Обнимая пустоту [Роман Соул] (fb2) читать онлайн

В мире грез и видений

«Но я не ушёл – и, должно

быть, правильно сделал, потому что

вы никогда не сможете уйти от того,

от чего вам хотелось бы уйти больше

всего на свете»

Вся королевская рать (Роберт Пенн Уоррен)

Генри открыл пачку, извлек и зажег сигарету. Дым пронзил грудную клетку. Пепел, подхватываемый ветром, растворился в воздухе. Генри стоял на мосту, облокотившись на перила, и вглядывался в темные воды Преста. Во рту медленно тлела никотиновая палочка, отдавая все смолы хозяину. Эта река была похожа на него – холодная и одинокая, и так же, как и он, хранила внутри себя слишком много темноты.

Ощущение того, что кто-то наблюдает за ним, не покидало Генри. Но никого вокруг не было.

– Небо, должно быть, присматривает за мной, – подумал он, отправив незатушенный окурок в мрачные воды реки.

Генри развернулся в сторону Литтл Форреста и побрел домой.

Внезапный удар сердца заставил остановиться, вызвав легкое головокружение. Такое случается, если резко встать с кровати. Генри увидел Пеппер, повзрослевшую и очень красивую. Она была обнаженной. Пар от ее тела поднимался вверх. Генри стоял и смотрел, как она взбирается на ограждение и в следующее мгновение срывается вниз.

Мысль о том, что он не смог ее спасти, уже много времени лишала Генри нормального сна. Но видеть Пеппер настолько реальной ему еще не приходилось. Не в силах сдержать слезы, Генри рухнул на мостовую.

Он лежал, смотрел на руки и видел, как они покрываются кровью. Придя в ужас от этой картины, он попытался стряхнуть ее, но крови становилось все больше. Генри начал судорожно тереть одну ладонь о другую, но, чем больше он прилагал усилий, тем ярче становилось видение. Кровь полностью пропитала руки и начинала литься на плитку.

Генри вскочил на ноги, перепрыгнул перила и бросился вслед за Пеппер. Следующим, что он почувствовал, было легкое покалывание, словно тысячи мельчайших иголок размером со снежинки впивались в кожу, намереваясь проникнуть внутрь, и пронзить самое сердце. Генри закрыл глаза, поддаваясь желанию уснуть в объятиях самой настоящей пустоты, которая выглядела так соблазнительно, развел руки в разные стороны и выпустил последние остатки воздуха.

*ЩЕЛК*

Генри открыл глаза. Огляделся по сторонам. Пустота.

*ЩЕЛК*

Генри вскрикнул. Пронзительный звук заложил уши. Генри схватился за голову.

*ЩЕЛК*

Генри упал на колени, держась за голову. Писк в ушах лишал возможности двигаться, стук сердца все громче отдавал в висках, ускоряя свой темп. Быстрее и громче, быстрее и громче, бум, бум, бум. Глаза погрузились во тьму, и…

*ТЕПЛО*

Нежное тепло растеклось по телу, унеся Генри в далекое детство, в теплый осенний вечер. Шелест листвы, а с ним и состояние безусловной любви.

Он открыл глаза, начал кашлять и выплюнул воду из легких. Его начало трясти от ужасного холода, но на плечи упал теплый плед. Постепенно к глазам вернулась способность видеть, словно черная пелена, не дававшая свету добраться до них, была, наконец, сброшена. Тогда Генри распознал мужчину, который сидел прямо перед ним. Тот был уже в возрасте, полностью промокшим. Мужчина открывал рот, видимо, что-то спрашивая, но Генри не мог разобрать ни единого слова. Он попытался встать на ноги, покачиваясь от головокружения. Мужчина придержал за плечо и помог устоять.

– Ты что это вытворяешь? Жить надоело? – донесся до Генри хриплый голос.

– Где Пеппер?

– Какая еще Пеппер? Ты один прыгнул в воду! Вон с того моста. Ни с того, ни с сего, разбежался и прыгнул! Не стоял, не думал. Раз и все. И не всплываешь. Повезло, что я на берегу был, а так бы утоп в этой реке. Ты чем думал?!

– Утонул бы в реке? В той пустоте я был любим! Она хотела заполучить меня, и я открыл ей свои объятия. Мне было там хорошо! И она была со мной. Зачем ты пришел?! Я не просил тебя! – с болью и горечью вопил Генри, медленно опускаясь на гальку.

Мужчина снова сел рядом.

Они молчали и смотрели на реку. Время медленно проносилось. Вдали, на другом берегу мелькали огоньки крошечных машин, становилось холоднее.

– Когда-то давно, еще в студенческие годы я попал под машину, – прервал длительное молчание Генри, – пролежал в коме две недели. Лучше бы и вовсе не просыпался тогда.

– Но ты все еще жив, – задумчиво ответил мужчина, – а значит не просто так, – он похлопал Генри по плечу и решил удалиться, оставив того наедине с мыслями.

С берега был прекрасно виден ночной город, чувствовалось его дыхание. Город жил своей жизнью. Генри поднял голову к небу, увидел звезды и вспомнил слова Пеппер о том, что все проблемы являются такими маленькими и ничтожными по сравнению со вселенной, по сравнению с жизнью. Он улыбнулся. Она всегда находила выход из любой сложной ситуации, будто само провидение помогало ей выбраться из лабиринта трудностей и неудач. Пеппер всегда заставляла его мечтать и озвучивать свои желания. «Так они быстрее осуществятся», – говорила она. Как и у всех здравомыслящих людей, у него была мечта, но он никому о ней не рассказывал – боялся, что она не осуществится, стоит ему проболтаться.

– Пусть он сгинет, – промолвил Генри.

Он бросил зловещий, но в то же время печальный взгляд на город и отправился домой. Он знал, что в доме, где когда-то был счастлив, его встретит лишь пугающая тишина и ядовитый запах одиночества. Он знал, кого в этом винить. Генри добрался до дома, не раздеваясь, упал на кровать и забылся крепким сном.

* * *

Меж гор, среди лесов сокрыто озеро. Вот только не вода в нем, а кровь. Красная, теплая и такая манящая. Она словно шепчет:

– Погрузись в меня, растворись во мне.

Он слышит голоса:

– Ты умер.

– А как еще обрести вечную жизнь? Вечную жизнь обретают лишь те, кто готов умереть.

Генри медленно погружается на дно озера. Он идет по дну и видит алтарь. Подойдя ближе, он замечает пистолет, лежащий на алтаре. Генри тянет руку, чтобы взять его, но резкая боль в спине парализует. Он опускает голову и смотрит на грудь. Кусок металла пронзил ее, кровь Генри смешивается с озером. Нет сил повернуться, чтобы узнать, кто нанес удар.

И вот Генри стоит на берегу. Трогает грудь – она цела.

– Почему так темно? Сколько времени я провел под “водой”?

Генри поднимает голову к небу и понимает, что это не ночь. Птиц была тьма. Они застилали все небо, и солнца было не видно. Они кружили над озером, все ближе и ближе подлетая к Генри. И вот они начали биться об него. Он чувствует боль, но не может пошевелиться. Последнее, что он видит – это Пеппер. Она держит черный металлический прут.

Генри проснулся весь в поту. Он выпрямился и сел на край кровати. Закурил сигарету, набрал в легкие дым. Затем встал и подошел к окну, отодвинул штору – *УДАР* – птица врезалась в стекло. Генри от испуга и неожиданности упал. Поднявшись, он взял стакан с комода, но тот оказался пуст. Уснуть Генри больше не смог.

Всему приходит начало

«За всем видимым кроются незримые истоки»

Джулиана Вильсон

Уилл был воспитанником детского дома. Он был достаточно красив. Его острый ум, хитрость и способность вести переговоры не раз помогали ему избежать неприятностей. Он рано осознал силу своего таланта, став искусным манипулятором. Уиллу нравилось управлять не только действиями других людей, но и их чувствами, он испытывал удовольствие, когда ему это удавалось. Уилл – один из немногих, кто понял, что не всё в мире управляется грубой силой. Он притягивал внимание многих, но настоящих друзей у него не было, зато врагов и завистников образовалось предостаточно. Никто из них не решался выступить против него в открытую. По крайней мере, до этого дня, который Уилл запомнил на всю жизнь.

Столовая, время обеда. Он сидит за последним столом абсолютно один, он привык к этому, ведь он намного умней любого из них, они не ровня ему. Кто-то одергивает его за плечо, Уилл поворачивает голову. Удар чуть ниже глаза заставляет его упасть со скамьи. Три пары ног начинают бить Уилла. Толпа детей собирается вокруг, крича и подбадривая атакующих. Уилл пытается закрыть голову. Вдруг он слышит нежный голос. Голос, который навсегда останется в его памяти:

– Хватит! Ему же больно! Вы добились, чего хотели, нет нужды продолжать!

Удары прекратились, дети начали медленно расходиться. Уилл попытался подняться, но рука дрогнула, и он снова упал. Первый раз в жизни он был в таком положении. Злость и уязвленная гордость не давали ему прийти в себя. И тут он вспомнил про голос, поднял глаза и увидел настолько прекрасную девочку, что сразу забыл всю боль и позор, которые перенес минуту назад. Она была настолько совершенной, что казалось, будто от нее исходят лучи света, которые освещают и испепеляют весь мрак и зло, царящие в мире. Она протянула ему свою белоснежную руку. Уилл взял ее с таким трепетом, боясь причинить боль, что ей пришлось самой сжать ладонь покрепче и помочь ему подняться.

– Я Пеппер, – сказала девочка.

Капля крови упала на пол.

– Меня зовут Уилл.

Уилла уже не было

«Счастье, длинною в целую вечность – это, наверное, рай»

В ночной тишине раздавалось звяканье чего-то железного. Замок кожаной куртки бился о массивную бляшку на ремне. Холодный ветер пробирал до костей. По телу бежали мурашки, она дрожала. Длинные тёмные волосы колыхались на ветру. Открытые туфли на шпильке мешали идти. Ноги путались и подгибались. Девушка дошла до светофора и остановилась. Горел красный. Машин не было, но она решила дождаться зелёного. Она привалилась к высокому столбу и засунула руки под куртку. Они начали дрожать ещё сильнее, но стали отогреваться. Она на секунду закрыла глаза и еле слышно прошептала: «Хочу открыть глаза и оказаться дома в горячей ванне с чашкой огненного кофе в руках». Раздалось громкое пиликанье. Загорелся зелёный. Вокруг по-прежнему никого не было. Девушка тяжело вздохнула и, открыв глаза, пошла дальше. Ноги как будто горели и почти перестали слушаться. Со слезами на глазах она мысленно умоляла себя идти дальше. Она зашла в тёмный переулок и боязливо посмотрела по сторонам. Вдоль стен стояли мусорные баки, рядом валялись разодранные мешки с мусором. Пахло так, что начало мутить, перед глазами появилась белая пелена. К горлу подошел ком. Сейчас стошнит. Она натянула высокий ворот свитера на нос и быстро пошла, стараясь не дышать и не думать об этом месте. Ноги подворачивались, голова кружилась, её начало шатать. Она наступила на что-то небольшое, но жёсткое и скользкое, поскользнулась, но не упала, а лишь врезалась в большой и зловонный бак. Рука оказалась в чем-то липком, вязком, тягучем. Она попыталась вытереть руку о куртку и джинсы, но из этого ничего хорошего не получилось. Рука так и осталась в слизи, но теперь вещество ещё и повисло на одежде. Освещения почти не было, поэтому слизь была тёмной. Она свисала с кармана куртки и плавно перетекала на джинсы.

– Всё! Я так больше не могу! – обреченно шептала она, обливаясь слезами.

Девушка села на асфальт и, пододвинув к себе колени, обхватила голову двумя руками. Сумка упала с плеча и брякнулась рядом. Она плакала и, взъерошивая волосы на голове, повторяла одно и то же, как заклинание. Через некоторое время мозг дал команду изнуренному организму, и она уснула. Уснула вечным сном. Ей уже не суждено было проснуться. Утром нашли её окоченевшее тело. Глаза были широко открыты, а руки сжаты в кулаки.

Утреннюю тишину нарушил громкий звонок телефона. Пеппер открыла глаза и осмотрелась: она лежала в своей постели. Сердце быстро билось, ладошки были мокрыми от пота. Пеппер облегченно выдохнула – это был сон, но ноги болели так, словно это она бродила ночью. Телефон продолжал звонить, напоминая о реальности происходящего. Пеппер выпорхнула из-под одеяла и окрасила изгибы своего обнаженного тела оранжевым солнцем. Генри недовольно перевернулся и накрыл голову подушкой. Пеппер взяла трубку. Уилл улыбнулся, услышав ее голос.

Через несколько минут Генри почувствовал, как два теплых соска средних размеров уперлись в его спину, две руки нежно сплелись на животе.

– Это был Уилл?

– Да.

– Что ему нужно?

– Он хочет встретиться завтра.

– Пусть катится к черту.

– Не говори так, я люблю его, ты же знаешь, что он мне как брат.

Генри убрал руки Пеппер и сел на край кровати.

– Его не устраивает такая любовь.

– Он обещал больше не беспокоить. Что тебе стоит выделить завтрашний вечер? Ради меня.

За любого из них Пеппер готова была отдать жизнь. Генри знал, как дорог Уилл для Пеппер, и согласился с ним поговорить.

– Хорошо, – сказал он, вздохнув.

Пеппер заулыбалась, сидя подпрыгнула на кровати и поцеловала Генри. Его недовольство сразу же исчезло, и он повернулся к ней.

– Мне снился странный сон, – начал Генри.

Пеппер немного напряглась, вспомнив свой. Ноги все еще ныли.

– И о чем он? – спросила она.

– Дело было морозным утром. Я будто бы был священником или человеком, связанным с какой-то религией. Я шел по холодной улице, а на небе ярко светило солнце. С другой стороны улицы доносилась музыка. Я никак не мог ее узнать, хотя был точно уверен, что уже где-то ее слышал. Я раздавал карманные библии и что-то проповедовал проходящим мимо людям. Они смотрели на меня как на сумасшедшего, но я не придавал этому значения, выполняя столь важную, как мне казалось, работу. Работу, которая была мне поручена Богом. Я продолжал давать наставления, пока не заметил молодого человека на перекрестке. Ноги сами понесли меня к нему. Его потрепанный вид был настолько жалок, что мне стало жутко. А затем я сказал ему: «Вернись к нам». Что бы это могло значить? Я развернулся и собирался уйти, когда этот парень одернул меня. Не знаю, почему, но я ударил его в живот. Я не мог контролировать свои движения во сне. Я словно смотрел фильм. И я проснулся, – закончил Генри.

– Да уж, – произнесла Пеппер, – что нам порой не приснится.

– А тебе что-нибудь снилось?

– Нет, сегодня я спала как младенец, – соврала она.

Пеппер не хотела еще раз переживать свой сон.

– Ну что, пора подниматься, нас ждет куча дел! – она старалась как можно ободряюще произнести эту фразу.

Генри еще раз улыбнулся, обнял Пеппер и повалил ее на кровать. Они лежали, обнявшись, но каждый из них был погружен в свои собственные мысли.

* * *

Был хмурый вечер, как раз такой, в какие лучше оставаться дома, брать в руки книгу и придаваться чтению, попивая заваренный чай. Пеппер надела красивое розовое платье, которое Генри подарил ей на день рождения. Оно элегантно обтягивало ее изгибы, подчеркивая изящную фигуру. Генри смотрел на Пеппер несколько секунд, не отрываясь, затем улыбнулся и поцеловал. Сам же он надел свои повседневные джинсы и рубашку, которую Пеппер погладила несколько минут назад. Генри накинул на ее плечи крохотную кожаную куртку, чтобы она не замерзла, и они вышли на улицу. Расплатившись с таксистом, который привез их к назначенному месту встречи, Генри вышел из машины и подал руку Пеппер, помогая ей переступить через порог автомобиля. Они вошли в бар, держась за руки, нашли столик, за которым сидел Уилл, и подсели к нему. Пеппер сначала старалась поддерживать разговор, который явно не клеился, обращаясь то к Генри, то к Уиллу, но затем решила, что будет лучше оставить их вдвоем. Она сказала, что хочет заказать еще кофе и вышла из-за стола. «Ведите себя мирно», – сказала она напоследок и направилась к барной стойке. Но говорить им было практически не о чем, поэтому они просто пили, и только Пеппер слушала «Just you and me» в исполнении Smoma, наблюдая за тем, как дым обволакивает все пространство тесного бара. Белый танец дыма и музыки настолько увлек Пеппер, что, когда она посмотрела на столик, он был пуст. Она подумала, что мужчины решили подышать свежим воздухом, и через заднюю дверь вышла на улицу.

Лицо Генри было в крови, он упал на одно колено и тяжело дышал. Уилл стоял шагах в пяти от него. Он поднял металлический прут, лежавший на асфальте, бросился на Генри и со всей силы проткнул мягкую плоть.

Голова Пеппер легла на плечо Уилла. Слеза вытекла из уголка глаза и, достигнув области рта, смешалась с выступающей оттуда кровью. Она улыбнулась, собрала все свои силы, оттолкнулась обеими руками от плеч Уилла и соскользнула с “меча”. Генри подхватил падающую Пеппер, из ее груди мощным потоком хлынула кровь. Он кричал ее имя, звал на помощь, срывая голос, но никто не приходил. Он разразился слезами. Они стекали по его щекам и падали на лицо Пеппер. Генри держал хрупкое тело, из которого вытекала жизнь, и ничего не мог сделать. Уилл стоял все на том же месте, держа металлический прут. Он был парализован случившимся, его глаза наполнили слезы, Пеппер была единственной, кого он любил. Кровь, стекавшая с черного куска металла, который Уилл держал в руках, пропитывала землю. Перед его глазами всплыла картина:

– Я Пеппер, – сказала девочка.

Капля крови упала на пол.

– Меня зовут Уилл.

* * *

Послышались звуки сирен. Железяка брякнула о мокрый асфальт. Уилла уже не было.

Генри продолжал кричать и звать на помощь.

– Не надо, – сказала Пеппер.

Генри посмотрел на нее глазами полными надежды.

– Молчи, не говори, тебе скоро помогут!

– Не плачь, – Пеппер кашлянула, и из ее рта вылетела кровь.

– Замолчи, они уже едут, ты будешь со мной, слышишь, я тебя никому не отдам! – сквозь слезы тараторил Генри. – Ты только не отпускай мою руку, хорошо? Не отпускай ее никогда, я люблю тебя, пожалуйста, – рыдал Генри. – Кто-нибудь! Помогите! Пожалуйста! Пожалуйста, – прошептал он под конец.

– Я люблю тебя, – улыбнулась Пеппер, сжимая его руку. – Не вини его, – она замолчала.

– Пеппер! Пеппер! Прошу тебя! Моя Пеппер, моя милая Пеппер, – не останавливался Генри.

Капал дождь, капали слезы и капала кровь. На небе упала звезда. Никто не заметил, как упала вторая.

«Так всегда после дождя», – подумал Генри. В его глазах читалась вся боль, утрата и печаль этого мира. Так всегда после дождя. Все снова оживает. И снова выйдет солнце. По его щеке катилась слеза. Он не мог увидеть солнце, не мог увидеть дождь. Он видел только темноту.

* * *

Уилл бежал без оглядки. Бежал, что есть сил, захлебываясь слезами и ненавистью к себе. Бежал от всего мира и себя самого, пока не споткнулся о кучу мусора в подворотне и не упал. Прижавшись спиной к стене, он закричал во все горло, пытаясь выгнать дикую боль, которая сдавила его грудь и шею, пытаясь задушить. Он кричал в пустоту, ругался на Бога, валялся на мокром асфальте, пока последние силы не покинули его так сильно постаревшее тело. Воспоминания нахлынули на него, унося в далекое детство, в день их встречи.

– Тебе не больно? – спросила Пеппер.

– Нет, я же мужчина.

– Хах, – усмехнулась Пеппер и расплылась в чудесной улыбке.

Уилл нахмурился.

– Прости, пойдем на крышу?

– Туда нельзя ходить без разрешения, вдруг смотритель увидит.

– И это бесстрашный Уилл, которым восхищаются все девочки? – съязвила Пеппер. Уилл покраснел.

Со стороны эти два ребенка выглядели чистейшими ангелами, если, конечно, не брать во внимание кровь, вытекающую из левой брови маленького Уилла.

– Так ты идешь?

– Угу, – хмыкнул тот.

– Вот, – вытянула руку Пеппер. Она сжимала белый платок, в углу которого был вышит цветок.

– Он испачкается.

– Дарю, тебе нужнее, – улыбка снова окрасила ее личико.

Этот подарок Уилл сохранит и пронесет в нагрудном кармане на протяжении всей своей жизни, и только цветок будет не белым, а красным – напоминание о том дне, когда Уилл обрел чувство, определение которому узнает не сразу.

Выйдя из столовой, они попали в длинный коридор, стены которого были окрашены в светло-синий цвет. На дальней стене висели часы, отсчитывающие время с опозданием на 3 минуты.

– 12:19, – озвучила Пеппер, – смотритель в это время обедает в своей комнате.

Они вышли на лестницу, поднялись на третий этаж, открыли железную дверь в конце проема и оказались на просторной крыше, огороженной металлической сеткой. Лучи дневного солнца накрывали все пространство вокруг, согревая каждый сантиметр этого холодного мира. Пеппер подошла к самому краю, двумя руками обхватила сетку так, что пальцы оказались снаружи, и стала смотреть в даль. Она увидела машины, которые проносились по шоссе в нескольких сотнях метров от них, птиц, кружащих в небе, цвет которого был много ярче и насыщенней цвета стен коридора, по которому они шли минуту назад, мир, который так пугал и завораживал.

– Знаешь, для чего придумали солнце? – спросила Пеппер, не отводя взгляда от горизонта.

Уилл был так восхищен этой хрупкой девочкой, что все страхи вмиг испарились, он почувствовал в себе силы и желание защищать Пеппер от всего ужасного, что есть в этой обители человечества под названием жизнь. Конечно, тогда его мысли ограничивались лишь смотрителем.

– Чтобы люди могли найти друг друга в темноте, – сказала Пеппер, повернула голову в сторону Уилла и улыбнулась так искренне и чисто, что для него ее улыбка затмила солнце.

* * *

– Отойдите от тела, сэр.

– Как много крови.

– Кто-нибудь, уберите его.

Вокруг суетились люди, мигали сигнальные огни полицейских автомобилей и машин скорой помощи. А Генри все так же сидел, раскачиваясь взад и вперед, и смотрел в одну точку, держа на руках бедную Пеппер. До него доносились отдельные обрывки фраз снующих возле них насекомых. Не успел он опомниться, как его взяли под руки и оттащили от тела, а Пеппер так и осталась лежать в уже остывшей лужице крови. Кто-то накрыл ее черным пакетом.

В участке его отвели в отдельную комнату для допросов. В ней не было ничего лишнего: стол и два стула. Генри беззвучно занял один из них. У него не было ни желания, ни сил, чтобы отвечать на глупые вопросы, которые непременно будут сыпаться из таких же глупых голов никчемных всезнаек, желающих выслужиться перед начальством, чтобы продвинуться по службе, заработать на достойную пенсию и взрастить таких же никчемных серых людишек, мысли которых будут прогнившими с самого детства. Злость заполнила все естество Генри. В его голове были лишь мысли о мести. Дверь хлопнула, перед ним сел солидный мужчина лет пятидесяти трех. У него было квадратное мужественное лицо с мощным подбородком и широким лбом. Легкая щетина придавала еще большей уверенности его внешности. Глаза были карими и глубокими. Казалось, они могли видеть всю суть происходящего. Вместе с его появлением воздух наполнился легким запахом табачного дыма. На нем было надето коричневое кожаное пальто. Оно было слегка потрепанным, видимо, носилось не первый год. Воротник закрывал большую часть шеи, но только не кадык, который шевелился вверх и вниз, стоило мужчине сглотнуть слюну. В дальнем углу парень, на вид которому было не больше тридцати, облокотился на стенку. Его волосы были аккуратно уложены, лицо полностью выбрито. Тонкий нос придавал ему утонченности. Губы были плотно сжаты. Небольшая морщинка на лбу говорила о его сосредоточенности. Он держал в руках блокнот и записывал все, что делал его старший напарник.

– Генри Фокс, полагаю? Меня зовут Джон Стоун. Простите, что сразу привезли вас сюда, но мы хотим знать, что произошло в том переулке.

Повисла пауза.

– Мы можем поймать преступника, если вы нам поможете.

Генри пропускал все это мимо ушей, словно не мог сконцентрироваться больше ни на чем в этом мире, ведь центром его вселенной была она.

– Где Пеппер? – вырвалось из уст Генри.

Детектив выдохнул. Младший напарник поднял глаза и оглядел всю сцену, затем снова принялся строчить в блокнот.

– Ее доставили в Ласт Криб, – продолжил Стоун. – Там она подвергнется кремации после того, как наши следователи изучат тело.

– Я хочу ее видеть.

Парень продолжал записывать весь диалог, и только скрип ручки звучал в мертвой тишине этой комнаты. По этому звуку можно было распознать, какие буквы и каким почерком отпечатываются на листе бумаги – такая тишина и напряжение охватывали все пространство во время многочисленных пауз.

– Вы сможете увидеть ее завтра, если расскажете нам о случившемся.

Генри, чья голова все еще не могла ясно соображать, каким-то образом смог быстро оценить обстановку и решить, что он будет говорить. Он кашлянул и вытер рот рукавом рубашки.

– Я никого не видел, – начал Генри дрожащим голосом, тщательно подбирая слова, – она сказала, что хочет выйти на улицу и вдохнуть ночной воздух. Я хотел пойти с ней, но она настояла, что должна побыть в тишине какое-то время… Ее не было пять или семь минут, я не знаю… Я начал волноваться, а когда вышел за ней, то она лежала там, моя Пеппер, совсем одна, а повсюду была кровь, – его глаза стали наполняться слезами. Звук упавшей и разбившейся о деревянный стол капли вернул Генри в реальность, и он продолжил, – Я кричал, звал на помощь, никто не приходил, я пытался заткнуть дыру своими руками, но кровь не отступала. Я так и держал ее, а потом все погрузилось во мрак, – Генри согнулся над столом и стал плакать.

Снова повисла пауза. Дождавшись, когда Генри придет в себя, детектив тихо сказал:

– Спасибо, мистер Фокс, я распоряжусь, чтобы вас отвезли домой. Мне очень жаль.

Тайное желание

«Я ее вижу. Она меня – нет»

Уилл лежал на спине, Пеппер залезла сверху и начала скользить вверх и вниз, прогнувшись назад. Она то ускоряла темп, то замедляла, делая круговые движения. Практически достигнув пика наслаждения, Пеппер сильно выгнулась. В ее груди начала образовываться черная дыра, из которой полилась кровь. Она текла по груди и животу, устремляясь все ниже. А Пеппер не переставала скользить вверх и вниз, издавая стоны.

Уилл открыл глаза. Прошел почти год после смерти Пеппер, а сны становились все реальнее, и после всех снов, в которых была Пеппер, Уилл просыпался мокрым.

Он заварил себе чай с молоком, сделал глоток и вспомнил про Генри. Да, это определенно был Генри. Он стоял сзади и наблюдал, что вытворяла Пеппер, сидя на Уилле. Дождавшись момента высшего единения, Генри вонзил металлический прут в грудь Пеппер.

Уилл воспринял этот сон как знак. Мысли в его голове смешались, он ненавидел Генри, ведь тот украл Пеппер задолго до ее смерти, а значит, он виновен в этом.

Потерявшийся

и найденный Генри

«Ведь даже тусклый огонек осветит путь в ночи. И силуэт того, кто рядом»

Еле слышно играет музыка, что-то грустно-осеннее. За окном льет дождь. На барной стойке перед Генри стоит полупустой стакан с темной жидкостью, в правой руке дымит сигарета. Дым принимает разные формы, сливаясь с музыкой в единую композицию. Глоток.

– Повторить?

Кивок головы.

Генри опустошает очередной стакан. Сколько он выпил? Генри чувствует чей-то взгляд на себе, поворачивает голову, за окном стоит незнакомец.

Музыка, что-то грустно-осеннее. Генри стоит под дождем. Напротив горит вывеска "Бар Хелен". Генри подходит к одной из витрин, кладет руку на стекло, смотрит внутрь.

Очнувшись на продавленном диване, Генри убирает с себя исколотую руку какой-то девушки, берет с пола бутылку, делает несколько глотков, ставит ее обратно. Смотрит на диван – видит лежащую на спине проститутку, ноги которой раскинуты в разные стороны. На них также просматриваются следы от уколов, груди практически нет. Девушка достаточно молода, но образ жизни, который она ведет, оставил на ней свои следы. Встав с дивана, Генри загремел бутылками, которые были разбросаны по всему полу. Он взял пальто и вышел на улицу. Морозный воздух ударил в нос и быстро привел его в чувство. Целый год Генри вел беспорядочный образ жизни, пытаясь сбежать от прошлого, пытаясь найти свою смерть.

Он спустился вниз по улице и вышел на перекресток. Его внимание привлек человек, излагающий странные и мистические речи о Боге и религии. Странный мужчина, увидев его взгляд, начал приближаться. Генри не знал, снится ему или нет, но глаза этого проповедника были настолько пронзительными, что казалось, будто кожа прожигается под его взглядом, открывая вход в неизведанную пропасть, в которой можно спастись либо сгинуть.

– Вернись к нам, Генри Фокс, – сказал незнакомец.

– Откуда ты знаешь мое имя?

Мужчина словно не слышал его вопрос, развернулся и пошел в противоположную сторону.

– Эй, я у тебя спрашиваю, – Генри схватил незнакомца за плечо.

Проповедник молниеносно повернулся, не дав Генри даже разглядеть свои движения, затем так же быстро и чертовски сильно ударил его прямо в живот. Удар был по-настоящему болезненным: Генри чуть не выплюнул все свои органы, упав на колени. Когда он поднял голову, незнакомца нигде не было.

– Вернись к нам, черт, да что он может знать обо мне, чокнутый фанатик, чтоб тебя, – Генри отряхнулся, перевел дыхание и перешел на другую сторону дороги.

На той стороне улицы находился магазин музыкальных пластинок, из которого доносилась музыка. Генри сразу узнал играющую мелодию. Звучала соната Шуберта для фортепиано. Пеппер часто ее играла, и она прочно отложилась в его памяти.

Генри вспомнил тот день, когда погибла Пеппер.

Обнаженное тело переливалось оранжевыми красками на утреннем солнце. На оконном стекле отразилось тревожное дыхание. Пеппер провела пальцем по образовавшемуся пятну, и капелька конденсата заскользила вниз. Генри перевернулся, подставив свое лицо первым лучам прекрасной звезды. Сладкий аромат ночи медленно развеялся, и он открыл глаза. Впереди он увидел изящную фигуру Пеппер. Две хрупкие лопатки, нежно выступавшие из спины, приковывали его взгляд. Она стояла в пол оборота, опершись на оконный откос и скрестив руки. Ее грудь прижималась к телу. Взглянув внимательнее, можно было увидеть освещенный оранжевым солнцем сосок, так гармонично подчеркивающий ее женственность и сексуальность. Ямочки на пояснице были контрастно выделены тенью, что придавало этой картине особый шарм. Время будто остановилось. Пеппер почувствовала на себе взгляд и повернулась к кровати, опустив руки. Генри улыбнулся, радуясь такому пробуждению. Она легла к нему.

– О чем думаешь? – спросил он.

– Мне немного не по себе.

– Ты же сама хотела, чтобы мы пошли.

– Я знаю, но сейчас не уверена, что это хорошая идея.

Генри обнял ее еще крепче и поцеловал в лоб.

– Не волнуйся, я же рядом.

Пеппер улыбнулась и посмотрела ему в глаза. Их губы соединились в долгом поцелуе.

На заднем фоне продолжала звучать соната. Генри вытер слезу, стекавшую по щеке.

– Какой я дурак, не нужно было идти.

Он закрыл глаза и перенесся обратно.

Генри сидел на заднем сидении, головой упершись в стекло. За рулем был парень – напарник Стоуна, который то и дело посматривал в зеркало заднего вида. В машине играла «Here but I’m gone» Кертиса Мэйфилда (Curtis Mayfield). Они проехали по Айрин Стрит и свернули на Виндинг Авеню, где Генри попросил его высадить.

Оказавшись, наконец, в одиночестве среди потока спешащих куда-то призраков, он услышал свой внутренний голос:

– Зачем ты соврал?

– Свой счет Уилл выплатит лично мне.

– Пеппер любила его.

– А он забрал ее! – выкрикнул Генри. Люди стали оборачиваться, недоуменно смотря на него.

– Чего уставились? Идите дальше и проживайте свои бездушные жизни. Только и можете осуждающе смотреть своими пустыми глазами.

Генри хотелось почувствовать физическую боль, возможно, она смогла бы заглушить душевную. Он бросился на компанию молодых ребят, видимо, студентов, и ударил одного по лицу, дальше он не сопротивлялся, принимая сыпавшиеся, словно замерзший дождь, удары по голове и телу, пока не упал. Еще несколько раз студент с разбитой губой ударил лежачего Генри, а тот смеялся и плакал, истекая льющейся из носа кровью, которая смешивалась со слезами и грязью. Небо, на которое он смотрел, казалось ему таким далеким и холодным, что находиться под ним было невыносимо. Желание жить рядом с любимой всего за одну ночь сменилось желанием умереть и отправиться в погоню за призраком былого счастья.

В это же утро Уилл собрал свои вещи и уехал в неизвестном направлении, не оставив после себя даже записки. Да и кому он мог ее оставить, ведь он, как и Пеппер, вырос в приюте для сирот, и только она была дорога его сердцу, а он был дорог для нее, по крайней мере, до тех пор, пока в ее жизни не появился Генри.

* * *

Генри открыл входную дверь и вышел на улицу. Его лицо оставляло желать лучшего: губа и нос были разбиты, под левым глазом красовался огромный синяк, – следы от потасовки со студентами. Он накинул капюшон на голову, прошел около сотни метров до остановки и сел в автобус. Когда тот оказался на другом конце города, Генри вылез. Через пару блоков он зашел в переулок, в конце которого располагалась лестница в подвал. Генри спустился и три раза постучал в железную дверь. Он искал парня, которого звали Бэнси. Настоящее это имя или нет, Генри не было никакого дела. Бэнси нелегально продавал некоторые виды оружия и был известен в городе: когда-то байки про него звучали в каждом дворе, мальчишки перешептывались и пугали друг друга знакомством с этим уличным авторитетом. В двери открылось небольшое окошко.

– Чего тебе?

– Я ищу Бэнси. Мне кое-что нужно.

– Внимательный взгляд изучил лицо Генри, которое было не в лучшем виде.

Щелкнул замок, и дверь открылась. Грозный мужчина впустил Генри и закрыл за ним массивную дверь. В подвале было много дыма, казалось, дышать здесь будет невозможно. Кроме того, помимо дыма пахло сыростью. «Как они могут находиться в таком месте?» – думал Генри. Однако через некоторое время он привык и перестал обращать на запахи всякое внимание. Генри стоял в небольшой квадратной комнате, в ней помещался лишь диван, напротив которого стоял телевизор. Из комнаты выходил коридор. Куда он ведет, Генри мог лишь гадать. Как раз из этого коридора и вышел Бэнси. Генри сразу понял, что это он. Тот был уже не молод, со следами седины на голове. Во рту находился один золотой вставной зуб на месте клыка.

Из этого подвала Генри вышел другим человеком. Возможно, он оставил там что-то важное. В кармане толстовки он прятал небольшой пистолет, такой обычно называют дамским. Генри огляделся по сторонам и пошел прочь. Пройдя несколько миль через окраину города, Генри приблизился к одному из домов, поднялся по небольшой лестнице и стал сильно стучать в дверь. Никто не открывал. Генри, теряя контроль, продолжал бить по двери. Затем он начал заглядывать в окна, но так ничего и не увидел. Тогда он взял камень и через секунду разбил окно возле входа. После этого просунул руку, открыл дверь и вошел внутрь. Он оказался в небольшом коридоре, который вел в четыре комнаты. Ему в глаза бросилась фотография, стоявшая в рамке на комоде возле двери. На ней были маленькие Уилл и Пеппер. Они улыбались. Генри схватил рамку и со всей силы бросил на пол. Стекло разлетелось по коридору. Он наклонился, вытащил фотографию, и разорвал пополам, отделив Пеппер от Уилла. Затем он начал осматривать дом, громя все, что попадалось под руку. Через несколько минут Генри вышел на улицу и сел на ступеньки, переводя дыхание. Уилл исчез, и Генри понятия не имел, что делать дальше. В кармане своей толстовки он сжимал пистолет. Самые разные мысли роились у него в голове. Все их объединяло то, что они были темными. И не было ни одной, в которой проскочил хотя бы намек на что-то светлое. Он поднялся и пошел в ближайший магазин. Выйдя с бумажным пакетом, в котором была бутылка, Генри сразу сделал несколько глотков. Затем вытер губы рукавом кофты, зашагал в сторону остановки и сел на автобус в обратном направлении. Страдания Генри только начинались.

* * *

– Мистер Стоун! – раздался голос в другом конце коридора.

Парень перешел на легкий бег, чтобы догнать своего наставника.

– Что у тебя? – не сбавляя шаг, спросил Джон.

– Только что допросили бармена. Он говорит, что с ними был еще кто-то, но он не уверен. Слишком много посетителей было в тот злополучный вечер.

Джон остановился. Парень пригладил слегка растрепавшиеся волосы и перевел дыхание.

– Если это действительно так, почему Генри Фокс ничего нам об этом не рассказал? Мы потеряли сутки! – нервно констатировал детектив.

– И что будем делать? Следует ли арестовать Генри?

– Ты же его видел. Как он страдал. Нет, он не делал этого, – уже спокойным тоном продолжил Джон, – Поехали, спросим его самого.

– Неплохой район, – сказал парень, медленно ведя машину и выглядывая в лобовое стекло.

– Вот этот дом, – указал пальцем Джон, – номер 3/А.

Молодой детектив остановил автомобиль у обочины и, заглушив мотор, вышел наружу. Одет он был стильно, как и всегда. Узкие брюки темно-серого цвета, почти черные, темные ботинки, не громко цокающие при ходьбе. Сверху было надето такое же черное пальто, последняя пуговица которого была расстёгнута. Под ним виднелись белый стоячий воротничок рубашки и завязанный галстук. Парень выдохнул, и серый пар на мгновение разбавил мрачный вечер. Он посмотрел на Джона и уже по привычке провел рукой по аккуратно уложенной прическе. Джон открыл заднюю дверь, чтобы достать свой плащ. Он накинул его на плечи и двинулся к дому. Напарник последовал за ним. В доме было девять этажей. Генри жил на четвертом. Молодой напарник хотел было свернуть к лифту, но Джон будто не видел поворота и шел прямо к лестнице. Парню ничего не оставалось как с досадой выдохнуть и отправиться следом. Джон не спеша преодолевал ступеньку за ступенькой, ровно и методично, словно отлаженный механизм, настроенный на выполнение определенной задачи. Парень хотел обогнать наставника, но сделать этого не решался, поэтому плелся следом, успокаивая себя счетом ступеней. Когда они вышли на площадку четвертого этажа, парень с облегчением прошептал:

– Семьдесят две.

– Что, семьдесят две? – спросил Джон.

– Мысли вслух, ничего серьезного, – пробурчал младший напарник.

Они приблизились к двери, и Джон звонко постучал три раза. За дверью послышались шаги.

– Минуту! – донеслось из квартиры.

Джон успел оглядеть площадку и насчитать четыре квартиры на ней. Послышался звук открывающегося замка. Ручка двери подалась вниз, и перед детективами предстал Генри.

– Черт возьми, что случилось? – не скрывая удивления, спросил молодой парень.

Джон был поражен не меньше. Генри, оставив вопрос без ответа, жестом пригласил их войти. Это оказалась маленькая однокомнатная квартира. Такие стали очень популярны у молодежи. Их ценили за простоту, удобство и относительную доступность.

– Вам что-то стало известно? – начал разговор Генри, не тратя времени на любезности.

Джон посмотрел на его разбитый нос и опухший глаз, а затем спросил:

– Так что случилось, Генри? – и кивнул, указывая на его лицо.

– Это мое личное дело, – сухо ответил тот, не скрывая возмущения, – Так зачем вы здесь? Если пришли обсуждать мой внешний вид, то можете уходить.

– Нам стало известно, что с вами в том баре был еще кто-то, – влез в разговор молодой напарник, – А ты нам даже не сообщил. Мы потеряли время!

Генри сделал шаг назад.

– Да, с нами был Уилл. Уилльям Мэннинг. Давний друг Пеппер, – с некоторой досадой и даже злобой ответил Генри, – Но он рано ушел в тот вечер. Еще до того, как Пеппер вышла на улицу. Я не считал, что это важно. Да и не думал об этом в тот момент. Мне и сейчас не хочется ни о чем думать! Единственное, что я хочу – это найти того, кто это сделал! – разразился Генри.

Его тон говорил о серьезности намерений. В комнате словно сгустились тучи.

– Для этого есть такие люди как мы, выдержав паузу, декларировал Джон, – Идем, мы уходим.

Молодой напарник зло посмотрел на Генри и последовал за Стоуном. Детективы развернулись и исчезли так же быстро, как появились.

Когда шаги на лестнице удалились, Генри схватил первый предмет, попавший под руку, и швырнул его в стену. Тот рассыпался на осколки вперемешку с землей. Это был небольшой горшок с цветком, который стоял на комоде.

* * *

Детективы обнаружили жилище Уилльяма в разгромленном состоянии. На полу в коридоре валялась разбитая рамка для фото. Рядом с ней – разорванная пополам карточка. На оставшейся половине улыбался мальчик. Вещей Уилла практически не осталось. Позже детективы выяснят, что Уилльям покинул страну на следующее утро после трагедии. В их сводках он будет значиться как главный подозреваемый. Дело отправится пылиться на полку и ждать новых свидетельств.

В свою очередь, Генри пытался найти Уилла самостоятельно, но его усилия не приносили результата. С тех пор он начал искать свою смерть.

Он добирался до своего дома, включал музыку, закрывал глаза и улетал на Марс. Когда приходило время возвращаться на Землю, он с трудом поднимал ресницы и видел все ту же холодную комнату и себя в самом центре. Возле него на полу стояла пустая бутылка дешевого портвейна, рядом с ней – коробки китайской лапши. Тогда он думал, а как бы увеличить время пребывания на Марсе? Ведь даже в той далекой темноте космоса он ощущалсебя более живым, чем был на самом деле. И каждый раз, улетая на Марс, Генри рисковал уже не вернуться, ведь там он чувствовал себя чертовски здорово.

Он ощущал, как внутри копится слизкий, мерзкий и отвратительный комок, который все больше довлел над ним. Неконтролируемая злоба, ненависть ко всему и всем и ощущение собственной неполноценности порой сменялось чистым разумом, который был пока еще жив, но это все так нечасто и мимолетно, что ему не хватало сил выдавить из себя эту пакость. Отвратительная гнойная рана, которая медленно, но верно увеличивала свои территории, не желая покидать его. Она разрасталась и душила изнутри всё доброе, чистое и искреннее.  Что происходит? Как с этим бороться? Он не знал. Ему было очень паршиво. Одновременно страшно от того, к чему это могло привести, и мерзко от своей ничтожности.

Хотелось бежать не оглядываясь. Не смотреть назад, не думать, не чувствовать, не ощущать. Заморозить всё живое внутри и перестать, наконец-то, бояться себя.  Больше нет ни слов, ни мыслей, ни сил. Абсолютная безжизненная пустыня заразила все живительные родники. Не будет теперь ни улыбок, ни теплых разговоров с привкусом горького, такого нелюбимого им, крепкого кофе, ни горячих искренних слез. Растворяться в безумии так легко и приятно, выходить из него чертовски тяжело и больно. Да и зачем? Нет ни цели, ни желания, ни нужды. Кругом бархатная, манящая пустота, зовущая за собой. А он? Он был не готов ей противостоять.

Генри начал проводить ночи в таких местах, в которых легко можно было потерять душу. К счастью для него, свою он потерял вместе с утратой Пеппер, поэтому беспокоиться о такой ерунде, как душа, ему больше не приходилось.

* * *

– Вернись к нам, – повторил Генри, сбросив наваждение из накрывших его воспоминаний, – откуда взялся этот проповедник?

Генри улыбнулся впервые за долгое время и взглянул на небо. На этот раз оно показалось ему достаточно близким, чтобы можно было протянуть руку и дотронуться до солнца. Оно ярко светило и окрашивало все вокруг в теплые тона. Морозный воздух больше не обжигал, а ласково щекотал кожу. Генри уверенно зашагал в направлении дома.

Солнце, прощай

«Как много пройдено дорог, как много сношено ботинок»

После прилета в Сидней Уилл первым делом отправился на поиски жилья. Он выбрал улицу поближе к океану и начал стучать в каждый дом по очереди, спрашивая, не сдается ли здесь комната. Люди, открывающие ему дверь, были самыми разными. От некоторых исходило радушие, они были рады страннику из далекой страны и предлагали зайти в дом и составить им компанию за столом. Другие же наоборот были холодны, а некоторые и грубы, от таких не приходилось ожидать даже стакана воды. У одних хозяев Уилл с радостью остался бы прямо сейчас, других не мог выдержать и минуты. В одном из домов ему открыл добродушный старик, который, по всей видимости, был рад любой компании, лишь бы не оставаться одному. Тот пригласил Уилла зайти в дом и вместе с ним пообедать. Уиллу стало его жаль, и он согласился.

Старик начал рассказывать о своей юности, о друзьях, которых уже нет в живых, и о том, как это больно – дружить всю жизнь, ходить друг к другу в гости, а затем хоронить их одного за другим. Посмотрев на Уилла, он спросил:

– У тебя грустные глаза. Приехал на другой край света, спасаясь от несчастной любви?

– В каком-то смысле, да, – ответил Уилл.

– Это подходящее место: солнце, песок, вода и толпы красивых девушек – лучшее лекарство от разбитого сердца.

Уилл молча кивнул в ответ. Он не стал говорить, что девушка, которую он любил с самого детства, покинула этот мир навсегда. Не стал говорить и о том, что сам вонзил ей кусок арматуры прямо в грудь. Он просто молча кивнул.

Старик оказался не таким плохим собеседником, как думал Уилл. Он боялся, что ему придется выслушивать ворчания и жалобы на все подряд. Старик рассказал, что его жена скончалась два года назад, оставив его одного. Рассказал о своей первой и последней любви. Это была действительно красивая история:

– Я учился в выпускном классе старшей школы, – начал он, – Наш преподаватель английского заболел, и на замену поставили молоденькую девушку, только что закончившую университет. Все парни влюбились, естественно. Как раз созрели для этого, кровь бурлит. Я не стал исключением. Меня жутко злило, когда кто-то начинал обсуждать ее. Особенно тело, фигуру, грудь. Из-за этого я даже подрался. Меня потом прозвали бешеным. Просто я не смог слушать, как один придурок стал описывать свои фантазии на ее счет. Ох, а тогда я был крепкий малый, не то, что сейчас. И удар был что надо. Я пять лет занимался боксом, даже выигрывал какие-то соревнования. Отделал я его здорово. И кто нас разнял, как ты думаешь? Да, именно она. Должно быть, подумала, что я зверь какой-то. Оставила меня после занятий. Хотела прочитать мне лекцию, а сама волнуется, молодая. Ну, и меня понесло. Я привык говорить все прямо, такой уж я человек. Признался ей в чувствах, сказал, что защищал ее честь, в общем, выдал все так быстро, что она сидела и не могла подобрать нужные слова, чтобы ответить. Мне стало не по себе от давящего молчания, и я вышел из класса, оставив ее наедине со своими мыслями и моим признанием. На следующий день она делала вид, что ничего не было, и даже не смотрела в мою сторону. Но отступать я не собирался. Хоть и был еще сопляком, но точно осознавал, что нельзя опускать руки. Стоит хоть раз сдаться, как этот мир сожрет тебя, запомни это. Я начал зубрить все подряд, тянуть руку, чтобы выйти к доске. Оставался после занятий, предлагал свою помощь. Дарил цветы, приглашал на свидания, но первое время она отказывалась. Говорила, что она учитель, а я ученик, что так нельзя, она старше. Я настаивал, что мне наплевать на эту ерунду, это все мелочи. Постепенно она прониклась доверием ко мне, а затем и симпатией. Когда я был уверен в ее чувствах, предложил ей выйти за меня. Общество, мягко говоря, не было в восторге от этого. Чтобы сохранить честь школы, ей пригрозили увольнением, мол, негоже учителю совращать учеников. Хотя мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать. И что сделала моя Полли? Она ушла из школы. Да, послала их всех к черту и ушла со мной. После выпуска я устроился на завод по производству ботинок. А она сиделкой к обеспеченным людям. Мы прожили замечательную жизнь. Но вот ее не стало. И не стало частички меня. Тебе это еще незнакомо, ты слишком юн. Надеюсь, и не узнаешь, как это больно. После ее смерти я сел в наш катер и ушел в море. Хотел остаться один. Только там мог побыть в полном одиночестве. Но начался шторм, который чуть меня не погубил. Многие верят, что Бог спасает их в такие моменты. Я верю, что меня спасла Полли. Шторм длился ровно сутки, он отбросил меня в неизвестном направлении, чудом не потопив. Я оказался посреди открытого океана в одномоторной лодке. Что может сделать старик в такой ситуации? Из еды у меня была лишь пара бутербродов, которые намокли во время шторма. Воды тоже оставалось не так много. Я не знал, в какую сторону мне плыть, поэтому решил оставаться на месте. Я боялся уйти от берега еще дальше. Два бутерброда я разделил пополам, намереваясь съедать по одной половине в день. Что я буду делать через четыре дня, я даже не думал, поэтому съел первую порцию и сделал глоток воды. Затем я ждал, ждал долго и мучительно. Зато я получил огромное количество времени на размышления. Кажется, я вспомнил всю свою жизнь, пока сидел в той лодке. Если днем меня доставало солнце, да так, что я весь сгорел и стал облазить в тот же день, то ночь намеревалась меня убить жутким холодом. Но больше всего я боялся акул. Они могли легко перевернуть лодку, если бы почуяли добычу. К счастью, они не приплыли. Впрочем, и без акул положение мое было плачевным. На четвертый день я доел последнюю половину бутерброда. На пятый день сделал последний глоток воды. Я был в отчаянии. Но, как уже говорил, сдаваться – не по мне. Я завел мотор и направил катер в одну из сторон света. Не помню, сколько я так проплыл, но в конечном итоге у меня закончилось топливо. Я тогда так разозлился, что стал бить ногами по двигателю, но силы меня быстро покинули, и я опустился на дно лодки. Я лежал и смотрел на небо. Первая мысль, которая у меня возникла – мне конец, скоро я встречусь с Полли. Наступила ночь, и я в первый раз увидел столько звезд на небе. Оно было усыпано маленькими светящимися точками. Конечно, они всегда там были, просто я их не замечал. Собственно, никто не замечает и не ценит такие мелочи, как звезды. И я заплакал, серьезно, старики тоже умеют плакать. Я не хотел умирать. Странно, я прожил свое, но умирать не хочет никто. Я задумался о жизни и смерти. Все задаются этим вопросом рано или поздно. Но тогда я впервые для себя четко осознал, что жизнь – удивительная штука. Я пообещал себе, если выживу, то куплю и съем килограмм мороженого, хоть мне и нельзя. Глупое обещание, но я его выполнил. Дрейфовал я на волнах двенадцать дней, пока рыболовное судно не наткнулось на меня. Команда решила, что я умер от истощения, потому что, когда они меня нашли, я так и лежал внизу, не шевелясь. Я потерял пятнадцать килограмм, но выжил. Об этом даже писали в газетах. Я верил, что Полли присматривала за мной и не давала умереть. В море я больше не ходил. Но каждый вечер отправляюсь на пляж, смотрю на плеск волн, на то, как они разбиваются о берег, словно мечты, налетевшие на непреодолимые препятствия. Но, знаешь, мне больше не грустно. Я знаю, что она меня ждет. Я ее видел. Когда я лежал и был на грани двух миров, мне показалось, что я вижу ее. Она развела руки в разные стороны, намереваясь обнять. Но пришли рыбаки и вытащили меня оттуда. И ее руки сменились руками моряка, поднимающего меня на палубу.

Возникла пауза.

– Который час? Я не утомил тебя своим рассказом?

– Нет, что вы, я был рад послушать истории из вашей жизни. Вы правы, жизнь – удивительная штука. Но в одном моменте вы ошиблись.

– Это в каком?

– Я знаю, как это больно.

Их глаза встретились. Им не нужны были слова. Они все понимали. Уилл поблагодарил старика за прием, пожал ему руку, они еще раз смерили друг друга взглядами, кивнули, и Уилл отправился дальше, оставив старика в привычном одиночестве.

Уилл потратил на поиски большую часть дня, но, наконец, нашел дом, в котором ему согласились сдать комнату. Помимо него в доме проживало еще три постояльца, но их он практически не видел. Первые дни Уилл не выходил из своей комнаты. Он пребывал в добровольном заточении: лежал на кровати, смотрел в потолок и слушал привезенные с собой пластинки, которые напоминали ему о Пеппер. Уилл являл собой прекрасный пример расстроенного пианино. Ведь даже сама музыка жизни звучала бы на нем как-то неправильно. Мысли о суициде, в отличие от Генри, Уилла не посещали. Но и мысли о счастливом времени рядом с Пеппер становились лишь далекими воспоминаниями.

* * *

Уилл сидел на горячем песке. В нескольких метрах от него океан омывал берег Сиднейского пляжа. Уилл читал один из романов Хаггарда¹. Детский смех привлек его внимание, оторвав от книги и воспоминаний о своем приезде в эту страну. Молодая девушка держала мальчика, на вид которому было не больше пяти. Она стояла в воде, окуная и вынимая малыша, оставляя над водой лишь голову. Он смеялся, и его смех разлетался по пляжу, разнося тепло и счастье. Уилл невольно улыбнулся. Как часто радостная улыбка скрывает самые грустные слезы. Закончив игру, девушка вышла на берег, вытерла сначала малыша, а потом и себя. Затем она села на песок, согреваемый вечерним солнцем. Уилл отложил книгу, встал, чтобы подойти к девушке, но на половине пути остановился. К ней, держа в руках три мороженых, подсел молодой мужчина, который, скорее всего, приходился ей мужем. Уилл вернулся на свое место. Он искренне завидовал этой семье. Они разговаривали, смеялись, ели мороженое, сидя на этом прекрасном берегу, и наслаждались каждой минутой своей жизни. Жизни, о которой Уилл мог только мечтать. Он мечтал об этом все свое детство, которое провел в приюте. Он мечтал об этом всю свою юность, пытаясь стать возлюбленным Пеппер. Он мечтал об этом каждую минуту своего существования. И в своих мечтах он был счастливым. Посмотрев на часы, Уилл взял книгу и направился прочь. Пора было возвращаться из своих грез в реальность.

* * *

Уилл стоял под душем. Горячая вода окутывала его словно одеяло. Он поднял голову и посмотрел на вентиляционное отверстие на потолке. Вдруг он увидел, как сквозь решетку показываются конечности какого-то существа. И вот на потолок выбегает черное как смоль создание. Уилл замер в испуге. Оно похоже на насекомое, но он таких не встречал и не мог определить его принадлежность. А из решетки начинают сочиться все новые и новые насекомые. Абсолютно черные. Их конечности пугают, словно они прибыли из глубин настоящего ада. Они расползаются по потолку с ужасающей скоростью. Вместе они создают иллюзию исходящего из отверстия черного дыма. Весь потолок над головой Уилла покрылся кишащими друг на друге черными тварями. И вот несколько из них упали на его плечо. Он пытается стряхнуть их, но не выходит, пытается смыть их водой – безрезультатно. А из решетки прибывают полчища новых чудовищ. Они падают на него, стараясь поглотить его своей массой. Он тонет в пучине черных созданий. Он не в силах увидеть что-нибудь вокруг кроме ползающих по нему отвратительных конечностей. И душ извергает кипяток. Уилл кричит, открывает глаза. Он стоит в душе, прислонившись плечом к стене. Отверстие для спуска воды заткнуто пробкой. На пол начинает выливаться вода. Он поднимает голову, смотрит на вентиляционное отверстие. Пар поднимается к потолку и скрывается за этой решеткой. Уилл закрывает воду, вытирается, оборачивает вокруг себя полотенце. Проходит на кухню. На стуле сидит красивая и стройная девушка в его футболке, больше на ней нет ничего.

– Как-то ты долго. Все в порядке?

– Все отлично. Ты поела? Мне кажется, тебе пора идти.

Девушка ставит чашку на стол, поднимается со стула и подходит к Уиллу. Она снимает футболку и прижимается грудью к его телу. Ее губы впились в его, а язык проник внутрь на несколько секунд.

– Захочешь повторить, звони, – она уходит в спальню, одевается и покидает квартиру.

Откуда взялись эти видения и сны? Его психика, должно быть, повредилась, а то и вовсе сломалась. Когда это случилось? Он был таким с рождения? Или она исказилась из-за смерти Пеппер?

– Заткнись, – сказал Уилл, но голос был словно чужой.

Он замолчал. Он стоял посреди кухни спиной к выходу. Его голова была опущена, а из глаз выступали слезы. Он взял чашку, из которой пила девушка, и со всей силы бросил в стену. Та разлетелась на тысячи осколков, перемешиваясь с остатками чая. На стене осталось пятно. Уилл посмотрел на это пятно и вспомнил кровь, выливающуюся из раны Пеппер. Пятно от чая можно отмыть. Воспоминания о том дне – никогда.

На поиск истоков

«Счастья в мгновениях нет»

Берег Австралии окутывал вечер, принося обычный в это время года туман. Уилл сидел за столом вместе со стариком, с которым подружился за это время. Он часто приходил поболтать к нему. Они проводили за беседами каждый вечер пятницы. Делились своими историями, пили чай и смотрели на волны.

– У тебя есть мечта?

– Сейчас уже нет.

– Как же так? Людям просто необходимо мечтать.

– Уже очень давно, когда я был еще совсем ребенком, я мечтал найти своих родителей, но постепенно эти мысли отступили перед реалиями жизни. Мне это стало не нужно. И я отпустил свою мечту.

– Что ж, может быть, настала пора ее осуществить?

– Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее. Прошло слишком много времени. Если они еще живы, то уже и забыли, что у них когда-то был сын. Если честно, я приехал в Австралию именно из-за этого. Мой отец родом отсюда. Когда я покидал приют, смотритель рассказал мне про отца, я знаю его имя. Но искать его я так и не решился. Ни к чему это.

– Значит, ты с легкостью можешь узнать его адрес. Пока ты здесь, не упускай такую возможность. Никто не знает, что будет с нами завтра.

– Но что я ему скажу? Да и, мне кажется, это все глупо. Я ему не нужен. Да и я в нем не нуждаюсь.

– Я думаю, ты просто боишься. Боишься, что он окажется совсем не таким, каким ты его представлял.

– Может и так, но я ничего не могу сделать, – вздохнул Уилл.

– Так тем более. Тем более нужно что-то делать.

Они сделали по глотку и уставились на небо.

– Красиво.

– Да, красиво.

* * *

Утром Уилл позавтракал и пошел в библиотеку. Там он взял телефонный справочник и принялся искать своего отца. К счастью, тратить много времени на поиски ему не пришлось, однофамильцев у отца оказалось немного, а из них с таким именем был лишь один человек. Уилл выписал адрес. "А это недалеко", – подумал он, – "Всего несколько часов пути, успею одним днем". Сев в автобус, Уилл доехал до автостанции. Рядом с ней, в соседнем здании расположился прокат автомобилей. Уилл выбрал старенький, но ухоженный Форд и сел за руль. "Ну что ж, была-не была, отец, я еду". Он повернул ключ, пристегнулся и поехал вперед, не зная, что его ждет. Уилл выехал из города, и дорога его теперь пролегала по скоростному шоссе. Машин практически не было, поэтому он смог погрузиться в свои мысли, не рискуя угодить в аварию. "Что же мне сказать, когда постучу в дверь?". Уилл помотал головой. "Еще не поздно повернуть назад. Нет, старик прав, никто не знает, что нас ждет завтра. Я должен посмотреть ему в глаза". За окном пробегали пустынные пейзажи. Солнце, находившееся уже так высоко, посылало лучи, несущие тепло каждому обитателю этих мест: каждой травинке и песчинке, каждому муравью и каждой букашке – всему, что населяет наш удивительный мир. Уилл включил радио. Играла "Nirvana", которую он очень любил. Несся Форд по асфальтированной трассе под ярким солнцем и под пение Курта Кобейна, и само по себе это было прекрасно.

Уилл въехал в Гоулберн². Это был небольшой городок, в котором проживало два десятка тысяч человек. Уилл заметно нервничал и стучал пальцами по рулю, отбивая засевшую в его голове мелодию. Он проехал через главную улицу, оставляя позади районы побогаче, за ними и средние, пока не свернул в район с простыми, если не сказать, бедными домами. Ему был нужен номер 9. Уилл остановился напротив и взглядом оценил возможное жилище своего отца. Это был двухэтажный дом, сделанный из дерева. Кое-где доски прогнили от влаги и отвалились. Дверь тоже была деревянной, сбитой из разных частей толстой фанеры. Уилл вздохнул и вышел из машины. Он пересек улицу и поднялся по ступенькам к двери, те пугающе заскрипели. "Здравствуйте, я Уилл, и я думаю, что вы мой отец. Что за чушь. Что же мне сказать?". Он опустил голову. Внезапно дверь открылась, и на пороге появился мужчина лет сорока пяти. Глаза его были впавшими, с синяками то ли от пьянства, то ли от усталости. Недельная щетина, превращающаяся в бороду, с видимой сединой подтверждала первую теорию. Мужчина был ниже ростом, чем Уилл, но таким же худым. Одет был в грязные джинсы, ботинки и потертый свитер.

– Ты еще кто, черт возьми, такой? Катись с моего двора, пока я не взял ружье. Ты оглох что ли?

– Ээ… Простите. Вон моя машина. Эм… Я заблудился, хотел узнать дорогу, думал, поможете. Это ваш дом? Вы один тут живете?

– Какое твое собачье дело. Дорогу покажу, если довезешь до магазина и купишь мне выпить, – мужчина сморкнулся в сторону и уставился на Уилла.

– Хорошо, садитесь, – Уилл был растерян, он, конечно, мог ожидать чего-то подобного, все-таки, кто бросает детей, но когда оказываешься в такой ситуации в реальности, то не знаешь, как реагировать.

Они сели в машину. Уилл повернулся к мужчине.

– Вы давно тут живете?

– Лет 25, может больше, а что?

– Да нет, думал обосноваться неподалеку, вот и присматриваюсь.

– Мы поедем или будем лясы точить весь день?

Уилл тронулся с места и поехал прямо. Наступило молчание.

– Здесь направо, – через минуту сказал мужчина.

– Вы один живете или с семьей?

– Один, нет у меня семьи, и не было никогда.

Уилл посмотрел на бедолагу.

– А хотели бы, чтобы была?

– Хах, ты смешной, зачем мне нужны эти проблемы. Семью заводят лишь неудачники. Я похож на дурака?

– Детей тоже нет?

– Ну, семенем я много с кем поделился, – засмеялся мужчина, – может и бродит по свету мой отпрыск, да не один, – он снова закатился смехом.

Уилл и так кипел от злости, но тут уже не выдержал и резко остановил машину прямо на дороге. Выскочил из нее, подбежал к пассажирской двери, открыл и ударил, что есть сил, в подбородок. Мужчина замычал, но не мог ничего сделать, он не понимал, что происходит, и за что Уилл так обходится с ним. Но Уилл еще раз ударил в лицо, схватил за кофту и вытащил его на асфальт, пнул ногой по животу, затем замахнулся, чтобы снова ударить, но остановился. Вокруг толпились люди, никто из них не спешил на помощь. Лежащего на асфальте отца Уилла стошнило зеленой массой. Уилл спрятал взгляд, забрался обратно в Форд, нажал педаль в пол и умчался подальше отсюда. Он ненавидел этого пьяницу, он ненавидел себя, ведь в нем тоже текла его кровь. Все, что он хотел сейчас – это ехать далеко-далеко по гладкой дороге. Чтобы за окном менялись пейзажи, а в сердце его поселился мир, но чем больше он думал об этом, тем злее становился. И не было лекарства от этой злости. И не было покоя его уставшей душе.

Дорога домой

«– Дорога впереди еще длинная.

– Но это дорога домой»

Джон Рональд Руэл Толкин. Хоббит, или Туда и обратно

Уилл вышел из аэропорта, сел в первую машину такси, встречающую прибывших, и назвал адрес центральной больницы. Водитель достаточно быстро доставил его до пункта назначения, после чего Уилл вышел из автомобиля, аккуратно захлопнув дверь, и поднялся к главному входу. Он остановился перед автоматическими дверьми и напряженно посмотрел вверх, смерив взглядом все двенадцать этажей больницы. В его горле образовался плотный комок. Ему понадобилось приложить неимоверные усилия, чтобы взять себя в руки. Он с трудом проглотил неприятный сгусток, мешавший нормально дышать. Затем, сжав кулаки, чтобы не было видно выступивший на его ладонях пот, сделал шаг в открывшиеся врата, которые представились ему пастью неизвестного демона. Готово. Он внутри. Сейчас его пережуют и выплюнут остатки. Люди сновали во все стороны, словно он оказался на Нью-Йоркском вокзале. Однако, в отличие от вокзала, здесь царила тишина, изредка прерываемая чьим-то кашлем. С первым вдохом Уилл ощутил тяжелый запах больничных халатов, резко ударивший в нос, и ненавистный комок вновь вернулся на прежнее место. Белый цвет, преобладающий вокруг, заставлял чувствовать холод и одиночество. Прям как в тот раз. Уилл помнил это место, несмотря на то, что оно изменилось с момента его прошлого визита. Он был здесь, когда жил в приюте. Одно из самых неприятных воспоминаний того времени. Непроизвольно Уилл потрогал свою руку в области локтя. Все в порядке. Боли больше нет. Рука цела и невредима. Гипс снят много лет тому назад. Уилл увидел свое детство. Он еще совсем мал. Маленький мальчик, который боится. Но в тот день он смеялся. Они играли в салки вместе с Пеппер. Она догоняла, а он убегал. Она никак не могла поймать его, настолько он был быстр. Перед ним возникло дерево. Уилл карабкается на него, чтобы Пеппер его не достала. Он по-прежнему смеется. Когда он опускает голову и смотрит вниз, то видит глаза Пеппер. Они полны ужаса и страха. Он не понимает, что случилось. Она что-то кричит ему вслед, но он не слышит. Детские визги вокруг заглушают ее голос. Он пытается прочитать по губам. «Не на-до. Сле-зай». Уилл отвечает, что все хорошо и лезет дальше, еще выше. Он хватается за ветку, но та не выдерживает и ломается, издавая неприятный хруст. Уилл пытается ухватиться другой рукой, но уже поздно, он не достает. Он ощущает, как в его животе зависает съеденный завтрак. Крик где-то внизу. Падение. Уилл чувствует дикую боль, исходящую из руки, которая растекается все дальше. Он не в силах пошевелиться или сказать хоть что-то. Он оглядывает детей вокруг и не понимает, что происходит. Вдруг боль словно дошла до нужного центра его мозга и включила реакцию, которая непременно должна была последовать. Он закричал, что есть сил, а затем отключился. В воспоминаниях осталась лишь эта больница, в которой он долго восстанавливался в полном одиночестве. В общем, как всегда.

– Сэр? – послышалось на заднем фоне.

Уилл не заметил, как подошел к одному из окошек, в котором сидела совсем еще юная медсестра.

– Сэр, я могу Вам помочь?

– Да, – задумчиво ответил Уилл и потряс головой в разные стороны, прогоняя свои воспоминания, – Да, вообще-то можете… Вы так очаровательно выглядите, – продолжил он, разглядев девушку повнимательнее.

– Спасибо, – она покраснела и начала теребить волосы.

– Я хотел узнать, имеются ли у вас записи о людях, умерших год назад?

– Да, все важные записи сохраняются и отправляются в архив. Но разглашать их мы имеем право только ближайшим родственникам либо по официальному запросу полиции.

– Меня интересует место захоронения моей сестры. Она была вашего возраста, вы очень похожи на нее.

– Вы не знаете, где похоронена ваша сестра?

– К сожалению, меня не было в стране, когда это произошло. С родственниками я не в лучших отношениях, и они мне даже не сообщили, представляете? Сестру я очень любил, поэтому прилетел сразу, как только узнал. А теперь даже не могу сходить и попрощаться с ней, пусть и с опозданием. Вы поможете мне, пожалуйста?

– Простите, я бы очень хотела, но не могу.

– Мы никому не скажем, это будет наш маленький секрет, что плохого в том, что кто-то узнает место, где покоится его любимая сестра? Я умею хранить тайны.

– Ну, хорошо, только я этого не говорила. Смотрите, я вам верю, как ее звали?

– Пеппер Чейстрим, вы восхитительны.

– Я знаю, – девушка игриво улыбнулась и стала нажимать кнопки, впечатывая имя, – Боже, какая ужасная смерть, бедняжка, вам рассказали о том, как она погибла?

– Да, я слышал об этом, – сказал Уилл, немного смутившись.

– Надеюсь, того, кто сделал это с ней, ждет расплата во много раз страшнее.

– Место, пожалуйста, – не выдержал Уилл.

– Простите, я не подумала. Так, она была кремирована. Прах ее был погребен на кладбище Шеннон Эбод. Место 5196G.

– Спасибо, но в следующий раз думай, за глупость людей тоже ждет расплата, – Уилл улыбнулся, но улыбка была настолько пугающей, что девушка не нашла в себе силы ответить.

Он развернулся и покинул больницу через «пасть демона», внутренне успокоившись. А девушка так и осталась сидеть на своем месте, съедаемая накрывшим ее испугом.

Уилл купил цветы в ближайшем магазине, затем поймал такси. Это была желтая королла. Покрышки оказались достаточно стерты, а на переднем крыле зияла небольшая вмятина. Он сел на заднее сидение и назвал водителю место назначения. Тот оказался немногословным, что, несомненно, радовало Уилла. Он смотрел на пробегающие за окном пейзажи города, который, казалось, остался прежним и вызывал далекие воспоминания. Очень странно возвращаться в то место, в котором провел большую часть своей жизни, но очень давно не был. Ты замечаешь, как ничего в нем не изменилось, все осталось по-прежнему, как и было до твоего отъезда. Но как сильно изменился ты сам.

Не без труда Уилл отыскал аккуратное надгробие Пеппер, на котором была написана фраза:

«Верю, что ты обрела вечную жизнь и нашла смиренье в этой тишине. Ты навсегда со мной, моя милая Пеппер»

Он положил цветы и сел на холодную землю. Затем медленно провел рукой по каменному монументу, подвинулся ближе и облокотился плечом. Через некоторое время, видимо, подобрав правильные слова, он произнес:

– Когда-то давно ты спросила, для чего придумали солнце. Ты сказала, его придумали, чтобы людям было легче отыскать друг друга в темноте. Последний год я живу в полнейшем мраке и вижу только тьму, ведь моим солнцем была именно ты. И ты единственная могла осветить мне дорогу.

Он так и сидел долгое время, погрузившись в свои мысли и воспоминания, воссоздавая картины счастливого детства.

– Прости меня, Пеппер.

Смахнув слезу кончиком пальца, Уилл поднялся, в последний раз дотронулся до надгробия и развернулся в сторону выхода. Но после нескольких шагов он замер. Сердце мощным ударом отдало в груди. Уилл стоял и смотрел в направлении выхода.

Юность

«…и мне становится стыдно увядать, когда все вокруг цветёт и пахнет»

Он ждал ее около стеклянной остановки, которая была усеяна каплями дождя. Ночные огни отражались от мокрой поверхности асфальта. Дождь не был одним из тех теплых дождей, которые идут летом. Генри весь промок, но не чувствовал холода, ведь он ждал прекрасную девушку, с которой виделся множество раз, но никогда не ходил на свидание. Она работала в книжном магазине, куда Генри однажды зашел. В нем было так тихо, что стук его сердца грозился нарушить пьянящую тишину, впустив в этот безмолвный мир те нотки жизни и любви, которые приносит ветер с морского побережья. И не было больше возврата к прошлому. Прежним из магазина ему не выйти. В тот миг сердце его остановилось, разлетелось на тысячи осколков, а затем собралось и заработало с новой силой, такой, какой он раньше не испытывал. Он смотрел на ее нежные губы и все глубже тонул в бездонном океане. Как глубоко он готов погрузиться? Смотрел на ее волосы, ложившиеся на плечи, на белоснежную шею, прикосновение к которой унесло бы его на далекие луга Исландии, где аромат цветов смешивается с порханием бабочек. Но больше всего он влюбился в ее глаза. Светло-зеленые. Две капли застывшей весны смотрели на него из-за прилавка. И он упал. Не телом, а душой он упал на эти луга, погрузился в океан, полной грудью вдохнул весну, пришедшую столь внезапно и разбудившую его так долго спящее сердце. С тех пор он проглатывал книги одна за другой, чтобы чаще видеться с ней. Уже стемнело, но очаровательная девушка так и не появилась.

– Наверное, она передумала, – подумал Генри, – что ж, я не могу ее в этом винить.

Он хотел уже уходить, как увидел ее, бегущую по этим лужам. В руках у нее была одна книга, которую она прижимала к груди. Генри смотрел и не мог оторвать глаз, такой красивой она была в огнях ночного города. Когда их стало разделять не больше десяти шагов, она остановилась, чтобы отдышаться. Генри смог разглядеть ее полностью. Она промокла с головы до ног. Легкое летнее платье прилипло к ее молодому и изящному телу. Если бы не книга, которую она прижимала к груди, он смог бы увидеть выступающие бугорки. Она была так красива.

– Я боялась не успеть, думала, ты разозлился и ушел.

– Пеппер, как я мог?

Они замолчали и несколько секунд смотрели друг на друга. Невольно начали улыбаться, и уже не в силах сдерживаться, засмеялись.

– Ты не замерзла? – Генри сделал шаг, чтобы приблизиться к ней.

Ботинки, промокшие насквозь, издали хлюпающий звук. Между ними не осталось пространства.

– Если честно, я была так взволнована, что сердце билось слишком часто, чтобы позволить мне замерзнуть.

– А что это за книга у тебя в руках?

– О, это моя любимая сказка. Могу как-нибудь почитать для тебя.

– Было бы замечательно.

– Ну что, нас пустят куда-нибудь в таком виде? – Спросила Пеппер после небольшой паузы, не скрывая улыбки. Они были такие молодые и счастливые в этот момент.

– Если хочешь, можно пойти ко мне, высушиться и переодеться. Не хочу, чтобы ты заболела. Раньше в моей квартире жила молодая девушка, и после нее осталось несколько вещей, возможно, что-то подойдет.

– Я не против. Тем более, мне интересно, как ты живешь, – улыбка не сходила с ее лица, и, черт возьми, она ей так подходила.

Генри показал свою одинокую квартиру, которая каким-то чудом преображалась на глазах, стоило Пеппер здесь появиться.

– А ты не боишься спать один? Темно же, монстры, – она так чудесно улыбалась.

– Нет, – немного смущенно ответил Генри, – я кое-что себе представляю, и мне становится легче. Но не буду говорить, ты подумаешь, что я сумасшедший.

– Почему? Расскажи, может я тоже так смогу, – Пеппер жалобно уставилась на Генри. И как ей отказать, она же совершенна.

– Ну, я верю, что у каждого человека есть своя энергетика, которой присущ свой цвет, – начал Генри. Она смотрела на него, не отрывая взгляда, тогда он продолжил, – и я стараюсь визуализировать свою энергетику. Она красного цвета. Я мысленно создаю "взрыв" своей энергии, который расходится по всей квартире и изгоняет все плохое. Затем я отделяю часть этой энергии и превращаю ее в дракона, большого такого дракона, размером с половину этой комнаты. Он лежит на полу, пока я сплю, и охраняет мой сон. Драконом я не ограничиваюсь: на улицу выпускаю огненную птицу. Она летает вокруг и отпугивает зло. Еще создаю львов, красных, как моя энергия, размером с большую собаку, они быстро пробегают по всей квартире и уничтожают всякую нечисть, а потом ложатся ко мне. «Вот, я же говорил, что я сумасшедший», – сказал Генри, опустив взгляд.

– Ты странный, но не сумасшедший, – улыбнулась Пеппер.

Генри достал из шкафа домашние халаты, отдал один Пеппер и отправил ее греться под теплый душ. Тем временем сам он остался заваривать чай. Затем наступила его очередь смыть с себя холодный дождь. Пока его не было, Пеппер изучала шкаф с книгами. Ее внимание привлек черный плотный блокнот без названия. Он был слегка потрепан. Видно, что его много раз держали в руках. Она открыла первые страницы. В нем были записи от руки. Она начала читать:

«Встречали ли вы таких людей, которые всем своим видом пытаются показать, что они лучше, чем кто бы то ни было? Я сравниваю их с перьями павлина. Самые красивые и нарядные, просто загляденье. Только растут они, как и перья любой другой птицы, из хорошо известного места. Вы непременно встречали таких людей. Каждый из нас на своем пути столкнулся с большим множеством личностей. Вообще, разделять кого-то или что-то на определенные категории – не совсем благодарное занятие. Тем не менее хотим мы того или нет, такие разделения и обобщения помогают нам в повседневной жизни. Бывает, идешь по улице, самой обычной улице обычного мегаполиса, где никому нет дела, кто ты, куда держишь путь, во что одет и что у тебя на уме. И тебе в принципе нет дела до других людей, у тебя полно своих забот, своих проблем. Бывает, идешь в этом безразличном потоке, мимо проносятся машины самых разных моделей, и вдруг ощущаешь, как тебе становится тесно. С двух сторон зажали тиски, да так, что не продохнуть. Ты останавливаешься. Грудь сдавила неведомая сила, она движется вверх, подступая к горлу. Две невидимые руки начинают душить. А может их вовсе не две. Тысячи безразличных рук, и все, как одна, сильнее сдавливают шею. Ты словно камешек среди груды других камней на длинном-длинном пляже. Они навалились на тебя, и нет шансов выбраться. Ты стоишь на этой улице, а мимо проходят люди. Кто-то толкает тебя, броня за эту остановку, кто-то обходит, огибая, словно вода обтекает препятствие. Ты поднимаешь голову к небу, думая, неужели я стал таким же, как и все они? Небо тебе не отвечает. Интересно, есть ли на свете люди, которые дождались ответа от неба? Ничего не остается, как снова опустить голову и продолжить свой безразличный путь туда, куда лишь Богу известна дорога. Раз уж зашла речь о Боге, признаюсь: я каждый вечер молюсь, молюсь, чтобы на длинном пляже появился человек, который своей рукой возьмет именно мой камешек, достанет из-под груды других камней и со всей силы запустит в море. Там я смогу вздохнуть полной грудью. Там я стану свободен. Разглядеть бы руку, тянущуюся ко мне.

Меня зовут Генри Фокс. Мне семнадцать лет, и я студент второго курса в достаточно приличном университете. Каждое утро я хожу одной и той же дорогой, останавливаюсь в одном и том же месте, чтобы взглянуть на небо. Каждое утро кто-нибудь непременно толкнет меня или наступит на ногу. Но меня это не волнует. Я окидываю своим взором ветви деревьев, длинные стволы, похожие на тонкие талии гигантов. Зимой они кажутся совсем одинокими. Рассматриваю здания и рекламные вывески. Изучаю проплывающих мимо людей. Все они разные. Но никто почему-то не замечает этого. Никого не интересуют вещи, которые окружают нас. Такие мелочи не приковывают внимание и взгляды. Ведь это мелочи. Они не заставят нас остановиться морозным утром, рискуя быть затоптанными, и насладиться моментом, секундой или минутой, которые мы проживаем прямо сейчас.

Меня как обычно разбудил будильник. Это было примерно полтора часа назад. Я проснулся на своей кровати в комнате студенческого общежития. Посмотрев на кровать в дальнем углу, я убедился, что сосед крепко спит, и мой будильник его не потревожил. Я не люблю понапрасну беспокоить людей. Душ я привык принимать сразу после пробуждения, поэтому, включив чайник, я взял все необходимое и приступил к утренним процедурам. После душа я пью чай или кофе – зависит от моего настроения, и выхожу на учебу. С первым глотком некрепкого кофе я понял, что день будет трудным, а возможно, сулит принести какие-то неприятности – я обжог язык и небо, а это случается достаточно редко. Вспомните ли вы, когда последний раз обжигались о кипяток? Кому-то может показаться, что я суеверный, но спешу вас уверить – это не так. Я привык доверять своим чувствам, а в этот момент мой поврежденный язык говорил мне, что стоит готовиться к трудностям. Конечно, я мог бы никуда не пойти и остаться в комнате, вернуться в еще не остывшую постель, но горячий кофе вряд ли сойдет за достойную причину для прогула. И вот я иду по холодной улице, выдыхая пар изо рта, смотрю на спешащих людей и рассуждаю в своей голове, не стал ли я одним из них. Я перестал думать обо всем этом, когда услышал крик – то кричала женщина, стоявшая на перекрестке. Для меня время будто остановилось, хотя все случилось за секунду. Ее крик, удар, боль и темнота. Все было мгновенно, должно было быть, но я словно застыл во времени. Успел обернуться на ее крик. Она стояла на перекрестке. Рядом висел светофор, а на нем, будто красная тряпка для быка, горел такой же красный сигнал, запрещающий движение пешеходам. Погрузившись в свои мысли, я совсем забыл про светофоры и машины. И вот я вышел на середину дороги на красный свет. Позади кричала женщина, во рту болели язык и небо, а справа неслась легковушка. Для окружающих все было молниеносно, для меня – немного иначе, но все, что я ощутил потом, были: крик, удар, боль и темнота».

Страница закончилась, и Пеппер собиралась ее перевернуть, чтобы узнать, что было дальше, но услышала, как дверь в ванной комнате открылась. Она быстро вставила блокнот обратно, подумав, что дочитает потом. Ей не хотелось, чтобы Генри видел, как она без спроса взяла его личные вещи. Она бы и не открыла блокнот, если бы на нем была надпись, например, «личный дневник». Но теперь, когда она начала его читать, ее захватило любопытство. Оказывается, Генри чуть не погиб. Пеппер хотела расспросить его обо всем подробно, но не решалась, «еще будет время», – подумала она.

В комнату вошел Генри, держа в руках две чашки с чаем. Они сели на пол и укрылись пледом. За окном шел дождь. И им так не хотелось никуда уходить из этой маленькой квартиры. Они молчали и смотрели друг другу в глаза. Тишина и волшебная атмосфера обволакивали. Они не заметили, как плавно приблизились их головы, и вот они нежно целуются. Тепло ее тела, вкус его шеи. И вечер, который уносит их в бесконечность.

Сказка

«Я тебе не говорил,

но когда мы идем рядом,

и наши руки почти соприкасаются,

мне становится очень хорошо»

Генри проснулся раньше Пеппер и как можно аккуратнее вылез из постели. Тихими шагами он отправился на кухню и включил медленный огонь на плите. Затем плеснул на сковородку масло и поставил ее сверху. Первый раз он будет готовить кому-то завтрак в постель, да еще свою фирменную яичницу с кусочками бекона. У каждого мужчины есть своя фирменная яичница. Пока на сковороде жарились яйца, Генри заварил две чашки ароматного чая, разложил пару вафель на тарелке и полил их медом. Незаметно для себя, он начал напевать слова одного стихотворения, которое сочинил еще в университете:

Время бежит, растворяясь в ночи,

Не замедлить времени бег.

Смотрю на тебя, ты просто молчишь,

А с неба все падает снег.

Свет от луны покажет изгибы.

Желание вспыхнет во мне.

Время бежит, уходят приливы,

Но я не один в темноте.

Яичница была готова, и он, разместив все на подносе, вернулся в комнату. В окно проникали теплые лучи утреннего солнца. Пеппер открыла глаза и улыбнулась.

– Ммм, как вкусно пахнет, – она мило потянулась в постели.

– Представляю вашему вниманию блюдо от шеф-повара! – Генри поставил поднос перед Пеппер, наклонился к ней и поцеловал, – ты вся сияешь.

– Я, кажется, счастлива.

– Поешь, пока не остыло.

После еды они сидели в кровати и пили малиновый чай. Генри вспомнил о книге, которую Пеппер прижимала к груди вчера вечером, и спросил:

– Кстати о той сказке, прочитаешь?

– Это сборник сказок, который написал дорогой моему сердцу человек. Мы с ним выросли вместе. Я прочту мою любимую, ты не против? – Генри качнул головой, и она начала, – «Далеко-далеко, много веков назад, жил на свете могущественный Дракон, нагоняющий страх и ужас на людей по всему миру. А быть может, и не жил, сами решайте, верить легендам или же нет. Появлялся Дракон один раз в год в случайном селении и сжигал его дотла.Множество лет прошло, множество селений было уничтожено прежде, чем люди собрали огромное войско и решили выступить против Дракона».

– Значит, любишь драконов? – прервал ее Генри.

– Да, обожаю их с детства. Столько прочитала историй про них. Слушай дальше. «Они шли днями и ночами по Земле, пытаясь найти его логово. Когда же им удалось достичь горы, в которой обитал Дракон, они разбили лагерь возле входа в пещеру и стали обсуждать стратегию нападения. Спорили великие полководцы, как лучше поступить, выманить Дракона или же пробраться внутрь. Спорили, спорили и решили, что нужно послать в пещеру разведчика. Но кто же захочет так рисковать, да и каждый воин на счету? Было решено, что в пещеру отправится девушка, она и проворнее, и незаметнее, чем любой мужчина. Но в войске не было женщин, поэтому полководцы выслали отряд в ближайшую деревушку. Гонцы вернулись на следующий день вместе с девушкой. Ее вывели перед всем войском, она сняла капюшон. Мужчины застыли в изумлении. Такой чистейшей красоты не видел этот свет. Ее волосы развевались на ветру, а сама она гордо смотрела на весь легион, которому не было края. Полководцы дали ей наставления и впустили девушку внутрь пещеры. Она оказалась совсем одна в полной темноте. Подождав некоторое время, чтобы привыкли глаза, она зашагала вглубь горы. В самом ее центре спал Дракон. Девушка сразу ощутила могущественную ауру, пропитывающую все вокруг. Ей стало жаль Дракона, которого люди могут убить во сне. Он был таким притягательным, таким живым. Она приблизилась к нему, вытянула руку, чтобы погладить, как вдруг он открыл глаза и взмахнул крыльями. Дракон выпрямился во весь рост и пристально посмотрел на девушку. Она, в свою очередь, смотрела на него.

– Кто ты, и что привело тебя сюда? – спросил Дракон.

– Меня зовут Прекрасной Еленой, – ответила девушка, – люди сейчас снаружи, их огромное войско, и они пришли убить тебя.

Дракон разразился смехом, своды пещеры затрясло от мощного баса Дракона.

– Люди? Люди слишком слабы, чтобы выступить против меня. Ни одна стрела и ни одно копье не пронзит моей кожи. Мое пламя сожжет всех людей.

– Люди всей Земли объединились, у них есть шанс, и они в это верят.

– А ты веришь?

Елена чувствовала эту великую ауру и осознавала всю мощь Дракона.

– Я не хочу, чтобы пролилась чья-то кровь, их или твоя. Забери мою жизнь, но не причиняй людям зла.

Дракон долго смотрел на Елену. По ее щеке стекала слеза. Дракон был тронут добротой, смелостью и необычайной красотой Прекрасной Елены.

– Я принимаю твое предложение.

Елена зажмурилась и приготовилась умереть.

– Ты теперь моя, а я теперь твой, – прогремел Дракон.

Елена открыла глаза, и перед ней стоял Юноша. Дракона нигде не было.

– Что случилось, где Дракон?

– Я и есть Дракон.

Нападения на деревни больше не повторялись. Но Прекрасная Елена из пещеры так и не вышла».

Пеппер закрыла книгу и сделала глоток из кружки.

– Красивая история, – только и смог ответить Генри, – и что случилось с Еленой, неизвестно?

– Это же сказка.

– Да, это лишь сказка.

Они молча смотрели друг на друга какое-то время. Молчание не было сковывающим или напряженным, наоборот, оно подчеркивало установившуюся связь между ними двумя. Это был тот случай, когда пауза становится продолжением разговора, когда она соединяет души невидимой нитью.

– Кто бы ее ни придумал, он делал это специально для тебя.

– С чего ты это решил?

– Ты сама сказала, что любишь драконов, а еще то, что этот человек дорог тебе.

– Как я уже сказала, мы вместе выросли. В приюте. Но сейчас мы уже не так близки, – Пеппер опустила глаза.

– Что произошло? – продолжил Генри после незначительной паузы.

– Знаешь, как это бывает, мы росли как брат и сестра. По крайней мере, я всегда так считала. Но постепенно, я даже не могу вспомнить, в какой момент, наша связь, которая бывает у брата и сестры, начала перерастать во что-то большее. Но только для него. Для меня он всегда оставался братом. Я не хочу, чтобы он страдал. Сейчас мы отдалились. Я переживаю за него и хочу вернуть нашу дружбу, чистую и всеобъемлющую… Но он этого не хочет.

Генри не мог подобрать ни слова, чтобы хоть как-то успокоить Пеппер.

– Как его зовут? – спросил он.

– Его зовут Уилл.

– Ты никогда не рассказывала про приют.

– А что тут рассказывать? Завтрак, обед и ужин, а в перерывах бесконечное ожидание, что кто-то придет забрать тебя. Что ты окажешься кому-нибудь нужен. Хоть кем-то любим. Будешь выполнять всю работу по дому, чтобы на тебя смотрели с благодарностью. Семейные ужины и прогулки. А может быть тебе подарят собаку. Хотя ты будешь счастлив и от обычного взъерошивания волос на голове… По мере взросления, ты осознаешь, что этого не будет, и никто не придет. Тогда коротаешь дни по-другому. Для меня спасением стали книги. Особенно сказки. В них мир добрее. Тогда он и подарил мне эту, – Пеппер снова прижала книгу к груди.

Генри подвинулся ближе и обнял ее. Затем взглянул сверху вниз и поцеловал в лоб. Пеппер улыбнулась.

– А знаешь, как мы познакомились?

Генри с ожиданием взглянул ей в глаза.

– Как?

– Я пришла в столовую на обед. Расположилась, как обычно, за первым столиком. Детей было много, поэтому в столовой царила суета. Я слышала о Уилле раньше, но лично мы не были знакомы. Говорили, что он умный, но высокомерный. Никто не хотел с ним дружить. Он всегда сидел за самым крайним столом абсолютно один. В этот день давали тыквенный суп-пюре и какой-то салат с куриной котлетой. Выглядело не очень аппетитно, поэтому я практически не притронулась к еде. Внезапно я услышала шум около выхода, как раз там, где сидел Уилл. Но из-за спин детей я ничего не видела. Они толпились вокруг его стола, заслоняя весь обзор. Тогда я встала и начала пробираться вглубь, пока не достигла места действия. Я увидела ужасную картину: несколько мальчиков избивают лежащего на земле Уилла. И я закричала, чтобы они остановились. Там была целая толпа других детей, но все только глазели, и никто не думал их останавливать. Какими жестокими порой бывают дети. Когда они разошлись, я помогла ему встать. У него шла кровь, и я отдала свой любимый платок. Белоснежный. Он остался мне от мамы. С тех пор мы всегда были вместе. Заботились друг о друге. Он хранит этот платок как напоминание о том дне, – закончила она.

– Пеппер, – тихо прошептал Генри.

– Да?

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю.

Их лбы соединились, и они улыбнулись.

– Ну, моя очередь, хочешь, я расскажу кое-что о себе? – начал Генри после длительного молчания.

– Хочу, – ответила Пеппер.

Генри утвердительно кивнул и начал: "Сначала небольшая предыстория. Мне неловко об этом говорить, но я никогда не пользовался вниманием со стороны девушек и всегда завидовал таким парням, которые могут запросто общаться с ними, веселить их или соблазнять. Для меня это всю жизнь было настоящим испытанием. Но когда я встретил тебя, все изменилось". Все это время Генри смотрел куда-то вниз, опустив глаза, потому что стеснялся говорить об этом с кем-то бы то ни было, но, заканчивая фразу, поднял голову и встретился взглядом с Пеппер, которая внимательно его слушала. Он продолжил: "Нет, я могу поддержать разговор и даже не выглядеть отсталым, но так, как это делают они, я не умею. Мало того, что я всегда начинаю волноваться, так из головы вылетают все умные мысли, которые там обязаны быть. И мне остается отыскивать в пустоте своего мозга невнятные обрывки фраз, которые похоронят мои шансы на успех под веселые мелодии Брамса". Пеппер хихикнула. "Но я не об этом, это для того, чтобы ты меня поняла. Хочу рассказать случай, который никак не уходит из моей головы, может быть, рассказав о нем, меня перестанет мучить совесть. Это случилось в выпускном классе старшей школы. Занятия закончились, и мы небольшой группой шли на автобусную остановку. Я шел с одной девушкой вдвоем на несколько метров впереди остальных. Она взяла меня под руку, что заставило меня сильно волноваться, ведь близость с противоположным полом вызывала у меня панику. Наверное, я покраснел, но либо она не заметила, либо не придала этому значения. Действительно, почему парень в свои 16 лет должен смущаться прогулки с девушкой? Мы о чем-то болтали, вернее, я пытался найти нужную тему. Задача была не из легких: в то же самое время я старался не подавать виду, что ужасно волнуюсь. Со стороны мы, должно быть, выглядели парой, и отставшие от нас одноклассники несколько раз выкрикнули какие-то фразы, смыслом своим похожие на “жених и невеста”. Это, несомненно, только усилило мое волнение.

– Они так и правда подумают, что мы вместе, – сказала староста.

– Тогда мы будем обязаны поцеловаться, – ответил я. Она улыбнулась. Зачем я это ляпнул, не представляю.

Мои ладони были мокрыми, сердце было готово вырваться из груди. Зрачки бегали из стороны в сторону, но внешне я выглядел вполне уверенно. А, вот еще что, забыл сказать. В то время я ни разу в жизни не целовался. Каким-то чудом мы дошли до остановки, хотя наш путь, казалось, длился целую вечность. Мы остановились, она смотрела на меня, а я смотрел на нее. В моей голове звучала моя фраза насчет поцелуя. Возможно, она ждала, что я это сделаю. Возможно, она хотела, чтобы я это сделал. Этого я уже никогда не узнаю. В тот момент мне было так страшно и одиноко, словно я намеревался прыгнуть в воды бушующего океана, не умея плавать. И я не прыгнул.

– Ну, тогда до завтра? – все, что я смог вымолвить.

– Да, до завтра, – сказала она.

Я сел на первый автобус и скрылся, больше мы к этой теме не возвращались". Вот такой позор, который почему-то вцепился в меня и не отпускает.

– И всего-то? Я сначала подумала, что ты убил кого-то, – засмеялась Пеппер, – Не волнуйся, сейчас ты совсем не такой, хотя я не говорю, что быть столь стеснительным и трусливым – плохо, но я про то, что ты вовсе не трус. Не знаю, что должно было произойти, чтобы ты изменился, но ночью все было прекрасно, да и не только ночью. Поэтому мне трудно сопоставить образ трусливого мальчика с тем, какой ты сейчас. И ничего позорного в этом нет, мы взрослеем, меняемся, и все проходят через это. Кто-то раньше, а кто-то позже, – Пеппер прижалась к его плечу.

Генри провел рукой по ее щеке, завел волосы за ушко, повернул ее лицо в свою сторону и поцеловал. Их губы были соединены короткое мгновение. Сердца начинали биться чаще. А счастье пронизывало каждый сантиметр их молодых тел.

Вечером Генри пригласил Пеппер в хороший ресторан. На улице быстро стемнело. Они сидели возле окна и могли видеть, как за стеклом горели огни, проносились люди, приезжали и уезжали такси. Официант принес вино и налил его в бокалы, затем забрал освободившуюся посуду. Пеппер пригубила напиток и многозначительно посмотрела на Генри, явно намереваясь начать разговор.

– Расскажи о себе, откуда ты родом, где учился, вырос, хочу знать о тебе все, все, все, – начала она.

Генри взял свой бокал в правую руку и тоже сделал глоток.

– Родился я в Японии. Родители эмигрировали в Америку, когда мне было около четырех. Даже в начальную школу не успел пойти³. Здесь я и вырос, окончил школу и университет…

– И встретил меня, – перебила его улыбающаяся Пеппер.

– Да, и встретил тебя, – ответил Генри, глядя в ее чистые, большие глаза.

– Имя у тебя не Японское. Скучаешь по родине?

– Не особо, моя родина здесь. А что насчет имени, я не спрашивал у родителей, как они его выбирали. Имя как имя.

– На каком языке ты думаешь?

– На английском, естественно, а что?

– Родина там, где говорят на языке, на котором ты думаешь.

– Японию я мало помню, собственно, как и родителей, – он сделал еще один глоток вина и посмотрел в окно.

Пеппер положила свою руку на стол поверх его руки и аккуратно сжала, давая понять, что он не один.

– Пойдем, отведу тебя в свое тайное место, – он достал кошелек, положил несколько бумажек на стол и, не отпуская ее руки, повел к выходу.

Уже было совсем темно, но их это ничуть не заботило. Сначала они были увлечены беседой, затем игрой в салки, они смеялись и флиртовали, и им обоим это нравилось. Так они прошли несколько кварталов и приблизились к семиэтажному зданию. На первом этаже находился ресторан итальянской кухни, в котором работали мексиканцы, притворяющиеся итальянцами.

– Мы пришли? – спросила Пеппер.

– Почти, надо обойти.

Они зашли в переулок и обошли здание, подойдя к заднему выходу. Он вел на кухню ресторана. Генри постучал несколько раз, дверь открыл невысокий мужчина с пухлыми губами и добрым взглядом. Он был в белой форме, которую носят все работники кухни.

– Привет, Джесси, мы поднимемся?

– Генри, куда пропал, друг, я уж начал скучать, конечно, заходите.

Генри сунул ему купюру и повел Пеппер прямо через кухню. Никогда она еще не была в «святая-святых» любого ресторана – кухне. Перед ее глазами раскинулись несколько рядов столов, плит, вытяжек и всех необходимых приборов. Люди сновали туда и сюда, но каждый точно знал свое дело. Кто-то жарил стейки, рассказывая молодому мальчику о разных степенях прожарки. Кто-то варил лобстеров, кто-то готовил пасту. Две женщины, видимо, отвечали за салаты. Мужчина, похожий на гангстера, посыпал первоклассное пирожное шоколадной стружкой. Тарелки с разнообразной пищей проносились перед ними с удивительной скоростью. Как жаль, что ей нельзя задержаться здесь на более длительное время, чтобы насладиться великолепным зрелищем мастеров кулинарного мира. Они вышли из кухни и оказались в просторном коридоре. В нескольких шагах находился грузовой лифт.

– Нам сюда, – указал Генри.

Он отодвинул металлическую решетку и пропустил Пеппер вперед. Они зашли в лифт, внутри он был весь потертым. «Им пользуются рабочие», – объяснил Генри. Пеппер встала в дальний угол, он закрыл металлическую решетку и нажал кнопку. Лифт слегка заскрипел и двинулся вверх. Генри смотрел на Пеппер, а ее взгляд был устремлен на него. Странно, еще утром она не знала, чем закончится ее день. Как часто люди борются с искушением? Он хотел впиться в ее нежные губы. Все, чего хотела она – чтобы он сделал шаг и поцеловал ее. Лифт подозрительно дернулся и остановился. Генри отодвинул решетку, и свежий воздух ворвался в тесное помещение. Он сделал шаг на крышу, повернулся к ней и протянул руку. В его глазах она увидела сожаление, не сожаление о том, что сейчас они вместе, он словно извинялся за то, что не решился ее поцеловать. Она взяла его руку, но споткнулась о порог лифта и повисла на Генри. Подняв голову вверх и глядя на него, она улыбнулась. Он так и держал ее.

– Обожаю крыши, – сказала Пеппер, отпуская плечи Генри.

– Правда?

– Даа, с детства выбиралась на них втайне от взрослых. Здесь так уютно, и нет никого, хорошее место, чтобы привести мысли в порядок.

– Да, – Генри уставился на Пеппер.

– Что? – привела она его в чувства.

– Ничего, прости, просто ты очень красивая, и я засмотрелся.

– И завис, – засмеялась она.

Он тоже засмеялся. После чего сделал несколько шагов к ней и страстно поцеловал. Звуки города заглушались, ветер насвистывал свою мелодию. Это был один из лучших дней, проведенных вместе.

Полеты на Марс

«И вот оно – блаженство. Растекается молочком по телу, покалыванием на кончиках пальцев, ознобом. Теперь мне будет хорошо»

Генри открыл дверь своей квартиры, зашел внутрь, разделся и залез в душ. Живот все еще болел после удара проповедника, но мысли были чисты.

Он улыбнулся и вспомнил первый раз, когда в его крови стал растворяться наркотик. В тот момент он сидел в неудобном кресле в какой-то комнате. Выдавив содержимое шприца, он закрыл глаза и откинулся на спинку.

Генри очнулся посреди огромной пустыни. В ней не песок, а засохшая и потрескавшаяся земля цвета глины, ровная как обеденный стол. Она раскинулась на километры во все направления, и ничего вокруг. Он стоит посреди пустыни в лучах черного солнца. Не слышно ни звука. Он пробует что-нибудь сказать, но голос его подводит, тишина не нарушена. Генри тянет руку, пытаясь схватить время и заставить его остановиться, но оно просачивается сквозь пальцы и падает в темную бездну. Он падает вслед за ним. Вход за его спиной затягивает холодная пустота. Пути назад больше нет. А мимо него проносятся секунды, минуты, часы. Они пролетают мимо так быстро, что он не успевает разглядеть их значения. Глаза не могут привыкнуть к этой тьме. Генри перестает различать что-либо вокруг. Слышит крик впереди. Начинает царапать глаза, пытаясь заставить их видеть. Кровь, вытекающая из них, не может согреть своим теплом. И он кричит что есть сил, но не от боли, а потому что хочет услышать свой голос, но не слышит. Лишь темнота вокруг. И он падает в эту бездну, всем сердцем желая, чтобы она оказалась не вечной.

Генри смыл шампунь с головы, закрыл воду и засмеялся.

– Черт, я так долго искал свою смерть, что уже и забыл, что значит жить. Прости меня, Пеппер, я зря тратил время. Мое драгоценное время, а мог столько всего сделать, – Генри огорченно вздохнул, но не переставал улыбаться.

Он побрился и стал собираться. Сегодня ровно год, как ее не стало. Генри оделся и отправился проведать Пеппер.

Финал

«А в самом ядре – начало, корень всего, точка отсчета, неприкосновения»

Генри добрался до кладбища и прошел сквозь железные ворота. Но, не успев сделать и десятка шагов, остановился. Шок парализовал и сковал его движения. Дыхание на секунду сбилось, но Генри быстро подавил этот порыв слабости. Он увидел Уилла, стоящего возле могилы Пеппер. Гнев начал заполнять все естество Генри, беря под контроль тело и разум. Он сорвался с места и понесся к находящемуся в таком же недоумении Уиллу. Тот хотел что-то сказать и даже открыл рот для этого, но был сбит резким ударом, словно попал под машину – Генри врезался в него всем весом, повалив на землю. Они сделали несколько кульбитов, сместившись в сторону от могилы Пеппер. От куртки, в которой находился Уилл, отлетело несколько верхних пуговиц. Генри оказался сверху и начал яростно наносить удары по лицу. С каждой секундой силы покидали Уилла. Собрав всю свою волю в кулак, он подтянул Генри к себе за грудки, ограничив возможность наносить удары, и перевернулся вместе с ним. Теперь Уилл был сверху и стал отвечать Генри тем же самым. Второй, третий, четвертый удар прямо по челюсти Генри. Уилл сделал еще несколько ударов. Генри лежал, опустив руки, и практически не двигался. Уилл поднял руку для нанесения удара, который мог стать последним, но внезапно взгляд его упал на аккуратное надгробие Пеппер. Вдруг он увидел ее перед собой. Она развела руки в стороны и шла к нему, намереваясь обнять. Выстрел. Уши заложило пронзительным писком. Уилл почувствовал жгучую боль в груди. Пеппер растворилась в воздухе, превращаясь в дым – то был дым, исходящий из дула пистолета, который держал Генри.

– Прости меня, Пеппер, – прошептал Уилл и рухнул набок. Кровь вытекала из его груди, а глаза становились стеклянными.

Именно ту самую первую ночь вместе с Пеппер Генри будет вспоминать, лежа на земле и истекая кровью. Он не будет слышать полицейского, кричавшего ему не двигаться, не будет слышать звуки полицейских сирен. Он будет улыбаться. В его руке будет тот самый пистолет, который он купил на следующий день после ее смерти. В нем не будет хватать одной пули. Рядом будет лежать единственный человек, который мог его понять, единственный человек, который был так же дорог Пеппер. Генри будет улыбаться.

* * *

Наступил вечер пятницы. Старик молча сидел за столом, слушая звуки бушующего океана и крики чаек. Перед ним стояла чашка с крепко заваренным чаем. Пар поднимался над ней и исчезал в воздухе. Ничего не изменилось в этом тихом месте: тот же берег Австралии, тот же стол и все тот же старик, всматривающийся в небо. Пошел дождь, явившийся из неоткуда. Рядом со стариком стоял еще один стул, занять который было уже некому.

Примечания

1

Сэр Ге́нри Ра́йдер Ха́ггард (22 июня 1856 года – 14 мая 1925 года) – английский писатель, юрист и специалист по агрономии и почвоведению; классик мировой приключенческой литературы, наряду с Артуром Конан Дойлем считается основоположником жанра «затерянные миры». Рыцарь-Командор ордена Британской империи (1912).

(обратно)

2

Провинциальный город в Новом Южном Уэльсе, Австралия. Расположен в 90 км от Канберры и 195 км от Сиднея по шоссе Хьюма, на высоте 690 метров над уровнем моря. Население составляет около 25 тыс. человек.

(обратно)

3

Начальный этап школьного обучения в Японии, где принята система «шесть-три-три» (шесть лет начальной школы, три года средней школы первой ступени и три года повышенной средней школы, в которой школьники готовятся к поступлению в университет).

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***