Небесная канцелярия [Светлана Панина] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Светлана Панина Небесная канцелярия

Глава 1

– И тогда, поздней ночью, когда все уже уснули, Прометей взял маленький язычок огня, положил его в чашку, чтобы не обжечься… да, милый, у него не было зажигалки… и магия на Земле не работает… вот, и стал медленно спускаться на Землю, прыгая с облака на облако…

– Катерина!

Услышав насмешливый голос своего шефа, я едва не выронила телефонную трубку.

– Спокойной ночи, мой сладкий, я доскажу тебе, как приду в гости.

Положив трубку, я развернулась в кресле.

Шеф стоял в дверях. Глаза насмешливо глядели на меня.

Все-таки, он у меня красавец. Высокий, подтянутый, густые черные волосы с проседью. Если бы не мой Михаил – влюбилась бы!

– Зайди, – бросил шеф и скрылся за дверьми.

Я глянула на часы. Половина девятого. Мишка меня убьет.

Последняя мысль меня малость развеселила. Представила, как он будет пытаться это сделать, и, что у него получится.

Хихикнув, я взяла блокнот и двинулась в кабинет шефа. Хотела было открыть дверь сама, но, вспомнив, какая она тяжеленная, и мне, милому хрупкому ангелочку, нужно толкать ее всем телом, я чуть шевельнула пальцами, творя заклинание, и дверь медленно распахнулась.

Да, не любит шеф этого, не любит. Но и я не люблю до ночи просиживать на работе. Будем считать, что у нас один-один.

– Слушаю Вас, Петр Иудович! – деловито произнесла я, откидывая непокорную прядь и садясь на стул перед шефом.

Тот серьезно клацал по кнопочкам недавно подаренного ему Самым-Главным-Начальником ноутбука. Штука, конечно, практичная. Места занимает мало – сунул маленький кристалл в карман – и о’кей, при надобности поводил по нему пальцем – и вспыхнуло табло с кнопочками и призрачное окошко дисплея. Но в использовании жутко неудобная. И дорогая к тому же. Я давно заметила, что с возрастом у мальчиков меняется только стоимость игрушек, а вот отношение к ним до самой глубочайшей старости остается таким же, как и при рождении. Мой шеф был ярким тому подтверждением.

Через пару минут, Петр Иудович соблаговолил взглянуть на меня, за что был вознагражден моей преданной улыбкой.

– Катерина, у меня к тебе серьезный разговор.

– Я вас внимательно слушаю!

Для этих слов мне пришлось хорошенечко в себе порыться, чтобы отыскать самую глубокую преданность делу, которая смотрела уже третий сон.

– Мдя… – загадочно протянул шеф и причмокнул языком.

Я, все так же улыбаясь, пыталась растормошить клюющую носом преданность.

– Катерина, думаю, ты слишком много времени уделяешь этому мирку.

Шеф кивком указал на угол своего кабинета, где вот уже почти пять тысяч лет висел небольшой сине-зеленый шар. Чудный мир под названием Земля.

Я растерялась.

Мир мне действительно нравился. Очень. Готова поспорить, еще ни у кого не выходили такие отличные миры. И большую часть свободного времени на работе я проводила подле него. Тамошние жители были такие интересные! Они были… были… Даже не знаю, как их определить.

Не просто непредсказуемы. Они были искренни в своей непредсказуемости.

Не просто наивны, они обладали какой-то наивной мудростью, если можно так сказать.

Мне трудно найти определение. Вроде бы они все одинаковы, созданы по нашему же образу и подобию. Но они такие разные…

Просто поверьте мне на слово – потрясающий мир!

Но, чтобы я уделяла ему слишком много внимания!

– Петр Иудович, мне кажется, вы зря так думаете, – осторожно начала я. – Да, я протираю с него пыль, слежу, чтобы он висел ровно, был хорошо освещен, поливаю его иногда, записываю основные события… Я просто выполняю свои обязанности, не более того.

– Обязанности? – шеф поднял одну бровь.

И как это ему удается? Когда-то давно, я часами тренировалась перед зеркалом, пытаясь повторить это его движение. Даже магия не помогла!

– Катюша, посмотри на себя. Ты рассказываешь племяннику их, – еще один кивок в сторону Земли, – легенды. Ты одета по их же последней моде. Ты ругаешься их последними словечками, а вчера я слышал, как ты сказала «черт!».

– Я сказала?

У меня округлились глаза. Я даже перегнулась через стол, чтобы лучше видеть и слышать.

– Ты сказала.

– Я сказала «черт»? Блин, да я не могла такого сказать, голову дам на отсечение!

– Да? – протянул шеф.

Я осеклась.

Ладно, я действительно одеваюсь, как они. Ну нравится мне их одежда. Не то, что наши белые саваны, что вошли в моду этим летом. Ну что это? Балахон до пят, поясок из веревки, сандалии из перьев. Разве можно ходить в таком молодой очаровательной ангелице?

И легенды с мифами они красивые складывают. Заслушаешься! Я что ли в этом виновата? И как не дрогнуть девичьему сердцу? Вот и рассказываю и про Прометея, и про Геракла, и про Венеру, и про Будду, и про Шерлока Холмса.

Но чтобы я сказала «черт»! Упаси меня Главный!

Хотя… Если хорошо подумать… Вот же, елки-палки, ситуация…

– Ладно, Катерина. Все это лирика. Я это говорю к тому, что скоро этот мирок ждет утилизация. Так что прощайся, примерно неделя у тебя еще есть.

– Что? А… Как это? Зачем в утиль! Не надо в утиль! – заверещала я. – Петр Иудович! Умоляю! Отдайте лучше его мне, я его домой возьму, у меня племянников много. Пожа-а-а-алуйста!

– Катерина! Не буянь! Не мне тебе объяснять, что к чему! Этот мир создавался на пять тысячелетий. Срок, милая, срок. Подготовь все документы для утилизации. Все. А сегодня ты свободна, можешь идти домой.

И шеф уткнулся в свой «игрушечный» компьютер.

Я вылетела из кабинета. Даже не стала таиться и сотворила заклинание такой силы, что дверь едва не сорвало с петель. Пусть знает – я просто так не сдамся! Такой хороший мир – и в утиль!

Глава 2

– Знаешь, милый, они хотят отправить в утиль мою Землю, – пожаловалась я своему Михаилу.

Он как раз играл в какую-то новую компьютерную игру. Бегал по лабиринту узких коридоров, отстреливался от чертей и прочей нечисти, помогал раненым ангелам и спасал прекрасных ангелиц, которые в благодарность одаривали его то лечебным бальзамом, то новым заклинанием, то какой-то стреляющей арматуриной. А я еще слышала, как шеф обвинял моих землян в жестокости и чрезмерной агрессивности. Еще бы, сам же решил создать их по своему подобию.

Мишка что-то промычал в ответ. Я не разобрала, но, судя по тому, что как раз в этот момент он пытался победить какого-то жуткого вида демона, это было что-то вроде «Уйди, старуха, я в печали!».

Я задумалась. Посмотрела на потолок. Пошевелила губами. И у Мишки зазвонил телефон.

– Гром и молнии! Как не вовремя! – нажав на паузу, он вытянул руку, ловя подлетающую трубку. – Але! Але! Архангел Михаил на проводе, але!

Я тихонько похихикивала в подушку.

Фыркнув, Мишка бросил трубку и потянулся было к клавиатуре.

– Мишунь, поговори со мной…

Я обвила его ногами и потянула к себе. Мишка обеими руками схватился за стол.

– Катька, у меня бой!

Я потянула сильнее. Хорошо, ноги у меня длинные и натренированные. Стул чуть сдвинулся с места. Кажется, вместе со столом.

– Мишка, мне грустно, мне плохо, я буду плакать!

Вздохнув и состроив такую рожицу, что при одном взгляде на нее хотелось влепить подушкой, Мишка повернулся ко мне.

– Ну, слушаю тебя внимательно.

– Миш, Иудович хочет Землю утилизировать.

– Ну и что?

– Как это что? Мишка! – от возмущения я даже вскочила на ноги и стала горячо переубеждать своего суженного. – Это же моя Земля! Она такая клевая!

Мишка поморщился. Земные выражения, в отличие от меня, он не жаловал. Мне даже пришлось выслушать не одну лекцию о вреде чрезмерного увлечения мирами и их бытом.

– Мишка! – продолжала я. – Ты не понимаешь! Она действительно необычная! Я же не за одним миром присматривала! В позапрошлом тысячелетии Этру в утиль отправили – я ни слова не сказала! Два тысячелетия назад Мирту – то же самое! А когда я только перешла к Иудовичу, помнишь, у него был Вектарион?! Я же тоже им увлекалась, но, правда, не так, как Землей! Но я совсем не переживала, когда его забрали! Упаковала, последний раз полила, и сама отнесла в утилизаторскую! Помнишь?! Мишка!

– И что? – Мишка покосился на экран и наморщил лоб.

– Да как это что! Нельзя Землю в утиль! Нельзя! У меня руки не поднимаются документы оформлять!

– А тебе не кажется, что ты слишком много времени уделяешь этой Земле? Катюшка?

– А ты слишком много времени уделяешь игрушкам, – парировала я и плюхнулась на кровать. – Мишка, ну помоги! Неужели ничего нельзя сделать? Ведь не все же миры уничтожают, я знаю. Есть же Зал Славы…

Мишка снова метнул взгляд на экран, потом укоризненно посмотрел на меня. Наверно, он думал, что мне должен все сказать его взгляд, поэтому сам он молчал. Я же сделала вид, что ничего не понимаю.

– Миш, – я начала ныть. – Ну, скажи, ну зачем ему было нужно? Готовить проект. Продвигать его. Доказывать сотне комиссий, что он перспективный, оригинальный и самый наилучший. Целую неделю творить мир. Потом каждый день его изучать, заставлять меня за ним ухаживать, придумывать ему испытания, ставить эксперименты…

Я задумалась, вспоминая, что еще обычно с мирами делают.

Мишка усиленно делал вид, что внимательно меня слушает.

Через пару минут, так и не придумав, как использовать оставшиеся два пальца, я пихнула Мишку в бок.

– А, Мишка? Ты же в Экспертной Комиссии по мирам работаешь!

– О, молнию тебе в бок! Да подай апелляцию в Высший Суд. Может, и оставят твой мир.

– Так можно? – я рухнула на кровать и во все глаза уставилась на Мишку. – Я напишу заявление, и его оставят?

– Пойди, как там у тебя, почитай матчасть, – отмахнулся он и вернулся к своим демонам.

– Матчасть не читают, а изучают, – поправила я его, но Мишка, кажется, уже ничего не слышал.

Глава 3

– Ищешь, что почитать на ночь?

Я вздрогнула и выронила толстенный талмуд. Хорошо, успела отпрыгнуть. Если бы он упал мне на ногу – провалялась бы месяц в лазарете с переломанной ногой, и никакая магия бы не помогла.

Сначала я наклонилась за книгой. Висящий в воздухе магический фонарь метнулся за мной. Я специально создала его таким, чтобы не занимал руки.

И только после того, как книга заняла свое родное место, я повернулась на голос.

– Добрый вечер, Павел Люциферович.

Я выдавила улыбку.

Директор библиотеки был странным человеком. Дежурная улыбка на мрачном лице с пустыми глазами, серый балдахин, длинные волосы. Хотя, нужно отдать должное, волосы у него были отменные. Любая красавица обзавидовалась бы. Они отчетливо поблескивали в неярком свете моего магического и его обычного фонарей. Интересно, чем он их моет?

– И тебе добрый, но уже почти ночь.

Люциферович растянул свою фирменную улыбку. Но глаза так же холодно смотрели на меня.

– Мне неожиданно понадобилась одна книга. По юриспруденции, – еле выговорила я. Понапридумывают же слов!

– Как, неужели у Петра Иудовича проблемы? – улыбка сменилась озабочено поджатыми губками.

– А… Нет, я… Просто я повышаю свое образование.

Да, не зря в детстве нас пугали Люциферовичем. Мне становилась как-то не по себе. Старый библиотекарь буквально сливался с темнотой, только лицо выделялось светлым пятном с двумя бездонными дырами глаз. Бр-р-р… Я даже поежилась.

– Не всю же жизнь мне в секретаршах сидеть.

Люциферович снова нацепил улыбку.

– Давай зажжем свет. Чего мы в темноте разговариваем?

Я согласно кивнула. На свету Люциферович обычно выглядел менее пугающе.

– Вот и славно!

Он сверкнул глазами, и на зал обрушился свет.

Я зажмурилась, руки сами подлетели к глазам. Так и ослепнуть недолго!

– Слишком ярко, Катенька?

– Нет, Павел Люциферович, все в порядке.

Я наконец-то смогла открыть глаза, и, часто моргая, посмотрела на библиотекаря. Тот как-то расплылся, приняв причудливую форму и отчасти слившись со стеллажами. Жаль, что прямо на глазах силуэт обретал четкость, превращаясь из серой амебы в привычного библиотекаря с улыбающейся рожей. С амебой беседовать было бы забавнее.

– Итак, какую книгу ты ищешь? У меня большой выбор! – тоном опытного пиарщика заявил Люциферович, указывая на бесконечные стеллажи.

Я прошептала заклинание, и мой фонарь рассыпался миллиардом золотых искр. Это было красиво. Долго я тренировалась, чтобы гасить фонарь так эффектно.

Я довольно повела плечами и ответила:

– Мне нужен какой-нибудь свод законов по мирам. Все, что с этим связано.

– Так-так, – протянул библиотекарь, поглаживая подбородок. – Так-так-так… Неужели Петр Иудович решил добиться внесения Земли в Зал Славы?

– А… Нет, Павел Люциферович. Я должна подготовить все необходимые документы для утилизации. Хочу кое-что вспомнить. Да и вообще, просветиться и быть умной, – улыбнулась я.

Библиотекарь задумался. Обвел взглядом зал, чуть заметным движением поправив какую-то книгу в дальнем углу. Пожевал губами. Снова погладил подбородок.

– А знаешь, Катерина, я ведь тоже принимал участие в создании Земли.

– Вы были помощником Петра Иудовича! – воскликнула я, припоминая эту старую историю.

И ведь правда! Когда меня перевели на работу к моему Иудовичу, скандал с увольнением Люциферовича как раз затихал. В чем-то он ссамовольничал при создании Земли, кажется, что-то добавил, времени переделывать уже не оставалось, поэтому пришлось проект оставить таким, как есть, а Люциферовича уволить, дабы другим неповадно было.

– Я был его заместителем! – гордо прогремел библиотекарь. Потом огляделся, поманил меня к себе и зашептал на ухо. – А ведь сущий пустяк сделал – змей развел.

– Змей? Вот блин! Так значит… – воскликнула я и захлопнула ладошкой рот.

Так вот в чем дело на самом деле! Неудивительно тогда, что его уволили.

– Но так даже лучше, – уже в полный голос, не обратив на меня внимания, продолжал Люциферович. – От них столько пользы! Эта как раз та изюминка, которой не хватало его ранним мирам.

В этом я сомневалась. На Земле змей что-то недолюбливали. Кроме того, связанные с ними события о пользе делу не говорили.

– Тебе нравится Земля. И ты не просто так интересуешься Мировым Кодексом.

Библиотекарь не спрашивал. Он просто констатировал факт.

– С чего Вы взяли, Павел Люциферович?

Я выдавила улыбку. Люциферович, не мигая, смотрел на меня. Два черных глаза поблескивали отражающимися в них светильниками. И я стала понимать, как чувствует себя земной кролик перед земным же удавом.

Да и вообще, если людей Иудович создал по своему образу и подобию, то не создал ли Люциферович этих своих змей по своему?

И я заулыбалась еще сильнее.

– Понимаешь ли, Катюша… Это очевидно. Ты зачитываешься земными книгами. Что у тебя в активе?

Люциферович вытянул руку и зашевелил пальцами. Над моей головой что-то пронеслось, заставив меня присесть. Благо реакция хорошая!

Подняв глаза, я увидела огромную книгу, парящую перед библиотекарем.

– Посмотрим…

Я выпрямилась.

– Ага! – воскликнул Люциферович. – Катерина Небесная. Так… Конан Дойл – «Возвращение Шерлока Холмса». Шекспир – «Ромео и Джульетта». – Люциферович взглянул на меня. – В пятнадцатый раз перечитываешь! Далее, Пушкин – сборник стихов. Роулинг – «Гарри Поттер и Дары смерти». Книга о вкусной и здоровой пище. Эта-то тебе зачем?

Я, нахмурившись, молчала.

Нет, ну это надо же, третий раз за день меня упрекают в чрезмерном увлечении Землей, да еще и аргументировано!

Люциферович захлопнул книгу.

– А домой ты заказала репродукцию «Черного квадрата» Малевича, – добавил он.

– Все претензии к Петру Иудовичу, это он этот мир создал! – я наконец нашла, что сказать.

Люциферович отправил книгу обратно. На этот раз она плавно обогнула меня, хотя я и успела пригнуться.

– Ну так ты решила спасти Землю?

– Это из области доказать недоказуемое?

Я тянула время. Я пыталась понять, зачем Люциферович меня пытает и что ему нужно.

– Это из области подрастешь – тоже помудреешь, – Люциферович сорвал со своего лица улыбку. – Я не спрашиваю, зачем тебе это. Мне хочется знать, хочешь ли ты, чтобы Земля вошла в Зал Славы.

В конце концов, почему я так заупрямилась? Ну и что с того, если Люциферович узнает о том, что я не хочу, чтобы Землю утилизировали? Я и так всем уши прожужжала, что считаю это несправедливым. Так что изменится, если я скажу еще и Люциферовичу? И я с вызовом выпалила:

– Да, хочу!

Глава 4

Мы сидели в небольшой коморке, служащей Люциферовичу и кабинетом, и спальней одновременно. Даже удивительно, как в такой маленькой комнатке умещалось столько вещей! Стол, огромный шкаф без зеркала, пара стульев, мягкое кресло – в этом отношении Люциферович, как и я, оказался консерватором. Тоже не стал покупать современную мебель, которая готова за тобой по пятам носиться – вдруг посреди комнаты прилечь или присесть вздумаешь. Такое в больнице удобно, за еле стоящими на ногах больными ухаживать, а дома должны быть спокойствие и уют. А вот тумба с аппаратурой новомодного домашнего развлекательного центра и тонкие стойки с кристаллами памяти имелись, и довольно хорошие, может быть, даже получше, чем у моего шефа.

Я расположилась на огромном белоснежном диване. Ощущение было такое, словно сижу на пушистом облаке.

Люциферович принес чашечки с ароматным вином, прищелкнул пальцами, и поднос удобно повис в воздухе. Кряхтя и надувая щеки, библиотекарь стал устраиваться на полу.

– Итак, сразу к делу? – Мелькнула и погасла улыбка. – Я разъясню тебе существующий порядок вещей.

Я кивнула. Потянувшись к подносу, взяла чашечку и сделала маленький глоток. Прислушалась к себе. Травить меня, кажется, не собирались. Вино было отменным, и по телу сладкой истомой разлилось тепло.

– Как тебе, наверно, известно, каждое тысячелетие проводится тендер на право создать мир сроком на пять тысяч лет. Победитель получает огромные льготы, практически неограниченные средства на поддержку и развитие проекта и, как итог, возможность написать монографию, а это прямой путь к повышению.

Я снова кивнула и прихлебнула из чашечки. Все, что рассказывал Люциферович, мне было хорошо известно.

– Через пять тысяч лет проект сворачивают. Если нет видимых причин, которые обычно выясняются по ходу эксперимента. Нестандартное, неконтролируемое поведение, как было в Элеоне. Уникальное культурное развитие, как было в Таррутте. Ну, да ты, наверняка, была в Зале Славы. Одним словом, мир должен отстоять свое право на существование.

Я снова кивнула и поставила на поднос пустую чашечку. Люциферович сверкнул улыбкой, и из крохотной кухоньки прилетел чайничек и наполнил ее.

Эх, сейчас бы кофе, как принято на Земле. Это такой напиток, крепкий, ароматный. Его варят из зерен специального кофейного дерева, наливают по маленьким чашечкам и пьют горячим. Я пробовала его несколько раз в Земных кафетериях.

– Обычно инициатива исходит непосредственно от создателя мира, как от лица, принимавшего в его развитии наибольшее участие.

Я фыркнула, представив, как мой шеф сидит над Землей, сюсюкает, поливает из лейки, заботливо меняет аккумуляторы на Солнце… Обычно он глядел на миры мельком, больше просматривая мои отчеты, утверждая, что для него этого вполне достаточно. И с самого начала все обязанности, связанные с Землей, были на мне. Так как же Иудович сможет судить о перспективности мира?

Люциферович ухмыльнулся, будто прочитав мои мысли.

– Если ты действительно считаешь, что имеешь больше прав судить о Земле, решать ее судьбу, если уверена, что она достойна занять место в Зале Славы, то… – Люциферович сделал многозначительную паузу, играя улыбкой, и вкрадчиво проговорил, – то я могу тебе помочь.

– Зачем это Вам?

Вот теперь я действительно растерялась.

Люциферович, по долгу службы, не мог не обратить на меня внимания в зале библиотеки.

Вполне ожидаемо было то, что он захотел со мной поболтать – я, пожалуй, самый частый его гость.

Допускаю, что он мог захотеть помочь мне найти книгу или просветить в законодательстве миров. Просто от скуки. Ну, какие развлечения у служителя библиотеки? А тут поумничать можно, покрасоваться знаниями.

Я даже не удивляюсь тому, что он пригласил меня в свою комнату. Наверняка любопытство его мучает. Хочется узнать, как там Иудович, прежнее место работы и миры, в создании которых он непосредственно участвовал.

Но с какой стати он хочет помочь мне спасти один из них? Он ведь даже не уверен, что Земля настолько неординарна! Во мне может играть девичий романтизм. Все-таки Земля – первый и единственный мир, который я курировала практически с первых дней его создания.

Люциферович негромко рассмеялся.

– У меня свои причины, Катенька. Не особо важные для нашего мира, еще менее важные для твоих землян. Но они важны для меня. Только для меня.

– О’кей, – я взмахнула рукой. В конце концов, это не мое дело. И я пришла сюда за помощью по конкретному вопросу, а не для того, чтобы выслушивать чужие душеизлияния.

Диван качнулся, и я едва не разлила вино. Хорошо, успела произнести заклинание заморозки. Жалко было бы белоснежную обивку.

Я разочарованно поставила чашечку на поднос. Выглядела она весьма концептуально. Будто в белоснежный фарфор уложили застывшую и уменьшенную в размерах морскую волну в ореоле кроваво-алых брызг.

Размораживать такую красоту было жаль. Кроме того, вино все равно уже невозможно пить, ведь после заморозки пища меняет свои вкусовые свойства. Оставалось только смириться с невозможностью и дальше лакомиться библиотекарским винцом, но из кухоньки прилетела новая чашечка – Люциферович оказался очень гостеприимным и заботливым хозяином.

– Ну и? – я старалась отмалчиваться как можно больше.

Люциферович сверкнул глазами и медленно натянул улыбку.

– Ты можешь подать апелляцию. С утверждением, что у тебя больше прав вынести приговор.

– Именно я?

Мне стало не по себе.

– Кроме тебя – некому. Единственный шанс уберечь Землю от утилизации – доказать, что только ты и можешь вынести предварительный приговор. Если это произойдет, – будто сытый кот замурлыкал Люциферович, – конечно, вероятность велика.., Петра Иудовича отстранят от проекта.., за несоответствие.., но жизнь мира важнее, не так ли…

– Как это?

Я оцепенела. По спине промчался табун мурашек, холодных, будто лед. Такого поворота вещей я и представить не могла. Да и не хотела я этого!

А библиотекарь, не слыша меня, продолжал мурлыкать:

– Потом, если все пройдет успешно, будет еще один суд. Высший. И тебе придется доказывать неординарность Земли и ее право войти в Зал Славы.

– Подождите, а как же Петр Иудович?

– Петр Иудович? – Люциферович в упор посмотрел на меня своими бездонными глазами-дырами. – А Петра Иудовича, скорее всего, снимут с должности…

Глава 5

Ночью я долго не могла уснуть.

Ворочалась с боку на бок, мяла простыни, сотню раз взбивала и переворачивала подушку. Мишка недовольно ворчал во сне, пытался прижать меня к себе, чтобы утихомирить. Наивный.

Устав считать все подряд и уговаривать себя поспать хоть часок, я тихонько сползла с кровати, завернулась в широкое пушистое покрывало и вышла на балкон.

Балкон у нас замечательный. Весь увитый зеленым плющом и ароматным вьюнком, круглый год цветущим нежно-розовыми колоколами. Сейчас они спали, сложившись в длинные сосульки. Но к утру, я знала, весь балкон будет усеян огромными, словно блюдца, цветками.

Расположившись в кресле качалке, я посмотрела на просвечивающее сквозь листву небо. Забавно было наблюдать, как какая-то большая звезда то появляется, то исчезает за шевелящимся на легком ветру листиком.

Меня беспокоила только одна мысль.

Что делать?

Еще несколько часов назад все происходящее казалось мне если не игрой, то безвредным развлечением.

По большому счету, я ведь и не собиралась отстаивать Землю.

Нет, ну, правда, почему я так распалилась? Главное, ради чего? Какая разница мне, и всему Пантеону, войдет ли небольшой, никем пока не замеченный мир в Зал Славы или нет?

И зачем мне заваривать всю эту кашу? Тем более, это так повлияет на моего шефа. А подставлять Петра Иудовича мне не хотелось, все-таки пять тысячелетий вместе проработать, ни одного скандала, ни одной обиды. И такой удар в спину. А мне меньше всего хотелось быть предательницей. Даже если я и выиграю дело, если все подтвердят, что существование Земли не бессмысленно, и получится, что Петр Иудович хотел утилизировать перспективный мир, а я вроде как права, все равно это не избавит меня от чувства вины перед шефом.

Я потерла глаза и подтянула под себя ноги. Стало гораздо теплее и уютнее. Даже зевнулось.

И все-таки, что же меня так беспокоит?

Заявление я не подала. Никаких шагов по спасению Земли не предпринимала. Поход в библиотеку таковым шагом можно не считать – мало ли что я захотела узнать. А если завтра мне взбредет в голову почитать об истории пыток или антологии известных маньяков, то что, меня объявят опасной для Пантеона? Необратимых поступков я не совершала, бумаг не подписывала. Поэтому никто пострадать не должен.

А завтра прямо с утра я подготовлю все документы, Иудович подмахнет их своей витиеватой подписью, я последний раз посмотрю на Землю. И все забудется. «Все пройдет, как с белых яблонь дым…».

Но почему во мне все бушует протестом? Простая мысль об утилизации Земли прогоняет сон, вызывает внутренний мандраж, сковывает холодным обручем голову.

А я с детства привыкла доверять своим инстинктам, своей интуиции. После того, как, повинуясь такому же невнятному, необъяснимому и необоснованному страху, не пошла со своей подругой кататься на ее новой лодочке. Ничто не предвещало беды, все прогнозы сулили солнечную погоду. Но неожиданно начался шторм. И моя подружка не смогла вернуться на берег. А когда взрослым удалось разогнать бурю, было уже слишком поздно. На небе уже стало на одну звезду больше.

Это детское воспоминание прогнало сонливость, заставило меня поежиться и закутаться еще сильнее. Чуть тряхнув головой, я вернулась к прежним размышлениям.

Вот если подумать, что такого в этой Земле? Почему я так привязалась именно к ней?

Ну, похожи ее жители на нас внешне. Да, такого раньше не было. До сих пор ни одно существо не было похоже на нас. Но внешность ведь ничего не определяет?

Да и сами миры строились по каким-то особым принципам. А Землю Иудович просто «слизал» с Пантеона, один в один. Только вот Павел Люциферович, как выяснилось, дополнил их скользкими змеями, которые умудрились сорвать все планы моего Петра Иудовича. Может, я считаю, что Земля – продолжение нашего мира? Я прислушалась к своим ощущениям. Нет, не считаю. Слишком они разные, и не только внешне.

Размышляя, я и не заметила, как уснула….

Глава 6

Я очень редко вижу сны. Так редко, что впору устраивать празднования каждого нового сновидения.

Но сегодня мне снился сон. Он так мало отличался от реальности, что я не сразу поняла, что уже сплю.

Снилось, что я так же и сижу на балконе в своем кресле, устав думать, глядя на темно-синее небо с редкими, зато крупными звездами.

Что-то было не так, неправильно. Я несколько раз придирчиво оглядываю балкон. Вьюнок! Он раскрылся. В темноте огромные цветки чуть поблескивают белизной, отражая звездный свет. Скоро утро?

Смотрю на часы – половина второго.

Хочу встать, чтобы подойти к вьюнку, дотронуться до цветов, проверить, не чудится ли мне, но неожиданно с неба срывается звезда, и я замираю, завороженно следя за ней. Оставляя за собой яркий след, она несется, рассекая пополам небо, влетает на балкон. Виснет прямо передо мной, дрожит и падает на пол, оборачиваясь моей погибшей подругой Марией.

И тогда я понимаю, что вижу сон.

Мы не умираем. Мы живем вечно. Но, бывает, кому-то не хватает сил, чтобы жить. И он отрекается от жизни, становясь звездой на ночном небосклоне. И мне впервые за все время приходит в голову мысль о том, как тогда могла погибнуть Мария?

– Машка, – только и могу выдохнуть я.

Она улыбается мне. Так и оставшаяся десятилетней девчонкой, в той же смешной розовой майке и шортах в горошек, что были на ней в тот день, с теми же белокурыми волосами, заплетенными в две задорные косички. Ничуть не изменившаяся. Такая, какой я ее и помню. Моя Машка, моя единственная настоящая подружка. Почему ты никогда не снилась мне раньше? Почему никто так и не смог мне заменить тебя?

– Привет, Катька, подвинься!

Машка плюхается в кресло рядом со мной. Я едва успеваю подвинуться. Кресло качается, что вызывает Машкин восторг.

– Здорово, да? – восклицает она и начинает раскачивать кресло, помогая себе ногами.

Я послушно качаюсь, не сводя с нее глаз. И до меня медленно начинает доходить, что Машка не погибла. Она отреклась. Использовала весь свой запас магии, чтобы сотворить шторм и уйти.

– Машка, зачем? – шепчу я.

Она резко тормозит кресло. Я чуть не кувыркаюсь вперед, но вовремя успеваю схватиться за ручку. А Машка поворачивается ко мне. Она смотрит как-то не по-детски, очень серьезно. Вмиг превратившись из ребенка во взрослую женщину.

– Так нужно было, поверь.

– Зачем? – повторяю я вопрос.

Наверно, мне очень нужно услышать ответ. Даже не просто ответ, а ее слова, что я не виновата. Что не из-за меня она отправилась в море, одна, в крохотной скорлупке. Что не обида на мой отказ, не моя трусость помогли ей тогда сделать выбор и шагнуть в никуда. Наверно, мне очень нужно услышать, что я не предавала ее.

Но Машка молчит. Она отворачивается и, вновь став озорной девчонкой, опять раскачивает кресло.

И я опускаю глаза. Поникаю, будто воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Становлюсь такой же пустой и растянуто-мятой.

Несколько минут мы молча качаемся. Я – глядя куда-то вниз, не на ковер с тисненым рисунком, а просто вниз, не фокусируя ни на чем взгляд. Машка – куда-то вперед, где на фоне темной листвы и ночного неба посверкивают блюдца цветов.

– Тебе плохо? – неожиданно спрашивает она, не поворачивая головы.

– Мне… Нет, скорее не плохо, – не поднимая глаз, я пожимаю плечами. – Наверно, просто трудно.

– Как тогда?

Я вздрагиваю и киваю.

– Мне нужно решить. Но я не могу. Самое правильное решение не дает мне покоя.

– Значит, оно не такое уж и правильное, – Машка пожимает плечами.

Я поднимаю глаза и встречаюсь с Машкиным взглядом. Он не спрашивает и не настаивает. Просто ждет.

Качаю головой:

– Не все так просто. Если я поступлю по велению сердца, как, – я запинаюсь, но продолжаю, – как тогда, то стану предательницей, подставлю человека, который мне доверяет. А если поступлю так, как надлежит… Не знаю… Наверно, тоже стану предательницей, но другого плана.

– Как это?

– В любом случае я что-то предаю. Или своего шефа, или Землю, свою идею.

– Почему? – пытает меня Машка.

– Наверно, я в ответе за них… – и тут меня прорывает. – Понимаешь, я ухаживала за ней пять тысяч лет. Все делала: от мелочей до чего-то глобального. Мой шеф даже не притрагивался к Земле, только просматривал мои отчеты и иногда отдавал распоряжения, что делать дальше. Большинство опытов я придумывала и проводила сама. Но мои опыты были безобидны, и это не всегда нравилось шефу. Однажды я сделала так, чтобы земные археологи нашли город, который ставил бы под сомнение все существующие теории. А шеф сказал, что это жвачка для мозгов. И устроил им глобальное наводнение. Он всегда ждал от них каких-то физических действий. И не видел многого, что происходило с Землей. И я действительно не знаю, вправе ли он выносить ей приговор.

– Слушай свое сердце, Катерина, – очень по-взрослому говорит Машка. Ее слова не вяжутся с озорным видом и писклявым голосом. – Только оно не обманет тебя. Только так тебе некого будет винить. А правилам не всегда нужно следовать, недаром же у каждого из них есть исключение.

– Я не смогу, – шепчу я.

– Если тебе трудно идти, значит, твой путь правильный. Легкой бывает только ошибочная дорога.

– Я не смогу выбрать.

Машка встает.

– Мне пора.

Она улыбается, машет мне рукой и рассыпается золотистыми звездами, так что я невольно вспоминаю свой магический фонарь. А звезды стайкой устремляются вверх, вылетают в открытое окно, взмывают еще выше, превращаясь в крошечные искры. Они на миг рассыпаются по всему небу, а потом стремительно сливаются в одну звезду.

Глава 7

Меня разбудило солнце.

Оно протиснулось сквозь листья и удобно расположилось на носу, пытаясь заглянуть под веки.

В конце концов, я не выдержала и проснулась.

Сначала полежала с закрытыми глазами, ловя остатки сна. Потом вытянула ноги и с удовольствием потянулась.

Со стороны комнаты доносился тихий шум и обрывки музыки. Вероятно, Мишка уже проснулся и собирался на работу, пританцовывая под звуки радио.

Последнее немного меня взбодрило. Потанцевать я и сама любила. Поднявшись с кресла, я, постанывая и разминая затекшее за ночь тело, поплелась в ванную.

Времени на сборы оставалось немного. От силы полчаса.

Минут двадцать занял контрастный душ. Но я хотя бы проснулась, почувствовала заряд энергии, медленно растекающейся по венам.

Еще двадцать – марафет. Подвести глазки, накрасить ресницы, чуть блеска на губы. Уложить волосы. Может, и жаль потраченного времени, но я хоть стала на человека похожа. То есть на ангелицу, конечно.

Еще десять минут, чтобы одеться и собрать сумку.

На дорогу времени практически не осталось. Придется воспользоваться порталом. Это отнимет у меня почти все силы. Большее, на что я буду способна, – это пару раз открыть дверь в кабинет шефа. Но выбора не оставалось. Вздохнув, я открыла записную книжку, чтобы отыскать нужное заклинание.

Несмотря на то, что я появилась на рабочем месте минут на пятнадцать раньше положенного, Петр Иудович уже был у себя. Он сидел перед Землей, спиной к входу.

Я замялась в дверях, раздумывая, войти или незаметно скрыться.

– И что ты нашла в этом мире? – глухо спросил шеф.

Скрыться уже не удастся.

– Доброе утро, Петр Иудович! – оптимистично заявила я, оправляя кофточку и входя в кабинет шефа.

– Ты думаешь? – усмехнулся он, кивком указав на стол.

Я послушно повернула голову.

Возле кристалла ноутбука лежала какая-то бумага. Рядом – раскрытая в самом начале книга.

– Бери, бери, – подбодрил меня шеф, не уточняя, что именно он имеет в виду.

Сначала я взяла книгу. Она оказалась Земной. «Звезды ведут того, кто хочет, и влачат того, кто не хочет. Сенека». Я взглянула на обложку: «Великие мысли великих людей. Том первый». Шеф решил пересмотреть свое мнение о Земле?

Я украдкой взглянула на него. Петр Иудович, подперев рукой подбородок, следил за медленным вращением Земли, перескакивая взглядом с континента на континент. Вот что-то заинтересовало его, он ткнул пальцем, приостанавливая планету, присмотрелся внимательнее, чуть заулыбался…

Я вернула книгу на место, гадая, что он там увидел. Взяла листок.

«Фаерболову Петру Иудовичу, проживающему по адресу: Третий Звездный переулок, дом 16, квартира 87.

Судебная повестка по Мировому делу № 3.

Высший суд Пантеона вызывает Вас в качестве ответчика…»

– Что за ерунда? Что случилось, Петр Иудович?

Шеф посмотрел на меня:

– Читаешь? Читай, читай…

Я снова уткнулась в бумажку:

«…к 15 часам 00 минутам 12 декабря 4329809347501 года на предварительное слушание по делу «Об утилизации мира № 75839 под кодовым названием «Земля». Суд предлагает Вам предоставить все необходимые доказательства своей возможности объективно решить вопрос утилизации вышеуказанного мира (ст. 26, п.2 Кодекса Миров). В случае неявки на судебное заседание без уважительных причин к Вам будут применены меры, согласно ст. 32 Кодекса Миров и ст. 67 Общегражданского кодекса Пантеона…»

Я непонимающе перечитала повестку еще раз.

– Петр Иу…

– Думаешь, он того стоит? – не дал мне договорить шеф.

– Что стоит? Идти в суд?

Я ничего не понимала. Откуда эта повестка? Чего хочет от меня Петр Иудович?

– Ты дурочку играешь или как?

– Что? Петр Иудович, я ничего не понимаю, сначала Вы, потом эта повестка, если Вы думаете, что это я, то…

– Катерина, я не думаю, – шеф навис надо мной, будто огромная скала. И я впервые заметила, что левый глаз у него немного меньше правого. – Я знаю.

– Ка… – я безуспешно попыталась заговорить.

– Я точно так же удивился. И позвонил в суд узнать подробности. Узнал. Иск о моем несоответствии и не правомочии решать судьбу Земли был подан сегодня рано утром Небесной Екатериной Иосифовной, проживающей по адресу…

– Кем?

– Катерина, я понимаю, что ты могла привязаться. Наверно, я и сам в этом виноват. Много позволял тебе, закрывал глаза на твои похождения по Земле, эксперименты. Но это, это, – шеф вырвал из моих рук повестку и затряс ее перед моим лицом, – это ни в какие ворота не лезет! Ты что же думаешь, я юный мальчишка, не понимающий, что делаю? А ты, умница, благодетельница, пришла и все по своим местам расставила? Ах, как хорошо, как замечательно!

– Почему Вы на меня кричите? – почти шепотом спросила я, отступая от разбушевавшегося не на шутку шефа.

– Давай, может, ты и место мое займешь? Ты же лучше меня во всем разбираешься! А я буду племянникам байки рассказывать по телефону, кофе тебе приносить, а?

– Хватит! – не выдержала я, заорав так, что зазвенели стекла. Шеф вздрогнул и замолчал, забыв закрыть рот. – Я не знаю, что Вам сказали в суде, но я никаких заявок никуда не подавала, понятно? И не смейте на меня орать!

Я вылетела из кабинета.

Меня просто трясло от гнева. По счастью, для злости нашлось хорошее применение – дверь. Даже не пользуясь заклинанием, я распахнула ее не хуже, чем вчера вечером.

Нет, ну это надо же! Подумать, что я подала заявление в Высший Суд, что я на такое способна! А я еще ночь не спала, думала, гадала. Вот после такого ой как хочется сделать именно так, как о тебе думают. К чему пытаться уважать чужие чувства, беречь чужое отношение к тебе, если все равно твои старания во внимание не принимаются, а думают о тебе только как о предательнице и негодяйке? Игры в одни ворота и погони за фантомами – не по мне. Я не готова уговаривать человека увидеть, какая я хорошая, добрая и верная. Либо он понимает это сам, либо… Либо его уже ничто не исправит.

Я, будто разъяренная кошка, металась по приемной. Едва не сшибала мебель и кадки с цветами. Хорошо еще, что все магические силы потратила на портал до офиса!

Нет, ну как он мог?!

Вырвав из пачки одноразовый стаканчик, я плеснула из кулера вина и залпом влила его в себя. Черт! Глинтвейн! Отбросив стаканчик и выплюнув горячее вино на ковер, я зажала рот ладошкой. Завертелась на месте, соображая, что бы такое сделать, чтобы унять боль…

Ну, что за день сегодня? Проспала, все силы истратила, с шефом поругалась, еще и ожог заработала!

Я гневно футбольнула проклятый стаканчик, будто именно он и был виновником всех моих бед. Он отскочил от стены и повис на близстоящей драцене.

Зрелище меня немного позабавило. Драцена стала напоминать лохматого чудака в шляпке. Я довольно хмыкнула.

И все-таки.

Кто подал заявление?

Точно не я. Рано утром я спала без задних ног.

И не шеф.

Значит… Люциферович! Старый библиотекарь! Конечно! Да, ссора с шефом сильно на меня подействовала, что даже такой очевидный факт не сразу стал очевиден для меня. Люциферович поил меня вином, растолковывая азы юриспруденции, вызывался помочь. И проявлял личную заинтересованность в спасении Земли! Больше некому. А я еще думала, что такого может произойти, если поговорю с ним…

Я вскочила, схватив сумочку.

Вовремя опомнившись, подошла к двери в кабинет шефа и приоткрыла ее, так, чтобы в образовавшуюся щель была видна значительная часть кабинета.

Петр Иудович снова сидел перед сине-зеленым шаром Земли.

Правильно ли будет уйти вот так, ничего не сказав?

В конце концов, шеф сам виноват. Нечего было меня обвинять в том, чего не было.

Плюс я иду решать его проблему. Разбираться с его повесткой.

И мне давно нужно было оплатить пару счетов.

Поэтому я тихонько закрыла дверь и выскользнула из приемной.

Глава 8

И все-таки я не пошла к Люциферовичу.

Постояла перед громадной, в несколько раз выше меня, дверью, разглядывая занимательный орнамент. Побродила по библиотекарскому дворику, поглазела на монумент Книге. Раньше я думала, что до такого смогли додуматься только в Пантеоне, пока не увидела точно такой же на Земле.

Не знаю, почему я не зашла в здание.

Наверно, потому, что сама я уже ни на грамм не сомневалась в том, что подача заявления от моего имени дело рук Люциферовича. А что бы мне дало его подтверждение? Ну, побушую я, ну, сознается он. Что это изменит? Да ничего.

Гораздо важнее сейчас было разобраться в моем явно нездоровом интересе к Земле.

Раз я так противлюсь утилизации, значит, считаю, что ее существование не бессмысленно. Значит, знаю и почему. Только вот знание это сидит где-то глубоко в моем сознании. А значит, нужно вытащить его наружу.

Поэтому я вернулась в офис.

Над моим столом, чуть дрожа, плыли слова. Шефу магические силы девать некуда! Записка было создана так, что видеть ее могла только я. «Буду после обеда. Извини за утро. Шеф». Лаконично и приятно. Приятно не столько тем, что шеф почувствовал себя виноватым, сколько тем, что в его отсутствие я могла беспрепятственно проникнуть на Землю.

Зайдя в кабинет, я огляделась.

Земля медленно вращалась в углу.

Бледно-серый кристалл ноутбука тихонько дремал на столе. Странно, что шеф не прихватил его с собой.

Рядом лежала земная книга, открытая уже почти на середине. Шеф настолько заинтересовался или просто пролистал? «Задача жизни не в том, чтобы быть на стороне большинства, а в том, чтобы жить согласно с внутренним, сознаваемым тобою законом. Марк Аврелий», – прочитала я первую попавшуюся на глаза цитату. Что ж, буду надеяться, что смогу утешиться этой мыслью, если что.

Наспех нацарапав на клочке бумаги «Я на Земле! Катя», я подошла к вращающемуся шару.


***

Никогда не видела, как происходит перемещение из мира в мир. Может, я, прикоснувшись к шару, медленно растаяла в воздухе, может, как приснившаяся подружка Машка, рассыпалась тысячью звезд, а, может, с тихим свистом втянулась в шар. Шеф, пока я с ним работала, на Земле ни разу не был. А я посещала ее украдкой, когда рядом никого не было, чтобы рассказать мне, как это происходило.

Переход был почти мгновенным. Вот я стою в кабинете шефа, глядя на Землю и думая, что надо бы немного отодвинуть Солнце, а то начнется глобальное потепление. Потом мгновенье темноты. И я уже на месте, в специальной квартире, каких у нас огромное количество по всему миру. Не можем же мы появляться вот так, посреди улицы, или в чужом доме. Здрасте, мы ваши создатели, к вам в гости пожаловали!

Надев плащ – здесь уже осень и холодно! – я сбежала по ступенькам. Дом был не очень хороший. Мы специально выбрали такой, чтобы не привлекать к себе внимания. Обшарпанные стены исписаны призывами, пожеланиями, именами местных музыкантов. Кучка окурков между вторым и третьим этажом.Прожженные кнопки вызова лифта. К счастью, на Земле не везде так.

Я выбежала на улицу небольшого, но особенно любимого мною городка. Здесь недавно выпал первый снег. Белые пушинки лежали на зеленой еще листве и траве, от чего город казался очень ярким, праздничным. Белый снег, синее небо и зелень деревьев…

В Пантеоне не бывает снега. Даже дожди крайне редки. Они всегда делаются специально, над определенной территорией. У нас нет ни зимы, ни осени. Вечное лето. Теплое солнце, безоблачное небо, уютные пляжи. Даже скучно. То ли дело Земля с ее вечной сменой времен года, непредсказуемостью погоды! Поэтому я довольно скакала по заснеженной дороге, ловя ртом падающие снежинки.

На самом деле, изначально шеф создал Землю точной копией нашего Пантеона. Просто райский сад какой-то. Ручные зверьки, круглый год фрукты-овощи. Наслаждайся в свое удовольствие. И какое-то деревце специальное Иудович изобрел. Скушал ягодку – и дома, на Пантеоне, а землянам строго-настрого запретил к нему приближаться. А змеи Люциферовича каким-то образом помогли им запрет нарушить.

Ой, представляю, какой переполох был, когда у шефа посреди кабинета, во время какого-то важного совещания, полуголая дамочка объявилась, да еще и в компании столь же роскошно одетого кавалера! Об этом событии я наслышана: как от коллег, так и от самого шефа. Вот только не знала до недавнего времени, кто виновник.

После этого происшествия здесь многое и поменялось. Наверно, прав был Люциферович, Земля от этого только лучше стала. Воистину, что ни делается – все к лучшему.

По нашим меркам городок был совсем новым – и до третьей сотни лет не дожил. Но отчего-то он нравился мне больше остальных.

Вдоволь набродившись по узким улочкам, петляющим меж невысоких зданий, украшенных лепными фигурами и колоннами, и надышавшись воздухом, наполненным десятком разных ароматов, я, наконец, вышла к морю.

Здесь, на пристани, стояло маленькое, уютное кафе, где, наблюдая за курсирующими туда-сюда катерами и небольшими лодочками, я любила выпить пару чашечек кофе.

Я как раз допивала вторую, когда ко мне подсел Димка, местный охранник. Приятный парнишка, мне нравилось с ним общаться. Удивительное дело, мы виделись нечасто, но я была в курсе всех его дел. Он с удовольствием рассказывал мне о проблемах с девушками и друзьями, про озверевшего начальника, пересказывал новые фильмы и книги. Не то я внушала ему такое доверие, не то просто характер такой.

– Привет! Давно тебя не было.

Я кивнула, облизывая ложечку.

– Привет.

– Депрессняк? – Димка кивнул на пяток пустых блюдечек. Совсем недавно на них еще были пирожные. Быстро же я с ними управилась!

– Да нет, – я рассмеялась. – Это просто так. Проголодалась.

– Заказала бы что-нибудь. Хотя, не то это место. Но салат можно было съесть.

– Не, Дим, не хочу. Пирожные вкуснее.

– Ну-ну. Погода какая! Брр, ненавижу.

– Замечательная погода, Дим. Поверь, было бы гораздо хуже, если бы постоянно светило солнце. Или шел только снег.

– У тебя все в порядке? Ты какая-то необычная. Спокойная, не буянишь, не споришь, почти не учишь меня жить…

Я улыбнулась и проводила взглядом отчаливающий катер. На борту толпились люди. Кафешка стоит на самом берегу, одной стеной прижавшись к воде, поэтому мне очень хорошо было видно.

Вон парочка влюбленных, именно влюбленных, а не просто близких друг другу людей. Они тесно жмутся друг к дружке, кутаются в просторной и теплой шали. Зашли бы в салон, там намного теплее, чем на этой открытой всем ветрам палубе. Но, видимо, вдвоем им не страшны никакие ветра и морозы.

Вон, недалеко от них, мужчина в темном пальто дымит сигаретой. Воротник поднят, сам он какой-то нахохлившийся, такой же мрачный, как его одежда. Наверно, он, как и Димка, терпеть не может такую погоду. Еще одна затяжка, и – фьють! – окурок взметнулся в воздух, описал дугу и упал на воду. Плохо его, видимо, воспитывали. Жаль, что магия здесь не работает, а то я бы поучила его уму-разуму!

Вон, в салоне, прильнул к окну малыш. И не разберешь, кто именно – мальчишка или девчонка – увлеченно разглядывает пенные волны, то и дело оборачиваясь и махая кому-то рукой.

А вон – вот хохма! – спешит на катер тетенька с тележкой. Тетенька дородная, крупная, в новомодной дубленке с оторочкой из натурального меха. А тележка старая, чудом еще скачущая по асфальту, пытаясь не развалиться и не отстать от своей хозяйки. А та, наскоро впихнув контроллерше билетик, летит к отходящему уже катеру, машет свободной рукой морячку, что убирает канат. Куда там! Тот только улыбается и разводит руками. Катер уходит, а тетенька раздосадованно грохает тележкой об асфальт. И ясно, кого она сейчас винит во всех своих бедах.

Я повернулась к Димке. Испытующе уставилась на него. Идея пришла внезапно.

– Дим, я тебе задам вопрос, – протянула я и поспешно добавила. – Только ты не смейся и ответь серьезно, ладно?

Димка хмыкнул и пожал плечами:

– Ну ладно, валяй.

– Вот если бы, ну вот совершенно абстрактно, если бы к тебе пришел кто-то и сказал, что человечеству, всем землянам, ну, скажем, вынесен приговор о бессмысленности существования – именно так, это важно, – и что только ты можешь повлиять на это решение, понимаешь? Что бы ты сказал в вашу защиту? Как бы доказал, что оно, ну, существование землян, не бессмысленно?

Я оговорилась, но Димка не заметил. Наморщил лоб, переваривая этот мой поток сознания.

– Ты книгу надумала написать? Или подействовали последние россказни о конце света?

– Не, ну это так, гипотетически. Просто интересно. Меня спросили недавно, а я даже не нашла, что ответить, – надо же, даже обманывать не нужно. Просто чуть-чуть недоговаривать правду.

Катер загудел, разворачиваясь на волнах. Промелькнули влюбленные с мрачным невежей, стянувший шапку и обнаживший два огромных розовых банта малыш, перегнувшийся за борт моряк…

Димка тер лоб:

– Слушай… Я и не знаю… Задала задачу.

Я самодовольно ухмыльнулась.

– Ты знаешь, – продолжил он, – мне и самому иногда кажется, что все это бессмысленно. Ну, может где-то в Штатах или в Европе и не так, а у нас тут – точно бессмысленно. Ну, какие перспективы, возможности? Не знаю. – Димка пожал плечами. – Как рыба об лед бьешься, бьешься. А толку?

– Дим, я не об этом. Я о бессмысленности вообще. Не только этой страны, а вообще всего человечества в целом. Вот если взять всю ва… – запнулась я, вовремя спохватившись. Чуть было опять не оговорилась. – Всю историю, от самого древнего мира до сегодняшних дней, всего мира в целом, ну, как бы наследие, и признать, что все было бессмысленно. И впереди тоже ничего толкового нет, что…

– Не, ну это не так.

– А почему?

Димка снова хмыкнул и потер лоб.

– Знаешь, я вспомнил! Была такая книжка, кажется, у Хайнлайна, не помню, как называлась, что-то про скафандр. Там тоже пацана на суде об этом же спросили.

– И что?

Димка пожал плечами:

– А, не помню. Кажется, он их не переубедил.

Оптимистичненько, ничего не скажешь…

Мы помолчали.

Я смотрела, как катер скрывается за поворотом. К причалу уже пришвартовался другой. И тетенька с тележкой стояла вплотную ко входу, мешая выходящим людям, ревниво поглядывая на остальных, ждущих посадки.

– Знаешь, – Димка тронул меня за руку, привлекая внимание, – наверно наше существование не бессмысленно потому, что у нас есть вера в будущее. И цель. Мы во все времена верили, что впереди что-то есть. Строили планы, боролись за их осуществление. Жили и живем, веря, что наша жизнь и наше будущее не бессмысленны. А значит, это так и есть. Существование человечества будет иметь смысл до тех пор, пока мы будем верить. До тех пор, пока мы будем на что-то способны. Поэтому нам нужно дать шанс. Всегда нужно давать шанс. И нельзя лишать веры, особенно если ты – бог, и эта вера рождена тобой. Наверно так. А?

Димка с облегчением откинулся на стуле.

– Спасибо, Димка, – я улыбнулась. Сам того не ведая, он попал в десяточку. – Ты мне помог. Очень. Я побегу, уже поздно.

– Заходи. Я тебе еще помогу.

Я накинула плащ и, махнув ему на прощание рукой, побежала к выходу.

Глава 9

Я думала, что вернусь раньше шефа. Но когда я появилась в его кабинете, он уже сидел за своим столом, что-то клацая на своем ноутбуке.

Петр Иудович поднял глаза и кивнул мне, не то приветствуя, не то просто констатируя факт моего возвращения.

Я замялась, не зная, что делать и говорить.

– Петр Иудович, у Вас есть ко мне поручения? – выдавила я наконец.

Шеф странно повел глазами и покачал головой.

– Хорошо, – я направилась к выходу.

– Катерина, – остановил меня шеф, – я был в суде.

Я развернулась и уставилась на него. Может, выяснил, что это не я подала заявку? Или решил уволить в отместку?

– Я тут подумал… – продолжал тем временем Иудович. – Наверно, ты права. Собственно, только ты и вправе решать судьбу Земли.

– Петр Иудович, я не…

Шеф жестом остановил меня.

– Я посмотрел. На саму жизнь, на их наследие. Я ничего о них не знаю. Совершенно. Наверно, поэтому я не вправе решать, ведь могу ошибиться. Знаешь, Катерина, все миры поначалу похожи один на другой. Все начинается одинаково. И когда раз десять подряд видишь одно и то же, то начинаешь ожидать повторения и на одиннадцатый. Наверно, в этом была моя ошибка. Я не видел отличий в начале и решил, что их не будет в конце.

Я послушно слушала этот монолог.

– Даже твое увлечение Землей я принял за романтизм. Мы боги для этих людей. Поэтому мы не имеем права ошибиться, решая их судьбу, ведь они верят нам. Короче, я был в суде и отказался от своего права решать вопрос о существовании Земли. Все теперь зависит от тебя.

Я растерянно кусала губы. Почему-то только сейчас я почувствовала себя виноватой. Хотя повод для этого был и раньше.

– Знаете, Петр Иудович, только что на Земле мне сказали, что жизнь не бессмысленна, пока есть вера. Что нельзя лишать ее, особенно если эта вера дана тобой. Всегда нужно давать шанс. Я действительно чувствую, что должна попытаться помочь им. Извините меня. Я могу пойти против Вас, против закона, но не против себя. Наверно, в этом моя вера. Извините.

– Иди домой, Катюша. Заседание завтра в одиннадцать утра. Тебе нужно подготовиться, собраться с мыслями.

Я кивнула. И, не прощаясь, вышла из кабинета.

Домой идти не хотелось.

Ну что я там буду делать? Слоняться из угла в угол, представляя завтрашний день? Сотрясать воздух грозными пафосными речами, воображая перед собой поверженный суд? Или пытаться отвлечься за книжкой или компьютером? Хотя сыграть в «Создателя», построить и развить мир, было бы неплохо.

Наверно, придя домой, я этим и займусь.

Но сейчас у меня есть еще одно незаконченное дело. Не люблю я недоговоренности и неясности перед решающими моментами.

Поэтому я направилась прямиком в библиотеку.

В читальном зале было на удивление пусто. Какой-то парень что-то выписывал из толстенной книги, да совсем юная девушка листала яркий журнал, а рядом дожидалась своей очереди внушительная стопка таких же.

Люциферович что-то внимательно вписывал в свою библиотекарскую книгу, не далее как вчера вечером летавшую по залу, будто атакующий истребитель.

Я подошла к его столу. Постояла, выжидая, когда же на меня соблаговолят обратить внимание. Но Люциферович, видимо, был так поглощен своей работой, что пылай все вокруг пожаром и носись тут толпа спасателей – не заметил бы.

Я негромко кашлянула.

Люциферович вздрогнул и, наконец, взглянул на меня. На лице его тут же вспыхнула улыбка.

– Катенька! Ты по делу или за книжкой?

Люциферович засуетился, закрывая талмуд, прибирая на столе ворох бумаг и карточек.

– У меня один вопрос, – как можно строже сказала я. – Касательно нашего вчерашнего разговора.

– Понял, понял, – пролепетал библиотекарь. – Давай тогда ко мне, там будет удобнее.

Мы молча прошли по узким темным коридорам со множеством дверей. Как и накануне, Люциферович шел впереди, предупреждая меня о поворотах, порожках и ступеньках.

Едва за нами закрылась дверь его комнатушки, я, не оборачиваясь, холодно спросила:

– Зачем Вы это сделали?

За спиной что-то звякнуло, послышался шорох.

Я резко развернулась, готовая ко всему.

Люциферович поднимал с пола ключ. Вчера у него чайники туда-сюда летали, а сегодня ключ сам поднимает?

Подражая Петру Иудовичу, я постаралась приподнять одну бровь, надеясь, что выгляжу от этого суровее.

– Не морщи лоб, Катенька, морщины появятся, – осадил меня Люциферович.

Я вернула бровям и лбу нормальное положение и повторила вопрос:

– Зачем Вы это сделали?

– Катенька, я плохо тебя понимаю. Если ты о вчерашнем разговоре, то я, во-первых, не вижу в этом ничего дурного, а, во-вторых, просто хотел тебе помочь.

– Я не буду ждать, что Вы придумаете на третье и четвертое, – перебила я Люциферовича. – Я не о разговоре!

– Тогда о чем?

– О заявлении!

– О каком заявлении? Я ничего не понимаю…

Люциферович сменил улыбку озабоченной рожицей и часто заморгал.

– Зачем Вы подали заявление в Высший суд от моего имени? – отчеканила я.

– Заявление? От твоего имени? – глупо пролепетал Люциферович. – Катенька, поверь, я не подавал никакого заявления! Более того, со вчерашнего дня я даже во двор не выходил, ты же видела, сколько у меня работы!

– Кроме Вас больше некому. Павел Люциферович, не отнекивайтесь, я знаю, что это Вы. Кроме Вас – некому. Я ни с кем больше не разговаривала об этом.

Люциферович вздохнул.

– Катенька, я правда не имею к этому отношения. Подумай сама, какой смысл мне отказываться? Вряд ли ты станешь думать обо мне лучше, чем сейчас.

Я плюхнулась на диван-облако.

Верить или не верить?

– Кто-то подал заявление в Высший суд. Петр Иудович устроил утром скандал. Я была уверена, что это Ваша работа.

– Ты уверена?

– В чем? Что заявление подали? Да, я повестку читала. Там все написано. Ладно, я пойду, извините.

Я встала. Скорее бы попасть домой, упасть в мягкое кресло и забыть обо всем.

Люциферович заботливо открыл мне дверь, выскочил в коридор.

– Когда первое слушание, Катенька?

– Его не будет. Петр Иудович отказался судить Землю и официально передал это право мне. Завтра главный суд.

– Я еще раз говорю, что готов помочь тебе. Я буду завтра на слушании.

Я равнодушно пожала плечами:

– Я найду обратную дорогу. До свидания.

– До завтра, Катенька, до завтра.

И я шагнула в сумрак коридора…

Глава 10

Большой зал заседаний встретил меня тишиной и ярким светом огромных ламп. Естественно, откуда взяться народу? Слушанье-то закрытое, да и не такое интересное, чтобы прийти на него вот так, от нечего делать. Как сюда собирается попасть Люциферович – не понятно. Даже моего шефа сначала не хотели пускать, но он убедил судей, что имеет право присутствовать как создатель мира.

Я сидела на месте защитника. Обвинителя не будет. Только суд, который выслушает мои аргументы и вынесет свое решение. Я начала распаковывать Землю, принесенную в специальном контейнере для транспортировки. В кабинет шефа ей уже не суждено вернуться – либо она прямо из зала суда отправится в Зал Славы, либо прямо в утилизаторскую.

Волновалась ли я? Пока нет. Но знала, что разволнуюсь, едва распорядитель объявит о начале суда, и в зал прошагает судья в алой мантии до пола, со скрытым капюшоном лицом. А пока я уверенно снимала с Земли специальные мягкие держатели, предохраняющие мир от ударов и тряски.

Шеф, весь запыхавшийся от бега, влетел в зал за несколько минут до того, как открылась дверь и появился распорядитель. Суд и прилегающая к нему территория защищены от магии, поэтому, опаздывая, шефу пришлось пробежаться, ведь после начала заседания в зал никого не впускают.

– Внимание! Начинается главное слушание по Мировому делу № 3! Главный Судья – Макар Пилатович Облачков!

Я обернулась и посмотрела на шефа. Тот ободряюще улыбнулся, закивал головой.

Макар Пилатович, а с ним и еще четверо в мантиях посветлее и без капюшонов, бесшумно заняли свои места. Или у них какая-то специальная обувь, или им, в виде исключения, все-таки позволено пользоваться магией.

Меня начала бить дрожь. Я представила, что сейчас мне нужно будет встать и начать говорить – и поняла, что просто не в силах пошевелиться, даже моргнуть не могу!

Главный Судья откашлялся и заунывным голосом начал:

– Слушаем дело об утилизации мира № 75839 под кодовым названием «Земля». Защитница Екатерина Иосифовна, за Вами оставлено право высказаться против необходимости утилизации. Что Вы можете сказать в защиту этого мира?

Я шумно, в отличие от судей, встала. Уронила сумочку, задела транспортный контейнер, и он со скрипом шевельнулся. Отодвинувшись от стола и замерев, я нервно облизала губы.

– Высший Суд, – срывающимся голосом начала я.

Заготовленная вчера вечером с Мишкиной помощью речь напрочь вылетела у меня из головы. Всплывали какие-то обрывки фраз, Мишкины комментарии, слова Богов из «Создателя» – не нужно было мне вчера играть.

Я глубоко вдохнула многократно отфильтрованный, лишенный каких бы то ни было запахов воздух зала. И, немного собравшись, продолжила:

– Высший Суд. Я, на протяжении всех пяти тысяч лет уделявшая Земле много внимания, тщательно наблюдавшая за ней, неоднократно побывавшая там, долго пыталась понять, чем же заслуживает Земля право войти в Зал Славы. Я бы сказала, что лучшим доказательством служит тот факт, что Петр Иудович Фаерболов, создатель этого мира, передал мне, сумевшей хорошо узнать Землю, право судить о бессмысленности или смысленности, – от волнения я начала выдумывать слова, – существования этого мира, лишь поверхностно скользнув по нему взглядом. Он увидел, что Земля не так проста и обычна, как это может показаться на первый взгляд. Но не уверена, что это может служить достаточным доказательством того, что Земля достойна войти в Зал Славы.

Я перевела дух.

Какой же бред я несу! Благо меня не слышит Мишка, весь вечер убивший на составление вступительной речи, которую я так бездарно забыла.

– Это, действительно, не доказательство, – радушно согласился один из судей, крайний справа.

Я согласно кивнула и продолжила:

– Думаю, что для того, чтобы понять, имеет ли смысл существование чего-либо, нужно сначала понять, в чем вообще этот смысл. Ради чего, собственно, нужно жить Земле? Любовь, сила, ум, верность… Все это было во многих других мирах, безвестно канувших в печи утилизатора. Это не дало им права жить. Один мой знакомый сказал мне однажды, что самое главное – это вера. Не просто абстрактная вера, а именно вера в будущее, в то, что оно не бессмысленно. Тогда всегда есть надежда на то, что это будущее осуществится. Жители Земли считают нас своими богами. Они рассказывают про нас легенды, верят нам, надеются на нас. Вправе ли мы отнимать у них эту веру?

Один из судей расплылся в улыбке:

– Так Вы договоритесь до того, что мы и не вправе судить. Я читал дело. Вами, в качестве испытания, им были подброшены некие «Заповеди», одна из которых – не суди.

– Это не является достаточным доказательством, – голос Макара Пилатовича был бесстрастен. – Любой мир имеет множество шансов доказать свою неординарность. Показать, что у его существования есть смысл. Не цель, цель часто бывает бессмысленна, а именно смысл. У Земли также было множество шансов. Вам есть еще, что сказать, Екатерина Иосифовна?

– Я… Есть на Земле еще кое-что, что достойно сохранения. Любовь!

– Вы же сказали, что это не причина?

– В принципе, это так. Но любовь землян, она… Она действительно необычна. Нигде более я не видела таких влюбленных, как на Земле! Они умеют любить так, как не дано даже нам! Быть может, причина в том, что срок их жизни краток, и они привыкли ценить каждый миг. А может, им открылось какое-то неведомое знание. Нельзя же оставить все так, даже не разобравшись!

Какой аргумент найти? Что сказать, чтобы они, ангелы в красных балахонах, поняли то, что понимаю я?

– Что такое любовь?

Я не сразу поняла, что этот вопрос ко мне. Судьи выжидающе смотрели на меня.

Я пожала плечами.

Что такое любовь? Хотя бы в одном мире нашли ответ на этот вопрос? Есть ли он вообще? Должен, наверное, быть, если есть сама любовь. Только вот мне он не известен. Да и вряд ли бы я открыла его. Такое знание нужно хранить, как самую большую драгоценность.

Не дождавшись моего ответа, заговорил Макар Пилатович:

– Любовь – это самообман. То, что Вы говорите, если это действительно так, означает лишь то, что земляне обманывают себя больше всех остальных. Это причина войти в Зал Славы, Екатерина Иосифовна?

Я опустила глаза.

– Больше мне нечего сказать.

Земля неслышно вращалась рядом, подставляя под свет то один, то другой бок. Я не видела ее, но чувствовала ее присутствие. Точно невидимая ниточка связала меня одну с целым миром. Таким чужим. И так похожим на наш. Вот он, чудный шарик. Стоит присмотреться – там люди, живые существа. Они спешат куда-то по делам, ругаются и мирятся, плачут и смеются, вот прямо в эту минуту. Но ни один из них и не подозревает, что кто-то нахально решает их судьбу, и, возможно, на все их дела им осталось всего несколько дней. Я не сомневалась, что каждый из них потратил бы эти дни как-то иначе, изменив самые важные и неотложные планы. Если бы все знал.

– Знаете, – произнесла я, не отрывая взгляда от Земли, – я вдруг поставила себя на их место. Представила, что кто-то решает судьбу моего мира. Как-то это глупо. – Я перевела взгляд на судей. – Вот мы живем, о чем-то мечтаем, за что-то боремся, на что-то надеемся, к чему-то стремимся. И если кто-то решит утилизировать наш мир, Пантеон, то это решение сразу делает бессмысленным все наше существование. Автоматически. Зачем пытаться что-то делать, если завтра – конец всему? К чему все наши прошлые старания? Вы можете смеяться, но я, действительно, сейчас не уверена, что мы имеем право судить их. Не из-за той заповеди. Знаете, у землян есть приговорка: «Мы в ответе за тех, кого приручили». Уже не говоря о том, что создали. Я поняла. Вот только теперь, наконец, поняла, почему так противилась этой утилизации. Вроде бы и нет какой-то конкретной, объективной причины. Все, что я тут говорила, в общем-то, надумано. Мне просто противоестественна сама мысль об утилизации. Как можно? Как может мать бросить в огонь своего ребенка? Тем более только потому, что он всего лишь дожил до определенного возраста?

– В таком случае только мать и может решать, жить ли ее ребенку или нет, – вставил Главный Судья. Алый капюшон чуть зашевелился в такт словам.

Я замотала головой.

– Нет. Мать, в лучшем случае, может решать, дать ли ему жизнь. Но потом, когда у нее на руках живое существо, его жизнь принадлежит уже только ему. Только он вправе решать, пойти ему налево, направо или скакать на месте. Только он. Потому что вместе с жизнью дается свобода! Мать может лишь наставлять, помогать распознавать, где хорошее, а где плохое, учить выбирать и следовать своему выбору.

Я перевела дух, облизала сухие губы. От тщательно нанесенной утром помады уже не осталось и следа. Что можно сделать, какие слова найти? Никогда еще за всю свою жизнь не чувствовала я себя такой беспомощной.

– Вы даже не представляете, как они похожи на нас. Посади вместо вас землян – никто и не заметит. У них есть точно такие же суды, только мантии у судей не кровавого, а черного цвета. У нас столько общего, что, будучи с ними, я часто забывала, где нахожусь. Они такое же наше отражение, как и любой ребенок – отражение своей матери. И разве признавая, что жизнь ее ребенка бессмысленна, мать не признает бессмысленность своей? Ведь в этом, в большей степени, ее заслуга, значит тогда, в самом начале, она ошиблась, что-то растолковав неправильно, перепутав противоположные грани!

Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и крепко сжала кулачки. Длинные ногти больно впились в кожу. И сразу стало легче.

– Мне нечего больше сказать, Высший Суд. Я не считаю, что Земля – такой уж неудачный и бессмысленный мир. И горжусь тем, каким он стал. Практически сам. Но этого очень мало для вас. Поэтому мне нечего больше сказать в его защиту.

Судьи молчали.

Наверно, их недаром назначили судьями, доверили такое важное дело. Я верила, что они умные, мудрые, самые непредвзятые во всем Пантеоне. Но они не в состоянии увидеть то, что вижу я. Наверно, они не виноваты. Но мне некого будет винить, кроме них. Я не такая сильная и мудрая, чтобы, понимая, прощать.

Судьи молчали. Выжидающе смотрели на Главного. Тот, видимо, раздумывал, опустив голову.

И я опустилась на свое место. На этот раз бесшумно.

Земля все так же молчаливо вращалась рядом со мной.

Макар Пилатович, наконец, поднял голову. Из-под капюшона сверкнули глаза. Я чувствовала, как он в упор смотрит на меня.

– Вам и не нужно больше ничего говорить, Екатерина Иосифовна, – спокойно начал он. – Суд принял решение.

Я кивнула, мысленно прося прощения у землян. Может быть, я и могла бы сделать больше. Но теперь уже ничего не исправить.

Макар Пилатович, а за ним и остальные судьи, встали. Сзади послышался шорох, наверно, шеф тоже встал. Пришлось встать и мне.

– Суд решил, – торжественно начал Макар Пилатович, – признать аргументы Поднебесной Екатерины Иосифовны неубедительными и отклонить прошение о помещение мира № 75839 под кодовым названием «Земля» в Зал Славы.

Я почувствовала, как холодок пробежался по спине.

Наверно, нужно было еще что-то говорить, доказывать.

Точнее, мне вообще не нужно было вмешиваться в это дело. Кто я такая, чтобы судить о неординарности? Простая секретарша, ни разу за свою жизнь ничего не создавшая, а только критикующая других. У меня не было ни малейшего шанса с самого начала. Я даже самой себе не смогла объяснить, почему Земля заслуживает, чтобы ее сохранили. И сами земляне тоже этого не знают – заслуживают ли они тогда Зала Славы?

И я оцепенело слушала приговор судьи.

– Назначить срок утилизации мира – сутки. Ответственным за утилизацию назначить создателя мира, Фаерболова Петра Иудовича. Поднебесной Екатерине Иосифовне, согласно статье тридцать четвертой Кодекса Миров, объявить выговор с занесением в личное дело и взыскание в виде трех лет общественных работ. Решение суда окончательно и обжалованию не подлежит. Срок исполнения решения – немедленно.

И в тот же миг судьи удалились из зала, оставив меня наедине с моим чувством вины.

– Катя, – рука шефа легла на мое плечо.

– Вы знали, – прошептала я, едва сдерживая слезы. – Вы все знали, что у меня не получится… Вы… Вы специально позволили мне участвовать в этом суде, чтобы проучить и поставить на место!

– Катенька, это…

– Отстаньте от меня!

Я дернула плечом, сбрасывая руку шефа, и рухнула на стул, роняя голову на сомкнутые руки, рядышком с Землей. Прядь моих волос упала на шар и соскользнула вниз.

А вслед за ней с моих щек соскользнули две слезинки.

В детстве я верила, что в слезинке можно увидеть другие миры. Сколько раз я пыталась разглядеть в них хоть что-нибудь, но в лучшем случае видела лишь кусочек радуги. Вот и сейчас я машинально попыталась проникнуть за переливающуюся поверхность слезы. Мне так хотелось скрыться в том, слезном мире, от реальности, спрятаться от всего и, возможно, найти ответы на все вопросы.

Но тут же, давая выход бушующим внутри эмоциям, зло размазала мокрое пятнышко по столу, задев Землю, от чего она чуть не слетела со стола.

Я вскочила на ноги и развернулась лицом к шефу:

– Я этого так не оставлю. Так им и передайте!

И не дожидаясь реакции, прикоснулась к Земле, вмиг оказавшись в до боли знакомой комнатке в моем любимом городке.

И пусть попробуют меня отыскать!

Эпилог

С тех пор прошло три года.

Земля так и живет своей размеренной жизнью, даже не подозревая ни о чем.

А я давно стала ее частью. Обычной землянкой Катей, каких даже в моем городе тысячи.

Меня так и не нашли. Точнее, нашел только Мишка, причем довольно быстро. Уж он-то хорошо знал мои пристрастия, хотя я уверена была, что он пропускает все мои рассказы мимо ушей.

Он смеялся, как ребенок, рассказывая, какой переполох я устроила. Куда там Люциферовичу с его змейками. Змеи что? Детские шалости! А вот бог, настолько проникнувшийся одним из созданных миров, что пожелал разделить с ним его участь, – это уникум! Таких случаев больше нет. Пусть так до сих пор никто и не разобрался, в чем уникальность моей Земли. И как бы они там, наверху, ни старались – не разберутся. Именно в этом Земная уникальность и заключается.

Да и не это главное! Главное то, что я таки добилась своего, и Земля теперь занимает главное место в Зале славы. И я точно знаю, что этот рекорд еще ой как нескоро будет побит!

Но не это делает меня счастливой.

Я счастлива тем, что живу именно здесь.

Что у меня чудесный муж – тот самый Димка, который мне несказанно помог, помогая прятаться, даже не интересуясь подробностями.

Тем, что я научилась творить новые миры. По-своему, но научилась. Первому моему миру уже полтора года. У него, точнее у нее, красивое имя Машуня, чудные глаза, озорной хвостик на макушке, и она потрясающе говорит «мама». А сейчас готовлюсь сотворить второй мир – надеюсь, что это будет мальчик.

И тем, что Мишка (кстати, как потом выяснилось, именно он и подал тогда заявление от моего имени!), часто навещает нас и заглядывается на мою здешнюю подружку. Даже грозится бросить все и тоже переселиться на Землю, в соседнюю квартиру.

И только один вопрос занимает меня.

Здесь, на Земле, люди живут гораздо меньше, чем там, в Пантеоне. Вот я и думаю, что же будет со мной лет так через двадцать? Но особо я на этом не зацикливаюсь. Здесь двадцать лет – это так много!


Москва, 2001 год


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Эпилог