Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5 [Вадим Валерьевич Булаев] (fb2) читать онлайн

Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5

Глава 1 Попытка №5. Часть первая

За окном скоро конец сентября.

Падающим метеором промелькнуло очередное, почти незаметное из-за работы лето. Пулей просвистел августовский отпуск, дробью разлетелись яркие, полные веселья выходные с пляжами, походами на рыбалку, вдумчивым лежанием в гамаке и тёплыми, звёздными ночами, когда до умопомрачения классно сидеть с друзьями у костерка, печь картошку и болтать ни о чём.

Позади остались и служебные командировки, на удивление скучные и унылые. Одна — к мавкам, в глушь, запомнившаяся исключительно вредной, склочной нечистью, комарами в половину пальца и всевозможными букашками, дождём сыпавшимися с деревьев во время беготни по берегу извилистой, лесной речки. Другая — не лучше, разве что с гостиничным сервисом повезло. По наводке шефа разбирались со скопищем бесов, удумавших терроризировать жителей заштатного городка. И там, и там — приехали, нашли, развоплотили. Без вывертов и переговоров. Больше времени на дорогу туда-обратно потратили, чем непосредственно на рабочий процесс.

Будни — стандартные. Суета, беготня, отработки подучётного элемента, рейды. Но, в целом, тихо. Ничего выдающегося, будто и у всякой погани отпуск.

***

... В жилище Серёги Иванова царила умиротворяющая, домашняя идиллия. Кицунэ третий час возилась с невообразимо сложным по ингредиентам и рецептуре пирогом собственной выдумки (для своего кулинарного бложека старалась, весьма популярного в среде домохозяек); кошка Мурка барственно валялась на подоконнике, следя за хозяйкой; сам квартировладелец листал местные форумы, отслеживая необычные слухи и сплетни в производственных целях да вкусно похрустывал яблоком.

— Серёжа! — поставив зародыш пищевого шедевра в духовку и разобравшись с температурным режимом, всплеснула руками кицунэ. — Тебе звонили!

— Когда? — равнодушно уточнил инспектор, здраво полагая, что раз его искали не через Печать, то можно и не спешить. Мало ли, кому от него что понадобиться может.

— Часа два назад. Ты как раз в душе был. А я закрутилась — и забыла тебе потом сказать.

— Кто звонил?

— Лана. Но не перезванивала.

Удивлённый Сергей с ленцой поднялся, пошёл в комнату, к валяющемуся на зарядке смартфону. Включил подсветку на экране. Да, действительно, один пропущенный от букинистки. Интересно, что ей нужно? Давно о себе не напоминала.

Щёлкнул пальцем по подсвеченному красным номеру, приложил аппарат к уху, автоматически откусил прихваченное с собой яблоко и наскоро, пока шли гудки, проглотил откушенное. Нехорошо с набитым ртом болтать.

Ответила Лана после третьего гудка.

— Здравствуй. Занят? — ответ, похоже, её мало интересовал, поскольку сразу последовало, — Нужна помощь.

— Излагай, — Иванов легко принял предложенную манеру общения как наиболее оптимальную в телефонных переговорах с внештатницей Спецотдела. Говорил коротко, рубленными фразами.

— Долго рассказывать. Нужно встретиться.

— Где?

— В центре. Где хочешь. Лучше кофейня. Там чавкают над ухом меньше. Через час.

Прикинув время на дорогу, инспектор согласился.

— Буду. Давай в… — не придумав ничего умнее, он назвал самую распространённую забегаловку для кофеманов с длинной, стилизованной под ретро, вывеской.

— Ты бы ещё в чебуречную пригласил, — хмыкнул динамик.

— Чебуречную заслужить надо, — уверенно парировал Серёга, однако связь уже оборвалась, а потому договаривал он уже отключившемуся аппарату (ну или товарищу майору — да, были и такие подозрения). — В приличную чебуречную приглашают исключительно серьёзных девушек с серьёзными намерениями, а не абы кого. Про достойные пельменные вообще молчу...

***

Лана пришла строго в оговоренное время. В легкомысленном обтягивающем костюме, резкая, сердитая. Стремительно прошла за столик, села, полускомандовав-полупопросив уже ожидавшего её парня:

— Закажи мне что-нибудь крепкое. Без молока.

Официантов в кафе не держали. Предпочтение отдавалось самообслуживанию у длинной барной стойки, за которой расторопные сотрудники варили всевозможные американо и капучино, украшали поверхность напитка молочными рисунками по желанию клиентов, предлагали пирожные.

Пожав плечами, инспектор приобрёл чашку крепкого кофе, взял себе чашку чаю и вернулся обратно.

Только уселся, букинистка, и не взглянув на угощение, приступила к сути:

— На девочек начал некий урод нападать. В маске. У моей подруги дочку подловил позавчера вечером, она от одногруппницы домой возвращалась. Поздно. Задержалась, заболталась. Отошла по дороге в кустики, а там он... Не изнасиловал. Но напугал сильно. Ребёнок до сих пор в панике, боится на улицу выходить. Психиатра на дом приглашали. Вместе с психологом.

— Где именно? Когда?

— В ботсаду институтском. Там, где студенческий городок. Позавчера.

При упоминании данного места инспектора перекривило. Как же, знакомые края! Хоть и не его район был, однако Иванов прекрасно знал и так называемую «сотку» — длиннющий кусок тротуара, ограниченный с одной стороны проезжей частью довольно оживлённого проспекта, а с другой — кованной решёткой, и сам ботанический сад, расположенный позади ограды.

... Что такое «сотка» были в курсе и абсолютно все мужчины в городе, от пубертатных прыщавых юнцов до рвущихся в последний половой бой пенсионеров. Там по вечерам стояли проститутки. Дешевенькие, страшненькие, на всё согласные в рамках прейскуранта, с высокой вероятностью венерических заболеваний или, как метко выразился неизвестный остряк: «В них собрана вся таблица Менделеева вместе с доселе неоткрытыми элементами».

Почти поголовно — наркоманки.

Такие страхолюдины клиентуру не отпугивали. Имелись и на этот товар покупатели.

Если кому-то хотелось женщину помилее, посвежее, посимпатичнее — это не сюда. Они по вызову работают, в салонах, или индивидуалками вкалывают. На «сотку» попозже выйдут, когда окончательно пообветшают.

Как ни гоняли их местные силовики, как ни пытались бедолаги-участковые после очередных нагоняев руководства избавиться от «ночных бабочек» — ничего ни получалось. Каждый вечер у обочины, наплевав на задержания и облавы, возникали женские силуэты в вызывающих одеждах, готовые исчезнуть при малейшей опасности.

За время работы труженицы сосальной промышленности обзавелись немалым опытом и на раз-два отличали полицию от иных граждан, а подставных умников от нормальных клиентов. Исключение составляли лишь патрульные, с которыми у путан всегда были неплохие отношения. Но оно и понятно… Как они сами шутили: «И те, и те на улице работают, бок о бок».

Контингент там держался почти всегда один и тот же, новенькие появлялись не часто, по мере ухода ветеранш на «пенсию» по неликвидности или на два метра под землю.

Почему тротуар с продажной любовью прозвали «соткой» — не знал никто. Ходили сплетни, будто в память о первой, осмелившейся встать в открытую у проспекта, жрице любви, бравшей сто рублей за обслуживание. За давностью лет имя героини стёрлось из человеческой памяти, и его не могли припомнить даже старожилы.

Но не в этом была прелесть «сотки» в данном случае. С другой стороны пешеходной зоны, за вычурной, кованой оградой располагались самые настоящие лесные дебри.

Рукотворная тайга, посаженная энтузиастами-шестидесятниками из благих побуждений. Поначалу за деревьями ухаживали, между ними гуляли высоколобые будущие профессора и спорили о важном. После, в восьмидесятых — пили пиво все кому не лень и резались в карты, а через десятилетие, с приходом дикого, рыночного времени людям стало плевать на уникальные деревья и ботанический сад превратился в чащобу, через которую, в расположенные за ней общежития и оттуда, то и дело шмыгали студенты и студентки.

Относительно неширокий (метров четыреста по прямой), но длинный массив деревьев со всего мира, тянулся между студгородком и проспектом, огибал институтские корпуса и величаво спускался в здоровенный овраг, до которого у городских застройщиков пока не дошли руки.

Гиблые края. В этом сходились все полицейские, кому хоть раз доводилось бывать в ботсаду и оценивать не красоту листвы, а оперативное неудобство насаждений. Узкие, петляющие, поросшие кустами дорожки и всевозможные тропинки буквально изобиловали местами для засад и укрытий.

Освещение вообще отсутствовало — у института не имелось средств для электрификации, а муниципальным властям лишние расходы ни к чему.

Тут и ниндзя не надо быть, чтобы исчезнуть. Достаточно оторваться на пару десятков шагов, не шуметь — и этого вполне достаточно, особенно летом. Выходов же из древесного массива было множество. Решётка имела довольно широкие зазоры между прутьями, в которые без особых проблем мог протиснуться нетолстый человек. Ходи — не хочу, а при необходимости, где угодно выскочил — и с толпой смешался.

И подобное удобство привлекало всякий сброд со всего города.

Зимой, конечно, ситуация обстояла попроще. Снег заваливал сад, оставляя лишь несколько основных студенческих троп. Потому в холодное время года криминальная обстановка засыпала вместе с растениями, оживая с весной.

По теплу же здешние полицейские выли, а территориальный опер сменялся, соглашаясь на любой перевод куда угодно. Не выдерживал ежедневных взбучек и потока заявлений от обиженных злодеями граждан. Потом пил. Как правило неделю, приходя в себя и до судорог ненавидя внешне милый и симпатичный зелёный оазис вместе с институтом, студгородком, студентами, «соткой» и окрестными улицами.

По МВДшным сводкам в ботсаду вообще шла карликовая война.

Там любили устраивать разборки с поножовщиной гордые кавказцы, бить морды славяне, все желающие в открытую грабили граждан и гражданок вплоть до вырывания серёжек из ушек. Регулярно кого-то насиловали, три-четыре раза в год убивали, изредка находили человеческие запчасти. Случалось, и люди пропадали.

В ближайшем отделении полиции вырванную из рук сумку или отобранный телефон и за преступление не считали, относя к бытовой рутине.

Но весь этот кошмар осознавали лишь те, кому по роду деятельности полагалось бороться со злом. Для населения ботсад, несмотря ни на что, оставался уютным, изредка убираемым первокурсниками парком, по которому с фанатичным упорством днём шлялись мамочки с колясками, а вечером все кому не лень.

Безусловно, нормальная и освещённая дорога к студгородку имелась, однако её никто не любил — по ней приходилось идти на пять минут дольше. В довесок, по тротуару регулярно ходили наряды патрульно-постовой службы, а значит, пивка по дороге после занятий на ходу не попьёшь, в уютном полумраке не прогуляешься и тайком от всех не покуришь травки, что особенно популярно в студенческой среде.

В сад постовые совались крайне редко. Не видели смысла. Ни два, ни три патруля проблему бардака решить были физически не в состоянии, а под каждое дерево полицейского не поставишь. Поступали умнее. Шатаясь туда-сюда вдоль ограды, силовики создавали видимость присутствия и довольно оперативно реагировали на вопли граждан, доносящиеся из листвы. Им с тротуара было элементарно проще добраться до источника звука, чем петлять по тёмным дорожкам.

Ловили таким способом, насколько Иванов знал, довольно многих любителей чужого добра. Все они почему-то забывали, что ботанический сад узкий. Длинная полоса деревьев, видимая с проезжей части, навевала мысли о глухом лесе размером, минимум, с половину города. А патрульные этим вовсю пользовались, возникая в нужных местах почти сразу.

Естественно, если их звали или они сами замечали какое-нибудь нарушение.

Однако народ этого не понимал и при первой возможности продолжал поучать угрюмых сержантов, как и где им следует ходить, причём сами граждане обходным путём настырно не пользовались.

Серёгу всегда поражала такая безалаберность людской массы, основанная на святой уверенности в том, что с ними ничего плохого уж точно не случится.

В качестве справедливости, имелся в ботсаду и плюс: на самых оживлённых дорожках никогда и ничего не происходило. Причин данной аномалии никто не знал, однако факт оставался фактом — не сворачивай, и всё будет хорошо.

Сворачивали...

— Хреново, — коротко высказал инспектор своё мнение, с неодобрением поглядывая на жёлтые деревья за окном.

— Удивил, — Лана сделала глоток кофе. — Сама бы не додумалась.

— В полицию заявляли?

— Нет. Её маньяк только помял. Облапал. Что в заявлении писать? Потрогали за там и пощупали за здесь? Никакой судебной перспективы. Свидетели отсутствуют, телесных повреждений — максимум синяк от пальца. Я тебя не за этим позвала, чтобы ты мне банальщину рассказывал. Я хочу проблему решить, а не избавиться от неё.

Несмотря на напускное спокойствие, букинистка была на взводе. Похоже, не всё так просто с неизвестным любителем потискать незнакомых девочек.

— Слушаю.

— Происшедшее с дочерью подруги не первый случай. Я знаю ещё о двух. Сообщили по большому секрету. Некто в маске ловит девушек, приставляет к горлу... тут я не поняла. Кто говорит нож, кто что-то острое. В темноте не особо разглядишь... Оставим до поры, — её передёрнуло. — И свободной рукой в трусики лезет.

— Пугает, угрожает?

— Да. Сопит: «Закрычышь — убью. Зарэжу», — пытаясь говорить низко, с характерным акцентом, женщина закашлялась.

Давая рассказчице прийти в себя, Иванов постучал пальцами по краю столика.

— Кавказец?

— Не думаю, — возразила Лана, промокнув губы салфеткой. — Одна из девочек часто в Абхазии отдыхала, какие-то друзья семьи там обитают. Сказала — голос как в анекдоте про грузин.

— Меняет для страха?

— Скорее всего. Худой, длинный, несуразный, неловкий, весь в чёрном. Постоянно торопится.

— Допустим, — инспектор не жаждал узнать подробности отношений между жертвой и напавшим, однако выбора у него не имелось. Без кровавых подробностей никак. — Залез чел в маске в трусы студенточке. Потрогал. Дальше что?

— Дальше больно. Мял, сжимал, изредка вынимал руку и нюхал пальцы. С присвистом, будто кобель течную суку.

— И такие подробности смогли запомнить бедные, перепуганные девочки? — не скрывая сарказма в голосе, поинтересовался Иванов.

— Девочка, — нимало не смущаясь, ответила букинистка. — Одна. И давно не девочка, а напротив, большая любительница мальчиков. Ей то ощупывание — не более, чем мелкое приключение. Про вторую промолчу. Трясётся, бедняжка, при одном упоминании...

— Там наряды прогуливаются, — не сдавался Сергей, пытаясь увидеть всю картину целиком, со всех ракурсов. — Прибежали бы на крик.

— Шутишь? — искренне изумилась женщина. — Вопить с ножом у горла? Им дышать страшно в те мгновения, а ты — наряд звать. Не забывай — это дети. Да, созревшие, с аппетитными сисями и тугими писями, как бы пошло и цинично это не звучало, но ключевое слово — дети. Со своими представлениями о том, что «хорошо» и что «плохо». Потому, кстати, и с заявлениями не обращались. Стыдно признаться в том, что тебя едва не изнасиловали. Засмеют, заклюют однокурсницы с однокурсниками. Скажут, даже маньяк побрезговал. Это же не Ванштейн с телевизором и всеобщим сочувствием, это жизнь. Просто так не пожалуешься.

Резон в этих словах имелся. Иванов по опыту знал — о преступлениях, связанных с физическим насилием, заявляют далеко не всегда.

— И что ты хочешь от меня?

— Помощи. Поймать ублюдка. Я пойду, прогуляюсь по окрестностям. Ты следуй неподалёку. Скрутить я его и сама скручу в бараний рог, пусть только попадётся. Но тем не менее помощь мне не повредит.

Легкомысленности наряда женщины нашлось объяснение.

— На живца попробовать хочешь?

— Да.

— Не выйдет, — отрезал Сергей. — Ты себя в зеркало видела? В тебе от юной девочки только половая принадлежность, уж извини за прямой намёк на прожитые годы. Не клюнет.

Собеседница снисходительно улыбнулась.

— Извиняю. Клюнет. У меня духи есть. С феромонами. Рецепт аналогичный тому, который ты на себе испытывал в своё время. Через губную помаду. Помнится мне, работает.

Упоминание про позабывшееся стресс-интервью в доме Ланы заставило инспектора уткнуться в свою чашку с чаем. Он в подробностях припомнил захлестнувшее его тогда животное желание и те усилия, которые ему пришлось применить, чтобы не наброситься на женщину.

По коже морозец пробежал...

Зато букинистка напоминанием осталась весьма довольна. Ей, похоже, придуманный план казался идеальным.

Прикончив напиток в два глотка, парень собрался с мыслями и отрицательно покачал головой:

— Не советую. Плохо кончится. И до середины ботсада не дойдёшь.

— Почему?

— Потому что духи твои сработают на всех встречных мужиков, а не выборочно. И любой из них легко может не сдержаться, рискнёт поискать твоей взаимности. Даже если не изнасилует, то точно пристанет как банный лист.

— Об этом я не подумала, — расстроившись, признала букинистка, нервно комкая салфетку. — Ты прав. Идеи? Предложения? Задумки? Готова на любой риск под руководством столь обаятельного умника...

Отмахиваться незнанием или занятостью на службе Иванову не хотелось. Лана не раз помогала ему, пусть и своеобразно, а долг платежом красен. Да и не стала бы она привлекать его про запас, для массовости или подстраховки. Наверняка понимает, что одной такие номера, как отлов щупателей с нюхателями, проворачивать попросту неудобно, без помощника — никак.

Заинтересовало другое — букинистка ни словом не обмолвилась о своём непосредственном кураторе или начальнике (точного определения инспектор не знал) — Александросе. По всему, не в курсе он о планах подчинённой. Вывод — действует женщина на собственный страх и риск. Почему?

— Я заплачу, — зачем-то добавила Лана, обижая парня.

— Да иди ты!

— Прости, — женские ладони легли на мужские лапы, упёршиеся в стол, а перегнувшийся через стол торс продемонстрировал глубокое декольте. — Прости, пожалуйста. Не подумала. Дура. Отшлёпай, если хочешь. Потом.

Задорные искорки, запрыгавшие в глазах собеседницы, могли означать что угодно, однако Сергей предпочёл остановиться на варианте «манипулятивных исправлений ситуационных промахов с использованием дамского кокетства». Ну или показное признание его превосходства через лесть мужскому самолюбию. Мол, на всё ради тебя согласна.

Решив пока воздержаться от расспросов про македонца, спросил другое:

— Это для тебя так важно?

— Очень, — не отводя взгляда, призналась собеседница. — У меня к этой братии особые счёты.

И откинулась назад, давая понять, что в нюансы она вдаваться не намерена.

— Тогда нужно звать Антона, — не раздумывая, принял решение инспектор, убирая правую руку под стол и активируя Печать. — Ему по кустам партизанить удобнее. Имеет такое свойство.

Смартфон зазвонил через пару минут.

— Здорово. Ты где именно? — уточнил напарник.

— В кофейне. Подтягивайся. Дело есть. Тебе что-нибудь заказать?

— Спасибо, не стоит. Через минуту буду.

Швец вошёл в заведение даже раньше, едва Сергей убрал звонилку в карман куртки. Коротко поздоровался с букинисткой, уселся на свободный стул.

— Я весь внимание.

Речь держал Иванов. Максимально сжато он обрисовал ситуацию, делая упор на моральное падение неизвестного в маске. Когда закончил, напарник спросил:

— Конечная цель какая? Властям сдадим? Морду набьём? На органы пустим?

Ухмылка Ланы при последнем озвученном варианте наказания слегка напугала друзей. Они и не подозревали, что можно настолько кровожадно-радостно согласиться с подобным предложением, не произнеся ни звука.

Однако вслух женщина, с видимым сожалением, озвучила более реалистичную перспективу:

— Если получится — в полицию субчика отвести. Но тут вам решать — я в тонкостях доказательной базы не сильна и могу чего-то не знать. Если не получится — отдайте его мне. Обещаю, отпущу нехорошего человека целым и почти невредимым, — наманикюренные пальчики провели ногтями по столу, едва не снимая с него стружку. — Так, пошалю слегка...

***

Черновой план появился сам собой, без особых споров и препирательств. Каждая из сторон не жаждала славы, легко принимая в ходе обсуждения разумные доводы и аргументы оппонентов. Старались продумать всё до мелочей: от тонкостей в наряде будущей жертвы долговязого нюхателя пальцев до доказательной базы и методики уговора уже пострадавших девушек на подачу заявления в органы. Последнее, впрочем, букинистка брала на себя. Диплом психолога давал ей в этом вопросе неоспоримое преимущество.

Основная роль в поимке отводилась Антону. В его задачу входило, используя призрачные возможности, превратиться в аппетитную нимфетку и колесить по вечерам среди деревьев, привлекая к себе внимание. Для убедительности образа рекомендовалось украдкой курить в наиболее глухих местах, по-детски прячась от всех.

Призрак не возражал против перевоплощения, лихо отшучиваясь на беззлобные подколки друга и предлагая тому тоже надеть платье с оборочками.

— Вместе веселее, — развлекался Швец. — Заодно и посмотрю на тебя, накрашенного.

Последнее утверждение заставило парня испуганно перекреститься и быстренько признать поражение в пикировке.

Расслабив лирическим отступлением деловую атмосферу обсуждения, вернулись к деталям.

... Табачное снабжение Серёга в шутку предложил взять на себя, как наименее задействованный. От него требовалось всего лишь крутиться у ограды и ждать вызова от напарника. Правда, с определением направления движения имелись определённые проблемы, но это никого не напрягало. Швец пообещал позвать так, что вся округа услышит.

Лане досталась роль координатора, идейного вдохновителя и, немножко, лжесвидетеля. В случае поимки наглой сволочи и передачи его властям требовался человек, готовый дать первоначальные показания. На Швеца в данном вопросе надежды мало — призрак всё-таки, а вот букинистка с её талантами подходила вполне. И заявление напишет, и испуг разыграет, и наряд в чём угодно убедит.

Штабом назначили уютный ресторанчик в удобном месте — почти напротив входа в ботсад.

Приступить к выполнению задуманного постановили немедленно, с докладом начальству, посоветовавшись, решили повременить.

В то, что Фрол Карпович будет против — друзья не верили. Знали боярский характер. Он первый бы помчался разбираться с недолюдком чуть ли не с шашкой наголо. Но — рано. Для доклада требовался результат, а вот когда он будет — не знал никто. Известные случаи нападений системы не имели. Одно — три недели назад, другое — позавчера. Возможно, были ещё инциденты, однако Лана про них ничего не знала.

Балаболами же прослыть не хотелось. Шеф был не только строг, но и малотерпелив. Погуляет денёк-другой, да и всыплет по шее за потраченные впустую часы.

Лучше без него обойтись, а уведомить после, по факту...

— Многое вскроется, — говорила букинистка со знающим выражением лица, — когда слухи по общежитиям пойдут о поимке. Перешёптываться начнут, делиться. А до этого — шиш с маслом. Молчать будут.

Инспекторы не возражали. Сами так думали.

... Около семи вечера друзья отошли от проторённых, оживлённых дорожек немного в сторону, ненароком вспугнули целующуюся парочку и принялись наносить последние штрихи в подготовке.

— Сигареты... ещё пачка... держи, держи, тебе тут долго круги нарезать, — не терпящим возражений тоном Иванов совал в руки напарнику упомянутые предметы. — Потеряешь одну или выпадут случайно... Пусть будут. В крайнем случае потом выкуришь... Пластиковые стяжки вместо наручников. Удобная штука, только не перетяни при задержании. Кровообращение на раз-два задерживают... За голосом следи. Пока не нападёт — помалкивай. Если юная, нецелованная прелестница твоим баритоном заговорит — пиши пропало. Кондратий кого хочешь хватит. А нам надо стопроцентную уверенность иметь, что наш клиент, а не перевозбуждённый студентик познакомиться осмелился.

Антон согласно покачивал головой, усиленно размышляя, в кого именно ему превратиться. Перебирал в голове образы из журналов, припоминал виденных на улице девушек.

Выбрал. Запала ему одна несколько дней назад прямо в душу, чуть шею не вывернул, пока рассмотрел. В специальной клетке, подвешенной под самый потолок, танцевала в ночном клубе. Зажигалочка, а не девчонка. И образ как нельзя лучше подходил для роли жертвы.

Напарник ещё суетился, а призрак уже предстал перед ним в новой ипостаси.

— Ну, как тебе, хороша?

Отойдя на шаг в сторону, Серёга критично уставился на несколько рослую, разбитную девчушку с лиловыми волосами, очаровательными мультяшными глазками и пухлыми, алыми губками. Вся в обтягивающем, вызывающем. Яркие кеды, гольфики до колен.

Почти конфетка...

— Тоха, — мягко обратился он к другу. — Ты бы юбку подлиннее выдумал. Трусы видно.

— Иди ты... — Швец уставился на подол неширокого кусочка красно-чёрной клетчатой ткани в районе чресл. — Действительно. Ишь ты... Я ведь точно образ скопировал.

— А если хочешь такой фасон носить, — продолжал Иванов с самым серьёзным выражением физиономии, — то в девочку полностью превращайся. Угу, — обескураженный призрак догадавшись, о чём идёт речь, раскрыл изумлённо рот, внимая суровой правде. — И там тоже. Иначе не наш ты, не натурал. Торчат излишки, понимаешь...

— Да пошёл ты! — взревел красный, как рак, Антон с такой силой, что с окрестных кустов и деревьев шумно сорвались птицы и замертво рухнули последние букашки.

Однако напарник не унимался, вовсю веселясь.

— А может, ты так в нерабочее время гуляешь? В особенных местах? Где сладкие мужчинки с коктейлями и ласковыми...

Договорить не получилось. Озверевший от издевательств Швец врезал мощнейший подзатыльник расходившемуся другу, с ненавистью подкрепив рукоприкладство словами:

— Я тебе сейчас морду побью! На кой я с вами связался?! Жалею, не передать...

Сообразив, что зашёл слишком далеко, Сергей примиряюще поднял руки:

— Пошутил я, пошутил. Но с гардеробом разберись.

— Сам вижу, не слепой, — буркнул призрак и, на мгновение исчезнув, предстал в том же самом образе, но уже в обычной, чёрной юбке до колен.

Она не слишком подходила по стилистике к остальной одежде и наверняка была бы раскритикована любой женщиной с маломальским вкусом, однако Иванов решил, что и так сойдёт. Главное — голова приметная и мордашка смазливая, а юбка — да кто там её в темноте разглядывать будет?

— Теперь как? — пробубнил Антон, втайне опасаясь нарваться на новую порцию злословия.

— Во! — напарник оттопырил большой палец вверх. — Мечта педофила!

Горестно вздохнув, инспектор-девочка развернулся и угрюмо направился вглубь треклятого ботсада, мысленно сетуя на коленца судьбы и друга-придурка.

А тот, не удержавшись, тайком извлёк смартфон и из озорства принялся снимать видео бредущей в ночь нимфетки со спины, рассчитывая при случае потом показать другу. Вместе посмеются.

Глава 2 Попытка №5. Часть вторая

Выбравшись на тротуар, Иванов принялся неторопливо прогуливаться вдоль «сотки», вслушиваясь в обычные для городской улицы звуки и ожидая знака от Швеца. Прошёлся в одну сторону, потом обратно, без стеснения рассматривая выползших «к станку» проституток. Потасканные, морщинистые, покрытые огромным количеством дешёвой, слоящейся косметики, крикливо наряженные, хмурые. Ни тебе женских переругиваний, ни задушевной болтовни в ожидании клиента. Стоят каждая наособицу, будто полицейские вдоль дорог при визите президента, вглядываются в транспортный поток.

Иногда останавливались автомобили. Самые разные, от премиум-класса до вусмерть усталых Жигулей. В приоткрытые окна подзывали понравившихся, обсуждали финансовую часть. Если приходили к консенсусу — работница естественных отверстий прыгала в машину и уезжала, если нет — возвращалась на рабочее место.

Внимательный инспектор, наблюдая за всем этим интим-бизнесом, машинально отметил, что соседки отбывшей с клиентом проститутки что-то быстро чиркают в маленьких блокнотиках.

Заинтересовался, подошёл к ближайшей — полной девахе с одутловатым лицом. Показал Печать.

— Привет, ударница.

— Здрасьте, — нейтрально-настороженно отозвалась та, шаря глазами по сторонам.

— Я один. Не субботник, не облава, — вывалил Иванов чистую правду. — У меня всего два вопроса. Быстрее ответишь — быстрее я свалю. Они не сложные.

— Спрашивайте, — гайморитно шмыгнула носом «ночная бабочка», больше похожая на ночную моль.

— В саду какой-то урод молоденьких девочек обижает.

Ответом ему был хохот. Деваха заразительно, во весь голос ржала по-лошадиному, демонстрируя неполный комплект плохих зубов. На неё косились все, даже привычные ко всему коллеги по цеху.

— Ой, уморили... Обижают... Ой, не могу, — веселье оказалось настолько безудержным, что её скрутило пополам. — Слово-то какое... Их обидишь, конкуренток наших...

— В смысле?

— Так мы за деньги, а они за идею по кустам... После двенадцати пройдитесь. Весь ботсад стонет похлеще, чем в Бразерс... Ну и сказанули... Обижают!

Со стороны таких же страхолюдин в сетчатых колготках донеслись неуверенные смешки. Профессиональный юмор — он у каждого свой.

— Я не про тех. Завёлся некто длинный, лезет к тем, кто не по упомянутым тобой делам. Сечёшь?

Разогнувшись, проститутка откинула сальную в свете недавно зажёгшихся фонарей прядь со лба, посерьёзнела.

— А-а-а, вон вы о чём. Есть такой. Рожи не видела. Слышала, как пару раз студентки ревели в деревьях. Видеть — видела. Со спины. Глист в чёрном. Из ограды выбирался.

— Где?

— Да вот тут, — палец указал на тёмное место между двух фонарей, — И вон там, — перст переместился в точку подальше, метров этак на сто.

— Описать можешь? Время? Даты?

— Описать? — призадумалась деваха, по-мужски, всей пятернёй почёсывая грудь. — Сомневаюсь. Такой... кому бабы не дают. Я здесь давно пасусь, глаз намётанный. А время — да как сейчас, может, чутка позже. За день ничего не скажу. На той неделе — точно помню, видала, а до этого... давно. Если бы вы не сказали про мужика того — я бы и не связала девчачьи сопли с ним. Зачем мне?

Дальше тормошить проститутку Иванов не видел смысла. Что знала — сказала. Умнее с её товарками потом поболтать.

— И второй вопрос, — сменил он тему. — Что записываете в книжки?

— Номера, — охотно ответила собеседница. — Номера машин, в которых на работу наши едут. Мало ли что... Пашем-то мы без мамки, без кота, друг за дружкой сами приглядываем. Клиент ведь разный, и извращенцы попадаются. Уедет девочка — и не вернётся. Случалось такое. Потом вам хоть какой-то следочек будет.

Не то чтобы пояснения сильно поразили инспектора — он что-то похожее и подозревал, однако продуманность женщин с гибкой моралью вызывала восхищение.

— Понял. Спасибо за помощь, — вполне вежливо поблагодарил Сергей проститутку, прикидывая, куда идти дальше.

— Не за что. Обращайтесь, если потребуется. Всегда рада...

Фантазия мгновенно дорисовала двусмысленность этой фразе, однако ничего такого в ней не было. Обычное вежливое «вали уже нафиг отсюда, не мешай работать».

... Прогулка затянулась до полуночи. За это время инспектор неторопливо опросил ещё нескольких представительниц древнейшей профессии, не узнав, впрочем, ничего нового; поболтал с курсирующими по обеим сторонам ботсада нарядами, созвонился с Ланой, посчитав нужным поделиться полученными от девахи сведениями.

Слушала его букинистка внимательно, не перебивая. В конце высказалась:

— Я про приключения недельной давности ничего не знала. Вот погань... Предлагаю на сегодня прекращать поиски. Поздно уже. Вам на работу с утра, у меня тоже заботы имеются. Встретимся завтра вечером, в это же время, если вы не против.

Иванов лишь с облегчением согласился. Надоело ему крутиться на одном месте.

Вызвав напарника, он, глядя на усталую, пропахшую табаком физиономию друга, вернувшегося в привычный вид, спросил лишь одно:

— Интересное что-нибудь видел?

— Полно. Но не по нашей теме. Туда взвод ОМОНа нужно загнать. И пару взводов следаков с бумагой и ручками. Погани всякой в ботсаду трётся — не передать, особенно ближе к оврагу, где самые гнилые места.

— Зашибись... Лана предлагает завтра снова по аллейкам покрутиться.

— Без проблем, — позёвывая, согласился Швец. — Если не мы этого чепушилу словим, то кто? Пока он вроде трусы ни с кого не стянул, но это пока. Принюхается, и дальше полезет... — и немного пожаловался. — Ох, и нудное же это дело — наживкой бродить. И ведь ни одна сволочь вежливости не проявила. Все или «Эй! Тёлка! Подь сюды», или сами прячутся при виде посторонних.

Проникнувшись сочувствием к напарнику, Сергей отправился домой, рассчитывая поскорее поужинать и завалиться спать. Букинистка не ошиблась — рабочий день на завтра был распланирован от и до, потому встречать его с красными от недосыпа глазами совершенно не хотелось.

***

... Шёл четвёртый день охоты на долговязого извращенца. Первоначальный азарт сменился чувством унылого отбывалова. Швец ходил в тёмные дебри ботсада как к себе домой, бродил там по всем закоулкам, а ровно в 24.00 возвращался, сплёвывая под ноги вязкую табачную слюну и злясь. Ни на кого конкретно, а так, вообще.

У Сергея дела обстояли не лучше. Он успел примелькаться проституткам, патрульным и вечерним поклонникам ЗОЖ, бегавшим трусцой вдоль ограды. С ним здоровались, стреляли сигареты, дежурно интересовались делами. Разок даже потрепались за жизнь. Лана от скуки успела перепробовать всё ресторанное меню и всерьёз размышляла о дополнительных спортивных нагрузках для сохранности талии.

Вечерние прогулки надоели всем.

Одно радовало — новых нападений вроде бы не было.

Вернувшись домой за полночь и без аппетита пережёвывая Машкин ужин, Иванов пожаловался (домовая была в курсе сверхурочных занятий инспектора):

— Блин! Сколько можно! Топчемся и топчемся, и всё на одном месте. А выхлоп нулевой! Тоха уже с ума сходит от бесполезных метаний, вон, — на стол легла пригоршня маленьких пакетиков, — за закладчиками от нефиг делать следит и их нычки разоряет. Четыре точки планокуров выявил, все заезды под контроль взял — любуется на приехавших за срочным сексом, наткнулся даже на цех по производству подпольного стирального порошка. В овраге, в старых гаражах... И ведь не пойму, в чём дело! Выглядит он отлично, от настоящей девочки-ромашки не отличишь; километры по аллеям с тропинками наматывает честно, к компаниям не подходит. Все условия соблюдены для нападения. На, маньячелло, пробуй! Но не клюёт...

С любопытством слушавшая кицунэ уселась напротив парня, подпёрла щёчку кулачком, чуть-чуть развесила лисьи ушки, что у неё являлось признаком усиленной мозговой деятельности.

Помолчав, она нерешительно спросила:

— Ты можешь Антона в женском обличье описать?

— Ну... Башка лиловая, стрижка модная, мордочка большеглазая, тупенькая, детская. Фигурка хорошая, спереди, — инспектор продемонстрировал в воздухе два полушария, — прилично. Сзади не хуже. Одет в твоём стиле — обтянутый, будто футбольный мяч кожей. Да сама посмотри!

Смартфон перекочевал с подоконника, где он обычно валялся рядом с пепельницей, в руку. Пальцы забегали по экрану, отыскивая нужную вкладку. Заработал видеопроигрыватель.

Перед Машей предстала плохо видимая из-за вечерних сумерек фигура уходящей девушки.

— Запусти ролик по новой! — потребовала домовая, пристально уставившись на дисплей.

Иванов повторно включил запись, не задавая лишних вопросов и принялся молча ждать, пока кицунэ соизволит снизойти до пояснений.

После третьего просмотра ему авторитетно заявили:

— Дурью вы занимаетесь! Разве ж так девушка ходит? Эта, в которую Антон превратился, должна идти плавно, от бедра. Плыть, радовать глаз, — соскочив с табурета, Маша грациозно прошлась по кухне, виляя бёдрами. — Примерно так. А твой друг что?

— Что? — глупо переспросил инспектор.

— Топает себе, будто из пивной идёт. Переваливается, по-вашему, по-мужски. Да к такой личности разве что пьяный подойдёт. Он, извини, больше похож на... — тут обычно следящая за своим словарным запасом домовая употребила непечатное словцо, обозначающее в народе склонных к переодеванию в женщин и нетрадиционным любовным утехам представителей сильного пола. — Только ты ему не говори, — спохватилась она, закрывая рот ладошкой.

— Ясное дело, — согласился с просьбой Иванов, в очередной раз запуская снятые ради прикола кадры. — А ведь верно... Я и не подумал. Только пошутил на эту тему. Знаешь, как он обиделся?

Всласть надефилировавшись, девушка забралась обратно на табурет.

— Догадываюсь. Тоша нормальный парень, без неприличных склонностей. Ему юбки не идут. И прекрасно понимаю, почему ты не заметил такую вопиющую ошибку. Вы же каждый день видитесь. Привык... Для тебя он в любом виде Антон. — домовая на секунду замялась. — А хочешь, я помогу?

Кончик хвоста кицунэ дрожал от возбуждения. По всему выходило, её озарила некая гениальная мысль, просто обязанная быть принятой к исполнению. Ну и поторговаться Машка решила, не без того.

— Не пущу, — тоном, не допускающим возражений, заявил Иванов, строго посматривая на сияющую от возбуждения домохранительницу. — У психа нож может оказаться. Резанёт по горлу — и привет! Ты же не лешачиха, в деревьях колдануть не сможешь.

— Больно надо, — гордо задрала носик девушка, ужасно довольная, что её план остался неразгаданным. — Тоньше надо быть. Тоньше.

Повеяло хвастовством напарника. Он примерно так же начинал себя вести, когда имел, что сказать. Намеренно затягивал с важными ответами или озарившими его призрачное чело предложениями, упиваясь собственной крутостью и заставляя себя упрашивать.

Интересно, кто у кого набрался? Хотя... какая разница? Пусть понаслаждается...

— Делись, Машуля.

— Роза, — победно выдохнула домовая и парень хлопнул себя по лбу, досадуя на врождённую, непроходимую бестолковость.

Ну конечно! Роза! Девушка напарника, призрак бывшей одесской дамы для удовольствий! Ей злодей точно ничего сделать не сможет, а уж женщина она на все сто процентов с хвостиком!

— Ты гений!

— Я и не сомневалась. Подкрасим, вещи подходящие подберём... и стар, и млад слюни до колен пустят, чем хочешь поклянусь, — скромно потупилась Маша, водя носочком тапочка по воздуху. До пола она не доставала из-за маленького роста. — Но я с тобой. Обещаю никуда не лезть и ни во что не вмешиваться. Ну возьми, пожалуйста... Очень хочется всамделишного маньяка увидеть.

Спорить казалось бесполезным, да и не хотелось. Давить на домовую авторитетом, запрещать и не пущать означало её расстроить. Зачем? Пусть рядом покрутится. Будет хоть с кем поболтать по ходу длительной прогулки вдоль ограды. Если что серьёзное начнётся — хвостатую можно оставить на улице. Подождёт, вперёд всех не полезет, за это Иванов не переживал. Трезвость девичьего рассудка хоть и соперничала с её взбалмошностью, но пока побеждала.

Потом на злодея посмотрит. Главное, было бы на кого смотреть.

Свербело другое.

— Маша! — ухватив блуждающую мысль за шиворот, объявил Сергей. — Про участие Розы — молчок. Не надо никому знать о ней. Всякое случается. Пусть побудет козырным тузом в рукаве.

— Кому я проболтаюсь? — изумилась домохранительница. — Фролу Карповичу?

— Там не только мы с Антоном будем, но и Лана. Она тётка, наверное, хорошая, только... не её ума дело. Понимаешь?

— О-о-о, — до неё наконец дошло. — Под пытками не признаюсь. Хорошо ты придумал. Я эту Лану не люблю. Заочно. Вечно она тобой крутит-вертит как хочет. Известны мне такие дамы. Беда одна от них.

— Рад, что договорились. Предлагаю Швеца с Розой в гости позвать, прямо сейчас. Ставь чайник...

... Предложение Маши чета призраков встретила по-разному. Бывшая проститутка — с восторгом, фактически вибрируя от предчувствий новых впечатлений, её спутник — недовольно. Антон не то чтобы сильно возражал, однако смотрел на перевозбуждённую от собственной гениальности домовую с неодобрением.

Для придания веса своим словам кицунэ попросила Швеца превратиться в девушку, пройтись, а потом долго, со вкусом критиковала и его походку, и манеру держаться. Про запись в телефоне она тактично умолчала.

Роза её горячо поддерживала, указывая на всё новые и новые недочёты в образе, чем страшно засмущала своего кавалера. Он стоял злющий на весь мир, понуро опустив голову и неумело отбивался от женских нападок.

Причина изначального недовольства Антона вполне хорошей идеей вскрылась быстро, едва инспекторы, оставив дам, вышли на балкон, покурить.

— Ну и на кой вы всё это устроили? — скрипуче, сдерживая рвущуюся наружу досаду поинтересовался напарник.

В воздухе запахло ссорой.

— Объяснись, — сдержанно попросил Сергей, не понимая, в чём он провинился. — В чём дело?

— В Розе. Я её берёг от наших дел, как мог. Чтобы не лезла. Она, знаешь ли, любопытная сверх всякой меры.

— Да? Никогда бы не подумал. Обычно сдержанная...

Швец горько вздохнул от подобной наивности. Затянулся, уставившись на вечерние окна дома напротив.

— Воспитание такое. На людях — скромна до чопорности. Но один на один — вулкан, а не женщина. Эмоции через край прут. Давно меня достаёт с желанием поучаствовать в расследовании. Машкой тычет. Та ей нажужжала про свои приключения, теперь и моей даме сердца приспичило развеяться, в детектива поиграть.

Горечь Швеца пока оставалась непонятной. Ну сходит с ним разок его вторая половинка, ну повосхищается однообразием сыскного бытия, погуляет в ботсаду. Глядишь, весь этот флёр таинственности и сериальности разом слетит. Оно по началу интересно, захватывающе, а недельку без толку побродишь по одним и тем же аллейкам —озвереешь от нудности. Кому хочешь такая романтика обрыднет.

С другой стороны, призрак не идиот и сам всё прекрасно понимает. Значит, есть закавыка.

— Проблема в чём? — спросил напрямую Иванов.

— Задолбает, — трагично признался напарник, облокотившись локтями на край балконного ограждения и до половины высунувшись в открытое окно. Посмотрел на небо. — В ней энергии на атомную станцию. Один раз возьму с собой, потом не отстанет. Оно нам надо?

Множественное «нам» очень не понравилось Сергею. Он чувствовал: Швец говорит чистую правду так, как понимает её сам. И перспектива в виде вечно шляющейся хвостиком Розы тоже не радовала.

Причин для этого имелось более, чем достаточно. Главная — бывшая специалистка по платной любви не служит в Департаменте. А отсюда вытекало многое: от вопросов по правомерности её присутствия до банального риска от незнания специфики работы. Сунется не туда — и кранты Розе. Или на сильного беса нарвётся и тот над ней по полной программе поизгаляется, или в новое рабство к колдунам вляпается.

С домовой было попроще. У той хватало мозгов не влезать без спроса не в свои дела, а если и приходилось участвовать, то... Иванов скрипнул зубами, припоминая бурную деятельность добровольной помощницы везде, куда её приглашали для помощи. Бр-р-р... Пусть в зрителях побудет.

— Угадай, сколько раз я слышал: «Почему Маше можно, а мне нельзя?» — задал полуриторический вопрос Антон, с сожалением отваливаясь от окна.

— Без понятия, — буркнул Сергей, начиная стыдиться их с кицунэ энтузиазма.

Они ведь как лучше хотели, а получилось... хуже, чем как всегда.

Швец раздражённо признал:

— Правильный ответ. Я тоже без понятия. Не считал. Слишком большое бы число получилось... А теперь угадай, что будет, когда я прогнусь? Точнее, считай, уже прогнулся. Отказать Розе, после ваших спичей, хрена с два получится. Одна надежда — щупатель наш дома посидит лишних несколько дней, а там, глядишь, и надоест моей красавице вся эта чехарда. Успокоится, поостынет, отстанет, и заживу я по-прежнему, даже ещё лучше. Осталось придумать, как этого добиться.

Необычные ситуации требуют необычных решений. И одно у Иванова имелось. Затушив окурок, он с жаром зашептал на ухо напарнику:

— Тот, кто нам мешает, тот нам и поможет! Помнишь, из «Операции Ы»?.. Короче, запоминай...

***

... В кухне торжествовала домовая. Взобравшись на табурет, она с жаром, в лицах пересказывала подруге своё путешествие по старым отопительным коммуникациям, перечисляла увиденные ей кости в древнем пристанище нежити, заговорщицким полушёпотом описывала мерцание фонаря в кромешной тьме. Та лишь ахала, жутко завидуя рассказчице, живущей столь насыщенной жизнью.

Едва завидев инспекторов, девушка призвала их в свидетели своих приключений:

— Вот они подтвердят! Так всё и было! Мрак кромешный, черепа-а-а, — переигрывая, прогудела рассказчица, для большего эффекта делая замысловатые пассы обеими руками и вензеля хвостом. — А я одна-одинёшенька...

— Это ты про драку в кустах с Фролом Карповичем? — невинно уточнил призрак, мечтавший хоть чем-то насолить Маше за её инициативность. — Ту, где ты на него без штанов врукопашную ходила?

Стремительно наливающиеся гневным пурпуром щёчки кицунэ оказались красноречивее любых, даже самых едких, фраз. Про такие подробности она явно умолчала. Вздёрнутые брови Розы подтвердили предположение.

— Тоша, ты о чём? Какая драка? — вежливая подруга попыталась перевести разговор в более мирную плоскость. — Маша мне про склеп рассказывала, в который вы её отправляли. Необычайно интересно, — с придыханием выдохнула она, внимательно уставившись на Швеца.

Понимая, что напарник, сцепившись в словесной баталии с домовой, может сейчас пустить весь их план под откос, Иванов громко, привлекая к себе внимания, заявил с улыбкой:

— Согласен, Маша. Без тебя бы точно не разобрались. А помнишь?..

Остаток посиделок прошёл чрезвычайно весело. Напарники наперебой рассказывали о своих похождениях, перемежая страшные места вполне приличными юморными отступлениями и умышленно грубыми словечками, приличествующими матёрым волкам розыска.

Девушки внимали с трепетом, жадно впитывая доселе скрытую от них часть обычной жизни. Нетерпеливо переспрашивали, уточняя подробности, заливисто хохотали в положенных местах.

Разошлись глубоко за полночь.

... На следующий день Иванов вернулся домой пораньше. Там его уже ждали домовая с Розой. Перед дежурным визитом в ботанический сад имелись кое-какие дела...

***

— Давай! — дрожа от нетерпения, потребовала кицунэ, нервно теребя в руках косметичку.

— Даю, — покладисто согласился Серёга, прикладывая Печать к голове призрачной жрицы любви в отставке.

Слегка полыхнуло. Подруга домовой потрогала стол, подняла крышку солонки, оказавшейся поблизости.

— Получилось.

... Особого колдовства в придании осязаемости Розе не было. Иванов просто воспользовался своим инспекторским правом материализации любого призрака на один час. Для удобства нанесения макияжа и подбора одежды.

Изменяться, как Швец, она не могла, так как не владела расширенными возможностями, получаемыми от служебной Печати.

— Пошли, пошли! — торопила домохранительница будущую приманку. — Время идёт!

Девушки исчезли за холодильником, а инспектор полез в холодильное нутро за перекусом. Покормить его в кои-то веки забыли. Едва хлопнул дверцей, как издалека донеслось:

— Там салатик свежий. Покушай. С нашей базы продукты. С грядок. Козьма сегодня привёз.

— Кто?

— Козьма! Домовой! Который удобрение испортил!

— Я, значится... — раздалось за спиной.

Сергей обернулся. Перед ним стоял тот самый радетель за победу в аграрной битве домовых, случившейся летом. Маленький, крепенький, бородатый, смущённый.

— Вы откушайте, не побрезгуйте, — торопливо продолжил он, заполняя неловкую паузу. — Всё нашенское, без химиев. Анисий самолично отбирал. Со второго урожаю. Огурчик к огурчику, помидорчик к помидорчику. Ни у кого нет, а мы спроворили!

Прикинув, когда доводилось в последний раз видеть свежие домашние овощи, с грядок, парень удивлённо присвистнул. Осень ведь уже. Не холодно ещё, но и дачно-огородный сезон давно закончился.

Умеют недомерки с землёй работать, умеют. Не отнять.

— Круто! Уважаю. Так и передай всем.

От такой похвалы Козьма зарделся, шаркнул ножкой. Иванов же, подхватив салатницу, уселся за стол и схватил вилку побольше. Салаты он любил. Навернул разок, другой. Вспомнил про хлеб. Почесал в затылке, и решил обойтись без него. Так больше влезет.

А домовой всё не уходил. Стоял, ласково посматривая на поглощаемые овощи, чем начал немного нервировать инспектора.

— Говори.

Сесть гостю умышленно не предложил. Из соображений субординации.

Услышав в голосе хозяина квартиры строгие нотки, Козьма вытянулся во фрунт, выпучил глаза. Набрал в лёгкие воздуха и... замер в нерешительности. Робел домашняя нечисть, побаивался грозного владельца своего нового пристанища.

Пришлось подстегнуть.

— Молчать можно и в другом месте.

Намёк был истолкован правильно. Разом обмякнув, недомерок поклонился в пояс, да так и замер.

— Прошение до тебя имею. Сидел вот, разрешения у Марьи испросив, дожидался… Не прогневайся...

Столь непривычная поза заставила парня напрячься в ожидании неприятностей. Слишком жалким выглядел Козьма, слишком покорным.

— Продолжай.

— Я... тут... энто... от женщин слыхал, будто ты злодея ловить сёдни будешь. Страшного разбойника! — голова домового приподнялась, давая разглядеть застенчивую, бородатую физиономию. Спина, впрочем, положения не изменила. — Мечтаю посмотреть. Никогда не видывал. В дальней деревне ранее жительство имел. Тамошними даже злодеи брезговали, дюже далеко от тракта им было... Опять же, нашим после поведаю. Им тоже страсть как завлекательно узнать будет. А за соизволение твоё — что хошь сделаю! Только вели!

В инспекторской голове от таких заявлений образовалась страшная мешанина из Розы, Ланы, Антона в облике нимфетки, полицейских нарядов, проституток, неизвестного шизика с дурными наклонностями и кованой решётки ботсада. Причём всем этим идиотизмом почему-то верховодила Маша, стоя на табурете.

Не операция по поимке, а концертное представление. Впору билеты продавать.

Ни в какие рамки не лезет. Надо отказывать, но... Иванов внезапно для самого себя посмотрел на просьбу маленького мужичка с другой стороны: по-нормальному пришёл, с уважением попросил. Не ноет, не клянчит, не навязывается. И, похоже, действительно мечтает поприсутствовать. Разнообразить жизнь. Осчастливить, что ли? При уже имеющемся количестве участников ещё один особой погоды не сделает.

— Договорились, — Козьма просветлел лицом, перестал дышать от волнения. — Идёшь вместе с Машей. На глаза людям не попадаешься, ни во что не влезаешь. Просто смотришь. Скажу бежать — бежишь. Скажу лежать — без рассуждений мордой в землю.

— Не извольте беспокоиться, — в приступе радости домовик перешёл на «Вы». — Ни одна мышь меня не заметит. При вас состоять буду. Мне толечко одним глазочком глянуть — и нет меня. Домой аки птица помчусь!

— Хорошо, — оборвал его Серёга, умоляюще добавив. — Слушай, пойди, телевизор посмотри. И дай спокойно поесть...

— Я на улице подожду, — кротко уведомил проситель, наконец-то разгибаясь из своего Г-образного положения. — Мне там сподручнее.

Маленький мужичок убежал. Несолидно, вприпрыжку, светясь от счастья, оставив парня наедине с салатницей. Однако поесть ему и на этот раз толком не удалось. Из своих апартаментов вывалилась возбуждённая Маша.

— Кушаешь? — сморщила она носик. — Извини, вынуждена отвлечь. Тут помощь твоя нужна. Мы с Розочкой закончили, хотелось бы получить стороннее мнение. Может, подправить цвет или стрелки удлинить...

Признавая преимущество общественного над личным, Иванов с сожалением отодвинул салат в сторону.

— Показывай.

— Угу, — радостно подпрыгнула домовая и юркнула обратно. — Пошли, пошли! Не стесняйся! — суетливо звучало в невидимой посторонним части инспекторского жилья. — Нормальная юбка... А я тебе говорю, нормальная! И не такое носят.

Интрига нарастала, жалость к недоеденному салату поутихла.

Первой в кухню вернулась кицунэ, с натугой тянувшая за собой молоденькую, интеллигентную девицу в обтягивающей кофточке и относительно свободной юбке чуть выше колен. На ногах — стилизованные под старину ботиночки со шнуровкой. Именно по ним Сергей и признал Розу, изменившуюся в умелых руках Машки до неузнаваемости.

Будущая жертва страшно стеснялась пристойно, по современным меркам, обнажённых ног; умеренно выступающей над плоским животом груди и норовила прикрыться ладонями, будто обнажённая купальщица при виде драгунского полка, свалившегося на берег реки как снег на голову.

— Красотулька, правда?

— Обалдеть...

Эффект от преображения, произведённый на единственного в помещении мужчину, понравился обеим дамам, а Роза не преминула стрельнуть глазками, польщённая тяжеловатым комплиментом.

— Ты внимательнее смотри, — вспомнив о главном, забеспокоилась домовая. — Помада не слишком тусклая?

По мнению Сергея, ничего во внешнем виде готовой к приключениям призрачной прелестницы менять не требовалось, о чём он честно и сообщил:

— Отлично смотрится. Школьница, а не девушка!

Тут парень, конечно, приврал. В момент смерти Розе было хорошо за тридцать, но какой женщине приятно услышать правду о возрасте?

Наградой ему стало благодарная улыбка. Увлечённая же поиском идеала домовая только рассеянно отмахнулась от очередной похвалы. Ходила вокруг подруги, разглядывая её, словно скульптор статую перед первой выставкой.

— Или подправить румяна? — бормотала она, полностью погружённая в процесс прихорашивания. — Хайлайтер бы тоже не повредил...

Рассуждения грозили затянуться надолго. Увлекающейся особой была домохранительница, даже очень.

Подобные порывы иногда нужно прерывать. Лучшее — враг хорошего. На кой в неосвещаемом ботсаду такие тонкости? Кто разглядит?

Пришлось скомандовать, демонстративно глядя на часы:

— Пора. Антон нас на месте ждёт.

Глава 3 Попытка №5. Часть третья

С Ланой инспектор встречаться не стал. Позвонил, сообщил о начале очередного витка мероприятий по поимке неизвестного, узнал, что она сидит наготове в ресторане, послушал заверения в успехе. Отключившись, связался со Швецом, уже успевшим накинуть кружок по ботсаду.

— Мы у центрального входа. Подтягивайся.

Договаривал он, глядя на напарника, шагающего по ближайшей аллее.

Преображение Розы не осталось незамеченным. Искренне повосторгавшись и для приличия взревновав подругу к напарнику, призрак потащил её в кусты. Иванов ему даже немного позавидовал. Он, она, осенняя листва и темнота... Сплошная романтика.

И поплёлся на тротуар, ждать. Кицунэ крутилась рядом, Козьма прятался поблизости, с другой стороны ограды.

— Попытка номер пять... — пробормотал парень, настраиваясь на длительную прогулку. Взад-вперёд, туда-обратно...

Примерно через час после начала очередной попытки изловить худосочного нюхателя у Сергея затирлинькал смартфон. Звонящий удивил — Антон. Почему не Печатью вызвал?

— Слушаю.

— Всё. Шестнадцатая точка. Подтягивайся скорее.

Сергей в срочном порядке извлёк из кармана пообтрепавшуюся от постоянного ношения бумажку с коряво начерченным планом ботанического сада. На нём, для удобства ориентирования, были отмечены цифрами все перекрёстки и наиболее приметные места. Швец нарисовал. По памяти.Вроде бы и мелочь, а вопросов решает много. Среди деревьев указателей нет, лишь иногда попадаются таблички с названиями и странами происхождения того или иного чуда природы, но по ним не разберёшься.

Подсветив себе вмонтированным в звонилку фонариком, инспектор уверенно рванул напрямую, через решётку. Едва протиснулся, как сумрак сбоку нетерпеливо зашептал голосом Козьмы:

— Ну чё? Изловили?

— Изловили. Пошли, посмотришь. Близко не подходи. Глянул — и брысь отсюда. Не до тебя будет!

— Охти!.. — поразился домовой. — А Машка врала, что вы его много дён найти не могли.

— Прибью, — зловеще прошипела пробравшаяся следом кицунэ, понимая, что увязавшийся мужичок может наболтать лишнего и выставить её перед Ивановым в невыгодном свете.

Голос замолк.

К шестнадцатой точке, находившейся неподалёку от основных тропинок и представлявшей собой огромный дуб, подошли через пару минут. На месте их уже ждал присевший на корточки Антон, всецело занятый выворачиванием карманов у длинного, худого тела в тёмной одежде, вязаной шапочке и со стянутыми за спиной руками.

Приманка стояла в стороне, растерянно глядя на присутствующих.

— Нормально прошло? — первым делом уточнил инспектор у Швеца.

— Да. Только этот козлище из кустов к Розе выпрыгнул — я его отключил. Печатью по затылку. Давай посмотрим на этого злодея, — шапочка, раскатанная до подбородка, полетела в сторону.

Ничего больше не спрашивая, Иванов присел рядом и, подсвечивая фонариком, повернул голову лежащего к себе.

Перед напарниками открылось костистое, губастое рыло мужика в возрасте за сорок. Колоритный персонаж. Недельная небритость, неровная стрижка под машинку, большие уши с пухлыми, длинными мочками, острый кадык. Общее выражение лица — обиженно-капризное, с налётом надменности. В общем, некий гибрид дегенерата и неудачника по жизни.

Ничего кавказского в нём, разумеется, не имелось, а из приоткрытого рта сильно воняло луком.

Права оказалась проститутка — таким не дают. Слишком уж отвратительным выглядел щупатель. Не урод в привычном понимании этого слова, а хуже. Чмо обыкновенное, из тех, кого никто и никогда не любит, и кто всю жизнь мнит себя кем-то важным, но вечно ущемляемым завистниками.

Именно такое первое впечатление сложилось и у Антона, и у Сергея, и у сопящих за спиной Маши с Козьмой.

— А дальше? — недоуменно поинтересовалась Роза непонятно у кого. — Что дальше?

— Полицию вызовем, — ответил ей призрак, переходя от карманов к складкам одежды пойманного. — Протокол напишут, в камеру посадят.

— И всё? — в голосе бывшей одесситки появилось раздражение. — Я и понять ничего не успела. Шла себе, шла, а потом за спиной вот этот, — изящный пальчик указал на мужика, — упал. И Тоша за ним стоит. А где погони, драки, перестрелки?

— В кино, — честно ответил Иванов, толкая друга локтем в качестве моральной поддержки. — В жизни по-другому. Бегаешь, бегаешь, а потом хлоп — и поймали. За что в него стрелять? — не сдержался, отвесил губастому добротный щелбан. С наслаждением прислушался к густому, твёрдому звуку от чужой головы. — Зачем за ним гоняться? Для красивой картинки? Так у него нож есть.

Призрак подхватил:

— Есть. Смотри, — в его ладони появилось тусклое лезвие копеечного складничка, извлечённого из чужого кармана. — А если он этим ножом пырнёт кого, пока мы в казаков-разбойников играть будем? Не задумывалась? Люди могут пострадать...

Не сумев оспорить логичность доводов, но не желая признавать их правоту, Роза недовольно фыркнула:

— Ой, а разговоров то было... Враки сплошные! Я-то думала — что... что... — она не сумела подобрать нужное выражение, способное донести всю глубину её разочарования в сыскной работе.

Обречённо махнула рукой, топнула ботиночком по земле, свела брови.

— Говорил же тебе, — мягко, вкрадчиво парировал Швец, оставляя барахло задержанного в покое. — Наша служба — скука, рутина, а в конце частенько пшик. Это тебе ещё повезло, всего один вечер погуляла. А мы с Серёгой знаешь сколько километров тут намотали? Не счесть. Но нет, ты нам не верила... Думала, у нас сплошной праздник. Весь мозг выела: «Возьми да возьми с собой». Взял. Теперь убедилась? Полегчало?

Ответом ему стало презрительное:

— Ой, всё...

Полная разочарований Роза скорчила кислую мину и исчезла, напоследок сухо бросив:

— Я жду от тебя извинений, — и к Маше, с нескрываемой претенциозностью. — Разочарована.

В чём был виновен Антон, инспектор не понял. Наверное, в том, что он есть. Или в несбывшихся надеждах на интересный вечер. Или... да кто их, женщин, разберёт?!

За спиной всхлипнула кицунэ, страшно обиженная таким отношением подруги. Козьма помалкивал, делая вид, что его тут вообще нет.

Посмотрев на пожухлую траву под дубом, где ещё недавно расстраивалась Роза, друзья вернулись к работе. Эмоции эмоциями, а заканчивать с губастым нужно поскорее. Не ровен час, заявится кто — объясняй потом, что это он злодей, а не ты. Со стороны ведь более чем странно будет выглядеть — двое парней бессознательного человека обыскивают. Взвесив все за и против, Иванов приказал домовым пройтись вокруг и посмотреть, не шляется ли поблизости кто посторонний?

Те молча направились на обход.

— Документы у этого джигита были? — поинтересовался Сергей, глядя вслед удаляющимся в разные стороны девушке-лисичке и бородатому недомерку.

— Удивительно, но да! — хмыкнул Швец. — Права водительские. В карман к себе положил. Потом ФИО перепишем... Имбецил... на дело с документами ходить! — и добавил одними губами, уставившись в землю — Сработало с Розой! Теперь точно отстанет! Она ждала интриг, приключений, а вышло как всегда... Тихо и неинтересно. Увидели, приняли, повязали. Правильно ты придумал сначала разогреть через Машку интерес, а потом обломать. Вот прямо ценю и уважаю.

— Перед Машкой стыдно, — так же тихо ответил Иванов. — Мы её вруньей сделали.

— Переживёт, — твёрдо отрезал напарник. — Нечего было хвастаться. Мы же перед нашим женсоветом чисты, как новый ватман. Ничего такого не обещали и никаких обязательств на себя не брали. Хотят впечатлений — пусть в комнату смеха идут, или на колесе обозрения покатаются.

Жёсткая правда друга выглядела какой-то однобокой. Вот вроде и всё по сути, а на душе неуютно. Ничего не решив, Сергей набрал Лану:

— Приняли голубчика. Шестнадцатая точка (план ботсада имелся и у букинистки). Тебя встретить?

***

Идейная вдохновительница и координатор операции примчалась со всех ног. Козьма, направившийся в сторону главного входа, еле успел предупредить инспекторов о несущейся между деревьев женщине и мудро спрятался за одним из них, следуя ранее полученной инструкции.

— Где? Где этот урод?! — задыхаясь от быстрого бега, почти прокричала она.

— У тебя под ногами.

— У-у-у, гнида, — изящный сапожок пнул долговязого под рёбра. — Как же я таких, как ты, ненавижу... Все приметы совпадают! Он, точно он!

Последовал новый замах, Швецу пришлось вмешаться:

— Угомонись. Нам его ещё полиции сдавать.

В этот момент Лану словно подменили. Из разъярённой фурии она внезапно превратилась в маленькую девочку. Стеснительную, трогательную.

— Мои вы дорогие, а давайте его никуда не отдадим? — умоляюще попросила переменчивая особа, ухитряясь смотреть повлажневшими глазами прямо в душу Сергея. — Его ведь не посадят. Выпустят. И вы это знаете.

Перемена в планах заставила обоих парней рассердиться. Каждый почувствовал, что его отымели. Сопя от накатившей злости, Антон поднялся на ноги и, не особо выбирая выражений, пояснил своё отношение к такому коварству:

— Ты же обещала заявление накатать на попытку изнасилования?! Чё, переиграть решила? А ты меня спросила?! Договор другой был… Я тут по всем закоулкам шарахаюсь, пока ты в комфорте и тепле кофе лакаешь, а теперь пошёл на фиг? Всем спасибо, все свободны, дальше без вас управлюсь? Не угадала… Сама иди знаешь куда!..

Букинистка и не подумала спорить или пререкаться. Вместо этого она подошла к Швецу, положила ему руку на предплечье, серьёзно сказала:

— Я готова поклясться, что не буду его убивать или калечить. И сразу озвучивала подобный вариант. В кофейне, помните? Цитирую: «Обещаю, отпущу нехорошего человека целым и почти невредимым». Есть у меня идейка, как его перевоспитать. Навсегда. Без протоколов и прочих бумаг.

Поднялся с корточек и Иванов, тоже злой.

— Лана, так не делается...

Женщина приложила палец к губам, негромко попросив:

— Дайте сказать. Потом решите, как поступим. Обещаю послушаться. Но сначала я хотела бы закончить... — и она кратко изложила свой план, присовокупив в конце. — А поутру встанет не юношей, но...

— Мужем? — хихикнув, продолжил крылатую фразу Антон, растерявший весь свой гнев при прослушивании оригинального во всех отношениях замысла.

— Как пойдёт, — лукаво улыбнулась женщина, — от него зависит.

Иванов покрутил пальцем у виска, но возражать не стал. Судебные перспективы по посадке щупателя, так и валявшегося на земле, были аховые — он это прекрасно понимал. Никакое заявление не поможет. Травм нет, следов нет, мазков взять не с чего. Помурыжат, и отпустят. И новые заявительницы не помогут. Там всё ещё печальнее. Время прошло. Любой адвокат вполне логично спросит: «А где же ты, милая, раньше гуляла? Почему не сразу в органы обратилась? Оклеветать мужчинку хочешь?»

Предложение же Ланы забавляло и поражало изяществом. Вполне может быть, и перекуётся дядя… Данные его у инспекторов имеются, можно будет проверить потом результаты.

Дошла до парня и причина, по которой хитрая бестия не стала привлекать Александроса... Тот бы сразу в праведном гневе всю полицию задолбал и ушлёпка до полусмерти застыдил, не вслушиваясь в замыслы подчинённой.

Инспектор и сам не заметил, как наградил букинистку восторженным взглядом, признавая превосходство женщины по части каверзности мышления.

Переубедила ведь!

... Приняв Серёгино молчание за согласие, Лана, пообещав скоро вернуться, упорхнула в сторону проспекта, послав на прощанье воздушный поцелуй.

Обратно она пришла через пять минут в сопровождении четырёх, уже знакомых инспектору по «сотке», проституток.

— Девочки, — давала довольная женщина им последние указания. — Воспитайте, как договаривались. Обязательно с резинкой. Без насилия. Ну, вы умеете...

Одна из жриц продажной любви, та самая, первой сообщившая о длинном мужике в ботсаду, по-свойски кивнула Иванову, уверенно отвечая:

— В лучшем виде сделаем. Со всей нежностью. Что мы, не понимаем, что ли?..

Мастерицы интимных услуг обступили начавшего приходить в себя дылду в чёрном. Одна лихо стянула с него штаны, другая чем-то заклеила рот. Обе покосились на изумлённо взиравших на подготовку напарников.

Идейная вдохновительница охоты на губастого сообразила быстро:

— Мальчики! Приглашаю в ресторан! Посидим, отметим. И вас, Маша, тоже...

Сергей резко обернулся и увидел спрятавшуюся за него кицунэ. Когда пришла?

— У меня дела, — внезапно отказался призрак, чем очень удивил напарника. Обычно Антон никогда не возражал против дармового угощения. — Пойду прощение вымаливать, — пояснил он. — Задержку мне не простят...

Понятливо кивнув, Иванов попрощался с другом и направился вслед за Ланой, с приплясом шагавшей по тёмной тропинке. Следом тащилась домовая, находившаяся в полушоковом состоянии. Она зачем-то загибала пальцы на руках, словно подсчитывала нечто важное, и ошарашенно бормотала:

— Быть изнасилованным проститутками... Нет, никто не поверит.

У самого выхода из царства деревьев и темноты озадаченную домохранительницу за рукав дёрнул Козьма, до сих пор скрывавшийся от всех похлеще партизана. После конфликта с удобрением он чувствовал себя виноватым и немного побаивался городскую домовую, потому старался говорить почтительно, неторопливо:

— А чегой-то девки гулящие из целлофану добыли? Розовое, на уд мужской дюже похоже, только поболе бычьего будет? И энтот... как его... визелин! В баночке! Я по запаху узнал. Прежняя хозяйка им губы, значится, в мороз мазала, дабы не растрескались.

— В «горячую картошку» играть будут, — зачем-то ляпнула Маша, в подробностях представляя то самое, из упаковки. — Помнишь, игра такая, детская. Предмет по кругу передают. Кто уронил — тот выбыл. Вот и здесь, палка специальная, резиновая. А вазелином для интереса обмазывают. Он же скользкий, держать труднее.

— Ого! — поразился домовой. — Забавное игрище. Надо будет Анисию сказать, дабы прикупил сию палку с визелином. Зимой тоску скрасим.

— Не надо, — пугаясь собственной болтливости, сердечно попросила Маша. — Это для девочек игра. Мальчики обычной картошкой обходятся... Слушай, Козьма! Поезжай к своим! Спасибо передашь за овощи...

Однако что думал заражённый новой идеей культурного досуга маленький мужичок, она так и не поняла, а потому принялась внутренне настраиваться на новые неприятности.

***

Проснулся Сергей от тихой, невнятно-приглушённой Машкиной брани. Посмотрел на дисплей смартфона — без четверти три ночи. Припёрлась, гулёна.

... Вчера вечером, в ресторане, после первых торжественных бокалов с вином, Лана и домовая, раззнакомившись поближе, нежданно-негаданно нашли между собой много общего и вскоре торжественное мероприятие переросло в милую трескотню двух дамочек.

Тем для разговоров у них нашлось в избытке. Домашняя нечисть оказалась ненамного моложе букинистки, и, соответственно, умело поддерживала разговор о разных событиях, бывших для Иванова книжной историей.

Начался вечер воспоминаний...

Инспектор, посидев немного для приличия, вежливо откланялся, а вот кицунэ осталась с новой подругой. Пообщаться, отвести в беседе душу...

— Маш, засиделась? — обозначил он своё пробуждение.

— Ой, — икнула в ответ темнота. — Серь-о-жа, — с огромным трудом, почти по складам, извиняющимся тоном пробубнил знакомый девичий голосок. — А мы... Ик!.. Войти не можем...

Сон покинул парня окончательно.

— Кто «мы»? — поинтересовался заинтригованный Иванов у домовой, поднимаясь с дивана и включая свет.

Вспыхнувшая под потолком люстра больно резанула по глазам, заставляя щуриться и злиться на непривычное к подобным перепадам светотьмы зрение.

— Мы... Я... И не я.

С удовлетворением отметив, что обзор прояснился, хозяин квартиры наконец-то смог взглянуть на девушку.

Шапочка съехала на бок, рукав курточки в побелке (последнее весьма напрягало, так как в их доме стены подъездов были покрашены), низ длинной юбки мокрый, грязный и прилип к ногам.

А ещё Маша была пьяная. Не просто крепко выпившая со всеми вытекающими — милым румянцем, озорной игривостью и лёгкими проблемами с дикцией, особенно в длинносоставных словах, а именно ПЬЯНАЯ. Большими буквами. Она упёрлась одной рукой в стену, тяжело свесив голову, а другая рука исчезала в щели между дверью и дверной коробкой, в лёгком мареве изменённого пространства.

— Ничёсе! — только и смог выдохнуть Сергей, ранее никогда не видевший домохранительницу в таком виде. — Ты как?

— Плохо, — со слезами на глазах призналась кицунэ, хлюпая носом. — Очень плохо. Не пролазит!

— Кто?

— Лана, — совсем поникла подгулявшая нечисть, норовя сползти по стенке на пол. — Я её тащу, тащу... А она упёрлась и не протаскивается. Хнык...

Смех, разобравший инспектора, наверняка перебудил бы половину подъезда, если бы не чары тишины — маленькое колдовство домовой, находящееся в постоянно активном состоянии и направленное на соблюдение приватности личной жизни в тонкостенном человейнике.

Загадка Машкиных страданий разрешилась просто.

Она, по своей природе, прекрасно обходилась без ключей и войти в квартиру для неё не составляло никакого труда, хоть на какие замки закрывайся.

Тут-то и крылась закавыка.

Для неё — да. А для других — нет.

Слегка успокоившись, Иванов аккуратно обошёл несчастную девушку, повозился с запорами, медленно приоткрыл дверь.

Ну так и есть! В подъезде, не менее пьяная, полуспала Лана, для устойчивости упёршись лбом в стену. Её ладонь оказалась зажата ладошкой кицунэ.

Не хватило сил у Машки возиться с ригелями — колдануть пыталась.

— Не про...лезает, — жалостливо проныла домовая, не замечая, что парень уже открыл дверь.

— Сейчас пролезет.

Бережно подхватив ночную гостью за талию, Иванов втащил Лану в квартиру и захлопнул дверь. В ногах что-то звякнуло. Скользнув взглядом к источнику звука, он заметил в руке букинистки пакет с двумя пузатыми очертаниями. Попробовал отобрать, чтобы случайно не стукнуть оседающую на пол домохранительницу — прихожая у него тесная. Не смог. Внештатница Спецотдела в свою ношу вцепилась намертво.

От обоих дам разило коньяком и фруктовым кальяном.

— Где же вы так нажрались? — усиленно раздумывая, как поступить с этими пьяньчужками, бросил Серёга, занося Лану в комнату и пристраивая её на свой диван.

— Мы не пили, — на удивление трезво, не открывая глаз, отвергла столь очевидный вопрос женщина, обдав своего носильщика мощнейшим ветром свежего выхлопа. — Мы при...губили.

— Куль...тур... но, — поддержала собутыльницу домовая, окончательно утвердившись на половичке у входа.

— Да... Ёк! — теперь уже соответствующим её состоянию голосом согласилась с новой подругой любительница танцев и фотографий, как видно, растеряв внутреннюю концентрацию. — На па...кет, — женская рука попыталась ткнуть ношей в пустоту, выпуская при этом ручки. Хозяин квартиры еле поймал его в полёте. — Мы... это... Маша! — громко позвала она кицунэ, заваливаясь на подушку прямо в одежде. — Мы... зачем?

— Для Серь...ожи, — сонно пробормотала девушка, устраиваясь поудобнее у инспекторских ботинок. — У...гостить...

Горько вздохнув, Иванов сгрёб в охапку мирно уснувшую домовую, перенёс её в кресло. Снял курточку, обувь, стащил мокрую юбку, оставив на сладко посапывающей Машке лишь лёгкий свитерок да тонкие обтягивающие штанишки. Уложил рядом с Ланой.

Подумав, стянул и с гостьи верхнюю одежду с сапожками. Устроил поудобнее.

Подхватил оставленный до поры пакет и пошёл на кухню, не забыв погасить в комнате свет.

Дамы затарились основательно. Две бутылки дорого марочного коньяка, блок его привычных сигарет и шоколадка, правда, не совсем целая. Кто-то её основательно попробовал, не распечатывая. Вместе с обёрточной бумагой и фольгой. Не ломая на кусочки. Вон, следы зубов видно. В пакете же нашлась и сумочка Ланы.

Оставив подношения на столе и угостив кусочком тушёной говядины неизвестно когда материализовавшуюся на подоконнике Мурку, парень попробовал пройти за холодильник, в Машины апартаменты.

Ну надо же и ему где-то спать, раз диван занят!

Однако ничего не получилось. Без хозяйки вход оказался запечатан наглухо.

Расстроившись, но не сдаваясь, мозг услужливо подсказал, что в кладовке, на верхней полке, хранится старый матрац с подушкой. Для внезапно нагрянувшей родни. Ещё от бабушки остался.

Почесав в затылке, Иванов добыл и то, и другое, сразу почувствовав себя пассажиром плацкарта, когда на чём спать уже есть, а бельё ещё не разносили.

Побродив по квартире, определился с местом для сна. Кухню отбросил сразу. Пространства мало, всюду ножки табуретов и стол неудобно стоит. Заниматься среди ночи перестановкой мебели не хотелось совершенно, потому пришлось устраиваться в комнате.

Там тоже оказалось не всё так просто. Только расположился рядом с диваном, параллельно мирно сопящим подругам и уже собрался поискать в шкафу постельное бельишко, как вдруг понял — нельзя там спать. Его бренное тело окажется суровой преградой на прямой «диван-туалет», что несколько чревато внеплановыми падениями подгулявших дам и беспокойством.

Переместился к окну. Рядом с неработающей батареей ложиться не стал, расположился в метре от неё. Коммунальщики ещё не запустили тепло в каждый дом, а потому от внешней стены тянуло прохладой и сыростью.

Стараясь не шуметь, нашёл простыню, наволочку. Поискал одеяло. С последним не повезло. Хозяин квартиры точно знал, что как минимум одно запасное одеяло у него имелось, но вот куда его прибрала домовитая кицунэ — оставалось загадкой.

Забив на поиски, решил лечь так, укрывшись курткой. В последнее время погода особым плюсом не баловала. От пяти ночью до пятнадцати днём по Цельсию. В помещении — не более двадцати, да и то на кухне.

Устроился. Укрылся. Начали мёрзнуть ноги. Надел носки и домашние спортивные брюки. Неудобно, непривычно. Поворочавшись, снял брюки. Вроде заснул. Проснулся — куртка сползла на пол.

Психанул. Встал. Покурил в окно на кухне, с ненавистью посматривая на часы. Скоро четыре. Вернулся, полный решимости отобрать у пьянчужек своё одеяло, раз уж ему приходится так несладко.

В скудном лунном свете понял — без боя не получится. Обе подгулявшие дамы лежали поверх его любимого, тёплого и привычного одеялка, мирно насыщая воздух перегаром. Можно было, конечно, поднапрячься и вытащить требуемое, но стоило ли оно того? Иванов точно знал, что нет ничего хуже пьяной и недовольной женщины, а особенно разбуженной неловкой мужской вознёй. Да и перемещать по всему дивану спящие организмы — та ещё задача.

Вернулся на матрац, силясь найти в своём незавидном положении хоть немного позитива. Не смог. Снова укрылся курткой, вполне всерьёз злясь и на Лану, и на кицунэ, кое-как забылся...

***

Трель дверного звонка и практически мгновенно последовавший за ней начальственный рык вырвали Серёгу из сна, заставив зло поморщиться. Ему казалось, только по нормальному спать начал — и на тебе! Подъём!

— Иванов! Дремлешь?! Собирайся немедля! Дело спешное! — трубно вещал Фрол Карпович, входя в комнату. — Ты... — и тут он осёкся, замерев с распахнутым ртом и выпученными глазами. — Ты вообще разума со своими бабами лишился? Ну ладно с нечистью! Понимаю, мила девка. Ну с Ланой — она же тебе в прабабки годится, пусть… Сердцу не прикажешь! Но с двумя сразу, да ещё в носках...

Последнее прозвучало с нескрываемым укором.

Плохо соображающий спросонок подчинённый хотел было вскинуться, понять, за что его клеймят позором, как вдруг у его левого уха, со стороны батареи, некто хрипло ответил усталым, измученным голосом:

— Не завидуйте.

А справа кто-то пискнул и нырнул под одеяло. Одеяло?

— Совсем молодёжь ополоумела, — вздохнул шеф, растворяясь в воздухе. — С бабами в одёже ложиться. На улице жду! Десять минут!

Ещё не успев отвести взгляда от того места, где только что стоял Фрол Карпович, парень почувствовал иголки в руках и тяжесть. Повернул голову влево. Опасливо, готовый ко всему — и встретился взглядом с Ланой, комфортно расположившейся на его плече и поигрывающей волосками на мужской груди.

— Привет, — поздоровался перегар голосом внешатницы. — А ты ничего, крепенький.

Левая же ладонь инспектора сообщила, что она не без удовольствия лежит на чём-то округлом, упругом, тёплом и приятном на ощупь. Ну и голом. Как раз в том месте, где у нормальных людей находится седалищная область.

Короткие волосы на Серёгиной голове встали дыбом, а в мыслях образовалась сутолока. Ему никак не удавалось понять, почему он лежит под одеялом, с букинисткой, фривольно, как оказалось, закинувшей ногу ему на живот. Тоже голую.

Под правое ребро неприятно ткнуло, заставляя переключиться на другую половину организма. Там, под рукой, пряталось нечто не менее упругое и кругленькое, но уже шероховатое, под тканью. И оно ворочалось, толкаясь.

Уф... хоть тут полегче.

Из-под одеяла, с беспокойной его половины, показались лисьи ушки, затем Машкина голова, перепугано уставившаяся на Иванова, на Лану и не к месту брякнувшая:

— Доброе утречко. А что это вы тут делаете?

— Думаем, Маша, — загадочно ответила ей гостья, уткнувшись носом в мужскую шею и щекоча лицо парня растрепавшимися волосами.

— О чём?

— Третьей будешь? Ты, я, Серёжа, постель... тьфу ты, матрац, но так даже лучше — на полу места больше...

Всё это произносилось с придыханием, с истомой, с перегаром. Кицунэ передёрнуло.

— Нет!

— Ну и ладно, — не обиделась Лана. — Тогда предлагаю мероприятие перенести. Свечки организовать, музычку французскую, кровать поприличнее.

С интересом наблюдавший за всем этим кошмаром Иванов вспомнив про укоры шефа, взглянул на собственные ноги. Носки. Действительно, торчат наружу. Потому что одеяло лежит поперёк, а не в длину. Идиотский вид.

Да и пофиг. Другое заботит.

— А вы как вообще тут оказались?

Первой отвечать никто из матрацных соседок не решился. Домовая прикрылась одеялом, пунцовая от предложения вчерашней собутыльницы, а Лана мило наморщила нос и принялась изображать из себя круглую дурочку, при этом нежно ёрзая вдоль инспекторского тела и устраиваясь поудобней, особенно в районе мужской ладони.

На тумбочке у дивана зазвонил смартфон. Не видя дисплея, Иванов понял — шеф. Тактично торопит.

— Дайте встать, — бросил он дамам, высвобождаясь и поднимаясь на ноги.

Старался подняться культурно, не срывая одеяла ни с кицунэ, ни с букинистки.

Маша окончание столь двусмысленного лежания восприняла с радостью, её новая подруга — с показным огорчением. Специально не стала ногу снимать, заставляя Сергея пройтись по ней кожей от живота до носков. Дразнилась, развлекаясь вовсю.

Хорошо хоть в трусах спал — всё не так стыдно.

Прогулявшись в ванную, посвежевший и выбритый хозяин квартиры, наплевав на завтрак и приличия, принялся одеваться прямо при дамах, машинально отмечая в беспорядке сваленный на кресло женский гардероб и стараясь не думать, во что именно одеты собутыльницы на данный момент.

— Я ночью встала, — глухо забубнила Маша, не глядя на парня. — Ты лежишь, скрючился, озяб... куртка спала, кожа в пупырышках... Я хотела тебя укрыть, но не смогла из-под неё одеяло вытащить. Рядом легла. Так теплее. Боялась, чтобы ты совсем не замёрз. Будить не решилась.

— Ага, ага, — Лана продолжала веселиться. — Пути алкашей неисповедимы. Так всё и было. Пока одеяло вытаскивала — меня разбудила. Она к тебе пошла, а я санузел проведала, вернулась, и к вам с одеялом. Можете считать — совесть замучила. Одно неудобно...

— Что?

— Матрац узкий. С краю лежать — попа мёрзнет. Пришлось, Иванов, тебя как грелку использовать. Неплохо, кстати, справляешься с данной ролью.

— Угу. Требовалась грелка на всё тело с градусником внутрь? Ты это хотела сказать? — попытался подпустить шпильку Серёга.

Смутить похмельную особу не удалось совершенно.

— Да. В точку. Только грелка поломанная досталась. Из режима сна никак не выходила. Ну и Машка — то всхрапнёт, то засопит некстати. Могла и с ритма сбить. Меня, Иванов, пошлыми шутками не прошибёшь. Я их за руководство к действию воспринимаю.

Пока парень подыскивал достойный ответ, внутренне признавая за Ланой безоговорочную победу в этой схватке, напомнила о себе домовая:

— Я не храплю! — взорвалась она и опрометчиво попыталась вскочить.

Охнула, схватилась за голову, упала обратно. Не сдаваясь, колобком подкатилась к дивану, упёрлась в него ручками и с огромным трудом, по сантиметру, принялась приводить измученный вчерашними возлияниями организм в вертикальное положение.

Жуткое зрелище. Не выдержав, Иванов подхватил девушку и помог ей утвердиться на ногах. Одета Маша оказалась, кстати, вполне прилично — ровно в те же вещи, в которых он оставил её на диване — свитерок со штанишками.

— Меня не забудь, — донеслось от батареи.

Послушно повернувшись на зов, парень приоткрыл рот. Перед его взором открылась очень симпатичная, ладная женская фигурка, стоящая на четвереньках, одетая в почти невидимые шнурочки в районе пояса и прозрачный лифчик.

— Спать нужно без одежды, — тоном учительницы младших классов с сорокалетним стажем заметила женщина, абсолютно не стесняясь своего вида. — Давай, Иванов, кантуй пьяненькую старушку, раз уж на большее тебя не хватает. Не бойся. Не укушу.

Подняв Лану на ноги, Сергей хотел было помочь ей дойти до дивана (ноги у неё ещё подкашивались с дичайшего похмелья), но та потребовала:

— В кухню.

— Водички? — не желая на себе носить раздетую букинистку, словно раненого бойца, попробовал выкрутиться парень. — Или пивка? Последнего, извини, нет.

— Какое пиво? — брезгливо, борясь с подступающей к горлу тошнотой от одного упоминания о пенном напитке, выдавила внештатница. — Коньяку. Или водки. И Машку возьми. Вон, сейчас совсем умрёт.

Действительно, позеленевшая домовая стеклянно смотрела в одну точку, приходя всебя после подъёма.

Пришлось тащить на кухню обеих, разливать вчерашний коньяк, добывать из холодильника колбасу с сыром, резать хлеб.

Морщась, дамы махнули по первой. Осадили, повторили, расцвели. В глазах у обеих загорелся огонёк жизни.

— Ты на нас не злись, пожалуйста, — попросила слегка пришедшая в себя кицунэ. — Мы вчера... немножко увлеклись с Ланой. Сидели, сидели... официант подносил, подносил... Мы же с ней почти ровесницы, нашли, о чём поболтать. И в гости я её пригласила. Она хорошая...

— Очень! — салютуя рюмкой, согласилась с утверждением почти обнажённая гостья. — За тебя!

Домовая поддержала, смущённо влив обжигающе-коричневую жидкость. Закусывать не стала, только понюхала ломтик колбаски.

— Да ладно, — отмахнулся Иванов уже стоя в дверях. — Город-то после вашего девичника хоть цел?

— Город? — призадумалась девушка. — Лана, а мы точно вчера с тем...

— Тсс... — стремительно хмелея, что называется, «на старые дрожжи», приложила палец к губам букинистка, изображая недоумение. — Ты о чём? Мы же девочки. Лютики, конфетки, бантики, а не с мужиками приставучими на улице драк...

Теперь уже две пары невинных глаз уставились на парня, и инспектор понял — не признаются. По крайней мере, не сейчас. Но погуляли новоявленные подруги вчера знатно.

***

Бодро выбежав из подъезда, Сергей нос к носу столкнулся с шефом.

— Задерживаешься, — он мрачно ткнул подчинённого носом в нарушение приказа. — Ждать себя заставляешь.

— Виноват, Фрол Карпович! — лучшая защита от обоснованных обвинений — лихость и придурковатость. — Думал, успею.

— Думал он... Что же ты, Серёженька, морда твоя кобелиная, вытворяешь?

Угрозы в словах начальства вроде не было. Скорее — недовольство половой распущенностью Иванова и несоответствием его морального облика общепринятым стандартам Департамента.

Ну и что отвечать? Рассказывать, что все всё не так поняли — детство, дурацкие оправдания, в которые бы не поверил и сам инспектор. Промолчать? Невежливо. Фрол Карпович точно не оценит. Пришлось выбирать наиболее безобидный вариант — принимать удар на себя.

— А что? — вызывающе, в полный голос, не пряча взгляда заявил Иванов. — В нерабочее время, по согласию сторон. Прелюбодейство шить будете?

Ответ его огорошил:

— Но в носках... нельзя же! Ты бы еще доспех латный напялил и саблю вострую в постель прихватил...

От автора: основано на реальных событиях.

Глава 4 Привет из прошлого. Часть первая

Далеко идти не пришлось. На небольшой парковочной площадке, во дворе их уже ожидал каршеринговый «Ниссан» эконом-класса.

— Садись, — потребовал начальник, усаживаясь на водительское место и благоразумно пристёгиваясь ремнём безопасности. — По дороге поговорим.

Инспектор без вопросов забрался на переднее сиденье, автоматически посмотрев назад. Никого не было. Они в автомобиле находились одни.

— Швец уже на месте, работает, — правильно истолковал взгляд Сергея боярин, умело выруливая по узким придомовым улочкам в сторону проспекта. — Мы к нему направляемся. Я тебе чуть позже обскажу подробности. О другом поговорить хотел.

Накатила досада. Воспитательная речь по поводу носков и распущенности подчинённого норовила затянуться, и Иванов уже хотел было сказать нечто колкое в свою защиту, однако шеф повёл разговор совершенно в другую сторону, выбрав на редкость интересную тему.

— Ты с перемещением в пространстве разобрался? Более, чем на полсажени прыгнуть сможешь?

— Нет. Не смогу. Силы не хватит.

— А почему?

Тон Фрола Карповича более всего напоминал манеру общения умного мастера производства с прилежным, старательным учеником, которого за испорченные заготовки не ругают, а терпеливо разъясняют, что к чему.

Почуяв добродушие в словах начальства, инспектор приготовился использовать столь редкий момент на всю катушку — узнать побольше полезного о таком скользком предмете, как колдовство.

— Огромный расход энергии при переносе массы, — принялся он делиться своими размышлениями. — Точную закономерность пока не вывел, однако считаю, что далеко мне не прыгнуть. Внутренних запасов не хватит, а вокруг не так уж и много свободной Силы для стабильной подпитки, которую я могу извлечь без особых проблем для окружающих. На то, чтобы переместиться на метр, ушёл весь мой запас и почти все ресурсы цыганки. Оба едва не откинулись... Создавать же усиливающие заклятия боюсь. Сложная штука.

Рассудительность и трезвость ответа парня очень понравились боярину. Он даже согласно кивнул, улыбаясь и неожиданно зло ругнулся:

— Ах ты ж скоблёное рыло!

Впрочем, это относилось не к Сергею, а к бритоголовому мужчине на «по-пацански» заниженной девятке баклажанного цвета, наглейшим образом подрезавшей Ниссан, как раз выбиравшийся на одну из основных городских артерий с соблюдением всех правил дорожного движения.

Иванов немедля согласился, обозвав лихача посовременнее — козлом педальным.

Автохам словно услышал нелестные эпитеты в свой адрес, издевательски бибикнул и, завывая самоварным глушителем, унесся вперёд.

Устраивать гонки с разборками Фрол Карпович не стал, посчитав подобные забавы ниже своего достоинства. Оторвал правую ладонь от руля, сверкнул Печатью. Заниженный «пацаномобиль» принялся сбрасывать скорость, из-под капота повалил пар. Замигал аварийкой, принял вправо, к обочине.

— И ты так сможешь, — взглянув на удивлённого подчинённого, назидательно прокомментировал шеф. — Обучу, коль захочешь. Со временем. Вернёмся к перемещению... Ты верно мыслишь. Могучие колдуны и то не сразу решаются по миру скакать. Понемножку пытаются, исподволь... Ошибёшься — и смерть. Костылики себе придумывают. Круги с рунами или знаками тайными малюют, на животинах испытывают. Тут кто чему учён... Помогают, стало быть, Силушке. Собирают её, к себе привязывают, а когда переносятся — используют как запас великий. Аккумулятор, ежели по-новому, творят. Потому рано тебе с этим баловаться, сгинешь ненароком, не справившись...

Автомобиль вырулил в среднюю полосу движения, где поспокойней.

— Другое попробуй, — продолжал боярин, не забывая поглядывать в зеркала. Вёл он машину уверенно, без лихачества, с немалым опытом. — Разум учи. Оно тебе и полегче будет, и по службе нужнее. Начни с малого. Поймай ужика юного и в очи ему смотри. Скотинка неморгающая, удобная. Покормить только не забудь. Не от пуза, а так, дабы ленив был и спокоен. Пытайся почуять его, ниткой незримой связаться, без касаний. Поначалу приказывать не смей. Убьёшь гада, ум ему спалишь... Привыкни к чужой жизни. Обучись ту нитку сразу протягивать, без промедлений с подготовкой.

— Для чего?

— Повелевать птахами и иной глупенькой живностью сумеешь. Их очами мир видеть. Тараканом пробраться куда не пущают... Но пока с ужиком учись. После обскажу, что далее с ним делать.

В шок от своего первого, нежданного урока по ведьмовству или колдовству (он и сам не знал) Сергей не впал. Наверное, из-за того, что полностью сконцентрировался на инструкции шефа. Наоборот, обрадовался. Без сомнения, даже эти крупицы практических знаний для него являлись откровением.

Затаив дыхание, парень внимал Фролу Карповичу, прекрасно осознавая, что таких тонкостей ему никто и никогда за просто так не расскажет.

Про развитие колдовских способностей прежним способом — самоучкой, Иванов размышлял много раз, и всерьёз заняться никак не решался. То места для упражнений не мог подобрать, то времени не хватало, то откровенно ленился, не особо понимая, на кой эта возня вообще нужна. Умеет электричеством управлять, людей отключать прикосновением — и хватит! За всё время службы в Департаменте ему и этого за глаза хватало. Ну ещё перемещение оказалось полезной штукой...

И вот сейчас ему преподают азы... Аж дух захватило, напрочь отметая предыдущие сомнения!

— Фрол Карпович! — дождавшись, пока боярин сделает паузу, Иванов жадно принялся выяснять тонкости. — Как понять, что нитка установлена? На что она вообще похожа?

— Похожа? Ну... На нитку, — прогудел собеседник в бороду. — Почувствуешь — поймёшь. Будто пальцем незримым трогаешь, роднишься... Не пытай меня, не объяснить это речью человеческой... А вот когда получится единение с гадом наладить, тут знаю, как уразуметь. Ты себя увидишь через его очи... Не спеши вперёд батьки в пекло. Начни с малого. Великое терпение тебе понадобится.

Оставался последний вопрос.

— Вы колдун? Ведьмак?

— Что ты! — усмехнулся начальник, останавливая автомобиль на очередном светофоре и посматривая на красные цифры обратного отсчёта. — Куда мне... Просто я с этой братией много лет бок о бок, запомнил кой-чего... Вот поехал бы ты в Чехию, подучился...

— Да я готов! — неожиданно для себя выпалил Сергей, до сих пор и не задумывавшийся о такой перспективе, и испугался. Отправляться на долгий срок за границу ему не слишком хотелось. Зачем ляпнул?

Дома привычнее.

— Поздно. Дорога ложка к обеду. Теперь про тебя слишком многим ведомо. Больно силён ты. Разговоры пойдут, подозрения...

Инспектор догадался, о ком, в обобщённом смысле, идёт речь. Недавно встреченный представитель одной почти всемогущей конторы по имени Вадим, честно признававший факт наблюдения за сотрудниками Департамента, наводил на определённые выводы. Не менее опасно выглядел в данном ракурсе и Спецотдел, призванный бороться с зарвавшимися колдунами и прочими возмутителями устоявшихся порядков.

Кто из них перевесит в желании заполучить или укротить инспектора с определёнными способностями — оставалось только гадать. Прав шеф в своём намёке: «теперь сиди тихо и не высовывайся».

И так под подозрением живёт, а отправься он официально учиться... в затылок дышать станут. Ждать, когда оступится.

— Дотумкал?

По Фролу Карповичу нельзя было разобрать, ждёт он развёрнутых пояснений или удовлетворится обычным «Ага». Пришлось ответить обтекаемо:

— Дотумкал.

— Ну и молодец. Есть и добрые для тебя новости: имеешь полное право постигать науку самостоятельно. В осмысленных, разумеется, пределах. Без крови и иных непотребств. Скромненько, — веско добавил водитель, строго взглянув на подчинённого.

Второй намёк Сергей тоже понял, благодарно кивнув:

— Спасибо. Усёк, — и добавил, не сдержавшись. — Извините за наглость, но вам это зачем?

Ответил Фрол Карпович не сразу, долго размышлял.

— Дабы ты по дури своей бед не натворил. Под присмотром оно понадёжнее будет.

***

... За беседой парень и не заметил, что машина уже несётся к выезду из города. Шеф замолчал, сконцентрировавшись на дороге. Мимо мелькали рекламные бигборды, торопились люди, проносились автомобили. По лобовому стеклу постукивал начавший накрапывать дождик, принося с собой лёгкую меланхолию и тягу к заумным рассуждениям.

Миновали въездную стелу, потянулись неприветливо ощетинившиеся стернёй поля...

— Куда мы едем? — не выдержав, спросил Иванов, потягиваясь. Однообразный шум трассы начал его несколько угнетать и захотелось более живых звуков.

— К упырихе-полукровке, — едва уловимо вздрогнув, не стал скрытничать боярин, выдернутый из каких-то своих мыслей. — Тебе известная. Она в скоморошьем образе детишек крала из больниц, исцеляла, от верной смерти спасала...

... Дальше разъяснять не потребовалось. Память сама услужливо подсунула образ полноватой, нервной девушки с необычным талантом — выхаживать умирающих от страшных болезней через выпивание заразной крови и делиться с ними целебной слюной вампира, в буквальном смысле вытягивающей списанную всеми докторами малышню с того света.

Его первое дознание в Департаменте — о пропадающих из палат детях.

Лена...

Достойный человек. Воровать умирающих детдомовцев из хосписа, спасать их, давая новую, любящую семью — на это не каждый осмелится. Они с Антоном тогда не смогли ничего сделать. Рука не поднялась. Оставили всё как есть...

— Что с ней?

— Вчера, под вечер, двоих людей порвала. Насмерть, — от хорошего настроения Фрола Карповича не осталось и следа. — Кто-то из соседей напакостил, пожаловался этим... как их... слово этакое, заковыристое, латинского языка. Ювен... юви...

— Ювенальщики?

— Они самые. Опекуны. За детвору пред законом отвечающие. Приехали, значит, документ на мелюзгу потребовали. Упырица им ничего не показала.

... Ясное дело, не показала. Откуда он у Ленки? При похищении ей и в голову не приходило озадачиться официальной частью человеческого бытия. Спешила отобрать дитя у смерти...

— И?

— Что и? — взорвался шеф. — Что и?! Дура эта, как услыхала про то, что её выводок отобрать могут, обезумела. От большого ума перекинулась в свою нечистую ипостась, и убила! Растерзала! А к ней по службе тоже ведь бабы приехали, у каждой семья имеется...

... Жутко захотелось закурить. Ну да, всё верно... При их первой встрече произошло нечто подобное. Ленка защищала детишек с ожесточением настоящей матери, не разбирая, кто прав и кто виноват, отключая рассудок наглухо и отдаваясь инстинктам... Про неё брат тогда хорошо сказал: « Дура истеричная… Сколько раз говорили на эту тему, нет! Сначала делает, потом плачет, потом виновных ищет и лишь в самом конце думает»…

Несколько раз глубоко вздохнув, Фрол Карпович успокоился. Ему тоже не слишком нравилось предстоящее разбирательство. Наверняка ведь убиенные тётки на простоватую полукровку нахрапом попёрли, запугивали по своему обычаю, довели до ручки... Но это не повод убивать!

Натворила ты, Лена дел...

Ехать, а особенно выполнять служебные обязанности, дико перехотелось. И так понятно, что будет дальше. Приёмышей рассуют по детдомам, кто-то из них выживет, кто-то вернётся в хоспис, медленно угасая. И все со слезами будут вспоминать дом, их детскую базу-штаб, новую маму, дарившую то самое, настоящее тепло доверчивым детским душам...

Есть в этом что-то от пассивного соучастия в убийстве.

Оба, и водитель, и пассажир испытывали некоторую гадливость от самих себя.

— У неё брат был, — глухо выдавил Иванов. — Сашка. Весёлый такой.

— В узилище сидит, — шеф закашлялся в кулак, с досадой пожевал нижнюю губу. — Он хоть и отсутствовал, в лавку за сахаром ходил, но... законы тебе ведомы. Соучастие в кражах не укроешь.

— Подельник, значит?

— Верно. А упырица в бега подалась. Нам её изловить надобно, пока новых бед не принесла. Думается мне, попробует дурёха детишек по новой похитить. Швец говорил — крепко она любит, за так нипочём не отдаст... Всех малышей в приют поместили. Александрос со своими орлами его лично под охрану взял. Не проскочит... Иное боязно. Новые жертвы могут случиться от безумия бабьего. Ей терять нечего. Давай-ка поднажмём, — закончил начальник, вдавливая в пол педаль газа.

Остаток пути проделали почти в полной тишине, лишь изредка перебрасываясь короткими фразами ни о чём.

... Знакомая полузаброшенная деревня; раскисшая, глубокая колея не знавшей асфальта дороги; тот же самый дом с микроавтобусом во дворе. У ворот стоит Антон с незнакомым вислопузым полицейским в годах и чине майора. О чём-то болтают. «Участковый здешний — догадался Иванов по мрачной, обречённой физиономии стража порядка. — Нагорит же ему от руководства. Двойная мокруха на территории. Не спустят».

Немного поодаль, метрах в двадцати, у припаркованного в конце забора минивэна с логотипом региональной телекомпании скучал мужчина, равнодушно посматривая на серое небо и на дорогу.

При виде подъехавшего Ниссана незнакомец оживился, кому-то позвонил. Со стороны жилых домов, высоко задирая ноги в узких, непригодных для окрестных хлябей туфлях на шпильке, сразу появилась манерно одетая девушка со строгой причёской, спешащая к автомобилю. Разумеется, под зонтом. За ней тяжело шагал мужчина с видеокамерой.

... Репортаж приехали делать. Вчера не успели, теперь выкручиваются. Надоедают соседям и высасывают сенсацию из пальца ...

Не успев как следует подойти и представиться, она издали потребовала у выбирающегося из автомобиля Фрола Карповича, безошибочно признав в нём главного:

— Я хочу получить комментарии по поводу убийства! И не вздумайте увиливать! Мне необходимы внятные, чёткие пояснения! Если вы отказываетесь, то немедленно дайте мне телефон вашего начальника, я сама с ним поговорю!

… Далее пошло козыряние фамилиями основных областных силовиков и замов губернатора…

Хамов и хамок не любили ни боярин, ни Сергей.

Скидки на молодость, на неопытность в общении с людьми делать тоже никто не собирался. Воспитание либо есть, либо его нет.

Перед сотрудниками Департамента восходила типичная женщина-звезда, из тех, кто кроме собственного света ничего не видит. Кукла, мнящая себя акулой пера и матёрым интервьюером. Искренне убеждённая в неоспоримости личных интересов перед чужими.

Всё это читалось на её надменном, с оттенком брезгливости лице. Явно чья-то дочка, по блату попавшая на телевидение. Те, кто сами прокладывают дорогу в жизни, ведут себя иначе. Знают, когда можно хамить, а когда надо и поклониться.

Имелось и ещё кое-что, о чём журналистка не догадывалась.

Глупенькая пока не знала, что Фрол Карпович со своими старинными, домостроевскими понятиями не привык к такому обращению и что сейчас разразится буря.

Так и случилось. Окрылённая собственным напором, усердно отработанным и законспектированным на тренингах модных коучей, девушка снизила темп ходьбы, заставляя себя ждать. Примитивный психологический приём, для начинающих, направленный на демонстрацию превосходства и навязывание нужных рамок будущему собеседнику.

Подойдя почти вплотную, она бросила за спину, подбоченившись:

— Эдик! Снимай!

Из висевшей на плече дорогой, кожаной сумки появился профессиональный радиомикрофон. Щёлкнула кнопочка активации, под боярский нос ткнулась обтянутая поролоном груша звукоснимающей мембраны.

Лицо хамки из неприятного умело превратилось в пафосно-деловое, вполне подходящее для вечерних новостей.

Оператор устроил камеру поудобнее. Переместился вправо, ловя нужный ракурс, показал большой палец.

— Представьтесь, пожалуйста, — напоказ вежливо она обратилась к звереющему Фролу Карповичу.

Не говоря ни слова, начальник инспекторов змеёй выбросил вперёд руку. Крепкие мужские пальцы до боли сжали розовенькое, девичье ухо, подтянули голову журналистки к самым губам.

— Ты как себя ведёшь, мерзавка?!!

— Ой! — истерично взвизгнула та, округляя глаза. — Вы что себе позволяете? Да я... Уй-уй-уй...

Весь налёт значимости разом слетел с интервьюерши, оставив под собой не особо скрываемую сущность избалованного ребёнка, не знавшего ни в чём отказа и привыкшего все свои проблемы утрясать с чужой помощью. Родителей, парней или папиков — не важно.

Камера в руках мужчины дрогнула.

— Алиса!

Зачем оператор позвал журналистку, Иванов не понял, списал на растерянность. Не теряясь, инспектор бросился наперерез второму номеру съёмочной группы, краем глаза отметив, как напарник перегораживает дорогу мужику у минивэна.

Нападать не стал. Подойдя поближе, продемонстрировал Печать, дал её рассмотреть, как следует.

Состроил протокольную рожу, сухо сказал:

— Выключай съёмку. Немедленно.

Названный Эдиком не отреагировал, ошалело уставившись за спину парня, где во всю разворачивалась социальная драма.

Фрол Карпович, ловко развернув восходящую звездень к себе боком, перехватил её за шиворот и нагнул ухоженным личиком почти до самой земли.

Пытаясь сопротивляться, журналистка невольно взмахнула руками — и микрофон отлетел в сторону, упав в пожухлую траву под забором. Зонт упорхнул под порывом ветерка, но долго путешествовать на свободе не стал, приземлившись неподалёку, у заброшенного подворья напротив. Сумка соскользнула с плеча и шлёпнулась под ноги. Девушка хрипела от бешенства, однако справиться с сильным бородачом никак не могла.

Прищурившись, тот снова изменил положение жертвы собственных амбиций в пространстве — немного довернул к себе и зажал голову журналистки между колен.

На свет появился брючный ремень.

— Алиса! — повторно взревел оператор, бросаясь на помощь.

В горячке он забыл про Сергея, а зря. Получил о того подножку, мужчина упал, проехался животом по дорожному грунту. Видеокамера грустно отлетела в сторону и чем-то хрустнула.

У минивэна тоже не обошлось без борьбы. Швец удачно крутил руки сипло матерящемуся водителю.

В воздухе взвился начальственный ремень.

Шлепок!

Сочный, с оттягом...

Визг.

Новый шлепок!

Снова!

На третьем взмахе боярин посчитал экзекуцию оконченной и разжал ноги. Девушка плюхнулась на склизкую, размякшую грунтовку, заливаясь слезами и царапая ногтями по земле.

Вскочивший оператор повторно попытался прийти на помощь Алисе, и опять потерпел неудачу. Инспекторский ботинок вновь поддел его ногу, заставляя вернуться в горизонтальное положение.

Водила затих, первым осознав, что всё закончилось.

Отойдя на пару шагов в сторону (чтобы не мешать девушке подняться на ноги), Фрол Карпович с сочувствием, по-отечески обратился к шокированной журналистке:

— Кто тебе воспитание давал?.. Кто учил со старшими речь держать? Ни покорности в тебе, девка, ни смирения... Впредь тебе уроком будет. Уважать надобно тех, кому лет поболе. Вон, на мужиков посмотри. Как один к тебе на выручку рванули. Не убоялись. И рты на запорах держали, не распахивали варежку без надобности... Могли и пострадать невинно по твоей милости. — боярин сокрушенно покачал головой. — Здесь люди умерли, а тебе хоть бы хны... Прославиться возжелала, в телевизоре покрасоваться...

Похоже, наставление прошло мимо куцего мозга нахалки. Она встала на четвереньки, вытерла рукой грязь с губ, подняла замурзанную мордочку, с ненавистью прошипев:

— Да я тебя по стенке размажу!..

— Размажешь, размажешь, — согласился шеф. — Куда ж я денусь... Если сможешь.

Инспекторов очень удивил тот факт, что грязная теледива всемогущим папой не угрожала... Прямо шаблон порвала!

Упорный оператор предпринял третью попытку подняться. В этот раз Сергей ему мешать не стал. Оскальзываясь и невнятно причитая, мужчина подбежал к журналистке, подхватил её под руки, кое-как поднял и потащил к служебному автомобилю. Про сумку он тоже не забыл — повесил себе на шею за ремень.

На месте экзекуции остался лишь девичий туфель, застрявший каблуком-шпилькой в земле.

Антон, видя, что основная часть воспитательных мероприятий окончена, с облегчением отпустил водителя и повернулся к участковому, который так и простоял, не вмешиваясь.

Тютя, а не человек, — читалось сквозь стёкла очков призрака. — Начальства испугался.

У Иванова же отношение к майору снизилось с нейтрального-сочувственного до категорически-неприязненного. Женщины так обычно на жаб смотрят, или на мокриц. Будут человека убивать — пройдёт и не заметит. Или уже не заметил? Ленка ведь кляпы покойным вряд ли вставляла.

Люди могут простить полиции многое, почти всё, кроме беспредела и невмешательства...

— Подай мне их машинерию! — вернул подчинённого в реальность шеф.

Под машинерией Фрол Карпович мог понимать что угодно техническое, но особо догадываться не пришлось. Кроме видеокамеры больше ничего подходящего не имелось. Микрофон с зонтом не в счёт.

Сделав несколько шагов в сторону, инспектор поднял покрытую мелкими дождевыми капельками аппаратуру и принёс её руководству. На боярской ладони полыхнула Печать, прижатая к пластиковому корпусу.

— Отдай, — последовало новое распоряжение. — Нам чужого не надобно. Записи я вытер.

Скорее всего, вместе с записями приказала долго жить и сама камера. Только про это Иванов промолчал.

У минивэна разыгрывалось продолжение спектакля. Алиса, полностью придя в себя, не нашла ничего лучше, чем сорваться на коллегах.

— Убери грабли, козёл! — по базарному завопила она, вырываясь из рук оператора. — И туфель принеси! Он стоит больше, чем ты вообще денег видел!

Водитель шмыгнул за руль, оставляя Эдика в одиночестве разбираться со стервозной журналисткой.

Игнорируя пылающую гневом истеричку и угнетённый вид мужчины, инспектор закинул камеру на заднее сиденье автомобиля, развернулся и направился обратно к начальству.

— Туфель!!!

Кому адресовался очередной визг, он разбираться не стал. Подошёл к позабытой на дороге обуви, примерился, и мощным пинком послал деталь гардероба в сторону наглой дурочки, под одобрительные аплодисменты отвлёкшегося от вдевания ремня в брюки шефа. Получилось отлично. Лаковая туфелька, крутясь в воздухе, упала строго в небольшую лужицу подле машины. Брызги до телевизионщиков не достали, ну и пусть. И без них на работниках голубых экранов грязи хватало.

Оператор с обречённым видом поднял импровизированный мяч, слил с него воду, попытался подать балансирующей на одной ноге Алисе и получил новую порцию упрёков.

— Ты тупой?! Он же мокрый! Куда я его надену?!

Терпение заканчивается у всех, даже у покорных Эдиков. Психанув, он силком затолкал ведущую в салон, забрался на переднее сиденье, громко хлопнув дверью. Минивэн неуклюже развернулся и, подпрыгивая на ухабах, ускорился в сторону трассы.

Последнее, что запомнилось инспекторам, перекошенное от ненависти лицо девушки, мелькнувшее в окне.

— Ничего, поумнеет, — философски протянул боярин, стряхивая с брючин женские волоски, прилипшие во время порки.

Участковый отвернулся к забору, то краснея, то белея полицейской рожей и предчувствуя новые неприятности. Иванов же, порывшись в карманах, извлёк сигареты, подошёл к другу, протягивая раскрытую пачку.

— Что же нам так везёт-то? — риторически пробурчал парень, глядя вслед удаляющемуся автомобилю телевизионщиков. — Куда не припрёмся — или мордобой, или ещё во что-нибудь вляпаемся. Я начинаю по-новой ненавидеть людей. Идёшь по улице — с виду все нормальные. Поближе столкнёшься — охота у тебя револьверы стырить и почистить генофонд нации. Люди хуже собак цепных. Злые, ерепенистые... Никого не тронь и не посмотри. А не посмотришь, не нападёшь — за слабость посчитают и на голову полезут, чтобы там нагадить.

Напарник равнодушно зевнул, воспользовался табачным предложением, достал зажигалку.

Закурили.

К умозаключению друга он уже давно подобрал ключик, разложил его по полочкам и полученные выводы благополучно перенёс в копилку абстрактных понятий, не требующих детализации.

Поделился:

— Потому что мы работаем со срезом общества, а не проходим мимо. Только и всего. А по-научному — у тебя, Серёга, началась профессиональная деформация личности. Нормальных людей ты перестаёшь видеть, замечаешь лишь плохих. Переживаешь по пустякам. Лучшее лекарство — забей и забудь. Вон, на шефа посмотри...

Действительно, Фрол Карпович, присев у автомобильного зеркала, приглаживал расчёской свою седую гриву, мурлыча бравурный мотивчик. Словно и не было ничего...

Объяснение Швеца почти удовлетворило Сергея. Почти. Против воли, вспомнилось одно из свойств Силы, озвученное Ланой в ходе лекции по истории колдовского мира: «Она никогда не оставит своего носителя в покое».

Так может, это из-за него? Ну вот какой шанс у обычного человека нарваться в этой глухомани на самовлюблённую пигалицу на шпильках? Один к миллиону? К десяти?..

Вспомнилось и ещё одно свойство, на этот раз человеческое. Истина от Антона: «Забей и забудь».

Именно так он и поступил — выбросил из памяти Алису с её придурью.

Никто ведь не говорил, что путь колдуна будет лёгким? Хочешь тишины — сиди в башне.

***

Закончив с перекуром, прошли в ворота. Участковый было увязался следом, торопливо начав с оправданий и жалоб на загруженность по службе, но его никто не слушал. Обошли двор, прогулялись по дому, посмотрели на разбросанные в ходе обыска вещи. Вернулись на свежий воздух, непосредственно к месту происшествия.

Надоедливый майор продолжал ходить по пятам и инспекторы никак не могли понять, чего он вообще хочет, беспрестанно зудя одними и теми же причитаниями в разных вариациях:

— У меня двенадцать деревень на участке... И по три планёрки за неделю... Устаю очень... В район езжу. За свой счёт... И сюда попутками добирался... Вчера и сегодня... У меня материалы просрочены... Вас ждал, никуда не уходил...

Допёк.

Не выдержав, Сергей выдал ему гневную отповедь, не особо выбирая выражений и не боясь получить нагоняй от начальства:

— Пошёл на х... отсюда, дерьмо болотное! Потому тебе машину и не дают, что один чёрт не работаешь! Ходишь статистом, брюхо отращиваешь! Чистеньким мечтаешь остаться? Ни при чём? Чёрта с два! Увольняйся, не занимай чужое место!

Опешивший от такой простоты в терминах полицейский принялся что-то бормотать про скорую пенсию и троих детей.

Вмешался Швец:

— Ты дебил?! Тебе же сказали — сгинь со двора. Иди, самогонщиц дои, пока не выгнали!

Прислушивавшийся к перепалке начальник поставил точку в пререканиях, презрительно выплюнув:

— Пшёл вон.

Продолжая страдать, участковый побрёл со двора, и сотрудники наконец-то спокойно смогли заняться делом.

Где упырица убила двух женщин, долго искать не пришлось.

У столбов с верёвками для сушки белья, наискосок от входа в дом — тёмные, кровавые пятна, успевшие основательно загустеть и частично впитаться в почву. Вокруг множество следов. Следы, конечно, не Ленки и не убиенных. Полицейские натоптали, пока документировали.

Встали полукругом, изучили.

— Когтями рвала, — Швец угрюмо смотрел в сторону. — Я протокол читал и с судмедэкспертом общался. Официально к нашей клиентке пока мокруху не пришили, но это ненадолго. Детвору опросят, поймут... Они же во дворе толкались. В нечисть следователь, ясен пень, не поверит. Не беда, придумает что-нибудь, на ребячью фантазию лишнее спишет... В общем, хана Ленке.

Все, как по команде, вздохнули, про себя кляня идиотку со сверхспособностями.

— Не нагнетай. Поисковиков вызвал? — насмотревшись на следы вчерашней бойни, обратился начальник к Антону.

— Да. Позвонил Ерохе. Он обещал с собой пару толковых оборотней прихватить. Скоро будут. У них нюх похлеще, чем у охотничьей собаки. Найдут, не сомневайтесь.

— Ох... Грехи наши тяжкие... Иванов! — тихо стоявший инспектор подобрался. — Будешь на пару со Швецом погоню направлять. Полукровку нам самим не выследить. Ежели найдут, то не геройствуйте. Мне сообщите. Пущай её Александрос усмиряет со своей гвардией. У них и сети особые имеются, и цепи. Им, главное, указать, где она. И вот ещё... — начальник огладил бороду, помолчал в задумчивости. — Коль упырица домой заявится — бегите отсель со всех ног. По сторонам не глядите. Пулей её почти не остановить, Печатью не приголубить.

— Почему? — заинтересовался призрак.

— Больно быстра. Ты ещё ладонь не поднял, а руки у тебя и нету. В машине сидите. Я для того её и пригнал. В машину не сразу влезет, ежели сами не впустите.

От озвученных перспектив становилось страшновато.

— В деревне люди живут. Им как быть?

Тяжёлый, недовольный взгляд Фрола Карповича вперился в инспектора. Боярские ноздри затрепетали, рот скривился, усы по кошачьи распушились. Но кричать он не стал, пожевав губами, ответил:

— Того злопыхателя-кляузника уже вывезли. Продержат, сколько смогут. С остальными... не знаю. Не должна девка им навредить. Не должна...

Слабовато прозвучало, неубедительно. Должна — не должна... Детский сад какой-то. Иванов хотел бы высказаться на эту тему, но не успел. Опередил напарник.

— Да понятно... Эвакуацию не объявишь, надолго деревенских не вывезешь. У каждого хозяйство, куры, коровы... Народ тупо пошлёт куда подальше. Я уже сталкивался. В семьдесят девятом. Тем летом лесной пожар не на шутку разгулялся, уже у околиц ветки пылали, а население ни в какую спасаться не хотело. Секретарь райкома всё горло сорвал, убеждая. А они в ответ матом крыли и с топорами на милицию бросались. Боялись, что в их отсутствие имущество вынесут. Кричали — сами потушат, воды в колодцах хватит... Старики к нам при орденах выходили, при медалях. Стыдили... Механизаторы только и выручили — вокруг деревни плугами противопожарную полосу вспахали. Дыма наглотались страшно... Обошлось тогда. Подпаленным углом сарая отделались.

Тяжёлый менталитет обывателей Иванов знал не понаслышке и разом списал все претензии к шефу.

— Верно, Антон, — боярин прошёлся вдоль дома, покусывая ус. — В крайнем случае дозволяю... крайние меры. Какие — сами поймёте, по обстановке. Главное, людям жизни сберечь...

***

Через полчаса ко двору подъехала пара люксовых внедорожников. Из них солидно выбрались белкооборотень Ероха, деловой партнёр Сергея по турбазе, и двое малознакомых мужчин в предпенсионном возрасте с небольшими спортивными сумками. Поздоровавшись, они обошли вокруг дома, без брезгливости попробовали кровяные пятна на вкус. Затем отправились внутрь, однако надолго там задерживаться не стали. Через пару минут вернулись с мятым платьем, наверняка добытым из корзины для грязной одежды и пропитанной запахом хозяйки.

— Я молодых не брал, — посматривая на действия спутников, говорил Ероха. — Полукровки опасны. Могут и оторвать особо горячие головы. Потому со мной надёжные друзья. Они вервольфы. Опыт, опять же, имеют... Мы близко подходить не будем. Найдём и вам передадим.

С ним никто не спорил.

Повторно изучив двор, один из мужчин шумно понюхал воздух, уверенно указал на запад. Туда, где за огородами маячил лес.

Добавил для убедительности:

— В деревья побежала. Мы пойдём. Одна просьба...

— Слушаю, — немедленно ответил Фрол Карпович, всматриваясь в желтеющую листвой полосу.

— Пусть с нами кто-нибудь прогуляется. Мы без одежды искать будем, а вещам присмотр нужен, чтобы местные не попёрли... Наткнётся кто, не ровен час, и домой без штанов поедем. Не здесь же раздеваться.

Такая основательность, выдававшая понимание серьёзности момента и здравый подход к делу, понравилась боярину.

— Сергей! Сходи.

Выбор начальства был очевиден. Швец имел привычку круглый год гулять в модельных туфлях, а Иванов по осени тяготел к тяжёлым, пригодным для всех случаев жизни, ботинкам. Шлёпать же предстояло не по городскому асфальту.

Напоминать о призрачных возможностях напарника по мгновенным перемещениям он не решился — приказы не обсуждают.

... Добравшись до опушки леса, оборотни остановились, выбрав местечко почище, разделись догола. Инспектор смотрел на них с любопытством.

С виду ничем не примечательные люди, таких в любой бане полно. Фигуры обычные, у каждого, включая здоровяка Ероху, жирок на боках, выступающие животики.

Покончив с вещами, из спортивных сумок на свет была извлечена интересная сбруя, очень напоминающая маленькие рюкзаки с длинными лямками. Так и оказалось. Туда отправились смартфоны.

— Ну не бегать же нам челноками, если найдём? — пояснил белкооборотень. — Позвонить проще. Ваши номера у нас есть... Я так пойду. Размеры у меня не те, чтобы лишнее таскать.

Переплетение ремешков заняло своё законное место на торсах мужчин. Надо сказать, весьма свободно. Наверняка все необходимые крепления подогнаны заранее, под иную, отличную от человеческой, форму.

Упаковав одежду в сумки, троица поисковиков отошла в сторону и приступила к перевоплощению. Ероха перекинулся в мгновение ока, рыжей тенью исчезнув в кронах деревьев, а вот мужчинам потребовалось больше времени.

Встав на четвереньки, они выгнули спины дугой, напряглись, трансформируясь на глазах. Лица вытянулись, превратились в клыкастые морды, кожа ороговела, ноги покрылись мускулатурой, а руки наоборот — остались почти человеческими. Всех отличий — ногти стали когтями. Сбруя теперь сидела как влитая.

Инспектор, до сих пор ни разу не видевший вервольфа в естественной среде обитания, отметил, что в фильмах немного приукрашают действительность.

От волков в оборотнях имелся лишь общий фон, некоторое сходство в мордах и клыки. В остальном — больше всего подходило сравнение с лысой, уродливой гориллой, вставшей на задние лапы.

Повторно понюхав платье Ленки, пара перекинувшихся взмахнула на прощанье... верхними конечностями и исчезла в кустах, оставив Сергея в одиночестве.

... Собрав сумки и сунув под руку не поместившиеся в них куртки поисковиков, Сергей Иванов отправился обратно, к напарнику...

Глава 5 Привет из прошлого. Часть вторая

Фрол Карпович, напоследок сумрачно прогулявшись по двору, отправился по своим делам, авторитарно велев: «Извещать без промедления при любых новостях. При любых». Инспекторы же, выслушав от начальства последнее напутствие, приняли команду к исполнению, решив в стылом доме не торчать и перебазироваться в местечко потеплее.

Покурили под навесом, позакидывали сумки с вещами оборотней в багажник Ниссана, забрались в автомобильный салон, включили печку и вдумчиво приступили к важному, требующему немалой подготовки, занятию — скучанию в ожидании неизвестного чего, без конкретных сроков, под убаюкивающее урчание работающего двигателя.

По крыше и лобовому стеклу тихо барабанил моросящий дождик, негромко играло радио. Говорить не хотелось. Иванова тянуло в сон, а Антон залип в какую-то стрелялку на смартфоне.

Занятие у призрака оказалось чрезвычайно увлекательным. Он искренне переживал при промахах, азартно комментировал происходящее на экране, при получении нового уровня шумно радовался, оглашая салон бодрыми вскриками и убеждая напарника в собственной крутости. Сергей от этих приступов счастья каждый раз вздрагивал, недовольно косился на друга и в очередной раз пытался подремать.

В таком неспешном ритме друзья просидели почти три часа. От Ерохи с вервольфами, как и от шефа, не было ни слуху, ни духу.

Пару раз слышали отдалённое коровье мычание, где-то проехал автомобиль.

Обсуждать, для чего они тут торчат, не стали. И так понятно — на всякий случай. Машины оборотней караулят, вещи их стерегут, да и какая разница, где ждать результатов поиска? В городе бессмысленно, отсюда до него километров восемьдесят. Выбираться на трассу и искать кафе поприличней — перебор. А если потребуется нечто срочное? С местными жителями пообщаться по вновь открывшимся обстоятельствам или дом повторно обыскать шефу возжелается?

Умнее места, чем припаркованный Ниссан, точно не придумать.

Вот только о прокорме никто, естественно, не озаботился...

В животе у Иванова заурчало. Он сегодня остался без завтрака и, как показывали часы, без обеда.

— Я есть хочу, — поделился инспектор с напарником наболевшим. — Конкретно так, аж в пузе гром.

— Сходи в лабаз, — рассеянно посоветовал тот, увлечённый расстрелом очередного монстра. — Купи колбасы или кефира с булочкой, только сроки годности проверь.

— Тебе что взять?

— Сигарет, — по-прежнему не отрываясь от развлечения, попросил призрак. — Сколько нам тут куковать — никто не знает. Думаю, до вечера точно. А там посмотрим… Тоже о ней думаешь, о Ленке?

— Думаю… Давай замнём. И так в душе будто кошки нагадили.

На том разговор и затих.

... Выбравшись из салона, Сергей поднял воротник куртки и, внимательно посматривая под ноги, побрёл в сторону центра деревни. По всей логике, именно там должен был находиться магазин.

Зонтик ведущей куда-то исчез. Не иначе, ветром унесло. Прохожих вроде не видели...

Проголодавшийся парень с направлением не ошибся. В самом сердце полунаселённого пункта красовалось отдельно стоящее здание с нужной вывеской и самодельными стойками для велосипедов у входа.

Войдя внутрь, инспектор бегло осмотрелся. Витрина, прилавок, стеллажи, гудит компрессором морозильная камера, ассортимент обширнейше-убогий. Всего понемногу и всё дешёвое.

Крупы на развес и яркие упаковки шоколадок соседствовали с хозяйственным мылом и резиновыми тапочками, бутылки с горячительным мирно уживались с садовыми граблями. В дальнем углу, в навалку, спокойно лежали бумажные упаковки с цементом и рулоны рубероида. Отдельно возвышались мешки с сахаром. Для полноты картины не хватало только конской упряжи на стенах. Она бы вписалась идеально.

Продавщица, полная и приземистая женщина, по возрасту годящаяся Иванову в матери, на нового посетителя не обратила ровным счётом никакого внимания, увлечённо болтая с худенькой, бойкой старушкой-покупательницей. Обсуждали насущное: последние рекомендации теледоктора Малышевой, вчерашнее убийство и повышение цен на гречку.

Воспитанный инспектор пристроился в сторонке, ожидая, когда на него соизволят обратить внимание.

Прикинул покупки. Колбаса отпугивала своим обветренным видом, молоко брать вообще не решился — пить подобные штуки в засаде или при отсутствии поблизости комфортного санузла парень не без оснований опасался. От приобретения пышной, свежей булки с глазурью, не сразу, но тоже отказался — всухомятку та ещё еда. Горло дерёт и в животе потом одна тяжесть.

Остановился на галетном печенье и бутилированной воде без газа. Эти два продукта испортить сложно.

Покашлял, привлекая к себе внимание.

Его по-прежнему не заметили. Тогда окликнул:

— Женщина!

— Что? — продавщица, недовольная вмешательством постороннего в увлекательную беседу, повернулась к новому посетителю.

Прерванная на полуслове старушка состроила недовольную гримасу, но смогла удержать своё мнение при себе, за что парень её поставил мысленный плюс.

— Печенье, вон то, — он указал на пачку побогаче с виду. — Воду без газа, два литра. Сигареты.

— Какие? — излишне жёстко уточнила женщина, выставляя на прилавок заказ и пододвигая калькулятор.

Иванов назвал распространённую, привычную марку из ценового сегмента «слегка выше среднего».

— Не держим! — с непонятной радостью заявила работница весов и прилавка.

Бойкая бабулька подобострастно хихикнула. Мол, так им и надо, городским! Попривыкали дорогим куревом морды баловать...

— Какие есть? — Сергею было плевать на мелкие радости заштатных торгашей и их прихлебателей.

— Вы мне скажите, какие нужны! —высокомерно потребовала продавщица, присовокупив. — Я не справочная, весь ассортимент перечислять не намерена!

— Ну... пусть будет Мальборо.

— В продаже нет!

— Кэмел.

— Нет!

Безуспешная угадайка клиента явно доставляла властительнице калькулятора и кассы непередаваемое удовольствие, заставляя Иванова недоумевать по поводу происходящего. Что он ей такого сделал?

Тётка, словно прочитав мысли посетителя, продолжила нагнетать:

— Вы ещё долго с мыслями собираться будете? У меня обед скоро!

Обеденное время давно прошло, это знали и Иванов, и продавщица. Склочной бабе просто нравилось изгаляться над вежливым, прилично одетым молодым человеком. Не иначе, некие комплексы тешила или старые обиды вымещала...

Однако вывести парня из себя ей не удалось.

— Самые дорогие дайте. Три пачки, — принял Сергей оптимальное решение, не желая ковыряться в памяти и угождать деревенской склочнице перечислением всех сортов табачной промышленности, выслушивая её довольное: «Нет!».

Пока поджавшая губы от этакого коварства тётка копошилась под прилавком, собирая остаток заказа, он извлёк бумажник, автоматически вытащил из него банковскую карту. По привычке поискал терминал, не нашёл.

Однако торгашка и тут нашла, как съязвить.

— Не принимаем. Наличку готовьте.

Стоявшая рядом с инспектором старушка аж загорелась вся, предчувствуя новый виток выяснения отношений между подругой и незнакомым парнем.

Электронное платёжное средство отправилось обратно в бумажник. На стол легла купюра.

— Без сдачи дайте. Я кассу сдала, — саркастически уставившись в глаза покупателю, скороговоркой выдала продавщица и победно улыбнулась бабульке. Та просияла в ответ.

При этом положенные на прилавок сигареты накрыла пухлая женская рука, точно Иванов мог их украсть и сбежать, не заплатив.

За спиной у инспектора, в этот момент как никогда понимающего шефа с его телесными наказаниями, хлопнула входная дверь. Он не обратил на это никакого внимания, устав от необъяснимого нахальства и готовясь дать бой заносчивой тётке по полной программе, с идиоматическими выражениями и всей накопившейся за столь короткий срок злобой.

Ну пришёл ещё кто-то из местных на бесплатное представление, и что?

Лицо тётки вытянулось, взгляд остекленел, таращась мимо парня, точно за ним притаилась смерть с косой. Бабулька тихо ойкнула, схватилась за сердце, обессиленно приваливаясь к прилавку и ныряя рукой за пазуху.

Почуяв неладное, Сергей обернулся.

В шаге от него стояла Ленка в своём человеческом обличии. Повзрослевшая за тот год, что они не виделись, даже слегка подурневшая. Её и раньше-то красавицей назвать было сложно, а теперь, появилось в ней нечто... обречённое, заставляющее складки уголков рта вытягиваться в стервозную нитку и делающее округлость лица угловатой, неженственной.

Одетая по погоде, чистенькая, с небольшой дорожной сумкой в левой руке. В правой же оказался зажат большой кухонный нож с широким лезвием.

Упырица тоже узнала инспектора. Осклабилась, показала зубы.

Заточенная железяка шевельнулась.

... Пулей её почти не остановить, Печатью не приголубить...

Плохо соображая, Иванов выбросил вперёд правую ладонь, скороговоркой прошептав привычное: «Дерево» ...

Едва пальцы коснулись тёплой, приятной кожи убийцы, в тело обалдевшего от нечаянной встречи парня хлынула Сила. Много, ох как много оказалось её в некрупной Ленке.

Кожу запекло, на спине и лбу выступили капли крупного пота.

Захрипев, полукровка закатила глаза и начала медленно оседать. Сумка вывалилась из обессилевшей руки, нож звякнул о бетонный пол и тут же отлетел в сторону после мощного пинка инспекторского ботинка.

Вцепившись в тело упырицы, Сергей ни на секунду не расслаблялся, контролировал чужие потоки жизни и только дивился самому себе: «Это же надо, не вредничай тётка, не задержись я в магазине — и разминулись бы! На улице если бы и встретились — ни за что бы близко не подпустила! Столкновение двух кораблей в тумане — иначе и не скажешь! Да... Прощёлкал охоту Ероха с приятелями, обхитрила их Ленка, не пошла никуда... А почему нож? Зачем? — перескочили мысли с общего на конструктив. — Грабить, что ли, собралась? Или посчитаться хотела?»

Впавшая в беспамятство девушка окончательно переместилась из вертикального положения в горизонтальное. Дыхание выровнялось, стало размеренным и почти незаметным, будто под наркозом.

— Тащи цепи, верёвки, всё, что есть, — обернувшись, крикнул Сергей продавщице.

Реакции не последовало. Женщина продолжала стоять соляным столбом, выпучив глаза и определяясь, то ли заорать, дав выход эмоциям, то ли грохнуться в обморок. Старушка оказалась покрепче. Она наконец-то вытащила из-за пазухи маленький продолговатый цилиндрик белого цвета, трясущимися пальцами открыла, выронив пробку на пол, кинула под язык крохотную таблетку. Выдохнула:

— Это ж Ленка...

— А то я сам не вижу! — медлительность столь задиристых в спокойной обстановке женщин порядком взбесила инспектора.

Он продолжал касаться девушки, ощущать попытки живучего сверх всякой меры организма побороть вынужденную бессознательность и прекрасно осознавал — долго так продолжаться не может. Едва ладонь оторвётся от кожи — полукровка, порождение вампира и обычной женщины, придёт в себя и второго раза не будет. Не подпустит. Порвёт всех присутствующих. Ей уже какая разница — два трупа или пять? По всем законам один чёрт пожизненное. Больше не присудят.

— Живее давайте! Я эту заразу долго держать не смогу!

В ожидании просветления в разумах любительниц поболтать, инспектор свободной рукой извлёк смартфон. Бегло полистал, вызвал Антона. Тот ответил сразу, не скрывая раздражения:

— Ну чего тебе, Серый?! Я босса прохожу...

— Ленка тут. Пулей сюда, пока я её контролирую!

Дальше слушать напарник не стал, отключился. Чем, чем, а тупоумием Швец никогда не страдал, потому длинные разговоры с выяснением подробностей задержания и прочих острых моментов оперативно перенёс на потом.

От ошарашенных кумушек помощи ждать не приходилось. Продавщица, в дополнение к полуобморочному состоянию, начала тихо постанывать и скулить о помощи, бабка жалась к стойке, не зная, куда ей деться от опасной близости с убийцей, про которую второй день судачила вся деревня.

Появился любитель стрелялок почти сразу. Возбуждённый, взъерошенный, целеустремлённый.

Вваливаясь в магазин, он ненароком крепко зацепил носком туфли бесчувственную полукровку, однако нимало не расстроился от такой бестактности.

— У-у-у, жаба, — прогудел призрак в сторону упырицы, оценил обстановку, потребовал от Серёги. — Командуй!

— Найди что-нибудь крепкое, связать. Мне на карачках стоять неудобно до чёртиков...

— Ща!

Промчавшись сквозь прилавок и ещё больше перепугав плохо воспринимавших действительность любительниц Малышевой и сплетен, Швец принялся лихорадочно шарить по полкам, выискивая хоть что-то подходящее на роль пут.

— Скотч... — доносилось из-за витрин. — Бечёвка... Верёвка бельевая, тонкая...

— Цепь ищи! — попробовал конкретизировать поиски Иванов, пристально следя за полукровкой. — Такую, для колодцев... В частных домах без неё никуда.

— Не вижу! — в избытке усердия выкрикнул напарник и переключился на продавщицу, теребя её за рукав. — У тебя цепи есть?! Канаты?! Трос? — расширил он на всякий случай список подходящих предметов.

Состояние работницы магазина осталось прежним — дикий, животный испуг, парализующей как тело, так и рассудок.

— Ч...ч...что? — промямлила она непонятно кому.

— Цепи есть?! — крикнул в самое женское ухо Антон и повторил по слогам, для большей доходчивости. — Це-пи?!

От ответа тётки Иванов расхохотался до слёз, едва ладонь от Ленки не оторвал в приступе адреналинового, несмешного веселья. Почти ничего не понимающая женщина на редкость внятно, совсем как несколько минут назад, громогласно провозгласила:

— Не держим!

Не понимая смысла происходящего, напарник тоже неуверенно улыбнулся. А Сергей, с трудом успокоившись, требовательно произнёс:

— Вызывай шефа. Пусть помогает. Кстати, Фрол Карпович так и не сказал, куда нам задержанную девать. В тюрьму или...

— Или, — Антону надоело тормошить тётку, и он, облокотившись на прилавок, принялся набирать начальство. — Давай для начала Ленку сдадим, а потом спросим. Мне, знаешь ли, тоже узнать охота, куда её отправят...

***

Начальство обещало прибыть в самом скором времени, но без точных сроков.

Почесав в затылке, призрак посмотрел на продавщицу, на бабульку, пробормотал:

— Что же с вами делать?..

Определиться помог напарник:

— Давай на воздух выберемся.

— Согласен.

В этом имелось рациональное зерно. Вздумай упырица брыкаться — в тесноватом магазинчике — пришлось бы туго всем. Витринное стекло, масса всевозможных предметов и нож на полу оставляли широкое поле для импровизации. Поэтому инспекторы гражданскими решили не рисковать.

Вдвоём выволокли Ленку на улицу, пристроили у крыльца. Отпросившись у друга и получив с его стороны полное одобрение, Швец пробежался по ближайшим дворам и где-то спёр ржавую, длинную цепь с прикрученным толстой проволокой ведром на конце. Наверняка у кого-то колодец осиротил. Обматывая обмякшее тело, он торжественно поклялся не забыть, вернуть людям имущество.

Первым делом связали убийце ноги, потом скрестили руки за спиной и хорошенько, внатяжку, в несколько слоёв обмотали торс. Концы зафиксировали через звенья удачно подвернувшейся проволокой. Попробовав пальцем самопальные путы, Сергей признал — прочно, и с облегчением убрал ладонь с тела задержанной.

Кисть с непривычки начала затекать, одежда измазалась, пока он, не отрывая руки, помогал напарнику с цепью. Пришлось в экстренном порядке заняться разминкой конечности и приводить себя в относительный порядок.

Помогло. От плеча к пальцам пробежались покалывания, сменились свинцовой тяжестью, исчезнувшей под воздействием циркуляции крови.

Окрылённый удачным задержанием Швец не мог устоять на месте. Прохаживался, скрестив руки за спиной и, резко разворачиваясь на каблуках, иногда вскидывался, надменно посматривая по сторонам, точно ждал восторженных зрителей и шквал рукоплесканий.

— Уважаю, Серый, уважаю, — уже несколько раз повторил он другу. — Оборотни не нашли, Карпович не нашёл, никто не нашёл, а ты — хлоп! И принял!

— Повезло, — скромно оправдывался Иванов, довольный даже не похвалой, а скорым разрешением проблемы. — Она сама пришла. Я и не гадал...

— Тут да, тут верно. Нам без фарта, как и блатным, никуда...

Теперь всё, оставалось лишь дождаться шефа.

Из дверей магазинчика высунулась бабулька, осторожно поинтересовавшись:

— Уже можно выходить?

— Там сиди! — рявкнул на неё Сергей, до сих пор не простивший вредную продавщицу и её подружку.

Но бабка и не думала возвращаться. Первоначальный страх прошёл, и она жаждала подробностей.

— С ножом пришла! Порешить нас хотела! А ведь я говорила — не наша она девка! Как знала! С парнями не гуляет, в гости не ходит... С детворой своей возится с утра до ночи, а могла бы и на работу пойти!..

Отчётливо повеяло соседкой Иванова по подъезду — злющей бабкой Васильевной. Древней занозой, с остервенением влезающей в чужие дела и скрашивающей старческую скуку скандалами со всеми обитателями дома. Прямо вот на родственницу нарвались.

Чужой поток сознания, норовящий перейти в необузданную полноводную реку, пора было прекращать. Цепи на Ленке придавали болтливой бабуленции мнимое чувство безопасности, и она принялась активно входить в раж, выливая всё новые и новые, граничащие с безумием, обвинения:

— Двух людей на погост спровадила! И нас хотела! Чудом спаслись! Не зря на той неделе в церкву ходила — уберёг Создатель (про роль инспектора самоназначенная общественная обвинительница и не подумала вспомнить). Глазищи-то кровавые! Пьяная она! Верно говорю! Или нажралась чего! Под наркотиками...

Преподносимый бред вызывал у напарников горечь во рту. Противно им было слушать старухины сентенции. Очень хотелось, чтобы она поскорее заткнулась и исчезла из поля зрения. Желательно, навсегда.

Выход из положения нашёл Антон. Приглядев на обочине дороги булыжник покрупнее, прикинув траекторию броска и возможные последствия, он расстроенно отказался от внезапно возникшей идеи и применил приём помягче, из арсенала Остапа Бендера:

— Выходите вся. Не бойтесь. Мы сейчас протокол составлять будем. Нужны понятые. Распишетесь, где положено, поприсутствуете. У вас паспорт с собой? — активная бабулька отрицательно покачала головой. Становиться участницей каких бы то ни было следственных действий у неё не имелось ни малейшего желания. А призрак напирал. — Нет? Ну и ладно. Мы вам на слово поверим. Потом к следователю прокатитесь, он вас повесткой вызовет. На суд съездите, подтвердите... И подругу зовите. Заодно скажите ей, пусть акт инвентаризации подготовит. Ведь имела место попытка ограбления. Необходимо официальное подтверждение законности заведения: документы на магазин, лицензия на торговлю сигаретами...

Неизвестная сила втянула говорливую старушку обратно в торговое помещение, изнутри лязгнул засов.

— Я на прилавке деньги забыл, — отстранённо протянул Серёга. — И покупки не забрал...

— Вернём, — уверенно успокоил Швец друга. — Шефа дождёмся, и вернём.

***

Задержанная упырица понемногу приходила в себя. Сначала заворочалась, застонала, после открыла глаза. Заморгала. Ни ненависти, ни злобы в её взгляде не было. Одна обречённость. Без удивления осмотрев цепь, пошевелив стопами и попробовав согнуть ноги в коленях, девушка тихо спросила:

— Что дальше?

Подойдя к ней почти вплотную, Иванов для удобства общения присел на корточки, добыл сигареты.

— Тюрьма. Наверное...

Куда Фрол Карпович собирается сдавать задержанную, он не имел ни малейшего понятия, однако альтернатив не видел. Занимало другое — в обычную камеру данное существо, а человеком, в привычном понимании этого слова, убийцу назвать язык не поворачивался, не поместишь. Слишком большая угроза для окружающих. Чихнёт кто-нибудь не так — и новый фарш образуется. Разве что в одиночку... Но с последним в стране плохо, да и кто будет с такой вот нечистью работать? Выводить на прогулки, конвоировать к доктору? Здесь без специальных знаний и подготовки никак. Или есть способы? Наверняка. Ленка — не первая и не последняя слетевшая с катушек полукровка. Выкручивались же раньше как-то с такими, как она? Не в затылок же успокаивали поголовно?

Надо будет спросить у шефа...

— Я двух женщин убила. Туда мне и дорога, — без малейшего сочувствия к себе констатировала упырица. — Сама не знаю, что нашло. Они приехали, детей увидели, ругаться стали, что без документов. Пообещали забрать... Я поверила... Дальше плохо помню. Казалось, они меня без обезболивающего на ломти режут, лишают семьи... Психанула... Потом только поняла — у них даже машины не имелось, чтобы моих деток забрать! На автобусе в деревню добирались! Пугали... Говорил мне брат — надо было валерьянку пить. От нервов. Характер учиться сдерживать...

Рядом присел Антон. Поиграл желваками, угрюмо, с досадой спросил:

— Ты вообще соображаешь, что натворила?!

Ответа он не дождался. Девушка отвернулась в сторону, уставилась в никуда.

— Не занудствуй, Тоха, — попросил друга Иванов. — Она же убийца, а не идиотка.

При упоминании нынешнего социального статуса полукровку передёрнуло, уши у неё залились алым.

— Расскажи, зачем ты в магазин с ножом заявилась? — Сергей продолжал тормошить связанную, не давая той остаться наедине с мыслями.

Мысли — концентрированное зло, от них одни беды. Замкнётся в себе окончательно, переварит новые реалии, напридумывает лишнего и вполне может решиться на необдуманные поступки. Отчаянные, с риском для всех. Потому следовало говорить, говорить... и требовать ответов.

— Ограбить хотела, — без тени стыда призналась Лена. — Тётя Поля, продавщица и хозяйка, тварь редкая. У неё всегда деньги есть, а мне на дорогу нужно было... Надменная, со мной через губу разговаривала. Ей половина деревни должна, берут продукты под запись, с пенсий отдают... Так она королевой себя мнит, вершительницей судеб. Хочет — отпустит хлеб, хочет — пошлёт куда подальше. И поперёк ничего не скажи! Вполне может по телефону с роднёй часами болтать, пока очереди ждёшь. Дальше, на выезде, есть нормальный магазин. И хозяйка приветливая, и цены помягче, но только за деньги. В долг не даёт. Кто-то тетрадку с записями выкрал, давно уже, а здешние отморозились. Сказали, что ничего не знают.

Поведению продавщицы нашлось логичное объяснение, однако оно мало заботило инспектора. Манеры магазинной тётки в его шкале приоритетов отошли на третий план, как и пререкания с бабкой.

— Зачем ты мне это рассказываешь? В каждой деревне таких тётей Поль девать некуда. Всех грабить собиралась?!

— Я слышала, вы у неё деньги забыли, — разъяснила девушка. — Заберите сразу, иначе потом не отдаст.

— А-а-а... — протянул парень, инстинктивно зафиксировав, что пришла в сознание Ленка гораздо раньше, чем он думал. — Тогда спасибо.

— Не за что. Эту паскудину ограбить не грех.

Вражда, похоже, была застарелой. Взаимной или нет — без разницы. Для упырицы она в любом случае закончена.

— Где нож взяла? — вмешался в вихляющий вокруг основной темы разговор Швец.

— Дома.

У обоих инспекторов вытянулись от удивления лица.

— Дома, — повторила задержанная, уточнив. — В кухне. Я вас издалека почуяла. Обошла двор, перебралась через забор. Влезла в окно. Вообще-то, хотела заначку забрать. Имелось у меня немного на чёрный день, под половицей, в спальне прятала. Вчера в горячке сбежала, в чём была... Ночь в лесу провела, а утром на околице обосновалась, смотрела, как вы тут ходите... Дождалась, пока оборотни по следу моему побегут, им там долго петлять придётся. Я с психа ого-го какой круг накинула... Ещё посидела, и тихонько пробралась, пока вы радио слушали... Не нашла я ничего. Ваши потянули, полицейские.

Прокрутив в памяти бардак в Ленкином доме после обыска, Иванов вынужденно признал: могли бывшие коллеги деньги прихватить, с них станется, особенно в отсутствие хозяев. И не только деньги, а вообще всё, до чего руки дотянулись незаметно от начальства. Стало стыдно.

— Собрала вещи, — грустно продолжала девушка, — переоделась, выбралась обратно и пошла по параллельной улице сюда. Специально заходила, с другой стороны, чтобы с вами не повстречаться и издалека заметить, если что... А вы внутри ждали. Дальше знаете.

— Убила бы тётку?

— Не знаю. Вряд ли... — похоже, она и сама сомневалась в ответе. — Тетя Поля трусливая, отдала бы, никуда не делась. А мне без денег никак.

— У тебя точно крыша поехала, — объявил призрак, поднимаясь на ноги. — Давайте готовиться. Вон, — лёгкий взмах рукой в сторону Ленкиного дома, — Карпович разворачивается. Почему-то один.

... Каршеринговый Ниссан действительно, плавно выруливал в сторону магазина...

У Иванова оставалось ещё одно дело. Бодро взбежав по ступенькам, он с силой замолотил в закрытую дверь:

— Деньги верните! На прилавке лежали! И сумку!

С той стороны немедленно громыхнул засов и в приоткрывшуюся щель протиснулась пухлая женская рука, зажавшая между пальцев Серёгину купюру. Сумка плюхнулась на ботинок. Аккуратно забрав своё, парень решил повредничать:

— Документики подготовили? — рука поспешно втянулась внутрь, дверь гулко захлопнулась. — Детский сад, честное слово...

***

В связи с отсутствием отделения для задержанных, инспекторы усадили Ленку на заднее сиденье, посередине, а сами устроились по бокам.

— Надёжно связали? — первым делом уточнил шеф. — Она сильная, зазеваетесь — сбежит.

— Не должна, — уверенно откликнулся Сергей, устраивая ладонь поудобнее на девичьей шее. — Если что — отключу.

— И то верно...

Тронулись.

Ожидавший от начальства похвалы Швец слегка обиделся на следящего за дорогой боярина, потёр подбородок и решил намекнуть:

— Сами справились. Без Александроса и прочих... Оборотни по лесам шарахаются, а она их обошла и вернулась. Если бы не Серёга — упустили бы.

— Молодец! Про Ероху напомнил! — пробасил водитель. — Надобно им позвонить и сказать, где я их вещи припрятал. Ну и поблагодарить не повредит. Помогают, как-никак, усердствуют.

О напарниках, тесновато расположившихся позади, он и не вспомнил. Сергей, в отличие от друга, к равнодушию руководства отнёсся ровно. Хвалить их особо не за что. Задержание упырицы — всего лишь удачно сложившиеся обстоятельства, не больше. Обычная работа, без героизма и особых сложностей. Увидел — обездвижил — доложил о поимке. Всех плюсов — первым сориентировался при встрече. Промедли он хоть немного — всё пошло бы по-другому, хуже и гаже.

— Да. Поймали… А, вы уже обратно идёте, сами набрать хотели?.. Предупредить, что петлю делает?.. Обскакала она вас… Ну да, ну да, задним умом все крепки, а уж после драки… Сочтёмся!.. Вещи в доме, найдёте... — отзвонившись кому-то из вервольфов, Фрол Карпович обратился к подчинённым, делясь планами на ближайшее будущее. — Мы Елену ближе к городу передадим, по инстанции. Там, вроде как, уже выехали навстречу… В эту машину все бы не влезли, а тебе, Иванов, я мыслю, нету интересу на перекладных до дома добираться. Потому не стал никого звать. Сами управимся.

— Спасибо, — Сергей сполна оценил заботу шефа о личном составе. Из этих дебрей только на попутках выбираться или автобуса до вечера ждать.

Сквозь дождик промелькнула деревенская окраина, грунтовка перешла в асфальт и Ниссан начал понемногу набирать скорость. До трассы оставалось не так и много...

Километра через три на пустой дороге замаячили габаритные огни какого-то встречного автомобиля, прущего с явным превышением скорости. Поравнялись, разминулись.

Сзади посигналили.

— Кому там делать нечего? — хмыкнул боярин и не думая тормозить или сбрасывать скорость.

Вскоре посигналили снова, практически рядом. Антон обернулся, доложил:

— За нами микроавтобус пристроился. Аварийкой моргает.

— Не слепой, — шеф тоже посматривал в зеркала заднего вида. — Это тот, который нам давеча навстречу ехал.

Очередной сигнал перешёл в усиленный динамиком голос, приказывающий принять вправо и остановиться. Теперь уже обернулся и Сергей, машинально отметив, что проблесковые маячки у преследователей отсутствуют.

Пока все трое соображали, как поступить, микроавтобус знатно рванул на обгон, демонстрируя достойную мощь двигателя, ракетой отдалился метров на двести и с немалым мастерством перегородил дорогу. Проскочить мимо можно было разве что зацепив мокрую обочину.

— Ох и настырные! — в сердцах бросил Фрол Карпович, с силой ударяя по тормозам и останавливаясь почти перед задним колесом рукотворной преграды. — На нашей машинке от такого не сбежать, слабенькая она у нас... Ежели пока не стреляли, выходит, говорить хотят. Ну, что же, пообщаемся.

... Из расположившегося поперёк дороги микроавтобуса вышел сухощавый мужчина лет шестидесяти. Гладко выбритый, в приличном костюме, с казённым взглядом. За ним ловко выскочили пятеро мужчин помоложе. Все в гражданском, сильные, гибкие. У четверых в руках пистолеты, последний уверенно держал автомат.

Рассыпавшись в стороны, полукругом, неизвестные взяли Ниссан на прицел.

Последней из салона выбралась сегодняшняя жертва с поротой задницей. Преобразилась — не узнать. Глазки кротко опущены, щёчки бледненькие, походка мелкая, семенящая.

— Они? — не поворачиваясь, поинтересовался один из вооружённых, выглядевший слегка постарше остальных.

Ведущая не ответила. Всхлипнула, да так искусно, что всем стало не по себе. Натуральная жертва, каких не бывает.

— Эге... — Фрол Карпович с удовольствием посмотрел на утреннюю хамку. — Хитра бабёнка. Не ожидал... Мстить удумала, да искусно как! — вспомнил про Антона. — Швец! Тихо будь, не мерцай, во плоти оставайся. Нечего нам светиться.

Сидящий справа от Лены призрак ухарски повёл плечами, прикидывая, с какой скоростью в этой тесноте он сможет извлечь обожаемые Смит-Вессоны, Сергей сжался. Из всех присутствующих в автомобиле ему было наиболее неуютно. Шеф с напарником пуль не боятся. Перейдут в нематериальную форму — и стреляй в них хоть до раскалённых стволов. Упырица — ей всё равно, особенно при обозримых перспективах. Сидит, позёвывает... Ну и убить Ленку та ещё задачка. Регенерировать может быстрее, чем люди будут на спусковые крючки нажимать. Разве что в голову попадут, с необратимыми повреждениями мозга. Или в сердце...

У него же таких полезных свойств нет. Нашпигуют металлом — и кранты, никакой бронежилет не спасёт.

И ещё Сергею очень хотелось, чтобы Фрол Карпович, которому, по всему, выходило вести переговоры с вооружённой группой, про это не забыл. Вполне в его духе закуситься по мелочи, задрать спесиво бороду и пойти на конфликт, отстаивая персональное мнение и нерушимую веру в собственную правоту.

По-джентльменски проводив ведущую обратно в микроавтобус, сухощавый подошёл к Ниссану, постучал костяшкой указательного пальца по водительской двери.

Заработал механизм стеклоподъёмника.

— Здравствуйте, — мужчина был сама корректность. — Я полковник УСБ в отставке и действующий глава службы безопасности регионального телеканала. Зовут меня Маканов Никита Владимирович. Люди, приехавшие со мной — сотрудники параллельной МВД структуры, безусловно известной каждому жителю государства, отвечающей за нашу с вами спокойную жизнь и защиту от происков недружественных государств. И нам всем очень хотелось бы узнать, кто вы такие.

— На основании чего интересуетесь? — боярин недобро сощурился. — Пенсионное удостоверение подобных полномочий не предоставляет.

... Услышав фамилию подошедшего к Ниссану человека, Иванов припомнил, что именно так звали вышедшего несколько лет назад на заслуженный отдых начальника областного управления по выявлению оборотней в погонах. Лично он с ним знаком не был, но сильно сомневался, что мужчина врёт...

— Ваш спутник, тот, что сзади, в очках, — не смутился Маканов, — предъявил участковому удостоверение организации, которой я отдал много лет жизни и с которой до сих пор не теряю связи. Проще говоря, знаю всех лично. А вот молодой человек мне категорически не знаком, что наводит на определённые выводы… Тем более, несколько часов назад, — продолжал говорить он ровно, уверенно, — произошёл инцидент с сотрудницей телеканала, в ходе которого у неё пропала крупная сумма денег. Заявление уже написано и подано, в соответствии с законом, в дежурную часть.

На такой откровенный поклёп Швец возмущённо фыркнул, а Иванов лишь скрежетнул зубами. Однако оба смолчали, ожидая, какую именно линию поведения выберет шеф.

Тот помолчал, внимательно изучая безопасника, после спросил:

— Как я понимаю, девушка позвонила вам, нажаловалась. Отрабатывая зарплату, вы напрягли МВДшные связи, переговорили с деревенским участковым, узнали о нас, в экстренном порядке обратились к старым приятелям из конторы с расширенными возможностями, и с группой поддержки рванули проверить, кто с какими удостоверениями катается? Стариной тряхнуть захотелось? Косточки размять после длительного сидения в кабинете?

— Совершенно верно. Доволен вашей проницательностью, — позволил себе небольшой намёк на улыбку полковник в отставке. — Кроме меня, все остальные действующие сотрудники, и повторюсь — нам и впрямь очень любопытно, кто вы такие. Если покинете автомобиль и представитесь, разговор пойдёт более результативно.

Про устроенную порку он даже не обмолвился, про Ленку тоже ничего не сказал, хотя не заметить связанную цепями девушку было сложно.

— Ну что же, можно, — Фрол Карпович отстегнул ремень безопасности и принялся выбираться из салона.

Сидевший как на иголках призрак скороговоркой зашептал другу:

— Ты слышишь, как наш босс манеру речи изменил? Без всех этих старорежимных оборотов шпарит, как по учебнику.

— Слышу, — буркнул Иванов, размышлявший о том, что их служебная Печать, оказывается, та ещё мина замедленного действия.

В силу некоторых особенностей каждый, кому её предъявляли, видел не светящийся круг с набором перепутанных символов, а ксиву наиболее солидной, по его мнению, конторы. Для участкового это оказалось УСБ и из-за этого они и погорели... Заинтересовались компетентные граждане некой троицей, разъезжающей по глухомани на арендованной тачке и размахивающей удостоверениями из очень узкого круга допущенных лиц.

Вот ведь, никогда бы не подумал, что так беззатейно вляпаются.

Оказавшись на улице, боярин не стал гнуть пальцы в надежде взять нахрапом или размахивать служебной меткой, а неторопливо извлёк смартфон, попросив:

— Погодите одну секунду. Я свяжусь, с кем нужно и недоразумение разъяснится. С нами задержанная по подозрению в двойном убийстве. Мы...

Договорить Маканов ему не дал. Отработанным, цепким движением пенсионер МВД внезапно провёл умелый захват и без каких-либо усилий швырнул Фрола Карповича через бедро, попутно выкручивая руку в залом.

Окружавшие Ниссан мужчины смазанными тенями бросились к задним дверям, и Сергей в мгновение ока оказался выволоченным на дорогу, носом вниз. В затылок упёрлась чья-то рельефная подошва, под рёбра больно пнули.

У Антона дела обстояли не лучше. Ему так же досталось. Вследствие чёткого следования указаниям начальства, фактора неожиданности и отработанности действий людей с оружием он не успел перейти в призрачную ипостась и с чавканьем влетел физиономией в грязь обочины. Последнего призрак вытерпеть не смог.

Взревел, дематериализовался, вскочил прямо через ногу обидчика и отскочил в сторону.

— Что за х...ня?! — заорал изумлённый силовик, никак не ожидавший подобных финтов.

— Не сметь! — перекрывая басовитыми децибелами крикуна, приказал Фрол Карпович, видя, как подчинённый лезет под пиджак за оружием.

Он тоже в процессе полёта изменил форму и уже стоял на ногах, игнорируя отпрыгнувшего на пару шагов Маканова, попугайским манером повторившего следом за своим спутником:

— Чё за х…ня?!

Подошва на Серёгином затылке принялась вдавливать лицо инспектора в асфальт. Чтобы не сбежал. В лоб впились мелкие камешки, у переносицы запекло.

А потом кто-то нервно, испуганно-недоумённо выдохнул:

— Твою мать...

... Оставшаяся в одиночестве Ленка восприняла случившийся бардак как шанс к бегству. Не теряя времени, она не придумала ничего лучше, чем перекинуться в упырицу, избавиться от цепей и рискнуть...

Трансформация произошла за считанные секунды. На месте обычной, простоватой девушки оказалась худая, человекообразная тварь с хрящеватыми ушами, широким ртом и выдающимися скулами. Мосластая, гибкая, от неё так и пёрло опасностью и мощью.

Не выдержав напора, разорвалось одно звено сковывающей то, что раньше было Ленкой, цепи. Второе….Освобождённая убийца, путаясь в не до конца спавших железяках, рванула из салона. Но не успела...

Ошалевшие от такого поворота событий оперативники поступили так, как поступил бы любой человек с оружием при виде ожившего персонажа из фильма ужасов.

- Не с… — дальше вопль Фрола Карповича потонул в треске выстрелов, — ть!!!

Огонь вёлся на поражение.

… Три пули в голову остановили последний рывок когда-то доброй и заботливой Ленки к свободе. Череп полукровки не выдержал и не восстановился. Салон Ниссана окрасился смесью из осколков костей, мозга и крови...

***

Потом были и разборки на повышенных тонах с потрясанием смартфонами, и звонки от сильных мира сего с необходимыми полномочиями, и ненавистные взгляды, и растерянность. Фрол Карпович действительно разрулил ситуацию быстро, да так, что через час после случившегося дурдома примчалось областное начальство с заверениями в добрых намерениях...

... Труп Ленки увезли в неизвестном направлении. Про ведущую, из-за которой и случился весь этот сыр-бор, никто и не вспомнил, а она постаралась о себе не напоминать...

... Каршеринговый автомобиль шишки в погонах пообещали привести в порядок за свой счёт, временно подогнав другой, служебный, с навороченными номерами и иммунитетом от дорожной полиции...

... Маканов, покрутившись некоторое время около понаехавшего начальства, незаметно смылся. Зла на него никто не держал. Да и за что? Человек действовал, в принципе, правильно. Увидел связанную девушку, вмешался, принял меры к задержанию возможных подозреваемых. Приехавшие с ним силовики тоже вели себя относительно адекватно. Да и сколько на улицах сволочей с липовыми ксивами, козыряющими ими направо и налево, болтается?

Но от этого легче не становилось...

***

Вечером, в невзрачной забегаловке у остановки, куда приличный человек и не подумает зайти, пили трое: Фрол Карпович, Сергей и Швец.

— Куда мы хоть её везли? — влив в себя очередные полстакана водки и не пьянея, задал вопрос Антон. Зачем — он и сам не знал. Просто захотелось что-то сказать.

— В тюрьму, — поднял голову боярин. До этого он сидел поникший, отвлекаясь лишь на бульканье из бутылки. — Есть особая. На всю Русь — одна. Для нечисти. Навроде Белого Лебедя аль Чёрного Дельфина. Тайное место, за государев кошт содержится.

— Это где пожизненно сидят? — припомнил Сергей сквозь муть в мозгах. Покачнулся на стуле, скривился от того, что день ещё не закончился и тоскливо дополнил, совершенно не заботясь о последствиях. — Тогда я Ленку понимаю. Лучше сдохнуть, чем туда...

Идущая вразрез с основными доктринами Департамента, насквозь крамольная фраза подчинённого не произвела на Фрола Карповича никакого эффекта.

— Может и лучше... Не нам решать. Но мы могли её спасти! Разминуться с тем Макановым на дороге, будь он не ладен, не останавливаться вообще или завтра упырицу найти!.. Деваху ту мог старшепочитанию не учить? Мог!.. Понимаете, худоумные?! Душу могли сберечь! Души!!! — на них стали оглядываться, но шеф не обращал на это никакого внимания. — Ей ведь дар был даден великий! Спасать! Ни я, ни ты, Иванов, такое повторить не сможем! Кто мелюзге мать заменит?! А она… и себя погубила, и… Могла ведь и в неволе благому делу послужить! Приспособили бы... Самолично челом бить о том хотел...

Тяжёлая ладонь шарахнула по липковатой столешнице, стаканы подпрыгнули, бутылка упала на пол и покатилась, выливая остатки водки под ноги.

— Ещё вина хлебного! — плача и не стесняясь слёз, громогласно потребовал боярин, — Ох и дура...

Дальше пили молча, почти без пауз, остервенело. Каждому хотелось забыться.

А всё из-за трёх шлепков по жопе…

Забей и забудь...

Глава 6 Голый дядя. Часть первая

Памятуя о наставлениях Фрола Карповича, Сергей всерьёз озадачился поиском ужа для своего обучения. Перешерстил сайты с объявлениями, изучил несколько профильных форумов серпентологов-любителей, но подходящую холоднокровную так и не нашёл. Не сезон.

Предлагаемые же всевозможные экзотические гады мало того, что стоили неадекватно дорого, так ещё и требовали особых условий содержания. Солидных размеров террариум, постоянный подогрев, соблюдение режима питания и едва ли не круглосуточную заботу.

Знал бы, летом поймал бы чешуйчатую тварь без проблем, благо, за городом, у водоёмов их водилось в избытке. Бесплатно и быстро.

В доме из-за очередного внепланового ремонта теплотрассы отопление до сих пор не включили, и инспектор ходил по квартире в свитере, тапках и тёплых спортивных брюках. Куда уж тут ползучих, теплолюбивых змеек заводить...

Не придумав ничего умнее, Серёга приобрёл на зоорынке маленький аквариум с мадагаскарским тараканом. К нему ушлый продавец впарил небольшой греющий коврик и смесь из опилок, древесной коры и ещё чего-то симпатичного на вид.

Почему таракан? Ответ был незамысловат и лаконичен — места мало занимает, особых разносолов не требует, да и условия содержания попроще оказались.

Хваля себя за сообразительность, довольный колдун-самоучка принёс насекомое домой и неожиданно выслушал от Маши лекцию о том, что он совсем свихнулся, раз тащит в квартиру всякую африканскую живность. Узнав же, во сколько обошлась покупка — домохранительница схватилась за голову и сгоряча предложила за те же деньги наловить трёхлитровую банку обычных прусаков со всех окрестных домов, а на сдачу ещё и мышей полведра.

Иванов вяло отбивался, видя в таракане большие перспективы. Наречённый Вениамином, он мирно обживался на новых просторах, был ленив, неповоротлив и любил подолгу замирать на одном месте.

Почти идеальный кандидат для задуманных Серёгой экспериментов.

Однако Вениамину не повезло. Стоило парню отлучиться в душ, как вредная кошка Мурка, жутко возмущённая потерей статуса единственной питомицы, неизвестным способом сняла крышку с аквариума и сожрала бедолагу. Причём до этого хитрая бестия и виду не подала, что новый житель её как-то заинтересовал. Пришла, посмотрела, зевнула и ушла на кухню, полировать шерстью любимый подоконник.

От покупки второго таракана Сергей отказался, как и от приобретения иных животных или насекомых. Пожалел их. Битвы с Машкиной любимицей им не выиграть.

Пораскинув мозгами, инспектор не сдался, а отправился в городской частный экзотариум (да, имелся и такой). В плохо отремонтированном, тёплом помещении располагалось несколько десятков пластиковых вольеров со змеями, игуанами, пауками-птицеедами, черепахами и одной безногой ящерицей.

Честно купив билет и пропустив вперёд шумную, наперебой плоско шутящую по любому поводу, экскурсию школьников, Сергей принялся выбирать объект для тренировок. Питон и кобры отпали сразу — особи оказались взрослые, умудрённые опытом жизни в неволе и оттого всегда отворачивающиеся к стене, чтобы не видеть опостылевших человеческих рож.

Безногая ящерица вообще не впечатлила, более того, они с инспектором друг другу сразу не понравились. Почему — кто знает? Просто возникшая антипатия погнала парня дальше, а змееподобное отродье шустро уползло под декоративную корягу.

Игуану с пауками он прошёл, даже не посмотрев в их сторону. Черепаха тоже не заинтересовала.

А вот гоферовая змея, как гласила табличка сбоку от прозрачной стенки террариума, вид из семейства ужеобразных, обитающих в Северной Америке — внимание привлекла. Небольшая, спокойная, лениво посматривающая на болтающихся по залу посетителей и какая-то... понятная на интуитивном уровне. Она словно говорила парню: «Я приличная змея. Не ядовитая, мирная, но панибратства не потерплю. Потому не вздумай лезть ко мне со своими грязными руками, человек. А смотреть — смотри. Не жалко».

Определившись с подопытным экземпляром, Сергей уставился в глаза пресмыкающейся. Да так и завис...

К делу он подходил честно. Представляя, что преграды между ними нет, Иванов с усердием пытался нащупать или создать некую связующую нить. Тянулся отросточком Силы к маленькой чешуйчатой головке, представлял её жизненные потоки. Иногда начинало казаться, что получается, но вскоре предвкушение скорой удачи сменялось разочарованием. Контролируемо Сила не вытягивалась больше, чем на ладонь с четвертью. Дальше норовила оторваться и извивалась похлеще червя, насаживаемого на крючок.

Причин, почему задуманное не вытанцовывается — инспектор не понимал. Интуитивно чуял, что надо как-то по-другому пробовать, но как — и представить не мог.

Гадина же без тактильного контакта ощущаться отказывалась. Лежала себе под лампой, грелась и равнодушно пялилась на инспекторские потуги.

Короче, такая нужная нить никак не хотела появляться.

Потратив на бесплодные эксперименты почти два часа, Иванов, в конце концов, сдался и пошёл на выход.

На следующий день он снова пришёл в экзотариум, после работы, ближе к закрытию, и вновь принялся играть в гляделки с заморским ужом.

Тварь по-прежнему не отзывалась. Почти не шевелясь, насмешливо посматривала на настырного представителя хомо сапиенс, изредка демонстрируя раздвоенный язык.

***

Билетёр и, по совместительству, администратор зала — пожилая полная женщина с добродушным лицом не смогла не заинтересоваться столь странным посетителем, наблюдающим всего за одним экспонатом из коллекции, и взяла Сергея под постоянное наблюдение. За время работы ей довелось навидаться всякого, от инстадур, норовящих без разрешения схватить экземпляр покрупнее и наделать с ним фото для вечернего обновления сторис-ленты, до банальных воришек, мечтающих спереть редкую змейку ради того, чтобы похвастаться перед друзьями.

Но приличный с виду парень ни селфиться, ни лезть к гоферовой змее не собирался, потому был отнесён к категории дебилов обыкновенных, повёрнутых на саморазвитии и личностном росте. В понимании администратора эта публика мечтала открыть внутри себя некий третий глаз по заветам индийских гуру или ещё каких-нибудь прохиндеев, регулярно проводящих лекции в соседнем здании и афиши которых частенько попадались ей по дороге на работу.

Лучше бы полезным чем занялись...

... На четвёртый день женщина не выдержала неизвестности, подошла к загадочному молодому человеку, встала рядом и, тоже рассматривая жительницу террариума, спросила.

— Нравится?

— Не знаю, — честно признался Сергей, недоумевая, что от него могло понадобиться билетёрше.

— Посмотрите других. У нас много редких представителей животного мира.

— Нет. Мне эта интересна.

Любопытство глодало женщину похлеще, чем голодный лев пойманную антилопу.

— Я заметила, вы который день смотрите на гоферовую змею. Хотите загипнотизировать?

Догадавшись о причинах текущего разговора, Иванов про себя признал, что со стороны выглядит в высшей степени подозрительно, и принялся выкручиваться:

— Не совсем. Я работаю с людьми и тренирую суровый взгляд. Добряк я по характеру, приходится учиться жёсткости... Вот, выбрал змейку поспокойней, и пытаюсь не отводить глаз. Она тоже не отводит. Полезноеупражнение, помогает очень. У меня, знаете ли, такие деятели на производстве попадаются, куда там вашим кобрам...

Поражённая столь необычной методикой обучения по работе с людьми, билетёрша не нашла ничего лучше, чем поинтересоваться личным:

— Вы женаты?

Пришла очередь поразиться Серёге. Вот какое этой особе дело до его семейного положения? Или поболтать тётке не с кем, заскучала среди этого зоопарка? Ишь, смотрит пристально, почти как эта гадина за перегородкой...

И он снова сказал правду:

— Не женат. Зачем вам?

Женщина смутилась. Она уже почти хотела выпалить о том, что у неё есть дочка, замечательная девушка и что негоже такому молодому, а уже начальнику (иначе для чего ещё эти тренировки, как не для устрашения подчинённых), болтаться по всяким экзотариумам, когда можно дома кушать домашние котлеты под присмотром любящей жены. Хотела добавить и то, что молодость для руководителя — не порок, а уж командному взгляду она бы и сама обучить смогла. Хотела... но сдержалась, решив не гнать лошадей и обязательно вечером рассказать непутёвому чаду, которая то и замужем никогда не была и в свои двадцать девять жила с мамой, о таком перспективном юноше.

Добряк, опять же...

Билетёрше очень хотелось внуков и спокойной старости с достойным зятем, а не возвращаться по вечерам домой, перемывать за вечно точащей в интернете распустёхой грязную посуду да выслушивать однообразные новости с сайта знакомств, где все оказывались «не такими».

Решив начать с малого, женщина представилась, умышленно проигнорировав последний вопрос посетителя:

— Нина Ивановна.

— Сергей.

— Вы бы присели, Сергей. Я вам стульчик принесу, — проворковала работница экзотариума, ликуя в душе и радуясь собственной бдительности и прагматичности. Ей уже казалось, что парня она заприметила в первый день его посещения, ещё на входе, и до сих пор всего лишь оценивала как потенциального кандидата в мужья любимой доченьке. «Вот ведь умница какой, — думала начинающая сваха, — не в клуб после работы бежит к потаскухам, не с дружками водку жрать, а заниматься идёт, для карьеры пользу ищет».

Полная тёплых, фантастических надежд, Нина Иванова сбегала в подсобку, выбрала стул поприличней, заботливо протёрла его хозяйственным полотенцем и торжественно вынесла к террариуму с гоферовой змеюкой.

— В ногах правды нет.

Ничего не понимающий инспектор поблагодарил за любезность, поставил повидавшего множество задниц ветерана напротив стенки террариума, пожал плечами, сел. Снова попытался сконцентрироваться на гадине.

Прячущая победную улыбку билетёрша отправилась на рабочее место, к входу в помещение, изредка посматривая на внимательно смотрящего внутрь террариума парня.

... Иванов ушёл через полчаса, перед самым закрытием, не забыв вернуть стул Нине Ивановне. И сегодня ему не удалось добиться результата. Поблагодарил женщину за комфорт в посещении, пожелал ей приятного вечера, сказал какой-то ничего не значащий комплимент, получил порцию любезностей в ответ, попрощался и вышел на улицу...

Над инспекторской головой сгущались брачные тучи...

***

— Какие новости? — с удовольствием вернувшись домой, с порога поинтересовался Иванов у Маши, заметив, что домовая увлечённо листает вкладки в планшете.

— Голый дядя, — непонятно буркнула та в ответ. — Погоди, сейчас, дочитаю...

Пока инспектор переодевался в домашнее, трогал радиаторы отопления, с грустью отмечая, что тепло жильцам только снится, кицунэ закончила возиться с гаджетом и принялась хлопотать над ужином, параллельно рассказывая:

— Я местные новости читала. Там какая-то мамаша истерит, будто в центре завёлся извращенец. Голый мужик ходит и к детям пристаёт. Решила покопаться, вдруг новый псих появился? И, представляешь, нашла информацию! — в миске со скоростью отбойного молотка застучал венчик, взбивая яйца для омлета. — Есть такой! Его несколько раз видели за последние два года. Не взрослые, дети... А они потом родителям рассказали. Все говорят голый, из одежды одни трусы. Даже зимой! — девушка окинула довольным взглядом свою работу, поколдовала с перечницей, и подготовленная желтоватая смесь отправилась на разогревшуюся к этому времени сковородку. — Его потом папаши бегали ловить — не нашли...

— Алкаш? — привёл самое доступное предположение Сергей, с жадностью принюхиваясь к кухонным ароматам. Есть хотелось очень. — Белочку с перепоя поймал, во двор выбежал в чём был. Родня скрутила и обратно увела.

По разделочной доске запрыгал нож, кроша колбасу на мелкие кубики.

— Может и алкаш, — не стала спорить домовая. — Это же интернет, там и не такого понапишут... Только этот мужчина детям указал на подвал, в котором кот застрял между трубами. Попросил помочь бедняжке. Один из ребятни отца позвал, тот неподалёку был. Оказалось, правда. Добыли зверёныша. Там ещё фоточка прилагалась — заморыш совсем. Облезлый, худой...

Колбаса присоединилась к яйцам, заставив инспекторский желудок заурчать от нетерпения.

— Что занятно, мужчину видят всегда в одних и тех же местах. Неподалёку от детской площадки. Вот бы в домовые чаты залезть и подробности выспросить, — размечталась Маша. — Наверняка ведь люди обсуждали.

Запахло чесноком и укропом.

Желая сделать домовой приятное, а не отмахиваться от более чем толстых намёков на совместное дознание, Иванов попросил:

— Дай-ка свой девайс. Почитаю...

Чтение оказалось занятным. Кицунэ провела неслабую работу по поиску сведений о «голом дяде» и инспектор втайне признавал, что с каждым разом собирать информацию у девушки получается всё лучше и лучше. Продираясь сквозь безграмотность и негодование мамаш как в основных соцсетях, так и на затухающих городских форумах, удалось установить: в районе переулка Героев Добровольцев ребятнёй в возрасте от четырёх до шести неоднократно был замечен неизвестный мужчина без одежды. Описания внешности обнажённого гражданина сильно разнились ввиду детской впечатлительности, однако все сходились в одном — разгуливающий почти в костюме Адама спаситель котов отличался худобой и некой сутулостью.

Что примечательно, никто из взрослых его не видел, и это при том, что какая-то возмущённая родительница писала вполне конкретно: «Прямо у плащадки, где детки гуляю». Именно «гуляю», без буквы «т».

Имелась и ещё одна странность — никто не упоминал о том, что голый тряс перед людьми гениталиями, лез к прохожим с непристойными предложениями или прятался в подворотнях. Песен он тоже не пел, на газонах в алкогольном забвении не валялся.

Исключение составила только мамаша-истеричка, написавшая про приставания. Но на чём было основано это убеждение — осталось неясным. Конкретика в её безграмотной заметке отсутствовала, сплошной «поток сознания».

Единственный установленный контакт с кем-то — просьба о помощи коту. Однако это ещё ни о чём не говорило. Вполне могли быть и другие, незафиксированные в мировой паутине.

Чудно выходило: некто выскакивал на улицу без штанов, показывался ребятне и тут же исчезал.

Зачем?

Закончив с чтением вкладок и незаметно умяв подсунутый кицунэ омлет, Иванов открыл карту. Нашёл переулок, посмотрел на предоставленную Яндексом панораму. Весьма приличный райончик. Дома свежие, лет десять им, не больше. Обжитые, ухоженные. Со стороны дороги — миленькие газончики, мощёные тротуары. Чистенько, дворники не отлынивают от обязанностей. Далее пришла очередь ознакомления с ценами на недвижимость. Цифры тоже могут многое рассказать о преимущественном контингенте переулка. Оказалось, недёшево. Раза в два дороже, чем в его краях. По идее, потомственные люмпены там селиться не станут. Денег не хватит.

Заинтриговало. Немного подумав, Сергей обратился к домовой:

— Маш, как ты думаешь, во сколько детей на улицу выводят? Ну, на площадки или в песочницы?

— По такой осенней погоде? Наверное, основную массу в обед, когда взрослые с домашними делами управятся, ну и под вечер, после работы. Дневной сон ведь никто не отменял. А зачем тебе это?.. Погоди! Не отвечай! Сама догадаюсь... — вильнув хвостом, девушка-лисичка довольно объявила. — Ты пытаешься просчитать, когда голый человек появляется? — и тут же принялась выискивать нестыковки. — Ну а если он раньше выйдет? Или позже?

— Сиди весь день там, какие проблемы? Заметишь — перезвонишь, — нашёл выход из означенного Машкой положения Иванов. — Мне некогда. Службу тянуть надо...

Торчать целый день под хмурым, дождливым небом домовой не хотелось, и она нехотя признала:

— Н-да... погорячилась немножко. У меня на завтра планы имеются. Хочу кулебякой заняться, в магазин сходить, уборку затеять собиралась... И вообще, я перед сном левый аккаунт сделаю и в личку мамочкам напишу. Надеюсь, ответят.

***

В другом конце города, на кухне поменьше и попроще, происходил разговор двух женщин, внешне похожих между собой.

— Я тебе вариант нашла, — вещала та, что постарше, забыв в этот раз отчитать дочь за немытую посуду. — Хороший мальчик.

— Где? — грубоватым, полностью разочарованным в жизни голосом отвечала та, что помоложе.

— На работе. Он на змею приходит смотреть. Четвёртый день подряд.

После непродолжительной паузы, сопровождавшейся глубокими вздохами, присущими переигрывающим актёрам в душещипательных драмах, прозвучал полувопрос-полуутверждение:

— Мама? Вы крышей поехали?

— Да ну тебя... ты слушай... — и заговорщицкий полушёпот Нины Ивановны, правильно расставляя акценты в рассказе, поведал о случайно залетевшем в служебное пространство билетёрши молодом принце с большими перспективами. — У него ботинки стоят больше, чем у тебя ползарплаты... Не женат! Кольца на пальце нет! Спасибо, пожалуйста говорит... Юлька! Хорош беситься! Прощёлкаешь снова счастье, а часики-то тикают...

К концу монолога дочь изменила суждение об умственных способностях матери, требуя всё новых деталей и подробностей краткого, в общем-то, разговора, состоявшегося в экзотариуме между молодым начальником и Ниной Ивановной...

... Через час у билетёрши родился ПЛАН...

***

Зашедший на утренний чаёк Антон выглядел мрачнее мрачного. Не пошутил с Машкой, не почесал за ухом Мурку, забравшуюся к нему на колени, предложенное домовой варенье ел молча и угрюмо, точно не чувствовал вкуса.

— С Розой пособачился? — предположил Сергей, пытаясь разговорить друга.

— Если бы. Револьверы шеф изъял.

— Смит-Вессоны?! Твои любимые?

— Угу. Сказал, что нефиг за оружие на людях хвататься. Помнишь, при Ленке, когда нас из машины по канавам разбрасывали, как щенят... Я тогда всерьёз отстреливаться собирался. Куча вооружённых рыл, и мы, все такие из себя праведные... По нам ведь тоже могли огонь открыть! Ну, по тебе, — поправился Швец. — И новым Карпович обзаводиться запретил. Обещал конечности повыдергать, если ослушаюсь...

— Жалко, — вздохнул хозяин квартиры, на вид вполне искренне.

Побаивался он за вооружённого друга, чего греха таить. Характер у призрака был слишком вспыльчивый, да и никак не хотела уходить из памяти история с крестом. Реликвией, доставшейся ему после долгого и нудного нытья о необходимости иметь хоть какое-то средство защиты.

Молодому помощнику инспектора Департамента тогда долго канифолили мозги, кормили невнятными обещаниями и всячески затягивали с ответом. Он злился, не понимая подоплёки такой волокиты, психовал...

Со временем, после истории с погибшей по случайности наркоманкой при задержании беглой души, Сергей понял — опасалось руководство не зря. Наличие оружия влечёт за собой возможность его применения, а в их структуре убивать запрещено. Личная же безопасность — это личная безопасность и Иванову никто не запрещал заиметь себе пушку посолидней. Прямым текстом никогда об этом никто не говорил, но... было и так понятно. Иди в разрешительную систему за документами или к барыгам-оружейникам — по ситуации, и покупай что нравится.

Вот только воспользовался этой возможностью Антон, причём в нарушение всех инструкций. Шеф поначалу мирился со сложившимся положением дел, предпочитая не замечать нарушение установленных правил и оправдывая подчинённого тем, что он прикрывает вполне живого и смертного напарника, но, похоже, ветер переменился и Фрол Карпович решил более не рисковать.

И теперь Сергей не знал, радоваться ему или горевать. И для того, и для другого причин имелось довольно много.

— А у нас голый дядя завёлся, — попробовал он перевести тему. — Без штанов по жилым кварталам рысачит.

— О, как? — неумело удивился призрак, полностью поглощённый страданием по любимым револьверам. — Чего хочет?

— Неизвестно. Кошака спасти помог.

— Страшное прегрешение.

— Смейся, смейся... Его кроме детей никто не видит, а места там бойкие, оживлённые.

Антон подобрался.

— Подробнее.

При прослушивании истории о неизвестном в нижнем белье призрак слегка повеселел, отвлёкшись от горестных дум. Почти ничего не переспрашивал, выпросил у домовой вторую кружку чаю и частенько потирал переносицу, обдумывая новую информацию. Когда Иванов закончил говорить, он с уверенностью заявил:

— Призрак. Наиболее распространённая форма. Слабенькая. Видеть могут только дети — они в дошкольном возрасте ещё не до конца испорчены, открыто им многое, говоря языком Карповича. Форма одежды, сам знаешь, не показатель. В чём помер — в том и скитается. Вполне могу допустить — загнулся человек естественным способом, в постели. От долгой и продолжительной болезни или сердечко остановилось во сне. Потому и гуляет в трусах.

Версия Иванову понравилась.

— Я про призрака тоже подумал, когда в Машкиных исследованиях разбирался… Думаешь, безобидный?

— Ничего я не думаю, — буркнул напарник, в очередной раз почувствовав неприятную лёгкость скрытой кобуры. — Проверить надо. Основная проблема у таких вот, не ушедших, знаешь какая?

— Поделись.

— Сумасшествие. Поначалу, как тебе известно, их держит в нашем мире какое-то незаконченное дело или колдовство. Колдовство оставим, там каждый случай индивидуален, а вот дела разберём. Они ведь рано или поздно разрешаются. Не важно, как. Умирает кровный обидчик или иное событие расставляет всё по местам… Без разницы. Главное, душа становится свободной и вольна отправиться в Очередь, а далее по грехам её... Но уходят не все, некоторые упорно скрываются. Многим элементарно страшно увидеть финал своего пути, многие привыкают к нынешнему положению вещей... И вот среди оставшихся частенько попадаются те, кто никак не может расстаться с прошлым и, как последние мазохисты, они следят за семьёй, за жёнами... Представляешь, каково это? Смотреть, как твоя вторая половинка нового мужика привела и на твоей постели с ним милуется? Или дети... Растут, совершают юношеские ошибки, а ты и помочь ничем не можешь. Ни подзатыльник дать, ни уберечь. Некоторые, духовно слабенькие, с катушек и начинают съезжать. От одиночества, от обиды на живых, от неопределённости дальнейшего бытия. Барабашками становятся, пакостят людям, ненавидят всех и вся. Нужно глянуть на дядю без трусов. Окажется нормальным — отпустим до поры, не понравится... по инстанции отправим. Что у нас на сегодня по плану?

Проникшийся речью друга Сергей поднял взор к потолку и припомнил:

— Собирались отработать пригород. Ты говорил, по старым картам там два кладбища имелись, а теперь, наверное, пустыри. Кладбища вроде как смирные, без нечисти, но наведаться туда не повредит. Плохие места посмотрим, с народом пообщаемся по поводу некромантов, чёрных копателей и прочего сброда... Ну, во всяком случае, мы так запланировали.

— Успеем. Дядя ближе. И давай потом в «Первый тайм» наведаемся, в бар мой любимый. Напиваться не будем, а так, посидим, матч посмотрим, развеемся. Настроение ниже плинтуса.

— Можно... Ма-аша! — позвал инспектор кицунэ, давно отправившуюся за холодильник, чтобы не мешать разговору друзей.

Отзываться девушка не стала. Беззвучно вышла в кухню, зажав в руках пяльцы с белой холстиной и иголку с ниткой. Очередное полотенце вышивала. Не любила она бездельничать.

— Слушаю.

— Ты вчера собиралась узнать про голого человека. По соцсети.

— Сделала, — лаконично сообщила домовая. — Ничего та мамаша не знает. Дочка бегала, играла на детской площадке. Увидела мужчину. Потом, когда домой возвращалась, спросила у мамы про него. Ну а дальше — сплошная фантазия из разряда «раз голый, то маньяк; раз маньяк, то приставал; раз приставал, то пытался изнасиловать» ... Бред, сопли и куриные рассуждения. Более-менее внятно поняла лишь одно — видели его около часа дня.

Оттарабанив текст, кицунэ развернулась и уже собралась было идти обратно, но Сергей её остановил:

— Ты с нами поедешь?

— А можно? — неуверенно спросила Маша, втыкая иголку в вышивку. — Я подумала, что буду вам мешать. Лишней буду.

— Собирайся.

Домовую будто ветром сдуло. Антон, допивая чай, нейтрально поинтересовался у друга:

— На кой она нам?

Его можно было понять. Еле избавился от пассии, жаждущей славы Шерлока Холмса, а Иванов по новой его в этот омут женских страстей тащит.

— Стыдно, — Сергей и не подумал скрывать истинных причин поступка. — Мне до сих пор за ту подставу в ботаническом саду неприятно. Дуру из неё сделали... Всё она поняла, поверь, просто виду не показывает... Да и тема про голого мужика — Машкина. Хочешь — злись, хочешь — кричи, но она со мной поедет. Я так решил.

Напарник встал, приоткрыл окно, пододвинул к себе пепельницу. Долго разминал сигарету в пальцах, посматривая на облысевшие по сезону деревья. Закурил.

— Ты прав, — после пары глубоких затяжек обратился он к Иванову. — Правильно. От неё пользы больше, чем вреда. Но Розе — ни слова!

***

Переулок Героев Добровольцев встретил инспекторов и домовую чистотой, добротностью мощёных дорожек и огромным детским городком, расположившимся между свежими, покрытыми блоками сплит-систем, многоэтажками.

Несмотря на туманную погоду, вокруг было людно. Стайками прогуливались женщины с колясками, у продуктового магазина на первом этаже одного из домов разгружалась машина с товаром, хлопали двери автомобилей, впускающие и выпускающие пассажиров и водителей. Кое-где, на скамеечках, дышали воздухом пенсионеры.

В городке стоял шум, гвалт детворы и постоянное мельтешение ярких, цветных курточек и шапочек. Иванов попробовал подсчитать количество задействованного в играх подрастающего поколения, однако на третьем десятке сбился. Похоже, сюда собиралась ребятня со всех окрестных дворов.

— Мне кажется, следует дожидаться здесь, — предложила кицунэ. — Девочка видела голого с площадки. Не верю, что мать могла отпустить её одну по окрестным кустам гулять. Это раньше — пнули чадо утром на улицу и вечером хворостиной загнали, а весь день оно с друзьями носится, по деревьям одежду треплет... Теперь за детьми пуще глаза следят. Может, и правильно...

— Вон скамейка свободная, — Швец указал немного в сторону от ребячьего царства. Ему было всё равно, где располагаться. — Предлагаю там осесть.

— Идите, — согласился Сергей. — Я в магазин забегу. На минутку.

Ничего не объясняя, он рванул в продуктовый и приобрёл две бутылки хорошего тёмного пива. Для напарника старался, хотел подсластить Антохе утрату любимых револьверов — надоело на его кислую физиономию смотреть. Замена оружию, конечно, неважнецкая, но лучше, чем ничего.

Когда инспектор вышел наружу — призрак и домовая на оговоренной скамейке отсутствовали. Подивившись этой новости, Иванов взглянул на дисплей смартфона — пропущенных нет. Удивился ещё больше, переложил бутылки в карманы куртки и настроился ждать пять минут. Всякое могло случиться. Может, Швецу сейчас говорить неудобно, или следит за кем. А Маша... помогает, наверное.

Чтобы не доставать без конца звонилку и не всматриваться в медленно сменяющиеся цифры часов, отвлекаясь от наблюдения за двором, он выставил таймер на запланированное время и торопливо пошёл к оговоренной точке наблюдения, мерно грюкая на каждом шагу стеклом, постукивающим о ключи и прочую житейскую мелочь.

Звонок от напарника пришёл почти у скамейки.

— Алло.

— Синий Форд видишь? — без прелюдий спросил Антон.

Иванов осмотрелся. Действительно, на углу одного из зданий просматривался упомянутый автомобиль.

— Да.

— Иди к нему, обойдёшь, и сворачивай за угол. Мы ждём.

Оставив вопросы на потом, Иванов поспешил по указанному маршруту. Обогнул машину, свернул, прошёл вдоль стены, опять свернул и уткнулся на напарника с кицунэ, напряжённо разглядывающих незнакомого мужика с лёгкой, рассеянной аурой призрака.

Интернет не врал. Перед Сергеем стоял мужчина лет тридцати пяти, одетый лишь в памперс для взрослых. Голый дядя — иначе и не скажешь.

Худой, со впалыми щеками, сутулится. Голова острижена коротко, ровным ёжиком, щёки и подбородок покрывала лёгкая щетина двух-трёхдневной небритости. На плече правой руки — сморщившаяся татуировка. Похоже, раньше у носителя бицепс был ого-го, но усох по неким причинам до полудистрофического состояния. Кожа желтоватая, в хирургических шрамах.

Близкая к нулю температура, по всему, раздетого призрака нисколько не беспокоила. Незнакомец не дрожал, не переживал по поводу внешнего вида, не удивлялся тому, что его видят. Напротив, растянув рот до ушей в доброй, почти счастливой улыбке, он смотрел на Иванова как на волшебника.

Всю прелесть встречи разрушил Антон.

— Наш клиент. Послушай, что он несёт.

А кицунэ насупилась, утирая рукавом глаза.

Голый человек, лучась счастьем и оттого делаясь страшно похожим на представителя компании по продаже канадских пылесосов, нашедшего своего лучшего клиента, почти пропел:

— Меня Стас зовут. И я вас знаю. Вы — Сергей Иванов. Охотник за нечистью. Добейте меня, пожалуйста.

Глава 7 Голый дядя. Часть вторая

Оказаться узнанным незнакомым призраком — популярность крайне сомнительная и настораживающая. Сергей никогда особо не скрывал свой род занятий среди нечисти, да и сложно сохранять инкогнито, размахивая Печатью направо и налево, но круг осведомлённых лиц широтой не блистал.

Естественно, часто случается, что имя и фамилия в разы популярнее их владельца, и инспектор вполне допускал, что представившийся Стасом мог про него слышать от кого-нибудь, однако сходу узнать — вопрос...

— Ты послушай, что наш голый дядя рассказывает. Презабавнейшие вещи... — закуривая, предложил Швец. — Только давайте в более людное место отойдём. Мы, если кто не понял, за домом стоим. Под балконами. Или бычок за шиворот добрые люди кинут, или на темечко плюнут.

— Меня дети могут увидеть, — попробовал возразить мужчина в подгузнике. — Редко, но бывает. Пугаются до судорог, или наоборот — следом бегают. Так вы мне поможете? Надоело бестелесным шляться. Определённости хочется.

Повертев головой по сторонам и углядев остановку общественного транспорта метрах в трёхстах от дома, Иванов, как ему показалось, нашёл удобное место для беседы. Народ там особо не задерживается — автобусы ходят часто, посидеть, опять же, можно.

— Пошли туда, — объявил парень, коротким взмахом руки обозначив направление.

Машка двинула первой, Швец следом, а Стас остался на месте, смущённо посматривая вниз. Сергей тоже не тронулся с места, резонно опасаясь оставлять нового знакомого за спиной.

— Что не так? — обернулся Антон, не услышав шаги друга.

Иванов лишь развёл руки в стороны, недоумевая:

— Не идёт.

— Не могу, — уточнил Стас. — Я в этом доме умер, привязан к месту. Шагов тридцать ещё способен сделать, а дальше будто держит что-то, как собачку на поводке. И рад бы прогуляться...

Заявление мужчины вызвало у Швеца скептическую, кривую усмешку. Зажав недокуренную сигарету в зубах, он указательным пальцем поправил очки на переносице, подошёл к голому и внезапно, без объяснений, приложил служебную метку к коротко остриженной голове. Полыхнуло.

И ничего не произошло. Стас продолжал стоять на месте, ничего не понимающий и несколько перепуганный, а Антон, выпустив через нос две струйки дыма, удовлетворённо объявил:

— Серый! Я так и думал! Он не умер. Врёт.

Вернувшаяся следом за ним кицунэ осторожно дотронулась раскрытой пятернёй до обнажённой мужской ноги.

— Ничего не чувствую.

— И не почувствуешь. Перед нами редкий индивид. Похоже, коматозник или при смерти. Ни живой, ни мёртвый, одной ногой стоящий в могиле. Я попробовал ему материальность дать. Как видите, не сработало. Нечему материализовываться. Бренное тело не даёт, не отпускает душу. Подгузник тому косвенное подтверждение — в них не хоронят.

Почти отучившийся удивляться за время работы в Департаменте Сергей Иванов с неподдельным любопытством принялся рассматривать Стаса, выискивая в его внешнем виде некие приметы, способные отнести нематериального мужчину к миру живых.

Не нашёл. Кроме непривычной раздетости — обычный застрявший на Земле типчик, каких полно.

Видя, что после эксперимента с Печатью ничего плохого не произошло, относительно успокоившийся Стас стоял, робко переминаясь с ноги на ногу, будто маменькин сынок на медкомиссии в военкомате.

— Рассказывай! — потребовал Антон.

— Ну... — голый мялся, не зная, с чего начать. — Не умер я. Это правда. Или умер... как посмотреть...

— Без философствований!

Хлёсткое требование подстегнуло мужчину. Он постарался расправить плечи и предать лицу уверенный вид.

— Номинально я живой. Если можно назвать жизнью положение овоща. Шестой год к постели прикован. На квадроцикле перевернулся, с горы съехать хотел. Съехать не съехал, но до подножия докатился, а квадроцикл подгонял, кувыркаясь... Ног, рук не чувствую. Говорю через пень-колоду. Инсульт пережил, желудок задолбал... Ссусь и срусь под себя, жру только через бутылочку или с ложечки. Наполовину оглох, наполовину ослеп. Последняя радость — могу возле дома походить, пока сплю. Да и то не всегда. Потому и прошу вас добить. Надоело.

Сердобольная Машка всхлипнула, однако быстро взяла себя в руки и постаралась скопировать у Иванова манеру держаться — безэмоциально, будто каждый день похожие просьбы слышит.

— О нас откуда узнал? — Швец и не подумал сочувствовать мужчине.

— Фотографии ваши видел. Я же говорил...

— Он не слышал, — кивнул призрак в сторону напарника, и Сергей сообразил, что повтор чужого монолога запланирован для него. Вспомнил и про купленное пиво.

Извлёк из кармана бутылку, протянул другу.

— Держи.

— Ух ты! Это мне? Спасибище! — радостно возопил тот, отработанным движением сбил пробку с горлышка о выступающий кирпич и одним махом ополовинил содержимое. — Вах... хорошо...

Стас провожал каждый инспекторский глоток с завистью, нервно дёргая кадыком в такт бульканью.

— Давайте хотя бы к углу отойдём, — посматривая вверх, попросила домовая. — Вон, люди на нас пялятся. Скандала только не хватало... Примут за воров или бандитов.

Действительно, с одного из верхних этажей вниз пристально посматривала женщина.

До угла голый мужчина дошёл без проблем, следом переместились и инспекторы с кицунэ. И тут, почти на то самое место, где они совсем недавно стояли, шлёпнулось что-то вязкое, брызнув во все стороны.

— Из восемьдесят восьмой квартиры, — не поворачиваясь, пояснил Стас. — Детишки развлекаются. В отцовский презерватив наливают воду, немного зелёнки, и пуляют сверху. Меткость у них неплохая. Считай, по дуге бросали. Они-то в соседнем подъезде живут. Часто не балуются, но... бывает.

Разозлившейся домовой тут же захотелось прогуляться в эту восемьдесят восьмую квартиру и как следует надрать уши её обитателям. Зелёнка же не отстирывается!

— Раньше сказать не мог?!

— Забыл, — беспечно признал мужчина и, дабы загладить некомфортную ситуацию, перешёл к вопросу Антона. — У нас в доме однушка есть. Посуточно сдаётся. Я иногда захожу туда, посмотреть на любовников... Сам не могу, но...

— Нормально, — избавил Стаса от необходимости давать пояснения Сергей. — Валяй дальше.

— Да нечего особо рассказывать. Около года назад там мужик жил несколько дней, так у него и имелись ваши фотографии. Ваша, — он указал на Иванова, — хорошая, с пяти шагов сделанная на улице. А ваша, Антон — плохая. Издалека. Еле вас узнал, когда увидел в реале.

По спине Сергея пробежал холодок. Это кто же такой им интересовался, да ещё год назад? Постарался припомнить те далёкие деньки — они как раз Тоуча ловили, сбежавшего из Ада ублюдка, заставлявшего помогавших ему девушек сводить счёты с жизнью и убившего молодого оборотня.

— Точную дату помнишь?

— Нет. Погода такая же была, — мужчина в подгузнике потёр щёку, провёл рукой по голове. — Да. Именно такая.

Инспекторы переглянулись, осознавая, что им есть о чём поговорить без свидетелей.

— Дальше рассказывай, — потребовал Швец, допивая пиво и забрасывая в бутылку окурок. — Приметы, описание, привычки.

Напористость инспектора Стасу не понравилась, он даже сделал шаг назад. Сжал губы, нахмурился.

— А дальше будет лишь после того, как вы пообещаете меня добить!

Брови Иванова удивлённо взмыли вверх. Непрост голый дядя. Торговаться пытается, договоры заключать. Тут он неожиданно почувствовал, что карман его куртки оттянулся и, на мгновение отвлекшись от опрашиваемого, увидел, как напарник без спроса вытаскивает оттуда вторую бутылку.

Заметив недоумевающий взгляд друга, призрак, явно повеселев от первой пивной дозы, пояснил:

— Тебе нельзя. Тебе до туалета далеко бежать придётся.

— Хам ты, — с чувством парировал Сергей. — Я и так её для тебя купил, а ты по мелочи тыришь...

— Не тырю, а стесняюсь напоминать, что у меня пиво закончилось, — избавляясь от пробки, наставительно ответил Швец и без всякого перехода, посчитав обстановку разряженной, повернулся к прислушивающемуся к дружеской перепалке Стасу. — Не боишься, что кинем?

Мужчина зааплодировал:

— Великолепно! Умеете вы с людьми разговаривать. Конфликтную ситуацию переводите в болтовню ни о чём, но с элементами юмора, потом, посчитав отвлечённую паузу законченной, возвращаетесь к главной теме и сразу к одному из основных вопросов, стремясь посмотреть на реакцию застигнутого врасплох собеседника. Ответ вам малоинтересен, вы стремитесь интуитивно, по мимической реакции, понять, насколько можно прогнуть оппонента и чего он боится на самом деле. Не получится с первого раза — зайдёте со второго, смоделировав новый забавный казус. Пять с плюсом!

Холодные зрачки Антона сверлили догадливого немёртвого похлеще буровой машины:

— В кого же ты умный такой?..

— В себя. Я до всего этого коммерческим директором на заводе работал. Переговоры — моя стихия...

Точку в отвлечённом перебрасывании словами не по теме поставила кицунэ, которой начала надоедать беспредметная болтовня и осенняя сырость.

— Зря ты так! — простодушно сказала она Стасу. — Я — домовая. Хочешь, найду, где твоё тело валяется и кучу на голове сделаю? Мне ключи не нужны и замки не помеха… Сам ведь нас позвал, едва мы к скамейке подошли. Сам начал рассказывать. А теперь торгуешься? На что хочешь поспорим, что у тебя и предложить особо нечего? И ты это знаешь. Квартиру посуточную найти — как два пальца... Потом хозяев потрусить, анкетные данные постояльца выяснить или словесный портрет. Если через приложение сдавали — быстро разыщут.

Вписался и Сергей.

— Короче. Добивать мы тебя не будем. Убийство не по нашему профилю. Не обсуждается. Извини... Завязывай с торгами. Имеешь что сказать — говори. Нет — разбегаемся.

Напарник в знак солидарности хлопнул его по плечу и сделал глоток из бутылки.

Анализировал мужчина в подгузнике быстро, Швец и пиво проглотить не успел.

— Чем вы можете мне помочь?

— Понятия не имею, — перехватил инициативу в беседе инспектор. — Из реального — можем передать сообщение кому захочешь, можем анекдот рассказать.

— А коньячком побаловать можете?

Необычная просьба вызвала у работников Департамента некоторое замешательство.

— Как?

— Ко мне домой подымитесь, к губам горлышко приложите. Много не выпью. Надо же мне хоть что-то с вас содрать.

— Нет, — отрезал Иванов. — Мало ли, на каких ты медикаментах сидишь. Коньки ещё отбросишь...

— Ну пивом угостите? — непроизвольно облизнувшись, не сдавался Стас. — Очень хочется. Уже и забыл, какое оно на вкус. А ведь на Октоберферст каждый год мотался в Германию...

Получив немое одобрение от коллеги, Швец согласился, пряча недопитую бутылку во внутренний карман пиджака:

— Показывай дорогу. И что твоей жене рассказывать? Кто мы?

Приободрившийся Стас бодро зашагал в сторону подъездов.

— Маме. Жены нет, — по очертившимся складкам у рта мужчины друзья догадались — на подробностях не стоит настаивать. — Представьтесь сотрудниками волонтёрского фонда, название сами придумайте. Она везде и всем писала, так что не вспомнит... Материальное положение у нас, — немёртвый издал чпокающий звук, символизирующий финансовую пустоту, — аховое. У меня пенсия по инвалидности — минималка, у мамы тоже. Одна квартира и осталась от былой роскоши. Пролечили всё. Прожили, — он сменил тему, поднимаясь к лифту по короткой лестнице. — Про мужика запоминайте, авансом поделюсь: обычный, русый, стрижка короткая. Признаться, не запомнил я его личность подробнее. Одни фото. Он их тогда перед собой поставил, сам напротив сел и пальцем водил, будто маятником. Повторял: Сергей Иванов — Антон Швец, Антон Швец — Сергей Иванов. Оно и отложилось наподобие считалочки... Я тогда зашёл от нечего делать в сто девятую и заинтересовался столь необычным постояльцем. Обычно там или спят, или бухают в одно рыло, или в постели кувыркаются на пару и группой. А этот сидел и повторял одно и то же...

... Иванов нажал кнопку вызова лифта, внимательно слушая Стаса и пытаясь всесторонне анализировать его болтовню...

— Седьмой этаж, — подсказал «голый дядя», входя в кабину. — Потом ему позвонил кто-то. В подробностях повторить не возьмусь, но общий смысл такой: постоялец вас боялся, предлагал с вами... тут я не понял. То ли разобраться, то ли познакомиться и использовать для охоты на нечисть — мутно так говорил, ни за то, ни за другое не поручусь... а некто его утешал и рекомендовал не связываться вообще. Я смеялся очень, до колик, — братья Винчестеры в наших широтах. Вы мне представлялись на старых Жигулях, в кожаных куртках и с обрезами... В угоду русским типажам героев боевиков... — говоривший передёрнул плечами. — Оказалось — правда. Понял, когда после первого моего окрика Антон повернулся и навстречу пошёл. Знали бы вы, как я обрадовался... Ну да ладно, это к делу уже не относится. Про мужика больше ничего не знаю. Просчитала меня девушка... А она правда домовая?

— Да.

— Миленькая такая. Ни за что бы не догадался...

... Двери лифта распахнулись, и инспекторы вышли на нужном этаже с неприятным послевкусием. Некто неведомый их боялся, имел фотографии, рассуждал, что с ними делать... И это год назад! Поменяться ведь могло многое. Тогда боялся, сейчас — осмелел...

***

Смешной со спины, похожий в подгузнике на малыша-переростка Стас исчез в одной из дверей на площадке. Швец направился следом, остановив друга вполне логичным замечанием:

— Сначала я пойду. Осмотрюсь.

Признавая право напарника на разведку, Иванов приготовился ждать. Обернулся к Маше, тихо следовавшей за ним по пятам.

— Твоё мнение?

— Боюсь я, — с некоторой долей растерянности ответила кицунэ. — Не люблю таких сюрпризов. Вроде бы и не случилось ничего, но переживательно мне. Неуютно. Шли за одним, а напоролись на другое.

— И что с этим всем делать — не имеется ни малейшего представления. Год — не шутка. — Сергей понял, о ком говорит кицунэ. О неизвестном гражданине, интересовавшимся его с Антоном персонами.

Съёмная квартира напрягала особенно. Или приезжий в ней гостил, или местный специально снимал для пока неведомых целей. В любом случае, радиус поисков по установлению чрезмерно любопытного любителя чужих фотографий расширялся в разы.

На всевозможные сервисы по брони жилья надежды почти не было. Более половины городской недвижимости сдаётся в чёрную, по объявлениям в интернете. Паспортные же данные хозяева таких вот ночлежек хранят недолго. Выбрасывают за ненадобностью. К тому же, никто ведь не сказал, что при договоре документы использовались настоящие?

Рядом с Сергеем материализовался Швец. Грустный и возбуждённый одновременно:

— Пошли в гости. Ты должен на это посмотреть.

***

Дверь открыла полноватая женщина предпенсионного возраста с усталым, измождённым лицом. Под её глазами прочно поселились тёмные мешки от недосыпа и безысходности, седые волосы давно не видели косметической краски, тёплый халат выцвел и пообтрепался.

— Вам кого? — тембр голоса был под стать лицу — измотанный, равнодушный.

— Здравствуйте, — привычно начал рассказывать дежурную небылицу Иванов. — Мы из некоммерческого фонда помощи инвалидам. Вы нам писали по поводу сына. Пришли убедиться в том, что вам действительно требуется поддержка... — обитательница квартиры слегка оживилась. — Поймите нас правильно — мошенников вокруг полно. Пишут и пишут, а приходим — или алкаши, или тунеядцы, мечтающие денег поиметь не работая. Как к вам обращаться?

— Елизавета Владимировна, — изумлённо рассматривая гостей, представилась женщина. — Проходите... Конечно, проходите.

Она посторонилась, неловко стукнувшись боком о стену, и от этого Иванову стало жуть как неловко. Обманывает мать, ждущую помощи. Пользуется доверчивостью... а она, бедная, ему верит, ударилась даже, стараясь казаться как можно любезнее и не держать на пороге гостей.

— Документы наши показать? — отбрасывая самокопание, поинтересовался инспектор.

— Ой, — всплеснула руками Елизавета Владимировна, — да на кой они мне? Вздумай вы грабить — у нас и брать-то нечего.

Покончив с ритуалом первого знакомства, инспекторы и кицунэ прошли в большую, светлую прихожую. Мама Стаса, закрыв за «представителями фонда» дверь, принялась суетиться, от волнения теребя поясок халата.

— У нас не жарко. Отопление хоть и своё, котёл газовый, а только экономить приходится... Не нужно разуваться, проходите, проходите…

Слушая хозяйку, Иванов позволил себе осмотреться. Старенький ремонт, повсюду следы былой роскоши. В глаза бросилось прямоугольное пятно на стене, более светлое, чем остальная рельефная штукатурка, декорирующая помещение и рыжеватая шляпка гвоздя в верхней его части. Картина, значит, висела... Наверняка продали от безденежья. Проверяя догадки — осмотрел хозяйскую обувь на полочке под вешалкой. Старенькая, стоптанная, мужской нет. Пальто на крючке тоже новизной не баловало.

— Проходите в гостиную, — позвала женщина, направляясь прямо, в открытый арочный проход. — Я вам все бумаги покажу. Выписки из больницы, историю болезни...

— Спасибо, не нужно, — Антону не хотелось затягивать общение. — К вашему сыну проводите.

А Елизавета Владимировна уже держала в руках пухлую папку для бумаг с истрёпанными от частого использования завязками и неуверенно протягивала её перед собой, пытаясь понять, кто из троицы главный и с кем ей договариваться.

Документы взяла Маша.

— Давайте мы с вами пообщаемся, а наши сотрудники осмотрят жилищные условия, — ласково, так, как умеют только умудрённые опытом дамы в возрасте, повела она нервничающую от необычных гостей мать в комнату, давая парням заняться делом.

— Стасик там, первая дверь справа. Прошу вас, не будите его, если спит. Пусть отдохнёт, — по щекам обитательницы квартиры покатились слёзы, тщательно утираемые рукавом халата. Натуральные, не на показ.

Успевший изучить планировку Швец потянул Сергея за куртку в нужную сторону.

Прошли короткий коридорчик с затёртой ковровой дорожкой и прислонённой к стене собранной инвалидной коляской, к закрытой, модной в прошлом десятилетии деревянной двери с местами отставшими чешуйками лака.

Из-за неё пахло ладаном.

— Пивком я нашего нового подопечного угостил, — прошептал призрак, входя в полутёмное помещение, пропахшее горем и тяжёлым, сладковатым церковным запахом.

Шторы задёрнуты, в углу — иконы. Много. И лампадка теплится. По диагонали от окна — медицинская койка с приподнятой спинкой. На койке — человек. Слабая копия Стаса. Более худая, болезненная, слюнявая, седая. Укрыта одеялом, не шевелится. Левое веко полуприкрыло глаз, изображая подмигивание, левый уголок рта с трудом изогнулся. Тело с натугой прохрипело:

— Прив...

... Запах дурманил, вызывая дикое желание убежать на улицу или хотя бы на балкон...

Не выдержав усмешки Стаса, более подходящей мертвецу из зомби-хоррора, инспектор, привыкая, вновь отвлёкся на ознакомление с окружающей обстановкой.

... Рядом с койкой темнел журнальный столик, на котором в известном лишь матери порядке расположились блистеры с таблетками, рулон одноразовых шприцев, какие-то ампулы. Перед ним, напротив изголовья — расположился стул, на котором покоилась книга с закладкой из конфетной обёртки. Сергей всмотрелся в название: «Ф.М. Достоевский * Бедные люди * Белые ночи * Неточка Незванова».

— Оптимистичное чтиво, — пробормотал инспектор. — Парализованному самое то перед сном послушать...

— Ты в угол посмотри, — посоветовал Антон. — На иконостас.

Иванов послушно принялся разглядывать лики святых, угрюмо взиравшие на больного и пришедших его спаивать гостей. Раз мазнул взглядом по каноническим образам, другой, а на третьем задержался. Что-то в углу влекло, тянуло к себе, необъяснимо заставляя замирать сердце и, одновременно, успокаивая.

Догадавшись, на что намекал Швец, он сконцентрировался, приготовился увидеть знакомую по служебному кресту ауру, и едва не ослеп. В полутёмном помещении засветило солнышко.

— Едрить...

— Да не то слово, — вторил напарник, довольный произведенным на Сергея эффектом. — Реликвия, посильнее твоей. Вон та, где Николай Угодник выписан.

Осторожно, точно по минному полю, Иванов подошёл к маленькой, тусклой иконе без оклада с изображённым на ней бородатым, высоколобым мужчиной с залысинами и неподкупным взором. Провёл ладонью вдоль лика, не решаясь притронуться.

—Силищи в ней, аж страшно... Впервые такое вижу.

За спиной завозился Швец.

— Держи... И не жадничай, по глоточку...

Обернувшись, инспектор увидел, как друг, по-свойски приподняв голову Стаса, поит того пивом из бутылки, а парализованный при этом блаженно щурит относительно действующий глаз, полностью закрыв второй.

От обездвиженного тела повеяло наслаждением...

Заметив, что по щеке пьющего тягуче покатились на подушку коричневые, густые капли, Иванову пришлось оставить икону в покое и прийти на помощь призраку, промакивая спешащее на наволочку пиво поспешно извлечённым платком.

— Хватит, — Антон оторвал горлышко от чужих губ. — Мне не жалко, но ты уже захлёбываешься.

— У-у, — согласно промычал Стас, отваливаясь от бутылки. — Жди...

Посудина с незакрытым горлышком отправилась обратно, под пиджак.

— Валим.

... Машку пришлось обождать. Девушка внимательно, взяв ладонь Елизаветы Владимировны в свою маленькую ладошку, слушала трогательную в своей сумбурности исповедь женщины, посвятившей себя целиком и полностью сыну.

— Он придушить просил... Подушкой... Не может больше... А я к священнику ходила, Богу молилась... Не об исцелении, в Стасике живой косточки нет, нечему там исцеляться. Врачи вообще не понимают, как мы инсульт пережили... Иконы собрала, от бабки оставшиеся и по родне... Воду свячёную каждую неделю приношу, окропляю... И живой он! Живой! — последнее она почти выкрикнула, будто привела наиболее убойный аргумент в некоем важном для неё споре.

— Я вам верю, — успокаивающе поглаживая материнское предплечье, увещевала домовая. — Верю. Давайте номер вашей карточки. У нас без бюрократии, поможем, чем сможем...

... Из квартиры вырывались почти с боем. Кицунэ, из личных средств пожертвовав Елизавете Владимировне скромную сумму с четырьмя нулями, мгновенно сделалась объектом обожания и благодарности. Мать парализованного мужчины опять расплакалась, норовила встать перед Машей на колени, беспрестанно вознося хвалу небесам, несуществующему фонду помощи инвалидам и отдельно домовой. Через раз негативно упоминала о бывшей снохе, бросившей мужа после аварии и присвоившей все семейные сбережения. Насколько это соответствовало истине — инспекторы вникать не стали, мечтая убраться поскорее. Даже если и чистая правда, а не накрученное и надуманное бессонными ночами — какой смысл бередить? Для чего?

Отказались и от чая...

На улице, вдоволь надышавшись ароматными городскими выхлопами, казавшимися нектаром после удушливой комнаты немёртвого, Иванов поделился соображениями по поводу увиденного в квартире:

— Наш новый знакомый до сих пор жив только из-за иконы. Я в чудотворных штуках, признаться, не силён, но тут и гадать нечего. Мощнейшая вещь. Старая, намоленная, наверняка с историей. Поддерживает она Стаса на этом свете. Думаю, и гуляет он в призрачном виде из-за неё... Надо шефу доложить о находке. Пусть на контроль возьмёт.

Точку зрения Сергея разделяла и домовая:

— Вполне может быть. Мне Елизавета Владимировна выписки показывала — там весь позвоночник переломан, часть органов на последнем издыхании работает, сердце еле бьётся. Права она — не жилец Стас. Чудо, что до сегодняшнего дня дотянул.

Антон же общими рассуждениями не заинтересовался. Без брезгливости допил пиво, бутылку отнёс в урну.

— Я в 109 квартиру. Посмотрю, может от нашего дяди с фотками след какой остался... А вы тут стойте! Стаса ждите! Как заснёт в койке — обещал подойти, рассказать ещё что-то.

— И я прогуляюсь, — воспротивилась кицунэ. Четыре глаза лучше двух, быстрее управимся.

— Ну а я к скамейке пойду, — определился с ближайшими планами Иванов. — Нечего под подъездом торчать...

***

Вернулись призрак с кицунэ лишь через полчаса.

— Как успехи? — Сергею порядком наскучило ждать, и он пребывал в раздражении.

— Сложно сказать, — Швец выглядел озабоченным. — Нашли вот это, — из кармана появился обычный прозрачный пакет-маечка, в котором проглядывались засохших, тонких листиков. — Над дверью, за накладками на лутке лежали.

Иванов внимательно рассмотрел находку, а один из листиков даже понюхал, раскрошив половину в пальцах.

— Чертополох, — уточнила название Маша. — Считается оберегом от колдовства. Я нашла, — поделилась она подробностью, вздёрнув от гордости носик.

— Ты, ты... — не стал спорить Антон. — Почти сразу.

— Подробнее, — попросил Иванов. — Стас пока не объявлялся.

— Особо докладывать нечего. Типичная хата под скромные запросы. Диван, кровать, стол, стул, телек с холодильником. Там сейчас какой-то мужик дрыхнет. Пьянючий — аж завидно. Приезжий, я документы посмотрел. Над дверью — листики. Всё.

Новостей действительно оказалось не так чтобы очень много, потому прозвучал следующий, вполне логичный вопрос. К кицунэ:

— Маш, про чертополох расскажи.

— Обычная травка. Раньше верили в её колдовские свойства по отпугиванию нечисти, нежити и ведьм. Веточку над входом в жильё подвешивали, — девушка уселась на скамейку, предварительно протерев доски сиденья одноразовой салфеткой, добытой из сумочки. — Суеверия. У ведьм — да, используется во многих отварах, немного в ворожбе, но сама по себе — пустяк. Никого не остановит. Хотя одно свойство у неё есть... Особенное. Чертополохом ведь не зря обычный сорняк назвали. Корни у этого слова древние, означают «переполошить чёрта», или напугать. Пошло от поверья, что надо его высаживать на могилах злых колдунов и прочих докучливых личностей, водящих дружбу с нечистой силой. Про то все домовые знают... А теперь сами посудите — травка выросла на кладбище, напиталась всякой дрянью, ветер семена разнёс... В общем, если на неё наговор правильный сделать — можно чужую волшбу учуять. Сглаз там, или проклятие... Ветки чертополоха обычно не просто пристраивали в доме — спервоначалу, кто поумнее, к знахарке носили или шептунье, чтобы нужные речи над ними прозвучали. Коль надумает кто порчу наслать — листики враз осыпались. Тогда не сомневайся — к батюшке беги или иному ведающему человеку... Более детально у ведьм спросите. Я так, по верхам прошлась.

Швец, дождавшись окончания монолога кицунэ, дополнил, ёмко и по сути:

— Не фонит. Если и колдовали над листиками, то давно.

Достал сигареты, чрезвычайно ловко погонял пачку между пальцами, щегольски выщелкнул никотиновую палочку, предложил другу. Тот отказался. Накурился, пока ждал.

— Подвожу итоги. Хрен его знает, кто и с какой целью туда чертополох зафитилил. Побывало в той квартире народу — море, и каждый со своей, персональной придурью. Потому я бы на неизвестного мужика с нашими фотками всех собак не вешал... О! Стас нам машет! — закуривая, помахал он немёртвому в ответ.

Не сговариваясь, инспекторы и поспевающая за ними домовая вернулись к углу дома, где всё и началось. Мужчина в подгузнике ждал их с нетерпением, улыбаясь и поводя плечами, будто в танце.

— Спасибо! — его радости не было предела. — И за пиво, и за помощь... Должен я вам. Раньше, извините, выйти не мог. Слушал про то, какие вы хорошие... Мама мне рассказывала.

— Да ладно, — смутилась Маша. — Мы ж от чистого сердца...

— И я от него же, — Стас присел на корточки, оказавшись на одном уровне с девушкой. — Не ожидал...

Не придумав ничего лучше, новоявленная благотворительница спряталась за Ивановым и принялась стремительно краснеть от осознания того, что доброе дело не осталось незамеченным.

— Я, собственно, почему подождать попросил, — мужчина поднялся и посерьёзнел. — Наврал я вам. Не было никакого дядьки на съёмной квартире... Заинтересовать вас хотел и на ходу историю позанимательнее придумал, чтобы вы сразу не ушли... Тётка то была. Мама, помимо церкви, к знахаркам обратилась. Одна помогла, раза четыре приходила. Травы дала, меня поить, и ваши фото с телефона показала, улучив момент, когда мама в кухню вышла. Велела остерегаться. Сказала, что вы призрака убить можете. Она, похоже, видела меня на прогулке... но ничего никому не сказала. Как — не спрашивайте. Сам не знаю. При последней встрече в ухо нашептала и больше не приходила. Её телефон у мамы есть, если вам нужно... Так что у меня действительно нет никакого секрета.

Поворот в истории Стаса оказался неприятен, а его последующее раскаяние и вовсе осталось непонятным. Сначала наврал, после признался... Зачем? Для чего? В заинтересованность верилось крайне слабо, да и в чём заинтересованность? В нескольких глотках пива? В безвозмездном Машкином пожертвовании? В чём?..

Мутный тип с открытой, без намёка на лицедейство, улыбкой. Зубы ему выбить хочется...

Сергей, сунув руки в карманы куртки и, хулиганисто наклонив голову лбом вперёд, спросил у немёртвого напрямую:

— Ты зачем весь этот цирк устроил? Ради денег? Забирать обратно мы, конечно, не станем, но...

Наверное, инспектор выглядел слишком угрожающе, потому что мужчина отпрянул от него, набычился в ответ.

— Поговорить я хотел. Подольше. Поболтать. Крыша едет от отсутствия общения... В сознании только блеять и могу, а в этом виде — не с кем. Брожу тут, вдоль дома, все трещинки изучил, все соседские секреты… А потрепаться и не с кем. Тяжело.

У Иванова на языке вертелось много неприятных для Стаса слов, однако он сдержался. О чём спорить? Что доказывать? Правота ни им, ни ему не нужна. Поиграв желваками, парень обречённо махнул на немёртвого рукой.

— Да пошёл ты!

— Я не думал, что так получится... — опустив глаза к земле, тихо произнёс голый. — Клянусь...

— Бывает, — разворачиваясь в сторону дороги, бросил Швец и было решительно непонятно — зол он на Стаса или ему просто надоело торчать под чужими окнами.

Зашелестел пакет, по пожухлому газону полетели подхваченные осенним ветерком листики чертополоха...

Доставая сигареты, Сергей поспешил за напарником.

На углу дома осталась лишь Маша с немёртвым. Девушка повела себя приличнее — скомкано, без энтузиазма произнесла дежурные пожелания здоровья, обыкновенно предшествующие прощанию у приличных людей, напоследок укорив:

— Мама ради тебя в лепёшку разбиться готова, а ты её просишь сыночка подушкой удавить... Фашист совсем?! Над матерью так издеваться? Живи, сволочь! Ради неё живи, сколько отпущено. Не принесёт ей облегчения твоя смерть! Одно горе и страдания! Ты сгинешь — она себя похоронит. Ведь каждая вещь, каждая соринка будет ей напоминать о тебе, сердце рвать... Не будь трусом! Живи!

Мужчина молчал, чем только распалял эмоциональную кицунэ.

— Пообещай, что выбросишь дурь из головы! Дай слово! — выкрикнула она в худое лицо парализованного и повторила тихо, на грани слышимости, с надрывом. — Дай. Слово. Пожалуйста.

— Ладно, — так же, почти беззвучно, выдохнул Стас. — Договорились. Самоубийство из планов вычёркиваю.

Повеселев, домохранительца улыбнулась, игриво подмигнула, с удовольствием прокомментировав полученное обещание:

— Никогда не сдавайся. И я ещё зайду. Что принести?

— Ничего. Просто заходи, поболтаем, — вернул улыбку немёртвый. — Только заранее предупреди. Я попрошу меня в порядок привести. Неудобно, понимаешь, небритым девушку встречать...

***

Догнав инспекторов у самой остановки, Маша коршуном набросилась на них. Клеймила позором, обвиняла в бесчувствии, заскорузлости, чёрствости, топала ножкой.

— И не стыдно вам! — не обращая внимания на прохожих, костерила она огромных, по сравнению с ней, Сергея с Антоном. — Ему и так плохо, так ещё и вы морды воротите. Ну соврал, чтобы с нами подольше побыть, ну и что? Начнёте рассказывать, что врать не хорошо?! А кто фонд несуществующий выдумал?

— Э-э-э, — опешив, попытался защититься Швец, напоминая, что к задумке с фондом они имеют довольно посредственное отношение. — Придумал, вообще то, Стас, а мы лишь реализовали чужую идею.

— Это не отговорки! — отмахнулась девушка от Антоновых оправданий. — Могли бы и промолчать, а не выкобениваться! Даже с призраками нужно по-хорошему! По-человечески, без казёнщины!.. — грудь кицунэ высоко вздымалась от возбуждения и веры в собственную правоту. — Мне, между прочим, он пообещал к следующей нашей встрече встретить меня при параде! Понимаете, что это значит? — парни переглянулись, но ответить никто не решился. Оба неоднократно имели счастье убедиться — домовая в гневе страшна и непредсказуема. — Не понимаете, толстокожие вы мои... — ошибочно путая разумную тишину со смирением, смягчилась та. — Стас доживёт и ничего с собой не сделает!

Последние слова Маша прокричала, уже стоя на ступеньках маршрутного автобуса, на счастье инспекторов удачно подошедшего к остановке. И уехала по своим делам, грозно поглядывая сквозь грязноватые стёкла.

— Блажен, кто верует, — протянул ей в след Антон, поворачиваясь к другу. — Надо будет имя той сердобольной ведьмы узнать, которая нами немёртвых пугает. Профилактическую беседу провести... Сдаётся мне, обычной ведьмой окажется.

— Да пофиг, если честно... — с большой задержкой ответил Иванов. — Наши фотки у всей нечисти имеются, более чем уверен. Популярные мы с тобой. Ну а тут тётка вреда не сделала. Лечила, совет дала относительно дельный... Пусть живёт. Отвяжись...

— Да? Ну и хрен с ней, — не стал спорить призрак. — Ну что, за работу? Плановые проверки старых кладбищ никто не отменял.

На этот раз Сергей ничего не ответил. Достал новую сигарету, закурил, привалившись к стойке остановочного навеса и о чём-то сосредоточенно размышляя. Швецу такое поведение друга не понравилось.

— Серый, ты чего? — принялся он тормошить напарника, посматривая на дорогу в ожидании нужного рейса. — Из-за Машки расстроился?

— Нет, — отмахнулся тот, глубоко затягиваясь. — О Ленке думаю. Об упырице. Надо её труд заканчивать. Точнее, продолжить.

Пришлось и Швецу лезть в карман за куревом. Разговор намечался серьёзный.

— Ты это к чему? Откуда у тебя вообще в башке подобные мысли?

Ответ давался инспектору нелегко.

— Сложно объяснить. На Машку посмотрел, на то, как она добра хочет малознакомому мужику... Честно хочет, без дураков. И словно пендель получил. Такой... наотмашь, направляющий в нужную сторону, — парень нервно сглотнул, закашлялся. Не столько от першения в горле, сколько выигрывая время, собирая волю в кулак. — Понимаешь, не могу я забыть ту детвору в деревне. Ленка им счастье несла, жизнь...

— И погибла, — жестоко напомнил Антон. — Уже обсуждали — мы ни при чём. Никто её перекидываться в упыриный вид не заставлял. Хватит казниться!

— Да я не о том, — Иванову в очередной раз за последние дни вспомнилась дорога, каршеринговый Ниссан, вооружённые мужчины и труп девушки с развороченной головой. — Я о деле. Мыслишка есть. Сырая, признаю, но... покоя не даёт. Вынашиваю, вынашиваю, а решиться только теперь смог. Боялся не справиться, облажаться... Спасибо кицунэ.

К остановке подъехал нужный друзьям автобус, однако ни Сергей, ни Антон его не заметили. Так и уехал, устало прошипев пневматикой отработавших впустую дверей.

— Делись. Не тяни кота за причинное место, — напряжение Иванова передалось и напарнику.

Вздох... новый вздох, порешительнее... часто вспыхивающий огонёк сигареты... взгляд, полный надежды на понимание...

— Тоха! Давай какого-нибудь вампира поймаем и припашем детвору спасать. Я не представляю, как это сделать, но ведь можно и разобраться? Может повезёт и найдём такого же сердобольного или который захочет сам, добровольно помогать людям. В крайнем случае авторитетом Департамента нагнём, компромат разыщем или денег заплатим... Мы же можем! Мы же со всей этой братией работаем! Вот если бы не могли, тогда да, тогда другое... — руки инспектора от волнения мелко тряслись. — Правильно так будет... Только шефу — ни гу-гу! Его и так слишком много в нашей жизни стало. Начнёт воспитывать: «Не в нашей власти, кому жить, а кому помирать», и прочую высокопарную белиберду нести. После доложим, по факту, если выгорит… У нас и подопытный имеется для обкатки лечения. Стасик. Помнишь, он сам говорил — поломанный весь... Более чем уверен — согласится. Пусть регенерирует под присмотром, вычухивается… Ленка умела, но у неё уже не спросишь, как правильно выхаживать… А вампиру я опасаюсь доверить сразу с детворы начинать, потренироваться ему надо будет, вникнуть в процесс. Методику, опять же, отработать, дозировки… или как там правильно называется… Вспомнил! Клинические исследования провести! Посмотреть, что да как... Я в тонкостях не силён, как работает вампирья слюна – смутно представляю.

Потрясённый Антон затушил едва раскуренную сигарету, встал перед другом, вытянув руки по швам и с уважением, напополам граничащим с восторгом, только и смог поражённо выдавить:

— Голова!.. Уважаю!.. Я в теме.

Глава 8 Безумный день с продолжением. Часть первая

Пожав друг другу руки в знак скрепления намерений, друзья договорились отложить обсуждение первоначальных планов по отлову упыря до вечера. Следовало правильно расставлять приоритеты, и рабочие задачи всё же имели наивысший.

К тому же, обоим требовалось время обдумать, обоим хотелось сжиться с мыслью о предстоящем злоупотреблении служебным положением, пусть и во благо; принять её со всеми плюсами и минусами, поймать верный настрой.

Никто из инспекторов не верил в добровольное согласие на помощь от пока неизвестного вампира. Зачем ему это? Древняя нечисть и без посторонних прекрасно смогла дожить до наших светлых дней, а тут — здрасьте, мы из Департамента. Вы нас не ждали, а мы припёрлись и желаем получить множество услуг...

Мозгам требовалась разрядка, телам — действие. Только так казалось возможным избавиться от закольцевавшихся на самоповтор рассуждений о проценте законности при реализации намерений, правильном и неправильном.

Старые, позабытые кладбища для этого вполне подходили.

Первое оказалось здоровенной автомобильной стоянкой, укатанной асфальтом, обнесённой проволочным заграждением и достойно охраняемой сторожем, зорко бдящим из будки-скворечника, возвышающейся на добрые три метра над территорией.

Близко подходить напарники не стали. Прошлись вдоль ограждения, внимательно вслушиваясь и всматриваясь. Пусто. Словно и не было здесь ничего. Если бы не полная уверенность Антона в том, что здесь раньше хоронили людей, можно было бы пройти мимо тысячу раз и ни за что не догадаться об этом.

— Не самый плохой вариант, — на обратном пути к общественному транспорту заключил Швец. — Всё лучше, чем стройка с экскаваторами. Лежат себе косточки спокойно в земле, никто их не копает, не теребит.

— Нам спокойнее, — поддержал его Иванов. — Тихое место. Поехали дальше. День к вечеру близится.

Со вторым кладбищем вышла знакомая всем любителям древностей накладка — его попросту не удалось найти.

Когда-то территория захоронений почти прилегала к небольшому селу, давным-давно поглощённому городом.

Волею судеб, границы мегаполиса и мелкой административной единицы совпали, обойдя могилы давно почивших людей стороной. А дальше по покосившимся крестам и надгробиям тракторами прошлась цивилизация, превратив их в сельхозугодия...

Миновав последние дома окраины, друзья вышли к ветреному, перепаханному на зиму полю и призадумались. Толковых координат с ориентирами у Швеца не имелось, за исключением вечного «где-то тут» а шлёпать по раскисшим, глубоким бороздам в поисках случайных костей или иных следов упокоения, удовольствие ниже среднего.

Пространство же перед инспекторами открывалось изрядное. Километра три в длину и не менее полутора в ширину. Дальний край кокетливо, чем-то напоминая коряво нарисованный пунктир, обрамляла жиденькая лесополоса, из-за расстояния казавшаяся не выше спичечного коробка.

— Масштабы... — вырвалось из Серёгиной груди.

Почти посредине поля, немного ближе к жилью, торчал невысокий, пологий холм, поросший по-осеннему жёлто-серой, высокой травой. Его трудолюбивые фермеры поленились разравнять бульдозерами для удобства вспашки и просто объезжали стороной при сельхозработах. А ещё он чем-то манил друзей.

Сколько они ни пытались рассматривать пашню, выискивая хоть какие-то намёки на старое кладбище — их внимание неизменно возвращалось к холму, и Иванов уже всерьёз подумывал прогуляться туда, игнорируя последствия в виде грязной обуви и брюк. Швецу тоже было неспокойно. Копошился в нём червячок чего-то опасливого при виде обыкновенного земляного пупка, чесалось под ложечкой.

— Пойду, — отбросив сомнения, провозгласил Антон. — Осмотрюсь. В случае чего — маякну.

— Валяй.

Больше ни о чём говорить не стали. Призрак, перекинувшись в нематериальную форму, уверенно зашагал по пахоте, заставляя друга скрипеть зубами от зависти к таким паранормальным возможностям.

У напарника вообще имелся обалденный талант. Где бы он ни ходил, в какую бы погоду ни передвигался по улицам — грязь к нему не липла. Лишь иногда на туфлях оставались капельки серой жижи. Одежда оставалась чистой, даже низ брюк максимум слегка намокал в особо сильный ливень. Материален Антон был или нет — без разницы.

Прирождённый чистюля.

Иванову в этом плане жилось гораздо сложнее. Где ни пройдёт — к обуви обязательно приставали всевозможные субстанции из числа трудно оттираемых и плохо отмываемых, штаны сзади уверенно покрывались влажными серыми лепёшками при малейшей непогоде, рукава куртки вечно собирали на себя побелку и пыль.

Назвать Сергея свинотой, при всей его склонности к пачканию, было бы верхом несправедливости — за собой инспектор следил постоянно и в уходе за вещами поблажек себе не давал. Постоянно таскал в карманах влажные салфетки, носовые платки размером с маленькое полотенце, и при любом удобном случае приводил внешний вид в порядок.

Но... при всём усердии выходило вот так. Объяснение данному феномену отсутствовало, что несказанно злило парня.

... Цели Антон достиг минут через десять. Остановился у подножия холма, наклонился, потрогал плотный дёрн. Потопал по нему ногой, будто проверяя на прочность. Набрал друга.

— Я тебе рассказывать буду, что вижу. Ощущения у меня... нехорошие.

— Принял.

Фигура в костюме и лёгкой курточке, оскальзываясь, поднялась по склону к вершине.

— Ого! Тут яма, — зазвучало в динамике. — Приличная... Метров пятнадцать в диаметре. Чашу напоминает. Глубина маленькая, нам по пояс... И воды в ней нет. Удивительно! Должна же тут лужа собраться, по всем законам физики должна. Последние дни дождливые стояли...

— Печать активируй, — посоветовал Иванов другу, на всякий случай наблюдая за окрестностями.

— Сам бы не догадался, — обиделся Швец. — Я спущусь, посмотрю. После отзвонюсь. Неудобно...

Новый звонок последовал почти сразу.

— Иди сюда.

— Не хочу, — признался Сергей, определившись с внутренними колебаниями по поводу прогулки. — Меня дома потом поедом сожрут за загаженное имущество.

— Иди, — настоял напарник. — Моих умений не хватает. Для понимания — плохое тут место. Шкурой чую, а понять, в чём прикол, не могу.

Ругнувшись сквозь зубы, инспектор закатал брюки до колен, с большим сомнением надеясь сохранить их в относительной чистоте, ощутил голой кожей ног октябрьскую прохладу, тоскливо обернулся к домам, точно ища в них поддержку и повод остаться здесь, на относительно чистой дороге.

Выглядывающие из-за заборов коробочки частного сектора не отозвались, равнодушно посматривая влажными стёклами окон на чудаковатого парня, вознамерившегося гулять по непригодным для этого просторам.

... Брёл Иванов долго, тщательно выбирая комья земли посуше и потвёрже, дабы не увязнуть в тянущихся поперёк шагу бороздах. Срабатывало слабо. Прочные на вид комки расползались через один, заставляя стопу по щиколотку съезжать во влажную, липкую почву.

Порядком перепачкавшись, вдоволь наматерившись, полепроходец наконец-то добрался до подножия.

— Вверх, — подсказал Антон, невидимый снизу.

Пришлось подниматься, благо, непаханый склон оказался гораздо удобнее для передвижения.

Вершина холма действительно представляла собой широченную неглубокую впадину в форме почти правильной окружности, в середине которой стоял Швец. Сердитый, поворачивающийся корпусом то вправо, то влево с выставленной вперёд правой рукой, сочащейся служебным светом департаментской метки.

— Помогай, — бросил призрак другу, не прекращая маятникообразных движений. — Будем искать.

— Подробнее.

— Шут его знает... Печать на что-то реагирует. Дёргает, будто нарыв.

Удивлённо присвистнув, Иванов спустился к другу. Осмотрелся.

Пожухлая трава, кое-где расползшиеся окурки, клочок тряпки, след от костра, ну и вечная деталь любого пустыря — пластиковая полторашка из-под пива. Этикетка хоть и стала почти однотонной, но название всё же читалось нормально. Бросивший пустую тару поддерживал местного производителя и уважал крепкие, дешёвые сорта из тех, от которых поутру черепушка напополам раскалывается.

Сконцентрировавшись, инспектор ощутил на языке привкус гнили, смешанный с тухлятиной — верный признак «плохого места». Присел, коснулся пальцами земли, попытался определить площадь испорченного скверной участка. Не смог. Похоже, весь холм эманациями пропах. Тут смешались и смерть, и ненависть и... Сергей затруднился ответить. Многое переплелось на этом ни к чему не пригодном пятачке, создавая заковыристую гамму тошнотворных чувств.

— Принесла же нас нелёгкая... — вздохнул начинающий колдун. — В ведьмин круг, что ли, угодили?

— Сомневаюсь, — призрак не отвлекался, продолжал сканировать приглянувшийся кусок котловины. — Ведьмины круги — это городские легенды, как и крысы размером с волкодава. Сюда топай. Попробуй Печатью...

Проделав предложенные Антоном манипуляции, Иванов убедился, что тот прав. В полуокружности радиусом около пары с хвостиком метров служебная метка отдавала в руку тонкими толчками и никак не могла определиться с точным направлением, дёргаясь, будто стрелка компаса вблизи магнита.

Пришлось снова садиться на корточки, класть ладони на прохладную почву, заранее морщась от накатываемых ощущений, предварительно предупредив коллегу:

— Тоха! Не мельтеши и Печать вырубай. Мешает...

... Земля отозвалась недовольным, скрытым от посторонних волнением. Прогудела в глубине, мелькнула чахлыми потоками жизни в уснувшей под поверхностью корневой системе, за которыми оказалась едкая чернота и мерзкая, зовущая к себе воронка, пребывающая в медленном, тягучем вращении.

— Чё за хрень...

Зажмурившись от избытка старательности, максимально обострив внутренне чутьё, Иванов принялся изучать находку. Ну да, так и есть! Под землёй находилось что-то неведомое, чавкающее, жадное, тянущееся к поверхности тонкими, слабенькими протуберанцами ненависти. Чернота работала как прикрытие, пряча основную погань от любопытных исследователей.

Ах, ты так?..

Из рук инспектора вглубь холма полилась Сила. Дозированно, равномерно, постепенно проникая всё ниже и ниже, сквозь плотный грунт. Вокруг Сергея зазеленела трава, успевшая урвать кусочек жизненной энергии и, вовсю пользующиеся нежданной удачей, распушили лепестки полевые цветы.

Чернота скукожилась, словно опытный боксёр, пережидающий мощную атаку противника, но отступать и не подумала. Воронка под ней превратилась во взведённую пружину.

Предплечья начало печь. Сила упёрлась в незримую чёрную преграду и теперь требовалось решать — наращивать мощь или отступить. Рассудив, Сергей выбрал последнее.

— Я не знаю, что под землёй, — с расстановкой произнёс он, отрывая ладони от почвы. — И гадать не возьмусь. Злое, полуживое... я его Силой — а оно выделывается, к драке готовится. И, вроде как, оно двигается, ёрзает...

Неподалёку, заставив инспекторов вздрогнуть, завыла собака. Протяжно, дико, душераздирающе. Ей ответили другие, подхватив вразнобой.

— Псы... — растерянно констатировал Швец, взбегая на край холма. — Где — не вижу.

— А... не до них сейчас. Тут в каждом дворе по зверюге обитает. Делать им нечего, вот и развлекаются, как умеют... Копать будем? Сдаётся мне, под землёй или клад, или захоронка какая, с проклятием.

— Клада нам не надо, — Антон продолжал выискивать источник воя. — От них одни неприятности. Зачаруют сокровища на кровь или болячку — бегай потом, очищайся... Иные заговоры похлеще чесотки пристают.

— Бросим?

— Зачем же? Выкопаем, но по уму. Пробьём про этот холм у этнографов на предмет исторической ценности, шефа выдернем на мероприятие, подготовимся как следует. Нам же не горит? Сюда до весны даже охотники не сунутся. Пускай лежит... Серый, а ты с этой штукой справишься? — в глазах Антона засверкал огонёк алчности. — Как друга спрашиваю. Забудь, что я раньше наболтал... Может, погорячился я Карповича звать? Вдруг там горшок с золотом? Мы же с него ни шиша не получим, начальство до копеечки конфискует выявленные в ходе оперативно-розыскных мероприятий ценности, с него станется... Нам же, в лучшем случае, руку пожмут и по плечу похлопают, да копать по любому припрягут. Сами нашли, сами достали, сами сдали, сами дураки.

Извивы логики Швеца выглядели для друга кристально прозрачными: деньги на исходе, новых поступлений не планируется; под землёй спрятан относительно реальный шанс поправить материальное положение; не получится продать — сдать начальству находку никогда не поздно.

— Попробуем. Завтра, — осторожно ответил Сергей. — Лопаты понадобятся, лом обязательно. Но без гарантий.

Обнадёженный ответом, призрак поднял над головой сжатые руки в знак благодарности и хищно оскалился.

— В «Первый тайм»? По пивку?

Раздумывал инспектор недолго.

— Следует. Насыщенная программа для одного дня получилась. То голый дядя-врунишка с парализованным тельцем, то схрон под холмом, покрытый тёмным дерьмищем... Депресняк сплошной... Я, посреди поля, в штанишках по колено загораю, типа австриец. Осталось йодль на всю округу пропеть... Не-ет... Надо стресс снять. Надо!

***

С баром друзьям не повезло. Едва полный энтузиазма Антон сбежал по ступенькам к заветной двери в полуподвал, за которой находились бильярд, пиво, транслируемые футбольные матчи и приличная компания, как из его горла раздался вопль разочарования.

«Сандень»

Подло гласил распечатанный на принтере листок формата А4, пришпиленный на уровне инспекторского носа.

Словно не веря глазам, он несколько раз, с силой подёргал дверь за ручку — не открылась.

— Заперто? — участливо озвучил суть надписи Сергей, останавливаясь на первой ступеньке.

— Ага... Вот паразиты! Как назло... — размахивая руками от негодования, почти выкрикнул призрак и протестующе пнул ногой преграду.

— Пошли куда-нибудь ещё, — альтернатива родилась сама собой. — Бухло везде одинаковое, если заведение поприличней выбрать... Побереги нервы.

— Ты не понимаешь, — на чело раздосадованного Швеца набежала вселенская печаль. — Мне именно сюда хотелось. Нравится мне этот барчик...

Почему-то ему показалось, что друг не проникся всей глубиной внезапной драмы и почитатель «Первого тайма» с излишней горячностью принялся объяснять:

— Представь — ты с пелёнок любишь барбариски и тебе бабушка пообещала их купить, специально в магазин зайти после работы. Целый день ждёшь, слюни пускаешь, уроки толком делать не можешь, а на языке — знакомый привкус. Нежный такой, почти неуловимый... Кажется, ещё чуть-чуть, и лопнешь от нетерпения. И вот тебе принесли конфетное ассорти, а в нём ни одного леденца с нужным вкусом. Мятные — есть, шоколадные — полно, помадки всевозможные — хоть ухом ешь. А барбарисок нет. Не оказалось их в магазине, не завезли. Ты, конечно, благодаришь бабушку, а самому реветь охота... И всё, что тебе остаётся, либо печально жрать нелюбимые конфеты, заедая горе, либо не жрать. — у Сергея подкатил комок к горлу, а Антон, устало тряхнув головой, закончил. — Разбегаемся... Не хочу я в другое место топать. Настроение пропало... — щёлкнула зажигалка, в воздух унёсся табачный дымок. — Пока не забыл! По поводу вампира для нашей темы... Ты из этой братии знаешь кого-нибудь?

— Нет. Думал у Ерохи спросить.

Швец поднялся обратно, на тротуар, попыхивая сигареткой.

— Отставить Ероху. Нам огласка не нужна. Решили же помалкивать, а белкооборотень, сам знаешь, вполне может нашему горячо любимому шефу подстукивать. С другого края попробуем подобраться... У меня тоже знакомых кровососов на примете не имеется, штучная публика... Но ниточка есть! Помнишь, брат Ленки рассказывал, что отец покойной полукровки приезжал к ней? Возможно, контакты остались. Номер или адрес...

Предложение Сергею понравилось.

— Он где сейчас?

— В СИЗО. Проникнуть туда я, конечно, могу, но пацан наверняка сидит в общей камере, а там народу, как сельди в бочке. Поговорить не получится. Лучше я завтра с утра официальным лицом заявлюсь. Печатью пожонглирую, бумажки нужные подпишу, если потребуется. Выдерну пацанёнка на тет-а-тет в допросную. Прямо с утра и займусь... Потом попробую в институт забежать, на истфак... На тебе лопаты, лом и прочие тонкости. Про холм не запамятовал?

— Обижаешь.

— Тогда давай к часу дня подтягивайся. Прямо туда. Посмотрим, чего земля-матушка от всех скрывает. По службе у нас затишье, слава нам, трудолюбивым, потому можно немножко и пофилонить.

— Это точно... — Иванов целиком и полностью разделял мнение друга. — Случись что, мы на связи. Шеф найдёт.

С нечистью, особенно после службы в органах, работать оказалось одно удовольствие. Жили они подолгу и главное, что усваивали за ушедшие годы — науку сосуществования. Притирались, приспосабливались, учились решать конфликты бескровно, а проблемы обходить стороной. Параллельно овладевали мудростью, терпением и гибкостью.

По ходу изучения всей этой братии Сергей всё больше склонялся к мысли, что они с Антоном по должностным обязанностям не столько оперативники, сколько участковые, основной целью которых стоит не раскрытие преступлений, а их профилактика.

Как говаривал один знакомый патрульный, матёрый мужик, прослуживший на улицах почти пятнадцать лет и навидавшийся всякого: «Ты считай не только задержания. Ты считай, сколько дерьма не случилось из-за того, что очередной паскудник увидел мента и сдрейфил. Неважно — бобик мимо него проехал или документы тормознули проверить. Главное, он от замысла преступного отказался. И дошёл очередной нормальный человек домой без приключений, с деньгами и целый. Ну и прочее».

Думать о службе в таком разрезе было приятно, ощущение значимости возрастало в разы.

... Происшествия на вверенной территории, конечно, случались, но не как в полиции — с утра пришёл: подрезы, грабежи, квартирные кражи, телесные, хулиганки. Не знаешь, с чего начинать. До обеда бумаги по каждому обращению пишешь, с людьми общаешься, после — по району гарцуешь. Ловишь, кого получается и попутно план по раскрытиям выполняешь. Норма ежедневная, без послаблений на выходные и общественные мероприятия, куда полицейских регулярно загоняли в качестве охраны.

Отделению, в котором Иванов некогда служил, план назначался простой: за сутки опера были обязаны раскрыть не менее двух тяжких преступлений, четырёх краж и одной хулиганки. Хоть из пальца высасывай, а сводку сделай, порадуй главк показательным рвением в борьбе с криминалом.

Для любого адекватного гражданина подобные указания звучали бы маразматично, но не для силовиков. Начальству требовались показатели эффективности служб, и плановая система подходила для этой цели как нельзя лучше. Это не книжные расследования, ограниченные исключительно фантазией автора, это суровая реальность. К вечеру должны выдать требуемую норму на-гора! И по барабану, как!

Периодически, в различных СМИ, выходили гневные статьи, размазывающие в пух и прах «палочную систему». Ухоженные граждане в больших погонах демонстративно делали политически верные выводы, обзывали сложившиеся устои в МВД «пережитком прошлого» и обещали «повернуться лицом к людям», заставляя последних скабрезно хихикать, представляя, чем органы повёрнуты к ним в данный момент.

Реформы, согласно чиновническим традициям Государства Российского, всегда оставались только на словах. Изредка менялись формулировки в командах сверху, прагматично не затрагивая сути укоренившихся порядков, и всё текло своим чередом.

Почему? Да потому что система РАБОТАЛА, заставляя изо дня в день весь личный состав выходить на улицы и выискивать показатели.

В ущерб нормальному розыску матёрых злодеев? — да.

Возводя в абсолютный кретинизм сам принцип оперативной работы? — да.

Выталкивая вонючей пеной на поверхность всё самое гадкое в сотрудниках и выливающееся в нездоровый цинизм по отношению к людям? — да.

Хотя с последним можно было сильно поспорить. Народ у нас далёк от ангельской терпимости и законопослушания, так что одни других стоили.

Ну а мнение рядовых сотрудников по поводу организации и эффективности их труда ожидаемо никем не учитывалось, потому полицейские будни на фоне Департамента с его задачами инспектором вспоминались как страшный сон...

— ... По поводу холма — я на форумах кладоискателей вечерком посижу, — внёс свою лепту Иванов в подготовку к изъятию невесть чего из недр. — Полезные ссылочки на них изредка встречаются.

— Одобряю, — Антон в последний раз с сожалением посмотрел на запертую дверь. — Ты куда двинешь?

— В экзотариум. На змею смотреть.

— Куда?!

— Я же сказал. В экзотариум. Типа зоопарка для пресмыкающихся и другой экзотической живности. Тренируюсь. Фрол Карпович посоветовал. Упрусь взглядом в холоднокровную, а она в меня. Так и гипнотизируем друг друга. Хочу научиться без прикосновений чужую жизнь чувствовать.

— О-о-о! — уважительно протянул призрак. — Учиться, учиться и учиться, как завещал великий Ленин! И как успехи?

— Отсутствуют.

— Змея против? — беззлобно подначил Антон напарника.

— Наверное... А ты куда собрался?

По физиономии Швеца пробежала лёгкая рябь недовольства.

— В парк пойду, погуляю, раз уж посиделки отпали. Буду учиться привыкать к потерям. Жалко стволы... Сроднился я с ними. Всё! — он протянул пятерню. — Давай прощаться. До завтра!

— До завтра! — пожал руку Сергей и поспешил к остановке.

До закрытия экзотариума оставалось полтора часа...

***

— Вот он! — прошипела Нина Ивановна дочери, едва «молодой принц» вошёл в помещение и уверенно направился к гоферовой гадине. — Видишь, какой настырный! Ни дня не пропускает!

Разговор происходил в подсобке, где до поры пряталась незамужняя девица, дабы не афишировать родственные отношения с билетёршей и, перед запланированным знакомством, для начала тайно рассмотреть предложенного ей кандидата.

— У него обувь грязная, и брюки, — сварливо парировала она, подсознательно выискивая в крепком, приличном парне недостатки.

— На свои сапоги посмотри, — не полезла за словом в карман мать. — Вон, какая слякоть на улице. Сама же у меня в чистое переобувалась. Привередничаешь ты, Юлька...

... Пришедшая на негласные смотрины по-своему была права. После того как Иванов вернулся обратно, с холма к дороге, повторно преодолев распаханное поле, он долго сокрушался по поводу комьев грязи, покрывавших ботинки по самый верх, прилипших к обнажённым икрам и достигших подкатанных брюк.

Пачка влажных салфеток закончилась почти сразу, кое-как оттерев кожу ног. Пришлось идти к ближайшему магазину, очищать о бордюр подошвы и приобретать полторашку питьевой воды с обувной щёткой под незамысловатые шутки призрака, демонстративно щеголявшего лаковыми туфлями.

Оттереть ботинки до приемлемого состояния оказалось занятием бестолковым. Вода быстро закончилась, щётка превратилась в ручку с покрытым слизистой субстанцией концом, а непосредственно обувь, избавившись от наносного почвенного слоя, украсились рыжевато-серыми разводами и требовала полноценного ухода с кремом.

Повторно идти в магазин, копошиться с салфетками и водой не хотелось радикальным образом. Опять же, в свои законные права вступал вечер, предлагая сумерками и темнотой нивелировать цветовую гамму инспекторских «колёс» (*).

У Иванова, за недолгое путешествие туда-обратно, вообще закралось подозрение, что фермеры в борозды глину подмешивают. Особую, повышенной липкости, разработанную Оборонпромом для застревания вражеских танков на бескрайних просторах отечества, и он принял участие в её испытаниях.

Понадеявшись на спасительный вечер, Сергей прекратил возню с обувью и благополучно про неё забыл...

— ... Глаза разуй, дурёха! — тормошила Нина Ивановна дочь. — Нормальный парень. Он мне говорил — на производстве работает. А на производстве чисто не бывает. Это тебе не в офисе сидеть, ногти красить... На руки глянь.

— В смысле?

— Руки у него сильные. Кулаки в полголовы. Для мужчины самое оно. Не хлюпик какой...

Юля плохо поняла связь между необходимостью познакомиться с присмотренным Ниной Ивановной молодым человеком и его верхними конечностями, однако придираться по этому поводу не стала. Хватало и других причин противиться назойливой матери, основой для которых являлось банальное упорство ребёнка в послушании родителям и нежелание что-то менять по-настоящему.

Дочь билетёрши и не представляла толком, для чего ей замужество. Сильную любовь она благополучно пережила в шестом классе и больше с ней не встречалась, в продолжении рода пока более привлекал сам процесс, чем коляски-распашонки. Мыкаться с избранником по съёмам, утешаясь «раем в шалаше» — жертва не для каждого.

Меркантильности в девушке не было ни на грош, но и рассудка она не теряла. Верила в золотую середину, считая, что достойно зарабатывать должны все.

Пережив гормональную волну подросткового бунтарства, Юлька поняла, что сосуществование с матерью под одной крышей имеет ряд неоспоримых преимуществ перед узами законного брака, начиная от готовых завтраков-обедов-ужиновдо безвозвратного одалживания денег на различные житейские мелочи.

Существенную роль сыграло и наличие жилья с персональной комнатой.

Вокруг всё родное, с детства привычное; о коммунальных платежах никто не зудит, в холодильнике всегда найдётся, чем заморить червячка.

Она и на сайтах сидела больше от скуки да любопытства, лениво выискивая «того самого», будоражащего девичьи фантазии красавца мачо, с которым по-настоящему захочется дышать одним воздухом, раствориться в нём, слиться в экстазе...

А попадались одни козлы.

Однако заботливой родительнице иногда требовалось бросать кость в виде дочерней покорности, иначе совсем заклюёт в попытках поудачнее пристроить кровиночку замуж... Ежедневно про «часики тикают» напоминает, «скоро тридцатник, а у тебя ни семьи, ни деточек»... Вчера вечером словно с цепи сорвалась — пела оды посетителю экзотариума, взывала к инстинктам жены и матери, обещала на свадебное платье не поскупиться... Повелась, лохушка, на сладкие сказки, заинтересовалась. Теперь вот думай, как выкручиваться...

Maman не слезет.

— Скучный он, — Юля без особой надежды попробовала задвинуть Нине Ивановне новую отмазку. — У меня бы терпение давно закончилось на змеюку неморгающую пялиться.

Попытка оказалась провальной.

— Угомонись! — приобретя заметное сходство с подопечной королевской коброй, взъярилась билетёрша. — Приличный юноша! Трезвый. Усталый. Деньги зарабатывает, а не на каруселях катается! Хорош беситься! Иди! Мне скоро закрываться!

В поясницу девушки ткнулась материнская ладонь, выталкивая незамужнее чадо навстречу своему счастью. Чадо же, прекрасно понимая, что противиться бессмысленно, недовольно фыркнуло, плавно приоткрывая дверь подсобки, и неуверенно шагнуло в зал с пресмыкающимися и прочими тварями...

***

... Гоферовая гадина и не думала откликаться. Замерла, держа голову на весу и отражая отблески ламп в глазах-бусинках.

Замер и Сергей, до рези всматриваясь в змею.

Нитка не получалась. Обвисала, норовила бесконтрольно оборваться и ухнуть под ноги.

Да и с необходимой сосредоточенностью в упражнении имелись проблемы. Посторонние думы постоянно отвлекали инспектора, мешая предаться обучению со всей ответственностью и заставляли размышлять о чём угодно, кроме налаживания незримой связи с пресмыкающейся.

... Наложившийся на утреннюю бодрость Стас с его мрачным бытием перемежался с котловиной холма, скрывавшей в глубинах тошнотную черноту; расстроенный Швец, изо всех сил пытающийся особо не рефлексировать по утраченному оружию, вертелся калейдоскопом с неким настоящим вампиром и полукровкой Ленкой; падающая в приступе благодарности на колени Елизавета Владимировна состязалась за приоритет яркости образа с подготовленным к зиме, размокшим полем...

Все требовали внимания, все норовили затмить друг друга.

— Скорее бы этот безумный день закончился, — беззвучно проныл Иванов гоферовой гадине. — Дурдом... Домой пойду. Спать. И ужинать не буду.

— Простите? — мягко прозвучало сбоку. — Я вас не расслышала.

Погружённый в себя инспектор вздрогнул, обернулся к источнику звука. Перед ним стояла девушка. Его лет, миловидная, круглолицая, с собранными на затылке в конский хвост русыми волосами и несколько напряжённая.

— Я не вам, — глупо ответил Сергей, продолжая разглядывать незнакомку.

Пухленькая, но аппетитная фигурка, наряженная в брючный костюм, состоящий из куцего, приталенного пиджачка, призванного подчеркнуть узость стана в нужном месте и третий размер бюста хозяйки; широкие, до середины голени брюки, по правильному именуемые то ли бриджи, то ли капри (инспектор никогда не заморачивался подобными тонкостями, деля нижнюю часть гардероба на брюки, если требовалось выглядеть официально, и на штаны с джинсами при повседневных нарядах), органично подобранные туфли на высоких каблуках.

Под пиджачком проглядывала светлая футболка, правильно именуемая лонгсливом (а вот тут Иванов мог поручиться за название — у Машки имелась похожая), поверх которойкрасовалась золотая цепочка с кулончиком в виде сердечка.

Со сгиба руки свисала умеренно-модная сумочка.

Надо признать, девушка выглядела привлекательно. Этакая милашка из офиса средней руки.

— Со змеёй разговариваете? — ласково улыбаясь, уточнила она, в свою очередь так же разглядывая парня.

— Да... Нет... — путаясь, промямлил Сергей, взял себя в руки и уверенно закончил. — Нет. Мысли вслух. Не больше.

— Ясненько, — нейтрально протянула незнакомка, поворачиваясь к гоферовой гадине. — Какая интересная змея... Чем она вас так привлекает?

Холоднокровная, заметив новое человеческое лицо, приподняла голову и начала плавно раскачиваться.

— Нравится.

— Мило...

Разговор не клеился. Особа в костюме произнесла несколько ничего не значащих фраз о погоде, Иванов отвечал что-то невнятное. Потом следовала продолжительная пауза.

Инспектор, чуть ли не впервые пожалев о воспитанности, не уходил из зала только потому, что едва он начинал посматривать в сторону выхода, как девушка, точно догадываясь о намерениях собеседника, произносила очередной пустяк и внимательно ждала ответа.

Складывалось впечатление, что ей что-то нужно, вот только не понятно, что.

***

Переживая за дочь, билетёрша подслеповато всматривалась в щель между дверью и косяком, определив подсобку как наблюдательный пункт. В зале всё равно никого, кроме Юльки и парня, не было, так что опасаться за вверенных тварей она считала излишним.

Чадо заботило больше. Хотелось стать рядом, услышать, увидеть, подсказать, однако здравый смысл удерживал женщину на месте, а угол террариума с черепахами, расположенного прямо у выхода из помещения, сильно мешал обзору.

Слышимость тоже подкачала — возрастная глухота начинала одолевать сотрудницу экзотариума. Пока исподволь, заставляя делать звук телевизора чуть громче, чем привыкла дочка, но тем не менее. До Нины Ивановы долетали всего лишь обрывки фраз, заставляя надеяться на Юлькину сообразительность и очарование.

***

... Пытаясь догадаться об истинных мотивах привязавшейся незнакомки, инспектор повторно её осмотрел с профессиональной точки зрения: туфли, колготки или чулки, брюки, пиджак, сумка, лонгслив, мордашка в макияже. Аура в порядке, на ведьму или иную нечисть — ни намёка.

Обычный человек...

Старая знакомая, чьё имя позабылось за давностью лет? — это утверждение Сергей отбросил сразу.

В том, что они не встречались раньше и с ним не играют в запутанные дамские игры из серии «догадайся, кто я» — уверенность была стопроцентной.

Пиджак, сумка, брюки, колготки или чулки... Стоп!

Недобро ощерившись, Иванов жёстко ухватил девушку за локоть и зло процедил:

— Вы кто? Что вам нужно? Зачем я вам понадобился?

— Что вы себе позволяете?! — негромко попробовала возмутиться незнакомка, испуганно оборачиваясь в сторону подсобки и неуклюже пытаясь освободиться. — Я полицию вызову!

Нина Ивановна оказалась прозорлива — руки у парня действительно отличались крепостью, цепкостью, потому вырваться из них без подготовки или достаточного усилия шансов у Юли имелось крайне мало.

— Вызывай, — переходя на «ты», согласился инспектор. — Заодно и документы им покажешь. И расскажешь, кто велел меня преследовать!

— Да с чего вы взяли?! — хладнокровие давалось девушке из последних сил. — Вы сумасшедший?

«Не орёт. Странно... Другая бы на её месте сиреной корабельной вопила» — отметил Сергей, всерьёз вознамерившись докопаться до правды.

— У тебя чистая обувь, а на улице слякоть. Отсутствует куртка или пальто, а раздевалки здесь нет. Оставила в машине — не поверю. Здесь не кинотеатр и не ресторан. Все в верхней одежде ходят, за исключением, — инспектора начал разбирать смех, едва он припомнил билетёршу и внезапно нашёл некоторое сходство между ней и девушкой. — Мама? — женский локоть обрёл свободу. — Знакомиться привела? То-то я думаю, кто же на шпильках по экзотариумам гулять станет?

— Да иди ты, — принимая предложенную манеру общения, полушёпотом ответила навязавшаяся собеседница. — Почему сразу мама?

— Похожи.

В подтверждение своей догадки Иванов покосился на вход в подсобку, откуда ему приносили стул. Ну да, дверь приоткрыта, из щели виднеется глаз Нины Ивановны. Пытливо округлившийся, жадно следящий за ними.

— Мама, — утвердительно повторил он и задумался.

Чудаковатая встреча определённо таила в себе знак. Завуалированный подарок, посланный судьбой во искупление за этот сумбурный день. И как им распорядиться — оставалось на усмотрение владельца. Можно послать подальше и уйти домой, к любимому дивану. А можно...

К тому же, постоянно тянуло пропеть Цоевское «Застоялся мой поезд в депо», вот только подтекст у песни получался какой-то... пошловатый. Сказывалось долгое отсутствие женского внимания и немудрёных радостей молодости.

Вечер, девушка, деньги есть...

— Тебя как зовут?

— Юля, — новая знакомая не стала разыгрывать из себя оскорблённую невинность.

Имя ей подходило идеально. Бывает так: узнаёшь паспортный позывной человека и мгновенно осознаёшь — в масть. Точнее не назовёшь. Прикипает оно к владельцу, откладывается в подсознании и потом, если решишь от нечего делать примерить другие — Оля там, или Кристина — на полпути отказываешься от причуды. Не то, будто шапка не по размеру...

А ещё почему-то хотелось звать её по-простецки — Юлька.

Озорная, с лукавинкой, с ямочками на щеках... Так и ждёшь — дразняще сведёт глаза к переносице, высунет кончик языка и убежит вприпрыжку, предлагая догонять.

— Хочешь развеяться? Культурно, в клубе? И от мамы убежать? — позабыв про стандартные правила обхождения с девушками, нагло поинтересовался Иванов, из озорства посчитав, что если их встреча дар судьбы, то нечего миндальничать.

Или да, или нет. Пятьдесят на пятьдесят. Пополам на пополам.

Затылком ощущая взгляд матери, та хитро улыбнулась и, не повышая голоса, ответила:

— Легко. Только в подсобку сбегаю. Соберусь.

(*) — название обуви на уголовном и молодёжном сленге.

Глава 9 Безумный день с продолжением. Часть вторая

Вечер удался.

Первоначальный ледок, присущий ранее незнакомым людям в общении, довольно быстро растаял, перерастая во взаимную приязнь.

Начали с кафе, куда Иванов предложил забежать и перекусить, вспомнив, что остался без обеда. Юля не возражала — сама в экзотариум пришла прямо с работы и тоже немного стеснялась бурчания в животе.

По-джентльменски предоставив право выбора заведения даме, инспектор с удовольствием отметил, что едальню она выбрала не пафосную, из тех, где делается упор на статус, месторасположение и интерьер, а простую, с приличной кухней.

В выборе блюд тоже вопрос не стоял. Никаких дежурных салатиков, призванных подчеркнуть диету и тягу к здоровому питанию, на столе не появилось. Пробежав меню взглядом, девушка заказала шашлык и с интересом уставилась на своего спутника, точно ожидая от него подвоха.

И тогда со стороны Серёги прозвучало сакраментальное:

— Водка или вино?

— Водка, — краснея от смущения, определилась со вкусовыми пристрастиями дочь билетёрши, чем заработала в глазах спутника дополнительные баллы.

Действительно, для чего корчить из себя то, чем не являешься? Ну любит девушка крепкое — пусть. Дело ведь не в водке, а в том, насколько прилично ты себя вести можешь после неё. А нажраться и пивом можно.

Заказали неполный графинчик.

В ожидании заказа разговорились. Ни о чём. Сергей спросил, где работает Юля — оказалось, в отделе кадров одной крупной фирмы, на третьих ролях. Отвечала за бумажки и своевременные инструктажи сотрудников.

Она, в свою очередь, поинтересовалась родом занятий кавалера и не особо удивилась, узнав, что парень имеет отношение к силовым структурам. Изначально чувствовалось в нём что-то казённое, присущее мужчинам в погонах и от того ещё более завлекательное. Юля, как и большинство женщин, обожала красивых, строгих представителей сильного пола в форме и, как то же самое большинство, предпочитало любоваться ими со стороны или вспоминать в качестве пикантного приключения из прошлого, не особо рассчитывая на большее.

Все знают — служивые люди себе не принадлежат, а делить их с работой, коротая вечера в одиночестве, готова далеко не каждая.

Поделилась она и замыслом матери познакомить её с «молодым и перспективным». Оба посмеялись и втайне порадовались, что Нины Ивановны с ними нет.

Шашлык оказался неплохим. Употребив по паре кусочков, дабы притупить чувство голода, махнули по пятьдесят за знакомство.

— Хорошо пошла, — крякнул от удовольствия Иванов, посматривая на девушку.

— Хорошо, — согласилась она и предложила. — По второй?

Чокнулись, опрокинули, но дальше с возлияниями спешить не стали. Размеренно кушали, изредка пропускали по рюмашке, обоюдно признавая, что водка в их случае больше смазка для ненапряжного общения, чем алкогольный напиток. Говорили, смеялись, рассказывали друг другу бородатые и не очень байки, выдавая их за случаи из реальной жизни, мастерски обходя темы заработков и взаимоотношений полов.

Графинчик опустел примерно через полтора часа.

— Теперь можно и потанцевать, — благодушно предложил инспектор, ощущая приятную сытость и лёгкое опьянение, возникающее при правильной закуске, хорошей компании и умеренных дозах. — Больше есть не буду. Отяжелею.

Юля и тут не возражала. Попыталась из вежливости оплатить половину стола, мило согласилась с правом мужчины угостить понравившуюся девушку, позволила поухаживать за ней в гардеробе.

Весело и непринуждённо болтая на разные темы, незаметно переместились в клуб, а дальше понеслось...

... Б-52, Мохито, Текила-Бум, Куба-либре, Дайкири и прочие чудеса из порхающего шейкера испарялись в мерцающем полумраке барной стойки у края танцпола, распаляя молодые организмы и заставляя их двигаться в скоростных ритмах музыки, выбрасывая в пространство флюиды веселья и вырабатывая гормоны радости...

***

— Подъём!.. Вставай завтракать!

Голос у Машки оказался зычный, с оттенком оркестрового тромбона. Заболела, что ли? Обычно же мелодичнее разговаривает, да и «подъём» — не из её арсенала...

Требовательный стук по дереву отозвался дикой головной болью в голове. Она что, совсем свихнулась? И так башку хоть бинтами перетягивай, чтобы не лопнула — на кой так громко тарабанить?!

Непередаваемо хотелось пить и... сложно сказать, чего ещё. Тело будто всю ночь футболистам тренировочным мячом отработало, во рту, а особенно на языке, гадость. Неужели по пьянке мази Вишневского нажрался? Привкус именно от неё...

— Встаю! — ответил почему-то не Серёга.

Глюк.

Понимая, что дальше будет только хуже, пришлось задействовать Силу для ремонта потрёпанной инспекторской натуры и восстановления после вчерашнего загула.

Дар отзывался неохотно, но много от него ждать и не приходилось. Противилось колдовское естество использованию в столь низменных целях, отказывалось снимать похмелье. Оно, почти как вредная жена, фактически намекало хозяину: «Нажрался, сволочь? Мучайся... Естественным путём, через страдания, возвращайся в бренный мир».

Проходили уже... Довелось как-то с Антоном возможности не подрассчитать, перестараться с коньячком, так с утра думал — сдохнет. Почти час гонял энергию жизни по всему телу, пока очухался. Да и то до вечера страдал, сладким чайком с лимоном отпивался под укоризненным взглядом кицунэ...

Ладно, чёрт с ней, с Силой. Пить хочется сильнее, чем выздоравливать.

С трудом приоткрыв один глаз, инспектор безучастно отметил незнакомый ковёр на стене, неродные обои и поблёскивающий под русой чёлкой глаз, грустно смотрящий на его страдания.

Попытался припомнить вчерашний вечер.

Кафе, клуб, разгорячённая танцами Юлька, такси, провал в памяти...

— Проснулся? — шёпотом поинтересовались у него, приваливаясь к боку со стороны ковра. — Головка бо-бо?

Спрашивали без сочувствия, скорее, констатировали факт.

— Ага, — проскрипел Иванов, поворачиваясь к глазу и отмечая, что с каждым мгновением перед ним всё больше открывается профиль дочери билетёрши. Помятый, растрёпанный, со смазанными косметическими тенями на веках и сухими губами. — Дай попить...

— Потом, — с грустью ответила девушка, проводя рукой по Серёгиным волосам.

Прикосновение отдалось болью. Каждая волосинка словно отрастила огромный нерв, уходящий прямо в мозг, и соперничала с соседками в неизвестном садистском конкурсе по доставлению неприятностей владельцу.

— Жди, пока мама уйдёт. Ей к десяти на работу. Не высовывайся. Водички я тебе чуть позже принесу. Не хочу, чтобы вы встречались.

— Юля! — требовательно прозвучало неподалёку. — Вставай, лежебока! Надо на рынок сходить!.. Вставай! Иначе до обеда проспишь!

— Хорошо! — попыталась крикнуть соседка Иванова по постели и закашлялась. — Тоже в горле пересохло, — пожаловалась она парню, с неохотой, со стоном терзаемого интоксикацией человека, выбираясь из-под одеяла и без стеснения демонстрируя дамские прелести.

— С тобой всё нормально? — забеспокоилась Нина Ивановна (Сергей уже догадался, куда его занесло). — Ты здорова? Эпидемия же вокруг...

Раздался сухой щелчок открываемого дверного замка, и голос женщины, пророкотал уже в помещении.

— Юля!.. А это с тобой кто?!

Похмелье в Сергее сменилось фатализмом. Он, борясь с подкатывающей тошной, повернулся к стоящей в дверном проёме женщине, и попытался улыбнуться:

— Здраствуйте.

Дверь закрылась. Гулко, остервенело. Из-под декоративных наличников посыпались крохотные кусочки шпатлёвки или штукатурки — с кровати было нельзя разобрать.

Открылась, демонстрируя замершую статуей командора начальницу гоферовой гадины.

Закрылась.

Открылась.

Закрылась.

Вглубь квартиры потянулись тяжёлые, шаркающие подошвами тапочек, шаги.

— Плевать, — замершая на полпути к вертикальному положению Юлька обессиленно рухнула вниз, прямо на Сергея, заставляя того охнуть под тяжестью девичьего тела и инстинктивно схватиться руками за её бёдра. — Пять минуточек полежу...

Уткнувшись носом в мужскую грудь, она попыталась заснуть, а инспектор испытал некоторое дежавю. Совсем недавно он проснулся так же, с Машкой и Ланой под одним одеялом и не сразу понял, что произошло.

И снова ощущение идиотизма ситуации...

Пить захотелось ещё сильнее.

Ворочаясь, кляня себя за вчерашнее, похмельный сотрудник Департамента Управления Душами попытался выбраться из-под Юльки, заставив ту с сожалением сползти вбок, на матрац.

— Дай водички, — жажда стала совсем уж невтерпёж.

Тяжко вздохнув, хозяйка комнаты перекатилась к краю, с усилием села, потянулась рукой к стоящему неподалёку стулу, сняла со спинки домашний халат. Накинула его на плечи.

Поднялась, покачнулась, что-то беззлобно пробурчала, обернулась к инспектору:

— Ты, это... не парься, в общем. Маму я беру на себя...

Закончив фразу, Юлька попыталась распрямиться, принять горделивый вид, но не смогла — бодун терзал её не хуже, чем соратника по койке. Обречённо махнув рукой, она взялась за дверную ручку...

... О чём болтали мама с дочерью — для Иванова осталось тайной. Из глубины квартиры не доносилось ни выкриков, ни брани, ни рыданий. Но и воду ему не спешили нести.

Плохо соображая, что делать, он безучастно лежал на чужой кровати, смотрел в потолок и не думал ни о чём, предоставив судьбе самой решать, как быть дальше. Инспектора даже не пугал возможный папа девушки, с которым пришлось бы разбираться в разы сложнее, чем с матерью. Отцы частенько ревнуют дочек, особенно к случайным связям, и могут по неосмотрительности наделать бед. Рассказывал ему как-то сослуживец про одного родителя, гонявшегося за ним с ножкой от табуретки после того, как дочка не смогла связно объяснить, где пропадала всю ночь и, в конце концов, перевела все стрелки на сильную половину человечества, а конкретно на коллегу. О том, что пришла она к нему по своей воле, девушка, конечно, умолчала, отводя от себя грозу.

Подробности припомнить не удалось, но история отложилась в памяти смачными эпитетами в адрес агрессивного папаши и всего его семейства в целом.

— Спишь? — в комнату вернулась Юлька, уже успевшая умыться и привести растрёпанные волосы в порядок. Присела рядом, на краешке кровати. — Я тебе попить принесла...

В ладони Иванова ткнулся стакан, почти до краёв полный прохладной, вкусной даже на вид, водой.

— Спаси... — договорить он не смог, жадно приникнув к краю и опрокидывая в себя живительную влагу.

— Подожди, оставь немного, — между пальцев спасительницы от засухи внутренних органов появилась таблетка. — На вот, лопай. От головы поможет. Открывай рот. Не бойся, не отравлю.

Пилюля отправилась следом за водой.

— Ты вообще, помнишь, что вчера было? — поставив опорожнённый стакан на пол, начала собутыльница неприятный разговор, ведущий неизвестно куда.

— Помню. Частично.

— Я тоже, — посвежевшая после водных процедур Юля улыбнулась. — Классно зажгли, да?

— Есть такое, — поддержал доброе начало Иванов, и неожиданно для самого себя погладил девичье колено, за что немедленно заработал лёгкий шлепок. — Ты что?! Мама же дома!..

С данным аргументом спорить не хотелось.

— Жаль.

— Успеется. Тем более, я и сама не помню, было между нами что-то или нет. Следов на простыне не нашла, использованных резинок тоже, — Юлька зевнула, прикрыв рот ладонью и потянулась, прогоняя накатывающую дрёму. — Сама без трусов проснулась, но я так всегда сплю, с детства привыкла... Ты — в трусах, только это ни о чём не говорит... Гадай теперь, одна полоска или две?

— Не пугай.

— Сама боюсь... У тебя в каком месте провал начинается?

— Такси. Дальше пусто.

— У меня в койке. Последнее, что помню, мы с тобой в щелчки играли, да и то больше на сон похоже, — новый зевок. — После клуба ты меня домой проводил, а я предложила подняться и шампанского тяпнуть. Почему — не представляю, ничего подобного в квартире сроду не держали. Помрачение нашло... Ты согласился. Пришли, о чём-то болтали, а потом засыпать начали. Я тебе остаться предложила.

Восстанавливаемые события выглядели вроде бы невинно...

— Постой, я не понял, а почему твоя мама нас не разогнала? — уцепился за несоответствие в идиллической картине прошедшей ночи Серёга, мечтая о новом стакане воды.

— Спала. У неё сон хороший, несмотря на возраст. С десяти вечера до шести утра её и из пушки не разбудишь. Ну и мы не шумели...

Продолжая сохранять серьёзное выражение лица, Юлька припала к губам парня и долго, с наслаждением, поцеловала, обняв его за шею.

Руки заскользили вниз...

— Нет! — огорчённо отстранилась девушка. — Губы твои помню. Вкус... Значит, целовались. А раз целовались, то...

— Не помню, значит — не было, — поспешно попытался откреститься Иванов, вжимаясь в кровать.

Острые зубки Юльки укусили его за мочку, а в ухе тихонько прошелестело:

— Раз не было, то будет. Я тебе не малолетка закомплексованная, мне просто рядом лежать мало. Но это потом! У нас проблемы посерьёзнее, чем «было — не было». Мама на радостях отгул взяла на работе. Я ей наплела всякого, чтобы нервы не трепала... Про единство душ с первого взгляда и озарившую нас ментальную связь. Она, похоже, поверила... Сидит на кухне, полная радужных надежд, тебя ждёт. О родителях твоих спрашивала.

Разом убив все предшествующие намёки на то, что удастся выпутаться из сложившегося пикантного положения без потерь для репутации и без скандала, разбитная дочь билетёрши продолжила:

— Об одном прошу. Ври что хочешь, но попробуй меня сильно не впутывать.

Прозвучавшее малодушие, особенно на фоне «единства душ», Сергей девушке простил. Он встанет, рано или поздно уйдёт, а ей придётся выслушивать нудные нотации о распущенности нравов, неразборчивости в поведении и прочих вещах, направленных на вразумление блудливого чада.

— Разрулим, — торжественно пообещал Юльке инспектор. — Водички дай...

***

Нина Ивановна сидела будто на иголках. Присмотренный для кровиночки парень, мистическим образом, за один вечер, сошедшийся до полной близости с её дочерью, слегка пугал и внушал уважение. Выйдя из комнаты, он по хозяйски прошёлся по их трёшке, осматривая обстановку и задавая бытовые вопросы на предмет отопления и пошива штор; вдумчиво выпил две чашки чаю, ведя по мужски тяжеловесную, уверенную беседу; потребовал показать семейные альбомы и, с удовольствием рассматривая старые фотографии, не отвлекаясь слушал пояснения и не чурался уточнять, где именно сделан тот или иной снимок.

Этим он свёл на нет все первоначальные намерения женщины повести себя жёстко, бескомпромиссно, задавая тон в общении.

Успевшая под шумок накраситься Юлька крутилась неподалёку. Смиренная, послушная, тихая — женщине аж всплакнуть захотелось от дочерней покладистости.

Вытребовав инструменты, оставшиеся от давно ушедшего к новой семье мужа, парень починил шпингалет в ванной, подправил покосившуюся полочку, строго рыкнул на зазевавшуюся в проходе дочь.

Внутри Нины Ивановны всё пело, и она забилась в уголок, боясь спугнуть замаячившее счастье.

Про себя молодой человек рассказывал обтекаемо. Получает хорошо, жильём обеспечен, родители не бедствуют. Но без подробностей. Упор делал на саму билетёршу, буквально купая её в непривычном мужском внимании. Та млела и прощала гостю некоторую скрытность, признавая за ним право на смотрины.

Около полудня он объявил:

— Я в магазин. Нужно кое-что купить, — и значительно посмотрел на потупившуюся Юльку.

— Вам какой? — мать девушки никак не могла решиться перейти на «ты», упиваясь солидностью и основательностью нежданного избранника. — Продуктовый или хозяйственный?

— Продуктовый. С ликёроводочным отделом и конфетами. И хозяйственный.

— Через дом. Из подъезда направо. Там оба по соседству, — необъяснимо краснея, пробормотала Нина Ивановна, восхищённо посматривая на дочь.

Ох и чертовка... Смогла-таки приручить такого красавца! Вся в неё!

Кивнув на прощанье, целеустремлённый молодой человек оделся, пожелал без него не слишком скучать и уверенным, мягким шагом отправился на улицу...

***

... Оказавшись на воздухе, Сергей почувствовал облегчение, закурил, припомнил объяснения женщины по поводу магазина и решительно двинул в нужную сторону, попутно выглядывая таблички на домах с указанием улицы. Хотелось понимать, куда его алкогольные пары завели и как отсюда выбираться.

И то, и другое обнаружилось почти сразу. Иванов оказался во вполне приличном районе, с хорошо развитой инфраструктурой и относительно знакомыми ориентирами.

Зайдя в сетевой маркет, запасся салфетками, приобрёл шоколадку с бутылкой воды без газа, и наскоро перекусил.

Набрал Антона:

— Холм копаем?

— А то! Встречаемся, как уговаривались. Через сорок минут.

— Буду.

Второпях вызвал такси — поездка предстояла неблизкая. Забежал в хозяйственный. Лопат имелось в избытке, всяких и разных, а вот ломы, как и кирки, в продаже отсутствовали. Почесав в затылке, решил не терзать больную голову поисками дефицита и понадеяться на призрачность напарника, способного недостающий инструмент одолжить у местных.

... Вины за собой Сергей не чувствовал. За всё время общения он не произнёс ни единого слова, которое могло быть превратно истолковано, и не дал ни одного обещания. Если Нина Ивановна что-то себе и напридумывала, то без его участия...

***

... Мессенджер тилинькнул входящим сообщением примерно через полчаса после того, как инспектор покинул чужую квартиру. Абонент заинтересовал:

Юля

Рядом с именем высветилось и изображение контакта. Знакомое, сделанное в постели. Губы бантиком, взгляд пьяно-озорной, плечи обнажены.

Когда успела?

Иванов точно помнил, что номерами он с ней не обменивался. Поначалу забыл, а потом... снова забыл.

Пожав плечами и поклявшись на звонки от этой девицы не отвечать, дабы не слышать воплей и истерик, нехотя открыл вкладку с текстом.

«Мама рвёт и мечет, — бездушно сообщали буквы на экране. — Быстро догадалась. Ходила за тобой следом в магазин. Обзывает тебя по-всякому. Чашку разбила».

В конце выстроились в ряд целых пять смеющихся смайликов.

Отвечать Сергей не стал. Ну да, выкручивался как мог, сознательно принимая заочный удар на себя. Пусть лучше билетёрша полоскает его, чем девчонке мозг выносит нравоучениями.

Следующее сообщение настигло уже почти на точке встречи. Оно оказалось несколько путанным и явно имело отсылки к неким, неизвестным парню событиям:

«Мама кричит, что все мужики сволочи и заклинает никогда не выходить замуж! — смайлик в виде поцелуя и пляшущей девочки-чирлидерши. — Я тебя обожаю!!! — снова поцелуйчик. — Только на глаза ей не попадайся, — подмигивающий кружок с белозубой улыбкой. — А мне попадайся. Всегда рада. Звони в любое время. Ты классный, и у нас с тобой остался невыясненный вопрос))) Бе-бе-бе, — смущённый кружок с явно женскими глазами».

«Ок» — написал в ответ инспектор, всерьёз задумываясь о новой встрече. Эпатаж Юльки ему понравился. Юморная девчонка...

А насчёт мамы она права. Путь в экзотариум теперь закрыт, придётся что-то новое выдумывать.

... Прощай, гоферовая гадина.

***

Ждать друга не пришлось. Антон уже крутился на кромке поля, беспечно покуривая и поигрывая подобранным колоском.

— От тебя пахнет пьянкой и женщиной, — принимая лопаты, обратил он внимание на новые нотки в образе Иванова. — Гульнул вчера?

— Есть такое.

— И проснулся не дома...

— И это правда.

— Хорошенькая? Старая знакомая или случайно встретились?

— Сложно сказать. Встретились вчера, но повод имелся.

Брови Антона удивлённо изогнулись.

— Поделишься?

— Легко!

Посмеиваясь, Сергей рассказал полную историю знакомства с Юлькой и в красках описал события сегодняшнего утра, особенно ту часть, в которой он искал повод свалить от гостеприимной Нины Ивановны и не опозорить её дочь.

— Однако! — восхитился призрак, упёршись подбородком в навершие черенка лопаты. — Зачем так долго тянул? Брякнул бы сходу: «Доброе утро, мама! Никуда не уходите! Я за шампанским и кольцами!» — и делай ноги! А ты целое представление устроил.

— Я и сам так поначалу думал поступить, — оправдывался беглец от семейного счастья. — Но... расстраивать не захотелось. Свали я сразу — Юльку бы заклевали за аморальное поведение. Сам посуди — мать обнаруживает дочь с едва знакомым типом в одной постели, да ещё и в собственной квартире, а тот позорно сбегает? На кого гром и молнии полетят? — Швец не ответил, лишь потёр щёку, переваривая доводы напарника. — Молчишь?.. Вот и молчи. Осколки порядочности во мне сохранились, выгораживал девчонку как мог. Маме понравился, помог по дому... Теперь ей, вроде как, корить дочь не за что. Я обеих прокинул, причём... сам посмотри.

Из кармана куртки появился смартфон, и Иванов продемонстрировал последних два сообщения.

Ознакомившись, Антон одобрительно поцокал языком:

— Красава! Но сомневаюсь я...

— В чём?

— В осколках твоей порядочности. Сменял ты её в детском саду, на фантик, — и, обхохатываясь, отскочил в сторону, довольный ископаемой шуткой.

— Да иди ты... — и не подумал огорчаться от недоверия инспектор. — У тебя как успехи?

Мимо неторопливо проехал автомобиль с пожилым мужчиной за рулём. Водитель, поравнявшись с обсуждающими насущное инспекторами, притормозил, внимательно осматривая двух крепких молодых людей с лопатами.

— Пошли, — Антон подхватил шанцевый инструмент и направился в сторону холма. — Подкатывай штаны. По дороге расскажу. Иначе скоро вся улица соберётся на нас посмотреть.

Последовав совету и вычурно помянув чёрта, не имевшему к его непредусмотрительности никакого отношения, Сергей принялся догонять коллегу по службе и друга по жизни.

— Сашка в СИЗО сидит, в крыле для малолеток, — говорил призрак. — Я к нему прошёл, пообщался. Не унывает пацан, не раскаивается. Держится уверенно, без блатной романтики... Если опустить предисловие, то об отце Ленки он ничего не знает. Приехал вампир несколько лет назад, посмотрел на дочь, дал парочку советов и уехал. Ни номера телефона не оставил, ни адреса. Возможно, в звонилке упырицы и имелись какие-нибудь данные, только где теперь та звонилка? В протоколах о ней ни слова. Или подболтали вещдок наши с тобой бывшие коллеги на долгую память, или... хрен знает, где она. Считаю, искать нет смысла. Нужно другого кровососа присматривать.

— Печально, — высказался по этому поводу Иванов, с усилием вырывая увязший в раскисшей земле ботинок. — Что-нибудь ещё узнать успел?

Спрашивать у Антона про холм в открытую он не решился. Некрасиво бы прозвучало. Всю ночь и половину дня потратил на развлечения и утрясание личных дел, а теперь умничает, результатов требует...

— Нет. Историки ничего не знают. Забегал в институт. Они и про кладбище не вспомнили...

Остаток пути шли молча. Иванов, сконцентрировавшись на том, чтобы не увязнуть в бороздах, а Швец не хотел отвлекать напарника от важного занятия.

Добравшись до знакомой котловины и израсходовав половину упаковки салфеток для очистки верхней части обуви, парень с удовольствием откатил штанины вниз. Ноги за недолгий путь успели основательно подмёрзнуть.

Гниловатая чернота никуда не делась. Пряталась внизу, выжидала.

Присев и положив ладони на холодную землю, он прислушался к ощущениям и приготовился побороться за первый в своей жизни клад...

... С общими понятиями о поиске позабытых сокровищ инспектор познакомился, когда находился не у дел и в одиночку постигал основы применения Силы через чтение огромных объёмов фантастической литературы. Разные авторы трактовали кладоискательство по-разному, от «так захотелось моей левой пятке» до глубоко изученного материала по теме, перенесённого на художественную основу. Последнее подкреплялось ненатянутым сюжетом и вдумчивой проработкой нюансов с отсылками к славянской мифологии или намёками на колдовство.

Именно на них и строились базовые выводы, основные из которых можно было сформулировать так: «Все клады разные» и «Не хватай, не обесточив».

Какие-то сокровища считались незамысловато закопанными в укромных местах, некоторые — заговоренными на «тайное слово», реже — проклятыми понимающим специалистом, совсем уж редко — каждую вещичку проклинали по отдельности. Регулярно упоминались и сторожа захоронок — ритуально убитые животные или люди, обязанные по инструкции жрать неудачливых кладоискателей.

В последних Иванов верил слабо. Вдосталь насмотрелся за последние полтора года на призраков и твёрдо знал — ни один из застрявших между землёй и небом не станет вечно сидеть на привязи у чужого добра. Обязательно попытается сбежать.

Представители Департамента — вполне удачный вариант, имеют полномочия на освобождение невольных душ.

Возможен, конечно, вариант сбрендившей души, по-кащеевски чахнущей над златом, но тогда где ей прятаться? Напарник бы точно почуял чужое присутствие. Он здесь внимательно осмотрелся, Печатью отработал... И сейчас не дремлет. Замер в сторонке, готовый ко всему.

Почти посередине котловины чернота значительно уплотнялась, невольно сужая критерии поиска.

Поднявшись и отряхнув руки, Иванов схватился за черенок недавно купленного инструмента.

— Копаем, — остриё лопаты вонзилось в почву. — На пару штыков углубимся, а там посмотрим. Я попробую Силой пройтись, выжечь. Если не срастётся — действуем по обстановке.

— Может шарахнуть? — беспокойно уточнил Швец.

— Сомневаюсь. Обычная техника безопасности. Ничего сверхмощного я не обнаружил.

Упоминание ТБ обнадёжило призрака, вселило уверенность в друге. Понимает что делает, не геройствует...

— Серый, а если там... что-то серьёзное?

Штык Антоновой лопаты тоже вонзился в землю, в сторону полетели тяжёлые комья.

— Закапываем, — не задумываясь, отмахнулся напарник. — Шефа вызываем. Можем прямо сейчас начать... Тоха! Не выноси мозг тупыми рассусоливаниями! Я и сам сомневаться начинаю...

— Молчу, молчу... — с упорством крота вгрызаясь в землю, пошёл он на попятную. — Вот бы портсигар найти... Серебряный. А на крышке — три богатыря. Всегда о таком мечтал...

— Копай!

***

... Покончив с предварительным раскопом, Иванов опять принялся изучать подземную черноту. В этот раз она оказалась значительно ближе, почти под пальцами. Протуберанцами не пугала, однако и в стороны от изливаемой Силы убираться не спешила. Сопротивлялась.

И выгорала под мерно наращиваемым потоком колдовской энергии. Не хватало ей силёнок побороться за своё будущее. Слабенькой гниль оказалась, дохловатой.

… Вспомнился Египет, точнее, урок по выжиганию скверны, подсмотренный в видениях и дремавший в глубинах памяти до этого момента.

С пяток недорослей водят ладонями над учебными монетками, судя по всему, проклятыми. Самому дальнему, длинному юнцу с густым пухом над верхней губой, похоже, не терпится покончить с уроком. Он, от напряжения сжав губы в струну, усиливает поток энергии, второпях уничтожая окружающую денежку черноту, и получает по затылку палкой от преподавателя. Наотмашь.

Иванов видит — монетка оплавилась. Перестарался школяр, поторопился, испортил наглядное пособие.

Вопль учителя на незнакомом языке и переводить не нужно, понятно по контексту. Что-то примерно: «Аккуратнее надо быть, бестолочь! Не спеши!».

Вот и пригодилось.

… Почва под Серёгой высохла, кое-где пробилась травка, не по сезону норовя зацвести и выбросить семена.

— Могу утешить — колодец копать не придётся, — собираясь углубиться на очередной штык, обрадовал он Швеца. — Справимся.

В сторону полетели новые комья...

... До источника черноты добрались минут через десять ударного труда. Железо стукнуло обо что-то твёрдое, пока невидимое из-за взрыхлённого грунта.

Новый поток Силы предусмотрительно очистил находку от окружающих её эманаций, будто струи воды прошлись по машине в автомойке. Лишь внизу осталось немного черноты, вызывающей устойчивое сходство с разлагающейся крысой. Воронкоподобное, прячущееся…

— Обкапываем! Лапами не вздумай трогать!

Вокруг обнаруженного схрона заволновались пласты безжалостно вырываемой земли, усердно запыхтел призрак.

Завыли собаки.

— Долбанные бобики! — вырвалось у Сергея, внимательно следящего за извлекаемым предметом, более всего походившим на крупный горшок для молока. — И так на нервах, так ещё и они блажат... Как бы это не наш клад их беспокоил.

— Далеко, — отвлёкшись на мгновение от кладоискательского труда и оценив расстояние до ближайшего жилья, принялся развеивать сомнения напарник. — Ни одно проклятие не добьёт.

Навалившись покрепче, он выворотил источник беспокойства на свет — изрядных размеров глиняную посудину с запечатанным, чем-то наподобие смолы, верхом.

Потыкал инструментным остриём в тёмную стенку, без особых проблем определив название ёмкости.

— Корчага полуведёрная. В любом краеведческом музее таких полно.

— Откати в сторонку, — попросил всматривающийся в образовавшееся после ёмкости углубление напарник. — Я не закончил.

Упершись лопатой в округлый бок гончарного изделия, Антон неторопливо выволок находку из ямы, облегчённо вздохнул и, довольный собой, полез в карман за сигаретами.

На полпути рука любителя покурить остановилась и изменила траекторию — переместилась под пиджак, выискивая несуществующий Смит-Вессон.

— Бросай ковыряться. Живо!!!

Не рассуждая, Иванов выскочил из раскопа и завертел головой по сторонам.

— Что?!

— Псы, — руки призрака уже перехватывали лопату поухватистее. — Со стороны жилья несутся.

По направлению взгляда друга догадаться, откуда ждать гостей, оказалось несложно. Через поле, к холму мчались разновеликие представители собачьего племени, что характерно — не стаей, а под разными углами. Без лая спешили, оскалив морды. За одной из зверюг волочилась цепь.

Лопата сама прыгнула в руки.

— Мочим? — расставляя ноги пошире, поинтересовался Иванов.

— Нельзя... Доктрина Департамента не велит... Револьвер бы... Пару раз шугануть — разбегутся.

От домов к раскопу бросилась новая четырёхлапая тень. Невысокая, мускулистая, поджавшая в беге купированные уши.

— Откуда они?!

— Оттуда. Похоже, прав ты оказался. К горшку спешат... Как же мне этого делать не хочется!

Спросить, что именно не хочется делать Швецу, парень не успел. Лопата, зажатая в ладонях друга, тихо шлёпнулась о сваленную в кучу землю, а сам он материализовался перед ближайшей собакой, несущейся с оскалившейся от злобы пастью.

Выставил левую руку вперёд, согнув её в локте, на правой зажглась Печать.

Псина прыгнула, мечтая вцепиться в податливую человеческую плоть…

Вспыхнула ладонь, приложенная к повисшей на левой руке звериной башке…

Кривясь от боли в порванном предплечье, Швец покрыл округу матом …

Потерявшая сознание зверюга принялась заваливаться в борозду, увлекая победителя за собой.

Доля секунды — и Антон уже стоял перед новой психической тварью.

И снова крик, и снова Печать, и новая собака...

Разобраться со всеми призрак не успевал. Оставшиеся в строю, обезумевшие друзья человека мчались к холму, не отвлекаясь на оказание помощи собратьям.

На долю Иванова доставалось два барбоса. Ближний, стелящийся над перепаханным полем, относился к бойцовым породам. Пасть-чемодан, маленькие, широко расставленные глазки, лобастая голова и гладкая, блестящая от приличной кормёжки и получаемых от хозяев витаминов, шерсть. Другой, помельче, семенил на приличном расстоянии позади, увязая короткими лапками везде, где только можно, и целеустремлённо спеша успеть урвать персональный кусочек победы над двуногими.

Надо бы сгустком приложить, но бросить лопату быловыше Серёгиных сил...

Когда появился Антон, инспектор не заметил. Он просто возник на пути четвероногой машины смерти, удачно приспособившей край котловины в качестве трамплина для прыжка.

Сверкнула Печать, и увесистая живая торпеда, закатив глаза прямо в полёте, обмякла, не долетев до цели каких-нибудь полметра, грузно шмякнулась о целинный грунт.

— Целый?! — возбуждённо дыша, крикнул напарник, демонстрируя располосованный на ленточки левые рукава куртки и пиджака.

— Норм... — окончание проглотилось от переизбытка адреналина в крови. — Осталась...

Последняя собака, очевидно, включила турборежим и появилась значительно раньше, чем её ожидал Иванов. Крохотная, с выпученными от природы глазами, более всего похожая на страдающий Базедовой болезнью гибрид чихуахуа и таксы; юркая, с задранной под самый нос верхней губой, обнажающей белые, тонкие клыки.

Игнорируя Швеца, мелкое недоразумение пулей промчалось к Сергею и с ненавистью уцепилось ему в голенище ботинка.

Взвизгнув от неожиданности, парень попытался отфутболить наглое животное куда подальше, однако из этой затеи ничего путного не вышло. Напавшая зажала обувную кожу намертво. Силёнок прокусить преграду и добраться до намеченной жертвы у неё не хватило, а вот уцепиться, словно весенний клещ — вполне. Ещё и подвывать начала.

Прыгая на месте, недоукушенный Иванов истерично просил друга, размахивая лопатой вокруг себя и промазывая раз за разом по собаке:

— Выруби её! Выруби!

— Инструмент брось! — и не думая приближаться, требовал тот. — Ты меня зацепишь! Мне же в материалке с ней работать придётся.

Разумные доводы прошли мимо атакуемого. Он сгоряча попытался скинуть ботинок с обезумевшей кусучей заразой, при этом пускаясь в загадочный по своей рваной, непредсказуемой структуре, танец, основными изюминками которого являлись задирание ноги выше пояса и нечленораздельные вопли.

Исполнив несколько «Па», сопровождаемых шварканьем собачьего тельца о землю; переместился на две трети вокруг раскопа.

— Да стой ты! — пытался достучаться до Серёгиного рассудка призрак. — Остановись, придурок! Сниму!

С дороги кто-то задорно побибикал и, благодаря неизвестному шутнику, ответившему на крики, Иванов начал понемногу приходить в себя.

— Замри! — улучив момент, Антон переместился вплотную к сослуживцу и схватил собачонку за шиворот, прикладывая к ней заметно потускневшую служебную метку.

Безвольное тельце отвалилось от голенища.

Нога инспектора снова по инерции взметнулась вверх, обдав спасителя порцией грязи с подошвы и зацепив его тупым ботиночным носком по локтю.

— Ай! Угомонись! Наши победили!

Просьбу подкрепил подзатыльник свободной от зверюшки рукой.

— Больно! — взвыл Сергей, окончательно успокаиваясь.

— Зато бесплатно. Срочно разбирайся с корчагой, иначе новые бобики из-за заборов повыпрыгивают. Я так понимаю, к нам пока особо непривязанные приходили на покусаться. Основные силы ещё прорываются сквозь хозяйские преграды.

В подтверждение его слов донеслась новая порция собачьего воя.

— Корчага ни при чём! Под ней!..

Прыгнув в раскоп, инспектор, не вникая в подробности, ощутил спрятавшуюся в яме воронку тошнотных эманаций и влепил в неё сгусток Силы мало не с волейбольный мяч, здраво полагая, что на детальное изучение воронки времени почти нет.

Подействовало сразу. Энергия жизни буквально выжгла поражённый участок, оставив после себя лишь оплавленный до кирпичной прочности кусок почвы.

— Теперь точно победили, — произнёс за друга призрак, укладывая бессознательную собачонку на траву. — Я чувствую. Посмотри животное. Не убить бы... Я, похоже, перестарался слегка. Мощность Печати, конечно, приуменьшил, но сколько ей, пучеглазой, надо?

— Да и хрен с ней! — затаивший обиду на весь собачий род Иванов выбрался из опустевшего углубления в котловину.

— Серый! — рявкнули ему в ответ и добавили, уже спокойнее. — Она же не сама набросилась. Колдовство подействовало.

Поняв, что на уступки идти придётся, инспектор подошёл к почти не дышащей шерстяной колбаске с клыками и ушками. Совсем не страшной. Опустившись рядом с ней на колени, приложил руку к холке.

— Действительно, отходит. Ща поправим… — в тельце полилась Сила.

Спасаемая задёргалась, засучила лапками, попыталась подняться, перепугано осматриваясь и будто пытаясь понять, как она сюда попала и куда бежать. От былой злобы в ней не осталось и следа.

— Мотай отсюда, — скомандовал ей Швец, с трудом поднимая бойцового пса, валяющегося неподалёку. — На пашню отнесу. Оклемается — может повторно броситься. Этот не испугается.

Покладисто согласившись, Иванов проводил взглядом правильно понявшую указание, стремительно улепётывающую собачонку и взялся за лопату.

— Я посмотрю, что нам так кровь попортило.

Выворотив запечённый кусок, он принялся расширять раскоп.

По мере копания в земле начали появляться косточки, мелкие позвонки, а под конец нашёлся и череп. Собачий или волчий — Сергей определить затруднялся, с биологией у него было так себе.

Отряхнув находку и положив её на вырытую кучу, порылся ещё, но больше ничего интересного не нашёл. Усевшись на край свежей ямы, устало закурил.

— Я знаю, что случилось. Точнее, догадываюсь.

Вернувшийся призрак поторопил:

— Не интересничай.

— В какой-то книжке читал, не помню автора... В общем, по общепринятым канонам если к кладу приставляют охранника, то он его и должен охранять. В нашем случае хитрее. Заговор сделан не на оживление зомбака или скелета, а на призыв его родни. Мы останки потревожили, они на защиту позвали, кого смогли.

— Погоди, погоди... — перебил призрак. — Ты слышал зов?

— Нет, — отрицательно покачал головой Сергей. — Думаю, зова не было. Собаки всегда чуяли заклинание, просто внимания не обращали. В состоянии покоя оно дремало... А когда мы начали раскапывать — то ощущения усилились и приманили хвостатых. Могу и ошибаться. Нужно у ведьм уточнить. Но, в общих чертах, сдаётся мне, мыслю верно.

Антон состроил нетерпеливую гримасу.

— Пусть так. Потом подробнее расскажешь! Давай лучше посмотрим, что в корчаге. Зря я, по-твоему, пиджака с курткой лишался?..

Глава 10 Театр и записи. Часть первая

Корчага мирно лежала на краю раскопа. Внушительная, крутобокая, старая даже на вид и почему-то упорно вызывающая ассоциации с греческой амфорой из школьных учебников. Сходство между ними, конечно, имелось весьма условное, но оттого находка никоим образом не теряла налёта древности, загадочности и необъяснимой робости, возникающей при одной мысли вскрыть горловину.

— Ты повторно осмотри, — рекомендовал Швец, поводив Печатью вдоль глиняных боков. — Перестраховаться не помешает. Новых собачек совсем не хочется.

— Как скажешь.

Иванов устал. Яркая ночь, похмельное утро, собаки, грязь, физические нагрузки на свежем воздухе, беспокойный товарищ с его неуёмным любопытством... Неужели нельзя мирно сесть и посидеть, перевести дух, привести в порядок расшатанный организм с нервами?

— Не томи.

Назойливость Антона начинала раздражать.

— Успокойся. Сейчас.

С натугой поднявшись, инспектор переместился к ёмкости, попытался ощутить, что внутри.

Никаких откликов. Обычный горшок.

Не касаясь, провёл руками вдоль, от горловины к днищу, выискивая малейший намёк на черноту. Повторил движение, перестраховываясь и до ломоты в висках вслушиваясь в себя.

Тишина... Похоже, «обесточил».

Шмыгнул носом от волнения, размял пальцы. Осторожно дотронулся: холод, влага, грязная от долгого пребывания под землёй поверхность.

Осмелев, Иванов поднял увесистую корчагу, потряс. Ни звона, ни стука, но что-то внутри имелось.

— Ну, что? — из-за плеча выглядывал напарник, жадно всматриваясь в Серёгины пассы.

— Ничего. Дай лопату.

— Зачем?

— Разбить.

— Экспонат?! — страшно изумился Швец, ошарашенно смотря на друга. — Ты с ума сошёл?! Это же варварство!

— В музей снеси. Экспертам. Они знают, как положено открывать, — не повёлся парень, опуская сосуд на траву. — Сам же говорил — таких корчаг в каждой экспозиции полным-полно. Рисунков на нашем жбанчике нет, клинопись отсутствует, клеймо дома Фаберже я не обнаружил. Какой же это экспонат? По деревням прошвырнись — там наверняка похожих горшков полным-полно осталось по сараям. Если повезёт — ещё и с народной росписью найдёшь.

— Ну, знаешь... — в призраке вовсю сражались порядочный человек, воспитанный на уважении к прошлому и любопытство. Победило последнее:

— Поберегись!

Поднятая высоко над головой лопата торцом рухнула на гончарное изделие, отозвавшееся чистым, тонким звоном добротно пропечённой глины. По месту удара пробежала трещина.

— Дури поменьше. Внутри стекло может оказаться, — поморщился Иванов, глядя, как Швец, азартно сопя, делает новый замах.

— Угу...

Нового удара не последовало. Изменив стратегию, горшкоруб упёр кончик штыка в расколотый бок и активно заворочал им, расширяя проём. Корчага глухо затрещала, поддаваясь натиску, посопротивлялась для приличия, напоследок протяжно хрустнула и раскололась.

Перед инспекторами открылось развороченное глиняное нутро, а из него торчала блёклая, с рыжеватыми проплешинами, чёрная материя.

Бережно, двумя пальцами Сергей потянул ткань на себя.

— Плотная, — сообщил он. — На шерсть смахивает.

Антон, пристроившись рядом, взялся помогать, неловко вытягивая на себя добычу. Размеры у находки оказались изрядные.

Достав тряпичный ком, друзья принялись растягивать его на склоне впадины, выбрав место почище. Из чёрной ткани, почти сразу, вывалился длиннополый пиджак шелковистого синего сукна, со стеклянными пуговицами и декоративным шитьём по манжетам с обшлагами. В пиджаке оказалась припрятана плоская кожаная сумочка, застёгнутая на ременную пряжку. Последним обнаружился дерюжный свёрточек, перевязанный верёвочкой и удивительно походивший на неопечатанную бандероль.

— Сюртук классический, — расправляя побуревшие от времени рукава пиджака, проговорил призрак. — Карманов нет... Бальный, что ли? Н-да... владелец у него худосочный был. На меня не налезет.

— А это — накидка, — Сергей указал на чёрную ткань, служившую первым слоем в захоронке. — Завязки в районе горла, пуговицы имеются, отворот с плеч почти до пупка свисает. А вот и рукава! Под отворот забились. Скорее, это плащ или пальто... — засомневался он в первоначальном выводе. — Я похожее видел у одного персонажа на картине про Пушкина, где его раненого к саням тащили... Только там одёжка смотрелась побогаче. С меховой опушкой.

— Пелерина называется. Викторианская мода. А картина, которую ты так бездарно описываешь: «Дуэль Пушкина с Дантесом», художника Наумова, — не упустил случая отличиться образованностью напарник. — Сюртучишко — хлам. Материя истлела к одной бабушке, от прикосновения расползается. Боязно держать... Давай ридикюльчик с пряжкой откроем!

— Однозначно. Но сначала со шмотками закончим.

Насмотревшись всласть на давно вышедшую из моды мужскую одежду, трижды прощупав все швы на предмет тайников и позабытых прежним владельцем ценностей, инспекторы, не найдя даже табачной крошки, напрочь потеряли интерес к вещам.

Пришла очередь ремешка, закрывающего кожаные створки сумочки.

Внутри оказалось... подобие косметички. В специально изготовленных пазах покоились расчёска, маленькие ножнички, кисточка, деревянная зубная щётка с частично осыпавшейся щетиной, складная опасная бритва с рукоятью из зеленоватого камня, помазок, одёжная щётка, зеркальце в оловянной оправе с почти полностью потемневшим серебрением и три плоские баночки. Вскрыли первую — белый порошок со слабым запахом мяты, не выветрившимся благодаря герметичной упаковке. Во второй — розоватая, ничем не пахнущая пудра, в третьей — засохшие остатки чего-то красного.

На зуб порошки пробовать не стали. Прощупали стенки гигиенического набора, попробовали на остроту бритвенное лезвие. Выправлена опаска оказалась на славу, получше, чем ножи на Серёгиной кухне.

— Средство для зубов, пудра и помада, — убирая всё на свои места, хмыкнул Швец. — Хозяин-то модником был. Следил за личностью.

— Гомосек? — в подборках определений друг оказался более категоричен. — Красился перед выходом в свет? Бровки подводил, ноготочками не гнушался?

— Мимо. В прошлом косметикой пользовались многие. Мужики — в том числе. И ничего в этом предосудительного не видели. То, что ты сейчас репу по утрам не пудришь — не твоё достижение, а временно устоявшиеся традиции. Для примера: девушки же сейчас почти поголовно в брюках ходят — и нормально, а ещё сто с хвостиком лет... Фотокарточки посмотри — сплошные юбки.

— Сообразил, — отмахнулся Сергей, понимая, что выбрал не самое удачное сравнение для владельца ретро-косметики. — Проехали. Дерюгу давай.

Как всегда, самое интересное оказалось в конце. Размотав перетянутую верёвкой холстину, инспекторы с большим удивлением обнаружили несколько истрёпанных, пухлых книжек, а между страниц самой толстой из них прятались шесть кредитных билетов Российской Империи по двадцать пять рублей, без государевых портретов, причём отпечатанные не вширь, а ввысь.

Коричневатая бумага, номера, неразборчивые подписи управляющего, директора, кассира, двуглавый орёл вверху и чернильное пятнышко на самом кончике одной из банкнот внушали благоговение.

Там же лежала и серебряная мужская булавка с маленьким вишнёвым камешком. Незамысловатой работы, слегка согнутая у основания. Скорее всего, от постоянного ношения владельцем мягкий металл деформировался в угоду фигуре или от частых нажатий пальцами в одну и ту же точку.

— Сто пятьдесят рубликов. Большие деньги!

— Что в книжках?

— Текст. Рукописный. На, сам посмотри, — призрачный инспектор протянул сочинение неизвестного автора другу.

Полистав желтоватые страницы, Иванов убедился, что перед ним ежедневник или дневник. Все страницы покрывал красивый, с завитушками, почерк, умело выводивший латинские буквы. На полях — нарисованные от нечего делать цветочки, иногда — весьма схематичные профили мужчин и женщин. У мужчин неизменно имелись бакенбарды, у женщин — завитушки спадающих к шее локонов.

В документах подобных вольностей не допускают.

Попытался прочесть — вроде бы немецкий.

— В остальных тоже письмена. Ни колец, ни подвесок... — бегло просмотрев оставшиеся книжки и ощупав обложки, погрустнел Антон, изначально надеявшийся найти если не сундучок с золотом, то хотя бы мешочек с драгоценностями.

— Перетряхни ещё раз.

Повторный осмотр ничего не дал. Кроме булавки — никаких украшений больше не обнаружилось, как и царских чеканных червонцев или инкрустированных табакерок.

— Не с нашим счастьем. Впервые нахожу клад, а в нём... А! — махнул рукой Швец, потеряв интерес к содержимому корчаги. — Пиджак жалко... И револьверы.

На него, неизвестно в какой раз за последние два дня, накатывало уныние.

— Погоди с выводами. Нормальный клад. Ценностей полно: записи старые, вполне может статься, что важные; булавка, деньги... Сам же сказал — сто пятьдесят рублей это о-го-го! Кстати, а сколько это на наши получится, если пересчитать? — Сергей принялся возвращать бодрость духа коллеге. — Надо будет погуглить… Гляди веселей, не куксись! Ну не положил человек в горшок золотишко, прости. Я за него извиняюсь. Чем богат был — поделился. Ты о другом вспомни: коллекционеров и нумизматов никто не отменял. Иные бумажки похлеще червонцев спросом пользуются. Считаю, нам для начала консультация нужна, у знающего человека.

— Лана?

— Ясен пень! Она же с со всякими инкунабулами работает. Покупает, продаёт, с того и домик отгрохала. Вполне себе домик, не за пятачок — я видел... Попрошу — не откажет.

Ободряться Швец не стал. Прошёлся, склонив голову подбородком до груди, подвигал челюстями, прикидывая варианты.

— Попытка не пытка, не побьют же... Поезжай к ней в гости. Пускай отрабатывает наши прогулки по ботаническому саду.

Критично осмотрев себя, оценив помятость одежды и стремящийся к нулю процент её чистоты, Иванов потребовал:

— Тащи ремкомплект.

Ремкомплектом он называл запасные джинсы, свитер, набор нижнего белья, переданные на сохранение напарнику как раз для таких вот случаев. Используя довольно удобное свойство Антона мгновенно перемещаться по городу, можно было всегда разжиться чистыми вещами, не гуляя по улицам в костюме бомжа и не привлекая к себе внимания окружающих.

Ну и на глаза Машке призраку лишний раз показываться не приходилось, выпрашивая сменку для коллеги. Она, конечно, соберёт необходимое, но в процессе всю душу речами об аккуратности и расходах на стирку вымотает, а потом станет волноваться, не прибили ли Сергея в тёмной подворотне и не в больницу ли его отвезли, рисуя в воображении картины одну ужаснее другой. Почему сам домой не пришёл, да не в морг ли вещички...

Переживательная кицунэ по характеру. Очень переживательная.

— Бобики убежали. Ничто их больше к холму не тянет. И мордастый убежал, — взобравшись на край котловины, сказал призрак, обозревая окрестности. — Оно и хорошо... Иди к дороге. Там встретимся. Не будешь же ты здесь переодеваться.

— Не буду. На обратном пути тоже не розами устлано… Договорились. Исчезай, а я пока раскоп забросаю. Накидку с сюрту... пиджаком ископаемым заберёшь на память?

— На кой? Моль разводить? Хорони с корчагой. И косметичку туда же, если тебе не надо. Пусть им вместе нескучно будет. Сколько лет рядом пролежали...

***

... Переодевался Иванов на обочине, прислонившись в качестве опоры к старому, высоченному тополю. Улица спокойная, машин мало, прохожих почти нет — не проспект, чай.

— Лопаты где? — помогая складывать испачканные вещи в пакет, задал вопрос Швец без особого, впрочем, интереса.

— На холме оставил. Весной нуждающиеся подберут.

Напарник тоже сменил порванный пиджак на свою старую, с накладными карманами, курточку, из чего Сергей сделал вывод, что финансовые дела друга совсем плохи. Виду не подал, лишний раз обнадёжив:

— Не может быть, чтобы наши находки ничего не стоили.

В ответ Швец лишь криво усмехнулся.

— Хотелось бы верить...

— А вот и проверим! — после несложных манипуляций со смартфоном в динамике раздался голос Ланы.

— Жалуйся, Иванов!

Антон слышал весь разговор. Сергей специально включил громкую связь, чтобы не было недопонимания.

— У нас есть несколько рукописных книжек и немного денег. Мы клад нашли. Поможешь понять, что почём и с последующей реализацией?

— Книжек? — упоминание о деньгах букинистку не заинтересовало. — Книги — это прекрасно. Это разумное, доброе, вечное. Везите ко мне, посмотрим. Заодно и подробностями поделитесь.

Отключившись, парень спросил у друга:

— Поедешь?

— Неохота, — отказался призрак. — Сам поезжай. У тебя с ней лучше получается общий язык налаживать. Я пойду, кладбище поищу. Должно же оно где-то быть?

Оставив за Швецом право на самоопределение, стали прощаться:

— Разбегаемся. На связи, если что...

***

К Лане инспектор отправился, не заезжая домой и прихватив пакет с грязными вещами. Вызвал такси, назвал адрес и через час стоял у знакомых ворот, за которыми проглядывались туи, ёлки и прочие вечнозелёные деревья ландшафтного дизайна.

Его уже ждали. Едва нажал на кнопку звонка, как щёлкнул замок в калитке, а из переговорного устройства донеслось:

— Входи.

Миновав мощёную аллейку и отдав должное искусному подбору растений на участке с вкраплениями альпийских горок, Иванов без стука вошёл в дверь особнячка. Оставил пакет у входа, прихватив дерюжку с записями, транспортируемую поверх относительно чистого участка куртки.

Встречали его горячим чаем в большой комнате-холле с фотогалереей на стенах.

— Показывай, — букинистка, по-домашнему одетая в рабочий синий халат, обтягивающие штанишки и танцевальные туфельки, требовательно протянула руку. — Садись за стол.

Пухлые томики с вложенными в них булавкой и царскими деньгами перекочевали к женщине, а сам Сергей удобно устроился за тонконогим, овальным столиком на границе холла и кухонной зоны.

Внимательно рассмотрев ювелирное изделие, хозяйка присела напротив и отложила вещь в сторону, снабдив действие комментарием:

— Дешёвка. Ширпотреб.

С двадцатипятирублёвками случилась примерно та же история. Повертев бумажные ассигнации так и эдак, проведя подушечками пальцев по бумаге, Лана заключила:

— Точной цены не назову, но на яхту не хватит. Оставляй, если хочешь, попробую на аукцион выставить. Может, кто и купит.

— Я только за.

Банкноты отправились к булавке.

— Поухаживай.

В центре стола красовался высокий фарфоровый заварник, рядом с ним — элегантные блюдца с чашечками. Сахарница и вазочка с мёдом расположились несколько поодаль, точно не хотели отвлекать гостя от чаепития.

Пришлось Сергею стоять «на разливе». Справился, не пролил ни капли, чем заслужил одобрительный кивок от наблюдающей за священнодействием букинистки.

Откинувшись на спинку стула и отхлебнув чаю, она наугад взяла один из томиков, необычайно осторожно его раскрыла и мгновенно углубилась в чтение, попутно потребовав:

— Рассказывай, где нашли.

— Да под городом, — начал Иванов, отдавая дань исходящему паром напитку. С чабрецом, с мятой... — Холм посреди поля торчит, в нём и раскопали...

Далее он в краткой форме изложил эпопею с обнаружением корчаги, упомянул про драку с собаками, поделился теорией охранного заклинания.

— Правильно догадался, — рассеянно, не отрывая взгляда от очередной страницы, высказалась Лана. — И так защищали. На призыв. Скорее всего, там лес неподалёку раньше был. Убили, более чем уверена, волка — они больше котировались для такого рода целей... Положили труп под ценности, нашептали заговор на призыв сородичей, в том числе и собак. Каких-то сто с лишним лет назад этим почти все баловались по деревням. У каждого в роду или колдунья имелась, или знахарка. Многие с детства науку запоминали. Коня приболевшего полечить или чирей свести через избу умели — с земскими докторами на периферии недостача была, до ближайшей больнички иногда по нескольку дней пешего хода. Пока доберёшься — помереть десять раз успеешь. Учились и прочему... ну, ты понял, — новый глоток промочил рассказчице горло. — В следующий раз перед тем, как лопатой орудовать, вокруг предполагаемого места раскопа круг нарисуй, желательно ножом. Потом соли насыпь. Обычной, поваренной, и пусти по ней Силу. Мощное заклинание не удержит, а что попроще — вполне.

Иванов заинтересовался:

— Откуда знаешь?

— Я с кладоискателями на короткой ноге, по бизнесу требуется... Много старины через их руки проходит. Втёмную, без огласки. Потому ребята там встречаются продвинутые. Не колдуны, конечно, но в теории подкованы плотно. Знают о заговорах, о проклятиях... У ведьм амулеты можно купить, что-то вроде датчиков. Да ты их, может, и видел — симпатичные фенечки, на запястья надеты. Конкретную точку с хабаром не укажут, но если задёргается, задрожит — близко к находке не подходи, вызывай умельцев или организовывай правильную транспортировку. Предпочитают последнее. Кому интересно место копа показывать? Не касаясь, переносят в машину и везут к кому положено. Ну а там за плату убирают всё лишнее. Если матёрый клад копают, из тех, которые в руки за так не даются, то, конечно, привлекают кого-то уровнем не ниже Яги. Но редко кто соглашается. Можно и голову сложить. Выскочит из-под земли страховидло размером с быка, покрошит всех в муку и обратно спрячется. Колдануть не успеешь.

О таких подробностях инспектор не знал. В его понимании поиск сокровищ прочно связывался с металлоискателями, мужиками в камуфляже, тюнингованными под бездорожье «Нивами», с водкой у костра по вечерам и чёрным рынком оружия Второй Мировой. Однако на поверку оказалось всё гораздо глубже, запутаннее.

Подтвердила Лана и его догадки, выстроенные от нечего делать во время поездки на такси: зачарованные клады, согласно тем же книгам, в человеческие загребущие руки даваться не должны были, как вот их со Швецом горшок. И лежал неглубоко, и местечко приметное, а вот не нашёл никто.

Повезло, уцелели... В воображении нарисовалась упомянутая «страховидла» с уклоном в Минотавра. Иванову до одури захотелось вскочить и скандировать: «Слабоумие и отвага!», отдавая должное безмозглости поступка.

Вслух же он произнёс другое:

— Удивила. Никогда не думал, что обычные люди с ведьмовством связываются.

— Изредка, но случается, — подтвердила женщина, делая очередной глоток и прикрывая глаза от удовольствия. — Единицы. Профи. Из тех, кто с этого живёт. Они и с Ягой связь держат, и с наиболее сильными ведьмами общаются. И на всех углах об этом не орут. — вернувшись к чтению, она сдвинула брови, подбирая наиболее доходчивое пояснение. — Взаимовыгодное сотрудничество называется. Шито-крыто, и все довольны. Конечно, у твоего ведомства могут возникнуть вопросы к тёткам, но маловероятно. Убрать порчу или иную прилипчивую пакость — дело хорошее, ненаказуемое, а гонорар... суровая реальность. В магазине бесплатно хлеба не купишь.

Что-то подобное Серёга про колдуний с ведьмами и подозревал. Слишком замкнуто они существовали при кажущейся непосвящённому простоте в общении и открытости.

Ну женщины, частенько семейные, на работу ходят. Ну собираются раз в год на Шабаш (в этом году, кстати, их не приглашали и от начальства никаких указаний по этому поводу не поступало), ну попьют-попляшут... Даже Элла, с которой у него год назад случился бурный роман с плохим окончанием, почти ничего о товарках не рассказывала, преподнося их сообщество больше как клуб по интересам, чем серьёзную организацию.

А оно, вон, значит, как... широко и многогранно... И ведь действительно, формально придраться не к чему!

То ли дело колдуны с ведьмаками. На их с Тохой территории ни одного по-настоящему сильного, сплошь философы-деды да мужики в летах. Ленивые, добродушные, любители посидеть с бутылочкой у костерка и потрепаться за жизнь.

... Заметив, что гость задумался, Лана закрыла рукописный томик, по-студенчески прижав его к груди.

— Не особо интересно. Вы нашли записи некоего молодого человека. Тут и дневник, и размышления, и житейские заметки. Своеобразный литературный винегрет. Читать сложно — текст изобилует сокращениями и постоянными переходами с немецкого на французский. Временной промежуток — семидесятые годы девятнадцатого века. За сколько можно толкнуть — пока не знаю. Таких заметок в рынке полным-полно. Интернета не было, народ эпистолярным жанром баловался. Многое дошло до наших дней.

— Почему на двух языках? — изумился Сергей. — Я вот на русском пишу и читаю. Мои знакомые, кто по-английски свободно болтает, тоже в переписке чужим наречием не грешат.

К вопросу букинистка отнеслась с пониманием.

— В те годы французский являлся вторым языком знати, и владели они им в совершенстве, особенно в России. Так что ничего странного. Автор, судя по всему, образованный немец, и писал по желанию то на родном, то на языке Вольтера и Гюго. Думаю, под настроение баловался или практиковался, — томик переместился из рук к своим собратьям, на столик. — Я хочу изучить поподробнее записи. Возможно, на них можно будет немного заработать. Придётся выкроить минутку, от корки до корки прочесть... Но больших барышей не обещаю.

Намёк на предпочитаемое хозяйкой одиночество Иванов уловил, не особо вникая в его витиеватость. Поблагодарил за чай, поинтересовался, когда станет известно о результатах.

— Вечером набери, — убирая чашки, предложила Лана. — Полностью ознакомиться с текстом, скорее всего, не успею, но общие выводы сообщу.

— И на том спасибо, — откланялся инспектор, подхватывая оставленный на пороге пакет с грязными шмотками.

— Не за что, донеслось ему в спину. — Маше привет! Передай ей — жду в гости!

***

По возвращении в родные пенаты Сергей получил от кицунэ положенную порцию укоров, демонстративных вздохов и излишне громких стуков поварёшкой по кастрюле из-за пакета с извазюканной в земле одеждой.

В неизвестно какой раз он попробовал настоять на том, что вполне способен и сам затолкать испачканные вещи в стиральную машинку, и в неизвестно какой раз схлопотал новую порцию обид.

Домовая считала своим долгом вести домашнее хозяйство в полном объёме, включая стирку и глажку, и ревностно отстаивала данное мнение. Использование грубой мужской силы в её понимании допускалось исключительно в случаях, когда она не могла управиться в одиночку с хозяйственной проблемой: шкаф передвинуть, лампочку сменить или принести из магазина продуктов на неделю.

О ночном отсутствии Маша и не вспомнила. Сергей успел ей вечером из кафе отправить сообщение, что идёт с девушкой в клуб, и получил ответ: «Развейся. Молодец. Сидишь бирюк бирюком».

Вдоволь наизвинявшись, сердечно признав вопиющие прегрешения и четырежды похвалив новый фартук хвостатой нечисти, инспектору со скрипом удалось добиться мира, переместившись из коридора в кухню.

Употребив вчерашнюю кулебяку и отдав должное гастрономическим талантам домохранительницы, он, под компот из сухофруктов, поделился с девушкой замыслом по возрождению полезных начинаний покойной упырицы.

— ... Осталось вампира найти и склонить его к сотрудничеству, — закончил Иванов, поглаживая Мурку, перебравшуюся с подоконника к нему на колени.

Задумчиво теребя косу, переброшенную через плечо, Маша призналась:

— У меня на примете никого нет. Вообще... Может, у Ланы спросить?

Сергею и самому хотелось бы задать почти столетней букинистке этот вопрос, но он сомневался. Не настолько они дружны.

— Думаешь, откликнется? Не настучит руководству? Мы же не знаем, что от нас упырь попросит в оплату, вполне может статься, что придётся его... несколько... стимулировать.

Кицунэ всё поняла правильно.

— Пф-ф! Лана?! — сарказма в девичьем голосе было не занимать. — Я на неё последнюю подумаю при поиске стукача. Личность не та. Воду мутить она может, на то и женщина. Нам без этого жить скучно. Но сдать, да ещё Фролу Карповичу...

— У неё другое начальство. Александрос.

— Какая разница? Не переживай, не настучит. Мы когда посидели немножко, я невзначай её разговоры подслушала... Не специально! — подняла вверх указательный пальчик домовая в знак правдивости своих слов. — Но, за одним столиком трудно ничего не заметить... Так вот. Ничего криминального не услышала, врать не стану, однако делишки у неё явно полузаконные, за которые по головке не погладят в вашем правильном до икоты ведомстве... Продажу какой-то книги обсуждала с заказчиком. Сделка планировалась за чёрный нал, и сумма прозвучала большая. Тысяч двадцать шесть долларов... Или двадцать семь? — принялась она вспоминать для пущей точности. — А, кому это нужно, чужие деньги считать?! Я не о том. Я о...

Чувствуя, что рассказчица начинает путаться в изложении, Иванов попробовал ей помочь, упростив:

— Веришь?

— Да. Верю.

— Это главное. А я верю тебе, — и добавил еле слышно, с пониманием. — Хлеб бесплатно в магазинах не продают...

— Не расслышала, — оставив косу в покое, Маша склонила голову на бок, навострив лисьи ушки. — Что ты сказал?

— Да так... Услышал сегодня... Общий смысл — кушать хотят все. И ведьмы, и букинистки. — инспектор хлопнул себя по лбу, напугав задремавшую Мурку. — Вспомнил! Лана тебе привет передавала. В гости звала.

— Я и забыла... обещала ведь... Тогда в понедельник съезжу. Ты не против?

— Нет. Но об одном попрошу.

— О чём? — кончик лисьего хвоста заметался вправо-влево, выдавая любопытство владелицы.

— Не деритесь больше с мужиками. Пожалуйста...

В Иванова полетело кухонное полотенце под обоюдный смех сторон.

***

... Внештатница Спецотдела позвонила сама, ближе к шести вечера.

— Разобралась. И слегка ошиблась, — не здороваясь, уведомила она и замолчала, ожидая реакции собеседника.

— Можно без загадок? — осторожно поинтересовался Сергей, выключая вечерние новости и с наслаждением вытягиваясь на диване. После сытного ужина утреннее похмелье окончательно покинуло молодой организм, уступив место лени.

Звонящая издала непонятный горловой звук, символизирующий недовольство пополам с удрученностью мужской недогадливостью.

— Я о дневниках.

— Уже понятнее.

— Ты мне должен. И не только деньги. Свои комиссионные я и так получу. Услугу. Или, — она чуть помедлила, — сам придумай плату.

— Не жирно? — без хамства, но с язвительностью бросил Иванов. — Ботсад у тебя по акции прошёл с нашей стороны? А какие слова молчала, какие обязательства брала!

— Хам.

— Конечно, — довольно согласился парень, улыбаясь перепалке. — Первый на районе.

Лана недовольно засопела и зашла с другой стороны:

— Тебе сложно оказать любезность бабушке?

— Какую? Речь шла о долге.

— Придумай что-нибудь. Мне скучно.

— Если откажусь — не поможешь?

— Помогу. Но без удовольствия.

Едва сдерживающий хохот Сергей уже было открыл рот, готовясь окончательно отбрить нагловатую особу, как вдруг в голове промелькнула шальная мысль. Настолько необычная, что он даже опешил и, не сдержавшись, брякнул, как говорится, «чисто по приколу», чрезвычайно торжественно:

— Лана! Я хочу пригласить тебя в театр.

— Иванов, — после короткой паузы, проговорила трубка прокурорским голосом. — Ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты только что натворил?!

— Что-то не так сказал? — уже сомневаясь в целесообразности озвученного приглашения, ответил вопросом на вопрос инспектор и стал лихорадочно соображать, чем он мог накосячить.

— Нет, сказал ты правильно, даже слова подобрал соответствующие, — ненатурально успокоила его женщина. — Но ты сейчас изменяешь наши с тобой отношения. Ты хорошо подумал о важности такого шага?

— Я же не в ЗАГС тебя приглашаю, где каждый шаг, как по минному полю, — возмутился Иванов, вплотную собираясь закуситься с этой переменчивой особой. То выпрашивает чего-то с развлечениями, то буквоедничает. — Это всего лишь поход в театр.

— Всего лишь! — ехидно передразнила его Лана. — Да ты знаешь, что поход в театр — это целое искусство, призванное сближать, сплачивать партнёров в битве за первенство среди равных! Ведь окружающие перемоют им все косточки и рассмотрят со всех сторон под микроскопом, выискивая, к чему бы придраться! Театр — это не только актёры, кулисы и вешалки. Театр — это ещё и парад тщеславия. Не для всех, понятное дело, но для избранных.

— А ты избранная? — дурея от столь заумных тонкостей, уточнил парень, подбивая подушку под затылок.

— Естественно. Я театралка со стажем, и вхожа в определённый круг... скажем так, в паучий клубок, где можно выжить лишь следуя определённым правилам. Нужно соответствовать. И, прежде чем решиться на предложенный тобой культурный досуг, необходимо выполнить ряд требований. В первую очередь, определиться в какой театр пойти, выбрать день и время; выяснить, премьера это будет или обычный спектакль, драму дают или комедию, а может водевиль; в зависимости от зала решить, какие места взять — партер, балкон или ложе. Затем необходимо полдня потратить у мастера и создать причёску, решить, что надеть: платье, костюм или что-то другое, — чем больше букинистка перечисляла всякие условности, которые, по её мнению, просто необходимо выполнить, чтобы сходить в театр, тем больше скисал Сергей, — подобрать обувь, сумочку, украшения, сделать в тон маникюр, да чтобы всё это вместе смотрелось органично с одеждой партнёра.... Вот ты, в чём собираешься идти? — вдруг задала вопрос собеседница, неожиданно прекратив оглашать список преткновений.

— Я уже не уверен, хочу ли я вообще туда идти, — растерянно пробормотал инспектор. — Ты столько всего наговорила, что, мне кажется, проще ракету в космос запустить. Чебуречная как-то милее выглядит. И вкуснее.

— Ну, не настолько всё печально. — Лана решила более не сгущать краски и подбодрить Сергея. — Это всё, в общем-то, должно больше заботить женщину. На ней лежит ответственность — как воспримут окружающие её саму и её партнёра. Любой приятно, когда на неё обращают внимание при появлении и когда провожают завистливыми взглядами. Поэтому я и спросила тебя, в чём ты собираешься пойти? Если в том, в чём ходишь всегда, то театра не будет.

— Я — бомж! — торжественно объявил Иванов, радуясь удачно придуманной отмазке. — Тапки, джинсы, рубаха навыпуск...

— Ты — подлец! Паршивец! Пакостник! Нехорошо так обламывать женщину! — обороты из динамика постепенно сходили на нет. — Не верю, что у тебя нет костюма. Маша бы такого попросту не допустила!

Пришлось признаваться.

— Ну, есть... В шкафу висит.

— Достойный?

Умудрившись единым словом передать всё недоверие к примитивизму инспекторских суждений в плане подбора одежды, букинистка сумела его разозлить.

— Сойдёт. Я, между прочим, больше трёх часов ходил по разным магазинам, пока выбрал. Машка одобрила. Так что не это мне!.. Ты, кстати, что предпочитаешь? — перешёл Иванов в наступление, настроившись сражаться до конца. Хрен с ним, с театром, но вот когда так опускают ниже плинтуса, выставляя полудикой обезьяной — спускать нельзя. — Галстук или бабочку? У меня есть и то, и другое.

— Бабочку. Так сексуальнее, — без раздумий сделала выбор Лана. — Получится сюрприз... Я же тебя в костюме ни разу не видела. Какой он?

— Тёмно-синий, — Сергей встал с дивана, подошёл к шкафу и, открыв дверцу, нашёл взглядом висящий среди прочих вещей пиджак с брюками. — Стиль — классический, в мелкую полоску.

— Вот! Это важно! Классический! — с неописуемой радостью воскликнул смартфон. — Значит, на премьеру с фуршетом мы не пойдём — туда, обычно, ходят в смокинге. Поэтому идём на драму. Ты вообще, репертуар смотрел?

— Не-а... Я про поход в театр пять минут назад придумал. Потому полагаюсь на твой выбор. Мне, в общем-то, всё равно.

— Значит, идём на драму. Сейчас посмотрю, где, что дают и скину сообщение, — поставила точку в разговоре женщина и, ожидаемо забыв попрощаться, отключилась.

Испытывающий смешанные чувства Иванов повертел в руках замолчавшую, покрытую потными разводами от долгой болтовни звонилку, бросил её на диван. Принюхался, поправил треники и решительно направился в кухню, откуда разносились ароматы жареной рыбы и мяуканье внезапно оголодавшей Мурки.

— Я сдуру Лану в театр пригласил, — несобранно поделился он новостью с кицунэ, которая как раз обваливала очередной кусок в муке и, не глядя, хвостом отгоняла крадущуюся со спины кошку, мечтающую цапнуть хотя бы… всё. — А та такую бурю раздула, что голова кругом: и в костюме приди, и умытым, и веди себя по этикету, и...

— Конечно. Это тебе не по пивнушкам с клубами шляться. Это — мероприятие! — и не собираясь выражать поддержку домохозяину, на полуслове обрубила стенания девушка-лисичка. — Сходи-сходи, пусть тебя хорошему научат. Заодно и про вампира поговоришь в приятной обстановке...

Глава 11 Театр и записи. Часть вторая

Утро нового дня принесло новые заботы. От Фрола Карповича поступило указание провести рейд по строительному рынку, где, по его информации, завелась нечисть, ворующая у продавцов выручку.

Незамедлительно прибыв в царство саморезов, болтов и инструментов, обстоятельно переговорив с потерпевшими, инспекторы отказались от первоначальной мысли о том, что деньги просто воруются, без всякой нечисти.

Имелись у них ранее некоторые сомнения. Ведь где много людей с деньгами — воров всегда в избытке.

Причиной перемены убеждений послужило то, что в органы никто из представителей мелкого бизнеса не обращался, сомневаясь в эффективности официальных заявлений, да и трое из шести пострадавших были хозяевами, а не реализаторами. Какой им смысл самим у себя воровать? Ладно бы ради справки для налоговой или прочих структур, обожающих штрафовать за каждый чих во славу пополнения бюджета, так нет!

Пропавшие суммы оказались относительно небольшими — наученные горьким житейским опытом торговцы всю кассу при себе не держали, прятали в укромных местах, оставляя в карманах исключительно на размен.

К тому же, соседи по рынку возле каждого потерпевшего видели низкорослого представителя Средней Азии с одними и теми же приметами, почти вплотную подходившего к жертвам, а вот сами обворованные ничего подобного не помнили.

— Отвод глаз? — предположил Серёга, отходя в сторонку от последнего опрошенного.

— Может быть, — призрак пребывал в некотором смятении от услышанного. — А может и толковый карманник. Как искать будем? Азиатов вокруг — плюнуть некуда. Я столько даже в армии не встречал. Грузчики, помощники, лотки с чаем, забегаловки — везде они. Бухара, блин.

Понимая состояние напарника, привыкшего к более славянскому внешнему виду городских обитателей, инспектору пришлось опираться на личный опыт бывшего опера двадцать первого века.

— Нужен бай.

— Кто?

— Бай. Или смотрящий. Главный. Авторитет, — попытался разъяснить Иванов. — На каждом рынке такой имеется. Споры разрешает, долю со всего имеет. Мы пока шли, я ауры смотрел. Полно наших клиентов. Найдём его — найдём и воришку.

— Думаешь, выдаст? — с сомнением спросил Антон, по привычке следя за людским потоком, тянущимся между прилавков и контейнеров.

— Куда денется? Встанет в позу — мы же его братию наизнанку вывернем без всякого паспортного режима. Нам санкции не нужны, и с начальством нашим он не договорится. Карпович взяток не берёт.

Оба рассмеялись, представив, что грозный шеф сделает с тем, кто осмелится предложить ему «барашка в бумажке».

... Иванов оказался прав. Уже через час они сидели за богатым дастарханом в одном из земляческих кафе и вели неспешную беседу с седым, полным узбеком, оказавшимся на поверку джинном.

Выслушав инспекторов и прикрыв глаза с пляшущими в них огоньками, он с каменным лицом произнёс:

— Найдём, — что-то коротко гаркнул на своём, ни к кому не поворачиваясь и, превращаясь в радушного хозяина, указал на уставленный яствами стол. — Угощайтесь…

Воришку привели ксередине ароматного плова. Двое дюжих, неразговорчивых детин с узкими глазами и покатыми плечами борцов втащили за шиворот в помещение щуплого, с стремительно заплывающим глазом, мужичка неопределённых лет самого среднеазиатского вида, вполне конкретно попадающего под полученные от торговцев приметы.

Джинн что-то спросил у доставленного на родном для него языке. Тот разразился длинной, захлёбывающейся речью со слезами и постоянными попытками поклониться.

— Совсем не умный, — морща лоб, сказал главный над рыночной нечистью. — Неделя как приехал, и уже всё испортил. Что с ним делать будете?

Засомневавшийся в подлинности задержанного Швец проигнорировал вопрос и обратился к мужичку, желая проверить того на правдивость:

— У скольких украл?

Азиат часто заморгал, затравленно посматривая на сидящего за достарханом узбека. Тот перевёл. Перевёл и ответ:

— У девяти. Деньги обещает вернуть. Не говорит по-русски. Это он, — догадавшись об инспекторских подозрениях, джинн шлёпнул ладонью по поверхности достархана. — Слово даю. Я, как у вас говорят, не первый встречный. Мне можно верить.

Предпочитая решать самостоятельно, кому верить, а кому нет, Иванов тоже состроил каменную физиономию.

— Он кто? Ауру вижу, понять не могу.

— Человек. Не полностью. В нём кровь... э-э-э... бужая течёт. Бабая, по-вашему, которым детей пугают. Сказал — работать приехал. Семью кормить. Обманул. Забирайте. Мне не надо.

А вот это в планы инспекторов не входило. По инструкции им полагалось задержанного, в случае невозможности изгнания служебной Печатью из этого мира, доставить в безопасное место, принять меры по охране и пресечению возможности побега, информировать руководство, дождаться указаний или Фрола Карповича лично. Потом — по ситуации: или Александросу передавать с его триариями, или помогать шефу определять дальнейшую судьбу неудачника. Какую — друзья не знали. Им до сих пор не приходилось возиться с теми, кого нельзя развоплотить.

В любом случае суеты хватит до вечера.

Но делать нечего. Сергей, начиная придумывать, что рассказывать букинистке по поводу его непопадания в театр, набрал боярина:

— Да! — по обыкновению, начальство приветливостью не отличалось.

— Вора задержали. На строительном рынке. Что с ним делать?

— Ждите.

... Крепкий, уверенный в себе мужчина с густой, окладистой бородой и зачёсанными назад волосами вошёл в кафе через пять минут после завершения звонка. Кивнул подчинённым, протянул руку пожилому узбеку, вышедшему ему навстречу.

— Здравствуй, Темир.

— Здравствуй, Фрол. Плохой ты. В гости не заходишь, совсем забыл.

— Зайду. В этом годе. Обязательно, — невнятно пообещал шеф и мгновенно перешёл к делу. — Этот? — палец Фрола Карповича ткнулся в посеревшего от одного его вида мужичка.

— Он, — подтвердил джинн без всякого подобострастия. — Твои люди язык не знают. Мне не верят, — как ни маскировал обиду в голосе главный, однако полностью скрыть не смог.

— Правильно, — заступился гость за подчинённых. — Они тебя в первый раз видят. Но верить тебе, Темир, можно. Теперь они знают.

Удовлетворённо кивнув, узбекский нечисть вернулся к чаю, который подливал себе из регулярно сменяемых незаметным юношей чайников.

— Познакомились? Запомнили? — боярин обращался к инспекторам. — Темир никогда не обманывает. Потому говорит редко.

Антон с Сергеем вразнобой подтвердили. Пришла очередь воришки.

— Осталось с тобой разобраться... Иванов! Подойди!

Инспектор поднялся, подошёл, встал рядом с задержанным.

— Подними правую руку, — продолжал непонятно говорить Фрол Карпович. — Печать зажги... Молодец... Запоминай: «За кражу малую — пять лет». Повтори!

— За кражу малую — пять лет! — эхом отозвался Серёга.

— Клейми божедурка. Посреди лба, дабы все видели и впредь неповадно было!

Служебная метка прикоснулась к мужичку, мигнула. Парень оторвал от чужой, потной кожи руку и с удивлением увидел на ней фотографический отпечаток круга с непонятными символами, исчезнувший через мгновение.

— Пять лет сроку. Переведи, Темир.

Снова в помещении кафе зазвучала незнакомая речь. Потомок бужая закатил глаза, норовя грохнуться в обморок.

— Руку утри, — посоветовал шеф. — Болячек иноземных тебе ещё не хватало.

Перед Ивановым возник небольшой таз с водой и мыльница. Мальчишка-официант расстарался. Выполнив рекомендацию и воспользовавшись предложенным полотенцем с диковинной вышивкой, он вернулся к напарнику, отметив, что боярин, посчитав экзекуцию законченной, комфортно расположился рядом с джинном, по его правую руку.

— Теперь ему пять годочков меченому ходить, — начались неторопливые пояснения произошедшего. — Ни смыть, ни вырезать клеймо не можно. Все, кому следует, видеть будут и ведать — вор пред ними. Сие кара за мелкое прегрешение. От нас, — солидно уточнил Фрол Карпович. — Далее хошь — в полицию его сдавай. Хошь — пущай штраф платит… За тяжкий проступок — другой разговор. Вплоть до вечной темницы... Следовало ранее вам растолковать, но запамятовал... Да отпустите вы его! — возглас адресовался к детинам, продолжающим держать воришку за шиворот.

Те послушно отпустили чужой ворот. Клеймёный сполз на пол, зарыдал и на четвереньках, по дуге, кинулся к боярину, норовя облобызать его туфли. Не успел. Помощник главного схватил мужичка за ногу и, мордой по полу, под непрерывный поток виноватой абракадабры, вытащил из кафе наружу.

— Домой поедет, — сказал пожилой узбек, не обращаясь ни к кому конкретно. — Навсегда. Деньги вернёт. Я сказал.

— Тебе виднее, — зевнул представитель Департамента, вспоминая о подчинённых. — Чего застыли? Аль не интересно, что да как?

При Темире инспекторам расспрашивать подробности не слишком хотелось, чужие уши, всё-таки, однако у руководства имелось иное мнение.

— Ваши Печати силу судейскую имеют, — пояснения продолжились, как ни в чём не бывало. — Важно произнесть, за что и на сколько караете. Но думайте! Невинного обидеть — грех великий! Дознание со всем тщанием ведите.

— А если ошибёмся, что будет? — открыл рот усидчиво слушавший Антон.

— Плохо будет, — уверенно пообещал начальник, угощаясь пахлавой с широкого, цветастого блюда. — Наказание схлопочешь. По всей строгости... Идите. Мне со старинным знакомцем былое вспомнить хочется...

***

Оказавшись на улице, друзья с удивлением отметили, что людской поток в торговых рядах заметно поредел, а часы показывают предвечернее время.

— По норам? — предложил Швец. — Или идеи есть?

— Нет. Я в театр иду. С Ланой.

Призрак участливо приложил ладонь к голове напарника.

— Вроде бы горячки нет... С чего вдруг? Соблазнить решил? Смотри, в бабах не запутайся...

Пожелание отозвалось зудом между Серёгиными лопатками.

— Типун тебе на язык! Получилось так. Я ляпнул ради хохмы, а она согласилась.

— Даже не знаю, кто тупее... Вор-гастарбайтер или ты... Театр — это ведь шаг в сторону Дворца Бракосочетаний и погибших свобод.

Не в силах терпеть льющийся из Антона сарказм, Иванов развернулся и пошёл к выходу с рынка.

***

У ворот букинстки инспектор стоял ровно в 16.30, согласно полученным в сообщении инструкциям. Театр ждал их к семи. Остающиеся два с половиной часа, согласно всё тому же сообщению, предлагалось потратить на дорогу, вечерние пробки и оставить немножечко про запас.

Выглядел он стильно: костюм, белоснежная, накрахмаленная кицунэ сорочка с идеально отглаженным воротником, чёрные «выходные» туфли, непривычно жмущие ноги после удобных и растоптанных ботинок, бабочка. Самоощущение примерно посредине между женихом и прокатным фраком. Ни сесть лишний раз, ни встать.

Некстати вспомнилось как-то виденная по телевизору передача о певцах старой, советской школы, имевших обыкновение никогда не садиться в концертном костюме для сохранения остроты стрелок на брюках и отсутствия лишних складок.

Вот ведь выдержка у людей!

Сергей, пока ехал на заднем сиденье такси, держался прямо, точно палку проглотил, и старался не откидываться на спинку, уцепившись за ручку над дверью.

Позвоночник задубел от относительно долгой поездки, водитель постоянно, с опаской, посматривал в зеркало заднего вида на чудного пассажира. И было отчего. Выглядел перенапряжённый парень в костюме нервно, будто ежесекундно хотел вскочить с места, наплевав на крышу автомобиля над головой.

Так и катили: инспектор — мечтая не измять костюм, водитель — ёрзая от странного клиента за спиной...

— Входи, — пригласила Лана, отпирая проход в воротах. — Я почти готова.

***

... Выглядела она восхитительно. Тонкое вечернее платье с глубоким вырезом, жемчужные бусы и в тон им серьги, лёгкие туфельки, меховое болеро на плечах. На голове — причёска в стиле «очаровательный бардак».

Косметика почти отсутствует, лишь тонкие штришки, нанесённые умелой рукой, подчёркивают обводы глаз да контуры губ. Ни грамма перебора. Всё выверенно, отшлифовано, продуманно до мелочей.

— Не замёрзнешь? — с усилием отрываясь от бесстыжего разглядывания Ланы, спросил о главном инспектор. — Отопительный сезон ещё толком не начался, в театре наверняка прохладно. И это, — вспомнил он про приличия, — прекрасно выглядишь.

Женщина забавно наморщила нос, состроила горестную мину.

— Придётся потерпеть. Колготки с начёсом в этом году не в тренде. А жаль. На что не пойдёшь ради искусства...

Про «парад тщеславия» букинистка и не подумала припоминать, заканчивая сборы с видом богини, снисходительно согласившейся украсить собственным величеством грешный мир.

Прогулявшись по холлу и давая рассмотреть наряд получше, она вскинулась; стремительно, создавая эхо каблучками в просторнейшем помещении, почти подбежала к парню и испытующе, с пристрастием осмотрела его с ног до головы.

— Красавчик. В меру мужественен, в меру необуздан, в меру растрёпан. Положительно, я произведу фурор с таким кавалером.

Чувствуя себя гоферовой змеёй в террариуме, на которую пришли посмотреть всем классом, Иванов смутился. Никогда не любил подобных суждений. С тех самых пор, как маленьким рассказывал взрослым стишки, стоя на табурете, а они его беззастенчиво обсуждали в стиле: «Как он вырос!» и «В школу скоро пойдёте?».

Беседа, разумеется, велась с родителями и мама с папой, гордясь отпрыском, пространно и подробно отвечали, отворачиваясь к спрашивающим. А будущий инспектор сбивался с ритма и, детским чутьём понимая, что сам стишок никому не интересен, продолжал дочитывать торопливо, без выражения, мечтая убежать к игрушкам или приятелям во двор.

Наивные четверостишия для подготовительной группы детского сада казались невообразимо долгими, пресыщенными ненужными рифмами, созданными исключительно для мучений ребятни.

— Попробуем, — осторожно согласился Серёга, вальяжным жестом трогая бабочку.

— Сделаем, — поправила букинистка, фривольно подмигивая. — Машину отпусти. Я отказываюсь ехать на бюджетной колымаге. Желаю помпы, пафоса и преклонения. Я VIP заказала, скоро прибудет.

Пришлось топать на улицу, рассчитываться с таксистом.

Едва покрытый рекламой автомобиль отъехал, его место заняло роскошное, чёрное AUDI с роботоподобным водителем в костюме, заставившим инспектора почувствовать укол неполноценности. Дорого смотрелся дядька, богато. Без микроскопа видно — данная форма одежды его вторая кожа, не то что у прочих, напяливших пиджак со штанами по случаю и пребывающих от вынужденного официоза не в своей тарелке.

Лана, начхав на положенную мужскую помощь в надевании коротенькой норковой шубки, уже цокала набойками по брусчатке дворовой аллеи, зажав в ладони стильный клатч.

Открыв перед спутницей дверь в салон, Иванов подождал, пока она усядется и плюхнулся на мягкий диван немецкого автопрома с другой стороны.

Помимо роскоши, в салоне имелся ещё один значительный плюс — пассажирская часть оказалась отделена перегородкой от шофёра, так что говорить можно было не опасаясь.

Автомобиль тронулся в полном молчании. Похоже, адрес водителю дали заранее.

— По поводу обнаруженных записей, — посматривая в окно, вспомнила женщина о просьбе инспектора. — Как я и говорила — ничего интересного. Заметки немца-гувернёра бюргерского происхождения, приехавшего в Российскую Империю на заработки и пристроившегося воспитателем подрастающего поколения в семью богатого купца-промышленника. Мечтал юноша книгу о России написать, постоянно пометки делал для памяти. Последние упоминания в тексте об отъезде на родину. Получил жалованье, направился в губернию. Похоже, не доехал.

— Прибили по дороге?

— Наверняка. Деньги при нём имелись изрядные. Вполне можно допустить, что сопровождающие и грохнули. Польстились на разбойный заработок. Вы сколько нашли? Сто пятьдесят рублей?

— Именно.

— Он получил четыреста. Несколько строчек об этом написал. Планировал положить их в банк на время пути. Опасался окружающей действительности. И не без оснований.

Звучало, в общем-то, реалистично. Ограбить зажравшегося на господских харчах иностранца — вполне в духе озлобленных судьбой и вечным недоеданием крестьян. Много их по дорогам «шалило» в те времена.

— Дневники зачем спрятали?

— Из-за безграмотности. В глазах преступников они имели определённую ценность и рассматривались как заначка на будущее. Книги стоили дорого.

Почему Лана произнесла «преступники», а не «преступник», бывшему работнику полиции разжёвывать не пришлось. В корчаге оказалась малая часть из стандартного багажного набора тех давних лет, найденные деньги тоже более походят на долю от разбоя, чем на припрятанный запасец.

Кто знает, ямщик подключил дружков пощипать немчуру на глухой версте, или попутчики, отправившиеся по хозяйской необходимости в город, сговорились? А может, в засаду бывших, опьянённых свободой крепостных угодили? Правды не отыскать...

— Пусть его, — Сергею надоело бередить прошлое догадками. — На этом...

— Не всё, — женщина повернулась к спутнику. — Автор вам помог немножко. В начале мне удалось обнаружить описание одного светского раута в восточной Саксонии, куда его занесло перед отъездом к северным варварам. Событие, само по себе, рядовое для знати, но для гувернёра из семьи низкого происхождения — верх мечтаний. Вдохновлённый юноша чрезвычайно подробно описал всех увиденных лиц, вплоть до нюансов туалета и роста. Для него это было грандиозное событие... Среди прочих присутствующих мне удалось отыскать упоминание об одной баронессе из очень влиятельной фамилии. Портрета её, к твоему счастью, нет. Сгорел при пожаре лет этак... около ста. Но ныне здравствующая родня дамы к родовой памяти относится трепетно, их записи однозначно заинтересуют. Я им предложила приобрести.

— За сколько?

Меркантилизм Иванова понравился Лане, выразившись в покровительственном похлопывании по плечу.

— Люблю деловую хватку. Торги начну с шести тысяч евро. Надеюсь сговориться за четыре. С комиссионными, — дополнила она.

— Не дёшево? — услышанная цифра не казалась чем-то уж совсем запредельным.

— Не борзей, — отбрила букинистка. — Страсть по собиранию заметок о предках имеет свои пределы.

— Четыре так четыре, — кивнул инспектор, доставая смартфон из внутреннего кармана пиджака. Пощёлкал по клавиатуре. В клатче женщины пискнул сигнал входящего сообщения. — Я номер карты скинул. На неё деньги переведи, пожалуйста.

От том, что всю сумму он вознамерился отдать другу, парень умолчал. Антону нужнее.

— И ещё вопрос... — под тихий шелест дороги в салоне AUDI прозвучала трагедия упырицы Ленки, плавно переходя задуманную идею... — Можешь с вампиром познакомить?

— Я подумаю, — нейтрально ответила спутница, всем видом давая понять, что разговор о делах окончен.

Автомобиль выруливал на театральную площадь...

***

Прибывшие затмить всех и вся, Сергей и Лана, в ожидании первого звонка, чинно прогуливались под ручку по фойе, разглядывали, как обычно бывает в театрах, развешанные на стенах фотографии артистов, витрины с предметами одежды из сыгранных спектаклей и другие, выставленные специально для этого, экспонаты.

Они изредка, по настоянию женщины, раскланивались со знакомыми ей театралами. Спутница обменивалась малозначительными фразами, а Иванов, от нечего делать, присматривался к её собеседникам, выискивая в излишне радушных, надменных физиономиях признаки особой, склонной к обожанию Мельпомены интеллигенции, мысленно давая характеристики и клички. И не находил.

Вот «пиджак», вот «хохолок», эта дама — «шляпка», а этот пожилой мужик — «смокинг». Последний заинтересовал тем, что усердно надувал щёки, имитируя важность и являлся одним из немногих, кто пришёл без дамы, хотя в его возрасте уже обычно остепеняются, находят вторую половину и задумываются о старости. Ну или прихватывают с собой глупоглазых девиц, падких на наносной блеск в обхождении.

Бросалось в глаза и то, что одет он был в старомодный смокинг с искусственной гвоздикой в петлице, поверх обычной рубашки.

— Как тебе обстановка? — заходя на третий круг лицемерных поклонов и полуулыбок, начала «светскую» беседу библиотекарша. — Общество?

Склонный к анализу инспектор успел разделить присутствующих в фойе на четыре условных класса. Самый симпатичный — потёртые дедушки, наглаженные бабушки с редкими вкраплениями скромно одетых мужчин и женщин. Держались вместе, много смеялись в рамках вежливости, обменивались искромётными, добродушными приветствиями и репликами. Разодетой братии они сторонились, точно в упор не видели и вовсю предавались воспоминаниям о давних премьерах, бенефисах и аншлагах. Настоящие театралы.

К более многочисленной категории относились неуютно жмущиеся поближе к углам и окнам пары, по которым с первого взгляда можно было определить — кто инициатор культурного досуга. В подавляющем большинстве — женщины, мечтающие прикоснуться к прекрасному и в кои-то веки сменить опостылевшую квартиру на огни рампы. Их спутники постоянно ворочали шеями, непривычными к галстукам, тоскливо посматривая в сторону буфета.

То и дело слышалось:

— Коля (или Дима, или Паша)! Мы же договаривались...

Обособленной группой шли деловые, полуофициальные граждане, воспользовавшиеся удобным случаем «выгулять» любимых дам. Опрокинуть стопарик они не рвались, а, рассредоточившись повсеместно, вели любезные разговоры с ухоженными спутницами.

Заключительной, наименее приятной партией шли те, кто пришёл в театр ради самоутверждения и презрения к окружающим. Теша собственное высокомерие, они барражировали от гардероба до дальнего входа в зал, слащаво улыбаясь встреченным знакомым. Обменивались излишне воспитанными фразами, за которыми, будто из распахнутой домны, несло самолюбованием на фоне «этих безвкусных» неудачников. Именно с ними Лана и вела беседы.

И лишь немногих, неопределившихся или случайно сюда забредших – посмотреть, «а как это у них там», и «чего это они все сюда так рвутся» инспектор ни к какой категории не причислил, оставил в рамках «допустимой погрешности».

— Обстановка интересная, общество — так себе, — Иванову не хотелось лукавить или имитировать восторг. — Я имею ввиду твоих напыщенных знакомых. Просвечивают похлеще рентгена, до трусов, только что в рот не заглядывают, зубы пересчитать.

— Тонко подмечено, — обозначившая поклон кому-то из длинного списка знакомых, движущемуся с куртуазным рылом по залитому светом люстр мраморному полу, подтвердила женщина. — Имеешь задатки вырваться в круг избранных. В самые сливки.

— Ни за что! — парня передёрнуло. — Мне в пивной комфортнее. Но тебе зачем эта хрень?

Последнее слово он нарочно подобрал погрубее. Костюм и атмосфера давили, заставляли говорить красиво, по киношному. Потому Сергей решился на маленький бунт.

— Невинная забава. Люблю побеждать без единого выстрела, — пожала плечиками спутница. — Обожаю читать сквозь чужой макияж и напускное радушие, насколько же меня ненавидят и с каким бы удовольствием мне расцарапали бы личико. Бодрит... Посмотри влево.

Покосившись в указанном направлении, парень засёк неопределённого возраста тётку в обтягивающем далеко не идеальный стан блестящем платье, колоритном боа, на непомерно высоких шпильках и усиленно привлекающими внимание накладными ногтями алого цвета. Ей что-то возвышенно втирал встречавшийся ранее мужик в смокинге, галантно взяв женщину за ладонь кончиками пальцев и эстетично оттопырив мизинец.

Разобрать в общем гуле, о чём идёт речь, не имелось ни малейшей возможности, зато колючий, пропитанный холодом взгляд тётки мог рассказать о многом.

Она ненавидела. И его, и Лану.

Букинистка, плавно перекинув руку инспектора себе на талию, прижалась к мужской груди, потёрлась щекой о лацкан, положила ладонь ему на сердце.

Чмокнула в нос.

Рассмеялась.

Очаровавшись ещё большим негодованием в чужих, густо накрашенных глазах, она воздушно отстранилась и буквально порхнула к парочке «смокинг и боа».

— Хорошо выглядите, — медоточиво сделала Лана комплимент. — Решились пойти к умелому визажисту? Какая вы молодец... Прямо воспряли!

Вот вроде и похвалила, а как обгадила!

Свекольный цвет, полыхнувший на шее женщины и упорно ползущий вверх, это подтверждал.

— Рада была выразить восторг! — прощебетала проказница, возвращаясь к Сергею и тихо шепча. — Я умница.

— Бабьи войны, — тяжко констатировал он. — И давно вы так забавляетесь?

— С ней? Давненько. Пока я выигрываю. Застарелая вражда.

— На фиг, — веско выразил своё отношение Серёга, прикидывая, где бы покурить. Не увидев таблички с дымящейся папиросой, расстроился. — Когда уже звонок с представлением будет?

— Имей терпение. — Лана упорно тянула его на новый круг по фойе. — Все рассматривают друг друга. Кто в чём одет, кто как себя подаёт. Дамы не всех успели оценить, но ты — в призёрах...

Терпения Иванову потребовалось много. Спутница ухитрилась превратить обычный культпоход в чёрт знает что. Скользкие интриги, полунамёки, реакторы взаимной неприязни, бурлящий водоворот страстей самого низкого пошиба, спесь, гонор, состязания в колкостях... а он просто пришёл в театр.

Захотелось домой, на диван и чаю.

***

— Граждане! — громко обратился к прохаживающимся театралам высокий человек в серебристом костюме и с волевым взглядом. — Никто не находил бумажник?

Оказавшиеся поблизости люди стали озираться по сторонам и отрицательно кивать головами при встрече взглядом с вопрошающим.

— Я бы хотел видеть администратора...

Прибежавший на шум «смокинг» постоял неподалёку, послушал нарастающее шушуканье зевак, обсуждающих выходящее из ряда вон событие, подошёл к мужчине, попросил наклониться и с заговорщицким видом стал что-то шептать тому на ухо, украдкой поглядывая на седого, благообразного старичка с весьма немолодой дамой, стоявших метрах в пяти, возле колонны. Потерявший бумажник, выслушав, что ему нашептали, выпрямился и решительно направился к пожилой паре.

— Верните, — требовательно сказал он, протягивая вперёд руку. — Я жду.

— Простите? — старичок близоруко, недоумённо посмотрел на подошедшего. — Я ничего у вас не брал.

— А вот тот гражданин, — тут подошедший повернулся, чтобы указать на типа в смокинге, но увидев, что там, где он только что стоял, оказалось пусто, кашлянул досадно, однако всё же решил не отступать, — утверждает, что видел, как вы вытащили что-то из моего кармана.

— Как можно?! — возмутился обвинённый в краже, задирая подбородок вверх и сжимая трясущиеся от негодования ладони в кулаки. — За кого вы меня принимаете?!

В радиусе нескольких метров от пререкающихся образовался плотный строй жаждущих подробностей. Прозвенел первый звонок.

— И всё же, я бы попросил показать, что у вас в левом кармане, — настойчиво потребовал рассерженный человек.

— Раз вам так угодно...

Со всем доступным презрением старичок сунул руку в указанный карман, обомлел, удивлённо отвесил нижнюю челюсть и, дёргаными движениями, вытащил на всеобщее обозрение коричневый бумажник с тиснением на боках.

— Не понимаю, что это... Откуда? — растерянно пробубнил он, часто моргая. — Вероятно, это какая-то злая шутка?

— Не правда ли, странно? — желчно улыбаясь, заметил мужчина, вырывая имущество из чужих пальцев. — Моя вещь нашлась в вашем кармане. Не стыдно? Вроде солидный пенсионер, в возрасте... Надеюсь, там всё на месте?

Про «всё на месте» он произнёс с акцентом, для окружающих, чтобы посильнее унизить воришку. Слова ещё звучали в воздухе, а содержимое портмоне уже было изучено и пересчитано.

Охнув, старик побагровел, пошатнулся, привалился спиной к колонне, схватился рукой за сердце и, задыхаясь, начал медленно сползать на пол. Его дама попыталась удержать обмякшее тело на весу, но не смогла, лишь замедлила падение.

Кто-то неуверенно позвал врача, чья-то рука протянула нитроглицерин.

Серёга, наблюдавший за происходящим со стороны, оставался безучастен. Первую медицинскую помощь он оказывать не умеет, в скорую уже позвонили, во всяком случае, неподалёку голосистая, корпулентная дама самозабвенно орала в телефон: «Театр! Кардиобригада!».

Гораздо больше его занимал не плохо видимый из-за столпившегося народа старичок и не его дама, а вертлявый гражданин в смокинге. Он снова крутился поблизости, не стараясь протиснуться в первые ряды. Вытягивал шею, привставал на цыпочки, заглядывая через плечи, широко раздувал ноздри от усердия. Будто жил возникшим скандалом, питался им.

Едва события у колонны начали затухать, «смокинг», лавируя между начинающих расходиться людей, почти подбежал к приятной, пухленькой женщине и стал ей что-то говорить, всем видом выражая сочувствие. Та схватилась рукой за шею, затем ощупала себя, и...

— Второй звонок, — напомнила Лана, сжав инспекторский локоть.

— Да-да, сейчас пойдём...

Следить оказалось интереснее.

— А-а-а! — вдруг истошно завопила женщина, едва от неё отстранился заинтересовавший инспектора доброхот и бросилась к направляющейся в зал молодой паре, по возрасту — студентам старшекурсникам. Оба худенькие, трогательные, со счастливыми мордашками влюблённых.

Подбежав, науськанная «смокингом» вырвала у девушки сумочку, с силой открыла её, оторвав защёлку, сунула в первое попавшееся отделение руку, и вынула её уже с чем-то зажатым в кулаке. Подняла добычу над головой. — Вот! Смотрите! Моё ожерелье!

Перепуганная таким поведением незнакомки девчушка стояла статуей, выразительно хлопая глазами и не понимая, что происходит.

— Воровка! — громко выкрикнула женщина и бросилась на владелицу безнадёжно испорченной сумочки с кулаками. — Полиция!

Она успела шлёпнуть намеченную жертву по лицу, поцарапав слегка ногтями скулу, прежде чем окружающие попытались их разнять или сдвинуть в сторону. Опаздывать в зрительный зал из-за чужой потасовки не хотелось никому.

— Уберите эту бешеную бабу! — взвизгнул парень, закрывая девушку своим телом и пытаясь перехватить руки взбешённой особы. — Иначе я её сейчас сам ударю!

— Только попробуй! — в ответ пригрозил подбежавший со стороны буфета партнёр нападавшей женщины, плечом отодвигая ту в сторону. — Я тебе ноги переломаю!

— Ты чё, здоровый что ли? — молодой человек, окончательно закрыв собой шокированную происходящим подругу, набычился и пошёл на оппонента сжимая кулаки.

Наносная культурность ожидаемо уступила природным инстинктам.

— Ах ты, сопляк! — закричал подбежавший и, разгорячённый театральным коньяком, бросился первым.

Завязалась драка, почти сразу из обмена ударами эволюционировавшая в толкание, сопение, неумелые попытки повалить противника и схватить того за горло. Мечтающие поскорее попасть на заранее купленные места граждане ругались, пытались разнять дерущихся, в основном, стыдя, и только «смокинг» удовлетворённо и злорадно любовался зрелищем, стоя поодаль, в самом хвосте вынужденно образовавшейся очереди.

Вот ведь жаба...

Присмотревшись повнимательнее, Иванов увидел над ним чёрную ауру.

— Не хватало ещё бесов в театре, — буркнул инспектор букинистке, вознамерившись потолковать с виновником происходящего бедлама по душам или тем, что у него вместо этой субстанции. — Я скоро.

Источник неприятностей, заметив уверенно прущего к нему Серёгу, проявил неожиданную прыть: рванул с места не хуже спринтера. Так как со стороны входа ещё подтягивались опоздавшие, создавая пробку у турникета с билетёрами, «смокинг» побежал в сторону двери со скромной табличкой «Служебный вход», промчался мимо пожилой вахтёрши, углубился по почти пустому, нищенскому по сравнению с убранством фойе, коридору и заскочил в служебный мужской туалет, надеясь неизвестно на что. Первый этаж, на окнах — решётки.

Иванов бросился вдогонку, спускать этакие шуточки он не привык.

Они заскочили в уборную с разницей в две секунды, но за это время, немолодой уже «смокинг», успел взобраться на подоконник, открыть окно и страшно удивиться кованым прутьям снаружи. Подбежав к беглецу, Серёга стащил его на пол, активировал Печать и попытался приложить её к чужому лбу. Но беглец не собирался сдаваться, а заметив служебную метку Департамента вообще озверел. Управляемый бесом извивался, шипел, отталкивал занесённую над ним руку, пытался укусить за лицо.

Добротный пинок в живот заставил Иванова откинуться назад, к туалетной двери, приложившись лопатками о кафель пола. Воздух разом вышел из лёгких, в кишках резануло. Освободившийся, похабно оскалившись, бросился к выходу, планируя перепрыгнуть упавшего преследователя.

Выставленная вверх инспекторская нога помешала ему совершить манёвр, угодив почти в пах. "Смокинг» охнул, изменил траекторию и частично приземлился на инспектора, отшибив тому левую половину туловища.

Мелькнувшая в опасной близости от Серёгиного виска чужая голова встретилась с его правой ладонью.

Полыхнуло.

Бес отправился туда, куда ему следует, а освободившееся от чужого контроля тело обмякло. Кряхтя, инспектор поднялся, привалил к стене человека в смокинге, похлопал его по щекам.

— Где я? — медленно приходя в сознание, пробормотал мужчина.

Бледный, покрытый испариной, с капризно отвисшей нижней губой.

— Мы в театре, вам стало дурно, и вы пошли в туалет. Хорошо, что я тоже был здесь и успел вас подхватить, пока вы не упали, — парень постарался обойтись без долгих разъяснений.

— Не уходите. Я проверю, всё ли на месте, — сварливо отозвался сидящий, подтверждая теорию о том, что в нормального человека бесы не вселяются. — Может, вы на меня напали и обокрали. При мне имелись изрядные сбережения!

Попытался уцепиться пальцами за рукав. Только этого ещё не хватало...

— Идите в жопу, — попрощался с ним Сергей, на ходу критично осматривая основательно помявшийся костюм и второпях извлекая смартфон.

Билеты остались у Ланы, а ряд и место он узнать как-то не удосужился.

Вдруг уже в зал зашла?

— Поспеши. Скоро начнётся, — успокоил его голос спутницы.

На ходу приводя себя в порядок и вознося хвалу театральным уборщицам, содержавшим полы санузлов в достойной чистоте, сотрудник Департамента торопливым шагом пошёл обратно. Миновав вахтёршу у служебного входа, продемонстрировал Печать, сделал «морду кирпичом» и сообщил, пресекая все её вопросы:

— Там человек в служебном туалете. Нездоровый. Поосторожней с ним. Подвержен внезапным вспышкам неконтролируемой паники. Пусть просто уйдёт.

Оставив пожилую сотрудницу в полном недоумении, инспектор прошёл на доступную для гостей театра территорию. Возня у входа в зал подходила к концу. Сцепившиеся мужчины, растянутые в разные стороны, грозно посматривали друг на друга в окружении обступившего их персонала; со стороны раздевалки, проталкиваясь сквозь последних, торопливо спешащих не опоздать, людей, мрачно топал полицейский наряд.

По здравому размышлению Серёга решил в дальнейшие разборки невиновных с правосудием не вмешиваться. Что он скажет? Сошлётся на «смокинга»? Так у него ничего нет. Про беса рассказать? Чушь. Да, не повезло ребятам... Зато вещичка у хозяйки... Нет, ничего им не докажут. Попугают, поканифолят мозги, но ни протокола изъятия, ни отпечатков... Ближе к ночи выпнут под зад, испортив настроение в хлам, если молодые сами кретинами не будут и не наподписывают где не надо. Переживут.

Старичок, обвинённый в краже бумажника, так и не дождавшись скорой, обессиленно ковылял на выход, поддерживаемый своей заботливой дамой, и периодически пытался гордо задрать голову, надеясь уверенным видом доказать всем, что он ни при чём ко всему этому безобразию. Его никто не преследовал. Мужчина, у которого бес похитил портмоне, в обозримом пространстве отсутствовал. Наверное, проявил снисходительность или просто решил не связываться с органами. Вернул пропажу — и ладно.

Букинистка встретила парня овациями.

— Догнал? Вижу, догнал... Я бы тебя расцеловала за героизм, но неправильно поймут. Пойдём в зал.

— Не спеши, — остановил её Серёга, стараясь говорить тихо. Народу вокруг пока хватало. — Может, свалим? Старый хрен нажалуется полиции на произвол. Скандальная личность. Я, конечно, отплююсь, но...

Он хотел добавить, что ему очень жаль испорченного вечера и что не хотелось вот так, почти перед началом выступления, всё менять, однако Лана и бровью не повела, отметив случившееся как нечто несущественное:

— Не нажалуется. Иван Маркович — мой довольно давний приятель, старой закалки человек. Свои проблемы приучен решать сам. Пятнадцать лет по тюрьмам, знаешь ли, накладывают отпечаток на поведение.

— Ты с ним знакома?

— Разумеется. Он карманник. Специализируется на выставках, театрах и прочих общественных мероприятиях. Отломать лопатник(*) по-тихому — относительно несложно в виденной тобой сутолоке, как и подкинуть. С ожерельем — работа потоньше. Без отработанных навыков никак. Ни одному бесу не под силу переделать обычного подконтрольного в виртуоза ловких пальцев. Это или есть, или погорит на первой же попытке.

— Широкие познания...

— А то! И практикой подкреплённые.

Поражённый Иванов покопался в памяти и с удивлением припомнил, что его спутница и сама в своё время грешила похожей деятельностью. В Гражданскую. Во всяком случае, она без стеснения об этом упоминала.

— Вор вора видит издалека?

— Где-то так... Пойдём в зал.

На этот раз, пресекая полемику на отвлечённые темы, женщина взяла парня за руку и потащила на заранее купленные места. Оказалось — в партере.

***

Драма прошла на «ура». В антракте зрители проведывали буфет, по окончании выступления рукоплескали, восторгаясь сценическим искусством и стараясь показать всем окружающим, что они тоже не чужды прекрасному и уж приличное выступление от халтуры отличить в состоянии.

На сцену легло много цветов, регулярно щёлкали вспышки фотокамер смартфонов, запечатлевающих артистов, замерших в поклоне.

— ... Пришла пора платить по счетам, — объявила донельзя довольная Лана, выходя под ручку с Ивановым на улицу и выглядывая доставивший их сюда AUDI. — Мы едем в ресторан. Столик заказан. И не спорь! Обещаю, тебе будет интересно!

(*) Отломать лопатник - украсть бумажник (тюр. сленг)

Глава 12 Задушевный разговор

Шикарное авто доставило довольных просмотренной драмой Сергея и букинистку в загородный ресторанный комплекс закрытого типа, из тех, что совмещают в себе гостиницу, спортклуб, вышколенный обслуживающий персонал и славятся изысканной кухней.

Их уже ждали. Тихая девушка-администратор проводила гостей в персональный кабинет — закрытую беседку, смонтированную над поверхностью весьма большого пруда и попасть в которую можно было только с берега, по кованому мостику.

Таких беседок Серёга, топая по гулкому настилу, насчитал шесть. Все они расположились на достаточном расстоянии друг от друга, создавая гостям эффект уединённости и конфиденциальности.

— На втором этаже, — сообщила девушка, удаляясь.

О чём шла речь инспектора не слишком заинтересовало. Он осматривался, и посмотреть было на что.

Небольшое с виду строение внутри меньше всего походило на ресторан. Полупрозрачные из-за витринных окон стены, распластанная медвежья шкура на тёплом полу, глубокие кресла, между ними — резные столики с брелоками для вызова персонала, потрескивающий дровами камин в углу, искусная отделка из нестроганого дерева, рога на стенах, матовые гравюры больше подошли бы охотничьему домику богатея с изысканным вкусом, чем заведению, пусть и дорогого, но общепита.

Здесь тянуло не пить, не есть, а, усевшись поудобнее, скинуть обувь, протянуть ноги к пляшущему огню, размеренно закурить трубочку и вдумчиво, с паузами, вести умную беседу о возвышенном, прихлёбывая выдержанный бренди. Или почитать добрую книгу, шурша бумажными страницами и вдыхая аромат переплёта. Или побыть наедине с самим собой в тишине, наслаждаясь видами и покоем.

А ещё инспектор машинально отметил, что бежать отсюда некуда, и эта приземлённая мысль разом подпортила всю картину.

— Иди за мной, — позвала букинистка, успевшая избавиться от верхней одежды и стоящая на ажурной винтовой лесенке справа от входа. — Тебе понравится. Впервые сюда попал?

— Да, — Серёга торопливо избавился от куртки, без затей кинул её на ближайшее кресло и поспешил за женщиной.

На второй этаж он поднялся лишь через пару минут. Замер на предпоследней ступеньке, разинув от восхищения рот, наслаждаясь почти нереальным зрелищем и, в глубине души, костеря себя за плебейские нерешительные манеры.

Вместо крыши над головой вошедшего высился прозрачный купол в форме многогранной пирамиды с усечённой вершиной, напоминая о своём существовании лишь тонкими усиливающими рейками рёбер жёсткости в стыках кровельного материала.

Над куполом темнело вечернее небо. Пасмурное, с редко проглядывающими звёздами, с плывущими облаками, прячущими за клубящимися телами Луну, с непонятной, манящей всех поэтов и романтиков тягой к безбрежному.

Чиркнула, пахнув серой, спичка — и вдруг звёзды взорвались до размера сверхновых. Со всех сторон. Вспыхнули, сжались, полыхнули...

Это Лана зажгла свечу на овальном, тёмном столе.

Маленькое, дрожащее пламя отразилась в каждой невидимой грани купола, будто калейдоскоп заиграл. Тот самый, простенький, купленный любящими родителями малышу в подарок и тот самый, первый, незабываемый...

Тусклый свет выхватил из полумрака тонкую женскую руку, выпуклости скрытой платьем груди, подбородок, губы, особенно подчеркнув глаза. Поблёскивающие, глубокие, отражающие пламя.

— Поднимайся.

Сбросив пелену наваждения, Иванов с чуждой ему робостью вошёл под пирамидальный свод.

В зыбком мерцании свечи тусклым оком алела клавишей запуска вмонтированная в тумбу стереосистема. На полу — ковёр. Неброский, однотонный, с толстым ворсом. Посредине поднебесной площадки, оказавшейся значительно меньше комнаты первого этажа — строгий стол, пара стульев; в дальней части подкупольного пространства — узенькая кушетка, наполовину заваленная подушками-думками.

Под самым сводом проглядывались изгибы люстры.

Ничего лишнего. Идеальное место для «Ты, я и вся вселенная».

— Завораживает, — зябко повела плечами спутница, глядя ввысь. — Люблю здесь бывать. Стараюсь пореже, чтобы не приелось.

Сергею, наверное, тоже нужно было что-то сказать, но он не знал — что. Портить банальщиной первое впечатление не хотелось, а подходящие, точные слова уворачивались, прятались в глубине разума, отказываясь подчиняться и строиться в предложения, будто боялись опозорить хозяина.

Испытывая неловкость, парень постарался вернуть привычное мироощущение. По-хозяйски отодвинул стул, для самоуспокоения нарочно зацепив ножками о стол, поставил поровнее. Предложил, следуя обязанностям галантного кавалера:

— Присаживайся.

Неторопливо обойдя стол по кругу и оценив подготовленность помещения к комфортному приёму посетителей, Лана села. Повела ладонью, указывая на второй стул.

Всё это походило на совращение богатой дамой молоденького студентика, и инспектор бы даже поверил в подобный расклад, не знай он спутницу. Для неё такое поведение было бы слишком пресным, типовым, шаблонным. Не тот стиль.

Обдумывая, чего ждать дальше, устроился напротив, предоставляя букинистке право первой начать разговор.

Из-за оказавшейся между ними свечки придвинулась подталкиваемая женской рукой пепельница.

— Закури, пожалуйста. Я люблю табачный дым.

— Конечно.

Достал сигареты, щёлкнул зажигалкой, затянулся, выпустил сизое облачко, игриво затанцевавшее вокруг пламени.

— Меню в отделении под столешницей.

Пошарив рукой, Иванов извлёк не новомодный планшет с картинками предлагаемых кушаний, их подробным описанием и улыбчивыми лицами поваров на каждой вкладке, а обычную, увесистую кожаную папку.

Открыл, бегло пробежал глазами по незнакомым названиям, крупно выписанным на тисненых бумажных листах, тщательно игнорируя цены. К чему ломать кайф четырёхзначными цифрами? Дешевле тут разве что вода стоит, да и то не факт.

Ничего знакомого не увидел. Длинные наименования предлагаемых блюд вызывали скуку, отдавали наносным, навязчиво напоминая сценку из модного фильма о гренке и крутоне.

Для приличия полистал, посмотрел напитки.

— Выбрал? — с той стороны стола послышался звук схлопывающейся кожи.

— Картошка и котлета. Салат оливье, — инспектору было совершенно до лампочки, что о нём подумает спутница.

— И я, — рассмеялась букинистка. — Хочешь — верь, хочешь — нет, но мне казалось, что ты именно так и поступишь. Выберешь наиболее простое по составу и максимально сложное для повара. Приготовить обычное блюдо лучше, чем дома — тяжёлая задача. Со всякими говядинами по-бургундски или вепревым коленом переживаний меньше. Есть рецепт, есть опыт — готовь на здоровье! А вот затмить, или хотя бы удержать уровень в том, чем клиента с детства мама потчевала, надо суметь!

Изобразив удивлениеи в очередной раз затянувшись, Серёга отказался сочувствовать незнакомому мастеру кухни:

— Пусть соответствует. Пить что будешь?

— Коньяк. Тут уж, извини, простотой не обойдёшься. Я за нас выбрала, раньше, на свой страх и риск.

Нажав на кнопочку брелока связи, Лана вызвала официантку, коротко продиктовала ей заказ. Коньяк сотрудница ресторана принесла с собой, перед тем, как поставить, показала бутылку гостям и, получив одобрение, откланялась.

Разлив понемногу, парень хотел чокнуться со спутницей в поддержку традиций, однако та, пока он тянулся, встала из-за стола, скинула туфли и босиком прошла к кушетке, грея бокал в руке.

— Успеем стекляшками постучать, — словно не Иванову произнесла женщина, забираясь с ногами на мягкое сидение и глядя на чёрную, почти невидимую воду пруда. — Устраивайся поудобнее, буду тебе розовые очки разбивать, прекраснодуший мой мальчик.

От упоминания в таком ключе Серёгу покоробило. Возраст у него не тот, да и самооценку, надо признать, зацепило сильно. Но, одновременно со звучащей снисходительностью, в голосе букинистки впервые чувствовался её настоящий возраст. Накопленные за плечами десятилетия словно прорвались через все внутренние блоки и замки почти обманувшей время, превращаясь в теплоту древней, мудрой, заботливой бабушки, воспитывающей наломавшего дров внука.

— Ты спрашивал меня о вампире. Просил помочь с поиском. Мечтал приспособить его для доброго дела. Но ты сам не понимаешь, о чём просишь. И прежде чем возмутиться или обличать, ответь мне на три вопроса, — она подняла руку, отставив нужное количество пальцев. — Для чего это вампиру? — первый палец загнулся. — Неужели ты считаешь, что до идеи лечить людей их слюной никто раньше не додумывался? — второй исчез в кулачке. — Как ты собрался, в случае удачи, решать, кому жить, а кому умирать? На всех тебя, мой милый, не хватит. У той погибшей девушки выбор не стоял. Она помогала детдомовским детям, потому что сама была из их среды, — третий палец исчез, давая понять, что основная часть закончена. — А если ребёнок из неполной семьи? Или у родителей элементарно нет денег? А если в одной палате, на соседних койках лежат двое: детдомовский хулиган и вполне сформировавшаяся мразь, и талантливые мальчик или девочка, всегда слушавшиеся маму и папу, подающие большие надежды и никогда никого не обидевшие? Утрированное сравнение, согласна, но выбора не отменяет. На ком остановишься ты?

Лана не повышала голос ни на сотую децибела, однако последнее «ты» прозвенело в воздухе колокольным набатом.

Задумавшись, Иванов молчал, покачивая бокал в руке и бесцельно разглядывая следы от коньяка на стеклянной поверхности, затем, сделав глоток, не ощутив ни вкуса, ни аромата напитка, поставил хрупкую ручную работу стеклодува на стол. Обозначенные примеры, против заявлений букинистки, не давали никакого выбора. Любое решение пахло тупиком. Да и кто он такой, если разобраться, чтобы решать настолько серьёзные вопросы? Мечтательный выскочка, навоображавший счастья всем и каждому? Пересмотревший правильных фильмов дурачок? Дитя комиксов и глупости?

Кто?!

До этих мгновений придуманная там, на остановке, схема, казалась идеальной. Найти вампира, убедить помогать спасать мелкотню по Ленкиному примеру. Всё! Не план — сказка. Казалось — основная загвоздка в поиске подходящего на роль целителя кандидата, а дальше оно само приложится.

Собеседница разбила мечту вдребезги...

— Не знаю, — угрюмо протянул он, вперившись в ножку кушетки, будто в привязывающий к этой точке времени и пространства якорь.

Внутри появилась пустота.

— Никто не знает, — Лана для удобства переместила пару подушек под спину. — Целесообразностью, как на фронте, не прикроешься. Потому отложим... Перейдём ко второму вопросу, о более ранних попытках наладить спасение жизней. Они были. Много. И всякий раз терпели частичную неудачу. Кто-то пытался создать эликсир вечной жизни или вечного здоровья для всех, кто-то для себя, любимого. Для себя, кстати, получалось довольно у многих. Но все они делали ошибку.

— Какую? — туша сигарету, разбавил чужую речь Сергей.

— Налей мне ещё, — женщина протянула инспектору пустой бокал. Тот поднялся, взял бутылку, выполнил просьбу, невольно отдав дань уважения Лане. Без закуски хлещет и не морщится!

Отхлебнув с видимым удовольствием, покатав во рту янтарную, с еле уловимым оттенком морёного дерева, жидкость, она подпёрла подбородок рукой, устроив локоть на спинке кушетки.

— Ошибка оказалась в непонимании. Регенерация не даёт вечного бытия. Она лишь помогает организму справиться с недугом. Что-то вроде антибиотика. Вылечить может, но не быстро. Лекарство оказалось не полной панацеей. Естественной смерти не избежать, но можно прожить положенный срок с относительной гарантией.

... Иванов непроизвольно качнул головой в знак согласия. Сашка, брат упырицы, упоминал, что сестра как минимум три месяца трудилась над очередным умирающим и лежала пластом, борясь с последствиями от «плохой» крови. А напарник клялся, что новых кровососов таким способом не наплодить. Лечение, не больше...

— И если ты вспомнишь историю, то много видных правителей и буржуа, кого не убили, не отравили и кого не настиг внезапный инфаркт — жили довольно долго. Это при их то стрессах! Учебники истории тактично умалчивают о пути этих людей к вершинам социальных лестниц, а им при восхождении доставалось сильно. Разболтанные нервы, посаженные печени, ноющие по ночам желчные пузыри — плата за успех. Угадаешь, почему так?

— Им помогали за денежку малую протянуть подольше?

— Естественно, с определённого момента. И не только за денежку. Хватает и других форм оплаты… В мире борьба с неизлечимыми болезнями — закрытый бизнес. Теневой. Огласка никому не нужна. И то, что ты задумал, в объективной реальности удел избранных. А заодно и решена та самая, пресловутая проблема выбора: кого лечить, а кого нет. Примитивным способом.

— Но ведь многие богатеи умирают от рака, от лейкемии! — плавая в зыбких доводах, попытался разрушить мрачную атмосферу безнадёги Иванов.

— Подумай... — реакция букинистки оказалась вялой, словно ей приходилось в миллион первый раз повторять азбучные истины.

— Политика?

— Она. И давай не углубляться дальше. Кто, как, за сколько — секрет. Большой. Настоящий. Нигде не упоминаемый... Перейдём к первому вопросу — зачем это вампиру? Зачем ему пить дрянь, суетиться? Ради чего? Ради прибыли? Ему это не интересно. Ради светлых идеалов? Он прагматичен до мозга костей. Вынужденно?.. — стук ноготков по краю бокала будто одёрнул. — Наедешь ты на такого, Печатью помашешь, пугать начнёшь, думаешь, получится? Как бы не так! Пошлёт он тебя, куда Макар телят не гонял. И не сделаешь ты ему ничего... Перегнёшь палку, нахрапом попрёшь — свяжется с твоим начальством, получишь по шее. Он законов не нарушает, а на любое обвинение ответит такой казуистикой, что только изумишься... Совсем достанешь — возьмёт из шкафа новый паспорт, чемоданчик с бельишком и переберётся куда-нибудь в Никарагуа, рыбку удить. Деньги у вампиров всегда имеются, житейского опыта — хоть Академию Наук открывай, нужных связей за долгие годы накоплено в избытке.

Раздражённо допив коньяк, инспектор снова закурил, запрокинув голову к небу. Помолчал. Женщина не торопила, тихо сидела на кушетке, любовалась на разыгравшуюся под порывами ветра рябь пруда. Администрация для удовольствия клиентов включила уличное освещение на полную мощность и отдалённый свет протянулся тонкими, тающими полосами по водной глади, добавляя ей очарования.

— Подытожу, — Иванову хотелось как можно быстрее покончить с этим разговором. — Придумка моя — полная туфта. С этим спорить сложно. По полочкам разложила. Наивняк... Спасибо и за расхреначенные «розовые очки». Действительно, мы с тобой провели вечер полезно и познавательно. Во всяком случае я — так точно. Что же, буду искать другой путь.

— Не откажешься? — собеседница оторвалась от созерцания природы и вполоборота повернулась к парню.

— Нет. Мне трудно смириться с тем, что такие возможности стороной проходят. Должен я... сам не знаю, кому, — на Сергея накатило спокойствие, даже лёгкая апатия. — Я ведь умер почти два года назад. Получил удар косой в спину. Потом удачно сошлись звёзды, Тоха подсуетился, и Фрол Карпович вернул меня в этот мир помощником инспектора Департамента. Успел, пока за меня врачи боролись... А по всем правилам должен был по инстанции пройти, отстоять Очередь. Повезло... С тех пор постоянно преследует ощущение, будто живу взаймы. Чужую жизнь проживаю. Но хочу жить своей, законной. И чую, за удовольствие нужно рассчитаться, внести оплату. Не деньгами, нет... А... — сигарета ткнулась в дно пепельницы, бокал излишне громко стукнул по столу. — Не слушай. Дурь ванильная в башке бродит. Детство.

— Совесть, — дополнила Лана. — Совесть, Серёжа. И порядочность. Позабытое в наши дни благородство. Умение мечтать о чём-то большем... Давай выпьем за это! Чокаясь!

Забулькал коньяк, стекло бокалов отозвалось хрустальным звоном при соприкосновении стенок, на языках вспыхнул приятный костерок от выпитого.

Захотелось закусить, однако на столе ничего подходящего не наблюдалось. Спутница, похоже, по привычке смаковать выдержанное спиртное в чистом виде, не заказала ни лимончика, ни шоколадки. Самому инспектору нажать на вызов и попросить доставить хоть что-то съедобное мешала мужская гордость. Проиграть в пьянке женщине — стыдно.

Пришлось довольствоваться «курятиной».

— Бес в театре — твоя работа? — невзначай спросил он у собеседницы.

— С чего ты взял? — удивилась та, но, как показалось Иванову, слегка ненатурально.

— Совпадений полно. Бес вселяется в знакомого тебе карманника, поначалу мирно изображающего дамского угодника в отставке. Начинает проказничать незадолго до первого звонка. Почему сразу не начал? Мы по фойе болтались около часа, не меньше, и он вполне прилично себя вёл. Перед скандалом, в котором, кстати, пенсионер чуть не помер, ты подходила к женщине, приятные пакости ей говорила. Мужик этот...

— Иван Маркович, — без тени смущения подсказала букинистка, с каждым словом инспектора улыбаясь всё больше и больше, подтверждая предположение.

— ... Рядом стоял. После этого всё и завертелось. Мы пока в машине ехали, я, от нечего делать, по минутам в памяти раскладку сделал. Поделиться?

Почти смеющаяся Лана состроила детское умильное личико.

— Зачем? Пошалила немножко, а ты уже чуть ли не обвинительное заключение пришить готов. Ну да, да! Ой, подумаешь, подпустила к старому ловеласу бесёнка. Он бы так и так по карманам у граждан погулял... Зато посмотрела, за страх ты работаешь, или за совесть. Имелись у меня сомнения на твой счёт. Бросить женщину у входа в театральный зал, сорваться в погоню, помять единственный костюм, испортить себе выходной вечер служебными делами — далеко не каждый сможет. Ты — смог. Потому мы и тут, под этим небом. Не злись, — женщина поднялась, подошла к парню, провела ладонью по его щеке. — Мы не настолько знакомы, чтобы полностью друг другу доверять, а ранее собранной информации мне откровенно недостаточно. Хотела узнать тебя получше. Ну и развлечься.

После чистосердечного признания вины противоречивая натура букинистки у Иванова раздражения не вызвала. Привык немного к её экстравагантным выходкам и чётко усвоил главное — она никогда и ничего не делает просто так. Какой бы придурью со стороны не казались её действия, как бы ни хотелось навернуть взбалмошную внештатницу стулом по затылку в воспитательных целях — терпи и жди развязки. Будет интересно.

— Очередной тест?

— Почти. Познание — более точно. Поступи ты по-другому — второй части нашего разговора могло не состояться.

— Бес откуда?

— Купила безделушку с заточённым в ней паскудником. Лет шесть назад. Взяла с собой, воспользовалась.

Снизу донеслось мелодичная трель звонка и на второй этаж беседки поднялась официантка с подносом, уставленным накрытыми крышками, чтобы не выстыли по дороге, тарелками. Умело сервировала стол, пожелала приятного аппетита и, радуя ненавязчивостью, покинула ужинающих, перед уходом попросив в случае дополнительных пожеланий связаться с администратором по селекторной связи или вызвать её.

Оценив изысканность тарелок и аромат картошки с котлетой, Серёга принялся насыщаться, с удивлением отмечая, что повар здесь великолепный. Мастер кухни не стал мудрить со специями, фаршем и прочими хитростями кулинарного дела, а поступил рисковее — приготовил нарочно просто, без изысков. Так, как привык народ. И не прогадал. Вкус у блюда оказался выше всяких похвал. Оливье по качеству не отставало.

Инспектору стоило больших усилий прекратить жрать и начать кушать, поддерживая разговор.

Коньяк до поры отставили в сторону. Не тот напиток, не под такую закуску.

— Ты хочешь мне что-то ещё рассказать?

— Спросить, — собеседница отрезала ломтик котлетки, повертела его на вилке, положила обратно на блюдо, посчитав, что неприлично болтать с набитым ртом. Изящно промокнула губы салфеткой, откинулась на спинку стула и как-то ухарски, панибратски выдала. — А ты на кой вообще к вампирам привязался? Что, на них свет клином сошёлся? Оборотни обладают регенерацией, их кровь чудеса творит. Ведьмы лечебные зелья без всяких кровососов усиливают. Домовые и то, могут по мелочи лекарствовать. Небось, слышал из сказок, что они скотине прихворнувшей помогали и ребятне боль облегчали, особенно когда зубки резались?

Рука Серёги, занесённая над тарелкой, безвольно опустилась на стол, при этом совершенно немелодично звякнув ножом о фарфор. Дыхание замерло, а сердцебиение, наоборот, участилось, отдаваясь пульсацией в ушах. Букинистка ткнула его в настолько явную, лежащую под самым носом, мысль, что он едва не впал в столбняк.

Тоуч на крови оборотня смог себя к голему привязать, используя как раз её регенеративные свойства.

Фокусы с «деревом» по откачке жизненных сил из людей. Поменяй минус на плюс — и получится наполнение. Не далее, как вчера испробовал. На собачонке, с которой напарник перестарался, отключая во время раскопки клада.

Блаженный Ванечка вылечил девочку-армянку.

Вчерашняя борьба с похмельем — иначе, как самолечением, и не назовёшь.

И везде присутствовала Сила...

Разум заработал быстро, многослойно, прокручивая бесчисленное количество вариантов и логических заключений. Вытолкнул на поверхность промежуточный результат:

— Плазму из крови ликантропа не делают, потому что кровь становится мёртвой? Из неё уходит главный ингредиент — жизнь? Для активации требуется ведьма или колдун?

— Да. Суть ты уловил. Ключ — Сила, носителем которой ты являешься. Основа. Главное я сказала. Остальное в твоих руках, — Лана кивнула на бутылку. — Обнови.

Взбудораженный Иванов разлил почти по полному бокалу.

Встав, торжественно выпил, по водочному отставив локоть. Получилось не слишком красиво. Коньяк так не пьют, но парень об этом думал менее всего. Ему было не до благородных манер.

Женщина тоже пригубила.

Сказала:

— Хочешь добиться цели — найди какого-нибудь не смертельно увечного. Представься массажистом. Попробуй на нём. Методику не подскажу, но ты мальчик умный, разберёшься. Базовая вводная — исцеление наложением рук. Про этот метод почти в половине жизнеописаний святых упоминается... С кандидатурой помочь?

— Имеется, — отмахнулся парень и обескураженно ощутил, что грустит о пропавшей за общением атмосферой таинственности, загадочности, царившей поначалу под прозрачным куполом.

Манящее мерцание свечи превратилось в обычную зажжённую свечку, таинственность звёзд — в плохое освещение; возвышенный, пустой стол с небрежной пепельницей трансформировался в обычную поверхность для приёма пищи.

Да и пёс с ним!

Сходное настроение, похоже, было и у собеседницы. Она подобралась, черты лица стали жёстче, демонстрируя ум, едкость, обаяние с некоторой толикой сарказма, зачастую присущие неординарным, красивым женщинам.

— Хочу дать совет, Серёжа, — приятно донеслось до инспектора с той стороны стола. — Никогда без нужды не делай выбор. Уклоняйся до последнего. Я не зря тебя озадачила вечной философской проблемой — кому жить и кому умереть при равнозначных условиях. На неё нет простого ответа, нет вменяемого правила или формулы с поправочными коэффициентами. Сколько ни бейся — не найдёшь. Многократно доказано. Наиболее удобный выход придумали врачи — они помогают всем, попавшим к ним, по мере своих сил. По мере, а не через! Всех не спасти, прими данный факт за основу. Максималистов и экстремальные условия трогать не будем. Исключения лишь дополняют правило. Перегоришь, усердствуя.

— Я не Данко и не Прометей, — поняв Лану правильно, усмехнулся Иванов. — Вечно жить в подвиге не смогу, а в человеческой памяти как-то не хочется. Начну с малого, а там посмотрим.

— Рада, что мы рассуждаем одинаково. Люблю настойчивых мужчин. И помогу советом, если потребуется...

Дальше они сознательно не стали возвращаться к трудному разговору. Продолжение бы только запутало. Расправились с едой, шутили, смотрели вдаль, понемногу пили коньяк, сидя вдвоём на кушетке.

... Уже подходя к ожидающему на парковке автомобилю с невозмутимым водителем, букинистка застенчиво попросила:

— Пригласи меня ещё куда-нибудь. Когда сможешь. Хоть в пельменную.

— Я лучше придумал. В бар сходим. Оригинальное место. Тебе понравится, — испытывая благодарность за преподанный урок, покладисто ответил Сергей.

С такой спутницей не заскучаешь...

***

Оказавшись на проспекте, неподалёку от дома, парень вспомнил о смартфоне, на который не обращал внимания с начала вечера.

Вспыхнул дисплей, обозначив на экране непрочитанное сообщение от абонента «Юля».

Мама уехала к сестре до завтра, — счастливый смайлик. — Будет ей жаловаться на судьбу и на тебя, — смайлик с прищуром. — Жду в гости. Жениться не заставлю, — три правые скобочки, имитирующие улыбку. — Никуда не хочу идти. Покупать ничего не надо, разве что... — томная круглая мордашка-эмодзи.

Продолжения текста отсутствовало, но намёк и так был понятен. В аптеку забежать, купить что-нибудь к чаю...

Посмотрел на время доставки — почти полтора часа назад. Давненько, могла и поменять планы. Отбил:

Только освободился, слегка пьян.

Ответ пришёл почти сразу, на этот раз без легкомысленных картинок:

Приезжай.

Глава 13 Профессиональная деформация. Часть первая

С того, памятного разговора в загородном ресторанном комплексе прошёл почти месяц.

Близилась зима.

На улицах прочно обосновались гололёд, снег, регулярно сменяемый оттепелями и преддекабрьской промозглой сыростью. В квартирах, наконец-то, дали отопление и теперь каждый выход из уютного жилья на ставшую недружественной к прогулкам холодную улицу, напоминал пытку.

Сидишь дома, тепло, хорошо, радиаторы пышут жаром, но надо идти. Как ни одевайся, а ветер найдёт щёлочку, достанет тебя под многослойными одеждами. Потом, конечно, привыкнешь, чертыхнувшись, поднимешь воротник, втянешь голову в плечи, согреешься в движении. Однако первые несколько секунд попадания из подъезда на скользкий, сырой тротуар запомнятся надолго. До самой остановки будешь ёжиться.

... За прошедшие недели случилось многое и ничего.

На работе оперативная обстановка радовала спокойствием настолько, что неугомонное начальство, дабы подчинённые не застаивались, откровенно выдумывало им занятия. То в командировку зашлёт — явить себя районной нечисти, то удумает внеплановые рейды по истоптанным вдоль и поперёк закоулкам с задворками.

Инспекторы не роптали. Обоим хватало рассудительности осознавать, что пусть лучшее так, впустую бороздить заброшки и переулки, чем вкалывать на грани возможностей, в состоянии цейтнота. Потому выслушивали очередные причуды Фрола Карповича без особого раздражения.

С найденными в корчаге записками гувернёра тоже всё сложилось как нельзя лучше. Примерно через полторы недели на счёт Швеца поступила приличная сумма, даже большая, чем предполагала выручить букинистка, и он воспрял духом. Обзавёлся новым костюмом, лучше прежнего, побаловал себя покупкой серебряного портсигара с тремя богатырями на крышке. Обошёлся тот, кстати, довольно дёшево. Приобрёл его призрак по случаю, у какого-то деда на блошином рынке, куда друзья ненароком забрели в выходной.

Долго вертел, обнюхивал, царапал ногтем, пробовал на зуб, остервенело торговался. Вместе с продавцом проведал ювелира, где ему подтвердили подлинность изделия.

Издёргав деда до крайности, ударили по рукам. Серёге пришлось бегать к банкомату за наличкой — продавец в переводы не верил, предпочитая кэш. С тех пор Антон полюбил неторопливо, рисуясь, доставать новую игрушку из кармана, проводить подушечками пальцев по прижатым резинкой к стенке сигаретам, выбирать понравившуюся и вальяжно закуривать, с такой же медлительностью пряча обновку обратно.

Рассчитался он и за смартфон. Иванов отнекивался, убеждал друга, что аппарат у него служебный, а значит бесплатный, но напарник был неумолим. Перевёл всю сумму и немного больше, подкрепив действие слегка обидными словами:

— Я не побирушка. Долги всегда отдаю.

Не желая обострять отношения, Сергей согласился и предложил забыть о случившемся пустяке. К чему бередить старое? Хорошо хоть подробностями продажи клада забыл поинтересоваться, посчитав перевод своей долей.

Оставшиеся деньги призрак приберёг. Переговорив с Фролом Карповичем, он непредвиденно получил одобрение на недельный отпуск в Новый Год (Иванов сильно подозревал в этом скрытую компенсацию за отобранные револьверы) и теперь гадал, куда бы ему податься, понежиться на песочке. Там и пуститься в кутёж, ни в чём себе не отказывая.

... С Юлькой роман развивался плавно и ненапряжно для обоих сторон. Регулярно встречались, по субботам веселились, свободу друг друга не ограничивали. При обоюдном желании провести вместе ночь отправлялись в гостиницу.

Как-то инспектор, предчувствуя в новой пассии некие сомнения, пригласил её к себе домой. Маше показать. Дочь билетёрши прошлась по квартире, заглянула в холодильник, особо обратила внимание на развешенные на балконе вещи.

— Женских нет, — резюмировала она. — Я, признаться, опасалась, что ты — женатик. На сайтах знакомств таких полно. Врут, что холостые, а у самих дома детвора и кредиты. Кто за тобой присматривает?

— Бабушка, — получестно ответил Серёга.

Возраст домовой вполне позволял её так именовать.

— Я думала, мама. Каждый день убирает? Ни пылинки...

— Ага. Чистоту любит.

Больше Юлька ни о чём не спрашивала и в гости не рвалась, посчитав семейную ситуацию парня сходной со своей. Разница лишь в том, что у неё мама почти каждый день дома, а тут с инспекциями набегают. Встречаться же с чужой роднёй, по закону подлости припрущейся в самый ответственный момент, девушке не хотелось.

Гостиницы оказались гораздо удобнее, спокойнее и разнообразнее.

Внимательно проследившая за гостьей Маша одобрила выбор, охарактеризовав её «нормальной тянкой с мелкими заскоками», однако поведения домохозяина не понимала.

— Чего вы, как семейные любовники, чужие подушки полируете? Есть же где покувыркаться.

— Рано. Да и удобнее так. Начнёшь домой водить — в ванной незаметно появится вторая зубная щётка, а потом и в шкафу для меня места не останется. Начнутся новые порядки, быт...

— Это да, — вздыхала кицунэ, — мы умеем... Но девушка, по-моему, к такому примитивному захвату территорий не склонная.

— Проверять неохота.

О том, что кувыркаться в постели с женщиной, твёрдо зная, что в квартире есть и другие жильцы, попросту неприятно, Сергей не упомянул. Домовая, конечно, мешать не станет и терпеливо отсидит до утра за холодильником, но... сам факт. Стоны, возня, поцелуи только для двоих. Остальные — лишние.

***

... От замысла по прокачке лечебных свойств Иванова друзья не отступились. Обмозговали соображения Ланы, согласились с их простотой и изяществом. Смотались к Стасу, переговорили о превращении его чахлого организма в учебное пособие.

Получив горячее одобрение, приступили к обработке мамы немёртвого, залегендировав предстоящие визиты под сеансы лечебного массажа. Упирали на то, что они организация некоммерческая и платить ничего не понадобится. Как оказалось — зря. Согласие Елизавета Владимировна дала даже не вслушиваясь, истово веря в любое начинание Маши, которую она почему-то считала главной и называла «дочкой».

Одинокой женщине любая помощь шла только на пользу. В силу возраста ей тяжело давались процедуры борьбы с пролежнями у парализованного сына, имевшего какой-никакой, а вес.

Особый вклад в организационную часть внесла кицунэ, отвлекая рвущуюся понаблюдать за сеансом Елизавету Владимировну женскими разговорами и терпеливым выслушиванием жалоб.

Поначалу реабилитация Стаса шла из рук вон плохо. Инспектор вливал в беспомощное тело Силу, с радостью наблюдая кратковременный прилив энергии в «пациенте». На губы мужчины наползала улыбка, речь становилась чуточку внятнее, на лице проступал заметный румянец.

Едва прекращал — через десять-пятнадцать минут всё возвращалось на круги своя. Немёртвый серел, бледнел, откатываясь в первоначальное, овощное состояние.

Серёга делился даром до упора, до бессилия. Уходил, поддерживаемый напарником и мокрый от пота. Потом спал по двенадцать часов, и на следующий день ощущая в организме неприятную разбитость.

Прогресс даже не маячил на горизонте, превращая все усилия в Сизифов труд.

Отчаявшись, затеяли мозговой штурм. Долго спорили, рядили, выпив немерено чаю и почти разругавшись вдрызг. Антон, насмотревшись на потуги друга, отговаривал его от, как он вполне метко выразился, «высокопарной придури, выдуманной в приступе неконтролируемого бреда», приводя в доказательство дельные аргументы. Маша его поддерживала, но не слишком рьяно, делая акцент на работоспособности обожаемого домохозяина и мягко переводя обсуждаемые проблемы в разряд долгоиграющих.

— Подучись, — говорила она. — В спешке перегоришь. Потихоньку надо, понемножку.

В доказательство упирала на то, что в мединститутах и учатся долго, и интернатуру не за полгода проходят, и всё равно нормальных, знающих врачей толком не сыскать, а те, кто действительно что-то умеет — поголовно с огромным практическим стажем.

Спорить с ними Иванову было трудно. Каждый по-своему прав, каждый желал ему добра. Но сдаваться инспектор не хотел.

Имелся у него довод. Тайный, тщательно скрываемый, эгоистичный. Он отлично помнил, как после увольнения из органов почти полгода сидел без работы, считая копейки да проедая заначки. И повторять этот путь не хотел.

Нет, Сергей верил и в друга, и в шефа, и в домовую. Верил, что не бросят, не забудут. Но они не всесильны, а вылететь из Департамента можно по самым разным мотивам: от конфликта интересов до… чего угодно. Всякое случается.

Приносящая стабильный доход база тоже не Серёгина заслуга. Машкина. Она занималась и финансами, и текучкой, и всем сопутствующим, оставляя домохозяину почётное право именоваться владельцем.

Потому хотелось иметь дополнительную, способную прокормить профессию.

Избегая самообмана, Иванов признавал, что от этих рассуждений откровенно воняет меркантильностью и корыстолюбием, однако опыт настырно талдычил о здоровом эгоизме и нелюбви к «Дошираку».

Да и от мечты приносить пользу отказываться претило. Хотелось совместить личное с общественным, извернуться, превозмочь появившиеся преграды.

И чем больше его убеждали, тем больше в парне разыгрывалась злость, агрессивный задор сродни тому, который нападает на человека в доброй драке, заставляя свозь кровавые сопли лезть вперёд, за победой.

... Меня по морде? Наотмашь? А вот вам сдача, мелкими и много...

Впрочем, предусмотрительность в материальных благах являлась, скорее, моральной подпоркой, дополнительным обоснованием собственной правоты и гвоздиком в гроб изредка мелькающих сомнений.

Видя, что зачинщик упорен в своих заблуждениях, призрак и кицунэ пошли на попятную. Возвратились к конструктиву, постановив обнулить прошлые результаты и взяться за отработку навыков с другой стороны.

Для более научного подхода к процессу Сергей просмотрел выписки из больничной карты Стаса, но ничего не поняв, решил обратиться к специалисту. Покопавшись в памяти телефона, позвонил знакомому доктору и, прихватив бумажки, исписанные непонятными каракулями да рентгеновские снимки, смотался к тому за консультацией.

— Главная проблема в позвоночнике, — сообщил медик, указывая в точку пониже шеи на фотоизображении человеческого скелета. — Неоперабельно.

Он ещё долго распинался по поводу анализов, общей клинической картины и прочих врачебных премудростей, но Иванов в потоке терминов быстро запутался и попросил перевести вышесказанное на доступный обывателю язык.

— Позвоночник, — вычленил главное эскулап и инспектор попрощался, довольный появившимся пониманием проблемы.

Следующим этапом стало обучение основам массажа. «Рельсы — рельсы, шпалы — шпалы...» — не тот уровень, с которым можно подступать к людям. Назвался массажистом — нужно держать марку. Профессионального подхода от Иванова никто не требовал, но и напропалую дилетантствовать казалось зазорным.

Помог Yotube. Обучающих роликов на видеохостинге оказалось в избытке и, со скрипом, базовые знания улеглись в голове.

Машка напросилась на тестовый сеанс. Даже масло для кожи пожертвовала из своего обширного косметического арсенала. Оказалось, она всегда мечтала о персональном массажисте, но из-за анатомических особенностей (лисьего хвоста и звериных ушек) пойти в салон за вожделенным блаженством не решалась.

Прошло на ура. Кицунэ прощала Сергею неопытность, излишнюю силу, жёсткость пальцев, пребывая на седьмом небе от удовольствия. Попискивала, ойкала, томно бубнила «Угу...», норовила уснуть.

Вконец упарившись и еле отвязавшись от счастливой нечисти; наслушавшись од, панегириков и прозрачных намёков на повтор, а лучше на регулярные процедуры, парень приободрился. Появилась некая основа в его сумбурных попытках наносить добро, плановый подход.

Очередная встреча со Стасом воспринималась как первый экзамен...

***

... Сверившись с рентгеновским снимком, Иванов нашёл показанный доктором позвонок, приложил к нему ладонь, закрыл глаза и попытался слиться с чужим организмом. Слабенькие, квёлые потоки жизни обнаружились сразу. Текли себе по сосудам и сосудикам, постепенно превращая «пациента» в рисунок из анатомического учебника. Кости, кожа, редкий волосяной покров растворились в сознании, уступая место какому-то непонятному ощущению собственноручно конструируемой 3D-модели.

Больное место с точностью до миллиметра установить не удалось — сказывалось отсутствие профильного образования. Но инспектор и не подумал впадать в уныние, настроившись работать по «площадям».

Пустил Силу, с удовлетворением наблюдая, как жизненные потоки понемногу напитываются, взбадриваются.

Усилил подачу. Энергия принялась растекаться, отображаясь туманом вокруг тонких линий.

Сбавил обороты, понимая, что расточительство пользы не принесёт.

Свободной рукой почесал в затылке. Весь организм накачивать бессмысленно. Неоднократно пробовал.

... Убрав ладонь со спины Стаса, Иванов создал на ней белый, с молочным отливом, сгусток. Полюбовался, втянул в себя.

А если...

Сотворить шарик Силы в немёртвом, точнее, ухитриться не давать ей растекаться, удалось, когда инспектор уже не мог стоять на ослабевших ногах и сидел на стуле, без стеснения попросив друга держать его за плечи. Это в себе легко и просто контролировать малейшее изменение, а в постороннем теле — более чем проблематично, особенно не имея опыта.

Эффекта он не увидел, но свято верил в то, что поступает правильно. Локализовал участок, подверг обработке. На мгновенное исцеление ведь никто не рассчитывал?..

Первичные результаты появились почти через полторы недели ежедневных сеансов — у больного начали шевелиться кончики пальцев на левой руке.

Поразились все. И Сергей с Антоном, и Маша, а Елизавета Владимировна впала в истерику и целовала их всех разом, захлёбываясь материнскими слезами. Заголосила о благодарности, о готовности переписать квартиру за исцеление и прочую белиберду, свойственную людям, неконтролирующим себя в минуты нервного перенапряжения.

Отпаивали корвалолом.

Швец, проявив практичность, составил график посещений немёртвого, чтобы напарник имел возможность восстанавливаться. Дважды в неделю, больше оказалось, по его наблюдениям, нельзя. Иванов от перегрузок и так похудел, осунулся, одежда болталась точно на вешалке.

— Юлька уволит за неисполнительность! — припечатал он под согласное молчание кицунэ.

Пришлось повиноваться...

***

... Фуд-корт торгового центра по послеобеденному пустовал. Разбежавшиеся по торговым залам продавцы и администраторы уже успели зарядиться крепким кофе со свежими круассанами, офисный планктон потребил бизнес-ланчи и рассосался по конторам. Желающие передохнуть от магазинных растрат посетители ещё не нахлынули. Будний день, все работают.

Исключение составляли лишь молодые девушки, убивающие время за девичьей трескотнёй и сосредоточенные студенты с ноутбуками, вовсю эксплуатирующие бесплатную Wi-Fi — сеть. Но таковых имелось немного.

Непосредственное начальство ждало инспекторов за дальним, у стены, столиком и пило воду из высокого стакана, с неодобрением посматривая на обтянутые брюками и колготками ноги юных прелестниц.

Кивком указав подчинённым присесть напротив, шеф отмахнулся от приветствия и традиционно перешёл к сути, минуя дежурные реплики вежливости:

— Запоминайте. Годочков с двенадцать назад милицейские расследовали убийство. В чаще, за городом, девчушку нашли, лапником закиданную. Грибы собирала. Говорили, любила она в одиночку меж деревьев побродить, маслята да белые повыискивать... Насильничания или иного какого глумления над телом не было. Сзади бедненькую прибили. В темечко. Чем-то тяжёлым, вроде обуха топорного. Деньги, аль иные какие вещички убивец брать побрезговал. Всё при ней осталось. Толечко телефон отключил, но без отпечатков, — Фрол Карпович устроился поудобнее, скрестил пальцы на животе, давая понять, что вводная затягивается. — Охотнику свезло... Бродил там с ружьишком, наткнулся. Доктор сказал, что самое больше два дня как мертва... Стали ловить. Перевернули деревни окрестные, на уши всех подняли. И заподозрили одного мужичка. Городского, походами балующегося. Он примерно в те же деньки в магазин захаживал неподалёку, а после на автобус садился, но уже верстах в тридцати. Расстарались сыскные, установили личность. Оказалось, обычный человек. Работает, живёт один, ни в чём плохом не замечен, у мира на виду. Шибко любит с палаткой бродяжничать, с удочкой, от людей подалее. Туризм называется... Подержали в камере, помурыжили, но не засадили. Битьём от него признания не добились, доказательств не нашли. Отпустили, хоть и в большом подозрении. Решили — на туристе свет клином не сошёлся. Кто угодно мог злодеяние совершить. На машине приехать или местные...

Инспекторы сидели тихо, не перебивая и ловя каждое слово шефа. Понимали — неспроста тот столь длинную прелюдию завёл. Антон даже глаза полуприкрыл для лучшего запоминания.

— Шибко бились тогда милицейские над раскрытием. Перетягали на допросы пол округи, ночей не спали, честно старались, но никого не нашли, — боярин говорил с расстановкой, давая подчинённым прочувствовать события прошлого. — Долго следили за подозреваемым, по пятам ходили. По всему вытанцовывалось — не он это. Совпадение, не более.

Несдержанный в минуты волнения Швец вмешался:

— А может, раздвоение личности? Я читал про такое. Днём один человек, ночью — другой. Психическое заболевание.

Огорчённый прытью подчинённого Фрол Карпович посопел в усы, пошевелил пальцами, однако воспитывать не стал, терпеливо пояснив:

— Хворь душевная — первое, на что подумали. Напарывались сыскные за службу долгую и на таких... Его, дав роздыху немного, в военкомат вызвали, упросили их главного посодействовать. Оттуда в больничку направили. Чтоб официально, не заподозрил чего... Профессора осмотрели, признали нормальным. По соседям тоже погуляли, — предупреждая вопрос о том, что сумасшедшие часто крайне удачно маскируются под обычных людей и обычной медкомиссией их выявить сложно, обозначил начальник. — На работу заходили, школьных учителей тревожили. Неброский мужичонка. Рос, в армии служил, женился, развёлся, на детишек содержание платил. Почти как все... Пришлось отступиться. Другие беды в те дни навалились, другие горести.

Малолюбящий длинную болтовню рассказчик остановился перевести дух, всем своим видом давая понять, что готов к вопросам. Ранее порывавшийся вставить своё мнение Антон внезапно заткнулся и искоса посматривал на друга, предоставляя тому возможность перевести монолог в диалог. Побаивался призрак сгоряча брякнуть какую-нибудь глупость и получить за это по шее. Вступать в уже идущую беседу ему казалось более правильным, надёжным.

Высказался Сергей:

— Раз вы подняли тему, история не окончена... Заморожена?

— Хлёстко подметил, — Фрол Карпович одобрительно прищурился. — Заморожена.

— И имеет продолжение?

— Имеет.

— Бывший подозреваемый снова замаячил на горизонте?

— Хорошо, когда головой не только щи хлебаешь, — абстрактно похвалил шеф Иванова. — Пять дён назад парнишку нашли. Задушенным, двадцати четырёх лет. Жил сам, родители в отъезде пребывали. Вернулись — и нате вам, подарочек... Полиция сопли жевать не стала, поспешно принялась родню да друзей тормошить. Добрались и до смартфона. Убиенный суетлив был. Нраву беспокойного, но меру ведал, в отроческие приключения не ввязывался. Деньжонки у него тоже водились. Домой и из дома на такси ездил, а машину заказывал только через фирму с репутацией. Все передвижения записаны в компьютере. Вот тут бывший знакомец и всплыл. За день до убийства он покойного катал, о чём запись соответствующая есть. Фамилия у мужичка приметная: Мирнок, Егор Васильевич. Да... Один из тех, кто поисками девчушки тогда занимался, по сию пору служит. Ранее в уезде начинал, в малых чинах, ныне в город перебрался. Он и припомнил, да мне нашептал.

Сообразив, о чём идёт речь, инспектор кивнул. Департамент широко пользовался полицейскими базами данных и прочими возможностями, предоставляемыми карательными органами. А там и до личных контактов не далеко. Рабочая ситуация.

Сравнивая детали коротко описанных преступлений, Сергей не мог не обратить внимание на нестыковки:

— Там девушка, тут парень. Там убита ударом по голове, тут задушен. Навскидку, почерк разный. Опять же, таксист в день около двадцати заказов отрабатывает. Во все концы города гоняет. На него всё валить... Извините, Фрол Карпович, но притянуто... Этак всех бомбил можно в киллеры назначить. Или есть какая-то связь? — поспешил он поправиться, сильно сомневаясь в том, что шеф не думал о Его Величестве Случае и прочих житейских совпадениях.

— Никакой, — коротко обрезал боярин.

— У Мирнока алиби? — вступил в дискуссию Швец.

— Относительно. Днём на основной работе работал, при людях, никуда не отлучался. После — извозничал. По вечерам машину загонял во двор. На улице особо не крутился — холодно. Около пяти часов каждый день домой заезжает — подхарчеваться да курей кормить. Куры у него, — счёл нужным остановиться на данной детали рассказчик. — Немного, но ухода требуют. Ночью же спал.

Внутри Иванова всё напряглось. История двух убийств к Департаменту не имела никакого отношения, но они её сидят и слушают, здесь и сейчас. Неспроста.

Напрямую спросить, в чём загвоздка, напарники не решались, а шеф, по своему обыкновению, устраивал подчинённым очередной экзамен на профпригодность, давая возможность им самостоятельно додумываться до подоплёки происходящего разговора.

— Под Печатью допрашивали? — Сергей принялся за сбор информации.

— Кто? Я — нет. Вы и допросите. Коль признается в чём — доложишь.

— Угу... Девушка у покойного имелась?

— Ни при чём. Они разругались вдрызг незадолго до его смерти.

— Обнаружили в доме?

— В нём. Двери оказались не заперты, тело лежало на полу, в коридоре. Соседи ничего не видели. Заборы высокие, не углядишь.

— Собака?

— Не держали. Но загородка имеется.

Антон, посчитав, что хватит изображать безмолвного созерцателя, побарабанил пальцами по столешнице и уцепился за положенного в частном секторе сторожа,.

— Почему? В своём дворе и без барбоса?

— Старый помер летом. Нового заводить не стали. Любили очень.

Как же Иванов ненавидел подобные «разборы происшествий»! По-хорошему, следовало изучить собранные силовиками протоколы, объяснения, отчёт о вскрытии. Пообщаться с родственниками, обойти соседей. Однако второй раз, без веского на то повода, им никто не даст повторять процессуальные действия. Разве что...

— Фрол Карпович! Дело можно почитать? Нам же надо будет правильные вопросы задавать, чтобы потом не отвертелся. Чистосердечного признания при умелом адвокате мало, а на всех допросах присутствовать — кто мы такие? И что делать, если он не причастен?

— Протоколы организую, — пробасил начальник. — Твой дружок вечером притащит. Но вряд ли ты что новое сыщешь. Накоротко — никто, ничего, без понятия. А про «не он»... В лепёшку разбейся, прежде чем мне о сём сообщать. Мирнок этот... без него не обошлось. Может, не сам; может, ведает больше, чем бает. Вот как подумаю о нём, так и ноет, — увесистый кулак постучал по широкой груди в области сердца. — Верный знак.

Аргументация для инспектора выглядела откровенно слабой. Внутреннее чутьё, конечно, никто не отменял, но заниматься плотной разработкой таксиста только из-за боярской придури виделось занятием бестолковым.

Не работают так.

— Ну хоть какая-то зацепочка есть? — едва не взвыл Антон, укоторого в голове бродили сходные мысли.

— Следы на снегу перед двором. Далее почищено, да и оттепель давешняя остатки растопила, а вот перед воротами снежок остался. Сорок второй размер, по-вашему. Ботинки. У Мирнока нога той же мерки. Где обувка — неведомо. В его дому так точно нет. И другое... приятный он, аки леденец. Ко всем с улыбочкой, с подходцем. Никто про него слова худого не сказал. Плохо — поможет. Заболел — подменит. Без мыла в гузно не лезет, но и в стороне не стоит, чужому горю завсегда помочь готов. От души. От чистого сердца.

Последнее вообще ни в какие ворота не лезло.

— Я, конечно, извиняюсь, — начал было Швец, вознамерившись открыть глаза начальству на сделанное им «киношное» описание маньяка, но боярин его заткнул.

— Помолчи. Сам разумею, что блажью попахивает... Досказываю. Силища в нём ещё бычья. Дурная. Гнёт подковы или нет — не ведаю, но, сдаётся мне, гнёт. Видывал я его на карточке, да и говорили мне про то... Удавить человека нелегко, а уж так, чтобы тот и пикнуть не успел — мало кто сможет. Они ведь, удушаемые, брыкаются, царапаются, извиваются всяко... Под ногтями хоть что-то, да останется. То ли кожа убийцына при оцарапывании, то ли извёстка от стены. Да что угодно! У нашего паренька — ничего. Без сопротивления помер. И девчушка та, в лесе найденная, тоже по голове удар страшный получила. Вот и рассудите... — устало закончил шеф и рыкнул. — Иванов!

Изменение в интонации оказалось настолько внезапным, что инспектор чуть не подпрыгнул на месте. В последний момент удержался, по неуставному выдохнув:

— А?

— Варежку закрой, муха залетит, — одёрнул подчинённого Фрол Карпович. — До завтра с бумагами управься! — повернулся к Антону. — У тебя не спрашиваю. Тебе велю к Мирноку на дом отбыть. Переверни там всё, но секретно... Полиция ничего не нашла, но ты — не полиция...

Посчитав вводную часть оконченной, шеф пожелал Серёге не лениться и работать больше, а после убыл в неизвестность, прихватив с собой напарника.

***

Объявился Швец ближе к вечеру, зажав под мышкой пухлые тома. Посидел на кухне, полакомился чаем, поиграл с Муркой. Поговорил ни о чём. Разумом он был уже на морском побережье, и любая тема сводилась к пальмам, барам, солнцу и безделью в мягком гамаке или шезлонге.

Даже вылет успел запланировать. Двадцать девятого декабря.

В очередной раз позвал с собой друга. Тот в очередной раз отказался.

Сергею не хотелось говорить о том, что когда он заикнулся о новогоднем отпуске или отгулах, начальство сердито осадило подчинённого:

— Антон уедет, ты уедешь... — дальше ответ более всего напоминал анекдот из разряда «Кто в лавке останется?»

В недовольстве Фрола Карповича имелось рациональное зерно. Полностью оголять подведомственную территорию, да ещё в праздничную неделю, не решился бы никто. Мало ли...

Беседу инспектор оставил втайне от всех и теперь терпеливо отнекивался от настырных предложений друга рвануть в тёплые страны толпой, как год с хвостиком назад.

Не хотел портить ему отдых. С Антона станется пойти на принцип и всё переиграть из солидарности, игнорируя обещания, данные своей подружке Розе.

Та, насколько Иванов знал от Маши, также пребывала в предпоездочной эйфории и имела на отдых большие планы.

Вдоволь намечтавшись, заработав пару царапин от не в меру разыгравшейся кошечки, Швец откланялся.

— Пойду к нашему фигуранту, — поделился он рабочими планами. — Покопаюсь в пожитках.

Похлопав стопку полученных материалов по обложке верхнего тома, Сергей вместо привычного: «Бывай» или «До завтра» спросил о другом:

— Шеф команду дал — разумеется, исполним. Но... я не понимаю, откуда такое упорство. Опять нас в тёмную играют?

Уже взявшийся за дверную ручку призрак замер, развернулся и, поправив очки, произнёс:

— Чутьё у Карповича звериное. Не замечал?

— Э-э-э... нет.

— Плохо. Имеется у него такой дар. Я, пока в архивах штаны протирал, наслушался от очевидцев... Он в конце девяностых секту вскрыл. У людей недвижимость отжимали, прикрываясь Библией, несогласных под нож пускали. Бандитскими руками. Много за ними дерьма нашлось. Так вот, всё началось с того, что ему один уличный проповедник с брошюрками не понравился. Тогда их много по городам шаталось. И баптисты, и мормоны, и прочий, запрещённый сейчас, контингент... Представляешь?! С первого взгляда заподозрил! Начали раскручивать, а там такое потянулось... От детской порнографии до доведения до самоубийств. Теперь делай выводы, Серый, и надейся, что шеф ошибся.

Ответ Иванова его не интересовал. Посчитав, что сказал достаточно, Антон помахал на прощанье рукой и вышел из квартиры, оставив хозяина вести битву с документами.

— Н-да... — протянул инспектор, в глубине души прекрасно осознававший, что такое «профессиональная чуйка» и почему ей стоит доверять.

Такое чувство, своеобразное... полезное для всех ведущих беспокойный образ жизни.

Однако осознавать то осознавал, но принимал такие доводы на веру крайне плохо. Одно дело, когда сам, спинным мозгом чувствуешь в человеке сомнительные неувязки без единого на то повода, и другое — когда тебе без всяких объяснений с обоснованиями дают команду: «Ату его, это жулик».

Ничего для себя не решив, Сергей вернулся на кухню, настраиваясь на исполнение приказа.

... Маша уже прибрала кухонный стол, принесла из комнаты лампу для чтения.

— Работай тут. Чайник на плите, захочешь перекусить — в холодильнике овощное рагу. Мурке ничего не давай. Я её покормила, — валяющаяся на подоконнике питомица дёрнула ухом в знак несогласия, но на больший протест не решилась. — Если что, зови.

Тактичная домовая, не желая мешать, скрылась за холодильником, а Иванов включил лампу, поставил рядом пепельницу и углубился в изучение протоколов и прочих следственных бумаг.

Начал с тех, что относились к событиям двенадцатилетней давности.

***

... Последний том инспектор захлопнул под утро. Открыл окно нараспашку, проветривая квартиру от надёжно прячущих потолок клубов табачного дыма, вытряхнул в мусорное ведро горку окурков, зевнул, умылся ледяной водой, поставил чайник.

Теперь можно было и обдумать прочитанное. Информации в делах накопилось изрядно, но в разрозненном виде. Оперативные справки, написанные для высокого начальства, не содержали и половины полученных сведений. Сухие выжимки из основных фактов.

А имелись и второстепенные.

Разрабатываемый на причастность к убийству девушки Мирнок оказался относительно стандартной личностью. Сорока восьми лет по этому году, родился в неполной семье, мать жива и обитает где-то в области.

До армии рос обычным пацаном, аттестат со средними отметками, характеристики с места учёбы положительные. Потом — служба в одной из горячих точек, где он неожиданно показал себя с лучшей стороны. Имел две правительственные награды за мужество и отвагу.

На сверхсрочную или в прапорщиках не остался. После демобилизации вернулся к мирной жизни. Трудился строителем, менеджером, кладовщиком. Женился, через год развёлся. Обзавёлся сыном. Алименты платил в полном объёме, просрочек не допускал. С семьёй не общался, но тут уж по-всякому случается.

Заработал на старый домишко в пригороде, где и осел. В брак более не вступал и постоянными отношениями манкировал.

По слухам, периодически пользовался услугами проституток, но в пределах разумного.

Полюбил гиревой спорт, однако предпочитает тренироваться дома.

Рыбак, поклонник туризма, лёгок на подъём.

Со старыми друзьями сохраняет дежурные связи. Из поля зрения не пропадает, но и не страдает надоедливостью. Регулярно посещает встречи выпускников. Близких отношений, включая сослуживцев, ни с кем не поддерживает.

Пообщались бывшие коллеги с его армейским дружком, проживающим в городе, но больше формально. Они не виделись по разным причинам несколько лет, и тот толком ничего не рассказал.

В спиртном умерен. Не курит.

Все опрошенные отмечали его физическую силу и доброту. Отзывчив, надёжен, в долги не влезает. Умеет поддержать разговор. И вместе с тем застенчив.

— Или замкнут, — перефразировал Иванов. — Вполне можно перепутать, особенно когда с человеком не живёшь под одной крышей.

В момент убийства подозреваемый действительно находился в одиночном походе. На сотрудничество со следствием согласился сразу, указал точный маршрут с ориентирами, места ночёвок, припомнил возможных свидетелей.

С девушкой якобы не встречался.

Не поверив, опера оформили ему восемь суток административного ареста и подсадили в камеру агента.

Результатов не добились.

Впоследствии приставленная служба наружного наблюдения тоже ничего не выявила. Две недели по пятам ходили, поминутно фиксируя все контакты и передвижения.

Прослушка — мимо.

Работа — дом, дом — работа. По выходным — рыбалка.

Про пешие путешествия топтунами ничего упомянуто не было. Взглянув на даты в отчётах, инспектор догадался, что наступила глубокая осень и туристический сезон закрылся — с палаткой под холодными дождями не нагуляешься.

... Что и говорить, работу розыскники проделали колоссальную, не для галочки. Собирали сведения отовсюду, дёргали за разные ниточки.

Безрезультатно.

Дочитывая первые материалы, Иванов уж и сам начал верить в невиновность Егора Васильевича Мирнока.

Напоследок долго изучал фотографию, вложенную в бумаги. Обычная, физиономия крепкого мужика, с обозначившимися залысинами. Нос картошкой, губы полноватые. Плотный, крепкий, очень сильный, но не культурист. Мускулатура более подходила тяжелоатлету или метателю молота. Остальные пропорции в норме. Обыкновенный налогоплательщик, каких вокруг полно.

Убрав снимок обратно, перешёл к более свежим бумагам.

Потерпевший — молодой человек. Убит, предположительно, на крыльце отчего дома, затем затащен внутрь. Смерть наступила от удушения верёвкой или толстым шнурком. Травм, следов борьбы и прочих сопутствующих повреждений и отметин не выявлено.

В ходе осмотра места происшествия на крыльце обнаружилась банка с окурками разной степени свежести.

Наверное, покурить перед сном вышел и того... с убийцей встретился.

Видеокамер по улице нет, подозрительных людей никто из соседей не замечал.

Далее шли распечатки звонков с телефона покойного. Бойкий оказался паренёк. Без умолку трещал с многочисленными приятелями, друзьями, знакомыми.

Основных уже отработали. С их слов, трепались о новинках в мире компьютерных игр, о девушках, да просто ни о чём.

Тут же находилась и распечатка с телефона фигуранта.

Сергей сверил время заказа такси в интересующий день (оно оказалось подчёркнуто красным карандашом), прикинул срок поездки от места работы потерпевшего до дома.

Посмотрел на следующий вызов с телефона убитого.

Получалось — из машины звонил.

Незнакомый опер тоже отметил этот факт. Пробил номерок, выдернул владельца на допрос. Оказалось — школьный товарищ, поддерживающий с убитым тесные отношения.

О чём они болтали в тот конкретный раз он вспомнить не смог — собирался в бассейн и слушал вполуха, положив смартфон на полку и переведя его в режим громкой связи. Половину слов заглушал работающий в соседней комнате телевизор. Зато помнил, о чём они говорили позже, примерно в десять вечера.

— На подругу жаловался, — сообщал текст протокола. — Ждал её в гости, родители уехали, а она не пришла.

Пассия покойного это подтверждала. Ей он тоже звонил неоднократно, но не из такси.

Звонил и на следующий день, добившись того, что девушка внесла назойливого ухажёра в игнор-лист.

... Показания Егора Васильевича ясности не принесли. По окончании трудового дня приехал к себе, покушал суп, покормил кур. Отправился таксовать… Встретил клиента по указанному им адресу, отвёз, порулил дальше калымить, на одну из центральных площадей. Покупал кофе в заведении напротив парковки, продавщица видела. Всегда там пасётся между заказами, особенно после девятнадцати ноль-ноль. Много клиентов «с руки». На следующий день то же самое: работал, развозил. Все ходы записаны... Почему таксует? На работе зарплату третий год не поднимают. Стало на базовые потребности не хватать.

Домой приезжал ближе к полуночи. Смотрел телевизор, занимался спортом, ложился спать. Отчего мало времени выделяет на сон? Привык дремать в машине в ожидании вызова от диспетчера. Вполне удобно.

Кто может подтвердить, что не убивал? Никто. Одинокий он. Спросите у кур или пробейте по геолокации смартфона...

Очередные задания на наружку, опросы знакомых...

Трижды перечитав основные документы, Серёга затруднился определить, каким боком Мирнок к этому убийству, кроме того, что добросовестно выполнил переданный диспетчером заказ.

***

... Пройдясь по кухне и несколько раз присев, разминая затёкшие от долгого сидения суставы, инспектор вознамерился перекусить да завалиться поспать. Достал Машкино рагу, понюхал. Пахло болгарским перцем и томатом.

Не охота...

Пошарил по холодильнику, нашёл сырокопчёную колбасу и отрезал от палки кусок толщиной мало не в палец. С бутербродами возиться было лень. Добыл кусок хлеба, налил в заварник подоспевшего кипятка и, убрав со стола материалы, плюхнулся на табурет, нетерпеливо ожидая, пока кухня более или менее проветрится от сигаретной вони. Ледяной, зимний сквозняк ощутимо холодил ноги.

Пришедшая из Машкиных покоев Мурка текуче переместилась с подоконника на стол. Её, конечно, следовало прогнать, да ещё и подзатыльник за хамство отвесить, но Серёга решил смотреть на эту наглость сквозь пальцы.

Устраивать разборки с кошкой — означало шуметь, скандалить или рукоприкладствовать, а всего этого делать не хотелось. Позёвывая, поступил проще: шикнул на негодницу, состроил страшную физиономию, призванную отпугивать всяких пушистых нахалок, и с чувством откусил кусок колбасы.

На бедную питомицу стало жалко смотреть. Она скукожилась, обмякла, прильнула к столешнице, безвольно свесив хвост. Склонила голову на бок, опустила взор, будто прощаясь с бренным миром.

— Не дам, — набивая рот, пробурчал Иванов, великолепно знакомый с предстоящим представлением: «Мучительная кошачья смерть от голода».

Актрисой Мурка уродилась вполне достойной — хоть сейчас на академические подмостки выпускай. И тонко чувствующей настроение публики.

Сообразив, что выбранная тактика оказалась неудачной, она предприняла новую попытку. В мгновение ока переместилась по столу прямо к инспекторскому лицу, однако выхватывать зубами заветное лакомство не стала.

Заурчала, выгнулась, прикоснулась носом к щеке парня, вытянула шею так, чтобы смотреть глаза в глаза. Состроила умоляющую мордашку.

Заурчала ещё громче.

Иванов взгляда не отвёл. Смачно жевал колбасу, с любопытством ожидая продолжения.

— Не верю.

Маленький кошачий носик почти вплотную приблизился к носу жадины...

Еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ранозавтракающий из баловства потянулся ниточкой Силы к голодающей проказнице...

И увидел себя.

Глава 14 Профессиональная деформация. Часть вторая

… Толстые губы, мясистый, скалообразный нос, покрытые пробивающейся щетиной щёки, почему-то водянистые глаза, кустистые брови — всё имело непривычные пропорции и более всего походило на гротескную маску, по укурке изготовленную шутником-скульптором.

Ну и урод!..

Перепуганная нематериальным прикосновением Мурка протяжно, с истерической ноткой, мяукнула, вздыбила шерсть и с грохотом унеслась за холодильник, искать у хозяйки утешения и защиты.

Сергей испугался не меньше питомицы. Отшатнулся от стола, утёр обильно проступившую испарину, судорожно ощупал лицо, удостоверяясь, что его привычный рельеф остался в прежних размерах.

Сомневаясь в результатах и мечтая поставить окончательную точку в случайном экспромте, бросился в ванную, где долго, с пристрастием, рассматривал себя в зеркале.

Всё на месте, ничего не уменьшилось и не выросло... Кошачье восприятие позабавилось? Похоже.

Отдышавшись, уняв нервную дрожь в коленях, инспектор принял контрастный душ, для самоуспокоения побрился.

Плеснул в ладонь одеколон, растёр по освобождённой от поросли коже. Успокаивающе запекло, приводя перебаламученный рассудок в норму.

По возвращении на кухню убрал невесть когда упавшие на пол остатки импровизированного бутерброда, напился подстывшего чаю из заварника, не утруждаясь взять кружку.

Совсем успокоился.

— Мурка! — инспектор громким шёпотом позвал подопытную. — Мурка-а-а..

Никого. Подоконник пуст. В квартире — тишина.

Ради эксперимента похлопал дверью холодильника, прислушиваясь к характерному топотку лап. Ни звука. Кошечка и не подумала высовываться из убежища.

Сильно же её проняло! Обычно продуктовое колдовство — мощное, действующее на питомицу безотказно.

В животе у Иванова заворочался леденящий комок. Не вскипятил ли он её мозги? Попереживав, решил, что нет. Нитка Силы изначально тянулась слабенькая, безобидная.

Осмелившись на крайние меры, он достал банку печеночного паштета, пахучего, очень вкусного и вводящего животинку в экстаз одним своим видом. Нарочно поставил лакомство на край стола и вышел, погасив свет.

Ждал минуты три, вслушиваясь в ночь.

Домашняя мурлыка проигнорировала приманку, чего с ней не случалось в принципе. Любая позабытая еда всегда становилась объектом кошачьей охоты и либо съедалась, либо ронялась на пол, где мутировала в новое развлечение, которое требовалось всенепременно загнать в труднодоступное «под что-нибудь».

— Мурка-а-а-а... — ответом стала тишина. — Ну и ладно.

Паштет отправился в холодильник, а Иванов, усевшись на табурет, настроился искать параллели между кошкой и гоферовой змеёй, а заодно и докопаться до механизма случившегося.

Особо углубляться в высокие материи не пришлось. Причина предыдущих неудач оказалась более чем очевидной: расстояние. Шеф ведь как говорил? Нужно поймать ужа и играть с ним в гляделки, предварительно накормив. Почему? Потому что уж не ядовит, а в сытом виде не агрессивен. Соответственно, к нему можно приблизиться на удобное для начального обучения расстояние, постепенно отодвигаясь.

Он же, Серёга, пошёл по принципу «через одно место». От него до холоднокровной в экзотариуме было около полуметра — сверхдистанция для неофита-самоучки. Изначально обречённые на провал потуги.

Зато с Юлькой бы не познакомился...

— Ну шерстяная, держись! Назначаешься подопытной и первопроходчицей! Оплата сдельная, вкусненьким! — пообещал Иванов отсутствующей Мурке, многообещающе улыбаясь.

Из-за холодильника осторожно показалось кошачье ухо, а следом и вся кошка, недоверчиво посматривающая на человека. Подошла к табурету, дотронулась до мужской голени лапкой. Строго посмотрела, требуя компенсации за моральный ущерб.

Добротная порция паштета её вполне устроила.

... Появившийся рано утром Антон забрал дела, с сочувствием посмотрел на опухшую от бессонной ночи физиономию друга и в общих чертах поведал о результатах обыска:

— Ни шиша. Дважды прошёлся.

— У меня тоже.

— Спать ложись. Перед руководством прикрою.

Благодарно кивнув, Иванов почти сразу направился к дивану, манившему расстеленной на нём постелью и вызывающе привлекательной подушкой.

— Сильно обяжешь... После девятнадцати... — челюстные мышцы парня свёл судорогой мощнейший зевок, — пойдём допрашивать. У Мирнока прибивка на площади... Вычитал...

— К половине седьмого буду, — заверил напарник и, деликатно не напрашиваясь на утренний чай, ушёл.

Дрых инспектор почти до полдника — сказались усталость и сбитый график дня и ночи.

Проснувшись, с ленцой умылся, подкрепился супчиком, затем взял блокнот и принялся в нём систематизировать прочитанную информацию. На память он не жаловался, однако такой метод помогал анализировать разрозненные данные, выстраивая общую цепочку действий по отработке фигуранта и выявлять в ней слабые участки. Где-то упустили, где-то проморгали, где-то не заметили.

Нереализованных возможностей набиралось приличное количество, но Сергей к полицейским был не в претензии.

Это у него задача конкретно Егора Васильевича раскручивать на причастность, а у тех фронт работ шире: от бытового конфликта убитого со случайным прохожим до личной мести, лелеемой недоброжелателем со школы. Степень бредовости версий при этом неопределима из-за отсутствия зацепок. Убивают за всякое.

Наибольшими недоделками инспектор посчитал слабенькие объяснения бывшей жены, армейского друга и соседей матери. В несколько строк, формально общались с ними, для лихого рапорта о проделанной работе. Что же, вполне допустимо. Всех не перетаскаешь.

«Ладно, посмотрим, стоит ли их дёргать... после отработки таксиста» — отчеркнув размашистой линией второпях набросанные пункты, в блокноте появилась резюмирующая запись.

... Вскоре подтянулся Антон, нагло оштрафовавший друга на три котлеты и компот за «самовольное отстранение от выполнения должностных обязанностей», пылко доказывая, что по праву старослужащего имеет на подобные вольности почти законные полномочия.

Доводы о том, что он, скорее, соучастник, чем обличитель, на призрака не действовали. Ему хотелось котлет, и не в качестве угощения, а в качестве боевого трофея.

Пришлось выдать, а потом резко одну отобрать:

— Мы по штатке в одинаковом положении. Двух с тебя хватит, — посчитал правильным урезать чужие хотелки Серёга, во избежание пререканий запихивая котлетку в рот.

— Обокрали... — деланно расстроился Швец и тут же получил от обхохатывающейся Машки отбивную. Показал обидчику язык, облапил тарелку, принявшись с наслаждением уничтожать добычу, клянча горчицу.

***

— Пошли, — Иванов поворотом головы указал на ухоженную Дэу-Нексия золотистого, немаркого цвета, припаркованную на краю обширного пятака площади. — Он. Номера автомобиля в деле имелись.

Лавируя между прохожими, под гул проезжающих машин, инспекторы уверенно направились к фигуранту.

— Всё как договаривались, — Сергей полагал нужным повторить план действий. — Я сажусь спереди, ты — сзади. Берёшь под контроль. Я спрашиваю. Если наш клиент — без резких движений. Выясняем подробности, вырубаем и в экстренном порядке семафорим шефу. Пусть сам организовывает передачу органам и прочие формальности. Егорка Васильевич же ничего не запомнит?

— Чёрт его знает... Но не соврёт — точно.

— В любом случае, ласты ему крутить пока не за что. Полномочий у нас нет. Максимум — отключка. Ну а если не он — то... — Иванов задумался, припоминая указание разбиться в лепёшку ради истины. — Разговор в любом случае на диктофон запишу. Карповичу дадим послушать, для очистки совести. А там видно будет...

Антон в ответ лишь цыкнул. Роли расписаны заранее, методика отработана, веры в себя хоть отбавляй. Чего суетиться?

Перемахнув через серый от пыли, осевший сугроб, оставшийся после снегопада почти недельной давности, выбрались на узенькую тропку между занявшими под стоянку крайний правый ряд автомобилями и бордюром. Серёга, натянув на физиономию удалое добродушие, постучал сгибом пальца по стеклу и открыл дверь в салон Нексии.

Пахнуло теплом. Водитель в ожидании заказа не выключал двигатель, гоняя печку и сражаясь с уличным холодом.

— Шеф, до Баумана подкинешь? Дом покажу.

От площади до упомянутой улицы общественным транспортом можно было доехать только с пересадками. Все таксисты это прекрасно знали и, если подбирали клиентов без диспетчера, ломили цену почти вдвое выше обычной. Инспектор нарочно наметил такой адрес, чтобы заинтересовать Мирнока. По километражу — почти рядом, а выгода налицо.

К инспектору повернулся сидящий за рулём мужчина. Тот самый, с фотографии из дела. Постаревший, ещё более полысевший, с навечно поселившимися морщинами в уголках рта. Дутая куртка-пуховик давала плохое представление о фигуре Егора Васильевича, однако могучая шея, шириной мало не с голову, указывала на многое.

— На Баумана? — переспросил он, демонстрируя улыбку. Мягкую, располагающую и создающую впечатление давнего знакомства с её обладателем. Прав оказался Фрол Карпович. От водителя так и веяло добротой, свойственной по-настоящему беззлобным людям. — Можно.

Цена, названная за проезд, оказалась вполне сносной. Немногим больше обычного тарифа от службы такси. Так, для приличия, чтобы поддержать коллег по цеху.

Дальше действовали по заранее оговоренному сценарию.

Иванов, имитируя уважение к чужой собственности, плюхнулся на переднее сидение, спиной к водителю, и долго оббивал оставшиеся снаружи ноги от налипших грязи и снега. Давал напарнику усесться поудобнее.

Основной целью всей этой возни являлось опасение, что Мирнок может сразу тронуться с места, не дав Антону как следует подготовиться к предстоящему допросу. Вроде требуется всего лишь Печать к голове прижать, однако сделать это аккуратно, с задней правой стороны салона, да и ещё и правой рукой — надо суметь.

Забираться за спину водителя призрак не решился. Там и места для ног поменьше из-за отодвинутого сиденья, и пассажиры без нужды крайне редко устраиваются столь неудобно. Можно подозрения вызвать. Уселся посередине, чтобы дорогу впереди себя видеть, ну и к чужой голове поближе. Так нормально.

Дождавшись, пока Швец захлопнет дверь, Серёга принялся неуклюже разворачиваться по ходу движения, втягивая ноги в салон. Что делает друг, он не видел, однако всей кожей ощущал, как тот ждёт отмашки.

Всмотрелся в ауру — ничего такого, обычный человек. Ни вселившегося беса, ни колдовства.

Водитель эмоций не проявлял, даже одобрительно кивнул, глядя на манёвры клиента. И параллельно следил за усевшимся сзади.

Тёртый калач…

Взявшись за ручку двери, инспектор бросил:

— Поехали!

Ведомый водительским инстинктом, таксист покосился в левое зеркало, оценивая дорожную ситуацию, и на долю секунды потерял из виду обоих пассажиров.

Поняв всё правильно, Антон выбросил вперёд правую руку с активированной Печатью, приложил ладонь ближе к виску Егора Васильевича. Дотянуться до затылка мешал подголовник.

— Готово. Спрашивай.

Пассажирская дверь хлопнула замком, на ладони Иванова засветилась служебная метка (на всякий случай), тело вполоборота повернулось к фигуранту, смирно сидящему со стеклянным взглядом.

— Вы убили девушку в лесу двенадцать лет назад?

— Да, — звучало отрешённо, словно программа говорила.

У Серёги брови поползли вверх от удивления. Напарник тихо присвистнул.

— За что?

— Хамила. В лесу встретились. Предложил помощь — послала. Обухом топорика в затылок ударил.

— Орудие преступления где?

— Утопил. В речке.

Чудаковатый поворот... Нежданно-негаданно мокрушника поймали.

— Парень? Неделю назад?

— Плюнул на пол. Вёл себя плохо. Привёз к дому. Заметил, что забор низкий и собаки нет. Про родителей в отъезде он сам сказал, когда с другом по телефону общался. Пришёл на следующий вечер и задушил. Верёвку выкинул в мусорный бак по дороге обратно.

— Как алиби оформил? — про алиби в деле отдельно упоминалось, что его нет, но Иванов попробовал проверить.

— Сам себе заказ сделал. Через запасной телефон. Поставил машину на стоянке, поймал попутку и доехал до параллельной улицы. Дальше пешком. В темноте перебрался через забор. Он вышел. Я за спиной оказался... Потом вернулся, отработал заказ от диспетчера и поехал домой.

И об этом подумал...

Слушая признание, друзья дурели от того, с какой лёгкостью фигурант находил поводы для убийств.

— Зачем людей на тот свет отправлял? — Антон говорил излишне нервно, не переставая контролировать соприкосновение кожи Мирнока с Печатью.

— Они мне не понравились. Ненавижу таких. Убил — стало легче, — ответ заставил вздрогнуть.

Просто так, чтобы озвучить очевидное, Иванов произнёс:

— Маньяк...

Видя нервное состояние друга, допрос переключил на себя Швец:

— Как медкомиссию обманул?

— Никак. Я знал, что на меня ничего нет. Отвечал честно.

Усомнившись, призрак уточнил:

— Голоса в голове слышишь?

— Не знаю... Иногда.

— Другие жертвы есть?

— Да. Не люблю плохих.

Сжатость фраз предавала речи таксиста потустороннюю жуть. Убивал... убивал... убивал... Напарники и не пытались посчитать, сколько народу лишил жизни Мирнок. Разными способами, в разных областях, в разных регионах. Всегда проявляя смекалку и оставаясь почти на виду. Хладнокровно и не оставляя следов. Навскидку — около десятка.

Ну его к лешему. Пусть хронологию следствие устанавливает.

... — Вырубай, — попросил Сергей, доставая смартфон.

Швец радостно выполнил просьбу и присовокупил, глядя, как Егор Васильевич обмякает и приваливается к боковому стеклу:

— Ну и урод!.. Как таких только земля носит?

— Это да...

А затем инспектор, по-новому посмотрев на мирное, обыденное лицо подходящего к полувековому юбилею мужика, левой рукой, наотмашь, ударил задержанного в челюсть.

Лязгнули зубы, на губах вспузырилась кровь.

— От нас подарок, — пояснил парень напарнику. — На долгую память. Оклемается — сюрприз будет в виде расквашенной морды.

Поступок получил горячее одобрение:

— Правильно, Серый! Сделать толком мы ему ничего не можем, а по харе — это завсегда. Пусть жалуется на рукоприкладство, куда хочет. Да и... я и слова не подберу, чтобы достойно этого... обозвать. Ему и расстрела мало. О другом жалею... мне бы такие возможности, когда в розыске служил... лучшим бы стал!

— И не говори...

***

Высокое начальство прибыло почти сразу вместе со своим другом и представителем Спецотдела Александросом. Походило, посмотрело, полуцензурно послало какого-то зеваку, заинтересовавшегося бессознательным Мирноком.

Сделало втык за неудобность места для допроса, кому-то позвонило и довольно, с кошачьей ленцой, сообщило:

— Он. Забирайте, — далее прозвучал адрес с пояснениями.

Заметив ссадину на подбородке и кровавую пену вокруг рта задержанного, ничего не сказало, но одобрительно буркнуло что-то в бороду.

Знакомые шефа прибыли минут через двадцать (Антону пришлось дважды отключать подозреваемого Печатью, едва тот начинал шевелиться). Из припарковавшегося неподалёку, видавшего виды, грязного седана вышли трое мужчин: один постарше и двое помладше. Короткостриженые, с цепкими глазами и до боли протокольными выражениями на лицах.

Коллеги... Сергей приехавших не знал, но это дело такое... город большой, со всеми не задружишься.

— Жека, — представился главный, почти ровесник Егора Васильевича, предварительно поздоровавшись с Фролом Карповичем и Александросом, наряженным в длинное пальто, узкие туфли и серый костюм с широкополой шляпой — совсем как у гангстеров тридцатых годов прошлого века.

Протянул руку друзьям.

— Серёга... Антон...

Больше он ничего говорить не стал. Открыл водительскую дверь, подхватил выпадающего водителя и с натугой выволок тело в пуховике наружу.

— Тяжёлый...

Не дожидаясь приказов и просьб, двое других оперативников подбежали помочь. Передав им Мирнока, назвавшийся Жекой сноровисто защёлкнул наручники на запястьях убийцы, проверил фиксацию, остался доволен. Обыскал, тщательно прощупывая одежду. Обнаруженные в пуховике документы сунул в карман. Сунул нос в бардачок, под сиденье — ничего предосудительного не нашёл. Заглянул в багажник.

— В тачку волоките. На заднее. Сами — по бокам.

Покуривая в сторонке, друзья наблюдали за тем, как в очередной раз очухивающегося таксиста пакуют в седан. И даже делали ставки.

— Влезет. С первого раза, — Антон с удовольствием затянулся, довольный быстрым исходом дознания.

— Не-а... Он ещё не оклемался. Ноги застрянут. Они ж его мордой вперёд трамбуют, задница на улице, — аргументировал своё мнение Иванов, которому в течение его полицейской деятельности доводилось неоднократно усаживать в служебный транспорт всевозможных граждан, в том числе и вусмерть обдолбанных и оттого не контролирующих конечности.

— На что спорим?

— На пиццу.

Победил Серёга. Один из тех, что помоложе, смог усадить Мирнока в салон лишь с третьей попытки, когда тот начал приходить в себя и получил несколько пребольных ударов по голеням.

Удовлетворённый результатом, старший уже было сел за руль, но тут же выбрался из машины и, не решаясь отойти, произнёс что-то, потонувшее в шуме проехавшего мимо автобуса.

Ничего не расслышав, Фрол Карпович с македонцем подошёл к Жеке. Подошли и инспекторы, на всякий случай.

— Я говорю, спасибо! — зачем-то проорал мужчина, хотя в этом уже не имелось необходимости. Работники Департамента приблизились к нему почти вплотную.

Пожал на прощанье руки всем присутствующим и, забравшись обратно, в автомобильное нутро, он подмигнул Иванову:

— А я тебя помню! Мы встречались в управе, на заслушивании. Вас тогда за какой-то разбой как сидоровых коз драли, а мы за кражу у областного депутата отдувались. Вместе под кабинетом очереди ждали, о жизни трындели... У тебя ещё фамилия — Иванов! Серёга Иванов, — повторил Жека, довольный накатившим воспоминаниям и тем, что узнал сослуживца. — В контору перевёлся?

Инспектор, в упор не узнавая говорившего, нейтрально бросил:

— Ага.

Посмурневший шеф прервал словоохотливого полицейского:

— Ключи от машины забыли. От злодейской, — и к подчинённым. — Принесите!

Раздосадованный тем, что никак не может припомнить ни Жеку, ни упомянутое им заслушивание, Сергей пошёл к Нексии. Швец увязался следом, давая вполне адекватный совет:

— Видеорегистратор забери. Мы на нём наверняка увековечены. Скажут — отдадим. Не хватало ещё без крайней необходимости в материалах дела фигурировать. Весь мозг выкушают... Адвокат прицепится — кто да что, и привет! В общем, конфисковываем, а дальше по ситуации.

Согласно поддакивавший напарник не имел ничего против. В данном случае они — возмущённая общественность, активисты без предусмотренных законом полномочий.

Ключи обнаружились в замке зажигания. Заглушив двигатель и содрав видеорегистратор, висящий на присоске рядом с зеркалом заднего вида, инспектор сунул его в карман куртки.

Щёлкнул кнопкой брелока. Машина отозвалась недовольным писком, синхронно мигнула лампочками поворотников и хрустнула включившимся центральным замком.

Обратно вернулся один Антон. Иванову больше не хотелось общаться с Жекой. То, что его узнали — не слишком беспокоило. Официально он на гражданке, да и шеф не полный кретин. Мгновенно сориентировался в обстановке и смекалисто избавился от подчинённого, придумывая подходящую легенду.

Скорее всего, стажёром в какую-нибудь засекреченную службу представит. Дальше расспрашивать постесняются.

Старенький седан лихо сорвался с края обочины, умело вклинился в транспортный поток, и кому-то моргая аварийкой в знак благодарности, помчался вдаль.

Бросив машину таксиста на произвол судьбы, Сергей выбрался на пешеходную часть площади и пошёл к Фролу Карповичу, Александросу и Швецу, тоже переместившимся с асфальта на брусчатку.

— Я к ним в отдел попозже прибуду, — пробасил боярин, оглаживая бороду. — Помогу допрос чинить. Пущай пока довезут, бумаги нужные выправят, кабинет подготовят. Регистратор стащил?

— Угу.

— Отдай.

Приборчик перекочевал из кармана в карман.

— У меня побудет, — веско выдал начальник, довольно хмыкнув. — Хвалю. Злодея споро выявили. Изверги, они в человеческом облике часто страшнее нечисти да нежити. У них разум хворый, оттого и за ответ не ведают. За то, что спросится с них... Нам, по приказу, в дела живых лезть не велено, но... можно, коль беззаконие видим, — македонец при этой двусмысленности неопределённо покачал головой, не то порицая, не то одобряя. — Души уберегли. Мирнок бы и далее животы отбирал у невинных, не останови мы... — произнеся столь проникновенную речь, Фрол Карпович счёл похвалу достаточной и принялся давать указания. — Пойдите в кафе, какое вам по нраву. Ждите до закрытия. Могу вызвать. Не пьянствовать!

— Да мы... — Швец, принявший замечание на свой счёт, скривился.

— Только чай.

— И пиццу, — напомнил Иванов другу о проигрыше.

Погрозив напоследок пальцем, боярин растворился в толпе, оставив Антона в состоянии глубокой обиды:

— Вот чего он так? — пожаловался призрак напарнику. — При любом удобном случае бухлом тычет? Я что, вечно в неадеквате шляюсь?

Пришлось утешать.

— Это наш босс. Он без ложки дёгтя не может. Пошли, похомячим. Я угощаю. В пиццерию потом завалимся...

***

Трудолюбивое начальство вспомнило об инспекторах через полчаса, едва они покончили с солянкой и приступили к смородиновому пирогу, превосходно выпекаемому в одном из близлежащих заведений общепита:

— Мирнок удрал, — загудел в смартфоне привычный бас. — Посреди дороги наручники разорвал дурью звериной, двум конвойным да водителю рыла начистил, дверь вскрыл и сбёг... Автомобиль в пробке стоял.

— А центральный замок?

— Изнутри рычажок имелся. Тот, который на себя тянуть следует. Рядом с ручкой.

— Зашибись...

— Не зашибись, — проорал рассвирепевший Фрол Карпович, — а гузна в горсть да поспешайте к нему домой! Живо! Под наблюдение берите!

Смартфон разразился короткими гудками. Швец, полностью слышавший весь разговор, устало поинтересовался:

— Пирог доедаем? Только принесли...

***

Брошенную в запальчивости команду инспекторы честно выполнили. Просидели до глубокого вечера в доме беглеца, куда он, ожидаемо, не пришёл. Их сменила пара недовольных сверхурочными нагрузками оперов из отдела Жеки.

Как, что — осталось тайной. Хмурые мужики на разговоры не велись, отделываясь невнятными отговорками и фанатично обшаривали кухню в поисках хозяйских припасов. На обед они, похоже, сегодня не попали.

Пожелав полицейским не киснуть, Сергей с Антоном сочли рабочий день законченным, с удовольствием покинули чужой дом и расстались до завтра.

***

А утром весь подъезд гудел. На лестничных площадках слышались возбуждённые разговоры, по ступенькам бухали шаги и отстукивали нервный ритм женские каблуки, кто-то причитал.

— Маш! Что случилось? — поинтересовался Иванов у домовой.

Его вся эта какофония настигла по выходу из душа.

— Ты о чём?

— О... — договорить не получилось. Дверной звонок разразился трелью.

Инспектор, как был, в тапках, домашних штанах и голый по пояс пошёл открывать раннему визитёру.

На пороге дрожала бабка Васильевна, склочная личность, проживающая ниже.

— Сергей? — с расширенными от ужаса глазами прохрипела старуха, мелко икая.

— И вам доброе утро.

— Там... там... на улице...

Дальше гостья ничего выдавить из себя не смогла, начав истово креститься.

Предчувствуя нехорошее, инспектор сорвал с вешалки куртку, накинул её, на ходу попадая руками в рукава и поспешил вниз, осторожно обогнув замершую на площадке Васильевну и не забыв захлопнуть дверь.

Пока спускался — ловил на себе испуганные взгляды жильцов. Дом, в котором проживал парень, молодостью не отличался, потому две трети владельцев квартир знали друг друга хотя бы шапочно.

Выйдя на улицу, ему оставалось лишь ахнуть. Напротив входа в подъезд, стояли три прислонённых к деревьям ростовых венка с искусственными цветами, перевитые траурными ленточками. Кладбищенские.

На них, будто под копирку, красовалась сделанная от руки надпись:

«Сергею Иванову. Будущему покойнику. От нового друга».

Креативненько...

У венков останавливались прохожие, с удивлением читали текст и многозначительно хмыкали. Соседи, кучкой обсуждающие новость поодаль, с сожалением посматривали на подрастерявшегося парня.

Хлопнула подъездная дверь, выпуская очередного зеваку. Оказалось — Васильевна.

— Ой, Серёженька! — приторно-сладко заголосила она, напоказ хватаясь за сердце. — Да как же это? Живому — и венки! Ты же такой молодой... — вредная старуха запнулась, точно хотела добавить: «Был» — ... и тридцати годочков ещё нету...

Кликушествовать ей явно нравилось. Люди её сторонились.

Не став вступать в дискуссию, Иванов мысленно пожелал бабке ближайший год не слезать с унитаза и начал действовать. Собрал венки, отнёс их к мусорнику, где с ожесточением согнул проволочные каркасы для большей компактности, а потом по одному запрессовывал в почти полный бак для отходов.

Народ, опаздывая на производства и в офисы, начал расходиться. Злющая старуха никуда не пошла. Бодро махала какой-то своей товарке, горя желанием поделиться утренним событием в красках.

К инспектору все потеряли интерес.

Никто не заметил, что скомканные кладбищенские послания парень не просто выбросил, а разложил на мусорных пакетах в ряд, и, засунув ладонь внутрь коммунальной помойки, усиленно сканировал их служебной меткой.

Никаких следов. Про отпечатки пальцев думать бесполезно. С чего их тут снимать, да и вряд ли они вообще есть. Одноразовые перчатки — товар распространённый, копеечный и довольно эффективный в криминальных забавах. Почти все ими пользуются.

Смачно, с презрением плюнув напоследок в бак, Сергей направился обратно, в квартиру.

По возвращении запер дверной замок, накинул цепочку, задёрнул все шторы. Позвал Машу и вкратце рассказал об утреннем сюрпризе, в конце категорично сообщив:

— Из дома никуда. Сидим до особых распоряжений.

Посчитав первоначальные меры безопасности выполненными, он связался с шефом, после с напарником, попросив того не церемониться с дверным звонком и заходить запросто, по призрачному, сквозь стены.

Свызовом полиции решил пока повременить.

Фрол Карпович появился через десять минут. Сердитый, взвинченный. Вскользь поздоровавшись с кицунэ, прошёл в комнату, уселся в кресло.

— Дружок твой где?

— Здесь, — отозвался Антон, материализовываясь в коридоре. — Серый, что случилось?

Не предлагая чаю, инспектор рассказал о венках. Слушали его молча. Начальник — сжав бороду в кулак, Швец — поигрывая желваками. Оба не перебивали.

Когда повествование завершилось, наступила пора уточняющих вопросов.

— На кого грешишь?

Ответ казался очевидным процентов на восемьдесят:

— На вчерашнего побегушника.

— Откуда у него твой адрес?

— Откуда угодно, если доступ к государственным базам данных имеется. Меня же вчера по имени с фамилией тот сотрудник... Жека, называл у автомобиля. Мирнок вполне мог слышать. Дальше — дело техники. Лицо моё он видел, возраст примерно понятен. При наличии денег за ночь можно узнать многое.

Признавая правоту подчинённого, боярин переключился с бороды на подлокотники кресла и стал отстукивать по ним ногтями простенький ритм, таким образом помогая себе думать:

— Поспешно. Вельми поспешно. Ему из города бежать след, а он за тобой охоту назначает. Да споро как! Иные мыслишки имеешь?

Удивить Иванова такими выводами не удалось. Ему тоже казалось излишне дерзким и безрассудным делать чересчур рисковые намёки человеку, которого видел один раз. Он бы, Серёга, подкараулил и прирезал выбесившего гражданина в удобной подворотне, или со спины дубинкой огрел, где потише. Разновидностей мести полно... Но объяснение, пусть и хлипкое, кое-как вырисовывалось:

— Псих. Логике не поддаётся. Его консилиум докторов не поймал, а вы от меня доступных раскладов требуете. Ну а если не он, то... — парень развёл руки в стороны.

Похоже, у Фрола Карповича, помимо профессиональных сомнений, аргументов не имелось. Как и версий.

Усердно работающий полушариями мозга Антон поправил очки и задумчиво, негромко пропел на мотив некогда популярной песни «Ландыши»:

Ты сегодня приволок

Не букетик, а венок

И цветочки все бумажные!

Среди букв да золотых

Очень яркие цветы

Но они такие страшные!

Ленточки, ленточки...

— Ты кретин? — в унисон заорали на певуна друг и начальник.

Швец смутился.

— Я не нарочно... само вырвалось... Из детства...

— Молчи! — боярский кулак шарахнул по подлокотнику. — Пасть зашить велю! Ниткой суровой! Глотку перцем забью!..

— Серый, прости...

— Запорю!!! — от басовитого рёва люстра на потолке дрогнула, в ушах зазвенело.

К счастью, на кухне пиликнул позабытый там смартфон.

— Я сейчас, — довольный поводом улизнуть от безусловно важных, но слишком абстрактных умозаключений шефа и напарника с разыгравшейся придурью, скороговоркой бросил Сергей, спеша к оставленному на столе аппарату.

Обычно он себе такого не позволял — перебивать начальство без большой необходимости, а уж тем более уходить во время важных встреч, но Тоха реально сморозил... Поджилки затряслись.

Требовалась пауза и чуть-чуть отдышаться.

Нажал на мигающий конвертик. Сообщение открылось, номер оказался незнакомый. Посреди дисплея чётко читалось:

«Три»

Чего три, кому три? Набрал отправителя — номер вне действия сети. Совсем ничего не понимая, инспектор вернулся в комнату, показал текст присутствующим.

Те озадачились.

— Телефон отключён. Я перезвонил.

Привалившемуся к дверному косяку, понурому от смущения за тупой стишок Антону комментарий друга не понравился.

— Графиня изменившимся лицом бежит пруду, — продекламировал он, никак не поясняя эту бредовую фразу.

— Ась? — голова начальника повернулась к призраку и нахмурилась.

— Классика. «Золотой телёнок» Ильфа и Петрова. Текст из телеграммы, посланной Остапом Бендером миллионеру Корейко. Цель — деморализация и эмоциональный срыв. Там и другие были.

Книжку, упомянутую напарником, Серёга читал. Давно, в детстве, и почти мгновенно припомнил и второе послание «Грузите апельсины бочками». Однако какое отношение он имеет ко всем этим литературным перлам?

— Деморализация, говоришь? — боярин проигнорировал художественную часть толкования. — В панику ввести? Умно... Дома сиди, Иванов, и на улицу носа не смей казать! Нет тебя! Номерок, с которого писано, мне перекинь. Знающим людям покажу... Звонилку рядом держи, даже в нужнике. Коль новое напишут аль припрётся кто — без промедления докладывай. И думай, кого ты прогневил. На Мирноке мир клином не сошёлся! Швец! При друге останешься! И чтобы...

— Да не пьём мы!!! — затравленный начальством напарник взорвался. — Не пьём! Хватит меня третировать! Сил уже никаких нет выслушивать!

Безучастно наблюдавший за брызжущим слюной подчинённым Фрол Карпович поднялся, повёл плечами, и негромко, с затаённым удовольствием, ответил:

— То-то. Смотри мне...

***

Голодная смерть вынужденным затворникам не грозила. Машкина запасливость вполне позволяла продержаться в полностью автономном состоянии как минимум треть, а то и половину месяца. Крупы в кладовке имелись в избытке, морозилка утрамбована мясом, консервации — вся кладовка забита.

Интернет работает. Смотри себе фильмы на здоровье, или на форумах ругайся для поднятия настроения.

Время до темна пролетело незаметно. Друзья, предаваясь безделью, рассуждали о разном, а потом решили перекинуться в подкидного дурака, подключив к игре домовую. Маша оказалась мастерицей, выигрывая четыре партии из пяти, да и то, как подозревал Иванов, нарочно поддавалась, чтобы интерес не угасал.

Раззадоренный проигрышами Антон в открытую следил за девичьими манипуляциями, перепроверял раздачи, пытался просчитывать ходы.

И снова оставался в дураках, жалуясь напарнику:

— Ну вот как она так? Как делает?

— Спроси, — советовал тот, подмигивая кицунэ. — Или попроси, пусть научит.

Учиться Швец не хотел, выискивая подвох и твёрдо уверовав в шулерские наклонности партнёрши по карточному столу.

Перешли на «очко», затем на «козла», и везде призрак проигрывал.

Серёга тоже в победителях не блистал, но относился к занятию ровно, как к обычной забаве по убиванию времени.

В течение дня несколько раз звонил Фрол Карпович, мимоходом выясняя обстановку и накачивая новыми инструкциями, сводящимся к: «Сидите? Вот и сидите! Неча!..», ничем новым, впрочем, не радуя. Телефонный номер отправителя подозрительной SMS-ки оказался одноразовым, купленным неподалёку от вокзала с регистрацией на вымышленное имя ещё в начале осени.

То, что побег состоялся вчера, а симка приобреталась загодя — никого не смутило. Сами такие, при необходимости могут в два счёта достать по десятку «левых» номеров. У того же Иванова в придиванной тумбочке имелось несколько нераспечатанных красно-белых конвертов с приличным запасом годности.

Наверняка или в тайничке приберегались, или кто из друзей поспособствовал. Мирнок ведь рванул куда-то, а не в белый свет как в копеечку?

Ну а если допустить, что он к венкам не имеет никакого отношения — то задачка решалась совсем просто: точно так же.

IMEI, по словам начальства, оказался выстрелом в небо. Скорее всего, использовалась самая дешёвая кнопочная звонилка, изначально одноразовая. Район применения — одна из центральных улиц.

... В начале одиннадцатого вновь напомнил о себе смартфон. Пискнул сообщением, мигнул экраном и погас. Успевшие за световой день поуспокоиться инспекторы замолчали, разом позабыв про игру.

— Не тяни, — сглатывая, попросил Антон, укладывая карты на стол, рубашками вверх.

— Не нагнетай, — отбрил Иванов, беря аппарат в руку.

Включил, посмотрел, нахмурился. Повернул смартфон к другу.

С нового, неизвестного номера сообщали:

«Три бутылки водки с метиловым спиртом на полках магазина. Успеешь найти — молодец»

Текст прервался, но почти сразу обновился, пикнув.

«Не успеешь — на твоей совести. Выходи. Поговорим...»

Дальше шёл адрес частного магазинчика с самообслуживанием в квартале от Серёгиного дома.

Дочитав, Швец выскочил из-за стола и бросился к висящей в коридоре куртке.

— Ты куда?

— Шефу доложить!

— Я доложу. Они в десять закрываются. Будем надеяться... — абонент отозвался, едва инспектор нажал кнопку вызова. — Фрол Карпович. Новая инфа. В продовольственном неподалёку водка отравленная... Антон ситуацией владеет... Понял... Тоха! Пулей к начальству!

Напарник исчез, не успев толком зашнуровать туфли.

Поникшая кицунэ подошла к так и оставшемуся сидеть Иванову, прикоснулась к мужскому предплечью. Всхлипнула, постаралась успокоить:

— Всё будет хорошо.

— Обязательно.

Более они ни о чём не говорили. Слонялись по квартире, заставляли себя заниматься рутинной, бытовой мелочёвкой, с содроганием сердца слушали региональные новости и постоянно проверяли информационные сайты. Оба ждали хоть каких-то новостей.

Сон не шёл.

Около двух пополуночи отзвонился призрак:

— Нашли. Три. Не наврал, сука...

Глава 15 Профессиональная деформация. Часть третья

Сослуживцы Сергея освободились ближе к утру.

Перво-наперво допросили охранника, трудившегося по суткам. Он припомнил, как перед самым закрытием в торговый зал заходил крепкий мужчина в пуховике. Покрутился у стеллажей с водкой, долго перебирал бутылки, чем и привлёк к себе внимание.

Выбирая, дотянул до того, что его окликнула продавщица, напоминая о времени. В 22.00 торговля прекращалась.

Еле успел. В 21.59 неизвестный, по описанию как две капли воды похожий на беглого Мирнока, стоял у кассового аппарата, выкладывая на транспортерную ленту три поллитровки сорокоградусной из среднего ценового сегмента.

Расплатился наличкой, сложил покупки в пакет, и ушёл в вечернюю темноту. Закуской не озадачивался.

Круг поиска сузился. Охранник указал нужный стеллаж, уточнил марку. За отделение плевел от зёрен отвечал Александрос, добровольно присоединившийся к оперативному мероприятию и раздобывший некий засушенный пруток, безошибочно определяющий яды.

Поначалу процесс пошёл вкривь и вкось. Глупая деревяшка уверенно относила к отраве весь алкоголь и больше половины продуктов в магазине, особенно остро реагируя, почему-то, на всевозможные чипсы с прочими снеками.

Ситуация казалась патовой.

Не растеряв присутствия духа, македонец экстренно сгонял к какому-то знакомому колдуну, где получил дополнительные инструкции по эксплуатации волшебной палочки с усечёнными возможностями.

По его возвращении ёмкости с метиловым спиртом выявили за несколько минут, не став изымать из оборота весь товар, как собирались ранее.

Окрылённое успехом трио из Департамента, отставив искомые бутылки в сторону, ради самоуспокоения перепроверило остальное спиртное, включая то, что хранилось на складе и в подсобках.

К счастью, больше ничего не нашли.

— Подменил, сто процентов! — убеждённо говорил Антон, заявившийся к другу вместе с Фролом Карповичем и прекрасноликим представителем Спецотдела почти под самое утро. — Это на вынос секьюрити зорко бдят, а на внос — кому оно надо? Купил в любом лабазе водяры, похимичил, а затем подменил. Марка распространённая, везде полно. Внутри ведь не убыло? А перекатать крышечку — плёвое дело, даже особые навыки не нужны. Про переклейку акциза вообще молчу...

С призраком согласились все присутствующие. Придумано простенько и со вкусом.

— Добро, — делая ударение на первый слог, добавил боярин, — что ведомо нам имя паскудника. В розыске он уже пребывает по полицейскому ведомству, так что не сбежит... Мы тоже с краю не останемся. Поищем.

Хозяин квартиры, лишённый возможности поучаствовать в охоте на Егора Васильевича, рассыпался в похвалах и вернулся к событиям в магазине:

— Как думаете, где он метиловый спирт взял? В киоске его не купишь… И я не понял — в органы о попытке отравления сообщили?

Помалкивавший до сих пор македонец устало отмахнулся:

— Где взял? Да где угодно! Он таксистом трудился. Многое знает... И в органы мы не обращались. На общем фоне от рассказанного Фролом — данная выходка всего лишь соломинка в стоге сена. Не до того нам было.

В голосе Александроса промелькнул неподдельный укор, а между строк отчётливо читался бессмертный афоризм Шота Руставели: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны».

Однако полностью отрицать необходимость официальных обращений добровольный помощник не стал, сообщив:

— Кому нужно — обязательно узнают. Заявление задним числом примут, вещественные доказательства мы передадим... Переоцените приоритеты, Сергей! Вы — эпицентр последних суток. На вас завязано. И нам всем, — боярин одобряюще кивнул в поддержку старого друга, насупив брови, — хотелось бы знать ваше мнение по этому поводу.

Три пары глаз уставились на Иванова, ожидая ответа. Смотрели все по-разному: Швец — с надеждой, с верой в некое секретное озарение; Александрос — невыразительно, словно скучая; непосредственный начальник — мрачно, не ожидая ничего нового и настраиваясь на длительное обсуждение с аналитическим поиском причин.

— Абсурд, — инспектор выдал наиболее подходящее описание действий Мирнока. — Ему бежать надо. Со всех ног. А он со мной игры устраивает. Или полный шизик, или я чего-то не понимаю. Это послание, водка тухлая... Не сходится. Поставил так, чтобы её никто не купил. Время дал. Зачем? Выманивал из квартиры? Слишком сложно. Достаточно было утра дождаться, без циркового представления. Я на работу выйду – и бодайся со мной на здоровье. Передавал послание? Способ кретинский, в литературе вдоль и поперёк изъезженный. Кино «Крепкий орешек», третью часть, видели?

Собравшиеся разрозненно сослались на интеллектуальный пробел в области относительно современной кинематографии. Серёга пояснил:

— Там тоже полицейского заставляли выполнять бредовые желания преступников. То с плакатом посреди улицы поставили, то заминировали что-то... В деталях сюжет позабылся, — виновато уточнил парень, — но вся загвоздка в том, что таким образом полиции подкидывали отвлекающие цели, с каждым разом всё крупнее и крупнее. Пока все носились, как ошпаренные, преступники грабили банк.

Быстрее всех оценил придумку Голливуда боярин. Ощерился, затряс бородой в неприятном, саркастическом смехе:

— Хитро! И какова же у Мирнока цель? От чего он нас отвлекает?

— Спросите чего полегче, — выдохнул Иванов, запуская пальцы в короткие волосы и массируя кожу головы. Накатывала мигрень. — У меня уже мозги кипят от множества множеств идей и допусков. Одно ясно — надо ловить. Задержим — спросим. Хочет, чтобы я вышел — выйду. Тоха рядом покрутится, невидимкой.

— Полностью за! — оптимистично ввернул Швец, в запальчивости стукнув кулаком по кухонному столу, за которым расположилась четвёрка сыщиков. — Мы его в два счёта уделаем! Только высунется — и повяжем похлеще вологодского конвоя.

— Тпру... — по лошадиному осадил Фрол Карпович подчинённого. — Закусил удила, жеребец стоялый... Наживкой идти запрещаю! Мыслили уже с Александросом... Иным образом сделаем. Тебя, Иванов, спрячем. Заместо Швеца оставим. Он в лике твоём походит до поимки. С утра будет из дому до дороги идти, после исчезать. Вечером — возвращаться. Желательно таким макаром чёткую границу выверить, где убивец может тебя подкараулить. Коль слежку удумает — раз потеряет, другой, да и начнёт крутиться поблизости. И уж тут надобно не сплоховать!

Терпеливо выслушавший начальство Антон мгновенно поменял ориентиры:

— Однозначно! Я — призрак! Мне что монтировка, что перо бандитское — до фонаря! Главное, Серёгой рисковать не надо! — и принялся убеждать друга. — Ты за меня в Новый год дежурить будешь, так что всё по-честному. Поживёшь где-нибудь, телек посмотришь. А я тебя проведывать буду, с новостями. Не дрейфь, не бросим!

Деловитый Александрос повёл бровью при упоминании грядущего праздника, однако промолчал, сочтя некорректным вмешиваться в чужие договорённости. Занудливо указал:

— Считаю данный план наиболее оптимальным.

Посчитав основные штрихи законченными, гости Иванова перешли к обсуждению деталей, особо не интересуясь мнением предмета обсуждения. Прикидывали маршрут, график движения, контрольные точки, где Швецу следовало или закурить, или слегка споткнуться для рекогносцировки окружающего пространства. Спорили о мелочах.

— С родителями мне что делать? — нарушая всеобщее оживление, хмуро осведомился Иванов. — С мамой и папой? Их куда девать? Если до них доберётся...

Проработка схем заглохла на полуслове. Про кого инспектор упоминал — сообразил каждый.

— Отец... мать... — словно пробуя на вкус позабытые понятия, остолбенело прошептал шеф. — Живые... Запамятовали про них... Сие препона. Великая! — и по второму кругу. — Отец... мать...

Представителям Департамента стало душно, тяжко в Серёгиной квартире. Давным-давно растеряв родню и заменив её службой, они намеренно загнали воспоминания о близких в глубины памяти и вытаскивали их изредка, как тщательно оберегаемый, сказочный сон, когда всё было иное, больше и ярче.

— Не стоит переживать, Фрол, — речь македонца лилась неспешным, убаюкивающим ручьём. — Организуем охрану. Круглосуточную. Обещаю задействовать все резервы. Мимо и мышь не пробежит. Лично проконтролирую.

— Вы уверены? — парню до жути хотелось услышать «да». Он хоть и общался в последнее время с семьёй редко, и звонить регулярно забывал, расстраивая маму, но любил родителей искренне, желая им только добра. Кольнул стыд.

— Да, — края губ говорящего поползли вверх, обозначая подобие уверенной улыбки. — Я. Вам. Обещаю.

С инспекторской души словно камень упал. При всей чопорности и натянутости в поведении Александроса за его верность данному слову можно было не переживать. Однако хотелось узнать побольше. Для надёжности.

— Каким образом? Пост в квартире поставите?

— Конечно. И личную охрану. Домовых привлеку. Вы их не знаете, однако в работе проверены неоднократно. Прекрасно владеют отводом глаз даже на улице, вне стен. Прочие же навыки... на высоте.

Удивлённый боярин посмотрел на прекрасноликого товарища. Тот улыбнулся, теперь полностью:

— Фрол! Ну не только тебе иметь доверенных лиц! Бойцов наших римских надолго не выдернешь, им забот по верхушки шлемов хватает. Приходится, как ты обожаешь говорить, соответствовать. Работаем, друже, работаем не хуже тебя...

Солидный бородач запыхтел, будто самовар, признавая за македонцем право на собственные методы. Однако пожелал оставить последнее слово за собой:

— Ну, раз так, то... — и застопорился. Снисходительно бросить «дозволяю» казалось наглым, заурядно согласиться — недостаточным. Разговор шёл о его подчинённом и молча, за «спасибо», принимать стороннюю помощь — значило наступить на горло горделивому характеру, проявить слабость.

На выручку пришёл всё тот же Александрос, досконально изучивший за долгие годы сварливый нрав коллеги:

— Я тебя с ними потом познакомлю.

Посчитав оказанное уважение достаточным, Фрол Карпович смягчился.

— Иванов. Ты бумаги читал из дел. Что скажешь?

Прежде чем отвечать, инспектор подумал о Юльке. Просить охрану и для неё? Вряд ли дадут. Она ему не жена, не сожительница. Общались они не часто, вместе в окрестностях не мелькали. Если не тормошить девчонку, не устраивать совместные загулы по выходным — никто про неё и не узнает.

Придётся исчезнуть на время.

— ... Супруга, армейские сослуживцы отработаны плохо. Рабочие связи — я бы повторно прошёлся.

— Полиция уже в мыле бегает. Что ещё?

— Запастись терпением и ждать нового сообщения...

***

Спрятали Серёгу в соседнем областном центре, арендовав за счёт Департамента отличную студию в новостройке. Выдали достойные суточные.

Драконовского режима самоизоляции шеф требовать не стал, разумно предложив «гулять окрест сторожко, жить в согласии с башкой и посматривать в смартфон».

За это инспектор испытывал к нему особую благодарность. Сидеть взаперти слишком однообразно и изматывающе.

Новое жильё обустраивать под себя почти не пришлось. Арендодатель, которого инспектор так и не увидел, позаботился обо всех мелочах — от ложек с вилками до запасов туалетной бумаги с мылом.

Супермаркет оказался под боком, рядом со спорткомплексом, куда Иванов немедля купил абонемент, вознамерившись привести молодой организм в приличное физическое состояние.

Юльке он написал про длительную командировку, родителям — тоже. Прошло вроде нормально. Во всяком случае, лишних расспросов не поступало. Только дочка билетёрши немного по-женски повздыхала — ей нравился парень, и с недавних пор она ждала выходных ради встреч с ним.

Как ни странно, но вместе с Ивановым в новое жилище приехала и Мурка.

— Для компании, — пояснила домовая, украдкой смахивая слезинку и мощным пинком загоняя упирающуюся питомицу в переноску.

Сама Маша осталась дома. Охранять, следить и вообще... Вдруг маньячный таксист решит вломиться днём? Она бы тогда ему!..

Именно кошка и стала связующим звеном в общении Сергея с миром. Вечно занятый напарник, помимо отыгрывания роли приманки, занимался и текущими делами, вкалывая и за себя, и «за того парня». Созванивались они каждый день, но говорили коротко, больше по работе.

Мирнок на горизонте не всплывал. Точно в воду канул.

Юльке Иванов не звонил сознательно, отделываясь скупыми смайликами.

Родителей набирал раз в три дня, справлялся о здоровье. Отец отвечал коротко — он вообще по натуре больше молчун, а с мамой особо не пообщаешься — изведёт расспросами и заботой. Мой руки перед едой, тепло одевайся, носи шапку…

Врать ей не хотелось, а говорить правду — откровенный перебор. К чему пугать причинами отъезда? Рода нынешней деятельности сына она не знала, убеждённая в том, что любимое чадо работает в отделе безопасности какой-то преуспевающей фирмы. Отсюда и приличная одежда, и прочие материальные блага.

Зато кицунэ могла часами болтать по видеосвязи, рассказывая все-все подробности уходящего дня, беспрестанно требуя показать ей питомицу, давая советы по готовке и указания по уходу за вредной мурлыкой.

Попутно сплетничала, жаловалась на Елизавету Владимировну, маму Стаса. Когда та узнала о временном прекращении «массажных» сеансов, то не от большого ума устроила глобальный скандал, истошно требуя руководство выдуманного фонда и угрожая жалобами.

Поругались.

Домовая на неё не злилась, понимала — у человека почти украли надежду, но всё равно — осадочек остался. Ты с добром, а тебе сходу клеят ярлык «должен».

Одним словом, выговаривалась Машка всласть, найдя в скучающем инспекторе безотказного слушателя.

Напоминало о себе и начальство. Звонило раз в сутки, мимоходом спрашивало как дела и требовало почаще проверять входящие сообщения, доводя Серёгу до белого каления.

Он и сам прекрасно понимал всю важность задачи, не расставаясь со смартфоном почти нигде. Даже в душ брал, отчего заработал небольшое нервное расстройство, именуемое по-умному номофобией. Куда бы ни шёл — да хоть от кухонной стойки к окну — неизменно проверял наличие аппарата в руке или кармане и каждый раз включал дисплей, трепетно выглядывая новую SMS-ку.

... На все требования конкретизировать сроки добровольного заключения Фрол Карпович неизменно отвечал, что как только, так и сразу. Жди. Все ищут, все стараются, все заинтересованы в скорейшем результате. Короче, отстань, Иванов…

Заполняя пустоту от утра до вечера, парень остервенело тренировался в спортзале. Тягал железо, плавал в бассейне, наматывал километры на беговой дорожке. Результаты, за исключением ноющих мышц, пока не проявились, однако курить он стал значительно меньше. Так, перед сном или вечерком, после чая.

Много читал, полюбил стоять на балконе, глядя вдаль.

Пробовал заниматься и с Муркой, мечтая закрепить полученный недавно результат.

Наученное горьким опытом животное с удовольствием шло на руки, давало себя гладить, но только Сергей пробовал, улучив момент, повторить фокус с бесконтактным зрением, тут же начинало визжать, царапаться, кусаться и мчалась, не разбирая дороги, куда подальше от неуёмного любителя знаний. Потом долго обижалось, игнорируя любые подношения.

Не помогали ни рыбка, ни колбаса, ни увещевания. Складывалось впечатление, что Сергей делает что-то не так и питомице чрезвычайно дискомфортно от чужого вмешательства.

Пожалев, оставил кошку в покое. Не хватало ещё колдовскими изысканиями довести её до инфаркта. Весной ужика поймает, с шефом переговорит, уточнит правила упражнения и начнёт по-новой самообразовываться. А Мурка пусть без нервов по диванам скачет, хватит с неё.

... В выходные притащился в гости Антон. Передал привет от кицунэ, от своей подружки Розы, оценил мягкость кровати и удобство кресел, повосторгался приличных размеров плазменным телевизором, споткнулся о Мурку, радостно выбежавшую встретить давнего знакомого.

Угостившись заранее припасённым пивом, принялся излагать историю последних дней.

... За Мирнока взялись плотно, постепенно обкладывая как зайца. Даже на информационные телеролики не поскупились и негласно заручились спонсорской поддержкой, пообещав крупное вознаграждение за любые сведения.

Силовики перевернули всё, до чего смогли дотянуться. Опрашивали, допрашивали, передопрашивали уйму народу, имевшую несчастье хоть как-то соприкасаться с убийцей. Создали оперативную группу, нацеленную строго на задержание Егора Васильевича.

В эту группу каким-то боком входил и Фрол Карпович, напропалую эксплуатируя любые её возможности — от прослушки до МВДшного транспорта.

— Двенадцать томов дела! — гордо сообщал Швец с таким видом, словно это являлось его персональной заслугой. — В коридорах народ по повесткам толпится, будто в поликлинике понедельничным утром! В три кабинета — и всех под протокол. Особо мутных — в разработку. Нужные документы не глядя подмахиваются!

— А толку? — Серёга демонстрировал пессимизм. — Фигурант до сих пор в бегах.

— Найдём! Не переживай… С родителями твоими полный порядок. Александрос лично вокруг них коршуном вьётся. У Машки тоже проблем вроде нет. Я с ней постоянно общаюсь. Скучает, конечно, за вами, но держится. Ты про Мирнока послушай, — вернулся напарник к основной теме, которой он жил в последние дни. — Похоже, на войне кукуха у дяди поехала. Сослуживцы рассказали — без башни мужик. Угодил он в какой-то переплёт, где больше половины участников погибло, контузию словил – и понеслось… Ходит себе спокойный, медлительный, а потом планка ниже плинтуса блямсь! Рухнула! — и ночью, в одно рыло, срывался бородатых резать. Его свои же боялись. Не за то, что убивает — там по-иному нельзя, за непредсказуемость. Подозревали Егорку в исчезновении одного из взводных, редкой скотины, но особо не вникали. Обстановка не способствовала. Порассказывали они, да... про головы отчекрыженные и прочие страхи. Вспоминать не хочется. И жена подтвердила, бывшая. Он, оказывается, ей не изменял, не бил, не обижал — пугал до заикания. Представь: живёт нормальный, борщ кушает, в кино по субботам водит, а потом — щёлк! Звериное в нём что-то просыпается, заставляющее трястись от ужаса. По половине суток гирями бряцал, успокаиваясь... Бедная женщина с ребёнком сбежала, с грудным, к родителям. Да так и не вернулась, а фигурант не настаивал. Знал за собой, похоже, такое свойство — людей кошмарить. Попробовал семейную жизнь на вкус — обжёгся. С проститутками проще оказалось.

— Пусть его закидоны доктора изучают, в закрытых отделениях психиатрии. Когда меня отсюда выпустят?

Антон погрустнел.

— Шеф велел тебе передать, — он словно умышленно дистанцировался от распоряжения Фрола Карповича. — Торчать тебе тут до победы. Нельзя возвращаться.

Набрав в грудь воздуха для праведного возмущения опостылевшим ничегонеделанием, Иванов как-то быстро сдулся. Напарник при чём? Ему высказывать накипевшее? Для чего? Поистерить?

Скрипнув от досады зубами, инспектор попросил:

— Поинтересуйся у нашего грозного, может, я в окрестностях нечисть для разнообразия погоняю? Рейд проведу или агентурой разжиться попробую.

— Передастом меня сделать хочешь? — призрак понятливо кивнул. — Обратись напрямую, без посредников.

— Не слушает, — удручённо признался Иванов, — тут же связь отключает.

— Сделаю, но без гарантий.

— И за это спасибо...

Погостив ещё немного, Антон отправился обратно, оставив друга в тоске и печали.

***

А через три дня, почти в полночь, к Сергею вломился приплясывающий от волнения призрак и счастливо заорал:

— Серый! Ходи колесом! Ура! Ура!!!

— Да что стряслось?

— Поймали Мирнока!

— Где?! — возбуждение напарника передалось и Иванову.

— Далеко! Под Красноярском! По ориентировке! Туда уже Александрос с шефом рванули, проследить, чтобы вторично не свинтил и за бутылочки со спиртягой метиловой пообщаться! Завтра можешь домой ехать, первым автобусом!

От радостных известий инспектор пустился в пляс. Друг поддержал, благо, рекламная музыка, льющаяся из телевизора, который парень смотрел перед сном, тому способствовала.

— Это ещё не всё! — исполняя ногами замысловатую загогулину, пропел Швец. — Я с этой ночи в отпуске. Шеф перенёс! Приказал через неделю вернуться, чтобы на праздники в городе быть! И тебя не забыл — три дня увольнения дал, без дороги. Куда поедешь?

— К себе. А ты?

— В Европу. Ну их, эти моря, передумал я. Попутешествую, замки с башнями посмотрю. Да и удобнее мне так. Чартеры из нашего аэропорта не каждый день летают — не сезон, а через столицу, в Европу — регулярно. Мне же не в конкретную страну, любой ближайший рейс подойдёт... Италию проведать желаю! Рим, Колизей, Неаполь, апельсиновые рощи! В сети отзывы путешественников читал, там прикольно... В общем, вылет в шесть утра, потом пересадка. Роза уже собирается. Нам же много не надо, и билеты не нужны. Невидимками воспарим в небесах!

— Тогда спеши, — прекратив веселье, Сергей хлопнул друга по плечу. — Я с утра на вокзал поеду. Машка в курсе?

— Нет. Я сразу к тебе. Сюрприз ей сделай! Нежданчиком!.. Бывай! — попрощался Антон и поспешно исчез, полный томительных предвкушений, преподносимых грядущим вояжем по памятным местам Западной Европы.

А инспектор подошёл к Мурке, потрепал питомицу за ухо.

— Отмучались. Возвращаемся. Поспим, утречком Машку порадуем, без сюрпризничания, и в путь. Ты в переноске, я рядом... Пошли, вкусненьким угощу. Отметишь праздник...

***

… Просыпался Иванов тяжело, точно сбрасывал оковы. Болела спина, колени, матрац непривычно жёстко упирался в лопатки. Суставы ломило, вместо связных мыслей — сплошная муть.

Разомкнул веки. Взгляд сфокусировался на потолке. Простом, каменном, незнакомом.

Моргнул – потолок никуда не делся и вида не изменил.

Стало страшно.

Зажмурившись, инспектор мысленно вернулся к хронологии последних событий: съёмная квартира, Тоха с пивом, важные новости; после ухода напарника поболтал с Муркой, покормил скотинку, завалился спать. Уснул быстро. Ни воды, ни чая после ухода друга не употреблял — галлюцинации ловить не с чего. Даже если и подсыпали что в воду, то...

Новый взгляд на потолок. Ничего не поменялось. Выходит, не сон.

Пощупал пальцами матрац. Обычный, жёсткий. В съёмной квартире он укладывался на ортопедический, подстраивающийся под форму тела.

Принюхался. Пахло... гостиницей. Свежим бельём, почти выветрившимся дезинфектантом, непривычным воздухом, и совсем не пахло человеком.

Осознавая, что валяясь на спине многого не достигнешь, Сергей повернулся на бок.

Комната метра три на четыре. Пустая. На полу — тёмный кафель, на стенах, кроме зелёной краски — ничего. Ни розеток, ни телевизора. Окно отсутствует. В углу — душевой поддон с лейкой на высокой стойке, раковина с краном и унитаз. Никакой приватности.

Покосился правее, в сторону ног — решётка тюремного типа. Толстые прутья, выходящие из пола и уходящие в потолок, густым частоколом отделяли непонятный кусок коридора. В середине конструкции имелась дверь из тех же прутьев с массивным, намертво вваренным замком.

Желая осмотреться получше, инспектор поднялся, не слишком поразившись тому, что вместо трусов, в которых он ложился, на нём мягкая роба синего цвета.

Сунув ноги в любезно предоставленные неизвестно кем тапочки, новые и прохладные, прошёлся по помещению, предавая завершающие мазки первому впечатлению.

Дешёвая койка у стены, за ней, невидимая поначалу — тумбочка. Заглянул внутрь. В верхнем ящичке — одноразовая бритва, мягкий тюбик с кремом для бритья, зубная щётка с пастой. Ниже — комплект постельного белья, полотенце. Поодаль – столь и стул.

Заинтересовался освещением, впадая в некоторое замешательство. Вместо положенной лампочки на потолке — пустота. Свет поступал из коридора, из расположенного под нужным углом маленького прожектора, и его хватало с избытком.

Грамотно от электричества отрезали...

— Жесть! — поделился впечатлениями Серёга и крикнул в коридор, во всю мощь лёгких. — Ау! Есть кто живой?!

Отозвалось лишь эхо.

Прильнул к прутьям, мимоходом отмечая, что сделаны они на совесть, вслушался в окружающее пространство. Ни шагов, ни дыхания, ни шума вентиляции.

Через десяток метров торчала новая решётка, разделяющая пустой проход.

Тюрьма?

Сомнительно. В стандартном узилище на этаже камер много и вертухай между ними ходит, бдит. Да и двери в хаты(*) иного типа используются. Тяжёлые, со стопором, с глазком для наблюдения, с кормушкой для раздачи пищи. Такие вот решётки устанавливают только для того, чтобы арестанты, вздумай напасть на конвоиров, далеко не убежали.

Максимум до первой прорвутся. Ключей от неё у этажных тюремщиков нет — любой заключённый знает. Принцип такой — открыть можно только снаружи и только руками следующего надзирателя. Очень эффективная методика.

Здесь же ни малейшего намёка на двери для удержания других постояльцев. Будто специально для единственного узника строили — забабахали коридор, а тупик умышленно отгородили.

Подождав минуты три, инспектор вернулся к изучению нового обиталища, предварительно активировав Печать и попытавшись вызвать Антона. Раньше он сознательно оттягивал это вполне логичное действие, робея паниковать раньше времени. Но, похоже, пора.

Светящийся круг не отказался появиться на ладони, но засветился блёкло, точно на последнем издыхании.

Попробовал снова, предварительно сформировав сгусток Силы в правой руке и истово надеясь, что импровизированная батарейка сработает. Полыхнуло чуть ярче, однако отклика вновь не последовало.

Выругавшись, Иванов припомнил, что напарник свалил курортничать за границу и вполне может находиться «вне зоны действия сети». Не мудрствуя, подал сигнал о помощи. До сих пор ему этого делать не доводилось, однако механизм призыва предусматривался самый простой: врубить метку на максимум, так, чтобы кожу запекло.

Бесполезно. Департамент остался глух к своему сотруднику.

Затылок засвербило. Казалось, отовсюду подглядывают омерзительные рожи, владельцы которых, едва сдерживая смех, вовсю потешаются над Серёгиными неудачами.

Пусть смеются! Пусть веселятся! Пусть хоть оборжутся, только бы показали, где их секретные норки! Хотелось видимого, конкретного врага, с которым можно подраться за вот это вот всё! Начистить личность или самому огрести — не важно, дело десятое... Главное — понять, что происходит. Выплеснуть страх, а там хоть трава не расти.

Рассвирепев, он рухнул на койку лицом вниз и попытался отгородиться от давящей на перепонки тишины. Прижался к матрацу, точно стремился утонуть в его ватном нутре, несколько раз треснул кулаком по бездушной ткани. В ответ что-то грубовато зашуршало, напоминая шелест сминаемой бумаги.

Звук заинтриговал. Перестав молотить по худосочному тюфяку, Иванов приподнял голову и увидел сложенный в четвертинку лист. В самом изголовье.

По логике, он должен был заметить посторонний для постели предмет сразу после пробуждения. Но не заметил.

Демонстративно сбросив тапки на пол, сел, развернул находку и зло вчитался в машинописный текст.

Первое же предложение отталкивало излишним пафосом.

«Самоубийство — это грех!»

А далее по пунктам, мелким шрифтом, расписывались крайне занимательные факты, убеждающие узника в том, что доступной Силы вокруг нет и растраченные ресурсы невосполнимы; что попытка побега, даже путём смерти, исключена — душа окажется в плену этого места; что нужно вести себя хорошо, слушаться всех, кто не в клетке и добросовестно кушать кашу.

Изучив предложенные тезисы, Сергей настроился проверить их эмпирическим путём. Попробовал ощутить... да хоть что-нибудь. Плохое место; любые, самые слабенькие, присутствующие повсеместно, потоки энергии Жизни; отголоски чужих аур.

Помещение и коридор отозвались стерильностью операционной. Ни намёка на привычные отголоски Дара.

Следующий пункт инспектор пропустил. Самоубиваться его категорически не тянуло.

Оставался третий — слушаться. Но кого?

Вскоре головоломка разрешилась. Вдалеке лязгнули двери, за ними — другие, и в конце коридора показались двое крепких мужчин в чудаковатых комбинезонах, отдалённо напоминающих мотоциклетные, перчатках, шлемах с прозрачным забралом и в форменных ботинках. Оба с аурами колдунов, с дубинками на ремнях поверх одежды. По повадкам — опытные люди, а не обычные попкари(**).

Двигались они по тюремным правилам, потому последнюю перегородку преодолел всего один человек. Второй остался, закрыв двери дальней решётки и прилично отойдя назад.

Дойдя до камеры, «выводной», как окрестил его парень, скомандовал, причём с акцентом:

— Лицо к стене. Рука назад.

Инспектор повиновался. Указаний, что и как делать — не требовалось. Насмотрелся за время службы в органах на взаимодействия конвойных и конвоируемых, потому отлично знал — любое неповиновение наказуемо. Церемониться никто не станет.

Пульнуть сгустком? Ну и дальше что? Прыгнуть сквозь пространство он способен максимум на метр, потом свалится, обессиленный. Всех решёток не пройти... А отношения с охраной капитально испортятся.

Встал по инструкции, расставив ноги пошире, упёрся лбом в камень и завёл руки за спину.

На запястьях щёлкнули браслеты.

— Иди.

***

По пути Иванов миновал две решётки и поворот, заканчивающийся глухой железной дверью. Тюремщиков за время пути набралось аж трое.

Перед поворотом виднелось затянутое мелкой решёткой окошко, за ним — сидящим за пультом с мониторами смуглым мужиком в униформе. Оттуда, по идее, должно было просматриваться его новое пристанище. Наверное, дежурный.

Насчитал не менее девяти камер наблюдения, зафиксировал неизменный материал стен — сплошной камень, ни следа кладки.

В горе он, что ли, находится?

Выхода из дежурки засечь не удалось.

Перед основной дверью имелась ещё одна, попроще, и Сергея ввели именно туда.

Продолговатое помещение сродни его новой жилплощади, из меблировки — стол, стул и... Александрос.

***

— Здравствуйте, Сергей, — македонец излучал радушие. — Как вы себя чувствуете?

Происходящее настолько не вязалось со здравым смыслом, что инспектор впал в некоторый ступор.

— Здрассьте...

— Вижу, освоились. Да вы присаживайтесь! — засуетился прекрасноликий, указывая на лёгкий стул с обтекаемыми формами, ждущий нового седока в углу помещения. — В ногах смысла нет.

— Правды, — автоматически поправил Иванов.

— Да, правды. Часто путаю поговорки. Памятку прочли?

— Ознакомился.

— В ней сплошная истина. Спрашивайте. Я вижу, у вас много вопросов. Обещаю отвечать честно, — македонец обратился к конвойным. — Снимите браслеты. Наш гость благоразумен и к пустому героизму не склонный.

Щёлкнул металл замочков, запястья немного засаднило. Узника подвели к стулу, усадили.

Сопровождающие выстроились у стены, и не думая уходить.

Трое… никак.

— Я в тюрьме?

Александрос печально развёл руки в стороны.

— И да, и нет.

— За что?

— Не за что, а почему, — сотрудника Спецотдела пробило на философию. — Рассматривайте своё нынешнее положение как временное ограничение свободы. Насколько «временное» — зависит от вас.

— Угу...

До сих пор Серёга полагал, что для ограничения свободы надо пройти через уголовное дело, через суд, в конце концов. А не всего лишь проснуться чёрт знает где. И почему «временное»? Можно допрыгаться и до «постоянного»?

— Вы, наверное, уже заметили, что ваши способности несколько... ограничены. Тут нет Силы. Совсем нет, за исключением той, что в вас. Потому колдовать не рекомендую. Перегорите. И не советую пробовать. Стены вокруг устроены таким образом, что с удовольствием поглотят выделяемую энергию.

— Почему Печать не работает?

— Не может, — по македонцу не удавалось определить — глумится он или нет. Тон ровный, доброжелательный, привычный. — Я ранее говорил — место такое.

— Тюрьма для нечисти?

— Подобное случается, — не стал отрицать собеседник. — Нужно же их где-то содержать, блокируя способности? В том числе и ведьм, и колдунов... Я могу долго перечислять.

Осознавая своё нынешнее положение, инспектор поёрзал на стуле, по привычке пытаясь найти сигареты.

— Почему я здесь? И как я сюда попал?

Перед тем, как ответить, Александрос положил перед собой пачку излюбленного Ивановым курева и зажигалку.

— Возьмите. Я хоть табачную зависимость и не одобряю, однако запрещать считаю нецелесообразным.

Стараясь не делать резких движений, дабы не провоцировать охрану, парень подошёл к столу и закурил, положив и пачку, и зажигалку обратно.

— Это вам. Заберите. И я не играю в доброго полицейского. Я пытаюсь донести до вас свои цели.

Равнодушно подхватив подачку, пленник вернулся в угол, сбрасывая сгоревший табак прямо на пол. Пепельницу ему никто не предложил.

Курил молча, глубокими, редкими затяжками, давая сидящему в другом конце помещения высказаться.

Александрос, принимая предложенные правила в общении, продолжил:

— Начну издалека. При задержании Мирнока вы допустили непростительную оплошность. Все, включая Фрола. Забыли поставить на него банальную, элементарную метку, по которой можно отыскать любого в пределах населённого пункта, включая пригороды. Это сделал я. Вы и не заметили.

Мучительно соображающий Сергей непроизвольно хмыкнул. По всем канонам, в голове должна была сложиться разрозненная мозаика, упорядочиться некий замысловатый паззл, однако всё только запутывалось ещё больше.

Как убийца с ним связан? В чём его вина? Почему рядом со спецотдельским мурлом отсутствует шеф?

Но рот, против ожидания, брякнул туповатое:

— И чё?

— Мирнока задержали в тот же день, — ошарашил македонец, сохраняя ласковое выражение на лице. — Вечером. Неподалёку от города.

«Ёлки... как просто» — подумалось парню, а события зашуршали между собой, выстраиваясь в линейку. Озарение, наконец-то, накатило.

— Венки от вас?

— Правильно. Простите за корявый почерк.

— Сообщение, водка?

— Верно.

— Водку сознательно к десяти принесли? Чтобы никто отравиться не успел?

— Вы проницательны. Да. Это сделал я, в образе убийцы.

— И сами себя искали, — скривился Иванов. — Красота!

— Спасибо, — сарказм Александрос, похоже, не понял, приняв сказанное за чистую монету.

Вопросы лились сами:

— Меня требовалось убрать для удобства похищения?

— Конечно. Мне показалось это наилучшим вариантом. Ваш друг всегда крутится рядом, когда вы на улице. Домовая Маша тоже являлась определённой... помехой. Отстранить вас от расследования, выставить объектом охоты и убрать подальше — оптимально.

— Тогда почему в первую же ночь не спёрли со съёмной квартиры?

— Переправка неконтактного человека через границу требует некоторой подготовки. Из-за удачно сбежавшего убийцы приходилось импровизировать и решать некоторые проблемы дольше, чем хотелось.

— В смысле? Не сбеги Мирнок, то и не случилось бы ничего?

— Случилось. Но позже, и запутаннее. Я воспользовался удачным стечением обстоятельств, запустив процесс раньше, чем собирался.

От тщательно подобранных, выверенных ответов македонца Сергею хотелось блевать.

На мизинцах развёл, как лохов последних...

— Экспресс-отпуск Тохи тоже без вас не обошёлся?

— Меньше языком трепать надо, — в Александросе мелькнуло некоторое подобие насмешки. — Я услышал, потом спросил у Фрола, он подтвердил. Когда всё приготовили к вашей отправке и подсунули ничего не помнящего, да ещё и с обширным сотрясением мозга Мирнока полиции, убрать вашего товарища оказалось сущим пустяком. Всего лишь напомнил старому другу о том, что в праздники слишком многое может случиться из-за разнузданности и ухарства отдыхающих, а Антону рассказал о красотах заснеженной Европы и тонко намекнул, что вылетать удобнее из столицы, дабы не потерять ни мгновения столь долгожданного отпуска. Дальнейшие решения лежали на поверхности. Вас с товарищем — наградить за посильное участие в поимке злодея, отпустить порезвиться, чтобы к Новому году всех собрать для службы.

— А вы не перемудрили? Тоха со мной в одной постели не спит.

— Требовались сутки тишины. Швец отправился познавать новые впечатления, Фрол остался проконтролировать доставку убийцы по месту розыска. Поверьте, ему будет не до вас… Маше с вашего смартфона сообщили о том, что вы отправились к школьному приятелю, совершенно случайно проживающему почти по соседству с конспиративным жильём, и настроились всерьёз загулять. Перестраховка никогда не повредит. Про кошку не переживайте. За ней присмотрят.

Сигарета давно догорела. Инспектор закурил новую, бросив дотлевший окурок под ноги. Развязно откинулся на спинку.

— Как спеленали?

— Укол из разработок определённого рода... Мои помощники, домовые постарались. Они же и следили за вами. В жильё, конечно, до часа «Ч» не входили, однако им и вентиляции для прослушивания с контролем достаточно.

— Понятно... Прежде чем вы мне расскажете, какого х..я я тут, хотелось бы посмотреть вам в глаза. Хочу понять, насколько сильно вы мне врёте. Можно?

— Почему нет? — площадная брань покоробила прекраснорылого, однако он сумел побороть эмоции. Поднялся, вышел из-за стола. — Подойдите.

Бросив недокуренную сигарету на пол, Иванов поднялся под настороженными взглядами охранников. Приблизился, остановившись от пленителя на расстоянии локтя. Сжал губы в нитку, всмотрелся в холодные, безмятежные зрачки...

И прошипел. Зловеще, яростно:

— За похищение приговариваю к десятке!

Ладонь с активированной за «свой счёт» Печатью взлетела от пояса и со шлепком ударилась о лоб македонца. Мигнул круг с непонятными символами, втягиваясь в чужую, прохладную на ощупь кожу.

Мощный удар под колени повалил парня. Охранники скрутили ему руки за спиной, знающе шарахнули по почкам, уткнули носом в пол перед остолбеневшим Александросом. Дубинками прошлись по бокам, по печени. Но пленник ничего этого не замечал, с безбашенным упоением выкрикивая:

— Похищение человека — преступление!.. Объясняй теперь, откуда у тебя татуировочка! На десять лет! Карповичу объясняй, начальству своему... козлина, мля... Правда, весело?!! Она же наверняка именная... — рваный, истеричный смех рвался наружу, и Иванов ему не мешал. — А теперь я послушаю, какого хера ты этот спектакль устроил... Самостоятельно! Без санкции сверху! Иначе в тупую бы меня повязали! Без прелюдий! Оправдывайся! Продолжай! Интересно рассказываешь!

Голова македонца задвигала челюстью, задёргалась в приступе ярости, выплюнув с интеллигентским, высокопарным презрением:

— Какой же вы подонок...

(*) Хата – камера (тюремное)

(**) Попкарь — то же самое, что и надсмотрщик (тюремное)

—

Глава 16 Профессиональная деформация. Часть четвёртая

Избиение прекратилось лишь когда Иванов перестал хрипеть измученным побоями нутром, ощущая в животе дикий коктейль из саднящих кишок, рези в почках и неудержимое желание отключиться от этого мира.

Последнее ему сделать не дали. Охрана, чутко видя грань между наказанием и ненужными зверствами, вовремя остановилась, тяжело дыша да помалкивая.

Ждали дальнейших распоряжений.

Валяющийся между чужих ботинок инспектор впал в полубессознательное состояние, побулькивая горлом. Голову тюремщики почти не повредили, сконцентрировавшись на туловище, и только это удерживало восприятие здесь, в комнате.

— Поднимите, — отрешённо скомандовал Александрос, возвращаясь к столу.

За спиной узника, пребольно впиваясь в запястья, щёлкнули браслеты. Тело воспарило в воздухе, подхваченное сильными руками и почти рухнуло на стул в углу. Направляющий тычок в плечо не дал Сергею сползти на пол, привалив его к прохладной, шероховатой стене.

Молчание продлилось довольно долго. Македонец что-то обдумывал, сцепив пальцы в замок и хмурясь; мужчины в униформе бдили за оплывшим пленником.

Закрывающие лица забрала превращали их настороженные морды в карикатурные рожи, от вида которых тянуло заорать благим матом. Во всяком случае, именно так виделось парню.

— Из всех неочевидных решений вы, Иванов, выбрали самое эффектное. Признаю, — ровно зазвучало из-за стола. — Показываться на глаза заинтересованным лицам мне с этого дня нельзя. Поймут, кто постарался... Сработало так, как вы и задумали. Я прокололся, говоря на удобном для вас языке.

Комбинатор из Спецотдела непостижимым образом уже вернул себе привычное самообладание и некоторую холодность в общении. Сидел с чуточку усталым видом, немного горбясь, будто происходящее ему вообще не нравится и общается он с Ивановым только по долгу службы, по-человечески сочувствуя.

Смотрелось располагающе.

— Вы совершили ошибку, — продолжил он с грустью. — Я же хотел с вами по-хорошему поговорить. Беседу продумывал, готовил аргументы, доводы, а вы как всегда — топорно, напролом, бездумно игнорируя последствия. Типичное мужланство.

Перед ответом Серёга прокашлялся — потроха отказывались приходить в норму, требуя отдыха и доктора. Во рту появилась густоватая, с горечью, слюна; пониже солнечного сплетения скрутило.

Попытался сплюнуть — угодил на собственные колени, но не расстроился. Грязные штаны — меньшее из того, что его заботило в этом помещении.

— По-хорошему — это когда в гости с поллитрой приходят или в кафе за чайком встречаются. Уважают собеседника... А затрамбовать человека в камеру и требовать от него дружеского расположения... Вы сумасшедший?

Сравнение македонцу понравилось, выразившись в понимающем кивке.

— Я здоров. И телесно, и умственно. Вы удивитесь, но случившееся — вынужденная мера. Требовалось сохранить наши переговоры втайне от всех. И от Фрола в том числе. Вербовать вас для этого бессмысленно, агитировать — слишком долго. Пришлось применить принудительный вариант. К сожалению.

— Расплакаться от трогательности можно? Или снова отметелят?

— Не скоморошествуйте, Сергей. Лицедей из вас отвратительный, — македонец передёрнул плечами. — Перейдём к главному. Произошедшая эскапада для меня не более, чем досадная помеха. Побуду здесь до окончания опрометчиво выкрикнутого вами срока. Отдохну. На придумывание добротной легенды, где я пропадал и почему не вышел на связь, у меня имеется целых десять лет. Поверьте, я справлюсь с задачей. Ваши же дела более плачевны. Пока не договоримся, никто никуда не уйдёт.

Ну вот. Начинается...

— Что от меня нужно? — торговаться инспектор не любил, но умел. — Не крутите вокруг да около, Александрос.

— Знания. Те самые, из Египта.

Иванов позволил себе оскалиться.

— Я стёр память. Наверняка ведь проверяли неоднократно.

По-нордически уравновешенный македонец взвился, стул из-под него с грохотом полетел в сторону. Тюремная охрана напряглась. Им, похоже, такое поведение начальства тоже оказалось в новинку.

Прекраснорылый мужчина впал в бешенство впервые за всё время знакомства с Сергеем. Надсадно дышал, тарабанил пальцами по столешнице, прожигал взглядом. Выпалил, брызжа слюной:

— Вы лжёте!!! Невозможно вас проверить! Защита не даёт! Даже во сне! Пробовал! Пробовал! Никто из ныне живущих столь древний трюк не повторит!

— Так уж и никто? — скептически уточнил пленник, наслаждаясь чужим неистовством.

— Да! Нет! Не... — отмеченного Печатью словно из ведра ледяной водой окатили. Приступ плохо контролируемой ярости прошёл, уступив черёд успокаивающей рассудительности. Излишек адреналинчика сбросился, только и всего, — ... знаю. Во всяком случае, мне иные знатоки полной защиты разума не известны.

Э-э-э... да ты боишься! И страшишься признаться в этом самому себе.

— Ошиблись, — максимально презрительно протянул Иванов. — Ни черта я не помню. Карпович тоже на эту тему нервничал.

— Нашли кого в эксперты записывать, — отмахнулся переговорщик. — Фрол — не того поля ягода. Прямолинейно действует.

При всей изворотливости ума Сергей не представлял, что отвечать. В яблочко угодил спецотдельский. Защита разума — трюк одноразовый. Одноразовый — в смысле один раз сделал, и нормально. Силы почти не потребляет, поддержки и обновления не требует. Архиполезнейший предмет. Как в Египте заклинание задействовал, так и ходил, напрочь позабыв о его существовании.

На том и погорел. А Карпович, выходит, и другу секрет подчинённого не сдал...

— Ну, пусть... — неуверенно согласился инспектор, предполагая, что некоторые размытые уступки дадут фору для поиска оптимальной линии поведения. — Предположим... Допросите под препаратами.

Идею с полузаконной химией он выдал не зря. Хотелось посмотреть на реакцию македонца и послушать, что тот скажет. В том, что и такой вариант допроса заранее предусмотрен — Иванов не сомневался.

— Пичканье вас «сыворотками правды» — последнее, чего бы мне хотелось. Малую дозу вы проигнорируете как колдун, большая может привести к непоправимым последствиям. Проще говоря, на владельцах Силы она почти не работает без серьёзных побочных эффектов. Проверено.

— Печать?

— Не тот случай. Мне необходимо, чтобы вы рассказывали, а не отвечали на вопросы. Разные вещи. Я же, по незнанию, могу и не спросить о важном, пропустить краеугольную подробность. В теории можно, конечно, принципиально узнать, помните вы или нет, однако… это многое осложнит, углубив бездну вашего недоверия. Меня же не устроит любой ответ. Не помните — плохо, придётся основательно повозиться. Помните — велика вероятность того, что вы в приступе неконтролируемой ажитации выжжете себе мозг. Извините, я предпочитаю иные методы.

— Пытать любите? — понимая, что усугубляет ситуацию, пленник уколол македонца и с невинным видом пояснил, шипя от боли в животе. — Ну если сломать медициной не выходит, то остаётся или по старинке — ногти рвать, или вкусным пряником распропагандировать.

— Последнее, — голос Александроса подобрел. — Я хочу, чтобы мы вышли с вами отсюда лучшими друзьями, между которыми нет тайн.

— Ого!..

— Пока достаточно. Мотивы узнаете позже. Отдохните. Наши беседы только начинаются. Помните основное, — голова говорящего качнулась сначала вправо, потом влево, напоминая маятник часов с боем, — сбежать невозможно. Мы находимся на глубине двадцати метров от поверхности, в труднодоступных краях. Выход наружу всего один — через подъёмник. Однако если вы до него и прорвётесь, каким-то чудом справившись с сотрудниками, то результат вас разочарует. Запускается устройство исключительно по моему личному распоряжению, сверху шахту закрывает плита. Вам её не сдвинуть. И это не все сюрпризы. Честное слово, — зачем-то добавил пленитель, будто Серёга ему не верил.

Верил, ещё как верил! Не подвергая сомнению ни единое слово!

— Уведите!

***

В камере, завалившись на койку, инспектор принялся за анализ разговора. Занятие это, могло, конечно, и потерпеть, но уж очень хотелось отвлечься от боли в организме.

... Профессионально его обработали. Личные потоки Силы, всесторонне изученные в первую очередь, никаких внутренних кровотечений или разрывов не показали. Общий ушиб всего Серёги. Такого диагноза, конечно, в природе не существует, однако он подходил почти идеально...

Лекарство — покой. С самовосстановлением придётся повременить, поберечь энергию.

Спешить некуда, можно и потерпеть.

Неназванную причину заточения, сознательно упущенную македонцем, Сергей без малейших сомнений отмёл на задворки памяти. По всем канонам, его сейчас «маринуют», томят неизвестностью для пущей сговорчивости и зарождения сомнений. Интригу нагнетают.

Пускай... Вокруг полно и иных, мелких фактов для всестороннего изучения.

Например, закуривая в допросной (другого названия для помещения с охраной, столом и стульями подобрать не удалось), Иванов сначала понаблюдал за огоньком зажигалки – тот вёл себя классически, стремясь строго вверх, а затем стал усердно следить за дымом, пуская его то в ноги, то в потолок.

Вентиляцию искал. Зачем — парень и сам пока не понимал. Инстинктивно стремился собрать как можно больше информации о тюрьме, вникнуть в организацию и устройство. Никогда не знаешь, что пригодится впоследствии.

Клубы дыма стремились ввысь, немного изгибаясь к стене. Вытяжного отверстия рассмотреть не получилось, но если он под землёй, на глубине, то должны присутствовать подающие воздух вентиляторы, иначе дышать станет попросту нечем.

Наружные каналы и в камере, и в коридоре отсутствовали. Спрятаны в стенах? Каменных? Да легче лёгкого. Продолбили по чертежу выемку, скрыли фальшпанелью под цвет основного материала, оставив приточные лючки в труднодоступных местах.

Н-да, смысл есть. Для того же белкооборотня Ерохи любое отверстие — дорожка.

Предусмотрительно.

Гула лопастей не слышно, сквозняка особого нет. Однако воздух сухой, свежий. Если и есть установка, то расположена она далеко, не добраться.

Канализация уходит в пол... а дальше? Герметичный отстойник по принципу выгребной ямы с фекальными насосами и защитами от всего на свете?

Сто процентов.

На всякий случай принюхался. Ну да, ни вони, ни сырости, ни затхлости не ощущается. И это при том, что зима на улице.

Где такое возможно? Тёплая заграница? Допустимо...

Обмозговав проблемы воздухоподачи, инспектор переключился на тюремщиков.

Кожа полностью закрыта униформенными комбинезонами, на руках — перчатки. Головы в шлемах. Для чего?

Для защиты.

Тогда от кого? От него... Александрос про фокус «дерево» знает, позаботился о безопасности подчинённых.

Интересно, из чего одёжка охраны сделана? Обычная ткань откачку жизненных сил останавливает примерно как малолитражка танк. Несколько слоёв — сильнее, но вертухаи не в дюжине штанов передвигаются. Загадка... Проверить?

Глупую мысль пресёк засаднивший бок, откровенно намекая владельцу на чрезмерное любопытство, чреватое новыми побоями.

... Посмотрел Иванов и на ауры всех присутствующих в допросной. У тюремщиков — яркие, колдовские; у македонца — самая мощная. Вот ведь непруха!.. Он никогда не интересовался — колдун Александрос или нет? А это могло бы многое объяснить и подсказать.

Значит, условно будет колдун. Тогда он гораздо опаснее.

Что ещё?

Лупили его без всякой Силы, обычными для тюрем способами: руками, ногами, палками. Никто разум не отключал, никакой артефакт не избирательно не шарахнул. Если откинуть нервное потрясение прекрасномордого, в шоке позабывшего о возможностях персональной Печати и способной вырубить бунтаря в одно касание, то получается... получается...

Вздрогнув от промелькнувшей догадки, Сергей создал на ладони сгусток Силы размером с горошину и мрачно отметил, как он тает на глазах, будто льдинка в горячем коктейле.

Торопливо попытался убрать — не смог. В белёсый шарик словно вцепились невидимые клещи, остервенело удерживая его и не давая впитаться в руку. Тогда инспектор принялся считать:

— Раз, два, три...

На цифре восемь шарик исчез окончательно. Растворился бесследно.

— Излишки конфискуются...

Новая попытка изучить свойства окружающих стен едва морально не убила. Повторно созданный сгусток, по объёму сходный с мячиком для пинг-понга, закончил испаряться на счёте «пятнадцать», оставив в наследство усилившуюся слабость.

Закономерность прослеживалась примитивная: чем больше энергии Жизни вне человеческого тела, тем быстрее её «конфисковывают». Но происходит это не моментально, требуя какого-то времени. В подтверждение теории свидетельствовал и тот факт, что шлепок служебной меткой по башке македонца сработал как надо.

По-видимому, не успел запуститься механизм защиты.

Тогда почему он жив? Каким образом изымающие артефакты, или что там вместо них используется, отделяют то, что внутри от того, что снаружи? Как это использовать?

Подогревая рассудочную деятельность, Иванов, похлопал себя по лицу. Взбодрило.

... Откалибровали устройства. Настроили так, чтобы живых не трогали. Задачка вполне посильная для умельца, а без умельцев в строительстве тюрьмы по-любому не обошлось. Основательное заведение, на века. Можно до глубокой старости просидеть, ожидая подходящего случая для побега.

Отгораживаясь от уныния, Серёга спешно перешёл к поиску позитива.

... Из положительного: прояснилось непонимание со всякими хитроумными примочками, призванными сдерживать непоседливых колдунов и прочих узников.

В книгах часто писали о всяких ошейниках, делающих арестантов чуть ли не безвольными рабами; о тонких зачарованных цепях, отбирающих Дар. Иванов о таких много в фэнтезийных романах читал и всерьёз опасался обзавестись коварным украшением.

Бред. При сложившихся условиях какой угодно ограничитель — конденсатор отобранной Силы. Следовательно, напяливать его на зэка авантюрно. Более-менее толковый узник рано или поздно догадается, как применить отжатое себе на пользу. Полюса поменяет или закоротит колдовским способом… Способного к трансформации вообще не остановит. Сбросит, разорвёт, вытечет…

А это плюс. Большой, жирный.

***

... Тюремные харчи разнообразием не баловали. Слабосоленая каша с мясом, овощи, чай. Посуда — узкие, пластиковые контейнеры. Такие, чтобы между прутьев свободно проходили. Ложка алюминиевая.

— Ну, хоть без дырки, — иронически порадовался инспектор.

Пока он питался — охранник зорко следил за манипуляциями заключённого. По окончании трапезы забирал ёмкости, пересчитывал, ложку осматривал особо тщательно, педантично.

Приносили корм регулярно, через равные промежутки времени. В разговоры не вступали. Сигарет больше никто не предлагал, да и ту, единственную пачку отобрали, едва парень вернулся за решётку.

Курить хотелось очень.

***

... Вспомнили об инспекторе через семнадцать приёмов пищи.

Привели в допросную, усадили на стул в углу, троица сопровождающих выстроилась у стены.

— Как самочувствие? — скучающе поинтересовался македонец, расположившийся на своём законном месте.

Иванов не ответил. Он голодным удавом уставился на Лану в тюремной робе, сидящую рядом со своим куратором и изучающую какой-то журнал. Ну да, кто бы сомневался, что без неё здесь не обошлось!

Словно чувствуя, в каком аспекте о ней думают, женщина оторвалась от чтения и едко бросила:

— Да. И так случается. Потому сцену с праведным гневом, оскорблениями и гордым посыланием всех на три буквы предлагаю перенести на потом... С тобой поздоровались, Сергей. Прояви воспитание и ответь.

— Не скажу, что рад встрече, — упрямясь, буркнул инспектор.

— Это временно, — Александрос выглядел опечаленным. — Я хочу рассказать вам, почему всё так случилось. Хотите молчать — молчите, возникнут вопросы — спрашивайте. На текущий момент в приоритете стоит ваша информированность. Дальше — определяйтесь самостоятельно.

— В чём?

— В переоценке ценностей, — определение получилось напыщенным, и говорящий, пытаясь упростить и выглядеть более по-свойски, поправился. — В отношении ко мне и моим целям.

— Валяйте, — не видя смысла спорить, с прохладцей согласился Сергей, интересуясь больше букинисткой, нежели македонцем.

Внештатница снова углубилась в чтение, невозмутимо скользя взглядом по страницам. Точно её тут и нет. Терпит по необходимости, отбывает положенное, терпеливо дожидаясь окончания беседы. Ну ладно...

— Что вы знаете о Департаменте?

О как! Умелый ход. Неожиданно... Иванов признал, что похитителю удалось его заинтересовать.

— Толком ничего. Борьба с нечистью. Иерархия, если вы это имели ввиду, мне неизвестна. Кроме Антона и шефа более ни с кем не знаком.

— Пусть. А что скажете о Спецотделе?

— Мудаки! Людей воруют, склочничают, на окружающих как на пыль под ногами глядят.

Характеристика коллег Александроса нисколько не зацепила. Более того, он саркастично поддакнул:

— И это есть. Спорить сложно. Однако я спрашивал о понимании структуры, а не о личном отношении.

— Тогда не знаю. Уровень допуска низкий. В высокие кабинеты приглашений не получал.

— Верю. Хотите, расскажу, почему не знаете?

Равнодушно пожав плечами, парень промолчал. Однако македонцу этого вполне хватило для того, чтобы встать, принять выспреннюю позу и, с толикой ораторского мастерства, начать:

— Вся соль в том, что политика Департамента многовекторна. Вы, низшее звено, боретесь с нечисть и нежитью. Остальное — не вашего ума дело, по крайней мере официально. Фрол, в дополнение к известным обязанностям, отвечает за контроль над нечистью и агентурную деятельность. Полученные сведения систематизирует, обобщает, докладывает нам. Рассмотрим иерархию дальше. Мои коллеги, параллельно изучая материалы «снизу», занимаются Силой во всех её проявлениях. Искореняют понемногу носителей, уничтожают информацию, отслеживают перспективную молодёжь с задатками, наблюдают за тем, чтобы она не поднялась выше определённых планок. И мне это не нравится. Дар принадлежит людям, как бы это ни парадоксально звучало.

— Почему?

— Топор построил тысячу домов, а потом зарубил человека. Но разве топор виноват? — в стиле притчи ответил Александрос. — Я могу привести сотни доводов о пользе колдовства, о сознательно усечённых возможностях, о концентрации власти в руках болтливых, оборотистых проходимцев, а не достойных. Но зачем? Вы не глупы, вполне способны индивидуально докопаться до сути. Логические цепочки незамысловаты. Поэтому предлагаю опустить подробно-мотивационную часть и перейти к главному.

Изумлённый краткостью македонца инспектор кивнул, не скрывая удивления. Обычно прекраснохарий любил поумничать, порассуждать, нагнать важности, а тут — кратко, ёмко, лаконично: «Хочу всех осчастливить». Но не спросить не смог:

— Вы утопист? Сказок перечитали? Лана мне устраивала краткий курс по истории взаимоотношений человечества и Силы. Хорошего мало.

— Я и не говорил, что его много, — отбрил главный тюремщик. — Для достойных свершений нужны достойные кандидаты, а кандидатам — достойное обучение. По-другому — никак. Выбора нет.

— Хотите перекроить мир?

— Да, — просто ответил он. — Я могу нести добро, мои последователи — тоже. То, чем занимаемся и я, и мои коллеги по службе — борьба с ветряными мельницами. Умышленное лишение человечества шансов на лучшее. Сила дарована всем, без каких-либо условий. Именно так было поначалу. А мы её кромсаем, словно пьяный портной неудачную выкройку… Давно пора создать новый противовес действующему положению вещей. Если бы вы знали, что может обученный человек… от скоротечной борьбы с эпидемиями до мгновенного тушения пожара. Представляете? Ему не нужно ни согласований в двадцати инстанциях, ни особых условий. Он просто берёт, и делает.

— А если кто-то зарвётся? Променяет идеалы на деньги или власть?

— Его остановят. Опыт огромный. Однако, без примеров, похоже, не обойтись... Вам известен Григорий Распутин? Друг царской фамилии?

— Читал о нём. Поверхностно.

— Огорчает... Много потеряли... Он мог остановить вступление России в Первую Мировую войну своим влиянием на императорскую семью. Мог, но не успел по ряду причин... Стечение обстоятельств. Зато отговорил Николая Второго от вступления в Балканскую компанию 1912 года, чем отстрочил генеральную вселенскую бойню на два года. Впечатляет?

Таких подробностей жития «святого чёрта» Сергей не знал.

— Есть маленько. Вы с ним были знакомы?

— Видел. Редкий симбиоз волевых качеств и внутренней необузданности, кое-какие задатки Дара. Его коньком считалось убеждение... Я рассказал о нём для того, чтобы вы осознали, какие возможности даёт малая крупица Силы, приложенная в нужное время в нужном месте. А теперь представьте десяток Распутиных, способных являть чудеса и появляющихся там, где необходимо. Способных вести за собой людей; мечтающих о настоящем, о всеобщем благополучии человечества как такового... Григорий Ефимович — весьма слабый пример, приведенный, скорее, из-за исторической близости к настоящему. Имелись и другие неординарные личности, деяниями своими спасшие миллионы душ, вот только в канонических учебниках о них — ни слова.

Понемногу Иванов начинал понимать Алекандроса.

— Агентов влияния хотите наклепать? В серые кардиналы записаться? Прекратить, по возможности, войны?

— Терминология мне не нравится, но пусть будет так... Достали вы, ныне живущие, меня с вашей материальной моделью бытия. Извратили реальность, свели духовное к телесериалам и неадекватной гонке за деньгами. Из всех утюгов только и слышно «Успешный», «Богатый», «Ищи возможности» ... И никогда «Помоги ближнему», «Накорми голодного», — при упоминании новомодных тезисов его покоробило. — Можете считать меня психом, «профессионально деформированным» — не возражаю! Я устал делать ненужный труд, устал бороться с тем, что может приносить пользу. От вас же, Сергей, мне всего лишь нужно добровольное сотрудничество. Знания, сокрытые в вашей голове. И не надо рассказывать о склерозе! — останавливая возражения, повысил он голос. — Всё вы помните. А если и забыли — вспомним вместе. Я приложу для этого все усилия. Лана поможет... Про причины для сотрудничества, равно и о его безбрежных перспективах, поговорим позже. Я сказал и так слишком много. Переварите, пережуйте мою речь. Тогда и продолжим.

Букинистка, оторвавшись от журнала, положила чтиво на стол и убеждённо подтвердила заявление куратора:

— Приложу все усилия. Серёжа — сообразительный молодой человек. Постепенно поймёт...

***

По возвращении в камеру инспектор с неудовольствием увидел не одну, а две койки, расположенные под углом девяносто градусов друг к другу, изголовье к изголовью. Имелась и вторая тумбочка, и новенькие тапки на полу.

Раздражённо перекинув подушку на противоположную сторону, он услышал новый лязг замков. Обернулся. По коридору шла Лана в сопровождении конвойных. К удивлению, послаблений для неё никто делать не стал, сохранив процедуру сопровождения стандартной: тюремщики строго следовали правилам и за каждой решёткой торчал человек в униформе. Единственное — наручники на ней отсутствовали и, помимо робы, выдали банный халат.

Перед входом в узилище прозвучало требование, приглушенное забралом шлема:

— Отойти. Лицо к стене.

Подчинившись, Иванов дождался, пока раздадутся удаляющиеся шаги тюремщика и развернулся.

— Привет, — сухо поздоровалась женщина, осматриваясь. — Я с тобой буду жить. На разговорах не настаиваю, заботы не прошу. Если совершишь усилие и не станешь надоедать — моя благодарность тебе обеспечена.

— А ты смелая. Не боишься, что придушу?

— Попробуй. Жопу подтирать потом ногами станешь. Грабли повыдергаю. Навыки имеются... Наберись терпения, Серёжа. Я не навсегда. Перевербую, и уйду.

— Смешно, — без тени улыбки ответил инспектор. — Родину продавать заставишь? Оптом или в розницу?

— Не по моей части. Согласишься на предложение Александроса — я свалю. С радостью.

Проиграв словесную дуэль, парень лёг на койку и уткнулся в стену, из вредности закинув ноги на низкую кроватную спинку так, чтобы пятки торчали над подушкой сокамерницы.

— Копыта прибери! — по ступням ощутимо стукнули. — Поворачивайся подсматривать, малолетний засранец. Я в душ пойду. Обещаю молчать, пока ты в штанишках рукоблудствуешь.

— Не, я голых старух не того... — пробубнил узник, не меняя положения. — Обвислыми прелестями не увлекаюсь.

Женщина рассмеялась.

— Других баб тут нет. Смотри, придётся тебе скудными фантазиями довольствоваться.

— Они, по крайней мере, разнообразны.

Зашуршала одежда, гулко ударили по поддону первые капли.

— Много теряешь, Иванов! — Лана веселилась вовсю. — А хочешь, я медленно мыться стану? Как в твоей любимой порнухе! Тебе как больше нравится, когда дама себя снизу вверх гладит, или наоборот? И язычком, вот так...

Что там творилось с языком — Сергей не узнал. Потому что не повернулся. Казалось, важно проявить твёрдость духа, показать всем... правда, что и зачем — непонятно.

***

Новый день (Сергей делил сутки на ночь — когда спишь, и день — когда бодрствуешь) принёс уныние. После кормёжки его проводили в допросную, сунули увесистую пачку бумаг.

— Тесты, — пояснила пришедшая первой букинистка, разместившись за столом. — Отвечай.

Выдали мягкий, тупой карандаш из жирноватого материала, напоминавшего парафин.

... Мероприятие затянулось надолго. Вопросы чередовались, повторялись в различных формах, регулярно впадали в абстрактную философию, а некоторые ставили в тупик.

«Как часто вы стараетесь идти по тротуарной плитке одного цвета?» и ответы: «Часто», «Не часто».

Да он этой фигнёй с детства не страдал! Даже на межплиточные швы наступать не боялся.

«Когда у вас появляется праздничное настроение?»

И варианты: «За неделю», «За три дня», «Вообще не появляется».

А что делать, если не помнишь? О каких праздниках идёт речь?

Недоумевая, Иванов, тем не менее, читал внимательно, отвечая про себя искренне и нарочно ставя галочки напротив наиболее придурочных вариантов.

Развлекался.

Увели кормить. Лана осталась изучать исчёрканные листы.

По возвращении в допросной оказался македонец. Значительно окинул взглядом узника, пожелал женщине удачи и ушёл, не удостоив инспектора ни единым словом.

Тестирование продолжилось.

Ужин, сон, кипа бумаги, карандаш...

Ужин, сон, снова...

Бедный Серёга и не предполагал, что на свете существует столько чокнутых листов с шизофреническими буквами. Алфавит стал ненавистен. При появлении на столе очередной пачки тестов непроизвольно дёргался глаз.

От попытки взбунтоваться, продемонстрировать несгибаемое «Я» инспектора сдерживали лишь три охранника, неусыпно следящие за малейшим движением.

Стоят, паразиты, и не чешутся. Наблюдают, дубинки поглаживают...

Смысл всех этих однообразных процессов тоже от парня ускользал. Психологический портрет составить? — он давно готов стараниями Ланы, в уточнениях вряд ли нуждается. Загадить мозги? Измотать? Довести до нервного срыва? Перевести все тюремные запасы бумаги?

Как-то Иванов об этом спросил и получил маловразумительный ответ:

— Заполняй. После узнаешь.

... «Вечерние» часы, предполагавшие по любым распорядкам отдых и личное время, целенаправленно омрачала соседка. Вместо того, чтобы предаваться выпавшему безделью, она подолгу мылась, наплевав на видеонаблюдение, напевала, перестилала постель, рылась в тумбочке, стирала нижнее бельё, развешивая кружевные шнурочки на поперечинах решётки, приставала с издёвками, вводя сокамерника в состояние холодного бешенства.

— Ну Серёженька, ну лапочка, ну повернись, — доносилось из душевого угла под шум воды. — Мне, может, зрителей не хватает...

Она добилась своего. Парень, до этого привычно изучавший шершавый рельеф стены, вызверился, резко перекатился на другой бок и прошипел:

— Легче стало?!

— Почти.

Грациозно, покачивая бёдрами, женщина переступила через край поддона на пол, давая себя рассмотреть, как следует. Стройная, тренированная, гладкая, ни намёка на дряблость или целлюлит. Рельеф мышц не особо заметен, но чувствуется... С такой фигурой родиться нельзя. Её куют в спортзалах долгими годами, да и то при условии, что изначально имеются необходимые задатки. Короткая, полумальчишечья стрижка, точёная шея, грудь, масляные глаза, лишённый волос низ живота, нога слегка отодвинулась, демонстрируя...

Шлёп... шлёп...

Четыре шага, и вот она рядом с койкой Сергея. Мокрая, красивая. Наклонилась, положила ладонь на инспекторский бок.

— Сейчас я тебе покажу, каким местом мужчине нужно затыкать рот болтливым бабам.

Прозвучало томно, развратно.

— Да пошла ты!

— Именно туда я и хочу пойти, — рука сползла к паху, погладила. — Давай развлечёмся. Не будь букой. Зачем тебе спермотоксикоз?

Удар кулака в плоский животик Лана отбила играючи.

— Мальчик обожает пожёстче? Я — за.

Новый тычок, в колено, провалился в пустоту.

Женщине надоело забавляться с озлобленным парнем. Она отступила, скрестила руки на груди, демонстрируя оскорблённую невинность и спокойно, без всяких подтекстов, сказала, будто попросила передать за проезд в переполненной маршрутке:

— Иванов! Давай потрахаемся. Разнообразим однообразие.

— К охране иди. Их там трое. Ублажат как следует, — не повёлся инспектор, перемещаясь с бока на спину.

— Я тебя хочу. Не выделывайся. Вон, штаны скоро порвутся.

Непроизвольно покосившись в район трусов, узник признал, что представление не прошло бесследно. Реакция имелась правильная, здоровая, можно сказать.

А букинистка подзуживала:

— Ни к чему это тебя не обяжет. Считай, помощь окажешь. Интимную. Ну приспичило тётке молоденького мясца... Ну что поделать? Хочется... Не переживай! Болезней не имею, на алименты не подам.

«Согласиться, что ли? — промелькнула предательская мыслишка в глубинах инспекторского разума. — Расслаблюсь, сброшу напряжение»...

Колеблющийся Серёга ни на мгновение не забывал, кто с ним разговаривает. Верная подручная Александроса, профессиональный психолог, умнейшая личность. Пытается изнасилование пришить? Какой пустяк... он уже за решёткой, никто не поверит.

Или правду говорит? Лана — особа с придурью. Семь пятниц на неделе. А... не поймёшь её. То тестами до заикания изводит, то в постель рвётся.

Когда ещё такой шанс выпадет?

Груди призывно качнулись... И победили.

— Смотрят, пишут, слушают, — привёл инспектор последнее соображение.

— Мне по барабану, — отмахнулась обнажённая внештатница и акробатическим пируэтом запрыгнула на парня. — Путь завидуют...

... Когда они переместились в душ, под тёплые, нежные струи так и не выключенной воды — Иванов не помнил. Начавшееся в койке действо поглотило его целиком, растворяя в океане удовольствий.

Букинистка творила такое... что можно было с уверенностью, до пены на губах утверждать — талантище. Ей бы в Brazzers трудоустроиться, с мониторов являть порноискусство массам — озолотилась бы, Топ 10 порвала!

Извивалась, изгибалась, вытягивалась в струну, впивалась, насаживалась, стонала, кусалась, меняла позиции, требовала продолжения...

... Прижавшись спиной к мокрой от льющейся воды стене, женщина свела пальцы за шеей инспектора, обхватила ногами мужские бёдра и ритмично двигаясь, стала покрывать партнёра поцелуями. Губы, подбородок, щёки...

— Привет от Маши.

Тихий голос до сознания добрался с замедлением. Инспектор дёрнулся, однако внештатница предусмотрела подобное развитие событий. Прижалась ещё сильнее, прихватила зубами мочу уха. Скороговоркой продолжила:

— Сбежать нельзя. Окно с человеком в конце коридора — обманка. Голографическая проекция. Вздумаешь прыгнуть — окажешься в каземате без выхода. За дверью — постоянно активная ловушка. Ты здесь навсегда... Ой! У тебя падает.

Скользнув вниз, женщина умело вернула очумевшему от поворота событий парню нужный уровень потенции. Демонстративно облизнулась, чмокнула и развернулась спиной, оттопырив зад.

Настала очередь инспектора прижиматься, не без приятности облапив сочную женскую грудь.

— Пока ты не согласишься... — почти неслышные слова чередовались громкими постанываниями, — останешься тут... и потом останешься... наверное... Не знаю... Пронести ничего не смогу... меня за периметр не выпускают... Александрос под подозрением у твоего шефа... Есть идеи, что делать?..

Отыгрывая роль (что крайне больно било по Серёгиному самолюбию — вместо добротного секса вытанцовывалась агентурная встреча), букинистка не забывала вворачивать страстное: «Да!», «Ещё!», «Глубже!», «Не останавливайся!». Охи с ахами тоже удавались в тему.

Со стороны посмотреть — счастлива баба. Вот-вот «Das ist fantastisch» завопит и затрясётся от оргазма. Охране точно пикантное видео понравится.

Н-да... Иванов бы и сам не отказался от копии. Для личного пользования, чтобы в старости вспоминать.

И как смекалисто придумано! Затащить под душ, где вода глушит звуки, устроить шоу, и заговорить под конец, когда все заинтересованные лица сконцентрируются на действии, а не шевелении губ.

Впоследствии, конечно, под чутким руководством Александроса запись разберут на микроны и, если ничего не услышат, то наверняка попытаются по речевой артикуляции разобраться. А не угадали! Они к камерам спинами или боком постоянно, инспектор только теперь заметил. Главное, позы сохранять.

Зарвался... Техника в двадцать первом веке далеко шагнула. Звукоснимающей аппаратуры пруд пруди, под какие хочешь задачи; ну и остаётся допрос под Печатью... Или Лана и об этом позаботилась? Но там не обхитришь. Спросят — отвечаешь честно. Неоднократно убеждался.

Провокация?

Оказавшемуся в двусмысленном положении инспектору приходилось туго. Нужно и процесс не прекращать, и думать.

Врёт? Очередная хитрость? Или сама вляпалась по уши в эту историю? Получила билет в один конец?

Как проверить?

Давя сомнения, Сергей посмотрел на образовавшуюся проблему с иной стороны. Что он теряет, пообщавшись с букинисткой? Ничего. Промолчит он, настучит — разницы нет. Выпустить его не выпустят, извиняться не станут, орден не дадут.

Надо рисковать.

— Мне требуется немного Силы и Александрос.

Продолжать не стал, довольный собой. Обтекаемо получилось, без подробностей. Понимай, как нравится. В случае провала можно на непокорный нрав списать. Возмечтал лишний раз репу прекрасномордому начистить — примитивные, понятные любому желание и мотивы.

— Тогда сейчас... — вклинилось среди стонов.

Покладистость букинистки заставила понервничать, однако отступать — поздно.

— Тюремщики?

— Помогу... Устрой истерику... Силу возьмёшь у меня после того, как я с конвоем разберусь... постарайся не убить... У тебя будет меньше минуты, потом подмога примчится... И кто такая Юлька?!!

Извернувшись, женщина впилась ногтями в ногу инспектора с такой силой, что тот заорал. По-настоящему, от неожиданности позабыв о ритмичности движений.

Партнёрша стремительно отстранилась, оставляя мужскую конечность в покое, и резво выскочила из душевого поддона, напоследок до упора открыв кран с холодной водой.

— Импотент!— дурным голосом истошно завопила букинистка. Визгливый голос, многократно отражённый от стен камеры, резанул по ушам.

Сверху рухнул ледяной водопад, мгновенно покрыв шкуру Иванова крупными пупырышками.

На худенькие плечи уже бывшей партнёрши порхнул халат, взметнувшиеся крыльями полы спрятали мокрую фигуру, пояс с остервенением обмотался вокруг талии. Подбородок Ланы негодующе вздёрнулся.

— Козёл! Дрочило малолетнее!

— А-а-а! — то ли от холода, то ли от обиды завопил инспектор, выпрыгивая на кафельный пол. При приземлении поскользнулся, упал, рассадив локоть и звучно чвякнув голыми ягодицами. — Сука! Сука! Вонючая сука!!! Убью нах!..

Заканчивая матерную фразу, узник и сам не понимал — понарошку или по-настоящему всё вокруг происходит. Истерика далась сама собой, слишком легко для уравновешенной психи, и не хотела отпускать, застилая здравомыслие. Тянулокрушить, драть глотку, выплёскивать на кого угодно накопившиеся обиды, назначив того виновным.

Спонтанно брызнули слёзы. Устал он...

— Охрана! — крик букинистки практически остался незамеченным на фоне мужских завываний. Пришлось ей кричать второй раз и громче. — Охрана!

По коридору уже спешили тюремщики...

***

— У вас стресс? — более идиотского вопроса от македонца инспектор не ожидал.

То же помещение для бесед, рядом троица затянутых в комбезы мудаков с дубинками, Лана в халате небрежно вытирает прихваченным из камеры полотенцем волосы, Главный тюремщик за столом, в льняных брюках с такой же рубашкой, взгляд — заинтересованный.

Согнувшись, точно стыдясь наготы, узник мелко закивал, трясясь от всхлипов. Представил себя со стороны: руки за спиной, на запястьях — браслеты. Из одежды — природная шерсть и холодный стул под задницей. Почти Аполлон на минималках.

— Снимите наручники, — распорядилась женщина, прекращая возню с полотенцем и перекидывая влажную тряпку через локоть, но её никто не послушал. Вышколенные охранники ждали распоряжения непосредственного начальства. Видя в кураторе сомнения, она добавила. — Во время тестирования с этим проблем не возникало. У Сергея эмоциональный срыв. Ему забота нужна, покой, антидепрессанты.

— Ты смогла, — игнорируя требование, произнёс Александрос, с уважением глядя на Лану. — Не подозревал, что так скоро справишься.

Дальше развить очень интересные для инспектора сентенции у него не получилось. Перебивая, сокамерница настояла на своём:

— Снимите наручники! Отойдите на пару шагов. Дайте мне с мальчиком поговорить. Будем ковать железо, пока горячо.

— Согласен. Исполняйте, — македонец поднялся из-за стола, с полупоклоном указывая букинистке на освободившееся место. — Прошу. Руководи. Я в стороне постою. Однако твои методы...

— Ты мне не муж, чтобы отчитывать!

Пока ближайший из мужиков в шлеме возился с браслетами, на корточки перед Ивановым присела бывшая партнёрша по плотским утехам. По-матерински провела ладонью по скуле парня, горько вздохнула.

— Постарайся.

То, что случилось потом, инспектор видел на границе восприятия. Смазано, кусками.

... Букинистка рысью прыгнула в сторону, одновременно срывая полотенце с руки и распахивая халат; взорвалась серией свистящих ударов, предпочитая колотить по паховым областям охранников, выстроившихся у стены.

Полотенце липко шлёпнулось на шлем одного, закрывая обзор; заорал, сгибаясь пополам, другой; протяжно хекнул третий, пытаясь схватиться за дубинку на поясе.

А Лана уже дубасила неповоротливых, заторможенных на её фоне мужчин по новому кругу, впечатывая миниатюрные кулачки в наиболее уязвимые места корпуса и добавляя ногами в коленные суставы.

Кто-то из вертухаев протяжно завопил, пропустив особо болезненную плюху.

Сергей, до этого пассивно наблюдавший за дракой, бросился наперерез Александросу, преодолевшему почти всю допросную и заносящему ладонь с Печатью над головой находящейся в постоянном движении женщины.

Это же с какой скоростью она била?! Пулемётной?! Тут бежать — всего четыре шага!..

Грудь в грудь инспектор сшибаться не стал. Кинулся в ноги, целясь сбить меченного друга Фрола Карповича на пол и выиграть для букинистки ещё пару секунд.

Но наткнулся на удар остроносой туфли в грудь, отшвырнувший его прямо на расходившуюся в боевом азарте Лану.

Упали все. И женщина, и Иванов, и двое из троицы тюремщиков, неуклюже повалив последнего за собой. Образовалась куча мала, причём затянутые в униформу мужчины оказались сверху.

В ухо Иванова прилетел скользящий удар, по темени увесисто приложился чей-то кулак. Женщине не удалось отключить физически здоровых противников, и они понемногу приходили в себя, отрабатывая зарплату.

Однако не тут-то было! Придавленная чужими тушами зачинщица драки и не подумала сдаваться, коленями оттолкнув парня и уже вскакивая с зажатой в руке дубинкой, чудесным образом отобранной в свалке. Халат распахнулся полностью, демонстрируя отсутствие нижнего белья и красное пятно на бедре от падения.

Паники — ноль. Сплошная концентрация да жажда победы.

Рухнувшим в ураган столбом служебная метка македонца ударила по голове с полумальчишеской причёской.

Ни стона, ни вскрика. Банный халат неуверенно пополз вниз, увлекая хозяйку...

Пора!

Изловчившись, Сергей схватил бессознательную помощницу за лодыжку.

«Дерево!»

Поток энергии Жизни хлынул в руку. Горячий, родной, придающий уверенности.

Всё не забрал. Лана просила и ей что-то оставить.

Бросок вперёд. Эх, подняться бы!..

Некогда. Македонец нависал, занося полыхающий на ладони круг почти напротив инспекторского виска.

Плохо... Нет! Хорошо!!!

Как там шеф говорил? «Молот Тора»? Триста лет никто не использовал? Застоялось названьице, обновить не повредит!.. А почему название скандинавское, если его в песках северной Африки напропалую использовали с давних пор? Или в разных частях света называют по-разному?..

Лишь бы не подвело.

… Сила покрыла руку в движении, от кулака к плечу. Где пальцы — потолще, дальше — по убывающей. Привет от старых колдунов, разработавших гибрид боевого заклинания и Дара избранных. Страшная штука. Призванная проламывать доспехи и прочую защиту, включая зачарованную.

Недаром тогда, в палатке посреди египетских холмов, Фрол Карпович аж изумился до крайности, когда увидел. А Александрос напрягся, и особо этого не скрывал. Доводилось им наблюдать такие финты в действии — полунамёками признались.

Пробил час посмотреть, чего тогда испугались боярин с македонцем...

Сжатые пальцы впечатались костяшками в живот противника — до челюсти достать не удалось, инспектор лежал, враг — стоял. Но ему хватило. Кулак, даже не почувствовав сопротивления внутренних органов, казалось, упёрся в позвоночник. С прокручиванием.

Из горла пленителя вырвался вой, принося с собой в допросную фонтан крови с дурнопахнущей жидкостью. От чудовищного удара материальная плоть прекрасномордого отлетела назад.

Не теряя драгоценных мгновений, Серёга вскочил и, размахнувшись по-деревенски, растопыренной пятернёй шарахнул по шлемам очухивающейся охраны. Наотмашь, единым подзатыльником. По среднему промахнулся, однако быстро исправил оплошность.

Досталось каждому, никому не уйти обиженным. Пластмассовый треск шлемов это подтвердил.

Оставался главный. Македонец.

Кинетическая энергия удара отбросила его почти до ножек стола, плашмя, на спину. Красивое лицо обезображено тёмными сгустками, с губы свисает... да хрен его знает, что там могло свисать! Александрос вставал!

Опасаясь поскользнуться, обнажённый инспектор прыгнул на поднимающегося, мечтая поскорее завершить начатое. Повалил, уцепившись одной рукой за ворот рубашки, а другой проводя короткий прямой в висок.

Удар оказался почти холостым. Подействовала откачка Силы, о которой много размышлял Серёга. Помордасина вышла стандартная, уличная, без усилителя.

Противник зарычал, изогнулся, и борцовским приёмом сбросил голого парня.

Сражение грозило перейти в партер. У обоих поединщиков горели Печати. Каждый бросил в служебную метку дополнительную энергию, переводя драку в гонки на выносливость. Кто дольше продержит её активной — тот и победил.

Впрочем, схватку тоже никто не отменял, просто правила слегка поменялись: в выигрыше окажется первый дотронувшийся до головы врага.

И ещё, в инспекторской башке светящейся лампочкой выскочила подсказка: у македонца время есть, у него — нет. Прибежит подмога — затопчут.

Бей на опережение.

... Харкающий внутренностями Александрос уклоняться не стал. Перехватил летящую в лоб руку парня за запястье, рванул вверх и на себя, выворачивая. Повторил Серёгин приём «дерево». Владеет... Чудом не отключил.

Спасло то, что инспектор пытался проделать то же самое, пусть и не ладонью.

Слабея и сопротивляясь, пропустил тычок между ног, взвыв от боли и непроизвольно рванулся с такой силой, что македонец не смог его удержать.

Отвалился подальше, судорожно ловя ртом воздух.

Плюющийся буро-чёрным противник перешёл в атаку. Больно ему, ох и больно... Навалился медведем сверху, оставив каверзные приёмчики в прошлом, и вцепился в горло парня.

Тот тоже позабыл обо всём, остервенело пытаясь оторвать чужие пальцы от кадыка.

... Сопротивление Иванова ослабевало. Враг оказался по всем параметрам сильнее, подготовленнее, опытнее. В глазах заплясали чёрные круги, в лёгких расползался пожар от отсутствия воздуха.

Из носа необъяснимо пошла кровь.

Обезумевший Александрос лишь наращивал мощь, комкая гортань парня.

— Ты!.. — ругательно выдохнул он, вперившись в жертву мутным, с поволокой взглядом впадающего в бешенство. — Ты!!!

— Я-а-а! — выплюнул инспектор, тоже теряя над собой остатки контроля. — Я!!!

... Между их лицами оказалось сантиметров десять. Противник в боевом безумии то ли вознамерился откусить ему нос, то ли решил ударить наотмашь головой...

Не отдавая отчёта в том, что творит, Серёга выбросил вперёд нить Силы. Совсем как на тренировках с гоферовой змеёй и Муркой. Мало на что надеясь.

Македонец моргнул.

— А-а-а...

Нить, отбирая последние ресурсы, выросла до размеров верёвки, троса, каната... вспыхнуло.

Чья-то омерзительная, забрызганная тёмным рожа мелькнула перед сознанием парня. Протяжный вой заложил уши. По горлу прошла судорога. На веко шмякнулась вязкая, тёплая слюна.

Захват ослаб.

Печать!

Печать!

Печать!!!

Грузное тело отвалилось в бок, давая больше воздуха. Больше! Ещё больше! Разорвать стянувший грудину обруч!

Надышаться невозможно...

Мечтая поскорее покончить с творящимся рукотворным кошмаром, Иванов взобрался на поверженного Александроса, обеими руками вцепился в ухоженные кудри, приподнял ненавистную голову и, почти ощущая оргазм, приложил того затылком о кафельный пол.

Бил, бил, бил... ничего не видя, кроме заляпанной кровью морды. Бил... бил... рыча по-звериному. Лишь единожды пробилось, отдалённо человеческое:

— Сдохни, сволочь!

Глава 17 Эпилог

— Несите! Несите! — кто-то зычно ревел над ухом. — Что ты его будто куль с мукой тянешь, дубина неотёсанная!

Незнакомая, с медицинско-призывающим налётом, речь в ответ.

— Зубы пересчитаю, басурманин ты этакий! Не растряси! — и чуть громче, словно кому-то вдалеке. — И девку не щупай! Слаба она, охальник мордастый!

Ничего не соображающий инспектор раньше слышал этот голос. Часто. Ругательный такой, скандальный...

Шеф?

Откуда? И почему голове так тепло? И что с Ланой? И где...

Вопросы распирали.

С трудом приподняв веки, Сергей узрел сосредоточенную, с тяжёлой челюстью харю в гладком железном шлеме. Харя ощерилась в улыбке.

— Оклемался? — боковое зрение выцепило взволнованного Фрола Карповича. — Болит? Терпи. Тебя по затылку палкой приласкала охрана понабежавшая. Покой надобен. Починим.

— Лана?

Черепушка действительно раскалывалась, однако парень, как ни старался, не смог припомнить подробностей своего чудесного перемещения из допросной под молчаливое крылышко мужика в броне легионера.

Последнее, что стояло перед глазами как наяву — окровавленное лицо Александроса. Дальше — провал.

— Жива, — успокоил начальник. — Её следом несут. Со всем почтением, бабёнку голозадую.

Рыло ощерилось ещё больше, превращаясь в грустно-оскаленное. Похоже, женщина пришлась ему по вкусу и теперь он очень сожалел о неудачном жребии в распределении живого груза.

Иванов его даже где-то понимал. Там имелось на что посмотреть и за что подержаться.

И всё же чего-то не хватало.

— Антон?

— В городе остался. Не поспел я его привлечь. За родителями твоими бдит. С Машкой тоже порядок, — обрадовал топающий рядом Фрол Карпович. — И котейка под присмотром. Дома уже... Ты за промедление не серчай. Толечко смогли — прибыли. Всех повязали. И наружную охрану, и внутреннюю. С ними я отдельно пообщаюсь. С пристрастием.

У инспектора поменялись местами пол и потолок. Шеф извиняется? Прилюдно? Да он, скорее, побреется до сизой глади, чем признает неправоту. А тут — нате, и при всех. Куда мир катится?

***

... Его несли на руках, словно ребёнка из роддома по какому-то складскому помещению. Справа и слева высились стеллажи с коробками, маркированными вязью; у широких ворот желтел небрежно припаркованный погрузчик. Возле створок на карауле стоял широкоплечий верзила в древнеримских доспехах, при пилуме, со щитом, и с любопытством посматривал на идущих.

Шеф озаботился экскурсией по новым местам.

— Узилище твоё туточки, подземное. В дальнем углу — шахта с механизмом подъёмным. Ниже — комнаты, клетки. Добротно упрятано... Из постояльцев, кроме тебя — никого более, — несущий согласно кивнул, подтверждая. — Ты, Иванов, во гневе страшен. Людишек поуродовал знатно. Оно, конечно, за дело, кто спорит... Мало не убил прихвостней оружных. Чем ты их?

— Молот Тора, — начхав на прежнюю скрытность, признался парень. — Александросу тоже частично досталось. В пузо торцанул.

— Почему — в пузо?

— Куда дотянулся. После обычным способом уделывал. Отчего доступ к Силе отсутствовал — разобрались?

— А как же, — у Фрола Карповича вместо возгласа получился печальный вздох. — Реликвии чернокнижные повсеместно в стенах прятались, по упыриному жаждущие пития энергетического. Им, почитай двести годочков без малого. Творил один умелец из земель Литовских, будто пирожки на рынок пёк. Проворно да изрядно... Шибко их тюремщики уважали. По сию пору используются во многих... заведениях. Скверные поделки, но нужные. Откель они здесь — дознаемся.

Бдительный караульный приоткрыл створку ворот, не дожидаясь указаний, и парня ослепил яркий, солнечный свет.

На улице их уже ждала четвёрка людей в строгих костюмах. Статных, надменных, неуловимо похожих между собой. Едва завидев процессию из Серёги, боярина и носильщика, от группы отделился мужчина и с высокомерным презрением бросил:

— Наш герой-убийца? Храбрый комок проблем на теле Департамента? Поклонник нетрадиционных методик колдовства?

Причин агрессии инспектор не понял, посмотрел на шефа. Тот озлобленно щурился, однако молчал, поигрывая желваками.

— Фрол Карпович, — оставив побитого парня в покое, обратился говорящий к боярину. — Вас и вашего подчинённого ждёт разбирательство. По всей строгости. И не надейтесь, что в этот раз всё сойдёт с рук.

... Вы ... Вам — сходные, демонстративно-вежливые речевые обороты предпочитал македонец. Коллеги прекраснорепого набежали? За законностью бдить?

Эх, где же вы раньше были, гады...

— Не пужай, — более резко, чем следовало бы, прогудел шеф, поворачиваясь к несущему Серёгу крепышу. — Клади на кроватку. Вон она, в тенёчке.

У края огороженной бетонным забором площадки средних размеров, заставленной малотоннажными грузовичками всё с той же вязью на номерах, смешанной с привычными цифрами, кто-то заботливый поставил пару коек. Таких же, как под землёй. И об одеялах с подушками позаботился.

Бережно положив Иванова на матрац, носильщик подмигнул, явил себя во всей красе триария, по-матерински накрыл одеялом.

— Лежи смирно, — проявил заботу и Фрол Карпович. — А я пойду, за недопонимание на языках померяюсь...

Лану принесли через минуту. Измождённую, осунувшуюся, в криво запахнутом халате. Положили на свободную лежанку, так же укрыли.

— За импотента извини, — донеслось с соседней койки, когда сопровождающие разошлись. — Хотела тебя подстегнуть. Для реализма.

— Проехали, — Иванов, бесцельно изучающий редкие облака на небе, действительно не держал зла на женщину. — Лучше расскажи, как здесь оказалась.

Вздох, другой...

— Когда ты пропал — все на уши встали. Добрались и до меня... Фрол Карпович лично прибыл на беседу. Переживал, весь на взводе такой, резкий... Он и сообщил об исчезновении моего куратора. Связал два события, провёл нужные параллели, вот только выводы сделал неверные. Считал — вас обоих похитили. Позже, через посредников, со мной связался Александрос. Попросил никому ничего не говорить и срочно отправляться сюда. Я послушалась.

— И ошиблась.

— Нет. Не ошиблась, — Лана упрямо сопротивлялась очевидному. — Я ему верила, и сейчас, после всего случившегося, верю. Когда мы встретились, он поделился со мной своими планами, замыслами, мечтами. И искренне жалел тебя, считая заложником обстоятельств.

Поперхнувшись слюной от возмущения, Серёга высказался начистоту:

— Ты охренела?! Или мне извиниться за то, что натворил?!

Недовольство разбилось о гранит спокойствия.

— С чего бы? Ты поступил адекватно, спасал себя. Я о другом… Александрос хотел осуществить, в общем-то, разумные вещи. Вернуть искусственно отобранные перспективы. Когда рассказывал — светился изнутри. Сиял мечтами. И это при его-то сдержанности и скрытности... Себя вспомни. Ведь тоже стремишься улучшить мир. В лекари метишь, о важном рассуждаешь, а до этого? Терроризировать вампирчиков на полном серьёзе собирался! Припоминаешь? Или выборочный склероз настиг?

— Нет. Но красть людей...

— Ну да, ну да... Почти большая разница. Успокойся. Александрос это понимал и считал похищение неизбежным злом во имя пользы. Тебе, конечно, ни холодно, ни жарко от чужих идеалов, да и я никого не оправдываю, но... не знаю, как бы я поступила на его месте.

Откровенность Сергей оценил. Оставив проблемы морального выбора Фролу Карповичу и прочим высокопоставленным чинам Департамента, повернул диалог в более приземлённую плоскость.

— Приехала ты. Дальше что?

— Выслушала просьбу о помощи. Александрос хотел тебя сделать союзником, только не знал, как. Надеялся убедить, склонить, открыть новые горизонты... Выходка с клеймением здорово поломала его планы. Я предложила ввести тебя в шоковое состояние, поиграться с психикой. Сломать, но не до конца. Нарочно переселилась в камеру, настояв перед этим на проверке под Печатью. Заставила убедиться в чистоте намерений.

— Ничего не понимаю, — Иванов запутался. — Если ты помогала не мне, а потом мне... Надула всех?

Соседка тихо рассмеялась.

— Какие же вы, мужики, наивные. Любите, чтобы просто, понятно, как в справочнике. Я никоим образом не обмолвилась про собственные мысли, а они имелись в избытке. Мне понравилась затея, но не исполнение. Нельзя никого приносить в жертву каким бы то ни было помыслам и целям. Что тебя ждало, согласись ты встать в ряды последователей нового борца за светлое будущее? Вечные прятки, сомнительные союзники, нервы на пределе, расставание с семьёй? Надолго подобную организацию не спрячешь... Последствия — непредсказуемы, но предсказуемо мощнейшее противостояние тех, кого всё устраивает. Серёжа, признай, ты мечтаешь о другом... Ну и нравишься ты мне. Жалко десятилетие терять.

— И всё?

— Если бы... В своём заточении ты оказался не одинок. Александрос, страхуясь, до полного успеха перевербовки перевёл меня на казарменный режим, не понимая, что этим многое рушит.

— Не выпускал из подземелья?

— Выпускал. Под присмотром, нехотя. Во двор, воздухом подышать. Для него испорченное десятилетие — тоже срок, конечно, но не критично. Для меня — более значимый отрезок, меняющий многое. Я же ему не крепостная, в конце концов... Для обычного человека, пусть и со способностями — значительный. И никто тебя, заметь, даже в случае согласия, прогонять на все четыре стороны не обещал. Задумывался об этом?

— Ага. Только я склонялся к варианту полной зачистки и дальнейшего существования в виде призрака на поводке. Без железобетонных гарантий он бы не отвязался...

— Умненький. Я тоже об этом подумала. Спросила — и ответа не получила. Пришлось действовать быстро. Выдумывать подселение, тесты, вести себя, как последняя шлюха, убаюкивая чужое внимание... Александрос ведь собирался твою девушку, Юлю, в качестве дополнительного рычага использовать. До родителей ему не дотянуться, они под присмотром Департамента, да и необходимость не такая уж сильная. Через близкую женщину на объект влиять — легче лёгкого. Классика жанра. Окрутил бы девчушку, убедил, очаровал... Комбинаций масса! — букинистка довольно хихикнула. — А я взяла и перехватила инициативу.

Иванов тоже ухмыльнулся. А он всё гадал, откуда Лана про дочку билетёрши узнала. Не рассказывал ведь ей об этом ничего. И не намекал. Македонец, жаба, подсуетился... Ну да, в смартфоне Юлькина фотка, переписка весьма фривольная, пароль на звонилке отсутствует. Тоже мне, великая сложность узнать об их взаимоотношениях.

— Печать как обманула?

— Легко. Эмоциями. В момент проверки я тебя убить хотела. Для женщины такой психологический выверт — раз плюнуть. Вспомнила о том, как ты меня у входа в театральный зал бросил, обиделась, немножко напридумывала, накрутила себя — и пожалуйста! Ненависть в чистом виде. Никаких умыслов об организации побега. К тому же, инициатива исходила от меня, потому о подробном допросе никто и не задумался. Партия в два хода.

— Но зачем? — инспектор никак не мог понять, что двигало Ланой. — Зачем?! В случае провала за решётку бы окончательно переехала! Устроить рубилово без подготовки; поверить на слово, зная, что я тебе не полностью доверяю... Ты сумасшедшая?!

От ответа собеседница уклонилась, наградив неопределённо-удручённым:

— Дурак ты... и уши у тебя холодные. Машка объяснит. Отстань.

Между койками появился Фрол Карпович. Встал, придирчиво осмотрел лежащих.

— Наворотил ты, Иванов... Как додумался Александроса умертвить, горюшко ты луковое?

Соседка заинтересованно засопела.

— Да оно как-то само... Лежал, думал о спрятанной вентиляции, и озарило. Печать к голове вашего друга, — шеф поморщился при упоминании македонца, однако препираться не стал, — в горячке приложил. Без умысла. Нагадить хотел. Это уже потом, когда он признался, что сработало как надо и всё по-настоящему, я всерьёз принялся за изучение тюрьмы. Продуманный архитектор попался... все пути отрезал, кроме одного. Погибшие сотрудники Департамента попадают...

— К нам, — закончил за него боярин. — Помню, вопрошал ты об этом, когда Швец едва не помер при поимке голема... Как дотумкал, что он не исчезнет?

— Никак. Надеялся на это. Силой ведь никто воспользоваться не мог. Ни я, ни охрана, ни Александрос. Защите без разницы, у кого излишки отжимать. Ну и перенос с прочими нематериальными кунштюками... я бы первым делом от этого застраховался. На то и рассчитывал.

Поглаживающий бороду шеф с сомнением спросил:

— А коль бы обмишулился? Аль погиб? Чего тогда?

Допущение неприятно резануло слух, и Сергей ответил «вопросом на вопрос»:

— Фрол Карпович, вы воевали?

— Случалось, — недоумевая, согласился тот.

— И что бы вы сказали воину, начни он перед битвой нудеть: «А если мы проиграем? Если погибнем?» Такое ведь в бою могло случиться?

— Вона ты куда вывел... На воинский фарт уповал?

— Куда ж без него... И на Лану. Она там такую мясорубку устроила! — инспектор повернулся к женщине. — Где научилась?

— В восьмидесятых встречалась с двухкратным призёром Союза по боксу. Подсмотрела, попробовала, увлеклась. Карате баловалась... В моём весе преимуществ много. Скорость, подвижность, главное — пользоваться уметь... Одинокой даме иногда приходится за себя постоять.

Высящийся над ними боярин пробасил с одобрением:

— Ухватисто отделала. Хоть и оклемались, а все в лёжку. За бока держатся, скулят. Я потом в записи погляжу.

Букинистка густо покраснела, инспектор тоже. Драка — не жалко, пусть смотрит, но более ранние съёмки...

— Фрол Карпович! Что с Александросом? — отгоняя накатившую стеснительность, молодцевато спросил Сергей.

— Что... что... едва он в конце Очереди образовался, Печатью твоей украшенный, без промедления о сём прискорбстве все узнали. Он не отпирался. Указал, где искать, поведал о том, что ты жив-здоров. Тюрьма сия за его деньги построена, охрана из верных людишек подобрана. Поляки, шведы, бразильянец даже затесался. Он ведь богат несусветно, Сашка то... я и не ведал. Грамотно с биржами оборачивался через подставных, разумно с банками якшался. Не для богатства, для дела копил. Из чистых помыслов решился на ослушание. Не имелось в нём зла.

Тяжело давались шефу воспоминания о друге...

— А где мы вообще? — инспектор заинтересовался необычно тёплой погодой и сухим воздухом.

— В Иордании. В глуши тутошней.

— Это где знаменитая Петра?

— Тут недалече до неё. Отлежишься — посети. Познавательно. Подремай, пока мы тут управимся.

С сочувствием наблюдая за сгорбившимся, угрюмым начальником, потерявшим сегодня лучшего товарища, Иванов, кряхтя, повернулся к женщине.

— Ты про каземат говорила. Для чего он?

— Чтобы ты попытался сбежать. Переместился, если умеешь, в каменный мешок без выхода. Нарушение режима, чувство вины, дополнительные репрессивные меры. Короче говоря, замаскированный карцер. Убойная, с точки зрения психики, штука. Сам вошёл — сам идиот. А за выход пришлось бы с лихвой заплатить.

— Э... гениально. Признаю. Окошко в каменной стене прямо манило к побегу.

— Да. Моя разработка. Александрос как-то вскользь поинтересовался, как бы я тюрьму обустроила, из которой нельзя сбежать колдуну. Выглядело шуткой, необычной загадкой для разума. Я и предложила видимую лазейку создать, для понимания, на что готов заключённый.

Переставший удивляться Сергей только и пробормотал:

— Смело. Я бы не признался.

В этот раз она предпочла отмолчаться. Натянула одеяло почти до ресниц, закрыла глаза...

***

... Застолье подходило к концу. Сдвинув полупустые тарелки в сторону и разлив по очередной рюмке крепенького, Антон трогательно рассказывал разомлевшим от выпитого Лане и кицунэ о неудавшемся вояже по Европе.

— Только по Берлину начали гулять — и нате! Труба зовёт! В дорогу! Серёга пропал! — заплетающимся языком вещал он. — Роза — в слёзы! А я ей и говорю: «Да я за друга»...

Слушательницы сочувственно кивали.

Расположившийся на другом конце стола Фрол Карпович, умышленно избегавший любых упоминаний о работе, тихо дёрнул Иванова за рукав.

— Пошли прогуляемся на балкон. Подымишь.

Окинув взглядом сидящих, парень поднялся и, стараясь не привлекать внимание, вышел из кухни, где они по-семейному праздновали его возвращение.

Шеф не отставал.

— Что дальше? — спросил он, едва закрылась балконная дверь. — С Сашкой отдельная песня, ему добра ждать не приходится. К чему приговорят — не ведаю... Разбирательство по тебе только начинается, но...

— Давят? — Иванов закурил, отрешённо глядя на мерцающие гирляндами окна домов напротив. Предновогодняя неделя. Всем праздника хочется. — Политическая ситуация превращает меня в мину замедленного действия? Сослуживцы Александроса не спустят из корпоративной солидарности? Опасаются, что повторно отмочу нечто, выходящее за рамки? Боятся моих вскрытых талантов? Не знают, как пришить умышленное убийство при условии, что потерпевший давно уже того... слегка не живой? По всем бумагам мёртвый? Так ведь он тоже на месте не стоял, и ударил меня первым... Превышение пределов необходимой самообороны клеить станут?

— Всё вместе. И много более.

— Тогда... — парень воровато оглянулся на пустую комнату, — есть задумка...

Затушив недокуренную сигарету, он почти прижался ртом к боярскому уху и заговорил...

Высокий гость слушал поначалу недоверчиво, хмурил брови, однако постепенно проникался речью подчинённого, сопровождая почти каждую реплику комментариями:

— Угу... Да... И... Хрен тебе, а не пенсион!!! Ври дальше!

Хитро посмеиваясь, тот продолжал...

— А что это вы тут делаете? — момент, когда подошёл пьяненький и счастливый Швец, пропустили оба. — Я тоже покурить хочу. Можно?

Разрешения призрак дожидаться не стал. Впёрся на балкон, небрежно извлёк портсигар, придвинул пепельницу.

— О чём шепчетесь? — подпитие придало ему смелости.

— Увольняюсь я, Тоха.

Увесистая серебряная приблуда стукнула о пол.

— Как?!

— По собственному.

Ничего не понимающий напарник хлопал глазами, недоверчиво переводя взгляд с друга на шефа.

— Это... шутка?!

— Правда, — Фрол Карпович раздвинул усы в улыбке. — Чистая.

— А... А я?

— А ты служишь. С Сергеем совместно. Он у нас в агентах-осведомителях числиться станет. Подчиняться будет только мне и тебе. И никто его ни в чём не попрекнёт — руки коротки... Жалование ему, конечно, от сей поры не полагается, ну да по миру не пойдёт. Пригляжу за сим... Представляешь, энтот стервец у меня пенсион выдурить пытался, как увеченный при исполнении! За стукнутую палкой головёнку!

— Без Печати поработаю, — вторил Иванов. — Ничего страшного. Я беса и без метки так приложить могу, что мало не покажется. Зато какой простор для деятельности! Займусь нормально целительством, научусь артефакты полезные создавать. Помнишь, какая у Стаса икона? Мне до жути охота разобраться, как она работает и дубликатов наклепать. Клады поищем...

— Какие клады? — весёлость враз слетела с боярина. — Ты что удумал, паскудник?

— Да это так, мечты...

— Розог возжелал?! Худо одно от них. Позабудь! — начальство обрело успокаивающую уверенность и вернулось в привычную колею громов, молний и угроз.

Определившийся с жизненными ориентирами Иванов едва не расхохотался — такими милыми ему показались регулярно поминаемые розги с батогами, плетьми и конюшней. Фыркнул, гоня смешинку, закурил.

— Но зачем, Серый?! — напарник до сих пор ничего не понимал.

Пришлось разъяснять.

— Ты действительно думаешь, что Александроса мне на тормозах спустят? Я же его, в определённом смысле, пришил. Сотрудника Спецотдела прихлопнул! В лицо, может, и не скажут, но вцепятся в холку похлеще гончих собак. Ждать станут, когда оступлюсь, подставы устраивать. И это я ещё про позабытое заклинание ничего не сказал! Все думали — сгинуло оно, а я из глубин вытащил и напомнил, — давая Антону представить нависшую угрозу, парень наклонился, поднял с холодного пола портсигар и сунул в руки владельца. — Увольнение же решает почти всё. Обычного живого Департамент к ответственности привлечь не имеет права, а формально гонять меня не за что. К вам с Фролом Карповичем, соответственно, претензий меньше.

— Ага, а в качестве агента о тебе никто не узнает, — кисло подметил Швец. — Штирлиц хренов...

— Плевать. Пусть знают. Дальше что? Официально агентурное дело на меня заведите, назначьте... да хоть «доверенным лицом по связям с общественностью и координацией взаимодействия с государственными структурами». Пусть до поноса проверяют и перепроверяют! Прямого подчинения не будет, в штате не значусь. Отношения: агент — куратор, при которых любое высокое начальство идёт на три буквы. У них полномочий останется — разве что на контрольную встречу выдернуть... При этом, лично для меня, сплошная выгода. Тронуть просто так нельзя — расценивается как грубое вмешательство в оперативную деятельность; нагнуть по инстанции — тоже. Я им не подчиняюсь. Придраться к противозаконному колдовству — ещё доказать надо, особенно когда им не пользуешься. И вообще, тебе не до лампады, в какой должности я буду находиться?

Расстроенный Антон молча вернулся в комнату, пытаясь засунуть любимый портсигар в боковой карман пиджака. От волнения промахивался.

— Осознает, — уверенно пробасил шеф. — Пообвыкнется. Огорошил ты его, Иванов. Да и меня, признаю, тоже. Мягче надо с друзьями, нежнее... Про целительство к чему поминал?

— Ленкино дело продолжить хочу. По-своему.

Потрясённый бородач с уважением, по-новому посмотрел на парня.

— Тяжкий крест. Неподъёмное испытание... Ты же соображаешь, что всех не спасти?

— Соображаю. И навоюсь от бессилия, и локти кусать буду, — Сергей не манерничал. Он действительно говорил, что думал. — По-вашему, лучше в сторонке постоять, скромно отмораживаясь и откупаясь от совести, жертвуя полтинник в прозрачную кубышку с фото и диагнозом? Такие почти в каждом супермаркете есть, при входе… Я ведь Силу получил для чего-то, а не просто Мурка бежала, хвостиком махнула...

Борода оказалась в боярском кулаке, а её владелец в глубоком потрясении.

— Не стану отговаривать. Великое ты задумал. Почти как Сашка...

***

За оконным стеклом возникла улыбающаяся физиономия напарника, бережно держащего три полных рюмки с коньяком. Иванов открыл ему дверь, посторонился, пропуская.

— Разбирайте! — каждый взял себе по посудинке. — Прав ты, Серый! Я поначалу обиделся, а пока в кухню шёл — понял. Прав! Так лучше! Давайте за это выпьем!

— По последней, — строго приказал начальник. — Тебе завтра в аэропорт. Отпуск догуливать. Иванову же, — рука инспектора исчезла в мощной лапе Фрола Карповича. Полыхнуло, оставляя на ладони ощущение наготы. Словно новая кожа выросла вместо старой, мгновенно. — Как вышедшему в отставку велю подготовить на себя все бумаги по агентскому званию!

От такой наглости дважды бывший силовик едва не выпал в осадок, потеряв дар речи.

— А ты чего думал, я всё писать буду?.. Шиш тебе! Трудись во благо...

Оглавление

Глава 1 Попытка №5. Часть первая

Глава 2 Попытка №5. Часть вторая

Глава 3 Попытка №5. Часть третья

Глава 4 Привет из прошлого. Часть первая

Глава 5 Привет из прошлого. Часть вторая

Глава 6 Голый дядя. Часть первая

Глава 7 Голый дядя. Часть вторая

Глава 8 Безумный день с продолжением. Часть первая

Глава 9 Безумный день с продолжением. Часть вторая

Глава 10 Театр и записи. Часть первая

Глава 11 Театр и записи. Часть вторая

Глава 12 Задушевный разговор

Глава 13 Профессиональная деформация. Часть первая

Глава 14 Профессиональная деформация. Часть вторая

Глава 15 Профессиональная деформация. Часть третья

Глава 16 Профессиональная деформация. Часть четвёртая

Глава 17 Эпилог