Франциска Вудворт, Настя Любимка
ВСЕМ, КОМУ ДОЛЖНА — ПРОЩАЮ
ПРОЛОГ
Надежда Раевская
— Ты и сама должна понимать, мать, что тебе не место в моей семье, — подсовывая бумагу на подпись, сказал, как отрезал сын. — Люде моей глаза мозолишь, а она беременная, ей покой нужен. Мы не можем без своего угла быть. Людочка нервничает и всё это на ребёнке отражается.
— Но куда же я пойду? — у меня все еще в голове не укладывалось происходящее.
— Да Россия большая, — не теряется сын и даже глаз не отводит. — У тебя подруги есть. А вообще, люди и в подвалах неплохо спят. Мне всё равно — мешаешь ты нам.
Его слова бьют наотмашь. Эдик, родная кровиночка, превратился в злого и агрессивного незнакомца. Я с недоумением смотрела на документы, не понимая, когда успел подготовить. Голова была словно чугунная. Я пришла из офиса, где подрабатывала уборщицей, мечтая дать отдых ногам и поесть, а в итоге на кухне меня потчуют совсем другим блюдом.
Невестка сидит мышью в комнате, но не может не слышать, о чём идёт речь. Уверена, это она его накрутила! Никогда мне не нравилась, и я рада была, что живут отдельно, пусть и снимают угол. Детей у них долго не было, а тут через семь лет понесла. Эдик с ума сошёл от радости.
Со своей Людочки пылинки сдувает. Носится с ней, как с писаной торбой, все капризы исполняет. А она ушла с работы и целыми днями на диване лежит, по дому палец об палец не ударит. Тарелку за собой не помоет!
Дура была, что их пожалела. Но сын едва в ногах не валялся, умоляя пустить жить к себе. Жена ушла с работы, ей тяжело с подносами официанткой бегать, а он один съёмное жильё не тянет. Опять же — Людочке питаться хорошо требуется, нервничать нельзя. Да и деньги отложить к рождению ребёнка необходимо.
Я дрогнула. Всё же внука ждём. Если потеряет, не только сын мне этого не простит, я сама себя не прощу. Вот только с их переездом незаметно превратилась из хозяйки в прислугу «принеси-подай». Сын после работы устаёт, весь дом на мне. Мало того, и расходы на продукты возросли, мне постоянно приходится таскать тяжёлые пакеты. Приготовь, убери. А ведь я тоже работаю, но помощи нет.
— Это моя квартира, — наконец нахожу в себе силы возразить. — И это вы живете на моей территории.
— Ты эту дурь из головы своей выбрось, — моментально взъерошивается Эдик. — Ты давай мне тут, не елозь и подписывай бумагу, а не то я тебя, как отец, кулаками-то награжу. Теперь понимаю, что это ты сама виновата, что он на тебя руку поднимал. Из-за твоего дурного характера я без отца остался! — попытался вызвать у меня застарелое чувство вины.
Раньше стоило ему упрекнуть отцом, как я тут же покупала желанную игрушку, а позже давала деньги на развлечения. Все жилы тянула ради него, чтобы ни в чём не нуждался. И вот, дождалась!
— Не буду, еще и полицию вызову, — отчеканила. — Собирайте манатки и пошли прочь!
Я и так всю жизнь ради сына терпела мужа-тунеядца. Все приговаривала себе, что все так живут.
Мы вместе из деревни уехали в город, в поисках лучшей жизни. Вначале всё хорошо было. На первое время нас приютила мамина сестра Катерина, а найдя работу, мы съехали, сняв комнату. И если я хваталась за любую подработку, то Витя перебирал. То ему не так, то не этак. Если и устраивался куда, то ненадолго. А потом и вовсе стал попрекать, что я его с насиженного места сорвала.
Может, мы бы и развелись, но я забеременела. Витя воодушевился, обещал, что ради меня горы свернёт теперь. Но первая радость прошла, а всё осталось по-прежнему. Тянула я всё одна. Матери заикнулась, что не могу с ним больше жить, но она на меня в крик, чтобы не позорила её. Много о себе нового узнала.
И не красавица ведь, мама мне прописную истину втолковывала, мол, благодарной я быть должна, что хоть кто-то на меня посмотрел, да ребенка мне заделал. Терпеть надо, как все женщины, благодарной быть. Ребёнок не должен расти в неполной семье.
И рос вот он в полной, да несчастливой. Может, я бы и терпела, если бы Витя не стал руки распускать. Вот тут моё терпение лопнуло.
Мать не простила мне развода. Спасибо тётке. Забрала к себе, с ребёнком сидела, когда я на работу вышла. Она одинокая была, с мужем не сложилось. Ушёл к молодой любовнице, которая ему ребёнка родила. Тётя бесплодной оказалась. Вот и прикипела к нам. Мы хорошо с ней жили. После смерти квартиру мне оставила.
Сколько бессонных ночей, сколько сил было вложено в сына, и ради чего? Чтоб в один прекрасный день стать обузой в собственной квартире? Чтобы каждый день унижаться ради куска хлеба, это ещё при том, что мою пенсию они с невесткой забирают?
Как я докатилась до такого? И ведь поначалу Людочка такой приветливой была, благодарной. Я уж думала, что зря у меня к ней душа не лежала. А как к нам переехала, да втершись в доверие, доверенность на получение пенсии от меня сын выпросил, так все, как подменили обоих!
Меня на улицу?!
Неблагодарные! Я свой век в своей же квартире доживать буду!
— Пошли вон! — я не кричала, я с исступлением рвала дарственную на свою квартиру. — Ни за что не подпишу эту писульку, а угрожать станешь, так я быстро заявление в полицию подам.
Я жадно дышала, пытаясь хоть немного прийти в себя. Ещё инфаркта не хватало. Не дождутся, изверги!
— Собирайте вещи, чтобы завтра ноги вашей здесь не было, — глухо произнесла я. — Видеть вас не могу!
Находиться в родном доме было невыносимо, и ноги сами понесли в коридор.
— Нас с родным внуком на улицу? — взвизгнул Эдик мне в спину. — Ты сумасшедшая! Дура старая! Да я тебя в психушку упеку!
Не желая слушать всю ту грязь, которую он выливал на мою седую голову, рванула с вешалки пуховик, всунула ноги в дешёвые дутые сапоги и выскочила из квартиры, хлопком двери отсекая от себя его голос.
Дрожащими руками пыталась застегнуть молнию пуховика, но всё не попадала. Привалилась к двери, уперев локти для поддержки, и, наконец, попала в пазл, потянув вверх собачку замка.
— Куда она пошла? — донёсся голос невестки.
— А чёрт её знает! — выругался сын. — Вот бы утопилась, старая маразматичка.
— Ага, такая утопится, — с неожиданной злостью ответила Людочка.
И меня как волной отшвырнуло от двери квартиры.
Шаркая уставшими ногами, медленно спускалась по лестнице. В сердце пекло так, что хотелось умереть. Но невестка права — хрен им, не доставлю такого удовольствия!
Слёзы ручьями текли по лицу, а я не понимала, где так провинилась в жизни? Что делала не так? Всю жизнь ищу любви и не вижу её.
Родная мать не любила, не жалела никогда. Слова ласкового не сказала. Нас у неё пятеро, а я самая старшая. Отец — алкоголик, и всю семью тянула она, работая на двух работах. Уставала смертельно, вечно злая, раздражительная.
Я всеми силами старалась помочь ей: за младшими присмотреть, дома убрать, есть приготовить. Я же после школы и учиться дальше не пошла, сразу на работу устроилась, чтобы ей помочь. Разве мне кто спасибо сказал? Нет, как будто, так и надо.
Думала, муж любить будет, создам свою семью. И когда Виктора встретила, решила — вот оно, моё счастье. Казался таким надёжным, внимательным, ухаживал красиво. А в итоге повторила судьбу матери, взвалив всё на себя.
Может, в этом моя ошибка? Не нужно было быть такой понимающей, не стоило жалеть его. Дала бы раз пинка под зад, чтобы шёл работать и перестал витать в облаках.
После развода решила, что буду жить ради сына. Вот кто меня любит просто за то, что я есть. Себе во всём отказывала, лишь бы он ни в чём не нуждался. Игрушки, в которые ткнёт пальцем, — его. Плавание, волейбол, бокс, каратэ. Оплачивала любые секции, но он надолго ничем не увлекался. Понравились кроссовки дорогие — себе откажу во всём, но ему куплю. Репетиторы для учёбы? Пожалуйста. Да я кредит взяла, чтобы ему учёбу в институте оплатить, только он прогуливал и бросил. Так и осталось неоконченное высшее. А я же мечтала, чтобы хоть у сына было высшее образование.
Когда я его упустила? Как получилось, что вырастила эгоистичное, неблагодарное чудовище? Я же всю жизнь на него положила. Ради него жила. Экономила на себе. Когда с работы на пенсию уволили, не стала сидеть дома, чтобы и дальше ему копейкой помогать
А он меня на улицу?! Ради этого я жила?
Тяжёлые мысли давили, не давали вздохнуть.
Я вышла из дома и, не зная куда идти, пошла вокруг него, где вилась цементная дорожка возле фундамента. Рванула ворот пуховика, расстёгивая и вдыхая холодный воздух. Весна, но снег ещё лежит. Как же хочется тепла!
Казалось, у меня внутри душа замёрзла настолько, что звенело всё от лютой стужи.
За что мне такая жизнь? Почему я страдаю? Всю жизнь обманы, предательства, мною пренебрегают, не ценят. Не любят. В чём я провинилась, где оступилась и неправильно повела себя?
Я напряжённо думала, стараясь это понять. И, кажется, нашла ответ. Всю жизнь я жила для других. Старалась заслужить любовь сначала матери, потом мужа, сына. А на самом деле нужно было в первую очередь любить себя. Баловать не других, а себя. Не ждать, когда меня полюбят и оценят другие, а самой себя ценить. Уважать.
Боги, мне пятьдесят семь лет, а эту простую истину я поняла только сейчас! Жизнь прошла.
«С меня довольно!» — сказала себе. Завтра же начну жить по-новому, отбросив ложные чувства вины, обязательств перед сыном. Хватит! Ему уже за тридцать, он здоровый мужик и пусть живёт сам и своим умом. И перец им жгучий под нос, а не квартира! Продам и уеду в другой город. А лучше к морю! Хоть в селе каком домик себе куплю и заведу хозяйство. Не пропаду! Пусть сын рассчитывает лишь на свои силы. Я долги отдала.
«Я больше никому ничего не должна!» — с особым удовольствием повторила про себя эти слова. И почувствовала удивительное чувство свободы. Даже не так — освобождение! Моя душа как будто сбросила с себя душившие оковы.
Я засмеялась в голос, внутри ощущая себя юной девчонкой, полной сил.
У-у-ух!!!
Рядом со мной, буквально в сантиметрах, рухнул пласт снега с крыши, усыпав всю меня снежной крошкой. Сердце пропустило удар, а потом забилось испуганной птицей. В груди запекло, стало так горячо, что не вдохнуть. Я беспомощно хватала ртом воздух, потом ноги подкосились и я упала, проваливаясь в темноту.
ГЛАВА 1
Максимиллиан арр Телларион. Отриалон
— Что же ты так смотришь, дорогой? — капризно протянула Самира, опуская свои ресницы, но я уловил в голосе тщательно скрываемые нотки страха.
Чувствует за собой вину и опасается последствий. Когда-то я мог часами любоваться ее совершенной красотой. А сейчас едва сдерживался, чтобы не удавить мерзавку.
— Хватит на меня так смотреть! — сдали у неё нервы. — Да, у меня есть поклонник… У всех красивых девушек они есть и в этом нет ничего предосудительного. Ты же так долго отсутствовал, не уделял мне внимания.
Что-то я не видел в её письмах ко мне сетований по этому поводу. Лишь благодарила за подарки и драгоценности, которые я ей посылал на праздники.
— Шесть… — холодно уточнил я.
— Ну, хорошо, их шесть… — покладисто согласилась она, невинно хлопая ресницами, лишь напряжённая складка у губ выдавала её волнение.
— Только в этой крепости, а еще пять в Алуадаре, три в Тассоме и четыре…
— Хватит!
Я скривился, видя, как по щекам любезнейшей невесты текут слезы. Раньше, пару лет назад, еще до войны, я велся на ее кукольное лицо, алые пухлые губы и небесного цвета глаза. Верил, что эта непорочная синева не может одарить собой лгунью и интриганку. Верил каждому ее слову. И вот чем все обернулось.
Если бы тогда я знал, как все сложится, не стал бы оттягивать брачный ритуал. Не поддался бы на уговоры Самиры, которая подольше хотела оставаться человеком. Видел и сам плюсы в том, чтобы супруга выглядела немного постарше, более подходящей моему статусу.
— Максимиллиан, я… люблю только тебя, они ничего не значат! Я же твоя истинная! Клянусь всеми…
— Замолчи! — ледяное спокойствие, которое я сохранял вопреки бушующей внутри меня ярости, дало трещину.
Лживые слова ядом растекались внутри и жалили.
А вместе с эмоциями наружу вырвалась тьма.
Теперь на девушку смотрела сама бездна, голодная, она словно открыла свою пасть, желая заглотить новую жертву. Я не позволил.
— И ты решила, раз истинная, значит можешь мне изменять? Думала, сможешь крутить мной, как тебе захочется?
Чернильная тьма устремилась к предательнице, но я усмирил силу, не дав той коснуться неверной женщины.
— Не надо! О, прости меня! Любимый!
Ядовито усмехнувшись, сжал кулаки. Я прекрасно знал, какой силой обладаю, знал, что Самира всегда боялась меня и моих подданных. А сейчас ее уверенность в том, что у меня нет выбора и я приму её любой, — лопалась как мыльный пузырь.
Я бы ещё мог простить ей вереницу поклонников, ухаживания которых она принимала и расточала авансы, но не потерю невинности. Дурочка наслушалась проповедей жрецов и решила подарить свою чистоту человеку, спасая этим свою бессмертную душу.
Я ещё не выяснил, кому она отдалась. Из поклонников она особо выделяла троих, их уже бросили в темницу. Допросом займусь лично, не желая никого иного посвящать в подробности своей личной жизни. Они умрут, вопрос лишь в том, насколько быстро и мучительно.
Сам виноват, что доклады тайно приглядывающей за ней охраны я прочитал только сейчас и узнал, как весело проводила время моя невеста. Во время войны у меня были более важные донесения, и читать о том, как развлекается за чаепитиями Самира, я посчитал лишним. Думал, случись что серьёзное — и мне бы доложили.
Даже к ответу охрану призвать не мог. Они не знали, что наблюдают за моей невестой. Обретение истинной держал в секрете, чтобы враги не использовали её в своих целях. Тайная помолвка показалась мне идеальным выходом на тот момент.
Я ещё спрошу с её отца, куда он смотрел, когда его дочь компрометировала меня, ведя себя неподобающе.
Одна только мысль, что кто-то посмел посягнуть на то, что я считал своим, приводила в бешенство. Мой же вид наводил на нее не просто ужас, в глазах невесты я отчетливо видел, как она прощается с жизнью.
Нет уж, смерть — слишком мягкое наказание за то, что она натворила.
— Ты выйдешь замуж за человека самого низшего происхождения. За того, кто беден и не имеет собственного дома. Свадьба состоится завтра.
— Но… Пощади! — завыла блондинка, забыв о своей гордости, о титуле, который носила.
Это я, между прочим, возвысил её отца-торговца, даровав титул и земли. Если уж судьба сделала истинной человечку, то пусть уж она будет хотя бы аристократкой.
Самира обливалась слезами, подвывая. В этот момент она теряла все, что было ей так дорого. Весь блеск и красоту обеспеченной жизни, на который рассчитывала с момента обручения.
— Я же ваша… ваша…
— Больше нет.
Лениво стряхнув руки бывшей невесты со своего плаща, я стремительно вышел из покоев леди Самиры. Было приятно, что угроза её проняла. Пусть помучится. И это только начало.
— Будь ты проклят! — провыла она. — Будь ты трижды проклят!
Я отдал распоряжение охране, наказав не выпускать своевольную девицу до следующих приказов, и нырнул в прохладную тьму, позволяя перенести себя в свои комнаты.
Кто бы сомневался, что Дарион уже был здесь.
Молча протянув мне шекру, советник и лучший друг налил себе точно такой же бокал. Мы осушили напиток одним махом. Только после этого я смог выдохнуть. Нет, о спокойствии речи не шло. Тьма все еще пыталась вырваться на волю, чтобы отомстить за каждый болезненный вдох своего носителя.
— Крепости пали, мой князь, — нарушил тишину Дарион. — Оборотни просят о мире.
Я усмехнулся.
О мире нужно было думать тогда, когда сговорились с жрецами Саранты, желая отобрать мои земли и уничтожить мою расу. Жаль, не уделял должного внимания верованиям людишек и тому, чем жрецы забивают их головы. Пощады пусть теперь не ждут.
— Переговоров не будет. Храмы уничтожить, жрецов казнить, религия Саранты отныне запрещена на всем Отриалоне, земли оборотней и человеческих королевств, прилегающих к материку, — под наш полный контроль. Наместников назначим. Территории союзников заговора обложить данью на сто пятьдесят лет.
На миг я задумался, вспоминая как мы с Дарионом посмеивались над жрецами Саранты, проповедующих жизнь без вампиров. Мы всегда потешались над их девизами и глупым представлением о нашей расе.
«Сегодня капля — завтра вся кровь!» — вещали они, стоя на ступенях своих храмов или странствуя по трактам. — «Берегись, дева, не выходи из дома в нечистые дни! А если выходишь, не забудь о пробке!»
И тут же продавались те самые пробки, которыми по мнению жрецов, девушки и женщины обязаны пользоваться в лунные дни, дабы не привлекать внимания вампиров. Помнится, много лет назад мы с Дарионом даже прикупили пару штук и показали нашим любовницам. Не знаю как друг, но я тот вечер с Марриэль запомнил надолго. Особенно ее пугливое выражение лица и заверения, что у нее еще не начались эти дни и беспокоиться не о чем.
Мимолетное веселое воспоминание исчезло, оставив привкус горечи на губах. Мы не предполагали, что жрецы зайдут так далеко и посмеют организовать заговор, разжигая своими проповедями недовольство народа. Они готовились не одно десятилетие, собирали союзников, золото и оружие, но в итоге были разгромлены нашей армией. И пусть вампиры вышли из войны с минимальными потерями, допускать подобное впредь я не собираюсь. А потому щадить никого не стану. Показательная порка — действенное средство, которое надолго отобьет охоту идти против Отриалона.
Пока я объявлял свою волю, советник споро записывал указы за мной в свиток. Он управился быстро и передал бумагу мне, чтобы я ее запечатал и размножил. Девятнадцать одинаковых свитков тут же отправились другим членам совета. Я был уверен, что спорить никто не станет. Вопросы возникнут позже, когда начнется дележка территорий и обсуждение размеров выплачиваемой дани от проигравшей стороны.
— Выпей, — Дарион наполнил бокал. — Все закончилось.
— Скорее началось, — скривился, но от шекры отказываться не стал.
— Само собой, — Дарион наконец позволил себе расслабиться, — князья не упустят возможности отхватить кусок пожирнее. Но… — Взгляд друга стал серьезным. — Что ты намерен делать с леди Самирой?
— Выдам замуж, — глухо произнес я. — За человека самого низкого происхождения.
Упоминание о той, кто стала для меня истинной парой, резануло по сердцу не хуже клинка. Я даже дышать стал прерывисто.
— С ума сошел?! — потрясенно выдохнул друг. — Замуж? За другого?
— Пока она живет — со мной ничего не случится, Дарион. Но даже ради наследника на одно ложе с ней возлечь я не смогу. Сегодня я едва сдержался от того, чтобы не придушить мерзавку!
Мысль о том, чтобы убить Самиру, доставляла мне удовольствие. В то время как тело буквально рвало на части от подобной участи той, кто должна была стать для меня всем. Только сейчас я искренне порадовался, что не провел брачный ритуал. Она не достойна выпавшей ей чести! Обратного пути бы уже не было. А так имеется маленький шанс…
— Боги милостивы, Дарион.
— Надежда на то, что спустя годы появится вторая истинная — ничтожно мала. Ты же понимаешь, что мы должны будем проследить за Самирой? Ей нельзя умереть, и она должна родить как минимум двух детей от другого, чтобы шанс осуществился.
Тут он прав. В истории ещё не было такого, чтобы женщина, родившая двоих детей, становилась истинной вампира. Как только девушка выходит замуж за другого и становится матерью, желательно не один раз, привязка слабеет, а после и вовсе исчезает. Это давало мне мизерный шанс на удачу.
— Тебе нужно успокоиться.
— Успокоиться? — проревел я. — Ты хоть представляешь, как тьма рвет меня? Тянет к ничтожной человечишке, вдруг возомнившей себя королевой! Да после всего, что она натворила, — четвертовать мало!
— Леди оступилась…
— Ты защищаешь ее?
— Нет, но я помню о ее природе и практическому отсутствию ума в ее красивой головке. Вспомни о том, кем она была рождена, вспомни, как ее воспитывали…
— Ты предлагаешь мне закрыть глаза на измену и провозгласить ее княгиней моего народа? — я уже не говорил, шипел. — Дочку купца, с которой рачительный папаша пылинки сдувал?
— Раньше тебя это не останавливало. Я о происхождении, — Дарион вздохнул и взъерошил волосы на затылке. — Не сейчас, может спустя сотню лет. Когда ты сможешь исполнить свой долг и зачать наследника. У тебя нет выбора. Ты же понимаешь, что никто другой не понесет от тебя! Это твой долг — дать жизнь новому архивампиру!
Я оборвал поток брани, который почти сорвался с языка, заставляя себя осмыслить сказанное. У советника явно имелась идея.
— Что ты придумал? — осушив очередной бокал шекры, спросил его.
— Думаю, лучшим вариантом будет воспользоваться древней магией.
Я задумался, пытаясь сообразить, что именно имеет ввиду друг.
— Ты хочешь ввести тело Самиры в стазис до того момента, пока я не остыну и не смогу воспринимать ее хотя бы как племенную кобылу?
— Нет! Я вообще-то имел в виду полное подчинение разума на столетний срок. Так леди будет в безопасности и не сможет по собственной инициативе вляпаться в неприятности. Касаемо стазиса, честно, Максимиллиан, я бы не рискнул. Слишком темный ритуал, слишком чуждый и тяжелый для нашего поколения. Как бы все не обошлось дороже, чем указано в древнем писании.
Это не вариант. Она превратится в марионетку, говорящую куклу, без капли разума. Это позор выводить в свет такую истинную, а мать своих детей придётся представлять обществу.
Я не успел ему ответить. Тьма яростным потоком вырвалась из моей груди и устремилась ввысь, на несколько мгновений ослепляя и меня, и Дариона. Я и вдохнуть не успел, как был поглощен воронкой портала собственной магии.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы вернуть зрение и понять, где я нахожусь.
— Тварь! — прорычал я, кидаясь к бесчувственному телу Самиры. — И где яд взяла?!
Было противно даже её кровь пробовать на вкус, но была дорога каждая минута, а лучшего способа для мгновенного определения яда не существовало.
— Максимиллиан? — Дарион появился в дверях. — Она?!
— Да! — рявкнул я, — Сок лютоцвета. Я справлюсь.
Вампиры — это не только сильнейшие некроманты, это и самые лучшие целители. Правда, вряд ли к нам выстроится очередь на лечение. Наши методы в корне отличаются от методов светленьких магов.
Пока я проводил нехитрые манипуляции с организмом Самиры, в ее покоях собрался народ. Дарион вызвал служанок и целителей.
— Она ошиблась в дозировке, — выдохнул я, отходя от кровати, на которой разметалась затихшая Самира. Я скривился от исходящего запаха отравленного тела. — Пусть ее вымоют и оденут. А вы, — я обращался к целителям. — Дайте ей снотворное. Яд я выжег.
— Да, мой князь, — хором произнесли подчиненные и низко склонились.
У меня не было сил на портал. А потому я молча вышел из покоев гадины и поспешил по коридору в свой кабинет.
Только там я мог позволить эмоциям выйти наружу. Я знал, что после выплеска тьмы мне придется полностью менять обстановку кабинета, но это было меньшее из зол.
Дарион дождался, пока тьма угомонилась, и только после этого осторожно постучал в дверь.
— Войдите.
— Яд был получен не здесь, — тут же начал отчитываться Дарион. — Служанки — в допросной, но я уверен, что они не причем. Она привезла его с собой. Но я не понимаю для чего…
— Тут нечего понимать. — Хмуро бросил я. — Боялась моего гнева. Не силой, так подлостью. Ты забыл, в какой храм ходила Самира?
— Ты полагаешь, что она была в сговоре со жрецами Саранты?
— Предполагаю. Но это мы выясним позже и не от леди Самиры. Готовься к ритуалу, я введу ее в стазис.
— Максимиллиан! Это риск и…
— Не обсуждается. Леди заплатит мне за все, что натворила. Каждая минута в стазисе для нее обернется мучительной агонией. Она раз за разом будет переживать боль предательства. Я её возвысил, пусть же познает унижения. Осыпал подарками и драгоценностями, так пусть же узнает, что значит прозябать в нищете.
Лишь с помощью тёмного ритуала из разряда тайных знаний я мог сполна наказать предавшую меня невесту.
— И к тому времени, как я буду готов вернуть ее, получу покорную и на все согласную женщину, — с удовлетворением заключил я, подводя черту в споре.
— Это опасно. А вдруг что-то пойдёт не так? Мы не можем потерять единственного архивампира Княжества Багра. Ты ставишь под угрозу жизнь своих подданных, Максимиллиан. Твой долг обзавестись наследником, а потом сделаешь с Самирой, что пожелаешь.
— Готовься к ритуалу.
Не желал слушать никаких возражений. Третьего раза не потребовалось.
— Да, мой князь. Простите.
Спустя три часа мы собрались на нижнем уровне замка, месте, где начинаются многочисленные туннели подземелья, где соседствуют камеры для узников, пыточные, а также малые залы для проведения темных ритуалов.
Предки неспроста отвели именно эту часть строения под практику древней магией. Близость к земле увеличивала силу вампира, а прочный фундамент здания поглощал излишки тьмы, не давая той распространиться на уровни выше.
— Мой князь, все готово, — установив последнюю свечу у ложа, на котором сладко спала Самира, произнес Дарион. — И все же, я спрошу, ты уверен?
— Как никогда. Отойди.
Советник поклонился и шагнул прочь из зала. Сейчас кроме нас двоих, меня и Самиры, в зале не должно никого быть. В противном случае, ритуал может обернуться катастрофой для всех.
Я сверился со старинным свитком, скрупулезно проверив, правильно ли расчерчены линии пентаграммы, совпадают ли свечи с нужным углом, не выступает ли лишняя часть одежды Самиры из круга, в который она заключена. Я не хотел лишать ее жизни, но прекрасно сознавал, что сейчас не в состоянии простить предательство.
Возможно, Дарион прав, и спустя время, сто, а может и двести лет, я смогу забыть ошибку, которую допустила моя пара.
Конечно, речи о том, чтобы создать любящую и крепкую семью, не идет. Призрак прошлого всегда будет стоять за нашими спинами. Но я получу наследника, который в будущем станет опорой моего княжества. А спустя время и подданные смирятся с княгиней, бывшей человечкой, которой не суждено стать даже высшим вампиром. А самое главное, свита Самиры, состоящая из людей, к этому моменту умрет и очевидцев измены моей пары не останется.
Я смотрел на безмятежное лицо бывшей невесты и не мог не задаться вопросом, чего же ей не хватало? Не случись эта война — и она бы не знала отказа ни в чем, я бы окружил ее заботой. Впрочем, я и так сделал все, чтобы Самира чувствовала себя королевой. Не мог лишь рядом быть, воюя наравне со своими подданными.
Когда-то я был искренне ею очарован. Кому я вру? Я был почти влюблен. Даже тому, что она человек, сильно не расстроился. Какая разница, если боги распорядились подарить мне в спутницы жизни хрупкую, словно сделанную из фарфора, девушку? Мой инстинкт воина вопил о том, что я должен ее защищать, оберегать, купать в роскоши и неге. Война… изменила все.
Показала истинное лицо той, ради которой я был готов на многое. Ей стоило попросить — и я бы бросил к её ногам весь мир. Все, чего требовала моя душа, — верности. С момента нашей встречи у меня не было других женщин.
Тьма вырвалась из груди, устремилась к Самире, возвращая меня с небес на землю. Я могу долго гадать, что послужило причиной предательства. Фактов не изменишь. Моя нареченная, истинная пара, не только разделила ложе с другим, но еще и попыталась меня убить.
Ярость завладела моим разумом. С холодной решимостью я начал ритуал. Я кожей ощущал, как меняется атмосфера в зале: из таинственно-мрачной в ужасающую, леденящую кровь. ...
Последние комментарии
18 минут 17 секунд назад
38 минут 18 секунд назад
1 час 3 минут назад
1 час 7 минут назад
10 часов 37 минут назад
10 часов 41 минут назад