабы шум распространялся меньше и не будил Солнышко, а так же не провоцировал, возможно, уже возвратившуюся с вынужденной прогулки Прорву, после чего объявила:

— Ну, все, лично, я отдохнула. И мне кажется, сегодня сестре досталось намного больше внимания, чем мне…

— Боги мои, да ты считала? — изумился, привставая, Сумрак.

— Не увиливай. Как насчет еще пары заходов?

— Без членовредительства, — рискнул выдвинуть свое условие самец.

— Не могу обещать.

— А я могу устроить…

Не позволяя самке опомнится, Сумрак мгновенно оказался рядом, проводя ладонями по уже начинающему дрожать от предвкушения телу, а потом внезапно и неожиданно для Осени применил один из приемов борьбы, заключающийся в быстром уходе за спину и заламывании рук. Конечно, рукоприкладство к самке было недопустимой мерой, но он ведь не использовал излишней силы и боли ей не причинял. Да и она шибко сопротивляться не стала, так, для вида… Удерживая одной рукой вырывающиеся запястья, второй он ухватил Осень за загривок, развернул к ложу и подтолкнул ее вперед. Ноги самки подогнулись о край, и она чуть не упала, но самец быстро подхватил ее под живот, ставя на колени. Ей нравилось «пожестче», поведение и прежде выдавало ее, а теперь она сама об этом обмолвилась во время разговора, может, даже специально. Осень незамедлительно начала изливать на него бесконечным потоком весь свой запас бранных слов. Сумрак даже кое-что новенькое для себя услышал.

— Нуу,такая красивая самка и так грязно ругается, — наклоняясь, промурчал он ей в ухо, проворно уворачиваясь от щелкающих жвал.

Надавив на шею Осени, он заставил ее уткнуться лицом в подушки, обезвредив таким образом челюсти. Самка начала вырываться более яростно, но ее тело не лгало: Осень была уже на грани. Сумрак начал брать ее резко, без подготовки, впрочем, по ощущениям, никакая подготовка и не требовалась.

Это были новые, неизведанные впечатления. Порочное и сладостное чувство собственного превосходства. Он никогда бы не допустил мысли, что посмеет изнасиловать самку, это всегда было для него слишком преступно и низко. Но до сих пор он не учитывал одного… Что, если самка сама хотела быть изнасилованной? Если она уже дала партнеру согласие, но жаждет такого отношения, будто он данного согласия даже и не спрашивал? Получалось, что это не против правил… И это заводило, заставляя овладевать любовницей все более свирепо, вызывая приглушенные стоны и вынуждая ее тело мучительно изгибаться под неумолимым напором воина. Его запах приобрел острые, доминирующие ноты, распространяясь и пропитывая комнату, накрывая самку удушливым пологом и буквально ее парализуя.

Ну, и кто же теперь тут дичь?

Он двинулся в ней последний раз, извергая остатки семени, и обессиленно рухнул Осени на спину. Запястья, тем не менее, он удерживать продолжал. В такой странной позе они замерли на несколько минут, потом самец медленно выпрямился.

Покинув лоно самки, Сумрак еще немного отдышался и, собравшись, наконец, выпустил партнершу, одновременно отскакивая подальше. Та развернулась и, остервенело рыча, бросилась в его сторону, но промахнулась и покатилась кубарем по полу. Сумрак едва подавил растянувшую было его перепонки улыбку*. Опираясь на руки, Осень приподнялась и прошипела:

— Я тебе это припомню, мерзавец!

А потом уже более спокойно добавила, вставая:

— Как-нибудь повторим.

*Улыбкой можно считать приподнятые максиллы — как у человека улыбка когда-то была чем-то средним между агрессией и страхом, так и тут — оскал, но не до конца. И по виду подходит.

Комментарий к Глава 6. Новые подробности Навеяло: «Deep Forest» – «Dignity»

Образ Осени «Deep Forest» – «Katharina»

====== Глава 7. Детские мысли и мысли о детях ======

Одно неловкое движение, и вы отец.

(Михаил Жванецкий)

Сумрак пробудился раньше Осени, еще на заре и, потихоньку освободившись от ее сонных объятий, выскользнул через раскрытое окно. Было приятно, что Жрица позволила ему провести остаток ночи в своей постели, но совместно встреченное утро он как-то себе не представлял. Что надо говорить самке, с которой совсем недавно предавался изощренному разврату, когда встречаешься с ней спозаранку взглядами? «Привет, как дела?»

В рассветной тиши он проследовал через умытый росой сад, сбивая прохладные капли с запутанных трав, и вышел к купальням. Сегодня Сумрак решил немного поплавать, как давно собирался, но до сих пор не находил времени и сил. Обошедшиеся в этот раз без Прорвы сексуальные баталии, сэкономили немного энергии, так что появилось настроение погреться и расслабиться.

Раздеваться самец не стал, решив убить одним выстелем двух зверей — помыться самому и набедренную повязку постирать, а то она, мягко говоря, стала немного деревянной… Он нырнул с берега в самом глубоком месте и в два гребка достиг каменистого дна. Здесь было горячее, чем на поверхности. Мутноватая вода щипала глаза, так что увидеть что-то было сложно. Сумрак едва различил покрывающие дно трещины и разломы, из которых вырывались мелкие пузырьки. Очевидно, вулкан еще сохранял признаки активности, но ее хватало лишь на подогрев этих природных парилок.

Оттолкнувшись ногами, Сумрак устремился вверх и вынырнул. Понижающийся температурный градиент приятно прокатился по телу. Вода тут была хорошая, мягкая, хоть и слегка пахучая. Протерев рукой глаза, он убрал со лба остатки стекающей влаги и слегка поворошил собственную гриву — вечно в нее набивалась уйма мусора. Потом, набрав воздуха, он погрузился еще раз и быстро проплыл до противоположного берега. Пожалуй, на этом пора было закругляться. Вот-вот могли показаться самки, а он бы предпочел до вечера с ними не встречаться.

Вдруг что-то на берегу шевельнулось, задев кусты. Сумрак пригляделся. Там явно кто-то был, и явно не животное. Самец осторожно вылез из воды и вскарабкался на крутой скалистый берег. Очень тихо обогнув место, где скрывался незримый нарушитель границ территории, он стал заходить сзади. Наконец, раздвинув ветви, самец увидел того, кто его так неожиданно потревожил, и расплылся в улыбке.

— Кого выслеживаешь? — дружелюбно спросил он шепотом, залегая рядом с притаившимся в кустах детенышем. Тому на вид было лет десять-двенадцать; крепкий и хорошо развитый молодой самец. Малек от неожиданности аж подскочил и сразу начал стремительно отползать. Только что он видел, как незнакомец плещется в воде, и вот уже спустя минуту тот незаметно подкрался и застал его врасплох! Детеныш до смерти перепугался. Еще бы, матери всегда учили таких, как он, что приближаться ко взрослым самцам во время Сезона может быть небезопасно. Конечно, как-то задеть, а, уж тем более, убить ребенка, было делом самым что ни на есть бесчестным, но некоторые особо крупные, ослепленные желанием, а потому резкие и несдержанные самцы могли попросту не заметить мельтешащий под ногами молодняк, что кончалось одинаково плачевно для обеих сторон. Глупая малявка раздавлена или покалечена, а бравому воину оправдываться, что он не нарочно, и вообще этого детеныша не видел…

— Да успокойся, я не причиню тебе вреда, — рассмеялся Сумрак. — Встань как следует и отвечай, кто ты такой и что здесь забыл?

Детеныш поднялся, нервно стрекоча, но, видя, что самец не собирается нападать, слегка осмелел.

— Я во-он оттуда, — он указал в сторону поселения. — Меня зовут Сумрак.

— Потрясающе, — опять начиная хохотать, проговорил Сумрак, садясь и обхватывая руками колени. — Ты не представляешь, меня зовут так же.

Детеныш недоверчиво на него покосился.

— Ну, и что ты тут ловишь, Сумрак, а?

— Я не ловлю, — возразил малыш и добавил серьезно, понизив голос: — Я слежу за ведьмами!

— Да что ты говоришь? — продолжая давиться со смеху, притворно изумился самец. Он, кажется, понял, о каких ведьмах шла речь.

— Ты что, мне не веришь? — обиделся малек.

— О-о-о, верю, охотно верю! — самец уже откровенно покатывался. Детеныш негодующе запыхтел. Но вдруг кинулся наземь плашмя и потянул Сумрака за руку, прошипев:

— Ложись! Ведьмы пришли!

Как два разведчика, они затаились среди растительности, осторожно выглядывая из укрытия. К купальням вереницей шли сестры: впереди шагала Прорва, за ней Солнышко, замыкала шествие Осень.

— А почему ты решил, что они ведьмы? — тихо спросил Сумрак-старший.

— Так то всем известно, — с видом знатока ответил малек.

— И давно ты за ними следишь?

— Почти неделю.

— И я неделю… — вздохнул самец.

Детеныш воззрился на него с нескрываемым удивлением. Затем они оба, не сговариваясь, повернулись к купальням, где самки уже раздевались и приступали к бодрящим водным процедурам.

— Прикинь, они голые! — торжествующе пискнул малек и сам себе зажал рот, опасаясь быть услышанным.

— Ага, — подтвердил самец. — А тебе не стыдно их разглядывать?

— А тебе? — нагло парировал детеныш.

— Мне — нет, — спокойно ответил Сумрак-старший, — потому что это мои самки.

Надо было видеть, как младший поменялся в лице… От подозрительности его выражение перешло к изумлению, а затем к искреннему ужасу. Он приподнялся, но самец вовремя перехватил его и надавил рукой на спину, заставляя лечь обратно — не хватало еще, чтобы самки реально их тут застукали. Вот ведь картина получается: он, как маньяк, подсматривает за голыми бабами и ребенка тому же учит…

— Ты сдурел, что ли? — шикнул он. — Сиди, давай, тихо!

Омывающая свое роскошное тело Осень, на секунду замерла, прислушиваясь. Потом решила, что ей показалось, и вернулась к своему занятию.

— Ты хочешь сказать, что брал ведьму??? — проникшись внезапным уважением, выпалил Сумрак-младший.

— А тебе вообще не рано ли такими вопросами интересоваться? — обескураженно скосился на него самец.

— …А которую из них?

Сумрак обреченно уронил голову в траву.

— Что, всех трех???

— Заткнись, малек, — тихо проговорил он сквозь сжатые челюсти, но Сумрак-младший никак не унимался.

— А правду говорят, что у них зубы между ног?! — глаза дотошной мелочи нехорошо загорелись.

«Ты не далек от истины, малыш», — уныло подумал самец, припомнив вдруг экзотические Прорвины ласки, но вслух сказал:

— Послушай, то, что ты говоришь — чистый бред. И про зубы, и про ведьм. Жаль тебя разочаровывать, но это так. И лучше тебе сейчас пойти домой, и больше сюда не приходить. Не думаю, что твоя мать будет довольна, если узнает, чем ты тут занимаешься.

Детеныш разочарованно вздохнул.

— А мы еще увидимся? — спросил он.

— Обязательно, — улыбнулся Сумрак-старший. — Когда-нибудь в будущем. Почту за честь поохотиться с тобой.

— Не забудь, ты обещал! — строго сказал детеныш и задним ходом тихонько отполз в кусты, оставляя самца в одиночестве наблюдать за тем, как «ведьмы» трут друг другу спины и беспечно брызгаются водой.

Встать и уйти сейчас Сумрак не мог — его габариты уже не позволили бы остаться незамеченным. Пришлось ждать, когда самки накупаются вволю и разойдутся по своим делам.

Он лежал и размышлял. Еще один Сумрак, надо же. То же имя, а насколько иной характер… Этот малек был намного бойчее, чем он сам в его возрасте. И даже, наверное, бойчее, чем он сейчас. Храбрый малыш. Пусть ему улыбнется удача в этой нелегкой жизни, с ее ловушками и испытаниями, с поджидающими на каждом шагу ведьмами, с не прекращающимся ни на минуту соперничеством и борьбой за существование…

О, Сумрак в свои годы, прекрасно знал, что это такое. И знания эти дались немалой кровью… Он был, конечно, старше этого малька, когда попал на отцовский корабль, но, наверное, жизненный опыт имел, напротив, даже меньший. Загадка из рук вон плохо подготовила его к ожидающей впереди жестокой реальности, поэтому сказать, что молодому самцу пришлось туго вдали от безопасного материнского дома — все равно, что не сказать ничего. Тем более, если уж до конца смотреть правде в глаза, подростку его возраста вообще было не место на военном корабле

Когда первый шок после близкого общения с отцом более-менее прошел, Сумрак попытался приспособиться к обстоятельствам и хотя бы понять, что от него здесь требуется. Но почему-то никто ему ничего не хотел объяснять. Единственное, что он сам быстро смог усвоить: на звездолете не место детским капризам, как не место любым придиркам к качеству пищи и мягкости постели.

Осознав, в итоге, что отстоять свои права на комфортное проживание и достойное обращение он не в состоянии, Сумрак резко сделался очень послушным. Он старался вести себя тише воды ниже травы: не хулиганил, к старшим не приставал, куда не прошено не лез… Хотя, похоже, уж лучше бы он все это делал. То, от чего самки гарема пришли бы в восторг и прослезились, выводило из себя Грозу еще больше, чем капризы. Подумать только, его сын проявил себя не только, как неженка и нытик, так еще и как тихоня — больших просто свет не видывал! Его даже поругать было особо не за что, и что за самец, спрашивается, из него рос?

Короче говоря, на первых порах собственный потомок сильно раздражал властного лидера, отчего тот частенько срывался, наказывая его по таким пустякам, какие любому другому малолетнему нахалу сошли бы с рук, затерявшись среди по-настоящему серьезных проступков. А, так как пустяков всегда хватало, влетало Сумраку тоже регулярно. Отец избивал его самое редкое через день, словно пытаясь наверстать все упущенные за время беспечного детства порки. Еще немного, и он бы совсем застращал пацана, но, по счастью, закончился Сезон, и на корабль стали возвращаться воины, переключив внимание Вожака на более насущные проблемы.

Тем не менее, сам Сумрак чувствовал, что его злоключения лишь только начинаются…

Он мягко спрыгнул на землю, прислушался и раскрыл жвала, улавливая слабый, то и дело пропадающий запах. Перехватил копье и двинулся вперед, углубляясь в дебри.

Она тихо скользнула среди ветвей, спускаясь вниз, и старательно принюхалась. Добыча была где-то совсем рядом…

Он остановился и опустился на корточки. Свежие следы. Животное прошло здесь не более десяти минут назад. Крупный экземпляр, тяжелый — много хорошего мяса. Как раз подойдет для самок.

Пытаясь высмотреть жертву, которая по всем признакам была уже совсем близко, буквально за соседними кустами, она едва не наступила в кучу теплого навоза. И верно близко…

Он заметил еще один след. Кто-то из сородичей. Судя по невнятному запаху и размеру ноги, совсем малолетка. Сдурел, что ли, на такую зверюгу замахнуться? Ну, да тебе в любом случае ничего не светит, добыча всегда достается более искусному охотнику.

Она начала подкрадываться. Шаг за шагом, затаив дыхание, все ближе и ближе…

Животное насторожилось, повело головой и прянуло ушами, почуяв надвигающуюся опасность.

Он поднялся и, пару секунд поразмыслив, свернул с тропы. Он обойдет и добычу, и конкурента кругом. Зверь сам придет к нему в когти.

Она замерла, дожидаясь, пока жертва успокоится и вновь примется щипать траву. Главное, не спугнуть раньше времени…

Он, стараясь сохранять тишину, легко побежал свозь заросли, решительно огибая тропу.

Она выждала момент и рванулась вперед.

Животное заблеяло жалобно и, выкатив обезумевшие глаза, бросилось прочь.

Он понял, что не успевает, и прибавил скорости.

Она на бегу метнула дротик и промахнулась…

Его копье мелькнуло в опасной близости и, едва задев лохматый звериный бок, воткнулось в землю.

Животное резко вильнуло в сторону, взрывая мягкую лесную почву, потеряло равновесие, запутавшись в собственных конечностях, но быстро выровнялось и припустило в чащу.

Он прыгнул, надеясь еще успеть…

Она опоздала увернуться…

Их взгляды впервые встретились так близко.

Самка. Проклятье! Самая желанная самка из всех самок этой планеты! Лежит под ним. Он чувствует ее всем телом. Ее частое дыхание, ее бешеный сердечный ритм. Не от сладострастия — от быстрого бега и от испуга. Но как же похоже…

Как же хочется…

Как хочется приникнуть к ее тонкой шее, и слегка сжать ее жвалами, чтоб не вырвалась… Он без труда поймает ее руки, удержать эти тонкие запястья можно будет даже в одной ладони. Свободной рукой он избавит ее от юбки, а потом освободит от ненужный набедренной ткани себя. Пусть сопротивляется, пусть безуспешно сводит свои стройные ноги, он раздвинет их, не прилагая усилий. И начнет медленно, но непреклонно входить, чувствуя, как впервые растягивается под его натиском тугое девичье лоно…

— Слезь, чертов идиот!

Сумрак поспешно поднялся, отгоняя от себя похотливые мысли. Он хотел помочь Грезе встать, но она быстрее сама вскочила на ноги и тут же накинулась на него с обвинениями.

— Ты мне всю охоту запорол! — завопила она.

— Могу сказать то же самое, — насмешливо прострекотал самец.

— Ты, что, не видел, что добыча занята?

— Видел, — признался Сумрак, ухмыляясь, — но подумал, что это какой-то совсем юный недомерок, которому с таким зверьем не в пору пока тягаться.

— Юный недомерок??? — раздельно повторила Греза с таким негодованием, что ее зубки аж заскрипели.

— Ну не думал же я, что самка во время Сезона сама пойдет охотиться… — с невинным видом начал оправдываться Сумрак, сморозив таким образом большую глупость. Греза вполне могла это воспринять как намек на то, что она непривлекательна для самцов… На его счастье, самка была так зла, что даже не заметила подобной бестактности с его стороны. Но ее явно задело иное…

— А по запаху не мог понять, да? — продолжила она свое нападение. Потом на секунду замолчала, что-то обдумывая, и принялась верещать с новой силой: — Да ты же специально это сделал!!!

— Разумеется, не специально! — оборвал ее Сумрак. — Я не понял сразу, что это ты. Просто ты… это… почти не…

— Что-о-о??? — не позволяя закончить мысль, самка яростно бросилась к самцу, выставив когти.

Сумрак легко перехватил ее и крепко стиснул в районе плеч, удачно обездвижив и заодно пользуясь случаем еще разок прижаться к этому великолепному телу, главному предмету его потаенных и несбыточных мечтаний.

— Извини, — стараясь себя контролировать, проговорил самец. — Ну, давай, я тебе поймаю что-нибудь?

Греза с силой вырвалась из его объятий. Ее глаза горели ненавистью, грудь тяжело вздымалась; было заметно, что руки и жвала мелко трясутся.

— Ты не имеешь права охотиться для меня. Я не имею права брать то, что ты добыл, — прошипела самка.

— Ну, а как насчет совместной охоты? — конструктивно предложил Сумрак. — Я оставлю тебе право последнего удара, так что, формально, добыча будет твоей.

Греза призадумалась.

— Хорошо, — наконец промолвила она, успокоившись. — Я приму твою помощь в качестве компенсации. И еще. Хоть раз меня еще тронешь… — предложение она завершила многозначительным взглядом. Никогда эта самка не упускала возможности напомнить о своем высоком происхождении…

— Да у меня и в мыслях не было… — попытался возразить самец.

— Если у тебя обоняние отшибло, и ты не можешь издали отличить самку от незрелого самца, то у меня-то пока с обонянием все в порядке, — фыркнула Греза и демонстративно сняла пальцем ползущую по его шее прозрачную каплю.

— Это после преследования дичи, — смущено пробормотал Сумрак.

— Ну-ну, — дернула максиллой Греза и двинулась вперед, на ходу вытирая палец о дерево.

Воин подобрал копье и поспешил за ней. Как-то глупо он себя сейчас чувствовал…

Пробираясь через лес, они долго молчали. Самец ощущал всенарастающую неловкость. Самка оставалась невозмутимой. Она вела себя сейчас настолько уверенно и бесстрашно, будто приходилась ему старшей сестрой. Сразу живо вспоминались моменты, когда подросшие дочери Загадки в жесткой манере ставили заигравшегося брата на место. Греза поступала весьма похожим образом, даром что была на пару лет младше Сумрака.

— Как успехи с Серым? — наконец, решился нарушить тишину Сумрак. Он специально задал неприличный и провокационный вопрос. Пусть ей тоже станет неловко.

— Да так же, — отмахнулась с неожиданным спокойствием Греза. — Ходит за мной, как теленок-переросток, видать, решил измором взять…

— Послушай, это, конечно, дело не мое… — самец нагнал ее и заглянул в лицо, чтобы лучше видеть реакцию. — Но ведь ты оказалась в его гареме… добровольно? Чем же недовольна сейчас? Только хорошего мужика мучаешь… А он, по всей видимости, во всем тебе потакает, даже, вон, под замок не посадил — ходишь, где хочешь, достаешь, кого хочешь…

«Заткнись», — предостерегающе сказал голос в его голове.

— Так-то оно так, — слегка виновато ответила самка и вдруг потупилась. — И он неплохой, ты прав… Но не могу. Не могу и все. Он даже моего отца старше… Когда пошла за ним, думала, все привыкают, и я привыкну. Другие самки к нему так и липнут, а я как подумаю…

— Так, может, стоит не думать, а попробовать? — вкрадчиво произнес самец.

«Заткнись! ЗАТКНИСЬ!!!»

— Сам и пробуй, — рыкнула Греза, уходя от него.

Сумрак, наконец, внял внутреннему голосу и таки заткнулся. Греза с минуту сердито помолчала, но потом зачем-то взялась объяснять:

— Статус, ты же понимаешь. Мне повезло родиться той, кто я есть. Но без высокорангового партнера я никто. У меня было два варианта: дать согласие Серому, и немедленно подтвердить свое происхождение, либо выбрать кого попроще, и потом год за годом доказывать, кто я есть, самостоятельно. В любом случае, еще один Сезон в запасе у меня остается, прежде чем Серый потеряет интерес, наверное, за это время как-то подготовлюсь морально.

— Ну, удачи, — как можно более отстраненно сказал Сумрак, внутренне неприятно осознав, что «кто-то попроще» — это он.

Сумрак бросил в коридоре традиционную истекающую кровью плату за женское внимание и, удивившись, что его опять никто не встречает, прошел в зал. Откинув занавес, самец слегка опешил, увидев, что самки начали без него.

Глядя на ползающее и стонущее переплетение тел, он изумленно раскрыл пасть и заинтересованно вывернул шею. Самки его даже не замечали. Он не мог с определенностью сказать, нравилось ли ему это зрелище. Это было… необычно… С одной стороны, хотелось досмотреть и узнать, чем данное действо окончится. С другой, возникла навязчивая мысль разбавить это неестественное скопление собой. И одновременно было слегка противненько туда лезть. Количество слюней впечатляло, раздающиеся звуки он также оценил.

Через несколько минут созерцания однополых игрищ, Сумрак решился-таки привлечь внимание самок, которые до сих пор упорно игнорировали его присутствие.

— Ну, я тогда, наверное, пошел? — громко сказал он и медленно повернулся к двери, как бы приготовившись покинуть помещение.

— Сюда иди, болван! — прикрикнула на него Осень, поднимая голову. Понятно, все они замечают, просто вида не подают, наверное, опять на нем свои эксперименты ставят…

Но пришлось послушаться. Почему-то создавалось впечатление, что Осень осталась крайне недовольна его утренним побегом.

Подходя, Сумрак невольно отметил, что друг друга сестры не грызли, как его, и когтями так сильно тоже не ранили. Дискриминация какая-то…

Прорва при его приближении одним рывком подскочила, стряхнув с себя младших сестер, и сделала встречный шаг в его сторону, глухо зарычав. Самец медленно склонился и заискивающе посмотрел на нее, после чего плавно, без резких движений перетек к ее ногам и повторил трюк с обниманием коленей. Подняв на самку честные и преданные глаза, от взгляда которых можно было на месте растаять, он чуть слышно произнес:

— Госпожа? Надеюсь, ты сегодня меня не покинешь? Без тебя вчера мне все было не в радость…

Это подействовало на нее безотказно. Прорва заметно расслабилась, и ее разгневанный рык постепенно перешел в удовлетворенное ворчание. Она опустилась перед коленопреклоненным самцом на корточки и с шумом жарко выдохнула ему в лицо, заставив на секунду зажмуриться.

— Не бойся, не покину, — с легкими зловещими нотами в голосе пообещала она и надвинулась на самца, вынуждая его лечь на спину.

— Теперь ты убедилась, — прошептал он самке, когда та оказалась сверху, — что меня можно не привязывать? Я не убегу и так.

Прорва, уже начавшая жадно ощупывать его тело, вдруг резко остановилась. За одно мгновение ее настрой вновь переменился. Самка взревела и придавила Сумрака всей своей массой, а ее предплечье оказалось на горле воина, с силой перекрыв доступ воздуха. Видимо, своими словами он задел некую особенно болезненную точку ее искалеченной души, заставив самку вновь сорваться на насилие. Но воин ожидал этого момента и был готов ответить. Теперь он знал, как ей надобно отвечать.

Ни секунды не теряясь, Сумрак обхватил Прорву ногами, одной рукой уперся ей под челюсть, а другой быстро оттолкнулся от пола, помогая себе перевернуться. Обескураженная самка даже не успела сообразить, как оказалась в положении снизу. Она неосознанно попыталась вцепиться в его руки, но они вывернулись, перехватывая ее собственные конечности. Прорва оглушительно затрещала, выказывая крайнее раздражение, и попыталась повторить прием самца, но, так как она определенно практиковалась в боевых искусствах реже, чем Сумрак, то и уход от захвата у нее получился лишь наполовину. В момент поворота, призванного повторено уложить самца на лопатки, хитрец невероятным образом выскользнул, и Прорва, упав на живот, обнаружила, что самца под ней вовсе и нет! А Сумрак уже возлежал сверху, весьма ощутимо заломив ее руки за спину. Вот это было проворство… И, вместе с тем, несказанная подлость с его стороны!

Прорва разразилась пронзительным сдавленным криком и задергалась, но Сумрак не отступил. Он разрешил себе применять силу. Утес бы поступил так. Прорва сама хотела бы так… Прильнув к ее плечу, он тихо и угрожающе проговорил:

— Ты можешь испытывать мое терпение сколько тебе угодно, своенравная дрянь, можешь пытаться меня унизить, изранить, растоптать… Но тебе меня не выгнать. Потому что ты моя самка, и твои сестры мои самки. И я буду приходить каждую ночь, чтобы взять то, что мне причитается. Если что-то не устраивает, скажи мне при всех, как подобает: «Сумрак, сын Грозы, я отказываюсь от тебя». И я более тебя не потревожу. Но, покуда я не услышу этих слов, все твои попытки тщетны.

— Ну, так бери то, на что имеешь право! — гневно прошипела самка, оборачиваясь. — Но и снисхождения потом от меня не жди!

— Да будет так! — он привстал, выпустив Прорву на миг, грубо перевернул ее к себе лицом и с рычанием ею овладел.

Все это время Осень и Солнышко находились рядом. Вначале они, не придавая значения разворачивающимся действиям, продолжали ублажать друг друга. Ничего нового они от этой неугомонной парочки не ожидали. Сумрак снова взял подчиненную роль, Прорве это сперва должно было понравится, потом, как обычно, она бы распсиховалась из-за какого-то его неверного шага и снова потрепала бы незадачливого самца, после чего трахнула каким-нибудь недостойным образом. Дальше последовали бы примерно десятиминутные переживания, а потом сестры могли забирать кавалера в свое распоряжение, пока Прорва восстанавливает силы для второго раунда. В общей сложности, ждать оставалось около получаса. Но тут…

Такого от примерного юнца не ждал никто. Даже Осень, сама же вчера спровоцировавшая его на весьма бесчестную игру и, к слову, немало ею насладившаяся, не думала, что Сумрак примет полученную накануне информацию как руководство к действию. Вернее, она, конечно, хотела бы, чтоб принял, но не верила, что у самца хватит на это духу. А вот, поди-ка ж, хватило. Он безжалостно отодрал Прорву на глазах у сестер, не позволив самке даже опомниться, а на ее попытки возразить ответил таким жутким оскалом, что у всех присутствующих на миг закралось подозрение, уж не подменили ли им незаметно самца.

Шокированная Прорва, стоило самцу отпустить ее, выскочила из зала как ошпаренная. Осень зачем-то бросилась за ней. Солнышко осталась сидеть с раскрытым ртом. Когда ощерившийся Сумрак повернулся к ней, она только и смогла вымолвить:

— Ну, ты, самец, даешь…

Сумрак сделал несколько шагов по направлению к ней. Солнышко заметно напряглась. Но тут взгляд воина потух, и ярость на его лице сменилась выражением тревоги. Самка протянула к нему руки, и прежний, слегка смущенный, нежный Сумрак оказался в ее объятиях.

— Я бы никогда не причинил тебе вреда, — оправдывающимся тоном проговорил он. — Ни тебе, ни одной из твоих сестер…

— Я знаю, — слегка улыбнулась Солнышко.

— Я не понимаю, что на меня нашло. Я не должен был…

— Должен, — остановила его она, уверенно привлекая к себе.

— Но я на самку руку поднял! — почти что вскрикнул самец с оттенком отчаяния.

— Не поднял, — поправила Солнышко, — а просто не дал поднять руку ей. Не переживай так. Вот увидишь, через какое-то время она успокоится и еще за добавкой явится, уж я-то сестрицу знаю…

Сумрак посмотрел на нее с нескрываемой благодарностью. Солнышко ответила хитрым взглядом и разлеглась перед ним, приняв весьма откровенную позу. Самец ответил на ее приглашение незамедлительно.

Когда стихли стоны и схлынули экстатические ощущения, Солнышко повернулась к Сумраку лицом и долго на него смотрела, а затем проговорила, прикасаясь рукой к ротовым перепонкам самца и проводя вверх, к виску:

— От тебя могли бы родиться красивые детеныши…

— «Бы»? — переспросил Сумрак с недоумением.

— Да, — грустно подтвердила Солнышко. — Сумрак, как ты думаешь, почему я одна? Я — пустоцвет.

Воин секунду пялился на нее, соображая, потом резко потупил взор. Так вот о чем умолчала вчера Осень… Солнышко сменила несколько гаремов и все равно осталась одна… Потому что она изначально была бесплодна. Все три самки по разным причинам не могли иметь потомства. Все три самки предъявляли к самцам большие запросы, но ничего не могли дать взамен…

Современная медицина практически не знала неизлечимых болезней. Покалеченных на Охоте воинов буквально собирали по частям, и они возвращались в строй. Бионические протезы успешно заменяли любую из утраченных частей тела, кроме, разве что, головы. Большинство когда-либо существовавших инфекций уже было благополучно забыто. Пожалуй, единственным, что не только не лечили, но и даже не пытались лечить, было бесплодие. Любой патологический процесс репродуктивной системы ликвидировался только одним путем — стерилизацией. Если же показаний к операции не было, а органы размножения всего лишь не могли функционировать должным образом, врачи попросту умывали руки. Логика была проста: если организм не может размножаться, значит, его генотип себя не оправдал и подлежит уничтожению. В природе происходит именно так, не отступали от данного правила и яутжи.

И все же, для любой самки это было настоящим горем… Сложно даже представить, что испытывала Солнышко от осознания собственной неполноценности. Сколько обвинений она выслушала за свою жизнь от самцов, сколько презрения на нее вылилось. И вот сейчас она призналась очередному партеру, что их союз бессмыслен… Наверняка, она ждала в ответ привычного упрека. Это прямо читалось в ее прекрасных, но теперь преисполненных печали глазах.

Сумрак вздохнул.

— Ну, может, просто стоит получше над этим поработать? — внезапно произнес он, как можно оптимистичнее, недвусмысленно надвигаясь на самку, беря ее запястья и прижимая к полу. Глаза Солнышка изумленно округлились. Подобную реакцию самца ей приходилось наблюдать впервые…

Вновь овладевая самкой, Сумрак старался сделать акт наиболее нежным и чувственным. Пусть поймет, что, не смотря ни на что, она все так же любима и желанна, пусть избавится от этого мерзкого чувства ненужности, в который раз коснувшегося ее сейчас своими липкими щупальцами…

Но об одном сам самец уже не мог не думать: детенышей у него в этом году не будет. Это было смешанное чувство. С одной стороны, Сумрака постигло некоторое разочарование. Что же, получается, он тут полсезона зря старался? Хотя, не стоило забывать, что производство потомства в этот раз и так не играло для него ключевой роли. Он прибыл сюда по велению инстинкта и спаривался, во-первых, потому что уже хотелось так, что просто мочи не было, а, во-вторых, потому что надо было в конце концов научиться это делать…

Может, и к лучшему все. Это была связь на один Сезон. Появись от нее детеныши, Сумрак, наверное, не смог бы дальше спокойно жить, не ведая о их дальнейшей судьбе. Большинство самцов могли, а он бы точно не смог. И еще ему становилось жутко лишь от одной мысли, что в воспитании его детей могла бы принимать хоть какое-то участие Прорва…

Комментарий к Глава 7. Детские мысли и мысли о детях Навеяло: «Deep Forest» – «Beauty In Your Eyes»

====== Глава 8. Так ли уж нужен в хозяйстве самец? ======

Встречаются две лягушки.

Одна другую спрашивает:

— Слушай, а где у вас тут пруд?

Вторая, затравленно озираясь:

— А, где поймают, там и прут…

(Народное творчество)

Он сжал Грезу в объятиях, до сих пор не веря своему счастью. Теперь она принадлежала ему и только ему — всецело и безраздельно, сердцем и мыслями, душой и телом. Сумрак переместил руки на плечи самки, слегка отклоняясь назад, чтобы видеть ее глаза. Ему больше никто не мог запретить смотреть ей в глаза. Насыщенного темно-красного оттенка, в обрамлении черных, как смоль, чуть опущенных мечтательно век, они имели изысканный разрез и выражение умиротворенной хищницы. О, в эти глаза можно было вглядываться вечно! Не отрываясь, каждую секунду находя новые звезды в их бездонной глубине. Сумрак повидал космос. Взрывы сверхновых, газовые туманности умопомрачительной красоты, мерцающие скопления далеких галактик… Он прежде считал, что нет в мире ничего более загадочного и прекрасного. Пока не встретил впервые этот взгляд…

— Хочешь меня? — тихо, на грани слышимости. Ее голос божественен…

«Умоляю, скажи это еще!..»

— Ты не представляешь, как давно…

— Бери…

Его руки скользнули вдоль стройного тела, едва дотрагиваясь до мягкой узорчатой кожи самки. Он хотел прикасаться к ней, но страшился до сих пор. Казалось, одно неосторожное движение, и она исчезнет, как сон…

— Ты не боишься меня?

— Какой ты глупый…

Осмелевшие руки сомкнулись. Греза положила ладони на его грудь и медленно провела к плечам. Сумрак опустил руки еще ниже, притягивая к себе упругую попку.

Под когтями захрустело.

Самец открыл глаза и обнаружил себя судорожно вцепившимся в широкую ветку, на которой прилег отдохнуть несколько часов назад.

Н-да, правду говорят, нельзя во время гона спать на животе, не то потом придется всю постель стирать…

Это действительно был сон… Чертов сон! Самец даже взвыл от досады. Еще один из моментов в его жизни, когда не хотелось бы просыпаться.

Он сел и огляделся. Подремать удалось лишь совсем немного, перевозбужденный организм не желал расслабляться и воспринимать отдых должным образом. Казалось бы, минувшая бурная ночь должна была на время дать самцу успокоение, но нет. Реально, чем больше спариваешься, тем больше хочется.

Надо сказать, закончились последние ночные приключения неожиданно мирно — Солнышко оказалась полностью права. Не успел Сумрак как следует перевести дух после любовных утех с младшей самкой, как Прорва и в самом деле вернулась, за ней шла Осень. У Жрицы, правда, было такое выражение, будто ее только что огрели из-за угла пыльным мешком. Непонятно, о чем самки разговаривали все это время, и разговаривали ли вообще, но явственно ощущалось одно: обе пересмотрели многое в своих взглядах на молодого любовника. А вот в худшую или лучшую сторону — только предстояло выяснить… Оставшееся время «свидания» прошло вполне обычно. Сумрак постарался добросовестно удовлетворить всех трех самок; с Прорвой они больше не конфликтовали, и она позволила ему выполнять нормальную мужскую роль, однако по ее выражению было крайне сложно понять, что у нее на уме. Осень же, в своем репертуаре, искусала Сумрака в порыве страсти, а он несколько раз тяпнул ее в ответ, в общем, самка осталась довольна. Пресытившись, сестры одна за другой уснули, а Сумрак, посидев некоторое время среди них, устало поднялся и направился восвояси. Выходя из зала, он на секунду задержался, чтобы от души потереться нижней челюстью о крайнюю колонну, намеренно оставляя самкам свой запах.

Так… А что он собирался делать сегодня? Вообще, приходилось признать, что распорядок последней недели разнообразием не отличался. Сумрак вставал около полудня, иногда чуть раньше, по возможности приводил себя в порядок, охотился… Общался с Грезой. Далее шел к любовницам, у которых, в зависимости от обстоятельств, проводил от пяти до восьми часов, после чего возвращался к челноку, устранял повреждения от когтей и зубов самок и заваливался спать. Все. Блеск. Жизнь банка спермы на ножках. По совместительству, еще буфета…

Пора было привнести что-то новое. Да, вот, хотя бы, наведаться в поселение. Самец Прорвиной милостью не дошел туда в первый день, а потом, вроде как, и необходимость отпала. Но кто мешал сходить туда уже не в поисках самки, а из чистого любопытства? А потом можно было и поохотиться в ближних лесах.

Так он и порешил: сейчас он умоется, водички попьет, слегка разомнется, потом захватит простое деревянное копье — с более серьезным оружием появляться нельзя — и отправится смотреть местные достопримечательности. Хороший повод отвлечься… И не думать о Грезе.

С трудом самец признался себе, что сильно запал на эту самку. Теперь она еще и сниться ему начала, просто катастрофа… Ему было этой самки не видать еще как минимум лет десять — раньше не стоило и пытаться вызывать Серого на бой, как не стоило пытаться замахиваться на партнершу столь знатных кровей. Тем более, сама она не воспринимала его как достойного претендента, иначе бы просто не стала так вести себя. Она играла с ним, забавлялась, осознавая свою притягательность и вместе с тем недосягаемость для молодого воина. А он так слепо поддавался на ее провокации, что просто злость на самого себя брала. Чтобы не поехать умом на почве безответного чувства, Сумрак склонился к единственно верному решению: больше с Грезой просто не видеться. Уходить из лощины раньше, чем появляется она, охотиться в иных местах. Только так он мог взять под контроль ослабший разум и разбушевавшиеся чувства. Только так мог быть уверен, что сохранит свою честь и честь самки.

На дорогу ушло чуть больше часа. Сумрак продолжал пользоваться уникальной возможностью походить пешком по нормальной почве, по нормальной планете с нормальным притяжением. Еще дней двадцать — или сколько он выдержит? — этого удовольствия, и воину предстояло вернуться на клановый корабль, в свой тесный отсек, где, к слову, так и остался царить жуткий бардак. Искусственная гравитация, многоразовый воздух, постоянный давящий гул и тихая ненависть собратьев по оружию… К этому привыкали все и воспринимали как должное, но, боги, как легко оказалось буквально за несколько суток отвыкнуть!

Конечно, были Охоты. Но, во-первых, обстоятельства не позволяли отвлекаться во время них на такие мелочи, как изменения в воздухе и силе тяготения, во-вторых, большинство посещаемых планет по своим условиям были весьма далеки от идеала — то слишком холодно, то слишком сухо, а то и чрезмерно горячо… Здесь же был настоящий рай. Все-таки, в определенном смысле самкам в жизни свезло…

Поселение раскинулось к югу от долины горячих источников. Согласно карте, оно было реально очень большим, правда, скорее, не за счет количества обитателей, а за счет размеров придомовых территорий. Традиционный населенный пункт отнюдь не напоминал «ульи» космических колоний, где несчастным жителям приходилось ютиться чуть ли не друг у друга на головах. Здесь к каждому дому относился обширный участок земель, иногда даже не обнесенных забором — запахи устанавливали гораздо более четкую границу, чем физические преграды. По факту, каждое жилище представляло собой обитель более или менее многочисленного гарема. Самки редко жили поодиночке, предпочитая находиться под покровительством супруга и под защитой сестер и подруг. Часто они переходили из гарема в гарем в результате конфликтов между самцами. Последние, бывало, вели себя так, будто самки — это их собственность, хотя, на деле сами больше зависели от них. Они даже проживали во время Сезона не на собственной территории, а на самочей. Воины просто делали вид, что это и их земли тоже, однако по существу это было совсем не так. Ко всему прочему, каждый уважающий себя хозяин гарема был обязан в него вкладываться и вкладываться немало, но и тут прав на обладание материальными ценностями, перешедшими в распоряжение самок, он уже не имел и терял все, если терял гарем, постарев или ослабев по иной причине.

Сумрак двигался по ровной дороге, направляясь к центру поселения и не уставая глазеть по сторонам. Повсюду расстилались пышные сады и виднелись здания одно интереснее другого. В основном, встречались каменные постройки, но кое-где высились каркасные конструкции, и даже какие-то сооружения из дерева, скорее всего, не являющиеся основными жилищами для своих хозяев.

Не смотря на очевидную густонаселенность, улицы казались пустынными. На время Сезона общественная жизнь как будто бы замирала. Взрослые особи со всей возможной серьезностью приступали к процессу размножения, отодвигая прочие дела на второй план. Детенышей отправляли на окраину территории под присмотром молодых самок, а созревающих юнцов и вовсе изолировали во временных «лагерях», где они могли день-деньской упражняться в боевых искусствах и озорничать в свое удовольствие. Выходить наружу им строго запрещалось — не хватало еще, чтобы они по глупости и под влиянием пробуждающихся гормонов начали поглядывать на собственных сестер или докучать взрослым дамам. Контролировали молодняк все это время престарелые самки, вышедшие из репродуктивного возраста, но пока не утерявшие былой силы.

Юному Сумраку перед попаданием на отцовский корабль уже пару Сезонов как полагалось проводить по тримесяца в подобном «лагере» — подростков на всякий случай отправляли туда еще до начала гона и разбирали по домам многим позже после его окончания, так как брачный период имел достаточно размытые границы. Но ему не довелось побывать там ни разу. Загадка предпочитала запирать сына в дальнем крыле и самолично следить за ним. Когда он спрашивал, что ему делать дни напролет в одиночестве, она искренне изумлялась. «Читай, — говорила она, — или практикуйся в начертании иероглифов, да чтобы не как дичь лапой накарябала выходило, а нормально! Или мастери подарки сестрам. Или возьми, вот, ножи наточи… Да уйму всего можно делать, было бы желание!» Желание у Сумрака как раз было… Но только не на то, что предлагала мать. Хотелось непонятно чего: его то манило куда-то неодолимо, то, напротив, нападала тревога, загоняющая в самый дальний угол. Он маялся, не понимая своего состояния, иногда спал по двенадцать часов, а иногда бодрствовал сутками напролет, худел и ждал лишь одного: когда же кончится запретное время, чтобы можно было вновь унестись в благоухающий сад и не появляться дома с утра до вечера…

Сумрак потряс головой, отгоняя нахлынувшие вдруг воспоминания. Все это дело прошлое, ни к чему было его ворошить. Он невольно ускорил шаг. В стороне от дороги раздалось утробное взрыкивание спаривающегося самца. Какая-то пара, не стесняясь посторонних глаз, развлекалась прямо в саду. Акт явно близился к завершению, ибо воин, овладевающий своей партнершей, уже весь трясся и выгибался, разводя жвала и обращая к небу стоны удовольствия. Сумрак, не задерживаясь, прошел мимо. Интересно, а он так же смешно выглядел, когда занимался этим?

Похожую картину он застал еще в одном из следующих дворов, и потом еще в одном. И, чем ближе самец продвигался к центру поселения, тем чаще встречались совокупляющиеся пары, троицы и даже самцы в окружении целой толпы самок. Над поселением все больше густел будоражащий запах, сплетенный из десятков и сотен феромоновых следов того и другого пола. Сумраку становилось не по себе. Адекватное восприятие действительности постепенно начинало отказывать. Похоже, он все-таки напрасно сюда пришел… Здесь тоже, куда ни глянь, царил один сплошной Сезон. Коварный Сезон, не позволяющий ни на минуту забыть о себе, где бы самец ни находился.

Он уже подумывал, не повернуть ли назад, как вдруг впереди показалась большая площадь. Над ней воздух немного очистился, позволив излишнему возбуждению уйти. Ступив на белые плиты, Сумрак перевел дыхание и осмотрелся. С одного края площади располагался Храм — величественное высокое здание, выстроенное как будто бы из скелетных элементов и панцирей разнообразных существ. Чуть поодаль стояло другое крупное здание, облицованное черным камнем — скорее всего, Совет. Значит, Осень и Прорва, вероятно, сейчас были где-то здесь, тем не менее, в планы самца отнюдь не входило искать их.

Народ на площади был, но совсем в небольшом количестве. По большей части встречались самки старшего возраста. Сумрак ловил их заинтересованные взгляды, но никто из них, подобно Прорве, подойти к нему не пытался. Скорее всего, большинство было занято другими самцами. Сам же молодой воин, хоть и млел потихоньку от влекущих женских ароматов, но на чужих самок ни коим образом не зарился, ему бы со своими было как-то еще управиться…

Встретилось и несколько самцов — все примерно его возраста, плюс-минус пару десятков. С ними Сумрак обменялся издали взаимоуничижительными взглядами. Те, очевидно, восприняли его как еще одного конкурента. Тут и так особо нечего было ловить, а самоуверенные юнцы, видимо, так и продолжали прибывать…

Внезапно Сумрак заприметил знакомое лицо. Торопливый был одним из младших воинов его клана. Нельзя сказать, чтобы их связывали хотя бы приятельские отношения, но враждовать они не враждовали. Так, была пара стычек, но не более того.

Сумрак приветственно поднял правую руку, Торопливый ответил тем же и подошел ближе.

— Да неужто сын Грозы наконец-то решился? — с оттенком сарказма проговорил Торопливый.

— Да неужто сын Вестника тут на что-то надеется? — усмехнулся Сумрак в ответ.

— Тут тухло… — неопределенно протянул Торопливый.

— Вижу, — согласился Сумрак. — Заглянул из интереса, отвлечься хотел, да бесполезно. Теперь, пожалуй, пойду.

— Ну, уморил, — фыркнул младший самец. — Хочешь отвлекаться — тебе прямая дорога на отмели. Там все вменяемые мужики сейчас зависают, ну, те, что в гаремах не торчат дни и ночи напролет. Как раз туда иду. Можешь присоединиться.

Сумрак слышал про этот своеобразный «клуб мужского досуга», но почему-то его туда вовсе не тянуло.

— Пожалуй, нет. Не сегодня точно. Нет настроения на поединки, да и кое-куда еще успеть надо… — вежливо отказался он.

— Ну, смотри, — повел головой собеседник. — А что до поединков, так они там нечасты. За этим строго следят. Только по правилам и только без оружия, если уж так приперло. Но, вообще, атмосфера не располагает. Советую приобщиться. Все равно на самок в этом году можно не надеяться, а так, может, какие полезные знакомства заведешь, да и просто развлечешься. Хватит тебе уже особняком-то ходить.

И вот эта мелочь пузатая туда же — его учить… Экий опытный боец выискался. Еще ведь и наглости хватило сунуться сюда, в его-то возрасте… В его возрасте можно еще было терпеть. Учился бы лучше… Видел Сумрак, как Торопливый отвратно выделывает шкуры, а череп с присохшим мясом так и вовсе у него за хорошую работу считался… Но зато размножаться мы, конечно, кидаемся в первых рядах! А в общественной жизни вообще лучше всех прочих разбираемся. Фу, противно аж.

— Мое дело — как и куда мне ходить, — холодно проговорил Сумрак, в качестве намека недобро двинув максиллами вверх-вниз. Торопливый ответил коротким отрывистым поклоном и, ни слова более не говоря, быстро пошел через площадь.

Сумрак еще немного побродил там и сям, окончательно удостоверившись в бесцельности своего похода. Невдалеке замаячил крупный рынок, но самец обошел его стороной — не любил он такие места. Встретились еще несколько культовых сооружений, но ничего впечатляющего в них воин также не нашел. А дальше вновь потянулись развратные жилые кварталы.

Разочарованно вздохнув, он свернул в одну из боковых улиц и устремился обратно к окраинам. Там, если верить навигатору, начинался какой-то лесок. Следовало разведать, водится ли в нем что-то стоящее.

Охота прошла успешно, намного превзойдя ожидания Сумрака. Самец загнал здоровенного рогача. Умертвить его при помощи одного копья оказалось делом непростым, пришлось немало пощекотать нервы, что в настоящий момент было как нельзя более кстати. Животное попалось мощное, красивое, преисполненное жизненных сил и вело оно себя даже не как дичь, а, скорее, как настоящий достойный противник.

— Большая честь была победить тебя, зверь, — проговорил воин, чуть склонившись над затихшим, наконец, гигантом.

«И большая проблема тебя дотащить…» — прибавил он про себя чуть позже, еле взваливая добычу на плечи. Дорога к долине источников с такой ношей действительно показалась дальней. Зато все старания с лихвой покрывало предвкушение того, насколько его сегодняшняя победа впечатлит самок.

…Еще на пороге Сумрак услышал негодующее верещание. По тембру голоса было похоже на Солнышко. Самец разом скинул рогача на пол и встревоженно бросился на звук. Что там могло случиться? Может быть, на его самок претендовал еще кто-то, и Солнышко пыталась отбиться от домогательств? Хотя, зная Солнышко, сложно было поверить, что она станет отбиваться от чьих-либо домогательств…

Крики привели Сумрака в одну из боковых комнат первого этажа. Заглянув и увидев, в чем дело, он вздохнул с облегчением и одновременно не смог не отметить комичности разворачивающегося действия. Солнышко сражалась с роботом-уборщиком. Он жужжал, стоял на месте и ничего не убирал. Самка, извергая достаточно невинные, но берущие числом проклятия, от души пинала его ногами, забавно подпрыгивала от возмущения и лупила железяку уже бесполезной, по-видимому, в данной ситуации инструкцией.

— Ну, и что ты такое делаешь? — поинтересовался самец, с минуту понаблюдав бесплатную комедию. Занятно, что увлекшиеся чем-то самки совершенно не замечали его прихода, пока он сам не обозначал свое присутствие. И так было уже не первый раз. «Я, что, так неслышно передвигаюсь?» — гадал Сумрак.

Солнышко от неожиданности подскочила и быстро повернулась на голос. Но, увидев, что это всего лишь партнер текущего Сезона, сразу успокоилась и пояснила:

— Эта зараза никак не хочет работать!

Сумрак вошел в комнату и приблизился к растрепанной, взвинченной самке, вместо приветствия по-хозяйски приобнимая ее и легонько проводя мандибулами по шее.

— Это машина, — успокаивающе проговорил он, — она не может хотеть или не хотеть. И оттого, что ты по ней колотишь, она сама не починится. Дай, посмотрю.

Деликатно отстранив самку, Сумрак склонился над устройством, напоминающим брюхоногого моллюска, снабженного манипуляторами.

Во всех технологиях яутжей широко применялись бионика и биодизайн. Это можно было назвать слабостью великих охотников. Им недостаточно было сделать компьютер в виде простой коробки с лампочками или пылесос как бочку на колесиках. Любое устройство их мастера стремились наделить характером, индивидуальностью, и, чем более значительным и крупным являлся механизм, тем большую «харизму» ему старались придать. Например, какой-нибудь гигантский сервер мог быть обшит панелями, стилизованными под вид коры головного мозга. Космические корабли и вовсе походили на причудливые глубоководные организмы. Даже оружие часто изготавливалось так, чтобы вместе с комплектом доспеха оно напоминало часть тела своего хозяина.

Вся цивилизация яутжей представляла собой странное сплетение новаторства и архаики, что давало другим разумным созданиям повод для сочинительства нелепых анекдотов. Но что-то никто никогда не осмеливался бросить хотя бы одну подобную шутку охотникам прямо в лицо. А за их широкими спинами все, конечно, сразу становились ой какими смелыми…

Трудно сказать, почему их мировоззрение сформировалось подобным образом. Неспособность адекватно воспринимать упрощенные и искусственные формы ставила народ яутжа отдельно от других цивилизаций. Не исключено, что причиной тому являлось само их происхождение. Согласно одной занятной вселенской закономерности, преимущественное развитие разумных форм жизни наблюдалось среди всеядных организмов и падальщиков. Логично, что именно такой тип питания давал почву для развития мозга. Организмы-приспособленцы, не имеющие постоянного пищевого ресурса, вынуждены были становиться все хитрее, чтобы выжить; им приходилось постоянно совершенствовать свой мозг, и, будучи потребителями животной пищи хоть отчасти, они имели для этого хорошую возможность, получая избыток энергии и полноценный аминокислотный состав. А вот из растительноядных животных практически не получалось ничего ступенью выше первобытного племени — доступный ресурс и малая энергоемкость самой пищи никогда не способствовали умственному совершенствованию. Да им и так жилось неплохо. Удивительно, но с хищными организмами была та же беда. Вероятно, потому что большинство облигатных хищников, как правило, по природе своей являлись ярыми неофобами, что препятствовало их развитию. Образ жизни заставлял их быть осторожными и недоверчивыми: они слишком хорошо были знакомы с понятием опасности, зная его, так сказать, «изнутри»…

Яутжи как вид исключительно плотоядный непонятным образом оказались едва ли не единственным счастливым исключением из этого правила. И, тем не менее, их народ отличался поистине непрошибаемым консерватизмом взглядов. Нельзя сказать, что они совсем не тяготели к новизне — нет, они по-своему тянулись к новым пространствам, новым знаниям, новым изобретениям и открытиям… Но, когда дело касалось основ их жизненного уклада, уже задевалось святое. А, если что-то и приходилось менять, то все нововведения старательно подгонялись под любимые шаблоны, благодаря чему создавалась иллюзия, будто они были всегда. Так что, да, все устройства яутжей и впрямь выглядели так, будто не воплощали в себе вершину современных разработок, а лишь вчера были найдены при раскопках…

Сумрак, конечно, не был техническим гением, но разбираться в самых элементарных вещах, касающихся автоматики, его учили, как и всех остальных охотников. В далеких странствиях по чужим мирам могло случиться все, что угодно: отказать система навигации или жизнеобеспечения, полететь система управления челноком, сдохнуть в самый ответственный момент плазменная пушка… Нельзя сказать, что подобное случалось часто — все оснащение яутжей отличалась не только вычурностью, но и просто невероятной надежностью — тем не менее, форс-мажора никто никогда не отменял.

Свой опыт Сумрак долго перенимал у бортмеханика отцовского звездолета. Вообще, надо сказать, все системы корабля отлично обсуживались роботами, но ведь должен же был кто-то следить за самими роботами. Эту почетную должность исполнял Ржавчина, самец средних лет с кожей редкого красноватого оттенка. Вот уж кто понимал, как что работает! Но знаниями Ржавчина делился неохотно. Его бесил тот факт, что столь простые для него понятия и закономерности могли составлять хоть какую-то сложность для остальных, поэтому без особой необходимости он никогда в объяснения не пускался, дабы меньше психовать. Например, на такой частый и глупый вопрос «Как оно могло вообще сломаться?» он всегда философски отвечал: «А как все ломается?..» и молча возвращал устройство в рабочее состояние. Короче говоря, молодняк он учил «от сих до сих», давая самый минимум, чтобы не сдохнуть на чужой планете в результате технической неполадки.

Сумрак, будучи еще подростком, нашел к Ржавчине подход весьма неожиданным образом. Спасаясь как-то раз от ярости отца, он юркнул в случайно оказавшуюся открытой мастерскую. Механик в тот момент как раз руководил разгрузкой каких-то запчастей, и не заметил сразу, что в его владениях затесался незваный гость. Закончив с делами, он уселся уже в порядке релакса перебирать убитое автоматическое оружие кого-то из незадачливых юнцов. Ну не у всех толку хватало самостоятельно устранить неполадки, что поделать… Заприметив некое шевеление в темном углу, Ржавчина, не оборачиваясь, спросил:

— И за что тебя на этот раз?

Сумрак, убедившись, что его обнаружили, вышел на свет.

— Тренировку я проспал, — нехотя признался он, потирая сильно сдавленное лапищей Грозы плечо.

— Это… — самец на секунду замолк, с усилием вскрывая корпус пушки, а потом продолжил, все так же не глядя на юного собеседника: — Серьезное нарушение. А ты еще и сбежал от наказания. Значит, когда покажешься на его глаза, жди двойной порции…

— Да он отойдет, мне бы до вечера где-то переждать… — с надеждой сказал подросток.

— Ну сиди, что с тебя взять, — хмыкнул Ржавчина. — Но будешь мешать, вопросами доставать — сразу Вожаку сдам, усек?

Он, наконец повернулся к Сумраку и наградил его строгим взглядом. Подросток вежливо поклонился и скромненько присел на почтительном отдалении, но так, чтобы видеть все, что делают руки мастера. В полном молчании они провели несколько часов. Удивительно, но первым не выдержал механик.

— Как ты думаешь, что я сейчас делаю? — спросил он, отнимая руки от горы железок, уже мало похожих на оружие.

— Разобрал плазмомет? — робко предположил Сумрак.

— А зачем?

— Может, чтобы почистить? Его же, наверное, надо периодически чистить изнутри?

Ржавчина неожиданно усмехнулся.

— Иди сюда, что покажу… — подозвал он.

Дальше Сумрак прослушал увлекательную, но достаточно путанную лекцию об устройстве плазменного оружия и о важности своевременной очистки и профилактики неисправностей. При всем при этом, никто Ржавчину за язык не тянул, он разговорился сам. Поблагодарив неожиданного учителя, подросток собрался с духом и пошел сдаваться на милость Грозы, на прощание получив от механика дозволение приходить в мастерскую в любое время, если только он и впредь не собирается мешать.

Сумрак невольно улыбнулся, припомнив этот эпизод, и запустил руку в нутро отключенного робота.

— У вас вообще есть какие-то инструменты? — обратился он к Солнышку. — А то немножко сложно когтями болты выкручивать.

Самка лишь развела руками. Самец вздохнул и поддел мизинцем панель, скрывающую блок управления.

Через полчаса упорной возни в проводах, все было готово. Неполадка оказалась совсем пустяковой, Сумрак легко ее устранил даже и без инструментов, но про себя отметил, что Утес, видимо, ничего никогда не чинил здесь сам. Конечно, дело-то не царское…

Самец включил устройство и отошел. Уборщик как ни в чем не бывало пополз вперед и скрылся с дверном проеме. Солнышко восторженно застрекотала.

— Как-то не думала, что воины еще и технику могут чинить, — призналась она.

— Воины еще и стирать, и шить, и мыть полы могут, когда надо, — ляпнул Сумрак. Вообще, это, конечно была истинная правда, но самка, похоже, восприняла все как шутку.

— А в компрессорах ты понимаешь? — спросила вдруг она. — Наш уже неделю барахлит, посмотришь? И еще у меня полка со стены упала…

«Началось», — подумал Сумрак.

— Может, лучше секс? — попробовал он предложить самке достойную альтернативу.

— А потом секс, — согласилась она.

Через некоторое время Солнышко уже сидела и задумчиво созерцала ковыряющегося в компрессоре самца. В основном, она наблюдала за его руками. У него были красивые, сильные руки. С ухоженными когтями. Последний факт являлся несколько нетипичным для рядового воина, но, если подумать, каким-то образом даже располагал: никаких обломанных кончиков, никакой грязи, скопившейся в желобках, никакой засохшей крови у основания… Запястья самца до сих пор были тщательно перемотаны, будто он позабыл после тренировки снять защиту. Солнышко отлично знала, что скрывается под видом подобной небрежности. Наверное, у него теперь останутся шрамы… Так и будет их дальше прятать, ибо недостойны следы от оков, неважно, при каких обстоятельствах они были получены. Совсем ведь Прорва головой-то не думает…

— Вы его когда последний раз чистили? — прервал ее размышления Сумрак. — В этом фильтре уже скоро новая форма жизни зародится. Можно будет охотиться…

Солнышко скорчила невинную физиономию и промолчала. Самец сокрушенно покачал головой и вернулся к очистке забитой сетки, продолжая так мило ворчать, что самке захотелось тут же бросить его на ложе и отыметь.

Солнышко приняла соблазнительную позу, прогнув спину и откинув гриву назад. Самец, погруженный в починку компрессора, не обратил внимания. Солнышко не спеша принялась раздеваться. Он даже не обернулся. Солнышко подошла к нему сзади и обняла за шею. Самец фыркнул.

— Ты уже определись, в итоге, чего хочешь, — не выдержал он, наконец, подняв на нее голову.

— Я уже определилась, — послышалось в ответ.

Противостоять обольстительнице дальше Сумрак был не в состоянии, и они незамедлительно занялись любовью прямо там, на полу, среди кучи разбросанных запчастей. Закончив, они еще некоторое время, помурлыкивая, друг друга ласкали, а потом самец со всей присущей ему обязательностью возвратился к наладке компрессора. Но терпения Солнышка не хватило надолго, и вскоре она увлекла партнера новой эротической игрой. Короче говоря, компрессор-то он в рабочее состояние вернул, но лишь с четвертого раза.

Это поистине больше походило на издевательство, своеобразный «контрастный душ» для истомленного влиянием Сезона мозга: спаривание — починка сложного оборудования — снова спаривание — и новая попытка разобраться в работе устройства… Ну и коктейль.

— Спасибо, дорогой, — с чувством проговорила Солнышко, когда компрессор заработал без перебоев.

— Где там полка-то твоя? — устало глянул на нее самец.

— А, полка — завтра, — отмахнулась любовница, целеустремленно залезая к нему на колени.

После очередного спаривания, Солнышко вдруг вспомнила об оставшихся на сегодня домашних делах.

— Ты, вообще, что так рано явился? — поинтересовалась она, направляясь в душевую. Самец сопровождал ее в надежде также немного помыться: после любовных утех и общения с пыльными механизмами, это совсем бы не помешало.

— У меня сегодня… выдалось больше свободного времени, — уклончиво ответил он. Самка допытываться больше не стала.

Комната гигиены оказалась весьма обширной. Весь интерьер был отделан изысканной мозаикой, местами обкрошившейся, но в целом все еще выглядящей достойно. Здесь располагались блок душевых, паровая камера, несколько «горячих камней» и три небольшие купальни. Даже удивительно, что сестры с таким завидным постоянством ходили на источники, располагая всем этим богатством.

Солнышко пустила воду и, томно потягиваясь, вошла под хлещущие с потолка теплые струи. Сумрак с наслаждением присоединился. Не нужно было обладать большой фантазией, чтобы вообразить, чем закончилось их омовение. Совместное принятие душа закономерно перетекло в половой акт, точно так же, как последующие попытки Солнышка запустить стирку, навести порядок в главном зале, и собрать накопившийся в комнатах хлам. Проще говоря, остаток дня веселая парочка перемещалась по дому под видом уборки, на самом деле только трахаясь во всех мыслимых позах и во всех возможных местах, и учиняя мимоходом полнейший разгром.

— Так, все, у меня сегодня вечером еще по плану сбор сырья, — еле выкарабкиваясь из объятий любвеобильного самца, пропыхтела Солнышко. Она даже не пошла снова мыться — абсолютно это было без толку. Накинув свое легкое одеяние, самка взяла полотняные мешки под травы и двинулась к выходу. Самец, не дожидаясь приглашения, последовал за ней. «Я сегодня ничего не соберу», — мелькнуло у Солнышка в голове.

В холле самка едва не споткнулась об оставленную самцом тушу рогача. Ни одного дня еще Сумрак не являлся без хорошей добычи. А сегодня и вовсе приволок такого монстра, каких Солнышку, пожалуй, в жизни даже видеть не приходилось. Старался, что и говорить.

— Давно не встречала столь достойного охотника, — призналась она, нежно потершись головой о его грудь. Польщенный самец от удовольствия протяжно зарокотал.

— Вниз унесешь? — самка вдруг заметила мелькнувшую в его глазах легкую тревогу и тут же поспешно добавила: — Прости, я не подумала, ты, верно, не захочешь туда еще раз спускаться…

— Я кто, по-твоему? — Сумрак презрительно фыркнул, потеснив ее, поднял тушу и уверенно зашагал вниз по лестнице. Солнышко невольно улыбнулась, гладя ему вслед. Насколько же необычный им в этом году достался самец… С одной стороны, молодой, в любовных делах абсолютно неопытный, с другой — наделенный поразительной способностью инстинктивно чувствовать желания любой партнерши. Внешне жесткий, как все самцы, внутри необъяснимо податливый. В самые сокровенные моменты раз за разом меняющийся до неузнаваемости — от холодной ярости до буквально детской наивности. Неизменным было, как ни парадоксально, лишь источаемое им чувство надежности. И при этом его никак не удавалось полностью прочесть… Каково же твое истинное обличье, Сумрак сын Грозы? Какое будущее тебя ждет, если ты уже сейчас справляешься с тремя дочерями Свободы?

На секунду задержавшись, Солнышко быстро покинула здание, надеясь выгадать немного времени. Но самец скоро догнал ее в саду, похоже, намереваясь и дальше ходить за ней и периодически склонять к разврату. И ему было невозможно противиться.

Все действительно пошло так, как самка и предполагала. Срезая серпом стебли растений, она, разумеется, наклонилась, и Сумрак, не устояв, снова на нее полез, нетерпеливо срывая с соблазнительных бедер юбку. Сейчас он выплескивал весь запал, рассчитанный на трех самок, с ней одной. После того, как они спарились пять раз среди колышущегося душистого разнотравья, Солнышко, наверное, впервые в жизни ощутила, что ей, кажется, уже достаточно…

Оставив безуспешные попытки набрать растительного лекарственного сырья, самка позвала партнера в дом. Порядком измотанные, они вернулись и рухнули среди подушек в зале. Сумрак сразу же уснул, прижав Солнышко к себе, но она потихоньку выскользнула, подсунув воину подушечку, с которой тот сразу же трогательно обнялся. Может быть, пока этот половой гигант дрыхнет, она успеет сделать хоть что-то к возвращению сестер? С ним-то это вообще оказалось нереально…

Но, осмотрев дом и последствия масштабных любовных игр, с которыми теперь безуспешно пытался справиться свежепочиненный уборщик, Солнышко лишь ужаснулась. Ужаснулась и решила даже не приступать к их ликвидации. Все равно устранить их за каких-то оставшихся полчаса не получилось бы…

Она вновь вышла из помещения и обессиленно опустилась на залитую закатным солнцем террасу. Расслабленная и обмякшая, точно студень, с застывшей на лице слегка невменяемой ухмылкой, Солнышко долго сидела с закрытыми глазами, привалившись к колонне, поддерживающей крышу. Такой ее и застали возвратившиеся спустя некоторое время сестры. Они немало удивились, заметив ее странное состояние и царящий кругом развал.

— Мне тут просто Сумрак помогал, — смущенно ответила Солнышко, встрепенувшись. Дальше можно было и не объяснять.

— Сейчас я ему так помогу… — процедила Прорва, решительно направляясь в зал. Ее негодование было понять легко: на них с Осенью самца могло сегодня уже просто не хватить.

Комментарий к Глава 8. Так ли уж нужен в хозяйстве самец? Сон Сумрака «Shiva Feat. Magdalena» – «Far Behind The Skies»

Остальное навеяло «Deep forest» – «White Whisper»

Солнышко мешает Сумраку чинить компрессор: https://gvatya.tumblr.com/image/165127475243

====== Глава 9. Путь на отмели ======

В шесть лет я хотел быть Колумбом, в семь — Наполеоном,

а потом мои притязания постоянно росли.

(Сальвадор Дали)

На прекрасные угодья самок обрушилась испепеляющая жара, что являлось нетипичным для этих мест и в середине лета — не то, что в начале. Становилось излишне сухо, даже дышать было тяжело. Такая погода установилась впервые лет за сорок — об этом Сумрака просветили любовницы. Сегодня они собирались оставаться дома и всеми силами пытались удержать рядом с собой самца, но ему был крайне необходим отдых, больше даже моральный, чем физический, поэтому он все-таки умудрился от них вырваться. Это было нелегко, особенно после того, как Сумрак самым неожиданным образом провел в обители трех сестер часть прошлого дня, целую ночь и все утро.

Накануне Осень и Прорва, явившись домой, бесцеремонно растолкали его и потребовали своей доли сексуального внимания. К счастью, Сумрак успел немного отдышаться после марафона с Солнышком, поэтому управиться с ними двоими уже не составило большого труда. Сама Солнышко, махнув на все рукой, ушла спать, отказавшись от продолжения. Под утро задремала и Осень, добившаяся от самца череды особо яростных совокуплений и потом сама от них утомившаяся. Прорва же сперва себя немного попридержала, но, оставшись с Сумраком один на один, немедля забрала любовника в свою комнату, более напоминающую, скорее, мрачную пещеру, нежели женское гнездышко. Там, на черном ложе, она еще несколько раз овладела им. Препятствовать он не стал, вновь позволив ей доминировать над собой. Он к тому времени уже несколько пресытился исполнением активной позиции, кроме того, почему-то чувствовал, что сегодня Прорве следует уступить. Самка вела себя на удивление почти не агрессивно, хотя, как всегда, требовательно и несдержанно. Последняя порция семени, которую смог выдать Сумрак, была ею с жадностью проглочена — Прорва применила-таки к самцу свои оральные ласки, на сей раз уже не встретив его ярого сопротивления. Теперь-то Сумрак твердо знал, что самка не причинит своей излюбленной игрушке ощутимого вреда, так что смело отдался во власть новым ощущениям. Тем более, что чувствительность после трех десятков спариваний уже начала теряться, а острые зубы Прорвы достаточно быстро вернули ее на место.

Наконец удовлетворенная самка разлеглась рядом и отошла ко сну, крепко обхватив Сумрака руками, да еще и ногу на него сверху закинув — тут не то, что вырваться, тут вдохнуть было сложновато… Предприняв несколько безуспешных попыток, самец смирился и тоже в конце концов уснул.

Только к середине дня он продрал глаза и обнаружил что находится на ложе один. Сумрак встал, потянулся, размяв шею и плечи, пошарил в поисках одежды… Похоже, он отставил набедренную повязку где-то в зале. Спустившись туда, он застал завтракающих его добычей самок. Те, завидев в дверях обнаженного самца, замерли на мгновение и хищно на него уставились. С их когтей и жвал обильно стекала кровь, да что там, самки вообще целиком перемазались своей трапезой; они ели так, будто голодали до этого несколько недель.

— Кушаете, мои драгоценные? — осведомился Сумрак, украдкой оглядывая зал в поисках потерянного предмета гардероба.

— Присоединишься? — снизошла Прорва.

— Помилуй, кто я, чтобы объедать своих самок? — бросил он через плечо, отыскав, наконец, повязку под кучей пропахших сексом подушек и поспешно затянув ее на себе.

— Да у нас благодаря тебе морозилка на год вперед забита, — стрекотнула Солнышко. — Не стесняйся, поешь с нами. Ты вообще когда в последний раз ел?

— Совсем недавно, дня три всего прошло, — непринужденно ответил самец, направляясь к выходу.

— Это, когда ты потом от души проблевался, благодаря сестренкам? — хмыкнула Осень.

Сумрак встал как вкопанный.

— Я при чем? — взвилась Солнышко.

— А кто ту дрянь сварил? — спокойно парировала Осень и снова повернулась к потерявшему от возмущения дар речи самцу. — Ты, давай, не дури. Сожри что-нибудь, а потом иди на все четыре стороны, так и быть. В наших общих интересах, чтобы вечером, когда ты вернешься, тебе хватило сил…

Самец раскрыл рот, но не смог придумать, что ответить нахалкам. Стоит начать с того, что они были полностью правы: его последний полноценный обед состоялся еще на клановом корабле, и Сумрак весьма смутно припоминал, когда именно это было. И, да, его организм сейчас работал на пределе возможностей, бросая все ресурсы на выработку половых продуктов. Начинающееся истощение уже давало о себе знать: охота стала требовать в последние дни больше усилий, чем раньше, раны затягивались все медленней, да и голова работала неважно. Но самец, тем не менее, даже не помышлял о пище, ибо находился в перманентно возбужденном состоянии, а третьего дня еще и ввел себе ударную дозу стабилизатора, под которым можно было, даже имея серьезные ранения, топать куда-нибудь без отдыха несколько суток кряду, продолжая сражаться и не тратя время на отдых и еду. При всем этом крайне умно было продолжать поститься дальше…

— Радость моя, если ты не поешь добровольно, нам придется накормить тебя принудительно, — очень мило и одновременно очень зловеще проворковала Солнышко, делая шаг в его сторону. Сумрак сразу понял ее намек, и он ему категорически не понравился.

Когда самые младшие детеныши впервые начинают пробовать мясо, их челюстной аппарат еще недостаточно крепок, чтобы отрывать куски. Максимум, с чем он может самостоятельно справится — это беспозвоночные и самые мелкие зверушки. Самки, конечно, периодически отправляют молодняк «попастись на воле», но, зная, что детеныши много за время прогулки все равно не наловят, предпочитают докармливать их, точно голодных птенцов, тем, что недавно съели сами. Попросту на начальном этапе они отрыгивают полупереваренные куски и запихивают их жвалами сразу в глотки младенцев. Именно для этой цели жвала самок более короткие и прямые, чем у самцов, и свободно действуют подобно пинцету.

Сумрак аж содрогнулся, припомнив, как в далеком детстве его пичкала Загадка. Лет до семи-то точно… Справедливости ради стоит заметить, что она и дочерей кормила до последнего, но, так как в ее понимании потомок мужского пола должен был съедать больше, чем юные самки, сын иногда просто не знал, как от ее заботушки спастись. А она все время паниковала, что с ним что-то не то, раз он отказывается от десятого за день приема пищи, отлавливала его, и… Ой, это было жутко вспоминать.

Самец встревоженно покосился на самок. Он не мог понять, это вот они сейчас так грубо пошутили, или и впрямь… Нет, оно было бы уже чересчур, хотя, от этой троицы, наверное, можно было ожидать всего, что угодно… И все вместе они были однозначно сильнее, чем один затраханный самец.

— Если мои самки действительно желают, чтобы я разделил с ними трапезу, я не в праве отказываться, — сдался Сумрак, решив не искушать судьбу.

— Вот и молодец, — в том же приторном тоне ответила Солнышко.

Подходя и присоединяясь к пожиранию дичи, Сумрак не мог отделаться от мысли, что начинает слишком уж тут приживаться, и отнюдь не по своей воле. Если самец вдруг задерживался у подруг после спаривания, это могло свидетельствовать о его желании надолго связать свою жизнь с данными самками. А он мало того, что уже дважды делил с любовницами спальное место, так еще и c какого-то перепугу взялся за починку их техники, а сейчас вот ел вместе с самками то, что добыл накануне… Страшная догадка посетила самца: они потихоньку начинали его приручать. А он ведь поначалу даже не планировал ни узнавать их ближе, ни налаживать какие-то личные взаимоотношения. Да и чему это было? Им двигал исключительно инстинкт, требующий реализации. На момент знакомства с самками Сумрак вообще не думал о таких последствиях как детеныши и о таких побочных явлениях как привязанность. Лишь позже он стал задумываться. Еще позже узнал, что самки бесплодны. Следовательно, в следующем году не было смысла возвращаться к ним. Это, если подойти к вопросу с практической стороны. Но сможет ли он в будущем Сезоне рассчитывать на более… качественных партнерш? Сможет ли заполучить хотя бы пару более-менее плодовитых самок? А, главное, надо ли ему это? Ведь такая связь уже будет для него постоянной. С другой стороны, можно попробовать вернуться в долину источников и повторить пару месяцев секса без обязательств. Сумрак почти не сомневался, что самки охотно его примут. И снова будут истязать, унижать, изматывать… Ему предстояло еще как следует все обдумать. Потом, на досуге, в промежутках между Охотами, когда мозги немножко встанут на место…

Сейчас же у него была задача не попасться в их ловушку. Самки явно стремились заполучить молодого любовника в постоянное пользование, и видят боги, им бы это удалось, будь Прорва поласковей, а Осень поделикатней. Но нет, дорогие, не получится. Единственная самка, с которой он бы хотел бы на данный момент крепкого и многолетнего союза, была для него совершенно недосягаема, а остальные на долговременную перспективу Сумрака пока не интересовали.

— Я вынужден покинуть вас, о прекраснейшие, — кланяясь, произнес насытившийся самец. — Не скучайте, я вернусь, как только смогу.

Самки проводили его умиротворенным ворчанием. Сумрак сделал вид, что у него куча неотложных дел, и по-быстрому ретировался.

Хотя, какие у него могли быть дела. Разве что, охота, но не тратить же на нее весь день. Вернуться в лощину самец сейчас не мог, ибо поклялся себе впредь не встречаться с Грезой, по крайней мере, пока он не будет достоин ее руки и пока не почувствует, что способен за нее побороться с Серым. Оставалось только шататься по окрестностям. На самом деле, предложенная вчера Торопливым идея посетить «клуб» была не так уж плоха. Сумрак обычно избегал скопления народа, но иногда было полезно не выделяться из толпы. О нем и так до сих пор много лишнего судачили.

Итак, раз большинство самцов отдыхали в дневное время на отмелях, стоило и ему хотя бы раз туда наведаться. В конце концов никто его не обязывал оставаться там надолго и приходить ежедневно — достаточно было лишь там показаться, разведать заодно обстановку, а потом тихонько исчезнуть.

К тому же Сумрака с некоторых пор начало разбирать любопытство: как так самцы собираясь в брачный период на одной территории, умудрялись мирно соседствовать? Да пусть какие угодно будут строгие правила, не смогут они не драться. Сумрак уже в полной мере ощутил на себе, что такое потеря контроля в Сезон, шутить с этим было опасно…

На клановом судне находиться в этот период было особенно сложно. Стычки между обделенными женским вниманием молодыми воинами возникали на пустом месте, а старшие по большей части на борту отсутствовали, обслуживая свои гаремы, так что разнять молодняк или, хотя бы, проследить за честностью поединков, было просто некому. Впрочем, Сумрак и в более спокойное время чувствовал себя неуютно среди громогласного мужского общества. Наверное, это повелось еще со времен его отрочества, когда старшие собратья беспрестанно испытывали его и без того не особо стабильную нервную систему…

Помнится, юный Сумрак только-только отошел от первого потрясения, порожденного переселением на отцовский корабль и началом жесткого воспитательного процесса, как ему пришлось испытать новый шок. Целая армия хлынула на звездолет нескончаемым потоком, не успело минуть с того момента и пары недель. Никогда в жизни подросток не видел столько взрослых самцов одновременно. А ведь, едва попав на борт “Сокрушителя”, он уже изумился размеру экипажа, хотя, в тот период отсеки корабля пустовали более чем на три четверти. На ярусах ошивалось около двух десятков воинов младшего ранга и пара-тройка самцов постарше, пропустивших Сезон то ли по состоянию здоровья, то ли по каким-то неведомым убеждениям. Но даже это количество пугало, так как подросток совершенно не ведал, чего стоит ожидать от охотников. Все правила приличия, принятые в материнском доме, тут, похоже, не просто не действовали, а воспринимались, как нечто оскорбительное. Сумрак знал, как нужно вежливо обращаться к взрослым самкам, но понятия не имел, как вести диалог со старшими самцами. Он даже поприветствовать их умудрялся так, что те буквально взрывались от негодования. И в те минуты лишь уважение к Грозе да страх перед его праведным гневом удерживали их от необдуманных поступков по отношению к несносному подростку.

Не удивительно, что, наблюдая общий военный сбор, Сумрак мысленно стал прощаться с жизнью. Воины возвращались на корабль ежедневно, по десять — пятнадцать самцов за сутки, и это уже были, в основном, матерые головорезы, один вид которых наводил ужас. После Сезона они, конечно, казались весьма умиротворенными, но это не особенно успокаивало, так как чувствовалось, что ненадолго. Мощь и сила, веющие от охотников заставляли Сумрака буквально вжиматься в стену при их приближении. Весь звездолет моментально наполнился подавляющим самцовым запахом, от которого пробуждалась необъяснимая паника. Создавалось впечатление, что воины специально мылись пореже, чтобы крепче был исходящий от них боевой дух…

Надо сказать, что бывалые охотники немало изумились, обнаружив при Грозе странноватого долговязого подростка. Они долго перешептывались, обсуждая, почему Вожак вообще с ним возится — ну явно же было видно, что дело безнадежное. А, когда выяснилось, что Сумрак — его родной сын, вопросов появилось еще больше. Но самые благоразумные оставили их при себе. Кто поглупее, высказались и немедля познали гнев Грозы. Оставшиеся вопросы сразу отпали.

По-видимому, это был единственный период в жизни Вожака, когда окружающие просто не узнавали своего обычно спокойного лидера. Он срывался по поводу и без повода, отдавал странные приказы и словно бы разучился общаться как-то иначе, чем криком. У него даже начал подергиваться глаз… И все из-за одного-единственного малахольного малька…

На нервной почве Гроза все чаще отыгрывался на подчиненных, так что у многих из них вскоре появился веский повод Сумрака недолюбливать. А ведь он так старался никому не докучать, делая все возможное, чтобы его вообще замечали как можно реже… Но на свою беду он никак не мог до конца разобраться в системе приятных на корабле взаимоотношений, благодаря чему продолжал с завидным постоянством нарываться на неприятности. Подросток вызывал раздражение воинов, ибо пасовал там, где следовало проявить характер, и возмущался тогда, когда нужно было сохранять хладнокровие. Кое-кого из самцов выводил из себя уже один только факт его присутствия: его слабость, его низкий по их меркам рост, наивное, почти еще детское поведение. Впрочем, находились среди воинов и те, кто относился к нему вполне терпимо, если не сказать, с жалостью. В основном, это были самые старшие, степенные и умудренные опытом самцы. Ну, что с такого возьмешь, рассуждали они. И так, того гляди, под отцовской тяжелой рукой падет…

Собравшись воедино, клан выдвинулся на короткую «разминочную» Охоту. Сумрак из-за угла наблюдал, с каким пафосом облаченные в сверкающие доспехи самцы отправляются на промысел. Наблюдал и думал, что таким же, как они, ему не стать никогда. В тот момент его впервые посетило чувство собственной никчемности. Прежде он жил, не зная забот и не ведая истинных стремлений. Он спал, ел и гулял в свое удовольствие, его ласкали и баловали, лелеяли иоберегали, ограждая от всякого грубого влияния извне. Ему говорили, что он вырастет и станет прославленным воином, будет путешествовать по невероятным мирам и совершать великие подвиги… И Сумрак реально верил, что так и будет, причем, все это само свалится на него столь же чудесным образом, как и прочие, предоставленные в его распоряжение блага. Верил в красивые сказки…

Но теперь, начав познавать безжалостную действительность, он получал удар за ударом. Оказалось, что великими воинами так просто не становятся, а к жизни и грядущим сражениям он подготовлен несравнимо хуже всех своих сверстников. Здесь, среди настоящих, не сказочных бойцов, Сумрак впервые познал боль, страх и презрение. Здесь он увидел неприглядную изнанку героических историй, где благородство, достоинство и честь не существовали без жестокости и первобытного звериного инстинкта.

Сумрак наблюдал, как старшие соплеменники отбывают на планеты, в зависимости от своих охотничьих предпочтений и занимаемого ранга, и пытался представить себя когда-нибудь на их месте. Не удавалось…

Потом он наблюдал их торжественное возвращение, и понимал из разговоров, что вернулись не все… И, если в собственное становление как воина ему было просто сложно поверить, то в смерть на Охоте, которая с высокой вероятностью могла его когда-нибудь постигнуть, верить уже не хотелось.

Почтив память павших, клан отправился восполнять потери. “Сокрушитель” взял курс на одну из межзвездных колоний, где тренировали молодых бойцов.

Между делом самцы занялись обработкой добытых трофеев, от многообразия которых Сумрак просто обалдел. Видя неподдельный интерес подростка, воины разрешили ему смотреть, лишь бы не мешал, так что он много времени проводил в мастерских, наблюдая за сакральным процессом и боясь даже дышать слишком громко. Это позволило ненадолго отвлечься от тягостных мыслей. Но только ненадолго.

Следующим испытанием для Сумрака было появление на корабле молодняка. Свежеобученных самцов забрали из колонии в количестве десяти особей. Все они были старше его на восемь-девять лет, но эта, в общем-то, не столь существенная разница внушила самодовольным юнцам ложное чувство превосходства. Сын Вожака сразу же отметил, что в умственном и нравственном развитии они ему безнадежно проигрывают, но вот в чем молодые самцы реально обходили его, так это в силе и мастерстве, и тем опаснее для подростка оказывалось их вынужденное соседство.

В первый день состоялось их знакомство с кланом. Гроза созвал в зал тренировок весь экипаж и построил молодняк перед своими воинами, давая им возможность оценить «новое поступление». Воины бесцеремонно подходили к неподвижно стоящим юнцам, внимательно их разглядывая, точно скотину на сельхозвыставке, периодически кто-то из старших задавал им вопросы — кто по поводу происхождения, кто по поводу предпочитаемой тактики боя; иные же вояки без лишних слов могли толкнуть юнца, чтобы проверить его устойчивость, схватить за руку, повернуть, осматривая. Новобранцы были обязаны все это спокойно вытерпеть. Они стояли, не шелохнувшись, чуть опустив головы, и старались не подавать вида, что напуганы или растеряны. Наверное, это было ох как нелегко…

Сумрак наблюдал данную картину, стоя рядом с отцом. Гроза стиснул крепкой хваткой его плечо, не позволяя даже лишний раз двинуться. На себе подросток то и дело ловил подозрительные взгляды юнцов.

Когда формальности были окончены, и Вожак провел вводный инструктаж, учеников распределили по свободным отсекам. Сначала они почти не высовывались, но уже через день, осмелев, начали перемещаться по палубам и демонстрировать свою неуемную, пока еще не подчиняющуюся никакому контролю энергию.

Сумрак успешно избегал встреч с молодняком ровно трое суток. На четвертые он столкнулся со всей честной компанией в одном из дальних коридоров. Создавалось впечатление, что они специально его выследили. Среди юных воинов, как это обычно бывает, уже выделился свой лидер — по традиции, самец с самым дурным характером и с самыми смелыми амбициями. Его звали Блок, и он был намного крупнее Сумрака. Зажав подростка в угол, он крайне невежливо с ним побеседовал, в общих чертах обрисовав его грядущие не радужные перспективы и пообещав устроить лидерскому сыночку веселую жизнь. Он уже даже почти приступил к исполнению своих обещаний, но подозрительно скучковавшихся в закоулке учеников засек кто-то из проходящих мимо старших и немедля разогнал, рыкнув, в том числе и на Сумрака.

«Мы с тобой не закончили», — многозначительно сказал напоследок Блок, скрываясь из виду, и Сумрак осознал, что взрослые воины, так его поначалу испугавшие, сейчас представляли собой наименьшую из подстерегающих на корабле опасностей…

В ближайшие недели три как только над ним не издевались! Новобранцы то подстерегали Сумрака, нападая из-за угла, то принимались гонять по ярусам. Несколько раз они запирали его в разнообразных помещениях, и ему подолгу приходилось ждать, пока его кто-нибудь обнаружит. А еще проклятые лиходеи наловчились намеренно подставлять свою жертву под гнев старших воинов, затевая столь хитроумные интриги, что наивному подростку было ни за что их не распознать, а прямолинейным бойцам просто не хотелось тратить на их разбор времени. За проказы влетало тому, кто попадался, а попадался всегда Сумрак…

Тем не менее, в этот период он старался не отходить от старших, чем немало их бесил. Как итог, шпыняли Сумрака уже все, кому не лень. Пожалуй, единственным спасением была мастерская Ржавчины, но механик также далеко не всегда пребывал в хорошем расположении духа, хоть и сам ранее дозволил приходить в любое время…

Жаловаться Грозе подросток не решался. Во-первых, он уже мог весьма точно предсказать его реакцию — отец обязательно счел бы такой поступок проявлением трусости, а трусость Вожак из всех возможных пороков считал самым недостойным и наказывал за него с двойной жестокостью. Во-вторых, Сумрак был уверен, что Гроза и так в курсе дел. Да вообще все были в курсе дел, и все предпочитали во взаимоотношения молодняка не вмешиваться, предоставляя самому младшему члену экипажа разбираться со своими проблемами самостоятельно.

Надо сказать, новобранцы прекрасно знали, что Сумрак — малек непростой и находится здесь неслучайно, но это не пугало их, и даже наоборот сильнее распаляло ненависть к нему. Хотя он откровенно не понимал, за что его было ненавидеть. На корабле у сына лидера не только не было абсолютно никаких привилегий, но и даже самой минимальной поддержки. Во многих отношениях его ущемляли так, как никого другого… Гроза, очевидно, считал это мерой воспитания. Возможно, она даже и подействовала… Потому что, в итоге, Сумраку надоело постоянно убегать и он попробовал дать отпор…

В то время он еще не умел как следует драться. Гроза уже начал его учить, но хвастаться результатами было пока рано, да и мышечной массы подросток набрать не успел, только похудел еще сильнее. Короче говоря, стоило ему попробовать отразить очередное нападение обидчиков, как он тут же получил от них сполна. Не усвоившие до сих пор понятие о чести, они напали всем скопом на того, кто был слабее их. Спасло подростка, наверное, лишь то, что он лишился сознания от удара по голове, и противники тотчас же потеряли к нему интерес.

Обнаружил Сумрака один из помощников Грозы. Оттащив бедолагу в медотсек, он немедленно сообщил Вожаку о нарушении, и вот тут терпение лидера в очередной раз лопнуло. Он созвал юнцов и учинил над ними столь жестокую расправу, что те потом неделю не могли лежать, сидеть, поворачиваться и вообще с трудом передвигались. Им бы возненавидеть Сумрака еще больше, но… Не успев разойтись после экзекуции, они узрели, как его, хоть и приведенного в сознание, но едва держащегося на ногах, тоже вталкивают в зал, и Гроза подвергает сына точно таким же истязаниям. «Я не знаю, кто был инициатором, — холодно объяснил лидер, приводя свою кару в исполнение, — и мне даже это не интересно. Дисциплина одна для всех, расплата за ее нарушение — тоже».

После этого воцарилось неожиданное перемирие — сперва под видом зализывания ран, а потом уже как негласное объединение против общей напасти. Молодые воины на своих шкурах убедились, насколько может быть строг их Вожак. Также они своими глазами увидели то, во что бы прежде никогда не поверили: к собственному сыну он попросту безжалостен… Это казалось почти невероятным, но бывшие неприятели внезапно прониклись к Сумраку пониманием.

А Гроза смотрел на все это со стороны и украдкой вздыхал. Ему самому тяжело далось то решение. Ведь он прекрасно понимал, кто был зачинщик, а кто пострадавшая сторона. Тем не менее, он поступил так по двум очень веским причинам. Первую он озвучил драчунам во время наказания. Вторая крылась в примитивной психологии молодняка. Будучи выпоротыми за избиение его потомка, они бы взъелись на ни в чем не повинного Сумрака еще сильнее. В следующий раз он мог уже так легко не отделаться… Но наказанные вместе с ним за один и тот же проступок, они невольно должны были почувствовать некую общность.

Гроза ни в чем не ошибся. Через некоторое время он уже удовлетворенно наблюдал, как сын понемногу начинает общаться с некоторыми из молодых самцов. Самое главное, что у Сумрака получилось найти общий язык с Блоком. Они не вели задушевных бесед, но сохраняли теперь уважительную дистанцию. Как-то сам Гроза застал молодняк за неумелой попыткой потренировать его потомка, чуть было не приняв ее за очередной несанкционированный поединок. Разобравшись же, в чем дело, он для вида, конечно, немного прикрикнул — ишь, недомерки, великими учителями себя возомнили, — но про себя улыбнулся и дал Сумраку разрешение участвовать в общих тренировках. Как ни крути, молодняк более подходил ему в качестве компании, чем взрослые охотники, способные зашибить подростка одним щелчком.

На первых порах Сумраку приходилось очень нелегко. Он не выдерживал упражнений, у него не выходили приемы, и беспардонные новобранцы постоянно над ним ржали. Но оказалось, что сыну Грозы не занимать упорства. Довольно скоро он начал добиваться первых успехов. Тело приспосабливалось к новому режиму активности, постепенно нарастали мышцы. Вместе с тем изменилось и поведение подростка. Сумрак стал вести себя увереннее и в целом более адекватно своему возрасту. Спустя время Гроза уже просто нарадоваться не мог, глядя на сына, но в открытую своего оптимизма старался не выражать, дабы не пробуждать в потомке раннюю самоуверенность.

Так незаметно прошло полгода…

Молодые самцы нервничали. Они были готовы принять свое Первое Посвящение в ритуальной схватке со Священной Дичью. В оставшиеся до высадки в улей считанные дни Сумрак вновь сильно отдалился от новых приятелей. Хотя они и тренировались все это время бок-о-бок с ним, делили общие невзгоды и редкие радости, им предстояло вскоре перейти на новую ступень иерархии или погибнуть. А для Сумрака ничего не менялось. Он так и оставался самым младшим, самым слабым, самым неопытным. И его уделом было вновь со смесью тоски и зависти в душе наблюдать из-за угла, как другие уходят на Охоту.

Из десяти бойцов вернулись трое. Обессиленные, залитые кровью, с дикими глазами, они едва соображали, что происходит. Каждый взял по своему первому в жизни трофею, но насколько же велика оказалась за них цена… Один из самых бойких юнцов по имени Смельчак, выглядел так, будто побывал в мясорубке. Он рухнул без чувств, едва ступив на корабль. Двое других еще держались, но тоже были на грани. Блок оказался в числе погибших.

И вот это ждало Сумрака в будущем? От осознания подобных перспектив ему в тот момент сделалось нехорошо.

Отправив троицу в лазарет, воины долго сетовали на слабый молодняк в этом году. А Сумрак подумал, что, уж, если эти парни показались старшим слабаками, то кто же тогда после этого он…

Комментарий к Глава 9. Путь на отмели Навеяло: «Deep Forest» – «Ramende»

====== Глава 10. «Самцовый клуб» ======

Комментарий к Глава 10. «Самцовый клуб» Дорогие мои, вот-вот я постарею еще на год – по этому случаю я закончила эту слегка хулиганскую главу и на выходные ухожу пьянствовать ;-)

Навеяло «Deep forest» – «Green And Blue»

Мечты Грезы «Enigma» – «Beyond The Invisible»

Собственно мечтающая Греза: https://gvatya.tumblr.com/image/165359213853

Если женщина идет с опущенной головой — у неё есть любовник!

Если женщина идет с гордо поднятой головой — у неё есть любовник!

Если женщина держит голову прямо — у неё есть любовник!

И вообще — если у женщины есть голова, то у неё есть любовник!

(Фаина Раневская)

В очередной раз предаваясь воспоминаниям, он незаметно для себя добрался до морского берега. Под ногами оказался мягкий белый песок чуть влажной литорали, густо покрытый пустыми экзоскелетами водных беспозвоночных и студенистыми бесформенными комками водорослей. Было время отлива. За виднеющейся вдалеке тонкой полоской серебрящейся на солнце воды светлели отмели, представляющие собой каменисто-песчаные гряды разной высоты. Все они были испещрены темными точками, многие из которых при более внимательном рассмотрении неспешно перемещались, другие же оставались неподвижными. Неужели, это все были самцы? Да, точно, там насчитывались десятки, даже сотни самцов!

Сумрак машинально проверил пристегнутое за спиной копье. Конечно, от взбеленившегося матерого оппонента оно бы не спасло… Но с ним было все-таки спокойнее. Оставалось надеяться, что имеющиеся сведения правдивы, и на отмелях абсолютно все фактически безоружны.

Секунду потоптавшись на месте в нерешительности, самец взрыкнул, будто бы приободряя самого себя, и продолжил свой путь. Когда он был уже настолько близок к отмелям, что начал четко различать отдельные фигуры, удивлению его не было предела. Самцы действительно собрались здесь чисто ради ленивого отдыха. Одни миролюбиво прогуливались по песку или мелководью, другие возлежали на обнаженных отливом каменных кручах, подставив солнечным лучам свои истерзанные самками тела, третьи неспешно плавали в теплом море.

Он ступил в воду и почти сразу оказался на глубине по пояс. Соль легонько защипала царапины, оставленные любовницами на бедрах и животе — сегодня ему было недосуг их обрабатывать. Ступни приятно утонули в песчаном дне. Сумрак склонил голову и увидел сквозь прозрачную толщу сплющенную преломлением нижнюю часть собственного корпуса. Вокруг мельтешили какие-то головастики, до вечера запертые в этом временном резервуаре. Вода была поразительно чистой. Самец погрузил в нее ладони и медленно провел, рассекая кристальную поверхность, вдруг ощутив прилив невыразимого спокойствия.

Сумрак двинулся вперед, погружаясь уже по самую грудь и едва касаясь ногами дна, потом легко оттолкнулся и поплыл, мимоходом не удержавшись и тронув языком расступающуюся перед ним йодисто-соленую гладь. Сверху припекало солнце, погружая мир в переливы золотистого и алого марева. С отмелей раздавался мерный гул, сотканный из многоголосого довольного урчания и степенных разговоров.

Достигнув отмели, самец встряхнул гривой, сгоняя воду, и осмотрелся. Со всех сторон его окружали другие нежащиеся на солнцепеке довольные самцы — от молодняка до пожилых гигантов, превосходящих Сумрака размерами раза в четыре. Ни у кого не было видно ни серьезного оружия, ни доспехов. Кое-кто предавался отдыху и вовсе в полностью обнаженном виде, не считая, разве что, колец на гриве. Умиротворенные воины сейчас более всего напоминали неповоротливых морских зверей на лежбище. Похоже, живительное небесное тепло и мягкая вода действовали расслабляюще не только на Сумрака.

Из-за скученности взрослых самцов могло показаться, что здесь будет царить весьма специфический запах, но дышалось на удивление легко. Вода и ласковый бриз уносили излишки феромонов, делая потенциальных конкурентов более терпимыми друг к другу. Да и самок, способных раздразнить их, тут не было, а большинство из присутствующих казались с ночи удовлетворенными, потому почти что добрыми. Морская свежесть наполняла легкие, даря им благотворную влагу, волны тихо плескались, набегая на берег и плавно откатываясь назад.

Сумраку волей-неволей пришлось признать, что явиться сюда было не такой уж плохой мыслью. У него возникло явственное желание поддаться общему настроению, тоже разлечься где-нибудь, и пробездельничать так до самого заката. Но для начала он все-таки решил немного пройтись.

Продвигаясь вдоль широкой песчаной косы, он то и дело натыкался на каких-то знакомых. Кто-то его не узнавал, а кого-то не мог припомнить он сам. С остальными Сумрак обменивался приветственными жестами, реже парой слов. Здесь были некоторые самцы его клана, а так же двое-трое самцов из клана Грозы. Встретилась и пара давних неприятелей, впрочем, они, не сговариваясь, просто сделали вид, что не видят друг друга. Имен многих из опознанных самцов Сумрак даже не знал — пересекались случайно на массовых Охотах или каких-то общих военных заданиях.

Вот он поравнялся с группой воинов, вставших в круг и оживленно горланящих. Они с азартом наблюдали за схваткой двух бойцовых тварей. Неподалеку прикрытые от солнца тканью размещались клетки, в которых томились участники следующих сражений и уже поборовшиеся сегодня за свою жизнь победители. Животные скреблись с своих переносках и верещали, чувствуя присутствие друг друга, но не имея возможности друг друга достать. Рядом на песке валялись два бездыханных трупика проигравших «бойцов».

Сумрак не жаловал такие развлечения. Ему казалось, что сами самцы в брачный период слишком уж напоминают этих безмозглых драчливых созданий, чтобы так упиваться их взаимоуничтожением. Лично у него дерущиеся животные вызывали одни только неприятные ассоциации, указывая на собственную сезонную слабость в виде периодической потери контроля. Хотя, у присутствующих болельщиков мог быть совсем иной взгляд. Они также, скорее всего, проводили невольные параллели между собой и бойцовыми тварями, но акцентировали внимание не на самоконтроле, а именно на возможности сразиться с противником до крови или, еще лучше, до смерти. Для них самих эта возможность здесь резко ограничивалась, но можно было с не меньшим возбуждением наблюдать за поединком стравленных животных, представляя их собственными «аватарами».

Возле импровизированной арены Сумрак задерживаться не стал, уходя все дальше. Впереди показались постройки, сперва принятые им издали за простые нагромождения скал. Возведены они были по крайне примитивному принципу, каждая представляла собой три стены из мощных каменных плит, на которые была водружена такая же монолитная крыша. Внутри располагались тяжелые столы, вырубленные из цельной скалы, а вдоль стен размещались ступенчатые места для сидения. С приливом постройки погружались в воду, а во время отлива вновь использовались по назначению. Здесь можно было укрыться от зноя, если он кому-то уже надоедал, выпить чего-нибудь расслабляющего или просто чистой воды. В некоторых из таких «беседок» воскуривались ароматических травы, в других же царствовали настольные игры, азартные и не очень.

Кто-то позвал Сумрака по имени. Он остановился и повертел головой в поисках источника звука. Зов повторился, уже на два голоса. Ах, вот они, у самой воды, братья Кошмар и Проклятье — воины его клана. Самец подошел к ним, немало удивленный. Особой доблестью эти двое не отличались, да и по возрасту были намного его младше. Им было слишком рано думать о самках, что они вообще тут делали?

— Глазам своим не верю, нас почтил своим присутствием сын Грозы! — насмешливо, но беззлобно прострекотал один из них. Кто именно — отличить было практически невозможно, братья, вышедшие из одного яйца были идентичны и неразлучны. Им крайне повезло появиться на свет, будучи двумя отдельными организмами, а не спаянным воедино недоразумением, но близнецы все равно были мельче и слабее сверстников. Тем более странным казалось, что они рискнули принять участие в жестокой гонке размножения…

— Я тоже немало изумлен встречей с вами, — признался Сумрак. — Думал, вы на корабле.

— А мы думали, ты, — подколол его второй близнец.

— Долго же ты с духом собирался, — ввернул первый.

— Мы-то уже третий год сюда летаем, — добавил второй.

— И, позвольте поинтересоваться, как успехи? — саркастически осведомился Сумрак, оглядывая братьев со снисхождением и совсем небольшой примесью презрения. Они оба были почти на голову его ниже и намного уже. Сумрак помнил их еще юнцами, готовящимися к Посвящению. Странно, что они вообще его выдержали. Надо сказать, с тех пор они внешне не особо изменились. Два шустрых, до ненормальности оптимистичных вечных подростка, ни намека на серьезность, ни грамма ответственности…

— О, тут есть чем поживиться! — внезапно ответили самцы одновременно. Сумрак резко дернул головой вбок, выражая удивление.

— Расскажем ему? — подпихнул один другого в бок.

— Нуу, даже не знаю… — протянул второй, хитро поглядывая на сбитого с толку старшего самца.

— Черт возьми, да как же вам это удается? — не выдержал Сумрак. Довольные братья застрекотали с особенно высокой частотой.

Вдруг, вместо ответа, один из близнецов стремительно приблизился к нему и, повернувшись, чуть откинул голову назад и в сторону, открывая шею и с лукавым видом поглядывая на обалдевшего собрата из-за плеча. Сумрак просто оцепенел от неожиданности и еще целой бури с трудом поддающихся определению чувств. Его коснулся слабый, но четко различимый нежный аромат… возбужденной самки!

Ошеломленный, он отпрянул назад, едва не сбив с ног второго брата, зачем-то ушедшего ему за спину. Подскочив, Сумрак развернулся и ощутил другую волну женских феромонов! У него аж глаза полезли из орбит… А братья, посмеиваясь, вновь отступили к воде и поспешили окунуться, смывая с себя этот странный шлейф. Сумрак в шоке плюхнулся на песок.

— Это ЧТО было? — вопросил он, поднимая глаза на вылезших, наконец, из моря шутников.

— Секретное оружие, — подмигнул один.

Младшие самцы опять одновременно, точно по команде, расселись с двух сторон от Сумрака. Его растерянный вид, похоже, сильно их забавлял.

— Можем научить по старой дружбе, — добавил первый брат.

— У меня один вопрос… Нет, два, — поправился Сумрак, поглядев по очереди на обоих близнецов: — КАК? И НАФИГА???

— На самом деле, это все могут, — разъяснил второй самец. — А зачем… Ну, ты глянь на нас, разве, похоже, что нам могут достаться приличные самки?

— В том-то и дело, что не похоже, — подтвердил Сумрак.

— Но, если ты пахнешь, как самка, перед тобой открываются прекрасные перспективы!

— Пока мне видятся только ужасные, — хмыкнул самец.

— Да нет же! — хохотнул первый брат. — Представь себе гарем какого-нибудь Вожака. Ну, к примеру, нашего достопочтенного Гнева. Сколько в нем может быть самок? Двадцать? Тридцать? Может, больше? Знатные самцы коллекционируют их, не заботясь о качестве выполнения своего супружеского долга. Знаешь, сколькие самки в подобном гареме остаются обделенными вниманием своего самца? Иногда даже большая часть! И это отличный шанс для нас. Он не вычислит нас по запаху, если мы проникнем в гарем. Нам достаются лучшие, Сумрак, лучшие из самок.

Потрясенный сын Грозы даже не знал, что на это сказать. Он слыхал прежде о дерзких попытках некоторых юнцов позабавиться в чужом гареме во время отсутствия хозяина, но впервые узнал о подобной практике в подробностях и, что называется, из первых уст. Очень захотелось спросить: «А Посвящение вы тоже прошли благодаря тому, что научились пахнуть как Священная Дичь?..»

— Решать вам, но по мне так это недостойно… — наконец вымолвил он, поднимаясь и намереваясь продолжить свой путь.

— Каждый выкручивается как может, — беззаботно ответствовали юнцы.

— Главное, чтобы в один прекрасный момент появившийся хозяин не спутал вас с кем-то из своих жен, — мрачно пошутил Сумрак.

— Лучше пусть спутает, чем догадается, — прозвучал неожиданный ответ. Сумрака даже передернуло.

— Для меня всегда было загадкой, — признался он, останавливаясь и оборачиваясь, — как же вы в Сезон-то друг друга терпите. Но спариваться вдвоем на одной территории, да еще и с чужими самками, да еще и самим, прикинувшись бабами… Ребята, вы потрясли мое воображение. Если что, это не комплимент…

— Вдвоем не так уж и плохо, — возразили близнецы. — Особенно, когда между вами стонет одна самка… — они недоговорили, но их выражение сделалось до неприличия мечтательным.

Сумрак отшатнулся от них уже повторно. Нет это был явно перебор. Что он совсем никак не понимал, так это как можно делить самок с другими самцами, пусть даже с собственными братьями. Ну, может, конечно, все дело было в том, что у него не имелось родных братьев, а со сводными отношения с девства не ладились… И тем не менее.

— Так, научить? — снова осведомился один из близнецов.

— Пожалуй, не стоит, — проговорил Сумрак, поспешно отходя от этих странных типов. — Благодарю за представление, мне пора.

— Надумаешь — обращайся! — крикнули они вдогонку. Сумрака вновь передернуло.

Он быстро направился дальше, оставляя братьев с их странными идеями позади. Близился край гряды, за которым начиналась другая, снова отделенная полоской моря. Там, вроде, обстановка была поживее, и Сумрак решил отправиться туда.

Переплыв водную преграду, он понял, что попал на территорию молодняка. Здесь, на периферии, собирались самцы, оставшиеся в этом году без подруг. В основном, присутствующие были младше Сумрака, но встречались и ровесники, и даже совсем взрослые недовольные самцы, очевидно, уступившие кому-то своих самок в поединке. Атмосфера чувствовалась гораздо более напряженная, чем на предыдущей гряде, бывшей на расстоянии всего пары десятков метров. Отдыхающие проводили тут время уже больше не за играми и разговорами, а за выяснением отношений. То тут, то там вспыхивали рукопашные схватки, слышалось гневное ворчание, звучали резкие и вызывающие слова. По территории прохаживалось несколько пожилых воинов — кто-то из них то и дело заглядывал сюда, дабы следить за порядком и честностью поединков.

Тем не менее, самцы все равно вели себя спокойнее, чем ожидал Сумрак, излишней крови не проливали и вообще держались в рамках дозволенного. Он немного походил среди них, вновь столкнулся с осклабившимся Торопливым и еще парой знакомых младших воинов, понаблюдал издали за ходом нескольких боев, после чего заключил, что ему как счастливому обладателю сразу трех самок находиться тут совершенно не пристало.

Поразмыслив, Сумрак отправился на соседнюю отмель, занимаемую самыми старшими собратьями. Там он, конечно, тоже не собирался оставаться, но ему внезапно пришла мысль поглядеть, а присутствует ли здесь Серый. Хотелось украдкой посмотреть на него вблизи и, так сказать, оценить свои шансы в поединке с ним на будущее. Может, даже и не такое отдаленное, как изначально планировалось…

Серого, однако, нигде на отмелях не оказалось. Сумрак был уверен — он смотрел очень внимательно. Следовательно, старик и днем охранял свой гарем. И, наверное, не только охранял.

В памяти вновь возник желанный образ Грезы. Ее соблазнительные формы, ее непокорный взгляд, ее тонкий аромат… Вероятно она уже уступила Серому… Возможно они как раз в данный момент развлекались где-то. Эта мысль была невыносима…

Греза на территории гарема забралась высоко на дерево. Серый уламывал ее уже битый час, и она опять сбежала от его посягательств. Теперь он сидел у подножия ствола и разглагольствовал о неблагодарных самках, для которых он ничего не жалеет, а они, видимо, не имеют никакой совести. Греза пропускала его нытье мимо ушей, развалившись на качаемой ветром ветви. Сюда Серому было не забраться, он был слишком тяжел. А вот Сумрак достал бы ее здесь в два счета…

Греза на миг замечталась. Она ярко и живо вообразила себе молодого самца, как он с вожделеющим рыком пробирается через крону, оттесняя ее все выше. И вот уже некуда отступать, они на самой верхушке. И он настигает ее, а она в глубине души совсем не против, но нельзя же показывать… Для вида Греза немного сопротивляется, но быстро сдается и позволяет прижать себя спиной к стволу, упершись ногами в две отходящие от него ветки. Сумрак проворно размещается между ними, встав чуть ниже в такой же шаткой и ненадежной позиции… Начинает кружить голову, но не от высоты… Он ласкает ее, она отвечает ему. Он наваливается всем телом, смотрит пристально — глаза в глаза. Греза чувствует, как он начинает входить…

Каково это, принимать в себя самца? Как происходит этот желанный и в то же время пугающий процесс проникновения его естества в дремавшее до поры лоно? Грезе были незнакомы эти ощущения, она могла лишь только представлять их себе. Представлять момент чуть затрудненного первого проскальзывания упругого горячего органа, представлять это сладкое и томительное разрастающееся давление изнутри. А потом его сильные, но одновременно нежные движения и толчки плотной, теплой жидкости, от которых по всему телу прокатываются волны блаженства…

Ей хотелось познать это, хотелось больше всего на свете… Но не с Серым.

Сезон у самок протекал несколько иначе, чем у самцов. Если сильный пол в этот период дурел и зверел, то самки по большей части сохраняли трезвость мыслей. Надо же было в сложившейся ситуации хоть кому-то немного думать головой. Сама овуляция ощущалась как легкий дискомфорт, но в целом была не особо болезненной. Гораздо больше проблем создавало ощущение незатухающего пожара в промежности. Это изводящее чувство казалось Грезе чем-то средним между щекоткой и вибрацией. Трудновыразимое осознание того, что между ног как-то слишком пусто, словно чего-то не хватает. Зудящая незаполненность, заставляющая одиноких самок искать утешения друг в друге или даже в неодушевленных предметах, подходящих по размеру и форме.

Греза лишь недавно стала в полной мере понимать изнывающих старших подруг и родственниц. До середины брачного периода она вообще ничего особенного не чувствовала, но вот пришел час, когда неизведанные ощущения начали пробуждаться, и всколыхнулись непонятные позывы. Особенно после случая на охоте… Сколько раз молодая самка потом мысленно возвращалась к тому моменту, когда Сумрак лежал на ней, придавив к земле своим разгоряченным мускулистым телом… Его тогда пронзила минутная дрожь, и взгляд самца зажегся столь ярким пламенем, что Греза почти не сомневалась: сейчас-то все и произойдет. Но он удержался. Свое состояние нелепо списал на охотничий азарт. Ему было даже невдомек, что самка видит его насквозь и понимает, насколько сильно он возжелал ее.

Вчера Сумрак не пришел. Неизвестно, что там у него случилось, хотя, вряд ли что-то серьезное. У этого самца, не смотря на молодой возраст, уже был свой гарем — видимо, он просто выплескивал там свою страсть по полной… А сегодня не пришла на место их встреч сама Греза. Серый не выпустил ее с территории, вознамерившись на этот раз уже точно добиться ее согласия на спаривание. Самка наконец-то вошла в период половой активности, и старый прохиндей это чуял. Только вот не настолько еще ей припекало, чтобы кинуться к нему в объятия. Сдаваться немедленно Греза не собиралась.

Серый наконец махнул на недотрогу рукой и ушел. Убедившись, что она осталась в одиночестве, самка вернулась к своим фантазиям. Немного поколебавшись, она запустила пальцы под юбку и начала легонько поглаживать у себя в промежности, при этом она едва слышно помурлыкивала, представляя себе дальнейший ход событий.

Как они спускаются вниз, в прохладную тень, где растет рыжеватый мох, и там Сумрак вновь берет ее, на этот раз сзади, исступленно завывая и хватая жвалами за загривок. Ее тело изгибается в сладостной судороге, она вцепляется когтями в моховую перину, вырывая из нее куски. Самец сжимает ее в объятиях, стремясь с каждым движением проникнуть все глубже. Они на самом пике наслаждения, они уже не контролируют себя… Сумрак изливается при каждом толчке, и его низкий рев сходит на изнемогающие стоны. В эти минуты он слаб перед самкой как никогда…

Она резко замерла и открыла глаза. Нет. Это все пустые мечты. Сумрак ей не ровня. Всему этому никогда не бывать. Но вдруг от понимания этой недоступности, желание разгорелось больше прежнего, буквально поглотив безуспешно сопротивляющееся сознание самки. Греза мучительно сжала ноги и выгнулась.

====== Глава 11. Обман ======

Кто так же часто обманывает тебя, как ты сам?

(Бенджамин Франклин)

Сумрак был доволен собой. Уже больше двух недель он находился на территории самок и начал за это время втягиваться в новый жизненный уклад. Он не только вполне успешно разобрался, что вообще надо делать с женским полом, но и приноровился удовлетворять свой маленький неофициальный гарем без сильного ущерба для здоровья и психики. Он даже стал получать кое-какое удовольствие от данного процесса, хотя, из-за того, что постоянно приходилось обдумывать все действия и просчитывать ходы, собственные желания чаще отодвигались на второй план. Переключение от одной самки к другой требовало много энергии и самоконтроля. Нужно было быть нежным и неутомимым с Солнышком, жестким и несдержанным с Осенью, попеременно грубым и покорным с Прорвой.

Старшая сестра по-прежнему оставалась для молодого самца серьезным испытанием на прочность. С ней он должен был вести себя крайне осторожно, улавливая настрой самки и каждый раз играя по новым правилам, дабы подогревать ее изощренный садизм, но не дать ему разгореться жарким пламенем. Не всегда шло гладко, периодически Прорву срывало, когда Сумрак выбирал неверную или слишком провокационную тактику поведения. Затем срывало его, когда Прорва совсем уж перегибала палку. Тогда он, забыв о приличиях, брал ее силой, после чего оба делали вид, что ничего не произошло, и вся чехарда начиналась заново. На это короткое время между ними устанавливалось молчаливое согласие. Все чаще роли распределялись следующим образом: Сумрак играл подчиненного на этапе прелюдии, разрешая делать с собой все, что угодно, но потом сношал сбросившую излишнее напряжение самку так, как хотелось ему.

Впрочем, Прорва, к ее чести, теперь старалась больше держать себя в руках: никаких связываний, никаких диких забав с когтями, никаких снадобий. Тем не менее, она по-прежнему могла оттаскать партнера за гриву или со всей силы ударить. Как-то раз она решила поиграть с кнутом, и у Сумрака не было иного выхода, кроме как позволить себя отстегать. Правда, в долгу он не остался, отобрав потом орудие, захлестнув им горло Прорвы и варварски оттрахав ее в вертикальном положении, заставив самку неудобно прогнуться и прижаться спиной к его груди. При этом он рычал ей в ухо о том, что он еще с ней сделает, если она впредь будет вести себя подобным образом, угрожающие понизив голос и включив всю свою фантазию.

Что касается Осени и Солнышка, то они специфические игры старшей сестры с самцом воспринимали уже без первоначальных опасений, если не сказать, с откровенным интересом. Сумрак в итоге прознал, что они еще и каждый раз спорят между собой о том, кто одержит верх…

Единственное, что Сумраку пока не удавалось сделать — это развести самок по разным комнатам. Если бы он имел возможность уединяться с каждой из партнерш, было бы во всех отношениях легче. Как-то все еще немного неловко он себя чувствовал, пыхтя над одной самкой и ощущая спиной взгляды двух других. Потерпеть было, конечно, можно, и он даже научился не обращать на это внимания, но временами все равно отвлекало…

Ночь за ночью Сумрак проводил в обществе трех развратниц, дни же полюбил коротать на отмелях. Правда, там он чаще всего обосновывался подальше от других самцов, погружаясь в мысли и воспоминания, которым как нельзя лучше способствовало льющееся с небес и отражающееся от песчаного пляжа расслабляющее тепло. Лишь изредка он прохаживался вдоль кромки воды или отправлялся посидеть под крышу, дабы узнать последние новости.

К месту, где был запрятан челнок, Сумрак так и не ходил. Подумывал, что надо бы проверить, но заставить себя не мог, осознавая риск встретить Грезу. Спал он то с любовницами, то на просторах «самцового клуба», а укусы и царапины, нанесенные самками уже попросту игнорировал. Осень или Солнышко сами обрабатывали его раны несколько раз, когда самцу слишком уж крепко доставалось, и этого вполне хватало.

Тем не менее, одним неожиданно дождливым утром Сумрак отменил поход на отмели и все же решился пересечь лощину. Он наконец задумал переставить свой транспорт ближе к территории гарема, раз и навсегда положив конец общению со своей несбыточной мечтой. Греза обычно не появлялась в столь ранний час, да и погода к прогулкам не особо располагала, чем самец решил воспользоваться, пробираясь через знакомые заросли.

Подумать только, сын Грозы трусливо бегал и скрывался от самки…

На самом деле, он скучал, отчаянно скучал по ней. И, вроде бы, виделись они всего ничего, чтоб ему впасть в столь сильную зависимость, и особой приветливостью по отношению к нему Греза не отличалась… Но Сумраку, несмотря ни на что, хотелось быть с ней рядом, видеть ее, слышать ее голос… Еще хотя бы раз прикоснуться…

— Давно что-то ты не появлялся, — раздалось совсем близко. — Я думала, твоя голова уже украшает чью-то трофейную стену.

Этот дерзкий и насмешливый тон… Сумрак зажмурил веки будто в ожидании неминуемого удара и остановился. Затем медленно открыл глаза, вздохнул и обернулся. Греза стояла в нескольких метрах от него и снисходительно щурилась. Убедившись, что она завладела вниманием самца, негодяйка неспешно приблизилась. Ее влажная от дождя кожа маняще поблескивала, и во взгляде горел озорной огонек.

А еще самка наконец начала источать призывный аромат, который не удалось смыть даже разошедшемуся ливню. Самцом же от нее по-прежнему не пахло, значит, Серый все еще не добрался… Уже ставший за последнее время привычным, кратковременный спазм сковал подбрюшье Сумрака, хотя после бурной ночи его семенники совсем опустели.

Ну за что? Почему она никак не хотела оставить его в покое?.. Да неужели всем самкам на этой планете хотелось одного — мучать бедного самца? Прорва его унижала, Осень истязала, Солнышко выматывала… А Греза жестоко дразнила собой.

— У меня есть гораздо более важные дела, чем развлекать тут тебя, — постарался как можно непринужденнее ответить Сумрак.

— Да ладно? Например? — издевательски стрекотнула самка.

— Вот когда будешь в моем гареме, тогда и получишь право требовать отчета, — воин отвернулся и продолжил свой путь. Разумеется, Греза отставать не собиралась.

— А у тебя хорошее воображение, да? — фыркнула она, догоняя самца.

— Не жалуюсь, — согласился Сумрак.

…Они сидели на любимом раскидистом дереве. Том самом, из-за которого повздорили в свою первую встречу. Сумрак расположился чуть выше, Греза заняла одну из нижних ветвей. Друг на друга они не глядели. Взор Сумрака блуждал по кромке леса, трепещущей под ударами ливня, Греза изучала поникшую растительность у самых корней. Дождь почти не задевал их, лишь крупные капли то и дело падали вокруг, стекая с широких листьев.

Самец и самка беседовали. О всякой ерунде, обо всем, что в голову взбредет. Беседовали уже, наверное, больше двух часов, а темы все не кончались. Оказалось, у Грезы присутствует одна уникальная черта под названием «что вижу, то пою». Очевидно в ее голове разом роилось такое огромное количество мыслей, что не делиться периодически хотя бы одной из них, она просто не могла. Что до Сумрака, то он охотно поддерживал разговор, тем более, что неожиданные повороты, которые с поистине незаурядной логикой совершали рассуждения самки, то и дело сбивали его с толку, позволяя немного отвлечься от навязчивого желания спариться с ней.

Вот и сейчас Грезе вздумалось рассказать о взаимном родстве самок данной местности аж до седьмого колена. Перед этим она заприметила под деревом красный мох и рассказала, как любит на нем отдыхать (это весьма походило на некий намек), когда не очень сыро, но только он мажется, но зато из него делают очень стойкую экологически чистую краску. Потом она долго и подробно повествовала о том, как правильно надо окрашивать ткани (и к чему бы самцу это знать?), и как ее учила этому троюродная тетка. Как это Сумрак не представляет, что такое троюродная тетка? Так это же легко, сейчас она объяснит… И дальше пошло-поехало.

Надо сказать, у Грезы была отменная память на имена, события и даты — для самки черта вообще нехарактерная. Например, все сестры самого Сумрака страдали какой-то феноменальной забывчивостью. А у матери сильно хромала логика. У самок его временного гарема тоже с логикой было не всегда все в порядке. Короче говоря, сколь бы ни было почтительным отношение Сумрака к женскому полу, насчет его умственных способностей иллюзий он не питал. Греза в каком-то смысле явилась счастливым исключением, впрочем, и она, что называется, была не без греха. Самка хоть и говорила подчас кое-что неглупое, но речь свою совершенно не фильтровала, а также не могла вовремя остановиться.

Так вот, насчет родства…

— Послушай, а тызнаешь, кто такая Свобода? — улучив момент, Сумрак воспользовался секундной паузой. Греза повернулась к нему и недоумевающе склонила голову сперва на одну сторону, потом на другую, забавно качнув собранной в хвост гривой. В ее понимании, Сумрак не ведал элементарных вещей.

— Ты имеешь, в виду, кем она была? — переспросила она. — Ее уж лет двадцать никто не видел.

— Ну да, была. Так чем она так прославилась?

— А ты не в курсе, значит? — Греза вновь удовлетворенная своей лучшей, чем у Сумрака осведомленностью, аж заерзала на месте. — Она перегрызала мужикам глотки. В порыве нежности. Тем и прославилась. Как ты понимаешь, она не оставила много потомков. А к чему ты спросил?

Сумрак чуть заметно поежился.

— Да так, знаешь, расхожее выражение есть у наших вояк, с ней связанное, — на ходу придумал он.

— Хм, не слышала… Какое?

— Неприличное, — вывернулся самец. — Не скажу.

— Слишком ты какой-то правильный, — скривилась Греза. — Самок, поди, и то с их письменного разрешения кроешь?

Сумрак чуть с ветки не упал от подобной наглости, но вовремя выровнялся, чтобы собеседница ничего не заметила.

— Не будь я, как ты выразилась, «правильным», — медленно пророкотал он, беря предупреждающую интонацию и слегка свешиваясь над Грезой, — ты бы так легко не отделалась.

Самка снова задрала голову и скорчила ему гримасу. Сумрак «стрельнул» в ее направлении языком, Греза «стрельнула» в ответ.

— Напугал, — буркнула она.

— То-то же, — рыкнул он.

Потом они с минуту молчали. Далее Греза опять не выдержала.

— Ну, так и что бы ты сказал обо мне как о самке? — спросила она вдруг, поставив воина этим вопросом в непреодолимый тупик. Сказать было ей правду? «Ты прекрасна, ты божественна, ты неповторима! Ты не выходишь из моей головы! Я тебя хочу, хочу, ХОЧУ!!!» Ну-ну… Сделать неприступный вид и заявить, что в ней нет ничего особенного? Тоже не вариант — задавая подобный вопрос, самка явно напрашивалась на комплименты. Сумрак вновь склонился над ней, на этот раз совсем низко, понимая, что ненадолго получил добро на самое откровенное разглядывание.

— Задница маловата, а так — ничего, — выдал он наконец, готовый схлопотать по жвалам.

— Поняла. Я отъемся, — неожиданно спокойно ответила самка.

— А что бы ты сказала обо мне? — набравшись смелости, поинтересовался в свою очередь самец. — Ну просто интересно.

— Плечи узковаты, а так — ничего…

— Понял. Я подкачаюсь.

Они разом отвернулись друг от друга.

Так и сидели дальше уже молча — каждый на своей ветке. Сидели и глядели на едва проглядывающее меж дождевых облаков солнце. Грезе пора было возвращаться в гарем, пока не хватился Серый, а Сумраку отправляться на охоту и потом к своим самкам, но оба они не могли заставить себя подняться и разойтись, до последнего оттягивая момент разлуки. Они были совсем рядом, но не смели не то что коснуться друг друга, а даже сильнее приблизиться. До Сумрака долетал тонкий аромат девственной самки, и он вожделел ее безумно, но не имел права и смотреть на нее дольше трех секунд. Грезу присутствие молодого, но уже репродуктивно активного самца будоражило не меньше. Она понимала, что это неправильно, что за ней сейчас ухаживает один из самых высокоранговых воинов, но видавший виды Серый со своим проклятым бесом, засевшим в ребрах, не вызывал у нее совершенно никакого влечения, этот же юный нахал действовал почти гипнотически…

Он думал лишь о ней. Прорва снова швыряла его в стену и ставила на колени, а ему казалось, что он с той же ненормальной для самца покорностью отдается разбушевавшейся Грезе. Осень вгоняла в его тело когти и клыки, а ему чудилось, что это Греза судорожно хватает его во время их первого слияния. Солнышко билась в его объятиях, а Сумрак видел перед собой лишь прекрасные черты такой влекущей и такой недосягаемой… возлюбленной.

— Сегодня ты был просто великолепен! — переводя дыхание, призналась Осень, приподнимаясь на локтях рядом с самцом. Сумрак не ответил. Измотанный, как и всегда, он лежал на спине и безучастно смотрел в пестрящий узорами потолок зала.

Он более не мог этого выносить. Он обманывал своих самок, обманывал Грезу, обманывал себя… Сумрак делил ложе с нелюбимыми и был вынужден изображать страсть, хотя на деле оставался лишь один незамысловатый физиологический процесс. Он хотел обладать лишь одной самкой на целом свете, но был лишен такой возможности. Даже просто признаться Грезе в своих чувствах было недостойно, так как это выглядело бы попыткой соблазнить чужую самку…

Самца раздирали противоречия. Он уже не мог с уверенностью сказать, чего на самом деле хочет. Он то пытался забыть Грезу и сосредоточиться на исполнении своих прямых мужских обязанностей, то преисполнялся решимости буквально завтра пойти и вызвать Серого на поединок с заведомо известным результатом…

Ну, хорошо, положим, он каким-то чудом и отвоевал бы Грезу. Что он, рядовой воин, мог дать самке с ее происхождением? Статус Великой Матери получали женские особи, которые на протяжении пятидесяти лет ежегодно приносили не менее четырех жизнеспособных потомков. Их кровь высоко ценилась. Греза была при своем юном возрасте всего лишь тридцать первой дочерью своей знатной прародительницы. Это означало, что Желанная производила в основном самцов. Самок от нее было мало — намеренно — и тем ценнее они были для потенциальных женихов. Так вот, что такой голодранец как Сумрак мог бы Грезе дать? Ни крова, ни защиты гарема, ни подтверждения ранга… Ни-че-го. И потому не следовало даже думать о том, чтобы бороться за нее…

А прикасаться к другим самкам, зная, что Греза никогда не будет принадлежать ему, Сумраку становилось все тяжелее…

Нет. Решено. Пора прекращать…

Сезон близился к завершению, но дожидаться его конца уже не оставалось ни терпения, ни сил. Только вот как было все это остановить? Положим, перетерпеть еще пару недель остаточное возбуждение Сумрак и смог бы, но проблема была не в том. Он не имел права уйти от самок, а сами они не желали с ним расставаться. Если бы они могли производить потомство, то, забеременев, и так немедля бы спровадили ухажера, но ожидать такого исхода по известным причинам не приходилось. Тем не менее, даже знание о бесплодии партнерш не давало Сумраку повода отказываться от них в этом году. Лишь в следующим он был волен к ним не вернуться.

Правда, был один вполне законный способ… Но он казался самцу крайне маловероятным. И, все же, что мешало попробовать?..

Простившись с самками, он поспешно двинулся к отмелям. Только на этот раз Сумрак шел не отдыхать. В его голове зрел коварный план, для воплощения которого требовалось найти еще одного участника.

Торопливый подвернулся очень кстати. Сумрак заприметил его на окраине территории холостяков, среди скалистых уступов. Судя по всему, младший воин только что проиграл бой. Он был на взводе, рассерженно меряя шагами берег и источая потоки мускуса. Вот он — идеальный кандидат! Неудовлетворенный, с напрочь отшибленными мозгами, в общем, то, что надо.

Сумрак первый поприветствовал собрата. Тот лишь неопределенно рыкнул в ответ.

— Что, день не задался? — поинтересовался старший самец, подходя и непринужденно подпирая спиной обломок скалы.

— Сезон не задался! — передразнил его Торопливый.

— Сочувствую. А у меня в этом году гарем, — с напускной небрежностью проронил Сумрак, разглядывая собственные когти.

— Да ладно! Гонишь! — вытаращился Торопливый.

— Погляди на меня внимательно.

Торопливый недоверчиво осмотрел собеседника с ног до головы. Как-то он сразу не придал этому значения, а ведь верно: шкура Сумрака носила многочисленные свидетельства любовных утех. Шею и плечи покрывали свежие укусы, спина и живот были разодраны когтями настолько, что без боли не взглянешь. Сразу было ясно, чьих ртов и рук это дело: самцы даже в самых отчаянных поединках друг друга не кусали и не царапали, не сделал же он это сам…

— Да только вот беда, — продолжал сын Грозы с притворной грустью, — улетать мне пора со дня на день. А ведь только прилетел… Но дело не терпит отлагательств. А самки… Ты же знаешь, они не поймут, они никогда не могут понять, что на свете что-то может быть важнее их. Вот и маюсь, ломаю голову, как бы от них улизнуть. Думал сперва, ублажу их как следует, они и успокоятся, да куда там — такие ненасытные попались! Шестнадцать ночей на износ работаю, а им все мало.

Говоря так, Сумрак краем глаза наблюдал, как постепенно меняется в лице Торопливый. Его мандибулы отвисли, и казалось из пасти вот-вот закапает слюна.

— Что посоветуешь, дорогой собрат? Недостойно бросать самок в Сезон. Это будет пятном на моей чести… А остаться никак не могу. Уже и жалею, что они свалились на мою голову…

— А сколько их? — переведя сбившееся дыхание, выпалил второй самец.

— Да трое всего, но, поверь, они стоят девятерых!

Торопливый, уже не сдерживаясь, взвыл от обиды и зависти, а так же от теснившихся в его воспаленном воображении женских образов, которые столь красочно сейчас описывал этот негодяй. Подумать только, целых три самки!

— Ты чертов везунчик! — прорычал он, в порыве чувств, ударив кулаком в каменную стену.

— Да что ты так завелся, дружище? — изумился Сумрак.

Торопливый только ощерился в ответ и приготовился уходить. Ему сейчас хотелось вцепиться в более удачливого самца и отметелить его как следует, но хорошо запомнившийся итог сравнительно недавно произошедшей между ними стычки заставлял теперь держать себя в руках.

— Погоди, куда ты собрался? — остановил его Сумрак.

— Не буду мешать тебе… друг. Решай свою проблему, — процедил младший самец.

— Так мне вот сейчас и пришла мысль, а не смог бы ты меня выручить? По старой памяти? — старший с заговорщическим видом подмигнул, заставляя собеседника колебаться.

— И как же, позволь спросить? Слетать по твоим делам вместо тебя? Много чести…

— Да помолчи ты и послушай! — рявкнул вдруг Сумрак, резко сменив тактику.

Торопливый внезапно подобрался и весь превратился во внимание.

— Во-первых, мои дела — это только мои дела, и я ни на кого их перекладывать не собираюсь! А вот насчет самок разговор иной… — загадочно произнес Сумрак.

— Продолжай…

Сын Грозы некоторое время помолчал, еще раз взвешивая все «за» и «против». Инстинкт собственника вякнул в последний раз где-то в глубине сознания и затих.

— Как ты понимаешь, я сам еще не настолько опытен, чтобы удержать постоянный гарем, — начал Сумрак издалека. — В следующем году, я более чем уверен, их и след простынет, все придется начинать сначала. Смысл мне держаться за них сейчас?

— Но и отказаться от них ты не можешь. Ты нанесешь им смертельное оскорбление, если покинешь их раньше, чем они сами тебя прогонят, — фыркнул Торопливый.

— Именно! Ты улавливаешь суть, приятель!

— И я все еще не понимаю, при чем тут я!

— А ты пораскинь как следует мозгами, — приобнимая собрата за плечи и отводя подальше в сторону, туманно ответил старший самец.

— И все равно…

— Я не могу сам их оставить, но… — он понизил голос. — Я могу уступить их кому-то в честном поединке. Кому-то, вроде старины Торопливого.

Младший аж поперхнулся. С подозрением отстраняясь, он поглядел на Сумрака, словно пытаясь понять, издевается тот или говорит серьезно.

— Я не стану с тобой драться, — прошипел он, — даже за всех самок планеты!

— Я поддамся. Если потребуется, — проникновенно ответил Сумрак, срывая с шеи любимое ожерелье из клыков и вручая его обалдевшему сородичу как символ заочной победы и ее доказательство для самок.

Комментарий к Глава 11. Обман Навеяло: «The Moody Blues» – «I Love You».

Сумрак и Торопливый: https://gvatya.tumblr.com/image/165508606673 (надеюсь, понятно, кто где)))

====== Глава 12. Видит око, да зуб неймет ======

Вырастая, мы чаще всего становимся теми самыми мужчинами,

от которых мать велела нам держаться подальше.

(Брендан Франсис)

Сумрак пробыл на отмелях до самого вечера. Непривычно было так долго там оставаться… И еще непривычнее был дальнейший ход событий. Он не пошел охотиться, не пошел к самкам. Он был снова полностью предоставлен самому себе. Ну, так, разве, не этого он хотел? Только вот почему-то вместо ожидаемого облегчения подступало необъяснимое и неприятное чувство тревожной и разрастающейся пустоты…

Впрочем, уже все равно. Этой же ночью он отправится на клановый корабль. Или, лучше, сразу на ближайшую станцию — готовиться к следующей Охоте. Освободившееся время как раз можно будет потратить на оздоровительные процедуры. Отлежаться подольше в капсуле, пройти полную диагностику, набраться сил… Да, поскорее бы уже забыться искусственным сном без предшествующих мыслей и последующих видений…

Как и было условлено, Сумрак и Торопливый сразились, поставив на кон трех самок. Противники были примерно равны по силе, но Торопливому явно недоставало концентрации. Сумраку пришлось сильно постараться, чтобы соперник одержал верх, да еще так, чтобы все выглядело правдоподобно, ведь поединок проходил при свидетелях. Кроме того, если бы он начал слишком уж явно подставляться под удары, у Торопливого, не смотря на его помраченный нерастраченным семенем разум, могла еще, чего доброго, взыграть гордость, и весь план пошел бы насмарку. Однако итог сражения вышел таким, какого Сумрак и добивался. Самец специально совершил грубую ошибку, позволив Торопливому одним ударом уложить себя на лопатки. И, похоже, ему настолько блестяще удалось сыграть роль неудачника, что оппонент даже решил, будто полученная победа им честно заслужена. Вот и славно.

Окончив поединок, самцы разошлись. Провожая торжествующего Торопливого задумчивым взглядом, Сумрак подумал, какой же сюрприз ожидает сегодня его теперь уже бывших партнерш и их нового счастливого обладателя. Ну, все, считай, нажил себе нового врага. Или врагов.

Бедняга Торопливый… Он не знал, на что подписывается. Прости, дружище. Но, может, тебе и понравится… Во всяком случае, до конца Сезона-то дотерпишь. А если не совсем дурак, то так же кому-то сбагришь. Что до самок… Да они, верно, будут только рады новой игрушке.

Сумрак сел на песок, уронив руки на колени и низко опустив голову. Горько усмехнувшись, он невольно качнул ей. Подставной поединок… Докатился, сын Грозы… Конечно, все прошло гладко, никто из свидетелей ни о чем не догадался. Сам же Торопливый будет молчать, ибо участие в подобном предприятии порочит не только честь Сумрака, но и его честь, и даже в большей степени. Одно дело предложить подлую схему, и совсем другое на нее согласиться для собственной выгоды. Одно дело поддаться, другое — посчитать себя победителем, когда тебе поддались.

И все-таки, сволочь ты, Сумрак из клана Гнева…

Когда неумолимо начал подниматься прилив, оставшиеся самцы стали разбредаться кто куда. В их числе покинул отмели и он. Размышляя, куда отправиться, воин даже не заметил, как ноги сами понесли его к лощине…

Он так и не переставил вчера челнок. И хорошо, что не переставил. Показываться вблизи источников теперь не следовало. Хотя, опять соваться в лощину тоже было не лучшей мыслью… С другой стороны… Неужели, он позволил бы себе улететь, не повидав в последний раз Грезу?

Но, подходя к знакомому месту, самец понял, что слишком задержался сегодня. Глупо было лелеять надежду на то, что Греза станет ждать его здесь в столь поздний час. Тем не менее, он пообещал себе отдаться на волю случая. Если ему суждено ее сейчас встретить — хорошо, а, если нет, то он без лишних колебаний отбудет, не попрощавшись.

С этими мыслями он подошел к дереву. Пусто. Что ж… Видно, не судьба. Да так оно, верно, и лучше. Чем меньше искушение остаться, тем проще будет улетать.

Напоследок Сумрак решил наведаться к реке. На отмелях ему не довелось сегодня как следует искупаться, а возвращаться на станцию, неся с собой запахи Сезона, не стоило. Он легко спустился по глинистому откосу, готовясь быстренько скинуть с себя набедренную ткань и броситься с берега в прохладный омут, как вдруг… почуял совсем рядом самку.

Быть того не могло! Но сомневаться не приходилось. Греза, похоже, вылезшая из воды не более минуты назад, стояла полностью обнаженная за ажурным занавесом из тонких, в изобилии свешивающихся с деревьев лиан. Ее тонкий силуэт проглядывал среди плакучих ветвей, точно дивный мираж. Она изящно тянулась за своей высоко развешенной одеждой, открывая ошеломленному взору молодого воина самую желанную и вместе с тем самую запретную картину. Вот, выглянув из-за собственной руки, самка заметила невольного наблюдателя, но, вместо того, чтобы зашипеть или прикрикнуть на него, или хотя бы стыдливо прикрыться, она усмехнулась и игриво вильнула корпусом, чуть поворачиваясь и позволяя себя лучше рассмотреть.

Сумрак стоял, словно громом пораженный, не в силах отвести взгляд и чувствуя, как неистово заходится сердце и вскипает кровь, а внутри все сворачивается в тугой, мучительный узел… Будто бы уже со стороны самец услышал собственное рыкающее дыхание. Близилась ночь — время, когда он привык спариваться, и, не получивший до сих пор желаемого, организм начинал восставать. Инстинкт пытался задавить собой ослабевшее сознание. Еще немного, и разум готов был отключиться, освободив от своих оков рвущегося на свободу ненасытного зверя.

Беги, глупая самка…

— Сумрак, жвала подбери! — ее насмешливый голос вдруг вернул самца к действительности, подействовав как вылитый сверху ушат ледяной воды. Он резко захлебнулся собственным рычанием, быстро развернулся и опрометью кинулся прочь, в мгновение ока вскарабкавшись на крутой склон речной поймы. Вслед донесся беззаботный веселый стрекот довольной самки.

Оказавшись на безопасном расстоянии, Сумрак рухнул на землю — у него просто подкосились ноги. Только что он едва не совершил непоправимое… Чем он вообще думал, когда пошел сюда? Нужно было напрямик бежать к челноку и немедленно рвать когти с этой планеты. Что за дурацкие игры с судьбой? «Если суждено встретить ее в последний раз…» Несчастный дуралей! Ужель минутный каприз тебе дороже собственной чести?

Он сжал виски руками, погрузив когти между отростками гривы и впившись в кожу так, чтобы стало больно. Догнавшая его Греза тихо присела рядом. Сумрак поднял голову и отпрянул. Самка была совсем близко. Ладно, хоть наготу свою прикрыла…

— Ты зачем пошла за мной? — ощущая дикую нехватку воздуха, взвыл он. — Держись подальше!

Греза лишь фыркнула.

— Я по три раза на дню даю отпор Серому, думаешь, тебя после этого испугаюсь?

— Ты просто ненормальная… — прохрипел Сумрак, безуспешно пытаясь восстановить дыхание.

— Вот те нате! — возмутилась самка. — То есть он приходит за мой подсматривать, а я при том ненормальная!

— Да помыться я хотел, — бессильно простонал самец. — Откуда мне было знать, что ты тут и на ночь глядя шастать будешь?

— Что ж ты сюда все время ходишь, раз я тут, как ты выразился, «шастаю»?

— Что хожу… Припарковался тут недалеко, вот и хожу…

Он на всякий случай отодвинулся еще подальше.

— А ты обычно в это время у своих самок, разве, не так? — с подозрением спросила Греза.

— Решил устроить выходной, — буркнул Сумрак.

— Оно и видно… Выгнали, что ли?

Но тут обратившийся на нее молчаливый взгляд самца сделался настолько жалобным, что Греза тотчас же прекратила допытываться.

— Ну, так, какое теперь впечатление от моей задницы? — меняя тему, шутливо проговорила она, и слегка толкнула самца в плечо.

— Хорошее, — выдохнул тот, с облегчением ощущая, что этот дебильный разговор начинает действовать на него отвлекающе. Возбуждение слегка отступило, и разум стал проясняться. Но это ненадолго. Было самое время объясниться и улетать. Изливать своих чувств Сумрак, конечно, не собирался, ровно как и рассказывать о том, почему он сейчас не с гаремом, он лишь хотел сказать, что срочно покидает планету, вызванный по неотложным делам. И еще он должен был сказать…

— Знаешь, уже действительно поздно, мне пора возвращаться, — опередила его Греза. — А ты придешь завтра?

— Да, конечно, — неожиданно для себя самого ответил Сумрак. — Днем.

— Ну, завтра и поболтаем тогда, — постановила самка. — Иди, давай, мойся. Там теперь не занято.

С этими словами Греза поднялась и зашагала прочь. Глядя на ее удаляющуюся фигурку, Сумрак безуспешно пытался осмыслить произошедшее. Главным образом, он пытался понять, какой черт его дернул пообещать ей завтра еще одно свидание… Пытался, но не мог. Его истомленный мозг был не способен сейчас нормально соображать и анализировать ни ситуацию в целом, ни какие-либо собственные решения. Им лишь прочно завладела единственная мысль: в следующем Сезоне Сумрак во что бы то ни стало отобьет Грезу у Серого.

Откровенно говоря, он был готов схватиться с Серым хоть прямо сейчас, но останавливало то, что брачный период почти подошел к своему концу. И Серому, и самому Сумраку предстояло вылетать на ежегодный промысел, а это означало, что Грезу они оба так и так не увидят до следующего Сезона. Пусть лучше она останется на это время под покровительством гарема, чем одна-оденешенька. А вот в следующем году… Честно выигранная самка ранга не потеряет. Где ее поселить, Сумрак найдет… Он преодолеет все трудности, но заполучит ее!

Ночь самец провел внутри своего челнока. Силился уснуть, но не вышло. Во-первых, он совершенно отвык спать ночами, во-вторых, все его естество настойчиво требовало самку, не позволяя расслабиться.

У яутжей не было конкретного времени сна и бодрствования. Как считали ученые, для их далеких предков было характерно спать два раза в сутки — в период с наступления глухой ночи до позднего утра и потом в предвечерние часы. По крайней мере, именно к такому распорядку они рано или поздно возвращались, попав в какие-либо вольготные условия. Тем не менее, воины привыкали спать урывками в то время, когда придется, а, если было необходимо, могли бодрствовать несколько дней кряду.

Нужно было чем-то себя занять, и Сумрак, поразмыслив, начал нанизывать новое ожерелье. Для кого? Известно, для кого… Правда, подарить украшение Грезе сейчас он не имел права. Впрочем, что с того? Полежит в бардачке до следующего Сезона.

Вытачивая очередную резную подвеску из кости, самец невольно опять окунулся в далекие воспоминания…

— Ты раскрасил его В ЦВЕТОЧЕК??? — Гроза так вытаращился на неугодного потомка, что аж страшно стало.

— Это не «цветочек», отец, — отложив работу, сообщил Сумрак, тогда уже юный воин, принявший Посвящение. Первая Охота, как и для прочих, не прошла для него бесследно. Из девяти его товарищей пало четверо, остальные возвратились с повреждениями разной степени тяжести и перевернувшимся с ног на голову мировосприятием. Что до Сумрака, то он ухитрился дойти до медотсека на своих двоих, а, что произошло потом, уже вспомнить не мог. Пару недель он восстанавливался, а потом под руководством старших воинов вместе с оставшимся молодняком взялся за выделку первого трофея. И, конечно, тут он тоже поспешил выделиться…

— Это вязь южных племен, — терпеливо пояснил рассерженному родителю юнец. — Здесь каждый символ что-то значит. Например, это — препятствия — видишь, здесь шипы на орнаменте? Добыча далась нелегко. А вот это…

— Это — цветочки! — взревел негодующе Гроза и, не сдержавшись, замахнулся на сына, так что тот невольно втянул голову в плечи.

— О, норм! — проходя мимо, откомментировал творчество Сумрака второй помощник, одобрительно ткнув в его расписной трофей пальцем.

Гроза уничтожил его взглядом, ничего больше не сказал и пошел проверять работу других учеников.

Забрезжил рассвет, за ним пришло туманное утро, а после разгулялся солнечный и теплый день. Сумрак переместился вместе с недоделанным ожерельем на нижнюю ветвь их с Грезой дерева. На свежем воздухе работа пошла быстрее, и скоро последняя бусина заняла на нитке свое место, осталось приладить застежку, и все готово. Сумрак еще раз оглядел свое творение. Поистине, когда делаешь украшение для кого-то конкретно, всегда получается намного лучше, чем, когда просто собираешь никому не предназначенную побрякушку. То, что он подарил трем сестрам из долины источников, конечно, тоже было неплохо, но никак не учитывало их характеров. Сейчас бы он преподнес им совсем иные дары…

Самец встряхнул гривой. И с чего это он их вспомнил? Отвязался — и слава богам! Он снова принялся разглядывать ожерелье, держа его перед собой на вытянутой руке. Оно состояло из кости и гематита. В центре располагалась связка когтей Священной Дичи. Три самых больших когтя покрывал изысканный узор, элементы которого были подобраны неслучайно. При хорошем знании древнего графического шифра, можно было прочесть: «Ты будешь моей». Сумрак позволил себе столь коварную шутку, будучи почти уверенным в том, что Греза не только не прочтет это сообщение, но и даже не заподозрит, что орнамент вообще скрывает в себе какую-либо информацию.

Запах самки донесся до него прежде, чем появилась сама Греза. Опять стандартный спазм и сердцебиение. Сумрак глубоко вздохнул, выравнивая дыхание. Отпустило…

— Красиво, — сказала она, подходя и сразу же впиваясь жадным взглядом в ожерелье, которое замешкавшийся самец не успел спрятать. Хотя, как знать, возможно, он не убрал его и специально…

— Нравится? — осведомился воин с хитрецой и чуть склонился навстречу самке.

— Ага.

— Я бы подарил тебе, но…

— Понимаю, — вздохнула Греза, с сожалением глядя, как украшение исчезает в его поясной сумке.

Самец спустился к ней и встал напротив, не слишком близко, но и не таком отдалении, какого требовали правила приличия. Да какая уже разница? То, что происходило между ними, давно вышло за рамки всех возможных приличий…

— Я хочу немного пройтись, — сказала Греза и, не дожидаясь ответа, двинулась к дальнему краю лощины. Там самец до сих пор еще не бывал. Сумрак молча последовал за ней, вновь мысленно терзая себя чувством неправильности происходящего. Грезу же, по виду, абсолютно ничто не смущало.

— Хочешь, я покажу тебе свои любимые места? — осведомилась она, на ходу оборачиваясь.

— Пошли… — рассеянно пробормотал Сумрак. Взор его сейчас был прикован к ее легкой фигуре. Самка грациозно ступала впереди, заметно повиливая бедрами, и то и дело, с изяществом изгибая спину и шею, оглядывалась на него, на миг застывая вполоборота. Ее струящееся белое одеяние колыхалось на ветру, не позволяя четко различить силуэт, но открывая тем самым простор для самых ярких эротических фантазий.

Самец чуть отстал, вновь приходя в себя.

— Давай, быстрее! — тут же позвала самка.

Они вышли на заросший мягкой растительностью луг. Под ногами расстилался пестрый ковер из трав и цветов, веял нежный ветерок, принося слабые смешанные запахи. В воздухе порхали, носились и звенели всевозможные крылатые твари, наслаждающиеся ласковыми солнечными лучами и всем местным изобилием. Каждый шаг поднимал ввысь крошечные летучие семена, тотчас же подхватываемые потоками воздуха и уносимые вдаль.

— Мы еще в детстве здесь играли, — с ностальгией в голосе проговорила Греза и вдруг предложила: — Побежали?

И рванула что есть духу вперед.

Нет… Нет! Дура, стой…

Сумрак застыл на месте. Если он побежит за ней, то он ее догонит. Если он ее догонит, то…

-…кто последний, тот сопля! Кто не играет, тот какашка!!! — донеслось до него уже издали насмешливо и пронзительно.

Ну, сама виновата…

Сумрак бросился следом в облаке былинок и пуха, глубоко взрыв когтями дерн на старте. Конечно же тренированный воин настиг юную слабую самку всего за несколько секунд. Чувствуя, как неумолимо и безнадежно утекает сквозь пальцы самоконтроль, самец схватил ее за плечи, еще на бегу резко разворачивая к себе лицом, и стремительно повалил, придавив собой и не оставляя ни единого шанса вырваться.

— А кем же, тогда, является победитель? — низко прорычал он, нависнув над запыхавшейся самкой и приблизив свои жвала почти вплотную к ней.

— У нас ничья! — не растерялась Греза и удивительно проворно отпихнула незадачливого претендента. Сумрак рухнул в траву, и вверх взметнулся вихрь пушинок с отцветших растений, заставив самца отчаянно расчихаться. Греза села, уморительно задирая свои коротенькие максиллы и громко стрекоча. А ведь еще чуть-чуть, и было бы ей не до смеха…

Сумрак помотал головой, прогоняя остатки пуха, и обессилено растянулся на спине, стараясь вернуть себя в адекватное состояние. Опять, подойдя к самой грани, он смог чудом не сорваться в пропасть… Но с каждым разом было все сложнее. Нет, следовало улетать и, чем быстрее, тем лучше…

Вдруг ход его мыслей нарушила Греза, которая неожиданно совершила очередную дерзость. Она подобралась ближе и невозмутимо прилегла рядом, одновременно требовательно потянув его за руку. Пришлось позволить самке устроиться на собственном плече, как на подушке. Вторую руку Сумрак положил себе под голову. Вот это уже был настоящий смертельный номер… Самка лежала, касаясь его боком, их гривы переплелись, и они чувствовали дыхание друг друга. Больше всего Сумраку сейчас хотелось, чтобы кто-нибудь его просто связал… С великим трудом сдерживаясь, он уставился на небо и попробовал сосредоточиться на плывущих в вышине облаках. Ближнюю к самке ногу Сумрак согнул, дабы не бросался в глаза быстро вырастающий под набедренной повязкой бугор.

— Скажи, воины когда-нибудь смотрят в небеса? — тихо спросила самка.

— Я сейчас туда смотрю, — заметил самец.

— И что ты видишь?

— Свет, облака… Должен видеть еще что-то?

Греза чуть повернулась и положила ладонь Сумраку на грудь, почувствовав, как его тело пробирает возбужденная дрожь. Это доставляло ей необъяснимое удовольствие — провоцировать молодого самца и наблюдать за тем, как он пытается не поддаться ее чарам. Сумрак привлекал ее все больше. Сейчас он представлял собой концентрацию чистого желания, сосредоточение усмиренной похоти; казалось, задень его лишний раз, и томящаяся в нем страсть выплеснется наружу, сокрушительной волной сметая все на своем пути. И не сказать, чтобы Греза не понимала, насколько опасны ее действия… Но некий азарт сродни охотничьему не позволял ей отступиться. Ей ужасно хотелось знать, насколько еще Сумрака хватит. А о том, что произойдет, когда он, наконец, сорвется, самка предпочитала не думать.

Его жесткая, покрытая крепкими щитками и иссеченная шрамами кожа сейчас теплела под ее рукой. Грезе хотелось гладить и ощупывать мускулистый торс, пересчитывать полученные в битвах рубцы, ощущать ладонью все его твердые изгибы… Но это уже нарушило бы правила изобретенной ею игры. Нельзя было проявлять свой интерес к самцу столь открыто.

— Видишь, то облако? — Греза отняла руку от его груди и указала вверх. — Оно напоминает настоящий замок…

— На мой взгляд, это больше орбитальная станция, — хмыкнул самец.

— А вон то?

— Пернатая лесная тварь.

— Действительно, похоже…

Они лежали рядом, практически обнявшись, и глазели на клубы водяного пара, медленно ползущие над лугом. Оба внутри сгорали от вожделения, и оба тщательно гнали мысли о спаривании прочь, отвлекая себя самих и друг друга поиском знакомых форм и образов в небе. Как ни странно, это получалось. Происходящее незаметно начало приобретать черты какой-то странной совместной медитативной практики — сперва трудновыполнимой, но потом все более затягивающей… Постепенно они потеряли счет времени. Чем дальше, тем больше утихали волны возбуждения, а взамен них приходило некое странное чувство горького и хрупкого наслаждения от краткого момента присутствия рядом любимого существа. Момента, которому, возможно, уже не суждено будет никогда повториться… Наконец Греза доверчиво прижалась к самцу и обхватила его за шею. Сумрак тоже приобнял ее одной рукой. Они даже не поняли, как уснули…

— Вставай, засоня, — Сумрак тихонько потормошил самку. Над лугом догорал алый закат.

Греза сладко потянулась и окатила самца столь мощной волной феромонов, что тот аж впился в землю когтями. Пора было уходить, на сегодня это слишком…

— Мне нужно возвращаться к своему гарему, — солгал Сумрак. — А тебя, наверное, Серый потерял.

— Иди, конечно, — спохватилась Греза, — я еще посижу две минутки и тоже пойду.

— Извини, что не предлагаю проводить…

— Понимаю, не дурочка, — фыркнула самка.

Самец со вздохом поднялся с травы и двинулся по направлению к лощине. Как бы невзначай, он, вставая, выронил из сумки ожерелье. Стоило воину скрыться из виду, как Греза звонко рассмеялась и проворно подобрала «находку».

Ночью Сумрак не сомкнул глаз. Вернувшееся и теперь с каждым часом усиливающееся давление не давало покоя. Запершись в челноке, он при тусклом свете аварийки, перечистил все свое оружие и обмундирование три раза. Затем аккуратно разложил и развесил все по местам. Затем вновь поснимал и решительно принялся облачаться.

Он улетит. Улетит сейчас же, немедленно… Иначе, завтра их встреча с Грезой может оказаться роковой.

Но, как же… Он ведь даже с ней не попрощался…

«Ты и с сестрами не попрощался, когда сбагрил их Торопливому!» — прошипел ему внутренний голос. Но это же совсем другое!

Сумрак тихонько завыл и отложил доспехи. Он не мог так… Решено, завтра он увидится с ней в последний раз. И он сдержится. Обязательно сдержится.

Лишь под утро его сморил тревожный поверхностный сон, продлившийся недолго и принесший одно только чувство возросшей усталости.

А к полудню самец уже ожидал Грезу на обычном месте их встреч. Самка не замедлила явиться. И вновь ее дразнящий аромат вызвал у Сумрака шум в ушах и рефлекторный отклик брюшных мышц.

Дышать медленней и глубже, сейчас все пройдет…

— Чем займемся? — она хитро повела головой. Сегодня Греза почему-то не подвязала по своему обыкновению гриву, и короткие отростки, торчащие во все стороны, подпрыгивали при каждом ее движении.

Сумрак напрягся, подавляя очередной настойчивый внутренний позыв — незамысловатая речевая конструкция, содержащая слово «займемся» больно полоснула по оголенным нервам, вызвав цепь весьма ожидаемых ассоциаций. Интересно, самка хотя бы отдаленно представляла себе, на какие пытки она его толкает?..

— Ты тут хозяйка этих мест, я лишь гость, — произнес самец. — Что скажешь, то и будем делать…

— Тогда… У меня, наверное, несколько неожиданная просьба, — тут Греза замялась, а Сумрак насторожился.

— Какая? Я выполню ее, если это будет в моих силах.

— Ну… Ты недавно обмолвился, что припарковался тут недалеко. А можно поглядеть на твой корабль?

— Зачем тебе? — изумился Сумрак.

— Просто я никогда настоящий космический корабль вблизи не видела…

Сумрак невольно насмешливо сощурился. Она называла это «корабль»…

— Так попросила бы Серого своего показать, у него-то явно машина покруче будет моего драндулета… — попытался отпереться он.

— Я просила. Он сказал, чтобы я не забивала себе голову такими вещами. Потом правда, передумал, но с одним непристойным условием, так что я сама расхотела.

— Тогда пошли, что ли… Думаю, вреда не будет, если ты посмотришь… — пробормотал введенный в легкое замешательство самец. — Только без разрешения ничего не трогай. И, да, это, если что, не корабль. Клановые корабли на планету не сажают. Это простой челнок для ближних перелетов.

— Ну, пусть челнок, — согласилась Греза. — Я все равно вряд ли разницу пойму.

Все еще удивленный необычной просьбой своей подруги, Сумрак послушно повел ее через лес к той прогалине, где покоился на подушке из примятого подлеска его потрепанный транспорт.

— Серый тебе вчера ничего не сказал? — обеспокоенно поинтересовался самец, пока они пробирались через дебри.

— А что он скажет? — не поняла собеседница.

— Я боялся, на тебе останется мой запах.

Греза остановилась и сердито его одернула:

— Глупости не выдумывай. Мы ничего такого не делали, чтоб остался. И, потом, ты считаешь, у меня не хватило ума сполоснуться пред возвращением?

— Я просто спросил, — примирительно сказал самец. — Не хотелось бы, чтобы у тебя из-за меня были неприятности.

Впереди показался просвет. Между деревьев тускло блеснул металл дремлющего под сенью листвы суборбитального транспорта, напоминающего ребристую голову какого-то гигантского ящера. Было хорошо заметно, что челнок уже прошел немало испытаний на своем веку: на бортах виднелось несколько вмятин, корпус значительно пообтерся, а кое-какие детали фюзеляжа бросались в глаза отличием по цвету или фактуре. Тем не менее, ощущалось, что хозяин относится к своей старенькой «лошадке» с немалой заботой. Челнок был подлатан тщательно и аккуратно, кроме того, его явно регулярно очищали.

Сумрак дал голосовую команду, и дверь медленно сдвинулась в сторону, открывая за собой темное нутро. Трап у челнока отсутствовал. Вернее, раньше он, конечно, был, но вышел из строя, а поставить другой как-то все оказывалось недосуг. Тем более, что Сумрак им и так не пользовался, а потому иной раз просто забывал, что данный механизм следует заменить.

Грезу пришлось подсадить, чтобы она могла залезть в кабину. Было стыдно за трап, зато, представилась возможность в очередной раз потрогать и приобнять самку…

— Я предупреждал, что хвастаться особо нечем, — сказал Сумрак, влезая следом, но Греза, кажется, его не услышала. Она с неподдельным восторгом вертелась вокруг своей оси и хлопала глазами, изумленно пощелкивая. Внутри челнока было, конечно, не так много места, но сделать туда-сюда несколько шагов вполне получалось. Перед широким и выпуклым слегка затемненным стеклом располагалась обширная панель управления, к которой свободно продвигалось удобное кресло. Вот кресло, кстати, Сумрак недавно установил новое, и оно ему очень нравилось, так как имело больше степеней свободы, чем прежнее, а также раскладывалось почти горизонтально, что позволяло, когда нужно, без проблем на нем спать.

Греза подошла к консоли, зачарованно разглядывая ряды рычажков, кнопочек и экранчиков. Сумрак никогда бы не подумал, что самку настолько может все это заинтересовать. Было видно, что у нее когти так и чешутся на что-нибудь нажать. В конце концов она не удержалась и слегка пошевелила штурвал, но, перехватив недовольный взгляд самца, быстро спрятала руки за спину, состроив невинное выражение.

— А вот это что? — спросила она, указывая на металлическую рукоятку.

— Тяга.

— А это?

— Система наведения.

— А он, что, стреляет???

— Если зарядить, — усмехнулся Сумрак.

Греза еще немного потерлась у консоли, после чего направилась в хвостовую часть, где ее внимание тут же привлекло размещенное вдоль стены обмундирование и оружие.

— Можно? — вдруг шепотом спросила она, потянувшись к телескопическому копью с золотистой резной серединой.

— Подожди, — остановил ее Сумрак.

Он слега отодвинул самку, снял копье с держателя и разложил его, выставив фиксатор.

— Вот теперь можно. Смотри, оно тяжелое, — предупредил самец, упирая одно острие копья в пол и передавая оружие Грезе.

Затаив дыхание, самка приняла копье и по всей длине окинула его взглядом, после чего обхватила металлическое древко рукой и медленно провела по нему сверху вниз, а потом обратно. Жест вышел настолько чувственный и эротичный, что Сумрак, наблюдая его, едва не застонал. Она это специально, да? Он поспешил забрать оружие, пока озорница еще чего подобного не вытворила, а обнаглевшая самка уже без позволения начала снимать со стены его маску.

— Эй! А спросить? — возмутился Сумрак.

— Но ты же разрешаешь? — вкрадчиво произнесла Греза и попыталась примерить маску на себя. Это выглядело со стороны очень смешно, так как голова самки была намного меньше головы самца, да и вся конституция намного изящнее, и потому мнимая воительница напоминала сейчас игрушку-болванчик.

— Не балуйся, — строго сказал Сумрак, конфискуя у самки маску и вешая ее обратно.

— Ну извини, — потупилась Греза. — Просто Серый вообще ничего не хочет показывать. И отец никогда не соглашался…

— Не мудрено, — подтвердил самец. — Оружие для воина — это практически часть его тела, причем, если тебе угодно, часть весьма интимная. Большинство воиновникому не дадут даже прикоснуться к своему вооружению без особой на то необходимости, не то, что дать самке поиграться. Так что ты должна их понять…

— А с чего это ты тогда позволил мне трогать себя за интимные части? — Греза лукаво поглядела на Сумрака. Тот молча сделал шаг в ее сторону и, склонив голову, пристально посмотрел ей в глаза, после чего тихо произнес:

— Потому что я этого хотел…

Вечером Сумрак проводил Грезу в лощину, где они расстались. И он опять пытался, но не смог сказать ей «прощай»…

Все оставшееся время он промаялся изнуряющими болями. Его организм, мало того, что был резко лишен возможности репродуктивного действия, так еще и третий день подвергался активной стимуляции к данному действию со стороны Грезы. Внутри челнока до сих пор ощущался остаточный запах недавно гостившей здесь самки, усугубляя и без того незавидное состояние вынужденно воздерживающегося самца.

В конце концов, Сумрак не выдержал, взял боевое копье и, выйдя из кабины, начал отрабатывать приемы на ближайшем дереве, кроша ствол в щепу. До самого рассвета под пологом спящего леса гулким эхом отдавалось его обезумевшее рычание.

Еще один день… Пожалуйста, лишь один день…

Комментарий к Глава 12. Видит око, да зуб неймет Навеяло: «Deep forest» – «While The Earth Sleeps». Кстати, согласно переводу из Интернета, эта песня о том, как юную девушку не пускают на свидание с возлюбленным не ее круга)))

И вот картиночка «Сумрак, жвала подбери!»))): https://gvatya.tumblr.com/image/165613424718

И еще Греза, стянувшая маску Нашатыря от SoulD)))) https://gvatya.tumblr.com/image/165697520763 Спасибо ей за чудесную иллюстрацию!

====== Глава 13. Скала и Пустошь ======

Лучше любить и потерять, чем совсем не любить.

(Альфред Теннисон)

«Живи честно, поступай по совести, дорожи тем, что имеешь, стремись к достоинствам, побеждай слабости», — так когда-то говорил Учитель. И Сумрак всегда считал, что следует данным правилам… Что же, теперь, вместо этого? Он погряз во лжи, подло поступил, поддался слабостям и, в итоге, остался ни с чем. Браво! Оправдал надежды, нечего сказать… В последнее время жизнь все чаще ставила его перед выбором: поступать как нужно или как хочется. И все реже эти два понятия хоть в чем-то совпадали. Сумрак переживал, томился, не находил себе места… Сезон, проклятый Сезон! Он запутал его, сбил с истинного пути, разбередил забытое и толкнул к неведомому, разнеся устоявшуюся картину мира до основания. В который раз. Нежданное-негаданное окончание счастливого детства — удар. И вновь по кирпичикам мир долго и мучительно выстраивается заново. Посвящение в воины — второй удар. И мир медленно восстает из руин, но его уже не узнать… Сойэ, разумная дичь, обещание — третий удар. Мир покатился к чертям. Но возродился. Сезон — четвертый удар. Сумрак пинками сам разнес то, что еще устояло, и принялся возводить стены мироздания заново… Не успел. Греза — последний удар. Мир рассыпался, и его не собрать… От тягостных раздумий, навалившихся не иначе, как на почве гормонального сдвига, ожидающего Грезу Сумрака отвлекло появление в лощине еще одного самца. Сперва у него просто сердце оборвалось при мысли, что это Серый идет разбираться с ним, но, когда чужак приблизился, юнец признал в нем Скалу, одного из глубокоуважаемых Старейшин. Пожилой воин, снискавший на просторах космоса великую славу, двигался степенно, сохраняя гордую осанку даже в свои двести с небольшим. Его седоватая грива, унизанная знаками почета, величественно ниспадала на мощные плечи, обильно шипованная шкура и жвала подобные абордажным крючьям вызывали трепет, а мудрый взор заставлял учтиво склониться. Яутжи, которым удавалось пережить сородичей, выйдя из всех сражений непобежденными, красиво старели. Рост, происходящий в течение всей жизни не позволял им дряхлеть. На склоне своих лет они обычно становились очень крупными и неповоротливыми, но худыми и жалкими — практически никогда. Впрочем, умереть от старости все равно мало кому из них доводилось. И это было правильно. Даже самки, всю жизнь проведшие в стенах гарема, чувствуя скорый исход, отправлялись на свою Последнюю Охоту. Не в традициях этого гордого народа было, день ото дня слабея, безропотно ждать конца. Скала поравнялся с юным воином и притормозил. Сумрак поприветствовал его глубоким поклоном. Задержавшись на несколько секунд в подчиненной позе, он медленно выпрямился, встречая неожиданно доброжелательный стариковский взгляд. — Что же, собрат по несчастью, мы снова встретились? — насмешливо, но беззлобно проговорил он. — Прошу, поясни, о, Великий, — Сумрак и впрямь совершенно не понимал, что Скала имел в виду. Старейшина сложил руки на груди и расхохотался, но как-то невесело. Его загрубевший стрекот напоминал удары свинцовых пластин. — Я видел, как ты вчера уступил свой гарем. Надо сказать, я был удивлен. Перевес был явно на твоей стороне, — прорычал, наконец, он, отсмеявшись. — Я думал так же, — с готовностью отвечал Сумрак. — Похоже, эта самоуверенность меня и сгубила. — Ну, ничего, какие твои годы… Отвоюешь обратно, либо новый заведешь. Это мне поздно уже что-либо предпринимать, а у тебя, юнец, все впереди. Сумрак опешил. Неужели… — Неужели, кто-то посмел покуситься… — начал он, но старый воин его оборвал. — Посмел и покусился. Но хватит об этом. Сумрак послушался и не стал более задавать никаких вопросов. Да и неприлично было допытываться у Старейшины о его личной жизни, даже, если он сам снизошел до разговора с низкоранговым самцом. Хотя, в голове, конечно, просто не укладывалось, как и при каких обстоятельствах великий Скала мог враз лишиться своего гарема… Старик тем временем грустно вздохнул. — Все меньше остается от былого величия Скалы, Покорителя ульев… — проговорил он туманно. — Не говори так! — не выдержал Сумрак. — Будешь указывать, что мне можно говорить, а что нет? — Скала испытующе глянул на него, прищурив глаз, и молодой самец, опомнившись, быстро снова склонился. — Нет, Почтеннейший, прости меня, Почтеннейший… Скала издал несколько глухих удовлетворенных щелчков и снял из-за спины копье. — Ты наглый юнец, но неглупый, — констатировал он. — Уважь-ка старика. С этими словами он медленно и непринужденно принял простейшую боевую стойку, отступив на шаг. Скала был намного выше и шире — рядом с ним Сумрак выглядел почти подростком, — но отказать Старейшине в дружеском поединке он не имел права. Более того, Сумрак мог гордиться тем, что удостоился такой большой чести. В очередной раз поклонившись, сын Грозы тоже взял копье в руки и занял место напротив оппонента, уступая ему преимущество первого выпада. Скала с усмешкой покачнулся из стороны в сторону, как бы пытаясь усыпить бдительность молодого противника, а затем резко рванулся вперед. Сумрак принял на древко копья сокрушительный удар — и как только не разломилось пополам… Его отбросило назад, но юный воин удержался. — Кто был твоим Учителем? — осведомился Скала, переступая с ноги на ногу и занимая устойчивое положение. — Гроза, мой отец, о Почтеннейший. И совсем недолго — Пустошь… — Сумрак стремительно скользнул вперед, и копья вновь со скрежетом скрестились. — Пустошь? — изумился старик, легко отшвыривая юнца. — Я правильно расслышал? Погоди, тот самый? Да как же… — Да, все верно. Твое удивление понятно. Я объясню, — Сумрак сделал новый выпад. Скала увернулся и рассек наконечником своего оружия кожу на его спине. Соперники закружили на месте. Сумрак продолжал, стараясь выравнивать дыхание: — Он действительно уже не брал учеников в пору моего отрочества. Я попал к нему по чистому счастливому совпадению. К сожалению, он тренировал меня всего несколько месяцев. — Даже это можно считать несказанным везением! Я знал его лично. Достойнейший был воин… Наследие его велико! — воскликнул Старейшина и проворно нанес юнцу удар в грудь. Сумрак пошатнулся, но остался на ногах, быстро перестраиваясь в более выгодную позицию. — Какие вести с отмелей, Великий? — меняя тему, поинтересовался молодой воин, зорко следя за действиями противника. — Да ничего особенного. Одного из юнцов давеча предали священному огню. — Пал в поединке? — ему удалось слегка задеть копьем бок старика. Тот не остался в долгу и украсил длинным порезом его бедро. Сумрак зашипел. — Если бы… — Скала на миг остановился и покачал головой. — Два малолетних дурня забрались в гарем Алого. Тот их засек. Одному свернул шею на месте, второй вырвался. Глупая, недостойная смерть. — Ты не запомнил имя погибшего? — встревожился Сумрак, опуская копье. — Кажется… Кажется, Проклятье, сын… — …Броска, — закончил Сумрак, еле успевая отразить новый коварный удар. — Да, именно. Ты знал его? — Мы одного клана. Воистину, печальная весть. Хотя, случившееся было вполне ожидаемо. А что с Кошмаром, вторым юнцом, его братом? Самцы сделали еще несколько кругов, оценивающе поглядывая друг на друга. — Жив, насколько я знаю, но раны будет зализывать долго, — развел руками старик и совершил очередной неожиданный выпад. Сумрак отскочил, но слегка потерял равновесие и поплатился за неосторожность, получив неглубокую колотую рану в плечо. Он и правда отвлекся, переживая трагическое известие. Он никогда не водил близкой дружбы с близнецами, но хорошо был наслышан об их истории. Являясь потомками славного Броска, павшего вскоре после их рождения при обороне одной из дальних колоний, они, тем не менее, не переняли его удаль и силу, предпочитая тратить жизнь на развлечения и кутеж. Из любой Охоты они устраивали настоящую комедию, о трофеях не пеклись, пару раз подолгу гостили на нижних уровнях корабля. Гнев морально устал вправлять им мозги, а его рука устала держать плеть, и он просто перестал обращать на их выкрутасы внимание. Из клана не изгнал лишь из уважения к памяти Броска, с которым принял вместе не одно победоносное сражение. По грустному стечению обстоятельств, из сыновей Броска в живых остались лишь эти двое — что-то у этого воина было такое в генах, заставляющее его потомков вечно лезть на рожон… Кошмар и Проклятье тоже данный ген явно унаследовали, но проявлялся он как-то не так… Что, тем не менее, не уберегло одного из них в этом Сезоне от бесславной кончины… — Если ты так будешь подставляться, то шрамов на твоей шкуре будет прибавляться с каждым боем больше, чем следует, — заметил Скала. — Делай иначе… Давая понять, что поединок завершен, Старейшина соизволил продемонстрировать юнцу несколько полезных приемов, после чего взглянул на неумолимо поднимающееся солнце и сказал: — Что ж, Сумрак, сын Грозы, мне было приятно побеседовать с тобой. Желаю тебе восстановить утраченное. Младший самец вновь поклонился и от всей души поблагодарил в ответ, внутренне проникшись каким-то странным подобием сострадания не то к Скале, не то к себе самому… Вот они стояли рядом, два воина, молодой и старый, одинаково глупо лишившиеся своего семейного счастья и одинаково втайне глубоко переживающие из-за этого. Только один переживал из-за того, что он утратил своих самок, а другой — из-за того что он их предал… — Куда ты теперь пойдешь, Великий? — рискнул спросить Сумрак, нарушив повисшее было молчание. — Не беспокойся, юнец, у меня еще остались кое-какие… дела, — добродушно прогрохотал Скала. Он по-отечески хлопнул молодого самца по плечу, коротко поклонился и продолжил свой скорбный путь. Не верилось. Просто не верилось… Глядя, как тяжеловесная фигура Скалы скрывается между деревьями, Сумрак невольно вспомнил еще один из эпизодов своей неоднозначной биографии. Когда-то в первобытные времена брачный период наступал для предков яутжей, обитателей тропических и субтропических поясов, после сезона ливней. В разных точках планеты это время отличалось. Но, с развитием цивилизации и распространением ее в более холеные области, где яутжи научились создавать города под защитными куполами, а так же с последующим расселением на соседние планеты и уходом самцов в космос, эта разница перестала играть какую-то роль. Популяции перемешались, и годовые циклы размножения синхронизировались по-новому, сделав возможными отношения между самками и самцами с разным происхождением. Это удалось, благодаря их отлично развитой хеморецепции. Стоило одной самке прийти в охоту, и к ней быстро подтягивались другие, улавливая возросшую концентрацию феромонов. Стоило какому-то из самцов группы заволноваться перед началом гона, как он будоражил остальных, запуская инстинкт соперничества, и они также активизировались, будто бы опасаясь не поспеть подготовиться к моменту размножения. Таким образом еще многие столетия назад Сезон установился в интервале с третьего по пятый месяцы общепринятого года. «Прелести» этой синхронизации Сумрак ощутил на себе, пожалуй, слишком уж рано. Подростки его возраста обычно никогда не оказывались среди взрослых самцов, а потому его организм не был готов к массированной феромоновой атаке. Уже на второй год путешествий вместе с кланом бедолагу постиг неприятный сюрприз в качестве преждевременно пришедших в активность половых желез. Когда в один из дней его несчастный живот впервые раздуло до невыносимой боли, он проклял все на свете. Ему действительно было очень плохо, он не знал куда деваться, медик разводил руками — в его практике подобного просто никогда не бывало. По факту, это ведь была вовсе и не болезнь, чтобы ее лечить… Единственное, что он смог предложить — это напичкать Сумрака седативными препаратами и спазмолитиками, но не держать же его было на них весь период… В смятении находился и Гроза. Он даже позволил себе усомниться в правильности своего поступка… Ситуация складывалась не лучшим образом, как на нее ни взгляни. Страдающий малек, не до конца развитый организм которого едва выдерживал свалившуюся на него нагрузку — проблема раз. Собственно Сезон Любви, во время которого оного малька предстояло оставить на корабле с особо агрессивными в этот период младшими воинами — проблема два… Что было делать? В обычное время молодые самцы весьма достойно переживали Сезон, не покидая клана. Драться дрались, но как правило не до смерти. А, если кого, бывало, все-таки угораздит пасть жертвой этих склок — ну, что ж, судьба… Иное дело — подросток. Да не просто подросток, а такой же на гормональной почве двинутый! Попадись он под горячую руку одному из них… Страшно даже подумать, чем бы это кончилось. У Грозы было три варианта решения проблемы. Либо отвезти Сумрака обратно к матери и тем самым признать свою неправоту и неспособность самостоятельно справиться с воспитаем сына, либо выселить весь остающийся экипаж в орбитальную колонию и по окончании Сезона недосчитаться половины, а то и большей части молодых бойцов, нашедших себе приключения в ее бездонных недрах, либо… На время куда-то подальше сбагрить самого потомка. Но вот куда, чтобы было надежно и безопасно? Первый вариант Гроза отмел сразу. Над вторым еще немного подумал, но, прикинув, что потеря бойцов — еще полбеды, а оставленный на корабле в полном одиночестве Сумрак — вот это совсем никуда не годится, отказался и от него. Оставался третий и самый неопределенный вариант… Гроза совсем перестал спать, пребывая в тревожных раздумьях. Ему со дня на день надо было отбывать в свой гарем, а он так и не придумал, что делать с сыном. Сам же Сумрак все это время почти не показывался из своего отсека. Сутки напролет он проводил, мучительно скорчившись на своей лежанке и отвернувшись к стене. Если молодые воины сбрасывали напряжение и отвлекались во время поединков, то ему сейчас было опасно даже с собственным отцом тренироваться — тот легко мог не рассчитать силу и понимал это прекрасно. Ситуация складывалась одновременно нелепая и серьезная. И никто не видел из нее достойного выхода. Но решение пришло в последний момент и внезапно, как говорится, откуда не ждали. На связь вышел Пустошь… Этот самец был настолько древним, что его кожные покровы и грива выцвели до практически белого цвета. Гигант все еще был очень силен, но в последние годы начал заметно сдавать. Он распустил остатки своего гарема лет шестьдесят назад и теперь лишь изредка наведывался к самым старшим из бывших жен, уже не на правах супруга, а как старый друг, явившийся посудачить о том — о сем, да скоротать пару вечеров в спокойной и приятной компании. Пустошь покинул и свой клан, передав бразды правления более молодому преемнику. Теперь он в одиночку путешествовал по просторам Вселенной, в свое удовольствие охотясь и исследуя новые миры. Чем был знаменит этот воин? О, многими и многими славными подвигами. Но более всего тем, что почти все, кого он когда-то обучал, выбились в клановые лидеры. Пустошь обучал и самого Грозу… Так вышло, что накануне того Сезона он как раз оказался неподалеку, и ему вдруг вздумалось проведать одного из своих бывших подопечных. Гроза радушно пригласил Учителя на борт, устроив по этому случаю настоящий смотр войск и услышав в ответ много лестного в свой адрес, а так же в адрес команды и самого корабля. Тем же вечером за совместной трапезой, сопровождающейся неторопливой беседой, он с замиранием сердца спросил, а не согласится ли Пустошь пару месяцев поучить еще кое-кого… Старого вояку было сложно чем-то удивить. Но, услышав историю Сумрака от начала и до конца, он отложил пищу и долго молча сидел, подперев рукой лоб. Наконец, назвав Грозу идиотом, он повелел проводить его к мальку и оставить с ним на некоторое время. Гроза не посмел возразить. Пустошь провел в отсеке Сумрака ровно пять минут, после чего вышел и сказал: «Завтра я его забираю». Что там было, о чем Учитель говорил с его сыном — Вожак так никогда и не узнал. А Сумрак запомнил эту встречу навсегда. Все до самых мельчайших подробностей. Он всегда считал отца самым крупным и сильным самцом в мире. Он не видел не только никого, кто превосходил бы Грозу хоть в чем-то, но и даже никого, кто был бы ему равен. Но, когда дверь отсека отъехала в сторону, и на пороге появился этот незнакомец, у бедного подростка просто сердце ушло в пятки. Пустошь был огромен. Мощный торс по ширине был, пожалуй, как два поставленных рядом Грозы… Грубая складчатая шкура с торчащей повсеместно жесткой щетиной казалась прочнее камня. Длинная седая грива была откинута назад и связана за спиной в крепкую копну. Тяжелые кривые жвала спокойно возлежали поверх его рта, а голову венчали многочисленные рельефные гребни и наросты из-под которых блестели темные пронзительные глаза. — Ты теперь воин, а хнычешь как мальчишка, — голос незнакомца прогрохотал точно далекий горный обвал. Сумрак, действительно только что позволивший себе негромко подвывать от расстройства, в ужасе вскочил и вжался в стену, дрожа всем телом. Самец внимательно оглядел его с высоты своего гигантского роста — малек ему едва до пояса доставал — и продолжил: — Любой из ровесников был бы счастлив оказаться на твоем месте. Ты должен быть благодарен судьбе уже за то, что тебе позволено находиться рядом с прославленными воинами этого клана и дышать с ними одним воздухом. Сумрак только таращился на самца и нервозно постукивал жвалами. — Ну, так и что за нытье я сейчас слышал? — Пустошь лишь слегка повысил голос, а стены уже заметно дрогнули. Сумрак чудом не хлопнулся в обморок… — Живот очень болит, — едва вымолвил подросток шепотом. — А, когда Священная Дичь проткнет хвостом твою печенку или отгрызет тебе руку, что, тоже плакать станешь? — Не знаю… — признался Сумрак. — Или, если противник поднимет тебя на лезвия? А? Отвечай! — рявкнул самец, и по отсеку прокатилась вибрация от его рыка. Сумрак только непонимающе захлопал глазами. Он больше не мог заставить себя издать ни звука. — Что ж, — вновь со зловещим спокойствием проговорил Пустошь. — Вот и проверим. Я вызываю тебя. Завтра, за час до подъема. И вышел. А подросток протрясся всю ночь, так и не сомкнув глаз. Правда и давление в семенниках отпустило. Оказавшись лицом к лицу с подобным доминантом, молодой организм резко передумал размножаться. На утро, как и было велено, он явился в тренировочный зал. Сумрак не понимал, как вообще могло такое случиться, что его, официально еще и взрослым-то не считающегося, вызвал на бой матерый самец. В тайне он надеялся, что Гроза все-таки не позволит незнакомцу спустить с него шкуру, но в последнее время он уже ничему на этом судне не удивлялся… В зале его ожидали отец и вчерашний визитер. Гроза про себя облегченно отметил: «Ну, хоть не проспал сегодня, и то хорошо». — Сумрак, подойди, — приказал Вожак. — Тебе выпала честь познакомиться с самым великим воином из всех, кого твой отец когда-либо знал. Это Пустошь — Свободный Охотник и в прошлом мой Учитель. Он желает посмотреть на что ты способен. Если ты проявишь себя с лучшей стороны, он готов преподать тебе несколько уроков. Сумрак приблизился и низко поклонился старшим самцам. И принял из рук отца копье. Пустошь вышел вперед и разложил свое оружие. Оба противника встали на изготовку. Вот старик кивнул головой, провоцируя оппонента на первый выпад, и Сумрак, собравшись с духом, ринулся вперед, на эту необъятную громаду… Пустошь отразил его слабый удар, практически не напрягши ни один из мускулов. Сумрак отлетел назад. Поднялся и напал снова — итог был тот же. Со стороны эта была нелепейшая схватка… Гигант против карлика, мастерство и совершенство против полной бездарности… Сумрак вновь полетел кубарем. И снова встал. И тут выпад сделал Пустошь… Подросток даже не успел опомниться, как острие копья прижало его к стене. Еще миллиметр, и он был бы пронзен. — Убит, — констатировал Пустошь и чиркнул наконечником по плечу молодого самца, пустив кровь. Сумрак тяжело дышал, в ужасе глядя на победителя. — И не вздумай реветь, малек, — предупредил самец. — Мертвые не плачут. Гроза обратил свой взгляд к старцу. Тот, встретившись глазами с ним, лишь слегка склонил голову. Тогда Вожак повернулся к сыну со словами: — Ступай к себе, закрой рану, возьми одежду и оружие. Через десять минут Учитель будет ждать тебя в ангаре. Ничего не понимающий подросток послушно отправился исполнять приказания. Когда он скрылся с глаз, Пустошь вдруг лукаво поглядел на бывшего ученика. — Он повторяет абсолютно все твои прошлые ошибки, — фыркнул он. — Ну, так чей малек-то… — слегка смущенно отозвался Гроза. В тот же день Сумрак покинул отцовский корабль вместе с новым наставником. Пустошь увез его в одну из ближних колоний и тренировал четыре месяца. Это время молодой самец запомнил как самое благодатное, хоть и не самое беззаботное. Поначалу до смерти напугавший его старик на деле оказался совсем не таким извергом, как подумалось Сумраку в первый день. Он был безусловно строг, но при этом непостижимо располагал к доверию. Пустошь был Учителем по призванию, которым его наделили не иначе, как сами боги. За ним хотелось следовать, ему хотелось внимать, перед ним хотелось преклоняться. В силу своего возраста Пустошь оставался спокойным и степенным практически в любой ситуации. Он был терпелив и не стремился наказывать по пустякам. Обучая юнца, он часто пускался в подробные объяснения и подолгу мог философствовать. С ним всегда было о чем поговорить. Учитель и сам был приятно удивлен сообразительности и эрудированности малька. Но часто, когда они засиживалась за беседами, старик как бы сам себя одергивал. Ему-то да, ему больше уже нравилось предаваться размышлениям и рассуждениям, чем битвам, но подростка он взял на воспитание совсем не для того, чтобы с ним болтать. Задачей Пустоши было обучить его, а времени оставалось мало. Тем более, что способности у сына Грозы хоть и прослеживались, но опыта, сноровки и концентрации внимания ему катастрофически не хватало. Над ним было еще работать и работать… Поэтому в конце каждой беседы наставник неизменно говорил: — Ну, все, малец, хватит жвала чесать. У тебя хорошо получается меня убалтывать, но ты не добьешься того, чтобы я забыл про тренировку. И они шли в зал, где старец изматывал подростка иной раз до полуобморока. Что-что, а уж на тренировках он спуску не давал. Причем, было видно, что Пустошь бьется даже не вполсилы, а еле-еле на одну пятую, но малек не тянул и этого… Тем не менее, Сумрак был ему безмерно благодарен. К тому же, пока Учитель гонял его до изнеможения, иногда заставляя упражняться сквозь боль и через силу, ненадолго отступали неприятные сезонные эффекты. Правда как-то поутру Сумрак не на шутку перепугался, проснувшись в мерзкой липкой луже. Он в тот момент подумал, что, должно быть, умирает. Пустошь долго и громогласно ржал, когда смущенный подросток решился-таки наконец поведать ему о своей деликатной проблеме, но в итоге по-доброму потрепал его по голове и объяснил: — Ты просто начал созревать немного раньше сверстников. Лишь потом, заметив в глазах ученика полное недоумение, Пустошь начал обреченно догадываться, в чем, собственно, дело. Мысленно воскликнув: «Ну, почему я???», вслух он поинтересовался: — Ты вообще в курсе, откуда берутся дети? — Конечно, — с готовностью ответил Сумрак. — Самки несут яйца, потом они инкубируются и из них вылупляются мальки… — Это все важные знания, — прервал его еще больше проникнувшийся подозрениями Пустошь, — но ты в курсе, что происходит ДО? Сумрак пришел в явное замешательство. — И какое отношение это имеет к Сезону, хочешь сказать, ты тоже не ведаешь? Может, тебе мать что-то рассказывала… — А какое это отношение имеет к Сезону? — откровенно не понял Сумрак. Учитель с тяжким вздохом осел на пол. — Присядь-ка, — велел он, — и расскажи мне, что ты знаешь об этом… — Нуу… — замялся подросток, — мать мне говорила, что я в этот период, возможно, буду странно себя чувствовать, но это нормально и скоро пройдет. И еще она настаивала, чтобы я в это время жил отдельно от сестер и вообще от всех. — Да, с другими парнями твоего возраста, — подтвердил наставник. — Нет, — удивился Сумрак, — один. Я был у себя в комнате. Пустошь закатил глаза и едва подавил желание тотчас же схватиться за голову. Оказалось, Гроза поведал ему о новом ученике далеко не все. А, возможно, Гроза и сам не знал про эти подробности его жизни. Бедный малек больше страдал даже не от самих малоприятных ощущений, а оттого, что попросту не понимал, что именно с ним творится и почему, а никто даже не собирался ничего ему объяснять. И Пустошь осознал, что ему придется возложить эту ответственную миссию на себя. Все когда-то бывает в первый раз… Но бывалому охотнику никогда и в голову бы не пришло, что на старости лет ему вдруг придется объяснять самцу-подростку, для чего тому член… Обычно такого рода просвещением занимались пожилые самки в «лагерях», реже, матери и другие старшие гаремные самки. Но тут был настолько запущенный случай, что волей-неволей пришлось браться за все самому. Узнав правду, Сумрак довольно долго ее переваривал, а потом недовольно изрек: — То есть, это теперь так каждый год будет? — Именно, — подтвердил Пустошь. — Пока не обзаведешься самочками. Но не обольщайся, случится это нескоро. Еще немного поразмыслив, Сумрак вздохнул, принимая все услышанное как данность, после чего неожиданно впервые предложил сам: — А пойдем потренируемся? — Пойдем, — с облегчением ответил Пустошь. — Только на кровати там сперва прибери… Так Сумрак начал взрослеть. По истечению Сезона ему пришлось к немалому огорчению проститься с Учителем, но Пустошь навсегда оставил неизгладимый след в его душе и памяти. Сколько раз потом молодой самец мысленно обращался к нему за советом… И, надо сказать, почти всегда получал нужный ответ. Обучение Сумрака продолжилось, и вскоре обнаружилось, что, если прежде он отставал от ровесников во всем, то теперь начал стремительно их обгонять. В то время, как у них лишь начинались первые тренировочные бои между собой, его соперниками уже были взрослые состоявшиеся охотники. Пока сверстники совершенствовались во владении деревянным копьем, Сумрак уже держал в руках тяжелое боевое, управлялся с запястными лезвиями и весьма неплохо стрелял, а вместо легких ушибов и ссадин, получал настоящие ранения. Гроза запретил воинам лишь серьезно калечить своего потомка, остальное было дозволено. Так шрам от лезвий на животе Сумрак получил именно на отцовском судне. Охотника, оставившего его, звали Черный Дождь, и он, в общем-то против Сумрака ничего не имел, просто малек не ушел вовремя от его удара на тренировке… После того раза, когда ему чуть не выпустили кишки, молодой самец начал менять тактику боя. Он стал пытаться больше двигаться и уворачиваться. Тут его хорошо поднатаскал Стилет — самый мелкий и проворный из охотников Грозы. Он же обучил Сумрака обращаться с ножом. Гроза и сам частенько занимался с сыном, заложив основы его боевой техники и собственным примером вдохновив на многие свершения. Но, если говорить по совести, до Пустоши ему было далеко… Когда минуло три года, отец согласно правилам отослал Сумрака в орбитальную колонию, где, как оказалось, ему уже было почти нечему учиться. Там он встретил некоторых из своих сводных братьев, и именно они первыми убедились в том, что задирать его не следует. Потом убедились и остальные. Поначалу отличающегося некоторым жеманством в поведении подростка не воспринимали всерьез, но Сумрак довольно быстро развеял у окружающих все иллюзии на свой счет, и его даже стали побаиваться… Десять лет Сумрак провел в колонии, после чего принял Посвящение в отцовский клан. А еще через год пришло известие о гибели любимого наставника. Пустошь с честью встретил свою участь на Последней Охоте, отправившись в одиночку зачищать крупный улей Трудного Мяса. Его нашли сцепившимся в смертельных объятиях с мертвой маткой. Самец голыми руками разорвал ее пасть, а она в последней своей судороге пронзила его хвостовым шипом. Так окончился славный путь Пустоши, Свободного Охотника, Великого Воина, и непревзойденного Учителя. Комментарий к Глава 13. Скала и Пустошь Навеяло «Deep Forest» -«Lament»; «Awa Awa».

Грустная глава получилась. И иллюстрации к ней посвящаются «памяти павших».

Пустошь: https://gvatya.tumblr.com/image/165753842378

Проклятье: https://gvatya.tumblr.com/image/165753825578

====== Глава 14. Обещание ======

Слово «нет» по-прежнему остается самым надежным

противозачаточным средством.

(Петан Жарко)

Серый упорно таскался за молодой невестой уже третий месяц. Скоро уж и Сезон кончался, а она до сих пор не соглашалась принять его ухаживания. Как он только не пытался ее к себе расположить: и подарки дарил, и комплименты делал, а, когда совсем уж отчаялся, пару раз припугнул и даже попытался взять силой. Бестолку. Стоило ему догнать ее и облапить, как самка выворачивалась и стремительно исчезала из виду. Иногда он не видел ее целыми сутками и тогда задавался вопросом, а ради чего он вообще ее у себя держит?

Самец засматривался на дочек Желанной уже давно, но даже с его рангом шанс заполучить одну из них в жены оставался ничтожным. Тридцать ее сестер украшали гаремы самых знатных воинов, среди которых были Вожаки и Старейшины, Серый же, хоть и являлся правой рукой лидера своего клана, был персоной менее важной. Ему бы оставалось лишь ходить да облизываться, но вмешался случай.

Греза, достигнувшая сорокалетнего возраста и оказавшаяся на выданье, была обещана Великому Скале. Он должен был забрать ее к себе с началом Сезона, но погряз в политических делах и не поспел к сроку. Желанная, не напрасно слывшая весьма своенравной особой, и слышать не захотела об уважительных причинах. Самец, да, будь он хоть трижды Старейшина, осмелился поставить какие-то свои дела выше, чем ее наследницу! Просто возмутительно!

Оскорбившись, она расторгла помолвку дочери. Ей бы на этом остановиться и успокоиться, так нет же, Великой Матери показалось мало… Она не придумала ничего лучше, чем нанести визит в гарем Скалы и взбаламутить все тамошнее женское население. Пользуясь своим непререкаемым авторитетом, Желанная смогла настроить молодых самок против их самца, внушив дурочкам, что он слишком пренебрегает ими, и посеяв в гареме смуту. На беду, среди жен Скалы не оказалось ни одной дамы в более-менее солидном возрасте, способной с высоты своего жизненного опыта разглядеть подвох и пресечь брожение умов. Водился за Старейшиной один грешок — слабость к молоденьким самкам. Он выбирал лучших из них и в желаниях своих не знал меры, приводя за Сезон, иной раз, до десятка новых дев. С теми же из жен, чей репродуктивный возраст достигал середины, он переставал спариваться, вынуждая их, в итоге, покидать гарем и искать нового счастья. Нельзя сказать, что он делал это специально, просто у занятого юными партнершами самца не оставалось времени и сил на старших самок, а как-то чередовать свое внимание он, очевидно, нужным не считал, оставаясь верным своим странным приоритетам. Вот таким нелепым образом мудрейший из политиков не обеспечил себе надежный тыл в собственном семействе. В конечном итоге, это вышло ему боком…

С опозданием, но, все же, прибыв в свой гарем, Скала не досчитался доброй половины самок, плюнувших на ранг и ушедших к более обязательным самцам. Оставшиеся жены также верностью не отличались, просто держались за свой статус. Пока Старейшина решал проблемы Верховного Совета, они без зазрения совести строили глазки другим воинам, а некоторые из них даже этим не ограничивались. Так что, стоило Скале появиться на своей территории, его гарем тут же осадили многочисленные претенденты. Сколь бы доблестным воином он не являлся, ему было не выстоять против всех, они банально задавили его числом…

Что касается Грезы, то ее успел перехватить Серый, вовремя отследивший ситуацию и умело расположивший к себе Желанную. По факту он ее просто подкупил, пообещав, что с ним ее дочь никогда ни в чем не будет нуждаться. Впрочем, тут он не врал, и Желанная была прекрасно осведомлена о том, что гарем Серого — один из самых богатых в округе.

Чувства самой Грезы, похоже, не волновали в сложившейся ситуации никого: ни Скалу, ни Серого, ни тем более ее мать. С детства самку готовили к тому, что она займет достойное место в гареме кого-то из уважаемых лидеров. Не сказать, чтобы эта перспектива особо Грезу радовала, но иной не наблюдалось, потому самка принимала ее как должное. Тем не менее, когда она узнала, что ее будущий союз со Скалой отменен, то втайне вздохнула с облегчением. Греза не понимала самок, западающих на старых высокостатусных самцов. Она могла уважать последних, могла некоторыми из них восхищаться, но стать партнершей одного из них… Нет, увольте. Многие самки ее возраста как-то справлялись с подобным, но лично ей становилось просто дурно от мысли, что ее подомнет под себя и будет ежедневно сношать чудище в три центнера весом.

Скале она, конечно, от души сочувствовала и поведение матери не оправдывала, но все же была благодарна судьбе за дарованный шанс выйти за какого-нибудь более молодого лидера. Только вместо начинающего Вожака ей опять подсунули очередного пожилого ловеласа… Серый тоже ох как любил юных самочек. Греза попыталась переубедить Желанную в ее решении, но мать была непреклонна. Надо, сказала она. Ну, надо, так надо, смирилась Греза…

Откровенно говоря, она вообще пока не чувствовала себя готовой к семейной жизни и рождению потомства. Грезе нравилось учиться, охотиться, познавать мир. У нее оставалось еще множество хулиганских детских замашек. Будь ее воля, она бы вообще ближайшие несколько лет ни о каких самцах не думала. Но положение обязывало.

Оказавшись во владениях Серого, она честно попыталась ответить ему взаимностью, тем более, что к самкам этот воин, не смотря на свой в целом достаточно жесткий характер, оказался весьма добр и терпелив, но пересилить себя так и не смогла. Кроме того, ей крайне неуютно жилось среди других его спутниц, которые, с одной стороны, завидовали тому вниманию, которое их самец оказывал новенькой, с другой пытались набиться ей в подружки, демонстрируя при этом столь явную неискренность, что становилось противно. Лишь самые старшие самки относились к Грезе более-менее адекватно, но все общение с ними обычно сводилось к разговорам просветительского характера на тему «Как правильно удовлетворить самца». Впрочем, от матриархов Греза действительно узнала много чего интересного, однако применять все это на практике по отношению к Серому желания так и не возникло…

И вдруг она повстречала Сумрака. Случайно и при самых глупых обстоятельствах… Эта встреча никак не должна была перерасти во что-то серьезное. Сумрак поначалу не просто Грезе не понравился, он ее взбесил! Слишком нагло он повел себя для своего возраста и статуса. Она, разумеется, поставила его на место и приготовилась обо всем забыть, как вдруг… Он внезапно возник перед ее глазами вместе со своей смазливой ухмыляющейся физиономией, расслабленной и плавной манерой движения, напускной небрежностью и нехарактерной для рядового воина изысканностью речей, и его образ уже более не покидал юную самку. В ее душе что-то перевернулось. Греза ходила сама не своя, чувствуя, как где-то глубоко внутри нее наконец пробуждается желание. Запретное и сладкое…

Сперва она настойчиво гнала от себя эти мысли. Сумрак, не смотря на всю свою нестандартность и притягательность, отнюдь не годился ей в партнеры. Он был простым охотником без регалий и значимых заслуг, чуть менее, чем полностью зависимым от клана. У них не могло быть никакого совместного будущего, и тем опаснее было совершить с этим самцом какую-либо ошибку в настоящем… Но Греза ничего не могла с собой поделать. И, как ни странно, наиболее возбуждал ее тот факт, что Сумрак покорно признавал их статусное неравенство, не позволяя себе никаких явных знаков внимания по отношению к ней.

На что она надеялась, раз за разом приходя к нему? И на что надеялся он, позволяя ей приходить? Наверное, оба не смогли бы ответить с полной уверенностью… Между ними складывались весьма странные отношения. Доверительные и простые, они походили бы на дружеские, но всю картину ломал их явный эротический подтекст. Невооруженным глазом было видно, как Сумрака влечет к Грезе, она же, в свою очередь, даже не пыталась скрыть своих провокаций. Тем не менее, оба держались в дозволенных рамках, словно находя какое-то необъяснимое мазохистское удовольствие в этом мучительном взаимоискушении.

И вновь Греза сбежала от домогательств Серого, направляясь в тихую лощину, избранную Сумраком в качестве временного пристанища. Ей хотелось скорее увидеть самца, поговорить с ним, ощутить его рядом… Чтобы потом, дождавшись вечера, прокрутить в голове все подробности их минувшей встречи и придумать ей альтернативный итог. Интересно, а фантазировал ли на предмет их возможной близости сам Сумрак? И, если да, то насколько их фантазии совпадали?

В этот раз Греза застала его на обрывистом речном берегу. Самец расположился на корточках на самом краю, пребывая в состоянии глубокой задумчивости, и время от времени кидал камешки в воду. Его спина была покрыта запекшимися кровоподтеками, тянущимися от поверхностной, но длинной раны ниже лопаток.

— На кого нарвался? — поинтересовалась самка, подходя и без разрешения осматривая порез. От ее неожиданного прикосновения воина пробрала дрожь.

— Просто товарищеский бой… — ответил он, не оборачиваясь.

— Ой, так у тебя и здесь еще, — Греза вовсе уж бесцеремонно схватила его за плечо, — и на ноге! Да сколько ж можно? Ты же весь, весь шрамах, с головы до ног!

Сумрак наконец обратил к ней свой взгляд.

— А я думал, самкам нравятся шрамы, — усмехнулся он.

— Нет, ну не когда же они друг на друга накладываться начинают!

— У меня были весьма насыщенные ученические годы, — уклончиво пояснил самец.

— Обработать надо, — вернулась Греза к первоначальной теме, — а то грязь попадет.

— Потом, — Сумрак уставился в землю.

— Когда потом-то? Потом я уйду, а без меня ты не достанешь.

Самец снисходительно покачал головой. Конечно, куда ему без помощи этой самонадеянной самки. Того и гляди пропадет без нее.

— Просто посиди со мной немного… Пожалуйста, — проговорил он, осмеливаясь взять руку самки и потянуть ее к себе.

Греза хмыкнула и уселась рядом, свесив с обрыва ноги.

— Ты что кислый такой? — поинтересовалась она.

— Так... Думаю…

Греза вздохнула и тоже устремила свой взгляд на лениво несущую свои воды прозрачную реку. На другом берегу расстилался душистый луг, а чуть дальше шумел лес. Красивые все-таки здесь были места, к тому же, очень спокойные… Можно было сидеть вот так часами напролет и созерцать безмятежное шевеление окружающей природы. Греза так и поступала прежде, когда бывала здесь одна.

Но сегодня что-то было не так. В воздухе висело необъяснимое напряжение, от которого не могли оградить ни ласковый плеск воды, ни теплые солнечные лучи, ни умиротворяющий пейзаж. И исходило это напряжение от самца. Ошибочно связав состояние Сумрака с недавним поединком, Греза решила попробовать как-то отвлечь своего приятеля, ибо сидеть дальше с ним таким смурным просто не было никаких сил…

— Так, хватит страдать! Пошли, — решительно проговорила она, поднимаясь и направляясь в сторону ближней чащи. — Сходим до твоего челнока и приведем в порядок твои раны, а потом я бы немного прогулялась, если ты не против. Можем даже опять поохотиться вместе, мне в прошлый раз понравилось. Или…

— Греза… — вдруг прервал ее Сумрак.

— Что? — насторожилась самка, возвращаясь к нему.

Воин медленно встал, опираясь на копье.

— Я улетаю. Это наша последняя встреча.

Его слова прозвучали для самки как гром среди ясного неба. Улетает? Последняя? Они больше не увидятся? Греза не поверила своим ушам. Потрясенная, она несколько секунд просто стояла и тупо пялилась на собеседника, а затем внезапно отвернулась и молча отошла к краю обрыва.

— Я… буду скучать, — тихо добавил самец, так и не дождавшись какой-либо словесной реакции. Греза опять промолчала.

Тогда воин отбросил копье и приблизился к ней. Он хотел что-то еще сказать, даже рот открыл, но почему-то не смог большевымолвить и слова. Руки сами потянулись к тонкому, манящему стану. Мгновение, и Сумрак уже стоял, прильнув к самке сзади и крепко сжимая ее в объятиях. Он мог жестоко поплатиться за подобную вольность… Но Греза даже не шелохнулась. Она знала, что не должна позволять самцу такого, но не могла себя заставить его остановить.

Всей спиной она почувствовала его сильное напряженное тело. Густо запахло мускусом. Дыхание самца, бывшее поначалу глубоким и ровным, стало сбиваться, порывистой жаркой волной обдавая ее плечи. Его руки дрогнули… Грубые мозолистые ладони разомкнулись и медленно заскользили по животу Грезы. Погрузившись в мягкую короткую гриву, Сумрак нежно, самыми кончиками жвал начал перебирать по шее и затылку самки, спускаясь на спину, ведя вдоль позвоночника и снова возвращаясь в своих ласках к хрупким плечам и ключицам. Постепенно его действия становились все резче и уверенней. Руки охотника принялись жадно и исступленно хватать прекрасные изгибы юного девичьего тела, забираясь под легкую ткань одеяния и комкая ее. Греза ощутила, как в ее крестец упирается с каждой секундой все больше восстающая пылающая плоть, и от этого возбуждающего касания у нее между ног тоже стало нестерпимо горячо.

Как же он хотел ее! Как жаждал!

Уже привыкнув к порядочности и деликатности Сумрака, Греза в данный момент с удивлением и не без удовольствия наблюдала его с совершенно другой стороны. Он стремительно терял голову от страсти, лишающей молодого воина рассудка и заставляющей его отступить от принципов. Сумрак все-таки в последний момент поддался всемогущему инстинкту, делая столь рискованный первый шаг. Шаг, которого самка втайне уже давно от него ждала, не решаясь самой себе в этом признаться…

Движения его рук превратились из настойчивых в распутные, уходя вниз, вниз, дальше вниз… Сумрак был удивительно аккуратен с когтями, не допуская ни единой царапины, даже когда остро проводил ими по чешуе, дразня, вызывая нечто среднее между болью и щекоткой. Одна его рука соскользнула к узкому, уже сочащемуся входу и начала плавные поглаживания. Своим коленом самец без применения силы, но уверенно развел ноги самки шире, дабы не поранить ее чувствительную кожу и легко, едва проникая, принялся водить подушечками пальцев вдоль клоакальной щели, как бы невзначай задевая едва выставляющийся маленький бугорок. Дыхание становилось все глубже и чаще. Его дыхание, ее дыхание… Почти в унисон, перебиваясь первыми тихими стонами и сдавленным рычанием. Еще…

«Еще! Сумрак, прошу, не останавливайся, не прекращай эту сладкую пытку! Пусть она длится вечно… Сожми крепче, не отпускай! Держи, когда я начну вырываться, и продолжай ласкать насильно. Не давай свести вместе бедер, не позволяй себе мешать, не отпускай! Не отпускай…»

Она имела право огрызнуться и ударить его, вцепится в лицо, расцарапать, а потом убежать и позвать своего могучего покровителя, который бы и мокрого места от обнаглевшего юнца не оставил. Он знал это и боялся, но этот страх не мог пересилить желания обладать ею.

Она также могла поддаться на его ласки, и тогда, после всего произошедшего, он стал бы чувствовать себя последним негодяем. Он знал это и боялся, но его вожделение оказывалось сильнее моральных принципов…

Греза сама подвела его к краю, сбила с пути, спровоцировала. Боги, как сложно его оказалось спровоцировать! Но ей удалось. Давай же, воин, бери теперь свое, бери жестко и ненасытно, хватит держать в узде свою звериную суть!

Самка резко прогнулась, вжимаясь крепкими ягодицами в его и без того уже напряженный пах, и призывно зарокотала. Сумрак затрясся всем телом, судорожно глотнул воздух пересохшей пастью… И вдруг отступил.

Греза медленно повернулась к нему, в недоумении встретив взгляд желто-карих глаз. Вместо ожидаемой похоти, вместо сжирающей сознание страсти, она увидела в них страшную муку, отчаяние, боль…

— Прости… Нельзя… Прости меня.

Тяжело дыша, Сумрак отшатнулся в сторону и отвел взгляд.

— Я улечу завтра, — произнес он с трудом. — Пожалуйста, не приходи. Дай мне собраться спокойно.

Греза тоже отступила и потупилась. Рассеянно поправив измятое самцом одеяние, она наконец заставила себя вымолвить:

— Как же я без тебя…

Сумрак поднял на нее взгляд, а в следующую секунду быстро и решительно приблизился вновь, забрав руки самки в свои.

— Жди меня через год, — уже твердым и спокойным голосом сказал он. — Я прибуду к началу Сезона. Я заберу тебя у него.

— Он тебя убьет! — меняясь в лице воскликнула самка.

— Путь попробует, — оскалился самец.

Греза издала тихий и жалобный хнычущий звук и потянулась к нему. Сумрак чуть слышно урча склонился и приник своим лбом к ее лбу в знак сокровенной духовной близости, объединяющей два любящих сердца. И так они надолго замерли, стоя голова к голове, закрыв глаза и сплетя руки, слушая дыхание друг друга.

Комментарий к Глава 14. Обещание Навеяло: «Deep Forest» – «Yuki song»

Вообще, это должна была быть последняя глава… По плану, когда еще не был даже дописан «Нашатырь», а этот текст и вовсе представлял собой разрозненные куски. Но, узнав Сумрака и Грезу ближе, я поняла, что это не конец. Не должно так было кончиться. Посему читаем дальше…

Я еще не закончила картинку, но хочу показать набросок, так как наброски, зачастую, бывают гораздо красноречивее законченных работ... https://gvatya.tumblr.com/image/165824947128

И еще есть новый подарочек от SoulD в виде портрета Пустоши) Взгляд получился – ну прямо в точку) Спасибо, дорогая SoulD! https://gvatya.tumblr.com/image/165824955253

====== Глава 15. Женская логика и ее последствия ======

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,

Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою — как никто другой.

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я закину ключи и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,

Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

Но пока тебе не скрещу на груди персты —

О проклятие! — у тебя остаешься — ты:

Два крыла твои, нацеленные в эфир, —

Оттого что мир — твоя колыбель, и могила — мир!

(Марина Цветаева)

Вечерело. На светлые луга опускался туман. Тянуло легкой прохладой. Из высокого травостоя раздавались поздние рулады певчих беспозвоночных, но в лесу, граничащем с лощиной, было тихо. Утих ветер, утихла листва, утихли пернатые твари в кронах. Лес замер, усыпив до рассвета дневных созданий и не успев еще пробудить ночных.

Сумрак стоял возле своего челнока, мысленно прощаясь с этим уютным гостеприимным местом, с солнечными отмелями, с долиной источников… С несносными сестрами, сделавшими его мужчиной… С Грезой, забравшей его сердце.

Они долго не могли расстаться вчера. Уже почти затемно Сумрак с трудом спровадил самку. Греза словно бы до последнего ждала, что он передумает улетать, хотя, конечно, и понимала тщетность своих надежд. Совсем скоро всем самцам предстояло покинуть планету. Насеяв потомков, они были готовы с чувством выполненного долга вернуться к ратным делам. Им было не положено задерживаться.

Свою последнюю одинокую ночь Сумрак провел в недостойном, но необходимом забытьи, найдя в лесу и сжевав горькую сонную траву. Уснуть самостоятельно он бы точно не смог, а перед отлетом следовало хоть немного отдохнуть.

Днем он не спеша подготовил свой транспорт к скорому запуску, а так же в сотый раз почистил доспехи. Сходил к реке и как следует помылся, заодно перестирав всю пропахшую самками и его собственным мускусом одежду. Потом отловил мелкого ящера и заставил себя поесть. Вылет пришлось отложить до вечера, когда остатки принятого накануне растительного снотворного уже точно должны были вывестись из организма.

Теперь же он стоял возле раскрытого челнока, уже находясь при полном обмундировании, и отсчитывал последние минуты своего пребывания на этой планете. Наконец, тихо вздохнув, Сумрак повернулся, машинально стряхнул рукой несколько сухих листьев со стекла кабины и проворно запрыгнул на высокую подножку. Дверь плавно сдвинулась за его спиной, с шипением активировав запирающие механизмы. Воин расположился в кресле, пристегнулся и пододвинулся к передней консоли. Все. Пора…

Сумрак уже запускал двигатели, когда внезапно увидел движущуюся между деревьев и отчаянно машущую руками знакомую фигурку.

Что за черт… Неужели, она?.. Точно, она…

Поневоле пришлось вновь глушить моторы. Греза, ну зачем, зачем ты это сделала…

Ругнувшись про себя, он повыключал приборы и резко оттолкнулся от консоли вместе с креслом. Разгерметизировав дверь, Сумрак открыл ее и высунулся из проема. Греза уже в нетерпении топталась внизу.

— Я боялась не успеть. Или, что ты не захочешь меня видеть… Или… Не знаю… — она на мгновение замолкла, переводя дыхание, а потом резко выпалила: — Тебе точно обязательно улетать сегодня?

Ох уж эта самка… Все-то в ее понимании было так просто: захотел — прилетел, захотел — улетел. Никакого понятия о дисциплине.

Самец наклонился и протянул ей руки, поднимая на борт. Потом снял маску и раздраженно швырнул ее на консоль. Его укоризненный взгляд устремился на Грезу, требуя немедленных объяснений.

— И как это понимать? — строго спросил Сумрак, скрестив руки на груди в ожидании того, как же самка будет сейчас оправдываться.

— Очень просто, — без тени смущения, если не сказать, с гордостью в голосе, ответила Греза. — Я послала Серого подальше и ушла из гарема. Вот прямо только что. Он ни разу не коснулся меня за весь Сезон…

Надо было видеть лицо Сумрака, когда он это услышал… У него в буквальном смысле отвисли мандибулы, и вылезли из орбит глаза. На секунду самец лишился дара речи. Затем, опомнившись, грубо схватил Грезу за плечи и хорошенько встряхнул.

— Ты какого хрена это сделала?! — взревел он.

— Я поняла, что не хочу принадлежать ему более ни минуты, — тихо проговорила обескураженная самка. — Я хочу быть лишь твоей…

Сумрак бессильно завыл и, выпустив Грезу, взялся за голову.

— Ты вообще нормальная??? — задыхаясь, зашипел он. — Ты потеряла все! Понимаешь, ВСЕ!!!

— Так тебя привлекал лишь мой статус? — неверяще прошептала она, начиная медленно пятиться назад.

Сумрак замер в растерянности. Ровно на мгновение. Мгновением позже ему пришлось бросится вперед и схватить оказавшуюся на самом краю подножки и едва не выпавшую из челнока самку. Успев поймать Грезу в последний момент, он крепко прижал ее к себе. Не размыкая объятий, он горько вымолвил:

— Ты сама знаешь, что это не так… Но, если бы ты не торопилась, у тебя был бы целый год на размышления… Ты жила бы под защитой гарема…

— Разве, твой гарем будет для меня худшей защитой? — возразила Греза, пытаясь отстраниться и заглянуть в глаза самца. Он не позволил ей, удержав самку рукой за основание шеи и как можно выше запрокинув свою голову. Она не должна была видеть, как Сумрак сжимает зубы, чтобы не взвыть от досады.

Что же Греза такое натворила… Она даже не удосужилась предварительно узнать, постоянный у Сумрака был гарем или всего на Сезон. У нее не шевельнулось ни единого сомнения насчет того, почему транспорт Сумрака стоит в лесу, а не на территории самок… Она могла хотя бы задуматься над тем, а не унизит ли ее поступок самого самца, лишенного теперь возможности честно ее завоевать! Да, что там, она могла просто-напросто опоздать к вылету! И вот теперь… Что делать? Признаться ей во всем? Исключено… Это просто ее убьет. Значит, придется импровизировать…

— Мои подруги очень агрессивны, ты видела… — предупредил он.

— Поверь, я тоже не лыком шита, — фыркнула Греза, устраивая голову на его плече.

Теперь-то он верил…

Не выпуская возлюбленной, Сумрак заблокировал дверной проем, чтобы не сквозило снаружи, и со смешанным чувством тревоги и счастья уткнулся жвалами в макушку самки. Что ж, вылет отменялся…

— Я хочу продолжить то, что мы начали вчера, — раздалось в наступившей внезапно тишине. Сумрак всем телом напрягся. Этого не могло происходить на самом деле… Ему, верно, снился очередной сладкий сон. Может, просто трава еще не отпустила… Греза пришла и захотела ему отдаться… Сама… И как, скажите, он мог ей противится? Да еще после того, как терпел пятые сутки…

Самец не стал отвечать. Что толку было от слов… Он склонил голову, задержавшись на некоторое время на уровне Грезиной шеи, и с наслаждением вдохнул пьянящий аромат. Потом, расположив ладони чуть выше талии самки, ненадолго отнял ее от себя, чтобы увидеть ее лицо. Ее широко раскрытые глаза блеснули в полумраке…

Грезу била легкая дрожь. Самец испугал ее своей агрессивной реакцией. Еще и его полное боевое облачение добавляло немалую долю угрожающих красок. Непривычно было видеть его таким — суровым, холодным, отчужденным. Сумрак ли был перед ней вообще?..

Но, стоило ему немного успокоиться, как улеглись и исходящие от него волны ярости. Самец умел быстро отходить от потрясений. И вот уже очи влюбленного воина словно бы подернулись поволокой, устремляясь на Грезу с удивительной нежностью. Неожиданно смутившись, самка ушла от его взгляда и вновь уткнулась в часто вздымающуюся под пластинами брони грудь. Одна ее рука направилась вверх, очерчивая рельеф мускулов и обвивая шею Сумрака, а подушечками пальцев второй Греза робко провела по его торсу, закончив это несмелое и оттого еще более возбуждающее движение прикосновением коготков к средней линии полуобнаженного живота. Самец негромко зарокотал и с плавным нажимом опустил одну ладонь на поясницу самки, другую же переместил ей на затылок. Греза запрокинула голову, упираясь в твердо поддерживающую ее руку и теперь уже уверенно и страстно взглянула в янтарные глаза любимого.

Сумрак медленно поддел ее ниспадающее с плеч одеяние, и оно соскользнуло до середины стройного тела. Самец наклонился сильнее и как можно аккуратнее пустил в ход жвала, едва дотрагиваясь до тонкой кожи юной самочки, лаская ее шею и грудь, перебирая по обхватившим теперь его голову и утонувшим в гриве рукам. Одеяние самки незаметно съехало вниз.

Настал черед Грезы. Она старательно попыталась нащупать крепления верхнего доспеха, однако не преуспела.

— Как это снимается? — в тишине раздался ее неловкий смешок.

Самец опять не ответил, просто осторожно взял ее кисть и переместил на нужное место. Греза выщелкнула фиксаторы и в ожидании обратила взгляд на партнера. Тогда, продолжая тем же образом направлять ее руки, Сумрак начал помогать самке разоблачать себя. С глухим стуком на пол падали элементы брони и обмундирования. Нагрудник, испаритель, блок управления, наплечники, наручи… Вместе они отстегнули тяжелые пластины с его бедер. Плотно облегающие поножи Сумрак снял сам. Снова забрав ладони самки в свои, он подвел их к поясу и возложил на застежку, показывая, куда нужно нажать, чтобы снять остаток брони. Наконец на воине осталась лишь сеть да обернутая вокруг бедер ткань. Уже без особых колебаний Греза проникла под его набедренную повязку, вызвав первый невольный стон. Спустя мгновение ткань отправилась вслед за доспехами.

Сумрак отступил на шаг и опустился в кресло пилота, осторожно взяв Грезу за самые кончики пальцев и слегка потянув на себя. Самка легко поддалась, усаживаясь поверх его бедер и обвивая руками шею своего самца. Теплый и влажный вход в ее лоно как бы невзначай коснулся его приоткрывшейся клоакальной щели, откуда тут же начала выдвигаться, наливаясь кровью, головка полового члена. Самка тихо ахнула и поспешно сдвинулась назад, но Сумрак подхватил ее за спину, останавливая и притягивая вновь со словами:

— Не надо бояться. Он совсем не страшный. Он тебе понравится, — чтобы расслабить партнершу, самец позволил себе добавить немного шутливой интонации.

Продолжая одной рукой поддерживать спину самки, Сумрак опустил вторую руку под сидение и нажал на рычажок, опускающий спинку кресла. Полулежа, он обнял Грезу уже обеими руками и привлек к себе.

И тут она почувствовала его. Нечто горячее, плотное, сочащееся вошло в ее клоаку и уперлось, пульсируя, в сжавшееся в последний момент отверстие. Сумрак надавил сильнее, но, ощутив препятствие, остановился. Горло и грудь самца часто завибрировали в низком успокаивающем звуке. Он нежно ткнулся в шею партнерши и принялся покалывать ее кончиками жвал, переходя то на плечи, то на виски.

— Укуси меня, — шепнул он.

Греза несмело приблизилась к его левому плечу, носящему обширный след от ожога, и осторожно захватила изрубцованную кожу, обильно залитую выделениями шейных желез. Запах самца мгновенно наполнил ее носовые камеры и заставил странным образом обмякнуть, действуя подобно наркотику.

— Сильнее, — попросил Сумрак, уводя голову вверх и в сторону.

Самка напрягла жвала и почувствовала, как они с тихим хрустом проламывают чешую. Самец еле слышно застонал. Греза двинулась вперед и, забыв о страхе, впилась в его плечо всеми остальными зубами. В этот момент затвердевший пенис вновь пришел в движение, начав медленно раздвигать края чуть расслабившейся вульвы и проникать внутрь, минуя узкий, еще пока сопротивляющийся вход. Наконец, с некоторым усилием он проскользнул глубже и после этого стремительно вошел на всю длину. Греза вздрогнула от легкой боли, сразу же отступившей под действием быстро распространяющейся по всему телу волны необъяснимого блаженства. Затем она почувствовала, как член самца начинает равномерно давить изнутри, быстро увеличиваясь в размерах. Орган достигал полной силы лишь в половых путях самки, распирая податливые стенки семяприемника и надежно связывая предающуюся любви пару.

Ощутив непривычную тесноту юного лона, никогда не знавшего других самцов, Сумрак испытал нечто совершенно непередаваемое. Оно сжимало его естество с такой жадностью и силой, что, казалось, в нем невозможно будет двинуться. Пульсируя, лоно охватывало член все плотнее, вызывая ощущение растущей, до боли усиливающейся вибрирующей тяжести. Между партнерами как будто бы побежал неконтролируемый электроток…

Не в силах более терпеть эту сладостную муку, Сумрак изогнул поясницу в первой глубокой фрикции, одновременно выпуская порцию семенной жидкости. От его экстатического рычания дрогнул весь корпус челнока, на борту которого подобное явно творилось впервые. Греза протяжно вторила его крику на более высокой ноте, чувствуя, как напрягается пронзающий ее стержень, и тягучее тепло разливается у нее внутри.

Совокупление перешло во вторую фазу, и пенис начал ритмично сокращаться, до отказа наполняя жаждущий семяприемник. Помогая процессу, самец совершал плавные толчки, придерживая оседлавшую его самку за поясницу. Чувствуя, что ему в таком положении не очень удобно, Греза тоже начала двигаться, не замечая, как постепенно теряет над собой контроль…

…Придя в неистовство, она, надрывно рокоча, сдирала с самца сеть, мешающую прикасаться к его торсу и гладить его кожу. Нет, самки определенно были все одинаковы в своем стремлении заполучить желаемое. Как бы благопристойно они не выглядели поначалу, стоило начаться соитию, как все их кокетство и показная недоступность улетучивались, уступая место звериной ненасытности. Обнажив грудь Сумрака, Греза впилась в нее всеми когтями и уже сама начала овладевать самцом настолько безудержно и яростно, что ему не оставалось ничего другого, кроме как покорно сдаться на ее милость. Так вот ты какая на самом деле, дочь Желанной…

Наконец, не сдерживая криков, Греза резко прогнулась и снова оказалась в объятиях оргазмирующего самца, вызывая его ответный утробный вой чередой сильных мышечных сокращений, сигнализирующих о финальной стадии акта. Сцепившись и сжав друг друга что есть силы, партнеры совершили последнее встречное движение и замерли, погрузившись в любовную негу.

Обмякший орган Сумрака легко выскользнул из тела самки и медленно вошел в складку, утягивая за собой нить из блестящей слизи. Самец в блаженстве прикрыл глаза.

— Как же… хорошо… — вырвалось из его пасти вместе с судорожным выдохом.

Греза, бессильно возлежащая на его тяжело ходящей груди, лишь что-то нечленораздельно промычала в ответ. Некоторое время пара оставалась совершенно неподвижной. Наконец, немного оправившись от сокрушительного шквала полученных ощущений, самка подняла голову.

— Признайся, ты хотел меня все это время? — хитро поинтересовалась она, заглядывая в лицо Сумрака.

Эти ее слова мигом активизировали успокоившегося было самца. Его глаза широко распахнулись, вперившись в Грезу горящим хищным взглядом. Вместо ответа Сумрак вдруг крепко ухватил самку и быстро перевернулся, проворно укладывая ее на спину и наваливаясь сверху.

— О, хотел — не то слово! — эмоционально рявкнул самец, в накатившем порыве страсти тряхнув своей густой гривой. — Теперь-то я могу рассказать тебе все подробно. Про каждый отдельный случай. Так что готовься внимать!

«Какое все-таки удачное кресло», — одновременно не к месту промелькнуло в его голове, но мысли сразу же вернулись в прежнее русло, сосредотачиваясь на удовлетворении их с Грезой совместных желаний и потребностей.

Так она хочет признания… Что ж, начнем по порядку…

— Об этом я думал, когда мы столкнулись на охоте, — прорычал Сумрак, вторгаясь в тело самки жестко и без предупреждения. Греза панически забилась под тяжестью самца, испытывая уже совсем иную гамму чувств. От него неожиданно вновь повеяло агрессией. В беспомощности самка пронзительно закричала, но мощные жвала сомкнулись на ее горле, заставив замолчать. Сумрак неторопливо развел вцепившиеся в его спину руки и прижал их по обе стороны от Грезиной головы, отпуская шею самки и начиная глубокие поступательные движения. Овладевая партнершей, он неотрывно смотрел в ее глаза, выражение в которых постепенно и ожидаемо начало меняться с испуганного на развратное. Когда Греза начала постанывать и обхватила его ногами, Сумрак ускорил темп, приводя себя и свою самку к высшей точке наслаждения.

После недолгого отдыха самец поднялся и продолжил свой богато иллюстрированный рассказ:

— Так я желал сделать, когда застал тебя у реки, — сообщил он, поднимая самку, подхватывая ее под бедра и вынуждая скрестить ноги на его пояснице. Томно выдохнув, Греза прижалась к своему воину и обхватила его шею, ощущая беззащитно раскрытой промежностью возбуждающе сильные фрикции. И в третий раз самец начал с рычанием изливаться, держа самку на весу, а раздающиеся на его плече стоны беспрестанно услаждали его слух.

После они опять лежали обнявшись, и Сумрак нежно гладил самку по спине, пока новый приступ вожделения не заставил его поставить Грезу на локти и колени и взять сзади. При этом самец наклонился к самому ее уху и с жаром произнес:

— А вот этого ты едва избежала, когда решила поиграть со мной в догонялки!

Уже освоившееся с новыми ощущениями и привыкшее к размерам Сумрака лоно мягко приняло вновь напрягшийся член. Одной рукой властно ухватив самку за гриву, а другую положив ей на плечо, Сумрак довел партнершу до оргазма несколькими могучими толчками и сам обессиленно повалился сверху, чувствуя, как с последним спазмом из него сгустками выходит сперма. Уставший и удовлетворенный он слез с Грезы, опустился в кресло и подтянул разомлевшую самку, удобно укладывая ее на себе и давая передохнуть.

— Я признался, теперь твоя очередь, — проурчал охотник, вальяжно откинувшись на спинку и с интересом глядя на утомленную его стараниями возлюбленную. — Расскажи-ка, о чем ты тайно вожделела, когда столь страстно ласкала мое копье?

Греза нашла в себе силы хихикнуть и, состроив загадочное выражение, промолчала. Но ее рука при этом скользнула вниз, ловко нажимая у самца над лобком и заставляя переполненный кровью пенис легко выйти из складки. Видимо, кто-то тщательно готовился к Сезону, изучая анатомию противоположного пола… Радовало то, что она не полезла за ним когтями, как иной раз делали сестрички из долины…

Похоже, поступая так, Греза одновременно утоляла свое любопытство к строению мужского организма и выгадывала себе время на отдых. С непривычки сразу четыре половых акта подряд были для нее чрезмерной нагрузкой, хоть она и не сознавалась в этом, самец же явно настроился и дальше утолять свой сексуальный голод, не сообразив сразу, что нужно немного считаться с менее опытной партнершей.

Завладев пенисом, самка принялась его поглаживать, пользуясь облегчающим процесс значительным количеством накопившейся смазки. Пораженный самец наблюдал, с каким сладострастием она мнет и лакает рукой его орган, задаваясь единственным вопросом: что такое творится у этой юной развратницы в голове?

— Ты только давай без лишнего энтузиазма, — на всякий случай предупредил Сумрак, догадавшись о намерениях Грезы. Ему не особо хотелось зря проливать семя, но момент был упущен, при полной эрекции он бы уже не смог ввести пенис в столь узкое лоно без боли для себя и самки. Кроме того, он видел, как Грезе нравится забавляться с неожиданной игрушкой, посему Сумрак уступил и просто расслабился, позволяя самке бесстыдно манипулировать своим членом.

Эти игры быстро дали результат. Откликаясь на ласки орган восстал, достигнув максимального размера, и начал выбрасывать сперму. Греза словно завороженная взирала на это зрелище, продолжая двигать рукой вдоль крепкого, чуть изогнутого ствола и доводя рычащего и вцепившегося в подлокотники Сумрака до состояния, граничащего с безумием. Наконец последняя порция золотистой жидкости толкнулась наружу, заливая руку самки и живот самца. Сумрак с неожиданно тонким, почти женственным стоном выгнулся, после чего растекся в кресле, уже не в силах пошевелиться.

— Что ты такое со мной сделала… — слабым голосом проговорил он, приведя дорвавшуюся таким странным образом до доминирующей роли самку в неописуемый восторг.

— Но тебе ведь понравилось? — лукаво спросила она и разлеглась поверх самца.

— Да, только мы теперь к утру с тобой слипнемся… — вздохнул он, скосив глаза на нижнюю часть своего тела. — А к реке я сейчас ни за что не потащусь.

— Ну, слипнемся, так слипнемся, — философски ответила самка, устраиваясь на нем поудобнее.

Комментарий к Глава 15. Женская логика и ее последствия Навеяло: «Chaos Chaos» – «Do You Feel It».

Иллюстрация: https://gvatya.tumblr.com/image/165862581213

Короче, последнюю главу я поделила на две, ибо данная часть получилась слишком объемной. Ну, дорвались товарищи, че теперь...

====== Глава 16. Запоздалые сомнения ======

Комментарий к Глава 16. Запоздалые сомнения Дорогие мои, я знаю, что обещала уже рассказать про сестер и Торопливого, но у меня неожиданно вклинилась еще одна глава. Дело в том, что я сама сильно была удивлена поведением Сумрака в прошлой главе. Изначально замысливалось все не так… А он взял и как с цепи сорвался. Мне стало интересно, в чем причина. Понятно, что Греза его уже почти довела до истерики своими завуалированными заигрываниями, а под занавес и вовсе вон что вытворила… Но он так о ней мечтал… И вдруг отымел как последний подонок? И даже пусть ей и понравилось в итоге, все ж таки, она – не одна из сестер-развратниц, чтоб с ней так вот сразу жестко… И тем интереснее стало, какие же чувства посетили обоих на следующее утро… В поведении Нашатыря тоже захотелось разобраться. И, знаете, до меня наконец дошло, что с ним происходит. Это показалось мне весьма забавным. А тут еще и музычка соответственная подобралась: «Deep Forest» – «Wasis», из новенького. Мне под нее настолько яркая представилась картинка, что я не могла ею с вами не поделиться. Бредет Греза через лес, за ней по пятам Сумрак, она только от него отбрыкается, а он опять тут как тут… Картинка: https://gvatya.tumblr.com/image/165965517793 Читайте, короче)))

Купила благочестивая еврейская женщина попугая. Приходит

домой, снимает с клетки покрывало, а попугай и говорит:

- Здравствуйте! Меня зовут Сарочка. Я очень хочу трахаться!!!

Женщина упала в обморок. Когда пришла в себя, понесла попугая

к Раввину. Снимает покрывало. Попугай:

- Здравствуйте! Меня зовут Сарочка. Я очень хочу трахаться!!!

Раввин говорит:

- Ничего страшного. У меня есть друзья, у которых живет пара таких

попугаев, так они целый день богу молятся! Отнеси им Сарочку,

и она тоже выучит молитвы, глядя на них.

Приносят Сарочку к друзьям. Ставят клетку рядом с теми попугаями.

Снимают покрывало. Сарочка:

- Здравствуйте! Меня зовут Сарочка. Я очень хочу трахаться!!!

В соседней клетке два попугая самца. Один другому и говорит:

- Ну наконец-то бог услышал наши молитвы!

(Народное творчество)

Утро неторопливо вступало в свои права. Лес вокруг пробуждался, наполняясь шелестом, шорохами и многоголосьем своих неугомонных обитателей. Первые лучи солнца позолотили деревья и коснулись земли, заодно осветив стоящий на поляне, чуть накренившийся после неудавшегося старта, потертый суборбитальный челнок. Через широкое смотровое стекло можно было различить странную картину: развалившийся в кресле нагой пилот, пригревшаяся на его груди такая же обнаженная самка и непочтительно раскиданное по всей кабине оружие вперемежку с разрозненными элементами доспехов. Все это отдавало весьма дурным тоном, если не сказать хуже…

Греза приоткрыла глаза и первым, что она увидела, было чешуйчатое плечо самца, расположенное в нескольких сантиметрах от ее жвал. Отходя ото сна, самка некоторое время сосредоточенно изучала его, оставаясь неподвижной и лишь перескакивая взором от щитка к щитку. Ее слегка покачивало вверх-вниз от размеренного дыхания партнера. В памяти постепенно проявлялись неоднозначные события минувшей ночи.

Итак, свершилось… Она и самец… Именно тот самец, который так давно не давал ей покоя… И теперь уже ничего не изменить. Хотя, а зачем менять? Не о том ли она мечтала? Не она ли сама так старательно соблазняла этого самца? Все так…

И тем не менее Грезу начало одолевать некое смутное тревожное чувство. Ощущение… Ошибки? Разочарования? Нет, не то… Сомнения? Да, пожалуй. Сомнения, насчет того, верно ли она поступила, позволив эмоциям и сезонным желаниям руководить собой в принятии самого важного решения в жизни…

Почувствовав на себе внимательный взгляд, самка отвлеклась ненадолго от дурных мыслей и наконец подняла голову. Сумрак не спал и, по-видимому, уже давно. Он смотрел на нее пристально, не отрывая глаз, и выражение его было каким-то невнятным, застывшим. Не то обеспокоенным, не то просто задумчивым. Вчера он смотрел иначе – сперва с безмерным обожанием, затем с безумной страстью… Неужели, тоже в чем-то сомневается теперь?..

Обе его руки покоились на худой спине самки – так же, как и несколько часов назад, когда Греза уснула в его объятиях. Спина, кстати, побаливала, и все мышцы нижних конечностей тоже. Между ног противно токало. Как ни крути, Греза ожидала, что он будет с ней поаккуратнее. Хотя… Самец и есть самец, что с него взять.

Заметив, что самка проснулась, Сумрак мерно заурчал и потянулся к ней жвалами, словно стряхивая с себя некое оцепенение. Странное выражение исчезло с его лица, сменившись на просто доброжелательное.

- Ты в порядке? – немного смущенно спросил он.

- Ну, думаю, ходить смогу, хоть и в ближайшее время с трудом, – призналась Греза, опершись на самца локтем и слабо пошевелившись.

- Ты меня слишком долго мучила…

- То есть, это у тебя месть такая? – Греза с подозрением попыталась отстраниться, но Сумрак ее не пустил.

- Ты хотела этого сама, разве, нет?

- Хотела, но… – Греза заколебалась, потом внезапно вспылила, стукнув самца кулаком в грудь: – Да чтоб тебя, Сумрак!..

Самка отвела глаза. Повисло долгое молчание. Первым его прервал самец:

- Греза… Скажи… Ты жалеешь?

Она вновь поглядела на него. Сумрак был серьезен.

- О чем? – фыркнула самка. – О том, что Серый не раздробил мне кости таза?

- Ты знаешь, что я имею в виду… – не дал уйти ей от ответа самец.

- Нет, не жалею, – она мотнула головой, хотя, как-то маловато в ее голосе слышалось уверенности.

- Хорошо. Жалеть поздно. Теперь ты моя, – непривычно низко пророкотал Сумрак и бесцеремонно захватил самку за ягодицу, подтягивая повыше. Греза промолчала.

Склонив голову, она увидела на коже воина следы собственных когтей и осторожно провела по подсохшим царапинам, затем убрала с плеча самца гриву и осмотрела красующийся там глубокий укус.

- Тебе это нравится, что ли? – с оттенком удивления поинтересовалась Греза.

- Не могу точно сказать, – прозвучало в ответ. – Но это же помогло тебе немного расслабиться? И это главное.

Надо же, какие мы заботливые…

Греза высвободилась из его рук и не без труда встала, придирчиво оглядев себя и самца. Ниже пояса партнеры были сплошь покрыты засохшей пленкой свидетельств ночной одержимости. Сумрак тоже поднялся из кресла и вдруг без лишних слов попытался снова обхватить самку. Греза тем не менее уклонилась от его объятий, ибо от ее внимания не скрылось, что он уже опять в полной «боевой готовности». Она и не представляла, что Сумрак окажется настолько похотливым самцом…

- Пошли-ка мыться, – строго сказала Греза, подбирая с пола одеяние и набрасывая его на себя. Вынужденно оставив на время свои домогательства, Сумрак также прикрыл срам, следуя ее примеру, и послушно разблокировал выход. Не дожидаясь помощи, Греза самостоятельно спрыгнула с высокой подножки и решительно зашагала в сторону реки, даже не оборачиваясь.

Сумрак слегка отстал, закрывая транспорт, но вскоре без труда догнал самку. Приближаясь, он невольно окинул ее взглядом, действительно найдя ее походку старанноватой. Похоже, ночью он и впрямь перестарался… Он плохо себя контролировал в тот момент – и свои слова, и свои поступки. Да и сейчас… Сейчас с ним начинало происходить нечто необъяснимое. Наблюдая за передвижением Грезы и улавливая ее аромат Сумрак вдруг поймал себя на опасной мысли: вместо того, чтобы сочувствовать, у него появилось желание зажать ее где-нибудь и немного добавить…

Теперь, когда табу было снято, самцу постоянно хотелось спариваться с ней, и он уже не мог найти ни единой достойной причины этого не делать. Стоило один раз дать волю своим инстинктам, и вот уже не было никакой возможности их обуздать… Что ж, самочка, терпи, сама хотела…

Он честно пытался держать себя в руках, но уже не мог, словно его действиями руководил какой-то поселившийся в нем зловредный демон. Внутреннее напряжение все нарастало, загоняя чувства и мораль в дальний угол и заставляя отступать неумолимо сдающий позиции разум.

В результате, на протяжении всего пути через лес обескураженная Греза только и делала, что отбивалась от нападок ополоумевшего в своем желании самца. Бедная самка была в абсолютном шоке от произошедших с ним изменений: он словно бы не понимал слов, на возражения отвечал, как полная сволочь, либо не отвечал вообще. Его лицо пугающе исказилось гримасой вожделения, по груди и ногам потек ручейками густой секрет с одуряющим запахом, интеллект в глазах отсутствовал. Сумрак то и дело распускал руки, с порыкиванием дыша самке в затылок, норовя прижать избранницу к дереву или повалить на землю. Греза уворачивалась и ускоряла шаг, но он неизменно ее настигал, преследуя, точно дикий зверь. С грехом пополам они все-таки дошли до реки, но дальше вид обнаженной возлюбленной, поливающей свое тело прохладной водой, вновь вскружил Сумраку голову, заставив забыть обо всем на свете и бессовестно полезть к самке.

- Угомонись, маньяк! – взвизгнула она. – Я еще с ночи не отошла!

- А ты в курсе, что клин клином вышибают? – веско заметил Сумрак, назойливо пристраиваясь к выворачивающейся партнерше.

И вымотанной Грезе ничего не оставалось, кроме как уступить. Во-первых, ответственность за ситуацию целиком лежала на ее плечах, во-вторых, Сумрак был как минимум сильнее, а в-третьих – и это оказалось решающим моментом – устоять перед феромоновым натиском жаждущего молодого самца было выше ее сил.

Она-то думала, это Серый настойчив… Как же Греза ошибалась. Неожиданно дорвавшемуся до нее Сумраку теперь все было мало, и он явно вознамерился получать интим по первому требованию. Стоило ей лишь на минуту потерять бдительность, ополаскиваясь, а он уже оказался тут как тут. Стоило ей подумать, что, будучи удовлетворенным, он хотя бы ненадолго отстанет, как ситуация повторилась.

И не то, что бы Грезе не нравился секс с ним, как раз даже наоборот. Но она откровенно устала и была не в восторге оттого, что Сумрак резко взял моду вот так идти напролом с неотвратимостью бронетранспортера. Неужто на этом вся романтика и закончилась? Стало быть, пока она была для него недоступна, он был чуток, внимателен и заботлив, а стоило ей перейти в его полное распоряжение, сразу принял как должное? Мать говорила, что все они, мужики, такие, но Греза даже не подозревала, насколько она может быть права…

Короче говоря, пока Греза совершала безуспешные попытки вникнуть в происходящее, самец, даром времени не теряя, покрыл ее еще трижды. При этом он уже не разменивался на слова и прелюдии, а с абсолютно непринужденным, если не сказать будничным, видом подходил и приступал к спариванию. Греза пыталась давать отпор, но быстро с ужасом убедилась в том, что это абсолютно бесполезно. Нахальный самец, возбудившись до предела, пустил в ход не только свои феромоны… Сумрак полностью застал самку врасплох, когда внезапно принялся сопровождать свои действия необычными вибрирующими трелями, от звуков которых партнершу на время словно бы сковывал паралич, не позволяющий сопротивляться.

Справедливости ради, стоит отметить, что сам Сумрак был поражен тем, что с ним творится, не меньше… Он впервые чувствовал себя так. Периодически самец будто бы просто отключался, теряя действительность, и тогда во всем его мозгу оставалась единственная мысль, в мгновение ока вытеснявшая все остальные: «Только моя!» А в следующий момент самец обнаруживал что уже во всю овладевает самкой. Из его горла то и дело бесконтрольно вырывались странные новые звуки. Клокочущей волной они поднимались откуда-то из глубины груди и заставляли все его тело мелко содрогаться. И самка начинала изгибаться, содрогаясь в такт, как только он проникал в нее.

С прежними партнершами такого не было. В разгаре несдержанных оргий они не раз доводили его до бессознательности, до беспамятства, до самой грани потери рассудка, пьяня зрелыми ароматами и пленяя изощренными ласками, но, приходя в подобное состояние, самец был готов повиноваться и выполнять все их желания, а вовсе не воплощать свои. Правила игры всегда задавали самки, даже, если этими правилами предусматривалось его весьма жесткое поведение. Спаривание инициировали тоже они, хоть часто и не явно, делая пару соблазнительных движений и создавая у самца иллюзию остающегося за ним первого шага. Но только иллюзию. И еще кое-что… Во время соитий с тремя сестрами Сумрак рычал, стонал, урчал от удовольствия… Но ни разу не пел.

И, хотя Сумрак сейчас был не в состоянии этого осознать, происходящее объяснялось весьма просто: впервые получив в свое распоряжение девственную самку моложе себя, он неосознанно начал демонстрировать типичное доминирующее поведение старших самцов. Он попросту токовал перед Грезой! И пусть такое ухаживание заключалось всего лишь в неотрывном следовании за избранницей с попытками покрыть ее, как только та зазевается, оно было весьма эффективным, хоть и не всегда саму самку устраивало.

- Все, хорош! – наконец огрызнулась самка, все-таки найдя в себе силы решительно стряхнуть в очередной раз осаждающего ее самца. Пока озадаченный и потому ненадолго пришедший в себя Сумрак соображал, что к чему, она бросилась в воду и попыталась уплыть на противоположный берег. Но партнер довольно быстро сориентировался и плюхнулся вслед за ней, догнав в два счета, проворно обхватив одной рукой и развернув к себе лицом. Они остановились на середине реки, и течение медленно повлекло их прочь.

- Кто-то сегодня не в настроении? – промурлыкал Сумрак, неторопливо заплывая под самку.

- Кто-то меры не знает! – прошипела она.

- Просто мера у каждого своя, – лукаво возразил самец, а затем, помолчав немного, добавил с заговорщической интонацией: – А в воде мы с тобой еще не пробовали…

Греза измученно закатила глаза, чувствуя, как что-то уже подозрительно тычется ей в живот.

- Ниже… – обреченно проговорила она.

Примерно через час произошло чудо: самец наконец-то пресытился любовными играми и успокоился.Паре удалось-таки вымыться, после чего Сумрак нырнул и выловил из реки вкусное и питательное рыбообразное существо, чтобы накормить самку. Пока Греза с жадностью ела, он лежал рядом с ней на берегу и изредка дотрагивался до ее ног или спины вожделеюще дребезжа, но спариваться больше не лез.

Потом они вместе вернулись к челноку, где Греза сразу со стоном повалилась в кресло. День только начался, а самке уже хватило впечатлений на неделю вперед… Пока она отдыхала, Сумрак прибирался в кабине, собирая раскиданное обмундирование. Наблюдая за ним, Греза опять погрузилась в размышления, касающиеся теперь уже не только минувшей ночи, но и всего сегодняшнего беспредела. Ей поневоле начала закрадываться тягостная мысль, а уж не сменила ли она шило на мыло? Серый обхаживал ее только, чтобы получить доступ к ее телу, и это Грезу бесило. Сумрак же выгодно выделялся на его фоне, прежде всего, не своей молодостью, а живым умом, покладистым характером и, на первый взгляд, неподдельным интересом к личности самки. Но куда, позвольте спросить, теперь все это подевалось? Лишь только удостоившись статуса ее избранника, он немедленно возвел в приоритет физическую сторону отношений, игнорируя чувства Грезы. Может, он вообще все это время умело притворялся кем-то другим, осуществляя коварный план по заманиванию доверчивой самки в свои сети? Не поспешила ли она с выбором?

По всему было ясно, что юную самку спровоцировал на необдуманные действия какой-то сезонный скачок гормонов… А сейчас, после удовлетворения первого зова природы, к ней пришло неотвратимое и горькое отрезвление. Похоже, Сумрак был не тем, за кого себя выдавал. Или это она, глупая, приняла его за того, кем на самом деле хотела бы его видеть.

С другой стороны… Речь ведь все-таки шла о самце. А они все теряют голову в Сезон. Так, может, его поведение было и нормальным для гона? Да, он достойно справлялся со всеми искушениями, пока Греза ему не принадлежала, но, когда она ему отдалась, к чему оставалось сдерживаться? Он попросту слетел с тормозов и, наверное, было бы наоборот странно, не произойди подобное. Кроме того, вся ирония заключалась в том, что при отсутствии ожидаемого физического внимания со стороны Сумрака Греза разочаровалась бы еще больше! Боги, так чего же она хотела на самом деле???

Воин тем временем закончил развешивать доспехи и вернулся к самке. Греза с тревогой поглядела на него. «Передохнул, сейчас снова полезет…» – мелькнуло в ее голове. Но Сумрак неожиданно опустился перед ней на корточки и, поглядев на самку с прежней нежностью, забрал ее руки.

- Я должен ненадолго оставить тебя, любимая, – тихо сказал он. – Нужно уладить кое-какие формальности…

- …любимая? – переспросила самка, привставая, словно в попытке лучше расслышать его слова. – Так ты, стало быть, чувствуешь ко мне что-то кроме жажды удовлетворения собственной похоти?

Сумрак изумленно поджал жвала, похоже, немало задетый этими словами, и воззрился на самку со смесью недоумения и осуждения.

- Ну разумеется, глупая ты самка… – наконец проворчал он. – Не ожидал…

Греза застрекотала, не давая ему закончить фразу, и притянула самца к себе.

- Так скажи мне, что ты чувствуешь, – произнесла она, проникновенно заглядывая ему в глаза.

- Я люблю тебя, Греза, дочь Желанной, – прошептал Сумрак. – Люблю с самой первой нашей встречи.

А ведь это и было все, что она хотела знать и слышать...

- Почему же молчал? – Греза еще слегка недоверчиво прищурилась.

- Охотнику не пристало бросаться откровениями…

- А теперь?

- А теперь я – твоя беспомощная жертва, – голова Сумрака медленно поникла. – Потому что в твоем присутствии я теряю разум, Греза, теряю себя… Что может быть страшнее? И сейчас я молю тебя о снисхождении. Если можешь, прости меня за все, что я совершил, и все, что еще совершу…

Сказав так, он, не дожидаясь ответа, ласково потерся о ее шею ротовой перепонкой, встал и отошел к передней консоли челнока. Набрав какую-то комбинацию кнопок, он попросил:

- Скажи что-нибудь. Все равно, что.

- Греза дурочка, – хихикнула самка.

- Отлично, теперь это твоя кодовая фраза, для открывания и закрывания двери, – невозмутимо сказал Сумрак, – на случай, если тебе вздумается прогуляться. Но я бы тебя попросил сегодня без лишней надобности не выходить отсюда. Мне спокойнее будет…

Потом, взяв деревянное копье, Сумрак направился к выходу.

- Возвращайся скорее, моя любовь, – промурлыкала Греза ему вслед и уютно устроилась в кресле. Ну как можно было сердиться на этого негодяя?

====== Глава 17. Хозяин гарема ======

Бог явился Адаму и Еве и сказал:

— Дети мои, у меня есть вам два подарка, только вы должны решить

кому какой. Первый подарок — трубочка, чтобы писать стоя…

Тут Адам, не дослушав, громче всех давай орать и биться головой

о деревья, что он хочет писать стоя, и всю жизнь об этом мечтал…

И Ева ему уступила… Адам, получив свой подарок, побежал по

Райскому саду, радуясь, как ребенок. Он прыгал, кричал и ссал

на все подряд! На деревья, на цветы, на каждую букашку!

В молчании Господь и Ева смотрели вместе на это безумие.

И тут Ева спросила:

— Боже мой, а второй-то какой подарок?..

И молвил Бог:

-Мозги, Ева… Но их придется тоже отдать Адаму,

иначе он тут все обоссыт!

(Народное творчество)

Двигаясь знакомой дорогой, Сумрак потихоньку приходил в себя. И, чем больше у него прибавлялось адекватности в мыслях, тем сильнее он ускорял шаг. Черт, сколько же он потерял времени! Следовало немедленно решать возникшую проблему, а он вместо этого протрахался все утро, как безмозглая животина… Еще и самку измучил до полуобморока. Греза под конец, кажется, уже боялась лишний раз оторвать зад от поверхности. И ходит она теперь враскоряку… Припомнив это зрелище, Сумрак вдруг не удержался, громко расхохотавшись. А вот самке, наверное, вообще не смешно было…

Заставив себя успокоиться, он устремился дальше, продолжая по пути размышлять. Все-таки странное на него что-то сегодня нашло. Понятно, пять дней воздержания в комбинации с немилосердным соблазном не могли пройти даром, но чтобы так, до полного озверения… Ладно… Вроде бы, он еще не настолько низко пал в глазах Грезы, чтобы она захотела от него уйти.

Ох, Греза… Сама-то натворила дел… Нет, он дел натворил, безусловно, тоже, но она определенно его превзошла. Мало того, что своим поступком самка посадила Сумрака в глубокую лужу, так еще и добавила ему нехилой работенки… Положение было просто хуже некуда. Некрасивая, недостойная, глупая ситуация. Трудно ей было дождаться следующего Сезона? Сумрак не привык бросать слова на ветер: раз сказал, что вернется и отобьет, то так бы и сделал. А вместо этого получалось, что самка, вроде как, пожертвовала своим престижным статусом, дабы Серый не открутил его самодовольную башку… Но Сумраку не хотелось даже думать, что именно страх за исход поединка толкнул Грезу на подобные действия. Нет ничего хуже для воина, чем осознание того, что самка подставила себя под удар ради спасения его шкуры…

Очень хотелось выкинуть неприятные догадки из головы. Лучше уж было считать, что Греза просто не смогла дотерпеть до следующего года… Тем не менее, нехорошие подозрения отказывались покидать Сумрака. Ведь в глубине души самец знал, что в схватке с Серым он, скорее всего, просто бы не выстоял… Турнирные бои велись исключительно врукопашную, и у Сумрака, по правде, не имелось перед Серым ни одного преимущества. У него банально не хватило бы массы, чтобы повалить такого серьезного противника. Сумрак, конечно, был шустрее неповоротливого Серого, и мог попробовать его измотать, но практика показывала, что подобные приемы действовали лишь в поединках с применением хоть какого-то оружия. И все же ради Грезы он пошел бы против этого гиганта, рискуя быть покалеченным или даже убитым. По крайней мере, он сохранил бы свою честь перед самкой и перед самим собой. А так… А так вообще полная ерунда получалась.

Ко всему прочему, Сумрака неустанно грызла совесть. Из-за него Греза лишилась столь важного для любой самки ранга, разом спустившись от высот элиты к самым низам. Несмотря на то, что это был ее личный осознанный выбор, Сумрак чувствовал за случившееся свою ответственность. И потому он не имел права сейчас подвести. Сегодня он должен был все расставить по своим местам.

Сумрак шел на отмели. Шел искать Торопливого преисполненный решимости забрать у этого неудачника свой гарем. Спасибо за совет, Почтенный Скала. Самки не могли остаться с проигравшим воином, это верно. Но не было такого закона, который запрещал бы им вернуться к нему, в случае его победы в повторном поединке.

У него не было иного пути. Да и этот таил в себе множество препятствий. Например, сестры могли отказаться принять Сумрака назад, и вот тут бы он уже не смог ничего поделать. А вдруг Торопливый за эти несколько дней расположил их к себе так, как Сумраку не удалось за почти месяц встреч? И тогда он разрушит их счастье… Если же все и получится, то как самки примут Грезу? Ведь ему придется оставить ее с ними на целый год. У Грезы заносчивый характер, Прорве это не понравится…

Тьфу ты, пропасть! Тот, кто заранее настраивает себя на поражение, никогда в жизни ничего не добьется! Сумрак раздраженно встряхнулся, оскалившись, как на врага. Хватит думать, надо действовать.

Оставался лишь один вопрос, никак не дававший самцу покоя: моральная сторона. Руководствуясь исключительно меркантильными интересами, он шел биться за самок, которых не любил. Ну, возможно, испытывал самую малую толику привязанности к Солнышку… Уважение к Осени. А к Прорве… О, боги, по отношению к Прорве у него вообще не было никаких теплых чувств. Может… Немного жалости, учитывая ее прошлое. Но, в основном, опасения и глубоко запрятанная обида. Ему нравилось спариваться с самками, но это была чистая физиология. По факту они просто избавляли его от неприятных ощущений в подбрюшье и позволяли выплеснуть излишки агрессии. Любовью тут и не пахло…

Тем не менее, сейчас три сестры представляли для Сумрака гораздо большую ценность, чем еще сутки назад. И он несмотря ни на что собирался их вернуть ради создания постоянного гарема, куда можно было бы привести Грезу.

Он просто не мог обмануть ее надежд. Ведь вчера, совершенно сбитый с толку ее неожиданным и нелогичным поступком, ее слепой уверенностью в том, что он не хуже Серого обеспечит ее дальнейшую жизнь, Сумрак не придумал ничего лучше, чем самым низким образом солгать… Только что он мог еще сделать? Скажи он правду, что бы это изменило? Греза уже отреклась от прежнего самца, и назад пути не было. Конечно, если бы Сумрак честно сознался, что оставил свой гарем, и отказался от претензий на самку, она могла бы свободно вернуться к матери и в следующем Cезоне поискать другого жениха… Но это бы не восстановило ее в ранге, следовательно, проведенная с Сумраком ночь положения дел сильно не меняла. Да и сам Сумрак, обретя реальный шанс заполучить Грезу, не собирался отступать. Значит, оставалось лишь одно: скорее привести реальность в соответствие со своей ложью. И потом долго и тщательно разгребать последствия всех сотворенных глупостей…

Со стороны, к сожалению, все выглядело более чем скверно. Cловно молодой воин обманом заполучил высокородную самку, избежав поединка и не дожидаясь повышения собственного статуса… Но, видят боги, это было не так! Просто он слишком поздно поверил в то, что его чувства к Грезе могут быть взаимными. Он недооценил эту самку, посчитав, что за свой статус она будет держаться всеми когтями и зубами — но ведь так делали остальные, с чего ей было поступать иначе?

Все, конечно, поправимо, свой ранг Греза рано или поздно восстановит: у нее хорошая генетика, да и у Сумрака в роду убогих не было. За счет одной этой самки он быстро возвысится в глазах сородичей, пусть даже остальная часть гарема будет излом да вывих… Только и вопросов касательно ее появления к нему будет много. Так что придется постараться на грядущих Охотах, дабы оправдать свое незаслуженное приобретение. Но тут уж он сделает все, что в его силах, а, если получится, то даже больше…

Что до сестер… Наверное, следовало взглянуть на отношения с ними иначе. Этим низкоранговым, потрепанным жизнью дамочкам, вряд ли так уж принципиально было, чтобы самец их любил. Скорее всего, Сумрак зря терзался на этот счет. Задуманное вполне можно было считать сделкой: он возвращает им статус гаремных самок, а они дают ему возможность оставить при себе Грезу. Разумеется, это означает, что их и впредь придется удовлетворять, кормить, а в дальнейшем еще и выделять на поддержание гарема баснословные суммы… Но, если такова плата за возможность быть с любимой, то так тому и быть.

Торопливый сидел в тени каменного грота, оборудованного для дневного отдыха, и старательно напивался. Подлец Сумрак, так его подставить… Произошедшее за последние дни невозможно было вспоминать без содрогания. Хотя, что взять с такой мутной личности? Не надо было вообще с ним никаких дел иметь…

В клане о Сумраке судачили больше всех. Трудно поверить, но славные воины разносили сплетни не хуже гаремных самок. Взять, хотя бы, историю его появления — вот уж что не уставали обсуждать никогда. Стандартный путь для воина: материнский дом — колония — клан — свобода либо смерть. Быть изгнанным из клана — несмываемый позор для охотника. Уйти самостоятельно равносильно вызову самому Вожаку. А уйти из одного клана в другой значит не только испортить отношения с бывшим начальством, но и стравить между собой двух Вожаков, посеяв между ними недоверие. Так вот Сумрак умудрился провернуть последнюю схему, причем, не пролив ни капли крови и никого ни с кем не поссорив. И это при том, что в прежнем клане, который возглавлял ни много ни мало его собственный отец, перед юнцом открывались весьма недурные перспективы… С чего, спрашивается, ему было от них отказываться? Ведь клан Гнева был меньше и менее известен. Возможно, Сумрак хотел по какой-то причине затеряться, спрятаться… Опять же, для этого он вел себя слишком открыто. Да, ладно, фиг с ним, но как это мог стерпеть Гроза? Как Гнев мог принять такого предателя? И как после всего этого Гнев и Гроза продолжали сражаться бок-о-бок, будто бы ничего не случилось? Непонятно… Похоже, Сумрак как-то умел убалтывать… Да, что за примерами далеко ходить? Он уболтал самого Торопливого на нечестную схему с подставным боем и умудрился всучить ему трех фурий, от которых, как потом выяснилось, весь поселок старался держаться подальше… Нет, в сплетнях была доля истины, этот самец владел гипнозом…

Узнать точно не представлялось возможным. Сумрак мало с кем близко общался и вообще вел себя странно. Он имел слишком утонченные для охотника манеры, и сам никогда не ввязывался в поединки, хотя в бою, как оказалось, был поистине смертоносен. Он не велся на провокации, его практически ничем невозможно было уязвить. Также, в отличие от других вояк, Сумрак не ценил грубых забав, пошлых анекдотов и браги. Он изготавливал странные трофеи, а на Охоте мог подолгу залипать на закат или водопад. Короче говоря, у него явно было что-то не то с психикой… Кое-кто поговаривал, что этот самец — на самом деле абсолютно сорванный тип, из-за чего постоянно находится под транквилизаторами…

Насчет неполадок с головой, вообще, казалось вполне правдоподобно. Некоторые воины говорили, что Сумрак появился на отцовском судне чуть ли не в семилетнем возрасте, потому что его чуть не убила собственная мать. Бред, возражали другие, появился действительно рано, но уже подростком и не из-за проблем с матерью, а потому что слишком быстро созрел и переболомутил весь гарем Грозы, оплодотворив, к тому же, несколько собственных сестер. А что ж он Сезон за Сезоном тогда пропускает, вопрошали третьи. А четвертые полушепотом объясняли, якобы, все дело в том, что Сумрак на одной из прошлых Охот завел дружбу с уманами и собрал гарем из их самок как полный извращенец. Потому во время брачного периода в женских поселениях его и не видно, что он втихаря летает каждый год в дальние угодья. Да нет же, снова вступали первые, на корабле он пробыл весь прошлый Сезон, сами видели, и позапрошлый тоже, и те, что были прежде… Он либо стерилен, либо гермафродит, либо вообще на самом деле самка, только нестандартная, тем более, что ходят слухи, будто Гроза забрал его из своего гарема одетым в женское платье…

Странный, короче, был он тип… Что можно ожидать от такого…

И Торопливый в очередной раз поежился, вновь вспомнив день своего кажущегося триумфа, знакомство с самками и постигшее его затем тяжелое разочарование…

Когда он вошел в зал, представ изумленным взглядам трех сестер, то отметил что все обстоит именно так, как описывал Сумрак. Дамы бездельничали, лежа на подушках и поджидая возвращения любовника. И пахло от них настолько соблазнительно, что самец едва удержался оттого, чтобы не кинуться на самок с порога. Мышцы его словно бы налитого свинцом подбрюшья моментально отреагировали мучительным спазмом, а сознание благополучно поплыло в неведомые дали. Боги, как же хотелось спариваться… Но надо было хоть поздороваться для начала.

Торопливый остановился напротив самок и приветствовал их отрывистым поклоном, не переставая при этом разглядывать будущих партнерш. Он уже был заочно знаком с ними. Самая крупная, должно быть, Прорва, помельче — Осень и самая младшая — Солнышко. Соблазнительная самочка… Старшие, конечно, были не первой свежести, но пока и такие могли сгодиться.

— Кто ты, воин, и что тебе нужно? — поднимаясь и направляясь к нему, проговорила старшая самка. — С минуты на минуту прибудет наш самец, и его не обрадует твое присутствие.

— Ваш самец уже здесь! — прорычал Торопливый и швырнул к ее ногам окровавленное ожерелье. Вообще, он перед встречей с самками сам потер его о собственную рану, чтоб правдоподобнее все выглядело… Прорва медленно опустила взгляд. Она явно узнала украшение, которое прежде было очень дорого Сумраку. С каждой из Охот он прибавлял к нему зуб самой сложной дичи. На данный момент ожерелье состояло уже из двух рядов.

Две младшие самки прижались друг к другу и уставились на пришельца с нескрываемым ужасом.

— Надеюсь, поединок был честным? — голос Прорвы даже не дрогнул. Она подобрала ожерелье и зачем-то передала Солнышку. Та молча взяла его и надела на шею, не стирая крови.

— Не беспокойся, благородная! — отчеканил Торопливый. — Правила соблюдены. Вы мои по закону. Я Торопливый, сын Вестника. Назовите ваши имена, самки.

— Прорва, дочь Свободы, — процедила старшая сестра.

— Осень, дочь Свободы, — сказал средняя, оставаясь восседать среди подушек.

— Солнышко, дочь Свободы, — младшая встала и подошла к самцу. — И на меня не рассчитывай, воин. Я отказываюсь от тебя, Торопливый, сын Вестника.

С этими словами самка повернулась и быстро вышла из зала.

— А я, пожалуй, не откажусь, — пророкотала Прорва. — В битве ты Сумрака одолел, и мы под впечатлением. Но покажи теперь, чего ты стоишь на любовном ложе…

Прорва начала неторопливо раздеваться, искоса поглядывая на уже трясущегося от вожделения юнца. Осень поднялась и последовала ее примеру. Вместе они изобразили такой откровенный стриптиз, что Торопливого мигом покинули остатки самообладания, и возбужденный самец бросился к самкам, в нетерпении порыкивая. Он буквально врезался в Прорву, и та, распутно прогнувшись, прильнула к нему, после чего обошла кругом, касаясь его торса обнаженным животом.

Прорва была очень высокой и мощной самкой. Торопливый смотрелся с ней рядом почти нелепо. Но временная связь только начинающего спариваться самца допускала подобное. Зато она была опытна и могла научить его всему, чтобы в следующем Сезоне Торопливому было проще окрутить более молодых представительниц прекрасного пола…

Прорва встала сзади и, возложив руки на плечи самца, чувственно провела по направлению к локтям. Торопливый прикрыл глаза и заурчал.

— Как ты желаешь, чтобы произошло наше первое соитие? — не оборачиваясь, спросил он.

— Первое соитие будет с ней, — Прорва кивнула на медленно и как-то зловеще приближающуюся Осень.

— Все, как пожелают мои самки, — Торопливый подался было навстречу Осени, но Прорва внезапно схватила его за руки и заломила их за спину, склонившись и прошипев обескураженному воину в ухо:

— Разве, я сказала, что я совсем не участвую? Нет, мой самец, я буду помогать.

С этими словами она яростно рявкнула и дернула Торопливого назад, одновременно сильно двинув в поясницу. Самец взвыл от возмущения, когда понял, что его ставят на колени. В ту же минуту разъяренная Осень бросилась на него и вцепилась в горло жвалами…

Сумрак почти не сомневался, что отыщет Торопливого на отмелях — разве ж мог этот «знаток общественной жизни» отказаться от светских развлечений ради самок? Да и перед тем, чтобы похвастаться своими достижениями бывшим товарищам-холостякам, он, скорее всего, тоже бы не устоял.

Торопливый и впрямь нашелся очень быстро. Но то, что предстало глазам Сумрака, заглянувшего в грот, превзошло все его ожидания… Младший самец был сильно потрепан и исцарапан, и это-то как раз не удивляло, а вот разорванные перепонки и обкусанная грива уже наводили на интересные размышления. Один его глаз совсем заплыл и еле открывался. Это, что же… Самки покусились на его лицо? Похоже, все обстояло гораздо серьезнее, чем Сумрак мог представить…

Сородич был зол и пьян. Сумрак мысленно сам себе пожелал удачи и подсел за стол к Торопливому.

— Так ты уже вернулся? — фыркнул тот вместо приветствия. — Быстро же. Только скажи, на кой черт? У тебя уже нет гарема.

— Не мог не заглянуть к дорогому другу, — уклончиво ответил Сумрак. — Как успехи?

Младший воин не ответил, но вдруг резко вскочил и кинулся на него через стол, дико вытаращившись и зарычав, чем невольно привлек внимание всех отдыхающих в гроте.

— Спокойно, иначе нас выдворят отсюда, — невозмутимо проговорил Сумрак, даже с места не двинувшись, и только жестом предлагая Торопливому сесть обратно. Нехотя, тот послушался. Насторожившиеся было окружающие яутжи потеряли интерес и вернулись к своим делам. Сквозь зубы Торопливый процедил:

— Ты что мне такое подсунул, тварь?

— Помилуй, что я мог тебе подсунуть? — весьма правдоподобно изумился Сумрак. — Ты в честном поединке взял надо мной верх и получил всех моих самок, о каком подсовывании ты сейчас толкуешь?

— Не прикидывайся! — вскипая от гнева, но вынужденно сдерживаясь, зашипел младший. — Ты обо всем знал! Большая самка — ненормальная! Что она со мной вытворяла — даже вспоминать стыдно, не то, что кому-то рассказывать! Хочешь сказать, ты был не в курсе? А средняя все время кусалась. Я крови потерял больше, чем на прошлой Охоте! А младшая? Как ты там сказал? Ненасытная и на все готовая? Так вот, она ни разу меня к себе не подпустила! Потому что ты уже успел ее обрюхатить, скотина, а мне даже словом не обмолвился! Я там вторую ночь не появляюсь. Спасибо, удружил! Это настоящий позор, но я не хочу больше к ним возвращаться. Ладно, хоть Сезон на исходе…

Торопливый и сам не заметил, как его претензии перешли в жалобы. В нем говорил алкоголь. Для того, чтобы напиться в зюзю, охотникам, увы, требовалось совсем немного. В потребляемой ими пище содержалось слишком мало углеводов для выработки при обмене веществ значительных количеств эндогенного спирта, потому и защитные ферментные системы, которые могли бы бороться с поступающим извне излишком этанола, у яутжей были практически не развиты. Зная коварную особенность собственного организма, большинство воинов избегало частого употребления спиртного, если же они все-таки когда и пили, то напитки не крепче пятнадцати градусов и в ограниченном количестве. Торопливый сейчас это количество явно превысил…

Выслушав собеседника, Сумрак пришел в полное замешательство. Он-то ждал, что Торопливый, если и посетует на этих дьяволиц, так лишь на почве излишнего сексуального переутомления, но собрат сидел перед ним нервный, побитый и, что характерно, неудовлетворенный. А известие о беременности Солнышка вообще повергло Сумрака в настоящий шок.

Слегка оправившись от потрясения, старший самец собрался с духом и проговорил, стараясь сохранять прежний непринужденный вид:

— Что ж, дружище, значит, ты не рассердишься, если я попытаюсь взять реванш?

Торопливый уставился на него как на идиота.

— И, да, нет нужды мне поддаваться, — тихо добавил Сумрак.

Торопливый открыл рот и снова его закрыл. Похоже, он вообще не понимал, что такое творится. Сумрак же встал и ненадолго отошел, а вернулся уже с бутылью.

— Только для начала уравняем шансы, — предложил он, опрокидывая сосуд над пастью и делая большой глоток.

Вечером Сумрак как ни в чем не бывало пришел к источникам. В ушах еще немного шумело от выпитого, но, в целом, он был в норме. Драться на пьяную голову — та еще забава. Драться на пьяную голову с пьяным же Торопливым за одинаково опостылевших обоим соперникам самок — вообще цирк. Идти после всего этого на охоту — и вовсе безумие… Короче говоря, Сумрак чувствовал, что еще долго со стыдом будет вспоминать этот эпизод своей жизни… Да, что там! Все отмели будут это помнить еще добрых лет пять…

Тем не менее, все, что зависело от него, было сделано. Оставалось надеяться лишь на благосклонность сестер.

Он нашел их отдыхающими по своему обыкновению в зале. Когда Сумрак ступил в помещение и небрежно скинул на пол тушу ящера, самки разом повскакивали с мест и изумленно на него уставились. У бывшего любовника заметно прибавилось свежих рубцов, тем не менее выглядел он бодро и уверенно как никогда. И всем своим видом показывал, что никакой он уже не бывший.

— Что вы на меня так смотрите? — он с невинным видом склонил голову набок. — Разве так встречают самки своего самца?

— А где… — начала было Солнышко и замолкла.

— А где ты думаешь? — лукаво осведомился Сумрак.

Прорва выступила вперед, остановив рукой готовых броситься к самцу сестер. Она надменно оглядела воина и, поддев его подбородок пальцем, вперила свой пристальный взгляд в его глаза, медленно проговорив:

— Как этому сопляку удалось победить тебя?

Осторожно, но твердо убирая ее руку, Сумрак нежно промурлыкал в ответ:

— Моя Госпожа, распространяться о минутах своей слабости недостойно. С большей охотой я поведаю о том, как сегодня отвоевал вас у него.

Прорва с минуту продолжала испытующе смотреть на него, а потом вдруг… разразилась веселым стрекотом и сграбастала Сумрака в охапку, прижав к себе. Такого он просто не ожидал. Он вообще не представлял, что эта жестокая самка способна испытывать к кому-либо добрые чувства…

Осмелев, Осень и Солнышко подошли к ним и начали осторожно прикасаться к самцу, вдыхая его запах и трепетно воркуя, словно до сих пор не верили в его реальность. Сумрак с одной стороны был приятно удивлен, с другой вдруг почувствовал себя последней сволочью, памятуя о бесчестно воплощенном желании избавиться от этих самок… В глубине его души что-то такое шевельнулось, больно кольнув…

Так, осаждаемый тремя воодушевленными самками и одолеваемый странными мыслями, он долго и неподвижно стоял, чуть разведя руки для объятий и различая знакомые ароматы, по которым, странное дело, скоро начал ощущать, что соскучился. Он ловил прикосновения вновь обретенных партнерш и впервые в жизни чувствовал себя настолько желанным и значимым…

Сумрак смотрел на них, таких непривычно ласковых и неожиданно ему преданных, смотрел и уже точно понимал, что готов терпеть их дальше. Готов исполнять их капризы, совокупляться с ними до потери сознания, дарить им драгоценности и охотиться для них. Даже чинить их убитую неумелым обращением технику готов. И, чтобы все было честно, он даже попытается их полюбить. Как когда-то полюбил Охоту, осознав, что не имеет иного удела…

Рассеянно и почти растроганно он переводил взгляд с Прорвы на Осень, с Осени на Солнышко, с Солнышка обратно на Прорву. Да ведь они были счастливы! Они реально были рады его возвращению! А он так погано с ними поступил… Ну и что, что самки имели свои особенности? Кусались, выводили его из себя, стремились утвердить свое господство… Ими руководила страсть, щедро сдобренная обидой на прошлых любовников, которые не поняли, предали, оставили. Возможно, таким же обманом избавились от них, как и он сам… Избавились, даже не попытавшись узнать их чуть лучше.

И понятно, почему самки так воспрянули духом при его появлении. Они наконец поверили, что еще могут быть нужны кому-то. В их глазах он внезапно из смешного и неловкого юнца стал настоящим героем, когда, не смотря ни на что, отстоял право обладать ими в поединке. Ладно, хоть тут никакого обмана не было — сегодня он и впрямь дрался будто в последний раз в жизни…

Чем дольше длилось это затянувшееся приветствие, тем больше в груди Сумрака разрасталось непонятное щемящее чувство… Может, во всем была виновата брага… Но он знал теперь, что эти самки ему отнюдь не безразличны. Да и никогда не были безразличны… Он не ведал этого, пребывая во временном помрачении рассудка, когда страдал по Грезе. Но, лишь только была утолена его страсть, как самец начал осознавать: все его самки ему нужны. И неважно, что лишь в одну он влюблен без памяти, три другие не менее важны для него, просто чувства к ним немного иные… Неоспоримым доказательством служило его тягостное состояние, после того, как он «проиграл» их более слабому собрату. Разве облегчение он чувствовал в тот момент? Вину — да, осознание собственной безответственности — пожалуй, ненависть к себе — определенно. Но никак не облегчение. И лишь сейчас с его плеч словно бы упал громадный груз. Он забрал своих самок, и самки приняли его… Они льнули к нему и обнимали его. Они были счастливы со своим самцом… И он тоже теперь был счастлив.

Наконец-то Сумрак нашел в себе силы признать: Греза дала ему надежный повод сразиться за трех сестер, но истинная причина его решения заключалась не только в ней одной. Он просто обязан был заполучить обратно этот маленький и странный, но СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ гарем. Потому что Солнышко носит его малышей. Потому что кровь Осени смешалась с его кровью чуть менее, чем наполовину. Потому что Прорва… Потому что Прорва была его первой самкой и его главным испытанием.

Игры кончились, пора взрослеть…

Выбираясь из жарких объятий, Сумрак попытался утихомирить своих подруг.

— Подождите, подождите, мои обожаемые, опять вы все сразу… Я еще не сообщил вам новость…

Но его рот тут же был зажат лапищей Прорвы, и мгновение спустя самка уже полностью погребла его под своими объемными формами. Важной новости пришлось подождать, пока Сумрак ответит на ласки двух старших сестер. Солнышко на время этой любовной баталии покинула комнату, задумчиво поглаживая живот. На ее мордашке блуждало туманное выражение мечтательности и блаженства…

Спустя некоторое время, отдышавшись, сын Грозы собрал самок для серьезного разговора.

— Мои несравненные, — начал он, — когда мы встретились, признаться, я не надеялся, что наша связь продлится больше, чем один Сезон и не стремился к этому. Но мои намерения изменились. Ответьте же мне, не тая, оправдал ли я ваши ожидания. Ибо теперь я заявляю свои права на всех вас. Решайте, готовы ли вы остаться в моем постоянном гареме, готовы ли сохранить мне верность и быть со мной. Я скоро отбываю на Охоту, и от вашего решения зависит, кем я вернусь в следующем году — свободным самцом или самцом ВАШИМ.

Самки изумленно переглянулись. Ни одна из них давно не получала подобного предложения… Это было настолько неожиданно, что сестры совершенно растерялись. Впрочем, ненадолго. Первой, с опаской косясь на старшую сестру, нарушила молчание Солнышко.

— Я с тобой, — сказала она, подходя к самцу и садясь у его ног. — Через год ты увидишь своих первенцев.

— Я с тобой, — немного поколебавшись, присоединилась Осень. Она села с другой стороны и потерлась головой о его бедро.

Только Прорва осталась в стороне. Она молчала, напряженно глядя в пол. Сумрак ждал. Ждал сам не зная, чего, ведь он еще никогда не видел ее такой…

Наконец, старшая самка, решительно тряхнув головой, сделала шаг ему навстречу. Но она не опустилась перед самцом по примеру сестер, а встала напротив, глядя на него сверху вниз. Сумрак спокойно встретил ее взгляд. Прорва положила руку ему на грудь и пророкотала:

— Я с тобой.

— С этих пор ты — главная самка, моя Госпожа, — проговорил он в ответ, накрывая ее ладонь своей. — Тебе я посвящу свой следующий трофей.

Он поглядел на младших жен и продолжил:

— Другой я посвящу матери своего первого потомства, третий — тебе, прекрасная Осень, и еще один — Грезе, четвертой своей возлюбленной. Я приведу ее на закате, будьте ласковы с ней.

Сказав так, Сумрак покинул все еще немного обескураженных самок. Те не посмели ему возразить, пообещав принять четвертую супругу и наречь ее новой сестрой.

В прекрасном расположении духа сын Грозы вышел во двор, миновал сад, источники и рощу, двинувшись в сторону перелеска, где был спрятан его челнок. Он шел быстро и легко, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег. Сердце радостно трепетало в груди, и тело ощущало непередаваемый прилив энергии. Сумрак чувствовал себя едва ли не всесильным. Теперь его жизнь получила новый смысл.

Комментарий к Глава 17. Хозяин гарема Друзья, это все))) Еще осталось небольшое послесловие...

И заключительный трек) Не форест, но тоже классный и позитивный – как конец нашей истории))) The Him ft. Son Mieux «Feels Like Home»

Ну, и картинка, изображающая данный хеппи энд) https://gvatya.tumblr.com/image/166100384148

====== ПОСЛЕСЛОВИЕ ======

Ай да Сумрак! Ай да сукин сын!

(Turanga Leela)

Вот и закончилась очередная глава в жизни Нашатырушки. Я искренне надеюсь, что она не разочаровала и не разрушила образ Охотника из первой части, а лишь только дополнила его. Конечно, наделенный речью и мыслями, он теперь стал восприниматься несколько иначе, но я постаралась выдержать характер персонажа и как можно меньше его очеловечивать.

Сумрак действительно оказался весьма странным типом. Согласно некоторым читательским комментариям, таких Хищей еще не было нигде. Если это правда, то мне как автору очень приятно это осознавать — не потому, что меня похвалили, а потому что я достигла изначально преследуемой цели, создав сей уникальный образ. Хотя, это я себе сейчас польстила. Не придумывала я Сумрака, вот честно… Он как-то пришел сам, вместе со своим суровым папкой и непутевой маман. Так же нежданно-негаданно появились Пустошь, Торопливый, Ржавчина, близнецы. А все самочки Нашатыря, хоть и имеют реальные хвостатые прототипы, но точно так же независимо обросли своими характерами и зажили собственной жизнью.

Это истинная правда: я могу написать отрывок, а потом через день или два увидеть его как в первый раз. То ли у меня реально на собственное творчество такая память плохая, то ли это все не я придумываю. И именно поэтому Сумрак пока остается для меня такой же загадкой, что и для всех вас. Но кое-что о нем уже удалось разведать…

Так кто же такой наш герой? Знаете, я долго сама не могла в этом разобраться. Только где-то на середине написания данного текста до меня дошло, кого же он мне напоминает. Типаж эдакого принца из «1001 ночи». Изначально донельзя избалованный, с утонченным воспитанием и вычурными манерами, он, даже перевоспитанный в безжалостного воина, втихаря любит и ценит комфорт, а так же весьма тщательно (для Хища) следит за собой. Его личность теперь непостижимо ассоциируется у меня со звуками восточных струнных: индийского ситара, японских бивы и сямисэна, китайского гучжэна. А еще…

Еще, не смотря на все мое «орептиливание» данного вида, ментально он ассоциируется у меня с птицей. Причем, даже не с хищной. И это странно, ибо сама я питаю слабость лишь к отрядам соколообразных и чуть менее к совообразным и вороновым. Тем не менее, Нашатырь более всего похож по поведению и темпераменту на… крупного попугая. Вот кого я почти не выношу, так это попугаев — слишком они умные, собаки… Никогда не заведу попугая — лучше парочку ястребов или десяток крокодильчиков. Слишком они коварные и наглые, хотя, умеют притворяться милыми. Они млеют от ласки, но стоит им ее недополучить (или недополучить что-то другое, что им нравится), как хозяин крупно пожалеет… Они, пожалуй, опаснее соразмерных пернатых хищников. Они самодостаточны и хитры. Короче, уловили кое-какое сходство с Нашатырушкой, да?

Теперь конкретно о данном тексте. Сознаюсь, у меня изначально зародился коварный план: шокировать благодарного Читателя по полной. Вряд ли многие ждали после прочтения «Нашатыря», источающего невинность во всех своих воплощениях, что вторая часть окажется таким густым концентратом разврата. Что ж, надеюсь, должный эффект был произведен. Что касается самой тематики, то я совсем не считаю ее постыдной. Размножение — важная часть жизни любого организма, так кто мы такие, чтобы запретить Нашатырю размножаться? К тому же, мы почему-то не называем неприличной документалку, например, о тяжелой судьбе лососей идущих на нерест, так почему «документалка» о Хище, борющемся за право на свой гарем, должна нас смущать? И правильно, не должна.

В ходе данного повествования мы имели возможность наблюдать не только поведение яутжевских самцов и самок во время брачного сезона, но также изменения, происходящие в личности нашего героя: его переоценку ценностей, взросление. Например, его берущая начало в далеком детстве слабость ПЕРЕД женским полом на наших глазах трансформировалась в слабость К женскому полу, что не может не радовать. Кстати, здесь он также демонстрирует свой восточный темперамент. Может, кто-то был удивлен и разочарован, что Сумрак не оказался при всей его кажущейся сентиментальности однолюбом, но тут можно сказать лишь одно: для представителя полигамного вида это было бы как минимум странно.

Вот, в принципе, и все мысли, которые я хотела дописать вдогонку. Остальное будет раскрыто в дальнейшей истории Нашатырушки.

Осталось лишь поблагодарить всех Читателей, вновь бывших с нами до конца, переживавших по поводу и без повода, и проникшихся духом моей «документалки» (хоть никто ее почему-то таковой не признает). В особенности хочется выразить благодарность Turanga Leela и Наталье Суворовой! Ваши комментарии меня всегда вдохновляли и поддерживали! Особенно занятно было, когда в них появлялись догадки относительно следующих поворотов сюжета. Когда они были верными, я думала: «О, круто, догадались! Значит, история идет так, как хочется Читателям!» Когда они не совпадали с сюжетом, я коварно потирала руки и думала: «Вот ведь удивятся!». Отдельное спасибо говорю SoulD за слова поддержки и прекрасные иллюстрации! Ну, и всем-всем остальным!

В целом, все. Не умею прощаться, да и не буду.