Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди [Лара Ингвар] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Протокол дела Анны Гельди. Первый акт.

Обвиняемая Анна Гельди уроженка Зеннвальда, приведенная к присяге и спрошенная о своем происхождении, местожительстве, родителях, их смерти, своем воспитании и своем круге знакомых, ответила, что она не причастна к отравлению иглами Анны Марии Чуди. Будучи опрошена о случае перемены местожительства, о причинах к этому, она дала ответ, что переехала в Гларус для работы горничной пятнадцать лет назад и более переездов не совершала. На вопрос о том, верит ли она в существование ведьм и их способность производить грозы и наводить порчу на животных и на людей, она ответила отрицательно. Да будет известно судье, что обычно ведьмы отрицают во время первого допроса всякую вину, что еще больше возбуждает против них подозрения.


Глава 1 Никогда не упускайте представленных возможностей.


У каждого человека есть талант. Я в этом уверена, и никто не сможет убедить меня в обратном. Спорт, музыка, искусство, литература и наука — лишь вершина айсберга, талант не обязательно должен быть связан с этими понятиями. Я видела людей, которые потрясающе умеют стоять в очередях и выбивать справки у бюрократов, видела тех, кто виртуозно играет на нервах мужского или женского пола, даже видела восхитительных укладчиков плитки и настройщиков света.

На вопрос «Какой же талант у тебя?», с гордостью отвечу «Информация». Способность найти любую необходимую информацию, по любым ресурсам, а потом обработать, почистить и преподнести вам в том виде, в котором вы хотите — вот мой талант. Я не только нахожу информацию, как свинья трюфели, я умею превратить короткий, казалось бы, ничего не значащий факт в увлекательную историю. Мой талант открылся довольно внезапно, когда мой незадачливый сокурсник прошляпил все сроки сдачи курсовой работы. На тот момент, я была как кошка влюблена в его карие глаза, и готова была бежать за ним по битому стеклу. Естественно, информацию я нашла. Сделала все выписки из необходимых книг, копии документов в архивах. Его задачей осталось собрать воедино разрозненные куски и получить высший балл. Помощь он мою оценил, но лишние десять килограмм при росте 160 не добавляют привлекательности, и его благодарность ограничилась походом в кафе и вымученным свиданием в кино.

С того дня прошло без малого семь лет. Я перестала красить волосы в жуткий черный цвет и дала отрасти им до лопаток натуральными каштановыми волнами. Лишние килограммы пропали, лицо похудело и похорошело, в серых глазах появился флер загадочности от постоянного недосыпа.

Мой отец всегда любил цитировать А. П. Чехова “В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли”. В этом плане Андрей Колесников не ошибался. После того, как моя физическая оболочка стала гармонировать с душевной, жизнь пошла гораздо проще. До недавнего времени…

Я крутилась на стуле в своем кабинете и размышляла, зачем, мне, собственно, этот кабинет сдался, ведь в офисе на Кузнецком мосту я едва ли провожу две недели в год. Офис симпатичный, выбитый у обанкротившегося турагенства, поэтому на стенах до сих пор висели радужные постеры с видами моря, пальм и других экзотических красот. Уже два года мне обещают ремонт, но пальмы так и остаются на своих местах.

В дверь постучались. Александр Ильич — мой непосредственный начальник являл собой еще один вид таланта. Управление бизнесом — задача не простая и требующая внимания, умения подбирать кадры, умасливать клиентов, бороться с конкурентами. Ильич выглядит как типичный учитель физики в общеобразовательной школе, добродушная улыбка и располагающая залысина моментально вызывают симпатию, а мутное прошлое и связи в государственных структурах обеспечивают нам сниженное налогообложение и доступ к тем документам, до которых простым смертным путь заказан.

— Диночка, поздравляю! — он улыбнулся и протянул мне пухлый конверт, — Клиент очень доволен проделанной работой.

Я спешно схватила конверт и засунула в объемную сумку. Летняя жара уже неделю господствовала в столице, и если я не куплю кондиционер, то сварюсь заживо в своей хрущевке.

— Мне в этот раз повезло. Предками Попова оказались мелкие дворяне, и часть дальних родственников до сих пор живет во Франции, в Париже. Сомневаюсь, что он бы так радовался, если бы его пра-пра-прадед был простым ремесленником.

Ильич усмехнулся:

— Знаю, знаю. Попов засел за изучение французского и уже готовиться к встрече с семьей. Ты ему сообщила, что они долгое время жили в Алджире и несут в себе куда больше жаркой африканской крови, чем русской?

— Думаю, он сам скоро это увидит.

Восемьдесят процентов моей работы заключалось в составлении генеалогических деревьев. Из-за революции многие из нас потеряли свои корни и теперь хотели их обрести, пусть за немалые деньги. Поначалу я работала честно и полностью восстанавливала максимум информации, но потом поняла, что люди не хотят знать о своих родственниках, осужденных за кражу картошки в колхозах, всем подавай героическое прошлое. Певцы, актеры, политические деятели хотели верить, что их исключительность передавалась по семейному древу, а еще лучше — обнаружить, что они давние потомки Романовых или, на худой конец, князей Долгоруких. Поэтому к древу я прилагала несколько историй, они могли быть частично надуманными, но основанными на фактах. Сочинительство было моей сильной стороной: я умела придумывать душещипательные истории с погонями, любовью, неравными браками. Клиент уходил довольный, я получала гонорар.

Обычно Ильич, не смотря на свой солидный возраст, метался как метеор между офисами, но сейчас он остановился в дверях и сверлил меня взглядом:

— Как у тебя с загранпаспортом и знанием немецкого?

— Загранпаспорт есть, немецкий разговорный, — Я не стала преувеличивать по поводу своих знаний, потому что врать Ильичу было невозможно, он ложь носом чуял. И если Ильич учуял, что ты ему врешь, шанс остаться при работе становится весьма призрачным.

— Перевод сможешь сделать с немецкого на русский? Качественный, детальный.

Ответом стал мой кивок. Ильич так и продолжал смотреть на меня, размышляя, стоит ли давать мне заказ. Пока он не решит, что заказ мой, не скажет не одной детали дела. Ну ничего, посижу, подожду, все-равно неохота домой в час пик ехать и толкаться с потными и злыми офисными служащими. Спустя несколько мгновений, он вздохнул:

— Только строго между нами.

— А разве может быть иначе? — глаза мои загорелись, скорее всего мне сейчас достанется заказ кого-нибудь из VIP клиентов. А VIP это двойная ставка и возможность бесплатно сгонять заграницу.

— Помнишь, ты интересовалась, куда делся Сашка Антонов? — еще бы я не помнила, этот бровястый жук мне денег должен. Вместо озвучивания вслух своих измышлений, я просто кивнула.

— Неделю назад нам поступил заказ от Полины Ромашковой. Она пишет роман об охотниках на ведьм и затрагивает дело Анны Гельди.

Я кивнула. Все знают Полину Ромашкову: писательницу фантастики, детективной мистики и любовных романов. На мой взгляд такое потрясающее говно надо еще постараться написать, но муж-депутат и неограниченные вложения в рекламу сделали из нее звезду на наших просторах. Недавно Ромашкова объявила во всеуслышанье, что пишет бестселлер, историю женщин, обвиненных в колдовстве. Венцом ее творения должно было стать дело Анны Гельди казненной в Швейцарии в конце восемнадцатого века. У меня до сих пор в голове не укладывалось, что в одной из самых продвинутых стран мира был совершен последний процесс над «ведьмой», закончившийся смертным приговором.

— Поскольку Ромашкова ни слова не говорит по-немецки, она обратилась к нам за сбором материала. Оказывается наши услуги со сборами на визу, авиаперелет и гостиницу стоят дешевле, чем швейцарский специалист со знанием русского.

Я устремила взгляд на стол, чтобы блеск в глазах не выдал моей радости. Судя по словам Ильича, меня ждет незабываемое путешествие в Швейцарию, вот только причем тут Антонов?

— Я поручил это дело Александру. Он у нас полиглот и уже работал с Ромашковой, она осталась очень довольна. Но дело в том, что он пропал. Всю неделю не выходит на связь, телефон не отвечает, семьи у него, как ты знаешь, нет. И я боюсь, что случилось худшее… Он сорвался.

Антонов был работоспособнее всего нашего отдела вместе взятого. Его мозг функционировал с такой скоростью, что я, далеко не глупый человек, чувствовала себя рядом с ним умственно отсталой. Плюс, он умел писать так, что та же Полина Ромашкова заимствовала его абзацы и целиком вставляла в текст, а потом радовалась разбору «своих» слов на цитаты в интернете.

Видимо и этому мозгу временами нужна была передышка, а потому Сашка пил. Он уходил в недельный запой, да не просто так, а умудряясь спрятаться в каком-нибудь подвале, обложиться там котиками и бутылками горячительных напитков и полностью пропасть со всех радаров. Делал это Антонов ровно два раза в год, но обычно предупреждая нас и беря на это время отпуск. Мы бы так и не узнали о его пагубной привычке, если бы примерно год назад отчет Сашки о проделанной работе, случайно не попал в список СПАМА. Мы принялись искать Александра, но он пропал. Тогда мы взялись за его поиски, подняли на уши местную полицию, больницы, морги. Нашла его я, спящего на лавочке в парке около его дома в обнимку с уличным псом.

— Вы мне предлагаете поехать в Швейцарию и найти там Антонова?

— Нет, Дина. Я тебе предлагаю сделать за него работу, получить деньги. Если ты его найдешь, сообщи, что он уволен.

Тон Ильича вдруг стал похож на металлический скрежет, смывая с него личину добродушного толстячка. Мой начальник только с виду казался милым и безобидным, но он не прощал ошибок, именно поэтому мы не просто держимся на плаву во время любого кризиса, мы преуспеваем. Натянуто улыбнувшись, я пожелала ему доброго вечера и собиралась удалиться, когда Ильич добавил уже в своей обычной манере:

— Хороших выходных! Завтра к тебе приедет курьер за загранпаспортом, отправляешься в понедельник. На выполнение работы у тебя остается десять дней, так что не подведи. Я очень на тебя рассчитываю.

Он похлопал меня по плечу, и, насвистывая, удалился. Я же отправилась домой, в мечте встать под освежающий душ, чтобы смыть с себя усталость и гаденькое ощущение, будто это я виновата в том, что Сашку вот вот уволят.


* *


Когда люди слышат гордое «у меня есть квартира в Москве», редко кто представляет однушку и обосанный подъезд в Выхино.

Но на самом деле Москва — это одно сплошное Выхино. Эдакая змея, пожирающая собственный хвост и от того бесконечно растущая. Нет, я безусловно люблю свой город, с его энергией, историей и бесконечным движением, но предпочитаю не закрывать глаза на его минусы, принимая соседство офисных зданий со старыми хрущевками, вроде моей, неограниченного богатства с нищетой, последних мерседесов с жигулями 86 года. При этом очень может оказаться, что владелец мерседеса живет в бедности, а хозяин жигулей является обладателем квартиры в центре.

Пройдя в подъезд, зажимая нос рукой, я поднялась на четвертый этаж и оказалась в своей квартирке со свежим ремонтом, квартирке довольно безликой, ведь не так давно я планировала продать ее и переехать в Петербург со свои женихом. Жених был да сплыл, а ремонт остался. При воспоминании о нем я больно ущипнула себя за руку, в наказание за неправильные мысли. Прошло почти пол года, следует двигаться дальше. Не успела я снять босоножки, раздался телефонный звонок. Надпись «Мама» вызвала страдальческий стон, сейчас будет предлагать очередного неженатого сына очередной подруги.

— Да, мамуль.

— Привет, Дина. Как твои дела?

— Просто замечательно! Через два дня отправляюсь в командировку в Швейцарию.

— Поздравляю! И на сколько едешь?

— Минимум на десять дней — сообщила я, мысленно просчитывая, на сколько дней я смогу «задержаться», чтобы избежать назойливых звонков.

— Ах, как жаль. Тут к Риточке приезжает племянник. Сибиряк. Он в разводе, детей нет. Я тут подумала…

— Мам, — жестко перебила ее я — Мне двадцать шесть лет, можно я сама буду выбирать с кем мне встречаться?

— Ой, я тебя знаю, так одна и будешь сидеть, копаться в своих бумагах. Хороших ребят быстро разбирают…

Зная, какая последует тирада, я нажала “отбой” и вырубила телефон. Нет уж, никому не дам испортить мне настроение. Я включила музыку погромче, приняла душ и, пританцовывая, принялась забрасывать вещи в чемодан, попутно читая небольшую статью об Анне Гельди в интернет-справочнике:


«Анна Гельди родилась 1734 году. В 1765 году Гельди переехала в Гларус. В течение семнадцати лет работала горничной. С сентября 1780 года Гельди жила и работала в доме врача Иоганна Якоба Чуди. В октябре 1781 вторая дочь Чуди, Анна-Мария заболела, у нее появились судороги, и она начала исторгать из себя иглы. Чуди якобы обнаружил, что Анна регулярно подмешивала ей иглы в молоко и хлеб, в результате чего Гельди была уволена. И хотя девочка исцелилась, началось преследование Гельди как ведьмы. Первоначально женщина смогла избежать ареста и сбежала, но власти инициировали награду за ее поимку. Анна Гельди была арестована и под пытками созналась в сговоре с дьяволом, который явился к ней в образе черной собаки. В 1782 году Анна была казнена. Все протоколы заседаний суда были уничтожены».


История Анны так меня увлекла, что я провела весь вечер за поиском достоверных сносок и возможных исследований. А потом приготовила пару вкуснейших горячих бутербродов и развалилась перед телевизором за просмотром фильма об этой женщине, снятом более двадцати лет назад.

Перед сном я снова включила телефон, увидела пять пропущенных от мамы и четыре от Антонова. Странно, мы с ним не в тех отношениях, чтобы он звонил мне на стадии опьянения, которое называется «Поговорить с бывшей», но с другой стороны, сомневаюсь, что Сашка вообще когда-то с кем-то встречался. Я легкомысленно удалила сообщения и легла спать.


Глава 2 Кто владеет информацией — владеет миром.


Вот не так я хотела провести свой первый день в Швейцарии. Черт возьми, совершенно не так. Я хотела сойти с трапа и доехать до центра Цюриха на навороченном современном поезде. Потом я бы заселилась в крохотную гостиницу, оставила в ней свой багаж и посветила полтора-два часа прогулке по старому городу, может быть попыталась узнать небритого Сашку в бездомном, отдыхающем на берегу бескрайнего цюрихского озера. Потом бы я, конечно, отправилась в библиотеку, чтобы сделать копии газетных вырезок за 1782 год и провела вечер в уютном кафе за бокалом местного красного вина.

Но иногда судьба кладет на твои планы мохнатый такой моржовый хрен.

Едва я сошла с трапа ко мне подошли двое очень вежливых полицейских и на очень вежливом английском поинтересовались, кто я такая, в какой компании работаю и связана ли как-то с Александром Антоновым. Откуда они знали Сашку я понятия не имела, но быстро сообразила, насколько глубоко надо вляпаться, чтобы твоего коллегу приняли в аэропорте и посадили в полицейскую машину. Неразбериха закончилась, когда я попыталась уточнить, нужен ли мне адвокат и что случилось с моим коллегой. Полицейские недоуменно посмотрели на меня круглыми глазами и спросили «Разве вы не получили извещения о смерти вашего друга?»

Хорошая новость заключалась в том, что Сашка не забросил работу и даже не запил. А плохая в том, что он умер. Более того, он не просто умер, Сашку убили, зарезали ножом в какой-то деревеньке.

Об этом мне сообщили полицейские еще раз выразив свои соболезнования случившимся. Первые я пропустила мимо ушей, как и любой русский человек испугавшись людей в форме. Оказывается, швейцарские власти отправили сообщение в российское посольство в воскресенье и ждали, что кто-нибудь из родственников приедет за телом. Вот я и приехала.

— Когда это произошло? — поинтересовалась я. Сердце кололо от возможно верной догадки.

— Скорее всего тело пролежало в лесу около суток. Мы предполагаем в вечер пятницы, именно тогда покойного видели в последний раз.

На глаза навернулись слезы. Черт! Мне же в этот день звонил Сашка, и звонил не один раз. Я незамедлительно сообщила об этом факте полицейским, они приняли мои слова к сведению, уверив, что найдут убийцу.

— Мы осмотрели его комнату в его гостиничном номере в деревне Моллис. Среди вещей не были найдены кошелек с банковскими картами и техника. Возможно преступник намеревался совершить ограбление.

Я роняла крупные слезы на ладони, не представляя, как же я могла так облажаться. А вдруг, ответь я на звонок, Сашка бы не пошел туда, куда собирался и не нарвался на того отморозка, который убил его. И убить из-за старого ноутбука и пары сотен налички на карманные расходы? Это каким уродом надо быть?

Мои страдания прервал телефонный звонок, звонил Ильич:

— Дина, ты приземлилась? Ты знаешь, что произошло с Александром? — поинтересовался он деловито. Ильич редко мучился душевными терзаниями.

— Да, я уже все знаю, — голос мой звучал гнусаво из-за только что пролитых слез.

— Это очень грустно. Но мы не виноваты, от таких вещей никто не застрахован. — Тон его стал мягче: — Смотри, из родственников у Сашки только двоюродная сестра, но она сказала, ей не до похорон. Тем более наш друг был атеистом, царство ему небесное. Поэтому кремирование его бы устроило. Раз уж ты была его подругой, развей прах где-нибудь на вершине Альп и помяни, за всех нас.

От этих слов начальства я заревела в голос. Ведь не была я подругой Сашке, так, общалась с ним чуть больше остальных, знала, что он по-настоящему одинок, но не винит в своем одиночестве никого, кроме самого себя. И то, что он позвонил мне перед смертью…

Кончилось тем, что я надрывно и по бабьи рыдала на груди у одного из швейцарских полицейских перед гостиницей, а он гладил меня по волосам и приговаривал, что все будет хорошо. Штефан, так его звали, помог мне заселиться, проводил до номера в гостинице. Сообщил, куда мне приехать за прахом. Потрепал напоследок по руке и ретировался, так скоро, как было возможно.

Сколько себя помню, всегда так. Случается горе, нахожу мужика и рыдаю на нем. При этом лучше всего, если мужик мало или вообще мне не знаком. Пяти минут достаточно и голова прочищается, слезы высыхают и душевная рана будто стягивается. Средство лучше любого антидепрессанта.

Ильич прав, в темном переулке можно нарваться на нож, и я здесь не при чем. Моя задача — достойно попрощаться с Александром, он был сложной личностью, но заслуживает этого.

Гостиничный номер оказался небольшим, чистым и современным. На тумбочке я обнаружила чайник и два вида чая. Приняв контрастный душ и заварив пакетик черного с бергамотом, я почувствовала себя лучше. Гостиница Святой Иосиф — три звезды и завтрак, зато расположение великолепно. Всего-лишь десять минут пешком до центральной библиотеки Цюриха. И столько же до набережной.

Прогулку по старым улочкам города пришлось отложить. Я сразу отправилась в библиотеку, потому как не была уверена, смогу ли сделать хоть что-нибудь после того, как мне выдадут Сашкин прах, а Ильич не прощал ошибок или невыполненной работы ни при каких обстоятельствах.

Солнце стояло в зените, а я неспешно спускалась под горочку к библиотеке. Мозг с жадностью поглощал информацию: дороги хорошо построены, кругом неимоверно чисто и везде растут цветы и деревья, население вежливое и, о чудо! водители готовы без промедления остановиться, едва заметив твое намерение перейти дорогу.

Библиотека оказалась расположена в старинном здании, автоматические двери распахнулись, как по волшебству, и я оказалась в современном, оборудованном разнообразными технологическими новинками помещении. Кажется, я начинаю понимать, как тут все устроено: вековые здание не сносят и не перестраивают, меняют только «начинку».

Неприятностью оказалось моя неспособность воспринимать на слух швейцарский диалект. Когда я поинтересовалась на немецком у девушки возле информационной стойки, могу ли я просмотреть исследования по делу последней ведьмы Швейцарии и сделать копии старых газет, она мне ответила на дикой смеси немецкого, французского и итальянского с добавлением кошачьего шипения и птичьих трелей. К счастью здесь все говорили на английском.

Я с трудом нашла место среди уткнувшихся в книги студентов, обложилась историческими исследованиями по делу Анны Гельди, сделала копии газетных статей. Также попросила выписку о тех книгах, которые заказывал мой коллега

Информации было не много и она везде повторялась: исследователи сходились во мнении о том, что Гельди была невиновной, скорее всего она и ее работодатель Йоханнес Чуди состояли в любовной связи, любовница пригрозила рассказать об их отношениях и Чуди решил от нее избавиться. Он подговорил свою дочь притвориться больной, а сам инициировал процесс против Анны.

Я оторвалась от чтения, потерла глаза. Вот не повезло тетке с личной жизнью. Пытки, дыба, а потом обезглавливание только потому, что выбрала себе не того мужика. А я еще жалуюсь. Копии страниц книг и моих переводов выходили из навороченного принтера. Для того рассказа, что пишет Ромашкова этого материала уже было более, чем достаточно.

Я сделала копии материалов и отправила по мейлу Ильичу. В отличие от Сашки, я делилась работой на всех ее этапах, а не только тогда, когда она была уже полностью проделана. Сашка… Бедный, бедный Антонов. На глаза навернулись слезы, но я быстро смахнула их и открыла очередное исследование под названием «Правдивая история последней ведьмы Швейцарии».

Его я решила изучить последним, поскольку книга эта считалась не научной, даже обложка, на которой была изображена печальная женщина со впавшими темными глазами не располагала к серьезному восприятию текста. В исследовании автор выдвигал дикие теории о том, что Анна могла на самом деле практиковать колдовство, о том, что могла иметь склонность к насилию. Также автор считал, что протоколы заседания вовсе не были уничтожены, они были спрятаны и передавались из поколения в поколение в семье Чуди, как неопровержимое доказательство существования ведьм и того, что они могут быть рядом. Бред был сказочный, но написанный так убедительно, что я, не заметив того, потеряла счет времени и просидела в библиотеке до шести вечера. Когда я выходила, расторопная девушка со стойки информации дала мне список книг, которые позаимствовал из библиотеки Антонов, любопытно, что экземпляр «Правдивой истории последней ведьмы Швейцарии» тоже был в этом списке.

К нему же относился перечень экспонатов музея Анны Г. в городке Моллис. В том городке, где останавливался мой друг незадолго до своей смерти, городке, где он и был убит. Я решила, что теперь буду мысленно звать Александра только своим другом. В конце концов он считал меня своим.

Я решила посетить Моллис, сходить в музей и посмотреть экспонаты. И, если получится, забрать вещи Александра из гостиницы. Тот полицейский, на груди которого я рыдала, оставил мне личный номер на случай возникновения вопросов. Он взял трубку не сразу, моя истерика основательно подточила его уровень доверия ко всему женскому полу. Мужчины не любят женские слезы, хотя и являются их причиной в большинстве случаев. Я уточнила, не помешаю ли делу, если заберу книги Александра, тем более, что их необходимо вернуть библиотеке. Он спешно ответил, что я могу забрать все личные вещи покойного и, облегченно вздохнув, отключился.

Работа на сегодня была выполнена, а значит, я могу со спокойной совестью погулять по городу до заката. Я зашла в гостиницу надела синее платье, хорошо сидящее по фигуре, накрасилась и распустила волосы, пребывавшие стянутыми в пучок весь день. Цокая небольшими каблуками, добрела до цюрихского озера, где присела покормить лебедей. Небольшие лодочки и яхты были пришвартованы тут же, а между ними шныряли жадные до сладкого хлеба утки и величественные лебеди, тоже дико прожорливые.

Я почувствовала, что изрядно проголодалась, стряхнула крошки с платья и направилась в ресторанчик на набережной. Уютное заведение, расположенное прямо на реке, было полно народу даже в понедельник вечером. Со всех сторон раздавались звуки различных языков, играла итальянская музыка, а в воздухе пахло сырным фондю, которое являло собой самое популярное среди блюд на компанию.

Приветливая официантка подлетела к моему небольшому столику, по счастью расположенному ближе всего к воде. Она подала мне меню, написанное сразу на четырех языках и ничуть не удивилась, когда я заказала мясо по традиционному цюрихскому рецепту и бокал местного красного вина. Никогда не понимала людей, которые приезжали в новую страну и с выпученными глазами искали ближайший Макдоналдс.

Пока я с умным видом смаковала вино, никому и никогда не признаюсь, что абсолютно не различаю сортов, а с закрытыми глазами красное от белого не отличу, в ресторан вошел мужчина. Высокий, отличающийся какой-то спокойной статью, немного старше меня. Одежда свободная, джинсы да футболка, но только он совсем не походил на туриста. Глаза его рыскали в поисках свободного столика, которых было два: один возле итальянской семьи с четырьмя детьми, другой рядом с туалетом. Затем его взгляд сфокусировался на мне, а губы тронула короткая улыбка:

— Можно к вам присоединиться? — спросил он на русском, после того, как пересек ресторан уверенными шагами. Я едва вином не подавилась.

— Присаживайтесь — кивнула я после секундного раздумья. Он сел на стул напротив моего. Лицо незнакомца могло принадлежать персонажу русской-народной сказки: ореховые глаза, светло-русые волосы, короткий нос аккуратной формы. Ему бы очень подошло имя…

— Иван, — сказал мужчина с улыбкой: — Прошу прощения за то, что навязываю свою компанию.

— Дина. Как вы узнали, что я из России?

— Вы самая красивая девушка в этом ресторане. Откуда еще? — ответил он. Спокойным движением он подозвал официантку и заказал бутылку вина, которое я пила и огромный шницель. Позволив девушке удалиться, он со вздохом взглянул на реку:

— Командировка или туризм?

— Работа. Вы тоже здесь по делам? — горячее задерживалось, и желудок начинало сводить от голода. Зато принесли вино, которое было незамедлительно разлито по бокалам.

— Я торговый представитель одной компании. Изумруды. — Сказал он коротко, не желая вдаваться в подробности. Я же не стала расспрашивать, потому что к камням отношусь равнодушно.

— А чем вы занимаетесь, Дина?

Я незаметно для себя рассказала все о своей работе. Иван оказался прекрасным слушателем.

Подали мясо и мой новый знакомый провозгласил:

— За знакомство! — раздался звон бокалов. После этого некоторое время был слышен лишь скрежет столовых приборов. Иван тоже был голоден как волк.

Мясо, которое мне подали, оказалось страшно похоже на бабулину говядину из скороварки, хоть и приготовленную в винном соусе. В целом мне понравилось. Обжаренный в сухарях до золотистой корочки, шницель Ивана тоже выглядел очень аппетитно. Мы разговаривали так долго, что солнце склонилось к горизонту, отражаясь от воды. Из-за близости Альп закаты здесь были необыкновенные, очерченные всеми цветами розового и алого, словно написанные кистью художника-импрессиониста.

Я зябко поежилась, холодало. Время приближалось к 11, пора было возвращаться в гостиницу, вот уже и обслуживающий персонал принялся демонстративно ставить стулья на освободившиеся столики:

— Спасибо вам за компанию, — сказала я и подозвала официанта, чтобы попросить счет.

— Вас проводить до гостиницы? — Иван был сама любезность.

— Спасибо. Здесь не далеко.

Не хотелось, чтобы новый знакомый увязался за мной и рассчитывал на что-то после совместного ужина. Впрочем, после разрыва моих отношений с Сергеем я перестала верить в мужчин. Может быть он и вправду беспокоился… Когда принесли счет, и я попыталась внести свою половину, Иван посмотрел на меня так, будто я решилась преступление совершить.? — Я плачу. И так вам навязался.

Мы попрощались и пожелали друг другу хорошего вечера и времени здесь:

— Швейцария — большая деревня. Кто знает — может, еще свидимся. — Сказал мне Иван.

Уже на выходе из ресторана я оглянулась, нутром ощутив, что мужчина смотрит мне в спину. Из-за света трепещущей на легком ветерке свечи черты его лица исказились, взгляд потемнел и стал каким-то недобрым. Я помахала ему рукой на прощание и отправилась в гостиницу. День вышел слишком насыщенным, а мои нервы никогда не походили на стальные канаты.

На дорожке около св. Иосифа был припаркован белый Порше с откидным верхом. Владелец — спортивного телосложения брюнет, просверлил меня внимательным взглядом, хмыкнул, с шумом поддал газу и удалился. Было у меня смутное ощущение, что где-то я уже видела эту машину, уж очень она была приметная. Память услужливо предоставила картинку с белым Порше, припаркованным возле библиотеки. Я не уделила этому факту особенного внимания, уверенная в том, что больше никогда не увижу ни владельца, ни машины.

Однако, я очень сильно ошибалась.


Частные вопросы ведьме или колдуну. Второй акт судьи.

Спрошенная, почему народ ее боится и почему она бросила Анне-Марии Чуди и Йоханесу Чуди слова: "Это тебе даром не пройдет", обвиняемая ответила, что никаких слов не бросала. На вопрос о том, знает ли она, что о ней идет худая молва и что ее ненавидят, она ответила, что является добропорядочной христианкой и ни в ком не вызывает ненависти. На вопрос о том, почему порча последовала столь скоро после произнесения угрозы, обвиняемой был дан ответ, что это совпадение. О причинах ее прикосновения к девочке Анне-Марии Чуди, которая вскоре заболела, она сказала, что не причиняла ребенку вреда.


Глава 3 Явление не очень обходительного мужчины


Влияние местного воздуха или иная причина, но проснулась я в шесть утра, свежая и бодрая, готовая на подвиги. Я забралась на второй этаж современного поезда, и всю дорогу до Моллиса прихлебывала кофе из высокого стаканчика и заедала бубликом с нежнейшим сыром. За окном проносились местные пейзажи: горы и реки, современные здания с окнами от пола до потолка, крохотные деревянные домики и толстые коровы, меланхолично уплетающие траву в бескрайних полях. Солнце и не думало прятаться за облаками, обласкивая землю своим светом. Поезд шел полупустой, что очевидно, утром все едут на работу в Цюрих, а не наоборот.

Я вышла на станции, и огляделась, примечая страшненькие розовые домики, и роскошный вид на горы впереди. Никогда бы не подумала, что вся Швейцария пахнет как дом моего дедушки в деревне в Крыму.

Смесь аромата свежескошенной травы, коровьего навоза и разнообразных цветов пьянила и наводила воспоминания, как в детстве я на этих коровах каталась, пока не была замечена мамой и дед не получил выволочку. Сейчас я понимаю, что методы его воспитания были не лучшими и не самыми безопасными для пятилетнего ребенка, но тогда мне казалось, что ничего лучше и придумать нельзя.

В начале я решила пойти к музею и только потом посетить гостиницу, которая стала последним Сашкиным пристанищем. Мамы гуляли со светловолосыми детишками, школьники бежали на занятия, переговариваясь все на том же странном языке, велосипедов было гораздо больше, чем машин. Рассматривая этих таких отличных от меня людей и их столь отличающуюся жизнь я не заметила как оказалась у музея.

Он располагался в двухэтажном белом здании, с черепичной крышей, надпись на скромной табличке гласила «Музей Анны Гельди». Мне хотелось осмотреть экспозицию, сделать кое-какие записи в ноутбуке, может быть даже сделать пару снимков и передать их Ромашковой. Я начала фотографировать дом, затем вошла внутрь, где меня встретила подтянутая седовласая женщина:

— Мы еще закрыты, — Произнесла она на английском, опытным взглядом определив перед собой туристку.

— А когда вы открываетесь?

— В десять. В конце улицы есть замечательная пекарня, вы можете подождать там.

Она махнула усыпанной кольцами рукой в сторону подъема на холм. Я возблагодарила здравый смысл за то, что догадалась надеть удобные кроссовки и через десять минут уплетала вкуснейший ореховый пирог. Интересно, бывал ли здесь Сашка, ведь он как и я был знатным кофеманом. Я поморщилась, нельзя позволять скорби захватить себя.

— Вам не понравился кофе? — поинтересовался молодой человек с кассы. Приятный, конопатый юноша явно очень хотел попрактиковаться в английском.

— Кофе замечательный, что вы. Это я своим мыслям хмурюсь.

— Простите за нескромный вопрос. Вы из России? — парнишка говорил с сильнейшим акцентом. Я вот считаю, что способна смягчить свой, а видимо нет, раз продавец в пекарне смог расслышать.

— Да, я здесь по работе.

— Вы случайно не знали Александра? — парень, старательно разглядывающий шоколадные кексы, судя по всему чувствовал, что нарушает все нормы приличия, но умолчать не смог.

— Я его коллега. Меня зовут Дина.

— Маркус. Мои соболезнования. Он приходил сюда работать, мы разговаривали — парень выглядел глубоко расстроенным. Я в первый раз слышала, чтобы кто-то отзывался о Сашке с такой симпатией в голосе.

— Да, Александр был интересной личностью. Я приехала доделать его работу.

— В последнее время все сходят с ума по этой Гельди. К нам сюда со всего мира приезжают — он покрутил пальцем у виска как в каком-нибудь американском фильме и присвистнул. Кто-то явно смотрел слишком много голивудского кинематографа.

— Что ты имеешь в виду?

Вместо ответа парень мотнул головой в сторону окна, а я оглянулась. Через прозрачную витрину была видна пара, замотанная в черную одежду так плотно, что, окажись я на их месте, схватила бы солнечный удар. Руки мужчины были забиты татуировками, женщина взирала на мир глазами за контактными линзами. Рядом шел мальчуган, на груди которого болтался перевернутый крест.

— Одно дело, когда приезжают ученые. С вами всегда интересно. Но экстрасенсы, тарологи, виккане. — Парень явно был недоволен порядком вещей.

— Они как-то мешают? — мне было не понятно, отчего юноше могут не нравиться приезжие. Больше туристов, больше выручки.

— Я не люблю моду на сверхъестественное, она не безопасна, если вы меня понимаете. И я уверен, что кто-то из этих чудиков повинен в смерти вашего друга. Никто из местных бы подобного не совершил.

— Ты сообщил о своих догадках полиции? — поинтересовалась я. Парень внушал доверие. Бывают такие люди, видно, что образования у них нет, начитанностью тоже не отличаются, но в них присутствует аналитический склад ума и внимательность к деталям

— Конечно, они тоже так думают. У нас последнее убийство лет тридцать назад произошло, и то по случайности. Но только здесь никто больше чем на три-четыре дня не останавливается. Всех даже не допросишь.

Он был прав. Я дурочка, губу раскатала, что сейчас убийство раскрою.

— Вы тоже будете искать протоколы? — спросил у меня Маркус. Клиентов было не много, поэтому он вышел из-за стойки и присел со мной за круглый столик возле окна.

— Протоколы? Я думала, они были уничтожены.

Парнишка пожал плечами:

— Александр считал иначе.

Эти слова юноши меня удивили. Почему Сашка мог заинтересоваться протоколами дела Анны Гельди? Ведь во всех книгах, кроме того глупого исследования, которое я прочитала вчера, было ясно сказано, что они были сожжены. Сашка обладал отменной интуицией, он бы не стал тратить свое время на погоню за золотым руно.

— Расскажи мне подробней, пожалуйста.

Я посмотрела на парня с улыбкой, он покраснел и быстро заговорил:

— Он заходил сюда, рисовал какие-то картинки, вроде семейного дерева, искал потомка Чуди, у которого могли храниться протоколы, даже документы в архиве запрашивал.

Раздался звук колокольчика и в пекарню вошли еще посетители. Маркус пожелал мне хорошего дня и пошел принять заказ.

Я отпила кофе, задумчиво глядя в окно.

Удивительно, но из-за того, что Моллис располагался в лощине и был окружен горами, здесь было куда прохладней, чем в том же Цюрихе, а загадочный туман и правда навевал подозрения о прячущихся в лесах ведьмах, варящих зелья и танцующих нагишом под луной. Мог ли Сашка увлечься здешней атмосферой настолько, чтобы ударится в поиски несуществующих протоколов?

Стрелки часов подходили к десяти, пора было снова попробовать пробиться в музей. В этот раз пожилая смотрительница, она же экскурсовод пропустила меня с дежурной улыбкой. Я ограничилась коротким осмотром экспонатов, не обнаружив среди них ничего примечательного. Музей существовал всего десять лет, и скорее представлял собой площадку для разнообразных лекций и концертов, чем собрание уникальной коллекции. Скорее это была подборка орудий инквизиции, и истории о средневековых пытках.

На выходе я заинтересовалась рекламными проспектами с приглашением на выступление специалиста по истории средневековья, он должен был также затронуть тему правомерности суда над Анной Гельди. Я закинула проспект в сумку, решив, что в любом случае стоит завтра вернуться в Моллис.

Солнце стояло в зените, когда я обреченно вздыхая, подбиралась к отелю, одиного возвышавшемуся перед кромкой леса. Это было подходящее место для любителей природы и уединения с замечательным видом на городок. Огромный фермерский дом, построенный в начале 18 столетия, навевал умиротворение. На первом этаже отеля располагался ресторан, где судя по вывеске подавали все что можно представить из свинины, а на втором гостиничные номера.

Впереди замаячило белое пятно, и я с усмешкой обнаружила на парковке белый Порше, очень похожий на тот, что я видела перед отелем и у библиотеки. Машина стояла пустая, словно ее владелец поджидает меня в Сашкином номере, но я не дала разыгравшийся паранойе взять верх. Никто меня не преследует, это Швейцария, мало ли сколько здесь дорогущих машин.

Колокольчик звякнул, возвещая о моем прибытии. Невысокая румяная фройляйн в традиционном платье, которое я бы охарактеризовала, как баварское, встретила меня с приветливой улыбкой. Судя по наполненным пенным напиткам высоким кружкам в сильных руках, она же была здесь официанткой. Я представилась ей, не увидев ресепшиониста:

— Здравствуйте, меня зовут Дина Колесникова. Я приехала за вещами своего коллеги.

— Да, да, я знаю. Поднимитесь наверх в 105 номер. Вас там ожидают.

Девушка упорхала в сторону ресторана, потеряв ко мне интерес.

В голове крутились разные мысли: кто может меня ожидать? Кому может понадобиться моя скромная персона?

Дверь в номер 105 оказалась распахнута. Я мысленно встряхнулась и зашла в номер, оглядывая его в поисках Сашкиных вещей.

Вся комната оказалась перевернута, книги валялись в произвольном порядке, белье и матрас свалены с кровати, все вещи лежали на полу. В довершение, над всем этим беспорядком стоял высокий мужчина, словно эдакий Бог хаоса.

— Что вы здесь делаете? — спросила я дрожащим голосом на английском, прикидывая, как быстро смогу сбежать вниз по лестнице в случае, если он на меня нападет. Мужчина медленно развернулся, я безошибочно узнала в нем хозяина Порше. Черные волосы, красивая шея, рубашка, правильно подобранная на широкоплечую фигуру с узкой талией. Глаза у него оказались пронзительного голубого цвета, такие глаза привычно видеть на мордах собак-хаски, но никак не у людей.

— Я — друг Александра Антонова, пришел навестить его, — произнес он, не моргая. Лжет. Не верю, что у Сашки развелось так много друзей в последнее время.

— Это вы навели здесь такой беспорядок? — вопрос сорвался с языка прежде, чем я подумала о его целесообразности. Даже если он, вряд ли он скажет мне правду. Дверь была достаточно близко, чтобы я успела с криками покинуть комнату

— Нет. Когда я сюда пришел, комната уже была в таком состоянии — мужчина оглядел место полным отвращения взглядом. Ага, бардак нам не нравится. Я уже встречала подобное отношение к грязи у убежденных холостяков, чем дольше живешь один, тем сильнее жаждешь идеальной чистоты.

— Я сильно сомневаюсь в том, что вы были другом Александра. Он едва ли провел здесь неделю. Зачем вы здесь на самом деле здесь?

Мужчина вздохнул, смерил меня внимательным взглядом, словно не доверяя, а затем полез в задний карман за портмоне, и извлек оттуда визитку, протянул мне ее. На карточке из хорошей бумаги было выведено “Дэниэл Вульф. Редкие книги, антиквариат”, а ниже мейл и телефон.

Я протянула руку, произнесла:

— Дина Колесникова, специализируюсь на поиске информации, — Я протянула руку, и он уверенно ее пожал. Ладонь у него оказалась теплая и сухая, взгляд спокойный и прямой.

— Приятно познакомиться, — сказал он сухим тоном и предпочел вернуться вопросу, заданному ранее, — Дело в том, что ваш друг убедил меня, будто нашел владельца протоколов по делу Анны Гельди. Я собирался посетить этого загадочного владельца и попытаться выкупить протоколы, если они окажутся подлинными. Александр был столь убедителен, что я дал ему небольшой аванс за информацию. К несчастью, онпропал, — было видно, что симпатии к Александру Дэниэл не испытывает, раздражение подобным поступком плохо скрывалось в голосе.

— Александр скончался, — произнесла я, все еще рассматривая карточку, мне не хотелось смотреть на этого Вольфа, с недавнего времени не люблю красивых мужчин, — Был убит в прошлую пятницу. Как вы попали в номер?

— Поднялся по лестнице, как и вы. Девушка, что сказала номер комнаты, не особенно интересовалась моей персоной. Я подумал, Александр меня ждет, — спустя секунду Дэниэл резюмировал, вспомнив, что нормальные люди выражают соболезнования, — Жалко, что он умер.

— Это ваша машина припаркована возле отеля? Белая, — наш разговор походил на игру “Двадцать вопросов”. Я спрашивала, он отвечал.

— Моя.

— Что вы вчера делали возле гостиницы святой Иосиф?

— Вы все же меня заметили.

— Вы не пытались скрываться.

Наверное худшего способа скрыться с глаз не придумаешь. Ведь ясно же, что я замечу спортивного красавчика на спортивной машине. Хочешь быть незаметным, оденься замарашкой, залезь в старенький, серенький Пежо и не отсвечивай.

— Когда Александр перестал выходить на связь, я позвонил в Москву его боссу. Он мне сказал, что его коллега, талантливый специалист, едет завершить его работу. Я подумал, что у вас может быть какая-то информация, которой располагал Александр. Думал встретиться.

— И что же изменило ваши планы?

Мужчина посмотрел на меня не так, как смотрят на специалиста по каким-либо вопросам. Будто бы я не личность, а объект.

— Я вас увидел и решил, что вы не достаточно квалифицированы, чтобы мне помочь.

— Женоненавистник мерзкий — буркнула я себе под нос по русски. Не первый раз клиент отказывается работать со мной, потому что я выгляжу не на сорок пять. Хоть обратно толстей.

— В любом случае — продолжил он свою мысль — я бы хотел разобраться, что же случилось с этой комнатой. Он стал внимательно рассматривать разброшенные вещи, не прикасаясь к ним. Я же раскрыла сумку и стала запихивать туда все подряд:

— Что вы делаете?! — спросил он у меня, тем тоном, каким разговаривают с детьми.

— Хозяева этой мини гостиницы наверняка хотят как можно скорее снова сдать комнату. Не будем здесь задерживаться, — Больше, чем беспорядок меня удивило отсутствие всех многочисленных Сашкиных блокнотов, в которых он записывал случайные мысли. Он оберегал их как зеницу ока, будто в них хранились все тайны мироздания. Книги по делу Анны Гельди я собрала в отдельную тряпочную сумку “Зеленая Россия”, которую мне подарили за то, что я помогала высаживать деревья в Подмосковье. Оказалось, что все вместе они представляют собой довольно тяжелую ношу, и мысль о том, что мне предстоит тащить их до железнодорожной станции расстраивала до ужаса.

— Подождите, возможно в книгах есть какие-то заметки. Вам нужно изучить их. — Отдал мне приказ мужчина, с которым я только что познакомилась. Даниэль подошел к окну, торжествующе воскликнул — Вот, как сюда проникли!

Окно оказалось приоткрыто, а деревянную лестницу, что лежала недалеко на лужайке и бралась максимум дважды в год для мытья окон и прочистки труб от листвы осенью, легко можно было использовать, чтобы залезть в комнату к постояльцу.

— Меня возмущает здешнее отношение к безопасности, — буркнула я. Ключи мне дали, не спросив имени, дверь номера никто не соизволил закрыть, даже перевернутая комната не вызвала подозрений у горничной.

— В этой стране не воруют, — спокойно объяснил мне Вольф — Обычно не воруют. Проникший сюда искал что-то определенное. Видите, золотые запонки и зажим для галстука лежат в коробке, не тронутые.

Я взяла запонки и зажим Александра, это мы ему подарили всем офисом на сорокалетие. На глаза навернулись слезы. Дэниэл же, словно хорошая ищейка оглядывал комнату. И что он может увидеть, чего не заметила полиция?

— Здесь нет блокнотов Александра — сообщила я Дэниэлу ту очевидную информацию, которая лежала на поверхности.

— Что за блокноты?

— Александр любил графически оформлять свои мысли. Постоянно чертил таблицы, создавал всякие планы, говорил, что карандаш помогает ему размышлять. Нам нужно срочно сообщить эту информацию полиции! — запоздало, хлопнула я себя по лбу. А вдруг здесь были улики, и мы их испортили?

— Что кто-то похитил блокноты русского историка? — мужчины хмыкнул, и мои слова показались мне самой смешными.

— Я понимаю, это звучит странно. Но вдруг похищенные блокноты, пропавший ноутбук и смерть Александра как-то связаны?

— Я почти в этом уверен. Если протоколы по делу Анны Гельди существуют — они представляют собой очень большую ценность. А нелегальный рынок торговли подобными предметами куда как шире легального. Вопрос только в том, с кем еще успел связаться ваш коллега, помимо меня?

Все это Дэниэл говорил, деловито заглядывая под кровать, в стол. У меня же от его слов вспотели ладони. Одно дело — случайное убийство во время драки и другое, преднамеренное из-за мифических протоколов.

Я оставила этого странного торговца антиквариата ползать под тумбочками, а сама зашла в туалет. Первым делом я подключилась к вай фаю и вбила его имя в поисковике. Насчет имени и вида деятельности он не солгал. Тридцати трех лет отроду, Дэниэл Вольф работал в антикварном бизнесе всю свою жизнь. Бизнес был семейным, доставшимся от отца. Убедившись, что Дэниэл не сумасшедший маньяк, я заметно успокоилась.

А затем я заглянула за унитаз. Была у Сашки мерзопакостная привычка, из-за которой остальным сотрудникам пришлось стоять в очереди в туалет по часу. Именно там на Антонова нападало вдохновение и он мог упорно систематизировать свои мысли и прорабатывать план действий. Тонкий блокнот и правда оказался приложенным боком к плитке, поэтому не бросался в глаза. Я, недолго думая, засунула его под резинку штанов. Нет смысла сообщать о нем своему новому знакомому, пока что. Все-таки доверие нужно заслужить. Дэниэл вызывал у меня смешанные чувства, не выглядят историки как кинозвезды. По крайней мере российские историки. А здесь будто персонаж из Джеймса Бонда решил заняться антиквариатом.

Я вышла, Вольф же ожидал меня и держал пакет с Сашкиными книгами в одной руке, а в другой с личными вещами.

— Зубную щетку и одежду, думаю, можно оставить тут. Я довезу вас до гостиницы. — Это не было предложением, мужчина ставил меня перед фактом. Отказываться было глупо, я не донесу все это сама.

Мы вышли из гостиницы, девушка, смешащая к столикам на этот раз с ароматными колбасками, попрощалась с нами и пожелала хорошего дня. Солнце стояло в зените, его лучи падали на молодую зеленую травку стелющуюся мягким ковром вниз под горку, играли в небольшом ручейке, текущем откуда-то с вершины горы.

Мою сумку и вещи Сашки Дэниэл уложил в багажник. Я села на переднее сиденье и пристегнулась. Паранойя запоздала подняла свою мерзкую голову, фантазия начала рисовать сцены нападения и даже попытки изнасилования, но я сделала несколько глубоких вздохов и успокоилась. Не столь я значительная персона, чтобы красавчику на Порше нападать на меня, а если дело дойдет до изнасилования, так скорее встает вопрос, кто еще на кого набросится.

Мы ехали в молчании, но я не смогла сдержать восторга, увидев пасущихся коров с огромными звенящими колокольчиками на шеях.

— Зачем у них эти колокольчики? — спросила я, рассматривая рогатых красавиц всех оттенков бежевого. Огромные колокола, что раскачивались на их шеях создавали удивительный звон, будто находишься в церкви.

— Они очень бодливые.

Я продолжала наслаждаться видами и ветром в волосах.

— Какие же они потрясающие!

— Первый раз вижу, чтобы кто-то так восхищался коровами, — усмехнулся он и свернул с горной дороги в сторону небольшой деревушки.

— У моего дедушки была ферма, он держал нескольких. Но они были темнее, в пятнах. А эти как карамельки, — окрас у животных был бежевый, в спокойных карих глазах сквозило умиротворение. Чтобы не казаться странной из-за своих восторгов животным миром, я спросила — Какой именно антиквариат вы продаете?

— Итальянскую мебель, немецкую посуду, предметы быта хорошо уходят после реставрации. Но мой самый любимый товар — это книги, — Он круто повернул и я завалилась в бок.

— Почему книги? — я рассчитывала услышать увлекательную историю, но Дэниэл оказался не романтичен.

— Удобны в транспортировке, хранении. Хорошо продаются. Как давно вы работаете в этой компании по сбору информации? Прошу простить, я забыл название.

- “Древо жизни” — название не самое удачное, — рассмеялась я. — Три года. Устроилась сразу после выпуска из института.

— Почему именно эта работа? — деревушка сменилась полями, на которых стояли ветряные мельницы, медленно шевелящие лопастями в летний знойный день.

— Каждый должен заниматься тем, что у него получается. Я умею искать информацию и не считаю это скучным занятием. Мне нравится узнавать новое и все-время развиваться. Почему антиквариат? — спросила я его, во-первых, не вежливо сообщать человеку, что ты его гуглил, во-вторых, было интересно, что он ответит.

— Это дело начал мой отец. Он любит нумизматику, поэтому бизнес развивался в ином ключе. Когда он понял, что больше не может управлять делом, я принял его.

— Но вы больше не занимаетесь монетами.

— Не испытываю к ним симпатии. И хотелось внести что-то свое. — Ответил он сухо. Видимо они с отцом неоднократно спорили из-за его решения сменить курс бизнеса. Есть вопросы, которые лучше не стоит задавать.

— Расскажите мне об этих протоколах. Я натыкалась на информацию о том, что они могут существовать, но не придавала ей значения.

— Около трех лет назад мне в руки попала копия первого акта протокола дела Анны Гельди. Она пришла мне письмом без обратного адреса, кто-то просто засунул его в мой почтовый ящик. Отправивший его хотел узнать возможную стоимость всего документа. Я объяснил, что для оценки мне необходим оригинал, но даже первая страница повергла меня в шок, я не мог помыслить, что протоколы существуют, и в таком виде.

— Что вы имеете ввиду?

— Вы знакомы с трактатом под названием “Молот Ведьм”?

— Написанным в конце пятнадцатого века Яковом Шпренгером и Генрихом Крамером? Трактатом, в котором описывается, как опознавать и допрашивать обвиненных в ведовстве?

Еще бы я не знала. Мне приходилось пересдавать историю Европы дважды, у нас с преподавателем возникла взаимная антипатия, зато я выучила этот предмет на всю жизнь. Вольф был приятно удивлен.

— Текст на странице представлял собой своеобразную компиляцию из этого трактата, написанную на немецком языке.

— Над вами не мог пошутить кто-нибудь? Или отправить фальшивку?

— Я тоже в начале так подумал. Ведь приговор Анне Гельди звучал, как приговор за отравление, а не за ведовство. Да и посудите сами, трактату на тот момент было более двухсот лет, по Европе шла эпоха Просвещения, немыслимо даже предположить, что Молот Ведьм использовался в деле Анны Гельди. Однако затем я наткнулся на интересное письмо-обвинение судье по этому делу за то, что он цитирую: “осуществил судебное убийство и более того, прибегнул к использованию средневековых методов по пособию двух палачей-инквизиторов ”. Письмо было написано спустя год после вынесения приговора, а, значит, копии протоколов сохранились, а не были уничтожены, как мы сегодня считаем. Вот только встает закономерный вопрос, где они могут храниться?

Судя по увеличению количества машин на дорогах, мы скоро будем подъезжать к Цюриху. История, рассказанная мне Дэниелом, показалась очень интересной. Я не имела никакого морального позволения включать ее в свое досье для Ромашковой, но возможность отыскать истину заставляла трепетать.

— Если Александр говорил о наследнике, значит протоколы передавались из поколения в поколение в одной из семей. То, что он так много времени проводил в Моллисе говорит о том, что потомок, возможно, продолжает там жить.

— Я уже изучил ветви потомков судьи и всех, кто относился к делу. Протоколов у них нет, — он заявил с той печальной уверенностью, с которой говорит человек, сделавший все ради достижения цели и потерпевший поражение, — Поэтому вы понимаете, я готов был заплатить Александру любые деньги, чтобы найти эти бумаги.

— Почему они вас так интересуют? — спросила я. Ответ бы многое мог сказать мне об этом человеке. Только романтические натуры готовы гоняться за кладами. Видимо, я подалась вперед, Дэниэл посмотрел мне в глаза всего мгновение, было видно, он держит машину под контролем и может себе позволить отвлечься от дороги:

— Я могу их найти, значит, я их найду.

Точка. Больше он не сказал ничего. Я могу что-то сделать, значит я это сделаю. Теоретически я тоже могла получить Нобелевскую премию, но это не значит, что я готова положить свою жизнь на достижение этой цели. Вольф привез меня к гостинице, вытащил тяжелые пакеты и помог донести их до номера:

— Если вы найдете информацию, которой располагал Александр, позвоните мне. Вам понравится со мной работать.

Он пожал мою руку, слишком долго для делового пожатия. Или же это мое воображение?

Я долго смотрела вслед этому мужчине, осознавая, я хочу встретиться с ним еще раз. Было ли это вызвано влечением к тайнам или к его личности, но я решила, что стоит хотя бы попытаться поглубже изучить дело Анны Гельди.


Протокол дела Анны Гельди. Третий акт.

Вследствие того, что обвиняемая Анна Гельди совершила побег и была насильно поймана и приведена к суду, ей отказано в отпущение на поруки. Обвиняемая утверждает, что беременна и носит ребенка Йоханнеса Чуди. Суд отказывается принимать слова Анны Гельди на веру, поскольку женщина эта уже находится в не детородном возрасте, и плодом в ее чреве может быть только дитя бесов. Более того ее обвинения в адрес почтенного Йоханнеса Чуди говорят, насколько порочна эта женщина. Комната Анны Гельди была осмотрена и там были обнаружены травы и мази. На вопрос для чего они нужны обвиняемой, она сказала, что не применяла их в качестве зелий. Анна Гельди должна возвратиться под стражу, где продолжиться допрос об отравлении Марии Чуди иглами.


Глава 4 Убийство в музее.


Записи Александра представляли собой лишенные логики каракули, не все из которых относились к делу. “Купить три пары носков, Ане сыр, не забыть посетить Шильонский замок, Матиас Штукке — лекция”. Рядом был нарисован замок, стоящий у кромки воды и улыбающаяся кошачья морда. От вида такого живого, пусть и наивного рисунка, на глаза навернулись слезы. Чтобы не впасть в сентиментальность я стала листать тетрадь дальше. Еще несколько раз повторялись записи о Матиасе Штукке, знакомое имя… Я порылась в сумке и достала рекламку лекции, проводившейся в музее Анны Г. Стоит туда наведаться, раз Александр сделал эту запись.

На одной из страниц было нарисовано генеалогическое древо семьи Чуди, той самой, что обвинила свою служанку в отравлении ребенка. Сашка не поленился довести корни родословной до дальнего предка — первого картографа, в шестнадцатом веке составившего карту территории Швейцарии. Эти его зарисовки объясняли, почему семья Чуди была столь влиятельна, как старожилы, они пользовались большим почтением, чем новые переселенцы.

Отдельно Антонов вел записи о самой Анне, судя по всему, позволяя себе фантазировать и описывать ее характер, как если бы он ее знал лично: “Женщина верная своим убеждением, глубоко порядочная, она могла полюбить Йоханнеса Чуди так сильно, что готова была избавить его от семьи, чтобы он нашел семью в ее лице”. Я была в корне несогласна с гипотезой Сашки, потому что в таком случае Анна должна была попытаться отравить жену, а не дочь Йоханнеса.

Все же лекцию Матиаса Штукке стоило посетить. Секунду я размышляла о том, позвать ли с собой Дэниэла, и в конце концов решила, что напишу ему письмо на почту, успеет просмотреть — поедем вместе, не успеет, я справлюсь одна.

В тот момент, когда я отправила своему новому знакомому, пришло письмо от Ильича:

“Добрый вечер, Дина, ты большая молодец, Ромашкова тобой довольна, просит только подробнее описать саму деревню, ее дух и сделать больше фотографий. Не забудь, в ближайшие два дня тебе нужно заехать за прахом Антонова в город Гларус, адрес морга я прилагаю. Хорошего Вечера. Александр Ильич ”

Я быстро ответила “Все сделаю. И вам хорошего вечера. Дина”.

Теперь я знала, где я развею прах Сашки. Перед отъездом нужно будет обязательно посетить этот знаменитый Шильенский замок на женевском озере. Пока я искала, как добраться до Гларуса, пришло письмо от Дэниэла. Он был оперативен:

“Думаю, нам будет удобней поехать вместе. Я могу заехать за вами в 17 00. Вас это устроит?”

Я согласилась, поймав себя на попытке решить, что же мне надеть. Не хотелось выглядеть, будто я собираюсь на свидание, но Дэниэл мне понравился. Оставалось надеятся, что симпатия окажется обоюдной, я слишком долго и тяжело переживала расставание с Сергеем.

Возникли непрошеные воспоминания о нашем расставании: я приехала в его квартирку в Петербурге из Москвы, надеясь сделать сюрприз. Он совсем забыл, что у нас была годовщина, три года вместе, но я на него не обижалась. На моем пальце поблескивало обручальное кольцо, а в голове вместо рабочих мыслей звенели свадебные колокола. Этим летом мы должны были пожениться, и я находилась в неторопливом поиске ресторана для свадьбы. Воодушевленная предстоящим сюрпризом я отворила его квартиру своим ключом, приготовила ужин, накрыла стол и стала дожидаться его возвращения с работы, покачиваясь на высоких каблуках. Когда он вошел в квартиру не один, а с виснувшей на своей шеей девицей, я потеряла дар речи. Страстно целующаяся парочка не сразу обратила на меня внимание. Первым опомнился Сережа, он отлепил от себя брюнетку и бросился ко мне. Бормотал что-то про то, что мужчина, и у него есть потребности. “Конечно есть” — согласилась тогда я с ним, стягивая с пальца кольцо. Удивительно, но мне хватило самообладания не устроить концерт, не закричать. В тот вечер я молча надела зимнее пальто и вышла на улицу. Он пытался за мной бежать и тащить обратно к себе, но я предупредила, что могу закричать, а ему не стоит привлекать излишнего внимания.

В тот же день я вернулась в Москву, чтобы утром быть на работе. Тогда я рыдала на груди у Ильича, а он, впервые проявив при мне человеческие качества, гладил по голове, приговаривая “Да ты такая молодая, хорошенькая. Найдешь себе гораздо лучше”. Тяжелее всего к разрыву отнеслись друзья и семья. Постоянные попытки свести нас обратно довели до того, что я оборвала все контакты с общими друзьями и почти перестала общаться с мамой. Умом я понимала, что три года — это не так уж много, и что мой возраст подходит скорее для того, чтобы строить карьеру и путешествовать, а не заниматься семьей, но то, что знакомые смотрели на меня как на калеку превратило меня в затворницу, живущую исключительно на работе.

Чтобы избавиться от неприятных мыслей, я решила проштудировать книги Сашки и посмотреть, делал ли он какие-либо заметки на полях.


* * *

Как оказалось, к книгам Антонов относился бережно, поэтому никакой дополнительной информации я из них не выудила. Ни надписей на полях, ни каракуль, ни даже загнутых уголков. Я почувствовала, как от сотрудника библиотеки исходят волны благодарности, когда возвращала им книги. Оказывается, здесь все уже каким-то образом узнали о том, что Александр убит и мысленно распрощались с литературой. Но библиотекари есть библиотекари, судьбы книг их волнуют больше, чем судьбы людей.

Я обедала свежим швейцарским сыром, хлебом и ломтиками салями на берегу быстрой речушки, чье название я упорно не могла запомнить, одновременно листая одну из книг Максима Штуке об Анне Гельди.

О протоколах в ней говорилось следующее:

“Благодаря переписке судьи и господина N мы с уверенностью можем утверждать, что спустя пять лет после дела Анны Гельди, протоколы все еще были сохранены одним из фигурантов дела…” ниже приводился отрывок письма, который я с трудом прочитала: “Мой дорогой друг, мы можем обратиться к делу Анны Г., чтобы вы убедились, что неправомерно осуждаете меня за смерть той, как вы говорите “невинной” женщины. Я лично допрашивал Анну и иногда она вела себя как настоящее чудовище.

С уверенностью могу утверждать, что если и могут демоны принимать человеческое обличье — это была она, и пусть давление общества не сможет затуманить ваш разум. Я несомненно рад, что передал протоколы одной достопочтенной семье, которая точно сможет их сохранить и передать потомкам… ”

Я сфотографировала отрывок и откинулась назад, сидя на старом деревянном пирсе. Подо мной текла быстрая река, остатки хлеба я скормила уткам, которые все еще вертелись возле меня голодной ордой. Судья был уверен в виновности Анны, и, возможно, в ее безумии. Отрывок с переводом и выполненной до обеда работой я отправила Ильичу. Чтобы в том случае, если меня убьют не решил, что я лентяйка. Пора было возвращаться обратно в гостиницу и готовиться к встрече с Дэниелом и Максимом Штукке.

Приехавший в назначенное время Дэниел привез мне два разочарования. Во-первых, он был не в спортивном Порше, а в закрытом Ауди, а я так надеялась еще раз насладиться ветром в волосах, а во-вторых, он был не один. Симпатичная худенькая блондинка с карими глазами, как у горячо любимых мною коров пожала мне руку и представилась именем Софи.

— Дина — ответила я, приняв рукопожатие.

— Софи проявила интерес к сегодняшнему событию — пояснил Даниэл, явно недовольный обстоятельством дел. С моей антипатией к бабникам он тут же потерял все заработанные в свой адрес очки.

— Мы так давно никуда с тобой не ходили, мой дорогой — протянула она, рассматривая меня через зеркало заднего вида. Сравнивает, ревнует. Я же вдруг почувствовала себя глупо в босоножках на высоком каблуке и в платье слишком коротком для деловой встречи. Если бы я знала, что Вольф состоит в прочных отношениях, а судя по поведению девушки, отношения их двигались по направлению: “свадьба, домик, двое детишек и лабрадор”, я бы никогда не стала хоть как-то пытаться привлечь его внимание.

— Это работа, мы будем сидеть на лекции историка-медиевиста.

— Но это же не мешает нам потом посидеть в ресторане — парировала она. — Дина, какое красивое имя, чем вы занимаетесь?

— Я специалист в области поиска информации. Звучит необычно, но по большей мере я занимаюсь генеалогией — ответила я на ее вопрос, размышляя: задает ли она мне его из вежливости или чтобы проверить, не солгал ли ей Вольф.

— Очень интересно. Значит вы из России? — поинтересовалась она, мы тронулись, и можно было ощутить, что все мысли и мечты Вольфа сосредоточены сейчас на том, чтобы как можно скорее добраться до Моллиса и выйти из машины.

— Да, вы правы.

— А вы знаете, что у Дэниэла тоже есть русские корни?

Моим ответом стало пожатие плечами. Откуда мне было знать? Эта девушка мне начинала решительно не нравится, и не потому что, теоретически, мне нравился ее парень, скорее меня отталкивала ее подозрительность в отношении меня. Вольф не делал ничего такого, за что его бы можно было упрекнуть в измене. Это мои гормоны сорвались с цепи, когда я его увидела.

— Это очень интересно, — ответила я, выдавив любопытную улыбку.

— Мой дед был интернированным во время второй мировой Войны. Интернированный это… -

— Он перешел на территорию Швейцарии, скорее всего, сбежав из трудового лагеря в Германии — договорила я за него и мысленно щелкнула себя по носу. Никто не любит всезнаек.

— Знаете, очень мало кого интересует эта часть всемирной истории. — Вольф казалось, наоборот, был доволен — В 1946 году он был вынужден вернуться в Советский Союз и там его жизнь вскоре окончилась, — Дэниэл не испытывал грусти, он никогда не видел и не знал деда, так что сообщал о факте. Я же достаточно знала об этом времени в истории, чтобы понимать, как именно. Скорее всего его дедушку направили в Сибирь, где он трудился в нечеловеческих условиях и умер молодым от какой-нибудь затянувшейся болезни.

— Моя фамилия по отцу — Волков, — пояснил он — Вот только ему пришлось ее поменять на Вольф для благозвучия.

— Ваш дедушка успел увидеть вашего отца, прежде, чем его… депортировали?

— Нет, он знал, что бабушка была беременна, но не знал, что у него будет сын, — Вольф говорил без эмоций, но я чувствовала, что эта история — очень болезненная тема в их семье. Зачем Софи ее затронула? Она, казалось, не замечала своей нетактичности.

— Если вы хотите, я могу постараться найти информацию о нем, где он был похоронен, — попыталась предложить я, чтобы смягчить его голос, но у Вольфа или Волкова был готов ответ:

— В этом нет необходимости. После распада Советского Союза, мой отец посетил родину предков и нашел могилу деда.

Я посмотрела в окно, наблюдая за тем как солнце, лишь только начинающее клониться к горизонту, прячется за горами, и эти горы отбрасывают немыслимые гигантские тени.

— Вы живете в такой красоте! Это сказка, — сказала я, глядя на этих вечных гигантов. Всегда чувствовала себя спокойней в гористой местности.

— Вы еще не были в Женеве! Лучший город на земле, — проговорила Софи, она немного картавила, так что я догадалась, что она из франко-говорящей части Швейцарии.

— Вы оттуда? — спросила я Софи. Она охотно начала описывать свой родной край и остаток поездки прошел под ее мелодичный голос и рассказы о красоте тех мест. Мы приехали точно к назначенному времени. На парковке стояло еще пару машин, несколько очень дорогих. Вольф выругался сквозь стиснутые зубы.

— Конкуренты? — догадалась я.

— Именно так.

Софи подхватила его под правую руку, я пошла следом в музей Анны Гельди. Та дама, что продавала билеты в музей в день моего первого визита встречала нас в дверях, она принарядилась в черный костюм, седые волосы были уложены в аккуратную прическу. На вид ей было лет пятьдесят, но могло быть и больше. Я подумала о том, испытывает ли она радость от своей работы или ей уже давно надоела эта история? Впрочем, женщина выглядела воодушевленно, раздавая входящим программки.

Я мельком прочитала свою, как только присела в середину небольшого зала, по левую руку от Дэниэла. Софи копалась в телефоне, больше заинтересованная своей интернет жизнью. Историк задерживался, так что у меня было время рассмотреть собравшихся гостей.

В первом ряду напротив сидела пожилая пара, довольно респектабельная, судя по поведению муж и жена. Они смотрели в программки и тихо переговаривались, похоже этот поход был для них своеобразным свиданием. Чуть дальше от них расположился сухой, невысокий мужчина в очках в роговой оправе. Очевидно, конкурент Дэниэла. Его неопределенного цвета глаза замечали каждую деталь, меня он оглядел быстро, сделал какие-то выводы, улыбнулся узкими губами и кивнул. Не зная, какой реакции он от меня ждал, я улыбнулась в ответ. Позади на села троица одетых в яркие платья женщин, у каждой на пальцах сверкали кольца, они шли преисполненные чувством собственной важности. Встречала я уже подобных дам и могу биться об заклад, что, как минимум, у одной из них в сумочке лежит колода карт Таро. Я думала, что мода на сверхъестественное захлестнула лишь нашу необъятную родину, но скучающие домохозяйки есть везде. Последним, кого я приметила был широкий как шкаф мужчина с высокой блондинкой рядом. Женщина была одета в вызывающее красное платье и льнула к своему компаньону. Я бы приметила их первыми, уж очень колоритно лысеющий, стареющий мужчина смотрелся с этой красоткой, но они сели прямо за нашим трио.

Женщина, что встречала нас, поднялась на сцену. Она поправила седые волосы и заговорила на немецком, без примеси диалекта, так что я смогла понять каждое слово:

— Сегодня здесь много иностранных гостей, поэтому перейду на письменный немецкий — сказала она, окинув взглядом наше небольшое сборище, — Мы рады приветствовать вас в музее Анны Гельди. Как вы знаете, сегодня Матиас Штукке презентует свою новую книгу и поделиться удивительными, обнаруженными им находками. Книга эта посвящена охоте на ведьм в Европе и нескольким известным личностям, в частности, Анне Гельди. Итак, встречайте — раздались искренние, но тихие аплодисменты и на сцену поднялся седовласый, высокий человек с тростью. У высокого роста есть свои недостатки, редко кто из очень высоких мужчин доживает до по-настоящему дряхлого возраста. Старичку на вид было лет семьдесят, восемьдесят. Он двигался тяжело, но выглядел окрыленным и неимоверно довольным собой:

— Я не ожидал, что здесь соберется столько народу — сказал он с гордой улыбкой, словно нас в зале сидела не жалкая десятка, а как минимум тысяча человек. Впрочем, я могла его понять. Специализация у Матиаса была довольно узкой и здесь важно было не количество, а качество заинтересованных лиц. Один одержимый историей бизнесмен с тугим кошельком и желанием помочь в исследовании стоил гораздо больше чем сотни восторженных, но бедных студентов. Мужчина меж тем присел на стул и начал свое выступление.

Кое-что из его мыслей было знакомыми мне аксиомами, кое-что казалось ноу-хау. Как, например, заверения Матиаса, что группа его студентов на самом деле изготовила мазь, следуя средневековому рецепту. Оказывается, рецепт средневековой мази для путешествия ведьмы на шабаш состоял из сильнейших галлюциногенов и действительно вызывал ощущение полета и жжение в тех местах, на которые она наносилась. По-мальчишески усмехнувшись, он пояснил, что мазь, согласно рецепту должна была втираться в интимные зоны:

— Одна из моих студенток до сих пор уверена в том, что испытывала близость с дьяволом.

Зал сдержанно засмеялся. Доклад Матиаса закончился на том, что он уверял, будто раскрыл по-настоящему удивительные факты о протоколах дела Анны Гельди и обещал, что может объявить их возможного владельца прямо во время второй части выступления. При этом он посмотрел вдаль и подмигнул кому-то из зала. Я оглянулась, но абсолютно все присутствующие выглядели так же растеряно как и я. Дэниел оборачиваться не стал, он не проявлял ни капли любопытства, но как только Матиас закончил выступление, а музейная работница объявила о перерыве, сорвался к нему, будто гончая за кроликом.

— Терпение, молодой человек — произнес старик на швейцарском диалекте, и я поняла его слова лишь благодаря интонации и покровительственному похлопыванию по плечу. Дэниэл надел деловитую улыбку, словно хорошо подогнанный костюм, и вернулся к нам с Софи:

— Предлагаю выпить шампанского, после того, как профессор расскажет о владельце, здесь начнется настоящий бой.

Словно предвестник бури, к нам направился тот самый невыразительный серый мужчина в очках, которого я заприметила ранее. Я встречала подобных людей раньше, готова поспорить, у него хорошее историческое образование, деловая хватка как у бульдога и безупречная выдержка. Именно так обычно выглядели владельцы любого бизнеса, связанного с торговлей исторических ценностей. Дэниел был первым моим знакомым бизнесменом, выглядящим как модель от Армани.

— Дэниэл, я рад тебя видеть. Как твои дела? Все также охотишься за мифическими протоколами?

— Мои дела идут прекрасно. И уверен, ты здесь тоже не из-за интереса к личности Гельди, — мужчины смотрели друг на друга глазами извечных конкурентов, но готова была поспорить, они друг другу нравились: — Познакомься — Софи.

Девушка протянула и пожала руку мужчины.

— Меня зовут Марк.

— Дина, коллега из России.

Я тоже пожала сухую, прохладную ладонь, сказав:

— Приятно познакомиться, Марк.

— В какой области вы специализируетесь? — глаза у Марка оказались темно серые, очерченные неглубокими морщинами. На вид ему было лет сорок, но я никогда не была сильна в определении возраста.

— Обычно я ищу информацию. Это генеалогия или сбор информации для исторического исследования.

— То есть вы пишите диссертации за других людей? — Марк выглядел так, будто я в чем-то ужасном призналась. Я поторопилась его разубедить:

— Вы ошибаетесь. Я нахожу и копирую нужные документы, выполняю переводы, иногда подчеркиваю ту информацию, что кажется мне важной. Работу исследователь выполняет сам, просто не у всех есть время сидеть в архивах. Он покачал головой, словно говоря “И все же, я с вами не согласен, каждый должен сам выполнять свою работу”.

— И что привело вас в Швейцарию? Кстати, у вас прекрасный немецкий.

— Спасибо, но я так не считаю. Выполняю работу погибшего коллеги. Знаменитая в России писательница создает очередной шедевр о ведьмах.

— Судя по вашему тону, вы не большая поклонница ее творчества, — Марк усмехнулся, оставив фразу про коллегу без внимания. Его поведение в этом вопросе тоже было типично для историка, незнакомые мертвые не вызывают в нас скорби. Когда занимаешься историей, приходится много писать о мертвых, со временем мы черствеем, воспринимая смерть скорее как событие, чем как трагедию.

Я не заметила, как мы отделились от Софи с Дэниелом. В зале было подано шампанское и легкие закуски. Я взяла кусочек сыра и бокал, с наслаждением смакуя вкус. Дома не часто удается попробовать подобные деликатесы, а здесь они за таковые даже не считались. Икра минтая бы произвела здесь больший фурор, чем самый изумительный сыр. Я усмехнулась своим мыслям. Мы еще немного поговорили с Марком, он был заинтересован в торговле антиквариатом и выходе на русский рынок. Он попросил мои контакты, на случай, если его планы увенчаются успехом:

— Я смогу предложить вам куда более интересную работу, чем та, который вы занимаетесь сейчас, — он также протянул мне свою визитку, и я убрала ее в сумочку. Никогда не знаешь, какое знакомство может пригодиться в дальнейшем. Я решила отыскать Дэниэла и Софи, но застала мужчину одного.

— Софи вышла покурить. — Сообщил он мне. Судя по его позе, скрещенным на груди рукам, он был не очень доволен поведением своей девушки. Я принесла ему бокал, предварительно осведомившись, допустимо ли здесь везти машину не совсем трезвым. У меня было спокойное отношение к небольшому количеству алкоголя в крови, сама я даже трезвая вожу как сумасшедшая мартышка, но встречала людей, которые с трудом связывали три предложения от количества выпитого, но потом садились за руль и просто поражали великолепным управлением машиной. Вольф кивнул:

— Здесь можно. Но лучше ограничиться одним бокалом. — Он сделал глоток, сморщился, не оценив напитка. Мне же шампанское нравилось. Правда пить его на пустой желудок казалось не самой умной идеей.

— Когда свадьба? — задала я до ужаса нетактичный вопрос, и поняв это, постаралась смягчить его улыбкой. Дэниел сделал еще один глоток, удивленно уставился на меня:

— Наши отношения временны. Я не собираюсь жениться на Софи.

Он не пытался ко мне приставать или намекать на возможность свидания, значит его слова были просто констатацией факта. Он был уверен в том, что прав. Я хихикнула, но поспешно поднесла кулак ко рту, делая вид, будто закашлялась:

— Вы точно сообщили ей об этом? Потому что, судя по ее поведению, у нее на вас совсем другие планы.

Я смаковала напиток, глядя на спокойную улочку. Нужно будет внести это описание для Ромашковой. Что-то наподобие “Незаметно было, как по этим улицам проносится время. Дух их остается неизменным”. Вольф же искренне не понимал моего веселья:

— По моему плану, я женюсь в тридцать пять лет. Сейчас мне тридцать два, так что время есть. Пока я не встретил подходящей женщины, поэтому встречаюсь с Софи. Она знает. Я ей тоже не подхожу в качестве партнера на всю жизнь.

Мой смех уже невозможно было замаскировать под кашель. У него был ПЛАН, екарный бабай, у Дэниэла был ПЛАН! Жизнь не всегда идет по плану, порой она устраивает необыкновенные кульбиты. Этот человек выглядел как мачо из журнала мод, но мыслил как сумасшедший историк в драных трениках, которых превеликое множество в наших архивах.

— Если не собираетесь жениться, дайте ей это ясно понять, расскажите об этом плане Софи, так как сказали мне.

— Но это же очевидно, я никогда не говорил с ней о браке и семье. Мы не живем вместе… — его брови сошлись на переносице. — Думаете, она может считать по другому?

Я кивнула, сказав:

— Женщины обычно слышат то, что хотят слышать и видят то, что хотят.

Мысленно я добавила “Эту горькую истину я узнала из своего опыта”.

Дэниэл кивнул и, кажется, сиюминутно решил поговорить со своей подружкой. Но вдруг раздался крик. Мы бросились в зал с экспонатами, откуда он доносился.

И не мы одни. Все присутствующие уже были здесь. Кричала пожилая женщина, что работала в музее, ее руки мелко тряслись. Толпа загораживала собой чье-то тело. С трудом протиснувшись я разглядела Матиаса Штукке. Историк лежал изломанной куклой на паркетном полу, судя по всему, старик каким-то образом умудрился упасть с крутой лестницы, что вела вверх к остальным экспонатам.

— Нужно срочно вызвать полицию, — бормотала я.

— Уже сделано, — сообщил Марк. Люди шептали. Блондинка, что составляла пару приземистому лысому мужчине упала в обморок. “Ведьмы” отступили по дальше, бормоча какие-то слова. Держу пари, одна из них сказала “Это дело рук призрака Анны Гельди”. Марк испарился, вызвав полицию. Не удивлюсь, если он осматривает вещи со стола покойного на предмет записей о владельце протоколами.

— Странно, — сказала по-английски пожилая женщина, которая присутствовала на лекции со своим мужем — У Матиаса был остеопороз, он всегда бывал очень осторожен на лестницах.

Она говорила тихо, но я запомнила ее слова. Не могло же произошедшее быть убийством? Я потянула Дэниэла за рукав, уставившись на него с тревогой во взгляде. Он кивнул, будто в его голове были такие же мысли.


Протокол дела Анны Гельди. Четвертый акт.

После взятия под стражу обвиняемой Анны Гельди разрешается прибегнуть к защите по ее просьбе. Ей назначен допрос в застенке, но без применения пыток. Поскольку у женщины не было близких друзей, которые могли за нее вступиться, допрос свидетелей невиновности не производится.

Обвиняемая говорит, что она невиновна и донос на нее ложен и что она хочет увидеть и услышать обвинителей. Йоханнес Чуди согласился встретиться с обвиняемой, несмотря на угрозу собственной жизни в общении с ведьмой и то, что суд не рекомендовал ему выходить с этой злой женщиной на контакт. Однако суд позволил обвинителю увидеться с обвиняемой. Запрещено сообщать вслух об этой встрече, а также об ее итогах: женщина клялась, что ее Господин покарает Йоханнеса Чуди за подобное отношение к ней, что род его прервется, а безумие поселиться в крови его потомков. После таких слов, ни один из свидетелей обвинения больше не зашел в камеру, а все имена их были скрыты из протоколов.


Глава 5 Игра в детективов


После произошедшего и приезда полиции всем стало не до шампанского и закусок.

Я вышла на улицу, подышать свежим воздухом и отдохнуть от какофонии иностранных языков, царящих в музее. Несостоявшаяся невеста Дэниэла курила тонкую сигарету, выпуская в ночь клубы дыма красиво очерченным ртом. Софи вытирала покрасневшие глаза, но не от того, что ей было так жалко историка, а от того, что Дэниэл сообщил ей о своих планах на будущее, а вернее об их отсутствии. На мой взгляд, он выбрал очень неподходящий момент. Я подошла к девушке, она пронзила меня ледяным взглядом, но желание излить душу взяло верх:

— Три года! Я была с ним три года! И он мне заявляет, что наши отношения — нечто несерьезное, и что он всегда так думал.

От нервов ее акцент прорезался еще сильнее.

— А мне уже двадцать девять. Мне пора замуж выходить.

Я почувствовала укол вины из-за произошедшего, но быстро стряхнула с себя это чувство, в конце концов я сделала Софи одолжение.

— И, самое мерзкое, он сделал это сейчас, да так, будто с начала подразумевал отсутствие каких-либо планов в отношении меня. “Мы не подходим друг другу для создания семьи” — передразнила она его манеру разговаривать. Ровную, будто голос застрял на одной частоте.

— Даниэль — баран, — сказала я чем вызвала слабую улыбку женщины — он отнесся к тебе без уважения и самое лучшее, что ты можешь сделать, уйти от него с гордо поднятой головой. Блондинка взглянула на меня своими прекрасными карими глазами:

— Откуда ты можешь знать?

Я со вздохом поведала ей свою историю. Теперь, когда я говорила о произошедшем вслух, спустя какое-то время, оно больше не терзало мне душу. Выйди я замуж за Сергея тогда и оставь свою работу, как он требовал, что бы меня ждало? Готовка борща “как у мамы”, уборка, бесконечное ожидание мужа. Сергей считал что историей занимаются только дураки, которые не желают жить настоящим, что это и не профессия вовсе. Я заморгала, ошеломленная прозрением: а я и не хотела выходить за него замуж! Это была установка с детства: “Вырасти, поступи в институт, найди мужа”. Папа, умолял меня не торопиться и посмотреть мир.Природный интеллигент, несостоявшийся врач по вине наступления лихих девяностых и появления на свет меня и младшего брата, он не жалел о своем выборе, но желал своим детям более интересной судьбы.

— Может быть тебе и кажется, что весь мир разрушен, но это не так. Единственное, что он обязан был сделать: рассказать тебе о своем отношении раньше.

Софи сделала глубокий вдох. Вокруг царила блаженная тишина, к отсутствию которой привыкаешь, живя в мегаполисе. Какая-то крупная птица вспорхнула на дерево, хлопая крыльями. Может быть сова.

Дверь отворилась, впуская свет изнутри и к нам вышел Дэниел. Он вовсе не выглядел виноватым перед Софи, словно не заметив, что у нее глаза стоят на мокром месте:

— Полиция считает, что это был несчастный случай. Профессор оступился и упал, — возвестил он нам. Девушка смахнула скатившуюся слезинку, улыбнулась, совершенно его не слушая. Она глядела на Дэниэла, оценивая с ног до головы и выискивая недостатки. Я также оценивала фотографии Сергея в соц сетях последние пол года. Довольно бесполезное занятие.

— Отвези меня домой. — Приказала девушка. — Я бы с тобой не поехала, но ненавижу поезда.

— Я знаю, — ответил он.

Дэниэл отворил машину и она уселась на заднее сиденье, рядом со мной. Весь путь обратно проходил в тягостном молчании, поэтому я осмелилась спросить:

— В новой книге Матиаса было что-нибудь про протоколы?

Дэниэл уцепился за эту тему:

— Нет. Я раздобыл экземпляр еще неделю назад, но эту сенсацию он хотел озвучить, а не записывать на бумагу. Очень не вовремя произошел этот несчастный случай.

Машина ехала в темноте по узкой горной дороге, освещая себе путь мощными фарами. Лес, окружающий нас, добавлял атмосферы таинственности.

— Если он был несчастным… — сказала я, ощущая, как мое чутье безошибочно определяет тайну, которую можно разгадать. Софи раздраженно хмыкнула:

— Давайте вы поиграете в детективов, когда я уйду.

Ее слова разрушили все волшебство момента. С другой стороны радовало, что она выбрала позицию ярости, а не печали. Злость придает сил, печаль убивает, но с другой — мне очень хотелось обсудить происходящее. Дэниэл что-то отрывисто сказал по-французски, на что девушка разразилась гневной тирадой на этом прекрасном языке. К счастью, я этого языка вовсе не понимала, поэтому смогла воспринимать ее монолог отстраненно, смотря в окно и наслаждаясь видом. Дэниел отвечал спокойно, но его взгляд в зеркале заднего вида метался от Софи ко мне. Хотя он и пытался не подать виду — мужчина сильно нервничал, а еще наверняка смущался подобного концерта перед практически незнакомкой. Я же как-то оцепенела, погрузившись в свои мысли. Крики Софи не действовали мне на нервы, возможно из-за благозвучности языка. К тому же, в каком-то смысле, я сама была виновницей данного представления.

Мы вернулись в Цюрих, где на одном из светофоров Софи выскочила из машины, громко хлопнув дверью и прокричав одно короткое предложение. Я бы интерпретировала его как: “Что б ты провалился!”.

— Это было очень невежливо по отношению к вам, — покачал головой Вольф, направляясь к гостинице: — Я не ожидал такой реакции.

— А чего вы ожидали? Что она согласиться с вами, попрощается и вы останетесь друзьями? — Голос мой прозвучал не без издевки: — В большинстве своем женщины не начинают отношений, если не видят в конце кольца на пальце и возможности создания семьи.

— Я думал, она не такая, — насупившись, как дикий волчонок, сказал Дэниел.

— Какие же вы все мужики придурки — пробурчала я по-русски себе под нос. К этому можно привыкнуть. Уголки губ моего нового знакомого дернулись, будто он подумал о какой-то шутке. Он подъехал к моему отелю и остановился. В гостиницу не торопясь заходила пожилая женщина, осторожно ступая вверх по крохотной лестнице. Я едва не хлопнула себя по лбу, вспомнив о том, что услышала в музее:

— Матиас болел остеопорозом. Я сомневаюсь, что он мог просто оступиться.

Глаза Вольфа расширились. Красивые руки чуть сильнее сжали руль.

— Вы в этом уверены?

— Об этом сообщила женщина, которая присутствовала на выступлении. Пожилая дама. Она говорила по-английски, с чистым британским акцентом. Я предполагаю. Только предполагаю. Возможно ли, что то, что произошло с профессором было убийством?

— В начале ваш коллега, теперь Матиас. Это определенно как-то связано с протоколами.

Мужчина вышел из машины, отворил мне дверь. В рассеянном свете, исходившем из окон гостиницы и одиного стилизованного под старину фонаря, Вольф казался выше, на его лице причудливо играли тени, заставляя голубые глаза почти сиять. Я понимала, что нельзя смотреть на этого мужчину, как на кондитерское изделие, но ничего не могла с собой поделать. Сосредоточься, Дина! Тут кто-то людей убивает на право и на лево.

— Если вы правы и произошедшее — не несчастный случай, убийца должен был находиться в музее во время лекции. Я раздобуду адреса присутствующих и, если хотите, мы можем завтра начать их опрашивать, — Взгляд мужчины стал восхитительно серьезным. Он смотрел на меня вызывающе, предлагая пуститься в интересное приключение.

— Значит играем в детективов? — спросила я его.

— Лучше. В охотников за сокровищами. Если протоколы и существуют, они хранятся у преступника, который готов пойти на что угодно, чтобы сохранить их.

Предвосхищая мой вопрос о том, откуда у Вольфа присутствует подобная уверенность, он пояснил:

— Я каждый день имею дело с коллекционерами. Большинство из них — разумные люди, которые используют антиквариат, как беспроигрышный способ вложения капитала. Но есть и те, кто одержим своей коллекцией и готов пойти на что угодно, чтобы приобрести новый экспонат.

— Но зачем вам я? — это сильно меня волновало. Если Вольф хочет использовать меня, чтобы побыстрее забыть Софи, я откажусь от его предложения. А в том, что ему требуется русский эксперт с паршивым немецким я сильно сомневаюсь.

— На то есть несколько причин: женщины усмиряют природную подозрительность, с вами я смогу прийти туда, где одного меня не пустят на порог. К Марку, например, вы, кажется, поладили. К тому же, вы очень наблюдательны и мыслите со мной в одном ключе, но при этом замечаете детали. Ну и еще, вы не составляете мне конкуренции и не будете претендовать на то, чтобы я разделил стоимость протоколов. Достаточно убедительно? — спросил он меня. Да, ему не нужно забывать Софи. Он ее, кажется, уже забыл. Я вздохнула. Предложение звучало очень заманчиво. Редко красивые мужчины зовут меня в приключения.

— А что я получу взамен своего времени? — спросила я, с улыбкой. Уже зная, что не откажу.

— Все расходы в то время, как мы с вами будем находиться вместе, я возьму на себя, вы посмотрите Швейцарию. И к тому же, уверен, той писательнице, на которую вы работаете, понравится, если вы опишите ей все происходящее.

Я покачала головой.

— Не думаю. Она прислала меня найти материалы об Анне Гельди…

— А вы проявите инициативу. Напишите мне завтра утром, когда она одобрит идею.

— Если она ее одобрит… — поправила я.

Мужчина улыбнулся, сел в Ауди и не торопясь отъехал от гостиницы. Я вернулась в свой номер, обдумывая произошедшее. Что ж, напишу письмо Ромашковой, и если ей не понравится идея, откажу Вольфу. Ответ от моей работодательницы пришел несказанно быстро “Опишите мне этого мужчину. Расскажите подробнее о том, что произошло”. Я накатала огромное письмо, в котором описала события последних нескольких дней, не упустив ничего — разве что ссору Софи и Дэниела.

“Сделайте это!!!” — пришло сообщение десять минут спустя, как раз столько требовалось женщине, чтобы прочитать мои спутанные мысли, спешно изложенные на бумаге. Следом пришло еще одно сообщение “Описывайте каждый свой день. Подробно. Спасибо вам”. Я захлопнула ноутбук, понимая, Вольф победил. Каким-то образом, он предопределил реакцию писательницы на мое предложение. Ромашкова была в восторге.

Я приняла душ, и откинулась на бежевых простынях, пахнущих чистотой. Поставив будильник на восемь утра, я свернулась калачиком, погружаясь в заслуженный сон.


* * *

Люблю гостиничные завтраки. Вареное яйцо, тосты с соленым сливочным маслицем из крохотной пластиковой пачки, хрустящий бекон и умопомрачительная доза кофеина с жирными сливками и сахаром. Таков мой набор при любом, самом роскошном шведском столе. Дома я питаюсь йогуртом и фруктами, блюдя фигуру, но во время отпуска позволяю себе побыть той девушкой, которая съедала перед сном пачку печенья. Жареный бекон так вообще моя страсть. Я так люблю его, что никогда не покупаю, заставляя холодильник пустовать.

Этот завтрак не стал исключением из правила. Я прихлебывала кофе, просматривая сделанные копии страниц некоторых книг по делу Анны Гельди, когда мой телефон зазвонил. “Ильич”:

— Диночка, доброе утро. Мне звонила Ромашкова. Не знаю, о чем вы вчера с ней переписывались, но ее голос звучал очень воодушевленно. Ты молодец.

Комплименты от начальника были хорошим делом. Ильич никого не хвалил просто так. Я улыбнулась, глядя на улицу сквозь старинное окошко, на спешащих в университет студентов. Бедненькие, даже летом учатся.

— И что за история с этим Дэниелом Вольфом? — в голосе Ильича зазвучала несвойственная ему подозрительность. Я кратко объяснила начальнику положение дел, напомнив, что он звонил ему, чтобы узнать об Александре несколько дней назад.

— То есть, Александра убили из-за каких-то протоколов?

— Не каких-то, а по делу Анны Гельди. Если, конечно, мы не ошибаемся.

— Не нравится мне вся эта история. И Вольф этот не нравится, — начальство вздохнуло в трубку — Работал я как-то с пацаном: Даниил Волков, с акцентом разговаривал. Учился на историческом в МГУ, подрабатывал у меня. Я тогда занимался перепродажей предметов старины. Так этот прохвост стащил всю клиентскую базу и скрылся. Зачем он это сделал, не знаю, жалоб потом не поступало, но нервов он мне изрядно потрепал, — Ильич, судя по всему, до сих пор был расстроен фактом того, что у него кто-то что-то украл.

— Я уверена, что это был не Вольф. Этот и слова по-русски не говорит.

— Хорошо. Но будь осторожна. — Напоследок он бросил мне, — И не забудь заехать за прахом Александра в Гларус.

С этими словами Ильич отключился, а я продолжила пить кофе, чей вкус сильно испортился после нашего разговора.

Ровно в час дня белый Порше стоял возле гостиницы. Мне пришлось надеть бирюзовое платье по колено, поскольку вся остальная моя одежда предрасполагала скорее к походу в лес, чем к светской беседе с британской парой, к которой мы сейчас направлялись.

Мужчина подстриг волосы, что не скрылось от моего взгляда. Я больше любила, когда они были чуть длиннее. Хотя с такими чертами лица как у него можно было и лысым ходить. На Вольфе были бежевые штаны и неизменная голубая рубашка, верхняя пуговица была соблазнительно расстегнута. Мужчина улыбнулся мне, он выглядел так, словно был очень рад меня видеть. Я же почувствовала, что с удовольствием бы поцеловала этот красивый рот. Тпрррууу, гормоны.

— Отлично выглядите. — сказал он мне — Вам очень идет этот цвет.

Не позволяя румянцу окрасить щеки в нежно розовый, я спросила:

— Откуда вы узнали, что Ромашковой понравится идея о нашей совместной работе? — нетерпеливо спросила я его, когда мы неспешно поехали по городу. Скоростной режим в его черте был ограничен 50 км в час, а у любителей полихачить быстро отбирались права.

— У нее творческий кризис, — сказал мужчина, выезжая на автомагистраль. Он нажал какую-то кнопку и крыша машины встала на место, препятствуя ветру — За последние восемь лет она написала двадцать две книги. От такого темпа работы вся креативность полностью выдыхается.

Машина разгонялась все сильнее и вскоре мы неслись 150 км в час. Проезжающие рядом авто, казалось, ползли, а значит, мы сильно превышали. Сергей был любителем быстрой езды, что вытрепало мне немало нервов, но этот мужчина вел так уверенно, что я чувствовала себя в безопасности.

— И вы думаете, она уцепилась за эту историю, чтобы немного себя расшевелить?

— Я в этом уверен. Слушайте, семья Вопни — старые друзья Матиаса. Они приехали из Лондона навестить дочь, и заодно решили проведать его. Маргарет Вопли занимается средневековой историей, ее муж — экономист. Я уговорил их пригласить нас на чашечку чая, чтобы поговорить о деле.

Мы подъезжали к городу под названием Шаффхаузен. Покинув автомагистраль мы оказались на узкой дороге, которая петляла между домов, пока мы не выехали к огромной реке. Широкая, быстрая, неимоверно красивая река:

— Это Рейн? — поинтересовалась я, разглядывая отражение кромки леса в воде.

— Вы правы. Но самое красивое ждет впереди.

Мужчина улыбнулся, съезжая по крутому склону. Моему взгляду открылся удивительный, огромный водопад. Ревущая вода спускалась вниз свободным потоком, солнечные лучи играли на его гранях, создавая бесконечное количество радуг. Я глядела на силу стихии, понимая, что могу заплакать. Многочисленные туристы фотографировались, смеялись, гуляли по широкому променаду возле водопада.

Потрясающее место скрылось из виду, когда мы свернули по улице в сторону старинных домов. Дэниел сверился с картой и припарковался возле одного из них. Красивый дом из серого камня с низким забором и черепичной крышей отличался от всех остальных тем, что в нем были огромные окна. Миновав керамических ежиков, развалившихся в разных позах между цветочных кустов, мы позвонили в дверь. Та самая женщина, которую я видела на лекции отворила и пригласила нас внутрь.

— Маргарет. Маргарет Вопни — затараторила она с изумительным акцентом. Я почувствовала, будто нахожусь в одном из старых британских фильмов — Добро пожаловать. Я сию минуту поставлю чай. Присаживайтесь, — Она провела нас в гостиную, где усадила на кожаный диван, а сама убежала на кухню, поражая прытью, несвойственной для такого возраста. По собранным и запиханным впопыхах в коробки игрушкам, я поняла, что в этом доме были маленькие дети. Значит, пара и правда приехала навестить дочь и внуков. Мужчина в котором я безошибочно узнала супруга женщины протянул нам руку в приветствии:

— Джеймс Вопни — рад познакомиться. Он был крепко-сбитым некогда брюнетом, чьи волосы почти полностью проиграли в борьбе с сединой. — То, что произошло с Матиасом — настоящая трагедия.

— Вы давно дружили? — деловито поинтересовался Дэниэл.

— Уже больше двадцати лет. — Сказал мужчина, откинувшись в кожаном кресле — Время так быстро идет…

Он прикрыл свои большие карие глаза, вспоминая о былых временах. Его супруга, являющая собой настоящее клише на пожилую британскую леди, поставила перед нами крепкий черный чай в фарфоровом чайнике, сливки и тарелочку печенья. Она разлила сливки, а потом добавила крепкую заварку. Для знаменитого британского 5 o’clock tea было рановато, но мне это не помешало насладиться напитком.

— Я вас запомнила, милая леди, вы чем-то похожи с моей дочерью. — Она с гордостью протянула мне фотографию, где изображалась семья: мужчина, двое детей и женщина, которая действительно оказалась чем то со мной схожа. — Они сейчас на прогулке, вернутся через час.

Так она ненавязчиво обозначила время, через которое нам с Дэниелом стоило убраться. Мужчина решил, что не станет сильно злоупотреблять гостеприимством, поинтересовавшись:

— Вы уверены в том, что Матиас болел остеопорозом и не мог оступиться?

Голос поднял пожилой мужчина, отставив чашку на прозрачный столик.

— Да. Болезнь причиняла ему много неудобств, а кости были такими хрупкими, что как-то раз он сломал ребро, просто наклонившись в саду. Если вы хотите моего мнения, кто-то столкнул его с той лестницы. — Все это было сказано со спокойной интонацией. Маргарет всплеснула руками:

— Ох, Джеймс. Что ты такое говоришь!? Кто мог желать вреда Матиасу?

Мысленно я ответила на ее вопрос: “Тот же человек, что желал вреда Александру”. Дэниел продолжал расспросы:

— Вы когда-нибудь слышали о протоколах по делу Анны Гельди?

Я молча наслаждалась чаем, примечая каждую деталь окружающей обстановки, а, главное, реакцию женщины. Тонкие губы сжались, словно она размышляла, достаточно ли мы надежны, чтобы выдать нам информацию, потом она посмотрела на меня и решила. Она заговорила быстро, привычно поднося руку мужу, чтобы тот ее сжал:

— Скорее всего наш друг был убит именно из-за этих протоколов. Он уверял меня, что точно нашел их владельца. Даже организовал несколько встреч с ним или с ней, об итоге которых нам не сказал. Но на сколько я поняла, владелец не желал продавать протоколы, не желал даже передать в музей для изучения и оцифровки. Этот человек — весьма эгоистичен и буквально одержим протоколами. Это все, что я поняла из нашей с Матиасом беседы по телефону накануне выступления. Мой дорогой друг решил пойти на риск и назвать имя владельца во время своей лекции.

Женщина достала из кармана на груди крохотный носовой платок и элегантно промокнула глаза. Ее муж встал позади нее и осторожно погладил по спине. В каждом движении этих двоих сквозило столько искренности и благородства, что я поверила каждому их слову.

— Получается, что владелец был среди приглашенных… — торжествующе извлек мой “партнер”. Его догадка подтвердилась, он был очень собой доволен.

— Матиас любил раскрывать тайны. Он был историком от бога. Вот только некоторые тайны желают остаться неразгаданными.

— Но почему вы не сообщили об этом полиции? — спросила я у дамы.

— Кого вы видите перед собой? — спросила она, и не дождавшись ответа сказала — Полиция увидит во мне в лучшем случае эксцентричную пожилую особу. В худшем — сумасшедшую фантазерку. Я сказала о том, чем болел Матиас, но мои слова никто не воспринял всерьез. Для полицейских это стало лишь подтверждением того, что мой друг мог скончаться, всего лишь упав с лестницы.

Мы немного побеседовали об истории, моей работе, о древних книгах и рукописях, которыми занимался Дэниэл. Женщина пришла в восторг, когда узнала, что я помогаю русской писательнице в поиске материала.

— Какая увлекательная у вас жизнь, юная леди, — Маргарет говорила с таким восторгом, что я почувствовала гордость. А ведь моя жизнь стала увлекательной всего лишь три дня назад. Мы с Дэниелом откланялись, поблагодарили пару за чай и информацию и отправились к машине.

— Хотите прогуляться у водопада? — спросил у меня мужчина, до того как я спросила его о том же. Я улыбнулась и согласилась. Мы спустились вниз по крутой лестнице. Шум от воды стоял такой, что расслышать предложение мужчины я смогла только со второго раза:

— Вас сфотографировать? — спрашивал он, перекрикивая водопад. Я задумалась, но затем кивнула. Вечно родители жаловались, что я живу в пыли да архивах. Стоит предъявить доказательства, что и моя жизнь бывает интересной. Даниэль сделал несколько снимков, и сильно удивился, когда я не вырвала у него телефон и не стала просить все переделать. Он пояснил свое удивление:

— Обычно женщины хотят использовать лучшую фотографию для соц сетей.

Я ответила с улыбкой:

— У меня нет соц сетей. Только почта. Друг всегда позвонит, а знакомые мне не нужны.

На самом деле я удалилась ото всюду и даже сменила номер, потому что меня замучили сочувствующие и желающие принять участие в нашем с Сергеем конфликте. “Дина, Сергей любит тебя, вернись к нему”. “Подруга. Ну опростоволосился мужик. Но сама знаешь — битый двух не битых стоит” “Не глупи. Хороший парень нынче на дороге не валяется”. Даже вспоминать не хотелось.

Дэвид согласно кивнул, смотря на меня каким-то новым внимательным взглядом, словно оценивая по внутреннему критерию. От этого взгляда захотелось хихикать, как школьница, но я смогла сдержать себя в узде. Мы спустились вниз и купили соленых каштанов и кофе. Чай, поданный четой Вопни был прекрасен, но мой организм нуждался в кофеине минимум три раза в день. Молчание затянулось, и хотя виды на замок на скале, водопад и маленький ресторанчик в средневековой башне были изумительны, я заговорила:

— Какие у нас дальше планы?

— Я отвезу вас домой, чтобы вы написали отчет и переоделись. В одиннадцать я приеду за вами, и мы направимся в ночной клуб.

Если это было приглашение на свидание, то самое нелепое в моей жизни. А если нет, я покажусь полной дурой. Обгоняя Дэниела, чтобы видеть его лицо, я спросила:

— А что ждет нас в ночном клубе? — выражение лица мужчины стало серьезным. Его ответ заставил вспотеть мои ладони, а сердце тревожно забиться.

— Человек, который мог совершить убийство и который присутствовал на выступлении Матиаса.


Протокол дела Анны Гельди. Пятый акт.

Обвиняемой был предоставлен защитник — честный человек Иоганн Мельхиор. Защитнику известны общие пункты обвинения, и под страхом казни запрещено сообщать о них кому-либо. Иоганн Мельхиор ознакомился с делом Анны Гельди, он осведомлен о рисках свидетельства ереси. Защитник поговорил с обвиняемой и отказался от нее. Таким образом, женщина не имеет представителя в суде.


Глава 6 Я христианин!


Я заканчивала письмо Ромашковой, сидя в небольшом кафе в старом городе Цюриха и попивая холодный молочный коктейль. Наличие времени позволило красочно описать пожилую британскую пару, и даже прогулку с Дэниелом у водопада. Как обычно, ответ от писательницы пришел незамедлительно:

«Дина, мне все очень нравится! Обязательно в подробностях расскажите о встрече вечером. Этот Вольф, он и правда настолько привлекателен, насколько я себе представляю?». То, что Ромашкова уже не первый раз интересовалась личностью и внешностью Вольфа навевало на мысль: уж не его ли она собирается сделать главным персонажем в своем новом произведении? Я, скрипя зубами, описала его внешность во всех подробностях, стараюсь, чтобы моя симпатия к нему оказалась похоронена под нагромождением фактов.

По старинной мостовой рядом проезжали трамваи и нескончаемый поток велосипедов. Я уже начала жалеть о том, что решила присесть на улице, а не внутри кафе в прохладе кондиционеров, когда мимо крупными шагами прошел Иван. Мужчина резко затормозил, приметив меня и уверенно направился в мою сторону.

— Говорил же — свидимся! — сообщил он с улыбкой. В официальном костюме он казался крупнее и как-то внушительнее. Солнце играло в его волосах, при таком освещении они выглядели совсем светлыми.

— Как ваши дела? — спросила я, радуясь встрече со знакомым. И правда Швейцария — большая деревня.

— Не жалуюсь. Здешняя компания произвела оценку привезенных мной камней, осталось оформить страхование и можно продавать.

Даже я понимала, что обычные изумруды не поехали бы в Цюрих за оценкой стоимости, речь шла о чем-то очень дорогом. Мужчина присел за столик, он беспокойно поглядывал на часы и отослал официанта, попытавшегося взять у него заказ:

— А как ваши? Нашли что-нибудь интересное про своих ведьм?

Откровенность провоцировала откровенность, и я рассказала о протоколах по делу Анны Гельди, довольная тем, что и мне есть, чем поделиться. Иван слушал внимательно, вежливая улыбка не покидала лица. Его ореховые глаза снова потемнели, но в этот раз изменение не было игрой света. Он словно погрузился в себя на какое-то мгновение:

— Интересная охота намечается, — сказал он скорее себе, чем мне. А затем его взгляд снова просветлел, и он обратился уже ко мне: — Вы прямо Индиана Джоунс в юбке — убийства, таинственные документы…

— Все не так интересно, как звучит со стороны, — рассмеялась я ему в ответ.

— Если вы хотите, поужинаем сегодня??У меня еще были дела, поэтому ужинать я собиралась второпях.

— К сожалению, не смогу.

— Как насчет завтрака завтра? Я здесь совсем одичал.?Иван развел руками. Я могла его понять. Не все люди спокойно выносят одиночество. Я относилась к этому меньшинству, Иван, вероятно, нет.

— В девять подойдет? — предложила я, приблизительно рассчитав, во сколько примерно смогу встать после допросов в ночных клубах. Иван покачал головой.

— В восемь тридцать? — последовал встречный вопрос

— Договорились.

Мы расстались. Мужчина перешел на очень быстрый шаг, очевидно, он опаздывал. Меня же ожидал мучительный поход по магазинам в поисках чего-то, что можно надеть одновременно в клуб и на деловую встречу.

* * *

То, что я зря мучилась, собираясь и выбирая голубое платье и клатч, которые можно было бы надеть под пиджак, чудом оказавшийся среди моих вещей, стало очевидно на входе в клуб. Разновозрастная публика вообще не интересовалась тем, как выглядела. Здесь были дамы далеко за сорок в мини юбках, молодые девушки в мешковатых штанах с лохматыми головами, парни, которым едва перевалило за двадцать и мужчины, годящиеся им в отцы. Другими словами клубная жизнь Цюриха изрядно отличалась от московской. Дэниел был в одной из своих неизменных голубых рубашек, что очень подходили ему под глаза, и темно-синих джинсах.

Он опоздал на десять минут и очень долго извинялся.

— Не мог найти парковочное место. Все занято! — Ругался он. — Столько машин развелось.

— Но у вас у самого две. — С улыбкой сказала я.

— Одна нужна для дел, другая для души.

При словах о Порше глаза Дэниела засверкали, он явно любил эту свою игрушку. Мужчины и их машины… Как поговаривала моя бабушка: «сегодня мальчик завтра помер». Она имела ввиду, что мужчины не вырастают, до глубокой старости оставаясь детьми. Глядя на Дэниела, я как никогда убеждалась в правоте ее слов.

— Дина, сейчас мы отправимся к очень… эксцентричному человеку. Мужчину зовут Максим, и он уроженец бывшей Югославии. Поэтому может быть пугающим. Он владеет этим клубом больше двадцати лет, и я уверен легальная сфера его бизнеса — капля в море, по сравнению с нелегальной.

— Нам что-то угрожает? — Поинтересовалась я, готовая поджать хвост и отправиться обратно в гостиницу. Не хотелось рисковать собой из-за поисков мифических протоколов, и даже возможность поймать убийцу Антонова прекращала быть столь заманчивой. Люблю я себя. Очень.

— Я гарантирую, что мы находимся в абсолютной безопасности. Максим — человек слова и он мне должен. Просто не дайте себя испугать.

Я кивнула, мысленно приготавливаясь к худшему. Дэниел подал мне руку, я приняла ее, прикасаясь к упругим мускулам. Есть мужчины, которым ради таких надо поселиться в спортзале и питаться протеиновыми батончиками. Сомневаюсь, что у хозяина бизнеса по продаже антиквариата было на это время.

Музыка не оглушала на входе, но стоило нам миновать гардеробную, ударила битами. С университета не ходила по клубам, музыка и атмосфера не сильно изменились. Тощий диджей на стойке махал руками и кричал что-то на немецком, посетители литрами лакали пиво, девушки пытались занять места поближе к многочисленным зеркалам, чтобы иметь возможность себя лицезреть. Слабый свет делал девушек привлекательней, скрывал недостатки молодых людей. Сорокалетний вполне мог сойти за тридцатилетнего, и сразу стало понятно, почему никого здесь не смущал возраст. Народу было так много, что мне пришлось прижаться к Дэниелу, уверенно пробирающемуся куда-то сквозь это живое море. Запахи в клубах я не люблю больше всего: спиртное, пот, смесь запахов духов и дезодорантов и главенствующий запах какой-то гари, будто находишься в аду. Дэниел выглядел абсолютно невозмутимо, с таким выражением лица обычно сводят бухгалтерский учет. Наконец, мы выбрались в ВИП зону, где состоятельные клиенты пили дорогие напитки, откинувшись на «кожаных» диванах и подошли к окованной стальными пластинами двери, перед которой стояло два черных лысых шкафа.

— Я к Максиму! — прокричал Дэниел одному из них. Тот прикоснулся к наушнику, кивнул в пустоту и отворил дверь. Едва та закрылась — шум стих. Перед нами показалась крутая лестница вверх, ведущая в место, освещенное теплым желтоватым светом. Дэниел, как истинный джентельмен пропустил меня вперед, лучше бы он этого не делал: не предназначалось мое платье для подъемов по лестнице. Я постаралась взлететь вверх как можно скорее и едва не столкнулась лоб в лоб с блондинкой, которую уже видела на лекции Матиаса.

Та расплылась в улыбке, но ничего не сказала, подплывая к лысеющему невысокому мужчине. Про таких говорят, в ширину больше, чем в высоту. Максим напоминал бывшего боксера. Короткая шея, жесткий взгляд, руки-кувалды. Мужчина устроился на кушетке восемнадцатого века, которая ему совсем не подходила рядом с женой, судя по одинаковым кольцам их красного золота. При таких габаритах он бы куда лучше смотрелся восседающем на массивном кресле. Окинув комнату быстрым взглядом я приметила здесь коллекционное оружие, висящее на стенах, люстру из натурального хрусталя и дорогой персидский ковер. Дорого-богато, но совершенно безвкусно.

— Здравствуй, Макс.

Дэниел расслабленно присел на небольшое кресло с резными ручками, не дожидаясь приглашения. Мне ничего не оставалось, как сесть на его близнеца по правую руку от мужчины.

— И тебе привет. Кто твоя новая девочка?

Не позволив Дэниелу меня представить, я сказала:

— Меня зовут Дина. Я историк из России. И я не его девочка.

Максима мои слова, кажется, обрадовали. Он расплылся в улыбке.

— Ух какая! Мы, славяне, братья! — сказал он по русски, глядя на меня своими маленькими голубыми глазками. Красивая женщина рядом с ним гнула силиконовые губы в улыбке. Сейчас я могла заметить, что ей точно больше тридцати семи, но как и все женщины модельного типа, она отказывалась принимать свой возраст. Морщины тщательно удалялись, на лицо наносились горы макияжа. — Моя жена.

Сказал он, махнув в ее сторону рукой.

— Анастасия, — представилась она, прижимаясь к нему. — Я из Украины.

— Приятно познакомиться, — сказала я. Кругом наши, мелькнула в голове приятная мысль. Максим тут же перестал казаться страшным. Обычный стареющий мужик, мысленно застрявший в девяностых: — Может перейдем на немецкий, чтобы Дэниел нас понимал?

— А он и так понимает, правда, Даник?

Мой спутник и бровью не повел, произнеся по-русски лишь с тенью акцента:

— Понимаю. Сам знаешь, без русского языка в этом бизнесе делать нечего.

У меня челюсть отпала, вот… прохвост! Даниел посмотрел на меня и улыбнулся, как нашкодивший мальчишка. Я же почувствовала, что краснею, — значит он слышал все мои ремарки в свой адрес:

— Где ты был, когда Матиас упал с лестницы? — спросил Дэниел ровным голосом.

Он буравил Максима взглядом, словно подозревал его. Я переглянулась с Анастасией, женщина не выглядела сильно удивленной допросом. Вероятно ее мужа часто спрашивали о чем-то подобном.

— Ты за кого меня держишь?! — взорвался мужчина, доставая из-за пазухи огромный золотой крест: — Что б я убил старика? Я христианин!

Он порывисто перекрестился. Знала я такой тип христиан, для них папа Климент VI и создал систему индульгенций. И не важно, что ортодоксальная церковь сильно отличалась от католической — вариации этой системы пользовались популярностью везде. «Нагрешил — искупил, можно деньгами».

— С чего ты взял, что я подозреваю тебя в убийстве? — Дэниел торжествовал. Как по мне, не улыбаться надо было, а бежать. Лицо Максима пошло багровыми пятнами. Руки сжались в кулаки:

— Я что — дурак какой два и два не сложить? Слишком он удачно с лестницы упал до того, как назвал имя владельца.

— Ты хочешь сказать, протоколы не у тебя? — вот теперь лицо Дэниела помрачнело. Было так непривычно слышать, как он говорит по-русски. Интонации звучали немного неправильно, резали ухо, но в остальном в нем нельзя было заподозрить иностранца. Анастасия всплеснула руками:

— Какая я негостеприимная хозяйка! Вы хотите чего-нибудь? — в ее голосе отчетливо звучал украинский говор, как бы она не старалась тянуть гласные как москвичка. Мы с Дэниелом покачали головами, не хотелось мне ничего принимать от этой парочки, пусть мы и «братья-славяне». Максим собрался и наклонился вперед, напирая своими размерами:

— Да что б я делал в этом богом забытом городке, если б не приехал за именем владельца? Я думал перекупить эти бумажки, раз профессор собирался сказать, кому они принадлежат. Ты же сам знаешь, сколько ОН за них предлагал.

Загадочный “он”, был явно знаком Дэниелу. Тот откинулся на старинном кресле, пытаясь скрыть дрожь, охватившую его. Я благоразумно помалкивала, хотя на языке крутилось множество вопросов. Максим же продолжил:

— Когда я увидел на лекции тебя и Марка, то понял, что крупная игра намечается, и у вас тоже нет никаких зацепок. Думал, обставлю вас, зануд ученых, прижму старика в углу да выпытаю у кого протоколы. Но не успел, опередил меня кто-то…

Анастасия позвонила в серебряный антикварный колокольчик и в комнату вошла девушка в форме официантки с графином водки и разными закусками к ней. Женщина разлила напиток на две стопки, она каким-то шестым чувством догадалась, что я крепкое не пью. Мои руки потянулись к бутербродикам с семгой, пахнуть буду не очень хорошо, но не целоваться же мне потом. Максим взял одну стопку, вторую пододвинул Дэниэлу по гладкой поверхности стола.

— Ты же знаешь, я за рулем.

— Ты пришел ко мне и оскорбил, обвинив в убийстве. Меньшее, что ты можешь сделать, чтобы загладить вину — выпить со мной.

Под конец фразы тон Максима звучал совсем угрожающе. Дэниел вздохнул, взял свою стопку и, чокнувшись с хозяином клуба, опрокинул. Когда он потянулся за закуской, Мужчина его оборвал:

— После первой не закусывают.

Он налил по второй, потом по третьей. Максим пил с таким упоением, что мне самой захотелось. В этом человеке была недюжинная любовь к жизни, которая проявлялась в каждом его жесте и взгляде. С первого взгляда на его жилище мне стало ясно, что он ничего не понимал в истории, но считал, что имеет полное право вмешаться в охоту.

— Ты мне должен, помнишь?

— Еще б забыл… — буркнул мужчина: — И ты пришел, чтобы попросить у меня протоколы? Поэтому так расстроился, что у меня их не оказалось?

Мой спутник согласно кивнул. Что же за услугу он оказал Максиму, что она стоит протоколов по делу Анны Гельди?

— Вот темная ты лошадка, Даник. Не люблю таких как ты, — сказал Максим, а затем наклонился в мою сторону, от чего объемный живот плюхнулся на колени — А вот ты мне нравишься. Люблю красивых женщин.

— Спасибо за комплимент. — Ответила я, натянув улыбку на лицо. Не время и не место включать феминистку, Максим не видел в женщине личность, а я не собиралась его чему-то учить: — Очень интересный выбор жилища.

Я окинула взглядом комнату. Очевидно, что Максим владел всем этажом над клубом и частенько оставался здесь:

— Я когда то место купил, — он показал вниз мясистым пальцем: — С этого этажа начали поступать постоянные жалобы на шум. Как помню, старикашка тут жил с вонючим пуделем. Тявкали на пару. Мне быстро надоело платить штрафы, так что я выкупил весь второй этаж.

— И владелец вам его продал?

— Я умею убеждать: — зловеще рассмеялся Макс и хлопнул себя по бедрам огромными ручищами: — Ты пей давай, карасик.

Бурчал он на Дэниела.

— Или может отпустить тебя, а ты долг спишешь??

Даниел поднял стопку, с улыбкой сказал непонятную мне фразу на сербском и осушил ее. После того как он это сделал, Макс на какое-то время потерял к нему интерес:

— Тебе тоже протоколы нужны? — спросил он у меня.

— Нет. Я книгу помогаю писать. — Ответ прозвучал смешно даже для меня самой.

— Писатели! — воскликнул он, пропустив мимо ушей часть, что я только помогаю и рассмеялся, — Ну так у меня интересный поворот есть для твоей книги.

Дэниел навострил уши, Максим обнажил крупные зубы в улыбке, один из них был заменен на золотой, и как я раньше не заметила этого эстетического изыска?

— Помните дамочек, которые на лекции сидели?

Еще бы забыть. Глядя на разряженных в разноцветные тряпки женщин я подумала, что инквизиции на швейцарских просторах и сейчас ощутимо не хватает.

— Одна из них, черноволосая такая с татуировкой на запястье, шмыгнула в зал, где был убит профессор.

— Почему вы ничего не сообщили полиции? — спросила я, чувствуя, как глаза мои расширяются от осознания произошедшего. Убийца была столь близко, а Максим намеренно утаил информацию. Этот мужчина с громогласным голосом скрывал улики, вот только почему?

Нам всем будет удобней, если полиция об этом не узнает, правда, Даник? — мой напарник оставил комментарий без ответа. Он поднялся, поблагодарил Анастасию за гостеприимство и нетвердой походкой направился к выходу. Видимо русская кровь в Дэниеле была весьма разбавленной, иначе бы его так не подкосило.?Я поспешила за ним, когда Максим схватил меня за руку. Для своих размеров он двигался необыкновенно быстро. Он заговорил тихим предостерегающим рыком:

— На твоем месте я бы не доверял Дэниелу. Ты лезешь в опасную игру, девочка.

— Что вы имеете в виду? — спросила я, а у самой стук сердца отдавался в ушах.

— Мы здесь все… морально гибкие, — он взглянул на жену, она улыбнулась какой-то хищной улыбкой: — Дэниел в этот мир вписывается, а ты нет.

С этими словами он отпустил мое запястье и я посеменила к выходу.

Миновав клуб, где посетители с упоением плясали под Героина, я выскочила в прохладу вечернего Цюриха и принялась выискивать глазами «напарника». Его не было ни среди толпы, ожидающей своей очереди, чтобы войти в клуб, ни в стороне. Сбежал, поганец! — пронеслась мысль в голове за секунду до того, как я различила неприятные звуки откуда-то сбоку здания, где кого-то выворачивало наизнанку прямо на чистенькую мостовую. Заметив широкие плечи, обтянутые тканью голубой рубашки, я поняла кому-именно так поплохело.

- Даниэль? — спросила я, получив в ответ булькающие звуки.

— Ненавижу водку, — сказал он по-русски после того, как закончил опустошать желудок, — Вино, виски, ром, пиво — все что угодно, но только не водка.

Он разогнулся, взглянул на меня слезящимися покрасневшими глазами.

Вот не знаю, что у нас у русских женщин за программа такая стоит в голове, но когда мы видим пьяного, которому по-настоящему плохо, мы теряем весь свой боевой запал и готовы жалеть его, поднося рассольчик, бульон, все, что пожелает страдающая душа. Я не была исключением из этого правила.

— Что я могу для вас сделать?

— Минералка — прошептал Дэниел, и я, не помня себя, помчалась в ближайший круглосуточный супермаркет. Там я схватила самую большую бутылку газированной воды и вернулась, с трудом переводя дыхание. Он осушил половину, отойдя на приличное расстояние от места своего преступления.

— Зачем же вы пили тогда? — раздраженно спросила я, буквально слыша в своем голосе мамины интонации, когда она встречала папу после посиделки с друзьями. Не хватало только руки в боки поставить.

— У Максима свои представления о том, что такое гостеприимство. Если бы я отказался, он бы ничего не сказал. — Голос мужчины звучал низко, он со старанием произносил все буквы «р», отчего русский из его уст звучал с какими-то кошачьими интонациями.

— Понятно. Хорошего вечера и доброй ночи, — сказала я Дэниелу, развернулась на каблуках и с уверенностью бронепоезда направилась к себе в гостиницу. Дина Колесникова, кто угодно, но не дура. Я не стану рисковать своей шеей для того, чтобы кто-то нажился на мифических протоколах. Прости, Антонов, но имя твоего убийцы так и останется тайной.

Хорошо освещенные улицы, мостовая под каблуками, и свежий ночной воздух. Красота. Тяжелое дыхание позади. Я развернулась, не удивившись, увидев Вольфа.

— Дина, подождите… — он смотрел на меня с растерянным выражением лица, как нашкодивший кот: — Дайте объяснить.

До гостиницы оставалось недолго, я пошла дальше, он следовал за мной:

— Я не знаю, что вам сказал Макс, но он очень часто сгущает краски и прикидывается устрашающим. На самом у него четверо детей от двух браков, все деньги он перечисляет на их счета, поэтому хватается за любую возможность заработать. А этих возможностей становится меньше с каждым годом, потому что такие как Макс больше не могут конкурировать с молодежью.

— Образованными, беспринципными профессионалами, как вы? — выплюнула я ядовитые слова, которые вертелись на языке. Почему же у меня такой плохой вкус на мужчин! Как понравится какой, окажется патологическим вруном, — Вы даже не собирались выставлять протоколы на аукцион. У вас уже есть покупатель и сомневаюсь, что продажа окажется законной.?Я говорила слишком громко, на нас оглядывались прохожие. Не понимая языка, что они могли подумать? Девушка поссорилась с парнем и орет на него по-русски. Житейская такая ситуация.

— В этом вы правы — произнес Даниель — Мой клиент анонимен. Это крупнейший коллекционер вещей с «историей». Если вам станет легче, я сам не знаю,как он выглядит и где живет. Подозреваю, что он из России или Китая.

Не ожидала, что могу идти на каблуках по брусчатке с такой скоростью. Уже показалось темное центральной здание библиотеки, а там до гостиницы рукой подать. Я остановилась под кронами старых раскидистых кленов, что росли перед зданием библиотеки.

— Я боюсь.

Признание далось легко, потому что было правдой. К счастью, я не отношусь к типажу людей, которым как наркотик нужны приключения на свою пятую точку. Мне вполне не плохо дома, перед телевизором на уютном диванчике.

— Я гарантирую, вам ничего не угрожает. — Голос Дэниела звучал с каким-то отчаянием, будто мое согласие работать с ним значило для него очень много.

— Чем же вы это гарантируете??Не бывает безопасно там, где вертятся большие деньги. Я понимала, что протоколы стоят очень много, раз кто-то готов пойти ради них на убийства. Голубые глаза собаки хаски на человеческом лице Дэниела на секунду закрылись:

— Я не буду оставлять вас в одиночестве. Обещаю позаботиться и…, я вам заплачу ту сумму, которую обговаривал с Александром, если мы найдем протоколы.

Он назвал цифру во франках, и я присвистнула. Это была половина моего годового оклада с процентами. Не сказать, чтобы я так сильно нуждалась в деньгах, но и лишними они не бывают.

— Абсолютная честность? — спросила я у Даниэла. Не хотелось больше неприятных сюрпризов, каким оказалось его знание русского.

— Не могу обещать, — сказал он, заглянув мне в глаза. Что ж, это было честно. Я пошла к гостинице, мужчина догнал меня и схватил за руку. Кожа его горела.

— Но я обещаю, что расскажу всю правду о том, что касается дела.

Я не остановилась, но замедлила шаг, позволяя ему себя догнать. Дэниел поравнялся со мной, он молчал, давая мне время на размышления. С одной стороны затея могла оказаться опасной, два трупа, может ли мой стать третьим? С другой, Антонов был пьян, когда его убили, профессор мог действительно упасть с лестницы. Дэниел не казался мне опасным, пусть его настойчивое желание работать именно со мной настораживало. Либо он подозревает, что я знаю гораздо больше, чем сообщила, либо…

— Напомните мне еще раз, зачем я вам нужна?

Мужчина сказал с улыбкой:

— Вы нравитесь людям и моментально располагаете к себе. Вам разве никто никогда этого не говорил?

Я покачала головой. По большей мере Ильич общался с клиентами, в моей работе возраст играл на руку, а отсутствие морщин сильно портило впечатление.

— Вопни пустили меня только потому, что я был с вами, Максим поделился информацией с вами, а не со мной. Да и сомневаюсь, что «ведьмы» согласятся вести со мной беседы.

Он произнес «ведьмы» с усмешкой в голосе. Святой Иосиф вырос перед нами, мягкий свет, льющийся из старинных окон на первом этаже гостеприимно приглашал внутрь. Поднявшись на ступеньку и остановившись, я развернулась и поглядела в глаза мужчины. Решение было принято молниеносно, говорят «дураков Бог бережет», ну так я в последнее время не блещу умом.

— Ладно, я с вами. Но не лгите мне по пустякам!

— Я не лгал, а умалчивал. Ваши комментарии казались такими смешными.

К моему удивлению мужчина прошел следом в хорошо освещенную приемную, где за стойкой сидела с трудом силящаяся не закрыть глаза девушка. Дэниел сказал что-то на немецком, протянул свою банковскую карточку, а сонная ресепшионистка дала взамен нее ключи. На мой удивленный взгляд он ответил:

— Я же сказал, что буду за вами приглядывать. Тем более, за руль сейчас лучше не садиться. Доброй ночи, Дина.

Сказал он, лишив меня возможности препираться и пошел впереди меня. Комната его оказалась соседней с моей, он быстро вошел в нее, оставив меня рыться в сумочке и размышлять, что сейчас, черт возьми, только что произошло…


Протокол дела Анны Гельди. Шестой акт.

Из обвинений, выдвинутых Анне Гельди:?«Из показаний против тебя ты можешь догадаться об именах свидетелей, а именно: дочь Йоханеса Чуди заболела после твоих слов ему: „Ты почувствуешь, что было бы лучше исполнить мою просьбу“. Твои поступки кричат, как свидетельства. Ты также знаешь, что о тебе идет дурная молва и что уж давно ты подозреваешься в наведении многих порч и вредительств».

В ответ на эти слова обвиняемая ответила: «Я признаю, что произнесла эти слова, но я не имела намерения вредить».

По следующим признакам: худая молва об обвиняемой, найденные в ее комнате травы и мази, заболевший ребенок мы признаем, что обвиняемая не подлежит оправданию и освобождению.

Свидетели утверждают наличие существенной опороченности обвиняемой, не имея возможности, однако, привести улик. Однако судья, при наличии вражды между свидетелем и обвиняемой, считает эти признаки достаточными для возбуждения против обвиняемой Анны Гельди сильного подозрения. В силу этого обвиняемая, оставленная под стражей, присуждается к троякому наказанию, а именно:

1) к каноническому очищению, вследствие общественной опороченности.

2) к клятвенному отречению, вследствие подозрения.

Если обвиняемая признается в своем преступлении и обнаружит раскаяние, она не передается светской власти для смертной казни, но присуждается духовным судьей к пожизненному заключению. Анна Гельди отказалась признавать свою вину и не раскаялась.


Глава 7 Раз два три. Ведьма — гори!


Я с трудом открыла глаза и поднялась с кровати из-за того что, кто-то настойчиво стучался в дверь. Семь утра. Семь, блин, утра! Словно кикимора из русской сказки со спутавшимися ото сна волосами и размазанной по лицу косметикой, которую я поленилась смыть, я, спотыкаясь, отправилась к двери. Там я увидела Дениэла.

Свеженького, бодрого, сияющего словно начищенная монетка.

— Ох… вы еще спите? — спросил он меня по-русски, выглядев при этом очень удивленным. Я кивнула, пытаясь сфокусировать взгляд. Больше всего хотелось послать его куда-нибудь подальше и забраться в теплую постельку.

— Вы что-то хотели? — спросила я.

— Позавтракать вместе. — с сияющей улыбкой сообщил он мне — Я уже подогнал машину на парковку, узнал кое-какую информацию о наших ведьмах. После обеда съездим в Моллис, хочу запросить копии последних документов, которые брал Александр…

— Я уже договорилась позавтракать кое с кем. — прервала я поток его быстрой речи. Спасибо тебе, данное раннее обещание!

— С кем? — Поинтересовался он у меня, со странными нотками в голосе. Вот какая ему разница, с кем я завтракаю?

— Со знакомым — ответила я, буквально крича мысленно «Уходи и дай мне поспать!».

— Хорошо. Тогда встретимся в полдень, я буду ждать здесь. Не опаздывайте.

Я закрыла дверь, чувствуя себя от чего-то виноватой перед Дэниелом. Но раз уж эта ранняя пташка меня разбудила, напишу отчет Ромашковой. Я угнездилась на кровати, открыла компьютер и увидела письмо от нее, пришедшее в два часа ночи. Как и все писатели она была совой:

«Вы не представляете, какую неоценимую помощь оказали мне. Ваша история завораживает, слог пронзителен. Разрешите ли вы мне заимствовать некоторые ваши слова для моей книги? С уважением, ваша Полина. PS: я обговариваю с вашим начальством возможность полноценной работы на меня в будущем».

Я присвистнула. Никогда бы не подумала, что мои измышления кто-то может счесть «завораживающими». Предложение Ромашковой было заманчивым, поэтому к своему отчету о проделанной работе, я добавила, что с радостью рассмотрю его при согласовании с начальством.

Оставалось еще немного времени, которое я посвятила тетради Антонова. Отчего его так интересовало семейное древо семьи Чуди? Той самой, что выступала обвинителями по делу Анны Гельди? Согласно его записям, последний потомок Чуди, проживающий в городке Моллис умер три года назад. Герхард Чуди не имел детей, умер в возрасте 67 лет. Я подумала о том, что можно было бы наведаться в его дом, адрес был выведен на полях, и расспросить новых владельцев о старике, если зацепка с «ведьмами» окажется неудачной.

Ведьмы… Кругом одни ведьмы. Могла ли подумать Анна Гельди, что ее имя будет оставаться на устах спустя столько лет? Что найдутся желающие подражать ей, оправдывающие и обвинители в двадцать первом веке? Как много для историков прояснили бы протоколы по ее делу, но если Дэниел их получит, он продаст их коллекционеру и протоколы никогда не увидят свет.

***

Когда я подошла к кафе, в котором мы договорились встретиться с Иваном, он уже ожидал меня. Я же думала, что проявлю чудеса пунктуальности, явившись на пятнадцать минут раньше обговоренного времени. Это было тоже самое в кафе, в котором мы встретились накануне. Напротив неспешно проехал трамвай, за которым словно утята за уткой пристроились велосипедисты. Мужчина прищурился из-за яркого утреннего солнышка и улыбнулся. Он убрал в сторону газету на немецком языке и дружески меня обнял. Сегодня на нем также был темный рабочий костюм, в котором к полудню наверняка можно было просто свариться.

— Ух, я рад вас видеть — сказал он, когда я присела на мягкую подушку напротив.

— Я вас тоже. Что заказываем? — мой желудок начинало сводить от голода. Ведь ужин составил один несчастный бутерброд, который я перехватила с подноса закусок у Максима в клубе.

— Европейский завтрак, думаю, будет в самый раз. У них тут хорошая ветчина.

Я облизнулась, поздно спохватившись, как на это может отреагировать мужчина. Судя по внимательному взгляду на мои губы, неправильно.

— Как ваша работа? — поспешно заговорила я. Обманывать себя не хотелось, велика вероятность того, что Иван женат или состоит в плотных отношениях и ищет себе развлечение на время командировки. Я к девушкам, которые бы подошли для подобной роли, не относилась.

— Не жалуюсь. А ваша? Протоколы все еще у неизвестного убийцы?

К нашему столику подошел официант и принял заказ.

— По крайней мере я их пока что не видела.

Мобильный Ивана зазвонил, он коротко улыбнулся, взглянул на номер и нажал «отбой». При этом выражение его лица стало жестче, он явно был недоволен звонку.

— Расскажете, если удасться что-нибудь найти? — поинтересовался он после того, как завтрак оказался за нашими столами, жареные яйца, ветчина, сыр и тосты и бесконечное количество кофе, я схватилась за последнее — Очень любопытно.

— Обязательно расскажу, — заверила я его: — по правде говоря, сегодня мне предстоит интересная встреча с местным оккультным сообществом.

— Вот оно как. Ведьмы значит? — как и любой представитель сильной половины человечества, восторга Иван не показал. Он намазал хлеб щедрой порцией масла, положил сверху ветчину и сыр. Мои губы сами собой растянулись в улыбке от его таких обычный действий. Только салями заменить на докторскую, а швейцарский сыр на российский и идеальный бутерброд получится.

— Возможно одна из них имеет отношение к смерти профессора.

— Хорошо, если б оно так и оказалось — Сказал мужчина скорее себе, чем мне, откусывая от своего творения большой кусок.

— Простите, что?

Иван был прекрасным собеседником, когда не «проваливался» в себя. Прожевав и проглотив еду, он снова вернулся ко мне и улыбнулся:

— Тогда бы вы нашли убийцу и протоколы и имели больше времени.

Мы поговорили с ним о Швейцарии, в которой он оказался частым гостем, пожелали друг другу хорошего дня и разошлись. Иван выпросил номер моего телефона напоследок.

— Чтобы всегда можно было позвать вас на ужин, — сказал он мне на прощанье.

Я шла к гостинице в хорошем расположении духа, подпрыгивая и наслаждаясь ощущением волос, собранных в высокий хвост и касающихся голой спины. Сергей говорил, что мне очень идет, когда я стягиваю волосы в конский хвост, оставляя шею открытой. Скоро мне придется начать по-настоящему щелкать себя по носу, если я хочу перестать о нем думать. Машины Дэниела не оказалось на парковке, а значит у меня было достаточно времени на то, чтобы изучить оставшиеся взятые в библиотеке книги. Конечно, Ромашкину в последние дни все меньше интересовала история Анны Гельди и все больше Дэниел Вольф, но я хотела выполнить свою работу на все сто процентов, а для этого хотелось разобраться, за что же казнили бедную женщину.

Интересной оказалась фигура Руди Штайнмеллера — зятя Йоханеса Чуди, которого также посадили в тюрьму вместе с Анной, обвинив в пособничестве ей. Мужчина вскоре повесился, а его имущество было конфисковано. «Лес рубят — щепки летят»: подумалось мне. Могло ли оказаться, что истинной причиной заключения Анны в тюрьму оказалось желание Чуди прибрать к рукам наследство Штайнмеллера? Человеческая жадность часто становилась причиной нечестных судов. К сожалению, протоколы по делу Руди также не сохранились, а, значит, эта история окажется навсегда покрыта мраком. Я написала и отправила Ромашковой короткую заметку со своими размышлениями.

Вольф вошел в мою комнату, не стучась, и я бы не заметила его, если бы он не кашлянул. Этот мужчина постоянно смотрел на меня странными глазами и захотелось прикрыться, хоть я и была в одежде.

— Это невежливо. — сказала я ему, имея ввиду его вторжение.

— Я ждал вас внизу, но вы не пришли. Уже двенадцать.

Я взглянула на часы и вскочила, вечно заработаюсь и упускаю счет времени. Дэниел смотрел с улыбкой на то, как я спешно собиралась, закидывала в сумку необходимые вещи и проводила быструю инспекцию своего внешнего вида. Оставшись довольной последним, я поспешила за Дэниелом вниз по лестнице, где нас ждала открытая машина. Опередив его и не позволив галантно распахнуть дверцу, я угнездилась на кожаном сиденье. Тронувшись, Дэниел начал вводить меня в курс дела:

— Женщины, на встречу к которым мы едем, представляют собой группу виканок. Это неоязычество…

— Какой-то богине они поклоняются, знаю.

Я не имела ничего против философии викки. Богиня Луны, много всяких смешных ритуалов, чтобы занять свое время. Обычно виккане никому не причиняли вреда, большинство из них к тому же были убежденными вегетарианцами.

Мы поехали в Моллис по уже привычной дороге. Солнце припекало, ветер играл в волосах, я расслаблено рассматривала мелькавшие за окном пейзажи.

— Эта группа — феминистки до мозга костей. Говорить с ними будете вы, потому что мне они уже дали понять, что я не получу от них никаких ответов на свои вопросы.

— Все было настолько плохо? — спросила я с усмешкой. Доводилось мне встречать в своей жизни воинствующих феминисток. Не самые приятные дамы обычно.

— С трудом уговорил не бросать трубку. Сказал, что я ваш помощник, и с ними хотите поговорить именно вы.

— Что именно я должна у них спросить?

— Узнайте, чем они занимаются, почему отправились на эту лекцию, и попробуйте прочувствовать, способен ли кто-нибудь из них на убийство. Но главное, мне нужно знать, почему одна из них пошла за профессором. — Тон Дэниела звучал командно, он давал мне инструкции и рассчитывал, что я буду безропотно им следовать. Мне бы может хотелось заартачиться и продемонстрировать характер, но его слова звучали логично, и не инструктируй он меня сейчас, я бы поступила также.

— Где вы будете в то время, что я с ними встречусь?

— Исследую архив Моллиса. Насколько мне известно, ваш друг проводил в нем много времени.

Я подавила желание выдать ему информацию о тетради Антонова. В конце концов у девушки должны быть свои тайны. Только если зацепка с ведьмами окажется ни к чему не ведущей, я вытащу эту карту из рукава.

— На обратном пути не могли бы мы заехать в Гларус? Я должна… забрать прах своего коллеги.

Дэниел молча кивнул и включил радио. Звучала необыкновенно тоскливая мелодия, а воспоминание об Антонове и так заставило меня с трудом сглотнуть образовавшийся в горле комок. Что бы сейчас делал Сашка, будь он жив? Уже вернулся бы домой, пришел в офис и раздавал бестолковые магнитики с флагом Швейцарии и шоколад. Извиняющимся тоном сказал бы мне, что отдаст деньги после зарплаты, а я бы фыркала, и в который раз зарекалась не давать ему взаймы. Слезы на глаза все же навернулись, и уловив мое настроение, Дэниел выключил радио и поставил флешку в разъем. Зазвучал знакомый голос, я оторопело спросила:

— Вы слушаете Нюшу?

— Мне очень нравится, — признался мужчина серьезным тоном, не отвлекаясь от дороги, что вызвало во мне улыбку. После трека Нюши зазвучал голос Веры Брежневой, а потом Артура Пирожкова, и я убедилась, что вкус к музыке у Дэниела как у девочки-подростка:

— Вы прям человек контрастов. Никогда бы не подумала, что вам такая музыка нравится.

Все тем же серьезным тоном мужчина сообщил:

— Я люблю музыку, которая делает меня счастливым. Не люблю всю эту драму и лирику.

— А когда вам грустно? — Я лично любила погрустить под низкое пение Ланы Дел Рей, потягивая черный кофе и размышляя о жизни. Пол часика такого «страдания» обычно помогало выпустить пар.

— Я не грущу. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на грусть.

Что-то говорило мне, что мужчина не лжет. Он действительно не тратился на негативные эмоции, ставя цели и добиваясь их с какой-то животной упорностью.

— Мы почти на месте. Я высажу вас в кофейне, где назначил встречу с викканками. Не боитесь? — спросил он с усмешкой.

— Кого, ведьм?

— Все русские суеверны.

Пожив в России, он мог сделать такой вывод, взять хотя бы наш страх перед пустым бутылкам на праздничном столе. А множество суеверий, вроде «Не выбрасывать на ночь мусор. А иначе поссоримся»? Я лично думала, что последнее было выдумано ленивыми мужчинами, которых жены заставляли выносить мусор после работы. Он только расслабился, снял неудобные штаны, расстегнул ремень, сдавливающий пивное брюшко — а тут на…, мусор вынеси.

— Не верю я во всю эту сверхъестественную чепуху. Если бы что-то существовали люди с удивительными способностями, ученые бы давно их нашли.

Я говорила, а сама слышала в своем голосе легкую грусть. Всегда хотелось верить в чудо. А с другой стороны, разве мир вокруг уже не является чудом? Эти горы, по вершинам которых скользят пушистые облака, солнце, что нежно ласкает кожу и совсем не обжигает. Мужчина, сидящий рядом, от которого пахнет теплом и специями, даже несмотря на резвящийся в салоне ветер.

— Я забыл, что такое «чепуха». - поморщившись, сказал Дэниел, когда мы въехали в Моллис. Ох… я и забыла, что русский ему не родной.

— Ерунда, бессмыслица — быстро пояснила я, и он улыбнулся, довольный тем, что выучил что-то новое. Я ничуть не удивилась, когда мы подъехали к той самой пекарне, куда я заходила в первое свое посещение этого городка. Расценив это как хороший знак я вышла из машины, пожелав Дэниелу хорошего дня. Он посмотрел на часы, подсчитал что-то, спросил:

— Я приеду за вами через два часа. Хорошо?

— Да.

Собравшись с мыслями я оправила ярко синюю ветровку и вошла в пекарню, где меня уже поджидали три «ведьмы».


Итак, что мы имеем? Брюнетка, смотрящая на меня усталыми темными глазами — лидер этой группки. Хороший макияж, волосы, спускаются до лопаток, на руках помимо многочисленных колец — татуировки, изображающие кельтские символы. Взгляд нарочито скучающий, делает вид, будто оказывает мне одолжение. Скорее всего хариматична, и действительно верит в свои уникальные способности. Рядом с ней «правая рука», крашенная рыжая с отросшими русыми корнями волос, сидит, воинственно попивая латте и сверлит меня агрессивным взглядом. Третья — блондинка-божий одуванчик с испугом в голубых глазах. Выглядит так, будто попала в эту компанию вовсе случайно. Все три дамы, сбрось несколько лет и килограмм вполне могли подойти для проекта Виагра. Я улыбнулась им как улыбалась бы клиентам на встрече в офисе и протянула руку. Ее пожала брюнетка:

— Морена — представилась она. Ага, итальянские корни.

— Дина — спасибо, что согласились на встречу со мной — поблагодарила я ее, чувствуя, что умасливание чувства превосходства этой женщины станет идеальной тактикой.

— Ваш помощник рассказал, что вы пишете книгу по ведьмам Швейцарии.

Я кивнула, понятия не имея, что там Дэниел им наплел.

— В основном про Анну Гельди, эта тема сейчас очень актуальна в России, — солгала я. Уверена, девяносто девять процентов моих соотечественников плевать с высокой башни хотели на последнюю ведьму Европы.

— Юдит, — пожала мне руку рыжая.

— Барбара, — протянула холодную ладошку блондинка. Рука вздрогнула, будто она сильно нервничала.

— Я возьму кофе и начнем беседу, — сказала я женщинам и отошла к стойке, чтобы дать им время перемолвиться обо мне парой слов. За прилавком стоял молодой рыжий парень, с которым мы познакомились в мой первый день в Моллисе, и чье имя я уже благополучно позабыла.

— Рад вас видеть. Как дела? — спросил он у меня, принимая заказ.

— Довольно интересно, — ответила я ему с улыбкой — Как твои?

— Готовлюсь к поступлению в политехнический институт, — с гордостью изрек он.

— Уверена, все получится — сказала я ему, принимая кофе и улыбаясь, от чего его щеки и уши покраснели. Приятно знать, что так действуешь на противоположный пол, — я бы с удовольствием поболтала, но те дамы ждут меня.

Парень глянул на столик и с удивлением спросил:

— И зачем вам эта дьявольская троица?

— Ищу информацию для книги. Почему ты их так назвал?

— Они по кладбищам ходят, в лес по-ночам, в общем ведут дикий образ жизни. Но у Морены влиятельный муж, поэтому на ее дела здесь смотрят сквозь пальцы.

— Какие дела? — тихо спросила я парня, понимая, что это начинает выглядеть невежливо со стороны.

— Я бы не назвал это мошенничеством, потому что они сами верят в свои способности, но когда девушке в Моллисе нужно приворожить любимого, она идет к ним.

Я кивнула, принимая новую информацию, и с улыбкой вернулась к заждавшимся меня дамам.

— Вы долго, — произнесла Морена, недовольно поглядывая на часы. Вот не думаю, что у нее так много дел, помимо занятий йогой и обсуждений какой-нибудь сверхъестественной ерунды.

— Очень приятный у вас городок, все такие вежливые, — ответила я ей с широкой улыбкой и приготовилась задавать вопросы: — Я бы хотела начать с Анны Гельди…

— Невинная жертва мужского шовинизма! — эмоционально заговорила Юдит, она всплеснула руками с длинными ногтями. Так, главная феминистка определена.

— Не могли бы вы рассказать подробнее.

Я делала вид, что писала что-то в блокноте и слушала дикую историю о том, что Чуди был влюблен в Анну и потому желал ей смерти, что она заключила сделку с дьяволом, чтобы спастись от его притязаний на свою свободу и, что потом пострадала из-за того, что мужчина так и не принял ее отказа. Получалась красивая история, абсолютно лишенная какой-либо логики.

— Вы практикуете колдовство, насколько мне известно, — обратилась я напрямую к «лидеру группы»: — как к вашему хобби относятся в городе?

— Это не хобби — это стиль жизни, — пояснила Морена, отпивая, должно быть, уже остывший кофе. — Мы верим в древних Богов и Природу и не причиняем никому вреда.

Она говорила, воинственно вздернув острый подбородок, будто я на нее нападала. Подобная реакция скорее всего была обусловлена тем, что жители городка смотрели на троицу косо, шептались за спиной и выражали полное несогласие с их стилем жизни.

— Вы, наверняка не знаете, но у нас в России, к людьми с вашими способностями относятся нормально. У нас существует даже целое шоу, где ведьмы и колдуны со всей страны меряются своими силами.

После моих слов Морена немного расслабилась, она расспросила о Битве Экстрассенсов, я лично считала, что это шоу надо запретить, чтобы у людей мозг не размягчался, но троице о нем рассказала в приторно розовых тонах. Те, казалось, заразились желанием посетить мистическую Россию.

— И последний вопрос, тот вечер, что вы находились на лекции профессора — Матиаса Штукке, вы не почувствовали ничего странного?

Женщины переглянулись, словно размышляя, стоит ли им сообщать мне что-то. Но затем Барбара сказала:

— Матиас играл с миром мертвых, оскорбляя их память. Я думаю, его убил призрак Анны Гельди.

Я едва глаза не закатила, только призраков нам не хватало. Но мужественно сдержалась и спросила у Морены:

— А что вы об этом думаете?

— Пути Богини неисповедимы. Незадолго до произошедшего я делала расклад на своих картах Таро на этот день, и мне выпала перевернутая башня.

— Что это значит? — я теряла терпение, но эти женщины будут общаться со мной только если я стану играть по их правилам.

— Это значит, что произошедшая трагедия была уже вписана в ткань бытия. Я пыталась поговорить с профессором, убедить, что ему стоит быть осторожным, но вы же знаете мужчин. Не многие из них открыты тонкому миру. Мой муж, например, всегда советуется со мной и моими картами перед важными встречами, поэтому Богиня ему благоволит.

Я кивнула, а про себя подумала, это ж надо так мужа запугать, что он без расклада на картах Таро из дома не выходит?

— То есть вас не было рядом с ним на момент несчастного случая?

— Нет, я была с Барбарой и Юдит.

— Нас видела женщина, что работает в музее. Она искала Матиаса, — сообщила мне Юдит. Рыженькая была самой недоверчивой из троицы, но что же, может интуиция у нее и правда была развита лучше, чем у обычных людей.

Я глядела на этих женщин и понимала, никто из них не способен на убийство. Они ведут чудной образ жизни, но чем только женщины не занимаются со скуки. Одни книжный клуб организовывают, другие по несколько раз в день перемывают кости соседям, третьи вот магией балуются.

— Хотите, я вам погадаю? — спросила меня Морена, когда между нами тремя повисло неловкое молчание, — Я вижу, что вас что-то беспокоит.

Людей всегда что-то беспокоит. Нет ни одного, который бы сказал «Нет, в моей жизни все настолько прекрасно и предопределено, что я не нуждаюсь ни в каких картах и мистике». И я так сказать не могла, поэтому произнесла:

— Если вас не затруднит.

Женщина с явным удовольствием достала из сумочки обернутые в черный шелк черно-золотые карты, смотрящиеся неуместно в светлой кофейне с мятными стульями и изображением сладостей на стенах. Она размешала карты и попросила мне вытянуть три. Я схватилась за глянцевую поверхность, с легкостью вытаскивая карты из разных частей колоды.

— Кубки, Любовники, Дьявол. Редко встретишь такой интересный расклад, — сказала она внимательно глядя на картинки, ничего мне не говорящие. Две ее подруги тоже смотрели на карты с любопытством. Барбара сказала тихо:

— Два старших аркана в таком коротком раскладе.

— Что это значит? — не выдержала я.

— Кубки и Любовники — это карты, указывающие на мужчин. Один из них может стать вашим суженым, вечным спутником. Другой — это минутное увлечение, ничего не значащая интрижка. А карта Дьявола — это карта лжеца, вечно носящего маску и зачастую обманывающего самого себя.

— Кто из них лжец?

— Один, другой, оба? А может быть дьявол — это вы. — Морена говорила с легкой усмешкой на красивых, но тонких губах, — Вытащите еще одну карту, проясняющую суть?

Я кивнула и нетерпеливо потянулась к колоде. Карта будто-бы выпрыгнула сама собой, и упала на стол, перевернувшись.

— Колесница — сказала Морена, глядя на картинку, изображающую четырех, несущихся лошадей, — Что бы не случилось. После произошедшего ваш мир уже не будет прежним.

Колокольчик, оглашающий о приходе нового посетителя, зазвенел и мы синхронно уставились на дверь, в которую вошел Дэниел. Он уверенно направился к столику, коротко поздоровался с женщинами. Юдит тут же растеряла весь свой боевой запал, принявшись отчаянно строить глазки моему «помощнику». Вот тебе и феминизм.

— В архиве нет ничего стоящего — сообщил мне Дэниел по-русски недовольным голосом, — Здесь вы что-нибудь узнали?

Он еще раз оглядел «ведьм», из всех троих только Морена встретила его взгляд.

— Они не имеют отношения к убийству. Если оно было таковым, в чем я начинаю сомневаться. Все выглядит так, будто профессор и правда упал с лестницы.

— Я жду вас на улице, а вы во всех подробностях перескажите мне ваш разговор. Возможно вдвоем мы заметим что-то, что вы упустили.

Он еще раз кивнул присутствующим женщинам и вышел.

— А вот и первый претендент на роль возлюбленного — сказала Барбара, глядя на меня своими васильковыми глазами. — Удачи вам Дина.

Мы с женщинами обменялись телефонами и договорились, что если они все-таки решат посетить Россию, я проведу им экскурсию по мистической Москве. Когда я направилась к выходу из кофейни, Морена бросила мне в спину каким-то холодным голосом:

— Ваш погибший друг говорит, чтобы вы не забрасывали поиски. Разгадка куда ближе, чем кажется.

Эти слова заставили воздух застрять в моих легких, и выдохнуть я смогла только когда покинула кофейню, так и не попрощавшись с милым парнем за стойкой. Откуда Морена могла знать об Александре и протоколах? Или она просто произнесла первое, что оказалось у нее на уме и попала в точку? Запрыгнув в машину к Дэниелу я, не спрашивая, схватила его за руку. Мне нужно было что-то реальное, что-то со скверным характером и желанием все контролировать. Словно почувствовав мое состояние, Дэниел наклонился ко мне и обнял, легонько погладив по спине.

— Их не просто так раньше сжигали на кострах, — сказал он мне тихо, — кому угодно душу вытрясут. Поедем в Гларус. Вы подождете в машине, а я заберу прах вашего друга.

— Сама, — сказала я, вытирая непрошеную слезинку. Меня воспитывали так, чтобы я не перекладывала на других ответственность. И раз мне выпала доля забрать прах Антонова, я это сделаю: — давайте лучше поговорим о протоколах.

Дэниел поддал газу и во время нашей короткой поездки рассказал все о безуспешных поисках.

— Я не могу понять, отчего Александр так интересовался семейной историей Чуди. Не может же быть, что протоколы передавались в их семье столетиями.

Я хлопнула себя по лбу и воскликнула:

— Или может?! Матиас Штукке приводил в своей книге в пример письма, где говорилось, что после закрытия дела, протоколы были переданы на хранения уважаемой семье города. Какая семья была более уважаема в Моллисе, чем семья Чуди? Да их предком был первый картограф Швейцарии. — Вспомнила я семейное дерево, нарисованное в блокноте Сашки и прикусила язык, потому что не хотела, чтобы Дэниел заподозрил, будто я располагаю еще одним источником информации.

— Не знал, что вы тоже успели изучить семейное древо семьи Чуди, — светло голубые глаза сузились, язык мой враг мой. Я уставилась на окружающий пейзаж, пытаясь успокоиться, глядя на все эти цветущие луга и огромные горы вдали.

— Только в общих чертах, Дэниел. Спасибо вам еще раз за то, что помогаете мне с прахом Александра.

— Вы повезете его обратно в Россию?

— Не думаю, что этого бы хотел Александр. Он думал посетить Шильонский замок в Лозанне, и я бы хотела развеять его останки там.

— Замок на воде, хорошая идея. Если нужна будет помощь, я вас могу туда отвезти.

Меня наклонило на резком повороте, и я почувствовала приятный холодный запах от Дэниела. Люблю хороший мужской парфюм.

— Почему вы так добры ко мне?

Он пожал плечами и ничего не ответил. Мы съехали с трассы на узкую дорогу и быстро приблизились к городу, находящемуся в объятьях гор. Там, петляя по узким улочкам, мы остановились у неприглядного серого здания, которое пыталось быть столь непримечательным, что невольно выделялось среди небольших ярких домиков.

— Я подожду, а вы заберете останки. Мое предложение о том, что я могу все это сделать все еще в силе.

Я покачала головой, вышла и отворила тяжелую деревянную дверь. Дальше происходящее я помнила как сквозь пелену. Лысый, высокий служащий со скорбной улыбкой интересуется моим именем, протягивает кипу бумаг на подпись. Меня спрашивают, какую урну я бы желала и я с ужасом думаю, что наверное сейчас Сашка лежит в каком-нибудь пластиковом пакете. Вышла я с разукрашенной синими полосами урной и бережно держа ее перед собой опустилась на нагретое солнцем сиденье.

— Вы голодны? — спросил меня мужчина, озираясь в поисках ресторана. У него явно не было никаких душевных терзаний из-за того, что я держала в руках.

— Не очень. — Ответила я. Мысли о том, что содержимое керамической урны когда-то было человеком, не давали мне чувствовать такие потребности, как голод.

— Я порядком утомился от ресторанной еды. Поедем ко мне, я приготовлю пасту. — эти слова из его уст звучали столь естественно, что я кивнула, не давая пытливому разуму начать размышлять, зачем малознакомому мужчине тащить меня к себе домой.


Протокол дела Анны Гельди. Шестой акт.

Никто не может быть присужден к смертной казни, если он сам не сознался в преступлении, хотя улики и свидетели и доказывали его еретическую извращенность, и Анна Гельди из числа подобных обвиняемых.

Чтобы добиться признания, эта ведьма подвергается пыткам по решению суда.

Нужно помнить, что не все ведьмы одинаково восприимчивы к пыткам, есть те из них кого бесы оставляют быстро, и тогда они сознаются в своей вине, а есть те, кого Дьявол поддерживает до самого последнего вздоха. Те ведьмы не каются и дорога им уготована прямиком в Преисподнюю.

Анна Гельди приговорена к дыбе, дабы изгнать из нее бесов. Женщину будут растягивать на дыбе каждый день, пока она не признается в том, что является ведьмой и не покается. Тогда ее страдания закончатся.


Глава 8 Дьявол в деталях


Мы подъехали к новому зданию, расположенному недалеко от цюрихского озера, с окнами от пола до потолка и поднялись на верхний, седьмой этаж. Как я узнала позже — строительство многоэтажек в Швейцарии было делом не простым из-за того, что почти вся ее территория располагалась в зоне сейсмической активности, а такие места ценились на вес золота. Мы вышли из лифта, и сразу оказались в огромной гостиной, где как предполагалось, нужно было разуться и снять верхнюю одежду. Я разувалась понимая, что на моих белых носках не останется ни пятнышка после пребывания здесь. Комната, в которой располагался только огромный диван, насколько кресел, телевизор во всю стену и одинокая раскидистая пальма могла легко вместить в себя человек двадцать, но сомневаюсь, что Дэниел закатывал в ней вечеринки. Мужчина взял из моих рук прах Александра и сказал:

— Я пойду на кухню, вы осмотритесь, если хотите.

Я бы никогда не смогла пригласить незнакомца в свою квартирку и сказать ему «осмотрись». Мне бы понадобилось время, чтобы запрятать разбросанные вещи в шкаф, снять, пардон, нижнее белье с сушилки в ванной, да убрать империю грязных кружек с глаз долой.

С первого взгляда видно — квартира принадлежит мужчине и женской руки никогда не знала. Холодный интерьер, из комнаты в комнату — идеальная чистота, каждая вещь на своем месте. В ванной только сиротливая зубная щетка, шампунь и гель для душа. На зеркалах ни следа ни засохшей капельки. В кабинете, оформленном все в том же минималистическом стиле, все чисто, на столе красуется одинокий ноутбук и стопка бумаг. Я шла дальше, отметив спальню хозяина по перелистному календарю с Порше, отворила гардеробную и поразилась бесконечному количеству почти одинаковых голубых рубашек. Единственной комнатой, выбивавшийся из общего стиля была небольшая библиотека. Я тут же узнала запах старинных книг, стоящих на качественных стеллажах, мне очень понравился удобный диванчик в углу и лампа над ним. Я бы принесла сюда плед и пару свечей и стало бы совсем уютней.

«Сашку» Дэниел поставил на полку возле огромного телевизора, а сам, насвистывая, готовил ароматный соус на большой кухне. Рот тут же наполнился слюной, после того как нос безошибочно узнал запах Болоньезе.

— Я могу чем-то помочь? — спросила я, глядя как мужчина перемещается по своей кухне, точно помня, где что лежит.

— Выберете вино, оно в кладовой.

Он махнул рукой в сторону закрытой двери, у этой квартиры вообще пределы есть? Я зашла в небольшую комнатку, которую можно было назвать мечтой алкоголика. Одна из ее стен была полностью занята многочисленными бутылками вина, лежащими на специальной деревянной подставке. У другой стены стояли ящики с пивом, и крепкие напитки на любой вкус. Я вытащила четырехлетнее итальянское вино, с надеждой, что не ошиблась в выборе. И вернулась к мужчине, щурясь от яркого света после полутьмы кладовой.

— И зачем вам такая огромная квартира? — спросила я. Нет, наличие кабинета — дело, несомненно приятное, сама всегда мечтала о своем, но гостиная, библиотека, гостевая, гардеробная… Зачем одному мужику столько места?

— Недостаток пространства ущемляет личность, — изрек он мне в ответ, а затем добавил — На самом деле у меня небольшая клаустрофобия.

Ах вот, в чем дело! Дэниел умело скрывал свою фобию, он не нервничал в лифте, легко находился в обществе большого количества людей. Должно быть для него было пыткой каждый раз спускаться в архивы и подобные места. Я озвучила свою мысль, он рассмеялся, размешивая соус:

— Все не настолько плохо. Но вот метро в Москве — место не для меня.

— Метро и мне тяжело выносить, особенно в час пик, — я подошла к мужчине, с наслаждением глядя, как он готовит. Есть что-то завораживающее в готовящих мужчинах, интересно, чувствуют ли они тоже самое, глядя на нас женщин у плиты? Если да, то понимаю, почему многие из них стремятся затащить свою даму на кухню навсегда. Дэниел поставил воду для пасты и взял вино:

— Это любимое вино моей мамы — сказал он, открывая его. Я было испугалась, что зря выбрала эту бутылку, он прочел что-то по моему лицу, поэтому пояснил:

— Не волнуйтесь, у меня еще три бутылки такого же. Поедим, а потом поработаем.

Он сервировал стол, зажег свечи, налил немного вина в высокие бокалы. Я всегда пыталась делать нечто подобное для Сергея, но ему нужно было побольше, посытнее, поэтому красивых ужинов у нас не выходило. А тут…

— Как в кино, все очень красиво, — я взяла в руку бокал, понюхала вино, сделала небольшой глоток. Мне понравилось. Дэниел наполнил тарелки и поставил перед нами.

— Есть нужно красиво, — сказал он, с удовольствием наматывая на вилку бесконечную порцию пасты, я боялась проделывать нечто подобное, зная, что наверняка забрызгаю белую скатерть. Наконец, справившись с этим непростым делом, я восхищенно проглотила угощение и заверила мужчину, что ничего в жизни вкуснее не ела. Конечно ела, но всем важно знать, что их труд оценивают по достоинству. Вольф заулыбался как довольный кот, а я, глядя на него, вдруг вспомнила свой разговор с Ильичем:

— Вы случайно не жили в России под фамилией Волков?

— Да, у меня два гражданства. И в русском паспорте я Даниил Волков.

Я едва не подавилась, кому нужно при швейцарском делать еще и русское гражданство? Ради чего? Безвизового въезда в Белоруссию?

— И вы не работали на Александра Ильича случайно?

Дэниел закатил глаза, словно вспоминая что-то:

— Невысокий, плотный, бывший КГБшник?

— Да, он еще сказал, вы у него клиентскую базу украли.

Я не мигая уставилась на Дэниела, он подлил мне и себе вина и сказал:

— Не украл, а скопировал.

Он говорил столь невозмутимо, будто совершил какую-то маленькую провинность, или вообще ничего не сделал, а между тем Ильич явно вспоминал об этом инциденте с болью на сердце.

— Почему вы это сделали?

Мне стало интересно узнать его версию событий. Паста стремительно подходила к концу, и как бы мне не хотелось добавки, я понимала, что если съем еще немного — работать не смогу. Дэниел тоже почти закончил со своей едой, он аккуратно положил нож и вилку на краю тарелки и пояснил:

— Он удерживал зарплату за два месяца. Я слышал, что русские готовы работать «за идею», но меня коммунистическое прошлое миновало. Тогда я решил, что нужно восстановить справедливость и скопировал клиентскую базу. Благодаря ей я и смог со временем начать плотно работать на русском рынке.

— Тогда передам Ильичу от вас «привет».

— Я и сам к нему зайду, столько лет прошло, не думал, что старик все еще обо мне помнит.

Мужчина убрал тарелки, заварил нам по чашечке кофе. Мне с теплыми сливками, себе черный, без сахара.

— Пока что у нас только разрозненные сведения. Я предлагаю собрать всю имеющуюся информацию воедино и разработать несколько гипотез, у кого же на самом деле находятся протоколы.

— Дьявол в деталях?

— Именно в них.

Дэниел сходил в комнату и вернулся с целым канцелярским набором: бумага, карандаши, маркеры, чтобы отмечать важное. И еще с несколькими исписанными листами.

— Вы не против, если мы разложим это все на ковре, кажется, так будет наглядней.

class="book">Он смерил меня удивленным взглядом, но затем кивнул и разложил листки.

Я может и мечтала о кабинете у себя в квартире, вот только одновременно с этим осознавала, что никогда не стану им пользоваться. Я люблю работать полулежа, раскидывая вокруг себя бумаги, словно создавая из них норку, приносить туда бесконечное множество чашек, наполненных ароматным чаем и кофе. Белый ковер в гостиной Дэниэла как нельзя подходил мне для этого рабочего процесса. Конечно, с чаем придется повременить, потому что если я испорчу его, сомневаюсь что мой «напарник» будет счастлив.

— Сюда я записал имена всей присутствующих на лекции и краткие досье на них. Здесь семейное древо семьи Чуди.

Дэниел неловко уселся на ковре и отдал мне бумаги. Я изучила имена присутствующих, с многими из которых уже успела познакомиться. Максим и Анастасия, три «ведьмы», семейная чета Вопни и Марк — он же конкурент Дэниела в охоте на протоколы. Здесь также были наши имена и имя профессора, погибшего после презентации своей книги.

Закат был близок, было видно, как меняет цвет небо, а вода, словно пытается подражать ему своим отражением. В городе загорались первые огни, ночью вид, должно быть, совсем сказочный.

— Может ли быть, что кто-то вошел в зал во время лекции и затем «помог» профессору упасть с лестницы?

— Это было не закрытое мероприятие, охраны нет, камер слежения также. Я тоже начал думать о том, что кто-то проник в музей.

От этой новости стало не легче. Никто не говорил о посторонних во время мероприятия, все примерно запомнили присутствующих.

— Если это так, сомневаюсь, что мы сможем найти владельца протоколов, — я не отличалась пораженчеством, но искать одного человека в Моллисе все равно, что иголку в стоге сена.

— А я не сомневаюсь. Дина, я всегда решаю поставленные задачи. — Он вытащил страницу с генеалогическим древом Чуди, постучал по ней пальцем, — и вы мне помогли, вспомнив о книге Матиаса.

Несколько ветвей было зачеркнуто алым.

— Это те потомки Йоханеса Чуди, которые остались в Швейцарии.

— Только две семьи, — сказала я, глядя на две, оставшиеся ветви. Вот так, от некогда огромного рода не осталось почти ничего. Я глядела на адрес и вспоминала, что явно не он был указан на полях тетради Антонова. Найдя глазами фамилию, что видела в записях своего друга, я, повиновавшись интуиции, подчеркнула ее зеленым.

— Что вы делаете? — с удивлением спросил меня Дэниел. — Я изучил эту ветвь, она тупиковая.

— Не факт, мужчина скончался три года назад. Кто-то мог завладеть протоколами, раз он не передал их детям.

Дэниел скептически покачал головой, но нехотя переписал фамилию мертвеца в список возможных владельцев протоколов.

— Я думаю, нам нужно спросить Марка, не видел ли он чего-то или кого-то, а также сотрудницу музея. Помнится, Юдит говорила, что они столкнулись с ней после разговора с Матиасом.

Дэниел схватился за карандаш:

— А я про нее совсем забыл! — мужчина спешно записал несколько строчек на листке. Я решила его утешить, положив руку на плечо:

— В тени таких ярких личностей как Максим или Морена легко упустить из виду пожилую даму.

— Вы правы, — он положил свою теплую ладонь сверху. Глаза его потемнели, вдруг стало как то неловко от того, что оба мы полулежим на ковре. Он наклонился вперед, с явным намерением меня поцеловать. Я подобралась и встала.

— Раз мы закончили на сегодня, предлагаю завтра начать посещение семьи Чуди. Насколько я понимаю — они, наша единственная зацепка на сегодняшний момент.

— Вы не хотите остаться у меня? — спросил Дэниел с таким невинным выражением лица, будто пижамную вечеринку решил устроить или посиделки за просмотром сериалов. Я покачала головой.

— У меня вещи в гостинице. Доведете меня домой?

Дэниел кивнул, поднялся. Быстрым взглядом оглядел устроенный бардак, размышляя сейчас убрать разбросанные листы или потом. Чистюля…

Решение было принято им за доли секунд и мы спустились в гараж. В машине, к своему стыду, я думала вовсе не о работе и не о деле Анны Гельди, я думала о сидящим рядом со мной мужчине. У меня не было иллюзий по поводу его отношения ко мне, скорее всего ему нужен был кто-то, чтобы занять место Софи. Вот только я не хотела несерьезных отношений, не смогу я в них жить.

Есть люди, которые легко влюбляются и легко расстаются, я же так не могу. Я потом болею, переживаю. И красавчик, вроде Дэниела не подойдет мне чтобы зализать душевные раны, он только создаст новые.

На прощание Дэниел мне сказал:

— Я приеду за вами завтра утром. Дина, сколько времени вы еще пробудете здесь, в Швейцарии? — его взгляд был серьезен, он ждал правдивого ответа.

— У меня вылет через пять дней, — незаметно для меня самой время пролетало стремительно быстро. И хотя материал для романа Ромашковой по делу Анны Гельди был собран, много тайн еще предстояло раскрыть.

— Если мы не уложимся в эти сроки — вы останетесь? — спросил меня Дэниел с надеждой в голосе, а потом поспешно добавил — Я все оплачу.

Я пожала плечами, визу мне благодаря связям Ильича поставили аж на пол года, так что я могла задержаться в этой красивой стране на неопределенный срок.

— Если не уложимся — останусь. И Дэниел, останусь как ваш помощник, ничего более.

— Да, да. Конечно, — рассеяно сказал он мне, но меня не покидало ощущение будто он пропустил мои последние слова мимо ушей.

* * *

Я проснулась в восемь утра, выспавшаяся и очень бодрая, несмотря на то, что до двух часов ночи переписывалась с Ромашковой. Пусть я и считала ее бездарной писательницей, заставляющей меня пугаться за будущее отечественной литературы, человеком эта женщина, судя по всему, была хорошим. Я описала для нее встречу с ведьмами и даже наш совместный ужин и оказалась в полнейшем ступоре, когда от нее последовал вопрос: «Вы что-то чувствуете к этому мужчине?».

Я отрицала и отнекивалась, описала ей, как холодно и легко он распрощался с женщиной, с которой был три года, его стремление все контролировать и исключительную любовь к чистоте. Получался у меня не самый приятный персонаж, и это радовало. А то, еще учудит, впишет его как героя-любовника, а мне красней потом.

Полина Ромашкова умоляла меня продолжить искать убийцу и владельца протоколов: «Простите ли вы себя когда-либо, если упустите возможность найти убийцу своего друга? Я думаю, что нет, Дина. Не говоря уже об исторической ценности, что вы вернете этому миру. Держите меня в курсе событий и обязательно расскажите о том, как прошли «похороны» Александра. Я работала с ним много лет, скучаю по нему и скорблю, хотя мы никогда и не виделись».

После того как я всласть повалялась в кровати, счастливо перекатываясь с боку на бок от осознания того, что мне никуда не нужно спешить, я отправилась на завтрак, чтобы обнаружить около своей двери приятный сюрприз.

Небольшая плетеная корзинка, в которой я безошибочно узнала выпечку из кофейни в Моллисе, поджидала меня, источая волшебный аромат. Свежие круассаны, кексы, открытые пироги с ягодами заставили рот наполниться слюной. Неужели паренек из кофейни решил так за мной приударить? Он же совсем еще юный, ему бы за ровесницами бегать.

Я отворила окно нараспашку, впуская свежий воздух и яркие солнечные лучи, заварила фруктовый чай и осмотрела корзинку, выбирая самую лучшую булочку. Начать я решила с круассана, посыпанного ореховой крошкой. Интересно, что там внутри?

Я разломила его напополам, облизнулась на шоколадную начинку и собиралась было укусить, когда коварный солнечный луч коснулся теста, заставляя нечто блестеть и переливаться. Я поддела ногтем металическую крошку, осознавая, что в круассане, который я едва не надкусила, находилась крохотная иголка. Аппетит отбило сразу. Я принялась разламывать выпечку, находя все новые металлические осколки. Что это такое, черт возьми? Неудачная шутка? Или попытка убийства? Какова вероятность того, что я отравлюсь поедая выпечку? Что было бы дальше? Иглы в желудке, скорая… Я возблагодарила судьбу за хорошую погоду и солнечный день, думала позвонить в полицию, но передумала и набрала номер Дэниела с гостиничного телефона. Тот взял трубку незамедлительно.

— Дэниел Вольф.

— Меня только что пытались отравить.

— Вы в порядке?

— Да. В гостинице.

— Я уже еду.

Он повесил трубку, оставляя меня наедине с чувством тревоги и отравленными булочками. Черт возьми, это как в деле Анны Гельди, ее обвиняли в отравлении ребенка иглами, в добавление их в хлеб и молоко. Но кому нужно подобное? Ответ был очевиден, тому же, кто убил Сашку и профессора. Взгляд скользнул на шкаф, в который я убрала урну с прахом Александра.

— Мне бы твои способности… — со вздохом сказала я. Имей я хоть одну десятую таланта своего друга, я бы уже нашла убийцу. Что бы сделал он в подобной ситуации?

Разум Александра не знал страха или усталости. Антонов бы уже мчался в Моллис, допрашивать паренька-баристу, затем бы он начал проверять списки оставшихся в живых родственников Чуди. Он бы не потерял ни одной нити, ведущей к владельцу протоколами, не то, что я, закопавшаяся в своих эмоциях и чувствах. Я снова открыла его тетрадь, перелистала все страницы, запоминая все, вплоть до каракуль на полях. Из полезной информации в тетради был только адрес, обведенный несколько раз в торжественный кружок. Значит, стоит посетить его так скоро, как возможно.

Дверь отворилась, и в комнату вбежал запыхавшийся Вольф. Он бросился ко мне, словно собираясь обнять, но остановился как вкопанный и спросил:

— Чем вас пытались отравить? — я показала пальцем на выпечку.

— В ней крохотные иглы.

Дэниел взялся за разломанный круассан, словно тот был бомбой замедленного действия.

— Смотрите, здесь проколы, — он перевернул круассан, с обратной стороны виднелись крохотные дырочки: — Иглы кто-то вставил уже в готовое изделие.

Мы рассмотрели остальную выпечку и результат подтвердился.

— Но это же глупо: втыкать иголки в тесто, — сказала я, не понимая, зачем мне отправили подобную посылку. Сработай это, и проглоти я достаточное количество иголок, чтобы умереть — полицейские бы быстро нашли виновника. Но, прежде чем проглотить пищу, я бы ее прожевала и, возможно, успела бы выплюнуть иглы. Я озвучила свои размышления Дэниелу, он не был со мной солидарен:

— Это вы узнали выпечку из Моллиса. Сомневаюсь, что кто-то еще бы провел параллель. В одном Цюрихе функционируют несколько сотен кофеен и пекарен с выпечкой почти идентичной этой.

— Но все равно, шанс, что я съем достаточное количество игл, чтобы умереть невелик. Не лучше бы было подсыпать яд?

Дэниел пожал плечами. После того, как он удостоверился в том, что мне ничего не угрожает, мужчина сосредоточился на деле:

— Либо это скорее попытка напугать вас, чем отравить, либо это сделал психически не здоровый человек, — торжественно сообщил Дэниел, осмотрев корзинку. Я не могла с ним не согласиться, однако радость, плескавшаяся в голубых глазах мне не импонировала.

— Владелец протоколов чувствует, что мы продвигаемся в раскрытии его личности, он боится. Думаю, мы близки к разгадке. Собирайтесь, Дина. Едем в Моллис, узнаем, кто покупал выпечку сегодня и вчера.

Дэниел решил не покидать моей комнаты, а лишь развернулся лицом к двери, давая мне немного времени, чтобы одеться. Я — девушка не стеснительная, но личное пространство все же ценю, поэтому схватив вещи из шкафа и едва не опрокинув урну с Сашкой при этом, закрылась в ванной.

— А как же полиция? Может быть лучше позвонить и обратиться за помощью? — громко крикнула я из-за закрытой двери.

— Я бы не хотел их в это вмешивать. Если мы привлечем излишнее внимание, владелец может сбежать, и мы никогда не найдем его. Позвоним позже, когда установим личность убийцы.

— Или после того, как вы продадите протоколы? — спросила я, втискиваясь в джинсы и осознавая, что с булочками пора завязывать.

— Дина, я бизнесмен. Если бы я каждый раз отказывался от дела, как только это становилось немножко опасно, я бы разорился.

Я подвела глаза, сделала высокий пучок и оглядела свое отражение в зеркале. Местный воздух шел мне на пользу, кожа лица приобрела ровный легкий загар, а мешки под глазами исчезли. Выйдя из ванной, я отметила, что мужчина покорно стоит, обратив взгляд на закрытую дверь.

— Что в вашем представлении немножко опасно?

— Как-то я продавал Библию, написанную в семнадцатом веке в России и вывезенную в Германию в годы Второй мировой войны. Большая редкость. Мой клиент решил на месте сторговаться вдвое при помощи двух подручных и пистолета.

Дэниел поднял рубашку, показав рельефный живот и старый шрам от пулевого ранения. Мои глаза в ужасе распахнулись.

— И как вы выжили?

— Отдал им книгу за пол цены. — Улыбка скользнула по губам мужчины: — Вот только он до сих пор не знает, что владеет фальшивкой, а настоящая Библия хранится у меня и ждет стоящего покупателя.

Я серьезно посмотрела на мужчину, понимая, будь он маленьким мальчиком, отшлепала бы его.

— Нельзя так легкомысленно играть с судьбой, — сказала я ему строго: — А если бы вы остались калекой? Стоили бы деньги того?

Дэниел следовал за мной, пытаясь подобрать слова, чтобы ответить. Мы были уже около его машины, когда он буркнул:

— Вы прямо, как моя мама. Обычно женщинам нравится эта история.

— Мне она не нравится. И лучше меньше заработать, чем водиться с опасными личностями.

Я уселась, понимая, что звучу, как моя собственная мама. Но с другой стороны, глупый риск — не то, чем надо восхищаться. Шрамы, полученные по глупости вовсе не украшают. Дэниел надулся и молчал почти всю дорогу, врубив русскую попсу. Разговорился он только, когда мы выехали на знакомую дорогу в Моллис.


— Я проверил оба адреса, оставшихся в живых потомков Чуди. Лукас Чуди работает в нашем правительстве. Я позвонил ему и расспросил о том, чем он занимался в последнее время. Уверен на сто процентов, он не имеет никакого отношения ни к протоколам, ни к делу Анны Гельди. Более того, осознав, к какой семье принадлежит, он просил не раскрывать этой информации, испугался за свой рейтинг на следующих выборах.

В мыслях я сильно удивилась тому, что здесь можно просто позвонить на мобильник государственному деятелю и спросить, где он находился последние пару недель. У нас, чтобы для тебя снизошел представитель гос думмы, разве что жертвоприношения не приносят. Дэниел меж тем продолжал под веселую песенку Нюши:

— Вторая семья продолжает проживать в кантоне Гларус в горах, они фермеры. Предлагаю заехать к ним вечером, если успеем. Заодно поужинаем с видом на закат в каком-нибудь ресторанчике наверху.

Мужчина решил не заметить обиду, сосредоточившись на поставленной задаче. Я же размышляла о том, что сказать улыбчивому пареньку, работающему в кафе, чтобы не напугать его. Про иглы я решила не говорить.

— Привет! — с улыбкой обратилась я к нему и заказала кофе и булочки. А что, я есть хочу, а молния в одно дерево дважды не ударяет. Дэниел явно придерживался того-же мнения, поэтому взял себе ведро американо и шоколадные кексы, заказ он произнес на английском, имитируя восточнославянский акцент, что немало меня удивило. Матиас, я мысленно похвалила себя за то, что вспомнила его имя, выглядел каким-то уставшим и нервным. У него была обычная для рыжих кожа почти молочного цвета, на которой тут же становились видны следы переутомления: — Как дела? Не очень хорошо выглядишь, экзамены?

— Да, да, вот вот начнутся, — сказал он после секундного взгляда в пустоту. После этого натянул улыбку, и отправился варить кофе. — Вы стали у нас частым гостем. Как продвигается книга?

— Замечательно, мне очень помогли ваши местные «ведьмы», — при словах о дьявольской тройке парень скривился, а я буквально кожей почувствовала, как взгляды немногочисленных посетителей направляются на нас.

— Слушай, Маркус, тут произошла небольшая неприятность. Утром мне в подарок пришла выпечка из этой пекарни, ты не знаешь, кто мог ее отправить?

Парень обернулся, отрываясь от приготовления моего кофе, пожал плечами.

— Не знаю. А что? Что-то несвежее оказалось? — с удивлением спросил он.

Я говорила медленно, чтобы проследить его реакцию на мои слова. Нутро подсказывало, что парнишка бы в жизни не стал заниматься попыткой отравления, но гаденькие сомнения все же гнездились в моей душе.

— Дело в том, что какой-то шутник насыпал в выпечку перца. Я вся обплевалась, подумала, что тебя чем-то обидела, вот ты и мстишь.

Дэниел молча оперся на стойку и принялся сверлить парня глазами, так и не говоря ни слова. Я поняла, что он специально вел себя так, будто не говорил на немецком. Интересно, почему? Матиас как-то неуклюже поставил перед нами кофе. Его глаза забегали, мои слова явно его взволновали:

— Я правда не знаю, кто мог так поступить. Мне часто оставляют деньги на стойке и берут выпечку. Я просто оставляю это, если мне надо отлучиться, — Он достал из-под стола табличку с надписью «Ушел на десять минут, деньги кладите под кассу»: — Только не просите позвать начальство, меня тут же уволят.

Мы переглянулись с Дэниелом, мне показалось, что он, также как и я, видел перед собой испугавшегося паренька, практически ребенка, который бы в жизни не стал заниматься попыткой отравления.

— Давай так, я перечислю, что было в корзинке с выпечкой, а ты постараешься вспомнить, кто заходил за подобным заказом. Хорошо?

Парень поспешно кивнул. К сожалению, после того, как я перечислила ему всю «отравленную» выпечку, он пожал плечами:

— Я не знаю, кто это мог бы быть. Скорее всего меня здесь не было.

Я улыбнулась, сказала:

— Ладно. Приятно было поболтать. Хорошего дня.

— И вам тоже хорошего дня! — Распрощался с нами Матиас.

— Давайте поедим снаружи? — предложил Дэниел по-русски — На меня здесь стены давят. — он оглядел посетителей быстрым взглядом, от них буквально исходили волны неприязни.

— Никаких зацепок, — вздохнула я, делая глоток кофе и разламывая булочку с корицей, чтобы удостовериться, что в ней нет иголок. Мы прогуливались мимо аккуратных домиков в сторону вишневого сада, полного старых, раскидистых деревьев.

— Вообще-то зацепка есть. Юноша лгал про экзамены.

Меня удивили слова Дэниела:

— Откуда вы узнали?

— Экзамены во все институты в Швейцарии уже прошли. Вы иностранка, и точно не знаете этой детали. Вот только зачем ему лгать?

— Может быть гулял где-нибудь с друзьями и постеснялся рассказать? — предположила я.

— В его возрасте вечеринками гордятся… Нет, здесь что-то иное. Я узнаю об этом юноше больше. Возможно, на самом деле он знает того, кто отправил вам приправленную иглами выпечку.


Протокол дела Анны Гельди. Восьмой акт.

Обвинение:

Мы, судья и заседатели, принимая во внимание результаты процесса, ведомого против Анны Гельди, уроженки Зеннвальда, пришли к заключению, после тщательного исследования всех пунктов, что в своих показаниях она сбивчива, ибо говорит, что произнесла угрозу, но не имела намерения поступать согласно ей. Имеются к тому же различные улики: неизвестные травы в ее доме, почерневшее зеркало и швейный набор, из которого пропали все иглы. Их достаточно для того, чтобы подвергнуть Анну Гельди допросу под пытками. Поэтому мы объявляем и постановляем, что она должна быть пытаема сегодня же. Приговор произнесен

Присутствующие на пытках: нотариус И. Ш., судья, палач. Обвиняемая находится на дыбе.

Вопросы подсудимой:

— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?

— Нет.

— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?

— Нет.

— Заключала ли ты сделку с дьяволом?

— Нет

— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?

— Нет.

На все вопросы обвиняемая ответила отрицательно. Ввиду упорства в отрицании вины, мы, присутствующие, назначаем для тебя, Анна Гельди, продолжение допроса под пыткой на второй и третий день, чтобы правда была произнесена из твоих собственных уст.


Глава 9 У старых грехов длинные тени


С вершины гор открывался прекрасный вид на город и лесные массивы.

Рогатые коровы с неподъемным на мой взгляд колоколами на могучих шеях мирно жевали траву на раскидистых полях, от их движений колокола покачивались и вокруг раздавался церковный звон. Я глядела на животных и думала, ведь и люди есть такие — живут себе в гармонии, жуют, что под нос попадет и думать не думают о том, что вся жизнь их — это бесконечная рутина и дойка. И ведь не поймешь, осуждать их или восхищаться, они то, наверное, счастливей.

— О чем задумались? — спросил Дэниел, паркуя машину около добротного деревенского дома.

— О том, что многие люди очень похожи на этих коров. Дальше своего носа не видят.

— Зато они счастливы. — пожал плечами мужчина, словно прочитав мои мысли. — Давайте сделаем так в этот раз, я буду задавать вопросы, а вы молчите, обращайте внимание на жесты и мимику хозяина дома.

— Почему вы думаете, что мне лучше молчать?

— У фермеров немного другой менталитет, они обычно не очень любят приезжих.

Я кивнула и последовала за мужчиной. Он постучался в старую деревянную дверь с помощью латунного звонка. По ту сторону раздался лай крупной собаки. К нам вышел невысокий, широкоплечий мужчина одетый в простую, удобную одежду с вихляющим хвостом огромным псом около ног. Пес выглядел обманчиво дружелюбным, я же по опыту знала, если он решит, что мы представляем угрозу, то тут же будем облаяны и покусаны.

— Дэниел Вольф, — представился мой напарник. — Моя будущая жена — Дина.

Молча кивнула, удивляясь, с чего бы Вольфу нас женить? Хотя, к семейным парам люди всегда лучше относятся. Фермер не выглядел сильно обрадованным нашей встрече.

— Да, помню, вы мне звонили по поводу каких-то протоколов. — Мужчина почесал светловолосую макушку, на его лице была написана легкая скука. Скорее всего он понятия не имел, какую стоимость представляют эти бумаги. Мужчина не стал приглашать нас внутрь, вместо этого подозвал пса и вышел на улицу. Он явно не собирался долго разговаривать с Дэниелом, всем своим видом показывая, что очень занят. Мой «жених» же не унимался:

— Это старые тексты, возможно переплетенные в кожу. Вы единственный, у кого они могут быть. Скорее всего остались у вас от отца или вашего покойного дяди — Манфреда Чуди.

Я узнала последнее имя, именно оно было обведено в несколько кругов в записях Антонова. Мужчина тоже его узнал:

— Ничего не говорите мне о Манфреде! — в его светло-голубых глазах сверкнула ярость и какое-то другое выражение, похожее на сильное отвращение. Пес предостерегающе коротко рыкнул. — И, как я вам уже говорил — моя фамилия теперь Мун, фамилия моей жены, и я ничего не знаю ни о каких старых бумагах.

Фермер уверенно направился к коровам, игнорируя спешащего за ним Дэниела. Тот не растерялся и перелез через ограждение, сыпля вопросами к раздражению господина Муна.

Что могло заставить мужчину так болезненно реагировать на упоминание дяди? Есть истории, которые не попадают в семейные архивы и на фотографии, полные счастливых лиц. Дэниел, казалось, этого не понимал, пытаясь вывести разговор к теме протоколов, а надо было говорить о старике. Я замахала руками, привлекая внимание Вольфа. Тот не сразу повернулся и направился ко мне, он выглядел явно раздосадованным, вытирая подошвы дорогой замшевой обуви от коровьей лепешки. Мне же его раздражение доставило какую-то злорадную радость, так ему и надо, чистюле педантичному.

— Дэниел, — заговорила я тихо по-русски: — У него нет протоколов, неужели вы не поняли?

— У кого тогда они, черт возьми? Я начинаю думать, что вся эта затея с потомками Чуди была бессмысленной. — Ответил он мне, на красивом лице читалось недовольство.

Мы вернулись обратно к машине, солнце припекало, Дэниел сел в водительское кресло и тяжело вздохнул. Что ж, пора мне было выложить свои карты на стол:

— А я так не думаю. Послушайте, возможно стоило сказать вам раньше, но я нашла одну из тетрадей Александра, ту, где он вел записи по делу Анны Гельди.

Вольф развернулся ко мне, я думала он разозлиться и повысит голос, но он спросил совершенно спокойно:

— И что же вы обнаружили в этих записях?

— Имя Манфреда Чуди и его адрес. Мне кажется, Александр думал, Манфред и есть владелец протоколов. — Под его взглядом я чувствовала себя как нашкодившая кошка, в глазах его читался немой укор.

— Значит едем по адресу. Найдите в бардачке папку с именем Манфред Чуди. Я собрал на него досье на всякий случай, не знал — пригодиться ли.

Я достала папку, наполненную белыми листами и бегло просмотрела документы. В ней было все — адреса мужчины, места, где он работал, также история его болезни, Манфред умер от рака легких.

— Последний адрес указан в Моллисе, — я произнесла название улицы, Дэниел кивнул — странно…

— Что странно?

— Здесь написано, он жил в четырехкомнатных апартаментах.

— И что в этом странного?

Я посмотрела на мужчину и не смогла сдержать улыбки. Он — любитель открытого пространства не видел ничего удивительного в том, что одинокий старик жил в такой большой квартире. Я пояснила свои мысли, после чего Дэниел спросил:

— Вы думаете, он жил не один?

Я пожала плечами, хотя на самом деле была уверена в этом.

— Я думаю, нам нужно опросить соседей, узнать чуть больше об этом мужчине и о том, кто его навещал.

— Не будьте слишком самонадеянны, Дина, мало вероятности, что мы сможем найти кого-то, кто его знал.

Слова Дэниела немного остудили мой энтузиазм. Однако когда мы остановились возле четырехэтажного дома с тремя подъездами, острой крышей, построенного годов примерно в шестидесятых, я преисполнилась оптимизма. Дом выглядел слегка обветшалым, требующим реставрации — маленькие окошки, на которых пышно цвела герань в продолговатых горшках навевала на мысль о том, что возможно в этих домах жило много пожилых. Машин возле подъезда оказалось припаркован не много, что тоже показалось мне хорошим знаком. Старики любят поболтать, а уж тем более о соседях. И сомневаюсь, что менталитет играет в этом какую-то роль.

Мы вышли из машины, согласно досье Дэниела на Манфреда, тот доживал старость на первом этаже. Мы остановились у подъезда в нерешительности с чего начать: позвонить в квартиру и поговорить с новыми жильцами или сразу донимать соседей, когда дверь отворилась и к нам вышла дама глубоко за семьдесят, с пронзительными голубыми глазами и короткими рыжими волосами.

— Здравствуйте, вы к кому? — спросила она, подозрительно сузив глаза и я поняла, что судьба нам улыбнулась.

— Здравствуйте, мы пришли поговорить с соседями Манфреда Чуди. Возможно вы его не помните… — Начал Дэниел, но был прерван ее звонким голосом.

— Как же, как же, помню. Такого не забудешь, — женщина неодобрительно покачала головой на короткой шее. Бабушки! Вездесущие и всеведущие бабушки, кладезь любой информации и сплетен. — А вы то кто?

Дэниел не дал мне говорить, сказав:

— Мы психологи, пишем научную статью о феномене одиночества и бессменности среди мужчин в Швейцарии поколения, рожденного до Второй мировой войны.

Вот это загнул! Подумала я. И ни слова о протоколах. Дэниел умело скрывал свой личный интерес к этим бумагам, зачастую прикрываясь моей работой. Однако это был первый раз, когда он напрямую лгал. Но почему? Мужчина улыбался, и можно было заметить, как старушка тает под его взглядом. Женщина понизила голос:

— Где же вы были, пока он жив был? — спросила она неодобрительно.

— Пока грант получили, пока определились с фокус-группой, половина опрашиваемых и умерла. — Дэниел врал так натурально, что я сама ему поверила на секунду: — Моя коллега, Виктория, из Великобритании — представил он меня. Я дежурно улыбнулась. Еще одна ложь, но зачем?

— Госпожа Шток.

— Его родственники, по какой-то причине отказались рассказать о нем. — произнесла я на немецком, старательно имитируя британский акцент.

— О таком не рассказывают, — старушка фыркнула — Позор это.

Она задумчиво оглядела нас, решила что-то для себя и поманив нас вперед, уселась на деревянную лавочку под деревом магнолии. Я ее понимала, солнце слишком припекало, а старики особенно чувствительны к жаре.

— Не могли бы вы пояснить для нас отклонения в поведении Манфреда Чуди? — Дэниел даже достал телефон и включил запись, бабулька поджала губы, словно пытаясь сдержать поток слов, рвущихся из нее, но эта хлипкая преграда долго не продержалась:

— Отклонения, самые натуральные отклонения, — дама понизила голос, — Манфред водил к себе проституток. Уже одной ногой в могиле когда был.

Мои глаза округлились, Дэниел тихо пояснил по-английски.

— У нас проституция легализована.

Женщина пропустила его слова мимо ушей, явно в экстазе от того, что ей предоставилась возможность посплетничать.

— И все, как одна, худенькие, маленькие из Азии, — дама покачала головой, — Он конечно прикрываться, пытался, что сиделки. Но сиделка-медсестра к нему приходила одна, и она с этими девушками не имела ничего общего.

— То есть, Манфред жил один? — спросила я, понимая, что догадка о сожительнице, которой я так гордилась, оказалась ни к чему не ведущей.

— Один, все тридцать лет. Он тихий всегда был и каждый год в Тайланд ездил, я то догадывалась за каким делом, но разве о таком кому-нибудь расскажешь?

— Откуда у вас подобные догадки? — я слышала о любителях «помоложе» и как и любую женщину, меня настигал рвотный позыв, стоило подумать о секс-туризме в страны Азии.

— К нему приходил племянник и устроил скандал. Он увидел у него какие-то фотографии, называл его извращенцем и говорил, что позвонит в полицию. Видимо, так и не позвонил.

Мне от слов женщины подурнело. Дэниел оставался куда больше сосредоточенным на деле:

— Вы живете прямо над квартирой Манфреда, я так понимаю? Раз слышали слова его племянника.

— Да, в этих домах стены довольно тонкие. Поэтому все слышно. Манфред тогда сказал, что сделал в своей жизни много дурного, но и хорошее хочет сделать. Все про какие-то документы… протоколы говорил. Что за протоколы я так и не поняла.

Женщина немного расслабилась, откинулась назад на спинку лавочки. Высказав все, что было у нее на душе, она явно начинала чувствовать первые приступы вины:

— Вы же не станете писать ничего такого о Манфреде в своих исследованиях?

— Только с ваших слов не сможем — сказал Дэниел: — но этот феномен очень интересен. Вы не знаете, кто разбирал вещи вашего соседа после его смерти?

— Там не много вещей то было. Что-то забрал его племянник, что-то Майя, но большая часть вещей отправилась на продажу. Манфред все свои деньги благотворительным фондам завещал.

— Кто такая Майя? — спросил Дэниел, взгляд его уже становился стеклянным как у ищейки на охоте.

— Это его сиделка. Очень хорошая женщина, но простая. Сына одна растит. Манфред к ней всегда тепло относился. Он даже пообещал ей что-то очень ценное оставить после смерти, она все гадала что, но он так и забыл, видимо.

— Спасибо вам за информацию, госпожа Шток. — Дэниел пожал старушке руку, мы направились обратно к машине.

— Вы только не пишите, что я вам это все рассказала. Может, я старая, напутала чего, а память хорошего человека порочить не хочу.

Было очевидно, что теперь старушка мысленно ругает себя за длинный язык. Мы же получили новую информацию, не самую приятную, но весьма содержательную пищу для ума.

— Плохой из меня детектив, — призналась я Дэниелу в машине, когда мы отправились обратно в горы, в ресторанчик, который мужчина заприметил для нашего позднего обеда.

— Почему же? — спросил меня он. Как же приятно пообщаться с ним по-русски.

— Я думала, окажется, что у Манфреда была подруга, гражданская жена, о которой никто не знал, а не это все. — Мне все еще было дурно при мыслях о старике, аппетит совсем пропал.

— Главное, что благодаря вашей догадке мы вышли на правильный след. Нам нужно найти Майю. Расспросить ее, что же старик хотел ей подарить. Возможно, благодаря вам, мы в шаге от разгадки тайны протоколов Анны Гельди.

Я тяжело вздохнула. Одновременно и хотелось и нет найти протоколы. Хотелось, чтобы эта история закончилась хорошо, преступники были наказаны, а убийца Александра найден. Не хотелось, потому что мне нравилась Швейцария, и хотелось задержаться здесь подольше.

— Но что если Майя окажется убийцей? — обеспокоено спросила я, когда мы на максимально-разрешенной скорости поднимались на гору по извилистой дорожке. — Разговор с ней может быть опасен.

— У этой женщины есть сын. Она мать-одиночка, а по моему опыту женщины с детьми не способны на убийство, если только они не защищают свое потомство.

Его слова заставили появиться на моих губах легкой улыбке, очень уж они были похожи на реплику ведущего «в мире животных».

— Поедем к этой Майе вместе завтра. В конце-концов, двоим нам бояться нечего.

— Будете прикрывать мою спину как в крутых американских боевиках?

— Скорее как в глупых российских комедиях. Но одного я вас не оставлю.

Сказала и почувствовала, что оставить его одного значит и самой остаться одной. А я такая трусиха.

Мы устроили поздний обед в ресторане, из окон которого открывался вид на Моллис. Дэниел заказал набор сыров и дыню с пармской ветчиной. Дыня считалась в Швейцарии прекрасным летним блюдом, мужчина уплетал кусочки за обе щеки, я же жевала сыр, с ужасом наблюдая за ним. Не люблю подобные сочетания: сладкий фрукт и бекон. Фу. Говорить о деле тоже не хотелось. Историю Манфреда Чуди я и вовсе бы с радостью вычеркнула из своей памяти. Дэниел каким-то образом чувствовал мое настроение, поэтому попытался перевести тему:

— Когда вы хотите поехать к Шильонскому замку, чтобы … похоронить Александра?

— Я не знаю, ваше предложение подвезти меня в силе?

— Конечно, но до женевского озера путь не близкий, может быть придется заночевать там. Давайте найдем протоколы и съездим к замку.

— Да, спасибо за предложение.

— Я уверен, что это хорошая идея. Думаю, Александру бы понравилось, — сказал Дэниел. Он заказал два бокала просекко. Я со вздохом приняла свой у официантки, размышляя над тем, кто вообще решил, что русские много пьют? В Швейцарии, насколько я могла заметить, все местные начинали пить вино уже во время обеденного перерыва и никто не считал себя алкоголиком.

— Если честно, я не знаю, что бы понравилось Александру. Такое ощущение, что после его смерти мы сблизились гораздо сильнее, чем при его жизни. Я все время думаю: что бы сделал Сашка, как бы он отреагировал на то или иное событие, поступил бы он также как я…

— Вы очень чувствительны. И, я думаю, вы все делаете правильно.

Женщины любят комплименты, и я не исключение. Романтичность момента портили мои воспоминания о Софи и о том, как легко Дэниел с ней расстался. Я не могу позволить Вольфу обосноваться в своем сердце.

— Давайте выпьем за то, чтобы Майя стала последним недостающем кусочком в пазле о протоколах Анны Гельди.

Нежный звон раздался от касания наших бокалов. Весь вечер Дэниел то погружался в свои мысли, то был весел и даже игрив. Мы разговорились об образовании и студенческих годах, оба вспоминали их с легкой ностальгией. Дэниел, учился в московском и швейцарском университете одновременно, еще и работать умудрялся.

— И что, на девушек совсем времени не оставалась? — спросила я с улыбкой.

— С русскими девушками я никогда не встречался, — пожал он плечами, а меня сразу начал терзать вопрос «почему». Естественно, я тут же задала его вслух.

— Я так и не понял, чего они хотят. То, что я должен всегда платить в ресторанах и кафе, я понял. Но это в России норма. Но что сделать, чтобы показать, что я ухаживаю, осталось для меня загадкой.

Я рассмеялась.

— Цветы. Дарите девушкам цветы… — я не смогла вспомнить стихотворение, начинающееся с этих слов, но сомневаюсь, что Дэниел его знал.

— И только? — спросил он с какой-то лисьей улыбкой.

— И только.

Мы проговорили до вечера, попробовав почти все летнее меню ресторана. Когда мы отправились домой уже начинало темнеть, а я чувствовала, что очень устала. Все же редко удается провести целый день на свежем воздухе. Еще отчет Ромашковой писать…

Высадив меня у отеля, Дэниел пожелал мне хорошего вечера и попросил не принимать сомнительных подарков. Я похлопала его по плечу на прощанье.

— Дина… — сказал он, когда я уже подходила к старинной двери, ведущей в гостиницу.

— Да? — я обернулась, отмечая, что мужчине очень шел полученный за день легкий загар.

— До завтра.

— До завтра.

Дэниел уехал, а я заварила себе крепкого чая и забралась в постель, где принялась описывать произошедшие сегодня события. Где-то в одиннадцать часов вечера раздалось уведомление об СМС.

«Позавтракаете со мной завтра? Иван.»

Я на секунду почувствовала укол стыда за то, что встречаюсь с другим мужчиной за спиной у Дэниела, но тут же отвесила себе мысленную оплеуху. Нашла себе воображаемого бойфренда…

«С удовольствием. Там же, где в прошлый раз».


Протокол дела Анны Гельди. Девятый акт.

Второй день допроса Анны Гельди под пытками.


Как было издавна заведено, Анне Гельди были надеты на шею освященные вещи, а также и написанные на бумаге семь слов, произнесенных Христом на кресте.

Не прекращая увещеваний о необходимости признаться в своих злодеяниях, ведьму подняли на дыбах с земли. Пока продолжалась пытка, ей читались показания свидетелей с указанием их имен.

Судья:

— Вот видишь, твои преступления доказаны свидетелями.

Обвиняемая:

— Я не виновна.

— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?

— Нет, не насылала.

— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?

— Нет.

— Заключала ли ты сделку с дьяволом?

— Нет

— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?

— Нет.

Ведьма продолжает упорствовать, поэтому она освобождена от пут и помещена в другую камеру заключения. Обвиняемую принято хорошо кормить и следить, чтобы она не совершила самоубийства.


Глава 10. Это тупик, мой друг.


Впервые за время моего пребывания в Швейцарии утро выдалось ненастным. Мелкий дождик моросил, наполняя воздух запахом озона, небо было покрыто тучными облаками, а температура упала до двадцати градусов. Я накинула уютную серую олимпийку, что отлично подходила к моим глазам, нанесла легкий макияж и распустила волосы. Я не знала, во сколько за мной подъедет мой напарник, поэтому сразу оделась так, чтобы быть готовой к долгим прогулкам на улице.

До ресторана, в котором мы договорились встретиться с Иваном, было рукой подать, вот только сегодня погода не располагала к посиделкам снаружи. Я вошла внутрь, вертя головой и высматривая знакомого. Иван сидел возле окна в углу в одном из вечных своих костюмов. Он улыбнулся мне и поднялся с кожаного дивана. Я никогда не была внутри этого кафе, как оказалось, оно было выполнено в модных нынче черно-белых тонах с уймой зеркал на стенах и дорогими хрустальными люстрами под высоким потолком. Не мое, но красиво. Мужчина легко клюнул меня в щеку в знак приветствия и предложил присесть так, чтобы видеть улицу в высокие окна. Мы заказали традиционный европейский завтрак и много много кофе и принялись делиться новостями. Ладно, делилась преимущественно я.

Иван же решил показывать. Когда мы покончили с завтраком и расторопный официант убрал пустые тарелки, он достал несколько крупных изумрудов в простой оправе в кулонах и положил их на стол. Каждый камень был удивительного холодного оттенка, у меня, как и у любой женщины, сердце от такой красоты сжалось:

— Какие красивые! — воскликнула я, прерываясь в своем рассказе о Манфреде Чуди.

Да, знаю. Язык у меня без костей, но ведь с другой стороны, Ромашкова все-равно создаст роман из моей истории, поэтому почему бы и не поделиться своими размышлениями со знакомым? Тем более, что Иван оказался таким прекрасным слушателем.

— Эти образцы не прошли оценку качества. Недостаточно зеленые. Выбирайте. — Приказал мне Иван. Я же знала кое-что об изумрудах и их стоимости, поэтому покачала головой.

— Я не могу принять такой дорогой подарок.

— Я вам говорю, они не идеальны. Так что неволнуйтесь о стоимости. Или не нравятся? — Ореховые глаза Ивана немного сузились. Я же погрузилась в поиск. Как говорится, дают — бери, бьют — беги. В конце концов я выбрала камень, чей цвет застрял между зеленым и голубым, приближаясь к последнему.

— Вот из-за этого оттенка они и не прошли.

— А мне такие нравятся даже больше ярко-зеленых, — сказала я. На удачу, сегодня я надела простенький кулон на серебряной цепочке, который сняла и заменила на подаренное украшение.

— Спасибо! — сказала я с улыбкой. Подарок был приятным началом дня. Правда совесть немного грызла от того, что он такой дорогой. Да и опыт подсказывал, что если мужчина делает девушке дорогие подарки, он, как правило, на что-то рассчитывает

— Что вы делаете сегодня вечером? — Я рассмеялась, догадка подтвердилась. Но с другой стороны, лучше мне думать о нашем русском Ване, чем о всяких заграничных Дэниелах.

— Если честно, скорее всего я еду в Лозанну. Помните, я рассказывала вам о своем коллеге. Он мечтал отправиться туда при жизни, не вышло. Так что я решила осуществить его мечту после его смерти.

— Романтично, — сказал Иван с улыбкой. — Что ж, значит мне снова ужинать в одиночестве.

— Давайте завтра, — предложила я ему: — И если что-то произойдет, я вам обязательно напишу.

Я посмотрела на телефон и осознала, что мы просидели вдвоем больше часа, а последние двадцать минут Дэниел писал мне настойчивые сообщения. Черт, он, кажется, уже ждал меня. Сумочка мгновенно оказалась в моих руках, но прежде чем я сказала Ивану, что вынуждена откланяться, он произнес:

— Договорились. Дина, до завтра.

Проницательный мужик.

Уже покинув ресторан я оглянулась, почувствовав как кто-то настойчиво смотрит мне в спину. Как и ожидалось, это был Иван, он говорил по телефону, не отводя от меня взгляда. Я улыбнулась и помахала ему рукой, улыбка на его лице появилась спустя секунду и показалась мне какой-то натянутой.


Вот же бука голубоглазая, подумала я, слушая как Дэниел отчитывает меня за опоздание:

— И где вы вообще пропадали? — недовольно произнес он, сверля меня взглядом. Мужчина расположился в лобби в гостинице так, чтобы ему было видно окно. После того, как он рассказал мне о своей клаустрофобии, я начала отмечать мелкие детали, что выдавали его страхи с головой.

— Завтракала с другом.

— С каким другом? — спросил он.

— Не важно. Я готова. Едем? — сказала я, понимая, что говорим мы на повышенных тонах, а потому женщина на ресепшн начинает проявлять к нам интерес. Дэниел явно хотел сказать что-то еще, но вздохнул и сказал:

— Я не смог дозвониться по номеру, который получил в клинике, в которой работает Майя. Но они сказали, что она сегодня не работает, так что мы попытаем удачу и сразу поедем к ней. И еще… Вот.

Он протянул мне букет мелких розовых роз, перетянутых лентой. Все это время букет прятался за его спиной, поэтому я его не заметила.

— Что это? — спросила я, понимая, что наступает моя очередь злиться.

— Цветы, — было доложено в ответ.

— Зачем цветы? — я говорила сквозь стиснутые зубы, но букет нехотя приняла. Надо поставить их в вазу, розовые розы… Я развернулась спиной к Дэниелу и любопытной девушке на ресепшн, которая даже через стойку перегнулась, чтобы нас лучше видеть, и поспешила в свою комнату наверху. Ничего не понимающий Дэниел следовал за мной, объясняя:

— Ну как же. Вы же вчера мне сами сказали. Ухаживать за русской девушкой — это значит дарить ей цветы.

Железная логика! Кабелиная логика! Мысленно я просто кричала. Только с одной девушкой расстался, сразу принялся за другой увиваться. Да что он о себе думает? Прямо, как мой… Сергей. На глаза навернулись слезы, жгучая старая обида стала подниматься в душе. Маленькие розовые розы. Они стояли на столе в гостиной в тот злополучный день, когда я поймала своего жениха на измене.

— В чем дело? Я вас чем-то обидел? — Дэниел глядел на меня во все глаза, не понимая, что могло вызвать такую реакцию. Я же давилась слезами от обиды и стыда.

— Нет. — проговорила я, пытаясь справиться с дыханием и слезами. Он же мне нравится, чертов швейцарец с русскими корнями. Он мне очень нравится, но я не готова к еще одной ране.

— Тогда скажите в чем дело, — мужчина встал передо мной, упрямо глядя в глаза. Его женские слезы не пугали. Первый раз вижу подобное.

— Да потому что вы только что расстались со своей девушкой! — воскликнула я. Куда же убрать эти цветы? Наконец, я сообразила, вытащив из ванной подставку под зубные щетки, наполнила ее водой. Она, к счастью, оказалась достаточно глубокой.

— Ну и что. — Промолвил Дэниел.

— Ну и что? Да, то, что это не порядочно. А я не девушка на выходные.

— Разве я относился к вам как к девушке на выходные? — Дэниел нахмурился, от чего между его бровей залегла пара неглубоких морщин. Я же сжала зубы и постаралась сделать несколько глубоких вдохов. Но женская натура не унималась, мне хотелось крушить и ломать все вокруг себя, мне хотелось напасть на него, но я не знала, что ему сказать да и за что, собственно, нападаю я тоже понятия не имела.

Дэниел тоже не знал, а потому сделал несколько шагов в мою сторону и крепко обнял. Так, что затрещали кости, а я почувствовала себя маленькой и беззащитной. Вопреки своему обыкновению, я не разрыдалась навзрыд, а почувствовала, что расслабляюсь. Дэниел говорил со мной будто с капризным ребенком:

— Мы сейчас поедем к Майе, а следом направимся в Лозанну. Чтобы не опоздать, я предлагаю собраться прямо сейчас. Я подожду тебя в машине, Дина, а ты пока возьми все необходимое, хорошо?

— Хорошо.

— И не забудь Александра. Ради него едем.

Я кивнула, мельком взглянув на шкаф из-за плеча Дэниела. К шкафу было прикреплено зеркало, показывающее мой внешний вид. Ну и кикимора. Мне было стыдно за то, что повела себя как истеричка. Но с другой стороны, может это охладит его желание ко мне подкатывать.

Я села в машину, где играла извечная Нюша и пристегнулась ремнями безопасности. Дэниел решил сделать вид, что ничего не было и невозмутимо повез нас навстречу приключениям.


Однако приключения не спешили встречаться с нами. Мы замерли перед закрытой дверью, ведущей в небольшой, немножко обветшалый домик с бежевыми стенами на окраине Моллиса, где согласно адресу, полученному в больнице, проживала наша подозреваемая. Район даже при свете дня казался каким-то мрачным.

Из густого леса, подступающий сразу за домом, пахло хвоей и мхом. Я была готова поклясться, что пока мы выбирались из машины, мимо нас пронеслась пушистая, рыжая лисица и скрылась в лесу. Дэниел тоже заметил это размытое пятно и забурчал:

— Вечно их кто-то начинает подкармливать, вот они и лезут в город.

— Лисы?

— Да. Большая проблема, — я же улыбнулась, не видя в рыжей красавице никаких проблем. Под крышей на площадке перед домом было припарковано два велосипеда и скутер. Один велосипед фиолетовый, явно женский. Второй — чудовище с широкими шинами, скорее всего приспособленное для экстремального катания по пересеченной местности.

Постучав в дверь несколько минут мы было отчаялись, но она отворилась являя на пороге рыжего заспанного парня из кофейни. Я едва не вскрикнула, а Дэниел отодвинул меня себе за спину, буквально становясь живым щитом. Парень из кофейни широко зевнул, затем заметил меня и улыбнулся. Вел он себя точно не как одержимый протоколами психопат.

— Ой, Дина! Здравствуйте. Рад видеть.

Он смотрел на нас, мы на него. Первым опомнился Дэниел:

— Здесь живет Майя Корп? — напарник спрашивал на английском, продолжая разыгрывать из себя иностранца.

— Да, это моя мама. — Парнишка выглядел заинтересованным, но не испуганным. Город маленький, подобное совпадение могло произойти. Подумаешь, единственный сын возможной владелицы протоколов работает в кофейне, где общается с большим количеством людей, в частности с убитым ныне Александром. — Но она ночевала у своего парня, так что ее нет дома. — слово «парень» юноша произнес без удовольствия. Как же его зовут…

— Маркус, — вспомнила я — Мы здесь потому, что есть основания предполагать, что протоколы по делу Анны Гельди все это время были у твоей мамы. Парень хохотнул. А потом уставился на нас расширившимися глазами:

— Вы что сейчас серьезно?

Мы с Дэниелом серьезно кивнули. Парень тут же отошел в сторону, впуская нас в дом.

— Вы проходите в гостиную, — он как то смущенно засеменил на второй этаж. Я понимала его неловкость, все таки в одних трусах парня из кровати выдернули.

Дэниел возбужденно вертел головой, запоминая каждую деталь в этом доме. Я старалась не походить на него, хотя тоже старалась запомнить все предметы меблировки, в особенности шкафы и комоды, куда можно было убрать бумаги. В гостиной оказались чистенькие, но довольно старые шторы, удобный диван из рогожи. Всюду была заметна тщательно скрываемая если не бедность, то недостаток денег. Когда-то этот дом явно видал лучшие времена.

Маркус спустился уже в футболке и домашних штанах. В его руках был телефон, по которому он скорее всего пытался дозвониться до матери.

— Не берет, спит еще наверное.

Лицо Дэниела немного скривилось, ну конечно, сам ранняя птаха, он не одобрял, когда люди слишком долго спали. А стрелки часов были, о ужас, на половине одиннадцатого. Что мы можем без Майи? Не так много, учитывая как парень удивился нашему визиту. Дэниел, вероятно, думал о том же.

— Хотите, я кофе заварю. — прервал Маркус неловко повисшее молчание. Когда юноша вышел, я озвучила свои мысли. На них Дэниел мне ответил:

— Я думаю, нам нужно потянуть время. Когда она проснется, мы можем расспросить о протоколах.

Кофе парень принес вместе с вкусным миндальным печеньем. Я должна была признать, что несмотря на то, что атмосфера была не богатой, здесь было очень уютно и чисто.

— Ты знаешь что-нибудь о времени, когда твоя мама работала на Манфреда Чуди.

— Чуди?? — парень, знакомый с Александром, знал эту фамилию. — Это который умер примерно три года назад?

Я кивнула. Парень почесал рыжую макушку.

— Мама к нему хорошо относилась, ей было его жалко. Помню, она плакала, когда он умер.

Я могла представить. Ты привязываешься к человеку, когда видишь его несколько раз в неделю. А потом, пуф, он исчезает. Пусть прошлое Манфреда и было весьма сомнительным.

— У нас есть предположение о том, что протоколы все это время находятся у вас и вашей мамы. Что Манфред Чуди передал ей их перед смертью.

Парень хохотнул, а потом его большие глаза, обрамленные бледными ресницами широко распахнулись:

— Да вы серьезно!

Мы кивнули.

— Ну, я не знаю… Хотите, я с вами покопаюсь в наших бумагах. — Пожал плечами Маркус — До мамы все-равно пока не дозвониться. А сколько они могут стоить, эти протоколы? — запоздало спросил он, в голубых глазах загорелся интерес. Дэниел назвал пятизначную сумму во франках. Хотя я сильно сомневалась в том, что это была хотя бы половина из того, что уплатит моему напарнику анонимный коллекционер. Юноша присвистнул.

— Я просто обязан вам помочь!

Он показал нам все возможные тайники для документов, сам с энтузиазмом перерывая бумаги. Большинство хранилось в кабинете его мамы на втором этаже дома, скрупулезно разложенных по полкам. Парень явно не боялся того, что мы можем их ограбить, был тот случай, когда у этой семьи нечего было взять, кроме долгов.

— Дом высасывает огромные суммы! Я давно говорю маме, давай переедем в квартиру, но она не хочет. Он в нашей семье двести лет. — Жаловался парень, смущенно убирая бумаги с просроченными счетами. Он пока еще не понимал, что семейный дом, передающийся из поколения в поколение — это большая ценность. Его мама, видимо, понимала.

Мельком я взглянула на стоимость реставрационных работ этого, казалось бы, простенького домика с черепичной крышей и поняла, что в у нас в Москве строители берут очень по-божески. Мы искали везде, но никаких бумаг, похожих на протоколы восемнадцатого века так и не обнаружили. Неожиданно мы услышали, как кто-то открыл дверь, раздался женский голос.

— Это мама пришла. — Парень тут же собрал документы и побежал вниз. Мы осознали, что со стороны ситуация, когда два незнакомца роются в семейных бумагах может выглядеть, мягко говоря, необычно.

— Я буду говорить. Я вы молчите, — сказал мне Дэниел. Он поднялся из-за стола, на котором просматривал бумаги, оправил голубую рубашку. Когда невысокая, немного полноватая женщина неопределенного возраста со светлыми волосами вошла в комнату, ее встречал серьезный продавец антиквариата Дэниел Вольф. Было очевидно, что в отличие от сына, Майя не питала такой доверчивости к людям и что она заметно побледнела и занервничала от осознания, что в ее доме находятся два незнакомца.

— Дэниел Вольф. Простите за вторжение, — мужчина протянул ей руку, женщина робко ее пожала. Я же от неловкости готова была сквозь землю провалиться, нужно было ее дождаться, а не копаться в чужих бумагах. — Моя коллега, Дина.

Я тоже пожала ей руку и замерла как олень в свете фар.

— Мой сын сказал, что знаком с вами, — сказала она на швейцарском диалекте, но я уже наловчилась понимать его на слух.

— Да, он также знал покойного коллегу Дины.

— Помнишь, я рассказывал об историке по имени Александр? — Маркус взирал на мать своими голубыми глазами, умудряясь смотреть на нее снизу вверх при том, что был выше ее на голову. — Он книгу о Анне Гельди приезжал писать.

— Ох уж эта бесконечная история с Анной Гельди — женщина улыбнулась, а я выдохнула. Видимо наша выходка с проникновением в ее кабинет, пусть и с разрешением ее сына не была расценена ей слишком серьезно. — Ты, — она обратилась к сыну — Иди, завари нам кофе, — Маркус поспешил ретироваться: — Я так понимаю, вы пришли поговорить о протоколах.

Мы с Дэниелом синхронно вытянулись по стойке смирно и закивали как два радостных болванчика. Женщина пнула коробку со старыми газетами, которая находилась под ее рабочим столом, и достала из нее пластиковую папку с документами.

— Вам повезло, что я еще не выбросила эти бумажки.

Она протянула папку Дэниелу и спустилась вниз на кухню. Застежка переполненного файла с легкостью распахнулась, в нем оказалась плотная тетрадь в коричневом переплете. Дэниел выглядел, как змея, поймавшая мышь и стремящаяся поскорее ее проглотить, он прижимал к себе тетрадь. Я же чувствовала, что что-то здесь не так. Женщина сказала «бумажки». И относилась к ним как к чему-то несущественному.

Мы спустились вниз следом за ней, где на потертом кресле, изготовленном лет сто назад, уже сидела хозяйка дома и гладила неизвестно откуда взявшегося рыжего кота. Дэниел с осторожностью выложил документы на стол, начал их просматривать, между его бровей тут же залегли морщины. Мужчина был недоволен. Даже бросив быстрый взгляд на бумаги, я могла понять чем. Перед нами лежала дешевая фальшивка. Подделка, выполненная столь безыскусно, что любой человек, интересующийся историей, мог с уверенностью сказать, этим документам не больше столетия.

— Эти бумаги вам завещал Манфред Чуди? — спросил Дэниел. Майя кивнула. Она глядела на «протоколы» с грустной усмешкой. Так смотрит человек, смирившийся с разочарованием.

— Именно их. Он рассказал мне об этих бумагах еще до своей смерти, тогда я подумала, что продам их и поправлю свое финансовое состояние. Но это была слишком смелая мечта.

— Вы относили их эксперту и он проверял их при вас? — спросил Дэниел. Я понимала, что он хватался за соломинку, надеясь на подмену бумаг при экспертизе.

— При мне. Эксперт рассмеялся и сказал, что это очень плохая шутка. Я чувствовала себя очень неловко.

— Как именно к вам попали эти бумаги?

Майя пустилась в рассказ о том, как ей передал бумаги вместе с другими вещами нотариус, который не знал, что именно в них содержится. Почти до последнего своего дня Манфред хранил «протоколы» дома, положив их в банковскую ячейку только при осознании, что смерть дышит ему в затылок. Я пила сладкий кофе и думала о том, знал ли старик о том, что все это время бережно хранил фальшивку? И как давно протоколы пропали из семьи Чуди и были заменены на эти бумаги? Пушистое рыжее чудовище запрыгнула мне на руки, требуя ласки.

— Какой у вас любвеобильный кот, — сказала я женщине, почесав животное за ушком. Кот заурчал, как трактор.

— Он принадлежит моей старшей сестре. Она живет с нами, но сегодня на работе.

Маркус, решивший присоединиться к нам «погреть уши», присел рядом со мной. Он явно был рад хоть немного поучаствовать в охоте за протоколами, но расстроился от того, что документы, оказавшиеся у его мамы были фальшивыми.

— Тетя немножко — парень покрутил парнем у виска, за что схлопотал укоризненный взгляд от матери. — Ну а что? Такая же, как эта дьявольская троица.

Он хотел сказать что-то еще, но мать прервала его:

— Она начала заниматься всей этой ерундой пока это еще не вошло в моду. Видимо из-за работы. — С улыбкой сказала Майя, явно оправдывая свою сестру в наших глаза. Ей не нравилось, что сын был готов выложить грязное белье семьи на всеобщее обозрение. Но пацан молодой, язык без костей. Себя вспоминаю в его возрасте, не всегда понимала, когда стоит придержать рот на замке.

— Спасибо за ваше время, — сказал Дэниел, резко поднявшись с места. Он не умел скрывать своих негативных эмоций. Я поспешила за ним.

— Простите, еще раз, что так к вам нагрянули. — Еще раз извинилась я. — Пока, Маркус. Надеюсь, еще смогу зайти к тебе на работу и попить самого вкусного кофе во всей Швейцарии.

Я помахала парню на прощанье, он немного зарделся от комплимента. Понимаю, может было через чур, но как-то надо было сгладить поведение Дэниела. Мой напарник явно расстроился. Когда я вышла, мужчина уже сидел в машине, сжимая руль.

— И что дальше? — спросила я его. Ответом мне стал его долгий вдох.

— Я проиграл. Кто-то нашел протоколы раньше меня. Не осталось никаких зацепок.

— Но…

— Это тупик, Дина.

Я же чувствовала, что история с поиском не закончена. Будто была какая-то важная деталь, которую мы упускали, и поставь ее на свое место, картина станет ясна.

— Не ожидала в вас такого пораженчества. — Я коснулась его руки, на которой были видны выступающие вены, так сильно он сжал руль. Мужчина словно вышел из ступора и посмотрел на меня своими ясными голубыми глазами. Я продолжала, — Думаю, нам нужно просмотреть все детали дела еще раз. В конце концов убийство Александра…

— А вдруг не было никакого убийства из-за протоколов? А профессор действительно оступился и упал с лестницы? Вдруг мы все это время носились за золотым руно. Я встречал профессионалов своего дела, которые так глубоко увязали в бессмысленных теориях, что переставали отличать реальность от своих выдумок.

— Если кто-то и способен на сто процентов отличать реальность от выдумок, то это вы, — говорила я и чувствовала, что сама верю своим словам. — Мы просто что-то упустили, но, я уверена, разгадка близка.

Я нажала на кнопку, включая музыку. Заиграла песня Брежневой «Я знаю пароль, я вижу ориентир». Дэниел изучал мое лицо несколько секунд, а потом улыбнулся и сказал:

— Когда вы так говорите, я и сам начинаю верить, что мы на правильном пути, может быть просто стоит немного отвлечься. А сейчас едем в Лозанну, путь предстоит долгий. Вечером будем пить вино из региона Лаво и прощаться с вашем другом.

Как и у большинства людей, настроение Дэниела оказалось очень подвержено музыке. Я мысленно поблагодарила Брежневу, и даже начала подпевать. Мы ехали вперед мимо волшебных озер и величественных гор, вниз по которым текли быстрые, чистые ручьи, мимо распаханных полей и лесов, где прятались пугливые олени. Над нашими головами летали соколы, раскинув огромные, мощные крылья и казалось, что все возможно.


Дэниел забронировал для нас уютную частную гостиницу на знаменитом склоне Лаво. По дороге туда я видела несчетное количество виноградников, которые перемежались небольшими пастбищами с овцами и ленивыми коровами. Гостиница располагалась в трехэтажном доме, по обыкновению, нас никто не встретил, только ключи с накарябанной фамилией «Вольф», лежали в почтовом ящике перед входом.

— Это гостевой дом. Я когда-то здесь останавливался. — Он не стал добавлять, «когда встречался с Софи», но я и так поняла — На том берегу располагается Женева. Это очень большой и шумный город, но если вы хотите, мы можем и его посетить на обратном пути.

Я оглянулась. Поглядела на голубую бескрайнюю гладь, по которой мирно скользили парусники, и темно-синие горы, окружающие озеро, и почувствовала, что не могу выдохнуть. Так было красиво.

— Какое огромное озеро! Прямо как море.

— Когда-то давно в женевском озере водились настоящие пираты — сказал Дэниел. Он тоже явно наслаждался видом. А потом с некоей практичностью, разрушая магию момента, заметил:

— Здесь можно было бы построить парочку очень дорогих гостиниц, но всю землю отдали фермером.

— Не все упирается в деньги. — сказала я ему в ответ. Дэниел всегда мыслил как бизнесмен, я уже заметила за ним эту черту. Немножко суховатый, он всегда стремился скрыть свои эмоции.

Номера в этом доме оказались крохотные с деревянными кроватями и картинками с изображением все тех же гор на стенах, которые писал явно не профессионал. Но с отличным видом и очень большими окнами. Ни хозяев гостиницы, ни других постояльцев я не приметила. Я бросила сумки в своей комнате, посмотрела в небольшое зеркальце в чистенькой ванной, изумруд, что висел на шее поблескивал в ярком свете. Что ж, Сашка, думаю, развеять твои останки здесь, среди всей этой красоты, будет самым правильным решением. Я переоделась в строгое черное платье, которое оказалось среди моих вещей совершенно случайно и вышла к ожидавшему меня Дэниэлу. Он сменил извечные джинсы на брюки, а на рубашку сверху надел черную жилетку, хорошо сидящую по фигуре.

— Каким вы спортом занимаетесь? — спросила я его, уже не сдерживая своего любопытства. Уж слишком бросались в глаза его мощные руки и шея в таком наряде.

— Никаким. — пожал он плечами — Это генетика. Сейчас мы поедем к Шильонскому замку, по дороге сделаем остановку. У меня есть идея, как проводить вашего друга в мир иной.

Мы отправились к Лозанну, я запрокинула голову и смотрела вокруг себя с нескрываемым удовольствием. Остановившись на одной из улочек старого города, Дэниел попросил меня подождать, а сам быстренько побежал в подвальное помещение по каменной лестнице. Он бормотал что-то, похожее, «надеюсь они еще не закрыты». Вернулся он с двумя бутылками вина, неимоверно довольный собой. Он убрал бутылки в багажник. А потом вернулся ко мне и пояснил:

— Одну нам. Другую Александру. Вы говорили, он при жизни выпить любил.

Мы поехали дальше, вдоль кромки воды по направлению к замку. Его я узнала издали, он совсем не отличался от множества картинок, которые я видела в интернете, даже был красивей. Внушающий умиротворение, расположенный, кажется прямо на воде, серый замок был немым напоминанием о прежних временах, о рыцарях и прекрасных дамах, о неприступных крепостях и турнирах. К вечеру туристов было очень мало. В основном шумные китайцы с фотоаппаратами, не прекращающие восхищенно восклицать с стремиться запечатлеть эту красоту со всех ракурсов. Я то понимала, что магию места, его душу невозможно заснять на фотоаппарат, ею можно только наслаждаться. Дэниел снова попросил меня подождать, а сам побежал к стойке с билетами. Не знаю, что он там делал так долго, но вернулся безмерно довольный:

— Они закрываются через пятнадцать минут. Но я объяснил ситуацию, и нам разрешают остаться на пол часа после закрытия. Так что никаких туристов, только мы втроем. — Он кивнул на урну с прахом, которую я держала в руках. Я поудобнее перехватила «Александра» и пошла за Дэниелом осматривать замок.


Я пыталась запомнить все комнаты, удивительные окна из цветного стекла и узкие бойницы, я обращала внимание на толщину стен, и замечательные лавочки, явно новые, но выполненные все в том же стиле средневековья. Огромные залы и камины, подвальные помещения, чьи назначения были не очень романтичны. Я думала, там держали узников, но Дэниел пояснил мне, что обычно там хранились продукты питания. Мы медленно обходили замок снизу вверх, путаясь в бесконечных залах и коридорах, но уверенно поднимаясь ввысь, где открывался вид на озеро, а сильный ветер дул в разные стороны, норовя сбить с ног. Дэниел все это время нес по бутылке в руке для равновесия, размахивая ими на удивление азиатских туристов. К тому моменту, как мы забрались наверх, все туристы покинули замок и мы остались почти в полном одиночестве.

Никогда сама не развеивала прах. В моей семье принято хоронить умерших с пышными поминками, гробом и отпеванием в церкви. Помню как хоронили прабабушку, все гости собрались в ее скромной квартире, пили, ели и говорили о ней много приятных слов. Меня, как ребенка, тогда ужасали похороны и хотелось как можно скорее покинуть помещение, чтобы никогда о них не вспоминать. Сейчас было по-другому. В голову заползли мысли о том, что я бы и после своей смерти предпочла такой вариант, куче родственников склонившихся над моим окоченелым трупом.

— О чем задумались? — спросил Дэниел. Я и не заметила, что смотрю на спокойную воду остекленевшим взглядом уже минуту.

— О смерти. О том, что похороны бы лучше были такими.

— А как же тогда зарабатывать компаниям, предлагающим ритуальные услуги? — с усмешкой спросил меня мужчина.

— Вы всегда думаете о деньгах?

— По большей мере. Но вы правы, я тоже предпочитаю такой способ прощания с жизнью. Ведь смерть… это просто завершение определенного цикла.

Я кивнула. Открыть урну с прахом оказалось очень легко. Дэниел дольше возился с бутылками, открывая их запрятанным в кармане швейцарским ножиком. Потом он поставил их на стене, вздохнув:

— Забыл бокалы… Придется пить как итальянская молодежь, из горлышка.

Меня это не смущало. Ветер, что рвался в разные стороны вдруг успокоился, и я почувствовала, что самое время высыпать прах.

— Прощай, Александр. Ты был мне другом, — сказала я, чувствуя, что на глаза наворачиваются горькие слезы. Я перевернула урну с прахом, позволяя ему осыпаться в озеро.

В том, с какой легкостью осыпалось в воду то, что некогда было Александром, человеком из плоти и крови, человеком, связанным условностями этого мира, присутствовала необыкновенная свобода. Дэниел перевернул бутылку с вином над водой, выливая ее содержимое вниз. Он начал читать что-то по английски. Довольно скоро я смекнула, что он цитирует Шильонского узника Байрона. Эта поэма как нельзя лучше подходила ситуации.

Дэниел передал мне вторую бутылку и я сделала щедрый глоток вкусного, белого вина. При пустом желудке, пьянела я быстро. Возможно потому и сказала с грустью глядя вниз:

— Вот и все. Александр похоронен, протоколы так и не найдены. Бессмысленно.

Я передала бутылку Дэниелу. Тот тоже сделал глоток.

— Смысл всегда есть. — сказал он мне.

Мы постояли наверху еще какое-то время, пока я окончательно не замерзла. Затем вернулись к машине, не забыв еще раз поблагодарить всех встреченных по дороге смотрителей замка. С одним из них, седым стариком с короткой щегольской бородкой у нас завязался короткий диалог:

— Спасибо вам еще раз. — Дэниел пожал ему руку и незаметно вложил в нее крупную купюру. Он специально делал это уже после того, как мы закончили с прахом, чтобы его действия не выглядели как взятка.

— Что вы, мы рады, что смогли как-то помочь. — Старик лучезарно улыбнулся, и убрал деньги в карман рабочей формы. Он был не против немного подзаработать.

— Мой друг всегда мечтал посетить это место при жизни, рада, что смогла развеять его прах именно здесь.

— Этот замок одно из самых красивых мест во всей Швейцарии, вы сделали правильный выбор. Думаю, ваш друг обретет здесь покой.

Я кивнула, на душе стало на удивление спокойно и светло. Не знаю что на меня нашло, но я коротко обняла старика. Тот расчувствовался и сказал:

— Побольше бы таких посетителей как вы. Нас редко замечают на фоне этого здания, а ведь мы не безликие тени или призраки, мы люди.

По какой-то причине его слова врезались мне в память.

Дэниел сделал один короткий звонок перед тем, как тронуться в путь, и когда мы вернулись в гостиницу, на открытой террасе перед домом нас ждали теплые пледы и сытный ужин, состоящий из свежего хлеба с хрустящей корочкой, все еще не до конца остывшего, местных сыров, разнообразных мясных нарезок, оливок и, конечно, вина. Мама учила меня не кусочничать, но разве можно устоять при виде такой вкусноты? Я набросилась на еду как волк, Дэниел же смотрел на горящие вдали городские огни, и потрясающий алый закат. Пламя свечи колыхалось от легкого, но прохладного ветерка, а я мысленно поблагодарила хозяев дома за плед. Те все так же оставались невидимы, словно сказочные эльфы, появляясь по воле Дэниела и также исчезающие.

— Спасибо, — сказала я. — Это потрясающий вечер.

Дэниел улыбнулся, удовлетворенный от комплимента. Давно заметила, что мужчины любят слова признательности даже больше чем мы, женщины. Мой отец за мамину похвалу вообще готов горы свернуть.

— Он не закончился, — голубые глаза сверкали в свете свечи. Этот типично мужской взгляд было легко узнать, взгляд, в котором читалось предположение, как я выгляжу без одежды. По крайней мере Дэниел был откровенен в своих планах в отношении меня. Он изначально смотрел на меня как на женщину, не как на историка или коллегу. Темнело, а вместе с тем, россыпь огней на берегах озера казалась все ярче.

— Конечно, не закончился, — сказала я: — Смотрите, сколько еды нам предстоит съесть и вина выпить.

— Я думаю, мы достаточно знаем друг друга, чтобы перейти на ты. — Дэниел играючи намазал паштет на хлеб, положил сверху оливку и откусил кусочек. Я согласилась:

— Думаю, да.

— Ты живешь в Москве?

— Да, гордый обладатель собственной квартиры. — я рассмеялась — Правда в прошлом году чуть не продала ее и не переехала в Петербург.

— Почему туда?

— Так получилось.

Я поспешно сменила тему:

— Мне не дает покоя одна мысль.

Дэниел подсел ко мне ближе, спросил:

— Какая?

— О протоколах и убийстве профессора. Я чувствую, что все это время мы что-то упускаем.

— Все наши подозреваемые такие яркие личности, что не заметить их практически невозможно. Но мы разгадаем эту загадку.

— За загадки! — провозгласила я тост.

— За загадки…

Дэниел сделал глоток вина, я тоже, чувствуя, что пора завязывать., потому что уже и сама начинала смотреть на мужчину с неприличной внимательностью. Все-таки живой человек, не монахиня. А напротив сидит живая провокация с самыми красивыми глазами, которые я в жизни видела. Дэниел воспринял мой задумчивый взгляд как сигнал, наклонился ко мне в бесспорном желании поцеловать. А затем его взгляд вдруг скользнул ниже, мужчина остановился не преодолев несколько десятков сантиметров, что разделяли нас. Я было обиделась, не настолько у меня впечатляющее декольте, чтобы сейчас его рассматривать, когда мужчина спросил ледяным тоном:

— Откуда у вас этот камень?

— Да так, знакомый подарил — поспешно ответила я, убирая украшения в вырез платья.

— Какой знакомый? — Мужчина отстранялся от меня с недоверчивым выражением лица.

— Это допрос?

— Это допрос.

Понимая, что для Дэниела почему-то очень важно происхождение на моей шее этого изумруда, я рассказала про Ивана:

— Мы обычно завтракаем вместе. Он командировочный, как и я. А камень не прошел оценки качества, вот он его мне и подарил.

— Как мило с его стороны. — Мужчина встал с места. Выдавил из себя улыбку, не имеющую ничего общего с той, которая была на его лице пять минут назад.

— Доброй ночи, Дина.

— Спокойной ночи. — сказала я, не понимая, как простой камень мог стать причиной подобного изменения настроения моего напарника. Или Дэниел ревнив как черт, в чем я сомневаюсь, или он каким-то образом знает Ивана и его изумрудный бизнес. Решив, что на сегодня мне хватит потрясений и загадок, я отправилась в свою комнату.

Там я с упоением строчила отчет Ромашковой, рассказывая ей о произошедшем во всех подробностях. Женщина как и раньше, ответила на письмо мгновенно и я пол ночи жаловалась ей на свою несчастную личную жизнь, на Дэниела, который мне очень нравится, рассказала ей про свой страх одиночества, упуская момент в который мой отчет о проделанной работе превратился в нытье дамочки на сеансе у психолога. К чести Ромашковой, она и вела себя как психолог, максимально корректно выпытывая из моего пьяного сознания детали дела и причин моих душевных терзаний.

Прежде чем вырубиться на кровати я пообещала себе, что завяжу с вином и загадочными мужчинами, и от одного и от другого один только вред.


Протокол дела Анны Гельди. Десятый акт.

Третий день допроса Анны Гельди под пытками.

Ведьма продолжает упорствовать в своей лжи.

— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?

— Нет, не насылала.

— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?

— Нет.

— Заключала ли ты сделку с дьяволом?

— Нет

— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?

— Нет. Вы все сгорите в аду!

Дьявол не оставляет обвиняемую, наделяя ее своей злой силой. На четвертый и пятый день приказано продолжить пытки над Анной Гельди. Обвиняемую надлежит омыть святой водой, чтобы изгнать из нее дьявольские силы. Подобное упорство описано в книгах по инквизиции и приказано использовать иные методы пытки. Однако в просвещенный восемнадцатый век судья отказывается от них, беря за то ответственность на себя.


Протокол дела Анны Гельди. Десятый акт.

Третий день допроса Анны Гельди под пытками.

Ведьма продолжает упорствовать в своей лжи.

— Насылала ли ты, Анна Гельди, порчу на ребенка Йоханнеса Чуди?

— Нет, не насылала.

— Вредила ли ты каким-либо способом обвинителю и его семье?

— Нет.

— Заключала ли ты сделку с дьяволом?

— Нет

— Отрекалась ли ты от Бога нашего во славу Сатаны?

— Нет. Вы все сгорите в аду!

Дьявол не оставляет обвиняемую, наделяя ее своей злой силой. На четвертый и пятый день приказано продолжить пытки над Анной Гельди. Обвиняемую надлежит омыть святой водой, чтобы изгнать из нее дьявольские силы. Подобное упорство описано в книгах по инквизиции и приказано использовать иные методы пытки. Однако в просвещенный восемнадцатый век судья отказывается от них, беря за то ответственность на себя.


Глава 11 Лучшие идеи приходят в голову в душе.


Я проснулась от того, что дико хотела пить. Жажда моментально сменилась чувством стыда, когда я вспомнила о бесконечной череде сообщений Ромашковой. Я отправилась в душ, в надежде что вода поможет мне придти в себя. Душевая изнутри оказалась выложена натуральным камнем, так что, если приложить фантазию, можно было запросто представить, что стоишь где-нибудь под водопадом.

Моя командировка медленно подходила к концу, работу я выполнила, вчера писательница заверила меня, что у нее накопилось достаточно материала для книги. Однако в душе оставалось гаденькое ощущение незавершенности от того, что протоколы так и не были найдены. Мы с Дэниелом проверили всех подозреваемых, мы встретились со всеми, кто был на лекции и мог убить профессора. Как он и говорил, личности яркие, пройти мимо которых невозможно. Дьявольская троица, чопорная британская пара, Максим и его красивая, стареющая жена, Марк… Своего конкурента Дэниел проверил без меня, но и ежику было понятно, что Марк бы не стал никого убивать. Где же мы все-таки ошиблись? И как профессор, знающий, что у него остеопороз запущенной стадии, мог так неудачно свалиться с лестницы? Как Александр мог напороться на нож в Моллисе, сонном городке в Швейцарии, где, не закрывали двери, где можно было оставить сумку без присмотра и знать, что она никуда не пропадет, и где преступления были редкостью.

Я сменила напор воды, чтобы он обрушивался на мою голову с силой и продолжила размышлять, как на Александра находило вдохновление в туалете, так на меня оно снисходило в горячем душе.

Мы абсолютно точно проверили всех тех, кто присутствовал на лекции. Вдруг, с необыкновенной ясностью я осознала, что не всех: «а ведь мы не безликие тени или призраки, мы люди». Вспомнились вдруг слова старика, что присматривал за территорией замка. Не всех.

Одного человека мы воспринимали в роли призрака, приложения к музейным экспонатам и даже не подумали о том, что этот человек является самостоятельной личностью. Забавно, но я даже не могла вспомнить лицо смотрительницы музея, женщина явно за пятьдесят, ухоженная, но ничего примечательного. Конечно, она меркла на фоне всей яркий персонажей, с которыми нам довелось встретиться. Но зацепка есть! Память услужливо предоставила воспоминание о словах Юдит о том, что когда Морена хотела встретиться с профессором и поговорить с ним о призраках, к ним присоединился еще один человек: и эта была смотрительница музей. Блинский блин!

Я закуталась в полотенце, понимая, что не смогу молчать и побежала в дверям комнаты Дэниела. На настойчивый стук он ответил спустя минуту, всклокоченный и небритый он открыл дверь, осмотрел меня снизу вверх, улыбнулся и проговорил:

— Не могу сказать, что сюрприз неприятный, но как-то неожиданно.

Я запоздало сообразила, что стоило одеться, прежде чем вваливаться в комнату к «напарнику». Живой все-таки мужик, не каменный.

— У меня, кажется, есть зацепка по делу — воскликнула я, настраивая его на рабочий лад. Внутрення борьба в Дэниеле, которую вела его мужская часть с деловой была одержана внутренним бизнесменом. Он отступил в сторону, проснулся на глазах:

— Проходи.

— Мы должны вернуться в Моллис и найти смотрительницу музея. Она была последней, кто видел профессора перед смертью.

— Откуда ты это знаешь?

Я поспешно пересказала разговор с «ведьмами». Не отвлекись я тогда на потустороннюю чушь, что мне сказала напоследок Морена, не упустила бы столь важного ключа к разгадке.

— Если честно, я даже не собрал досье на эту женщину. Знаю только, что она работает в музее более десяти лет. — Дэниел еще раз посмотрел на меня, размышляя над чем-то, а потом спросил: — Выезжаем?

— Буду готова через пятнадцать минут.

Прежде чем выйти из его комнаты, я вдруг вспомнила вчерашний разговор:

— Дэниел, ты спрашивал меня о кулоне. — Я коснулась камня, который переливался из-за попавших на него капель воды.

Вольф изобразил удивленную улыбку, пожал плечами.

— Не помню. Мы вчера перебрали немножко.

Я вышла из комнаты, понимая, что Вольф мне лжет. Это было очевидно. Как только мы встретимся с этой женщиной, как только подтвердим или опровергнем догадку о том, что она может быть причастна к пропаже протоколов и смерти Александра и профессора, я позвоню своему новому знакомому и поговорю с ним об изумрудах и Дэниеле Вольфе.

* * *

Дэниел позвонил в музей, однако там нам не смогли дать внятной информации о том, где проживала Анна Гурд, так звали смотрительницу. Эта женщина и вправду была призраком. Ее начальство изрядно удивилось, когда Вольф начал задавать вопросы о женщине, прикинувшись журналистом. Анна исправно ходила на работу, никогда не опаздывала и не болела, судя по всему была одинока. Она не заводила друзей и держалась отстраненно от коллег. Между строк читалось, что начальство считает ее сумасшедшей кошатницей. На следующий день после смерти профессора, Анна попросила выходной, что было воспринято нормально, все-так шок от вынужденного созерцания чьей-либо смерти, дело вполне обыденное.

Все время разговора я ехала рядом и глубокомысленно молчала. Велика вероятность того, что мое внезапное озарение снова заведет нас в тупик. Но я ничего не могла с собой поделать, буквально кожей чувствуя, что эта догадка верна.

Мы приехали в Моллис, слишком поздно, чтобы застать кого-либо из персонала музея. Симпатичная, полная женщина закрывала входные двери. К ней и обратился Дэниел:

— Мы расследуем обстоятельства смерти профессора Матиаса, последней, кто его видел в живых была ваша коллега Анна.

— Ох… — женщина явно была поражена, — Я и понятия не имела, что эта смерть считается насильственной. Анна уже уехала домой.

Женщина сильно побледнела, она относилась к типажу людей, которые легко выходили из душевного равновесия. Я бы на ее месте уже поинтересовалась, по какомуправу Дэниел задает подобные вопросы, она же не подумала узнать что-либо о двух незнакомцах, пришедших в музей, незнакомцах, которые даже не носили форму.

— Не могли бы вы назвать ее адрес? — слова Вольфа звучали изумительно вежливо, но в то же время каждый его жест заставлял поверить, что он представитель полицейского управления. Я со своим сильным акцентом сразу бы разбила эту иллюзию, а потому молчала. Женщина, которая заведовала бухгалтерией, тут же вернулась в музей и без лишних вопросов записала для нас адрес Анны Гурд. Ее пухлые маленькие руки двигались быстро, во взгляде голубых глаз сквозило беспокойство:

— Я думаю Анна ответит на ваши вопросы. Она прекрасный и внимательный сотрудник.

Это были примерно те же слова, которыми охарактеризовал Анну заведующий музеем. Больше он о ней ничего не знал. Дэниел поблагодарил женщину, по полной используя свое обаяние, и проворно убрал бумажку с адресом в карман брюк. Та опомнилась от шока и хотела было задать нам несколько вопросов, но Вольф сказал, что мы чрезвычайно опаздываем, а потому желаем ей хорошего дня.

Адрес отсылал нас к какой-то деревеньке в горах, в получасе езды от Моллиса. У меня от волнения ладони вспотели. Мужчина рядом выглядел невозмутимым. Эдакая овчарка на задании, однако я знала, что это не овчарка, а скорее хитрый лис. Уже наверняка прикидывает, как обойти налоги при продаже протоколов. Деревня, в которой мы оказались, по-настоящему поразила меня. Главным образом потому, что в ней было множество заброшенных домов. А те, в которых жили люди, скорее всего принадлежали старикам.

— Молодежь переезжает в города. Это повсеместное явление во всем мире, — ответил Дэниел на не заданный вопрос. Он уже начинал порядком меня пугать этим умением читать мои мысли.

— Но до Моллиса ехать всего пол часа! — удивленно воскликнула я. Тоже мне расстояние. У нас из регионов люди до Москвы по четыре часа порой на работу едут и никто не жалуется.

— А до любого крупного города больше двух. Плюс здесь не ходят поезда. Так что в подобных деревнях остаются жить только фермеры, привязанные к своей земле, и по-настоящему нелюдимые персонажи.

— Подходящее место для сумасшедшей убийцы? — спросила я, оглядывая чистенькие, но старые дома и улицы, на которых не было ни души. Вольф кивнул. Он смотрел вдаль, на место нашего назначения и все сильнее хмурился.

— Черт возьми, только не это … — тихо выругался он. Поняв именно, куда он смотрит, я тоже готова была разразиться ругательствами.

Мы припарковались около огромного мертвого дома. Мне еще не приходилось видеть заброшенных домов в Швейцарии. Как и любые подобные места, это нагоняло на меня тоску. Слепые, забитые окна, не ухоженные узловатые вишни и высокая трава, окружающая требующий ремонта дом.

— Ее адрес явно устарел. — Буркнула я, но все равно выбралась из машины. — Как думаешь, если мы проберемся внутрь, это будет расценено как преступление?

Мужчина хитро улыбнулся:

— Я абсолютно уверен в том, что дом находится на продаже. А мы можем быть потенциальными покупателями.

Я понимала, куда он клонил. Даже если нас поймают, мы можем прикинуться желающими купить эту развалюху. По-другому этот двухэтажный дом было не назвать. Он еще хранил в себе свидетельство былой зажиточности владельцев, взять хотя-бы пышные кусты роз, обвивающих его стены в голодных объятьях или каменную кладку невысокого забора, через который мы легко перешагнули.

— Так что, почему бы нам не осмотреть это место? Если в доме остались личные вещи, мы хотя-бы можем удостовериться, что в нем жила наша подозреваемая.

Вольф кивнул. Не знаю, по какой причине он проявил интерес к моей затее со взломом и проникновением, я же хотела посмотреть, что за человек эта Анна Гурд, если она и правда там проживала. Жилище многое может сказать о своем владельце. О образе его мыслей, о любимых вещах, даже о психическом состоянии здоровья. «Бойся тех, у кого в шкафу идеальный порядок»: всегда говорила моя бабушка, она имела в виду, что патологические чистюли обладают сложным характером, и была в чем-то права. Вот Дэниел, например, застарелый холостяк, редкий чистоплюй и не самый приятный персонаж на свете. Однако исходя из своего скромного жизненного опыта, я могла утверждать и обратное «Опасайся тех, у кого в доме разруха. У них и в голове бардак». Человек, который не может держать свое жилище в чистоте, не способен контролировать свою жизнь.

Давным давно у меня была очень «творческая» подруга, у которой был такой бардак, что мусор она попросту собирала в кучки на полу и не смущалась бегающих по нему тараканов. Мне импонировал ее свободный стиль жизни, бесконечные вечеринки и множество друзей из сферы искусства и культуры. Много позже я узнала, что у нее были серьезные проблемы с наркотиками, сейчас ее уже нет в живых.

— Ура! — победоносно воскликнул Дэниел, выломав дверь, как медведь-шатун. Он явно не обладал большим опытом в подобных мероприятиях, что меня в общем-то порадовало. Мысль о том, что я могу вести свои дела с настоящим преступником не давала мне покоя. Я протиснулась в образовавшуюся прореху, тут же почувствовав затхлых запах заброшенного помещения. Внутри было темно, поэтому я включила фонарик на телефоне. Мой спутник тоже освещал себе дорогу. Мы оказались в коридоре, затем прошли в большую комнату, которая когда-то была гостиной. Я освещала стены, в поисках фотографий, книг, всего, что могло хоть что-то сказать о владельце.

В доме присутствовало много старинной мебели, бережно укрытой тканью. Многочисленные фотографии на стенах показывали молодую, смеющуюся пару. В женщине с длинными рыжими волосами я видела что-то неуловимо знакомое, однако ее образ никак не соотносился в моей голове с высохшей и словно посеревшей смотрительницей музея. Рядом с женщиной стоял высокий, красивый мужчина с черными как смоль волосами и проникновенными темными глазами. Одна из фотографий явно была с их свадьбы, любовь светилась во взгляде обоих, вот он переносит ее на руках в этот дом, вот они в окружении гостей и семьи, все смеются. Спустя время, на фотографиях можно было увидеть, как болезнь берет над ним верх, в руке у него появляется трость, на которую он опирается все сильнее, потом он оказывается в инвалидном кресле. Женщина рядом улыбается все более вымученно, в конце концов она стоит одна, одетая в черные одежды на кладбище. В этой женщине с короткими остриженными волосами я уже могла узнать смотрительницу музея, женщину-призрака, в которой, казалось, пропала жизнь. Мне стало неловко от того, что я стала свидетельницей этой семейной драмы. И почему она оставила здесь все фотографии, ничего не забрав с собой? Я прикоснулась к снимку со смеющейся молодой парой, у которой вся жизнь была впереди, осторожно сняла его со стены и вытащила из рамки. Как я и ожидала, сзади была надпись, которую я смогла прочитать «Я буду любить тебя всегда». От прочтения этой строчки мое сердце болезненно сжалось.

Дэниел же гулял по второму этажу, громко топая, погруженный в собственные поиски.

— Дина! — позвал он меня взволнованно. Я тут же откликнулась на его зов и поспешила наверх. Мой напарник рылся в припорошенном серой пылью комоде. Когда я вошла, он как раз извлекал папку с документами пятнадцатилетней давности: — Смотри, что я нашел!

Он постучал пальцем по папке с находкой, я не хотела читать документы, поэтому спросила:

— Что это?

— Здесь говорится, что Анна Гурд лечилась от затяжной депрессии в психиатрической лечебнице. Несколько попыток самоубийства после смерти супруга.

— То, что она была разбита смертью мужа не говорит о том, что она сама способна на убийство или на похищение протоколов.

— Это говорит о том, что она психологически не стабильна. И поверь мне, как не бывает бывших наркоманов, не существует бывших безумцев, — В его голосе звучал приговор. Я же не могла с ним согласиться, потому как всегда верила в то, что каждый человек может исправиться.

— Депрессия не похожа на другую болезнь, — попыталась объяснить я ему. — Это отказ от жизни, саморазрушение. Но она не ведет к вспышкам агрессии.

После расставания с женихом были те в моем окружении, кто пытался мне приписывать эту модную нынче болезнь. Как человек грамотный я сходила на сеанс к частному специалисту, где быстро поняла, что не страдаю никакой депрессией в медицинском понимании этого термина. И что вполне нормально расстроиться, когда человек, с которым ты несколько лет будущее строил, тебе, можно сказать, в душу насрал. Дэниел смерил меня внимательным взглядом:

— В любом случае, я обращусь в больницу и разузнаю об этой женщине поподробней. А затем нам нужно найти ее настоящий адрес.

— Кто здесь!? — раздался старческий мужской голос с первого этажа. Я втянула голову в плечи, мгновенно испугавшись. Я никогда раньше не нарушала закон и хоть могла пространно рассуждать о том, как заговорить кому-либо зубы, не имела ни малейшего опыта в этом. У Дэниела же опыта было предостаточно, он выпрямился, сверкнул хищной улыбкой и провел рукой мне по спине, словно этим жестом мог сбросить мою нервозность, словно старое пальто.

— Женатая пара, помнишь? Осматриваем возможное приобретение. Если волнуешься, молчи, я сам поговорю с этим мужчиной. Он отозвался, говоря на диалекте и, взяв меня за мгновенно похолодевшую руку, пошел вниз.

Там стоял крепкий невысокий старик, с короткой седой бородкой зато абсолютно лишенный растительности на голове. Он глядел на нас выцветшими голубыми глазами с недоверием, но стоило Дэниелу примирительно поднять ладони вверх и сказать, что мы не удержались и решили посмотреть дом с намерением покупки, расплылся в улыбке.

— Зашли бы ко мне, у меня ключи от дома Гурдов, и свет бы могли нормально включить. — Старик нажал на выключатель. Я старалась улыбаться и помалкивать, когда Дэниел представил себя и меня:

— Моя жена, она говорит не очень хорошо, потому что из России, — пояснил он.

— Дина Вольф, — назвалась я и протянула руку старику, тот ее пожал. Было странно называть эту фамилию вместе со своей, но, на мой вкус, звучала она хорошо.

— Йоханес, — сказал он, переходя на обычный немецкий и как часто бывает при разговоре с иностранцами, повышая голос: — Говорят, скоро богатые русские скупят всю нашу маленькую страну, — он добродушно рассмеялся, этот смех вкупе с легким запахом шнапса и румянцем на щеках давал понять, что старик оторвался от обеда, чтобы встретить нас.

— Покажите мне этих богатых русских, — со вздохом сказала я. Лично я сама не знала никого, чей доход бы позволял покупать себе недвижимость в Швейцарии. За исключением может быть Ивана. Воспоминание об этом мужчине заставило меня захотеть с ним встретиться и поподробней расспросить о кулоне, что висел на моей шее и о связях моего знакомого с Вольфом. После того, как мы формально перекинулись парой фраз, мужчина повел нас по дому, который, как оказалось, был построен двести лет назад.

— Этим домом Гурды владели пять поколений, в начале занимались сыроварением, очень успешно, потом попытались открыть производство йогуртов. Но это у них не вышло. Старший сын, который владел домом, скончался от рака кости. Ужасная болезнь, его жена не смогла больше здесь оставаться и переехала.

— Когда это произошло? — спросила я с мнимым беспокойством в голосе. Многие суеверные женщины не желают жить в доме, наполненном тяжелыми воспоминаниями бывших владельцев. Йоханнес посмотрел на меня изучающим взглядом:

— Он умер около двадцати лет назад. Если хотите мое мнение, эта дамочка его в могилу свела. Что-то с ней всегда было не так.

— Что именно? — спросил Дэниел, продолжая разговор и делая вид, что приценивается к в ручную созданной мебели с потрясающе красивой резьбой. Я провела пальцами по узорам, думая о том, что дом и правда был не плохим местом для любителя уединения.

— Вы знаете некоторых женщин: в сны верят, колдовством балуются. Не спроста их у нас искали и жгли, да не всех пережгли. Вот Анна из таких, она хоть и говорила, что историк и ведьмами только как профессионал интересуется, но что-то в ней было неправильное.

Я знала про то, что в процессы над ведьмами в Швейцарии имели самый широкий размах во всей Европе. Перед своей командировкой с ужасом я узнала факт о том, что в этой стране сожгли в два раза больше «ведьм», чем в Германии и в десяток, чем во Франции. Сейчас немыслимо представить, что костры инквизиции горели в Швейцарии ярче всего, но укоренившееся на уровне подсознания негативное отношение местных ко всему сверхъестественному являло собой ясный след, оставленный этими гонениями.

— А где сейчас находится супруга господина Гурда? — спросила я на немецком, старик глубокомысленно почесал бороду.

— В Моллисе живет с сестрой. Та тоже овдовела, несчастная. Хорошо хоть сын остался от брака, а то совсем смысла в жизни нет.

Я споткнулась, ошарашенная новостью. Помнится Маркус говорил, что сестра его матери живет с ними. Я выискивала глазами Дэниела, тот выглядел поглощенным изучением паркета: либо он старательно делал вид, что обветшалый дом интересует его куда больше полученных сведений, либо действительно не сложил два и два. Старик устало вздохнул и присел на один из укрытых тканью стульев. Он скрестил руки на груди, умиротворенно оглядывая комнату. Я спросила:

— А сестра Анны случайно не работает медсестрой?

Дэниел поднял голову, его голубые глаза заискрились интересом. И правда не сложил.

— Да, да. Помню, когда Господин Гурд заболел, она приходила ему помогать. Хорошая девушка, добрая. Я еще помню удивлялся, как они такие разные с сестрой так хорошо всегда уживались. У Анны то характер сложный, хотя мужа она любила.

— Я думаю, мы достаточно посмотрели. Спасибо вам большое, — сказала я, протягивая старику руку. Тот пожал ее, хотя предпочитал вести беседу с моим «супругом». Ох уж это старое поколение…

Я села в машину, оставив мужчин наедине, поглядела на солнце. Время близилось к вечеру, а мы так ничего и не съели. И хотя тайны будоражили сознание, мой желудок требовал какой-нибудь другой пищи помимо духовной. Дэниел пришел пятью минутами позже, первыми его словами были:

— Теперь мы знаем, где живет Анна. А также о ее связи с Майей и Манфредом. Мы поедем завтра и заберем протоколы.

— Почему не сегодня? — спросила я с удивлением. Мы были так близки к тому, чтобы встретить Анну Гурд и, возможно, опознать в ней убийцу Александра. — Эта женщина может быть опасна и непредсказуема.

— Именно поэтому мы должны подготовиться к встрече с ней. Я попросил Йоханеса не сообщать ей ничего о нашем визите, а музей завтра не работает, так что она ничего не узнает о том, что мы близки к ее разоблачению.

— Но мы можем вызвать полицию, чтобы нас поддержали в случае попытки напасть.

Дэниел покачал головой:

— И как ты это себе представляешь? Вызвать полицию на основании подозрений, не имея даже косвенных улик? А если мы ошиблись, Дина, и Анна Гурд не причастна к убийствам и протоколам?

Я вздохнула, с Дэниелом было не поспорить.

— Но завтра ты за мной заедешь? — спросила я с надеждой в голосе. Мужчина радостно улыбнулся и кивнул.

— Конечно. А сейчас меня беспокоит один вопрос.

Я вопросительно уставилась на него.

— Где нам пообедать. Я буквально умираю с голоду.

Дэниел ударил по газам, и мы поехали по направлению к Цюриху. Если нам повезет, то завтра мы узнаем ответ на вопрос, где все это время хранились загадочные протоколы по делу Анны Гельди. А на сегодняшний вечер у меня были иные планы, поэтому, когда Дэниел вышел на заправке, я написала короткое сообщение Ивану «Вы еще в городе? Как насчет поужинать вместе?», его незамедлительное согласие вызвало мою улыбку.


Я прихорашивалась перед зеркалом, чувствуя себя восхитительно. Дэниел уехал к себе, пообещав забрать меня утром на встречу с Анной Гурд. Он смотрел мне в глаза с нескрываемым шквалом эмоций, не желая расставаться. Я же обняла его на прощание и отправилась к себе в номер, согреваемая темным и очень приятным чувством от того, что собиралась слетать что-то не хорошее. Никогда не думала, что буду бегать на встречу от одного прекрасного мужчины к другому, но именно это и было в моих планах.

Посмотрели бы на меня мои подруги сейчас, скромную заучку, на которую никто не обращал внимания. Посмотрел бы на меня сейчас Сергей… Я мысленно отвесила себе подзатыльник и занялась укладкой своих густых каштановых волос. Перед выходом еще раз осмотрела себя в зеркале и осталась очень довольна внешним видом, глаза хищно блестят, платье хорошо сидит на подтянутой фигуре, на которой пока никак не сказалось обжорство. Оказывается, рецепт здорового внешнего вида был донельзя прост, альпийский воздух, злоупотребление вином, внимание красивых мужчин и тайны, тайны, тайны…

Я вошла в ресторан, где мы договорились встретиться, морща нос от стойкого запаха сыра, который был здесь коронным блюдом. Хорошо, что панорамные окна были распахнуты, впуская свежий вечерний воздух. Интерьер был выполнен в альпийском, стиле, официантки в платьях-колокольчиках с задорными косичками разносили еду. В основном это был «Раклет», так называли местные блюдо из плавленного сыра на вареной картошке. Мой спутник уже ожидал меня, я узнала его даже со спины, сколь эта спина была примечательна благодаря широким плечам, перед ним стояла электрическая плитка, на которой сегодня плавили сыр вместо принятых сто лет назад костров.

— Очень традиционное место вы выбрали… — Произнесла я, подходя к нему. Иван обернулся, поднялся с места, обнял меня и поцеловал в щеку.

— Всегда стараюсь попробовать местную кухню. Это — он указал рукой на печь и поджидающие огромные куски сыра, — одно из немногих блюд, которые я еще ел в Швейцарии.

— Обожаю плавленный сыр, — призналась я.

— Я предпочитаю мясо, но и в сыре не вижу ничего плохого, — с улыбкой ответил мужчина.

Мы заказали вино, красное. Я со вздохом сделала крохотный глоток, предпочитая пить воду. Иван заметил это, спросил:

— Кто-то вчера слишком много дегустировал?

Его взгляд светился добротой, я охотно кивнула:

— Вы не представляете…

Мы поговорили о вине, я неуклюже разлила сыр на картошку, и чуть язык не проглотила, как это оказалось вкусно.

— Как продвигается работа? — спросил Иван, лениво рассыпая маленькие кусочки ветчины на сыр в все это ставя на печку.

Я неохотно ответила, опуская детали. Настала моя очередь задавать вопросы. Тем более, что бутылку вина мужчина ополовинил, значит должен говорить охотнее:

— Откуда вы знаете Дэниела Вольфа? — спросила я строго.

— Я со многими людьми встречаюсь по работе, — уклончиво ответил мужчина. Он отпил глоток вина, темного и густого как кровь.

— Он ведет себя так, будто хорошо вас знает. И еще он узнал этот кулон, — я прикоснулась к украшению, что висело на моей груди. Иван наклонился ко мне ближе, улыбнулся:

— Вы знаете, я обожаю птиц. Не тех, которых держат в клетках, а маленьких синиц и снегирей. Каждую зиму они слетаются в мой загородный дом, потому что там их ждут многочисленные кормушки. Меня умиляют их крохотные лапки и крылышки, их маленькие клювики. Но больше всего мне нравится, что они запоминают, кто кормит их, и узнают меня, не боясь запрыгивать мне на плечи и шапку. Они требуют своего корма, даже не помышляя о том, что я гораздо больше и сильнее их и даже случайно могу легко их поранить.

— Почему вы мне это рассказываете? — это было самое милое хобби, о котором я когда-либо слышала, но оно не относилось к моему вопросу.

— Вы мне напоминаете маленькую птичку. Ваши тонкие пальцы и шейка, любопытные, доверчивые глаза. И вы мне очень нравитесь, Дина, — С этими словами он нежно взял меня за руку, его ладонь по сравнению с моей казалась огромной, он осторожно гладил мою ладонь, глядя своими теплыми ореховыми глазами, а затем его взгляд потемнел, и я вдруг почувствовала себя страшно неуютно от его прикосновений. Медленно я высвободила ладонь. Недосказанное им висело в воздухе «Но я легко могу вас поранить». Я натянуто улыбнулась:

— Я так полагаю, вы не хотите отвечать на мой вопрос.

— Вы правильно полагаете. Но я не обижусь, если и перестанете отвечать на мои.

С этими словами Иван взял нож и принялся невозмутимо разрезать картошку. Я предприняла еще одну попытку:

— Кем вы на самом деле работаете?

Ореховые глаза моего знакомого потемнели, нож громко скрипнул по тарелке:

— Я продаю изумруды. Но у человека бывает больше одной маски, больше одного занятия и больше одного хобби. Это вино просто замечательное. Нужно будет купить пару бутылок домой. Хотите, я и для вас закажу? — Спросил он как ни в чем не бывало, снова становясь Иванушкой и русской сказки.

— Нет, спасибо, не влезут в чемодан.

Запинаясь ответила я, мысленно готовясь к побегу в любой момент. Этот человек опасен! И как я раньше не замечала? Нашлась хищница. А что если его связывают с Дэниелом какие-то темные дела? Что-то не законное? Весь оставшийся вечер я была как на иголках, хотя мужчина ни словом ни жестом не пытался меня напугать. Он даже предложил проводить меня до гостиницы, от чего я поспешно отказалась. Мне нужно было побыть в одиночестве и подумать, мне нужны ответы, а от Ивана я их точно не получу.


Глава 12

Раненный зверь опасней здорового


Утром Дэниел заехал за мной рано утром, постучался в комнату. Он был одет в простую футболку поло и держал в руках пушистый букет нежных цветов, перетянутых шелковой лентой. Мое сердце дрогнуло на секунду от вида мужчины с цветами, но я быстро взяла себя в руки.

— Доброе утро, — мужчина улыбнулся и поцеловал меня в щеку, вручая цветы. Я пропустила его в номер, но держалась на расстоянии, избегая смотреть на него до того, как получу ответы на свои вопросы.

— Дэниел, скажи мне, кто такой Иван? Если ты мне не расскажешь, я никуда не поеду.

Мысленно я уже готова была к тому, что мой напарник тоже поведает мне историю о каких-нибудь птичках, с моралью «Не лезь ка Дина не в свое дело», но он не стал этого делать. Мужчина тут же заговорил, деловито оглядываясь в поиске места, куда бы воткнуть новый букет.

— Иван Соколов, — представитель компании «Уральские Изумруды и Александриты» и того самого загадочного русского коллекционера, который скупает антиквариат, связанный с историей инквизиции и колдовства. Иван здесь ради оценки каких-то очень дорогих камней, а заодно собирается приобрести протоколы для своего хозяина.

Слово «хозяин», мужчина выговорил с усмешкой в голосе. Будто и правда относился к Ивану, как к верному псу.

— Это правда? — спорила я, недоверчиво подняв глаза. Дэниел смотрел прямо на меня, не пытаясь скрыть взгляд.

— Это правда. — голос Дэниела был ровный.

— Он не мог быть причастен к попытке напугать меня? Напичкать иглами ту выпечку? — эта мысль не давала мне покоя. Конечно, образ Ивана не вязался у меня с отравителем, но я уже никому не могла доверять. Дэниел покачал головой:

— Иван — бизнесмен. Он разумен, логичен. Не могу сказать, что этот человек — божий одуванчик, но он точно не опасный преступник.

Фраза «божий одуванчик», получилась у Дэниела не очень хорошо из-за акцента, прорезавшегося в голосе. Однако его слова меня успокоили. Подождав секунду, он спросил:

— Так мы едем? — было очевидно, ему натерпелась добраться до Анны Гурд.

— Едем! — сказала я с улыбкой, перебарывая страх. С трусами не происходит ничего интересного. Зато как показывает история, живут они существенно дольше.

Мы приехали к дому, в котором проживала Майя со своим сыном и сестрой. Матиас должен был быть на смене в кофейне, а Майя в больнице. Так что мы могли застать Анну Гурд врасплох. Солнце поднималось лениво, утренняя прохлада сменялась жарой. Почти все окна в доме Майи выходили на Восток, я подумала о том, что при отсутствии плотных штор, Солнце должно было служить этой семье естественным будильником. Так и оказалось, дверь отворилась едва Дэниел успел позвонить, а на пороге оказалась Анна Гурд. Женщина удивленно осмотрела нас с головы до ног. Она была одета в спортивный костюм, нечто, в чем занимаются йогой и держала в руках чашку с чаем.

— Добрый день, я могу вам чем-то помочь? — поинтересовалась она. Без макияжа Анна выглядела моложе своих пятидесяти шести. Дэниел включил все свое обаяние, представившись своим настоящим именем и даже протянул ей визитку.

— Я, конечно, поговорю с вами. Но только чтобы избавить вас от навязчивых идей. — пробурчала она недовольно после того, как Дэниел спросил ее про протоколы. Мы вошли вслед за Анной, которая выглядела настолько вменяемой, насколько это было возможно, чувствуя, что наша гипотеза рассыпается о реальность. Седые волосы женщина собрала на затылке, уголки ее губ были опущены вниз, она не часто улыбалась. Морщина между бровей показывала, что она часто хмурилась. Лицо людей в возрасте словно открытая книга, отражающая все привычки человека и его стиль жизни. Лицо Анны показывало, что жизнью своей она не особенно довольна, но принимает ее такой, какая она есть.

Женщина усадила нас в гостиную и принесла кофе в прозрачном кофейнике. Рыжий кот тут же прыгнул мне на колени и утробно заурчал, требуя ласки. Животное явно не получало ее в достаточном количестве от своей хозяйки.

Я сделала глоток темного напитка без сахара и сливок и поморщилась. В отличие от племянника, который готовил его на той же кухне, кофе у Анны получился отвратительный. Дэниел решил избрать тактику «Я такой хороший парень», источая обаяние. Его жесты были открытыми, слова сопровождались вежливой улыбкой. Он смотрел на Анну так, словно она в этот момент стала центром его вселенной:

— Видите ли, мы знаем, что ваша сестра стала обладательницей фальшивых протоколов. Вы были тем экспертом, что проводил их оценку?

Женщина кивнула, поправила выбившийся из высокой прически седой локон. Лично я не люблю, когда женщина за пятьдесят продолжает носить длинные волосы, еще и не закрашивая седину, но это, видимо, вопрос вкуса.

— Да. И хорошо, что она отнесла их мне, другой специалист мог бы поднять ее на смех.

— Вы уверены, что она их больше никому не показывала? — задал Дэниел следующий вопрос.

— Абсолютно. Ее клиент был нелюдимым человеком, пожилым и со сложным характером. У него не было друзей и родственников. Скорее всего он всю жизнь тешил себя иллюзией, что владеет настоящими протоколами по делу Анны Гельди. Но это был настоящий бред.

— Это очень печально, когда люди теряются в иллюзиях, — сказал Дэниел. Анна активно закивала в ответ:

— Да, нет ничего ужаснее. Взять хотя бы это повальное увлечение колдовством. Оно в нашем городе приняло массовый характер. — Губы Анны дернулись, когда она договорила эту фразу. Я продолжала молчать, стараясь подмечать детали ее поведения. Пока что эта женщина казалась мне полностью здоровой и вменяемой. И уж точно не способной на убийства. Дэниел покивал, а затем спросила:

— А как насчет профессора на лекции и того несчастного случая? Согласно свидетелям вы последняя, кто его видел. Не заметили никаких странностей?

— Да, да. Я видела его незадолго до смерти. Мы поговорили о презентации, которую он готовил для второй части выступления. Потом мне позвонил племенник, Маркус тогда помогал с организацией банкета и не мог отыскать шампанское. Странностей профессором я не заметила, разве что бредовую идею, что владелец протоколов находится среди присутствующих. Я ушла и все произошло… — Тонкие губы женщины сжались. Ей было неприятно вспоминать о происшествии.

— Вы никогда не встречали Александра Антонова? — подала голос я, чувствуя как наши зацепки рассыпаются одна за другой. Профессор мог и правда упасть с лестницы, а Манфред Чуди десятилетия владеть фальшивыми протоколами. Неужели мы все это время гонимся за золотым руно, выдавая желаемое за действительное?

— Кого? — женщина явно начинала раздражаться. Ее можно было понять, если учесть, что мы не в первый раз беспокоили ее семью.

— Извините. Александр был моим коллегой, он тоже искал протоколы и контактировал с вашим племянником.

— Понятия не имею о ком вы говорите. — Женщина сделала глоток из своей чашки, она всем своим видом показывала, что не рада нашему присутствию в своем доме. Дэниел чувствовал, что мы теряем эту ниточку и предпринял последнюю, отчаянную попытку спровоцировать Анну:

— Мы знаем, что вы лечились от навязчивых идей двадцать лет назад. Записи об этом сохранились в психиатрической клинике.

— Мой муж умер после продолжительной болезни. Я любила его всем сердцем и долго не могла оправиться. Это раз. А два: вы не имели никакого права запрашивать эту личную информацию, и если вы не хотите, чтобы я вызвала полицию, сейчас же покиньте мой дом и не смейте сюда возвращаться. — С этими словами Анна поднялась с места, гневно сверля нас своими голубыми глазами. Кот вскочил с моих колен, чувствуя изменение настроения хозяйки. Я же почувствовала острое чувство вины от того, что мы расстроили эту женщину и сожаление от осознания: все это время мы действительно носились за золотым граалем. Дэниел в отличие от меня выглядел совершенно спокойно, он протянул мне руку, помогая подняться с дивана. Когда мы вернулись в машину, я раздосадовано вздохнула.

— Прости меня. — Сказала я, признавая свою вину за эту ложную зацепку. К моему удивлению, Дэниел вовсе не выглядел расстроенным. Он смотрел вперед на пустынную улицу, по которой медленно ехал подросток на велосипеде.

— Я чувствую, что мы ищем в правильном месте. Не бывает таких совпадений. Анна работает в музее и у нее не все в порядке с головой, Майя лично знакома с Манфредом Чуди, который завещает ей документы, профессор умирает, не успев сообщить имя владельца и твой коллега…. — Дэниел вздохнул: — мне нужен нормальный кофе.

Не сговариваясь мы отправились в привычную мятную кофейню-булочную, где работал племянник Анны.

— Вот казалось бы, машина одинаковая, зерна в нее засыпаются одинаковые, но все равно, у одного выходит потрясающий напиток, а у другого пойло безвкусное, — не переставала удивляться я.

— Просто есть те, кто предпочитает пить чай. У них кофе обычно вкусным не выходит, — поделился Дэниел. Я вспомнила, как Сергей не любил кофе, морщась и бесконечно задаваясь вопросом, как я пью эту гадость. Он любил чай, покрепче, послаще и желательно остывший. И у него действительно выходил невкусный кофе даже из кофемашины.

— А ведь правда! — с улыбкой воскликнула я, но затем погрустнела: — Дэниел, мне очень жаль, что я повела нас по ложному следу. И, что скорее всего мы не найдем протоколы.

— Я ни о чем не жалею, — мужчина на секунду отвлекся от вождения и посмотрел на меня своими изумительными глазами. — Ты не обратила внимания на то, что Анна постоянно возвращалась к разговору об иллюзиях и бредовых идеях?

Я покачала головой. Мужчина продолжил размышлять:

— В ее карточке из больницы есть заметки о бредовом состоянии. Я не силен в психологии и психиатрии, но сдается мне, она верила в то, что является кем-то другим. Иногда страдала галлюцинациями.

— Сейчас существуют лекарства, которые лечат это состояние. — Я пожала плечами. — Конечно она могла говорить о бреде, раз ей пришлось через него пройти.

Дэниел покачал головой. Он как и я чувствовал, что отсутствует некое связующее звено.

Убийство Александра, смерть профессора, попытка отравить меня, поддельные протоколы в доме Майи и ее сестры, которая долгое время боролась с безумием.

«Все дороги ведут в Рим», в случае с протоколами по делу Анны Гельди, все дороги вели к кофейне и рыжему веснушчатому парню по имени Маркус. Мог бы парень совершить убийство? Он знал Александра, часто общался с ним, он знал, кем и где работает его мама. Но он был так рад возможности помочь отыскать протоколы… Не вериться, что он такой хороший актер. С другой стороны, если в их семье есть дурная наследственность…

Я чувствовала, что мой мозг буквально раскалывается, силясь отыскать недостающую деталь. Маркус и Анна сообщники? Но это лишено всякой логики. Или же только один из них совершает преступления, а второй остается молчаливым свидетелем? Я не хотела думать о том, что подросток способен на убийства, и тем более не этот. Симпатичный, рыжий парень, которому бы бегать за девчонками. Не время и не место было делиться своими размышлениями с Дэниелом, я и так уже стала причиной повышенного внимания к этой семье. Не хотелось рушить репутацию напарника.

Авто Дэниела остановилось около старого здания, где располагалась кофейня. Мы вышли, я привычно толкнула дверь и увидела Маркуса, стоявшего за стойкой с улыбкой обслуживающего покупателей и неловко замерла, отчего Дэниел влетел мне в спину.

— Прошу прощения, — промолвил он, как будто сам был виноват. Я же была слишком увлечена созерцанием парня, ловко закрывающего крышками кофе на вынос, и размышлением, способен ли он на хладнокровное убийство.

Мы уверенно пошли к стойке с выпечкой, где я, растеряно выбрала для себя клубничный пирог и капучино. Заказ в этот раз делал Дэниел на чистом диалекте, чем немало удивил парня, глаза которого слегка покраснели как и в прошлый раз, когда мы его видели:

— Я и не знал, что вы отсюда! — сказал он, чем заставил меня вспомнить произошедшее несколько дней назад. Юноша считал, что мой напарник тоже из России.

— Маркус, — обратилась я к рыжему парню, он как раз заканчивал американо для Дэниела, сердце стучало как ненормальное. Как отреагирует парень на то, что мы несколько дней назад поймали его за руку, когда он солгал — Мой друг сказал, что все экзамены в университеты уже прошли. И ты, получается, соврал.

Рука парня дрогнула. Он медленно развернулся от кофейного аппарата, тяжело вздохнул. Ему было неприятно от того, что я поймала его на лжи.

— Не помню ничего такого.

Конечно, что еще он бы ответил. Мои ладони вспотели, неужели я сейчас смотрю в глаза убийце Александра?

— Я знаю, почему ты солгал, — Дэниел осуждающе покачал головой с какой-то злорадной улыбкой, парень фыркнул. Я одна не понимала в чем дело, переводя взгляд с одного на другого. — Ты же не просто так уже два месяца на работу на велосипеде, а не на мотоцикле ездишь.

Юноша оглянулся, понял, что кофейня пустая. Он уверенными шагами подошел к двери и перевернул табличку. Мы остались втроем.

Я не понимала, при чем тут мотоцикл, инстинктивно отступая за спину Дэниела. Маркус сжал руки в кулаки, угрожающе выдохнул, только сейчас я осознала, что он гораздо массивней моего напарника и громко произнес:

— Ну дую я, дую иногда. Марихуана практически легальна! А вреда от нее меньше, чем от алкоголя. Просто многие сразу панику начинают разводить, когда об этом узнают. Мама моя так вообще дико психует.

— У нашего друга права отобрали за то, что накуренный ехал. — С улыбкой сообщил мне Дэниел по-русски. — Он тогда и соврал потому, что не хотел чтобы кто-то знал, что привычку он свою не забросил.

От досады я ткнула мужчину локтем вбок, тот удивился такому поведению. Ладно, потом объясню, что в своем воображении я уже сразилась с обезумевшим баристой и потерпела поражение. В тот же момент меня как обухом по голове ударило осознание, кусочки пазла встали на свои места:

— Маркус. А тетя твоя знает?

Парень, который порядком утомился от неудобных вопросов, ответил:

— Знает. Прикрывает меня иногда.

Дэниел не понял, к чему я веду. А я вышла из-за его спины, рассуждая:

— В тот день, когда мы пришли спрашивать о выпечке. Она же не пропала. Ее взяла твоя тетя… — я буквально ткнула пальцем в небо, желая и не желая оказаться правой.

— Да, — со вздохом ответил парень, после недолгой паузы. Мы с Дэниелом издали синхронный вдох — она не любит иностранцев, но перец — это перебор. Мы потом поговорили, она сказала, что ей показалось забавным вам перченого подослать. Вот не знаю, честно, чем вы ей так не понравились.

Маркус выглядел очень виноватым, а ведь он даже не знал, что дело было куда серьезней, чем перец. Словно пытаясь оправдать Анну, он пояснил:

— Моя тетя вообще многое не любит: иностранцев, молодых женщин, женщин в красных туфлях, высоту, когда пишут с ошибками, запах кофе. Она с причудами, но семью не выбирают. — парень пожал плечами. Мы с Дэниелом потрясенно глядели друг на друга. Значит, это была Анна! Мы не ошиблись, это именно Анна подослала мне испорченную выпечку. Я посмела задать еще один вопрос:

— Твоя тетя не знала, что ты дружишь с моим коллегой?

Парень почесал рыжую макушку:

— Знала, конечно.

Она еще говорила, что русским доверять нельзя. Я помню, попросил ее помочь прочитать тексты о потомках Чуди, Александр тогда их дерево составлял, так она раскричалась и отказалась.

Мне нужно было присесть, дыхание сбилось. Совсем недавно я глядела в глаза убийце Александра.

— Дина, все хорошо? — Дэниел заметил мое состояние, быстро схватил стул и поставил за мной. Боже… нельзя быть такой тряпкой. Я опустилась на сиденье, глубоко вздохнула. Маркус переводил взгляд с меня на моего напарника, хмурясь. Он не понимал, почему мы так себя ведем. От стресса я перешла на русский язык.

— Все в порядке, — промолвила я, беря себя в руки. — Нужно сообщить в полицию. Анна может быть опасна.

— Не раньше, чем я получу протоколы, — ответил мне Дэниел, кладя руку на плечо и нежно его сжимая. Меня должен был насторожить тот факт, что он не хотел вмешивать в это дело полицию. Но не насторожил.

— Тогда едем сейчас же. А затем позвоним в правоохранительные органы.

— Абсолютно правильное решение. Жди меня в машине. — А затем обратился к парню на швейцарском немецком: — Маркус, я должен рассказать тебе кое-что о твоей тете.

Я вышла из кофейни и села в машину, оставив Дэниелу возможность сообщить парню, что, вероятно, его тетя является убийцей. Странно, но ненависти к этой женщине я не испытывала. Меня скорее мучил вопрос: почему судьба допустила это? Почему пострадали хорошие люди, практически посторонние, которых объединял разве что интерес к поиску истины. Мужчина вышел через десять минут, он передвигался широкими шагами, сильно торопясь. Маркус стоял за прозрачной дверью, было видно, что он заметно побледнел. Перед тем, как тронуться, Дэниел посмотрел в лицо парню, тот кивнул, словно они о чем-то договорились.

Когда мы во второй раз за этот солнечный день остановились около старого дома, в котором проживала Анна Гурд, Дэниел посмотрел мне в глаза и взял за руку:

— Уверена, что готова? Анна может оказаться опасной, — я кивнула. Мне нужно было знать, убила ли она Александра, и почему она это сделала.

— Я буду с тобой, напарник! — тон прозвучал преувеличенно бодро, хотя ладони мои похолодели от нервов.

— Дина, я постараюсь отвлечь Анну разговорами, твоей задачей будет подняться в ее комнату и отыскать протоколы. Ты сможешь это сделать?

Я снова кивнула. Мы могли бы сделать это и позже, когда Анна будет схвачена полицией. Мне было не понять спешку Дэниела, но какие-то вещи он понимал лучше, чем я. Если Анна безумна, она может постараться уничтожить протоколы. Медлить было нельзя. Как бывает при стрессовых ситуациях, я мысленно оцепенела, будто со стороны наблюдая, как выхожу из машины, семеня вслед за размашистыми шагами Дэниела. Тот громко постучал в дверь, не пытаясь воспользоваться звонком. Дверь отворилась, Анна появилась в том же виде, в котором мы ее оставили, даже чашка чая в руке не изменилась:

— Вы что-то забыли?

— О да, Анна. Стопку бумаг восемнадцатого столетия.

Глаз ее заметно дернулся. А Дэниел вошел внутрь, грубо оттесняя ее с дороги.

— Я буду кричать, — сказала она. — Вызову полицию!

— О, полиция уже в пути. — Дэниел вдруг стал казаться массивнее и опаснее, чем был на самом деле. Или, быть может, он сбросил маску, которую носил все это время. Я затворила за собой дверь, провернула ключ и убрала его в карман. Анна глядела на нас словно затравленный зверь.

— Иглы, Анна. Иглы в выпечке — проговорила я медленно, надеясь, что мой немецкий не подведет, — Вы настолько не любите иностранцев? А Александр, тот, которого, вы сказали, не знаете. Он тоже подобрался слишком близко к протоколам?

— Не понимаю, о чем вы говорите. — Взгляд женщины метнулся к лестнице. Дэниел прав, скорее всего она хранила бумаги в своей комнате.

— Зачем все это? Подмена протоколов так, что ваша сестра была уверена, что владеет фальшивкой, нежелание их продать, убийства…

— Они мои! — громко закричала женщина, моментально переменившись. Куда подевалась спокойная, немного скованная женщина, которую мы встречали раньше, маска рациональности слетела с нее в мгновение ока. Анна с силой толкнула Дэниела и побежала вверх по лестнице.

Я проследовала за ней, Дэниел побежал за мной. Я уже была в этом доме, поэтому безошибочно отыскала комнату Анны, которую та успела запереть на ключ. Дэниел прыгнул на дверь, вышибая ее плечом.

Когда мыоказались в комнате, то застали в ней Анну, держащую в руках толстую пластиковую папку. Волосы женщины растрепались, в глазах сверкали всполохи безумия. Комната ее была безлика, узкая кровать одиноко стояла, прислоненная к стене, старый Она пыталась отворить окно, я понимала, что если ей это удасться, женщина сможет сбежать. Хотя с другой стороны, прыжок со второго этажа может закончиться вывихнутой лодыжкой или полноценным переломом:

— Не прыгайте, это может быть опасно, — сказала я так спокойно, как могла. — Полиция уже в пути, вы не сможете скрыться. — Почему эти бумаги так важны для вас?

— У меня больше ничего нет… — Рыдала женщина. А затем ее взгляд стал совсем безумен, она заговорила быстро, запинаясь, так что я могла понять ее через слово: — Они убили меня. Двести лет назад они обезглавили меня, я возродилась, я живу в этом безумном теле и жажду отмщения. Старик Чуди должен был умереть, он несет ответственность за грехи, текущие в его крови. Русский историк должен был умереть, он не был нужен никому в этом мире, профессор был слишком хрупкий, он разбился как стекло.

Голос ее понизился и стал невероятно хриплым, мне не верилось в то, что он издается из ее горла. Раздался голос Дэниела:

— Вы убили и Манфреда Чуди?

— Я помогла ему уснуть. Он слишком долго жил. — Сказала женщина. Черт возьми, на ее руках три убийства. А Александр просто случайно оказался слишком близко к разгадке тайны Анны Гурд.

— Зачем вам протоколы, Анна? Почему не продать их? Зачем так охранять какие-то бумаги — спросила я, за что была вознаграждена взглядом, полным презрения и гнева. Эта женщина и правда не любила иностранцев.

— Это мое наследие, это моя история. Она не продается! Она моя!

Анна сделала шаг к открытому окну, Дэниел подлетел к женщине, пытаясь перехватить ее, не дать ей упасть. Вдали раздался звук полицейских сирен.

Остальное произошло в долю секунды, Анна упала на землю с тяжелым звуком, Дэниел остался в комнате, держащий в руках заветную папку с протоколами. На мгновение мне показалось, что я увидела на его лице удовлетворенную улыбку, несмотря на весь кошмар, и безумие, которые вылила на нас Анна.

— Дина, дай мне свою сумку, пожалуйста.

Я протянула сумку, которая чудом оставалась на моем плече, мужчине. Видимо московская привычка держать сумочку мертвой хваткой играла здесь свою роль.

Сама я бегом спустилась вниз по лестнице, с одной стороны надеясь, что женщина не пострадала слишком сильно, с другой, что она не сможет бежать в лес. Рыжий кот преступницы побежал следом за мной и скользнул в открытую дверь. Сомневаюсь, что его беспокоила судьба хозяйки. Анна сидела на траве, баюкая медленно опухающую ногу. Та выглядела так, будто была сломана. Ее взгляд совсем опустел от боли, а может от того, что злой призрак Анны Гельди покинул ее. Я встряхнула головой, не позволяя подобным мыслям осесть в моем сознании. Призраков не бывает, а вот безумие реально.

Полицейские машины остановились около дома. Два мужчины в форме подбежали к нам, отрывисто спрашивая что-то на немецком и крича известное «Хенде Хох». Я как не странно поняла команду быстрее Анны. Дэниел выбежал на улицу, объясняя, что произошло. Я тупо кивала в такт его словам, продолжая смотреть на Анну, хладнокровную убийцу и несчастную жертву судьбы, чей разум не выдержал испытаний. Дэниел вручил мне сумку, которую я повесила на плечо. В руках у него была папка с протоколами.

— Зло, это не осознанный выбор, Дина. — произнес Дэниел, в то время как Анну заталкивали в машину. Я понимала, что он имел ввиду. Анна не считала, что творит зло, она находилась во власти своих иллюзий и желании во что бы то ни стало защитить протоколы.

Два полицейских в безупречно отглаженной форме подошли к нам. Они так сильно походили друг на друга, что казались братьями. Мужчины начали задавать вопросы, на которые мой напарник отвечал с нотками усталости в голосе:

— Да, мы подозревали, что протоколы по делу Анны Гельди находятся в этом доме, но эта зацепка нас ни к чему не привела. — Пожав плечами Дэниел протянул полицейскому папку, которую Анна сжимала в руках прежде чем упала с балкона: — Вы можете спросить ее сестру. Эти документы фальшивы, и я как эксперт могу это подтвердить.

Полицейский кивал, мысленно с мучением заполняя отчет. Я тяжело вздохнула. Значит, у Анны все-таки были фальшивые протоколы. Меня немного, удивило, что Дэниел успел проверить бумаги. Видимо, пока я бежала вниз, чтобы не дать Анне скрыться, он раскрыл папку и проглядел бумаги. Полицейские задали нам еще несколько вопросов и пожелали нам доброй ночи. Анна кричала что-то из машины и вела себя не адекватно.

— Нас отпустят? Вот так просто? — спросила я Дэниела. Сумка, что висела у меня на плече казалась мне гораздо тяжелее, чем раньше. Я поправила ее, схватившись за широкий ремень.

— Мы же не совершили никакого преступления, — сказал Дэниел и обнял меня за плечи. День вышел тяжелый, поэтому я благодарно оперлась на него, чувствуя как тело медленно наливается усталостью.

— Поужинаем вместе? У меня? — спросил он, по темному блеску в голубых глазах я поняла, что Дэниел имел ввиду ужин, плавно переходящий в завтрак. Сегодняшний день доказал, что жизнь слишком коротка, чтобы отказываться от предоставленный возможностей, поэтому я согласно кивнула.

— У тебя.

Мы уехали в Цюрих, оставляя тайны протоколов и загадочных убийств позади. Сейчас как никогда мне хотелось забыться в тепле чужих рук и вкусе вина. Мне хотелось сбросить с себя тени чужого безумия и наслаждаться каждым мгновением жизни.


Глава 13

Сказочная идиотка


Дэниел насвистывал, открывая бутылку с вином. На столе в гостиной располагались разные вкусности: сыр, мясные нарезки, свежий хлеб, немного овощей и оливки из которых торчали деревянные шпажки.

Я смотрела на город из огромных окон, свечи, что горели в комнате, делали ее уютней.

— За раскрытие дела! — сказал мужчина, разлив рубиново-алый напиток по бокалам. Я подняла бокал, с наслаждением ловя краем глаза отражение наших фигур в панорамных окнах.

— За то, что Анна больше никому не причинит вреда. — Добавила я с грустью в голосе.

Бокалы со звоном столкнулись, я сделала пару глотков. До моего рейса обратно оставался полный день. — Не обидно, что протоколы в конце концов оказались не настоящими?

Я вспомнила о папке, которую Дэниел отдал полиции. Тот махнул рукой и сказал:

— Я никогда не упускаю своего.

Глупо было тешить себя мыслью о том, что под «своим» мужчина подразумевал меня, однако в тот момент я позволила себе обмануться. Для меня самой никогда и не было важно найти эти бумаги. А вот то, что убийца Александра попалась внушало мне чувство справедливости в этом мире.

— Одержимость приводит к таким разрушительным последствиям. — Сказал Дэниел.

— Одержимость и одиночество. Может, если муж Анны не умер, она бы вела себя совсем по-другому.

— Одиночество не приводит ни к чему хорошему.

Дэниел подошел ко мне, медленно склонился, готовый принять мой отказ в поцелуе. Зря он думал, что я откажу. Последние миллиметры, разделяющие нас преодолела я. Преодолела с голодом и жаждой, с желанием, которое испытывала к нему с первого момента нашей встречи. Поцелуй вышел долгим и глубоким, я пробовала его на вкус, а он пробовал меня, тело наливалось жаром и я неловко облокотилась на него, проливая на светло-голубую рубашку вино.

— Черт! — воскликнула я, отстраняясь, — Нужно немедленно застирать.

Дэниел проворчал что-то на немецком типа «Да гори огнем эта рубашка» и попытался ее сорвать, но я настойчиво подтолкнула его в ванну.

— У тебя есть «Ваниш»?

Мужчина указал на кладовку недалеко от коридора. Рубашку он снял, заливая пятно водой. Я мельком взглянула на его обнаженный торс и подумала, что может и правда «гори эта рубашка огнем»? Однако к кладовке бросилась. По дороге я задела свою сумку, которая с грохотом рухнула на пол. Я подняла ее, снова поразившись тому, как она потяжелела. Компьютер я вроде оставляла в гостинице… Открыв в сумку я на перый взгляд ничего не обнаружила, но затем догадалась открыть молнию от крупного кармана для документов, которым никогда не пользовалась. В ней были… протоколы.

Вот же… лживый, хитрый мерзкий лис. Он никогда не намеревался выставить протоколы на настоящие торги. Он не хотел ничего заплатить Майе и Маркусу. Заветные бумаги лежали в моей сумке, грузом вины. Смерть троих людей, а может и больше была запечатлена на этих страницах. Скорее всего после того как я убежала вниз, посмотреть все ли в порядке с Анной. Дэниел подменил протоколы, которые хранила Анна у себя в комнате на те, что Майя держала в кабинете. Ему даже не пришлось создавать фальшивку, она уже была в доме. После чего он отдал бумаги полицейским. Даже если те покажут бумаги Анне и та скажет, что они не подлинны, и она об этом знает, ей никто не поверит после ее истории. Анна отправляется в тюрьму, что она в принципе заслужила, а Дэниел продает протоколы за крупную сумму, минуя налоги и обязанность заплатить Майе и ее сыну. А я отправляюсь в Россию, наивно ожидая, что этот мужчина который не имеет чести, не разобьет мне сердце.

Ну уж нет. Я не позволю им оказаться в закромах какого-то толстосума. Я быстро обулась, схватила сумку и поспешила вниз на лифте. Ближайшее полицейское управление, известное мне находится на набережной реки Лимат. Ничего не стоит добраться туда на троллейбусе.

Я спешила, не оглядываясь и не думая о том, что станет с Дэниелом, когда его поймают. Он преступник, а, значит, должен понести наказание. Югослав Максим назвал его «морально гибким», тогда я не поняла, что имел ввиду этот мужчина с руками-кувалдами. Сейчас же мне его слова стали предельно ясны. Формально Дэниел всего-лишь умолчал о настоящих протоколах, на самом деле он скрыл улику, солгал полиции, моментально создал мошенническую схему, в которой я волей неволей приняла участие. Солнце зашло, а от реки повеяло холодом. Старинное здание, в котором находилось полицейское управление было видно из-за угла. Я ускорила шаг, от стресса казалось, будто я не иду вовсе, а парю и что ноги не касаются мостовой.

— Дина! — послышался знакомый голос, и я оглянулась. Позади меня показался черный мерседес, в котором сидел Иван. Он замедлился, начав двигаться вровень со мной.

— Как я рад вас видеть.

— Иван, простите, у меня очень мало времени. Может быть потом встретимся?

Мужчина не унимался, в темноте улицы его глаза из ореховых стали черного цвета.

— Давайте я вас подброшу? Куда вы торопитесь? В гостиницу?

— Спасибо, но я уже почти пришла.

Я неопределенно махнула рукой вперед. Не вовремя мне встретился мой новый знакомый. Все не вовремя. Между тем Иван прижался к обочине, включил аварийные огни и вышел из авто. На нем была черная спортивная куртка и джинсы. Одежда, как известно, может изрядно изменить образ человека, в этой Иван выглядел высоким, опасным и лишенным той интеллигентности, которая, как мне показалось в первые дни нашего знакомства, была ему присуща. Следующие его слова заставили меня замереть, как оленя при свете автомобильных фар:

— Не стоит идти в полицию.

— О чем вы?

— Я знаю, что у вас в сумке лежат протоколы по делу Анны Гельди. Знаю, потому что Даниел позвонил мне и сказал куда вы скорее всего направитесь. Дина, ваш поступок лишен логики. Неужели вы не понимаете, что можете и сами угодить в тюрьму?

Я посмотрела на него в упор и сказала:

— Говорят, что в швейцарских тюрьмах не так уж плохо.

— В любых тюрьмах плохо, — сказал мужчина с уверенностью в голосе, будто не раз бывал по другую сторону закона. Иван сделал шаг вперед, я в сторону. Если сравнить наши размеры, случись нам поиграть в догонялки, он меня конечно же поймает.

— Я предлагаю вам отдать мне эти бумаги по-хорошему. Вы получите за них достойное вознаграждение, а мир никогда не узнает о том, что они существуют. Поверьте, так будет лучше для всех.

Я упрямо покачала головой и поспешила к полицейскому участку. Иван больно схватил меня за локоть.

— Я закричу, — прошипела я.

— Мой начальник хорошо заплатил за эти протоколы, так что, Дина, будте добры, передайте их мне, — вежливый тон и улыбка сопровождались дулом пистолета, торчащим из куртки и упирающимся мне в бок. Я чувствовала, как мое сердце тяжело громыхает в груди. Казалось, вся улица должна его слышать. Страх сковал меня липкими объятиями, разум спешно пытался взвесить возможность быть застреленной на улице. Как назло, прохожих было не много.

— Вы меня не застрелите. — смогла, наконец, произнести я. Голос звучал приглушенно и хрипло.

— Может быть вы правы… А может быть нет. Но даже если вы уцелеете сейчас, что помешает людям моего начальника найти вас? Встать между ним и его коллекцией может только безумец.

— Что помешает его людям найти меня потом? Я — свидетель того, что протоколы существуют.

Иван наклонил мощную голову, от него исходил запах дорогого одеколона.

— Мое слово. Я поручусь за вас, а может и вовсе не доложу о сегодняшнем инциденте.

«Как благородно», подумала я, но вслух не сказала. Кем бы ни был загадочный коллекционер, он очень опасный человек. Интуиция подсказывала мне, что Иван на самом деле отпустит меня живой и невредимой, если я отдам ему протоколы. Самым обидным было даже не то, что меня всю дорогу окружали одни лжецы, и не то, что я так и не взгляну на документы, которые стоили Александру жизни. Ужасало осознание, что отдав документы Ивану я встану на одну сторону с ним и Дэниелом. Стану гибче морально.

— И почему нельзя всегда играть по правилам? — спросила я Ивана, доставая из сумки папку с бумагами. Тот принял ее со нечитаемым выражением лица, оставив мой вопрос без ответа.

— Ах да… — сказал Иван на прощание, — Если хоть слово обо мне попадет в роман Ромашковой…

Он улыбнулся мне, совсем не дружелюбно. Как я могла проглядеть волка в овечьей шкуре? Он ведь и не прикидывался особенно.

— Я все поняла —, слова дались легко. Хорошо, что я не успела ничего сообщить писательнице о реальном деле, сосредоточившись на своих сердечных делах.

— Мне очень жаль, Дина. Вы мне действительно очень нравитесь. — Улыбнулся он мне на прощание, снова становясь Иванушкой из русской сказки.

Я осталась стоять на пустой мостовой, чувствуя как холод реки медленно распространяется, коварно щипая меня за лодыжки. Около полицейского управления включилась подсветка, от чего это здание, казалось, парило над водой. И ведь сидят в нем полицейские в своей наглаженной до хруста форме и не ведают, что где-то далеко на севере в России, скорее всего в замке сидит Кощей и ждет, когда Иван доставит ему протоколы по делу последней ведьмы в Швейцарии.

Я медленно брела в сторону отеля, размышляя над тем, как же я умудрилась уродиться такой дурой. С самого начала было очевидно, что Ивану что-то от меня нужно, также как было очевидно, что Дэниел сильно отличается от обычного торговца антиквариатом. Этот мужчина всегда балансировал между ложью и правду, недоговаривал, изворачивался. А еще он ненавидит или не чтит закон, взять хотя бы его манеру водить машину. Сердце болезненно сжалось, я то было думала, что Дэниел станет тем, кто заставит меня забыть о прошлом, кто преподнесет мне жизнь, полную волнующих приключений, что не заканчиваются тюремным сроком. Полная этих невеселый размышлений, я дошла до гостиницы. Пора было собирать вещи и готовиться к возвращению в Москву.

Я достала компьютер и начала набирать сообщение: «Дорогая Полина, сегодня мы нашли убийцу Александра. Ей оказалась смотрительница музея Анна Гурд…». Закончив письмо я осознала, что ничуть не лучше своего напарника. Оказалось, укрывать правду очень легко, когда дело касается твоей головы. Так Иван пропал из повествования, а протоколы в конце концов оказались фальшивкой, одержимость которой и привела к гибели стольких людей. Дэниел не пытался со мной связаться, ни тем вечером, ни на следующий день. Не знаю, к лучшему это было или к худшему. Прощать я его все равно не собиралась. Следующий день прошел в походах по магазинам, где я покупала сыр и вино и шоколад. Сомневаюсь, что родственники простят меня, если я не привезу сувениров. Ильич звонил утром, он еще раз похвалил меня, сообщив, что у Ромашковой накопилось достаточно материала и теперь она пишет днем и ночью. Нас ждал очередной шедевр уже через месяц, этот я обещала себе прочитать.

Поднимаясь на трап я мысленно прощалась с этой удивительной и прекрасной страной, мечтая вернуться сюда вновь. С поправкой, желательно без сомнительных мужчин и поисков убийцы своих друзей.


Глава 14 В пальто, в печали и в говно.


Москва встретила меня холодом, дождем и хмурым мужским лицом на паспортном столе в аэропорте. Это самое лицо я была готова расцеловать, как и каждый русский, возвращающийся домой. Всепоглощающая усталость, легкий налет отвращения и ненависти с которыми на меня посмотрел мужчина на паспортном контроле вызвали мою незамедлительную улыбку и трепет в сердце. Есть в этих лицах что-то родное, куда более ценное, чем фраза «Добро пожаловать Домой».

До своей квартирки я заказала такси, поездка по ночной Москве всегда была для меня настоящим удовольствием. Пробки, что сковывали дорожные вены столицы рассасывались, транспорт двигался легко и свободно, словно вода в реке. Дождь, барабанящий за окном ставил под вопрос необходимость покупки кондиционера, ради которого и начиналась моя поездка в страну озер и гор. Таксист попался неразговорчивый, что и хорошо. Мне и самой не хотелось говорить о своих приключениях. Глядя на стекающие по стеклу дождевые капли, искрящиеся в свете неоновых огней, я размышляла.

Когда-то меня преследовала романтическая мечта о том, что после исторического я стану настоящей охотницей за сокровищами. Эдакая русская Лара Крофт. Я представляла себе саркофаги и мумии, тайные ходы под Москвой и катакомбы Парижа, древние замки, полные секретов. Жизнь быстро доказала мне, что приключения ждут далеко не каждого, и что большинство мумий уже раскопано, а саркофагов вскрыто. И как бы я не злилась на Дэниела, и на его моральный компас, я чувствовала, что, возможно, моя поездка в Швейцарию стала тем приключением, о котором я буду рассказывать внукам.

Я вышла на работу через два дня после возвращения, Ильич тут же подкинул мне несколько не сложных дел, которые предполагали долгое сидение в архивах. Взявшись за новую партию генеалогических деревьев я поняла, что делаю это без особенного энтузиазма. Очередной мул пытается доказать, что его предками были скаковые лошади, а я ему в этом потворствую. В итоге мне предстоит скормить ему порцию лжи вперемешку с редкими фактами. Получается и чем это отличается от того, что делает Дэниел? Голос совести завопил: «Тем, что я не нарушаю закон». Этот голос, бесспорно, был прав.

В обед в компанию пришел курьер с букетом роз. Я оторвалась от переписи необходимых мне документов, чтобы принять цветы. На записке к букету значилось «От Дэниела. Прости». Розы я поставила в вазу, записку смяла и выбросила. Каждый день всю следующую неделю меня посещал тот же самый курьер, неизменно с букетом цветов и тем же текстом. Ильич, заметивший такое положение дел, и бесконечно растущее количество букетов, постоянно повторял:

— Да прости ты уже парня! Он тебе уже целый цветочный магазин скупил.

На его ремарку я только фыркнула. Знал бы Ильич, кого просит простить, не тратил бы слов. К моему удивлению, начальство не спешило покинуть мой кабинет:

— Ромашкова написала на корпоративную почту. Роман почти закончен, требуется только вычитка, как она сказала.

Я кивнула, желая вернуться к своим бумагам, но начальство никуда не спешило:

— Ты бы почитала, что она пишет. Ромашкова просит твоего одобрения.

Я раздраженно повела бровью, сказала:

— Напишите ей, что я полностью одобряю ее восхитительное произведение.

Не хотелось мне снова возвращаться мыслями к своим переживаниям, хватало и того, что удушливый запах роз напоминает мне о них с утра и до вечера. Выбросить цветы рука не поднималась, слишком они были красивы. А Дэниел наверняка скоро сам обо мне забудет. Может он и цветы присылает только для того, что меня, дурочку романтичную, молчать заставить.

— Как знаешь, Дина. Но потом не жалуйся — Ильич, наконец, ушел. Я же собралась и направилась в архив, где мне предстоял увлекательный поиск дальних родственников одной российской певицы.

Уже вечером, возвращаясь домой, я как вкопанная остановилась возле подъезда, приметив знакомую машину.


Своей Шкодой Сергей очень гордился, он никогда бы не пустил меня за руль своего сокровища, непременно ворча даже если я слишком громко хлопала дверью. Может быть он вспомнил, что забыл что-то и решил забрать это? А может захотел повидаться? Я зашла в лифт, прикрыла глаза, пока тот с тихим скрежетом поднимал меня вверх. Судьба действительно смеялась надо мной, подкидывая одно потрясение за другим. Как начать разговор? «Привет, Сережа. Как дела? Все еще встречаешься с той шваброй?».

На удивление, в моей душе не шевелилось ничего даже от осознания грядущей встречи. Дверь оказалась не заперта. Свет на кухне горел и уже при входе атмосфера царила гнетущая. Я отправилась на свет.

Поразило меня не то, что мой бывший изрядно набрал в весе, не то, что он воинственно поглядел на меня так, будто я ему нож в спину воткнула, а то, что Сергей был не один. Напротив него, сложив на коленях пышный букет роз, сидел Дэниел. Гад бессовестный, и ведь наверняка опять прикидывается, что русского не понимает. Я оказалась права, когда он заговорил по-английски:

— Я тут мимо проезжал, дай, думаю, заеду, — с лисьей улыбкой на красивом лице сказал он. Казалось, его забавляло, как побагровел Сергей, — Думал застать тебя у подъезда, но увидел свет и зашел буквально десять минут назад.

Я переводила взгляд с одного мужчины на другого, решившись, наконец, задать вопрос:

— Сереж, а ты что тут делаешь?

— Твоя мама сказала, ты все еще меня любишь. — Пробурчал мужчина. Вот люблю я свою матушку, как всегда своевременно она решила помочь мне наладить личную жизнь. Иногда она напоминала мне комичного персонажа мамы главной героини из «Гордости и предубеждения», вот только я у нее единственная дочь.

— Честно, Сереж. Не люблю. Ты зря проделал такой путь.

— Меня снова переводят в Москву. Я думал…

Я улыбнулась. Ну конечно, теперь ему было удобно снова иметь меня под рукой. Очень сильно его раздражало, что я не смогу работать в Петербурге, «повисну на его шее», а теперь он снова в Москве, а у меня здесь квартира, да и готовлю не плохо. Хотя, быть может, я была о нем слишком плохого мнения. Всегда так, когда розовые очки слетают.

— Спасибо, что принес ключи.

— Ты меня на этого иностранца променяла? — спросил Сергей гневно. Дэниел тем временем старательно смотрел в окно, претворяясь, будто его и вовсе не было в комнате.

— Дэниел, зачем ты ко мне приехал? — произнесла я на английском, оставив вопрос Сергея без ответа.

— Хотел сказать, что Маркус с Майей неожиданно выиграли в лотерею. Им этих денег хватит, чтобы полностью отремонтировать дом и сделать хороший вклад на будущее. Плюс, выигрыш не облагается налогом.

Я не смогла сдержать улыбки, этот лис все-таки думал не только о себе. Сергей хмурился, но, кажется, куда сильнее его беспокоили цветы в руках Дэниела, чем то, о чем мы говорили.

— Почему ты не сказал мне ничего об Иване? — продолжала я допрос. Наличие моей «прежней любви» на кухне вовсе меня не смущало. Возможно из-за праведного негодования от того, что он вошел в мою квартиру как к себе домой. Пусть теперь терпит.

— Помнишь, я говорил, что Максим только прикидывается опасным? — я вспомнила о широком мужчины с руками-кувалдами, тем, что бил себя в грудь и напоказ хлестал водку: — Так вот Иван не прикидывается. Если бы я попытался продать или скрыть протоколы, в обход интересов его хозяина, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

В это я верила. Я и сама не могла подумать об Иване без охватывающей меня дрожи. Этот человек умел внушать страх.

— Вижу, я здесь лишний. — Не выдержал, наконец, Сергей, он встал и размашистыми шагами направился к двери.

— Дэниел тоже уходит, — сказала я.

— Все еще злишься? — тихо спросил меня он.

— Я знаю, что нырнув в кроличью нору уже невозможно оставаться прежней. Но дай мне хотя бы претвориться, что этого ничего не было.

Мужчина пожал плечами, положил цветы на стол, подошел ко мне и поцеловал в щеку. От него исходил приятный запах дорогого одеколона и мужского тела:

— В мире много кроличьих нор, нераскрытых тайн и удивительных загадок. Ты можешь стать частью этого мира, если захочешь.

— А если не захочу? — спросила я его. Дэниел лишь пожал плечами и отправился вслед за Сергеем. За столь короткое время мужчина понял меня куда лучше, чем я сама себя знала. В букете лежала неизменная записка, которая не ограничивалась сегодня двумя словами:

«Я не преступник и не злодей. Со временем ты поймешь, что буква закона не всегда говорит о справедливости. Взять хотя бы историю со смертельным приговором Анны Г. Скоро мы снова встретимся. Я никогда не упускаю своего»

Поддавшись сентиментальности, я сохранила записку.

Утро следующего дня началось с настойчивого звонка в дверь. Я ломала голову, кто это может быть, но ни одна из предполагаемых догадок оказалась не верна. За дверью стояла пухлая, улыбчивая дама, держащая в руках небольшой предмет.

— Добрый день, это квартира Дины Соколовой? — спросила она, и даже голос ее переливался от положительных эмоций. Заразительно.

— Да, это моя квартира.

— Я от Полины Ромашковой. Она передает для вас подарок.

Я распахнула дверь, а дама вручила мне небольшую книгу в жестком переплете. Она смотрела на меня каким-то долгим, оценивающим взглядом, а потом улыбнулась своим мыслям, будто увидела именно то, что ожидала:

— Надо обложкой пока думают, это пробный вариант.

Сообщила она, пожелала мне хорошего дня и была такова. Я даже не узнала, как ее зовут. Весь день я провела за чтением, понимая, что когда книга выйдет в тираж, мне придется переехать на Северный Полюс.

Ромашкова полностью поменяла концепцию произведения, вместо истории Анны Гельди она описала мои приключения, сдобрив их щедрыми дополнениями. Книга называлась «Последняя охота на ведьм. Дело Анны Гельди», в ней русская журналистка, с моей внешностью, мыслями и даже именем, отправлялась в Швейцарию, где собиралась раскрыть тайну смерти своего мужа. Да, да, в этой книге Сашка Антонов являлся моим супругом, по которому я страдала, вспоминая наши страстные ночи и наполненные смыслом дни. Дальше, как и ожидалось, на страницах романа появился Дэниел, чье имя Ромашкова также не стала менять:

«Когда он увидел ее, его волчьи глаза загорелись желанием и страстью»

Я поперхнулась кофе, понимая, куда приведет повествование, и не понимая, как я буду смотреть в глаза Вольфу, если нам предстоит снова встретиться. В книге, в которой убийства и преследования перемежались постельными сценами мы безнадежно искали протоколы и убийцу моего «мужа». Иван, по счастью, в роман не попал, иначе моя сохранность бы оказалась под вопросом. Зато в книге оказалось много комичных злодеев, которые появлялись из неоткуда и исчезали в никуда.

Я закончила читать книгу после полудня, пропуская особенно пикантные сцены и ругая себя за то, что не прочитала роман накануне, как советовал Ильич. В книге протоколы так и не были найдены, но зато личная жизнь персонажей состоялась вполне удачно:

«Одним смелым жестом он сорвал с нее одежду. Теперь, когда загадка была разгадана, он больше не пытался казаться кем-то другим. Он прошептал ей «Моя», покрывая ее кожу настойчивыми поцелуями. Она знала, что провидение связало их неразрывно и теперь она принадлежит этому мужчине. Их ждало много приключений и ночей, наполненных нежностью и страстью».

Дочитав до части с пояснениями и благодарностями, я застонала. Если бы курила, побежала бы сейчас за сигаретами. В конце Ромашкова писала:

«Описанная история является истинной. Загадочные протоколы по Делу Анны Гельди действительно стали причиной нескольких убийств в тихом городке в Швейцарии. Бумаги оказались фальшивыми, а убийца безумной. Некоторые имена персонажей и детали были изменены для сохранения личной жизни героев. Огромное Спасибо Дине Соколовой, моей музе, за ее помощь и смелые подробности. Уверена, что описанное приключение не станет ее последним, и вы еще неоднократно прочитаете о ней и Дэниеле Вольфе в моих книгах. Ваша Полина»