Великий сеятель: Николай Вавилов. Страницы жизни ученого [Глеб Николаевич Голубев] (pdf) читать онлайн

Книга в формате pdf! Изображения и текст могут не отображаться!


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

&vssf
fit****

О тех, кто первым ступил на неизведанные земли,
О мужественных людях
революционерах.

Кто в мир пришел, чтоб сделать его лучше.
О тех, кто проторил пути в науке и искусстве.
Кто с детства был настойчивым в стремленьях
И беззаветно к цели шел своей.

МОСКВА
«МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
1979

НИКОЛАЙ ВАВИЛОВ

Выпуск

63

Глеб

Голубев

ВЕЛИКИЙ СЕЯТЕЛЬ
СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ УЧЕНОГО

*

УЧЕНОГ*

СТРАНИЦЫ

ЖИЗНИ

ЖИЗНИ

СТРАНИЦЫ

*

СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ УЧЕНОГО

УЧЕНОГ*

Художник В. ЛЮБАРОВ

1

20803 152_
078(02) 79

059 79.

4800000000

©

Издательство

«Молодая гвардия», 1979

Лев зарычал снова, требовательно, грозно. Будто над
самым

ухом.

Сейчас

он

прыгнет!

Невольно

захотелось

на корточки и
втянуть голову в плечи...

присесть

Летчик выронил отвертку

побелевшее

Надо
прошептал

он,

уйдет. Его
А
летающую
отпугивает

повернул к

и

Вавилову

лицо.
погасить

профессор,

мосье

костер,

трудом шевеля

с

Может быть,

губами.

он

злит огонь.

вы

как

в

станете

темноте

чинить

свою

этажерку? Только костер нас и спасает. Он
хищника.
Продолжайте работать. Он не кинется.

Летчик неуверенно
позвякивали:

льва? Но

может,
звяканье

он

взялся

гремел

лишь

за

Они
чтобы отпугнуть
хищника. Лев

инструменты.

нарочно,

раздражало

зарычал опять, теперь уже в другом месте.
Или это уже второй? Нет, пожалуй,

один ходит в
темноте, не решаясь прыгнуть в круг неверного, зыбкого
света от тревожно полыхающего костра.
В рыке льва все нарастали гнев и голод. Если они
страх и лев прыгнет, чем защищаться?
Молотком?
Или перочинным ножом, который
Отверткой?
Вавилов, окааывается, зажал в кулаке? Когда это успел
пересилят

вынуть

его из

Николай

кармана, открыть, даже

Иванович усмехнулся,

не заметил.

покачал

Глупо.

головой, быстро

сложил ножик и спрятал в карман.

Как
льва

вое

вообще

напоминало

сестренками мать водила в
прижимались

к

Мог
так

глупо

детство,

зоопарк.

маминой юбке
ли он

и

и

подумать,

неправдоподобно! Рычанье
его с братом и

когда

Лев рычал,

а они

восторженно трепетали»
что снова услышит львиный: рык

близко? И зверь будет

не

А кругом на сотни километров
только сыпучий раскаленный песок,

в

клетке,

а

никакого

не

на

снободе.

жилья*

успевающий

за

ночь

остыть от дневного зноя.

Пустыня Сахара. Самое

подходящее место для
посадки. Как это они ухитрились
приземлиться, не увязли в песке, не перевернулись.
львы, и еще неизвестно,
Кругом бродят голодные

вынужденной

удастся ли починить заглохший мотор. А тогда уже все
6

если

равно

их

не

до

сожрут

осмелевшие

утра

львы,

днем спалит неистовое солнце.

Сколько раз
положениях,

он

оказывался

на волосок от

Замерзал

на

вот

в

таких

трудных

гибели?..
поднятых

ледяных,

фиолетовому небу

к

грозных перевалах Памира. Пробирался
через ущелья
над сверкавшими где-то далеко внизу бурными речками
по-предательски прогибавшимися, трещавшими под
ногой висячими мостами из веток
оврингам, про которые
говорили: «Путник, будь осторожен! Ты здесь, как слеза
на реснице...»
Сколько раз он тонул, «умирал от жажды, совершал
вот такие вынужденные посадки в самых неожиданных
местах! А попадал под обстрел? Кто только в него не
и

стрелял
из

солдаты,

турецкие

и

свои,

русские,

и

полицейские, сторожа порядка. Стреляли

и

басмачи,

винтовок

пистолетов

и

и

старинных

пулеметов,

Сколько раз

его

даже

ружей,

кремневых

из

пушек!

А

он

все

в

него

еще

жив.

из

пытались

умертвить змеи, скорпионы
и
фаланги, проглотить крокодилы, растерзать
стервятники, а теперь вот мечтает сожрать голодный лев.
Жизнь получилась похожей на приключенческий
роман. А все считают:

невозможно найти более мирной,
тихой и спокойной профессии, чем у ботаника,
растениевода! Цветочки, семена, ароматные румяные плоды...

Копайся себе в тишине и мирном одиночестве на грядках,
наслаждайся безмятежным шокоем, дыши целебным
свежим

воздухом.

Какая

идиллическая

действительности!
Николай Иванович не удержался

картинка

и

как

далека от

и

громко

расхохотался.
Лев от неожиданности притих. Летчик с ужасом
уставился на Вавилова. Губы у него шевелились, но никак
не могли произнести ни одного слова. Еще
и
минута
он вскочит и

убежит

в

темноту.
7

Не бойтесь, камрад,
сдерживая

смех,

работать. Ничего
А
и

начиналась

не

не

тогда

не

обыкновенно, скромно

вполне

где он родился

в

представить

я

сказал

его жизнь

Москве,
пятого ноября

тихо

двадцать

сошел с ума,
Вавилов.
Продолжайте
бойтесь. Мы выберемся!

виновато

по

мог,

новому

в

его

куда заведут

1887

И

стилю.

году,

никто

и

жизненные

дороги...

Даже много позднее само его решение стать
ботаником у многих вызывало удивление. Почему, в самом
деле, откуда возникло такое желание у юноши, который
родился в большом городе и провел детство в кривых
переулочках Пресни?
Правда, отец его, Иван Ильич, происходил из
крестьян Волоколамского уезда. Но покинул он родную
деревню еще мальчиком, давно потерял с ней всякие
связи.

Иван Ильич «сделал блестящую карьеру»,
с

распространению ее

в

как

от ученика
в
времена,
церковном хоре до директора
знаменитой
«Прохоровской
трехгорной мануфактуры», доверенного по

говорили

почтением

изделий

те

Востоке.

на

Говорят,

однажды молодой Вавилов на вопрос о том,
какую цель себе ставит в жизни, будто бы шутливо
ответил: «Привести в порядок земной шар!» Звучит, конечно,
красиво, но довольно расплывчато.
Кто

из

нас

не

странствиях, о великих

Нет,

никак

мечтает

еще

не

Даже наоборот.
явление

земледелец

Если уж решил
ухаживать

за

юности

объясняет

почему Вавилов увлекся
растениеводством.

в

о

дальних

делах?

вроде

именно

эта

юношеская

мечта,

ботаникой,

Ведь странствующий
совершенно

противоестественное.

копаться в земле, сажать семена,

всходами,

собирать урожай

тут не до

странствий...

Пожалуй,
8

только

Николаю Ивановичу Вавилову впер¬

вые

удалось

примером

опровергнуть такое

Сам он,

выбирал себе

к

своей

устойчивое

сожалению,

замечательной

жизни

представление.
не

объяснил подробно,

жизненный путь. Тем

ценнее

как

каждое, даже

скупое, его свидетельство:
«В 1905 1906 годах пишущему эти строки,
кончавшему в то
время
среднюю
школу, пришлось решать,
к
куда идти. Медицина, естествознание, агрономия
ним влекло больше всего». Так писал Вавилов в 1929
статье, посвященной памяти одного "из своих
учителей, профессора Н. Н. Худякова.
Итак, медицина, естествознание, агрономия. Тоже

году

в

Несомненно
еще слишком
широко и расплывчато.
одно: Вавилова влекут не гуманитарные, а естественные
науки.
Но это лишь определенная направленность интересов.
пока

Говорить

только

на

основе

их

о

способностях

и

призвании еще

рано.
Не сразу выбрал

Вавилов. Жизненный

себе профессию Николай Иванович
путь его далеко не был прямым

и

ясным с самого начала.

Семья Вавиловых удивляла
знал.

«Вот семьища

так

и

восхищала

всех,

кто

ее

была!»

восторгался
академик В. А. Обручев. Биографов удивляет, как,
почему в этой семье, вроде бы весьма далекой по своему
укладу от всяких научных интересов, у родителей
людей, как принято говорить, простых и не получивших
даже хорошего образования, выросли такие
замечательные дети. Все они стали учеными.
Не одного Николая Вавилова привлекали
естественные науки. Его младший брат Сергей станет
семьища

физиком, в будущем
президентом Академии наук
СССР. Обе сестры
стали
Александра и Лидия
микробиологами.
И сыновья и дочери в этой славной семье с юности

выдающимся

умели

обращаться

с

микроскопами

и

пробирками.
9

Вероятно,
но

Ильича,

в

и

которой

дочери

любовью

м

этом

немалая

не

такому

Ивана

только

и сыновья всегда отзывались с

1дрианательностью. И

способствовало

заслуга

Александры Михайловны,

матери

пожалуй,

неожиданному

о

большой

главное, что
талантов

расцвету

в

замечательной «семьище» Вавиловых,
не только
хорошее образование, которое каждый из детей получил, но
и свобода в поисках призвания, в проверке своих
интересов и симпатий, какую им предоставили родители.
На своей половине в большом доме на Средней

Вавиловых устроили настоящую
лабораторию, хранили гербарии, различные препараты,
собрали солидную библиотеку по ботанике,
археологии,
Пресне сыновья и дочери

истории науки,
русском,

но

и

итальянском

выучил уже

на

географии с книгами не только на
немецком, английском,
французском,

языках.

Эти

языки

Николай Иванович

в детстве.

Впрочем, сестры его с таким же увлечением
и музыкой, обе учились в филармонии. И братья

занимались

интересовались искусством: посещали выставки,
концерты, музеи, собирали репродукции картин.
А что касается гербариев, то, как свидетельствуют
воспоминания, у младшего брата, Сергея, будущего
физика, они получались даже лучше, чем у Николая. Так
что, конечно, трудно говорить о призвании, о
каких-либо наследственных способностях, когда речь идет сразу
о четырех естествоиспытателях, вышедших из одной
купеческой семьи.
Несомненно одно: не расплывчатые полудетские
а широкий круг интересов, проверка их

мечтания,

характерны для юности Николая Вавилова, его сестер

И
Ильич

брата.

Александра

родители
всячески

поощряли

Михайловна

интерес

детей.
Позднее Сергей Иванович Вавилов
отце: «Был
10

он

человек

умный,

вполне

к

науке

и
и

Иван

у

своих

вспоминал

самоучка,

но

об
много

был интеллигентным
был отличный организатор,
«дела» его шли всегда
в порядке,
он был очень смел, не
боялся новых начинаний. Общественник,
либерал,
настоящий патриот... Его любили и уважали. В другой
или
обстановке из него бы вышел
инженер
хороший
читал

человеком.

и

писал

и,

несомненно,

По-видимому,

он

ученый».
Иван Ильич поместил старшего сына не в
гимназию, а в коммерческое училище. Древние языки здесь
изучали,

зато

но

европейским

много

внимания

не

современным

уделяли

Химию,

языкам и естественным наукам.

физику, естествознание преподавали выдающиеся педагоги
Я. Я. Никитинский и С. Ф. Нагибин.
Они устраивали

краеведческие экскурсии,
водили

их

учили

воспитанников

своих

методикой научных исследований

овладевать

на

лекции

крупнейших ученых

и

опытов,

в

Политехнический музей. Все это укрепляло молодого Николая
Вавилова в его интересе к естественным наукам.
Внешне братья так походили друг на друга, чт их

порой путали. Но характеры у них были очень разные. Это
проявлялось даже в забавных мелочах. Иван Ильич был
вспыльчив и нередко хватался за ремень. Сергеи переносил наказание

столь

мужественно,

восхищался, хотя ему стоило
звук при норке получался

что

задуматься

отец

над

даже

тем,

почему

несколько подозрительным...

Находчивый Сергей сделал себе щит из толстого
картона и при возникновении опасности поспешно закладывал
его в брюки.
Николай

к

подобным мерам

не

прибегал

и

повел

себя

иначе.

Однажды

отец хотел его наказать.

тринадцатилетний мальчик вскочил
на
«Не подходи! Вниз брошусь».

Тогда

подоконник

и

крикнул:

Иван Ильич молча спрятал ремень и вышел
Порки прекратились.
Отец хотел, чтобы Николай непременно

из

комнаты.

пошел
11

коммерческой части». Когда сын закончил училище
выбирал, в какое высшее учебное заведение поступить,

«по
и

Иван
экономических

Ильич

пригласил
чтобы тот

опытного

«магистра

юношу заняться
коммерцией, последовать примеру энергичного, деловитого отца.
Сын решил иначе.
«В 1905 1906 годах в Московском Политехническом
наук»,

музее

шли

нашими

учителями,

убедил

замечательные

Н. И. Вавилов

а

по

их

курсы лекций, посещаемые
совету

и

вспоминал

нами,

упоминавшейся статье,
посвященной памяти Н. Н. Худякова.
Морозов, Муромцев,
Хвостов, Реформатский, Вагнер, Кулагин, Худяков
в

уже

один
сменял другого. Из них особенно ярки были выступления
Н. Н. Худякова. Задачи науки, ее цели, ее содержание

редко

Н. Н.

таким
с
блеском.
выражались
Афоризмы
врезывались в память. Основы

Худякова

бактериологии, физиологии растений превращались

бытия. Блестящие
и

в

философию

И стар
заслушивались этими лекциями.
Горячую пропаганду за Петровскую академию вели...
опыты

дополняли

чары слов.

млад

наши учителя в средней школе. Лекции Н. Н. Худякова,
незабываемая первая ботаническая экскурсия с ними в

Разумовское,
выбор».

агитация

Я.

Я.

Никитинского

решили

Но в одном из писем, правда, отправленных явно в
минуту недовольства собой и сомнений, какие нередко
одолевают каждого мыслящего человека, Николай
Иванович признался:
«Хорошо помню состояние «без руля
и

без ветрил». Случайная

волна

хаотических

вероятностей забросила в Петровку, по-видимому, счастливая
случайность».
И из некоторых воспоминаний известно, что сначала
Вавилов хотел поступить на медицинский факультет
университета. Но там требовалось сдать экзамен по-латыни,
а ее в коммерческих училищах в отличие от гимназии не
Вавилов не захотел терять год и поступил

преподавали.
12

в

Петровскую

академию

вроде

действительно

бы

по

случайности.
Впрочем, многие великие люди далеко не сразу
жизненный
находили свое призвание и выбирали
путь.
«У тебя только и есть интерес, что к стрельбе, возне с
собаками и ловле крыс. Ты будешь позором для себя и
счастливой

своей семьи»,
выговаривал отец молодому Чарлзу
Дарвину. А великого систематика Карла Линнея в юности
считали достойным лишь удела сапожника, настолько он
не блистал ни интересами, ни талантами...
Некоторые биографы Вавилова радуются тому, что он
не

стал

стал

бы

а

медиком,

Но,

академию.

поступил учиться
и

вероятно,

великим

в

медицине

и

деятелем

принес

в

Петровскую

Николай Иванович
бы не меньше

у него была столь* богатой, что
наверняка прославился бы и на других поприщах. В
растениеводстве ему было порой тесновато, широта
интересов заставляла его увлекаться еще многим другим.
пользы

людям.

Натура

он

Для человека, всесторонне образованного и широко
мыслящего, нет, в сущности, узкого призвания. Чем
богаче его знания и шире круг интересов, тем меньше ему
грозит опасность ошибиться в выборе жизненного пути.
«В мире всегда есть место подвигам»,
напоминал
в

те

годы

Горький

в

рассказе

«Старуха Изергиль»,
не проторенный

всегда есть возможность найти никем еще

славный путь. И замечательная жизнь Николая
Ивановича Вавилова служит блестящим тому
подтверждением. Выбрав профессию растениевода, вроде бы
довольно обычную, тихую и спокойную, он сумел придать ей
новую глубину и широту, совершить немало подвигов и
и

много

сделать

открытий, заставляя
афоризм Горького: «Всякое

важных

другой мудрый

припомнить
дело

человеком ставится, человеком и славится».
Чем

дольше

Вавилова,

тем

каким

ее

он

все

изучаешь

жизнь

Николая

Ивановича

больше восхищаешься мастерством,

сознательно,

целеустремленно

с

построил.
13

1905 1906-е горячие годы. Первая русская
революция.
На Пресне баррикады,
бои, пожары. Студенческие
дружины отстаивают от черносотенцев родную Петров¬

скую

академию,

куда

приходит

учиться

Николай

Вавилов.

Кажется, все ясно: природная любознательность,
интерес к естественным наукам, советы учителей,
увлекательные

лекции

выдающихся

помогли

ученых

правильный выбор. Судьба Вавилова решена

сделать

и

притом

удачно, легко, без всяких колебаний.
Не

стоит

так

судьба Вавилова
собой.

Не

только

думать.

Только

складывается
на школьной

искал свое призвание,

лишь

кажется,

будто

счастливо, словно сама
он
скамье
тщательно

обдумывал

взвешивал, проверял. Он продолжает

жизненный путь,
это

и

в

академии.

Вспомните, чем привлекли молодого Вавилова лекции
профессора Худякова: блеск, с каким выражал старый
профессор задачи науки, его яркие афоризмы... «Основы
бактериологии, физиологии растений превращались в
философию бытия. Блестящие опыты дополняли чары слов».

Пожалуй, пока студента-первокурсника Николая
Вавилона увлекают больше самые общие проблемы, некая
«философия бытия». Не столько сама наука, сколько
чары слов талантливого старого профессора. А в науке
иначе
надо заниматься конкретными
исследованиями,
никакими открытиями ее не обогатишь.
И Вавилов
все
уточнять, настойчиво
продолжает
искать собственный путь в науку. На первом курсе он
слушает у профессора Худякова курс физиологии
растений и почвоведения, проходит практикум по
бактериологии. Он так увлекается и гордится этим, что называет
себя «маленьким бактериологом».

Может,
спешит.

в

этом

его

призвание? Николай Иванович

Он проверяет себя

не

семь,

а

множество

не

раз.

руководством Д. Н. Прянишникова изучает питание
растений. Но первую самостоятельную научную работу
выполняет при кафедре зоологии и энтомологии,
исследуя летом на подмосковных полях улиток
вредите¬

Под

15

лей озцмых

Она была удостоена премии

посевов.

Политехнического музея.

Но первый
Николай

в своей жизни большой научный доклад
Иванович в 1909 году посвятил весьма

проблемам естествознания
«Дарвинизм
морфология». Чувствуется, что его
все время тянет к обобщениям, по-прежнему манит
«философия бытия».
«Не скрою от вас и того, что стремлюсь, имею

широким, коренным
и

экспериментальная

нескромное

хотение

посвятить

себя

Erforschung Weg» *, пишет

которая вскоре станет его женой.
«Цели определенной, ясной, которая может быть у
любого агронома, не
он
в
имею,
сетует
другом
письме.
Смутно в тумане горят огни (простите за
несвойственную поэтичность), которые манят... Рюмкар
он

девушке,

пишет, что если он сделал в своей жизни что-нибудь
важное, нужное не только ему одному, то только потому,
что он имел в виду всегда постоянно определенную
конкретную цель.
облечена

Он

Увы,

туманом.
все

ясная и конкретная цель у

Но пойду. А

время

круг

сужает

там

будь

поисков

что
*

меня

будет...»

от

общих,

туманных идей
«философии бытия»
нащупывает дорогу к определенной, конкретной специальности.
Правда, энергии, воли и таланта у Николая Ивановича
и

довольно

было столько,

что

он

сумеет изменить традиционную,

придав ей новое направление
перекроить ее, так сказать, «по своему образу и подобию».
В его лице впервые растениевод станет великим
путешественником. Но это еще впереди.
старинную

профессию,

Чувствуется,

что

все

взвешивать,

годы

учебы

в

академии

Вавилов

и

какую
уточнять,
продолжает
проверять
именно дорогу выбрать. Лекции чередуются с занятиями
на опытных делянках. Летом длительные экспедиции по

Северному Кавказу
*

16

и

Закавказью, сбор

Дорога исканий (нем.).

местных

расте¬

ний, изучение древних приемов

земледелия. Вавилов
один из инициаторов создания
студенческого
научного
кружка, существующего в Тимирязевке и поныне. Все
он

активнее
посылают

естествоиспытателей,

потом

сельскохозяйственных

занимается
на

делегатом

съезд

«деятелей

съезд

растений

исследовательской работой. Его

и

русских

по

селекции

семеноводству».

После окончания академии

кафедре частного
Д. Н. Прянишников,

при

1911 году его
которую

в

земледелия,

«для подготовки к

оставляют
возглавлял

профессорской

деятельности», что соответствует нынешней
аспирантуре. На селекционной станции академии он начинает

самостоятельную большую научную
время окончательного выбора,

первую

Настало
делает

Он возвращается

его.

к

своему

физиологии растений. Но

увлечению

Почему
растениеводства?

и

Вавилов

первому

теперь его больше

всего интересуют тайны иммунитета
к различным

работу.

стойкость

растений

заболеваниям.

он

именно

эту

область

сожалению,

не

оставил

выбрал

Вавилов,

к

этого

насчет

подробных объяснений, хотя всю жизнь с гордостью
подчеркивал: «Я патолог растений прежде всего». Вероятнее
всего, Вавилова, влюбленного в жизнь во всех ее
проявлениях, привлекала благородная задача защиты жизни,
борьбы со всякими напастями, ей угрожающими.
что его влекла и медицина.

Вспомним,

Сколько трудов прилагает земледелец, воистину
добывая

хлеб

урожае

в

поте

каково

лица

же

ему

своего,
видеть,

ржавчина, мучнистая роса
напасти?

так

мечтает

о

как молодые

или

щедром
всходы

губят

другие бесчисленные

открытиям Вавилова и других
об иммунитете растений гораздо больше,
времена, когда он только начинал свои
и
химия
дала
земледельцу мощные средства

Теперь благодаря
ученых
чем

мы
в

те

исследования,
2

знаем

Г. Голубев

17

борьбы

с

болезнями

ООН,

данным

они

вредителями. Но даже сейчас, по
треть всех урожаев
у нас

и

отнимают

в
мире, выращенных с таким
миллиарды тонн! А ведь пока

трудом! Целую

треть

каждый третий

еще

Земле страдает от голода.
А шестьдесят
лет назад,
когда Николай Иванович
начинал борьбу с ними, вредители и болезни растений

человек на

отнимали

не

земледельца

у

меньше

половины

урожая!
Молодой ученый был тогда почти единственным
в поле.
И оставалось совершенно неясно, как

же

воином

вести

не

эту

бой,

борьбу. Все было

и темно,

неведомо

не сражение, еще только

-

даже

первая разведка. Но тем

было

интереснее!
Уже давно с

успехом
исследования по иммунитету у

вел

свои

людей

классические

и животных

Мечников. Они произвели большое
Вавилова.
иммунитета

Но

Недаром

свой первый труд

он посвятил
мог

других

заболеванию.
возникает

местах

они

Передается
в

по

на

вопросам

Мечникову.
объяснить, почему одни сорта растевезде, поражает какая-нибудь болезнь, а

растений
никто не

нищ да и то не
в

Илья Ильич

впечатление

оказываются
ли

не

иммунитет

определенных, местах

подвержены
по

под

наследству

или

воздействием

среды? Можна

ли сознательно выводить сорта,
стойкие
различным болезням?
С характерной для него пунктуальностью Вавилов

начал с изучения всей литературы,

к

посвященной

разыскал всего-навсего около двухсот
книг и статей. Это во всем, мире, на всех языках!
Все предстояло исследовать и открывать заново

иммунитету растений,

и

это

и

особенно привлекало молодого ученого. А чтобы

разобраться

во

всех

загадках

серьезно заняться систематикой
всего

многообразия

мира,
18

и

следовало
иммунитета,
изучением

растений,

видов и сортов, всего богатства

непременно

в

неразрывной

связи

растений
средой,

со

с условиями процветания или, наоборот, угнетения
каждого сорта.
Вавилов ставит перед собой неотложную задачу: как
уже сейчас, немедленно, использовать естественную

природную невосприимчивость
форм растений
некоторых
для выведения новых, не подверженных болезням сортов.
А для этого прежде всего предстояло выявить, разыскать
эти формы и выяснить, возможно ли передать их
новым сортам по
наследству, для чего следовало
хорошо изучить достижения и методику только что

стойкость

нарождавшейся новой науки
Казалось бы,

болезней
важнейшими

частные

оказались

проблемами

генетики.

вопросы

связанными

биологии

с

с

защиты

растений

генетикой

и

учением. Так
получалось, что выбранная Вавиловым вроде бы тихая,
боковая, уединенная тропинка выводила молодого
исследователя на широчайшие научные просторы, требовала

систематикой,

с

экологией

и

от

коренными,

эволюционным

от

глубоких обобщений, богатой

эрудиции, властно звала
на дорогу дальних странствий. Или это он придавал всем
проблемам поистине глобальный размах?
Так будет всю жизнь. Вавилов всегда старался

него

разобраться

манивших его загадках, пробивался
глубину проблем, а для этого оказывалось
необходимым все расширять круг исследований, привлекать
материалы из других областей науки. Так и развивался
его гений
проникая все глубже в тайны бытия и
постоянно расширяя фронт открытий.
И всегда его интересы определяла и направляла не
одна только научная любознательность. Делая очередное
в

до конца в

самую

открытие, Вавилов тут же задумывался: «А как
применить его на практике, какую пользу сейчас, немедленно
оно может и должно принести родной стране, всем
труженикам земли?»
На делянках первой в стране селекционной станции
Вавилов начал проверять, какие из сортов овса и пшени¬
2*

19

цы

устойчивы

к

грибковым заболеваниям,

различным

наиболее

распространенным в европейской части России.
Коллекция этих культур считалась богатой, в ней были
семена

из

различных

мест

России, Европы,

Азии. Все лето, с рассвета и до темна
исследователь

проводил

заражал

их

в

только

записывал результаты

тщательно

зарисовывал,

поле;

сеял,

муч)нистой росой

даже Малой

молодой

наблюдал

за всходами,

всякими

ржавчинами,

и

наблюдений,

но

и

не

все

фотографировал.

Тысяча

делянок была у него. На них Вавилов
и
пшеницы
проверял шестьсот пятьдесят сортов
триста
пятьдесят сортов овса. Богатырский размах!

Он быстро

учителей. Один из них,
профессор Д. JI. Рудзинский, «дедушка

перерастал

руководитель станции

как его любовно

русской селекции»,

Вавилову:
«Мне очень совестно,

называли,

позднее

писал

учителем.

Ведь

мы

самостоятельно,
от

Вас,

чем

и

(Вы)

лишь
во

я

когда

много

меня, и

от

Вы

называете меня своим

работали

совместно

на

заимствовал

раз

вообще

на

дне

станции

больше

горький

осадок, что я очень мало давал от себя моим сотрудникам,
от них большой работоспособности, которой я
был одержим...» Впрочем, и в такой скромности

требуя
тогда

самокритичности

Д. JI. Рудзинский

оказался

и

хорошим

наставником для молодого ученого.

Много дали Вавилову
ботаники

в

Петербурге,

занятия

в

собирали

Бюро прикладной

изучали коллекцию
стране зерновых растений.
Весьма по-разному реагировали на болезнь всходы
растений даже одного сорта, но из семян, привезенных
из различных мест, и Вавилову становилось ясно:
работа
бесконечная. В идеале нужно собрать и
предстоит
проверить образцы из всех стран, со всей планеты.
Чем богаче окажется коллекция, тем надежнее сможет
земледелец выбирать и выращивать такие растения,
которые не погубят болезни, опасные в этих краях.
всех возделываемых

20

в

где

и

И

не

устойчивость

такой коллекцией,
болезням сорта, если

обладая

селекционер,

создавать

поддающиеся
эта

по

передается

сможет
только

что

наследству,

предстояло еще выяснить.

О наследовании
в

наука

те

годы

тех

или

иных

знала

еще

очень

признаков у растений
мало.

Гениальные

Грегора Менделя прошли
незамеченными. Только на рубеже двадцатого столетия их
заново открыли сразу Гуго де Фриз в Голландии, Карл
Корренс в Германии и австрийский ботаник Эрих
открытия скромного

монаха

Чермак.
Селекция

по
ведется
авось и получится нужный

наугад:

вслепую,

старинке,

сорт. На

такие

поиски

уходят
нередко впустую. Генетика лишь
рождалась
в противоречивых по результатам опытах, в
горячих спорах. Пожалуй, к ней можно было с еще
большим правом отнести то, что позднее великий Эйнштейн
как-то сказал о кризисе в физике: «Это драма, драма
долгие годы,

и

идей».
В

свое

время

биологов мира потрясло

всех

Пауля Камерера, обвиненного в подтасовке
результатов опытов по наследованию приобретенных признаков.
Научные споры приобретали такой накал, что старые
самоубийство

становились

Друзья

и

врагами

Надолго затянулась

эта

многим исследователям. А

в

здороваться.

переставали

драма,
те

и

она

дорого

годы

она

обошлась

только

начиналась.

В одном из писем того времени Вавилов
что даже само слово «генетика» для многих еще
и

Практически

незнакомо...

стране

негде

было

ему

знакомиться с основами новой науки.

году Николай Иванович отправляется
путешествие

пока

еще

только

за

проведения генетических исследований.

Кембридже

и

в

лаборатории

в

свое

знаниями, за

Он

великого

И

жалуется,
непонятно

в
в

родной
1913

первое
опытом

учится этому

в

Вильяма Бэтсона
21

около

Лондона, потом во Франции у выдающегося семе-»
Вильморена, чья фирма снабжала превосходными

новода

селекционными семенами многие
следующий год Вавилов переезжает

работать

в

страны

мира.

застигает начало

На

чтобы

Германию,
лаборатории Эрнеста Геккеля. Но тут
в

по*

его

мировой войны,

и молодому русскому уче*
на родину, чтобы
спешно
возвращаться
ному приходится
не угодить в лагерь для интернированных.
По дороге погибает вместе с пароходом, подорвавшим*
ся на мине, весь его багаж, и сам Вавилов лишь каким*
то

его

72

чудом

остается

жизни едва

не

в

живых.

Это первое приключение

стало и последним...

в

ГЛАВА
в

которой

Его встречали
небес. Еще

ТРЕТЬЯ,

завязывается затяжной

как

самого

за несколько

дорогого

роман

гостя,

верст до кишлака

их

посланца

поджидали

всадники. Завидев Вавилова, часть из них стремительно
мчалась к серым домикам кишлака, оповещая всех о при-

бытии гостя громкими выкриками
Остальные всадники спешивались
пыль.

дорожную

ни

Как

пальбой

и

из винтовок.

бросались ниц в
смущенный Вавилов

и

упрашивал

было тщетно. Только когда он
подняться,
проезжал вперед, воины вскакивали в седла
и торжественно
их

все

ехали

из

следом,

А у въезда
население

от

глубокой

велика

пыли

гроздьями

кишлак

Впереди

на

кто
ветках

и

глаза.

потупив

все

уже

ожидало

богатые

ними

висела

их

мала.

до

самые

За

землевладельцы.

почтительности

в

стояли

почтенные

коленях

на

купцы

в

и

победнее. Чумазая детвора
карагачей и

старых

шелковицы, толпилась на плоских крышах домов. И уже
тянуло со всех сторон вкуснейшим дымом,
предвещавшим
обильный пир.
Последнее время так повторялось

Почему

они

так

нас

в

каждом

встречают?

Вавилов у переводчика.
Закатывая черные глаза,
большие
как маслины, и поглаживая тщательно
надушенную

бородку,

тот

восторженно

Восточное гостеприимство,

кишлаке.

допытывался
и

маслянистые,

подстриженную,
отвечал:

эфенди! Они

о

принимать у себя такого почетного гостя.
Ну какой я почетный! Объясните им наконец.

счастливы

Переводчик,

словно

не

отводил

слыша,

глаза

и

Он
выглядел куда внушительней, чем гость из России...
Какие
«Вот тебе и Персия!
удивлялся Вавилов.
нелепые обычаи...»
начинал

милостиво

раскланиваться направо

и

налево.

Шел 1916 год. Турция воевала против России на
Германии. Чтобы ударить по турецким войскам

стороне

фланга,

русские полки вторглись

Персии,

как

солдат

началась

становились

тогда

называли

какая-то

шальными,

словно

вести наступление с

Полковые
24

северную

с

часть

И тут среди русских
Они
странная болезнь.

Иран.

почти

пьяными,

такой

медики

в

безумными. Как

армией?

подметили,

что

загадочное

опьяне¬

ние, похоже, вызывает, казалось бы, совершенно
безобидный хлеб, выпеченный из местной пшеничной муки.
Возможно ли это? Чтобы выяснить, в чем тут дело, военные
власти
попросили министерство земледелия прислать в
экспедиционные войска опытного специалиста-растениевода.

Выбор

пал на Вавилова, и он с радостью согласился,
не
самое
прекрасно понимал, что война
и
занятий
подходящее для путешествий
наукой время. В
армию его не взяли
у него еще с детства был поврежден

хотя

один глаз.

Вавилов

исследованиями.
А в Персию
Иванович

высевал

на

мог спокойно

его

влекло

делянках

заниматься

научными

давно. Когда Николай
селекционной станции

Петровки все пшеничные зерна, какие ему попадались, и
проверял, поражают ли всходы различные болезни, его

Он оказался совершенно
заинтересовал один
сорт.
не подвержен заболеванию мучнистой росой.
особенно

Поехав в Англию, Вавилов захватил с собой семена
стойкой пшеницы и высеял их там. И на английских
полях она не потеряла своей драгоценной стойкости в
отличие от других сортов, семена которых он также
привез из Москвы.
Очень интересно,
определяет

стойкость

ся наследственность
Было

весьма

но

опять

все

иммунитета:

же

неизменяющая-

воздействие местной среды?

или

важно

загадочно! Что

строгая,

получше

замечательную

изучить

пшеницу. С другими сортами она скрещивалась плохо,
отличалась и другими примечательными особенностями,
так что

вид.

Ее

стеблях
Выглядела

она

Вавилов даже решил
посевы

были

опушенные

колосья

мрачновато,

не

Семена

поступили

173. Но тут

же

в

издалека

отдельный
на

гибких

почти черного цвета.

Вавилова.

радовала глаз

из

Европы.

семеноводческой фирмы сорт
номером

выделить ее

заметны

В

каталоге

значился

было помечено,

просто

что

немецкой
под

пшеница

в

про¬
25

сторечии называется «персидской». Следовало понимать,
что родиной ее была Персия?
Как же можно было отказаться от возможности
с

познакомиться

И

С

замечательной

Николай Иванович

вот

таинственной

спешит

болезнью,

ради

персиянкой
в

которой

его сюда

молодой ученый разобрался быстро. Как

прислали,

пшеничные

поля

поближе!

Персию.

оказались

он и

сильно

засорены
опьяняющим плевелом. Вавилов дал простые
рекомендации: не есть местного «пьяного хлеба», как тут
предполагал,

ядовитым
его

из

а

называли,

снабжать пекарни мукой,

привезенной

России.

он
приехал, было выполнено.
возвращаться домой. Снарядив
крошечный караван, всего из трех лошадей, он
отправился по пыльным дорогам, тянувшимся вдоль засоренных,
убогих полей, на поиски заветной пшеницы. На одной
лошади ехал Вавилов, на другой
переводчик, третья
шла под вьюками. Никакой охраны у Николая
с

Задание,

Но

Вавилов

Ивановича не

не

которым
спешил

было.

Пшеничные

поля чередовались с посевами опийного
мака
казалось, у подножия серых складчатых гор
сели на землю отдохнуть бесчисленные мириады бабочек-

Кружил голову густой аромат цветущего клевера-шабдара. На поливных землях, в садах и огородах,
наливался
зрели
душистые
дыни,
виноград.
Брызгая

лимонниц.

алым

соком,

начинали

трескаться

созревшие

гранаты.

Благодатные края, щедро согретые солнцем. Но
обрабатывались плохо, древними, примитивными
орудиями. Каменистую землю еле ковыряли деревянными
сохами,

И

поля

мотыгами. Она давала ничтожные урожаи.
были нищими. Но каждое старалось

жалкими
селения

от всего мира глинобитными стенами, словно
В любой миг
могли напасть враги:
крошечная крепость.
чужеземные солдаты и свои собственные, бродячие
разбойничьи шайки или просто жители соседнего селе¬

отгородиться

26

вытоптать

ния

спалить

посевы,

отобрать

хижины,

последнее.
слова

Вавилову
Пушкина

выражения,

часто
из

приходили

которое было

Эта

на память

иронические

«Путешествияв Арзрум»: «Не знаю
бы

бессмысленнее

слов:

азиатская

во
время
крестовых походов, когда бедные рыцари, оставя голые
стены и дубовые стулья своих замков, увидели в первый
раз красныо диваны, пестрые ковры и кинжалы с
Ныне можно сказать:
цветными камушками на рукояти.
азиатская бедность, азиатское свинство и проч., но

роскошь.

поговорка,

вероятно,

родилась

конечно, принадлежность Европы...»
времен путешествия Пушкина в здешних краях,
похоже, ничего не переменилось. Время тут словно
остановилось. Народ по-прежнему прозябал в вековой
темноте и убожестве, каждый помыкал им как хотел. Возились
в пыли
полуголые, на ножках-спичках дети, с вечным
выражением голода, застывшим: в глазах.
Вавилова возмущало,
с: какой
грубой
роскошь

есть,

Со

крикливый толстый
держал: себя
переводчик,
человек с наглыми глазами навыкате его рекомендовал

бесцеремонностью

русский: консул,

и каю покорно, привычно
перед: ним крестьяне в попутных
селениях. Наглеца приходилось то вгдело одергивать. Он
только мешал. Было мучительно понимать лишь отдельные
слова. Вавилов решил: сам учить вечерами фарсидский

ему

испуганно

раболепствуют

язык..
А

тут

еще новая

Вавилова, который
маленький

то

непредвиденная
if дело

караван-, сворачивал

поисках

новых

образцов

с

дороги

местных

Поведение

помеха.

останавливал

свой

бродил
растений,

и

по

полям

подозрительным военным властям.
Николая Ивановича задержали и, несмотря на
сопротивление, обыскали. Воинственные чубатые казачки,

обращая

никакого

прямо вдорожную

внимания

на

его

просьбы,

в

показалось

не

вывалили

пыль пшеничные колосья.
27

Не помог и открытый лист Российского министерства
иностранных дел. Вавилова посадили в раскаленную,
печка,
глинобитную мазанку и послали начальнику
сообщение, уже предвкушая солидную награду
до
тысячи рублей золотом, которая была обещана за поимку
шпиона. И какие будут указания, как с ним поступить:
словно

опаснейшего преступника в Россию или
расстрелять на месте?..
Николай Иванович томился под арестом, правда,
всего трое суток. Но они показались очень
недолго

высылать

длинными...

Особенно было обидно, что посадили в этот клоповник
же, русские. И у двери сидел в тени с винтовкой
свой, русский солдат
губастый паренек из рязанского

свои

села

с

глупым

круглым

лицом,

сплошь

усеянным

веснушками.

Хорошо, за трое суток чиновники наверху все же
разобрались. Пришел телеграфный приказ освободить
путешественника. Вернули, к счастью, и все собранные
образцы,

сваленные

пришлось

Николай

кучу

и

так

перепутанные,

что

долго

их.

Иванович

поехал

дальше

и

вдруг,

словно

пословице, попал «из грязи да в
В каждом селении его теперь встречали

буквально
князи».

в

разбирать
по

старинной

поклонами, устраивали торжественные церемонии, произносили
пышные приветствия. Переводчик с удовольствием их

переводил,
причмокивая пухлыми мокрыми губами в
предвкушении близкого пиршества. И пиршества
действительно
устраивали в каждом селении, каким бы
нищим оно ни было, несмотря на все отказы и возражения
смущенного ученого. На ночлег их помещали в самом
богатом доме,
а утром после обильного завтрака
караван
низкими
наклонами чуть не все жители
провожали
селения.
Что за чертовщина? Вот и сейчас, бормоча витиеватые
приветствия
28

и

пожелания

счастья

и

благополучия

высо¬

кому гостю, седобородые старики норовят поцеловать его
стремя, припадают к запыленным сапогам Вавилова.

Николай Иванович торопится спешиться,

пытается

поднять стариков с колен.
же, черт возьми!
кричит он
И объясните им наконец, что мне
совершенно не нравятся такие церемонии. За кого они меня
принимают?
Законы
выпевает,
священны,
гостеприимства
Нельзя обижать
укоризненно качая головой, толмач.

Да

помогите

переводчику.

добрых людей. Они выполняют заветы аллаха,
эфенди.
Как ни упирается смущенный путешественник, его
бережно берут под руки и, как тяжелобольного, ведут в
этих

самый

просторный

ковры

и

шашлыком

пловом,

и

чистый

и

на

расставлены
горами

дом,

где

них дымящиеся

высятся

уже

пшеничные

не

стороной

и

знал,

ночуй

и делать.

что
в

с

лепешки,

гранаты, яблоки, виноград...
С чего вдруг ему устраивают пышные
Вавилов

раскинуты

блюда

Хоть объезжай

приемы?
селения

поле, под тополем.

Чуть не на каждом поле Николай Иванович
какую-нибудь новую разновидность мягкой
пшеницы. Собирать образцы приходилось под палящим

обнаруживал

солп-

цем, когда температура даже в тени поднималась до
пятидесяти градусов. Зато никто не мешал ему. Но
заветная «персидка» почему-то ни разу не попадалась. И
поисках

ее

Вавилов

ехал

все

дальше,

словно

жар-птицей.
Николай Иванович решил обследовать

в

п

азартной

погоне за сказочной

Керманшаха.

Здесь

были

дикой пшеницы
не
сидки»?
Но через древний
линия

нарочно,

фронта. Все
тот

окажется

ли

Керманшах

поля

участок,

найдены

где,

были изрыты
возможно,

поля

вокруг

любопытные

виды

и

«пер-

среди
как

них

раз

окопами.

вместе

с

проходила

И

как

образцами
29

дикой пшеницы пряталась
«ничьей

между

земле»,

и

на

оказался
«персидка»,
и
турецкими

русскими

позициями!
Вавилов

все

же

проводника, щедро

решил

проникнуть

заплатил ему.

туда.

Командир

Нашел

части,

восхищенный мужеством ученого, пообещал выделить целый отряд
из полусотни казаков. Получалась этакая разведка боем
во имя

науки.

Однако утром,

когда было намечено выступить,
проводника неожиданно и след простыл. И казаки не явились,
им пришлось отражать неожиданное наступление турок.

Попробовал было Вавилов отправиться на поиски «персидки» один. Вдруг поднялась стрельба, загремели даже
орудийные выстрелы. И, опасаясь, как бы его скромная
научная вылазка не привела к непредвиденному
сражению, Николай Иванович, к радости переводчика,
повернул в сторону от линии фронта.
Они отправились в горы, где таились среди скал
редкие селения курдов. Но и здесь оказалось неспокойно.
В горах рыскали басмачи, грабя всех, кто подвернется.

Переводчик

со

слезами

в

нахальных

глазах

умолял

вернуться в Тегеран или хотя бы под защиту русских
войск. Вавилов отказался:
Чтобы снова попасть под артиллерийский обстрел
или угодить в
клоповник
по
подозрению в шпионаже?
Нет, здесь, в горах, гораздо спокойнее.

холодке,
время

Так

А басмачи, о эфенди!
Басмачи днем спят, затаившись от жары в
А мы будем как раз
засмеялся Вавилов.
осматривать поля без помехи.
и

исследователю,
в

вышло.

Остроумное

как потом

еще

не

богатой приключениями

раз
и

в

это

решение помогло
выручала его находчивость
опасностями

жизни.

Правда,
лениво,
30

раза два в них все же стреляли, впрочем,
для острастки. А
откуда-то издалека, больше

в

общем

никто

мешал

не

Николаю Ивановичу осматривать

среди выжженных солнцем скал.
Его мужество и настойчивость были вознаграждены
интересным открытием. Поля озимой пшеницы
оказались сильно засорены рожью. Видимо, дикая рожь и

крошечные

была в

поля

глубокой

полях. Лишь
специально

высокие

и

древности просто сорняком на пшеничных
ее ввели в культуру и стали сеять
тех краях, где она давала урожаи более

потом

в

чем

надежные,

Вечерами

в

пшеница,

скажем,

палатке, поставленной

России.

в

где-нибудь
свечи разбирал

в

укромном
Вавилов при свете
дневные
месте,
находки, радуясь каждому новому колосу, и еще
непременно заучивал несколько новых слов на фарси. Но

вскоре приходилось гасить свечу, чтобы не привлечь
внимания вышедших на ночной промысел басмачей.
Потом они снова спустились с гор в населенные
долины, и переводчик опять ожил, обнаглел, сразу даже
стал вроде выше ростом. И опять началась вокруг
Вавилова смущавшая его загадочная возня. Обгоняя
маленький караван, впереди мчалась какая-то непонятная
слава. В нищих селениях ученого встречали униженными
поклонами, совали в руки жалобы и петиции, резали
последних барашков и раскладывали щедрое угощение
на изорванных, заштопанных достарханах. И после
такого торжественного приема, как заметил Вавилов,
багаж переводчика увеличивался. В пору было заводить

специально для
Переводчик
попутном

мурлыкал,

него
как

вторую

базаре что-нибудь

винтовку

вьючную

довольный кот,

обменял

продавал

на

ковер.

А

и

или

на

лошадь.
на

каждом

обменивал. Купил

следующий

день у

него, как в сказке, уже стало три ковра...
В одном селении Вавилову преподнесли

громадную
простыню. На ней было чтото написано изящной вязью, а ниже по местному обычаю
во множестве
приложили перстни вместо печатей самые
богатые и почтенные жители селения.

бумагу,

размером чуть

не

с

31

«Высокочтимый

и

великой милости...»

великий...

Смиренно

отдельные слова,

просим

о

понимал

которые

Иванович, были словно криками о помощи.
Переводчик, причмокивая мокрыми губами, перевел
всю петицию. Оказалось, это была челобитная русскому
царю с жалобами на притеснения местного губернатора
и с просьбой сместить его. Тщетно пытался Николай
Николай

Иванович

втолковать

русский царь
а

чиновниками,

он,

не

через помрачневшего переводчика,
имеет

Вавилов,

жалобы.
Но люди,

власти

не

ним

перед

никакие

принимать

уполномочен

стоявшие

что

местными

над

на

в

коленях

серой

мягкой пыли, смотрели на него с такой надеждой,
упорно кланялись и не хотели взять бумагу обратно,

так
что

Николай Иванович вздохнул и сделал единственное, что
мог: аккуратно сложил их петицию и
бережно спрятал в
карман, чтобы при возвращении передать ее
консулу. Какой из этого будет толк?
Переводчик повеселел. Но слово, которое
часто

и

многозначительно

повторял

он,

русскому

особенно

показалось

особенно подозрительным: «сардар, сардар»...

Вавилову

царский титул?!
Николай Иванович не мог больше терпеть

Высокий,

почти

первом

же

после

привале

долгих

загнал

виляний

и

лукавого толмача
закатываний глаз

в

и

на

угол. И

тот

покаялся...

Вы меня выдавали за царского шурина?
опешил
Вавилов.
За брата царевой жены?!
Зато как нас везде встречали, эфенди!
Да как вы посмели?
Мне стало вас так жалко, когда вы сидели в
Я решил вам помочь. Не гневайтесь на меня,
тюрьме.
о

эфенди!
Сначала,
поверили:

что

рассказал переводчик,
это

за

путешествует с ничтожным караваном
потом

32

именно

в

его

царский родственник,

отсутствие

и

охраны

выдумку не
если

без всякой охраны? А
и

свиты

стало

вроде бы

плутовской

подтверждением
этот

деле,

выдумки.

Видно,

знатный, большой человек,

русский

в

самом

коли

боится ездить повсюду без охраны. И зачем ему
большой караван? Такой
высокий гость
везде
Он всюду должен быть принят по-царски.

не

свита,
дома.

Вот
петиции,

откуда и низкие поклоны, и загадочные
щедрые угощения, опустошавшие и без того
кладовые, и подозрительные обновы наглеца

и

небогатые

переводчика!
Вавилов пришел
выгнал

пройдоху

в

в такую ярость, что тут же чуть не
три шеи. Однако недостаточно он еще

овладел языком, чтобы путешествовать одному, пришлось
бы прервать экспедицию.

сердце Николай Иванович был вынужден пока
жулика. Но
присматривал за
теперь строго
ним, а вечерами допоздна ускоренно учил язык.
И вскоре настал день, когда Вавилов с большим
удовольствием сказал поникшему толмачу
на

Скрепя

оставить

превосходном, звучном фарси:

Убирайтесь

прочь, негодяй! Я больше не нуждаюсь

в ваших
услугах.

Переводчик захныкал, начал униженно кланяться,
поминать русского консула, который с него якобы шкуру
он

снимет,

если

профессора

одного в

позволит

себе

оставить

уважаемого

чужой стране...

Вы же не нашли еще самой лучшей в мире
персидской пшеницы, о эфенди! И разве найдете без меня?
Мало знать язык, нужно знать и страну.
-

нащупал больное место...
Но Николай Иванович остался непреклонен.
Я обойдусь без вас,
твердо сказал он.

Лукавый пройдоха
Убирайтесь!
И добавил,

наставительно подняв палец:

Приказания

царского шурина следует
незамедлительно. Сколько раз повторять?
3

Г. Голубев

выполнять

33

И жулик слабо ахнул, всплеснул пухлыми ручками
и поспешил

А

исчезнуть.
Николай Иванович

удобным
некогда

отправился дальше

на перекладных,

манером

странствовали

на

путешественники

и

весьма

тройке,
по
российским
как

родным дорогам. Только ямщики выглядели необычно
тощие, полуголые, смуглые. Вавилов заговаривал с
ними, и они прониклись к нему таким уважением, что

просьбе

его

останавливались

у

любого

поля

и

по

терпеливо

пока приветливый чужеземец соберет очередной
местной пшеницы.
Вавилов наслаждался знанием языка
пусть еще
но позволявшим
неполным,
далеким от совершенства,

ждали,

снопик

разговаривать со всеми без посредников
Возле Мешхеда Николай Иванович собрал

ему

и

помех.

много

великолепной пшеницы, не боящейся засухи. А на
из полей издали приметил заветные черные
и
колосья,
сердце у него забилось чаще.
Вавилов поспешил к ним... Мягкая пшеница, очень
семян

одном

похожая

на

«персидку»,

Проклятый
Иванович
пшеницы,

34

но

жулик-толмач

покидал

Персию,

иная.

все-таки

оказался
так

и

не

прав.

Николай

найдя заветной

ГЛАВА
в

которой

ЧЕТВЕРТАЯ,

поиски

на Крышу мира

-

приводят путешественника
к

Подножию солнца

Вот это был овринг! А он-то думал, будто уже
повидал все...
Каким-то чудом в трещины отвесной, как стена,
скалы неведомый смельчак вбил деревянные клинья. И
3*

к

этим клиньям прикрепил висячую тропу из
хвороста, присыпав их сверху щебнем, чтобы
лошадей не застревали между ветками.

Тропа

тянется вдоль скалы,

которой кривой саблей
километра,

если

но,

бревен

и

копыта

бездной, на дне
До нее не меньше

над

сверкает река.

видно,

присмотреться,

как

она

беснуется и пенится на острых камнях.

конец,

Вниз не смотри!
А то
приказал хан Кильды.
амба. Смотри прямо перед собой. Пусти вперед
ее

лошадь, держись за
себе потихоньку. Не

хвост,

спеши.

если

и

хочешь,

Лошадь умная,

шагай

лошадь

выведет. А вниз не смотри. Амба!
Он громогласно расхохотался по своему обыкновению
и первым шагнул на висячую тропу. Вавилов
зачарованно смотрел, как легко и
и

мосткам

скрипевшим

грациозная

балерина

или

хан Кильды! Ай да

А
ему

в

ловкий

он

танцор

нес

тело,

тучное

на

по

качавшимся

словно

проволоке.

Ай

да

мирза-баши!

ведь, увидев впервые этого толстяка, назначенного
сопровождающие, Вавилов совсем приуныл.

Вообще
Ивановича.

все

Оно

Памир

путешествия

это

путешествие

удивляло

Николая
и дальше

началось как-то неожиданно

пошло в том же

На

свободно

свое

в

духе.
он

ехать

Персию

вовсе

не

осталось

собирался. Но
свободное

после

время, было

его не использовать. Тем более было обидно, что
заветной «персидки», ради которой, собственно, и
отправился он в чужие края, найти так и не удалось. Может,
жалко

ее

поискать

следует

Афганистане? Ведь
переходили

Но
в

те

от

для

годы

восточнее

в

соседнем

с

Персией

пограничные районы, тут не раз

одной страны

европейских

к

другой.

путешественников

был недоступнее Луны. Все,

что

Афганистан
мог

сделать

Вавилов в оставшееся теплое время длинной
это хотя бы пройти вдоль афганской
среднеазиатской осени,
границы, протянувшейся на полторы тысячи верст.
36

А по эту сторону границы высился Памир
суровые,
мрачные скалы, вознесенные к самому небу. Их так и
называли
Крыша мира, или Подножие солнца. Или

Подножие смерти. И было

совсем уж зловеще

об

этих

местах

диких

немногим

больше того,

легендарный Марко Поло, побывавший

сообщил

известно
что

тут шесть

с

половиной веков назад:

«...Поднимаешься в самое высокое, говорят, место на
свете. На том месте между гор находится равнина, по
течет
славная
речка. Лучшие в свете пастбища
тут, самая худая скотина разжиреет здесь в десять дней.

которой

Диких зверей тут

множество...

Двенадцать дней
она Памиром; и во
еду нужно везти
и

высоко
и

того

великого

как

цвета,

варится...»
Насчет травы

той

равнине,

время нет

ни

собою. Птиц тут

с

От

холодно.

не

по

едешь
все

в

холода

других

нет
и

оттого,

огонь

местах,

называется

жилья,

и

не

пища

ни

травы,

что
светел

так
пе

так

хорошо

кие

же

без

нее

Марко

Вавилов колебался.
поднебесные

горы? Что

самому себе противоречит:

«лучшие

там

в

свете

Стоит
делать

ли

ка¬

пастбища»? Все равно

карабкаться

на

растениеводу, искателю

высокоурожайных и стойких к болезням сортов пшеницы и
других зерновых?
Но все же слабенькая надежда манила его: может

быть, где-нибудь
долинах и

найдется

в

приграничных

с

проложенных
устанавливает лишь природа.
Иванович
Николай

границ,

Афганистаном

Ведь растения не признают
людьми. Для них границы

пшеница.

решил отправиться на
путешествие оказалось для него полным
поразительных неожиданностей...
и

Памир,

это

Поначалу

будто

и

и природа нарочно
помешать
ему, не
сговорились сорвать путешествие,
пустить в зачарованную горную страну. Конечно,
опять
стреляли. Спасаясь от мобилизации на трудовые работы,

казалось,

люди

37

мужчины из кишлаков
в

повстанческие

убегали

отряды.

восстанием.

настоящим

губернатор отказался:
Два-три казака

вас

взять? Все заняты на
возвращайтесь, молодой человек,

в

горы,

объединялись

там

Многие районы были охвачены
Дать Вавилову охрану военный
не

в

а

спасут,

целый отряд где

Так

усмирении.

что

ожидайте

Москву,

лучших
времен.
Николай Иванович решил ехать без всякой охраны,
на свой страх и риск. Ему дали в проводники одного из

эмира бухарского, и, увидев его, Вавилов
совсем приуныл. Даже среди отъевшихся приближенных

чиновников

эмира хан

Кильды
мирза-баши, как его пышно
удивительной тучностью.
Семь пудов вешу,
похвастал он Вавилову,

величали, отличался

расплываясь

в

улыбке

и

любовно

необъятный

поглаживая

живот.

Приставка «мирза-баши»

к

его

имени

свидетельствовала об учености толстяка
хоть писать и читать он,
его

вес!
В пестром

коне

так

халате

с

наверное, умеет. Это хорошо. Но

серебряным

величественно,

будто

как

во всяком случае,

что

поясом

хан

Вавилов рядом

с

сидел

на

ним

важного
сопровождающим
скромным чиновником,
вельможу.
К счастью, важничал хан Кильды недолго. На самом

выглядел

деле он оказался человеком простым и веселым,
отличным попутчиком. Чем дальше они удалялись от эмирского дворца и углублялись в горы, тем проще, естественней

держался
что

в

готовились
тот

как

независимых

мирза-баши.

попутных
и

посылал
вперед гонцов, так
уже знали об их приезде,
время не злоупотреблял властью,

то

же

жуликоватый переводчик.

обитателей горных

трудно...
В горах

38

в

Он

кишлаках

хан

Кильды

кишлаков

Впрочем,
на

испуг

словно помолодел.

было

взять

Был неутомим

в

пути:

умело выбирал место
и все это
лагеря

разбивкой

Он даже

шуточками.
вспоминая

словно

молодость,

Хан показал себя

для

наслаждался
в

проведенную

опытным

этих

лучших лошадей и место для ночлега,
костер

из

хохотать.

и

сам

все

первый

быстро
похлебку

вкусную

сварить

любой подстреленной птицы. Он

рассказывал забавные истории
громогласно

снегу,

горах.
Умел

гордых

путешественником.

разжечь

на

веселыми

трудностями,

выбрать

прямо

руководил

ночлега,

прибаутками,

с

время

начинал

В горных ущельях ему вторило эхо,

барсов и волков.
Мирза-баши увлекся сборами растений, помогал
Николаю Ивановичу расспрашивать о них местных жителей.
распугивая

Он стал для Вавилова хорошим помощником. И все же
Николай Иванович побаивался: как его
перетаскивать
овринги, сплетенные из ветвей?
через висячие мосты
О поджидавших его трудностях и опасностях Вавилов
уже знал из описаний немногих путешественников,
пытавшихся до

вы

«Если
дороги,

него

проникнуть к

познакомитесь

писал

один

из

со

Подножию
всеми
вы

них,

солнца.

ужасами этой

получите

впечатление

потрясающее. Это дикие утесы и скалы, по которым
ползут люди с ношей за спиной. Лошадь по этим путям

пройдет. Я
моего

друга

шел

из

когда-то

свежего и

этими

бодрого

тропами.

не

Переводчик

человека

стал

стариком.

Люди

седеют от тревог, начинают бояться пространства.
В одном месте мне пришлось отстать, и когда я вновь
догнал спутников, то застал наших двух переводчиков
плачущими. Они говорили:

умрем...»
Веселенькие места! Но
горы,

тем

очевиднее

«Туда

страшно идти,

чем дальше

становилось,

они

что

мы

там

углублялись

трудности

в

дороги

были вовсе не преувеличены. На военных картах зияли
белые пятна со зловещими вопросительными значками.
Но и там, где на карты были нанесены горные хребты и
долины, они оказались очень далеки

от

действительности
39

и

и
свидетельствовали, пожалуй, лишь о находчивости
богатой фантазии топографов...
шесть лошадей,
Караван опять был маленький
всего
всадника:
четыре
кроме Вавилова и хана Кильды,

местных

два

Никакой

проводника.
с

столкнуться

охраны.

восставших,

отрядами

не

Чтобы

приходилось

идти

глухими тропами, напрямую через горы, обходя
долины и выбирая для ночлега самые глухие

населенные

кишлаки, а чаще просто

разбивая

где-нибудь

палатки

в

укромном местечке.

А

перевалы уже завалило снегом. Проход
закрывала почти отвесная скала, рассеченная
многие

Гарм

в

глубокой трещиной.

Через нее ловко перепрыгнул один из
врубил в лед острый крюк, крепко
уцепился за него... Второй проводник цепко ухватил товарища
за ноги, и по этому живому мосту перебрались через
пропасть и Вавилов, и тяжеленный мирза-баши. Но лошадей
проводников,

пришлось обводить низом, окружной дорогой,
яростно клокочущие и норовящие свалить с ног
горные реки.
Они забрались так высоко, что костер еле горел,

с

вьюками

через

в

задыхался

правду.
Дальше
прямо
плясать,

на

пошли

льду.

от

Казалось,

что

и

это

дело

себя

по

совсем

жары,

было

Поло говорил

краю огромного ледника. Ночевали
приходилось вскакивать и

по

То

нахлестывая

Не верилось,
изнывал

Марко

разреженном воздухе

бокам

окоченевшими

недавно

собирая

колосья

и

недалеко
на

руками.

отсюда

он

персидских полях.

другой планете.
третий день они

на

с ледника.
сошли
Исчезло уже начавшее овладевать им предательское
тупое безразличие, когда ничего не интересовало, ничего
не хотелось делать. Хотелось только лечь прямо на лед
и не вставать, спать, спать.

Наконец-то

на

Но, оказывается,
эта мука кончилась.
40

прежде

времени

Дальше

начались

радовался
овринги.

он,

что

Николай

Иванович

о них много слышал, но все же

не

мог

идти вдоль совершенно отвесной
скалы по висячей тропе из веток, предательски трещащих
и проваливающихся под ногами. И перебираться по таким
представить

себе,

каково

это

висячим мосточкам

Было
эти

вбивая

тропы,

перекидывали

через

совершенно
через

придавала

колья

пропасти

Вавилову

ущелья!

непонятно,
в

как

отвесные

висячие

же

прокладывали

скалы,

мосты!

как

Мысль об

этом

мужество.

И ведь надо было

пройти по этим тропам не только
вьюками.
провести лошадей с тяжелыми
Тут уж никаких обходных дорог не было. Впрочем,
лошади оказались привычными и спокойно проходили по
немыслимым висячим тропам, проложенным вровень
с
самому,

но

и

облаками.
А тяжеленный хан Кильды? Выяснилось, что
Николай Иванович совершенно напрасно за него беспокоился.

Овринги,

трещавшие под

его

тяжестью,

мирза-баши

беспечной улыбкой на круглом лоснящемся лице.
Вот и сейчас он пошел первым и весело крикнул

проходил

с

Вавилову:

Что стоишь? Пускай лошадь и иди следом. Она
выведет! Я жду тебя.
Хан уже благополучно перешел по оврингу, стоял на
прочном выступе скалы и простирал к Вавилову руки,
призывая:

Иди,

иди.

Вавилов пустил вперед лошадь. Она спокойно ступила
на шаткую тропу. На всякий случай придерживаясь за

лошадиный хвост, Николай Иванович

тоже

шагнул

на

овринг.

Овринг был, видно, очень старый. Его давно не
приводили в порядок. Высохшие сучья с треском ломались,
ноги проваливались в щели. Лошадь
дергалась, приседала.

Приходилось

осторожно освобождать

ее

ноги.

41

Местами щели зияли так широко, что была видна
река, сверкавшая далеко внизу лезвием занесенной сабли...
А тут еще в одном месте из расщелины струится
ручеек,

обдавая тропу

ручеек.

Но сучья

брызгами. Маленький

ледяными

стали

мокрыми, предательски

скользили

под ногами...

Слава богу, опасное место позади. Тропа
Можно передохнуть и ехать дальше.
Николай Иванович сел в седло и наклонился, чтобы
поправить подпругу. И вдруг лошадь испуганно
захрапела и резко дернулась. А в лицо Вавилову неожиданно
расширяется.

откуда-то пахнуло ветром.

испуганно закричали.
Николай Иванович

не

Проводники

мог

Какая-то тень нависла над ним.
лицом

острые,

загнутые

гневный, рассерженный

грозный, немигающий

Орел!
Вавилов
размах

его

закрыли все

не

понять,

что

спиной

случилось.

Мелькнули

когти,

клекот

за

и

перья...
совсем

перед самым
Он услышал
увидел

рядом

глаз...

успел разглядеть, какой

крыльев

показался

огромным.

он

но

породы,

Они

словно

небо.

Испуганная лошадь рвалась вперед,

Вавилов

еле

ее

сдерживал. А если она с перепугу встанет на дыбы? Это
на висячей тропе над пропастью в целую версту?!
Николай Иванович не помнил, как добрался до конца
овринга, бессильно сполз с дрожащей лошади и
опустился на прочную, надежную, такую твердую скалу.

Кильды
Только

что-то

весело

выкрикивал,

хлопал

его

по

Хаи

плечу.

постепенно стали доходить до сознания его слова:

Кумай! Большой кумай*! Тут
Давно тут никто не

их

гнездо.

Вот

они

ходил. Они сделали
себе гнездо. А гнезда у них знаешь какие бывают? Са¬
и

рассердились.

*

Местное

название

памирских орлов.
42

белоголового

сипа,

самого

крупного

из

*

в высоту, полторы в ширину. Во!
широко
Как башня!
размахнул он ручищами.
Вавилов помотал головой.
Но ты молодец!
заорал хан на весь Памир и
так хлопнул Николая Ивановича по плечу, что тот едва
жень

не

в

свалился

памирец. Тебя

Теперь

пропасть.

Вечером,

хотя глаза слипались от

волнений, Николай Иванович

пережитых

ты

настоящий

ничего не испугает.

усталости и
об

записал

приключении в дневнике. Рука еще плохо
повиновалась, мешала противная дрожь. Но, преодолевая ее, он
как можно тверже написал: «Такие минуты дают

испытанном

закалку на всю жизнь, они делают исследователя готовым ко
всяким трудностям, невзгодам, неожиданностям». И,

подумав, добавил: «В

этом

отношении

путешествие было особенно

мое

первое большое

полезно».

Вавилов заколебался:

не
вычеркнуть ли эти слова?
путешествие еще далеко не закончилось. Но потом
решил оставить их.
И не ошибся. Было еще немало других приключений,

Ведь

но они только подтверждали правоту этих слов.

Когда уже остались позади ледники и овринги,
Вавилов чуть не утонул при переправе через бешеную горную
речку. Одна из вьючных лошадей поскользнулась на
гремящих камнях. Порвался повод, соединявший ее с
другими лошадьми,
и ее тут же сбило с ног. Не успели
опомниться, как лошадь затащило под ледяной козырек
У подножия скалы.

Пропало
срочно

немало

восстанавливать

образцов,
по

дневников.

памяти,

пока

еще

Пришлось
не забылись,

записи. Но потерянных растений вернуть
было невозможно. Это печальное происшествие тоже стало
уроком для Вавилова. Теперь дубликаты всех материалов

утерянные

оп хранил отдельно.

*

Сажень

старая русская мера длины

2,13 метра.
43

А

пустыней,

Памир
каким

вовсе

унылой, мертвой

не

представляли. В долинах за ледяными
было
ущельями, куда можно
проникнуть

и

перевалами

только

оказался

его

по

висячим тропам,
скрывалась
удивительная
страна, сущий рай для ботаника, растениевода!
На крошечных полях, стиснутых скалами, землю для
которых приходилось приносить в корзинах через горы,
росла рожь с огромными усатыми колосьями и стеблями
в полтора метра, чуть не
скрывавшая всадника с головой!
Это была явно особая разновидность
без лигул,
пленчатых язычков у основания листьев.

Ради

нее

одной

стоило

побывать

на

Памире!

восторженно воскликнул Вавилов.
Попадались и сорта пшеницы, еще не упоминавшиеся
ни

в

и

Их посевы
мучнистой росой.

со вздутыми
справочнике
белизны.
удивительной
зернами
были заражены ни ржавчиной, ни

каталоге

одном

колосьями

или

крупными
не

Пшеницу, рожь и ячмень сюда, видимо, завезли из
районов бедняки, спасавшиеся в горах от
притеснений и неуемных поборов. И здесь, как в удивительной

южных

природной лаборатории, изолированной от всего мира,
под воздействием необычных местных условий растения
менялись. Возникали новые своеобразные формы,
своей пластичностью, приспособленностью к
суровым природным условиям. Вавилов уже мечтал о том,
как окажутся они полезны для выведения новых сортов.
Природа Памира поражала контрастами. Нещадно

поражавшие

солнце, лица путешественников стали
черными от загара. Но стоило только шагнуть в тень скалы, как
на коже выступали мурашки. Днем
тридцать три

припекало

градуса жары,

Тут

шел

приспособленных

к

разреженном

воздухе

горели
44

этим

а

ночью

замерзала

жесточайший

вода

отбор

в

котелке.

наиболее

природным условиям растений. В
не хватало кислорода,
задыхались и еле

костры,

долго

и

плохо

варилась

на

них

пища,

Марко Поло. С неба обрушивались
чудовищные дозы ультрафиолетового облучения.
В этих условиях и растения вели себя необычно.
Корни
обыкновенного ревеня разрастались до чудовищных
размеров. Листья
приобретали фиолетовую окраску.
Ячмень, посеянный высоко в горах, вдруг начинал
усиленно откладывать сахар в стеблях и листьях и
становился сущим лакомством для скота, Марко Поло тоже не
преувеличивал. Это потому, что сахар связывает воду в
правильно рассказал

клетках

растений,

их

делая

более

стойкими

против

холода.
Но

во

разобрались

всех

загадках

лишь

мира научные станции
наблюдения.

Пока

же

памирской природы

ученые

на

Крыше

позднее,
и

когда

начали

построили
вести

Вавилов поражался

постоянные
и

восхищался

парадоксами

здешней природы. Трудное путешествие

стало

Вавилова

для

и

школой

мужества,

это

неутомимости.

На горных перевалах Памира, вознесенных под самое пеон навсегда усвоил суровое правило, которому потом
следовал неуклонно: как бы ни было трудно, начальник
экспедиции идет впереди. Он стал настоящим
путешественникОхМ.

бо,

Все время в этой экспедиции приходилось
пересматривать шаблонные предубеждения о тОхМ, что Памир будто
бы неинтересен для растениевода. Вавилов учился
«глазами Адама», первого
смотреть вокруг без всяких шор
человека, прежде которого еще никто здесь не проходил
и ничего не видел. И это, пожалуй, было самым главным
и
важным, что вывез он с Крыши мира.

Каждый
что-нибудь новое,

день

в этом

путешествии

неожиданное.

И

приносил

пожалуй,

последним
сюрпризом явился... рояль, каким-то чудом завезенный
неведомо кем по висячим тропахМ в глухой пограничный

Хорог

украшавший местную библиотеку.
Вавилов смахнул с него пыль, неуверенно
и

открыл
45

сверкнувшую черным лаком крышку. Он словно
опасался, что рояль вдруг исчезнет, как мираж.
Но это был не мираж, как и книги на библиотечных
полках. Николай Иванович тронул клавиши. Играть он
умел, но все же взял звучный аккорд. Перекрывая
реки, рояль загремел ликующе и победно.
Но тут же взгляд Вавилова задержался на окне с
выбитым стеклом, Николай Иванович помрачнел.
За окном, в глубине ущелья, высились горы так и
оставшегося недоступным Афганистана. И родины
не

рев

прекрасной персиянки

он

ведь

так

и

не

нашел...

Ликовать

было рано.

как

...Этот затянувшийся «роман
Николай Иванович назовет

писем,

Через

закончится
шесть лет

уникальной

далеко.
и

совсем

«персидки»

почему

назвал

вовсе
в

персидской пшеницей»,

свои

поиски

неожиданно,

выяснится,

Она пряталась

с

что

не

на

но

поиски

в

еще

одном
не

из

скоро.

отчизны

было нужно ездить

так

Дагестана! А кто
«персидской», так и останется

горных долинах

пшеницу

неизвестным.

Причем
совершенно

не

еще

оказалось, что по иронии

подверженным

судьбы

заболеванию мучнистой росой

лишь тот сорт, какой случайно попал в руки
Вавилова. Все другие семена той же «персидки», в том
числе и привезенные с Кавказа, давали всходы, которые
оказался

стойкостью против болезни, увы, не отличались.
Вот как нелегко искать нужные сорта! Очень многое

такой

зависит просто от счастливого случая.

другому

нет...

Но

тем

важнее

Одному повезет,

неустанно

искать!

1917 1923 годы... Нелегко рассказать
колал

Ивановича

Вавилова

за

этот

о

жизни

Ни-

сравнительно

небольшой отрезок времени, насыщенный великими
историческими событиями. В начале его Вавилов
никому
«

еще

не

молодой ученый, преподаватель кафедры

известный

частного
курсов

А

Саратове.

в

1923 году

в

именем, член-корреспондент

Стремительный, орлиный
Ивановича в
особенно на фоне
Николая

сельскохозяйственных

высших

земледелия

с мировым
наук СССР.

уже ученый

Академии
взлет.

Но

внешне

жизнь

небогата событиями
перемен, охвативших Россию

эти годы тиха и

великих

мировой войны,

двух революций,
гражданской войны, голода и разрухи.
Революция захватила Николая Ивановича своим
высоким пафосом и благородством целей. Он понимал,
какие безграничные просторы открывает она перед наукой,
делая ее поистипе демократичной, близкой и нужной
и безоговорочно принял революцию, стал
всему народу,
и

всю

планету:

служить ей самоотверженно и преданно.
Недостаточно было признать Революцию
сделали

уже
и

Прянишников

обременённые

Тимирязев,
Предстояло создавать

годами

ученые.

старые

другие

как

новую демократическую науку. Николай Иванович Вавилов
подходил для этой трудной, исполинской

блестяще

были у

задачи:

эти

него

молодость,

энергия и

знания,

годы,

умение

широкий

работать

с

глубокие
обнаружилось в

кругозор,

неутомимость, и, как
людьми,

вдохновить

их,

увлечь.

Небольшая,
предлагают

но

характерная деталь:

Вавилову

выбор

на

должность преподавателя
сельскохозяйственных курсов в Саратове или кафедру

Воронеже.
и

едет

Так

он

Он

отказывается

Саратов: там
будет выбирать

в

от

в

институте

профессорской

ему кажется

интереснее

всегда: прежде всего

в

должности

работа.

дело,

научные интересы.

размеренная работа, не
в полях, на
С рассвета
и при
Потом лекции, опыты
первой

Внешне это была

бросающаяся
опытных

делянках.

возможности
лампа

48

в

на

его

будничная,

глаза.

снова

в

рабочем

поля.

Далеко

за

полночь

не

гаснет

столе, заваленном колосьями и се¬

менами.

День Вавилова

расписан, как он любил говорить,