Клятва (СИ) [Мария Костылева] (fb2) читать онлайн

Клан Альбатроса: Клятва

1

По белоборской земле, размокшей под гнётом талой воды, шёл человек. На нём был добротный тёмный плащ с капюшоном, сейчас надвинутым на самые брови, и сапоги цвета ивовой коры — именно такой оттенок приобретала кожа белой лесной коровы после специальной обработки, принятой во владениях Лесного Клана.

В лесу, ещё безлиственном, но уже настроившимся на весенний лад, пели птицы. Маленькие облака, точно клочки разорванной солнечными лучами зимы, зависли в ослепительной лазури над макушками высоких тополей. На первый взгляд, вроде бы совсем обычный лес, оживающий после долгой спячки. Не всякое ухо различит здесь бурление злых сил, пробуждающихся лишь на порогах времени и пространства, но существующих всегда, испокон веков. Путника же слышать подобные вещи научили. А уж сколько раз он ходил здесь в числе отряда Наблюдающих, и в дневное время, и по ночам! Теперь всё это закончилось. Он отдал свой долг.

Только вот подобные навыки и захочешь, не забудешь, особенно, когда ещё свежи в памяти звуки, с которыми разрывалась ткань мироздания, и следующие за ними стычки с распоясавшейся нежитью, нередко заканчивающиеся ранениями или даже смертями товарищей.

Мужчина остановился, будто услышав в лесной чаще выстрел. Но то, что он услышал на самом деле, встревожило его куда больше, чем могло бы встревожить появление в этих местах охотника. За те десять месяцев, что он прожил здесь, ничего подобного ему испытывать не доводилось. Всё внутри дрожало мелкой дрожью, удары сердца стали чаще, и что-то словно бы скручивалось между рёбрами, как от страха. Это означало, что случился грандиозный магический взрыв — случился где-то далеко, но отозвался эхом по всей земле, в том числе здесь, в Белоборе.

Он уже не был воином её величества Харру-але, поэтому не обязан был реагировать. Однако с любопытством бороться не смог.

Это происходило совсем рядом. Всего пять минут быстрого бесшумного бега — и мужчина был уже на месте, там, где с чавканьем и фырканьем разверзалась земля. Большая дыра, немыслимых размеров кротовина в болотистой почве, извергающая ил и грязь, смотрелась бы отвратительно, если бы не белое сияние, плохо видимое в солнечный день, но всё же заметное. Это была очень мощная магия — не магия белоборских болот, а нечто иное, чужое до противоестественности, страшное…

Вместе с обычным содержимым трясины эта жуткая сила вдруг вытащила на поверхность… человека.

Изумлённый путник, наблюдавший за происходящим с безопасного расстояния, дождался, когда кротовина перестанет плеваться всякой гадостью, и поспешил к фигурке, вышвырнутой на свежеобразовавшуюся гору мокрой земли.

Или это всё-таки не человек?

Когда он подошёл, свечения уже не было. В грязи извивалось тело женщины… да, всё-таки женщины. Её кожу и тряпки, которые некогда были одеждой, а теперь потеряли и цвет, и форму, покрывала зеленоватая слизь. Волосы тоже были измазаны этой слизью, но по внешнему виду прядей можно было догадаться, что когда-то они были светлыми — или седыми.

Мужчина заинтересованно наблюдал, как неведомое существо корчится и скулит у его ног. Он предполагал, что это, скорее всего, кто-то из прислуги Болотного Короля, но опасности не чувствовал. Зато чувствовал, что этот «дар болот» имеет какое-то отношение к неизвестному магическому действу, прямо сейчас меняющему мир — почти неуловимо, но непоправимо…

Существо извивалось всё яростнее. Худое тело изогнулось, словно кто-то подцепил его крюком за живот, тонкие руки и ноги судорожно вытянулись. Скулёж перерос в пронзительный крик, который вдруг оборвался, сменившись тяжёлым прерывистым дыханием. Глаза, до того крепко зажмуренные, открылись, и стало видно, что их белки окрашены багряным.

Но она видела. И даже сейчас, когда её тело, сведённое болезненными судорогами, неистово боролось против овладевающей им чужой воли, когда отвыкшие от солнечного света глаза начали слезиться, а веки мелко задрожали — она узнала того, кто стоял рядом.

— Гор…

Он тоже её узнал. Сел на корточки, заинтересованно склонил голову набок.

— Гор… Помоги…

Продолжить она не смогла — тело снова выгнулось дугой, а охваченное очередным спазмом горло выдало что-то надрывное и невразумительное.

— Вообще-то меня зовут Герек. Ты должна была обо мне слышать. Ты ведь слышала, да? Нет, я не про столичные сплетни. Я о том, как мой отец расследовал дело о зеркале, которое ты украла. И о том, как колдунья, заключённая в это зеркало, убила моего брата.

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. В Лесном Клане его научили, что ненависть должна превращаться только в поступок, и ни во что иное. В идеале — в благородный поступок, но Гереку до идеала было далеко. Единственное, что он понимал и признавал — это то, что существо, корчившееся у его ног, не заслужило смерти.

— Я… Не…

— Что? Не хотела? Не знала?

Ответа не было. Только хрипы, похожие на предсмертные. Она даже кричать не могла, словно лишившись голоса.

Времени оставалось не так много.

— То, что с тобой происходит, называется заклятием крови. Какой-то маг пытается превратить во что-то людей из Клана Альбатроса. Не знаю во что. Я не могу спасти их всех, я не обладаю такими силами. Но я могу спасти тебя. Тем более ты сейчас находишься на первой стадии трансформации, а значит, процесс ещё обратим.

Она рывком повернула к нему голову, глянула красными слезящимися глазами, выдохнула:

— Пожалуйста…

— Хотя в нашем случае это сложно назвать спасением, — добавил Герек не без яда в голосе. — Я не буду делать этого просто так.

Она прикрыла глаза, кивнула.

Всё, что угодно, конечно. Лишь бы эти муки прекратились.

— Ты пообещаешь мне кое-что…

Снова кивок.

— И должна будешь выполнить то, что пообещаешь. Иного выбора у тебя не будет.

— Да…

— Если веришь в богов, то лучше помолись им, когда сможешь, чтобы послали терпения и сил. Потому что задание… — Герек ухмыльнулся, — задание, честно говоря, не из простых.

И добавил про себя с удивившим его самого злорадством: «А сдохнешь — значит, сдохнешь».

— Но сначала, так и быть…

Он достал складной карманный нож и не без труда разжал скрюченные пальцы девушки. Полоснул лезвием по узкой холодной ладони. Боли она явно не почувствовала — вернее, не отличила её от прочих малоприятных ощущений, которые испытывала в этот момент.

Герек переплёл их пальцы и закрыл глаза.

Учитель Карсаг говорил: «Главное — не бояться пробить проход не в тот мир. Потому что иначе мир действительно будет не тем, пустым и пресным, абсолютно бесполезным в нашем деле. Твоя уверенность — это залог того, что всё выйдет, как должно».

У Герека с этим всегда были проблемы, приходилось тратить определённое время на то, чтобы сосредоточиться. Но сейчас всё получилось сразу и без особых усилий с его стороны. Должно быть, оттого, что он не особенно переживал за результат. Магическая энергия послушно потекла из разлома в его напряжённую ладонь, смешиваясь с кровью девушки. Дальше дело пошло сложнее: две колдовские силы, столкнувшиеся в одном теле, вопли, от которых хотелось зажать уши, её инстинктивные попытки выдернуть руку…

Учитель Карсаг говорил: «Язык, понятный природе всех миров от самого их начала, заложен в каждого, кто рождён магом. Его вовсе необязательно учить. Доверяй себе — и слова придут сами. Доверяй себе — и ты изменишь устройство Вселенной. Возможно, не только своей. Приказывай мирозданию — и не позволяй ничему заглушить голос, которым Великая Сила будет говорить через тебя. Необязательно вслух, ибо мысли мага для тонкой ткани мироздания звучат громче голоса…»

Герек нахмурился. Нет, он не позволит. У него свои планы на этот болотный плевок, и он не отступит от них. Он приказывает. Он слушает. Он говорит…

Всё закончилось как-то вдруг. Следы неведомой воли исчезли. Крики девушки смолкли, рука в ладони Герека ослабла. Он мысленно дочитал заклинание и перевёл дух. Потом позвал осторожно:

— Элья…

Она приоткрыла глаза, постаралась пошевелиться, хотя бы двинуть головой — но сил не хватило. Грязная, ослабшая, напуганная — наверное, на всю жизнь…

Герек колебался, но всего лишь одно мгновение.

Она сама виновата. Пускай исправляет собственную ошибку. Она принесёт клятву лично ему, но если выполнит её, то спасёт весь Татарэт. Это справедливо, это правильно…

Маг порезал теперь уже свою собственную ладонь и снова взял Элью за руку. Их кровь должна была смешаться, иначе клятва будет всего лишь набором слов, одного заклинания недостаточно.

Элья вздрогнула, словно тоже почувствовала, как вокруг них сгущается воздух. Тихонько застонала, вяло попыталась вырваться — ей явно не нравилось то, что происходило с её ладонью. Но Герек держал крепко.

— Тихо, — сказал он. — Сейчас ты будешь повторять за мной.

— Я… повто…

Девушка закашлялась и облизнула запёкшиеся губы. Это было так беспомощно, так по-человечески…

Герек раздражённо дёрнул головой.

— Мы договаривались. Ты будешь повторять!

Ему показалось, что она попыталась сжаться калачиком, стать меньше.

— Д…да… Я повторю…

— Я.

— Я…

— …принесу зеркало…

— …принесу зеркало…

— …в котором была заключена Макора…

— …в котором была… закл… заключена… Макора…

Герек смотрел, как она заставляет себя произносить одно слово за другим. Буквально выдавливает звуки. И по-прежнему отчаянно боится.

Всё-таки, пожалуй, она и не человек уже… От неё разит нежитью, как от самих белоборских болот… Даже в глазах — нет-нет, да и промелькнёт зелень… Красного зато больше нет — первое заклинание сработало…

Но всё равно, это сломленное, беспомощное существо. Что оно может сделать?

Герек решительно сдвинул брови и продолжил:

— …господину Дертолю…

— …господину… Дертолю…

— …главному министру Татарэта.

— …главному министру… Татарэта…

Вот и всё. Дело сделано.

Он выпустил её руку, и та безвольно упала на мокрую землю. На измазанной кровью ладони затягивался тоненький порез.

Герек хотел просто уйти, но, для очистки совести, направился в ту сторону, откуда вот-вот должен был появиться дозор. Он был уверен, что после такого магического всплеска Лесной Клан не может бездействовать.

И не ошибся — знакомые силуэты уже возникли между деревьями и мягко двигались навстречу, будто летели над землёй.

***

— Ты готова?

Высокая беловолосая старуха замерла на пороге, опираясь на сучковатый посох. Выглядела она очень внушительно, несмотря на видавшую виды вязаную шаль, накинутую поверх такого же старого балахона.

Элья, с ногами сидевшая в плетёном кресле, вздрогнула и повернула голову.

Она, конечно, не была готова. Не потому, что не собрала вещи — у неё не было вещей, за исключением небольшой сумочки с провизией и самым необходимым, которую ей отжаловал какой-то старый маг, и в которую она даже не заглядывала. Но выйти из помещения и снова ступить на белоборскую землю, услышать, как зовёт её горн из Подземного Дворца, отводить глаза от каждого бочажка, полного зеленоватой влаги, чтобы не завлекло, не затянуло… К этому подготовиться невозможно.

С другой стороны, идти надо. Пусть что-то манит её остаться здесь навсегда — но что-то и гонит прочь…

Да и потом, она обещала помочь старой Гарле-каи. Когда та обустроится в своём новом доме и примется за изготовление снадобий, ей нужны будут новые руки. Эльина помощь будет платой за то, что её приютили здесь ненадолго, позволили вымыться и более-менее прийти в себя. А Лесной Клан никому не предлагал бескорыстной помощи — за всё нужно было платить.

Элья вылезла из кресла и накинула тёплый плащ — ещё один подарок старого мага. Знать бы, с чего этот тип так заботился о ней… Взяла сумку.

Всего несколько шагов — и она окажется на улице.

Всего несколько шагов…

Ноги не слушались.

— Давай-давай, поторопись, — сказала Гарле-каи.

Она посторонилась — и Элья переступила порог.

Их вышла проводить вся деревня. Высокие мужчины и гибкие женщины, и те, и другие — с длинными волосами, распущенными или перетянутыми какими-то верёвочками. Жители деревни стояли среди небольших мазанковых домиков, под цвет весенней грязи, и деревянных сараюшек — молча, выжидая. Элья обвела их затравленным взглядом. Ей казалось, в неё вот-вот что-то кинут, обзовут нечистью. Это словечко уже неоднократно слетало с губ людей Лесного Клана — и оно было справедливым. Нечисть, нежить, нелюдь — это теперь про неё. Внешне она вроде бы не отличается от обычной девушки, но люди из Лесного Клана всегда чувствуют суть. Слышат.

Одна женщина, молодая, рыжеволосая, была на лошади. Она спешилась и, передав поводья какому-то пареньку, подошла к Гарле-каи. Мягкие облегающие брюки, пояс с драгоценными камнями, высокие сапоги и кожаная куртка, отделанная золотым шитьём. Уже по одежде можно было понять, что особа непростая, однако даже будь на ней обноски, женщину выдавал бы взгляд, такой же властный, как у Болотного Короля. Элья, стоявшая рядом с Гарле-каи, съёжилась, но рыжеволосая не обратила на неё внимания.

— Доброго тебе пути и доброго дела, почтенная Гарле-каи, — звучно произнесла она.

Старуха степенно поклонилась. У Эльи вспотели ладони. Что делать? Кланяться? Как? Как низшие служанки Подземного Дворца — упасть на колени, вытянуться вперёд, распластавшись по земле? Просто упасть на колени, как старшие служанки? Согнуться в поясном поклоне, как делала таррагана, существо, получившееся из одной утопленницы и стаи воронья, чёрная, жуткая надзирательница с тяжёлым хлыстом в руках? Или просто склонить голову, как поступила сейчас Гарле-каи?..

Мысли ещё метались в Эльином мозгу, а ноги уже подогнулись, по привычке, лоб коснулся самой земли… Хорошо, что на этом она опомнилась и остановилась. Голос рыжеволосой и без того был полон презрения:

— Встань.

Элья торопливо поднялась и неловко растопырила испачканные руки. Её трясло.

— Ты знаешь, что должна помогать Гарле-каи, пока она не отпустит тебя.

Элья закивала:

— Я буду помогать… Я обязательно буду помогать…

— Цени её. И береги. Возможно, она поможет тебе снова стать человеком.

Элья снова несколько раз кивнула.

Голос рыжеволосой немного смягчился:

— Вымой руки. И в добрый путь.

***

Деревья Белобора скрипели. Просто так, безо всякого ветра, и каждый раз это было неожиданно и страшно. Будто кто-то неведомый шёл по иссохшемуся паркету старого дома…

Однако колдунью этот скрип не заботил нисколько. Она следовала к своей цели, ни на что не отвлекаясь и не боясь. Да и с чего ей бояться, если она выросла здесь? К тому же люди Лесного Клана довольно часто путешествовали в сторону побережья, и Гарле-каи шагала проверенной тропой, на которой даже стояли шалаши для ночёвок.

Первый такой шалаш напугал Элью. Она не могла подойти к нему ближе, чем на несколько шагов. Начинали подгибаться ноги, в глазах мутнело, нестерпимо ныли шрамы, оставшиеся от хлыста тарраганы, и гудел в ушах призыв из-под земли — звук болотного горна. Элья должна была возвращаться в Подземный Дворец…

Элья должна была двигаться вперёд.

Нет, всё-таки во дворец, чем дольше она будет сопротивляться, тем хуже будет потом…

Нет, вперёд. Никакого «потом».

— Не поддавайся знакам… — Морщинистая ладонь Гарле-каи провела по плотно подогнанным друг к другу доскам и сучьям, из которых был сложен шалаш. На древесине и правда виднелись какие-то фигурные порезы. — Это от нежити. Сейчас я сломаю для тебя ясеневую ветвь, и тогда это место примет тебя…

Сложнее всего было стоять и ждать, пока старуха отыщет ясень. Элье с трудом удавалось победить инстинкт, который повелевал ей забыть себя и бежать до ближайшей болотной трясины, чтобы нырнуть туда с головой. Будто разум хотел капитулировать — а она упорно возвращала его на место.

Гарле-каи вручила ей ветку со словами:

— Это в первый и в последний раз. Отныне ты сама будешь рвать необходимые растения. Для того ты и идёшь со мной.

И с тех пор она ничего не предлагала, только давала команды.

Выполнять эти команды сначала было очень тяжело. Любое простое действие требовало от Эльи невероятной сосредоточенности. Обыкновенные «подай-принеси» выматывали её, как каменотёса, причём силы отнимали не сами действия, а попытки понять, что от неё хотят. Вечером Элья падала в очередной шалаш и засыпала под бубнёж старухи и треск веток в костре.

Из-за этого бубнежа их какое-то время никто не трогал. Но тёмные силы подходили очень близко, Элья чувствовала их.

Ей снились мокрые тёмные залы Подземного Дворца, которые никогда не смогли бы стать действительно чистыми, сколько не елозь шваброй по каменным полам, а ещё снилось зеркало… то самое. Элья подскакивала, ударяясь о потолок очередного шалаша, и какое-то время сидела, настороженно оглядываясь и не очень понимая, где находится. Потом вспоминала, впрочем… Почему-то эти безобидные, казалось бы, сны о зеркале были для неё ещё более мучительными, чем те, где она снова оказывалась в резиденции Болотного Короля.

Как-то раз, переводя дух после очередного кошмара и слушая, как дышит ночной Белобор, Элья подумала о своих снах и попробовала понять, почему образ зеркала так странно действует на неё. Не из-за того ли, что это зеркало стойко ассоциируется у неё с…

— С Грапаром, — произнесла она вслух.

И это оказалось ошибкой.

Челюсти свело от звуков этого имени, а пальцы непроизвольно стиснули подстилку из еловых веток. Иголки впились в ладонь, но Элья не почувствовала боли.

Она почувствовала ярость. Разбуженная произнесённым именем, эта ярость разрасталась в ней, разгоралась, как пожар. Всё ярче, ярче…

Элья вдруг ощутила себя невероятно лёгкой и пластичной — ненависть и злоба странным образом окрылили её и вот-вот готовы были поднять в воздух, как магия поднимает воздухоплавы.

Всё в мире вдруг сделалось неважным. Ни старый шалаш, ни мерное дыхание спящей рядом женщины, ни очередная веточка ясеня, пришпиленная к поясу, не имели для неё никакого значения. Впрочем, веточка имела. Она раздражала. Очень раздражала, до зуда под кожей.

Элья отбросила ветку и кувырком, чудом не задев опоры шалаша, выкатилась наружу. Кувырок получился лучше, чем тот, каким могла бы когда-то похвастаться танцовщица придворного театра, которая была просто человеком. Элья ловко приземлилась на корточки, упираясь коленом во влажную землю, задрала голову к небу и по-звериному втянула носом воздух. Небо пахло болотом.

— Разорвать-разорвать-разорвать… — прошептала она с наслаждением, прикрыв глаза. — Уничтожить…

Послышались осторожные шаги, сопровождаемые мягким плеском — кто-то ступал по воде или жидкой грязи в глубине леса. Скорее всего, по другую сторону тропинки, но Элья слышала звуки необыкновенно хорошо, словно неизвестный был совсем рядом. Элья выпрямилась во весь рост текучим, плавным движением и легко заскользила навстречу. Обычный человек не различил бы её шагов в ночном безмолвии, но тот, к кому она спешила, их слышал.

Воздух слегка помутнел. В свете полумесяца стало видно, как покачивается под неподвижными ветвями деревьев зеленоватый туман. А вот и его властительница — ловкая хищница, охотница на одиноких путников, добытчица душ для Его Болотного Величества, несравненная и прекрасная мискена! Кожа цвета необработанного изумруда блестит в лунном свете, волосы струятся в тумане, как травы в быстром потоке безымянной лесной реки… Мискены уродливы только для непосвящённых.

Низшим слугам следует приветствовать охотниц поясным поклоном, но Элья знала, что больше к низшим слугам не относится. Что-то случилось этой ночью. Что-то, прежде молчавшее, заглушаемое ужасами Подземного Дворца, теперь зазвучало в полную силу, расцвело ярким чёрным цветком в сердце, как взрыв, наполнило радостью, от которой хотелось кричать и даже выть. Это случилось там, в шалаше, защищённом заклинаниями и знаками Лесного Клана — но Болотный Король услышал, Болотный Король улыбнулся, и теперь приветствует её перерождение! Он шлёт ей своего гонца, верную мискену — и рад будет встретить ту, что прошла испытание и поняла свою истинную природу…

Её природа — праздник разрушения.

Мискена делает манящий жест, зовёт… за мной, сестра! Мы отомстим за тебя все вместе! Беги в Подземный Дворец, предстань перед Болотным Королём, чтобы он мог осыпать тебя милостями! Ты получишь невиданную силу, ты сможешь разрывать людей на куски голыми руками — и тебе, как избранной, позволено будет начать с того, с кого ты захочешь начать… с того, кто тебя предал… беги же!

Охотница молчит — но Элья понимает всё без слов. Потому что так должно быть! Это её мир, её семья, её лес, её стихия!

И она бежит. Ноги почти не касаются земли — Элья взлетает над каждой кочкой, будто те резиновые, или будто к её подошвам привязаны пружины… Вперёд, вперёд! Я здесь, мой король! Я уже почти…

Я принесу зеркало, в котором была заключена Макора, господину Дертолю, главному министру Татарэта.

Элья споткнулась в тот момент, когда задалась вопросом, кто такая Макора.

И обнаружила себя посреди ночного леса, по щиколотку в холодной воде. Очевидно, не до конца высохшие последствия весеннего паводка, разлив какой-нибудь лесной речки…

Ещё бы, мискены нападают только в воде. Кто-то когда-то говорил ей об этом.

Мискена ощерилась и ринулась вперёд. Их разделяло всего несколько шагов, то есть, секунда или две.

«Если бы она могла напасть на меня раньше, она бы напала раньше», — пронеслось в голове у Эльи, когда она разворачивалась и бросалась прочь от воды в дичайшем прыжке, который никогда не повторила бы в более спокойной ситуации, даже будучи знакомой с некоторыми акробатическими трюками. Вперёд — на руки — перекувырнуться — приземлиться… И бегом, бегом!

Она отдышалась только на небольшом пригорке, относительно сухом, увенчанном одиноким разлапистым деревом. Мискена замерла поодаль — из-за тумана и темноты Элья не видела её полностью, только смутные очертания фигуры и поблёскивающие глаза. Девушка рассмеялась — сначала облегчённо, потом со всевозрастающим злорадством. Не достанешь, тварь!

Теперь, когда опьянение собственным могуществом — несуществующим! — прошло, Элья понимала, что никакой бы силой её наделять не стали и убивать Грапара не отпустили бы. В лучшем случае, приковали бы в одном из подвалов Дворца, лишив пищи на несколько дней. Ярость невероятной силы, внезапно вспыхнувшая в сердце, проложила дорожку между нею и Подземным Дворцом, и нежить этим воспользовалась…

От пережитого Элью слегка подташнивало, возрастало отвращение к себе. В кого она превратилась?! Ведь нормального человека невозможно подманить, пообещав ему убийство, да ещё такое кровожадное!..

— А я и не нормальный человек теперь, — жёстко сказала себе Элья. — И надо смириться с этим. Но я никого не буду убивать. Слышите, вы?! — крикнула она в темноту. — Я никого не буду убивать!!

Темнота ей не ответила. С неба тускло светил месяц, вокруг пригорка клубилось что-то мутно-вязкое, но подобраться ближе к своей несостоявшейся жертве не смело. Элья с сомнением покосилась на растущее на пригорке дерево. Без листьев, да ещё в темноте, оно было сложно определяемо для несведущей в ботанике девушки, однако казалось вполне безобидным.

Элья подползла ближе и прислонилась к стволу спиной.

Теперь нужно было дожить до утра.

***

Как только рассвет выбелил небо и многочисленные лужицы на земле, Элья сквозь сон различила шлёпанье по воде чьих-то подошв. Она подскочила — и увидела Гарле-каи.

— Тебе повезло найти ясень, — сказала та, не спеша выговаривать своей подопечной за отлучку.

Слушая скупой и довольно-таки бессвязный рассказ девушки, Гарле-каи всё больше хмурилась. Потом покачала головой, не понимая:

— Ты поддалась зову, но смогла остановиться?.. Но это же невозможно.

— Но я остановилась! — запальчиво выкрикнула Элья.

Гарле-каи иногда очень раздражала её.

— И что же им помешало?.. — задумчиво произнесла старуха.

Элья нервно пожала плечами.

Действительно, что?

Она закусила губу от напряжения, пытаясь сформулировать мысль, которая не покидала её головы последние несколько часов, даже во сне, и, наконец, спросила:

— Кто такая Макора?

— Я не знаю, — сказала Гарле-каи. — А где ты слышала это имя?

Элья не смогла ответить.

2

По просёлочной дороге ехал продавец кроликов. Клетки с кроликами, накрытые мешковиной, занимали почти всю телегу, оставив совсем немного места для двух пассажирок: старухи с посохом и бледной угрюмой девушки.

В качестве мзды хозяин повозки получил редкий бальзам, настоянный на восьми травах и впитавший в себя звуки древних слов Лесного Клана, наделённых целебной силой. Покупка подобного снадобья обошлась бы в сотню кроликов, как минимум, поэтому мужчина помалкивал, несмотря на присущую ему болтливость.

Когда договаривались, он, конечно, попытался как-то наладить контакт и ляпнул:

— А что такая грустная, красавица? Болеешь? А может, о женихе тоскуешь?

«Красавица» резким, неуловимо быстрым движением схватила его за воротник кафтана и рванула на себя так, что нитки затрещали. Опешивший мужик увидел её глаза — невероятно светлые, будто выцветшие — и услышал хриплое:

— Ещё раз вякнешь, я тебе глотку перегрызу, понял? С превеликим, с превеличайшим удовольствием зубы запущу…

— Элья! — одёрнула девку старуха.

Та опустила руку и вся как-то поникла. Взгляд стал ещё более отсутствующим.

— Иди, садись.

Старуха подтолкнула её к телеге, извинилась перед продавцом кроликов и пообещала, что такого больше не повторится.

Он поверил — но предпочёл больше рта не раскрывать.

***

Гарле-каи дала Элье небольшую книжку — старинную, напечатанную на тонкой гладкой ткани и облачённую в кожаный переплёт.

«Это она для того, чтобы я сосредоточилась на чём-то, — подумала Элья. — Я — животное, которое надо дрессировать».

Собственная вспышка повергла её в апатию. Совсем недавно она готова была кланяться каждому встречному-поперечному только за то, что он позволяет дышать одним с ним воздухом, а теперь… теперь Элья стала вспоминать, какими бывают люди на самом деле.

И ненавидела их. Практически всех. Эти бессмысленные шаблонные фразочки. Эти ухмылочки. Эта неистребимая фальшь. А как они смешно пугаются! Как предсказуемо меняются, стоит направить на них всю мощь своей ярости! Впрочем, не всю… Элья знала, что может гораздо больше.

И, конечно, каждый определяет её в сумасшедшие. Что тоже предсказуемо.

Вот уже девять дней прошло с тех пор, как они покинули Белобор, и за это время Элья научилась читать людей, как объявления на заборах. Иногда даже могла угадать, как они поведут себя. Её разочарование только усиливалось, становилось глубже, ввинчивалось в самую сердцевину души, рождая хандру. Элья злилась на себя за эту хандру и злилась на людей, которые доводили её до этого.

Гарле-каи говорила: «В тебе много тьмы. Это надо искоренять».

Но Элья не хотела ничего искоренять. Гарле-каи просто многого не видела, многого не понимала. Колдунья, конечно, была старой и мудрой — но она не проходила через подвалы Подземного Дворца. И вряд ли испытала на собственной шкуре, что такое настоящее предательство…

Элья стиснула зубы.

«Нет. Я всё равно должна научиться это контролировать. Хотя бы для того, чтобы казаться своей».

Она раскрыла книгу и уставилась на первую страницу.

Чернильные значки были знакомы, иногда они даже складывались в слова, но смысл ускользал. Выдрать бы страничку, скомкать тряпочку, зашвырнуть подальше, и всю эту книжку следом, эту древнюю чепуху, обряженную в кичливый кожаный переплёт, такой же фальшивый, как и всё вокруг… ненавижу-ненавижу-ненавижу…

Элья продолжала буравить взглядом страницу. Она читала первую строчку от начала до конца. Потом снова возвращалась к началу.

Она не понимала.

Раздражение росло. Ещё чуть-чуть — и Элья зарычит.

Но люди не рычат. Даже если хотят. Потому что это ненормально.

А она должна научиться казаться нормальной.

Гарле-каи говорила: «Чтобы сосредоточиться, закрой глаза и послушай мир. Его звуки приведут в порядок голову и сердце».

Вспомнив этот нехитрый урок, Элья зажмурилась и начала слушать.

Телега скрипела отвратительно. Так водят по стеклу железом, так болит зуб.

Ветер шипел рассерженной кошкой.

Изредка перекликались друг с другом человеческие голоса. Кто-то рассказывал кому-то шутку, кто-то кого-то звал… Эти голоса смешивались с ветром, неслись на невидимых крыльях, долетали до скрипящей телеги — и до неё, Эльи …

Птицы… Далёкие, деловитые, в небольших рощицах, в перелесках, в поле за селом…

Так звучал мир. Так он славил весну, так он славил жизнь в каждом её проявлении…

Сознание медленно очищалось, сердце успокаивалось. И в этой чистоте, в этом многозвучном покое вдруг опять — в бесчисленный раз — всплыло:

Я принесу зеркало, в котором была заключена Макора, господину Дертолю, главному министру Татарэта.

Элья нахмурилась.

Она открыла глаза, снова посмотрела в книгу, но мысли её уже были далеко.

Эта фраза сама по себе ничего не значила. Элья почти вспомнила, откуда она взялась. Где-то на границе влажного сумрака Подземного Дворца и сухого весеннего света кто-то сыграл с нею в одну игру — глупую, дурацкую игру, из тех, которые она терпеть не могла в детстве. Игра называлась: «Повторяй за мной». Впрочем, нет, не так… Конкретно эта игра называлась: «Ты будешь повторять!». Да, именно. С повелительной интонацией, свойственной капризным детям. Повторяй, дескать, а если не повторишь, получишь совочком по макушке. А может, я вообще разревусь и убегу к маме, и нажалуюсь на тебя.

Но это же чушь…

И потом, Элья никогда не слышала ни о какой Макоре, заключённой в зеркало. Она слышала об Арлейне. Причём даже если бы Арлейну на самом деле звали Макорой — ведь это ублюдок мог соврать насчёт имени своей невесты (а скорее всего, соврал, потому что он сволочь, паскуда, ненавижу!!) — то…

Элья опять зажмурилась и глубоко задышала.

Сейчас она снова послушает мир. А потом откроет глаза и будет читать.

И не будет думать ни о чём, кроме старинного текста.

***

Синий месяц был уже на исходе, когда Элья и Гарле-каи добрались, наконец, до предгорий Драконьего Хребта и поселились в небольшом домике на склоне лесистого холма. Этот домик принадлежал Лесному Клану, о чём свидетельствовала специальная метка — костёр в венке из листьев, — вырезанная над дверью. Строения с подобными знаками предпочитают обходить даже выбившиеся из сил путники, отчаявшиеся найти приличный ночлег. Лучше уж пару ночей поспать под ёлочкой, укрываясь от дождя старой курткой, чем навлечь на себя гнев жителей Белобора! А те будут тут как тут, стоит чужаку переступить порог дома. Услышат…

Перед тем, как открыть дверь, Гарле-каи приложила к ней обе ладони и, опустив голову, закрыла глаза.

— Здравствуй, мой последний дом, — сказала она.

Ведьма стряхнула с рук что-то невидимое, ласково погладила старые доски, как раньше гладила шалаши у белоборской тропы, и, наконец, уверенно взялась за позеленевшую от времени дверную ручку.

«Здра-а-а-вствуй…» — проскрипели петли.

Старуха обернулась к своей спутнице.

— Я сняла чары. Можешь заходить.

И первая переступила порог.

В домике была всего одна комната. Две кровати, стол, пара табуреток, печь и кое-какая посуда. Два маленьких окошка с ветхими шторками, а за окошками — ели и лежащая в долине деревня. Гор видно не было — Элья уже знала, что вид на них открывался с другой стороны, куда окна не выходили. Девушку это устраивало — горы почему-то пугали её.

— Всё теперь будет правильно… — говорила Гарле-каи, улыбаясь, словно невеста. — Вся жизнь моя шла к этому… Я много училась, я вылечила сотни людей своего клана, я воспитала детей и детей их детей… Теперь я здесь.

Элья стояла у порога и хмурилась. Она не понимала Гарле-каи. Старуха неоднократно заводила разговор о том, как она всю жизнь мечтала жить в отдельном доме, подальше от Белобора, и помогать простым людям — и вот, наконец, её мечта сбылась. В Лесном Клане было железное правило: сделай всё, что должно, для своего народа, и тогда только сможешь распоряжаться жизнью по своему усмотрению. Гарле-каи посвятила Лесному Клану десятки лет! Казалось бы, самое время пойти на отдых.

Но нет. Она станет опорой для тех, кому нужна опора. Станет светом для тех, кто тонет во тьме. Пользуясь мудростью своего рода и древними секретами врачевания, она будет делать людей счастливее.

Как будто кто-то это оценит.

— Проходи, — сказала Гарле-каи. — Твоя кровать — та, что слева.

Кровати ничем не отличались, но это она правильно сделала, что уточнила. Уже знала, что если предоставить право выбора самой Элье, то та только растеряется, или вовсе испугается. А что будет дальше — вообще предсказать невозможно.

Так они и стали жить. Гарле-каи давала Элье простые чёткие указания, и девушка их выполняла. Подмести пол. Вымыть окна. Принести воды. Заменить догоревшие свечи. К своей же работе колдунья подпускала её редко, разве что какие-нибудь мелкие поручения давала, вроде срезания берёзовой коры специальным ножом или чистки котла, в котором настаивалось зелье. Как ни странно, Элье это нравилось. Нравилось осторожно соскабливать тоненькую стружку с берёзовых стволов, стараясь ни в коем случае не попортить дерево — Гарле-каи говорила, что это очень важно. Нравилось смотреть, как котелок, заросший изнутри зеленоватой бородой, постепенно становится чистым, и даже как ноют после работы руки.

Не прошло и нескольких дней после их приезда, как в домик начали приходить люди. Откуда они узнали о Гарле-каи, Элья не могла понять — не иначе как их привёл горьковатый травянистый дух, которым успел пропитаться дом. Ведь сама Гарле-каи практически не выходила на улицу, занимаясь своими отварами и настоями, а если и выходила, то недалеко и ненадолго.

Но люди потянулись на лесистый холм, и от них просто некуда было скрыться. Слишком маленьким был домик, слишком всё на виду. Элью не устраивали взгляды пришедших — вороватые, любопытные, алчущие. Деревенские жители, жаждавшие помощи чародейки из Лесного Клана, с каким-то нездоровым интересом разглядывали и застеленные кровати, и древний слой копоти на печи, который Элья ежедневно пыталась оттереть, и калоши у двери, и хиленькие занавески. Саму Элью тоже разглядывали, иногда даже отпускали комментарии, которые считали забавными. Им везло, что девушка, которая теперь постоянно была чем-то занята, научилась уходить в работу с головой, и если уж делала что-то, то всё вокруг становилось для неё второстепенным, как бы отдалялось на задний план. Элья молчала, стараясь не идти на поводу у закипавшей в ней злости, всё больше и больше сосредотачиваясь на той же печи или, например, на неочищенной картофелине, но Гарле-каи всё равно хмурилась, и вскоре стала просить Элью выходить на улицу, если кто-то появлялся у них дома.

«Тебе просто в очередной раз указали на твоё место, — злилась Элья, сидя в двух шагах от порога и стараясь не смотреть на горы. — Расслабилась, стала чувствовать себя важной и полезной… Как же!».

Из-за двери доносился гул голосов, но слов девушка разобрать не могла, и это злило ещё больше. Хотя, если бы её спросили, она никогда бы не призналась, что ей интересны беседы Гарле-каи с какими-то идиотами.

— Как вы можете это слушать?! — не выдержала она однажды. — Они ведь несут полную околесицу!

— Они рассказывают себя, — строго ответила Гарле-каи. — А я по их голосу, по манере речи — ну и, конечно, по выбранной теме — понимаю, что им нужно. И ты тоже слушай. Старайся слушать.

Однажды дождливым вечером Элья сидела на мокрой земле и ощущала каждую каплю, падавшую на её голову и на руки, обнимавшие прижатые к груди колени. Можно было бы встать под навес для дров, где оставалось немного места, как раз для неё, или спрятаться под раскидистой елью. Но Элья сидела там же, где обычно. В этот вечер ей было особенно тоскливо, и не только из-за дождя.

Ей как никогда хотелось оставить Гарле-каи. Желание, крепнувшее с каждым днём, именно сегодня стало мучительным, почти невыносимым. Нужно было что-то предпринять…

Нужно было уходить. Бежать, бежать…

Но как? Элья прекрасно знала, что старуха не отпустит её. Да и она сама… разве может она взять и уйти, если не в состоянии даже принять решение погулять по лесу?

А ведь когда-то всё было по-другому. В далёкие-далёкие времена, в прошлой жизни, до Подземного Дворца… Казалось бы, чего проще? Встань и иди. Спустись с холма, дойди до деревни. Когда-то же это было так интересно… гулять, смотреть на людей, на дома, на вещи… Шляться по рынку, нога за ногу — без денег, просто так… Когда-то это имело смысл. Вернее, не имело — но бессмысленность совершенно не тревожила.

А теперь Элья постоянно ощущала бесцельность каждой прожитой секунды. Что бы ни делала.

Гарле-каи старалась её разговорить, требовала рассказывать сны, которых Элья почти не видела, детство, которое Элья не помнила, говорить на любую тему по выбору — а Элья не могла выбирать. Гарле-каи готовила на водяной бане невкусные отвары, которые её помощница выпивала каждый вечер, как ей приказывали — и ничего не менялось.

Как-то раз Гарле-каи, отчаявшись, устало спросила:

— Чего ты хочешь? — И, подумав, приказала: — Отвечай мне.

— Уйти, — выдавила Элья.

— Вот как? И куда же ты пойдёшь? Покажи направление.

Элья не глядя махнула рукой в сторону гор:

— Туда.

— А что там? Расскажи.

Девушка качала головой. Она не знала, что там — зато точно знала, что там находится то, что ей нужно больше всего в жизни. И что когда она увидит это, то поймёт. Но как объяснить это Гарле-каи?

— Ты уйдёшь, — пообещала колдунья. — Уйдёшь куда захочешь, потому что уже отдала свой долг. Но потом. Сейчас ты ещё не готова.

Элья качала головой ещё яростнее. Она знала, что никогда не будет готова. Но идти надо. Просто потому что. Точно так же она понимала, что Гарле-каи не отпустит свою подопечную, пока та толком не объяснит, зачем ей идти в сторону гор и почему её так тянет туда. А как объяснишь, если сама не знаешь?..

…Дождь усиливался. Старая накидка, в которую была закутана Элья (зелёный плащ она со времени приезда вообще ни разу не надевала), промокла насквозь. Влажные кончики отяжелевших волос неприятно холодили шею.

«Я должна встать и дойти вон до той ёлки», — подумала Элья.

И не пошевелилась, потому что идти до ёлки было бессмысленно. Да, раскидистые древесные лапы укрыли бы её от дождя — но зачем скрываться от дождя, если всё равно уже вымокла насквозь? Чтобы было не так неприятно? Но… какая разница?

Элья невесело улыбнулась. Ситуация начинала приносить ей странное удовлетворение. Девушка буквально упивалась бесполезностью собственной жизни, своей неспособностью встать и сделать несколько шагов к ёлке, своим наплевательским отношением к комфорту.

«Мне не нужно к ёлке. Мне нужно к горам».

Тогда надо встать и идти к горам. Цепочка простых действий, которые необходимо выполнить: спуститься с холма; дойти до деревни; выйти из деревни на тракт; идти в горы.

Итак, первое действие: спуститься с холма.

Встать — и пойти вниз.

Встать и пойти.

«Если я буду себя уговаривать на каждый шаг подобным образом, я вообще никуда никогда не приду, — подумала Элья. И тут же подытожила: — Значит, я никогда никуда не приду».

А если исход один — что толку мучиться?

Но ей нужно в горы.

Ей. Нужно. В горы.

Встать.

И пойти.

Элья со стоном повалилась набок и замерла, закрыв глаза. Дождь продолжал барабанить, и ей померещилось, что это не вода, а комья земли. Словно кто-то закапывал её заживо — а она не в силах была пошевелиться, чтобы это остановить.

Ну и пусть.

В её опустевшую голову проникали звуки. Шелестящие прикосновения дождя к короткой траве и нарождающимся листочкам, звонкое бульканье в лужицах. Голоса в доме.

Голоса…

Ушли мы с семьёй из Кабрийского округа… Слишком уж много скал, а хорошая земля стоит столько, что дешевле добраться до столицы и там жить… Да и за детьми не уследишь — те повадились залезать на самую верхушку, до вечера носу не кажут, а случись что — и не найдёшь, и не услышишь…

«Кабрийский округ».

Элья открыла глаза.

Вот куда ей надо.

Кабрия… Название это звучало чудной музыкой. Самое гордое бывших княжеств Семи Братьев, где так часто вспыхивают восстания, потому что, в отличие от зажравшихся шемейцев, они помнят… Помнят до сих пор, как было до Татарэта, и готовы бороться…

Кабрия… Маленькая страна, пахнущая сыростью, страна волшебно-угрюмых скал и густых туманов, которые кажутся ласковыми, манящими — но лишь до тех пор, пока не обнаруживаешь, что под молочно-дымчатой пеленой прячется расщелина. До тех пор, пока не понимаешь, что летишь…

Элья, конечно, никогда там не была. Но сейчас она будто почувствовала ветер, гуляющий в Кабрийских горах, будто увидела кутавшиеся в туманы серые скалы с примесью невесть откуда взявшегося багрянца, будто услышала звон горных рек… Всё это поведал ей дождь.

Нет. Всё это было в истории человека, который сейчас «рассказывал себя» Гарле-каи в маленьком домике на лесистом холме.

Элья с трудом поднялась на ноги и, плохо соображая, что она делает, добрела до двери. Толкнула её, переступила порог. Девушка почти не увидела испуганного лица пожилого мужчины, который обернулся на скрип дверных петель. Она смотрела только в лицо Гарле-каи. Бледное, бесстрастное.

— Я должна ехать в Кабрию, — глухо сказала Элья. — В Кабрийский округ.

***

Чёрные шпили иланской заставы маячили в воспалённом мозгу — тревожа, внушая страх.

Старуха выпевала что-то размеренное и медленно помешивала очередной отвар в медной кружке. Потом протягивала Элье, та делала один большой глоток и проваливалась в горячеесладостно-малиновое забытье.

И снова видела чёрные шпили иланской заставы. И с большим удивлением понимала, что они деревянные… Значит, не такие уж страшные. Наверное. Но почему чёрные?

Потому что их неоднократно пытались сжечь. Но они выстояли.

Элья отворачивалась от кружки. Она не знала, как объяснить, что простуда тут ни при чём. Глупо было бы провести год в болоте — и заболеть от дождя. Этого просто не могло быть.

Нужно было встать и идти.

Встать и идти…

— Тьма выходит из тебя, — говорила Гарле-каи.

— Я должна ехать… — говорила Элья, — я должна ехать в Кабрийский округ…

На следующий день жар спал, и Элья пообещала себе, что больше никогда не будет болеть. Это отнимает слишком много времени.

— Почему ты всё время говоришь про Кабрийский округ? — Гарле-каи не требовала ответа, просто рассуждала. — Это странно… Знаешь, говорят, некоторые люди превращались в больших белых птиц и летели в сторону Иланы… То есть, и в сторону Кабрии тоже. Я боюсь, что всё это связано с той магией крови, от которой тебя освободил Герек.

Герек…

Всё вот-вот должно было встать на свои места. Но мысль, витавшая в Эльиной голове, никак не желала оформляться. Кусочки головоломки распадались, картинка не складывалась… Элья морщила лоб, размышляла до гудения в голове, но ни до чего не могла додуматься.

«Я ведь раньше не была такой дурой», — сердито сказала себе девушка.

Нет, она должна поправиться. Сначала она должна поправиться — а потом уже думать о разных важных вещах. Например, о том, как добраться до Кабрийского округа.

— Может, ты чувствуешь что-то той частью себя, которая продолжает принадлежать чёрному миру… — задумчиво говорила колдунья. — Иначе зачем бы тебе… Ты-то как думаешь, Элья?

Что-то шевельнулось в душе девушки — какая-то красивая смешная мечта, давно похороненная под гнётом белоборских болот.

— Может, во мне есть магический дар? — спросила она. — Запечатанный?

Гарле-каи удивлённо хмыкнула. Элья очень редко задавала вопросы.

— Нет, Элья в тебе нет дара. И никогда не было. Я бы услышала.

Пока Элья поправлялась, Гарле-каи, конечно, не просила её выходить на улицу, когда у неё были посетители. Поэтому приходилось слушать то, что они говорили, а говорили они, в основном, какую-то чепуху — не было в этих рассказах ни туманов, ни скал. Впрочем, нетерпения Элья тоже больше не испытывала — более того, ей даже понемногу начинали нравиться разные голоса.

— Это хорошо, что ты слушаешь, — говорила довольная Гарле-каи. — Видишь, злобы в тебе стало меньше. Скоро, как мне кажется, наследие Болотного Короля совсем уйдёт…

«Скоро, — думала Элья, — когда я уеду в Кабрийский округ».

Она потихоньку начала вставать. Вернулась к копоти на плите, к грязной посуде. Разводила огонь в печи и зажигала свечи — Гарле-каи не терпела световых кристаллов. К огню старуха относилась очень трепетно, и в доме он постоянно должен был гореть в том или ином виде, поэтому в кармане домашнего платья Эльи всегда лежали кресало и кремень, перевязанные верёвочкой. Вдобавок, под чутким руководством колдуньи, девушка научилась готовить — это стало ещё одной неприятной обязанностью, которую необходимо было выполнять, чтобы казаться нормальной. В общем, дел хватало, и чем лучше Элья себя чувствовала, тем больше ей приходилось делать.

Когда она поправилась окончательно, Гарле-каи взяла её с собой в деревню, доверив нести пустую миску и горсть монет. В честь этой прогулки Элья вместо привычной накидки надела поверх домашнего платья привезённый из Лесного Клана плащ.

В деревне было относительно тихо — многие, видать, отправились работать, оставив лишь стариков и совсем маленьких детей. Поэтому, помимо мычания и собачьего лая, то тут, то там можно было услышать детский плач либо хрипловатый говорок старых сплетниц.

Колдунья явно знала, куда идти. Вскоре они с Эльей оказались возле затейливо вырезанной, но давно прогнившей калитки. Звать хозяйку не пришлось — она возилась в огороде, выкорчёвывая какой-то засохший куст. Древняя, в платке, завязанном под подбородком, красная от натуги, она являла собой символ торжества бессмысленности над окружающим миром. Ради кого она выкорчёвывала этот куст? Почему этим не занимались её дети или внуки? Что изменилось бы, если бы коряга торчала здесь до тех пор, пока за эту работу не взялся бы кто-то помоложе и посильнее?

— Боги в помощь, Мельга, — звучно произнесла Гарле-каи.

Старуха выпрямилась и подслеповато сощурилась.

— Приветствую и тебя, кудесница, — она наклонила голову. — За творогом?

Элья раздражённо дёрнула уголком рта. Её выводило из себя подобострастное отношение местных к Гарле-каи. Все их слова были насквозь фальшивы. Пришлую волшебницу слишком боялись, помощь её воспринимали как должное, а доносы в Дом Полиции при этом строчили. Однажды в их маленький домик уже пожаловал проверяющий маг, но так как представителям Великих Кланов разрешалось колдовать даже если они не находились на королевской службе, ему пришлось уйти ни с чем.

— Если ты наберёшь для нас миску, будем тебе признательны. Элья, будь добра, отнеси госпоже Мельге миску. И оплату, конечно… Не потеряла?

Элья покачала головой. Десять тулимов были надёжно зажаты в её кулаке.

Гарле-каи распахнула калитку.

Сгорбившись, тяжело ступая, Мельга добралась до крыльца. Элья послушно шла в том же направлении, хотя раздражение крепло в ней, и больше всего на свете девушке хотелось швырнуть миску в спину старухи. Она и сама не понимала, почему её так тянуло это сделать. Возможно даже из-за того, что эта старая больная женщина только что собственными руками пыталась выкорчевать из земли куст. Элья, сама не подозревая, хотела ударить миской не саму Мельгу, а то, что та олицетворяла. Не понимая этого, девушка ощущала, как что-то точит её изнутри, словно вынуждая размахнуться получше и…

Элья сдерживалась только из-за чувства глубокой признательности к Гарле-каи. Это чувство в последние несколько дней как-то само по себе в ней раскрылось и стало едва ли ни единственной силой, которую Элья могла бы противопоставить ощущению тотальной бессмысленности, помимо своего желания попасть в Кабрийский округ. Причём, в отличие от последнего, свою благодарность к Гарле-каи она могла анализировать, и это даже радовало девушку — в той степени, в какой она теперь могла радоваться.

«Гарле-каи заботится обо мне, и мне это нравится, и я тоже хочу, чтобы ей нравилось то, что я делаю», — неоднократно объясняла Элья самой себе собственные ощущения и улыбалась оттого, как всё понятно складывалось.

Именно поэтому, ступая к крыльцу, Элья изо всех сил старалась успокоиться. Это было первое задание, включавшее в себя контакт с другим человеком, и Элья не могла его провалить. Она догадывалась, что Гарле-каи не просто так велела ей идти к Мельге с деньгами и миской. Это был новый для неё шаг, Гарле-каи считала, что её подопечная готова к этому шагу, и сейчас очень важно, очень-очень важно не разубедить её.

По науке той же Гарле-каи, в таких случаях нужно слушать мир. Это самый верный способ сосредоточиться, а там, где сосредоточенность, там обязательно появится душевный покой.

И Элья начала слушать.

Уже привычные звуки приблизившегося лета: птицы, ветер, и едва слышимый шёпот ярко-зелёных листочков в саду… Скрип половиц в доме, куда только что зашла хозяйка… Скрип первой ступеньки крыльца, скрип второй, голоса соседей…

— …Сакта-Кей, — вдруг услышала Элья и остановилась, как вкопанная.

Мельга оставила дверь открытой, зная, что девушка идёт за ней, но Элья моментально поняла, что не пройдёт оставшиеся две ступеньки.

Потому что ей необходимо попасть в Сакта-Кей. Вот прямо сейчас.

Элья спустилась с крыльца и огляделась.

Голова вдруг начала соображать удивительно чётко.

С одной стороны участка, что за Эльиной спиной — забор и калитка, за которой стоит Гарле-каи, и дорога, ведущая через деревню. По правую и по левую руку — соседние участки, где люди. Люди могут помешать.

А вот с четвёртой стороны, впереди — поле. Там, возле забора, лежат чем-то накрытые вязанки дров.

«На вязанки, на забор, через поле — и к лесу», — пронеслось в голове.

И ещё в этот самый момент Элья с ясностью осознала, что Гарле-каи — маг, по большому счёту, посредственный; то есть, очень умелый, конечно, но только в своей области. Она всё знает и слышит в мире трав, но лишь приоткрывает границы миров, подпитываясь тоненькими ручейками силы, и не может, например, на расстоянии воздействовать на людей и предметы.

А значит, и остановить её не сможет.

Миска была Элье не нужна, и она поставила её на ступеньку.

Крепче стиснула кулак с десятком тулимов.

А потом, опёршись свободной ладонью на перила крыльца, вмиг перемахнула их.

— Элья!

Окрик от калитки только подстегнул: магией Гарле-каи остановить её не могла, это верно, а вот голосом, прямой командой…

Необходимо было убежать до того, как это поймёт сама колдунья.

Элья взбежала по дровам, приземлилась по ту сторону забора и была такова.

3

О том, что с правой ногой что-то не так, Элья поняла только на опушке леса. Боль в щиколотке, которую она почувствовала только сейчас, пробудила разум.

«Я убежала от Гарле-каи!».

Элья не рванула обратно по двум причинам.

Во-первых, с неумолимо опухающей ногой она всё равно бы далеко не ушла.

Во-вторых, она не знала, как после случившегося сможет показаться колдунье на глаза. Причём чувство вины оказалось гораздо мучительнее физических страданий; подобного Элья не испытывала уже очень давно.

Тихонько подвывая — плакать она разучилась — Элья побрела в лес и приземлилась на поваленный берёзовый ствол.

«Вот ты и стала человеком, — презрительно сказала она себе. — Влилась в эту серую неблагодарную массу, от которой ещё так недавно воротила нос!».

Возможно, посидев какое-то время, Элья всё-таки предприняла бы попытку вернуться, но дело решил случай. А вернее, громкий собачий лай.

Раньше Элья побаивалась собак, но сейчас лишь вздрогнула.

— Назад, Дым, фу, назад!

«Почему Дым?» — тупо подумала Элья, когда к ней подбежал чёрный лохматый пёс и, вместо того, чтобы наброситься на девушку, приветливо замахал хвостом.

Хозяин Дыма появился спустя минуту. Эдакий колобок в стёганом пальто и с ружьём на плече. Он вразвалочку спешил за своим питомцем и тяжело дышал; глазастая Элья ещё издалека увидела, как блестит от пота его круглое лицо с седыми усами.

— А ты это… чего здесь сидишь? — мужчина недоумённо уставился на неё.

— Я вам мешаю?

Он хмыкнул и покачал головой. Весь его вид говорил: ну и молодёжь пошла! Хотя обижаться на языкатую девчонку мужчина не стал.

— Дым не испугал тебя?

— Нет, — честно ответила Элья. — А почему его зовут Дым? Он же чёрный.

— Если ты не видела чёрного дыма, тебе можно только позавидовать… — вздохнул собачник.

Элья ничего не ответила, только губы поджала. После клиентов Гарле-каи она вообще не выносила людей, которые напрашивались на жалость. А здесь всё явно шло к тому. Что произошло у этого человека? Он погорелец? Он помнит какую-то войну? Горевшее поле? Бочки со смолой?..

— Чёрный дым иногда идёт из печной трубы, — сказала Элья. — Но серый привычнее. Что до меня, то я видела зелёный дым. И даже зелёное пламя. Дальше что? Кто кому должен завидовать?

Пёс прыгал вокруг Эльи, напрашиваясь на ласку, и девушка вскоре сдалась — осторожно, с каким-то странным чувством, протянула руку. Через мгновение в её ладонь уткнулся мокрый нос.

— С белоборской нечистью встречалась? — помедлив, чтобы скрыть удивление, спросил хозяин Дыма.

— Я с нею жила, — отозвалась Элья, почёсывая пса за ухом. — Можно сказать, что я сама нечисть.

Мужчина рассмеялся.

— Э, нет, девочка! Была бы ты нечистью, Дым бы к тебе не подошёл. Собаки вообще боятся порождений иных миров, а уж Дым-то и подавно всякую дрянь к себе не подпустит, у него опыт по этой части богатый. Так что человек ты, самый настоящий, не выдумывай.

Человек. Самый настоящий.

Впервые с тех самых пор, как она покинула Подземный Дворец, её назвали человеком.

Пока Дым лизал её пальцы, девушка сидела неподвижно, пытаясь собраться с мыслями. Думать снова стало сложно — хотя не так сложно, как раньше.

«Всё скоро вернётся на круги своя», — вдруг сказала она себе, и уголки губ сами собой поползли вверх.

— Так чего ты тут делаешь? — спросил мужчина. — Не заблудилась? Может, проводить тебя?

— Я не знаю… — отозвалась Элья. — То есть… нет, не нужно. Спасибо. А откуда вы знаете белоборскую нечисть?

— Доводилось там бывать. Ещё до запрета, конечно. Я в Белоборе зайцев любил стрелять по осени.

— Сюда вы тоже за зайцами?

— Весной зайцев нельзя стрелять, — нравоучительно произнёс мужчина. — Я вообще-то вдоль леса шёл, заходить не планировал, это всё Дым… Слушай, ты не из той деревни? — Он махнул рукой в сторону, откуда пришла Элья.

Девушка на мгновенье помешкала. Она не знала, как отвечать. По правде говоря, в «той деревне» она и не была практически…

— Нет.

— Понятно… — Он вздохнул. — Я думал, может, подскажешь мне, как там сейчас… Но, видать, самому придётся… Я не был в этих местах уже много лет. Теперь вот потянуло что-то… Не в саму деревню, впрочем; хочется почему-то забраться на холм, поросший лесом… Есть там такой… Так захотелось там побывать, что сил нет не идти. Как будто гонит кто…

«Вот, значит, как они к ней приходили…» — подумала Элья.

Она внимательно посмотрела на своего собеседника, но тот будто забыл о девушке. Его глаза, странно пустые и чёрные, как шерсть его собственного пса, были устремлены куда-то в пространство.

— У вас что-то случилось, — утвердительно сказала она.

— А?.. — Мужчина вздрогнул. — Нет, не случилось. Со мной много лет ничего не случается… — Он усмехнулся. — Какие напасти могут грозить старому одинокому дураку?

Он и правда был стар. Элья поняла это только сейчас, внимательнее вглядевшись в лицо с жёсткими складками у рта.

— Пойду я, девочка. Береги себя.

Она могла бы сейчас сказать: «Давайте я вас провожу». Но вот мужчина подозвал собаку со странным именем Дым, и вот они оба пошли прочь из леса, а Элья продолжала сидеть и молчать.

Нога тут была ни при чём. Можно было бы найти какую-нибудь палку и опираться на неё. Девушку удержала странная боязнь проникнуть глубже в эту судьбу. Ведь пока они шли бы до Гарле-каи, она бы наверняка узнала, призраки какого пожара наполняют одиночество «старого дурака», который бродит по предгорьям Драконьего Хребта вместе с чёрным лохматым псом… Эта история, в свою очередь, привязала бы её и к Гарле-каи тоже. Сильнее, чем прежде, потому что это был бы первый раз, когда человек «рассказал» бы себя не колдунье, а ей.

Элья не могла себе этого позволить. Потому что потом ещё долго не смогла бы уйти.

А ей нужно было в Кабрийский округ.

— Как будто гонит кто… — повторила она слова старика.

Может, в тех местах её тоже ждали помощь и успокоение?

***

Элья шла весь день, но горы не стали ближе.

Она шла бы и дальше. Ей было плевать и на больную ногу, и на то, что подкрадывалась ночь. И даже на остывающий воздух было плевать — плащ, подаренный Лесным Кланом, надёжно защищал от холода.

Только вот очень хотелось есть.

Очень.

Именно поэтому Элья свернула в небольшой городок, что стоял в некоторой отдалённости от выбранного ею пути. То есть, сделала крюк. После того, как она поест, ей необходимо будет вернуться к лесу. А там уже можно будет передохнуть немножко.

И снять, наконец, этот пыточный сапог.

«Ещё один шаг. И ещё один шаг. И…»

Элья переложила длинную кривую палку, на которую опиралась, из правой руки в левую. Вес же перенесла на левую ногу, чтобы дать больной ступне немного отдыха. Идея была не самой лучшей — ступня только сильнее разнылась.

Кольцо на двери в какой-то трактир, о низкопробности которого можно было судить по запахам и крикам, вылетавшим из тускло подсвеченного окна, простучало так тихо, что сама Элья не различила этого звука во всеобщей какофонии. Но кто-то внутри услышал и открыл дверь.

На пороге стоял мрачного вида мужчина. Широкий в плечах, с всклокоченными тёмными волосами, с бородой… В памяти вдруг всколыхнулся образ: его величество Болотный Король кладёт меч на голову Мадбиру, и никто вокруг не знает, что это последние секунды жизни могучего наёмника…

— Деньги есть? — грубо поинтересовался мужчина.

Элья вышла из оцепенения. Голос вышибалы совершенно не был похож на голос Мадбира.

— Есть, — сказала она. Ничего удивительного в его словах Элья не заметила. В Аасте тоже иногда задавали подобные вопросы — никто не хотел пускать клиентов без денег.

— Покажи.

Элья вытащила из кармана несколько монет и продемонстрировала их на раскрытой ладони.

— Спасибо, — ухмыльнулся вышибала и, сделав неожиданный выпад, попытался цапнуть её руку.

Но не тут-то было — Элья отступила так проворно, словно бы нога и не болела вовсе. Правда, в следующее же мгновение пожалела, но оно того стоило — вышибала явно расстроился.

— Ладно, проходи, — буркнул он, отступая с дороги. — Только палку свою уродскую на улице оставь.

— Я не могу без неё ходить.

— Поползёшь, значит, — осклабился детина. — Оставляй, кому сказал.

Больше всего на свете Элье хотелось проткнуть его «тростью», однако она понимала, что ей это не по силам. Более того, после такого утомительного перехода, она бы даже ударить как следует не смогла. Ладно, пускай смотрит, как она корячится, пускай почувствует себя отмщённым. А ей главное пробраться в тепло, туда, где свет, еда, питьё… Хотя бы ненадолго…

Элья вошла внутрь и, не снимая капюшона, поковыляла к прилавку. Положила на стойку все имевшиеся у неё деньги.

— Поесть. На эту сумму.

Трактирщик, неожиданно худощавый для своего рода деятельности тип, глянул на монеты и расхохотался.

— Что ж тебе, зерна, что ли, насыпать, как птичке?

«Как же болит нога. Как. Болит. Нога».

— В Аасте кусок хлеба стоит дешевле, — сказала Элья, изо всех сил стараясь, чтобы её голос звучал равнодушно. — Если у вас цены выше столичных, то я поищу другое заведение.

— А у нас хлеб отдельно от еды не подают, — желчно заметил трактирщик. — И не только у меня, а во всём городе. Так что катись в свою Аасту, если тебе что-то не нравится.

— Ладно. — Элья сгребла тулимы и похромала обратно к выходу.

— Эй, девка, подожди!

Элья не остановилась и даже не обернулась. Здесь ей ловить было нечего, а, следовательно, не стоило даже тратить время. Выйти, взять спасительную палку, с которой станет хоть чуть-чуть полегче — а дальше собраться и придумать, что делать…

Вышибала загородил ей дорогу.

— Крошка, надо быть повежливее, — заметил он. — К тебе же обращаются!

Смех прокатился по трактиру вяло, лениво, как будто в этом плотном воздухе ему было так же тяжело двигаться, как и Элье.

— Я тебе кружку пива могу налить, — в спину сказал ей трактирщик. — Оно у меня хорошее, сытное! За восемь тулимов уступлю.

Элья никогда раньше не пила пиво. Но знала, что оно вроде бы слабее вина и помнила, как один приятель из придворного театра — боги, как же эти приятели из театра теперь стали похожи на персонажей подзабытого сна! — говорил, что после кружки хорошего пива чувствует себя так, будто съел тарелку жареной картошки.

Девушка обернулась. Ей пришло в голову спросить, а не подают ли к пиву хлеб, однако она побоялась, что тогда может вообще ни на что не надеяться. Пиво, судя по всему, стоит дороже восьми тулимов. Лучше не наглеть.

— Давай, не бойся. Иди сюда.

За их разговором уже наблюдал весь трактир. Кто-то скучающе, кто-то с любопытством. Некоторые подхихикивали — не враждебно, но оттого не менее отвратительно. Элье все они были отвратительны.

Если бы не нога, она бы, наверное, ушла и всё-таки попытала счастья в другом месте. Её вообще что-то настораживало во всей этой затее, а если учесть неприятную компанию, запахи, звуки, из-за которых не сосредоточишься — в голове словно какой-то дурман стоит…

— А дашь ещё тулим, я подарю тебе пару сухариков, — пообещал трактирщик, когда Элья вернулась к стойке.

Сухарики!

Элья положила ещё монетку, и два крошечных кусочка сушёного хлеба оказались в её руке. Каждый на один укус, но лучше, чем ничего.

Искать себе место было выше её сил, поэтому Элья просто плюхнулась на ближайший стул и подвинула себе кружку. Сделала глоток и невольно скривилась. Да ни за что она не выпьет целую кружку такой дряни!

«Придётся, — сказал внутренний голос. — Иначе у тебя не будет сил, чтобы добраться до Кабрийского округа. И идей, где достать денег, чтобы туда добраться».

После встречи с хозяином пса по имени Дым Элья почти смирилась со своим желанием оказаться в Сакта-Кей. Она теперь объясняла своё состояние тем, что её тянет в Кабрию примерно так же, как иных тянет к Гарле-каи, и что сопротивляться этому бесполезно.

Сухарики оказались абсолютно неразгрызаемы, и каждый пришлось немножко подержать в пиве. Вкуснее они от этого отнюдь не стали, но Элья ела с мыслью, что каждый кусочек приближает её к цели, и делалось легче.

— Послушай-ка, — внезапно произнёс трактирщик, прищурившись, — а ты не из Клана Альбатроса случайно?

— Оттуда, — отозвалась Элья.

— Хм… Ходят слухи, что все вы превратились в птиц.

— Я не слышала.

Если бы мысли о Кабрийском округе так настойчиво не лезли в её голову, информация о превращении соклановцев в птиц наверняка показалась бы Элье более достойной внимания, чем что бы то ни было. Тем более, она знала, точно знала, что именно случилось с альбатросцами…

— Люди падали на землю, корчились, а потом становились белыми птицами и улетали куда-то в сторону моря. Говорят, это связано, — трактирщик понизил голос, — ну… ты знаешь. С Кабрийцем.

— С кем? — вздрогнула Элья, очнувшись от того полудремотного состояния, в которое начала погружаться благодаря пиву. А оставалось ещё больше половины кружки!

— С Кабрийцем, — повторил трактирщик укоризненно, будто не сам ей пива наливал. — Говорят, ему помогает могучая ведьма! Уж не знаю, зачем им столько альбатросов, но дело явно нечисто. У моего свата торговля с Кабрией, я от него слышал, что, мол, Панго готовит для папаши что-то поистине ужасное.

— Панго… — повторила Элья.

Панго. Ведьма. Ну конечно.

Элью вдруг начал разбирать смех. Сначала она лишь тихонько хихикала, но постепенно эти нервные смешки перешли в громкий истерический хохот. В трактире удивлённо замолчали, глядя на помешанную — вне всякого сомнения — девушку.

— Эй… — Трактирщик осторожно тронул её за плечо. — Эй, угомонись!

Элья замолчала, но смех не закончился — он словно ушёл вглубь, спрятался, сотрясая тело изнутри. Она продолжала улыбаться, под глазами было мокро от выступивших слёз. Стоило избавиться от гнёта Болотного Короля, чтобы попасть под заклятье невесты Грапара! Они ведь наверняка уже провели обряд, и освобождённая Арлейна помогает своему любимому жениху свергнуть старого Эреста.

И зачем им теперь, спрашивается, Элья сдалась? Зачем-то сдалась… Это, по сути, не так уж и важно. Возможно, Грапар хочет использовать её для каких-то своих целей. Возможно, его бешеная баба хочет допревращать Элью в птицу. Возможно, его даже заела совесть, и он хочет ей помочь.

Как бы там ни было, она не собирается… ни за что… ничего у них не выйдет…

Элья уже ковыляла к двери, не обращая внимания на окрик трактирщика. Только вот нога теперь болела совсем нестерпимо, словно бы при каждом шаге по ней приходился удар тяжеленного молота. И тем не менее, с совершенно жуткими рычащими звуками, почти до крови прикусив губу, Элья упрямо двигалась вперёд, туда, где возле двери с любопытно-брезгливым выражением лица застыл вышибала.

Я принесу зеркало, в котором была заключена Макора…

Шаг. И ещё шаг. Как же далеко до выхода!..

…господину Дертолю, главному министру Татарэта…

И ещё шаг…

Нужно остаться и дослушать. Трактирщик говорит о важном, ей это понадобится, чтобы добраться до Сакта-Кей…

Нет! Прочь, прочь! Убраться прочь! Уйти очень, очень далеко, как можно дальше от Кабрийского округа… Куда угодно, только не плясать под их дудку! Вообще ни под чью…

Элья с криком рухнула на колени прямо перед вышибалой, опёрлась на ладони. Она тяжело дышала, в глазах стояла темнота.

— Не умеешь пить — тогда не начинай, — с удовольствием произнёс парень, похожий на Мадбира.

Он поднял девушку под мышки, пинком распахнул дверь, и Элья полетела с крыльца, как мешок с капустой.

О ступеньку звякнул последний тулим.

— А это мне за моральный ущерб, — сообщил торжествующий вышибала, поднимая монетку.

Но Элья этого не услышала. Не услышала она и укоризненного ропота в трактире — «Всё-таки ты перегнул палку, приятель!» — и то, как хлопнула дверь. В ушах у неё стоял грохот, с каким в Кабрийских скалах сходят камни.

— Я не пойду… — бормотала Элья, лёжа на спине, и ночное небо давило на неё своей неожиданно жаркой тёмной синевой. — Я не пойду в Кабрийский округ… Нет, не пойду… Не пойду…

Она бормотала до тех пор, пока во рту не пересохло. Потом затихла. Лежала неподвижно, по-прежнему таращась в небо, и чувствовала свою ногу. Забытье не приходило, усталость навалилась, как крышка гроба, но желание оказаться в краю высоких серых скал по-прежнему сидело в Элье, томило, велело срочно подниматься и идти, и как можно скорее…

— Я не пойду…

Губы еле шевельнулись — Элья сама не услышала собственного шёпота.

Но постепенно в голове прояснилось. Стало легче, даже боль ушла. Обычное растяжение, на танцевальных уроках и не такое случалось… Элье вспомнилась и школа-приют, и наставница, изматывавшая её тренировками, и первое — такое волнительное! — выступление в большом зале, где маленькие световые кристаллы люстр сияли так ярко, что ослепляли — и Элья танцевала, почти не видя… Так же ярко сияли сейчас звёзды над её головой. Невозможно далёкие, упоительно красивые…

Элья приподнялась на руках и поняла, что, конечно, вымоталась изрядно — но не до такой же степени, чтобы валяться посреди грязной улицы! Тем более, как она сейчас поняла, посетители трактира поглядывали на неё из окон, а вышибала — из-за приоткрытой двери. Ждут, небось, когда она тут окочурится…

Элья сжала зубы, чувствуя приближение ярости, но не поддалась ей. Когда силы не равны, лучше не связываться. Деньги отбирать тоже бесполезно — на тулим всё равно ничего не купишь. Тогда как же она доберётся до Кабрийского округа?..

Так, стоп. Она не пойдёт в Кабрийский округ. Она… она вернётся к Гарле-каи, вот что. Женщина наверняка злится на неё, но вряд ли прогонит. Можно будет помогать ей уже всерьёз, заработать немножко денег, а заодно придумать, что делать дальше…

Элья поднялась, поморщившись, когда щиколотку пронзила знакомая боль, и поискала взглядом свою палку.

И увидела, что невдалеке посреди улицы стоит человек и смотрит на неё. Световых кристаллов здесь не было, но кто-то из горожан в соседних домах не спал этой ночью — работал, читал, или просто мучился бессонницей. Слабого света, льющегося из его окошка, хватило, чтобы осветить большую часть лица непрошеного соглядатая.

Это был Гор.

Вернее, Герек.

Элью потянуло в его сторону, словно магнитом. Она даже про палку забыла. Однако нога слушалась плохо, и девушка прохромала совсем немного к тому времени, когда маг развернулся и быстро пошёл по улице прочь.

— Стой!! — крикнула Элья, разбив ночную тишину.

Но он не остановился, не повернулся.

Чем дальше Герек уходил, тем сильнее болела нога, тем сложнее было противиться желанию идти в Кабрийский округ.

Элья обессиленно прислонилась к стене какого-то дома. Она начала вспоминать. Полёт к потолку Подземного дворца, по которому змеились ветви корберы, ярчайший свет, ранневесенний воздух, острый, словно нож, и голос…

Голос, который запечатал в ней птицу.

Голос, который сказал: «Ты будешь повторять».

В Лесном Клане считают, что за всё приходится платить. И Герек пробыл там достаточно времени, чтобы это усвоить…

Это он. Это ему нужно зеркало, в котором была заключена Макора.

— Кто такая Макора? — спросила Элья, не повышая голоса. Человек, который провёл год в обители Лесного Клана, да ещё и маг, наверняка способен услышать на пустынной ночной улице и более тихий звук.

Герек отозвался, хоть и не сразу.

— Ты смеёшься, что ли? Пытаешься строить из себя ещё большую дурочку, чем ты есть?

Да. Тот самый голос.

По мере того, как Герек приближался, привычная тяжесть отпускала Элью. Дыхание постепенно выравнивалось.

«Вот, значит, под чью дудку я пляшу».

Элья резко выбросила вперёд руку и вцепилась в воротник плаща только что подошедшего Герека. Движение было почти молниеносным — парень только и смог, что рвануться в сторону. Но Элья успела раньше и держала крепко.

— Как ты посмел вообще… — зашипела она. — Какое право ты… Немедленно расколдуй меня!

— Ты смотри, как мы заговорили, — осклабился Герек. — Невинная жертва нашлась. Права она ещё качает… Лапу убери, пока не отрезал.

— Думаешь, я тебя боюсь?

— Думаю, нет. А следовало бы.

Элья медленно опустила руку. От него и правда шло смутное ощущение опасности — или это просто нежить в ней чувствовала силу человека, способного её уничтожить.

— Ты должен меня расколдовать, — сказала Элья.

— Я тебе ничего не должен. А вот ты должна исправлять свои ошибки. Ты ведь тоже была в Лесном Клане, неужели они ничему не научили тебя?

— Не тебе решать, что я буду делать! Ты хочешь, чтобы я украла зеркало, так?

— Ты уже его украла. Я хочу, чтобы ты вернула его в Аасту.

— Я ничего не крала. Я просто открыла дверь.

— Это почти то же самое.

У Эльи не было ни настроения, ни сил для словесных перепалок.

— Что ты хочешь? — спросила она.

— Я только что сказал.

— Я имею в виду, что ты хочешь в обмен на то, чтобы снять с меня это проклятие? Денег у меня сейчас нет, но я могу достать.

«Займу у Гарле-каи, сколько получится, у деревенских тоже, буду отрабатывать потихоньку», — подумала Элья.

Герек усмехнулся:

— Как всё просто у тебя решается… Я не стану избавлять тебя от клятвы, даже если ты мне бочку золота притащишь. Лазеек у тебя нет — придётся делать то, что ты должна делать.

— А вот я не буду! — крикнула Элья. — Слышишь, ты! Я туда не пойду, я не стану подчиняться твоей магии! Я смогу!

— Не сможешь. Ты, видимо, пока сама не понимаешь, что говоришь… но сила чар растёт, вскоре у тебя вообще не останется выбора.

— Ничего, я справлюсь! А не справлюсь, так убью себя! Но твоим приказам не подчинюсь, ясно?

— Ты не сможешь себя убить, — спокойно отвечал Герек. — Ты не сможешь сделать ни шага в сторону от пути, который ведёт тебя к исполнению твоей клятвы. Любая попытка, даже мысль о попытке, не принесёт тебе ничего, кроме страданий. Так что единственное, что ты можешь — это идти в Сакта-Кей и втираться в доверие к Макоре и к твоему бывшему дружку, который всё это организовал. У тебя, повторюсь, просто нет выбора.

Элья потрясённо покачала головой.

— Ты чудовище, — сказала она тихо.

Герек хмыкнул:

— И это ты говоришь?.. Как жаль, что я не могу поведать тебе правду о масштабах учинённой тобой катастрофы. Иначе бы ты поняла, что из нас двоих самое большое чудовище — это ты. Из-за тебя уже погибли люди — и скоро погибнет ещё больше.

— Да что ты несёшь?!

— А при всём при этом, — продолжал Герек, — ты ещё говоришь, что не знаешь, кто такая Макора. То есть, тебе даже неинтересно было, какие последствия повлечёт за собой твой поступок.

— Но я действительно не знаю, кто это!

— Макора — волшебница. Она была заключена в зеркало, которое, благодаря тебе, выкрали из дворца люди Грапара.

— Он сказал, что там его невеста!

— Да?.. Хм… Боюсь, она немножко старовата для его невесты. Лет эдак на тридцать пять. Впрочем, его предосторожность можно понять — о Макоре слышали многие… Вот и ты познакомишься.

— Я же тебе говорю, я не собираюсь идти в Сакта-Кей!

— Ну-ну, — желчно отозвался Герек.

Он развернулся и зашагал прочь.

— Вот увидишь, никуда я не пойду! — крикнула ему вслед Элья. — Сам разбирайся!

Но чем дальше уходил Герек, тем меньше уверенности у неё было в собственных словах. Сильнее стала болеть нога, острее начала восприниматься собственная слабость и то, что вместо ужина у неё сегодня была пара сухариков и несколько глотков пива.

Элья схватила палку и насколько могла быстро поковыляла вперёд по улице. Мага догнать нечего было и думать, но и в городе оставаться не следовало. А чтобы не свихнуться окончательно, идти нужно было именно в этом направлении, в сторону Кабрийского округа и ни в коем случае не назад.

Хотя бы пока.

4

Костёр получился довольно высоким — почти в половину роста Эльи. Для этого ей пришлось сооружать некоторую конструкцию из хвороста, не один час на это потратила. Не потому что ей так уж нужен был большой костёр — просто пока складываешь «домик» из веточек, проще не думать про Кабрийский округ.

Полянку, которую она облюбовала ещё утром, окружали деревья и кусты. В нескольких шагах от костра раскинулась гладь большого озера, сейчас наливавшаяся ультрамарином.

Элье предстояло провести в лесу уже вторую ночь. Сколько таких ночей ещё будет, она не знала и не могла задумываться об этом. Сколько-то она протянет. Пока лето, пока есть уютный плащ и тёплые чулки, и кресало в кармане платья, она будет жить. И держаться, сколько сможет.

Я принесу зеркало, в которое была заключена Макора…

Элья стиснула зубы и медленно положила старую сосновую шишку наискосок к другой, уже лежавшей перед ней на земле.

— Мудрый и справедливый Стафир… — прошептала она.

Ещё одна шишка.

— Прекрасная Сельтенна…

Элья так сосредоточилась на шишках и на движениях собственных рук, в свете костра ставших оранжевыми, что даже не вздрогнула, когда кто-то вдруг сказал:

— А, это ты…

Хотя, конечно, услышала.

— Позволь подойти к твоему костру.

Это прозвучало как ритуальная фраза. Причём смутно знакомая.

— Подходи, — отозвалась Элья.

Она повернула голову только тогда, когда шишка, обозначавшая Чёрного Странника, легла на положенное место.

Маг уже приблизился, и теперь стоял рядом с костром, длинный и чёрный, и испытующе смотрел на девушку, словно ожидая от неё чего-то — или изучая: так смотрят на какое-нибудь редкое существо, возможно, небезопасное, но неизвестное науке и потому любопытное. Вся его фигура, от носков сапог цвета ивовой коры до встрёпанной макушки выражала настороженность.

— Зачем ты пришёл?

Герек пожал плечами:

— Увидел костёр. Не боишься в лесу одна?

— Чего мне бояться?

— Ну… волков, например. Или контрабандистов. Через озеро иногда перевовозят различные товары.

— Нет, не боюсь. Пусть делают, что хотят. И волки, и контрабандисты.

Герек вздохнул и сел на землю. Не расслабленно, вытянув ноги, а подобравшись, словно был готов в любой момент вскочить и то ли бежать куда-то, то ли отразить нападение. Руки сцепил в замок.

— Ты что-нибудь ела? — буркнул он.

— Что?

— Ела, спрашиваю?

— Боишься, что я помру с голоду и не исполню клятву?

— Ты не помрёшь с голоду. Чары вынудят тебя достать еду любым способом, если без неё ты не сможешь двигаться дальше.

— Но, как видишь, я успешно сопротивляюсь чарам. Я сижу здесь уже второй день и просижу ещё дольше.

Герек ничего на это не сказал.

Элья смотрела на разложенные перед нею шишки и слушала треск веток в огне. Она не стала рассказывать, какими неожиданно вкусными оказались корешки лопуха: если подержать их над костром на прутике, просто пальчики оближешь. Она не стала говорить о том, что здесь навалом той травы, за которой когда-то отправляла её Гарле-каи, и которая потом шла на всякие отвары — то есть, травы вполне съедобной.

Если он вдруг решил проявить заботу (неужто совесть заела?), пусть принесёт кусок мяса, а не задаёт идиотские вопросы.

— На тебе плащ моего наставника, Карсага, — сказал вдруг Герек.

Элья молча сняла плащ и протянула ему.

— Ты чего? — не сразу сообразил он. — Да я вообще не то имел в виду, не надо так реагировать…

— А как мне на тебя реагировать?! — окрысилась Элья.

Герек снова промолчал.

Она свернула плащ и положила себе на скрещенные ноги. Здесь, у костра, Элья сидела без сапог, чтобы дать отдых многострадальной ступне, которая всё ещё немножко ныла, хотя, конечно, не так, как накануне.

— Вообще-то я могу помочь, — сказал вдруг Герек.

Элья подавила порыв брякнуть, что ей ничего от него не нужно, и пусть катится колбаской. Она понимала, что вариантов насчёт того, что ей делать дальше, не так уж и много, а значит, неожиданная расположенность к ней её мучителя может оказаться полезной.

— Да что ты? — со смешком спросила Элья. — Неужели от клятвы меня освободишь?

— Нет, но я могу перевезти тебя через озеро. Ты будешь ближе к Сакта-Кей. Я, кстати, там теперь живу неподалёку…

— Я же сказала, что не собираюсь в Сакта-Кей.

— Ты всё равно туда поедешь, — отрезал Герек. — И лучше будет, если некоторую часть пути ты преодолеешь вместе со мной.

Элья нахмурилась. В его словах был резон, но вновь обретённая гордость не позволяла согласиться сразу.

— Тебе-то что до этого? — буркнула она. — Мне казалось, тебе плевать. С чего ты вдруг решил помогать мне?

— Решил — значит, есть причины.

— А меня не хочешь просветить?

— Нет. Да и какая тебе разница? Сейчас для тебя это самый лучший вариант.

— Что же ты сам не заберёшь зеркало? — ядовито поинтересовалась Элья. — Раз уж живёшь там?

— Я же мёртв, забыла?

Перед внутренним взором Эльи промелькнула врезавшаяся в память картина: человек, которого только что пытались оглушить, выпрямляется, держась за дерево, чтобы встретить свою смерть лицом к лицу…

Он действительно должен быть мёртв.

— Да, Лэрге и Мароль… — медленно произнесла Элья. — Когда они пришли, то сказали, что убили тебя. Вернее, Мароль сказал так: «Он не жилец». Я точно помню. А ему в таких вещах можно верить…

— Да, он не ошибся, — отозвался Герек. Рука его схватила было шишку, одну из пяти, которые раскладывала Элья, но потом, словно передумав, взяла лежавшую рядом веточку и кинула её в костёр. — Рана была смертельной. Но в Лесном Клане очень хорошие врачеватели.

— Как они нашли тебя?

— Всплеск магии. Отряды Наблюдающих всегда слышат такие вещи и проверяют их.

— Тебе повезло… — пробормотала Элья, которую, впрочем, не оставляло чувство, что Герек чего-то не договаривает. Хотя почему он должен быть откровенен с ней?

— Да, повезло, — сказал Герек.

— А… а что ты там делал? Ты помогал полицейским?

Маг невесело хмыкнул:

— Нет, я действовал сам по себе. Я не знал про полицейских.

— И помешал им, — утвердительно сказала Элья.

— Можно подумать, тебя это расстроило.

— Тогда — нет.

— Тогда? — посмотрел он на неё исподлобья.

Элью передёрнуло от воспоминаний.

— Лучше бы я отправилась в тюрьму, чем в Подземный Дворец, — со злостью произнесла она. — Или пусть бы в меня выстрелили так же, как в тебя. Что угодно, как угодно… Только не к Болотному Королю, к которому отправил меня Грапар. И попробуй мне сказать, что я это заслужила! — вдруг крикнула она. — Ты не знаешь, как там… ты ничего не знаешь!

— Давишь на жалость?

— Пошёл ты.

Герек снова хмыкнул и поднялся на ноги.

— Пошёл так пошёл.

Она не смотрела, как он уходил. Только слышала, как прошелестели шаги по траве, да ветка под сапогом хрустнула.

А потом Элья снова осталась одна.

От жара костра раскраснелись щёки. Спину же обдавало холодом. Элья завернулась в плащ, стало чуть уютнее, но ненамного.

«А сейчас он уплывёт, и будет ещё хуже».

Приняв решение, она кое-как натянула сапоги, поднялась и взяла свою палку-трость.

***

Герек стоял у вытащенной на берег лодки. Тёмная фигура, пропечатавшаяся в густой синеве неба.

Он обернулся, и Элья услышала его смешок. Реакция была ожидаема, но девушка всё равно разозлилась:

— Не обольщайся, просто когда ты находишься поблизости, мне меньше хочется рвануть в Кабрийский округ, только и всего!

— Это, должно быть, потому, что мы обменялись кровью до того, как ты произнесла клятву. Тень твоей сущности, свободной от клятвы, сейчас со мной. Видимо, поэтому тебе и проще.

— Я даже не знаю, что на это можно ответить. Если ты делаешь вид, что слишком умный…

— Я не делаю вид. Я на самом деле умный. Почему ты не потушила костёр?

Элья повернула голову. На левом берегу, за чередой деревьев, плясали оранжевые отблески. Яркая прореха в ткани, сотканной из ночных теней. Отсюда даже, казалось, можно было услышать, как трещат дрова, которые Элья кропотливо складывала домиком. Хотя вряд ли, конечно, была возможность уловить этот звук с такого расстояния — шагать оттуда пришлось где-то с полверсты, если не больше.

— Пускай горит… — отозвалась Элья, глядя на пятно огня.

— Нельзя так. Жди тут.

Элья осталась возле нужной лодки, в которой лежала небольшая дорожная сумка. Неподалёку можно было увидеть ещё пару плоскодонок, но ими явно пользовались нечасто. Берег вообще выглядел так, будто сюда редко кто-то добирался.

Несмотря на то, что Герек должен был вернуться наверняка — в конце концов, здесь была его лодка и вещи — Элья всё равно чувствовала себя очень неуютно и нервничала. Она хотела, чтобы маг пришёл как можно скорее. И не столько из-за «тени сущности», к которой её тянуло. Просто стоять в одиночестве на берегу ночного озера — это совсем не то же самое, что стоять в одиночестве на берегу ночного озера и видеть на другом берегу костёр. Такое одиночество ощущается более пронзительно, почти болезненно; невольно начинаешь чувствовать себя человеком, которого обделили, недодаличего-то важного, радостного, обрекли на вечную тоску…

Но вот пламя погасло, и левый берег затопила чернота.

С четверть часа Элья провела в полной темноте и тишине, чувствуя себя так, будто стоит на краю вечности.

Герек начал выговаривать ей уже на расстоянии нескольких шагов.

— Огонь — это смерть для леса, — буркнул он. — Ни в коем случае нельзя оставлять не затушенных костров. Случайная искра может наделать больше бед, чем ты сможешь исправить. Причём ты — особенно.

— Что значит — особенно? — насторожилась Элья.

Герек охотно пояснил:

— Это значит, что в последнее время ты больше портила, чем что-то исправляла. Садись давай.

— Откуда тебе знать, что я делала в последнее время?! — снова разозлилась Элья. — Кто ты вообще такой, чтобы мне морали читать?

— Считай, что я твоя совесть. Садись, сказал.

Элья стиснула зубы, чтобы сдержать рвущийся с языка ответ, и неуклюже забралась в лодку. Села, положила рядом трость.

Высокая тёмная тень на берегу соединила перед собой ладони — и лодка, бесшумно проехавшись по земле, соскользнула в озеро.

Герек разбежался и тоже прыгнул внутрь, заставив лодку покачнуться. Вставил в уключины вёсла, и те принялись ритмично, с плеском вспарывать водную гладь. Руки мага при этом оставались свободными; он расположился поудобнее, но на месте сидел неспокойно и периодически вертелся, осматриваясь, хотя это явно было излишним: вокруг не было ни души.

Элья смотрела на воду. Та казалась чёрной и вязкой. И странно манящей. В ней почему-то не отражались даже звёзды — только морщинистое подобие луны, которая словно раздулась в преддверии полнолуния… Элья быстро взглянула в небо. Нет, светило не манило к себе, только его отражение… Она снова посмотрела на воду, чувствуя себя ещё более неуютно. Даже плотнее завернулась в плащ…

— Долго нам плыть? — спросила Элья. Голос почему-то звучал нетвёрдо, дрожал.

— Пару часов.

Она ощутила приближение паники. Целых два часа!

Зов Болотного Короля — продирающие до костей звуки горна — способен настигнуть её здесь. Туда можно попасть и через озеро… Девушка не знала, откуда ей всё это известно, но была уверена, что так и есть.

Элья вспомнила наставления Гарле-каи и принялась слушать мир. Плеск, прикосновения сорвавшихся с вёсел капель к поверхности озера. Где-то вдалеке — окрик неведомой птицы. И снова вёсла опускаются в воду… и поднимаются… летят капли…

…В одном из малых залов Подземного Дворца был бассейн с водой, весь заросший тиной. По стенам змеились водоросли, излучавшие бледный свет. Служанка, такая же, как она, по приказу одного из придворных опускала голову Эльи, стоявшей на коленях возле бассейна, в вонючую от тины воду. И потом, подождав некоторое время, поднимала обратно — за волосы. Сам придворный — высокий хвостатый тип, из тех, с какими люди Грапара дрались на белоборской поляне — не должен был делать это самостоятельно, хотя, наверное, был бы не прочь; дотронуться до низшей прислуги означало запятнать свою честь.

«Окуни её туда ещё разочек… — шипел он, и раздражённые удары хвоста о каменную стену гулко разносились по залу. — Возможно она станет более расторопной… И поймёт, что всё должно быть готово именно тогда, когда я говорю…»

Элья могла бы крикнуть, что за полчаса невозможно очистить этот дурацкий бассейн — тины в нём слишком, слишком много; но к тому времени она уже научилась не спорить. Она едва успевала набрать воздуху, чтобы не захлебнуться, и едва сдерживала крик, когда её возвращал на воздух сильный рывок за волосы.

«Вода тогда с меня стекала с тем же звуком, — вдруг пронеслось в голове у Эльи. — Точь-в-точь».

Она больше не видела луну — интерьеры Подземного Дворца стали почти осязаемыми. Даже привкус болотной воды появился во рту — будто Элью действительно только что окунули в вонючий бассейн.

Ещё чуть-чуть — и она окажется там на самом деле.

Только перевеситься через борт и нырнуть…

Только нырнуть…

— Что ты там надеешься увидеть? — прозвучал голос за её спиной. — Выпрямись лучше, а то свалишься.

Когда Элья опомнилась, то обнаружила, что её лицо нависает над водой так низко, что кончики волос касаются поверхности. Борт лодки больно давил на живот — а мгновенье назад она этого даже не чувствовала…

Дрожа с головы до ног и ощущая, как горит спина, Элья выпрямилась и передвинулась как можно ближе к центру. А потом, подумав, развернулась так, чтобы оказаться лицом к лицу с Гереком. Тот, похоже, внимательно наблюдал за ней, хотя увидеть выражение его лица было почти невозможно — луна лила свет из-за его спины. Казалось, этот силуэт сейчас распрямится, как пружина, и ударит…

Нет, не может быть. Это всё память тех мест, которым она принадлежала совсем недавно, это оттуда у неё животный страх перед магом… Если бы он хотел её убить, сделал бы это ещё тогда. Наверное…

Элья облизнула губы.

— Как ты думаешь, Болотный Король… он может сюда проникнуть? Я имею в виду, в это озеро?

— Угу, — хмыкнул Герек. — Лично поплывёт от самого Белобора.

— Я тебя серьёзно спрашиваю!!

— Не кричи.

— Тогда отвечай нормально, а не ёрничай!

— Я сам буду решать, как мне разговаривать, — резко сказал Герек. Но на вопрос всё-таки ответил, уже спокойнее: — Болотному Королю слишком долго поклонялись. Его принимали за бога, а это любой нечисти даёт огромную силу. Поэтому допускаю, что твои опасения небеспочвенны.

— Ну надо же, снизошёл, спасибо, — буркнула Элья и замолчала, обхватив себя обеими руками, чтобы унять дрожь.

Знать бы, во имя чего он мучается. Зачем она ему понадобилась? Какие у него появились причины, чтобы возиться с ней?

— А что случилось, собственно? — спросил Герек, не сумев, по всей видимости, сдержать любопытства. — Ты что-то услышала?

— Н-нет… Не знаю. — Элья снова замолчала, но ненадолго: тишина давила, пугала. Пришлось говорить, плюнув на злость: — Гарле-каи долго пыталась сделать так, чтобы я перестала чувствовать себя причастной к Белоборским болотам. Я думала, у неё получилось, но теперь…

— Гарле-каи? Хорошо её знаю, отличная ведунья… Не думал, что вас познакомят, она вообще затворница.

Элья рассказала о том, как Гарле-каи ушла из Лесного Клана и поселилась на холме недалеко от небольшой деревеньки, и как её, Элью, определили к ней помощницей.

— А потом я сбежала, — мрачно закончила она. — Угадай почему.

— Да уж, догадываюсь. — В голосе Герека мелькнуло самодовольство. — Ты ей не рассказывала про клятву?

— Я сама ничего не знала про клятву, — буркнула Элья. — Я вообще почти не понимала, что происходит. Только когда тебя увидела, сообразила, что ты имеешь к этому отношение… Впрочем, о чём я тебе говорю? Ты ведь лучше меня должен знать, как оно действует.

— Нет. Я впервые использовал такое колдовство.

— Прекрасно.

— Более того, до Лесного Клана я практически не умел колдовать.

Элья смутно припомнила, что Мароль говорил о Горе как о неопытном колдуне.

— И научился меньше, чем за год? — с сомнением спросила она.

— Появился повод.

Какое-то время они молчали, и Элье пришлось снова слушать, как вёсла разрезают воду. Впрочем, теперь, когда она смотрела на тёмное днище лодки, а не на воду, эти звуки больше не пытались вернуть её в Подземный Дворец. Пока.

— Раз ты теперь такой умный, может, скажешь мне, почему я сейчас чуть не нырнула туда? — голос опять дрогнул.

— Мне-то откуда знать? Скорее всего, то, чем ты стала, пока сидела в Подземном Дворце, по-прежнему в тебе, и это не изжить ни с помощью Гарле-каи, ни как-либо ещё. По крайней мере, какое-то время ты будешь продолжать быть… не совсем человеком.

— Но я же… я ведь всё-таки больше человек, чем нечисть, да?..

— Ну, ты сейчас в большей степени человек, чем была тогда, когда я тебя увидел во время превращения. Кстати, как на тебя повлияла остановка превращения, я тоже не знаю. Заклятие крови вообще очень непредсказуемо, может выстрелить, когда никто не ждёт.

— То есть, — медленно произнесла Элья, — я по-прежнему могу превратиться в птицу?

— Скажем так… Если это случится, я не очень удивлюсь. Но вообще маловероятно.

— И на том спасибо.

Элья замолчала, зная, что с Гереком разговора по душам ожидать не приходится. А ведь сейчас, когда она не ощущала постоянной тяги в Кабрийский округ, ей очень хотелось поговорить с кем-нибудь, кто смог бы как-то её поддержать, посочувствовать в конце концов…

Потому что, если подумать, сейчас в лодке, рассекающей гладь большого озера, сидит один человек и один недочеловек. Или недо-нечисть. Или недо-птица. Один человек — и нечто нецелостное, не имеющее названия, смутное и неопределяемое.

«А когда-то, — подумала Элья, — я хотя бы могла сказать, что я танцовщица…»

***

Рассвет следовал за ними по пятам и настиг уже на берегу. Берег был неприветливый, холодный; скалистая гряда невысоких холмов сжимала, словно тисками, маленький пляж, возле пирса проступали очертания неподвижных парусников, похожих на больших спящих мотыльков со сложенными крыльями. Вдалеке, на фоне синевы отползающей к горному хребту ночи, чернели башенки и крыши приозёрного городка.

— Ты же говорил про контрабанду… — пробормотала Элья. — Почему здесь целый порт?

Её слегка подташнивало от недосыпа; она ослабла, замёрзла, несмотря на плащ, и чувствовала себя каким-то пресноводным перед зимней спячкой.

— Контрабандисты пользуются другими причалами, — сказал Герек. — В том числе, бухточкой в лесу, откуда мы отплывали. А здесь швартуются легальные торговцы, ну и рыбаки, конечно. На высоком, правом берегу озера, проходит граница Катумского округа, там лучшие сорта яблок, которые — тоже, кстати, вполне законно — закупает даже Илана. Через озеро и Кабрию из Катума туда добираться быстрее, чем лазать по холмам. Тем более, по морю обходить… А отсюда в Катум отходят суда с паломниками…

— Это из-за беседки Халитху? — припомнила Элья главную достопримечательность Катумского округа.

— Ну да. Хотя было бы на что смотреть, честно говоря…

— Ты её видел? — встрепенулась Элья.

— Приходилось. Даже на холм забирался…

Проигнорировав причал, Герек, уже вручную, повёл лодку ближе к камышам. Элья выбралась на берег и встала рядом с магом, пока тот с помощью колдовства вытаскивал лодку из воды. Смотреть, как он колдует, было любопытно: Герек одно мгновенье словно прислушивался к чему-то, отчего его лицо становилось отрешённым, нездешним — Элье невольно вспоминалось, как Мароль рассказывал о проникновении сознания волшебников в иные миры — и потом только начинали двигаться его руки.

Герек перекинул через плечо сумку и, бросив: «Пошли», быстро зашагал прочь.

— Ты можешь идти помедленнее?! — зашипела Элья, с трудом догоняя его.

Маг, приостановившись, мрачно посмотрел в её сторону.

— А, ну да, извини, — буркнул он. — Забыл… Да, кстати, я надеюсь, ты умеешь ездить верхом?

Элье откуда-то из прошлой жизни пришло солнечное воспоминание, как один из её многочисленных поклонников дал ей урок верховой езды. Танцовщице, которая в ту пору ещё только начинала работать в придворной труппе, было интересно абсолютно всё, хотелось использовать бесчисленные возможности новой головокружительной жизни, открывшейся ей после окончания школы-приюта. Упросить хорошенького гвардейца, чтобы объяснил ей, как ездить верхом, было делом техники. Сидеть с ним в одном седле было здорово — да и без него тоже, в те времена девушке всё давалось легко. А лошадь у него была, будто из сказки выбежала — сама тёмная, как ольховая шишечка, а грива — светлая… как же называлась эта масть?.. Элья уже не помнила.

— Я ездила как-то раз… — неуверенно произнесла она. — У меня получалось. Может, и сейчас… Только если не быстро.

— Ладно, посмотрим.

Идти пришлось довольно долго — солнце не только успело забраться на небосклон повыше, но и начало ощутимо припекать. Дорога шла через каменистые холмы; травяные волны, которые гнал робкий утренний ветерок, бились о большие валуны, серые и красноватые, в художественном беспорядке раскиданные вокруг природой.

Элья, которая по прибытии лишь слегка прихрамывала, всё заметнее припадала на больную ногу. Девушку раздражало всё: и её угрюмый спутник, и собственная неповоротливость, вызванная не столько нытьём в ноге, сколько бессонной ночью, и то, что день, скорее всего, будет жарким — слишком жарким для того, кто ещё не отошёл от года жизни во дворце Болотного Короля.

Наконец, за изгибом очередного холма им открылась небольшая долина. Основную её часть занимал загон — очевидно, для лошадей, хотя именно сейчас он был пуст — а вокруг было разбросано несколько строений разных размеров, от небольшой сараюшки до двухэтажного каменного дома.

Герек быстрым шагом направился к этому дому, снова не следя за тем, поспевает за ним Элья, или нет. Хозяев он оповестил о своём прибытии требовательным стуком в закрытые ставни. Минут пятнадцать говорил с неожиданно бодрым и деятельным заводчиком, коренастым мужчиной весьма представительного вида, и вот пара мальчишек уже вела к ним с Эльей двух тонконогих гнедых красавцев.

Вручив заводчику увесистый мешочек, Герек принял поводья и подвёл одного из жеребцов к Элье:

— Забирайся.

Девушка немного растерялась.

— А… а можно какой-нибудь стул? Я боюсь, что с земли не залезу.

Заводчик, позволив себе снисходительную усмешку, лениво взмахнул рукой, и перед Эльей очутился небольшой чурбачок. Так значит, этот тип тоже волшебник! Остаётся только догадываться, сколько стоит прокат лошадей… Девушка покосилась на Герека, пытаясь понять, будет ли он требовать с неё потом деньги или нет. С него, пожалуй, станется…

Когда к ней подвели коня, Элья вставила здоровую ногу в стремя… и вдруг сообразила, что она в платье. Тогда, перед тем, как брать урок верховой езды у гвардейца, она специально надела брючный костюм…

Впрочем, кому какое дело!

Элья неуклюже забралась в седло и поправила подол. Жеребец, и до того не выказывавший радости от встречи с будущей всадницей, раздражённо всхрапнул и попытался встать на дыбы.

— Тихо, тихо, угомонись… — заводчик плавно поводил ладонями перед мордой коня, и тот нехотя успокоился. Судя по всему, без магии не обошлось. — Понятия не имею, что это с ним. Обычно он смирный…

Герек, уже оседлавший своего коня — без помощи чурбачка — криво усмехнулся, но промолчал.

«Ну конечно, — мрачно подумала Элья, — небось, животное чувствует, что на нём сидит недо-нежить».

Уже потом, когда они с Гереком неторопливо ехали меж холмов по пустынной дороге, она заметила:

— Странно, что лошадь почувствовала во мне нежить, а маг нет.

— Далеко не каждый маг способен такое почувствовать, — отозвался Герек. — Тем более, человека в тебе всё-таки больше.

— Ты уверен? — небрежно, как бы в шутку, спросила Элья, хотя этот вопрос её очень волновал. Она задавала его уже не в первый раз — и знала, что будет задавать ещё.

— Я год провёл в Белоборе. Мне есть, с чем сравнить.

Даже несмотря на то, что Герек говорил так отнюдь не для того, чтобы её успокоить — он просто констатировал факт — настроение не улучшилось.

— А как ты собираешься возвращать ему коней?

Элья со странным чувством оглядывалась вокруг. Нависавшие над дорогой утёсы очень походили на те, что являлись ей в мучительных снах…

— Он сам позовёт их через несколько часов, и они примчатся на зов, — ответил Герек. — Таково свойство наложенных на них чар. Ты ведь заметила, что он не назвал их имена? Это обычная предосторожность.

— А ты, как маг, сможешь снять это заклятие?

— Хочешь переквалифицироваться в конокрадку?

— Я спрашиваю из любопытства, — холодно заметила Элья. — И перестань делать из меня преступницу! Моя вина всего лишь в том, что я доверилась не тому человеку!

Герек какое-то время молчал. Девушка подумала было, что он счёл нужным вообще не отвечать на её вопрос, поэтому вздрогнула, когда маг всё-таки заговорил.

— Теоретически, я много чего могу, — сказал он неожиданно спокойно, без яда в голосе. — Но подобные заклятия никогда меня не интересовали. Меня вообще мало интересуют лошади… Кстати, в присутствии других делай вид, будто я вовсе не маг. Так будет безопаснее для нас обоих.

— Почему?

— Потому что, — отрезал Герек.

В закоулках души Эльи словно зашевелилось неведомое болотное чудовище.

— Вы не очень-то вежливы, господин Ловор, — заметила она так тихо, что голос больше напоминал змеиное шипение.

— Наверное, потому, что я больше не господин Ловор. И не в последнюю очередь — благодаря тебе.

— Тебя лишили фамилии? — она слегка растерялась.

— А ты как думаешь?

— Ты что, действительно убил собственного брата?

Герек, ехавший чуть впереди, обернулся через плечо, смерив её свирепым взглядом, но Элья бесстрашно этот взгляд выдержала, не отведя глаз.

— Моего брата убила Макора.

— Как? Если верить тебе, она сидела в зеркале Грапара.

Герек скрипнул зубами:

— Это был удар из Зеркальных Глубин, через отражающую поверхность, которую представляли собой стеклянные стенки шкафа с посудой в той комнате. Поэтому шкаф и упал. И сделай милость, прекрати задавать мне дурацкие вопросы. А лучше вообще помолчи…

Герек вдруг натянул поводья и прислушался. Элья последовала его примеру, хотя не понимала, что его так насторожило — горная тропа была пустынна и объята тишиной, если не считать порывов ветра, который, попадая в скальные расщелины, иногда подвывал совсем как человек, стонущий от горя или отчаяния.

— Что случилось?

— Надень капюшон, — быстро произнёс Герек вместо ответа.

Элья поспешно натянула на голову капюшон плаща.

Из-за скальной гряды вдруг вышли двое. Они производили впечатление начинающих разбойников, которые только-только подались на большую дорогу и сами пока трусят больше, чем их потенциальные жертвы. У каждого на плече ружьё, дула целят в небо. Одежда простая, домотканая; у обоих коричневые рубахи и почти одинаковые кожаные пояса шириной пальца в три. К поясам пристёгнуты ножны с кинжалами и небольшие квадратные сумочки, тоже как будто по одному лекалу кроились. Как ни нелепо, но, похоже, это была униформа.

— Вы что, из одного сиротского приюта сбежали? — поинтересовался Герек, когда незнакомцы заступили им дорогу. — Или из тюрьмы?

Элья стиснула зубы. Ясно же, что этих типов лучше не провоцировать, почему он сразу начинает так себя вести?! Если бы ему не нужно было скрывать, что он маг, тогда ещё ладно — но ведь и тут вопрос, что быстрее, пуля или заклинание…

— Ты, парень, повежливее. Мы охраняем великую Кабрию и её государя Панго от непрошенных гостей. Кто вы такие?

Элья с трудом удержалась от восклицания. Великую Кабрию? Государя Панго?!

— Жаль, что у меня нет ружья, — посетовал Герек. — Я бы тогда назвался самим Панго и был бы уверен, что никто не подвергнет это утверждение сомнению. По крайней мере, вслух. Да и вы вряд ли стали бы ко мне цепляться, верно?

— Отвечай на вопрос! — другой мужчина — а вернее, совсем паренёк ещё, не старше Эльи, — выпрямился, и в его голосе внезапно прорезались начальственные нотки. — Пока ещё мы с вами по-хорошему разговариваем, а будете хамить, отвезём в крепость, и там пусть Дом Полиции разбирается, кто вы и зачем!

— Угу, вот так просто возьмёте и отвезёте? — саркастически осведомился Герек, который, похоже, принадлежал к породе тех людей, чья способность не лезть за словом в карман усиливается пропорционально паршивости ситуации. — Можно подумать, кто-то вам позволит это сделать. Так что сначала вы скажите, кто вы такие и по какому праву нас останавливаете. Я живу в Кабрии, и про «охрану от непрошенных гостей» слышу впервые.

— А… — усмехнулся тот «охранник», который был постарше. — Так вы ничего не знаете, значит… Но это не избавляет вас от необходимости отвечать на наши вопросы. — Он приосанился. — Неделю назад государь издал указ о создании пограничных постов на границе Кабрии. Велено проверять всех выезжающих — и особенно въезжающих. Вот вы, например, говорите, что живёте здесь. А чем можете доказать?

Элья, с опаской переводящая взгляд с Герека на пограничников и обратно, заметила, что брови мага взлетели вверх. Секунду он раздумывал, а потом, приняв, по всей видимости, решение не лезть на рожон, ответил:

— Спросите в любой аптеке любого ближайшего города. Половина снадобий там сделаны мною. Я сотрудничаю с ними уже не первый месяц.

— А зовут вас как? — Пограничник, который постарше, всё-таки перешёл на «вы».

— Грок.

— Вы, получается, травник? И где учились ремеслу?

— В Лесном Клане.

Пограничник внимательно оглядел Герека, а заодно и Элью, только сейчас отметив их плащи и сапоги из кожи белой лесной коровы.

— Волшебники? — он сощурился.

Терпения мага хватило ненадолго.

— Был бы я волшебником, — огрызнулся он, — вы бы, выродки, уже оба летели в сторону моря без крыльев и кристаллов.

— Что ты сказал?!

Пограничники, как по команде, схватились за ремни своих ружей, и Элья поняла, что пора как-то спасать ситуацию.

— Ребята, не сердитесь, — умиротворяюще проворковала она. — Мы просто очень устали и хотим домой. Не спали всю ночь. Пожалуйста, будьте снисходительны на первый раз, пропустите нас.

Герек кинул на неё рассерженный взгляд, но, к счастью, промолчал.

Пограничники тоже посмотрели на Элью — не так люто, как маг, но и не сказать, чтобы приветливо.

— А вы кто такая? — сурово спросил старший пограничник. — Жена его, что ли?

Элья запнулась лишь на мгновенье.

— Ну разумеется, жена. Алья меня зовут.

— А документ, подтверждающий брак, у вас есть?

— Конечно, есть. Только… м-м… мы же не знали, что теперь здесь пограничники, и нужно брать с собой все документы. — Она виновато потупилась. — Но в следующий раз мы обязательно его возьмём!

— Документы нужно брать с собой всегда, — с важным видом сказал паренёк.

— В следующий раз непременно возьмём! — закивала Элья. — А сейчас… можно мы поедем, а? Очень уж спать хочется!

Пограничники против воли заухмылялись.

— Ладно, — проворчал старший. — Езжайте! Слава государю Панго!

— Слава государю! — обрадовано отозвалась Элья и тронула коня.

Герек упорно молчал, но стоило им отъехать подальше, громко зашипел на девушку:

— Тебя кто просил лезть?!

— Не знаю, как ты, а я совершенно не хочу, чтобы меня тащили в какую-то крепость! — прошипела в ответ Элья. — Что это вообще было? Какой ещё государь Панго?!

Она смутно припомнила разговор с трактирщиком. Кабриец… Ведьма… «Панго готовит для папаши что-то ужасное…». Тогда ей было не до того, чтобы вникать, голова была слишком занята клятвой, но сейчас, когда рядом был Герек, появилась возможность подумать.

— Кабрия теперь — вроде как отдельное государство, — нехотя объяснил маг. — Панго тайно держали под стражей в Сакта-Кей, но твои дружки из Сопротивления его освободили, и теперь в том же здании находится его резиденция…

— Они не мои дружки! — взорвалась Элья. — Я их ненавижу! Ясно тебе?! Ненавижу! И перестань так говорить!

Герек хмыкнул.

Девушка вздохнула, успокаиваясь. Нужно всё-таки держать себя в руках, в который раз сказала себе она. И не вопить так громко — их наверняка ещё слышно на «пограничном посту».

— Так, значит, Кабрия — отдельное государство. Пограничники, насколько я понимаю — нововведение, ты о нём не знал… А люди, они поддерживают принца?

— Конечно, это же кабрийцы. И лучше не называй его принцем. Он государь, король Кабрии. И в перспективе — всего Татарэта, то есть, того, что от него останется, но об этом вслух не говорят. Эрест, хоть пока и не шлёт войска, чтобы вразумить сынишку, всё-таки не железный, и его терпению тоже есть предел.

— Войска?.. — Элья вздрогнула.

— А ты думаешь, можно посадить всех кабрийцев в тюрьму?

— А ты… раз живёшь в Кабрии… тоже поддерживаешь Панго?

— Нет.

— Тогда что ты тут делаешь?

— Просто живу, — уклончиво ответил Герек. — Работаю. Поддержка Панго является делом добровольным. Никто никого не принуждает. Пока. А вот открыто идти против него, особенно живя в Кабрийском округе, не стоит. Его поддерживает почти всё основное население плюс Макора.

— Но почему? Что он такого им пообещал?

— Что они снова станут независимым государством. Отделятся от Татарэта — после того, как помогут Панго свергнуть Эреста, конечно.

— Но ведь другие округа тоже захотят отделиться!

— Не всё так просто. Времени прошло много, большинству нравится, как они живут сейчас. В той же Шемее есть кучка идиотов, которая пытается вставлять Эресту палки в колёса; но благоразумных людей там куда больше. Кабрия же всегда была настроена против, там воинственный дух и жажда свободы прошла через поколения. Поэтому для Панго её и выбрали.

— Ты хотел сказать, Панго выбрал?

Герек фыркнул.

— Нет, что я хотел сказать, то и сказал. Он действует не один, не забывай. Ему помогают твои дружки…

— Я же просила!!

— …и Макора. Перестань орать, мы с тобой и так не самые безопасные разговоры ведём… жёнушка. Ты, кстати, хорошо умеешь врать и притворяться. Я бы даже сказал, что у тебя талант.

— А что я должна была сказать? — резко отозвалась Элья, покоробленная его издевательским тоном. — Правду?

— Каждый выкручивается, как умеет, — заметил Герек, и в голосе его крепло раздражение. — Вернее, так, как считает правильным. Если тебе не претит унизительно клянчить собственную свободу у всяких ублюдков — которые, заметь, никакого права не имеют что-то от тебя требовать, — то на здоровье. Меня, в общем-то, это не удивляет. У таких, как ты, нет и крупицы достоинства — сначала плюёте на всех вся, не задумываясь о последствиях, а потом трясётесь за свою шкуру. На всё готовы, лишь бы не тронули.

Элья едва не задохнулась от возмущения:

— Да я, между прочим, сейчас и твою шкуру тоже спасла!

— Ну да, ты самоотверженно выставила нас обоих идиотами! Спасибо.

Элье снова начинал мерещиться болотный запах.

Она внезапно поняла: по-другому не будет. Герек никогда не сможет разговаривать с ней спокойно, как с нормальным человеком. Проявить хотя бы толику уважения по отношению к ней — это означает унизить себя. Вот ноги вытирать — пожалуйста. Делать всё, чтобы помнила, что она из себя представляет на самом деле, самоутверждаться с каждой новой сказанной гадостью — на здоровье. Но не иначе.

Лицо Эльи едва уловимо исказилось, руки стиснули поводья.

Если по-другому не будет — значит, не будет никак.

Конь под ней явно занервничал, попытался то ли сойти с тропы, то ли, наоборот, понести, да только далеко ли убежишь от монстра, который сидит прямо на тебе?

— Знаешь, что… — хрипло произнесла Элья, — я выбираю клятву.

— В смысле?

— В смысле, — произнесла она почти с удовольствием, — счастливо оставаться.

Элья наклонилась и слегка ударила жеребца пятками. Очередное усилие воли — из тех, благодаря которым ей удавалось не срываться на Герека — позволило ей немного умерить свою прыть и не пускать коня галопом. Подобный манёвр был всё-таки небезопасен на горной дороге, пусть и ровной, зато извилистой и часто выходящей к обрывам.

— Стой! — крикнул Герек.

— Ага, сейчас, — процедила Элья себе под нос.

Она увидела пологий спуск почти сразу и направила коня туда.

— Стой, идиотка, тебе же хуже будет!

Элья услышала стук копыт за собой и инстинктивно пригнулась, опасаясь того, что Герек попробует остановить её колдовством. Он вполне мог бы это сделать сейчас — они уже довольно далеко отъехали от пограничников, и вокруг, насколько хватало глаз, больше никого не было видно. Однако Герек почему-то не пустил в ход своё искусство. Когда Элья рискнула обернуться, то увидела, что он не нагоняет её, а стоит наверху, в самом начале спуска, придерживая своего жеребца, явно готового сорваться в погоню.

Оказавшись в небольшой долине, Элья галопом помчалась к ближайшему перелеску и больше не оглядывалась.

Только нужно зайти поглубже, чтобы на сей раз никто не увидел разожжённого ею костра…

5

К тому моменту, когда сгустились сумерки, Элья успела пожалеть о своём решении раз двести.

В конце концов, что он такого сказал?..

Он рассержен, он зол на неё, и это естественно. Хорошо ещё, что Герек не знает о разговоре между Эльей и Грапаром, в котором она вспоминала, как звали детектива, дружившего с главным министром Дертолем… Она-то чувствовала, что если бы не было этого разговора, Маррес, возможно, остался бы жив. Удар был нанесён через Зеркальные Глубины… Ловоров вычислили, к Ловорам пришли. Убрали одно из препятствий…

Но даже если не принимать во внимание этот разговор, она всё равно виновата. Виновата в том, что открыла дверь помощникам Грапара, которые украли зеркало. И теперь у принца Панго есть страшный союзник…

Всё-таки Герек прав: нужно исправлять свои ошибки. Если он не собирается снимать с неё клятву, значит, клятву необходимо будет исполнить — не сражаться же с этим всю жизнь. Она выкрадет зеркало, принесёт его Дертолю — и сможет жить нормально…

Выкрасть зеркало… выкрасть…

Элья перевела дух и крепче стиснула в пальцах прутик, которым уже давно чертила на земле что-то вроде таблички. Костёр — а вернее, совсем маленький костерок, не чета тому, который она складывала на берегу озера — трещал рядом, но не уютно, а как-то зловеще.

Да, самым лучшим выходом будет принять свою судьбу и идти в Сакта-Кей. Туда, где правит «государь Панго», туда, где Макора, и, наверное, Грапар…

Всё-таки, как ни крути, Грапар — это ключ, который позволит ей избавиться от клятвы. Действовать надо через него.

— По крайней мере, я теперь знаю гораздо больше. — Элья говорила вслух сама с собой, потому что звук собственного голоса помогал хоть как-то собраться с мыслями и не бежать сразу за зеркалом. — Я знаю, какая в Кабрийском округе обстановка. Я знаю про Панго и про пограничников. Панго называют Кабрийцем… — она перешла на шёпот. — Вместе с ним ведьма… это Макора. Это к ней я должна прийти. Это её зеркало…

Прутик хрустнул в её пальцах и полетел в костёр. Ладонь резко провела по земле, стирая линии и надписи.

Что она пытается сделать? Всё бесполезно. Противники слишком сильны, даже чары, на которых держится клятва, не спасут её от краха…

Элья тщательно отмыла руку от грязи водой из фляжки. Спасибо Гарле-каи, которая помогла ей стать человеком хотя бы до такой степени, чтобы беспокоиться о чистоте… Если бы только она не сбежала тогда от старухи…

Если бы она не сбежала, то не знала бы некоторой важной информации.

А теперь знает. Но достаточно ли этого? Конечно, нет. Конечно, у неё ничего не получится…

Элья металась от надежды к отчаянию, тень клятвы висела над ней, давила, как могильный камень.

— Бесполезно… — прошептала Элья, прикладывая ко лбу мокрую ладонь. — Бесполезно…

Лучше бы была рядом с Гереком, и тогда, может быть, они бы вместе придумали подходящий план. А сейчас думать получается плохо. Мысли лишь о том, чтобы бежать… вперёд, вперёд… Словно кто-то сидит на ней и подгоняет — как она сама подгоняла сегодня коня, который, несмотря на страх, всё же привёз её в этот лес. А потом ускакал, повинуясь то ли возобладавшему инстинкту, то ли зову хозяина — и Элья оказалась совершенно одна, без единого живого существа рядом. Да ещё погода портилась — ветер становился всё холоднее, и сейчас Элья почти не видела догоравшего заката из-за тяжёлых тёмных туч, атаковавших долину как раз с запада.

Может, стоило спуститься ещё ниже, к деревенькам с людьми, к городкам, к Сакта-Кей…

— Я пойду туда завтра… — шептала Элья. — Я пойду туда завтра, и будь что будет…

«Или я пойду к Гереку. И не завтра, а прямо сейчас, потому что иначе я не выдержу… В конце концов, его можно понять, он ничего особенного не сказал… в конце концов… но это потеря времени!»

Элья зажмурилась. Она просто убеждает себя. Она просто пытается их всех оправдать. Для чего?

— В конце концов, — произнесла Элья уже вслух, полушёпотом, — почему никто никогда не старался понимать меня? Почему это я должна подстраиваться под всех? Под этого грубияна, под приятелей Грапара, под самого Грапара, под клятву? Даже под Гарле-каи… А ведь из всего этого только клятва — не человек, только клятва не может выбирать. А они могут, и никто из них… ни разу… ненавижу-ненавижу… ненавижу…

Она замолчала, облизнув пересохшие губы. Темнота и одиночество делали её чуточку сумасшедшей — и в то же время, Элье казалось, что они открывают её настоящую. Именно здесь и сейчас она могла поговорить сама с собой, не таясь и не притворяясь. Она могла сосредоточиться на себе и услышать что-то вроде внутреннего голоса, самую глубинную свою сущность, понять правду о себе и о других.

И именно сейчас чувство несправедливости захлестнуло Элью с головой.

Действительно ведь, все ошибки, которые она делала, были по глупости.

Все действия, которые совершали против неё другие люди, были осознанными.

За свою глупость она уже расплатилась. С лихвой.

— Теперь ваша очередь, — вслух сказала Элья.

Нет, она прекрасно справится. Всё сделает одна — и сделает лучшим образом. Может, даже в историю войдёт. А почему нет? Маг, в довесок к клятве, наделил её огромной силой — силой управлять обстоятельствами и подстраивать их под себя.

Если уж ей всё равно нужно в Сакта-Кей, она извлечёт из этого максимум пользы. Поквитается с Грапаром, Маролем и Жеррой, утрёт нос Гереку…

Эти мысли явно пришлись по нраву той части её существа, которая стремилась в Сакта-Кей. Тяга слегка ослабла, и Элья даже ощутила усталость, сонливость, которым сейчас можно было подчиниться. Можно было отдохнуть… наконец-то…

С чувством глубокого удовлетворения собой и будущим Элья задремала, свернувшись калачиком возле маленького костерка, который нельзя было бы заметить. даже приблизившись на расстояние нескольких шагов.

***

Её разбудил дождь. Несильный, но настойчивый, да ещё и не по-летнему холодный.

Элья села, кутаясь в плащ. Она не промокла, но замёрзла, хотя костёр продолжал гореть… костёр… Да ведь уже почти рассвет, как же он не потух за столько часов?!

— Доброе утро.

Элья так и подскочила. Только сейчас она заметила по другую сторону костра знакомое лицо, выхваченное из предрассветных сумерек рыжим отсветом пламени. Лицо было хмурым, но враждебности на нём Элья не увидела. Возможно, впрочем, потому, что игра сумеречных теней с бликами костра способна почти до неузнаваемости исказить реальность.

— Зачем ты здесь?

Герек ухмыльнулся:

— Ты не рада меня видеть?

— Нет, — произнесла Элья настолько надменно, насколько могла это сделать спросонья.

— Ты просто сорвалась, это бывает.

— А ты что, не сорвался? — холодно осведомилась Элья.

— Возможно, наговорил лишнего, — ворчливо признал Герек. — Я не самый терпеливый человек. Но это не повод заставлять меня бегать по лесу.

— Я не просила тебя бегать. Я просто не хотела тебя видеть — и сейчас не хочу. Уходи.

— А может, ты просто хочешь, чтобы я извинился? — вкрадчиво спросил он.

— Нет, я просто хочу, чтобы ты ушёл и не мешал мне, — упрямо сказала Элья. — Потому что я собираюсь в Сакта-Кей.

Говорила она сейчас с той уверенностью, которую вовсе не чувствовала. Вчера перед сном было вдохновение, злость, знание, что она из всего выпутается и всех победит. Но теперь Элья стала удручающе обычным человеком, сомневающимся и напуганным.

А ещё Герек… На пороге утра он казался существом из другого мира. В сонную голову даже пришла мысль: а не мерещится ли ей этот тип, существует ли на самом деле?..

— Я не могу допустить, чтобы ты сейчас шла в Сакта-Кей, — резко сказал маг.

— Ага… — Элья начала что-то понимать. — Тебе самому нужно, чтобы я туда не ходила, так?

— Так, — не стал спорить Герек.

— Почему же?

— Я не могу тебе сказать.

Элья подняла брови. Её кольнуло любопытство, но она понимала, что задавать вопросы бесполезно. Слишком уж категоричным был его тон.

— Тогда сними чары, — сказала она.

Герек помедлил, прежде чем признаться:

— Этого я тоже не могу сделать… это невозможно. По крайней мере, для меня.

— Что?!

Элья подскочила, а потом и вовсе встала на ноги. Подошла к магу, едва не задев пламя юбкой.

Герек теперь смотрел на неё снизу вверх. Глаз не прятал, но и раскаяния в его взгляде не было.

— Хорошо, — тихо произнесла Элья. — Тогда давай искать того, кто сможет это сделать. Или ты уже знаешь кто?

— Никто не сможет снять заклятие такой силы, кроме того, кто его накладывал.

Элья почти зарычала, но ни сказала ему ни слова. Вместо этого она принялась ходить по полянке туда-сюда, словно стараясь таким образом выместить всю свою злость. Но злость только возрастала, становясь почти материальной.

Безответственный кретин, палач, ничтожество… Как же тошно! Стоило вылезти из болота, чтобы начать познавать глубины человеческой мерзости, глупости и слюнтяйства!

— Ненавижу… ненавижу, ненавижу, ненавижу…

— А почему ты, собственно, начинаешь сходить с ума? — спросил Герек немного с вызовом. — Скажу тебе честно: больше всего на свете мне в тот момент хотелось тебя убить. Но в Лесном Клане меня научили взвешивать решения…

— В самом деле?! Что-то незаметно!

— …и ещё меня научили стараться из всего извлекать пользу, — словно не слыша её, продолжал Герек. — Твоё появление было подходящим случаем потренироваться в том, чтобы останавливать действие мощного заклятия крови. А когда я тебя спас, убивать было уже как-то… неправильно. Ну, я и подумал: что бы полезного могла сделать ты…

— И ты теперь ждёшь, что я поблагодарю тебя? Скажу, мол, спасибо, что не прикончил?!

Герек поднялся на ноги, и Элья, вздрогнув, замолчала. Он всё ещё пугал что-то, сидящее в ней, и его резкие движения девушка подсознательно воспринимала как попытку напасть. А двигался он почти всегда резко.

— В ответ на это я ничего не жду, — сказал Герек, серьёзно глядя на неё. Голос у него звучал куда спокойнее — видимо, маг вспомнил, что пришёл сюда не затем, чтобы продолжать с ней бодаться. — Я сделал то, что казалось мне правильным. Кстати, тогда — уж прости — ты совершенно не была похожа на человека.

— По-твоему, это дало тебе право… — яростно начала Элья.

— Нет, — почти умиротворяюще сказал Герек. — Это не давало мне никакого права. Честно говоря, мне вообще лучше не воздействовать магией на людей. С вещами, растениями и даже животными мои силы контактируют гораздо легче, а люди… с ними бывают накладки.

— Ты поэтому не стал меня останавливать магией, когда я сбежала от тебя?

— Я мог сделать стену из пыли или камней, — заметил Герек. — Я не стал тебя останавливать, потому что не считаю себя вправе ограничивать чью-либо свободу. В том числе, свободу выбора. Магия — это запрещённый приём против человека, который магией пользоваться не может. Да, в случае с клятвой я поступился своими принципами, но, повторюсь, это было потому…

— Потому что ты не воспринимал меня как человека, а у нежити нет и не может быть свободы выбора, — жёстко закончила Элья.

— Вроде того. Ну и потом, у нас всё-таки была некоторая договорённость…

Элья презрительно фыркнула. В том состоянии, в каком она тогда находилась, можно было и не на такое согласиться. Она, правда, плохо помнила этот момент, но того, что помнила, вполне хватало, чтобы примерно представлять себе ситуацию.

Герек не обратил на её реакцию никакого внимания.

— Ладно, давай не будем сейчас это обсуждать. Нам нужно что-то решить. Ты, конечно, можешь уйти в Сакта-Кей и попытаться исполнить свою клятву. Я прекрасно понимаю, что не могу просить тебя этого не делать. Последствия твоего поступка могут быть фатальными для многих людей, но по сути, это будут последствия моего поступка, и отвечать за них придётся мне — перед людьми или перед совестью, неважно. — Герек вздохнул, собираясь с силами — спокойная убедительная речь явно давалась ему нелегко. — Но если ты примешь такое решение, я тебя останавливать не буду — просто это будет значить, что поделом мне, и всё. А вот если ты пойдёшь сейчас со мной и согласишься потерпеть меня какое-то время, то я устрою так, что ты отправишься в Сакта-Кей на максимально удобных условиях для тебя и для окружающих. Во всяком случае, тебе не придётся справляться с этой проблемой в одиночку.

Его готовность принять любое её решение, вне зависимости от последствий для себя, подкупала Элью. Нравилось ей и то, что он говорил размеренно и обстоятельно — в эту минуту она даже невольно забыла о куда менее приятных сторонах его характера, которые, как она успела узнать, вылезали при каждом удобном случае. Причём Герек сам знал о них, и его фраза «согласишься потерпеть меня» прозвучала обезоруживающе самокритично.

«Поладим как-нибудь», — подумала Элья, но соглашаться пока не спешила. Нужно обговаривать все условия и думать в первую очередь о себе — это был главный урок, который она вынесла за минувший год.

— Где я буду жить, если пойду с тобой? — спросила Элья.

— У меня в доме есть отдельная комната. Вообще весь дом в твоём распоряжении — кроме второго этажа. Туда тебе подниматься нельзя.

— А что там?

— Неважно. Просто прими как должное.

— Вот и первый сюрприз, — резюмировала Элья. — Ну ладно, допустим. А как тебе тот факт, что у меня абсолютно нет денег?

— Я и сам уже догадался, что их у тебя нет. Иначе что бы тут делала… Но это не беда, я зарабатываю достаточно, чтобы прокормить нас обоих.

— Мне ещё нужна одежда. Я, знаешь ли, — неприятно улыбнулась Элья, — так торопилась в Кабрийский округ, что забыла с собой прихватить хотя бы что-нибудь.

— Ты можешь выходить в город и покупать всё, что захочешь, в разумных пределах. Но выходить ты будешь нечасто, ненадолго и в капюшоне.

— Ещё одно «но». — Элья улыбнулась ещё шире.

Герек пожал плечами:

— Твоё дело. Но если кто-то надумает поинтересоваться, откуда здесь взялся человек из Клана Альбатроса — а они, насколькоты знаешь, превратились в птиц — то пожалуйста, не упоминай меня.

— А если упомяну? — с вызовом спросила Элья.

— Тогда есть вероятность, что убьют нас обоих.

Элья снова фыркнула, но почему-то поверила. Герек не был похож на человека, который станет преувеличивать опасность — скорее, наоборот.

Только вот знать бы, с чего вдруг подданным Панго убивать обычного травника, пусть даже он живёт с девушкой из Клана Альбатроса?..

Впрочем, она успеет его об этом расспросить.

Можно было бы, конечно, ещё немного потянуть время, однако мысль о том, что совсем скоро ей представится возможность посидеть в тепле, помыться, поесть и поспать на мягкой постели, заставила Элью проявить постыдное малодушие.

— Ладно, — проворчала она. — По крайней мере, я пока не вижу причин, почему бы по дороге в Сакта-Кей не зайти к тебе в гости.

***

Идти пришлось долго — обходить лес, потом следовать горной тропой, над которой нависали серые скалы с редкими проблесками багрянца и зелени, знакомые, пугающие и прекрасные… И вот, наконец, двухэтажный деревянный дом. Выглядит странно; по форме чем-то напоминает торт, сделанный торопливым кондитером и слегка подтаявший от солнца. Стоит на большой зелёной площадке, недалеко от обрыва, где угадываются очертания то ли парка, то ли сада, которого давно здесь нет — только ямы от выкорчеванных деревьев. В стороне — пологий спуск через перелесок, а если подойти к обрыву, то внизу можно увидеть город. Город этот — каменно-серый, в тон кабрийским утёсам, — раскинулся на двух невысоких холмах. Толщину окружающей его стены можно оценить даже с такого расстояния — должно быть, это один из древних славных фортов, который защищал когда-то княжества Семи Братьев от неприятеля; блестят на солнце чёрные и красноватые, похожие на шляпки подосиновиков, крыши.

— Ну, и что ты тут стоишь? — услышала Элья ворчание Герека. — Я думал ты за мной идёшь.

— Я и шла за тобой… Что это за город?

— Тангроль.

Элья нахмурилась, припоминая — название казалось знакомым, но не по учебнику истории…

— Железнодорожная станция, — с уверенностью произнесла она через полминуты.

— Да. Последняя перед тем, как дорога уходит за Драконий Хребет. Поворот в туннель верстах в пяти отсюда.

— А Сакта-Кей, получается, ещё дальше…

— Не думай пока про Сакта-Кей.

— Да помню я, — буркнула Элья. И, развернувшись, направилась к дому.

Уже многим позже, прикасаясь к этим страницам своей памяти с той же нежностью, с какой касаются страниц очень старой и очень любимой книги, Элья вспоминала, как ей поначалу не нравилось в жилище Герека. Вспоминала маленькую фигурку в бесформенном плаще — а именно там, в этой полутёмной захламлённой комнате, которую, возможно, кто-то когда-то называл гостиной, она увидела, что плащ сидит на ней мешком. Она тогда совершенно неожиданно обнаружила своё отражение в большом старинном зеркале, почему-то приколоченном за громоздким сервантом, что стоял справа от входа. Это зеркало сразу было не увидеть — только если пройти вдоль серванта вперёд к хлипкой лестнице в два пролёта и, почувствовав вдруг боковым зрением неясное движение, повернуть голову… и вот оно. И вот ты — вернее, то, что от тебя осталось.

Элья помнила и сам сервант, который дребезжал всеми своими стёклами, когда шагали по рассохшимся половицам — старый воин, с честью выдерживавший битву со временем. Вместо ожидаемого фарфора там стояли книги — и в нижней части, за тяжёлыми створками, и в верхней, полупрозрачной, на полке из зеленоватого стекла. А на самом верху дремали деревянные кадки с какой-то травой — и на окнах тоже, и на прямоугольном столе без скатерти, и на полу, там, где на них мог падать свет из двух больших окон с тяжёлыми пыльными гардинами…

Она дошла до лестницы, но наверх подниматься не стала — решила, что не стоит начинать свою жизнь в этом доме с нарушения установленных Гереком правил. Что-то давно забытое, детское, шевельнулось тогда у Эльи в душе, подняло маленькую кудрявую голову и шепнуло: «Тайна! Тайна, которую обязательно стоит разгадать!». И как будто пообещало увлекательную игру…

Возможно, именно из-за этого смутного ощущения Элья почти сразу причислила это место в разряд «своих». Хотя когда Герек (не без оттенка гордости в голосе) спросил, нравится ли ей здесь, девушка совершенно искренне ответила: «Нет».

— Ну, конечно, больше на оранжерею похоже… — не обидевшись, признал Герек. — Но такова уж специфика моего рода деятельности. Само собой, если бы не магия, я бы в жизни не стал с этим возиться, а так… не особо напрягаюсь, и при этом зарабатываю. Очень удобно.

— Тебя в Лесном Клане научили разбираться в растениях?

— Нет, в институте. Проходи, вон твоя комната, слева…

— В институте? Я думала, ты юрист, или что-то в этом роде… — Осторожно пробираясь меж ящиков, Элья дошла до двери отведённой ей комнаты. — У вас же семья детективов.

— Была, — отозвался Герек. — Но меня это не очень касалось… Вернее, я не хотел, чтобы это меня касалось. Правда, в институт я как раз таки попал по настоянию отца. У нас одно дело было, связанное с этим местом, требовалась информация, свой человек среди студентов… А когда дело раскрыли, я там остался.

Элья ничего на это не ответила, потому что стояла на пороге своей будущей комнаты, оглядывая её с некоторым недоумением. Ощущение создавалось такое, словно бы лет пятьдесят назад в этих стенах кто-то умер, комнату закрыли, опасаясь призраков, а сейчас, наконец, открыли снова. Всюду пыль — древний плотный слой на всём, включая умывальник в дальнем углу. Рулон ковра небрежно брошен под подоконником, которого, впрочем, считай, нет — лишь тонкая досочка. Мрачным молчаливым сторожем по правую руку возвышается огромный чёрный шкаф, который, судя по его внешнему виду, можно было бы использовать в качестве орудия для пробивания крепостных стен.

— Здесь много хлама от прежних владельцев, — сообщил Герек. — Но, по крайней мере, есть кровать.

При этих его словах Элья с опаской покосилась на железное чудовище с облезлым матрасом, наводившее ассоциации с камерой пыток.

— И кто же эти прежние владельцы? — спросила она.

— Без понятия. Дом достался мне таким.

— Как достался?

Не дождавшись ответа, она перестала разглядывать комнату и посмотрела на Герека.

И встретила его внимательнейший взгляд. Была в этом взгляде и насмешливость, и как будто подозрение на что-то.

— Выиграл в карты.

Брови Эльи поползли вверх. Неужели можно выиграть в карты целый дом?..

Увидев выражение её лица, Герек рассмеялся:

— Располагайся. Я поищу тебе одеяло с подушкой…

— Два одеяла, — холодно отозвалась Элья. — Мне нужно что-нибудь, чтобы застелить матрас.

— Что-то ещё? — с подчёркнутой учтивостью осведомился Герек, и девушка поняла, что её тон начинает выводить его из себя.

Она широко, с неподдельной радостью, улыбнулась:

— Как придумаю, обязательно тебе сообщу.

***

Элья поднялась и села на постели. Её разбудило желание уходить. Переодеться, чтобы не привлекать внимания — старая, неизвестно чья ночная рубашка, длинная, как минувшие сутки, наверняка вызовет если не подозрения, то ненужные вопросы… и идти.

Элья начала метаться по своей новой комнате, такой же чужой, как и вчера. Она не могла вспомнить, как переодевалась, куда бросала свои вещи… День накануне получился таким изматывающим, что под конец мозг отказывался соображать. Элья помнила, как ходила по комнате перед сном, словно стараясь выплеснуть свою усталость и злость через шаги, через простые движения… а потом вдруг села на стул и как будто выпала из мира.

Меня нет, подумала Элья, просидев на одном месте около получаса. Меня просто нет…

А сейчас — сейчас она была, и ей необходимо было отправляться в Сакта-Кей. Потому что сидеть здесь — это терять время. Как можно было согласиться на предложение Герека! Сплошная неизвестность! А ведь ей…

Элья отыскала валявшееся на полу платье, не вспомнив, что хотела его выкинуть — по крайней мере, вчера оно напоминало ей скорее половую тряпку, чем платье. Но сегодня подобные мелочи казались ничтожными — нужно было быть одетой хоть во что-то, чтобы дойти до Сакта-Кей.

Элья вышла из комнаты. В доме царила тишина. Как будто здесь вообще никто никогда не жил…

Она начала перерывать гостиную в поисках денег. Ну или хотя бы чего-нибудь, с чем можно было бы продолжать путь. Нога уже, к счастью, почти не болела, и Элья двигалась с целеустремлённостью солдата, которому назавтра предстоит смертельная схватка, и нужно сообразить, что ему пригодится, если он каким-то чудом выйдет из этой схватки живым.

На кухне оказалось на удивление чисто и даже уютно. И здесь, в отличие от большинства помещений дома, которые видела Элья, не было кадок с землёй и травой. Баночки с крупами, специи в мешочках — это, конечно, тоже наследие тех, кто здесь жил. А вот хлеб в хлебнице на полке буфета — свежий, накрыт чистой тряпицей. В другой раз Элья бы обязательно нашла нож и аккуратно отрезала себе ломтик.

Сейчас же пальцы бесцеремонно отломали горбушку. Было это делом нелёгким, но для недо-нежити — вполне выполнимым.

Она рванула зубами кусок и огляделась в поисках воды. Хорошо бы ещё какую-нибудь фляжку, чтобы набрать с собой — когда ещё доведётся…

Ох, какой же вкусный хлеб! Удивительно мягкий, ароматный… а корочка! М-м-м…

«Да что ж я как животное?!» — поразилась себе Элья и с удивлением посмотрела на шматок хлеба в своих руках. Кое-как проглотила то, что было у неё во рту, и поняла, что больше не сможет съесть ни кусочка.

«Герек рядом», — поняла Элья, и сердце радостно подпрыгнуло. Но тут же девушку охватила злость: чтоб ему пусто было, нет бы сказал, что уходит! И что, она теперь должна, как собачка, бежать и встречать его, виляя хвостом?!

Точность сравнения угнетала.

А ведь маг отлично знает, как она зависит от его присутствия. Специально, небось, издевается!

Неизвестно, какой приём Герек ожидал, но вряд ли он мог предположить, что стоит ему переступить порог, как ему в лицо полетит большой кусок хлеба.

Уроки Карсага не прошли даром — парень увернулся от хлеба быстрее, чем сообразил, что это такое.

Искреннее удивление на его лице слегка охладило Элью; да ещё вдруг вспомнилось, что она — выпускница королевской школы-приюта, и истерика ей не к лицу. Поэтому из всей той речи, которая пронеслась в её мыслях, Элья озвучила единственное:

— Т-ты…

Больше говорить она не могла. Взглядом, способным прожечь дыры в одном из старых кресел, стоявших здесь же, в гостиной, Элья следила за тем, как Герек, напустив на себя невозмутимость — он не был в школе-приюте, но зато рос в семье с фамилией — спокойно проходит на кухню и бросает на стол какой-то желтоватый свёрток. В его руках осталась газета. Он сел за стол и развернул её до того резким движением, что получившийся звук можно было бы определить как «крик бумаги». На открытой полке, в хлебнице, кричал рваный хлеб, разевая мягкую пасть на брошенную рядом скомканную салфетку, которая ещё так недавно уютно накрывала его. И сам буфет, чьи грубые линии делали его похожим на огромную распахнутую пасть, тоже безмолвно вопил о чём-то своём, буфетном. Возможно, об одиночестве, на которое он обречён, и о старых хозяевах, при которых, вероятно, здесь царила совсем другая атмосфера…

Элья прошлась по кухне, медленно обогнула стол и уставилась на газету, словно пытаясь проглядеть её насквозь.

— Бумага сейчас полыхнёт, — заметил Герек из-за газетного листа. — Элья, мне эти твои выкрутасы побоку. Если ты хочешь мне что-то сказать, говори, а не швыряйся хлебом.

При мысли о том, что она действительно кинула в него кусок хлеба, Элью затопила жаркая волна стыда, которую она не ощущала с тех пор, как сбежала от Гарле-каи.

— А ты сам не догадываешься?!

Она круто развернулась и пошла в сторону двери, искать брошенный хлеб. Пока ходила, придумывала, как лучше повести разговор. Перво-наперво, нужно успокоиться (хотя бы внешне!), а потом сесть за стол и всё по пунктам выложить…

«Но он не будет меня слушать! — злилась Элья. — Он будет издеваться!».

Думать, думать…

Какие у неё преимущества?

Во-первых, его совесть. Которая — Элья верила в это — у Герека всё-таки есть. Как бы он ни кричал об ошибках, которые она должна сама исправлять, что-то в нём отчаянно сопротивлялось идее принуждать человека к искуплению, да ещё подобным образом. На этом можно было сыграть.

Во-вторых, его неосмотрительность. Чары Герека, наложенные на неё, кому-то здорово путают карты. Пока Элья под контролем, но что случится, если она действительно уйдёт в Сакта-Кей? Нет, она не будет его шантажировать… здесь нужно играть тоньше. Нужно намекнуть.

Ну и наконец, необходимо улыбаться. У Эльи была в арсенале такая специальная улыбка, которая, на первый взгляд, как будто выражала расположение, а на деле говорила: «У тебя, голубчик, никаких шансов»… Она подходила на многие случаи жизни, эта улыбка, не только в общении с нежелательными кавалерами.

Элья на мгновенье замерла у зеркала. То, конечно, было мутноватым, но не искажало правды: худое бледное лицо с острым носом, который в прошлой жизни, когда Элья хорошо питалась и много бывала на солнце, смотрелся очень симпатично, а сейчас, соседствуя с обострившимися скулами, как никогда напоминал птичий клюв; по-прежнему светлые, но какие-то потускневшие волосы, потерявшие и золотистость, и озорную волну… Элья растянула губы в улыбке, слегка сощурившись, а когда увидела получившуюся гримасу, почему-то вспомнила историю о женщине, которая зарабатывала заказными убийствами — история была выдуманная, но в школе-приюте Элья верила и в менее вероятные вещи… Она сейчас улыбалась примерно так же, как должна была бы улыбаться эта женщина.

А другие улыбки у Эльи не получились.

…Вернувшись на кухню, она рассеянно села за стол и положила перед собой кусок хлеба, который вертела в руках. После того, как он повалялся на полу, есть его, наверное, не стоило, но и выкидывать было жалко. Элья сидела и смотрела на этот кусок, а Герек по-прежнему смотрел в газету.

— Я сейчас чуть не убежала, — сказала Элья. — Я пришла на кухню, чтобы найти еду, которую можно было бы взять с собой в Сакта-Кей… Ты можешь…

«…хотя бы предупреждать, когда уходишь?» — хотела спросить она, но вспомнила, что пообещала себе не подстраиваться под других, и потому закончила вопрос смелее:

— …не уходить из дома без меня?

Герек сложил газету, сцепил в замок руки и сердито уставился на Элью.

— И что, мне всё время с тобой таскаться? А как насчёт личного пространства?

— Необязательно всё время, — терпеливо ответила Элья. — Главное, чтобы ты не был слишком далеко от меня. Мне становится легче, когда ты на определённом расстоянии находишься… Ты ещё не вошёл в дом, когда я вдруг поняла, что делаю что-то не то.

— Я ухожу недалеко, как правило. Сегодня мне пришлось уйти к дальней окраине города, — он кивнул на свёрток, — мяса купил, а то в доме совсем есть нечего. Но это единичный случай. Так что будем смотреть по обстоятельствам. Проводить эксперименты, проверять, на какое расстояние я могу отдаляться без особого ущерба для тебя. Ходить вместе — не самая хорошая затея. Ко мне тут привыкли, но тебе слишком часто появляться в Тангроле, тем более, со мной, не следует.

Элья, подумав, кивнула. Хоть какой-то компромисс.

— В любом случае, предупреждай меня, когда куда-то уходишь, — всё-таки сказала она. — Мне так будет легче концентрироваться.

Герек пожал плечами и отщипнул мякиш от по-прежнему лежавшего на столе хлеба — парню, очевидно, было плевать на то, что кусок повалялся на полу.

— Идёт.

6

Он так ни разу и не позвал её с собой. Так что те редкие вылазки, которые они совершали в город вместе, были исключительно Эльиной заслугой. Она просто ставила его перед фактом: мне нужно купить то-то, сделать то-то… Герек пожимал плечами — и уступал.

В этих коротких путешествиях они держались, как брат с сестрой, успевшие надоесть друг другу ещё в детстве. Герек иногда обращал внимание спутницы на какие-нибудь занятные архитектурные детали, вроде длинного дома, некогда бывшего мостом через ныне пересохшую реку, вскользь ронял циничную реплику насчёт расплодившихся на улице торгашей и их залежалого товара. От него также можно было узнать, почему тангрольцы стригут деревья в парках и почему на вывеске самой дорогой гостиницы, называющейся «Горная жемчужина», изображена собака. Но в основном маг молчал, хмуро скользя взглядом по лицам прохожих и — совсем редко — здороваясь кивком с кем-то из знакомых.

Элья купила пару простых платьев, юбку, блузку и вязаную кофту, чтобы укутываться в неё вечером, сидя в гостиной. Этот дом так медленно прогревался, словно для него существовали какие-то свои времена года — в основном, судя по всему, осень. Элья просила Герека топить печку два раза — немножко утром, чтобы жизнь казалась чуть менее невыносимой, и вечером, как следует. Но в гостиной по вечерам всё равно почему-то не становилось жарко, и кофта была совсем не лишней. Только вот сидела Элья почти всё время в одиночестве — Герек, если был дома, редко спускался со второго этажа.

Днём ей нередко доводилось видеть, как он работает. В самом деле, магия была Гереку большим подспорьем. Собственно, он вообще не особенно утруждал себя: нарвёт какой-то травы поутру, скользнёт сознанием в некий неведомый Элье мир, поведёт рукой над листьями — и те уже скукожившиеся, как будто не один день сохли на чердаке. Ещё раз проведёт — и они рассыпаются в порошок. Примерно так же готовились и какие-то экстракты. И так же, насколько понимала Элья, росли сами травы — она даже как-то раз поймала Герека колдующим над распускающейся лекарственной ромашкой.

— Я слышала, маги берут силу из других миров… — как-то раз произнесла Элья, зачарованно глядя на то, как очередной порошок перекочёвывает по воздуху в какую-то скляночку. Она сидела в гостиной с книжкой, а Герек избрал очередной рабочей поверхностью небольшую тумбочку напротив серванта. — Ты тоже, да?

— Конечно.

— А где они, эти миры? Они же огромными должны быть. А границ как будто много…

— Ну, строго говоря, те границы, о которых все говорят — это как невидимые очертания невидимых дверей… Это не сам мир, это проход в него.

— Порог, — глухо сказала Элья.

Маг удивлённо поднял на неё глаза.

— Да, порог. Неощутимый, особенно, для тех, у кого дар запечатан или вообще отсутствует. Когда начинаешь узнавать, что в ткани мироздания несколько слоёв, это сбивает, но постепенно привыкаешь…

Элья зябко поёжилась. Она подумала о том количестве дверей, которые наверняка были в озере. И о том, что какие-то из них могли привести её назад в Подземный Дворец.

— И ты их видишь, да? — шёпотом спросила Элья. — Границы?

— Слышу. Когда миры переполнены силой, это всегда слышно… Какие-то больше, какие-то меньше…

— И как они звучат?

— Как треск веток в костре. Карсаг называл этот звук звуком ожидания… — Герек усмехнулся. — Обстановка и верования Лесного Клана накладывают свой отпечаток на процесс обучения. Меня ведь в детстве тоже пытались учить магии, но никто ничего не рассказывал мне о звучании границ…

Элья смотрела, как Герек оборачивает склянки бумагой и складывает в небольшую сумку. У неё тревожно ныло под ложечкой. Скоро, скоро он уйдёт… Только бы собраться с силами, только бы не убежать!..

Герек не брал её с собой в аптеки, как она ни просила его, поэтому Элья загодя запасалась книжкой. С нежностью (и самоедством) вспоминая Гарле-каи, она упорно читала страницу за страницей старинных научных трудов, которые находила в серванте, и чем дальше уходил Герек, тем сложнее ей становилось сосредотачиваться на буквах и складывать их в слова…

«Я теряю время, я просто теряю время…»

Иногда Герек задерживался до вечера. Элья никогда не спрашивала, где он был и что делал, но ненавидела его в эти дни всей душой. Он как будто не понимал — хотя Элья говорила, сто раз говорила! — какого невероятного напряжения воли стоят ей его отлучки. А если от него ещё и пахло пивом, или чем покрепче, ей вообще хотелось его убить.

— Когда ты злишься, ты чем-то напоминаешь ледяную принцессу из сказки, — поведал ей как-то вечером подвыпивший Герек. — Ну, ту, которую толпа бестолковых принцев пыталась сделать человеком, совершая какие-то подвиги, пока не нашёлся один-единственный умник…

Элья смерила его мрачным взглядом. Принцессу из сказки спасла, как водится, сила любви.

— В отличие от ледяной принцессы, я несовершенна, — язвительно отозвалась на это Элья. — Зато я, к твоему сожалению, могу разговаривать. А при желании, и в морду дать.

— Серьёзно? — усмехнулся Герек. — Это интригует…

Он легонько провёл пальцами по её щеке.

Элья застыла. Неподвижная, скованная, как невидимыми цепями, страхом и беспомощностью.

Казалось бы, следовало ожидать, что рано или поздно Герек решит, что они знают друг друга достаточно долго, чтобы он мог позволить себе что-то подобное. И даже, может быть, пойти дальше. Ну или хотя бы предпринять попытку.

Однако раньше Элье это почему-то не приходило в голову, и его поведение стало для неё полнейшей неожиданностью.

Грапар любил так же проводить пальцами по её щеке. Она могла сейчас представить и пережить заново ощущение от каждого его прикосновения. Как он дотрагивается до её лица, как он отводит ей за ухо прядь волос. Как опустив руку ниже, к шее, начинает целовать, и как потом всё тонет в жарком головокружении, и Элья словно превращается в какое-то иное существо. Это существо только и умеет, что говорить без слов: я с тобой, навсегда, на всю жизнь, до самой смерти, и потом, наверное, тоже, потому что ничьей другой руке, даже руке Чёрного Странника, я не смогу довериться на тех дорогах, что ожидают меня там — а твоей могу, так же, как доверяюсь сейчас…

А потом Грапар просто взял и отдал её Болотному Королю.

— Не делай так, — отрывисто произнесла Элья.

Её голос в этот момент словно и правда принадлежал ледяному изваянию.

Герек, посмотрев на её лицо, тотчас же протрезвел и опустил руку.

— Хорошо, я не буду, — быстро пообещал он.

О том вечере они потом ни разу не заговаривали.

Но в остальном всё оставалось по-прежнему. Как у двух вражеских лагерей, временно заключивших перемирие.

Герек всё так же часто уходил, оставляя Элью одну, она всё так же злилась — но уже потом, ведь сначала надо было справиться с тяжестью клятвы. Книги, если и помогали, то недолго, и тогда Элья переходила к решительным действиям: принималась за уборку. Так дом потихоньку лишился налёта неприветливости, задышал. Герек ворчал, конечно, и раз двадцать пять напомнил Элье, чтобы она не трогала кадки с растениями, которые она и не трогала почти, только расставляла так, чтобы занимали поменьше места. Зато (после некоторых уговоров) согласился помочь снять и выкинуть древние пыльные гардины, и теперь на окнах гостиной трепетал от влетавшего в комнаты ветра невесомый тюль с ромбовидным рисунком. Стало гораздо светлее.

В целом же жить с Гереком оказалось проще, чем ей представлялось поначалу. Он иногда даже становился лёгким в общении человеком — если, конечно, его не задевать. Оживала и Элья; в ней снова просыпалось умение радоваться каким-нибудь простым вещам: погожему солнечному дню, аромату жареного хлеба, треску дров в печи… Однако очень уж легко было потерять эти ощущения, даже когда Герек был рядом. Элья порой с ужасом ловила себя на том, что думает о Сакта-Кей, даже когда маг дома. Она спросила его, не случайность ли это, и не означает ли, что вскоре его присутствие не будет ни на что влиять.

Герек равнодушно пожал плечами:

— Сила чар постоянно растёт. Всё может быть.

Она тогда сорвалась, накричала на него — увы, чем больше Элья чувствовала себя живой, тем сложнее ей было сдерживаться. Она спрашивала, сколько ей ещё тут сидеть, и неужели он не понимает, что нужно что-то делать, а если сейчас уйти невозможно, то пусть хотя бы расскажет, чего они ждут…

— Можно подумать, я тебя тут насильно держу, — буркнул Герек. — Хочешь уйти — уходи.

И Элья ушла — в свою комнату. Здесь за минувшие три недели — а именно столько она жила у Герека — стало немного уютнее, её стараниями, но шкаф был всё так же угрюм, а зеленовато-голубоватые стены — всё так же удручающи.

В тот день они с Гереком не виделись, он до ночи засел у себя наверху, к ужину не спустился — что, впрочем, не было чем-то из ряда вон выходящим, они редко ели вместе. А на следующее утро опять исчез — Элья поняла это сразу, как только проснулась. Поняла по неудержимой тяге отправиться к большому особняку, окружённому каменной стеной (лаборатория! место, где раньше Панго был узником, стало его резиденцией, Элья теперь была почти уверена в этом!). Этот особняк снился ей сегодня, и, кажется вчера тоже, а теперь она должна была собираться и идти…

— Никуда ты не пойдёшь, — зло сказала себе Элья, сидя на кровати и касаясь босыми пятками пола, чтобы холод половиц отвлёк её от мыслей. — Ты должна сидеть здесь.

Должна. Должна.

Почему, опять же, она кому-то что-то должна?! И, в первую очередь, Гереку? Это из-за него она оказалась в таком дурацком положении…

Элья стала злиться ещё больше, пока неожиданная мысль не напугала её: вдруг Герек уехал? Насовсем?

Как была, в ночной рубашке, Элья выбежала из комнаты.

Гостиная встретила её тишиной, но тишиной обжитой, привычной. Вон его плащ висит — значит, недалеко ушёл, только жилетку на рубашку накинул. Можно было успокоиться и собираться в Сакта-Кей… Тьфу!

Срочно, срочно что-то делать…

Элья побежала умываться. Минут пятнадцать она старательно чистила зубы и плескала в лицо холодной водой. Сейчас она сядет читать… Нет. Да… Читать. И пока пять страниц не прочтёт, не встанет с кресла…

Подойти к серванту, достать книгу.

Подойти… достать…

Элья снова выбежала из комнаты — и остановилась, переводя дыхание.

Она теряет время… теряет время, когда можно просто выйти отсюда и пойти в Сакта-Кей… И всё сделать, как надо, и быть свободной, абсолютно свободной… Слово «свобода» всё чаще перекатывалось на языке Эльи, как карамелька, и становилось всё слаще…

В конце концов, Герек сам говорил, что не держит её здесь насильно.

А она ему ничего не обещала.

Это он… он обещал ей, что всё закончится…

«А ещё он говорил, что клятва подчиняет мысли».

Элья подбежала к серванту и отодвинула стеклянную створку. Она обычно делала закладки в книгах, которые читала, но каждый раз брала новую, потому что, как правило, была совершенно не в состоянии сосредотачиваться на том, чтобы сообразить, где оставила предыдущую, вместе с закладкой.

В руки, вместо труда какого-нибудь очередного учёного, попался томик стихов. В прошлой жизни Элья не любила стихи, а сейчас…

А сейчас она должна была открыть и прочитать. Прочитать первую страницу. Именно первую страницу — последовательность так важна, когда сражаешься с собственными демонами…

«СЛОВО ИЗДАТЕЛЯ».

Нет, это всё бесполезно. Это совершенно бесполезно. Так не может продолжаться…

«Под обложкой этой книги…»

Под обложкой книги.

Книги. Под обложкой…

Элья стиснула зубы и прочитала снова:

«Под обложкой этой книги…»

«Под обложкой этой книги собраны…»

Невозможно.

А она собиралась осилить пять страниц!

Элья и сама не поняла, как томик пролетел полкомнаты и, ударившись о ступеньку лестницы, упал у её подножия корешком кверху. Книга раскрылась от удара, и сейчас её страницы, погребённые под тяжестью переплёта, были неряшливо смяты.

Элья чувствовала себя сомнамбулой, когда шла к лестнице поднимать несчастный сборник.

Она шла не потому, что ей было жалко книгу, а потому, что книга не должна была лежать на полу. Здесь ей было совсем не место…

Здесь, возле лестницы.

Лестница.

Когда Элья поднимала книгу и закрывала её, она не сводила взгляда с этой конструкции, такой же нелепой, как и многое в доме. Старые ступени из половинок брёвен. Рассохшиеся перила. На площадке, где лестница круто изворачивается, стоит очередной ящик с ростками неизвестных Элье растений.

Лестница манила её уже довольно давно. Любопытство порой оживало в Элье, как и другие некогда присущие ей черты, хотя и было лишь призраком прежнего интереса к окружающему миру. Девушка честно выполняла приказ не ходить на второй этаж, как раньше выполняла приказы Гарле-каи, но запретный плод сладок. И если Элья научилась бороться с искушениями, это вовсе не означало, что их у неё не было.

Сейчас, стоя возле лестницы и глядя наверх, она не чувствовала ни искушений, ни любопытства — во всяком случае, в привычном понимании этих слов. Ею владела злость. Герек просил не подниматься на второй этаж — а она просила его предупреждать о своих отлучках из дому. Мысль о том, что маг просто не хотел её будить, Элью не посетила — она была в том состоянии, когда весь мир начинаешь видеть только с одной, наиболее враждебной тебе стороны.

Элья вообще о многом его просила.

Именно из-за него она не может читать книги. И тоска… тоска по Сакта-Кей, по дороге, ведущей вперёд, по горам — которые она теперь видит, но это всё ещё не те горы! — эта тоска сидит внутри, и ноет, и точит, как маленький ручеёк точит камень в пещере, и никуда не скрыться от гнетущего чувства вечной неудовлетворённости, даже когда Герек рядом. Именно из-за него с Эльей происходит всё это — всё это! Хотя она, возможно, могла бы быть счастлива. Если бы задумалась, что ей для этого нужно, если бы поняла как… однако Элья не могла даже задумываться. Непозволительная роскошь — мечтать.

Она должна сидеть. И ждать непонятно чего. И выполнять какие-то идиотские правила.

Хватит.

В общем, когда Элья ставила ногу на первую ступеньку лестницы, то потакала вовсе не своему любопытству. Для неё это был протест — протест против того, что лишало её нормальной жизни. И в первую очередь, против Герека.

Чем выше она поднималась, тем больше в ней было решимости. Элья сосредоточилась на новой цели — попасть наверх и посмотреть, что за тайны там находятся. Сосредоточенности помогал, в том числе, скрип старых ступенек под её босыми ногами. И Элья шла, по-прежнему прижимая к себе томик стихов — так сжимает меч новобранец, идущий на свой первый бой…

Вот уже виден пол второго этажа, укрытый старым половиком, пыль, танцующая в луче света, косая стена, она же — изнанка ската крыши…

И вдруг — вспышка. Ярчайшая до боли в глазах — таким же яростно-белым бывает снежный наст, сражающийся с лучами весеннего солнца.

Удар. Мягкий, но невероятно сильный; ощущение, будто сшибает с ног огромной подушкой.

Заложенные уши, уханье сердца и резкая боль где-то в районе лопаток.

Элья полетела вниз.

***

— Зачем ты пошла туда? — Герек нервно прошёлся по комнате и снова повернулся к дивану, на котором лежала Элья. — Я же говорил, что тебе туда нельзя!

— И поэтому защитил этот этаж чарами против меня, — глухо отозвалась девушка.

Если бы так не болела голова, она бы ему сказала… Ох, сказала бы…

— Это не было чарами против тебя. Это были чары против нежелательных гостей.

— Я никогда и не претендовала на роль желанного гостя.

— Ты меня вообще слышишь, или нет?!

Элья поморщилась. Каким громким, оказывается, может быть его голос. И как громко скрипят половицы от его шагов…

Хоть бы он ушёл. Она потом ему всё скажет, а сейчас она может только лежать и смотреть в одну точку. В тишине.

— Там находятся вещи, которые никто не должен видеть, — сказал Герек. — Вот и всё.

Устало вздохнув, он опустился в кресло. Рядом, на столе, стояли какие-то склянки и одна большая кружка — Элья совсем недавно пила из неё какую-то травянистую дрянь. А ещё лежала книга — тот самый томик стихов, теперь ещё более потрёпанный, чем раньше.

— Ты хотела почитать на верхнем этаже Ильвикура? — Маг взял сборник в руки с сомнением глянул на заголовок. — Странный выбор…

— Ильвикур… — Элья нахмурилась, с огромным трудом извлекая из-под пластов памяти обрывки школьной программы. — Что-то про козочек и лужайки…

Надо же, в своём безумии она считала необходимым начать чтение с первой страницы — хотя обычно его начинают с заголовка.

— Про дом, — сказал Герек. — Он писал стихи, когда находился в изгнании, и очень тосковал по ферме своего отца.

— Да, я помню… Мне он казался самым скучным из поэтов.

Она попыталась шевельнуться, но только тихонько зашипела от боли.

Герек поднял на неё глаза.

— Что у тебя со спиной? — спросил он. — Что это за шрамы?

— Ты что, меня раздевал? — покосилась на него Элья. Она прекрасно помнила, что у неё вполне целомудренная ночная рубашка, закрытая, с рукавами до локтей.

Элья хотела превратить свой вопрос в подобие шутки, однако Герек, видимо, вспомнил «ледяную принцессу» и, отведя глаза, ответил предельно серьёзно:

— Частично. У тебя спина была в крови, но не от удара, а как раз из-за этих двух шрамов. Они как будто вскрылись. Я натёр какой-то мазью, должны затянуться. Кости-то целы?

— Да… вроде. Что значит — «какой-то мазью»?

— Это значит, что я нашёл мазь в шкафчике с лекарствами. Вроде хорошая. Правда, не знаю, как давно она там лежит…

Элья недоверчиво вскинула брови:

— Я думала, ты сам делаешь мази…

— Мази делают аптекари. Я отвечаю за сырьё. Сам, тоже мне… — проворчал он. — Слишком уж много мороки.

— Я смотрю, ты вообще не особенно утруждаешься на своей работе.

— Потому что она мне неинтересна.

— Но ведь это твоя профессия. — Элья так удивилась, что даже немножко пришла в себя. — Как же ты учился, если это тебе неинтересно?

— Во-первых, моей специальностью были растения магического происхождения. Во-вторых, всё это давно быльём поросло. Я остался там учиться из-за отца, потому что не хотел становиться детективом. Ну и… были другие обстоятельства. Были люди, которые разделяли мои интересы…

— Девушка, что ли?

Герек хмуро посмотрел на неё исподлобья.

— Девушка, да. Так что это за шрамы? Они не обычные, так ведь? Это была реакция на мою магию, я почти уверен. Я тогда силу брал из какого-то очень светлого мира… точно не знаю, но по ощущениям, это совсем не тот мир, где приветствовались бы чары белоборских болот.

Элья вздохнула и прикрыла глаза.

— Я была не самой послушной служанкой, — сказала она. — Поначалу. Потом поняла, что если меня ещё раз ударят, я не вынесу, и стала куда сговорчивее… После каждого такого удара валяешься, не поднимаясь, часа четыре и мечтаешь сдохнуть. И дело даже не в том, что у тарраганы тяжёлая рука… Просто у неё ещё и не самый обычный хлыст… Эти шрамы иногда побаливают… по-прежнему… но такое — впервые… — Элья посмотрела на мага из-под полуопущенных век. — Герек, можно попить?

Он взял кружку со стола, ушёл на кухню и вернулся с водой. Когда Элья, морщась, приподнялась, поддержал её за плечо и не убирал руку, пока она пила.

— Спасибо.

Она улеглась обратно и услышала, как Герек снова поставил кружку на стол.

— Тебе совершенно необязательно со мной сидеть, — заметила Элья.

— Необязательно, — согласился он. — Но на сегодня я сделал все дела, а выходить на улицу не хочется.

«А ещё ты чувствуешь себя виноватым, но никогда в жизни в этом не признаешься», — мысленно закончила она за него.

Однако ругаться сил не было, поэтому сказала Элья другое:

— Обычно, когда ты заканчиваешь дела, ты сидишь наверху. Заметь: я даже не спрашиваю, что ты там делаешь. Хотя мне любопытно.

— Да вообще-то ничего особенного, — отозвался Герек. — Можно сказать, что я разгадываю головоломки… Тебе не холодно? Можно растопить печку. Или масляную лампу зажечь хотя бы.

— Не холодно… Почему, кстати, у тебя нет ни одного светового кристалла? Масляные лампы — это прошлый век.

— Я никогда не любил искусственный огонь. А после Лесного Клана вообще привык обходиться без него.

— Да, они тоже не любят, — припомнила Элья. — Гарле-каи заботилась о том, чтобы в доме всегда был огонь, но только живой.

— Ну, для них огонь — это вообще святое. Ты ведь видела их знак, да?

Маг расстегнул верхние пуговицы рубашки и неожиданно извлёк болтавшийся на шее шнурок. Приглядевшись, Элья разглядела металлическую подвеску в виде костра, вписанного в венок из листьев. Маленькое, бесцветное и довольно неказистое украшение — но, наверное, для Герека оно что-то значило, раз он носил его на себе.

— Этот знак был вырезан на доме Гарле-каи, — сказала Элья. — Но что он означает, я понятия не имею. Честно говоря, вообще не понимаю, почему их эмблемой стал огонь, если это, как ты говоришь, «смерть для леса».

— Костёр, — поправил её Герек. — Огонь может приручить и человек без магического дара. Знак означает именно прирученный огонь. Вообще костёр — это очень важный символ для Лесного Клана, у него сложная трактовка. Я вряд ли смогу правильно объяснить, я же не родился там… Ну, в общем… У костра ждут тех, кто ушёл на охоту, например. У костра ждут тех, кто умер — по поверьям Клана, души иногда посещают живых, слетаясь к огню, как мотыльки. Заблудившийся человек пойдёт на огонёк — и вполне может оказаться, что там ждут именно его. А может, и нет… Идти на огонь — это и риск, и надежда. Пока не придёшь, не узнаешь.

— А что он значит для тебя? — спросила Элья. — Ты ведь тоже не просто так пришёл к моему костру в тот день, верно?

Герек пожал плечами и, убрав знак обратно под рубашку, застегнул пуговицы.

— Не знаю, — сказал он. — Для меня конкретно эта штука — память о времени, проведённом мною в Лесном Клане, и о том, что я там приобрёл. Только и всего.

— Понятно, — отозвалась Элья, про себя отметив, что он так и не ответил на вопрос, почему тогда бросил лодку и отправился к неизвестному костру. — Почитай мне Ильвикура.

— Чего?

— Ну, стихи почитай, пожалуйста. Тебе ведь всё равно нечего делать, ты же сам говорил.

Элье стоило больших усилий сдержать улыбку, произнося эти слова. Девушка была почти уверена, что Герек отговорится, вспомнит о какой-нибудь головоломке, срочно требующей разгадки, или о заказанном на завтра порошке, который необходимо приготовить.

И всё-таки улыбнулась, заметив, как он обречённо листает сборник. Но улыбнулась скорее радостно — ей уже очень много лет никто не читал вслух.

Когда последний перейду порог,

Я, может, стану влагою небесной

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Элья прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться не на бухавшей в голове боли и не на горящей спине — а на этом голосе, обладатель которого был далеко не самым лучшим чтецом из всех, которых Элье приходилось слушать в своей жизни, но всё же он был и он читал.

Интересно, чем всё-таки после смерти стал Ильвикур? Облаком? Дождём, который пролился в реку, чтобы «обнять волной любимый берег»? Ветром?..

«Я бы стала ветром, — подумала Элья. — Если бы у меня был выбор, я бы стала именно ветром…»

Она хотела спросить у Герека, что бы он предпочёл на месте поэта, но маг, закончив читать один стих, тут же, без перехода, начал бубнить следующий, и Элья не стала его прерывать.

7

На Элье всё заживало, как на собаке.

— Возможно, это потому, что ты всё-таки немножко нежить, — рассудил «добрый» Герек. — У этих тварей очень высокая способность к регенерации.

— Сам ты тварь, — сказала ему Элья.

Сославшись на большой объём заказов из аптек, маг следующие пару дней не уходил в город. Элья догадывалась, что он просто не хочет оставлять её одну, пока она поправляется, и была ему благодарна.

Звонкий месяц заканчивался, начинался сенной. Небо Кабрийского округа обжигало жителей Тангроля, однако там, где стоял дом Герека, всегда легко было отыскать прохладный ветер, а если подняться ещё повыше в горы, то о жаре можно было вообще забыть. Однако Элья не поднималась. Она в принципе старалась как можно реже выходить из дома, кроме разве что просто за порогом постоять. Она даже к обрыву почти не приближалась — вне зависимости от того, находился Герек рядом или нет, её на этом месте охватывала странная тоска по дальним землям, хотелось тотчас же отправиться в путь.

— Когда я не думаю о Сакта-Кей, я начинаю думать об архипелаге, где земли Альбатроса, — сказала она Гереку, когда они однажды собирались в город за продуктами и задержались у того самого обрыва. Просто потому, что у него невозможно было не задержаться, если рядом проходишь. — Мне с детства говорили, что альбатросцев всегда тянет к своим корням… Но я раньше и не подозревала, что мне так захочется побывать в тех местах. Тем более, там теперь никого нет… Я так и представляю, знаешь, скалистые склоны над морем и пустые дома из гладких, обкатанных водой камней, и укрытые шкурами крыши… Я видела их деревни на картинках.

— Надень капюшон, — сказал Герек.

Элья послушалась, и они вместе пошли в Тангроль.

Она поначалу обижалась, если он не поддерживал разговор — особенно в те мгновения, когда её тянуло поговорить о чём-то таком, личном. Однако внимательно понаблюдав за магом, Элья поняла, что он просто не знает, как на это реагировать. И, кажется, даже пугается, что придётся отвечать откровенностью на откровенность. И чем больше она раздумывала над причинами, над тем, как человек с таким подвешенным языком может быть настолько отстранённым, чем тщательнее подбирала слова, тем больше становилась похожа на ту Элью, которой была когда-то. И которая никогда не стала бы злиться на то, что приходится под кого-то подстраиваться.

Однако случалось такое редко. Во-первых, потому что Герек по-прежнему бывал просто невыносимым типом, к тому же продолжал вызывать инстинктивный страх. Во-вторых, потому что влияние клятвы усиливалось; Элья становилась всё более раздражительной, готова была в любой момент удариться в панику — и тогда обрушивалась на Герека с проклятиями и всей силой оставшейся в ней «тьмы», потому что именно Герек был во всём этом виноват.

Но тот день начинался хорошо. «Пожалуй, даже слишком хорошо», — говорила себепотом Элья. В городе она купила замечательную, при ней забитую курицу и ещё кое-какие продукты. Герек сначала куда-то исчез, заставив понервничать, но потом вернулся и покорно нёс корзинку до самого дома. Хотя мог, по своему обыкновению, оставить спутницу на рынке одну, а потом заявиться уже домой, причём ближе к полуночи. Элья, не удержавшись, съязвила по этому поводу, но про себя решила, что порадует его сегодня вкусным обедом. По крайней мере, постарается.

Честно говоря, Элья прежде и не представляла, что когда-нибудь процесс приготовления пищи будет доставлять ей такое удовольствие, и неустанно благодарила про себя Гарле-каи за то, что та научила её стряпать. Пока Герек сидел у себя наверху, Элья возилась с курицей: резала, натирала специями, искала сковородку с крышкой. Взяла сметаны, купленной накануне у молочницы вместе с парным молоком (целый кувшин они с Гереком прошлым вечером уговорили на двоих со скоростью заправских собутыльников), и намешала соус.

В общем, должно было получиться что-то очень вкусное. Однако получилось ли, Элья выяснить не успела: стоило ей достать глубокую сковородку с готовой курицей и поставить её на плиту, подвинув к наименее горячему углу, как кто-то постучал в дверь.

Ответа незваный гость дожидаться не стал — сразу вошёл.

Элья, выглянувшая из-за печного стояка, с трудом удержалась от вскрика.

Она видела его в профиль — пересекающим порог и останавливающимся, то ли в нерешительности, то ли в задумчивости. Он был в шляпе и плаще, пола которого оттопыривалась из-за висящей на поясе шпаги, а его каштановые волосы были чуть короче, чем раньше, но всё так же вились лёгкой волной.

Лэрге Саввей.

Граф медленно повернул голову, оглядываясь, и Элья отпрянула назад. Она знала, что успела, знала, что он не заметил её. Приобретённые в Белоборе инстинкты внезапно обострились и словно сказали бывшей служанке Подземного Дворца: этот человек здесь не случайно. И этот человек опасен.

Стараясь не наделать шума, Элья взяла нож, которым давеча резала курицу. Нож был помытый, но ещё не высохший, и мокрая ручка так и норовила выскользнуть, даром что деревянная. Девушка крепче сжала пальцы.

Только бы Гереку сейчас не пришло в голову спуститься!..

От того, что Элья услышала дальше, она похолодела:

— Господин травник? Я прошу прощения за вторжение, но у меня есть к вам разговор…

Элья слышала скрип половиц — Лэрге осторожно ходил по комнате, явно не собираясь покидать этот дом просто потому, что хозяина не оказалось внутри.

Раньше у него было куда больше такта, подумала Элья.

Ей не нравился этот голос. Ей не нравилось, что настороженности в нём было больше, чем приветливости.

В конце концов, ей не нравилось, что человек, пытавшийся убить Герека, оказался у него дома.

«И он даже знает, что Герек — травник».

Что-то тут было нечисто…

Элью вдруг осенило, от каких «нежелательных гостей» были наложены чары на второй этаж. Не от неё, не от нежити. Герек не лгал. Просто там, наверху, было что-то такое, что не могло понравиться приближённым принца Панго. В число которых теперь, конечно же, входил шемейский дворянин, вместе с Грапаром, Маролем и Жеррой. Лэрге никогда не был похож на человека, который легко меняет выбранную дорогу.

Шаги приближались.

«Уходи, уходи, пожалуйста», — молила про себя Элья. Лэрге всегда хорошо к ней относился. Было бы жаль отправлять его на тот свет.

Да ещё и труп посреди кухни… сможет ли Герек что-то сделать с ним своей магией?..

Так, стоп.

Это тьма в ней говорит, неизбывная тьма белоборских болот. Нельзя даже мыслить о подобном. И не она ли кричала посреди Белобора о том, что никого не будет убивать?..

И вообще, таким людям, как граф Саввей, лучше не угрожать — он этого не простит даже женщине.

Когда граф вышел из-за печного стояка и повернул голову, Элья лишь слегка вздрогнула.

Надо отдать Лэрге должное, он растерялся всего на секунду.

— Счастлив видеть вас, госпожа Элья. — Граф снял шляпу и поприветствовал её лёгким поклоном. — Вы — хозяйка этого дома?

— Нет, я не хозяйка этого дома, Лэрге, но знаю, что вам лучше уйти.

— В самом деле? Почему? Я слышал, здесь живёт травник из Лесного Клана по имени Грок, мне необходима его консультация…

— К сожалению, он не сможет дать вам никаких консультаций. — Элья шагнула ему навстречу, пряча за спиной руку с ножом, и остановилась, пытаясь всем своим видом показать, что у неё мало времени, и она ждёт, когда Лэрге двинется обратно к выходу. — Пожалуйста, уходите отсюда. И… я, конечно, могу надеяться, что вы никому не скажете о том, что видели меня здесь, да?..

— Вы слишком жестоки. Вы выгоняете меня, не удовлетворив моё любопытство. Я так давно не видел вас, и был уверен, что ещё долго не увижу…

— Я выбралась. Случайно. Лэрге, пожалуйста…

Элья, скованная внезапным ознобом услышала, как скрипят ступеньки лестницы. Как если бы со второго этажа бодро спускался небольшой слон.

Она шагнула немного вбок — теперь Лэрге, чтобы продолжать с ней беседу лицом к лицу, вынужден был бы встать спиной к лестнице.

Однако вместо этого он повернул голову на звук. Что было его ошибкой, потому что к его горлу тут же прижалось острое лезвие.

— Мне очень жаль, граф.

Лэрге метнул в её сторону мрачный взгляд без малейшего признака испуга или — что было даже обидно — удивления.

— Что за… — начал было Герек, замерев на середине лестничного пролёта. — Элья, не трогай его, опусти нож, он свой!

— Что значит — свой? — буркнула Элья, не сводя взгляда с графа. Тот, в свою очередь, прикрыл глаза и странно, вроде как раздражённо, двинул челюстью.

— Опусти нож, — повторил Герек. — Он пришёл сюда ко мне, и вовсе не для того, чтобы убить.

Элья опустила слегка задрожавшую руку.

Маг поспешно сбежал с лестницы и направился к ним. На чердаке ему явно стало жарко, он сбросил жилетку и остался в одной рубашке чёрного цвета, такой потрёпанной, что о её возрасте можно было бы только догадываться.

Элье почему-то стало за него неловко, хотя момент для подобных эмоций был более чем неподходящий.

— Надо было тебе тогда в голову стрелять. — Лэрге недобро зыркнул в сторону мага. — Стоило тратить на тебя время, рассказывая, что можно говорить и что нельзя, чтобы ты так глупо прокололся.

— Думаешь, она бы не убила тебя?

— Меня сложно убить, Герек. Во всяком случае, таким способом. Что она здесь делает? Надеюсь, ты знаешь, кто это?

— Это наш козырь, — гордо ответствовал Герек. Он осторожно забрал у Эльи нож и положил его на поверхность, которая была ближе всего — на подоконник. — Сядем, поговорим?

— Как она здесь оказалась? — повторил Лэрге, не двинувшись.

Он не повышал голоса, а выражению его лица более прочих подходило определение «вежливая заинтересованность». И тем не менее, Элье стало не по себе. От этого человека исходило ощущение спокойной уверенной силы. Силы, которая в любой момент могла обратиться против неё — и Элья чувствовала, что в этом случае не помог бы даже Герек с его магическим даром.

— Ну, у нас с ней некоторая связь… — начал маг.

— Я, представь себе, догадался. Когда унюхал курицу. Дальше.

— Да я не о том! Это магическая связь. Мощное магическое взаимодействие на крови. Это сложно объяснить…

— У тебя две минуты, чтобы донести суть. Надеюсь, ты понимаешь, что я сюда пришёл не просто так.

— Что-то случилось? — обеспокоенно нахмурился Герек.

— На данный момент, случилась она. Остальное подождёт. Что за связь? С самого начала, если можно.

Герек принялся рассказывать о клятве и о том, как они встретились с Эльей в городе Эстау (Элья до этого и понятия не имела, что он так называется), а потом и на озере, и что из этого получилось.

— Ты ведь знаешь, что даже сейчас, когда Макора выбралась из Зеркальных Глубин, зеркало, через которое она попала туда, по-прежнему оказывает сильное влияние на неё. Если оно окажется в правильных руках, то станет мощным оружием. Такими руками могут стать только руки главного министра Дертоля. А Элья сейчас — идеальный человек, чтобы ему это зеркало передать. И в этом ей будет помогать весь мир — таково свойство этих чар.

— И всё же, она сейчас не в Сакта-Кей, — сказал Лэрге. — Ты удерживаешь её своей… хм… связью. Почему же?

Герек пожал плечами:

— Мне просто пришло в голову, что она может помешать тебе, поэтому я взял её с собой. Но ей всё равно рано или поздно придётся идти в Сакта-Кей. Причём скорее рано, чем поздно.

— Блеск, — сказал Лэрге.

Он прошёлся по гостиной, заглянул на кухню. Элья, которая всё никак не могла поверить в то, что происходит, услышала, как громыхнула крышка сковородки. Этот звук заставил девушку вздрогнуть, как от выстрела.

— О, соус, — донёсся до неё голос Лэрге. — Всё серьёзно.

Граф снова вышел в гостиную. Движения его напоминали движения дрессировщика — он был спокоен, нетороплив, но при этом в нём чувствовалась предельная собранность.

— Что ты мне говорил в начале лета, помнишь? — спросил Лэрге. — «Больше никаких баб». Это были твои слова, я не выдумываю. Я понимаю, что ты тогда был не очень трезв, и можешь не помнить…

— Послушай, — терпеливо вздохнул Герек, — я же тебе сказал: это случилось ещё до того, как мы с тобой встретились, я тогда ещё из Белобора даже не вышел…

— И тем не менее, в начале лета ты произнёс очень правильные слова. Про баб. Потому что это, — он не глядя кивнул на Элью, — не козырь, к твоему сведению, это ещё одна проблема. Которая, возможно, хорошо готовит, но сути это не меняет. И, если я до сих пор не пристрелил её, так это только потому, что зверски хочу жрать и надеюсь, что ты поделишься со мной курицей.

— И совершенно напрасно надеетесь, — мстительно вставила Элья. И, рассчитывая отплатить Лэрге той же монетой, скрестила на груди руки и повернулась к Гереку: — Герек, что он здесь делает? И почему распоряжается, как у себя дома?

— Он мой друг, — сказал Герек. — И… хм… по сути, это его дом. Вернее, это благодаря ему мне разрешили здесь поселиться…

— Он тебя чуть не убил!

— Ну так не убил же, — неуклюже ответил Герек.

Лэрге вздохнул и, покачав головой направился к одному из кресел. Небрежно пристроил на спинке свой плащ, положил на стол шпагу и шляпу.

Элья не без удивления заметила у него на поясе кобуру с револьвером.

— Я смотрю, про «пристрелить» — это вы не шутили, — заметила она.

— Нет, конечно. Благодаря Гереку, вы теперь знаете, что я «свой». А это очень опасная информация. И не только для меня.

Элья невольно сглотнула.

И правда. Не шутил.

И тут она вздрогнула — Герек приобнял её за плечи.

— Не слушай его, у него манера такая, — сказал он. — Пойдём, сядем.

Голос его звучал уверенно и даже чуть насмешливо. Но Элья по-прежнему больше верила словам Лэрге.

Тем не менее, она позволила подвести себя к креслу. Села, откинувшись на спинку, и снова скрестила на груди руки.

В кресло рядом уселся Герек. В кресло напротив — Лэрге. Некоторое время он сидел молча, изучая её взглядом, словно никогда раньше не видел.

— Вы изменились, — сказал он, наконец.

Элья подняла брови:

— Вы разучились говорить комплименты, граф?

— Это был не комплимент.

Элья презрительно скривила губы. Девушка почувствовала себя задетой, хотя с тех пор, как она повспоминала перед зеркалом свою коронную улыбку, она старалась относиться к собственной внешности как можно равнодушнее.

— Я бы тоже сказала, что вы прежний нравились мне больше.

Элья имела в виду его поведение, а не внешний вид, однако именно сейчас, произнося эти слова, невольно пригляделась к Лэрге. Теперь, когда на него падал свет из окна, стало видно, что лицо у графа похудело, чётче проступили скулы. А в волосах, к её удивлению, кое-где серебрилась седина. Сколько ему, интересно, лет?.. Должно же быть не больше тридцати. По крайней мере, когда-то она ему дала бы гораздо меньше.

— Помните, Элья, я вас предупреждал на Ярмарке, чтобы вы не связывались с этими людьми?

— Вы советовали мне не ходить в «Колокол», — холодно напомнила Элья. — Но это был бесполезный совет, потому что Грапара я потом встретила не в «Колоколе».

— Конечно. Вы были очень ему нужны, он искал вас.

Элья сделала вид, что эти слова ровным счётом ничего не значат — однако в груди словно всколыхнулось что-то. Сердце предательски замерло, обрадовавшись неизвестно чему.

— И он нашёл, — продолжал Лэрге. — И вы сделали всё, что ему было нужно.

— Я любила его, — с вызовом ответила на это Элья. — Вряд ли вы сможете понять.

— Да уж, куда мне. — Граф перевёл взгляд на мага. — Слышишь, Герек? В этом всё и дело. Мотивация — великая вещь. Она сделала это ради любви. А теперь она пойдёт мстить.

— Исполнять свою клятву, — поправил его Герек.

— Ты — циничный болван, дружище, — последовал спокойный ответ. — У нас тут высокие материи. Любовь! Месть! Одним словом… одним словом, дня не пройдёт, как она кинется ему в ноги, никакие чары не спасут. И всё выложит, как на духу. Вот поэтому я и зарёкся иметь дело с женщинами. Они непостоянны, глупы и ненадёжны.

— При случае, обязательно передам Клессе твои слова, — саркастически отозвался Герек.

Лэрге метнул в него свирепый взгляд.

— Твоё умственное состояние, друг мой, вызывает во мне всё большие опасения. Я понятия не имею, что ты имеешь в виду.

Однако его неуловимо изменившаяся поза — неуловимо для того, кто не наблюдал за ним так пристально, как Элья — сказала о том, что фраза Герека попала в точку. Причём в больную точку.

Девушка изогнула губы в недоброй улыбке.

— Так это правда, — протянула она.

Взгляд Лэрге переметнулся к ней, но Элья с честью его выдержала.

— Что — правда? — спросил Герек.

— Они с Клессой любовники, — безжалостно доложила девушка. — Мароль видел, как однажды ночью он забирался к ней в спальню по стене дома.

Герек удивлённо посмотрел на ещё больше помрачневшего Лэрге… и вдруг расхохотался.

— Ну ты даёшь! — воскликнул он. — Скомпрометировать собственную жену — это, я скажу тебе, ещё надо суметь…

— Жену?! — подскочила Элья.

— Ты безнадёжный кретин, — прокомментировал Лэрге. — Просто законченный, безнадёжный, безответственный кретин. Ты понимаешь, что ты сейчас сделал?

— Так как я точно знаю, что Элье можно доверять, то с уверенностью скажу, что не сделал ничего особенного, — беспечно отозвался Герек. — Но пока ты сам дойдёшь до этого вывода, курица остынет окончательно. А я, к твоему сведению, тоже голодный.

— По-твоему, это смешно? Сводного брата Жерры — жившего, между прочим, в Аасте — ослепили только за то, что Жерра не успела вовремя подготовить нужные реактивы, с помощью которых революционеры должны были взять штурмом особняк, где был заключён Панго.

— Но они же всё равно его взяли, — нахмурился Герек.

Лэрге криво ухмыльнулся.

— Взяли, — сказал он. — Но… возникли кое-какие осложнения.

— Что за осложнения? — спросил Герек.

— Неважно. Однако эта история повлекла за собой некоторые последствия. Макора сотоварищи наняли специального человека и оборудовали специальную комнату в подземелье, из которой примерно раз в неделю, или даже чаще, доносятся такие вопли, что слышно этажом выше, а иногда и на чёрной лестнице. Очень развивает воображение, если сказать по правде, потому что сквозь пол и стены не особенно понятно, кого там пытают, мужчину или женщину. Каждый раз невольно думаешь: кто там сидит? Я его знаю? Ты, Герек, собираешься отправить девушку красть зеркало, которое очень ценно для самого могущественного из современных магов. Малейшая ошибка — и будет совершенно неважно, можно ей доверять или нет. В том подвале она сдаст и тебя, и меня со всеми потрохами, если не помрёт к тому времени от остановки сердца. Инциденты бывали.

Комнату затопило молчание. Элья не могла не то, что звука издать, но даже пошевелиться. То же самое, видимо, испытывал Герек.

Человек, сидевший напротив, встал и подошёл к Эльиному креслу. Девушка молча подняла на него круглые от ужаса глаза.

— Конечно, теперь я попросту не могу допустить, чтобы вы отправлялись в Сакта-Кей и действовали там не под моим присмотром. Я проинформирую Дом Полиции о том, что вы теперь будете работать со мной, но заранее проясню ситуацию: вы не просто работаете со мной, вы работаете у меня в подчинении, что означает безусловное выполнение любого моего приказа и отсутствие каких-либо действий без согласования. Это понятно?

Элья медленно кивнула.

— Очень хорошо. Потому что если из-за вас будет хоть какая-то угроза разоблачения… — он замолчал.

— Вы меня убьёте, — сказала Элья.

— Умная девочка. Кстати, как вы уже поняли, меня зовут Саррет. — Он протянул ей ладонь. — Приятно познакомиться.

***

Элья и Герек молча смотрели, как Саррет с аппетитом уплетает курицу.

— Ваш Грапар — иланский шпион, — сказал он Элье, проглотив очередной кусок. Девушка нервно дёрнула губой, но промолчала. — Шпионы обычно стараются не выделяться, однако Грапару необходимо было влиться в Сопротивление и занять там более-менее прочную позицию, чтобы люди не только поверили ему, но и пошли за ним. И ещё ему необходимо было время от времени светиться в «Колоколе» и в других заведениях подобного рода, чтобы найти подходящую компанию. В Доме Полиции, конечно, тогда не знали, что он шпион. Однако из доверенного источника стало известно, что затевается какое-то предприятие, направленное против деятельности государства, что человек по имени Грапар ищет людей, в том числе, людей влиятельных, а значит, задумывает нечто серьёзное, способное вызвать определённые беспорядки. Моё дело было — пойти на контакт и разузнать, что к чему. Всего-навсего…

Он замолчал и с отрешённым видом поковырял вилкой в тарелке.

— Если вы здесь, то кто тогда находится в Илане? — спросила Элья.

— Человек, который выдаёт себя за меня. Он мелкая сошка, он почти нигде не светится, и ему предоставлен отдельный небольшой домик, откуда он практически не выходит. Бедняга сам не знал, во что ввязывается, но теперь уже никуда не денешься… Честно говоря, всё это должно было закончиться гораздо раньше. Легенда у меня была рассчитана на разовую операцию. Граф — фигура, которую надолго не спрячешь. Даже нелюдимый, даже просидевший много лет в захолустном университете. То, что моё прикрытие пока действует — это, по большей части, огромнейшая удача, которая может закончится в любой момент.

— Ясно… А граф Лэрге Саввей вообще существует?

— Существовал.

— Вы убили его?

Саррет смерил её пристальным взглядом.

— Вы действительно думаете, что Дом Полиции убивает невиновных людей в стратегических целях? — поинтересовался он. — Разумеется, графа никто не убивал. Он заболел и скончался по дороге из Стагерри в Аасту в одной маленьких придорожных гостиниц. Так как он ехал без спутников, даже без слуг, то всё это легко можно было сохранить в тайне. Потом нашли очень похожего на него человека, то есть, меня, который в определённый момент выехал из этой гостиницы под именем графа Саввея, а сам граф Саввей временно похоронен в безымянной могиле. Если бы не этот случай, то в отделе, занимающемся предупреждением политических бурь…

— Как, простите? — не поверила своим ушам Элья.

Герек едва слышно фыркнул, а Лэрге — то есть, Саррет — раздражённо тряхнул головой.

— Да, так он называется. В общем, там придумали бы что-нибудь другое. Но граф Саввей был идеальным вариантом — он был против Эреста, его положение было как раз таким, какое заинтересовало бы Грапара, плюс, в столице его практически не знают. Так что я освоил некоторые азы работы под прикрытием, немного отрастил волосы, постоял истуканом на собраниях шемейских дворян, обзавёлся полезными знакомыми, которые любили бывать в «Колоколе», а потом стал приходить туда и без них, ожидая случая, который свёл бы меня с Грапаром. И случай представился.

Элья недобро сощурилась:

— Так я была всего лишь средством для вашего знакомства с Грапаром? А как же роза, которую вы мне подарили, и все эти восторги?

— Ну, вы действительно хорошо танцевали, — пожал плечами Саррет и снова принялся за курицу.

Герек тихонько рассмеялся.

— И это он меня называет циничным болваном… Я, кстати, эту историю не слышал. — Он повернулся к Элье. — И, между прочим, ни разу не видел, как ты танцуешь.

— Потому что я больше не танцую, — отрезала Элья. — В Подземном Дворце, знаешь ли, и без того хватало плясунов.

— Я всё-таки надеялся тогда, что вы меня правильно поймёте… — задумчиво проговорил Саррет. — Вам просто не хватило осторожности.

— Ну да, — буркнула Элья. — Вряд ли бы они ещё где-нибудь нашли такую идиотку, которая помогла бы им выкрасть зеркало.

— Ну, вы нужны ему были не только для зеркала. Он же потом вас с собой не просто так потащил…

— Он не тащил. Я сама напросилась.

Саррет невесело усмехнулся:

— Понятно… Элья, это была простая психология. Если бы вам, когда вы узнали, что вас попросту использовали, вдруг предложили куда-то ехать, что бы вы подумали?

Элья невольно сглотнула.

— Наверное, что меня хотят использовать ещё раз, — сказала она тихо.

— Вот именно. Поэтому Грапар, достаточно хорошо вас изучив, сумел повернуть разговор так, чтобы вы сами стали проситься составить им компанию.

Элья закрыла лицо руками. Она не плакала — ей просто очень хотелось спрятаться самым простым на данный момент способом.

— Зачем?.. — едва слышно произнесла она, покачав головой.

— Затем, что ему нужна была ваша кровь, — невозмутимо ответил Лэрге-Саррет. — Вы ведь из Клана Альбатроса — как и Макора. Сначала нужна была кровь для обряда, который позволил бы выпустить её из Зеркальных Глубин. Относительно немного — Равесу пришлось только слегка порезать руку. Для того, чтобы превратить альбатросцев в птиц, Макора использовала свою кровь. Плюс, будет какой-то ещё обряд. Я не знаю, в чём он будет заключаться, но если верить нашему новоявленному специалисту, — он указал на Герека, — то вполне может потребоваться жертва. Тоже из Клана Альбартроса.

Элья подняла на него сухие глаза, потом опасливо глянула на мага.

— Она явно задумала что-то ещё более мощное, — подтвердил Герек. — А смерть даёт магическому действу невиданную силу. Вернее, даже процесс умирания — преодоление живым существом — лучше всего, человеком — порога между жизнью и смертью. Кровь и тут может играть огромное значение.

— Так что вас, дорогая Элья, взяли с собой в качестве овцы на заклание, — подытожил Саррет. — Не знаю, как бы он всё объяснял вам дальше — возможно, покаялся бы, что обманывал вас, сказал бы, что теперь, мол, когда вы доказали свою преданность, от вас нет никаких секретов… В общем, я почти уверен, что вы простили бы его и продолжили бы делать всё, как он скажет. И удивились бы только тогда, когда бы вам начали перерезать горло. Только план стал проваливаться. Пытаясь разжечь ваш интерес, необходимый для того, чтобы вы шли с ними дальше и помогали, Грапар немного переборщил. В итоге вы прыгнули к нему постель…

— Всё было не так! — встрепенулась Элья.

— Ну, не знаю, как оно там было, но возникла… хм… связь, — улыбнулся Саррет неприятной улыбкой. — Ну, Грапар всё-таки не железный, вы ему нравились, он не хотел вас терять, и решил найти способ выполнить задание таким образом, чтобы вы остались живы. Для этого всего-то и надо было, что найти ещё одного члена Клана Альбатроса. Так появился Равес. Однако даже это, увы, не позволило бедняге уйти от судьбы… как и вам. Мне, конечно, сказали, что Болотный Король сам вас выбрал в служанки, и я сделал вид, что поверил. Но зная о порядках в Белоборе, я предположил бы, что не всё было так просто. Что там произошло на самом деле?

— Это Грапар, — хрипло ответила Элья, глядя в свою по-прежнему пустую тарелку. — Болотный Король приказал ему выбрать… и он выбрал меня.

Саррет какое-то время молчал. Она чувствовала, как он смотрит на неё, хоть и не поднимала глаз. Молчал и Герек — должно быть, запомнил, как она, захлёбываясь горечью, злилась на судьбу, занёсшую её в Подземный Дворец, и на того, кто стал орудием этой судьбы — то есть, на Грапара.

— Ну, что-то такое я и подозревал, — сказал, наконец, Саррет. — Я был ему нужен как представитель шемейского дворянства, Жерра была нужна для того, чтобы доделать взрывчатку, Мароль… Мароля он не мог отдать, это человек во многом незаменимый, к тому же очень преданный ему. Оставались вы с Равесом… Видимо, Грапар решил, что сто лет рабства — это лучше, чем смерть.

— Ну да, конечно, — невесело хмыкнула Элья. — Взрывчатка важнее.

— На нём лежала огромная ответственность. Жерра, ненавидевшая Эреста и умевшая делать взрывчатку, была одной из составляющих успешно выполненного дела. Тоже, возможно, незаменимая — или сложно заменимая. После Стамара я уже знал, что он работает на Илану. Вернее, он сам иланец…

Ему всё-таки удалось её удивить. Вздрогнув, Элья посмотрела на Саррета — который снова ел.

— Такие профессионалы умеют отделять государственные дела от личных. В пользу первых, разумеется. Если вам будет легче, скажу, что ему без вас было плохо.

Элья только головой покачала. Ну да, конечно. Бедный Грапар.

— Если вы знали, что он шпион, почему его не арестовали? — спросила она. — Не могли связаться со своими?

— У меня были связные почти в каждом городе. Да и вы не больно-то скрывались — особенно, Элья, вы лично, остальные же действовали куда осторожней. Должно быть, вы были не самым важным членом команды — всё-таки ближе к морю человека из Клана Альбатроса найти гораздо легче, а деньги нужно было зарабатывать, поэтому, думаю, Грапар решил рискнуть и согласиться с вашими плясками на площадях. Конечно, это продолжалось всего несколько дней, но при желании вас можно было задержать, даже если бы не было меня. А не сделали мы этого потому, что мне предстояло ещё многое выяснить. Впрочем, мы сразу нацеливались на Белобор. Тихое место, можно было взять всю шайку, не привлекая ненужного внимания, и при этом не заходя слишком далеко. Я должен был понять, что они задумали, до того, как Грапар решит отправиться вниз по Шеме. Я уже отчаялся, когда в Вакрее мне сообщили правду о принце Панго и предложили проверить эту версию. Я и проверил… помните этот скандал, да?

Элья медленно кивнула.

— Но вы же не могли точно знать, что мы пойдём через Белобор… — проговорила она. — Если бы воздухоплав не упал…

Её вдруг осенила страшная догадка, которая сразу переросла в уверенность — почему-то в тот момент, когда Саррет молча положил вилку на стол.

— Так это из-за вас… Это королевские маги вывели из строя кристаллы… Из-за вас погиб Карлен. И водитель воздухплава тоже.

Он поднял глаза.

— Грапар должен был любой ценой выполнить задание. Я должен был любой ценой ему помешать.

— Ценой жизни лучшего друга, например, — вставил Герек.

— Ты сам виноват.

— Я до сих пор считаю, что ты мог меня предупредить.

— А я тебе уже сто раз говорил, что не мог — так, чтобы это не выглядело подозрительным. Но я был уверен, что ты сам обо всё догадаешься и не запорешь мне всю операцию. Я, к сожалению, ошибался.

— Лучшего друга? — оторопела Элья, переводя взгляд с одного на другого. — Так вы и раньше были знакомы?

— Угу, — отозвался Герек. — С детства.

— Но ведь ты же говорил… говорил, что это смертельное ранение, что тебя чудом спасли люди из Лесного Клана! А если бы они не пришли?!

— Они бы пришли, — отрезал Саррет. — Я их позвал. С помощью специального инструмента, который мне когда-то в знак благодарности подарила дочка старого вождя, обещая, что если я буду в Белоборе и попаду в сложную ситуацию, я смогу позвать их, и мне не откажут в помощи. Я оставил подарок рядом с Гереком, чтобы они сразу поняли, что помочь надо ему. И я знал, что там отличные врачеватели, которые ещё и не с такими случаями разбирались. Так что я всё рассчитал и был абсолютно уверен, что этому придурку ничего не угрожает. — Саррет отодвинул пустую тарелку и сложил руки на столе, переплетя пальцы. — Спасибо. Очень вкусно.

«Врёшь ты всё, — подумала Элья, вспомнив, как оставшийся дежурить Лэрге напугал её той ночью — своим взглядом, голосом, своей непохожестью на самого себя. — Ни в чём ты не был уверен».

И сейчас, когда она смотрела на него, видела его размеренные движения и спокойное лицо, ей вдруг пришло в голову, что никто не знает этого человека. Даже Герек. Даже ему Саррет не сказал о том, как ему было страшно тогда стрелять — а без этого искреннее извинение у него вряд ли получилось. Да и было ли оно, это извинение?

Нет, Саррет всё делает правильно. В тех обстоятельствах он не мог поступить по-другому, важно лишь это, а не то, как он боролся с неизвестностью и собственной совестью всю ту бессонную ночь.

Элья представила Мароля, невыносимого, насмешливого типа, заставившего мягкотелого графа Саввея выстрелить в «шпиона». Она потом не спрашивала, как там всё было на самом деле, но Мароль казался довольным. Лэрге же выглядел совершенно невозмутимым — до того момента, как она увидела его сидящим возле брошенной книжки, обхватившего руками голову, до того, как он грубо спросил её, что ей нужно.

Элья только сейчас поняла, что это был единственный миг до сегодняшнего дня, когда он был настоящим.

«Нет, — вдруг вспомнила она. — Был ещё один. Когда он защищал от нападок Мароля Клессу».

— Недели через три в городок Бельзут пожалует некий профессор Дальго, — как ни в чём ни бывало, сказал Саррет. — Это старый знакомый настоящего Лэрге Саввея, с которым они работали в Стагерри.

— И что же ты собираешься делать? — опешил Герек.

— Пока не знаю. Что-нибудь придумаю. Это, конечно, будет сложно, потому что профессор уже просил о встрече, а значит, потребуется какая-то веская причина… Возможно, твоя красавица мне поможет…

— Причём тут какой-то Бельзут? — нахмурилась Элья. — Вы же живёте в Сакта-Кей…

Герек хмыкнул, поглядев на удивлённо вытянувшееся лицо Саррета.

— Человек год в болоте просидел, ничего удивительного… Элья, Бельзут — это маленький город рядом с Сакта-Кей. Между прочим, сейчас считается официальной столицей государства Кабрия. Народ понял, куда дует ветер, и в Бельзут начали съезжаться люди со всего региона; открывают гостиницы, музыкальные салоны, биржи… А ведь ещё год назад это была деревня деревней. Сакта-Кей же — просто название особняка, который стал резиденцией Панго, а до того был якобы секретной лабораторией. Он стоит на холме и его окружает толстенная стена, где раньше были складские помещения. Теперь там, насколько я знаю, содержат узников…

— Содержат, — кивнул Саррет. — Именно поэтому бельзутцы называют Сакта-Кей иногда «дворцом», а иногда «крепостью». Та тюрьма, что была в Бельзуте раньше, вмещала от силы человек десять. Да и самым тяжким преступлением считалась драка в трактире. А теперь это центр жизни… воры, убийцы, всё как у людей. И, конечно, политические преступники. Первых перевозят в один из крупных городов по соседству, Магрус. Про него вы слышали наверняка… А последних заключают в крепости.

— И если что-то пойдёт не так, Элья может там оказаться, — заметил Герек.

Саррет медленно вздохнул.

— Дайте мне минуту.

Он откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Герек и Элья сидели, не говоря ни слова. Первый откровенно скучал, постукивая пальцем по столешнице, вторая же с волнением смотрела на отрешённое лицо полицейского.

— Так, ладно, у меня есть план. — Саррет открыл глаза и обратился к Гереку: — Нам с Эльей нужно поговорить. И лучше без тебя и твоих комментариев. Так что, если не возражаешь, я бы попросил тебя пока подняться наверх и подготовить передатчик, мы подойдём позже.

— И заклинания свои убери, — добавила Элья. — А я пока уберу со стола… — Она нерешительно взглянула на Саррета. — Можно ведь?.. Я быстро.

8

Они с Сарретом сидели за столом друг напротив друга. Он сцепил перед собой руки в замок и смотрел на Элью проницательными серыми глазами.

— Итак, Элья… Первое, что вы должны уяснить: вы не имеете значения. Задание куда важнее вас. Притом кража зеркала — всего лишь одна составляющая большого плана, то есть, это вовсе не значит, что выполняя данный пункт, вы можете рисковать всем остальным, это ясно?

— Боюсь, что когда я уйду подальше от Герека, мне будет довольно сложно контролировать себя в этом отношении, — заметила Элья.

— Вы должны будете контролировать. Меня не волнуют наложенные на вас чары. На данный момент я — единственный источник информации, приближённый к Грапару и Макоре. Я предоставляю Аасте очень ценные, необходимые сведения. Если вы хотя бы жестом выдадите меня или себя, произойдёт катастрофа. Что это значит? Это значит, что вы десять раз думаете прежде, чем что-то делать. Улыбнуться, помахать кому-то рукой, залепить пощёчину Грапару, пойти гулять в одиночестве — любой ваш жест, любой поступок должен быть продуман и логичен. Он не должен выбиваться из вашего образа и не должен идти вразрез с моими действиями. Именно поэтому я напоминаю вам, что вы должны согласовывать со мной всё, даже если вам кажется, что вы поступаете правильно. И, повторюсь, нельзя допустить, чтобы чары управляли вами — это вам нужно управлять чарами. Вам нужно делать невозможное, потому что от этого зависит судьба государства…

— Это государство убило моих родителей, — напомнила Элья.

Саррет медленно, терпеливо перевёл дух.

— Когда я говорю, что вы не имеете значения, я имею в виду, что не имеет значения ни ваше прошлое, ни ваши личные связи. Если бы ваши родители были живы, и вам нужно было бы их убить, чтобы выполнить задание — вы должны были бы их убить. Любовь, месть, привязанность — это те слова, которые должны быть вами забыты. Иначе пострадают люди. Может случиться война, понимаете?

— Когда-то на Ярмарке вы уверяли нас с Клессой, что войны не будет. Кстати, хорошо вы оба тогда задурили мне голову…

Саррет позволил себе кривую улыбку:

— О том, что войны не будет, говорил недалёкий граф Лэрге Саввей. Он — к его счастью — информирован гораздо хуже, чем я. Война более чем вероятна. И, раз уж мы с вами работаем вместе, — понизил голос Саррет, — я думаю, что могу вам сообщить, что Панго в резиденции нет. И ни Макора, ни Грапар не знают, где он находится.

— Как так? — опешила Элья. — Он ведь этот… «государь»!

— Он успел только один раз объехать свои владения, прежде чем был пойман и переправлен в другое место заключения. Что за место — об этом не знаю даже я, хотя во многом именно благодаря мне Дом Полиции и сумел всё это провернуть. Но шпионы есть везде, а значит, Панго могут найти в любой момент — кто-то где-то обязательно проговорится. И с этого самого момента время до начала войны будет стремительно сокращаться, счёт может пойти на дни. Илана — это сила, которая способна помочь принцу занять татарэтский трон. Как вы думаете, насколько далеко зайдёт благодарность этого эгоистичного безвольного идиота? Будет ли он думать о том, чтобы сохранить империю своего отца и порядок, который Эрест на протяжении стольких лет и таким трудом создавал на этой земле? Порядок, который, кстати, ваши родители и прочие, пришедшие тогда на Лебединый Мост, собирались нарушить?

— Они хотели всего лишь поговорить!

— Элья, о той трагедии до сих пор ходят слухи. Очень разные. Наверняка Грапар, пересказывая её вам, выбрал наиболее удобную для себя версию. Но как там всё было на самом деле, знает только король Эрест и несколько доверенных ему лиц. Вполне возможно, кстати, это действительно была роковая случайность, и никакого переворота не планировалось. Но в любом случае, сейчас королевская власть имеет дело не с кучкой заговорщиков. Этих людей так просто не угомонить. Прольётся кровь, много крови. Война будет между теми, кто считает, что чужой воле не место в Татарэте — и сторонниками Панго, к которому присоединится Илана, не говоря уже о Макоре…

Элья невольно сглотнула.

— Это из-за меня, да?.. Макора будет помогать иланцам — и в этом виновата я?

Ей вспомнились слова Герека, сказанные им в городке Эстау: «Как жаль, что я не могу поведать тебе правду о масштабах учинённой тобой катастрофы. Иначе бы ты поняла, что из нас двоих самое большое чудовище — это ты».

Саррет ответил не сразу:

— Это тоже не имеет значения. В каком-то смысле вы, конечно, правы, однако взваливать на вас всю ответственность за произошедшее было бы неправильно. В любом случае, этот вопрос мы будем обсуждать потом. Давайте вернёмся к нашему плану.

Элья нервно кивнула. Саррет разворачивал перед ней совершенно чудовищную картину. Перед её внутренним взором проносились воспоминания о той Аасте, которую она знала, о ярких крышах столичных домов, о монорельсовой дороге, стремительно летящей из-под колёс тележки, об экипажах на улицах и даже о мутном свете дешёвого светового кристалла, лежащего в маленькой каморке на столе… Стоит одной только детальке выпасть из этой мозаики, как развалится сразу всё. Всё, что когда-то составляло её жизнь, всё, что было ей невыразимо дорого столько лет — до тех пор, пока она не встретила Грапара… А оно неизбежно развалится, если иланские войска пересекут границу. Не будет больше улыбающихся лиц, не будет огней на улицах и смеха в салонах; в городе останутся дети и женщины, которые станут с болью и тревогой в глазах сидеть перед фигурками богов в своих холодных домах, лишь иногда выходя за водой или хлебом…

Всё это могло случиться даже раньше. Но не случилось — благодаря таким людям, как Саррет. Благодаря тому, кто сидит сейчас перед ней и смотрит ясными серыми глазами и, наверное, думает о том, как рискованно довериться этой бестолковой девчонке, открывшей когда-то по дурости дверь опасным людям, да ещё, вдобавок, связанной отшибающей мозги клятвой… Но выбора у него нет.

Как бы заверить его, что она не подведёт! Как бы самой быть уверенной в этом!..

— Итак, ваша задача: успеть украсть зеркало, желательно, до того, как в резиденции появится настоящий Панго, и под каким-нибудь не очень убедительным предлогом — но таким, чтобы он не внушал подозрений сразу — уехать из Сакта-Кей. Далее вы должны отправиться на железнодорожную станцию в Тангроле, где сядете на поезд до Аасты. Я вызовусь вас сопровождать — по крайней мере, до станции. Вы будете против, но в конце концов согласитесь. Я сажаю вас в поезд, вы уезжаете вместе с зеркалом. На обратной дороге меня что-то должно задержать до тех пор, пока будет безопасно возвращаться в Бельзут, то есть, пока оттуда не уедет приятель настоящего Лэрге — но это мои проблемы, вас они не касаются. Когда Макора хватится зеркала, вы уже будете далеко. Вряд ли она или кто-то из её помощников сможет как-то остановить поезд, однако, если я почувствую, что для вас могут возникнуть какие-то сложности, я или кто-нибудь из ребят попробует вас прикрыть…

— Каких ребят?

— Я, разумеется, работаю не один.

— А с остальными я когда познакомлюсь?

— Никогда. С вас достаточно того, что вы видели слуг «графа Саввея».

— Так это были не настоящие слуги?!

— Нет, конечно. Такие же агенты, как и я. Помните Трюф? Первоклассный специалист. Я от неё потом такую выволочку получил за то, что начал вас допрашивать…

— Но она ведь… идеальная служанка!

— Я и говорю, специалист.

— А как её на самом деле зовут? — заинтересовалась Элья, испытывая странное воодушевление. Во всём этом было что-то от театра, по которому она, оказывается, успела соскучиться.

— Я не могу вам сказать. Только законченные идиоты сдают такую информацию.

— Я всё слышу! — внезапно донеслось с верхнего этажа.

— Слушай-слушай, — крикнул Саррет. — Если что-то не услышишь, я потом специально для тебя повторю… Пока всё ясно, Элья?

— Ясно. Только всё это кажется невыполнимым.

— А никто и не говорил, что будет легко. Но ничего невозможного нет… Давайте думать. Что могло привести вас в Сакта-Кей? Если забыть про клятву — и, разумеется, про задание?

— Желание отомстить Грапару, — немного поразмыслив, отозвалась Элья.

— Хорошо. Вот, вы встретили Грапара. Будете ему мстить, кинетесь на него с ножом, вас арестуют и бросят в подземелье. Возможно, даже увезут в Магрус.

— Но если верить вам, его всё ещё гложет совесть, и он не оставит мой арест просто так. Он, вероятно, попросит за меня Макору, или кого там… и меня выпустят.

— И вы броситесь ему на шею?

— Конечно, нет.

— Почему?

— Потому что этого будет явно недостаточно, чтобы искупить его вину. Если я так быстро «прощу» его, могут возникнуть подозрения.

Саррет кивнул:

— Я думаю, мы с вами сработаемся. Но давайте думать ещё. Этот вариант оставим про запас.

Его голос звучал одобрительно.

Элья подумала, что Саррет мог бы и улыбнуться. В его губах даже промелькнуло нечто, похожее на призрак улыбки. Но оттого, что это был всего лишь призрак, Элья внезапно почувствовала горечь.

Однако заострять на этом своё внимание она не стала — хватало других забот.

Потом они с Сарретом обговорили, как ей следует себя вести, что нужно и что не нужно делать. Элья впитывала и запоминала каждое слово. Ей мучительно хотелось оказаться полезной. Ей хотелось сорваться с места и бежать в Сакта-Кей — и уже не из-за клятвы.

Однако Саррет сказал, что она должна последовать за ним не раньше, чем через четыре дня.

— Спешить нельзя. Это, кстати, ко всему относится.

Вскоре к ним спустился Герек. А может, и не вскоре — Элья с такой жадностью ловила каждый совет и каждый приказ Саррета, что совершенно забыла о часах. А судя по недовольному выражению лица мага, времени прошло немало.

— У меня бы на её месте уже голова опухла, — сообщил Герек, кивнув на девушку.

— Зная тебя, соглашусь. Но пожалуй… — Саррет задумчиво сощурился, глядя в пространство, — пожалуй, мы всё обсудили… Элья, если у вас есть какие-то вопросы, лучше их задать. Даже если они вам кажутся глупыми.

Элья неопределённо пожала плечами. Ей в голову не приходило ни одного вопроса. Пока.

— Ладно тогда… Запомните, от вас потребуются все ваши актёрские способности.

— Актриса из меня всегда была паршивая, — вздохнула Элья. — Я обычнопросто танцевала, за редким исключением.

— Значит, теперь должна быть хорошая. Я тоже всегда, мягко говоря, был далёк от сцены. Но как видите, из меня получился вполне себе убедительный аристократ.

— Ну, как тебе сказать… — с сомнением произнёс Герек, за что удостоился от друга очередного неласкового взгляда.

Элья едва слышно фыркнула — маг, по правде говоря, озвучил её мысли. Она только теперь начинала понимать, что фальшь, которая неуловимо проскальзывала во всех действиях и словах Лэрге, и некоторая вычурность его манер были, на самом деле, следствием представлений Саррета о том, как ведут себя аристократы. Ну, и как человек, действительно очень далёкий от того, чтобы кем-то притворяться, он не перевоплощался, но тщательно продумывал каждое своё слово и жест, а потом повторял их так, как получалось. Настоящий шемейский дворянин наверняка распознал бы в нём самозванца — но среди людей Грапара не было настоящих шемейских дворян.

— Вы, небось, оканчивали Королевскую Академию Полиции? — спросила у него Элья.

— Да. А что?

— Нет, ничего. Просто теперь я понимаю, на какой почве вырос образ графа Саввея. Какой-нибудь фермер вряд ли бы смог быть настолько убедителен в мелочах, но человек, который восемь лет провёл в подобном учебном заведении, волей-неволей научится держать осанку и вести себя в обществе не хуже аристократа. К тому же у вас наверняка есть знакомые среди шемейских дворян, с которых вы могли брать пример.

— Есть, — кивнул Саррет. — Более того, с одним из них я познакомился как раз в то время, когда готовился работать под прикрытием, и его советы здорово мне помогли. Но, честно говоря, отличий между выпускником Академии, который провёл детство в интернате, и человеком, который рос и воспитывался в высшем обществе, оказалось гораздо больше, чем я надеялся.

— Вы провели детство в интернате?

— Да, вроде того, из которого вышел Равес. Так что если бы не его отец, — Саррет кивнул на Герека, — вряд ли мы бы с вами здесь разговаривали. Впрочем, не будем уклоняться от темы: у меня не так много времени. По поводу притворства: запомните, вам следует быть осторожной, но ни в коем случае нельзя становиться скрытной. Это всегда подозрительно. При этом откровенничать тоже нельзя ни с кем, даже с тем, кто уже проявил себя открытым, честным и дружелюбным. А уж тем более — с тем, кто просто кажется таковым. Правда, Герек?

— Я хоть раз что-то брякнул кому-нибудь не тому? — огрызнулся Герек.

— Да. Ей.

— Я тебе сразу сказал, что ей можно доверять! Я никогда не стал бы утверждать подобного, не имея на то веских оснований. А ты просто перестраховщик. Ты даже мне не сказал, что под прикрытием работаешь.

— Не сказал. И Клессу просил не говорить.

— Да, я заметил, — раздражённо буркнул Герек. — Когда встретился с ней на пороге собственного дома.

— Угу, она рассказывала.

— Как — рассказывала? — нахмурился Герек. — Вы что, виделись после этого, что ли? Ты же уже год здесь торчишь.

— Клесса приезжала в Илану три с лишним месяца назад вместе с другими жёнами послов, — сказал Саррет, немного помрачнев. — Там мы и встретились — в доме того, кто выдаёт себя за меня. Меня отправили в Илану с заданием и… хм… решили сделать сюрприз.

— Так она здесь? — удивился Герек.

— Нет, конечно. Уехала в тот же день.

— Почему?

— Потому что я так сказал. — И, увидев непонимающий взгляд друга, Саррет хмуро пояснил: — Мне обещали, что ей будет обеспечена полная безопасность. В моём же представлении, путешествие в Илану нельзя назвать «обеспечением безопасности».

— Да, пожалуй, ты прав, — признал Герек. — Хотя, по-моему, такой отъезд выглядит довольно подозрительным.

— По официальной версии, сырой иланский воздух не слишком благотворно сказался на здоровье госпожи Клессы, и ей пришлось вернуться в Аасту. Так что всё довольно складно.

— Ну, наверное… — неуверенно протянул Герек. — Ладно, вам виднее. Идём наверх?

— Идём, — отозвался Саррет. — Только мне потребуется время, чтобы составить ещё одну шифровку. Что, кстати, с теми двумя сообщениями?

— Одно готово, — отозвался Герек. — Во втором двойной шифр… Придётся повозиться ещё.

Саррет кивнул.

— Хорошо… Постарайся не тянуть.

— Как получится, — буркнул Герек. — Я и так там целыми днями торчу.

Они оба пошли в сторону лестницы. Элья, чуть помедлив, последовала за ними.

— Ты, надеюсь, снял заклинания? — спросила она. — Я не полечу вверх тормашками?

— Не снял, но подправил. Теперь ты можешь сюда проходить безбоязненно.

— Подправил?! То есть, ты давно мог это сделать?!

Герек, приостановившись на предпоследней ступеньке, глянул на неё вполоборота, поверх головы идущего следом Саррета, и Элья почувствовала неодолимое желание врезать по этой ухмыляющейся физиономии.

***

Наверху ожидаемо был бардак. А вернее, даже склад. По правде говоря, помещение казалось вообще не приспособленным для жилья, и вряд ли кто-нибудь взялся бы разгрести эти завалы старых пыльных ковров, шпалер, канделябров и глиняной посуды.

От барахла был более-менее свободен центр комнаты. Там стояла небольшая тахта, застеленная стареньким покрывалом, и стол. Причём стол здесь явно был важнее тахты. Это ощущение создавалось даже не потому, что именно на него падал свет, широкой лентой струящийся из большого квадратного окна без штор, но и потому, что на столе стоял совершенно невообразимый предмет, представлявший собою небольшую доску с рядом четырёх световых кристаллов разных цветов: синего, зелёного, жёлтого и красного. А ещё на столе был порядок. Одна загадочная книга в обложке без надписей, чернильница с пером, маленькая свечка в жестяной коробочке и аккуратная стопка бумаги.

— Я быстро. — Саррет уселся на единственный стул, достал перо, взял два чистых листа и на одном из них что-то застрочил.

— Присаживайся. — Герек гостеприимно указал гостье на тахту.

После продолжительного общения с Сарретом подобные жесты, широкие и красноречивые, казались непривычными и даже немного раздражающими.

Элья села на краешек и ещё раз огляделась. Ни шкафа, ни кресла… Девушка хотела поинтересоваться, куда Герек девает одежду, но увидев, что из стоящей рядом дорожной сумки высовывается штанина, передумала.

Элья не без удивления смотрела, как прежде невозмутимое лицо сидящего к ней в профиль Саррета хмурится, а рука медленно движется над уже исписанным листком, словно выискивает там орфографические ошибки. Затем он перешёл к новому листку, переписывая туда что-то со старого — предельно старательно и аккуратно.

Наконец, через четверть часа напряжённой тишины, Саррет выпрямился. Потом поднялся на ноги, комкая первый, черновой, листик.

— Всё, можешь приступать. А после зажги свечку.

— Угу.

Элья, не совладав с любопытством, подошла ближе и встала у мага за плечом. И вздрогнула, когда рука Саррета коснулась её локтя.

— Герек сейчас будет передавать сообщение в Аасту. Ему нужно полностью сосредоточиться, лучше не стойте над душой.

Элья послушно отошла в сторонку.

В течение нескольких минут она заворожённо наблюдала, как ладонь Герека касается то одного, то другого кристалла на дощечке, и те вспыхивают — каждый своим цветом. Очерёдность угадать было невозможно, и вскоре Элья перестала даже пытаться.

Наконец, Герек облегчённо откинулся на спинку стула.

— Уф… всё.

— А как это работает? — тут же спросила Элья.

— Каждая буква представляется в виде определённой последовательности сигналов, — объяснил маг. — Один из кристаллов — это пробел между словами. В нашем случае — жёлтый.

— А бывают и другие случаи?

— Конечно. Иначе перехваченные сообщения было бы очень легко читать. А так пусть сидят и мучаются… Как я мучился последние недели. Да, держи, кстати.

Он протянул Саррету один листик из стопки и занялся свечой.

— И это всё? — мрачно спросил Саррет.

Элья скосила глаза. Послание было написано на иланском, и в нём говорилось о том, что деньги, выделенные на операцию «П» продолжат поступать в том же объёме.

— Я же тебе сказал, вторая ещё не готова… — Язычок пламени, повинуясь движению пальцев мага, вытянулся над свечой и, на миг замерев, принялся гореть, как положено. — К тому же она длиннее…

— Что такое «операция «П»? — спросила Элья.

— Не думал, что ты знаешь иланский, — заметил маг, зачем-то проглядывая листик с шифровкой, которую только что отправлял.

— Я училась в королевской школе-приюте, — холодно напомнила девушка. — У нас было два иностранных языка.

— Ясно… — Листик в руках Герека занялся пламенем. — Сар, я думаю, иланцы просто дают понять, что исчезновение принца никак не влияет на финансирование операции. Так как шифровке уже почти два месяца, то я полагаю, скоро тебя опять в Илану пошлют.

— Хорошо, если так. В Илане можно было бы и задержаться. Это, во-первых, избавило бы меня от профессора Дальго, а во-вторых, обеспечило бы алиби на момент кражи зеркала.

Саррет подошёл к столу, чтобы предать огню записку, а также черновик своей шифровки. Коробочка, в которой стояла свеча, была уже забита пеплом.

— Думаю, здесь мы закончили, — сказал полицейский.

— Ну, пошли тогда, что ли? — Герек погасил свечу и принялся спускаться вниз по лестнице.

Саррет и Элья почти одновременно двинулись следом.

— У вас так и не появились вопросы?

— Нет. Я, честно говоря, не представляю, о чём спрашивать.

— Боюсь, когда будете представлять, у меня не будет возможности вам ответить.

— Я понимаю, — вздохнула Элья. — Но…

— Стойте, — вдруг сказал Герек. Голос его при этом прозвучал так, что ноги девушки замерли сами по себе, и лишь потом она подняла голову. Каменным изваянием за её плечом застыл Саррет.

Маг стоял перед большим зеркалом в гостиной, вскинув в их сторону руку в упреждающем жесте. Очевидно, проходя мимо, заметил в нём что-то такое, что заставило его остановиться. Что-то, что напугало, или же просто насторожило его.

Элья даже дыхание затаила. А потом зажмурилась. Именно сейчас, когда ей явно не стоило делать лишних движений, всё её существо неумолимо потянулось к зеркалу на стене. Если подойти… просто подойти… всё будет так легко…

Она спустилась только на одну ступеньку, когда на плечо ей легла тяжёлая ладонь.

Элья, вздрогнув, остановилась. В первое мгновенье ей хотелось вывернуться, эта рука на её плече раздражала, страшно раздражала… Но, увидев перед собой Герека, по-прежнему замершего у зеркала, девушка опомнилась и тихонько перевела дух.

Ладонь с её плеча исчезла.

— Спасибо, — шёпотом произнесла Элья.

Саррет не ответил.

Герек, тем временем, медленно и осторожно соединил перед собой ладони, словно держал невидимую чашу, наполненную до краёв какой-то драгоценной жидкостью. А потом… Элья даже не смогла проследить движение его правой руки. Стремительный бросок, какой бывает, когда камень пускают «блинчиком» по глади пруда, резкий свист воздуха, разрезаемого чем-то невидимым, потом вдруг протяжное «дзынь!» — и зеркало осыпается звенящим водопадом осколков к ногам мага. Элья на всякий случай отвернулась, но ни один осколок не долетел до лестницы — это был не взрыв, по звуку больше походило на сползание покрывала.

— Всё, можете расслабиться, — сказал Герек устало и побрёл к креслу. — Она потеряла связь, теперь не сможет нас найти…

— Ты уверен? — Саррет, обойдя Элью, быстро спустился. Приблизился к зеркалу, заглянул в пустую раму, словно хотел что-то там отыскать, с сомнением оглядел пол под ногами, усыпанный стеклянными осколками. — Когда она сидела в зеркале, она неплохо определяла расстояние. Однажды даже по адресу пришла. По твоему. А ещё она как-то раз вычислила, где засели разбойники — и мы туда не сунулись… Помните, Элья?

— Да… — рассеянно отозвалась девушка, по-прежнему стоявшая на ступенях лестницы.

— Вы в порядке? — нахмурился Саррет.

Элья кивнула.

— Хорошо. Тогда объясните, пожалуйста, куда вы собирались пойти, когда Герек ясно дал понять, что ходить не надо?

— Мне почудилось, что через это зеркало я… в общем, неважно. Это всё клятва. Теперь вы понимаете, как она действует? Цель показалась мне такой близкой, и я просто не могла себя сдержать, я почти забыла обо всём на свете, и если бы вы не остановили меня…

Элья замолчала. Сам всё поймёт, не дурак.

— Если бы ты установила контакт, мы бы, наверное, так просто не отделались, — согласился Герек, плюхаясь в кресло. — Хорошо, что этого не случилось… Я не думаю, что Макора действительно находилась в Зеркальных Глубинах, как тогда, когда смогла проникнуть ко мне домой. У неё, безусловно, какая-то связь с ними, но в целом наш мир слишком тяжёл, приходится считаться с его реалиями, да и путешествовать сознанием с такой точностью Макора сейчас не может, при всём её могуществе. Она просто узнала, что сработал передатчик, она проглядывала зеркала домов, находящихся в этом районе, или даже во всей округе…

— …и увидела тебя, — закончил за него Саррет.

— Вроде бы… — неуверенно отозвался Герек. — А может, и услышала… Но это неважно, она была далеко. Если я и привлёк её внимание, то вычислить, где я нахожусь, она не успела. Не должна была.

— Не нравится мне это всё, — сказал Саррет.

— Да брось. Они знают, что в Кабрии есть маг, который работает на передатчике. Но я достаточно хорошо защитился, и за последние пару месяцев меня не вычислили. Кому придёт в голову ползти в эту конуру? Тем более, все уверены, что я простой травник из Лесного Клана, а таких ребят трогать вообще не принято.

— А откуда Макора знает о передатчике? — спросила Элья, подходя, наконец, к ним.

— Это выясняется с помощью магии, — ответил Герек. — Она, или даже кто-то из людей без дара, может улавливать сигналы с помощью одной штуки, довольно простой в исполнении. Но отследить — это уже гораздо сложнее, тем более, если человек с передатчиком предпринял меры, чтобы этого не случилось. Теперь понимаешь, почему я скрываю, что я маг?

Элья кивнула. В Кабрии, наверное, очень мало людей с незапечатанным даром. Если выставлять его напоказ, то разыскать, кто передаёт шифровки, Макоре будет раз плюнуть.

— Что с этим будете делать? — Саррет кивнул на груду крупной серебристой пыли у пустой рамы.

— Упакую в склянки и буду подсыпать в еду врагам, — отозвался Герек.

— Главное, чтобы это в вашу еду не попало.

Когда речь зашла о еде, Герек внезапно вспомнил, что не так давно он всё-таки очень хотел есть — до того, как полицейский начал пугать их пыточной комнатой.

Элья ушла на кухню. Пока она раскладывала курицу, до неё донёсся обрывок диалога:

— …пообещай!

— Я что, похож на няньку? Или мне, по-твоему, не хватает проблем?

— По-моему, тебе совести не хватает.

— Кто бы говорил…

Девушка вернулась с двумя тарелками:

— Саррет, не хотите добавки?

Полицейский, который давеча умял двойную порцию, кажется, всерьёз обдумывал это предложение. Но всё-таки покачал головой:

— Нет, Элья, спасибо. Боюсь, что я и так засиделся… Вопросы так и не появились? Нет?.. Ну, тогда до встречи.

Он направился к двери.

— Саррет! — окликнул его Герек.

Полицейский развернулся. Лицо у него было отнюдь не дружелюбное. Он посмотрел на мага, потом на Элью…

— Ладно. Я за ней присмотрю.

— Слово?

— Слово.

И потом он, наконец, ушёл.

Элья невольно улыбнулась. Тот факт, что Саррет будет за ней «присматривать», внушал некоторый оптимизм. Впрочем, полицейский и так бы за ней присматривал, но, по крайней мере, теперь девушка могла быть уверена, что следить будут не только за её промахами, но и за безопасностью. И не в рамках задания, а вообще.

О том, что он будет делать, если её безопасность будет угрожать безопасности задания, Элья предпочла пока не думать.

9

— Вот всё и решилось, — сказал Герек.

— Пока ещё ничего не решилось.

— Но ты воодушевлена, не так ли?

— С чего ты взял?

— У тебя кровь звучит по-другому.

Элья почувствовала, что заливается краской. В свою бытность придворной танцовщицей она бы сказала, что это ужасно неприличное замечание — хоть и вряд ли смогла бы объяснить почему. Очень хотелось оскорбиться — но тоже, опять же, не особенно было понятно, на что именно.

— Что ещё за глупости? — Элья гневно уставилась на мага, чувствуя, как пылают щёки.

— Я же только что колдовал… — Герек пожал плечами. — Сложно перестроиться.

Элья взялась за вилку и молча принялась есть. Вид у неё при этом был донельзя сердитый.

Воодушевлена… Конечно, она была воодушевлена! А как иначе, если впервые за это время она поняла, что делает и зачем! Постоянно юлящий Герек со своими загадками не оставлял ничего, кроме тотального ощущения бессмысленности. Да ещё эта клятва… А теперь даже клятва была средством для совершения действительно полезного дела.

Элья знала, что будет стараться изо всех сил. Она станет умной, сообразительной, она станет лучшей на свете актрисой.

— Как тебе Саррет? — спросил маг.

— Он… непростой. И… хм… мне жалко его, честно говоря.

— Жалко?

— Ну, ты подумай, какая ответственность! Притом он постоянно должен лгать и притворяться… А он не кажется человеком, которому это может нравиться.

— Верно, — не стал спорить Герек. — Но это был его выбор. Он вообще-то в другом отделе работал.

— Правда?

Герек кивнул, прожёвывая кусок, потом сказал:

— Правда. Он был внешне похож на графа Саввея, ему предложили работу, и Саррет вцепился в неё обеими руками. Мог бы и отказаться. Впрочем, он ведь тогда думал, что это всего на пару месяцев…

Герек замолчал. Он вспомнил, как его поразили перемены, произошедшие с его другом за какой-то год. Постоянное напряжение и усталость сказались на Саррете не лучшим образом, он стал выглядеть намного старше своих двадцати шести лет. Он работал всегда, каждую секунду, будучи совершенно не в состоянии расслабиться, даже приучил себя засыпать на строго определённое количество часов, чтобы суметь проснуться, например, в три ночи и отправиться на встречу со связным. И ещё в нём появился страх. Загнанный глубоко внутрь, этот страх вряд ли мог бы распознать человек, не знавший Саррета так хорошо, как его знал Герек. И ярче всего этот страх проявился в день, когда они случайно встретились в Эстау — раньше Саррет ездил туда сам, а Герек заглянул в город по дороге в Кабрию.

«Сиди здесь, — сказал ему тогда Саррет. — Жди, не колдуй и никому не говори, что ты маг. И никакой самодеятельности. Я пока попробую что-нибудь придумать».

И он придумал. Уже через пару недель Гереку разрешили занять этот дом, выдали передатчик и объяснили, что и как делать. Сидеть на одном месте с перспективой редких поездок в Эстау магу совершенно не хотелось, однако Саррет велел ему поумерить свои амбиции и вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию. Тогда Герек понял: если он действительно хочет помочь, то лучших вариантов для него просто нет.

Но только когда Саррет пришёл с первой шифровкой, они смогли, наконец, нормально поговорить.

«После истории с Болотным Королём я потерял всякую связь со своими, — говорил Саррет. — Да и по голове меня тогда хорошо приложили… Стоило нам доехать до первого населённого пункта, Грапар с Маролем и Равесом отправились к морю на купленной там же двуколке. Меня оставили на попечение Жерры. Я не мог ни помешать им, ни сообщить кому-нибудь. Я знал, что в местном Доме Полиции есть человек, который мог бы мне помочь — мы просчитали варианты на случай, если операция сорвётся. Но незаметно от Жерры пробраться в Дом Полиции, да ещё с сотрясением мозга… нет, я, конечно, попробовал, но… в общем, ты сам понимаешь».

Герек понимал. Он знал, что такое состояние абсолютной беспомощности. Когда должен что-то делать — но не можешь, потому что всё вокруг, весь мир обращён против тебя. Ни одного человека, на которого можно положиться, к которому можно обратиться за помощью; надеяться надо только на себя — а что ты сам способен сделать, если у тебя связаны руки? Знал Герек и то, как может подводить собственное тело, которое ещё совсем недавно во всём тебе подчинялось. Кстати, последний урок он усвоил не без помощи Саррета, которому, между прочим, даже в морду после всего случившегося было не двинуть — подумаешь, в друга пальнул, так ведь для его же собственного блага! Да и если граф Саввей придёт к собратьям по оружию с опухшей челюстью, вопросов будет не избежать. Кто это сделал? Почему? Какому-то пьянчуге что-то показалось? А как же вы, ваше сиятельство, будучи искусным фехтовальщиком, не уклонились от пьяного кулака? Саррет искусным фехтовальщиком никогда не был, предпочитая холодному оружию простоту и точность свинцовой пули. Но Грапар сотоварищи, разумеется, об этом не знали.

«Мне кажется, они и без того меня подозревают, — признался Саррет. — Я, наверное, где-то уже сделал ошибку…»

«Ты сделал ошибку, когда согласился на эту работу», — отозвался тогда Герек.

«Я не мог на неё не согласиться, и ты прекрасно знаешь об этом».

Ну ещё бы он не знал. Все помыслы Саррета лет с десяти были направлены на одну-единственную цель — возвращение фамилии, утерянной его отцом. Он почему-то ещё тогда вбил себе в голову — а может, из взрослых кто ляпнул — что без фамилии ему лучше вообще ни на что в этом мире не рассчитывать…

— Курица остынет, — сказала Элья.

— Угу. — Герек вынырнул из воспоминаний и вернулся к еде. — Кстати, и правда очень вкусно.

Он поднял на девушку глаза, ожидая, что та что-то скажет на это, или благодарно улыбнётся, или смутится — однако Элья, напомнив об обеде, уже отвернулась в задумчивости, и ответом на комплимент послужил лишь рассеянный кивок.

Ну конечно. Она уже не здесь. Блеск в глазах, сосредоточенно нахмуренный лоб…

Герек с удивлением понял, что между Сарретом и Эльей довольно много общего. Одного выжгло желание во всём и везде быть лучшим, вторую выжгло чувство к Грапару. Сейчас пожары потухли, и оба этих человека делали что-то только затем, что это надо было делать. Надо было играть роль Лэрге Саввея и добывать информацию. Надо было придумать, как выкрасть зеркало. Надо.

— А ты чего не ешь? — спросил Герек.

— Не знаю…

Девушка лениво поковырялась в тарелке вилкой. В самом деле, кусочки курицы в сметанном соусе были её кулинарным шедевром. Особенно если учитывать, что она совсем недавно научилась готовить. И вкусно вроде бы… Но почему же ничего в горло не лезет?..

Элье казалось, она не выдержит эти четыре дня. Скорей бы, скорей! Наконец-то она будет на своём месте! Наконец-то она будет делать что-то, что необходимо — и ей самой, и другим людям… И Саррету.

Ей не сиделось. Она встала, подошла к окну, на каждом шагу чувствуя, будто к ней возвращается что-то забытое, правильное… Ах, если бы зеркало не разбили! Элья была уверена, что окажись она сейчас возле него, то без труда повторила бы свою коронную улыбку. И ещё несколько. Именно перед зеркалом она сумела бы собрать себя заново: из этих самых улыбок, из поворотов головы, из отражения собственных глаз: испуганных, насмешливо сощуренных… о, ей следовало бы потренироваться. Но лучший инструмент, который Элья могла бы сейчас себе позволить — это оконное стекло…

Какое-то время Элья стояла, разглядывая собственный призрак, но потом плюнула и стала смотреть сквозь него на облака, собравшиеся над городом: сизые и серые громады, полные непролитых пока дождей. Самого города видно не было.

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Интересно, дороги с облачной высоты действительно кажутся синими? От короткого полёта на воздухоплаве у Эльи остались только воспоминания о небе, о чувстве опьянения высотой и ветром, который казался ей посланцем благословенной Эйголы. Землю она особо не помнила. И уж, тем более, не помнила, как выглядели дороги…

Тогда она чуть не умерла. И небесная высь, которая за мгновенье до того внушала ощущение абсолютного счастья, едва не свела её с ума от ужаса. И свела бы, наверное… если бы не Грапар. Как крепко он тогда прижал её к себе! И Элья вцепилась в него, будто в единственную опору на свете, веря в него больше, чем в силу гравитации… Он спас ей жизнь.

Элья стиснула зубы.

«Чтобы использовать мою кровь для обряда, а потом убить меня».

— Что случилось? — спросил Герек.

Элья вздрогнула от неожиданности и уже привычного чувства страха — погружённая в себя, она не слышала, как маг подошёл и встал за её спиной.

— Опять у меня кровь по-другому звучит? — спросила она, едва размыкая челюсти, которые словно свело судорогой.

— Нет, просто мне показалось, что ты зачем-то собираешься сломать подоконник.

Этот его дурацкий смешок. Когда его что-то смущает, он всегда шутит, как идиот. Правильно Саррет его так называет…

Элья опустила глаза и тупо уставилась на свои побелевшие пальцы.

— Отпусти деревяшку, — шутливо велел Герек.

Элья послушалась, но от окна не отошла.

— Всё это будет очень сложно, — сказала она нехотя. Потому что в ней снова горело, накипало, и надо было говорить — хотя Элья почти уверена была, что Герек многое не поймёт. — Особенно — забыть про месть. Мне иногда хочется разорвать его на мелкие кусочки… Грапара, я имею в виду.

И снова это имя — будто яд на языке.

— На мгновенье — когда мы говорили с Сарретом, — продолжила Элья после небольшой паузы, — мне показалось, что я смогу не думать об этом. Потому что есть куда более сильные вещи. Он словно вручил мне оружие против этой моей… «тьмы». Но сейчас я понимаю, что всё не так просто…

— Если тебе будет легче, представь, как он их ненавидит, — сказал Герек. — А он их ненавидит, это я тебе совершенно точно говорю. И ещё… хм… попробуй убедить себя в том, что Грапар не виноват.

— Что?.. — Элья резко обернулась. — Ты о чём? Ты что, вообще ничего не соображаешь?! Это просто… просто невозможно! Нет, я понимаю, он выполнял задание для своей любимой Иланы. Но он мог отдать Болотному Королю Равеса! Он мог потом найти кого-то другого из Клана Альбатроса для всех этих обрядов! Но он этого не сделал…

— Наверное, потому, что всё-таки не мог, — сказал Герек. — Но ты просто не знаешь почему.

— Тогда он в любом случае просто не должен был… — Элья перевела дух, — он не должен был внушать мне чувство, будто я для него важнее всего на свете, когда это не так. Он не должен был привязывать меня к себе. Это стало предательством гораздо раньше — а не там, в Белоборе.

«С той ночи в парке, когда он впервые меня поцеловал», — пронеслось у Эльи в голове.

— Наверное, я могу тебя понять, — сказал Герек.

— В самом деле? — покосилась на него Элья.

— Ну да. Посуди сама: сначала меня сдал полиции родной отец, а потом невеста. И если первому я не успел сказать, что невиновен, то вторую я оповестил об этом сразу.

— И она не поверила?

— Не знаю… Возможно, после того, как я покатался по тюремным крышам, мой вид оставлял желать лучшего, а я и так никогда не выглядел как человек, внушающий доверие.

— А зачем ты катался по крышам? — спросила Элья осторожно. Герек разоткровенничался впервые за всё время, что она жила здесь, и ей не хотелось упустить момент.

— Ну, это был мой единственный шанс сбежать и восстановить своё доброе имя. Отец-то сразу попал в больницу, кто бы занимался этим делом? А сбежать я мог только до того, как меня приведут в камеру. Так как папа мой, насколько тебе известно, детектив, да ещё и друг главного министра, мне доводилось за свою жизнь довольно часто бывать в здании тюрьмы. Причём, в основном, в приёмной перед кабинетом Дертоля. И я прекрасно знаю, что там два окна. Одно выходит на набережную Шемы, второе — на крыши невысоких пристроек. Есть скат сразу под окном, очень удобно. Полицейский, который вёл меня к Дертолю, в двух шагах от кабинета уже расслабился, да и люди там какие-то стояли, кто-то перебросился с ним парой фраз… У меня были связаны руки — но, к счастью, спереди. День был жаркий, секретарь приоткрыла окно… Вот я и выпрыгнул. Фактор внезапности сработал — до окна меня никто поймать не успел, а прыгать следом побоялись.

Элья потрясённо покачала головой.

— Крыши крышами, но если бы ты кубарем покатился вниз…

— Иначе я сгнил бы в тюрьме, вот и всё. Если уж собственный отец мне не поверил, то какие у меня были шансы?

— Дертоль бы, может, и поверил.

— Я не рискнул проверять. Я побежал к Линте… к своей невесте, то есть. Она сделала вид, что верит мне, велела спрятаться. А сама выскользнула из дома, кинулась к первому же патрульному и… в общем, пришлось опять побегать. Но тут я не удивился даже, честно говоря. Она почему-то всегда панически боялась проблем с законом…

— А потом в тебя выстрелил лучший друг.

Герек пожал плечами:

— Если бы он в меня не выстрелил, в меня бы выстрелил Мароль. Причём, скорее всего, в голову. Кстати, надо отдать Саррету должное, он оказался единственным человеком, который спросил, действительно ли я убил Марреса.

— То есть, он тоже допускал возможность, что ты мог это сделать?!

— Ну… надо сказать, отношения у нас с братом были довольно напряжёнными. Мы часто ссорились… У меня был мотив, у меня была возможность, меня застали на месте преступления, в конце концов. Так что ответ на вопрос, кто убийца, казался очевидным. Но Саррет всё-таки спросил.

Элья улыбнулась:

— Он хороший друг.

— Он хороший полицейский. Хотя друг тоже, да…

Они отошли от окна. Герек сел обратно, Элья начала убирать со стола.

— А он раньше убийства расследовал? — спросила она, вспомнив, что «отдел предотвращения политических бурь» — не то место, где Саррет работал изначально.

— Да нет… В основном, всякие кражи и мошенничества.

— По-моему, это всё равно очень интересно.

Герек промолчал. Ему прекрасно было известно, что Саррет ненавидел свою работу. Майор Наргель почти пять лет держал его в мальчиках на побегушках, и Саррету, некогда блестящему студенту Академии, ничего не оставалось, кроме как следить за продвижением по службе бывших одноклассников. Наверное, расследование преступлений — дело действительно интересное, но только когда ты сам расследуешь, а не пишешь бесконечные протоколы и справки, бегая по разным инстанциям и изредка имея возможность допросить того или иного свидетеля. А чтобы заслужить хотя бы капельку уважения майора Наргеля, Саррету нужно было просто родиться у другого отца.

Элья подкинула в огонь дров, поставила на плиту чугунок с водой, чтобы та закипела и можно было бы мыть посуду. Она старалась производить как можно меньше шума, чтобы даже звуками не выдавать своё волнение. Странный получался день, странные дарил ощущения: сейчас, когда Элья занималась повседневными делами, её не покидало чувство, будто в её руках всё может расцвести — если она очень захочет. Тарелка превратится в какой-нибудь большой махровый цветок, вилка обовьёт запястье лозой с завязями бутонов…

— А как вы подружились? — спросила она громко, чтобы слышно было в гостиной.

— Из-за библиотеки моего отца. Саррету нужна была книга по международному праву.

Элья, вздрогнув, обернулась и обнаружила Герека в кухне. Она едва не отшатнулась от него, но инстинкт нежити удалось подавить почти сразу.

Видимо, тоже не знает, куда себя деть. Посидел за столом, встал, дошёл до кухни… А ведь он пообещал Саррету расшифровать какое-то сообщение. И, наверное, должен сделать это как можно скорее.

Только Герек явно не хотел уходить наверх.

«И хвала богам», — подумала Элья. Ощущение недосказанности давило на них обоих, и пока они поддерживали эту беседу, существовал шанс, что рано или поздно оно вскроется — то, что должно быть произнесено. И станет легче. Саррет своим появлением нарушил привычное течение их жизни, теперь просто разойтись и заняться своими делами было почти невозможно. Страшно.

— Вы же вроде бы с детства дружили, — сказала Элья. — Зачем ребёнку книга по международному праву?

— Ему было десять лет, через два года он собирался сдавать экзамены в Академию. В интернате книги давали только тем детям, чьи родители платили за их проживание. Саррет к таковым не относился.

— Первый раз слышу, чтобы ребёнок по собственной воле начинал готовиться к экзаменам за два года!

— Смотря какой ребёнок и что стоит на кону. Саррет натравил на меня своих приятелей, сам же их разогнал и в качестве платы за помощь попросил принести ему книгу. С возвратом.

Элья подняла брови:

— Платы за помощь?

— Ну, конечно, о том, что это были его знакомые, он мне рассказал гораздо позже. А тогда он просто подумал, что у семьи детективов с фамилией наверняка найдутся в библиотеке нужные ему книги и нашёл способ эти книги получить. Незаметно выкрасть книжку я не смог, пришлось всё рассказать родителям, и отец, на счастье Саррета, заинтересовался, зачем десятилетнему мальчишке такая серьёзная литература.

— Ну да… — припомнила Элья. — Он же говорил, что обязан своему зачислению в Академию твоему отцу.

— Потому и обязан. Папа всегда поощрял тягу к знаниям… — пояснил Герек, помрачнев. — Саррету было позволено брать любые книги в библиотеке, а заодно задавать любые интересующие его вопросы.

На самом деле, Саррет, говоря о помощи при поступлении, имел в виду тот факт, что Сагро Ловор заплатил за его обучение в первом семестре — получив высшие баллы на шести экзаменах из семи, мальчик был сражён рядом каверзных вопросов на последнем испытании. Причём вопросы эти задавал всё тот же господин Наргель, который на тот момент майором ещё не был, но имел определённое влияние в узких кругах. Потом, после первой же сессии, Саррету стали выплачивать стипендию, поскольку Наргель, к счастью, не был в преподавательском составе, и на аттестацию студентов в дальнейшем повлиять никак не мог. А то, что Саррет, семь лет проходивший в отличниках, едва не вылетел из Академии на последнем курсе, было исключительно виной Саррета. И, соответственно, то, что он после выпуска не попал на место попрестижнее — тоже.

Однако Элье всё это знать было совершенно необязательно. Тем более, что Саррет, невзирая на протесты Сагро Ловора, постепенно вернул долг, а благодарен был и по сей день.

— А родители у него живы? — спросила Элья.

— Отец. Но они очень давно не общаются. Сама понимаешь, интернат… Зато, как видишь, мой отец стал для него почти как родной. Саррет даже Клессу ему представил, как обычно представляют невесту родителям. Вернее, всем нам представил. Дескать, вот, познакомьтесь, это Клесса. У нас свадьба через месяц…

— Погоди, так ты что, её до этого не знал, что ли?! — Элья от изумления уронила на пол миску. К счастью, та была очень прочная и не разбилась.

— Ну, Саррет болтливостью никогда не отличался. — Герек наклонился и поднял миску. — Да и вообще, я не думаю, что он придавал этому какое-то особое значение. К тому же у них какой-то спонтанный брак получился…

— У Саррета? Спонтанный? — недоверчиво посмотрела на него Элья.

— Ну, у него случается… — Герек поставил миску рядом с тазиком, видя, что девушка не торопится её забирать. — Вроде нормальный, адекватный человек, а иногда, бывает, как выкинет что-нибудь…

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Элья. И, видя, что Герек пытается отделаться очередным равнодушным пожатием плеч, скрестила на груди мокрые руки и велела: — Что он может выкинуть? Ну-ка, рассказывай. Мне ведь с ним работать ещё.

— Ну, примеров хватает… — протянул Герек, всё ещё надеясь отвязаться. — Я сам и не припомню сейчас всё…

А перед глазами уже проносился вихрь воспоминаний. Конечно, самым ярким финтом ушами была попытка Саррета бросить учёбу на восьмом курсе и сбежать за море откапывать древний город Лургали. Тогда даже Сагро Ловор не смог найти слов, кроме как: «Боюсь, дружба с моим младшим сыном не пошла тебе на пользу». Только мама Герека, да будет ей светла благословенная Эйгола — мама, которая всегда отчего-то недолюбливала Саррета — внезапно тепло улыбнулась и спросила: «Ну, и как её зовут?»… А последней дуростью Саррета был, конечно, прошлогодний вызов на дуэль майору Наргелю. От тюрьмы идиота спас Герек, заставший его за написанием официального письма и потративший потом не один час на то, чтобы пробить брешь в стене Сарретова упрямства.

В общем, историй, действительно, было немало. Но пересказывать их Элье? Нет уж, увольте.

— Давай хотя бы про Клессу, — не отступала Элья.

Герек понял, что она не отстанет, и вздохнул.

Ладно. В конце концов, история была не такая уж секретная.

Клесса родилась в семье стеклодувов. То была очень уважаемая семья: успешная, с фамилией. Само собой, у девушки довольно рано объявился жених. Весь такой из себя важный, респектабельный. Он прибыл из-за границы, чтобы заключить сделку с отцом Клессы, якобы влюбился в дочь будущего партнёра с первого взгляда, а в день свадьбы сбежал, прихватив с собой кругленькую сумму и приданое, которое, по традиции, ему торжественно вручили накануне церемонии.

Отец Клессы не находил себя от горя — ещё бы, он был разорён! Более того, опозорен! Он сокрушался так, будто потерял близкого человека — со слезами, с воплями; нервировал всех вокруг, даже, казалось бы, привычных ко всему полицейских.

«Вы мне его из-под земли достаньте! — кричал он, ухватив майора Наргеля за пуговицу на кителе. — И всё, всё до самого последнего тулима из него вытрясите!».

Майор ничего не обещал. Дело было тухлое: мошенник явно скрылся на первом же корабле, и теперь ищи-свищи. Но, для порядка, подчинённым было велено проверить все порты, станции воздухоплавов и железнодорожные вокзалы, а заодно опросить домочадцев. Основная часть «бегательной» работы, как всегда, досталась Саррету. Когда тот через три дня пришёл докладывать об ожидаемых неутешительных результатах, его привлекли к повторному опросу свидетелей, куда, само собой, входила и обманутая невеста.

— В общем-то, они пару раз всего пообщались, — сказал Герек. — И не то, чтобы наедине. Не больше и не меньше, чем обычно общаются в таких случаях полицейский и потерпевшая. Это вообще было рядовое дело, таких у них за год штук пятьдесят проходит. Наргель… ну, начальник Саррета, сразу честно сказал, что с перспективами расследования плохо. Так просто подобные мошенники не попадаются. Однако глава семьи, как водится, был недоволен, бранился и проклинал Дом Полиции на чём свет стоит. И как-то раз, когда он начал выговаривать полицейским, Клесса, которая присутствовала при этом, попыталась что-то сказать в их защиту. А отец и на неё напустился: мол, ты бы вообще молчала, позор на всю Аасту, кто тебя теперь такую замуж возьмёт, брошенную, без приданого… Ну, Саррет тут и брякнул: «Я возьму».

Герек запнулся. Разговор имел бурное продолжение, в котором отец девушки кричал, что ни за что не отдаст собственную дочь безродному мальчишке, который к тому же пять лет протоптался на одной ступеньке служебной лестницы, а Саррет на это возразил, что, мол, уважаемый господин Дестек сам только что сказал, что его дочь всё равно больше никому не будет нужна; он и вправду намерен заявить офицеру полиции, что тот хуже, чем вообще никто? Нет? Тогда о чём спор?.. Элье эти подробности были ни к чему, да и Саррета они характеризовали не самым лучшим образом. А им, действительно, ещё работать вместе.

— Вот, собственно, и всё, — неловко заключил Герек.

— В смысле — всё? — не поняла Элья.

— Ну, раз сказал — надо было и ответ держать. В смысле, жениться. Он был при мундире, свидетелей имелось достаточно, и даже если бы он захотел пойти на попятный, ему бы попросту начальство не позволило… Но Саррет, разумеется, даже не заикнулся о подобном. Вот так оно и получилось.

— Но он же не просто так это сказал!

— Просто так. Я же говорю, на него иногда находит. Странное.

— Хочешь сказать, если бы не нашло, он бы и не женился на Клессе?

— Думаю, нет.

«Он бы вообще ни на ком не женился, — пронеслось в голове у Герека. — Ему хватило истории на восьмом курсе».

Что до Клессы, то на вопрос Герека, почему Саррет её выбрал, тот пожал плечами и ответил: «Она идеальная».

Вот и всё. Сухая констатация факта. Ему просто подвернулся самый лучший вариант жены из всех возможных, грех было отказываться. К тому же если учесть его давнее желание получить фамилию — ведь для этого, прежде всего, нужна семья.

— А мне тогда на Ярмарке показалось… впрочем, ладно. Может, ты и прав…

Элья рассеянным движением разгладила платье, всё в пятнах от воды.

Герек подумал, что до сегодняшнего дня он не замечал за ней подобных жестов. Раньше она меньше как-то двигалась — словно была заводной куклой с определённой последовательностью движений. Сегодняшний день вообще привнёс в Элью что-то новое. А может, наоборот, старое…

— Можно тебя попросить вылить воду? — Элья кивком указала на таз с обмылками.

Герек кивнул и, подняв таз, понёс его к специальному жёлобу в углу кухни.

— А я думала, ты воспользуешься магией… — проговорила Элья, когда таз опустел. — Нальёшь чистую? Сполоснуть надо… Ну вот, и опять всё руками.

— Не сравнивай магическую силу с молотком, — буркнул Герек, поставив тазик с водой перед девушкой. — Это не инструмент, это состояние души, к которому каждый раз надо приходить заново.

— А что мне делать, если я хочу чудес? — всплеснула руками Элья.

И снова бесполезный жест… Экспрессивный, очень женский. Всё-таки какими живыми, какими подвижными стали её руки… очень любопытно.

Герек задумчиво наклонил голову. Чудес ей хочется…

— Каких чудес? — уточнил он. — Чего бы тебе сейчас хотелось? Конкретно?

Закатила глаза, слегка поджала губы…

Раньше, раздумывая над ответом, она просто хмурилась.

— Не знаю, — наконец, сказала Элья и вернулась к тарелкам. — Наколдуй, например, букет цветов!

Герек рассмеялся. «Наколдуй»! Все люди, которым в детстве читали сказки, имеют о магии несколько однобокое представление. Лишь немногие — те, которые имели дело с накопителями — смутно представляют её настоящую мощь; Герек раньше боялся всех этих штук, таких, как памятники Древних Архитекторов — и сейчас бы, наверное, тоже испугался, хоть и давно их не видел. Он знал теперь так много — и всё жетак мало…

Магическое искусство — очень глубокий колодец. Так говорил своему ученику Карсаг. Если нырнёшь — можешь никогда и не выплыть. Но это вовсе не значит, что ты достигнешь дна. Очень, очень много времени требуется лишь на то, чтобы коснуться воды. И ещё больше — чтобы зачерпнуть её чашечкой ладони. Герек потом и сам это узнал, в семидесятый, в сотый раз поднимаясь с жёсткой, утоптанной до твёрдости камня земли тренировочной поляны. Для того, чтобы начать учиться колдовать, нужно всего лишь одолеть в поединке любого из воинов Харру-але. Это будет означать, что ты готов к тому, чтобы соприкоснуться со стихией. Герек был готов через четыре месяца ежедневных тренировок. Контроль тела и духа — вот о чём постоянно нужно думать, когда собираешься нарушить границы миров. Каждый свой шаг необходимо планировать заранее, особенно поначалу. Каждый раз надо суметь отрешиться от всего, чтобы почувствовать тонкую ткань мироздания, прощупать её сознанием, отыскать на слух нужную дверь…

И ещё, конечно, необходимо помнить главные магические законы. В том числе закон, который отец для краткости называл «балансами», и который Герек понял только в трактовке Лесного Клана: за всё нужно платить. За тепло — холодом, именно поэтому, когда разжигаешь огонь с помощью магии, так противно немеют пальцы. За быстрый рост лекарственной ромашки — смертью какого-нибудь сорняка. За исцеление человека — слабостью или болью, своей или чужой; в Татарэте врачи должны были всегда платить сами, в Лесном Клане же иногда использовали преступников, это был один из видов наказания.

А за появление всегда нужно платить исчезновением.

Но сегодня Гереку очень уж хотелось порадовать Элью, такую непривычную, странную, взволнованную, надломленную, живую. Может быть, потому, что сегодня он особенно остро ощущал свою вину перед ней. Ощущал, что она будет подвергаться постоянной опасности — из-за него… И совершенно же невозможно представить, что уже через четыре дня она уйдёт отсюда. Кто будет так же быстро и аккуратно составлять посуду в буфет? Кто будет вытирать руки этим тоненьким полотенцем? А эти её упрёки… Сегодня она ни разу не разозлилась на него — только попеняла за то, что исчез, когда они были в городе, и то скорее для порядка, не всерьёз. Но когда она последует за своей клятвой, снова придут тишина и пустота. И одиночество. И всё, что приходит вместе с ним. Только сегодня Герек об этом задумался — и потому именно сегодня ему так хотелось её удержать…

Да, надо было давно начать дарить ей цветы. Сейчас уже поздно, конечно. Тем более, по заказу. Но всё же…

Отринув мысль о собственных ящиках с лекарственной ромашкой и календулой, Герек всерьёз подумывал ограбить какую-нибудь цветочницу; необязательно было в деталях представлять букет, и тем более, человека, главное — желание и импульс. Но всё-таки какое-то понятие о том, что именно дарить, надо иметь…

И тут Герек вдруг вспомнил, что видел мельком в одном из тангрольских садов раскидистый куст белых пионов.

Точно. То, что надо.

«Твоя уверенность — это залог того, что всё получится», — снова пронеслись в его мозгу наставления Карсага.

Но Герек нервничал, и, возможно, именно поэтому букета у него не получилось.

Собственно, вообще получилось совсем не то, на что он рассчитывал. И как это, скажите на милость, можно поставить в кувшин, без стебля-то?..

Элья зачарованно протянула руку и погладила белые лепестки. Головка махрового пиона лежала в ладони мага, как маленькое облако.

— Как ты угадал? — прошептала она.

И когда облачко перекочевало к ней, Герек понял, что действительно угадал. Этой руке не хватало именно белого пиона. Они были созданы друг для друга — маленькая белая ладонь и эти тонкие распахнутые лепестки.

Элья подняла глаза, улыбнулась:

— Спасибо… волшебник. — И хихикнула, как девчонка. — Выльешь опять воду, ладно?.. И ещё всё-таки нужно придумать, что делать с зеркалом. Здесь есть какое-нибудь ведро, не знаешь?..

— А… наверху. Может быть.

— Пойду, поищу.

Элья бережно положила пион на стол в гостиной и побежала вверх по лестнице.

Герек растерянно оглянулся на серую кучу под пустой рамой. Тьфу, он совершенно забыл про это треклятое зеркало!

***

В нагромождениях вещей на втором этаже Элья ведра не нашла, зато там отыскался пузатый деревянный бочонок без крышки, где когда-то, вероятно, хранили вино, но сейчас он был удручающе грязный изнутри и даже, кажется, загаженный мышами. В качестве совка Элья думала использовать большую жестяную кружку — где-то на кухне она видела такую, из которой всё равно никто не пил.

Однако когда Элья спустилась в обнимку с бочонком, к её ногам подкатился большой серый шар с едва уловимыми проблесками серебра.

— Это оно? — ошалело спросила девушка.

— Угу… — Герек, одним взмахом руки заставил шар обогнуть Эльины ноги, а потом закатил его между сервантом и стенкой. — Неплохо придумал, м?..

— А сразу так нельзя было? — проворчала Элья, поставив бочонок на пол и демонстративно отряхнув платье. Вся извозилась, пока копалась в этом хламе!

— Ну, я не сразу сообразил, что так можно, — признал Герек.

— Вот сам теперь и тащи эту штуку наверх!

— Ну, давай. — Герек забрал бочонок. — Я как собирался с шифровкой посидеть.

— Может, тебе помочь?.. — неуверенно произнесла Элья. — Я, правда, никогда не имела дела с шифрами, но две головы лучше, чем одна.

— Хорошо, я перепишу для тебя, тоже голову поломаешь. Там, главное, понять, что за система, потом-то просто становится… Поднимайся.

— Угу. Ты переписывай, я сейчас, на кухню только загляну…

Герек пошёл наверх, а Элья минуты две стояла совершенно неподвижно. Она думала о том, что случится через четыре дня, о стеклянном шаре за сервантом, о Саррете.

Этот дом перестанет быть её домом. Через четыре дня…

Такой привычный маршрут — по гостиной, за стояк, к печке. Послушать, как уютно похрустывают от жара дрова. Убрать с буфета пустой таз, повесить на стену… (и почему кое-кому сразу было это не сделать?!). Вот и хорошо, вот и порядок. Порядок — он как будто успокаивает.

Элья неторопливо прошлась по кухне и снова оказалась в гостиной. Увидела цветок на столе.

«Хорошо бы положить его в блюдечко с водой», — подумала девушка, но вместо того, чтобы выполнить задуманное, подошла и взяла пион.

Шаг, ещё один шаг — туда, где больше пространства… Скинуть домашние туфли…

Элья соединила руки так, что цветок оказался словно бы в колыбели. Мягко качнула вперёд-назад…

«Локти, локти!» — послышался дребезжащий голос из приютского прошлого.

И локти Эльи слегка подались вперёд, линии рук округлились, плечи ушли назад до ломоты в лопатках. Отвыкли… Ступни сдвинулись: задняя развёрнута, правая прижимается к ней пяткой — позиция «косой крест».

Когда она танцевала в «Колоколе», Саррет тоже подарил ей белый цветок. Розу…

Элья подняла кисти, ещё больше округляя руки. Пион оказался возле груди. Встала на носочки, опустилась. Отставила в сторону ногу с вытянутым носком… Очень осторожный, очень неуверенный приставной шаг. И обратно… Пион всё там же, где сердце, но теперь только в левой руке — правая медленно поднимается вверх. Как будто держит невидимую клетку, а в клетке — сама танцовщица… или кто, что она теперь? Неважно… Может, птица… Нет, струна!

Элья вытянулась вверх, до боли в мышцах, застыла. Она струна, тонкая, неподвижная — пока неподвижная; вся — воплощённое ожидание прикосновения.

И снова танец. Движения даются всё легче. Вот она выгибается назад, поднимая пион над головой — но опять опускает ладонь на уровень груди. Разворот, шаг… Замереть, встать на носки, медленно, развернув колено, поднять вверх правую ногу…

Не удержав равновесие, Элья почти упала вперёд, лишь в последний момент успев правильно развернуть ногу, чтобы не повредить стопу — и всё равно, кажется, отбила пятку.

Это был на редкость уродливый выпад. Какой-нибудь болотный монстр мог бы такой сделать — но никак не танцовщица придворного театра. Пион во время её неграциозного «па» отлетел в сторону.

Элья взглянула на него — и увидела кувшинку.

Та комната, в которой жила Элья и ещё восемь низших служанок Подземного Дворца, была проходной. Там имелось несколько дверей. Некоторые открывались лишь время от времени. А две были открыты всегда — единственные источники света в том мрачном сыром помещении, которое должно было стать домом для Эльи как минимум на ближайшие десять лет. Она тогда ещё этого не осознавала. Она вообще плохо осознавала, что случилось. Справившись с первым шоком, девушка говорила себе: «И отсюда можно сбежать». Ещё она говорила себе: «И здесь можно жить. Особенно, если не очень долго». В комнате пахло плесенью, на сырых стенах росло что-то вроде мха… впрочем, возможно, это были водоросли.

Кувшинка покоилась в чаше с водой за одной из всегда открытых дверей.

Сначала Элья почти не замечала её. Даже не смотрела в ту сторону. Но долгие дни полутьмы, однообразной работы и невыносимой усталости сливались в сплошную полосу, и взгляд сам собой выхватывал хоть что-то, что отличалось от этой беспросветности. Так Элья и узнала, что за одной из открытых дверей есть кувшинка.

Эта кувшинка породила в ней тогда смутные воспоминания о солнечных днях, о лете, о пикниках на берегу пруда в одном из парков Аасты… О том, что наверху.

Сто лет… она сто лет это не увидит?! Нет, невозможно. Этого просто не может быть.

Однажды, когда рядом никого не было, Элья осторожно выглянула за эту дверь — посмотреть, что там ещё, кроме чаши. Оказалось — коридор. Пустой, освещённый теми водорослями, что использовались во дворце в качестве светильников, с очередным рядом дверей, кое-где — тоже открытых. По уму, следовало бы посмотреть на кувшинку и тут же вернуться — дальше идти явно было нельзя. Элья бы, возможно, так и сделала — если бы до её слуха не донеслись пронзительные крики, порой переходящие в глухие рыдания. Она замерла в нерешительности — и тут внезапно из-за ближайшей открытой двери в коридор вышла девушка с древней шваброй. На девушке, как и на всех служанках, были лохмотья, причём такие страшные, что Элья невольно поёжилась в своей тогда ещё целой одежде.

Девушка тоже заметила Элью и подошла к ней.

— Как твоё имя? — спросила она голосом, почти лишённым какой бы то ни было окраски. — Я должна доложить таррагане, что ты здесь ходишь.

При упоминании тарраганы Элью пробрал холодок, хотя на тот момент ей ещё не была известна вся страшная мощь этого существа. Узнавать о ней на собственной шкуре тоже не хотелось, поэтому девушка собрала весь свой арсенал актёрских способностей и как можно уверенней выдала:

— Я одна из высших служанок и могу ходить, где хочу! А вот что ты здесь делаешь?!

Этот нехитрый обман сработал лучше, чем Элья ожидала. Девушка не выказала никаких признаков сомнения, тут же отвесив низкий поклон.

— Я иду делать уборку в зале совещаний.

— А кто вопит за той дверью? — как можно небрежнее спросила Элья.

— Это Койра. Её вчера перевели в служанки.

Элья насторожилась. Перевестись из низших служанок в обычные — это то, о чём все мечтают. В редких разговорах в комнате проскальзывало, что когда тебя переводят в просто служанки, ты можешь попросить у надзирательницы того, что тебе захочется. Тёплое одеяло, например, или матрас. А ещё, говорят, можно выбраться на поверхность… Правда, если просишь свободы, надзирательница выходит из себя.

Элья знала, что она бы не была такой дурой и не стала бы просить свободы. Ей бы просто хотелось хоть разочек увидеть небо… Пусть даже пасмурное… Она ещё помнила, хорошо помнила, какое оно бывает… Слова девушки о посвящении в служанки всколыхнули в ней эту запретную сладкую мечту. Минимум десять лет… нет, она не будет об этом думать.

— И почему эта Койра вопит? — спросила Элья так же небрежно.

— Господин Ууту использует своё право дотрагиваться до служанок.

У Эльи на мгновение потемнело в глазах. Она и сама потом удивилась, почему так быстро справилась с собой и даже смогла спросить:

— Скажи… а тебя саму давно посвятили в служанки?

Вопрос поставил девушку в тупик.

— Не очень, — наконец, сказала она.

— И… что ты попросила для себя?

— Я попросила, чтобы мне отменили наказание за плохо вымытый поднос.

— Иди, — выдохнула Элья.

Она стояла, слушая рыдания Койры, и смотрела, как её собеседница исчезает в конце коридора.

Будущее раскрылось перед Эльей так явно и страшно, что она едва не сошла с ума.

Эта девушка была немногим старше неё. Когда она попала в Белобор, теперь никто не мог сказать. Однако сто лет явно не прошло. Десять, может, пятнадцать…

Но она уже не была человеком. Она ничего не хотела.

Пройдёт установленное время, и Элью посвятят в служанки. К ней повадится ходить какой-нибудь господин Ууту — возможно, один из тех, с хвостом — но она не будет ощущать даже отвращения. Только боль. А до тех пор она будет спать в сырой комнате, почти на голых досках, и делать однообразную грязную работу.

И это неизбежно.

И больше ничего не будет. Никогда…

…С тех пор Элья стала забывать, как выглядит небо. Оно даже не снилось ей. Элья вообще очень скоро перестала видеть сны.

Только иногда, в полузабытьи, или в лихорадке, на краю воспалённого сознания прорастал образ кувшинки. Ярко-белый цветок в зеленоватом свете, похожий на маленькое облако…

Облако… что такое облако?..

— Что случилось?! Что за грохот?..

Преодолев последние две ступеньки одним прыжком, Герек оказался в гостиной.

Элья сидела на полу, поджав под себя ногу, и невидяще смотрела в пол.

— Что с тобой?

Он заметил, как она непроизвольно дёрнулась, стоило ему приблизиться. Но на вопрос всё-таки ответила — не поднимая, впрочем, взгляда:

— Всё бесполезно. Всё бесполезно… ничего не получится, понимаешь… Я не смогу.

— Это ты с чего вдруг решила? — хмуро спросил он, сунув руки в карманы.

— С того, что это я. У меня ничего не получается. Я проклята… и не может быть по-другому, если ты побывал в Подземном Дворце.

— Первый раз слышу о таком проклятии.

В его голосе явственно прозвучало раздражение.

Конечно, он не в состоянии её понять. Его бесит любая глупость.

Только он не знает, что это не глупость. Просто Элья не может объяснить по-другому.

— Посмотри на меня, Герек. Кто я? Я знаю, что больше никогда не стану танцовщицей. Я знаю, что никогда не стану обычным человеком — «тьма» во мне жива, и будет жива всегда, что бы там ни утверждала Гарле-каи. У меня нет ни друзей, ни родных. Моего народа, считай, больше не существует. Я должна уйти, как и остальные.

— Есть ещё Равес и Макора, — напомнил Герек.

Какое-то время они молчали. Элья, судя по всему, решила, что дальнейшие объяснения бессмысленны. А Герек ждал продолжения её умозаключений.

Не дождавшись, заметил с невесёлым смешком:

— Тебе не кажется, что в нашем мире уверенно живут только те люди, которые сумели создать для себя ярлык? Без ярлыка ты никто. Тебе нужно, чтобы тебя непременно можно было как-то назвать. Одним словом. Ну, в крайнем случае, двумя. Хочешь, я тебя как-нибудь назову? Тебе легче станет?

Элья вздохнула. Она не понимала этого юмора.

— Зачем? Я сама знаю. Я государственная преступница.

— О, я тоже. У нас много общего, а?.. Зачем, кстати, ты выкинула мой цветок?

— Я случайно. Герек, ты слышишь, что я тебе говорю? Мне нельзя туда идти. Я всё погублю. Ты не понимаешь, что сейчас со мной было… я как будто вернулась в Подземный Дворец. Я нежить!

Она неуютно передёрнула плечами. Кровь из шрамов на сей раз не шла, однако спина была словно в огне.

— Да не нежить ты. Я знаю, что такое белоборская нежить, я несколько месяцев провёл в отряде Наблюдающих. Твоё пребывание в Подземном Дворце повлекло за собой некоторые последствия, только и всего.

— Только и всего?.. — Элья медленно поднялась на ноги. — Только и всего?!

Настала очередь Герека от неё отшатываться — тоже инстинктивно.

— Ты ничего не понимаешь, ты не можешь ничего понимать! — наступала на мага Элья. — Ты-то хорошо здесь устроился! Тебе не надо рисковать своей шкурой, тебе нужно только сидеть и зажигать кристаллы! Тебе не нужно сражаться с самим собой! Да и вообще ни с кем!..

— Ты считаешь меня трусом? — поднял брови Герек.

— Я считаю тебя человеком, которому абсолютно плевать на всё, что не касается конкретно его. Я тебе пытаюсь объяснить, что я всё испорчу, потому что я нежить, да ещё клятва твоя дурацкая… я просто не смогу!

— У тебя нет выбора.

Элья перевела дух. Злость вдруг улетучилась в одно мгновение, оставив опустошение и усталость.

— Лучше бы ты не прекращал тогда это заклятие. Лучше бы я превратилась в птицу. Это так здорово, наверное — быть птицей… Впрочем, я ведь ещё могу, да?..

— По-твоему, быть птицей — лучше, чем быть человеком?

— Ты идиот? Сколько тебе ещё объяснять: я не человек!

— Ты человек, — отрезал Герек. — И хватит морочить мне голову своими дурацкими аргументами. «Я не человек, потому что была в Подземном Дворце», «Я не человек, потому что неудачница», «Я не человек, потому что на меня наложено заклятие»… Ты человек, смирись с этим. Тебе страшно? Это естественно. В том числе, для человека. Ты делаешь ошибки? Это тоже естественно. И спрос с тебя будет такой же, как с любого другого человека. Оправдание, что ты не совсем он, не сработает. Тебе тяжело? А кому сейчас легко? В общем, кончай страдать и займись делом. Например, шифром, я его для тебя переписал.

Элья пожала плечами:

— Хорошо.

— Тебе сюда принести или поднимешься?

— Сюда.

Элья снова невольно отступила назад: Герек сосредоточился на колдовстве. У неё будто даже что-то зашевелилось под кожей многострадальной спины, реагируя то ли на прорыв в ткани мироздания, то ли на устремившуюся из этого прорыва силу.

Герек вытянул вперёд руку и медленно повернул её ладонью вверх. Лежавший на ней листок бумаги собрался было спланировать на пол, однако маг успел его перехватить второй рукой.

— Вот, — сказал он. — Думай.

10

В назначенный день Элья встала ни свет, ни заря и начала собираться. Ей предстояло идти около четырёх часов пешком.

«Если вы поедете в экипаже, никто не поверит, что у вас мало денег, — говорил ей Саррет. — Вещей возьмите по минимуму. Всё, что могла бы дать вам в дорогу травница из Лесного Клана. Может, что-то недорогое и необходимое, на что вам пришлось потратиться в Тангроле. И всё».

Элья надела поношенное платье, купленное у тангрольской старьёвщицы, сверху — неизменный плащ. На ноги, конечно, сапоги из кожи лесной коровы. Голову не мыла. В Сакта-Кей она потом скажет: «Я заглянула в Тангроль только чтобы пополнить запасы еды, я не планировала там задерживаться». Произнести это нужно очень небрежно, показательно небрежно; пусть думают, что она не хочет говорить о своём бедственном положении, но мелочи выдадут всё и так.

«Мелочи — это очень важно», — говорил Саррет.

Его голос словно вёл её всё это утро. Придавал уверенности в своих силах, возвращал ощущение осмысленности. Он как будто звучал на самом деле, а не в воспоминаниях.

Когда Элья, собравшись, вышла из своей комнаты в полной боевой готовности, с небольшой сумкой на плече, найденной на чердаке дома, она чувствовала воодушевление и почти радость.

— Вот, держи, — сказал Герек, вручая ей свой знак Лесного Клана на шнурке. — Повесь под одежду. Я с ним поработал, тебе будет легче справляться с клятвой, по крайней мере, какое-то время. Это совсем не то же самое, как если бы я действительно был рядом, но лучше, чем ничего…

— Спасибо…

Элья посмотрела на подарок. Подвеска даже на её ладони смотрелась очень маленькой. Чёрный шнурок свернулся змейкой, обвивая пальцы.

— Ты ведь говорил, она много значит для тебя, — вспомнила девушка.

— Не особо. Тебе нужнее. И ещё, по поводу твоего прошлого. Я имею в виду Подземный Дворец.

— Да?..

— В Лесном Клане учат из всего извлекать пользу…

— Да, я помню.

— Так вот, очень недурное правило. Используй эту свою сторону. И не забывай, что ты, в любом случае, человек…

«Тебе легко говорить, ты не слышал горн Болотного Короля, ты не хотел выпрыгнуть из лодки», — подумала Элья. Но вслух произносить этого не стала.

— Пойдём, у тебя не так много времени.

Элья снова инстинктивно сжалась, когда он коснулся её плеча, и Герек сразу же убрал руку.

Вряд ли он осознаёт, что это страх перед его магической сущностью. Скорее всего, думает, что он неприятен ей. Хотя знает ведь, должен был бы догадаться…

Ей вдруг вспомнился несчастный брошенный пион. Куда он его дел потом? На следующий день Элья не нашла цветка в гостиной. И вообще нигде.

Когда девушка переступила порог, в лицо ей ударил ветер. Небо над домом Герека было светлым, но со стороны Катумского региона шли тучи. В долине, за Тангролем, лежали островки тумана. Там, внизу, должно быть, стояло безветрие, не то, что здесь…

Элья повернулась. Пора было прощаться.

— Повесь, — напомнил Герек, увидев, что она до сих пор сжимает в ладони символ Лесного Клана.

— Да, сейчас.

Элья торопливо повесила шнурок на шею, спрятала подвеску под платье.

— Ну давай, удачи, — сказал Герек.

— Угу.

Он просто стоял и ждал, когда она уйдёт. И Элье было бы гораздо проще так поступить сейчас: развернуться и уйти. Однако она понимала, что должна что-то сделать. Хотя бы для того, чтобы он запомнил её не как нежить, а как женщину… ладно, просто как живое существо. Элье это казалось очень важным — сохраниться в его памяти человеком. Ведь что бы Герек ни говорил, он чувствует, слышит в ней белоборских призраков…

Элья подалась вперёд и обняла его.

И в тот самый момент, когда она, прикрыв глаза, уткнулась носом в его плечо — а может, даже чуть раньше — что-то внутри неё словно бы оттаяло. Вздрогнуло, ожило. Элья почувствовала, как горло сдавливает невидимая сила, а под веками становится горячо и тяжело от выступивших слёз — первых с тех пор, как она покинула Подземный Дворец.

Они потекли по щекам, капнули на его рубашку.

— Эй, ты чего? — Герек обнял её в ответ — очень осторожно, стараясь не касаться шрамов на спине, и Элья всхлипнула: всё он давно понимал, понимал гораздо больше, чем ей казалось. Только не всегда знал, что с этим пониманием делать. — Всё будет хорошо, не бойся.

— Я не боюсь, — прошептала Элья.

Она отстранилась, вытирая щёки. Мокрая, красная, с растрепавшимися от ветра волосами… О да, теперь-то он её точно запомнит.

«Он по-прежнему ждёт, когда я уйду».

— Пока.

Элья неловко махнула рукой на прощание, дождалась ответного кивка и поспешила вниз по лесистому склону холма.

***

Элья сидела на мосту, свесив ногу.

Это был один из самых старых мостов округа — такой древний, что многие опасались ходить по нему и, тем более, ездить в экипажах. Те, кому необходимо было попасть в кабрийскую столицу, пользовались его соседом — прочным красавцем Бельзутским, на недавно укреплённых сваях, с перилами, расположенном над тем же оврагом, только на полверсты восточнее.

А мост, на котором сидела Элья, был безымянен и пуст. Виной тому были трещины, разъевшие могучий серый камень, и до неприличия осыпавшаяся опора, разбивавшая пространство под мостом на две когда-то изящных арки.

«Простоит ещё лет двести», — сказал про этот мост Саррет. Наверное, у него были основания говорить об этом с такой уверенностью. Элье очень не хотелось думать, что он просто солгал для удобства.

Овраг был узким, но очень глубоким. Речка внизу скорее угадывалась, чем виднелась. Крутые скалистые берега походили на огромные каменные челюсти.

Элья болтала ногой и смотрела на смутное движение ленты воды, которая почти не ловила блики бродившего в облаках солнца. Ветер словно взбесился; трепал волосы, свистел в ушах. Тучи, которые он согнал над цепью холмов, официально считавшейся кабрийской частью Драконьего Хребта, хмурили чернильные брови и раздувались от злости. Словно сторожевые псы, почувствовавшие чужака.

Как страшна была пропасть. И как манила при этом…

Элья услышала голоса со стороны Бельзута и резко повернула голову. Она знала, кто это идёт, но какое-то время всё равно вглядывалась в три фигуры, ступившие на мост. Саррет говорил нарочито громко… впрочем, нет, не Саррет. Лэрге, конечно. Нельзя его называть настоящим именем даже мысленно, иначе оговоришься — и крах всему.

Первым шагал Грапар, глядя себе под ноги, за ним — граф Саввей и Жерра.

— Вот взять, к примеру, единственный мост, построенный Великими Архитекторами, — вещал Лэрге тем светским тоном, о котором Элья уже успела позабыть. — Он, насколько вы знаете, находится на территории Марлийского округа. Не было ни единого человека, кто смог бы его пересечь — люди останавливались на середине и бросались в пропасть. И никто до сих пор не знает почему. Смельчаков уже давно не находилось, а исследования современных магов, к сожалению, не привели…

Он замолчал, когда Грапар резко остановился. Потом они стояли все трое и смотрели на Элью. А Элья смотрела на них. Всё то время, пока она отползала от края, пока поднималась на ноги — она не сводила с них глаз. Вернее, с одного из них. С Грапара.

Саррет говорил ей в доме Герека: «Устройте сцену». Говорил так обыденно, будто за этими словами стояло какое-нибудь простое действие вроде вовремя скорченной гримасы. Но он ничего не понимал в сценах. Элья понимала немножко больше, и в этот самый момент чувствовала, как ответственность за всю страну сваливается на её плечи. Она не сможет сделать то, что нужно… не сможет… Нельзя соврать. Ни в чём. Ни в едином звуке или даже жесте. Но не соврать не получится — нет нужной энергии, нет эмоций, которые можно было бы использовать — есть только те, которые помешают. Злости нет. А ведь должна быть! Ведь перед ней стоит Грапар! На то Элья и рассчитывала — она разозлится, она пожелает его уничтожить, как тогда, на белоборском болоте, и дальше всё пойдёт как по маслу. Но вместо злости — лишь ощущение собственной беспомощности…

Придётся идти ва-банк. То есть, попробовать воспользоваться советом Герека…

В мгновение ока Элья воскресила в памяти все те минуты, проведённые в Подземном Дворце, когда ей приходилось особенно тяжко. Все те минуты, когда она проклинала Грапара. И ту полную зелёного тумана ночь, когда она мчалась на зов горна, уверенная в своей непобедимости, и ею безраздельно владела ненависть, сухая, холодная и колючая, как иней в самые лютые морозы… ненависть к нему, к тому, кто обрёк её на век мучений.

Руки Эльи сжались в кулаки, плечи слегка поднялись, как загривок у разозлённого зверя.

— Сам явился, — хриплым шёпотом произнесла она.

Вышло очень тихо, а ветер был так силён, что мог обратить в ничто любые звуки.

Но эти оставил. Элья могла бы поклясться, что Грапар услышал её…

Впрочем, нет. Клясться она больше не будет никогда и ни в чём.

— Элья! — первым вышел из «оцепенения» Лэрге. — Я так счастлив, что вы живы, так счастлив видеть вас!..

Он обошёл замершего посреди моста Грапара, направляясь к девушке, однако Элья не замечала его. Её рука уже лезла в сумку за специально приготовленным ножом. По задумке, она должна была наставить нож на Грапара, но потом выронить его дрожащей рукой и признаться, что не в силах убить этого человека, хоть он и подонок. Однако сейчас Элья не собиралась поступать так, как задумано; она была намерена убить его по-настоящему.

Я принесу зеркало, в котором была заключена Макора…

Катись ты, Герек, по самой вонючей из дорог Чёрного Странника.

«Я никого не буду убивать!!» — попыталось вякнуть одно из воспоминаний…

Но Элья уже бежала вперёд с ножом на изготовку.

— Стойте!

Лэрге попытался схватить её руку, однако бывшая служанка Подземного Дворца метнулась в сторону с необыкновенным для человека проворством.

Грапар стоял неподвижно. Так же, как тогда. Только теперь он смотрел на неё — прямо в глаза.

Отлично. Так даже лучше. Она увидит, как из этих глаз уходит свет жизни, как они становятся глазами мертвеца…

Жерра застыла за ним, тоже неподвижная, охваченная ужасом.

Да, ужас — это как раз то, что нужно… Месть свершится, Его Болотное Величество будет доволен…

И вдруг локти Эльи словно стянули сзади канатом. Заломило плечи и лопатки. Ноги по инерции пытались мчаться вперёд, однако лишь топтались на месте.

— Пусти меня! — яростно вырывалась Элья.

— Успокойтесь! — велел Саррет.

— Пусти, я его…

Ей всё-таки удалось высвободить одну руку — правую, с ножом. Она попыталась пырнуть графа, однако тот ухитрился перехватить её запястье и сдавил так, что пальцы разжались сами собой. Нож со звоном упал на мост. Элья потянулась было к нему — да куда там!

— Элья, Элья! — Саррет развернул её к себе лицом. — Что с вами? Что случилось?..

Не Саррет, вспомнила она. Лэрге.

Его голос, его серьёзные серые глаза, руки, крепко сжимавшие её плечи — всё это вернуло Элью на землю. Она поняла, что стоит в одном крохотном шажке от края пропасти. Поняла, что только что вела себя отвратительнейшим образом. Поняла, что если бы Саррет не справился с ней и с её нездешней, белоборской силой, то они бы свалились вместе.

— За что вы хотите убить Грапара? — спросил Лэрге.

Элья опустила голову. У неё было всего мгновение, чтобы собраться, несмотря на слабость, на дрожь, которая начала сотрясать тело, на саднящую спину и на собственный стыд. Она только что чуть всё не испортила!.. Но нельзя сейчас об этом думать.

— Так вы ничего не знаете. — Элья подняла на графа глаза. — Ну конечно!

Она развернулась к Грапару и Жерре, одновременно поправляя сумку, в пылу схватки сползшую с плеча.

— Конечно, вы ничего не сказали ему. Ну ещё бы! Иначе его бы здесь не было, верно?

— О чём не сказали? — спросил Лэрге.

Он отпустил её, понимая, что приступ прошёл, и Элья сделала два шага по направлению к Грапару.

— Тебе ведь очень нужен был шемейский дворянин, не так ли? — процедила она. — Больше, чем я.

— Элья, пожалуйста… — попросил Грапар. Он рванулся в её сторону, однако девушка попятилась:

— Не приближайся ко мне!

Она чувствовала, что Саррет стоит за её спиной, слышала его дыхание и почти ощущала его тепло. Это был человек, которому — она теперь точно знала — можно было доверять. Если она не будет понимать, что делать, он найдёт способ подсказать; если она ошибётся — он исправит её ошибку. И уверенность в этом помогала Элье не ошибаться.

— Послушай меня, пожалуйста, я всё объясню, — Грапар сделал ещё одну попытку приблизиться. Очень медленно и осторожно он шёл по мосту. — Можешь мне не верить, но я… я очень рад, что ты вернулась.

Его голос дрогнул — и получившийся звук словно эхом отозвался в Эльиной груди. Там тоже что-то дрогнуло, дёрнулось…

Нет, это всё обман. Это не тот король. Настоящий, нужный, стоит за ней, вместе со всем Татарэтом. Тот человек, которого она любила — фальшивка. Она не забудет об этом, теперь — точно.

— Я сказала, не приближайся! — крикнула Элья.

Грапар покорно остановился. Их разделяло всего несколько шагов. Заметив, что Жерра идёт за ним следом, Элья перевела глаза на неё и ухмыльнулась:

— А ты что молчишь, подружка? Тоже ошалела от радости? Ну давай, скажи, что и ты рада меня видеть.

— Нет, я не рада тебя видеть, — отрезала Жерра. — И никогда не была рада. — Она бросила, глядя куда-то поверх плеча Грапара — то есть, на Лэрге: — Я говорила, надо было выбрать обычную дорогу!

— Нас бы потом арестовали свои же, — сказал за Эльиной спиной Саррет.

— Элья, послушай, — повысил голос Грапар, и остальные тут же замолчали. — Пойдём с нами, пожалуйста. Я клянусь, что больше никогда не причиню тебе вреда. Всё теперь будет по-другому… Пожалуйста, хорошая моя, пойдём. Я понимаю, что мою вину загладить невозможно, но я сделаю всё, что ты захочешь…

— Я хочу, чтобы ты сдох, — процедила Элья. — Я за этим и шла в Сакта-Кей. Не ожидала вас встретить здесь — я специально выбрала эту дорогу, чтобы ни на кого не наткнуться. На Бельзутском мосту людно, а я, знаете ли, с некоторых пор не люблю людей… Особенно вот этого. Зачем вы остановили меня, Лэрге? Неужели это куча дерьма так дорога вам?

— Но что он такого сделал? — спросил Лэрге после секундной паузы. Идеально! Его сиятельство шокирован выражением, вырвавшимся из её рта, но чтобы справиться с собой, ему хватило одного мгновения! Он слишком благороден, чтобы заострять на этом внимание…

«Или, может, это я переигрываю?!» — в панике подумала Элья.

Но голос её прозвучал твёрдо и жёстко:

— Он меня предал. — Она огляделась. — Где мой нож?

— Боюсь, что он упал, — сказал Лэрге.

Элья криво усмехнулась.

— Вот, возьми. — Грапар внезапно вынул из-за пояса револьвер, взвёл курок и протянул ей рукояткой вперёд.

— Что ты, мать твою, делаешь?! — прошипела Жерра.

— Помолчи, — бросил Грапар.

Элья вспомнила, что эта кучка разбойников из Сакта-Кей недавно ослепила Жерриного брата. Почему она после этого по-прежнему работает на них? Или Грапар не имел к случившемуся никакого отношения?..

Она протянула руку и взяла револьвер. Какой тяжёлый…

— Давай, — сказал Грапар и опустил руки. — Просто нажимаешь курок. Всего-то делов.

— Элья, не надо, — запротестовал Лэрге.

«Ладно, как скажешь».

— Ты изменилась, — заметил Грапар.

Да чтоб вас всех.

Она скривила губы:

— Могу поспорить, что это не комплимент.

Прежняя Элья попыталась бы разыграть драму мятущейся души. Со слезами, с дрожащей рукой, с закатыванием глаз… Эта же просто стояла, прикусив губу и смотрела на Грапара. Долго стояла.

Потом бросила револьвер, чудом замерший на самом краю пропасти, развернулась и ушла. Стремительно, целенаправленно, едва не задев по пути Лэрге.

— Что же тебя остановило? — громко спросил Грапар, перекрикивая ветер и расстояние.

Она не обернулась.

Граф догнал её уже на берегу. Он уговаривал её успокоиться, заверял, что во всём разберётся, просил положиться на него, задавал участливые вопросы… Элья остановилась только когда он случайно задел её спину.

— Что?.. — он удивлённо отпрянул, услышав сдавленный вскрик.

— Ничего…

Грапар и Жерра тоже уже были здесь. Элья покосилась на них и отвела глаза. Только не переиграть… Пусть будет так: она устала, она в отчаянии, она хочет только уйти… Ни в коем случае нельзя швыряться проклятиями. Не сейчас.

— Я уверен, для вас найдётся комната в Сакта-Кей, — заявил Лэрге и повернулся к Грапару: — Правда ведь?

Тот только усмехнулся, зато Элья «проснулась»:

— Я ни за что туда не пойду! Я не хочу его видеть! Никого из них! Тем более жить с ними бок о бок…

— Хорошо, хорошо, — граф успокаивающе поднял руки. — Тогда позвольте, я вас провожу до экипажа…

— Лэрге, мы опаздываем, — раздражённо напомнила Жерра. — И так уже уйму времени потеряли из-за этой истерички.

— Я не могу её оставить в таком состоянии!.. Гарпар, ты знаешь, я с самого начала был против этой затеи. Если ты торопишься, иди, но бросать здесь госпожу Элью в одиночестве я не стану.

— Он не поймёт вас, дорогой граф, — заметила Элья с горькой усмешкой. — В нём нет и толики вашего благородства. Но от вашего предложения я, к сожалению, вынуждена отказаться. Я не ночую в городах.

— А где вы ночуете? — удивился Лэрге.

— По-разному.

— Вы, надеюсь, не хотите сказать, что спите на голой земле?

— Всякое бывало, — пожала плечами Элья. — Не волнуйтесь, я привыкла. За последний год я растеряла всю любовь к комфорту.

— Но… но это же невозможно! Нет, я решительно против того, чтобы вы спали в каком-нибудь лесу!

Лэрге настоял на том, чтобы она доехала до бельзутской гостиницы под названием «Сверчки» и сняла там лучший номер. А счёт, конечно, записала на его имя. Но сначала — извозчик…

Элья надеялась, что они уйдут достаточно далеко от посторонних ушей, чтобы она смогла попросить прощения — ей казалось очень важным сделать это; но Жерра следовала за ними по пятам, а за нею, как бы ни при делах, прогулочным шагом шёл Грапар.

Гордый. Он сегодня, видно, исчерпал весь свой запас унижений. «Клянусь, что больше не причиню тебе вреда», «Сделаю всё, что попросишь»… Фальшь. Всюду фальшь. Элья больше не верила в красивые слова. И даже если Грапар вдруг, по каким-то причинам, был искренен, это ничего не меняло.

Они вместе дошли до Бельзутского Моста — действительно весьма изящного и куда более прочного на вид. У Эльи болезненно потянуло в груди, когда увидела четырёх крылатых созданий, украшавших перила… Но нет, это были не лебеди, а мифические существа тагуэры, питомцы прекрасной Сельтенны. Благородные человеческие лица, мощные звериные тела, длинные волнистые гривы и ошейники с ромбовидным знаком прекрасной богини. Большие распахнутые крылья образовывали над тагуэрами что-то вроде остроконечных куполов.

Бельзутский мост оказался даже более оживлённым, чем предполагала Элья: вереница людей тянулась по нему практически без остановки. Медленно, чтобы никого не задавить, ехали пролётки. Одну из них Лэрге поймал на въезде и, остановив, дал адрес «Сверчков».

— Я тоже поеду, — заявила Жерра, когда Лэрге распахнул дверцу кареты.

— А я тебя что, звала с собой? — огрызнулась Элья.

Однако Жерра, не слушая её, забралась в карету первой прежде, чем Лэрге подал ей руку.

— Честно говоря, мне будет спокойнее за вас, если вы поедете не одна, — сказал граф, помогая Элье. — Вы выглядите измотанной, боюсь, как бы что с вами не случилось… А мы с Грапаром пока займёмся теми делами, из-за которых мы здесь и оказались… Счастливой дороги!

Он захлопнул дверцу и подождал, пока экипаж отъедет.

Элья отвернулась от Жерры, делая вид, что той и вовсе нет, и стала смотреть в окно. Украдкой перевела дух: первый акт вроде бы сыгран безупречно!

Однако расслабилась она рано. Стоило только Лэрге исчезнуть в толпе, как под горло Элье ткнулся острый кончик ножа.

— Значит, слушай сюда, идиотка, — вполголоса проговорила Жерра. — Ты исчезнешь из нашей жизни, ясно? Мне плевать как. Мне плевать, что ты будешь делать и на что жить. Но ты не будешь пользоваться деньгами Лэрге, ты не будешь показываться на глаза ни одному из нас. Мы зашли слишком далеко, Грапар только-только справился с тем, что он потерял тебя…

— Ах, бедненький! — язвительно откликнулась Элья. Однако замолчала, когда остриё ножа проткнуло ей кожу, пустив кровавую струйку. К тому же карета слегка подпрыгивала на кочках — небольших, но вполне ощутимых, особенно если к твоему горлу приставлен нож.

— Не смей, — прошипела Жерра. — Он — человек дела. Он поступил так, как должен был поступить. Тебе твоим маленьким мозгом этого не понять. И да, только попробуй что-нибудь ляпнуть Лэрге — тогда ты точно умрёшь…

— Какая же ты тварь, — сказала Элья и заставила себя снова отвернуться. Подумаешь, нож, в самом деле. Подумаешь, кровь.

— Это я-то тварь?!

— Тварь, — повторила Элья. — Ты мне отвратительна. И я не боюсь тебя. Хуже, чем было, мне уже не будет, даже если ты меня убьёшь. Но ты не убьёшь, и мы обе это знаем. И не потому, что тебе жалко меня. Просто ни Грапар, ни Лэрге тебе этого не простят. А они узнают, если я не приеду в «Сверчки». И потом, убить меня не так-то просто… — Элья снова повернула голову и внимательно посмотрела на свою бывшую подругу. — Видишь ли, я теперь не совсем человек.

Жерра не отводила взгляда, однако ненависть в её глазах медленно сменялась испугом, а рука, державшая нож, будто ослабела. Сейчас Элья не старалась сознательно призвать свою «тьму», но горечи и гнева у неё и без того было хоть отбавляй.

— Вы сделали из меня монстра, Жерра, — добавила она. — И вам придётся за это ответить. Тебе тоже.

— Я уже ответила, — глухо сказала Жерра.

— Судя по тому, что ты с такой лёгкостью можешь угрожать расправой — недостаточно. Тебе придётся выучить несколько уроков. Как и Грапару.

— Ты не смогла его убить, — напомнила Жерра.

— Это было бы слишком просто. Я хочу, чтобы он помучился. Так же, как мучилась я. И даже ещё больше…

— Он сделал это ради нашей страны! — воскликнула Жерра дрожащим голосом. — А ты просто мстительная, ничтожная…

— Ради какой страны? — со смешком спросила Элья. — Он сделал это ради собственных амбиций. Никто не говорил, что именно для страны хорошо. И он не может этого знать…

— А, так ты переметнулась обратно к старичку Эресту, — язвительно заметила Жерра.

— Если ты помнишь, старичок Эрест убил моих родителей. Я сама за себя.

И Элья снова стала смотреть в окно.

— Ты права, — сказала Жерра, опуская нож. — Сейчас я тебя не убью. Но тебя надо убить. Мир без таких, как ты, станет лучше. Без таких, которые «сами за себя». И я что-нибудь придумаю, вот увидишь. А ты поселяйся в гостинице, просаживай чужие деньги. Это то, что у тебя всегда хорошо получалось.

— Это чьи же я деньги просаживала? Неужели твои? Или, может, всё было наоборот — ты изображала из себя великую учёную, а я отбивала пятки о камни городских площадей ради горсточки монет? Как, кстати, продвигаются разработки взрывчатых веществ? Государь Панго доволен тобой?

До «Сверчков» они доехали в молчании.

Кучер не успел ещё остановить лошадей, когда Жерра выскочила из экипажа, хлопнув дверью, и была такова.

11

Саррет говорил: «Просто ждите. Грапар не сможет к вам не прийти».

Элья была готова к тому, чтобы пришёл Грапар. Она уже придумала, как себя вести и что говорить.

Но через два дня к ней вежливо постучались, и открыв дверь, Элья, к своему удивлению, обнаружила на пороге незнакомку.

Впрочем, ей хватило лишь пары мгновений, чтобы понять, кто это. В мире сейчас осталось всего две женщины из Клана Альбатроса, и одной из них была сама Элья, а другой…

— Добрый день, — улыбнулась Макора. — Я прошу прощения за беспокойство, но мне необходимо поговорить с вами. Могу ли я войти?

На вид ей можно было дать не больше сорока лет. То ли в Зеркальных Глубинах время шло по-другому, то ли Макора убрала признаки возраста с помощью магии. У неё было оченькрасивое и располагающее лицо, голубые глаза ласково щурились — ни дать ни взять, добрая тётушка, решившая навестить племянницу. Такой сразу хочется улыбаться в ответ, приветливо говорить: «Да-да, конечно, проходите», расспрашивать о здоровье родителей и многочисленных отпрысков… И Элья знала, что ей необходимо быть такой, ей необходимо подружиться с этой женщиной, чтобы выполнить клятву. Всё её существо стремилось к тому, чтобы услужить Макоре, чтобы не огорчить её, чтобы подлизаться к ней. А для этого требуется быть открытой и дружелюбной.

Но Элья, как наяву, услышала наставления Саррета: никому нельзя доверять. А может, то амулет Герека делал своё дело. Во всяком случае, ей хватило нескольких секунд, чтобы прийти в себя.

Сосредоточиться, сосредоточиться… Она должна вести себя так, как и задумала: отчаявшаяся, надломленная женщина, запертая в клетке собственных обид. У неё нет никаких причин, чтобы проявлять дружелюбие.

Элья приподняла уголки губ и слегка посторонилась:

— Прошу вас.

Макора с порога стала вести себя, как хозяйка — если не жизни в целом, то, по крайней мере, этой комнаты. Она уверенно прошла, сдвинула магией два кресла поближе друг к другу и, сев в одно из них, откинулась на спинку. Плащ — красивого тёмно-лилового оттенка — снимать не стала, только расстегнула пуговицы.

— Садись, милая моя, чувствуй себя, как дома, — насмешливо проговорила волшебница.

Элья села, непрерывно ощущая на себе испытующий взгляд. Сложила на коленях руки.

— Как ты думаешь, почему я пришла сюда? — спросила Макора.

— Вам виднее, — сказала Элья. — Но честно говоря, я ждала не вас.

— Ну ещё бы. Ты ждала Грапара, верно?

Элья не ответила, чтобы не подтверждать очевидное.

— Я немного знаю твою историю… — Взгляд в сторону, задумчиво прищуренные глаза. Элья, поглядев на эту маленькую пантомиму, постаралась ещё больше расслабить лицо, которое и так ничего не выражало. — И, поверь мне, могу тебя понять, как никто другой.

— Вы тоже получили удар в спину от любимого человека? — поинтересовалась Элья.

Макора усмехнулась.

— Вообще-то да. Но об этом потом. Скажи сначала, как ты смогла противостоять моему заклинанию?

— Понятно. Вы пришли, чтобы превратить меня в птицу.

— Нет, конечно. — Возмутилась она почти натурально. Но Элья видела, как голова Макоры раздражённо дёрнулась: колдунья привыкла, чтобы ей подчинялись. — По правде говоря, я рада, что так случилось. Если бы можно было накладывать эти чары выборочно, я бы превратила всего несколько сотен, этого было бы достаточно… И не смотри на меня так — это временная мера. Наших с тобой братьев и сестёр ждёт очень интересная судьба… Но ты не ответила на мой вопрос. Кто тебе помог?

— Маг из Лесного Клана, — сказала Элья. — Меня нашёл отряд Наблюдающих.

— Слышала о таких… — Макора ненадолго замолчала, снова изображая задумчивость. Хотя — Элья знала откуда-то — чародейка всё поняла давным-давно, просто ей нужно было подтверждение. Ну и заодно расположение собеседницы.

— И чем же ты отплатила им?

Разумеется, про порядки, царившие в Лесном Клане, она тоже слышала.

— Я сопровождала одну их травницу. Какое-то время жила с ней и помогала.

— И не забывала о своей мести, так ведь? — спросила Макора. — Ну конечно… В Подземном Дворце, небось, несладко.

«Замолчи, ведьма, — подумала Элья. — Замолчи, замолчи, замолчи… Оставь свой отвратительный светский тон, отстань от меня, отвяжись!»

— А пообщавшись с Лесным Кланом, ты только уверилась в том, что задумала правильное дело, — продолжала Макора. — Тебе нужно было, чтобы Грапар заплатил за ту боль, которую он причинил тебе. И это прекрасно легло на их философию… Но ты, наверное, забыла, что ты не из Лесного Клана. Ты из Клана Альбатроса. Месть — это не для нас.

Вот теперь следовало сделать свой ход:

— Не заступайтесь за него! — Элья вскочила с кресла. — Вы ничего не знаете, вы не можете ничего понимать! Когда-то во мне, возможно, и текла кровь Клана Альбатроса, но потом её сменила болотная вода! И виноват в этом Грапар!

— Сядь, — бросила Макора.

Элья медленно опустилась обратно. Пусть ведьма порадуется властному звучанию своего голоса. В конце концов, с ней нужно не ссориться, а совсем наоборот.

Макора поднялась и медленно прошла к окну. Плащ красиво колебался в такт её шагам. До чего же изуметельная струящаяся ткань — подумать только, сколько она может стоить…

— Ты спрашивала насчёт удара в спину от любимого человека, — проговорила Макора, глядя на улицу. — Я очень хорошо знаю, что это такое. Ведь Дертоль — полагаю, ты знакома с ним? — Дертоль был когда-то тем, кому я отдала сердце и душу… В какой-то момент я даже была уверена, что выйду за него замуж.

Элья смотрела на неё во все глаза. Врёт? Нет, не похоже…

— Мы вместе боролись против Эреста. Мы не хотели, чтобы Татарэт разрастался, но нынешний король — тогда ещё обыкновенный выскочка с горой амбиций — выигрывал одну битву за другой. Наши друзья из шемейского сопротивления хотели решить всё миром, но мы с Дертолем понимали, что нужны более решительные действия, иначе мы потеряем всё то, что составляло нашу жизнь раньше. Потеряем свои корни… Я, знаешь ли, выросла в Шемее, мои родители эмигрировали, когда я была совсем маленькой. И для меня это было очень важно… В общем, мы с Дертолем решили убить Эреста. Мы действовали вдвоём, никого не посвящая в свои планы. Мы нейтрализовали охрану, и Дертоль пробрался в его покои для решительного удара. И потом… — Макора невесело усмехнулась, — как он мне рассказывал после, Эресту хватило одной фразы, чтобы остановить его руку. Эрест попросил дать ему всего минуту — и благородный старина Дертоль согласился… А у короля Татарэта язык всегда был хорошо подвешен. Дертоль вышел оттуда совсем другим человеком. Он сказал, что у него открылись глаза, что он разделяет идеи Эреста, что готов встать под его знамёна и построить одно великое государство… Он умолял меня, чтобы я тоже работала на Эреста. А когда понял, что это бесполезно, то просил, чтобы я, по крайней мере, не вмешивалась…

Я могла бы послушаться и его и уйти. Просто уйти, не продолжать борьбу. Честно говоря, мне на тот момент уже ничего не хотелось. Но… я не смогла так поступить. Я только удвоила усилия. Его предательство так глубоко ранило меня, что я словно бы загорелась изнутри. И тот огонь ничем нельзя было погасить. Дертоль это тоже понял, конечно… Понял, что меня нельзя остановить, сражаясь вполсилы. И тогда он пошёл ещё дальше — он принял эти условия игры. Он согласен был убить или погибнуть — ради Эреста. Я это расценила как второе предательство… я была уверена, что в глубине души он всё ещё любит меня. Честно говоря, я рассчитывала на это. И… и лучше бы он убил меня, знаешь. Потому что Зеркальные Глубины — это место, куда я не пожелала бы отправиться и самому злейшему врагу. Мне пришлось многим пожертвовать и многому научиться… Мне пришлось измениться полностью, перекроить себя с головы до ног, вывернуть на изнанку свою душу — и так множество раз… просто для того, чтобы выжить.

Макора замолчала. Она не лгала ни в чём, Элья чувствовала это.

Она вспоминала главного министра Дертоля, которому была обязана всем, что имела когда-то. Он подарил ей три лучших года в её жизни, которые — Элья была уверена — никогда не повторятся. Это она, она его предала! Предала, когда согласилась помочь Грапару.

Было что-то космическое в этом круговороте предательств. Макору предал Дертоль, которого предала Элья, которую предал Грапар…

— Как ты видишь, — сказала Макора, — мне есть, за что мстить Дертолю. Однако я отказалась от своей мести — и теперь могу тратить силы на то, что действительно важно. Месть — это тупиковый путь. Тебе нужно это осознать и принять.

— Зачем? — спросила Элья. — У меня другие понятия о том, что действительно важно. Я теперь нечисть. Меня не интересуют политические дрязги, мне плевать, кто будет королём Татарэта или Шемеи. Я сосредоточена только на том, что важно для меня.

— Это мелко, — заметила Макора. Безо всякого презрения — просто констатируя факт.

— Возможно, — не стала спорить Элья. — Душа моя обмельчала, мысли тоже. Я продвинулась так далеко лишь потому, что хотела убить Грапара.

— Но всё же не убила его.

— Потому что это было бы слишком просто — пристрелить его на мосту.

— Нет. — Макора повернулась к ней и пронзила таким взглядом, что Элье стало не по себе. От доброй тётушки не осталось и следа — перед ней стояла женщина, приручившая самый дикий из миров. — И даже не потому, что ты всё ещё любишь его — а я уверена, это так. Ты не могла не дать ему второго шанса потому, что ты из Клана Альбатроса. Такие, как мы, не наказывают виноватых. Мы уходим. Улетаем. Наше естественное состояние — это полёт. Зацикливаться на чём-то, сгорать от чувств, в том числе, от ненависти — это для Клана Огня.

— Не верю я во всё это, — буркнула Элья. — Можно подумать, все они поголовно зацикливаются. А мы поголовно «летаем».

Макора качнула головой и сказала уже мягче:

— В той или иной степени, так или иначе… Мы — древний народ. Многое потерялось, конечно. Однако не наша сущность.

— Моя сущность изменилась, — отрезала Элья. — Я уже сказала вам об этом. То, что было мной, умерло. Родилось новое, куда более приземлённое. Я бы даже сказала, подземное.

Макора загадочно улыбнулась:

— Ветер никогда не умирает. Он только затихает на время. Если бы ты съездила со мной в одно удивительное место, то поняла бы, что я права. Это займёт дня четыре, не больше. Тебе же всё равно нечего делать, ведь так?

— Возможно, — уклончиво отозвалась Элья. — Но вы мне представлялись куда более занятым человеком.

— Думаю, несколько дней отдыха мне не повредят.

— Но зачем вам это нужно?

— Ради Грапара, конечно, — удивилась Макора. — Он очень полезен, и мне будет жаль, если ты действительно соберёшься его убить. — И, видя, что Элья намерена резко возразить — она не хотела никуда ехать ради Грапара! — добавила: — Ну, и потом, мы с тобой из одного Клана. Я не хочу бросать тебя в той темноте, в которой ты пребываешь теперь.

Элья помедлила. Она понятия не имела, что ей делать. Ей бы посоветоваться с кем-нибудь! Или хотя бы просто поставить в известность Саррета… Что будет, если она пропадёт на четыре дня? Надежды на то, что Макора оповестит всех о своём путешествии, у Эльи почти не было. Магичка не была похожа на человека, который отчитывается в своих действиях кому бы то ни было.

С другой стороны, за это время они, возможно, смогут подружиться… и это приблизит Элью на шаг к зеркалу.

Да, конечно, но Саррет… Он же просил всё с ним согласовывать, он же просил…

Я должна принести зеркало…

— Хорошо, как скажете, — брякнула Элья.

И тут же испугалась, последними словами помянув клятву и Герека впридачу.

— Отлично, — сказала Макора. — Пойдём, экипаж на противоположной стороне улицы, ждёт меня. Нас.

***

Карета у Макоры оказалась на редкость неудобной. Маленькая, чёрная, узкая, как гроб. Им едва-едва хватало там места. То ли при дворе у Панго всё было совсем плохо, то ли волшебница хотела быть как можно более неприметной.

В дороге, в основном, молчали. Элью очень интересовало, куда они едут, но расспрашивать она боялась: в той апатии, в какой она должна была пребывать после встречи с Грапаром, наверное, не следовало проявлять любопытство. Макора тоже не спешила ничего объяснять. Колдунья заговорила лишь тогда, когда карета проезжала по долине, с обеих сторон окружённой стенами отвесных скал: Элья припомнила, что с этих самых скал видела долину сверху, когда шла к мосту. В огромных каменных ладонях бесновался ветер, сгибая редкие тонкие деревца до самой земли, по которой были разбросаны большие валуны. Дорога была ухабистой; обе лошади легко перескакивали неудобные кочки и ямки, а вот пассажирам приходилось несладко. Мир вокруг танцевал, клонился то в одну, то в другую сторону, похожие кульбиты выделывало и стиснутое тревогой сердце в груди Эльи — лишь скалы были незыблемы и неподвижны.

— Это место напоминает мне земли наших предков, — сказала Макора. — Я бывала там однажды… Там такие же маленькие долины и такие же отвесные скалы. И ветер… много ветра. Мы, кстати, сейчас с тобой тоже едем туда, где живёт ветер.

— И куда же? — как можно небрежнее спросила Элья.

— В беседку Халитху.

В груди у Эльи тревожно ёкнуло — вспомнилось путешествие по озеру, слабый отзвук болотного горна, запах воды…

— В Катумский округ? — тихо спросила она, повернувшись к попутчице.

— В Катум. При дворе Панго про «округа» говорить не принято, привыкай.

— Привыкать? Зачем? Что мне делать при дворе Панго?

Макора загадочно улыбнулась:

— Очень скоро весь Татарэт станет «двором Панго». Тебе просто некуда будет деться.

Элья не знала, что на это отвечать, и решила не отвечать вообще.

— А почему на четыре дня? Катум вроде ведь недалеко…

— Я собиралась туда по делам. Просто по дороге решила заглянуть к тебе.

— Ясно…

Элья снова отвернулась и стала смотреть в окно. После слов Макоры о землях Клана Альбатроса это место стало восприниматься немножко по-другому и приобрело особое очарование.

— Я бы хотела побывать там, — неожиданно для самой себя сказала Элья. — Дома.

— Я бы тоже. — Макора прекрасно её поняла и не стала переспрашивать, что за «дом» она имеет в виду. — Но пока не время. Сейчас я не могу так надолго оставить дела.

К озеру они прибыли поздним вечером. Элья думала, они воспользуются услугами перевозчиков — Герек рассказывал, в Катум часто ездят паломники, и есть транспорт специально для них — однако у Макоры была на берегу своя лодка. Вернее, даже не лодка, а небольшой баркас, управлявшийся с помощью магического кристалла. Здесь транспорт с кристаллами был ещё дороже, чем в столице, из-за меньшего количества производителей, однако Макора, очевидно, в деньгах недостатка не знала.

Баркас двигался куда быстрее лодки, и до Катума они ехали всего полтора часа. Как назло, небо было затянуто облаками, и ни единая звёздочка не оживляла густую темень. Только проскальзывала иногда луна в обрывках небесной пелены, бросая блики на воду.

Элья сидела в небольшой каморке, внутри, с одним тусклым светильником. Через крохотное окошко было видно, как на палубе свет одного из трёх кристаллов очерчивает тёмную фигуру Макоры и высвечивает её волосы до белизны. Колдунья подставляла лицо ветру и иногда запрокидывала голову. Она явно получала удовольствие от происходящего. Элья завидовала. Во-первых, она точно была уверена, что вовсе не ветер станет её спутником, если она присоединится к Макоре. Во-вторых, девушке казалось, что напряжение, которое владело ею всё это время, никогда её не покинет, а как в таком состоянии чем-то наслаждаться? Особенно Элью тревожила мысль о Саррете. Всё шло совсем не по плану! Целых четыре дня будет потеряно — и всё из-за того, что…

Всё из-за Герека, на самом деле. Если бы не дурацкая клятва, у Эльи были бы силы как следует обдумать ситуацию, а потом уже соглашаться ехать с Макорой… или не соглашаться, что скорее всего. Проклятье!

Элья достала висевший на её груди амулет. Жёлтый кристалл светильника как будто бросил на металлический костерок в венке не только блики, но и частичку своего тепла. Небольшого — но достаточного. С Эльи тут же слетела вся злость; ей вспомнилось, как Герек рассказывал ей о кострах, о том, что для людей Лесного Клана костёр, разожжённый в ночи — это признак места, где тебя ждут. Ей бы хотелось однажды пойти на свет костра, а достигнув цели, просто усесться рядом с кем-то. И вдруг почувствовать себя на своём месте, ощутить, что достигла цели…

«Твоя цель — это зеркало», — напомнила себе Элья.

Она убрала амулет обратно под платье. Закрыла глаза. Хоть бы всё получилось…

***

К тому моменту, как баркас причалил к Катумской пристани, Элья уже плохо соображала, что происходит. Её начало клонить в сон, и в память впечатались только парящие среди темноты жёлтые огни — это была, собственно, пристань и лестница, ведущая на вершину отвесных скал, которую освещали несколько вмонтированных в ступеньки кристаллов.

«Я иду по лестнице из света», — пронеслось у Эльи в голове.

Она довольно быстро устала, и всё больше отставала от Макоры, которая легко и без усилий шагала вверх, не делая передышек.

Потом было небольшое путешествие по сонным, поросшим травой холмам. От твёрдой, как камень, земли исходило тепло — память об ушедшем дне. Здесь гулял ветер, а россыпь огоньков говорила о близости города. Однако туда Макора не пошла — колдунья с уверенностью шагала мимо, сквозь ночь, к полосе каких-то деревьев, протянувшейся вдоль горизонта.

«Тут-то она меня и прикопает», — вяло подумала Элья.

Однако деревья оказались небольшим перелеском, а за ними был ещё один город — туда Макора и направилась.

— Добро пожаловать в Горго-кен, — сказала Макора. — Тебе здесь понравится.

В её тоне прозвучало что-то вроде насмешки, однако Элья была не в силах задумываться об оттенках интонаций своей спутницы.

Городские ворота оказались открытыми. Сидевшие в будке стражники бдительно глянули в прорубленное в бревенчатой кладке окошко, но увидев двух женщин, практически без вещей, выходить поленились.

При свете дня городок, наверное, можно было бы назвать «белокаменным», но сейчас он имел голубой, с жёлтыми пятнами, раскрас — словно бы каждый из этих домов со строгими башнями был, на самом деле, каким-то невиданным заморским зверем гигантских размеров. Все эти звери дремали в тени раскидистых ив и кутались в палисадники, как пожилые дамы кутаются в шали.

Этот берег озера и сам по себе был высоким, однако пласты земли поднимались ещё выше. Мощёные улицы, извиваясь, стремились вверх, вверх, вверх… Некоторые из этих улиц были лестницами, а на стенах домов даже имелись перила…. Впрочем, таких мелочей умаявшаяся Элья не замечала. Она устало шла за своей провожатой и мечтала лишь о том, чтобы поскорее оказаться на месте — а потом, желательно, ещё поесть и прилечь.

Дом, к которому её привела Макора, стоял на одной из особенно узких извилистых улочек. Небольшой, аккуратный, с мезонином. Одно из окон источало приглушённый жёлтый свет.

На стук вышла пожилая женщина с большими выцветшими глазами. Она была очень вежлива и даже приветлива, однако казалась словно потухшей изнутри.

— Дорогая Ольда, я бесконечно признательна тебе за то, что ответила на моё письмо!

В этот дом Макора вошла совсем по-другому, не так, как входила в гостиничный номер Эльи. Она здесь была не хозяйкой, а всего лишь благодарной гостьей — бесконечно признательной, именно. Кротко опущенные глаза, разговор о долгом пути и размышления о грядущей погоде…

Элья поняла, что у колдуньи есть несколько стилей «появления», для разных случаев. Причём она чувствовала, что дело не в возрасте и не в социальном статусе того, перед кем появляешься, а в тех целях, которые преследует Макора. Ольда была ей необходима для того, чтобы бесплатно останавливаться в Катуме, а значит, к ней следовало проявлять доброжелательность и почтение. А вот для Эльи колдунья была кем-то вроде дружелюбной наставницы. Макоре явно было нужно, чтобы девушка ей доверяла. Интересно, зачем? Неужели она что-то подозревает?..

На следующий день Макора, объявив о том, что ей необходимо уладить какие-то дела, ушла и пропала. Она не появилась ни через несколько часов, ни ночью, ни утром… Зато утром пришёл почтальон и принёс письмо на её имя. Письмо получила Ольда и отдала девушке:

— Сохрани, передай, когда придёт.

Элья тупо и, в то же время, с некоторой опаской, ощущаемой как холодок меж лопаток, уставилась на конверт в своих руках, с обломком сургучной печати на язычке.

Письмо вскрывали. Но кто? Ольда?.. Вряд ли, она лишь дошла от входной двери до комнаты Эльи, у неё не было времени взломать печать и прочитать письмо.

Элья соединила два обломка сургуча вместе. Герб ни о чём ей не говорил. На лицевой стороне был написан только адрес с пометкой: «Для Макоры». Ей писал кто-то, кто точно знал, что она будет проживать именно в этом доме, у Ольды… И, должно быть, сообщение было очень важным.

На секунду Элья представила, как она говорит Саррету: «Я узнала, что замышляет Макора!». А Саррет… хм… скажет, что она молодец. Или даже просто одобрительно кивнёт… уже немало. Элью совершенно не смущало, в каком ключе она иногда думает о Саррете — она прекрасно понимала свои границы, понимала, что она безродная актриска с сомнительным прошлым, а значит, никогда не составит конкуренцию такой жене, как Клесса, пусть даже и нелюбимой; и вообще, она нежить, чего уж там. Однако сердцу не прикажешь. Придётся смириться и как-то жить с этим, стараясь ничем себя не выдать. Впрочем, Элья знала, что хорошо научилась притворяться. Никто ничего не поймёт. Никто не помешает ей думать о том, о ком ей хочется. Никто не помешает ей чувствовать — если уж она вспомнила, как это делается…

Элья отогнула язычок конверта, и тут вдруг словно кто-то шепнул ей на ухо: «Не делай этого!! Не смей!».

Она стояла, словно связанная невидимыми путами.

«Я должна, я хочу, чтобы Саррет меня похвалил, я хочу…»

Не смей!

И, словно во сне, неспособная сопротивляться неведомой силе, Элья положила конверт на тумбочку и села на диван, зная, что больше туда не подойдёт. Даже не взглянет.

Проклятая клятва! Герек!

***

— Прости, задержалась. Сама не ожидала, что так надолго… Ольда говорит, ты почти не выходила. Неужели тебе не хотелось посмотреть город?.. Что ты там протягиваешь?.. Это мне?

Элья мрачно наблюдала за тем, как Макора открывает конверт, зачем-то проводит над ним ладонью и достаёт письмо. За сутки, минувшие с прихода почтальона, она успела уйти в столь глубокую апатию, что даже осознание, что за пять дней Саррет не получил о ней ни весточки, почти ничего не значило. Какая разница, в самом деле? Всё кончено. Всё кончилось, не успев начаться. Потому что эту силу ей не победить даже с амулетом Герека. Ей не дано сделать ничего полезного. Она никому не поможет — только будет мешать. Клятва будет уберегать её от любых рискованных шагов — а помочь Саррету без риска практически невозможно.

— Письмо от моей портнихи. Очень кстати… При дворе Панго, к твоему сведению, намечается бал. Возможно, сам Панго будет, хоть это и неизвестно…

«Как же я ненавижу фальшь, — думала Элья. — Как я ненавижу всё».

Письмо от портнихи. Ну да, конечно.

Сам Панго явится на бал… отпросится у охраны, видимо.

Ненавижу-ненавижу-ненавижу…

Элья зажмурилась.

— Ты чего тихая такая? — услышала она голос Макоры.

— Надоело, — буркнула Элья.

— Что надоело?

Говорить, думать, жить.

— Сидеть, — сказала Элья. И, открыв глаза, поднялась: — Возможно, вы правы. Мне стоит прогуляться.

— Уже вечер, — заметила Макора и улыбнулась: — Лучше ложись спать пораньше. Завтра на рассвете пойдём к беседке Халитху.

Ах, ну да. Беседка.

Элья кивнула и села обратно.

— Вот увидишь, завтра всё изменится, — сказала Макора. — На том холме все обретают себя. Иначе просто невозможно.

— Вы в это верите? — подняла брови Элья.

— Я это знаю.

Колдунья пожелала приятных снов и вышла, оставив девушку в смешанных чувствах. Элья вовсе не была уверена, что она хочет «обретать себя» при Макоре, что бы это ни значило. По легенде, в беседке Халитху появились первые люди и спустились на землю. Это место считалось святым; Элья слышала разговоры, будто на кого-то якобы снисходило там некое просветление. Но если раньше она могла бы поверить в силу земли, на которой, предположительно, когда-то стоял бог, то теперь относилась к подобным заявлениям весьма скептически. Однако если сама Макора говорит о свойствах холма с такой уверенностью, то, вполне возможно, что-то там действительно есть… И надо быть с этим поосторожней.

В ту ночь Элья спала беспокойно, и когда Макора — отдохнувшая, с приветливой улыбкой на губах — без стука вошла в её комнату, девушка поднялась на постели сразу же. Что вырвало её из полудрёмы, сложно было сказать — то ли звук шагов, то ли слабый скрип дверной петли… Но когда волшебница поздоровалась, сна у Эльи уже не было ни в одном глазу.

Горго-кен ещё спал. Пустынный, сумеречно-фиолетовый, он очень неохотно впускал на свои улицы солнце. Однако Макоре и Элье пришлось идти довольно долго, и когда городской пейзаж внезапно сменился огромным яблоневым садом, над которым возвышался холм с круглой сероватой беседкой, почти совсем рассвело.

— Видишь, как удачно? Никого нет, — сказала Макора. — А уже к полудню наверняка выстроится очередь.

Через яблоневый сад шла посыпанная гравием дорожка, по обеим сторонам которой возвышались заборы. Элья вспомнила, как Герек говорил о местных яблоках. Впрочем, она и сама знала, что катумские сорта считаются лучшими в стране — да и за её пределами. А если яблоки хорошо продаются, то, конечно, их необходимо охранять… Сейчас, правда, плоды ещё не созрели — они были маленькие, зелёные; у некоторых на боках алели пятна, похожие на лихорадочный румянец. Но запах стоял упоительно яблочный, и Элья невольно улыбнулась.

По пологому склону холма пролегала дорога, утоптанная множеством паломников. Идти по ней было довольно легко, к тому же у самого подножья холма в спутники к Элье навязался ветер. Сначала он просто играл, дразнил, однако у самой вершины внезапно стало понятно, кто он такой на самом деле — он властелин этого места. Ветер действительно жил в беседке Халитху, Элья теперь не сомневалась в этом… впрочем, возможно, он и был сам Халитху. В нём ощущалась неведомая потусторонняя мощь — у Эльи даже меж лопатками засвербило, да так нестерпимо, что пришлось стиснуть зубы.

Здесь обитали и другие ветра. Они резво носились вокруг беседки, так и норовя сбить с ног. Было сложно поднимать голову, даже открывать глаза — те сразу же начинали слезиться; но Элья внезапно ощутила небывалую лёгкость и могущество. И ещё ей вдруг пришло в голову, что это вовсе не ветра, а души первых людей, которых Халитху создавал на этом самом холме.

«Призраки идут по кромке рассвета», — вспомнила она.

— Здесь всё и случилось, — весело крикнула Макора. — Чувствуешь, да? Отсюда на землю спускалось человечество… «Шли они в четыре стороны…». Помнишь, как в Предании?..

Элья чувствовала. Она словно слилась с этим местом воедино, и все тревоги, терзавшие её в последнее время, выметало из души с каждым порывом каждого из этих поистине целительных ветров.

— Что происходит? — весело крикнула Элья.

Она сама не услышала своего голоса, однако Макора ответила:

— Ты вспоминаешь себя! Ты просто вспоминаешь себя… Становишься собой…

Элья поняла, что колдунья права, рассмеялась от радости — и будто сама превратилась в ветер.

Когда они с Макорой спустились вниз и шли тропой сквозь яблоневые сады, мир казался Элье прекрасным, как никогда. Подумать только, поистине волшебная беседка! Она вернула Элье что-то, что, казалось, было погребено в белоборских болотах. В Макоре же Элья чувствовала почти родственную душу; в самом деле, могла ли эта улыбающаяся женщина с искрящимися светом глазами желать кому-то зла?..

— Теперь всё будет замечательно, — щебетала Макора. — Мы приедем в Сакта-Кей, там будет лучший из балов, на которых ты бывала — старый Эрест, могу поспорить, таких не устраивает! Навеселимся от души… если, конечно, ты не станешь убивать Грапара, — добавила она со смешком.

Элья беспечно махнула рукой:

— Да я, на самом деле, вовсе не собиралась его убивать!

Но ещё до того, как фраза была произнесена полностью, Элья ощутила ужас. «Останови свой язык!» — словно закричало что-то в её голове, и девушку бросило в холодный пот. Эйфории как не бывало — её сменил страх и слабая тошнота, какая бывает на следующий день после бурного праздника, если не отказывать себе в горячительных напитках. Шрамы на спине жгло огнём — а она только сейчас обратила на это внимание…

— В самом деле? — спросила Макора. — Зачем же ты пришла сюда, Элья?

Элья готова была удариться в панику. Но инстинкт самосохранения — впрочем, конечно, не он, а клятва, будь она трижды благословенна — заставил её голос звучать так же беспечно, как и прежде, а улыбку — оставаться на губах.

— Чтобы его убить, — сказала она. — Ну, просто сейчас-то я понимаю, что никогда бы этого не сделала. Я так ненавидела его… хотя в душе, конечно, по-прежнему любила. Он — моя слабость.

— Вот как! — Макора рассмеялась. — Так это же прекрасно, дорогая Элья! Ты всё-таки умеешь прощать… конечно, когда мы придём, не кидайся ему на шею сразу. Пускай помучается! Но в целом… я думаю, всё у вас будет хорошо. У нас у всех.

— Вы правда так думаете? — изобразив оживление, Элья повернулась к колдунье.

— Ну конечно! Скажу тебе честно, твоё появление на том мосту показалось мне несколько подозрительным. Но я провела небольшую проверку — надеюсь, ты простишь мне эту предосторожность — и поняла, что могу тебе доверять. Мне очень хотелось бы, чтобы у меня был кто-то, с кем можно было бы поговорить, посоветоваться…

— Ну, я полагаю, что ваш опыт…

— Мой возраст, ты хочешь сказать? — Макора снова рассмеялась. — Брось, мы с тобой из одного теста, а это гораздо сильнее предрассудков. Мы одного поля ягоды, мы из Клана Альбатроса, в конце концов! Так что, перво-наперво, займёмся твоей личной жизнью. А когда у вас с Грапаром всё наладится, вы, возможно, поможете мне… должна признаться, у меня далеко идущее планы!

— Очень любопытно, — сказала Элья.

Она по-прежнему радостно улыбалась, но с большим трудом — тошнота всё никак не желала проходить.

12

Коричневато-красный Сакта-Кей стоял на небольшом скалистом утёсе, нависая над долиной, испещрённой бурыми пятнами бельзутских крыш. У подножья утёса раскинулось озеро, в которое низвергался небольшой, но довольно шумный водопад — каменная стена, окружавшая особняк, как раз в этом месте прерывалась причудливой, довольно изящной для такого приземистого ансамбля, аркой. Макора сказала Элье, что небольшая речушка Сакта проходит по цепи таких же утёсов, изредка ныряя в какую-нибудь пещеру, и заканчивает свой путь здесь, в этом озере. Так как своей самой обрывистой, неприступной частью, Сакта-Кей обращён к иланской границе, то глядя на эту речку, в Бельзуте любят шутить, что в случае войны огромный особняк способен укрыть в себе весь город; благодаря толстенной стене и башенкам, чьи окошки легко превращаются в бойницы, здесь можно долго держать оборону, а запасы пресной воды всегда будут под рукой.

Пришлось снова идти в гору — хорошо, что недолго, и по пологому спуску. Стражи у ворот знали Макору и пропустили её без вопросов вместе со спутницей. Элья с каким-то странным чувством оглядела их коричневатую домотканую форму — ей мгновенно вспомнились ослепительно-белые кители и синие перчатки гвардейцев Эреста.

А вот и стена. Широкая, после ворот приходится идти по небольшому туннелю. Внутри, возможно, томятся люди — те, кого здесь называют государственными преступниками. Однако, несмотря на ширину стены, камеры наверняка очень маленькие, и заключённые сидят в них, как звери в клетках. И, должно быть, есть узенький коридор, по которому носят еду… если носят.

Но Элья не будет об этом думать сейчас. К тому же камеры в данный момент вообще могут пустовать.

Тропинку ко входу в особняк окаймляла живая изгородь высотой до колена, а за нею по обе стороны виднелись маленькие круглые клумбы с изумительно красивыми и изумительно не подходящими для такого оформления бело-фиолетовыми цветами, меж высоких стеблей которых то тут то там мелькала сныть и листья одуванчиков. При взгляде на эти клумбы Элье с тоской вспомнились кадки с растениями в доме Герека, и она поняла, что соскучилась по мрачному, но почти ставшему ей родным дому.

Приземистость особняка была обманчивой — стоило подойти к нему поближе, как он вырос высокой неприступной скалою, плоть от плоти этой каменистой земли. Твердыня, оплот молодого государства, которое поднимется вопреки всему и установит новый порядок. Это ведь может случиться. Это реально, слишком реально…

«У нас ничего не получится. У него ничего не получится…»

Двери захлопнулись за спиной Эльи с грохотом, который более соответствовал бы дверям тюремной камеры.

Вокруг был холл, просторный и светлый; худощавый мужчина во фраке приветствовал Макору глубоким поклоном, с почтением принял у Эльи её плащ.

Какой большой дом…

— Подготовьте комнату на третьем этаже, которая с белыми гардинами, — велела Макора. — Да поживей! Наши вещи пока отнесите ко мне.

Слуги бросились исполнять её поручения, а Макора провела Элью по первому этажу.

— Здесь, за закрытыми дверьми, наш Большой Зал, сейчас там идёт подготовка к балу… Здесь малая столовая, мы ей не пользуемся — ужинаем обычно на втором этаже — вон там, дальше, как раз маленькая лесенка, она куда удобнее, чем парадная. Обед, кстати, скоро подадут — ты ведь наверняка проголодалась?.. Там же, на втором этаже, библиотека. Как только принц Панго освободился, он тут же отдал распоряжение закупить несколько сотен книг и даже нанял букиниста, так что коллекция потрясающая. Ты любишь читать, Элья?

— Любила. Когда-то…

— Ты как-то погрустнела, — улыбнулась Макора. — Ничего. Конечно, ощущение, которое подарила тебе беседка Халитху, не могло продлиться долго. Но ты вспоминай его почаще. Вспоминай, кто ты есть.

«Я всегда помню, кто я есть, — угрюмо подумала Элья. — И, что самое главное, я теперь никогда не забуду, кто есть ты».

— А вот наша любимая гостиная, — торжественно объявила Макора, не глядя миновав лакеев и войдя через распахнутые двери в небольшую комнату, оформленную в зелёной гамме. — Здесь мы чаще всего бываем… Приветствую всех, простите за долгую задержку!

Элья остановилась в двух шагах позади Макоры и с замиранием сердца смотрела, как поднимается со своего кресла Лэрге, как испытующе глядя на неё привстаёт Мароль с неизменной трубкой в руках, как поджимает губы хмурая Жерра.

— Значит, это правда, — сказал Мароль. — Что ж, Элья… рад тебя видеть. Хотя и очень удивлён. Расскажешь потом эту занимательную историю, как тебе удалось вырваться из белоборского болота?

Улыбка его была кривой, неприятной.

— Конечно, не расскажу, — отозвалась девушка. — Я не подряжалась утолять ваше любопытство.

— Элья, — укоризненно произнесла Макора, — стоит ли так грубо?.. Друзья мои, все истории потом. Мы будем готовиться к балу. Элья, ты должна блистать! Я одолжу тебе свою портниху. И украшения присмотрим… Где, кстати, наш друг Грапар?

Мароль улыбнулся ещё неприятнее:

— Думаю, он тоже в какой-то мере занимается подготовкой к балу, госпожа Макора.

— Прекрасно! Элья, пойдём же сядем. Кажется, мы многое пропустили?

Они уселись в белые кресла, под цвет изящному роялю и тонким пилястрам на светло-зелёных стенах, — и потекла светская беседа. Элья сидела с отрешённым видом, но при этом не переставала прислушиваться. То, что она услышала, очень ей не понравилось — оказывается, у «государя Панго» были свои министры, свои советники, своя армия, большая часть которой ждала в Илане приказа действовать. О последнем докладывал Мароль.

— Значит, всё-таки иланцы? — переспросил Лэрге, для которого эта информация, очевидно, была новостью. Или он делал вид, что была. — Но я всё-таки надеялся, что внутренние дела мы будем решать внутренними силами. Иланцы всё же недружественная нация, и мне кажется, в их отношении нужно быть осторожней…

— Я думаю, государь Панго примет во внимание твои опасения, Лэрге, — отозвалась Макора, и в её голосе промелькнуло нетерпение.

Только промелькнуло — однако, гостиную тут же затопила тишина. Всего на пару мгновений, но до того невыносимых, что Элье казалось, будто вот-вот что-то взорвётся.

— Могу ли я поинтересоваться, — осторожно начал Лэрге, и от звука его голоса Элье тут же стало немножко спокойнее, — как обстоят дела с тем оружием, о котором вы нам рассказывали, госпожа Макора? Я имею в виду не нашу недавнюю вылазку с Грапаром и госпожой Жеррой, а ваш грандиозный таинственный план, над которым сейчас работает Равес? Признаться, я на него рассчитывал больше, чем на иланскую армию…

— И соврешенно справедливо, — как ни в чём не бывало улыбнулась Макора. — Уверяю тебя, иланская армия будет всего лишь небольшим подспорьем… Возможно, она вообще не понадобится.

— Рад это слышать.

— Знаешь, граф, — сказал Мароль, кладя трубку на столик — тебе свойственно неприятие всего нового, я давно это заметил. Что-то мне подсказывает, что ты уже сам не рад участию в нашем деле.

Лэрге поднялся на ноги:

— Мароль, я имею честь напомнить вам, что…

— Лэрге, — негромко произнесла Макора.

Граф извинился и опустился обратно в кресло, продолжая, впрочем, буравить Мароля взглядом.

Однако теперь Элья видела, что в прищуренных глазах нет гнева — только бесконечная усталость.

— Мароль, в самом деле, — сказала Макора, — графу, конечно, тяжелее, чем нам всем — его учили никогда не просить помощи у неприятеля. Должно быть, подобный шаг со стороны государя задевает его гордость. Однако он беспокоится о Кабрии не меньше, чем ты. И он верит в неё — как и мы все.

Мароль ухмыльнулся и кивнул на Элью:

— А она тоже верит?

— У неё есть имя! — с негодованием воскликнул Лэрге, как будто несколько дней назад не разговаривал о ней с Гереком тем же тоном. И не указывал на Элью таким же кивком, интересуясь, что она здесь делает.

— Ну, это надо у неё спросить. — Макора обратила на девушку взгляд — колюче-пристальный, несмотря на ласковую улыбку.

— Боюсь, за минувший год я вообще разучилась верить, — пожала плечами Элья. — И вообще, честно говоря, я пока не очень хорошо понимаю, что происходит. Многое изменилось, пока меня не было…

— О, ну конечно, вряд ли можно было ожидать от тебя прямого ответа на вопрос, — ядовито произнесла Жерра.

Элья подняла брови:

— Неужели ты ждёшь от меня удара в спину, подруга? С чего бы?

Она с удовольствием отметила про себя, что умеет создавать неудобное молчание не хуже Макоры.

— Вот интересно, как далеко ты зайдёшь в своей мести, — прошипела Жерра. Потом, откинувшись, на спинку стула, заявила: — Как хотите, но я ей не доверяю!

— Я доверяю, — повысила голос Макора. — Элья здесь — моя гостья. Я прошу ни в чём её не обвинять, а также относиться к ней с уважением. Она ничем не заслужила подобного обращения. Она много страдала — и, по сути, страдала за наше дело…

— Очень интересно, что она вам такого наговорила, — протянула Жерра. — Элья бывшая актриса и может весьма складно врать.

— Хватит! — воскликнула Макора, поднимаясь с кресла во весь рост. — Я не знаю, что между вами произошло. Но ещё раз повторю: я не потерплю грубости и клеветы. Надеюсь, я ясно выразилась?

Жерра, побледнев, кивнула, не отрывая от колдуньи взгляда. Кажется, она была действительно напугана.

Как Элья узнала позже, страх был постоянным спутником тех, кто жил в Сакта-Кей. Макору побаивался даже Мароль, и иногда, когда музыкант общался с колдуньей, в его голосе проскальзывали неожиданные подобострастные нотки. Лэрге же слишком с ней осторожничал, и у Эльи иногда замирало сердце — ей казалось, что он выдаёт себя, когда соглашается с тем, с чем никогда бы не согласился прежде, когда откровенно подстраивается под обстоятельства, стараясь угодить Макоре, не рассердить её. При этом боялась девушка только за него — ей самой Макора не внушала никакого страха, даже несмотря на то, что обладала магической силой, как и Герек, от которого Элья в своё время едва ли ни шарахалась. Впрочем, вероятно, дело было в том, что магия Герека впитала в себя атмосферу Лесного Клана, силу тех, кто посвятил себя борьбе с существами, подобными ей… Макору же Элья считала обманщицей, очень хитрой и расчётливой дрянью, однако опасности не чувствовала. Возможно, потому, что колдунья, как это ни удивительно, и правда была заинтересована в её дружбе.

— Ты единственный родной для меня человек здесь, — сказала Макора тем же вечером. — Может, мы с тобой даже родственники, как думаешь?.. По крайней мере, я чувствую, что кровь — это не просто слова. А ты?

— Да, пожалуй, — ответила Элья. — А где, кстати, Равес? Чем он занимается, о чём говорил граф?

— О, Равес сейчас живёт в другом месте. Готовится к одному важному событию.

— Какому событию? Это как-то связано с нашим кланом, да?..

— В какой-то мере, — улыбнулась Макора. — Ты всё узнаешь в своё время…

Но даже понимая, что речь идёт о неизвестном кровавом обряде, который унесёт жизнь Равеса, Элья не испытывала ужаса. Что-то было в Макоре такое… своё. В самом деле, может, и правда кровь играла определённую роль?

Меж тем Грапар, вернувшись, был явно озабочен внезапной дружбой Эльи с могущественной колдуньей. После ужина он отвёл её в сторонку и сказал вполголоса:

— Осторожней с ней.

При этом он держал её за плечо, и Элья возненавидела себя за то, как всё в ней потянулось к его руке на этом самом плече, к его теплу, такому знакомому, почти забытому… почти.

— Убери грабли, — прошипела она, чувствуя, как нечто невидимое горит меж лопаток. А в глазах её промелькнула, видимо, тень белоборских болот, потому что пытавшийся поймать её взгляд Грапар внезапно отдёрнул ладонь, словно ожёгшись.

Макора же всерьёз взялась за подготовку Эльи к балу. Она действительно одолжила Элье свою портниху, причём не какую-то, а из успешного модного дома, где работали люди с незапечатанным даром. Раньше бы Элья была на седьмом небе от счастья, теперь же, доведённая советами Макоры насчёт того, как вести себя с Грапаром на балу, только сказала, скрывая злорадство:

— Я хочу платье с открытой спиной.

Элье повезло, и Макора увидела её спину тогда, когда заказ был почти готов — зашла во время примерки. Холодно заметила, поджав губы:

— Не скажу, что я довольна выбранным тобой фасоном.

— Считаете, мне нужно стыдиться этих шрамов?

— Считаю, что Грапару лучше их не видеть до поры до времени.

— Почему же? Пусть видит. В конце концов, это егоработа.

Элья заметила, как красивое лицо колдуньи на миг исказила ярость — однако Макора быстро взяла себя в руки.

— Элья, в самом деле, это ведь не ты! Ты не должна мстить! Мы ж говорили с тобой об этом. Вспомни, как ты стояла возле беседки Халитху, вспомни себя!

«Проклятая лицемерка», — подумала Элья, делая вид, что начинает немного сожалеть о своём выборе.

Впрочем, в остальном платье было выше всяческих похвал. Изумительно гладкая алая ткань, облегая фигуру, струилась до самого пола, и при каждом шаге юбка едва уловимо колыхалась, словно от ветра.

— Ты затмишь всех, — пообещала ей довольная Макора. И спросила у портнихи: — Завтра к обеду всё будет готово, я надеюсь?

Завтра к обеду… а вечером бал. Интересно, как они на этот раз оправдают отсутствие Панго?

После примерки Макора повела её в свою комнату, которая так же, как и комната Эльи, находилась на третьем этаже.

Комната была светлая, с большим количеством драпировки — восхитительные небесно-голубые ткани с золотым шитьём были повсюду, создавая ощущение, будто за ними прячется ещё пространство, потайные уголки, где стоят какие-нибудь диванчики или чайные столики. Однако Элья, три года прожившая во дворце, где покои часто оформлялись подобным образом, была уверена, что это обманка.

Каково же было удивление девушки, когда Макора, усадив её в удобное белое кресло, отодвинула одну из шторок — и за шторкой оказалась дверь. Медленное движение ладонью, легонько всколыхнувшийся воздух, словно взмахнули невидимым покрывалом — потом ещё одно движенье, замок щёлкает, ручка поворачивается сама собой, а за нею…

— Ого, — вырвалось у Эльи. Даже с того места, где она сидела, было заметно, как в свете моментально зажёгшегося кристалла внутреннее пространство комнаты вспыхнуло тёплым золотым блеском. Девушка даже подскочила на месте — впрочем, не столько от удивления, сколько от желания немедленно вбежать в эту комнатку, предварительно оглушив колдунью стоявшим на маленьком столике канделябром. А потом скрыться — вместе с зеркалом, которое, несомненно, лежало внутри.

Её пальцы непроизвольно сжали амулет Герека, спрятанный под одеждой.

— Это всего лишь отделка, — улыбнулась ей Макора, обернувшись на пороге. — Но здесь я храню и дорогие для меня вещи… в том числе, драгоценности.

Вскоре она извлекла из недр своей маленькой сокровищницы небольшую бархатную шкатулку.

Изобразив вежливую заинтересованность, Элья стала разглядывать предложенные ей золотые серёжки и браслет, однако мысли её были ещё дальше от бала, чем раньше.

Она думала о том, как будет красть зеркало, если двери Макориного тайника защищены магией.

***

Всё-таки Сакта-Кей мало чем уступал дворцу по оформлению. Возможно, конечно, в те времена, когда здесь сидел в заточении Панго, особняк не выглядел столь шикарно, но если и так, то за последний год приспешники мятежного принца сделали всё возможное, чтобы превратить это место в достойную резиденцию. Вряд ли обошлось без магии — всё-таки на подобную работу обычно уходят годы.

Большой Зал был украшен мраморными колоннами. У дальней стены, на возвышении, стоял трон — винно-красный бархат, причудливая резьба, позолота. На узорчатом потолке висели хрустальные люстры, рассыпая блики от сотен световых кристаллов, которые, в свою очередь, отражались в огромных зеркалах; на специальных подставках стояли вазы из редких полудрагоценных камней, а паркет под ногами был собран не менее, чем из пяти разных пород дерева, в том числе, чёрного, которое в Татарэте считалось самым дорогим.

Такая роскошь искренне поразила Элью — но не только роскошь. Убеждённая, что на бал придёт довольно скромная компания избранных придворных, девушка с изумлением обнаружила, что зал полон народу. Причём слово «скромный» было бы для описания гостей наименее подходящим. Шелка и бархат, блеск бриллиантов, тонкие ароматы духов. Элья, уверенная, что всех сразит наповал своим ярким платьем, была вынуждена признать, что ничуть не выделяется среди дам, разодетых в пух и прах. Тем более, что оттенки красного, очевидно, были в этом сезоне самыми популярными.

И тем не менее, когда Элья шла по залу, она слышала за собой шёпоток. Её шрамы, открытые специально для Грапара, теперь, похоже, должна была увидеть вся Кабрия.

Ну что ж, пускай.

Элья распрямила спину и гордо прошествовала к столикам, слегка подняв уголки подкрашенных губ — в последнее время улыбка стала получаться куда лучше.

— Элья, — вполголоса позвал её Грапар, когда она делала вид, что выбирает закуску. Есть, на самом деле, не хотелось. — Что с твоей спиной?

— О, считай, что это следы моих вырванных с мясом крыльев, — язвительно отозвалась девушка. При виде встревоженного лица Грапара её начала разбирать злость — всё больше и больше. Интересуется он, видите ли! — Или ты думал, что я вернусь прежней?

— Элья, я…

— Помолчи лучше, не порть мне вечер.

Так и не взяв ни одной из множества изысканнейших закусок, Элья развернулась и демонстративно уселась на обитый бархатом диванчик. Она была уверена, что Грапар обязательно последует за ней, однако тот уже скрылся из виду.

Заиграли музыканты — небольшой оркестр, нанятый, по-видимому, в Бельзуте. За белым роялем, на удивление, сидел не Мароль, а какой-то другой пианист. Должно быть, Маролю, который вроде как теперь был приближённым к «государю Панго», не пристало играть на танцульках. Впрочем, какие танцульки… самый настоящий бал, ничем не уступающий королевским. Но в любом случае…

Лэрге вынырнул из толпы неожиданно. В тёмно-зелёном камзоле с золотым шитьём он смотрелся мрачной птицей среди остальных кавалеров, которые сегодня, в большинстве своём, предпочли светлые, пастельные оттенки. Элья сначала обрадовалась, увидев графа, но когда обнаружила, что вокруг стало куда меньше болтающих пар и куда больше танцующих, то испугалась. Догадаться, зачем он здесь, было несложно.

И точно. Подошёл, поклонился, пригласил — вышло как-то слишком официально, даже для него.

Лэрге стоял перед ней, ждал, а Элья вспоминала свой «танец с цветком». Ей казалось, она никогда в жизни не встанет больше на ноги — тело словно одеревенело. Платье казалось неприлично ярким. Да и шрамы Лэрге наверняка заметил — а ведь вовсе не ему она собиралась их показывать…

Сосредоточиться. Послушать мир, как говорила Гарле-каи…

Было бы замечательно, конечно, только как может поспособствовать сосредоточенности эта какофония?..

— Ну же, прошу вас. Такая изумительная женщина, как вы, не должна скучать на балу…

Он сам взял её за руку. Элья опустила глаза, и собственная ладонь показалась ей дохлой рыбиной. Холодной, неподвижной, отвратительной.

— Я бы предпочла прогуляться, — сказала Элья. — Чудесный вечер, не правда ли?

— Ну что ж, ваше желание для меня — закон, — улыбнулся Лэрге.

Через распахнутые стеклянные двери они вышли на террасу, а затем и в сиреневые сумерки сада. Это был самый дальний от ворот участок, где Элье понравилось гораздо больше, чем в парадной части перед входом — здесь протекала узенькая речушка, та самая, которая чуть дальше звучно выплёскивалась в озеро, водили хороводы невысокие раскидистые яблони, а за ними, в трёх шагах от стены, тянулась липовая аллея с уличными световыми кристаллами на изящно изогнутых столбах и редкими скамейками. — Я планировал вас сюда вывести, но позже, — негромко сказал Лэрге, который до аллеи во весь голос рассказывал о сортах яблонь, выращиваемых в Сакта-Кей. — Надо было станцевать хотя бы один танец. Это выглядело бы менее подозрительно.

— Я не могу танцевать.

— У вас что-то болит?

— Нет. Я просто не могу танцевать. Вообще.

— Вы же танцовщица.

— Бывшая. Можно сесть?

— Давайте сначала прогуляемся.

— Хорошо.

И они медленно пошли вдоль лип, кристаллов и скамеек. Опираясь на его руку, Элья изо всех сил старалась собраться с мыслями, однако они так и норовили куда-то ускользнуть. Вечер и правда был дивный — тёплый, безветренный, пахнущий новорождёнными яблоками.

— Где вы были, позвольте узнать? — спросил Лэрге. — Почему не нашли способа предупредить меня?

— Я не могла. Макора появилась так неожиданно… Уговорила меня поехать с ней. И я согласилась, иначе было просто нельзя… Вы понимаете, клятва…

— Понимаю. Дальше.

Элья вкратце рассказала ему, как Макора проверяла её. Рассказала о письме и о странном колдовстве, которое должно было заставить её сказать правду на вершине холма — но не смогло.

— Осторожней с ней, — предупредила Элья. — Она кажется такой искренней, к ней проникаешься симпатией, и можно якобы по доброй воле ей всё рассказать… как лучшей подружке, или вроде того. А на самом деле…

— Я знаю. Что удалось выяснить?

— Зеркало в тайнике, в её комнате. Но дверь защищена заклинаниями, поэтому я не знаю, что делать…

— Вы уверены, что именно там? Насколько мне известно, у неё несколько тайников.

— Уверена. Я почувствовала. Клятва…

— Ну да, ну да… — проговорил Лэрге задумчиво. — Клятва… Поворачиваем.

Аллея кончилась, и они пошли в обратную сторону. Так же медленно, чинно. Со стороны, наверное, это смотрелось очень романтично.

— Вы слышали, какие слова она произносила, когда открывала тайник?

— Она ничего не говорила. Просто молча провела рукой вот так…

— Не показывайте, — быстро сказал Лэрге.

— Ах, да… — Элья опустила поднятую было руку, немного смутившись. До чего же она всё-таки неосторожна!

— Вы хорошо поработали, — заметил Лэрге. — И с Макорой подружились, и выяснили, где зеркало.

— Но толку-то? — в отчаянии прошептала Элья. После его «хорошо поработали» ей ещё больше, чем раньше, хотелось, чтобы всё получилось, и отчаяние это было живым, острым — будто прорастал в груди какой-то колючий побег, вроде малины. — Как туда попасть? Ни вы, ни я колдовать не умеем…

— У меня есть люди, которые умеют. Я встречусь с ними сегодня ночью, посоветуюсь. Не хотите ли присесть, госпожа Элья? — голос его снова зазвучал в полную силу, хотя особой надобности во всех этих ухищрениях не было — все звуки и без того заглушал водопад.

— Благодарю вас, не откажусь.

Хотя сейчас ей казалось, что она могла бы гулять по аллее часами.

Со скамейки, на которую они сели, были видны огни террасы за переплетениями яблоневых веток и полнящиеся золотым светом окна. В окнах по-прежнему кружились пары.

Лэрге взял её за руку и снова заговорил вполголоса:

— Она вам рассказывала что-то про Равеса?

— Да… ничего конкретного… — Элье стало ещё труднее собраться с мыслями — все её ощущения сосредоточились на тыльной стороне ладони, которую легонько поглаживал его большой палец. Наверное, ему сложно было держать руку абсолютно неподвижной. А может, Лэрге это делал для достоверности… — Равесу отведена какая-то роль… особая роль…

Элья замолчала, понимая, что сбивается.

— Я уже давно его не видел. И не могу найти. Как вы думаете, насколько теперь Макора доверяет вам?

— Я думаю, вполне… Она заботится обо мне. Хочет, чтобы мы снова сошлись с Грапаром.

— А вы сами не хотите снова сойтись с Грапаром?

Элья вздрогнула и резко повернула голову. Она едва не выдернула руку — но сделать это оказалось не так-то просто, потому что Лэрге крепче сжал пальцы.

— Смотрите вперёд, — с улыбкой приказал он.

Элья послушно отвернулась. Сердце колотилось, как бешеное. Неужели он подумал… неужели допустил, что она… с этим человеком… после всего…

— Видимо, не хотите, — заключил Лэрге. Элья чувствовала на себе его внимательный взгляд, однако посмотреть в ответ теперь не смела.

— Нет, — выдавила она. — Никогда.

— Но хотя бы сделайте вид.

— Я и делаю вид. Вернее, я делаю вид, что не хочу, но так, чтобы все догадывались, что дело обстоит наоборот.

Лэрге явно озадачила эта стратегия.

— Ну… вам виднее, что и как, — сказал он после некоторого раздумья. — Главное, чтобы Макора не поняла, что вы притворяетесь. И Грапар, конечно. Хотя его, я думаю, провести легче.

— Но вы же говорили, что он профессионал…

— Да, но, думаю, на вас его профессионализм теперь будет давать сбои. Вы его слабое место. Постарайтесь это использовать.

— Угу, слабое место, — буркнула Элья, которую неприятно поразило сходство формулировок: совсем недавно она говорила Макоре, что слабое место — это Грапар для неё. — Ещё скажите, что он меня любит.

— Полагаю, так и есть.

Элья снова повернулась было к нему, но вовремя вспомнила, что этого делать не следует, и стала опять смотреть перед собой. Губы её слегка подрагивали от гнева.

— А вы, господин Лэрге, смогли бы отдать свою любимую женщину на сотню лет Болотному Королю?

— Я? Нет. Но у меня была возможность сделать так, чтобы мне не пришлось оказаться перед подобным выбором: мою любимую женщину охраняет половина Дома Полиции. У Грапара же такой возможности не было. Ему пришлось выбирать — и он поступил так, как должен был поступить.

— То есть, вы его одобряете?

— Нет, я всего лишь развёрнуто отвечаю на ваш вопрос. И, в то же время, я прошу вас не забывать, что Грапар хоть и патриот, и преданный слуга своей страны, это не отменяет того, что он также циничная сволочь с довольно-таки вздорным характером. Осторожная и опасная. И тем не менее, как я уже сказал, у него есть слабое место. Необязательно им пользоваться — но хотя бы возьмите на заметку.

— Возьму.

— Хорошо. Теперь дальше. Завтра вечером закройте окно, но не запирайте. И задвиньте шторы. Я приду около одиннадцати часов. Если кто-то вдруг в это время будет в вашей комнате, раздвиньте шторы, и я буду знать, что соваться не стоит. Если случится что-то непредвиденное и нужна будет помощь, отодвиньте только одну штору. Всё ясно?

— Да.

— Ладно, с этим закончили. Пойдёмте. Скоро объявят, что государя Панго, к сожалению, задержали неотложные дела, или что-то такое, но мы всё равно должны быть там. Явиться якобы для приветствия.

Он учтиво помог Элье подняться со скамейки, и они под руку зашагали обратно.

Терраса была пуста, но возле дверей парочку поджидала Жерра.

— Покидать бал в самом его начале — дурной тон, — заметила она.

— Не тебе учить кого-то хорошим манерам, — отрезала Элья прежде, чем Лэрге успел что-либо сказать.

— Между прочим, скоро явится государь Панго. И если Лэрге не окажется в этот момент в зале, боюсь, у него будут проблемы. Но тебе до этого дела нет, верно?

— Дорогой граф, о чём она? — Элья обеспокоенно посмотрела на своего спутника, который явно надеялся вклиниться в эту перепалку, но при этом не смел перебивать девушек. — Какие проблемы у вас могут быть?

— Как видите, мы пришли сюда до государя, так что всё в порядке, — улыбнулся ей Лэрге. — Жерра, вы всё-таки немного преувеличиваете. Уверен, ни мне, ни Элье никакие проблемы не грозят — в любом случае.

Жерра пожала плечами и вышла на террасу.

В зале как раз смолкла музыка, и был перерыв между танцами. За то время, пока Эльи и Лэрге не было, народу, кажется, стало ещё больше.

— О, вот вы где! — воскликнула Макора.

Они с Грапаром появились неожиданно, вынырнули из толпы как раз возле Эльи с её спутником. Как будто знали, где именно они появятся.

Лэрге учтиво поклонился ей.

— Как тебе бал, моя дорогая? — спросила колдунья у Эльи.

— Шумно и душно.

— О, в саду, конечно, гораздо прохладнее, — заметил Грапар. — И тише.

— В саду замечательно! — с вызовом ответила Элья.

— Прошу вас, не стоит выяснять отношения тут. — Макора сделала примирительный жест. — Я думаю, у вас ещё будет для этого время и место. А сейчас…

Внезапно над залом разнёсся зычный голос, перекрывший все остальные:

— Панго, Государь Кабрийский!

Элья почувствовала, как напряглась согнутая в локте рука Лэрге, на которую она опиралась. Однако граф больше ничем не выказал своего удивления. Он осторожно отвёл Элью в сторону — невозмутимый, как и всегда.

«Только бы не выдать его, — волновалась Элья, — только бы не выдать…»

Играла торжественная музыка. Люди расступались, образуя проход для государя.

Принц Панго был очень хорош собой. Узкое лицо, словно вышедшее из-под резца скульптора, помешанного на правильности черт. Коротко подстриженные, по моде, каштановые волосы — чуть светлее, чем у графа. Из-под чёлки на подданных взирают умные проницательные глаза. На тонких губах улыбка — такая, что сердце невольно замирает и хочется улыбаться в ответ…

Однако Элья, чувствуя тепло, исходившее от руки Лэрге, улыбнулась очень сдержанно, хотя и не меньше необходимого — и присела в реверансе, когда Панго прошёл мимо неё к возвышению, на котором стоял обитый красным бархатом трон.

13

На следующий день Элья была удостоена чести отобедать вместе с государём и его приближёнными. По этому случаю Макора с утра отправила её в небольшую бельзутскую лавочку, где Элья смогла купить два приличных платья: белое с голубым и просто белое. Душа лежала больше ко второму — прямому, очень простого кроя — однако, поразмыслив, девушка всё же выбрала бело-голубое платье, чуть более нарядное. На Панго нужно было произвести хорошее впечатление. На Макору тоже — та была очень недовольна тем, как Элья вела себя с Грапаром на балу.

— Дался тебе этот заносчивый мальчишка! — с укором говорила она, имея в виду Лэрге.

Элья небрежно отозвалась:

— Он хорошо относится ко мне.

После бала она вновь и вновь вспоминала вчерашний день, словно бы это могло дать ей какую-то подсказку, объяснить, как вести себя дальше. Как государь освободился? Почему об этом не знал Лэрге?..

Когда накануне в разгар торжества появился Панго, всё как-то неуловимо изменилось. Хотя большинство, несомненно, ожидало этого появления — ведь мало кто знал, что принц был арестован. Государь притягивал взоры, был обходителен с дамами, танцевал с Макорой. Потом колдунья и Грапар куда-то исчезли, снова начались танцы. Лэрге пригласил какую-то незнакомую Элье девушку — смуглую, темноволосую, с большими карими глазами. Она была спутницей одного из новоиспечённых кабрийских вельмож, который, хоть и был молод, заметно хромал на одну ногу и, по всей видимости, не мог танцевать. Элью же больше никто не приглашал, и она, несмотря на то, что всё равно бы отказалась, чувствовала себя задетой. К тому же ей хорошо было видно, что Лэрге со своей партнёршей общался как со старой знакомой; они улыбались друг другу, говорили, почти не переставая…

Однако Элья, внимательно наблюдавшая за ними, увидела, что улыбка девушки кажется всё более натянутой, сквозь смуглую кожу неуловимо проступает бледность и к концу танца, когда граф учтиво поцеловал своей партнёрше руку, незнакомка выглядела откровенно испуганной. Но всё же снова улыбнулась, и когда они оба подошли к её супругу — или кем там был этот знатный кабриец — уже полностью взяла себя в руки, приняв чуть надменный, но, по всей видимости, привычный для себя вид.

Что же, интересно, граф ей такого сказал? И можно ли будет у него об этом спросить, или лучше не стоит?..

Странности случались и дальше. После бала государь удалился, а с ним вместе ушли Грапар, Мароль, Лэрге и Макора. Жерру Элья, после встречи в саду, больше не видела.

И вот теперь этот обед. Кто попросил, чтобы она была там? Ясно же, что не сам Панго приметил её в толпе.

За столом ей отвели место в конце длинной стороны. Возле Грапара, из чего Элья заключила, что своему присутствию здесь она обязана либо самому Грапару, либо Макоре — Лэрге, для поддержания легенды, просил бы, чтобы её посадили рядом.

Обед оказался очень долгим и скучным. Одним из немногих значимых событий был комплимент, который отвесил Элье государь Панго. Он так искренне выразил свою радость от того, что в кругу близких ему друзей появилась такая очаровательная девушка, словно бы действительно был рад. Элья, отвыкшая от общения с высокопоставленными особами, несколько растерялась, и была только счастлива, когда все, наконец, расселись: принц во главе стола и по четыре человека с каждой стороны. Двоих Элья видела впервые: один из них, полноватый мужчина в круглых очках, был личным секретарём Панго, а второго Элье представили просто по имени — Скариф — и его роль оставалась для девушки загадкой, потому что Скариф, как и она сама, за весь обед не проронил ни слова. Очень высокий, он сидел, возвышаясь над всеми присутствующими, и с отстранённым видом поедал рябчика.

Остальные же поддерживали обыкновенную светскую беседу. Государь Панго живо интересовался событиями культурной жизни Бельзута, и выразил надежду, что уже через пару лет можно будет открыть музей кабрийской истории — это будет его подарок кабрийцам, которое демонстрируют настоящую стойкость в борьбе со шпионами Эреста, верность ему как государю и единство своего народа, которое нерушимо, что бы ни случилось.

— Работа над систематизацией коллекции идёт самыми быстрыми темпами, — заверил Панго секретарь. — А господин Эккур пожертвовал три сотни татов на реставрацию здания.

— Господин Эккур очень щедр, — заметил Панго. — Меня только смущает то обстоятельство, что он заработал своё состояние на приисках, принадлежащих моему отцу. И, насколько я знаю, был дружен с ним. Как бы его пожертвование не было обманным ходом… Граф, вы же, кажется, были представлены ему вчера и даже танцевали с его женой. Как вам кажется, можно ли ему доверять?

Лэрге выразил уверенность, что господин Эккур — человек надёжный, что он посмотрел мир и знает, как народы с богатой историей тяжело переносят ограничение своей свободы, поэтому всецело разделяет идеалы государя Панго. Он видит будущий Татарэт союзом нескольких независимых королевств, каждое из которых будет иметь свой герб, флаг и своего правителя, и надеется, что эти времена скоро настанут.

— Ну, всё же процесс разделения долгий и трудный, надеюсь, он понимает это, — заметил Панго, отрезая кусочек запечённого лосося. — Я думаю, что бывшие округа нужно отпускать в свободное плавание только когда они будут готовы к этому…

— О, несомненно, — сказал Лэрге.

— А что его супруга, разделяет ли его убеждения?

Лэрге ответил не сразу:

— Мне показалось, госпожа Залитта не особенно интересуется политикой. Но думаю, она целиком и полностью поддержит своего мужа в любых его начинаниях.

— А чем же интересуется госпожа Залитта? — спросила Макора.

— Например, музыкой. Она очень хвалила оркестр и по секрету сказала мне, что и сама неплохо умеет играть на арфе.

— В самом деле? Как интересно!

Элья подняла взгляд — Лэрге сидел как раз напротив, со спокойным видом поглощая какой-то заморский овощ, тушёный в сметанном соусе.

Что-то здесь было нечисто. Если они с этой Залиттой, когда танцевали, говорили о музыке — то почему же она выглядела такой испуганной?..

Обед был очень плотным, и, несмотря на то, что Элья не особенно хотела есть и от каждого блюда брала совсем по чуть-чуть, в конце она всё равно чувствовала себя так, будто вот-вот лопнет. А впереди ещё ждал десерт — но перед ним, как правило, делали небольшой перерыв.

Грапар поднялся первым после Панго.

— Не прогуляешься со мной? — спросил он. — Совсем чуть-чуть, пока нет дождя.

Элья мрачно посмотрела на него, потом пожала плечами, и — словно не заметив поданную ей руку — направилась к двери. Грапар поспешил присоединиться.

Они спустились по лестнице и вышли в сад.

Опять эти жуткие клумбы…

— Прошу, не отталкивай меня, — попросил Грапар. — Если бы ты только смогла меня простить… Я не мог поступить иначе, поверь мне. Я не имел права.

Элья снова пожала плечами.

— Конечно, я понимаю, — сказала она. — Сопротивление важнее всего на свете.

— Дело не в Сопротивлении. Я работаю на секретную службу Иланы.

Элья повернула к нему голову. Только не переиграть. Не ахать, не хмыкать недоверчиво — вполне достаточно слегка вскинутых бровей.

— Сопротивление и прочее, воцарение Панго в Кабрии — всё это результаты моей работы, которую я выполнял по указанию иланского правительства. И выполняю до сих пор. Илана помогает Панго в его стремлении занять трон Татарэта — разумеется, не за просто так… Ты мне тоже была нужна для определённых целей — как представительница Клана Альбатроса. Я тебе позже расскажу, для каких именно. Потом появился Равес… Одним словом…

— Одним словом, я оказалась не нужна, — заключила Элья.

— Поверь мне, судьба, которая уготована Равесу, гораздо хуже той, что ждала бы тебя у Болотного Короля, — понизив голос, ответил на это Грапар.

— Вот как? Очень интересно. Выходит, я должна тебя благодарить?

— Нет, но…

— Ты мог бы выбрать кого-то другого, — отчеканила Элья, чувствуя, как начинает закипать.

«Ненавижу… ненавижу…».

Только бы не дать сейчас волю этой гадости! А это так сложно, когда вода словно бы сгущается в воздухе, меленькие, не видимые глазу капли уже здесь, они скоро соберутся в большие, и тогда можно будет сказать, что пошёл дождь… Но он уже шёл, Элья чувствовала это, как и то, что каждая крохотная капелька радовалась ярости, клокотавшей в груди у низшей служанки Подземного Дворца. А в шуме водопада Элье отчётливо слышались отзвуки знакомого горна… так близко, совсем рядом… она раньше не замечала, что путь в Белобор так короток из Сакта-Кей.

Грапар тем временем покачал головой:

— Я не мог выбрать никого, кроме тебя.

Он рассказывал ей то, что Элья уже слышала от Лэрге. Он говорил о своём долге перед Иланой, о том, как для выполнения задания ему нужны были Жерра и Мароль и, конечно, представитель шемейского дворянства.

Грапар говорил так виновато, что Элья почти прониклась, и потому чуть-чуть успокоилась.

— Зачем ты мне всё это сейчас-то выкладываешь? — спросила она хмуро.

— Я не хочу больше иметь от тебя секретов. Я ужасно обошёлся с тобой, и я раскаиваюсь в этом. Теперь всё будет по-другому. Я закончу здесь свои дела и увезу тебя в Илану. Мы поженимся…

Грапар явно волновался. Он то и дело оглядывался — не как заговорщик, а как человек, привыкший ежесекундно маскировать свою осторожность. Голос изменял ему, периодически срываясь. И когда Элья изредка смотрела на Грапара, в ответном взгляде проскальзывала такая мольба, что сердце начинало щемить по-настоящему. От этого чувства та часть Эльиной души, которая продолжала ненавидеть Грапара и жаждать его смерти, словно спряталась куда-то.

Элья внезапно поняла, что способна простить этого человека. Не прямо сейчас, наверное — но в принципе…

Ах, если бы она согласилась! Как бы всё стало просто! Это здесь Элья — приживалка без гроша в кармане, преследуемая законом. А если она станет женой иланского подданного, у неё будет своё место в этом мире. Свой дом. Муж. Дети. Какая замечательная картина! Ещё пару месяцев назад она, вчерашняя служанка Подземного Дворца, и мечтать о подобном не смела…

Ему даже можно было бы довериться и рассказать о клятве. Он бы пошёл ради неё против Макоры. Теперь — точно пошёл бы…

Элья прерывисто вздохнула.

— На ком ты собираешься жениться, Грапар?

Она так тихо задала свой вопрос, что он не расслышал. Пришлось повторять. Зато ответ прозвучал незамедлительно и с подкупающей уверенностью:

— На женщине, которую люблю.

Элья покачала головой:

— Ты любил другую женщину. Ту, у которой не было шрамов на спине.

— Мне плевать на них! Неужели ты думаешь, что подобная мелочь может иметь для меня какое-то значение?

Мелочь… Элья горько усмехнулась.

— Но это не просто шрамы, — сказала она. — Ты представить себе не можешь… и мне тебе не объяснить. Ни один человек не стал бы сносить те унижения, которым подвергаются низшие служанки. Но проблема в том, что когда твоей спины касается хлыст Тарраганы, ты согласен больше не быть человеком. И ты перестаёшь им быть. И я тоже перестала. Эта часть, отринувшая свою человеческую природу, по-прежнему во мне. Оно, возможно, никуда не денется. До конца моей жизни.

Грапар взял её за плечи, развернул лицом к себе и посмотрел пристально:

— Это всего лишь часть.

Опять эти руки, опять это тепло… А в глазах — свет… Свет, способный изгнать тьму белоборской трясины… Возможно, насовсем…

«…Дня не пройдёт, как она кинется ему в ноги… — вспомнились ей вдруг слова Саррета. — Никакие чары не спасут…»

Герек поручился за неё. Саррет, то есть, Лэрге, ей помогает — в ущерб заданию и самому себе. Ему ведь вообще не сдалось это зеркало.

Как было бы удобно простить Грапара — или хотя бы сделать вид, что простила — и уехать вместе с ним. Как было бы удобно всё ему рассказать, переложить свои проблемы на его плечи — и знать, что эти проблемы будут решены. Она уже давно пришла к мысли, что надо заботиться, в первую очередь, о себе, и эта была замечательная и правильная мысль. Но…

Элья зажмурилась.

«Я больше никогда никого не предам».

— Я пока не могу тебе сказать. Мне сейчас сложно находиться рядом с тобой. Но, может быть, это временно… я не знаю. В общем, давай вернёмся к этому разговору позже, ладно?..

***

Элья с нетерпением ждала одиннадцати часов вечера. Саррет обладал способностью одним своим присутствием разгонять все сомнения, заставлял почувствовать твёрдую почву под ногами. А ей это было просто необходимо, и как можно скорее.

Однако её желание встретить Саррета сбылось раньше, чем было запланировано. Когда день начал медленно клониться к закату, Грапар повёл Элью прогуляться по городу, пообещав, что речи о замужестве больше заводить не будет — по крайней мере, пока. Разговаривать, впрочем, больше было особо не о чем, поэтому в беседе то и дело наступали неловкие паузы, которые становились всё длиннее и длиннее. Наконец, их обоих от мучений избавил некий «информатор». Элья, правда, ничего не заметила, но Грапар увидел одному ему известный условный знак, сказал, что его зовёт этот самый «информатор» и, извинившись, скрылся в уличной толпе. Элья даже возмутиться не успела. Причём ни вслух, ни мысленно, потому что в следующее же мгновенье обнаружила Лэрге у распахнутой двери какого-то сарайчика, и стало не до возмущений.

Граф, поймав её взгляд, кивком указал на сарайчик: заходите, мол. И тут же, подавая пример, нырнул внутрь.

— Что случилось? — зашептала встревоженная Элья, закрыв за собой дверь. — Здесь Грапар, он пошёл встретиться с каким-то информатором.

— Я знаю. Это, на самом деле, мой информатор. Он задержит его минут на пятнадцать. Планы изменились, вечером я прийти не смогу, а мне нужно передать вам это.

Лэрге достал из внутреннего кармана своего камзола — на сей раз, светло-коричневого — два маленьких кожаных чехла.

— Будьте с ними очень осторожны. Внутри чехлов — склянки, в которых содержится зелье — прозрачная жидкость, способная проделать на месте замка в тайник Макоры большую дыру, несмотря на заклинания. Но такую же дыру она может проделать и в человеке, так что советую очень аккуратно отвинчивать крышку. По идее, должно хватить одного пузырька, второй — так, на всякий случай.

— Спасибо…

Элья осторожно положила чехлы в сумочку. Ощущение было такое, будто она прячет какую-то взрывчатку, вроде той, что делала Жерра.

И только застегнув сумку на пуговицу, девушка огляделась.

В сарайчике был склад мебели, по виду — весьма недешёвой. Элья обратила внимание на золочённые изогнутые ножки дивана, которые отбрасывали змееподобные тени на выраставший под большим окном светлый прямоугольник. Само окно было застеклённым — что удивительно для подобного помещения. Стулья, кресла, стол…

— Эта мебель раньше стояла в Сакта-Кей, — сказал Лэрге, заметив, что Элья осматривается. — Я отвечал за то, чтобы её поменяли на новую, а старую переправили сюда — государь, понимаете ли, не любит вспоминать о тех временах, когда он был заключённым…

— Вы знаете, почему он здесь? — прошептала Элья.

Лэрге покачал головой. Вид у него был на редкость обеспокоенный.

— Вчера после бала, когда Панго собрал нас, он отдельно поблагодарил меня за то, что я писал письма своим друзьям, другим шемейским дворянам, чтобы те позаботились о его свободе. По его словам, то, что он оказался здесь, отчасти их заслуга… Но этого не может быть. Одному из них я обязан тем, что до сих пор не раскрыт — это он учил меня быть шемейским дворянином. И вообще он очень помогает Дому Полиции. А двое других — шапочные знакомые Лэрге Саввея, которые не имеют никакого отношения вообще ни к чему, что здесь происходит. К тому же один из них в отъезде и не должен был получить письмо… Так что я не знаю, что происходит. Завтра я поеду в Тангроль, загляну к Гроку, пусть пошлёт запрос.

Элья не сразу вспомнила, что под именем Грока скрывается Герек. Наверное, Лэрге из осторожности даже мысленно не произносит настоящего имени своего друга — так же, как она сама мысленно не произносит его имени.

Внезапно скрипнула дверь, и кто-то вошёл в сарайчик.

— Саррет?.. — испуганно произнёс женский голос.

Дверь закрылась всего через мгновенье, однако этого мгновения хватило на то, чтобы Саррет выхватил револьвер и, взведя курок, направил его на фигурку, замершую у двери. Золотой закатный свет проникал сквозь доски, из которых был сделан сарайчик, и падал на вошедшую неровно, полосками, поэтому узнать её было сложно — однако Элья, которая накануне рассматривала эту девушку довольно внимательно, всё-таки её узнала. Невысокий рост, смуглое лицо, тёмно-каштановые вьющиеся волосы, которые на балу были убраны в замысловатую причёску, а сейчас красиво рассыпались по плечам… Именно с ней танцевал Лэрге.

— Пожалуйста, не надо! — взмолилась она, и Элья увидела, как один глаз, выхваченный светом, стал почти круглым от ужаса. А потом, к своему изумлению, обнаружила, что девушка не стоит неподвижно, а медленно опускается на пол, выставив перед собой ладони, словно надеясь таким образом защититься от пули. — Пожалуйста, не стреляй! Я не хотела… я не… У меня будет ребёнок! Пожалуйста!

Саррет медленно опустил руку.

— Мне казалось, я тебе вчера ясно дал понять, что факт нашего знакомства опасен для нас обоих, и его нужно скрывать, — сказал он.

— Я помню. — Девушка тоже опустила руки, хотя подниматься не спешила, замерев в неудобной позе — на корточках, упираясь коленом в пол. Подол красивой юбки цвета спелой вишни купался в пыли. — Я случайно, прости меня… Я больше так никогда не скажу. Мы вообще уезжаем послезавтра… Мы сделали здесь всё, что хотели, да и Эккур, честно говоря, боится слухов о Белом Гроте… Так что ты ещё долго не увидишь меня, обещаю… Мне просто показалось, что я заметила тебя на улице, поэтому я заглядывала во все двери, хотела поговорить…

— О чём?

— Ну… — Девушка покосилась на стоявшую рядом Элью, по-прежнему взиравшую на неё со смесью страха и недоумения.

— Элья — один из моих агентов, — сказал Саррет, убирая револьвер в спрятанную под камзолом кобуру. — И знает, кто я такой. На счастье вас обеих. Так что ты хотела, Залитта? — Зачем ты так со мной говоришь? Мстишь, да? Той глупой девочке, какой я была семь лет назад?..

— Можно ближе к делу?

Залитта горько усмехнулась, поднимаясь на ноги и отряхиваясь:

— Неважно. Наверное, неважно… Просто… можешь мне не верить, но я до сих пор чувствую себя виноватой. Мне хотелось объясниться, чтобы ты не думал, что мне было легко… Но, видимо, для тебя это уже не имеет никакого значения. Я могла бы догадаться…

Саррет молчаливо ждал, глядя, как она подходит к двери. Окликнул её только перед самым порогом:

— Заль…

Она обернулась так резко, словно он кинул в неё камнем:

— Да?

— А что за слухи о Белом Гроте?

Девушка пожала плечами.

— Говорят, оттуда доносится чей-то голос, — сказала она равнодушно. — Будто живёт там кто-то. Какой-то якобы маг. И творит тёмное колдовство. Поэтому над скалой, где грот, собираются тучи. Словно она притягивает их… В общем, обычные бредни. Но ты же знаешь людей, они уже конец света напророчили.

— Знаю, — согласился Саррет. — Ладно. Спасибо. Иди.

Когда за Залиттой закрылась дверь, он, как ни в чём не бывало, продолжил прерванный разговор:

— Значит, завтра я еду в Тангроль. Будем надеяться, что в одиннадцать часов вечера смогу оказаться у вас. Знаки остаются прежними. Я имею в виду шторы… Всё ясно?

— Да, — кивнула Элья. — Саррет, скажите… а эта девушка…

— Просто старая знакомая.

— Понятно…

Немного подумав, Саррет добавил:

— Честно говоря, плохо, что она узнала о вас. Это не тот человек, которому стоит доверять. Так что осторожнее с ней.

Элья снова кивнула.

— Хорошо… Вы знаете, я на неё обратила внимание вчера, на балу, когда вы танцевали. Она выглядела немного испуганной…

— Вполне вероятно. Вчера я пытался дать ей понять, что если она меня выдаст, то сорвёт операцию и погубит нас обоих. Дескать, здесь полно моих людей, и Дому Полиции станет известно, кто во всём виноват. А они не оставят это просто так… Но видимо, напугал я её недостаточно.

— Вы её не убили только потому, что она сказала про ребёнка?

— Да, — не сразу ответил Саррет. — Только поэтому. Хотя я и не уверен, что она не солгала.

— Но почему вы не верите ей? Она показалась мне очень искренней…

— Казаться искренней она умеет, — отозвался Саррет. — Но я считаю, что человек не может быть честным, потом предать, а потом снова стать честным. Доверять предателям глупо. Поэтому я и не доверяю Залитте — и вам не советую.

Элья кивнула. Она не стала уточнять, кого предала Залитта — это и так было понятно.

— Вроде всё… — Саррет слегка наморщил лоб, припоминая, нужно ли снабдить Элью ещё какой-то информацией. — Зелье у вас, думайте над тем, как выкроить момент, чтобы им воспользоваться. Здесь есть ещё одна дверь, она ведёт в узкий проход между двумя складами, оттуда вы сможете вернуться на то же место, где мы встретились — но лучше не напрямую, обойдите соседний дом по параллельной улице. Скажете Грапару, что просто пошли погулять.

— Вот ещё. Я вовсе не обещала, что буду ждать, пока он наговорится. И объяснять, где я и что делаю, не обязана. Так что я действительно пойду гулять, а он как хочет… Где второй выход?

Саррет усмехнулся.

— Я смотрю, вы так и не прониклись к нему прежними тёплыми чувствами.

— И не проникнусь, — отрезала Элья. Потом, немного помолчав, призналась, немного смутившись: — Хотя он меня тут замуж звал…

Саррет поднял брови:

— И что, пойдёте?

«Он надо мной издевается, — поняла Элья. — Как тогда, в Белоборе. Ему просто нравится надо мной издеваться. Ему просто надо на ком-то вымещать раздражение — а тут такая удобная я».

Она хмуро посмотрела на полицейского исподлобья и процедила:

— Как прикажете.

Саррет хмыкнул, но больше, к счастью, говорить ничего не стал. Вместо этого прошёл к боковой стене и не без усилий отодвинул огромную картину выше человеческого роста, на которую был наброшен кусок какой-то ткани — очевидно, чтобы произведение искусства не запылилось. За картиной оказался дверной проём — просто дыра, без, собственно, двери.

— Спасибо.

Элья осторожно, поднимая подол своего светлого платья, выбралась в заросший травой проход между домами. И, не успела она обернуться, как услышала характерный скрип — это Саррет ставил картину на место.

«Лэрге, — мысленно поправила себя Элья. — Его зовут Лэрге».

Позже, когда она уже прошла в соседний квартал, безо всякого восторга разглядывая свежевыкрашенные фасады бельзутских домов, её пронзила горькая мысль: а не относит ли её Лэрге к предателям? «Человек не может быть честным, потом предать, потом снова стать честным» — что, если эти слова были и о ней тоже?

И на какое тогда уважение с его стороны она может после этого надеяться?..

***

Господин Эккур, чтоб ему пусто было, опасался не зря. Даже конь не хотел идти к Белому Гроту — пришлось оставить его в одном из прибрежных селений и добираться на своих двоих. Впрочем, оно и к лучшему — всадник привлекает куда больше внимания, а Саррет не хотел, чтобы о его интересе к этой скале узнал кто-то из прихвостней Панго. В первую очередь, Макора — а он голову был готов дать на отсечение, что если с Белым Гротом действительно неладно, то без колдуньи из Клана Альбатроса не обошлось.

Погода портилась. Море ревело, сердито ломилось в скалы, словно надеялось пробить в них брешь, и хлопья пены оседали на острых каменистых уступах. Да, без страховки сюда лучше не соваться… Но выбора у Саррета не было. В очередной раз похищать Кракка у его семейства ради смутного подозрения ему не хотелось — парень и так много рискует. Про магов и говорить нечего.

Нужно самому…

Саррет снял и вывернул наизнанку камзол, спрятал его, на всякий случай, под небольшим камнем, где было посуше, и, засучив рукава рубашки, мрачно посмотрел вниз. Сумерки сгущались, ещё чуть-чуть — и станет вообще ничего не видно. Как лезть потом наверх — непонятно… Но не днём же, в самом деле, этим заниматься! И раз уж пришёл…

Уступы были узкие, мокрые. Если руками ещё удавалось более-менее надёжно зацепиться, то ноги пару раз соскользнули — пришлось останавливаться и какое-то время переводить дух. А потом лезть дальше. К тому же спуск был не только крутым — он как бы огибал одну из скал, и приходилось поворачивать ногу под самыми неудобными углами прежде, чем ставить её. Зато эта, с позволения сказать, тропа уводила подальше от моря, оставляя на растерзание волнам другую скалу, поменьше, стоявшую ближе к воде, а также россыпь больших камней.

Оказавшись на маленьком пятачке у подножья скалы, где чернел вход в грот, Саррет обозвал себя последними словами. Во-первых, в пещеру можно было протиснуться только боком, и то не каждому, а во-вторых, никаких намёков на присутствие здесь человека не наблюдалось. Под ногами гремела галька, пена от волны, прошедшей все препятствия, дотягивалась до подошв Сарретовых сапог и с разочарованным шипением отступала. Обыкновенная заброшенная пещера. Никаких аномалий, никаких следов… Грот непрогляден, как глубокий колодец. Как там может кто-то жить? Ни один маг не обладает кошачьим зрением, Саррет знал это наверняка.

Но почему сюда не пошёл его верный Каштан? Это ведь не осёл какой-то, а элитный жеребец. Ислухи… Саррет слышал о Белом Гроте не только от Заль — в Бельзуте давно говорят об этом месте с опаской. И как это всё понимать? Ведь поблизости больше нет ни одной пещеры…

Ситуация, тем не менее, выглядела безрадостной и бесперспективной. По всему выходило, что пора думать о том, как отсюда выбираться, к тому же через два часа должно было состояться тайное собрание в Бельзутской Ратуше, где ему необходимо было присутствовать. Однако Саррет был человеком дотошным, и уйти, не проверив всё до конца, не мог.

Можно было достать подготовленный специально для подобных случаев световой кристалл — очень маленький, он отлично помещался в карман брюк для верховой езды. Однако Саррет боялся преждевременно выдать себя этим светом — вдруг в гроте и правда кто-то сидел? Поэтому пришлось идти на ощупь. Медленно и очень осторожно, выверяя каждый шаг и не отрывая правой ладони от влажной стены, Саррет пробирался всё дальше, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что просвет остаётся за спиной. Хотя это было излишним — проход вёл вперёд, ни разу не сворачивая, и заблудиться здесь было невозможно.

Только глаза Саррета привыкли к темноте, как её разорвал свет — тусклый, но после мрака показавшийся нестерпимо ярким.

Неужели?..

Вспомнив, что в седельных сумках есть чистая рубашка, Саррет прижался спиной к стене, почти воочию видя, как на белую ткань налипает грязь. Эх, где там эти сумки… До Каштана надо ещё добраться… Но это важнее. Если он не появится в нужное время в Ратуше, он скажет… Нет, что он скажет, он придумает потом, сейчас не до того.

Становилось светлее. Саррет надеялся, что проход будет расширяться постепенно, но стены неожиданно раздались, и в какой-то момент мужчина вдруг обнаружил себя в просторном гроте, освещённом парящими в воздухе световыми кристаллами.

Никто, кроме мага, не мог их так подвесить.

Паршиво…

Жёлтые пятна света ложились на усыпанный галькой пол, редкие валуны и тёмные гранитные стены, источавшие сырой холод. Место было довольно мрачным — грот получил своё название отнюдь не за цвет, а за то, что здесь когда-то хранила свои сокровища знаменитая пиратская банда, особенно любившая грабить ловцов жемчуга. Днём сюда проникал свет сквозь большую щель в потолке — ту самую, куда сейчас смотрела одна из первых звёзд. Сквозь эту щель, наверное, лил и дождь — но грот был слишком большим, и от непогоды можно было спрятаться, отступив ближе к стенам.

Немного поколебавшись, Саррет вышел из своего укрытия.

Кто-то сделал это место пригодным для жилья, причём явно не пираты. Кровать под багряным пологом Саррет узнал — она когда-то благополучно перекочевала в сарайчик вместе с другой неугодной Панго мебелью. А потом исчезла — Макора ведь не могла знать, что она не одна бывает на этом складе, и кто-то заметит пропажу.

Жаровня с белым огнём — это тоже, конечно, не требует пояснений, белый огонь способен создать только волшебник. Возле жаровни, на битых камнях, ещё более дико, чем кровать с пологом, смотрится сковородка с остатками какой-то еды. Пригоревшей. Рядом стоит бочка с водой, валяются жестяные кружки… Редкостный бардак, особенно учитывая скудость обстановки.

Револьвера Саррет с собой не взял. На собрания в Ратуше, пусть и тайные, следовало являться без оружия. После того, как у графа Саввея отобрали любимую шпагу — и не вернули! — он вынужден был смириться с обстоятельствами. По правде сказать, без шпаги было гораздо удобнее. Но вот револьвер бы не помешал…

Почему-то сейчас, в этой пустой пещере, Саррет остро жалел об отсутствии оружия.

Действительно ли здесь пусто?..

Саррет подозрительно посмотрел на кровать. С одной стороны полог был отодвинут — можно было разглядеть шерстяное одеяло, из-под которого как будто только что кто-то вылез, и маленькую подушку. А вот с другой…

Он медленно пошёл к кровати. Галька звенела под его ногами: брек, брек… Слышалось чьё-то неровное дыхание… Или это долетал до слуха шум моря, приглушённый каменной толщей?..

— Кто здесь?!

Из-за кровати вывалился Равес. Именно вывалился, а не выскочил — он явно сидел, когда услышал шаги. Саррет не сразу узнал парня — тот похудел, оброс жиденькой щетиной, а голубые глаза будто стали ещё более безумными.

— Спокойно. — Саррет поднял руки. — Это я. Всё хорошо.

Равес смотрел на него снизу вверх, кусая губу и слегка покачиваясь из стороны в сторону.

Его нужно было убить. Саррет понимал это со страшной ясностью, хотя зачем-то и искал причины, по которым мог бы этого не делать.

— Это она тебя прислала, да? — спросил Равес истеричным шёпотом.

— Да. Разумеется. Как ты тут, Равес? Не слишком уютное местечко… — Саррет демонстративно огляделся. Но быстро — не следовало надолго прерывать зрительный контакт.

— Она не могла… она сказала, что никто не знает, не должен… Ты… Зачем ты здесь?!

Равес начал медленно подниматься на ноги, и его плавные движения были преисполнены такой угрозы, что Саррету сделалось не по себе. Хотя, отличник Академии, он мог одолеть этого типа голыми руками, и прекрасно знал это. Но всё же…

— Она попросила меня помочь тебе, — как можно более убедительно произнёс Саррет.

— Она не могла! Никто не должен знать! Ещё не пора, ещё не время!!

Равеса уже трясло. Он был смертельно напуган и безуспешно пытался это скрыть. Должно быть, знал, что за обряд ему предстоит. Неужели Макора сказала ему?.. Или он просто догадывался?

— Конечно, не время, — сказал Саррет. — Но ты ведь понимаешь, нужно всё подготовить.

— Макора сказала, что она сама, сама всё сделает! А ты… ты лжец! Я давно наблюдал за тобой! Ты не разделяешь наших убеждений, только притворяешься! И сейчас ты пришёл, чтобы помешать! Лжец, лжец! Предатель!

С жуткой помесью боевого клича и звериного воя, Равес бросился вперёд. Саррет был готов к этому и увернулся. Вступать в драку было пока рановато: он надеялся, что можно будет хотя бы чуть-чуть образумить парня и выяснить у него про оружие Макоры.

— Угомонись, говорю тебе! Послушай!

Однако Равес, кажется, окончательно обезумел. Он лишь рычал, всё яростнее наскакивая на того, в ком безошибочным чутьём определял врага. Контролировать ситуацию становилось всё сложнее, и вскоре Саррет начал подумывать о том, чтобы оставить тактику мирных переговоров и попробовать пообщаться с позиции силы, однако тут всё внезапно закончилось.

Быстрее, чем он рассчитывал.

Слишком сильно он его оттолкнул. Слишком близко оказалась стена грота — в пылу схватки Саррет и не заметил, как далеко они ушли от кровати с пологом.

Равес лежал навзничь, раскинув руки. Его кровь алела на каменном выступе стены, о который он ударился головой, растекалась под телом и просачивалась меж камней. Неподвижные глаза смотрели в потолок, отражая лучи световых кристаллов.

Саррет невольно попятился. Ему и прежде доводилось убивать людей, но никогда ещё это не было так глупо. Нелепая, несчастливая жизнь, нелепая смерть…

Он не успел обдумать создавшееся положение — пол неожиданно дрогнул. Потом ещё раз. И ещё… Хотя нет, не пол — вибрировал весь грот, вся скала. Саррет попятился было к выходу — только под обвал попасть не хватало! — однако внезапно увидел такое, что даже инстинкт самосохранения капитулировал.

От пола до потолка грота по стене прошла прямая вертикальная трещина. Она медленно расширялась, две части стены отступали друг от друга — словно раздвигались огромные каменные ворота.

Впрочем, так оно и было.

Вскоре в стене образовался проход — будто прочерченный по линейке прямоугольник, закрашенный чёрным. На мгновение всё замерло; Саррет стоял, таращась на каменную пасть, вглядывался в темноту, но ничего не видел… Зато услышал. Почти сразу.

Шум крыльев.

Ещё секунда — и ему пришлось упасть ничком за ближайший валун, закрыв руками голову. Полицейскому показалось, что вырвавшиеся из новой пещеры птицы сейчас ринутся на него и разорвут на части.

Однако птицы большими белыми призраками, не обращая никакого внимания на человека, поднимались к щели в потолке и улетали в ночное небо. Рискнув посмотреть на них, Саррет так и замер, позабыв как дышать — настолько поразительным было открывшееся ему зрелище. Должно быть, что-то подобное человек испытывает, когда из него самого вылетает душа: когда страшно и восхитительно, и невероятно, и когда мир одновременно прост и непостижим, и столько ещё ждёт там, в небесной выси…

И лишь минуту спустя Саррета настигло ощущение, что во всём происходящем есть что-то зловещее и очень неправильное.

14

Боковая лестница, по которой Элья обычно спускалась в столовую, была узкой и гулкой. Тот, кто шёл на чердак, мог без труда услышать человека, направлявшегося в подвал — и наоборот.

Впрочем, следующим утром, когда Элья спускалась на завтрак, её внимание привлекли вовсе не шаги.

Она остановилась, напрягла слух.

Что-то вроде гула… Или стона?.. Странный звук, заглушённый стенами, проникал на лестницу, и эхо его гуляло по ступенькам. Потом он прекратился; Элья постояла немного, послушала — тишина. Однако стоило ей продолжить путь, как звук повторился. Что это ещё такое?!

Настроение у девушки, надо сказать, не задалось с самого утра. Она проснулась от странного жжения в груди — и, лишь разобравшись, что к чему, поняла, что жгло не в груди, а на ней: амулет, подаренный Гереком, был горячий, как уголёк. Элья с недоумением перекладывала символ Лесного Клана из руки в руку, гадая о причинах странного явления. Кожа под подвеской покраснела только слегка, но это ещё ничего не значило. А вдруг ещё чуть-чуть — и будет ожог?.. Снять подарок, впрочем, Элья не решилась.

Жжение скоро прошло — а недоумение осталось.

На завтраке Элья села на ставшее уже привычным место рядом с Грапаром. Тот поздоровался довольно сухо: он всё ещё злился, что Элья, не дождавшись его, пошла гулять по городу в одиночестве. Вчера по этому поводу у них состоялся довольно неприятный разговор. Грапар почему-то считал, что после того, как он открылся ей, Элья будет относиться к подобным случаям с пониманием; Элья же убеждала его, что она, конечно, всё понимает, однако, не считает себя чем-то ему обязанной, а ждать мужчину — вообще унизительно, какой бы благородной не являлась причина его остутствия. По всей видимости, Грапар не был с ней согласен.

Ну да его проблемы.

За завтраком пустовало место Скарифа. Его позволил себе занять секретарь, придвинувшись ближе к Лэрге, и напротив Эльи теперь никого не было.

Макора — тоже вся в белом, как и Элья в это утро — сидела с неестественно прямой спиной. Лицо у неё тоже было белое, а вилка в её руке, ковырявшая омлет, ни разу не поднялась ко рту. Сидела колдунья ближе всех к Панго, на противоположной стороне от Эльи, но приковала к себе взгляд девушки на несколько секунд — и почему-то вселила тревогу.

Сам государь Кабрийский сегодня тоже был не в духе.

— Друзья мои, — сказал он, — должен сказать, что сегодня, когда я шёл на завтрак, кое-что привлекло моё внимание…

У Эльи замерло сердце. Выходит, не только ей мерещились странные звуки на лестнице?..

— Мне показалось, будто кто-то кричал в подвале.

— Полагаю, — произнёс Грапар, — государь выбрал боковую лестницу, а не парадную?

— Да, господин Грапар, сегодня я выбрал боковую. Счёл её более удобной. Не объясните ли мне, что происходит?

— Боюсь, всему виной меры, принятые нами для охраны вашего величества.

— Поясните, будьте любезны.

Только особа, воспитанная в королевском дворце, может так искусно сочетать в интонации вежливость и угрозу.

Вилки замерли в руках у всех, кто сидел за столом. Лишь Макора продолжала терзать омлет.

— Этой ночью… вернее на рассвете, — сказал Грапар, — господин Мароль имел честь поймать шпиона, который угрожал безопасности вашего величества и всего Кабрийского государства. Мы уже были знакомы с этим шпионом, и полагали, что он мёртв, однако ему удалось выжить — и сейчас его допрашивают…

— Вы хотите сказать — пытают? — Панго положил вилку на стол. Так выразительно, что лучше бы бросил. — Нет. Я хочу, чтобы это немедленно прекратилось! Я не потерплю такого варварства!

— Вам придётся, — сказала Макора.

Молчание опустилось на стол, как занавес опускается на сцену, с которой ушли актёры. Большие округлые соусники, квадратные солонки, громоздкая ваза с ирисами — всё это утонуло в мгновенной тишине.

— Можно быть справедливым, мудрым и даже гуманным правителем, — продолжала Макора, — однако в некоторых моментах необходимо проявлять твёрдость.

— Но это насилие, — произнёс Панго почти испуганно.

Честно говоря, Элья предполагала, что он поставит Макору на место. Пусть она колдунья, но никто не смеет так разговаривать с принцем крови — а уж тем более, с государём!

Но оказывается, смеет.

— Да, это насилие, — сказала Макора. — Однако мы имеем дело со шпионом. Вернее, не с самим шпионом, а с человеком, который обеспечивал связь между шпионом и Домом Полиции.

— И кто же это? — хмуро поинтересовался Панго.

— Это маг по имени Герек Ловор. Он жил здесь неподалёку, в горах; я видела его однажды через зеркало.

Элья стиснула вилку.

— А мы его знали под именем Гора, — протянул Мароль. — Мы с ним путешествовали по Шеме в Белоборе… Помнишь такого, Лэрге?

— Ещё бы я не помнил. Но… разве я не убил его? Ты же сказал, что ранение смертельное.

Этот спокойный голос. С лёгким оттенком удивления и ноткой недовольства: как можно было принять несмертельное ранение за смертельное!

Саррет.

Элья знала: если он держит себя в руках — она тоже сможет. Его силы воли хватит на них двоих. Главное, дышать ровно и спокойно. Переводить взгляд на того, кто говорит, следить за собственным лицом, чтобы не выдало… Держаться. Держаться.

— Гор… — выдавила Элья. — Я его тоже помню… Неужели вы хотите сказать, что в этот самый момент?..

Однако она говорила так тихо, что её услышал только сидевший рядом Грапар. Услышал — и ободряюще коснулся её плеча.

— Парню повезло, его вылечили люди Лесного Клана, — сказал Мароль. — За два часа допроса это было единственное, что удалось из него вытянуть.

У Эльи потемнело в глазах.

Два часа.

И допрос продолжается. Прямо сейчас.

И может быть… может быть, из Герека уже «вытянули» что-то ещё.

— Возможно, вы правы, дорогая Макора, — с явной неохотой признал Панго. — В конце концов, моё положение сейчас слишком шаткое, чтобы позволять себе излишнее милосердие.

— Слова истинного государя, — улыбнулся Мароль. Подхалимаж явно дался ему нелегко, и фраза прозвучала фальшиво до невозможности. Панго тоже это заметил — однако ничего не сказал, лишь слегка поджал губы.

Кто-то ловко перевёл тему, разговор зашёл о другом.

Для Эльи начались томительные часы ожидания. При этом ещё приходилось контролировать каждое своё действие — здесь нужно улыбнуться, здесь удивённо наклонить голову, здесь участливо спросить… а теперь нужно сделать вид, что рука тянулась вовсе не к груди, где спрятан амулет, а к прядке, которую захотелось заправить за ухо, чтобы не лезла в глаза…

Элья помнила, как она впервые увидела у Герека эту подвеску. Символ Лесного Клана. Костёр, разожжённый теми, кто ждёт.

Воспоминания о часах, проведённых в маленьком домике Герека, настойчиво лезли в её голову. То, как он читал ей стихи. То, как он говорил о ней с Сарретом, убеждая его, что она — козырь. И особенно навязчиво вспоминалась минута прощания — когда они стояли, обнявшись, на ветру…

Наверное, он очень ждал её сегодня утром. Наверное, именно потому подвеска стала обжигать, как самый настоящий огонь. Конечно, он не мог не понимать, что Элья не появится — и всё равно мечтал увидеть её. Погружаясь в этот омут боли, которую она и представить себе не может, несмотря на то, что её дважды касался хлыст тарраганы — он вспоминал о ней…

Сосредоточиться, ей нужно сосредоточиться… Её не должен волновать какой-то Гор, который вёз её по Шеме…

Элья, собрав волю в кулак, прислушалась к беседе.

Лэрге в это время как раз говорил о том, что вскоре отправится в Тангроль на тренировку по фехтованию.

«Он уезжает!!» — запаниковала Элья.

А вслух лишь удивилась:

— Вы — и тренируетесь? Я думала, вы и без того прекрасный фехтовальщик.

Граф чопорно ответил:

— Моя дорогая Элья, даже мастеру необходимо постоянно совершествовать своё умение, а мне и до мастера ещё следует дорасти.

Он уезжает… уезжает… не на один час… Сколько должна идти эта треклятая тренировка?!

— Лэрге у нас скромник, — заметила Жерра.

Граф на это вежливо что-то возразил и благодарно поклонился. Даже в такую минуту он умудрялся оставаться галантным.

Грапар же попенял ему, что он тратит два вечера в неделю не пойми на что, а меж тем это время можно было бы провести с гораздо большей пользой.

В ответ Лэрге в меру раздражённо заметил, что у них с Грапаром разные представления о том, как с пользой проводить время.

Голоса гудели, жужжали, как мухи над разлагающимся трупом, мешали сосредоточиться…

Он уезжает. Он уезжает. Она остаётся одна.

А в подвале остаётся Герек.

После завтрака Элья выходила на лестницу с тем же чувством, с каким, должно быть, поднимаются на эшафот. Всё было тихо, но тишина напугала ещё больше: она проникала внутрь, затопляла грудь, прорастала паникой где-то в животе.

Ничего нельзя было делать.

Не спускаться вниз. Никого ни о чём не спрашивать.

Нельзя.

Стиснув в ладони амулет, Элья быстро-быстро взбежала вверх по ступенькам. Заспешила по коридору под обличающими взглядами стоявших у стен скульптур, села в комнате на кровать, подперев подбородок кулаками — и продолжила ждать.

Прошло какое-то время — Элья не смогла бы сказать, сколько — и её клетку посетила Макора. Она была в белом, как и Элья, но при этом почему-то казалась чёрной. Чёрной, стремительной молнией.

Колдунья захлопнула дверь и сказала страшное:

— Мы с тобой остались одни, Элья. Из всего Клана Альбатроса.

— Что?..

Слова Макоры почти не впечатлили её. Они не смогли сразу приобрести смысл; в голове витало лишь эхо этих слов.

«Я должна её слушать, — сказала себе девушка. — Я должна её слушать и понимать».

Однако мысли её так и норовили соскользнуть в немую беспросветность, в собственную тоску, и Элья, как ни старалась сосредоточиться, слушала лишь вполуха.

Меж тем Макора продолжала говорить жуткие вещи. Что Равес умер — и кровь его открыла темницу, в которой томились альбатросы. Обряд прервался раньше, чем должен был, и это огромная потеря для всего. Для мира, для Панго, для Макоры и для Эльи.

— Они должны были стать сверхлюдьми, — говорила Макора. — Сильные, крылатые, прекрасные, как боги… О, я столько вложила в это заклинание! Я столько надежд возлагала!..

— Они все погибли? — спросила Элья.

— Да не то, чтобы… их души заключены в телах птиц.

— Навсегда?

— Нет… Наверное, нет. Можно провести другой обряд… если получится их найти. Все ведь улетели… Но совершенными существами, какими я их задумала, они уже никогда не станут. Столько сил… столько сил…

Она продолжала сокрушаться, меряя шагами Эльину комнату. Казалось, воздух так и искрит от её движений. В этот момент можно было понять, отчего все так боятся её — сейчас колдунья не притворялась, не маскировала свою истинную сущность, и от неё шла невиданная мощь.

Однако то, что терзало Элью, было гораздо мощнее, и потому, возможно, девушка всё никак не могла проникнуться важностью момента.

— Конечно, надо было оставить кого-то с Равесом… Я всегда говорила это, но Грапар не соглашался. Он был уверен в своём протеже. И в Белом Гроте. Говорил, что это самое надёжное место… Но то ли Равеса нашли, то ли он сам оступился и упал… Если не сам… то кому-то очень не повезёт… Я это выясню, Элья. Выясню — и отомщу за наш клан. Если убийца существует, я его уничтожу. Можешь быть уверена.

Злоба в её голосе была такой яркой, что вырвала Элью из её кокона. Почти успешно.

Девушка испуганно кивнула.

— Никому пока не говори о том, что мой план сорвался. — Макора пристально посмотрела на неё. — Здесь больше нет людей, которым я могу всецело доверять. Даже Грапару… Впрочем, ладно, не будем сейчас…

— А мне вы, значит, всецело доверяете? — спросила Элья. И, как она ни старалась задать этот вопрос спокойно, в её тоне прозвучала горькая насмешка.

— Конечно. Я ведь говорила, что уже проверяла тебя. Я всех проверяю… Мне вообще несвойственно полагаться на людей. От них всегда можно ожидать удара в спину — даже от самых близких. И ты моргнуть не успеешь, как окажешься в Зеркальных Глубинах.

— Или в болоте, — сказала Элья.

И всё-таки не выдержала:

— Скажите, Макора… А тот человек, которого истязают в подвале…

— Не истязают, а допрашивают, — отрезала Макора.

Элья снова кивнула. У неё перехватило горло — она не знала, как спросить точнее о том, что ей жизненно необходимо было знать.

Девушка невольно покосилась на сумочку, висевшую на спинке стула. В этой сумочке всё ещё лежали футляры с волшебной жидкостью, которая могла оставлять дыры в металлах и в заклинаниях.

И в людях.

Нет, слишком расточительно и слишком рискованно. Сидеть, сидеть спокойно… слушать…

— Когда я его видела с помощью зеркала, — проговорила Макора, — он сказал кому-то: «Стойте». Он не говорит, кто это был — но скоро скажет. Да, возможно, это бесчеловечно. Но иногда насилие — единственный способ. И очень действенный. Рано или поздно… но ломаются все. А нам необходимо знать, кто ставит нам палки в колёса.

Элья нашла в себе силы, чтобы кивнуть.

Внезапно Макора нахмурилась и втянула носом воздух:

— Чувствуешь? Пахнет палёным.

Колдунья подошла к окну.

— Но он же не может… — произнесла она потрясённо. — Он не может сейчас колдовать, я позаботилась об этом!

Элья метнулась к ней.

Первый этаж был укутан чёрным дымом. Непроглядная пелена клубилась внизу, как пар над кастрюлей. Сразу было понятно, что если это и пожар, то не совсем обычный. Да и языков огня нигде видно не было — хотя палёным действительно пахло. Возможно, магу пришлось сначала что-то сжечь, а потом раздуть получившийся дым и использовать его как прикрытие.

«Молодец, Герек! — ликовала про себя Элья. — Молодец!»

Макора выбежала за дверь. Девушка — за ней. И тут же замерла, поражённая удивительной картиной: фигура в белом стремительно и плавно неслась над полом, а потом исчезла в конце коридора.

Элья летать не умела, поэтому бежать пришлось на своих двоих.

Угольно-чёрная пелена уже подступала ко второму этажу. Элья слышала крики и чувствовала, как в ней будто тревожится что-то неведомое, неназываемое — это её «тьма» приветствовала открывавшиеся калитки миров, чуяла обнажённые пороги, по которым порхала Макора, пытаясь укротить чёрный дым.

И чёрный дым потихоньку отступал. Но медленно, слишком медленно…

Когда чары удалось обуздать, Герека в Сакта-Кей уже не было.

***

Позже Элья поняла, что рано радовалась. Колдовство, которым был атакован Сакта-Кей, исходило вовсе не от Герека.

Девушка довольно быстро разыскала Грапара и старалась держаться с ним рядом. Даже не скидывала его руку со своих плеч. Со стороны должно было казаться будто Элья ищет защиты, ищет того, рядом с кем можно было бы переждать эту суету. На самом же деле, она слушала. Слушала снова.

От Мароля Элья узнала, что Скариф без сознания и ему требуется помощь — хотя и не поняла, причём тут Скариф.

От самого Грапара — что в подвале оказалось слишком много людей, которых там отродясь не было, и как они туда проникли, никто не знал. Но очевидно, что они приходили за Гереком.

От Макоры — что ей в противники достался хоть и не очень сильный, но довольно умелый маг. Её магическая сила была больше — однако, столкнулась со слишком качественными заклинаниями, на снятие которых потребовалось время.

По всему выходило, что некая группа людей с магом во главе ворвалась в Сакта-Кей, чтобы похитить Герека. И это им с успехом удалось, хотя пленник был без сознания.

— Что-то выяснилось? — спросил Панго.

Мароль покачал головой:

— Это станет понятно только тогда, когда придёт в себя Скариф.

Неужели это Скариф… неужели Скариф — палач? Или он просто был в подвале вместе с Гереком?..

И если Герек находился без сознания, когда за ним пришли люди настоящего короля — значит ли это, что дело совсем плохо?..

Элья мучилась неизвестностью вплоть до одиннадцати часов, когда в её комнату, освещённую двумя слабенькими кристаллами, через окно проник Саррет. Он был в чём-то чёрном — наверное, чтобы удачно скрываться в тенях в саду и не выделяться на стене дома.

— Жив, — шёпотом сказал полицейский в ответ на немой вопрос подскочившей к нему Эльи.

Лицо его, и без того бледное и усталое, при таком освещении казалось лицом анемичного старика.

— Это вы?.. — начала Элья вполголоса.

— Это я. Вернее, мои люди. — Саррет прошёл вглубь комнаты, остановившись посередине. Вероятно, для того, чтобы на занавеске не отпечатывался его силуэт — хотя ткань была достаточно плотной. — Скажите, вы говорили сегодня с Макорой?

Элья совершенно не ожидала, что разговор о Гереке будет таким коротким. Видимо, Саррет счёл, что сказал всё, что ей следовало знать — и теперь необходимо было сосредоточиться на деле.

Однако Элье безумно хотелось забросать Саррета вопросами, хотелось, чтобы он обнадёжил её, сказал, что с Гереком всё будет хорошо… но, возможно, для этого не было времени.

Она постаралась собраться и вспомнить их разговор с колдуньей.

— Да, Макора сегодня заходила ко мне. Она сказала, что умер Равес… — Элья наморщила лоб. — Сказала, его смерть завершила обряд, который должен был завершиться позже, поэтому теперь…

«Мы с тобой остались одни, Элья».

Ужас этих слов дошёл до девушки только сейчас.

Они остались одни. Клана Альбатроса больше нет.

Элья постаралась объяснить всё это Саррету. Тот слушал, напряжённо хмурясь и как будто разглядывая что-то на стенке.

— То есть, они не погибли? — спросил он.

— Нет, Макора говорит, что они по-прежнему могут стать людьми, только обычными.

— Она знает, как это сделать?

— Наверное. Но, по-моему, не очень хочет. Говорит, что существует обряд, только альбатросы разлетелись, и сначала нужно собрать всех птиц в одном месте…

— Но всё-таки это возможно?

Элья не могла понять, почему Саррета так интересует Клан Альбатроса.

— Ну… насколько я понимаю, возможно, — осторожно сказала она.

— Ясно.

— Скажите… — нерешительно начала Элья, — а Герек — он выживет?

— Да. Я думаю, да.

Саррет прошёлся по комнате к дальней стене. Теперь он стоял к Элье спиной, опустив руки.

— Ему вырвали глаз, — тихо сказал он. — Вывихнули суставы. Сломали рёбра — по меньшей мере, два. И начали отпиливать палец на правой руке, но вроде бы палец можно спасти…

Элья сама не поняла, как очутилась в кресле. Только что стояла — а теперь вот, сидит. Эти два момента были разделены мгновенным смешением красок и странным чуством вертящегося потолка. Причём села она в кресло явно сама — Саррет по-прежнему даже не поворачивался к ней.

Элья до боли вцепилась одной рукой в другую. Ей хотелось содрать с себя кожу. Ей хотелось не быть здесь и сейчас.

— Он не выдал нас, — услышала она голос Саррета. — Он ничего им не сказал.

Тело в кресле скрючилось, как от удара. Комок ужаса, неспособный кричать, раздавленный невозможностью момента. Ещё чуть-чуть — и…

— Хотя Скариф, говорят, ни на кого не тратил столько времени… — произнёс Саррет.

Элья выпрямилась, тяжело дыша. Всё ещё не веря, всё ещё дрожа — но уже, по крайней мере, способная мыслить и говорить. Сказала хрипло:

— Значит, это всё-таки он…

— Вы даже не удосужились узнать, с кем сидите за одним столом?

— К..как… — выдавила Элья, — как… Скариф же человек… Разве можно вырывать… вместо завтрака?..

Саррет, глянув на неё вполоборота, молча подошёл к прикроватной тумбочке, где стояли графин с водой и пара чистых стаканов.

— Я была в Подземном Дворце… и даже там…

Она кое-как взяла протянутый стакан.

Первый глоток пошёл тяжело — горло сдавливал спазм ужаса — но потом пить стало легче.

— Мой вам совет, — медленно произнёс Саррет, — забудьте о том, что имеете дело с людьми.

Элья подняла на него глаза.

Саррет стоял почти неподвижно — порождение темноты этой комнаты, молчаливый призрак Сакта-Кей, приучившийся общаться с нелюдями. Вынужденный делать это. Уже год.

А они здесь все нелюди. Скариф, конечно — но не только он. Все те, кто соглашаются с этими методами и считают, что подобное — в порядке вещей. Мароль, Макора, Жерра. И, разумеется, Грапар.

Граф Лэрге Саввей, возможно, сначала был решительно против, но потом всё-таки согласился. Иначе нельзя было. И, возможно, Герек оказался не первым его другом, который прошёл подвал Сакта-Кей и умелые руки Скарифа…

— Саррет… — тихо произнесла Элья, сама не зная, что собирается говорить дальше. Объяснить, что она понимает, что восхищается им, что будет делать всё, чтобы ни одна минута, проведённая им в этом месте, не была напрасной?.. Или, может, даже подойти и обнять его — просто по-дружески, как его, наверное, давно никто не обнимал, обнять так же, как обнимал саму Элью Герек, когда она уходила сюда?.. Тогда она плакала первый и единственный раз за всё это время. Тогда она стала живой. Может, и Саррет станет живым, может, он выйдет из мира неподвижных теней и вновь вернётся в себя?..

— Пожалуйста, не нужно называть меня моим настоящим именем, — сказал полицейский.

Элья слегка растерялась:

— Так ведь никто не слышит…

— Этого никогда нельзя знать наверняка. Скажите, например, с тех пор, как вы вернулись сюда из столовой, вы открывали шкаф?

— Нет. Зачем?

— Значит, у вас нет стопроцентной уверенности, что в нём никто не сидит? Ведь в ваше отсутствие любой мог влезть в открытое окно, как это сделал я несколько минут назад.

— Но я давно пришла…

Нужный момент ускользнул, деловой тон Саррета обрекал всё невысказанное и несделанное оставаться невысказанным и несделанным. У Эльи ещё сильнее сжалось сердце — она чувствовала, что всё уже бесполезно.

— Поверьте мне, просидеть несколько часов в шкафу — это вполне реально. — Саррет открыл дверцу шкафа, никого внутри не нашёл, но на всякий случай заглянул ещё в ванную комнату и под стол у окна, застеленный длинной, свисающей до пола скатертью. — Если бы где-то здесь действительно сидел шпион — неужели вы думаете, что он вышел бы к вам с извинением и жалобой на то, что у него, скажем, нога затекла, или просто стало скучно? Нет. Поэтому совет второй: всегда проверяйте свою комнату, даже если отсутствовали всего пару минут. То же относится ко всем помещениям — разумеется, при условии, что никто не заметит этой проверки…

— Хорошо, — кивнула Элья. — Хорошо, я понимаю.

— Но даже теперь, когда мы знаем, что в комнате никого нет, реальных имён всё равно называть не следует. — Саррет снова остановился перед креслом, но смотрел куда-то в сторону. — Просто на всякий случай. Я не поручусь, что если окажусь в руках Скарифа, буду таким же героем, как Герек. И совершенно точно сломаюсь, если на соседней дыбе растянут мою жену.

Все эти жуткие вещи он произносил всё тем же спокойным голосом. Просто ставил в известность. Просто просил.

— Ни за что не назову, — пообещала Элья шёпотом.

Саррет кивнул. Вопрос был закрыт.

— По поводу Макоры, — сказал он. — Благоприятный момент сам собой не появится, так что думайте над тем, как его создать. Я хочу, чтобы уже завтра вечером у вас был какой-то план. Надо поскорее покончить со всем этим… и отправить вас домой.

— Вы завтра тоже придёте в это время?

— Пока договоримся так, — кивнул Саррет. — Если что-то изменится, я, конечно, постараюсь вас предупредить. Но ничего не обещаю. Этот маг, который сегодня помогал с Гереком, живёт в Бельзуте, но сеансы связи из Бельзута — это равносильно самоубийству… Мне нужно придумать, как передавать информацию в Аасту.

— Но у вас же был, наверное, маг до Герека?

— Да, в Эстау. Когда появился Герек, тот парень занялся чем-то другим… Сейчас я даже не знаю, как на него выйти. А ведь он был профессионалом, он мог исчезать и заметать следы, его учили всему этому… в отличие от Герека.

— Вы хотите сказать, Герек плохо работал? — Элья вся подобралась.

— Нет, он работал хорошо. Но он совершенно не умеет притворяться. И там, где нужно отступить и спрятаться, лезет на рожон. Хотя я столько раз ему говорил… — Саррет прерывисто вздохнул — это была первая настоящая эмоция, которую он позволил себе за всё это время. — Не надо было его привлекать, конечно. Но он так хотел быть полезным, а Эстау — это было так далеко и так неудобно… В итоге же получилось, что я его подставил. Уже второй раз. Первый раз — когда выстрелил в него из револьвера, и теперь тоже — когда позволил работать на передатчике.

— Вы его не подставляли! Ни сейчас, ни тогда! — Элья так разволновалась, что вскочила с кресла. — Сейчас — это был его выбор, а там, в лесу… вы ведь не могли не выстрелить! И он это прекрасно понимал, он знал, что иначе его бы убили наверняка…

— Конечно, он понимал. И я бы на его месте понимал. Но я бы не простил. Даже с учётом обстоятельств… Ладно, Элья, поздно. Удачи вам. И спокойной ночи.

Элья невольно хмыкнула.

Саррет обернулся в двух шагах от окна.

— Да, нужно уснуть, — сказал он. — У вас нет такой роскоши, как возможность помучиться от бессонницы.

Он нырнул за шторы, почти не колыхнув их, и в комнате тут же стало очень пусто и очень страшно.

15

На завтраке присутствовал Скариф. Как ни в чём не бывало. Должно быть, Макора постаралась.

Всё шло своим чередом. Очередная светская беседа. Неудивительно: здесь сидели люди, искушённые в интригах и притворстве, а также воспитанные в кругах, где учат скрывать свои чувства.

Никто из собравшихся, конечно, не подозревал, что тяжелее всех было безмолвной, как будто ни во что не вовлечённой Элье. Разве что Лэрге мог догадываться — но ему хватало и своих проблем.

Бывшая танцовщица находилась на пределе. «Тьма» бурлила в ней, грозясь перелиться через край. Особенно невыносимо было присутствие Грапара — он был одним из этих зверей, он легко отдавал людей на растерзание палачу ради неизвестно каких идеалов, ради того, чтобы угодить Макоре… и он сидел рядом.

«Ненавижу… ненавижу… ненавижу…»

— Элья, не будете ли вы так любезны передать мне маслины? — Сухая рука Скарифа — та самая, что вырывала Гереку глаз — протянулась над столом, как белый мост. Манжет на запястье этой руки напоминал «юбочку» поганки.

Вцепиться зубами, выдрать вены, чтобы хлестала кровь — на овощную нарезку, на свежеиспечённый хлеб с хрустящей корочкой, ещё тёплый, на тончайшие куски лучшей ветчины…

Элья опустила глаза, взяла вазочку с маслинами.

Посмотреть и улыбнуться… посмотреть и улыбнуться… иначе кто-нибудь что-нибудь заподозрит, иначе Саррет будет в опасности… Предельно сосредоточиться — и действовать… Получается у Саррета — получится и у неё…

— Пожалуйста, — улыбнулась Элья палачу.

Он взял вазочку, вежливо поблагодарил, и Элья вернулась к своей тарелке.

А гнев внутри всё рос — и требовал выхода.

После завтрака государь Панго велел подготовиться к приёму послов из Иланы. Большой Зал закрыли на несколько часов, по всему особняку велась уборка. Помещением, которому слуги уделили наименьшее внимание, была малая гостиная — та самая, откуда Элья начинала своё знакомство с Сакта-Кей.

Зелёный сон комнаты должен был бы подействовать успокаивающе — но отнюдь не на того человека, который год провёл в болоте. Даже белый рояль, окутанный таинственным мерцанием, не разбавлял столь ненавистную Элье зелень и не мешал воскреснуть тому, что она так хотела загубить в себе.

Мерить шагами комнату было нельзя — лишний шум привлёк бы нежелательное внимание. Поэтому Элья уселась на пуфик, обтянутый молочно-белым шёлком, и замерла, стиснув руки в замок. Наверное, для вида следовало бы взять книжку из маленького шкафчика — который тоже стоял здесь для вида, никто никогда не читал в этой комнате; но Элье казалось, любое лишнее движение разорвёт её в клочья. Спина горела так, будто к каждому шраму приложили по раскалённому пруту.

Неясно было, сколько именно Элья так просидела, накапливая в себе тьму и гнев. Но когда дверь открылась, и в гостиную вошёл Грапар, она уже была готова к тому, чтобы вцепиться зубами в его горло.

Он был во всём виноват. Даже в том, что она сейчас с трудом сдерживала себя — эту животную ярость, эту печать белоборской нечисти Элья приобрела именно благодаря Грапару. Эта «тьма» была порождена его именем в большей степени, чем порядками в Подземном Дворце: они лишь выпестовали и подкормили посаженный им росток.

— Что ты тут делаешь? — Грапар говорил спокойно, но Элья чувствовала его страх — той безымянной частью своего сознания, которая работала сейчас лучше прочих. Грапар испугался её — испугался её взгляда, её неподвижности. — Все уже в зале, кроме нас с Лэрге — у нас вроде как негласное соревнование, кто первый тебя найдёт. Видишь, я победил!

Он нервно улыбнулся. Элья молчала.

Имя Лэрге слегка отрезвило её. Если бы Грапар не произнёс его, Элья бы опустилась ещё ниже — к той ступени, откуда бросаются, оскалив клыки, и раздирают чью-то глотку.

Лэрге. Саррет.

Маячок, который неустанно тянул её прочь от «тьмы».

— Ладно, — раздражённо мотнул головой Грапар. Элья про себя отметила, что для шпиона он слишком нетерпелив. Хотя, возможно, он давал себе волю только тогда, когда не работал, когда снова становился самим собой… — Не хочешь — не иди. Но это потом будет чревато, знаешь? Послы уже ждут в антикамере… Сомневаюсь, конечно, что их впустят раньше, чем через час, но таковы негласные правила этикета…

По лицу Эльи зазмеилась улыбка. Да, она не станет взгрызаться ему в горло — но гнев, бушующий в крови, всё-таки нужно куда-то девать.

— Твои друзья, да? Послы, я имею в виду? Они ведь тоже иланцы…

— Что случилось? — нахмурился Грапар, закрывая дверь. — Ты как-то странно на меня смотришь…

— В самом деле? — Элья медленно поднялась с пуфика и склонила голову набок. — Странно — это как? Не по-человечески? Ты, верно, опять забыл, что я не совсем человек, да?..

— Пожалуйста, только не начинай… — поморщился Грапар.

— Что, неприятно? — Она начала к нему приближаться — плавно, скользяще, по-змеиному. Медленно-медленно, накапливая яд и готовясь нанести удар. — То есть, сидеть за одним столом с человеком, чьи руки по локоть в крови — это для тебя нормально, а слушать о том, что я — нежить, нет?

Грапар пристально посмотрел на неё. Сделал несколько шагов навстречу.

— Ты не понимаешь. Скариф… Так нужно.

— Нужно, значит?! — взорвалась Элья. Она ненавидела этот взгляд — убедительный, властный, тот самый, на который она когда-то повелась в «Колоколе». Только вот этот взгляд почему-то делал из неё человека, помнящего, уязвимого — и поэтому яд, который она выплёвывала, принадлежал сейчас вовсе не нечисти. — Ах, нужно!.. Так вот, что я тебе скажу, ублюдок!..

— Элья…

— Нет, ты послушай! Да, пускай я — грязная, болотная дрянь, но я не собираюсь пачкаться ещё больше, залезая в то дерьмо, в котором ты плаваешь! И до конца жизни в нём плавать?! Нет уж, спасибо! Как тебя самого не тошнит?! Или ты родился уже в дерьме? Кем, кстати, были твои родители? У вас в Илане вроде тоже приветствуется семейное дело, да? Может, ты с пелёнок привык ко всей этой гадости, пил её вместо материнского молока, и теперь…

Грапар в самый последний момент сдержал замах. Именно поэтому Элья отлетела не к роялю, а всего лишь к пуфику.

Приподнявшись на ноющем локте и ошалело касаясь разбитой губы, она с удивлением воззрилась на Грапара. Тот судорожно сглотнул, дёрнулся было в её сторону — но потом, растерявшись окончательно, бросился вон из комнаты.

— Грапар, дружище, вы уже направляетесь?.. — услышала Элья донёсшийся из коридора голос Лэрге.

Недосказанная фраза повисла в воздухе — а может, слишком плотно закрылась отброшенная Грапаром дверь, и поэтому Элья не слышала окончания. Она не успела задаться вопросом, догнал ли Лэрге Грапара и что хотел ему сказать, как дверь распахнулась снова, и на пороге возник граф Саввей собственной персоной. В парадном чёрно-золотом камзоле, при новой шпаге, готовый к встрече с иланскими послами… к очередной игре.

Саррет.

— Что, в зал? — спросила она, чувствуя себя до странности спокойно и даже умиротворённо. — Сейчас я приду, граф, передайте там, пожалуйста…

Он вошёл в комнату, приблизился и сел перед ней на корточки. Взгляд его был прикован к её разбитой губе

Элья посмотрела на Лэрге почти так же удивлённо, как до того смотрела на Грапара. И вдруг увидела нечто странное, даже страшное: едва неуловимые изменения, происходившие с его лицом. Его черты словно бы становились чётче, ужесточались, глаза чуть заметно потемнели, сменив привычный стальной цвет на более глубокий предгрозовой оттенок.

Граф Саввей сейчас бы развил бурную деятельность: помог бы девушке подняться, а то и перенёс бы на диванчик, побежал бы за йодом и нашатырём, или, по крайней мере, позвал бы слуг…

Саррет медленно поднялся.

Видя, что он собирается развернуться и уйти, Элья поначалу слегка опешила, но потом снова посмотрела на его лицо, теперь снизу вверх. Это было лицо человека, перешагнувшего какую-то невидимую черту.

Элья вдруг вспомнила услышанные однажды слова Герека: «Вроде нормальный, адекватный человек, а иногда, бывает, как выкинет что-нибудь…»

— Я его спровоцировала, — поспешила сказать Элья, холодея изнутри. — Я оскорбила его…

Саррет коротко взглянул на неё — но будто не увидел.

А потом всё же развернулся… и пошёл к выходу.

— Нет! — Элья вскочила и повисла на его руке. — Пожалуйста, не надо, пожалуйста… я сама виновата, я же говорю, я его спровоцировала…

Он снова на неё посмотрел, но несказал ни слова. Сосредоточенно, один за другим, разжал её пальцы и подошёл к распахнутой двери.

— Саррет! — отчаянно-надрывным шёпотом позвала Элья, уже на пороге хватая его за отворот рукава.

— Вы что, рехнулись?! — приглушённо рыкнул Саррет.

Вырвал руку — и ушёл в сторону лестницы.

Элья точно знала — сейчас произойдёт катастрофа. Катастрофа, которая погубит и Саррета, и её саму. Нужно было что-то придумать, что-то предпринять… но единственное, что она могла делать — это бежать следом за ним, пытаться доказать невиновность Грапара, взывать к здравому смыслу…

Только вот шёл Саррет слишком быстро.

А у Эльи гудела голова от удара, и от волнения не хватало воздуха. Один раз она споткнулась и чуть было не упала — и это задержало её ещё больше.

Она не успевала, не успевала безнадёжно…

Когда Элья вбежала в зал, Саррет уже приблизился к своей цели. В отличие от самого Грапара, он ударил в полную силу — под возмущённый ропот и чьё-то аханье. В зале было немного людей, но всё же их хватало: некоторых специально пригласили для этой встречи — из Бельзута и из более отдалённых городов. Там были и аристократы, и придворные дамы…

И все они видели, как Грапар рухнул на пол, как пытался подняться под разъярённым взглядом шемейского дворянина, и как маленькая женщина в белом платье, вбежавшая следом, в крови, в слезах, выкрикнула:

— Нет, пожалуйста, нет!!

Элья бросилась к ним, оскальзываясь на начищенном паркете, не видя ни возмущённых придворных, ни самого государя, поднявшегося со своего сиденья, ни спокойно восседавшей по его правую руку Макоры.

— Прошу вас, граф… — выдохнула Элья, становясь перед Грапаром, лицом к Лэрге. — Это была случайность…

— Не случайность… — разбитыми губами ответил Грапар. — Я виноват перед тобой, Элья… Прости меня… Это… всё правильно. — Он повысил голос, обращаясь ко всем: — Прошу прощения за этот инцидент, всё в порядке.

Зал моментально наполнился шепотками и выкриками:

— Но он же оскорбил вас!..

— Прямо по лицу…

— Это дуэль…

— Дуэль, — подтвердил Лэрге. В голосе звучала злость, которую он больше не давал себе труда сдерживать.

— Брось, — хмыкнул Грапар, — я не буду с тобой драться, граф… Я не дерусь с друзьями, тем более, на дуэлях…

Он развернулся и собрался было уйти, но шпага Лэрге проворно покинула ножны, и уже через мгновенье холодное лезвие коснулось шеи Грапара.

Элья, ахнув, отшатнулась.

— Ты при мне клялся, что больше никогда не причинишь ей вреда, — сказал Саррет. Не опуская руки, он перевёл взгляд на Элью. — Пора выполнять свои клятвы. Прямо сейчас.

Всего секунда. Одна секунда — и жаждущий крови граф Саввей снова смотрит на Грапара. Но за эту секунду он сказал Элье одними глазами всё, что хотел сказать на самом деле. И она прекрасно его поняла.

«Я тяну время. Ты работаешь».

— Хорошо. — Грапар осторожно повернулся обратно, оберегая шею от пореза. — По местным правилам, оружие выбираю я.

— Извольте, — резко перешёл на «вы» Лэрге.

— Пистолеты.

— Идёт.

— Я попросил бы вас, господа… — начал было Панго.

— О государь, — перебила его спокойная Макора, — это ведь вопрос чести. Грапар — ваш ближайший соратник, и его только что оскорбили. Я полагаю, что иланские послы могут подождать. Я сделаю так, чтобы они не слышали выстрелов.

И снова государь не поставил её на место. И снова стерпел, промолчал.

На него, впрочем, никто в зале не обращал внимания.

— Добилась своего, да? — процедил кто-то у Эльи над ухом.

Это была Жерра. В новом тёмно-фиолетовом платье, с обилием кудряшек на голове. При других обстоятельствах Элья не преминула бы сказать бывшей подруге, что ту старят и цвет, и причёска, но сейчас только испуганно вытаращилась в ответ.

— Если Лэрге из-за тебя умрёт, — продолжала шипеть Жерра, — я собственноручно отведу тебя в подвал, заткну тебе рот и буду медленно убивать…

Элья отшатнулась и от неё тоже. Попятилась, наткнувшись на кого-то…

— Я не могу… — проговорила она, прижимая к груди руку, где был спасительный амулет. Но, видимо, после того, что произошло с Гереком, волшебная подвеска немного ослабла, потому что, несмотря на чары, неодолимая сила сейчас тянула Элью в покои Макоры, к заветному тайнику, и мысль о том, что на траву возле террасы вот-вот прольётся кровь, не останавливала, не помогала…

Одного из слуг отправили за набором дуэльных пистолетов.

— Прошу. — Лэрге, не сводивший взгляда с Грапара, сухо кивнул в сторону террасы.

— Господа, но так не делается… — попытался было протестовать кто-то. — Нужно время, подготовка…

— Откуда взять время, — ядовито отозвался Грапар, — мы ведь собираемся устраивать государственный переворот… Пошли, граф, если тебе так уж неймётся.

Люди занимали места у окон, самые смелые выходили на террасу.

Они словно собирались смотреть какое-то представление.

— Пойдём, милая, глянем, — взяла её под руку Макора. — Ты должна быть в первых рядах. В конце концов, именно ты сегодня — главное действующее лицо… Они ведь дерутся за тебя.

— Я не хочу… — Элья качала головой. — Остановите это, пожалуйста, остановите!!

— Ну что ты… Есть же правила, которые нельзя нарушать. Даже я не посмею. Пойдём же. Вон свободное местечко возле окна… Я заодно твою ранку залечу, это дело одной минуты…

— Нет! — Элья выдернула руку и отступила назад. — Нет, я не могу… не могу этого видеть…

Она развернулась и со всех ног кинулась прочь.

Стоило Элье покинуть Большой Зал, как голова заработала на удивление хорошо. Эмоций почти не осталось — только цель впереди. Амулет как будто окончательно потерял силу… неужели оттого, что Герек умирал?.. Или даже уже умер?..

Это сейчас не имело значения.

Сначала к себе, за чудесной жидкостью. Потом к Макоре. Дверь в её покои не заперта, всё ценное в тайнике, открыть который способен только волшебник… или человек с зельем, приготовленным волшебником. Но Макора об этом вряд ли подозревает. Пока она сидела в Зеркальных Глубинах, магия шагнула далеко вперёд.

Одну баночку Элья сунула в карман платья, стараясь не думать о том, что стекло может треснуть, и жидкость проделает в её ноге дыру. Вторую сжала в кулаке. Кожаные чехлы сунула в сумку, чтобы не валялись на виду.

Коридор пуст… а значит, бегом!

И Элья побежала.

Вот она, комната Макоры. Дверь, как и ожидалось, незаперта. Скорей, скорей…

Элья быстро, но с превеликой осторожностью открутила крышечку. И чуть не расплескала содержимое склянки, когда услышала голос, говоривший со знакомой ленивой интонацией:

— И кто же это к нам пожаловал?

Элья застыла. Лишь слегка сдвинула пальцы, чтобы баночка скрылась из виду. Вытянутые перед собой руки вполне можно принять за непроизвольный жест, вроде как если бы она хотела поднести ладони к лицу… но нельзя же так всё время стоять. А меж тем, одно неверное движение — и Элья останется без пальцев…

Голос доносился из белого кресла, которое было повёрнуто к Элье высокой спинкой. Два таких кресла стояли друг напротив друга перед маленьким светлым столиком, где ярким пятном выделялось блюдо с фруктами. Рядом лежали тарелки и столовые приборы. То кресло, которое было дальше от Эльи, пустовало, а это…

Мароль, не спеша, поднялся и обошёл кресло по кругу. У бедра он держал револьвер, направленный на Элью.

— Ну, я так и думал, что это вы. За зеркалом, конечно? Как только началась суматоха, я пришёл сюда. Этот… Саррет, да? В общем, мне стало очевидно, что он просто прикрывает вас… Да, я слышал. Я был в коридоре, за скульптурой, почти рядом с вашей комнатой. Особо не прятался даже, вы были так увлечены… — Мароль хмыкнул и без перехода спросил: — Что у вас в руках? Только, пожалуйста, без резких движений.

С каждым его словом Элье казалось, что она падает в пропасть.

Она выдала Саррета.

Она не выполнит клятву.

Всё кончено.

— Эт… это чтобы открыть… замок… — выдавила Элья сквозь непослушные губы. Непослушными они были не только из-за страха — лицо в месте удара дёргало всё сильнее. — И снять заклинания…

— Покажите.

Элья медленно опустила руку, которой открывала крышечку. Девушка стояла в нескольких шагах от Мароля, а склянка, которую она теперь осторожно держала двумя пальцами, была очень маленькой. Вдобавок, прозрачная жидкость и стекло отражали свет, очертания терялись… Маролю пришлось сощуриться.

Всего доля секунды.

Элья бросила склянку вперёд.

Крик был жуткий. Элья зажала уши — что, впрочем, не особо помогло. С ужасом девушка смотрела, как лицо музыканта превращается в окровавленный кусок мяса, как белеют, обнажаясь, кости. Руки Мароля тряслись в судороге, пальцы сжимались, один из них давил на курок — но выстрелов не было.

Получается, он не снял револьвер с предохранителя. Получается, он не хотел её убивать…

Но Элья не могла горевать и сокрушаться. Всё её существо рвалось действовать. Она кинулась к столику, взяла нож для фруктов.

«В грудь, чтобы сразу замолчал», — подсказала двигавшая ею сила.

Элья ударила — и стало тихо. Почти. Хрипы, бульканье, звук падения медленно осевшего тела. Девушка отскочила, тихонько поскуливая от ужаса.

Дальше всё оказалось просто. До страшного просто.

Элья юркнула за занавески. Одно удивительно точное движение — и дверь начала оплавляться. Пустая склянка отлетела под маленькую тумбочку — вот и хорошо, раньше времени никто не найдёт. Пока умирало железо вместе с наложенными Макорой заклинаниями, Элья — всего мгновенье поколебавшись — подбежала к тому, что осталось от Мароля. Сколько крови… И это большое пятно на коврике…

Хорошо, что здесь несколько ковриков. И все одинаковые.

Элья приподняла Мароля так, чтобы больше ничего не пачкать, и потащила за занавеску, к тайнику. Тело оказалось очень тяжёлым, Элья вся взмокла и раскраснелась от натуги. Одна ладонь Мароля продолжала смертельной хваткой сжимать револьвер, а вторая волочилась по полу, страшно неживая… какую музыку она умела создавать!..

Не отвлекаться! Не отвлекаться!

Элья оттащила тело поближе к стене: теперь Мароля можно было увидеть только если отодвинуть занавеску.

Лёгкой посмертной дороги, музыкант…

Зелье как раз сделало своё дело — дверца теперь открывалась без проблем.

Дальше Элья действовала исключительно по наитию, почти перестав думать. За неё думало мироздание, обязанное способствовать тому, чтобы она добралась до Дертоля…

Если бы не клятва, пришлось бы долго искать зеркало — однако вожделенный предмет притягивал Элью, как магнит стальную спицу.

Так, теперь выбежать, положить зеркало на пол, поменять местами коврики: тот, что с пятном, засунуть под кресло. На этом самом кресле её совсем недавно поджидал Мароль, не ведавший, что проживает последние минуты своей жизни. О чём он думал?.. Этого ей никогда не узнать…

Вроде всё в порядке. На первый взгляд точно должно быть.

Элья схватила зеркало и бросилась прочь, к себе.

Если она окажется в другом платье, будет подозрительно. Можно завернуться в накидку подлиннее — прохладный всё-таки день… Вот в этой, чёрной, которую она на днях купила в Бельзуте, есть удобная складка внутри — почти карман. Большая, глубокая, зеркало оттуда никуда не денется. Тем более, если легонько, незаметно придерживать…

Элья открыла окно пошире, чтобы в комнате поскорее стало холодно. Тщательно вымыла руки и шею, следя за тем, чтобы ничего больше не запачкать кровью, потом укуталась и повалилась на кровать.

Сердце бешенно стучало в грудную клетку. И словно сорвалось в безумный галоп, когда, заглушив даже шум водопада, прогремел выстрел.

В тот момент никакая клятва не смогла бы заставить Элью оставаться неподвижной — уже в следующую секунду она оказалась у подоконника. Окно выходило на ту же сторону, где была терраса — вон липовая аллея, по которой они с Сарретом прогуливались в вечер бала. Но рядом с окном выступает основание одной из башенок — кусок стены как бы выдаётся вперёд и закрывает обзор. А вот где-то там, за ним…

Грохнул второй выстрел. Сразу за ним прозвучал истошный женский крик, взбурлили голоса, сливаясь с шумом падающей воды…

У Эльи потемнело в глазах, а кровь стала холодной и вязкой, как желе.

Плевать на всё. Саррет!

Она кинулась прочь по коридору к чёрной лестнице. Она бежала так быстро, что не споткнулась только чудом. А может, благодаря всё той же пресловутой клятве — мироздание не позволяло ей упасть и разбить то, что она инстинктивно продолжала прижимать к себе, прикрывая накидкой. Даже сейчас.

У подножья лестницы она встретила Макору. И застыла бледным призраком, увидев её лицо.

— Мне очень жаль, дорогая моя, — сказала колдунья. — Мне очень жаль.

«Говори же, тварь, — думала Элья, неимоверным усилием воли сохраняя неподвижность. — Говори, говори…»

— Грапар погиб.

— М-м-м… — протянула Элья. По звуку можно было бы подумать, что она подавилась.

— Мне жаль, — повторила Макора. — Тебе лучше сесть…

Она усадила Элью на ступеньку. Элья, держась за живот, снова что-то невнятно промычала.

— Это огромная потеря, — сказала Макора. — Для всех нас. Я знаю, конечно, что это не утешит тебя… Но послушай, если ты захочешь поговорить…

— Я убью его… — прорычала Элья. И вздрогнула, на мгновенье выйдя из образа: ей вдруг примерещился Мароль с окровавленным лицом, кричащий от невыносимой боли. Но тут же снова взяла себя в руки: — Где он?!

— Лэрге? Он отправляется в изгнание. Он едет в Аасту. Такова воля государя…

Элья снова рыкнула и вскочила на ноги.

— Элья, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь… — начала Макора.

Девушка смерила её тем взглядом, который, возможно, колдунья не потерпела бы в любое другое время в любом другом месте. Однако сейчас ей явно что-то было нужно.

И правда.

— Но ты должна держать себя в руках. И ради нас всех, ради самой себя, ради Грапара и дела, которому он себя посвятил — ты должна быть благосклонна к Лэрге.

— Ах, благосклонна… — протянула Элья.

Она ощущала невероятную мощь. Она упивалась властью над этой женщиной. Слёзы в Эльиных глазах, выступившие ещё там, в комнате, от волнения и страха, теперь очень помогали ей — именно благодаря этим слезам её гнев сверкал, был праведным и убедительным.

— Ради Грапара, — повторила Макора, — ты поможешь мне.

— Я никому не буду помогать, — процедила Элья. — Оставьте меня все, пожалуйста!

Она бросилась вверх по лестнице.

Стремительный бег на непослушных ногах — по ступенькам, по коридору: и вот её комната. Теперь лишь остаётся снова броситься на кровать — и выжидать. Макора наверняка пошла за ней — как ей, бедняжке, должно быть, тяжело управляться с истеричной девчонкой! Однако ей что-то нужно… нужно от неё — и от Лэрге…

И Элья должна узнать, что именно. И ни в коем случае не переигрывать.

***

Всё выяснилось очень скоро. Макоре всего-навсего необходимо было передать сообщение для главного министра Дертоля.

— Он знает тебя, — настойчиво повторяла колдунья, сидя в изголовье Эльиной кровати, где та лежала на животе, уткнувшись лицом в подушку. — Он примет тебя, если скажешь правду: господин главный министр, уверена, будет счастлив получить от меня весточку…

Элье с трудом удавалось не улыбаться. Она поймала себя на том, что начинает получать наслаждение от этой опасной игры. Ей нравилось лежать животом на самом дорогом для колдуньи предмете и рыдать о человеке, который её предал. Ей нравилось, что Макора старалась уговорить её уехать с Лэрге на станцию — то есть, сделать то, что Элье хотелось больше всего на свете. Её кровь кипела, душа рвалась взлететь — почти так же, как когда-то…

— Это всё ради Грапара, — снова сказала Макора, очень весомо.

— Да, я понимаю. — Элья села, обнимая себя обеими руками. — Да… наверное, я должна…

— Протяни ладонь.

В голосе Макоры Элье померещилось что-то вроде злорадства, но выдавать своё беспокойство было нельзя. Она лишь вздрогнула, когда холодные жёсткие пальцы колдуньи сжали её запястье.

Что именно сделала Макора, Элья так и не поняла. Никаких видимых эффектов не было — лишь на мгновенье руку словно окунули в ледяную воду, но потом всё стало как обычно.

— Это сообщение для Дертоля. Скажешь ему, он знает, что делать.

Элье только и оставалось, что кивнуть.

— Умничка. Грапар гордился бы тобой, я знаю.

Что она ещё знала? Что почти никто не пойдёт их провожать. Отчасти из-за приёма иланских послов, отчасти из-за Лэрге. Что лучше уехать побыстрее, чтобы не допустить лишних слухов. Что Элья обязательно вернётся в Сакта-Кей — а значит, они непременно встретятся.

«Никогда, — подумала Элья. — Не хочу больше тебя видеть. Никого из вас. Никогда».

16

Уже через полчаса Лэрге открыл перед ней дверцу экипажа.

Элья, не глядя на него, села и уставилась неподвижным взглядом в стенку перед собой. Это была такая же глухая карета, в какой они путешествовали с Макорой — видимо, других в Сакта-Кей не водилось.

— Если хотите, я займу место возле кучера, — сказал он. С лёгким нажимом, с небольшой паузой после «хотите». То есть, он явно был заинтересован в том, чтобы сесть рядом с кучером, и дал Элье это понять. Прямым текстом не сказал, предпочёл перестраховаться. Как обычно. Хотя вряд ли бы кто-то услышал их сейчас.

— Сделайте одолжение, — презрительно бросила Элья.

Кривить губы по-прежнему было больно, однако так, пожалуй, выглядело даже показательней. Макора больше не предлагала залечить последствия удара Грапара, а сама Элья не просила об этом.

Дверь экипажа закрылась, и Элья осталась в одиночестве. Стараясь сохранять скорбную мину на лице, она посмотрела в окно. Отсюда была видна часть озера, гладкая и спокойная — та, куда не долетали брызги водопада — а вокруг зеленела окружённая скалами долина, над которой замерли великолепные облачные замки. Спокойный, почти умиротворяющий пейзаж.

Возле тропинки, ведущей наверх, в Сакта-Кей, замерла белая фигура, как одна из скульптур в коридоре, по которому Элья надеялась больше никогда не проходить.

Макора была единственным человеком, вышедшим за ворота. Только она могла себе это позволить — победителям дуэлей по умолчанию объявлялось что-то вроде бойкота. Пусть подобные поединки были узаконены в Татарэте (а своих собственных законов Панго ещё не придумал), но со всех остальных точек зрения Лэрге считался убийцей.

«Лицемеры», — подумала Элья, вспомнив о подвале Сакта-Кей.

И ещё ей вдруг пришло в голову: экипаж повезёт к станции двух убийц.

Нет-нет, об этом потом, потом, нельзя допускать мысли о мёртвом Мароле, иначе всё сорвётся: безнадёжно, непоправимо… А ей непременно нужно добраться до Дертоля.

Потому что она должна принести зеркало, в котором была заключена Макора, именно ему. Главному министру Татарэта. А до тех пор…

Карета тронулась. Макора участливо улыбнулась Элье и помахала рукой. Утёс со стоявшим на нём особняком ещё какое-то время было видно, но вскоре его сменили поросшие лесом горы, и снова — серые с багрянцем скалы, и снова — облака…

Я убила человека.

Я убила человека!

Облака-облака… Летом они выглядят так, будто кто-то взбивает их венчиком прежде, чем выпустить на небо.

И облаком над синевой дорог

Я поплыву на звук любимой песни…

Герек, Герек… Ты совершенно не умеешь читать стихи.

Жив ли ты? А если жив, то сможешь ли смириться с потерей глаза?.. Как вообще можно жить без глаза?!

Элья смежила веки, чтобы отрешиться от всего, перевести дух — но тут же вновь распахнула их. Там, внутри её головы, был Мароль. Он приходил, когда Элья ни о чём не думала, и истошно вопил. Отчётливо вспоминалось, как тяжело входил в его тело нож для фруктов. Что подумает Макора, когда обнаружит пропажу ножа? Или она сначала пойдёт к тайнику, и тогда уже будет и не до ножа совсем?..

— Когда умру я, стану ли я ветром, — забормотала Элья, зачем-то нашарив рукой лежавший на сиденьи новенький, недавно купленный в Бельзуте саквояж. Там, в этом саквояже, вместе с любимым плащом и прочими тряпками пряталось её окровавленное платье. Она успела переодеться, но оставить такую улику на территории Сакта-Кей было совершенно невозможно…

В этот момент карета неожиданно замедлила ход — а потом, наоборот, рванулась так, что Элья едва не повалилась на свой саквояж. Будто кто-то подвесил под хвост лошадям горящие факелы.

Впрочем, резкая перемена темпа заняла Элью ненадолго — очень быстро к ней вернулся образ убитого музыканта.

— Стану-ли-я-ветром, — повторила Элья, — цветком раскроюсь, птицей ли вспорхну… когда умру…

Нет, это ужасно, ужасно, ужасно! Она не помнит слов. Она не помнит слов ни одного стихотворения на свете.

И что делать? Как дожить до станции?

Элья снова закрыла глаза и попробовала послушать мир, по завету Гарле-каи, но это тоже не помогало: свист ветра и скрип колёс только на нервы действовали.

Девушка судорожно вытащила на свет подвеску в форме костра. Та была холодной, как ладонь Чёрного Странника.

«Без неё будет легче».

Элья заставила себя опустить руку и вцепиться в складки платья.

Если Герек действительно умер (нет, пожалуйста, нет!), то выкидывать подвеску нельзя. Она будет жалеть об этом до конца жизни. А может, и после тоже.

Хотя, конечно, сейчас возможность довериться клятве, забыв обо всём, и окончательно превратиться в бездушный механизм, была бы лучшим из вариантов…

Но не такой ценой.

Элье пришлось пожалеть о своём решении ещё не раз. Особенно тяжело было ехать по Тангролю: некоторые улицы отзывались в груди болезненным нытьём. Элья узнавала лица булочниц, торговок овощами и обычных прохожих, и влияние клятвы странным образом утихало полностью при взгляде на знакомые дома, словно бы каждый завиток наличников воскрешал в ней человека. Убийцу.

К счастью, это длилось недолго. Тангроль был всё-таки очень маленьким городком.

На станции Элье прежде бывать не приходилось, поэтому крохотное желтоватое здание с часами над единственным окошком не вызвало никаких воспоминаний.

Карета остановилась, и Лэрге снова открыл дверь.

— Прошу вас.

Он предложил ей руку, но Элья ожидаемо не воспользовалась ею, спустилась сама.

На козлах никого не оказалось.

— Наш возница уже успел убежать, — поведал Лэрге, заметив её взгляд в сторону кучерского места. — Должно быть, у него какое-то дело здесь — так торопился… Видите, мы даже успели на предыдущий поезд. Вернее, успеем, если купим билет…

Поезд уже и правда стоял возле перрона, и перед дверьми толпился народ. Элья знала, что следующий поезд они ждали бы ещё два часа — как раз было бы достаточно времени для того, чтобы погоня успела их настигнуть и перекрыть все выходы из Кабрии. Так что торопился, скорее всего, отнюдь не возница.

Что с ним случилось на самом деле, Элья спрашивать не стала — на станции вполне могли оказаться шпионы из Сакта-Кей. Впрочем, она не была уверена, что ей в принципе хочется это знать.

Оглядевшись в поисках носильщика и никого не заметив, Лэрге поворчал, для порядка, подхватил одной рукой и Эльин саквояж, и свой чемодан, а после отправился добывать билеты.

Людей перед кассами оказалось неожиданно много — даром что небольшой городок. Должно быть, железнодорожных станций в округе отнюдь не пруд пруди, а многих в последнее время стало тянуть за Драконий Хребет. Как крыс тянет сбежать с тонущего корабля.

Проигнорировав очередь, Лэрге подошёл прямо к её началу. Элья не отставала, но деражалась в некотором отдалении.

— Эй, куда! — моментально оживилась жаждущая билетов толпа. Желание набить морду наглому хлыщу способно объединить людей в считанные секунды.

Лэрге лишь смерил их взглядом свысока и снова повернулся к окошку.

— Граф Лэрге Саввей, — очень значительным тоном представился он кассирше. — Мне нужно два билета в одиночные купе первого класса.

— А ну, пошёл вон отсюда! — рассвирепел кто-то.

Лэрге недовольно поджал губы, но всё-таки снизошёл до ответа:

— Виноват, господа, я опаздываю на поезд.

Аргумент был так себе. Элья с тревожно ёкнувшим сердцем смотрела, как какой-то тип, чьи кулаки, навскидку, были больше, чем у Лэрге, раза в два, демонстративно засучивает рукава.

— Кое-кто, кажется, ждёт, чтобы ему харю начистили. Сейчас мы тебя научим и очередь соблюдать, и девкам рожи не бить…

Лэрге удивлённо обернулся к нему.

— Вы имеете в виду мою спутницу? Уверяю вас, это дело отнюдь не моих рук. Но будьте спокойны, человека, который это сделал, я застрелил примерно час назад. — И, пока собеседник переваривал эту информацию, граф вернулся к прерванному разговору с кассиршей. — Да, прошу прощения, не расслышал. Уже нет? А второй? Только сидячие?.. Досадно… Нет, спасибо, у нас нет времени ждать следующего. Два сидячих, пожалуйста.

Поезд уже отъезжал от станции, когда они заскочили в последний вагон. Проводник, сурового вида мужчина в чёрной форме и фуражке, потребовал билеты.

— Вы сели не в тот вагон, — заметил он, глянув на места. — Вам сейчас почти полпоезда нужно пройти.

— Зато мы успели, — заметил Лэрге. — Элья, я пойду первым, там наверняка полно народу. Постарайтесь не отставать.

Люди, люди, двери купе, тамбур. Люди, двери, тамбур. Люди, двери…

Очередной тамбур оказался пустым. Здесь граф остановился, придержав Элью за локоть, и тихо спросил:

— Получилось?

— Да. — Элья свободной рукой коснулась спрятанного под накидкой зеркала.

— Хорошо.

Саррет отпустил её и пошёл было к двери следующего вагона, но тут Элья сама вцепилась в его ладонь обеими руками.

Он обернулся и замер в ожидании. Возможно, выглядел удивлённым, а возможно, его лицо было невозмутимым, как обычно. Элья не видела — она смотрела в пол.

— Я убила Мароля, — быстро произнесла она. — В комнате Макоры. Плеснула ему зельем в лицо, а когда он з… закричал… ударила его ножом… для фруктов…

Как дико и страшно прозвучали эти «фрукты» под стук колёс в полутёмном тамбуре!

— Одним ублюдком меньше, — не сразу отозвался на это Саррет.

Элья испуганно посмотрела на него. Она хотела прошептать, или даже закричать, что Мароль был гениальным музыкантом, но слова застряли в горле.

— Значит, Мароль вычислил вас? — спросил Саррет. — Откуда он узнал, что вы там будете? Он что-то говорил по этому поводу?

Вопрос был закономерным. Элья опустила глаза:

— Он был в коридоре. Перед дуэлью.

— Ясно. Тогда вряд ли он успел кого-то предупредить… Успокаивать вас не буду, легче от этого всё равно не станет. Но скажу, что с технической точки зрения вы всё сделали правильно. Это был единственный выход. — Он высвободил руку и ею же подцепил Элью за подбородок. — Почему Макора не вылечила вас?

Саррет, как обычно, посчитал тему исчерпанной раньше, чем Элья. Впрочем, спасибо, что хоть что-то сказал по этому поводу. И не стал выговаривать ей за неосторожность.

— Она хотела вылечить, — сказала Элья. — Но всё было не до того…

Саррет открыл дверь в крошечную каморку, где неизвестно как уместилось закреплённое на специальном кольце ведро с крышкой и раковина. Достал чистый носовой платок, побренчал умывальником.

— Вот, приложите. Поздно уже, конечно, но хоть, может, отёк спадёт…

Элья молча, поблагодарив его кивком, приложила к левой стороне рта холодный, почти ледяной платок.

И снова: люди, двери, тамбур, люди, люди, тамбур…

Вот он, наконец, сидячий вагон. Наполовину свободен: бедняки редко путешествуют до Аасты поездом, а ехать целых десять часов сидя мало кто готов.

Трёхместные скамейки, обитые мягкой тканью, развёрнуты друг к другу. Между ними небольшие столики — для тех, кто захочет перекусить. Ими вовсю пользуются: люди уже положили туда хлеб, яйца, варёное мясо. Ещё не успели уехать — а уже проголодались. Элью замутило было от запаха еды, но стоило ей занять место у окошка, как Лэрге открыл верхнюю створку, впуская воздух, и стало легче. Потом он закинул вещи на багажную полку и уселся рядом.

Скамейка была полностью в их распоряжении. Напротив тоже пока никто не сидел. Эта сторона вагона вообще оказалась почти пустой. К счастью. Их вообще никто не тревожил, только на следующей остановке, к тому времени, когда солнце, налившись багрянцем, повисло на западе, вошли люди в нелепой коричневой форме и грозно поинтересовались целью путешествия. Лэрге поднялся, представился и с недовольством ответил, что они с сестрой едут в Татарэт по делам своего поместья, и предпочли бы, чтобы их не беспокоили по пустякам.

— Они что, не увидели, что я из Клана Альбатроса? — шёпотом спросила Элья, когда стражи закона покинули вагон, и поезд снова тронулся.

— Нет, конечно. Их же набирали из всякого кабрийского сброда. Там единственное требование — знать грамоту и уметь обращаться с оружием. Будь они настоящими полицейскими, они бы, во-первых, попросили документы и у вас тоже, а во-вторых, поинтересовались бы, почему представители шемейского дворянства едут в сидячем вагоне.

Элья молча кивнула, принимая сказанное к сведению. Поезд, тем временем, набирал ход, оставляя позади Кабрийское государство.

Лэрге предложил девушке поспать на противоположной скамье, пока есть возможность, но Элья только головой покачала. Она знала, что не заснёт: каждый нерв был напряжён до предела.

— Я тогда, с вашего разрешения, немного вздремну. — Вытянув ноги, он откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. — Будите, если что.

Элья кивнула. Она смотрела в окно, на потемневшие скалы, которые так манили её в старых снах. Постепенно скалы сменялись полями и перелесками…

Странное, волнительное чувство. Всевозрастающий зуд в области души. Где-то там, за окном — дороги, по которым она так долго шла, укатанные тракты и безымянные, теряющиеся в траве тропки…

А поезд летит, летит сквозь сгущающуюся тьму, сминая время и пространство, связывая из кудели прошлого тонкую и быструю нить железной дороги. Вон лохматая тень Белобора: там таится зелёный обморок, от которого очень немногим суждено очнуться. Но здесь и сейчас он Элье не грозит — хотя она ощущает, что он близко, и слегка страшится его, по-прежнему.

Мир звучит. Стучит, скрипит длинное туловище поезда, вполголоса общаются те, кого не убаюкала дорога — там, в глубине вагона, смешиваются в неровный гул их разговоры. Спит Лэрге, и пока поезд мчится по границе двух миров, пока солнце переступает горизонт и преодолеваются ещё какие-то пороги, неведомые и непостижимые, он, сам того не зная, сбрасывает нелюбимую личину, становится самим собой. Сарретом. Его лицо кажется таким сосредоточенным, будто он решает в уме сложную математическую задачу. Слишком серьёзное, даже, пожалуй, суровое… лицо очень уставшего человека.

Элье подумалось, что Лэрге, должно быть, спит впервые за долгое время. Учитывая, сколько всего он успевал переделать по ночам… Ведь обычно встречи с агентами происходили уже после захода солнца.

Поэтому, когда тяжёлая голова Лэрге опустилась ей на плечо, Элья не шевельнулась.

Вот и ночь. Нет больше смысла смотреть в окно. Темнота не откроет ей своих тайн, не покажет те города, на площадях которых она танцевала, те улицы, по которым ходила, те спрятанные от посторонних глаз места, где её обнимал Грапар.

Элья посмотрела на платок, который уже давно отняла от ранки, но продолжала сжимать в руках. На белой, всё ещё влажной ткани алело пятнышко крови.

Единственное, что у неё может остаться на память о Грапаре. Если не стирать платок. Потому что шрама, конечно, не будет — не такая уж серьёзная болячка, заживёт, и всё…

Когда Лэрге проснётся, Элья спросит: «Как он умер?». И тот, не уточняя, о ком речь, ответит: «Быстро. Пуля попала в сердце».

И больше они никогда, никогда не вернутся к этому разговору.

А платок Элья заберёт себе.

Но это будет потом.

Сейчас же Элья одна. Если не считать призраков прошлого, если не считать совести, если не считать клятвы, такой же тягуче-тяжёлой и мучительной, как время, как ночь, сквозь которую летит — но всё же недостаточно быстро — поезд. Бездействие томительно, оно раздражает, жжёт… Ах, если бы в поездах использовали те же кристаллы, что в монорельсовых вагонетках! Но, наверное, это было бы слишком дорого… А воздухоплавов в Кабрии не водится. Разве что нелегальные — но граф Саввей вряд ли согласился бы ими воспользоваться.

Элья осторожно повернула голову.

Графа Саввея больше нет. Он больше не должен существовать, он изгнан в Аасту.

Что это значит для них обоих? Для всего Татарэта?

Кто теперь будет предоставлять информацию о том, что происходит в Кабрии?..

***

Элья отвыкла от больших городов. От шума и толп, от тычков локтей и окриков. За кирпичным зданием вокзала, над крышами погружённой в предрассветный сумрак Аасты, простиралась железная паутина монорельсовой дороги. Где-то кажется, над Белой площадью — промелькнул призрак быстрой тележки.

Элья прерывисто вздохнула. Уже скоро. Уже так рядом…

Что-то в ней рвалось к знакомой набережной, к зданию тюрьмы, к кабинету Дертоля, который — Элья знала это откуда-то — уже был на ногах, несмотря на ранний час.

Но иная её часть, не подчинившаяся клятве (возможно, то было ещё действие амулета), была охвачена тревогой. Какой приём окажет ей главный министр? Какой приём окажет ей город, который она предала — и с которым уже однажды распрощалась навсегда?

Лэрге довольно быстро нашёл свободного извозчика. Элья, усевшись на сиденье, не прислушивалась к их разговору; не обратила внимания и на то, как небо над нею затянулось парусиновым верхом коляски. И даже когда лошади сорвались с места, она сидела, не поднимая головы.

Быстрее, быстрее, быстрее…

Сырой речной ветер. Где-то здесь стоит памятник с лебедем и надпись… там была какая-то надпись. Определённо, была…

Впрочем, пустое. Об этом она потом подумает, потом всё вспомнит. Сейчас главное — Дертоль.

Возле входа на территорию тюрьмы стояли гвардцейцы. В отличие от королевских, они были облачены в тёмно-синие кители, а на руках носили белые перчатки. Выглядели ребята почти устрашающе, но посетителей пропустили без вопросов.

— Разве нас не должны были задержать, или хотя бы попросить документы? — покосилась Элья на Лэрге, когда они пересекали по тропинке маленький зелёный дворик.

Её спутник покачал головой.

— Утро — время для свиданий с заключёнными. Они обязаны были нас пропустить… О, Весвер! Рад тебя видеть!

— Саррет! Вот так сюрприз!

Элья угрюмо смотрела, как он пожимает руку очередному типу в синем мундире. Невысокому, веснушчатому, с широкой заразительной улыбкой. Заразительной для всех, кроме той, которая за минувшие часы, кажется, снова разучилась улыбаться. А сейчас, в нескольких шагах от цели, любое промедление было для Эльи невыносимым. Пока ещё Лэрге перездоровается со всеми своими знакомыми…

Впрочем, здесь он, конечно, Саррет. Здесь он дома. Здесь его друзья… которые, правда, думают, что он «прохлаждался в Илане», но не потому, что он им не доверяет — просто не имеет права рассказывать, как всё было на самом деле.

— Ты чего с сумками? Прямо с поезда? — удивился Весвер, галантно поцеловав безвольную Эльину руку с по-прежнему зажатым в ней платком. Представления он так и не дождался, но ни о чём не спросил — должно быть, понимал, что если бы её имя можно было называть, Саррет бы его назвал.

— Мне срочно нужно к Дертолю. Он у себя, не в курсе?.. — Саррет задрал голову, словно мог что-то разглядеть отсюда. А Элья и не знала, что окно кабинета главного министра выходит на этот двор…

— У себя, конечно. Сейчас не самые лёгкие времена наступили, понимаешь…

— А в чём дело? — нахмурился Саррет.

Весвер только отмахнулся:

— Долго рассказывать. Потом.

Они распрощались, и Элья с Сарретом поднялись наверх, на второй этаж.

Дертоль действительно был у себя, однако в приёмной перед его кабинетом пришлось ещё на некоторое время задержаться.

— Вот так встреча, сержант.

О том, что обращаются к Саррету, Элья поняла только тогда, когда тот вытянулся по струнке и козырнул.

Сержант, тупо повторила она про себя. Почему сержант? Всего лишь?..

Перед Сарретом образовался невысокий, но довольно внушительного вида человек. Большая голова на крепкой шее, развёрнутые плечи, подтянутая, несмотря на массивность, фигура, и устрашающего вида усы над тонкими, плотно сжатыми губами.

— Почему не в форме?

— Виноват, господин майор. Я только что прибыл в Аасту, и у меня не было возможности переодеться. А дело не терпит отлагательств.

— Какое дело? Почему мне не доложили?

— Не имею таких указаний, господин майор.

Элья посмотрела в правое, забранное решёткой окно. Под ним виднелись скаты крыш ближайших строений, и девушка вдруг вспомнила, как Герек рассказывал о своём побеге… Должно быть, это было здесь. И решётки сюда поставили именно после того случая… Возле окна, в углу, сидела девушка с пером в руках и с неодобрением поглядывала на майора, который, кажется, вообще не умел разговаривать тихо. Двое стражников перед кабинетом Дертоля косились на говоривших с некоторой настороженностью, но вмешиваться не осмеливались.

— Опять ваши шпионские штучки-дрючки? — наступал на Саррета усач. — Мне плевать, кто и что вам велел, но вы по-прежнему находитесь в моём подчинении, и потому я жду подробнейшего отчёта…

— Вам же говорят, дело срочное! — не выдержала Элья, поворачиваясь к майору.

У того от изумления брови поползли на лоб и как будто даже усы встали дыбом. Прежде он увидел Элью только мельком, а сейчас имел возможность разглядеть и болячку на губе, и полыхающие гневом глаза.

Пользуясь его замешательством, она круто развернулась и проследовала к кабинету.

Саррет, кое-как отвязавшись от майора, нагнал её уже у дверей, предварительно кинув сумки в одно из стоявших в приёмной кресел.

Один из стражников хмуро покосился на него.

— Предупреждать тебя, что сейчас туда лучше не соваться, бесполезно, да? — тихо спросил он.

Саррет проигнорировал вопрос.

— Доложи о моём приходе, пожалуйста. И скажи, что я сопровождаю госпожу Элью.

— И кто есть госпожа Элья? — устало осведомился стражник, с неприятным интересом разглядывая девушку.

— Он знает кто.

Парень скрипнул зубами.

— Саррет, тебе говорил кто-нибудь, что ты иногда ведёшь себя, как высокомерный выскочка?

— Хочешь рассказать мне, как себя вести?

«Нет, — обречённо подумала Элья, — далеко не все его знакомые будут жать ему руку».

— Послушай доброго совета, — сказал второй стражник, — не суйся сейчас к Дертолю. Он всю ночь не спал, у нас тут такой бардак творится…

— Ну что ты, — издевательски протянул его коллега, — куда ему до наших бардаков! Тут, понимаешь, дело государственной важности. Тут, понимаешь, Элья…

— Ах, да, сержантам из ведомства Наргеля всегда поручают дела государственной важности.

— Нам-то ещё расти и расти…

Саррет шагнул вперёд и прежде, чем стражники сообразили, что он намерен сделать, нажал на дверную ручку:

— Разрешите?

Элья не успела опомниться, как цепкая рука Саррета втащила её внутрь и даже развернула лицом к столу Дертоля.

Дверь захлопнулась, и Элья почувствовала себя запертой в мышеловку. Маленькая комнатка, обшитая деревом и освещённая дешёвыми кристаллами, производила давящее впечатление. Небольшое окно слева, позади рабочего места главного министра, наверное, даже в солнечный день не давало достаточно света…

Дертоль, который при появлении Саррета встал из-за стола явно с целью вышвырнуть незваного гостя, глянул на Элью, и передумал.

А у той сразу пересохло во рту.

Подойти к нему и отдать зеркало…

Подойти к нему и отдать зеркало…

Однако сделать шаг по направлению к одному из сильнейших магов Татарэта Элья не могла. Он означал бы немедленную смерть. На сей раз это не было инстинктивным страхом — от человека, чья чёрная сухопарая фигура проступала на фоне светлеющего в окне неба, веяло такой ощутимой опасностью, что хотелось развернуться и бежать на край света.

И она развернулась бы, и побежала.

Если бы не клятва.

Элья краем сознания улавливала, как Саррет извиняется за вторжение и, дождавшись раздражённого взмаха руки, очень ёмко докладывает итоги всей проведённой им работы за минувший год.

Дертоль, тем не менее, был в это утро слишком нетерпелив.

— Ближе к делу, сержант. Я, разумеется, читал все отправленные вами шифровки. Вы принесли зеркало?

— Господин главный министр, зеркало добыла и вынесла из Сакта-Кей госпожа Элья, я всего лишь…

— Вы всего лишь раскрыли себя, чтобы она смогла это сделать. И теперь у нас нет своего агента в Сакта-Кей, достаточно близкого к принцу и Макоре.

— Не совсем так, господин главный министр. Если позволите…

Саррет на мгновенье замолчал. Дертоль поднял на него глаза.

— Виноват… Если позволите, я хотел бы поделиться с вами некоторыми соображениями касательно…

— О ваших соображениях я послушаю в следующий раз. Вызову вас, когда найду для них время. А сейчас свободны. И позовите стражу.

— Но господин главный…

— Вы меня слышали, сержант.

Саррет не решился спорить. Он щёлкнул каблуками, развернулся и вышел.

Элья осталась один на один с главным министром Дертолем.

— Ну? — он поднял брови.

Всё существо Эльи только этого и ждало. Этого самого «ну» и поднятых бровей. Именно так оно и должно было произойти, она с самого начала это знала. Но низшая служанка Подземного Дворца всё ещё боялась, всё ещё хотела сбежать…

Отдать ему зеркало и кинуться к двери. Или в окно, плевать, что второй этаж — болотные сёстры и братья спасут её даже здесь… Отдать ему зеркало и кинуться…

— Положи на стол, — велел главный министр, когда Элья, жутко скрючившись, сделала в его сторону несколько тяжёлых шагов и протянула зеркало.

Кто-то вошёл за её спиной в кабинет, закрыл дверь, гаркнул что-то приветственное…

Хотя, конечно, никого не было. Только она и главный министр. Только она и Дертоль.

И теперь Элья должна былапередать зеркало, в котором была заключена Макора, именно ему. Иначе промедление разорвёт её в клочья.

Но это почти невозможно… Её душа, впитавшая в себя затхлость Подземного Дворца, рвётся прочь, прочь, прочь… Её душа слышит горн — Болотный Король призывает ту, которая попала в лапы монстра, имеющего власть над порогами… В белоборских болотах маг сгниёт заживо, если осмелится пойти за ней туда…

Туда, где её место…

Туда, куда она сможет отправиться прямо сейчас, хоть через этот стакан с колодезной водой… С водой из самых глубин земли…

Но она должна передать зеркало!!

— М… — выдавила Элья.

Как сказать, как объяснить?! Саррет должен был сразу его предупредить… А он про какую-то дурацкую политику…

— Ты что, говорить разучилась? — холодно осведомился Дертоль. — Или слышать?

— Возьмите… пожалуйста…

Неимоверным усилием воли она заставила себя преодолеть то небольшое расстояние, что оставалось до стола. Остатками разума Элья понимала, что ни в коем случае не должна рассказывать Дертолю о клятве.

Потому что она пообещала себе не предавать Герека. И сейчас только выполнение этого обещания, и ничто больше, делало её человеком. Позволяло ей оставаться таковым хоть чуть-чуть… Хоть одной крохотной частицей сознания — но быть… ни рабом клятвы, ни нежитью…

Лицо Дертоля скривилось в неопределённой гримасе, но зеркало он всё же взял.

И тут, стоило только Элье разжать пальцы…

Это было так, как если бы она раньше представляла собой некий сплав из человека и громадной башни — и вдруг в одну секунду всё, что не было живым, треснуло и осыпалось. Словно невиданных размеров куча камней, грязи и железа рухнула к её ногам.

Она родилась заново.

Она упала на колени, заливаясь слезами.

— Проводите её в камеру С-38, — велел Дертоль.

Камера. Какая-то камера! Да всё, что угодно… теперь — всё, что угодно! Она живёт, живёт!..

— Сообщение, — брякнула Элья, когда двое полицейских подняли её с обеих сторон и поставили на ноги.

— Что за сообщение?

Дертоль, который уже сел обратно за стол, резко вскинул голову. До чего же он был похож на филина! А она и забыла!

— Макора передала вам сообщение. Оно у меня в руке. — Несмотря на то, что её крепко держали под локти, Элья смогла беспечно помахать ладонью. Она буквально упивалась каждым своим движением, каждым мигом, прожитым без клятвы.

— Пусть подойдёт, — сказал Дертоль стражникам.

Какой он стал суровый… и как будто ещё больше постарел. Черты лица заострились, ужесточились, и кажется, эти тонкие бескровные губы больше неспособны на улыбку.

Впрочем, возможно, только для неё…

Элья остановилась перед столом и протянула ладонь, над которой поколдовала Макора. Взгляд девушки, тем временем, невольно скользнул поверх седой головы Дертоля к окошку. Как приятно было наблюдать победу естественного, живого света над магическими дешёвками, развешенными в кабинете! Каждый из кристаллов словно пародировал солнце и был теперь лишь маленьким злобным огоньком.

А на знакомой Элье тропинке, пересекавший пустой зелёный двор перед тюрьмой, стояли в обнимку два человека. И сразу стало ясно, почему Саррет запнулся, когда делал свой доклад.

Взгляд его в тот момент тоже упал за окно.

«Кто-то сбегал за ней, — поняла Элья, глядя, как ветер треплет золотые пряди Клессы, прятавшей лицо у Саррета на груди. — Или даже съездил. Пока он ходил со мной к Дертолю, кто-то решил устроить ему сюрприз. Кто-то, кто знал, что он только что с поезда и ещё не был дома…».

Ей тут же вспомнился парень с располагающей улыбкой и россыпью веснушек на лице.

Элья увидела, как Саррет, прежде стоявший неподвижно, опускает голову, как бы прячась — словно чувствует, что за ним наблюдает кто-то — и крепко зажмуривается.

«Дурак ты, Герек…» — грустно подумала Элья.

Дертоль меж тем выпустил её руку, и когда та, онемевшая, упала на стол, Элья опомнилась и посмотрела на него.

Вокруг длинных пальцев главного министра сверкали голубоватые искорки, вихрясь подобно летней мошкаре, вроде той, что сегодня к полудню слетится к полянкам в парках, на самый солнцепёк… Ведь день обещает быть ясным…

Только Элье погулять по солнечному парку было суждено ещё очень нескоро.

Отведя взгляд от собственных пальцев, Дертоль кивнул застывшим в отдалении стражникам, и те тут же, отмерев, подбежали к арестованной и завели ей руки за спину.

Элья старалась поймать взгляд Дертоля, но тщетно — главный министр просто ждал, когда, наконец, останется один в кабинете и сможет прочитать — или услышать? — послание.

В окно тоже смотреть было бесполезно — что мог бы сделать сержант Саррет, даже если бы думал о ней в этот момент?

Об Элье никто не думал. Она, в сущности, никому не была нужна. Даже люди, которых она видела в коридорах, не проявляли к ней интереса — арестованные под конвоем были в этих стенах привычным явлением…

Но зато, шагая в сопровождении стражников в камеру С-38, и даже после, когда железная дверь с решётчатым окошком замкнулась за её спиной — Элья впервые за долгое время чувствовала себя свободной.

***

Секундное погружение в один из ярчайших миров, одно волевое усилие — и синие искры сложились в свиток пергамента, такой реалистичный, что Дертоль едва удержался от того, чтобы взять его в руки. Касаться письма было ни в коем случае нельзя: если имеешь дело с Макорой, следует вести себя крайне осмотрительно.

Здравствуй, дорогой!

Я так соскучилась, что едва не сорвалась в путь сама.

Но я держу себя в руках. Ты ведь меня знаешь: сначала я продумаю нашу встречу до мельчайших деталей, и лишь потом мы, наконец, увидимся.

Я всё-таки выиграю, Дертоль. Я уже начинаю выигрывать — ты ведь сам это чувствуешь. Ты же не понимаешь, что происходит с Эрестом, верно? Ты, закоренелый консерватор и любитель традиционных стилей колдовства, должно быть, полагаешь, что король просто очень устал, что ему требуется отдых, и тогда он снова сможет управлять этим огромным государством мудро и справедливо… так, кажется, ты мне однажды говорил?

Но когда ты дочитаешь это письмо, Эрест уже будет не в твоей власти. Он будет всего лишь выжившим из ума стариком — и ты ничего не сможешь с этим сделать. Да, магия способна на это. Моя магия.

Тебя ждёт много сюрпризов, Дертоль. Я уничтожу всё, что составляет твою жизнь. Всё, что ты любишь. Всех, кого ты видишь каждый день. Я населю твой мир такими кошмарами, которые ты и не в силах был бы вообразить. Я убью Татарэт, его короля, саму его идею — всё то, ради чего ты погубил меня.

А потом… но нет, я пока не буду открывать всех своих карт.

Всё-таки не зря я столько лет училась терпению.

Но обещаю: тебе не понравится.

Макора

Дертоль медленно шевельнул пальцами и какое-то время наблюдал, как синие искры, оставшиеся от уничтоженного послания, разлетаются по его кабинету. Потом встал и подошёл к окну.

Он любил встречать рассвет именно здесь. Иногда даже приходил на работу среди ночи именно из-за этой своей слабости, а не из-за срочных дел. Но сейчас, конечно…

Взгляд главного министра упал на парочку во дворе. Они, наконец, отлипли друг от друга и шли по тропинке к воротам. Лёгкие, светлые, как залитый новорождённым солнцем город.

Перед длинным носом Дертоля замельтешила голубоватая искорка.

— Что ж, посмотрим, — сказал ей главный министр.

Искорка погасла.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16