Мы 1990 №11-12 [журнал «Мы»] (pdf) читать онлайн

1 12/90
-

ISSN 0 2 3 6 -3 2 8 3

лавный редактор
еннадий БУДНИКОВ

редакционная коллегия:
Сергей АБРАМОВ
Игорь ВАСИЛЬЕВ

(ответственный секретарь)
Альберт ЛИХАНОВ
Дмитрий МАМЛЕЕВ
Георгий ПРЯХИН
Григорий ТЕРЗИБАШЬЯНЦ

(заместитель главного редактора)

11 - 12/90

Главный художник
Валерий КРАСНОВСКИЙ
Художественный редактор
Елена СОКОВА
Технический редактор
I Ольга ЛАЗАРЕВА
Ка и. й странице обложки
фот<
Игоря Г р
А
© "МЫ
Издательст.
Т/>.
Советского детеког'.
имени В. И. Л енин i
Адрес: 101963. Москм ,
Армянский переулок. 11
Телефон: 923-66-61
Отпечатано в типографии
A/О Прннт-Юхтиёт
СоииипринтФинляндии
при носредничестве
В/О "Внешторгизда'1
С jeiio в набор 12.10.90 г.
П о. чсано в печать 03.11.90 г.
Г1
нами легко может произойти раз­
молвка”.
”Но мы же условились - не ссо­
риться, и я твердо решил, что так
и будет”.
”Я тоже, Петер, но отец думал,
что у нас все по-другому, что мы
просто товарищи. А по-твоему,
этого уже не может быть?”
’’По-моему, может. А по-тво­
ему?”
”И по-моему, тоже. Я сказала
отцу, что доверяю тебе. И я понастоящему доверяю тебе, Петер,
полностью доверяю, как папе, и я
считаю, что ты достоин доверия,
правда?”
’’Надеюсь”. (Тут он покраснел и
смутился.)
”Я в тебя верю, верю, что у тебя
хороший характер, что ты в жизни
многого добьешься”.
Мы говорили еще о многом
другом, потом я сказала:
’’Когда мы отсюда выйдем, те­
бе, наверно, и дела до меня не бу­
дет, правда?”
Он весь вспыхнул: ’’Нет, не­
26

правда, Анна! Ты не смеешь так
обо мне думать!”
Тут меня позвали...
В понедельник Петер рассказал
мне, что отец и с ним говорил.
’’Твой отец считает, что из то­
варищеских отношений может
вырасти влюбленность, но я ему
сказал, что он может на нас по­
ложиться”.
Теперь папа хочет, чтобы я
меньше ходила по вечерам наверх,
но я на зто не согласна. И не толь­
ко потому, что я люблю бывать у
Петера, - я объяснила отцу, что
доверяю Петеру. Да, я ему дове­
ряю и хочу доказать это. А как же
доказать, если я из недоверия буду
сидеть внизу?
Нет. пойду к нему наверх!
Между тем драма с Дусселем
кончилась. В субботу, за ужином,
он произнес красивую, тщательно
обдуманную речь по-голландски.
Наверное, Дуссель весь день го­
товил этот ’’урок”. Его деш рож­
дения мы отпраздновали в воскре­
сенье, очень тихо. От нас он
получил бутылку вина урожая 1919
года, от ван Даанов (теперь они
уже могли сделать ему подарок!)
он получил банку пикулей и паке­
тик бритвенных лезвий, от Кралера - лимонный джем, от Мип книгу и от Элли - горшок цветов.
Он всем нам выдал по вареному
яйцу.
Анна.

Четверг, 25 мая 1944 г.
Милая Китти!
Каждый день что-нибудь случа­
ется! Сегодня утром арестовали
нашего славного зеленщика - он
прятал у себя в доме двух евреев.
Для нас это тяжелый удар, и не
только потому, что эти евреи сто­
ят на краю гибели: нам страшно за

этого бедного человека.
Высадка союзников идет отлич­
Весь мир сошел с ума. Поря­ но, несмотря на дрянную погоду,
дочных людей отправляют в конц­ страшные штормы и ливни в от­
лагеря, в тюрьмы, в одиночки, а крытом море.
над старыми и молодыми, над бо­
Черчилль, Смэтс, Эйзенхауэр и
гатыми и бедными измываются Арнольд вчера посетили фран­
подонки. Одни попадаются на цузские деревни, которые заняты
том, что покупали на черном рын­ и освобождены англичанами.
ке, другие - на том, что скрывали Черчилль прибыл на торпедном
евреев или подпольщиков. Никто катере, который обстреляли с бе­
не знает, что его ждет завтра. И рега. У этого человека, как у мно­
для нас арест зеленщика - тяжелая гих мужчин, совсем нет чувства
потеря. Наши девушки не могут, страха! Даже завидно!
да и не должны сами таскать кар­
Отсюда, из нашего убежища,
тошку, и нам остается только од­ никак нельзя разобрать, какое на­
но - есть поменьше. Как нам это строение в Нидерландах, никак не
удается - я тебе напишу, во всяком раскусить. Безусловно, люди рады,
случае - удовольствие слабое. Ма­ что ’’инертная” Англия наконец
ма говорит, что по утрам никакого взялась за дело. Надо бы хоро­
завтрака не будет, за обедом-хлеб шенько встряхнуть каждого, кто
и каша, вечером —жареная кар­ свысока смотрит на англичан, ру­
тошка, иногда - раза два в неделю гает английское правительство
салат или немного овощей и боль­ ’’старыми барами”, называет Анг­
ше ничего. Значит, придется по­ лию трусливой и вместе с тем не­
голодать, но все не так страшно, навидит немцев. Может быть, ес­
как если бы нас обнаружили.
ли этих людей потрясти, их запу­
Анна. танные мозги снова встанут на
место!
Милая Китти!
Анна.
Прошел мой день рождения.
Мне исполнилось пятнадцать лет.
П ят ница, 21 ию ля 1944 г.
Получила довольно много подар­
Милая Китти!
ков: пять томов истории искусства
Опять проснулась надежда,
Шпрингера, гарнитур белья, два опять наконец все хорошо! Да еще
пояса, носовой платок, две бутыл­ как хорошо! Невероятное извес­
ки кефира, банку джема, пряник, тие! На Гитлера совершено поку­
учебник ботаники —от мамы с па­ шение, и не каким-нибудь ’’ев­
пой, браслет от Марго, еще одну рейским коммунистом” или ’’анг­
книжку от ван Даанов, коробку лийским капиталистом”, нет, это
биомальца от Дусселя, всякие сла­ сделал генерал благородных не­
дости и тетрадки от Мип и Элли мецких кровей, граф, да к тому же
и - самое лучшее - книгу ’’Мария- и молодой! ’’Небесное прови­
Тереза” и три ломтика настоящего дение” спасло фюреру жизнь, и, к
сыра от Кралера. Петер подарил сожалению, к великому сожа­
мне чудесный букетик роз, бедный лению, он отделался царапинами
мальчик так старался что-нибудь и пустячными ожогами. Убито не­
для меня раздобыть, но ничего не сколько офицеров и генералов из
нашел.
его свиты, другие ранены. Винов27

ник расстрелян. Вот доказа­
тельство, что многие генералы и
офицеры сыты войной по горло и
с наслаждением отправили бы
Гитлера в тартарары. Они стре­
мятся основать после смерти Гит­
лера военную диктатуру, потом
заключить мир с союзниками, сно­
ва вооружиться и через двадцать
лет опять начать войну. А может
быть, провидение нарочно не­
множко задержало уничтожение
Гитлера, потому что для союзни­
ков гораздо удобнее и выгоднее,
если ’’чистокровные” германцы
передерутся между собой и
уничтожат друг дружку, тогда рус­
ским и англичанам останется
меньше работы и они тем скорее
смогут начать отстраивать свои
города. Но пока что до этого не
дошло, и я не хочу предвосхищать
блистательное будущее. Но ты,
наверное, поняла, что все, о чем я
рассказываю, - трезвые факты,
они обеими ногами стоят на ре­
альной почве. В виде исключения
я тут ничего не приплетаю про
’’возвышенные идеалы”.
Кроме того, Гитлер был так
любезен, что сообщил своему
любимому и преданному народу о
том, что с сегодняшнего дня все
военные подчинены гестапо и что
каждый солдат, узнавший, что его
командир принимал участие в
’’подлом и низком покушении”,
может без дальнейших околичнос­
тей пристрелить его.
Вот это будет история! У Ганса
Дампфа заболели ноги от беготни,
его командир на него наорал. Ганс
хватает винтовку, кричит: ”Ты
хотел убить фюрера, вот тебе за
это!” Залп - и высокомерный ко­
мандир, осмелившийся кричать на
бедного солдатика, перешел в веч­
ную жизнь (или в вечную смерть 28

как это говорится?). Дойдет до
того, что господа офицеры со
страху наделают в штаны и будут
бояться даже пикнуть перед сол­
датами.
Ты поняла или я опять набол­
тала бог весть что? Ничего не
поделаешь, я слишком счастлива,
чтобы писать связно, при одной
мысли, что в октябре я снова сяду
за парту! О-ля-ля, да я сама только
что писала: ”Не хочу предвосхи­
щать будущее'” Не сердись, не зря
же меня называют ’’клубок про­
тиворечий”!
Анна.
Вторник, 1 августа 1944 г.
Милая Китти!
’’Клубок противоречий”! Это
последняя фраза последнего пись­
ма, и с нее начинаю сегодня. ’’Клу­
бок противоречий” - ты можешь
объяснить мне, что это значит?
Что значит ’’противоречие”? Как
многие другие слова, и это слово
имеет двойной смысл: противо­
речие кому-нибудь и противо­
речие внутреннее.
Первый смысл обычно означа­
ет: ”не признавать мнения других
людей, считать, что ты лучше всех
все знаешь, всегда оставлять за
собой последнее слово”, - в об­
щем, все те неприятные качества,
которые приписывают мне. А вто­
рое никому не известно, это - лич­
ная тайна.
Однажды я тебе рассказывала,
что у меня, в сущности, не одна
душа, а две. В одной таится моя
необузданная веселость, ирони­
ческое отношение ко всему, жиз­
нерадостность и главное мое
свойство - ко всему относиться
легко. Под этим я понимаю вот
что: не придавать значения флир­
ту, поцелую, объятию, двусмыс-

29

ленной шутке. И эта душа во мне
всегда наготове, она вытесняет
другую, более прекрасную, чистую
и глубокую. Но ту, хорошую сто­
рону Анны никто не знает, потому
так мало людей меня терпит.
Да, конечно, я веселый клоун на
один вечер, а потом целый месяц
никому не нужна. Совсем как для
серьезных
людей
любовный
фильм: просто развлечение, отдых
на часок, то, что сразу забываешь,
ни хорошее, ни плохое. Мне не­
много неприятно рассказывать те­
бе это, но почему не сказать, раз
это правда? Моя легкомысленная,
поверхностная душа всегда одо­
левает ту, глубокую, побеждает ее.
Ты не представляешь себе, как
часто я пыталась отодвинуть, па­
рализовать, скрыть эту Анну, ко­
торая в конце концов составляет
только половину того, что зовется
Анной, но ничего не выходит, и я
знаю почему.
Я боюсь, что все, кто меня знает
такой, какой я всегда бываю, вдруг
обнаружат, что у меня есть и дру­
гая сторона, гораздо лучше, гораз­
до добрее. Я боюсь, что надо мной
станут насмехаться, назовут меня
смешной и сентиментальной, не
примут меня всерьез. Я привыкла,
что ко мне относятся несерьезно,
но к этому привыкла только ’’лег­
кая” Анна, она может это вынести,
а другая, ’’серьезная”, слишком для
этого слаба. И если я когда-нибудь
насильно вытаскиваю ’’хорошую”
Анну на сцену, она съеживается,
как растение ’’не-тронь-меня”, и
как только ей надо заговорить, она
выпускает вместо себя Анну N 1 и
исчезает, прежде чем я успеваю
опомниться.
И выходит, что та, ’’милая” Ан­
на никогда не появляется на лю­
дях, но когда я одна, она главенс­

30

твует. Я точно знаю, какой мне
хочется быть, какая я есть... в душе,
но, к сожалению, я такая только
для себя самой. И, может быть нет, даже наверняка, - это причи­
на, почему я считаю, что я по на­
туре глубокая и скрытная, а дру­
гие - что я общительная и поверх­
ностная. Внутри мне всегда
указывает путь та, ’’чистая” и ’’хо­
рошая” Анна, а внешне я просто
веселач козочка-попрыгунья.
И, как я уже говорила, я все
чувствую не так, как говорю дру­
гим, поэтому обо мне и создалось
мнение, что я бегаю за мальчиш­
ками, флиртую, всюду сую свой
нос, зачитываюсь романами. И I
’’веселая” Анна над этим смеется, ]
дерзит, равнодушно пожимает I
плечами, делает вид, что ее это |
вовсе не касается. Но - увы! Та,
другая, ’’тихая” Анна думает со­
всем иначе. И так как я с гобой
абсолютно честна, то признаюсь:
мне очень жаль, что я прилагаю
неимоверные усилия, чтобы изме­
нить себя, стать другой, но каждый
раз мне приходится бороться с
тем, что сильнее меня.
И все во мне плачет: "Видишь,
вот что вышло: у тебя дурная ре- v
путация, вокруг - насмешливые
или огорченные лица, людям ты
несимпатична - а все из-за того,
что ты не слушаешь советов своего
лучшего ”я”. Ах, я бы и слушалась,
но ничего не выходит: стоит мне i
стать серьезной и тихой, как все
думают, что это притворство, и i
мне приходится спасаться шуткой.
Я уж не говорю о своей семье, они
сразу начинают подозревать, что я
заболела, дают пилюли от голов­
ной боли, от нервов, щупают пульс
и лоб - уж нет ли у меня жара,
спрашивают, действовал ли желу­
док, а потом порицают меня за

^

-

S -лэ rr

-C--’^ ^ 7'*/,» r<

а? 1 р о сШ сЭ № » ^ 'В Й й е р ^ж.и1^Й¥.‘ |Кбг^)Га кеьЗя«^#ак ггрист^
ют Я 1)?чин;.'К1 по- ^сгтдятнемутсайт Ъи-i. ЙЧ4 ТЬ лугом мне ётаД^чйдся
г]" бтнч., и юхд . 1 я .ш^во'р. -шв^ю
к'%?рЫц надананку. пжошмфаруж)
\а хо^оди'1У1--вн^.т-оь^ начинаю дал
кань средства **- ста *'* ■ осой, -к?8

■ в а ё т е я ^ -\* > 3 ? £ 1 Ж * Г: ,’ Ъ J W
; /

li

M ^ -Ш

Й О Щ р М Щ а
*& **
I £
; ■* < > ' /
Зеленая юиавдия^иап^ла н а ;?,убе^и 1це”, арестовала
скрывалрД, вместе
ййсстс с KpHjieoojvi
Коопхойсом, нуяезла 9
всех, что самЗжрывалря,
c.paAeoojvi и И
в чег йцкие щ Ф
лландр ме
te кот
иштандс:
кот, parepip
л&герк *£ I1
- '
^ ijfi
Ср«5йи ртЙрых
емапо р: Згромилй^’убежии?^”.1
зд, омил ”убез шще’ Cpeju
ртДрт кнйг, журналов и
газет,.брои рлпых
как 'опале
Мин ■й‘ Г1,'
г&лйЯЯг
1
~к" .’'7*'"
”' ' , 1'1.шли дневник Анны, т£
их страниц, не "лтере*
интересных
Чч
?«s
ф о йе нес, oj.mcmx
ух ■
*■. га^елиуидневнввс^шт
Ь
ист^.х
л р ? ; ; ', р у ' а
напечатан полно!
■'‘ернуЛсжт.с гтько гйгед Алны-jKijMjep и*?
№ всех г р! .lfi^BiiiipdCH
.вайиг-пся вернула
Koon^ofie выйл с.слй' J1' пвйкеетво
' ~
лишений в голландских*лагерях я?
вотврафЛ^/ккиг %иим ^ОДьям.
.. J J : * Т £ Ы»у
'
i кглнлагере Бергг-т-ЬельзеЙ! за
Ачлл умерла г марте 3945 тога-----два меняла то осво^ждения Голландии;
, *
№
У
Ш В У
S '- - - и ? ? ^гП’
1
5* ‘
N
/ ’Ч- I

31

ПРОБА ПЕРА

Динара
СЕЛИВЕРСТОВА,
19 пет
Москва

В СЕРОЙ
ДЫМКЕ

Я - обрученная кольцами дыма,
Я - обрученная тучами чада
С городом, с этим трагическим мимом,
С этим безумным исчадием ада,
С этим безумцем, счастливым и жалким.
Я - его жизнь, им самим порожденная,
Я - его жрица, жена и служанка,
С ним обрученная, им обреченная
На кандалы - ведь они освященные
Вечным обрядом слепого венчанья, И на любовь, что зовут разделенною,
Если взаимное будет отчаянье.

В серой дымке д о дна растворяется небо.
Мне не видно отсюда ни рельсов, ни шпал.
А уход, возвращение - все это небыль.
Все забудет лишь тот, кто когда-то все знал.
Но опять пролетят поезда, замирая
Тихим гулом вдали, тихой болью в груди,
О себе мне, наверное, напоминая,
Но оставшись уже далеко позади.
Как снотворное воздух застывший г, паю.
Лишь бы только не спутать часы и года
И не слышать, как где-то вдали пролетают
Поезда, на земле не оставив следа.

Ты щелкнул зажигалкой, затянулся Чуть дрогнул золотистый уголек.
Тебе казалось, будто ты споткнулся,
Ты проиграл - ты, опытный игрок.
Игра - сплошная линия без фронта,
Внезапность, безысходность - все тогда,
Когда ты вдруг, дойдя д о горизонта,
Почувствовал, что сзади пустота,
Когда ты вдруг заметил, что дорога,
Что мостовая - мостик в никуда,
А те, кого с тобою было много Они ушли, исчезли без следа.
Кружилось солнце - брошенная прялка.
Нам ни о чем не надо говорить.
Ты усмехнулся, щелкнул зажигалкой.
Ты прав. Я рядом. Дай мне закурить.

32

(

Игорь ЛИНЧЕЗСКИЙ

У НАС НА ДДЧЕ
РАССКАЗ
М ы на д а ч е часто играем в ’’ка р то ш к у ” . Э т о игра такая. К а к
волейбол. Т о л ько кто о ш и б ается - са д и тс я в центр круга и по
нем у м ячом в се стараю тся врезать. Н е так, конечно, ч то б ы вы л
от боли, но чтоб чувствовал и играл ка к следует. М ы в ’’к а р т о ш к у ”
в се гд а втроем играем - я, Б о р ь к а и Катька.
К о гд а ребята приш ли, я о г о р о д поливал. У Б о р ь к и мяч в руках.
Г оворит:
- К К у тузо в ы м н о в ы е д а ч н и к и приехали. С д е в ч о н к о й . П о ш л и
зн а ко м и ть ся ? На ’’к а р то ш к е ” ее испы таем .
- К онечно, - говор ю . - О чем р е ч ь? - и л е й ку с р а з у б р о си л .
Катька говорит:
- Н аконец-то хоть о д и н чел о век р я д о м будет. Н а д о е л и в ы м не
х у ж е го р ь к о й р е д ь к и . Я в ш ко л е с м а л ьч и ш ка м и в о о б щ е не
разговар и ваю , а в а с тер п л ю из-за скуки . Н о теперь, к о гд а эта
д е в о ч к а з д е с ь , я в а с терпеть не нам ерена и м учать ее не д а м !
Б о р ь к а и спугался, что р а звл ечен и е п ропадет.
- Я тр еп лю сь, - говорит. - Я с ней с а м п о д р у ж и ть ся хотел. В с ю
ж и з н ь такую встретить мечтал.
Катька с п о д о зр е н и е м п осм отр ел а на него.
- В р е ш ь ты все, Б о р и сю га , - говорит. - Я тебя н а ск в о зь виж у.
- Д а не! — говор и т Б орька. — П о-честном у. Х о ч е ш ь в к р а п и в у
встану?
1
О ч ен ь н адо, — го в о р и т Катька. — В о-п ервы х, ты в б р ю ка х, а
во-вторы х, в се равн о не поверю .
Я ле й ку с зе м л и п о д н я л - почти вся в о д а из нее в ы л и л а с ь
опять к кол он ке беж ать.
- П ош ли хоть п о зн а ко м и м ся , - го в о р и т Б орька.
П р и хо д и м к К утузо в ы м . У них на участке черт-те что творится
- в б е с е д к е пятеро д а ч н и к о в , в с а д у р а ск л а д у ш е к ш тук д е ся ть ,
а н о в е н ьки е п р ям о с о с в о и м д и в а н о м приехали. Д и в а н на
у ч а сто к е щ е не зан если, он п о с р е д и у л и ц ы стоит. А на нем д е ­
вчонка леж ит. Ув и д е л а нас, села.
- Привет, - говорит. - Я д ум а л а , тут н и кого и з н о р м а л ьн ы х
л ю д е й нету, д у м а л а - тут о д н и п ен си о н ер ы . Д а в а й т е п о зн а ко ­
м им ся. М еня Л и лей зовут.
in ~ Б Ул ь д о г ’ ~ г о в о Р ит Б орька . У него в ш к о л е такая кличка бы ла.
Щ еки у него т о л сты е и н о з д р и в и д н ы , д а ж е е сл и не нагибаться.
- Горячева, - п р е д с та в и л а с ь Катька. - Екатерина.
Я то ж е р уку Л и л ь к е пож ал. О на м н е п о н р а в и л а сь - бойкая

33

девчонка. Рука у нее крепкая. Мне бойкие нравятся. Такие, как
Катька.
Мы немного помолчали. Потом Лилька заметила у Борьки мяч
и говорит:
- А во что вы тут играете?
Борька оживился сразу:
- В ’’картошку” , - говорит. - Целыми днями режемся.
- Перестань, - говорит Катька. - Видишь, какая она то­
ненькая?
- В ’картошку” ? - пересгросила Лилька. - Это как?
- Сыграем - научишься, - Борька говорит.
- Перестань, - говорит Катька. Борька на нее не взглянул.
Говорит:
- И учиться нечему. Очень легкая игра.
- Не слушай, - Катька Лильке говорит. - Пойдем, я тебе лучше
пляж покажу.
- На пляже тоже можно играть, - я говорю.
Лилька с дивана вскочила.
- Подождите, - говорит. - Я маму предупрежу.
Как завизжит:
-Мя-мя!!! - у меня уши заложило.
На крыльцо выходит ее мама. Краса-вица-а! Я таких только
на обложках журналов видел. Пробралась мимо раскладушек
к калитке. С нами поздоровалась, осмотрела каждого по от­
дельности.
- Ну, - говорит. - Люди достойные. Можешь идти пог тять.
Лилька сказать ничего не успела. Вот это мама, так мама, я бы
такую маму на десять своих пап не обменял. Не спросила - куда
идем, зачем идем, когда вернемся.
На пляже как всегда все забито. Дети грудные голышом бе­
гают, старички со старушками в складных стульчиках сидят. А
в реке из-за купающихся воды не видно.
- Ничего себе пляжик, - Лилька говорит. - Говорила я маме
- на юг надо ехать.
- А что на юге? - говорит Борька. - На юге черники не поешь.
- А здесь - винограда, - говорит Лилька.
- Почему? - вступился я. - На станции в ларечке, пожалуйста,
рупь двадцать кило...
Разболтались мы, про Катьку совсем забыли. Даже вперед
ушли, а она где-то позади плетется. Уже на другие темы пере­
шли. Про город заговорили. Оказывается, мы с Лилькой в одном
районе живем.
- Надо же, - говорю. - До двенадцати лет дожили, а друг о
друге не знали. Вот ведь бывает!
Борька сразу завидовать начал.
- Подумаешь, - говорит. - Я в одном доме с генерал-лейте­
нантом живу и то молчу, - и тоже на шаг отстал. Мы с Лилькой
вдвоем пошли. А Борька вдвоем с Катькой. Идут сзади, Катька
34

что-то под нос бурчит, Борька поддакивает. Нас обсуждают. Я
иду, делаю вид, что не слышу, временами и правда не слышу.
У Лильки отец, оказывается, водолазом работает - все океаны
под водой исползал. Бывают же у людей отцы - не то что не­
которые. Мой с работы одни таблицы приносит, а у Лильки весь
дом в находках, в раковинах всяких огромных. Лилька говорит,
даже ухо не надо прикладывать - и так слышно, как море шумит.
Иногда, говорит, даже надоедает. Особенно по ночам.
- Знаете что, - Катька сзади громко говорит. - Мне весь день
шататься здесь не светит. Будем в ’’картошку” играть или нет?
- А как же, - Лилька говорит. - Я очень хочу научиться играть
в вашу ’’картошку” .
- Какая же она наша, - злорадно говорит Борькт - Она общая,
- и ухмыляется своими бульдожьими щеками.
- Бросьте, - говорю. - Какая может быть ’’кар _ика” ! Не по
людям же прыгать?
- Зачем по людям? Вот тут местечко хорошее, - Борька го­
ворит и показывает рукой на место, откуда только что дядька
ушел - там два человека вплотную если встанут, едва уместятся.
- Вы правила расскажите, - Лилька просит. Я ей подробно
растолковал, что к чему. Ей понравилось.
- Давайте, - говорит, - начнем.
Кое-как встали в кружок. Только начали играть, Борька ка­
кой-то женщине на руку наступил. Женщина на солнышке спала,
не поняла спросонья, что случилось, вскочила и - тресь меня
сумкой по башке.
-Будешь, - говорит, - знать, как кнопки подкладывать!
Не знаю, что там ей приснилось, - наверное, она учительницей
в младших классах работала.
Лилька за меня заступаться стала.
- Это, - говорит, - не он...
Женщина и Борьке - тресь! У Борьки мяч из рук выкатился
к воде запрыгал. Хорошо, у воды парни стояли, человек шесть’
обрадовались.
’
Г
^ арик! ~ кРичат- _ Чей шарик? - и давай играть в во­
лейбол. С р а м е с т о нашлось - парни здоровые, животы как у
атлантов на Эрмитаже.
1
Мы подошли. Борька говорит:
- Это наш мяч.
- Подключайтесь, - один из парней говорит.
Да что ты мелюзгу привлекаешь,—самый здоровый говорит.
- Посидите, мелюзга, не песочке, - это он нам, сам волосатый
весь, даже пупка не видно.
-Э то мой мяч, - Борька говорит. - Захочу - вообще отниму.
тЯ ~ Г £ ! тебе еГ° Ааст’ мелюзга>- волосатый говорит. - Ну, ладно,
так и быть, мелюзга, подключайтесь. Сыграем в ’’картошку” !
ьорька рядом с ним встал, хитрюга.
- Сыграем, - говорит.
35

Пошла у нас игра. Нас парни будто не замечают. Мы как статуи
стоим. Парни резвятся, друг друга вышибают, особенно воло­
сатый старается - всех вышиб. Делать стало нечего - за нас
принялся. Круг реже стал, Борька точно против волосатого
оказался. Я на Борьку смотрю - побледнел он. Вспомнил, как тот
друзей дубасил.
Волосатый с Лильки решил начать - как дал крученый, я даже
зажмурился. Открываю глаза, смотрю - жива. Волосатый уже в
центре с и д и т -с дружками. Только наша четверка играет. Никто
не рискует по ’’картошке” вделать. Катька, наверно, не хочет в
одиночестве с парнями сидеть, Борька перед Лилькой выпенд­
ривается, а мне от него отставать неохота. Лилька легонько мяч
пальцами - тырк, ловко у нее так получается, - мяч высоко летит,
брать его легко и приятно.
Часа полтора мы играли. Парни возмущаться начали. Больше
всех - волосатый.
-Завязывать пора, - говорит. - Или по нам бейте или кончайте
издеваться.
Лилька чуть встала на цыпочки, как закатит ему по лбу волосатый на песок сел. Мяч от него отскочил прямо Борьке в
руки. Борька его подмышку сунул.
- Мне за молоком надо, - говорит.
Надо, так надо - никто не против. Ушли мы, а парни сидеть
остались. Нам вслед смотрели.
- Хорошая игра, - Лилька по дороге говорит. - Подачу отра­
батывает.
- Так ты волейболистка? - Борька спрашивает.
- Ага, - Лилька говорит.
- Ну и что? Я каратэ занимаюсь, - Катька говорит. - Хочешь
подеремся?
Лилька остановилась.
- Не хочу, - говорит.
- Не хочешь - тогда катись отсюда, - Катька говорит.
Чего на нее наехало - непонятно. Мне бойкие девчонки нра­
вятся, но Катька, по-моему, переборщила. Главное - ни с того,
ни с сего.
- Пожалуйста, - Лилька говорит. - Идемте, ребята. Мы с мамой
блины печь собирались.
- Какие блины! - Катька кричит. - Сперва диван затащите!
- И затащим, - Борька говорит.
- Ну-ну, - Катька в нос говорит. - Я посмотрю.
- Смотри, - говорю. - Если делать нечего.
Катька вдруг - бряк на дорогу и начинает рыдать. Мы с Борь­
кой растерялись, а Лилька говорит:
- Так вы идете к нам на блины? Я жду...
Мы совсем расстроились.
- Что делать будем? - Борька тихо спрашивает.
- Откуда я знаю, - так же тихо ему отвечаю. Катька как села,
36

так и сидит. Всю пыль на дороге слезами искапала. Потом вне­
запно встала, слезы вытерла и говорит как ни в чем не бывало:
- Это я вас проверяла - друзья вы мне или нет.
Мы с Борькой дыхание перевели.
- Ну и как? - Борька спрашивает.
- Так себе, - Катька говорит. Потом к Лильке обращается.
Говорит:
- Я, между прочим, тоже блины люблю.
- Я пошутила, - Лилька говорит. - Какие
быть блины,
когда диван еще не втащили?
Ну и компания!
- Из-за вас я за молоком опоздал, - Борька
аете,
что теперь со мной сделают?
- Представляю, - говорю. - Примерно то же,
огород.
- Ты еще дополиваешь, - Катька говорит. - A e i
кончилось. Борьке хуже будет.
- Ты моего отца не знаешь, - говорю.
- А ты - моего, - Катька мне говорит.
- А ты - моего, - Борька неизвестно кому говорит.
- А мой папа художник, - Лилька говорит. - У нас весь дом в
картинах. Одна вообще обои заменяет - во всю стену и до по­
толка. Мамин портрет.
- Ты же говорила, он у тебя водолаз? - удивляюсь я.
- Действительно, он водолаз, - Лилька говорит, - а заодно и
рисует в свбодное от работы время.
Я не стал уточнять. Рисует - значит нравится человеку.
- Пойдемте ко мне, - предложил Борька. - Вы моим объяс­
ните, почему я за молоком не успел...
- Сам не можешь? - Катька говорит. - У меня дел по горло, а
я к тебе потащусь!
У всех дела нашлись. Лильке надо диван втащить, мне огород
дополивать, у Катьки тоже какие-то дела. Один Борька без дела
остался. Начали выяснять - у кого дела важнее. Девчонки раз­
визжались —слушать противно. Лилька как резанная верещит,
Катька от нее не отстает, Борька молчит, а меня совсем не
слышно. Я схватил с земли палку, как двину по дереву. Отдача
такая, будто самого себя палкой стукнул. Громче девчонок за­
визжал, палку выронил. Девчонки заткнулись, на меня устави­
лись. Я от стыда не знаю куда деться. Борька рухнул на землю,
хохочет, катается и кричит:
-О х, держите меня, я сейчас умру, не могу больше, помогите!
И про молоко некупленное забыл. Я ему напомнил, он ка­
таться перестал, помрачнел.
- Что будет, - говорит.
- Что-что, - говорю, - всыплют по первое число.
- Какие все-таки мальчишки злые, - Катька говорит. - Правда,
37

- Правда, - Лилька говорит.
Подружились, пока вместе визжали.
- Дуры вы, - говорю. Больно уж зло меня разобрало.
- Мы? - удивились.
- Вы, - Борька подтвердил. - Ты и ты, и ты тоже дурак. Я из-за
вашего визга мяч потерял. Он бразильский был. С родины Пеле.
У нас такие не продаются. Хоть в Бразилию теперь едьте, а мяч
чтоб сейчас же тут был.
Огляделись - в самом деле мяч исчез. Как испарился. Хотя
бразильским он, конечно, не пах.
Борька чуть не плачет.
- Мне его дядя двоюродный из Португалии привез, - говорит.
От волнения все перепутал.
Девчонки с дороги сошли, на коленках ползают, траву раз­
двигают. Борька по другой стороне рыщет. Только я ему помочь
хотел, смотрю - по дороге парень идет, бывший волосатый,
теперь в рубашке и джинсах, мяч Борькин на руке подбра­
сывает.
- Вы, - говорит, - мелюзга, шарик посеяли?
- Я, - Борька говорит и к мячу тянется. Парень мяч над головой
поднял.
- Попрыгай вокруг дерева, - говорит, - тогда отдам.
Борька уже прыгать собрался, ноги согнул. Катька кричит:
- Не вздумай! Я сейчас сама с ним побеседую! - Подходит к
парню и в стойку становится. В каратистскую. Тут и Лилька
подошла. У парня от ее резака на лбу отпечаток шнуровки все
еще виден.
- Дарю, - парень быстро так говорит.
Но Катька для острастки провела имитацию ударов. В одну
секунду все болевые точки поразила. Уважаю я таких девчонок.
Побольше бы таких. И чтоб все знакомые были. Я б тогда страха
не знал.
Парень с километр от нас отошел, а все оглядывался. Похоже,
боялся, что мы близко подкрадемся. Торопился, раза три упал
в спешке.
- Знаете что, - Лилька говорит. - Давайте втащим мой диван,
сделаем Катины дела, потом польем огород и пойдем объясним
Борькиным, почему он не купил молоко!
- Мои дела я должна делать лично, - Катька говорит. - На
худой конец с тобой, Лиля. А с ними я дела делать не могу, я их
с трудом выношу.
- Пойдем отсюда, - Борьке говорю. - Бери свой португаль­
ско-бразильский мяч и пойдем.
- Пойдем, - говорит Борька, и мы солдатским шагом, нога в
ногу идем к поселку. Девчонки от нас не отстают. Когда ста­
новится виден диван, они начинают шептаться и Лилька кричит:
- Хорошо! Катя согласна, чтобы ее дела делать вместе!
Мы останавливаемся и ждем, пока они подойдут.
38

- А какие дела? - спрашиЕ аю л у Катьки. - Может, ты сберкассу
граоить хочешь?
- Не хочу, - Катька говорит.
- А что .о1 хочешь? - спрашивает Борька.
- Таин», - Катька i оворит.
- Ты что, больная? Как же мы делать будем, если не знаем что именно?
- Они так всегда, - говорит Катька Лильке
Сперва сами
напросятся, а потом ломаются.
Лилька понимающэ кивает головой. Говори”
- У нас в школе тоже есть один. Я, говс
за тебя
готов хоть в огонь и в воду. Еще во втором
в оопарк
приглашал...
- В меня сразу пятеро влюбились, - Катька пер
t _от
двое и в школе трое.
Мы с Бооькой не выдержали.
- Чего?! - говорим - Чего ты плет_шо?
- Вот видишь, - Катька говорит. - Им доверять нет к
Лилька опять кивает.
- Чего ты киваешь? - говорю. - Слыш иш ь, что ока теб
плетет?
- А ? - Лилька вскрикнула. Будто проснулась. - Я, - говорит,
- маме киваю. Вин она, у диьана стоит.
Смотрим, мама ее у дивана стоит, руками нам машет. Изда­
лека видно - краса-вица-а! Лилька- правда, ее переплюнула.
Подошли поолиже, Л и лы ина мама говорит:
-Д и в а н на участок внести невозможно - некуда ставить. Нам
одна супружеская пара раскладушки свои уступила.. Сами сог­
ласились на диване спать. Надо лиш ь перенести его поближе к
забору - дорогу освободить.
Тут и благородные супруги выходят. Супруг в пенсне и в
строгом черном костюме, а супруга в строгом черном платье с
глухим воротом и тоже в пенсне. Как брат с сестрой. Очень
симпатичные оба.
- Мы спать на раскладушках не привыкли, - супруг говорит
- У нас в городе гарнитур в стиле "ампир”, кровать с балдахином,
а раскладушки скрипят Спиш ь, как в целлофане. У вас софа в
стиле ’’модерн”?
- У нас хорош ий диван, - говорит Лилькина красавица - Мы
бы на нем сами спали, но вы же понимаете - ребенок...
- Д а-да, конечно, - наперебой говорят супруги. - Пусть вас не
затруднит, это мы вам обязаны!
Они поворачиваются и идут в сторону станции. Их шахматные
фигурки долго еше ном видны.
Лилькина мама хохочет и целует всех подряд - ■меня Катьку
один раз Ьорькин мяч поцеловала
- Вот и устроились. - она говорит. - Вот и ладушки! Теперь и
блины можно печь!
39

фото

У
НЕ ЖЕНСКОЕ
ЛИЦО
За те годы, что пришлось за­
ниматься криминальной теуой
иногда кажется, что удивить
или шокировать uew -ний д ь '
трудно. В уголовных делах до­
рой встречается такой, взощреннь садизм, такан жесто­
кость, такой цинизм. Но b o w
читаю: ’’Когда сообщник отре­
зал олову, я поворачивала ее,
чтобы ему было удобнее. За­
тем, увидев на шее крестик,
сняла его и положила в рот тру­
па - бозть чужой крестик
грешно...’’
Это строки из уголовного де­
ла 18-летней соучастницы в
убийстве. Девушка, помогаю-

42

щая при расчленении убитой жертвой стала профессио­
нальная проститутка, которая
слишком много знала о преступ­
лениях, совершенных бандой,
куда входила юная особа, по­
нимала, что брать крэстик грех. А то, что она делала? Как
назвать это? В итоге девушка
оказалась за решеткой, а теперь
в женской колонии. И хотя при­
говор вступил в законную силу,
я не называю ее фамилии, по­
тому что в колонии она оказа­
лась уже не одна, а с крошеч­
ным ребенком. Думаю, что эта
девочка, родившаяся в тюрем­
ной больнице, была для ее мо­
лодой матери чем-то вроде спа­
сательной соломинки. Имея
грудного ребенка, преступница
я°но рассчитывала на снис­
хождение в суде. При опреде­
лении наказания действительно
это обстоятельство было учте­
но. Нс что же в будущем ждет
ее ребенка? Не пойдет ли де­
вочка по стопам матери? А сама
молодая мать - тоже дочь ал­
коголички, которой было до­
статочно подсыпать в рюмку
немного порошка, как она "от­
ключалась” , а в квартире тем
временем происходили ’сход­
ки” бакды, где принимала
участие ее 18-летняя дочь, ныне
осужденная.
К сожалению, в наших ко­
лониях такая
"преемствен­
ность” поколений прослежива­
ется. Но выяснить ее статистику
невозможно. Как, впрочем, и
другую: сколько преступлений
совершено молодыми или не­
совершеннолетними правона­
рушительницами. И происходит
это не потому, что наши право­
охранительные органы скры­

вают эту цифру. Просто такой
статистикой ни:гго никогда не
занимался. По данным МВД
ССС°, можно судить только о
росте преступлений, совер­
шенных несовершеннолетними.
Итак, за 6 месяцев прошлого
года ими было совершено по­
чти 107 тысяч преступлений, что
на 9,7 процента больше, чем за
аналогичный период прошлого
года.
Каковы же разновидности
совершенных юными женщи­
нами преступлений? Если гово­
рить о самой "модной” сейчас
теме - ооганизованной пре­
ступности, то молодые женщи­
ны, конечно, вхсдят в различ­
ные противоправные кланы. Но
женских банд в чистом виде у
нас пока не встречалось, хотя
специалисты по борьбе с пре­
ступностью среди несовер43

порок только в павлиньих перь­
ях - роскошные наряды, доро­
гая косметика и прочие элемен­
ты красивой жизни, забывают,
что если только эти шикарные
особы попадают в зоны, они
возвращаются оттуда совсем
другими. И мне тоже приходи­
лось видеть тех, кто вместо дол­
ларов зарабатывал на вокзалах
рубли, а порой довольствовал­
ся просто стаканом дешевого
портвейна. Спитые, опухшие
лица, огрубевшие руки, озлоб­
ленный взгляд, татуировка. Они
вернулись из колонии, где по­
теряли свое женское лицо. А
может ли быть у преступности
женское лицо?
Мы сейчас много пишем о
гуманизации содержания за­
ключенных, особенно женщин.
Обсуждаем все вопросы со­
держания в неволе, вплоть до
интимных.
Ведь для многие женщин,
особенно молодых, самым
страшным в неволе оказывает­
ся то, что они перестают быть
женщинами. Грубая, одинако­
вая одежда, хождение строем, i
плохая еда - все это действует
и на женскую психику, и на
женскую внешность. Но самое
страшное, по утверждению
многих колонисток, - это отсут­
ствие внимания со стороны про­
тивоположного пола. Да и от­
сутствие, естественно, пред­
ставителей этого пола вообще.
И тогда начинаются извра­
щения. И если раньше лесби­
янки в женских колониях сты­
дились своих наклонностей, то
сейчас они занимаются этим от­
кровенно, заявляя: уж если
мужской гомосексуализм у нас
сейчас практически ненаказу-

шеннолетних утверждают, что в
Казани
стали
появляться
именно девичьи "разбойничьи"
стаи. К чисто женским видам
преступлений относятся раз­
бои, мошенничества, кражи,
"наводки" на богатого клиента
или квартиру. Многие валютные
проститутки используют пси­
хотропные средства, добавляя
их незаметно в спиртное, затем
беззастенчиво грабят своих
одурманенных клиентов. И, по­
павшись на этом, могут полу­
чить солидный срок как граби­
тельницы, в то время как их ос­
новной вид занятий - прости­
туция, - несмотря на весь шум
вокруг этой проблемы, не про­
сто уголовно не наказуем, но и
в среде юных особ считается
чуть ли не престижной профес­
сией.
Те девушки, которые видят
44

ем, то что же можно вменить
им? А ведь в первую очередь
все извращения влияют на пси­
хику. Выйдут такие искале­
ченные морально еще молодые
женщины на свободу - и что
дальше? Только в прошлом го­
ду в колониях для несовершен­
нолетних отбывали наказания
^около полутора тысяч девушек,
В небольшом по объему дагериале трудно предложить
какой-либо выход из создав­
шегося положения. Да и цели у
меня совсем другие. Говоря о
гуманизации содержания в
местах лишения свободы, не
стоит забывать, что там есть
женщины, совершившие тя г­
чайшие преступления, по сво1ёй‘
жестокости и изощренности не
поддающиеся никаким объяс­
нениям.
Жутко было читать о случае
каннибализма. Но куда страш­
нее то, что двумя пособницами
современного каннибала были
две женщины - близкие подру­
ги людоеда. Они поочередно
принимали участие в том, что
заманивали молоденьких де­
вочек в дом, становились со­
участницами в изнасиловании,
дальнейшем убийстве, а потом
и кошмарных пиршествах. Одну
из женщин потом постигла
участь своих жертв.
Волосы встают дыбом, когда
узнаешь подробности уголов­
ного дела, над раскрытием ко­
торого трудились оперативники
МУРа, а сейчас расследуют сле­
дователи Мосгорпрокуратуры.
Пособницами
извращенного
садизма были его жена и ее не­
совершеннолетняя дочь. Они
принимали участие во всех
зверствах, включая изнаси­
48

лования в извращенной форме.
И, читая подобные истории,
многие наши соотечественники,
доведенные до отчаяния сва­
лившимися сейчас на нас бы­
товыми испытаниями, и слы­
шать не хотят о гуманности по
отношению к тем, Ткто способен
на такие зверства. Именно поэ­
тому я не хочу говорить на эту

таму-

Др^айте поговорим о дру­
гой.
Если женщины нашего об­
щества, в том числе jbaim ie
юные, становятся на преступ­
ный путь, значит, общество
больно. Сейчас в колониях на­
ходятся в основном девочки,
рожденные в пьяное десятилётие - в УО-е годы. Много де­
бильных, несущих на себе по­
следствия пьяного зачатия. Что
могли дать им их матери^чуаще
всего одиночки или разведен­
ные, которые с утра до ночи на
работе? Или матери-всровки,
проститутки? Что могли они
привить своим дочерям, какие
нравственные ценности? Какое
воспитание могут дать своим
будущим детям юные воспи­
танницы колонии - с татуи­
ровкой на теле и шрамами на
душе? Это наше будущее, и для
того, чтобы оно не было столь
страшным, чтобы оно не пло­
дило новое поколение женщин
с татуировкой и шрамами, надо
что-то делать, чтобы изменить
жизнь женщин. И делать это
надо сейчас, завтра будет
поздно. Взгляните на эти юные
лица за колючей проволокой равнодушных здесь быть не
может.
Лариса КИСЛИНСКАЯ

*

ПРОБА ПЕРА

Виктор ШЛЯХИН,
| 16 лет
k Рязань

*

*

Ах, В о д о л е й м ой, В одолей,
Созвез,п,ие мечты моей,
На е ж е д н е зн о м н еб о скл о н е
В се тучи се р ы е оазгонит,
Ударит м о л чи е и с высот,
М о и лены- й сон
в м о * ент прервет;
И я про снусь,
ту в,перед,
Туда, к у д а з в е .
ювет...
...Но не зовет м
t-зда,
Л и ш ь где-то ст
по яда,
И д о ж д ь идет,
>кругом ,
И н е найти м не н у ж ы й д о м ...

*

*

*

I

| Крупинки
| вечности
R

П о р о й так хочется мечтать
И птицею се бя представить,
И зе м л ю греш ную оставить,
И хоть нем ного полетать.
П о ро й так хочется мечтать,
В о сне влюбиться не напрасно,
Л ю б в и , счастливой
и пре кра сн ой ,
Себя всего д о д н а отдать.
П о р о й так хочется мечтать
И стать м огучим и всесильны м ,
В еликим , м у д р ы м и кр аси вы м ,
Лгать и бояться перестать.

!

I

П о р о й так хочется мечтать,
Страну представить
в о зр о ж д е н н о й ,
З д о р о в о й , м ногом иллионной,
С ум евш ей З а п а д обогнать.
П о р о й так хочется мечтать
И видеть светлые картины
Б ез г р я зи и болотной тины,
И глаз в о в е к н е открывать...
П о р о й так хочется мечтать!

49

*

*

*

Вижу руки на белых клавишах,
Вижу руки на черных клавишах.
И я слыш у музыку, музыку,
И мне кажется, что я живу.

Тишина разольется по зальчику,
Темнота разольется по зальчику,
Я проснусь, оглянусь в отчаяньи Таков уж ж изни закон.

Губы шепчут: "Ты мне нравишься!"
Глаза шепчут:
"Ты мне нравишьсяГ
Все кругом, как настоящее,
И как будто все наяву!

А мне хочется слышать музыку,
А мне хочется видеть пальчики,
А мне нравится эта девочка Ну что ж е поделаешь тут.
Ах, какая красивая музыка,
Ах, какие красивые пальчики,
Только жаль,
что рассветные лучики
Этот мир у меня украдут.

Плавно движутся нежные пальчики,
Плавно клавиш касаются пальчики,
Я боюсь - оборвется мелодия,
Прекратится мой сладостный сон.

* * *

Тупики, тупики, тупики, тупики...
И налево стена, и направо стена.
Темно так, что не видно своей ж е руки,
Тупики, тупики, в тупиках вся страна.
Я и ду - а куда? А туда, куда все.
Только выхода нет, лишь одни тупики;
Вот проносятся мимо авто по шоссе Но в конце у шоссе все равно тупики.
И прилавки пусты, д а и душ и пусты Растерялось все в поисках света.
Все ослепли без солнца, как будто кроты,
И любовь уж разменною стала монетой.
Что любовь - м ы и жизнь-то не ценим
ни в грош,
Пропадая в безвестии бездны Все равно ведь в тупик, ты в тупик
попадешь,
В бесконечный, бетонно-железный.
P.S. Видно, вся тупиковость хранится в крови:
Оттого моя жизнь - все одни тупики,
И куда я ни ткнусь - и в борьбе, и в любви,
И в политике левой - везде тупики.

50

* * *

Пыль - это крупинки вечности,
осевшие на бесконечности
окроло-крикливой замкнутости
полированных плоскостей...
А м ы - осколки пределов,
оканчивающихся на Западе,
и стоящих выше внезапности
опавшей осенней листвы...
М ы движ емся по траектории,
отдаленно напоминающей
четкие очертания теоретических схем.
И по признаку параллельности,
ьзаимно перпендикулярные,
м ы знаем, где небо кончается,
и где начинается День...

*

*

*

*

*

*

Я устал просыпаться в надежде
И глядеть в беспрэсоветную даль.
Одеваться в чужие одежды,
Окунаться в чужую печаль.

Ш ары летели над землей
В прозрачном предзакатном небе.
Народ махал шарам рукой,
Забыв о водке и о хлебе.

Надоело безудержно верить,
Что ответно д обр о есть не зле,
Что всегда открываются двери,
Просто мне иногда не везло.

Я заглянул в глаза лю дей
И встретил в них
нс страх и ужас,
А просто д обр ы й взгляд детой,
Увидевших большую лужу.

Тяжким пламенем гаснут рассветы,
Незаметно проходит наш день,
Наложив безразличное вето
На различные судьбы людей.
Я прожил этот день бесполезно,
Верни, что-то случилось со мной Меня ж ж е т раскаленным железом,
Отбирая и ум, и покой.

Ах, какпрекрасны те шары,
Что величаво в небе плыли.
М ы все сложили топоры,
Хоть на момент о зле забыли,
Ведь злу не удалось достать
Шары, подхваченные ветром.
Полет свободны й не прервать
И не измерить рж авы м метром.

Этот взгляд, этот голос и облик:
Ах, опять покоряюсв глазам.
В них рассветного солнца
есть отблеск,
В них всего лишь
полграмма свинца...

Но вот исчезла красота Ш ары за горизонтом
икрылись...
Кругом опять лишь суета,
И л ю ди снова заблудились...

51

Георгий ТАНУТРОВ

Он высунулся в окно, насколько
это было возможно, и, затаив
дыханье, ждал - даже не замечая,
как с размокшей газеты на подо­
конник падают жирно-оранжевые
капли. Наконец дверь подъезда
со стуком отворилась - и из-под

Денис получил по морде мокрым
посудным полотенцем.
- Ма, а ты быстро бегаешь, оценил он - и получил еще раз.
Он даже не закрывался рука­
ми: знал - получает за дело. И
только когда, замахнувшись в тре­
тий раз, Лора безвольно опустила
полотенце, он победно подмигнул
ей и стал весело разворачивать­
ся на своей новенькой, блиста­
ющей под утренним солнцем
инвалидной коляске...
Сотрудница райсобеса, посо-

Фото Александра ЗЕМЛЯНИЧЕНКО

ПОДАНА...
козырька
показался
Павел
Анатольевич (или ’’Павлик” , как
называла его Лора). Даже отсюда,
сверху, с высоты третьего этажа,
он казался весьма самоуверен­
ным. Однако выглядеть так ему
оставалось недолго - секунды
полторы, ровно столько, сколько
завернутое в газету месиво ле­
тело от рук Дениса до его швей­
царского костюма.
- Как
самочувствие,
дядя
Падлик, - улыбаясь во весь рот,
поинтересовался Денис. - У меня,
кажется, выпали кильки в томат­
ном соусе. Он показал пустую
банку: - Вы там случайно не на­
ходили?
Из кухни раздался яростный
крик матери. По-видимому, она
тоже подошла к окну и, увидев,
что портрет ее возлюбленного
обогатился двумя новыми крас­
ками (оранжевой - от килек и
багровой - от ярости), сразу все
поняла. А еще через пару секунд

53

ветовавшая мне побывать в гостях
у Лоры Андреевны, охарактери­
зовала ситуацию как "типичную
для семьи, где имеется подрос­
ток-инвалид, содержащийся в
домашних условиях” . Еще я узнал
от нее, что, когда детей-инвалидов сдают в специальные интер­
наты, ’’семья почти всегда остает­
ся полной” , в противном же слу­
чае - когда ’’мама проявляет
упорство” и ущербное дитя оста­
ется дома, - ’’уходит, как правило,
отец” .
...Женщина лет тридцати пяти,
представившаяся мне Лорой, сра­
зу развеяла мой стереотип матери-жертвенницы (со скорбным
лицом и в заштопанной кофточке).
Веселая, модно одетая, с моло­
дежной прической - в первый мо­
мент я даже решил, что разгова­
риваю со старшей сестрой Дениса.
Но это только в первый момент.
...Все беды начались с привив­
ки. В районной поликлинике, где

наблюдался годовалый Динемка,
юная медсестра вколола ему
’’что-то не то” (по выражению Ло­
ры), ”а может быть, и не так” . В
общем, к году и трем месяцам ма­
лыш перестал двигать ножками.
И началось. Хождения по спе­
циализированным
центрам
и
платным поликлиникам, теле­
фонные
отлавливания
меди­
цинских ’’светил” и блуждания по
забытым богом российским де­
ревням в поисках настоящей ’’баб­
ки” .
Ничего не помогало. А Лора все
искала, искала... Это тогда в одной
из высоких инстанций "’имеющая
вес в медицинских кругах' дама
сжалилась над двадцатил&тней
девчушкой с затравленными гла­
зами и посоветовала ей ’’доверить
сына государству” , на что Лора
(как она рассказывает) ’’послала
ее куда подальше” и ушла, хлоп­
нув дверью.
Насчет ’’послала” , может быть,
она и сгущает. Но то, что не по­
следовала совету, который в то
время давали ей многие, - это
факт. Проявив таким образом
своеволие, нетипичное для сред­
нестатистической
советской
женщины, она спровоцировала
реакцию, вполне типичную для
советского мужчины, - отец Дени­
са (с которым, кстати, она не была
расписана) распрощался с ней
через две недели после той бе­
седы с авторитетной дамой от ме­
дицины.
И начался новый виток мытарс­
тв - надо было трудоустраиваться.
Тридцать рублей (столько выде­
ляли тогда в месяц на инвалида) сумма недостаточная даже для
того, чтобы выжить. Не то что
жить.
До рождения Дениса она была

54

стюардессой. Всего лишь полгода
провела она среди облаков, про­
хаживаясь с минералкой в кокет­
ливой пилоточке набекрень. Тог­
да казалось - ничего особенного.
Теперь же те шесть с половиной
месяцев она вспоминает как
’’райскую жизнь” ... После целого
года скитаний по отделам кад­
ров - после года отказов и униже­
ний - она плюнула на все и пошла
убирать подъезды в собственном
доме.
- С Денисом у нас всегда было
полное взаимопонимание, - оассказывает Лора, - но два года на­
зад его как подменили. Он стал
просто невыносимым! Начал ку­
рить, сквернословить. И эта иди­
отская война с Павлом. На про­
шлой неделе испортил ему новый
костюм. А ведь прекрасно знает,
начьи деньги мы живет последние
полтора года: сколько бы я ни вя­
зала - больше шестидесяти в ме­
сяц я не заработаю. А только на
одни процедуры, которые он де­
лает трижды в год, нужно по 225
рублей за курс. Или - прошлым
летом сломалась карета. Знаете,
сколько ушло на ремонт?
- Какая карета?
И Лора поясняет, что так они
называют инвалидную коляску
фирмы ’’Инвакар” , подаренную
Денису Детским фондом (который
в свою очередь получил в подарок
около сотни таких колясок от
Райхмана, канадского миллио­
нера). Хотя эпитет ’’карета” пошел
не от этой, американской, и не от
предыдущей, львовского произ­
водства, а от обычной дет­
ской прогулочной коляски, в каких
заботливые мамы выгуливают
малышей от полутора до двух с
половиной лет. Денису было тогда
семь, и ’’сосунковая тележка”

страшно его раздражала Поэтому-то Лооа и придумала игр^
подкатывая утром коляск к его
кровати, она говорила: ’’Карета
подана!”. Игру эту они иногда
вспоминают и сейчас. Причем
новую коляску Денис н азывает
"инвалютной каретой” (так он
обыграл название фирмы ”Инвакар’ ).
- Так вот,-продолжает Лора, и за ремонт коляски, и за проце­
дуры, и за все остальное платит
Павел.. Но Денису, видите пи, не
нравится, что он кооператор. Он
даже придумал ему кличку участник перестройки дядя ПадЛк1к”... Да еще его все время под­
зуживает Катя: ей гоже не нра­
вится Павел.
- А кто это Катя?
Тихая, неприметная одноклас­
сница Дениса поначалу воспри­
нимала его как общественное
поручение. Она быстро отбара­
банивала ему условия какой-ни­
будь математической задачи,
проверяла, запомнил ли он, в ка­
кие годы посещали Италию ве­
ликие пролетарские писатели, и
убегала на каток, где ждала ее
подруга, или спешила домой чи­
тать рыцарские романы.
Перемены начались в девятом
классе - после того, как она по
ошибке прихватила с собой его
учебник по литературе и обнару­
жила в нем тетрадный листок, ис­
пещренный неровным почерком
Катя была потрясена. Она ни­
когда бы не предположила, что
этот непутевый малый с кривой
ухмылочкой может писать такие
горькие и мудрые стихи.
В свой следующий визит Катя
как бы невзначай забыла у Дениса
свою любимую книгу...
Теперь она приходит к нему

почти каждый день. Классный ру­
ководитель не нарадуется ее об­
щественной активности.
-... А я вижу, как ему здесь тяж­
ко, - Катя поднимает голову и
всматривается в окна третьего
этажа (мы стоим на том самом
месте, куда временами с неба па­
дают кильки), - Лора его не пони­
мает.
И я узнаю, что ’’мать печется
Лишь о том. как его накормить и
одеть”, а об удовлетворении ду­
ховных запросов Дениса даже не
задумывается. Причем в добы­
вании денег Лора, по мнению Ка­
ти, не брезгует никакими средст­
вами. Вплоть до "тесной дружбы”
с Павлом - этим ’’примитивным
делягой с тугим кошельком”, ко­
торый ’’влюблен в нее, как теле­
нок”. И ей безразлично, как рас­
ценивает этот роман Денис...
- Нет, подростковая ревность
тут не главное, - отвечает на мой
вопрос Катя.
- Но за что же тогда он так не
терпит Павла?
- За взгляд, - говорит она и,
заметив мое удивление, утверди­
тельно кивает, - да, он несколько
раз ловил на себе его взгляд,
.. .жал остл и во-сн исходител ьн ы й.
Данис никогда ему этого не про­
стит.., Хотя, - немного подумав,
дооавляет Катя, - свою роль игра­
ет, конечно, и ревность.
... Ночью, когда не спится, а из
соседней комнаты доносится ме­
тодичное поскрипывание диван­
ных пружин (к которым словно
прикреплены его нервы), Денису
порой хочется вскочить и двинуть
ногой в стену Но вскочить он не
может. И тогда... он начинает печь.
’’Казанова, Казанова - зови ме­
ня так!” - горланит он что есть
мочи. ’’Зачем делать сло-ожным,
55

что проще просто-ова, - выводит
Денис своим ломающимся, поюношески козлиным баритоном. Ты - мос женщина, я - твой мущи-ина...”
”Пот онок!” - неизменно кричит
Лора и бьет кулаком в стену А чуть
позже из-за этой стены он слышит
ее рыдания.
И тогда - все меняется. Нена­
висть уходит. Вместо нее он чув­
ствует какую-то странную - ще­
мящую и вместе с тем сладкую
душевную боль. В такие минуть он
почему-то как-то особенно нежно
любит и Лору, и себя, и весь мир...
Даже злобно сопящего зэ стеной
лядю Павлика.
...Нет, Катя конечно, славная
девушка. И добрая. И неглупая.
Беда ее в гом, что она еще слиш­
ком юная. Многого она пока не
понимае г Не может понять.
лак объяснишь ей, например,
что значит для красивой двадцатияеть ей девушки, поднявшейся
под небеса (и в прямом,и в пере­
носном смысле) и уже ощутившей
вкус полета вдруг упасть вниз под лестницу темного, загажен­
ного кошками подъезда. Кто смо­
жет разглядеть в этом падении
взлет - один из сотни, из тысячи?..
Или - может ли эта шестнадца­
тилетняя девочка почувствовать
то что чувствовала Лопа в двад­
цать пять, когда выносила Дениса
к песочнице и предусмотритель­
ные мамы оттаскивали своих чад
подальше (’’Мало ли, отчего ноги
е двигаются, может, что-то за­
разное”)... Или - что чувствовала
она в тридцать, когда не могла
оставить его во дворе ни на ми­
нуту: среди окрестной шпаны на^ ь два негодяя, которым по­
нравилось издеваться на 1 беспо­
мощным подоостком... Или - что

56

чувствует Лора сейчас, когда Де­
нис подошел к распутью, за ко­
торым...
Да нет, она пока не собирается
падать духом. Пусть временами
она и срывается, но это бывает
нечасто. Обычно же он видит ее
улыбку, она постоннно чему-то ра­
дуется. ’’Даже если горят вое мотооы, и машина летит в преиспод­
нюю - пассажиры должны пья­
неть от ваших улыбок!” - учили их
на курсах.
И может быть, благодаря
именно этой выучке в жизни цениса П''ка, в общем-то, все хо­
рошо. Хорошо, конечно, относи­
тельно Но покажите мне того,
кому хорошо абсолютно .
Кроме Кати, у Дениса есть еще
Серега, Олег и Славик. Первые
двое - тоже "опорники”. Так же,
как и Денис, они ездят на коляс­
ках. Правда, не на таких шикар-(ых, но зато - как острит Олег ’’пахнущих Родиной”.
Сказав ’’ездят на колясках”, я
допустил неточность: Олега возят
—то мама, то бабушка. После пе­
ренесенного Д.
оуки Олега ос­
лаблены, и ему трудно управлять
коляской. Хотя дело тут не в руках
(когда его сажают в каретуJ Де­
ниса, он колесит ничуть не хуже ее
хозяина) Дело в том, что Львовское экспеоиментально-производственное объединение средств
протезирования и передвиже­
ния
единственное в стране
предприятие, выпускающее ин­
валидные коляски для подрост­
ков, производит (извините за тав­
тологию) одну-единственную мо­
дель. Одну - на все виды заболе­
вании, ^ на все формы двига­
тельной патологии, на все возрас­
ты - о - двенадцати до шестнадца­
ти лет! Причем ’’модель” эта на-

:■
}
>>

"
is

|1
|

столько неудобна, настолько тя­
жела и неповооотлива что мне
понятно, почему Олег называет ее
’’бомбовозом* Управлять такой
махиной могут только ребята с би­
цепсами, как у Сереги.
С Олегом Денис дружит давно,
лет десять. Они познакомились в
одной из длиннющих очередей в
городской поликлинике. Пока их
ошалелые от трудового дня матери тупо изучали узооы на ли­
нолеуме, под раскидистой листвой торчащего из кадки папоротника
рождалась
мужская
дружба. Денису было тогда шесть
лет. Олегу - пять.
С Серегой он познакомился не­
д авно-год назад Лора возила его
в ближайший обувной за кроссов­
ками. И вот, когда она, суетясь,
бегала туда-сюда, вынося из ма­
газина то одну, то другую пару,
суд< южно примеряя ему ооувь и
улыбаясь раздраженной продав­
щице, следящей за ними через
стеклянную стену, Денис услышал
позади:
- Может, купим пополам? У
нас, вроде, один размер
Денис оглянулся В метре от
него стоял парень, судя по всему,
ровесник. Точнее, сидел в под­
ростковой коляске отечественно­
го производства Вместо правой
ноги на ее сиденье лежала под­
вернутая штанина джинсов.
Денис сразу не понял, шутит
парень или действительно пред­
лагает какую-то сделку. Но потом
вдруг сообразил, что Лора мерит
ему кроссовки только на правую
ногу, а левам прикрыта пледом
Может, парень решил, что под
пледом протез?
- У меня две ноги! - не­
ожиданно громко сказал Денис и
откинул плед.

57

Секунды три они молчали, не­
понимающе глядя друг на друга А
потом .. их как будто прорвало они вдруг начали смеяться, да как!
Громко, нахально,истерично,они
смеялись так, как будто хотели
кому-то что-то доказать' Поя­
вившаяся Лора с испуганным ли­
цом и двумя парами дурацких го­
лубеньких кроссовок вызвала у
них новый взрыв сатанинского
хохота.
Да не подумайте, что Серега инвалид. Пока нет. Он станет им,
как сказал мне Денис, через два
месяца.
В Минсобесе РСФСР я обна­
ружил одну любопытную циф ру138 тысяч. Такое число несовер­
шеннолетних инвалидов зафик­
сировано на 1 января 1990 года.
Это на всю-то Российскую Феде­
рацию - на 36 миллионов ребят!
Удивительное благополучие. т акое не снилось ни одной Швейца­
рии
Еще удивительнее то, что
пятнадцатилетних инвалидов в
РСФСР (как, впрочем, и по всей
стране) в несколько раз меньше,
чем шестнадцатилетних.
Загадки эти решаются до­
вольно просто: назвав человека
’’инвалидом” , надо ему платить.
Что и делает государство, нехотя
’отстегивая” взрослым нетрудо­
способным
пенсию
(оставля­
ющую шанс не умереть с голода).
” Не отстегнешь - тогда ведь при
дется трудоустраивать, - рассуж­
дает ’’аппарат насилия", - а это
’’себе дороже” . С несовершен­
нолетними же все проще. ” не ин­
валид” - и гуляй! Жил на содер­
жании родителей - и живи!
Вот и Серега, попавший под
электричку в четырнадцать (пра­
вая нога его ампутирована по са­
мое бедро), уже почти два года не

м|>жет добиться звания ’инвалид”.
”Не положено, - сухо ответили его
матери - \ !е положено ему ника­
кого пособия. Вот если бы у него
была ампутирована еще вторая
нога и если бы не было возмож­
ности для протезирования...”
Ничего. Скоро Серега станет
инвалидом - через два месяца ему
шестнадцать
. Ну и, наконец, Славик, сосед
Дениса. Ему, так же, как и Олегу,
четырнадцать. Но в отличие от
ребят он не ’’опорник” и передви­
гается на своих двоих. Причем так
хорошо, что даже имеэ! гэтэошный значок за бег на средние
дистанции. Кооме того, он любит
играть в шахматы, с коими и при­
ходит к Денису почти каждый день
е любое время и без приглашения.
Да, и еще один друг - Елена
Борисовна, школьный препода­
ватель истории. Из трех педа­
гогов, приходящих к Денису на
дом, с двумя ему явно не повезло:
”ма гематичка" все время спешит
и без I энца смотрит на часы, ’’ру­
сачка наоборот, засыпает после
каждой фразы. Но зато какая у
него ’историчка”!
Елена Борисовна сразу почув­
ствовала, как интересны Денису
’’отступления от программы”, и
предложила ему заниматься до­
полнительно. И вот уже больше
года она проводит с ним два ф а­
культативных занятия в неделю В
конце каждого месяца Лора поихоньк подсовывает ей деньги.
Денис об этом не знает - он счизет свою учительницу бессреб­
реницей и относится к на накинула свое чудесное манто и вышла в коридор. Гастон под­
ался по лестнице.
юлутемном коридоре плохо видно было его лицо.
Как я рад, что вы встали, - радостно сказал он. - Я ужасно беспо1ся. Все думал, что это, может быть, от кокте йля вам стало плохо,
зедь все прошло? Правда?
Горничная могла стащить деньги”, - быстро решила Наташа и
гянула Гастону руку.
него были мягкие свежие губы, и он так ласково держал ее за руку.
Мы непременно здесь позавтракаем! - сказал он. - Я специально
гого и приехал, чтобы yi остить вас уткой с апельсином. Э то здешняя
дальность. Посидим на балкончике, посмотрим на публику и чу-

75

десно позавтракаем. А потом я вас сам отвезу домой.
- Какой противный вчера был негр, - вдруг вспомнила Наташа.
- Негр? Негр дрянь: он остановил меня, когда я вчера шел вам
коктейлем, и болтал какую-то ерунду, что вы не англичанка, и всяки
вздор. Я его оборчал сразу. Он совсем дрянь. С ним не надо кл шятьа
- Да я и не собираюсь.
Они вышли на веранду, где уже начался завтрак.
Чудесный, солнечный июньский день был такой веселый, радостны*
будто сам смеялся.
Прошла какая-то экскурсия, вероятно, общества приказчиков, с тр;
бами и барабанами, украшенными вялыми цветами. Приказчики прв
остановились и дикими звуками исполнили марш из ’’Фауста”, которог
почти никто из слушателей не узнал.
По реке широким лебедем проплыл белый пароход
’’Сказать про деньги или не сказать? Жулик он или не жулик?”
думала Наташа, глядя на розовое, свежее лице Гастона, на его детску!
улыбку с ямочками и смеющиеся ясные глаза.
- Я знаю, о чем вы думаете, - сказал Гастон. - И отвечу вам пр<
мо: ”да”.
Наташа смутилась.
- О чем же я, по-вашему, думала?
- Обо мне.
- Но что именно?
- Ага, значит, признались, что обо мне. Мне только этого и надо был<
Та :: гот, повторяю снова, ”да”. И прибавлю: ’’безумно”.
’’Какой он, однако, слава Богу, болван”, - облегченно вздохнул,
Наташа.
Но с ним, с болваном, было весело. Жизнь делалась забавнее и з;
няткее, если :мотреть на нее вместе с веселыми глазами Гастона. Дне| 8
тягучие и ллдпные его дуди чувствовались меньше, легче, не беспокоил!
и не тревожили.
1j
- Вам нужно чуть-чуть желтее розовое для щек. О, нет, только й у
’’манд фмн”1. Есть такой. Я вам привезу. И ногти чуть-чуть розовее
непременно длиннее. Ваш жанр должен быть всегда немчошко ”чере| t
чур’ . Понимаете? Надо непременно выработать жанр. Вы только нкогда не подходите к испанке - шаль, ребенка... Это к вам очень пойде!
но сразу сделает банальной. Золотые ногти? Это вам бы пошло, есл 8;
бы их никто не носил, а вы сами бы выдумали. А теперь уже нельзя. В t
должны быть всегда особенной. Я для вас все придумаю.
и
Он был страшно мил.
л
Подали счет.
Он взял ее руку и несколько раз поцеловал мягко и ласково
Потом вынул две стофранковые бумажки и сунул их под сложен^
на тарелке счет.
На уголке бумажки, торчавшем из-под счета, Наташа ясно увиде
зеленое пятно.
1 Цвет пудры.
I

76

4

Все, что угодно... но у ж е не вор, не вор
окончательно, ибо, если бы вор, то навер­
ное бы не принес назад половину сдачи, а
присвоил бы и ее...
Ф. Достоевский. "Братья Карамазовы”.
Гастон остался растерянный и искренно удивлеьный, когда Наташа,
холодно отказав ему в просьбе проводить ее, села одна в такси.
"Украл? - думала она. - Ясно, что украл Но почему же так беспечно
вынул эти деньги при мне? Или потому, что не знал, что на них моя
зеленая отметина? И еще - почему, если украл, то не скрылся, а, нао­
борот, сам пришел и на меня же эти цены и истратил?”
Что он все время бестолково и глупо врет - это было ясно. Но врет
как-то по-мальчишески, так что если поприжать его, то, наверное, сразу
засмеется и признается. Кто он? Что за человек? Пожалуй, надо было
бы рассказать ему о том, что деньги пропали. Решиться, да так, как в
прорубь головой. Да, впрочем, никакой и проруби не вышло бы. ото­
врался бы как-нибудь...
На другой день, в унылый дождливый понедельник, в мастерской
мадам Манель настроение было сгущенно-электрическое, как перед
грозой.
Манекен Бэра отсутс гвовала. Была больна. Мосье Брюнето зарылся
с головой в счетные книги. Сама мадам не показывалась, только развила
усиленную телефонную деят ельность. Через дверь ее бюро доносилось
непрекращаемое "алло-алло”. Это был безошибочный признак дурного
настроения. Клиенток было мало. Понедельник - день тихий.
На гаше пришлось показывать на себе куг альные костюмы Пока­
зывать их надо не так, как ибычные салонные или спортивные платья.
На все нужна своя сноровка.
В салонном платье манекен идет маленькими шажками. Если на ней
юбка с оборкой, делает быстрые повороты, чтобы оборки "жили, иг­
рали”. Если широкий рукав - приподнимает руку.
Пройдясь полукругом, манекен обыкновенно отходит в глубину ком­
наты и оттуда, не оборачиваясь, решительно и смело идет прямо на
клиентку. У некоторых манекенов этот последний маневр принимает
иногда чоезмерно вызывающий характер Одна простая русская душа,
любуясь "мадемуазель Бэра на эз ом маневре, даже струсила.
- Ой, батюшки, - всколыхнулась она. - Чего же это она так? Ну прямо
точно в морду дать хочет!
Спортивные платья показываются юно, свежо, по-мальчишески.
Уперев руку в бедро, поджав живот. Купальный костюм требует купаль­
ных поз, сжатых колен, откинутой фигуры.
Наташа сидела в душной комнате, где, кроме нее, вздыхали, потели
и переодевались шесть молодых женщин в одинаковых телесно-шел­
ковых чулках и казенных золотистых туфлях, которые ко всему подходят.

77

Двери в коридор были открыты, но сновавшие там рассыльные мало
смущали голых красавиц. Профессиональная привычка, шокировавшая
только новеньких, и то недолго. День шел нудный, тягучий, и ничто не
мешало бестолковым переборам в Наташином мозгу.
- Если вор, то почему пришел, почему украденные у меня деньги на
меня же истратил?..
- Почему наврал, будто негр говорил, что я не англичанка? Чтобы
выпытать, кто "? Но ведь он же ни разу и не спросил об этом.
- Во всяком случае, думать гут нечего. Денег не вернешь, а от этого
темного типа подальше.
И, конечно, лз'чше бы не думат ь и от темного типа подальше, но одна
из голых девиц, влезая в пеструю турецкую пижаму с заходящим солнцем
на пояснице, вдруг запела:
- ’’Это только ваша рука, мадам”.
Это то, что напевал Гастон. Он напевал по-английски:
- ”1 kiss your little hand, mada.ne” *.
Голос у него был чуть-чуть хриплый, странный, очень чувственный.
И ямочки у рта смеялись, и глаза смеялись и говорили: вот какая за­
бавная штука! Вот, попробуй-ка, не почувствуй моего хриплого голоса!
Ага! вот и попалась!
Она охватила спинку стула и опустила лицо в мягкую душистую
складку согнутой руки.
О т этого телесного нежного ощущения и от тихого напева ’’той”
песе нки ей стало так невыносимо беспокойно, что она чуть не застонала
- Нужно все это разузнать, иначе я не успокоюсь.
Но пойти на Монмартр было совсем немыслимо. Спроси гь у Шуры,
танцовщицы что оча о нем знает? Но где достать адрес Шуры? Мон­
мартр вычеркивается. Пойги разве к баронессе?
Баронесса фон Вирх, или попросту Любаша, когда-то училась плас­
тическим танцам и с тех пор поддерживала знакомства в балетном
мире. Особенно вс время мегкдуцарствия, то есть когда она оставалась
без богатого поклонника, ее всегда тянуло в богему. И как раз дня три
тому назад Наташа слышала от мосье Брюнето, что баронесса не оп­
латила уже три счета. Значит, дела в упадке и богема в моде. Можно
узнать о Шуре
5

У каждой реки только однг русло.
Поль Фор.
Баронесса {юн Вирх была самая настоящая баронесса, вышедшая
замуж еще до войны за молодого представителя богатого дворянского
рода барона ригория Оттоноыича фон Вирх. Прошлое баронессы до
Вирха, как история мидян, было ’’темно и непонятно”. Говорили, будто
она была несколько раз замужем, начала свою карьер} хористкой,
1 Я целую вашу маленькую руку, мадам (англ., фр.).

а так как в точности никто ничего не знал, то и врал о ней каждый в
соответствии своего к ней отношения.
Возраста ее не могли определить даже приблизительно. И скрывался
он тщательно. По этому поводу рассказывали забавный анекдот (ко­
торый, впрочем, относили иногда и к другим интересным дамам)
В период бегстза из пределов Совдепии и хлопот о пропусках боль­
шевики опрашивали Любашу. Спросили, между прочим, о ее возрасте.
- Ну, это дудки, - решительно ответила она. - Этого вы от меня
никогда не добьел есь. Можете, если хотите, расстреливать.
На вид ей было не больше тридцати, тридцати пяти. Но кто-то,
человек как будто достоверный, клялся, что у нее в Харькове сын большевистский комиссар.
Говорили также, что у нее замужняя дочь и взрослые внуки. Во­
обще - говорили много.
В эмиграции барон за бедностью и полной ненадобностью стуше­
вался. Где-то что-то работал весьма неопределенное. То заведовал
чьим-то образцовым курятником, то коптил рыбу, то точил гайки в
граммофонной мастерской, то служил как chef de recepl'on1 в русском
ресторане. У жены появлялся редко, и почти никто из баронессиных
завсегдатаев с ним не встречался.
Но отношения у супругов сохранились хорошие, товарищеские, и если
условия сложного баронессиного быта позволяли, а печальные условия
барона того требовали, то он иногда водворялся на несколько дней в
ее элш антном особнячке. Ьму стелили на диване, и он, как собака, целый
день так и сидел на этой подстилке.
В Париже баронесса известна была под имеж м Любаши, к ней от­
носились хорошо и успехам не завидовали, вероятно, потому, что ее
ослепительная красота давала ей право на всякие радости жизни и на
всякие пути к этим радостям.
Но забавнее всего, что среди подруг она считалась умной женщиной,
тогда как если надо было бы установить незыблемую единицу, так
сказать, исходное мерило глупости, то лучше и определеннее Любаши
найти было бы невозможно. Говорили бы
- Глупа, как две Любаши.
Или:
- Чуть-чуть умнее Любаши.
Это не значит, что она была образец глупости какой-либо исклю­
чительной. Нет, глупость ее была именно яьлением той божественной
пропорции, классически цельной и полной, какая в науке может быть
взята за единицу.
Но считалась она умной вероя гно, потому, что строила свою жизнь
на четырех правилах арифметики. Два из них - сложение и умноже­
ние - считала хорошими и к ним стремилась. Два - вычитание и деле­
ние -устраняла всеми силами А силы эыли бол длие. и все в ее красоте.
В Париже Любаше устроиться удалось не сразу. Барон жерновом на
шее ~янул ее книзу. Приходилось выкручиваться. Была продавщицей в
1 Распорядитель приемов (фр ).

79

модной мастерской, но иностранных языков не знала и карьеры не
сделала, и ушла, прихватив мужа хозяйки.
Сл ала учиться пластическим танцам, выступила несколько раз в
ночном рес горане и ушла, прихватив богатого американца.
- Умная баба, - говорили о ней приятельницы. - Вот как надо жить.
Но урок этот мало кому шел на пользу. Большинство Любашиных
приятельниц и без этого зрока старались устраивать жизнь по четырем
правилам арифметики, но, не имея главного слагаемого - ее чудной
красоты, - провативались.
Знал ли о ее похождениях барон? Этот вопрос вначале интересовал
многих. Трудно было ничего не знать и не понимать, видя ее жизнь,
туалеты, квартиру, автомобиль.
- Ведь эдакий дурак!
- Дурак-то он дурак, а, впрочем, кто его знает.
Потом решили, что она. значит, что-нибудь навирает, а он, значит,
делает вид, что вери г.
А впрочем, не все ли равно. Кому какое дело?
Она была мила, прия гна, любезна, когда могла - давала на благо­
творительность. На ее больших вечерах бывали очень видные пред­
ставители русской эмиграции, которых она знакомила с лысыми (J ранцузами с розетками в петличках.
- Notre celebre\ - говорила она о каждом. - о русском и о французе,
и обоим им было приятно, «то его называют celebre, и ле тно, что
знакомят с celebre, размера Celebris 1
2 которого он в точности не знал...
А баронесса угощала хорошим русско-французским ужином и очаро­
вательно картавила, как большинство наших эмигранток, постигших
французский язык уже по приезде во Францию.
Все это было чудесно - а больше никому ничего и не требовалось.

6
Тепер стойте крепго , - сказал каритан, - будет приступ.
А. Пушкин. ’’Капитанская дочка”.
Чтобы побывать у Любаши, Наташе пришлось дожидаться до среды,
своего выходного дня, потому что баронессу легче всего застать было
днем.
На звонок открыла маленькая воет роносенькая дамочка, на тонких
ножках, на скривленных каблучках- придворная Любашина маникюрша
Анфиса Петровна, по прозвищу Фифиса.
По тому, что открыла дверь Фифиса, а не горничная. Нат аша сразу
поняла, что в предположениях не ошиблась и что у Любаши временный
крах.
Фифиса и здала приветливый возглас и крикнула в сторону гостиной:
1 Наш знаменитый (фр.).
2 Знаменитость (фр.).

80

- Свои, свои, не пугайтесь!
Наташа вошла.
На широком диване, вся зарыршись в юлотые

подушин, высоко пе­
рекинув нога на ногу, полулежала розово-золотая хозяйка дома.

В белом атласном халатике, отбросив широкие ру кава так. что видны
были до плеч ее сверкающие круглые руки, закинутые за пушистую
сияющую белокурую голову, гонкая, но не \у дня, с легкими ямочками
на щеках, на розовых локтях, она казалась солнечным лучом, бпошенным
на эти золотые подушки и иными словами, как сверкает , "сияет”,
"слепит”, о ней и говооить было нельзя.
Рядом на креслах расселся ее двор, выползающий на свет Божий
только в черные дни, когда поклонников не бывает и гостей не прини­
маю т длинновязая, гололобая, с неистовыми жестами и почему-то в
вечернем туалете без рукавов - перекупщица старого платья Луиза
Ивановна, прозванная Гарибальди за то. что любила рассказывать, как
ее тетка видала знаменитого итальянца. Рядом с ней - широкая, кос­
тистая, с крашеными волосами, ломко и сухо вьюшимнея, как австра­
лийский кустарник, бровастая гадалка Марья Ардальоновна. называ­
емая для краткости просто Мордальоновной.
Вообще в зтом крхжке все были известны больше по прозвищам, чем
по настоящим именам
Тут же уместилась и известная нам Фкфиса.
Мордальонорна, по-видимому, только что кончила гадагь, потому
что, задумчиво помусолив большой палец, медленно перебирала шел­
ковисто-сальные зловещей величий.» карты. На кокетливом столике
лежала развороченная масляная бумага и в ней остатки ветчины и
крошки хлеба. Судя по виду, ветчину не резали, а прямо драли руками.
Да и прибора на столе никакого не было.
Тут же стояло штук шесть запечатанных фарфоровых баночек с ка­
ким-нибудь, должно быть, снадобьем для красоты
Вообще беспорядок в комнате был изрядный.
На креслах разложены платья, манто и шелковые тряпки, на полу
раскрытые картонки, на столе окурки, на пыльной крышке рояля две
пустые бутылки и стакан.
- Марусенька! - приветливо кивнула Наташе хозяйка, не поднимаясь
с места. - Не купите ли крема?
- Я теперь Наташа, - поправила ее гостья, нагибаясь и целуя ду­
шистую шечку Любаши
- А, да, я и забыла! И чего это они вам, словно собакам, клички
меняют?
- Теперь мода на Наташу и на Веру. - деловито объяснила гостья. В каждом хорошем мезине должна быть Наташа, русская княжна.
Любаша посмотрела на нее своими синими глазами внимательно и
сказала:
- А у вас какая-то перемена. Волосы отпустили? Нет. Просто у вас
сегодня есть какое-то выражение лица.
- Ох, уж и скажут тоже! - всплеснула руками Мордальоновна. - Точно
у них всегда лиио без выражения!

81

- Однако и хаос у вас! - заметила Наташа.
- Ужас, ужас, - вздохнула хозяйка и озабоченно повернулась к Га­
рибальди:
- Ну-с, ангел мой. за манто меньше шестисот я не позволяю. Если
в один день сумеешь ликвидировать, то есть принесешь деньги завтра,
то так и быть, валяй за пятьсот. Ведь оно совсем новое, от Вионэ, и
марка есть. За черное платье - триста, за зеленое - двести пятьдесят.
Но только - живо!
Гарибальди жеманно шевелила плечами.
-Ах, вот вы какая! Ваши платья продавать, это, как говорится, совсем
нелегко. Они слишком ношеные. Бедным дамам такие не пригодятся,
а светские дамы ношеного не купят.
- Hv, ну. Очень даже купят. Убирайте все это барахло. Ко мне скоро
придут.
Гарибальди стала складывать платья в картонки.
- А какой они национальности? - вдруг спросила гадалка Морлальоновна, очевидно, продолжая какой-то разговор.
Любаша сосредоточенно сдвинула брови:
- Н-не знаю. По внешности, пожалуй, вроде еврея.
- Не в том дело, что еврей, - затараторила, по-птичьи вертя головой,
маникюрша Фифиса, - а в том, какой еврей. Если польский - одно, если
американский - другое.
- Ну-у? - удивилась Мордальоновна.
- Польские в Париж надпито не приезжают. Уж я знаю, что говорю, тарантила маникюрша. - У них деньги плохие, пилсудские деньги. И
родственников у них много, и семейство всегда большое Польские
евреи - это самые жедатые изо всех. Вот американский - это прочный,
коронный мужчина. Он как сюда заплывет, так уж не скоро его отсюда
выдерешь, июриканский - это дело настоящее. А он н . каком языке
говорил-то? - тоном эксперта обратилась она к Любаше.
- По-французски.
- Jy тогда, значит, американский.
- Я на него кар- ы раскидывала, - вставила гадалка. - Выходило,
будг приезжий и будто большие убытки потерпит. Хорошая карта.
- Ты, Мордальон, смотри, не уходи, —озабоченно сказала Любаша. Ты непременно должна ему погадать. Нагадай, что в него влюблена
блон инка и что ее любовь принесет ему счастье. Поняла, дурында?
- Погадайте на меня, - сказала Наташи.
- Извольте. Снимите левой рукой к себе. Задумывайте...
Огромные, разбухшие карты шлепались на стол мягко, как ободран­
ные подметки.
- Если не продадутся пла ьч. - говорила между тем Любаша, - я у
Жоржика попрошу денег. У Жоржика Бублика, он мне всегда достанет.
И вдруг весь курятник забил крыльями.
Мало вам того, что было! —кричала маникюрша. —Триста франков
даст, а тысячу унесет..
- Часы-браслет... - перебила ее Гарибальди.
- Его помелом гнать! - бросив карты, вопила гадалка.
82

- F a кого надеяться!..
- Парижский макро: Саль тип !1 - вставила жеманная Гарибальди.
- А еще умная женщина!
- Это еще не доказано, - искусственно равнодушным тоном сказала
хозяйка. - Еще не доказано, что он унес.
- Да чего же вам еще! - возмущалась маникюрша и, обернувшись к
Наташе, которая одна не знала, в чем дело, продолжала:
- Вес пошли ь столовую закусывать, а он т ут остался фантазировать
на рояле, во г здесь. А дверь в спальню открыта, и на столике часыбрдслет. Отсюда, от рояля, отлично видно. С бриллиантиками, все их
знали. И вдруг и пропали. На Жанну думали. А вся прислуга в один голос
на него говорит. Под суд бы его сразу.
- Ах, оставьте! - с досадой прервала ее Любаша. - Если бы его стали
допрашивать, он бы со злости такой ушат мне на голову вылил, что
дорого бы мне эти часы обошлись.
- Ну, знаете, этого бояться, так, значит, ни на кого жаловаться не­
льзя?
- Жалуйтесь, если вам нравятся скандалы, - гордо отрезала Люба­
ша, - а я замужняя женщина и дорожу своей репутацией.
На одну секунду воцарилась тишина.
Не только все молчали, но даже не шевелились.
И вдруг маникюрша будто даже испуганно сказала- Ой!
И это ”ой” прорвало все заслоны.
Так готовая к линчеванию толпа иногда не может приступить к делу,
не хватает ей какого-то возгласа, жеста, чего-то логического или, вер­
нее, художественною - потому что во всех массовых движениях есть
свой тайный художественный закон, - не хватает этого "нечто”, что дает
возможность перейти от настроения к делу.
И вот это ”ой” - двинуло.
Первая взвизгнула Гарибальди.
Взвиз1 нула, выскочила на середину комнаты и согнулась от смеха
пополам. За ней раскатилась гусиным гоготом Мордальоновьа, заохала
маникюрша, затряслась от смеха Наташа, и сама хозяйка, минутку зад( ржавшись, прыснула и повадилась на диван, дрыгая ногами от смеха.
- Ой, не могу! Ой, не могу! - ревела Мордальоновна.
Визг, всхлип, гогот...
Они заражали друг друга смехом, и кто уже было успокоился, под­
хватывался общей волной.
Длинная Гарибальди, оставаясь посреди комнаты, истерически то­
пала ногами, и все увидели, что башмаки у нее ”с чужого плеча”, ог­
ромные и плоские и загибаются носами, как у Шарло Чаплина. Мордьльоновна лежала головой на столе.
И вот на этот визг и вой отворилась дверь, что около рояля, дверь,
ведущая в спальню, и оттуда вышел некто, кого Наташа еще ни разу
здесь не видела.
1 Парижский проходимец! Грязный тип! (фр.).

83

Это был высокий костлявый человек, лучше бы всего назвать его
’’верзилой”. Лицо у него было скуластое, и с круглых этих скул, как с гор
вода, стекала жидкая русая бороденка, стекала и закручивалась сосуль­
кой на подбородке. Нос, толстый, неровный, торчал, как задранный
кулак, над недоуменно приоткрытым ртом.
Одет верзила был в потрепанную непромокайку и шляпу держал в
руках. Очевидно, собирался уходить.
Войдя з комнату, где все хохочут, он сначала растерянно оглянулся,
потом неожиданно закинул вверх голову и закатился беззвучнв1м сме­
хом, страннвгм, судорожным, словно зевал. Бороденка тряслась, и сам
он был трагически смешон, с закрытыми глазами, с задранным носом,
с отвалившейся нижней челюстью...
- Грива! - крикнула Любаша.
И, видя недоумение Наташи, прибавила:
- Е ы разве незнакомы? Мой муж, Григорий Оттонович, барон фон
Вирх. Грива! Закрой рот!
Но барон все еще трясся от смеха, и Наташа с ужасом подумала, что
хохочет он, не зная почему, а все-то кругом знают, что тема общего
весе тья крайне деликатная и именно для него отнюдь не веселая.
Потом Наташа пожала ему руку, и его маленькие сонные глаза мутно
скользнули по ее лицу.
- Ну я пошел, - сказал он добродушно и провел пятерней по своим
нечесанным прядчетым волосам.
-Ладно, голубчик, - сказала Любаша. - Ну, поцелуй Люле ручк} и иди.
Он нагнулся к ней, и, когда целовал ей руку, она что-то шептала ему
на ухо. Он осклабился и пошел к двери.
- Ну погадайте же, —очнулась Наташа. Барон произвел на нее очень
тяжелое зпечатление.
- Да разве гут да пут. - проворчала Мордальоновна, шлепнула кар­
тами и затянула певучим, как все гадают голосом. - Ну вот... Что хотите
знать, того не узнаете... так, так... три шестерки... дорога будет... И
путаница большая. И так выходит, что будете вы по виде к себе домой
возвращаться..
Россию, что ли? - усмехнулась Наташа.
- А все-таки скажу^ бойтесь воды. Ух. бойтесь, бойтесь коды!
- Бойся воды и пей шампанское, — сказала Любаша и вдруг ра щраженно закричала: - Ну, господа, нашли тоже время гадать! Ко мне сейчас
придут, тут не убрано — это прямо невозможно! Смотрите — жрали
ветчину ч так все и валяется... Мордальоновна, принесите из кухни
ряпку. Где счета от портнихи? Надо счета положить на стол. Фифиса,
посмотрите, нет ли в спальной. От Манель. Что?
- Да я говорю, что неловко т; < сразу, первый раз человек пришел, и
вдруг сразу и счета на столе Поймет, что нарочно приготовили, урезонивающим тоном протестовала Фифиса.
- Ну что там дурак поймет?
- Дурак! А коли не дурак?
- А не дурак так тем лучше, разу увидит, чего от него ждут. Ну,
живо!

84

Работа закипела. Мордальоновна покорно и даже как будто испу­
ганно вытирала стол, мела пол, дула на крошки Фифиса носилась вих­
рем на своих тонких ножках. Никто уже не шутил и не смеялся. Все
понимали, что с забавами и хихиканьем покончено, что надо готовиться
к приступу, чтобы враг не застал ьоасллох.
Любаша, с лицом сосредоточенным и сразу до неузнаваемости по­
старевшим, руководила работами. Ее выслушивали почтительно, забыв
о всякой фамильярности.
-- Мне, как же, - надеть передник? - спросила Фифиса.
- Да, пожалуй, лучше в переднике. Если найдется чистый... И когда
впустите, попросите подождать и пойдете мне доложить. Поняли?
- Понмла-с.
- i \ Мордальоновна будет здесь сидеть с картами. Счета нашли?
- }десь-с. Вот я на столе положила, как приказали.
На гаша встала.
- Я ухожу.
И вдруг вспомнила:
- Да, я ведь пришла спросить - не знаете ли вы адрес Шуры Дунаевой?
Танцовщицы.
- /
Шуры-Муры? Господа, кто знает адрес Шуры-Муры?
- Я знаю, - отозвалась Фифиса. - Они обе живут в отельчике на
Кпиши. Улица Клиши, номер пятый.
- Спасибо.
Наташа подошла к Любаше, чтобы поцеловать ее на прощание.
- Ах, Боже мой! - вдруг вскрикнула та. - Вино забыли! Фифиса, беги
скорее за порто. Бутылку порто. Нет, внизу больше не дают. Беги через
улиц> и купи на деньги. И возьми бисквитов. Мордальоновна, приготовь
стаканчики, да живее: Он каждую минуту может прийти. Фифиса! Вот
тебе деньги.
И в то время, как Наташа, чувствуя, что мешает, и торопясь уйти,
целовала ее в щеку, она вынула из сумочки единственный бывший в ней
денежный знак —сложенную вчетверо стофранковк} и протянула ее
Фифисе. Рука ее, сверкая огромным бриллиантом кольца была мгно­
вение т к близко от лица Наташи, что ошибиться Наташа никак не
могла. То, что она увидела, было ясно и показаться не могло: она
увидела на сложенной вчетверо стофранковке яркое зеленое пятно.
7

Наташа особой любовью среди своих приятельниц не пользовалась.
Ес считали глуповатой, неинтересной, ничего не обещающей. Прозви­
ще, которое к ней приклеили и о котором она, к счастью для себя, не
догадывалась, хорошо определяло отношение к ней. Ее называли
’’восточная кобылица”.
На лошадь она, между прочим, совсем не была похожа: среднего
роста, стройная, с движениями легкими и мягкими, с лицом совсем уж
не лошадиным, недлинным, с темными тихими глазами. Но, странное
дело, —прозвище это все-таки подходило к ней. Может быть, определяло
85

какой-то душевный склад ее. Объяснить это трудно. Так, например,
почему одному человеку ’’идет” имя Александр, а другому Сергей? Чем
вы это объясните? Какие данные и приметы должны быть у того и у
другого? Как определить? А между тем это гак.
Красивой Наташу признавали все. Но нравилась она мало кому.
- Неинтересна.
- Скучная.
И действительно, ейбыло на свете скучновато. Точно всегда была
она не на своем месте. В буржуазном обществе чувсг вовала себя бо­
гемой, в среде богемы сжималась и смущалась. Было в ней что-то стародевское, хотя во время революции была она месяца три замужем за
бывшим помещиком. Во время эвакуации они потеряли яруг друга, да
Наташа и не горевала об этом. Не по легкомыслию, а потому, что в то
безумное время многие так истерически сходились от страха оди­
ночества, от предсмертной тоски, когда нужно, чтобы был хоть ктонибудь, кому можно сказать:
- Мне страшно!
И можно сказать:
- Прощай!
Находили друг друга, не ища, сходились, расходились, и, уходя, ни
один не смотрел вслед другому...
После мужа были у Наташи романы, короткие и скучные, и ни один
из этих случайно подошедших к ней людей не искал тепла, близости
душевной, ни один не рассказывал с грустью и нежностью о годах своего
детства, не каялся со сладким стыдом в былых увлечениях. К бчизости
с ней относились, как к остановке на маленькой почтовой станции. Едет
человек на перекладных, жяет, пока перепрягут лошадей, и знает, что
сейчас же и дальше. Так не распаковывать же на такой короткий срок
своих чемоданов!..
Недолгие, скучные романы: несколько обедов в ресторане, несколько
дансингов, несколько театров И все.
- Мы будем переписываться...
- Бы меня не забудете?
- Ни-ко гда.
Они уходили, и она не вспоминала о них. Даже во сне.
*

*

*

Выйдя от баронессы, Наташа пешком пошла домой. Шла медленно,
останавливаясь, так билось сердце, что даже тошнило.
~ Это уж прямо психоз, —говорила он? себе. —Я всюду вижу эти
зеленые ;наки. Точно какой-то авантюрный роман. Тайн i зеленого
пятна... Но все-таки - в чем же дело’ Допустим, что Гастон взял тогда
5
ьги и я bhj :ла у ч д о crok >бумажку Но как могла попасть такая
же бумажка к Любаше? Случайно тоже запачкалась в зеленую краску?
случайно два точно таких же пятна —одно широкое, круглое, другое
длинной полосой... Уж очень была бы удивительная случайность. П >ямо
86

Но н - могла же она спросить у . иобаши —откуда у нее эта бумажка.
Совсем был бы идиотский вопрос. Если бы можно было рассказать всю
субботнюю историю, т огда и спросить было бы вполне естественно. Но
рассказывать нельзя Поехала черт знает с кем, напилась и ночевала в
каком-то притоне. И после этого еще завтракала с этим самым типом!
Все эти Любаши. наверное, проделывают вещи и похуже, но уж, конечно,
никогда об этом не рассказывают.
Нет, ничего рассказывать нельзя и про странную стофранковку тоже
спросить нельзя. Потом все, наверное, выяснится.
А теперь оставалось одно: разыскать Шуру и спросить, что она знает.
Шура милая и пр< >стая, может быть, ей можно будет рассказать.. Уж
если кому - так ей одной.
8
Дом, где жили Шура-Мура, Наташа искала недолго Это был па­
рижский отельчик, населенный почти сплошь русскими, такой для рус­
ского гнезда типичный, что и на номер смотреть не нужно, и так ясно
Из окна второго этажа, крутясь, спускалась на веревке бутылка, ос­
тановилась около окна первого этажа, и звонкий женский голос
закричал
- Марфа Петровна! Плесканите уксуску! Томаты заправить. Не могу
в коридор выйтить, я на дверь записку нашпилила, что меня дома нет
Ведь куска проглотить не дадут... А, Марфа Петровна?
А из окна первого этажа толстая голая рука ловила бутылку.
По узенькой крутой лестнице-винтушке Наташа стала подыматься.
Всюду неплотно прикрытые двери и из шелей - любопытные носы,
тараканьи усы, острые глаза, шорохи, шепоты, детский рев и громкие'
спорь, самого интимного содержания. Кое-где на дверях записочка:
- ’’Ключ под ковриком”.
- ’’Маня, подожди Сергея”.
- ’’Ушла за телятиной, твоя до гроба”.
А на двери, за которой громче всего галдели и стучали вилками, лаконичное и суровое:
- ’’Дома нет”.
Лестницы в таких отельчиках всегда вьются так круто, что подни­
мающемуся кажется, будто он видит свои собствент : пятки. И все
время бегают по этим лесенкам жильцы то вниз, в лавочку, то друг к
другу за перцем, за солью, за спичками.
Шныряют по лесенкам и торговые люди с корзинками и пакетиками,
редлагают за 20 франков чулки, ’’которым настоящая-то цена 60”, либо
флакончик духов неопределенных запахов за восемь франков ’’рчесто
сорока . Носят и копченую рыбу ’’вроде нашего сига”, и в той же кор­
зинке крепдешины, каких в магазине вам и не покажут”.
гаше повстречалась приятная конопатая скуластая рожа с узлом
в рук, х и. смущенно улыбнувшись, предложила:
- Нс желаете сукенца хорошего?
уже спустившись на несколько ступ ;нек, прибавил совсем безна-

87

дежно и единственно в силу коммерческой техники:
- Есть отрез на брюки...
Сверху перегнулся кто-то через перила и крикнул:
- Если вы к Саблуковым, то они просили обождать.
А из двери высунулся любопытный нос и спросил- Да вы к кому?
Она сказала.
- Так ведь они, кажется, уезжают, - пискнул кто-то из другой двери.
- Ото танцовщицы-то? Нет, они должны быть у себя, - закричал
кто-то этажом ниже.
р
Из той двери, где никого не было дом а”, тоже высунулся кто-то и
что-то посоветовал...
J
Наташа поднялась на пятый этаж и постучала. Встретили ее радост­
ным визгом. Визжала Шура. Мурка выразила свою радость улыбкой и
еще т м, 4iO немедленно освободила один из двух стульев, составляющих меблировку комнаты, от наваленных грудой кисейных юбок, га­
луне [ шарфов и подвинула его Наташе
- Наташа! - визжала Шура. - Уезжаем! Контракт на пять городов...
В меня влюблен голландец... Ни слова ни на каком языке... Какая ты
красавица! Кто тебе дал мой адрес?
~~ \/Д|?ем S
над HiJf
соиного мальчика и по-русски, по-бабьи, запричитал,

- Мука ты моя, любимый мой! Ничего я о тебе не знаю. Откуда ть-г
Кто 1 Ы Куда тянешь меня? И спрашивать не хочу. И знать не хочутолько больнее будет потому что лее равно уйти от ебя не смогу*
Га< он лежал тихо. Ей показалось, что он что-то понял...Он по— нул
к ней лицо, бледное а путном рассвете, и сказал:
1^
- Вы очень нервная, Наташа. Зачем вы плачете? Я знаю что вы меня
в°“
мИояе няНИК< Да " ■ОСТаВИ ' И’ РСЛИ
бУДез поме
во
всем. Вы моя аотоящая по, -pyi а, какая мне была нужна.
И еще „^помнила она свой истерический порыв
слапкийТтомный ? ' - ° ИИ СВДеЛИ ПЯДОМ’ обдявшись, не зажигая огня.
£ 8 2
,™
ДУХ° В’ все1 3 беспокойный к которому
™ д а ^ свеп^
, тонкий золот .стчй аромат ветеога, падг id
са-ртстно
Р^ ’
ЭТ° быЛ Запах звезд’ “ волновали горько и
-Мальчик мой, - ска зала Наташа.
Гастон
3 СГО Р° СС ’ выходило что-то вроде сокращения от
- Мальчик мой ^эчешь, мы расскажем сегодня друг друп' в-ю свою
Я н ^ о ' с ^ Г а“ К" ' ° ТКр !МС Т "

себя всю^ А ^ хсжецн,С
? КаЗЫВаЛа ** в первый паз > ш ™
- Д а . Хочу, - ответил он равнодушно.
- Тадепь т ь Г п я ^ 30' СНСМУИ’с3акРыв глаза>стала #сп шедоваться...
- Xonomn МНС ° Се5е‘ Все' Понимаешь? Так же как «
мой
PI ’ "°ТЯНуГ " К столУ’ накурил и начал,
жеской крови
выходце м из Америки и женился на датчанке, княг л а д и л а ^ т п п Т ,,^
“ У1113313- ° на г°Рько смеялась, глотая слезы,
гладила его но голове i ш птала прерывающимся гс госом
сказь,вай д Г д а Г ЛЬЧИК’ Д3‘" КНЯЖеСК )Й Кр° ЬИ- Я слУшаю '^ я ... расо какой^игпя
в него самоТо
Да, да,

* какУю‘У' ^РУНД3 ° каком-то миллионном наследстве,
грз фине, влюбившейся сначала в ег отца, потом

повторяла Наташа, сживая себе горло рукой, чтобы не

114

№ разрыдаться громко. - Бедный мой заблудившийся мальчик! Да... да...
* еще вспоминала она разговор в ресторанчике за завтраком.
День был серенький, спокойный. За окном дрожал мелкий невиди­
мо мый дождь.
Два красных квадратных француза ели телячьи головы. Меланхорн лический лакей в грязном переднике смотрел на облака и не отзывался
на оклик.
ц,
Все бы э так просто, буднично, бестревожно. К тот ужасный вопрос,
Tjt который Наташа готовила столько дней и ночей, вдруг прозвенел так
щ спокойно, естественно и просто, что она сама удивилась.
о5; - С кажи, мальчик, - у т. эя так много всяких знакомых, - не встречал
щ,ли ты русскую баронессу Любашу Вирх?
Гастон лениво переспросил:
D1. - Кого?
ip - Любашу Вирх.
оЛ - А какая она?
К[. - Немолодая... очень раскрашенная, рыжеватая...
Он пожал плечами.
*
№ - Дорогая моя, я столько видал всей этой шушеры, всех этих русских
at poules1, что, право, даже не помню, у какой из них какая рожа. Но имени,
которое ты назвала, я, кажется, не слыхал. Верно, что-нибудь не
особенно значительное.
и Они уже заы юрили о другом, но Нат аше захотелось снова верну гься
ip к той же теме. Слишком долго думала она о ней, слишком много пред­
став тяла себе этот разговор, чтобы не насы гиться вдоволь преодолен■«ным и нестрашным, ак ребенок, долго боявшийся погладить кошку,
потом, радостно смеясь, тянется еще и еще.
- Скажи, Госс, ты вообще не любишь женщин этой категории?
, - ж1рости гуток? Нет, не люблю, - ответил он лениво. - Это же скучно.
Воибгце всякое ремесло скучно. Я лентяй, сам не люблю работать и даже
i не люблю смотреть, как другие работают. Мне за них лень.
[ -Д а , мне тоже казалось, - продолжала Наташа, все не желая о гходить
I от темы. - Мне ка тлось, что эти продажные женщины неинтересны.
Ож[ улыбнулся странно, как-то снисходительно и в то же время
злобно:
о — Да, когда они продаются, они неинтересны. В этом ты права. Но
если сможешь заставить такую женшину полюбить...
У него голос пресекся, так что он даже дотронулся до горла,
j
— ...Заставить полюбить, то нет в мире счастья, равного тому бла­
женству, которое она может дать'
,
Он чуть-чут в побледнел, словно сразу осунулся, и на лицо его мед­
ленно наплывало то выражение удивления и восторга, которое Наташа
зидел у него, когда он играл Рахманинова.
— Ты... — пролепетала Наташа, — ты... зна... знаешь это?
Он обернулся к ней, точно не сразу понял, кто с ним говорит.
— Я° Нет, нет. Я ровно ничего не знаю.
10:

1 Потаскухи (фр. жаргон; в оуквальном переводе - куры.)

115

Этот разговор она потом, в другие дни вспоминала чаще всего
Думая о Любаше, ища ее в жизни Гастона, Наташа не ревновала ег<
и не ревность заставила ее задать наконец мучивший ее вопрос. Этогс
Го?ьк< 1ГО хлеба она еще не вкусила, он еще хранился где-то на "олочке
щно волновало ее - вю оцно и то же: уловить нити, найти, понят„
узнать, кто ее любовник. Не для того, чтобы успокоиться, — пусть он
д о е окажется еглым каторжником. Просто хотела из туман; тревог
д шпдок и подозрений выйти наконец на определенную дорогу и идти
по ней с открытыми глазами - на позор, на гибель, но видеть и
знать все
А он приходил неведомо когда, уходил бесследно, как галлюцинация.
IIocj : еп I болезни повелось так, что он сразу ложился, а она хло >
тало вокруг него, поила его чаем, бегала за папиросами. Сначала потому
что он действительно был слаб, потом — вошло в обычай
шхороший обычай.
Люди чгс-о е представляют себе, какое огромное значение в их
взаимоотн шениях имеет та или другая ’’обычная поза”. Как она отм
жас -оя в самых тайных глубинах души.
р
Мужчина ходящий большими ша; ами по комнате, заложив руки за
спину и круто пов р?*,иваясь на каблуках, как) ю бы а? инею он ври з гД
ни нес,
он диктует свои директивы, он умница, а тот, кто сидит и
любовшшеГ СГО Душевна>1 поза ~ приниженность, внимание, робкое
Человек лежит на диване и говорит томно:
— Передайте мне, пожалуйста, спички.
Др>гой иде за спичкам приносит, подает, если уронит - поцниГипп » - с^ ит первом:;, нежному, хрупкому, будь ю т хоть дев ihocto
кил I весу, с бычьей шеей.
Чел° в :к сьдчт в кресле, заложив ногу за ногу, чуть-чуть этой затоМеДЛеНН1' * т ”™ - ' “ Мп..роско» О Г ,™
с 10ваУГ0И ~~ веРтится на «упе. вскакивает, ерошит волосы, путает

T oi^ n^ rfnrrn" 33 перво' р: спокойный, мудрый джентльмен, для ко- ■
торого вопрос давно ясен.
ТСМ именно ЙУМбурцад беспокойная путаница в его тупой
башке так поджаривае- пятки его умного и дельно; о партнера.
И не дума] то, что дело здесь просто и чисто внешне,
on „Jr; , ' ' 30 ССТЬ ГЛубок" " 1‘Снхологическаи привычка искать за формой
нее Родй ™ я , ИМЫ непремен ю до тжны стела гь не :ое
у ■
P уть ’ Е,аз6нть#ту
отбросить ее, если почуем, что
всегда вдем н 1 JTO дерзание” с трудом и неохотой.
Mv,1n u lr Bl , Bl peT“ Te осан.итого старика с великолепной бородой,
?
ровями и репутацией крупного оошественного или госуf
иного деятеля — как трудно, как до жестокости тяжело будет
вам признать, что перед вами просто старый дурак...
Но — довольно об этом
Гастон всегда валялся. Наташа вокгуг него суетилась.

116

го

16

J2

3i

№

Раздраж ение является атмосферой
всей общественной ж изн и там, где нет

№
Ti

К

г
:т

Ум большинства ж енщ ин служит им
больше для того, чтобы защищать их
выдумки, неж ели доводы разума.

Ларошфуко.

at

к В мастерской начались новости: манекен Вэпа укатила в отпуск,
прихватив с собой без спроса несколько платьев и купальных костюмов.
Прислала из Жуан-ле-Пен довольно наглое письмо, что она это сделала
в интересах фирмы, так как будет демонстрировать туалеты на пляже,
а Мадам Манель, которая рассчитывала на эти веши для подготов"лившейся дешевой распродажи, очень расстроилась, а от наглости Вэра
даже растерялась.
я Когда Наташа рассказала об этой истории Гастону, он деловито
задумался и сказал:
в — Видишь, как это все просто' Советую тебе сделать то же самое.
Мы поедем куда-нибудь купаться, и тебе нужно быть прилично одетой.
— Может б11гь, тогда лучше попросить у мадам Манель разрешения?
— Ерунда. Если будешь просить — наверное, откажет. Можешь ей
потом прислать очень любезное письмецо, что, мол, ее туалеты польуютсч большим успехом и ты уже набрала много заказов. Она теперь
f такая ошалелая, что ничего не разберет и еще сама тебя благодарить
станет.
— Отчего ты думаешь, что она ошалелая?
f
— Ну, вот! Весь Париж знает. Брюнето с ней разошелся. Бедная
крошка страдает — ха-ха-ха! Рекомендуй меня в диоектора. а?
— Мне не нравятся такие шутки, — сказала Наташа.
— Тогда я повторю это серьезно. Так тебе больше понравится?
’’Почему я так уродливо связала свою жизнь с этим мальчишкой? —
думала Наташа — Он глуп, он нечестен... Зачем мне все это? Если бы
я завела просто пуделя, я не была бы так одинока, как с ним”.
Гастон, по-детски надув верхнюю губу, старательно подпиливал
ногти. Наташа взглянула на нею, и бессмысленная жалость, как теплые
слезы, залила ее душу.
— Бедный, заблудившийся мальчик. Госс! Отчего ты сегодня такой
бледный? Может быть, ты не ел?
В конце августа Гастон сказал, что должен ехат ь по делу в Берлин,
и предложил На гаше сопровождать его.
— В Берлине я получу деньги, и мы поедем купаться в Остенде.
Хочешь? Только сделай махинацию с костюмами, о которой мы го­
ворили. Но не бери ничего вызывающего. Ты должна быть барыней,
дамой из лучшего общества. Очень глупо выделывать из себя кокот­
ку — только отпугивать людей.

117

— Что это ты. точно торговать мной собираешься? — раздраженно
сказала Наташа.
Он надулся.
— Ты ьсе понимаешь чрезвычайно глупо.
После этого он скоро ушел и не показывался два дня. И за эти два
дня Наташа ’’одумалась”. Действительно — к чему эта русская растяпость? Почему, когда Бэра уволокла костюмы, никто ее не пре зирает
и преступницей не считает? В жизни надо уметь изворачиваться С чем
она поедет в Остелде? С одной пижамой собственного производства и
буржуазно пресным полосатеньким трико. Щеголять такой тетенькой
рядом с молодым элегантным мальчиком!.. Н е т Риск слишком велик.
Бопрос о костюмах был разрешен бистро и бесповоротно.
На всякий случай она посоветовала Манель в этом году открытой
распродажи не делать. Может, раздать кое-что по рукам. Придумала
комбинацию: скажет, что сдала выбранные ею туалеты длч продажи а
когда вернется из Остенде, возвратит их Манель и скажет, что покупа­
теля не нашла. А может быть, кое-что из платьев и удастся продать по
возвращении в Париж через Луизу Ивановну, через Гарибальди.
Гастон все одобрил, но таким тоном, точно удивлялся ее глупости:
ра ве можно, мол, было сделать иначе?
Тоследнте время с ним было раздражительно скучно.
Стали готовиться к отъезду.
Ппатья и костюмы отобраны и потихоньку з’несены из мастерской.
Маленькое сердцебиение, но в общем все сошло гладко.
— Если бы у меня не было такое слабое сердце, мне жилось бы проще
Прибежала в последний раз Фифиса. Гастон всегда уходил, когда
ожидал ся визит маникюрши. Наташа ценила это как деликатность.
Фифиса, конечно, затарантила и, конечно, больше всего о Гюбаше.
— Наша-то баронесса какого ерша себе подцепила! Итальянец,
маркиз, мужчина, как говорится, во всю шеку, и молодой, и богатый.
Глазища черные, кру. ш е, ровно деревенское колесо, морда желтая, что
брюква — а хорош! И всюду свои портреты развесил. Как в переднюю
войдешь — огромный во весь рост и в шляпе. Улыбается. И в салоне
портрет во фраке, и в столовой портрет — сидит на каком-то не то
памятнике, не то черт его знает, и яблоки к)шает. Это, значит, для
столовой. Пошла в ванну руки мыть — и там он. В трико на морском
песочке. Я уж даже посмеялась баронессе — чего уж так больно много?
А она говорит — это он все сам и приколачивал, сам и развешивал
Такой, значит, уж любитель. Жаль — не все углы обошла, а то бы —
хю-хю- то!.. Ох, грехи! Ей-Ьогу, обхохочешься.
— Ну, что же, она довольна? —спросила Наташа и подумала: "Может
быть, такая-то жизнь и проще, и приятнее. ’’
— Очень даже довольна. Новый рояль получила и вместе, говорит,
романсы поют. Тот-то, ведь, американец, с червем, совсем уж Квази­
морда был. / тут она мне с улыбкой на ушко шепотком (она ведь шает,
что я никому... |: он мне, говорит, нравится" Ну, что ж, это хорошо. И
человек богатый, и нравится. А то у нашей еестоы все больше так, что
как понравится, так, значит, деньги и рытащьл

118

tl

*

*

*

Выехагти в Берлин как-то безрадостно. Гастон был рассеян, отвечал
, невпопад. Наташа, усталая и грустная, закрывала гла за и молчала. И
1П даже думать ни о чем не могла. Душа ее свои глаза закрыла тоже
В Берлине пробыли только сутки. Гастон ушел, едва успев перег одеться, и вернулся только к утру.
- Мы сегодня же уедем, — сказал он Наташе. — Поедем в Варнемюнде. Это, говорят, очень хорошенький немецкий пляж. Посидим тем
дней десять, мне за это время пришлют деньги, и мы сможем поехать
в Остенде или Довилль. Хорошо?
Наташа устало согласилась
17

w
г

рех велик христианское имя!
Нарещи такой поганой твари.
А. Пушкин ’’Песни Западных славян”.

Варнемюнде.
Маленький отельчик.
’ Га пляже немцы : детьми, целыми семьями.
Огромьые тростниковые каоинки с мешками, с карманами, из ко­
торых торчат кастрюльки, детское белье и жирные куски свинятины и
гусятины в промасленных бумажках
Фагер лежит, муттер сидит, дети бегают и ползают —в зависимости
от возраста.
У фатера газета и сигарета.
У муттер — вязанье.
У детей — лопатки.
Окапывают глубо сими канавами свою кабинку, окружают высоким
валом из песка, чтобы вечерний прилив не замочил песок под их жиI лищем.
Какое множество детей! Белые, толстые, сытые. Многие из них по­
служат потом этим белым сытым мясом будущему благополучию своей
оодины...
Море голубовато-серое, цвета копенгагенского фарфора... Чайки...
В маленьком отельчике чисто и некрасиво. Пахне г рыбой и салом от
всего: от тарелок, от постельного белья и от шерстяных цветов, на­
тыканных в бездарные вазочки, украшающие столы.
В холле за >юро — кассирша. Физиономия ее напоминает яйцо, по­
вернутое острым концом кверху. В самом центре —рот. Наверху в "эком
конце яйца кое-как помещаются маленькие глазки, -тсрашенгые собачь­
ими бровями, лоб со взбитыми кудельками и круглый носик. Нижняя
_асзь яйца, огромная и пустая, расплываеэ ся и лежит прямо на плечах
бе. малейшего признака шеи, подпертая спереди круглей брошкой с
портретом племянника.
119

Плотно стяну тое, твердое, как пробка, туловище и такие коротенькш
ножки, что не шгда не угадаешь — сидит она за своей конторкой шп
уже встала. Щеки у нее малиновые с жилками, углы рта сиреневоп
оттенка.
Рпт улыбается редко, но и без улыбки видны чередующиеся зеленые
и золотые зубы разной длины.
Фрау Фрош — зовут эту даму.
Наташу она невзлюбила с первого взгляда, но Гастон ее очаровал.
Впрочем, вероятно, оттого она и невзлюбила Наташу, что Гастон ее
очаровал.
Фрау Фрош было не больше сорока пяти лет...
т аса он явно кокетничал с ней. Проходя мимо бюро, снимал шляпу
несколько р а :. улыбался своей смущенной улыбкой, и ямочки дрожали
в уголках р га. Иногда Наташа заставача его в грациозной позе, опира­
ющегося об ее конторку и что-то воркующего.
В бюро стояло разбитое пианино. Он часто присаживался окопо него
и, тихо аккомпанируя, напевал какую-то немецку ю песенку:
Гы можешь его покинуть.
Н с не сможешь его забыть...

”

И уж, конечно, знаменитое:
"Я целую вашу руку, мадам'”

Лицо фрау Фрош покрывалось от волнеьия куриным салом и крас­
ными пятнами.
— Я удивляюсь, Госс, - говорила Наташа, — какое тебе удоволъств :е волновать эту жабу? Неужели не противно?
Гастон смеялся
Глуленькая, ты представить себе не можешь, до чего это смешно!
Она воображает, что нравится мне, и таже сказала, что ревнует меня
к тебе. Ха-ха-ха! Я думаю, если ее поцеловать крепко в правую щеку, так
с левой стороны выскочат все зубы! И подумай только, ведь ее зовут
Оттилия! Оттилия! Ха-ха-ха! Я ее теперь так и называю.
Наташа пожимала плечами, но вся эта комедия была ей безгранично
противна, поотивн- были ревнивые взгляды кассирши и противно
улыбающееся лицо Гастона, когда он, прищупя глаза, напевал чувст­
венным хриплым говорком:
"Но не сможешь его забыть " .

И скучно было
Публика серенькая, одеваться для нее не стоило.
Семейные немцы.
Скучное некрасивое море...
Чайки...

120

)ТР

18

Настоящее тревожное состояние до­
лж но рассматриваться как проявление
инстинктов сс посохранения.

»

Фрейд.
Гастон часто посылал ее на почту спрашивать письма до востребо­
вания и все на разные буквы, которые он записывал на буиажке
нп11 ™
3абыВаЛ ото'5Рать от нее - У бумажку и разорвать на мелкие
пг

Письма приходили редко. Он их уничтожал тщательно - уходил на
плях делал в песке ямку и сжигал.
л СкУч^ | ин’ '^-видимому, отчаянно и, если не кокетничал с Фрау
Фраш, то у н ы л о и раздраженно мо.гчал.
Раз как-то сказал Наташе.
- Следовало бы сыграть штуку с этой старой дурой. Я буду ей петь
песенки ь ь дзору ее к роялю, а ты подсматривай из-за портьегы и
когда я зозьм_> ее за руки и говерну спиной к кассе — у нее к; сса всегда
открыта, - тебе достаточно только протянуть руку, чтобы схватить
пачку кредиток... они перетянуты резиночке s - там тысячи две гл эк
- I я с у ла сошел! - холодно сказала Кат аша. - Мы еще , эчнек
деньги таскать, того не хва гало.
Но она и н . удивилась, и не рассердилась. Она даже обрадовалась
потока что наконец поняла игру Гастона с кассиршей. То раздражение’
почти ревность которое она испытывала, видя его все время с фрау
1 Фрош, угнетало ее и беспокойно, и унизительно. Теперь все стало ясно
- Я оыл уверещ что ты и на это не способна, - сказ ы Гастон. - Это
была ш гкэ с моей стороны. Но ты и шутить не умеешь. Ты олипетвор< [ная хандра. С тобой очень тяжело.
1 Наташа испугалась его слов, не знала, что сказать, не умела повернуть
в 1Ьу тку свой ответ и не смела заговорить серьезно.
Он встал ч искусственно спокойной походкой вышел из комнаты.
1огда она вскочила и стала прислушиваться — не пошел ли он к кас
■сирше, но -ут же увидела его через окно. Он шел с папироской в з\ эах
по направлению к купальням.
Гечером они оба делали вид, что забыли размолвку. Он, впрочем
кажется, искренно забыл.
Здесь есть один довольно приличный отель ’’Павильон”, — сказал
с . - >сегодня зашел туда посмотреть публику. Много иностранцев...
Пойдем туда обедать. Может, заведем какое-нибудь интересное зна­
комство.
На другое утро план несколько изменился: пойдет обедать Наташа
: эк с ней скорее заговорят. Потом, если дело того стоит, она
представит Гастона, как случайного знакомого. Одеться Наташа
должна элегантно, но не вызывающе. Должна быть дамой из хорошего
общества.
г
3

v

-

121

Гастон оживился, разрабатывая план, как очаровать богатого амери­
канца и заня гь у не го денег, был так мил и ласков, что Наташе захотелось
отнестись ко всей этой затее, как к забаве. Действительно, кончится тем,
что она своим вечно нудным настроением окончательно расхолодит
Гастона.
Вечером он сам выбрал, какое Наташе надеть платье, оглядел с ног
до головы и зааплодировал.
— Прелесть!
Суетился, смеялся.
Проходя мимо бюро, Наташа надменно улыбнулась на негодующий
взгляд кассирши.
Гастон вышел вместе с ней, но шел по другой стороне учицы, лукаво
и весело на нее поглядывая
Наташа шла своей манекенной походкой. Ей вся эта затея начинала
казаться действительно забавной шуткой. Правда, шуткой невысокого
тона, да, в конце концов, не она ее выбрала, как и всю эту свою жизнь.
Сейчас весело — слава Богу.
Публика оказалась не очень интересной. За одним столиком обедали
на террасе под оркестр три деловых немца, горячо говорили, тыкая
пальцами в какой-то контракт. За другим — пожилая чета северного
типа — швецы или датчане. Но за соседним столиком, прямо лицом к
Наташе, сидел солидный господин, до смешного похожий на гигантскую
рыбу. В профиль лицо его представляло правильный отрезок круга:
очень покатый лоб, слегка расплющенный и потому ровно продолжа­
ющий покатую линию лба нос. той же линией загибающаяся верхняя
губа, и все заканчивалось ртом, потому что подбородка почти не было,
он как-то вливался в воротник, и кончено. Бриви чуть намечались
удивленной желтоватой полоской. Стекла пенсне, такие толстые, что
казались кусками льда, прикрывали глаза. Стекла какой-то особенней
гранки: при повороте вдруг показывался огромный круглый серо-голу­
бой глаз с желтым ободком Потом снова ледяной блеск, и глаза не
видно.
Общий облик этого господина был вполне джентльменский, и, судя
по тому, как почтительно извивался перед ним метрдотель, он был,
вероятно, клиентом богатым Из серебряного ведерка на его столе с
тор ало золотое горлышко шампанского
Как раз то, что нужно , — подумала Наташа и спустила грациозно
мэ1 женным движением манто с правого плеча.
Смотрит он на нее или нет?
Из-за этих стекол ничего не поймешь. Но раз ей показалось, что он,
вливая в свои рыбии рот бокал шампанского, смотрел на нее и. ставя
бокал на место, чуть-чут ь наклонился.
и аташа ответила легкой улыбкой, повернулась в профиль и подняла
глаза к небу.
Вечер был тихий — прелестные облака над морем, розовые, перис­
тые, как опавшие крылья ангелов, горели сладостно ь бе 1больно.
Отчего я так редко смотрела на небо? — подумала Наташа. — Надо
будет как-нибудь показать такое небо Гастону. Поймет ли он?”

122

!*

r^ J OH У*:! ««идая всех здешних куаферов1 и маникюрш и даже
разыскал, н^мотр* н . безвкусие, местных магазинов, красивый летний
я- галстук, но неба еще не видел ни разу...
и
п
° на глУбоко задумалась и сидела меланхолично нежная розовая в
сиянии вечера.
* вливая в
(с
Джентльмен-рыоа вс гад и долго стоял, уставя на нее толстые льдины
своего пенсне. Когда она наконец повернула голову, он низко ей по­
клонился и вышел.
J
и
Гастон остался доволен первым опытом
сс
Он поджидал Н; т иду на дороге, и они вместе весело дошли домойвеселился, собЬтвенно говор) один Гастон. Душа Наташи осталась
Щразнеженной сладкой печалью вечер„его неба '
осталась
Утром пошли купаться, вернее, искать джентльмена-рыбу на пляже
г» Иска ia Наташа. 1 астон следил издали, да он и не мог пом, чь питому
ю ЧТО не знал того в лицо.
’ 1ЮТОМУ
И
:
Наташа искала долго и с ik часто бывает, нашла, уже потеряв всякую
надежду наити. В том месте пляжа, где сосредоточены I £ *
14 испособления щч пр
ков и ныряния, )бралась целая толпа ™
п0пыциков, кричала, визжала и аплодировала
вчерГн™ = L u . CPa3y yB“
ЧТ° ЦСНТР° "
f
^

сгРу)г' купальном грико и сером 1жв каучуковом шлеме он еше
ПОХС 5Ыбу’ а Фигура с большим длинным животом и
короткими ногами была уж совсем какая-то лососья.
Он был героем пляжа, потому что проделывал самые невероятные
г штуки. Плыл под воде яинуз по десять, нырял и built. -вал так далеко
“ Х° ™ “ еРИТЬ' 4 Г° 31 •
там '
У » приветствует
Все, особенно мальчишки, были в востирге.
— Вы не знаете, кто это такой? — спросила Наташа.
- Не шаем, -- отвечали ей, - кажется, какой-то голландец
Наверное, профессиональный пловец, - догадывался то-то
Наконец герои вышел на берег, полежал минутку на песке повеп^лся И, увидев Наташу, сейчас же вскочил и жестомУпригласил с
р,плэ.вэ.ть.
г
Жест был такой: он слегка склонился и вьпянул обе руки вбок по
та п ?Вп £НИЮ1 Л° РЮ' Е‘ 1 ЫЛО вполне ест ественно и просто, но Наташ^
™ ™ о ; Ti r
raa“
’ от этих вьпянутых к
° р- —
I

7

r^ oL
up° ^
’ e Z Z ° берНуВШИСЬ' •™щкла Уль1®ающееся лицо
, . 5 ЖеНТЛЬМеН-рЬ1^ 5ыл >же в воде>плыл вперед и все делал пригла­
си i гльные жесты. Потом вдруг исчез.
о,
яаГ а СеЙЧаС же ЛОВеР' Jла к 5сРеГУ- Ей почему- го показалось, что
н схватит ее за ноги и утопит.
Но джентльмен неожиданно вынырнул перед самым ее носом, когда
Парикмахер

123

она уже почти доплыла до берега, и снова сделал пригласительный жест,
увлекая ее в море
Но она вышла на берег и легла на песок.
Сердце у нее часто и неровно колотилось.
’’Мне вредно купаться", — подумала она.
Но Гастону о сердце не рассказала.
— Он подумает, что я уже совсем старая и больная.
На другой день она принесла Гастону с почты толстое письмо, очень
его обрадовавшее. В письме было триста марок.
Он стал реже беседовать с кассиршей и, казалось, весь ушел в забаву
с джентльменом-рыбой.
Знакомство с ним шло не очень-то быстрыми шагами. Он ни на
одном языке, кроме голландского, не говорил.
Гастон навел справки Ему сказали, что это богатейший промыш­
ленник. Депо было подходящее.
Вечером, в день совместного купанья, Наташа нашла около своего
прибера букет роз.
т кого это? — спросила она у метрдотеля.
—Хер ван Фиск, —отвечал тот, слегка улыбнувшись, и почтительно
указал всем телом в сторону голландца.
Тот приподнялся и поклонился.
На следующий день купались снова вместе. И снова у Наташи болело
сердце от усталости, от отвращения и страха.
19

Я люблю тепе бесчеловечное сердце,
Ты меня предашь завтра,
Я тебя —сегодня вечером...
Стансы для Данон.

Чтобы скорее сдвинуть дело, было решено, что Наташа будет иногда
ходить завтракать в отел! ’’Павильон"
— Деньги пока что есть, — смеялся Гастон. — к субсидирую предприят ие
За завтраком голландец послал ей бокал шампанского.
В тот же день она принесла Гастону с почты письмо с франщ юкой
маркой.
Он был дома.
Письмо было недлинное, но он читал его без конца, медленно пе­
реворачивая. Думал о чем-то и снова читал
Наташа из деликатности обыкновенно отходила в сторону, когда он
распечатывал свои письма, но теперь, удивленная, что он так притих,
она взглянула на него:
— Мальиик! Что с тобой?
Эта серая землистая маска безнадежного отчаяния так не годилась
для его пухловатого детского лица, что, сама по себе страшная, она
пугала еще больше от этого несоответствия.
124

Он весь был придавлен. Он даже согнулся...
Она бросилась к нему, хотела его обнять, но как-то не посмела
Что-то такое огромное, .овеем чужое, совсем неведомое наложило на
него сейчас свою руку... И просто по-прежнему уже нельзя было подойти
к нему.
Он медленно, глядя куда-то мимо Наташи, стал рвать письмо на
мелкие кусочки, собрал лоскутки в конверт, сунул в карман и встал.
Наташа заметила, чз о один крошечный обрывок упал на пол. С отчаянно
забившимся сердцем, точно сознательно совершая гнусное преступле­
ние. она наступила ногой на этот обрывок.
— Знать' Знать! Знать!
Он медленно пошел к двери, тихо, точно с трудом, открыл ее и
вышел.
Наташа застыла, крепко, до судороги нажимая носком башмака на
обрывок письма.
Вот он прошел мимо окна... Ушел на пляж сжигать свою тайну.
Наташа подняла 6yi\ [ажку. Руки так дрожали, что трудно были ра­
зобрать буквы.
h
На •>дной стороне лоскутка стояло: ”.. le l’aime...” И пониже —с л о ­
в о ’’...jeune”1.
С другой стороны mon vieux...”2 и пониже - ”faut
renon...’
Наташа закрыла глаза.
Письмо было неделовое...
„ ,,^то гакое —Iе l’aime”? Крошечная черточка, отходящая от первого
влево, по-видимому, соединяла его с другой буквой в одно слово...
И вдруг - совершении ясно, ж но до радости, до ужаса: это ’ 1е” вторая половина слова ”elle”. ”Е11е 1 dime” - ’’Она его любит”. И потом,
очевидно, в следующей фразе, ’’j eune”. А на оборотной стороне, повидимому, уже умозаключение и советы писавшего Потому что - что
другое могут значить слова: ”faut renon...” как не ”faut renoncer? ’’надо отказаться”.
Наташа так и застыла с этим лоскутком в руках И если бы Гастон
сейчас вернулся —она все равно не разжата бы руки, не спрятала бы этот
драгоценный документ.
— Что это значит? Кто ’’она”? Она любит молодого... надо отка­
заться... И вдруг мысль, хитрая, неприкрашенно лживая.
— А может быть, это все-таки деловое письмо? Может быть, было
затеяно какое-нибудь темное дельце, от которого надо отказаться. А
слова ’’она его любит” гоже касаются какого-нибудь жулика, которому
доверяет намеченная к оолапошению богатая американка. Ничего в
этом невозможного нет. Ровно ничего.
И вдруг... душа вскрикнула:
— Так отчего же это так убкло его? Нет, это не то, не то. Как он
согнулся, сломился весь... Нет! Удар был нанесен в сердце.
ШЮЛОДОЙ

(фр.).

2 Конец, дружище 'фр )

125

Ей стало страшно, це он? Бедный, заблудившийся мальчик! Он
сидит один на берегу. Он все равно не даст подойти к себе, но пусть
видит, что она и в атом, позорном для нее горе (о г другой женщины идет
оно!) с ним.
Она скрутила бумажку, засунула ее в палец перчатки и бросилась за
Гастоном
Но выйдя в холл, остановилась пораженная: он уже вернулся, стоял,
опершись j •>ктем о бюро и нагнувшись к самому лицу кассирши, шептан
ей что-то. Он держал ее за руку, и немка, обернувшись на стук Ната­
шиных каблуков, вдруг страшно смутилась и отдепнула руку. Прежде она
никогда не смущалась так, почти до испуга.
- Ты на пляж? - спокойно спросил Гастон. — Иди, иди. я сейчас
приду тоже.
Она пошла на пляж Но он не пришел.
20

Злодей тут усмехался
И расправлял усы,
Надел свои перчатки
И смотрит на часы...
Старинный романс.

1 ером Гастон сказал ей, что ему придется ненадолго уехать
— В Копенгаген
— В Копенгаген?
Э I ■лово было ей п{ пятно. Она боялась услышать ’’Париж-’.
Очень ненадолго. И на этот раз я рассчитываю на полную удачу,
так чт( можно будет сразу же ехать в какое-нибудь шикарное место!
Лето кончается - надо торопиться.
— А я не могла бы поехать с тобой?
— Вот уж не стоит. Я буду бешено занят, и со мной будут разные
дельцы, с которыми мне не хочется тебя знакомить.
Наташа смотрела на его неестественно бледное, постаревшее и
по^ Р н“”' 11ее ли«° и с удивлением думала: отчего же он не плачет?
и казалось, ч го он в минуты горя непременно должен плакать,
впрочем, зедк уже один раз плакал, тогда... и тот вечер. Может быть,
действительно у него деловые неприятности?..
— гы за это время займись как следует твоим голландцем. Чтобы
к Mot.viv возвращению он был влюблен, сак тигр! - цп тИЛ г аг тон и
улыоался мертвыми губами.
— Когда же ты думаешь ехать?
— Завтра.
.„ J ? °СЛа'Ш 33 ?,ел^ем к nP34^ , купили на дорогу клетчатую кепку, по­
шли купаться. Но Гастон не смог войти в вод
— [не холодно, — сказал он.
Он был. как больной.

126

Вечером он сказал Наташе:
- Я рассчитываю вернуться дней через шесть. Но если и придется
задержаться немножко - ты не беспокойся. И знай, что я заплатил за
комнату вперед за две недели.
Hiranici Нч. почувствовала благодарности за его митую заботу Она
почувствовала только тревету от слов ’’две недели”. Значит может
случиться, что разлука растянется на две недели.
— Ты хочешь, чтобы я писала тебе?
— д д 9°нечно' Пиши до востребования на буквы Л Д.

- Да, да, Л.Д. Я тоже буду писать.
Вечером Наташа отказалась идти в ресторан ”на работу” Побродили
по оерегу.
^
Вечьр был неизъяснимо тоскливый. Маяк бросал таинственные сиг­
налы кому-то в далекие туманы. Два коротких луча, один долгий. И
опять — два коротких, один долгий. Настойчиво, упорно И не ждал
отве га...
- Значит, гы будешь писать мне? - снова спрашивала Наташа
В береговом кафе играл оркест р. Колыхались несколько пар.
Гастон и Наташа, не сговариваясь, пошли на свет и музыку
Сели за столик.
3'
- Хочеш] 1 — спросил I астон и привстал
Он звал ее танцевать.
eN_лого удивленная, она положила руку ему на плечо.
- Как он изумительно танцует! Точно профессионал. — вспоминала
она свое первое впечатление.
Лицо у него было очень бледное, как, впрочем, и весь этот день с той
■гинуты, как он прочел письмо Глаза полузакрыты, губы чуть-чуть ше­
велились, точно он говорил что-то.
- Он не со _1ной танцует, не со мной, не со мной!
Наташа улыбалась и двигалась, как автомат.
- Как все это странно! — думала она. — Почему я не могу спросить
у него, о ком он думает? Он, конечно, не ответит, но с моей стороны
1-*Раз
естественнее спросить, чем делать вид, что считаю все бла° олучным и верю ему. Точно меня нанял кто-то роль разыгрывать
Ночью она не спала.
Под утро увидела мутное море и джентльмена-рыбу, который, выгянув обе руки вбок и почтительно склонив свою плоскую голо] j делал
зригласительный жест.
Русские мальчики приплясывали на берегу и поддразнивали Наташу
запевая.
jjПолюбила рыбу-судачину,
Принимала ры бу за мужчину”

И проснувшись, она все оде как будто слышала их голоса и смех.
Сон дурацкий и, пожалуй, даже веселый, а потянулась от него тоска
:ак туман, на все утро.

127

-iCtoh быстро уложил вещи, отвез их на вокзал и, вернувшись снова,
долго шептался с кассиршей.
— Не o6oKpaj ^5 ы он ее на прощанье, — спокойно подумала Наташа.

Такая мутная бол! наполняла всю ее душу, что эта безобразная мысль
была даже приятна. Ведь это было нечто прост ое, бытовое, реальное.
Люди жив1 г во всякой жизни. | застливые — в хорошей, несчастны е_
в дурной Но в подозрениях, догадках, трепетах и снах, когда они со­
ставляют весь быт и уклад, — жить нелз зя.
астсн предложил позавтракать в каком-нибудь ресторанчике, а по­
том он один пойдет на пристань. Наташа не должна его провожать. Он
этого не любит.
— Хорошо, — покорно согласилась Наташа. — Я буду с пляжа смот­
реть на твой пароход.
Завтрак прошел напряженно и скучно. Гастон был рассеян. Наташа
все е-щадывала в уме разные фразы, которые произнести не решалась.
Наконец она сама сказала:
— Надо торопиться, мальчик, ты опоздаешь,
огда он встал, поцеловал ей руку, потом, точно вспомнив что-то
поцеловал в губы.
“ Ну, ю т - Я пойдз'. Не скучай, ведь это не надолго. Пиши мне в
Копенгаген, до востребования, Р.Т.
— Р.Т.? — уд шилась Наташа. — Ведь ты вчера сказал, что на Л.Д.!
— j у да, на Л.Д. — ответил он рассеянно,
она поняла, что ее письма ему не нужны.
Они вышли вместе.
— Можно мне проводить тебя до угла?
— Хорошо.
На углу остановился, снова поцеловал ей руку и, сделав приветст­
венный жест, совсем чужой, быстро, не оборачиваясь, пошел вдоль
улицы.
21
Она начало понимать, что отсутс­
твующие всегда правы.
~
Фр.Мориак.
Это почти всегда сшибка того, кто
любит... когда любовь уходит.
Ларошфуко.
Поэты, писатели, психиатры и многие прочие знатоки человеческой
души убежден! .1 и друг их убеждают, что для тяжелого настроения 11 даже
прирс) окого гоРя -Лучшимсредст вом, утишающим страдания, является
Природа говорит о вечности. А мысль о вечности (так считают эти
знатоки) оче нь приятна для скорбной души. Поэтому, например, при­
нято скучающего миллионера отправлять в далекие путешествия, ко-

128

[ нечно, в сопровождении врача, снабженного термометром и машинкой
для измерения давления крови.
Миллионер долгие дни смотрит на беспредельное море и долгие
и ночи созерцает безначальность и бесконечность небесной свода и ок­
рашивается его тоска этой жестокой даже дня здоровой души , „асающсй и неприемлемой вечностью.
1 ^ Обыкновенно миллионер путешествия своего до конца не доводит
’’Обманув бди гельность врача”, он бросается в море.
Еще считается полезным указать страдающему на то обстоятельство
что и он, и его горе в сравнении со страданиями всего человечества —
ничтожество и мелочь.
Унизить человека это, конечно, может. Но почему могло бы успо­
коить9
1
Или, может быть, раздавливая каблуком таракана, было бы гуманно
объяснить ему, что слону в его положении приходится гора'щс тя­
желее?..
День был мутный
Тусклое море дымно сливалось с небом, и долго две серые продол­
говатые соринки стояли недвижно не то на море, не то за кебе. И
которая из ню< дла пароходом, увозившим Гастона, Наташа не знала.
Потом она повернулась и пошла домой.
Без Гастона комната стала большой, пустой и странно тихой. Наташа
огляде зсь, точно видела эту комнат) в первый раз. Выдвинула яшик
стола. Пусто. Там долго валялась его сломанная запонка. Теперь она
исчезла.
Наташа быстро оглянула стену у кровати: неделю тому назад она
пришпилила туда портрет Гастона. Фотограф на пляже прищелк! >л их
вместе кодаком, когда они выходили из моря. Наташи почти не было
видно, н< Гастон вышел хорошо. Карточка эта висела еще вчера Сейчас
ее не было.
Впрочем, он ведь всегда исчезал так Бесследно. И это не мешало ему
возвращаться.
J
льп день пролежала Наташа в постели, почти не меняя позы.
— Он был во геем прав, — думала она. — Нужно удивляться, что он
меня не игосил. А он не бросил потому, что даже заплатил из своих денег
вперед за комнату. Это мило, это нежно и деликатно. Нс ему скуч; з
жизнь со мной. Он - это ясно — искатель приключений Он звал меня
с собой в свою интересную, гесгрую жизнь. И так осторожно звал, ни
: че ну не nj [нуждэл... Я мокрая курица. Кислятина. Русская растяпа.
Размазня... Как он оживился, когда я согласилась подурить с этим
рыбьим голландцем: И чего, в сущносл и, я хочу? Чтобы Гастон поступил
сто, скажем, рассыльного у Манель?.. на тысячу франков жало­
ванья? с тал бы маленькимприказчиком0 .. Какая ерунд: !■
*а J4 -Дставляла себе жизнь ту, на которую Гастон звал ее.
иловный фильм, авантюрный роман. Она его спасает... ночью под■ваез иа лодке... они ползут по крыше... она его, раненого, мчит в
автомобиле... Они танцуют на пышном балу, все любуются ею, и он
129

гордится... А под утро она подает сигнал .. Добыча - два миллиона.
ереодетые странствующими музыкантами, они переходят границу...
Она так и пролежала до утра, не раздеваясь, сжавшись комком, в с шх,
полуснах.
Утром встала рано и пошла — но не к морю, только не к морю, не
к безднам, не к ангельски-розовым зорям. Нет, инстинкт еще вел ее к
жизни, и она пошла бродить по улицам курортного городка, смотреть
на витрины магазинов, разглядывать ерунду: бусы из горного хрусталя,
перстенечки и? кровавика, сережки из какого-то мутн-то кам; я, неде­
ликатно положенные рядом с огромной подставкой под чернильницу из
того же материала, что явно свидетельствовало о его нередкости и
недрагоценности
Расс [атривала вязаные кофточки, купальные костюмы и шапочки,
все грубое и некрасивое и на ее изысканный вкус парижского манекена
даже смешное..
Ь ресторан ’’Павильон’ ей идти не хотелось. Она чувствовала себя
усталой и увядшей. Надо сначала хорошенько отдохнуть.
Гастон вернется — в худшем случае через две недели, потому что
заплатил за две недели вперед. Ну а за эти две недели голландец будет
уже привязан на веревочку. Только сначала надо отдохнуть.
Вернувшись домой, увидела подсунутое под дверь письмо. Сердце
так стукнуло, что она не сразу нагнулась поднять.
Но конверт был незапечатан и заключал в себе просто отельноШ
счет.
— Это они для порядка. Немецкая аккуратность.
Проходя мимо конторки, старалась не глядеть на фрау Фрош. Но
HVBCTBOBaHa на своей спине ее острые злые глаза Жаль, что здесь за­
плачено вперед, а то .ща могла бы перееха гь в другой отель. Но с другой
стороны, эта жаба Оттилия, наверное, скрыла бы ее адрес от Гастона.
Прошел день. Прошли дни.
Она ходила на почту. Спрашивала письма на свои буквы и на свое имя
Чиновник перебирал нетолстую пачку
О " уже знала это синее письмо, которое никто не требует, повестку
газету, бандероль...
1
— Ничего,
Как-то, подходя к почте, увидела фрау Фрош. Она как раз выходила
оттуда. Шлв l пус гыми руками, растерянная, и Наташу не заметила хотя
встретились они нос к нос). Наташа была поражена выражением ее
лица. Ото было такое тупое бессмысленное отчаяние, которое, переводя
на звук, можно было бы сравнить с ослиным криком. Выражение лица
фрау Фр>чд ыдо отчаянное, как ослиный крик.
на быстро, неровной походкой пошла по направлению к отелю.
“
писем от Гастона! - злобно засмеялась Наташа.
и стало противно, что вот она так же, как эта жаба, идет на почту
также, как она, письма не пол)лит. Может быть, и у нее самой так"ё
же >ыра;:ела в сторону. Но фрау Фрош
сама окликнула ее.
7 F
—Вам уже два раза подавали счет, —сказала она. —Будьте любезны
уплатить, наш отель кредита не делает.
И она, торжественно подняв коротенькую ручку, указала на соот­
ветствующий плакат на стене.
Наташа удивленно подняла брови.
- Позвольте, —сказала она холодно. - Но ведь мосье Люкэ, уезжая
в Копенгаген, заплатил за две недели вперед, а прошло только шесть
цнен со времени его отъезда.
Наташа теперь близко видела лицо кассирши. Как оно изменилось!
Толстые щеки как-то гнусно отмякли и обвисли, как коровье вымя.
Портрет племянника переехал клевому уху. Значит —воро", стал широт.,
и она перетягивала его. И Наташа с омерзением поняла, что Фрош
похудела
—Уплатил за две недели? —злобно переспросила кассирша. — У вас
в таком случае должны быть наши расписки. Будьте любезны показать.
еперь рот ее растянулся и выпустил ряд золотых и зеленых зубов
разной величины.
- У меня нет расписок... Он, очевидно, забыл их передать мне!. Или
просто верил в вашу порядочность. Он на днях вернется из Копенгагена,
и все выяснится.
- ' -ха! — сказала Фрош. Не засмеялась, а именно только сказала
- Х-ха! Почему он вернется из Копенгагена ?
Наташа смотрела с недоумением.
- Почему он вернется и }Копенгагена? — повторила Фрош. —Когда
он вовсе не туда поехал. Наш слуга был на вокзале и слышал, как он
покупал билет iM6ypi — Г ариж И видел, как он сел в гамбургский
поезд. Ловко он вас надул.
Она помолчала, с любопытством рассматривая Наташино лицо.
- А какое вам дело до того, где он находится? — спросила Наташа.
- А какое мне дело? — задохнулась Фрош, и шеки l нее задрожа­
ть — Если мне нет дела, то вы. очевидно, берете на себя уплатить мне
пятьсот марок, которые ваш друг взял у меня взаимообразно, — рас­
писка у меня есть!
- Ах, вот что вас волнует! — презрительно сказала Наташа, точно
кассирше следовало волноваться какими-то другими высшими моти­
вами.
- За комнат я, конечно, заплачу, — продолжала она все с тем же
презрение м — А зопрос о своем долге он, конечно, урегулирует, когда
вернется. Можете успокоиться.
И она с достоинством вышла.
131

22

Долгие страдания ведут к изменению
сущности.
Марсель Пруст.

Есть души, для которых слезы, как увеличительные стекла: мир,
видимый ими через эти стекла, всегда огромен и ужасающ в счос м
безобразии.
Те мелкие детали, которые обычному взору представляются почти
украшением, потеряв свои нормальные размеры, давят и пугают. Кто
видел под микроскопом очаровательнейшее создание Божие, символ
красоты земной — бабочку, тот никогда не забудет ее кошмарно-зло­
вещей хари. Пленкой ’’маловиденьл” преображен для нас мир чудовищ.
Завыли по ночам сирены. Безнадежно и жутко. Предупреждали ко­
го-то в далеких морях, а тот или не слышал, или не понимал, потому
что вий возобновлялся еще и снова, и. казалось, уже не предупреждал,
а оплакивал.
Безнадежно1
И маяк настойчиво бросал свои лучи — два коротких, один долгий,
настойчиво, хотя уже было ясно, что никому он не нужен и никого не
спасет.
Но откровеннее и наглее и сирен, и маяка рассказал обо всем страш­
ный но зой сигнал — три красных фонарл, поднятых на береговую
мачту. Она увидела их, выйдя из кинематографа, куда забрела случайно. „
Жиденькое желтое освещение в подъезде этого кинематографа держа­
лось близко, дальше входных ступенек не разливалось. Дальше был
черный npoBaj. не вниз, а во все небо и во всю землю, во всю безмерность
пространства. Черный провал. И над ним высоко по вертикальной
линии три красных фонаря.
— Будет шторм, — сказал кто-то.
щ
Но никому это пояснение не было нужно. Ужас не в том, что будет -J
шторм. Ужас в черном провале и висящих над ним, как бы осеняющих
его, или воплем кричащих красных огней...
никакое логическое рассуждение не расскажет человек) так безысходно явно все о нем самом, как вот такие огни:
— Да, — сказала Нагаша.
Это значило, что она поняла.
Она одна на свете, в одиночестве позорном, потому что брошена и
пот му что не сама это одиночество избрала.
И раньше, и всегда была оча одна. Никому не нужная, не интересная.
Ма .екен для примерки чужих платьев.
Жизнь ни разу не коснулась ее. Война, революция — все прошло
мимо. Все отозвалось только как холод, голод и страх.
Пришла любовь и дала душе ее тоже только холод, голод и страх. И
в л i6 bh этой была она одна. Одинока.
Гадалка предсказала, что она поплывет на родину На родине чудеса,
и Х{Щстос приходит на зов... олько ведь она, пожалуй, и там будет
132

ти шяя (чуде не узнает. Слышать о ни\ будет, а сама ничего не познает
Душа у нее скучная...
Прижалась ин„ се.гчас к этому подъезду кинематограЛа. расцвеченном) уродливыми разляпанными плакатами Стоит . ею жидешьком
желтом свете... Но вот уж и он гаснет. А дальше - то. черное глубокое
безмерное...
г
'
3
Потом н в ались сны. Сны несчастных всегда удивительны и всегда
* много страшней жизни.
Бодрствующий разум так преданно "подхалимно" служит человеку
подпрааляе г, успокаивает, подвирает, где нужно, не вери,. когда можно’
Спящи*. оставлен без этой верной охраны И к нему, беззащы hi »мт
подкрад! шаются темные ползучие ужасы, опутывают его, как свою добыч>, и овладевают им. Иногда они так сильны, что разрушают всю
дневную работу почтенного разума, и человек перестает верить дню со
всеми его прекрасными возможностями и твердой логикой, и с пути
благоразумия покорно и безвольно соскальзывает на путь безумия.
К Наташе приходили сны почти всегда одни и те же. Она все искала
какого-то ребенка, которого унесли и где-то мучают
Вкроят ю, в этих сновидениях просто отражалось сокровенное ее
люови нежность и тревога ш этого "заблудившегося мальчика”. Про­
сыпалась, слышала воющий плач сирены и засыпала, чтобы снова бро­
дит ^ по неведомым лабиринтам и искать и не находит ь.
п
у ночь, предшествующую знаменательному дню, увидела она
сон, не похожий На обычные.
Увидела она старый деревенский дом, где провела свое детство.
Увд зела бс.щшую столовую этого дома и сидящих BOKpvr накрытого
стола. С)мерки густые, почти ночь. Но огня почему-то не зажигают И
сидят молча.
р о т видит Наташа высокого плешивого старика, различает его
пробритый по старинной моде подбородок. На плечах ч\ть-чуть по­
блескивают эполеты
Дедушка! Покойный дедушка, — узнает Наташа.
И как узнала его. так сразу узнала и других.
Вот прямая, плоскогрудая на плечах оренбургский платок _ тетя
Соня. Тоже давно умершая. И г широком кресле, сама широкая, ни­
зенькая, ься в оборочках и фальборочках и в рюшках — бабушка
/ рядом дальняя родственница, старушоз а Пашенька - когда же
она умерла? Ах, да, еще до войны ..
Наг; -да не успела всех разглядеть, но заметила, что один прибор
пустой, и тут же поняла, что все ждуг именно этого гостя, который не
приходит, и потому так напряженно и молчат.
И вот дедушка говорит:
— Чего же мы ждем, дорогая? Почему не начинаем7
,7 Мар>си еще нет. — прошамкала в ответ бабушка.
Кг» Iже это такая эта Маруся ° - подумала во сне Наташа. — Я ведь
Маруси совсем не знаю”.
— А когда же она прибудет? — снова спрашивает дед.
а шу страшно ьолнует слово "прибудет . Это долгое, гулкое "у” —

133

”прибу-у-у-уудет” заключает в себе что-то особо страшное. Или это вой
сирены вошел в ее сон?..
... числа. — отвечает чей-то голос с другого конца стола.
Наташа ге поняла цифры. Она слышала, но как-то не поняла и тотчас
проснулась И, проснувшись, мгновенно забыла весь сон. Осталось
только какое-то особое тоскливое беспокойство, новое, которого
раньше не было.
Уже светало, и она решила больше не спать. Ее знобило, болела нога.
Надевая чулки, она заметила, что сустав около большого пальца распух.
— Подагра?
Долго с ужасом рассматривала свою прелестную ногу с подкрашен­
ными лакированными ноготками.
— Надо зайти в ап теку, спросить какую-нибудь мазь.
День ) шалея ^ркий, солнце прыгало по стеклам, быстрое, веселое.
Можно 5ыло пойти на пляж и просто прогреть как следует больной i
сустав. Купаться, конечно, нельзя. Она чувствовала себя совсем про­
стуженной.
Веселый день говорил, однако, о том, что надо жить на свете и что-то
для этой жизни предпринимать.
За комнату заплачено еще за пять дней. Если ехать через пять дней
Париж, то не хватит даже на билет третьего класса. Добраться до
Пзь ,,жа и там постараться продать кое-что из платьев?
И вдруг вспомнился гол 1 шдец. Как глупо, что она его так забросила.
Надо сегодння же пойти в "Павильон”.
Она надела очаровательное платьице, которое еще ни разу здесь не
надевала, зеленое, с вышитыми серебряными и золотыми рыбками, и
пошла в парикмахерскую. Нога болела, знобило, но день кричал, что
надо жить.
®
Куафер попался какой-то неладный, подпалил прядь около уха.
Рядом причесывалась миловидная барышня, поворачивала стри- 3!|
женую головку на тонкой шейке, и Наташе вдруг надоели ее ynpvrne
локоны.
— Остригите менл, — сказала она.
Куафер радостно защелкал ножницами: четыре раза в воздухе,
один - в волосах.
Нехорошо, — думала Наташа. — Очень темное у меня лицо, точно
из больницы”.
- зрышня рядом была рыженькая. Не выкраситься ли?
Куафер очено одобрил эту мысль.
— В бронзовых английских тонах флейлен будет очень файн!
Да, вышло хорошо.
Нтгаша медленно поворачивала перед зеркалом свою позолоченную
змеиную головку. Какие oi ромные глаза!
Она с истинным восхищением рассматривала и расчесывала свои
ресницы, очерчивала красным карандашом нежный рисунок рта. Радо­
валась, что видит себя такой красивой и, главное, совсем новой. Ах. как '
хорошо, что можно сделаться новой!
Она пошла на пляж, глядя на свое отражение во всех окнах.
134

23
|
°

Это вовсе не страстная драма, преступление или самоубийство, видимые
причины которых кажутся сложными.
Фр. Мориак.

^

Несмотря на яркое солнце, день был холодный, ветреный. Поэтому
и купальщиков было мало.
^
Наташа выбрала местечко подальше от публики, сняла башмак и
чулок с больной ноги.
Песок был холодный, и ее сразу стало знобить, но она долго пролежала так, усталая, в полудремоте.
Кричали чайки. Мелкими звоночками перезванивали детские голоса.
Толстый аббат с серым мягким лицом старой нянюшки прошел со
своим молодым другом. Наташа уже встречала эту парочку. У старика
’ были сентиментальные голубенькие глазки. Друг его, тоже священник,
с плоской сутулой, как вопросительный знак, спиной, с непомерно
| длинной талией напоминал фигурой цирковую собаку в юбочке, сто1 ящую на задних лапах. Лицо у него всегда было надменно приподнятое,
глаза подчеркнуто целомудренно опущены. На шее под затылком —
1 глянцевитые лиловые прыщи.
Старик остановился недалеко от Наташи и долго восторженно го1 ворил о чем-то, указывая на небо и море.
Молодой слушал, не поднимая ресниц, и вдруг исподтишка метнул
1 опущенным глазом на Наташину ногу, быстро, точно стащил и
спрятал.
1 А старик все говорил о небе.
На небе в это время свершалась мистерия: неслись белые воздуш! но-облачные видения, туда, к горизонту, где залегло темное, недвижное
и неумолимое. Белые видения гасли, таяли, умирали и все-таки не ос­
танавливали своего жертвенного стремления...
1 Наташа заснула без сна, лишь в каком-то тихом звоне, и проснулась
внезапно, точно кто позвал ее, и открыла глаза.
Прямо к ней, тяжело и осторожно шагая толстыми голыми ножками,
шел крошечный рыжий мальчик. Он смеялся веселыми глазками, и
верхняя губка его надулась, словно припухла, и маленькие ямочки дро­
жали в углах рта.
Глядя на это приближающееся к ней ужасное своим сходством милое
личико, Наташа задрожала от отчаяния. Она вытянула руки, словно
1 защищаясь от страшного призрака, и голосом ночных кошмаров, срывным и придушенным, закричала:
— Прочь! Прочь! Не хочу! Прочь!
Испуганный ее криком ребенок остановился, сморщил глаза и нос,
■' и губки его посинели от плача.
А Наташа упала грудью на песок и зарыдала громко, с визгом, вся
трясясь и дергаясь.
135

Пляж уж начал пустеть —наступало время завтрака, когда она пошла
домой. Распухшая нога болела, и Наташа присела на скамейку бере­
гового бульварчика.
— Она?
— Не может быть.
Голоса были русские
— Она!
— Наташка — ты?
Перед ней загорелые, черные, как аоапчата, стояли Шурка и Мурка.
Круглые их глаза глядели на нее испуганно
— Господи! Да что же это с тобой? — ахала Шурка. — Какая ты
страшная' Рыжая, зареванная!
— У меня нога болит, — жалко улыбнувшись, ответила Наташа
— Господи' Она стала рыжая ottoi о, что у нее нога болит! Ничего
не понимаю. Деньги-то у тебя есть?
— Не беда, — прерьала Мурка. - Мы здесь ташгуем в ’’Павильоне”.
Через пять дней получаем деньги и — марш в Париж. Тогда мы вас
прихватим с собой...
— Да как тебя сюда занесло? — продолжала удивляться Шурка. —
А Манелыла тебя по всему Парижу разыскивает.
’’Манельша... разыскивает, — пронеслось в голове Наташи. —Ах, да!
Костюмы...”
— С чего же она взяла, что я... — пробормотала она.
— Именно решила, чтоб тебя, — радостно прервала Шурка. — Брюнето женился на Бэра. Открывают свою мастерскую. Бэра уз ащила у
Манелыни все лучшие модели, которые сама показывала и которые гы
показывала. Но Манельша не желает подымать никакого скандала и
надумала сделать тебя директрисой. Говорит, что ты очень дельная и
очень прилична", словом — влюбилась в тебя а ты туг нюнишь!..
— А Любаша-то бедная! — прервала ее Мурка. — Какой ужас!
— А, что? — устало спросила Наташа.
— Как — что? Разве ты не знаешь? Господи, она ничего и не знает'
Все газеты только об этом и пишут. Зарезали ее.
— Задушили, а не зарезали. С целью грабежа, — вст авила Мурка.
— Ь е с целью грабежа, — перебила Шурка. — Там как-то иначе,
по-юридически... С целью симуляции грабежа... Вот как.
— По подозрению арестован Жоржик Бублик — знаешь? Hv, навер­
ное, знаешь.
Обе торопились, перебивая друг друга.
— Настоящая фамилия — Бубелик. Это так прозвали Бублик, а
он — Бубелик. Латыш, что ли.
— Не латыш, а латвийский подданный. Это разница. Да вы его,
наверное, знаете...
—Все лето таскался за Любашей по всем ресторанам, такой подлец!
Стой, Мурка, у тебя же была газета... та, французская... Да посмотри в
сумке.
Мурка раскрыла вышитую купальную сумку, набитую всякой балет­
ной требухой.
136

— Да ведь была же! — волновалась Шурка.
— Постой, а это что?
Мурка выхватила из рук Шурки газетный сверток и, вытащив из него
грязные балетные туфли, развернула.
- Зу, кто же се знал, что это та саман. - сконфуженно пролепетала
Шурка. - Ну, вот... смотри. Это ’’Matin”. Во, Gueorgi i Georges
Bubelik” Вот он... смотри...
3 ’
6
Голова... голая шея без воротничка, странно, точно от холода, сжатые
плечи..
— Гастон.
Наташа устало смотрела на это лицо. Она была совсем спокойна. Как
будто ей снова и снова рассказывают давно ей известную, совершенно
для нее постороннюю историю. Только сердце колотилось отчаянно но оно жило своей жизнью, и это биение ;го было чисто физическое
потому что душа ее была совершенно спокойна
Больше всего в настоящий момент интересовало Наташу ее соб­
ственное лицо. Ей почему-то казалось, что оно улыбается, и она со
страшным усилием сжимала губы.
— Как это странно! Почему я так?
Да, да, латвийский подданный, — переоивая друг друга, тара­
торили Шурка и Мурка. — Латвийский, без определенных занятий
Двадцати двух лет.
И вдруг обе вскинулись.
— А репетиция-то, Господи'
- Наташка! Приходи вечером в ’’Павильон”. Или завтра на этом
месте j одиннадцать.
— Нет, лучше приходите сегодня! Поболтаем, — говорила Мурка
машинально заворачивая туфли снова в ту же газету.
Наташа осталась одна. Закрыла глаза И вот опять Шурка перед ней:
- Наташка, ты, можзз бы гь, расстроилась? Я сейчас толькГ вспом­
нила, что он и за тобой бегал. А? Дн ты плюнь. Такой мерзавец, он и
тебя мог бы. Иди, голубка, отдохни! А я бегу ...
— Значит, так, — дума за Наташа. — Он убил Любашу. чтобы огра­
бить и вернуться ко мне. Тогда его казнят Или он убил 13 ревности?
Она вспомнила обрывок письма. Ведь он сорвался ехать именно
после этого письма.
1 огда его оправдают.
Его оп авдают, но он — вернется ли он к ней? Он, значит, все время
любил 'лронессу, однако был с ней, с Наташей. Значит, опять вернется
к ней.
^
Но лучше всего, если убил из-за денег и сумеет вывернуться. Нужно,
чтобы было так убил из-за денег, но доказать, что убил из ревности.
Она аташа, может ему в зтом помочь... Она покажет этот обрывок
письма, может присочинить что-нибудь. Это так. Но сейчас важнее всего
Ч Л106- Важнее всего понять, установить для самой себя: любил ли
I астон баронессу?..
Вспомнился разговор в дождливый день в ресторанчике: ”Но если

137

заставить такую женщину полюбить...” Так, кажется, он сказал... ”То нет
высшего блаженства на свете”. Да, да. Он ска *ал именно так. Но, по­
жалуй, что она-то его и не любила, а он только надеялся и представлял
себе это ’’высшее блаженство”.
Что бы там ни было, надо сейчас же ехать в Париж. Откладывать на
пяти дней немыслимо.
И еще одна возможность: ведь он арестован только по подозрению.
Может быть, убил-то к не он?
Но они там будут снимать оттиски пальцев, увидят его страшные
руки.
— ’’Любаша задушена!” — сказала Мурка.
Усталость и скука. Так давно, давно она все это знала, что теперь,
узнав в окончательный и последний раз, не чувствует ничего, кроме
смертельной усталости и скуки.
Не печаль, не тоска, а вот именно то чувство, когда все то же самое
долбится без конца, без конца...
олько вот сердце бьется так. что дышать трудно. Сердце само по
себе, по своей воле отмечает что-то последнее и окончательное. Да еще
этот странный смех, который растягивает ей губы и с которым она никак
не может сладить.
24

Ж изнь — только блумедающал тень...
Это сказка, рассказанная идиотом, ко
торая полна скандалов и ярости и ко­
торая ничего не значит .
Шекспир. ’’Макбет”.
Да. Ж"ать еще пять дней немыслимо. Надо сейчас же ехать в Париж
главное, не^терятчея. ничего не забыть и ничего не перепутать, иначе
она погибл^ ’’О гом” сейчас думать не надо. Сейчас надо ехать в 1Гариж.
Денег нет. А голландец' Немедленно идти в ’’Павильон”. Сейчас время
зав грака Он там.
* L >на, спеша и спотыкаясь, побежала в ресторан.
Метрдотель не сразу ее узнал — так изменилась она от новой прическг от красных пятен на щеках, от заплаканных глаз — и, не узнав,
повел на другую сторону террасы, но она, быстро повернувшись, на­
правилась к своему обычному месту.
В ресторане было гтесторато. И главное - столик голландца был
— Где этот господи] ' — спросила Наташа и сама удивилась, как
громко она говорит.
— Его нет, — ответил лакеи.
И она сейчас же вскочила со стула, на который уже успела сесть и
бросилась к выход).
Теперь было уже совершенно ясно, что голландец на пляже. Он,

138

значит, сегоцня купае г_я дольше обыкновенного. Надо бежать на пляж,
не теряя ни минуты. Тогда она еще сешдня успеет уехать.
На пляже было уже совсем пусто. У самой воды одевалась какая-то
личность из тех, что не берут кабинок, а купаются в тихое время прямо
с берега. Личное гь напяливала белье на мокрое трико, и ветер вздувал
парусом белую рубаху.
1 [одальше чел< «ек десять мальчишек, громко крича, гонялись друг
за другом стаей мелкой рыбешки.
’’Это, верно, русские мальчики из моего сна”, — подумала Наташа и
озабоченно покачала головой.
Сны входят в жизнь. Да. Вот уже сны входят в жизнь...”
Она быстро разыскала свою кабинку, разделась и натянула купальный
костюм. Трико показалось холодным и сырым, и ее всю атр чело.
— Боже мой, до чего я больна! А ведь сегодня надо ехать...
Она старалась ’’главное, ничего не забыть и ничего не перепутать”.
Сейчас нужно было найти голландца и взять у него денег.
Она вышла из кабинки и пошла к тому мест)-, где они обычно купа­
лись, но по дороге споткнулась о вырытую детьми горку, упала на песок,
закрыла глаза и точно мгновенно заснула. Может быть, всего на ми­
нутку. Но когда очнулась, сразу увидела своего голландца. Он стоял
довольно далеко, пожалуй, дальше того места, где они всегда купались,
и, очевидно, подстерегал момент, когда она откроет глаза, потому что
сразу же сделал свой обычный пригласительный жест, склонив голову
и вытянув руки, и тотчас исчез. Очевидно, прыгнул в море...
аташа вошла в воду. Вода была холодная и странно сильная и

139

упругая. Не пускала к себе. Тяжело ударила в сердце, когда Наташа легла
на волну. Но зато потом подняла ее и понесла на себе легко и свободно.
Голландца не было видно. Но справа гулко плеснуло — значит, он
нырнул и сейчас, проплыв под ней, вынырнет слева. Обычная его игра.
'-метро почувствовав усталость, Наташа повернула к берегу.
Берег оказался дальше, чем она предполагата.
’’Неужели я так долго плавала?”
Слева мелькнула рука голландца. Наташа повернупа на этот знак. Но
рука мелькнула снова уже справа, потом совсем далеко впереди блес­
нули ледяные стекла его пенсне.
’’Пожалуй, все это мне кажется”.
Но берег уходил все дальше. Э го уже не казалось.
’’Что же это такое?.. Ведь плыву-то я к берегу...”
Она посмотрела вниз, в мутное зеленое пространство. Увидела свое,
сокращенное ^одой, маленькое, беспомощное тело, нежные, янтарного
цвета ножки. И ей стало жаль этого беззащитного существа, судьбу
которого она так давно, давно знала...
' нй подняла голову. Да. Bepei уходит от нее.
Меня уносит з море, — спокойно подумала она. — Ну, что ж... Надо
все-таки плыть к берегу”.
Справа, довольно близко, показался пароход.
Если он пройдет между мной и берегом, перережет мне путь и
под] гимет большую волну — мне не выплыть”.
Пароход перерезал ее путь, направляясь к гавани, но волны не под­
нял, т Т зташа поняла, как далеко отнесло ее о т берега.
Должно быть, я утону”, — все так же спокойно подумала она.
И тут ей показалось, что нужно непременно что-то сделать т акое, что i
всегда все делают, а она вдр'т забыла. Что же это? Ах, да — надо
помолиться
Господи!
сказала она. — Спаси, помилуй и сохрани рабу Твою
Нат... да ведь не Наталья же я! Я Маруся, Мария...
И тут сразу же мг овенно вспомнила свой предутренний сон.
"Маруси еще нет”, — шамкала бабушка.
”А когда же она прибу-у-дет?” - спрашивал дед.
Вот оно, это ”у-у-у”, так исттавш ее се во сне. Это ”у-у-у” это - море.
И как же она ье поняла, что Маруся — и есть она. Но теперь уж совсем
не страшно, еперь только смертельная усталость. А что они ждут, так
ведь это хорошо Это очень хорошо, что и ее кто-то где-то жде г
Но сейчас все-таки надо плыть. Надо доработать свое ?ака шнное,
положенное на земле.
Она снова заглянула вниз в зеленую бездну, снова увидела висящее
над чей крошечное свое тело.
И н,. ^ э не было на свете. Ни жизни с Гастоном, ни любви к нему,
к Lоссу, к .аблудшему мальчику, ни ужаса последних часов - ни-че-гс.
на только спокойно удивлялась, как могло все это быть таким зна­
чительным и страшным!
Может быть, она еще и доплывет до берега. Но и это особого зна­
чения уже не имело.

140

И вес-гаки что-то нужно было. Выполнить какой-то старинный, да­
лекий, вековой завет. Да... перекреститься нужно. Перс креститься.
*' Просто: во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Она подняла руку и тотчас острая, жгучая боль ударила ее в дыхание,
обожгла мозг, зеленым тоном заполнила мир.
И она еще раз дернула головой, ловя воздух.
?

Шторм продолжался два дня.
Суровый пахарь трудно водил тяжелым своим плугом, резал упругую
сине-зеленую почву, и она, вздымаясь, опадала белой пылью в глубокие
бОроЗ 1Ы.
На третий день, когда тело Наташи прибило к берегу, к рыбачьей
стороне за купальнями, море было спокойно, и вечер, осененный ангельски-розовым крылом неба, благостно тих.
Нашли тело рыбаки, спустившиеся к берегу выправить сети.
Сынишка одного из них, увидев издали приподнятую головку Ната­
ши, маленькою в облепивших ее коротких волосах, побежал к дому,
радостно крича:
— Мальчика поймали' Мальчика поймали!
Этот серебряный детский голосок гак чудесно прозвенел е вечернем
затихшем воздухе, что стоявший на берегу толстый патер улыбнулся и
повернул свое доброе лицо старой нянюшки к молодому другу.
На пляже было почти пусто. Публика, напуганная плохой .югодой
последних дней, очеьидно, разъехалась. Несколько немцев, пожалуй, уже
из местных жителей, сидели с газетами, подстелив коврики на сырой
песок.
— Дело вступило в новую фазу, — сказал один из них, обращаясь к
приятелю. — Арестован муж баронессы, дегенерат, почти идиот, жив­
ший на средства своей жены ”Со дня убийства, — начал читать немец,
— барон ведет себя оиень подозрительно. Он непрерывно смеется...”7
Патер отвел своего друга подальше. Ему не хотелось, чтобы молодой
человек слушал детали этой грязной парижской драмы дегенератов,
великосветских кокоток и сутенеров.
Он показал ему розовую даль, обещающую чудесное счастье, и долго
говорил о том, что день создан тоже по некоему образу и подобию,
потог/1учто рождается, живет и умирает. И что смерть сегодняшнего дня
особо прекрасна, тиха и кристальна. Тихость моря и благость неба и
даже мирный человеческий груд — вон там несут рыбаки что-то темное,
должно быть, улов вечерний — и серебояный радостный голосок ре­
бенка...
- Чудесна смерть твоя, отходящий день!
И так как был он не только сентиментальный поэт, но и священник,
1 , подняв руку как бы дня благословения, произнес последние слова,
обращаемые на земле к отходящему:
”1г manus Tuas, Dormne”1.
' В руки тьои. Господи пат.).

Публикация Игоря ВАСИЛЬЕВА

141

ГОВОРЯ OTKFGEEHHO

ВОТ И ВЕРЬ ИМ!

Я не понимаю, почему к натему труду т ак относятся. Я
учусь в 8-м классе. Нам ска
зали, что мы два раза будем
ездить в совхоз собирать кар­
тофель. Говорили: "Заплатим
хорошо, вы уж постарайтесь
. А после того как мы первый
раз съездили, нам сказали: ”За
девять корзин (одна корзина
12 кг) мы вам заплатим
80—90 копеек . Ну скажите,
что нам остается делать?
Мы, конечно, сказали, что это
несправедливо, но нам отве­
тили: Будете выяснять вообще ничего не заплат им”.
Все взрослые говорят, что к
I нам надо относиться чутко,
помогать нсил, подросткам,
что мы - будущее поколение. А
сами вот что вытворяют.
Вот и верь им после этого.
■

Ира С.,
Карельская АССР

А Я НЕ УМЕЮ

,

I

Мне 16 лет. Д ля кого-то
это мало, а я считаю - слиш­
ком много. Возможно, это звучип. глупо, но я боюсь жить.
Да-да, я боюсь. Я слабый чело­
век. И, честно говоря, мне нравится это, ведь я девушка, Но
142

мои друзья и взрослые говорят,
что это плохо, что слабые не
выживут в нашей системе, где
нужно уметь дать в морду,
завернуть круглое словцо, про­
ломить лбом стену. А я не мо­
гу, не умею. Мои родители не
научили меня этому, а теперь
сами же и обвиняют. Оказы­
вается, никому не нужно мое
умение прощать, ждать,
терпеть, любить. Моя мама
I вздыхает и горестно стонет:
До чего же ты не приспособ1 лена к жизни \ И я боюсь. Воюсъ, когда покупаю в магазине
продукты, что продавщица
накричит „ на меня ни с того,
ни с сего, боюсь вечером выйти
на улицу. Я не могу ударить
человека. Иногда от без­
удержной злости и непони­
мания я реву. Нет. вы не по­
думайте, что я совсем каша. У
меня eci гь собственное достоинст.во. Но я не могу понять,
почему наши "бедные” пенси­
онеры кроют матом в автобу­
сах и троллейбусах нашу ” не­
счастную ’ молодежь, а эта
несчастная ” молодежь изби­
вает в подворотнях ” бедных”
пенсионеров. Я не могу понять,
за что нас ненавидят учите­
ля у .у не все, конечно.
Я люблю помогать людям и
знаю, что могу помочь. Но в
последнее время я чувствую,
что нужна лишь как пилюля.
Даже парень, который гово-

_

и,

рил, что любит меня, сказал
недавно: ”Людям не всегда бы­
вает плохо, и нужно уметь
разделить с ними и рабостъ".
i
Только вы уж не думайте,
I что я такая старомодная. Я
люблю современные фильмы,
музыку... Но может быть,
есть такие люди, как я, и,
прочитав это письмо, они не
будут чувствовать себя оди­
нокими
Катя С-,
Саратов

ХСЧУ ТВЕРДО ЗНАТЬ...

Учусь я в 8-м классе. Зна­
ете. взяла я в руки первый
номер журнала МЬП и даже
сердце защемило, когда по­
смотрела на обложку. Еще
немного, и я разревелась бы.
Почему мои же подруги дру­
жат с парнями и счастливы,
и эти годы запомнятся им
на всю жизнь. Почему со мной
не дружит ни один мшгъчишка? Потому что я не гу­
ляю вы ' ночь и не хожу на
танцы 9 Почему так?
Я хочу, что-бы у меня был
настоящий друг, хочу твердо
тать, что на свете есть че
шеек, который не бросит те­
бя никогда...

МЕНЯ ВСЕ НЕНАВИДЯТ

Я живу в небольшом городке
с мамой и младшей сестрой. Я
себя не считаю пюхои а ос­
тальные считают. Мне 14
лет, я учусь в 9-м классе. Меня
в школе ненавидят. Была, у
меня подружка, но она тоже
увиде. гс во м.не плохого чело­
века Я очень плохо учусь. Все
ма чъчишки в классе бьют ме­
ля, и с возрастом все сильнее.
Некоторые говорят: *Ты как
пугало огородное". Или чего ху­
же. Всюду меня пихают, бьют,
оскорбляют. Я не могу за себя
постоять, потому что я одна.
Меня ненавидят за мой нос. У
меня там что-то воспалено, и
из него постоянно течет. Я
вовремя его не вытирала, а
теперь мне некуда деваться
Оля Я.

ВЕРЮ В ПАР- ИЮ

Я сторонник Горбачева, ве­
рю в партию, Ленина. Горжусь
пьем, что я комсомолец. Мне 18
лет, и иногда я жалею, что не
родился раньше и не попал в
Афганистан.
Я не понимаю тех людей,
которые осуждают Горба­
чева. Ведь он предоставил нам
гласность, теперь мы можем
писать, высказывать все, что

Лена,
Псковская область

1^3

хотим. В стране происходят
грандиозные перемены. Соци­
алистическое общество су­
ществует и развивается 70
лет. когда все другие создава­
лись веками, и именно у нас не
могло обойтись без ошибок, но,
как говорится, ’'на ошибках
учатся ” .
Я верю е партию и уверен,
что она найдет выход из это­
го затруднительного поло­
жения.
Своей демократией Горба­
чев многим навредил, и поэ­
тому у нас создают искус­
ственный дефицит в про­
мышленности. Должен заме­
тить, что это им удается и
народ начинает возмущаться
Президентом.
Мне категорически не нра­
вится отношение к памяти
Ленина. Великий человек, ко­
торый сделал революцию ради
нас, который не щадил ни сил,
ни. здоровья, а что теперь ?
Надругательство над па­
мят никами ему. Разве эт.ого
он заслуж ил? Я не нахожу
слов, как назвать эту серую
массу неблагодарных
О комсомоле хочу добавить
только одно - побольше ак­
тивности и энтузиазма,
Об Афганистане я лучше не
буду говорить, я там не был, не
мне судить, но когда его на­
чинают ругато, мне стано­
вится больно в душе за ребят,
которые выполняли интер­
национальный долг, а теперь,
выходит, их зря туда посы­
лали.
Алексей САВИН,
Куйбышевская области

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ДЕТЕКТИВ

Эдмон Дантес, аббат а>арриа,
Мерседес.. Прославленные на
весь мир и всеми нами любимые
литературные герои. И в го же
время мало кому известны имена
людей, чьи все без исключения
трагические судьбы и легли в ос­
нову
знаменитого
романа
Алекс _ндра Дюма Франциск Пико, аббат Люше, Тереза Вигуру
Именно они были участниками тех
драматических событий, которые
начались в феврале 1801 года в
ариже и в которых так тесно
переплелись
любовь,
преда­
тельство и преступления. А вот о
том, кем были эти люди и чем так
прославились, если на них обра­
тил внимание сам Дюма, мы и
хотим рассказать вам в предла­
гаемой ниже своеобразной хро­
нике того теперь уже так далекого
от нас времени.
В те февральские дни 1801
года в Париже царило веселье. И
надо сказать, что у парижан было
для этоте две весьма веские при­
чины- ранняя, теплая весна и
•очередная блистательная победа
французской дипломатии. Ото­
брав у Австрии под предлогом
мирного договора левый берег
Рейна.^ Бельгию и Люксембург,
первый консул в который уже раз
недвусмысленно показал всей

144

НЕТ НИЧЕГО ТАЙНОГО...
ИЛИ ИСПОВЕДЬ
ПРЕСТУПНИКА
ПЕРЕД СМЕРТЬЮ
Александр УШАКОВ
Европе, что с ним шутки плохи
вило, волнуют только собствен­
И пока поитихшая под яростным ные победы и поражения. И что им
натиском корсиканского беженца в поинципе до какого-то там ле­
Европа приходила в себя, фран­ вого берега Рейна и покоренного
цузские банкиры довольно поти­ Люксембурга...
рали руки с предвкушении буду­
Итак, Франциск Пико был
щих барышей.
счастлив. А счастье, как известно,
■''ридцатипятилетний парижс­ почти всегда требует того, чтобы
кий сапожник Франциск Пико в о нем рассказали другим. А с кем
силу своих занятий был весьма же было поделиться своим
далек от политики и никогда не счастьем Пико, как не со своими
связывал свои планы на будущее лучшими друзьями, которых он,
с захватом Бельгии и оккупацией кстати, не видел уже целую веч­
Пьемонта. Вполне даже возмож­ ность, проводя все свободнее
но, что он и не подозревал с его время в последние недели с Тесу|±1ествованчи И тем не менее в резо 1? И теперь, выйдя из дома
один из тех весенних дней он был своей невесты, Франциск сделал
счастлив ничуть не меноше, неже­ то, что на его месте сделал бы
ли, скажем, сам Талейран после любой другой мужчина- он напра­
того как практически ограбивший вился к друзьям.
Австрию среди бела дня новый
мирный договор был подписан
Как и обычно, в тот вечер чет­
брато» первого консула Жозе­ веро приятелей Франциска, или,
фом Бонапартом и австрийским вернее, те люди, коих он причис­
дипломатом Людвигом Кобенц- лял к своим лучшим друзьям, со­
лем А все дело было в том, что брались в небольшом кафе на
наконец-то сама Тереза Вигуру площади Святой Удачи, которое
согласилась стать его женой. И, принадлежало одному из них по
наверное, не стоит строго судить имени Матвей Лупиан. И в тот час,
Франциска Пико за то, что в тот когда счастливый Франциск вы­
исторический для Франции день шел от своей будущей супруги,
он был рад больше все-таки за они торжественно восседали за
себя. Ведь Франциск б от влюб­ массивным круглым столом, вы­
лен, а все влюбленные, как из­ несенным Матвеем по случаю
вестно, живут по своим, понятным теплой погоды на улицу, на кото­
только им законам, и их, как пра­ ром стояло несколько бутылок

145

старого бургундского, которое
прижимистый Матвей позволял
себе, , значит, и своим друзьям,
употреблять только по праздни­
кам. Справедливости ради надо
заметить, что и всем этим людям
не было в принциг i«= никакого дела
до захваченных Францией Бель­
гии и Люксембурга, но, coi паси­
тесь. повод есть повод
риятели уже пропустили по
два стаканчика этого превосход­
ного вина, напоминавшего им о
залитых солнцем виноградниках
Бургундии, и теперь внимательно
слушали Марселя Шобаоа, чело­
века очень высокого роста, с ху­
дыми, длинными руками и впалом
грудью, оживленно рассказыва­
ющего ставшим уже историческим
анекдот о том, как тонко повел
себя первый консул во время
в с тр е ч с австрийским диплома­
том Людвигом Кобенцлем. При
этом Шобар рассказывал об эт< >м
с таким видом, как будто это
именно он, Марсель Шобар, че­
ловек, никогда не блиставший ни­
чем даже на фоне своих довольно
тусклых приятелей, ввел в тот ис­
торический вечер австрийского
дипломата в комнату, где его
ожидал Наполеон, а вовсе не
князь Талейран
- Представляете себе, — го­
ворил Шобар, держа в слегка
подрагивавшей руке стакан с ви
ном, - зид этого Кобенцля? Во­
шел в комнату, а в ней нет ни од­
ного кресла! Так и простоял всю
аудиенцию пеоед столом, за ко­
торым сидел первый консул
— Что и говорить, - хихикнул
сидевшии напротив Ш обара Ан­
туан Аллют, лицо которого не­
двусмысленно выдавало склон­
ность его обладателя к горя­
чительным напиткам, — хитро

придумано! И я предлагаю, —
поднял свой стакан Аллют,' —
выпить за здоровье первого кон­
сула!
Не успели друзья поставить
пустые стаканы на стол, как им
сразу же предоставилась воз­
можность наполнить их снова, так
как в эту минуту к стопу подошел
неизвестно откуда
зявшийся
Франциск Пико.
— Ого, како редкий гость! —
громко воскликнул, вставая из-за
стппа, Матвей Лупиан. — Какими
судьбами, Франциск? Вспомнил
наконец своих товарищей?
- А я их никогца и не забы­
вал - улыбнулся Франциск, по­
жимая правой рукой руку Матвея,
а левой слегка обнимая его.
Рассказывай! — хлопнул
Франциска по плечу Шобар. - --|и бы не забыл, приходил бы
почаще'
- Уж не взяла ли тебя в плен
какая-нибудь красавица? — хи­
хикнул ь свою очередь Пьер Сопяри. — А, Франциск7
— I ~о знает, — многозначи­
тельно улыбаясь, пожал плечами
Пико, — может, и взяла.
— Дэ ты что, — в упор глядя на
Франциска
своими
проница­
тельными глазами тооговца, уже
серьезно спросил Лупиан, — ни­
как жениться собрался?
— Да, ребята, это правда, —
выдержав
довольно
значит ;Льную паузу, спокойно ответил
Франциск.
слышав такое неожиданное
1звестие, друзья начали напереюи поздравлять Франциска И
только Антуан Аллют не принимал
участия в обшем веселье, как че
ловек, познавший на своем горь­
ком опыте, что такое злая жена. И
эперь он, стоя в стороне от об-

146

. нимавших и хлопавших Пико по
спине и плечам друзей и скеп­
тически глядя на всеобщее
оживление, хмуро бурчал себе
t под нос:
— Нашел чему радоваться чу­
дак... Подожди, пройдет год, и ты
запоешь совсем по-другому...
— Да будет тебе скулить, Ан­
туан, — махнул на него рукой Шобар, — не всем же достаются та­
кие подарки, как твоя Франсуаза!
Это его замечание было встре­
чено дружным хохотом: ибо свар­
ливость жены Алл юта уже вошла
у друзей в пословицу.
— Кстати, — продолжал, пре­
кратив хохотать, Шобар, — а мож­
но нам узнать имя твоей будущей
жены, Франциск, или ты будешь
держать его в секрете даже
от нас?
— И в самом деле, Фран­
циск, - пробасил Матвей, — сто
это счастливое создание, отхва­
тившее такого молодца?
Франциск, находившийся под
вопросительными взглядами всех
четверых друзей, не спешил с от­
ветом. Он так давно ждал этой
минуты, что теперь, когда она на­
конец настала, ему хотелось не­
много потянуть со своим торжест­
вом. Выдержав довольно значи­
тельную паузу и стараясь казаться
совершенно спокойным, он с не­
сколько
нарочитой
небреж­
ностью произнес:
Тереза Вигуру!
Если бы мы сказали, что это
известие изумило всех без ис­
ключения друзей Франциска, то
мы бы, наверное, сильно погре­
шили против истины, ибо два этих
простых слова, произнесенные
Франциском, буквально ошара­
шили их. Вполне возможно, что
если бы в этот момент Сена вышла

из берегов и затопила бы кафе
Лупиана, ьие они удивились бы
намного меньше И в самом деле,
как же это могло случиться, что
одна из самых богатых невест
района, в котором они жили, до­
станется этому простому сапож­
нику, едва сводящему концы с
концами? Значит, ему достанутся
и те сто тысяч франков, которые
отецт ерезы давал ей в приданое!
От радостного возбуждения,
еще несколько секунд назад ца­
рившего в кафе, после этого из­
вестия не осталось и следа. Ведь
теперь перед Шобаром, Лупианом, Соляри и Аллютом стоял уже
не простой парень, перед кото­
рым каждый из них чувствовал
пусть небольшое, но все жепре­
восходство. вполне достаточное
для удовлетворения их мелкого
тщеславия, а состоятельнейший
человек, который, как это все
вдруг поняли, к тому же и ограбил
их. Да, да, именно ограбил, ибо
никто из этой четверки, за исклю­
чением женатого Аллюта, был не
прочь и сам породниться с бога­
тыми Вигуру и в своих далеко
идущих мечтах уже не раз пере­
считывал их денежки. А теперь...
Сильнее всех был ошарашен
неожиданным известием Матвеи
Лупиан, который, будучи уже
вдовцом, тем не менее считал, что
именно он и никто другой наи­
более подходящая партия для
только что распустившейся кра­
савицы Терезы. И вот, на тебе!
Буквально из-под носа у него
увели неьесту! И кто? Какой-то
сапожник, день и ночь гнувшийся
над своими заготовками для ту­
фель, тапочек и черт знает еще
для чего! Да, это был удар так
удар, и последствия этого удара
дали себя знать немедленно. Уже

147

не лукавство и добродушие све­
тились в темных глазах владельца
кафе в них загорелей мрачный и
не предвещающий ничего хоро­
шего огонь злой ненависти к
этому бедняку обворовавшему
его
Приблизительно
такие же
чувства испытывали и остальные
доузья А Франциск, по-своему
истолковавший замешательство
друзей и вдоволь насладившийся
произведенным эффектом, нако­
нец проговорил:
- В следующий вторник, в пять
часов, мы ждем вас к обедне в
Сент Гibe, аза^ем приглашаю всех
на свадебный бал на улицу Урс'
Придете?
—Да... конечно... — нестройно
скорее про. эпетали, нежели от­
ветили ему Шобар и Матвей.
- Ну вот и договорились! —
улыбнулся Франциск. - Итак, до
вторника*
Франциск пожал руки все еще
не пришедшим в себя приятелям и
среди гробового молчания поки­
нул кафе. Напряжение было так
велико, что даже после его ухода
все продолжали хранить нелов­
кое молчание, избегая смотреть
друг i угу в глаза. Но вот, нако­
нец, Шобар, нарушив тишину,
хмуро пробурчал:
- Да- а. договорились.
И в то же мгновение Лупиаи
словно раненый ззеоь, про­
ревел:
— Этому не бывать никогда!
—А чем ты ему помешаешь? —
иронично усмехнулся Шобао —
Отговоришь Терезу? Так это надо
было делать раньше*
- И в самом деле, чем? — пе­
респросил Соляри, в душе кото­
рого при выкрике Матвея снова
забрезжила надежда.

Лупиан угрюмо обвел взглядом
всех троих прия злей, словно
видел их в первый раз и теперь
оценивал, на что они способны.
Все трое были серьезны и сосре­
доточены. ’’Еще бы, — недобро
усмехнулся про себя Матвей, будешь серьезным, когда у тебя
отнимут сто тысяч... Тем лучше, —
решился он, оставшись довильным произведенным осмотром, —
значит, спорить не б'/дут ..” Вслух
же он произнес:
— Вы спрашиваете меня, как я
- зэ сделаю? Да очень просто
Сейчас мы вместе напишем пись­
мо в ПОЛИТИ1 ескую полицию, в
котором сообщим, что сапожник
Франциск Пико вовсе не сапож­
ник, а .
— А кто же он? — не выдержал
Антуан Аллют, перебив Матвея.
Матвей недовольно взглянул
на Аллюта и, понизив голос, до­
говорил
— а лангедокский дворянин,
являющийся английским шпио­
ном .. Вот и все...
Лупиан
шумно
выдохнул,
словно сбросив с себя тяжелый
груз и взглянул на пораженных
услышанным друзей. Уж чего че­
го, а такого они услышать не
ожидали и теперь, растерянные,
молчали, стараясь не смотреть в
глаза Лупиачу. Что и говорить,
страшное дело замыслил Лупиан.
Да сейчас, когда Англия всячески
помогала превратившейся в ра­
ковую опухоль на тепе республи­
ки Вандее бороться с Наполео­
ном, о таком и подумать-то страш­
но, а тут Ведь Франциск, будучи
оовинен в таком страшном пре­
ступлении. мог лишиться не толь­
ко Терезы, но и самой жизни...
Первым заговорил Аллют.
— Послушай, Матвей, — спро-

148

сил он, — а тебе не кажется, что
это называется подлостью7 И я, —
оглядев друзей, продолжал он, —
в этой грязной игре участвовать
не собираюсь, да и вам не со­
ветую...
Лупиан досадливо поморщил­
ся, Речь идет о с га тысячах, а эт от
блаженный толкует о морали. Ка­
кая, к черту, тут может быть еще
мораль? Но видя то, как подей
ствовали слова Аллюта на прия
телей, он решил изменить тактику
Усмехнувшись он добродушно
произнес;
— Ну что так разволновался,
старина? Шутки перестал пони­
мать? Неужели ты и в самом деле
думаешь, что мы способны на та­
кое? Чудак! Да и потом, — развел
он руками, — ты думаешь, что в
полиции сидят такие недотепы,
что не в силах отличить сапожника
от дворянина7
Видя все еще недоверчивое
выражение на лице Аллюта, Мат­
вей громко расхохотался и хлоп­
нул того по плечу.
— Давай лучше выпьем! —
предложил он, направляясь к сто­
лу и наполняя стаканы вином. —
За Франциска и Терезу Пико!
Надо сказать, что этот тост
особого энтузиазма ни у кого,
кроме Аллюта. не вызвал, хотя
все, зная, что у Матвея на уме,
выпили Матвей сразу налил еще.
— И как не порадоваться за
товарища? — снова заговорил
он. — Ведь он теперь стал бога­
чом, правда, он парень ничего и.
я думаю, не зазнается, в случае
чего может и взаймы дать...
Он еще долго и много говорил
о том, что даже сто тысяч франков
не смогут испортить такого пре­
красного товарища, каким для
всех являлся Франциск и что

деньги не самое главное в этой
жизни, а куда важнее оставаться
честными всегда и во всем. И хотя
говорил он это в основном для
Аллюта, Матвей не переставал не­
заметно следить за тем эффек
том, который его разглаголь­
ствования о ста тысячах произ­
водили на остальных. И чем боль­
ше он говорил, тем лучше видел,
что этих уговаривать ему будет не
надо.
Приблизительно через час,
провожая едва державшегося на
ногах Аллюта, Матвей, протягивая
ему оутылку, говорил
— А это возьми домой, вы­
пьешь завтра с женушкий за наше
здоровье...
Проводив Аллюта и плотно
закрыв дверь кафе, Лупиан быст­
ро вернулся к ожидавшим его
друзьям
— Ну а теперь, — проговорил
он совсем другим голосом, — за
работу.
Комиссар I /по уже собирался
уходить домой, когда к нему в
кабинет зашел дежурный. Протя­
нув комиссару плотный неболь­
шой конверт, он коротко пояснил:
— Вам, мсье комиссар
— Благодарю вас, Дюпен! Вы
можете идти...
|\ак только за дежурным за­
крылась дверь, Було взглянул на
конверт. На нем четким крупным
почерком было написано: 'К о ­
миссару политической полиции
Було. Дело особой государ­
ственной важности"? Було недо­
вольно хмыкнул и опустился В
кресло. Вот и все, поощай сво­
бодный вечер, в кои-то веки он
хотел было посидеть вместе с же­
ной у старого приятеля и на тебедело государственной важности.

149

Но надежда, как говорится,
умирает последней, и комиссар, в
глубине души все еще надеясь,
что ничего серьезного в прислан­
ном ему письме не окажется, раз­
резал конверт. Но уже с первых
прочитанных им строк он понял,
что беседу с приятелем ему при} ется отложить до лучших времен.
’’Преданный друг оеспублики, —
читал он, — извещает господина
полицейском комиссара о том,
что живущий в Париже по такомуто адресу под именем Франциска
Пико человек, на самом деле яв­
ляется лангедокским дворянином
и английским резидентом. Мне, извещал дальше преданный друг
республики,— приходилось не­
однократно слышась разговоры
мнимого сапожника на англий­
ском языке, которые он, по всей
видимости, вел со своими аген­
тами...”
Далее в письме приводилось
еще несколько доказательств
странного поведения Франциска
Пико, которое никак не соответ­
ствовало занятиям скромного са­
пожника. Подписи в письме не
было. Вернее, была, но ни о чем
не говорящая: все тсг же ’’пре­
данный друг республики”.
Було прочитал письмо дважды
и подумал о том, что теперь у него
есть все шансы продвинуться по
службе, напомнив о себе началь­
ству расследованием
такого
громкого дела, каким обещало
зть дело этого мнимого сапожн. V Пора, давно пора ему по­
кинуть это, давно ставшее для
него тесным кресло, которое он
занимал до сих пор.
Були был так возбужден пред­
стоящим расследованием, что
даже не стал вызывать дежурно­
го а сам направипся к нему на

первый этаж. Спустя десять минут
трое агентов политической поли­
ции отправились по адресу,
указанному в письме ’’другом ре­
спублики”, в закрыто i карете,
предназначенной для перевоза
особо опасных преступников.
Агенты были весьма искушен­
ными в своем деле людьми. Во
избежание всяких неожиданнос­
тей они не стали подъезжать к
дому, в котором жил Пико, а ос­
тановили ^арету за квартал от его
жилища. Словно три зловещие
тени, они бесшумно и в то же
время быстро направились к
нужному им дому.
Франциска разбудил стук в
дверь. ’’Кто бы это мог быть?” недовольно подумай он, зажигая
свечу и посмотрев на часы. Было
половина второго. Но в то же
мгновение недовольство смени­
лось вдруг трево! ой. Уж не слу­
чилось ли чего с Терезой или с се
родителями? Подгоняемый тре­
вога i, Франциск поспешил к две­
ри и открыл ее. К великому
изумлению Пико. в комнату, едва
он открыл дверь, тут же ворва­
лись трое рослых мужчин, заку­
танных в черные плащи и в на­
двинутых на самые глаза таких же
черных шляпах. Двое из них креп­
ко схватили Пико за руки, а третий
проговорил низким голосом:
— Ведите себя тихо, всякое
солоотивление бессмысленно!
В следующее мгновение на
сапожника неуловимым дви­
жением Надели наручники и по­
садили на кровать а тот. кто пре­
дупредил его о том, что сопротив­
ляться бесполезно, и, по-види­
мому, а аршиг из этой троицы,
иронично усмехнувшись, спросил
у Франциска.

150

— Может быть, вы сами нам все
покажете7 Поверьте, так будет
лучше1
Все еще не пришедший в себя
от изумления Франциск подумал,
что это или неудачная шутка а два
часа ночи, или же к нему забра­
лись грабители. Если это так, по­
думал Франциск, то они явно
ошиблись адресом Даже при
всем желании ему нечего им от­
дать И все же, немного олимнившись, он спросил:
— А что я вам должен показать7
— Ш иф ры, переписку, доку­
менты... — последовал быстрый
ответ
Если бы у произнесшего эти
слова человека вслед за ними изо
рта вылетело бы пламя, Пико, на­
верное, и то меньше бы удивился.
Неужели это все же нелепая шут­
ка'1 Он взглянул в лицо старшего
троицы Оно было совершенно
серьезным. Тогда Пико решил,
что он ослышался, и неуверенно
спросил.
- Вы сказали, ш иф ры 7
— Да да, милый мой сапожник,
я сказал шифры, переписку и д о ­
кументы!
Окончательно сбитый с толку,
Пико только пожал плечами.
— Извините, но я не понимаю,
о чем вы...
— Что ж, — снова иронично
усмехнулся старший, — тем хуже
для ваг
Тщательный обы ск квартиры
сапожника, который велся в те­
чение почти трех часов, ничего,
естественно, не дал. Однако от­
сутствие результата ни в малей­
шей степени не огорчило старш е­
го группы. Он, по его словам, и не
надеялся ничего найти, ибо такая
крупная птица, как этот мнимый
сапожник, вряд ли стал бы прятать

компрометирующие его матери­
алы у себя в гнездышке.
— Ладно, — в конце концов
г»,ахнул он рукой, когда был ос­
мотрен буквально каждый санти­
метр занимаемой Пико площа­
ди, — поехали к комиссару.
Через минуту Пико, недоумеьающего, что имел ввиду поли­
цейский — а в том, что это были
полицейские, он теперь не сомне­
вался — под словами "мнимый са­
пожник” , закутали в собственный
плащ, надвинули на глаза его же
шляпу и, предупредив, что при
попытке к бегству или желании
позвать на помощь его просто-на­
просто пристрелят, вывели на
улицу. Еще через минуту он, за­
жатый с двух сторон агентами,
сидел в наглухо закрытой карете,
мерно катившейся по парижской
мостовой навстречу своей не­
счастной судьбе.
Последующие дни слились для
Франциска в один бесконечный,
кошмарный сон. Его допраш и­
вали,
уговаривали
сознаться,
грозили, обещали помиловать,
снова допрашивали и снова гро
зили . А Пико даж е ни m чего не
отрекался, он просто молчал. Но
чем больше он молчал, тем силь­
нее неистовствовали следовате­
ли, которых теперь было несколь­
ко и которые вели допросы чуть
ли не круглые сутки, сменяясь по
нескольку раз в течение дня и
ночи В конце концов несчастный
Пико уразумел, что его обвиняют
в шпионаже в пользу Англии и в
посредничестве с Вандеей. По­
началу он бы ло подумал, что над
ним опять пытаются подшутить, но
чем дальше продвигалось "рас­
следование” и чем злее стано­
вились следователи, тем отчет­
ливее он понимал, что все это да-

151

леко не шутка и что дела его об­
стоят очень плохо.
Допросы продолжались еще
неделю Но в протоколах следст­
вия так и не появилось ни строчки.
Пико молчал по той простой при­
чине что ему было нечего сказать.
Еще через неделю над ним
состоялся закрытый суд, который
приговорил мнимого английского
резидента к пожизненному за­
ключению в специальной тюрьме
для особо опасных п еступнчков
а Италии, куда он и бьи i вывезен
спустя еще несколько дней после
суда. Напрасно его друзья ходили
в полицию и пытались зыяснить,
что случилось с бедным сапожни­
ком Никто ничего не знал. Розыс­
ки Пико, которые вела местная
полиция, не дали никаких резуль­
татов Лишившись жениха, Тереза
Вигуру целыми днями ходила с
заплаканными глазами, и ее роди­
тели сер. эзно опасались, как бы
она не заболела от тоски
Но прошло время, и в районе
площади Святой Удачи стали по­
степенно забывать о как в поду
канувшем накануне собственной
свадьбы несчастном сапожнике.
Едва не умершая с тоски Тереза
не только утешилась, но и вышла
замуж за одного из лучших друзей
Франциска Матвея Лупиана, при­
ложившего в свое время немало
усилий для розыска своего това­
рища и ее жениха. Получив в прианое сто тысяч, Лупиан вскоре
открыл новое кафе, которое за
короткий отрезок времени стало
одним из лучших в Париже. Дела
его процветали. К нему, ка( и
п эжде, по вечерам приходили
Шобар и Сопяри выпить винца и
поболтать. О Пико они не гово­
рили никогда Антуан Аллют вско­
ре после ареста Франциска уехал

вместе с женой в Ним Рассказать
правду у него гак и не хватипо ду­
ха. К тому же он почти ничего не
помнил о том, как уходил из кафе
и чем закончился тот вечер А
когда уже после ареста Пико
спросил об этом у Лупиана, тот
прямо сказал ему, чтобы он забыл
об этом деле раз и навсегда Да,
они написали и отослали письмо
в полицию. Матвей и не скрывал
этого Но только, усмехнулся он,
первым подписал то письмо
имеьно он, Антуан Аллют, а затем
уж все они. Правда, Матвей, по­
нимая, что Аплюту придется не­
легко на новом месте и зная о его
финансовых затруднениях, не
пожалел для старого товарища
тысячи франков и даже проводил
его Наверное, надо упомянуть и
о том, что сто тысяч, полученные
/пианом в приданое, не сделали
его скрягоч. и его ближайшие
друзья, Шобар и Соляри, никогда
не платили за выпитое и съедзк
ное в его кафе
А жизнь тем временем шла
своим чередом, готовя новые
сюрпризы всем бзз исключения
действующим лицам этой, без
преувеличения сказать, трагедии.
Фенестрельский замок в Неа­
поле пользовался дурной славой.
Взрослые пугали им детей, и
местные жители на вопросы при­
езжих о том, что творится за его
толстыми стенами, предпочитали
не отвечать. Все это было, конеч­
но, не случа! но, ибо в Фенестрепьском
замке
находилась
тюрьма дгч особо опасных пре­
ступников Часто в одной камере
сидели и уголовники и полити­
ческие преступники Начальство
делало это с умыслом. Уголовни­
ки ненавидели политических, а те

152

в свою очеоедь отвечали им такой
же неприязнью. Часто уга ювники
становились секретными осведо­
мителями начальника тюрьмы и
сообщали ему все, что они слы­
шали от политических. Нередко в
камерах случались и стычки
между уголовниками и полити­
ческими, перераставшие в на­
стоящие побоища, кончавшиеся
зачастую увечьями и даже
убийствами их участников. На­
чальство смотрело на все эти на­
рушения режима сквозь пальцы,
справляя при этом свою выгоду.
’’Чем меньше их останется в жи­
вых, — цинично заявлял началь­
ник тюрьмы, — тем меньше нам
придется заботиться о них!”
И вот з одной из камер этой
страшной тюрьмы в январе 1814
года умирал старый итальянский
аббат, брошенный в замок много
лет тому назад за свои свобо­
долюбивые проповеди, призы­
вавшие итальянцев на борьбу с
Наполеоном, от которого после
его заточения отвернулись все
его родные.
Почти весь свой срок аббат
содержался в общей камере сре­
ди самых отъявленных мошенни­
ков и убииц, Но вот уже неделю он
находился в одиночке. Правда, и
в этой : е вечером в камере, где
лежал больной, состоялся обряд
усыновления, и приглашенный
сгециально по этому поводу но­
тариус торжественно, насколько
это, конечно, позволяла обста­
новка, объявил, что Франциск Пико отныне считается сыном аобата Люше и ему присваивается имя
Иосиф Люше. Сразу после этого
нотариус заверил завещание аб­
бата, согласно которому все его
сбережения переходили к его
сыну, .Иосифу Люше. Начальник
тюрьмы, пожелавший лично при­
сутствовать на этой комедии, ибо
развлечения во вверенном ему
учреждении были не часты, с тру­
дом сдерживал смех, глядя на то.
с какой серьезностью аббат под­
писывал завещание. Еще бы это
было не смешно! В завещании
стояли такие цифры, что если бы
начальник тюрьмы и хотел бы
поверить в серьезность всего
происходящего, то вряд ли смог
бы это сделс гь Впрочем, его

154

мнение разделял и сам нотариус,
Но прежде чем отправиться в
который, покинув умирающего,
Париж и узнать, кто же именно
только пожал пленами, что, мол,
постарался так ж естоко отде­
поделаешь, рехнулся старик.
латься от него, И осиф Люше дол­
Несчастный аббат умер на сле­ жен был выяснить, является пи он
дующий день, и его сын Иосиф
на самом деле обладателем тех
Люше собственноручно закоыл
самых миллионов, которые ему
глаза осчастливившего его отца. завещал отец. И надо сказать, что
Трудно сказать, что думал обо И осиф не очень бы удивился, уз­
всем этом сам новоиспеченный
нав что все это золото и деньги
Иосиф Люше По всей вероятно­ всего-навсего плод расстроенно­
сти, он и верил, и не верил в за
го долгим тюремным заключени­
вешанные ему миллионы. Да и что ем человека. Но, как выяснилось
было ему толку во всех этих бо­ уже в Гамбургском банке, милли­
гатствах, когда он был навеки оны свободолю бивого аббата
погребен в этом каменном мешке, действительно существовали как
носящем название Фенестрель- существовал и клад, который Ио­
ского замка? И ему, как и сотням сиф разыскал по данной ему от­
других таких ж э несчастных, ос­ цом карте Правда, клад он решил
тавалось толоко одно: уповать на пока не трогать, ибо и без него
чудо которое бы открыло перед был скззочьо богат. Его годовой
ним двери его темницы. И такое доход равнялся 600 тысячам
чудо сверш илось весной 1814 франков. И Люшэ постоянно уве­
года, когда во Франции пало им­ личивал его, вкладывая деньги
ператорское правление, и все те,
в выгодные предприятия и банки.
кто когда-либо совершил п р е ­ Его постоянно можно бы ло видеть
ступления против
Наполеона,
в Турине и Милане, в '"амбурге и
были выпущены на свободу
Амстердаме, в Лондоне и Берли­
3 тот дэнь, когда новоиспечен­ не. В его бумажнике всегда ле­
ны И осиф Люше снова увидел жали миллион иа текущие расхо­
солнечный свет, он мало чем на­ ды и несколько редких алмазов
поминал того жизнерадостного
приблизительно на такую ж э сум­
молодого человека, каким неког­ му Одним словом. И осиф Люше
да вошел в ворота Фенестрелъ- процветал. Он был всегда желан­
ского замка, и теперь вряд ли бы
ным гостем во многих лучших до­
кто узнал в этом молчаливом че­ мах Италии, Англии, Германии и
ловеке с грустными глазами и многих других европейских стран.
гривой седых волос жэниха Те­ Но если бы кто-нибудь со стороны
резы Бигуру. Но самая главная наблюдал за поездками Люше по
перемена заключалась в том, что Европе, он очень бы удивился,
Люше
изменился
не
только заметив. что этот богатейший че­
внешне, но и внутренне. В- его ловек ни разу не побывал во
груди, где некогда гнездились Франции, словно такой страны и
любовь и уважение к людям, те­ не сущ ествовало на свете. Но в
перь горел неугасимый мрачный конце концов такой наблюдатель,
огонь мести тем, по чьей милости
если бы он. конечно, был, пришеп
он был брошен в тюрьму, и этот бы к выводу, что каждый живущий
огснь требовал выхода.
на свете человек имеэт полное

155

право на собственные причуды, а
уж такой богатый человек, каким
являлся Иосиф Люше. — и тем бо­
лее Не удивились же многие ком­
паньоны Люше, когда в один пре­
красный день он вдруг заявил, что
устал от дел и хочет совершить
кругосветное путешествие на со­
бственной яхте. Удивляться им,
правда, пришлось позже, по­
скольку из этого несколько затя­
нувшегося путешествия Иосиф
Люше не вернулся никогда
Для нашего же повествования
исчезновение Иосифа Люше из
деловой жизни Европы означает
лишь то. что мы пере) одим ко
второй части этой удивительной
трагедии,
действие
которой,
словно памятуя о том, что рано или
поздно все возвращается на круги
своя, хоть и несколько запоздало,
но все же снова переходит туда,
где началось; в Париж.
В одном из самых роскошных
парижских н^фе на площади Сент
С плортюн было немноголюдно.
Несколько, по всей видимости,
влюбленных пао котооым по слу­
чаю плохой погоды было некуда
больше идти, да три-четыре за­
всегдатая, среди которых выде­
лялся некий метр Пишо, бывший
владелец недавно разорившейся
журнальной лавки, и сидевший в
углу веранды никому не извест­
ный господин с пышной шеве­
люрой седых волос, спадавших
ему на плечи. Выделялся же метр
Пишо тем, что в отличие oi всех
остальных посетителей кафе —
был изрядно пьян. И заметив при­
сутствие в кафе нового человс ка
в лице седоволосого, Пишо, не
раздумывая, попросил разре­
шения присесть к нему за столик.
Сделал он это по двум причинам-

во-первых, он надеялся, что его
угостят, и во-вторых, у него по­
являлась возможность излить
свою уже наполненную с утра ду
шу незнакомому человеку, так как
знакомые уже давно перестали
слушать его. Справедливости ра­
ди, надо отметить, что сразу наби­
ваться в нахлебники он не стал,
заказав себе рюмку дешевого
вина. Минут через десять его со­
сед по столику уже знал душе­
щипательную историю эго разо­
рения
— И невольно возникает во­
прос, — глядя седоволосому пря­
мо в глаза, вопрошал метр Пишо.
закончив свое повествование, —
почему это случилось?
Задав этот риторический во­
прос, Пишо умолк. О) сидая объ­
яснений своего собеседника на
этот счет. Но тот, похоже, больше
предпочитал слушать, нежели
говорить, и только слегка пожал
плечами вместо ответа
— Да потому, — продолжал
Пишо, горестно качая головой, —
что я был слишком честным, а это
в нашем мире лишнее... И не воз­
ражайте мне, — неожиданно по­
высил он голос, хотя седоволосый
и не думал этого делать. - я знаю,
ч’-о говорю! О если бы я был та­
ким, как некоторые, — многозна­
чительно поднял он указательный
палец, — я бы никогда не разо­
рился, я бы и сейчас жил припе­
ваючи.. Да что там далеко ходить.
— почему-то подозрительно огля­
нувшись перешел он вдруг на
шепот, — взять хотя бы хозяи­
на этого кафе, этого торгаша
Лупиана...
Метр Пишо не договорил и
только презрительно махнул ру­
кой; мол. тут и говорить нечегс
— А вы что. — седоволосый

156

впервые с интересом взглянул на
бывшего газетчика, — хорошо его
знаете?
— Знаю? — усмехнулся тот. —
Да я про него такое знаю, что
другой иа моем бы месте себе
карьеру сделал, а я все молчу...
Пишо горестно вздохнул и на­
долго замолчал, по всей види­
мости, размышляя о своей тяже­
лой судьбе кристально честного
человека. Во время этого молча­
ния седозолосый внимательно
и как бы испытующе смотрел
на него.
— Извините, метр Пишо, — на­
конец нарушил он молчание, —
что я обращаюсь к вам с просьбой,
но все дело в том, что я хотел бы
еще немного выпить, а один не
могу Вы не были бы гак любезны
разделить со мной компанию'5
Пишо поднял мутные глаза на
седоволосого и, помедлив для
приличия еще несколько секунд,
сделал головой таинственный
знак, означавший, видимо, то, что
он является человеком не только
честным, но и в высшей степени
любезным и не может отказать в
такой просьбе такому все понима­
ющему господину, каким, несом­
ненно, является его сосед.
— Благодарю вас, — мягко
улыбнулся седоволосый и, подо­
звав гарсона, попросил принест 4
две бутылки самого лучшего вина.
После второго стакана, уже
окончательно теряя над собой
контроль, Пишо снова вернулся к
так волновавшей его теме.
— Да — понизив голос, чуть ли
не шептал он, — если бы н был
такой же скотиной, как этот тор­
гаш, наверное, я бы, а не он, же­
нился на красавице Вигуру, а за­
одно прихватил бы и сто тысяч ее
приданого...

— Тереза вышла замуж за
Матвея? — с изумлением спросил
седоволосый, перебив Пишо и не­
доверчиво глядя на него.
— Ну да, — продолжал как ни
в чем не бывало тот, даже не за­
метив, что его сосед назвал чету
Лупианов по именам, — а я что
говорю! Конечно, вышла! И все
денежки отдала ему до сантима...
Пишо снова налил вина и
выпил
— А ведь он, — неожиданно
вдруг выпалил он, — совершил
самое настоящее преступление...
Эб этом мне рассказывал его
бывший дру| Антуан Аллют. Так
вот, — все более и более распа­
ляясь, продолжал Пишо, — лет
пятнадцать тому назад у нас не­
ожиданно исчез один сапожник,
которого звали Франциск Пико.
Так вот этот самый Пико и соби­
рался жениться на Терезе, да
сдуру рассказал друзьям о по­
молвке. даже на свадьбу их при­
гласил. Ну а те, коиечио, не за­
хотели просто так отдать денежки
какому-то там голодранцу, взяли
да и написали донос на сапожни­
ка, якобы он вовсе не сапожник,
а английский шпион. С тех пор
Франциска и след простыл...
Пишо, видимо, посчитав, что
настала пора снова наполнить
таканы, замолчал и потянулся к
бутылке Если в этот момент он
был бы более трезв, а следо­
вательно и более внимателен, то
от него вряд ли бы укрылась та
смертельная бледность, которая
покрыла лицо его собеседника во
время его рассказа.
— Ну а что же Тереза? —
спросил седоволосый глухим го­
лосом, когда обряд поглощения
очередной порции алкоголя был
исполнен

157

— Что Тереза? — иронически
который, по всей видимости, и
переспросил Пкнио. — А ничего!
являлся конечной целью его по­
Сначала, конечно, поплакала,
ездки.
даже уверяла, что теперь ей не
Открывшая дверь нерлшлисо
жить и все такое, а потом вышла одетая женщина в недоумении
замуж за Лупиана и живет теперь уставилась на аббата
припеваючи^ И вообще я вам ска­
— Вы часом не ошиблись ад­
жу, бабы ^то такой народ, что...
ресом, святой отец? - наконец
И тут бывший газетчик, кото­ спросила она хриплым, низким
рый, видимо, пострадал не только голосом.
на коммерческом фроьте. но и иа
— Если это дом господина Алфронте любовном, ударился в люта, то нет! — спокойно ответил
такую философ но относительно аббат.
женского пола, что в конце концов
— Ну да. — еще более
запутался сам Каково же было удивленным голосом прогово­
его удивление, когда он вдруг
рила женщина, — это его дом, и
заметил, что уже давно сидит за это так же точно, как и то, что я его
столом один и рассуждает сам с жена!
собой. Тут же он, как и всякий
— I таком случае, — сказал
честный человек, обругал своего аббат, — я бы хотел поговорить с
так внезапно исчезнувшего сосе­ вами госпожа Аллют, и с вашим
да, при этом, естественно забыв,
мужем по весьма важному делу,
что пил его вино, и тут же, за сто­ которое и привело меня к вам...
лом, уснул свинцовым сном мерт­
— Да, конечно, святой отец, —
вецки пьяного человека...
уже не удивленно, а насторо­
женно проговорила женщина, —
На следующий день после прошу вас, проходите!
описываемых выше событий по
А навстречу аббату уже спешил
дороге из Парижа в Лион быстро сам Аллют, встревоженный не
катила почтовая карела. Впереди меньше жены посещением ду­
нее во всю прыть мчался вые­ ховного лица. Уж кого-кого, а свя­
хавший двумя часами раньше щенника он ожидал меньше всего.
курьер, плативший на всех почто­
вых станциях тройные перегоны
Войдя в комнату, аббат быст­
за свежих лошадей не только за рым взглядом окинул убогое жи­
се( I, но и за следующего за ним лище ч гы Аллютов. Дела их, ви­
пассажира почтовой кареты. Из димо, обстояли неважно Хозяйка
Лиона, в который он был достав­
вы.ерла тряпкой единственное
лен довольно скоро, неизвестный кресло с потер ой. а местами и
путешественник сразу же выехал
порванной
обшивкой.
Аббат,
в Ним Прибыв в Ним, он останоревозмогая брезгливость, сел.
ился в самой лучшей гостинице Сели и Аллют с женой. С минуту
города под именем аббата Баль- они молча смотрели друг на друг а.
дини. Собрав в течение следую­ Ап люты вопрошающе-тревожно,
щего дня нужные ему сведе! знием пришла и теплая записочка с пожеланием
удачи, где бы он ни бь i. подписанная: ”С любовью. Мать”. Прочитав
ее, >рби сначала приободрился, а потом почувствовал себя еще хуже
Торби разложил вещи, доставленные ”Сису”. Теперь он был Стра
ником и, рассматривая их, испытывал некоторое неудобство. Он вы­
яснил, что Стража не была закрытым сообществом, как Люди. Чтобы
стать Стражником, не требовалось никакого чуда, если человек соот­
ветствовал предъявляемым требованиям, потому что никто не интере­
совался, откуда он прибыл и кем был раньше. ”Гидра” подбирала себе
команду со многих планет: этой цели в Бюро Личного Состава служили
компьютеры для проверки. Рядом с собой Торби видел высоких и ма­
леньких, костлявых и мясистых, пысых и волосатых, с признаками му­
тации и совершенные образцы рода человеческого. Торби был близок
к норме, а привычки, вынесенные им из мира Свободных Торговцев,
в са инимались как необременительная эксцентричность: аким об­
разом, даже будучи новичком-рекрутом, он ничем не отличался от
прочих космопетчиков.
Правда, был ) все же препятствие, которое несколько отделяло его
от остал» 1ых: он был новобранцем. Он мог считаться ”С' ражником
Р* }го класса”, но ему еще предстояло доказать свое право на это
звание.
Он получил свою койку, место за общим стопом, рабочие обя­
занности. и младший офицер говорил ему, что делать. В его обязанности I :одила чистка помещения, а по боевому расписанию он
[.
1жен бь л быть посыльным у Наводчиков на тот случай, если откажет
связь, - это означало, что он должен и кофе носить.
I ’ругой стороны, его оставляли в покое. Он имел право вступать
| мужской разговор после того, как высказывались старшие; когда не
хватало игроков его приглашали принять участие в карточной игре и
свободно сплг ничали при нем; он пользовался привилегией одалжие ть старшим свитера и носки, если у тех возникала подобная нужда
рудностеи все это для него не представляло — он уже умел быть
Гидра несла патрульную службу, и все разговоры за столом круипись вокруг возможной ’охоты "Гидра” могла набирать скорость с
ускорением, превышающим триста ед-чиц; там, где такие куг- [ы щк
иисУ ■ старались, если возможно, уйти, ”Гидра ’ вступала в бой с
пиратами.
Стол, за которым сидел т орби, возглавлял младший офицер, Ар-

188

» тиллерист2 . класса I ибби, известный под кличкой Децибел Как-то
№ во вр< 1Я )D6f .когда вокруг шли дебаты, пойти ли в библиотеку после
be еды, иг пос. гить стерео в кают-компании, эрби вдруг услышал свое
Ма1 прозоище: ’’Разве не гак, Торговец'’ ”
Торби .ордился своей кличкой, но ему не нравилось, когда ее
употреблял Пибби, ибо^ Пибби был напыщен и самодоволен — при­
ми ветствуя Торби кличкой, он заботливо спрашивал- ’’Как дела°” — и
№ .оказывал жестом, как считают деньги. Но Торби не обращал на это
Mrs внимания.
Пр
— Что не так?
Почв...у л., тебе не прочистить уши? Ты словно ничего не слышиш , кро, е звоне и шелеста Я рассказывал им то, что говорил
>уж~-инику чтобы пришибить пирата, мы должны сесть ему на хвост
а
вести себя, как торговцы, слишком трусливые, чтобы i оаться и
слишком неповоротливые, чтобы убегать.
Торби еле сдержался
~
— сказал он, — считает, что торговцы ооятся вступать в бой?
paTetf 3 j :>0Cb Ты Кт0 хоть раз слышал- чтобы торговец взорвал ли­

га

Пибби говорил искренне: торговцы предпочитали не распрострарг& нятьсл о случаях, когда они уничтожали пиратов. Но Торби вспылилм*
- Я слышал об этом.
а
Торби лотел сказать, что до него доходили рассказы как торговцы
жгли корабли пиратов. Пибби же решил, что Торби х остается:
ш:
— Ах, ты слышал, вон оно как1 Ребята, вы только послушайте: пя т
им ( тунишка — настоящий герой Наш малышка ухитрился сжечь пи­
ле рата. Расскажи нам об этом. Ты ему волосню подпалил? Или подсыпал
известку ему в пиво?
— Я полг-зовался, — сказал Торби, — одноэтапным поисковиком
„в цели Марк XI производства Бетлехем-Антарес, вооруженным бое!г. головкой в 20 мегатонн плутония. Я рассчитал выстрел по прицельному
m лучу на сближающихся курсах.
ли
Наступило молчание. Наконец Пибби холодно сказал:
— Где ты это вычитал?
Р]
— На ленте расчетов. После того как дело было кончено. Я был
г старшим наводчиком корабля. Компьютер в командной рубке вышел
и) из строя — так чте ч знал, что сжег его мой выстрел.
®
г
— • начит, он офицер-оружейник. Болтун, кончай трепаться!
нут
Торби ,южал плечами.
if.
— Я и был им. 1 очнее, офицером по контролю за вооружениями. Я
никогда не занимался артиллерией специально.
«I.
- Скромничаешь, не так ли? Болтать легко, Торговец,
от
— Тебе об этом лучше знать, Децибел
ы.
Услышав свою кличку, Пибби замолк: Торби не имел права позво& лять себе такую фамильярность Прорезался другой голос, весело
сказавший:
о,1
- Это точно, Децибел, болтать легче всего. Расскажи о той мясо-

189

рубке, что ты устроил. Баляй. — Говоривший был без звания, но поинадлежал к другой службе и недовольство Пибби его не волновало.
Либби побагровел.
— Хватит заниматься ерундой, — проворчал он. — Баслим, я хочу,
чтобы ты прибыл в боевую рубку, и там мы выясним, какой ты наводчик.
Испытание Торби не волновало, хотя он ничего не знал о вооруже­
нии ”Гидры . Но приказ есть приказ, и в назначенное время он увидел
ухмылку Пибби.
Но она быстро исчезла Инструментарий "Гидры” незначительно
отличался от такого же на "Сису", но принци! 1Ы наводки были теми же
самыми, и с.аршии сержант при оружии (кибернетик) выяснил, что
дег ствия бывшего торговца совершенно правильны — Торби отлично
разбирался в том. как стрелять. Он вечно искал таланты, а люди, уме­
ющие рассчитать траекторию ракеты в сумасшедшей обстановю эоя
насубсв£ озыхскоростях, среди Стражников были стольже редки, как
и среди Торгоецегт.
Он стал расспрашивать Торби о компьютере, с которым тот имел
дело. Наконец он кивнул.
— Я никогда не видел большего барахла. Но если ты смог поразить
цег и с его помощью мы тебя используем. — Сержант повернулся к
Пибби. — Спасибо, Децибел. Я сообщу Оружейнику Побудь здесь,
Баслим.
Пибби удивился:
— У него есть еще работа. Сержант
Сержант Лютер пожал плечами.
— Скажи своему старшему, что Баслим нужен здесь.
Тооби был поражен услышав, как прекрасные компьютеры "Сису”
называют барахлом. Но вскоре он понял, чго Лютер имел в виду мо­
гучий мозг 'Гидрь , который рассчитывал ход боя, был настоящим
гением среди компьютеров Торби нико1да бы не справился с ним в
одиночку, но вскоре он уже был артиллеристом 3-го класса (киберне­
тиком), что в определенной степени избавляло его от придирок Пибби.
Он начал чуьствовать себя настоящим Стражником, пусть еще и очень
молодым но уже признанным командой
Гид|
шла на субсветовгй скорости от Рима к Ултпма Туле, где
должна бь.ла запрари^ьс0 и начать охоту за пиратами. Никаких сомни­
тельных сведений о 1орби на судно не поступало. Он был доволен
своим статусом в той команде, гое служил папа, он испытывал счастье
"ри мысли, что папа гордился бы им. Он расстался с "Сису”, но на судне
ез женщин жить было легче, и по сравнению с I Сису" на "Гидрэ" не
было столь жестокого распорядка.
Но полковник Брисби ке позволил Торби забыть каким образом он
был зачислен в команду. У старших офицеров хватает дел и без того,
чтобы следить за новичками член команды без звания может попасться
| а глаза Шкиперу разве чт о при проверке. Но Брисби повторно послал
за Торби.
Брисби получил указание из Корпуса "Икс" поговорить относи-

190

V

У!

теги но рапорта Баспима с его курьером, имея в виду некоторые не­
ясности ситуации Г юз I ому Брисби вызвал Торби.
Первым де/юм тс г был предупрежден о необходимости держать
язык за оуоами. F, „сои оповестил его, что наказание за болтовню
может '-,ь,,ь Рзмым тяжелым из всех, что есть в распоряжении воен­
но-полевого суда.
— Но де о не в этом. Мы должны быть уверены, что этот вопрос
никогда не возникнет. Иначе нам вообще не стоит говорить
Торби помедлил
9Ъ не зн?ю ( оДчеМ
мНречь?Ь’ что буду деРжать язык за зубами, если я вообще
- Я могу при азать тебе, - с раздражением сказал Брисби.
Да, сэр. к скэж г
г. ;эр!” Но разве это даст вам уверенность
что я не пойду на р-,ск ,ipej стать перед военно-полевым судом?
Рягтим ?
CMCL"4° ' я Х0?У поговорить о делах полковника
Баслимсл. И ты тут на 1Л.!ня ie тявкай, понял? \ ие понял - разорву тебя
НД 1УСКИ ГОлЫМИ руками- и ни одному сопляку я не позволю валять
дурака, когда речь идет о том, что делал Старик
г мяп Tnnfiu ВЭГ
ПРЯМ° И Н6 сказать- Шкипер, - с облегчением
«о?
*
~ С
что ' асается папы, я не пророню ни слова ведь это было первое, чему он меня научил.
Отлично607 ° НО КаК’ ~~ 5рисби Упыонулся. - Я должен был бы знать.
задумчивс жазал Торби, - должно быть подтверж­
дение, что я могу говорить именно с в а м и
Брисби искренне удивился:
' я и не 'едполагал, что может быть еще каком-то вариант,
инеч*- э, подтверждение есть. Я могу показа.□ тебе депешу из Кор­
пус; , предписывающую мне обсудить с тобой его рапорт. Это убедит

ТоО Н.

Брисби был вынужден показать депешу с грифом ’’Совершенно
секретнс самому кладшему члену своей команды, чтобы убедить
этого новичка: его Командующий имеет право поговорить с ним. Но в
данной ситуации это было самым разумным.
Торби прочел текст и кивнул.
— Все, что вам угодно. Шкипер. Я уверен, что папа одобр[ш бы меня.
— Ладно Ты знал, чем он занимался?
— Ну... и да, и нет. Кое-что я видел. Я поник,ал, какими вещами он
интересовался, потому что заставлял меня наблюдать и запоминать Я
носил ему послания, и каждый раз все было в большой тайне. Но я
никогда не знал в чем было дело. — 1 арби нахмурился. — Говорили,
чтп он был шпионом.
— Разведчик звучит лучше.
Торби пожал плачами:
— Папа мог называть себя любым именем Он никогда не обращал
внимания на слова.
— Да, он никогда не обращал внимания на слова, - согласился

191

Брисби, припоминая, как был испепелен до костей, когда промедлил
с подъэмом. — Я хотел бы объяснить тебе. М-м-м... ты знаешь историю
Тэрры?
— Кое-что.
— Задолго до эры космических путешествий, когда мы еще не за­
полонили Терру. освоенные пространства ограничивалась каким-то
пределом. И каждый раз. когда осваивалась новая территооия, этому
сопутствовали той особенности: первыми были торговцы, которь >
использовали предоставляющиеся им возможности, затем бандиты,
которые нападали на честных людей, а затем шел поток рабов. Э го же
пооисходчт и сегодня, когда мы прорызаемся сквозь космос вместо
того, чтобы осваивать моря и пустыни. Торговцы фронтира — это
иске гели гоиключений, которые идут на большой риск ради больших
прибылей. TeL кто зне закона, они же бандиты с холмсв, или пираты
моря, или рейдеры космоса, стараются утвекдиться в каждом про­
странстве, еще не находящемся под защитой полиции. И то, и дру­
гое — временные явления. Но работорговля — нечто совсем иное. Это
]амая ужасная из привычек человека, и с ней труднее всего покончить.
С каждой новой теориторией она воссоздается снова и корни ее
вырвать очень нелегко. Когда какую-нибудь культуру поражает рабо­
торговля, начинают загнивать се законы и экономика; она поражает и
людей, и отношения между ними. Ты борешься с ним, ты загоняешь его
в подполье — но каждый день рабство может снова вынырнуть, ибо
существуют люди, считающие что ’’владеть’" другими людьми — это их
естественное право. И договориться с ними невозможно. Ты можешь
убить их, нс не в состоянии заставить изменить взгляды.
Брисби вздохнул.
— Баслим, Стража — это и полиция, и почта; уже два столетия у нас
не было больших войн. И на нас лежит невероятно тяжелая обязанность
поддерживать порядок на границах шара в три тысячи световых лет в
окружности — и никто не в состоянии представить себе, как он велик,
ни один мозг не в сост эянии усвоить это.
Человечество не может в полной мере и охранять его. С кажоым
годом пространство становится все больше Гюлиция планет едва
успевае г затыкать дыры. Что же касается нас, то, чем больше мы за­
тыкаем их, тэм больше их становится И для большинства из нас это
работа, это благородная работа, нс конца ем не видно
Для полковника Ричаода Баслима она была страстью. И с каж­
дым годом она захватывала его все больше. Особенно он ненави­
дел работорговлю, и я видел, как при одной мысли о ней ему ста­
новилось дурно. Он потерял ногу и глаз — думаю, что ты знаешь
об этом, — преследуя грузовой корабль работорговцев с людьми
на борту.
Многие офицеры после таких ранений сочли бы свои долг выпол­
ненным — можно выйти ь отставку и отдыхать. Но только не старый
Наппевать-и- астереть! Несколько лет он учился, затем обратился в
кии корпус, который могпринять его там м, какоь он есть и пред­
ложил свой план.

192

Девя . Мире
это становой хребет работорговли. Саргон был
колонизировав м.юге лет назад, и после того, как откололись они
hi ;o.*j ,н признавали законов егемонии. Девять Миров не считаются
с челгвечески.,1 ■правами и не хотят считайся. Поэтому мы не можем
оывать у них и они не могут посещать наши миры.
'КОЕ ик Баслим решил, что выяснить все тайны этого мира проще
всего, если 11будет работать на Саргоне. Он понимал, что работоргов­
цы должны им гь свои суда, должны имс гь базы, должны иметь рын­
ки —затоне подпольная деятельность, а большое, поставленное дело.
j
>н решил оказаться на Саргоне и иа месте все изучить.
Это был бессмысленный ход - один человек против империи девяти
панет... но Корпус "Икс” занимается только такими бессмысленными
делами, но даже и в этом случае они не согласились бы з ,росить е
ciK аген
если бы у Басгчма не было плана, как доставлять свои
сооо дения. Агент не может сам путешествооать туда и обратно он i ю
может пот. зов-г^ся и почтой - не говоря уж о том, что между нами
и ими н эт ючтового сообщения, - и, конечно, он не мог гн юиты
ор т| СМОС ~ эт0 бь|л0 бы столь же подозрительно, как духовой
Ы у Баслимабыла идея. Единственные, кто посещал и Девять Мирор
и нас, были С в т д п ы е Торговцы. Но они бежали от политики как от
огня, что ты знаешь пучше меня, и прилагали все усилия, чтобы только
не наруш ть мег -ibix - ’тычаев. Тем не менее полковник Баслим сумел
воити к ним в доверие
у
Я думаю, ты .'тьдываешься, что те тюд1^, с которыми он п( деоживал отнош ih iii , были Свободными Торговцами. Он сообщил Ki эпусу кс , что будет поддерживать связь через своих друзей. Поэтому
ему и разрешили попытку Я предполагаю, что никому и в голову не
приходило, что он буд г действовать под видом нищего: он всегда 5ыл
тодрг 'Оем в своих импровизациях. И он сделал это, годами вел
наблюдения и слал свои сообщения
Таковс подоплека, а сейчас я хочу вытянуть из тебя все, что ты
знаешь. Ты лжен рассказать нам о его методах — в тех сообщения;которые я видел, :>б этом нет ни слова. Другие агенты могли бы ис­
пользовать его опыт.
- Я расскажу вам все, что я знаю, — грустно сказал Тооби — Но
известно мне немного.
к
- Ты знаешь больше, чем сам догадываешься. Или ты хочешь чтобы
психолог снов э уложил тебя, и тогда ты увидишь, сколько нам удастся
из тебя вытащить?
- Все, что угодно, если это поможет делу папы.
- Поможе’ И вот еще что... - Брисби пересек кабинет и взял лист
оумаги, на котором был изображен силуэт космического корабля Что это за корабль?
н
г паза Торби расширились:
- Саргонезский крейсер.
Брисби схватил другой листок.
- А это?

193

— Этот походит на того работорговца, который сачился в Джаббул порте дважды в год.
— Ничего общего ни с тем, ни с другим, - яростно сказал Брисби. — Это образцы для опознания из моего досье — корабли, которые
строятся на наших крупнейших верфях. И если ты их видел в Джаббулпорте, то это или копии, или же суда куплены у нас.
Торби обдумал сказанное.
— п ни строят суда сами.
—
ак мне и говорили. Но полковник Баслим сообщал серийные
номера судов — не могу себе даже представить, как он раздобывал их;
может, ты догадаешься. И он клялся, что работорговля получает под­
держку из наших миров — Брисби не мог скрыть своего отвращения
Торби регулярно посещал Рубку - порой, чтобы увидеть Брисби,
а порой, чтобы подвергнуться расспросам под гипнозом, который вел
доктор Кришнамурти. Брисби постоянно напоминал, что поиск роди­
телей Торби продолжается, и внушал ему, чтобы тот не падал духом такой поиск «южет занять мног о времени. Повторяющиеся чамеки
заставили Торби думать о результате уже не как о чем-то невозможном,
а как о реальности, которая скоро явится воочию: он уже думал о своей
семье, пытаясь представить, кем он был, — как было бы здорово узнать
это, стаяъ таким, как все остальные люди
Брисби успокаивал его, хотя в тот самый день, когда ’Т идра’ старI овала с Гекаты, он вместо данных о Торби получил предупреждение
не допускать его к вахтам на жизненно важных узлах корабля. Известие
это г 1 держал при себе, так как был уверэн, что полковник Баслим
никогда не ошибался и скоро все прояснится.
Когда Торби 5ыл допущен к Боевому Контролю и известие об этом
распространил! :ь по судну. Брисби испытал определенное беспокой­
ство — то был секретный” отдел, закрытый для посетителей, — но
Зс ^м он успокоил себя мыслью, что человек, не получивший специ­
альной подготовки, не может увидеть здесь ничего, что повредило бы
секретности, да и. кроме того, Торби имел отношение к куда более
щекотливым делам Брисби понимал, что ему довелось узнать очень
важные вещи — например, как Старик использовал свое увечье *-'тобы
прикр '"'вать активность, достойную здорового человека с двумя но­
гами, и 1то он с мальчиком были в самом деле нищими, жившими только
на подаяния. Брисби преклонялся перец столь искусным перевоплои. нием, которое могло стать примером для других агентов.
Но Старик всегда был неподражаем
ПоэI ому Брисби допустил орби к Боевому Контролю Он решил
делать это, не дожидаясь, пока придет официальное представление
юро Личного Состава. Но он обеспокоился, получив сообщение,
в котором говорилось о Торби.
Когда оно пришло, рядом с ним был помощник. Оно было закоди­
ровано, но Боисби увидел номер, присвоенный Торби; ок сам много раз
писал его, отсылая сообщения в Корпус ’’Икс” .

194

— Взгляни, Станк! Здесь говорится, кто такой наш найденыш
эрез десять минут они расшифровали послание; в нем были слеб:>.. дующиз строчки:
"ПОЛНЫЙ 1‘ДЕНТПОИСК БАСЛИМ ТОРБИ - РЕЗУЛЬТАТ НОЛЬ
ТЧК ПЕРЕДАТЬ В РАСПОРЯЖЕНИЕ СТАНЦИИ РАССЛЕДОВАНИЯ
г г к а т ы T4i ;•
- Что за ерунда, Станки?
з
Станк пожал плечами:
- Так уж выпали кости, босс. •
- Я чувствую себя, словно обманул Старика Он был уверен что v
j(4 мальчишки есть гражданство.
’
а?.;
— Я не сомневаюсь, что есть миллионы граждан, которые лезут из
i(f К'-"1' он, пытаясь доказать, кто они. Полковник Баслим мог быть прав
.. и все же доказать это не удается.
asi
- я и думать не могу, чтобы передать его куда-то. Я несу за него
ответственность.
....
— Это не твои заботы.
ш.
_ Ты никогда не служил с полковником Баслимом. Помогать ему
бы to сущим удовольствием . единственное, чего он требовал —
стопооиентной надежности А тут . ничего общего.
■щ
~ Koi !qaJ ругать себя. Ты должен подчини! ься предписанию.
— С этига надо разобраться, Здди1 Я кочу видеть артиллериста
Бзслима.
п

эс-

Торби заметил, что Шкипер был мрачен — но он нередко бывал
таковым.
— Артиллерист 'ретьего Класса Баслим явился, сэр
>;
- Торби...
- Да, сэр? - с удивлениег, сказал Торби, потому что Шкипер обратился к нему по имени, на которое он откликался, лишь когда был под
гипнозом
— Пришло сообщение относительно твоей идентификации.
ж
~ Да? ~ Торби был тэк поражен, что потерял выправку Он испытал
прилив радости — наконец станет ясно, кто он такой!
„
— Они не смогли найти тебя. — Брисби помолчал и резко сказал- —
Понимаешь?
Торби сглотнул комок в горле:
- Да, сэр. Они не знают, кто я такой. Я... никто.
— Чепуха. Ты по-прежнему тот, кто ты есть.
— Да, сэр1 Это все, сэр9 Могу ли я идти?
i
~ Минутку. Я должен доставить тебя обратно на Гекату, - тороп­
ливо добавил он, видя выражение лица Торби. — Но не беспокойся.
" Если ты изъявишь желание, Они скорее всего позволят тебе остаться
с нами. Во всяком случае, они ничего не смогут сделать тебе; ты ничем
не провинился.
- Да. сэр, — устало повторил Торби.
Н и к т о и нич то . Торби ярко припомнил старый-старый кошмар:
он стоит на платформе, слыша, как аукционер выкрикивает его описа-

ние и холодные глаза осматривают его. Но он взял себя в руки и весь
остаток дня был спокоен и собран И лишь когда помещение погру­
зилось во тьму, он вцепился зубами в подушку и, захлебываясь слезами,
прошептал ’’Папа... ох, папа!”
Торби носил форменную одежду Стражников, но в душевой не мог
скрыть татуировку на левом бедре и б^з всякого смущения объяснил,
что она значит. Реакция колебалась от любопытства к сомнению и к
полному удивлению, что здесь, с ними, есть человек, который прошел
все это — плен, продажу, рабство, — и чудом вернул себе свободу.
Мало кто представлял себе, что рабство в самом деле существует и что
он< собой представляет; но Стражники отлично знали, что это такое.
Метка эта никого не шокирозала
Однако на а дующий день после того, как пришла депеша с нольидентификацией, Торби встретил в душе Пибби-Децибела. Торби не
проронил ни слова, они не разговаривали с тех пор, как Торби вышел
из-под эго и 1ала, хотя по-прежнему сидели за одним столом. Но сей­
час Пибби обратился к нему:
— Привет, Торговец!
— Привет, — ответил Торби, намыливаясь
— Что у тебя там на ноге 9 Грязь?
— Где?
— На бедре. Вон там. Дай-ка посмотреть.
— Держи лапы при сэбе
— Да ты не обижайся. Повернись к свету. Что это такое?
— Клеймо раба, — вежливо объяснил Торби.
— Точно? Ты в самом деле был рабом9
— Пришлось
— И они держапи тебя в кандалах9 Может, тебе приходилось и
целовать ногу хозяина?
— Не будь идиотом!
— Вы только послушайте его! Знаешь, что, малочик-торговец? Я
слышал о таком клейме, но думаю, что ты сам его вытатуировал. Чтобы
об этом говорили Так же, как и о том как ты сжег пирата.
Торби прикрыл душ и вышел.
За обедом Торби отдал все внимание миске с картофельным пюре.
Он слышал, как Децибел что-то вещал, но старался не прислушиваться
к его бесконечной болтовне.
Пибби повторил свое обращение:
—Э й ,. аб! Брось свою картошку1Ты слышишь, я к тебе обращаюсь!
Выскреби грязь из ушей!
Торби швырнул миску с картошкой по самой короткой траектории,
бел^ 66 со^еРжимое вошл° в прямой контакт с физиономией ДециОбвинение, выдвину тое против Торби, звучало так: ’’Покушение на
старшего офи> ;ера на борту корабля, находящегося в состоянии боевой
готе зности”. Пибби выступал свидетелем обвинения
Полковник Брисби посмотрел на него, и на скулах у него заходили
196

желваки, когда он выслушал объяснение Пибби
- Я попросил его подать мне картошку... а он залепил мне ею по
лицу
— Это Bee*7
— Ну, сэр, может, я обратился к нему и не очень вежливо. Но ведь
это не причина...
— Обойдемся без ваших выводов. Драка имела продолжение?
- Нет, сэр. Нас развели.
— Хорошо. Баслим, что вы можете сказать в свое оправдание?
— Ничего, сэр.
— Все так и было?
- Да, сэр.
Брлобн продолжал играть желваками, не в состоянии ни о чем ду­
мать. Он тыл полон гнева, чувства, которое он не мог себе позволить
при исполнении обязанностей, поэюму застаьил себя успокоиться
Что-то тут не так.
Вместо того чтобы вынести решение, он сказал
— Шаг в сторону. Полковник Станк...
- Да. сэр.
— Присутствовали и другие люди. Я хотел бы выслушать их.
— Они ждут вашего вызова, сэр.
— Очень хорошо
юрой был приговорен к трем дням гауптвахты с отсрочкой приго­
вора иг тридцать дней испытательного срока с разжалованием.
Децибел Пибби был приговорен ”за подстрекательство к бунту с
использованием оскорбительных выражений, относящихся к расе, ре­
лигии, мест рождения или прочим условиям, предшествовавшим
вступлению Стражника на Службу, на борту корабля, находящегося...”
и так далее — к трем дням гауптвахты с отсрочкой исполнения на
девяносто дней испытательного срока с понижением в звании на одну
ступень
Полковник и его Заместитель вернулись в кабинет Брисби. Брисби
был мрачен, полевой суд вывел его из себя Станк сказал- Плохо, что пришлось наказать мальчишку Баслима Я думаю, он
был прав..
- Конечно Но подстрекательство к бунту не межет служить оп­
равданием. !го и плакал, но про мальчика думал, чтобы плакать поменьше. ’
Зато отец не судил, а только смеялся наутро:
- А, "юноши, обдумывающие жизнь", р-р-р-революсьенеры, Герich, ядреная вошь, с Огаревым! Слышь, мать, — подмигивал бабушке
Наталье Григорьевне, — Берии на них нету
А нам хоть что хоть Берия, хоть царский режим — мы гордились...
Отец - худой и черный, словно народоволец после тюрьмы, был
из немногих.^ кто носил в нашем ПГТ шляпу (хотя не по чину), и
единственный в моей жизни, кто носил ее хорошо.
Барачные женщины вздыхали о нем: ’’неудачник” , а наша первая
учительница однажды сказала, что ’’прошлое у него темное . ‘ Но в
школе я еще не учился
еперь, я думаю, он был типичным предс гавителем прекрасных
неудачников, во всякие времена не оставлявших Россию своею бод­
ростью. И долго не унывал. Может быть, для того лишь, чтоб я заранее
не боялся жить.
А вот мама вызывала у меня сомнительного трепета чувства. Когда
она, красивая и большая, как животное элитных крозей, неслышно
появлялась за спинкой стула, мне хотелось (да и Рудику тоже) тихо
сползти под стол и отсидеться там, под столом. Наверное, с тех пор я

281

не могу полностью доверяться слишком красивым женщинам — я не
понимаю их требовательности.
Однажды я и еще один мальчик праздновали день рождения хо­
зяина Умеренное веселье с крем-солой достигло своего апогея, и тут
незнакомый со строгими порядками дома мальчик нечаянно пукнул. На
беду зашедшая в комнату мама сразу почувствовала некоторый арома­
тический диссонанс.
— Кто пукнул? — спросила она, и, как прищепка на пустой бельевой
веревке в живой комнате повисла мертвая тишина.
— Кто пукнул, я спрашиваю9 Ты, Рудольф? А ну, встань!
Кумачовый, как цвет надежд, Рудик послушно поднялся, и мама
(бедная, любимая мама), нагнувшись, понюхала бесконтрольное место
сына. Правда, выдержав такт, других она нюхать не стала, ограни­
чившись общим замечанием и в честь дня рождения даже не поставив
именинника в угол...
Стремительность и необратимость исторических преобразований,
воровская поступь нового времени, устремленного в светлое будущее,
делали прошлое сразу и навсегда чужим и далеким, Но Рудик хранил
память о прошлом и точно знал, что когда-то у неге были родственники
Он их п о м н и л.
Например, отец бабушки Натальи в нашем селе, когда оно еше не
было ПГТ, заведовал церковью, за что, как говорили старухи, "и надел
терновый венец, ост авив в муках потомство". "Муки и венец" звучало,
конечно, красиво, но слишком. Тем более, что более красивых, умных
и веселых людей, чем бабушка и отец, я, откровенно говоря, редко
видел
Хотя отец до конца все-таки не выдержал стиля жизни. А попросту
тихо сошел с ума. Зато бабушка не менялась уже до смерти, тем паче
что скоро и умерла.
Наталья Григорьевна была высока и крепка, с большим старо­
режимным лицом, каких теперь нет, на котором все было ясно завер­
шено: и губы — так губы, и нос — так нос, и глаза - так глаза, спокойные
и синие, словно небо без ветра. А над этими частностями — настоящий
человеческий лоб и корона уложенных просто и одновременно вели­
чественно ни пегих, ни сирых, а натуральных седых волос. В темно­
синем платье с белым воротником, что длинными крыльями опускался
на высокую грудь, она и в самые будние будни выглядела, будто при
шла на праздник.
Вот уж мне было странно, что и она сидела в тюрьме. Хотя по мне
горазде страшнее было не то, что сидела — среци нахлынувших с
дальних пределов земли строителей ГОХКа мало, кто не сидел, а то,
что была "поражена в правах' Я прямо так и видел, как ее пора­
жали .." Да и сейчас она жила на веранде своего бывшего дома
И Рудик учил меня п о м н и т ь
— Нтобы быть смелым — надс верить, чтобы верить - надо знать,
а чтобы знать — надо помнить. Но чтобы помнить нужно быть смелым,
Игорь, - так говорил мне Рудик.
И я с ним соглашался.

282

В мечтах идиота, в военных и штатских забавах, в слушании по­
учит елоных глаз из Плутарха и романтических произведений
A M. Горького в исполнении бабушки шло наше лето.
А еще Рудику очень хотелось, чтобы и без него мне больше не было
одиноко:
- Все равно без людей ты не обойдешься. Как говорит отец: ’’не­
льзя быть свободным...’’ И нужно идти к ним, к людям. Но с добром.
Тогда и они станут добрыми.
Рудик верил: в каждом есть мера добра. Не то что в Изюме или сыне
начальника нашего отделения милиции, но даже в каком-нибудь Выропае, совсем уж отпетом и напрочь отвергавшем Моральный кодекс
строители коммунизма, есть она. эта мера Просто в скуке и мерс ’
удобнее быть плохим, привыкли жить не по воле... А по воле bcfi
хорошим быть лестно. И когда накатит что-нибудь этакое: песня
любовь или боль, е такой вдруг печали признаются, что душу пс сс че
легкие, младенческие волосики видно станет. Только редко
И я с i-.им соглашался К людям, однако же, не сгешил. Мне хватало
Рудика. С ним меня было двое А это не так уж мало. А еще догадываясь
о нравах, больше всего я не за себя опасался — все одно привыкать,
но за Рудика - слишком уж он был н е з д э ш н и й для наш эго ПГТ.’
Как индейцы, мы уходили все дальше Пока однажды не оказались
в ьлоьом посадке, принадлежавшей гохровским пацанам. И там, во­
преки любому здравому смыслу, выстроили шалаш.
Я, правда, предупреждал Рудика, что этого делать не нужно, но
ему-то что? Он просто не понимал: почему Еловая посадка может быть
только гохровской, а Вишневый сад — только поповским?
— Зря, что ли, революция уравняла в правах всех жителей ва­
шего ПГТ?
- Революция революцией, - говорил я, - ты это не трогай - но
в посадку ходить отговаривал
И все-таки именно там мы построили наш шалаш.
И под вечер первого дня в витых спиралях пыльного солнца, от­
дыхая, словно древние плотники от трудов, долго беседовали о том,
каи зажно иметь в этом мире убежище, да хоть такой вот шалаш, где
можно всласть помечтать о том, чего никогда не будет.
щнако застройка чужой территории не могла пройти даром. И не
прошлс Придя к шалашу наутро, по резкому свежему запаху челоBeL ского детского кала мы сразу же обнаружили несколько мин
припорошенных прошлогодней листвой.
— Ну вот, — сказал я, торжествуя, потому что все-таки оказался
прав, — надо сматывать удочки.
— Но это же малодушно. — воскликнул Рудик. — Это же з н а к, это
ж I j равно, что Иду на Еы...” Нам объявили войну? Ну, что же 1так
просто это им не пройдет. Негодяи!..
Но в этот момент раздался такой дикий вой, что на мгновение даже
Рудик струхнул, и, наверное, потому мы замешкались и не успели
встретить их грудь в грудь и глаза в глаза.
_ У-у-у-у-у-у-у... Су-у-у-у-у-ки... - ревела посадка.

283

284

Погреоая защитников под обломками, шалаш наш рухнул.
В военном отношении операция была выполнена прекрасно! Все
работало на противника и внезапность вероломного нападения, и
превосходство сил, и определенность намерении
Я тогда еще верил словам отца о том, что слабый, но правый должен
победит Dсильного, но неправого Слабыми были мы, а кто был больше
не прав — и не сказа! ь, - они ведь тоже защищали родную землю
Гохровской слободы. И я отчетливо понял этот бой мы отдадим за
фу-фу
С десяток цепких и крепких рук облватили нас сзади и спереди
поволокли, повалили, прижали..
Будто не знал с кем имеет дело, Рудик пытался протестовать— Что вь, делаете9 Что вы делаете? Так нельзя1 Это же не по
правилам' Вы же банда!..
— Слышь, Изюм. — сказал юо-то нехорошим угодливым голос­
ком, — он тебя с Бандой сравнивает
— Ха, — засмеялся изюм, необретенный мой друг — Банде до ме­
ня, — он повторил неприличную, но популярнейшую в наших местах
наридную прискачу, неожиданно присовокупив. — ка* Титову до Га­
гарина.
И легонько как футболист, устанавливающий мяч длп штрафного,
пнуз в подлых, спросил:
— Ну ты че, в натуре, ниче не понял, что ль, а9
И неожиданно, как артист в кинофильме, закричал
— А ну встать1 Встать!
И мы тоже, как в кинофильме, будто какие-нибудь израненные
большевики, с трудом поднялись с земли И когда мы поднялись. Изюм
спросил
— Вам че, чуваки, места мало9
И сплюнул с пронзительным звуком первого дзыка козьего молока
о днище пустого ведерка и просто потрясшей всех точностью. Плевок
завис на задрожавшем под ним трепетном, юном листе оерезы, будто
спеииаль о для этого слу.ая затесавшейся среди елок, и только потом,
как бы собравшись с силой, медленно скатился на голову пораженного
Рудика
Ослабленные веселым смехом изюмовы подручные не опасались
нас И напрасно. Они просто не знали Рудика Да и сам я юлком, видно,
не знал его Как только изюмов плевок гнусно и вязко слепил его
волосы Рудик бросился на плевальщика уже не думая ни о каких
кинофильмах
— Мерзавец, 'ерзавец, какой мерзавец' — повторял он изящное,
однако неупотребляемое в нашей местности даже женщинами руга­
тельство, и не кулаками, а открытыми ладонями толкал в грудь в свою
очередь изумленного поотиьника. Причем в силу действительного из­
умлен! я и глубокой I |риродной трусости Изюм отступал, даже не пы­
таясь обороняться, только приговаривая после каждого толика.
- Че ты, че ты. ну. че ты
Но когда отступать стало некуда, Изюм все же пришел в себя, и

285

тогда всем стало ясно, что этот парень еще ни разу не дрался.
Кета и, если б не Рудик, если б не этот Муиий Сцевола моего дет­
ства, я, уже крещенный Изюмом в бане, непременно смотался бы,
просто сбежал, и все. Или в конце концов обошелся бы малой кро­
вью — вытер плевок, и хрен с ним. Но если б я так поступил, то и не
было бы никакого Рудика.
А Изюм уложил уже князя Игори, братьев Гракхов, Минина и По­
жарского, декабристов, народовольцев, Огарева и Герцена, бил их в
морду рублеными ударами, коротко вскидывая грязные кулаки... И
тогда, уже не знаю как излозчившись, я схватил одну из опор разру­
шенного шалаша.
— Атас, Исюм! Психованный!
Не по возрасту отлично владея телом, Изюм одним махом взвился
над дракой и приземлился не там, где должно по закону ньютонова
яблока, а сразу же за соседней расщеперившейся ветками елкой. В
такой позиции преимущество, данное мне оружием, не имело значения.
Кроме того, открыв спину, я допустил непросткмую тактическую
ошибку Хотя и понятную для первого опыта защиты человеческого
достоинства
Внезапно неизвестное тело ударило под колени, чьи-то руки за
плечи опрокинули навзничь, и уже в следующий момент надо мною
распятым снова стоял Изюм.
— Не, ну ты точно психованный На ребят своих с колом?' С колом,
сволочь, да с колом7 Бей лазутчиков!..
И эти неожиданные ’’лазутчики”, откопанные в рухляди древней
памяти, обидели меня больше, чем само битье, тем более били в меру
и с уважением.
Нет, правда, били не в охотку, а так — для острастки. А напоследок
чуть ли не извинились и только попросили: больше уж не ходить в их
посадку. Все-таки чем-то мы заставили их смотреть на нас не просто
как на бессильных придурков.
И ушли, ’’стуча сапогами”. Хотя, разумеется, никаких сапог на них
не было.
А потом уж и мы, очистив от вонькой грязи вражеских мин и прочего
мусора леса одежды, потянулись к поселку. И Рудик, будто перед
кем-то оправдываясь, все повторял:
— Я же не знал, что по лицу можно, что по лицу, я же, честно, не
знал...
Конечно, это не такое уж большое событие, чтоб о нем помнить, да
я б и не вспомнил, если бы в новый день, свирепо подмазанный йодом,
Рудик неожиданно не сказа" мне:
— Собирайся, товарищ!
— Есть, - как было заведено ответил я по-военному и собрался
Оказывается утром на веранде, служившей кухней, бабушка ска­
зала отцу вроде бы просто так: что-де мол, toj 1ько наказывают за дело,
а обижают всегда за так
А отец сказал, что обиды нельзя прощать, иначе их накопится
слишком мно1 о и тогда человек либо уж и вовсе на все обидится, либо
286

так и привыкнет терпеть любые обиды, не обижаясь а это, сказал итец,
не по-человечески...
Не знаю, о чем еще они говорили и что имели в виду, но Рудик эти
слова почему-то принял на мой собственный счет и твердо решил
мстить не мстить, но уж во всяком случае сегодня же, нынче, нарочно
пойти в эту чертову Гохрову слободу. Какговорится ’’пускай ты умер...”
Ничего другого я от него и не ждал. Хотя сам до этого, конечно бы,
не додумался. Не то чтобы мне нравилось терпеть обиды или я уже и
вовсе, как Коля-дурафан, перестал обижаться, но уже тогда я мыслил
достаточно здраво, чтобы понять бесполезность каких-либо до гоательств в споре с людьми, плюющими на всякие доказательства
i
они сильнее и их больше В общем, идти мне не хотелось, а поп
было страшно Одно дело, когда тебя бьют внезапно, и уж сото л
другое, когда ты сам специально идешь, чтобы тебя побили Н ека едый
еще и поьдет. Да я бы и сам не пошел. Но ко второй половине дня,
наговорив про братьев Гракхов, их матушку и вынутое, на иг. из груди
сердце Данко. Рудик закалил мою волю, как кинжальную сталь...
От Поповки до Гохровой слободы было рукой подать с насыпной
песчаной дороги свернуть на многие лета убитую твердую тропку, по
мосту перейти жалкий приток короткой речки Ердашки, и вот уже вам
пожалуйста, — Гохрова слобода, семь или восемь одинаково келтых
двухэтажных домов, пропахших нищетой керогазов, да пара десятков
разбросанных где попало сараев, архитектурными выражениями от­
ражавших сложность судеб строителей.
Как всякая новая дорога, путь наш был долог. Сначала мирные и
забавные, с серьезной, тупой прожорливостью пасшиеся на приколе
козы по мере нашего приближения к конечному пуню у становились все
более хищными, и когда мы проходили мимо, стараясь не об| >ащать на
них никакого внимания, они замирали враждебно и подозрительно и
долго провожали нас желтыми взглядами.
Томило.
— А что мы там не видели, Рудик9
— А мы еще ничего не видели, Игорь
У| вдежду оставляло то, что на домашних допросах мы не
,ыдали и начальных бурчв имен узурпаторов. Но напрасную. По стран­
ному мировосприятию Изюма наше молчание придавало ему только
уверенности в правильности мер пресечения, избранных по отно­
шению к нам. Однако мы шли и шли, хотя лично я давно б повернул
Н Й38Д.

Дома оказались обычнейшими домами, правда, во всем их порядке,
в штукатурке, отскочившей тут же по закреплении и обнажившей пе­
рекрестье еще свежей дранки, прижимавшей клочья пакли, впрочем,
от скуки выдранной уже кое-где до серого основания, было что-то
непрочное, временное, понятное даже нам.
Возле сараев в пятнах зеленки, синьки и марганцовки спг оченно
бродили стаи домашних птиц, распластанные жарой осторожные кош­
ки косились на нас недобро, и даже самые мелкие дети, горстями
глотавшие пыль, неохотно уступали нам путь и вслед смотрели нехо-

287

*

рошо. Ни взрослых, ни старух видно не было (Это потом я понял:
гохровские кочевые ребята вырастали не только без матерей, сильно
занятых в работе, но и без бабок, растерянных по земле, и потому плохо
знали откуда они пришли.) Не было видно и никаких врагов, хотя от их
явственного присутствия дрожал воздух, менялась природа и в животе
делалось холодно и тревожно.
А Рудик все шел и шел. И наконец, за самым последним сараем с
загоном для кур из колючей проволоки мы увидели их.
Мы увидели их... И тех, кто вчера был в посадке и других, кого вчера
не было, — цвет гохровской пацанвы Но и среди них, судя по тому, что
суетился он в центре, Изюм был в авторитете.
Спиной к нам плотной толпой они стояли вокруг прозрачного в свете
солнца костра:
— Ну, давай, Изюм, хоре его за хвост тянуть... — Сказал Чира,
строгий, сутулый пацан со старческими губами, даже в улыбке плыву­
щими вниз Чира — американский парнишка, говорили про него.
Американский парнишка Чира.
- Ну...
— Щас, — засипел Изюм и откуда-то из глубины оттопыренной
пазухи вынул за шкирку котяру, молча глядевшего в испуганные глаза.
— Пригрелся, падла, балдеешь? - спросил Изюм у кота, и все
засмеялись.
— Хоре базлать, пацаны, — сказал суровый, словно индейский
вождь Чира и. как мешок, подставил старый духовой шкаф с защепкой
на дверце. Духовку, как их называли у нас в ПГТ. Духовка работала от
электричества и пекла пироги. Однако эта духовка уже ни на что не
годилась, кроме как засунуть в нее кота. Изюм и опустил его на дно
ящика. Но крышку закрыть не успел. Изловчившись, царапнув по же­
лезу когтями, кот взвился над толпой и, если б был птицей, наверняка
улетел. Но сипа притяжения неодолимо опустила его ча землю, и уже
здесь, на земле, сразу десяток проворных рук схватили его за разные
места тела с победным красноармейским криком:
— Врешь, не уйдешь!
— Москва - Воронеж .. — Значительно произнес Изюм, снова
одной рукой держа кота за шкирку, а другой в кулаке, помахивая перед
его зажмуренной мордой.
В той суматохе нас, конечно, и засекли.
- Лазутчики!
И Изюм прямо с котом в руках так и пошел на нас, по-блатному
гнусаво и долго растягивав гласные:
- Не. ну-у вы че, во-а-алки, в на- а-туре, а? Не я не по-о нял, ва-ам
че не ясно, а?
— Да ладно те, на фиг, — остановил его Чира, — пусть пацаны
посмотрят. Потом разберемся. Сувай кота-то...
Он так и стоял с раскрытым шкафом в руках и явно устал. Уже тогда
было видно, как трудно преодолевает Чира случайно выпавшую на его
голову необходимость жить
— Да я ниче, пусть смотрят, ладно! Они ребята ништяк, я им ниче

288

по натуре, — Изюм неожиданно дружески подмигнул нам и отвлек­
ся к коту:
— Я ж те сказал падла: Москва — Воронеж...
И уже мордой вперед, обламывая раскинутые котовые лапы, с
силой голкнул его в ящик и ловко захлопнул дверцу.
— Смерть вредителю! — Торжественно сказал он и захохотал.
— Кончай, кончай паскуду! — Истерически, как взрослый, затрясся
Чира, однако, не бросил а осторожно, двумя руками, будто кастрюлю,
поставил ящик с котом на огонь И вместе с дымом и искрами, вы ..ах­
нутыми потревоженным костром, в небо унесся ликующий крик:
— Уа-а-а-а-а-а-а-а-а ..
— Что вы делаете? Что вы делаете? Что зы7..
У Рудика даже глаза побелели, как у сьареннои рыбы, и только рот,
только губы были такие внезапно алые, словно у модницы подк] здка
пальто, неожиданно мелькнувшая в ходе улицы
И все повернулись к нам, но смотрели на нас спокойно, без ин­
тереса, не как на помеху, а как из окна, будто мы мимо шли. Но здесь
заверещал кот. Именно что не замяукал, не закричал а просто саверещал, как больно раненный человек. И все повернулись опять к костоу И тогда стало слышно, как глухо забился он телом о железные
стенки ящика. Сгоревшее дерево подломилось, ящик ша.нулся, на­
клонился и, перевернувшись, выкатился из огня.
— О-о-о-о-о-о-о!.. — заревели вокруг без смысла и слов, в одном
восторге от чужой ооли.
— Палку мне, палку! — кричал Изюм, подталкивая к огню сбитым
до белизны носком ботинка несгораемый шкаф, в котором без пере­
рыва, на одной запредельно-высокой йоте визжал сжигаемый кот.
Изюму пода, in палку, и он затолкал ящик в разворошенный костер,
на самые угли И сразу же дым, запах жженой, или, вернее, паленой
шерсти.
И тут Рудик, мне показалось, одним прыжком через расстояние и
® переле зл к костру и голой ногой — бабушка научила его ходить
босиком, чтобы он слышал землю, выбил духовой шкаф из костра. Кот
в.-г ри ухнул, поперхнувшись собственным визгом, и будто с понятием
набираясь сил для новых мук, на мгновение затих и вдру| завыл утробно непохоже, прощально.
— ы че исделал, гадина, гы че исделал?
— Я же говорил, я же говорил: суки они, Чира, лазутчики!
— з1 че исделал, гадина? Г н че, твой что л и? — и, сгорбившись еще
больше, вплотную подошел к Рудику.
— Психованный! Держи Психованного! — орал Изюм, хотя я и не
зирался бежать. Хоть и мог. I олько опять этот Рудик со всей своей
славой древних некое, не позволил мне этого.
— Сюда его!
Меня подвели к костру, и кто-то для смеха подобранным обкусан
ным, гниловатым на вид и склизким на ощупь яблоком заехал мне в глаз.
— Да он же, падла, голубя съел! Моиаха ты понял? Да он же всех
сожрет, сволочь!..

289

Рудих молчал.
И тогда сказал я:
— А может, не он это?
— А кто же я, что ль?
— Отпустите.
— Молчи уж, дурак, сука, — Чира замахнулся, но не ударил, атолько
грустно махнул сукой, - испортил такую казнь... Хрен с ними, завай
Изюм.
- Отпустите, - снова сказал я про кота, но Чира не понял:
— Отпустим. Гада кончим и отпустим, не бойсь
Но здесь кто-то и из пацанов сказал:
- Слышь, Чира, а может, просто повесим, на фиг Живой же всетаки.
— А монах дохлый был что ли, дохлым? — Чира брызгал слюной и
стучал себя в грудь, как старый преданный вождь в обиде измены.
— Ну утопим хотя бы...
— Г^дно уж, хрена он там жиь^й, — примирительно усмехнулся
Изюм, цыкнув зашипевшей слюной в костер, и кто-то из окружения
хихикнул.
- Нет уж, решили сжечь, значица сжечь, - так же внезапно, как
завелся, вовсе неожиданно равнодушно закончил Чира. - Давай
Изюм...
Ногами и палками они опять затолкали ящик на угли.
И кот опять заорал И долго еще орал и бился в жаркие стены, хотя
уже жирно, будто на кухне, запахло мясом...
А потом и нас отпустили. Только сказали, чтобы на Гохре нас, коз­
лов, больше не видели
Кстати сказать, Изюм так никем и не стал в своей жизни. Классу к
шестому он как бы окончательно сформировался, остановился в росте
и прекратил развитие. Модный интерес к его метким плевкам по вся­
кому поводу прошел а ничего другого за душой у Изюма не было. Он
и потом, как ни рыпался, не отличился ничем: ни в тюрьму не попал,
ни на мотоцикле не разбился Да и не было у него мотоцикла-то
А вот Чира, американский парнишка, сел По-своему он и тогда уже
* л значительной личностью, и, конечно, потом, при его своеобразном
и болезненном понимании справедливости, трудно ему было не сесть.
Он и сел.
Но если бы лето продолжилось дальше, вопреки законам природы,
и мне не пришлог.о идти в шхолу, думаю, Рудик снова потащил меня в
Гохрову слободу И я бы снова пошел.
А пока нас одолела настоящая человеческая тоска.
Только совсем уж тупой и беспамятный взрослый может посмеяться
над детской тоской Детская — она коротка, но мучительна. Коротка
потому, что долго тосковать просто сил не хватает, а уж как мучитель­
на — всякий помнит. А если не помнит, то и не объяснить, оттого и
мучительна, что не объяснить. Да и не повеоит никто.

290

— Иди побегай
Но если маленький человек молча смотрит в окно и не идет на улицу
и на все вопросы только и может ответить так, скучно, — сердце его,
пусть самое бойкое, полно такой пустотой и печалью, что впору рас­
плакаться и оттого, что муху на стекле, ну, никак не зажать, и она все
жужжит, жужжит
В эти дни сидели мы дома тихо как усталые взрослые, унылн ше­
велили страницы знакомых книг, и бабушка не вмешивалась в
те
молчание.
А то на перанде. заменявшей светлую горницу пили чай, стар .яеь
не хлюпать блюдцем и не капнуть вареньем на скатерть Правде. упюпали все равно и капали.
- Вы капайте, капайте, молодые люди, на то она и скатерть, чтоб
капать.
Но капать совсем не хотелось. Однако предательские капли ва­
ренья из вишен, случалось, срывались с неопытной ложки, и было
стыдно и любопытно смотреть, как, paci тываясь они сжирают льняное
снежное полотно. Скоро челночный путь ложек над столом был ясен
и тверд, как курс самолета, обозначенный кровавыми каплями бес­
конечных потерь.
Тоска. Пусть даже и с Рудиком. Да ему и самому-то, видно, стало
не по себе у нас...
Но день пришел, и нам надоело обсасывать горькое, как вишневые
косточки, одиночество
— Ну и правильнс — сказала бабушка, — хватит! Разве мыслимо
так по коту страдать7 IViano ли, что еще будет?..
— Да не по коту мы, не по коту!
— Ну и ладно. Жить-то с людьми, от них никуда не денешься. Да они
не такие и страшные, как привыкнешь.
— Да мы и не боимся никого, бабушка
— А и не надо бояться.
— Только зачем они так-го?
— Не знаю. Но это они ведь не сами.
— А кто же?
— Не знаю. Кто их водит
— А кто их водит?
— Не знаю Кого кто.
— А кто меня7
- Не знаю. Наверное, Рудик твой
В Рудика бабушка верила
— А что с нами дальше будет?
- Не знаю. Только за человеком должна любовь быть
— Любовь7
— Добро значит по-человечески Тогда и буде все хорошо. Даже
если будет и плохо.
-

( - .? )

291

И. спустивш ись с веранды, мы вышли за ограду обрезанной до
предела усадьбы и встали перед чащей Вишневого сада
Вишневый сад!
Наш сосед, всегда достаточно выпивший дядя Вова, так ю ворил
свсей ючери Катьке, девушке-переростку, к замужеству ненажившей
"рудей:
— О, ступай ступай дура, в Вишневый сад, там пацаны титьки-то
тесе оттянут...
— Дурак! — отвечала Катька, сердилась, краснела рыжим лицом,
но в сад не шла. И напрасно.
Вишневый сад — ступень развития, всходя на которую многое
виделось по-иному. Именно там определялось отношение к конкретной
действительности, так не похожей на неконкретную
Вишневый сад аз-буки-веди и музыкальной грамоты.
Ложь, скука, пошлость и лень.
Барра шестиструнной гитары: в невидимой тьме ф альш ивы е и
чистые голоса и, будто инопланетные позывные чужой и далекой весы,
едва уловимые в шума и треске помех запретные песни всемирных
кумиров.
— Э ту песню чуваки, ь натуре написал Ринга Стар, когда у него
умерла жена. Она называется ” 0 , моя дорогая" ду-ду-дv-ду-ду-ду-дуду-ду, О-уо-о-у...
И стыдливые признания в любви. И бесстыдны е разговоры об от­
кровенном, когда взрослы е парни делятся с нами пикантнейшими
подробностями отношений с особами из желтого дома
Ах, эти бедные проститутки нашего детства! Именно так — прости­
тутками (более унизителоно и ругательно, чем могли) их называли у нас
в ПГТ. Ж елтый дом — первое ж енское общежитие, где собранны е со
всего света девушки по договору за средний заработок малоквали­
фицированных специалистов бескоры стно удовлетворяли гиперсек­
суальные потребности населения. Если, конечно, не считать за корысть
мечть. о замужестве, в реальности воплощавшиеся крайне редко. Го этому состав жипиц желтого дом а постоянно менялся: научившись
выпивать не закусывая, без жалости они покидали внезапную родину
своих внезапных детей, так и не дож давш ись ни обещанных благ, ни
замужества ни прощения
О, эти уроки нравственности в темной школе Вишневого сада!..
А первая затяжка скраденным у отца ’’Прибоем” , после которой
твердо решаешь: вырасту, лучше уж буду пить по праздникам, чем
курить.
А первый стакан как ой-нибудь особенно фиолетовой гадости типа
незабвенного ’ солнцедара , плеснувшего по стоане ядовитыми бры з­
гами в годы моего безмятежного возмужания?
Вишневый сад - сад греха и познаний.
Вишневый сад — от октябрятской звездочки, греющей невидимыми
лучами самое сердце, до билета члена В Л КСМ наколотого собствен­
ной слепой фотографией на обломанный сук I
Вишневый сад — всеобщая принадлежность, общедоступная забе-

292

галовка И по весне бесплодное, сумасшедшее, бешеное цветение
напрасно оживших резаных, ломаных веток. Вишен сад не родил.
Вишневый сад...
После последнего указа о борьбе с пьянством, вероятно, оттого, что
вино1 радников в нашей местности не оказалось, вырубили под корень
Вишневый сал- Но на его месте ничего не построили. И пить приходится
на ветру.
А пока, будто и правда дети из доброй сказки, мы стояли перед
чащей его открытий.
Но только мы заступили черту, что всегда лежит перед нами, от­
деляя прошлое от настоящего, а настоящее, конечно, от будущего, тут
же раздался крик:
- Стой, кто идет0 Руки вверх!
- Ха! — встретили они нас.
— Здравствуйте, — сказал Рудик и книжно добавил — Мир зам!
Но рук не поднял. Он не хотел сразу и заведомо быть врагом Потому
что теперь нас окружали свои ребята — Поповка. Исстари Поповка
гордилась своими умами. Здесь, вокруг церкви, жили люди тверезые,
селились и учителя, так как и школа раньше находилась при церкви,'
а не вместо нее. Одним словом, в давние времена Полозка слыла
ку. it урнеишим центром, в нынешнем ПГТ сместившимся к магазинам,
клубу и киоску Союзпечати (непременно переворачиваемому при вся­
кой серьезной драке).
— Здорово, коли не шутишь, — сильно в нос ответил Виктор по
кличке Банда, прозванный так за неведомые грехи еще в колыбели.
Моряцкой походкой он подошел к нам и также непробиваемо пофранцузски спросил
- Это тебе Изюм загон и маненьку тележку дал, да?
(Передать испорченное насморком и отсутствием зубов бандино
произношение в его истинном звучании нельзя, а писать согласно
грамматике в данном случае просто кощунство. Поэтому, по мере
возможности, я оставлю в его речи хоть немногие свойственные ей
звуки.)
— Еще кто кому неизвестно, — обиделся я, хотя всем и все было
уже известно
— Да, ладно, это я так, для смеху, бдат. — И подтянув повыше
тяжелые сопли, протянул открытую руку.
А потом уж и остальные по-взрослому жали нам руки, и все гово­
рили хорошее, необидное: и иронически! Аркадич, и нежный Фиге, и
резкий Тпумэн и простодушный Банда .
Господи, свершилось 1 Мы стали нужны им. людям!
- Слышь, а ты откудова к нам приехал?
Я сказал.
- Во, а говорили из Москвы, из Москвы, ма-а-а-аскви-и-ич...
- F был в Москве. Один раз
- Как Коля-дурафан, — садами-огородами?
- Проездом

293

— Ну, был .. — скривился Аркадич, — мало ли
- Л е иб что Босква, — сказал Банда и выругался по-матерному.
— Нет, Витич, — именно так поповские ребята произносили
окончания имен, — ты не прав. — Конечно же, Рудик не смог сдер­
жаться — Москва - есть Москьа. Столица пяти морей нашей Родины
— Родина — это там, где родился, подял° - неожиданно, как мо­
тоцикл нашего начальника отделения милиции, завелся Банда: — Нет,
ты подял 7
Л-то пенял, что и свои ребята тоже могут вполне навешать. Но
страш, .о не было, только обидно и жалко. Но и “ удик не мог поступиться
истиной
— Москва - столица нашей Родины, Витич
— Ну и что?
— Как, что — столица!
— Говорит Босква — хлеба нет^ ди куска Босква, — пренебоежигепы-ейше отнесся Банда - Г1овi одяю! Родина — это там, где родился,
подял? Я родился здесь, и, значит, столица моей родины — Поповка!
Родина хоккея — Родина моя!.. — внезапно и без всякой мелодии
пропел он и совсем уж не в масть” добавил
— Ну и Босква ■'одешно. Это я так, для смеху, бдат — И даже будто
бы извинился: — Город недавижу
— Это ты зря, Витич, — опять не сдержался Рудик.
— Зря?1 А окурииком с грядки закусить не пользительно'5
И Банда вроде бы снова подступил к Рудику, но вдруг добро и
вполне бессмысленно захохотал:
— В городе одни только ... - Банда снова выругался по-матерному, — а оп/рцов совсем нету.
— Че гы, Банда говоришь? Че ты, Банда, говоришь? Что в городе
огурцов, что ли, нет? — спросил мальчик по имени Мистер Фиге, разволновапся ипокраснел: — Нет, Банда, город — есть город, а ты дурак.
И у нас лет через пять город будет.
— Не будет, не будет!
- Будет
— Не будет, — уверенно, как пророк, сказал Витии Подумал еще
и протянул М.Фигсу руку: — На спор, не будет?
И они поспорили о будущем нашего ПГТ, положив в заклад головы.
Между прочим, прагз оказался Банда, городом наш ПГТ не стал.
Новейшие геологические исследования обнаружили в недрах скуд
ность сырьевого запаса прехзде, чем закончилось стооительство
ГОХКа. И голову свою Мистер Фиге потерял .
М.Фигс. Если бы я не вспоминал о Рудике, я бы непоеменно рас­
сказал о тебе
Прослушав по Всесоюзному радио опер этту с пойти одноименным
названием, он сразу запомнил ее наизусть и тут же. подобрав музыку
на отцовой двухрядке, во всякое время (а отец будил его, как домаш­
нюю гордость, и ночью) мог исполнить любую арию. Чаще всего про­
сили, конечно, эту:

294

"Цветы роняют лепестки на песок
А классе в пятом на школьном баяне М.Фигс самостоятельно выучил
сонату номер два композитора Людвига ван Бетховена ("Лунную"). И
не только ее первую общедоступную часто, так называемое цажио
состэнуто, но и все остальные, включая прэсто аджитато. Господи, как
же жалко, что в нашем ПГТ музыка играла лишь сопутствующую про­
щальную роль, да и то для чувств провожающих оскорбительно слабо.
А Фигсом его звали не в насмешку, а исключительно из у„ ства
произношения Он был не вполне поповским и только лето пи водил
у нас целиком, у бабки, не чаявшей в нем души А родители Фигса
работали железнодорожниками и жили километрах в пяти на олижайшей железной ветке, в слепленном из шпал семейном бараке. И Фиге,
разумеется, с ними жил.
Из этого барака в нашем классе училисо еще два мальчика — и оба
кончили как-то слишком уж одинаково. Кто как, конечно, но оба сквер­
но. Один — за нож, другой — по глупости Только сроки разные Ве­
роятно. долгое наблюдение чужого движения рождает комплекс
собственной неподвижности. И тогда как луна шизофреника начинает
манить и тревожить убегающий желтый свет купированных вагонов
А первый Фиге
Это уж когда выпивать начали. Обходчик застукал их в немытой
из-под спирта цистерне. Наудачу там иногда прилично набиралось в
свою посуду. Но вовсе не из алкоголической потребности выпить, атак,
из удали и прелести любого противоправного действия.
— Ну-ка вылезай давай...
Го ли опохмелиться совсем не терпелось, то ли сам по себе мужик
такой оказался строгий, обходчик этот, кто знает0 Случай
:е вылезли, а Фиге нет. Может, испугался, а может, перехитрить
хотел, мужика то...
- Все?
— Все.
— Ну, смотрите...
Чирк спичкой и в люк ее. В скопившиеся пары.
ффффффффффффффффффффффффффу
И нет Фигса
Ни это было уже позднее
Как говорится: ” в Петропавловске-Камчатском полночь”
А дальше тот день покатился, как и положено ему катиться в об­
ретенной компании поздним предшкольным августом. И все было так
хорошо, как бывает лишь в детстве...
I
, Ф~ мы проснулись еще более счастливыми, чем заснули Так
бывает. И сладко, и нежно болели мышцы от вчерашнего счастья. И
бабушка на нас не обиделась, когда мы отмахнулись от варенья и
А.М.Горького нас ждут, бабушка, ждут!..
Мы обошли весь Вишневый сад, с фасада и огородов Поповскую
слободу, вышли к дому нашего начальника отделения милиции, фео-

295

дальным замком стоявшему на берегу имени его (начальника) имени
Чумадуровского пруда, но нигде никого, кроме коз и похмельных муж­
чин Нас не ,кдали. Даже Рудик не мог утешить меня. Но здесь в .юлуденном мареве сонной печальной улицы перед нами явился ’’брат”
и призывно махнул рукой.
И мы сиоса увидели их. Они не умерли, не приснились, но как
равному жали руку и хлопали по плечу
— О, Гыгич, о!
И казалось, не было у меня такого, чего бы я не отдал им.
— В общем так, есть дело, — сказал Аркадии. — Нужно пройти
испытание.
- (?)

— Ну, типа проверки.
Конечно, разумеется, о чем речь? К испытаниям мы были всегда
готовы. Особенно Рудик. Ему лишь бы смелым быть.
Солние даЕно уже обошло пол-неба. А в стриженных по-английски
кустах боярышника, гле мы сидели, парило от высыхающей после
ночного р ождя земли. На ней-то струганой веточкой Аркадии и рисовал
подробный план школьного сада...
По одну его сторону, разделенную асфальтированной дорогой,
точно выверенными рядами шагали деревья царских пород: папировски€ наливы, прозрачные, как янтарь, пекин-китайки, желтые,
словно Азия, грушовки медовые, слаще которых не было и не будет,
скрыжапель, райская мельба, ранеты, шафраны, анисы, конечно же,
и антоновки с известным запахом прошлого деревенского счастья, a
по другую, о кучерявых горах плодоносных кустарников грядки со
всеми видами овощей, достойных Выставки достижений . Славно
произрастало на удобренной прахом предков земле бывшего церков­
ного кладбища1 Нет, если б я был начальником, я б непременно при­
своил нашей школе имя Ивана Мичурина1
Стоит ли говорить, как гордилось этим разнообразным плодом
коллективных усилий школьное руководство! Однако гордость рядо­
вых создателей сада — школьных учеников зиждилась отнюдь не на
усилии частных рук, вложенном в общее дело, но на способностях,
г >“но забравшись в сад, потрясти какую-нибудь особенную красавицу,
давно отмененную на уроке труда, и урвать незаконного наслаждения
Если учесть, что сад охранял школьный кочегар Петр Михалыч скорее
из служебного увлечения, чем просто по совместительству, легко
понять, как высоко ценилась подобная доблесть Редко кто мог считать
себя полноценным, состоявшимся человеком, не побывав в том саду
нелегально хоть и всего-то сороал пару яблок, кочан капусты или nvK
грязной моркови. Замечу, и девушхи, когда дело коснулось девушек,
выше любых пионов и георгин из индивидуальных палисадов ценили
жалконькие букетики какого-нибудь ночного дурманного табака, но
только со школьной клумбы, n e ip Михалыч имел ружье и неистре­
бимую потребность стрелять из него. Пусть хоть солью
— Да вы не бойтесь, он только ночью стреляет.
— А днем?

296

— А днем не стреляет.
- Редко, — вклинился Банда, принимавший жизнь без затей.
- А я говорю, н е с т р е л я е т , — сказал Аркадич.
— Стредяет, стреляет, на спор? — заспорил Банда вне плана.
Но Аркадич спорить не стал. Он вообще никогда не спорил.
— В прошлоб году Шаляпид полез, а Бихалыч ему солью дудых... — И не в силах продолжить, Витек упал в смеховую стихию.
— Шаляпина бабка к бочке три дня вожжами привязывал^ - от­
мачивала
— Так он же ночью полез!
— Вечероб, вечероб, на спор? — вернулся Банда.
— Ну, не днем же!..
— Не днем, кодешно, что он, дурак что ли?
- Значит - не стреляет, — Аркадич умел убеждать: — Его сейчас
вообще в школе нет, сам видел.
— Но это же воровство, ребята, — попробовал возмутиться Рудик,
но здесь его уже все осудили:
— Во дурак, во дурак! Ты че дурак-то такой! У нас все общее, понял?
А если поймают, — я амбрал, и все. Амбрал я!
На любые вопросы старших Банда всегда отвечал: ” Я амбрал!” , что
значило: ” Я не брал". Сначала учителя смущались, но потом привыкли,
и классу к шестому вообще Витька перестали о чем-либо спрашивать.
— Депо не в яблоках, дело в принципе, — окончательно презирая
нас, сказал Аркадич, — хочете лезьте, не хочете, как хотите.
Всякому лестно быть смелым. Да и выбора у нас не было. И мы
полезли в свежий пролом забора.
Земля в саду была черной. И отовсюду, как на картинках о светлом
будущем, свисали плоды. И никого вокруг не было, будто в первом раю.
Только из-за забора, из другой уже жизни за нами следили экзамену­
ющие глаза оставшихся на атасе:
— Коричневку рви!
— Да не эту, не эту!..
— Грушовочки бы, грушовочки, да побольше, — шипели оттуда. Но
мы их не слышали. Как разведчики вне закона, мы уже не принадле­
жали себе.
А изобилие все не кончалось, искушая нашу привычку к бедной, но
честной жизни.
И тут раздался тонкий, пронзительный свист. Я еще правильно
успел подумать, что так высоко и тревожно может свистеть один только
М.Фигс.
— Шуба!.. — Прошелестело в ветвях, и мы увидели, каккзаборной
дыре и одновременно к нам огромными проверенными скачками не
только вперед, но как бы и в стороны, захватывая все пространство
возможного отступления, быстро дыша, как собака, несется ярый чер­
ный мужик, блестя и сверкая зубами в разинутом красном рту.
Я так испугался, что не заметил, куда исчез Рудик, а когда ткнулся
к пролому сам, его уже загородила громадная и торжественная, словно
памятник, фигура кочегара и сторожа.

297

— Стой, — заорал он. Но я уже и не пытался бежать, а просто врос
в землю по самые щиколки.
— Стой, — опять заорал он и со всего маху врезался в меня, как
КРАЗ в предупредительный столбик. От удара я должен был отлететь
за забор, но в самом начале полета он схватил меня за плечо Потря­
сенные яблоки, выбив рубашку, глухо рассыпались в рыхлую землю
— Попался, гаденыш!
— Дяденока, дяденька Я не брал!
— Отпираться? Не отопрешься1 Ну-ка, собирай яблоки, быстра!
— Не нужно, не нужно, дяденька .
- А...
Петр Михалыч сам заправил рубаху в штаны и сам не выбирая,
набил заново пазуху:
— Я те выдерну, гаденыш, я те, падла, выдерну! Шагай. — под­
толкнул он в спину и, придерживая за плечо — опытный конвоир,
провел через сад. по торжественной площади, по ступенькам на ка­
менное крыльцо для почетных участников митингов и собраний, под
слова Будь достоин .”, и здесь, видимо, особенно прочувствовав вину
и позор, я сказаг ему действительно честно:
— Дяденька отпустите меня Я больше не буду. Правда Никогда.
— Никогда, — усмехнулся недоверчивым лицом сторож и кочегар
Петр Михалыч и, одной рукой приоткрыв тяжелую дзерь, другой
толкнул меня в школу, в вечные запахи краски, мытого пола, буфета
и раздевалок, в нечав! сть, гордость, любовь, жар полового томления,
возвышенные мечтания, в табели неуспеваемости, отметки за пове­
дение, в надежду на веру, в желание добра, в драки и дерзость,
унижение и стыд, в мать, двух Павлов, образ татьяны и много еще че­
го, — во все мои десять классов
На стене кабинета директора, куда гордо, как трофей, ввел меня
Петр Михало1ч, висела географическая карта СССР, своим размером
подчеркивающая мизерность всякого задержанного ученика в мас­
штабе страны За стопом сидел Борис Борисыч — директор Мужчина
румяного здоровья, хотя и лысый. По его собственным словам, "без­
временно потерявший волосы шевелюры в дурном климате севера”,
где он служил. Вместе с Петром Михалычем
- Вот, Борис Борисыч, нарушитель, поймал — сняв с плеча тя­
жесть руки, скромно сказал Петр Михалыч
Понимая, что мне уже никуда не деться, Борис Борисыч не сразу
поднял глаза от стола.
— Подойди сюда, мальчик. Не бойся. Имя°
Я сказал.
— Фамилия?
Я сказал.
— А папа твой кем работает?
Я сказал.
— А мама?
Я про маму сказал.
298

299
_

— Да он из барака, Борис Борисыч, — заменил Петр Михалыч.
Я понял, что в этом кабинете все про меня известно, и мне отчего-то
стало стыдно нашей маленькой комнаты.
— Понятно, что не из бани, — строго пошутил Борис Борисыч —
А в школе хочешь учиться?
Я кивнул.
— Слышь, Петр Михалыч, он в школе хочет учиться, — Борис Бо
рчсыч помолчал и вдруг неожиданно-непохоже на свои покой и покой
своего кабинета рявкнул: — А ты знаешь, что нам в нашей школе пре­
ступники не нужны?! Нам не нужны ьоры! Ты знаешь?
От внБзапности крика я дернулся, подлая рубаха снова не выдер­
жала постыдного груза, и яблоки, теперь уже гулко и дробно, как из
рога ьа картинах о будущем, выпали из меня, раскатившись по бле­
стящему полу. Я было их кинулся собпрать, но Борис Борисыч крикнул,
как на разводе— Стоять!
И с одним пойманным яблоком, в слезах и соплях, я вытянулся перед
ним, как солдат
— Ну, кто научил залезть тебя в сад? Говори!
— Н сам.
— Так, значит, не хочешь учиться в школе? — спросил он и поднялся
из-за стола.
Белая рубашка волновалась от движения мышц, зеленые подтяжки
портупеей подчеркивали стройность пышного тела, помидорного цвета
шею туго стягивал яркий галстук, и чувствовалось, под одеждой весь
он был красивый и налитой, как удар...
В ту пору, когда я начал учиться в школе, в нашем правительстве
произошли некоторые перемены, и к власти пришеп не легендарный,
а натуральнейший Леонид. И именно мне учительница поручила от­
нести снятый со стены портрет снятого со всех должностей правителя
в кладовку завхоза Нинель Васильевны.
Если бы знала она (учительница^, как нес я его, гордый госу­
дарственным поручением!
Но когда я пронес портрет из конца в конец длинного коридора и
ступил на лестничную площадку, то понял: портрет низложенного
правителя вот-вот выскользнет из онемевших рук, чего доброго лицом
упадет на заплеванный пол, и, дабы этого не допустить, прикинул его
на перила.
А в это самое время волею случайных обстоятельств к нижней
ступени лестницы неминуемым шагом как раз подошел директор. Он
еще не сделал последний, роковой шаг, как портрет совершенно не­
преднамеренно все-таки выскользнул из ученических скользких паль­
цев и, медленно планируя, словно дожидаясь окончательного появле­
ния Борис Борисыча, опустился ему на голову. Честное слово, я этого
не хотел. И хотя было очевидно, что ни один заранее продуманны^ и
тщательно подготовленный террористический акт не мог свершиться
с той потрясающей точностью, с какой все произошло, именно тогда

300

наша первая учительница сказала, что прошлое у моего отца темное.
И добавила
— Яблочко от яблони недалеко падает.
Не удержалась и еще продекламировала отбивая такт по столу
толстыми пальцами: "Вырастет из сына евин..
Однако истинная драматичность происшесл
кощунственность и
извращенность поступка заключались в том, чт
зыки ’ Контрасты” , консультант
международных фестивалей - этс
все один человек - Дмитрий Ухов
Может быть, и ты, Олег, примешь
участие, расскажешь о запасах
своего архива?
С удовольствием. Тогда - д<
скорой встречи1

320

Редколлегия журнала ”Мы
присудила премии за лучшие п.
опубликованные в 1990 гиму

'J/Zm u u

Премий удостоены:
v Петр КОЭКЕРНИКОВ
а ».•
Дее iei ipcdu fV 7U
поэт Игорь Ш К Л Я Р Е т КИ Н стихотворении "Воспоминания о свежести ( № 8 - Я):
молодой прозаик Дмит рий ФИЛИМОНОВ —
тан ■ • ■шческии рассказ Я все придусмыпрел!
—

Ил'’ 10 000 лет тому на а