Трудный выбор (ЛП) [Джоди Хедланд] (fb2) читать онлайн

Джоди Хедланд Трудный выбор

Глава 1

Замок Монфор, Эшби

В 1390 году от Рождества Христова.

Я бежала, чавкая туфлями прямо по грязи, с ухающим как барабан сердцем.

— Подождите, леди Розмари, — из узкого переулка далеко позади меня доносился крик няни.

Но я не могла ждать. Я подхватила подол шелкового платья и побежала, пытаясь добраться до городской площади, пока не стало слишком поздно. Я промчалась мимо домов бедняков с соломенными крышами, распахнутые настежь двери, которых открывали лишь одну имеющеюся комнату, общую на всю семью. Теперь я знала, почему все ушли. Все, кроме прикованного к постели мужчины и одного хромого нищего ребенка, того самого, который, наконец, набрался смелости и рассказал мне то, что никто другой не осмелился. Весь город собрался на Рыночной площади, чтобы посмотреть, как два человека понесут наказание за свои преступления.

Только на этот раз это были не колодки и не позорный столб — наказания, которые я допускала в исключительных случаях. И даже не тюрьма. Нет. На этот раз кто-то дал судебному приставу разрешение заживо сварить преступников. Отвращение переполняло меня. И гнев. Как мог судебный пристав нарушить мой закон отменяющий жестокие пытки!

Обогнув массивное здание зернохранилища, я вышла на мощеную улицу, ведущую к рынку. И сразу же наткнулась на стену из ремесленников и торговцев, которые побросали свои мастерские и магазины, чтобы понаблюдать за экзекуцией. От бешеного бега в груди горело, и я с трудом вдохнула кислый запах немытых тел. Дух потеющих под безжалостным утренним солнцем людей смешался с вонью от свиней и кур, принесенных на рынок, и гнилью перезрелых продуктов. Но ярость взяла вверх над тошнотой. Я не потерплю жестокости на своей земле, среди своего народа.

После того как чума унесла жизни моих дорогих родителей, я, как новая хозяйка этих владений отдала приказ об отмене пыток. И все сделаю для того, чтобы мои приказы выполнялись.

Кипя от гнева, я встала на цыпочки, стараясь разглядеть что-нибудь поверх шапочек горожан. При виде черного дыма, поднимающегося от центральной лужайки, сердце забарабанило с удвоенной силой. Это могло означать только одно: огромный костер был действительно разведен, и, вероятно, уже подвешен большой котел с колодезной водой, в котором…

один из преступников. Я почувствовала, как меня всю заполняет паника.

— Немедленно прекратите! — Воскликнула я.

Шум и крики, как пучина поглотили мой крик.

— Я приказываю вам немедленно освободить преступников, — крикнула я громче.

Я даже саму себя слышала с трудом. Позади толпы я стояла просто как невидимка. Горожане были поглощены жестокой сценой — кто-то с любопытством, кто-то в шоке. Но все со страхом. Страх стоял в обветренных и морщинистых лицах, угадывался в сгорбленных плечах. Просто необходимо как можно скорее добраться до судебного пристава и прекратить это.

Я похлопала по спине одного из мужчин, стоявших передо мной:

— Пожалуйста. Разрешите мне пройти.

Не глядя, мужчина отмахнулся от меня, как от надоедливой мухи. Я

надеялась, что он увидит, что перед ним стою я — леди Розмари Монфор, хозяйка Эшби и всех земель и поместий в его пределах. Но он даже не обернулся. Как и все остальные, он был слишком сосредоточен — слишком напуган, чтобы посмотреть вокруг. Разочарованно вздохнув, я шагнула к группе женщин, сбившихся в кучу, и попыталась протиснуться между ними.

Но они только плотнее сдвинулись, перекрывая мне проход словно закрытые городские ворота. Окинув отчаянным взглядом рынок, я заметила ступени, ведущие к сводчатой двери ратуши. Я подобрала подол платья, и, пробежав по краю толпы, добралась до этого большого каменного здания, на ступенях которого, сгрудившись, сидели дети. Заметив меня, они склонились в поклонах, и я нежно прогладила их по головкам, забегая наверх.

Поднявшись на площадку, я окинула взглядом развернувшийся передо мной рынок. В самом его центре на площадке горел костер. Над пылающим костром на металлическом треножнике висел огромный котел, внутри которого сидел старик. Сгущающийся пар над ним, говорил, что вода вот-вот начнет закипать. Скоро крики старика наполнят воздух, его кожа покроется волдырями, а плоть поджарится. Уже сейчас его обнаженная грудь покраснела, как только что разделанная говядина. Под копной грязных седых волос таращились дикие от страха глаза. На земле рядом лежал еще один преступник. Его руки были привязаны к кольям над головой, ноги связаны веревками, а младший констебль крутил рычаг, медленно растягивая человека, приближаясь к тому моменту, когда его руки и ноги начнут выходить из суставов. Пристав в темном плаще и шляпе подбрасывал в огонь дрова.

— Пристав! — Крикнула я. — Прекратите эту жестокость.

Только дети на ступеньках услышали мой отчаянный крик. Они подняли головы и стали выжидающе смотреть на меня. Я обхватила ладонью лицо рядом стоящего мальчишки и провела пальцами по его грязной щеке. В

его глазах читалось обожание, и мне удалось слегка улыбнуться ему. Он не должен был быть свидетелем такого проявления бесчеловечности. Никто не должен быть. Никогда.

Вздрогнув, я скрестила руки на груди и попыталась отогнать ужас, который заполнял меня воспоминаниями о пытках, свидетелем которых я стала четыре года назад после похорон моих родителей. Ужасная картина врезалась в мою память, как нитки вышивки на гобелене. Я не хотела больше таких воспоминаний.

— Остановитесь! — Крикнула я снова. — Как леди Розмари Монфор, ваша хозяйка, я приказываю вам прекратить. Немедленно!

Наконец-то на этот раз меня услышали. Все головы повернулись в мою сторону. Женщины, стоявшие ближе всех к залу гильдии, начали перешептываться и хватать за руки друг друга. Некоторые мужчины кланялись. Но младший констебль продолжал крутить веревку, а судебный пристав подбросил в огонь еще одно полено, отчего высоко в воздух полетели искры.

От разочарования у меня вырвался неподобающий благородной леди крик, и я с сожалением подняла глаза на большой замок на утесе, который возвышался над городом как лорд. Внешние стены образовывали одно целое со скалистыми утесами, делая крепость неприступной с трех сторон. Ров и город обеспечивали оборону с четвертой стороны. Как же это я не догадалась привести одного из моих охранников! Даже отсюда я могла различить блестящий шлем солдата, дежурившего у сторожки. Но я не привыкла ходить с охраной по собственному городу, среди людей, которые любили меня.

И тут с края толпы в солнечных лучах что-то блеснуло, переключая на себя мое внимание. Неподалеку от ратуши стоял боевой конь, на котором восседал рыцарь, одетый в доспехи. Герб на попоне лошади был незнаком –

красный с огнедышащим драконом.

Как долго воин наблюдал за происходящим?

Шлейф беспокойства заполз под вуаль, лежащую на моих заплетенных волосах, и уколол в затылок. Насколько мне было известно, никто из соседних лордов не угрожал Эшби. Сейчас было мирное время. Так кто же этот рыцарь и что он делает в моем городе?

Словно почувствовав мой вопрос, рыцарь повернулся ко мне. Сквозь узкую щель в стальном шлеме его глаза казались темными и непроницаемыми. Но в его позе было что-то доброе и почтительное. Он, склонив голову, отдал мне почести, чем сильно удивил меня. Затем поднял длинную алебарду1, пришпорил коня и рванулся вперед, к центральной лужайке. Перед тяжелой поступью коня и оружием люди стали расступаться и пропускать его. Он рванулся вперед, как на рыцарском турнире. Я

напряглась. Что он собирается делать? Мне захотелось позвать его, расспросить, потребовать, чтобы он объяснил свое присутствие в моем городе. Но когда он направился прямо к котлу с кипящей водой, я стала молиться, чтобы он положил конец этим пыткам.

С точностью и силой, несомненно, приобретенной за годы тренировок, рыцарь вонзил топор алебарды в узловатую веревку, связывавшую преступника на земле, освободив сначала одну руку, потом другую. Через несколько секунд мужчина уже сидел и трясущимися руками пытался развязать ноги. Рыцарь подошел к кипящему котлу, зацепил алебардой за крючок, на который крепилась металлическую цепь, подвешивающая горшок к треноге, и подстегнул коня вперед. Резкий толчок, и тренога опрокинулась на землю. Котел раскололся, выплеснувшийся на судебного пристава и горожан кипяток вынудил всех с криками отскочить. Бедный старик в одной набедренной повязке вывалился в эту трепещущую кучу людей.

— Что вы сделали? — Крикнул судебный пристав, отряхивая брызги горячей воды, стекавшие с его шоссе2.

Рыцарь, проигнорировав его, направил коня к только что освобожденному преступнику. Старик поднялся и протянул дрожащие руки, связанные на запястьях. Его лицо светилось благодарностью:

— Спасибо, сэр, — прохрипел он.

Прежде чем судебный пристав успел возразить, рыцарь мечом перерезал веревку на запястьях мужчины. Затем он наклонился, схватил старика за руку и посадил его на лошадь позади себя. Красный и израненный

1 Алебарда — древковое холодное оружие с комбинированным наконечником, состоящим из игольчатого (круглого или гранёного) копейного острия и клинка боевого топора с острым обухом.

2 Шоссы — Длинные , плотно облегающие ноги разъемные штаны — чулки, обычно достигали верхней части бедра и по бокам крепились шнурками к поясу, пропущенному через верхнюю часть (кулиску) льняных мужских штанов (брэ), входивших в состав нижнего белья.

преступник обхватил руками доспехи рыцаря и прижался к нему. Только тогда я осмелилась вздохнуть. Старик получил ожоги и волдыри, но избежал пытки.

Судебный пристав кинул на рыцаря уничтожающий взгляд:

— По какому праву вы мешаете правосудию?

Рыцарь все также молча поехал сквозь расступившуюся толпу.

Горожане, как и я, были слишком ошеломлены его решительными действиями, чтобы произнести хоть слово. Заостренным концом алебарды он поймал проходившего мимо купца за плащ, снял его и протянул преступнику, чтобы тот мог прикрыть свое обнаженное тело от посторонних глаз. Над безмолвной толпой раздалось негодование судебного пристава. Но рыцарь продолжал молча ехать по направлению ратуши. И только у высокой лестницы он остановил лошадь и помог преступнику спешиться. Старик упал передо мной на колени. Заметив меня на верхней ступеньке ратуши, по рынку поползли судорожные вздохи, и вскоре все, от мала до велика, преклонили колена. Рыцарь, сидевший на коне, также склонился в поклоне.

— Благодарю вас, миледи, — произнес преступник потрескавшимися губами.

Я узнала в нем одного из недавно помилованных обвиняемых. Его вина заключалась в том, что он воровал из приходской казны, чтобы платить за жилье и кормить сирот, которых держал на попечении. Тогда, как и сейчас, я решила, что он заслуживает не наказания, а скорее сочувствия.

Я плотнее запахнула плащ вокруг его дрожащего тела, потом выпрямилась в полный рост и расправила плечи. Кто осмелился оспаривать мое решение? И почему? Я прищурилась, глядя на пристава и констебля, которые стояли на коленях вместе с остальными.

— Пристав, — позвала я. — Я требую ответа за это вопиющее пренебрежение моими законами.

Он поднял голову, и страх мелькнул на его лице:

— Я всего лишь выполнял приказ шерифа, миледи.

Мой гнев усилился. Я должна была догадаться. Шериф не одобрял моего снисходительного правления. Но мое сострадание только увеличилось от известия о смерти бедняков из-за недавних вспышек таинственной болезни в отдаленных районах.

— Передайте шерифу, что я жду его сегодня же в парадном зале замка.

И вас также.

Судебный пристав опустил голову в смирении. Я подавила тяжелый вздох, представив себе предстоящую стычку с шерифом. Я ему никогда не нравилась, хотя несколько лет назад он спас меня от зараженного чумой крестьянина. Он был из тех мужчин, которые считают женщин никчемными существами. И теперь, когда я унаследовала Эшби, его неприязнь только увеличилась, как и его сопротивление моим приказам. Конечно, я еще не стала полноправным правителем своих земель, до своего восемнадцатилетия я находилась под руководством и опекой аббата Фрэнсиса Майкла. Но через месяц я смогу править самостоятельно, отдаленно, из монастыря, где стану монахиней. В конце концов, шерифу придется смириться с моими решениями. И совсем неважно, что ему претило подчиняться правителю –

женщине. Я была единственной и законной наследницей Эшби.

Боевой конь передо мной фыркнул, переключая мои мысли на рыцаря, который ждал, когда я вспомню о нем и заговорю с ним первой.

— Сэр, — начала я. — Я глубоко вам благодарна.

Он выпрямился. Сквозь прорези для глаз его бесхитростный одобряющий взгляд встретился с моим. И почему-то я почувствовала, что он друг, а не враг.

— Миледи, — его голос эхом отдавался из-за металла. — Не стоит благодарности.

Если бы только он снял шлем, чтобы я смогла увидеть улыбается ли он мне. Почему-то мне это было важно. Он заерзал в седле, его конь встряхнул головой и забеспокоился. Меня так и подмывало попросить его спешиться и снять шлем. Кто он? Лорд из соседних земель? Но прежде чем я успела заговорить, он отступил на шаг:

— Вам, такой прекрасной и доброй леди, достаточно только пожелать, чтобы это стало приказом для меня.

С этими словами он поклонился еще раз. Затем, сунув алебарду в подмышку, взял поводья лошади, развернулся и галопом пересек площадь, свернув на главную улицу, ведущую к городским воротам.

Вместе со всеми я смотрела ему вслед, пока он не исчез.

Глава 2

— На этот раз шериф зашел слишком далеко, — сказала я аббату, стоявшему рядом со мной.

Аббат Фрэнсис Майкл, ростом выше среднего, наклонился к моему уху так низко, что я увидела лысину на его тонзуре3, и прошептал:

— Не будьте с ним слишком строги, дитя мое. Он просто пытается поддерживать порядок.

Шериф и пристав неподвижно стояли у парадных дверей главного зала, под охраной двух моих солдат. Лицо судебного пристава еще хранило страх, в то время как мрачный хмурый взгляд шерифа отражал раздражение и строптивость.

— Посмотрите на это с его точки зрения, — продолжал аббат своим тихим и спокойным тоном. — Если он позволит кому-то нарушить закон безнаказанно, то другие решат, что им позволено тоже самое. Такая снисходительность может привести к анархии.

— Вы же знаете, я не потворствую воровству. Но если бедняки настолько отчаялись, что осмеливаются нарушать закон, мы должны больше помогать им.

Аббат выпрямился и засунул руки в широкие рукава рясы. Несмотря на свое худощавое из-за многочисленных постов телосложение, он не был слабым. За почтительным выражением лица скрывалась сила, на которую я привыкла полагаться все эти четыре года. Он долго молчал и задумчиво смотрел прямо перед собой, погруженный в молитву.

Я оценивающе оглядела огромный зал: высокий сводчатый потолок, роскошные колоннады, толстые гобелены и застекленные окна — все это

3 Тонзура — выстриженное место на макушке у католического духовенства.

кричало о богатстве. Как и изящная гравюра на позолоченном кресле, в котором я сидела. Какой смысл в этой роскоши, если мои подданные бедствовали? Если продать это кресло или гобелены, можно обеспечить бедных на целые месяцы. Да и зачем мне все это, если я в следующем месяце уйду в монастырь?

Настоятель, наконец, вздохнул:

— У вас доброе сердце, дитя. И вы уже отдали больше, чем можете себе позволить.

Все внутри меня сжалось от ощущения собственной никчемности, которое давило на меня всякий раз, когда я разговаривала с аббатом о финансовом положении моих земель. Если у нас с ним и были разногласия, то только по поводу распределения средств. Я поддерживала архитектурные изменения собора и аббатства, которые он проектировал, но вместе с тем я хотела оставаться щедрой к бедным. Казалось, мы все больше и больше спорили, как сделать это, не опустошая казну.

— Мы должны сделать еще больше, — сказала я больше себе, чем ему.

Мои родители пожертвовали своими жизнями, чтобы помочь людям

Эшби. Я поклялась стать правителем, которым будут гордиться мои родители, сделать все возможное, чтобы их смерть не была напрасной, и, если понадобиться, пожертвовать своей жизнью ради своего народа.

Настоятель, наконец, смирился, кивая. Он знал, что гуманное правление — это цель моей жизни.

— А пока, — сказал он, — вы должны проявить к шерифу такое же сострадание, какое хотели проявить ко всем своим людям.

Я снова взглянула на смуглое лицо мужчины, наполовину скрытое густой черной бородой. Даже на расстоянии было видно, как его глаза блестели непоколебимой твердостью, которая всегда нервировала меня.

— Но он знает, что я запрещаю такие методы наказания, и допускаю только более легкие наказания.

— Я поговорю с ним, — сказал аббат, кивнув моим стражникам.

Коротко поклонившись, они проводили шерифа и пристава через двойные двери. Как бы мне ни хотелось наказывать шерифа и показать ему, что он должен повиноваться мне, как своему правителю, независимо от того, уважает он меня или нет, я не могла проигнорировать совет единственного человека в мире, который знал меня лучше, чем я саму себя.

Аббат обошел меня и поклонился, снова показав свою блестящую лысину. Медленными размеренными шагами он двинулся по длинному центральному проходу. Мне захотелось вернуть его, чтобы поговорить с ним о проблемах в моих владениях. Я готова была говорить о чем угодно, но только не оставаться в одиночестве — чувство, которое росло день ото дня.

Как только я входила в стены замка, меня заполняло ощущение, что я возвращаюсь в заброшенную крепость. Величие пустого зала превращало меня в карлика и напоминало всякий раз о том, как я одинока.

Длинные столы, стоявшие вдоль стен, вызывали в памяти картины из прошлого: тесно сидевшие за ними многочисленные гости, взрывы смеха, звон кубков, ручеек мелодий лютен и песен менестрелей, гул болтовни. Но все это было в прошлом. Мало кто переступал порог главного зала с той роковой ночи после смерти моей матери, когда я нашла пергамент в ее сундуке и узнала о священном обете моих родителей, обете, который гласил, что я должна уйти в монастырь на восемнадцатом году жизни. Очень долгое время после этого я никого не хотела видеть. Нет смысла с кем-то заводить дружбу, если придется разорвать ее в скором времени. Потом слух о моих обстоятельствах и обете распространился по всему королевству, и у потенциальных женихов, которые когда-то подумывали о том, чтобы претендовать на мою руку, больше не осталось причин навестить меня.

Аббат ратовал за то, чтобы поддерживать хорошие отношения с соседними лордами, но я, как женщина-владелец не интересовала их, и лорды также не часто нас посещали. И вот прошло четыре года полной изоляции, и я никогда себя не чувствовала так одиноко, как сейчас. Только за стенами замка, среди своего народа, помогая беднякам, я забывала о боли одиночества.

Эхо моего тяжелого вздоха отозвалось в пустоте зала. Стражники открыли перед выходящим аббатом двери. В зал вошел привратник Джеймс.

Это был крупный мужчина с широкими плечами и мускулистыми руками, он был на голову выше остальных и напоминал мне великана. В дверях Джеймс склонил свою лысую голову перед аббатом.

— Что тебе, Джеймс? — Взглянул он на слугу.

— У меня сообщение для ее светлости. — Своим хриплым голосом ответил Джеймс.

— Леди Розмари нехорошо себя чувствует после произошедшего на рыночной площади, — сказал аббат. — Пойдем, сообщишь мне. А я решу, передавать ли сообщение леди Розмари.

Джеймс развернулся, чтобы выполнить приказ аббата.

— Нет, — осмелилась я перечить приказам опекуна.

Мое душевное состояние требовало общения, даже если это был всего лишь слуга. Аббат в изумлении поднял брови.

— Я не настолько расстроена, чтобы не принять Джеймса.

Я кивнула ему. Джеймс неуклюже двинулся по проходу.

Когда я осталась одна после смерти родителей, и была так юна и беззащитна, что аббат решил, что Джеймс не помешает в качестве еще одного стражника у главного входа, он также должен был охранять меня лично, в случае необходимости. В первый раз, когда я встретила Джеймса в замке, я не удивилась бы, если бы этот Халк, вытащив огромную дубину, отшвырнул любого, кто осмелился бы приблизиться ко мне. Но со временем я поняла, что грозность Джеймса — это не больше, чем его устрашающая внешность.

Подойдя к моему золоченому креслу, он поклонился, показывая аббата, который следовал за ним по пятам.

— Что вы хотели сообщить мне, Джеймс? — Спросила я.

Джеймс, не поднимая головы, сказал:

— К вам едут гости.

Гости?! Само упоминание этого слова вызвало у меня удивление:

— Они едут с миром?

— Да, ваша светлость.

— Последний гость здесь был так давно.

Это было после праздника Богоявления несколько месяцев назад. Да и то только потому, что мои южные соседи, барон Колдуэлл и его жена, ехали ко двору и попали в шторм. Они остановились у меня в поисках убежища на ночь. С их приходом всплыли воспоминания об их сыне Томасе и последней нашей встрече. Между четырнадцатилетней девочкой и юношей родилось сильное влечение, и мы строили радужные планы на совместное будущее.

Обет отнял у меня все мечты о браке с Томасом, впрочем, как и с любым другим мужчиной. Как женщина, обреченная на безбрачие, я не имела права мечтать о любви и строить планы на замужество. И мне пришлось, пусть и с трудом, отпустить Томаса. И он отпустил меня. Если бы Томас не отступился от меня, он подверг бы мою жизнь опасности, потому что обет моих родителей был нерушим, под страхом смерти. Я думала тогда, что похоронила свои чувства к Томасу… пока баронесса Колдуэлл не сообщила мне, что прошлой осенью он, наконец, женился.

Что за гости? Почему именно сегодня?

Джеймс пристально вглядывался в мое лицо, отразившее невысказанные вопросы и ждал ответа. Но у меня не было объяснений. К

счастью, сегодня — канун летнего солнцестояния, и для гостей будет накрыт хороший стол. Я уже распорядилась по поводу роскошного пира для слуг и солдат, которые работали в замке. Каждый год этот праздник был поводом накормить побольше нищих, приходящих на кухню, и для этого я устраивала более щедрый стол, чем было необходимо.

— Они сказали, когда прибудут? — Спросила я нетерпеливо от предвкушения.

— Гонец сказал, что они в полудне езды отсюда, миледи. К вечеру доберутся до городских стен.

Я кивнула, вспомнив о рыцаре, который спас преступников от пыток.

Может это был их гонец? Тонкие брови аббата сошлись на переносице, словно он думал о том же.

— Если это тот самый рыцарь в доспехах, который был в городе сегодня, то откуда нам знать, что он пришел с миром, а не с войной?

Джеймс опустил голову и отступил на шаг от аббата:

— Гонец утверждал, что едет с Благороднейшим рыцарем.

Благороднейший Рыцарь герцог Ривеншир? Против воли мое сердце наполнилось надеждой:

— Правда?!

Джеймс сунул руку за пазуху и достал кольцо. Он протянул его, и я увидела крест в центре. Эмблема Благороднейшего Рыцаря.

— Он прислал это, чтобы заверить вас в своей доброжелательности и сказал, что заберет его, когда приедет.

Я взяла тяжелое серебряное кольцо и провела пальцами по выступающим лучам креста, предвкушая общение с ним. Герцог Ривеншир был одним из ближайших друзей моего отца и моим крестным. В молодости они вместе ходили в военные кампании и не раз спасали друг другу жизнь.

Хотя я не видела герцога с похорон моих родителей, я не сомневалась, что буду наслаждаться каждым моментом его визита.

Аббат уставился на кольцо:

— Как мы можем быть уверены, что его передал именно владелец кольца, и оно не украдено каким-нибудь мошенником, надеющимся захватить Эшби?

— Это он, — сказал я. — Нет такого мошенника, который мог бы отнять его у герцога, не отрубив ему палец.

— Тогда позволите сказать слугам, чтобы они приготовились к их приезду? — Спросил Джеймс, перебегая взглядом с аббата на меня, как будто сомневаясь, чьих приказов слушать.

— Думаю, осторожность не помешает, дитя мое, — посоветовал аббат. –

Думаю, нам стоит послать наш отряд, чтобы прояснить ситуацию.

Я подавила вздох. Аббат знал, что я не люблю, когда меня слишком сильно опекают и обращаются со мной, как с ребенком. В основном он держал себя в руках и старался не давить на меня. Но иногда, как сейчас, он излишне волновался. Я пыталась напоминать себе каждый раз, что это было для моего же блага. С тех пор как я осиротела, на нем лежала большая ответственность. Он просто хотел убедиться, что я в безопасности, и я была благодарна ему за это. Тем не менее, я уже не была юной, наивной четырнадцатилетней девочкой, которая постоянно нуждалась в его совете и защите. За последние четыре года я многому научилась в управлении своими землями. И теперь, когда до полного руководства оставалось всего несколько недель, я еще больше восставала под напором аббата.

— Мой дорогой аббат, — сказала я, одарив его, как я и надеялась, благодарной улыбкой. — Если я пошлю своих солдат, герцог может подумать, что он здесь нежеланный гость, а это совсем не так. Я с нетерпением жду встречи с ним, и поскольку у нас есть всего несколько часов до встречи, я предлагаю приложить все усилия на подготовку к его приезду.

Это возражение не разгладило озабоченные морщины на лбу аббата, но после секундного размышления он, наконец, кивнул.

Стоя в своей комнате и накручивая на палец длинную прядь светлых волос, я в сотый раз спрашивала у Труди:

— Как я выгляжу?

Труди, убрала мою руку от тонких вьющихся локонов, ниспадающих ниже талии:

— Я уже говорила вам, что если вы будете дергать себя за волосы, то очень скоро станете похожи на утонувшую кошку.

Я послушно сложила руки на груди своего самого красивого платья из шелка нежнейшего розового цвета. Цвета роз, которые вились на шпалерах4, прикрепленных к каменным стенам моей комнаты и в саду вокруг замка.

Одна из служанок сплела венок из свежесрезанных розовых бутонов. Теперь он украшал мою голову и идеально подходил к платью.

Звук трубы во дворе, доносившийся из открытого окна, прервал мое самолюбование. Возбуждение, которое росло в груди, взорвалось.

— Прибыл Благороднейший рыцарь, миледи, — крикнул из коридора

Бартоломью, мой самый старый и самый надежный страж.

Труди, отступила назад, уперев руки в широкие бедра, и оглядела меня:

— Не понимаю, миледи, что не так.

— Ты считаешь, что я недостаточно хорошо выгляжу, чтобы принимать гостей? — Я закружилась в шуршащем платье.

— Вы выглядите слишком взрослой.

Я рассмеялась, и эхо смеха задрожало от облегчения и нервозности:

— Вы с аббатом стоите друг друга. Пора, однако, вам двоим понять, что я уже взрослая и перестать слишком сильно опекать меня.

Труди хмыкнула и стряхнула невидимую пылинку с моей юбки. Ее седые волосы выбились из-под простого головного убора и падали на пухлые щеки. Она была мне так же дорога мне, как и в детстве. И хотя мне давно следовало взять настоящую горничную, я не могла отказаться от этой милой женщины, которая была мне второй матерью, особенно в последние годы, когда я скучала по утешительным объятиям и нежным поцелуям моей матери.

Я направилась к двери через спальню, Труди приподняла шлейф моего платья, чтобы он не тащился, как свежий тростник на каменном полу.

Служанка открыла тяжелую, обшитую дверь, и в комнату сквозняком ворвался ветерок из окна, принеся с собой знакомый сладкий запах роз. Я

подставила лицо, позволяя скользить ветерку по своей коже, и попыталась

4 Шпалера (садоводство) — решётка, служащая опорой для растений.

сдержать волнение. Пройдя по длинному коридору, спустившись по крутой винтовой лестнице, и оказавшись перед массивными входными дверями замка, мои колени начали дрожать от нетерпения.

Джеймс ожидал у дверей, заламывая свои большие руки:

— Думаю, отец Фрэнсис Майкл был прав. Герцог привел с собой других рыцарей, и все они одеты как на битву. Что, если он пришел, чтобы напасть на вас и захватить ваши земли?

— Не говори глупостей, Джеймс. — Я в последний раз поправила венок из роз и провела рукой по юбке платья. — Я уверена, что герцог пришел с миром.

— Может нам следует подождать аббата, — прошептал он, и его взгляд метнулся к тени, как будто он хотел только одного — спрятаться там. — Я

послал за ним гонца, чтобы он знал, что гости прибыли.

— Мы не можем заставлять их ждать после утомительной дороги верхом. Я приму их сейчас же.

Я кивнула на двери, давая Джеймсу знак открыть их, выйти и объявить обо мне. Он мгновение колебался, но ослушаться не осмелился и, поклонившись, повиновался. Скрип широко открывающейся двери ясно дал понять, что открывать их нараспашку не было необходимости уже давно.

Угасающее вечернее солнце затопило коридор, освещая меня. Когда

Труди закончила поправлять мой шлейф, я выплыла на широкую открытую площадку крыльца. Блеск серебряных доспехов, блеск оружия, лязг металла и топот лошадей встретил меня. Рыцари с головы до ног были одеты в защитные доспехи, но сидели на конях прямо и величественно. За ними следовала небольшая армия: оруженосцы и конюхи на лошадях, а также слуги на повозках с багажом.

Резкая тишина взорвалась в переполненном дворе, и все взгляды обратились на меня. А что, если аббат был прав насчет их намерений?

Неужели я в опасности? Покой, который был у меня в душе всего мгновение назад, улетучился, и я пожалела, что не могу спрятаться в глубине уютного замка. Но я не двинулась с места и заставила себя поздороваться:

— Я леди Розмари Монфор. Добро пожаловать в Эшби.

Рыцарь во главе отряда соскользнул с коня, снял шлем и капюшон, обнажив серебристые волосы и доброе, царственное лицо герцога

Ривеншира.

— Ваша милость. — Я присела в реверансе и почтительно склонила голову.

Как младший брат короля, герцог был моим вассалом, несмотря на то, что был другом семьи.

— Розмари? — Удивленно проговорил он.

Он двинулся к нижней ступеньке, оглядев меня от венка роз на голове до изящных туфелек на ногах. На его губах заиграла улыбка.

— Да, ваша светлость. — Я снова присела в реверансе, стараясь унять волнение.

Что он подумает обо мне после стольких лет?

— Конечно, я ожидал, что ты повзрослеешь с тех пор, как мы виделись в последний раз. — Сказал он. — А слухи о твоей красоте дошли до самых дальних границ королевства.

Я почувствовала, как горячий румянец залил мои щеки.

— Но я не был готов к тому, насколько ты взрослая и красивая на самом деле.

— Вы слишком добры.

Я никогда не придавала значения слухам о своей красоте, считая, что нищие дети восхищались мной, потому что бедность не может соперничать с богатством. Я никогда не считала себя какой-то особенной, и была уверенна, что трудно не сиять среди убожества, окружавшего их.

Улыбка герцога стала шире, и он начал подниматься по каменным ступеням ко мне. Остановившись передо мной, он взял мою руку и нежно поцеловал ее, в уголках его глаз расползлись лучики морщинок. Я заметила, что на его лице морщин стало гораздо больше.

— Как ты, дорогая? — Тихо спросил он.

Эти слова напомнили мне день, когда я видела его в последний раз — на следующий день после похорон моих родителей. Мы стояли на этом самом месте, и прощались. Он пригласил меня пожить у его жены в Ривеншире, но я не смогла оставить Эшби и все, что связано здесь с моими родителями. Мое сердце сжалось от внезапной тоски и печали по отцу и матери, их любви и участию, и всему, что я потеряла с их смертью.

Если бы только…

Я отмахнулась от грустных мыслей. Не было смысла задумываться над тем, что могло бы быть. Я ничего не могла изменить. Мне нужно было принять свою судьбу с радостью, которую я так усердно взращивала.

— Последние годы прошли в тишине и покое, — сказала я через боль. –

И я рада, что из всех мест, которые можно посетить в стране, вы выбрали именно Эшби, несмотря на то, что после столь долгого отсутствия вы и ваши рыцари стремитесь вернуться в свои поместья.

Я коротко взглянула на свиту герцога. Три рыцаря сидели верхом прямо за конем герцога, в стороне от остальных, очевидно — его самые доверенные люди. Я скользнула взглядом по двум из них, но при виде эмблемы огнедышащего дракона задержалась на третьем. Щель в забрале была слишком узкой, чтобы разглядеть глаза, но он едва заметно кивнул мне.

И этого было достаточно, чтобы понять, что он также помнил нашу встречу.

Надеюсь, теперь у меня будет возможность поблагодарить его как следует.

Герцог проследил за моим взглядом на рыцаря-дракона, и его брови изогнулись. Я быстро перевела глаза на крестного:

— После долгого отсутствия, я уверена, вашего внимания требуют многие в нашей стране.

Он отпустил мою руку, и его улыбка потускнела:

— Да, забот очень много. Но из всех ваша ситуация самая неотложная.

— Самая неотложная? Вы заблуждаетесь. — Я махнула рукой в сторону города, полей и лесов за ним. — Как видите, моя земля процветает и живет в мире.

Все действительно было хорошо, за исключением недавних вспышек странной болезни в двух соседних городах. Но, к счастью, болезнь не распространилась, как случилось, когда чума унесла жизни моих родителей.

Он изучающим взглядом посмотрел на меня, и серьезность его лица остановила вихорь моих мыслей.

— Я надеялся навестить тебя раньше, и теперь жалею, что до твоего восемнадцатилетия остался всего месяц.

— Не сожалейте, ваша светлость.

Герцог покачал головой.

— Все в порядке, — заверила я его. — Я готова принять обет своих родителей, и подготовилась к будущей жизни в монастыре. Я приму свою судьбу, начертанную мне.

Лицо герцога напряглось, и я занервничала. Что-то в его блестящих глазах подсказывало мне, что он собирается сообщить новости, которые изменят мою жизнь. Но я не хотела этого слышать. Четыре года я приспосабливалась к обету своих родителей, который разрушил мою прежнюю жизнь. Но сумела восстановиться. Может мне отослать герцога, пока он не успел что-нибудь сказать? Я оглянулась на выглядывающего

Джеймса, который тут же юркнул назад. Вот тебе и гигант с дубинкой для моей защиты.

Словно почувствовав мое настроение, герцог взял меня за руку, не давая уйти:

— Пожалуйста, выслушай меня, дорогая.

Наверное, все-таки мне нужно было дождаться аббата, для поддержки.

Но как только эта мысль возникла, я отмахнулась от нее. Разве не я сетовала на то, что аббат все еще слишком часто обращается со мной, как с ребенком?

Если я хочу, чтобы он относился ко мне как к взрослой, значит мне нужно вести себя соответствующе.

Я выпрямила спину и заставила себя унять дрожь внутри:

— Хорошо, ваша светлость. Я слушаю. Пожалуйста, продолжайте.

Герцог слегка поклонился, и выражение его лица ничуть не успокоило меня:

— После долгих поисков мои писцы, наконец, нашли исключение в обете.

Исключение? В обете? На мгновение я потеряла дар речи, не в силах осознать его слова. Может это шутка? Если так, то это жестокая шутка.

— Исключений не может быть. Древний обет передается со времен пророка Сэмюеля, когда его мать Ханна отдала его священнику Илаю. Она нерушима.

В глазах герцога стояло напряжение:

— Но, моя дорогая, одно исключение все же есть, только одно.

У меня задрожали колени. Я хотела выкрикнуть ему, чтобы он больше ничего не говорил, что я не нуждаюсь в исключениях, что я готова к жизни, уготованной для меня еще до моего рождения. Но я почувствовала, что гдето глубоко внутри меня засело желание узнать, о чем он говорит. И я кивнула, чтобы он продолжал.

Он взял меня за руку:

— Если ты по-настоящему полюбишь и выйдешь замуж до полуночи в свой восемнадцатый день рождения, ты будешь освобождена от обета.

Глава 3

— Это невозможно.

Я расхаживала перед широким креслом у окна, где сидел герцог

Ривеншир. Он снял доспехи, но дорожная пыль все еще покрывала его одежду. Я понимала, что должна была проводить его в гостевые покои и приказать приготовить для него ванну, но он казался таким же расстроенным, как и я, и не спешил покидать мое общество. Чтобы поговорить наедине, мы зашли во внутрь, хотя я была уверена, что Труди и Джеймс прислушивались к каждому нашему слову из парадного зала.

Через распахнутые настежь двери я видела как рыцари и слуги, сопровождавшие герцога, начали разгружать свои товары и хлопотать вокруг лошадей. Они наверняка проголодались, устали и должны расслабиться. Тем более что ароматы жареных гусей, копченых свиней и вареной баранины заполнили коридоры замка. Скоро начнется праздник Канун летнего солнцестояния, и будет накрыт стол для моих гостей. Но я никак не могла отвлечься от новости, которую сообщил герцог. Я все еще не могла поверить в существование этого исключения.

Я опустилась перед герцогом и взяла его мозолистые руки. За моим внешним спокойствием бушевало сопротивление, как у солдата, защищающего осажденную стену.

— Расскажите мне все, что знаете об обете моих родителей, ваша светлость. Мне нужно знать все. — Попросила я у герцога.

Аббат мне все объяснил, когда я обнаружила свиток, спрятанный в тайнике сундука матери после похорон. Тогда я поняла, что она пыталась рассказать мне об этом со своего смертного одра, но не смогла. Позже я все думала, удивляясь, почему моя мать ждала так долго, чтобы сообщить мне такие важные новости. И решила, что она хотела, чтобы я жила нормальной жизнью как можно дольше.

Все это время в голове стоял рой вопросов, от которых я старалась отмахнуться, но все же оставались некоторые моменты, которые я хотела бы прояснить. Может быть, герцог прольет свет на правду?

Он погладил меня по руке, и я приготовилась слушать:

— Твои родители всегда очень любили друг друга. И поэтому в первые годы их брака было легко смириться с тем фактом, что у них нет детей. Но с течением времени осознавать бесплодность твоей матери стало очень тяжело.

— Его голос звучал мягко, взгляд был устремлен в прошлое. — Они очень хотели собственного ребенка. В конце концов, они пришли в такое отчаяние, что отправились в монастырь и попросили аббата Фрэнсиса Майкла помолиться за них… и дать им слезу Девы Марии.

От этой истории, которую я слышала не первый раз, мой пульс как всегда учащенно забился. Слезы Девы Марии были особенными. Когда их давали в лечебных целях, всегда казалось, что происходит чудо. Но к ним прибегали чрезвычайно редко и использовали очень экономно.

— Как всем известно, слеза имеет свою цену, — сказал герцог. — А в случае бесплодия цена всегда одна — древний обет Ханны, первенец посвящался Богу, отдавался в служение Ему.

Ничего нового от герцога я не узнала, но склонила голову и прижала руку к животу, пытаясь успокоиться. Да, это было шоком для меня четыре года назад, но со временем я смирилась и, наконец, приняла свою судьбу. У

меня не было желания задавать вопросы.

— Древний обет нерушим, его нельзя изменить. Он должен быть исполнен, иначе последует наказание — смерть. Какое может быть исключение?

— После смерти твоих родителей я подозревал, что было что-то, что они не сказали никому. Я собирался начать расследование раньше, но война на границе задержала меня дольше, чем я ожидал. — Он сунул руку в мешочек на боку и достал свернутый пергамент. — Два месяца назад я послал приказ своим мудрейшим писцам, чтобы они исследовали древние тексты и выяснили, есть ли какие-либо исключения из обета. День и ночь они не переставали читать, пока, наконец, кое-что не обнаружили. — Он осторожно развернул жесткую пожелтевшую бумагу. — Здесь указано единственное исключение из Древнего обета. — И указал на строчку выцветшего рукописного текста.

Я прочитала слова, уже слышанные от него: «Любой, связанный древним обетом Ханны, может быть освобожден от целибата и служения

Богу, если он или она найдет истинную любовь и вступит в священный Завет брака до дня восемнадцатилетия».

Я долго молчала, пытаясь осознать эту информацию. Но все это было слишком тяжело после того, как я уже смирилась с жизнью в одиночестве.

После ухода Томаса я больше никогда не проявляла интерес к мужчине. И

вообще не общалась с мужчинами. И даже не разговаривала с молодыми джентльменами, которые могли бы претендовать на мою руку. Для чего? А

теперь, когда до моего восемнадцатилетия оставался ровно месяц, какой у меня шанс найти настоящую любовь и выйти замуж? Это было глупо.

Единственный мужчина, который когда-либо привлекал меня, был уже женат. Других кандидатов не было.

— Я не могу думать об исключении, — наконец сказала я, поднимая лицо и обращаясь к герцогу со всей серьезностью, на которую была способна. — Я

уже смирилась с тем, что Бог хочет, чтобы я пошла в монастырь.

— Я не уверен, что Бог хочет, чтобы ты заперлась и стала монахиней, –

медленно произнес герцог. — Но, по крайней мере, у нас есть месяц, чтобы определить его волю.

— Что может случиться за месяц, ваша светлость? — Я поднялась, легко смирившись с судьбой. — Одного месяца недостаточно.

Герцог тоже встал:

— Но мы будем молиться, чтобы настало время влюбиться.

Я тихо рассмеялась:

— Даже если бы мне хватило месяца, чтобы влюбиться, хотя это невозможно, у меня нет поклонников. Их не было уже много лет.

— Это неважно, — не хотел смириться герцог. — Потому что я привел с собой трех лучших рыцарей во всем королевстве. Они показали себя самыми сильными, храбрыми, опытными воинами.

Удивление сменилось смущением. Я не моглаудержаться и не взглянуть на рыцарей, которые сейчас занимались своими вещами. Даже сквозь слои доспехов благородство выделяло их среди остальных. Каково это: поговорить с таким человеком и принимать его романтические ухаживания? Тепло разлилось внутри меня от этой мысли. Но я покачала головой:

— Зачем мне разбивать свое сердце или сердце другого человека, если мне суждено стать монахиней?

— Почему ты решила, что тебе это суждено?

— Тогда почему аббат не сказал мне об этом исключении?

— Наверное, потому, что он не знал.

И тут мой мудрый советник ворвался в открытую входную дверь, с хлопающей позади него одеждой, как крыльями. Он тяжело дышал, и его лысина блестела от пота. Седые волосы, обрамлявшие его голову, слиплись от пота. Я моргнула от удивления. Я не могла припомнить, чтобы когданибудь видела, как бегает аббат. Он всегда двигался очень медленно, размеренно и всегда требовал того же от всех монахов, так как, по его мнению такая походка помогала молитве и размышлению о Боге. Что могло вызвать такую нетипичную для него спешку? Неужели он так бежал от самого монастыря, который стоял на вершине холма недалеко от города?

При виде герцога аббат резко остановился, схватился за бок и глубоко вздохнул. Джеймс вышел из главного зала и поклонился ему, ожидая его прихода.

— Джеймс, — тихо упрекнул его аббат, — ты должен был позвать меня раньше.

Джеймс, не поднимая лысой головы, произнес:

— Я послал за вами гонца, как только смог.

Я шагнула вперед, осознавая, что аббат нарушает этикет перед герцогом.

— Аббат, — сказал я, указав в сторону нашего уважаемого гостя, — вы, конечно, помните Благороднейшего рыцаря герцога Ривеншира?

Лицо аббата моментально приняло то спокойное, умиротворенное выражение, которое я привыкла видеть. Он кивнул герцогу:

— Ваша светлость, как мило с вашей стороны порадовать нас своим визитом после столь долгого отсутствия.

— Счастливого вам Кануна летнего солнцестояния, отец Фрэнсис

Майкл. — Герцог поклонился человеку Божию. — Мы только что говорили о вас.

— Да? — Удивился аббат, пытаясь справиться с тяжелым дыханием.

Стоя рядом с могучим бронзовым рыцарем, он выглядел высоким бледным деревцем, которое может треснуть при малейшем дуновении ветерка. — Жаль только, что меня не было здесь, чтобы поприветствовать вас должным образом.

— Милое приветствие леди Розмари — это все, что мне было нужно, –

ответил герцог.

Аббат засунул руки в длинные рукава и встретился с пристальным взглядом рыцаря. Что-то промелькнуло между ними, но ускользнуло от меня.

— Мы как раз обсуждали обет ее родителей, — продолжал герцог. — И я рассказывал Розмари об исключении из Древнего обета.

— Никаких исключений не может быть. — Сухо ответил аббат, не отводя взгляда от рыцаря. — Древний обет Ханны подразумевает, что леди Розмари должна уйти в монастырь в день своего восемнадцатилетия и посвятить свою жизнь служению Богу.

— Если только она не найдет настоящую любовь и не выйдет замуж.

— Чепуха, — сказал аббат. — Как вы смеете приходить сюда и забивать голову леди Розмари такими ложными и опасными идеями?

— Писцы его светлости нашли текст, в котором говорится об этом, –

перебила я.

Герцог протянул пергамент аббату. Аббат пробежался глазами по записи и вернул его герцогу. На лице не было ни одной эмоции. Если эта информация и удивила его, он не подал виду.

— Вы не хуже меня знаете, что если она нарушит обет, то умрет.

— Нет, если она найдет настоящую любовь. — Герцог скрестил руки на широкой груди.

Настоятель долго молчал. В нависшей тишине из кухни замка доносился стук крышек и крик кухарки, вероятно, ругавшей одного из мальчиков-поварят. Наконец, аббат проговорил спокойным голосом:

— Разве может быть что-то благороднее, чем выполнение леди Розмари

Древнего обета? Вы же не думаете, что земная супружеская жизнь более достойна, чем жизнь в союзе и служении самому Богу?

— А вас не удивляет, почему граф и графиня никогда не рассказывали леди Розмари о своем обете? — Не сдавался герцог.

— Рано или поздно они бы это сделали.

— Возможно. Но что, если они знали об этом исключении? Что, если они надеялись, что Розмари влюбится и выйдет замуж до восемнадцати лет?

Вы когда-нибудь рассматривали такую возможность?

Я вздрогнула. Не поэтому ли мои родители одобряли мое увлечение лордом Колдуэллом? Хотя я пыталась похоронить воспоминания, я все еще хорошо помнила сцену на последней охоте, когда Томас помог мне слезть с лошади и стоял так близко и долго около меня. Родители смотрели на меня, и в их глазах я четко видела одобрение, а не упрек, которого ожидала. Они надеялись, что я влюблюсь в Томаса и выйду за него замуж?

Солнце скрылось за облаком, и шум во дворе стих. Рыцари, оруженосцы и слуги ушли в конюшни. Эта давящая тишина была полным отражением тревожному затишью в моей душе. Всего несколько часов назад моя жизнь была такой ясной и безмятежной. Но теперь, с появлением нашего друга семьи, она перевернулась с ног на голову. И это мне совсем не нравилось.

Словно почувствовав мое смятение, герцог подошел ко мне и приподнял за подбородок мое лицо. Я погрузила свой взор в его добрые глаза:

— Я думаю, если бы твои родители знали об исключении, они бы хотели, чтобы у тебя был шанс найти такую же любовь, как у них.

— Возможно, вы правы, ваша светлость, — сказал аббат. — Но я также знаю, что граф и графиня очень серьезно отнеслись к Древнему обету. Они уверяли меня, что будут любить и наслаждаться своей дочерью, пока она с ними, но, в конечном счете, они понимали, что она принадлежит Богу.

Да, так могли бы сказать мои родители. Возможно, они ждали, чтобы рассказать мне об обете, надеясь ненадолго оградить меня от моего же будущего. Герцог сжал мое плечо, прежде чем сделать шаг назад, как будто давая понять, что понимает мое замешательство:

— Я предлагаю леди Розмари следующий месяц проверить самой верность выбора своего жизненного пути.

— Как проверить? — Спросила я.

— Ты позволишь трем моим благородным рыцарям ухаживать за тобой и попытаться завоевать твое сердце. И если ты не влюбишься ни в одного из них к своему восемнадцатилетию, тогда мы примем это как знак от Бога, что ты предназначена для монастыря.

Настоятель молчал, но смотрел на меня с беспокойством. Он был свидетелем моего уныния в дни, последовавшие за раскрытием обета. Он знал, как трудно мне было принять и смириться с моей новой жизнью.

Сострадание на его лице, говорило, что он не хотел, чтобы мои надежды снова рухнули:

— Как она может принять решение вступить в уединенную жизнь, если она еще не знает, подходит ли ей супружеская жизнь? — Глаза герцога умоляли меня обдумать его просьбу. — Если ей суждено жить в монастыре, она не должна делать этого только из-за того, что так распорядилась судьба.

Она должна сделать это осознанно, принять это после испытания земной любовью и желать союза с Богом сильнее, чем с мужчиной.

Я кивнула герцогу:

— Вы очень мудры, ваша светлость.

— Но, дитя мое, — мягко сказал настоятель, — вы действительно хотите пройти через такую проверку? После того как вы уже усмирили свое сердце и разум для жизни в монастыре? Вы должны понимать о возможной душевной боли.

Но что мне делать?

— Доверьтесь мне, леди Розмари, — послышался тихий шепот герцога. –

Мы ничего не теряем, если в течение месяца мои рыцари будут ухаживать за тобой, а возможно даже приобретем — твое счастье.

Аббат покачал головой и хотел что-то сказать, но я подняла руку, призывая к молчанию. Я не могла принять решение сию минуту, только не при таком количестве мыслей. Мне нужно было больше времени, чтобы разобраться в себе и в той путанице, которая вихрем крутилась в моей душе.

— Пожалуйста, аббат. Я очень уважаю и вас, и моего дорогого друга герцога. Я знаю, что вы оба принимаете мои интересы близко к сердцу. И я благодарю вас за это. Но сейчас… Мне нужно время, чтобы обдумать это важное решение.

— Во имя любви к солнцу, луне и звездам, — послышался радостный голос Труди из парадных дверей главного зала.

Ее щеки покраснели, и едва заметное пятно уже ползло вверх по шее из-под воротника, завязанного широкими льняными лентами, который она носила на шее и на плечах. Я не сомневалась, что моя няня слышала каждое слово этого разговора. И теперь милая служанка ковыляла ко мне на своих коротких ножках.

— Пришло время готовить леди Розмари к празднику.

Мне так хотелось помчаться в свои покои, закрыть дверь, отгородившись от всей этой неразберихи. Но я заставила себя сделать реверанс и улыбнуться, надеясь этим немного смягчить то напряжение, которое висело в воздухе.

— Я обдумаю этот вопрос и вынесу свое решение на сегодняшнем обеде.

Но, позволив Труди увести себя, я не понимала, как возможно принять такое важное решение за столь короткое время. Решение, ценой которого станет моя судьба, вся моя жизнь, ценой, которую мне придется заплатить, если я сделаю неправильный выбор.

Глава 4

Я стояла на коленях перед алтарем. Холод каменного пола часовни, проникая сквозь молитвенную подушку, словно намекал, что я молюсь уже достаточно долго для одного вечера. И все же я не могла заставить себя уйти.

Даже зная, что мои гости пируют без меня в Канун летнего солнцестояния.

Что-то в моем сердце требовало Божьего знака, хотя для себя я уже приняла решение, пока Труди одевала меня.

В тишине своей комнаты, следуя совету няни, я решила продолжать идти путем, по которому я шла последние четыре года. Зачем сейчас что-то менять? Только не тогда, когда я уже спланировала и подготовилась к жизни в монастыре. Не тогда, когда моя душа смирилась. Не тогда, когда я была так близка к пострижению. Да и какое значение имеет настоящая любовь? Разве я не прекрасно жила без нее? И, к тому же, разве не с радостью я ждала жизнь, безоговорочно отданную Богу в монастыре? Аббат уже нанял рабочих, чтобы начать расчистку земли около монастыря для строительства аббатства. Он станет убежищем для нежеланных женщин, местом, за которым я буду присматривать. Это будет захватывающая новая часть моей жизни. Конечно, мне придется уехать из замка. И я не смогу взять свой гардероб или многое из своих вещей, за исключением особых, личных. Но я смогу воспользоваться возможностью продать многое, чтобы отдать деньги бедным. В конце концов, все равно это мое, и я могу делать с этим все, что мне заблагорассудится, особенно после того, как мне исполнится восемнадцать, и я смогу принимать все решения самостоятельно.

И все же. .

Я перебирала пальцами длинную нить четок, низко склонив голову.

Несмотря на все мои доводы, сомнения оставались.

В тишине часовни, где не было ни аббата Фрэнсиса Майкла, ни Труди, ни герцога, я надеялась услышать шепот внутри себя, безмолвный тихий голос Бога, который раздавался всякий раз, когда я отстранялась от всего и прислушивалась к нему. Что он скажет на этот раз?

Было бы нечестно отрицать, что меня интересуют рыцари, которые приехали вместе с герцогом. Да, мне хочется поговорить с мужчинами и познакомиться с ними. В глубине души я должна была признать, что время от времени я ловила себя на мысли, что мне все же хотелось бы иметь семью, мужа и детей. Я просто никогда не позволяла себе задумываться над подобными желаниями. Я знала, что это приведет только к дисгармонии с той жизнью, которую я готовилась прожить. Зачем думать о том, что я не смогу изменить? Но правда заключалась в том, что у меня внезапно появилась такая возможность. По крайней мере, так утверждал герцог. И у меня не было причин не верить ему. Я доверяла ему, как своему отцу. А у него не было причин желать мне плохого. Должны ли мы проверить исключение, о котором говорил герцог, прежде чем сделать окончательный выбор? В конце концов, я не хотела бы провести остаток своих дней в монастыре, постоянно задаваясь вопросом, правильное ли я приняла решение. Если через месяц ничего не произойдет, то я смогла бы начать монашескую жизнь без всяких сомнений. Тогда я приняла бы свое будущее с абсолютно чистым сердцем.

Услышав лязг металла за спиной, я подняла голову и оглянулась на открытую дверь часовни. Герцог стоял в сюртуке, а рядом с ним, с головы до ног закованный в доспехи, стоял один из трех рыцарей. Кивнув рыцарю, герцог вышел, и я поняла, что сейчас он будет выполнять роль дуэньи. После минутного колебания молодой рыцарь двинулся к алтарю, прямо ко мне, при каждом шаге звеня стальными пластинами доспехов. Я встала и отряхнула платье, мое сердце заколотилось, отбивая ритм в непривычном ожидании разговора с мужчиной, который не был ни моим слугой, ни аббатом.

— Миледи, — послышался шепот рыцаря из-под шлема. — Пожалуйста, простите меня за то, что я потревожил ваши молитвы.

— Не беспокойтесь. Я почти закончила.

Он остановился в нескольких футах. Хотя забрало шлема было поднято, в тусклом свете свечи я не могла разглядеть его глаза.

— Вы не приняли участие в праздничном обеде вместе с остальными? –

Спросила я, пытаясь завязать беседу.

— Нет, миледи. Я только что вернулся от судебного пристава и шерифа.

— Он говорил так тихо, что я еле слышала его сквозь стук бешено колотящегося сердца, который я безуспешно попыталась унять. — И я узнал еще информацию о пытках этим утром.

Услышав это, я перестала смущаться:

— Вы навещали моего судебного пристава и шерифа?

Он кивнул, снова звякнув доспехами:

— Как я понял, вы не приказывали сварить и растянуть на дыбе людей.

Вы были против пыток. Получив разрешение герцога, я взял на себя смелость продолжить расследование.

Это тот самый рыцарь, который днем спас преступников? Мне хотелось приказать ему подойти поближе, открыть свое лицо, позволить мне взглянуть на него. Но он держался на почтительном расстоянии, и, приказать ему подойти ближе, было бы слишком самонадеянно.

— Продолжайте, сэр, — прошептала я. — Пожалуйста, поделитесь всем, что узнали.

Он кивнул и продолжил тихим голосом:

— Я поехал в поместье шерифа… без предупреждения.

Услышав слова рыцаря, я сдержала улыбку. Всем хорошо было известно, что шериф охраняет свое поместье и огромный дом, которым его наградил мой отец после того, как он спас меня от чумы. С многочисленной охраной и злобными собаками войти в поместье шерифа было равносильно взлому стен хорошо укрепленного замка.

— Я удивлена, что вы не были разорваны на куски, чему не помешала бы ваша защита, — прошептала я, пристально вглядываясь в него в поисках признаков боли или страдания.

— У меня особый подход к собакам, миледи. — Пошутил он.

— Должно быть так и есть.

— А еще у меня есть особый способ добывать информацию у шерифов, которые любят играть в молчанку.

И снова насмешка в его голосе смягчила опасность ситуации. Я не сомневалась, что он рисковал собственной жизнью, чтобы получить информацию о применении пыток шерифом.

— Вы храбрый рыцарь.

— Вести о моем умении обращаться с различными видами оружия дошли до него раньше меня, так что было нетрудно заручиться его согласием, когда он увидел меня с мечом.

Не трудно? Я снова в тусклом свете пригляделась к нему, желая рассмотреть его получше. Но из-за доспехов я разглядела не больше, чем днем:

— И что же рассказал мой шериф, сэр?

Рыцарь напрягся:

— Он сказал, что, как только вы окажетесь в монастыре, он, наконец, сможет сделать свою работу так, как она должна быть сделана, что он сможет обращаться с преступниками так, как захочет, без указаний какой-то девчонки, что ему делать.

Я резко втянула воздух:

— И вы с ним согласны?

— Ни в коем случае, — резко возразил рыцарь. — Неважно кто его хозяин: мужчина или женщина. Он должен подчиняться его приказам, разделяет он их или нет.

Надо было все-таки наказать шерифа за дерзость. Проявив к нему сострадание, я, очевидно, показала свою слабость:

— Когда я достигну совершеннолетия, он быстро поймет, что мое правление будет не менее решительным и справедливым, чем правление моего отца до меня.

Молодой рыцарь поклонился:

— Мне жаль, что я стал вестником таких новостей, миледи. Я сожалею, что мне пришлось причинить вам даже малейшее огорчение.

— Вы поступили благородно, продолжив расследование, и я благодарю вас.

Мне нужно будет снова поговорить с шерифом, хотя мысль о новой встрече наполняла меня ужасом.

Что на самом деле произойдет, когда мне исполнится восемнадцать? Я

всегда думала, что смогу править так же, как мой отец, даже удаленно. Но что, если у шерифа действительно другие планы? Как я смогу остановить его, если буду жить в аббатстве? Шериф считает, что моя власть уменьшится, несмотря на мое совершеннолетие, и сколько еще людей считают так же?

Герцог зашел в часовню. Он кивнул в сторону двери, подавая знак своему молодому рыцарю. Мужчина поклонился мне и начал удаляться.

Он уже почти дошел до дверей, когда я крикнула ему вслед:

— Подождите.

Он обернулся.

— Спасибо, — сказала я. — Вам было трудно узнать про эту новость и еще труднее донести ее до меня. И я восхищаюсь вашей храбростью.

Он, слегка поклонившись, направился к выходу. Я смотрела ему вслед с бьющимся сердцем, внезапно осознав, что это был один из потенциальных женихов, которых герцог выбрал для меня. Если все они были похожи на этого человека, то месяц, конечно, не будет скучным.

— Прости, Розмари. — Герцог подошел ко мне. — Он не хотел рассказывать тебе об этом оскорбительном признании шерифа. Но я призвал его довести дело до конца. Потому что решение именно сложных задач формируют характер.

Я вздохнула:

— Возможно, я питала ложную надежду на справедливость и твердость своего правления из монастыря.

— Ты добрый правитель, — заметил герцог. — Твои родители гордились бы тем, как ты управляешь этой землей так, как этим горжусь я. Никто не сделал бы лучше.

Похвала герцога была подобна короне, возложенной на мою голову.

Понимал он это или нет, но он сделал мне огромнейший комплимент.

— Я буду править своим народом справедливо, даже на расстоянии, –

сказала я. — Как только я получу власть и смогу принимать все решения, я сделаю еще больше для своих подданных.

Он покачал головой:

— Хотя юридически власть будет принадлежать тебе, я хочу, чтобы ты подумала над тем, как ты узнаешь, что нужно твоему народу, если будешь заперта от мира. Ты действительно сможешь справедливо править?

Его слова заставили меня замолчать и наполнили беспокойством, которое хотелось отогнать.

— Я не хочу влиять на твое решение больше, чем уже повлиял, — мягко сказал герцог. — Поэтому я оставляю тебя наедине с твоими молитвами и надеюсь, что Бог направит твое сердце и даст лучший совет.

— Тогда дайте мне еще одну ночь, чтобы подумать и помолиться о принятом решении. — Попросила я.

Он почтительно склонил голову, и свет свечей отразился в серебре его волос:

— Я скажу своим людям, чтобы они не ждали тебя сегодня на пиру, а завтра ты сообщишь нам о своем решении.

Я была благодарна, что он не заставлял меня немедленно принимать решение. Но когда он вышел из часовни, я еле остановила себя, чтобы не крикнуть ему в след, что я пойду на пир. Я так давно не была на празднике. А

еще, я так хотела увидеть тех мужчин, которых он выбрал для меня. Но я сдержалась, вернулась к молитвенной подушке и склонила голову, как и должна была. Решение было слишком важным, чтобы принимать его без молитв. Тем не менее, я не могла не думать о том, как тяжело мне в последнее время нести груз изоляции, и о том, насколько тяжелее он станет, когда я уйду туда, где главным условием будет тишина и минимум общения.

Как я смогу нести бремя одиночества всю оставшуюся жизнь? Я не хотела поднимать этот вопрос до сегодняшнего вечера из-за страха разворошить свою досаду на то, что не могла уже изменить.

А если я могу изменить? Если моя жизнь может не быть такой тихой и уединенной?

Глава 5

Я помедлила, стоя у двойной двери, ведущей в главный зал, и запустила пальцы в густую шерсть собаки. Мой белоснежный спутник уже давно не был щенком — прошло десять лет с того дня, как родители подарили его мне на день рождения, но я упорно продолжала звать его Пэп5. Я

почесала ему загривок, и он лизнул меня в ответ.

— Хороший мальчик, — сказала я, глядя на закрытые двери и пытаясь решить: войти или убежать в свои покои.

Я опоздала на завтрак, из-за того, что слишком медленно одевалась, а

Труди слишком медленно расчесывала меня и укладывала волосы в модную прическу. Так мне хотелось думать. Но я просто плохо спала этой ночью: сначала долго не могла заснуть, а потом мучилась кошмарами. Мне снились волдыри и вареная кожа, а на смену им пришли видения с голодными крысами с острыми когтями, вонзающимися в человеческую плоть. Я

закричала, и только после того, как Труди позволила Пэпу забраться ко мне в постель, я наконец-то провалилась в беспокойный сон, на этот раз увидев четыре простые стены крошечной монастырской кельи, абсолютное одиночество которого поглотило меня. Конечно, я проспала, и теперь я стояла с темными кругами под глазами перед дверьми, опоздав на утреннее приветствие в главном зале. Что теперь обо мне подумают гости?

Я коснулась ручки двери и замерла, пораженная тем, что меня действительно волнует, что они подумают. Я, на самом деле, очень переживала. Прошлой ночью ко мне пришло решение дать герцогу шанс.

Если не для себя, то, по крайней мере, для своего народа. Они действительно выиграют больше, если я останусь и продолжу лично участвовать в их жизни, а не стану прятаться в монастыре. Однако, если из этой затеи ничего

5 Pup — в переводе с английского языка — щенок, читается Пэп.

не получится, мне придется найти способ быть в курсе их жизни и их проблем. Я также должна найти способ урезонить шерифа и ему подобных, чтобы они не смели игнорировать мои приказы. Конечно, я справлюсь. По крайней мере, я надеялась. А пока я должна была официально объявить о своих планах, и мои нервы подскакивали, как кузнечики, при мысли о встречи с герцогом и его рыцарями.

Пэп ткнулся мне в руку и посмотрел на меня с обожанием. Его полуоткрытый с высунутым языком рот, как будто улыбался и безмолвно говорил, что он всегда будет рядом, несмотря ни на что.

— Ох, Пэп. — Я наклонилась и обняла его за шею, зарывшись лицом в густую шкуру.

В этот момент наружные двери замка распахнулись. Солнечные лучи ворвались в коридор, окатив пространство утренним светом. Я быстро встала, но гость успел заметить мои нежности с собакой.

— Доброе утро, миледи, — раздался сильный, чистый голос.

Я сразу догадалась, что это один из тех трех рыцарей. Даже без вчерашних доспехов невозможно было скрыть благородство фигуры: стать и осанку, которые отличали рыцарей.

Рыцарь перевел взгляд с Пэпа на меня, жмурившуюся от солнечного света. Я подавила волну смущения, внутренне приготовившись к осуждению за неподобающее для леди поведение с собакой, поскольку, как известно, хороших охотничьих собак не следует баловать. Но вместо того, чтобы нахмуриться, губы рыцаря дрогнули в улыбке. Он удивил меня еще больше, когда опустился на одно колено, протянул руку и тихо присвистнул. Пес завилял хвостом и рысцой пересек коридор, опустился на пол и лег перед рыцарем, демонстрируя полную покорность. Рыцарь провел рукой в перчатке по спине пса, и почесал за ухом. Я изумленно уставилась на него, а затем развернулась всем телом, чтобы получше рассмотреть человека, который так легко завоевал любовь моей собаки.

От вида его мужественного стройного тела, сильных плеч и гордо поднятой головы у меня перехватило дыхание. Как молодая женщина должна разговаривать с поклонником? Прошло много лет с тех пор, как я общалась с

Томасом, и тогда я была всего лишь девочкой. Но теперь, решившись пройти испытание, я поняла, что должна как можно лучше узнать мужчин, которые будут ухаживать за мной.

— Вы понравились собаке. — Заговорила я, преодолевая застенчивость, от которой готова была взбежать наверх по винтовой лестнице.

Глаза рыцаря были серыми, как полированная сталь. Светлые волосы отличались от моих золотистых прядей пепельным оттенком, прошедшие испытания битвами и стихиями, от которых я была избавлена. Мускулы на его лице были так же напряжены и четко очерчены, как и все тело.

Единственным недостатком на лице был шрам рядом с глазом.

Проницательные глаза, которые даже сейчас, казалось, смотрели сквозь стены, и видели насквозь уязвимую молодую женщину, которой я, в сущности, и была.

Через открытую дверь в глаза бросилось как, в угасающей утренней прохладе, герцог и его свита седлали лошадей:

— Вы же не уезжаете? — В тревоге я подалась вперед и мой пульс участился.

Я должна остановить их и сообщить герцогу о своем решении.

Конечно, если еще не поздно. Молодой рыцарь отпустил пса, похлопав его по заду, и встал:

— Нет, миледи. — Он отступил в сторону, пропуская меня. — Мы собираемся на охоту.

И тут я обратила внимание на его одежду: простую тунику и кожаный пояс, на котором висел колчан со стрелами и длинный лук, перекинутый через плечо. Но его слова не уняли тревожный настойчивый стук в моем сердце. Я поспешила на площадку крыльца. Во внутреннем дворе замка стояла неразбериха из лошадей, охотничьих собак и людей.

— Ваша светлость, — обратилась я к герцогу, который стоял рядом со своими рыцарями, разговаривая и смеясь.

Но мой голос потонул в лае собак.

— Ваша светлость, — снова позвала я.

Позади меня раздался длинный пронзительный свист. Я обернулась и увидела, что молодой рыцарь вышел за мной. Пронзительный звук пронесся сквозь суматоху во дворе, призывая к тишине. Несколько мгновений я, не отрываясь, смотрела на рыцаря, на уверенность в его серых глазах, на смелость его манер. Это тот, который так дерзко спас преступников вчера на рынке? Или тот, кто так храбро вошел в крепость шерифа и принес мне информацию в часовню? Его взгляд был твердым, без притворства. Держался он просто и естественно. Но по этому взгляду я не смогла определить: он ли помог мне.

— Леди Розмари, — сказал герцог, подбегая к подножию лестницы и улыбаясь мне. — Вы прекрасно выглядите сегодня. Надеюсь, все в порядке.

— Да, ваша светлость, — ответила я, переводя взгляд с молодого рыцаря.

— Простите, что помешала вашим приготовлениям. Но я хотела бы сделать объявление.

— Мы в вашем распоряжении, леди Розмари, — ответил он с поклоном.

— После долгих молитв и размышлений…

Глаза герцога были теплыми и счастливыми, как будто он угадал мои следующие слова. И тут я поняла, что, каким бы ни был ответ, мой дорогой друг поступил мудро, предложив мне этот вариант, даже если выбор из трех мужчинами привел меня в замешательство. Даже если, в конце концов, я все равно уйду в монастырь. По крайней мере, я стала сильнее и лучше, согласившись на такой риск.

— Я решила принять ваше предложение.

При моих словах два рыцаря внизу выступили вперед, и я заметила на их лицах удивление и восторг. Напряжение молодого рыцаря позади меня ощущалось на расстоянии. Я снова оглянулась на него, ожидая того же рвение, что и у тех двоих. Но я не была готова увидеть разочарование в его глазах, которое успела заметить, прежде чем он перевел взгляд на слугу, набирающего воду из колодца.

— Это действительно хорошая новость, — сказал герцог, привлекая мое внимание. — Я рад, что ты приняла такое решение. Я организую более близкое знакомство и праздник. Думаю, мы начнем месяц с танцев.

— Надеюсь, нас представят должным образом, ваша светлость, — сказал один из рыцарей с кривой, но милой улыбкой.

— Ах да. — Герцог улыбнулся в ответ. — Леди Розмари, позвольте представить вам трех самых преданных мне людей.

Он махнул рукой на говорившего светловолосого мужчину. Кожа рыцаря была загорелой, глаза — притягательные, зеленого цвета, а лицо оживлялось беззаботностью, добавляя привлекательности.

— Леди Розмари, это сэр Коллин Гудрич.

Галантно взмахнув рукой, молодой человек поклонился. Затем он взбежал по ступенькам, опустился передо мной на одно колено и взял меня за руку. Искорки в его глазах сверкали, как листья на летнем солнце.

— Миледи, я надеюсь завоевать ваше сердце. — С этими словами он нежно поцеловал кончики моих пальцев.

Сладкое тепло его слов и поцелуя было не похоже ни на что, что я когда-либо испытывала, и оно отразилось на моих щеках румянцем.

— Ты не можешь один завладеть ее вниманием, Коллин, — сказал другой рыцарь, стоявший у подножия лестницы.

— А это сэр Беннет Виндзор, — сказал герцог, представляя второго рыцаря.

Он был немного выше остальных, с волнистыми иссиня-черными волосами и точеными чертами лица. Общий эффект был таким, как будто художник создал его в честь древнегреческого бога. Его полуночные глаза мерцали, на лице была решимость, которая заставила меня снова покраснеть.

Как странно было интересоваться этими мужчинами, принимать их внимание и комплименты. После долгих лет одиночества это приводило в замешательство, но было приятно.

— Я с нетерпением жду встречи с вами, миледи, — сказал сэр Беннет, и по его глазам, я поняла, что он говорит правду.

Сэр Коллин стрельнул в своего друга ухмылкой:

— Во-первых, тебе придется сначала иметь дело со мной.

— О, я сомневаюсь, что ты мне помешаешь, — пошутил сэр Беннет своей мягкой улыбкой. — Особенно когда леди Розмари поймет, какой ты скучный.

— Как ты наивен, — возразил сэр Коллин, добродушно толкнув своего друга.

— Я с нетерпением буду наблюдать вашу борьбу, мужчины. — Герцог усмехнулся. — И будьте уверены, я дам вам достаточно времени, чтобы завоевать руку леди Розмари.

Сомнения охватили меня:

— Я не хочу быть причиной раздора между хорошими друзьями.

— Это соревнование укрепит их характер, — ответил герцог. — И хотя я надеюсь, что они будут бороться изо всех сил, чтобы завоевать твое сердце, я знаю, что они сделают это с предельной честностью, честью и добротой по отношению друг к другу.

Рыцарь, стоявший позади меня на верхней площадке, не произнес ни слова и не пошевелился. Я снова посмотрела на него, внезапно почувствовав его присутствие рядом и, что я все еще не знала его имени.

— Сэр Деррик Хардинг, миледи, — сказал герцог, словно прочитав мои мысли.

— Сэр Деррик. — Я присела в реверансе.

Его серые глаза снова встретились с моими, и, как и раньше глубоко заглянули в меня. Разочарование, охватившее его минуту назад, исчезло, заставив меня сомневаться — не померещилось ли мне.

— Миледи. — Поклонился он.

Я ждала, что и он скажет что-нибудь остроумное или лестное. Но он только выпрямился и протянул руку, чтобы погладить собаку, которая сидела рядом с ним. Герцог вопросительно поднял брови. Сэр Деррик пожал плечами:

— Я ему понравился. По крайней мере, мне так сказали.

Я поймала себя на мысли, что он выглядит сейчас, как будто он хозяин этой собаки и этого замка, стоя вот так — уверенно и спокойно, у массивной каменной башни.

— По крайней мере, ты нравишься собаке, — крикнул сэр Коллин. –

Радуйся этому, потому что только эту любовь ты сможешь завоевать.

— Я найду, о чем поговорить даже с дворнягой, — быстро парировал сэр

Деррик. — Это больше, чем можешь ты.

Сэр Коллин рассмеялся, оценив остроумный обмен репликами.

Я молча смотрела на них, внезапно почувствовав, что задыхаюсь и совершенно не в себе. Я не умела разговаривать с мужчинами, флиртовать или вести умные разговоры. Я понятия не имела, как к ним относиться. Как я смогу участвовать в этой борьбе за настоящую любовь, не выставляя себя при этом неуклюжей дурой?

Когда мужчины уехали, я направилась прямо в свой сад, к клумбам с цветами, которые выращивала все эти годы, и полностью растворилась в их сладком аромате и нежном цвете, не переставая думать о мужчинах и задаваясь вопросом, каково это — провести с ними время.

— Вот вы где, — раздался мужской голос позади меня.

Стоя на коленях среди живых роз, я оглянулась. Высокий темноволосый рыцарь стоял в нескольких футах, одетый в прекрасно сшитые бриджи и рубашку королевского синего цвета, которая только подчеркивала его черты. Волны его волос были зачесаны, и он выглядел так, словно собирался отправиться на прием к королю, а не на охоту. Я вытерла грязь с пальцев, почувствовав, насколько грязной я была по сравнению с ним.

— О, вы не поехали на охоту, сэр?

— Беннет. Сэр Беннет, — добавил он. — Мы уже вернулись, миледи. Сэр

Коллин застрелил оленя из своего лука в первые пять минут охоты, и мы решили, что на сегодня достаточно.

Я встала и стряхнула сорняки с платья:

— Я не ждала вас так быстро.

— Нам многое надо сделать. — Он многозначительно улыбнулся.

Я уставилась на свои покрытые грязью ногти, снова смутившись.

Привыкну ли я когда-нибудь к вниманию и ухаживаниям мужчин? Даже до

Томаса у меня не было большого опыта в этом вопросе.

— Кроме того, герцогу не терпится начать планирование развлечений на целый месяц, чтобы порадовать вас.

Он подошел ближе, сократив расстояние между нами.

— А вы? Вы хотите остаться на месяц? — Я заставила себя заговорить спокойно, хотя внутри у меня все крутилось, как непоседливый щенок. –

Разве вам не хочется вернуться в свой дом и землю после стольких лет отсутствия?

— Меня не было дома дольше, чем я жил там, миледи, — сказал он задумчиво. — Как и большинство дворян, мои родители отослали меня, когда я был еще мальчишкой, чтобы подготовить к рыцарству. К счастью, я имел честь служить Благороднейшему рыцарю, сначала в качестве пажа, а потом оруженосцем.

— Действительно огромное счастье, служить ему. Я уверена, что он хороший хозяин.

— Он стал мне как отец, да и всем нам. Он научил нас не только владеть оружием, но и, что более важно, думать.

Меня не удивило, что герцог вложил деньги в обучение своих пажей, хотя некоторые дворяне считали это пустой тратой времени.

— Нет лучшего хозяина. Если вы станете хотя бы наполовину таким, как он, вы действительно преуспеете.

— Согласен.

До сэра Беннета я могла дотронуться рукой. Его взгляд лениво блуждал по моему лицу, изучая его. Добравшись до моего носа, он остановился, поднял руку и провел по моей коже. Несмотря на то, что его прикосновение было легким и невинным, в животе все сжалось.

— Слухи оказались правдой, — тихо сказал он. — Вы прекраснее всех на свете, миледи. Даже с этим грязным пятнышком на носу.

Его улыбка обнажила ровные, белые зубы и осветила благородное лицо и светящиеся глаза красотой. В его смуглой внешности был какой-то магнетизм, способный вскружить голову любой молодой леди. Да, он, конечно, привлек меня сейчас, но сможет ли он удержать мое внимание в течение длительного времени? Или потребуется нечто большее, чем внешность, чтобы привлечь меня к мужчине? Я вгляделась в его лицо. Это он спас преступников и пришел ко мне в часовню прошлой ночью? Вопрос вертелся у меня на языке но, когда он высунул руку из-за спины и протянул мне букет полевых цветов, самых прекрасных цветов, все вопросы испарились.

— Я собрал их во время нашей охоты, — сказал он. — И их красота напомнила мне о вас.

Я взяла их и вдохнула аромат. Лепестки щекотали мои губы.

— Благодарю вас, сэр Беннет. Очень красиво.

— Надеюсь, сегодня, глядя на них, вы вспомните обо мне.

Я дотронулась до одного из шелковистых лепестков:

— Я буду думать о вас, сэр, — сказал я, зардевшись.

Когда он, поклонившись, оставил меня, одарив на прощание одной из своих самых обворожительных улыбок, я поняла, что без труда сдержу данное ему обещание.

Глава 6

Я проскользнула через сад к задней части замка, надеясь пробраться в замок незамеченной. Мне была просто необходима ванна, прежде чем предстать перед рыцарями. На ходу я прижимала букет сэра Беннета и глубоко вдыхала его аромат. Меня охватил восторг — то ли от цветов, то ли от встречи с красивым рыцарем. К моему удивлению отношения с мужчинами влияли на меня больше, чем я ожидала.

— Леди Розмари, подождите, — раздался голос у колодца.

Я обернулась, сэр Коллин вышел из конюшни и направился ко мне через двор, обходя оруженосцев и слуг, занятых работой, и уворачиваясь от кур и гусей, хлопающих крыльями. Его волосы блестели на летнем солнце, превращая их в бледное золото созревшей пшеницы. Он был не так красив, как сэр Беннет, но на его лицо было приятно смотреть.

Заявление герцога не было преувеличением. Он привел с собой трех прекрасных женихов и был полон решимости дать мне шанс влюбиться, как, по его мнению, хотели мои родители.

— О, прекраснейшая, — сказал сэр Коллин, опускаясь передо мной на одно колено и склоняя голову.

Я не могла сдержать улыбки от этой театральности.

— Я искал вас повсюду: в городе и в деревне, даже на солнце и на земле.

— Он поднял на меня свои лукавые зеленые глаза.

— Правда? Тогда, вы просто забыли поискать меня в одном из моих любимых мест. — Ответила я и сама удивилась тому, как легко я с ним шутила.

— Какой же я глупец, — сказал он, потянувшись к моему букету и подыгрывая мне. — Как же я мог забыть про сад в поисках розы среди роз?

Спрятать букет за спиной? Сэр Коллин наверняка догадался, что это подарок одного из его друзей. Но, оказалось, он протянул руку не за букетом:

— Это для вас, миледи.

Я раскрыла ладонь, и он положил на нее изящную бриллиантовую брошь в форме спиралевидной розы.

— Маленький знак моей любви, — добавил он более серьезно, отчего его глаза приобрели более темный оттенок.

Маленький знак? Я смотрела на сверкающую драгоценность, на замысловатый позолоченный узор из серебра. Она был небольшого размера, но это совсем не маленький знак. Это было очень красиво и даже экстравагантно.

— Сэр, я не могу это принять.

— Считайте это моим букетом. — Он обхватил пальцами брошь. –

Возможно, он не так красочен, как тот, что вам уже подарили, но все же цветок.

Он встал, и только тогда я обратила внимание на тонкое полотно его одежды, широкий золотой пояс на талии и инкрустированный драгоценностями плащ на плечах. По всей видимости, он был богат. Хотя я унаследовала много земли и богатств от родителей, у него, очевидно, было гораздо больше возможностей. Достаточно, чтобы раздавать бриллиантовые броши, как цветы.

— Независимо от того, стану ли я вашей настоящей любовью или нет, я хочу, чтобы эта брошь всегда была у вас. В любом случае, глядя на нее вы будете вспомнить этот месяц и счастье, которое он нам принесет.

Я колебалась.

— Вам придется привыкнуть к щедрым похвалам и щедрым подаркам, миледи. — Он ободряюще улыбнулся мне. — Что такое рыцарство и романтика без всего этого?

— Мне трудно к этому привыкнуть, — призналась я, перебирая бриллианты.

После двух коротких встреч с моими поклонниками я надеялась, что веду себя правильно.

— Тогда я постараюсь помочь вам. — Он подмигнул. — Может мне каждый день дарить вам новые драгоценности, пока вы не привыкнете к роскоши?

— Часто именно недоступность делает что-то столь драгоценным, не так ли? Если бы я ежедневно позволяла себе такие расточительства, то, может быть, начала бы думать, что драгоценности и похвалы — это обычное дело, а не сокровище.

— Вы очень мудры, миледи. — Его глаза светились восхищением.

Может это он вчера остановил публичные пытки? Я наклонила голову и посмотрела на него. Он был слишком беззаботен для этого.

— Думаю, мне придется сдерживаться рядом с вами, — тихо сказал он. –

Я не хочу, чтобы вы считали меня или мои подарки заурядными.

Крик из конюшни привлек его внимание, и, ухмыльнувшись, он бросился прочь.

Потерявшись в головокружительном облаке эмоций, я побрела к задней части замка, любуясь цветами и бриллиантовой брошью. Я должна была признаться себе, что мое ожидание предстоящего месяца росло.

Дойдя до дальнего конца замка и до кухни, я остановилась. У двери стояла оборванная группа нищих детей, терпеливо ожидавших, пока сэр

Деррик раздаст им ломтики хлеба и разольет суп по жестяным чашкам. При виде меня дети ахнули и стали толкать друг друга локтями, пока, наконец, один из юношей не вспомнил, что надо опуститься на колени, как это было принято. В след за старшими детьми стали опускаться и маленькие.

— Дети. — Я улыбнулась и направилась к ним, узнав многие лица.

Это были самые бедные, у многих родители умерли от бедности или болезней. Некоторые дети помогали младшим братьям и сестрам. Другие были бездомными. Я зашла в толпу, прикасаясь к их щечкам или поглаживая по голове, одаривая каждого улыбкой. Спину жгло от пристального взгляда сэра Деррика, следившего за каждым моим движением. Когда я, наконец, отвернулась от детей и поискала глазами кухарку, мой взгляд встретился с взглядом сэра Деррика. Он не улыбнулся, но как-то по выражению его лица я поняла, что он доволен проявлением моей доброты к детям. Я промолчала, но надеялась, что он поймет, что мне также приятно его отношение.

Я обратилась к кухарке:

— Я думала, что сегодня утром еды для них останется больше после вчерашнего праздника.

— Все было роздано вчера вечером, миледи, — ответила кухарка. — До последней крошки с каждой тарелки.

— Почему же ты не оставила немного для детей? Как раньше. — Я не хотела упрекать мою верную служанку, которая всегда делала все возможное, чтобы помочь мне в моей благородной миссии по кормлению бедняков, но у меня не получилось скрыть разочарования.

Она искоса взглянула на сэра Деррика и, понизив голос, сказала:

— У нас осталось не так много, как обычно, миледи. — И она заглянула в большой чан с супом.

— Понятно.

Конечно, мне не было жалко еды для своих гостей и их слуг. Но я могла только представить, как были разочарованы дети,когда в полдень они пришли за своей обычной порцией хлеба и супа, ожидая получить остатки вчерашнего пиршества, а оказалось, что от пиршества ничего не осталось.

Сэр Деррик дал толстый ломоть хлеба мальчишке с непокрытой головой и грязным лицом и обратился ко мне:

— Миледи, отдайте детям мою порцию обеда.

Запах лука и чеснока поднимался от дымящейся кастрюли, кухарка помешивала плавающие куски моркови, репы и кусочки дикого гуся и мой желудок заурчал в ответ. Утренняя работа в саду прекрасно способствует хорошему аппетиту. Но я была уверена, что мой аппетит не идет ни в какое сравнение с аппетитом сэра Деррика после охоты.

— Мне бы и в голову не пришло лишать вас еды, — начала я.

— Вы не лишаете, миледи, — прервал меня сэр Деррик, вкладывая хлеб в руки следующего ребенка. — Я сам предлагаю. После вчерашнего пиршества воздержание нисколько не повредит. И если это поможет детям и сделает их счастливыми…

На мгновение я потеряла дар речи.

— Я не сомневаюсь, что герцог и двое моих спутников охотно пожертвуют своими порциями, чтобы наполнить желудки этих детей. — Его серые глаза светились присущей ему уверенностью.

— Вы очень добры, и я буду благодарна вам за эту жертву.

— Хотя я готов на все ради вас, миледи, — мягко ответил он, — но сейчас я делаю это ради детей.

Я не знала, что на это ответить. Мое тщеславие нашептывало обидеться, но в глубине души я испытывала облегчение, облегчение от того, что он настолько благороден, что принес эту жертву от всего сердца, а не из желания произвести на меня впечатление. Я просто промолчала. Еще некоторое время я вместе с поваром и сэром Дерриком раздавала хлеб, пирожные, сыр и куски мяса, приготовленные поваром к обеду. Когда последний из детей убежал с большим свертком, я прислонилась к прохладной каменной стене возле кухонной двери и вытерла пот со лба. Сэр

Деррик ушел на кухню и вышел оттуда с кружкой в руке:

— Это для вас, миледи. — Он протянул ее мне. — Прохладный эль.

— Спасибо вам. — Я улыбнулась ему и сделала глоток пряного напитка, приятно охладившего пересохшее горло.

Он взглянул на яркое полуденное солнце и тоже прислонился спиной к каменной стене. Его взгляд упал на несколько задержавшихся около Пэпа детей. Отдыхая в тени, я сделала еще глоток и искоса взглянула на сэра

Деррика. На загорелом лице белел шрам возле глаза, придавая ему твердость, которой не хватало его товарищам. Пряди волос прилипли ко лбу. На нем все еще была охотничья одежда. Но даже без чистой и дорогой одежды, он был очень красив, как и два других рыцаря. Я ждала, что он проявит инициативу,

как те рыцари. Но он молчал, скрестив руки на груди. Туника натянулась на его мускулах. По плотно сжатым челюстям, я поняла, что он не хочет говорить первым. Что ж, может, он не был таким общительным, как его друзья?

— Как, должно быть, приятно освободиться от жарких доспехов и вы, наверное, счастливы отдохнуть от сражений?

Мускулы на его челюсти напряглись, и он бросил на меня косой взгляд:

— Я воин, миледи. Это то, к чему меня готовили.

— Но, сэр, — сказала я с легким смешком, не в силах удержаться, чтобы не поддразнить его. — Вас же интересует и еще что-нибудь, кроме войны?

Я ждала его слов о том, что он с нетерпением ждет возможности провести время со мной. Но я ошиблась. Вместо этого он оттолкнулся от стены, словно собираясь уйти. Я протянула ему кружку:

— Вы, наверное, тоже хотите пить? — Не знаю почему, но я не хотела, чтобы он уходил.

Он заколебался, но взял кружку, стараясь не коснуться моих пальцев.

Он сделал большой глоток и поверх края кружки поймал мой взгляд. Что мне делать? Притвориться, что я не заметила его взгляда? Или не отводить глаза?

Мое сердце затрепетало, и я посмотрела на букет, который положила на деревянный сервировочный стол. Цветы давно увяли.

Он вытер рот рукавом:

— Я вижу, мои друзья уже вовсю ухаживают за вами.

Первым порывом было отрицать это, но брошь горела в кармане моего платья:

— Да, они оба искали меня.

— И подарили подарки?

Я кивнула.

— Значит, я отстаю. — В его тоне было что-то жесткое, что я не могла объяснить это себе.

— Мне уйти, сэр? — Сказала я беспечно. — И дать вам шанс найти меня?

Он улыбнулся моей маленькой шутке, и я обнаружила, что мне приятен изгиб его губ и мягкость, нечаянно промелькнувшая на его каменном лице:

— Вы все равно не сможете долго прятаться от меня. Я хороший охотник.

От этих простых слов теплое волнение пробежало по моему телу. И

чем дольше он смотрел мне в глаза, тем теплее становилось внутри, я даже почувствовала желание прижаться лицом к холодному камню стены.

Он поставил кружку на сервировочный столик. Что-то в его глазах подсказало мне, что он мужчина до мозга костей и не будет играть в детские игры.

— К сожалению, сегодня я уже сделал все, что должен был.

— Все? — Мне не понравился его тон.

Он не хотел ухаживать за мной, как другие? Но я не могла ошибиться, заметив интерес в его глазах.

— Я не могу соперничать с обаятельным Беннетом и подарками

Коллина. — Он слегка поклонился и начал уходить.

Мне захотелось остановить его. Но я никогда не осмелюсь прикоснуться к мужчине по собственной воле.

— Может вы боитесь? — Сорвалось у меня с губ первое, что пришло в голову. — Может, вам не хватает смелости ухаживать за мной, как ваши друзья?

Он остановился и обернулся. Его брови сошлись в недовольной складке. И прежде чем я успела среагировать, он шагнул ко мне, быстро и решительно сокращая расстояние между нами, и остановился всего в нескольких дюймах от меня. У меня перехватило дыхание от его близости.

Что я наделала? Я рассердила его? Почему-то я винила себя за то, что дразнила его. Но он был таким отчужденным, что я не смогла сдержаться. Он потянулся к моей щеке, и его мозолистый большой палец провел нежную линию вниз по моему подбородку. Я резко втянула воздух от такой смелости, но сникла под его прикосновением. Он приподнял мое лицо за подбородок:

— Миледи, люди могут говорить обо мне что угодно, — хрипло прошептал он. — Но я молюсь, чтобы они никогда не сказали, что мне не хватает смелости. Не дай бог.

Его лицо было так близко, что тепло его дыхания обожгло меня.

Никогда я не смотрела так глубоко в глаза мужчины. И я пропала.

— Я не трус и никогда им не буду.

Его взгляд упал на мои губы, и моя грудь сжалась со страхом, но взволнованно предвкушая. Конечно, он не будет настолько дерзким, чтобы поцеловать меня. Не здесь. Не сейчас. Я хотела ответить, но даже если бы я могла придумать, что сказать, я сомневалась, что смогла бы произнести хоть слово.

— И я совершенно точно не побоюсь поцеловать вас, миледи.

Его губы были так близко, что мое дыхание сбилось. Блеск стали в глазах потемнел, и мне показалось, что время остановилось. Но затем он отпустил меня и медленно отступил на шаг назад. Завел руки за спину и отошел еще дальше. Мне вдруг стало холодно. Я скрестила руки на груди, чтобы унять дрожь.

— Пожалуйста, будьте уверены, миледи, что если я и не оказываю знаки внимания вам, то вовсе не потому, что боюсь.

— Вы убедили меня, сэр.

Я пыталась говорить твердым голосом и чувствовала странное, непреодолимое желание снова оказаться рядом с ним. Даже при таком безопасном и приличном расстоянии между нами, его глаза не отпускали меня.

Внезапные сердитые крики из внутреннего двора замка отвлекли нас.

Тут же из-за угла появилась Труди и поспешила ко мне.

— Роза, идемте со мной сию же минуту, — позвала она, качая головой, и ее дородное тело вздымалось с каждым шагом.

— Что-то случилось? — Спросила я, когда она бросилась ко мне так быстро, как только могли нести ее короткие ноги.

— Шериф пришел со своими людьми. — Труди схватила меня за руку и потащила к открытой кухонной двери. — И он очень зол.

Скрежет металла о металл, блеск выхваченного из ножен меча сэра

Деррика, суровость его лица и уверенность позы должны были успокоить меня. Но страх поневоле закрался в сердце. Узнав, что шериф продолжает сопротивляться моим приказам, я не была уверена, что готова встретиться с ним снова. Но как он станет серьезно относиться ко мне, если я испугаюсь?

— Почему шериф здесь? — Спросила я, пытаясь оторваться от няньки.

Труди легонько шлепнула меня по спине, подталкивая к арочному дверному проему:

— Он обвиняет вас в том, что вы послали одного из рыцарей в его поместье прошлой ночью.

Я снова взглянул на сэра Деррика. Понятно, что это сделал один из рыцарей. Но был ли это сэр Деррик? Его серые глаза сверкнули, но лицо было непроницаемо как железо. Я не смогла угадать.

— Я пойду к шерифу, — я снова попыталась вырваться, но Труди крепко держала меня. — И все улажу.

— Нет, миледи. — Труди фыркнула, и ее широкая грудь поднялась и опустилась в отчаянии. — Нам нужно дождаться аббата. Он знает, как успокоить его.

Мне нужно было научиться ставить своенравного слугу на место, раз и навсегда. Но я колебалась. Шериф уже продемонстрировал свое пренебрежение законам, установленным мной и запрещающим старые методы. Он насмехался над моим гуманным правлением. Что, если я встречусь с ним, а он будет издеваться надо мной? Что мне тогда делать? Я

буду выглядеть только еще слабее. Возможно, сейчас моим лучшим решением было позволить рыцарям противостоять шерифу от моего имени.

Я вздохнула и позволила Труди отвести меня в замок, в безопасное место. Как бы сильно я не хотела, чтобы меня считали сильным правителем, были ситуации, когда я не хотела брать на себя ответственность.

Глава 7

По спине между лопаток стекал пот, хотя двери и окна большого зала были широко открыты, тело горело в напряжении. Ссора во дворе с людьми шерифа была скоротечной. Хотя шериф пришел с намерением вынудить герцога покинуть замок, крови не пролилось. Один только вид нашего оружия убедил шерифа уладить любые разногласия мирным путем, а не силой.

Я перевел взгляд на переднюю часть главного зала, где леди Розмари сидела в своем золотом кресле на возвышении. Дверь открылась, но она осталась спокойной и величественной: подбородок высоко поднят, плечи расправлены, взгляд прикован к шерифу, стоящему в дверях. Я видел тень беспокойства в ее глазах и очень хотел заверить ее, что рядом с нами она в безопасности, что бы ни случилось. Герцог стоял на страже рядом с ней. Он положил руку ей на плечо и нежно сжал.

Аббат вошел следом за шерифом и медленными, размеренными шагами направился по центральному проходу к леди Розмари. Руки были спрятаны в длинные рукава своего свободного коричневого одеяния.

Выражение лица безмятежное, как будто он готовился к заутреней молитве.

Очевидно, его не смутила ссора с шерифом и решение леди Розмари дать герцогу возможность урегулировать конфликт.

Герцог только что напомнил ей, что ни он, ни аббат не могут контролировать ее судьбу. Что бы ни ждало ее в будущем, оно было в руках

Бога, и его воля превыше всего. Тем не менее, что-то незримо горячее витало в воздухе, накрывая меня и бросая в жар. Что, если она передумает? Что, если она решит, что не хочет этого месяца ухаживаний? Эта мысль была более неприятной, чем мне хотелось бы признать.

Я размышлял над иронией судьбы. Когда герцог впервые поведал нам о своем плане, мы не хотели принимать в нем участие. Он рассказал о ситуации леди Розмари: что у нее всего один месяц на то, чтобы полюбить или она станет монахиней. Герцог хотел, чтобы мы боролись за ее любовь, делали все, что в наших силах, чтобы завоевать ее. Не только ради нее, но и ради нас. Он был серьезен как никогда, говоря, что нам давно пора остепениться и жениться. И все же мы были самыми близкими друзьями, и по дороге в Эшби обсуждали, как неловко нам соревноваться друг с другом за любовь одной и той же женщины. На самом деле, когда герцог сообщил нам о борьбе за леди Розмари, я уже испытывал сомнения по поводу всей этой идеи. Уж больно это был легкомысленный способ найти жену. Если уж мне придется остепениться, я бы предпочел более традиционный способ –

чтобы герцог обо мне договорился. Но, несмотря на наши сомнения, он привел нас к своей крестнице. И когда леди Розмари вышла к нам в тот первый день, с золотыми локонами до талии, струящимися мягкими волнами, и очаровательной улыбкой, наши сомнения исчезли. После обмена одобряющими хлопками по спине, мы решили оставаться друзьями и уважительно относиться к друг другу несмотря ни на что. Я пошел на поводу у герцога, но не из-за красоты леди Розмари, а больше потому, что я стал свидетелем ее доброты к замученным преступникам на рынке. Она проявила человеколюбие, когда никто другой этого не сделал. Я не мог перестать восхищаться ею, хотя и пытался. И теперь мои противоречивые желания огорчали меня. С одной стороны, я жалел, что мой бесстрашный господин толкнул меня на это легкомысленное соперничество. Но после встречи с ней, мое сердце и поступки удивили меня. Я не мог отрицать, что питал надежду узнать ее получше за этот месяц.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем аббат приблизился к креслу, и остановился всего в нескольких футах от меня и моих спутников.

— Ваша светлость, — сказал он, слегка поклонившись леди Розмари. — Я

говорил с шерифом, и он просит прощения за беспокойство.

Я пристально посмотрел на шерифа. Даже с другого конца комнаты по его хмурому взгляду и напряженным плечам было ясно, что он все еще зол.

Узнал ли он во мне рыцаря, который ворвался к нему в дом? Тогда я был в шлеме и доспехах. Но взгляд шерифа не давал повода сомневаться в этом.

— Если вы его милостиво простите, — продолжал аббат, — он согласится уйти мирно, не выдвигая обвинений против кого-либо из рыцарей.

— Может быть, мне самой поговорить с шерифом? — предложила леди

Розмари.

Аббат наклонился и понизил голос, но я услышал его:

— Его гордость уязвлена, ваша светлость. Это будет ему уроком на будущее.

Бушевавшее противостояние, отразившееся на лице леди Розмари, сменилось смирением:

— Очень хорошо. Пусть уходит. Но скажите ему, что я не хочу видеть его в своем доме в ближайшее время.

Мне хотелось бы, чтобы она допросила шерифа. У этого человека была бунтарская позиция, которая не сулила ничего хорошего. Но я придержал язык. Леди Розмари была молодой и неопытной правительницей. Ей еще многому предстоит научиться, а учить ее я не имею права.

Когда охранники провожали шерифа, его взгляд встретился с моим еще раз. Мой пульс застучал, и рука упала на рукоять меча. Я мало что знал о шерифе, но по насмешке в его глазах понял, что нажил себе врага.

Как только шериф ушел, аббат обратился к леди Розмари:

— До меня дошли слухи о вашем решении принять план герцога.

— И что вы думаете об этом? — Она выжидающе смотрела на него.

Его лицо оставалось невозмутимым, но глаза были полны беспокойства:

— Я только надеюсь, что это не причинит вам боль, миледи.

На лице леди Розмари отразилась нерешительность.

— Я поддержу вас в любом случае, дитя мое, — продолжал он, — но меня беспокоит, что после такого веселья в течение месяца вам будет труднее войти в монастырь и оставаться смиренной.

— Меня это тоже беспокоит, — призналась она.

Ее взгляд скользнул по нам троим. Я сдержал вздох от ее сомнений.

Что-то в выражении моего лица, должно быть, привлекло ее внимание, потому что она смотрела на меня на секунду дольше, чем на остальных, как будто я произнес свои опасения вслух.

— Это рискованно, — сказал герцог, сидевший рядом с ней. — Но вы готовы пойти на такой риск?

Она медлила с ответом. Мои мышцы напряглись, ожидая, что она скажет «нет», хотя я понимал, что должен был бы чувствовать облегчение.

— Еще, — продолжал аббат, наморщив лоб так, что тонзура опустилась к тонким бровям, — я опасаюсь, что люди герцога будут чрезмерно искушать вашу светлость. Вы чисты и непорочны, и я хотел бы быть уверенным, что останетесь такой.

Протестующее рычание поднялось в моей груди, и прежде чем я смог остановить себя, шагнул вперед:

— Ваши слова оскорбляют леди Розмари. Она никогда не опозорит себя.

И мы никогда не причиним ей вред, мы можем только возносить ей почести всеми возможными способами.

Как только эти слова слетели с моих губ, передо мной возникло воспоминание, когда мы остались наедине: какой красивой она была.

Неужели мы можем ненамеренно причинить вред леди Розмари своими чувствами и желаниями? У меня внутри все сжалось. Не дай Бог.

Мой друг положил руку мне на плечо, молча призывая к осторожности.

Герцог кивнул мне и повернулся к аббату:

— Я понимаю ваши опасения, аббат. Мои рыцари — всего лишь молодые мужчины. Им слишком долго отказывали в удовольствии женского общества.

Глаза леди Розмари расширились от признания герцога, щеки порозовели. Я невольно обратил внимание на нежелание аббата, чтобы леди

Розмари понимала, насколько искренен герцог. Хотя мне не хотелось оставлять позади свои воинственные привычки, я не мог отрицать свою потребность испытать любовь женщины или притяжение, которое я чувствовал к леди Розмари. И все же, было ли мое влечение к ней чем-то особенным, или меня сейчас потянет к любой женщине?

— Тем не менее, — продолжал герцог, — я буду наблюдать за всеми событиями и прогулками, танцами и рыцарским турниром. Я позабочусь о том, чтобы леди Розмари всегда сопровождали мои люди. Мы сделаем все возможное, чтобы лелеять и защищать ее чистоту.

— Именно поэтому я сегодня здесь, — сказал аббат, переходя к тому, что, очевидно, хотел сказать с самого начала. — Я не хочу, чтобы вы толкнули ее в объятия одного из своих людей только для того, чтобы получить контроль над ней и ее землями.

Услышав оскорбительные слова в адрес герцога, я напрягся и снова шагнул вперед:

— Моему господину совершенно не нужны земли леди Розмари. Он является правителем огромного количества земель и поместий, и может получить еще больше в подарок от короля за свою доблесть в Пограничье.

Сильные руки обоих моих спутников потянули меня назад, предостерегая, но я отмахнулся от них. Возможно, я и произнес необдуманные слова, но за долгие годы службы у герцога, я доказал, что могу контролировать себя. И я раздраженно подумал, что мои друзья должны это помнить.

Леди Розмари смотрела на меня широко раскрытыми глазами и примирительно протянула руку аббату:

— Аббат, я приглашаю вас остаться в замке Монфор на весь месяц.

Тогда я смогу получать ваши мудрые советы вместе с советами герцога.

Аббат сжал губы, словно хотел сказать что-то еще, но передумал.

Затем он склонил голову то ли в молитве, то ли в знак молчаливого согласия.

Выражение лица леди Розмари отражало все противоречивые чувства, бурлившие в ней. Я мог только предполагать, каким сюрпризом стало для нее известие герцога об исключении в обете, и как трудно было ей изменить свои планы пойти в монастырь, когда она уже мысленно подготовилась к будущему монахини. Но все же, ей нужно было сначала принять решение, а затем действовать.

— Как всегда, отец настоятель, я буду рада вашему духовному руководству. И также я буду рада вашим наставлениям, ваша светлость. –

Она повернулась к герцогу.

Герцог понимающе кивнул.

— Как бы я ни уважала ваше мнение, — продолжала она, ее голос становился сильнее, — я достигаю совершеннолетия, и это решение я должна принять сама.

Я молча зааплодировал ее храбрости. На этот раз, когда она бросила вопросительный взгляд на меня, я слегка кивнул ей. Возможно, со временем она научится быть сильным правителем.

Беззвучные крики рвали мне горло. Я металась, пытаясь избавиться от ужасной картины. Но как ни старалась, я не могла отвести взгляд от голодной крысы в бездонной клетке, привязанной к животу пленника.

— Нет! — Закричала я и открыла глаза, вынырнув из сна в темноту своей комнаты.

С глубоким вздохом я вскочила, мое тело дрожало от ужаса. Это был все тот же сон, который мучил меня последние четыре года. Балдахин над кроватью был раздвинут, и прохладный ночной ветерок обвевал меня. Я

выпуталась из простыни, подползла к краю кровати и спустила ноги.

Шершавый тростник колол босые ступни. Прижав руки к груди, чтобы унять дрожь, я оглядела комнату в лунном свете, льющемся через открытое окно.

— Пэп, — прошептала я. — Иди ко мне, дружок.

Но привычного мягкого топота лап не услышала. Единственным звуком мне в ответ было тяжелое дыхание Труди, доносившееся со спальника у окна.

Я соскользнула с кровати:

— Пэп?

Громкий храп Труди вновь наполнил тишину ночи. Я перевела взгляд с тени от кровати на скрученные простыни и кошмары, которые ждали меня там, стоило мне забраться туда. Мне нужен был Пэп. Его теплое присутствие в постели всегда успокаивало меня. Я на цыпочках пересекла комнату.

Подойдя к двери, я сняла с крючка салоп6, накинула его на ночную рубашку и подняла щеколду. Дверь бесшумно отворилась. Я остановилась и затаила дыхание, ожидая резкого приказа Труди вернуться в постель. Но под звуки ее громкого храпа я проскользнула в щель и оказалась в коридоре. Свет масляной лампы в канделябре у моей комнаты освещал сгорбленные плечи солдата на страже — Бартоломью.

— Миледи, — сказал он, быстро вставая со стула и вытягиваясь по стойке смирно.

Я приложила палец к губам:

— Я ищу Пэпа, — прошептала я. — Вы его видели?

Морщинистое лицо расплылось в улыбке, обнажив десны там, где когда-то были передние зубы:

— Он пытался убежать, миледи, — прошептал он в ответ, хотя и слишком громко. — Я думал, ему нужно это… ну вы понимаете…

Я кивнула.

— Но, очевидно, у него появился новый друг.

6 Салоп (фр. salope) — верхняя женская одежда, широкая длинная накидка с прорезами для рук или с небольшими рукавами; скреплялась лентами или шнурами. Шили из ваты или меха (в основном куницы и соболя), с бархатными или меховыми отложными воротниками

— Не понимаю.

— Он внизу, в главном зале, миледи. — Бартоломью двинулся вперед, все еще ухмыляясь. — Я звал его, но он не пришел.

— Отведите меня к нему, пожалуйста, Бартоломью.

По тускло освещенному коридору я последовала за старым стражником. Мы спустились по винтовой черной лестнице и вошли в узкую дверь рядом с кладовой, где хранился эль и другие напитки. В парадном зале было темно, если не считать слабого света от камина и от свечи на ближайшем к очагу столе. Многие из людей герцога спали кто на соломенных тюфяках, а кто прямо на камышах, разбросанного по полу зала.

Герцогу я отвела самую большую комнату для гостей, предположив, что сэры Коллин, Беннет и Деррик будут спать по очереди за дверью его комнаты и охранять его, как это было принято. И я думала, что в этот час они уже давно отошли ко сну. Но, к моему удивлению, герцог сидел за столом, придвинутым к очагу. На скамье напротив него сидел один из рыцарей.

Перед ними была разложена шахматная доска, и герцог в задумчивости смотрел на фигуры. Рыцарь, сидевший напротив него, потянулся, поиграл с пятном высохшего воска на столе и, наконец, приподнялся на локте, бросив беглый взгляд на шахматную доску. По-видимому, не раздумывая, он передвинул одну из своих фигур, и опять откинулся, предоставив герцогу снова изучать доску. Рыцарь опустил руку и почесал за ушами лежащего у его ног пса.

— Пэп? — Прошептала я.

Пес поднял голову, навострил уши в мою сторону, но потом снова повернулся к рыцарю, чьи пальцы длинными царапающими движениями скользили по бокам пса.

— Я же говорил вам, миледи, что у него появился новый друг, –

послышался рядом смеющийся шепот Бартоломью.

Темнота комнаты затеняла лицо рыцаря но, когда он наклонился ближе к свече, чтобы сделать еще один ход, я успела заметить его прямые, песочнокаштановые волосы и шрам рядом с глазом.

— Я должна была догадаться, что это сэр Деррик, — прошептала я, вспоминая интерес Пэпа к нему.

Сэр Деррик, не теряя времени, передвинул еще одну фигуру — на этот раз королеву. Даже издалека я видела, что на доске осталось не так уж много фигур, и его ферзь находился в опасном положении. Стало понятно, что у него нет стратегии или он слишком безрассуден и нетерпелив для этой игры.

— Вы хотите, чтобы я сходил за собакой, миледи?

Слишком громкий шепот Бартоломью донесся издалека и поднял сэра

Деррика со скамьи с мечом в руке. Он вгляделся в окружавшую его темноту:

— Кто здесь?

Бартоломью сделал несколько шагов вперед:

— Это я, сэр. Пришел забрать собаку леди Розмари.

Пэп поднялся и завилял хвостом, но от сэра Деррика не отошел.

Бартоломью помахал собаке:

— Ну же, Пэп. Тебя зовет леди.

Собака не сдвинулась с места.

— Он ей нужен? — Спросил сэр Деррик, засовывая меч в ножны на поясе.

— Да, — сказала я, выходя из тени. — Он мне действительно нужен.

При моем появлении герцог встал, а сэр Деррик поклонился:

— Простите, миледи, — сказал он, выпрямляясь. — Собака пришла ко мне и осталась. Я бы отослал его к вам, если бы знал.

— Все в порядке. — Я наклонилась и протянула руки к собаке. — Ну же, Пэп.

Пес поднял морду к сэру Деррику, и его большие глаза спрашивали разрешения рыцаря.

Я опустила руки, и удивление захлестнуло меня:

— Сэр, похоже, вы завоевали бессмертную преданность моей собаки.

Он ухмыльнулся, нежно потер собаке нос и направился через комнату ко мне, пес следовал за ним по пятам. Сэр Деррик остановился в нескольких футах от меня, кивнув собаке в мою сторону. Пес преодолел последнее расстояние, нетерпеливо подошел ко мне и лизнул мою протянутую руку.

— Как быстро меняется твоя преданность, Пэп, — упрекнула я его, зарываясь пальцами в густую шерсть.

— Это не так, — сказал сэр Деррик. — Собака просто ласковая.

— Да нет. Он редко проявляет нежность к кому-либо, кроме меня или деревенских детей. У вас, наверное, есть секретный способ общения с собаками.

— Возможно. — Его голос звучал таинственно, и я вспомнила рыцаря, который навещал меня в часовне, и то, что он сказал о собаках шерифа.

— Вы должны поделиться со мной им. — Я кивнула в сторону брошенной шахматной партии. — Тогда, может быть, я поделюсь с вами своими шахматными секретами, потому что, похоже, они вам очень нужны.

— Нужны? — Сэр Деррик вскинул брови и скривил губы. — Могу сказать, что сегодня играю довольно хорошо, если это хвастовство не покажется слишком нескромным.

Я тихо рассмеялась:

— Тогда я хотела бы посмотреть, как вы играете, когда у вас плохо получается.

Его ухмылка стала еще шире:

— Я бы с удовольствием пригласил вас сыграть партию, миледи.

Думаю, вас ждет сюрприз.

Позади нас герцог откашлялся, напоминая нам о позднем часе и о необходимости соблюдать приличия в сложившихся обстоятельствах, особенно в свете предыдущих опасений аббата. Я быстро отступила назад, прячась в спасительную темноту, скрывающую румянец на моих щеках.

Сэр Деррик сделал шаг за мной:

— Подождите, миледи, — прошептал он, оглядываясь через плечо туда, где герцог, наклонившись, стоял над шахматной доской. Но я была уверена, что он следит за каждым нашим движением.

Сэр Деррик понизил голос:

— Я хотел попросить у вас прощения за свою дерзость.

Мои мысли вернулись к встрече около кухни, к его нежной ласке на моей щеке и жару его дыхания.

— Вы простите меня?

— Конечно.

Я не злилась на него. Совсем наоборот. Но я не могла не признаться, что мне понравилась наша близость.

— Я не знаю, что на меня нашло, и обещаю, что в будущем буду вести себя лучше.

А хочу ли я, чтобы он вел себя лучше?

Я кивнула и опустила голову, пытаясь скрыть свои сбивающие с толку мысли. И, прежде чем он смог почувствовать противоречивые эмоции во мне, я отступила в глубь коридора, куда не попадал свет свечи и очага.

— Спокойной ночи, сэр Деррик.

— Спокойной ночи, миледи. Приятных снов!

С собакой в постели и мыслями о сэре Деррике, возможно, я действительно смогу забыть свои кошмары и увижу сладкие сны. И тут же чувство стыда захлестнуло меня. Как можно быть такой дерзкой? Как можно думать о сэре Деррике в постели? Я вбежала по винтовой лестнице, оставив мою верную старую стражу далеко позади.

Мне вдруг захотелось оказаться как можно дальше от красивого рыцаря.

Глава 8

На следующее утро я проснулась от шума. Мой дорогой друг, Благороднейший рыцарь герцог Ривеншир, начал подготовку к мероприятиям в мою честь. Он объявил, что в ближайшие недели устроит охоту, танцы и рыцарский турнир. Кроме того, он решил, что каждый рыцарь сможет устроить для меня свой особенный день, день, в течение которого у него будет возможность провести время со мной, в сопровождении кого-то, разумеется.

Сэр Коллин был первым. Он организовал романтичный ужин на двоих в розовом саду.

Одетый в камзол, расшитый серебряными нитями, он услужливо пододвинул мне стул:

— Миледи.

Пряди его светлых волос упали на лоб, а губы изогнулись в очаровательной улыбке. Пока он помогал мне сесть, я разглядывала замысловатые украшения на длинном столе. Самый большой букет роз, который я когда-либо видела, красовался в центре в окружении хрустальных кубков и золотых блюд, полными всевозможными деликатесами. Сад был украшен подсвечниками, сияющими в окружении сотен роз с мягко трепещущими лепестками на летнем ветру, и свисающих со шпалер.

— Я потеряла дар речи, — сказала я, упиваясь красотой.

Он сел рядом со мной, и его улыбка стала шире:

— Я надеюсь, это от того, что вам нравится.

— Мне нравится.

— Прежде чем мы приступим к трапезе, — сказал он, и его улыбка исчезла, а выражение лица стало серьезным, — у меня есть кое-что для вас.

Сэр Колин достал из кармана маленький мешочек. Он развязал его и достал золотой браслет в виде тонкой пластины, лишенной драгоценных камней, но с выгравированным спиральным розовым узором. Он протянул его мне:

— Я заказал это специально для вас у местного ювелира.

Это было потрясающе. Но я не могла принять такой подарок.

— В тот раз я подарил вам бриллиантовую брошь, — сказал он, и его дразнящая улыбка вернулась, — и подумал, что на этот раз все должно быть проще.

Он потянулся к моей руке, и когда его пальцы коснулись моих, у меня перехватило дыхание. Сэр Коллин аккуратно надел браслет на мое запястье.

— Он прекрасен, — прошептала я, едва замечая украшение.

Я смотрела, как его пальцы крутят золотой обруч, наслаждаясь легким прикосновением кончиков его пальцев. Услышав тихое покашливание с дальней скамьи, сэр Коллин отпустил меня и откинулся на спинку стула. В

ближайшем углу сада сидел аббат, склонив голову над толстым молитвенником. Несмотря на то, что он читал, я не сомневалась, что он хорошо слышал каждое слово, которое мы произносили, и видел каждое наше движение.

— Спасибо вам. — Я чувствовала себя маленькой девочкой, пойманной на кухне за кражей сладкого.

— Вы достойны большего, — ответил он, — но я стараюсь сдерживаться, как бы тяжело это не было.

К столу подошел слуга, налил нам в кубки пряного эля и протянул полные тарелки, на которых было больше еды, чем мы могли съесть. Откусив первый кусочек сладкой булочки с медовой корочкой, я не могла перестать думать о бедных детях, которых могла бы накормить вся эта еда. Его расходы на нее и нанятая помощь обеспечили работой и деньгами многих в моем городе. Но по мере того, как нам продолжали подносить различные блюда, мысль о таком расточительстве продолжала терзать меня и, когда, наконец, слуги убрали остатки, я спросила:

— Что вы будете делать с тем, что осталось от пира, сэр?

Сэр Коллин откинулся на спинку стула с ленивой, довольной улыбкой:

— Что буду делать с этими яствами, миледи? Приглашу друзей принять участие.

Он уже отдавал приказ слугам начать возводить сцену перед нами, и я с минуту молча наблюдала за ним, не зная, как объяснить себе свою задумчивость. До сих пор мне не составляло труда поддерживать разговор с сэром Колином. С ним было легко разговаривать, и за один обед я смеялась больше, чем за многие месяцы. Тем не менее, мне было трудно говорить с ним на серьезные темы, особенно о вещах, которые были важны для меня.

— Вы хотите, чтобы я покормил ваших охотничьих собак, миледи? –

Спросил сэр Коллин. — Достаточно сказать, и все будет сделано.

— О нет, только не собак, — сказала я, ужаснувшись при мысли о том, что придется тратить еду только на животных. — Я надеялась, что мы или я сможем раздать излишки бедным.

Глаза сэра Коллина расширились от моего предложения. К счастью, я не увидела осуждения, но и волнения тоже не было. Он пожал плечами:

— Если это означает, что у меня будет возможность провести с вами больше времени, миледи, то я буду только счастлив услужить вам, раздавая еду.

Такой ответ удовлетворил меня, и я наградила его улыбкой, которая отразилась в его зеленых глазах. Позже, когда на сцене появились шуты, жонглеры и даже танцующий медведь, я постаралась забыть о своих сомнениях и просто наслаждалась вечером. После последних нескольких лет аскетизма и одиночества, я думаю, это нормально — чувствовать себя иногда некомфортно среди таких обычных радостей жизни и общения. По крайней мере, я так говорила себе, когда вечер подошел к концу и сэр Коллин пошел провожать меня до замка под стрекотание сверчков и мерцание звезд.

Он остановился перед каменными ступенями, ведущими к массивным парадным дверям, и сказал:

— Я прекрасно провел с вами время.

— Правда? — Засомневалась я.

По-моему, это было не так уж прекрасно. На самом деле, я была довольно застенчивой, не всегда знала, что сказать, и все еще чувствовала себя скованной.

Сэр Коллин потянулся к моим рукам, но, увидев аббата в десяти шагах позади меня, убрал их за спину.

— Надеюсь, вы тоже хорошо провели время.

— Это было чудесно, — сказала я. — Я не помню, чтобы у меня был такой роскошный вечер. — И сама удивилась, насколько серьезно я это сказала.

Его ослепительная улыбка мгновенно осветила лицо, он взял мою руку, поднес к губам и нежно поцеловал. Ни аббат, ни я даже не успели возразить.

Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. И впервые с тех пор, как я услышала новость об исключении из Древнего обета, я поняла, что влюбиться в кого-то из них было более реально, чем я думала сначала.

На следующий день сэр Коллин проехал со мной через весь город, пока я раздавала две тележки с остатками еды тем, кто больше всего нуждался. Я

была благодарна ему за компанию, но видела, что он скучал. И когда его зевота и тоскливые взгляды в сторону замка участились, я поняла, что пора заканчивать.

По возвращении меня слегка изумило свое нежелание прощаться с ним. Проведя вечер накануне и весь сегодняшний день вместе, я, наконец, начала чувствовать себя более комфортно рядом с ним, начала получать удовольствие от разговоров и общения. Хотя я предпочла бы провести еще один день в непринужденной обстановке с сэром Колином, по совету герцога я решила быть справедливой ко всем троим. Я должна дать каждому из них шанс завоевать мое сердце.

Так наступил особенный день сэра Беннета. Я оделась в свое лучшее платье, натянула улыбку и решила сделать все возможное, чтобы насладиться этим днем, особенно когда узнала, что он приложил столько усилий, чтобы организовать художественную ярмарку за территорией замка. Местные ремесленники и мастера из соседних владений прибыли, чтобы продемонстрировать свои ремесла: керамику, украшения из бисера и тканые гобелены. После первых неловких минут предельная вежливость и галантность сэра Беннета заставили меня забыть обо всем, кроме выставки, которая развернулась в палатках. Мы ходили от балдахина к балдахину, восхищаясь мастерством, наблюдая за демонстрациями и обсуждая достоинства искусства и творчества.

— Вы разбираетесь в качестве, — сказала я, когда мы вышли из палатки стеклодува.

Иссиня-черные волосы сэра Беннета блестели на солнце, темно-синие глаза задумчиво смотрели на меня:

— Мои родители всю жизнь собирали редкие сокровища и реликвии.

Полагаю, вполне естественно, что я тоже ценю искусство.

Герцог последовал за нами на безопасном расстоянии. Так как мы были единственными посетителями ярмарки, мы могли говорить свободно, и я поймала себя на том, что мне нравится то, что я могла вести с сэром

Беннетом более серьезные разговоры, чем с сэром Колином. Он был умен, и мы затронули вопросы истории и науки, которые очень интересовали меня.

В какой-то момент сэр Беннет внезапно остановился, и его темные брови на безупречно красивом лице нахмурились. Я посмотрела в его прекрасные глаза с длинными ресницами, на его идеально прямой нос и точеный подбородок.

— Я узнаю редкое сокровище сразу, как вижу его. — Он понизил голос. –

А вы как раз из таких, миледи.

— Вы слишком добры, сэр. У меня есть недостатки.

— Если они у вас и есть, то наверняка теряются за вашей красотой.

Его похвала согрела меня до самых кончиков пальцев ног. Комплимент от столь красивого и образованного человека, разбирающегося в предметах искусства, был действительно ценен.

— Не думайте, что я говорю это из тщеславия, — продолжал он, не обращая внимания на художников и шатры вокруг нас. — Я действительно думаю, что еще красивее делает вас ваша внутренняя красота.

Как реагировать на такие комплименты? Я не знала. Я уронила взгляд на траву, коротко подстриженную для удобства установки палаток. Словно почувствовав мою неловкость, он вежливо протянул мне руку и придал лицу лукавое выражение:

— У меня для вас сюрприз, миледи.

Я проскользнула рукой в сгиб его руки, ощутив твердость мышц под своими пальцами, и с любопытством последовала за сэром Беннетом по направлению к последней палатке, в которой мы еще не были.

Под балдахином, посередине, стоял художник с палитрой, уже заполненной красками, и кистью в руке. Он поклонился сэру Беннету, потом мне. Проследив взглядом по направлению его руки, я с удивлением увидела свое золотое кресло из парадного зала, стоявшего в освещении мягкого света.

Несмотря на его изысканность, благодаря изящной резьбе, я не особо восхищалась им. Это только лишний раз напоминало мне о том, как много я имею и, следовательно, как много я могу сделать для своего народа.

— Не понимаю, — сказала я. — Вы заказали картину моего кресла?

— Это очень красивое кресло. — Сэр Беннет расплылся в обольстительной улыбке. — Но я предпочел бы иметь ваш портрет, миледи.

Наконец, стало проясняться.

— Для меня было бы большой честью, если бы вы согласились позировать для портрета, который я мог бы увести с собой.

— Конечно, — согласилась я.

Но что, если не он станет моим мужем? Тогда что он будет делать с портретом? Или он настолько уверен, что я выберу его, что не принимает во внимание все остальные обстоятельства?

— Я подумал, что кресло станет замечательным фоном. — Сэр Беннет подвел меня к креслу. — Хотя не помешало бы его немного натереть для блеска.

Художник что-то тихо стал говорить своему юному помощнику –

мальчику не старше десяти лет. Ребенок бросился с тряпкой к креслу. И тут я увидела его пальцы или то, что от них осталось: почти все они были покрыты разной величины шишками, а остальные представляли собой массу потрескавшейся, шелушащейся кожи. Мое сердце сжалось от сострадания к нему, отчего я была готова позировать с еще большим рвением, чтобы художник и его помощник гарантировано получили кошелек с деньгами, которые они, вероятно, не видели уже давно. Но как только мальчик дотронулся до стула, сэр Беннет остановил его:

— Не трогай.

Внимание рыцаря было приковано к гниющим пальцам, и потрясение в его глазах сменилось отвращением.

— Я не возражаю, если он почистит кресло, — сказала я, надеясь успокоить сэра Беннета.

Красивый рыцарь с трудом сглотнул, отвел взгляд от уродливых пальцев мальчика и откашлялся:

— Кресло и так красиво, и оно не требует дополнительной полировки.

К счастью, сэр Беннет молчал об этом инциденте до окончания работы.

В основном он старался игнорировать мальчика и сосредоточил все свое внимание на мне и на изображении, которое вырисовывалось на мольберте. Я

решила удвоить плату художнику. И даже подумывала, не отдать ли ему свое кресло.

По мере того как портрет приближался к завершению, на лице сэра

Беннета росло восхищение, и вскоре мысли о кресле вытеснили вопросы о том, каково это быть замужем за человеком, который обожает меня сердцем, телом и душой? Любил ли меня так сэр Беннет? Определенно казалось, что это так. Если мне придется выбирать между ним и сэром Колином, как сделать выбор? Казалось, они оба будут меня любить, в отличие от сэра

Деррика, который не разговаривал со мной с той ночи, когда я пришла за собакой в парадный зал и застала его, играющим в шахматы с герцогом.

Я задумалась, вспоминая эту насыщенную неделю. Пару раз я ловила на себе взгляд сэра Деррика, но в нем читался только молчаливый призыв ко мне, призыв, требующий научиться отстаивать свое мнение и стать более сильной. Иногда я спрашивала себя: а действительно ли он хочет быть здесь, может, он просто выждал окончания месяца? Почему-то эта мысль беспокоила меня, и я винила в этом свое тщеславие. Не могла же я всерьез думать, что для каждого мужчины я буду привлекательной, и каждый захочет ухаживать за мной.

Глава 9

Сильный голос сэра Коллина воспарил над лаем собак, вызвав у меня улыбку. Его песня была глупой, легкой и веселой. Под ярким полуденным солнцем, сверкающим сквозь арки ветвей и листьев, хотелось напевать вместе с ним. Наш охотничий отряд въехал в густой лес, прохлада которого была долгожданной радостью от зноя летнего дня. Ехали мы медленно, вовремя погони собаки несколько раз теряли след дичи.

Я не помнила, когда чувствовала себя такой же беззаботной исчастливой. Наверное, с тех пор, пока чума не забрала моих родителей, с той последней охоты, когда моя жизнь изменилась навсегда. Я так долго не замечала красоты леса: густой зелени, пышного мха, стремительного течения реки. Но еще сильнее, я скучала по общению, смеху и разговорам, которые стали лишь отдаленным воспоминанием, как будто это была совсем другая жизнь…, и я ясно поняла, как многого мне будет не хватать, если я решу уйти в монастырь.

Могла ли я добровольно посвятить себя жизни в тишине и одиночестве? Я всегда думала, что смогу. Это было бы благородное служение и жертва Богу. Но теперь смогу ли я это сделать? И хочу ли я этого сейчас? Я была смущена тем, как быстро за последнюю неделю я изменила свои мысли о будущем. Когда-то я смирилась с мыслью о монашеской жизни, но теперь не была уверена, что смогу это вынести. И это очень пугало меня, потому что, если я не влюблюсь, тогда мне, все-таки, придется уйти в монастырь.

Гарцуя рядом со мной, сэр Коллин допел и улыбнулся:

— Как вы думаете, я неправильно выбрал свое призвание, миледи?

Может я должен был стать менестрелем, а не рыцарем?

Я засмеялась, снова отметив про себя, как мало я смеялась в последние годы. Но мне не из-за чего было веселиться.

— Ваши песни подняли мне настроение.

— Вы уверены, что песни сэра Коллина не испортили вам аппетит, миледи? — Пошутил Сэр Беннет, скача по другую сторону от меня. –

Обычно, когда мне приходится слушать их в таком количестве, я его теряю.

— Тогда, возможно, мне следует переключиться на мои рассказы, –

возразил сэр Коллин. — Поскольку я знаю, что тебе они нравится.

— Пожалуйста, пощади. Твои истории — худшая пытка, какую только можно себе представить, хуже, чем содрать кожу живьем.

От этих слов у меня скрутило живот. В последнее время мне снилось слишком много кошмаров, особенно ужасных пыток. Увидев мое изменившееся лицо, сэр Беннет перестал смеяться и забеспокоился:

— Простите, леди Розмари. Прошу простить меня за то, что я так легко говорю о пытках.

Я вздрогнула и кивнула:

— Я уверена, вы не имели в виду ничего дурного, сэр.

Оба рыцаря замолчали и обменялись взглядами поверх моей головы.

Знали ли они о моем отвращении к пыткам и инциденте с преступниками на городской площади? Мне так и не удалось выяснить, кто из них пришел на помощь. Если бы только их доспехи или их лошади были украшены семейными эмблемами. Герб с огнедышащим драконом указал бы мне на спасителя и положил конец моему любопытству. Дни проходили, а мне хотелось выразить восхищение храбростью рыцаря, и поблагодарить за его смелые поступки. Конечно, я могла бы просто спросить, кто из них это сделал. И сегодняшний день мог быть идеальным для этого, если бы мы собрались все вместе. Если бы только мы были все вместе.

Мой взгляд переместился в начало отряда. Там вдалеке сэр Деррик был едва виден. Но его могучую спину и широкие плечи было легко узнать. Меня опять укололо чувство досады, как и всякий раз, когда я думала о том, что он до сих пор не устроил свой особый день для меня. После ужина и развлечений в саду с сэром Коллином и после художественной ярмарки с сэром Беннетом я начала задумываться над тем, что сэр Деррик организует.

Неужели можно придумать что-то более интересное, что затмит все, что я испытала до этого? Прошло уже два дня, но он наверняка что-нибудь придумает. Он же не настолько равнодушен ко мне, чтобы ничего не предпринять. Или настолько? Сэр Деррик определенно не горел желанием ухаживать за мной и проводить со мной время. Конечно, он всегда был вежлив, когда мы были вместе, но у него не было того рвения, которым отличались сэр Беннет и сэр Коллин. Неужели я чем-то обидела его, вызвала неприязнь? Я пыталась внушить себе, что мне все равно, но по причине, которую я не могла объяснить, переживала.

— Миледи, похоже, мы добрались до места нашего пикника, которое нашел герцог.

Мы выехали на поляну, и сэр Беннет натянул поводья. Я остановилась рядом с ним и улыбнулась открывшейся передо мной картине. На лугу, усеянном прекраснейшими полевыми цветами, был сооружен навес. Под балдахином лежали покрывала, на которых мы могли сидеть. А прямо на них были расставлены блюда с фруктами, сыром, хлебом и пирожными.

— Похоже, наш господин в душе романтик, — подмигнул сэр Коллин.

Сэр Деррик уже добрался до навеса и спешился. Я видела, как он передает поводья одному из своих оруженосцев, который отвел коня в отдаленное место, где остальные охотники смогут отдохнуть и поесть. Мы пришпорили лошадей и, смеясь, подъехали к навесу. Сэр Беннет помог мне спешиться и отвел в тень палатки. Он усадил меня на центральное покрывало так осторожно, как будто я была одним из цветных стеклянных творений, которые мы лицезрели на ярмарке ремесел.

— Благодарю вас, сэр.

Я улыбнулась его пылкому выражению лица. Мое сердце затрепетало от его близости, от его решительного волевого подбородка, от гладко выбритой кожи и тщательно уложенных волнистых темных волос. Он навис надо мной, и в ответ на мой оценивающий взгляд пристально посмотрел меня:

— Я не думал, что можно быть еще красивее. Но с каждым днем вы становитесь еще прекраснее.

Эти слова ласкали и смущали одновременно. Его взгляд упал на мой рот, и голубое пламя вспыхнуло в его глазах. Он облизнул свои губы, и я затрепетала от мысли, что, возможно, он всерьез подумывает поцеловать меня. Неужели осмелится? Так скоро? На виду у всех? Мое сердце бешено колотилось. И я позволю ему?

— Нечестно, Беннет, — сказал сэр Коллин, ныряя под навес.

Хотя его слова звучали беззаботно, но блеск металла во взгляде не мог обмануть:

— Тебе нельзя шептать нежности на ухо леди Розмари. Я единственный, кто может это сделать.

Он сел на покрывало рядом со мной, и я одарила его улыбкой. Светлая прядь его волос игриво упала на один глаз, а уголок рта чуть приподнялся.

Что будет, если я влюблюсь в них обоих? И вообще можно ли влюбиться сразу в двух мужчин? И как я узнаю, действительно ли я люблю, а не просто влюблена? Волна замешательства поднялась во мне, но я сделала глубокий вдох, успокаивая себе и напоминая, что прямо сегодня мне не нужно делать выбор. До восемнадцатилетия оставалось еще три недели.

Сэр Деррик зашел под навес и, проходя мимо меня, поймал мой взгляд.

Я ждала улыбки, тепла, какого-то интереса в его глазах, как у его друзей. Но он просто кивнул мне, прошел мимо на дальнее покрывало. Я могла видеть только его спину, в туго натянутой на ней куртке, и очень хотела, чтобы он повернулся и сказал мне что-нибудь. Словно услышав мою невысказанную просьбу, он оглянулся, потянулся за яблоком и смело посмотрел на меня. Не сводя с меня глаз, он откусил кусочек, и легкая улыбка тронула его губы, как будто он угадал мои чувства и был этим доволен. Я отвела взгляд, взволнованная и раздраженная одновременно. Взяла с блюда землянику:

— От всей этой утренней суеты я ужасно проголодалась.

Я надкусила ягоду и попыталась не думать о крепком мускулистом теле Деррика, которое привлекало мое внимание против воли. Чтобы сбить с него спесь с губ готовы были слететь слова о том, что он не привлекает меня так, как два его друга. Но так как это прозвучало бы слишком самонадеянно с моей стороны, я решила промолчать и просто в дальнейшем всячески демонстрировать свое безразличие к отсутствию его интереса ко мне. Во время неторопливой трапезы сэр Коллин и сэр Беннет развлекали меня своей веселой болтовней. Я парировала их шутки, усердно делая вид, что не замечаю сэра Деррика, лениво развалившегося. Но на самом деле, чем более сдержанным он оставался, тем больше я раздражалась и от этого еще больше хотела показать ему, что мне все равно. Я понимала, что с моей стороны глупо беспокоиться из-за невнимательности рыцаря, но я не могла заставить себя игнорировать это.

После полудня сэр Деррик извинился и, захватив с собой остатки еды, направился к охотничьим собакам, лежавшим в тени деревьев. Сэр Беннет по знаку герцога откланялся, бросив мрачный и предостерегающий взгляд на сэра Коллина. Я не была уверена, в чем заключалось это предупреждение, но чувствовала растущее соперничество, которое заставляло меня нервничать. А

сэр Коллин в ответ только улыбнулся еще веселее, и стал жонглировать виноградом, как придворный шут:

— Вы не знали, что у меня есть еще такой талант, миледи? — спросил он, поймав ягоды прямо ртом, пропустив одну.

— Вы действительно человек многих талантов, — засмеялась я.

Усталость одолела меня, и я готова была откинуться на покрывало и заснуть. Тревожная бессонница последних нескольких ночей начала сказываться.

Он жевал виноградину и резко застыл:

— Я вижу, мои выходки только усыпляют вас.

— Это не из-за вас, сэр. Вы вернули улыбку и смех в мою жизнь после стольких лет одиночества. И я благодарю вас за это.

— Но… — Он замолчал, его зеленые глаза нежно изучали меня.

Знал ли он о моих кошмарах? Слышал ли мои крики ночью? Четыре года назад вместе с Томасом и аббатом я стала свидетелем ужасной картины на окраине города. Да, чуму нужно было сдержать, я должна была наказать любого, кто вырвется из карантина. Я не могла допустить, чтобы она распространилась дальше. Но я не ожидала, что шериф так быстро и сурово накажет мужчин, которые ослушались. Мне стало очень плохо при виде их измученных тел, выставленных за городскими стенами на всеобщее обозрение. С того дня я запретила пытки. Но, если я смогла искоренить пытки на своей земле, я не смогла стереть воспоминания. Видения все еще преследовали меня. И, увидев преступников, одного в котле с кипящей водой, другого — растянутого на дыбе, воспоминания снова стали одолевать меня…

— Я плохо спала последнюю неделю, — наконец тихо призналась я сэру

Коллину, который ждал моего ответа.

— Мне очень жаль. — Выражение его лица было серьезным, как будто он чувствовал глубину моего смятения.

Даже если пытки были общепринятым методом наказания во всем королевстве, я была убеждена, что существуют более мягкие, более гуманные способы поддержания дисциплины. Я могла только молиться, чтобы шериф не ослушался меня снова, хотя у меня было предчувствие, что битва только началась.

Сэр Коллин расплылся в улыбке:

— У меня есть прекрасная мысль, чтобы вы не заснули.

Я с нетерпением ждала, когда он поделится своей важной идеей. Он сорвал еще одну виноградину, подбросил ее в воздух, поймал ртом и широко улыбнулся:

— Будем танцевать и петь всю ночь напролет.

Я попыталась выдавить улыбку в ответ на его веселье, но в тот момент мне хотелось чего-то серьезного, а не развлечений. Возможно, легких решений этого вопроса не было. Но сейчас мне нужно было, чтобы кто-то выслушал и понял мои чувства.

Я не успела ответить, как боковым зрением заметила какое-то движение в воздухе. Резкий свист прорезал воздух, за ним последовал глухой удар и болезненный крик сэра Коллина. В следующую секунду он лежал на спине, а из его плеча торчала стрела. Лицо сэра Коллина сначала приобрело удивленное выражение, а потом исказилось от боли. Это было настолько неожиданно и страшно, что я не смогла сдержать крик, сорвавшийся с моих губ. Наконечник стрелы вонзился в его тело слишком близко к сердцу. Кровь уже начала вытекать из раны и просачиваться через его тонкую льняную рубашку, окрашивая ткань в темно-красный цвет. Сэр Коллин судорожно вздохнул, словно испустил последний вздох, и схватился за древко. Пятно крови на его рубашке расширилось, и я закричала:

— Помогите! Пожалуйста, помогите! Сэр Коллин ранен!

До меня стали доноситься шум и крики, бежавших на мой крик людей.

Я упала на колени рядом с ним. Схватила его за скользкую и липкую от крови руку. Не зная, что сказать, я начала шептать молитву:

— Отче наш. .

Зеленые глаза сэра Коллина потемнели от боли, но в них стояло сожаление:

— Простите меня, миледи. Я хотел сегодня подарить вам волнительные и захватывающие эмоции, но не планировал, что это произойдет таким образом.

— О, сэр, — прошептала я, держа его за руку.

Его глаза закрылись, а лицо исказилось от боли. Герцог прибежал первым и, задыхаясь, опустился на колени рядом с сэром Колином. Он осторожно коснулся стрелы, и морщины на его царственном лице стали глубже. Когда его пальцы нащупали место, где она вошла в тело сэра

Коллина, молодой рыцарь еле сдержал стон. Я затаила дыхание, молясь, чтобы рана не была смертельной.

Герцог поднял на меня встревоженный взгляд:

— Ты ранена, дорогая?

Я отрицательно покачала головой:

— Я цела, ваша светлость. Но сэр Коллин…? — Страх сдавил мне горло, мешая спросить выживет ли он.

Выражение лица герцога стало серьезным:

— Такое ощущение, что это покушение на убийство.

Глава 10

— Что вам удалось узнать, ваша светлость? — Спросила я, сидя на стуле у большой кровати, где на подушках из гусиного пуха лежал сэр Коллин.

— Мои люди прочесали лес в поисках улик. — Пыльный и грязный, одетый в плащ поверх кольчуги, герцог с усталым лицом стоял в изножье кровати. Последние несколько дней он почти не спал. — У нас до сих пор нет никаких следов человека, который мог бы понести ответственность за покушение.

Загорелое лицо сэра Коллина сейчас было бледным, но, к счастью, после трех дней, проведенных в постели, в его глазах снова появилась живость. Ясно одно: кто бы ни был преступником, он был неопытным лучником — он промахнулся. Я снова содрогнулась при мысли о том, как близок был сэр Коллин к смерти. Стрела попала слишком близко к сердцу, и он потерял много крови. Серость дня только усиливала мрачные мои мысли.

Облака будто спустились с небес и заплыли в открытые окна, заполнив просторную гостевую комнату, которую я отвела для герцога.

— Думаю, нужно допросить некоторых преступников.

Аббат Фрэнсис Майкл сидел в кресле по другую сторону большой кровати. Пламя свечи отбрасывало причудливые тени на его худое лицо. Я

была благодарна ему за то, что он с готовностью сопровождал меня всякий раз, когда я приходила посидеть с сэром Колином, что случалось очень часто с того злополучного пикника.

Шериф вышел из тени, нахмурившись:

— Если проявить настойчивость, я наверняка добуду информацию, которая приведет нас к преступнику.

— Нет, шериф. — Ответила я резко, мое тело напряглось от значения его слов. — Мы не можем арестовывать людей только по подозрению. Сначала нам нужны доказательства.

— Их натура — уже доказательство. — Голос шерифа звучал так же остро, как наконечник стрелы, который врач извлек из сэра Коллина.

Хоть я и оценила помощь шерифа в расследовании, но все же не смогла смириться с арестом преступников только на том основании, что они ранее совершали преступления. Что ответить шерифу, чтобы не вызвать еще большего противостояния между нами? Я напряглась, зная, что должна справиться с этим делом самостоятельно, но не смогла удержаться от взгляда на аббата.

Он сидел, сложив, спрятанные в рукава, руки на коленях. Его лицо исказилось от беспокойства за мою безопасность. Он первым заговорил о том, что стрела могла попасть не в сэра Коллина, а в меня. Я уже готова была спросить его совета, но внезапно перед глазами возникло лицо сэра Деррика, выражавшее неодобрение, стальные глаза, призывающие меня повзрослеть.

Глубоко вздохнув, я ответила шерифу:

— Я настаиваю, чтобы у нас были существенные доказательства перед арестом.

— Они служат дьяволу, — сказал шериф, — и обычно этого достаточно.

Герцог провел рукой по лбу:

— Мы продолжим расследование. Сэр Деррик и сэр Беннет наводят справки. Я уверен, что со временем мы найдем виновного.

— Не понимаю, зачем кому-то причинять вред сэру Коллину, — сказала я, вглядываясь в его лицо на подушках.

Я была уверена, что из трех рыцарей, у него меньше всего нажить себе врагов. Он производил впечатление человека, с которым трудно поссориться, даже если очень захочется.

Сэр Коллин слабо улыбнулся:

— Вероятно, кто-то завидует моей привлекательности.

— Возможно это кто-нибудь из рыцарей, — предположил аббат. –

Поскольку он так активно пытается завоевать сердце леди Розмари, может быть, кто-то из них решил устранить конкурента. Возможно, один из них нанял кого-то, чтобы убить сэра Коллина.

Герцог и сэр Коллин разразились протестами, яростно защищая двух отсутствующих рыцарей. Я отбросила в сторону обвинение аббата. Я не очень хорошо знала сэра Беннета и сэра Деррика, но не могла представить, чтобы кто-то из них прибегнул к такой тактике.

— Меня не волнует, кто виноват, — сказал сэр Коллин, снова обретя спокойствие. Он потянулся к моей руке, и его длинные пальцы обвились вокруг моих, согревая их своим теплом. — Я сейчас как в раю, и, мне кажется, я готов чаще получать ранения, если каждый раз вы будете проводить со мной весь день.

Несмотря на то, что его прикосновение в присутствии остальных заставило меня немного смутиться, я не отстранилась.

— Я готов в любой момент подставить свое тело стрелам, если благодаря этому, я буду и дальше наслаждаться вашим безраздельным вниманием.

— Нет необходимости привлекать мое внимание такими радикальными методами, сэр.

Его улыбка и огонек в глазах дразнили меня. Но очередную шутку прервал скрежет стула, с которого вскочил аббат. Мой мудрый советник откашлялся и многозначительно посмотрел на руку сэра Коллина, державшую мою. Я быстро отдернул ее.

Аббат поджал губы и заговорил:

— Возможно, рана рыцаря — знак недовольства Бога всей этой историей.

Я подалась вперед. Знак Бога?

Я не рассматривала эту ситуацию с такой точки зрения. Возможно ли, что Бог был недоволен моим намерением нарушить Древний обет?

Последнее время я мало думала о Боге, и все больше о молодых рыцарях.

Прошлая неделя была такой насыщенной, что у меня едва хватало времени на благотворительность. Приступ тошноты подступил к горлу.

— Рана сэра Коллина — не Божий знак. — Герцог обратился прямо ко мне, как будто услышал мои тревожные мысли. — Сам Бог заключил брак между Адамом и Евой. Он создал притяжение между мужчинами и женщинами. Это не может быть порочно, совершенно естественно и правильно, когда молодые люди начинают искать вторые половинки.

— Может быть, это и правильно для тех, кто не может устоять перед искушением мира, — ответил аббат. — Но для тех, кто сильнее, как ее светлость, Бог предлагает шанс сделать гораздо больше для его славы.

— Брак не лишает человека возможности служить Богу и приносить ему славу. — Герцог оставался невозмутимым. — На самом деле, я видел много супружеских пар, которые вместе сделали для Бога больше, чем это было бы возможно в одиночку.

— Вы затронули прекрасную тему, ваша светлость, — сказал аббат, слегка поклонившись герцогу, прежде чем обратиться ко мне. — Ваши родители многое сделали, дитя мое. Невозможно умалить все их заслуги.

Я кивнула аббату в знак благодарности за то, что он успокоил меня.

Однако новая тревога пустила корни в моем сердце. Я поклялась быть сострадательным правителем, делать даже лучше, чем мои родители. А если брак и любовь будут отвлекать меня от моей миссии?

— Полно, леди Розмари. — Аббат направился к двери. — Пойдемте в часовню и помолимся. Молитва — лучший способ унять наши беспокойные души.

— Вы правы, святой отец. — Я встала, и ветер из окна заколыхал мое платье.

— Вы помолитесь за меня? — Сэр Коллин приподнялся, следя за мной взглядом, пока я обходила кровать. — Я хочу встать на ноги к танцам.

Аббат резко остановился и хмуро посмотрел на герцога:

— Вы ведь не собираетесь устраивать бал? Это невозможно пока один из рыцарей ранен.

— Коллин сильный. Он быстро поправится. — Герцог улыбнулся молодому человеку, лежавшему в кровати под балдахином. — Даже будучи прикованным к постели, он не стал бы отказывать леди Розмари в возможности потанцевать.

Шериф шагнул вперед:

— Я согласен со святым отцом. Поскольку убийца все еще на свободе, я не могу гарантировать безопасность ее светлости, если праздники будут продолжаться.

Герцог поднял бровь и встретился со мной взглядом:

— Леди Розмари, мы сделаем все, что вы пожелаете. В конце концов, это ваше будущее.

Я ценила то уважение, которое герцог проявлял ко мне, но не знала, как быть. Что было самым безопасным для всех? Я подавила желание снова взглянуть на аббата. Шериф уже считал меня слабой, и я только подтвердила бы это, если бы спросила совета у аббата сейчас. Его суровый взгляд был прикован к аббату, словно он ждал приказа от него, вероятно, думая, что я ничего не смогу решить сама. Хотя совесть мучила меня от желания противоречить своему мудрому опекуну, я расправила плечи и решительно сказала:

— У нас будут танцы.

Я успела заметить раздражение во взгляде шерифа, быстро брошенном на меня, прежде чем он успел отвести глаза. Герцог одобрительно кивнул, но плечи аббата, казалось, поникли, а на лице появилась настороженность.

— Нет необходимости отменять празднества из-за одного инцидента, святой отец, — поспешила я объяснить. — Кроме того, мы будем в главном зале и под надежной охраной.

Аббат долго смотрел на меня:

— Как пожелаете, дитя мое.

Выражение его лица сменилось спокойной покорностью судьбе. Тем не менее, я не могла избавиться от чувства, что разочаровала его.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался Бартоломью, тяжело дыша, словно бежал так быстро, как только могли нести его старые ноги:

— Миледи, — сказал он между глотками воздуха. — Прошу прощения за беспокойство.

Тревога на его постаревшем лице заставила меня занервничать:

— Что случилось?

— В городе новая вспышка той странной болезни, — выдохнул он.

Ужас тяжелой ношей лег мне на сердце:

— Здесь? В Эшби?

Бартоломью печально кивнул. На мгновение я была слишком подавлена, чтобы двигаться или думать. Но оцепенение сменилось паникой, заставив меня действовать:

— Пошлите за экономкой, пусть приготовит тележку с едой и лекарствами. Я должна немедленно ехать в город.

— Нет, дитя мое, — ответил аббат. — Вы не можете ехать. Это слишком опасно.

— Я должен согласиться, — сказал герцог и, звякнув кольчугой, подошел ко мне. — Это слишком опасно. Мы еще недостаточно знаем об этой болезни.

И вы не можете рисковать собой. Ваши люди слишком нуждаются в вас.

Мое сердце призывало меня броситься в окруженный стеной город, чтобы помочь людям, которых я любила. Мои родители рисковали жизнью, чтобы помочь больным во время чумы. Но это была правда — я единственный наследник Эшби и не могла рисковать собой. Если бы я погибла сейчас, мои земли были бы разделены между соседними лордами, включая жестокого лорда Уизертона, который, по слухам, регулярно применял пытки просто для развлечения. Я должна была оставаться в живых как можно дольше, чтобы быть уверенной, что моим народом управляют гуманно и справедливо.

— Позвольте одному из моих людей взять провизию и лекарства, –

продолжал герцог, — и будьте осторожны.

Аббат кивнул, нежность в его глазах убедила меня послушаться совета.

— Хорошо, — сказала я. — Отправьте повозку без меня.

Я быстрым шагом прошла от сторожки до подъемного моста, оглядываясь, чтобы убедиться, что никто из охранников не узнал меня. В

простом плаще Труди и с корзинкой я надеялась сойти за пухленькую няньку.

— Я слишком долго пренебрегала визитом в город, — сказала я себе, пытаясь избавиться от чувства вины. — Кроме того, я не обещала герцогу, что воздержусь от посещения. Я только велела ему отправить провизию без меня.

Хотя я искренне хотела последовать совету аббата и герцога держаться подальше от города, намерение посетить его росло все больше, пока я молилась с аббатом. Я хотела, чтобы люди понимали, что они мне небезразличны. Я хотела убедиться, что о них заботятся. А еще я хотела узнать, как болезнь началась, тем более шериф заверил меня, что он приложил большие усилия, чтобы изолировать и сдержать болезнь в уже зараженных отдаленных районах. Я также ощущала в себе непонятную для меня потребность смешаться с народом и доказать, что я все та же, что я все так же предана Богу, как и всегда. Я пообещала себе, что не подойду слишком близко к больным и не стану подвергать себя опасности. Поэтому короткий визит не повредит.

Я подняла глаза к небу, к сердито клубящимся темно-серым облакам.

Это Бог гневается на мой народ и на меня? Этот вопрос не переставал мучить меня весь день. Иначе, почему бы он допустил вспышки болезни на моей земле?

С огромной корзиной под плащом тяжело дыша, я добралась до района, где жили самые бедные горожане. В одном конце пустынного переулка был воздвигнут наскоро сколоченный забор, а перед ним поставлена охрана, чтобы никто не мог проникнуть в зараженную зону.

Скорее всего, охраннику было поручено следить, чтобы также никто не выходил.

Я нырнула в темный переулок. Как мне подойти к охраннику, не раскрывая себя? Я прислонилась к стене ветхой лачуги. В нос ударило характерное для этого района зловоние. Кислый запах от собак, кошек и кур, свободно бродивших здесь, и человеческих экскрементов, сваленных в кучу, а не вынесенных в предназначенные для этого канавы за городскими стенами, тяжело стоял в воздухе. Здесь же, среди отбросов, дети играли в догонялки. Они заметили меня и стали подходить ближе, любопытствуя о причине моего визита. В голове лихорадочно замелькали мысли о том, что делать. Но я не успела даже пошевелиться — из тени хижины выскочила фигура, и чья-то рука, скользнув по моей шее, плотно прижались к моему рту, лишая меня возможности издавать любые звуки, которые, впрочем, я и не пыталась сделать, лишенная дара речи от страха. Другая рука прижала меня спиной к чьей-то твердой груди, не грубо, но решительно. Мой похититель начал отступать, увлекая меня за собой. Я попыталась вырваться, но мужчина играючи скрутил мне руки и усмирил. Надо кричать, царапаться, брыкаться, делать что угодно, чтобы освободиться, но страх парализовал меня. Что происходит?

— Значит, вы осторожны? — Раздался тихий голос у моего уха.

Голос был знакомым, и еще до того, как пальцы моего похитителя отпустили мои руки, я поняла, кто это.

— Сэр Деррик, — сказал я, поворачиваясь к нему лицом.

Он схватил меня за руки, но я вырвалась и сердито посмотрела на него:

— Как вы смеете так пугать меня? — Мое тело сотрясалось от страха, что могло случиться.

— Миледи. — Его лицо было серьезным, а серые глаза отражали грозовые тучи над головой. — Я увидел, что вы покинули замок без компаньонки, и только хотел предложить свои услуги.

— Если таково ваше представление о том, как ведут себя компаньонки, то я должна попросить вас оставить меня.

— Вам небезопасно ходить одной.

— Это было безопасно… пока…

— А если бы я был кем-то более опасным, миледи?

Я не нашлась, что ответить. Я стояла и смотрела на него. Как и герцог, он был весь в пыли и измучен поисками нападавшего на сэра Колина. Но даже сквозь грязь, его лицо было привлекательно своей грубоватостью, щетина на подбородке и щеках стала темнее, а глаза более задумчивыми.

— Даже если бы с вами была нянька, я считаю неразумным бродить по городу без охраны из нескольких вооруженных охранников.

Во мне снова поднялся комок беспокойства при мысли о том, что могло бы произойти, если бы это был тот преступник, который ранил сэра

Коллина.

— Мои люди и не подумают причинить мне боль. — Выдавила я внезапно пересохшими губами.

— Что, если бы я был человеком из далекой страны, который не испытывал бы к вам ни привязанности, ни уважения?

Я не знала, что ответить. Не дожидаясь моего ответа, он расстегнул мой плащ и снял корзину с моей руки. Только тогда озабоченность на его лице смягчились:

— Простите, что напугал вас, леди Розмари. Но я хотел, чтобы вы увидели, как легко и быстро к вам могут подойти, и, следовательно, как важно для вас иметь надлежащую защиту, когда вы выходите за пределы замка.

Я ждала, что он упрекнет меня за то, что я приехала в больной город.

Но в его взгляде не было осуждения:

— Мне жаль, что вам пришлось испытать из-за… — Его глаза светились уважением ко мне.

— Вы только хотели преподать мне урок, который я, по-видимому, заслужила и, зная свое упрямство, не смогла бы выучить его по-другому.

Я оглядела затененный переулок, увидела лица, выглядывающие из щелей в дверях, и детей, которые прекратили игру и наблюдали за нами. Ни радостных приветствий, ни улыбок, которые неизменно сопровождали мое появление всякий раз. Только недоверие в глазах, брошенных на сэра

Деррика.

— Значит, вы прощаете меня? — Искренне беспокоился он.

В его лице не было и следа насмешки, которая за последние дни часто появлялась. И что удивительно, гнева за то, что он часто просто игнорировал меня и чем невероятно злил, у меня не было. Только облегчение, облегчение от того, что он говорит со мной, что он заботится обо мне, что даже последовал за мной.

Но я не смогла удержаться, чтобы не подразнить его за тот ужас, который испытала:

— Я даже думать не могу о прощении…

Он вскинул бровь, и я еле сдержала улыбку, изо всех сил стараясь казаться серьезной:

— Я не могу простить вас… если только вы не согласитесь помочь мне доставить припасы.

Он тоже постарался скрыть улыбку, готовую появиться на лице:

— Хорошо, миледи. Я буду вашим рабом до конца дня. Я сделаю все, что вы пожелаете.

— Все что пожелаю? — Тут уж я не могла не улыбнуться.

— Абсолютно все.

Он опустился передо мной на колено, отложил корзину и взял меня за руку. К моему большому удивлению, он взял мою ладонь, и тепло его дыхания коснулось костяшек моих пальцев. Его глаза встретились с моими, и ритм моего сердца начал сбиваться. Наконец, он коснулся моей кожи невероятно мягким поцелуем, и ощущения от этого прикосновения спустилось вниз до самых колен.

— Вам достаточно только пожелать, чтобы это стало приказом для меня.

Глава 11

У меня перехватило дыхание. Деррик насмехается надо мной?

— Вы тот рыцарь! — воскликнула я.

Это он спас преступников в тот день на рынке.

Он отпустил мою руку, встал и взял корзину:

— Да, я действительно тот рыцарь.

И когда он, наконец, взглянул на меня, в его глазах было столько простоты!

— И вы не считаете нужным гордиться, что спасли людей тогда на городской площади?

С корзиной в руке он вышел из переулка:

— Мне нечем гордиться, миледи. За исключением разве что того, что только что спас вас от самого злодейского и ужасного нападения самого кровожадного преступника во всем христианском мире.

Я догнала его. Он ухмыльнулся.

— Тогда мне придется подумать о большой награде за это спасение. Что подарить вам, чтобы сделать вас счастливым?

Его улыбка стала шире:

— Я подумаю об этом, миледи.

— И вы дадите мне знать?

— Да, в свое время.

Глухой голос заставил меня задрожать. В сэре Деррике было что-то необузданное, настоящее, и сопротивляться этому было невозможно. Моя душа наполнилась смятением, и вспомнилось, как мало времени он проводил со мной, как редко искал встречи. Я остановилась. Он не сразу это заметил и сделал несколько шагов, прежде чем развернуться и посмотреть на меня:

— Миледи?

— Вы еще не запланировали свой особенный день со мной. — Обида прорвалась наружу, и сейчас я не смогла скрыть обвинение в голосе.

Он изучал мое лицо:

— Нет, — наконец тихо сказал он.

— Почему? Я чем-то обидела вас? Вас что-то заставляет держать дистанцию со мной?

— Я думал, вам будет достаточно моих друзей. — В его голосе прозвучало что-то, чего я не могла объяснить. — Разве вам недостаточно их внимания и комплиментов, количество которых можно получить от десятерых мужчин?

— Да, они очень внимательны.

Я ковырнула носком туфли по камню. Я не совсем понимала себя.

Почему я хочу проводить время с сэром Дерриком? Конечно, сэр Коллин и сэр Беннет заставили мое сердце трепетать от необычных новых чувств. Но…

мне становилось очевидным, что в сэре Деррике было что-то такое, что привлекало меня иначе. Но может быть именно потому, что он держался отчужденно, я из честолюбивых чувств жаждала его внимания? Как бы то ни было, я хотела быть честной с сэром Дерриком. Меня не покидало чувство, что это именно то, что ему было нужно.

— Да, мне нравятся ваши друзья, — призналась я. — Но мне бы и вас хотелось узнать поближе.

Он пристально посмотрел мне в глаза. Этот взгляд, казалось, заглянул глубоко мне в душу, проверяя мои слова на искренность. Я перевела взгляд на охранника у временного забора. Он узнал меня и вытянулся по стойке смирно. Я долго ждала, что сэр Деррик успокоит меня приятными словами или как-то еще. Но он, улыбаясь, сказал:

— Если вы настаиваете, миледи, тогда я организую вам такой день, который вы не скоро забудете.

— Я не настаиваю. — Сказала, запылав. — Если вы не хотите проводить время со мной…

— Только если вы считаете, что сможете вытерпеть меня целый день. –

Его глаза лукаво блеснули.

Мое негодование испарилось.

Как ему удавалось быть таким раздражающе высокомерным и таким милым одновременно? Я не смогла сдержать улыбку:

— Уверена, будет трудно терпеть вас так долго, но я постараюсь.

— Тогда вы храбрая женщина. Ну что, приступим к работе? В конце концов, я обещал быть вашим рабом весь день. А я не хочу нарушать свое слово.

Я медленно, чтобы не показаться слишком нетерпеливой, подошла к нему.

— Что мне сделать в первую очередь, миледи? — Он протянул мне руку.

Мои тонкие пальцы скользнули в его широкую ладонь, надеясь, что он не почувствует мою дрожь, вызванную его близостью:

— Не уверена, что вы согласитесь найти способ проникнуть в зараженную зону, чтобы я могла проведать своих людей.

Он покачал головой, но увидев обращенные на него полные мольбы глаза, замер и в задумчивости посмотрел на меня:

— Это я не смогу сделать, миледи. Но что, если попросить охрану позволить тем, кто здоров, выйти поговорить с нами через забор? Тогда вы могли бы подбодрить их с безопасного расстояния.

Мысль была здравая и приемлемая в данных обстоятельствах. В

мгновение ока он убедил охранника разрешить мне поговорить с ними. Я

смогла утешить людей в изолированном районе и раздать им лекарства.

Потом, с согласия сэра Деррика, я навестила некоторых прикованных к постели пожилых жителей города, дома которых не находились в зоне отчуждения. И очень удивилась, когда он заходил со мной в темные хижины.

Немногословен, но неизменно добр и внимателен к людям, он, казалось, не спешил уходить.

Когда мы вышли из последнего дома заморосил мелкий дождик. Я

легко шагала рядом с сэром Дерриком по направлению к городским воротам, ведущим в замок.

— Благодарю вас, сэр, что согласились сопровождать меня сегодня.

— Это было удовольствием для меня. — Он беззаботно размахивал пустой корзиной.

— И все-таки полагаю, это был не самый волнующий день в вашей жизни, особенно по сравнению с турнирами, охотой и стычками, в которых вы участвовали.

— Волнительный — неподходящее слово, чтобы описать то, что я чувствую сейчас, — сказал он, и лицо его стало серьезным. — Ничего нет волнующего в том, чтобы видеть страдания других.

Я понимающе кивнула.

— Но этот день был удивительным, — продолжал он, и я поежилась под его изучающим взглядом. — Вы продолжаете удивлять меня. Накормить бедняков на собственной кухне — это одно. Но я не ожидал, что кто-то вроде вас будет утруждать себя посещением их в городе.

Даже если это и не было похоже на изысканный комплимент, мне было очень приятно слышать это полупризнание, что я, наконец-то, сделала чтото, что он одобрил:

— А почему бы мне не побывать среди них, сэр?

— Потому что у вас есть более важные дела, например, модные платья или ужин в саду. — Насмешка в его голосе была едва скрыта.

— Может мне надеть лохмотья и вываляться в грязи? — Возразила я. –

Тогда вам понравится?

Он не ответил. Мы шли в полной тишине, не считая звуков наших шагов. В голове постоянно вертелась мысль, что, хотя за меня боролось три рыцаря, каким-то образом все обернулось так, что я теперь надеялась завоевать его. Я украдкой взглянула на него — не обиделся ли он. И

встретилась с ним глазами. Криво усмехнувшись, он ответил:

— Не беспокойтесь, миледи. Если вы хотите вываляться в грязи, нет необходимости надевать лохмотья. Вы можете сделать это и в красивом платье.

Его взгляд упал на пыль, покрывавшую дорогу и теперь превратившуюся в грязную жижу.

— Я сделаю это, но только вместе с вами.

Его губы растянулись в улыбке, а глаза сверкнули одобрением моей находчивости. Я попыталась сдержать улыбку, но у меня ничего не вышло.

Мое удивление тем, как сильно он мне нравился, росло, и я больше не могла притворяться равнодушной.

Но внезапно он остановился, посмотрев на меня, улыбка исчезла, а на смену веселого выражения лица появилось серьезное:

— Вы добрый правитель. Теперь я понимаю, почему ваш народ любит вас.

— Я бы хотела сделать для них еще больше.

— Да, это в ваших силах.

Его слова застали меня врасплох и на мгновение лишили дара речи. Я

привыкла к тому, что аббат постоянно напоминает мне о том, как много я уже сделала и что народ не может ожидать большего.

Дождь усилился, и мы продолжили свой путь.

— Герцог говорил, что я сострадательный хозяин, что никто не сможет управлять ими лучше меня. Вы не согласны с ним?

— Конечно согласен, миледи. Они благословлены Богом, раз имеют такого доброго правителя.

— Но вы все же думаете, что я могу сделать больше для своего народа?

Дождь барабанил по грязной дороге, грязные брызги падали на мое платье. Покрывавший мои волосы плат стал влажным.

— Добрые дела, которые вы совершаете, очень нужны. И они, безусловно, угодны Богу. Но… вы наложили маленькие повязки на огромную гнойную рану. Возможно, теперь вам следует подумать, как полностью вылечить рану, или, по крайней мере, уменьшить ее.

И опять я была не готова к его честному ответу, но не могла винить его за это. Когда дождь превратился в настоящий ливень, он поднял лицо к небу подставляя потоку лицо. Я молча с удивлением смотрела на него, пытаясь осознать все то, что он сказал. Я могу еще что-то сделать для своего народа?

Но что?

Как будто вспомнив, где он и что я тоже намокла, он взял мою ладонь и сжал пальцы в своей сильной, теплой ладони:

— Пойдемте. Мы должны поторопиться. Надо доставить вас обратно в замок, пока вы не промокли до нитки.

Я не сопротивлялась. Мне пришлось почти бежать, чтобы не отстать от него, и почему-то я была совершенно счастлива. От прикосновений его пальцев, от заполняющего мое сердце тепла, от этого прекрасного дня, проведенного вместе, я чувствовала себя счастливой и свободной.

Мы прошли по подъемному мосту, задыхаясь и смеясь. Добежали до сторожки, и только тут остановились, хватая ртом воздух. Каштановые волосы сэра Деррика прилипли ко лбу, по лицу стекали струйки дождя. Наша одежда промокла насквозь. Мокрые пряди моих волос облепили щеки и шею.

Но я совершенно не стеснялась своего вида, хоть и была похожа сейчас на

Пэпа после купания. Не знаю почему. Может потому, что сэр Деррик все еще держал меня за руку, или потому что он улыбался мне. Я знала одно: я не хотела разрывать эту связь. Наконец-то наше дыхание выровнялось, фоном пел дождь по каменной сторожке. Сэр Деррик выпустил из рук корзину и поднес ладонь к моей щеке, на мгновение задержавшись. Он осторожно убрал белокурую прядь с моей щеки. Мой пульс забарабанил в такт дождю.

Улыбка на его лице исчезла, сменившись напряжением, которое я не смогла разгадать, но которое заставляло меня с еще большим желанием узнать человека, стоящего передо мной, открыть его самые задушевные желания и страхи, его прошлые трудности, его настоящие радости и его надежды на будущее. У меня возникло ответное желание потянуться к нему и убрать мокрые волосы с его лица. Но внезапный оклик из внешнего двора напугал меня. Я отошла от сэра Деррика, разорвав нашу связь и заставив его выпустить мою руку.

— Леди Розмари, — позвал мой привратник, бежавший ко мне под проливным дождем, струи которого падали на его лысую голову и широкие плечи.

Я разорвала физический контакт с рыцарем, но не смогла вырваться из плена его глаз. Эти два омута цвета твердых каменных стен, окружили меня, притягивая и не отпуская. Только когда Джеймс уже подошел ко мне, и его неуклюжая фигура выросла надо мной, я заставила себя отвести взгляд.

— Ваша няня с ума сходит от беспокойства, миледи, — сказал Джеймс с поклоном. — Она послала меня за вами, чтобы отвести в ваши покои.

— Передайте ей, что я скоро приду. — Я еще не была готова покинуть сэра Деррика.

— Она сказала, что я не должен возвращаться без вас. — Да, Джеймс бежал по двору, будто опасался, что Труди помчится за ним с метлой в руках.

— Она обеспокоена тем, что вы можете простудиться под дождем.

Теперь, когда он упомянул об этом, я почувствовала, как холодное мокрое платье облепило меня, меня забила дрожь. Я скрестила руки на груди, пытаясь согреться.

Сэр Деррик нахмурился:

— Я согласен с вашей няней, миледи. Вы должны поторопиться и переодеться.

Я побрела за Джеймсом, чувствуя в своей душе горячий след от взгляда сэра Деррика, который так контрастировал с холодом, сковывающим мое тело.

Глава 12

Я пыталась из окна рассмотреть прибытие новых гостей. Но внутренняя стена замка мешала мне видеть процессии, прибывающие с утра.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы и аббат Фрэнсис Майкл перестали так обо мне беспокоиться.

Я отвернулась от окна и посмотрела на Труди, которая не отходила от меня вот уже несколько дней с тех пор, как я вся вымокшая вернулась из города. Я послушно оставалась в постели,подальше от гостей по настоянию аббата. Когда он узнал, что я приближалась к зараженной зоне, он испугался, что я могла заболеть. И хватило одного упоминания о риске заразить моих гостей, чтобы я добровольно ушла к себе. Меньше всего мне хотелось, чтобы болезнь проникла в замок, где гостили рыцари, а теперь еще и другие дворяне, прибывшие на праздник.

Труди прищелкнула языком, разглаживая последнюю складку на платье, которое я собиралась надеть на танцы:

— Мы беспокоимся только потому, что очень любим вас и не хотим, чтобы вы пострадали из-за этого сумасшедшего плана герцога.

Я в очередной раз раздраженно вздохнула. Их опека была плодом любви, как и у моих родителей. И все же мне хотелось, чтобы они относились ко мне как к взрослой. Как сэр Деррик. Возможно, это была одна из причин, почему я не могла перестать думать о нем с тех пор, как мы вернулись из города. Он был добр, но не относился ко мне как к чему-то хрупкому или бьющемуся. Скорее, он побуждал меня к тому, чтобы я стала лучше, делала еще больше и поднялась выше. И мне это нравилось.

Могла ли я сказать, что он мне нравился?

— Я только хочу для вас безопасной и праведной жизни.

Труди расстелила розовое платье на кровати, так похожее на все мои наряды своими прозрачными слоями и воздушностью.

Любой согласиться, что жизнь за монастырскими стенами будет именно такой: безопасной и праведной.

— А что, если безопасная и праведная жизнь — это две совершенно разные жизни?

Труди покачала головой, ее раскрасневшиеся щеки задрожали:

— Вот опять вы говорите непонятные вещи.

— Мои родители выбрали безопасный путь? — Мы обе знали ответ, но я все равно продолжила. — Они выбрали рискованный путь, Труди. Они могли бы остаться в замке, запереться и оставить людей самим бороться с чумой.

Но вместо этого они вышли и были готовы пожертвовать своими жизнями, если нужно было сделать то, что они считали правильным.

Я прошлась по комнате, ступая по протоптанной от беспокойства тропинке в камышах, которую успела проложить днем. После нескольких дней одиночества я почувствовала себя певчей птицей в клетке и чувствовала, что готова освободиться.

Труди уперлась кулаками в бедра, наблюдая за мной и качая головой:

— Садитесь сию же минуту. Вы утомляете меня своими хождениями.

Но я не могла остановиться. Странные желания одолевали меня, желание испытать новые ощущения. Внутренний голос говорил мне, что я не успокоюсь, пока не испытаю их и не пойму нужны ли они мне.

— Иногда нам приходится рисковать даже жизнью, чтобы поступать правильно.

— О, Роза, — сказала Труди, используя мое детское прозвище. Ее лицо сморщилось от беспокойства. — Больше всего я хочу, чтобы вы были счастливы. Что бы вы ни выбрали, если вы будете чувствовать себя счастливой, я тоже буду счастлива.

Я остановилась перед ней и схватила ее руки:

— Тогда вы поможете мне, Труди? Помогите мне понять, что означают все эти новые чувства?

— Но я не знаю.

Стук в дверь эхом разнесся по комнате. Труди поспешила открыть, а я снова подошла к окну и прислушалась к веселым крикам мужчин и женщин, прибывающих в замок и располагающихся в приготовленные для них комнаты.

Труди вернулась с большим свертком серебряной ткани в руках:

— Герцог прислал вам подарок для сегодняшнего бала, миледи.

Она положила подарок на кровать и начала медленно раскрывать ткань. Передо мной лежало роскошное мерцающее платье темно — красного цвета, сверкающее жемчугом и бриллиантами, пришитыми на рукавах, вырезе и талии. Мы обе ахнули от его красоты и уставились с открытыми ртами.

— Его слуга объяснил, почему он решил преподнести мне такой прекрасный подарок?

— Он сказал, что самая красивая женщина в королевстве заслуживает носить самые красивые платья. — Труди благоговейно провела пальцами по пышной юбке.

— Великолепно, — прошептала я.

Но осмелюсь ли я выйти в столь прекрасном и царственном наряде?

Мой взгляд в сравнении упал на бледно-розовое платье, которое я собиралась надеть. Рядом с бардовым оно казалось простым и детским.

— Он хотел, чтобы вы знали, что именно такое платье ваш отец подарил бы вам на первый бал. — Голос Труди дрогнул. — Герцог передал, что ваш отец хотел бы, чтобы вы впервые появилась на публике как настоящая женщина, которой вы становитесь, а не как маленькая девочка, которой когда-то была.

Нас прервал стук в дверь. Труди поспешила к двери и заговорила со слугой в коридоре. Она вернулась с маленькой коробкой в руках.

— Еще один подарок, — сказала она, широко раскрыв глаза от удивления. — Это от сэра Коллина.

Я взяла коробку, развязала красивую ленту, завязанную на крышке, и открыла ее. На этот раз Труди ахнула громче, озвучивая мое молчаливое восхищение, глядя на завернутое в шелк ожерелье из бриллиантов и жемчуга.

— Я не могу принять это, — быстро возразила я.

— Слуга сказал, что, если вы его вернете, сэр Коллин просто отошлет его обратно.

Я вытащила ожерелье из шкатулки, пропустив его сквозь пальцы, любуясь сверкавшими драгоценностями. Что-то внутри нашептывало мне, что я не должна принимать такой подарок от сэра Коллина. Как бы мне ни нравились шутки и непринужденность сэра Коллина, как бы ни нравились его доброта и великодушие, мои чувства к нему еще не были настолько глубоки, чтобы принимать столь изумительное украшение.

— Вы должны надеть ожерелье вместе с платьем. — Труди поспешила к кровати и расправила шелестящие слои платья. — Они так хорошо сочетаются.

Третий стук в дверь на лице моей няни вызвал улыбку:

— Еще один подарок, миледи? Как вы думаете, какой на этот раз? — Она открыла дверь и поговорила со слугой в коридоре. — Я была права, — сказала она мгновение спустя, закрывая дверь. Ее румяное лицо сияло от полученной коробки. — Еще один подарок.

Может это от сэра Деррика? При этой мысли мое сердце забилось быстрее. Что он мне пришлет? Что он выбрал для меня? Коробка была длиннее, и когда я открыла ее, то поняла почему. Там лежала длинная прозрачная вуаль, прикрепленная к диадеме из красных бутонов роз, перемежающихся с белоснежными гипсофилами.

— О, миледи. — Произнесла Труди благоговейным шепотом. — Как мило.

Это было восхитительно. Но я почему-то не чувствовала в себе того несказанного удовольствия, которое, как я понимала, должна была бы чувствовать от такого подарка.

— Это от сэра Беннета?

— Да, миледи. Как вы догадались?

Я не могла точно сказать, но понимала, что подарок от сэра Деррика будет чем-то особенным. Я отбросила в сторону непонятное мне разочарование и попыталась вызвать чувство благодарности за головной убор. Сэр Беннет, как всегда, был заботлив и, несомненно, понимал толк в красоте.

Труди начала одевать меня, но я не могла не ждать очередного стука в дверь, который оповестит о подарке сэра Деррика. Но этот час прошел тихо, нас никто не прерывал, и мое сердце наполнилось сомнениями. Конечно же, он не забудет прислать мне что-нибудь, особенно когда его друзья приложили столько усилий, чтобы одарить меня такими прекрасными подарками. Особенно после того дня, когда мы подшучивали друг над другом под дождем. Может он потерял свой подарок? Или забыл?

Но с наступлением вечера, мне пришлось признать горькую правду, мое сердце сжалось. Он не забыл про подарок. Он просто решил не делать его.

Глава 13

— Ты готова, дорогая? — Герцог крепче сжал мою руку.

Я уставилась на массивные двери парадного зала и с трудом сглотнула

— Да, полагаю, готова.

Герцогу, с его высоким ростом очень шел камзол до колен, украшенный отполированными серебряными пуговицами, его лицо было безмятежно, глаза полны гордости:

— Твои отец и мать были бы рады видеть, какой красивой женщиной ты стала.

Я еще раз окинула себя взглядом: пышная бардовая юбка, идеально сидящий и плотно обтягивающий талию лиф платья, сверкающие бриллианты и переливающиеся жемчуга:

— Я знаю, что уже говорила это сто раз, но спасибо большое за платье.

У меня никогда ничего подобного не было.

Он улыбнулся в ответ:

— Чтобы отпраздновать это событие, необходимо было что-то особенное, то, что будет достойно твоей красоты.

— Благодарю вас, ваша светлость. — Я встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, как поцеловала бы отца. — Я не знаю, что бы я без вас делала.

— Значит, ты простила меня за то, что я расстроил твои планы на будущее?

— Мне нечего прощать. Я поняла, что страх не должен помешать мне принять этот опыт.

Я открыла свое сердце любви, и из-за этого стала уязвима. Но думать о том, что может случиться, если я не полюблю одного из них в конце месяца, не хотелось. А что, если он не полюбит меня?

— Идем? — спросил герцог.

Я кивнула, пытаясь справиться с нервной дрожью.

Герцог подал знак стражникам, стоявшим по стойке «смирно», открыть двери. Я подавила желание дотронуться до бриллиантов и жемчуга на шее и до вуали из роз на голове. Укол разочарования от бездействия сэра Деррика снова поднялся во мне. Но я гордо вздернула подбородок, надеясь, что он, видя подарки рыцарей, поймет свою ошибку. Я решила отблагодарить сэра

Коллина и сэра Беннета, уделив им все свое внимание. Если сэр Деррик ясно дал понять, что не хочет ухаживать за мной, то почему я должна тратить время на него? Особенно когда у меня оставалось всего две недели.

Двери распахнулись, и в зале воцарилась тишина. Герцог сжал мою руку, и мы вместе вошли в огромный зал с высокими сводчатыми потолками, арочными витражами, пышными гобеленами и длинным золотым ковром, который был расстелен по центру для моего выхода. Любопытные и восхищенные взгляды провожали меня. Я сдержала улыбку и проплыла через всю комнату, благодарная герцогу за сильную поддержку своим надежным присутствием. Он царственно проводил меня до моего места и сел рядом.

Три молодых рыцаря присоединились к нам, выступая в этот вечер в качестве почетных гостей за главным столом.

Во время обеда сэр Коллин и сэр Беннет вели со мной оживленную беседу. Хотя мне и хотелось взглянуть на сэра Деррика, сидевшего в дальнем конце стола, я сдерживалась. Он, казалось, не был склонен вести со мной светскую беседу. Я старалась делать вид, что мне все равно, что я совершенно счастлива общаясь и проводя время с сэром Колином и сэром

Беннетом. Почему я не должна быть счастлива? Они оба были веселыми и заботливыми. И я действительно питала нежность к ним обоим. Тем не менее, после встречи с сэром Дерриком в городе в начале недели и того момента в сторожке, когда мы, промокшие до нитки, но невероятно счастливые, стояли друг против друга так близко, я ожидала, что он начнет проявлять ко мне больше внимания и будет искать поводы для общения. Но он, по-видимому, был доволен своим окружением, и даже не смотрел в мою сторону. Я старалась не признаваться себе, насколько мне это было больно.

После пира герцог провел меня по комнате и представил гостям, многих из которых я не видела с тех пор, как умерли мои отец и мать. Я была приятно удивлена тем, что мне это все очень нравилось. Правда, втайне была обрадована, что здесь нет барона Колдуэлла и его жены. Думаю, что смогла бы вынести мысли о Томасе и о том, что сейчас была бы уже замужем за ним, если бы узнала об исключении из обета намного раньше.

Слуги убрали остатки еды, заиграли музыканты, и я немного расслабилась. Перед началом танцев мне оставалось только побороть нервное покалывание внутри. Сэр Коллин и сэр Беннет оспаривали меня друг у друга в каждом танце. Вначале все это было добродушно, но позже я начала ощущать растущее напряжение между ними. Они кружили меня и заставляли смеяться, и я сказала себе, что не стану разочаровываться тем, что сэр Деррик не пригласил меня ни на один танец. Но внутри теплилась надежда, что он все-таки иногда будет смотреть на меня, увидит, что я счастлива с двумя другими мужчинами, и это заставит его ревновать, пусть даже слегка.

— Могу я потанцевать с королевой зала? — Герцог улыбнулся мне поверх плеча сэра Коллина, которое, к счастью, уже зажило, оставалось только вовремя менять повязку.

— Только один танец, ваша светлость. — Сэр Коллин, подмигнув, отпустил меня. — Я не могу дольше находиться вдали от леди Розмари.

Герцог занял его место, возвышаясь надо мной, и ласково посмотрел на меня сверху вниз:

— Похоже, ты сегодня прекрасно проводишь время, — сказал он, когда музыканты заиграли новую мелодию.

— Чудесно! — Я улыбнулась ему. — Я вас благодарю за то, что вы предоставили мне испытать такие чувства, хотя бы раз в жизни. Я всегда буду помнить эту ночь.

Герцог наморщил лоб:

— Значит, тебе не нравится ни один из трех рыцарей? Я был уверен, что ты уже привязалась хотя бы к одному из них.

— О да, мне они все очень нравятся. — Он изучал мое лицо, пока мы танцевали. — Они все очень добрые и милые, — заверила я его.

— Но ни один из них не пробуждает в тебе более глубоких чувств и интереса?

Я колебалась с ответом, желая быть честной с ним. Начала ли я испытывать что-то особенное к кому-то из мужчин? Я прислушалась к своим спутанным мыслям о том моменте, когда мы вернулись из города с сэром

Дерриком и стояли в сторожке у ворот, о том растущем желании быть с ним дольше и узнать лучше. Тоска была острой и да, она отличалась от всего, что я чувствовала до сих пор, когда была с сэром Колином и сэром Беннетом. Я

не смогла удержаться, чтобы не посмотреть на сэра Деррика. Герцог проследил за моим взглядом:

— А, понятно. — Слова герцога вернули меня в зал. — Тебя интересует сэр Деррик. — Он сказал это так просто, что и мне это стало очевидным.

Тем не менее, я решила, что отрицание поможет мне:

— О нет, ваша светлость. Он не интересуется мной. Он даже не подарил мне подарков, как другие.

— Может быть, его возможности несколько другие.

— Он еще не устроил для меня особого дня.

— Он сказал мне, что работает над этим.

Я покачала головой, все больше злясь на себя. Почему внимания двух других рыцарей мне недостаточно?

— Я не должна была жаловаться, — сказала я, заставляя себя улыбнуться.

— Меня вполне устраивают сэр Коллин и сэр Беннет. Они оба замечательные люди.

— Но… — Герцог впился в меня взглядом, требуя честности.

Я вздохнула:

— Но я не понимаю, почему сэр Деррик не ищет моего внимания, как другие. Возможно, я ему не нравлюсь.

Герцог улыбнулся:

— Зная сэра Деррика, я не сомневаюсь, что ты ему нравишься. Ему просто надо немного больше уверенности в том, что ты действительно хочешь провести с ним время.

Внезапно я поняла, что не просто хочу его общества, а жажду его, больше, чем остальных. Но я не смогла признаться в этом герцогу.

Музыка начала замедляться, заканчивая танец.

— Сообщить сэру Деррику о твоем желании потанцевать с ним?

Вопрос герцога вызвал у меня приступ паники:

— Ваша светлость, я не могу.

— Наберитесь смелости, леди Розмари, — мягко увещевал мой мудрый друг. — Я буду корректен, сообщая ему о твоем желании.

Он не дал мне возможности протестовать дальше, и подошел к главному столу. Сэр Коллин мгновенно оказался рядом со мной, приглашая на следующий танец. Сэр Беннет опоздал только на мгновение.

— Вы в последний раз танцевали с леди Розмари, — сухо произнес темноволосый рыцарь позади сэра Коллина, его голубые глаза блестели от едва скрываемого гнева. — Теперь моя очередь.

Пальцы сэра Коллина на моей талии сжались, и его улыбка стала натянутой:

— Вы ошибаетесь, друг мой. Леди Розмари ждала, чтобы снова потанцевать со мной, не так ли, миледи?

Я не могла ничего ответить. Внутри все сжалось, руки стали влажными. Все мое внимание было приковано к герцогу, приближающемуся к сэру Деррику. Он извинился перед двумя мужчинами, разговаривающими с ним, прошептал что-то на ухо сэру Деррику и отступил назад, скрестив руки на груди и удовлетворенно улыбаясь. Сэр Деррик медленно повернулся и посмотрел на меня. Его пристальный взгляд пролетел через расстояние,

разделявшее нас, впился в меня и сбил мое дыхание. Он приподнял бровь, словно сомневаясь в правдивости слов герцога. Я быстро опустила глаза и притворилась, что слушаю сэра Коллина. Но сэр Коллин замолчал. Брови сэра Беннета сошлись на переносице. Сначала я подумала, что они поняли, о чем герцог говорил с сэром Дерриком, но потом поняла, что им не до этого, они слишком заняты друг другом, чтобы замечать что-либо еще.

Заиграла музыка для следующего танца, на этот раз для медленного. Я

улыбнулась сэру Коллину и сэру Беннету так лучезарно, как только могла:

— У нас будет еще много танцев.

Но ни один из них не ответил на мою улыбку. Их обычное легкомыслие рассеялось. И вместо этого их лица стали натянутыми, а тела напряженными.

— Вы несправедливы, — процедил сквозь зубы сэр Беннет.

— Ты не хуже меня знаешь, что в состязании может быть только один победитель, — беспечно ответил сэр Коллин, хотя глаза его были тверды.

Сэр Беннет шагнул к сэру Коллину и положил руку ему на плечо, раненое плечо. Сэр Коллин поморщился, но толкнул сэра Беннета в грудь.

Сэр Беннет успел в ответ сжать плечо сэра Коллина, и в его глазах стояло предупреждение:

— Играй по правилам.

Хватка сэра Коллина на моей талии не ослабла:

— Я и не знал, что у нас есть правила.

С этими словами он улыбнулся и хотел отвернуться от сэра Беннета, но столкнулся с сэром Дерриком. Сэр Деррик проигнорировал их и вопросительно посмотрел на меня, как будто ждал подтверждения слов герцога. Чтобы я чувствовала себя непринужденно, двум другим рыцарям необходимо было польстить мне. Но он был другим, каким-то более смелым и в то же время требовал смелости от меня. Мое сердце спотыкалось, как неуклюжий танцор. Я не знала, что сказать, особенно в присутствии других мужчин. Я могла только робко улыбнуться сэру Деррику и надеяться, что он все прочел в моих глазах. Словно поняв, чего я хочу от него, он виновато кивнул сэру Коллину:

— Надеюсь, вы простите меня за вмешательство, друг мой. Но я не мог пропустить этот вечер, не пригласив леди Розмари хотя бы на один танец.

Сэр Коллин коротко рассмеялся и кивнул в сторону сэра Беннета:

— Я предлагаю встать в очередь.

Он хотел было отодвинуть их обоих, но мощная рука сэра Деррика остановила его. Сталь в его глазах внезапно стала холодной:

— Почему бы нам не предоставить леди Розмари самой выбирать, с кем из нас троих она хочет танцевать сейчас?

Я почувствовала, как сэр Коллин напрягся. Мне, конечно, не хотелось ранить их чувства, но я не знала, как можно было выбрать одного из них, не усугубляя ситуацию.

— Если она выберет вас, — продолжал сэр Деррик, — мы с Беннетом откланяемся и не будем возражать до конца бала.

Неужели сэр Деррик так легко откажется от меня? Я уловила в его глазах насмешливый блеск, как будто он знал, что я выберу его. Эта самоуверенность разозлила меня. Первой мыслью было повернуться к нему спиной и протянуть руку сэру Беннету. Судя по тому, как молодой рыцарь смотрел на мои губы во время пары танцев, он должен был украсть у меня поцелуй уже сегодня. Может быть, я позволю ему сделать это в тот момент, когда сэр Деррик сможет видеть нас. Но как только все это промелькнуло у меня в голове, я мысленно отчитала себя. Я не собиралась отдавать свой первый поцелуй назло. Но я докажу сэру Деррику, что не тоскую по нему.

Я отступила на шаг от сэра Коллина и вздернула подбородок:

— Очень хорошо. Следующий танец я отдам сэру Деррику. Это его награда, так как он, наконец, набрался смелости пригласить меня.

Я уже однажды усомнилась в его храбрости и заслужила осуждение.

Поэтому я не удивилась, когда его глаза сузились, а ноздри раздулись. Он прошел мимо сэра Коллина и встал передо мной. И не дожидаясь моего разрешения, положил руки мне на талию, как того требовал танец. Я втянула воздух от этого прикосновения, от силы его пальцев, от близости тела.

Потом, собравшись, положила руки ему на плечи, всем сердцем надеясь, чтобы он не почувствовал, как они дрожат.

Несколько минут мы молча и механически танцевали, смешиваясь с другими парами. Он держался на приличном расстоянии от меня, но я чувствовала пылающий след от его руки на моей талии. Часть меня прошептала, что я должна извиниться за оскорбление. Но я никак не могла найти нужных слов, а даже если бы и нашла, не была уверена, что смогу выдавить их из-за тесного лифа платья и тяжелого ожерелья с драгоценными камнями.

— Вы хорошо танцуете для своего первого бала. — Наконец, нарушил он молчание.

— Благодарю вас, сэр. Вы тоже неплохой танцор.

Слова были такими же церемонными, как и наши движения. Мы напоминали марионеток, которых держит кукловод. Я хотела танцевать с ним, быть рядом. А теперь я испортила этот момент своей глупой гордостью.

Я изо всех сил пыталась найти способ добиться согласия между нами.

Его теплое дыхание ласкало мой лоб:

— Миледи, — начал он мягким, почти извиняющимся голосом.

Я не удержалась и посмотрела ему в глаза. Свет свечей, мерцавший в настенных канделябрах, тепло отражался в них. Я увидела, что он благородно прилагает усилия к перемирию. Облегчение прошло через меня, и я расслабилась.

— Я рад, что вы выбрали меня, — признался он почти шепотом.

Его взгляд ускользнул на мгновение, но после глубокого вздоха, он сделал еще одно признание:

— Не знаю, сколько еще я мог бы сдерживаться.

Мое сердце заколотилось:

— Не знала, что вы меня заметили.

— Как я мог вас не заметить? — Удивился он, сказав это низким голосом, сокровенный нотки которого прошлись по моим нервам.

Мне пришлось потрудиться, чтобы успокоить стук своего сердца, прежде чем я смогла ответить:

— Я знаю, что дело не в смелости, сэр, — сказал я, извиняясь. — Но если вас удерживал не страх, тогда что?

Он долго молчал. Посмотрел на других танцоров:

— Я не могу по праву добиваться вашего внимания, миледи, особенно когда оно не мое.

— Почему?

Сожаление читалось в его глазах, сожаление, которое никак не могло облегчить мое внутреннее волнение:

— Я уже решил, что не стану мешать своим друзьям завоевывать ваше сердце.

Мы несколько мгновений молча скользили в такт музыке. Но в голове роились вопросы. Почему у него возникло такое желание? Почему он так легко уступает им?

— Не понимаю. — Я изо всех сил старалась не выдать своего отчаяния. –

Почему вы не хотите участвовать в затеи своего хозяина? Я вас чем-то обидела? Вы нашли меня нежеланной?

— Нет, миледи, — быстро ответил он резким шепотом. — Умоляю вас, не думайте, что с вами что-то не так. — Он сильнее сжал мою талию и притянул немного ближе, так что я почти могла слышать биение его сердца. — Чем больше я узнаю вас, тем больше восхищаюсь вами. — Сорвалось с его губ еще одно признание.

— Мне еще многому предстоит научиться.

— Да. Нам всем предстоит, — сказал он, замедляясь. — Но я не могу упрекать вас, хотя и пытался.

— Тогда что? — Спросила я слишком быстро. — Что мешает вам претендовать на мое сердце?

— Я сам. — Мускулы его челюсти напряглись. — Я бедный безземельный рыцарь, которому нечего предложить. У меня нет ни богатства, ни власти, ни влияния… — Его голос упал так, что мне пришлось затаить дыхание, чтобы слышать его. — У меня нет ни громкой фамилии, ни семейной чести.

Его последние слова были произнесены с такой ненавистью, что я поняла, что бесполезно спорить. Я сжала его напряженную руку:

— Возможно, мне ничего этого не нужно.

Он покачал головой, и по твердости в его глазах я поняла, что он уже принял решение:

— Мои друзья — хорошие люди. Лучшие во всей стране. И они заслуживают вас гораздо больше, чем я.

Слушая это, я чувствовала взгляд сэра Коллина, наблюдавшего за мной с бокового столика, где он стоял, потягивая эль с герцогом. С

противоположной стороны комнаты меня жег взгляд сэра Беннета, куда он отошел полюбоваться произведениями искусства замка, которые я попросила выставить для этого вечера. Они оба были прекрасными людьми. Я бы очень хотела влюбиться в любого из них. Но обладали ли они теми качествами, которые должны были быть в моем муже? Я не была точно уверена, что это за качества, но я поняла, что жажду более глубокого понимания, более честных отношений и большей страсти.

Такого я не испытывала… разве что с Дерриком.

Я опустила взгляд на грудь Деррика, чтобы он не прочитал правду в моих глазах и тем самым не отпугнуть его еще больше. Что я могла сделать, чтобы заставить его передумать, особенно когда он уже принял решение не ухаживать за мной? Может мне самой проявить инициативу? Но как?

Внезапный крик взорвал воздух. Музыка замолкла, и какая-то женщины обезумевшим голосом закричала:

— Мой муж! Его отравили!

Глава 14

Я присел на корточки рядом с распростертым на полу мужчиной.

Вокруг его рта выступило темное пятно, глаза закатились, и каждый вдох давался с трудом. Женщина, стоявшая на коленях рядом с ним, плакала, ее всхлипы смешивались с охами и тревожным бормотанием других гостей.

Леди Розмари опустилась на колени рядом со мной, но я перехватил взгляд герцога на старшего рыцаря. Он без слов понял его и отвел Розмари на безопасное расстояние. Я начал расстегивать мантию и рубашку дворянина, пытаясь облегчить ему дыхание.

— Скажи повару, пусть принесет мне отвар черного морозника, чтобы очистить желудок этого человека, — крикнул я ближайшему слуге, который тут же побежал выполнять мою просьбу.

— Его можно спасти? — Спросил сэр Беннет, опускаясь на одно колено.

На лице застыло беспокойство.

— Это зависит от того, сколько яда он выпил и как быстро он просочится в кровь.

Я начал закатывать рукав рубашки мужчины, понимая, что мне придется делать кровопускание самому, потому что врач прибудет не скоро.

Я уже делал это на поле боя, и это не пугало меня.

— Мы уже знаем, где был яд?

Сэр Беннет кивнул в сторону серебряного кубка, стоявшего на полу в окружении лужи эля странного цвета.

— Эль был отравлен? — Я оглядел многочисленные кружки с элем в руках гостей.

Меня охватил холодный страх. Сколько еще людей пострадает?

— Уберите эль, — приказал я слуге, стоявшему рядом. — Вылейте все до последней капли в ров.

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — серьезно сказал сэр

Беннет. — Думаю, что больше никто не пострадает.

Но гости с беспокойством на лице уже отставили свои кубки.

Сэр Беннет заглянул в кубок с пряной жидкостью и круговыми движениями помешал ее. Он поднял глаза, которые стали такими же темными и мутными, как эль:

— Я уже отпил из этого кубка, — сказал он низким, глухим голосом.

— Тебе плохо? — Я всмотрелся в своего друга, проверяя, нет ли признаков отравления.

— Я в полном порядке. — Сэр Беннет посмотрел на пролитый эль. — Но это я должен был лежать на полу у порога смерти.

— Никто не должен.

Мой острый взгляд проник в толпу, выискивая еще пострадавших.

— Да, — настаивал сэр Беннет. — Яд предназначался мне.

— Почему ты в этом так уверен?

Сэр Беннет снова перевел взгляд с одного бокала на другой и остановился на луже:

— Этот был мой. — У его кубка была специальная окантовка из маленьких драгоценных камней вокруг основания, как и у всех кубков гостей, сидевших за главным столом, отличавшая их от остальных пировавших.

Мой пульс замедлился, когда я понял смысл его слов.

— Я смотрел картины с бароном Йорком. Мы вместе поставили бокалы на стол, а когда вернулись, я, должно быть, схватил не тот. Мы разговаривали, и никто из нас не обратил на это внимания.

— Значит, кто-то подсыпал яд тебе в чашку, пока ты стоял к нему спиной?

Обычно румяный сэр Беннет побледнел:

— Похоже, кто-то намеревался убить меня.

Мои нервы натянулись, все чувства обострились. Если кто-то намеревался убить сэра Беннета, то этот человек, скорее всего, все еще в зале. Кто-то из слуг? Недовольный дворянин? Враг, замаскированный под друга?

Мой разум быстро оценивал ситуацию. У кого был мотив убить

Беннета? Внезапная тревожная мысль ворвалась в меня. Возможно ли, что кто-то хотел убить нас троих, чтобы у леди Розмари не было выбора, кроме как уйти в монастырь? Я взглянул на главный стол, за которым аббат просидел весь вечер, не вставая со стула. Даже сейчас, несмотря на всю эту суматоху, аббат оставался на своем месте. Лоб его был наморщен от беспокойства, и он отодвинул свой кубок с элем, очевидно, больше не желая пить его. Я сел на пятки и оглядел комнату в поисках преступника. Но мой взгляд упорно возвращался на лысую голову аббата. С самого начала я чувствовал, что аббат сдержанно отнесся к нашему прибытию. Но не мог же он быть настолько категоричен против женитьбы леди Розмари, чтобы прибегнуть к убийству. Это нелепо. Конечно, соблюдение Древнего обета было важно. И конечно, стать монахиней было священным и благородным служением Богу. Но, конечно же, аббат не мог отказать леди Розмари в возможности проверить, действительно ли это Божья воля или нет. Если только он не добьется чего-то большего, отправив ее в монастырь. Я покачал головой. Нельзя было позволять себе думать, что аббат каким-то образом связан с покушением на убийство. Как рыцарь, я обязан верить в лучшее в человеке, пока не доказано обратное.

Я позволила нежным рукам аббата пригладить мои волосы. Но ни этот успокаивающий жест, ни прохладный ночной воздух, ни восхитительный аромат роз не смогли унять мое взволнованное сердце.

— Простите, дитя мое, — повторил аббат в который раз с тех пор, как я преклонила перед ним колени в саду.

В замок прибыл врач, и рыцари помогли перенести отравленного в его комнату. Но никто не надеялся, что барон Йорк переживет эту ночь.

Остальные гости стали расходиться по своим комнатам, а я побежала в сад за утешением. Аббат Фрэнсис Майкл был так добр, что последовал за мной, но я не была уверена, что хоть что-нибудь, даже его размышления о жизни и смерти, сможет смягчить боль от осознания того, что в моем доме умирает человек… из-за меня — я подслушала признание сэра Беннета, что он случайно взял не тот кубок, что яд предназначался ему. Если бы я не согласилась устроить бал. Если бы я только отказалась от гостей. Если бы я вообще отказалась от планов герцога… тогда сейчас тот дворянин не лежал бы на кровати в агонии и не задыхался.

— Вот ты где, дорогая, — раздался позади меня голос герцога. –

Мерцание факелов осветило уголок сада. — Я искал вас повсюду и уже начал беспокоиться, что кто-то похитил вас.

В присутствии герцога я подняла голову и расправила плечи, пытаясь держать себя в руках:

— Как барон Йорк? — Спросила я, и увидела позади него трех рыцарей с шерифом и приставом.

— Он еще жив. — Герцог придвинулся ближе, и в свете факела мое красное платье замерцало, словно танцующее пламя.

Я вдохнула ночной воздух, молясь, как и весь последний час, чтобы

Бог сохранил жизнь этому человеку:

— Нашлись какие-нибудь зацепки, того кто ответственен за эти попытки убийства?

Мой взгляд скользнул по сэру Беннету с его темной, точеной красотой и сэру Коллину с его беззаботной, ветреной привлекательностью. Их лица были жесткими, все следы обычной нежности и шутливости исчезли. Я была уверена, что они оба, как и я, думали о том, как близки они были к смерти. И

хотя, конечно же, я не хотела смерти барону Йорку, я была бы безутешна, если бы убийца попал в цель, убив одного из рыцарей. Я знала их всего две недели, но этого было достаточно, чтобы я хотела заботиться о них. Может, я и не влюбилась в них, но мне была невыносима мысль о том, что кто-то из них может умереть.

Сэр Деррик вышел из тени, и мое внимание метнулось к нему, как мотылек к свету. Мой пульс остановился. Что, если убийца снова нанесет удар? Следующей целью станет сэр Деррик? От этой мысли мое сердце пронзило болью.

— Мы уже обыскали кухню, — сказал шериф, делая шаг вперед. — Но сегодня я собираюсь обыскать все комнаты для гостей.

— Неужели вы подозреваете кого-то из них?

— Я не исключаю никаких вариантов. — Шериф, прищурившись, посмотрел на сэра Деррика.

— Тогда, пока мы не найдем убийцу, — сказала я, — думаю, нам следует отменить праздник.

— Но у нас мало времени, — сказал герцог. — У нас осталось всего две недели до твоего восемнадцатилетия.

В темноте сада, под звездным небом, я взглянула на аббата. Я ожидала, что он с готовностью согласится со мной отменить мероприятия. Но вместо этого, он покачал головой:

— Может, я и не согласен с мирским характером этого дела, но теперь, когда вы уже почти в середине месяца, я не хочу вас останавливать. Если по какой-то случайности любовь уже расцвела внутри вас, я не хочу быть тем, кто сорвет цветок.

Хватит ли еще двух недель? Мысль о том, что осталось так мало времени, приводила в уныние.

— Я не хочу, чтобы вы обижались на меня всю оставшуюся жизнь, –

продолжал он, — за то, что я помешал вам хотя бы увидеть, что может случиться.

Если бы я остановилась сейчас, я бы всегда задавалась вопросом, что могло бы быть.

Мое внимание переключилось на Деррика. Лицо его было напряжённым, выражение непроницаемым. Если быть до конца честной, я знала, что не хотела останавливаться. Ещё рано. До тех пор, пока у меня не появится возможность понять странные чувства, которые я испытывала в последнее время.

— А как же безопасность рыцарей и моих гостей? Что, если убийца ударит снова? Что если в следующий раз ему это удастся?

Аббат посмотрел на молодых рыцарей, нахмурив брови:

— Эти люди — три самых сильных и доблестных рыцаря в стране, и теперь, когда угроза известна, они смогут защитить себя.

— А как же мои гости?

— Мы выставим дополнительную охрану, — предложил герцог. — А до конца праздника будем проявлять особую осторожность и бдительность, особенно в отношении леди Розмари.

Мне хотелось возразить обоим. Если убийца ударил дважды с такой легкостью, что помешает ему сделать это снова? В мерцающем свете факелов я встретилась взглядом с сэром Дерриком. Я пыталась распознать спрятанные в глубине его глаз чувства, удивляясь тому, что нуждалась именное в его совете. Я могла рассчитывать на то, что он будет честен со мной. Он говорил то, что думал, не пытаясь льстить мне. И я ценила это.

«Как вы думаете, что мне делать?»

Словно услышав мой немой вопрос, он вздернул подбородок, жесткое выражение его лица призывало меня быть храброй и встретить опасность лицом к лицу.

— Хорошо, — медленно сказал я. — Мы продолжим.

Я буду молиться, чтобы у меня хватило мужества идти выбранным путем, несмотря на нависшую над нами угрозу. И я буду молиться, чтобы каким-то образом убедить сэра Деррика бороться за мое сердце.

Глава 15

— Все три рыцаря невероятно красивы, — сказала одна из молодых леди рядом со мной.

Кружок из знатных дам, в центре которого я сидела в своем большом кресле, расположился в тени великолепного шатра, стоявшего на краю поля, для наблюдения за рыцарским турниром. Все были одеты в свои самые красивые платья, в головных уборах — развевающиеся вуали.

— Вам так повезло, что их внимание направлено на вас, миледи, — снова заговорила молодая женщина, глядя на огороженную площадку, где рыцари готовились к первому поединку.

Большинство молодых аристократок были замужем, но и несколько незамужних девушек пришли на праздник вместе с родителями. Я

зачарованно наблюдала за происходящим. После смерти моих родителей я не присутствовала ни на одном рыцарском турнире. Но даже если это событие было более важным, чем те, что я помнила, я знала, чего от меня ждут сегодня. Как королева турнира, я должна была оказать свою милость одному из рыцарей. Я хотела быть справедливой ко всем троим своим поклонникам, и уже решила вознаградить рыцаря, который носил герб с красным драконом.

Я должна поблагодарить его за спасение преступников в тот день на рынке.

Он заслужил это, и мои горожане будут ожидать того же.

Поближе познакомившись с тремя мужчинами, я начала подозревать, что рыцарь красного дракона и сэр Деррик — одно и то же лицо. Сегодня я узнаю наверняка.

Несколько одиноких женщин вокруг меня хихикали и строили глазки участникам турнира, которые начали собираться перед нами. На своих фыркающих скакунах и в сверкающих доспехах они действительно представляли собой великолепное зрелище. Но я не увидела огнедышащего дракона среди гербов дворян, участвующих в турнире. Может быть, часть меня надеялась, что, наградив сэра Деррика своей благосклонностью, он передумает и все-таки попытается побороться за меня. А что, если он не захочет? Как я могла заинтересовать его соперничать с сэром Колином и сэром Беннетом?

Глубоко вздохнув, я повернулась к ближайшей ко мне даме. Боясь потерять самообладание, я поспешила выдавить из себя вопрос:

— Что надо делать, если хочется показать мужчине, что он тебе интересен?

Дамы вокруг меня захихикали. Меня опалило жаром, и я пожалела о поспешно заданном вопросе.

— О, это легко, миледи, — сказала одна из замужних дам.

Но не для меня. Но я сдержалась и не высказала это вслух.

— Надо часто улыбаться ему, — сказала одна хорошенькая молодая женщина.

— И задавать вопросы о нем, — добавила другая.

— Хвалить его за смелые поступки.

— Если возможно, чаще разговаривать с ним.

— Садиться рядом с ним.

— Всегда смеяться над его шутками.

Ответы ошеломили меня. Как я смогу проделать все это, особенно с сэром Дерриком? Но разве у меня был выбор? Вчера на танцах он ясно дал понять, что не станет ухаживать за мной, даже если захочет. Он отступил, чтобы позволить своим благородным друзьям завоевать мое сердце.

Я тихо вздохнула. Почему из всех троих рыцарей меня больше всего тянуло к тому, кто хотел меня меньше всего? Почему мое сердце не реагировало на сэра Коллина или сэра Беннета с той же силой, что и на сэра

Деррика? Я проводила с ним меньше всего времени, и все же больше думала о нем.

Дамы внезапно замолчали. При виде герцога в блестящих полированных доспехах, приближающегося в сопровождении трех рыцарей,

мое тело напряглось в ожидании. Звук труб ознаменовал их появление. Они гордо направились в мою сторону, и другие рыцари, уже выстроившиеся в ряд, расступились, пропуская их. Когда они предстали передо мной на своих боевых конях, мое сердце заколотилось в два раза быстрее.

— Леди Розмари, — приветствовал меня герцог, когда стихли трубы.

Шлем он держал под мышкой. — Мы готовы к началу турнира.

Солнечный свет лился на благородных рыцарей, облаченных в свои лучшие доспехи, со скрытыми под шлемами лицами. А я не могла оторвать взгляд от того, на ком была эмблема красного дракона. По тому, как гордо и самоуверенно держался рыцарь на своем коне, я поняла, что это сэр Деррик.

— Прежде чем вы начнете турнир… — Я встала и произнесла слова, которые от меня ждали. — Я хотела бы оказать услугу одному из рыцарей.

— Хотите, чтобы мужчины сняли шлемы, леди Розмари? — спросил герцог.

Я покачала головой:

— В этом нет необходимости, ваша светлость.

Его брови изогнулись. Он был прав, предполагая, что я не знаю точно, кто есть, кто. Но сейчас для меня это не имело значения.

На противоположной стороне, кто, садясь на импровизированные заграждения, кто, усаживаясь на скамейки, собирались горожане, которые не были помещены в карантин и не умирали от внезапной вспышки болезни.

Они уже перешептывались, явно узнавая эмблему красного дракона.

Почитание носителя этой эмблемы будет означать, что я вознагражу доброту и храбрость и не потерплю пыток.

Я сняла с шеи тонкий шарф, и шелк затрепетал на легком летнем ветру.

Он был бледно-голубого цвета, в тон платью, которое я надела, и соответствовал безоблачному голубому небу над нами сегодня.

— Желаю вам всем здоровья и удачи. — Я взглянула на каждого, включая других дворян, собравшихся для участия в рыцарском турнире. — Я

молюсь, чтобы победил сильнейший. — И только теперь мой взгляд упал на рыцаря с красным драконом. — Но хотя я и желаю вам всем успеха, я вынуждена даровать особое благословение только одному.

Толпа притихла.

Я указала шарфом на сэра Деррика, или, по крайней мере, как я думала на него:

— Сэр, это вам.

Рыцарь красного дракона поклонился, и горожане разразились аплодисментами. Он пришпорил коня и подъехал к шатру, под навесом которого я стояла. Мне пришлось наклониться, чтобы передать ему шарф, и в этот момент через прорезь шлема я встретилась с серыми глазами. Это действительно был сэр Деррик. Яркий блеск его глаза проник сквозь меня и осветил лучиком надежды мое сердце. Он потянулся за шарфом, но мгновение я удерживала его, внезапно почувствовав необходимость сделать что-то большее, что дало бы ему понять, что моя благосклонность намного глубже, чем просто благодарность за его смелый поступок с преступниками на рынке. Советы женщин пронеслись у меня в голове. Сейчас не время и не место начинать с ним разговор или задавать вопросы. Но ведь я могу улыбнуться ему, правда? И сделать комплимент.

— Я желаю вам удачи сегодня, — прошептала я, одарив его, как я надеялась, своей самой красивой улыбкой. — Уверена, вы будете великолепны.

Я отпустила шарф, но он не сдвинулся с места, а напротив –

наклонился ближе:

— А когда я выиграю турнир, миледи, что вы мне подарите?

— Что сделает вас счастливым, сэр? — Я повторила слова, которые сказала ему в тот день в городе, когда он помогал мне с едой и лекарствами для бедных.

Он улыбнулся одними уголками рта, давая понять, что помнит этот вопрос:

— Я подумаю об этом.

— Тогда я буду с нетерпением ждать вашего ответа.

Его взгляд упал на мои губы, глаза потемнели:

— Возможно, уже в конце дня я потребую свою награду.

Мое сердце неожиданно екнуло. Я не знала, что и думать, кроме того, что он может потребовать от меняпоцелуя.

Он попятился. Я не могла позволить ему уехать, не побуждая для дальнейшего:

— Если вы захотите предъявить права, сэр, то убедитесь, что победили.

Вокруг его глаз собрались морщинки, и в них заплясало веселье.

Больше он ничего не сказал. Но поднял мой шарф высоко над головой перед горожанами, заработав еще больше одобряющих криков и свиста.

Остаток дня я пребывала в приподнятом настроении. И обнаружила, что наслаждаюсь обществом других дам, хоть их шутки были несмешными и говорили они о вещах, которые не интересовали меня. День клонился к вечеру, и слуги принесли мне известие, что отравленный вельможа жив и выздоравливает, и это подняло мне настроение еще больше.

Рыцари по очереди атаковали друг друга, постепенно сокращая количество участников. Конечно, три благородных рыцаря были среди тех, кто прошел финальные раунды. И все же я испытала немалое облегчение, когда сэр Коллин и сэр Беннет наконец были побеждены, а сэр Деррик вышел в последний бой с одним из дворян. Иначе, как бы я выбирала за кого болеть, не вызывая между ними еще большей напряженности? Мне неизбежно придется особо отменить одного из них, уделяя ему больше внимания. Если у меня есть хоть какой-то шанс выйти замуж меньше чем через две недели, я не должна медлить с принятием решения. А это означало сокращение кандидатов до одного. Будет ли это сэр Деррик? Даже если он этого не хочет?

За день я узнала, что сэр Деррик, по-видимому, уже обрел особую репутацию в стране за свои успехи в турнирах. Тем не менее, я не смогла скрыть своего волнения, когда он занял место в конце длинного прохода и переложил копье в руку для атаки. Герольд закончил рассказ об их великих деяниях и протрубил в трубу. Громкий рев подтолкнул меня к краю стула, и я вцепилась в подлокотники так, что побелели костяшки пальцев. Сэр Деррик вонзил шпоры в боевого коня и рванулся вперед. Пыль клубилась вокруг грохочущих копыт лошади. Он набрал скорость, нацелив копье на щит противника. Другой рыцарь сделал то же самое, и они галопом помчались навстречу друг другу. Мой страх усилился, и стал почти таким же осязаемым, как запах лошадиного пота. Сэр Деррик ехал прямо и ровно, прикрепленный к шлему мой шарф скользил по ветру. Рука не дрогнула. Его копье было твердым. Сила его тела напоминала силу зверя. Тем не менее, мне пришлось приложить усилия, чтобы не закрыть глаза в момент столкновения. Их копья с оглушительным грохотом ударились о щиты друг друга. Удар потряс их обоих, и сэр Деррик с трудом удержался на лошади, обхватив ее бедрами и вовремя выпрямившись. Но его противнику повезло меньше. Он покачнулся, а затем соскользнул на землю с глухим стуком и больше не шевелился. Я вздохнула с бóльшим облегчением, чем ожидала от себя.

Толпа разразилась дикими криками восторга. Сэр Деррик стал их любимцем, так же, как и моим, хотя я очень старалась подбодрить всех рыцарей одинаково. Дойдя до конца прохода, он натянул поводья и обернулся. Увидев, что его противник неподвижно лежит на земле, сэр

Деррик вернулся, соскочил с коня, на ходу срывая шлем, бросился на землю рядом с рыцарем. К тому времени, как оруженосцы добежали до своего хозяина, он уже освободил его от шлема. Я наблюдала за ними, и каждый мой вздох был напряжен от беспокойства. Понятно, что рыцарские турниры пронизаны опасностями и травмами, и я была благодарна, что до сих пор день прошел без происшествий, кроме обычных царапин и синяков, и никто не пострадал. После нескольких напряженных мгновений рыцарь, наконец, поднял руку, позволяя сэру Деррику помочь ему сесть. Он обнял рыцаря за талию и помог ему подняться.

— Похоже, сэр Деррик победил, — сказала одна из молодых леди, сидевших рядом.

— Почему меня это не удивляет? — засмеялась другая женщина.

— Что вы будете делать с ним, леди Розмари?

Вопросы и болтовня текли вокруг меня, а в памяти всплыло обещание о награде, вызывая горячую волну внутри. Что он от меня потребует? Я не смела думать о поцелуе. А если потребует? Позволю ли я?

Я вздрогнула, но не от холода.

— Думаю, ему понадобится полный кошелек серебра, — сказала одна из дам. — В конце концов, у него ничего нет, и даже нет перспективы получить что-то, если только герцог или король не вознаградят его за службу.

— У него нет родовых поместий, ожидающих его возвращения?

Я не смогла удержаться от вопроса, но тут же пожалела о нем. Нельзя было узнавать о сэре Деррике то, что он сам не хотел говорить мне.

Да, я помнила его слова о том, что у него нет ни богатства, ни семейной чести, но я не думала, что это означает, что он безземелен.

— Я не знаю всего прошлого сэра Деррика, — сказала женщина рядом со мной. — Но ходят слухи, что его отец когда-то правил землями далеко на севере. Когда сэр Деррик был еще мальчиком, замок его отца был атакован другим лордом, который убил всю его семью. Если бы не нянька, сбежавшая с сэром Дерриком, его бы тоже убили.

— О Боже, — прошептала я, с ужасом думая о боли, которую он испытал, потеряв всю свою семью таким жестоким образом.

Я провожала его взглядом, пока он помогал раненому дворянину добраться до палатки. Даже когда через несколько минут среди диких криков толпы он вернулся на площадку, странная боль продолжала сжимать мое сердца и не отпускала.

Сэр Коллин и сэр Беннет окружили сэра Деррика вместе с его оруженосцами, похлопывая по спине и поздравляя с успехом. Они подвели его к моей палатке. Волосы сэра Деррика слиплись, лоб был исцарапан несколькими порезами, а щеки покрыты пылью. При виде этих сияющих победой глаз, широкой и гордой улыбки, мой пульс забился с бешеной скоростью.

— Леди Розмари, — произнес он, галантно кланяясь. — Как победитель этого турнира, я посвящаю свои победы вам.

Я с улыбкой поднялась. Слуга протянул мне красную бархатную подушку с лавровым венком. Я подняла его нам сэром Дерриком:

— Сэр, я принимаю ваше посвящение и взамен дарую вам этот венец.

Вы храбро сражались, и мы чтим вас.

Мне пришлось перегнуться через край галереи, чтобы возложить венок на его склоненную голову. Когда он выпрямился, я поймала на себе его дерзкий взгляд, напомнивший мне, что я должна ему гораздо больше, чем зеленый венок.

Глава 16

Я приблизилась к главному столу и положила руку на плечо герцога.

Теплый летний ветерок дразнил мои волосы, которые Труди уложила в длинные, свисающие локоны. Мои шаги были легки, и сердце пело в такт лютням, на которых играли менестрели.

При моем приближении гости поднялись из-за столов, расставленных полукругом перед сценой, чтобы каждый мог насладиться игрой актеров под открытым небом после праздника. Поднимаясь по ступенькам на возвышение, где сидели почетные гости, я чувствовала на себе взгляд

Деррика с конца главного стола. На самом деле, он наблюдал за мной с того момента, как я пересекла поле и направилась сюда. Я не осмеливалась взглянуть на него, боясь, что он увидит предвкушение, которое росло во мне все то время, пока Труди и другие слуги купали и одевали меня, избавляя от пыли турнира.

Дразнящий запах жареного кабана, поворачивающегося на вертелах над ямами с кострами, стоял над площадкой. Праздник на открытом воздухе около места турнира — дополнительная работа для моего кухонного персонала, но я надеялась, что остатки еды будет легче распределить между горожанами, которые сидели на одеялах поблизости и слуги тоже смогут насладиться празднеством и игрой.

У края стола, я оказалась настолько близко к Деррику, что уловила запах его чистого тела после купания. Как и другие рыцари, он избавился от доспехов и грязи дня и теперь был одет в праздничный наряд. Я мельком посмотрела на него и задрожала под его пристальным взглядом, когда проходила мимо. Мимолетный взгляд — и я погибла. Он открыто смотрел на меня, но в его позе была невозмутимость, которая заставила меня задуматься.

Он снова оказался дальше всех от меня, но, похоже, не возражал. Будет ли этот ужин и театральная постановка повторением бала? Продолжит ли он игнорировать меня, даже если я постараюсь быть рядом с ним и больше общаться? Эти мысли омрачили мое веселье, и я остановилась. Герцог озабоченно посмотрел на меня:

— Все в порядке, дорогая?

Если Деррик решил игнорировать меня, я должна найти способ привлечь его внимание, особенно теперь, когда я знаю, почему он так легко уступает своим товарищам. Мои мысли вернулись ко всем советам благородных дам. Я внутренне съежилась от некоторых из них, примеряя на себе. Но как ответить герцогу, не вдаваясь в подробности? Воспитание велело мне пройти мимо, занять свое место в центре стола и больше ничего не говорить. В конце концов, если Деррик решил держаться на расстоянии, кто я такая, чтобы вмешиваться в его решение? У меня уже была преданность сэра Коллина и сэра Беннета. Этого должно было быть достаточно. Но как ни странно, это было не так.

Герцог ждал.

— Ваша светлость, — прошептала я, вставая на цыпочки, чтобы дотянуться до его уха. Я проглотила нервозность, которая угрожала помешать мне что-либо сказать. — Я хотела бы почтить победителя турнира, предоставив ему место рядом со мной во время обеда.

Герцог отстранился и посмотрел мне в лицо. В его глазах зажегся огонек, а губы изогнулись в улыбке:

— Рад это слышать, Розмари, — прошептал он в ответ. — Он хороший человек и заслуживает такой чести.

Я склонила голову в знак согласия, и, чтобы скрыть пылавшие щеки.

Герцог повернулся к собравшимся:

— Леди Розмари хотела бы почтить победителя сегодняшнего поединка, предоставив ему самое почетное место за столом.

Гости захлопали в ладоши. Деррик заколебался и посмотрел на сэра

Коллина и сэра Беннета. Улыбки и смех рыцарей угасли. И прежде чем подняться со своего места, Деррик кивнул им почти извиняющимся движением. Он поклонился мне, а затем занял место герцога рядом со мной, предлагая мне руку. Я схватила ее, пылая смущением.

— Спасибо, миледи, — сказал он, когда мы направились к столу. — Вы очень добры.

— Вы этого заслуживаете, сэр.

— Я думал, что вы стараетесь избегать меня, опасаясь платы за сегодняшнюю победу. — От его низкого спокойного тона у меня внутри все затрепетало.

— Как раз наоборот, сэр. — Я заставила себя пошутить, хотя его близость мешала мне сосредоточиться и найти походящий ответ. — Мне было любопытно узнать, что вы имели в виду.

Мне хотелось нырнуть под стол от смелости своих слов, но я шла к своему месту так царственно, как только могла. Он выдвинул мой стул и помог мне сесть, молча сев рядом со мной. Я не удержалась и посмотрела на него. Он улыбался, и в его глазах стояло восхищение, как будто он оценил наш смелый обмен репликами. Я сделала глоток эля из кубка. Наверное, мне не стоило бояться поговорить с ним и узнать его получше. Наверное, я могла бы испробовать больше советов благородных женщин, чем думала сначала.

Что я должна сделать в первую очередь из этого списка?

Я повернулась на стуле, решив, что не помешает сделать ему комплимент:

— Вы очень талантливы, сэр. Я в восторге от ваших боевых навыков.

В этот момент он хотел отпить эль и от моей похвалы поперхнулся:

— Благодарю вас, миледи, — наконец произнес он, откашлявшись. — Я не заслуживаю вас… ваших похвал.

— Не слушайте его, — крикнул сэр Коллин со своего места за столом.

Они с сэром Беннетом все еще дулись, но сэр Коллин все же улыбался. –

Деррик владеет копьем и алебардой лучше, чем любой другой рыцарь в стране.

Сэр Беннет оттолкнулся от стола и встал так резко, что зазвенели блюда и кубки. Он посмотрел на Деррика, его брови сошлись на переносице.

Деррик напрягся, словно ожидая схватки со своим другом. Их взгляды скрестились, болтовня гостей смолкла. Наконец, сэр Беннет поднял свой кубок:

— Я хотел бы предложить тост за победителя сегодняшнего турнира. –

Он указал своей чашей на Деррика, и все остальные сделали то же самое, прежде чем отпить.

Когда разговор возобновился, сэр Беннет сел, но тихо проговорил

Деррику:

— Возможно, ты и выиграл турнир, но это не значит, что ты завоевал сердце леди Розмари.

Какое-то время казалось, что они ведут молчаливую войну, пока сэр

Коллин не толкнул сэра Беннета локтем и не пробормотал что-то ему на ухо.

Деррик молчал, пока слуги ставили на стол дымящиеся блюда с вепрем, мясные и рыбные пироги, коровий язык. Я уже собиралась выразить сожаление за то, что вызвала между мужчинами напряжение, но Деррик опередил меня:

— Не бойтесь, миледи. Независимо от наших ссор, мы всегда останемся самыми близкими друзьями.

Я скептически подняла бровь.

— Мы лучшие друзья, о которых только можно мечтать. — Деррик говорил так, словно убеждал самого себя, насаживая кончиком ножа кусок свинины и откусывая.

Я покрутила ложкой над тарелкой с густым супом. Надо дать ему спокойно поесть. Вероятно, после рыцарского поединка он проголодался. Но шепот где-то в глубине сознания напомнил мне, что ждать некогда, что месяц истекает и что, если я не буду более откровенна, я могу потерять то прекрасное, что начинаю ощущать.

А это было действительно прекрасно.

Я покосилась на Деррика, так незаметно, как это было возможно. От одного взгляда на его сильные черты лица внутри меня затопил жар, и стало болезненно сладко. Я не могла позволить его сдержанности или своей застенчивости помешать мне понять свои чувства. Решительно вздохнув, я повернулась на стуле и посмотрела на него:

— Вы давно дружите с сэром Коллином и сэром Беннетом?

Он ответил:

— Мы знаем друг друга целую вечность, по крайней мере с того дня, как прибыли в Ривеншир, чтобы начать обучение.

— А, так вы были пажами?

Я улыбнулась, представив себе, как эти трое мальчишек бегают, борются друг с другом и, тренируясь, размахивают тупыми мечами. Я могла представить, как они красивы, даже будучи дикими мальчишками.

Он усмехнулся, как будто тоже вспомнил то далекое время:

— Нас было довольно много.

— Герцог взял вас всех под свою опеку?

Улыбка Деррика погасла:

— Я не знаю, чтобы со мной стало, если бы не он.

В голове промелькнули воспоминания о слухах, которые слышала о нем в этот день. И это отрезвило меня:

— Значит, это правда, что ваша семья была убита?

Мой вопрос прозвучал мягким шепотом, но его взгляд вцепился в меня, как будто я дала ему пощечину.

— Мне очень жаль. — Не раздумывая, я легонько коснулась его руки. Его рука дрожала под моими пальцами. — Это слишком лично. Мне не следовало спрашивать. Пожалуйста, простите меня.

При виде моего контакта с рыцарем на противоположном конце стола аббат перестал жевать. Я отдернула руку. Но аббат молча отвернулся, не упрекая меня, вызвав во мне облегченный вздох.

Деррик долго смотрел на кусок свинины, нацепленный на кончик ножа.

Неужели я упустила возможность поговорить с ним? Вдруг он станет презирать меня за то, что я копаюсь в его прошлом?

— Мне нечего прощать, миледи, — наконец сказал он. В глубине его глаз застыла тревога. Но он наклонился ко мне и сказал, понизив голос. — Да. Моя семья была убита. Но этого можно было избежать.

Мне пришлось наклониться ближе, чтобы услышать его.

— Когда враг моего отца окружил замок вместо того, чтобы попытаться выдержать осаду или выйти на поле, чтобы храбро сражаться, мой отец решил сдаться. — Морщины на лице Деррика были напряжены, челюсть сжата. — Если бы мой отец был храбрее, — хрипло прошептал он, — он мог бы спасти свою семью и свои земли.

Осаде замка всегда нелегко противостоять. Даже с самыми большими запасами еды и глубокими колодцами с водой во внутреннем дворе, большинство осад заканчивалось катастрофой для замка. Деррик наверняка это знал.

— Возможно, ваш отец просто искал мирного пути решения этого вопроса.

— Он должен был знать, что его враг не успокоится, пока не прольется кровь.

— Правила ведения боя позволяют сдаться под белым флагом.

— Это не имело значения. Даже с развевающимся белым флагом отец был вынужден смотреть, как враг отрубает головы моей матери и двум маленьким сестрам…

— Нет…

Его глаза стали темными ямами полными боли:

— Он повесил их на гвозди на подъемном мосту, а потом стал пытать моего отца до смерти.

Я сглотнула желчь, которая подступила к горлу:

— И как же вы сбежали?

— Моя нянька выдала меня за своего ребенка. После нескольких недель мучительных путешествий и бегства она доставила меня к герцогу

Ривенширу.

— О, сэр, я чувствую вашу боль, — прошептала я, не обращая внимания на то, что моя голова почти касалась его.

По его лицу пробежали тени, словно он сражался с демонами прошлого. Дыхание стало тяжелым. Неужели он снова переживал этот кошмар? Моя рука сжала его руку, лежащую на столе. Я старалась не думать о том, что мои гости были свидетелями этого интимного жеста. Желание утешить Деррика было слишком сильным, чтобы противостоять. Он уставился на мои пальцы. На лице была написана война, и я боялась, что он отстранится, что уйдет в себя и будет сопротивляться моему утешению. Но после долгой паузы, он перевернул свою руку и сжал мои пальцы, удивив меня этим. Дэррик переплел наши пальцы, делясь со мной своей силой. Его обветренная кожа контрастировала с моей белой, и тепло его руки заставило мою грудь сжаться.

— Спасибо за вашу доброту, миледи, — прошептал он.

— Мне не следовало заставлять вас переживать это снова.

— И мне не следовало делиться такими ужасными подробностями за ужином.

В тот день, когда я столкнулась с крысиными клетками, я видела и похуже, но сейчас мне не хотелось вспоминать о своих внутренних демонах.

Он смотрел на наши сплетенные руки:

— По крайней мере, теперь вы можете понять, почему я рыцарь без семейной чести.

— Это не имеет значения.

— Для меня имеет.

Он снова вычеркивал меня из своей жизни. Но я не могла этого допустить:

— Но ваш отец делал только то, что считал самым безопасным для своей семьи.

— Он поддался страху, — печально сказал Деррик. — И, в конце концов, отсутствие мужества стоило ему всего.

— Храбрость может проявляться в разных формах, милорд, — мягко сказал я. — Иногда это видно по тому, как рыцарь бросается вперед с копьем на коне. Но, возможно, она также может выражаться в виде головы, склоненной перед врагом.

Казалось, Деррик молчал целую вечность. Когда он, наконец, поднял голову, серые глаза заметно посветлели:

— И, возможно, требуется мужество, чтобы встретиться лицом к лицу с неизвестным, а не бежать и прятаться от него.

Я поняла, что он имеет в виду меня. Я свернула с безопасного курса своей жизни. Поборола свои сомнения и рискнула найти настоящую любовь.

Нашла ли я ее?

Я изучала его лицо: сильные, красивые линии, щетина, которая придавала ему грубость, глаза цвета стали. Бессмысленно отрицать, что он привлекательный. И мысли о том, чтобы находиться рядом с ним всегда вызывали во мне странные чувства. Есть что-то еще, что мне в нем нравится?

Есть ли что-то, что отличает его от сэра Коллина и сэра Беннета?

Аббат, увидев, что Деррик держит меня за руку, громко кашлянул и нахмурился. Я быстро высвободилась, заставив Деррика улыбнуться.

— Думаю, хорошо, что у нас есть такие преданные компаньонки. — Его взгляд скользнул по моим губам. Голос стал настолько тихим, что никто вокруг не мог услышать эти слова. — Если бы не аббат, следящий за каждым моим движением, я бы непременно потребовал награду, которую вы мне обещали.

Я почувствовала, как кровь приливает к лицу, и сосредоточилась на своей тарелке с нетронутой едой. Я никогда раньше не целовалась с мужчиной. И хотя мысли о том, как Деррик притягивает меня ближе и прижимается своими губами к моим, вызывали во мне приятный трепет, я знала, что должна быть осторожна. Я не хотела, чтобы он сейчас думал, что я выбрала его, потому что сама еще сомневалась. Несмотря на все его шепоты и намеки о поцелуе, он был слишком благороден, чтобы сделать это как-то неучтиво или небрежно. Тем не менее, его слова говорили о его желании. И

хотя он отстранился от завоевания моего сердца, он не мог отрицать, что интересовался мной и находил меня привлекательной. Если я докажу ему, что его прошлое не имеет значения, захочет ли он позволить этим новым чувствам между нами развиваться и расти?

За ужином я изо всех сил старалась вовлечь Деррика в разговор. С ним было легко общаться, он открыто делился своими мыслями на самые разные темы и также интересовался моим мнением. С дворянами, поздравлявшими его с победой и почетным местом, он разговаривал легко и авторитетно. А

обсуждая с ними странные вспышки лихорадки и растущее число умирающих бедняков, интересовался и моим мнением. Мы открыто радовались, что болезнь в городе до сих пор не распространилась. Я видела, что он хорошо осведомлен и что люди прислушиваются к нему. Узнав его поближе, я не смогла не уважать его. Во время спектакля, я все чаще стала ловить на себе его взгляды. И когда я повернулась, чтобы улыбнуться ему, его глаза засветились признательностью, как будто он тоже начал уважать меня.

На небе стали появляться розовые и пурпурные полосы заката, а звезды заблестели маленькими точками. Он наклонился ближе:

— Я прекрасно провел вечер. С вами.

Под столом он потянулся к моей руке на коленях. Не отрывая взгляда, он переплел наши пальцы. Я не сопротивлялась. Деррик взглянул на аббата, который увлеченно беседовал с одним из гостей, и загадочно улыбнулся мне.

Я улыбнулась ему в ответ, внезапно почувствовав себя счастливее, чем когда-либо в жизни. Неужели это и есть любовь?

Неужели я влюбилась в Деррика? От этой мысли у меня перехватило дыхание. Его глаза потемнели, как будто он прочитал мой вопрос. Но я отвела взгляд, слишком смущенная, чтобы позволить ему прочесть правду, правду, в которой я не была уверена и готова признать.

— Вижу, вы на весь вечер завладели вниманием леди Розмари, –

раздался голос сэра Коллина. Он рассмеялся, но в его словах полышался вызов.

Сэр Беннет кивнул Деррику с тем же мрачным видом, что и раньше:

— Мы с сэром Колином как раз говорили, что, поскольку леди Розмари весь вечер была в вашем распоряжении, каждый из нас заслуживает того же завтра.

Деррик напрягся. Его пальцы собственнически сжали мою руку.

— Герцог согласился, — сказал сэр Коллин. — У меня будет возможность провести утро с леди Розмари. А Беннет проведет время до вечера. — Это справедливо, не так ли?

Я не могла отрицать, что сэр Коллин был прав. Но я так же понимала, что хочу провести завтрашний день с Дерриком. Деррик колебался с ответом, и когда он притянул мою руку ближе к себе под столом, мое сердце заколотилось. Неужели он передумал сидеть сложа руки и не позволит своим друзьям и дальше завоевывать меня? Или он все-таки не станет бороться за меня?

Мускулы на его лице напряглись, прежде чем он заставил себя улыбнуться сэру Коллину:

— Если герцог согласился на это, то кто я такой, чтобы мешать ему?

Я хотела заверить Деррика, что лучше проведу день с ним, но сдержалась. Может, мне нужна была еще одна возможность побыть с сэром

Коллином и сэром Беннетом, чтобы проверить свои чувства. Они тоже были хорошими людьми. И я не могла отбросить их привязанность, не дав им хотя бы еще один шанс. Прогулка с каждым из них, несомненно, поможет облегчить мое замешательство.

Мелодия менестреля смешалась со смехом гостей. Издалека доносились музыка и танцы горожан, которые теперь наслаждались остатками пиршества. Деррик отпустил мою руку и встал из-за стола.

Выражение его лица потемнело, как сгущающиеся сумерки. Мне хотелось шепнуть Деррику, что ему не о чем беспокоиться, что он уже завоевал мое сердце. Но слова застряли у меня в горле. Он заслуживал гораздо большего, чем мои банальности. Я никак не могла его подвести. Я не могла сказать ему эти слова, пока не буду уверена, что они правдивы. Конечно, после завтрашнего дня, после того, как я проведу еще время с двумя другими мужчинами, я пойму. И тогда я смогу решить, кто мне подходит.

Глава 17

На следующее утро сэр Коллин устроил состязание в стрельбе из лука в мою честь и быстро дал понять, что он так же искусен в обращении с луком и стрелами, как Деррик с копьем и алебардой. Хотя я была впечатлена его мастерством, я обнаружила, что соревнование было далеко не таким захватывающим, как рыцарский турнир накануне.

Когда сэр Коллин встал позади меня и положил свои руки на мои, чтобы дать мне практические советы по стрельбе из лука, я отметила себе, что его прикосновение не вызывали той же реакции, как прикосновения

Деррика прошлым вечером. И при этом не смогла удержаться от взгляда в его сторону. Мое сердце взволнованно забилось, видя его ревность, омрачившей лицо.

В довершении ко всему, когда палатка сэра Коллина рухнула, я осознала, что не слишком разочарована этим. И хотя я была обеспокоена глубокой раной на голове, которую он получил одним из шестов, упавшим на него, я втайне испытала облегчение, что мое притворство, будто я хорошо провожу время, закончилось.

Во второй половине дня с сэром Беннетом я немного отвлеклась.

Продемонстрировав свое умение обращаться с длинным мечом в шутливом поединке с одним из оруженосцев, мы поехали кататься верхом. Во время неспешной прогулки он цитировал мне прекрасные стихи. Но всю дорогу я думала о том, что было бы, если бы Деррик одарил меня красноречивыми строками. На полпути лошадь сэра Беннета потеряла подкову и сбросила его с седла. Над глазом у него начал образовываться синяк размером с яйцо, поэтому мы вернулись в замок, чтобы слуги могли его осмотреть. Несмотря на то, что я беспокоилась о ранах сэра Коллина и сэра Беннета, я не смогла сдержать счастливый вздох, когда день, наконец, закончился.

После того, как я сменила костюм для верховой езды и спустилась вниз, аббат сообщил мне, что, по его мнению, несчастные случаи могли быть частью плана убийцы, и поэтому вызвал шерифа для дальнейшего расследования. Хотя мне хотелось верить, что оба рыцаря пострадали случайно, я не могла отрицать, что что-то было не так в этой истории.

Усугубило ситуацию и то, что шериф для допроса выбрал Деррика. Я

переживала, что, возможно, он постарается скомпрометировать его. В конце концов, Деррик не мог завоевать расположение шерифа, вломившись в его поместье.

Но, получив записку от Деррика, в которой говорилось, что он, наконец, запланировал свой день со мной на завтра, я отложила свои тревоги в сторону. И хотя он не мог раскрыть мне своих планов, он пообещал в записке, что этот день будет особенным.

На следующее утро я проснулась и тут же почувствовала волнение, которое отдалось участившимся пульсом. Мне предстояло провести целый день с Дерриком, и я не могла придумать, что он задумал.

— Как мне узнать влюблена ли я? — Спросила я у Труди, которая крепила вуаль к моим заплетенным в косу волосам.

— Влюблена? — Моя нянюшка прищелкнула языком и отступила назад, чтобы посмотреть на меня в зеркало. — Значит, вы влюблены в одного из рыцарей?

— Понятия не имею. — Я рассеянно потянула за край вуали. — Думаю, что да, но откуда мне узнать наверняка?

— Миледи, я не знаю. Я сама никогда не была влюблена. Но если вы это чувствуете, значит, так оно и есть.

— Это просто ощущение?

Труди поджала губы и начала поправлять кружево на корсаже:

— О небо, луна и звезды, как бы мне хотелось, чтобы ваша мать была здесь и ответила на ваши вопросы. Она точно знала бы, что вам сказать. Я

ничего не знаю о любви.

— Но мои родители были сильно влюблены, не так ли?

Я вспомнила свою последнюю охоту с ними, последний раз, когда видела их вместе. Они держались за руки, когда ехали бок о бок на своих лошадях, их пальцы переплелись так же, как вчера наши с Дерриком.

Труди замолчала и уставилась в пространство, словно оглядываясь в прошлое. На ее губах появилась улыбка:

— Они действительно любили друг друга, миледи. Больше всего мне запомнилось, что им действительно нравилось проводить время вместе.

— Чем они любили заниматься?

— Ездили верхом, подолгу гуляли и вместе читали перед камином. — Ее улыбка стала шире. — А если их долго не было, я всегда знала, что найду их на башне, глядящими на звезды.

Внутри меня потеплело от представшей передо мной картины: мои родители, прижавшиеся друг к другу на вершине башни, любуются звездами.

— Они всегда разговаривали, обсуждали события или другие важные дела, — продолжила Труди. — И всякий раз, когда ваша мать говорила, ваш отец внимательно слушал ее и уважал ее мнение.

Как Деррик, когда включил меня в обсуждение о болезни.

— Они были вместе и в трудные времена. — Улыбка Труди получилась грустной. — Я видела, как трудности разрывали на части другие семьи. Но не их. Так или иначе, у каждого из них была внутренняя сила, которой не хватало другому. Они могли поделиться ею друг с другом при необходимости.

Было ли у Деррика то, чего не хватало мне? И наоборот? Могла ли моя сила удержать его от слабостей?

— Как я уже сказала, я не специалист в любви, миледи. — Труди повернулась ко мне и обхватила ладонями мои щеки. — Я не знаю, настоящая ли это любовь. Но я вижу, что сейчас вы счастливее, чем когда-либо.

Я могла только кивнуть в знак согласия. Я была счастливее. Я

чувствовала себя более живой, чем когда-либо раньше.

— Значит, ты не думаешь, что было бы неправильно, если бы я вышла замуж вместо того, чтобы уйти в монастырь? — Какая-то часть меня все еще сомневалась в том, что Бог благословит меня, если я выберу любовь мужчины.

— О, Роза. — Труди погладила меня по щеке. — Даже несмотря на то, что я все еще испытываю искушение увезти вас в монастырь для вашей же безопасности, я не могу отказать вам в шансе испытать то, что испытала ваша мать.

Когда-то я смирилась с безопасностью, покоем и тишиной монастыря.

Но после двух недель общения я снова задавала себе вопрос: смогу ли я довольствоваться одиночеством всю оставшуюся жизнь? Как я смогу противостоять одиночеству после того, как испытала радость отношений?

— Если один из этих рыцарей сделал вас счастливой, то у вас есть две недели, чтобы выяснить любовь ли это.

— Десять дней.

Труди хмыкнула и повернулась, чтобы поднять с пола шарф. Я

улыбнулась, и все мое тело почувствовало прилив сил. Если я проведу не только сегодня, но и следующие десять дней с Дерриком, я, несомненно, узнаю, люблю ли я его настолько, чтобы выйти за него замуж. Какой бы предлог выдумать, чтобы провести с ним остаток месяца?

Когда я, наконец, вышла на верхнюю площадку, у меня перехватило дыхание от предвкушения. Несмотря на то, что было еще утро, солнечный свет уже был теплым, и летний день обещал быть великолепным.

Деррик держал под уздцы наших лошадей, разговаривая со слугой, который сидел на телеге возле конюшни. Герцог пошел провожать меня во внутренний двор. Беседуя на ходу, мы спускались по лестнице, и я почувствовала, что внимание Деррика переключилось на меня и следило за каждым моим шагом. Энергия этого взгляда ощущалась на расстоянии, как будто она прожигала меня насквозь, и я, наконец, не смогла удержаться от ответного взгляда. В его серых глазах горело что-то, чего я не могла понять.

И когда он улыбнулся мне улыбкой, предназначенной только мне одной, у меня подогнулись колени. Он направился через двор нам навстречу.

— Я вижу, вы оба с нетерпением ждете этого особенного дня, –

пробормотал герцог шутливо.

Я быстро отвела взгляд от Деррика и сосредоточилась на собаке, которая следовала за Дерриком:

— Я надеялась, что это не так очевидно, — пробормотала я в ответ.

Герцог усмехнулся:

— Очень хорошо, что Деррик наконец что-то придумал. Я боялся его реакции, если бы он снова увидел тебя с другими рыцарями.

— Я не хочу вредить их дружбе.

— Конечно, нет. — Герцог сжал мою руку, которая лежала на сгибе его локтя. — Но все они, вступая в состязание, знали, что должны сражаться честно.

— Вчера я сделала все возможное, чтобы дать шанс сэру Коллину и сэру

Беннету, — быстро сказала я. — Но сейчас я хочу провести время только с одним мужчиной.

Глаза герцога заблестели:

— Так мы и сделаем.

Я знала, что мои слова были смелыми, намного смелее, чем я бы позволила себе при других обстоятельствах. Но где-то в глубине души меня постоянно подстегивала мысль, что времени мало. С каждой минутой истекали мои шансы найти настоящую любовь. Мне приходилось выжимать максимум из каждой секунды.

Однако, когда Деррик встретил нас, я не знала, что сказать. Что сказать человеку, чье присутствие ошеломляло меня?

— Миледи. — Он протянул мне руку, и его брови изогнулись, как будто он знал, какой эффект производит на меня, и наслаждался этим. — Вы готовы к тому, что нас ждет?

Конечно я была готова, но я не могла сказать ему этого, не тогда, когда он ожидал услышать именно это. Я наклонила голову и одарила его, как надеялась, застенчивым взглядом:

— Мне кажется, вам доставляет слишком большое удовольствие удивлять меня, сэр.

Он ухмыльнулся:

— Жизнь с сюрпризами становится немного приятнее. Вам не кажется, миледи?

Я улыбнулась в ответ и взяла его за руку, позволив проводить меня до лошади. От его близости мое сердце забилось в груди, как бешеный барабанный бой. Как могло случиться, что даже малейший контакт с ним так сильно действовал на меня?

Когда мы проходили мимо сэра Коллина и сэра Беннета, которые тоже стояли возле конюшни, я кивнула им и помолилась, чтобы они прочитали извинение в моих глазах, извинение за то, что я предпочла Деррика. Голова сэра Коллина была забинтована, а синяк под глазом сэра Беннета стал черносиним. Они сражались за меня, но я подозревала, что они проиграли, даже если они еще не осознавали этого сами. Хотя, судя по смиренному выражению их лиц, возможно, они уже поняли. По крайней мере, я была рада, что их гнев по отношению к Деррику исчез, хотя бы сейчас. Позже мне нужно будет поговорить с ними обоими наедине и поблагодарить их за доброту и усилия, которые они демонстрировали в течение последнего месяца. Я им многим обязана.

— Как вам вчера понравился праздник? — Спросила я Деррика, когда мы выехали.

Он наклонился ко мне:

— Это был худший день в моей жизни, миледи.

— Худший? — Я попыталась изобразить безразличие, изучая открытое поле впереди, где многие мои крестьяне усердно работали, собирая пшеницу серпами.

— Мне невыносимо было видеть вас с Коллином и Беннетом. –

Произнес он слова, которые я так хотела услышать. — Надеюсь, вы больше не собираетесь проводить с ними время.

— И почему же? — Спросила я, стараясь придать голосу безразличие.

— Я не смогу гарантировать их безопасность, если вы составите им компанию.

— Тогда, полагаю, мне придется избегать их.

Он ухмыльнулся.

— И, если вы настаиваете, — мягко сказала я, — я буду проводить каждый день в вашем обществе.

— Я настаиваю. — Его голос был тихим.

Я не осмеливалась взглянуть на него из-за страха, что в моих глазах он увидит отражение сердца, которое стучало слишком быстро. Я стала думать о его планах на день. Позади нас грохотала телега. Кожаное покрывало, расстеленное поверх содержимого, не позволяло мне видеть, что мы везем с собой.

— Особые дни каждого из ваших благородных друзей были безупречны,

— сказала я. — Вы думаете, что сможете произвести на меня бóльшее впечатление, чем банкет в саду сэра Коллина или ярмарка искусств сэра

Бэннета?

— Мне нужно произвести на вас впечатление, миледи?

Он держался уверенно и, почти гордо, напоминая о той силе, которую я заметила в нем в первый день, когда встретила на Рыночной площади. Он мельком взглянул на меня, прежде чем окинуть взглядом поля и согнувшихся за работой крестьян. Хотя его глаза светились по-доброму, в них читалось осуждение, которое я научилась понимать.

— Вам незачем производить на меня впечатление, сэр, — призналась я. –

Но надо быть честными.

Он снова повернулся ко мне, и на этот раз его глаза засверкали от удовольствия:

— Я могу гарантировать, что этот день превзойдет все, что сделали мои друзья.

Среди окружения нескольких стражников и с герцогом в арьергарде, нам казалось, что мы совершенно одни. Через некоторое время поездки наш разговор превратился в воспоминания о прошлом. Он рассказывал о годах, проведенных в сражениях с герцогом, и эскападах, в которых участвовал вместе с друзьями. Я рассказывала о своем детстве, делилась воспоминаниями о родителях.

Когда мы, наконец, прибыли в один из моих маленьких городков, я была удивлена тем, что он привел меня в бедный огороженный район. По грубо нарисованной вывеске я поняла, что это была одна из территорий, пораженных недавней болезнью. Было жутко тихо и пустынно: ни собачьего лая, ни детского смеха, ни криков хозяек домов. Деррик помог мне спешиться, и я осторожно последовала за ним. Через приоткрытые двери хижин были видны голые полы, улицы странно чистые, без привычного мусора. Пока мы шли, Деррик сообщил мне, что только одна небольшая группа обездоленных людей пережила болезнь, и шериф поручил им очистить и сжечь некогда зараженную область. Деррик подозвал людей, чтобы мы могли поговорить с ними и дать им провизию, которую, как я вскоре поняла, он уложил в повозку. Мы сделали то же в двух других городах, и к концу дня я была встревожена всем, что увидела и узнала.

— Так много бедняков погибло, — сказала я, когда мы возвращались бок о бок в тени лощины.

Солнечные лучи пробивались сквозь кроны ветвей над головой. Легкий ветерок касался моих разгоряченных щек. Но ничто не могло унять боль в груди, боль, которая с каждым днем становилась все сильнее.

— В городах уничтожены целые районы.

— Я думал, мой оруженосец преувеличивал, когда приносил свои отчеты, — признался Деррик. — Но они подтвердились.

Я уже знала, что вчера Деррик посылал своего оруженосца узнать, сколько повозок с провизией нам понадобится. К сожалению, нам нужна была только одна.

— Если подсчитать, то почти три четверти бедного населения на моей земле умерло.

Деррик задумчиво кивнул. На лбу выступили морщинки беспокойства.

— Вам не кажется странным, что болезнь не распространяется обычным образом? — Спросила я. — Вы заметили, что она затронуло только бедные районы?

— Этот же вопрос беспокоил и меня со вчерашнего дня, когда я впервые услышал донесения оруженосца.

По дороге я все глубже задумывалась над этим вопросом. Почему эта болезнь поражает только бедных? Смерть моих родителей наглядно демонстрировала, что болезни, подобные чуме, поражали как богатых, так и бедных. Мне также показалось странным, что все выжившие говорили одно и то же: вспышка началась после визита шерифа и его людей. Понятно, что шериф приехал только для того, чтобы собрать обычные налоги, как он делал в определенное время в течение года. Но, тем не менее, этот факт беспокоил меня.

— Как вы думаете, шериф или кто-то из его людей может быть носителем болезни?

Деррик нахмурился, как будто тоже ломал голову над этой мыслью:

— Если так, то почему болезнь не распространилась туда, куда ушли эти люди? Почему только в определенных местах?

Мы приближались к воротам Эшби, и высокие башни моего замка приветствовали нас. Единственная проблема заключалась в том, что я не была уверена, что готова вернуться домой и закончить день с Дерриком.

Словно почувствовав, что наше время подошло к концу, Деррик поерзал в седле. Выражение его лица внезапно стало неуверенным.

— Возможно, мне следовало организовать более беззаботный день для вас.

— Нет, — заверила я его. — День был прекрасный. И вы были правы. Это намного превзошло все, что я делала в этом месяце.

Неуверенность в его глазах застыла. Я хотела протянуть руку и преодолеть расстояние между нами, но только улыбнулась, надеясь, что это передаст глубину моей признательности. Он не стремился удивить меня богатством или красотой. Он не пытался развлекать меня или ухаживать за мной. Вместо этого он повел меня в самые грязные, бедные места, чтобы смешаться с моим народом и помочь ему. Он проявил сострадание и понимание. И он подтолкнул меня сделать то же самое. Деррик, казалось, был так же искренне обеспокоен бедственным положением, как и я.

Когда мы проходили через городские ворота, Деррик оглянулся на герцога и стражников, которые отстали от нас. Затем, слегка улыбнувшись, он подъехал ближе, так что его нога в стремени почти задела меня. Он взял меня за руку и переплел наши пальцы. Эта нежность заставила меня удовлетворенно выдохнуть. Я с трудом удержалась, чтобы не оглянуться на герцога, ища поддержки. Конечно, это соединение рук не рассердило бы его несмотря на то, что это было довольно смело.

— Вы сильная женщина, миледи. — Его голос был обращен только ко мне. — Вы заслужили мое глубочайшее уважение, сделав то, что сделали сегодня с таким достоинством.

Прежде чем я смогла придумать ответ, который озвучил бы все, что я чувствовала, мы въехали на городскую площадь и оказались перед собранием на Рыночной площади. К моему ужасу, в центре стоял шериф перед человеком, привязанным к столбу. Человек напрягся, а шериф прижал раскаленное железо к его голой спине. Несколько ярко-красных рубцов уже горели на нем. В тот момент, когда раскаленное железо обожгло мужчину, его хриплые крики перекрыли шум горожан, собравшихся посмотреть на представление. Тошнота поднялась во мне, но гнев был сильнее:

— Немедленно отпустите его! — Закричала я.

Не теряя ни секунды, я отстранилась от Деррика и поскакала вперед.

Под натиском моей лошади горожане не могли игнорировать меня, как в прошлый раз, когда я пыталась остановить публичные пытки. С молчаливой яростью, подстегивающей меня, я погнала лошадь вперед, пока не ворвалась на зеленую лужайку и не останавливалась, представ перед шерифом. Махнув хлыстом в сторону вытянутой руки шерифа, я полоснула по раскаленному железу. Щелчок и сила удара заставили его опустить руку и выронить пыточное орудие. Стараясь успокоиться, янапряженно сидела в седле. И

скорее почувствовала, чем увидела Деррика сзади. Толпа позади нас притихла, единственным звуком было тяжелое дыхание человека, привязанного к столбу.

— Что все это значит, шериф? — Спросила я. — Вы знаете, что мои законы запрещают публичные пытки.

Глаза шерифа сузились, он провел рукой по темной бороде и усам и что-то проворчал.

— Следите за своими словами, шериф. — Голос Деррика был жестким. –

Вы не должны оскорблять леди Розмари, если не хотите заплатить за это.

— И что вы собираетесь делать? — Выражение лица шерифа стало насмешливым. — Вы собираетесь отрезать мне язык?

— Как ни заманчива эта перспектива, — сказал Деррик, — я уважаю решение леди Розмари не применять пыток.

— О да, — ответил шериф с легкой улыбкой. — Вы ведь не посмеете ослушаться леди Розмари? Не тогда, когда вы надеетесь затащить ее в свою постель.

Деррик с рычанием соскользнул с лошади, выхватил кинжал и прижал лезвие к сердцу шерифа, прежде чем тот успел моргнуть. Я панически втянула воздух при виде крови, которая собралась вокруг острого лезвия.

— Сэр Деррик! Пожалуйста, не надо, — настаивала я.

Я не хотела, чтобы он сделал что-то опрометчивое, о чем потом пожалеет. Услышав мои предостережения, Деррик ослабил давление. Но мышцы его рук и спины округлились от силы и гнева. Он наклонился и выкрикнул шерифу в лицо:

— Ваше откровенное пренебрежение приказам леди Розмари вызывает у меня отвращение.

Деррик толкнул шерифа с такой силой, что тот отлетел назад и упал на спину. Потом подошел к лошади и одним быстрым движением снова оказался верхом. Они обменялись мрачными взглядами.

— Будьте уверены, шериф, если вы еще когда-нибудь будете плохо отзываться о леди Розмари, я не отрежу вам язык, — стальной голос Деррика разнесся над головами собравшихся. — Я вырежу ваше сердце.

Глава 18

В ту ночь кошмары вернулись в мои сны, непрошеные, нежелательные, и, конечно, не неожиданные. Не находя себе места не только от ужасных снов, но и от всего, чему я была свидетелем в течение дня с Дерриком, утром я встретилась в часовне с аббатом Фрэнсисом Майклом, чтобы помолиться.

Как бы сильно я ни боялась того, что должна сделать, я также знала, что пришло время проявить свою власть как хозяина и правителя земель Эшби.

Первым делом я должна наказать шерифа. Несмотря на то, что когда-то он заслужил благодарность моего отца за то, что спас меня, я должна была лишить его привилегированного положения, возможно, даже посадив в темницу на некоторое время. До моего восемнадцатилетия оставалась всего неделя, и я должна была дать ему и всем своим людям понять, что мне следует повиноваться. Если я ничего не сделаю, как в прошлый раз, то покажу, насколько на самом деле я слаба. К счастью, аббат согласился со мной. Помолившись, аббат пообещал послать гонцов за ним.

Сидя в золотом кресле в парадном зале, я прокручивала в голове все наши с Дерриком вчерашние беседы с крестьянами. Я поняла, что должна не только наказать шерифа за непослушание, но и расспросить его о вспышках странной болезни. Поделившись моими опасениями с аббатом, он первым предположил, что шериф, возможно, более зловещ, чем он думал.

Тяжесть ответственности тяжким грузом легла на мои плечи. Почему становиться лидером и взрослым так трудно?

Рыцари и их оруженосцы завтракали за боковыми столами, нарушая пост, но у меня не было аппетита. Мой желудок слишком остро реагировал на события. Я пристально смотрела на широкие двойные двери, ожидая шерифа, мысленно пытаясь заготовить речь. И чуть не подпрыгнула, когда вошел мой привратник Джеймс. Но, поняв, что он ведет ко мне не шерифа, а одного из наемных работников, работавших в монастыре, я облегченно откинулась на спинку стула. Человек подошел к завтракающему аббату.

После нескольких минут тихого, но настойчивого разговора, аббат вскочил со стула с такой резкостью, что тот опрокинулся позади него, ударившись об пол с раскатистым грохотом. Его глаза округлились от ужаса:

— Вы уверены?

Наемный рабочий серьезно кивнул.

— Уже известно кто убийца? — спросил аббат, побледнев.

При упоминании об убийстве в парадном зале воцарилась тишина, и все взгляды устремились через зал на монастырского работника. Рабочий огляделся, и его взгляд остановился на Деррике, который стоял с герцогом и двумя его спутниками около двойных дверей. Они, очевидно, ожидали какого-то сопротивления со стороны шерифа и планировали поддержать мои усилия противостоять ему. Красивое лицо Деррика было небрито, под глазами залегли темные круги. Но он стоял прямо и уверенно, как и подобает рыцарю его ранга. Рабочий оторвал взгляд от Деррика, покачал головой и прошептал на ухо аббату. Глаза аббата сузились, морщины на лице стали глубже.

— В чем дело, святой отец? — Спросила я.

Он посмотрел на меня своими добрыми глазами с такой печалью, что у меня внутри зазвенели тревожные колокольчики. Должно быть, случилось что-то ужасное. Я молилась, чтобы это не была очередная вспышка болезни.

— С прискорбием сообщаю вам, дитя мое, — мягко сказал аббат, — что сегодня утром шерифа нашли убитым в постели.

— Убитым?!

Я быстро поднялась со стула, не в силах поверить, что такое могло случиться. Кто мог это сделать? Ни укрепления вокруг поместья, ни злобные собаки не помогли. Конечно, у меня были причины уволить его и наказать.

Но убийство? Я покачала головой.

Аббат взглянул на Деррика с такой злостью, что у меня внезапно дрогнуло сердце. Нет! Безмолвный протест пронзил мой разум. Только не

Деррик! Аббат снова повернулся ко мне, и я задрожала так, что у меня чуть не подкосились колени:

— Сегодня утром слуги шерифа нашли своего хозяина в постели… с сердцем, вырванным из груди. Они сообщили моему посланнику о том, что произошло.

Я покачала головой, слишком встревоженная, чтобы ответить.

— Сердце нашли прибитым к столбу посреди городской площади.

Я рухнула в кресло.

— Простите, ваша светлость, — сказал аббат.

— Это не значит… — я не смогла заставить себя обвинить Деррика.

— Прошлой ночью несколько слуг видели сэра Деррика в поместье шерифа.

Все взгляды обратились на Деррика, который застыл с каменным лицом рядом с герцогом. Я молча умоляла его объясниться, сказать нам, что он не вламывался в дом шерифа, что не мстил шерифу за вчерашнюю ссору на Рыночной площади.

Но он молчал.

К моему облегчению, заговорил герцог:

— Это какая-то ошибка. Сэр Деррик никогда не упоминал о вчерашнем вечере.

— Я был там вчера вечером, ваша светлость, — сказал Деррик. — Но я ходил только на разведку. У меня есть подозрения, что недавние вспышки болезни в землях леди Розмари каким-то образом связаны с шерифом, и я только хотел найти доказательства этого.

— Значит, пока вы были там, вы снова подрались? — спросил аббат.

— Я не искал шерифа, — сказал Деррик, качая головой. — У меня не было причин драться с ним.

Глаза аббата сузились:

— Только убить.

— Прошу не обвинять моего рыцаря, пока у вас нет веских доказательств. — Голос герцога был тихим и полным гнева.

— Я думаю, у нас достаточно доказательств, — сказал аббат таким же жестким тоном. — Вчера весь город слышал, как сэр Деррик сказал шерифу, что вырвет ему сердце. Даже я знал об этом. И если этого недостаточно, у нас есть собственное признание сэра Деррика, что он ворвался в поместье шерифа прошлой ночью. Что еще нам нужно?

— Нам нужно нечто большее, чем предположения, — сказал герцог.

— Вы не хуже меня знаете, что сэр Деррик уже близок к осуждению за все несчастные случаи с его друзьями: сэром Беннетом и сэром Коллином, –

ответил аббат.

От удивления я подалась вперед и села на краешек стула. Я знала, что шериф допрашивал Деррика, но не знала, что он всерьез рассматривает

Деррика в качестве подозреваемого.

— Он не виноват в покушении на убийство, — спокойно возразил герцог, хотя его глаза и щеки вспыхнули от едва скрываемого гнева. — Он один из моих самых доверенных людей. Я отдаю свою жизнь в его руки. И я знаю, что они сделали бы это друг для друга. Он не способен совершить то, что вы говорите.

Я посмотрела туда, где стояли сэр Беннет и сэр Коллин. Их лица были такими же суровыми, как и у их предводителя, глаза сверкали негодованием, направленным на аббата. Они явно не обвиняли сэра Деррика.

— Но обстоятельства весьма необычны, не так ли? — Аббат приподнял бровь и нахмурился. — Как часто вашим мужчинам приходилось соперничать друг с другом за самую желанную женщину в стране?

— Мы можем соперничать друг с другом, — сэр Коллин оттолкнулся от стены, — но мы никогда не станем вредить друг другу.

— Я видел разногласия между вами, — сказал аббат. — Как и все мы.

Я вспомнила танцы, когда мужчины чуть не подрались.

— Несмотря на напряженность, которую мы испытали в этом месяце, –

снова заговорил сэр Коллин, — мы не убийцы.

— Возможно, это верно в отношении вас и сэра Беннета, у которых есть земля и богатство, — сказал аббат. — Но поскольку у сэра Деррика их нет, он может выиграть гораздо больше.

Деррик стоял неподвижно, выпрямив спину и высоко подняв подбородок. Почему он не защищается? Он же может сказать что-нибудь, чтобы отвергнуть обвинения аббата…

Если только в этом нет его вины.

Как только тень сомнения пришла мне в голову, я отбросила ее в сторону. Я слишком увлеклась им, чтобы считать его невиновным, даже если все улики говорят об обратном.

— Мой рыцарь никогда не причинит вреда своим друзьям, — настаивал герцог. — Они ему как братья. И у него нет причин причинять им боль, особенно когда он способен завоевать сердце леди Розмари, не прибегая к таким методам.

Аббат покачал головой:

— Один из моих слуг подслушал, как сэр Деррик говорил ее светлости, что не считает себя достаточно достойным ее. Возможно, он думал, что его единственная надежда — устранить конкурентов.

Я не смогла удержаться, чтобы не вспомнить невинные комментарии герцога и Деррика по поводу его ревности. Деррик сказал, что не сможет гарантировать безопасность двух других рыцарей, если я буду проводить с ними больше времени. И герцог сказал, что рад, что я выбрала Деррика, потому что боится, что Деррик навредит своим друзьям из-за ревности. Я

думала, они шутят. Но что, если сэр Деррик оказался более безрассудным, чем я предполагала?

Аббат откашлялся и снова заговорил:

— Можете ли вы объяснить, почему эти несчастные случаи произошли только с сэром Коллином и сэром Беннетом: сначала стрельба и отравление,

потом упавшая палатка и лошадь, потерявшая подкову? Почему они пострадали, а сэр Деррик нет?

Сэр Беннет встал рядом с сэром Коллином и, прищурившись, посмотрел на аббата:

— Возможно, сэра Деррика подставил тот, кто не хочет, чтобы он завоевал сердце леди Розмари, тем более что он, похоже, преуспел в этом.

Бровь аббата снова поползла вверх:

— Так это вы совершили все эти преступления, сэр Беннет?

— Вы же знаете, что нет. — Его голос был жестким, а взгляд с прищуром

— Я верю, что есть тот, кто имеет большую мотивацию.

Герцог остановил сэра Беннета, коснувшись его руки. Сэр Беннет сжал губы, еле сдерживая слова, которые вертелись на языке.

— Конечно, вы хотите защитить своего друга, — сказал аббат своим неизменно размеренным, спокойным тоном. — Но теперь, когда все улики убийства шерифа указывают прямо на сэра Деррика, у нас нет выбора, кроме как запереть его.

Протесты сэра Коллина и сэра Беннета эхом отдавались в огромном зале.

— Если не для вашей безопасности, господа, — сказал аббат, — то для ее светлости. Вы же не хотите, чтобы с ней что-нибудь случилось? Или хотите?

Внезапно Деррик шагнул вперед, его серые глаза сверкнули, как белое пламя очага:

— Она не должна пострадать. — Его голос был прерывистым.

Только тогда аббат посмотрел на Деррика, задержав на нем взгляд:

— Если вы хотите, чтобы ваши друзья и ее светлость были вне опасности, я думаю, вам лучше сдаться. Вы согласны?

Под слоями платья мои ноги дрожали от страха за Деррика, за то, что с ним может случиться. Его обвиняли в убийстве шерифа и предательстве по отношению к товарищам. И не было никакого способа опровергнуть доказательства. Видимо, придя к такому же выводу, герцог кивнул Деррику, пытаясь успокоить его, и повернулся к аббату:

— Хорошо, святой отец. Если вы должны запереть сэра Деррика, я прошу, чтобы это была одна из комнат.

— Согласна, — сказала я. — Мы можем выставить охрану у его двери.

Аббат даже не повернулся ко мне, и продолжил разговор с герцогом:

— Если он не будет в темнице, что помешает ему сбежать?

— Честь, — ответил герцог.

Аббат покачал головой, его лицо отразило презрение.

— Тем временем, — продолжал герцог, — сэр Коллин, сэр Беннет и я начнем тщательное расследование, чтобы найти доказательства его невиновности.

— Он заслуживает смерти через повешение за то, что отнял жизнь у шерифа, — прямо сказал аббат. — Этого требует закон. Народ будет ожидать этого. И справедливость должна восторжествовать. Если нет, я не смогу ручаться за последствия.

В словах аббата звучали предчувствие и скрытая угроза.

— Если я сдамся и позволю вам запереть меня в темнице, — сказал

Деррик, — вы гарантируете безопасность леди Розмари?

Он серьезно думал, что я в опасности?

— Ты не сделаешь этого, Деррик. — Резкий шепот сэра Коллина эхом разнесся по безмолвному залу. — Мы найдем другой способ.

Деррик повернулся и посмотрел на своих друзей. Его лицо было будто высечено из гранита, глаза — из железа. В их лицах — мольба. Я не хотела встречаться взглядом с Дерриком, но, когда он сам повернулся ко мне. Он изучал мое лицо, и что-то в его глазах умоляло меня поверить ему, довериться. И я верила. Я не думала, что он способен убить шерифа или причинить вред своим друзьям. Но такое количество улик против него я не могла игнорировать. Мне тоже нужно было докопаться до сути всего, что произошло:

— Будьте уверены, я начну собственное расследование всех недавних событий.

Но после моих слов глаза Деррика наполнились разочарованием, как будто он ожидал от меня большего:

— Позовите стражу, — сказал он настоятелю, — и можете запереть меня.

Как только он произнес эти слова, мое сердце протестующе забилось. Я

понимала, что мне следовало бы присоединиться к возражениям сэра

Коллина и сэра Беннета. Но как я могу объявить его невиновным, пока не будет найден настоящий преступник?

Когда стражники неохотно подошли и связали Деррику руки, я повернулась к аббату:

— Я не хочу, чтобы он был заперт в темнице.

— Я знаю, как это разочаровывает вас, дитя мое, — сказал он, спускаясь по ступенькам помоста. — Но вам лучше узнать его истинную природу, пока не поздно.

Разочарование — не совсем то, что я почувствовала. Все было гораздо сложнее. Что-то в этой ситуации было не так. В данный момент я не могла понять, в чем дело, но знала, что не успокоюсь, пока не узнаю, что происходит.

— Не волнуйся, — крикнул сэр Беннет, когда охранники уводили

Деррика. — Мы выясним, кто на самом деле стоит за всеми попытками убийства. И освободим тебя.

Его слова в точности повторили мои мысли. Я хотела, чтобы Деррик обернулся и увидел решимость на моем лице и в глазах, но его голова была опущена, плечи поникли, и когда мои охранники вели его через парадный зал, он больше не смотрел в мою сторону.

Я закрыла лицо руками и опустилась на колени перед алтарем. Если не считать негромкого бормотания аббата на латыни, в часовне было тихо. На самом деле, весь замок молчал, как будто оплакивая вместе со мной все, что я потеряла. По правде говоря, я увлеклась Дерриком больше, чем думала. Но теперь, со всеми этими обвинениями, особенно такими серьезными, как убийство, я не могла понять, любит ли Деррик меня, а я его. Может быть, Бог посылает мне знак, что мне суждено жить в монастыре.

— О Боже! — воскликнуло мое сердце. — Тогда почему ты позволил мне так увлечься им? Почему ты позволил мне испытать любовь земного человека, если я предназначена для жизни только с тобой, как моим женихом?

Неужели весь этот месяц был просто испытанием, чтобы показать мне мою истинную судьбу? Боль моего сердца разнеслась по всему телу, каждый нерв, каждый мускул чувствовал ее.

— Он обманул вас, ваша светлость, — сказал аббат, стоя надо мной и держа в руке длинный деревянный крест на золотой нити. — Он знал, что если будет держаться от вас в стороне и вести себя недостойно вашего внимания, то вы заинтересуетесь им.

Моя грудь сжалась. Не это ли именно запланировал Деррик? Если так, то это сработало. Меня определенно влекло к нему.

— Он хитер. — В голосе аббата прозвучали необычные нотки. — Но я полагаю, он решил защитить свои права на вас, отпугнув или убив двух других мужчин.

Я все еще не могла поверить, что Деррик способен причинить вред своим друзьям. Я немедленно послала охрану, чтобы начать расследование.

Тем не менее, мое время истекало. Его было так мало. И даже если бы я смогла найти способ доказать его невиновность, сомневалась, что у меня хватило бы времени продолжить знакомство друг с другом и по-настоящему решить, действительно ли наши чувства были любовью.

— Он не стоит такого горя, ваша светлость, — сказал аббат более мягко.

Откашлявшись в глубине часовни, я, наконец, подняла лицо и попыталась выбраться из ямы отчаяния.

— Прошу прощения, леди Розмари, — раздался голос герцога.

Я поднялась с молитвенной подушки и натянула вуаль на лицо. У меня был траур, и мне было все равно, что об этом подумают.

— Я отправил гостей по домам, как ты просила, — сказал он, подходя ко мне по проходу. На нем были доспехи, шлем зажат под мышкой, меч в ножнах на боку.

— Благодарю вас, ваша светлость.

Слабый свет лился через круглое витражное окно над алтарем. В свете зажженных свечей в настенных канделябрах лицо герцога оставалось темным:

— Мои люди и я готовы отправиться в путь.

Я кивнула:

— Желаю вам удачи в ваших поисках.

Даже если кто-то из нас найдет достаточно улик, чтобы оправдать

Деррика, я сомневаюсь, что он захочет продолжать ухаживания после такого унижения. Уважение, которое я заслужила в его глазах, было потеряно, потому что я не смогла справиться с ситуацией. Я в очередной раз доказала свою слабость как лидер.

До моего восемнадцатилетия оставалась всего неделя, и шансы выйти замуж, казалось, исчезли. В каком-то смысле разумнее было снова смириться с мыслью о монастыре. Я не смогла сдержать вздох разочарования.

Возможно, мне нужно было начать переезд в монастырский пансион, хотя мое сердце сопротивлялось этой мысли.

Герцог взял меня за руки и сжал их:

— Я знаю, что ты смущена и обижена. Я не хотел, чтобы так случилось.

— Именно этого я и боялся, — начал аббат.

Герцог оборвал его резким взглядом:

— Ты пообещаешь мне две вещи? — мягко спросил он.

— Что угодно.

— Я понимаю: сейчас проще думать, что ситуация безнадежна и что вся эта затея закончилась неудачей. Ты можешь даже решить, что лучше сейчас пойти в монастырь.

Я кивнула. Он читал мои мысли.

— Но надежда еще есть, — сказал он. — Ты подождешь еще неделю, прежде чем уйти?

Аббат раздраженно вздохнул. Но прежде чем я успела возразить, герцог продолжил:

— Мне нужна всего неделя, — взмолился он. — Пожалуйста!

Что хорошего может произойти в течение одной недели? Это только затянет мою сердечную боль и отложит принятие моей судьбы. Выражение лица аббата отражало мою мысль. Но я все равно кивнула. Как я могла отказать старому другу в его просьбе?

— Если хотите, я подожду еще неделю.

— И еще одно обещание, дорогая. — Герцог сжал мои руки. –

Пожалуйста, проследите, чтобы с Дерриком ничего не случилось.

Стражники отвели его в подземелье под замок. Я не была в подземелье много лет. Я была там всего один раз, и шорох крысиных когтей по камням разбудил мои кошмары. После этого визита я много ночей не могла заснуть.

— Ему действительно необходимо быть в темнице? — Снова спросила я аббата. — Вы уверены, что его нельзя запереть в одной из комнат?

— Я уже объявил горожанам, что преступник, виновный в смерти шерифа, пойман и заперт в темнице. Если вы освободите его, что люди подумают о ваших лидерских качествах? Вы бы хотели, чтобы они считали вас честной и справедливой, или думали, что вы движимы малейшей прихотью вашего сердца?

Герцог искоса взглянул на аббата:

— У меня такое чувство, что уединение подземелья будет самым безопасным местом для Деррика во время моего короткого отсутствия.

— Самое безопасное место для Деррика? — Повторила я, не понимая.

Герцог произнес это так, словно Деррику угрожала опасность:

— Я оставлю его оруженосца присматривать за ним, — продолжал герцог, — но, тем не менее, прошу вас устроить сэра Деррика поудобнее, пока меня не будет.

— Я прослежу, чтобы мои охранники относились к нему как можно более внимательно.

Это самое меньшее, что я могла сделать для герцога и Деррика. Аббат поджал губы и погладил деревянный крест:

— Надеюсь, вы не думаете, что сможете отпустить сэра Деррика по возвращении, если, конечно, у вас не будет доказательств его невиновности.

Герцог сжал мою руку, но его самообладание победило:

— Мы поговорим об условиях освобождения, как только я вернусь.

Я все еще верила и доверяла герцогу, пусть даже его испытание на истинную любовь провалилось. У меня не было сомнений, что он поступит правильно по отношению к Деррику.

— Не забудь о своих обещаниях. — Он наклонился и поцеловал меня в макушку.

— Не забуду.

Затем, грустно улыбнувшись в последний раз, повернулся на каблуках и вышел из часовни. Еще до того, как он уехал, я уже желала его возвращения.

Глава 19

Я замерла на верхней площадке темного коридора, ведущего в подземелье. Воздух уже здесь стоял промозглый, с кислым запахом. Вдохнув его, я сморщила нос.

— Миледи? — прошептал Бартоломью, мой верный старый страж.

Он был уже на полпути вниз по первой винтовой лестнице и смотрел на меня через плечо, подняв брови в ожидании. От мерцающего света факела на каменных стенах заплясали жуткие тени.

— Вы хотите вернуться? — Из-за отсутствия верхних передних зубов произнес он шепеляво.

Я покачала головой и сделала шаг вперед. Домашние туфли бесшумно скользили по полу. Я плотнее закуталась в плащ, который накинула прям поверх ночной рубашки. Теперь, когда я зашла так далеко, я уже не могла повернуть назад. Даже если все во мне жаждало отступить. Я обещала герцогу, что позабочусь о том, чтобы с Дерриком обращались хорошо. После полного бездействия целого дня, наедине с мыслями о том, как он дрожит и страдает в своей темной камере, я решила, что мне нужно спуститься вниз и выяснить, как у него дела.

Бартоломью снова двинулся вперед. Спускаясь в недра замка, его шаркающие шаги отдавались громким эхом. Мои ноги дрожали от страха перед темной бездной, в которой мои кошмары вспыхнули с новой силой: крысы в бездонной клетке, отчаянно и жадно копающиеся в человеческой плоти. Мой взгляд вернулся к двери наверху лестницы, где аббат поставил двух стражников. Мне не надо было идти, я могла послать Бартоломью все узнать. Кроме того, я сомневалась, что аббат Фрэнсис Майкл одобрит мою инициативу. Но аббат днем вернулся в монастырь, чтобы подготовиться к моему переезду, и я уже не беспокоилась о его осуждении. Труди тоже не согласилась бы на это мероприятие, что было еще одной причиной, почему я прождала до самой глубокой ночи, и направилась к подземелью только после того, как храп моей няни заполнил комнату. Бартоломью исчез за поворотом винтовой лестницы, унося с собой свет факела и оставив меня в сгущающейся темноте. Я поторопилась за старой гвардией, прежде чем позволила страху помешать мне сделать то, что должна. Как бы мне ни хотелось развернуться и убежать на свежий воздух, в безопасность верхних этажей, что-то такое двигало мной, что я не могла проигнорировать. Мне нужно было увидеть Деррика. И если быть честной, мое желание увидеть его было чем-то бóльшим, чем просто обещание герцогу. Я увлеклась им. И я верила, что он чувствовал то же самое ко мне. У меня была непреодолимая тяга узнать правду, прежде чем я перееду в монастырь. Даже если это не изменит того, что я стану монахиней и выполню Древний обет, по крайней мере, у меня был бы мир в душе от отсутствия сомнений.

Я прислонился головой к каменной стене, не обращая внимания на паутину и пыль, застрявшую в моих волосах, и потер руки, пытаясь согреться. Хотя стояла середина лета, жара не проникала в подземелье. И, конечно же, оно не могло согреть холодную пустоту моего сердца, холодную пустоту, которая охватила меня с того момента, как я посмотрел в глаза

Розмари и увидел ее недоверие и замешательство. Я не был уверен, что мучило меня больше: знание того, что она поверила, что я способен на злодеяния, или тот факт, что потерял ее. Но, возможно, она никогда и не была моей…

Я выдохнул, и черный, сырой пар закружился вокруг меня. Если бы только я остался верен своему прежнему убеждению, что не имею права завоевывать ее сердце… Если бы я только старался держаться от нее подальше…

Но даже когда эти мысли пронзили меня, гнев разогнал их. Не имело значения, кто из нас завоевал бы ее сердце, поскольку результат был бы тем же самым: один из нас оказался бы в цепях.

Я не знал, кто убил шерифа, и кто угрожал Беннету и Коллину, но у меня было подозрение, что за всем этим стоит аббат. Его последняя угроза была очевидна: если я не хочу, чтобы в следующий раз пострадала Розмари, я должен добровольно сдаться. Я боялся, что герцог будет сопротивляться, что он заставит аббата освободить меня. Но, к счастью, он не слишком сильно протестовал. Герцог слишком хорошо меня знал. Он понял, что я сделаю все, чтобы обеспечить безопасность Розмари, и что он не сможет остановить меня, если этим я смогу защитить ее. Остается понять почему аббат не хочет, чтобы Розмари вышла замуж. По какой-то причине божий человек решил, что Розмари лучше провести жизнь в монастыре. Может быть, так и есть. По крайней мере, там она будет в безопасности. Но что аббат выиграет от этого?

Этот вопрос не выходил у меня из головы. Конечно, он должен был что-то получить. Иначе зачем все это?

В коридоре послышалась возня. Если не считать тюремщика, который приносил мне еду несколько раз в день, и визитов моего оруженосца, когда стража позволяла, крысы были моими единственными спутниками в пустой темнице. Но я точно знал, что меня накормят. Кроме того, тюремщик вымел грязь из камеры и устлал пол свежей соломой. Хотя он был грубым человеком, он не оскорблял меня, по крайней мере, пока.

Скрип в дальнем конце коридора поднял меня с пола. В щель открывающейся двери, начал вползать свет, который я редко видел за последние два дня и поэтому заставил меня сейчас обернуться. Тут же проснулась настороженность, мышцы напряглись. По тому, что тюремщик принес мне еду и больше не приходил, я понимал, что сейчас была ночь. А

тот, кто может прийти посреди ночи, наверняка принесет только неприятности. Дверь открылась полностью, и свет факела пролился в темницу, освещая мою и пустую, напротив меня, камеры. Я прижался к сырой стене и в недоумении потер глаза грязными руками: передо мной стоял ангел.

Розмари. Ее волосы были распущены и лежали вокруг головы, как нимб. Отблеск пламени превратил их в чистое золото. Моя грудь сжалась от внезапного прилива желания услышать ее голос, стоять рядом с ней и знать, что она в безопасности.

— Деррик, — прошептала она, обыскивая противоположную камеру.

Хотя мое благородное «я» подталкивало меня оставаться незаметным, тем самым отпустить ее раз и навсегда, я не смог сопротивляться желанию и, оттолкнувшись от стены, переместился в центр камеры. Все, что я хотел, это увидеть ее лицо в последний раз.

При моем движении она ахнула и обернулась:

— Деррик. — У нее был задыхающийся голос.

Это радость прозвучала в ее возгласе? Она меня рада видеть?

Она подошла к ржавым прутьям и заглянула внутрь. Стражник поднял факел так, что свет упал на меня, открывая грязь и жалкое состояние, в которое я попал. Меня так и подмывало спрятаться в тень. Я не хотел, чтобы она видела меня таким. Но нетерпение в ее глазах окатило меня волной желания видеть ее, заставляя кровь забурлить. Я сделал шаг к решетке, желая дотянуться до нее и притянуть к себе.

Розмари оглянулась через плечо и вздрогнула:

— Я не была здесь уже много лет, — сказала она, оглядываясь и подходя к решетке так близко, что почти касалась ее.

— Почему вы пришли?

В свете факела я увидел ее прекрасные голубые глаза, которые не могли лгать:

— Я беспокоилась о вас, и мне нужно было убедиться, что у вас все в порядке.

— Бывало и лучше.

На лице отразилось горе:

— Я немедленно переведу вас в комнату наверху.

В тревоге я покачал головой. Если я позволю ей это, каковы будут дальнейшие действия аббата? Что он сделает с ней? Возможно, его угроза была неявной, но она заявила о себе достаточно громко.

— Я должен остаться здесь, миледи. Осмелюсь сказать, что у вас самые хорошие охранники и самая лучшая тюрьма, в которой я когда-либо был. — Я

криво усмехнулся, надеясь снизить ее напряжение.

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

Я кивнул и, несмотря на свой запах и вид, наклонился к ней. Я уловил сладкий аромат роз — только ее запах:

— А вы? У вас все хорошо и ничего не угрожает?

— Я в полном порядке. Но встревожена. — В ее взгляде стоял страх, глубокий страх.

Мои мышцы напряглись:

— Что случилось?

У нее были какие-то неприятности? Я не смог удержаться, чтобы не просунуть руку сквозь решетку и не взять ее за руку. Ее пальцы были холодными, но мягкими. Во мне прошла волна облегчения, когда она не отстранилась, а крепко сжала мою руку в ответ, как будто я был ее единственной надеждой.

— Скажите мне, что вас беспокоит, — потребовал я.

Моя грудь раздувалась от желания вырваться из тюрьмы и защитить ее от любого врага, с которым она столкнулась.

Теперь уже не имело значения, что она не встала на мою защиту тогда в парадном зале. Как я мог винить ее за молчание? Она знала меня недолго.

Она поступила мудро, проявив осторожность,

столкнувшись с доказательствами, которые были предъявлены против меня. Скорее я должен рассердиться на нее за то, что она спустилась в подземелье. Особенно из-за возможной опасности, которую она может навлечь на себя, если аббат узнает о ее визите.

Она снова огляделась и вздрогнула так сильно, что дрожь пробежала по моей руке до самого сердца, пронзая меня страхом, в который я никогда не верил. Я посмотрел на охранника, который сопровождал ее в подземелье, и он, казалось, тоже беспокоился за Розмари.

— Кто-то пытается причинить вам вред, миледи?

— Нет, — ответила она со слабой улыбкой. — Прошлое преследует меня.

— Какое прошлое? — Спросил я, стараясь говорить мягко.

— Это глупо, правда. — Она опустила голову. — Кошмары о пытках, свидетелем которых я однажды случайно стала. Давно уже следует забыть это. Но бывают моменты, когда я не могу…

— Например, когда вы увидели человека в кипящей воде?

Она кивнула:

— Или, когда вижу крыс.

— Крыс?

Она понизила голос:

— Они ставили людям на животы клетки, в которых сидели голодные крысы.

— Не говорите больше об этом, — мягко попросил я.

Я достаточно хорошо знал эту пытку: обезумевшие крысы будут грызть и вгрызаться в человеческую плоть, пока не доберутся до внутренностей. Это была медленная и мучительная смерть.

— Однажды я сам был тому свидетелем. Кстати, я видел это здесь в день похорон ваших родителей.

Удивление промелькнуло на ее нежном лице:

— Тогда, наверное, мы стали свидетелями одной и той же сцены.

Мои мышцы напряглись, когда я вспомнил мучительные крики умирающих мужчин:

— Я сжалился над людьми и ускорил их смерть.

Ее глаза расширились, и она пристально посмотрела в мое лицо.

— Герцог дал свое одобрение, — объяснил я, все еще думая о своем грязном лице и надеясь, что темнота подземелья скрывает ее. — Он, вероятно, сделал бы это сам, если бы я не опередил его.

— Мне всегда было интересно, кто проявил сострадание к этим беднягам. — Улыбнулась она грустно. — А теперь, похоже, вы тот, кому я обязана своей глубочайшей благодарностью.

— Нет, миледи.

— Похоже, я снова у вас в долгу. — Ее улыбка стала еще шире.

Несмотря на тяжелые обстоятельства, я не мог удержаться, чтобы не поддразнить ее:

— Может мне стоит начать вести учет ваших долгов передо мной? Я бы не хотел, чтобы вы забыли вернуть мне мою награду.

Она наклонила голову, и я был уверен, что при свете увидел бы красивый румянец на ее щеках. Я ухмыльнулся, хотя внутри у меня все пылало при мысли о награде, которую я действительно ждал от нее, хотя ни за что бы не попросил сейчас. Стоявший рядом с дверью старый сутулый охранник слегка кашлянул.

— Это правда, что я слышал? — Спросил я, быстро меняя тему. — Вы собираетесь уйти в монастырь?

— Да. Это правда. — В ее голосе прозвучала нотка покорности судьбе. –

У меня осталось всего пять дней. Настоятель ушел, чтобы приготовить мою комнату. Разве у меня есть выбор?

Я хотел поспорить с ней, но решил акцентировать внимание на самом главном в этой ситуации:

— Вы думали о том, как сможете обезопасить своих людей, когда окажитесь в монастыре? Как вы защитите их оттуда?

— Я не потеряю возможность править после того, как выполню клятву.

— А аббат позволит?

— Конечно. Мне исполнится восемнадцать, и я смогу распоряжаться посвоему.

Я пожал плечами, мои опасения не исчезли. Может аббат думает, что, держа Розмари взаперти, он сможет контролировать ее? Неужели он против ее замужества, потому что знает, что потеряет влияние на нее?

— Возможно, вам следует обсудить с аббатом возможность своего правления в стенах монастыря.

Она задумчиво посмотрела на меня, поджав губы.

— Миледи, — прошептал стражник. — Думаю, нам пора идти.

Она двинулась, как будто собираясь уйти, затем прижалась еще ближе к решетке моей камеры, крепче сжимая мою руку:

— Вы сделали это, Деррик? Скажите мне правду. Мне нужно знать. — Ее голос был тихим и полным страдания.

Я понял, что она имела в виду. И понимал, что она хочет услышать ответ о моей непричастности к преступлениям. Но ей было больно из-за того, что она хоть на минуту поверила, что я так низко пал.

— Вы действительно думаете, что я способен на это? — Прошептал я в ответ, не в силах сдержать резкость в голосе.

— Нет. — Ее шепот все еще звучал встревоженно, но этот ответ смягчил мою боль. Она нахмурилась и заглянула мне в глаза, словно пытаясь заглянуть в мою душу. — Если вы этого не делали, то почему не защищались?

Когда аббат выдвинул обвинения против меня, безрассудная, беспечная часть меня жаждала встать на свою защиту. Я хотел крикнуть, что не имею никакого отношения ни к одному из инцидентов, особенно когда увидел разочарование в глазах Розмари. Но самообладание, которому герцог научил меня за эти годы, сослужило мне хорошую службу. Я смирил себя. И я принял на себя основную тяжесть обвинений аббата без борьбы, чтобы никто другой не навлек на себя эту вину.

— Помните: «Мы проявляем мужество разными способами»? — спросил я.

Как только эти слова слетели с моих губ, истина этого утверждения поразила меня. Я всегда считал отца трусом. Но что, если мой отец отказался сражаться, потому что надеялся спасти свою семью от голодной смерти?

Возможно, он верил, что, сдавшись, по крайней мере спасет жизнь своей жене и детям. И, вероятно, так и было бы при нормальных обстоятельствах.

Розмари продолжала изучать мое лицо, словно искала в нем правду.

— Иногда храбрость может принять вид головы, склоненной перед врагом, — тихо сказал я, повторяя слова Розмари, когда-то сказанные мне.

Может быть, все это время я ошибался насчет отца? Что, если мой отец проявил больше мужества, смиряя себя, а не сражаясь?

— Но если вы невиновны, почему сразу не сказали?

— А что бы это изменило? Учитывая все улики, указывающими на мою вину, кто бы мне поверил?

— Я бы вам поверила, — прошептала она. — Я вам верю.

Я прислонился к решетке. Мы были меньше, чем на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Ее тепло и жизнь проникли в меня, и я снова вдохнул аромат роз, который обволакивал ее. И, не успев остановить себя, я просунул пальцы сквозь решетку и коснулся ее щеки. Я знал, что должен был сопротивляться. Я не имел права на ее любовь, особенно сейчас. Но я ласкал ее нежную, безупречную кожу. Она поддалась вперед, навстречу моему прикосновению, и мое сердце тяжело забилось в груди.

— Я так хочу, чтобы вы мне верили, — тихо сказал я. — Я хочу, чтобы вы верили, что я никогда, никогда не сделаю намеренно ничего, что принесет вам вред. Я бы отдал за вас жизнь.

Она выдохнула, и легкое дуновение ее дыхания коснулось моего запястья. Мой пульс перешел в бешеный галоп. Старый охранник рядом поднял факел, освещая мою руку, касающеюся ее лица:

— Нам действительно нужно идти, миледи.

Она сделала шаг назад, прерывая наш контакт:

— Если не вы, то кто?

— Не знаю.

Я коротко успел переговорить с герцогом, а также с Коллином и

Беннетом о своих подозрениях. Но они не могли выдвинуть никаких обвинений, пока не получат веских доказательств.

— Я надеюсь, что, когда герцог вернется, он принесет новости об истинном преступнике, и освободит меня.

— Если только мои слуги не узнают правду первыми. — Она плотнее завернулась в плащ. — Я не дам им покоя, пока они не допросят всех в стране.

Ее слова согрели меня, и я готов был снова потянуться к ней. Но она отвернулась, следуя за своим охранником по коридору. Я оторвался от прутьев — ледяное ржавое железо холодило меня. Мне хотелось крикнуть ей вслед, чтобы она не оставляла меня, что я не вынесу разлуки с ней, что не представляю, как смогу жить без нее.

Я люблю ее. Глубоко и по-настоящему.

Я не хотел этого, старался не влюбляться, считая себя недостойным. Но почему-то за последний месяц это все равно произошло. Может быть, я даже влюбился в тот первый день, когда проехал через Эшби и увидел ее отчаянные попытки остановить пытки на городской площади.

В любом случае, я больше не буду отрицать правду.

— Миледи, — позвал я ее.

Уже в дверях, она остановилась. В слабом свете факела она была до боли красива. На самом деле, в ней было гораздо больше, чем я мог себе представить — ум, доброта, заботливость. Ее ярко-голубые глаза смотрели на меня с ожиданием. Я с трудом сглотнул, но не смог сказать, что люблю ее больше жизни, что не хочу, чтобы она уходила в монастырь. Что толку говорить ей это, когда я заперт в темнице, а до ее восемнадцатилетия осталось всего пять дней, всего пять дней, чтобы влюбиться в меня, всего пять дней, чтобы выйти замуж.

— Миледи, — послышался более настойчивый голос старого стражника.

Она подняла бровь, явно ожидая, что я заговорю.

— Берегите себя, — вот все, что мне удалось выговорить.

Она кивнула и вышла. В одно мгновение дверь темницы со скрипом закрылась, скрыв собой свет и… надежду. Я испустил разочарованный стон, эхом разнесшийся по каменным стенам камеры. Устало прислонился головой к решетке, позволяя тьме окутать себя.

Скорее всего, именно этого и хотел аббат. Не в силах помешать плану герцога и удержать Розмари вдали от трех женихов, от меня, аббат решил, что лучшим выходом будет запереть меня, чтобы я не завоевал ее сердце. А

до дня рождения оставалось так мало времени, что, теперь похоже — план сработает. Я мог только молиться, чтобы герцог принес доказательства, которые освободили бы меня, пока не стало слишком поздно.

Глава 20

— Мне это совсем не нравится, миледи. — Голос Труди эхом разнесся по пустынному парадному залу. Она разгладила складки на моем платье и повесила его на спинку стула.

— Все будет хорошо, — сказала я в сотый раз с тех пор, как разбудила

Труди и вытащила ее из постели. — Все остальные спят. Никто не должен знать, кроме тебя, Бартоломью и ночного тюремщика.

— Я говорю, что мы должны быть в постели.

— Но я не могу спать.

После моего визита в подземелье прошлой ночью, меня теперь мучили не только кошмары, но и мысли о Деррике в темной, холодной камере в полном одиночестве. Мое сердце болело всякий раз, как я мысленно возвращалась туда.

Седеющие волосы Труди выбивались из-под простой вуали, которую она поспешно набросила на голову. Ее щеки и шея были в красных пятнах –

признак недовольства мной:

— Это слишком опасно. Что, если он попытается причинить вам вред?

— Он никогда не причинит мне вред. — Тепло окутало меня при воспоминании о словах, которые он прошептал, когда я пришла к нему, что он никогда не позволит причинить мне вред, что он отдаст свою жизнь за меня.

— Кроме того, мы будем не одни, — продолжала я, кивнув на стул, стоявший на почтительном расстоянии от камина. — Ты будешь наблюдать за нами. И Бартоломью тоже.

Боковая дверь, ведущая на кухню, приоткрылась, и мое сердце рванулось с удвоенной скоростью:

— Вот он, — прошептала я, накручивая на палец длинный локон, прежде чем выпрямиться в кресле и сделать все возможное, чтобы выглядеть величественно и красиво.

— Ради любви к земле, рекам и небу, — пробормотала Труди себе под нос. Но, к счастью, моя верная няня сделала несколько шагов назад от меня, сидящей за столом перед камином.

Из-за двери выглянуло морщинистое лицо Бартоломью. Он проверил оба пути, прежде чем войти в главный зал. Затем потянул за цепи, которые держал, и Деррик со связанными запястьями тяжелыми звеньями, спотыкаясь, вышел вкоридор следом за ним.

Я тихо ахнула:

— Не надо было его связывать.

— Тюремщик не позволил бы мне поступить иначе.

Услышав мой голос и увидев меня, Деррик выпрямился. В темноте комнаты его взгляд нашел меня и жадно впился. У меня, как обычно, перехватило дыхание. Шаркая ногами, мой старый охранник подвел его ближе.

— Я должен был бы сказать, что сожалею, что вынужден предстать перед вами в таком виде, миледи, — сказал Деррик, останавливаясь в нескольких футах от нее. — Но это было бы ложью, потому что, по правде говоря, я просто рад вас видеть.

Я окинула взглядом его помятую одежду, грязное лицо, многодневную щетину на подбородке и щеках. Он был так же красив, как и всегда.

— Я думал, что сойду с ума, если мне придется провести еще один день, не видя вас, — сказал он тихим голосом, который творил что-то невообразимое со мной.

Прежде чем я успела придумать ответ, Пэп поднялся со своего места рядом с моим стулом и подскочил к Деррику. Хвост собаки мотались взад и вперед в восторге, он лизал, связанные впереди руки Деррика.

— И мы все также рады видеть вас, — сказала я с улыбкой.

Деррик неловко почесал собаку.

— Вы не можете снять оковы? — Умоляла я Бартоломью, который стоял рядом с Дерриком.

Бартоломью заколебался, и Труди, сидевшая в углу, громко закудахтала.

— Пожалуйста! — Я одарила своего охранника, как я надеялась, самой обаятельной улыбкой. — Как он сможет играть со мной в шахматы, если руки будут связаны?

Тут Деррик заметил стол рядом со мной с разложенной шахматной доской. Его глаза загорелись, а в уголках губ заиграла улыбка.

— Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, миледи, — сказал мой охранник, его добрые глаза умоляли меня прислушаться к голосу разума.

— Как бы мне ни хотелось провести с вами время, миледи, — сказал

Деррик, — я согласен с вашей охраной. Я не хочу, чтобы у вас были неприятности.

— Почему у меня должны быть неприятности? — Спросила я, игнорируя предупреждение аббата о том, что мой народ доверяет мне как твердому лидеру. — Никто не узнает.

Бартоломью изучал своего пленника в течение долгого времени.

— Пожалуйста, Бартоломью. — Кричало сердце. — Если кто-нибудь проснется, я разрешаю вам немедленно увести сэра Деррика.

— Но аббат Фрэнсис Майкл сказал, что с нас живьем сдерут кожу, если пленник сбежит.

Такая угроза аббата застала меня врасплох. Почему аббат сказал такое?

Он не может распоряжаться моими слугами.

— Конечно, он шутил, — начала я, хотя раньше никогда не замечала за ним такое.

— Если бы я хотел сбежать, я бы уже это сделал, — добавил Деррик. — Но если тебе от этого легче, почему бы тебе не приковать мои ноги вместо рук?

После наших заверений Бартоломью смягчился. И через несколько минут Деррик сидел напротив меня со связанными ногами, но свободными руками. Бартоломью стоял всего в нескольких футах, Труди устроилась в кресле рядом. Я присела на краешек стула, нервничая и радуясь возможности снова провести время с Дерриком. Пэп сидел рядом с ним с высунутым языком, и с обожанием смотрел на рыцаря. Я могла только улыбаться преданности собаки человеку:

— Я вижу, вы все еще претендуете на бессмертную привязанность Пэпа.

Деррик провел пальцами по густой белой шерсти собаки:

— Если бы я мог сказать, то же самое о вас.

Хотя это прозвучало шутливо, но что-то в глубине его глаз заставило сбиться мое дыхание. Под его пристальным взглядом я наклонила голову и указала на шахматную партию, разложенную между нами:

— Я решила, что должна сама убедиться, какой вы на самом деле шахматист.

— А, понятно. — С иронией сказал он. — Вы надеялись, что, пользуясь моим уязвимым положением, вам удастся раскрыть мои секреты успеха в этой игре.

— Правда, сэр? — Удивилась я. — Я думала, что это у меня есть секреты, касающиеся тактики в шахматах. И что это именно вы нуждаетесь в моей опеке?

Кривая усмешка тронула уголок его рта:

— Я думаю, мы еще посмотрим, кто в чьей опеке нуждается.

— Но я видела безрассудство вашей игры. — Я поддалась вперед. — И я не сомневаюсь, что вы нуждаетесь в моей помощи.

— В одном я не сомневаюсь, это точно. — Его голос звучал только для моих ушей. — Я, безусловно, нуждаюсь в вас.

Дрожь пробежала через все мое тело — от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук. Я не осмелилась встретиться с ним взглядом, и сосредоточилась на шахматной доске, сделав шаг первой своей фигурой –

конем.

Что он имел в виду? Неужели он думает, что у нас есть надежда? Если учесть, что у нас осталось всего четыре дня, и мы можем рассчитывать только на тайные встречи, даже если мы любим друг друга, как мы сможем пожениться?

Он передвинул одну из своих пешек, затем откинулся на спинку стула и почесал собаку за ухом. Я изучала доску, пытаясь предугадать стратегию

Деррика и куда он может двинуться дальше. Тут я с благодарностью вспомнила о своем наставнике, который любил играть со мной в шахматы и научил всему, что знал. После анализа нескольких вариантов, я, наконец, шагнула пешкой. Деррик ответил, не задумываясь, передвинув коня на букву

«Л», и взял мою пешку.

— Это было слишком быстро.

Он усмехнулся в ответ и откинулся на спинку кресла. Я всматривалась в его фигуры, пытаясь понять, почему он взял мою пешку и какие ходы планировал дальше.

— У вас нет стратегии, сэр?

— В этом нет необходимости.

— Тогда можете проиграть тем, кто ею пользуется. — Я поставила другую пешку так, чтобы нельзя было избегнуть соблазна взять ее, тогда я смогла бы съесть его ладью. Он пал жертвой моей тактики, и я одарила его торжествующей улыбкой.

— Вы очень искусны, миледи.

— Спасибо. — Я положила его ладью перед собой. — Вместо того, чтобы просто реагировать, возможно, было бы мудрее потратить время на обдумывание каждого своего шага.

— Мне никогда не приходилось думать наперед. — Он снова передвинул фигуру наугад, а затем отвернулся к собаке, поглаживая ее.

— Никогда не поздно начать.

Почему-то мне казалось, что мы начали говорить не о шахматах. И

когда тепло его взгляда вернулось ко мне, я не смогла удержаться, чтобы не ответить на него.

— Что вы будете делать в будущим? — Спросила я с дерзостью, вызванной обстоятельствами. — То есть после того, как герцог вернется и освободит вас?

В свете единственной свечи, стоявшей на столе, его серые глаза стали серебряными:

— Значит, вы уверены, что он освободит меня?

— Я верю, что рано или поздно правда станет известна. — Я только хотела, чтобы герцог поскорее вернулся и все уладил, пока не стало слишком поздно. — Что вы будете делать, когда освободитесь? Куда вы пойдете?

Он пожал плечами:

— Я всегда думал, что буду какое-то время участвовать в турнирах, чтобы накопить состояние. И герцог, возможно, вознаградит меня землей за мою службу ему…

— Вы когда-нибудь думали о том, чтобы вернуть то, что когда-то принадлежало вашему отцу?

— Нет. Это невозможно. Земли, замок, богатство много раз переходили из рук в руки за эти годы. И сейчас, пойти и вернуть то, что когда-то принадлежало моей семье, означает лишить средств к существованию и домов невинных людей, которые теперь живут и работают там.

— Я уважаю ваше решение.

Морщины на его лице стали жестче:

— Теперь вы понимаете, почему у меня не было необходимости что-то планировать? У меня нет будущего — по крайней мере, достойного.

Из темноты, окутавшей его, я чувствовала, что снова уступаю его прошлому.

— Но у вас такие замечательные задатки хозяина. Я слышала, как вы разговаривали с дворянами. И все ваши идеи по улучшению очень стóящие.

На самом деле, я хотела бы знать о них подробнее тем более, что вы четко дали понять мне, что я могла бы помочь бедным на моей земле более эффективными способами.

Я почувствовала облегчение, когда его увлечение этой темой прогнало меланхолию. Шахматная партия была заброшена, и я оказалась вовлеченной в разговор о различных способах, которыми я могла бы способствовать процветанию и здоровью среди моего народа, о новых методах ведения сельского хозяйства, которые он предложил, о лучшем распределении помощи нуждающимся, о создании лучших рабочих мест, об оплате труда и о борьбе с болезнями.

Я так глубоко погрузилась в обсуждение, что вздрогнула, когда

Бартоломью подошел к столу:

— Уже почти рассвело, миледи. Нам нужно вернуть заключенного в камеру до того, как проснутся слуги.

Деррик неохотно отодвинулся от стола и встал. Пока Бартоломью перекладывал цепи с ног Деррика на руки, я подавила усталый, но удовлетворенный зевок.

— Мы не смогли закончить нашу шахматную партию, — сказала я с улыбкой. — Я предлагаю реванш следующей ночью.

— Да, я согласен, — подмигну он, — поскольку вам все еще нужна моя помощь в шахматах.

Я тихо рассмеялась. И когда Бартоломью увел его, мое сердце наполнилось счастьем, но и болезненной тоской, которую я не могла ни объяснить, ни заглушить.

Я нервничала весь день, мое нетерпение росло, и я не подумала, что просто лопну от желания увидеть его снова. Следующие два дня были такими же: ожиданием весь день, моим возрастающим нетерпением, и Труди стала говорить мне, что я невыносима. Единственный выход я видела в расследовании, которое проводила с помощью Джеймса, моего привратника.

Я послала его обыскать поместье шерифа и опросить каждого из его слуг. Я

не только надеялась получить ключ к личности истинного убийцы, но также надеялась найти некоторые доказательства, которые могли бы связать шерифа со вспышками, хотя я не знала, что именно ищу. Тем не менее, я не могла ни отдохнуть, ни освободиться от своих мыслей до глубокой ночи, пока Бартоломью не приводил Деррика в главный зал к столу перед камином, где мы разговаривали бесконечные часы вперемешку с игрой в шахматы, которая ограничивалась одним-двумя ходами.

До моего восемнадцатилетия оставалось всего две ночи, и внутри начала подниматься паника. Джеймс так ничего и не обнаружил. Меня преследовала мысль, что герцог уже должен был вернуться и привезти доказательства, чтобы освободить Деррика от обвинений и из темницы. Но ни от герцога, ни от сэра Коллина, ни от сэра Беннета мы ничего не слышали.

Мои уверения моему дорогому другу таяли, а день рождения быстро приближался. День, когда у меня не останется выбора, кроме как покинуть замок и пойти в монастырь, чтобы выполнить Древний обет.

Большая часть моих сундуков уже была перенесена в новое жилище, и я знала, что аббат терпеливо ждет моего прибытия. Но с каждым днем моя неуверенность в монастыре только росла. Я молилась усерднее и более горячо, чтобы Бог показал мне, чего он от меня хочет. Я не знала, как смогу оставить Деррика. Но я знала, что другого пути у меня нет. Я подумывала пойти против мудрого совета аббата и освободить Деррика. Но если я это сделаю, какие мысли родятся у моего народа о справедливости? А что, если я выйду за него замуж, даже если он останется пленником? Проблема была в том, что даже если я была бы согласна выйти замуж за Деррика, он никогда не упоминал о желании жениться на мне. Конечно, я чувствовала его влечение. И что он хочет быть со мной. Но он не строил никакие планы.

Казалось, он подходит к нашим отношениям так же, как к шахматной партии

— без всякого плана и стратегии. Может быть, он сам не знает, чего хочет.

Что, если он не любит меня достаточно сильно, чтобы преодолеть разногласия, стоящие между нами? Может быть, он вообще не любит меня.

Может быть, его чувства ко мне не так глубоки, как мои. И что именно я чувствовала к нему? Я действительно влюблена в него? Это был все тот же мучивший меня вопрос, ответ на который продолжал ускользать от меня. Я

не понимала, как узнать, влюблена ли я в Деррика. Я увлечена им, и очень сильно. Но любила ли я его настолько, чтобы рискнуть нарушить Древний обет? Достаточно ли, чтобы провести с ним всю оставшуюся жизнь?

Возможно, пришло время более прямо обратиться к Деррику. За последние несколько ночей мы достаточно освоились друг с другом. Не будет ли очень неприлично просто спросить его, как, по его мнению, нам быть дальше?

Может быть, если я буду выглядеть сногсшибательно, если я буду совершенно неотразимой, тогда у него не останется ничего другого, кроме как поднять этот вопрос самому?

С колотящимся от предвкушения сердцем я терпеливо ждала, когда

Труди уложит мои волосы. Я устроилась в кресле перед большим камином, и подложила лепестки роз под подол, надеясь, что это поможет сделать меня особенно привлекательной в этот вечер. На мне было малиновое платье, которое герцог подарил мне для балла. Бриллианты и жемчуга сверкали в свете свечей. Несколько локонов свободно ниспадали по бокам из уложенных на макушке. Я молилась, чтобы он начал разговор о любви и браке и о том, какие у нас могут быть шансы на совместное будущее. Одна мысль о том, чтобы самой затронуть такие вопросы, заставила меня покраснеть и уставиться на фигуры, расставленные на шахматной доске, готовые к продолжению партии, которую мы еще не закончили.

Боковая дверь комнаты заскрипела, подавая мне знак о приближении

Бартоломью и Деррика. Труди сидела в своем кресле в углу, положив подбородок на большую грудь и закрыв глаза.

К счастью, моя няня перестала возражать против встреч с Дерриком.

Легко было понять почему. Деррик был таким благородным, добрым и внимательным, что легко завоевал ее. Но Бартоломью, хоть и не препятствовал этим встречам, проявлял особую осторожность: никто не должен был видеть, как Деррик входит и выходит из главного зала. Когда он заговорил о возможных возражениях аббата, я заверила его, что могу делать все, что захочу, без разрешения аббата, особенно теперь, когда мне осталось всего несколько дней до восемнадцатилетия.

У меня вырвался нетерпеливый вздох, и я, сложив руки на коленях и не сводя с них глаз, стала ждать, когда Деррик войдет в комнату. Мое сердце екнуло при мысли о встрече с ним. Несмотря на то, что он приносил с собой грязь подземелья, мне особенно нравилась темная щетина, которая придавала ему больше грубости, но и делала более красивым.

— Миледи.

Голос рядом испугал меня. Это был не Бартоломью и не Деррик. Я

подняла глаза и смутилась, увидев Джеймса и незнакомого мужчину позади него:

— Да, Джеймс, — сказала я, заполняясь смущением из-за того, что меня застали на тайных встречах с Дерриком.

Как Джеймс узнал о них? Почему он не спит? Я искоса посмотрела на боковую дверь. Она была широко распахнута, но ни Бартоломью, ни Деррика не было.

— Что ты делаешь в такой час? — Спросила я, надеясь увести мужчин из комнаты до того, как появится Бартоломью. — Вы принесли мне какие-нибудь новости о расследовании?

Джеймс приблизился на несколько шагов и начал озираться, как будто хотел раствориться в тени комнаты:

— Простите, миледи.

Его большой лоб сморщился, как будто от чего-то неприятного. И тут я заметила, что к Труди подкрадывается человек с открытым мешком для зерна. Я перевела взгляд на человека, стоявшего позади Джеймса. Он тоже был с мешком для зерна. Обойдя Джеймса, он подкрался ближе, и тут что-то внутри меня замерло. Это был монастырский наемный рабочий, тот самый, что принес весть о смерти шерифа.

— Джеймс, почему эти люди здесь? — Я старалась, чтобы мой голос не дрожал от страха.

Но Джеймс отступил на несколько шагов и опустил взгляд на тростник, разбросанный по полу. Его широкие плечи сжались:

— Простите, миледи, — тихо сказал он. — Я не хотел их впускать. Но у меня не было выбора.

Мой разум пытался понять, что происходит. Я с ужасом наблюдала, как рабочий накинул мешок на голову спящей Труди и прикрыл ей рот ладонью, чтобы она не издала ни звука. Крик готов был вырваться из моей груди, но застрял в горле. Я встала, но не успела ни пошевелиться, ни издать хоть какой-то звук — ко мне приблизился рабочий. Я перевела взгляд на Джеймса, на его неуклюжее тело. Он был приставлен ко мне, чтобы защитить меня, так почему он этого не делает? Вместо того чтобы ответить на мой безмолвный вопрос, который, несомненно, сверкал в моих глазах, он попятился еще дальше. Рабочий схватил меня за руку, накинул мешок на голову и погрузил в пугающую темноту. Я стала задыхаться от зерновой пыли, оставшейся в мешке и упавшей мне на лицо. Рванулась и попыталась сорвать его, но он зажал мой рот и нос через мешок, заставляя вдыхать едкий запах, пропитавший мешок. Крики жгли мне грудь. Я вывернулась и хотела освободиться от своего похитителя. Но я чувствовала, как мое тело слабеет, а реальность исчезает. Последняя мысль вызвала во мне приступ паники: «Я

люблю Деррика». И черное забвение поглотило меня.

Теперь я точно знала, что люблю его, потому что вдруг поняла, что не представляю, как смогу прожить без него всю оставшуюся жизнь.

Глава 21

Я ходил взад и вперед по камере: десять шагов до стены, десять шагов до решетки. Я протоптал дорожку в соломе, и теперь шагал по каменному полу. Темнота была такой черной, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Моя кожа была влажной от сырости. В животе урчало от голода. Мой завтрак должны были принести уже давно, но дверь в темницу не открывалась ни ночью, ни утром, за исключением одного случая, когда тюремщик запихнул пьяного заключенного в камеру напротив моей. По тяжелому дыханию мужчины я понимал, что он все еще спит.

Я остановился у решетки и снова прислушался, как делал это уже тысячу раз за эту долгую ночь. Напрягая слух, я пытался услышать шаги, звяканье ключей — что-нибудь, что могло бы говорить о приближении старой гвардии Розмари. Но ничего похожего. Только тишина и прерывистое дыхание заключенного в противоположной камере. Почему Розмари не послала за мной Бартоломью как в прошлые ночи? Вопрос пронзил меня с такой силой, что заболела грудь. Когда я уходил в последний раз, она, как и всегда, говорила, что завтра вечером мы должны закончить партию в шахматы. Конечно, я намеренно пренебрегал игрой, чтобы иметь какойнибудь предлог, любой предлог, чтобы вернуться к ней на наши полуночные встречи. Возможно, она решила, что слишком рискованно посылать за мной снова? Я с ней был согласен. Это было рискованно. Страшно подумать, что сделает с ней аббат, если узнает, что она проводила со мной время… Я

судорожно выдохнул между холодными прутьями, развернулся и продолжил расхаживать по комнате.

А что, если я ей надоел? Но она, казалось, наслаждалась нашими встречами так же, как и я. Она смеялась вместе со мной, оживленно разговаривала и искренне интересовалась моим мнением. Ее глаза горели, выражение лица было открытым и нетерпеливым, и она улыбалась…

Силу ударов моего сердца можно было сравнить с силой боевого коня в битве. Ее улыбка была так красива, что сбивала меня с толку и заставляла делать все, что она пожелает. Я еле сдержал стон, как только представил ее, сидящей напротив за столом: вокруг лица вьется прядь золотистых волос, изящный изгиб подбородка и прелестный излом бровей над огромными глазами. Я не мог ошибиться, увидев особый блеск в ее глазах, когда она смотрела на меня. Растущая привязанность? Она не стала бы звать меня, если бы не хотела быть со мной.

Я запустил пальцы в волосы и все же застонал. Меня так и подмывало заколотить по прутьям и сломать их, чтобы пойти к ней, пасть перед ней на одно колено и умолять выйти за меня замуж. Хотя я не имел права просить ее о любви, потому все еще был бедным безземельным рыцарем, да еще обвиняемым в преступлениях, но должен просить ее стать моей женой. Я

слишком долго позволял своей неуверенности командовать мной. И я терпеливо ждал возвращения герцога, чтобы обелить свое имя. Завтра день рождения Розмари, и я не могу больше откладывать.

С приливом уверенности я стукнул кулаками. Да. Сегодня я найду способ увидеть ее, даже если мне придется послать сообщение, чтобы она спустилась в подземелье. Я скажу ей, что люблю ее, что хочу провести остаток жизни, делая ее счастливой, что не хочу прожить ни дня без нее. Мы могли бы пожениться сегодня. В подземелье. А точно могли бы? В

исключении Древнего обета ничего не говорилось о том, где Розмари может выйти замуж и при каких обстоятельствах, а только то, что обряд должен быть совершен к полуночи в день восемнадцатилетия. Конечно, Розмари не будет волновать, что герцог еще не вернулся с доказательствами в моей невиновности. Я видел все в ее глазах. Она не верила, что я мог совершить преступление. Тем не менее, я весь напрягся при мысли о том, каков будет ее ответ, если я предложу ей стать моей женой. Но, если по какой-то случайности она согласится на мое предложение, я бы хотел для нее лучшего, чем эта камера. Я провел рукой по скользкой каменной стене и прислушался к звукам когтей бегущей крысы. Стоит ли мне надеяться на то, что она ответит на мою любовь?

Эхо от открывшейся двери, высоко на лестнице, сопровождалось эхом шагов. Я выдохнул, выпрямился и стал ждать у решетки. Через несколько долгих секунд в коридоре раздались шаги, зазвенели ключи, и дверь с визгом отворилась. В свете факела я прищурился и разглядел фигуру дневного тюремщика.

— Я принес вам поесть, сэр Деррик, — хрипло прошептал тюремщик. –

Хотя, кажется, не должен этого делать.

Что-то в тоне тюремщика заставило меня напрячься:

— Что случилось? С Леди Розмари все в порядке?

— Ах да, с ней все хорошо, насколько может быть. — Тюремщик подошел и просунул через решетку дымящуюся кружку. — Слышал, вчера вечером она уехала в монастырь. Думаю, она решила уйти на день раньше.

Уехала в монастырь? Поток разочарования, которое я испытывал в течение последних суток, выплеснулся из меня и его место внутри заняла жуткая пустота.

— Значит, она просто ушла. Не попрощавшись?

— Сегодня утром по замку ходили слухи, что она решила, что всем будет легче, если она уедет, не поднимая шума.

Я уставился на толстый ломоть хлеба на суповой кружке, мой аппетит внезапно пропал. Так вот почему она не позвала меня на нашу полуночную партию в шахматы.

Она ушла.

Вспышка жгучей боли пронзила мою грудь, и я начал задыхаться. Даже руки задрожали, и мне пришлось быстро отойти от решетки, чтобы тюремщик не заметил. Она недостаточно любила меня, чтобы остаться. Она предпочла жизнь в монастыре жизни со мной.

— Жаль, что мы не смогли попрощаться с леди, — сказал тюремщик, возвращаясь к двери.

— Да, — ответил я.

Я рассчитывал на то, что она придет ко мне и расскажет о своем решении.

— Я знаю, она хотела бы, чтобы мы продолжали обращаться с вами подоброму, сэр. — Тюремщик остановился перед дверью. — Она ясно дала это понять.

— Спасибо тебе. Я ценю твою доброту, — выдавил я, хотя моя грудь так сдавило, что я едва мог думать и говорить.

— Мне все равно на приказ аббата, — бросил тюремщик через плечо. –

Если леди Розмари настояла на том, чтобы мы кормили вас и содержали в комфорте, я так и сделаю.

— Что значит «приказ аббата»? — Очнулся я ему.

Тюремщик пожал плечами:

— Он сказал, что отныне правила будет устанавливать он.

Значит, я был прав. Аббат хотел, чтобы леди Розмари вошла в монастырь для того, чтобы продолжать контролировать ее, возможно, получить еще большую власть.

Дверь закрылась, и, прислонившись к холодной стене и опустившись на пол, я погрузился в темноту. Кружка с супом упала, пролив драгоценные капли жидкости. Но мне было все равно. Мне было все равно, что это, вероятно, последняя еда, которую мне дадут. Каким бы добрым ни был тюремщик, я понимал, что никто в замке не сможет долго игнорировать приказы аббата. Он обладал сильной властью. Я откинул голову назад и уставился в черную пустоту. Мое сердце билось болезненными толчками, а грудь болела так сильно, что мне казалось, будто меня пронзили копьем.

Она ушла. Она недостаточно любила меня, чтобы остаться. Может быть, она вообще никогда меня не любила. Голова упала, плечи поникли. Я

потерял ее. Я закрыл глаза и позволил выкатится последней капле надежды.

Без Розмари в моей жизни уже не имело значения какая судьба постигнет меня. Я стер пелену с глаз и вцепился в жесткие прутья решетки.

Шершавое шерстяное одеяло соскользнуло и упало на Труди, растянувшуюся на тюфяке на полу. Моя няня фыркнула во сне и пошевелилась. В свете, проникавшем через высокое зарешеченное окно, я увидела, что нахожусь в маленькой узкой комнате. Выбеленные голые стены, деревянный крест, висящий напротив крошечной кровати, на которой я сидела — больше в комнате ничего не было, если не считать ночного горшка в углу.

— Труди, — прошептала я, глядя на толстые доски двери. — Просыпайся.

Что случилось?

Труди перевернулась на другой бок, пробормотала что-то себе под нос и снова захрапела. Я спустила ноги с кровати и разгладила малиновое платье, которое казалось неуместным в этой бесцветной комнате.

Как долго я спала?

Мое сердце подпрыгнуло при воспоминании о том, что произошло: я ждала, когда Бартоломью приведет Деррика, но вместо них появились люди, которые стали подкрадываться ко мне и Труди и набросили на нас мешки.

Потом темнота.

Я встала, на цыпочках обошла Труди и направилась прямо к двери. С

молчаливой отчаянной мольбой я дернула за ручку, но тут же отступила на шаг. Она была крепко заперта. Я снова посмотрела на окно. Оно было слишком высоко, а расстояние между прутьями слишком узким, чтобы даже подумать о том, чтобы сбежать через него.

— Труди, — прошептала я громче. — Нам нужно бежать отсюда.

Я подергала дверь, изучая замóк и молясь, чтобы каким-то чудом смогла его открыть.

— Миледи, — произнесла Труди позади меня, наконец, садясь и зевая. –

Вы сегодня рано встали.

Мой восемнадцатый день рождения уже прошел? Неужели я упустила возможность поговорить с Дерриком и узнать, есть ли у нас шанс на счастье?

Паника охватила меня. Я бросилась к двери, дернула за ручку и потянула на себя.

— Деррик! — Воскликнула я.

Мне нужно найти Деррика.

— Миледи, — сказала Труди, моргая. — В ее голосе прозвучала нотка беспокойства. — Где мы находимся?

— Нас похитили. — Я отступила назад и снова оглядела комнату.

— Во имя Отца, Сына и Святого духа, — Труди поднялась с тюфяка и встала на колени. Ее молитва эхом отразилась от голых стен. — Похоже, мы в монастыре. Эта комната напоминает мне одну из палат, которые используются для больных.

Паника внутри меня резко прекратилась:

— В монастыре? — Я неуверенно рассмеялась.

Теперь я тоже узнавала ее. Родители отправили меня в монастырь на вершине холма, чтобы защитить от чумы. Я не находила себе места и хотела быть чем-то полезной, поэтому пробралась в лазарет, чтобы помочь монахам ухаживать за больными.

— Мы позовем аббата, — сказал я, успокоившись. — Он сможет помочь нам в этой странной ситуации в кратчайшие сроки.

Труди поднялась на ноги и поджала губы. Я прислонилась к двери и прислушалась к звукам в коридоре. Приближались шаги, медленные и размеренные. Наконец, они остановились перед дверью, и я отступила назад.

В замке заскрипел ключ, и дверь распахнулась, открывая аббата. Он стоял передо мной, высокий и худой, в простой коричневой одежде.

— Святой отец, — сказала я с облегчением, прогоняя все страхи.

Я хотела упасть в его объятия и позволить ему убрать мои волосы со лба, как он часто делал. Но при виде двух рабочих за его спиной я застыла.

Это были те самые люди, которые шли за Джеймсом в главном зале. Люди, которые похитили Труди и меня.

— Вот и вы, ваша светлость, — мягко произнес аббат. — Я ждал, когда вы проснетесь.

— Это были вы?

Он кивнул и засунул руки в рукава:

— Надеюсь, вы простите меня за то, что я напугал вас и за то, как грубо мои люди доставили вас сюда. Я прикажу их наказать, ваша светлость.

Рабочие побледнели, но не двинулись с места, и только тогда я заметила, что их запястья закованы в цепи и, что их сопровождают несколько стражников. Я проглотила страх, подступивший к горлу.

— Зачем они это сделали?

— Не стоит беспокоиться, ваша светлость. — Аббат коротко кивнул, и один из стражников вытолкал похитителей в коридор.

— Теперь, когда вы здесь и в безопасности, — продолжал аббат, улыбаясь мне, — я отведу вас в пансион, где вы будете жить, пока аббатство не будет построено. Мои слуги уже распаковывают ваши вещи.

Он кивнул мне, указывая на коридор и пропуская меня. Но я не могла пошевелиться. Все мое тело протестовало против мысли о пансионе. Мое сердце кричало, требовало вернуться к Деррику. Я хотела его больше всего на свете. Я поняла, что наконец-то сделала свой выбор. Я люблю его. Без сомнений. И я хотела выйти за него замуж и провести с ним всю жизнь. Я не могла уйти в монастырь. На самом деле, я даже представить себе не могла, как буду жить без него.

— Отец настоятель, — сказал я, протягивая к нему руку. — Думаю, произошла ошибка.

Выражение его лица оставалось спокойным:

— Я знаю: вам исполнится восемнадцать только завтра. Но теперь, когда вы здесь, мы должны подобрать вам место, не так ли?

Я покачала головой. Мое сердце болезненно сжалось от новости, которую я должна была сообщить аббату. Я не хотела его разочаровывать.

Но я слишком сильно любила Деррика, чтобы упустить шанс быть с ним.

— Я не пойду в монастырь. Я решила выйти замуж за Деррика.

Если он согласится. Я подозревала, что он все еще не считает себя достойным, особенно теперь, когда над его головой нависла угроза. Но я буду доказывать ему, пока не лишусь голоса, если понадобится, что все это не имеет значения.

Аббат промолчал. Но взгляд стал резким.

— Простите меня. — Я шагнула к нему, надеясь, что он не слишком рассердился на меня. — Я знаю, вы думали, что для меня будет лучше жить здесь. Но я полюбила Деррика.

Как только я произнесла эти слова, они заполнили комнату и проникли в мое сердце. Осознавая их красоту и правду, я не смогла удержаться от улыбки.

— Я люблю его.

— Мне жаль это слышать. — Аббат отступил в коридор. — Я думал, что как только вы избавитесь от искушений этого человека, вы поймете, что ваше будущее в служении Богу, здесь.

— Но мы с Дерриком можем служить Богу вместе, — сказала я, вспоминая наши разговоры о переменах, которые могли бы мы вместе сделать на благо людей.

— Ваше место здесь, — сказал аббат, не моргая, тоном, не терпящим возражений. — Я достаточно долго шел на поводу интриг герцога. И теперь пришло время положить этому конец.

Я уставилась на аббата, пытаясь понять его.

— Но разве не вы говорили, что хотели бы, чтобы я сама нашла свою любовь?

— Я не верил в то, что вы настолько глупы, чтобы отдаться похотям плоти.

Его слова ужалили меня в самое сердце. С одной стороны, я желала мира с аббатом, желала слушаться его, следовать его советам, как я всегда делала раньше. Но с другой, и это была более важная сторона для меня, я должна стать настоящим правителем. Я должна сама принимать решения и править уверенно, как мечтала.

— Я не думала, что у меня будет шанс влюбиться, — сказала я, стараясь, придать голосу ровное звучание и властность. — Даже когда мне рассказали об исключении из Древнего обета, я продолжала думать, что это маловероятно. Но, несмотря ни на что, это случилось. Я нашла любовь всей моей жизни. А теперь, если он захочет, я выйду за него замуж. Сегодня.

Лицо аббата исказилось:

— Я надеялся, что вы будете благоразумны, как раньше. Но теперь я вижу, что страсть, затуманила ваш здравый ум.

С этими словами он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. Мой пульс остановился, и я молча уставилась на дверь с открытым ртом.

Когда ключ заскрежетал в замке, меня охватила паника и заставила действовать. Я бросилась на толстую дверь и дернула ее:

— Вы должны освободить меня, Святой Отец.

— Это для вашего же блага, ваша светлость, — крикнул он, с другой стороны. — Потом будете благодарить.

— Я приказываю вам выпустить меня из этой комнаты! — Крикнула я.

Я хозяйка Эшби. Как он смеет принимать такое решение за меня?

— Простите, дитя мое. — Проговорил он голосом родителя, наказывающего провинившегося ребенка. — Это самое лучшее для вас, даже если вы еще не осознали этого.

— Нет!

Аббат не собирался меня отпускать. Я была его пленницей. Паника все поднималась, и я колотила руками по двери:

— Пожалуйста! Я люблю его.

— Вы должны выбросить его из головы раз и навсегда. Он недостоин вас.

Я прижалась к прохладному дереву, и рыдание душило меня, сжимая грудь:

— Я не хочу его потерять!

— Это уже произошло, — возразил аббат, удаляясь. — За все свои преступления он приговорен к четвертованию. Завтра. Считайте это подарком на день рождения, ваша светлость.

Глава 22

Я сидел на том же месте. И не знал, сколько прошло времени: часы, дни или недели. Мне было уже все равно. Единственная мысль, снова и снова проносившаяся в моей голове: Розмари отвергла меня. Я даже не отреагировал, когда заключенный в противоположной камере зашевелился.

— Эй, — раздался хриплый шепот заключенного, вероятно, окончательно очнувшегося от пьяного оцепенения.

Я не ответил, молча благодарил темноту, которая скрывала меня. Я не хотел ни с кем разговаривать, не хотел, чтобы кто-то пытался подбодрить меня ненужными банальностями.

— Есть кто-нибудь? — Раздался снова голос, на этот раз громче, зашелестела солома.

Правила вежливости требовали, чтобы я ответил, но я не мог заставить себя произнести хоть слово. Заключенный издал протяжный стон:

— Отец Всемогущий, помоги мне.

Что-то в голосе мужчины проникло в мое сознание, и я подался вперед.

Крысы разбежались в разные стороны.

— Эй, — позвал мужчина. — Вы здесь, сэр Деррик?

Я напряг зрение, пытаясь разглядеть что-нибудь в темноте подземелья, но наткнулся лишь на зловонный воздух.

— Да, — сказал я нерешительно. — Это я, сэр Деррик. Ты кто?

— Это я, сэр. Бартоломью. Охрана леди Розмари.

Не знаю, кого я ожидал увидеть, но, услышав это имя, прислонился к стене. Бартоломью был последним человеком, с которым мне хотелось разговаривать. Одно присутствие старой гвардии напомнило мне о леди

Розмари и наших тайных встречах за последнюю неделю. Но опять же, уроки герцога о хороших манерах и доброте требовали, чтобы я не игнорировал присутствие другого человека.

— Как вы себя чувствуете?

— Как будто в моей голове находится дикий кабан, выпущенный на волю.

Я фыркнул. Неужели старая гвардия праздновала уход в монастырь леди Розмари?

— Вот что бывает, когда пьешь слишком много.

— Пьешь? — Голос охранника стал выше. — Только не я, сэр. Это не от выпивки.

— Прошу прощения.

— Меня ударили по голове. И как только я поймаю тех, кто это сделал, им лучше быть настороже.

Я напрягся:

— На тебя напали?

— Я шел сюда, чтобы привести вас к леди Розмари, когда из темноты на меня напали двое мужчин.

Мои мышцы стали оживать, и в одно мгновение я был на ногах, хватаясь за прутья:

— Вы шли за мной?

— Да.

— Значит леди Розмари хотела провести со мной еще одну ночь?

— На ней было самое красивое платье, сэр. Красное, которое она надевала на танцы. И она сидела за столом и ждала вас, взволнованная до предела.

Красное платье, которое подарил ей герцог? Легкое дуновение облегчения пронеслось в моей груди, ослабляя душевные оковы, державшие меня в плену с тех пор, как я услышал новости от тюремщика. Она ждала меня. Была взволнована. Даже надела свое лучшее платье.

— Что случилось потом? — Спросил я, вглядываясь в темноту камеры напротив, жалея, что не могу прочитать выражение лица Бартоломью. — Она передумала и решила уйти в монастырь посреди ночи?

— Монастырь? — Шепелявый голос охранника зазвенел от удивления. –

Нет, сэр. Она ни словом не обмолвилась об отъезде в монастырь. Особенно посреди ночи. На самом деле, я думал, что она вообще передумала уходить.

Если вы понимаете, что я имею в виду, сэр.

Моя голова закружилась от новой информации, и мозг работал, пытаясь обдумать все. Значит, она собиралась остаться? Если так, то что заставило ее передумать?

— Ты хоть представляешь, кто тебя ударил, Бартоломью? И почему?

— Не знаю, сэр. Они слишком быстро подошли ко мне сзади.

Я отпустил прутья решетки и сделал десять шагов к стене, а затем назад. Был только один человек, у которого были причины скрывать от меня

Розмари: аббат Фрэнсис Майкл. Возможно, аббат узнал о наших ночных шахматных партиях и решил положить им конец.

На лестнице, ведущей в подземелье, послышались тяжелые шаги. Я

дернул за тунику и стянул ее через голову.

— Сними верхнюю одежду, Бартоломью, — настойчиво прошептал я. — И

скрути ее в веревку.

Я не знал, что случилось с Розмари. Может быть, она пошла в монастырь добровольно. А может, и нет. Я знал, что не смогу спокойно жить, если не узнаю наверняка. Мне нужно было услышать от нее, что она не любит меня и не хочет быть моей женой. Если она так скажет, я уйду и позволю ей принести обет. Но я не мог больше томиться в темнице. Я уже проявил мужество, унизив себя в этой яме, чтобы защитить ее. Но теперь пришло время подняться. Время бросаться в бой.

— Я хочу, чтобы вы подозвали тюремщика к себе, — прошептал я, туго скручивая тунику. — Потом, улучите момент и толкните его ко мне.

— А если это не сработает, вы прижмете его к моей камере?

— Правильно.

Бартоломью не был сильным человеком, но неожиданность была на нашей стороне. Надеюсь, дневной тюремщик сжалится над нами и не будет слишком сопротивляться.

Дверь со скрежетом открылась, принеся с собой ослепительный свет и, к моему ужасу, двух незнакомых охранников. Дневного тюремщика нигде не было видно. Я спрятал рубашку за спину, и мои мышцы напряглись, готовые к действию.

Один из охранников подошел ко мне:

— Аббат хотел, чтобы я сообщил вам, что, поскольку сегодня день рождения леди Розмари, она решила, что больше всего хотела бы получить в подарок вашу голову на серебряном блюде.

Я мысленно вздохнул. Время еще есть. Может, немного, но, по крайней мере, ее день рождения не прошел.

— Но перед этим, — продолжал стражник, — она хотела убедиться, что вы понесете наказание за свои преступления. Она приказала, чтобы вас повесили, выпотрошили и четвертовали на городской площади в полдень.

Публичные пытки — это последнее, что Розмари когда-либо прикажет сделать, даже против своего злейшего врага. Взрыв ярости пронесся по моим венам. Что-то было не так с Розмари. Теперь я знал это наверняка.

— Я бы не советовал предпринимать какие-либо действия против меня без согласия герцога Ривеншира, брата короля, — сказал я, и мои пальцы сжали тунику. Я не знал, как смогу сражаться с двумя стражниками, имея только клочок ткани, но я должен был попытаться.

Один из стражников подошел ближе, держа в одной руке ключи, а в другой копье. Охранник у двери шел за ним по пятам, держа факел.

— Мне сказали, что не стоит беспокоиться о герцоге Ривеншире или его рыцарях, пытающихся спасти вас от заслуженного наказания. Он задержался у настоятеля.

Эти новости я отложил на потом. О своих друзьях я позабочусь позже.

Сейчас мне придется сражаться в одиночку, надеюсь, с небольшой помощью

Бартоломью. В мерцающем свете я поймал взгляд старика и указал головой на второго охранника. Бартоломью слегка кивнул и мрачно поджал губы.

— Если вы обещаете быть хорошим мальчиком, — сказал стражник, приближаясь, — я доставлю вас на городскую площадь целым и невредимым.

Если нет, я буду отрезать вам пальцы один за другим за каждое ваше противодействие мне.

Солнечный свет лился в зарешеченное окно, отмечая полдень. Мой день рождения уже наполовину прошел. Труди сидела на краю крошечной кровати, ее щеки пылали, глаза дико сверкали.

— Миледи, мы должны что-то сделать.

Я ходила взад и вперед:

— Что мы можем сделать?

Я перебирала варианты в сотый раз. Другого выхода не было. Мне придется сражаться, если я хочу освободиться. Это было опасно, но в прошлую бессонную ночь я поняла, что должна показать на что способна как лидер. Может быть, уже поздно. Наверное, поэтому аббат и думал, что может принимать решения за меня. Но я должна была показать ему раз и навсегда, что его поведение, его контроль надо мной совершенно неприемлемы, что я не потерплю этого.

Дверь заскрипела, и Труди поднялась с кровати, ее широко раскрытые глаза лихорадочно бегали по узкой комнате.

— Это неправильно. Я не отступлю и не позволю им сделать это с вами, миледи, — яростно прошептала она.

Аббат прислал с утренней трапезой известие, что я приму обет после полуденного колокольного звона. А теперь они пришли за мной. Труди подошла к ночному горшку и подняла его.

— Я только хочу, чтобы вы были счастливы, миледи. И я вижу, что этого не случится, если вы не будете со своим рыцарем.

Замок скрипнул.

— Я отвлеку их. — Труди встала перед дверью, широко расставив ноги и отодвинув горшок. — А вы бегите за помощью.

— Я не смогу оставить тебя здесь, — прошептала я.

Дверь начала открываться. Труди поджала губы и расправила плечи.

— Не беспокойтесь обо мне, миледи. Я смогу постоять за себя.

Когда дверь распахнулась и показался вооруженный стражник, который должен был доставить нас в часовню, Труди вытряхнула содержимое ночного горшка прямо на его лицо. Он споткнулся и закричал, уронив недавно еще белую тунику, предназначенную для меня, на пол.

— Бегите, миледи! — закричала Труди, швырнув ночной горшок в голову охранника.

Хотя я не хотела оставлять няню, я бросилась вперед мимо растерянного охранника, к двери и дальше по коридору. Мои шаги эхом отдавались в пустом коридоре. Сердце билось о ребра. Я должна была уйти.

Я не смогу помочь Труди или себе, если меня запрут в монастыре. На самом деле, возможно, именно это и хотел аббат. Возможно, он никогда не собирался позволить мне править самостоятельно, даже когда мне исполнится восемнадцать. Длинный коридор заканчивался и выходил на крытуюдорожку, проходящую через двор. Я остановилась и посмотрела на монаха, стоящего на коленях среди цветов и выдергивающего сорняки.

Позади раздавались крики. Я должна была найти выход из монастыря.

Может быть, секретные ворота, которые я когда-то нашла? Я побежала по крытой дорожке, не обращая внимания на монаха, который остановился и с любопытством посмотрел на меня. Впереди маячила арочная дверь с витражом над ней.

Часовня.

Если бы я могла пройти через часовню, я бы нашла дверь, через которую прихожане входили и выходили. Я смогу выскользнуть наружу и приказать кому-нибудь отвезти меня домой, к Деррику. Меня передернуло от мыслей о том, что аббат запланировал для него. Потрошение и четвертование были одними из самых ужасных пыток, несомненно, изобретенных самим дьяволом. Зачем аббату это делать? Мысль о том, что мой мудрый советник намеренно планирует причинить вред Деррику, возмутила меня. Я доверяла аббату все эти годы, и мое сердце сжималось при мысли о том, что он похитил меня и запер. И теперь он собирается пытать человека, которого я люблю? Как он мог? Тем более, он знает, как я отношусь к пыткам?

Дойдя до двери церкви, я остановилась и судорожно вздохнула. Крики, доносившиеся из комнаты, эхом отозвались и подтолкнули меня вперед. Я

рывком распахнула дверь и шагнула внутрь. Высокие арки и колонны нефа возвышались надо мной, окруженные витражами. У алтаря горели канделябры. Но великолепное здание было странно тихим и пустынным. Я

скользнула вдоль стены, ища двойные двери, которые могли бы вывести меня на свободу.

— А, вот и вы, ваша светлость. — Голос аббата эхом разнесся по святилищу.

Я остановилась и увидела, что он стоит у алтаря в своем лучшем одеянии, с раскрытым молитвенником в руках.

— Я ждал вас. — Он подошел к основанию алтаря и внимательно посмотрел на меня поверх колонн. — Но почему вы не надели белую тунику, которую я вам послал?

Я отвернулась от него. Подавив новый приступ паники, я подобрала платье и побежала к двери. Не задумываясь, а только осознавая, что должна бежать. Труди подвергла свою жизнь опасности ради меня. А теперь я должна найти Деррика. Если я доберусь до него, пока не стало слишком поздно, мы вместе сможем вернуться и спасти ее. Я навалилась на резную дверь. Мои пальцы ухватились за ручку, и я рванулась вперед, но не смогла открыть ее. Дверь не поддавалась. Дернула ручку еще раз, и отчаяние заполнило мою грудь: закрыто. Вновь охваченная паникой, я развернулась и побежала к боковой двери, в которую только что вошла. Но она открылась с оглушительным грохотом, и несколько запыхавшихся стражников вбежали внутрь с обнаженными мечами. Я остановилась и стала осматриваться, ища другой путь к отступлению.

— Из любви к солнцу, луне и звездам, — раздался еще один голос позади них.

Труди.

Я смотрела, как тот же самый охранник, который пришел в нашу камеру, теперь шагал в центр святилища, таща Труди за собой, не обращая внимания на отвратительную вонь, которая сопровождала его. При виде его кинжала, приставленного к груди Труди, я закричала:

— Не трогай ее!

Эхо моего крика пронеслось по всему святилищу. Аббат улыбнулся, но совсем не по-доброму.

— Принесите нож для языка. — Он сделал знак одному из охранников. –

Я уверен, что ее светлость более охотно согласится дать обет, если увидит инструмент во рту любимой няни.

Глава 23

Я сделал глубокий вдох и прошептал безмолвную мольбу о прощении за все, что собирался сделать. Охранник наклонил голову, чтобы вставить ключи в замок, и я рванулся вперед. Прежде чем он успел среагировать, я просунул руки сквозь прутья и обернул свою тунику вокруг шеи мужчины, разворачивая его. Охранник издал сдавленный крик, но я дернул посильнее, так, чтобы перекрыть воздух в его легкие. Другой стражник с ревом бросился ко мне, держа меч наготове. Я с ловкостью, рожденной практикой и бесконечными тренировками, просунул ногу сквозь прутья решетки и нанес ему быстрый удар в живот с такой силой, что он отлетел к камере

Бартоломью. С удивительной быстротой Бартоломью обмотал тунику вокруг горла стражника и скрутил ее в узел. Жгучая боль пронзила мою ногу, и я понял, что охранник, которого я держал, выхватил кинжал из ножен и, ударив им назад, задел мое бедро. Мужчина пытался ударить еще раз, но я успел отскочить в сторону, схватить его за руку и завернуть ее за спину, заставив бросить оружие.

В свете факела я видел, как Бартоломью пытается увернуться от лезвия меча, которым его пленник отчаянно размахивал, пытаясь освободиться от смертельной хватки. Но ему мешало длинное лезвие меча. Я понимал, что у меня нет времени. Если Бартоломью ослабит хватку, освободить нас будет несколько сложнее.

Быстрым рывком я откинул голову пленника назад и ударил о решетку с такой силой, что он потерял сознание. Когда охранник соскользнул на пол, я вырвал ключи из его рук. Быстро отпер камеру и, прежде чем пленник

Бартоломью успел среагировать, нанес ему резкий удар в живот, а затем в руку, державшую меч. Боль от удара заставила стражника выпустить оружие, и оно со звоном упало на землю. Бартоломью потуже затянул веревку на шее стражника. В тот же миг я ударил охранника кулаком по голове. Человек рухнул, и я перехватил у него факел, выпавший из его безвольной руки. Не теряя ни секунды, я отпер камеру Бартоломью и затащил одного из лежащих без сознания охранников за решетку.

— Хорошая работа, сэр, — задыхаясь, сказал Бартоломью, наклоняясь, чтобы помочь мне.

Как только мужчины были надежно заперты, я надел тунику и взял оружие охранников.

Я повернулся к Бартоломью:

— Мне нужно, чтобы ты нашел мое оружие, особенно алебарду, а затем показал мне наименее заметный выход из замка.

— Вам нужно обработать рану. — Бартоломью многозначительно уставился на кровь, просочившуюся сквозь штаны.

Я схватил тунику старого охранника и, оторвав кусочек от края, обернул вокруг ноги, крепко связав, чтобы остановить кровь. Сейчас у меня была только одна цель: найти Розмари. Я пойду на все, чтобы найти ее.

— Потом. — Я шагнул к двери. — Ты покажешь мне выход? Или мне придется пробиваться из этого замка напролом?

Напряженный от беспокойства Бартоломью посмотрел на меня:

— Вы не можете ехать в монастырь один, сэр. У аббата много вооруженной охраны.

— Покажи дорогу, — потребовал я.

Бартоломью на мгновение заколебался. Затем, блеснув восхищением в глазах, двинулся вперед:

— Следуйте за мной.

Я горячо молился, чтобы добраться до Розмари вовремя. Прежде чем аббат заставит ее сделать что-то, о чем она потом пожалеет.

С каждым вдохом я сдерживала крики ужаса. При виде Труди с ржавой железной клеткой на голове меня затошнило. Ее рот был неестественно широко открыт двумя зазубренными кусками металла и ужасным острым концом пыточного инструмента, который был засунут ей в рот. Губы Труди уже потрескались и кровоточили. Она закатила глаза, обезумев от боли.

Каждый раз, когда она давилась, острие инструмента резало ей язык.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Пожалуйста, начинайте церемонию как можно скорее.

Аббат стоял перед алтарем, размеренно размахивая ладаном.

— Я ценю ваше содействие, ваша светлость.

Охранник поставил Труди так, чтобы я могла ее видеть, но ничем не могла помочь. Они связали мне руки. Так что мне ничего не оставалось, как опуститься на колени на молитвенную подушку.

Настоятель, наконец, повернулся:

— Мне жаль, что до этого дошло.

Его безмятежность только пробудила во мне желание надеть ему на голову пыточное орудие и дать испытать его же жестокость на себе.

— Я не верю в ваше сожаление, святой отец. — Мой голос задрожал от усилий, которые потребовались, чтобы успокоиться.

— Конечно, сожалею. — Он поднял ладан и взмахнул им над моей головой. — Но не волнуйтесь. Я сохраню вам няню живой. Мне нет прока в ее смерти.

Он кивнул охраннику, стоявшему рядом с Труди. Охранник потуже затянул ремень на голове Труди. Острие вонзилось в ее рот. Няня сдавленно вскрикнула.

— Нет! — Я закричала и сглотнула желчь, которая подступила к горлу. –

Я сделаю все, что угодно. Что угодно. Пожалуйста, просто снимите это с головы Труди. Пожалуйста.

Аббат улыбнулся:

— Да. Это прекрасно работает. Я так и думал, особенно после того, как заметил вашу реакцию на пытки, которые я недавно организовал в городе.

Что он организовал?

Увидев мой невысказанный вопрос, аббат цинично улыбнулся.

— Мне нужно было убедиться, что вы все еще питаете отвращение к пыткам. Я знал, что это может пригодиться мне, чтобы контролировать вас, если в вас проснуться своевольные, непослушные желания, как сейчас.

Мое тело затряслось от ощущения предательства:

— Значит, шериф просто выполнял ваши приказы?

— Так и должно быть. Как и для вас.

— Это моя земля. Я законная наследница и правитель.

— Вы глупая молодая девушка, которая ничего не знает.

Его слова ударили меня, как пощечина:

— Мой народ любит меня. — Неубедительно вырвался мой протест.

Если шериф и аббат считали меня глупой, то может еще кто-то думал также?

— Вы по глупости опустошили бы свою казну и стали бы нищей, если бы я не вмешался и не стал уничтожать бедных на ваших землях.

— Это вы уничтожили бедных? — Его слова снова поразили меня в самое сердце.

— Будь ваша воля, вы отдали бы все до последней вещи этим негодяям.

Я решил, что единственный способ спасти вас от такой глупости –

избавиться от тех, кто требует много, но мало дает взамен.

— Значит вспышки болезни начались из-за вас? — Тошнота, сопровождаемая острой болью от его предательства, подступила снова.

— Вы оцените то, что я спас ваше состояние. — Аббат не двигался, только продолжал медленно раскачивать надо мной клубок благовоний. –

Надеюсь, теперь его будет достаточно, чтобы построить аббатство и собор, которые мы планировали все эти годы.

— То, что вы планировали.

— Построив их, вы оставите наследие.

— А вы обретете больше власти и славы?

Аббат не ответил. Но, судя по блеску в его глазах, я была близка к истине.

Как я раньше не замечала его скрытых мотивов? Он хорошо их прятал.

Или, возможно, когда я смирилась с жизнью в монастыре, до того, как узнала об исключении из обета, аббату не нужно было ничего скрывать. Он просто планировал контролировать меня, как всегда это делал. Из-за своей неуверенности в себе я слишком часто обращалась к нему и позволяла легко манипулировать собой, как пешкой в шахматной партии. Но когда замаячила реальная возможность моего замужества он понял, что потеряет способность контролировать меня? Не он ли стоит за всеми этими странностями во время ухаживаний, не он ли пытался убить рыцарей?

Я опустила голову, боясь, что он увидит отвращение, бурлящее во мне.

Я хотела спросить — как он все это провернул. Возможно, они с шерифом работали вместе. Но какая теперь разница? Я знала достаточно. Я знала, что человек, которого я всегда обожала и которому доверяла, был не тем, кем я его считала. Гнев поднялся в моей груди. Мне хотелось встать и наброситься на аббата. Но один брошенный взгляд на кровь, стекающую по подбородку

Труди, и я поняла, что ничего не смогу сделать. По крайней мере сейчас. Я не могла больше рисковать, причиняя боль моей дорогой няне. И стражники явно были преданы аббату.

Аббат начал молиться по-латыни, произнося первые строки церемонии, которая безвозвратно превратит меня в монахиню. Как только я произнесу клятву, я буду связана жизнью в монастыре. Никто не сможет изменить мое будущее, даже если захочет. К моему гневу на аббата примешивалась боль от всего, что я теряла, от красоты жизни и любви. И Деррика. Я опустила голову ниже, тяжесть печали и ужаса от всего происходящего давила и угрожала расплющить меня. В каком-то смысле это были похороны. Поскольку было уже далеко за полдень, я не сомневалась, что аббат выполнил свою угрозу и убил Деррика. При одной мысли о том, как он страдал, мне хотелось плакать.

— Мы собрались здесь, чтобы соединить Розмари Монфор из Эшби, –

начал аббат, — в торжественной церемонии бракосочетания с Богом

Вселенной.

Одно из окон в задней части церкви разбилось, раскидывая осколки цветного стекла по нефу. Я обернулась и увидела человека, запрыгивающего во внутрь. Он скатился на пол в стекла и тут же вскочил на ноги. Когда он выпрямился, я ахнула. Это был Деррик, и он был все еще жив. Я вскрикнула в облегчении. Его волосы развевались, а грудь вздымалась, как если бы расстояние от замка до монастыря он пробежал не останавливаясь. Стальные глаза Деррика обвели церковь и на мгновение остановились на мне. Его пристальный взгляд прошелся по мне, словно проверяя в безопасности ли я, и он шагнул к центральному проходу, держа алебарду обеими руками, с рыцарским мечом в ножнах с одной стороны и кинжалом с другой. Он возвышался, широко расставив ноги, его глаза сверкали яростью.

Монастырские стражники начали медленно приближаться к нему, обнажая мечи, блестевшие в ярком свете, льющемся из разбитого окна. Я сосчитала, сколько стражников приближалось к нему. Одиннадцать. Новый страх охватил мое сердце. Как он сразится против одиннадцати хорошо обученных и вооруженных солдат? Быстрое движение рядом со мной и еще один обнаженный меч увеличил число до двенадцати. Солдат, охранявший Труди, присоединился к тем, кто окружал Деррика. Скоро он окажется в ловушке двенадцати солдат. Мне хотелось закричать в знак протеста. Но зачем? Что толку?

Когда один из охранников бросился на Деррика, он быстро отбил его топором, а затем отразил еще один удар острым наконечником своего оружия. У меня перехватило дыхание, и я отвернулась, не в силах смотреть, как он падает навзничь. В этот момент мой взгляд упал на Труди, чьи мучительные глаза умоляли освободить ее. Я кинула взгляд на аббата — он был отвлечен стычкой. Если я как-то смогу помочь Труди, то только сейчас.

Медлить нельзя. Пока аббат не попытался остановить меня, я встала и направилась к няне. Хотя мои руки были связаны, пальцы были свободны.

Позади меня — шум и крики сражения, я сопротивлялась искушению упасть на колени и закричать в ужасе при виде хитрого приспособления на лице

Труди. Я нашла кожаный ремешок и защелку на затылке Труди, которые удерживали орудие пытки. Дрожащими пальцами я нащупала их. При малейшем движении Труди издала гортанный, животный крик боли.

— Отче наш, сущий на небесах, — прошептала я, глотая собственные крики.

Я хотела отступить, спрятаться, притвориться, что это всего лишь очередной кошмар. Я не была уверена, что смогу полностью справиться со своими страхами. Рев, очень похожий на голос Деррика, донесся из битвы, встряхнул меня и напомнил, что он противостоит двенадцати вооруженным охранникам. Он пришел спасти меня. Если он мог бросить вызов самой смерти и сражаться так доблестно, то я, конечно, тоже могла.

Все тело Труди дрожало, и я начала двигаться быстрее.

— Еще минуту. — Шептала я, борясь со слезами. — Все будет хорошо, моя милая Труди.

Пальцы запутались в засове, когда я отчаянно пыталась его опустить. В

последний мучительный момент хитроумное приспособление выскользнуло, и металл выпал изо рта Труди, с лязгом упав на пол. Связанными руками я прижала ее к себе и опустила на пол. Она уткнулась лицом мне в грудь, ее тело сотрясалось от рыданий.

Еще один крик перекрыл лязг мечей. Я вгляделась в круг, который теснился все ближе к Деррику. Судя по распростертым на полу телам, он уже уложил четверых солдат. Но оставалось восемь. Он размахивал алебардой и вращался с ловкостью и уверенностью, которые говорил, что он был превосходным рыцарем. Я могла представить, как он сражался на поле боя, как он заслужил звание одного из трех благороднейших рыцарей во всем королевстве. Он отбил один удар, пригибаясь, чтобы избежать другого. Но он не сможет продолжать бесконечно. На ноге у него уже выступило кровавое пятно. Как раз в этот момент острие меча задело его руку, и через мгновение багровое пятно просочилось через тунику.

— Стой! — Пыталась крикнуть я, но спазм в горле от страха мешал мне, и я задыхалась.

Деррик сделал выпад крюком алебарды, схватил и повалил еще одного.

Тем не менее, круг вокруг него становился все теснее. Стражники все ближе приближались к нему, пока он не оказался совершенно беспомощным перед семью мечами, приставленными и готовыми погрузиться в его тело.

— Бросайте оружие, — крикнул аббат Деррику.

Стоя перед остриями мечей, Деррик искал мой взгляд. На расстоянии огонь в его глазах поглотил меня, вошел глубоко в мою душу, и успокоил.

Он любил меня. Я видела сияющее послание.

— Я тоже тебя люблю. — Я произнесла эти слова одними губами, молясь, чтобы, если он не сможет прочитать по губам, то заглянет в мое сердце и узнает правду о моей вечной любви к нему. Я больше никогда никого не полюблю.

Мои мысли будто прошли сквозь расстояние и проникли в его сердце.

Он издал победный крик, нырнул под круг мечей, рубанул по ногам стражников и заставил их отступить. Мое сердце наполнилось новой надеждой, но она тут же погасла, когда костлявые пальцы аббата обхватили мою шею и потащили вперед. Его хватка была твердой, как железо. Труди упала на пол, ее глаза потускнели от боли, рот превратился в кровавую распухшую массу.

— Немедленно бросьте оружие, — крикнул аббат, — или я начну резать лицо ее светлости, по одному порезу за каждый удар, который вы нанесете моим стражникам.

Ледяная сталь ножа прижалась к моему горлу. Деррик тут же остановился.

— Не причиняйте ей вреда. — В его голосе слышалась паника.

— Мне нравится, как это работает, — сказал аббат, поднося нож к моей коже, больно уколов. — На самом деле, я думаю, что мне очень понравится моя новая власть.

— Итак, вы открыто признаете, что подрываете усилия леди Розмари найти настоящую любовь. Что это вы покушались на моих товарищей.

Аббат усмехнулся:

— Конечно, сначала я думал, что она влюбилась в кого-то из них и надеялся отпугнуть их. Но я понял, что ты нравишься ей больше, и тогда свалить вину за преступления на тебя и сделать тебя похожим на ревнивого друга стало очень легко.

После всего, что я уже узнала об аббате, эта новость меня не удивила.

Но это ранило меня:

— Святой отец, как вы могли?

Давление клинка заставило меня замолчать.

— Я сделал это для вашей же безопасности, ваша светлость.

— Ее безопасности? — Закричал Деррик. — И вы думаете, что защищаете ее сейчас?

— Она очень охотно дает обеты. Не так ли, ваша светлость? — Аббат бросил взгляд на Труди и кусачки, лежащие на полу рядом с ней.

Деррик проследил за его взглядом, и при виде моей измученной няньки его глаза сверкнули, как острые мечи.

— Бросьте оружие. — Аббат надавил на нож так, что, все-таки, порезал мою кожу.

Я не смогла сдержать крика, больше от страха, чем от боли. Лицо

Деррика побледнело и помрачнело. Он выпустил алебарду, и звон стали о камень отскочил от нефа до сводчатого потолка, отразившись глубоко в моем сердце.

Это был звук прощания.

Он вынул из ножен кинжал и меч и бросил их. И когда на этот раз он встретился со мной взглядом, я поняла, что он прощается. Он отдал свою жизнь, чтобы спасти мою.

Глава 24

— Нет! — Мой крик пронзил воздух.

Я не позволю ему принести такую жертву. Но как только мой крик разорвал неф, последовал звук трубы и треск дерева.

В одно мгновение церковная дверь прогнулась, и в комнату хлынул солнечный свет. В дверной проем, низко пригнувшись, въехал на коне рыцарь, нацелив меч и приготовившись нанести удар. Мне не нужно было искать эмблему на попоне, чтобы понять, что это сэр Беннет. Мне достаточно было видеть ловкость, с которой он наносил удары, когда его конь врезался в группу охранников. Пока стражники отбивались от сэра Беннета, Деррик бросился за алебардой. Одним движением он схватил оружие и ударил им по пяткам ближайшего охранника, с криком повалив его на землю. Деррик развернулся и ударил другого охранника, который нацелился на сэра

Беннета. Сэр Беннет врезался в охранника, который с ревом несся к Деррику.

В течение нескольких минут два рыцаря ранили или свалили остальных охранников. Наконец, больше не встретив сопротивления, Деррик улыбнулся сэру Беннету, лошадь которого фыркнула и затопала.

Еще один грохот раздался у входа в церковь, и еще два боевых коня ворвались в неф — герцог и сэр Коллин, оба запыхавшиеся, но вооруженные и готовые к бою.

— Спасибо, что наконец появились, — криво усмехнулся Деррик.

— Ты же нас знаешь. Когда есть возможность, мы стараемся все сделать как можно более захватывающим. — Пошутил сэр Коллин.

— Несколько важных мостов были разрушены аббатом, чтобы помешать нам вернуться. — Уточнил сэр Беннет.

— Беннет был прав, когда говорил, что нет необходимости освобождать тебя из темницы, — рассмеялся сэр Коллин. — Я должен был догадаться, что ты сам выберешься из тюрьмы, когда придет время.

Герцог молча царственно восседал на коне. Сквозь прорезь в шлеме я видела, как он оценивающим взглядом осматривал место сражения. Когда его взгляд остановился на мне, он замер. Я наблюдала за дракой, не двигаясь с места. Я едва осмеливалась дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить со все еще приставленным лезвием у горла. На протяжении всей схватки я ждала, что аббат нанесет удар, чтобы наказать меня за действия рыцарей, но нож не двигался. У меня было ужасное чувство, что он приберегает свой гнев до тех пор, пока все внимание Деррика снова не сосредоточится на мне.

— Отпустите леди Розмари, — крикнул герцог. — Мы нашли улики, доказывающие, что вы стоите за обвинениями на сэра Деррика, и арестовали стрелка, которого вы наняли, чтобы застрелить сэра Коллина. Мы также задержали солдата, работающего на соседнего лорда Уизертона, который утверждает, что вы заплатили ему, чтобы он убил и вырезал сердце шерифа.

— Это больше не имеет значения, — сказал аббат, делая шаг назад, но не отпуская нож от моего горла. — Теперь у меня есть ее светлость. И ничто не заставит меня отдать ее. В любом случае, до того, как она станет моей, осталось всего несколько часов. Пора признать свое поражение.

— Мы также нашли отравленную жидкость, которую вы велели шерифу налить в эль, который раздавали бедным. Мы взяли под стражу человека, который продал его вам.

— Мое слово против их, — сказал аббат.

Моя надежда, которая росла с каждой новой уликой против аббата, быстро рухнула вниз. Аббату нужно только поклясться. Все, что ему нужно было сделать, это сказать моим людям, что герцог хочет контролировать меня и выдвигает обвинения, чтобы помешать мне выполнить мой священный долг, исполнив Древний обет. Кто осмелится выступить против аббата, не опасаясь за свою жизнь? Чувство безнадежности заполнило мою грудь. Герцог обменялся многозначительным взглядом с Дерриком.

— Если вы все не развернетесь, и не уедете отсюда, — сказал аббат, и в его голосе зазвенела победа, — и не оставите Эшби навсегда, я начну причинять ей боль.

Деррик пошевелился и стиснул зубы от едва сдерживаемого гнева.

— Если ты отдашь ее добровольно, — ответил герцог, — мы можем сохранить тебе жизнь.

Тонкие пальцы аббата впились в меня. Кто этот человек? Заботился ли он обо мне вообще? Или он помогал мне из-за эгоизма своего сердца ради контроля, который надеялся получить над моими землями, когда я, наконец, буду заперта в монастыре?

— Я не стал бы утруждать себя советами ее светлости только для того, чтобы вы пришли сюда в последнюю минуту и украли все, что принадлежит мне по праву, и лишили меня мечты о строительстве святой империи.

Теперь, когда вся правда выплыла наружу, мои плечи поникли от его предательства:

— Я думала, вы любите меня. — Мой голос дрожал, но мне было все равно. — Я думала, что вы действительно хотите для меня лучшего, но на самом деле речь идет только о том, как получить все это?

— Я и хочу лучшего для вашей души, дитя мое. — Его голос мягко прозвучал у моего уха. — Но сейчас вы слишком влюблены в рыцаря. Вы стали жеманной дурочкой. И вы вынудили меня прибегнуть к насилию.

— Передайте ее мне. — Голос герцога прогремел по всей церкви. — Это ваш последний шанс.

Всплеск неповиновения поднялся внутри меня. Я не хотела, чтобы меня считали жеманной дурочкой. Не давая себе времени обдумать следующий шаг, я отшвырнула нож от горла, застигнув аббата врасплох, и пригнулась, как это делал Деррик во время боя.

— Давай! — закричал герцог.

По команде Деррик метнул кинжал в сторону аббата. Я опустилась ниже и закрыла голову руками. Острый клинок с глухим звуком вонзился в грудь аббата, не давая ему шанса среагировать. Он вскрикнул от боли, упал навзничь и ударился головой об алтарь. На какое-то время у него перехватило дыхание. Затем он испустил последний вздох и безжизненно распластался на полу.

Все было кончено. Кошмар наконец закончился. Несмотря на это, мое тело неудержимо дрожало.

— Розмари, — позвал Деррик, подбегая ко мне.

Он был рядом и притянул меня к себе. Я поняла, что его руки обнимают меня, прижимают мою голову к его груди.

— Вы были храбрая, миледи, — прошептал он мне на ухо. — Не знаю, осмелился бы я бросить кинжал, если бы вы стояли близко к нему.

Я не сомневалась, что он все равно бросил бы его и оставил бы свой след. Тем не менее, я сделала что-то смелое. Возможно, это было предзнаменованием того, что я смогу смотреть так же в будущее.

Деррик отодвинул меня от себя, и потянулся к порезу на моей шее. Я

вздрогнула от нежного прикосновения. Его глаза потемнели, превратившись в грозовые тучи. Я подняла связанные руки и храбро коснулась шрама под его глазом, а затем щеки. При моем прикосновении он схватил меня и снова крепко обнял, зарывшись лицом в мои волосы, которые распустились и теперь падали спутанными волнами. Он глубоко вздохнул и прошептал мне на ухо:

— Я думал, что потеряю вас прежде, чем смогу сказать, что люблю вас.

Волна изумления пробежала по мне.

— Деррик, — прошептала я в ответ хриплым голосом.

Прежде чем я успела сказать слова любви, он зарылся лицом в мои волосы, так что его губы коснулись моего уха.

— Я люблю вас, Розмари. Простите, что не сказал вам раньше.

Я таяла в его объятиях, наслаждаясь тяжелым вздыманием и опусканием его груди. Как можно умереть в одно мгновение и оказаться в объятиях человека, которого любишь?

— Деррик, — начала я снова, но остановилась, поняв, что обращаюсь к нему по имени, хотя он не давал мне разрешения на это.

Он отстранился и выжидающе посмотрел на меня, его брови изогнулись, уверив меня, что он точно знал, что я пыталась сказать ему. Я

покраснела, вдруг осознав, что другие три рыцаря видели наше проявления в любви и стояли достаточно близко, чтобы услышать наш разговор.

— Миледи. — сказал он, склонив голову в ожидании.

Я должна была произнести слова, горящие в моей груди, наполняющие меня. Хотя в последние недели я столкнулась с трудным выбором, теперь я без сомнения знала дальнейший ход своей жизни.

— Мне нигде не хочется быть на этой земле, кроме как с вами.

Улыбка медленно появилась на его губах:

— Значит ли это, что я выиграл конкурс?

— Конечно, ты победитель, грязный кусок подонка из темницы, –

крикнул сэр Коллин, собирая раненых охранников. — У нас не было ни единого шанса, как только ты начал прилагать свои усилия.

— Я думаю, нам нужно как можно скорее женить тебя за леди Розмари,

— сказал сэр Беннет со своего места рядом с аббатом, вытаскивая кинжал из груди мужчины. — Поскольку ты, очевидно, не можешь держать свои руки подальше от нее.

Я отстранилась от Деррика, пылая от смущения. Но не успела отойти –

он схватил веревку, все еще связывающую мои руки, не давая мне убежать, и быстрым движением кинжала разрезал путы. Потом притянул меня к себе и прикоснулся к моей щеке с такой нежностью, которая казалась не могла быть в человеке его силы и доблести. Его большой палец нежно ласкал мою кожу, а взгляд опустился на губы, будто он собирался поцеловать меня. Все внутри меня горело от предвкушения.

— Скоро, — прошептал он, отрывая от моих губ свой взгляд, светившиеся обещанием.

— Уже поздно, — сказал Герцог. — Я найду священника и скажу ему, чтобы он немедленно шел в церковь.

Он подхватил Труди на руки и уже шагал через церковь, унося ее в лазарет.

Деррик нахмурил брови:

— Нет. — Он встал и помог мне подняться на ноги.

Трое рыцарей остановились и уставились на него.

— Если уж я собрался это сделать, то сделаю как следует. — Его голос и взгляд не терпели возражений. — У нас есть время до полуночи, не так ли?

— Да, — сказал герцог, бережно обнимая Труди. — Но я думаю, чем скорее, тем лучше.

— Согласен, — сказал Деррик, поворачиваясь ко мне с нежной улыбкой, от которой у меня внутри все перевернулось. — Но сначала я должен сделать это.

Он опустился передо мной на колени, взял мою руку в свою и поднес к губам для нежного поцелуя, от которого мне захотелось большего. В его глазах кружилось желание:

— Миледи, — сказал он низким голосом, переполненным эмоциями. — Я

люблю вас больше жизни. И буду любить до конца дней своих.

Его слова пронзили меня и прогнали все тревоги последних дней.

— Перед этими людьми — моими лучшими друзьями, которых только может иметь человек, и перед Богом, как моим свидетелем, я клянусь вам в моей преданности, в преданности моего сердца и своей жизнью. И прошу взамен только вас. — Он посмотрел на меня ясными честными глазами, умоляющими вернуть то, что и без того принадлежало ему.

— Я ваша.

Его улыбка расцвела от счастья, которое он не смог сдержать:

— Значит, вы выйдете за меня замуж?

— Без колебаний.

Сэр Коллин издал торжествующий возглас, эхом отозвавшийся в пустой церкви, сэр Беннет поклонился в знак поздравления.

— Вы заслуживаете лучшего, чем жениха, покрытого кровью и грязью,

— сказал Деррик, переплетая свои пальцы с моими.

— И вам нужно перевязать раны, сэр, — согласилась я, хмуро разглядывая пятна крови на его ноге и руке.

— Только ванна и смена одежды, — поспешил он. — По крайней мере, хотя бы этого вы заслуживаете.

— А как насчет свадьбы в замке, в моем розовом саду после нашего преображения?

Он засомневался, посмотрел на своих друзей, которые кивнули, а затем крепче сжал мою руку:

— Но только если вы гарантируете, что не будет никаких задержек.

— Без задержек, — согласилась я, надеясь, что моя улыбка не была слишком нетерпеливой.

Вечернее небо на западе приняло оттенок розового — цвета роз, которые окружали меня. Легкий ветерок колыхал прозрачное платье бледнорозового цвета, которое я надевала в день встречи с рыцарями. Служанка расчесала мне волосы до блеска, и теперь они ниспадали мерцающими волнами. Лицо было прикрыто вуалью, прикрепленной к венку из роз.

— Ты сделала правильный выбор, дорогая, — прошептал герцог, провожая меня к трем благородным рыцарям, ожидавшими в саду вместе со священником.

Они привели себя в порядок и теперь смотрели на меня с восхищением.

— Вы знали, что я влюблюсь в сэра Деррика, ваша светлость? –

Спросила я.

— Да. Он тот, кого я выбрал для тебя. Мне просто нужно было, чтобы вы сами поняли, как хорошо подходите.

— Думаю, мы хорошо уравновесим друг друга. — Мой взгляд упал на сильного коренастого человека, покрытого шрамами, стоявшего впереди рыцарей. Он не сводил с меня глаз, пока я медленно шла к нему. — Он силен там, где я слаба. А у меня есть сила, которая также может победить его слабости.

— Вы будете делать великие дела вместе. — Герцог сжал мою руку.

Как только я приблизилась к Деррику, замерцали первые звезды, как будто сам Бог разбрызгал по небу алмазы по этому случаю.

— Твоя невеста, сын мой, — сказал герцог, положив мою руку на руку

Деррика.

Мой жених расправил плечи. В чистой тунике и темной куртке, со свежевыбритым подбородком и зачесанными назад волосами, он светился грубой красотой, и мое сердце затрепетало в странном танце.

— Миледи, — прошептал он. Медленно, почти благоговейно, он приподнял мою вуаль и откинул ее назад. — Вы прекрасны.

Он неторопливо изучал мое лицо, потом сосредоточился на губах. На этот раз в его глазах была решимость, которая говорила, что он не свернет ни сейчас, ни потом. Тепло растеклось глубоко внутри меня.

— Миледи, — повторил он, поднимая на меня глаза. — Я терпеливо ждал, чтобы получить приз, который вы мне должны. Но сегодня, сейчас, мое терпение лопнуло.

— Какой приз вы имеете в виду, сэр? — Я задрожала, прекрасно понимая, чего он хочет.

— Показать вам? — Прошептал он, наклоняясь ко мне.

Я кивнула. Он поднял руку к моей щеке, касаясь моей кожи мягким прикосновением. Наклонился ближе, и его дыхание обожгло мои губы. В

безмерно сладком мгновении его губы прижались к моим, свидетельствуя, что я принадлежу ему. Я наклонилась и отдалась во власть чувств. Долгое незабываемое мгновение мы были на краю рая только вдвоем.

— Ты не нуждаешься в подсказках, — раздался дразнящий голос сэра

Коллина рядом с Дерриком, сопровождаемый низким гулом смеха других.

Я отстранилась, румянец разлился по моим щекам, но я смело улыбнулась навстречу гордой улыбке Деррика:

— Возможно, позже вам придется снова потребовать свой приз, сэр, –

прошептала я.

Его улыбка стала шире:

— Вам достаточно только пожелать, чтобы это стало приказом для меня.

Эпилог

При звуке трубы, сигнализирующей о возвращении Деррика, мой пульс забарабанил.

— Он рано вернулся, — сказала Труди, завязывая шнуровку на моем корсаже. — Я еще даже не начала причесывать вас.

— Мои волосы и так в порядке. — Я поднялась со скамейки перед туалетным столиком, не в силах сдержать нетерпение.

— Но разве мы не должны уложить их, миледи? На вечер?

Я была уже на полпути к двери, и мои волосы каскадом рассыпались вокруг меня:

— Я не могу ждать пока их уложат.

Труди хмыкнула, но ее лицо смягчилось. Через два месяца раны, нанесенные ей, наконец-то начали исчезать. Она покачала головой, загадочно улыбнулась и помахала мне рукой:

— Тогда бегите.

Я улыбнулась в ответ. Хотя я еще ни с кем не делилась этой новостью, но была уверена, что Труди знает обо всем, тем более после осмотра врача этим утром. С каждым мгновением мое сердце билось все громче, и я выбежала в коридор. Слабый свет осеннего вечера заставил зажечь свечи раньше обычного.

— Он дома, миледи. — Бартоломью одарил меня одной из своих зияющих пустотой, но милых улыбок.

Я решила щедро вознаградить старого гвардейца деньгами и землей за то, что он помог Деррику сбежать из тюрьмы, но Бартоломью не принял ничего, кроме обещания, что он сможет продолжать служить мне, как всегда.

— Я знал, что он уедет ненадолго, — сказал Бартоломью, и глаза его весело блеснули. — Он просто не может быть вдали от вас, миледи.

— Я тоже, — сказала я широко улыбаясь.

Это был первый день, когда я не поехала с ним объезжать наши земли, чтобы оценить и запланировать изменения. Когда я днем сообщила ему, что не поеду с ним, он хотел отложить поездку, но я настояла, чтобы ехал без меня. И он неохотно, после долгих уговоров послушался.

Я последовала за Бартоломью, который повел меня вниз по винтовой лестнице в парадный зал. Деррик уже въехал на территорию замка, но я знала, что чтобы добраться до внутреннего двора, спешиться и передать лошадь одному из конюхов должно пройти какое-то время. Тем не менее, я хотела встретить его, хотела первой поприветствовать, когда он войдет в замок. И была удивлена, когда, проходя по коридору к парадному залу, услышала шум, доносящийся от главного входа. Мой новый привратник бежал к дверям.

Мне было грустно отправлять Джеймса искать работу в другом месте, но, узнав о его роли в помощи аббату, Деррик захотел запереть Джеймса в темнице пока он не умрет там. Однако я была убеждена, что в глубине души

Джеймс считал, что действует во благо мне, он верил, как и я, что аббат, действительно, заботится обо мне. Никто даже не предполагал, что аббата беспокоила только возможность контролировать меня, чтобы в конечном счете управлять моими землями. Вместо того чтобы наказывать Джеймса, я, убедила Деррика отпустить его с условием, что он уедет далеко и никогда не вернется.

Шум у парадных дверей становился все настойчивее, пока через коридор я не увидела, как новый привратник открывает их. У меня перехватило дыхание при виде Деррика, входящего в замок. Мне казалось, что его лицо с каждым днем становилось еще более привлекательным.

Коротко переговорив с привратником, он бросился к лестнице.

— Милорд, — позвала я из центра парадного зала.

Мой голос остановил его. Он обернулся, увидел меня и направился ко мне быстрыми, твердыми шагами, которые отдавались эхом решимости. С

его приближением мое сердце билось все громче и громче, усиливаясь под его пристальным взглядом. Он не замедлял шаг и смотрел прямо на мои губы с такой целеустремленностью, что я задрожала от желания, поднимающегося во мне. Практически добежав до меня, он быстро схватил меня, притянул к себе и сжал в объятиях. Его губы опустились на мои с такой яростью, что жар отозвался в кончиках пальцев. На долгое мгновение я потерялась в его поцелуе и объятиях, пока, наконец, он не оторвался. Сделав глубокий вдох, Деррик хрипло прошептал мне на ухо:

— Я скучал по тебе сегодня.

Я улыбнулась:

— Я тоже по тебе скучала.

— Уж точно не так сильно, как я.

Он провел мягкой дорожкой поцелуев по моему уху, заставляя меня почти забыть о причине моей поспешности:

— Я думала о тебе каждую минуту, — прошептала я.

— Просто пообещай, что больше никогда так со мной не поступишь.

Обещай, что будешь каждый раз ездить со мной.

Его руки запутались в моих волосах, расчесывая длинные пряди и зарываясь лицом в них. Он сделал глубокий вдох:

— Люди ждут тебя. Они любят тебя.

— Тебя они тоже любят.

— Не так сильно, как тебя.

Я была благодарна им за, то что, когда я приняла управление своими землями, они с готовностью подчинились мне. Я уже доказала им свою преданность и сострадание, и, к счастью, они уважали меня за это.

— Я ненавижу быть вдали от тебя, — прошептал он, притягивая меня ближе. — Пожалуйста, обещай, что мне не придется делать это снова.

— Я не могу обещать этого, милорд, — сказала я застенчиво.

Он замер.

— Хотя мне будет неприятно оставлять тебя одного, — поспешила я, — я не могу обещать, что буду с тобой каждый раз… — Он отстранился и пристально посмотрел на меня внезапно потемневшими серыми глазами. –

По крайней мере, в ближайшие семь месяцев.

Его взгляд наткнулся на мой, светясь вопросами и ища ответы. Я

благоговейно положила руку на живот. Он посмотрел на мою руку, и снова перевел взгляд на меня — лицо светилось, усталости как не бывало:

— Значит, ты…?

— У нас будет ребенок, — прошептала я.

Он расплылся в улыбке. Он поцеловал меня и, выкрикнув новость для всех слуг, притянул в свои объятия.

Я знала, как сильно он хотел семью. После стольких лет оплакивая того, кого потерял в детстве, наконец-то, он был готов начать строить новую жизнь и продолжить собственный род. И я испытала огромное облегчение, убедившись, что у меня не будет таких же проблем с зачатием, как у моей матери.

— Спасибо, — прошептал он, крепко обнимая меня.

— Давай поблагодарим того, кто больше всего этого заслуживает.

Со счастливой улыбкой он повел меня в часовню, где мы вознесли благодарственные молитвы Богу за все, что он дал нам. Каждый день я благодарила его за возможность служить ему рядом с моим мужем, за то, что я получила благословение испытать настоящую любовь. Я была более чем благодарна герцогу за его мудрость, любовь и руководство. И я была благодарна, что мое одиночество закончилось, что я обрела не только спутника жизни, но и друзей.

Помолившись и поужинав вместе, мы закончили наш день, как обычно, перед очагом, играя в шахматы.

— Пэп сегодня ведет себя странно, — сказал Деррик после одного из своих опрометчивых ходов.

Пес только поднял голову, высунул язык в подобии улыбки, а затем снова положил голову на лапы. Я наклонилась и почесала его по пушистой белой голове. Впервые за несколько недель он лежал рядом со мной, чего не случалось с тех пор, как Деррик стал хозяином замка. Он относился к своему новому хозяину с такой же преданностью и любовью, как и я.

Деррик улыбнулся ему:

— Ты думаешь, он знает? — Я изучала собаку, его настороженность, беспокойную позу. — Думаешь, он чувствует, что у нас будет ребенок?

— Думаю, что да.

Деррик наклонился и ласково похлопал пса по спине:

— Я думаю, он знает, как сильно я хочу защитить тебя и ребенка, поэтому он просто выполняет мои приказы.

— Ну, если это то, что нужно, чтобы снова завоевать любовь моей собаки, тогда мне придется делать это чаще.

Улыбка Деррика стала еще шире.

В этот момент Пэп поднял голову и посмотрел в сторону прихожей.

Через несколько секунд вошел новый привратник:

— Прошу прощения за вторжение, милорд. Но только что прибыл гонец.

В простом лице привратника было что-то такое, что заставило меня забеспокоиться. Словно почувствовав серьезность послания, Деррик быстро поднялся на ноги:

— От кого?

Привратник протянул ему кольцо. Даже на расстоянии я четко увидела крест в центре кольца. Он мог принадлежать только одному человеку во всей стране — Благороднейшему рыцарю, герцогу Ривенширу. Улыбка Деррика исчезла. Челюсть напряглась. Под чистой туникой, заиграли мускулы рук:

— Его светлость что-то еще передавал?

Привратник пересек комнату и протянул Деррику кольцо и пергамент.

Деррик развернул плотнуюбумагу. Пока он читал, выражение его лица стало серьезным. Наконец он поднял глаза и встретился со мной встревоженным взглядом. Выражение его глаз наполнило меня ужасом:

— Я должен выехать на рассвете.

Я кивнула, молча ожидая продолжения.

— Я могу опоздать на помощь, но должен сделать все возможное, чтобы спасти нашего друга.

Я не стала спрашивать кого он имеет в виду. И так было понятно, что речь идет об одном из благородных рыцарей: сэре Беннете или сэре Коллине

— о самых верных и храбрых друзьях, какие только могут быть у человека.

— Его повесят, выпотрошат и четвертуют.

Меня передернуло. Хотя я закалилась, столкнувшись со страхами и кошмарами пыток, мое сердце все еще оставалось нежным:

— Тогда ты должен идти.

Деррик взял меня за руку и страстно сжал ее:

— Даже если я буду ненавидеть каждую секунду, проведенную вдали от тебя, я должен сделать это. Я должен бороться, чтобы спасти ему жизнь. подругому я не могу…

Я кивнула. Я знала, что по-другому он не сможет.

Деррик погладил меня по щеке в последний раз, затем развернулся и вышел из парадного зала, его шаги отдавались прощальным эхом.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Эпилог